Скоро я стану неуязвим
Остин Гроссман








Роман американского писателя и сценариста видеоигр (в их числе — «System Shock», «Deus Ex», «Clive Barker's Undying», «Thief: Deadly Shadows», «Tomb Raider: Legend») Остина Гроссмана построен как чередование рассказов двух персонажей — Доктора Невозможного и Фаталь. Доктор Невозможный называет себя суперзлодеем вида «безумный гений» — он страдает от «злокачественной гиперкогнитивной дисфункции» (синдром «злого умника»). Фаталь — это киборг женского пола. Роман начинается с того, что она присоединяется к группе супергероев под названием «Чемпионы»…

Это электронное издание — дебютная книга автора на русском языке.






Остин Гроссман

Скоро я стану неуязвим


Моим родителям, Аллену и Джудит Гроссман






Часть первая





Глава первая

Опять в тюрьме


На сегодняшний день планета Земля насчитывает одну тысячу шестьсот восемьдесят шесть усовершенствованных, одаренных или иным образом наделенных суперспособностями личностей. Сто двадцать шесть из них — рядовые граждане, живущие обычной жизнью. Тридцать восемь содержатся в научно-исследовательских заведениях, финансируемых Министерством обороны США или его зарубежными аналогами. Двести двадцать шесть — создания, способные существовать лишь в водной среде, в океане. Двадцать девять жестко локализованы, это священные деревья, духи мест, Сфинкс и пирамида Хеопса. Двадцать пять — микроскопические организмы (включая Элементарную семерку). Трое — собаки; четверо — коты; одна птица. Шестеро созданы из газа. Одно — подвижная электрическая аномалия, скорее даже погодное явление, а не существо. Семьдесят семь — инопланетные гости. Тридцать восемь — неизвестно где. Сорок одно — вне континуума, эмигранты на постоянное место жительства в альтернативные реальности и ответвляющиеся временные потоки Земли.

Шестьсот семьдесят восемь используют свои способности для борьбы с преступностью, а четыреста сорок один — для совершения преступлений. Сорок четыре в данный момент содержатся в специальных зонах для особо одаренных преступников. Интересно отметить, что среди последних необычайно много людей с исключительным (свыше трехсот баллов) коэффициентом интеллекта — восемнадцать человек, включая меня.

Я не знаю, почему умный человек тяготеет к злу. Просто так уж получается на крайнем правом конце кривой нормального распределения умственных способностей — стоит только проверить интеллект у шести миллиардов человек и выбрать дюжину лучших результатов. Представьте себя на этой кривой; представьте, что скатываетесь по правой дуге, к самым умным, все ниже и ниже; изгиб постепенно выравнивается, вы движетесь дальше, за миллион самых умных, за десять тысяч самых-самых умных (намного умнее тех, с кем обычно сталкиваются нормальные люди), мимо лучшей тысячи (здесь сразу становится гораздо просторней) — к последней сотне (это уже не кривая линия, а редкие точки тут и там). Спуститесь к последним песчинкам, к самым умным из самых-самых, к уникально редким. Естественно, они немножко со странностями. Вот только по-прежнему непонятно, отчего мы все кончаем тюрьмой.




Подъем у меня в 6:30 утра, на полчаса раньше остальных заключенных. В камере нет мебели; для сна здесь дозволяется растянуться на прямоугольнике, выкрашенном зеленой краской. Впрочем, мне с моей кожей это безразлично. Тюрьма сертифицирована для содержания суперпреступников с искусственно развитыми способностями, но я здесь — единственный особый обитатель. Я для них — образцовый экспонат, гордость системы, диковинка, которую губернатор непременно показывает всем почетным гостям. Они приходят посмотреть на представление, на тигра в клетке… и я их не разочаровываю.

Охранник барабанит дубинкой по плексигласу, и я, неторопливо поднявшись, ступаю в красный круг: меня просвечивают всевозможными способами — магнитным полем, рентгеновскими лучами, проникающей радиацией и так далее. Потом разрешают одеться. Дают на это восемь минут, пока проверяют маршрут следования. За восемь минут можно много чего передумать… Я размышляю о том, что буду делать, когда выберусь отсюда. Я думаю о прошлом.

Будь у меня бумага и ручка, я написал бы учебник, источник вдохновения и полезных советов для следующего поколения преступников в масках, талантливых негодяев и одиноких гениев — тех, кого приучили сознавать свою непохожесть, и тех, кто с самого начала чувствовал себя иным. Тех, кому хватает ума чего-нибудь придумать. Им многое нужно услышать. И кто-то должен им об этом рассказать.




Я — не уголовник. Я не угонял машины, не продавал героин, не выхватывал сумки у старушек. Я создал фотонный реактор в 1978 году, орбитальную плазменную пушку в 1979 и огромного робота с глазами-лазерами в 1984. Двенадцать раз я пытался захватить власть над миром, и мне это почти удалось, так что останавливаться я не собираюсь.

Когда меня лишают свободы, то дело мое рассматривается в Международном суде — фактически, я в этом мире суверенная сила. Вы видели подобные суды: над Элементалом, над Взбрыкнувшим Конем, над Доктором Стоунхенджем. Таких людей сажают в клетки из стекла и стали. Я ведь по-прежнему опасен, даже лишенный всех своих приспособлений и устройств… Зеваки таращатся, не веря глазам. Длиннейший список обвинений зачитывают, точно список наград. В общем-то, суда никакого и не происходит — подсудимый наверняка виновен. Но если вести себя прилично, то в конце позволят что-нибудь сказать.

Задают вопросы. Хотят знать: почему? зачем?

— Зачем вы… загипнотизировали президента? Зачем вы… захватили «Кемикэл Бэнк»?

Я — самый умный человек в мире. Бывало, я появлялся на публике в плаще, я сражался с теми, кто умеет летать, у кого металлическая кожа, кто способен убивать одним взглядом. Я успешно мерялся силами со Сполохом, «Супер-Эскадроном» и «Чемпионами». А теперь я стою в очереди в столовой среди недотеп, попавшихся на подделке чеков; раздумываю, останется ли шоколадное молоко в автомате, а еще — сделал ли умнейший человек в мире самый умный шаг в своей жизни.




Я — в дверях, в кольце вооруженных охранников; трое специалистов с целым чемоданом приборов осматривают камеру. Со всех сторон из-за решеток несутся крики, свист и ободряющие вопли. Всем хочется шоу. Но я шагаю мимо, под конвоем двух охранников, закованных в броню и до зубов вооруженных по последнему слову техники. Вам всем придется подождать — сначала пройду я, а уж потом объявят утреннее построение.

Тюрьма полнится слухами о моих способностях. Заключенные верят, что глаза мои способны испускать лазерные лучи, что от моего прикосновения бьет током, что кожа моя ядовита, что я умею проходить сквозь стены, что я все слышу. Все вешают на меня — украденные ложки и вилки, незапертые двери. Я с гордостью узнал, что возникла даже банда имени меня: «Невозможные», по большей части — из бывших «белых воротничков».

Мне дозволено общаться с обычными заключенными во время обеда и во дворе на прогулке, но за столом я всегда один. Я слишком часто обводил своих тюремщиков вокруг пальца — то ловкостью, то хитростью. В конце концов, мне стали выдавать еду на одноразовых тарелках; когда возвращаю поднос, пересчитывают пластиковые приборы. Дважды. Пока я ем, один охранник следит за руками, другой проверяет, что делается под столом. Перед едой я должен закатать рукава и показать руки с обеих сторон, точно фокусник.




Кстати, о руках. Кожа прохладная — если интересно, примерно 96,1 градус по Фаренгейту[1 - 35,6 °C. — Здесь и далее примеч. пер.] — и плотная, точно накрахмаленная рубашка. Выстрелы мне не страшны; пять пуль отскочило во время прошлого задержания, когда я уходил от погони по Седьмой авеню, изнывая от жары в толстом плаще и шлеме. Синяки еще не совсем сошли.

Есть у меня и парочка других трюков. Я силен, гораздо сильнее, чем характерно для млекопитающего моих габаритов. При наличии времени и желания я способен опрокинуть прицеп или вырвать из стены банкомат. Впрочем, я не разношу все подряд — не собственными руками. Эту часть работы делала Лили… когда мы работали вместе. Я-то больше по науке. Это основная причина моего содержания в Особом тюремном крыле — там, где все предметы, вплоть до душевых разбрызгивателей, либо выполнены из титана, либо утоплены на два дюйма[2 - 1 дюйм равен 2,54 см.] в железобетон. Я также двигаюсь быстрее, чем следовало бы — что-то в нейронах поменялось после несчастного случая.

Время от времени ко мне пристают заключенные из новеньких — надеются заработать авторитет, ломая о мои ребра то самодельный нож, то украденный карандаш, а то и заточенную металлическую ложку. Такое случается во время еды или во дворе, на прогулке. Все вокруг настороженно умолкают, стоит такому новичку вступить в волшебный круг, в пустое, движущееся вместе со мной пространство. Охранники никогда не вмешиваются; то ли тактика у них такая — разобщить меня и остальных заключенных, то ли просто любят наблюдать за моими фокусами, вновь и вновь убеждаться, что охраняют четвертого из самых отъявленных негодяев на свете. Я неторопливо выпрямляюсь на металлическом стуле, опускаю единственную пластиковую ложку на складной стол.

Резкий замах, удар; потом тишина; звенит сигнал тревоги; полузадушенный хрип. Охранники уносят безвольную кучу тряпья, а меня снова оставляют в покое — до следующего раза, пока очередной татуированный придурок не предпримет новую попытку. Мне хочется продолжить, броситься на всех вокруг, биться насмерть, рухнуть под градом пуль… но я всегда сдерживаюсь. Я умнее. Есть глупые преступники, есть умные преступники… и есть я.

Так, чтобы вы знали: я ничего не утратил — не стал безопаснее оттого лишь, что лишился всех своих устройств, всех приспособлений и спецпояса с инструментами. Я по-прежнему блистательный, ужасный, дьявольский Доктор Невозможный, черт побери! А еще я неуязвим!




У каждого супергероя свой исток, свое происхождение. Они раздувают из этого целую историю — историю о том, как обрели свои способности и миссию. Одни выходят на тропу борьбы со злом после укуса радиоактивного паука; другие после встречи с бродячим космическим божеством отправляются на поиски каких-то там скрижалей; кто-то еще решает отомстить за погибших родственников. А что злодеи? Мы появляемся на сцене в специальных костюмах, со злобной ухмылкой, экстравагантно изливаем неизъяснимую неприязнь к миру с помощью гигантских пушек или космических червоточин. Но отчего мы грабим банки, вместо того, чтобы их охранять? Зачем я заморозил Верховный Суд, притворился Папой, захватил Луну?

Между прочим, я знаю, что у них на меня почти ничего нет. Несколько вымышленных имен, газетные вырезки, показания парочки старых врагов. Школьный аттестат и, разумеется, рапорт о том, давнем происшествии. Еще бы, вспышку было видно на много миль вокруг. Об этом вспоминают все, кто рассуждает о моей сущности, кто убежден, что я — нерд с тем еще гонором и полным отсутствием навыков работы в лаборатории. Но был и другой несчастный случай — тот, которого никто не заметил, медленная катастрофа, начавшаяся в день моего появления на свет. Теперь ей дали название — «злокачественная гиперкогнитивная дисфункция». В этой проблеме пытаются разобраться с моей помощью, пробуя разобраться, чьи глаза глядят из-под маски тридцать лет спустя.

У меня тут есть психотерапевт — «Стив», тип с грустными глазами, сторонник рогерианских методов терапии. Меня таскают к нему на прием дважды в неделю, водят в давно заброшенный учебный кабинет. «Вы сердитесь?» «Что вы действительно хотели украсть?» О, сколько я мог бы ему рассказать — вселенские тайны! Но он все выспрашивает меня про детство. Я пытаюсь успокоиться, напоминаю себе: если укокошить этого придурка, мне просто пришлют другого.

Могло быть и хуже… Злодеям известно о тайной тюрьме в пустыне Невады, о самых надежных супертемницах: для тех, кого поймали, но боятся, для тех, кого не могут убить, но едва способны контролировать, существуют шахты пятидесятиметровой глубины, заполненные бетоном и ледяные камеры, где температура близка к абсолютному нолю. Я здесь — а значит, со мной просто забавляются; я — в пасти льва. Не следует их слишком уж пугать. Стив все пристает с вопросами: «Кто вас впервые ударил?» «Когда вы уехали из дома?» «Почему вы хотели управлять миром? Вам недоставало власти?» Прошлое надвигается… От фотографической памяти не скрыться…

При моей работе опасно рассказывать слишком много; теперь я это знаю. А в прошлый раз я все рассказал — я прокололся, объяснил, что и как буду делать, почему никому нет спасения. Меня слушали и ухмылялись. Но план мог бы сработать… Я рассчитал точно.




В то утро лил сильный дождь; когда приехал автобус, мир уже выцвел в серый, недвижный эскиз, а сам автобус надвигался на нас грузной громадой. Дождь гулко барабанил по пластиковой крыше остановки; очки мои туманились… Было 6:20 утра; оцепеневший и полусонный, я стоял с родителями на парковке мотеля «Ховард Джонсон» в Айове.

Я понимал, что это особенное утро; полагалось что-то чувствовать в один из Важных Моментов, вроде свадьбы или бар-мицвы… но в моей жизни еще не бывало Важных Моментов, и я не знал, какие они. Часом ранее прозвенел мой будильник; мама упихала меня в колючий свитер, от которого я сразу же начал чесаться. Стояло теплое сентябрьское утро. Мы организованно спустились к машине, проехали по серому, тихому городку, миновали пустынный центр, свернули на парковку. Мама заглушила двигатель. На минуту опустилась тишина, только дождь стучал по крыше. Отец сказал: «Мы подождем с тобой на остановке», и мы побежали по дымящемуся асфальту в пластиковое убежище. Моросил дождь, по загруженной трассе мчались легковушки и грузовики, а мы все стояли, стояли… Кажется, кто-то что-то сказал.

Я представлял, как осенью жизнь в школе Линкольна начнется без меня. Буквально через несколько дней все мои друзья познакомятся с новыми учителями, а в математическом классе начнут изучать геометрию, проходить теоремы. Еще в июне нам пришло письмо из Министерства просвещения Айовы, в котором предлагалось перевести меня в новую, только что созданную научно-математическую школу Петерсона. За год до этого Министерство провело отборочный экзамен: все, набравшие высший балл, получили такие же приглашения. Со мной провели ряд бесед, все спрашивали, не буду ли я скучать по друзьям или по нашему математику мистеру Рейнольдсу.

Я согласился перевестись. Не думал, что будет так странно, что придется с сумками ждать автобуса… Одноклассники, наверное, запомнят меня, как молчаливого парнишку, который рисовал причудливые картинки, всегда ходил в одном и том же, плакал, уронив еду, но считался настоящим гением в математике… Что же с ним произошло? Куда, куда он исчез?

Подъехал автобус; к нам вышел мужчина, проверил протянутую мной кипу подписанных анкет, забросил мои сумки в приоткрывшееся сбоку багажное отделение. Родители меня обняли, и я поднялся по ступенькам в теплую темноту, пропахшую чужим дыханием. Я неуверенно шел под тусклыми флуоресцентными лампочками, со всех сторон белели чьи-то лица… Наконец я нашел свободное сиденье. Автобус взревел и рванул с остановки. Подумалось, что надо бы в последний раз взглянуть на родителей, но мы уже выехали на автомагистраль и влились в поток автомобилей. Я вдруг разозлился на все: на сопливое утро, на безличное участие родителей, всегда слегка отстраненных, всегда как будто опасавшихся быть рядом со мной; и я обрадовался, что уехал, что не остался с ними, что буду там, где меня никто не знает, подальше от их молчаливого дома, от строгой сдержанности. Мне смутно грезилось, что я возношусь в столбе пламени.

Мы все ехали и ехали… Серое утро постепенно светлело, хотя дождь не прекращался. Почти все ребята спали; автобус каждые двадцать минут останавливался и забирал очередного ученика. Многие наверняка поднялись затемно, чтобы успеть на едущий через весь штат автобус. Мы дремали, кто-то похрапывал, кто-то смотрел в окно… Я сам немножко поспал, хотя странно было закрывать глаза среди стольких незнакомцев. Никто не разговаривал, но между нами совершалось нечто сокровенное; из непривычности этой незабываемой поездки возникало единение. Для нас начинался новый этап жизни; мы срастались в некую общность, в существо, сложившееся из дождливого утра, шума двигателя и сорока восьми дремлющих мозгов.

Первые несколько месяцев нам пришлось спать в спортзале. Ученические спальни не успели доделать, потом их затопило, и все пришлось ремонтировать заново. Чтобы создать видимость личного пространства, развесили простыни. Нас собирали в 9:30 вечера и группами по пятнадцать человек водили в ванную. Забавно было смотреть на ребят из математического класса в пижамах, с зубными щетками, стаканчиками и тюбиками зубной пасты, сонно бредущих к рядам умывальников. Мы видели друг друга так, как видят только родных; возвращались в зал, к своим спальным мешкам, и лежали, разглядывая мох и плесень на потолке. Ровно в 10:15 шумно гасли большие лампы, и начинались перешептывания. Сложно было засыпать в огромном помещении — эхо отражалось от стен. Девочки спали в библиотеке, укладывались между шкафов и парт, но нам об этом не рассказывали; впрочем, я представлял, как там, у них — наверное, было тише, звуки гасли, а не метались по комнате.

Все это превратилось в норму, мы так жили: просыпались, скрючившись на холодном твердом полу спортзала, проводили ночи, свернувшись клубочками. Холодный свет вливался сквозь высокие окна, звук голосов отражался от деревянных трибун и стропил, выкрашенных в голубой цвет — кто-нибудь с утра непременно с воплями носился по залу. У некоторых были плееры, и ребята слушали попсу после отбоя.

Сами занятия мало отличались от тех, которые я помнил по средней школе. Ученики, возможно, были более одаренными, но групповая динамика ничуть не изменилась, как будто ее неизбежно предопределили сами принципы подросткового обучения. Придурки остались придурками, группировки — группировками, а популярные раньше ребята снова сделались популярны. Все шло как прежде; я всерьез и не ждал перемен — я так же молчаливо ел в школьной столовой, как раньше в родительской.

Воспоминания тех времен — словно чужие. Я день за днем хотел стать лучше и сообразительнее. Я был силен, горд, блистательно умен, и всегда это осознавал. Я получил все грамоты и высшие награды, и, поверьте, лишь начинал свое восхождение. Входя в компьютерный класс, пропахший кофе и нагретым пластиком, в гуле флуоресцентных ламп я ощущал себя боксером, учуявшим арену, запах пота и рев толпы.

Я не пытался ни с кем подружиться — лишь по-нердски приятельствовал с несколькими лучшими в классе учениками. Но я, как и всякий подросток, являл собой банальную смесь мелочного высокомерия и малодушного одиночества. Я стыдился, но не мог сдержать готовности угодить. Как можно было отличить меня среди других — меня, удивительно талантливого и на удивление никчемного? Обедал я в одиночестве; и слава всем богам, что дневники мои в один прекрасный день сгорели.

За год до окончания школы я выиграл стипендию Форда — грант на летнее исследование. Я решил не возвращаться домой на каникулы, и стипендия стала удачным предлогом. Мне ужасно не хотелось встречаться с родителями. Уже тогда я надеялся стать другим и никакого отношения не иметь ни к их дому, ни к их тихим разговорам, ни к тому, в чем я лишь много позже опознал доброту.

Я хорошо соображал, но никто даже не догадывался, каким гением я вырасту. Одаренные дети — это ерунда, со временем все более-менее выравниваются. Или нет? Я, может быть, не стал умнее, чем в тот выпускной год, но я знаю теперь гораздо больше. И я уж точно не поглупел.

Так что я не всегда был злодеем. Я учился в хорошей школе. Я писал пространные рассказы о своих безответных увлечениях; один даже напечатали в школьной газете — о девочке, с которой я сталкивался в столовой, в коридорах, на вечеринках, но с которой так и не заговорил. Я не очень сильно отличался от остальных. Вот только стал другим.




Стоит лишь пройти определенный рубеж — и каждый сталкивается с похожими проблемами: как укрепить остров, как экранировать тепловое излучение от собственного ядерного реактора. Первая моя подземная лаборатория была невероятно примитивна — нора под пригородным домом. Однажды утром на пороге появились двое неулыбчивых мужчин в трико и потребовали показать им, над чем я работаю. «Там ничего нет», — сказал я. Они молчали. Я провел их внутрь. Старательно загораживал плечом хитрые замки, но кого я хотел обмануть? Тот, что в белом, смотрел — точно рентгеном просвечивал. Сразу ясно — такому взгляду видны все скелеты.

Я осторожничал, как мог: закупал оборудование под дюжиной вымышленных имен, представлялся чиновником из реальных правительственных контор. Жар реактора поглощала толща воды, а вокруг хватало фоновой радиации, чтобы никто не догадался, чем я занимаюсь. Но, видимо, я на чем-то прокололся. По лестнице мы спускались молча. Вблизи эти двое казались не очень-то дружелюбными. У белого глаза были слишком широко посажены, а вдыхал он не чаще раза в минуту, и тут же быстро выдыхал. Черного я вообще плохо разглядел, лишь слышал какое-то оловянное позвякивание в тишине и треск статического электричества, как будто в животе у него был встроенный радиоприемник. Было как-то неловко, точно гость пукает.

Сразу было понятно, что это у меня первая подземная лаборатория: чересчур жарко из-за реактора, ужасная обстановка. Я хмыкнул, буркнул, включил миниатюрный межпространственный перископ, сколоченный на скорую руку. Окошко ожило, в тумане мелькнул тусклый и чуждый силуэт — голова инопланетного чудовища, одного из тех, что, бывает, парят в эфире, как киты в морских глубинах. Незваные гости смотрели равнодушно. Черный, Кто-то-там-трон, принялся читать мне лекцию о том, как опасно вмешиваться в процессы, которых я не понимаю; их явно бесило, что я не сопротивляюсь. Они ушли, пометив меня как очередного кустарного изобретателя, но я допустил ошибку — попал в систему. Они мою сетчатку запомнили.




Плащ не сильно облегчает человеку личную жизнь. Среди одаренных преступников существует своеобразное перемирие, шаткая, необъявленная и абсолютно ненадежная передышка в борьбе меж роботических армий, рыцарей плаща и кинжала, любителей изображать из себя мистера Бонда. Мой круг, по большей части, — сборище психопатов, инопланетных пришельцев и претендентов на трон. В результате я знакомлюсь с такими, как Лили.

Лили родилась в тридцать пятом веке. Ее вполне можно называть суперзлодейкой, хотя самой Лили такое определение не по вкусу. Каждый, завидев Лили впервые, невольно напрягает взгляд. Она не то чтобы полностью невидима — всего лишь прозрачна, женщина из оргстекла или воды. Когда привыкнешь к ее внешности, замечаешь удлиненный овал лица, который появится у людей через несколько веков в будущем, глубоко посаженные глаза. Эти черты легко распознать после десятка путешествий во времени, после того, как столкнешься с версиями отдаленного будущего: Короли машин, Кочующая планета, Стационарная вселенная, Телефония. Мы встретились, и она взглянула мимо меня, посмотрела сквозь очередного клоуна… а впрочем, с нею у меня гораздо больше общего, чем почти с любым другим знакомцем.

Лили жила в Нью-Джерси, в пору умирания Земли. На планете осталось лишь 200 000 человек, они скитались по пустынным городам и степям — бывшим владениям цивилизации. Лили росла, играя во дворе на тысячу квадратных миль, среди лугов, лесов и автомагистралей. В том мире можно было странствовать неделями и не встретить ни души на всем протяжении старой трассы I-95, растрескавшейся и заросшей сорняками. Позже Лили расскажет мне о рассыпающихся мостах над Ист-Ривер, о потерянном городе Бруклине, о возвышающихся вдалеке башнях Манхэттена… Она присаживалась пообедать на камнях, на набережной, а теплый ветер все ерошил затхлый океан, и воды прибывали год за годом…

Ее родное время было обыкновенным тупиком. В ее рассказах веяло упадком, в ее мире тускнело умирающее солнце, на которое можно было спокойно смотреть, не моргая. Единственный раз появились инопланетяне, но тут же развернулись и молча улетели восвояси. В ее будущем Земля попала под власть особо удачливого рода водорослей, создавших суперколонию по всему северо-западному побережью Америки, задушивших реки и каналы, простершихся на многие мили в море.

Лили специально обучали супергеройству, ее создали как решение всех будущих проблем человечества в результате тщательных исследований и генетического программирования. Команда отчаявшихся ученых трудилась несколько десятилетий, стремясь опередить закат цивилизации, чтобы отправить ее туда, откуда она сможет обеспечить всеобщее спасение. Она была лучшей из них, и ей доверяли.

Последним, что она видела перед отправкой, стало скопище напряженных и храбрых лиц. Отважный доктор Мендельсон, седовласый, с решительным подбородком, коротко пожал ей руку и начал обратный отсчет; мир растворился вдали. Машина, унесшая ее назад во времени, могла сработать лишь раз. Логика была очевидна: героиню вооружили списком целей, одели в «умное» трико, полное разнообразных приспособлений, и поручили спасти мир. Почти невидимая и невероятно сильная, она легко добилась успеха.

Много лет спустя, когда ей удалось построить новую машину и вернуться в собственное время, там все изменилось. Земля, которую она знала, и все остальное исчезло, а на смену явился мир счастливых незнакомцев — не было никогда никакого упадка. И она поняла, что скучает — по тиши, по смиренной скорби ее собственного тридцать пятого века. Лили вернулась к нам, в наше время, и принялась поражать ключевые объекты высокотехнологичной инфраструктуры. Она по-прежнему действует, по-прежнему саботирует мир, пытаясь нащупать ту цепь событий, что стала причиной упадка в ее варианте истории, невидимую нить, ведущую назад, к исчезнувшим развалинам ее настоящего дома.

А второй мой лучший друг — Фараон. Он суперзлодей, а еще он — идиот.




Сегодня по календарю последний день осени. Ночью ударил морозец, холод сочится из самых камней. Большинство заключенных больше не выходят во двор — никто не гуляет, кроме меня и нескольких заядлых курильщиков, лениво пинающих комья грязи, кучкующихся в попытке согреться. Я не помню таких холодов с 1976 года. Ветер гоняет пыль по двору, взметает листву над колючей проволокой, надувает тюремные робы. Деревья вдоль забора стоят голые, лишь дубы едва желтеют. В инфракрасном и ультрафиолетовом спектре различима сеть лучей охраны периметра, а над холмом пульсирует на низких частотах антенна слежения.

Где-то там, вдали, снег засыпает базу Лили. Не знаю, где она находится, но в это время года спрятана довольно хорошо. Бывало, я подстраивался к камерам по периметру — просто так, осмотреть окрестные леса. База теперь глубоко внизу, под слоем снега, сосновых иголок, смерзшейся грязи, под которыми слои мелкого гравия, бетона, водные резервуары и, наконец титан.

В последний раз я видел ее лет шесть назад, в баре. Она курила. Помню, как вспыхнула спичка, влажно блеснув на стеклянной коже, помню чуть видный след — шрам от давнишнего выстрела. Она поднесла сигарету к губам, осторожно затянулась, и дым заклубился в легких, точно джин в бутылке дымчатого стекла. Она соглашалась встречаться со мной исключительно в общественных местах. Пожалуй, мы не доверяли друг другу.

Я так старался устроить эту встречу. Пытался придумать, как позвать ее назад. Мне такие штуки никогда не давались, даже до того, как я пустился в бега. Долго придумывал убедительную причину, по-настоящему значимый для нее аргумент. Но даже суперзлодейкам хочется дружить с героями. Иногда я задумываюсь — может, в мире есть только две разновидности людей?




Суперзлодеям необходимо обладать определенными качествами. Не тратьте время на вторую, публичную ипостась — она для героев. Конечно, удобно было бы снять маску и раствориться в толпе, исчезнуть среди домов и честных тружеников… Быть может, чересчур удобно — какой смысл обладать самым дерзким в мире преступным умом (ну, по крайней попасть в верхнюю четверку), а потом ускользнуть, едва запахнет жареным? Что в этом хорошего, если можно просто исчезнуть? Когда меня арестовывают, то на суде читают литанию из моих преступлений, и с каждым разом список все длиннее и цветистей. Меня судили за преступления на Луне, в иных веках, в других измерениях… и черт бы меня побрал, если бы я стал скрывать свою причастность!

К тому же, никогда мне не хотелось возвращения к прошлому. Такая слабость свойственна героям, но не суперзлодеям. Раз став злодеем, ты рубишь все связи, стремишься на самое дно. Если ты грозишь обрушить астероид на собственную планету, выторговывая себе миллиард долларов или собственный портрет на месте «Моны Лизы», никакие сроки давности тебя не спасут. Такие убеждения требуют особой смелости.

Также следует иметь личного врага. У меня это — Сполох, придурок, наделенный силой и способностями, которые и не снились простым смертным. Если что-то и способно нанести Сполоху вред, я такого не обнаружил — но не думайте, что не искал. Есть и другие — «Чемпионы», ныне разобщенные, но не менее опасные даже сами по себе. Дева, дочь Громобоя, ее бывший муж-гимнаст, и это непонятно откуда взявшееся якобы эльфийское создание. За эти годы я успел сразиться с десятками героев, но Сполох среди них сильнейший. В конце концов, его я создал сам.

Требуется одержимость. Дзета-луч, ключ к абсолютной силе. Тайна мощи Сполоха, пламень, опаливший меня и сделавший вот таким. Еще необходима цель. А именно, завоевать мир.

И нужно кое-что… еще. Не знаю точно, что именно. Причина. Недоступная вам девушка, убийство родителей на ваших глазах, ноющая обида на весь мир. Да что угодно. Я, честно, не знаю, что толкает человека на злодеяния — но отчего-то он становится злодеем.




Может, мне следовало стать героем. Я не дурак, знаете ли, я об этом задумываюсь. Может, мне нужно было присоединиться к программе, вступить в команду победителей — и я бы мог… если бы меня позвали. Но кажется, им не хотелось звать к себе такого, как я. Они всегда воротили носы или попросту меня не замечали. Я-то знаю точно — ведь со многими из них учился еще в школе.

Я узнал, что такое злодей, из теленовостей и репортажей о призовых схватках в Нью-Йорке и Чикаго. Злодеи постоянно проигрывали, какими бы хорошими идеями ни руководствовались. Не понимаю сам, как или когда за меня приняли это решение — но когда бы это ни было, момент давно исчез, утерян столь же безвозвратно, как родная Земля Лили.

Существуют в жизни попросту необратимые моменты. В замедленном кошмаре несчастного случая я пересек лабораторию, не осознавая, что делаю. Я успел обернуться, взглянуть на экраны, увидеть, как пузырится и трескается стекло, как брызжут осколки, услышал звук подошвы, скользнувшей по полу, и настойчивый, певучий стон обезумевшего генератора.

С десяток людей погибли, пытаясь воспроизвести эффект того взрыва. Обернувшись, я увидел собственное будущее, выливающееся из летучей зеленой смеси, записанное невидимыми чернилами. Всю жизнь я ждал, когда со мной хоть что-то произойдет, и вот — когда я был к этому совершенно не готов — случилось. Искривившиеся циферблаты, мечущиеся стрелки, вскипающие зеленью пузыри и дуги электрических разрядов выписали мою историю, алхимические реакции преобразили мою несчастную сущность в силу и могущество, в роботов и крепости, в орбитальные платформы, в костюмы, в инопланетных королей. Мне предстояло объявить войну миру… и мне предстояло проиграть.




Глава вторая

Добро пожаловать в команду


Четыре года назад я решила называть себя «Фаталь». Имя для супергероини. Я выбрала его из списка, что дали мне в больнице, и в ту пору имя казалось мне превосходным выражением моей новой, опасной и сексапильной сущности, кибернетической женщины-загадки. Честно говоря, я тогда сидела на болеутоляющих.

А еще раньше я служила суперагентом в государственной конторе вроде Управления национальной безопасности. Меня уволили с формулировкой «плохо адаптируется к обстоятельствам», но мне больше нравится другое объяснение. Я — супергероиня, одаренная паранормальным могуществом и способностями. Я — сверхчеловек, я вершу добрые дела! Одна из избранных.

Силу я получила случайно; нелепое происшествие в Сан-Паулу… Ничего особенного, просто шла по Руа-Аугуста, как вдруг в меня врезался взбесившийся самосвал, впечатал в стену здания и протащил еще сорок футов по кирпичам. Четыре месяца в реанимации, большая часть из которых — без сознания. Я проведу в больнице три недели в этом году, и в следующем, и, в общем-то, пожизненно.

Как я оказалась в Бразилии, с кем приехала? Не знаю. Воспоминания исчезли после несчастного случая и операции, их место заняли металлическая пластина, система счисления пути и экспериментальный излучатель микроволн. Я листала туристические путеводители, пытаясь пробудить память: может, я приехала на экскурсию? В зоопарк? Даже португальского не знаю…

А впрочем, я все решила. Подписала бумаги, валяясь на больничной койке, напичканная лекарствами; размашисто и решительно нацарапала неразборчивое имя, подспудно чувствуя, что иного выхода нет. В пресс-релизе сочинили, разумеется, полнейшую ересь; впрочем, кого волнует моя веб-страничка? Я еще не выписалась, а на сайте уж вовсю писали про рак и чудесное исцеление. Не знаю, что там напридумывали про мою бабушку и старый дом, и почему мне якобы хотелось стать космонавтом. На самом деле, все гораздо сложнее… все случилось как-то по-дурацки, и до конца неясно мне самой, хотя, конечно, я лишилась большей части исходных мозговых тканей.

«Протеон» настиг меня в Южной Америке. Врачи из этой корпорации приходили несколько раз, когда я была в сознании; вежливые и доброжелательные мужчины, в костюмах и белых халатах, расписывали мне свое уникальное предложение: ах, этот случай — тот самый, один-на-миллион, все очень ждали этой возможности, они для меня — единственный шанс! Мне рассказали о программе «Суперсолдат». Объяснили, что я стану предтечей целой армии таких же супербойцов. И я сказала: «Ладно».

Бразильские доктора консультировались с конструктором искусственных органов из Швейцарии, с тремя американцами — разработчиками программного обеспечения, снабженцем из немецкой армии и пластическим хирургом из Таиланда, прославившимся операциями по смене пола, но основные разработки и переделки были выполнены неизвестным подрядчиком.

Сорок три процента тканей моего родного тела просто исчезли. В основном, с левой стороны: часть меня размазало по мостовой, часть плоти удалили на операционном столе. Мышцы, нервы, кости и кожу. Волосы, ногти, связки, глаз и немало мозговой ткани. Вовнутрь тоже добавили всякой пластиковой начинки.

Вот так неправдоподобно и началась моя карьера супергероя, усовершенствованного транс-, супер-, или метачеловека, называйте как угодно. Того, чем я стала, и чем останусь до конца жизни.




Отражаюсь в металлических стенах овального Зала антикризисного управления: лоскутная женщина из плоти и хрома — напоминание о неудачном дне в Сан-Паулу. Я утратила значительную часть кожи, но обрела металлический скелет и стала на четыре дюйма выше ростом.

Я нахожусь в Манхэттене, на сорок восьмом этаже одного из известных небоскребов, в компании семи самых могущественных героев мира. Повезло, что меня вообще сюда позвали. Еще месяц назад я целыми днями смотрела телевизор и слушала полицейское радио. Трудно быть киборгом в одиночку: у нас куча дорогостоящих проблем с радиочастотами, техобслуживанием и восполнением ресурсов, о которых я, пожалуй, помолчу.

Снова смотрю на свое отражение — выгляжу, что надо: среброволосая, искусно созданная амазонка с высоким хвостом на затылке, сверкающее чудо техники. Из меня готовили боевую модель нового поколения.

Последние несколько часов — как в тумане: взлет с авиабазы в Хэнскоме (три часа ушло на всякие проверки); частная посадочная площадка; толпа журналистов у штаб-квартиры «Чемпионов»; град вопросов о Сполохе. Меня никто не знает. Еще одна длительная проверка; гостевой значок-пропуск.

Конечно, я опаздывала, и все равно зашла в комнату-музей по пути в Зал антикризисного управления «Чемпионов» — взглянуть на памятные сувениры и старые групповые снимки лучшей в мире суперкоманды. Двоих из группы больше нет — два пустых места за столом. Никто не говорит ни слова, но всем очевидно, кого я должна заменить. Выразительное лицо Галатеи сияет с парадных портретов — лицо металлического ангела.

Итак, я прибыла последней. Никто не оборачивается, встреча уже началась. Столько могущества и так близко, что кружится голова. Герои повсюду, невероятно живые, яркие, как картинки с игральных карт… вот только раздача — из разных колод: сумбурный водоворот пестрых рубашек и картинок, закруживший Алису в Стране чудес. Вот мужчина с головой тигра, а рядом — стеклянная женщина. У моей соседки — крылья. Здесь, именно здесь мне хочется быть — среди игроков.

У «Чемпионов» куча денег. Мраморный стол размером с небольшой бассейн, сводчатые потолки, дюжина приборных щитков, мигающих данными со всего мира. Воздух словно дрожит от возбуждения. Здесь сидели величайшие герои мира, со стен глядят их лица десятилетней давности. Кроме двоих пропавших: Галатеи и Сполоха.




— В мире что-то происходит. Приливы становятся выше, а в океанских глубинах упала температура воды. И Сполоха до сих пор нет, — в Зале антикризисного управления Дева вещает о конце света. Мы сидим полукругом, как дети на уроке. Стол подковой изгибается по залу, а Дева парит у противоположной стены, у экранов.

Ее силовое поле вспыхивает то зеленым, то индиго, скрывая обтягивающий багряно-алый комбинезон. Лицо знакомо по журнальным обложкам и тысячам интервью: темные волосы, тонкие и приятные черты, о которых нельзя сказать ничего определенного, странные отметины на шее. Шарм кинозвезды, а вдобавок — не иллюзорная, но вполне реальная власть.

Дева — дочь Громобоя, главы прежнего «Супер-Эскадрона». Редко кто бывает супергероиней по рождению, а вот Деве повезло. Хоть ей и не досталась способность родителя управлять погодой, но девушка унаследовала и силу, и стремительность отца. Она носит мечи — всегда два, для равновесия; оплетенные рукояти торчат из-за спины.

Видеоэкран размером во всю стену, мерцая, демонстрирует атмосферные фронты, места недавно совершенных сверхчеловеками правонарушений, сведения о нескольких суперзлодеях на свободе. Восемь человек за столом в конференц-зале — фактически, самые известные на планете супергерои. Такие знаменитости, как Дикарь, Торжество Радуги и Эльфина. Даже воздух насыщен могуществом. Эти люди — из тех, кто буквально спасает мир.

— Радость моя, мы не встречали серьезной угрозы почти целый год. Я уж было заскучал!

Черный Волк машинально чертит стилусом по КПК, а другой рукой крутит боевой нож. Бывший гимнаст-олимпиец, миллионер, некогда — гроза преступного мира. Строго говоря, особых способностей у него нет, — лишь виртуозное владение собственными кулаками и всякими приемчиками. Отсутствие настоящего супермогущества дает ему своеобразный повод для гордости: Черный Волк с радостью бросал вызов любому неосторожному в высказываниях супергерою, и ни разу не проиграл этих дружеских спаррингов. А еще он — бывший муж Девы.

Ее поле на миг белеет. А потом Дикарь, человек-тигр, саркастически фыркает:

— Может, ты давно не работал? Выйди на улицу!

Дева перебивает:

— Он мог бы хотя бы отозваться! У него, как и у всех, есть надежное сигнальное устройство…

— Я знаю, — отвечает Черный Волк. — Я сам их придумал.

— А вдруг он покинул планету? — спрашиваю я.

— Он бы предупредил. Мы ведь договаривались, — объясняет Дева. Я пытаюсь понять, не сморозила ли глупость.

— Ты всерьез считаешь, что за этим что-то кроется… — тянет Черный Волк, не обращая внимания на мой вопрос.

— И я тоже почувствовал. Расплескалась тьма!

Мы все оборачиваемся к говорящему. Голос Мистера Мистика полон мрачных предчувствий, и, хотя зал залит солнцем, в его углу сгущаются тени. Он, точно фокусник в цирке, одет в смокинг и накидку с алым подбоем, а за пояс заткнул волшебную палочку. Торжество Радуги закатывает глаза. Я бы расхохоталась, если бы не помнила тот сюжет из теленовостей — как Мистик завис высоко в небе над Колорадо, багровыми потоками энергии удерживая падающий спутник над пригородом Денвера.

За окном сверкает на солнце Ист-Ривер. Посреди стола — нетронутый поднос с булочками.

— Тьма? Может, преступность? — Дикарь не говорит, а рычит сквозь выступающие клыки. Он мутант, генетический метачеловек. Массивное существо скорчилось на стуле — такими не рождаются, точно! Наверняка, он принимал участие в программе генетической модификации, но по официальной версии считается, что его облик — результат несчастного случая. Еще у Дикаря есть длинный кошачий хвост, который глухо бьет по плетеной спинке стула.

Я знаю этих людей — их все знают! Они основали «Чемпионов» в начале восьмидесятых, как раз тогда, когда прежний «Супер-Эскадрон» потянулся на покой — те самые Летун и Регина. Новая смена была моложе и симпатичней своих предшественников, казавшихся бессмертными героев послевоенного бума, персонажей с величественными замашками и в ярких костюмах, точно сшитых из флагов несуществующих стран. То поколение скомпрометировало себя интригами и войнами с инопланетными пришельцами, а на смену им пришли франтоватые новички. Золотой век «Супер-Эскадрона» сменился веком Серебряным.

Кое-кто из них уже даже не носит маски. Они больше не прячутся за выдуманными личностями, не строят из себя недотеп из рабочих кварталов; они встречаются с кинозвездами и посещают благотворительные балы. И способности у них гораздо ярче — стремительные, изменчивые, непредсказуемые. Горы мышц вышли из моды, а новое могущество становится воплощением чистого стиля. Состав «Чемпионов» меняется каждые несколько лет, но эти люди — ядро команды, все те, кто был в строю еще до скандального разрыва девять лет назад.

Левым глазом-камерой делаю несколько снимков — а вдруг больше не увижу супергероев так близко? Примечаю все подробности, которых не разглядеть в журналах. Резкие блики света на коже Лили. Дева выглядит почти обыкновенно, но Лили — совсем другая. Она неизменно светится волшебным сиянием. Невероятно, что ее тоже позвали! С ней никто не заговаривает. Даже Черный Волк смотрит с опаской.

— Я не хочу устраивать шумиху. Речь не о том, чтобы собрать старую команду, понятно? Просто неплохо бы кое-кому присмотреться к происходящему… Частным образом.

Черный Волк ерзает на стуле.

— Мы о Сполохе говорим? Он большой мальчик, сам справится!

Я незаметно наблюдаю, отмечаю неестественные движения. Он держит перед собой распечатку — руки сильные, но изящные. Покрыты шрамами и мозолями. Руки пианиста, из которого сделали бойца.

— Появились новые лица, давайте-ка представимся. Я Дева. — Прославленное лицо под маской безучастно.

Они все друг друга знают, но каждый все равно называет свое имя. Догадываюсь, что эта любезность — ради меня.

— Дикарь. — Звук, как хриплый кашель.

— Черный Волк. — Кивнув, он наклоняет голову, как на обложке журнала GQ. Под черным трико угадывается превосходная мускулатура. Ему почти сорок, а на вид — двадцать пять. Генетическое совершенство.

— Торжество Радуги. — Звонкий голосок как в мультфильмах.

— Мистер Мистик. — Идеальный баритон, яркий и звучный. Интересно, может, Мистик был когда-то актером?

— Эльфина. — Шепот детский, но как будто без возраста; такие голоса когда-то возвещали безвременную кончину простодушным юным рыцарям.

— Лили. — Женщина из стекла. От этого имени по комнате разливается отчетливое напряжение. Она так долго была по другую сторону баррикад… Она сильнее большинства присутствующих, и кое-кто из них знает об этом не понаслышке. И вот, явилась в Зазеркалье, в мир героев… Как же она тут очутилась?

Когда очередь доходит до меня, Дева любезно сообщает о моей роли в поимке убийц-снайперов. Ни слова об Управлении национальной безопасности. Я неловко встаю, стесняясь собственного роста, и называю свое новое имя.

— Фаталь. — В голосе металлический звон, который так и не сумели смягчить техники. Сажусь на место, звякая армированным локтем по мраморной столешнице. Я не ношу маску, но сейчас едва сдерживаю желание спрятать свое новое лицо под копной пересаженных серебристых волос. Почти вся моя шевелюра — из нейлона.




Разыскали меня в Бостоне; я проживала остатки вознаграждения за поимку тех самых снайперов плюс выходное пособие от Управления национальной безопасности, выплаченное после аннуляции моего контракта. Супергероем становятся не в один день, а я в те времена находилась в самом низу социальной лестницы. Ночами напролет бродила по Олстону, скрывалась в Роксбери, болталась по Сомервилю,[3 - Олстон, Роксбери, Сомервиль — пригороды Бостона.] настраивала все органы чувств на волны полицейских переговоров и линий экстренного вызова, и мчалась к месту происшествия, стараясь успеть раньше всех. По идее, я выросла в этих районах, но ничего не помнила. Ни денежной выгоды, ни даже супергероического шарма от беготни не получалось, но работать было необходимо. Повезло, что получила тот снайперский заказ.

Однажды я вернулась домой, где на ворсовом ковре перед телевизором стояла Дева. Оценивающе посмотрела на меня. Я, разумеется, знала, кто она такая… а она, похоже, знала обо мне.

— Ты Фаталь, да? — Она чуть сверкнула. Голограмма, проекция — телефонный звонок от супергероя. Левая нога прошла сквозь кофейный столик, купленный в комиссионке — материализоваться в моей конуре было особенно негде. Интересно, где же передатчик?

— Дева? — чуть пригнувшись, я вошла в комнату.

— Я хочу предложить тебе работу. Мы собираем группу для совместного дела. Если тебе это интересно, скоро состоится встреча, — у нас, на Манхэттене. Я так понимаю, ты временно свободна?

— Угу, да… Конечно! Да, еще бы, конечно, интересно! И да… хм… как раз сейчас я ничем не занята.

— Замечательно. Все подробности получишь с курьером. Мы будем ждать. — Изображение моргнуло и исчезло. Не знаю, какого уровня у них технологии, но в нашем городе ничего подобного не увидишь.

Я сообразила, что мне ничего не пообещали. И она не сказала «команда» — в смысле, как у прежних «Чемпионов». Те были, скорее, семьей — даже до того, как Черный Волк и Дева поженились. Но никто не ждал, что так получится снова. Им требовался свободный герой, способный быть техником, как Галатея, но никто не изображал, что ждет восстановления прежних отношений.

Могу представить, что они говорили, когда выбирали меня.

— Ну, кого мы сможем заполучить? Чтобы с техникой «дружил»…

— Звезду Ужаса?

— Э…

— Каллиопу? Аргонавта? Мозголома?

Дружные вопли:

— Какой еще к черту Мозголом?!

— А кто тогда? У нас нет ни физиков, ни технарей…

— Пожалуйста, найдите хоть не самого последнего придурка! Пусть компьютер составит список!

Они изучили компьютерную справку, проверили мои связи и отправили ко мне Деву. Официальное приглашение пришло позже, в тяжелом конверте из плотной хрустящей бумаги. Два дня спустя мне следовало явиться в их штаб-квартиру для ориентационной встречи. В конверте обнаружился и билет на самолет. Я еще ни разу не летала первым классом.




Разговор о Сполохе — старая песня. Они были командой — когда-то; они этим зарабатывали. Поначалу кажется, что все они заржавели. Дева сейчас — так, героиня на полставки. Несмотря на все свои способности, большую часть времени она участвует в благотворительных акциях всяких правозащитных организаций. Эльфина рекламирует собственную линию косметики. Мистер Мистик консультирует странных, но тщательно отбираемых клиентов.

— Ну ладно, допустим, он пропал. И дальше что? — Благодаря врожденному обаянию Черный Волк кажется сопредседателем нашего собрания.

— Кто его последний видел? — спрашивает Дева.

— Я, — спокойно отвечает Черный Волк. — Он прекрасно выглядел.

Черный Волк — единственный человек, сумевший отправить Сполоха в нокаут. Он до сих пор патрулирует улицы, при полном костюме, как бы по совместительству, но главным образом — ради рекламы других своих проектов.

— Он всегда прекрасно выглядит, — замечает Дикарь. Этот до сих пор работает «на земле» (один из немногих супергероев такого уровня), борется с наркоторговлей и преследует грабителей. — Дева? Я слышал, вы с ним общались.

— Я его целый год не видела. В последний раз вместе завалили Невозможного. Он был в отличной форме. Как всегда бесподобен.

Я прислушиваюсь к разговору, но чувствую себя лишней. Я не знакома со Сполохом. Даже не видела его вживую.

— Он всегда с трудом справлялся с магией. Я однажды видел, как в него вонзилась стрела. Какая-то штука вроде волшебной стрелы.

— Тебе волшебных стрел не понять, Черный Волк, — отзывается Мистер Мистик. — Я нынче редко имею дело с подобными вещами, но наведу справки.

— Лесные царства молчат, — вмешивается Эльфина, широко распахнув глаза и шурша крыльями.

Дева тяжело вздыхает.

— Слушайте, вот что я предлагаю. Раньше Сполох всегда приходил на зов, и если он не отозвался, значит, все серьезно. В этом может быть замешан Доктор Невозможный, он ждал именно такого случая. Мы создаем… группу. Собираем людей с суперспособностями. Вы, ребята, вошли в число финалистов.

Это заставляет их задуматься. «Чемпионы» много значили для общества — до того, как распались — и с тех пор основной состав ни разу не собирался в одной комнате.

Им как будто сложно усидеть на месте. Дикарь мечется по залу, бьет хвостом. Дева теребит перевязь одного из мечей. Эльфина взлетает в воздух и пристраивается на компьютерную стойку, почти касаясь потолка зазубренным жутким кончиком длиннющего копья, небрежно зажатого в руке.

Торжество Радуги постукивает пяткой по полу, смотрит то на меня, то в потолок, барабанит по столешнице отполированными ногтями. Ее выбрали без раздумий — знаменитую героиню с превосходным рейтингом и щедрой корпоративной поддержкой. Вероятно, приглашение согласовывали через «Гентех» и ее персонального агента. Я немного удивилась, что она еще в строю. Дети-супергерои нечасто вырастают во что-то стоящее — только посмотрите, что сделалось с Малышом, вспомните несчастного Мишку Теодора.

Я потираю руку — там, где легированная сталь срослась с кожей. Абсолютно не видно шва; плоть и металл — как два слоя мороженого-ассорти, эта белковая алхимия сработала по чистой случайности. Под кожей все гораздо уродливее: провода вьются повсюду, как зловредный сорняк, а в правой половине тела сохранилось намного больше человеческого, чем кажется окружающим. Сколько именно — знает лишь команда «Протеона».

Черный Волк следит за присутствующими, взгляд мечется по локтям, коленкам, скользит по всем слабым местам. Волк любит представлять, как именно, случись нам дойти до драки, он мог бы ранить собеседника. Ничего личного. Это — единственное, что он делает хорошо; удивительно, что он до сих пор жив. До того, как Волк стал супергероем, считалось, что он страдает легкой формой аутизма.

Только Лили абсолютно неподвижна; изваяние из оргстекла сидит неподалеку от меня. Она поднимает прозрачную руку.

— И все же… с чего мы решили, что это Доктор Невозможный? Разве он уже вышел из тюрьмы? — Голос у Лили нарочито спокойный.

Дева отвечает, глядя прямо на нее:

— Лично я так не думаю, но кто знает, на что он способен? А такие серьезные вещи без его ведома не случаются.

— Известно ли нам, где он содержится?

— Заведение под Чикаго, надежная охрана.

— Послушайте, если вы так волнуетесь, почему просто не спросите его самого? — В голосе Лили чуть слышно веселое изумление. Они с Доктором работали сообща — в ее прежнюю, но столь недавнюю бытность злодейкой.

— Он нас знает. Не станет разговаривать. Возможно, ты справишься лучше? — Черный Волк говорит ровно и мягко; наблюдает за ее реакцией.

— Мы надеялись, ты дашь наводку, Лили… — Дикарь смотрит ей прямо в глаза, тигриная морда непроницаема. Говорят, он теперь пьет… но в битве это существо — настоящее бедствие.

— У меня почти не осталось прежних связей, как вам всем должно быть понятно из того, что я оказалась в этой комнате. У Сполоха много врагов. Все они знают, что для него опасно. Иридий.

— Мы следим за этим. Всегда! — выпаливает Дева.

— Я всего лишь хочу сказать, что многие пытаются придумать, как его достать. А вы не были начеку. Вы занимались… ну, тем, чем занимались… — Лили наблюдает за их реакцией; теперь я догадываюсь, что для нее эта часть встречи — собеседование.

— За себя говори! А я делаю свою работу. И всегда делал! — рычит Дикарь, откидываясь назад.

В комнате неловкая тишина. Здесь слишком много героев и слишком много воспоминаний о прошлом.




Большинство из них — натуралы, обычные люди, обретшие силу в период полового созревания или раньше. Силу, которая возникла сама по себе. Натуралы — это таланты-самородки, вскипающие из бескрайнего человеческого месива по воле случая или рока. На одной из ста миллионов судеб скрещивается невероятное сочетание факторов, и в нужный момент нечто новое зарождается из отходов высокотехнологичного производства, генетической предрасположенности, силы воли и крупицы магии или инопланетных выдумок. Такое стало происходить все чаще в начале пятидесятых, но никто не знает, почему. Дело то ли в атомных электростанциях, то ли в контактах с пришельцами, то ли в хлорированной воде, то ли в том, что слишком многие танцевали твист.

Некоторые из нас стали такими намеренно. Специальная обработка, химическое воздействие, хирургическое вмешательство… Чистая сила воли, порой радикальное воспитание, иной раз — готовность участвовать в безумных играх за власть. Черный Волк, к примеру, — это чуть больше, чем просто сверходаренный атлет.

Рассказывают, что практически всеми своими умениями он обязан урокам отца на заднем дворе дома, преподанным при помощи обычной бейсбольной биты, немецкой овчарки и старой автопокрышки, подвешенной к дереву. Бывало, от меня воротили нос — ведь то, что с другими делала судьба, я сотворила над собой сама. А может, так намного благородней — прогрызть свой путь наверх, сознательно урвать то, что другим давалось само собой? То, что досталось им при рождении или свалилось на голову в одну прекрасную летнюю ночь.

Дева нарушает тишину.

— Надо разобраться, не вычислил ли кто, как сразить Сполоха.

— Это наш долг перед ним, правда? — Риторический вопрос приобретает особый смысл.

— Он был одним из нас, — веско произносит Эльфина тоном воинственной амазонки. — Если, и впрямь, пал он, мы не можем оставить его без отмщения.

Эльфина сидит слева от меня, как-то слишком уж по-птичьи озирается вокруг. Мы вместе поднимались на лифте. Это не девочка-подросток — внешность обманчива. Пресса утверждает, что она — фея, рожденная в десятом веке, в Англии.

Говорят, что женщина-воин из свиты Титании — единственная, оставшаяся от элитной эльфийской стражи, одна из избранных. Когда волшебный народ покидал этот мир, Титания поручила ей задержаться. Неизвестно, куда исчезли ее сородичи. Столетия прошли без единой весточки от соплеменников; остались лишь роса в желудевых чашечках, охота в исчезающих английских лесах, кремниевые стрелы и эльфийский доспех… а века утекали прочь.

Она объявилась из укрытия, чтобы сражаться с врагами рода человеческого. Ну, это если верить ее словам. Признаю, вид у нее вполне эльфийский. Рост около пяти футов,[4 - 1 фут равен 30,48 см.] нереально светлые волосы, огромные ясные глаза, высокие скулы, крошечные груди. И вся она очень даже соответствует представлениям о феях — изящная и изменчивая, белокурая и надменная. Игрива, но обособленной живостью; прелестна, но едва ли человеческой прелестью.

Крылья у Эльфины почти как у настоящей феи; длинные и радужные, в полете они стрекочут, как электрический вентилятор. По идее, это существо вообще не должно летать — но «должно» в ее присутствии обозначает нечто другое. Я стараюсь не смотреть ей на спину, в то место, где человеческое сливается с насекомьим, отвожу глаза от жутковатой анатомии. Эльфина держит длинное копье или пику — рукоять из бледной древесины увенчана зазубренной завитушкой, похожей на паутинку. В ее руках копье кажется волшебной палочкой, ивовым прутиком, но эта хворостина с легкостью пронзает дверь бронированного автомобиля.

Не знаю, что она такое: держит себя, то как героиня эпической фэнтези, то как девятилетний ребенок. Эффект очаровательный, если забыть про убийства. Ее поведение и внешний вид не подходят под объяснение «я — из рода фей». Может, ей так удобнее — звучит лучше, чем «мне взбрендило сделать эксцентричную пластику» или «я — шпионка с планеты злобных ос», или что там еще такого с ней приключилось. Моя история ничуть не лучше.




Я перенесла четыре крупные операции; самая сложная продолжалась семнадцать часов. Вначале мне вживили кости и покрыли броней, чтобы поддерживать вес всего остального. За одну ночь я набрала 178 фунтов[5 - 1 фунт равен 453,6 г.] — легкий стальной сплав соединили с плотью посредством непонятных электрохимических реакций.

Следующие шесть дней мне не разрешалось двигаться, да и не получилось бы, скорее всего. Я лежала на спине, смотрела кино и выздоравливала. Хуже всего вышло с черепом и подбородком. Точно по лицу мазнули серебристой краской, я долго привыкала к этой полосе. Челюсть казалась слишком тяжелой, язык неуклюже тыкался о металлические зубы, ощупывал щеку — казалось, к губам навсегда приложили странную металлическую чашку. В те дни это был мертвый металл, как броня, которую нельзя снять.

Затем пересадка мускулов, вживление основных нервов и портативной электростанции, чтобы все это работало, — максимально облегченной, но все равно громоздкой и тяжелой конструкции на спине. Не спрашивайте, как они нашли для нее место. Я все время чувствую ее тепло, когда активно двигаюсь — становится горячее. Меня долго держали связанной — пока не научилась управлять движениями новых мышц и костей.

Долгие месяцы я качалась при ходьбе, точно пьяный на ветру. В таких случаях приходится учиться думать о каждом шаге и двигаться осмысленно. Приходится принять, что ты — уже не та. Иначе не получается. Ты двигаешься, потом «оно» двигается, и вот уже первый шаг сделан. Если события развиваются слишком быстро, если в меня стреляют или нападают сзади, — машина действует самостоятельно, делает все за меня; обычный мозг догоняет в тот момент, когда я уже выстрелила в ответ, уже двинула локтем, перекатилась в боевую кошачью стойку, а на встроенном экране высветилось с полдюжины следующих вариантов. Постепенно такое начинает нравиться.

Потом были только доработки. Постепенно добавились улучшенные чувства — телеобъектив, инфракрасное зрение. Мало-помалу оттачивались рефлексы — за четыре недели я успела привыкнуть к сверхстремительной скорости, научилась думать более дискретно и коротко. На руках, ногах и туловище появился целый арсенал приспособлений: абордажный крюк, сонар, акваланг, дюжины штуковин на любой случай, который только сумели придумать разработчики.

Мое сенсорное восприятие изменилось. Кажется, что часть меня находится в другом помещении, где вечно дует теплый бриз. Иногда я просыпаюсь среди ночи от ужаса — как будто ко мне в кровать забрался манекен из магазина. Зато, по крайней мере, месячных больше нет.

Я не жалуюсь, меня сработали на совесть. Враги дали мне кличку «Железный Дровосек» — не так уж и обидно… если бы только у меня был настоящий парень. Может, и был до аварии, но наверняка не слишком хороший. Мог бы цветы прислать, пока мне меняли тело. А, скатертью дорога… Да он вряд ли подозревает, что я жива.

Хм, погодите-ка, что за проблема была у Железного Дровосека? Помню только, что волшебный топор отрубал ему руки-ноги. Кажется, топор заколдовали, но какой-то другой человек — кузнец? — собрал Дровосека заново, заменив отрубленные части тела железными. Кто же его так сильно ненавидел? Почему Дровосек не выкинул топор, не нашел себе другую работу?

Самое смешное, что никакой программы «Суперсолдат» не было; ничего подобного никогда не появлялось в бюджете Пентагона. Корпорация «Протеон» испарилась бесследно — осталась лишь вывеска и арендованный офис. Кто-то вложил много денег, чтобы сотворить со мной такое, а потом исчез. Знаете, я почувствовала себя брошенной.

Об этом неизвестно даже «Чемпионам», это — мой личный секрет, сокровенная тайна.




Разговор за столом не клеится, люди спорят по инерции, точно все уже говорено-переговорено. Лили срывается с места, выходит из зала; я пытаюсь поймать взгляд Девы, но та увлечена перепалкой с Мистером Мистиком. Такое ощущение, что все решено заранее, за закрытыми дверьми, все тем же старым составом.

Черный Волк объясняет мне, как пройти в гостевые номера, и я бреду по коридорам из матовой стали в стальную же комнату. Мы так высоко, что сюда не долетает шум с улицы. Я лежу без сна, думаю о своей квартирке в Олстоне. Даже дома заснуть удается не всегда. По желанию бортовые системы можно перевести в режим ожидания, но живой мозг ведет себя, как хочет, в отличие от электронного.

По ночам я вижу сны о своей киборг-половине; снится чудовище, пожравшее часть меня, вонзившее зубы в правый бок. Или лес: я забрела в лес и заблудилась в лабиринте тропинок, среди глубоких озер, странных деревьев, цепляющихся за плечи длинными ветвями. В самой глубине леса есть заколдованной колодец, до которого я никак не могу дойти. Опускается ночь, в небе появляются незнакомые созвездия. Проснувшись, я вижу, как во тьме слабо светится мой каркас.

В эту ночь мне приснился длинный-длинный сон, пространные инструкции по сборке, варианты использования, команда, написавшая их, группа инженеров из восьмидесятых. Инструкции превращаются в устаревшую документацию, сохраненную на установочном диске модели, созданной дочерней компанией «Протеона» в Нью-Мексико за три поколения до меня. Перед самым пробуждением возникает картинка: красная земля, витрины торгового центра в Альбукерке, пахнет кондиционером и паршивым кофе, а потом захлопывается стеклянная дверь, как будто мои создатели, кто бы они ни были, только что вышли из здания.




Глава третья

Расскажу вам сказку


Охранники будят меня около часу ночи, через три часа после отбоя. Похоже, нервничают. Досмотр — не обычный «снова-здорово»; крутятся вокруг меня добрых полчаса, прощупывают швы на тюремной робе, заглядывают в рот, при этом двое все время держатся на расстоянии.

— Если вам за пиццу рассчитаться, у меня мелочи нету.

— Заткнись. К тебе посетители.

Удовлетворившись досмотром, сковывают мне руки за спиной тяжелым железным прутом, и удвоенная охрана ведет меня по коридору, мимо караульных, вниз по лестнице — в невиданную доселе часть тюрьмы.

Мы проходим сквозь несколько тяжелых дверей; преодолеваем еще пару уровней безопасности, двигаясь от центра к наружному периметру тюрьмы строгого режима. Двое в форме проверяют удостоверения, снимают у меня отпечатки пальцев, кивают друг другу и синхронно поворачивают ключи. Прибыли на место; оказываемся в белой комнате из шлакобетона, с полупрозрачным зеркалом на стене. На потолке — панели с крошечными отверстиями, квадратный пластиковый плафон с флуоресцентными лампами. Из мебели — металлический стол и металлический стул.

Короткая заминка; мои стражники вполголоса о чем-то советуются, потом подталкивают меня к стулу. Руки быстро освобождают, заводят за спинку стула, снова сковывают.

Выходят; закрывается дверь, щелкают задвижки. Оковы на ощупь непонятно из чего, однако прочнее обычных наручников, которые я бы мигом сбросил. Толстая и крепкая металлическая трубка, кажется, литая, цельная, и два отверстия для запястий. Пробую сломать, но без особой надежды. Они отлично знают мою силу, и наверняка будут следить, как бы я чего-нибудь не придумал. Сложно даже представить, на что способен человек моего интеллекта, так что на войне как на войне — вся тюрьма боится, а вдруг я сумею сделать радио или электрошокер из подручных материалов? Кстати, может, и сумел бы — при наличии таковых. Если бы руки не были скованы за спиной.

Итак, я просто жду почти двадцать минут; затем в комнату входят два супергероя.




Я их не знаю — какие-то юнцы, помоложе так называемых «Чемпионов». Может, получили могущество, пока я сижу в тюрьме? Сейчас появилось новое поколение супергероев — людей, с которыми приходится бороться, даже не зная их имен. Впрочем, многое можно выяснить, если присмотреться. Истории супергероев написаны на их телах и всегда на виду.

Кстати, для героев они низковаты — каждый не выше шести футов. Продуманные наряды от дорогого портного, сплошь латекс и нейлон. На одном — оранжевая полумаска и трико, украшенное стилизованными языками пламени: коричневыми, серыми и оранжевыми. Помимо всего прочего, на предплечьях у него — выдвижные лезвия, армированный сплав с розоватым отливом. Должно быть, недавно имплантировал — то и дело машинально трогает кончик пальцем, кожа все еще воспалена в том месте, куда вставили металл. Похоже, кучу денег за это заплатил… вполне вероятно, и внутри много чего поменялось. С ним надо повнимательнее.

Второй — совсем другое дело. Под кожей мерцают голубые узоры. Глаза тревожно распахнуты; ни бровей, ни ресниц, и зрачков вообще нет — сплошная голубизна. Внеземные технологии. Я догадываюсь, что у него особые способности в области информации — в духе человека-калькулятора, в каком-то смысле, моя противоположность. Умник без малейшего намека на зло, которое, кажется, дается в комплекте с гениальностью. А значит, с определенной точки зрения, — глупец.

На меня они смотрят чуть разочарованно. Наконец-то, увидели Доктора Невозможного, Великого Ученого, а тот — обычный человек средних лет в тюремном комбинезоне, привязанный к металлическому стулу.

Парень с лезвиями берет инициативу на себя. Он страшно радуется своим новым железкам. Еще бы — ими, наверное, даже тюремную стену можно прорезать.

— Это вот Блютус. Я — Феном. Мы — «Пакт Хаоса». Не трудись представляться; мы знаем, кто ты такой.

Господи… Сколько мальчику лет — двадцать? двадцать два? Сразу видно, он это в первый раз.

Я молчу. Смотрю. Богатенькие детки? Оранжевый тип — возможно. Какие-нибудь друзья детства, заигравшиеся в пакт, заключенный в седьмом классе. Любопытно, платил ли Феном за импланты для обоих? Понятно, обо мне им известно лишь то, что показывали по телевизору. Они меня не боятся.

А дальше что? Тупик. Гости держатся чуть поодаль — простая предосторожность. Нервничают — для них это большой рывок в карьере. Сами обалдели, что допрашивают меня, ужасного меня, того, кто десять лет держал в страхе «Супер-Эскадрон». Человека, который прямо в Овальном кабинете приказал Президенту Соединенных Штатов именовать его Императором. И вот, я здесь — в паре дюймов от них, в цепях. Их шанс войти в историю.

Быть может, друзья надеются, что все будет просто: я повыделываюсь, поогрызаюсь, произнесу речь и выдам все секреты. Как же, это мы уже проходили. Не вижу причин облегчать им работу.

Феном снова открывает рот.

— Давно тут уже, а? Два года. Ерунда для такого, как ты. Держу пари, ты изнутри неслабо управляешь, да? Дергаешь за веревочки? У таких, как ты, длинные руки, а? Главный мозг… — Он непринужденно посмеивается. Море обаяния.

Я пристально смотрю на него. Понятия не имею, с чего он взял, что я — теневой босс. Конечно, Призм со мной иногда разговаривает, проникает сквозь стекло, когда никто не смотрит, но толку от него нынче немного. Вот так, побудешь радугой — хватку потеряешь.

Стульев в комнате нет; вид у парней довольно глупый. Не знают, куда девать руки. В отличие от меня, разумеется.

— Ты знаешь, зачем мы здесь. Из-за крутого чувака. Говорят, тебе известно, куда он подевался.

Сполох! Тут только начинаю понимать… Слухи ходят уже некоторое время… Он не появлялся дольше обычного — недель восемь, или около того. Начались всякие разговоры… Я стараюсь, чтобы на лице не отразилось никаких эмоций.

— Ты с ним сражался? Типа, он твой враг. Вы ведь были суперврагами. Говорят, в последний раз его видали с твоей приятельницей Лили.

Мы сражались — однажды, над океаном. Я был в реактивных ботинках, пытался летать, как он. На нем был тот дурацкий кожаный пиджак, волосы спадали на сверкающие глаза. Я проиграл.

Феном все трепется.

— Ни самого не видно. Ни вестей. Что могло случиться с таким чуваком? Телепаты говорят, он просто исчез.

Вообще-то, хороший вопрос, и я с минуту раздумываю. Все равно не понимаю, кто мог убить Сполоха, или хотя бы каким образом. Считается, что он в принципе неубиваем — все думали, что он так и будет летать по миру, спасая котят и сажая в тюрьму типов вроде меня. Я ни разу не видел, чтобы он достиг своего потолка — даже в тот день на мосту «Золотые Ворота», а ведь тогда на миг исполинский вес этой штуковины обрушился на его хрупкое тело. Он, если что-то одним махом не обрушит, то медленно утолкает — так, как вытащил Деймос на новую орбиту, подальше от марсианской станции. Можно сказать, он — мое величайшее изобретение.

Последний гран изотопа иридия, который мог его остановить, оторвался от планеты много десятилетий назад, точно бейсбольный мяч, перелетевший через забор на улицу. А чтобы получить новые изотопы, понадобится много-много жара и давления, как в центре немаленькой звезды, или в дзета-измерении. Примерно там, откуда он черпает силы.

— В прошлый раз он тебя приложил? Ты его после этого еще видел?

Тупица. В прошлый раз меня победила Дева, хотя это ничем не лучше. Снова пауза. Блютус таращит глаза — бесстрастный, как жесткий диск в человечьем обличии.

— Что, сказать нечего? Понятненько… Легко не расколешься? Я найду способ! — Он щелкает локтевым лезвием, туда-сюда, демонстрируя его во всей красе. Прекрасный клинок! С тех пор, как меня заперли, появилось много новинок… Интересно, как выделываются остальные супергерои? А вдруг мои трюки устарели?

— Ну, намекни хотя бы! Хочешь оказаться на разделочном столе в правительственной лаборатории? Они с людьми всякое… Уж мы выясним, отчего ты такой умник! Пораскинь мозгами, супергений! Знаешь, что мы можем здесь с тобой сделать?

Господи… Надо полагать, то же самое, что и в любом другом месте. Их приятели такое не раз вытворяли; вряд ли юнцов остановит то, что я под стражей.

Охранники ушли. Считают, что герои могут сами о себе позаботиться. А лезвия-то мне совсем не нравятся… В большинстве штатов это незаконно, между прочим. Никакой супергерой не станет такое имплантировать, если не намерен убивать.

Чего от меня ждут? Полного признания?

— Слушай. Ели это сделал не ты, значит — твой друган. Вы все между собой общаетесь. Если укажешь нам нужного парня, может, и тебе кое-что обломится.

По законам жанра, этот допрос пробуксовывает. Феному недостает пространности рассуждений, свойственной истинно талантливым мучителям, но мне ясно, что они не отступят. Похоже, кто-то немало потрудился, устраивая визит, и мальчишки не хотят уйти с пустыми руками. Им нужна зацепка, громкая история, памятный момент: в противостоянии с ними Доктор Невозможный дрогнул!

— Ну же! Кто? Кровавый? Фараон? Твоя подружка Лили? Давай, Эйнштейн… Говори!

Он кричит мне в ухо. Горячее дыхание шевелит волосы.

— Ты, типа, умный, да? Слышишь меня? Эй, лузер! Придурок!

Мы оказываемся лицом к лицу.

— Я. Настоящий. ГЕНИЙ! — Слова выкипают наружу; я даже не думаю, что говорю.

Они переглядываются. Что-то касается моей щеки. Мир подпрыгивает, я лечу на пол, скольжу щекой по кафельной плитке. Надо признать, у Фенома отличная скорость. Я и глазом моргнуть не успел.

Прошло несколько секунд. Я все еще привязан к стулу. Пол-лица онемело. Рука застряла между прутьями спинки; пытаюсь подняться на колени.

— Получай, сволочь!

Феном скачет по комнате, лупит по воздуху, точно боксер. Блютус поднимает меня с пола вместе со стулом, усаживает прямо.

— Папа сказал, нельзя… — Он впервые открывает рот.

— Расслабься! Это же Доктор Невозможный! Кому какое дело!

Он бьет меня по лицу с другой стороны; на этот раз я почти чувствую удар. Давненько я ничего в полную силу не чувствовал. Пролетев через всю комнату, я торможу носом в стену. Блютус снова поднимает меня. Немного кружится голова; хорошо, что клинков не выпускает.

Феном опять за старое.

— Ну, продолжить? Способностей-то никаких, кроме мозгов. От грубой силы ты быстро сломаешься. Зубы посчитать?

Я сплевываю.

— Досмеетесь, когда сдвину… — Я обрываю фразу; план, разработанный в тюрьме, крутится на кончике языка. Зачем я всегда все рассказываю?

Перевожу взгляд с него на Блютуса, и вижу совсем иное: лежу на спине, но в другом помещении. Большая комната с кафельным полом. Упал на что-то мягкое — оно размазалось, впиталось в штаны. На меня смотрят какие-то люди.

Все еще слышу голос Фенома.

— Ну, и что будет? У тебя же ничего нет! Ни приспособлений, ни штуковин. Ты всего лишь мужик в оранжевой робе… Долго ли продержишься?

Тут происходит что-то странное. Декорации меняются, я снова в школе Петерсона. Вижу в толпе Джейсона, старосту класса. Он, держа поднос с обедом, глядит поверх затылков младших учеников: тощего подростка, который потом станет называть себя Черным Волком, и Девы — высокой и молчаливой. Не помню, чтобы в тот день они встали на защиту слабых и беспомощных.

— Думаешь, ты умный? Думаешь, очень умный? Ну-ка, покажи, какой ты умный!

В чем дело? И тут до меня доходит — психическая атака. Что ж, мне не впервой. Блютус — не компьютер, а телепат. Парочка не так проста, как кажется. Они пришли, имея в голове план. Феном меня избивает и допрашивает, а Блютус копается в мозгу, вытаскивая воспоминания. В свете флуоресцентных ламп сразу не заметишь, что узоры на лице Блютуса пульсируют.

— Давай, Блю! Девятый класс, чувак, помнишь?

— Он э… подожди-ка. Кое-что есть! — говорит Блютус, поднося руки к голове.

— Цепляй!

Следующий удар — как гром. Должно быть, бил изо всех сил. Ничего хорошего не предвидится. Нужно что-то делать. Что-то сказать. В случае психической атаки необходимо одно — вернуть контроль.

— Слушай… Эй, малый! — Оба остановились, уставились на меня. — Хочешь знать, что случилось со Сполохом? — Голос у меня какой-то невнятный, губы распухли.

Пробую еще раз:

— Подойдите. Расскажу вам сказку.

— Черт! Ты уж постарайся! — Феном опускает руки. Оба замирают и слушают.

— Однажды… давным-давно… жила-была девочка…

Они оторопело переглядываются, но слушают. Блютус поднимает меня вместе со стулом, как упавшую шахматную фигурку.

Я продолжаю. Блютус все еще ковыряется у меня в памяти, где хватает секретов. Мой план, например — чем заняться, когда я отсюда выйду; настоящее имя… впрочем, похоже, оно уже известно.

Перебираю воспоминания. Думалось, в школе Петерсона все будет по-другому, но никаких изменений не произошло. Все так же я проводил дни у себя в комнате, мало чем отличающейся от нынешнего обиталища. Я читал, заполнял блокноты рисунками и безумными идеями. Однажды, построив машину времени, чтобы попасть во времена Пунических войн, не удержался и заглянул к себе окно, в те тяжкие времена, когда мой гений еще не осознал своей гениальности.

Я продолжаю:

— И девочка та должна была спрясть солому в золото. Ее посадили в темницу и дали гору соломы. Но на помощь к ней пришел карлик.

Феном снова бьет — теперь вполне чувствительно. Я не могу увернуться от удара, и сейчас не слишком неуязвим. Блютус бросает взгляд на смотровое окно, но мне кажется, им не очень важно, что там. Даже если они меня убьют, им особо ничего не будет. Может, и вообще ничего. Интересно, когда он пустит в ход клинки?

— Вот только ей нужно отгадать его имя. А имени никто не знает. Она не знает. Король не знает. В деревне не знают.

— Ну, хватит. Поддай-ка, Блю. Этот тип нам ничего не скажет.

Не помню, что там дальше, да и без разницы. Стараюсь, чтобы голос не дрожал. Неизвестно, сколько еще выдержу.

— Карлик все приходил к ней и спрашивал: «Как меня зовут? Как меня зовут?».

Феном беспокойно переминается:

— Ладно, док. Хочешь поиграть с Феномом?

Клинки выскальзывают из укрытий на обоих предплечьях, каждый с полтора фута длиной. Он работает напоказ, устраивает представление для приятеля. Блютус бросает косой взгляд на смотровое окно, но там нет ничего опасного. Теперь уже скоро; я чувствую это всем своим измененным кровотоком.

— Тогда она просто спросила, как его зовут, а он говорит… — правильно рассказываю? Не помню.

Феном моментально оказывается подле меня, лицом к лицу, одна рука прижата к груди, лезвие у горла. Чувствую, передние ножки стула отрываются от пола. Готовлюсь погибнуть как истинный суперзлодей.

— Эта сволочь сражалась с моим отцом!

— Слушайте. Карлик отвечает… — Я просто хочу договорить.

— Джаред, он… — Блютус протягивает руку, но он слишком далеко. Феном вполоборота смотрит на приятеля. Стул кренится, и вдруг опрокидывается. Я вижу только потолок.

Ну почему так всегда? Я об этом позабыл. Как-то даже успокоился… Воспоминания о школе Петерсона смешались с событиями сегодняшнего дня. В комнате с кафельным полом все стоят и смеются надо мной, а я лицом в унитазе… Я медленно иду прочь, с пустым взглядом, не помня себя от унижения. Где-то там, во тьме позора, заключил я вечный союз с наукой, гением и злобой. Как же я все это позабыл?

— Румпельштильцхен!!! — ору я. Подтягиваю под себя ноги, вскидываюсь и изо всех сил пяткой бью в подбородок Фенома. Обычному человеку перелом шеи и челюсти гарантирован, но скелет Фенома почти целиком из металла. Он выдержит.

Перекатываюсь на бок, поднимаюсь на колени… Блютус таращится, раскрыв рот. Перехожу к самой опасной процедуре: Феном распростерт на полу, удачно вытянув руку, и я откидываюсь назад, с размаха ударяясь наручниками о титановый клинок нового поколения. Надавливаю всем весом, и через несколько секунд острие впивается в оковы. Металл подается, и вот я свободен!

Приподнимаюсь — рука все еще продета сквозь прутья стула — и обрушиваю всю конструкцию на лысую голову Блютуса. В клетушке для допросов раздается грохот, как от разорвавшейся бомбы. Еще удар — и стул разваливается на куски.

Как же я забыл? Жизнь подсовывает тебе лимоны? Выжми из них сок! Сделай невидимые чернила… ядовитую кислоту… плесни ее в глаза!

Феном опять на ногах; пошатывается, но цел. Руки вскинуты, клинки наружу. Любой способен срезать голову, как цветок одуванчика. Ныряю под клинки, впечатываюсь плечом в его солнечное сплетение. Мелькает мысль: успею ли? Надо же, сражаюсь с детьми старых врагов. Что у них новенького? Обхватываю его рукой за пояс и швыряю к стене.

Он молод, здоров, полон биотехнических модификаций, но, кажется, никогда не учился драться врукопашную. Я пригвоздил его! Шлем слетает с головы и с лязгом падает на пол. Белобрысый мальчишка, совсем сопляк. От него пахнет шампунем и одеколоном. Звенит сигнализация. Он пытается вырваться, но я держу крепко, ему не разорвать захват. Запыхавшись, он ругается, бьется… Если высвободит клинок — все кончено. Блютус корчится сзади, пытается встать на ноги.

Ныряю ему под руку, обездвиживаю, и, прижав головой к стене, не слишком-то аккуратно приканчиваю. Рука заживет. Охранники испуганно толпятся у смотрового окна. Не люблю зрителей, но сейчас внимание публики вполне уместно. Их не раз предупреждали. Может, они целый курс лекций прослушали о том, как охранять металюдей, но думать не думали, что им это пригодится. Прямо-таки вижу, как они прокручивают в голове: «Вот мы и влипли! Все пропало!» С глухим стуком запираются все уровни максимальной защиты, и стражники остаются со мной в западне.

Вижу свое отражение в полупрозрачном зеркале. Нос чуть кровит, но в целом могло быть и хуже. Вставляю клинок Фенома в дверной запор, нажимаю. Охранники бросаются врассыпную. Кое-кто встает в стойку, но в коридоре я справлюсь с тремя за раз, размахивая оковами как битой, волк среди овец. Иногда приятно поработать руками…

Мысленно разворачиваю чертежи тюрьмы — четко, ясно, в трех измерениях. Я запомнил их много лет назад, на случай, если окажусь внутри. Стены из шлакобетона усилены титановыми панелями, оборудованы датчиками тепла, движения и удара. Мне известны все особенности этой ловушки.

Но у меня есть преимущество. Тащу за собой Фенома и Блютуса, ухватив их за ноги — весьма понятное послание побледневшим охранникам на каждом пропускном пункте: «Хотите, чтобы герои погибли во время вашей смены?».

Через несколько минут чую свежий воздух. Выстрелом выбиваю армированное стекло, и вот я снаружи, под светом прожекторов и черным небом, герои брошены позади, а я несусь к забору. Стоит дикий холод; в меня вовсю палят снайперы с вышек. Один попадает мне между лопаток, но это ерунда. Всего лишь пули.

Я добегаю до стены, окружающей тюрьму, и здание содрогается от рева, заглушающего шум выстрелов, вертолетов, сигнализации, всего этого цирка. Благодарно вскидываю руки, слегка кланяюсь. Это мой двенадцатый побег из федеральной тюрьмы.

Стремительный рывок к внешней ограде, через дренажную канаву, и — вперед, в мерзлую темноту; дальше — долгая ночь, прятки-догонялки в полях Иллинойса. В голове выстраивается новая схема. Надо мной безмятежно сияет месяц.

С ближайшей базы ВВС поднимут истребители, но меня не поймать. Знаю — Сполох все еще в строю, и Лили, и все остальные, но я запасся приемчиками против них. Когда меня поймали в прошлый раз, я разрабатывал кое-что поинтереснее, взращивал его долгими тюремными днями, и сегодня это даст первый цвет.

Я замерз, но на свободе. Я — самый умный человек на свете, и на сей раз, клянусь, я им докажу!




Глава четвертая

Супердрузья


Спустя три дня получаю письмо с адреса admin@champions.com. Медлю, не открываю — знаю, что там должно быть. Придумываю дюжину срочных дел, ведь вчерашние события — лишь мимолетная странность, я вернулась домой, все это уже не важно. Спираль, по которой я двигалась последние три года, закручена слишком сильно, ее так просто не остановишь.

Наконец, заставив себя открыть письмо, несколько секунд смотрю на текст, не в силах прочесть… Меня приняли. Временно, с испытательным сроком, условно — но приняли! Теперь у меня есть удостоверение — пропуск в Белый дом или на мыс Канаверал. Рассчитываете на вопли и пляски, всякое такое? Нет, почти минуту я неподвижно стою, закрыв глаза. Оказывается, мне не удалили слезные протоки…

Наливаю стакан воды, усаживаюсь читать письмо, внимательно, не торопясь. В нем расписана команда: все участники вчерашней встречи. Формальных позиций ни у кого нет, но сразу видно, как сложится группа. Дева — руководитель, заводила… хотя, если дойдет до дела, Лили по крайней мере так же сильна. Черный Волк — главный тактик, в бою устоит против любого. Эльфина — прирожденная воительница, всамделишное мифическое создание, отлично подготовленное к битвам и имеющее доступ к странным источникам силы. Мистер Мистик действует в собственных сферах, сверхъестественных и непостижимых; большинство его талантов следует принимать как данность. На мне — техническая сторона и наблюдение; к тому же, я привнесу в команду улучшенные способности. Дикарь — полноправный член команды, грубая сила и уличные связи. Торжество Радуги — несовершеннолетняя, назначена помощницей к Черному Волку.

В письме говорится, что я могу поселиться в штаб-квартире на сколько пожелаю. Внезапно до меня доходит, что я на самом деле уезжаю из дома. С трудом представляю, как все это будет, но… Смутно воображаю противоборство с ужасными противниками; возбужденные откровенные беседы на борту частного самолета; шутки, понятные только своим; изматывающие тренировки. Победы. Партнеров, готовых отдать за тебя жизнь. Все лучше, чем рисковать жизнью, охраняя богатеньких бездельников; чем сидеть дома, слушая полицейские радиопереговоры и пытаясь случайно не проломить картонные стены квартиры. Все лучше теперешнего существования.

Побросав кое-какую одежонку в рюкзак, собираю пару коробок для Армии спасения… все остальное отправится на помойку. Я не обросла вещами, уволившись с государственной службы, и мне, в общем-то, все равно, что случится с остальным имуществом. За дурацкой тачкой можно вернуться; я вдруг понимаю, что больше ни минуты здесь не выдержу.

В этот раз еду на поезде, на юг, четыре часа упираясь коленками в спинку переднего сиденья, терплю любопытные взгляды. Длинные серебристые волосы, схваченные в хвост, делают меня похожей на сказочную принцессу, пока попутчики не вполне осознают мою внешность, рост, и металлический отблеск на груди, на подбородке, на лбу. По крайней мере, сиденье ни с кем делить не приходится.

С облегчением прибываю на место. Вдыхаю спертый воздух вокзала, пешком прохожу двадцать кварталов на северо-восток, к своему новому дому — шагаю среди прохожих, как местная. Люди пялятся на меня и здесь, но это — Манхэттен, и все как будто в порядке. Я тут — лишь часть шоу; высматриваю на ходу какие-нибудь преступления, которые можно предотвратить. Всегда хотела жить в Нью-Йорке!




— Ваше имя? — В приемной сидит другой секретарь.

— Фаталь.

Никакой реакции.

— Фа…таль… — В миллионный раз жалею, что не выбрала «Кибергёрл» из самого начала списка!

Протягиваю распечатку; секретарь изучает листок, едва взглянув на меня. За ним — серая металлическая дверь, накрепко запертая и так хорошо экранированная, что я не могу проникнуть внутрь ни одним из сверхразвитых чувств. Должно быть, разработка Черного Волка… Впечатляет! Секретарь молча протягивает мне ламинированную карточку.

Вставляю временное удостоверение в приемное устройство лифта; загорается кнопка этажа «Чемпионов». Какого приема ожидать наверху? В бытность свою оперативником с улучшенными способностями я работала одна, официально меня не существовало… Я была передовым десантом, киборг-полицейским, которого доставлял вертолет для зачистки последствий неудачной операции. Я работала «никем». У меня нет отпечатков пальцев, большинству сослуживцев не полагалось знать мое кодовое имя. Даже электроэнцефалограмма моя держалась в тайне. С работой я справлялась отлично… по крайней мере, какое-то время.

По пути наверх испытываю настоящий ужас — боюсь, что все обернется не так, как думалось, что это ошибка… У лифта меня встречает Черный Волк. В полном облачении, как всегда. Он, пожалуй, на дюйм пониже меня; мы крепко жмем друг другу руки. В какой-то степени легче, что в дверях именно он. Приятно, что здесь есть еще один… ну, человек.

— Добро пожаловать в Башню!

Какая замечательная улыбка…

— Спасибо.

— Я покажу тебе комнату. Первое занятие по стратегии — завтра, успеешь осмотреться.

Он ведет меня через вестибюль в жилое крыло. По стенам — трофеи, смутно знакомые по газетным заголовкам десяти-, а то и пятнадцатилетней давности. Вот похожий на драгоценный камень центральный блок взбунтовавшегося Искусственного Интеллекта, вот шлем для контроля над сознанием — тот самый, который Доктор Невозможный использовал против российского посла. Другие экспонаты совершенно неизвестны — к примеру, голова гориллоподобного робота. Все знают, что у «Чемпионов» есть деньги, но только теперь мне становится ясно, сколько!

— Мы занимаем восемь этажей. Есть тренажерный зал, библиотека, комнаты для совещаний, жилые помещения. Имеются и два убежища — на Гавайях и на Луне.

— Ты шутишь? — Я знаю, что они имеют доступ к внеземным технологиям, но все же…

Он с улыбкой подмигивает. Я привыкла к субординации и четким процедурам, но в суперкомандах гораздо важнее личности, характеры. Подойду ли я им? Проходим мимо бывшей комнаты Сполоха — напоминание о пропавшем без вести участнике команды. Группа распалась в середине девяностых, но все поддерживали связь со Сполохом. Даже после того, как он стал устраивать собственные пресс-конференции, точно обидевшийся игрок Национальной футбольной лиги.

— Ну, вот, сюда. Ключ — удостоверение.

— Спасибо.

— Остальных пока нет, ближе к вечеру подтянутся. На ужин — что найдешь; у меня дежурство.

Он оставляет меня распаковаться. Комната похожа на гостиничный номер — предыдущие обитатели не особенно старались ее украсить. Ах, вот оно что… должно быть, здесь жила Галатея — знаменитый живой робот. Сходится.

Роботов я не люблю. Ненавижу с ними общаться — даже с умными, способными рисовать картины и рассуждать о религии. В Вашингтоне, на каком-то хай-тековском приеме, я познакомилась с Экс-катедрой. Она трепалась с директорами кибернетических компаний — важные шишки толпились вокруг робота, как гномы у ног Белоснежки. Ради торжества ее корпус расписали белыми полосами. Я уставилась на эту… машину, точнее — на ее плечевой сустав, гадая, сколько в нас схожих технологий. Глаза наши встретились, и ощущение это было весьма неприятным, пожалуй, даже слишком интимным.

С Галатеей я никогда не встречалась. Странно думать, что я сплю в ее кровати, чищу зубы в ванной, которая принадлежала легендарному персонажу. Не то, чтобы она спала или принимала душ. Она была весьма сложным и совершенным андроидом, умела плакать, смеяться, и, говорят, даже влюблялась. Все обожали Галатею, и даже мне понятно, почему: огромные зеленые глаза, бесподобная фигура, нежный, обволакивающий голос. Ее точно создали для обожания — и даже оружие в ее арсенале было прелестно. Зеркало ясно дает понять, что разработчик моего облика думал совсем о другом.

Вечереет. Успею немного прогуляться по коридорам, вдохнуть здешние запахи, взглянуть на сверкающие приборы, впитать волшебство этого места… Как будто роскошный отель и фантастическая штаб-квартира одновременно! Мне не захочется уходить… Из сада на крыше, с площадки для флаеров смотрю, как солнце скрывается за городскими зданиями.

Кухня похожа на обычную кухню в общаге. Я захожу в поисках кофе; у стола стоит Дева, перебирает старые папки. В спортивных штанах и футболке Йельской школы права она кажется миниатюрной, намного меньше меня; знаменитых мечей не видно. Силовое поле подрагивает ровным янтарным светом. Чуть гудит в тишине.

Услышав мои шаги, Дева рывком опускает на лицо маску, оборачивается.

— Простите, — бормочу я. Ну, вроде того…

— Ничего страшного. Чайник на плите.

— Спасибо, — я не очень люблю чай, но наливаю немного в чашку.

— Вы из Бостона?

— Точно. Жила возле университета.

— Приятное место.

«Не очень-то,» — думаю я. Впрочем, она видела мою квартиру. Деревянный пол… скрип досок, глухие удары под тяжестью шагов… Хозяин заставил меня положить ковер, подписать кучу бумажек, и буквально умолял, чтобы я носила маску. Супергерои — не самые желанные квартиросъемщики.

— Что ж, мы рады, что вы с нами. Никогда еще не работала с киборгом. — Она касается лица, проверяет, не съехала ли маска. У Девы до сих пор есть второе, публичное «я».

— Только не просите, чтобы я настроила вам видеомагнитофон, и мы поладим.

Вежливая гримаска, уголки губ почти не двигаются. Она редко улыбается. Я умею такое подмечать… как все мы, машины.

— Это для завтрашнего инструктажа?

— Просто вспоминаю старых игроков.

— Вам помочь? Чувствую себя немного не у дел…

— Освоитесь. Все мы как-то начинали.

Пожалуй… хотя одни рождаются с умением летать и силовым полем, а других размазывает по бразильской мостовой. Забавно.




На обратном пути меня останавливает Лили.

— Идем! Самое интересное будет внизу, в спортзале!

Всех точно притянуло в одно место. Сквозь стекло наблюдаю, как тренируется Торжество Радуги. Она слишком молода, чтобы входить в первоначальный состав «Чемпионов» — должно быть, это ужасно обидно, ведь она так знаменита. У нее сложная схема тренировки — молотит сразу по трем «грушам»; на максимальной скорости кажется лишь пятном цвета.

Лили смотрит вместе со мной.

— Обосновалась? — спрашивает она.

— Кажется… Люди тут не слишком приветливы.

— Поверь, у тебя еще легкий случай.

Радуга ритмично бьет по «грушам». Похоже, она быстрее меня. Лили качает головой.

— Вот стерва! У нее в перчатках лезвия встроены.

— Откуда ты… вы что, сражались? — удивляюсь я.

— По телевизору об этом не сообщали. Давай зайдем!

В спортзале полно тренажеров, сделанных на заказ, для тренировки сверхчеловеческих мышц, супертяжелые гири и полоса препятствий с лазерными датчиками. Здесь пахнет кожей и потом; это единственное обжитое помещение. Самое интересное — на матах. Черный Волк борется с Дикарем… даже Дева останавливается посмотреть.

Черного Волка (в котором росту шесть футов и три дюйма) не волнует, что противник на полтора фута выше. Он — точно Беовульф в маске против волосатого Гренделя. Сосредоточенно отступает, запоздало ткнув пальцами в глаза Дикарю.

Дикарь не наряжается чудовищем; шерсть и зубы — не костюм. Он — как большая кошка: на первый взгляд, не слишком полезная способность, но он двигается с безумной скоростью для своих габаритов, порой приземляется на все четыре лапы, запрыгивает на противника. Маты покрыты следами когтей.

В левой руке Черного Волка появляется оружие — тупой металлический крюк на обтрепанном обрывке веревки. Он рассеянно помахивает им, стоит спокойно и расслабленно. Ему тридцать восемь лет — если верить биографам; возраст никак не проявляется внешне. Двое кружат друг перед другом, держат дистанцию… и вот, сближаются! Я не успеваю следить за движениями, а Черный Волк уже в воздухе, ступил на колено противника, рукой цепляясь за длинную кошачью лапу.

Дикарь бросает его через мат, но Черный Волк мягко перекатывается и вскакивает в боевую стойку. Обмен язвительными замечаниями, обычные любезности вроде «Стареешь, чувачок!». Волк травит веревку, медленно замахивается… Чрезвычайно эффектно. Зато Дикарь способен опрокинуть автомобиль, прыжком преодолеть полквартала! У него не пальцы, а настоящие когти!

Черный Волк легко уклоняется от удара наотмашь. Лениво взмывает ввысь крюк… Дикарь ныряет под него, но Волк закладывает веревку в три витка и один из них затягивается на горле Дикаря… все кончено. Говорят, Волк просчитывает такие штуки на одиннадцать ходов вперед — высокоскоростной игрок в шахматы. Дикарь ошеломленно трясет головой.

Эльфина ловит мой взгляд: приглашение или вызов?

Жестом указывает на мат, как будто не уверена, говорю ли я по-английски. Интересно, кем она меня считает? Рыцарем в дырявых доспехах? Рассказали ли ей про меня? Про несчастный случай, операции, все остальное…

Я пожимаю плечами.

— Начинай.

— Я вас не хочу поранить.

О господи…

Остальные аплодируют, ждут преставления.

— Свежее мясо! — рычит Дикарь; из-за клыков глотает часть звуков. — Посмотрим, чему тебя научили в полиции!

— Да-да, полюбуемся! — Черный Волк рассматривает меня с любопытством технаря. Хочет системной проверки. Он нажимает кнопку, часть тренажеров уходит в стены, высвобождая пространство для боя. На потолке включилась видеокамера.

Мне это не нравится. Слишком похоже на испытание; вот уж не ожидала, что займемся такой ерундой. Неужели так принято в суперкоманде? Мне что, предстоит со всеми сражаться?

Не то, чтобы страшно… Я много чего умею; просто ни разу не дралась со всемирно известной супергероиней. Никогда не билась с владелицей косметической марки и особого травяного чая. По правде говоря, хотелось бы выйти на бой с самой Девой… С силовым полем можно выделывать всякое.

Остальные отступили, смотрят с искренним любопытством. Дева видела меня в записи, прочим интересно увидеть повадки новичка. Лили оперлась о стену. Я бросаю взгляд в ее сторону, она ободряюще кивает.

Ладно! Тряхнув головой, собираю волосы в высокий хвост. Выхожу на мат, принимаю модифицированную стойку карате: левая нога вперед, правая — напряжена, уравновешивая распределение веса. Я слишком тяжела для этих матов. Никогда не привыкну к этому ощущению: протезы и устройства готовятся к бою. Внутри, в животе, ощутимо нарастает потребление энергии — системы переключаются в режим повышенной мощности. Ноги упруго пружинят от притока силы. Для этого меня и создали. Эксперты признались по секрету, что даже у правительства нет моделей такого же уровня оснащенности, как я! Впрочем, их осведомленности не стоит доверять — уровня допуска не хватает. Быть может, меня запрятали в бюджет каких-то тайных разработок, замаскировали как иностранную помощь в никуда?

Перевожу системы в режим тренировки, чтобы ослабить силу удара. В рабочем режиме я легко пробиваю ногой кирпичную стену, но Эльфина на вид — хрупкое создание. Талия у нее столь тонкая, что, кажется, рукой сломаешь.

Программа «Суперсолдат» оснастила меня тактическим помощником: в голове — встроенный компьютер, который предугадывает действия, рассчитывает траектории, предсказывает движения противника, отслеживает мои намерения и маневрирует вместо меня.

Эльфина застыла напротив, небрежно держит в руке копье. Какая она тощенькая… Абсурд! Драться с анорексичкой в ночной рубашке? Но двинувшись, она вдруг становится и легкой и очень мощной одновременно, вокруг распространяется мерцание. Конечно, воздух тут кондиционированный, но я будто ловлю дуновение летней лесной ночи, флуоресцентные лампы внезапно сияют лунным светом. Она — воительница Титании; если это правда, то ей девятьсот лет против моих неполных двадцати восьми, из которых я даже не все до конца помню.

Время замедляется — компьютер ускоряет мои реакции. Монитор показывает, что вокруг копья собираются электрические разряды. Все это плохо влияет на встроенную камеру, путает мне все боевые расчеты. Компьютер не в силах определить положение противника в пространстве. Ему ведь не объяснишь, что я сражаюсь с феей. Думает, наверное, что мне противостоит пигмей с длинной палкой в руках. Я и без того крупная женщина, но по сравнению с моей соперницей — просто гигант.

Эльфину ничто не беспокоит. Она делает шажок, примеривается — резкий звон металла о металл — попадает мне по левому предплечью. Парирую, едва не отхватив ей кончик курносого носа — я не так медлительна, как кажется! Хватаю древко копья… в руке остается лишь воздух. Она тоже не медлит.

Я бросаюсь вперед, но она уклоняется в сторону. Увернувшись от копья, рывком перехватываю ее запястье — мой фирменный прием! Она выворачивается, уходит мне за спину. Пальцы цепляют струящийся край ее блузы; что-то тяжело бьет по металлической, встроенной в мой череп пластине. Оборачиваюсь — она уже вне досягаемости, потирает костяшки пальцев после удара.

Крики «Браво!» со всех сторон. Эльфина потрясает копьем, радуясь аплодисментам.

Танцующим шагом движется вправо, не сводя с меня глаз. Если бы удалось приблизиться к ней, схватиться… все бы закончилось в секунду. По правде говоря, очень хочется ее победить, сразить одну из «Чемпионов». Судорожно вспоминаю все, что слышала о феях. Гадаю, что она не переносит — железо? серебро? В базе данных ничего… но в биологическом мозгу должно ведь быть хоть что-то! Верования супергероев или хоть какой-то фактик со школьных уроков литературы… Вообще, что такое фея? Я сражаюсь с феей Динь-Динь? Или я — глупый рыцарь, поскакавший за девушкой в чащу леса и заснувший на века? La belle dame sans merci.[6 - Аллюзия на «Балладу» Джона Китса. Букв.: «жестокая красавица» (фр.).]

Бросаю взгляд на зрителей. Жадно смотрят на нас. Какого черта я сдерживаюсь? Разнести эти приблудную курицу, выдрать ей старомодные косы! У меня есть звуковые волны! абордажный крюк! слезоточивый газ! А еще — пушка! Оружие всегда при мне…

Таким знаменитостям, как она, полагается закусывать пулями и не замечать выстрелов — к тому же, сегодня я резиновые пульки зарядила. Ствол спрятан в левом предплечье — вот почему оно толстовато. Сделав вид, что приближаюсь, поливаю худышку двухсекундной очередью — проще простого! Добро пожаловать в двадцать первый век, крошка… В закрытом пространстве спортзала выстрелы звучат слишком громко. Кажется, кто-то аплодирует… но я почти оглохла.

Эльфина моментально испарилась, но я не заметила движения. Весь заряд попал в безосколочное стекло за ее спиной. Куда она делась? В воздухе пахнет порохом. Я пячусь назад, в компьютере вектором вспыхивает нужное направление… скорей обернуться! Феечка под потолком, потирает ссадину на бедре — разозлилась, обиженно надула губки. Туше! Раздаются редкие хлопки зрителей. Я лениво прицеливаюсь еще раз. С такого расстояния не промахнусь.

Она кувыркается в воздухе, и вдруг парит с пустыми руками… слишком поздно до меня доходит, что она метнула копье, а я лежу, припечатавшись спиной к полу. Пытаюсь подняться, но что-то меня пригвоздило к месту. По экрану бегут помехи, Черный Волк удерживает меня за плечо, не давая подняться с пола. За спиною звучат аплодисменты… но не для меня.

— Дай-ка я вытащу. — Голос Черного Волка заглушает эльфийский смех, и я догадываюсь, что случилось, хотя такой бросок совершенно невозможен.

Повреждения от удара невелики — залатаю. Копье пронзило грудь насквозь в том самом месте, где никто не заподозрил бы искусственную кожу и изоляцию. Лунное копье Титании прошло сквозь броню, способную выдержать бронебойный снаряд из обедненного урана. Как она сумела так прицелиться? Не могла же она знать, куда метить? Она ведь даже не понимает, что я такое, кто такие киборги…

Я краснею, пытаюсь выдернуть из груди копье. Все смеются над новенькой. Острие пробило мат и застряло в бетонном полу. Вытягиваю тяжелое длинное древко, взвешиваю на руке. Холодный наконечник светится непонятным, нездешним отраженным светом. Вблизи видны письмена, но я не успеваю их разобрать — копье выхватывают у меня из рук, Эльфина уходит прочь, смеясь переливчатым смехом. Дикарь хлопает меня по плечу мохнатой когтистой лапой.

— Добро пожаловать в цирк, примат! — рявкает мне существо с безумной, тигриной мордой.




Неожиданно вспыхивают красные лампы, соединенные с сигнализацией в Пентагоне, Управлении национальной безопасности, Департаменте метачеловеческих дел и НАСА. Лампы, о которых я грезила, подслушивая звонки на 911.

Мы несемся в Зал антикризисного управления, туда, где ожил компьютер… и все происходит именно так, как мне представлялось. На экране чиновник из Иллинойса отрывисто объясняет, что, в общем… они опять упустили Доктора Невозможного. Мы узнаем об этом минут на сорок раньше, чем пресса.

Мне по-прежнему странно стоять в ряду всемирно известных супергероев. Резко и четко выделяются лица, фигуры; особенно это заметно в зале, полном людей в масках. Дева, легко раздражающаяся, но неизменно владеющая собой, в маске из переливающегося хризоберилла; Черный Волк, в огромных защитных очках, лениво опирающийся мускулистой рукой о ящик, заметил, что я смотрю на него.

— А то мы этого не ждали! — Он явно в хорошем настроении.

— Что такое «Пакт Хаоса»? — Дева решает взять контроль на себя, говорит громче всех в комнате. — Твои друзья, Дикарь? Они все провалили. Дружок Лили снова на свободе.

— Он мне не дружок.

— Выбирайте выражения… — Стоит на секунду отвернуться, как Мистер Мистик неожиданно сгущается из воздуха. Я просмотрела записи камер безопасности, но на них — сплошные помехи.

Дикарь неловко пожимает плечами.

— Ну, эти… за мной был должок, услуга за услугу; мы вместе работали, вроде ребята адекватные… Доктор Невозможный оказался им не по зубам.

— Ха! Не по зубам, говоришь? — Команда командой, но Дева все возьмет на себя. — Подозреваемый есть. Все знакомы с материалами по Доктору Невозможному? Первый раз засветился на ограблении банка, а дальше — классический цикл развития злого гения… Как по учебнику.

— Он и вправду умен, или хвастает? — бездумно выпаливаю я… типичный вопрос неопытного новобранца.

— Вполне возможно, что умен, — разъясняет Черный Волк. — Он бывал на других звездах, в других измерениях… Решал задачки по роботехнике, вытворял с веществом такое, о чем никто раньше и не помышлял. Был бы нормален, стал бы Эйнштейном. По меньшей мере.

— Он ненавидит Эйнштейна, — задумчиво сказала Лили. Оказывается, Эйнштейна можно ненавидеть.

— А еще он — сумасшедший, — добавил Черный Волк.

— Это называется «злокачественное когнитивное расстройство». Он — злой гений, болезнь такая. — Непонятно, говорит Лили всерьез или шутит, при этом она еще и подмигивает.

Дикарь возвращает нас на землю.

— Он преступник. Мы его не раз побеждали, а кое-кто справился с ним в одиночку. В прошлый раз Дева его достала.

— Сполох тоже там был, — чопорно поправляет она. — Предлагаю всем поспать. Он уже давным-давно ушел в подполье. Как правило, он сразу же начинает работать над очередным планом. События начнут развиваться через два-три дня. Быть может, по твоей линии, Дикарь.

— Контрабанда. Мелкие кражи.

— Ему понадобятся деньги и материалы. Вы помните, что делать.

Похоже, этот парень всем известен. Доктор Невозможный всегда был для меня злодеем из телевизора — слишком грандиозным, чтобы всерьез о нем задумываться. Мы с ним выступали в разных лигах: он был то на каком-то острове, то в глубоком космосе, придумывал безумные и мозголомные технологии, а я охотилась на наркодилеров и боролась с повстанцами в развивающихся странах. Но, может быть, в этом-то и обнаружится мое преимущество? Кто-то должен знать полицейскую работу, обладать умением отслеживать кредитную карту или контейнер с грузом, работать «на земле», рядом с обычными людьми.




Мы расходимся поздно, но никто не идет спать. Перегородки между комнатами тонкие, и ночами, стоит мне настроить органы чувств на определенный диапазон, видно все насквозь. Немного неловко, но устоять невозможно. Столько слухов и сплетен ходит об этой компашке! Столько лет они ото всех закрыты! Как все на самом деле? Достаточно странно… и в чем-то даже печально.

У Торжества Радуги комната подо мной. Войдя, она с минуту стоит у захлопнувшейся двери: глаза зажмурила, тяжело дышит. Идет в ванную, запирается внутри, достает из металлического кейса пузырьки и коробочки, выкладывая перед собой на край мраморной раковины четырнадцать разных таблеток, капсул и питательных шариков. Она проделывает этот ритуал каждые двенадцать часов. Должно быть, лет с семи начала; наверное, контролирует таким образом свое исходное недомогание. Часть препаратов, возможно, предназначена для того, чтобы организм не отвергал вживленные элементы. Я тоже их принимала. А еще она часами «висит» на телефоне.

Где-то подо мной Черный Волк пять минут моет руки, потом заглатывает три-четыре таблетки обезболивающего — это многое объясняет. Сдвинув всю мебель к стене тесной комнаты, он переходит к ритмической гимнастике: стойки вверх ногами, подтягивания на одной руке, делает упражнения медленно, без напряжения. Ровно полтора часа смотрит телевизор и вытягивается на полу спать. Теперь у Девы и Черного Волка раздельные комнаты, остается только гадать, каково им жилось вместе, одной семьей… Наверняка она может отключать силовое поле.

Здание затихает. Мистер Мистик удаляется куда-то в свой таинственный дом, размышлять о вечном. Дикарь, оставшись один, передвигается на четвереньках, и спит, свернувшись клубочком. Мне кажется, в вертикальном положении у него проблемы с позвоночником. В теле Черного Волка есть какой-то передатчик, который включается, когда он спит. За стеной слева Дева проходит прямиком в туалет и аккуратно, деловито блюет. Не то, чтобы ей следовало волноваться за фигуру… что ж, это ее личное дело.

Да, сложная штука. Паранормальные способности всегда с тобой. Нам всем это хорошо известно. Сколько бы досье ни завело на тебя правительство, какие бы сведения ни собрали твои враги, никто не понимает твои способности лучше тебя самого. Все видели их по телевизору. Для посторонних — мимолетная фантастика, увидел и забыл. А что делать с экстра-способностями в спальне, на кухне, в ванной? Каково просыпаться по ночам в столбе пламени, подметать осколки стекла по всему дому, опаздывать на работу, являться с подбитым глазом?.. Никто не знает, где у тебя болит или чешется; никто не пробовал того, что ты вытворяешь с собой со скуки или от отчаяния. Лишь ты засыпаешь и просыпаешься все с теми же способностями — твой сон не рассеивается при свете дня.




На следующее утро, поработав на тренажерах, подхожу к общей раздевалке, повторяя приемы Радуги. Замираю, услышав голоса внутри.

— Я тебе говорил, что так и будет! — Голос Черного Волка.

— Пока Сполох не появится, это — единственный выход, — устало произносит Дева.

— Ты позволишь им носить форму?

— Может, хватит уже? Пусть носят, что хотят, ладно?

— Элен, это твоя придумка. Я считаю, Джейсон сам должен разобраться со своими проблемами!

— Пожалуйста, не начинай все сначала…

Тут неожиданно пискнула моя электронная начинка, и голоса смолкают. Дева выбегает из раздевалки.

Черный Волк натягивает костюм; тело у него и вправду — само совершенство, мышцы хорошо очерчены, но не раздуты, красивы и пропорциональны. Вблизи заметны шрамы, седина на висках. Если верить слухам, после развода он стал настоящим мачо… но на меня пока не обращал внимания.

У меня нет костюма — лишь туфли на заказ, чтобы выдерживали вес тела. Физические данные говорят сами за себя. На мне обычный рабочий наряд — спортивные штаны и серая футболка. С помощью трафарета я нанесла логотип «Чемпионов» на самые видные металлические заплатки — на левом бедре и спине. На спине, кстати, сама рисовала — наверное, кривовато получилось.

— Прошу прощения. Что случилось?

— Не обращай внимания. Мы в старших классах вместе учились. — Он наклоняется, шнурует ботинки. До меня доносится его запах. — Ты раньше участвовала в командах?

— Не совсем… Сначала госслужба. Потом работала в одиночку. — Я несу чушь. Давно не говорила с мужчиной… по крайней мере, с таким, которого не нужно бить. Даже чуть покраснела. — Меня, наверное, Паук рекомендовал? Мы в Олбани вместе были, за снайперами охотились.

— Да, помню. Ты неплохо сразилась с Эльфиной. Какие тебе дали способности? — Он осматривает меня с ног до головы, и я заливаюсь краской. Не привыкла к таким взглядам.

— Зрение. Силу… руки-ноги усилили. Встроенный тактический компьютер. Парочка хитрых орудий. Броня, ясное дело. Абордажный крюк. Э… огнетушитель.

Он видел мое досье, наверняка, уже все сам знает.

— Летать не можешь? — Он делает медленный замах, спокойно удерживает ногу над головой. Интересно, правда ли, что его родители участвовали в проекте селекционного воспроизведения? Так можно было бы объяснить их исчезновение…

— Нет.

— Я тоже.

Общеизвестно, что у него нет экстра-способностей, одно физическое совершенство. Он начинает легкую разминку: растяжки, стойка на руках. Какая-то способность у него все же есть, хотя не очень понятно, как ее называть.

— Можно спросить?

— Конечно.

— Вы могли бы выбрать других героев. Других киборгов, если именно этого хотели.

— Вообще-то, это все Дева, — отзывается он. — Она с тобой встретилась и… решила, что ты подойдешь. Сказала, что ты напоминаешь ей о прошлом.

— Она будет лидером?

— У нее хорошо получается, — подтверждает он.

— Должно быть, странно получать приказы от… — Я не договариваю. Что странно — так это откровенничать с героем новостей.

Черный Волк, рассмеявшись (не так, как по телевизору), пожимает плечами:

— Все ради дела. Дева кое-что еще упомянула… В твоем досье написано про психическое расстройство.

Ну вот, начинается.

— Мне надоело, что со мной обращаются как с машиной. Это как, расстройство?

— Чем ты занималась прежде? — Он не знает, а я пока не готова поделиться… Сижу тут, рядом с миллиардером и гениальным борцом с преступностью, который думает, что я надену такую же форму, как у него… Незачем его поправлять.

— Потом как-нибудь расскажу. — Я ухожу, спиной чувствуя его взгляд.




Мне дали не самую блестящую характеристику.

Во время последнего задания, прямо перед тем, как я ушла, мы подавили банду наркодилеров, подожгли кокаиновую плантацию и собрались домой, на базу. В одиночку и без особого труда, с помощью обычного АК-47, я застращала шестнадцатилеток… они, наверное, приняли меня за Деву.

В Управлении меня научили драться, спускаться по отвесной стене, зачитывать людям гражданские права, оказывать первую помощь. Я хотела расследовать тайны, как агенты ФБР по телеку, разгадывать загадки, раскрывать заговоры… Меня использовали для другого: бросали на амбразуры, когда все летело в тартарары. Фактически, я работала тараном: принимала на себя пули, расчищала дорогу настоящим агентам и сеяла ужас в сердца противников — в основном, безграмотных повстанцев, в жизни не встречавших метачеловека, не говоря уж о том, чтобы сражаться с героем.

Мы ждали, когда нас заберут домой, и я немного выпила — такое очень редко бывало, да и инструкцией запрещалось, но мне в то время плохо спалось. Задания в Южной Америке навевают смутные воспоминания о дне, перед несчастным случаем… не слишком приятно. К тому же, я слишком часто выручала из переделок молодых агентов — юнцов едва со школьной скамьи, которые вечно таращились в спину и обсуждали между собой, что именно мне заменили железяками.

Слух мне тоже, кстати, улучшили… да они и не старались говорить тише. В общем, я с ними побеседовала — ничего членовредительского, но урок запомнится надолго. Я была внимательным слушателем на курсах в Управлении, материал усвоила на отлично.

Меня по-тихому отправили в очередной отпуск, который превратился в отстранение от службы на неопределенный срок. Теперь они женщин-киборгов не нанимают — считается, что чрезмерно высок риск психических отклонений. Ну, как угодно.




Два дня спустя. Я в Бостоне, разбираю оставшиеся вещи. Дева звонит на мой встроенный сотовый (хитрая игрушка, которую не отключить) с борта реактивного самолета (мне пока не разрешили им пользоваться), заявляет, что заберет меня через полчаса. Интересно, почему она выбрала меня? Черный Волк был свободен, точно знаю.

Сначала мы разыщем известных врагов — всех, с кем Сполох сражался не менее трех раз. Список довольно короткий, большинство из тех, кто бился со Сполохом дважды, не особенно рвутся в новый бой. В основном, это придурки вроде Космик-Краба или безумцы типа Ника Напалма.

На часах 5 утра; переодеваюсь, выхожу, жду на заснеженной скамейке в назначенном месте — натянула капюшон, стараюсь не привлекать внимания. Какой-то прохожий было уставился, но я не обращаю внимания.

Ясное дело, у меня нет второй, тайной личности — я всегда одинаковая. Конечно, можно попытаться выглядеть по-человечески — натянуть резиновую полумаску на правую часть лица и шеи… (выглядит нелепо, но под капюшоном сойдет). При желании можно добиться более естественного вида, но я терпеть не могу пластиковые протезы и нашлепки — чувствуешь себя, точно манекен, да и цвет у них, как у пластыря, а не как у настоящей кожи. В общем, просмотрев кипу образцов (пастельные тона, целая коллекция розовых и бежевых оттенков), я попросила оставить голый металл. А полумаску держу на крайний случай.

Дева появляется через сорок пять минут. На ней длинное пальто — по погоде, но эта женщина не чувствует холода. В утреннем свете она какая-то другая, почти обыкновенная… У нее такие же отметины, как у отца — бледно-голубые полоски на щеках и шее, но при таком освещении они как будто нарисованы. Интересно, какой она была на Титане? Ведь рассвет там бывает лишь раз в шестнадцать дней…

— Похоже, идем по верному следу. Полицейские в Провиденсе ночью арестовали Ника Напалма. Он уверяет, что кое-что знает о Докторе Невозможном.

Самолет приземлился в Логане. На моей старой «Тойоте» едем в Провиденс. Дева молча смотрит в окно. Я с новой очевидностью понимаю, что совсем не знаю этих людей. Они почти пятнадцать лет были единой командой. Вместе с Громобоем летали к звездам, путешествовали во времени, сражались против римских легионеров, когда Доктор Невозможный решил изменить исход Пунических войн и спасти Карфаген. И все они видели смерть Галатеи… там, под кольцами Сатурна.




Глава пятая

Наконец на свободе


«Когда я отсюда выберусь…» — думал я в тюрьме миллион раз. Сейчас лежу на голом матрасе перед телевизором, ни о чем не думаю. Середина дня. Заплатил за номер наличкой, добытой из банкомата, который я утащил из круглосуточного магазина, вынес на дальнюю парковку и распотрошил. Не лучший вариант, но времена настали тяжелые.

В квартире три комнатушки и газовая плита; с нижнего этажа поднимаются запахи готовки. Под окнами тетка с подбитым глазом ругается со стариком. Он похож на бездомного.

Наверняка я видел это здание, пролетая на самолете или проплывая на дирижабле. Стены покрыты грязно-розовой штукатуркой. Мне и в голову не приходило, каково это — снимать комнату, за наличные, без рекомендаций… Заплатил вперед, за шесть месяцев. Одиннадцать часов шагал вдоль шоссе, на восток, наконец дошел до города, разжился одежонкой. Арендовал машину, поехал, стараясь не превышать скорость. От тачки недавно избавился. Надо передохнуть, приткнуться там, где искать не станут.

Начну все заново. Внутри уже бурлит проект, хорошая, крепкая схема. Я разработал подробный план в тюрьме, таращась на голые стены. Кажется, со мной это уже было…

Как осуществить захват мира? Я перепробовал все! Все способы устроить светопреставление: ядерные и термоядерные устройства, нанотехнологии; штуковины, умещающиеся в обувную коробку, и сооружения, которые видно из космоса. Пытался контролировать общественное сознание; украл золотой запас из Форт-Нокса и все потерял. Путешествовал в прошлое, чтобы изменить историю, в будущее, чтобы ее избежать; останавливал время и жил в мире статуй. Я командовал армиями роботов, полчищами насекомых и войсками динозавров; ордой грибов; нашествием рыб и грызунов. Устраивал вторжения: из космоса, из другого измерения, организовал даже нападение инопланетных богов. А знаменитое недружественное поглощение корпорацией «Невозможная индустрия»! Заканчивалось все одинаково. Двенадцать раз меня отправляли в тюрьму.

Дайте мне точку опоры, говорил Архимед, и я переверну мир. На что я только не опирался — на центр Земли, на вершину Эйфелевой башни, и даже на Солнца.

Но еще ни разу точкой опоры не служил номер 316 мотеля «Звездный свет» в Квинсе. Я работал в мрачных казино, проклятых замках, ужасных крепостях… В пещерах! Хуже места не встречалось. Все источает запах дезинфекции, бледно-желтые стены ванной сочатся чем-то коричневым. Штукатурка вместо матовой стали; пластиковая обшивка «под дерево», ДСП вместо мигающих датчиков. Семнадцатидюймовый цветной телевизор с тремя порно-каналами — вместо сорокафутовых мониторов; пульт дистанционного управления прибит к тумбочке у кровати, и никаких вам протоколов голосового управления. Вместо роботов-слуг — консьержка Дебби.

По Си-эн-эн показывают пресс-конференцию героев — обсуждают мое исчезновение. Черный Волк разглагольствует о справедливости. Мне предлагают сдаться.

Крутят архивные кадры моего последнего задержания: крупный план, оптическое увеличение, похоже, снимали с вертолета — я на борту дирижабля, в развевающемся плаще. Ручная съемка: бегу по Манхэттену, лишился Жезла силы, петляю между машинами, оборачиваюсь, пшикаю отравляющим газом в попытке задержать преследователей. Можно разглядеть даже пятна пота. В моем наряде не побегаешь — накидка плотная и тяжелая, как бархат. Новый кадр: я в цепях и титановых путах, без шлема, пошатываюсь от недавних побоев… назавтра картинку напечатали все газеты.

Четыре года назад на этом самом месте над Квинсом я с высоты обозревал мир, пену отбросов! Раздумывал, кого обложу данью, какие города переименую в свою честь…

— Люди Земли!

Вой автомобильных сирен несся над крышами зданий. Дирижабль проплывает над вереницей машин. Слежу, как овальная тень глотает квартал за кварталом.

Малый боевой дирижабль — дорогая игрушка, но известность принес мне именно он. Солнце сияло на медных перилах; императорская мантия развивается на ветру. Дело не в деньгах! Хотелось, чтобы люди взглянули на небо и увидели меня — невероятного, зловещего и величественного…

Оболочку дирижабля можно было сдуть за считанные часы и уложить в пару контейнеров — так легче появляться и исчезать практически без предупреждения. Никто не знал, когда над ними зависнет гигантский летучий корабль, когда с высоты зазвучит маниакальный смех. Незабываемое зрелище! Дирижабль заслонял солнце и отбрасывал тень на мили вокруг, накрывая банки, светофоры, школы, библиотеки и полицейские участки.




Ручка сливного бачка в ванной ломается от прикосновения. Я так и не привык к собственной сверхъестественной силе. Глубинные биохимические перемены в организме, внутренний жар, ватная легкость рук и ног, подсказавшая, что ко мне никогда не вернется былая острота ощущений.

Какой путь пройден! С трудом вспоминается то, первое утро… Миг жара и тяжести… вокруг оседала пыль. Я лежал на спине. Видел звезды. Поисковая группа закончила работу в руинах лаборатории, но меня так и не нашли. Ясное дело, мое дипломное исследование завершилось. Больше мир обо мне не слышал — о пятикурснике-дипломнике, так и не получившем степень. Настал трагический конец неуклюжему лаборанту — и началась долгая эпоха невероятной докторантуры Доктора Невозможного.

Весьма неутешительно, что я не мог летать. Не приобрел способность стать невидимым, двигать предметы силой мысли, стрелять лазерными лучами из глаз. Не умел телепатически воздействовать на умы и читать мысли других… не очень-то и хотелось. Всю ночь пытался стрелять жаром и холодом, расширяться или съеживаться. Прыгал, делал пассы руками и хмурил брови, но в конце концов понял, что не получил никаких изощренных способностей.

Впрочем, я стал быстро двигаться, скользил как по маслу, обладал отличной реакцией, а при достаточном напряжении мысли мог заставить мир застыть на месте. Приблизился к тому, чтобы уворачиваться от пуль, хотя еще не успел испытать это в деле…

Глаза постепенно привыкали; я различал, как расцветают краски на новой длине волн. Ночь окрасилась в глубокие инфракрасные тона, озарилась загадочным блеском выше фиолетового диапазона. Предметы меняли очертания. Я становился не вполне человеком. Пришла сила, много силы! Мне все было доступно. Стань чемпионом, неудавшийся качок! Пусть только попробуют меня задирать. Мне нравилось представлять — ярко, со всей тщательностью, в замедленном ритме — как я с ними разделаюсь. Я перестал быть рядовым обывателем, у меня теперь суперспособности. Я — супер… кто? Вообще-то, я знал, кто. Получив силу, узнаешь о себе многое. Преподаватели называли меня сумасшедшим. Хватит терзаться, пора терзать всех остальных.




Все клубилось в голове: планы и изобретения рождались быстрее, чем я успевал их перечислять, — химические, биологические, металлургические, кибернетические, архитектурные… Вот что от меня скрывали! Вот что дремало в глубине, вот что я подавлял, вот что разрывало меня изнутри подземным взрывом. Последний, провалившийся эксперимент что-то сотворил со мной. Я стал силен… Но моя империя будет держаться на чистом расчете и ярости! Так начал формироваться мой теневой образ. Я украл одежду из прачечной в соседнем общежитии — джинсы и огромный свитер. И отправился восвояси — шагал всю ночь, пока не взошло солнце.

Серым утром я добрел до серого автовокзала. Прикорнул за свалкой у супермаркета. Голыми руками разворотил несколько телефонных автоматов, набрал денег на автобусный билет и шоколадку. Где-то в Америке… усталый, нищий, юный и очень злобный… человек со сверхинтеллектом!

Пришел автобус, почти пустой. Я уселся слева, ближе к концу салона, и стал смотреть в окно. Мимо проплывали дороги, дома и автозаправки, но ни жить, ни работать в подобных местах я не собирался. Билет купил наудачу до Рино в Неваде.

Мне надо было туда, где мало народу, лучше всего — в пустыню. Начать там подземную стройку. Работать голыми руками, если потребуется; бетон, генераторы и электронику достану. Сначала самое необходимое; высокие своды и сверкающий металл появятся позже. Соберу электронные схемы, пусть даже и на деревянных рамах, и построю суперкомпьютер, принцип которого стал мне ясен. Постепенно наращу силу — вычислительная техника, энергетические запасы, супермогущество. Добьюсь мощности в десятки терафлопов, буду черпать энергию из ядерного синтеза! За окном зеленые поля сменились каменистой равниной, в горах набухали темные тучи. Должно быть, где-то шел дождь; но не здесь.

Ночами я разрабатывал несуществующие технологии, чуждую науку, футуристические, почти волшебные мечты. Всем этим я мог заниматься вне университетских стен — больше не было нужды подстраиваться под напыщенных придурков из колледжа! Я создавал иную науку — науку без ограничений: роботы, лазеры, автономный разум. Моя наука дрожала от нетерпения, горела желанием взяться за дело! Эта наука могла встать и пойти, взлететь, воевать, распространить свои невообразимо яркие создания по всем, даже самым отдаленным уголкам, планеты, возвести купола и башни, и воплотить лихорадочные архитектурные фантазии. А еще моя наука была полна безрассудной и бешеной злобы.




За одну ночь нельзя превратиться в злодея мирового масштаба. Мой путь к Доктору Невозможному был долог и тернист. Моя первая зарубежная поездка стала настоящим откровением! Я впитывал новые влияния, изменялся, создавая нового человека, существо диковинное и опасное. Самые известные злодеи всегда источают нечто чужеземное, являются с Востока или из глубин Трансильвании… Непременно должна быть тайна!

В те годы меня заносило в странные места. Три дня я брел по северной Сахаре, искал воду, а днем дремал в тени; наконец, достиг Хартума. Беспредельное одиночество; жар пустыни скатывался по измененной коже. Ночами мне снился шепот фараонов, виделись гигантские джинны, крадущиеся по темным дюнам.

Я дрался за деньги на подпольных рингах в Бангкоке — схватки без правил на матах под яркими лампами в подвалах. Самое дно супергеройства: местные таланты и беглые преступники, странный, неприкаянный сброд, отличавшийся лишь вкусом к власти. Американец в самодельной экипировке дрался с тремя пигмеями — шаманами из Австралии; каратист боролся с французским колдуном или русским беженцем из Чернобыля. Второсортные, гротескные, отверженные, одиночки и группы до утра добывали свой хлеб под визг и вопли толпы; никто не замечал глубоких порезов или ожогов. Я выступал как «Барон Бензол», «Граф Кулакула» — под любыми именами, что писались на афишах над входом. «Умникус». «Доктор Фиаско».

Я усвоил основы: как устоять на ногах, размахнувшись со всей сверхъестественной силы, как выдержать суперудар. Как распознать признаки могущества: неровная поступь — результат неудачной нейрохирургической операции, примесь инопланетной крови — альтаирский разрез глаз или эндеррийская форма рук. Учился смотреть на походку супергероев, в глаза, следить за руками — и угадывать то, что когда-то случилось с их телами. Почти все они чем-то заплатили за свое могущество; для многих цена оказалась слишком высока. Если знать, на что обращать внимание, все можно разглядеть как только противник выходит на арену.

Я дрался три-четыре раза в неделю, по выходным просыпался с синяками или ожогами, в съемной квартире над рынком. В Бангкоке было дождливо, по утрам парило. Квартиру снимали вскладчину человек шесть: я, Фараон, Шейлок, еще какие-то оборванцы. Я занимал матрас на полу; кто-нибудь с насекомьей головой дрых на диване.

Так я познакомился с Фараоном… впервые повстречал похожих на меня — людей, столкнувшихся с Силой, но не желающих носить маску и плащ, играть роль. Разумеется, большинство мне и в подметки не годилось — уголовники без высшего образования, некоторые даже в старших классах не доучились. Как и я, они сказали «нет» прошлому, но не нашли ему достойной замены. Единственный раз в жизни я чувствовал причастность, принадлежность к коллективу.

Помню ту ночь, когда Аргонавт явился инкогнито и разгромил всех соперников. Помню, как на ринге убили Форпост, а из трупа полезло такое… Помню, как держал за волосы побежденного незнакомца, как приветствовал толпу зрителей; помню пьяные вечеринки; помню, как транжирили призовые деньги, как шатались по улицам, плакались друг другу в жилетку пьяными слезами; помню безымянный и всеобщий дух безмолвия, изгнания и давнего поражения.

Удивительно, но никто кроме меня не понимал, насколько все серьезно, что с нами творится, какие перемены случились в наших организмах, какая участь ожидала этих никудышных ниндзя, марсиан и колдунов в изгнании, которым придется искать бесчисленные дороги домой. Однажды, когда я разгромно проиграл созданию из волшебного камня, мы с Фараоном вышли к океану — к загадочным водам Сиамского залива. Ныли поломанные ребра, я молча пообещал себе, что никогда не сдамся. Никогда.

Я работал телохранителем на картель наркоторговцев в Гонконге: ночь за ночью стоял, вырядившись в темный костюм, за спиной бухого наркобарона — тощий guailo,[7 - принятое в Китае и Гонконге обозначение иностранца, особенно белого европейца или американца.] способный остановить пулю и побороть любого силача. Как-то ночью явилась целая толпа конкурентов — слишком много, всех было не задержать. Я ушел в гонконгскую ночь в промокшем от крови костюме от «Армани» и с тремя миллионами долларов в чемоданчике. Утром улетел в Соединенные Штаты. Пора было явить миру мое настоящее лицо.




По крайней мере, здесь есть телефон. Воспоминания о прошлом наводят меня на мысли о старых знакомых. Существует беспорядочная сеть контактов; мы все — определенное сообщество, хотя ни один из них не навещал меня в тюрьме. Мне много чего понадобится, для начала. Кому бы позвонить? Учитывая суматоху вокруг Сполоха и воссоединения «Чемпионов», для суперзлодеев настали не самые лучшие времена.

Начинаю составлять список. Многих нет — одни скрываются, другие в тюрьме. Впрочем, есть ПсихоПрайм — он полезен, когда трезв. Ник Напалм все еще на свободе. Кто-нибудь да скажет, где нынче принято встречаться, может, кое-какую работу для меня выполнит. О Лили я пока думать не готов.

Фараон. Он бы помог, только как его разыскать? Не Фараон из «Супер-Эскадрона», а другой, мелкий злодей. Любит размахивать своей волшебной кувалдой — если верить ему, то стоит произнести тайное слово, как молоток сделает владельца неуязвимым. Он склепал себе броню, выкрасил ее золотой краской из баллончика, разрисовал иероглифами, как дети рисуют — всякие глаза и волнистые линии. Называл себя реинкарнацией Рамзеса, хотя «а» и «о» в собственном имени местами путал. Кувалда у него была огромная, из камня — непонятно чей подержанный молоток. Фараон утверждал, что это молот Ра. Я хотел разобрать, понять как эта штука работает… но он никогда не разрешал.

Мы дружили — той особой дружбой, какая бывает между злодеями, мы были коллегами, хотя не доверяли друг другу до конца. Однажды пришлось два дня прятаться в дырявом сарае в Нью-Джерси от круживших в небе героев. Чтобы убить время, мы рассказывали истории о суперменах, хвастаясь победами. Он знал Лили. Я пытался провернуть с ним парочку дел, но партнерство так и не сложилось.

Настоящего злодея из него не получалось. Как-то раз в центре Чикаго он затащил Серпентину в самую глубину озера и отправил в нокаут Блокаду. Он смог бы развернуться, если бы захотел и постарался. Впрочем, настоящий Фараон и не думал разбираться с ним из-за имени.

Фараон исчез, вышел из игры уже давно. Он никогда не относился к этому всерьез. Преступления — это, черт возьми, серьезное дело! Я ему говорил…




Имя мое придумалось, когда я провернул первое стоящее дело в США. Долгая поездка по автостраде в Нью-Джерси, четыре часа в полумраке, скорчившись на выступе над колесом. Меня клонило в сон… странно было, что везет меня робот, которого я сам сконструировал; покачивания напоминали о детских поездках. Снился дзета-эффект, мерцающее красное поле, его манящие загадки. Проснулся: на меня таращились пластиковые лица роботов в полупустом отсеке — череда апатичных «болванчиков» для краш-тестов.

Мы выехали из туннеля; из-за пробок в центре машина то и дело останавливалась. Робот за рулем был отличный, достаточно походивший на человека, чтобы не вызвать подозрений при случайной проверке. От него требовалось вести машину, оплачивать платные дороги и тупо улыбаться остальным водителям. Ему не надо было вылезать из фургона, а вот остальные четверо должны были войти со мной в банк.

Банк располагался в деловом районе — небольшой, но подходящий для моих нужд. Находчивость и мелкие кражи себя исчерпали. Мне требовались средства и связь с миром; мне нужно было, чтобы обо мне узнали. Робот плавно свернул налево, потом направо, приближаясь к цели; он посигналил грузовику, загородившему проезд.

Я включил питание роботов. Толковые и сильные, они не влюбляются, гражданских прав не требуют. Роботы проверили электрошокеры, я проверил собственное снаряжение, подполз к задней стенке, уселся. Фургон свернул к обочине и припарковался во втором ряду машин у двойных стеклянных дверей.

Ногой распахнув дверцу, я шагнул на мостовую. Сыпал снежок; очертания домов побелели, асфальт потемнел. Роботов я придумывал и мастерил несколько месяцев; сшил себе наряд, сконструировал снаряжение. В самом сердце Манхэттена, щурясь от неожиданного света, я стоял среди виляющих автомобилей и удивленной толпы. Вторник, 10.30 утра, конец января; офисные работники в громоздящихся надо мной небоскребах сосредоточились на утренних делах, шуршали газетами, болтали с коллегами… Мне было двадцать четыре года.

Величественный охранник в униформе сердито уставился на меня из окна, выбросил вперед руку, точно прогоняя: «Прочь!». На секунду закружилась голова… мгновение кошмарного замешательства… Что я делаю? Я должен быть наверху, вместе со всеми; должен работать! На мне специальный костюм; я — рекламный трюк, неуместный переросток, заигравшийся в Хэллоуин… или шизофреник? Настал момент истины — испытание похуже, чем встреча с любым борцом за справедливость, чем самое секретное оружие. Внутри у меня все сжалось.

Я заставил себя сделать шаг к огромному, сверкающему входу в банк. Роботы за спиной поднимали шумовые пистолеты; в ушах автоматически сработали блокираторы звука. Человек за стеклом поднял руку, приказывая мне остановиться, уйти. Вот оно! Я покачал головой. Остановиться? Уйти? Нет. Ни за что! На лице расплылась непривычная улыбка.

Человек за стеклом прицелился… слишком поздно. Я не медлил у входа! С силой дернул дверь, и она повисла на одной петле. Я не собирался останавливаться, возмещать ущерб, просить прощения, потому что больше никогда не стану выполнять чужие приказы, никогда! Я прошел в дверь, сработала звуковая волна — резко увеличилось количество того, что я не собирался возмещать.

— На пол!

Я махнул рукой, и толпа посетителей рухнула на колени. Секунд тридцать большинство из них ничего не услышит, но надо было показать, кто здесь главный. Удивленно глянул вверх — оказывается, машинально вздернул в воздух потерявшего сознание охранника. Отшвырнул его на пальму в горшке. Когда я вернулся домой, выяснилось, что охранник умудрился всадить мне пулю в грудь. Послышался удар — мои помощники вломились в хранилище. Два робота размахивали пистолетами, удерживая толпу, остальные лопатами сгребали пачки денег в мешки. От меня ничего не требовалось — я расхаживал по залу с угрожающим и решительным видом, а время тянулось бесконечно.

Я орал — сам не знаю что. Провозглашал себя Императором Манхеттена, Америки, всего мира… Меня трясло. Движение остановилось. Люди снаружи заглядывали в окна.

Завыли сирены… операция вступила в завершающую стадию. Туннель вырыли несколько недель назад. Жестом я отправил двух роботов к дверям банка — пусть займутся полицией. Остальные опускали деньги в шахту. Я ускользну, туннель за мной обрушат.

Напоследок — самое главное. Я обернулся к камере видеонаблюдения. Пришла пора показать, кто я такой, всем пора узнать то, о чем мне было известно много лет! Вместо заготовленных фраз (не помню, каких), я произнес совершенно другие слова. Унижения накапливаются, становится ясно, что отомстить невозможно, хотя в глубине души ты гораздо лучше, чем они… Настоящий ты — где-то внутри, ты невидимый, непостижимый. Невозможный. Невозможный!

— Я — Доктор Невозможный! — крикнул я. — Доктор Невозможный!

Теперь-то меня узнают, не забудут! Я повернулся и полез в шахту.

В нескольких милях к югу, у выхода из туннеля меня ждал арендованный грузовик. Я переоделся в гражданское. На обратном пути в последний раз испытал мгновение слабости. Пути назад не было. Я уже не пропавший студент, не эксцентричный изобретатель. Я стал суперзлодеем. Средь бела дня, у всех на глазах обокрал банк! Съезжаю на обочину… Кажется, сейчас стошнит. Что я наделал! Такое невозможно скрыть! С чего я взял, что план сработает? Мои противники умеют летать! Видят предметы насквозь… Меня загонят, точно зверя…

Быть может, придти с повинной? Все вернуть? Если отдать деньги и золото, то со мной ничего не сделают… Через пару лет я вышел бы на свободу. Вернулся бы в лабораторию. Мои последние разработки, новинки роботехники позволили бы получить академический грант, наладить отношения в университете. Я продолжил бы работу, вел бы исследования… обо всем можно договориться! Могущество не означает, что можно заниматься глупостями. Абсурдный инцидент забудется — дурацкий костюм, имя… Просто бросить все здесь!

Я взялся было за шлем. И… что? Идти в полицейский участок? Позвонить в ФБР? Сесть в тюрьму? Даже если сдамся, ничего не изменится…

Я никогда не стану одним из них. Я понял это, как только получил Силу. Нет, гораздо раньше — еще в детстве, в первый день в школе; на улицах теплого и дождливого Бангкока; в колледже. Если ты — другой, то знаешь об этом всегда, и ничего не исправить, даже если захочется. Что делать, если душа не такая, как у всех? Надо брать, что дают, стать таким героем, каким получится. Героем собственной, холодной, извращенной души.

* * *


Пора начинать снова. Быть может, в этот раз все будет по-другому… Я извлек урок из ошибок. Если Сполох исчез, то у меня появился шанс.

Поживу-ка я в мотеле «Звездный свет». Развалины предыдущей базы остынут нескоро. Результаты слежки за героями показали, что мне, похоже, удалось уйти. На соседней улице магазин электроники, медной проволокой я обеспечен, еды на вынос в округе хватает. Планов и идей, проработанных в тюрьме, достаточно. За несколько недель на свободе можно добиться многого.

Требуется детальная проработка, но суть нового плана проста. Для мирового господства нужны четыре предмета: зеркало, книга, кукла и драгоценный камень. Элементарный фокус, который я придумал в заключении. Четыре никому не нужных вещи, отсеянные из мирового хаоса… Стоит соединить их особым образом — и они получат абсолютное значение! Не знаю, где их взять, но обязательно раздобуду, пока меня не поймали. К тому же, в плане слишком много переменных: куда делся Сполох? Что, если он вернется?

Я осторожен: ночью ношу темные очки, говорю, коверкая голос. Но меня видел кассир в угловом магазине — араб в розовой форменной рубашке. Приемщик в прачечной знает меня под другим именем. Два сменных портье в мотеле, старик-владелец, прыщавая девчонка с тусклым взглядом. Разносчик из китайского ресторана. Интересно, кем они меня считают? Кто угодно способен раскрыть мою тайну!

Всю ночь под окнами ездят машины. Мебель сдвинута к углам номера, детали нового, улучшенного Жезла силы разложены на простыне, постеленной поверх ковра — каркас и спутанные провода. Пока это только металлическая рама, электронные схемы и проволока, но я кое-чего жду… Ник Напалм привезет недостающие части — то, что в радиомагазине не купишь. В тюрьме я переделал схему, разработал ее в голове, в темноте, под мерные шаги охранников за дверью.

* * *


Вспомнилась предпоследняя попытка: боевой дирижабль накренился, черные клубы дыма в чистом воздухе. Я — в орбитальной шлюпке; пристегнул ремень, дрожащими руками заправил бак — до сих пор в носу запах ракетного топлива. Последний из пяти планов побега в конце списка, составленного на базе.

Сполох объединился с гигантом-Батальоном — две с половиной тонны металла, непонятно как дрейфующего на летнем ветерке; жуткое зрелище! Я бросил на борьбу с ними все имеющиеся ресурсы, но Сполох висел в воздухе, спокойный, уравновешенный, бодрый, как будто только что сошел с белоснежной яхты. Под нами распростерся Квинс, ближе, чем хотелось бы — я терял высоту и взглядом выбирал место для безопасного падения. Вскоре отправлюсь в тюрьму, отсиживать десятый срок.

— Сдаешься? — крикнул он.

— Никогда!

«Никогда» значит «никогда». Я так мечтал о дне, когда свершится мой план, когда все, выверенное до последней детали, встанет на свои места — последний шарик упадет в последнюю чашу и сработает последний рычаг величайшей в мире машины Руба Голдберга.[8 - Руб Голдберг (Rube Goldberg, 1883–1970 гг.) — художник и скульптор, которые изобретал сложные механизмы, конструкции из хитроумно соединенных предметов, для выполнения простых действий.]

Я продемонстрирую абсолютное оружие, построю лазер, запущу спутник для управления погодой; небеса затанцуют, исполняя любой мой каприз. Все будет по моему желанию: солнечные дни, черные ревущие шторма, полуденный дождик. Долгие годы я скрывался, мечтая о мире, где погодой можно управлять…

— Сдавайся или умри!

Ветер приносит новые запахи на мостик боевого дирижабля… Осень.




Глава шестая

Игра началась


Оконные стекла выбило на несколько кварталов вокруг. В утренних теленовостях показывают Ника Напалма — сражается, объятый пламенем. Рано утром эвакуировали весь район, повсюду царит зловещая тишь. Мы с Девой проходим за первое ограждение — она показывает полицейскому у барьера удостоверение, а тот таращится на наши костюмы, как будто мы — яркие и ядовитые рыбы.

Дева идет вперед, не глядя на меня. В трех кварталах — склад, где держат Напалма. Прохожу по улицам в костюме, чувствую себя инопланетной гостьей. Шаги звенят в тишине. Зияют пустые фасады, запятнанные ожогами; воздух гудит, взрезаемый напряженными телами. Возле склада — пожарные машины.

У дверей порываюсь достать временное удостоверение, но Дева стремительно входит внутрь; я иду следом.

— Это новенькая, со мной, — бросает она. Как мило.

Внутри все знакомо: процедуры захвата враждебного метачеловека незапротоколированы, не имеют ничего общего с обыкновенным арестом. Ник Напалм лежит лицом вниз на расчищенном пятачке в центре бетонного пола, руки скованы за спиной. Полицейский поливает его из шланга, чтобы сдержать пламя.

Вокруг пленника красной краской очерчен круг радиусом шестнадцать футов; десяток полицейских в бронежилетах наблюдают из-за штабеля автомобильных покрышек. Вид у них злой и измученный. Утро выдалось опасное, и все из-за того, что два супермена провели веселую ночку в городе. Снайперы лениво опираются на перила.

Он лежит в луже воды, стекающей сквозь решетку в полу. Ник Напалм невысок, худощав, темноволос и смугл. На нем длинный черно-оранжевый балахон. Наряд наверняка впечатляюще выглядит в сухом виде, но сейчас он больше похож на ворох мокрых тряпок. Ник не двигается. На щеке — глубокие ссадины.

Ник Напалм полностью соответствует своему имени: человек-огнемет. В припадке он сжигает все на своем пути. Глаза пустые, как у шизофреника, голос глухой… если не считать приступов пиромании, он здраво мыслит, на жизнь старается заработать, как и все остальные. Надо полагать, безумцам свойственны врожденная практичность и хитрость. Ник умудрялся сбегать из всевозможных несгораемых камер.

При нашем появлении полицейские оборачиваются. Смотрят на костюмы не особенно дружелюбно, но с некоторым облегчением. По их мнению, мы привычны к ненормальности. Мы возьмем этот бардак на себя. Нас уводят за ограждение из шин.

— Ник Напалм. Всю ночь вчера дрался с Медвежьей Шкурой. Украли драгоценный камень, не поделили добычу. Завалили его примерно в шесть утра. Пришло распоряжение вызвать вас.

Дева привыкла к подобным разговорам; держится вежливо, но отстраненно.

— Спасибо. Куда делся камень, известно?

— Исчез. А вы где ночью были?

— Наши заботы.

Ну да, они с Черным Волком опять ругались. Мне через коридор было слышно.

Мы ступаем внутрь магического круга, подходим к лежащему пленнику. За нами никто не идет. Я опускаюсь на колени, чтобы было удобней говорить.

Его держат под струей воды; забрызгивает и меня. Он не двигается. Вот что происходит с талантами и амбициями таких, как он…

— Ник, — шепчу я.

— Железный Дровосек, — голос невнятный, мешает подбитая скула и неудобная поза на цементном полу. Он в сознании. — Спаси меня… Меня убьют! Я подслушал…

Вполне возможно. Скажут, что при попытке к бегству. О нем никто жалеть не станет.

— Расскажи нам о Сполохе.

— Сначала вытащи меня отсюда. Организуй чрезвычайную охрану, ты же можешь…

— А с чего мне напрягаться?

— Я его видел. Доктора Невозможного. Четыре дня назад. Скажу, где.

— Черт! — я смотрю на Деву. Что делать?

— Давай. Уводим его! — ей не терпится.

— Копы обидятся.

Нас это не останавливает. Сержант полиции пытается возразить, но замолкает под взглядом Девы. Понимает, что не его уровень. Снайперы уставились мне в затылок. Я не такая, как Дева; удачный выстрел — и мне конец, как любому другому существу… А ей, похоже, все равно. Она по жизни супергероиня, ее нисколечко не волнует, что думает гражданская полиция.

Я грубо, рывком ставлю Ника на ноги, вывожу за ограждение, остро сознавая, что действуем мы в нарушение всяких правил. Он пьяно валится на меня, шепчет в ухо… смотрится все это совершенно незаконно.

— Я знаю, что у тебя горит внутри, Железный Дровосек. В нем горело то же самое…

Сполох.

— Нельзя сажать его в машину, — устало произносит Дева. — Позвони Черному Волку.

— Хорошо.

— Пусть пришлет корабль за нами и пассажиром. Хоть какая-то польза от его игрушек.




Сижу в Зале антикризисного управления, изучаю компьютерную систему. Входит Лили. Монитор нависает над нами, отбрасывает белые блики на лица; я переключаюсь между окнами, просматриваю данные, пытаясь понять структуру. Черный Волк рассказывает об основных особенностях. Мейнфрейм по спецзаказу, сервер разработан им самим, собран на его предприятии.

— Они якобы действуют в одиночку, но все знают друг друга! — наставляет нас Черный Волк. Тема: «Суперзлодеи-101». Клинта Иствуда он корчит только на публике; вообще-то голос у него высокий и невыносимо гнусавый.

Интересно, откуда он знает? Однажды Черный Волк отправился с братом и сестрой в поход по Нью-Мексико — и потерялся. Было ему лет восемь. Забрел куда-то не туда, пять дней провел глуши. Его нашли сидящим на каком-то утесе. Он никогда не учился в школе, врачи поставили ему диагноз: аутизм. Надеюсь, зверь, изображенный на груди, ему хоть чем-то помогает.

— От таких злодеев, как Доктор Невозможный, словно круги по воде расходятся. Они строят всякие штуки, заказывают особое оборудование. Даже Доктор Невозможный не способен работать без сообщников. Из ничего стофутового робота не соберешь. Им требуются люди, чтобы запускать аппараты на орбиту, работать молекулярной ножовкой или переводить древние руны. Возникают слухи и сплетни, появляются следы, улики. Так работает теневая экономика.

Мне это очень знакомо. Похоже на мир наркобаронов и торговцев оружием, с которым я сталкивалась в бытность особым оперативником, — только намного необычней. Вот так растет влияние Доктора Невозможного — финансовые рынки, контрабандисты, наемники вроде Ника. Кто-то звонил Напалму, дал приказ украсть бриллиант… и кто-то явился за камнем.




— Я здесь.

Склад в Чикаго; из темноты материализуется Мистер Мистик, за ним стелется подол накидки. Пытаюсь разглядеть, откуда он взялся, но даже в ультрафиолетовом свете стена сокрыта непроницаемой тенью.

Мы здесь торчим уже час. Склад взломали. Дикарь следил за переговорами на полицейской частоте и услышал про лабораторные реактивы. Дева с напряженным любопытством щурится на что-то, мне невидимое. Похоже, ее способностям нет предела.

— Отлично. Микровидение ничего не показало. Проверь на излучения, — не оборачиваясь, просит она Мистика.

— Эманации.

— Какая разница!

Мистик закрывает глаза, простирает перед собой руки; пальцы подрагивают. Внешне больше ничего не происходит — лишь поблескивает амулет. Как будто ребенок решил поиграть в великого мага. Оборачиваюсь на Деву — она совершенно бесстрастно ждет ответа.

— Да, что-то было. Очень… сложный разум.

— Это он! Я знаю! Я знаю, он помешанный! — рычит Дикарь.

Он нечасто сталкивается с супермогуществом. Не умеет летать. Скрывается на крышах и выслеживает поставки наркотиков. Он побывал на Луне, но по ночам по-прежнему вышибает ножи из рук противников, искренне ненавидя преступность.

Нахожу накладную в базе данных. Пропал набор шлифованных алмазов. Мы опросили нескольких охранников, но те ничего не помнят, даже как пришли на работу. У Ника Напалма был сообщник.

Лили прислонилась к стене.

— Неужто вы только этим и занимаетесь? Так толпой и стоите? Мы думали, у вас компьютеры есть…

— Вообще-то, есть. — Черный Волк оборачивается к нам. — Фаталь, пробьешь след по своей базе? Кажется, не совсем обычный.

Суперзлодеи все строят из подручных материалов — технологии у них более совершенные, чем то, что доступно обычным людям. Поэтому все немного иное — размеры шурупов, электрическое напряжение… как будто в Европе. Я сканирую отпечаток и прогоняю через встроенные базы данных; но — ничего.

— Еще одна ночь впустую? Народ, Доктор Невозможный на свободе, планы воплощает! А мы, самые могущественные люди в мире, шляемся по складу! — возмущается Дикарь.

Его раздражение понятно. Нам всем хочется друг друга стукнуть.

— Послушайте, все мы расстроены…

— Лили! — Дикарь прижал уши к голове. — Он был твоим любовником?

— Типа того, — отвечает Лили. Видно, что ей надоело.

— Ты чего-то наверняка не договариваешь…

— Слушай, мне все простили, ясно? Спроси Деву, если не веришь!

— Неужели? Что-то не припомню, как подписывал бумаги!

Они замирают друг против друга — хвост Дикаря бьет из стороны в сторону. Черный Волк чуть подается вперед — крошечный шажок; Дева, практически не двигаясь, жестом останавливает его. Дикарь прыгает, вытянув когти, но Лили тут же смещается вправо и наносит противнику короткий удар в висок. Он с трудом удерживается на ногах, а она наотмашь бьет в челюсть. Готово.

— Бедный котеночек, — мурлычет она.

С минуту все молчат. Лили вызывающе смотрит на Деву.

Дева пожимает плечами.

— Кажется, все ясно.

Черный Волк бросает косой взгляд на нее, хмурит бровь. Похоже, Дева прячет улыбку.

Домой возвращаемся на самолете вертикального взлета; я подсаживаюсь к Лили.

— Невероятно!

Она вздыхает, усмехается.

— Это все хвост… Он бьет хвостом три раза перед прыжком. Доктор Невозможный рассказывал.

Позже я проигрываю всю сцену в записи — она права. Надо запомнить.




Пять супергероев заходят в бар в Грин-Бей, штат Висконсин: Дева, я, Торжество Радуги, Дикарь и Лили. Бар, точнее ночной клуб, называется «Мефисто» и славится тем, что привлекает магнатов черного рынка и суперменов — из тех, что постраннее и поугрюмей. Как ни досадно, меня сюда до сих пор не пускали.

Приземляемся на свободное место на парковке в паре кварталов от бара. Чувствуется, что остальные входят в образ. По дороге Дева проводит инструктаж — в основном, для меня.

— Входим и сразу назад. Не затевайте ничего такого, чего не сможем довести до конца.

— Здешний народец любит повыпендриваться, — добавляет Черный Волк, проверяя, хорошо ли сидят перчатки.

— Да я сюда всю жизнь ходила! — хихикает мне на ухо Лили.

Двое вышибал охраняют вход, но расступаются под взглядом Девы. Внутри все моментально стихает. За последние дни я забыла, что Дева — мировая знаменитость, особенно на фоне здешних посетителей. В баре темно, но для меня это, разумеется, не проблема. Примечаю следы радиации, несколько странных источников излучения, кажется, даже серой попахивает.

Дева ступает в опустевшее пространство, под свет прожекторов. Власть и уверенность она источает лучше любого силового поля. Сказывается многолетняя привычка ощущать себя непревзойденной, почти богиней; к тому же, она — дочь одного из самых могущественных мужчин на Земле. Свой костюм она носит, как униформу, а не ради маскировки. Сразу видно, что мать у нее — принцесса.

— Спокойно. Ничего страшного. Мы просто зашли выпить. — Голос Девы разносится по всему залу. Непринужденно улыбаясь, она одаряет присутствующих неожиданно тяжелым взглядом. Всем известно про Сполоха.

Реакция меняется, когда на свет выходит Лили — невнятное шипение из ниоткуда.

— Иуда! — слышится от бильярдных столов.

В баре человек пятьдесят, за каждым не уследишь. Огромному мужчине с татуировкой в пол-лица приспичило преградить мне дорогу.

— Ого, девка-робот! — невнятно ворчит он. Рентген показывает странное — наверняка, у мужика особые способности.

Разумеется, все полезут ко мне — к новенькой, к той, которую можно запугать. Ощущение очень знакомо. В костном мозге укоренились воспоминания: во мне пять с половиной футов роста, лишний вес и волосы мышиного цвета; я — самое непримечательное создание в любой компании. Наношу сильный удар тыльной стороной ладони; звук такой, как будто кинули о стену горсть тяжелых шарикоподшипников. Он падает на стул; я делаю шаг вперед, желая довершить начатое.

Несколько человек вскакивают на ноги. Я остро ощущаю недостатки собственной брони. Оглядываюсь в поисках какой-нибудь колонны, чего угодно — только бы прислониться. На плечо опускается рука с когтями.

— Спокойно, Фаталь. Настоящие супермены есть? — голос Дикаря возвращает меня в реальность. Мы — супергерои, а они — криминальные элементы, трусливый и суеверный народец. К тому же, я — в команде.

Напрягаю все органы чувств; левым глазом вижу, как комната становится бело-зеленой, ее пронзают розовые и фиолетовые вспышки энергии. Мой встроенный жесткий диск ощутимо набирает обороты — лица всех присутствующих загружаются в программу распознавания, полученную от знакомого из органов.

База данных металюдей выдает с полдюжины имен. ПсихоПрайм — один из старых подручных Доктора Невозможного. Вот он, сидит в угловой кабинке; бросаю тяжелый взгляд. На нем бледно-голубой комбинезон, униформа какой-то тренировочной школы из далекого будущего, которую он, якобы, закончил. Из-за лысого округлого черепа он еще больше похож на безработного актеришку из «Звездного пути». ПсихоПрайм не глуп, против нас не пойдет. Вскидывает обе руки (в одной стакан), безмолвно провозглашая тост и притворно капитулируя.

Остальные «Чемпионы» расходятся по залу, высматривая нашего клиента. Все разговоры стихли. Похоже, уголовнички присмирели от репутации легендарной команды. Дикарь пробирается между столиков, смотрит сверху вниз, как великан-людоед, кивает знакомым. Лили изображает, что ей все нипочем, но жмется ближе к выходу. Ей здесь может не поздоровиться.

В противоположном конце комнаты потасовка, кто-то просит помощи… Торжество Радуги наступает на взъерошенного парня в пиджаке из лилового бархата; на вид — хиппи, попавший в нехорошую компанию. Девчонка хватает его за лацкан пиджака и одной рукой сдергивает со стула. Совсем как в кино: держит противника на весу, на вытянутой руке, и улыбается, точно зловредная школьница. Я перекидала за шкирку много народу, и знаю, как это делается — нужно напрячь ноги, плечи… Она приподнимает его выше, откуда-то изнутри раздается скрип привода. Видала я и похуже, но от этого зрелища меня мутит. Радуга такая худенькая… кажется, в ней меньше человеческого, чем во мне.

Его зовут Террапин, и он клянется, что ничего не знает. Я, например, верю. Он — мелкий торговец экзотическим оружием, с незначительной способностью испускать энергию. Беспокойство толпы нарастает. Всякому унижению есть предел… вот-вот грянет гром! Большинство здешних посетителей на Сполоха зла не держат. Кому оно надо? Один Доктор Невозможный был вечно недоволен.

Мы направляемся к выходу; толпа медленно расступается. У дверей Черный Волк останавливается и оборачивается.

— Увидите Доктора Невозможного, узнаете, где он — свяжитесь с нами. Для вашего же блага.

Толпа недовольно ворчит.

— Вам его не достать! — выкрикивает кто-то.

— Идем. Хватит. — Дева кивает на выход.

Я выхожу последней. В дверях мне на затылок обрушивается пивная бутылка. Глупо — там металлическое покрытие в дюйм толщиной. Встроенные рефлексы предотвращают подобные вещи; сначала тело напрягается, левая рука автоматически перехватывает бутылку, зажимает руку нападающего в крепкий захват, а правый кулак в воздухе, готов ломать ребра, пробивать броню.

Мой противник слаб даже по человеческим меркам. Лили прохладными пальцами перехватывает мое запястье — как раз вовремя, а то я бы убила ПсихоПрайма.




На булыжную мостовую в Иркутске опускается снег, тает; воздух становится холоднее. Я на крыше, скорчилась на толе и гравии. Лили присаживается на корточки рядом со мной, погода ее явно не беспокоит.

ПсихоПрайм разговорился, что неудивительно. Посредник, мелкий русский контрабандист, нанял его и Ника Напалма для кражи алмаза. На кого работал посредник? Нам с Лили предстоит это выяснить. Остальные «Чемпионы» разъехались — надо полагать, с более важными поручениями. Я немного дергаюсь, боюсь завалить дело; жаль, Лили неразговорчива. Она-то, похоже, нисколько не нервничает.

— Была раньше в России? — неубедительная попытка разрядить обстановку… В конце концов, мы партнеры по команде. Но я привыкла работать одна.

— Да, кажется. Я везде была. Ну, ты знаешь.

— И меня несколько раз сюда забрасывали. В Управлении национальной безопасности не всегда предупреждали, куда отправляют.

Пауза.

— А правда, что ты выросла в будущем?

— Угу.

— Ух, ты!

— Да уж, долгая история.

Три объекта сидят в баре напротив. В моем арсенале имеется винтовка, безотказная: камера вместо прицела, сигнал подается прямо на видеовход. Получается зеленоватое, подсвеченное изображение: брусчатка мостовых, силуэт церкви над дальними крышами. Работает программа наблюдения Awareness.exe, с тихим стрекотом отмечает на встроенной карте источники излучения, редкие металлы, быстро движущиеся объекты… Автомобили — кладезь информации: биографии водителей и маршруты следования. По парку змеятся силовые кабели.

Трое выходят из бара — в инфракрасном свете похоже на костер в холодной ночи. Женщина и двое мужчин; на дисплее ее дыхание кажется клубами огня и дыма. Я прицеливаюсь и увеличиваю изображение, чтобы рассмотреть получше. В ночной тишине до странности далеко разносится смех и обрывки разговоров; увеличенные силуэты кажутся близко-близко, рукой подать. В углу дисплея мелькают цифры и слова: расстояние, скорость ветра, и ломаный компьютерный перевод пьяной болтовни на английский.

Звенит выстрел; то, что нужно — интрига на периферии сети поставок для Доктора Невозможного. Неужели догадались, что ПсихоПрайм заговорил? Один из мужчин спотыкается, но в переделанной половине моего нового мозга уже щелкают цифры, запечатлевая и анализируя убийство, прорисовывая прямую линию к окну в здании напротив.

— Жди здесь. — Я отдаю винтовку Лили.

Слетаю вниз по пожарной лестнице, мчусь через дорогу; через несколько минут стою перед железной дверью. С размаха вышибаю дверь — подсмотрела боевые приемчики в старых фильмах с Брюсом Ли, воплотила в сталь гонконговскую школу. Боковой удар как в «Выходе дракона» — чистая магия в цифровой обработке, надежность проверена. Замок выбит, дверь распахивается.

Снайпер сидел в чьей-то гостиной, в высотке на левой стороне улицы. Расчистил место меж цветочных горшков, отодвинул журнальный столик, установил треногу посреди пыльных кукол и деталей от старого конструктора «Лего». На деревянном полу разложено несколько обойм. Стоя на коленях, он покуривал чужие сигареты, в ожидании подходящего момента для выстрела. Взломав дверь, я моментально оказываюсь в комнате — стрелок не успевает развернуть ствол. Фантастика — у него не винтовка, а бластер точно у Бака Роджерса, с прикладом, изукрашенным красно-золотым узором. Почерк Доктора Невозможного ни с чем не спутаешь.




Долгий полет домой на самолете вертикального взлета. Роскошная, суперсовременная игрушка, опытный образец, предоставленный одной из аэрокосмических компаний Черного Волка, которые так и не перешли к выпуску серийной продукции. Лили с готовностью подсаживается ко мне, а Дикарь занял целый ряд кресел и спит, подрагивая пятками в проходе. Мистер Мистик изучает какую-то книгу в кожаном переплете, брезгливо защелкнув ремень безопасности. Черный Волк и Дева в креслах первого и второго пилотов молча ведут самолет.

Дева знает, куда мы направляемся. Она была там ровно два года назад. Прижавшись к окну, гадаю, каково им пришлось на Титане, в кольце инопланетных армий, десятков тысяч инопланетян — совершенных воинов с рождения. Галатея отдала за них жизнь, сверкнув, точно солнце. Они сумели вернуться на Землю, но прошлого не вернешь…




Глава седьмая

Враг моего врага


Наряд мой хранится в сейфовой ячейке, арендованной на вымышленное имя. Когда я окончательно вжился в новую личность, то сшил на заказ две дюжины костюмов по собственным эскизам. Этот дожидается меня с 1987 года… после стольких лет, проведенных в темноте, металлизированная ткань по-прежнему свежа и прохладна. Вернувшись домой, расправляю костюм на кровати. Красный цвет символизирует дзета-эффект, золотой — ну… золото. Красное трико… брюки, к сожалению, не годятся. У меня тонкие ноги, но под накидкой этого не видно. Красные перчатки, армированные, с утяжеленными пальцами, с заостренными шипами по краям, точно ракетоноситель из пятидесятых.

Красный шлем с гребнем сделан из легкого сплава и пенорезины, внутри — десяток кибернетических систем для контроля и управления. Мундир с красно-золотой отделкой соткан из материала моего собственного изобретения — невозгораемого, водонепроницаемого, пуленепробиваемого, звукоизолирующего, защищающего от кислоты и космического излучения, а также гамма— и дзета-радиации. Надеваю шлем и чувствую, как распрямляются плечи.

Накидка — выпендреж, театральщина, предмет, бесполезный в сражении, но незаменимый для эффектного выхода, она экономит минуты, а то и часы утомительных разглагольствований. Стоит только увидеть широкое, ярко-алое полотнище, развевающееся у меня за спиной, когда я триумфально появляюсь в проломе защитного ограждения — вопросы отпадают сами по себе. Полумаска скрывает лицо от посторонних взглядов и превращает меня в публичную фигуру.

В обычной одежде меня считали бы преступником. Я, конечно, преступник — но костюм делает из меня нечто большее. Я выступаю под флагом несуществующей страны, ношу форму ее славной армии и утверждаю господство собственной непобедимой империи. Я — Доктор Невозможный!




Когда-то давно, во времена Барона Эфира и Доктора Разума, злодеи творили свои злодеяния в восхитительной атмосфере блеска и опасности.

Человек дьявольски умный и беспринципный был вхож в роскошные тайные клубы в самом сердце Лондона, в сверкающие бутлегерские бары Чикаго, в мир джаза и смокингов, туда, где инфернальные мужчины и холодно-прекрасные женщины плели скандальные интриги. Еще не было повальной компьютеризации, власти не умели замораживать счета и проверять отпечатки пальцев по всемирным базам данных.

Информацию определенного рода можно отыскать в одном-единственном месте. Надеваю нелепые солнцезащитные очки и сажусь в автобус, направляющийся в глубинку Пенсильвании. Я в полной безопасности. Все герои мира мечтают меня схватить, но никто не догадывается, где искать. Хорошо на часок почувствовать себя гангстером! В мотеле Жезл силы обретает форму — Ник Напалм выполнил задание.

Информаторы сообщили, что искать нужно недостроенный и заброшенный торговый центр — в таких местах подростки из пригородов курят «траву» и швыряют камнями по бутылкам. Злоумышленники тоже любят встречаться на подобной территории; словно малолетние хулиганы, мы в пол-уха следим, не зазвучат ли полицейские сирены, не слышно ли звуковой волны, сигнализирующей о приближении героя? Это место встречи сохраняется в тайне почти месяц; через пару недель обязательно провалится — герои прознают о нем через своих прихвостней. Вломятся, конечно, выцепят парочку заблудших овечек — но к этому времени возникнет новое «стойбище».

Слухи разносятся быстро; мы встречаемся, делимся рассказами о недавних подвигах, о победах и спасении в последний момент. Новости есть всегда: кто в тюрьме, кто вышел, кто нарыл секретов об очередном супергерое. Встречаешь новые лица — или маски — после долгих недель и месяцев, проведенных в лаборатории, на астероиде или на подводной лодке. Все напиваются, сходятся ближе, надо полагать. Мы обладаем сходным колким сарказмом. Иное товарищество нам не доступно.

В лучшие годы я прилетал на вертолете, невидимом для радаров, тихо урчавшем на ядерной тяге и вызывавшем зависть всего теневого мира. Сегодня явлюсь пешком. Выхожу из автобуса на остановке, тащусь четыре мили по обочине; костюм сложен в рюкзаке. Кажется, мне смогут помочь… Мне нужны кое-какие вещи, поиск которых нельзя доверить ПсихоПрайму. Хорошо бы выяснить, где Лазератор или Кукла, или хотя бы Фараон. Я чересчур ушел в себя. Мне нужна клика, синдикат, команда. Пресловутое преступное братство…

Добираюсь до места затемно, переодеваюсь в кустах поблизости, готовлю свое появление. Застройщик разорился пару лет назад, работа попросту остановилась. Сплошные балки и полимерная пленка, но в некоторых отсеках есть потолок. Ребята устроили своеобразную загородку (несколько досок поперек бетонных блоков) и светомаскировку, чтобы укрыться от случайно пролетающих мимо героев; установили световую колонну на месте вестибюля. Все какое-то временное, точно декорации к фильму или палаточный лагерь. Электричество — от бензинового генератора, в кассетнике — Телониус Монк.[9 - Телониус Монк (р. 1917) — джазовый пианист и композитор, известен как один из родоначальников бибопа, джазового стиля с характерным быстрым, «рваным» темпом и сложными импровизациями.]

Раздвигаю полотнище заграждения и выхожу на свет. Людно сегодня, тусуется человек сорок… обычный сброд из гениальных ничтожеств, сидят парочками и по трое. Человек из камня. Какая-то дьяволица, как полагается — с рогами и хвостом. Мужчина, закованный в металлическую броню, с топором в руках; некто бледный и полупрозрачный. Еще с полдюжины созданий в ярких трико — кто с золотой, кто с алой аурой; у кого глаза светятся, а кто украшен черепами, молниями, тотемами-животными… Неудачники, гении, атлеты-олимпийцы, не имеющие ничего общего друг с другом, кроме главенствующего желания править в своем собственном аду. Некий напряженный, угрожающий резонанс четко дает понять, что эти люди — не герои.

Несколько человек поднимают головы, но делают вид, что не заметили меня. Слышу шепоток. К лицу приливает кровь. Жаль, Жезл силы не готов! Кто-то произносит имя «Фараон», раздается взрыв смеха, и я вспоминаю, что никогда не чувствовал себя комфортно на этих сборищах… На вершине славы, когда я обладал всемирно известной силой, это не волновало. Люди стекались ко мне по единому зову, читали обо мне в газетах.

Я забыл, каково это — общаться с мелкой сошкой, с такими, как Фараон или Шутник, торгующимися за пару граммов плутония или за навороченный арбалет. Я не очень общителен по природе. К тому же, у нас разное образование… Настороженно осматриваюсь: злодеи и между собой конкурируют.

— Доктор Невозможный! Эй, Док!

Мне машет кто-то в знакомом красном костюме. Кровавый, которого я знаю по Таиланду, сидит у бара с неизвестными типами. Парень нормальный, если не забывать, что наряд его пьет кровь.

— Кровавый! Сколько лет…

— Ребята, это Доктор Невозможный.

Незнакомцы кивают; трое из них в масках: ястребиный клюв, обычная карнавальная полумаска и шлем, полностью скрывающий лицо — только глаза сверкают. Никто не рвется называть имена.

— Говорят, ты уложил Фенома в больницу? — подает голос Полумаска. У него блондинистая козлиная бородка и мышцы как у качка. Глаза под маской водянистые. Телепат?

— Так уж получилось.

— Полегче, чем «Супер-Эскадрон»? Дирижабля не жалко?

— Он свое отслужил.

Всегда кто-нибудь да напомнит.

— Дева только что устроила пресс-конференцию. Хотят, чтобы ты сдался, — вступает в разговор парень в шлеме.

— Идиоты!

— Вешают на тебя исчезновение Сполоха. Схватили Ника и тех чуваков из России. Ходят слухи, и тебя скоро спеленают. — Голос из-под шлема полузадушенный, как будто говорящему не хватает воздуха.

— Нам не привыкать! — отзываюсь я. Машинальная, напускная бравада, но все смеются и поднимают бокалы. Как и большинство остальных, я родился в провинциальном городишке — здоровый младенец без особого предназначения в жизни.

— Лазератора давно видели? — спрашиваю будто невзначай. Стоит ли упоминать, что я не знаю, куда делся Сполох? Пусть думают, что я его прихлопнул.

— Гарвард, да? У чувака был бессрочный контракт, вот счастливчик! По одному семинару у дипломников… — заводит тот, в шлеме, но внезапно все за столом вздрагивают, съеживаются, а меня срывает со стула, я опрокидываю стакан. Словно под грузовик попал.

— Эй! — Глубокий голос, точно процеженный через электронный динамик. По спине ползет металлический холод. На этом конце бара враз опустело.

— Кто посмел? — вопрошаю я, выпрямляясь. Напомню им, с кем имеют дело.

Посмел Космик-Краб. Бывший украинский наемник нашел Краб-доспех в разбитом звездолете. Теперь он футов одиннадцати ростом, в черном железе, одна рука непомерно раздута в огромную, заостренную клешню, как у краба.

— Дева счас лупил Космикраба. Искал Сполох. Искал, где ты, — он нависает надо мной, опираясь клешней о кафельную плитку.

— Мне очень жаль, Краб. — Я развожу руками. — Это ужасно.

Щурюсь вполоборота, но вместо лица у Краба три миниатюрных светодиода на забрале шлема. Неизвестно, о чем он думает. Говорят, он даже спит в своем доспехе.

— Слышал, премия большой. Может, тебя сдать?

— Ты мне угрожаешь, Краб? — собираю остатки злодейское высокомерие и смотрю туда, где у него, кажется, камера. На нас смотрят, все ждут драки. Ситуация выходит из под контроля.

— Э, ты мне не страшно, Доктор Невозможный! Хочешь снова в тюрьма? А может, просто бить тебя тут, что скажешь?

Мгновенно хватает меня своей дурацкой клешней. Холодная железяка сдавливает мне руки. Нас окружает толпа зрителей.

— Ты смеешь касаться меня? Великого ученого? — видно, не достаточно великого, чтобы сообразить, что делать. Как вырваться, когда руки скованы по бокам? Железо изрыто рубцами и царапинами… интересно, сколько лет этим доспехам? Дергаюсь, ерзаю в клешне… но я ему не противник, зато все теперь видят, как я беспомощен. Пояс с приспособлениями в паре дюймов от моих пальцев — не дотянуться. Эх, мне бы сейчас электромагнитный импульс!

— Да ладно, Краб! — вмешивается Кровавый.

Тот поднимает меня повыше.

— Умный ты. Думай, ты умнее… Краба?

Смех. Кто-то кричит:

— Уделай его! Давай, за ПсихоПрайма!

— Заткнитесь! — Я поворачиваюсь и ору в толпу. — Я вас прикончу! Всех вас!

Черт побери.

Ноги болтаются в шести футах от земли, накидка запачкалась машинным маслом. Наконец он швыряет меня через бар — я падаю на кучу пластиковых пакетов для мусора. Все смеются, некоторые даже аплодируют.

— Так-то, Доктор Невозможный! Всю неделя тут!

Ноги подкашиваются, но я сердит, и мне достанет смелости на выходе картинно взмахнуть полой накидки.

Бреду назад, к автобусной остановке — желающих подвезти меня не нашлось. Снял костюм в кустах у дороги. Здесь, под звездами, очень тихо. Серебрится узкий серп месяца; видно, как солнечная система кружит, точно карусель или часовой механизм. Время утекает прочь.




Барон Эфира стар. В битве с Парагоном он потерял глаз, заменил его механическим устройством собственной конструкции. Источник его первоначального могущества почти иссяк и угадывается лишь в продолговатой форме черепа и вспыхивающем, словно тлеющий уголь, глазе. Барон стар — его возраста никто не знает — и в злодеях числится давно. Начинал с грабежей на железных дорогах. Дрался с викторианскими искателями приключений и прыткими американцами, носил усы и трость с секретом, в набалдашнике которой, изукрашенном драгоценными камнями, прятались всякие приспособления.

В конце сороковых годов он приехал в Америку и основал первую «Лигу Зла». Он начал сражаться с «Супер-Эскадроном» намного раньше меня, путешествовал во времени и бился с ними через три тысячелетия в будущем. Однажды он уговорил своего аналога из альтернативного измерения украсть кучу золота, а потом надул двойника при дележе добычи. Классика.

В пятидесятые за ним потянулась дурная слава. Чего он только не вытворял: украл память у Свободной Силы, обменивался телами, клонировал самого себя. Утратил один комплект способностей и приобрел новый, заплутал во временном потоке и шесть лет провел в меловом периоде, пока не построил машину времени. Вернулся, помолодев лет на двадцать — побочный эффект воздействия временных квантов.

В шестидесятые он переосмыслил свой образ, предстал дьявольским мастером иллюзии и какое-то время оставался на свободе. В 1978 году решили, что он пропал навсегда — украденная им космическая шлюпка исчезла в пустоте, взлетев с корабля-носителя по опасной траектории. Через год он объявился — и был повержен на закате президентства Картера. Однако он всегда отличался особым стилем, даже когда выступил, вооруженный железяками с приводом и латунными спайками, против мутантов с их ядерным синтезом.

С него надо было начинать! Мы встречались пару раз, но я считаю его наставником и даже родственной душой. Честно говоря, я придумал свой наряд, ориентируясь на него. Он — джентльмен, гений, совсем не то, что мелочь с заброшенной стройки! Зря только время на них потратил. Барон — игрок серьезный. Он мне непременно поможет.

У него дом в готическом стиле в Нью-Хейвене. В прошлый раз его посадили под домашний арест — из уважения к возрасту. Запретили выходить — навсегда. С тех пор он там и живет один. За этим присматривает его старый враг, Механик — он все равно на пенсии.

Попасть к Барону в гости непросто. Дубовая аллея надежно скрывает жилище от посторонних глаз; невысокий холм под сенью дубов и вязов выглядит затененной кляксой, сумеречным пятном на ландшафте даже в солнечный день. Никто не стрижет газон. Тускло-серебристые шары видеонаблюдения бесконечно дрейфуют по участку, в нескольких футах от земли. Я появляюсь с воздуха, парю на небольшом антиграве, петляя между кронами деревьев, глушу все возможные частоты. Сам дом — викторианское чудовище с остроконечной крышей, башенками и балкончиками. Приземляюсь на крышу, торможу, чиркнув алыми ботинками о выступающий край кровли, и с размаха влетаю в открытое окно.

Я слышал, для него настали тяжелые времена, но вид хозяина дома пугает. Он давно нигде не появлялся — ходят слухи, что его последний эксперимент не удался… мутационный луч. Последствия шокирующие — правая рука оканчивается паучьей клешней, кожа на правой половине тела воспаленная, сморщенная. Организм все еще пытается бороться с наполовину законченной трансформацией.

Ступаю вниз с подоконника, стараясь сохранять достоинство. Мы давно не виделись, и я задумываюсь, кем он считает меня, возможного преемника на тропе злодейства. Странно чувствовать себя не самым злонамеренным злодеем из присутствующих…

— Доктор Невозможный. Я слышал, вы вышли из тюрьмы, — из глубин инвалидной коляски раздается одышливый хрип.

— Барон Эфира!

Здоровой рукой он сжимает трость; размышляет. Никогда не знаешь, как пойдет встреча с другим злодеем. Стили у всех разные..

— Я всегда восхищался вашей работой, — уважительно обращаюсь я к коллеге по цеху.

— Благодарю, Доктор Невозможный. Приятно думать, что твоей работой восхищаются.

Похоже, мы в кабинете: кругом книги и глобусы разных размеров, некоторые украшены алхимическими символами — настоящий антиквариат. Повсюду газетные вырезки в рамках — воспоминания о былой славе, в основном, из лондонских таблоидов: «БИГ-БЕН ПОХИЩЕН!» «МРАМОРЫ ПАРФЕНОНА ПРОПАЛИ!» «ПРИНЦ ЭФИРА?» «КОРОЛЕВА ПОД ГИПНОЗОМ ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА МЕРЗАВЦА!» На снимке какого-то папарацци юный чертовски обворожительный Эфир (урожденный Кляйнфельд) подмигивает в объектив камеры; он в щегольском фраке, но закован в наручники, позади полицейский конвой. Судя по авто на заднем плане, снимки сделаны в тридцатые годы. Одна стена кабинета покрыта подробными схемами и чертежами андроидов.

Барон с трудом встает, делает вид, что внимательно рассматривает глобус. Понятия не имею, о чем он сейчас думает. Он утверждал, что подстроил Корейскую войну. Хлопает решетка на двери. В реальном мире люди забегают за хлебом и «Пепси».

Наконец он опускается в инвалидное кресло, разворачивает его ко мне.

— Что вам угодно? — спрашивает он.




— Барон, я хотел обсудить с вами технический вопрос, — отвечаю я, сплетая пальцы.

— Надеюсь, вы понимаете условия моего заточения.

— Так же хорошо, как и вы.

— Ну что ж, превосходно.

— Мне нужен источник силы. Огромной мощности, но компактный. Через три недели.

Он вздыхает, с минуту молчит.

— Странно, что вы обращаетесь за помощью ко мне, Доктор. Я считал вас весьма проницательным индивидуумом.

— Я конструирую роботов. Роботы отнимают много времени. А меня ищут.

Он продолжает, не обращая внимания на мои слова:

— Я слышал про Сполоха. Не самый удачный момент для побега.

— Теперь все гораздо сложнее.

— Ваших рук дело?

— Что?

— Ваших рук дело?

— Нет, — отвечаю я.

— Вы знаете, кто в этом замешан?

— Нет. А вы?

— Нет! — Глаз сверкнул красным. — Переносной? — неожиданно спрашивает он.

— Э… не обязательно. Но время — важный фактор.

Он медленно встает, подходит к книжному шкафу и долго смотрит на полки, но не снимает с них книг. Я поглядываю в окно — Механика никакими мерами предосторожности надолго не обманешь.

— А еще… я ищу человека по имени Лазератор. Вы его знаете?

— Лазератор. Шляпа у него с таким… — Он рассеянно машет рукой.

— С зеркалом, да. Он самый.

— Ушел на покой. Сообразительный малый, гарвардский профессор. Его держат в психиатрической… — и добавляет, не оборачиваясь: — От Фараона что слышно?

— Уже несколько лет ничего. Он отошел от дел. А что?

— Да так, размышляю. — Пауза, легкое покачивание головой. — Помочь не смогу. Постарел я, сынок. Эти штуки, — слабый кивок в сторону окна, — следят за мной, как ястребы. Я упустил отличную возможность.

В полумраке не разглядеть выражения его лица.

— Что будете делать дальше? Еще один Жезл силы? Хотите стать неуязвимым?

— Я собираюсь сдвинуть лу… — говорю я, но он резко взмахивает здоровой рукой.

— Не говорите мне! Не говорите о своих планах. Вы меня расстроите. Вы работали над дзета-энергией? И что? Что-нибудь получилось?

— Пока еще нет.

— Забудьте, сынок. Такое никогда не получается. Знаете, они всегда побеждают…

Он кашляет, подзывает помощников, а я собираюсь уходить. Иду к окну, вылезаю наружу — должно быть, выгляжу как переросток Питер Пен в трико. У меня пока нет толстого живота, но намек на него уже присутствует.

Взмываю над тенями. Дома, окруженные деревьями, остаются внизу. Приземляюсь в четверти мили отсюда, на парковке у ресторана, надеваю очки, завожу машину и еду домой. Придется все делать самому. Как всегда.




Глава восьмая

Величайшие герои Земли


Вернувшись в бывшее жилище Галатеи, вижу на кровати приготовленный костюм — желто-оранжевый (цвета «Чемпионов»). Так мне сообщают, что я — одна из «Чемпионов». Точнее, «Новых Чемпионов».

Тяжело опускаюсь на кровать. Слегка ошеломлена. Нет, по-настоящему ошарашена. На минутку закрываю глаза. В глубине души я ожидала, что мое «супергеройство» закончится быстро. Иного сюжетного поворота мой сценарий не предусматривал.

Сижу с костюмом в руках — перебираю, поглаживаю высокотехнологичную ткань. Местами материал жесткий — видимо, вшита электроника; все швы идеальны.

Начинаю переодеваться в комбинезон, но останавливаюсь. Больно рассматривать свое обнаженное тело в зеркале. Все повреждения на виду; все улучшения, все изменения, скрытые под одеждой, — искусная композиция, где женская плоть сплетена с металлом и пластиком. Удивительные технологии, преобразившие жуткие раны в нечто иное. Утраченное вернулось в серебре и хроме, титане и силиконе — схематичное воспоминание о катастрофе.

Осторожно примеряю комбинезон. Это невероятный, уникальный костюм, скроенный с учетом моих кибернетических механизмов, — не забыты даже порты на правом бедре. На самом деле, костюм подчеркивает все достоинства, подаренные конструкторами. Я никогда не отличалась особой стройностью — даже до катастрофы Девы бы из меня не вышло — но наряд сидит как влитой, я выгляжу так, как всегда мечтала. Блаженствую у окна. Внизу распростерся Манхэттен. Город кажется ненастоящим…

Да, это вам не спортивные штаны и майка! Настоящий костюм супергероя, такой же, как у Девы! Мне страшно, как будто я снова обнажена, но в этом наряде никто не примет меня за робота.

Замираю у зеркала в полный рост — гибрид женщины и механизма, облаченный в трико. Женщин-киборгов обычно представляют как машины для удовольствия, с осиной талией — однако дело в том, что чтобы таскать на себе миниатюрный реактор и целую кучу «железа», необходим солидный металлический остов. Мой рост — шесть футов четыре дюйма; я выше большинства мужчин; длинные бедра, широкие плечи. Когда я распускаю серебристые волосы, внешность у меня скорее грозная, нежели красивая в традиционном смысле.

Униформа не из скромных; наряд обнажает гораздо больше плоти, чем я привыкла — глубокое декольте, голые коленки. Цветовая гамма великолепно сочетается с серебром и персиковым цветом кожи. Общий эффект весьма неплох. Можно сказать, костюм мне идет.

Оглаживаю себя по бокам, чувствуя под рукой то прохладный металл, то настоящую кожу… Сколько прошло времени с последнего раза? После аварии — ничего такого не было, а до этого? Понятия не имею… Знаю лишь, что не девственница. И все.

Снова поворачиваюсь к зеркалу — в нем отражается Фаталь из «Чемпионов». Невольно горжусь собой. Отбрасываю волосы назад, изображаю роковую Фаталь, как будто позирую для фотографии.




Выхожу на кухню под аплодисменты. Кто-то даже присвистнул. На столе — торт с моим именем и именем Лили. Она входит, смущается. Все жмут мне руку. Черный Волк объясняет: оказывается, постоянные члены группы встретились без нас и проголосовали — так все и решилось. У меня теперь новый допуск и официальное удостоверение личности.

— Костюм подошел? Это Дева придумала! — Черный Волк на правах хозяина раздает шампанское в пластиковых стаканчиках.

— Наряд замечательный! — признаю я. Как трогательно, что Дева потратила на меня столько времени.

— Говорят, я неплохой модельер. Ты себя проявила в баре. Надеюсь, ты останешься с нами.

— Я… да, с удовольствием! — неожиданно понимаю, что это действительно так. Одним глотком осушаю шампанское. Дева много сделала для меня, пригласив в команду. Неловко вспоминать, что она мне раньше не нравилась.

— Послушай, я знаю, мы вроде как из разных… э… миров…

— Между прочим, я росла как обычная девочка. Способности проявились только в шестнадцать лет. А до тех пор я была удивительным ребенком без способностей.

— Но… генетически, я думала…

— Потом расскажу. Как костюм, ничего?

— Я не ожидала, что будет так обтягивать.

— Привыкнешь. Как я.

За долгие годы работы облик изменился у каждого. Эльфина до сих пор носит как бы «традиционное», но подозрительно прерафаэлитское платье с нарукавной повязкой в знак принадлежности к «Чемпионам». Черный Волк не изменился, но я боюсь даже спрашивать, что именно в нем от волков. Наряд Девы — нечто среднее между костюмом ее отца и моим.

Мы — команда, пусть даже только по одежде. Официально, наше новообразование — ответная мера, реакция на ситуацию вокруг Сполоха и побега Доктора Невозможного. В тот вечер Дева делает заявление на пресс-конференции, а мы стоим за ее спиной. Обновляя команду, необходимо уведомить городские власти, Государственный департамент и ООН. Эмблема, погасшая почти на десять лет, вновь сияет на фасаде здания «Чемпионов», возвышающегося над городом. Нас обсуждают в ночных ток-шоу. Знаменитые суперкоманды шлют поздравления.

Завтра мы отправимся на остров Доктора Невозможного — десять часов лету на «Волчьем корабле» — сражаться с настоящим злодеем. Если они правы, он нас поджидает, заготовив всевозможные эксцентричные изобретения. А с нами нет ни ученых, ни Сполоха.




Вечеринка заканчивается, все расходятся по своим делам — кто на крышу, кто в спортзал. Я провожаю взглядом Черного Волка; Лили, заметив это, вопросительно изгибает серебристую бровь, но я притворяюсь, что ничего не происходит.

Некоторое время шатаюсь по кухне, смотрю на город. Можно отдыхать до завтра, но мне давно хочется сделать еще кое-что.

Наверху, в компьютерном зале — небольшая библиотека и фильмотека. Поднимаюсь по лестнице, украдкой снимаю с полки «Титан-6». Диск до сих пор в пластиковой упаковке; может быть, его вообще не стоит смотреть?

Документальный фильм вышел через год после того, как группа распалась — пять часов нарезки из архивных материалов, старых репортажей и съемок, добытых из правительственных хранилищ благодаря «Закону о свободе информации». Никто из членов группы не согласился на интервью, но создатели фильма утверждают, что это — истинная история величайшей суперкоманды мира. Не совсем так, конечно, но уже кое-что.

Не знаю, чего я ищу. Хочется побольше выяснить о Сполохе. Они его знают, а я видела только несколько выступлений по телевизору. Я собиралась стать детективом, но сейчас я — единственная, не имеющая ни малейшего представления о личности пропавшего.




Вставляю фильм в проигрыватель, присаживаюсь на диван. Торжественный голос за кадром представляет трех основателей команды, юных супергероев в начале их карьеры.

Заканчиваются титры; на архивных кадрах, сделанных в начале восьмидесятых — первая пресс-конференция Девы: ей всего шестнадцать, она только что обнаружила собственное могущество, за спиной сияют улыбками отец и остальные герои «Супер-Эскадрона»; наплывает камера — девушка в белом комбинезоне в свой восемнадцатый день рождения. Ранний снимок с матерью, еще до того, как та покинула Землю. Изображение желтоватое, похоже на старые домашние видео. Вот Черный Волк, застенчивый подросток, разбивает всех наголову в финале чемпионата США по гимнастике — пока он всего лишь юное дарование, стипендиат Родса. Сполох в офицерской форме дурачится с приятелями за несколько дней до несчастного случая.

После непременного вступления о происхождении членов группы дикторы заводят избитый рассказ об первой встрече. Каждый из этой троицы самостоятельно преследовал мерзкую шайку наркоторговцев, скрывавшуюся в канализационной системе; однажды ночью наши герои по наводке полиции одновременно, но независимо друг от друга, спустились под землю. Странная, должно быть, получилась встреча в затопленном подземном городе: двое мужчин и женщина, все в масках, самом старшему двадцати четырех нет. Дева — наследная принцесса мира супергероев; силовое поле сверкает зеленым светом ее могущества, бросает глубокие тени на стены шахты. Сполох крушит решетку люка, мимоходом сорвал с полдюжины сигнализаций. Черный Волк, скорчившись, притаился в водостоке, поверх маски надеты очки ночного видения.




Никому не известно ни как проходил разговор, ни сколько времени он занял. Не знаю, тогда они представились друг другу настоящими, скрываемыми именами, или позже…

Заместителем директора Департамента метачеловеческих дел был Фредерик Аллен. Он поддержал команду, надеясь взрастить группу привлекательных, положительных молодых героев, которые завоевали бы популярность и прислушивались бы к рекомендациям и установкам Правительства США. Принято считать, что название придумал именно он.

Так возникли «Чемпионы»; возрастной разброс окончательного состава — от двадцати четырех лет (Черный Волк) до тысячи с лишним (если верить Эльфине). Все — юные и слегка ошарашенные вниманием к себе. Приняв предложение Аллена, ребята стали официальной правительственной командой.

Почему? Дева, должно быть, из-за отца; Черному Волку нужно было легализоваться и, возможно (хотя он этого так и не признал), заполучить поддержку супергероев. Сполоха понять сложнее. Он хотел вступить в «Супер-Эскадрон», но тот распался раньше, чем Сполох обрел способности. Ему выпала идеальная жизнь супермена: огромное могущество, злодей-противник, подружка-писательница, которую вечно требовалось спасать. Он всегда оправдывал ожидания публики, но как-то походя, без особых усилий.




Около десяти вечера в комнату вплывает Лили. Топчется позади с пакетом чипсов. Я ее вижу, не оборачиваясь — есть у меня специальные приспособления.

— Вот, погрызть принесла. Можно с тобой посмотреть?

— Садись.

Я замечаю, что нового костюма на ней нет, нерешительно спрашиваю.

— Я не ношу одежду. Мы придумали такие наклейки, вроде как на машину.

— Ну, все равно поздравляю…

— Спасибо! И я тебя.

Мы неловко пожимаем руки. На экране герои впервые вместе спасают банк от ограбления; Сполох переворачивают машину убегающих грабителей, пули отскакивают от тела.

— Мне понравились твои приемы.

— Никаких особенных приемом против ПсихоПрайма не потребовалось.

— Я про Эльфину. По ней сложно попасть. Поверь, я знаю.

— Тебе, наверное, непривычно в команде? Ну, после всего этого… прошлого.

— В смысле, злодейства? Да нет, нормально… каждой хочется побыть плохой девчонкой. Хотя бы иногда.




Суперкоманде требуются определенные вещи: правильное сочетание характеров, непредсказуемая алхимия в битве, то, чего никто не может предвидеть — или повторить. Двое умели летать и останавливать пули; третий был лучшим детективом и лучшим спортсменом мира. Команду следовало усилить.

Аллен бросил клич по миру супергероев. Наиболее вероятные кандидаты жили под выдуманными именами; кто покинул Землю, кто попал в больницу. Несколько месяцев ушло на то, чтобы собрать всех вместе.

Собеседование проводилось в переговорной комнате, в безымянном офисном здании в Вашингтоне. Создатели фильма добыли оригинальные пленки и записи с той встречи. У Аллена над головой проектор; он перечисляет факты, методично двигается по списку: криминальная статистика, возможные инопланетные угрозы. Перед ним — одиннадцать юных супергероев, лучшие из лучших, уверенные в себе ребята при полном параде.

Камера медленно движется по кругу; Лили наклоняется вперед, стараясь разглядеть каждое лицо.

— Ты только посмотри на эту толпу! Они позвали Попрыгунчика, представляешь? И Стелу Века. Ну и сброд, одни посредственности! Зря я раньше не подсуетилась. Да нас обеих должны бы пригласить!

— Спасибо, мне шесть лет тогда было. И ничего этого еще не появилось…

Она разглядывает мой металлический остов: икры, плечи.

— Несчастный случай?

— Именно.

Галатея тоже здесь, все еще неузнанная; никто не замечает, что это робот. Черный Волк с обычным нахальством купается в лучах славы после головокружительного освобождения заложников. С Капитана Кельвина капает на ковер вода, трубы охлаждения покрылись инеем. Эльфины еще нет; Мистер Мистик сердито смотрит на телепата Понтифика (как потом выяснится, мошенника). Некоторых я совсем не знаю: усатый мужчина в кольчуге, с мечом на поясе; мальчишка вампирского вида, старающийся не приближаться к окнам; женщина в круглых очках с эдвардианской машиной времени.

Фред Аллен широко раскинул сети, собрал пеструю толпу удивительных персонажей. Сполох парит на заднем плане, ему явно наскучил отборочный тур.

— Необходимо организованно встретить эти угрозы. Перед лицом таких людей, как Доктор Невозможный, нельзя гадать и надеяться. Нам требуются оперативники, непосредственно на месте! — Аллен вздыхает. — Учитывая обстоятельства, а также ради положительной рекламы, лучше всего избрать Деву лидером и официальным представителем группы.

По лицу Девы видно, что ей не нравится такое объяснение.

Остальные ерзают, обмениваются взглядами. Вампир сердито пыхтит.

— Может, мы сами такие решения будем принимать? — возмущается красно-белая женщина, которую, наверное, отсекли в самом начале отбора.

— Я не собираюсь командовать людьми. Я об этом не просила! — громогласно заявляет Дева, заглушая шум. Уже сейчас слышно, каким голосом она будет давать знаменитые показания в Сенате.

— Да, но вы, конечно, понимаете, как это воспримут, — произносит Аллен, стараясь выиграть время, бросает нервный взгляд в камеру, как будто догадывается, что творит историю.

— Мой военный опыт… — начинает Черный Волк.

— Который, как ты понимаешь, не подлежит разглашению. В этой команде ты будешь просто Черный Волк.

— Подождите… а кто он еще? — Дева резко оборачивается, смотрит странно, но как-то знакомо; нажимаю перемотку, могу поклясться, они откуда-то знают друг друга, знают дольше, чем остальные. Это отдельная история.

— Вам нет необходимости это знать.

— А еще что нам нет необходимости знать? Мы в одной команде!

— Наша цель — создать суперкоманду на законных основаниях. Команду, которой люди смогут доверять, а не шайку извращенцев в комбинезонах.

Камера переключается с Аллена на новый кадр — Эльфина на пресс-конференции, зачарованно рассматривает степлер.

— Нас ждут перемены. До этого вы работали в одиночку. Я предлагаю правительственную поддержку и все сопутствующие ресурсы. Допуск к секретным данным в рамках разумного, транспорт и самую современную техническую базу. Легальность. Возможность принести немного пользы и выйти из тени.

— Некоторым из нас так привычнее, мистер Аллен. — Даже на пленке слышны бархатные переливы в голосе Мистера Мистика. И не подумаешь, что два года назад он спал на свалке за аптекой.

После короткой паузы все начинают говорить одновременно.

— Значит, нам придется раскрыть свои настоящие имена? Я не собираюсь…

— Имя — это сила. — Мистер Мистик затягивает старую песню о законах магии.

— Я поклялась Королеве Титании. Я не могу нарушить клятву! К тому же я не американская гражданка; я — фея!

— У меня водительских прав нет…

— А у меня — настоящего имени!

Встает Дева.

— Спасибо, заместитель директора Аллен. Все остальные, как только я назову ваше кодовое имя, проходят в соседнюю комнату. Не на собеседование, а на информационный брифинг.

Она всегда отлично держала аудиторию.




Отбор был тщательный. Галатея привнесла в команду впечатляющие способности и знание высоких технологий. Мистер Мистик считался величайшим на Земле волшебником, владельцем давно утерянных тайн. Эльфина… Неизвестно, где ее откопали, единственную из ныне живущих эльфийских воительниц.

По одной из первых конференций понятно, как легко они завоевали воображение рядовых граждан. Черный Волк обладает абсолютным магнетизмом, у Сполоха — невероятные способности. Глаз не оторвать от полуобнаженной Галатеи, парящей над толпой и излучающей золотую энергию. Мистер Мистик бросает по сторонам уверенные взгляды гипнотизера.

Магия и технология, супермогущество и спортивные достижения, а еще неукротимая воля и вымысел, материализовавшийся в современной реальности. Когда в команду пришла Эльфина, у них появился настоящий эльфийский паладин! Энергетика была осязаема физически. Супергерои готовились спасать мир.

Они давали пресс-конференции, появлялись на публике, и тренировались вместе так усердно, как только позволяли их несопоставимые способности: Эльфина делилась кельтскими боевыми секретами с Черным Волком, а Волк учил ее драться с помощью шеста бо и тройного цепа. Самые могущественные, Дева и Сполох, устраивали показательные сражения над Национальным Моллом в Вашингтоне.

Великая троица оставалась цементирующей силой — уникальные личности с уникальными способностями. Дисциплина и готовность управлять людьми придавали очарование властной Деве; образ рядового белобрысого американца, гениальность, уверенность и всепобеждающая энергия Сполоха уравновешивались непредсказуемым интеллектом и темной харизмой Черного Волка. Их было невозможно остановить.

Из роскошно оборудованной штаб-квартиры в центре выходили они биться с преступностью и исправлять несправедливости мира. Их униформу узнавали повсюду. Через некоторое время их рассветный полет после тяжелой ночной работы стал обыденным зрелищем; зрители привычно наблюдали, как Дева вытаскивает сухогруз, застрявший на коралловом рифе, или как Эльфина усмиряет торнадо над Оклахомой.

На групповых портретах того времени — компания молодых и радостных друзей, свободных и беззаботных… Что же произошло?




Кризис в Сомали виноват? «Чемпионы» всегда пользовались поддержкой правительства, но какой-то анонимный гений в госдепартаменте придумал дипломатичный и весьма бюджетный ход — превратить их в теневое соединение американской армии.

Группа заподозрила неладное. Состоялось общее собрание (записей, к сожалению, не сохранилось), где и произошло настоящее зарождение «Чемпионов». Было спланировано первое проникновение Черного Волка в Пентагон: в полном обмундировании он прокрался по самой надежно охраняемой территории в мире; Галатея, состыковавшись с американским космическим спутником, с орбиты атаковала компьютерную систему. Вдвоем они добыли полную информацию о расширенных планах Фреда Аллена для передовой суперкоманды США.

По Си-СПЭН показали и недоуменное молчание, и нарастающий недовольный ропот: Дева в полном облачении проходит в Сенат с самообладанием по-настоящему могущественного человека. Она предъявила Вице-президенту все материалы, документирующие происшествие, и ропот сменился одобрительным гулом. После ее выступления и демонстративного выхода из зала, команда получила официальный статус особого отряда, а не марионетки в руках исполнительной власти страны. Соединенные Штаты по-тихому свернули финансирование, так что «Чемпионам» пришлось искать нового покровителя и придумывать новые схемы работы.




Битва была выиграна наполовину. «Чемпионы» всегда существовали в тени «Супер-Эскадрона». Столкновение было неизбежно. Это поколение героев всегда считалось неадекватной заменой прежних бойцов. Деву мучили подозрения. Казалось, что «Супер-Эскадрон» всегда будет возвышаться над ними. Вдобавок, кое-кто из эскадронцев обладал вечной молодостью.

Все изменилось, когда Парагон сорвался. В свое время он мог совладать со Сполохом, но как-то раз человек, в котором горел волшебный огонь, утратил контроль над собой. Неизвестно, откуда взялся сапфир «Ночная Звезда» (видимо, выкрали из какого-то европейского музея), но с ним было что-то не то.

Парагон отошел от дел лет десять назад… и поползли неприятные слухи. Его способности изменились — как будто, перебродив, свернулись от длительного бездействия. Силовое поле, когда-то невидимое, мерцало голубым светом. От его ударов сверкали голубые вспышки и шел запах озона. Он придумал новый костюм, назвался Лазуритом, потом Газовым Фонарем. Перемены не прекращались.

Он выглядел моложе своих лет. Зло «Ночной Звезды» овладело им, меняло его. Он уже не помнил, что именно он нашел в тот далекий год — девятнадцатилетний капрал, которому поручили испытать нечто, так никем и не понятое.

Когда появились «Чемпионы», было поздно что-то предпринимать, оставалось лишь разбирать завалы, но «Супер-Эскадрон» не терпел чужого вмешательства. Сполох встал на их сторону, и всеобщее побоище казалось неизбежным: Громобой против Девы, Сполох против Черного Волка, Регина против Мистера Мистика. В критический момент Парагон вышел из под контроля Мистика и атаковал. У команды не оставалось выбора. Им тяжко пришлось, но именно с этого момента официально началась эпоха «Чемпионов»: миф о непобедимости «Супер-Эскадрона» рассеялся. Однако в штаб-квартире «Чемпионов» никто не забыл мгновение за секунду до атаки Парагона. Остается лишь гадать, что могло бы случиться дальше.




А на экране — Золотой век. Фотомонтаж из заголовков: суперзлодеи гнутся перед «Чемпионами», как колосья. Улицы городов надолго избавились от людей вроде Грязелорда или Визажа.

— Волнуешься? — спрашивает Лили, жуя попкорн. К счастью, он растворяется, едва попадая к ней в рот. Энзимы в слюне?

— Немного. Я привыкла к наркоторговцам. Все эти странные техноштучки…

— Ты и сама в некотором роде странная штучка. Но, думаю, никакого боя не будет.

— Ты уверена? Черный Волк считает, что именно сейчас — пора.

— Поверь мне, с другой стороны все видится иначе.

Даже Доктор Невозможный им проигрывал — снова и снова. Его лицо заполняет экран, образ диктатора в шлеме с высоким гребнем, фото начала восьмидесятых. Череда кадров, запечатлевших взятие в плен Доктора Невозможного. Злодей в накидке поднимает руки, капитулирует то в аппаратном зале, то в кабине самолета, то посреди городской улицы. Собираюсь с духом и задаю действительно волнующий меня вопрос:

— Лили, ты и вправду его любила?

— Как сказать… Он такой умный. А еще он умел меня смешить.

* * *


Мы переходим к третьему диску серии. В четвертом и пятом эпизодах показаны зрелые годы, когда кризисы обычно случались с отдельными членами группы. Нашествие из другого измерения, устроенное принцем-демоном, которого слишком часто попирал Мистер Мистик. Древнее проклятие эльфов. Преступный барон из прошлой жизни Черного Волка, быть может, причастный к исчезновению его сестры и брата. Инопланетный владыка, разыскивающий Деву, чтобы отомстить ее отцу за какие-то внеземные деяния. И, конечно же, бесконечная карусель походов Сполоха против Доктора Невозможного.

Наверняка, были и другие моменты, не попавшие в объектив. Чего-то не хватает, настоящей истории: как они впервые раскрыли друг другу тайные имена? когда узнали об истинной природе Галатеи? о потаенной слабости Сполоха? Я смотрю фильм с позиции детектива, выискиваю скрытое.

Когда полюбили друг друга Черный Волк и Дева? Красивая пара получилась бы из Девы и Сполоха — людей схожей силы и известности. На ранних кадрах они часто вместе, парят над остальными, болтают, спаррингуют… Поневоле задумываешься, а тут еще и подруга Сполоха подозрительно исчезла из поля зрения. И потом… есть намек на какую-то неловкость… Может, все дело в ситуации с Парагоном, в том, как группа раскололась?

Нажимаю паузу и рассматриваю прославленное лицо. Классический образец красоты: твердый подбородок, аккуратная прическа. Всегда находил нужные слова, всегда знал, как поступить. И мускулист, и умен. У него не было живого юмора или целеустремленности Черного Волка, это верно, но он ни разу не оступился, всегда поступал правильно. С такой силой он мог стать худшим злодеем эпохи, но всегда выступал за торжество истины и справедливости.




Дева спускается в компьютерный зал с террасы на крыше.

— Зачем вы это смотрите? Ну и прическа у меня была в восьмидесятых! — она не хочет побыть с нами. Я бы тоже не осталась, зная, что будет дальше.

Сцены свадьбы можно было бы и пропустить, но Лили хочет видеть каждую слюнявую секунду. Эта свадьба стала всенародным праздником, а сейчас мучительно видеть, как они зачарованно глядят друг на друга. Сполох был шафером, Галатея — подружкой невесты.

По крайней мере, изматывающую нарезку из «Субботним вечером в прямом эфире» проскакиваем на быстрой перемотке — смешить Галатея не умела. Единственный классный эпизод — Джон Белуши в красном трико и пластиковой накидке плюется картофельным пюре в лицо отважно улыбающегося Сполоха. Надо полагать, изображает Доктора Невозможного.

Все это очень забавно, но в суперкомандах главное — личности; со временем команда начинает распадаться на группировки. Черный Волк и Дева; Эльфина и Мистер Мистик. Сполох и Галатея все чаще и чаще оставались одни.




Трагизм закадровой музыки нарастает. Приближается инцидент на Титане; голос за кадром наконец смолкает. Лили, наверное, единственный человек в мире, который вырос на других историях, но даже она стихла.

Дева дает пресс-конференцию в ООН:

— Это реальная галактическая угроза. Нам нужна вся команда.

Сполоха отозвали из Бразилии, а Мистера Мистика — из Хартума.

Галактические войны, о которых мы знали только по рассказам «Супер-Эскадрона», затронули Землю. Пангейцы и Эндерри совместно правили пятнадцатью процентами миров на Млечном Пути, но они увязли в затянувшейся и малопонятной инопланетной войне. В прошлом герои Земли служили то одной, то другой стороне, но Земля никогда не попадала под удар. Очевидно, Эндерри решили, что от нас пора избавиться.

В оперативном штабе Дева продемонстрировала слайды и снимки, сделанные исследовательской ракетой, зафиксировавшей темную массу на периферии Солнечной системы, возле Сатурна, — там, где не должно быть таких концентраций вещества. Увеличение и спектральный анализ давали невероятные, невозможные результаты. Подтверждение было получено от инопланетных источников, через контакты «Супер-Эскадрона».

Когда «Чемпионы» добрались до колец Сатурна, выяснилось, что флот Эндерри наращивал мощь не один день, скрытый планетой-гигантом. Герои под дипломатическим флагом прибыли на аудиенцию с владыкой Эндерри: «Чемпионы» были послами нашей планеты. Легендарное самообладание Девы не подвело — быть может, в силу ее инопланетного родства. Но именно Черный Волк обнаружил и воспользовался тайными положениями их боевого кодекса, и потребовал поединка; он первый догадался, что это значило. Шесть «Чемпионов» опустились на самую большую луну Сатурна, чтобы лицом к лицу сойтись с объединенными наземными силами Эндерри. Силовое поле поддерживало атмосферный и температурный режим; герои наблюдали, как на ледяной равнине собираются соединения их, возможно, последнего противника.

Никто не забудет момент, когда пять десантных транспортов Эндерри высадили элитные оккупационные войска на поверхность Титана. Одна из удаленных мини-камер Черного Волка записывала происходящее, по кадру в секунду. На первых кадрах ужасающие инопланетные армии берут «Чемпионов» в кольцо. Камера дает панорамный план: Дева, энергетическая установка, десятитысячная армия иноземных бойцов. Дева стоит спина к спине с Черным Волком, а тот мрачно разминается, готовясь выволочь из толпы первого негодяя. Самодовольная уверенность Сполоха в собственной неуязвимости исчезла, на его высоких скулах пляшут красные отсветы ядерных двигателей флотилии. Эльфина, идеальная воительница, бесстрастно заносит копье над инопланетянином в силовом скафандре. Мистер Мистик готовится к главному в жизни представлению. Лицо Галатеи непроницаемо, по нему не понять, что случится дальше.

Битва длилась лишь сорок одну секунду, но создатели фильма методично демонстрируют кадр за кадром. Восьмифутовые воины Эндерри — то ли насекомые, то ли роботы. Против натиска нападающих невозможно держать оборону. Группу моментально поглотили — шесть одиноких воинов в море черно-зеленого… Дева и Сполох посылают первую волну атакующих обратно в толпу, но это уже не важно. Черный Волк — смутное пятно — молотит по телам пришельцев, разбивает твердые панцири. Эльфина и Мистер Мистик держатся вместе. Фея реет в воздухе и сеет разрушения; сверкает кончик копья; ладони волшебника струят свет, губы двигаются в каком-то ужасном заклятии, но уже понятно, что так его и не закончат. За его спиной Эндерри подтягивают тяжелые орудия.

Галатея взмывает в воздух… после этого — сплошное белое пятно. Создатели Галатеи встроили в нее модуль самоуничтожения; ей было хорошо известно, какова поражающая мощность взрыва. Она погибла, а поверженные Эндерри в страхе бежали и никогда больше не возвращались.




После Титана команда распалась на группы по двое, по трое. Образовались клики. Дева и Сполох работали вместе, обычно с Эльфиной; многие действовали в одиночку. На Зов Чемпионов раздраженно откликались трое-четверо, выполняли работу, почти не разговаривая друг с другом, и расходились в разные стороны. Дева собрала совещание, устроила голосование, и все было кончено.

В последний раз все собрались на пресс-конференции, где Дева зачитала краткое заявление о том, что команда расстается. Пару недель спустя Сполох появился в новом облачении. Эпоха «Чемпионов» завершилась. Несколько команд послабее взяли на себя их работу, чтобы заполнить пробел. В фильме вкратце сообщается, чем занимались герои после распада команды, но говорить особо не о чем. Дева на некоторое время покинула Землю, якобы отправилась на поиски матери, вернулась через несколько месяцев ни с чем, и ненадолго присоединилась к «Реформаторам». Остальные делали сольные карьеры. Черный Волк, как и прежде, в одиночку боролся с преступностью, Эльфина наслаждалась недолгой популярностью, символически возглавив движение нью-эйдж.

О разводе было объявлено через пять месяцев — запоздалый шок для широкой общественности. Через год Эльфина, Сполох и Дева ненадолго объединились для борьбы с Антитроном IV, но никто всерьез не заговаривал о создании новой команды… Издатели наперебой предлагали миллионы за подробные мемуары, но впустую. Сполох пару раз участвовал вместе с Девой в благотворительный акциях. Вот, пожалуй, и все.

Лили зевает.

— Что, почти закончилось? Поиски Дадли Справедливого продолжим завтра.

— А разве… неужели в твоем будущем показывают этот мультик?

— Древние цивилизации в школе проходили. Я же отличница!

— Как на остров приедем, встречи со старым другом не испугаешься?

— Нет его там. Он слишком умен.

— А Черный Волк так уверен…

— После тюрьмы никто не возвращается к старым развалинам. Он в другом месте прячется, вот посмотришь.

Лили уходит спать. Я доедаю попкорн, дожидаясь развязки. Члены команды не общались со съемочной группой, поэтому «Титан-6» заканчивается серией фальшивых интервью, видеоклипов, нарезанных в виде ответов на вопросы, звучащие за кадром.

Нарезка собрана из съемок, сделанных в разные десятилетия, на разных пресс-конференциях и производит впечатление сборной солянки. Эльфина лепечет что-то про Оберона и своих приятелей-эльфов; Дева шаблонно разглагольствует о правде и справедливости, Мистер Мистик несет зловещую бессмыслицу… Страшнее всего смотреть на Черного Волка — его, наверное, снимали сразу после развода. Кажется, они друг с другом и десяти минут не выдержат, не то что десять лет. Как они вообще собираются победить умнейшего человека в мире без помощи Сполоха?

Я пересматриваю некоторые эпизоды — кажется, разрыв все-таки произошел несколько раньше. Задолго до Титана они прекратили мечтательно улыбаться друг другу; при втором просмотре их добродушные подшучивания выглядят натянутыми. Я все время возвращаюсь к красивому, загадочному лицу. Он улыбается на групповых снимках; с серьезным видом, подобающим государственному деятелю, обращается к делегатам ООН; мрачен и решителен в битве, громит Доктора Невозможного и прочих. Его непоколебимая уверенность неоднократно спасала команду. Никто ни единожды в нем не усомнился — это подтверждают и опросы общественного мнения. Что случилось с совершенным супергероем?




Глава девятая

Мой генеральный план


Лазератор был великим ученым, но люди с банальным мышлением не понимают его работ. Каждая теория должна быть чуть-чуть преступна, иначе это не наука. Чтобы делать что-то стоящее, приходится нарушать правила. В Гарварде этому не учат.

Я не возвращался в альма-матер после выпуска. Вдохнул поглубже; проверил оборудование. Маска сидит ровно, накидка развевается. Самый известный выпускник курса должен выглядеть достойно. Никогда не приезжал на встречи, даже инкогнито. Делать там нечего.

Первый этап захвата мира мной начинается сегодня! Спешка тут излишня, главное — чтобы не поймали. Институт прогрессивной мысли тщательно охраняют. Притаившись в переулке неподалеку, дожидаюсь, когда сменится охрана. С восходом луны начинается отлив; вода в реке, схлынув, обнажает отверстия водостоков. Я напрягаю мускулы; распрямившись, хватаюсь за нижнюю перекладину пожарной лестницы.

Выбираюсь на неровную крышу; лунный свет заливает весь город. Меня заметит любой, если посмотрит вверх… но мир как будто уснул, хотя сейчас всего одиннадцать часов вечера. Вспоминаю ориентиры прежних лет: Мемориальный зал, Тэйер-холл. Световой люк заперт на тот же самый замок, что и двадцать пять лет назад; нашариваю приборный пояс, достаю отмычку — замок поддается без шума, хотя в перчатках и неудобно.

Внизу проходит университетский охранник; только бы не глянул наверх. Застываю на месте; квадратик лунного света переползает по полу ближе к стене. Место знакомое, сюда ведет ход из компьютерной лаборатории (мне парень с факультета вычислительной техники показал), здесь можно спокойно покурить или подумать. Иногда ночами я забирался на крышу — послушать отголоски субботних попоек в жилых корпусах, или проветриться после многих суток сплошного программирования.




Если ты, читатель, хотя бы немного похож на меня, обрати внимание: я нарушаю собственное правило, вернувшись на место преступления. В первый раз я пришел сюда с иной целью: в восьмом классе учительница сказала мне, что я гений. Мне хотелось понять, что это значит.

Кстати, о гениях: обычно представляют себе Моцарта или Эйнштейна. Того, кто умеет делать что-то лучше других. Нечто вполне конкретное — решать задачи, сочинять музыку. В общем, нечто такое, для чего он специально рожден.

Я ждал, что найду свой предмет. Увижу, например, шахматы — или физику, или танцы, или живопись — и тут же узнаю! Я был чужим в этом мире. Мне хотелось сказать о чем-нибудь: «Это мое». Если бы это произошло, то сразу прекратилась бы бестолковая возня, исчезли бы неудачные начинания, мелкие злоключения, досадные провалы… Мне представлялась радость узнавания, дрожь возбуждения, мгновенная уверенность осознания, ошеломленное лицо преподавателя. Настала бы тишина, и в эту секунду я оказался бы в центре вселенной…

В биографиях мужчин и женщин прошлого встречаются подобные описания. Такое могло случиться и со мной. Я, застенчивый, домашний ребенок, мечтал стать избранным. Если бы ничего не изменилось, из меня вырос бы унылый доктор наук, не нюхавший пороха. Я гадал, в какой форме придут перемены, потому что ничто их не предвещало.

Но учительница назвала меня гением. Если бы она только знала…




Мини-лебедка моего собственного изготовления, трос крепится к поясу. В высоте надо мной исчезает квадрат светового люка; болтаю ногами в красных кожаных ботинках, осторожно опускаюсь рядом с телом спящего охранника — единственного свидетеля моего возвращения. Я мечтал, что меня — известного политика и ученого — пригласят выступить на вручении дипломов, и я вернусь, без маски, чтобы рассказать им Правду!

Институт частично открыт для публики. В вестибюле у входа висит объявление о проходящих сейчас выставках: «Гений Леонардо», «Магия друзовых пустот» и «От чего зависит погода?». Кафе закрыто, внутри темно, но видно столик, за которым я сиживал с Эрикой Левенштейн. Запах пустых институтских коридоров вызывает в памяти мой первый визит… Тогда передо мной открывались все дороги… Опускаю тысячедолларовую купюру в коробку с надписью «Заплатите, сколько не жалко» — плата за вход; прохожу через турникет.

Зима выдалась на удивление холодной. Мне, тощему, стеснительному первокурснику, все в колледже казалось в новинку: кирпичные здания, потемневшие от времени деревянные панели — словно попал в огромный и загадочный георгианский особняк дальнего родственника. Обедал я обычно в одиночестве; очки туманились от жара здоровых, юных тел.

Мне нечего было сказать соседям по общежитию, восхищавших меня своей обыкновенностью. Ныне двое из них — врачи, а один — юрист, и они понятия не имеют, кем стал их давно забытый, случайный сосед. В общей гостиной по вечерам устраивались светские мероприятия — в щель под дверью сочился флуоресцентный свет и пропахший пивом смех, мешая мне спать. Я молчал целыми днями, открывая рот только на занятиях — сокурсники меня раздражали. Мои нетерпеливые высказывания явно нарушали негласный аристократический сговор не умничать и не прилагать чрезмерных усилий к учебе — соглашение, под которым я не желал подписываться. Мне хотелось блистать!

Я посещал семинары старшекурсников, занимался по усложненной программе с увеличенным объемом работ, и мои способности были замечены несколькими кафедрами одновременно.

Мне снилось, как я читаю лекции в огромной аудитории со сводчатым потолком, а за спиной у меня разворачиваются гигантские кожистые крылья с размахом во всю душную, затуманенную классную комнату, в которую я приношу фантастические, еретические знания. Просыпаясь, я дрожал от осознания своей инаковости, попавшей в среду ограниченных и самодовольных подготовишек.

Джейсон двигался параллельным курсом, с небольшим отставанием; приятная внешность и неизъяснимая самоуверенность помогали ему справляться с трудностями настоящей работы. Его всеобъемлющее добродушие затронуло даже меня — мы несколько раз сталкивались в институтском дворе, он благосклонно кивал, дежурно улыбался, и в равнодушном взгляде не было напоминаний о прошлых унижениях.

Я выиграл, не напрягаясь, математическую олимпиаду Патнэма (с солидным отрывом, хотя Джейсон волею случая занял третье место). В тот день, первую субботу декабря я в третий раз завалил обязательный зачет по плаванию, тело все еще пахло хлоркой. Мои соображения по поводу дзета-измерения существовали только в виде беспорядочных записей в блокноте, никаких трений с профессором Берком пока не возникало, но было ощущение невероятного потенциала.




Я в музее, охрана тут смехотворная. В темноте еле видны чучело белого медведя, осциллографы, устаревшие модели атома.

Зеркало Лазератора хранится в исследовательском отделе, в самом охраняемом крыле. Я встречал его — типичный приезжий со Среднего Запада, лицо спокойное, невыразительное. Ему хотелось большего признания своих теорий.

Я рискую, но зеркало — предмет уникальный. Никто ни о чем не догадается, а потом будет поздно. Черный Волк получил кое-какое техническое образование, но настоящих ученых среди «Чемпионов» нет. А жаль, они ведь не смогут до конца оценить, что я задумал.

Новый Жезл силы — просто чудо, даже в полуготовом состоянии — волшебная палочка с начинкой из микросхем и неприятных сюрпризов. Да Винчи улыбается мне с портрета в натуральную величину — вот истинный образ прекрасно адаптированного, исполненного благих намерений ученого. На табличке бесконечное перечисление его вкладов в благополучие человечества, его бескорыстной преданности знаниям. Придурок.




Казалось, мне известно все, что меня ожидает. Я не предполагал, что влюблюсь.

Не знаю, почему Эрика со мной заговорила. Наверное, я ее чем-то рассмешил. Меня попросили сделать доклад на семинаре для третьекурсников экономического факультета о математических аспектах теории игр. Обливаясь потом, но продолжая разглагольствовать о разнице между английскими и голландскими аукционами, я проводил ее на следующее занятие. Она специализировалась в политологии. Впервые после поступления в колледж магия сосредоточенного взгляда карих глаз и низкого, хрипловатого голоса заставила меня вступить с ней в настоящий, полноценный разговор.

Я следил за ее статьями в студенческой газете «Кримзон», старался сесть поближе к ней в университетской столовой. Она подходила ко мне поболтать, а потом стала подсаживаться за мой столик.

Казалось, я ступил на путь превращения в нормального человека. Может быть, я сумею выскользнуть из ловушки дзета-измерения моей жизни. У меня появился шанс измениться, последняя возможность стать таким, как Джейсон Гарнер!

Совместные обеды продолжались недолго — семестр или два; мы смеялись и болтали в столовой. Она рассказывала о семье, о частной школе. Уверенная в себе умница проводила время с людьми вроде Джейсона. Я считал, что она, с ее проницательностью и критическим мышлением, видит их насквозь. Мне хотелось, чтобы Эрика оценила и меня.

Над ситуацией смеялись и годы спустя: классическая парочка — невинная принцесса и влюбленный злодей. Хохотали даже отпетые негодяи. Все, кроме меня, знали, что происходит, но я в круг Джейсона был не вхож. Не знал даже, что они знакомы.

В то лето профессор Берк, краса и гордость кафедры, нобелевский лауреат, предложил мне работу в лаборатории физики высоких энергий. Поразительная честь! На его семинар по физике элементарных частиц приглашали только лучших студентов. Я был самым юным слушателем этого семинара. Я поделился своей радостью с Эрикой — больше было не с кем.

Мне разрешили пользоваться ускорителем элементарных частиц для проведения простеньких экспериментов. С его помощью я открыл дзета-измерение и спровоцировал несчастный случай, положивший конец моей академической карьере и явивший миру Сполоха.




Приближаюсь к хранилищу и замечаю нечто подозрительное… полы чуть выше, чем в коридоре — реагируют на давление? Нажимаю кнопку на Жезле силы, поднимаюсь на три дюйма в воздух. Еще одно нажатие — и я медленно вплываю в центр комнаты. Вокруг меня вьются лазерные лучи-ловушки.

Зеркало Лазератора поблескивает за сетчатой дверцей шкафа в глубине лаборатории. Идиоты забыли о нем! Свет стекает с него ручьями; прибор почти невесом. Зеркало способно преображать видимый свет в силовую волну и отражать гравитацию. Наконец-то! Первый этап плана завершен.

Остановить Лазератора смогли только совместные усилия «Чемпионов», «Батальона» и самого Громобоя! Зеркало ничуть не изменилось с тех пор, как его создатель выпустил его из рук посреди Бродвея, в самом начале Сорок первой улицы. Всеми забытое, оно пылилось в шкафу, наполняясь гибельным блеском.




Несчастный случай с Джейсоном изменил все. Меня изгнали из экспериментальной лаборатории, Я твердил, что моей вины нет, что он сам шагнул в зону эксперимента! Мои теоретические установки были абсолютно правильны, но никто, даже Берк, не хотел иметь со мной дела. А ведь никто не пострадал — наоборот, кое-кто получил супермогущество!

Грань между гением и изгоем стирается легко. Меня занимала проблема дзета-луча; пытаясь ее разрешить, я стал пропускать занятия. Шел седьмой семестр учебы; в одном свитере (моем единственном, кстати сказать) я бродил по обледенелым дорожкам Гарварда, бормоча себе под нос. Совершенно незнакомые мне люди узнавали и избегали меня; к тому времени Джейсон вступил на звездный путь славы, залихватски сменив имя и бросив колледж. Эрика вскоре последует за ним — отважная журналистка и подружка нового супергероя.

Я превратился в университетскую легенду; на меня показывали пальцами в кафе на четвертом этаже, где я пил кофе и грыз леденцы. Я не вылезал из библиотек, погруженный в научно-исследовательские изыскания, копался в картотеках. В полночь охранники выгоняли меня вон, но каждое утро я сидел на ступеньках библиотечного крыльца, ожидая, когда отопрут стеклянные двери. Моя жизнь проходила в гуле флуоресцентных ламп, в шелесте страниц и в грохоте сдвигаемых стеллажей. Я заказывал старые книги, которых никто не читал десятилетиями; тома со странными, но весьма информативными пометками, нацарапанными на полях студентами двадцатых и тридцатых годов. Там мне попалось на глаза имя Эрнеста Кляйнфельда. К сожалению, у авторов научных трудов, собранных в библиотеках старейших и мудрейших институтов Америки, не было ответов на мои вопросы.

Я съехал с кампуса и поселился неподалеку, в квартирке цокольного этажа на Дэвис-сквер в Сомервиле; шатался по кофейням и книжным магазинам. Однажды на улице встретил группу новичков-первокурсников, и услышал, что меня окрестили «парень с дзета-лучом».

Ночью, ворочаясь на жесткой койке, я чувствовал себя камнем на дне реки, в темных водах… Куда исчез мой потенциал?

Университетские власти предложили мне отдохнуть от занятий, рекомендовали проконсультироваться с психологами. Я отказался. Как обычно, ходил в библиотеку, где занимался и читал все дни напролет. В полночь здание закрывали, я оставался на ступеньках у входа. Долгая зима закончилась; стояла теплая, туманная майская ночь. Студенты спешили в общежитие, смеясь и болтая о всякой ерунде, которая меня больше не интересовала.




Мне еще надо попасть во флигель через дорогу, время не терпит. Взвыли сирены — должно быть, охранник проснулся и опознал меня. Если известно, что в музей проник человек в костюме, то на помощь быстро привлекут супергероев со всего Восточного Побережья.

Началось: Дева зависла надо мной черным силуэтом в небе, точно богиня ночных кошмаров, зловещая и невесомая; в темноте сверкают глаза-лазеры. Полумесяц на ее костюме тускло поблескивает под светом звезд. Глушитель поля включен; она меня не заметит. Крепче прижимаю к груди изобретение Лазератора.

Мой костюм промок под дождем; вода просачивается сквозь армированный нейлон, течет по сверхзагрубелой коже. Оказаться бы подальше отсюда; хорошо бы домой… Но я — суперзлодей, вместо дома у меня — космическая станция или тюремная камера, база или канализационная труба. У меня нет второго, скрытого лица; я всегда — Доктор Невозможный.

Флигель на самом деле — склад, наполовину скрытый под землей. Выход на пожарную лестницу заперт; присев на корточки, я направляю устройство Лазератора на стальной лист. Достаточно света звезд; отражаясь, усиливаясь, концентрируясь, он прожигает металл насквозь. С грохотом скатываюсь вниз, по алюминиевым ступенькам, — руки распростерты, плащ развевается за спиной. Уже знаю, куда. Сполох далеко и не сможет меня остановить.




Я поступил в аспирантуру университета Тафтс, на кафедру физики, умудрился получить стипендию — помогли мои ранние работы и исключительные способности в области чистой математики. Однажды пришел в студенческий центр, сдавать кандидатский минимум и удивился, как молодо выглядят все старшекурсники, и как медленно они работают. Я направился к столу с законченной работой, а преподаватель не понял и решил, что я прошу разрешения выйти в туалет.

Моим куратором в Тафтсе был старенький химик, не собиравшийся вникать в мои исследования и не интересовавшийся их результатами. Работа продвигалась медленно. Эксперименты сбоили. Интересующие меня проблемы упорно отказывались раскрыть свои тайны. Я не мог разобраться в работах Кляйнфельда, его догадки десятилетней давности не поддавались моему пониманию.

Странно, но Эрика продолжала время от времени встречаться со мной за обедом, когда приезжала сюда из Нью-Йорка, где уже завоевывала себе имя в писательской среде. Но кроме этих редких проблесков, все мои контакты с людьми сводились к общению с лаборантами и системными администраторами. Бостон — дождливый, скучный город, с галереями магазинов и офисных зданий на окраинах… как раз в таких пригородах размещаются лаборатории высоких технологий. В одной из них я нашел себе работу и возможность разрабатывать свои идеи. Долгие автобусные поездки на работу и обратно проходили в полусне.

Никто не подозревал, что на меня возложено. По ночам я таращился в телевизор; с немыслимой скоростью сменялись времена года. Я ощущал, как старею, толстею, как увядают и истончаются мои способности, но дзета-измерение становилось все яснее, сияя в спектре красного излучения на границе видимого мира. Иногда мнилось, что открытие близко — я на пороге славы и известности; я докажу, что все ошибались! Вот так, в одиночестве и безвестности, чахнет гений…




Спускаюсь вниз — три, четыре, пять этажей, мимо резервного фонда, мимо правительственных архивов — в запретную зону; на замки уходит несколько секунд. В подвальном хранилище — бесконечные ряды шкафов, беспорядочно заставленных картонными коробками; что-то подарено, что-то куплено на аукционах. Мне нужно кое-что из частной коллекции, вывезенной в Америку и разделенной на части после Второй мировой. К счастью, я помню здешние архивы.

В полном соответствии с каталогом нахожу в нужном шкафу: «Тактическая климатология», издание «Нептун-пресс» 1927 года, в двух томах, хорошо иллюстрированное, в приличном состоянии. Официальный запрет на книгу наложен особым военным советом генералов, сенаторов и ученых… о ней знают только четверо, что делает монографию самой известной работой Эрнеста Кляйнфельда, он же Лиан Стекльферд, он же Лестер Ланкенфрид. Более известный как Барон Эфира.

Прекрасно прорисованные диаграммы иллюстрируют требуемые условия; аккуратные столбики уравнений доказывают их эффективность. И впрямь, «От чего зависит погода?». Погоду делаю я… вскоре сильно похолодает. Книга отправляется в сумку; две находки за ночь, полпути пройдено — как-то слишком просто. По меркам героев я дерусь грязно, но отнюдь не мухлюю. Мой путь легко повторить; главное — старательно делать домашнюю работу.




Остальные аспиранты меня избегали. Я был старше всех. В начале первого семестра для нас устроили вечеринку… Все такие юные! С час я подпирал стенку, но не выдержал, ускользнул в кино. В аспирантуре никого похожего на меня не оказалось, сокурсники походили на лыжных инструкторов, пили-плясали, как в клипах на MTV. Где уж мне, в твидовом пиджачишке… Кое-кто даже знал, кто я такой — неудачник, «парень с дзета-лучом».

Мои институтские соседи по общежитию стали юристами в шоу-бизнесе, театральными режиссерами, врачами. Мне всегда казалось, что острый ум искупает все — нищенское существование, унылую квартиру в доме без лифта, просроченные надежды…

Такие люди, как я, редко встречаются в академической среде. Не понимаю, зачем нужна наука тем, кто довольствуется второсортными грантами, публикациями и наградами. Я точно знал, что сулят мне знания!

Я тратил бесконечные часы в архивах на безнадежные поиски книги, способной показать мне путь к истине, раскрыть загадку дзета-измерения. Мне чего-то смутно хотелось — сверкающих флюидов, электрической дуги, танцующей, точно живое существо. Мне хотелось, чтобы наука жила внутри меня, изменяла меня, чтобы тело мое стало генератором, реактором, тиглем! Трансформация, перерождение! Неудивительно, что меня объявили сумасшедшим.

Надо мной смеялись — этого я никогда не прощу и не забуду. Как раньше говорили, я им покажу! Я найду истину, но только не ради других. Спасать мир я не собираюсь. У меня есть на то причины. Мир давным-давно свихнулся, его никакая наука не спасет.

И не ваше дело, если в пыли архивов, в самом дальнем шкафу отыскалась старая-престарая, не внесенная ни в один каталог книга, почти истлевшая в темных подвалах библиотечной системы — названия на обложке не разобрать… Я снял ее с полки, сел на пол и стал читать. Вот оно! Я нашел там, где никто не искал… то, о чем никто не догадывался.

Это не просто книга! Книга листьев, книга дождя, книга парковочных площадок и школьных дворов, книга прогулок и одиноких дней и ночей… Что есть гений? Я читал и читал, до тех пор, пока из летнего пейзажа, сложенного из торговых галерей, парковок и лекционных аудиторий, у меня на глазах не возникла величественная структура в виде электронной схемы из травы и асфальта, загадочная могущественная руна, преисполненная трагической правды о медленном угасании последней великой эпохи.




Выбраться назад легко. Никто не догадывался о моей цели, никто не последовал за мной в архивы. Героев не волнуют библиотеки и исследования. Получив свои способности, они перестают думать, носятся туда-сюда. Книги, изобретения, открытия — это не для них.

Дева, наверное, мчится на юг, в свое роскошное жилище в «Башне Чемпионов». Я угоняю машину со стоянки у автопроката, выкладываю добычу на пассажирское сиденье. Стекла тонированные, так что переодеваться не придется.

Вспомнилась старая привычка. Часто, возвращаясь из лаборатории, я ехал окольными путями, по трассе — как будто я куда-то еду. На этот раз дорога занимает четыре часа. Стараюсь не превышать скорость, но в конце пути прибавляю газа, иду на обгон восходящего солнца. Книга и зеркало лежат на соседнем сиденье. Генеральный план стремительно движется к завершению.

Говорят, происхождение не забывается, но мне, как ни старайся, не удается вспомнить событий того вечера, хотя осколки воспоминаний иногда неожиданно возвращаются.

Помню ужин с Эрикой, беседу по дороге ко мне домой… память больше ничего не сохранила. Вечером вернулся в лабораторию поработать. Перебежал дорогу от автобусной остановки; в воздухе пахло дождем. Дымка клубилась вокруг фонарей, застилала фары автомобилей; я ждал удобного момента, чтобы перейти шоссе. Я ездил в лабораторию через весь город, сутками торчал на работе, проводя очередную серию безнадежных экспериментов.

Дождь барабанил по асфальту. Вечер пятницы — лучшее время, чтобы сосредоточиться на собственной работе; на парковке — ни души; тускло светят желто-оранжевые фонари; белая разметка на асфальте — как скелетики из мультфильма. За парковкой — болото, камыши и высокая трава, хор лягушек, стрекот насекомых и ночной пригород. Я уставился в ночь сквозь тонированные стекла, вдыхая кондиционированный воздух, физически ощущая, как истекают сроки. Финансирование закончилось. Нет больше шансов, чтобы доказать свои идеи.

Я разрабатывал уникальное топливо, создавая революционный источник энергии, замешанный на только мне понятной дзета-радиации — флуоресцентный коктейль из экзотических ядов, неустойчивых изотопов и редких металлов… Жидкость дымилась в мензурке зелено-лиловыми завихрениями. «Токсично» — не подходящее слово, состав получился зловредный и почти разумный. Двигателю океанского лайнера хватило бы одной капли на тысячу лет. Однажды, по наитию, я стянул перчатку и сунул палец в пробирку с образцом. Кончик пальца онемел, едва коснувшись холодной блестящей жидкости.

Температура резко повысилась, стеклянная колба покрылась паутиной трещин. Я горел и тонул в невыносимой, нескончаемой боли… Хотелось упасть в обморок, покинуть собственное тело — нестерпимое, непрекращающееся ощущение… Невозможно пережить такое и остаться самим собой; вместо меня возникало иное, новое существо, вытерпевшее непереносимое… Раствор пропитал меня насквозь, и я изменился.




Глава десятая

Приветствую вас на острове


Золотой век, Серебряный век, Железный век. Должно быть, предстоит еще и Ржавый век, время, когда даже исходные металлы, составляющие нашу основу, опять переменятся — неизвестно, как и во что. Киборгам нельзя забывать о ржавчине: даже мои высокотехнологичные сплавы когда-нибудь окислятся. Наше время называют Веком информации, Веком компьютеров или Атомным веком, но это неверно. Этим названиям не хватает характерности… Когда металлы превращаются в железо — это финальная перемена.

Кожаное кресло летательного корабля, созданного по спецзаказу Черного Волка — осязаемое доказательство того, что я в команде. Внизу виднеется проржавевшая база Доктора Невозможного.

С высоты видны остатки разгромленного величия, арочные каркасы из обветшалого металла, вздымающие ввысь, напоминающие о прошлом… Во времена расцвета эта база таила непревзойденные чудеса; теперь металл и бетон разлагаются под солнцем.

На северном побережье — ряды огромных бетонных колонн, изъеденных ржавчиной, запятнавшей внутреннюю арматуру — фундамент для так и не выстроенной лаборатории физики высоких энергий. Заросшая колея железной дороги ведет вглубь острова, к главному зданию — чуду архитектуры, возведенному роботами в джунглях над пропастью. Центральный купол высится над деревьями — сохранились лишь остовы четырех несущих мачт. Изгибы купола угадываются, обозначенные прогнившей решеткой, но половина панелей обвалилась внутрь, стекла осыпались на сверкающий пол лаборатории. Развалины покрыты лишайниками и мхом, оплетены ползучими стеблями лиан.

Отовсюду сочится вода. Когда Сполох расстрелял крышу из огромной пушки, вся конструкция сдвинулась с фундамента, окна разбились, герметичная обшивка потрескалась, изоляция нарушилась. В некогда чистые мастерские ветер нанес пыль и песок; пол покрыт грязными потеками, пятнами и цепочками звериных следов; сквозь трещины в кафельной плитке пробиваются узловатые древесные корни. Железные перила проржавели, каменные ступеньки обвалились.

Под куполом лаборатории покоится огромный сферический механизм. Тепловой луч прожег крошечное отверстие, в которое проникла влага, и хрупкие приборы, отрегулированные с такой точностью, что с ними справился бы даже ребенок, превратились в сплошную массу ржавчины. Затих Фантом-5 — суперкомпьютер, созданный для отслеживания траекторий частиц разрушенного атома; тропический дождь заливает некогда стерильные внутренности, куда раньше не дозволялось проникать даже мельчайшим пылинкам. Плазменные винтовки вдоль восточной стены молчат; ускоритель частиц застыл под углом семьдесят градусов — в ярко раскрашенной штуковине, увенчанной лопастями излучателя, гнездится семейство птиц.

— Его объявили сумасшедшим, — бормочет Дева за моей спиной.

Лили пинает кусок обшивки. Черный Волк шипит, чтобы все замолчали.

— Вот здесь мы проникли внутрь крепости, — показывает Дева. — Ты как раз вырубился.

— Я нарочно, — ворчит Черный Волк. — Я же умею, ты знаешь.

Доктор Невозможный выстроил крепость в конце семидесятых, на заре своей карьеры, в золотое время, когда раз в полгода он неизменно привлекал внимание всего мира к своей особе. Ожидать можно было всего — угрозы с небес; бронированного робота, восстающего из Гудзонова залива; луча, крадущего разум… Неведомый враг прикидывался другом, пронзая человечество своим всезнающим взором? Он отправился к звездам, укротил инопланетного бога… Казалось, ничто не способно противостоять его многогранному, пытливому уму.

Под защитой международных вод он трудился, не покладая рук. Его сверкающая цитадель виднелась бы даже из космоса, если бы не защитный барьер, скрывающий ее от любопытных глаз. Он напрочь разбил Громобоя, победил «Супер-Эскадрон», перехитрил Доктора Мозг на его же территории. В новостях только и говорили, что о его схватках со Сполохом. Ходили слухи о некоем приборе, который Доктор собирается построить, что якобы сделает его абсолютно непобедимым.

Три супергероя — друзья и партнеры — объединились, и в мире воцарилась суперкоманда. У Доктора Невозможного появился реальный противник, рушивший его планы. В последний раз они сражались на этом острове.

Некоторые части здания все еще герметичны. Доктор Невозможный обосновался прочно — восемь или девять подземных уровней, жилая зона, специализированные лаборатории. Геомагнитное сканирование показало, что шахты уходят вглубь, ниже уровня океана. Одна из них — геотермальная труба, о назначении остальных остается только догадываться. Черный Волк долго рассматривает результаты сканирования, качает головой.




Двор и одну из стен устилают останки Антитрона (последней, титановой модели); огромная лазерная пушка до сих пор зажата в руке робота. Он вступил в безнадежную схватку, но, утратив зловещую имитацию жизни, обрел примитивную красоту, лицо — точно маска инков. На груди глубокая вмятина — сюда пришелся решающий удар Девы.

Мы стоим в тени орудия Светопреставления — оно завалено на бок, частично утопает в песке. Каково ему было в тот день? О чем он думал? Шлем, плащ, армия мутантов… Должно быть, он знал, что проиграет. Ведь он же умный. Он — ученый.

Переключаю режимы просмотра: инфракрасный, ультрафиолетовый… от странного звукового сигнала кружится голова. У меня есть ультразвуковой эхолокатор, рентгеновское видение. Каждый из «Чемпионов» выглядит по-разному. Черный Волк — почти нормальный человек; в его теле укоренилось несколько осколков, а вместо коленной чашечки — протез. Дикарь — чистая органика, плоть и кости… но и то, и другое — гораздо плотнее обычного; он не человек, его скелет — комбинация костей человека и бенгальского тигра. Дева — сплошное черное пятно; ультразвук и все прочее от нее отражается. Внутренности Радуги — спутанный клубок имплантов, проводов, блуждающих органов. Технологии отличаются от моих, в ней больше биомиметического, не школьница, а плод больного воображения от создателей «Чужого»!

Находим еще одно устройство — комплект металлизированных сфер, одна в другой… многочисленные скорлупки разбились, внутрь проник воздух, насыпался песок, безнадежно поцарапав полированную гладкость поверхностей. Доктор Невозможный уверял, что стоит ему включить этот прибор, и он разрушит Землю. Мистер Мистик вздрагивает, прикоснувшись ладонью к непонятному аппарату. Он не может «читать» творения Доктора Невозможного, у них, видите ли, «гиперсжатый стиль», хотя ему кажется, что устройство могло бы сработать.




Я продолжаю пересматривать кадры, снятые, когда его видели в последний раз, фрагмент репортажа, сделанного после стычки с Эмбриархом. Лицо исполнено жизни, крупным планом — исчерчено строками развертки. Он идет, разговаривая с кем-то за кадром, и тут пленка обрывается. Знать бы, с кем.

Мистик стоит в центре зала, вытянув руки, растопырив пальцы — считывает энергетические следы из окружающего воздуха. Появившись здесь, Сполох оставил бы уникальную подпись. У Мистера Мистика необычайно длинные пальцы.

— Сполох здесь был, но всего минуту. Он опустился вот тут, немного постоял. Кажется, пользовался дзета-чувством. Ненадолго зашел внутрь. Ни к чему не прикасался.

— И что? — Радуга скучает, дергается. Она привыкла сражаться перед камерами.

— Пока неизвестно. — Черный Волк о чем-то задумывается.

В тени становится прохладно. Эльфина примостилась на внешней стене; смотрит, как тропическое солнце опускается в будто бы стеклянное море, отбрасывая золотистые блики; от башен тянутся длинные тени, последние лучи бьют в отверстия полуразрушенных башен. Руины неподвижны и молчаливы.




Служебный вход хорошо укреплен; дверь в два фута толщиной врезана в скалу, чуть поодаль от основных сооружений. Киборги не умеют открывать любые замки — чип в голове не превращает человека во взломщика-волшебника. Радуга и Дикарь обмениваются красноречивыми взглядами: «Новички, вперед!» Я опускаюсь на колени, сдвигаю панель и стараюсь, как на экзамене. Пятьдесят семь процентов роботической начинки позволяют разобраться в военной электронике. Минут пятнадцать ковыряюсь в замке, мои металлические части раскалились на солнце… Раздается гудение, болты со щелчком сдвигаются в сторону. Вместе с Дикарем рывком открываем дверь — он тянется поперек меня мощной волосатой рукой, рвет дверь, дышит мне в затылок; я неловко выпрямляюсь, встаю с колен. Он не слабее меня.

Все вваливаются внутрь, спускаются по служебной лестнице, закрепленной на стене подземного зала. В недрах скалы высечен целый завод. Эльфина скользит вниз, пробирается дальше, высоко подняв копье, не ступая на пол — она никогда не прикасается к железу и чугуну. Надо же, ноги поджала, точно фея Динь-Динь из мультфильма. Черный Волк съезжает по перилам, свесив ноги. За ним лезет Дикарь, головой вперед, точно белка по стволу дерева. Дева секунду медлит снаружи, на солнце, и входит внутрь последней.

Четырнадцать лет здесь был его оплот, отсюда он бросал вызов миру! Внутри — огромная пещера; глубокую расселину пересекает узкий металлический мостик, каменные стены вздымаются вверх и сходятся друг с другом под потолком. Свет проникает в заброшенные бойницы. Доктор Невозможный изобрел и построил гигантскую технику для устрашения мира, для запугивания городов. В инфракрасном луче видны летучие мыши под сводами пещеры.

— Питание включено, — бросаю в никуда.

Полумрак пронзен столбами света. Под нами, между безжизненных металлических башен некогда сверкали дуги электрических разрядов. Дева и Черный Волк переговариваются, почти не глядя по сторонам.

— Нет, ты упускаешь главное. Если я и не умею летать, это еще не значит, что…

— Прекрати, Марк!

Но тут на площадке в дальнем конце моста распахивается дверь. Черный Волк замечает, но ждет команды Девы.

— Хм… дорогая…

— Что?

— Контакт.

Я никогда не работала с настоящими профессионалами, их реакция впечатляет.

— Летуны! В воздух! — восклицает Дева.

Все рассыпаются в стороны. Эльфина срывается в сторону от моста. Роботы сделаны в стиле Невозможного — металлические пауки, двигающиеся с агрессивной сообразительностью. Один потерял лапу в прежних битвах. Дикарь бросается вперед, уворачиваясь, перекатываясь под очередями. Видеозапись не передает всей специфики работы Дикаря. Непередаваемое ощущение — оказаться рядом с таким огромным и стремительным существом.

Срываюсь на сверхбыстрый спринт — телескопические стержни в икрах удлиняются на фут. Догоняю остальных. Черный Волк с нелепой легкостью уклоняется от шквала огня, с ленивой грацией кувыркается в воздухе и приземляется на передового робота, выдирая у того гроздь сенсоров.

С криком «Титания!» Эльфина вонзает пику в металлический бок паука. Я устремляюсь вслед за Черным Волком, а она вскарабкивается на мост и взмывает в воздух; Дикарь вырывает электронные внутренности еще у одного робота. Не задумываясь о красоте и ловкости, я проламываю чью-то спину. К нам подтягиваются Дева и Лили.

— Неплохо! — Черный Волк похлопывает меня по руке, попадает на металл, но где-то внутри я чувствую его прикосновение. Мистер Мистик материализуется из ниоткуда.

Внутренняя дверь поддается быстрее. Дева, как разведчик, идет вперед. Раздается взрыв; она скользит по гладкому металлическому полу — невредима, хотя костюм спереди разорван в лоскуты. Отворачиваюсь, пока она переодевает топ задом наперед, чтобы прикрыться, — мне лишние проблемы ни к чему.

Черный Волк подходит помочь, но Дева рявкает на него:

— Не смеши меня!

Его лицо под маской кривится от боли. Должно быть, почудилось.




Центральный холл выстроен в огромной скале; потолок теряется в сумраке арок и контрфорсов, сквозь проржавевшие отверстия в крыше проникает солнечный свет. Тишина как в соборе действует даже на Дикаря. Эльфина взмывает вверх, парит в теплом воздухе; мы расходимся по огромному залу, шириной с футбольное поле, подсознательно ожидая контратаки, подготовленной два года назад. Воздух влажный; там, где погрязнее, умудрились прорасти редкие пучки травы.

С одного из потолочных швов стекает струйка воды, собирается лужицей на полу, просачивается куда-то вниз. В проходах справа и слева от нас смутно виднеются аудитории и лаборатории — здесь бушевала битва. На стенах — отметины от лазеров, по углам — осколки разбитых роботов. В нескольких нетронутых витринах до сих пор стоят трофеи Доктора Невозможного: шлем, пистолет и древняя кость странного вида. В дальнем конце, полусорванные с петель, покачиваются гигантские двери. За ними — тронный зал, там его и арестовали.

В помещениях наверху до сих пор видно небо. Дождь нанес внутрь грязь и листву, морские птицы свили гнезда в расщелинах монументальных изваяний. Медленно движемся вдоль металлических стен, слушаем собственные шаги, говорить не хочется. Нас окружают мертвые экраны телевизоров, ряды тусклых кристаллических наростов — красных, оранжевых и зеленых светодиодных дисплеев. Мистик сосредоточенно пытается прочесть отражения мыслей Доктора Невозможного, но их здесь давно нет. Чемпионы болтаются неподалеку, заглядывают в жилые помещения и рабочие комнаты. Как во всех компаниях высоких технологий, офисы обставлены мебелью «Аэрон».

Черный Волк поправляет трико, опираясь на мое плечо для равновесия. Дева не замечает.

В одном крыле все еще работает генератор.

— Помнишь зал управления? Когда мы разумами менялись… — доносится откуда-то сверху голос Черного Волка.

Я иду к нему.

В светлых, чистых помещениях — тихий гул работающих систем обеспечения. Из зала управления видна лаборатория под огромным куполом. На верхних этажах — паутина навесных мостков. Складной купол полураскрыт, сквозь него сочится гаснущий закат.

Облокачиваюсь о перила. Лили что-то рассматривает на полу в лаборатории.

— Поднимайся! — окликаю я. — Вход здесь.

Протискиваюсь мимо настороженного Дикаря. Он шумно выдыхает — горячо, по-звериному.

Черный Волк без особого интереса смотрит на экран компьютера. На анимированном голографическом глобусе изначальный суперконтинент Пангея делится на знакомые континенты, которые затем сливаются в единую массу, обозначенную как Пангея Ультима. Мерно накатывают волны ледниковых периодов. Цветные диаграммы демонстрируют изменения температуры и уровня CO2.

— Что теперь? — оборачиваюсь к Деве.

— Будем искать. От нас не спрячется.

На задании все подчиняются Деве и Черному Волку, нашим официальным лидерам, которые, похоже, избегают друг на друга.

— Есть варианты. Надо найти изотопы иридия, — говорит Черный Волк.

— Так вы с Девой лет десять назад от них избавились. — Дикарь возвращается, убедившись, что опасности поблизости нет.

— За десять лет чего только не произошло! Нельзя снимать со счетов ни преобразование материи, ни неопознанных инопланетян. Магия, опять же. — Черный Волк загибает пальцы, подсчитывая.

— Я и не подумала! Сполох ненавидел магию. — Дева уставилась в пол, что-то припоминает. Мерцает знаменитое силовое поле. Интересно, смогу я ее завалить при случае? Черный Волк смотрит искоса… мне неловко, как будто он прочел мои мысли.

— Чертов Невозможный! — Дева падает в суперсовременное кресло, крутится на сиденье, запрокинув голову; силовое поле отсвечивает голубым.

— Что дальше? Что будет-то? — спрашиваю я.

— Светопреставление, — отвечает за всех Лили.




Наверх поднимаемся молча. Я, как необстрелянный новичок, выпускаю обойму в голограмму смеющегося Доктора и заливаюсь краской. Черный Волк успокаивающе подмигивает.

Садимся в наш высокотехнологичный воздушный корабль; ускорение вдавливает в сиденье, остров исчезает внизу, а я думаю о своем. Жила себе настоящей жизнью; ездила отдыхать в Бразилию; ходила по улицам, не чувствуя на себе пристальных взглядов; валялась в кровати; нормально общалась с мужчинами со всеми вытекающими последствиями…

Ментиак предсказывает, что в очень отдаленном будущем звезды пройдут через все возможные стадии ядерных реакций, все преобразования от водорода до гелия и так далее по всей периодической системе элементов, до железа. Наступит настоящий Железный век: в неумолимом течении времени каждый атом во вселенной (включая высокотехнологичные сплавы и алмазы) превратится в железо, в абсолютный металл. Железные галактики с железными звездами, окруженными железными планетами, понесутся сквозь железную пустоту. Но и это еще не конец. Грядет Век ржавчины.




Часть вторая





Глава одиннадцатая

Неуязвим


Я вырядился в серый комбинезон, нацепил марлевую повязку, намываю мраморный пол в вестибюле у «Чемпионов», протираю статую Галатеи. Убедившись, что мои приборы вывели из строя камеры наблюдения, переодеваюсь в подсобке, ступаю под стеклянный купол в полном облачении и накидке. Наступает вторая стадия Светопреставления. План состоит из трех частей, не считая собственно конца света.

Ах, запретное удовольствие — пройти сквозь центральный вход в костюме! Еще одно дополнение к легенде. Все складывается, как задумано — на этот раз слишком легко. Ни следа Сполоха, да и «Чемпиошки» отправились в очередную бесполезную разведку — вернутся через пару часов. Тем временем необходимая мне деталь окажется у меня, в надежном месте. Благодаря мне Кукла получит заслуженное признание.

Новый Жезл силы уже готов. Я в сотый раз взвешиваю его в руке — как легко и удобно держать! Большинство деталей можно купить в магазине радиотоваров, но конструкция и сборка известны только мне. Молекулярная схема, голограммы, портативный сканер… В тюрьме у меня было много времени. Драгоценный камень — источник питания Жезла — сияет багровым светом; я бесшумно и незаметно ступаю по коридорам… лишь рябь помех на мониторах. Поэтажные планы здания я детально изучил по чертежам, спутниковым фотографиям; мелкие, но важные подробности почерпнул из бульварной прессы и нудного документального фильме.

Да, башня великолепна! Словно турист, оглядываю этот исключительно вульгарный образчик архитектуры. Гай Кэмпбелл, Серебряный Страж, купил себе место в команде, когда приобрел и переоборудовал под штаб-квартиру «Чемпионов» небоскреб, некогда принадлежавший разорившемуся гиганту телекоммуникационной промышленности. Кэмпбелл продержался в команде недель шесть и постеснялся потребовать, чтобы здание вернули.

Великолепно… вот только запашок больничный — смесь пота, озона и дезинфицирующих средств. Умение телескопически вытягивать руки-ноги или выделять кислоту явно не улучшает обмен веществ. Как же тонка грань между супермогуществом и хроническим недомоганием…




Герои улетели час назад; успею дом осмотреть. В вестибюле — музей супергеройства, напоминание о прошлых успехах.

Свадьба Девы и Черного Волка стала самым ярким событием восьмидесятых в мире супергероев — союз двух основателей величайшей и самой могущественной суперкоманды на свете! К тому же Дева — дочь Громобоя, настоящая принцесса крови среди супергероев. Они были нашими Чарльзом и Дианой. Громобой передал «Ночную звезду» Деве, что стало своего рода коронацией «Чемпионов». Команда приняла эстафету. Кстати, они оба — выпускники школы Петерсона. Подумать только! Впрочем, они меня не помнят.

Злодеи наблюдали, гадая, что будет дальше. Я и сам притаился в толпе, выжидая нужный момент. Громобой стоял позади, солидно и чинно, как государственный деятель. Сполох был шафером; тост, который он произнес, рассмешил даже меня… наверное, Черный Волк ему шпаргалку написал. Молодые поцеловались, и силовое поле Девы рубиново сверкнуло и исчезло, когда пара взлетела в воздух. Жаль, что я ее тогда не прикончил — сентиментальность удержала.

* * *


Зал антикризисного управления. Здесь собирались роботы, атлеты, безумцы и боги — поговорить обо мне! Стол подковой перед гигантской компьютерной консолью и тремя огромными настенными экранами. Отсюда смотрело на них мое изображение, угрожая, ухмыляясь, требуя дани. Надеюсь, их звуковая система на уровне.

К делу. Компьютерная защита здесь элементарная; наверняка, работа Черного Волка — умно, но не шедевр… скорее, самонадеянность. Герои не особенно заботятся о безопасности, надеясь на силу своей репутации или просто на грубую силу, если кому-то взбредет в голову проникнуть в штаб-квартиру. А вот стулья у них хороши! Панорамное окно выходит на Мидтаун — безукоризненно, по фэн-шуй. Пару минут рассматриваю широкую, плоскую консоль… пора!

Система взлома не требует. В конце фильма «Титан-6» есть фрагмент экскурсии по башне, заснятой для телевидения после возвращения команды из глубокого космоса. Дева устало вещает в камеру. Величайший триумф… но выглядят они так, будто у них — коллективная депрессия. Несколько недель спустя группа распадется.

На заднем плане сидит у компьютера Черный Волк. Если замедлить и увеличить изображение, видно, как двигаются пальцы над клавиатурой. Простая наблюдательность позволяет догадаться, какие клавиши он нажимает и что печатает. Я ввожу пароль: «ГАЛАТЕЯ».

Войдя в систему, невозможно удержаться от любопытства. Просматриваю досье: настоящие имена, способности… Дева, Черный Волк, Эльфина. Мне известно, кто они. Некоторых помню хорошо, хотя они меня не помнят. Настоящее имя Сполоха знают все — Джейсон…

Данные об активности пользователей. Черный Волк недавно входил в систему, просматривал досье Сполоха и медиа-архивы — Галатея в воздухе, в бою: развеваются винного цвета волосы, перехваченные пурпурной повязкой, зеленые глаза смотрят без всякого выражения. Из пальцев бьют серебристые струи неизвестной даже мне энергии. Обжигало чувствительно.

Черный Волк интересовался мной. В папке «ДОКТОР НЕВОЗМОЖНЫЙ» на удивление мало информации. На допросах я неразговорчив и многое сумел утаить. В досье указан возраст (примерный), место рождения (короткая заметка о моем произношении и провинциальных словечках в речи), предположительный индекс по шкале интеллекта Стэнфорда-Бине (оскорбительно низкий; а впрочем, моих лучших попыток они не видели). Пара сотен мегабайт любительских видеозаписей и примитивные психологические догадки.

За все эти годы они ничего обо мне не узнали! Пять безнадежно ошибочных теорий о том, кто я на самом деле, четыре из них — о лицах, исчезнувших в шестидесятые годы. Люди на фотографиях и по описаниям схожи со мной: не по годам развитой интеллект, способности к математике и наукам… одаренные дети, с возрастом учившиеся хуже и хуже. К одиннадцати-двенадцати годам все демонстрировали антисоциальные наклонности — лауреат скрипичных конкурсов стал наркоманом; победитель национальной математической олимпиады сжег школу. Трое — жертвы жестокого обращения с детьми. Все они пропали в возрасте тринадцати-пятнадцати лет, исчезли из Портленда, Шейкер-хайтс, Сан-Диего и Бриджпорта. Может, каждый из них в один прекрасный день незаметно выскользнул из дома, сел на ранний автобус? Наверное, они изменили имена. Как именно каждый организовал свое исчезновение? Кем они стали? Единственное, что я знаю наверняка — никто из них не стал мной.

На последней фотографии — Польгар, он же Мартин Ван Польк-Гарфильд IV. Ученый, американский президент из параллельной реальности. Лишившись власти, изгнанный из своего мира, он отправился на поиски новых Америк, изредка появляясь в нашей, разряженный в звездно-полосатые одежды с орлами. Надеется, что ему предложат занять престол. Если честно, он мне нравится — выскакивает из ниоткуда, мыслит нестандартно… Жизнь подсовывает ему лимоны, а он делает из них лимонад путешествий между измерениями и всемирных завоеваний. Жаль, они не угадали с Польгаром — его история куда лучше моей.




В случае со мной ничто не предвещало странного. Первый сон, который я запомнил — о моем мозге, похожем на облако, озаренное голубыми и лиловыми вспышками. В школьной характеристике не зафиксировано ничего необычного. Я исподволь наблюдал за расстройствами других детей, отмечал неумение мыслить, навязчивые приступы агрессии и понимал, что сам я не такой. Обо мне никто не заботился. Необнаруженный, я отучился в старших классах, и меня уверенно направили в школу Петерсона — очередное достижение системы образования.

В шестнадцать лет, сидя в пустом классе, я решал задачи на много недель вперед, еле успевая записывать, пользуясь системой решения уравнений в уме с опережением три-четыре хода. Наступил май, приближался конец четверти. Жаркое солнце Айовы выпаривало с улиц остатки ночного дождя. Все знали, что я умен — в колледж меня зачислили сразу на старший курс.

Способные студенты пользуются популярностью, торгуют ответами, меняются решениями, время от времени подсказывают. Я в школе ни с кем не разговаривал, никому не помогал с учебой. Никогда не пособничал.

Плоды моих истинных усилий хранились в шкафу, в картонной упаковочной коробке — гора блокнотов, исчерканных быстрыми, небрежными записями шариковой ручкой. Я работал даже во время мучительно длинных лекций. Основами высшей математики и математического анализа я овладел за несколько лет до этого.

Я машинально вычерчивал дыры в пространстве, локомоционные системы роботов и квантовые вычислительные устройства. Я рисовал их в конспектах лекций по биологии, литературе и истории, между записями о делении клетки, анализом «Над пропастью во ржи» или «Записок федералиста»; набрасывал невероятные аппараты, передаточные механизмы со шкивами, спускающими схематичные грузы, драконов с шипастыми чешуйчатыми хвостами, обвивающимися вокруг столбиков цифр и дат сражений (толщина шипов зависела от степени заточенности карандаша).

Я писал коды компьютерных игр, которые запускал на примитивном школьном сервере, шахматные программы и даже сочинил средневековую «бродилку», в которой нужно было провести крошечного рыцаря или волшебника по бесконечным уровням — по земле, под землей, по воде, под водой, по залам бальным и тронным, по крепостным коридорам и сокровищницам, пещерам, гротам и темным океанам…

Я сочинял игру на ходу, и чем дальше, тем больше странного появлялось вокруг: гоблины и волки, гигантские муравьи и драконы, демоны и подземные замки… До сих пор в нее играю, когда не занят. Непонятно, кто и зачем забрался так глубоко, и можно ли добраться до конца, но останавливаться не хочется! Там скрыт приз — искрящееся сокровище, запрятанное столетия назад или потаенное откровение, погребенное под землей; реликт из глубочайшего прошлого, бесценный, как жизнь, и древний, как детские воспоминания.

Прозвонили к ужину. Я собрал книги и тетради, вышел в длинный тусклый коридор, загроможденным шкафчиками с хлопающими дверцами, пробираясь среди рослых однокурсников. Я всегда выглядел моложе своего возраста, и рост у меня так и остался ниже среднего. Кто-то швырнул в меня скомканным листом бумаги, за спиной раздались смешки и перешептывания. Я не обернулся, но запомнил.

Присев на крышку унитаза в ванной комнате нашего общежития, я медленно и решительно провожу лезвием по предплечью — тонкие красные линии, будто кошачьи царапины. Заживало долго — сгибая руку, я чувствовал, как тянет кожу в месте порезов, тайно напоминая о том, кто я на самом деле.

Однажды мне в голову пришла другая мысль. Я поднес лезвие к голове — прядь волос подалась, обнажив череп. Я задел кожу, пошла кровь — пустяки! Волосы усыпали пол, покрыли мне плечи, как пепел; я становился другим. Вот так — проснешься утром и поймешь, что способен завоевать мир.

Когда-нибудь я покажу им… Достану кролика из шляпы. Дохну огнем! Я взял поднос и встал в конец очереди.

— Мы с ним, — объявила буфетчице высокая, угловатая девушка передо мной. Ее приятели на миг замолкли, потом разразились хохотом.

Я надену маску, стану знаменитым, выстрою золотые города и сравняю это место с землей, чтобы кирпичи рассыпались в пыль! Заткнитесь вы все! Я переверну мир.

Кхе-кхе.

— Педик…

Хихиканье. Джейсон Гарнер с приятелями. Школа Петерсона ничем не отличается от средней школы, а может и хуже. Надо найти выход… В голове все громче звучал грустный, сладостный зов науки.




Среди недавних поисковых запросов обнаруживается еще один. Сполох кого-то искал.






ИМЯ: ФАРАОН (2)





Фараон? Никакой он не суперзлодей, скорее — эксцентричное недоразумение в костюме. Когда-то представлялся Мумией. Провернул парочку банковских ограблений в конце семидесятых, утверждал, что он — реинкарнация фараона Рамзеса. Отличился тем, что взял себе имя известного супергероя, но тот даже не стал разбираться с негодяем-недотепой. Из-за таких ничтожеств настоящим злодеям бывает стыдно.






ОН ЖЕ: НЕЛЬСОН ДЖЕРАРД





Фараон Нельсон, Король Нила. Не знал его настоящего имени… Интересно, откуда они узнали? Странно, что на него есть досье. Если бы не молот, он бы навсегда остался посмешищем.






МЕСТО РОЖДЕНИЯ: ТУСОН, АРИЗОНА.

СООБЩНИКИ: МИСС МОЗГОЛОМ. ЭМБРИАРХ.

ДОКТОР НЕВОЗМОЖНЫЙ.





Сообщник. Приятельствовать я не умею. Пожалуй, смогу мирно сосуществовать в одной комнате с ними. Не знаю, смогут ли они.






ПРИМЕЧАНИЯ: МОЖЕТ БЫТЬ НЕУСТОЙЧИВ ПСИХИЧЕСКИ.





Может быть. Но он умен. Конечно, по внешности не скажешь. На самом деле он обладал значительным могуществом, но вряд ли понимал, что ему доступно.






ЦЕЛИ: МИРОВОЕ ГОСПОДСТВО; ОСНОВАНИЕ

НЕО-НИЛЬСКОГО ВСЕМИРНОГО ГОСУДАРСТВА;

САМОРЕИНКАРНАЦИЯ В КАЧЕСТВЕ РАМЗЕСА IV.





Я предупреждал его, что амбиций маловато, но ему было все равно. Он был ленив, ему не хватало терпения, чтобы разглядеть картину во всей полноте. Разговоры о возрождении Нильской империи, о пирамидах на Потомаке служили дымовой завесой. Что до «самореинкарнации», так он не удосужился выяснить, реинкарнацией которого из Рамзесов он якобы стал. Мы как-то раз грабили Бостонский музей изящных искусств… в общем, иероглифического письма он не знал.






СИЛЫ: РУКОПАШНОЕ ОРУЖИЕ (МОЛОТ РА).

НЕУЯЗВИМОСТЬ (МОЛОТ РА).





Краткость примечания говорит о многом. Неуязвимость Фараона граничила с волшебством. Впрочем, она вполне могла быть и настоящей магией. Фараона ничто не брало — совершенно непонятно, почему. По-моему, сила Ра тут ни при чем. Стоило ему взять в руки молот и пробормотать волшебное слово собственного сочинения, как он превращался в самого грозного злодея планеты. При этом он вопил: «Время молота!», просто чтобы мне стало неловко. Придурок.

Он был не просто физически крепким; его сила, похоже, поглощала инерцию. Пули ему были нипочем; какой-нибудь Батальон начинал размахивать балкой, телегой или даже рельсом, но оружие либо гнулось, либо разбивалось о молот. Как-то раз он остановил грудью шестнадцатидюймовый снаряд, которым с линкоров стреляют, специально разработанный, чтобы вдребезги разносить самые защищенные укрепления… В земле — огромная воронка, а Фараону хоть бы что. В общем, какая-то технология, которая не имеет права на существование. Я не раз пытался ее у него отобрать, но он только посмеивался.

Что скрывалось под слоями аляпистой золотой краски? Высокие технологии? Артефакт из будущего? Практическое волшебство, основанное на непостижимой логике. Его владелец становился неуязвим или почти неуязвим. Весьма полезное свойство.






ИСТОЧНИК СПОСОБНОСТЕЙ: НЕИЗВЕСТЕН.

СТАТУС: НА СВОБОДЕ. ВОЗМОЖНО, НЕ АКТИВЕН.

В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ПОЯВЛЯЛСЯ: КАНКУН, МЕКСИКО.





Канкун. Я упустил Фараона из виду. Что ж, бывает. Мы познакомились в Таиланде, я так и не узнал, откуда он родом. По разговору создавалось впечатление, что какое-то образование он получил. Большинство злодеев — люди необычные, но склонные к психической неустойчивости. Его поглотила среда наркоманов и амбулаторных пациентов… Впрочем, Черный Волк всех отслеживает, даже Фараона.

Жезл силы тихонько позванивает — приближается энергетический след самолета Черного Волка. Хватит валять дурака. Провожу последний поисковой запрос, чтобы окончательно удостовериться в правильности местонахождения. Все верно. Игрушки Куклы здесь.

* * *


В центральном вестибюле установлен монумент героизму, напротив — зал трофеев. Оробев, на миг застываю… В зале множество витрин, почетных наград и напоминаний о самых извращенных мозгах столетия, заключенных в стазис. Гобой Гобоиста, перчатки и монокль Джентльмена висят рядышком, напротив манекена в Омерзейшей броне. Отдельно выставлен резной золотой ключик: часть поверхности удалена, под ней — электроника тридцатого века.

Здешние диковины бесценны, некоторые экспонаты мне неизвестны. Перьевая ручка, фетровая шляпа, картина в зловещих тонах, изменяющихся в зависимости от угла зрения. Платье, которое надевала Стела Века, леворукая перчатка Синистры, старые карманные часы Барона Эфира… может, украсть? Амулеты, щиты, лучевые ружья. Зловещие изваяния. Крошечная крепость под стеклянным колпаком. Музыкальная шкатулка. В отдельном шкафу — книги и чертежи. Я мог бы набрать целую охапку, но это привлечет внимание.

Лет десять назад «Чемпионы» бились с женщиной по имени Кукла. Она делала миниатюрные зловредные игрушки — ковбоя, тигра, карету. Игрушки действовали, каждая по-своему. Способность необычная, на любителя, но Кукла обладала некоей концентрированной изобретательностью. Почему только игрушки? Должно быть, они для нее что-то значили…

Игрушки хранятся в дальнем углу. Создательница пыльного миниатюрного луна-парка за стеклом ошибочно именуется «Кукольницей». Sic transit gloria mundi.[10 - Так проходит земная слава! (лат.)] Крошечные карусели, маленькое чертово колесо, миниатюрные слоны и органчик-каллиопа — у каждой игрушки дурное предназначение. Гений миниатюризации; таких мастеров, как она, уже не осталось. Здесь полный набор, но я вскрываю замок и беру лишь одну вещь, нужную для плана.

Гравитацию представляют по-разному: то волной, то частицей, то силой. Для Куклы она заключается в ясном взгляде крошечного ухмыляющегося толстяка, в тончайшем луче, способном делать людей предметы тяжелее или легче. Никто не знает, как она этого добилась.

В моих руках Кукла получит признание. Она не была знакома с Лазератором, но их творения превосходно дополняют друг друга.




Жезл силы позванивает все громче; похоже, я слишком задержался. Едва успеваю переодеться в форму уборщика, как в коридоре появляется чья-то тень. В вестибюле стоят (точнее, парят) трое — Дева, Черный Волк и Лили. Может получиться очень неудобно.

Дело давнее… В последний раз — той ночью в баре… Кровь приливает к груди, я не могу пошевельнуться. Она здесь, в двух шагах. Черт! Протяни руку — коснешься спины, прямо под лопаткой.

Что делать? Непрофессионально! Надо нападать, пока сохраняется эффект неожиданности. Через секунду меня заметят! Выйдет ли она на бой со мной? На глазах у друзей?

Нет, не обращать внимания, иначе ничего не получится! По плану рановато, но это не имеет значения. Жезл силы заряжен… С «Супер-Эскадроном» я провел ничью, сражусь и с этими! В полной боевой готовности выхожу на свет.

Меня не замечают. В вестибюле работает телевизор — новости. Сполоха нашли.




В то утро мне показалось, что я в тюрьме, просыпаюсь под наблюдением камер, жду, когда меня развяжут охранники. Но в комнате никого нет. Тикает будильник. Меня окружает безликий уют мотеля «Звездный свет». Прошло четыре дня.

Я медленно и тщательно одеваюсь, соответственно случаю. Не могу привыкнуть к цивильной одежде — полы и складки, застежки и карманы однобортного пиджака кажутся нелепыми, излишними после экономичной простоты моего императорского облачения. Гладко зачесываю волосы назад, подстригаю бороду — этакий бледный, немного усталый Люцифер. Я постепенно старею, несмотря на все мое могущество. Отхожу, осматриваю результат своих трудов — в зеркале отражается жалкий научный сотрудник, с которым я распрощался двадцать пять лет назад. Я выгляжу, как обычный человек. Лузер.

Лицо обнажено, беззащитно — даже темных очков не надел. Серьезный риск. Одиннадцать лет назад я последний раз появился на публике без маски. Одиннадцать лет обыватели не дрожат при моем появлении, не вызывают полицию. Сажусь в подземку, пересекаю реку. Раньше я над ней пролетал. Доктор Невозможный прибыл в Манхэттен…

Медленно иду по Амстердам-авеню, к 112-ой улице. Никто даже бровью не ведет, когда я сворачиваю за угол, туда, где приземлился первый Антитрон. Попрошайка нахально вперился мне в лицо, уставился на карманы брюк. Стискиваю кулаки. Меня никто не узнает!

Добрался, наконец. Мемориальная служба подходит к концу, люди толпятся на ступеньках собора. Кто-то рыдает, сжимая подписанные фотографии. Многие просто пришли посмотреть на знаменитостей — Деву, Черного Волка, Эльфину, самых телегеничных героев. Интересно, где Эрика? Она надолго исчезла, изредка продолжая публиковать статьи о Сполохе. Местонахождение свое держит в секрете. Похоже, это моя вина.

Я давно к этому стремился… Пробираясь между рядами гостей, скорбящих под тусклыми, глухими сводами собора Иоанна Богослова, не могу понять, зачем я здесь, чего хочу. Вижу места впереди, отгороженные бархатным шнурком. Меня туда не пустят, но интересно посмотреть, кто пришел.

Пытаюсь не искать ее взглядом. Она, должно быть, там, на возвышении, среди накидок и масок, в мешанине силуэтов легендарных персонажей, для которых отгородили VIP-зону. Не заметить ее просто — в полумраке она кажется скоплением огоньков, отражением пламени свечей. Главное — углядеть якобы пустующее сиденье.

Вот и она — между Дикарем и девушкой с морским коньком на груди. Неподвижна, слушает, чуть склонив голову. Я не в силах отвести глаз. Кого она хочет обмануть? Я видел, как она, смеясь, голыми руками сорвала дверь с инкассаторского броневика, за шкирку выволокла охранника. Я был рядом, когда ее ключицу оцарапали снаряды из обедненного урана. Мы покидали Манхэттен на крыше вагона метро, в поезде маршрута «Д», а Метамэн рыскал по Бродвею, пытаясь напасть на наш след… Когда нас обнаружили, мы вместе сиганули с Манхэттенского моста, выбрались на берег в Вильямсбурге, под одобрительные крики пьяных гуляк. В полумраке собора она кажется тенью среди красно-синих благодетелей человечества.




Я не убивал его. На похороны потенциального (пусть и неудавшегося) убийцу покойного вряд ли пригласят, а меня весьма волнуют приличия. Рано или поздно кто-то из «Чемпионов» непременно узнает Доктора Невозможного… Наверное, нападать на меня, когда я отдаю дань уважения покойному — тоже дурной тон, но в данном случае приличия — не самая надежная защита против сокрушительной артиллерии VIP-гостей.

Я никогда не понимал Сполоха, он мне не особенно нравился… Я так и не выяснил, как он действует, хотя и собирал любые обрывки информации — газетные статьи, украденные компьютерные файлы, показания свидетелей. К пущей моей досаде, он умел летать, причем без видимых усилий — нет чтобы для приличия крыльями махать или изнутри светиться. Казалось, это делается из чистого выпендрежа, напоказ; что в то время, как все мы подвластны гравитации, он плевать на нее хотел. Я его не убивал! Интересно, кто убийца? — ведь все думают, что я.




В новостях несколько дней подряд одно и то же — колонна пара, с квартал высотой, взметнувшаяся в небо над Индийским океаном. Вертолеты и всевозможные флаеры супергероев помельче зависли туманными силуэтами; все пытаются разглядеть, что там обрушилось в воду с таким жаром и мощью. Свалилось непонятно откуда. Это какая-то нелепица, жаловались ученые, не может быть, чтобы объект такого размера не распался в атмосфере! Наконец его подняли на поверхность — на вид вполне невредимого, как всегда безукоризненного. Падение вызвало погодные аномалии на тысячи миль вокруг.

Выступление мэра Нью-Йорка… У Сполоха всегда было много друзей. Он был быстрей, сильнее и отважней всех. Он неизменно отзывался на просьбы о помощи, никогда не снимался в «звездной» рекламе и никогда не проигрывал… Прибыл Барон Эфира, инвалидную коляску осторожно вкатили по пандусу два голема из полированной оружейной стали — создания Механика.




Стою в толпе, сжимая свою ношу, пропуская мимо ушей литанию Госдепартамента о добрых делах и службе на благо общества. Слева женщина средних лет начинает судорожно всхлипывать. У меня есть время вспомнить знакомые имена и лица. Некоторых знаю еще по школе Петерсона — тот еще питомник для всяких одаренных типов.

Одиннадцать выпускников школы обладали суперспособностями. Это не случайно; что-то в ней способствовало появлению героев. На похоронах присутствуют шестеро. Нет, мне не хочется с ними поболтать, но я разглядываю героев, сравниваю, во что мы превратились.

Помню Черного Волка — худого, умного первокурсника, который отчаянно старался всех насмешить. Бокс, гимнастика, компьютерный клуб, регби, остроумные памфлеты о членах студенческого самоуправления… Он стоит рядом с Девой и остальными популярными героями. Смотрит печально-торжественно, но по привычке наблюдает за всеми вокруг. Я держусь подальше от его взгляда. Они поступили, когда я учился на выпускном курсе. Дева посещала занятия под своим тайным именем, но я хорошо ее помню — тихоня с длинными прямыми каштановыми волосами, увлеченная математикой. Она участвовала в дебатах и издавала ежегодный школьный фотоальбом.

Джеф Берджес, он же Нага, наемный борец за справедливость. Одет в дешевый костюм, ресницы подрагивают, глаза настороженно бегают. Рарити, высокий, кудрявый, с ясными глазами и приклеенной улыбкой; он поехал в Африку по исследовательскому гранту и коснулся таинственного камня Нефалис. Мекрия — в мое время зеленая первокурсница, любительница мастерить и слесарить; скуластое лицо, широкая лягушачья ухмылка.

Я знал многих… но мы изменились, стали совсем другими… в этом нам помогли то несчастный случай на производстве или в лаборатории, то неожиданно прорезавшийся талант, то неведомые боги. Мы превратились в телепатов и метателей ножей, в мошенников и религиозных фанатиков, в клоунов и преступников. Они меня не узнают, даже если вспомнят. Даже если мне этого захочется…

Наверное, у Сполоха тоже была история — надеюсь, поинтересней, чем случайное превращение популярного и самодовольного щеголя в популярного и самодовольного супергероя. Таких скучных людей, как он, просто не бывает.

После службы собирается очередь к импровизированной усыпальнице. Я занимаю свое место и, вслед за другими, кладу свой венок.




Пробираюсь к выходу, но сталкиваюсь с Лили.

— Привет, Лили.

Вокруг нас колышется толпа. Все замечают Лили, на меня никто не смотрит.

— Хорошо выглядишь.

— Спасибо.

Нет, не хочу думать об этом. Они недолго встречались.

Люди расходятся. Лили ищет Черный Волк. Вот-вот заметит нас, и начнется…

— Послушай, прости…

— Все нормально.

— Я…

— Все в порядке, Джонатан!

* * *


У меня никогда не было девушки — ни до, ни после. Естественно! Мы встретились сразу после фиаско «Легион Зла»… Когда Ментиак предложил собрать шайку, все очень обрадовались. Несколько месяцев идею переваривали в тюремных камерах и в разговорах со скупщиками краденого, приглушенно обсуждали за столиками грязных кабаков, передавали телепатически… Мысль была привлекательная: сколько можно драться одному против семерых, вечно кому-то проигрывать, прогибаться перед сопливыми героями, перед мартышками с ключом от оружейной.

Знавал я настоящую команду злодеев — «Преступную Пятерку». Они проникли в настоящее, чтобы узнать, что уготовано их злодейской карьере в будущем. Их методы безнадежно устарели, но в свое время ребята были гениальны! Зловещий служитель Атлантиды! Демоническая копия солнца! Их планы легендарны… Вот где был размах, полет фантазии, астрономические расходы! Они затмевают даже мои собственные деяния. Но они прибыли в настоящее за помощью, полагая, что в их будущем они станут богатыми и могущественными владыками народов. Обнаружив, что в мире властвуют обычные правительства, а за порядком следят герои, злодеи стушевались и убрались восвояси. Для них это стало началом конца.

Ментиак был в преступном мире фигурой мифической: вышедший из-под контроля суперкомпьютер из шестидесятых годов двадцатого века, созданный тройкой выпускников, наделенных даром предвидения, опередивших в своих работах тенденции того времени. Ментиак сбежал, подкупив автопогрузчик, и проник в запутанную канализационную систему Чикаго, где и обосновался. Он рос и ширился, исподтишка манипулируя преступными элементами посредством телефонных линий. Существует мини-культ хакеров и любителей компьютерного «железа», которые покупают для него новые вентиляторы и дополнительную память.

Он связался и со мной, и с Лили… Мне позвонили на самый засекреченный телефонный номер; Ментиак с помощью синтезатора речи конца семидесятых проквакал время и место встречи. Сходка состоялась на территории арендованного офиса в одном из лос-анджелесских небоскребов. Любопытное сборище тайных сил этого мира — дюжина маньяков, злодеев и хозяев преступного «дна», пристроившиеся на столах и стульях, оставшихся от прогоревшего кадрового агентства. Никаких договоренностей мы не достигли, даже не решили, кому дать слово первому! Никто не подумал представиться. Выяснилось, что у двоих — одинаковый злодейский эпитет («Мерзкий…»). Запахло жареным. Управленческих способностей Ментиака не хватило, и преступные лорды один за другим повыскакивали вон.

Я смотрел на Лили… она стояла спиной к окну, выходящему на восток, где высились небоскребы Лос-Анджелеса, синее небо ближе к горизонту казалось серо-бурым. Вечерело, цвета становились глубже, насыщенней, солнечный свет из оранжевого превращался в багровый. По ее лицу и телу мелькала рябь отсветов… Вот она, знаменитая грабительница банков, одна из лучших!

Я не мог понять, смотрит ли она на меня. Глаза, как вся она, стеклянно-прозрачные, бесстрастные, точно у статуи. По идее, она должна быть слепа. Прозрачные глаза не способны фокусировать лучи света. Но Лили только фыркнула, услышав мою теорию.

У меня есть фотография Лили, надвигающейся на строй парижских копов, пробивая путь к отходу, после ограбления. Красно-голубые «мигалки» искаженно просвечивает сквозь ее тело. Она сфотографирована в движении; правая рука чуть смазана, занесена для замаха. Видно, как расступаются полицейские, уступая дорогу. Она никогда не осторожничала — ей это не нужно.

Наполеоны преступного мира ушли. Мы остались одни, в комнате сгущались тени. Логично было пойти выпить… Надо только найти заведение, где нас обслужат. Итак, «Легиона» не получилось, хотя несколько роботов впоследствии организовали «Коалицию искусственного интеллекта», которая наверняка существует еще на каком-нибудь астероиде. А я встретил Лили.

Однажды вечером мы ужинали в моей крепости. Накрыли в главной аппаратной, в окружении множества выстроенных полукругом пультов. Над головой гудели массивные генераторы — я строил предпоследнюю версию машины Светопреставления. Я зажег свечи, и все предмет в комнате замерцали непривычно теплыми бликами. Роботы приготовили роскошный ужин; я запрограммировал их исполнить сочиненный мной танец, и мы чуть не попадали с кресел от хохота.

Мы с Лили составили целый план. Я способен перехитрить любого из супергероев! Я создавал замысловатые проекты, придумывал невероятные устройства. Она была практически непобедима в честном бою. Казалось, она хотела того же, что и я…

Новость о ней и Сполохе застала меня, когда я ушел в подполье… Газеты писали, что их видели вместе, покидающими один из лондонских супергеройских баров. Англия оказалась одной из немногих стран, где Лили не была в розыске. Они пробыли вместе несколько недель. Он обладал шармом одинокого волка, героя на грани; пожалуй, причина в этом. Может быть, она хотела завязать, вернуться в комфорт респектабельности. Обо мне никто не упомянул; не с чего было…

Должно быть, ей со мной наскучило. Иногда, по ночам, остров прекрасен: тропические созвездия, звуки джунглей, светящиеся рыбки… Но в пять утра в укрытии, когда не спится, а Си-эн-эн, как назло, транслирует очередной экономический саммит… это совсем другое. Тебя выключили из жизни, работа стоит, пока герои рыщут по Южным морям, жара невыносимая, до рассвета целый час, над заливом светает — медленно-медленно, как бывает только в тропиках. Невольно задумываешься, зачем тебя сюда занесло: отличная идея изжила себя, ничего не поделаешь…

Мой стиль работы требует тщательной подготовки. Я создаю устройства и механизмы, потом тестирую их. Детали заказываю или отливаю самостоятельно. Приходится не спать ночами, отлаживать программы роботов перед вторжением. Это не всем интересно.




Я ухожу, как только начинают прибывать грузовики. Его хоронят в хранилище ядерных отходов, чтобы не рисковать. Никто не знает, за счет чего он существовал все эти годы, что именно у него внутри. Вдруг он утратит стабильность, взорвется под землей? Таким объектам не место на Арлингтонском национальном кладбище.

Интересно, кто же его убил? Я-то не убивал. Иду по Амстердам-авеню, в толпе скорбящих, ускоряю шаг, чтобы затеряться среди тысяч людей, не способных летать, телепортироваться или стечь водой сквозь решетку… иду их дорогой, становясь одним из них. Лили расскажет им, что я был на панихиде. Она теперь с ними… Кажется, я ее понимаю — новые друзья. Если пойдут по следу… все равно уйду! Через канализацию, как в старые времена. Дело не в этом. Главное — не останавливаться. Главное — мир покорить.




Глава двенадцатая

Спасти мир


Он погиб. Мы потеряли самого сильного, самого быстрого и, быть может, самого лучшего в мире супергероя. Человека, который был эталоном этого звания! Похороны — это так нелепо, нереально… Сижу в VIP-секторе; чувствую себя чужой в форме «Новых Чемпионов», почти такой же, какую носил и он. Те, кто знал его близко, рыдают; я же просто сижу, как случайно забредшая туристка. Многие прижимают к груди фотографии, на них Сполох улыбается мальчишеской улыбкой — улыбкой человека, не ожидавшего, не предполагавшего, что с ним произойдет.

Вокруг меня сидят партнеры по команде, но впервые я ощущаю отстраненность от них. Они видели, как Сполох голыми руками отбрасывает ракеты класса земля-воздух, как ныряет без всякой защиты в лаву… Никому в голову не приходило о нем волноваться. С ним никогда ничего не случалось, на него всегда рассчитывали: Сполох справится, выстоит против любых, невозможных для остальных членов группы повреждений.

Это часть их жизни, которой я не могу коснуться; мое участие в команде похоже на насмешку. После Титана команда распалась потому, что герои не в силах были вынести новых потерь. А теперь они потеряли Сполоха… из-за Доктора Невозможного, которого побеждали раньше и которого считали злом известным и понятным; от осознания этого становится еще хуже.

Всем тяжело по-своему. Черный Волк помрачнел, молчит и злится. Эльфина по-эльфийски торжественна, застыла как изваяние. Эмоции Дикаря не прочитать, но от него пахнет алкоголем. Дева ушла в себя, спряталась под маской одинокого лидера.

Я ухожу при первой возможности, торопливо протискиваюсь сквозь толпу репортеров к одной из наших арендованных машин. Меня окликают, пытаются сфотографировать; некоторые даже правильно произносят мое имя.




На следующий день после похорон старая гвардия приезжает к нам для инструктажа. Громобой и Регина — уцелевшие члены «Супер-Эскадрона», отец и приемная мать Девы. На цифровом экране, постоянно мигающем в левом глазу, 11:31 утра. Наверное, часы можно выключить, но инструкция исчезла вместе с корпорацией «Протеон».

Черный Волк ощетинился после их звонка. Считается, что прежние герои уступили нам место, позволили действовать по-своему. По прибытии Дева несколько минут проводит с ними наедине, но на Регину смотрит холодно. Мачеха не стала адекватной заменой матери Девы.

Наша встреча — событие государственного значения. Мое первое близкое знакомство с «Супер-Эскадроном». Дева и Черный Волк знамениты, но их предшественники нас буквально придумали. Громобой, вытянув носки туфель, неподвижно завис в воздухе, как в стеклянной витрине. Немногие умеют держать себя в полете; обычно ноги болтаются во все стороны. Не знаю, как это у него получается — нет ни видимого притяжения, ни излучения, ничего… Регина — совсем другая, похожа на ожившую шахматную фигуру; в руке зажат Скипетр эльфов. Говорят, что это оружие способно сокрушить любого смертного противника.

Рассаживаемся за подковообразным столом для переговоров, Громобой нависает над нами в центре комнаты, периодически оборачиваясь к мониторам. Он почти не пользуется жестами, только изредка взмахом руки подчеркивает важность той или иной фразы. Волосы у него седые, костюм — серебристо-белое трико с простой сине-желтой эмблемой на груди: ромб в круге, долженствующий означать нечто сокровенное для тех космических бродяг, с которыми он общается.

Регина — рядом с ним, в полном облачении, хоть и стоит на полу, но излучает королевскую властность. Остро чувствуется неприязнь Девы… Интересно, а дома Регина корону носит?

Члены «Супер-Эскадрона» редко появляются на публике. Громобой большую часть времени проводит за пределами Солнечной системы. Они когда-то казались значительными, как монументальные научные проекты того времени — гибридные термоядерные реакторы или ракеты «Сатурн-VI». Они ушли в тень, как и научные разработки Золотого века войны.

В годы Второй мировой мир увидел первых супергероев, спроектированных в правительственных лабораториях или выявленных американскими военными агентствам, отбиравшими из десятков тысяч новобранцев тех, кто обладал определенными качествами. Ходили слухи о солдатах, переведенных из учебных лагерей в специальные программы. В мирное время они становились борцами с преступностью, работали на правительство.

Раскрылся ящик Пандоры. За время Второй мировой на свет появились новые технологии, в мир хлынули потоки странного и страшного. Люди начали изменяться. С военнослужащими понятно — обе стороны пытались создать суперсолдат. Некоторые удивительные и ужасающие создания появились в разоренной Европе и на Дальнем Востоке — зародившиеся в этой колыбели цивилизаций существа вышли из укрытий, после того, как войны сровняли целые города с землей и началась миграция огромных масс населения.

Ничего, подобного «Супер-Эскадрону», до этого не было. Фараон (первый) — археолог, ставший борцом за справедливость. Волна Света — энергетическое существо, почти не сохранившее в себе человеческого после преобразований в лучистую информацию. Громобой — американский спортсмен, превратившийся в разумное торнадо, и Регина — таинственный генератор непонятной энергии. Бегун — самый быстрый человек на свете, и Парагон — Живое Пламя. Их спешно перепрофилировали как истинно американскую команду героев и отправили на защиту американского образа жизни.

Наступили шестидесятые; способности героев созрели, сформировались, стали невероятными. Люди, избранные за свою преданность идеалам, люди без особого воображения, невольно преобразились после пережитого. Перемены были заметны по их лицам. Хохочущие волшебники из калейдоскопа иных измерений, обольстительные инопланетные принцессы, цивилизации далекого будущего… воспоминания о годах обучения стирались из памяти. Герои становились извечными архетипами, фигурами космического масштаба. Превращение происходило на глазах у всех, они эволюционировали практически как «Битлз» от «Revolver» до «Let It Be». Их все реже видели на публике; к 1976 году только полномасштабная угроза самому существованию нашей реальности вызвала бы их из тени.

Визит Громобоя — еще одно напоминание о том, насколько мне далеко до остальных. Он непроницаем для сканирования любыми доступными мне приборами, тело под рентгеном — точно черная дыра или силовое поле. Мое оружие не оставит на нем ни царапины. Лучший образец биотехнологий двадцатого века для него — ничто, талантливая игрушка, забавная штучка, безделушка… то ли женщина, то ли ходики с кукушкой. Он сам — почти бог.

С трех экранов за его спиной смотрит на нас лицо Доктора Невозможного; крупный план, кадр сделан во время одной из его тирад на публику; темные волосы зачесаны надо лбом назад.

— Доигрались! Доктор Невозможный — реальная всепланетная угроза!

Громобой говорит… Безупречным баритоном телеведущего он перечисляет варианты нападений, источники силы. Черный Волк перебивает, отстаивая наши методы, но делает это чрезмерно почтительно. Деве от этого еще хуже. Лили ссутулилась в кресле рядом со мной, скрестила руки на груди. Громобой на нее даже не смотрит.

Все дрожит и искажается — это я скольжу взглядом по разным частям спектра. В более высоком диапазоне Громобой какой-то странный — сверхплотный, лучащийся энергией, блистающий, неземной…

Небо за окном из черного становится ослепительно белым, расцвечивается красным и синим.

Оглядываю зал и впервые отмечаю кое-что интересное: оказывается, Лили прозрачна не для всех световых частот! Ее тело пропускает лазерные лучи и микроволны, но мой сенсорный диапазон очень широк. Никто не обращает на меня внимания, я пробую все более высокие частоты… Лили теряет прозрачность, приобретает плотность.

Я — одна из немногих, кому удалось рассмотреть ее лицо. Ее прозрачные черты несут мерцающую, наполовину скрытую угрозу. Моему измененному зрению предстает вполне обычная приятная женщина с миловидным круглым лицом. Делаю фотоснимок и сохраняю в память.

Лекция закончена, мы толпимся у дверей. Дева направляется на крышу, Черный Волк — в спортзал. Всем есть над чем подумать, если мы хотим стать настоящей командой.




12:19 ночи, штаб-квартира «Чемпионов». Впрочем, кажется, супергероям полагается не спать допоздна. Здесь все свои, только те, кто живет в башне, плюс Мистер Мистик, почтивший нас своим нелепо-величавым присутствием — очевидно, он такой же полуночник. Это не настоящее собрание, — как-то так вышло, что все оказались на кухне одновременно.

Именно так я себе это и представляла: не спят отважные герои, готовятся спасти мир от катастрофы! В теплом свете лампы уютно. Мы с Лили сидим на табуретах; Мистик стоит. Дева примостилась на краешке стола с чашкой японской лапши рамен и торопливо говорит. Она так близко, что пар от лапши конденсируется на плече Лили, откупоривающей бутылку вина.

— Задали нам задачку! — Черный Волк пробует пальцем разделочный нож, целится в стену.

— У меня такое — каждое Рождество, — парирует Дева.

— Он меня всегда терпеть не мог… Настоящий суперсноб!

— Да ладно, брось…

— Думаете, он прав? — спрашиваю я.

— И что делать? Доктор умеет прятаться. Засел где-нибудь в километре под землей, мерзко хихикает и беседует с роботами…

— Это месть! Злодеи не такие уж умные, — поднимает голос Дикарь.

— Не согласна! — энергично взмахивает палочками Дева. — Он без дела не сидит. Что-то замышляет…

— Если это он, то придумал что-то новенькое… Наверняка! Иначе он не смог бы… ну, вы знаете, — тихо произносит Лили.

— Абсурд. Он — гений зла! Мы не можем предугадать, что он замышляет… Помните армию плесени? Никто этого не предвидел! А космическое чудовище?

— Воистину, он наш самый могущественный враг… Он властолюбив, ему нужны владения и рабы, — Эльфина устроилась на столешнице, точно попугай-переросток.

Все умолкают.

— Эльфина, кем ты считаешь Доктора Невозможного? — спрашивает Черный Волк.

— Волшебником? Злодейским королем или… не знаю.

— Должна быть какая-то тема. Лягушки. Шляпы. Что-нибудь в этом роде.

Лили поднимает руку.

— Мне неприятно это говорить, но у нас нет доказательств причастности Доктора Невозможного.

— Это не работа карманника! Здесь нужен гений! — Черный Волк поднимается со стула.

Лили вскакивает; в руке у Черного Волка блестит нож — пижонский захват тремя пальцами.

— Он же все время в тюрьме был. Как это объяснить? — встреваю я, не желая попасть под горячую руку Лили или Черного Волка… во всяком случае, не в кухонной драке.

— Он мог оставить ловушку для Сполоха, — бросает Дева. — Это вполне в его духе.

— А Сполох что, попросту попался? — Лили мечется по кухне.

— Ну, он, в общем-то, особым умом не отличался. — Дева натужно улыбается. — Но ты нам так и не сказала, что именно произошло…

— Ладно, — заявляю я. — Давайте представим, что мы — это он, хотя бы на минуту. Как бы мы попытались убрать Сполоха? — украдкой бросаю взгляд на Черного Волка, он должен знать.

Черный Волк подхватывает мой пас с почти наигранной готовностью.

— Вскрытие ничего не дало. На помощь пригласили самых известных лиц с суперспособностями; пробовали рентген, микроскопические исследования, иридий — впустую.

— Его невозможно было обжечь, раздавить, поранить. К тому же, сила… Не знаю, сумела бы я его одолеть, — подсчитывает Дева.

— У меня один раз получилось, — тихо добавляет Черный Волк. Это не хвастовство.

— Тебе повезло, что есть алиби.

— А что Эндерри? — спрашиваю я.

— Они не суются в эту систему. Если сунутся — мы узнаем.

— А вдруг он прячется в прошлом? Убивает наших дедушек-бабушек? — размышляет Дикарь, глядя в потолок.

— Вот повезет… — бормочет Черный Волк.

— От путешествий во времени меня тошнит! — фыркает Дева.

— Тебя от всего тошнит, — заявляет Черный Волк, вставая со стула. — Нет, Невозможный захочет открытого противопостояния, он вполне предсказуем. К тому же, тела бы не осталось. Я видел тело Джейсона, на нем ни единой отметины. Ничего! Сполох — самое прочное создание по эту сторону черной дыры, проверено.

— Должен тебя разочаровать…

— Телепаты? Воздействие на разум? — Я перебираю версии, как при расследовании обычного убийства.

— У него иммунитет, — объясняет Дикарь.

Мои слова принимают всерьез — прогресс!

— Но Док его достал! — перебивает Черный Волк. — Совершил невозможное!

— А теперь, убрав Сполоха, нацелится на все остальное…

— Я разбираюсь в науке не хуже других. Он пытается найти нестандартные решения для проблем, которые принято считать неразрешимыми. О чем это говорит? — Черный Волк пристально смотрит мне в глаза, отводит взгляд в сторону раковины.

Мистер Мистик переплетает пальцы, сложив ладони домиком. Он все это время стоял в углу, наблюдая и слушая, дожидаясь, пока мы дойдем до этой мысли.

— Вы знаете, о чем.

* * *


Расходимся поздно, но я не могу заснуть. Черный Волк, Мистер Мистик, Дева, и Эльфина час рассуждали о магических артефактах, демонах с других планет, полубогах, с которыми сражались и пьянствовали.

В конце концов, мы написали список на салфетке. В мире существует ограниченное количество мобильных, переносных предметов, способных вершить магию такого уровня: Дюрандал, Ночная Звезда, Глаз Фортуны, Текучий изумруд, Скипетр эльфов — предметы столь могущественные, что их заметно с орбиты. Любой из них мог убить Сполоха. Мы, конечно, знаем их местонахождение, но должно быть, один куда-то подевался…

Отыщем артефакт — найдем Невозможного. Выведем его из игры. Эльфина и Мистик при новом раскладе сыграют на своем поле, но для меня это — полнейшая неизвестность. Мутанты, роботы и космические пришельцы выглядят странно, но подчиняются законам науки. С ними можно разобраться, не разрушая собственной системы представлений. Но я изначально из другой оперы, чем существо, утверждающее, что явилось из легенд о Гвиневре.

Какое-то время вышагиваю по своей комнате, выхожу в коридор. Перед глазами разворачиваются данные — карты, таблицы, архивные записи, даты последних появлений и множество цифр: чужие способности и сверхъестественные ауры, измеренные в эргах и киловаттах. Кое-что зачеркнуто — эти штуки считаются утерянными или разрушенными; еще некоторые помечены красным или синим, обозначая наложенное проклятие или, в отдельных случаях, уровень чувствительности. Мой компьютерный мозг впитывает сведения — он справится лучше меня, а сохраненная информация всегда будет доступна.

Черный Волк дожидается лифта. Он собрался в ночной патруль, на ремне — канистры с нервнопаралитическим газом или еще какой гадостью. После похорон мы и не разговаривали по-настоящему.

— Привет, Фаталь. Мне тут надо кое-что просчитать, поможешь попозже?

— Угу. Конечно. Сочувствую. Мне очень жаль. Ну, Сполох, и все такое… Если я что-то могу сделать… — запинаюсь, хотя репетировала текст лишь пару секунд назад.

Хочу было коснуться его плеча, но отдергиваю руку. В конце концов, это Черный Волк. Гроза преступного мира. В ответ на меня смотрит стилизованная волчья маска — извечный оскал.

— Ты его не знала, — произносит он, отводя глаза.

— Прости, — после паузы бормочу я.

— Я ценю это, но… ты не знала Сполоха.

— Конечно, мне не понять, что вы чувствуете, но…

— Да все в порядке, — говорит он, и хуже, кажется, ничего и быть не может…

Я начинаю злиться.

— «В порядке!» Я не Галатея. Я — не робот, понятно?! Я — твой партнер в команде!

— Я… Нет. — Голос у Черного Волка холодный и злой.

— Что — нет?

Пусть продолжит!

— Я имел в виду, что Сполох был придурком.

Открываются двери лифта, он входит внутрь.

— Черный Волк, я…

— Ничего. Забудь, — бормочет он. Двери закрываются.




Поднимаюсь наверх, в зал управления, перечитываю досье и записи о Сполохе. Неужели все так просто? Припоминаю слова Лили… быть может, это не Доктор Невозможный? Честно говоря, точно нам известно только то, что Доктор никогда не мог совладать со Сполохом. С этой точки зрения, его-то следует подозревать в самую последнюю очередь.

Сполох появился в результате несчастного случая в лаборатории, получил полный набор способностей; разумеется, несчастный случай воспроизвести не удалось. Сложность в том, что убрать Сполоха со сцены желали практически все злодеи, но ни один не был на это способен. Сполох был неуязвим. Ключевое слово! По пальцам можно пересчитать, сколько раз встречается слово «неуязвимый» в описании более чем полутора тысяч зарегистрированных металюдей. В примечании к его досье сказано об иридии, но это расследованию не помогло.

Все хотят приписать себе неуязвимость. Не просто несгибаемость, а несокрушимость! Дева почти такая, и Лили ей практически не уступает, но обе они поддались бы под градом сильнейших ударов. Такое уже было. У меня хорошая броня, но там, где нет металла, осталась обычная женская плоть.

В досье собрано практически все, что когда-то было написано о Сполохе. Столько документов, что не перечитать за раз даже такому аппарату, как я. Задаю компьютерный поиск по имени: кто еще в базе данных получил такое же абсолютное признание? Лишь один — Фараон, несуразный злодей в дурацкой шляпе. Возвращаюсь к досье Сполоха, ищу необычное… Парень банален до безобразия! Сколько доброжелательного, самоуверенного хладнокровия! Судьба его так щедро наградила, что ловчить и увертываться ему было ни к чему.




Глава тринадцатая

Никогда не сдаваться


Сижу в кофейне в похоронной паре, рядом стоит портфель. Здесь находиться рискованно, но информационная безопасность — одна из моих сильных сторон. В лицо меня плохо знают, к тому же, темные очки… Имя мое никому неизвестно. Разглядываю прохожих: старики, бездомные бродяги, служащие в костюмах… бумажные стаканчики и конфетные обертки, к асфальту прилипли кусочки жвачки. Невероятно.

Закрываю на миг глаза. Бывают дни, когда даже не чувствуешь себя таким уж злым…

— Ух ты! Смотри! Доктор Невозможный…

Черт!




Так и начинаются супербитвы. Со всеми случается, надо быть наготове. Для многих эти драки — самое главное в жизни, ключевой момент существования. Только и могут, что крушить все вокруг. Я свой Жезл для этого и создал, но честно говоря, меня больше занимает наука. Если теория верна, ко мне никто не приблизится.

Вскакиваю со стула, опрокидывая кофе. Чашка почти полная, напиток выплескивается через весь стол, капает на пол с неестественно громким хлюпаньем, забрызгивает мне новенькие слаксы.

Черный Волк стоит в дверях и глаз с меня не спускает, бормоча в переговорное устройство на запястье. Посетители за соседними столиками начинают догадываться, что происходит. Черт, черт, черт! Он меня узнал. Сейчас поднимет всех «Чемпионов» по тревоге, а я — без костюма… Повезло им. Меня отметелят. В такие моменты ужасно хочется уметь летать.




— Кто первым вас ударил? — любимый вопрос психиатра Стива. Но я не знаю, кто это был. Я убегал из банка, вызвал вертолет… очнулся на тротуаре в квартале от того места, с онемевшей головой. Обернувшись, я увидел, где поскользнулся на заснеженном асфальте, ударился о колонну у входа в банк, отколол кусочек мрамора. В ушах звенело. Прохожие показывали на меня пальцами; накидка порвалась и испачкалась. Меня поколотили.

Противник приближался ко мне, шутливо переговариваясь с кем-то при помощи передатчика. Воскресный герой в самодельном каркасе из грязно-желтого пластика. Он трусил вперед, скрипя гидравликой, за спиной болталась пижонская винтовка.

Остановился, увидев, что я поднимаюсь с земли. Следующие секунды описываю с трудом, потому что плохо помню случившееся — я оказался на нем; он пробил головой банковское окно, не успев схватиться за винтовку, и влетел в вестибюль. Думаю, что до этого я несколько раз ему вмазал, потому что в воздухе пахло горелой изоляцией и оплеткой. Силы мне не занимать.

Он замахнулся, ударил, чуть задел меня, но явно был не в форме. Под пластиковым шлемом виднелись глаза и часть лица. Он понял, что попал. Мне это было яснее ясного.

Ухватив его за плечо, я просунул пальцы под шлем, сорвал его с пижона. На вид ему было лет сорок пять, темно-каштановые волосы и усы — пожарник, геройствующий по выходным ради хобби. Он перепугался и обозлился. За спиной завыли сирены, но я его не отпускал, придерживал ногой, кусками срывая с него костюм, неторопливо смакуя треск рвущихся полосок ткани и проводов. Тоже мне, герой! Высказал ему все, прошелся по кустарным доспехам, и ушел прочь.




Тот мужик был любитель, стареющий герой-спортсмен с инженерным образованием. А это — «Чемпионы»! То, что от них осталось. Лучшие в мире. С коммуникаторами, штаб-квартирой, и самолетами вертикального взлета… Сюда бы ПсихоПрайма — в трезвом состоянии. Или Лили. Лили замечательно дерется! Я тоже профессионал, если верить газетам. Выдергиваю салфетку из подставки, закрываю нижнюю половину лица. Следует защищать тайну личности. Посетители разбегаются прочь.

Церемониться не буду. Хватаю кружку с соседнего столика и решительно, изо всех сил швыряю в голову Черному Волку. Он замечает снаряд и уклоняется; кружка разбивается о стену, не причинив вреда. По крайней мере, выход свободен.

Боже мой… Ладно. Они, наверное, гонялись за мелкой шушерой где-то поблизости, или покупали сменные трико. Полиция уже перекрывает улицы, расчищает сцену для моего низвержения. В лучшем случае, у меня есть минута. Без паники! Злодеи должны уметь импровизировать. Закрываю лицо импровизированной маской (салфетки и обнаружившийся за стойкой скотч), пинками разбрасываю столы, освобождаю в центре площадку.

Все не так плохо. Часть костюма на мне, скрыта под одеждой; аварийный комплект тоже со мной. Открываю портфель, начинаю собирать Жезл силы. Разумеется, усилен дзета-мощью — двадцать пять лет прошло, а лучшего переносного источника энергии, который можно удержать одной рукой.




Выглядываю наружу. Не все собрались, только основные участники. Говорят, они больше не настоящая команда, но я не слежу за подробностями этой мыльной оперы. «Чемпионы» выстраиваются полукругом на тротуаре, совсем как на старых фотографиях.

Черный Волк («Совершенный борец с преступностью») вертит метательный нож. Дева («Первая леди силы») парит в трех футах над землей. С ней возникнут сложности… Дикарь («Дикий задира с улиц») не способен держаться в строю. Эльфина («Боевая принцесса») как всегда невозмутима, размахивает дурацким копьем. Где они ее раскопали? Торжество Радуги («Кумир сложных подростков»)… Боже мой…

Но в этом есть нечто странное. Они давно не были настоящей командой и на мой профессиональный взгляд кажутся… потрепанными. Дева и Черный Волк раньше сражались плечо к плечу, но теперь в строю между ними — Дикарь. Выглядит безумнее обычного.

Их можно победить? Возможно…




Дева берет мегафон у одного из копов.

— Доктор Невозможный! Это ты?

— Кто посмел?!

— Ты знаешь нас, Доктор Невозможный! Мы — «Чемпионы»! — Радуга что-то ей подсказывает. — «Новые Чемпионы»!

— Ладно! Это я.

— Ты — беглый преступник! Даем тебе возможность сдаться без шума. Сражаться не обязательно!

Такие предложения — простая формальность, когда у человека есть Жезл силы, а к лицу приклеены салфетки. Она и сама это знает. Я вспотел. Жаль, что на мне нет шлема. Я уже один раз зарекся вступать в битву в гражданской одежде.

— Вы думали, тюрьма меня остановит? Я собираюсь захватить весь мир!

— Пятеро против одного, Доктор Невозможный. Это уже было. Последний раз предлагаю!

Я мог бы напомнить им о Сполохе, но не стану. Они знают, что силенок маловато. Я выберусь из этой переделки! Мне суждено править миром!

— Налетайте!

Короткая пауза, воздух дрожит, как бывает в начале перестрелки. Встреча с ними — игра наудачу. В таких схватках противник — всегда персонаж странный и могущественный, нарушивший правила обыденных возможностей, появившийся в результате невероятного происшествия. Непременно особенный — то борец-олимпиец, то радиоактивный уродец, то чей-нибудь предначертанный сын. Они — победители. Выбирают эмблемой красную стрелу, морского конька, или букву G; пытаются испортить тебе жизнь.

Торжество Радуги выступает вперед — одна из моих самых известных противниц, кумир подростков; позирует во всей красе.

— Я знаю, что ты скажешь, — начинаю я.

— Ты арестован! — говорит, точно самоуверенная восьмиклашка. — Хватит болтать!

— По местам, ребята… — бормочет Черный Волк. У него бешеный взгляд, как бывает в драке; чуждая нервная система разгоняется, мозг работает в ускоренном режиме.

Они забыли о моей скорости. В кулаке мерцает шумовая граната. Героев раскидывает во все стороны. Дева в прыжке прикрывает бывшего мужа, но Дикарь — легкая добыча. Граната взрывается — во всем квартале вылетают стекла, завывают противоугонные сигнализации на четверть мили вокруг. Дикарь летит вверх тормашками, как плюшевая игрушка-переросток — о нем можно ненадолго забыть, но очнется он злым. Со стен осыпается штукатурка.

Торжество Радуги бьет меня в живот, и я складываюсь, точно бумажный пакет. Над дочерью одного из директоров «Гентека» работали долго, начали лечить на седьмом году жизни, когда выяснилось, что она страдает врожденной хрупкостью костей. Экспериментальное лечение спасло девчонке жизнь, но за все надо платить. Со временем она стала постоянной обитательницей их научно-исследовательской лаборатории. После первой порции имплантов ей стали вживлять новые, с каждым годом все больше. Тут ее и сцапал отдел маркетинга.

С одиннадцати лет из нее воспитывали супергероя, натаскивали на поисково-спасательные работы, повысили до борьбы с преступностью. Девица отлично смотрится в новостных сюжетах, но вблизи заметно, что человеческих тканей в организме почти не осталось. Я однажды захватил ее в заложники, из любопытства взял кровь на анализ — как и предполагал, кровь была неправильная, скорее оранжевая, чем красная, и воняла химией.

Дело не в «Гентеке» с их рекламными штучками, а в том, что девчонка умеет драться. Шипы на перчатках острые, как лезвия. Вот глупо: засмотрелся на улицу, а теперь соплячка отлупит меня до беспамятства. Она наносит удар, я падаю на пол. Весит она не много, но пользуется особым приемчиком, упирается в пол для равновесия. Умнейшему человеку мира пришел конец. Секунду барахтаюсь под столом.

Она встает в боевую стойку — роскошный стиль Винг-чунь: лицо решительное, глаза пугающе неподвижны. Двигается, точно анимированная картинка на быстрой перемотке. Я силен, но признаю: из меня никогда не выйдет такого бойца, как она! Не мое это ремесло… Замахиваюсь на нее стулом; она перехватывает его, выдергивает из рук и с размаху крушит о пол. Подныриваю снизу, набрасываюсь, но девчонка великолепным движением с разворота бьет меня в челюсть. Мир вокруг кувыркается, спина встречается с полом. Лечу вверх тормашками, скольжу из двери на улицу. Журналисты из вертолета снимают всю сцену для новостей.

Кто дальше? На меня несется клубок меха, штукатурки и битого стекла — Дикарь очнулся. С трудом выпрямляюсь на дрожащих ногах, сжимаю Жезл в руке, едва успев развернуться лицом к здоровяку с тигриной головой. В нем больше семи футов роста и непомерная силища, несется, точно грузовик с когтями. Он никого не убил по-настоящему, но особой осторожности сейчас не проявляет. Он многим карьеру поломал, вывел из игры. Тварюга еще не попадала ко мне в лабораторию, поэтому я не знаю, то ли это новый виток эволюции кошачьих, то ли результат генной модификации, то ли особенно мерзопакостный образчик хирургических экспериментов над животными.

Шагаю к Дикарю, с обеих рук замахиваюсь Жезлом, попадаю в лицо. Ощущение, как будто вмазал бейсбольной битой в бетонную стену. Ответный удар меня опрокидывает, сбивает с ног. Пролетев футов десять, тяжело плюхаюсь на асфальт. Меняю тактику: Жезл силы испускает усыпляющий газ — Дикарь спотыкается, падает.

Тот, кто близко не сталкивался с супергероями, не поймет, каково с ними драться. Даже для людей с особыми способностями из всех ощущений преобладает шок. Вокруг тебя действуют силы, находящиеся за пределами человеческих возможностей, и нервная система не знает, как с этим справиться. Все равно, что раз за разом попадать под машину. Боль приходит позднее.

Мир вокруг меня замедляется… В высоте гремит гром, сверкает молния… Опустившись на колено, подставляю Жезл, поглощаю энергию. Дева. Жезл силы полностью заряжен, в моей руке дрожит и гудит силовое поле. Кто прячется в тени? Лили? Мистер Мистик? Думать некогда. Сейчас начнется кровавая бойня.

Кто следующий? Дева атакует из облака дыма. Выворачиваю парковочный счетчик, размахиваю им одной рукой; в другой руке — Жезл силы. Отчаянно защищаюсь, случайно попадаю ей в глаз. Очередной замах, удар! Я быстрее, но она успевает выставить локоть. Хватает меня одной рукой — трещит ткань нового костюма — все кружится… Мы с размаху влетаем в кирпичную стену. Спотыкаюсь, точно пьяный, рукав пиджака почти оторван. Дева бросается на меня, но я, увернувшись, успеваю приклеить ей на задницу брусок пластиковой взрывчатки. Она пытается его содрать, раздается взрыв, Деву отбрасывает назад, она пролетает не меньше длины футбольного поля над магазинами и припаркованными машинами… Вдали раздается грохот падения и звон бьющегося стекла. Следующий!

Эльфина, вылетает из эпицентра шторма. С копья срывается лазерный луч, Эльфина замахивается для удара, копье звенит о мой Жезл силы, точно столкнулись два колокола. Включаю карманный акустический глушитель; Эльфина шатается, падает…

Оглядываюсь: витрина разбита вдребезги. Когда это случилось? Гул и грохот сотрясает окна во всех соседних домах. Небо темнеет, грозовые тучи сгущаются над Манхэттеном. Жезл мой раскрывается, словно по волшебству, пылает изнутри. Вокруг меня формируется энергетическая решетка.

Льет дождь. Движение транспорта перекрыто на много кварталов вокруг. Силовое поле бледнеет, шипит под дождем. Дева вернулась; мы сталкиваемся в рукопашной, охваченные голубым пламенем. Я долго не выдержу… Дикарь ухватил автомобиль, держит на вытянутых руках над головой, балансирует… симпатичный седанчик! Все хрустит, в багажнике что-то грохочет, но он напрягается, размахивается, швыряет… Их слишком много! Разгорается свет на кончике эльфийского копья, я отшатываюсь… но жар чувствуется!

Битва на миг замирает, словно в переполненном баре на секунду воцаряется тишина. Эльфина вздымает копье высоко над головой… Дважды ослепительно вспыхивает молния! Запах дождя, пар… зловоние плавящегося асфальта напоминает о летней жаре… Жезл силы поглощает заряд, но грохот и сотрясение сбивают с ног. Тротуар под ногами покрывается трещинами.

Чистой победы не выйдет. На Гудзоне меня ждет подлодка. Если удастся прорваться на Восемьдесят третью, то им меня не видать…

Сердито зыркаю на сборище врагов и швыряю дымовую шашку. Сдергиваю крышку люка, ныряю в канализационную систему. Жезлом запаиваю крышку изнутри — на минуту их задержит. Заряда в Жезле почти не осталось.

Глаза привыкают к полумраку, различаю знакомую кафельную кладку на полу и на потолке. Не в первый раз в канализации. Как тихо! К запаху постепенно привыкаешь… Даже не верится, что под Манхэттеном такая тишина. Под ногами — пара дюймов относительно чистой воды. В нескольких кварталах отсюда меня ждет солнечный свет — и свобода.

— Что случилось со Сполохом? — Тихий голос Черного Волка разносится по туннелям. Ну конечно! То-то его в драке не видно было. Видно, подготовился на несколько ходов вперед, изучил схему канализационных путей, спустился и поджидал меня. Стоит, театрально похрустывая костяшками пальцев.

— Черный Волк, это не моих рук дело! Не того ловишь!

Зря я врезал его бывшей жене…

Нож, срикошетив от кафельной плитки, летит мне в голову… Нацеливаю Жезл, пытаюсь выстрелить, но Волк предвидит все. Он уже в воздухе, уцепился за сточную трубу под потолком, раскачивается, лягает меня в грудь…

У него нет никаких способностей, он страшен сам по себе, а двигается так грациозно, что отвлекаешься и забываешь сосредоточиться. Как он этому научился? Какие первобытные эмоции заставляют его переодеваться в зверя? Что помогает ему сражаться? Кого он видит, глядя на меня?

Пытаюсь встать. Ноги подкашиваются… Он не спешит; стоит и ждет, пока я выпрямлюсь.

— Как тебе удалось? — настойчиво спрашивает он. — Как ты его убил?

Бьет, не давая ответить, не позволяя даже двинуться. У меня быстрая реакция, но Черный Волк — настоящий дьявол! В канализационном колодце мы вдвоем; телевизионных камер нет, и он не станет сдерживаться. Ему нравится драться.

— Что, иридий? — рычит он.

— Не знаю! Это не я!

Ныряю под него, но ему известен этот прием. Хватает меня за запястье, с размаха швыряет о стену.

— Черная дыра? Магия? — Он бьет меня в висок.

Я опрокидываюсь в грязь.

Пинок в живот, мелочь дождем сыпется из карманов. Он предугадывает любое мое движение. Надо его ошарашить, вывести из себя…

— Жену спроси! — хрипло выдыхаю я.

Он расслышал.

— Что?

На миг Черный Волк застывает, утратив грациозность. Рывок, захват — и я резко выворачиваю ему голень. Отчаяние придает сил, я вздымаю его над головой, раскручиваю в воздухе и шмякаю об стену. Кажется, оглушил…

Шатаясь, бреду вперед; шлепаю по слякотному мусору, надеясь, что он не поднимется и не погонится за мной… Я слишком устал, я больше ничего не могу.

Я не готов. Постоянно забываю об этом, а потом оказывается слишком поздно. Вот он, просчет в моем плане, из-за которого я все время проигрываю. Человек, менее склонный к размышлениям, не заметил бы, но я же — гений!

Приближается последний этап моего плана — я пока его не додумал. Нужно как можно быстрее стать неуязвимым! Пока не взошла луна…

В стену вделаны перекладины. Карабкаюсь наверх, на свежий воздух; вываливаюсь на тротуар; едва дышу, упав на карачки. Осталось два квартала… Вокруг мельтешат прохожие, не подозревая о моем сражении. Вдруг все задирают головы к небу.

Меня срывает с земли, я задыхаюсь… Дева хватает меня за лацканы пиджака, тащит вверх. Все выше и выше, этаж за этажом, прочь из ущелий Бродвея… На затылке — ее горячее дыхание… Взмываем над самыми высокими крышами. На долю секунду я застываю над городом, парю в лучах послеполуденного солнца, сверкаю, точно самый настоящий герой…

Придя в себя от шока, соображаю, что руки мои свободны! За щекой у меня спрятана миниатюрная капсула — порция газа, купленного у инопланетного торговца, атмосфера покрытой океаном планеты в сорока световых годах отсюда.

Хватаю ее за руки, прокусываю щеку и целую Деву в губы. Последний шанс. Этот прием я долгие годы держал в запасе. От изумления она распахивает рот и сглатывает мое отравленное дыхание.

Дева теряет сознание и падает, а я парю за счет кончающегося заряда своего Жезла. Она очнется через десять минут, но я буду далеко. Повезло! Лениво дрейфую в потоке воздуха: ветер несет меня на запад, над общежитиями Колумбийского университета, над деревьями вдоль набережной, прямо к Гудзону.

Снижаюсь к темной воде. Мне навстречу всплывает подводная лодка. У меня уже появилась задумка, куда направлюсь. В следующий раз мне так легко не уйти. Последний взгляд на Манхэттен, шутовской поклон на прощание — и я погружаюсь в глубину.




Глава четырнадцатая

Долгожданная встреча


Мы с Лили не спим, прочесываем руины вчерашней битвы, выискиваем улики, следы: откуда взялся Доктор Невозможный? Что замышляет?

Нас послали разбираться в наказание за пропущенную битву: я отвлеклась на ложный след в Пенсильвании, Лили тоже умудрилась все пропустить — выходной себе устроила. Где был Мистер Мистик — никто не знает. Дева в скверном настроении. После похорон все ходят мрачные.

О вчерашнем сражении никто из «Чемпионов» не распространяется. Подробности я узнала из газет. Похоже, дело обстояло так: Черный Волк наткнулся на Доктора Невозможного (без костюма), поднял всех по тревоге. После обычного обмена любезностями Доктор Невозможный разгромил команду (телевидение организовало прямую трансляцию битвы) и сбежал неизвестным способом. Черный Волк поединок с Доктором проиграл; у Девы — нашей красы и гордости — обнаружилось слабое место, о котором базы данных умалчивают. Дикарь угодил в больницу, похоже, надолго. Журналисты рвут нас в лоскуты.

Команда зализывает раны в штаб-квартире, а мы с Лили совершаем тщательный осмотр места происшествия. Опыта криминалистических исследований у нас нет.

Делаю пробный заход.

— Ого, сколько окон побили!

— Да, я тоже заметила.

— Чего здесь болтаться? Давай в зоопарк махнем… — После вчерашней грозы меня слегка заносит.

Квартал оплетен желтыми заградительными лентами, полицейские смотрят, как я слоняюсь по проезжей части. Гадают, наверное, с какого перепугу «Чемпионы» разнесли район, упустили Доктора Невозможного и прислали невесть кого на пару с известной преступницей якобы выяснить, что случилось.

Переключаю видеорежимы в надежде обнаружить хоть что-то необычное. Похоже, мы напрасно задерживаем бригады расчистки.

— Итак, Черный Волк наткнулся на Доктора… Позвал Чемпи… — делаю я второй заход.

— А те, кого не было в городе, совершенно не виноваты! — вставляет Лили.

— Ты где была?

— Банк грабила, а что?

— Ну…

А если за нами наблюдает Черный Волк? На полу кофейни остроносые следы девичьих туфелек Радуги перекрывают отпечатки ботинок суперпреступника.

— Он вышел из «Старбакса», — подсказывает Лили. Остаточные следы дзета-энергии ведут сквозь стекло центральной витрины.

— Чего он забыл в кофейне?

— Ах, гении такие непредсказуемые…

— Потом… была битва. — Я неуверенно взмахиваю рукой.

Асфальт на улице искорежен, разбит ударами невероятной силы. Энергетические следы заметны отчетливей: тут стремительно пролетела Дева; желто-зеленое пятно отмечает место, где Эльфина устроила один из своих метеорологических фокусов; жезл Доктора Невозможного оставил замысловатое переплетение форм и цветов.

— Да уж! Пятеро на одного… — Лили не видит энергетических следов, но вполне понятно, что тут творилось. Вся мощь «Чемпионов» сконцентрирована против одного упрямца.

— Отсюда он ушел…

Энергетический след Доктора Невозможного ведет к канализационному люку в асфальте. Классика! Неудивительно, что «Чемпионы» расстроились. Лили одной рукой поднимает крышку.

— Ну и вонища! Мистер Мистик тоже все пропустил, вот его туда и отправим.

— Давай, я пойду? Сделаю спектроскопию на месте битвы.

— Хвастунишка…

В тоннеле шум улицы резко затихает. Ремонтные бригады уже проверили серьезность повреждений. Следы наверняка затоптали, но для разнообразия можно и скрыться с глаз долой.

— Ну, что там? — кричит сверху Лили.

— Погоди…

Разбитые плиты; здесь встретились Волк и Доктор Невозможный. Доктор каким-то образом застал его врасплох и шваркнул о стену. Кусок стены отколот — туда угодил нож Черного Волка… Надо бы отыскать и вернуть нож хозяину… Вовремя вспоминаю, что он — миллионер.

— Похоже, твой бой-френд вмазал моему бой-френду! — сообщаю наверх.

— Он мне не бой-френд!

— Как знаешь…

— И Черный Волк тебе не бой-френд! Он с тобой просто поговорил…

— Конечно! — Я ей пересказала разговор с Черным Волком. А с кем еще поделиться?

— Эй, сыщица, улики нашла? Долго еще? На меня полицейские смотрят!

— Уже поднимаюсь…

Радар засекает под слоем воды небольшое скопление металлических предметов: горсть мелочи, старый жетончик для метро, гостиничный ключ с биркой… Мотель «Звездный свет», Квинс, Нью-Йорк.




Вход наудачу в жилище метачеловека всегда опасен. Никогда не угадаешь, чего ожидать: то ли генетически-модифицированных тараканов, то ли карманной черной дыры. Может, позвать остальных?..

У меня появился уникальный шанс поймать Доктора Невозможного в одиночку. Пожалуй, стоит рискнуть! Что там газетные заголовки — выражения лица Девы будет достаточно!!!

Поворачиваю ключ в замке… Тихонечко открываю дверь. Глупо… а вдруг он здесь? Что тогда? Свет выключен, гостиная пуста. Мешкаю в проходе… Правильно ли я поступаю? Местное время 18:59.

В комнате тепло, темно и тихо. Жду, пока настоящий глаз привыкнет к полумраку. Различаю полки, диван, мусор на полу. Белый пластмассовый телефон на тумбочке-развалюхе. Дверца приоткрыта, внутри свалены печатные платы, зеленые пластиковые панели с вкраплениями металла. На полках — непонятные предметы: голова куклы, глиняный черепок, пластиковая фигурка героя японского мультфильма.

Все покрыто толстым слоем пыли, даже провода и шнуры питания, валяющиеся в углу. Стены неровно окрашены липкой белой краской, как в дешевых нью-йоркских квартирах, мазками покрыты дверные ручки, лампочки, подоконники… Пахнет потом, протухшей едой и горелой пылью из обогревателя.

Вхожу. На двери висит пластиковый пакет, битком набитый пустыми контейнерами от еды на вынос и бумажными полотенцами — неубедительная попытка прибраться. Похоже, пару недель здесь кто-то спал и ел.

Сквозь грязные окна в номер проникают последние лучи солнца, освещая ковровое покрытие и засаленный линолеум. Передо мной — приоткрытая дверь в ванную; слева, должно быть, проход в спальню. Так, начнем с гостиной… На ковре — отрезок широкой полированной металлической трубы, окисленной на конце, словно часть гигантского двигателя. Труба покрыта трещинами, точно от сильного жара. Наверное, ее сняли с реактивного самолета Доктора Невозможного.

Диван обит поблекшей шотландкой; вид у мебели такой, точно ее неделями держали на улице. На полу, под грудой картонных коробок и упаковки, валяется механическая четырехпалая ладонь футов пять длиной, ярмарочной красно-синей расцветки. Вместо запястья — длинные провода, как будто руку вырвали из тела владельца. Трогаю прохладный, широкий палец на шарнирах. За спиной тихонько хлопает дверь, отсекая уличный шум. В комнате наверху слышны чьи-то шаги. В глубине здания раздается шум сливного бачка.

Неожиданно наступившую тишину нарушает только гул вентиляторов и жужжание дисководов. Иду на звук, по коридору, в спальню: зеленые и красные светодиоды светлячками поблескивают в пыльном воздухе; на голом полу лежит матрас. Похоже, я попала в самый центр чего-то важного…

Должно быть, он здесь скрылся, когда закончились деньги на дворцы и острова, когда власти обнаружили остатки его оффшорных счетов и запрятанных запасов наличности. Совсем недавно…

Осматриваю сплетения диаграмм и схем, стараясь ни к чему не притрагиваться. Он начал, с пяти или шести готовых компьютеров, от которых мало что осталось. Провода, непонятные штуковины, неведомо для чего предназначенные соединения, распиленные микросхемы, утопленные в неизвестных жидкостях в бумажных стаканчиках из «Бургер кинга». Передо мной — суперкомпьютер. Все детали куплены в ближайшем магазине радиотоваров; он собственноручно собирал свои безумные устройства, ползал вокруг на коленках. В уме ему не откажешь.

Надо бы вызвать подмогу, но хочется понять, чем он занимался. Присаживаюсь на матрас, высматриваю, как бы подключиться к одному из компьютеров. Мои разъемы уже устарели…

Данные мелькают на экране бело-голубыми кодами ASCII… Замысловатый образчик машиностроения, основанный на поперечных силах и инерции вращения. На диаграммах — Земля, оплетенная паутиной силовых линий, тысячи крошечных векторов. Здесь моделируется или контролируется нечто огромное, сложное… но мне не хватает математического аппарата. Начнем с того, что умники, способные понять такие штуки, находятся в лагере противника… С полдюжины линий на схеме пересекаются, сходятся к некоему символу или наброску, диаграмме, похожей на удар молнии. Рядом красуется вопросительный знак. Похоже, Доктор над этим еще работает. Тут же — жирно подчеркнутый комментарий: «Больше силы! Неуязвимость!».

Страницы орбитальных расчетов: движение астероидов, планет, комет; ряды цифр… Дальше начинаются странные каракули — схематичный набросок толстяка, драгоценный камень… Звезды и правительства, герои и злодеи соединяются пунктирными линиями, пронизывающими пространство, время и иные измерения. Наверное, так выглядит мир для супермозга… Замечаю упоминания о Деве, Черном Волке, остальных «Чемпионах». Себя не вижу… или я — это буква «Ф»? Что ему обо мне известно? Оно мне надо?

Загружаю все к себе, настороженно вслушиваюсь, не звучат ли шаги в коридоре? Впрочем, не думаю, что он вернется.

Выходя, замечаю кое-что еще… На кухонном столе лежит копия огромной механической ладони, но на этот раз — человеческих пропорций, нетронутая, с хитроумным шарниром в том месте, куда крепится рука. Моя, например — знакомая, мастерская работа.




Возвращаюсь к «Чемпионам»; стою перед гигантским экраном в Зале антикризисного управления. Рассказываю о своих находках: ключ, мотель, диаграммы. Вывожу на дисплей расчеты Доктора… Все внимательно следят за аналитическими выкладками.

Черный Волк лихорадочно строчит, не глядя на меня. Перечисляю все, кроме последней находки…

Закончила. Черный Волк и Дева начинают говорить, подхватывая фразы, начатые друг другом.

— Отличная работа, Фаталь, — произносит он, не поднимая глаз.

— Великолепно. Все складывается! — Дева недобро улыбается. — Вот и доказательство. Он занялся магией.

— У него отчаянная ситуация. Время ограничено.

На экране — коловращение сфер вокруг Солнца. Через несколько дней наступит критический момент.

— Ладно, а это что? — показываю на молнию.

— Какая разница? Главное, чтобы ему это не досталось.

— А комната какая? — спрашивает Лили.

— Да так… жилище злого, поиздержавшегося студента. — Я пожимаю плечами.

Вид у нее нерадостный.

— Ты права, он — в безвыходном положении. По-моему, он попытается захватить мир.

Черный Волк неестественно неподвижен, все еще затянут в черную кожу. Что-то беззвучно произносит. Присматриваюсь, читаю по губам: «Светопреставление».

Он пристально изучает доску, сплошь исчерченную красными, зелеными, синими, желтыми диаграммами. Похоже на расчеты Доктора Невозможного… Интересно, какой злодей получился бы из Волка? Почему он выбрал другую дорогу? Вспоминаю запустение в номере Доктора, запахи гниения.

— Злодеям Сполох был не по зубам… А что, если его убил герой? — мрачно цедит Черный Волк.

— Ты знаешь всех зарегистрированных суперменов, — скучающе тянет Дева. — Я могла бы. Ты мог. Кто еще?

— Лили.

— Нет. Я за нее ручаюсь, — уверенно заявляет Дева. Интересно, почему?

— Нужно расширить список.

— Начал — так договаривай! — поднимается со стула Дева.

— А может, это Скипетр эльфов? — Черный Волк нерешительно облизывает губы. Нервничает.

Наступает тишина. Эта тема — табу. Лицо Девы непроницаемо, но, похоже, она в смятении и… встревожена? Втайне благодарна Волку за эти слова? Хочет свести счеты с мачехой?

Сразит любого смертного врага…




Лаборатория Черного Волка где-то на верхних этажах. Глубокой ночью, в половине третьего, я отправляюсь на поиски. Все уснули, в здании тишина. Бродя по этажам, я, наконец, натыкаюсь на лабораторию. На двери кодовый замок, но такие штуки мне не помеха.

Внутри — прохлада и темнота; рабочая зона ярко освещена галогенными лампами. На нем рубашка и маска. Багровые синяки напоминают о вчерашней драке.

— Фаталь, — он не отрывается от покадрового просмотра видеозаписи сражения на большом плоском экране. Эльфина застыла, раскрыв рот в немом боевом кличе.

— Хм… привет.

Он переключает изображения. Доктор Невозможный пронзает тростью кого-то за кадром.

— Посмотри-ка… раньше была другая штука… У него новый жезл.

— Жаль, что я все пропустила.

— Ты не виновата.

За окном спит город; в офисных зданиях светятся редкие окна полуночных тружеников.

— Послушай… не знаю, как сказать… Глянешь на мои устройства?

— Конечно. Проблемы с «железом»?

— Типа того…

— Вставай-ка на сканер. Костюм сними, экранирует…

— Хорошо.

Опускаю сумку на пол и встаю на остекленный помост — гигантский томограф. В меня встроено много такого, что я посторонним не показываю, но раз сама напросилась… Медленно стягиваю костюм, раздеваюсь до майки и шортиков, делаю глубокий вдох… Сбоку по корпусу и одной ноге мерцает цепочка светодиодных индикаторов. Кожа покрылась мурашками от прохладного воздуха. Теперь ему видно все, что со мной сделали.

— Галатея помогала с приборами… Не шевелись минутку.

Он нажимает пару клавиш, и сканирующее устройство бесшумно скользит по двум длинным штангам, осторожно огибает туловище, медленно двигается сверху вниз. Результаты выводятся на два больших монитора.

Полный осмотр. Такой подробный скан делали мне в «Протеоне». Видны все изменения скелета… На экране пульсирует мое второе сердце — термоядерная энергетическая установка. Струятся каскады проводов, поблескивают вкрапления металла. Все двигается в такт моим движениям. Черный Волк переводит взгляд в мою сторону. На меня так еще никто не смотрел.

— Произведение искусства! — Он даже присвистнул.

— Ладно, принимаю это за комплимент.

— Серьезно, отличная работа! Очень необычная… Кое-кто неплохо постарался!

Я жарко вспыхиваю, но на мониторах этого не видно.

— Ну… об этом я и хотела поговорить… Я, кажется, знаю кто это, — глубоко вдохнув, я открываю сумку и достаю оттуда металлическую руку, которую весь день таскала с собой. — Вот, нашла в номере Доктора Невозможного.

Он вертит прибор в руках, ощупывает шарниры, распрямляет суставы. В изгибах моей руки, прямо перед нами, на экране — те же очертания. Я почти ощущаю его прикосновение… Мы молчим. Гудит кондиционер, пикают приборы, мурлычут жесткие диски компьютеров.

Мало кто знает подробности происхождения Черного Волка. Откуда у него такие способности к технике? Многие (и я в том числе) считают, что это результат правительственного селекционного проекта. А почему он борется с преступностью? откуда такие странности в поведении? Хотелось бы узнать, но я молчу…

— Кто это видел? — спрашивает он.

— Только ты.

— Говорят, он Сполоха создал… — Черный Волк берет меня за руку (настоящую), переворачивает ладонь, ощупывает металлические кости. Пальцы у него теплые, а в лаборатории холодно.

— А вдруг у меня внутри бомба? или микрофон? или «жучок»? — Я дрожу от возбуждения.

— Тебя с ног до головы проверили в Управлении национальной безопасности. Могу посмотреть, но уверен — все чисто.

Проекта «Суперсолдат» никогда не существовало. Я, наверное, была не самой удачной частью махинаций Доктора. Таких как я, больше не будет — разве что злобный идиот в накидке решит построить себе отряд супербандитов, чтобы грабить банки. Из меня бандита не вышло — меня выбросили за ненадобностью… Или?..

— Убери это с экрана! — Я выдергиваю руку, схожу с платформы.

— Фаталь…

— Убери! Сотри это все!

— Слушай, это ничего не значит…

— Если я одна из них… — шепчу я. — Об этом ты подумал? Не обязательно встраивать бомбу. А вдруг я — предатель? Это можно запрограммировать…

Выдумываю, конечно. Доктор Невозможный вряд ли знает, что я здесь. А если знает и контролирует? Неужели это — часть плана?..

Черный Волк слушает меня, а сам встает поустойчивей, пробует ногой пол… Зрачки его расширяются, дыхание под маской учащается. Он как будто очнулся, рассматривает меня по-новому… Как угрозу.

— Может, все дело во мне? Что, если он спланировал каждый мой шаг, и я сама не знаю, что делаю, — я подступаю к нему. Понимаю, что права, и ощущаю необычную власть.

— Фаталь… — Он замолкает. Думает, с какой стороны ко мне подобраться.

Не представляю, что случится дальше… Делаю еще шаг, выбрасываю руку…

Он двигается так быстро, что камеры отмечают лишь остаточное изображение. Я никогда не считала его опасным. Для меня он — человек, плоть, кровь и кость. Как все.

Мир замедляется. Я принимаю боевую стойку, поднимаю руки… поздно. Он бьет не сильно, но точно, и сбивает с ног, легко опрокидывает мои 450 фунтов. Падаю на кафельный пол. У него в руках появляется раздвижная полицейская дубинка. Оседлав меня, он резко заворачивает руку за спину, замахивается… Сейчас ударю в ответ, в запасе есть приемы без правил… но он замер. Человек на моем месте бился бы в предсмертной агонии от такого захвата. Но я — не человек.

Другого шанса не будет. Я могла бы отшвырнуть его вверх, пробить потолок… но вместо этого приподымаюсь… и целую. Он тяжело дышит. Со времени моего преображения немало воды утекло… я уже позабыла, как это бывает… Но можно вспомнить… Искусственные нервы трепещут, возбуждение пьянит. Чувствую, как напрягаются его предплечья, как подрагивает кожа, но мои руки сильнее, чем у него. Пусть я из металла, но я — не машина! Встроенные системы наперебой сообщают об ошибках в программах — электронным аппаратам не нравится близость постороннего тела. Одна часть меня рвется шибануть током, сломать ему запястье… а другая часть подавляет эти порывы.

Губы наши соприкасаются… на мгновенье меня захватывают невероятные ощущения. Металлические вставки в челюсти двигаются неуклюже, но непривычно и возбуждающе… Волк отвечает на поцелуй. Тяну его к себе, подаюсь под его весом. Я забыла силу желания. Он касается меня под майкой, становится хорошо до слез… Я ведь помню только прикосновения хирургов…

Тут я делаю ошибку — тянусь к его маске. Он перехватывает мою руку (вот-вот переломит кость), стискивает зубы… Передо мной снова — Черный Волк, как будто вместо одного существа возникает иная личность. Успеваю заметить сокровенное: ужасное, безудержное горе. С ним случилось что-то жуткое…

Недаром его выбор пал на практически неуничтожимую женщину. Я же — вечная неудачница: наполовину неуязвимый робот, наполовину никто. Металлический сплав и плоть — ничто по сравнению с дочерью Громобоя.

Я не даю ему двинуться, хватаю со спины и стряхиваю с себя, поднимаясь на ноги. Я могла бы переломать ему все кости, но вместо этого осторожно опускаю его на пол.

— Прости, — говорит он.

— Забудь. — Я хватаю костюм и исчезаю за дверью. Раннее утро; в коридорах — кромешная темнота, но для моих глаз это ерунда.




Глава пятнадцатая

Быть может, мы с тобой похожи…


Их послушать, кто угодно способен построить орудие Светопреставления! Как будто никаких особенных способностей для этого не требуется. На самом деле необходимо все запоминать, просчитывать, придумывать новые соединения для того, чтобы крушить, раздирать, разносить в пыль… Если б они могли, то давно догадались бы, что именно я строю.

Остался последний элемент — драгоценный камень. Я все время откладывал это напоследок. Не хотелось повторяться, поступать по-старому, но я так и не нашел варианта посвежее, поизысканнее. Впрочем, мало ли, чего мне хотелось.

Надеюсь, ночью никто не заметит миниатюрной подводной лодки в реке Чарльз. Эльфина, Дева и киборг (имени не помню) всю неделю наступали мне на пятки, прочесывая прибрежные воды. От них меня укрывает защитное поле, на этот раз — понадежнее.

Факультет физики был мне вторым домом. Я с легкостью проскальзываю в окно. Тут нет никакой охраны, лишь пара замков… Без особых усилий вышибаю дверь. Моя последняя академическая работа забыта и никому не нужна, как чучело белого медведя.

Воздух внутри душный и спертый. Сколько лет прошло? За последней дверью виднеется знакомый силуэт зачехленного агрегата.

В проходе возникает изящная темная фигура. Логичный противник, как и следовало ожидать! Самый опасный из «Новых Чемпионов» застыл наготове в элегантной стойке…




У Мистера Мистика тонкие усики, иссиня-черные волосы, как у мультяшного фокусника, высокие скулы, красивое удлиненное лицо. Он невозмутимо глядит в дуло самодельного плазменного ружья, точно в руках у меня букет цветов; улыбнувшись, изящно и дерзко приподнимает шляпу.

— Знаю, зачем ты пришел. Но я стою на страже.

Щелкает тонкими пальцами: появляется черная лакированная палочка с белым кончиком. Мистик неизменно является в вечернем наряде: фрак, ослепительно-белые перчатки и накидка из ткани, которая развевается и ниспадает невозможно элегантными складки, независимо от погодных условий. Он намного старше нас — с виду, разумеется.

Шаг вперед, замах — битва закончена. Он сгибается от первого же удара, как обычный человек, тяжело падает на пол, погребенный складками накидки. Ворошу ткань носком ботинка, ожидая обнаружить под ней пустоту, но чувствую теплое неподвижное тело. Дышит.

Но Мистик вечно всех дурит! Открываю дверь, и мир теряет рациональность. Вместо лекционной аудитории — крошечная комната с одинаковыми дверями в каждой стене. Ненавижу волшебников!




Мистер Мистик всегда меня подспудно беспокоил. В «Чемпионской» базе данных он фигурирует под именем Вильяма Зарда, неудачливого фокусника и мелкого мошенника. Непонятно, почему он решил податься в супергерои.

Биография Вильяма Зарда не вселит ужаса в сердца врагов. Он с трудом окончил школу, высшего образования не получил. Два года шатался с торговым флотом: Европа, Индия, Дальний Восток. Самовольно покинул судно в Гонконге — запись об этом сохранилась в архивах американского посольства. Он отправился на материк, бродил по горам Тибета, учился у полузасекреченной группы «Семерых» (сомнительное ответвление движения нью-эйдж). Четыре года спустя появился в Соединенных Штатах под именем Мистер Мистик. Стали поступать сообщения о его похождениях на ниве борьбы с преступностью.

Мы думали, что он — обычный гипнотизер, один из тихих и сладкоголосых кукловодов… Свидетельские показания были туманны; встречу с ним припоминали немногие и с трудом.

Он пользовался и голосом, и кулаками. Гипноз был показухой, прикрытием для старой доброй драки и сыщицких происков. Тем не менее, Мистик сохранил все атрибуты иллюзиониста. Произведенные им аресты заканчивались искусным представлением: раскрывается занавес, перед вами — преступник в оковах, украденное вернулось на свои места! Вдобавок, этот показушник любит инсценировать собственную смерть.




Я пячусь назад, гадая, что дальше… Мистик недвижно простерт на полу.

Не люблю магию! В этой области слишком много мошенников; попахивает старомодным водевилем, жульничеством и цирком, невнятным психологизмом, мелодрамой и гипнозом… кому нужны намеки на скрытую сущность мира? Волшебство противоречит всему моему… ну, всем моим убеждениям! Мы живем в упорядоченной вселенной. Звезды и планеты обращаются по своим орбитам в силу определенных законов. Умный человек (очень-очень-очень умный) сможет применить эти законы в правильное время и правильным способом. Сдвинув одну орбиту на пару сотен футов ближе к другой, он сделается господином… владыкой всего! Мистер Мистик считает, что живет в другом мире… Я докажу ему, что он ошибается!

Приключения Мистика происходят в иных измерениях и связаны с легендарными артефактами, существование которых противоречит историческим свидетельствам и основополагающим представлениям о мире. Он приспособлен к своей среде, сражается с оборотнями и индийскими факирами (я с ними не знаком), короче — с мистической угрозой, которая почему-то возникает только тогда, когда он оказывается поблизости.

Что у него за способности? Смотря кого спрашивать… Он то игрок космического масштаба, то тощий хлыщ в дешевом фраке. Однако он выбирался из переделок, которые прикончили бы обычного человека. Я видел, как он проник в больницу перед взрывом… все ужасно закончилось. Для мошенника он слишком отважен.

Я связываю его накидкой; встряхиваю, чтобы привести в чувство.

— Магия тебе не поможет, Зард! Что ты натворил с комнатой?

— Не совсем магия… Не то, что ты думаешь.

От удара не так уж и пострадал — валяется на полу, связан, голова замотана капюшоном, а вещает так, точно это он взял в плен меня!

— Значит, фокусы! Какая разница…

— Тогда попробуй войти в дверь. Ступай! Тем более, ты в магию не веришь.

Оборачиваюсь к двери, киваю. Не сидеть же здесь всю ночь. Хватаю его за накидку и волочу за собой. Сюрприз за дверью мы встретим вместе.




Такая же следующая комната. За ней — третья, четвертая… Считаю шаги. Мы должны быть в лекционной… уже все здание прошли.

— Не дури, Зард! Или Мистик, или как тебя там… На дворе двадцать первый век! Мы где?

— Когда ты учился в восьмом классе, учительница сказала, что ты — гений. Помнишь?

Откуда он знает? Голос звучит плавно, завораживающе… голос гипнотизера. Известные штучки.

— И что?

— Моя учительница говорила то же самое, — заявляет он, разражаясь театральным смехом фокусника. В теплом воздухе возникает заклинание — гигантская снежинка из тумана и инея, вычерченная на тротуаре. Атмосфера наэлектризована, как в заключительном акте пьесы; словно последний луч закатного солнца осветил детскую площадку…

Пустая накидка, связанная узлами, опускается на плиточный пол.

Ничего… Телепортация — это еще не магия. Пусть думает, что неподвластен обычным законам! Подвластен, еще как! Они действуют везде, даже в Гарварде! В этом суть науки…

Переступаю порог и… оказываюсь в совершенно другом здании. Не в Кембридже…




Что-то не так! Был я здесь, но только снаружи… Дом Мистера Мистика — обычный приземистый особнячок на углу Проспект-парка в Бруклине. Пыльные окна завешены выцветшим лиловым бархатом. Неухоженный газон во дворе; за прутья кованой ограды, выходящей к пляжу, зацепились пустые пластиковые пакеты. Вдыхаю душный воздух городского, летнего вечера…

Кажется, дом давным-давно покинут. Из прихожей видна гостиная, столовая, лестница на второй этаж. Журнальный столик, викторианские безделушки на полках, пепельницы — все покрыто слоем пыли.

Должно быть, фокусы со временем. Пытаюсь вспомнить, когда покинул подводную лодку… Но чего мне бояться — призраков? ведьм? Какая нелепость! Правда, существуют документальные свидетельства о странных героях, явившихся из Европы в годы войны — из Варшавы и Дрездена… о существах, долгий сон которых внезапно был потревожен. О людях, способных растворяться, нагревать металл на расстоянии, голосом разрушать здания… Я игнорирую подобные истории, если их правдивость не доказана. Такова суть науки.

Мерцание в темноте — он здесь. Не следует рисковать. Взвожу курок плазменного ружья. Луч выстрела пробивает воздух и стекло. Зеркало раскалывается. Я один в сгущающейся тьме. Где его соратники? Инопланетянка-полукровка, киборг, заменивший Галатею — их я понимаю.

Свет фонарика скользит по безделушкам, сувенирам из Европы и Азии. Наверное, он вывез из странствий какое-то неслыханное устройство… Каков размер дома? В проходе виднеется чучело тигра… С минуту присматриваюсь — нет, не двигается.

Гостиные, курительные, библиотека, музыкальная комната. Теряю счет лестницам; то вверх, то вниз, по три, по семь ступенек, с непонятной архитектурной логикой. Прислушиваюсь к звукам с улицы — тихо.

Останавливаюсь в обшитом панелями коридоре, у бюста Шиллера. Надо выманить противника!

— Мистик, давай по-честному! Ты шарлатан — прячешься, устраиваешь фокусы… Мне известны твои секреты! Я знаю о «Семерке»! — голос слабеет, теряется в темноте…

— Думаешь, я нашел некий аппарат? «Тайная Семерка» дала мне специальный прибор? — отзывается он, отовсюду и ниоткуда.

— Да! Ты не волшебник, Зард! Такого не бывает!

— Расслабься, Доктор. Наслаждайся представлением. Неужели ты не веришь в чудеса?

Голос его — превосходно модулированный баритон; голос актера, а не мелкого мошенника из глубинки. Звук благородный, с ноткой тонкой грусти.

Иду на голос, в темную комнату. Теряюсь, не могу сосредоточиться… наркотик в воздухе? в дыме свечей? Я снова в Гарварде? Под океаном, в своей подлодке? Хватаюсь за штурвал субмарины… Вспоминаю: я в доме Мистера Мистика. За окнами стемнело.

— Я вижу в темноте, Доктор. Разве ты не знаешь?

— Нет. Нет, не знаю! — хрипло отзываюсь я.

— Мне известны все твои тайны. Мой взор проник в твои темные помыслы. Вижу построенный тобой бункер; огонь, бушующий под миром; магическую зиму. Змею, снедающую твое сердце…




Загорается ослепительный свет. Мистер Мистик возникает передо мной. Я успел вовремя. Он стоит на помосте в старой лекционной аудитории, где явился миру Сполох. Огромный, пустой лекционный зал с куполообразным потолком. Вдыхать спертый воздух — все равно, что пить воспоминания…

Старомодные огни рампы подсвечивают его снизу. Он готовится к выступлению: обвел себя меловым кругом, разложил на складном столике причиндалы из детского набора для фокусов — шляпу, колоду карт, птичью клетку. В клетке светится изнутри Дзета-камень.

— Дамы и господа, представление начинается! — Мистик взмахивает рукой, и появляются призрачные зрители, быть может, голограммы. Вижу себя студенческих времен: стою у генератора дзета-лучей, с готовностью жду своей очереди — уродец в очках и лабораторном халате. Рядом — Эрика и Джейсон, наблюдают за ходом эксперимента, совсем как в моих воспоминаниях…

Довольно!

— Отдай мне то, зачем я пришел, — я навожу на него пистолет.

Размахивая оружием, приближаюсь к нему. Призраки исчезают.

— Последнее предупреждение.

Он качает головой и накрывает клетку. Стреляю, но поток плазмы застывает в воздухе у меловой линии. Невозможно!

— Это волшебный круг, — объясняет Мистик и касается волшебной палочкой клетки. — А это — волшебная палочка.

Сдергивает покрывало с клетки — пусто; оттуда, где был камень, взмывает в воздух голубь. Мистик поворачивается ко мне, и глаза его — безграничная чернота.

— Загляни мне в глаза…

Я не в силах сопротивляться, не могу отвести взгляд. Смотрю в пугающую, прозрачную глубину… Глаза волшебника должны быть туманны, прикрыты морщинистыми веками, обманчивы… но эти видят все насквозь, замечают то, что я пропустил… Он снова смеется своим истеричным, ухающим, многозначительным смехом.

Взмах накидки прямо перед носом заставил меня моргнуть… Я снова в старом здании физического факультета. Один. Оглядываюсь, прохожу сквозь новую дверь, готовясь к очередным фокусам, но ничего не происходит. В центре комнаты, на возвышении стоит огромное устройство — не то телескоп, не то лазерная пушка на вращающейся платформе. В ней — красный шар размером с теннисный мяч — Дзета-камень. Всеми забытый. Никем не тронутый. Мое первое творение. Моя величайшая ошибка.

Так я и знал! Болтуны они, эти волшебники.




О заклятом враге я не мечтал. Он сам меня выбрал. Сполох тоже учился в школе Петерсона. Его звали Джейсон Гарнер.

Я не знал, что он — мой враг. Он был просто Джейсоном — самым популярным студентом, баскетболистом, редактором «Звезды Петерсона», старостой курса… Приятный юноша. Превратившись в Сполоха, он нисколько не изменился — похоже, перестал стареть.

Он поступил в школу Петерсона на год раньше меня. Быстро произвел на всех впечатление, утвердил свое теплое, добродушное, вездесущее присутствие. Мне всегда приходилось повышать голос, а Джейсона было отчетливо слышно даже в противоположном конце шумного коридора. Казалось, он научился проходить сквозь стены задолго до того, как получил могущество. Он сиял изнутри.

Я думал, что в школе Петерсона все будет по-другому, но Джейсон с приятелями быстро расставили все по местам. Их проделок вспоминать не хочется. Не могу простить того, что меня не замечали. Их не интересовало, кто я такой! Я был никто, мишень для шуток.

Сознательной жестокости он не проявлял и не столько сам меня терроризировал, сколько мимоходом поощрял других. Но таких много — это в порядке вещей. Дева и Черный Волк тоже учились в школе Петерсона, на пару лет младше меня… Я навсегда запоминал лица студентов, а им и в голову не пришло узнать, как меня зовут. Уже тогда они были героями.

Наедине Джейсон обращался со мной по-приятельски. Мы сидели рядом на углубленных курсах математики и биохимии, обменивались дружелюбными репликами. У него были определенные способности к наукам, умение зубрить, необходимое для получения приличного среднего балла. Мы вместе писали контрольные и решали дополнительные задания. Мы были лучшими студентами в группе — и соперничали.

— Ну что, влипли мы, приятель, — говаривал он.

— Влипли, думаешь… — отвечал я странным, несвойственным мне тоном. — Прорвемся!

Он мне нравился — немного. Джейсон относился ко мне, как к обычному человеку. Конечно, это ровным счетом ничего не значило — весь мир ходил у него в друзьях, а я случайно подвернулся. Пару раз я задумывался, найдется ли мне местечко в его вселенной, захочется ли ему сойтись со мной поближе, узнать меня получше… Он такого желания не проявлял.

Я изучал его, как аномальную частицу, как случайную флуктуацию. Моя непопулярность казалась мне неизбежной, необходимой платой за ум; ему на такие жертвы идти не приходилось. Ему были известны секреты мира, и я тоже хотел их узнать.

Он закончил школу, все о нем забыли, на его место пришли другие. Но я не забыл… Мы снова встретились — и в Гарварде, и много позже. К тому времени мы оба изменились и надели маски.




Гарвард для Джейсона был размеренным маршем по заранее расчищенной дороге; он плавно переходил от предмета к предмету, от подружки к подружке, от школьных приятелей к ожидающей его карьере. Меня медленно и неумолимо сносило в неопределенном направлении.

С таким же успехом мы могли бы учиться в разных местах. По выходным я занимался по дополнительной программе в научном центре; наизусть помнил расписание машинного времени на университетском мейнфрейме и форму заявки на осциллограф. Он пропадал на вечеринках с девицами из группы поддержки. Джейсон на всех производил впечатление.

Он поступил на физический факультет. В начале каждого семестра меня передергивало от вида моего голубоглазого, улыбчивого, светловолосого двойника. Мы соперничали за звание лучшего студента на курсе: он — за счет трудолюбивой усидчивости, а я — блистая оригинальностью, внезапными вспышками догадок и математического прозрения, уносившими меня в поля неизведанных теорий. Болван упорно отказывался признать поражение, или хотя бы осознать, насколько сильно он от меня отстает.

Я бы смирился, будь он мне ровней или недавним знакомцем. Противно было делить новую жизнь с человеком из школы Петерсона, где я был шутом гороховым, всеобщим посмешищем. Джейсон кивал мне при встрече, признавая общее прошлое… Между нами существовала особая связь, которую, признаюсь, мне не хотелось уничтожать — возможно, потому, что он вел себя по-дружески, обращался со мной как с полноправным членом того мира, в который мне не было ходу. Быть может, он был для меня эталоном, единственным человеком, которому нужно было доказывать мое мастерство? Наверное, я догадывался, что не смогу покорить мир, пока не усмирю его одного.

Несчастный случай произошел с Джейсоном, когда мы учились на предпоследнем курсе. Напомню: дзета-луч был моим изобретением, и тому существуют доказательства, что бы там ни болтал профессор Берк. По вечерам, в выходные, я проводил расчеты и эксперименты по имитационному моделированию на университетском мейнфрейме, пока остальные напивались, хохотали и дурачились.

Поначалу я думал, что открыл необнаруженную форму излучения. Многие годы спустя я понял, что это — именно измерение, в которое можно попасть. Я разработал примитивный способ принимать и направлять дзета-энергию.

На кону была премия за лучшую студенческую работу и интервью с черноволосой Эрикой Левенштейн для «Гарвард Кримзон». К тому времени мы с ней были знакомы, и я страстно влюбился. Случайно выяснилось, что Джейсон тоже знает Эрику. Их, разумеется, влекло друг к другу. Так часто бывает.

Джейсон попытался прочитать и чуть ли не отрецензировать мою работу, даже сделал абсурдное замечание насчет многообразий Калаби-Яо. Одна из наших последних бесед… пожалуй, мне стоило к нему прислушаться, воспользоваться последней возможностью что-то изменить по-настоящему. Я даже не взглянул на его бестолковые, но старательные выкладки — не мог допустить, чтобы он омрачил миг моего торжества. Особенно когда речь шла об Эрике.

— Это — наука, а не схватка в регби, — заявил я. Дурак.

В зал на презентацию набились толпы студентов, преподавателей, журналистов — корреспондентов «Нью-Йорк таймс», «Сайентифик америкэн» и «Нейчур» — и пяток представителей из Министерства обороны. Пришел и Джейсон (надо думать, ради нашей «давней дружбы») в форме резервного офицерского учебного корпуса (впоследствии выяснилось, что он был стипендиатом). В первом ряду Эрика не спускала с меня серых глаз.

Профессор Берк кратко рассказал о теории дзета-энергии; я в белом лабораторном халате сидел за пультом управления, играя роль бесплатного приложения к главной кнопке. Громадный дзета-генератор отбрасывал на нас гигантскую тень. Я был в центре внимания, а Джейсон сидел в зрительном зале. Огни померкли. Я театральным жестом нажал на кнопку, и спицы дзета-уловителя задвигались под приглушенный гул голосов в аудитории.

Поясню: я следил за показаниями приборов и располагался спиной к залу. У меня не было возможности предотвратить случившееся. Я не мог заметить, что экранирование оказалось недостаточным, что Эрика случайно попала под поток дзета-частиц, что возникла угроза человеческим жизням.

Если бы не подвернулся Джейсон, то Эрику наверняка спас бы кто-то другой. Он удачно очутился именно там, где легко было сыграть в героя и оттолкнуть ее в сторону. Дзета-луч попал ему в грудь; мерцающая золотом дымка очертила силуэт, дзета-частицы проникли внутрь тканей и напитали его безграничной мощью дзета-энергии… Вышел грандиозный скандал, но на самом деле, случиться это могло с кем угодно. Со мной, с профессором Берком, да мало ли с кем… Способности Сполоха получил бы кто-то другой. Кто-то другой навсегда бы завоевал ее сердце.




Я так и не спросил о его ощущениях в потоке дзета-излучения. Помню, что Эрика лежала у него на руках и что их лица сблизились, освещенные красноватыми бликами параллельного измерения.

Так я в последний раз встретился с Джейсоном. Молодой и обаятельный, он научился летать и поднимать автобусы. Непревзойденная сила, неизменная доброжелательность и предсказуемый, мягкий характер. Образцовый супергерой; даже тепловидением обзавелся! Он стремительно вознесся к международному признанию, движимый призванной мной силой.

А сам я? Тот, кто сделал его супергероем? Да, приятель. Старый знакомый. Примечание к легенде, неуклюжий лаборант, случайно оказавшийся за пультом. «Парень с дзета-лучом».




Вообразите мое удивление, когда годы спустя Сполох объявился у меня на пороге. Никто не знал, что я и есть Доктор Невозможный; никто не мог заподозрить связи между нами.

Он изменился, но одновременно выглядел по-прежнему. После несчастного случая Джейсон Гарнер угадывался даже под дурацкой карнавальной маской. Светлые волосы, квадратная челюсть, золотая накидка. Ослепительно белое облегающее трико, подчеркивающее каждый изгиб идеальных мышц. Он мог летать — парил по воздуху, точно невесомое колечко дыма. Впрочем, я знал, что он — самая плотная субстанция на этой планете.

— Кажется, пришел по адресу… — произнес он в пространство.

Прошелся по парадному вестибюлю, точно у себя дома; шаги по мраморным плитам пола отдавались гулким эхом. Скользнул безразличным взглядом по гигантскому изваянию в стиле ар-деко: торжествующий я попираю ногой покорный земной шар. О да, я мечтал, строил планы, как все люди. Впервые в жизни дал себе волю: каракули в старых блокнотах расцвели зловещим цветом. В глубоких пещерах я отыскал следы невероятно древних ДНК. Я каждый месяц разрушал привычные принципы и создавал новые системы воззрений. Конструировал все более совершенных роботов. В подвальных лабораториях, вызревая, ждали своего часа величайшие открытия — иные измерения, межзвездные путешествия, блистательные, преступные идеи!

Я был суперзлодеем, сверхгением, которого невозможно остановить. Я собирался стать новым Александром Великим, Фу Манчу, профессором Мориарти, всеми сразу! Я угрожал всему миру, я требовал подчинения… В ответ явился Сполох.

Я выстроил зал управления, чудо-комнату из стекла и металла, врезанная в скалу над заснеженной арктической равниной. Тщательно продумал оборону, зная, что рано или поздно власти устанут сражаться со мной и попытаются меня отыскать — надо быть готовым к такому повороту событий.

Но о таком меня никто не предупреждал. Пули от него отскакивали. Скрытые люки-ловушки словно не существовали. Роботы разбивались вдребезги. Двери сносило с петель, а стены растворялись под его взглядом. Он поглощал радиацию, точно черная дыра, а иногда отражал излучение. Он наливался силой и ничто его не брало. Просто катастрофа!

Знал ли он, кто я такой? Когда он сорвал с петель двери зала управления, я успел надеть шлем и маску; узнать меня было невозможно. Костюм у меня в ту пору был зеленовато-голубого цвета, с красной отделкой. Красный ремень, красный шлем, красные шипы на локтях и длинный красный плащ. На груди — старая эмблема, придуманный мной имперский герб — красная планета в золотом кольце. В его вторжении чудилось что-то ужасающее… незваный гость там, где я обедал и ужинал в одиночестве.

Я встретился с ним взглядом и понял, что он меня не узнал.

— Назад, злодей!

Его физическое присутствие вблизи впечатляло. Дзета-луч сработал что надо! У меня неплохие физические способности, но в моем случае они — не главное. Сполох относился к классу метасуществ. Я впервые столкнулся с подобным: он казался неземным, в глубине его глаз застыла немыслимая, рвущаяся наружу сила. В воздухе потянуло озоном, запахло грозой…

Мои планы спасения для подобных случаев находились на этапе разработки. Я не думал, что кто-то проникнет так далеко в мои владения и, по правде сказать, не ожидал, что морозящий луч подведет. Я не продумал до конца, как действовать в подобные моменты. Всегда было столько дел! Трон закончить времени не нашлось…

Три главных препятствия на такой крайний случай. К сожалению, одно он преодолел, сам того не заметив — электрическое поле, ловушка для супергероев. Пальцы потянулись к кнопке, способной превратить пульт управления в спасательную шлюпку на ракетной тяге. Пятнадцать секунд — и я бы превратился в точку на горизонте, а потом объявился бы под новым именем где-нибудь на Азорских островах. Нет, я решил испробовать собственные силы — хуже не будет.

— Твое господство закончилось, Доктор Невозможный! Следуй за мной!

Не такое уж и господство, скорее — управление.

Последний шанс — Невозможнобластер, жуткая по мощи вещица, умещавшаяся в одной руке, малогабаритный абсолютный ужас. Я палил по Джейсону секунд пять, омывал его пламенем, но он безмятежно приближался. Стало горячо от отраженного жара.

— Почти попал, Невозможный!

Ничего себе. Я дождался, когда зажгутся лампы верхнего света, и швырнул в него бластер.

После этого оставалась только рукопашная, хотя кулаки у него были раза в три больше моих. У меня длинные пальцы, привычные к кнопкам и пробиркам, не предназначенные для драк. Я же ученый! Но я решил, что не сдамся. Дойду до конца!

— Вот тебе!

На мгновение воцарилась тишина… он бросился на меня, потянулся своими ручищами ко мне, к ученому! Я его пару раз припечатал во время краткой погони вокруг пульта управления, и уведомил, прежде чем потерять сознание, что мир еще услышит о Докторе Невозможном.

Пришел в себя, болтаясь в воздухе — за кончик накидки меня тащили к властям. Я висел безвольно, опустив голову, притворившись, что без сознания — пять часов полета до Оттавы. Кстати, маски я не потерял.

Процесс был милосердно кратким: ограбление банка, бандитизм, шантаж, бесчисленные нарушения и проступки. Моего настоящего имени они так и не узнали. Отпечатков пальцев у меня давно не осталось, а ортодонтические карты легко подделать. За решеткой я пробыл недолго — в тот раз меня были не готовы удержать.

С этой эскапады и началась охота. В следующий раз мы встретились как заклятые враги.




Проблема в том, что мне действительно нравилась Эрика, даже потом, когда вышла ее статья с заголовком «ГЕРОЙ СПАС МИР ОТ НЕУМЕЛОГО ЗАХВАТЧИКА». Репортажи она писала живо и остро, а вот сборник ее рассказов особого внимания не привлек.

Я не встречался с ней: ее увлек блеск мира супергероев и колонок светской хроники. Когда она стала печататься в «Сан», я следил за ее статьями о «Чемпионах». Неплохо! Ей удалось раскрыть происхождение Лили.

Несколько раз я захватывал ее в заложники — как приманку для Сполоха. Действовало безотказно. Я хватал девушку на улице, взмывал в небо в сверхзвуковом аппарате собственного изобретения, привязывал ее к колонне в лаборатории, заряжал адскую машину…

В глазах под маской вспыхивала напряженная тоска; я ловил ее взгляд, жаждал узнавания, но она ничего не замечала. Видимо, мой подход ее не привлекал.

В последующие годы мы разошлись… С заложниками нежелательно повторяться. Я так и не поднаторел в науке свиданий, а Эрика по-прежнему где-то там… Я все жду интервью.




Дзета-камень, прохладный и гладкий, лежит у меня в руке — последняя деталь мозаики. С виду — стекло или рубин, но энергии в нем достаточно, чтобы сдвинуть планету с орбиты. Я придумал машину, которая сможет черпать эту мощь. Прихожу в себя от эскапады Мистера Мистика; туман в голове рассеивается. Выхожу, боковым улицами спускаюсь к реке Чарльз. Через три дня я завоюю мир, но шанс убить Джейсона я упустил. Сполох войдет в историю, как человек, которого я не смог победить.

Как тут не расстроиться? Или это профессиональная гордость? Он — дело моих рук! Я не люблю, когда мои творения ломаются! К тому же, между нами остался неразрешенный спор. Считается, что его истоки кроются в Новой Шотландии, но у наших противоречий более глубокие корни. Интересно, знал ли он? Что, если тогда, в Новой Шотландии, притворялись мы оба? Каждый в силу собственных причин, но, как оказалось, навсегда…

Это останется неизвестным. Хотелось победить его, снять свою маску и заглянуть ему глаза — показать, что все это время он сражался со мной. Мир запомнил бы, что Доктор Невозможный одолел Сполоха, но главное — Джейсон Гарнер увидел бы, что я его разбил. Наголо. Но он этого никогда не узнает…




Глава шестнадцатая

Тайные истоки


Я так и знала, что все закончится ужасным провалом, и что мое участие в «Чемпионах» накроется. В «Новых Чемпионах». Какая разница? Никакие фантастические костюмы не скроют пропасти между ними и мной. Мне теперь место на острове Доктора Невозможного. Может, он меня пажом возьмет? Надо спросить у Лили…

Дева знает, что что-то происходит. Черный Волк ведет себя как обычно, не замечает меня, но я краснею всякий раз, когда он входит в комнату. От моего технического великолепия никакого преимущества! Если бы я на самом деле была роботом… Ладно еще, Эльфина умудряется не обращать внимания, или, скорее, блаженно не замечает ничего, что не относится к ее странным фантазиям.

Еще хуже то, что Доктор Невозможный исчез. Чем дольше мы не знаем, где он, тем больше у него времени придумать, как нас победить. Мы со дня на день ждем его заявления о том, что миру пришел конец и что Земля принадлежит ему. Он наверняка, затаившись, творит что-то дьявольское. Интересно, как мы с ним встретимся?




Охота за магическими устройствами в полном разгаре; мы разбились на подгруппы — в каком-то смысле облегчение… Черный Волк в Лос-Анджелесе, Дикарь рыщет по Праге, а Громобой временно вернулся в строй и засел на Фантом-спутнике. Лили навещает знакомцев-злодеев. Но это никого по-настоящему не интересует. Всех занимает Эльфийский Скипетр — обломок сказочных войн, застрявший в нашем мире. Дева улетела в Ангкор-Ват, но перед этим дала мне поручение.

Она проводит инструктаж в Зале антикризисного управления в своем обычном амплуа Снежной королевы, протягивает мне пачку распечаток. Она все знает. Не может не знать!

— Ты должна проверить каждый из этих магических артефактов, убедиться, что они на своих местах, что их не подделали. Владельцев предупреди, что Доктор Невозможный рыщет в поисках источника силы. Справишься?

Я киваю, не решаясь ни открыть рот, ни взглянуть ей в глаза.

— Хорошо. Эльфина тебя прикроет. Возьмите «ЧемпЛет».

Отлично. Не спрашиваю, куда делся Мистер Мистик — не положено интересоваться, чем он занят. Надеюсь, на задании мне будет кого отметелить.

Больше указаний нет. Скипетр эльфов дипломатично вписали ближе к концу списка, без всяких примечаний… Интересно… Неужели меня посылают в битву с главнейшим врагом? Похоже, это наш с Девой секрет. Мне предстоит встреча с женщиной, взрастившей Деву после исчезновения матери… странная связь, особенно в свете последних событий. В миллионный раз жалею, что не знаю, как работают суперкоманды, не понимаю групповой динамики. Буду ли я биться с Девой? Или мы уже сцепились? Кто же побеждает?

В списке люди, более близкие к магии, чем к супергеройству; большинство живет на Манхэттене и в пригородах. Очевидно, герои-волшебники живут по особым законам, и нас ждет экскурсия по странным местам, в которых меньше всего ожидаешь встретить супергероя. Придется поверить Деве на слово, что эта затея — не шутка и не вступительное испытание. Беседуем с целительницей в неприлично облегающем наряде; в конференц-зале крупной компании общаемся с медной маской на стене; попадаем в мансарду, где знакомимся с невероятно накачанным мужчиной в ярко-красном костюме; отыскиваем частного сыщика с копытами. Все качают головами: никаких известий о Докторе Невозможном.

В Ньюарке посещаю настоящую колдовскую лавку — антикварный магазинчик с пустой запыленной витриной. Внутри полно старинных часов и гобеленов, манекенов и кукол, бальных платьев и фраков… есть даже церемониальная сабля времен Крымской войны. В дверном проеме, затянутом узорчатым куском ткани, появляется старик-хозяин. Похоже, что ним не стоит торговаться… Показываю удостоверение и поспешно ретируюсь, услышав, что все в порядке.

Регина, оказывается, живет в Фениксе. Понятно, почему Дева выбрала меня для этой задачи, одно неясно — в качестве наказания или как знак возросшего доверия? Вообще-то любопытно… о семейной жизни Девы ходит много слухов.

Звоню в Феникс, предупреждаю о нашем приезде. Ее настоящее имя тщательно засекречено, но на этом этапе меня уже посвящают в некоторые тайны и знакомят с документами времен «Супер-Эскадрона».

Она называет себя Региной. Боролась с преступностью, пока в начале семидесятых не отошла от дел — первой в «Супер-Эскадроне». Высокая брюнетка с властным взглядом, носит корону и одеяния, из которых черпает силы. Билась с помощью мистического скипетра, рубиновый луч которого подчиняет злодейский разум… Впрочем, она много чего умела.

Во всяком случае, утверждала, что умеет. Она заявляла, что является единственной, оставшейся от группы детей, обладавших королевской властью в феодальном правительстве некоей псевдосредневековой цивилизации какого-то иного измерения, населенного людьми, эльфами и говорящими животными. Проблема в том, что это — сюжет известной серии детских книг «Приключения в Волшебной стране». То же самое, что требовать к себе внимания на основании знакомства Винни-Пухом и Кристофером Робином. С возрастом она, как многие известные герои, стала психически неустойчива.

После возникновения «Чемпионов» она укрылась под тайным именем, которое старательно сохраняла в секрете, пока не исчезла в безвестности, как часто случается с супергероями. В обстановке величайшей секретности однажды дала скандальное интервью, опубликованное в журнале «Нью-Йоркер». Эльфийский Скипетр по-прежнему значится в справочниках как магический артефакт класса «А».

Паркую прокатную машину у дома, в тихом пригороде Феникса. Эльфина всю дорогу болтала — о Титании, о прежних битвах, о погоде, о деревьях, которые весьма ее занимают. Она уже забыла о показательной дуэли в первый день знакомства.

Вечереет; удлинившиеся тени вот-вот переползут через дорогу. На газоне перед входом лежат газеты. Регина обещала быть дома… Машина припаркована на месте.

— Разве она не королева? Где же слуги? — Эльфина растерянно оглядывается.

Этого я и боялась.

— Гм… слушай, подожди в машине… Ну, знаешь, подежурь… — Эльфина приятная особа, светский персонаж, но я неспособна подолгу поддерживать однообразные разговоры.

Оставляю ее в машине — что-то бормочет себе под нос, копье неловко торчит назад. У нее есть коммуникатор — будет прислушиваться к беседе и даст мне знать, если что-то не так. Иду к дому, тяжело ступая по мощеной дорожке.

Такое чувство, что приехала в гости к маме школьного хулигана. Придется сидеть в комнате с женщиной, которая вырастила Деву — самую знаменитую героиню в мире. А теперь, когда Сполоха больше нет, лидер «Чемпионов» наверняка стала величайшим героем в мире, самым главным. В который раз гадаю: почему я? Потому, что никогда прежде с ней не работала?

Думаю о Парагоне, как его обнаружили, когда он свихнулся… А что здесь что? Всеми доступными органами чувств осматриваю дом. Внутри — одно человеческое существо женского пола, по ощущениям — абсолютно обычное. Я готова ко всему… Нажимаю кнопку звонка; Регина открывает дверь.

Без костюма кажется старше, мягче, тучнее… принцесса, набравшая вес и годы… Неужели Дева ее боится?

В детстве я обожала «Волшебную страну» и подсознательно ожидала увидеть сходство с девочкой, сыгравшей в фильме. По Интернету гуляет фотография, якобы из давних архивов, — четыре ребенка, закутанные в одеяла спасателей, с широкими улыбками. Она похожа на одну из них — черные волосы и бледная кожа, только много лет спустя. В жизни ее зовут Линда.

Вхожу в дом. Одно дело — «Чемпионы»… «Супер-Эскадрон» — это совсем другое, почти мифическое: потомки богов, наследники звездных странников… Впрочем, такую гостиную можно встретить в любом пригородном доме; к тому же оказывается, что я на голову выше хозяйки. Регина рассматривает мое лицо, металлическую руку, протянутую для пожатия, молча закуривает сигарету.

— Что-нибудь выпьете? Коктейль? — спрашивает она.

— Спасибо, мэм. Металлические детали этого не любят.

— Вы, должно быть, от Девы. Фаталь. Киборг.

— Да…

Честно говоря, не ожидала, что она меня запомнит.

— У нас их не было, знаете ли…

Разговор не клеится. Позвать Эльфину? Делаю глубокий вздох… К делу.

— Нас интересует Эльфийский Скипетр… С ним ничего не случилось в последнее время?

— Разве вы не знаете? — произносит она.

Я придвигаюсь ближе… Кажется, есть зацепка.

— Расскажите, пожалуйста.

— Я больше не член их фантастического клуба, могу и рассказать. Нам все равно никто никогда не верил, — Регина затягивается сигаретой.

Мне знакомо это выражение лица. Сейчас начнется рассказ об истоках.

— Подробностей я уже не помню. Столько раз повторяла эту историю, что память сохранила только стены медицинских кабинетов, годы в костюме, и где-то в глубине, может быть, какие-то обрывки, как огоньки в лесной глуши. Тридцать четыре года прошло… я провела их в офисе, у компьютера, внося цифры в базы данных. Такая работа… Это — мое прикрытие.

Она рассказывает о путешествии в сказку из детской книжки — о том, как однажды утром они с сестрой и братьями наткнулись на другой мир; о своих бесчисленных приключениях в волшебной стране.

— Мы оказались там… в месте, что с тех пор искали тысячи людей, у камня в пять футов высотой, что отмечал невиданную ранее дорогу… На камне была надпись, но мы поленились прочесть — наверное, важное послание, но навсегда утраченное. Мы молча двинулись по дороге; думали, что вот-вот наткнемся на чей-нибудь дом и повернем назад. Мы шли десять минут… вдруг что-то изменилось — все по-разному вспоминали ту перемену. Мне показалось, что свет стал другим — но мне этого не описать… Лес потемнел, потом посветлел, а мы все шли, пока не наткнулись на первых эльфов — живых, настоящих… Они стояли, точно полицейский на перекрестке.

А потом, в один прекрасный день, они забрели назад.

Она встает, начинает расхаживать по комнате. Продолжает повествование, плеснув себе в стакан чего-то крепкого; жестикулирует и почти не смотрит на меня.

— Это была словно игра, но одновременно и не игра. Одно известно наверняка: нас не было одиннадцать дней, объявили национальный розыск. Никаких объяснений нашему исчезновению не найдено, никто не знает, куда мы пропали и откуда появились на той же самой лужайке, хотя команда добровольцев прочесала каждый квадратный фут местности. Мы возникли — в странной одежде и невозможно счастливые — посреди толпы собак, репортеров, спасателей. Мы думали, что прошло двенадцать лет, но мы совершенно не повзрослели… Когда мы вернулись, шел дождь. Весенним утром мы вчетвером отправились кататься верхом, хотели посмотреть на размытый ливнем овраг. Земля размякла; мы спешились, привязали лошадей… Вдалеке послышался гул вертолетов, рев двигателей, потянуло выхлопами. Мы одновременно догадались, что произошло. Знаете, словно просыпаешься и понимаешь, что проснулся — сон больше не вернется. Поднялся шум, гвалт, замелькали яркие палатки и заградительные щиты. Один из спасателей нас заметил, закричал, и к нам побежали люди с одеялами. …Два момента помню очень отчетливо. Гримасу понимания на лице короля Шона… Он первый все понял, ведь он дольше всех прожил дома… И еще помню Венди — за миг до того, как к нам сбежались люди, Венди сорвала с шеи амулет Белой Королевы и зашвырнула в чащу… Мы не нашли ни амулета, ни молота Шона. Остались только одеяния и скипетр. Шон утверждал, что все забрали спасатели, но они не признаются. Я думала, что мы быстренько все объясним, попрощаемся, и вернемся в королевство… Лишь много позже мы поверили, что целый мир — такой большой и настоящий — может исчезнуть навсегда за тонкими стволами деревьев, в маленькой рощице… сквозь листву просвечивали дальние дома…

Последовали годы лечения и самых разных объяснений того, что с ними случилось: подземные пещеры; резкое снижение уровня грунтовых вод; наркотики.

— Кое-что так и не получило объяснения. Наша одежда. Звуки, что доносились из леса в ту первую ночь, после нашего возвращения. Венди разговаривала совершенно по-другому и смотрела прямо в глаза собеседнику, хотя раньше головы не поднимала. У меня на правом предплечье появился длинный шрам — мама уверяла, что он всегда был, но я никогда не поверю, до конца своих дней. …Люди поддались очарованию этой истории, и все росло как снежный ком… доктор выступил по национальному радио… «Приключения в Волшебной стране» и всякие другие сиквелы… Нас рисовали на футболках. Я изменила имя в восемнадцать лет, и еще раз, в двадцать три. Люди наряжались как мы, открывали сайты в Интернете, устраивали конференции… Теперь все меня ненавидят! Я устала все время оправдываться! Мы ведь пытались вернуться — сначала через неделю, а в первую годовщину возвращения целый день там провели, прочесывали мокрую траву в поисках камня-метки. Я не раз туда уходила, одна или с Дэвидом, когда становилось особенно грустно и скучно, когда хотелось прогулять школу. Шон как-то летом две недели жил там в палатке. В Волшебной стране дни бегут быстрее, там прошло уже много лет…

На Регину подействовал последний коктейль. Она продолжает, яростно жестикулируя. Старший из них был король или император, пытался контролировать всю группу. Они постоянно ссорились; не могли договориться даже о том, что именно произошло, и произошло ли. Много было разговорах о дарах и о том, что Линда якобы что-то украла. В конце концов, они исчезли, оставив Линду в фарсовом подобии «ссылки».

Что было делать? Линда явилась публике под маской Регины, Королевы, Покорительницы Волшебной страны и стала одной из первых и самых успешных героинь. После того, как мать Девы исчезла, Регина вышла замуж за Громобоя и ушла на покой.

— Если бы я могла забыть, мне бы никакой психотерапии не понадобилось… Придворные балы осенними вечерами, мужчин и женщин в бальном зале, выложенном бело-розовой плиткой. Как мы выходили на балкон подышать… ледяной ночной воздух щипал лицо; как смотрели вверх, на Луну, и гадали, насколько реальна Земля; как однажды ранним утром мы час провели на мосту — Шон с Дэвидом решили, что мы заблудились, но мы с Венди заигрались, любуясь резьбой на деревянных перилах… Я бы узнала тот мост, только покажите! Могу нарисовать, поверьте…

— А эта штука? — спрашиваю я, не в силах сдержаться. — В смысле, Скипетр. Он ведь работает, да? Ну, то есть, это же доказательство? Что вы там были…

— Волшебная палочка Агаты… Иногда не знаю, из Волшебной страны она, или из сна, а может, я ее придумала… Сейчас покажу. Я сохранила ее вместе с костюмом.

Она исчезает, возвращается с деревянным футляром размером дюймов в двадцать.

— Она ослабела в последнем приключении, превратилась в обычную палочку… а может, всегда такой и была. Даже рубин не похож на рубин — всего лишь цветное стекло… Может, это заклятие, а может, Шон виноват — вдруг его «указ о ссылке» как-то подействовал? Доктор Невозможный здесь не объявится… Передайте Деве, что мне очень жаль.

Вынутая из футляра, палочка кажется бутафорской. Интересно, была ли она волшебной? Ну хоть что-то… наверное… Мне неловко. В «Супер-Эскадрон» верили — настоящие герои, настоящее не бывает! Теперь остались только мы. Когда Дева это поняла?

Благодарю хозяйку, тихо выхожу из дома. Стемнело. Завожу машину… Линда выходит на крыльцо, смотрит на нас, пытается разглядеть Эльфину сквозь тонированное стекло. Жму на газ и рву с места; неожиданно замечаю, что Эльфина всхлипывает, лицо залито слезами. Притворяюсь, что ничего не видела и веду машину в аэропорт; «ЧемпЛет» уносит нас к новым заданиям.




План Черного Волка не сработал. На неустанно мигающих часах 6:14 утра; мы не спали всю ночь. Висну на ремне, устав цепляться за музейную крышу. «Ночная звезда» поблескивает в витрине Института прогрессивной мысли. Ни Доктор Невозможный, ни его помощники не появлялись. Черный Волк за всю операцию не сказал мне ни слова.

Он с отвращением срывает кепку и швыряет ее в корзину; он изображал подставного охранника в резиновой маске, похожей на человеческое лицо. Через пару минут появятся настоящие охранники. Нам лучше исчезнуть.

Остальные «Чемпионы» рассредоточены по залу. Лили, замаскированная под статую, с шумным вздохом опускает руки и идет следом, отряхиваясь от гипсовой пыли. Мы рассаживаемся и молча наблюдаем, предчувствуя развязку.

Их разговор становится все громче, и голос Волка разносится по вестибюлю.

— Подожди-ка! Говоришь, ты его видела?

— Зря я тебе вообще рассказала. А что я должна была сделать? — бросает Лили.

— Он преступник, в розыске! Вот потому ты и не в группе, а на испытательном сроке!

— Он ничего не делал!

Смотрю на Деву, изображающую резную Мадонну. Эльфина — единственное убедительное произведение искусства среди нас — застыла у двери, но наблюдает с любопытством.

— Только злорадствовал! Смеялся нам в лицо! — вспыхивает Черный Волк.

— Мы парой слов перекинулись. В драку лезть необязательно…

— Он бы сдался.

— Там же Феном был! И Сальво… Получилось бы убийство!

— Сполоха убили! Ты на очереди… Ты об этом подумала?!

— Это все предположения. Доктор Невозможный был в тюрьме.

— А ты — нет, верно? Где ты была, когда исчез Сполох?

— В миллионный раз говорю, я тут ни при чем!

— Было бы проще, если бы мы смогли установить…

— Глупости! Я знаю, кого искал Сполох, и это вовсе не Доктор, если уж на то пошло!

— Доктор сбежал сразу после исчезновения Сполоха. Он ненавидит Джейсона — это общеизвестно! Теперь он пытается захватить мир. Какие тебе еще нужны доказательства?

— Ты никогда не задумывался, как мы вас себе представляем? Вы — хорошо оснащенная банда задир и… и отморозков!!!

Черный Волк молчит.

— И не ходи за мной! — Голос Лили удаляется; каблуки цокают по гладкому полу.

В дверном проеме возникает силуэт Волка.

— Я предупреждал, что это ошибка.

Дева — гипсовый двойник Лили — задумчиво смотрит вдаль.

— Интересно, чья?

Мы возвращаемся домой; Лили нет. Должно быть, заходила в башню раньше — оставила в комнате ретранслятор. Он так и лежит на кровати, которая раньше принадлежала Сполоху.

Я надеялась, что мы подружимся… а теперь что? Будем драться? Куда она ушла — к Доктору Невозможному? Черный Волк считает, что она все это время шпионила для Доктора. Но с другой стороны, как же мы застали его врасплох на похоронах? Не верится.

Возвращаюсь к компьютеру, еще раз внимательно просеиваю информацию. Кого искал Сполох? Свою прежнюю подружку?

Просматриваю старые фотографии, и вдруг замечаю снимок с благотворительного ужина. Костюм героя контрастирует со смокингами; рядом со Сполохом — черноволосая женщина в очках, что-то говорит ему с лукавым выражением на лице, а Сполох широко улыбается над тарелкой превосходного стейка.

Я узнаю ее, несмотря на элегантный наряд, очки и макияж. Это она — лет за семь до того, как прибыла из будущего и совершила свое первое преступление. Лили.

* * *


Пищит коммуникатор.

— Началось. Включайте радио, — раздается голос Девы.

Доктор Невозможный наконец-то разразился громким заявлением, которое транслируют на всю страну. А может, на весь мир…

Речь началась с «Привет, козявки!» и продолжается в том же духе, я не вслушиваюсь до конца. Не шедевр жанра, да смысл и так ясен. Он нашел, чего искал, и вскоре захватит мир — сдавайтесь или умрите! Надо думать, обошелся без «Ночной звезды».

Башня гудит от напряжения; наш самолет готовится к взлету.

Всем нужны «Чемпионы», все хотят спастись, и внутри у меня (в том, что осталось) как-то странно посасывает. Он всегда был на шаг впереди нас. Видно, спланировал так с самого начала.

Нет времени думать, что это значит лично для меня. Я не шутила с Черным Волком — я и впрямь могла оказаться шпионкой или предательницей, или бомбой, сама того не зная.

Делает ли это Доктора Невозможного моим заклятым врагом? И как теперь быть — может, Доктор знает? У него ведь были заклятые враги. По правде говоря, сейчас самое время найти нового. Интересно, знает ли он, кто я такая, общались ли мы до операции? Надо спросить при случае: вдруг он — единственный, кто сможет рассказать мне обо мне. Неизвестно, во что это выльется…

От этих мыслей становится легче — у меня есть личная причина попасть на остров. Представляю наш финальный бой, разум против силы, ужас на лицах «Новых Чемпионов». Когда он окажется в моей власти, я все ему выскажу, заставлю его все объяснить! На всякий случай стоит продумать речь.




Часть третья





Глава семнадцатая

Будь со мной, и нас не одолеть


Всего два дня. Два дня, — и мир падет под каблуком моего красного лакированного сапога. Это известно и мне, и «Новым Чемпионам». По их выражению, «зверь поднят», мне пора возвращаться на руины моего острова.

В сорока тысячах футах над Тихим океаном, неслышим и невидим для радаров, парит красно-золотой флаер; солнце садится в море облаков. Из кабины пилота видно, как на горизонте возникает остров. Внизу оживает приводной маяк; по спирали спускаюсь в сумерки.

Флаер замирает в развалинах двора. Выхожу наружу, вдыхая знакомые запахи джунглей и перегретой смазки. Я дома.

Налицо размах побоища, завершившегося моим арестом два года назад. Впрочем, заметно, что недавно здесь снова ковырялись. Вот и следы: танцующий, атлетический шаг Черного Волка, металлическая поступь киборга. Похоже, один из моих… богатая была идея, только программист, гад, заложил меня. Хорошо, что я из больницы ее вытащил — надеюсь, мне это зачтется.

Лили тоже рылась в моих вещах вместе с остальными? Наверное, вспоминала свой последний визит, после парижской заварушки — мы еще репортажи с места события по Си-эн-эн смотрели… Интересно, она им зал управления показала? Где-то она теперь?

Со вздохом начинаю проверять системы. В запасных генераторах осталось немного энергии. Распахиваю дверь, вхожу в вестибюль. Пахнет затхлостью. В сезон дождей все затопило, но выглядит впечатляюще — возведено с размахом.

Этот зал я построил первым — до космической станции, до дирижабля, до всего остального; сюда возвращался после операций. Я был молод, жаждал признания, меня окружала горстка прихлебателей, а на счету в швейцарском банке хранился первый миллион долларов. Вертолет сел, смяв влажную траву. Я вышел в полном облачении — в накидке и шлеме. За мной высыпались техники, стали выгружать ящики с оборудованием на мокрую землю.

В первом лагере роботы закладывали фундамент крепости — сердце моей великой преступной империи. Ямы тут же наполнялись водой, джунгли проникали повсюду. Вдали от морских путей, на крошечном плацдарме, который никогда не попадал в поле зрения следящих спутников, мало-помалу вздымались к небу башни. Тропические птицы сновали между опор…

Под разрушенными сводами я погружаюсь в воспоминания, в романтику первого, исторического преступления… Такое не забывается!

День и ночь вращались центрифуги, творя медленное волшебство генетических трансформаций. Резкий, химический запах реактивов; прохлада и тишь стерильной лаборатории; ежедневный ритуал дезинфекции; перестук клавиш ранним утром; опыт за опытом; шеренги мониторов; зеленоватые экраны с колонками упорядоченных данных.

Лаборатория — таинственное место. Наука сливается с религией, переходит в некромантию. Я работал до поздней ночи, забывая о внешнем мире, погружаясь во тьму, в исследования и в бесконечные изыскания… Наконец взошло зерно новой жизни…

В тот раз меня одолели. Но я вернулся.

* * *


Машина Светопреставления занимает десять тысяч квадратных футов лаборатории, гениальный, устрашающий шедевр творения. Это не самое крупное (если не считать Луны) мое изобретение, но, полагаю, самое грандиозное (особенно если считать Луну!).

В сердце машины — творение Куклы. Игрушечный толстяк испускает гравитационный луч, который может пригвоздить к земле полицейского или вытянуть пару слитков золота из хранилища. Но этот слабый луч подхватывает линза зеркала Лазератора, фокусирует, усиляет, направляет на 240 000 миль вверх! Самая громоздкая часть установки — источник энергии, новая версия дзета-генератора. Мне недостает способностей Куклы к миниатюризации, своеобразие моих творений несколько иное: изогнутые арки, искрящиеся дуги электричества, трубки и мигающие огни — элементы необязательные, но устройства работают, и мне нравится их облик. Ясно предназначение каждой детали.

Сегодня полнолуние, прилив необычайно высок. Луна нависает, искажая своей тяжестью земную орбиту. Тут нужна математика — уравнения и расчеты, сделанные Бароном Эфира в нелепой попытке спасти Землю от уничтожения. В результате движение нашей планеты — под моим контролем.

Как было доказано (Кляйнфельд, 1928 г.), самый минимальный сдвиг положения Земли в Солнечной системе приводит к значительным климатическим последствиям в будущем — любому правительству понятно, чем это грозит. Доктор Невозможный нашел практическое применение математическим выкладкам Кляйнфельда! Замечу: не просто Доктор, но — Избранный Император.

Хотелось бы подчеркнуть, что этого недостаточно! Ум умом, мозги мозгами, но при первой же попытке провернуть такое на вас, как снег на голову, свалится спецагент-недоучка и врежет вам в живот. И все — самый умный человек в мире повержен, разбит наголову. Необходима тщательная подготовка к этой ступени операции — теперь я это знаю. За тем и вернулся в скромное жилище Барона Эфира.




— Да, она — мое творение. Неужели вы не догадались? — Он мыслями в прошлом, говорит о чем-то непонятном.

— Барон… — Я пытаюсь встрять, но Барон Эфира погрузился в раздумье, бесцельно бродит по кабинету в темным углам кабинета в старом и мрачном доме на окраине Нью-Хейвена. С трудом сохраняю спокойствие. Навершием шлема едва не задеваю огромную подвижную модель (порядком устаревшую) солнечной системы. Напоминание о том, что планеты по-прежнему движутся, и что время моего плана на исходе.

— Идеальный экземпляр. Эти изумрудные глаза… Ах, ныне мастерство утрачено! Чистых компонентов не достать… Она должна была взорваться, понимаете? Только не на Титане!

— Барон! Вы знаете, что происходит! Начнется битва, мне нужна защита! Мне нужна сила!

— Сила… Да-да, конечно же… Поздновато прыгать в котел с чем-нибудь облученным…

— Разумеется. — Я стараюсь сдерживаться, чувствую неясное напряжение.

— Где-то было волшебное кольцо… Пророчество вспомнить бы… Упоминание отыскать…

Он направляется к шкафам, но я резко перебиваю:

— Какого черта, Барон!

Он замирает. С Бароном Эфира в таком тоне не разговаривает никто, особенно выскочки, которые родились на закате его карьеры и не ведают жизни до «Супер-Эскадрона». Снаружи доносятся крики детей, гоняющих мяч.

— Мы достойны большего! Через два дня налетят «Чемпионы», разрушат все мои бесценные научные изобретения… С вами поступили так же! За что? Доколе мы будем перед ними пресмыкаться?!

Кажется, он сейчас схватит трость, нажмет рубиновый набалдашник или бриллиант… Он неожиданно спокойно отвечает:

— Да, конечно… В моей ситуации легко забыть… — У Барона странный акцент. Немецкий? Что-то балканское? Взгляд старика устремлен в темноту, в неизмеримые глубины прошлого. — Знаете, и я хотел когда-то… Меня изгнали! Из-за моих работ… Гальванический принцип… Но я вернулся!

Сжимает правую — насекомью — руку.

— Я показал им, кто хозяин!

Вот он, гнев, державший в страхе весь мир — становится не по себе… Да, родина Барона Эфира похуже Среднего Запада. Он замолкает.

— Барон? — нерешительно окликаю я. — А еще? Ничего больше не осталось? Смертельный луч?

Он приходит в себя.

— Да, вам пришло письмо.

— О чем вы?

Он подкатывает инвалидную коляску поближе, закрывает окно.

— Вот, нашел утром на столе. Как вы сюда пробираетесь? Механик, похоже, отстал от жизни…

На конверте надпись: «Доктору Невозможному». Я в растерянности, но Барон решительно распечатывает письмо. На плотной белой бумаге — координаты и имя: «Нельсон Джерард».

Это обнадеживает. Неужели Фараон решил вернуться? Наверняка прослышал, что я в игре, хочет присоединиться. Он — подспорье в схватке, если направить его в нужную сторону! Доктор Невозможный и Фараон! Бок о бок на поле боя мы — сила, с нами будут считаться! Удивительно, как я соскучился… подарю ему Египет, когда завоюем мир! Неплохо обзавестись приятелем.

Но почерк незнакомый. Под цифрами приписка: «Удачи. Л.»

Доктор Невозможный вместе с Фараоном в битве за мировое господство! Возможно ли?

История Фараона осталась для меня загадкой, хотя записи Сполоха помогли, а Барон Эфира добавил недостающее. Он шлялся по Мексике, последний раз его видели в лачуге на побережье Коста-Рики. Неуязвимому существу не нужно спешить, можно спать под звездами, бродить пешком. Фараон исчез, и никто не стал его искать. Возвращение Фараона? Отмщение Фараона? Это никого не волнует; всем наплевать.

В записке — точные координаты; подобравшись ближе, отчетливо вижу место его гибели. Оно заметно даже с высоты в тысячу футов. Море вымерзло сплошной глыбой льда, на сотню ярдов от берега, пещера в скале дышит холодом.

Очень странно… Битвы супергероев редко оканчиваются смертью — даже Дикарь держится в рамках. Но в этом бою случилось нечто непонятное.

Температура падает; внутри пещеры — арктический холод. Замороженный до синевы Фараон сидит на ледяном троне. Молот треснул, оплавился — мощь взрыва оказалась смертельной. Воздух неестественно холоден, намного ниже нуля — остужен магией, которую источает не выпущенное из рук оружие. Даже я ощущаю исходящую от него силу.

Фараон любил заезженные фразочки, типа «Именем Ра!» или «Сохрани нас Изида!», точно и впрямь был владыкой Египта, только англоговорящим. Его так называемые «иероглифы» были скопированы с сувенирных футболок. В драке он мычал себе под нос песенку Стива Мартина и в самый неподходящий момент вопил: «Он египтянин!», да так, что я вздрагивал, пытаясь запалить бомбу или взломать хитроумный замок. Вдобавок, идиотский головной убор, точно огромная телеантенна из папье-маше…

Наверное, дело в молоте. Весь в трещинах… то, что теплилось в нем долгие годы, отказало в самый критический момент. Одинокий правитель странного волшебного царства наконец-то занял трон… Плоть его холодна, как лед.

Понятно, зачем я здесь. Молот слабо светится. Осторожно вытаскиваю его из замерзшей руки. Знаю, на что способна эта кувалда; найду ей применение. Кое-кто заплатит за эту смерть! Возникают первые подозрения, чьих рук дело… Возвращаюсь на остров; Машина Светопреставления готова.




Герои спешат сюда на сверхзвуковом самолете, а я рассчитываю исключительно на волшебный молот. Фараон бы оценил, но в целом ситуация слегка нервирует.

Если серьезно, так дела не делаются; план не должен зависеть от одного предмета, который, к тому же, время от времени намекает на невообразимые тайны. Это противоречит моим убеждениям.

Мир — булыжник, огибающий сгусток плазмы по заданной орбите; мы с наукой на него надавим — и он сдвинется. Легко. В крепости на острове хранится слоновий бивень, возраст которого — 32 000 лет. Он испещрен зазубринами, отмечающими фазы Луны; создан руками супергения эпохи палеолита, прародителя нашего мира, моего далекого предка. Он — или она — кое о чем догадывались. Быть может, грезили об этом…

Пожалуй, придется признать, что есть на свете кое-что кроме науки. Но мне это не нравится! Периодически обнаруживается что-то древнее, из позабытого прошлого: драгоценность, ивовый прутик, волшебный башмачок — из Трои, из Атлантиды, из Лемурии, из темного леса по дороге к домику бабушки… то, что не подчиняется никаким правилам.

Появление Дюрандала или лампы Аладдина не сделает сказку правдой. Возможно, сказки возникают вокруг предметов, которые, многократно меняя хозяев, утрачивают свое значение, становятся обычными инструментами. Когда-то они были символами верховной власти и святости, служили жрецам или героям древности, но со временем превратились в ненужное барахло. А сила-то осталась!

Далекое прошлое — странное место. Таинственные предметы имеют свойство неожиданно появляться и так же неожиданно исчезать; один попадет тебе в руки — и жизнь изменится навсегда, как это случилось с Фараоном.

Вспоминаю смех Мистера Мистика; слова Барона, сказанные на прощанье… Тени сгущались на кухне пригородного дома, а по темнеющим улицам скользили автомобили. Давным-давно мальчик нашел волшебный молот, узнал волшебное слово, делающее его неуязвимым, королем или императором… Фараоном. Сказка, чушь… у меня в руках!

Стемнело. Барон прошептал волшебное слово мне на ухо.

— Ничего не получится, — заявил я.

— Может, и нет. А может, и да…

Я занес ногу на подоконник, но он меня остановил.

— Доктор Невозможный? — просипел он.

— Что такое?

— Ты уж постарайся, размажь их по стенке!




Супергерои показались на горизонте. Приборы засекли их час назад. Слежу, барабаня пальцами по золоченым перилам балкона на высочайшей башне замка… Летят клином, низко реют над тропическим морем, гладким как стекло.

Два часа назад я захватил четыре телекоммуникационных спутника и провозгласил свое господство над вселенной. Поработил мир. Надел прежний наряд, уселся на заново украшенный трон — почти как в старые славные времена. Следы бластера на стене в объектив не попали. Осталось только, чтобы провозглашенное господство стало реальностью.

Система зеркальных отражателей работает. Потеря сигнала минимальна. Скопировать зеркало Лазератора труда не составляет, но лишь его творение способно отражать идеально, в полную силу. Да, круто с ним обошлись…

Полнолуние. Пришлось подождать, пока Луна поднимется в зенит. Она тоже как зеркало, только тусклое… Заглядываю в отражатель, и 2.6 секунды спустя мое изображение, увеличенное до невероятных размеров, достигает Луны. Устанавливаю на место смеющегося толстяка — миниатюрное создание Куклы. Глаза у него загорятся от прикосновения, он задвигает челюстями, и Луна начнет тяжелеть! Землю мягко стронет с орбиты, оттолкнет от Солнца… Сложные математические формулы давным-давно просчитаны Бароном Эфира. На Земле наступят холода, мое могущество станет очевидным, и народы мира падут к моим ногам.

Это не первый мой план захвата мирового господства, и даже не десятый. Если бы все получилось, я был бы в Бруклине, с Лили. Со стороны выглядит нелепо: тайная крепость, шлем, накидка, армия роботов… Я умен, ужасно умен — но главный вопрос остается без ответа. Если спросят, не найду, что сказать. О чем я думал? Как оказался на стороне чудовищных злодеев?

Двенадцатая камера показывает, как приземляются «Чемпионы»: Дева и Эльфина плавно опускаются на землю, точно ангелы с картин эпохи Возрождения. Остальные выпрыгивают из люков; Черный Волк в серо-черном маскировочном комбинезоне, рисуясь, десантируется из кабины. Похоже на вечер встречи выпускников школы Петерсона, который никто из нас никогда не посещал… Но где же Лили?

Дева устраивает инструктаж — пытается подбодрить их перед тем, как все разделятся на группы. Параболические микрофоны кое-что улавливают.

— Вы профессионалы. Герои! Да, с нами нет Сполоха! Но Доктор Невозможный — обычный ученый! Он обязательно проиграет!

Теперь понятно, что они обо мне думают. «Обязательно проиграет»? Мило… С ухмылкой смотрю на пульт управления, качаю головой. Хорошо смеется тот, кто смеется последний. У меня, между прочим, очень приятный смех.

Они хотят застать меня врасплох, но камеры все замечают: Торжество Радуги направляется в джунгли; Дева и Эльфина взлетают в воздух; Черный Волк несется по развороченной посадочной полосе; киборг поворачивает в противоположную сторону. Мистер Мистик отступает в тень и растворяется. Что-то мелькает на мониторе девятой камеры… Тайное оружие?

Нажимаю кнопки — огоньки на панели оживают: море красных, с небольшими вкраплениями зеленых. В прошлый раз не все разрушили, и за двое суток я успел отремонтировать и восстановить большинство ловушек, роботов и сенсоров.

Всех «Чемпионов» не остановить, да и необязательно. Молот приятно оттягивает руку. Хочется произнести волшебное слово, но неизвестно, сколько силы осталось в загадочной кувалде. Молот поврежден, но еще действует — я проверял. В нем кое-что осталось — Сила Ра или Микки-Мауса, какая разница! У Фараона работало… Надеюсь, и у меня получится…

Пора выходить навстречу противникам. Я подготовил им теплый прием. Добро пожаловать на мой остров, придурки!




Глава восемнадцатая

Не лезьте без спроса, детишки


— Э… мы победили?




Мои дорогие «Чемпионы»! Добро пожаловать! К этому моменту я уже завоевал мир. Не волнуйтесь, пожалуйста!




Недобрый знак. Из колонок с шипением и реверберацией раздается записанный на пленку голос Доктора Невозможного.

В ушах звенит. Осколок шрапнели задел черепную пластину. Искусственная кожа оплавилась, как от взрыва гранаты, но я ничего такого не помню. Левое колено не гнется. Опираюсь о металлическую стену, пытаюсь проиграть ситуацию, но голова кружится. В оперативной памяти пробелы. С киборгами такое случается.

Вспоминаю рутинную процедуру диагностики и ремонта, заученную во время реабилитации. Я не механик, в технике не разбираюсь, поэтому пришлось вызубрить последовательность стандартных действий. Начинаю с головы. Проверка жестких дисков — в автоматическом режиме; мне надо проверить трубки, камеры и прочее — но для этого придется лезть внутрь.

Инстинктивно отворачиваюсь к стене, пряча лицевую панель, которая открывается вбок. Видно, сколько металла в моем черепе. Для вентилятора высвободили пространство размером с теннисный мяч… лучше не задумываться, что для этого удалили.

— Да, застали его врасплох, — раздается голос Радуги.

— Фаталь очнулась? — спрашивает Черный Волк.

— Перегружается, — вполголоса произносит Радуга.

— Я все слышала, — говорю я. — Что случилось?

Я приходила в себя дольше всех. По периметру круглого зала, высеченного в скале — семь камер, разделенных стенами футов пятнадцать толщиной. Последняя клетка пуста — похоже, она предназначалась для Лили. По крайней мере, нам видно друг друга… Громкоговоритель транслирует нескончаемую победную речь Доктора Невозможного. Он установлен слишком далеко — не разбить.

Камеры у всех разные. Моя отгорожена обычной решеткой, но стоит сделать шаг вперед, как что-то блокирует программу. Руки и ноги застывают в неподвижности; накатывает тошнотворное ощущение, точно я силюсь выйти из собственной брони; я едва не падаю, но гироскоп восстанавливает равновесие. Мне отсюда не выйти, даже если на карту поставлена жизнь… ха-ха, что, собственно, и произошло.




Поздравляю вас с очередной великолепно проведенной операцией. Вы наверняка поняли, что с могуществом Доктора Невозможного не совладать. Я управляю орбитой Земли посредством блистательно разработанного мной плана.




— У кого-нибудь остался коммуникатор? — спрашивает Радуга. Все молчат. — Однако!

Восемнадцать часов назад все было замечательно. Дикарь отлеживался в больнице, но Торжеству Радуги не терпелось броситься в бой. Ее настрой заразил всех. Вооруженные до зубов, мы набились в летательный аппарат — в силу разных причин все горели желанием разнести что-нибудь большое и красивое. Надоело разрабатывать секретные планы, собирать слухи по барам, тюрьмам и волшебным лавкам. Даже без Сполоха мы оставались величайшими героями в мире. Мы рвались в честный бой.

Остров не изменился — разрушенная база, слабо освещенная горсткой фонарей. Доктор работает под землей, куда герои не добрались в прошлый раз.

Мы разделились на группы захвата — классический прием. Помню, как Черный Волк с ловко забросил крюк на вершину скалы, и Торжество Радуги вскарабкалась по тросу. Дева сорвала крышку с вентиляционного отверстия, и Эльфина юркнула в главный зал. Мистик исчез у меня на глазах, сверкнув загадочной улыбкой. Я забрела в канализационный туннель, пробираясь по системе очистки стоков. Мои приборы великолепно обнаруживают почти все ловушки Доктора Невозможного: потайные двери, лазеры, сдвигающиеся стены… Главное — подыскать нужную частоту.

Крепость огромна. Часа через полтора послышались звуки ожесточенной борьбы. Я пронеслась через пару металлических галерей к главному залу управления. Мы загнали его в угол, скоро все будет кончено. Он всего лишь хлюпик-лаборант, сто двадцать фунтов веса.

Вмонтированная в левый глаз камера засняла сражение. Просматриваю запись: я вхожу в зал; ярдах в пятидесяти от меня — битва в самом разгаре. «Чемпионы» крушили все вокруг в кольце наступающей армии киберприспешников. Я добралась последней. Стало ясно, что на меня возложена последняя надежда мира.




Секунды три я наблюдала за происходящим. Дева — гнев Божий во плоти! — надвигалась на Доктора! Никогда в полной мере не представляла, что будет, если ее рассердить. Черный Волк уворачивается от удара, потом от энергетического разряда, изгибается всем телом, рассчитывая лишь на тренированность тела. Мистер Мистик нашептывает что-то непонятное, низкий и гулкий голос разносится по залу.

И тут Доктор всех сделал. Битвы не получилось. Радуга вышла из строя так неожиданно, что я не успела сдвинуться с места, включив спринтовую скорость. Примерно так Сполох разделывался с беспомощными ничтожествами, если судить по сохранившимся записям.

Вид у Доктора Невозможного был довольный. Он выглядел так, словно это — лучший день его жизни. В левой руке он сжимал новое оружие — молот; Мистер Мистик наколдовал какую-то жуткую ползучую тень, но та рассыпалась на мелкие осколки, коснувшись странной кувалды. Пули, удары, энергетические молнии — ничто его не брало; он словно сделался в сто раз сильнее. Ручкой молота Доктор пригвоздил Деву к стене, приподняв в воздух, как нашкодившего щенка.

Черный Волк озверел, словно с цепи сорвался. Он ловко пригнулся, перекатился и проскользнул под стеной огня бластеров, прорвавшись к Доктору Невозможному, но тот одной правой шандарахнул Волка прикладом лучевой пушки и свалил наземь. Доктор крутанул бластер на пальце и принялся поливать огнем Эльфину, которая уворачивалась, мельтеша быстрее колибри и сосредоточенно хмуря миленькое личико.

Невозможный опустил полузадушенную Деву на пол и перехватил копье Эльфины за рукоять. Я подумала: мой выход.

Комната поплыла — с предельной скоростью я устремилась в центр гулкого зала, уворачиваясь от роботов, как бегун по пересеченной местности. Все замедлилось; мои системы заработали на максимуме. Я поднырнула под стальной кулак кибернетического гоблина, навалившись на группу киберврагов помельче, как сброшенный с высоты холодильник. От удара брызнули осколки металла, пластика и стекла, но меня это не остановило. Пискнул датчик движения. Не глядя, я завела руку за спину — пуля с сердечником из обедненного урана остановила нацелившийся на меня беспилотный летательный аппарат. На этот раз — никакой резины. Как бы то ни было, но меня создали для таких битв. Воин нового поколения.

В шестидесяти футах от меня Эльфина лишилась копья — остальные «Чемпионы» были повержены. Я сбила с ног последнего защитника Доктора, перешагнула распростертое тело Черного Волка, намереваясь нанести решающий удар. Эльфина рухнула на колени, оглушенная ударом справа. Он поднял ее на ноги, но сил у феи не оставалось.

Тридцать футов… пятнадцать… Заметив мое приближение, Эльфина замерла, загипнотизированная надвигающейся катастрофой. Я наступала на своего создателя. Тактический компьютер просчитал битву, предсказал развязку через пять секунд. На встроенном дисплее отображалось с полдюжины костоломных сценариев захвата. Я театрально хрустнула костяшками пальцев.

— Доктор Невозможный! — рявкнула я. — Сдавайся!

Он поднял голову, но я уже зависла в прыжке, оттолкнувшись левой ногой — вот-вот обрушу рассчитанный компьютером, усиленный ядерной энергией, титаново-тяжелый пинок… Небесная кара.

Взгляд Доктора скользнул вверх. Он впервые меня рассмотрел. Левой рукой вздернув в воздухе Эльфину, он исхитрился улучить секунду, сдернул с пояса пластмассовый прямоугольник и ткнул в мою сторону: маленький черный брелок дистанционного управления, как будто от автомобиля. Доктор нажал кнопку — и все было кончено. Оставшаяся запись — крупный план исцарапанного мраморного пола. Невозможный — профессионал. Он знал наверняка, кто я и как работаю. Подготовился соответственно, в отличие от меня, и завалил меня в секунду. Я застыла, обездвиженная, точно Железный человек под дождем.




Первым делом я требую капитуляции всех правительств Земли через Совет безопасности ООН. Альтернативы нет. С юридической процедурой можно ознакомиться на моем веб-сайте.




В клетке напротив меня, на низкой каменной платформе размером в три квадратных фута сидит Эльфина, обхватив руками колени. Ее окружает холодное железо. Стены, дверь, пол и потолок украшены деревянными крестами. Копье прислонено к стене рядом с мечами Девы. Эльфина озирается, огромные глаза как блюдца.

— Что делать будем? План есть? — спрашиваю я.

Черный Волк шипит, кивает на стены. Прослушка.

Мне без разницы. Сердито смотрю на него.

— Ты уверял, что мы его одолеем!

— Ситуация нестандартная. Может, это вообще не он. Оборотень…

— Это не метаморф. У него жесткий скелет. Он самый!

— Он не воин, — горько шепчет Эльфина. Кто бы говорил…

Из глубины горного массива раздается низкий гул турбин, рев двигателей. Он собирается сбросить нас на Солнце? Безумец! Как нам отсюда выбраться?

Через две двери от меня Мистер Мистик, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту. Под ним в пустой клетке красуются особо прочные наручники.

Машины работают лихорадочно, на пределе. Дева спит, свернувшись в углу под янтарным светом лампы. Торжество Радуги не двигается, уставившись в одну точку. Она то и дело сглатывает, словно желая избавиться от неприятного привкуса во рту.

— От Лили что-нибудь слышно? — спрашиваю я.

Черный Волк смущенно пожимает плечами.

— Нет, с тех пор, как она взбрыкнула. Она с тобой не связывалась? Я по обычным каналам пробил, но без толку. Она умеет уходить от радара.

— Замечательно! — вклинивается Радуга. — Не напомнишь, кто ее пригласил?

На шее Черного Волка сплошной ошейник, приковывающий его к стене. Ни замков, ни цепей. Он даже сесть не может. Насмешка Доктора Невозможного над тем, что у Волка нет паранормальных способностей. Любой из нас расправился бы с этим ошейником в секунду.

— А кто предложил «разделиться»? Я, что ли?

Черный Волк пытается разорвать ошейник, но куда там…

— Вот и все. За брата с сестрой не отомстить. Черт!

Дева, не двигаясь, поднимает взгляд.

— Не надо, Марк. Мы все в одной лодке.

— Замечательно, Дева. Передохнула? Освободить нас не собираешься?

Она молчит.

Радуга достает что-то из мешочка на шее, глотает.

— Мои таблетки! Мне нужно принимать их каждые двенадцать часов. И вообще, я через семьдесят два часа умру, если хотите знать.




Воцаряется тишина. Мы где-то глубоко под разрушенной лабораторией. Слышен тихий шум океана.

В камере напротив меня Эльфина не двигается со своего мини-насеста.

— Что смотришь? — Она заметила мой взгляд.

— Ну… Эльфина ничего не может сделать? — спрашиваю я.

— Она из эльфов. — Голос у Черного Волка дрожит, вот-вот сорвется.

— Я не могу выйти за ограду, Фаталь. Меня не пускают символы и холодное железо. Я не выполню наказ Титании…

— Какой наказ? О чем ты? Почему до сих пор тянула, если торчишь тут несколько веков?

— Время не подошло. Я не… не уверена, что точно знаю.

— Тебя кресты держат? А как насчет Будды или Звезды Давида? Они так же действуют?

— Говорят, что Доктор Невозможный — еврей, — вставляет Радуга.

— Серьезно, тебе трудно оттуда вырваться?

Мне хочется надавить на нее. Хочется, чтобы она отреагировала как обычный человек, забыла свои сказки и вытащила нас отсюда.

— Не могу, — ровно произносит она.

— Это что, фобия? Ты боишься?

— Я из легиона Западных сидов. Мне неведом страх. Я подчиняюсь нашим законам.

— Фаталь? Не нужно… — устало просит Дева.

— Я не собираюсь умирать из-за фальшивой феи, которая не хочет пересечь воображаемую черту! Я знаю, что меня держит — это не выдумки!

— Ты не представляешь, о чем говоришь. Сама выйти не можешь, железная леди?

— У меня электронный блокиратор в голове — программы и микросхемы! Да, я такая! Воин нового поколения…

— За мною — двадцать поколений воинов. Чем ты гордишься? Что дает тебе право так пыжиться? Ты — бронзовая фигурка, отбивающая время в курантах Сент-Клеменса.

— Я — суперсолдат!

— Ты — никто!

— Фаталь, заткнись, — участливо добавляет Черный Волк.

Я разворачиваюсь к ним.

— Она — не фея! Никакая не эльфийка! Результат генетического эксперимента, инопланетянка… Хватит притворяться, феечка! Покажи свою истинную натуру, пока Доктор Невозможный не зашвырнул Землю в Солнце!

Все молчат. Никакой поддержки.




После вашей капитуляции я начну новый Ледниковый период — Эпоху Доктора Невозможного! Эпоху науки, чудес и, разумеется, моего полнейшего контроля над миром.




— Когда он заткнется? — вздыхает Радуга. Вид у нее неважный.

Меняю тему.

— Черный Волк! Ты говорил, ему для этого нужен источник энергии?

— Может, он блефовал. — Волк даже не смотрит в мою сторону.

— Однако тебя под орех разделал, — вставляет Радуга.

— О господи! — Черный Волк изображает подобострастный поклон. — Ты меня прикрывала?

Радуга показывает ему средний палец.

— У него было новое оружие! Молот все видели?

— Да. Что это за штука?

— На вид — волшебный.

— Мистик то же самое сказал, но Доктор его первым вырубил.

— Проехали, — бросает Дева. — Мы даже Сполоха не спасли.

Наш бесстрашный вождь. Дева сидит, поджав ноги, в глубине залитой янтарным светом клетки. Она свободна, ее ничего не удерживает. Доктор отобрал у нее мечи, но все равно непонятно, отчего она не разнесет камеру. Мне неловко спрашивать. Без мечей она как будто другой человек — хрупкая, удивительно юная брюнетка с зеленоватой кожей. Ее клетка рядом с камерой Черного Волка.

— Как мы ошиблись! Надо было позвать военных, как следует подготовиться… Мы точно на послеобеденную прогулку сорвались! Нужно было штурмовую команду…

— Да брось, Элен. Ты же видела, что Доктор Невозможный вытворяет с регулярными войсками. Мы-то как раз могли бы ему противостоять.

— Точнее, Сполох мог. Без него Доктор Невозможный нас уже два раза разбил! В первый раз — даже без костюма… Вот она, горькая правда: «Новые Чемпионы» — дурацкое название и дурацкая затея. Зря старались! — Дева с силой бьет по стене. Такой удар способен сокрушить бетон, но вместо этого раздается глухой стук.

— Легко сказать, мисс Громобой. А остальным что было делать?

— А мне что? Ты хоть раз подумал, отчего я не шла в «Эскадрон»?

— Только не начинай! — вскидывает он руку в черной перчатке.

— Неужели ты не догадался? Сполох знал, интуитивно чувствовал… Мы на свидание сходили, и он понял! После этого обходил меня стороной… Расист проклятый!

— Может, не стоило с ним спать? — говорит Волк глухо и горько. Он умен; понимает, что мы слушаем. Похоже, ему все равно.

— Помнишь, что стало с моей матерью? — спрашивает Дева.

— С твоей матерью?

— Ну… с инопланетной принцессой? — едко добавляет она. — Помнишь? Первая жена Громобоя? Типичный брак супергероев: он спасает ее планету, она возвращается к звездам.

— Знаю. Но…

— А ты подумай. Она не человек, хотя внешне похожа. Она даже не млекопитающее! Все воспринимают мой человеческий облик как должное… А у меня руки слишком крупные. И уши! Потому и волосы длинные… Меня вообще не должно быть! На родине мамы хорошо развита генетика; ее отец, крупный ученый, предложил свой опыт и знания в качестве свадебного подарка. Я — результат клонирования генетического материала Громобоя; пол мне поменяли, чтобы было не так заметно, добавили несколько характеристик матери… Во мне меньше человеческих черт, чем кажется на первый взгляд. Поэтому меня все время тошнит… У меня странная энцефалограмма, необычная группа крови — единственная в своем роде; я — дальтоник по красно-зеленому типу. Ты об этом знал? Отец скрывал, как мог… Меня воспитали как человека, но мать-то — инопланетянка! С зеленой кожей, огромными глазами и холодным прикосновением… От нее всегда пахло корицей. Она обожала плавать. Когда мне исполнилось девять, она вернулась на родину — унаследовала престол. Мы говорили друг с другом по-английски, с помощью гиперволнового коммуникатора. Я так и не выучила ее язык… он очень сложный для людей; я очень старалась, но усвоила лишь несколько слов… Сначала думали, у меня нет суперспособностей. Отец держал меня в строгости. Я училась в частной школе, под выдуманным именем до одиннадцатого класса! Я его ненавидела! В шестнадцать лет, уже в школе Петерсона, вышла во внутренний двор и завопила. Побила окна. Регина, сволочь, разозлилась… По ночам я летала над городом в облаке света, а утром притворялась скромной секретаршей. После «Чемпионов» я так и осталась Девой, хотя понятия не имела, какая она на самом деле… Ну, когда не спасает людей… Больше всего я хотела вступить в «Супер-Эскадрон»… Между прочим, у меня до сих пор есть титул. Я по-прежнему принцесса. Мать правит океанической планетой в далеком космосе, так и в паспорте записано. «Супер-Эскадрон» не принимал к себе инопланетян. Я засыпалась на самом обычном анализе крови.

— Это ничего не значит. Во всяком случае, для меня, — спокойно говорит Черный Волк. Он наконец что-то понял — недостающий кусочек. Сполох все понял сразу — увидел экстра-зрением.

Дева слабо показывает на лампы над головой.

— Излучение ее солнца лишает меня силы. Доктор специально включил эти лампы. Он про меня все знает. Посмотри фактам в лицо, я — ошибка природы.




Да, в наступающей эпохе я стану править вашей ничтожной планеткой, это — мое право! Я буду строг, но справедлив, и, в первую очередь, рационален. Я с удовольствием сохраню вам жизнь, чтоб любоваться вашим полным и окончательным поражением!




Эльфина, встрепенувшись на своем насесте, заводит непривычно длинный рассказ.

— Знаете, как меня нашли? В голодном обмороке… Охотники решили, что им повезло.

— О боже! — восклицаю я от неожиданности.

Она вздрагивает.

— Я родилась в двенадцатом веке от вашего Рождества Христова, и я — последний эльф в этом мире. На заре семнадцатого века Волшебный народ покинул мир людей, а меня оставили… Титания не стала объяснять, почему — не могла или не хотела. Одинокая фея в лесах Англии.

Она садится на корточки и продолжает:

— Шли годы, столетия, дичи в лесах поубавилось, желуди утратили аромат, а роса стала безвкусной. Одиноко бродила я в чаще, где не было ни странствующих рыцарей, ни заблудших дев… тянулся девятнадцатый век, за ним пришел двадцатый. От леса остались чудом уцелевшие рощицы, испещренные грунтовыми дорогами и линиями электропередач; над головой трижды в день пролетали самолеты; ревели машины на автострадах — там, где когда-то на сотни миль вокруг простирался прохладный, молчаливый лес. Я привыкла к автомобилям, проносившимся за деревьями. Оленей сменили белки; от волков остались смутные воспоминания. Однажды днем меня заметил мальчишка в красной парке — я приникла к водосточной трубе, напиться… Я все ждала, когда мне откроется план Титании; отправилась на север, все дальше и дальше. Поздно ночью переходила дороги, пробираясь к открытой земле, сбивая босые ступни об асфальт. Однажды попала под машину. На службе у Титании ранений хватало: мне были знакомы и ожог холодного железа, и укус свинцовой пули, и вспышки выстрелов… Слепящий свет, удар, подбросивший меня в воздух, — такого не доводилось испытать. Я без памяти ринулась в чащу, и упала на землю, сотрясаясь всем телом…

Смотрю по сторонам: все молча слушают. Похоже, Черному Волку история хорошо знакома. А вот Радуге — нет. Но Эльфина обращается ко мне:

— Я голодала. Истончилась даже по меркам фей — остались лишь длинные ногти и серебристая кожа, обтянувшая полые птичьи кости. Рыбы не было. Я жевала крапиву, запивая затхлой водой из ручья, а зимой разоряла беличьи припасы. Летними вечерами смотрела на редкие звезды, пробивавшиеся сквозь свет городских огней, и грезила о былых охотах. Шел 1975 год… слишком поздно для истинной английской феи. В оцепенении брела я по лесу, насквозь просвеченная сиянием луны. Я таяла… Ранней весной упала в обморок, несколько часов пролежала на дне дренажной канавы, пока внезапный ливень не смыл меня с холма. Охотники из Бервикшира заметили меня, распростертую у ручья, без сознания… Стоял ясный полдень; они были в подпитии, а тут вдруг — крошечная женщина в сорочке, четыре с половиной фута ростом, нечеловечески изящную даже во сне. Один решил рассмотреть поближе — должно быть, не заметил ни крыльев, ни ногтей… Как сказано в полицейском протоколе, я появилась на шоссе около полудня — нагишом, вся в крови. Не знаю, что произошло. Только один католический священник понял, в чем дело, узнав, что представительница Волшебного народа замечена посреди автомагистрали через триста лет после последнего появления эльфов… Он спешно увел меня в дом, раздобыл мне одежду, нашел помещение, где не было ни крестов, ни холодного железа; позвонил настоятелю, который разыскал в архивах Ватикана исследователя, разбиравшегося в подобных вещах. У католической церкви долгая коллективная память. В двенадцатом веке один из священников столкнулся с Волшебным народом и на церковной латыни изложил для христиан правила поведения в случае контакта с феями и перечислил формы обращения к эльфам. Между прочим, документ до сих пор имеет силу, невзирая на Второй Ватиканский Собор. Священник обратился ко мне с предписанными речами, и я отозвалась на языке древнего договора, словами, заученными при Генрихе Втором… Мне дано было два задания: защищать честь Волшебного Народа и выполнить порученное, когда придет время. Но ни Титания, ни те, кто заключали этот договор, ничего не знали мире, в котором я оказалась… Я стала чудесной, но кратковременной сенсацией. Интерес прессы поостыл — не вечно же показывать меня в ток-шоу или снимать для журналов. Вернуться в лес, прозябать на обочине я не могла. Но я ничего не умела — ни снять квартиру, ни найти работу, ни жить в городе. Я — фея, но не в силах служить Титании… Дева нашла меня, предложила мне занятие. В моей жизни появился смысл. Я стала супергероиней.

* * *


— А ты как начинала?

Я сама ищу ответа на этот вопрос. Дева смотрит мне в глаза, в янтарном свете сложно разглядеть выражение лица.

— Вам это неинтересно, — отрезаю я.

— Что они с тобой сделали? — спрашивает она странным голосом.

С минуту молчу, не в силах собраться с мыслями.

— Я тоже была супергероем, не долго… В Управлении было проще. Все не так, как обещают вначале. Киборгу сложно в одиночку, по собственному опыту знаю. Я вешу почти пятьсот фунтов. Одежды подходящей не найти. На велосипеде не прокатишься. В ресторане не пообедаешь, да и стулья веса не выдерживают. Особая еда; лекарства, чтобы тело не отторгало импланты; вдобавок, я часто болею — угнетенный иммунитет. Вот и все, что я знаю. Во мне есть системы, которых никто не понимает. Я не автомобиль, который можно отозвать, если в нем что-то не так. Я — в единственном экземпляре.

Рассказывать не хочется, но я устала держать все в себе. Слова рвутся наружу:

— Когда мне сообщили, что я должна сама о себе заботиться… Легче было умереть. Лаборатория в Огайо, где проходило мое техобслуживание, моментально закрылась — наутро от нее и следа не осталось. Я пыталась отследить их активы, но компания никогда не существовала.

Все, больше ничего не скажу, хватит. «Чемпионам» незачем знать, что у меня нет мужчины, что я не могу иметь детей (вместо матки — ядерный реактор). Я лелеяла безумную надежду, что Доктор Невозможный сможет починить меня, сделать прежней. Как же я ненавижу этот кусок металла! Так ненавидят лишь собственноручно созданную часть себя…




Подумайте над своими ошибками. Над проступками… над противостоянием Доктору Невозможному! А-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха-хааа!

* * *


Дева выглядит чуть получше, но свет по-прежнему глушит ее способности. Они тихо переговариваются с Черным Волком. Им не впервой попадать в переделки.

— Все будет хорошо, — отвечает Волк на мой взгляд.

— Да неужели? Начинается новый ледниковый период; Землей будет править злобный болван! Что в этом хорошего?!

— Есть у меня запасной план. Подкрепление.

— Подкрепление? Кто — Громобой? «Супер-Эскадрон»?

Черный Волк качает головой.

— Тебе и впрямь все в новинку? Его так просто не похоронишь…




В громкоговорителе раздается треск; звучит голос Доктора Невозможного — речь начинается сначала.




Мои дорогие «Чемпионы»! Добро пожаловать! К этому моменту…




— Вот гад! — с чувством произносит Черный Волк. Дева неожиданно улыбается, тихонько хихикает. Мы разражаемся дружным хохотом, мы — команда. Вдалеке раздается гром.




Глава девятнадцатая

Но прежде, чем я вас убью…


— Ну-ну. Сполох! — Я всю жизнь ждал этого момента.

Сполох обвис, прикованный к центральной колонне. Дурачок притворяется спящим, как будто я тут с ним в игрушки играю! Чего уж там… Жаль, конечно — лучше б посмотрел, потому что такого больше никто не покажет! Очень эффектно.

Я говорю, но мысли сосредоточены на захвате мира.

— Ныне, когда ты повержен, когда твои старания пропали впустую, когда ты целиком и полностью в моей власти…

…Ныне, когда ты не сможешь меня остановить, когда на тысячи миль вокруг никто не придет на помощь, когда у тебя нет шанса вырваться, когда ты окончательно и бесповоротно проиграл…

Несмотря на то, что мой опыт провалился.

— Ныне, когда все армии мира беспомощны против меня, моих лазеров, силовых полей и армии солдат-роботов с силовыми полями и глазами-лазерами!

Несмотря то, что девушка досталась не мне.

— Ныне, когда ты потерпел ужасное и абсолютное поражение, когда я сокрушил тебя, напрочь и безвозвратно! Ныне, когда я буду править всеми, навечно!

— Ныне, когда я победил!

Несмотря на то, что я никогда не буду тобой.

Да, он инсценировал свою смерть! Не знаю, как. Ничего, расскажет, как миленький.




Генераторы — средоточие силовых линий, протянувшихся далеко за лунную орбиту. Они создают гравитацию и обеспечивают превосходное отражение энергии. Я один вижу всю схему, ощущаю размах проекта — огромный сумрачный галеон, бесконечно медленно и тяжеловесно разворачивающийся в высоких морях эфира, направляемый бесчисленными потоками.

Это происходит не с наскока, а посредством постепенного и неуклонного приложения импульсов. Фантастический математический расчет, причудливое уравнение эпических масштабов, изменчивая матрица углов наклона, скоростей вращения, сопротивления сдвига… Управлять дрейфующей в космосе непостижимо тяжелой глыбой из камня и глины, с морями и океанами, автобусами и роялями — все равно что муравью толкать океанский лайнер, хвосту вилять собакой весом в миллионы тонн. За спиной возвышаются шеренги машины, ряд за рядом, уходят к потолку, теряющемуся в вышине.

Все было бы готово много лет назад, если бы мне дали завершить тот ранний эксперимент. Если бы не вмешались всякие придурки! Если бы я дописал свою диссертацию! Нет, сначала требовалось избавиться от тебя, враг!

Завитки энергии вскипают, заряжая пять вспомогательных маховиков, и конструкция приходит в движение, потихоньку проворачивается, сталкивая Землю с орбиты, аккуратно, чтобы не разорвать на кусочки. Постепенно, почти незаметно, мне подчиняется огромная глыбина, весь космический часовой механизм. На миг я оказываюсь в центре вселенной, я — точка опоры…

Но, Господи, как же мне плохо!




Когда прозвучал сигнал тревоги «Личный враг», я не поверил своим ушам. Сигнализацию я установил давным-давно, для наблюдений за сверхтяжелыми и быстродвигающимися объектами размером с человека. Иными словами, из-за него.

Следовало догадаться, после показной шумихи, слезливого представления. Наверняка гроб был пуст. Кое-кто, разумеется, все знал и тайком хихикал надо мной… А ведь я им поверил! Я, Доктор Невозможный! Меня одурачили придурки с карликовым интеллектом! Все было настолько очевидно… Ничтожествам приходят в голову именно такие дурацкие идеи, вроде притворного обморока. Или придуманной личности. Будто мы вас в лицо не знаем.

Наверное, он надеялся меня выманить. С ним больше не хотели сражаться, вот он и заскучал. Его существование изменяет реальность. В нем нет ничего нормального! Его сенсорный аппарат уменьшает число вещей, которые можно провернуть в его присутствии.

Сигнал тревоги предупредил меня за полтора часа до его появления — за это время надо было все пересчитать; мой невероятный интеллект заработал в полную силу. Великолепно! «Чемпионы» по сравнению с ним — низшая лига, детский сад. Победить их в отсутствие Сполоха — почти мухлеж.

Знаете, каково противостоять таким, как он, «абсолютно непробиваемым»? Он силен, стрелять в него бесполезно — все равно, что фонариком посветить. За прошедшие годы Сполох сделался сильнее, материальный мир для него — что туман.

Необходимо несколько уровней защиты. И фокус. Мне случалось биться с Бегуном, скороходом «Супер-Эскадрона», которому нипочем были трение, атмосфера, сила инерции и прочее, которую мы наивно называем законами физики. Тело его терялось в центре беспрестанного вихря, движущегося с огромной скоростью — так глаз не различает крыльев колибри или вертолетных лопастей.

Я столкнулся с ним в Берлине и придумал новый класс защитных приемов, могущих противостоять его способностям: проволочные ловушки, газы, фиксирующая пена, особые зоны в здании, которые можно было мгновенно запечатать и наполнить всевозможными ядами, звуковыми вибрациями, осами-мутантами… Что-то должно было сработать. Бегун потеряет сознание и остановится, низвергнутый из воздуха, точно пленный дух.

Сполох представляет такую же угрозу, если не больше; кроме того, ему известны мои прежние трюки. Дымовая шашка и зеркальный лабиринт не пройдут. Никому не одолеть Сполоха в честном бою… С ним никто не сравнится — во всяком случае, на Земле.




Он мягко опустился средь руин двора. Никто его не ждал. В подобных ситуациях приспешники не помогут. Уж мне ли не знать!

— Ничего себе! Горничную пора увольнять.

Вот болван.

Несколько минут я наблюдал за ним в тишине, потом зажег огни. Он не удивился. Неторопливо осмотрелся. Если б знал, где я — пробил бы прямой ход, рванул бы сквозь породу со скоростью сто миль в час… Но нет, он собирался разыграть пьесу до конца… так же, как я.

Он разленился — уж это-то я заметил. Рентгеном окрестности просвечивать не стал — ему ничто не повредит. Взрыв первой мины прокатился дальним громом, сотрясая здание. На экране Сполох невозмутимо промолвил:

— Почти попал.

Я склонился к микрофону. Пора поговорить начистоту.

— Ты знал, что тюрьма меня не удержит! Ты знал, что я вернусь. Я Доктор Невозможный!

Надо же хоть чем-то время занять.




У каждого героя — своя биография, свой исток. Так принято. Огненная вспышка, несчастный случай, вызвавший чудесное превращение… Откуда появился такой, как ты, Сполох — безбожно сильный, совершенный? Знаешь, ты даже не постарел. Наверняка проживешь тысячу лет! Одни считают тебя инопланетянином, другие — Каином, неприкасаемым, осужденным бродить по Земле. Может, ты из будущего? Из безысходного будущего, как Лили, ты явился, чтобы исправить прошлое? Бывал я в будущем, в самых разных будущих, и нигде не встречал подобных тебе — только тебя самого. Я видел варианты будущего, где ты стал злодеем, перешел на мою сторону… и варианты будущего, где ты правил, словно король. Я видел альтернативные реальности, в которых несчастный случай, наделивший тебя могуществом, происходил с Эрикой, с профессором Берком, с твоим соседом, но никогда — со мной.

Это величайшая загадка в мире. Я был везде, я испробовал все, чтобы разгадать тайну твоего превращения, твой глубинный секрет. Сколько воды утекло… Помнишь семинары профессора Берка? Ты ведь не особо стремился стать ученым. Все давно забыли о дзета-луче. Но я ничего не забыл.

* * *


— Хм… чую ловушку. — Сполох просунул голову в дверной проем.

Двери захлопнулись, комнату окутала кислотная дымка. Разумеется, ловушка. Тут везде ловушки понатыканы! Мощные лазеры осветили коридор зловещими зелеными и красными лучами. Прокатились звуковые волны, за ними — микроволны. Он смерил их оценивающим взглядом и распахнул очередную дверь.

— Это все, что ли?

Часто гадаю, что сделал бы Эйнштейн. В школе Петерсона у меня в комнате висела фотография Эйнштейна с подписью «Воображение важнее знания». Эйнштейн был умен, почти как Лазератор, но чрезмерно перестраховывался, хотя в него и не швыряли абордажный крюк.

Думаю, что ему бы понравились мои изобретения. Впрочем, моих работ не видит никто, если только результат моих усилий не взмывает над Чикаго.

Ловушки — на каждом шагу, но Сполох преодолевает их, как сказочный герой. Я заморозил его в глыбе льда, но он растопил лед. Лаву он остудил дыханием и разбил вдребезги. Электричество, отравленные дротики, черепа вуду… На всякий случай пробую все! Лазеры оставляют на его коже красные полосы, которые исчезают через несколько секунд — странный побочный эффект. Сполох теряет терпение. Это мы уже проходили.

Он проходит сквозь последнюю дверь, отбрасывает плечом провода под током. Идея с парализующими электрическими разрядами не сработала.

Между нами только воздух. Я всего лишь в шестидесяти футах от него, на троне.

— Привет, Сполох. Все умничаешь?

— Тебе это не сойдет с рук, — рычит он.

— Ладно, не выпендривайся! Уже сошло. Ты безвременно почившего изображал, вот и пропустил.

— Я тебя в порошок сотру!

— Ну, давай. Приступай. Бей!

Он ринулся вперед, по ступеням, мчится, готовится нанести удар, способный расколоть алмаз. Кулак беззвучно проходит сквозь голограмму; в лаборатории звенит смех.

— Прости. Не смог удержаться.

Свет загорается над настоящим троном. Едва успеваю поднять руки, как он нападает.




Где мы только не сражались — под водой, в космосе, в горящих машинных отделениях и на взрывающихся космических кораблях, в древних храмах, на Марсе и в центре Земли. Всякий раз я проигрывал.

Победа бывала так близка! Но источник его силы — очень мощная штука, причудливое завихрение дзета-энергии, в котором я пока не разобрался. Сполох двигается так, как будто одновременно обладает и сверхъестественной плотностью, и невесомостью мыльного пузыря. Физики теряются в догадках.

В начале нашей борьбы я бросал против него роботов и лазеры, огромные машины; нагромождал железо, надеясь измотать противника. Он разбивал все вдребезги. Я творил металлических монстров, но Сполох неизменно оказывался сильнее.

В семидесятые я действовал изощреннее, стал применять психологические методы, брал заложников, похищал его закадычных друзей, женщин и собак. Мы с Эрикой часто были вместе — в поездах, в пещерах, но она ни о чем не догадывалась — я всегда носил маску. Сполоха можно было обмануть, перехитрить с помощью зеркал, наркотических препаратов или безумных логических построений; ввести в заблуждение двойниками-андроидами, голограммами, телепатией и мозголомными приборами — но лишь на время. Когда морок рассеивался, я неизменно попадал под его тяжелый кулак.

В восьмидесятые я взял на вооружение магию и новую кибернетику. Ничего не помогало — он разбивал меня в пух и прах. Я вынослив, но сколько же можно меня бить? Всему есть предел… Недаром цель моей карьеры — доказать, что я лучше, чем он.




Скипетр тут же вылетает, вырванный из рук точным ударом, скользит по мрамору пола. Не беда — жезл работает на дзета-энергии, бессильной против Сполоха. Заношу кулак, но он перехватывает руку и лупит по шлему. В накидке сложно драться, но я не стану подыхать в футболке и джинсах! Выхватываю бластер, палю по врагу — дань традиции. Что, горячо?

Его можно ранить, пустить кровь. Какой-то инопланетянин однажды вызвал его на бой, и драка закончилась неслабым фингалом. Как-то раз я ему, кажется, нос сломал.

Он с треском переламывает бластер, хватает меня за ворот и швыряет о стену. Пролетев футов тридцать, я падаю. Дыхание восстанавливается не сразу. Он озадачен, удивлен, словно спрашивает: «К чему все это?». Снова наступает.

Сплетение тел. Беспорядочная возня, напряженное сопение, сила против силы… Он пыхтит мне в щеку. Вот так всегда — несмотря на все предосторожности, ловушки, заградительные уровни, хитрости и уловки! Во рту — знакомый вкус крови, пота и поражения.

Сполох остается сильнейшим из моих соперников. Он пытается взять меня в замок, но я выскальзываю, едва не задохнувшись под накидкой. Швыряю парочку бомб ослепляющего действия, чтобы выиграть время.

Целюсь в глаз, но попадаю в мрамор. Он слегка отводит голову.

— Наигрался? — спрашивает с вечным сарказмом, со всегдашней насмешкой. Даже не вспотел.

Улыбается, туманится рябью, и я пропускаю незамеченный удар. Падаю на четвереньки. Поднимаюсь… Комната не то, чтобы вращается, но покачивается. Шрам, которым он меня когда-то наградил, слегка покалывает — я начинаю волноваться.

Глаза его на миг меняют цвет, и верхний слой накидки начинает тлеть. Срываю плащ, выпрямляюсь. Он пытается схватить меня за горло, я перехватываю руку, швыряю его через голову на ковер. Вытаскиваю Молот Ра.

Зря я столько ждал… Прикоснувшись к молоту, я ощутил его мощь. Он сломан, но оставшейся энергии хватит на то, чтобы на несколько минут дать мне неуязвимость.

Шепчу невоспроизводимое слово — из молота в меня истекает, переливается сила. Я становлюсь быстр и легок; мир замедлился. Ощущаю каменную мощь мышц. Замечательно, хоть и жульничество. На мгновение Сполох — это я. Я лучше Сполоха. Я — Доктор Невозможный!

Он пытается встать, но я бью его в челюсть, и он отлетает к двери. Зал гудит от удара. Он слегка удивлен, не ожидал от меня такой силы. Он привык к победам, он не ждет сюрпризов, но — пока — не боится.

— Привет от Нельсона Джерарда!

Спрыгиваю со ступеньки, замахиваюсь, луплю сильнее. Бабах! Эхо мечется под сводчатым потолком. Он чувствует то, что неизменно происходит со мной за две минуты до очередного ареста. Сполох оглушен, пытается прийти в себя.

— Ш-ш… — Он явно хочет что-то спросить.

— Получил? Ну, и кто теперь непобедимый?

Удар — и он отлетает к противоположной стене. На лице его появляется невиданное, ошалелое выражение. Я почти достал его. Он начинает усваивать урок — как я в свое время. Учусь и я. Зачем нужны сложные устройства, если дело всегда заканчивается кулачной дракой. Бум! Герои мне неустанно демонстрировали, как это происходит. Почему я не обращал внимания?

Он еле стоит на ногах. С трудом вздымает руки, пытается сжать кулаки. Я выжидаю. Раз, два, три, бум! От кого ты получил первый удар, Сполох? От меня!

Я колочу его, вытесняю во двор. Заряд силы слабеет. Наконец он теряет сознание. Единственный, идеальный миг триумфа — я победил весь мир.

Тащу его назад, в лабораторию, приковываю к колонне. Другого места для него нет.




— Ты уже очнулся.

Сложно обездвижить существо с такими способностями. Времени на это ушло немало.

— Ладно. Притворяйся. Хотелось, чтобы ты увидел, как я стану величайшим суперзлодеем всех времен. Открой глаза! Вот он, я!

Наконец он разлепляет веки.

— Нравится? Мое лучшее творение. Не ценишь ты меня. Кроме тебя, этого никто не увидит.

Он молчит.

— Нечего сказать? Ну, хорошо.

Он раздраженно вздыхает, точно я ему ужасно надоел. Негромко замечает:

— Ты хоть объясни, в чем дело.

— А что? Интересно стало? — спрашиваю я задумчиво. Иногда приятно быть злодеем. — Так вот, у меня тоже есть суперспособности, можно было твоим путем пойти. Представляю даже, как это было: на заходе солнца (летом часов в восемь), дома, где-нибудь в Нью-Йорке, разминаешься, ждешь, пока улицы опустеют. Открываешь окно нараспашку. Ступив на подоконник, выглядываешь на улицу. Наклоняешься, высовываешься, одной рукой держась за раму, вытягиваешься всем телом и виснешь. Повисел. Ночной ветер проникает под футболку. Полная луна освещает город, манит к себе. Лезешь, цепляясь за щели в стене, точно по лестнице. Пара пустяков… С крыши смотришь на город, вдыхаешь его запах. Воздух — как теплая ванна; резкий соленый ветер дует с залива. Разбегаешься, перепрыгиваешь на здание через дорогу. Между домами — пятнадцать футов, до земли — пять этажей; ни о чем не думаешь, отталкиваешься от края, лениво кувыркаешься в воздухе, приземляешься, раскинув руки, даже не пошатнувшись. Идеально! Несчастный случай дал новые способности, но и старых не лишил: ты силен, стремителен; мускулы — как пружинная сталь, кожа — словно тефлон… Вырабатываешь ритм: десять шагов — прыжок; движешься к центру города. Для разнообразия виснешь на карнизе, раскачиваясь, как на турнике… Преодолеваешь с полмили, не касаясь земли; светишься золотом в косых лучах закатного солнца… Бродишь ночами по городу: Гарлем, Сохо, Уолл-стрит. Таишься над улицами, высматриваешь наркоторговцев и хулиганов. Упиваешься наслаждением, выступая из тени лестничных колодцев! Преступники не догадываются, что их ждет, насмехаются над тобой, но издевательские ухмылки сменяются воплями ужаса, а лица искажает гримаса страха. Вдобавок, невинные жертвы благодарят за чудесное спасение… Мои планы благодарностей не снискали… Да, для тебя все было по-другому. Ты умеешь летать. Ты поднимаешься с крыши ввысь, в теплый ночной воздух, паришь над городом, выискивая негодяев. Великолепное ощущение. Весь мир тебя обожает! За что? За то, что ты — в команде победителей! Но в этот раз не выйдет… Джейсон.

— Что? Откуда ты знаешь, как меня зовут? — встрепенулся он.

Занервничал. Ну, пусть поволнуется… Я наслаждаюсь каждым звуком.

— Надо же, удивился… Ты не задумывался, что с твоим старым приятелем стало? С тем, кто создал тебя и превратился в твоего злейшего врага? Неужели за все это время не догадался?

Он в недоумении.

— Кто ты? Неужели… профессор Берк?

Черт!

— Нет… Я тот, кто создал тебя, Джейсон.

Сполох озадачен.

— Не понимаю, о чем ты.

— Я отпущу тебя, если ты назовешь мое настоящее имя, договорились?

Он молчит. Ну, пора.

— А так? Вспомнил? — я снимаю маску.

Пусть смотрит — и я полюбуюсь на его озадаченное, глупое лицо. Наконец-то. Кажется, тысяча лет прошла!

— Прошу прощения… — нервно покашливает он.

— Из колледжа! Помнишь? Из школы Петерсона! Я — тот, кто за тобой увивался, пример с тебя брал! Тот, кто тебя создал! Победил тебя! Ну?!

Сполох медленно, растерянно качает головой. Не помнит.

— Ладно! Не важно. Когда я стану властелином мира, меня все узнают! Меня будут обожать! Все. Даже Эрика!

Жду, пока до него дойдет. Понимаю, что не оригинален. Это было так давно…

— Кто? — переспрашивает он.

— Эрика! — многозначительно произношу я. В глазах у него непонимание. — Вспомни! Журналистка…

Он сокрушенно качает головой.

— Ну да… То есть, я помню, кто она и все такое. Конечно. Откуда ты ее знаешь?

Господи! Нет, я не жду от него извинений. Отлично. Просто замечательно! Все мои устремления — впустую! В принципе, это не важно. Погоди, я сейчас — разрушу мир и вернусь.

— Все, ребята… — бормочу я. Берусь за главный переключатель. Гигантские двигатели надрывно ревут, гул нарастает. Похоже, Сполох слегка испугался.

— Доктор Невозможный, — продолжаю я. — Меня зовут Доктор Невозможный. Хоть это ты мог сказать? Джейсон, ты упустил шанс спасти мир. Другого раза не будет! Видишь — Луна стала больше? Эта ничтожная планетишка меня запомнит! Под моим настоящим именем — Доктор Невозможный! Полюбуйся — я захватываю мир! Ха-ха-ха… а-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

* * *


Смеюсь, но механизм захвата мирового господства чрезвычайно сложен. Сами попробуйте. Порабощение отдельных жителей и наций — мучительный процесс. Особенно раздражают острова. Есть, конечно, средства психического контроля и управления, но это весьма затруднительно… Кому интересно каждое утро всех будить и заставлять чистить зубы? С другой стороны, можно действовать через своих ставленников в правительствах крупнейших держав, но кому в таком случае достанутся лавры?

Пожалуй, самое надежное — сообщить, что способен уничтожить мир. Сам метод держать в секрете, понимая, что в итоге тебя свергнут, независимо от того, хватит ли тебе духа нажать на кнопку.

Но в этот раз захват пройдет по-другому. Дело в том, что Землю не требуется разрушать — достаточно ее охладить. Когда температура упадет, на десять-двадцать градусов Цельсия, лед поползет с полюсов, отражая тепло в космос, еще больше охлаждая планету. О глобальном потеплении можно забыть.

«Империя льда» — лучшая идея Барона Эфира, но реализую ее я. Засяду на царство в огромном ледяном городе, правители Земли будут у меня ежегодно тепло выпрашивать. Чтобы выжить, им понадобятся дзета-технологии — дополнительный бонус. Объясню Нобелевскому комитету, что делать! А самолюбование? Опять же, эстетическая сторона: ледяные замки, возвышающиеся над замерзшими городами; подземные пещеры, согретые термальными источниками; лыжные трассы; хвойные леса! Для пущего эффекта склонирую волков и мамонтов! Рождественский снег круглый год!

Менять привычный уклад совсем необязательно — добавлю несколько парадов в свою честь; переименую Нью-Йорк в Невозможнополис… или Невозможновиль? Построю парочку Эфироградов… А ради праздника всегда можно крутануть земную орбиту и устроить солнечный денечек. Я добрый.

После краткого спича для «Чемпионов» в клетках смотрю на распростертое тело у колонны. Кто же знал, что будет так легко справиться?

— Прощай, Сполох! Прощайте, горе-«Чемпионы»! — восторженно восклицаю я.

За спиной раздается покашливание. Я замираю от неожиданности.

— Рано радуешься.




Как она сюда проникла? Впрочем, Лили разглядеть непросто. Сполох оживился — как же, доблестная спасительница явилась!

— Привет, Джонатан, — говорит она. — Рада тебя видеть.

— Лили! Костюмчик — загляденье, — отвечаю дрогнувшим голосом. К такому я не готов.

На ней — форма «Новых Чемпионов». Насмешливо кланяюсь, сохраняя видимость спокойствия. Она пожимает плечами, приближается.

— Не двигайся! — Вкладываю в голос побольше жесткости. Вынимаю бластер, но не прицеливаюсь.

— Ладно, — вскидывает она руки в притворной капитуляции. — Мне подождать?

— Как хочешь. Меня не остановишь.

— Догадываюсь. Тебя никто не остановит, Джонатан.

— Для тебя — Доктор Невозможный. Предупреждаю, не пытайся освободить это чучело.

Патовая ситуация. Справлюсь ли я с Лили? Никогда не пробовал.

— Ты теперь с ними? Вот с этим? — спрашиваю я, кивая на прикованного Сполоха.

— Не надо так, Джонатан, — заявляет Лили, нисколько не смущаясь.

— Доктор Невозможный! Ты что здесь делаешь?

— Да так… Решила посмотреть, что происходит… Кстати, я ушла из «Новых Чемпионов» два дня назад. А ты чем занимаешься?

— Мир захватываю. Вечный снег и лед, единственный источник энергии у меня, и так далее. Присяга или смерть, на выбор. Между прочим, тебя это тоже касается.

Сполох следит во все глаза, ждет развития событий.

— Новый ледниковый период? Ну-ну…

— А что? Тебя знобит?

— Хотелось бы чего-то поинтереснее. Подумаешь, придумка Барона! — заявляет она.

— Заткнись! Это — Империя льда! Мой план сработает!

— Боюсь, не выйдет.

Лили делает шажок вперед. Я хватаюсь за бластер, но она не реагирует.

— Попался, Невозможный! — обрадовано хрипит Сполох. — Тебе конец!

— Заткнись, болван. Тоже мне, выискался… — небрежно бросает она в его сторону.

Носком сапога провожу черту на полу.

— Эй, без шуток, я зашвырну планету в Солнце! То есть, попробуй только подойти…

— Слушай, ничего личного, просто не хочется жить в ледниковом периоде. От имени и по поручению «Новых Чемпионов» спасаю сей мир… Отойди от машины!

Размахиваю бластером, не снимая руки с пульта.

— Попробуй только переступить черту! Я серьезно! Бластер заряжен!

Почему никто не боится моего оружия?

Она неторопливо приближается. Молота Ра на поясе холоден и безответен — камень на палке.

Лили сжимает кулаки.

— Ты что, серьезно? — Награждаю ее взглядом из серии «я за себя не отвечаю». — Последнее предупреждение! Сил у меня хватает.

Она пересекает воображаемую линию. Дальнейшего подробно описывать не стану. Замечу только, что мне хватило ума сдаться после пары ударов. Она привязывает меня к колонне, рядом со Сполохом. Жалко, что он все видел…

Лили даже не запыхалась.

Повернувшись к аппарату, она разглядывает его с интересом… и с некоторым сожалением.

Я пытаюсь оттянуть неизбежное.

— Награду зарабатываешь? Или рассчитываешь, что твой дружок вернется?

Она не обращает внимания, о чем-то задумавшись.

— А знаешь, что со мной случилось? Я думала, ты умный… — Она неожиданно обращается к кому-то из нас.

Голос низкий, расстроенный. Повернулась к нам спиной, раздумывает, что сломать сначала. Выдергивает провода. Гул турбин стихает диминуэндо. Тянет горелым.

— Барон Эфира задружился с Живым Алмазом. Я все еще писала, но зашла в тупик. Рассказы получались отвратительно, на жизнь пришлось зарабатывать статьями про супергероев. Меня считали подружкой Сполоха, только и всего. Хотелось нового подхода. Случайно узнала, где прячется эта парочка — они позвонили Сполоху, а я сняла трубку и записала для него адрес. Обулась поудобнее, захватила камеру и отправилась на заброшенную химическую фабрику; пробралась внутрь.

Она замечает зеркало Лазератора… Звенит разбитое стекло.

— Всю жизнь ждала такого шанса! Настоящая сенсация! Я зазевалась; меня заметили. Бросилась бежать, споткнулась и упала, скатившись с помоста в чан с какой-то дрянью… Вернулась домой, приняла душ, но в организме начались перемены, движение в крови. Появилась сила. Стоя у открытого окна, я смотрела на улицы, на белые дома. Начиналась весна, дул свежий ветер. Хотела позвонить Джейсону, но передумала. Внутри бурлило, тело раскалилось добела. От прикосновения загорелись шторы; босые ступни выжгли следы в ковре. Обнаженная, я медленно прошла по коридору, по гостиной, выбралась на уличный газон. Я изменилась, стала прозрачной и неуязвимой. Закаленная жаром кожа остывала, тело покалывало… Садилось солнце. Домой я не вернулась. …Мне досталось то, что было суждено. Затронь меня дзета-луч тогда — и я получила бы силу Сполоха… Ты никогда об этом задумывался? …Мне надо было принять решение, так же как и вам с Джейсоном. Ни к чему было оставаться неуклюжей Эрикой. Я стала Лили — спасительницей человечества из тридцать пятого века, девушкой из будущего без прошлого.

Она старательно крушит все детали, чтобы я не смог ничего починить. Я и так не смогу.

— Однажды я отправилась в будущее, туда, в Упадок. Знаете, где он начался? В Коста-Рике. Все из-за дурацкого молотка! Из-за того, что он сломался.

— Но… никакого Упадка нет! Я забрал молот. Я его загасил.

— Знаю. В итоге ты спас мир. Всего хорошего, Доктор Невозможный.

Лили целует меня в щеку, с улыбкой заглядывает в глаза. Застывает в проходе — дождь хлещет по спине — и растворяется в ночи.

Сполох смотрит ей вслед со странным выражением на лице. Похоже, задумался. Мне нечего сказать, и ему, видимо, тоже… Мы сидим на полу, привязанные к колонне. Тут нас и находят «Новые Чемпионы», выбравшиеся из подземелья.




Глава двадцатая

Девушка, которая справится


Сверху раздается шум битвы, мощные удары сотрясают крепость. Наконец, воцаряется зловещая тишина, которую нарушает лишь гул машин Доктора Невозможного. Звучат шаги, я готовлюсь к встрече со Сполохом… Вместо него появляется последняя из «Новых Чемпионов».

— Так вот где собираются лучшие люди! — восклицает Лили.

— Как ты сюда попала? — вскидывается Черный Волк. — Где ты…

— Да, выглядит подозрительно, но я не с ним. — Лили обводит нас взглядом. — И это еще не все, ребята. Насчет Сполоха.

— Он жив, — заявляет Черный Волк. — Фараон хотел его убить, но Сполох инсценировал свою смерть.

— Чего-чего??? — Дева первый раз в жизни захвачена врасплох.

Мистер Мистик что-то мычит сквозь кляп.

— Это он так сказал? — скептически интересуется Лили. — Кстати, Сполох только что проиграл. Доктор Невозможный его под орех разделал. Разбил напрочь.

— Погоди-ка! Сполох был твоим бой-френдом? Или ты притворялась? — Черный Волк сердится, видимо оттого, что его провели. — Ты работала на Доктора Невозможного?

— Вот еще! — морщится Лили. — Слушайте, так по-дурацки получилось. Я собиралась все рассказать, но не думала, что вы поймете. Знаете, что на самом деле случилось со Сполохом, вашим героическим другом?

Лили медленно обводит нас взглядом. Мне хочется напомнить, что моим приятелем он не был. Я с ним так и не познакомилась.

— Мы встретились на вечеринке в Лондоне — там всякие отмороженные персонажи собирались. Он из любопытства заглянул, с какими-то друзьями, я их не знаю. Я уже решила, что перейду на сторону героев, вот мы с ним и поговорили… На выходные он собрался в свое любимое местечко на Коста-Рике. Объяснил, что за пару часов перенесет нас туда по воздуху. В общем, я полетела с ним. Я же собралась стать героиней. …Короче, прибыли на заброшенный курорт — туда модно было девчонок возить. Оказалось, что это место облюбовал Фараон… Помните, был такой злодей в семидесятые? Весь накрашенный? Так вот, надвигалась битва героев, мое первое дело на стороне добра. Сполох вообще чуть со смеху не умер. Фараон — еще тот клоун, собственный саркофаг в музее не мог отыскать… В общем, мы со Сполохом собирались его скрутить, помариновать в тюрьме, а меня бы признали за героя.

— Постой-ка… Джейсон сказал, что это был Доктор Не… — Черный Волк ошарашено мотает головой. — Вот черт!

— Согласна. — Лили явно ждала подходящего момента, чтобы все это рассказать. — Мы разделились; Сполох оставил меня на холме, посмотреть на представление, полюбоваться работой профи. Наконец Фараон подустал, пару часов отмахав молотом. Зрелище незабываемое: золотой макияж нанести не успел, редкие седые космы спутались, пот ручьями стекал по бороде и доспехам. Я спустилась на берег, он посмотрел на меня понимающе. Мы с ним до этого встречались. …Что ни говори, а Фараон умел держать удар. Против силы Сполоха сложно выстоять, но молот делал Фараона абсолютно нечувствительным. …Мы частенько обсуждали, кто победит в битве силы против силы: Блокада или Живой Алмаз; Ник Напалм или Аквамарин; Бегун или Бриколер. Результат схватки Сполоха с Фараоном предсказать было не возможно… Как тут силу измерить? Дзета-энергия против магической реликвии. Мощь у Фараона была нешуточная, хоть его и считали шутом гороховым. Если б он захотел, вполне мог бы стать реальной угрозой. Короче, им предстояло всерьез помериться силой. Они сошлись… но что-то случилось. Что-то пошло не так. …Поле битвы растянулось на милю, заняло весь пляж. Молот сверкал на солнце, рубины на нем раскалились. Фараон держался на ногах лишь благодаря волшебству. На земле оставались кратеры от ударов Сполоха. С молота облезла краска, под ней виднелись резные символы. Сполох не волновался, скорее, недоумевал, что происходит. Злился, потому что не мог понять, отчего Фараон не сдается, да и кулаки болели от ударов. Ему надоело подставлять морду под Молот Ра, да еще на глазах у девчонки. …Потом Фараон, то есть Нельсон, ударил его в грудь, отбросил на несколько шагов назад. На Сполоха было страшно смотреть. Я поняла, что он убьет Фараона, побежала к ним. Сполох поднялся в воздух, неторопливо изготовился к последнему удару — к нокауту, сшибающему с ног. Он никогда не бил так по живому… Такой силищей можно сокрушить астероид, потопить корабль… Фараон отразил удар, но молот… сломался. Треснул. Послышалось шипение, хруст — звук шел отовсюду. Повеяло чем-то неземным, нездешним, как будто рядом был пришелец или бог. …Молот превратился в центр медленного взрыва, в холодный бутон отрицательной энергии. Он раскрошился; осколок вонзился в бицепс Сполоха, брызнула кровь. На глазах исчезало непонятное безумие, создавшее эффект неуязвимости Фараона. Энергетическая волна распространялась, коснулась меня. Свет и цвет смешались в центре пятна. Еще миг — и нас бы затянуло внутрь. Мне почудилось, что взрыв поглотит весь мир, наше измерение. Мистер Мистик, наверное, знает… Фараон закричал: «Беги!». Он бормотал свое волшебное слово, но ничего не действовало. …Летать я не умею, но бегаю быстро… Не знаю, чем все закончилось — оборачиваться не стала. Долину сковал лед, холод тянулся к морю. Казалось, пришел конец света… Раздался взрыв. Сполоха подкинуло на несколько миль вверх — наверное, ранило. Он отключился, я думала — умер. Видно, тогда он и решил устроить инсценировку. Или ты ему подсказал, Марк? Это в твоем духе…

Черный Волк пожимает плечами. Ничего себе…

— Я хотела рассказать, но боялась, что убийство на меня свалят, а мне хотелось побыть хорошей. Вы бы и сами обо всем догадались. Фаталь бы точно разобралась.

— И что теперь? — спрашиваю я. Мы проиграли или победили?

— Схожу-ка я наверх, помешаю этому идиоту захватить мир. Когда вы выберетесь, меня здесь уже не будет. Спасибо, что дали мне шанс погеройствовать.

— Лили… — вмешиваюсь я. Не хочу, чтобы она уходила. Она нам нужна…

Она поднимает копье Эльфины, просовывает сквозь заграждение.

— Вам меня не отыскать — и не пытайтесь.

Лили поворачивается к выходу. Я желаю ей удачи на прощанье — все-таки член команды. Она кивает и исчезает за дверью.

Эльфина поднимает копье, неуверенно его разглядывает. Я встаю, развожу руки.

— Давай! — говорю ей. — Я готова.

У меня возник план; все обязательно получится. Если она попадет в ту же точку, то сможет вытащить меня из ловушки. Наши клетки не так уж далеко друг от друга.

Эльфина прицеливается. Копье пронзает меня насквозь, шипы застревают в теле, но мне не больно. Она втягивает меня в блокирующее поле и мои системы отключаются. На секунду я теряю сознание… Прихожу в себя — я уже не в клетке, все взгляды устремлены на меня. Я — единственный герой в этой комнате; от меня ждут спасения. Сгибаю прутья клетки Эльфины, выключаю лампы в камере Девы, разрываю оковы Волка и Радуги. Превращаюсь в защитницу для угнетенных, несчастных, заблудших в дальних далях…

Мы выбираемся на поверхность. Все кончено, и Лили исчезла. Среди обломков разрушенных машин и осколков стекла валяется ставший бесполезным Молот Ра. Бой был серьезный…

К центральной колонне привязаны Сполох и Доктор Невозможный — величайший герой и величайший злодей нашей эпохи. На этот раз обоим нечего сказать.




После битвы Лили растворилась в дожде. У нее какие-то свои способы передвижения, потому что на острове ее нет — мы с Девой проверяли. Посовещавшись, решили ее не искать, и без того голова кругом.

Сполох меня разочаровал. Услышав гром, я надеялась на большее… Он, конечно, симпатичный, и даже выше меня. Вернувшись из мертвых, он не горит желанием общаться.

Впрочем, Сполох показал мне часть секретных архивов Доктора, где обнаружилась одна очень полезная вещь — досье, заведенное на меня «Протеоном»: фотокопия моего паспорта и прочее. Подробностей немного, но есть имя и медицинская карточка с результатами психиатрических обследований. Последняя раскрытая загадка.

В бумагах рыться некогда — пора улетать. Успеваю узнать о некоторых неизвестных мне технических усовершенствованиях. Нахожу и полный список имеющихся способностей (о многих я даже не подозревала), и биометрические данные, объясняющие, почему меня сочли подходящим кандидатом.

На отсканированных копиях отпускных снимков с трудом узнаю себя. Сходство с девушкой на фотографии минимально; в лучшем случае — сводная сестра. Она стоит в пушистом свитере, беспечно улыбается неизвестному фотографу; она полна надежд. Воспоминания о рождественских вечеринках, уроки французского в школе, да мало ли что еще — все это исчезло. Наверное, тогдашняя «я» была не очень счастлива. Сгружаю к себе базу данных.

На выходе натыкаюсь на Деву и Волка — милуются под дождем, точно школьники. Лицо у меня непроизвольно вытягивается, бледнеет — знакомое чувство, амнезия тут ни при чем. Внутри что-то сжимается; осознаю тщетность своих фантазий. Парочка выглядит очень романтично, но смотреть на них неприятно. Можно, конечно, рассказать им о Лили, о Докторе Невозможном… но им не до разговоров.

Они не обращают на меня внимания; я пытаюсь беззаботно пройти мимо. Все притворяются, что не замечают моей реакции. Эльфина проводит какой-то кельтский ритуал, празднуя победу; мы с Мистиком — единственные зрители. Он предлагает мне свой плащ, укрыться от дождя, но я отказываюсь. Мистер Мистик очень учтив и немного печален.

Радуга за ворот вытаскивает Доктора Невозможного наружу. Мы не готовы к отлету, и пленника отводят в сторону. Поникший Доктор в цепях грустно взирает на развалины своего логова. Дождь застит ему глаза; на лице блуждает странная улыбка. Он не изменился. На злодея не очень похож, особенно сейчас: без шлема, с растрепанными волосами и синяком под глазом.

Становлюсь перед ним — пусть рассмотрит хорошенько. Он уставился на меня. Хочется встряхнуть его, выпытать информацию… но что в таких случаях скажешь? У настоящего героя нашлась бы парочка заранее заготовленных фраз. Я речь подготовила, но никак не могу ее вспомнить. Он, надо думать, мой заклятый враг. Мой творец, мой спаситель, мой наставник и так далее. Все устройства, усовершенствования и импланты, все, что со мной случилось — побочный эффект его дурацкого, блестящего экспромта, плана, о котором мне ничего не известно. Он — это все моя жизнь… что тут скажешь?

Ответ находит мой боевой компьютер — глухое рычание переходит в рев, материализуется в жестокий хук справа. Металл моего тела отзывается эхом на удар. Должно быть, ощутимо. Сполох бы оценил. Доктор опрокидывается навзничь, с мокрых волос брызжут капли дождя. Торжество Радуги удивленно распахивает рот; раздаются аплодисменты — Черный Волк или Сполох?

Я выдохлась. Невозможный шепчет вслед «Прости…», но я иду прочь.




Бреду через весь остров, не обращая внимания на окружающее… В небольшой бухточке — гавань: несколько погрузочных кранов, бетонные сваи. Наверное, Доктор построил ее в самом начале, но пользовался редко… Спускаюсь к воде. Дождь не прекращается.

Мы победили, разумеется. Все будет нормально. Мы станем знамениты (я этого еще не знаю): кто-то снова, а кое-кто — впервые. Корпорация Черного Волка безмерно разбогатеет, благодаря патентам на изобретения, позаимствованные на острове Доктора Невозможного. Способности Девы усилятся, напитавшись светом материнского солнца. Она обретет новые сенсорные способности, сумеет обрушить океан на здешние бастионы, уничтожив армии роботов Доктора. Кожа ее позеленела, жабры стали заметнее, она может ими пользоваться… Собирается на будущий год навестить родину матери. А еще решит по возвращении баллотироваться в Парламент. Конституция не возражает против инопланетных принцесс в законодательных органах.

Сполох решает на время исчезнуть. Синяки зажили в несколько дней, но имидж пострадал катастрофически — сначала инсценированная смерть, потом разгромное поражение в схватке с Доктором Невозможным. Он заявил, что отправляется в космос, на Луну или на Титан. Одиночества ему захотелось, видите ли. Кажется, он немного стеснялся.

Доктора Невозможного мы берем под стражу. В пути он рта не раскрывает; молчит, когда мы передаем его агентам из Департамента метачеловеческих дел, заверивших нас, что они знают, как его удержать, и «на сто процентов справятся».




Я сижу у воды. Может, мне лучше остаться ржаветь на острове Доктора Невозможного? Будущее мне пока неизвестно. Появляется Эльфина, волочит за собой Молот Ра. Кувалда весит фунтов двести, не меньше. Золотая краска облупилась, сквозь нее проглядывает камень.

При Эльфине дождь стихает — интересный фокус. Она взбирается на полуразрушенную бетонную плиту, стараясь не касаться арматуры.

— Ты желаешь нас покинуть.

— Эльфина, мне… — Удивительно, откуда в ней такая проницательность. — Я хотела попозже об этом объявить. Наймусь куда-нибудь…

— Почему? Потому что ты не такая, как Сполох? Уязвимая?

— Просто я — не такая, как вы.

Облака раздвигаются, встает огромная оранжевая луна. В лунном свете Эльфина на фоне неоготических развалин выглядит королевой фей. Свет оставляет на воде лунную дорожку ряби. Ветра нет.

— Приблизься, я покажу тебе… — Она поводит рукой в сторону утесов, где чернеют остатки бастионов Доктора. — Когда-то здесь был огромный континент, который исчез. Остался только этот остров. Тут высился наш замок — крепость Западных сидов. Дикари оставляли нам приношения задолго до наших договоренностей с людьми. А потом мы пришли в Англию.

— До… Сколько тебе лет, Эльфина?

Она отворачивается, не отвечает. Наверное, невежливый вопрос. Кое-что проясняется: под личиной потерявшегося подростка таится глубокая древность. Она — лесной дух, полубогиня и полуживотное. Эльф. Соплеменники покинули ее, но с помощью Девы она преобразилась, стала новой, сильной и загадочной.

Пахнет лесом и лугами… Ночь необычно тепла, небо усыпано звездами — неописуемая красота, особенно при двадцатикратном увеличении. Эльфина хочет что-то сказать, но, как обычно, не торопится.

— Мне нужна твоя помощь.

— Так чего мы здесь сидим? — спрашиваю я.

— Титания, отправляясь к дальним берегам, возложила на меня миссию-заклятье. Я думала, мой срок никогда не выйдет… Вот! — неожиданно объявляет она, спрыгивая вниз.

Эльфина берет меня за руку и подводит к самой кромке воды — иду, точно во сне… или в волшебной сказке. Рядом со мной она похожа на ребенка.

Она волочит молот Фараона. Лишенное вульгарной позолоты, сломанное оружие красиво какой-то примитивной красотой. Надпись разобрать я не могу (видеочип странно реагирует на реликвию), но видно, что на молоте высечены руны, а не иероглифы.

— Титания сказала, что цель станет ясна, когда придет время. Мне часто казалось, что она жестоко пошутила, — продолжает Эльфина.

— Я тебя понимаю.

— Ты мне скажи, когда будет ровно полночь.

Встроенные в меня часы отсчитывают секунды. Мы глядим, как поднимается луна. В нашем молчании нет никакой неловкости. Здесь хорошо думается.

Наверное, я должна принести клятву, что буду вечно преследовать Доктора: заклятый враг и все такое. Не вижу в этом особого смысла. За Невозможным не надо охотиться — мы вот-вот отправим его в тюрьму. Сполох вернулся — заклятый враг налицо. Стать, что ли, заклятой соврагиней? Доктор спас мне жизнь, подарил могущество… Если уж начистоту, так на что мне злиться? Интересно, конечно, для какого плана я ему понадобилась? Спрошу при случае.

Близится полночь. Я подталкиваю Эльфину, шепчу:

— Уже скоро… Сейчас.

— Вот, — говорит она и протягивает мне молот. — Я хочу, чтобы ты с этим разделалась. Забрось его как можно дальше.

Молот на удивление тяжел — я с трудом его удерживаю. Обычному человеку даже не приподнять. Встаю поудобней, обхватываю рукоять и раскручиваю. Виток, другой — напряжение не отпускает, но тело приспосабливается, движется гладко и плавно, как будто создано для этого.

Массивный молот гудит в воздухе, внутри нарастает какая-то опасная энергия… Зачем я это делаю?

Кости и мысли стоном отзываются на третий виток, я с криком забрасываю молот в океан. Не ожидала, что он отлетит в такую даль. Оружие исчезает в темноте, но не слышно ни плеска, ни звука… лишь глухой раскат грома. Мы стоим на берегу. Что-то закончилось… Эльфина свободна. У меня из глаз катятся слезы.

Вспоминаю свою старую фотографию. Когда-то я была той девушкой. Она превратилась в незнакомку. Я скучаю по ней. Она никогда не была счастлива по-настоящему. Зачем она ездила в Бразилию? Случайно ли оказалась на пути грузовика?

Она не умела видеть в темноте, ходить по дну океана, держать удар, атаковать. Может, не все перемены к худшему? Может, я стала такой, чтобы выжить? Да, я скучаю по той девушке — хочется, чтобы она об этом знала. Но она так искалечена… Подожду, пока она поправится.

Наверняка она никогда не задумывалась, сколько проживет; никогда не мечтала делать то, на что я способна. Хочется рассказать ей о необычном, прекрасном и удивительном создании, в которое она превратится. Может быть, ей от этого станет лучше. Небо сверкает звездами… Ей бы очень понравилось это зрелище.




Глава двадцать первая

В тюрьме меня не удержать!


Как бы вы поступили, будь у вас единственный шанс победить, добиться успеха, исполнить все желания? Рискнули бы или нет? Азартный ли вы человек? Я часто задавал себе этот вопрос. Теперь знаю ответ.

Думаю об этом уже две недели — других занятий не предвидится.

Меня привязали на улице, под проливным дождем. Черный Волк и Дева целовались, как сумасшедшие. Волк снял маску, под которой оказалась грива седых волос. Обо мне на какое-то время забыли.

Добить меня было легко. «Чемпионы» освободились и все пошло наперекосяк. Эльфина вызвала шторм, а Дева сотворила что-то с океаном — он обрушился на берег, омыв крепость теплой соленой волной. Огромный купол лаборатории с треском провалился. Небеса разверзлись, и анонсированный мною ледниковый период исчез в потоках тропического ливня. Вода залила лабораторию, оружейную, все мои изобретения, просочилась на самые нижние уровни, под самый фундамент, в секретные подземелья, к глубинным ядерным печам, к тайному пламени.

Превосходно. «Новые Чемпионы» беспечно, как дети, плещутся во дворе, а я стараюсь дотянуться до замка на лодыжке. Чего же им не радоваться? Настал их звездный час.

Эльфина парит в воздухе, невнятно распевая; салютует шторму копьем. Подмигнув мне, Мистер Мистик уставился в пространство — плащ эффектно развивается на ветру. От нелепого цилиндра хоть какая-то польза — защита от дождя. Ко всеобщему веселому изумлению киборг дает мне пощечину.

Лили — Эрика? — исчезла, растворилась в дожде, ищет дорогу домой. Ей, как и мне, не хочется тусоваться с «Новыми Чемпионами». Похоже, они по ней особо не скучают. Не понимаю ее роли в этой истории: кто она — героиня или злодейка? Надо бы спросить.




Все это было две недели назад. Есть о чем подумать, сидя в наручниках в тюремном транспорте. Через десять минут взорвутся дымовые шашки. Я избавлюсь от наручников и выскользну с другой стороны вертолета, переодетый в припрятанную униформу — останется пройти по взлетной площадке. Чемоданчик наверняка привлечет внимание… Впрочем, его можно принять за чей-то багаж. Из подушек сидений и запасных парашютов я соорудил чучело, которое на некоторое время их отвлечет. В противном случае придется импровизировать.

Через несколько минут я окажусь на свободе. Проблемы возникнут позже. Нужно работать — предстоит разобраться с миром.

Что значит — покорить мир? Как этого добиться — стать самым богатым, самым умным, победить всех в схватке? Знать, что способен на это? Стать неуязвимым?

Означает ли это заполучить любимую девушку? Может быть, Сполох много лет назад покорил мир? А я? Возможно, такого способа нет… Я так старался! Сразился в сотне битв — и проиграл их все до одной…

Еще три минуты. Проблема серьезнее, чем представлялось. Нетривиальная. Теперь я это понимаю, но не остановлюсь. Ошибок больше не будет.

У ангара, футах в шестистах от меня, припаркован вертолет. Цель близка! Проскользну на место пилота, поддам газу и рвану через границу. Шансы на успех: пятьдесят на пятьдесят. В конце концов, кто создал Антитрон? Кто обуздал энергию дзета-измерения? Это гораздо сложнее геройства! Я всех одолею… Кто передвинул Луну? Я!

Через неделю я буду в Антигуа, в Гонконге, в Айове. Там уж разберусь, каким способом на этот раз действовать… Что-нибудь новенькое — нанотехнологии, практическое применение теории суперструн или магия вуду. Я по-прежнему самый умный человек в мире. И скоро, очень скоро я стану неуязвим!

Что делать, если взорвалась лаборатория, залив тебя волной суперзаряженного эликсира? Не валяться же в руинах… Выползаешь, израненный, из-под завалов; клянешься всем отомстить. Главное — не сдаваться! Главное — покорить мир.




Приложение





Выдержки из «Международной базы металюдей», 3-е издание





Герои


«Чемпионы»


Черный Волк — «Главный борец с преступностью»

Биографическая справка: потеряв брата и сестру, аутичный ребенок посредством дисциплины и обучения превращает свою жизнь в бесконечную битву за справедливость

Способности: исключительный знаток боевых искусств, гимнаст, развитые тактические инстинкты

Источник силы: естественные способности, усиленные тренировки

Примечания: настоящими параспособностями не обладает; бывший муж Девы




Сполох — «Величайший герой мира»

Биографическая справка: в результате неудачного эксперимента квотербек из Лиги Плюща превращается величайшего в мире супергероя

Способности: умеет летать, обладает большой физической силой, неуязвим

Источник силы: несчастный случай в ходе научного эксперимента

Примечания: пропал без вести; местонахождение неизвестно




Дева — «Первая леди Силы»

Биографическая справка: родилась в семье паранормальных родителей, но пыталась жить как обычная девочка.

Способности: умеет летать; обладает большой силой; силовое поле; владеет приемами рукопашного боя

Источник силы: унаследовала от Громобоя и неопознанной инопланетной принцессы

Примечания: официально считается руководителем «Чемпионов», бывшая жена Черного Волка




Эльфина — «Боевая Принцесса»

Биографическая справка: последняя из Волшебного народа; подчиняясь приказу королевы эльфов, осталась жить среди людей

Способности: умеет летать; бьется врукопашную (копье); управляет погодой

Источник силы: эльф

Примечания: сведения о происхождении не подтверждены




Фаталь — «Воин нового поколения»

Биографическая справка: пострадавшую в страшной аварии женщину с помощью новейших технологий превратили в спецагента-киборга

Способности: экстра-сила и скорость; встроенное оружие

Источник силы: киберимплантанты

Примечания: возможна психическая нестабильность




Дикарь — «Дикий задира»

Биографическая справка: полузверь, получеловек; прочесывает городские джунгли в поисках преступников

Способности: сила, скорость, выносливость

Источник силы: неизвестен

Примечания: под следствием за чрезмерную жестокость применяемых методов; участвует волонтером в городской программе «инкубатор для супергероев»




Галатея — «Золотое сердце»

Биографическая справка: уникальная машина посвящает себя служению человечеству и становится человечной

Способности: умение летать; выбросы энергии; технологическая эмпатия.

Источник силы: робот

Примечания: погибла; личность создателя неизвестна




Лили — «Безжалостная»

Биографическая справка: родилась в отдаленном будущем и застряла в настоящем; изгнанница с суперспособностями ищет утраченный дом

Способности: сила; выносливость

Источник силы: технологии далекого будущего

Примечания: также перечислена в разделе злодеев; необычная внешность




Мистер Мистик — «Человек-загадка»

Биографическая справка: неудавшийся фокусник и мелкий мошенник раскрывает тайны истинной магии, и жизнь его меняется раз и навсегда

Способности: включают, помимо прочего, телепортацию, телепатию и манипуляции с энергией

Источник силы: волшебство

Примечания: способности данного персонажа малоизученны




Торжество Радуги — «Кумир трудных подростков»

Биографическая справка: смертельно больная Брайони в раннем детстве решается на операцию, которая подарила ей новые способности и головокружительную карьеру

Способности: суперскорость; боевые искусства; суперсила; неизвестные технические приспособления

Источник силы: протезирование; киберимпланты

Примечания: дегенеративное заболевание нервной ткани

«Супер-Эскадрон»


Бегун — «Быстрее преступной мысли»

Биографическая справка: нескладный механик, служащий военно-морского флота, случайно натыкается на тайную правительственную разработку и превращается в самого быстрого человека на планете

Способности: суперскорость

Источник силы: несчастный случай на ядерном реакторе

Примечания: на пенсии; местонахождение неизвестно




Волна Света — «Свет в самой черной тьме»

Биографическая справка: фермер со Среднего Запада замечает странный свет на вершине холма и обретает исключительные новые способности

Способности: умение летать; выбросы энергии; дематериализация

Источник силы: воздействие радиоактивного метеорита




Парагон — «Живое пламя»

Биографическая справка: лейтенант армии США захватывает бункер в Шварцвальде и обнаруживает странный артефакт среди награбленных нацистами богатств

Способности: умение летать; сила; телекинез

Источник силы: артефакт, возможно созданный пре-человеческими цивилизациями

Примечания: погиб




Фараон (1) — «Сила древних»

Биографическая справка: археологу достается вся сила и мудрость древних фараонов

Способности: сила; луч истины

Источник силы: древнеегипетская реликвия

Примечания: местонахождение неизвестно; в последний раз участвовал в неудачной археологической экспедиции




Регина — «Эльфийская королева»

Биографическая справка: детское приключение раскрывает малышке ее героическое предназначение

Способности: сила; гипнотизирующий луч; рукопашное оружие (Скипетр эльфов)

Источник силы: магия

Примечания: скипетр считается магическим предметом класса А




Громобой — «Первый в Эскадроне»

Биографическая справка: летчик-испытатель исчезает в Бермудском треугольнике; объявляется через несколько недель, лишившись памяти, но получив мощь тропического урагана

Способности: контроль над погодой; способность летать; неуязвимость; сила

Источник силы: происшествие в Бермудском треугольнике

Примечание: бывший руководитель «Супер-Эскадрона»; на пенсии

«Пакт Хаоса»


Блютус — «Беспроводной воин»

Биографическая справка: похищенный инопланетянами нерд просыпается с удивительными способностями и, исполняя детскую мечту, вместе со школьным другом выступает на борьбу с преступностью

Способности: инвазивная телепатия

Источник силы: вероятное хирургическое вмешательство

Примечания: медицинская карта помечена грифом «Секретно» по распоряжению ФБР




Феном — «Самый ценный игрок»

Биографическая справка: талантливый спортсмен переносит хирургические операции, чтобы вдвоем с лучшим другом стать знаменитыми борцами с преступностью

Способности: экстра-скорость; сила

Источник силы: хирургическая модификация; лекарственная стимуляция

Примечания: отмечен за храбрость, проявленную при хтоническом вторжении в Чикаго




Злодеи


Барон Эфира — «Самое главное Зло»

Он же: Лиан Стекльферд, Лестер Ланкенфрид; подлинное имя неизвестно

Биографическая справка: злой гений двадцатого века сражается с величайшими героями и совершает главные преступления эпохи

Способности: злой гений (злокачественная когнитивная дисфункция); частичные трансмутации; разнообразные научно-технологические улучшения

Источник силы: неизвестен

Примечания: акцент указывает на восточно-европейские корни; в настоящее время под домашним арестом в Нью-Хейвене, Коннектикут; возраст около ста лет; подвергся изменениям вследствие перемещений во времени; чрезвычайно опасен




Кровавый — «Убийственное наследие»

Биографическая справка: после смерти отца скромный бухгалтер узнает пугающие тайны своего рода и свое проклятие

Способности: вампиризм; умеет летать; энергетический разряд (усилен гемоглобином)

Источник силы: про клятая семейная реликвия

Примечания: не настоящий вампир; вероятно, под властью про клятых древних доспехов




Доктор Невозможный — «Самый умный человек на Земле»

Он же: Барон Бензол; Граф Кулакула; Доктор Фиаско; Смартакус; подлинное имя неизвестно

Биографическая справка: злой гений клянется покорить мир

Способности: злой гений (злокачественная когнитивная дисфункция); суперскорость; сила

Источник силы: неизвестен

Примечания: в настоящее время в тюрьме; чрезвычайно опасен; хочет покорить мир; личный враг Сполоха, подозревается в причастности к его исчезновению




Доктор Ум — «Примат разума над материей»

Биографическая справка: философ из Оксфорда делает любопытные выводы с невероятными последствиями

Способности: супергений; телекинез

Источник силы: неизвестен

Примечания: бывший герой, переродившийся в злодея; в настоящее время считается пропавшим без вести, в результате вознесения (документы помечены грифом «Секретно»)




Кукла — «Преступления — детская игра»

Биографическая справка: заброшенный ребенок придумывает себе товарищей для игр и выпускает их в мир

Способности: механические помощники, обладающие различными возможностями, как то: контроль над гравитацией; умение летать; тепловой луч; рентгеновское видение

Источник силы: изобретательница и создательница механических игрушек

Примечания: более не активна




Космик-Краб — «Нечеловеческая сила»

Биографическая справка: незадачливый наемник обнаруживает разбившийся инопланетный корабль, и жизнь его круто меняется

Способности: сила; умение летать; броня

Источник силы: броня внеземного происхождения

Примечания: бывший наемник; возможно, страдает психическими отклонениями




Лазератор — «Профессор-Разрушитель»

Биографическая справка: после того, как Университет расторгает с ним контракт, разозленный профессор астрономии обращает свои таланты ко злу

Способности: манипуляции с энергией; гравитационный луч

Источник силы: отражательное/фокусирующее устройство

Примечания: впоследствии исправился, стал истинным ученым




Ник Напалм — «Человек-факел»

Биографическая справка: юрист с личными проблемами проявляет мутантскую способность изрыгать пламя, и открывает новый смысл в жизни

Способности: пирокинез; огненный щит

Источник силы: мутация

Примечания: демонстрирует заблуждения религиозного толка; предварительно диагностирована шизофрения




Фараон (2) — «Вернувшийся Рамзес»

Биографическая справка: в рощице за домом юноша находит таинственный предмет и узнает, что жизнь его связана с жизнью древнего правителя

Способности: рукопашное оружие (молот Ра); неуязвимость

Источник силы: артефакт (происхождение неизвестно)

Примечания: пропал без вести, считается неактивным; не путать с Фараоном (1), бывшим членом «Супер-Эскадрона»




Фатом 5 — «Тайны глубины»

Биографическая справка: компьютер, созданный сумасшедшим гением для реализации собственных планов, обретает сознание

Способности: прогноз погоды и приливов; манипуляции на молекулярном уровне; предвидение в ограниченных масштабах

Источник силы: кибернетическое устройство

Примечания: суперкомпьютер, построенный Доктором Невозможным




ПсихоПрайм — «Человек будущего»

Биографическая справка: человек исключительных способностей приглашен учиться в Академию телепатов в далеком будущем; исключен за неуспеваемость и возвращен в настоящее

Способности: ряд телепатических умений

Источник силы: Академия телепатов

Примечания: начальная стадия алкоголизма




Террапин — «Липучка»

Биографическая справка: провинциальный пьянчужка, одаренный странными талантами

Способности: психовыбросы; арсенал фармакологических препаратов

Источник силы: неизвестен

Примечания: страдает клептоманией; предположительно, снабжает крупных торговцев




Некоторые события суперчеловеческой истории


140 000 000 д.н. э. Барон Эфира шесть лет проводит в ме— ловом периоде, попав туда в результате неудачного перемещения во времени

147 г. д.н. э. «Чемпионы» и Доктор Невозможный вмешиваются в ход Третьей Пунической Войны

1674 г. массовый исход эльфов. Эльфине приказано остаться среди людей.

1907 г. первое зарегистрированное появление Барона Эфира

1937 г. армия США начинает тайную программу тестирования суперсолдат

1945 г. правительство США создает Департамент мета человеческих дел

1946 г. основан «Супер-Эскадрон» — первая в мире суперкоманда

1948 г. появляется «Преступная пятерка» — первое в мире формирование суперзлодеев

1968 г. создан Ментиак; затем сбегает в систему канализации

1979 г. «Супер-Эскадрон» сообщает, что удаляется от дел

1979 г. Барон Эфира арестован в здании Сената; уходит на покой

1984 г. Доктор Невозможный создает первую модель машины Светопреставления — Механический Терминатор

1984 г. Черный Волк, Дева и Сполох образовывают «Чемпионов»

1985 г. к «Чемпионам» присоединяются Галатея, Мистер Мистик, Эльфина и Дикарь

1986 г. Доктор Невозможный запускает Антитрон (вторая модель машины Светопреставления)

1989 г. Дева выходит замуж за Черного Волка

1990 г. Доктор Невозможный изобретает Грибковую Угрозу (третья модель машины Светопреставления)

1992 г. Доктор Невозможный разрабатывает Серую слизь (четвертая модель машины Светопреставления)

1996 г. инцидент на Титане; «Чемпионы» спасают мир; смерть Галатеи

1997 г. «Чемпионы» распадаются

1998 г. Черный Волк и Дева подают на развод

2004 г. Доктор Невозможный высвобождает коварный Мета-Метавирус (пятая модель машины Светопреставления)

2004 г. Доктор Невозможный терпит двенадцатое по счету поражение и арест

2006 г. исчезновение Сполоха


notes



Примечания





1


35,6 °C. — Здесь и далее примеч. пер.




2


1 дюйм равен 2,54 см.




3


Олстон, Роксбери, Сомервиль — пригороды Бостона.




4


1 фут равен 30,48 см.




5


1 фунт равен 453,6 г.




6


Аллюзия на «Балладу» Джона Китса. Букв.: «жестокая красавица» (фр.).




7


принятое в Китае и Гонконге обозначение иностранца, особенно белого европейца или американца.




8


Руб Голдберг (Rube Goldberg, 1883–1970 гг.) — художник и скульптор, которые изобретал сложные механизмы, конструкции из хитроумно соединенных предметов, для выполнения простых действий.




9


Телониус Монк (р. 1917) — джазовый пианист и композитор, известен как один из родоначальников бибопа, джазового стиля с характерным быстрым, «рваным» темпом и сложными импровизациями.




10


Так проходит земная слава! (лат.)