Свой путь Ольга Дорофеева Лев Толстой с помощниками сочиняет «Войну и мир», тем самым меняя реальную историю… Русские махолеты с воздуха атакуют самобеглые повозки Нея под Смоленском… Гусар садится играть в карты с чертом, а ставка — пропуск канонерок по реке для удара… Кто лучше для девушки из двадцать первого века: ее ровесник и современник, или старый гусар, чья невеста еще не родилась?.. Фантасты создают свою версию войны Двенадцатого года — в ней иные подробности, иные победы и поражения, но неизменно одно — верность Долгу и Отечеству. Ольга Дорофеева Свой путь День выдался на удивление теплым. Спешившись, Надежда осмотрелась. Купаться в пруду посреди усадьбы, с неприятелем, рыщущим за рекой, с разъездами, снующими от колокольни до Горок, — это было сумасбродно и неосторожно, но она опять перетрудила больную ногу и весь день терзалась то от жара, то от озноба. Прихрамывая, девушка подошла к воде. Тихо как! И берег кажется заброшенным, словно никто и никогда сюда не приходит. Надежде вспомнилась легенда, рассказанная кем-то из уланов на привале: будто бы Елена, хозяйка усадьбы, жена Василия Давыдова, владела волшебным зеркалом, которое пообещало ей вечную красоту, да и обмануло. Рассерженная женщина распорядилась утопить неверное стекло; а пруд после этого сделался зачарованным. Если искупаться в нем и загадать желание, оно обязательно исполнится. Только станет ли человек от этого счастливым — большой вопрос. Надежда расстегнула колет, сняла, положила на траву. Теперь — сапоги. Право дело, это не обувь, а кандалы какие-то. Ушибленная лодыжка горела и пульсировала под пальцами. Сдерживаясь, чтобы не застонать, девушка опустила багровую ступню в прохладную воду. Главное — не засиживаться, у неё не больше десяти минут, обмыться — и опять в седло. Краем глаза Надежда заметила в воде какое-то движение. Рыба? Нет, что-то большое. И блестит! Светится огромное, зеленоватое под толщей стоячей воды. Господи, неужто зеркало? Покачнувшись и потеряв равновесие, Надя упала на траву. Блестящая плоскость медленно поднималась вертикально из воды, приближалась… и накрыла её темнотой, как крышкой. Из личного дела Дуровой Надежды Андреевны Отважна, честна, пассионарна. Человеколюбива, отзывчива. Беззаветно предана России и императору Александру лично. Импульсивна, переоценивает гуманитарные цели, способна нарушить приказ, если он покажется ей недостаточно верным. Выполнение миссии: невозможно. *** Конечно, если залезть на церковь… Но это уж совсем беспредел. Ничего, два дня можно обойтись и без Интернета. Катя вздохнула и, постучав для порядка пальцем по тачпаду, спрятала айфон во внутренний карман куртки. Надо же, как солнце припекает! Прямо жара. Захотелось уйти с открытой поляны куда-нибудь в тенек, к деревьям. Можно было, конечно, вернуться на веранду, но не сидеть же постоянно рядом с родителями. К тому же ей хотелось самостоятельно осмотреться, чтобы потом невзначай блеснуть новыми познаниями. Как мамуля обычно говорит, сияя: «Ах, вы представляете, вот эта маленькая, изящная беседка посреди… трам-пам-пам, тру-ля-ля». Так и Катя будет: «Ах, эта заросшая аллея из вековых лип!.. трам-пам-пам». Кстати, а два ряда толстых старых деревьев — случайно не аллея? Хмыкнув, девушка решительно направилась в сторону от мини-отеля, в глубину бывшей усадьбы Бородино. Радуясь безлюдью и летнему солнцу, земля здесь густо заросла травами и неброскими безымянными цветами, оставив от бывшего променада только узкую тропинку. Через несколько минут Катя вышла на покрытый муравой склон. — А это, похоже, пруд? — удивилась она. — Надо же! Да, нам про него регистраторша легенду рассказывала. Чтобы спуститься к воде, ей пришлось свернуть влево, к кустам. Зато там обнаружился небольшой укромный пляжик. — В нем утопили волшебное зеркало, которое исполняло желания, — бормотала Катя, трогая воду носком кроссовки. — Искупаться, что ли? — Она присела, опустила ладонь. — Теплая. Зеленая — походу цветет. Вода казалась совершенно прозрачной, но чуть дальше от берега темнела, наполняясь травяной краской. Кате показалось, будто в глубине что-то заблестело. Она выпрямилась, присматриваясь, но тут пруд качнулся, вздыбился, из него поднялось огромное зеленоватое зеркало и рухнуло на девушку. Из личного дела Ермоловой Екатерины Алексеевны Нерешительна, несамостоятельна, легко поддается влиянию более сильных личностей. Интересуется только собственным статусом и благосостоянием. Служение России не входит в её систему ценностей. Умна, сообразительна. Историей не увлекается. Выполнение миссии: очень возможно. *** Каждый раз, отправляясь на задание, Маре хотелось посидеть «на дорожку». Не из суеверия, а чтобы спокойно пройтись по списку того, что забывать нельзя ни при каких обстоятельствах: гипногенератор, стимуляторы, полная зарядка у экзокостюма. И контактные линзы, конечно. Какая русалка без изумрудных глаз? Но в Центре не было такой правильной традиции. Поэтому Мара привычно пробежалась пальцами по плоским твердым квадратикам на талии, поморгала — и шагнула в зеленоватый туман под блестящей металлической аркой. Ни «удачи» тебе, ни «до свидания». Из личного дела Мары (Мироновой) ММР-758496 Умна, решительна, хитра, изобретательна. Ориентирована на точное выполнение заданий. Моральная сторона дела её мало интересует, но с законом предпочитает не конфликтовать. Лучший сотрудник засекреченного проекта «Другой путь России». Выполнение миссии: идеально, но только с нарушением Правил перемещения. *** — Давай, давай, просыпайся! «А чего я, сплю? — захотелось спросить Кате. — И кто меня будит таким незнакомым голосом?» Но у неё получилось только невнятное «му-у». В голове звон, который, впрочем, не зависел от её желания и вряд ли был слышен окружающим. Мир вокруг качался, как если бы Катя лежала. Она попыталась сесть, цепляясь пальцами за короткую ненадежную траву. Кто-то ей помог; сев, девушка осторожно поднесла одну руку к лицу. Мокрое! С чего бы это? Теперь она чувствовала сладковатый запах тины. «Утонула я, что ли?» Приготовившись увидеть подводный мир, она приоткрыла глаза. Мир был вполне себе наземный, за исключением русалки. Русалка сидела рядом с ней на корточках и, поглаживая по голове мокрой рукой, приговаривала: — Просыпайся, просыпайся! — Ты кто? Что со мной? Я утонула? — сказала Катя сразу всё, чтобы не выбирать. — А то не видно, кто я, — обиделась русалка. — Вас не бывает, — возразила девушка. — В вашем мире не бывает, — уточнила водоплавающая, проявляя редкую образованность. — А я из параллельного. В моем мире обитают персонажи из ваших мифов, сказок и легенд. Слово «легенда» пробудило в Кате тревожные воспоминания. — Зеркало! В пруду было зеркало! — Пространственно-временной разлом, — печально подтвердила русалка. — Нарушение континуума. Вот нас с тобой и забросило сюда. — Куда? — Катя огляделась. С виду ни пруд, ни кусты, ни вся окружающая обстановка не изменились. Разве что в метре от неё на траве лежал высокий юноша… или девушка в узких серых брюках с малиновыми лампасами. Прилипшая к груди мокрая рубашка однозначно подтверждала вторую версию. — Для тебя — не куда, а когда. Тебя как зовут? — Катя. — Меня Марой. Поздравляю, Катя: ты — в прошлом. — Давнем? — бестолково спросила девушка. — Кому как. 1812 год — это давнее или нет? — Ну да, — у Кати голова шла кругом. Она ничего не понимала. — Зашибись, а как я домой попаду? — Домой — когда опять откроется разлом. Обычно это бывает ровно через сутки. — Ну, сутки ещё можно потерпеть. Мара, а вон ещё — тоже из будущего? — Нет, это здешний, — русалка оценивающе прищурила один изумрудный глаз. — Просто оглушен. Или это она? — Походу, она, — Катя неловко подползла к дылде, пощупала пульс на запястье. — Жива… Слушай, плесни ей воды на лицо, а? Русалка повиновалась. Девушка застонала и пошевелилась. — Ого, что у неё с ногой, — зашептала Катя. — Мара, а мы в Бородине? — Ну да. — А когда здесь должна быть война? Ну, это, Бородинское сражение? Русалка молча уставилась на Катю, оценивая её сразу двумя глазами. — Так сейчас, — наконец ответила она. Отрывок из черновика «Записок кавалерист-девицы» Дуровой Н. А.[1 - В тексте использованы цитаты из автобиографических записок Н. А. Дуровой «Кавалерист-девица».] (Не все приведенные фрагменты вошли в опубликованный текст «Записок». Кое-что было убрано по совету редактора, другое Надежда Андреевна вычеркнула сама, дабы не смущать попусту умы читателей. Оригинал до 1975 года хранился в Музее-усадьбе Н. А. Дуровой в Елабуге, но впоследствии был уничтожен в результате стихийного бедствия — прорыва водопроводного крана, приведшего к частичному затоплению музея.) «25-го августа. Насколько вчера было сыро и промозгло, настолько сегодня стоит летняя жара. Наш полк, по обыкновению, занимает передовую линию. Кутузов, наш новый главнокомандующий, приехал!.. Солдаты, офицеры, генералы — все в восхищении; спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством!.. Готовимся к бою. Французы идут к нам густыми колоннами. Всё поле почернело, закрывшись несметным их множеством. Вспомнив о моей славе исправного ординарца, Коновницын опять привлек меня к разъездам с поручениями; пока товарищи мои отдыхали, наслаждаясь солнечным днем и готовясь к битве, я носилась по полям от одного полка к другому, измучилась, устала, смертельно проголодалась. Бедный Зелант сделался похож на борзую собаку. Проезжая усадьбу Давыдова, я наткнулась на тихий заброшенный пруд. Искушение было слишком велико; зайдя в кусты, я хотела было искупаться, да вдруг сомлела от жары и усталости. Пришла в себя оттого, что надо мной хлопотала неизвестная девица: её одежда была иностранной и скорее мужской, но говорила она по-русски и представилась Екатериной Ермоловой. На мой вопрос, не родственница ли она генералу Алексею Петровичу, смутилась и отвечать не захотела. Я сразу же почувствовала к ней расположение: возможно, как и я, она таилась от многих, имея необычную для женщины цель. При этом перепутать её с мужчиной было невозможно, настолько она была миловидна; ни коротко обрезанные волосы, ни одежда в этом не помогли бы. Не имея мужества бросить её без покровительства, я решилась взять её на вечно пустовавшее место денщика. Случилась со мной и ещё одна странность: от жары и недосыпа в голове помутилось, то и дело мне мерещилось, будто с нами была ещё одна девица, похожая на крестьянку в обносках, но с зелеными волосами. Вот что делает с человеком усталость!» — Горячая… Держи, но осторожно, не обожгись, — Катя перебросила Надежде черную, дымящуюся картофелину. — Ух, первый раз за день поем нормально! А где ты картошкой разжилась? — Так Мара накопала, — девушка показала на русалку, усевшуюся в стороне, подальше от костра. — На поле где-то… — А ты… — Надежда замолчала, потом спросила, словно стесняясь: — Ты видишь её? — Конечно! А ты разве нет? — удивилась Катя. — Я… Думала, мерещится. Набегалась за день, вот и туман в глазах. А это помощница твоя? — Нет, — Катя засмеялась. — Это русалка. Смешная ты, Шура! — Русалка, — задумчиво повторила Надежда. — Почему ты назвала меня Шурой? — Так ты — Александра Азарова, правда же? Я видела про тебя фильм. — Фильм? Надобно мне ложиться, думать уже сил нет. Только на случай запомни, что я — Александр Александров, а не Шура Азарова. И не припомню, чтобы встречала кого-то из этой фамилии. — Ну да, ты же выдаешь себя за мужчину. — А ты? На тебе мужская одежда. — Как тебе объяснить? Просто я живу не здесь. В моем мире такая одежда — совершенно нормальная для девушки. — И срезанные волосы? — не поверила Надежда. — И волосы. Я, — Катя решилась, — живу в будущем. И знаю всё, что будет дальше! — Хорошее это у тебя умение, — одобрила Надежда. — И что, ты у неё ничего не спросишь? — раздался голос Мары. Оказывается, она незаметно подошла поближе и слышала весь разговор. — Например, кто завтра победит? — Зачем? — Девушка-улан поворошила палкой золу, выкатила ещё одну картошку. — И так знаю. Мы победим, будет на то Божья воля. — А если не вы? — Тогда потом победим. Но я не откажусь послушать на сон грядущий сказку про будущее, — она завернулась в шинель и легла. — Что там будет? Наверное, всё переменится? — Многое, — кивнула Катя. — Города станут большими, дома высокими, во много этажей. Не в три, а в сто тридцать три. Не из дерева и кирпича, а из стекла, металла и бетона. На лошадях ездить не будут — на автомобилях. И ещё будут летать на самолетах, за несколько часов — сразу в другую страну. Например, из Москвы в Париж… — Она уже спит… — тихо прервала её Мара. — Намаялась, бедная. Несколько минут прошло в полной тишине, потом Мара шепотом спросила: — А что ещё ты хотела ей рассказать? — Не знаю. Может, про синематограф? — Это всё культурная программа. А по существу? Про декабристов, революцию, мировые войны? — Ой, надо ли это? — усомнилась Катя. — Она только расстроится, а изменить всё равно ничего не сможет. — Наверное, — русалка тоже легла прямо на землю, на щетину сухой травы. — Наверное, не сможет. А говорят, что главное — захотеть. Давай спать? — Нет, погоди. А ты думаешь, что можно повлиять на историю? — Из прошлого? Почему бы и нет? Только изменение должно быть значительным, чтобы и результат стал достаточно сильным. — Значительным? А как же эффект бабочки? — блеснула познаниями Катя. — Не верь, — Мара покачала головой. — Что такое — одна бабочка? Не склюет птица её, склюет другую. Даже пусть умрет эта птица — родится другая. Будет им где жить, чем питаться — выживут не три птенца из кладки, а четыре. Вот и нету следа от твоей бабочки. Это как листья на дереве: какой растет, какой засохнет, а дерево живое. Даже смерть человека не всегда может повлиять на ход истории. То есть, конечно, что-то он не сделает, детей не родит, но это ерунда по сравнению с войнами и переворотами. — А если важного человека убить? Ленина, например? — Может быть, — одобрила русалка. — Соображаешь! Только ты его сейчас не достанешь. Его ещё и в проекте нет! Они тихо засмеялись. — Не туда мы с тобой перенеслись! — Вот и нет, — возразила Мара. — Очень даже туда. Ты подумай: Бородино! Главное сражение войны! Завтра здесь решается, кто победит. Разве это не поворотная точка? — Эх, мне бы сюда пулемет!.. — Катя легла рядом с Марой и мечтательно уставилась в небо на звезды. — Всего один! Я бы им завтра показала! — Ты хочешь, чтобы русские выиграли Бородинскую битву? Удержали Москву? — Ну да! Ты сама сказала: должно быть важное событие. — Но тогда Россия победит Наполеона, как это произошло в настоящей истории. А значит, ничего не изменится. Поменяются некоторые даты, описания сражений, списки убитых и выживших — но дальше всё пойдет своим чередом. — Не понимаю… Что же должно произойти? Наполеон должен победить в войне, что ли? — Я об этом и не подумала, — театрально удивилась Мара. — А ведь это вариант! Какая ты умная, Катерина! — Так!.. — воодушевленно продолжала девушка. — Допустим, победит Наполеон. Что произойдет с Россией? — Вряд ли она распадется на несколько стран. Возможно, отделятся польско-литовские территории, но дробить остальное Франции будет невыгодно. Даже менять императора. Гораздо проще и эффективней оставить того же, но под контролем французов. — Протекторат? Более передовой европейской страны? А что, интересно! Возможно, такое управление послужит на пользу России? — А ты помнишь, что будет во Франции через два года? — предостерегающе спросила Мара. — Понятия не имею. Хотя… Наполеона свергнут и восстановят монархию? — Вот именно! Но, выиграй он войну с Россией, этого не произойдет. Ведь союзные войска в основном состояли из русских корпусов! При взятии Парижа, кстати, погибнет много тысяч человек, цвет русского воинства. А они могли бы сыграть свою роль при восстании декабристов… — Но ведь восстания тогда не будет? — Сложно сказать. Многое зависит от Франции и Наполеона лично. Даже сейчас, в двенадцатом году, он уже слишком непопулярен; думаю, больше пяти лет не продержится. Что же будет дальше? — С одной стороны, он будет слишком слаб, чтобы удержать власть, с другой — слишком силен, чтобы интервенция могла победить его одним ударом. Францию ждет гражданская война? А что, если… — Катя замолчала. — Если он пойдет на сделку с французской аристократией? — Ты неплохо разбираешься в истории, — заметила Мара. — И в политике. — Я люблю исторические фильмы, — не без удовольствия ответила девушка. — Полезное увлечение! Тогда скажи, как ты считаешь: если во Франции будет восстановлена монархия, то сохранят ли они протекторат над Россией? Или вернут императору самостоятельность как жест доброй воли? — Ты не поняла! Я говорила про сделку! Сделку, а не капитуляцию! Подумай сама: что устроило бы Наполеона взамен Франции? — Что? Ты думаешь?.. — Русалка казалась ошарашенной. — Вот именно! Россия! Он возьмет себе Россию! А это значит — ни войн, ни революций, ни восстаний. По крайней мере, тех, что были у нас. Вместе с ним в страну переедет множество французов, начнет развиваться промышленность, культура. Всё станет другим, — Катя мечтательно улыбнулась. — А мне понравилось придумывать другую историю. Это как компьютерная игра. — Игра? Я думала, ты хочешь не только придумать, но и переделать! — Да что ты! Как? Я же говорила: нет, нет у меня пулемета! И вообще, я не стала бы стрелять в людей. — Стрелять не надо. Можно очень просто сделать так, чтобы Россия капитулировала после Бородинского сражения. — Очень просто? — Конечно! Кто на войне самый главный? — Главнокомандующий? Кутузов? — Теперь смотри, — Мара приподнялась на локте и показала рукой на холм, где виднелся силуэт стреноженного коня Надежды. — Там французы. А там, — взмах на восток, где уже занималась тонкая полоска рассвета, — штаб, ставка. Понимаешь? — Нет, — честно ответила девушка. — Надо провести французов в ставку, — объяснила русалка. — Они схватят Кутузова. И всё, войне конец. Всё будет так, как ты придумала! — На самом деле? Легко говорить, когда это — как игра. А когда понимаешь, что всё на самом деле, и могут пострадать конкретные живые люди? Не знаю, я что-то не готова… — Тогда думай быстрее. До разлома осталось не так много времени, — Мара прикрыла глаза и замурлыкала, словно в полусне. — А так другие живые люди погибнут. Тысячи людей! Скольких можно было бы спасти… В какой чудесной стране ты могла бы жить… — А у тебя чудесная страна? Сказочная? — тоже засыпая, бормотала Катя. — А драконы у вас есть? А эльфы? А баньши?.. — О да, у нас там сказочное царство! И баньши… баньши — особенно… Отрывок из черновика «Записок кавалерист-девицы» Дуровой Н. А. «26-го. Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолкного рева обеих артиллерий. Ружейные пули, которые свистали, визжали, шикали и, как град, осыпали нас, не обращали на себя ничьего внимания; даже и тех, кого ранили, и они не слыхали их: до них ли было нам!.. Эскадрон наш ходил несколько раз в атаку; после одной, когда мы вернулись на позицию, я заметила девицу Ермолову, делавшую мне какие-то знаки. Спросившись у Подъямпольского, я подъехала к ней и спешилась. Она просила зачем-то пройти с ней и, без объяснений, поспешила к пруду, где мы встретились накануне. Мне показалось странным, что я повиновалась, не сопротивляясь и даже позабыв о воинском долге: не понимаю, как я могла оставить полк в разгар боя. У пруда нас ждала зеленовласая крестьянка; Ермолова, наконец, заговорила, и мне стало окончательно ясно, что она, бедняжка, повредилась умом: как будто уговаривала меня провести французов в Горки, чтобы они захватили Кутузова. До сих пор сомневаюсь, правильно ли я её поняла; может, напротив, она боялась, не сыщется ли предателя среди русского войска и хорошо ли обороняют ставку? Тут воля вернулась ко мне, и, заверив юную Ермолову, что всё будет хорошо и никто из русских здесь и не помыслит об измене, я проворно побежала обратно. Но за кустами натолкнулась на троих французских пехотинцев, неизвестно как сюда забредших. Может, это были даже некомбатанты, не знаю, но, завидев одинокого русского офицера, они с воплями бросились на меня. Без коня, одна против троих, я оказалась беспомощной и неминуемо пострадала бы, если бы не Екатерина Ермолова. Увидев, что происходит, она со страшным криком бросилась к нам, размахивая над головой блестящей саблей, неизвестно откуда у неё взявшейся. Вид её устрашил французов, и они позорно бежали, напоследок огрев меня по затылку, отчего я ненадолго лишилась чувств…» — Это ты сделала саблю? — Катя быстро сняла куртку, свернула её и подсунула Надежде под голову. — А чего ты бросилась на них с веткой? — недовольно ответила Мара. — Тебя могли убить. Лучше спасибо скажи. — Спасибо. Но они напали на неё. Не могла же я просто стоять и смотреть? Пошли, платок намочу. — Некогда, — Мара резко схватила девушку за руку. — Некогда тебе работать медсестрой. У тебя остался последний шанс. Слушай меня внимательно: французы недалеко ушли — я их остановлю, а ты отведешь в ставку. — А ты… уверена, что это правильно? — Катя, Катя! Ты же сама рассказывала, как всё изменится. Какая замечательная будет в России жизнь. Говорила, что разбираешься в истории. Я же просто хочу тебе помочь! Бежим! — Бежим… Они быстро обогнули высокие заросли и замерли почти одновременно. В двадцати метрах впереди, в небольшой ложбинке притаились трое в синих мундирах. По-видимому, французы высматривали пути отхода к своим. — Это они? — шепотом спросила Катя, пятясь и прижимаясь к кустам. — Они, они. То с палкой в атаку, то трусишь. Не бойся, не повернутся. — Почему у них зеленые эполеты? Непривычно смотрится… — Это шассеры, — помолчав, ответила Мара. — Вроде разведчиков. Думаю, они не просто так здесь оказались. Нам повезло: этих долго уговаривать не придется. — Разведчики? — встрепенулась Катя. — Шпионы? Мы должны их… — Позвать! Сейчас… — …остановить! Нет! Не надо! — резко бросившись русалке на грудь, девушка сбила её с ног. Пока они барахтались на траве, Катя краем глаза заметила, что синие медленно поворачивались в их сторону. — Я не скажу им, где штаб! И тебе не позволю! Что-то странное происходило вокруг. Девушек словно накрыло зеленоватым прозрачным шатром, за пределами которого время остановилось. Дав Кате тумака, Мара оттолкнула её и села. Катя не сводила глаз с французов. Они тоже двигались, но как при покадровом просмотре. Самый высокий, с красным обветренным лицом и густыми усами, поддел носком сапога комок сухой земли — он падал и падал, как в невесомости, на глазах рассыпаясь в пыль. — Если не позволишь, то это меняет дело, — непонятно сказала Мара. — Но почему? Почему ты передумала? Ведь это благое дело! Ты понимаешь — благое! — А благое дело… — Катя не сводила глаз с французов. Те уже встали на ноги и почти развернулись в их сторону. — … может быть подлым? — Разве это критерий, если хочешь поменять историю? Помочь кому-то выжить? Просто делаешь свое дело? — Голос русалки дрогнул. — Мара, — прошептала Катя, — послушай, Мара. Ты хорошая. Заботливая, добрая, хоть и русалка. Только это — подлость. Нельзя поступать подло, даже во благо. Потому что из этого никакого блага не получится. — Наивная идеалистка, — горько констатировала Мара. — Нет. В одном фильме был такой сюжет, будто Иуда предал Иисуса Христа из лучших побуждений. Ну, якобы он тоже всё посчитал: что Иисуса казнят, поэтому он выделится из толпы других… бродячих проповедников. После смерти станет знаменит, у него будут миллионы последователей. Правильно всё придумал. Но видишь: уже сколько веков — а нам не важно, что Иуда планировал. Важно, что он предал. Она перевела дыхание. Усатый заметил их и медленно, очень плавно снимал с плеча длинное ружье с огромным штыком на конце. — Мара, я не Иуда. Я не могу быть Иудой. И, кажется… в нас сейчас будут стрелять!.. Шатер с легким щелчком лопнул, как мыльный пузырь, и всё завертелось. — Беги! Я их остановлю! — кричала русалка. — Не побегу, я тебя не брошу, — упрямилась Катя. Она встала и тотчас же свалилась снова, зацепившись ногой за корень. — Аррете, у же тир! — вопили французы. — Ранде-ву! «Рандеву им ещё!» — изумился кто-то маленький в голове у Кати. Она вскочила и бросилась напролом в заросли. Ветки злобно хлестали, норовя попасть по лицу. Опять возникло странное чувство, словно она бежит где-то между временем и миром, — но тут кусты кончились, и, пыхтя, как молодой лось, Катя вывалилась на знакомую поляну. На траве спокойно сидела Мара, положив подбородок на сложенные на коленях руки. — Так, значит, ты твердо решила? — не поворачиваясь, спросила она. — Да, — девушка ошалело помотала головой, стряхивая с себя листья и мелкую труху. — Всё-таки это моя история. Моя Россия, а не какое-нибудь сказочное царство. Надежда — Шура — сразу сказала: здесь нет предателей. И я ни за что не предам своих. — Твоих? Ты же из двадцать первого века! — Ну и что? Я, может, правнучка самого генерала Ермолова. И просто — я русская. Все здесь — мои. Мара повернулась и посмотрела на девушку своими до невозможности зелеными глазами. — И не жаль тех людей, которые погибнут? Сейчас они ещё могли бы выжить… Ты же сама хотела… — Хотела, но не так. Жаль тех, кто не выживет, но, видно, такая судьба, — Катя вспомнила, как сказала бы Надежда Дурова. — На то Божья воля. Помнишь, листья на дереве? Нет, я не предам, не отдам Россию Наполеону. Лучше я буду менять историю дома, в своем времени. Это будет правильно, понимаешь? По поверхности пруда пошли волны, как от моторки. Что-то зеленое засветилось в глубине и двинулось вверх. Кате показалось, что вода встает перед ней вертикально, словно цунами. «Как в тот раз», — подумала она и зажмурилась. Никол НГР-753648, директор проекта, ждал Мару в камере перемещения. — Ты провалила задание, — вместо приветствия недовольно сказал он. — Сколько сил было потрачено на подготовку, а результат — ноль! — В профиле участника была ошибка, — тоже не здороваясь, огрызнулась она. — Аполитична, меркантильна… А она очень даже политична! — Проглядели, — согласился Никол. — Но ты могла что-нибудь придумать? Например, применить гипноз не для создания иллюзии, а для… — Чего? — Мара прищурилась. — Выполнения участником заведомо преступных действий? А ты давно читал Правила перемещения? — Мара, я был о тебе лучшего мнения! Разве ты не понимаешь? Это только одно маленькое нарушение Правил по сравнению со спасением огромной страны! — Да почему спасением? — почти закричала Мара. — Что такого случилось с Россией? Выгляни, наконец, в окно: вот она, сильная, огромная, великая! От чего ты хочешь её спасти? От своей судьбы? — Ты же знаешь, отлично знаешь цель нашего проекта: избежать ста разрушительных лет между двумя гражданскими. Сколько великих, талантливых людей погибло! Какой генофонд!.. — К черту проект! Что ты понимаешь? Может, эти люди с радостью пошли бы на смерть ради России? Что у тебя написано в моем профиле? Так и знай — это тоже ошибка. Против своих я больше не играю. Увольняюсь. Ухожу в город атлантов у Йонагуни. С русалочьей подготовкой меня там с руками оторвут, — в дверях она обернулась. — Баньши!.. — Баньши? Никол прислушался к эху быстрых шагов в коридоре и медленно побрел в кабинет. Сколько лет, сколько сил потратил он на этот проект! Неужели всё было впустую? Неужели где-то, в самом начале рассуждений, он допустил роковую ошибку? Никол поднял руку, и поляризованное стекло стало прозрачным. За окном лежал любимый город, вздыбленный башнями и небоскребами, прорезанный трассирующими нитями магистралей, вдали виднелись приплюснутые вершины гор. Всего лишь один из городов восставшей из пепла России. Мара была права: неумелый и слабый когда-то птенец смог не только подрасти до державного орла, но и возродиться золотым фениксом из огня мировых и гражданских. Но ведь Никол хотел, как лучше! Он хотел, чтобы не было этого бессмысленного истребления, голода, страха, дикости! Чтобы те сто лет от пожара до пожара, которые Россия провела во тьме, были сытыми и спокойными, как в Америке или Европе. И надо было для этого немного: сдаться, подчиниться, поклониться. Пусть пришли бы варяги, принесли бы с собой законы и порядок. Никол подошел к окну, прижался лбом. Наступал вечер; внизу, на улицах зажглись фонари, в домах уже светились окна; в стекле вспыхивали разноцветные отблески. «Провал за провалом, — подумал директор проекта. — Вот и Мара ушла. Новенькие вообще ни на что не годятся. Надо закрывать. Но почему, почему они не хотят, чтобы мы их спасали?» Почему надо обязательно сражаться, страдать, умирать? Может быть, потому, что только так рождаются фениксы? notes Примечания 1 В тексте использованы цитаты из автобиографических записок Н. А. Дуровой «Кавалерист-девица».