Assassin’s Creed: Brotherhood
Оливер Боуден








Assassin's Creed: Brotherhood — это роман по мотивам одноимённой игры. Роман является прямым сиквелом другой книги — Assassin's Creed: Renaissance того же писателя, Оливера Боудена. На это раз Эцио отправляется в некогда великий Рим. В городе процветает нищета, коррупция и жестокость. Но грядут перемены! Эцио Аудиторе да Фиренце восстановит Рим и уничтожит семью Борджиа!






Оливер Боуден

Assassin's Creed: Brotherhood





Пролог


Эцио снова и снова прокручивал в голове события последних пятнадцати удивительных минут, — которые вполне могли оказаться пятнадцатью часами или даже днями, такими долгими они казались, — пока, спотыкаясь, шел из Сокровищницы под Сикстинской капеллой.

Он вспомнил, хотя это больше походило на сон, как в глубине Сокровищницы он увидел огромный саркофаг, сделанный из чего-то, похожего на гранит. Когда он приблизился к нему, тот начал светиться, но свет этот был гостеприимным.

Он коснулся крышки, и она легко открылась, словно весила не больше перышка. Из саркофага полился теплый желтый свет, а потом из свечения появилась фигура, черты которой Эцио не мог разглядеть, хотя знал, что смотрит на женщину. Женщину неестественно высокого роста, носившую шлем. На ее правом плече сидела неясыть.

Свет, окружавший ее, был ослепительным.

— Приветствую тебя, Пророк, — сказала она, назвав его именем, которое было таинственным образом предназначено именно ему — Я ждала тебя десятки тысяч лет.

Эцио не осмеливался посмотреть на нее.

— Покажи мне Яблоко.

Смиренно Эцио протянул его.

Ее рука ласкала воздух над Яблоком, но не прикоснулась к нему. Яблоко горело и пульсировало. Ее глаза сверлили его.

— Мы должны поговорить.

Она наклонила голову, как если бы обдумывала что-то, и Эцио показалось, что на ее переливающемся лице он заметил тень улыбки.

— Кто ты? — осмелился спросить он.

Она вздохнула.

— У меня много имен. Когда я… умерла, меня звали Минервой.

Эцио узнал имя.

— Богиня мудрости! Сова на твоем плече! Шлем! Ну, конечно же!

Он поклонился.

— Мы ушли. Боги, которым поклонялись ваши предки. Юнона, правительница богов, и мой отец, Юпитер, правитель, который породил меня из своей головы. Я была его дочерью, появившейся не из его чресл, но из его разума.

Эцио замер. Он оглядел статуи, выставленные вдоль стен. Венера. Меркурий. Вулкан. Марс…

Раздался звук, будто где-то далеко разбили стекло, а еще такой звук могла издавать падающая звезда, — это был ее смех.

— Нет, не боги. Мы просто пришли… раньше вас. Когда мы пришли в этот мир, человечество пыталось объяснить наше существование. Мы… были более развитыми. — Она помолчала. — Хотя ты не сможешь понять нас, но поймешь наше предупреждение.

— Я не понимаю тебя!

— Не пугайся. Я хочу говорить не с тобой, но через тебя. Ты Избранный. Единственный из своей эпохи. Ты Пророк.

Эцио ощутил материнское тепло, забравшее всю его усталость.

Минерва подняла руки над головой, и потолок Сокровищницы превратился в небесный свод. Ее сверкающее, нереальное лицо озарила бесконечная печаль.

— Слушай! И смотри!

Эцио с трудом мог удерживать все в памяти: он увидел всю Землю и небеса, окружающие ее, были так же далеки, как Млечный Путь, он увидел галактики, и его разум с трудом мог понять это видение. Он увидел мир — его мир — уничтоженный Людьми, превращенный в выжженную пустыню. Но потом он увидел людей — слабых, недолговечных, но по-прежнему стойких.

— Мы создали для вас Эдем, — сказала Минерва. — Но он стал Гадесом. Мир сгорел дотла. И мы создали вас по своему образу и подобию. Создали так, как это сделали бы вы сами. Но в вас было опасное зло — выбор, который мы дали вам, чтобы выжить! И мы выжили. После опустошения, мы восстановили мир. И он возродился, после целой вечности, мир, который ты знаешь, и в котором живешь. И мы сделали все, чтобы эта трагедия не повторилась.

Эцио посмотрел снова на небо. Горизонт. По нему проносились храмы и фигуры, вырезанные из камня, библиотеки полные свитков, корабли, города, музыка и танцы. Все виды и формы искусства древних цивилизаций, о которых он не знал, но видел в них близких по духу существ.

— Но сейчас мы умираем, — проговорила Минерва. — И время работает против нас. Истина превратилась в легенду. Но, Эцио, Пророк и Лидер, хоть ты и обладаешь физической силой обычного человека, Воля твоя равна нашей, и ты сохранишь наши слова…

Эцио восторженно смотрел на нее.

— Пусть мои слова подарят кому-то надежду, — продолжила она. — Не медли, ибо времени мало. Опасайся Борджиа. Опасайся креста тамплиеров.

В Сокровищнице потемнело. Минерва и Эцио остались одни, купаясь в постепенно затухающем теплом свете.

— Дело сделано. Сообщение доставлено. Мы все ушли из этого мира. Теперь все зависит от тебя. Больше мы ничего не может сделать.

А потом наступила темнота и тишина, Сокровищница вновь стала обычной темной подземной комнатой, в которой ничего не было.

И тем не менее…

* * *


Эцио пошел к выходу, кинув взгляд на корчащееся в смертельной агонии, окровавленное тело Родриго Борджиа, Испанца, Папы Александра VI, Главы Ордена тамплиеров. Но теперь Эцио не смог заставить себя подойти и нанести сoup de grâce, удар милосердия. Мужчина, казалось, умирал от своей собственной руки. По мнению Эцио, Родриго принял яд, без сомнения, некую кантареллу, которой он отравил столь многих своих врагов. Что ж, путь ищет свой собственный путь в Ад. Эцио не собирался проявлять у нему милосердие, подарив легкую смерть.

Он вышел из мрака Сикстинской капеллы. В солнечный свет. В открытой галерее он увидел своих друзей и братьев-ассасинов — членов Братства, с которыми он пережил множество приключений и избежал множества опасностей. Они ждали его.






Однако же нельзя назвать и доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость: всем этим можно стяжать власть, но не славу.

    

Никколо Макиавелли, «Государь»









Глава 1


Эцио стоял с минуту, ошеломленный и дезориентированный. Где он, что это за место? Когда сознание медленно восстановилось, он увидел дядю Марио, который отошел от толпы, подошел к племяннику и взял его за руку.

— Эцио, ты в порядке?

— Я… я… я сражался. С Папой, с Родриго Борджиа. И оставил его умирать.

Эцио нещадно трясло. И помочь он себе не мог. Могло ли это быть правдой? Несколькими секундами ранее — хотя, казалось, прошла уже сотня лет — ему пришлось не на жизнь, а на смерть сражаться с человеком, которого он ненавидел и боялся больше всего на свете. С главой Ордена Тамплиеров, порочной организации, стремившейся к окончательному уничтожению мира, ради защиты которого Эцио и его товарищи по Братству жестоко сражались с тамплиерами.

Но он побил его. Он использовал огромную силу загадочного артефакта, Яблока, священной Частицы Эдема, которой удостоили его древние боги. Они хотели убедиться, что их вклад в человечество не канет в кровопролитии и беззаконии. И он победил!

Или нет?

Что он сказал? Я оставил его умирать? И Родриго Борджиа, подлый старикашка, захвативший пост главы Церкви и правящий ей, как Папа Римский, кажется, действительно умер. Он принял яд.

Но теперь Эцио охватило страшное сомнение. Была ли, на самом деле, в оказании милосердия, — милосердия, которое было основополагающим принципом Кредо Ассасинов, и которое должно было быть предоставлено всем, кроме тех, чье существование могло поставить под угрозу все остальное человечество, — слабость?

Если была, то он никогда больше не должен позволить появиться этому сомнению, — это несправедливо по отношению к его дяде Марио, главе Братства. Он распрямил плечи. Он оставил старика умирать от его собственной руки. Он дал ему время помолиться. Он не вонзил ему в сердце клинок, чтобы убедиться в его смерти.

Ледяная рука сжала сердце, и ясный голос у него в голове произнес: «Ты должен его убить».

Он встряхнулся, чтобы избавиться от внутренних демонов, как собака стряхивает с себя воду. Но его мысли все еще крутились вокруг таинственного происшествия в странной Сокровищнице под Сикстинской капеллой в Ватикане, в Риме. В здании, из которого он только что вышел, моргая от незнакомого солнечного света. Все вокруг казалось ему удивительно спокойным и нормальным — строения Ватикана стояли так же, как и до этого, и по-прежнему были великолепны в ярком солнечном свете.

Воспоминания о том, что только что произошло в Сокровищнице, вернулись. Сильнейшие волны воспоминаний захлестнули его сознание. В сокровищнице он узрел видение, встретился со странной богиней — другого описания для случившегося у него не было, — которая, как он теперь знал, была Минервой, римской богиней мудрости. Она показала ему далекое прошлое и еще более отдаленное будущее, заставив его возненавидеть ответственность, которую он взвалил на свои плечи, за знания, которые он получил от нее.

С кем он может поделиться ими? Сможет ли хоть кому-нибудь раскрыть их? Все казалось ненастоящим.

Единственное, что он точно знал после этого происшествия, — хотя его лучше назвать испытанием, — то, что борьба еще не закончена. Возможно, когда-нибудь и наступит день, когда он сможет вернуться в родную Флоренцию, остепениться, засесть за книги, выпивать с друзьями зимними вечерами, охотиться с ними осенью, бегать за девушками весной и следить за сбором урожая в своих имениях по осени.

Но все это было не то.

В глубине души он знал, что тамплиеры и зло, которое они собой представляли, еще существуют. В их лице он боролся против монстра с огромным количеством голов — их было больше, чем у Гидры. И, как и в случае с легендарным чудовищем, чтобы уничтожить тамплиеров, требовался человек вроде Геркулеса, потому что организация эта была бессмертной.

— Эцио!

Голос дяди был суровым, но именно он вывел Эцио из состояния задумчивости, захватившего его. Он должен понять. Он должен мыслить ясно.

В голове Эцио бушевало пламя. «Я Эцио Аудиторе из Флоренции, — обратился он к самому себе с подобием утешения. — Я силен и мне известны традиции Ассасинов».

Он снова ощутил под ногами землю. Он не знал, было ли произошедшее сном или нет. Учение и откровения странной богини в Сокровищнице до глубины души потрясли его убеждения и разрушили все предположения. Это было похоже на то, как если бы само Время перевернулось с ног на голову. Выйдя из Сикстинской капеллы, где он, по-видимому, оставил умирать, порочного Папу Римского, Александра VI, он снова зажмурился от неприятных солнечных лучей. Вокруг собрались его друзья, товарищи-ассасины, лица их были серьезными и наполненными мрачной решимостью.

Но его продолжала преследовать мысль: должен ли был он убить Родриго, чтобы убедиться в его смерти? Он выбрал «нет», — казалось, тот действительно стремился свести счеты с собственной жизнью, не сумев достичь последней цели.

Но ясный голос в его голове все еще звучал.

И было еще кое-что. Теперь его тянула обратно в капеллу непонятная сила, — он чувствовал, что что-то еще было не сделано.

И дело не в Родриго. Не только в нем. Хотя он должен сейчас же прикончить его. Но было что-то еще!

— Что такое? — спросил Марио.

— Я должен вернуться… — ответил Эцио.

Желудок его сжался от понимания того, что игра еще не окончилась, и что Яблоко никогда не должно попасть в чужие руки. Как только Эцио поразила эта мысль, он понял, что должен поторопиться. Оторвавшись от надежной руки дяди, он поспешил обратно, во мрак. Марио, приказав остальным оставаться на месте и следить за происходящим снаружи, последовал за ним.

Эцио быстро отыскал место, где оставил умирающего Родриго Борджиа, но его там не оказалось! Богато украшенная папская мантия лежала на полу, смятая, запачканная кровью. Ее владелец сбежал. В очередной раз, сердце Эцио сжала рука в ледяной стальной перчатке и, казалось, полностью раздавила его.

Тайная дверь в Сокровищницу, как и ожидалось, была закрыта, почти невидима, но стоило Эцио приблизиться к месту, где, как он помнил, находилась кнопка, и прикоснуться к ней, как она тихо открылась. Он обернулся к дяде и увидел страх на его лице.

— Что там? — спросил старший, стараясь, чтобы голос его звучал ровно.

— Там Загадка, — отозвался Эцио.

Оставив Марио стоять на пороге, он спустился в тускло освещенный проход, надеясь, что еще не слишком поздно, что Минерва предвидела это и проявит милосердие. Конечно, Родриго проход сюда был закрыт. Но на всякий случай Эцио держал наготове скрытый клинок, который завещал ему отец.

В Сокровищнице все еще держали Посох огромные человеческие, и в то же время сверхчеловеческие, фигуры — но были ли они статуями?

Посох. Одна из Частиц Эдема.

По-видимому, Посох слился с державшей его фигурой, потому что как Эцио не пытался его вырвать, фигура, казалось, лишь усиливала хватку, светясь так же, как рунические надписи на стенах Сокровищницы.

Эцио вспомнил, что ни одна человеческая рука не должна даже коснуться Яблока. Тем временем фигура повернулась и погрузилась в землю. Сокровищница опустела, если не считать большого саркофага и окружающих его статуй.

Эцио отступил и быстро, нерешительно, все оглядел. И лишь потом окончательно принял то, что инстинктивно знал до этого, — он прощается с этим местом навсегда. Чего он ожидал? Он надеялся, что Минерва еще раз появится перед ним? Но разве не она сказала ему все эти вещи? И, в конце концов, было ли так необходимо ему знать их? Ему доверили Яблоко. В сочетании с Ним другие Частицы Эдема могли предоставить владельцу невероятную власть, которую так жаждал Родриго. И Эцио, с высоты собственных лет, прекрасно понимал, что такая объединенная сила слишком опасна в руках одного человека.

— Все в порядке? — голос Марио, все еще нетипично нервный, донесся до него.

— В прядке, — отозвался Эцио, направляясь обратно к свету и ощущая необычное сопротивление.

Добравшись до дяди, Эцио молча показал ему Яблоко.

— А Посох?

Эцио покачал головой.

— Лучше в тверди земной, чем в руках человеческих, — сказал с пониманием в голосе Марио. — Но не мне тебе об этом говорить. — Его заметно передернуло. — Пошли! Мы не можем больше задерживаться.

— Куда мы спешим?

— Мы все спешим. Ты же не думаешь, что Родриго будет сидеть, сложа руки, и позволит нам уйти отсюда?

— Я оставил его умирать.

— Оставить его умирать и оставить его в живых — это разные вещи. Пошли!

Потом они со всей возможной скоростью вышли из Сокровищницы. И на всем пути обратно их преследовал ледяной ветер.




Глава 2


— Где остальные? — спросил у Марио Эцио, мысли которого продолжали крутиться вокруг странного происшествия в Сокровищнице.

Они направлялись к выходу из величественного нефа Сикстинской капеллы. Собравшихся ассасинов уже не было.

— Я приказал им уходить. Паола возвращается во Флоренцию. Теодора и Антонио — в Венецию. Мы должны рассредоточиться по всей Италии. Может тамплиеры и сломлены, но еще не уничтожены. Если Братство Ассасинов не будет бдительно, тамплиеры смогут перегруппироваться. Остальные наши товарищи ушли вперед, и будут ждать нас в штабквартире в Монтериджони.

— Они же дежурили здесь.

— Верно. Но они знают, что выполнили свой долг. Эцио, времени мало. Мы все это знаем, — лицо у Марио было серьезным.

— Я должен был удостовериться, что Родриго Борджиа мертв.

— Он ранил тебя?

— Броня остановила клинок.

Марио похлопал племянника по спине.

— То, что я сказал раньше, я сказал сгоряча. Думаю, ты правильно поступил, решив не убивать без необходимости. Я всегда советовал тебе быть сдержаннее. Ты подумал, что для него будет лучше, если он умрет от своей собственной руки. Кто знает? Возможно, он притворялся, — возможно, он действительно принял не смертельную дозу яда. Как бы то ни было, мы должны действовать исходя из сложившегося положения дел, а не тратить силы, размышляя, что мы могли бы сделать. В любом случае, мы послали тебя сражаться в одиночку против целой армии тамплиеров. И ты сделал больше, чем мы от тебя ожидали. Я по-прежнему остаюсь твоим старым дядюшкой, и беспокоюсь о тебе. Пойдем, Эцио. Нужно убираться отсюда. У нас есть дело, и последнее, что нам нужно, чтобы стражники Борджиа загнали нас в угол.

— Ты не поверишь, что я там видел, дядя.

— Давай сперва останемся в живых, а после расскажешь свою историю. Послушай, я оставил лошадей в конюшнях прямо за Собором Святого Петра, за стенами Ватикана. Если доберемся туда, то сумеем выбраться отсюда в целости и сохранности.

— Я уверен, люди Борджиа попытаются нас остановить.

На бородатом лице Марио появилась широкая улыбка.

— Конечно, попытаются, и я убежден, сегодня они недосчитаются многих своих людей!

В приделе Эцио и дядя столкнулись лицом к лицу с несколькими священниками, вернувшимися закончить мессу, которую прервала битва Эцио с Папой Римским, когда он и Родриго сражались за обладание Частицами Эдема.

Сердитые священники окружили их и зашумели.

— Что вы здесь делаете? — вскричали сразу несколько голосов. — Вы осквернили святость этого места!

— Ассасины! Господь заставит вас заплатить за ваши преступления!

Стоило Марио и Эцио начать проталкиваться через рассерженную толпу, как колокола Собора Святого Петра забили тревогу.

— Вы осуждаете то, чего не понимаете, — сказал Эцио священнику, пытавшемуся преградить им путь. Мягкотелость священника вызывала в нем отвращение. Он, как можно осторожнее, оттолкнул его в сторону.

— Нужно идти, Эцио, — настойчиво сказал Марио. — Быстрее!

— Голос его — глас Дьявола! — раздался голос другого священника.

— Отвернись от них!

Эцио и Марио пробрались через толпу и вышли в большой церковный двор. Там они столкнулись с морем людей в красных мантиях. Казалось, вся Коллегия Кардиналов собралась здесь, растерянная, но все еще подвластная Папе Александру VI — Испанцу, который, как знал Эцио, одновременно был Родриго Борджиа, главой Ордена Тамплиеров.

— Наша брань не против крови и плоти, — монотонно пропели кардиналы, — но против начальств, против властей против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего приимите всеоружие Божие… и щит Веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы Лукавого.

— Что с ними такое? — спросил Эцио.

— Они запутались. И просят наставления, — мрачно ответил Марио. — Пошли. Нужно убраться отсюда, пока люди Борджиа не заметили нас.

Он оглянулся на Ватикан, одетый в солнечный свет, словно в сверкающую броню.

— Слишком поздно. Они здесь. Скорей!




Глава 3


Море кардиналов в красных развевающихся облачениях расступилось, пропуская четырех солдат Борджиа, проталкивающихся через толпу по направлению к Эцио и Марио. Толпу охватила паника, кардиналы закричали от страха. Эцио и его дядя оказались окружены людьми. Возможно, появление тяжело вооруженных стражников неосознанно укрепило смелость кардиналов. Нагрудники солдат сверкали в лучах солнца. Четверо солдат с мечами наизготовку шагнуло в круг, лицом к лицу к Марио и Эцио, тоже обнажившими мечи.

— Бросьте оружие и сдавайтесь, ассасины. Вы окружены и в меньшинстве! — закричал, шагнув вперед, командир.

Но прежде чем он смог добавить что-то еще, Эцио сорвался со своего места, чувствуя, как силы возвращаются в его усталое тело. У командира не было времени, чтобы среагировать, он не ожидал, что противник проявит подобную смелость, учитывая численное превосходство солдат. Эцио словно в тумане крутанул мечом, лезвие засвистело, разрезая воздух. Стражник тщетно попытался поднять свой меч, но Эцио оказался быстрее. Меч Эцио с невероятной точностью угодил в цель, скользнул по обнаженной шее стражника — следом ударила струя крови. Оставшиеся трое солдат стояли, оцепенев, поражаясь скорости ассасина. Выглядели они перед лицом такого опытного врага по-идиотски. Эта задержка стоила им жизни. Клинок Эцио еще не завершил первое смертельное движение, как ассасин поднял левую руку, щелкнул механизм скрытого клинка, и из рукава выскочило смертоносное лезвие. Он вонзил его второму стражнику между глаз, прежде чем тот успел хотя бы напрячь мускулы в попытке защититься.

Тем временем никем незамеченный Марио отступил на два шага в сторону, перекрывая угол атаки двум оставшимся стражникам. Их внимание все еще было приковано к шокирующему проявлению жестокости, разворачивающемуся перед ними. Еще два шага, и он оказался вплотную к ним и вонзил меч под нагрудник ближайшего солдата. Острие с отвратительным звуком вошло в человеческое тело. Агония исказила лицо стражника. Ужас сверкнул в глазах последнего выжившего, он повернулся, собираясь сбежать, но было уже слишком поздно. Клинок Эцио ударил его в правый бок, а меч Марио резанул по бедру. Солдат с хрипом повалился на колени. Марио пнул его.

Оба ассасина оглянулись. Кровь стражников текла по мощеной земле, впитывалась в алые подолы кардинальских риз.

— Поспешим. Прежде чем нас отыщет кто-то еще из людей Борджиа.

Они замахнулись мечами на перепуганных кардиналов, и те в ужасе разбежались от ассасинов. Путь из Ватикана был свободен. Раздался топот приближающихся лошадей. Без сомнения, это приближались солдаты. Ассасины яростно пробивались на юго-восток, со всей возможной скоростью кинулись по площади, прочь от Ватикана, в сторону Тибра. Лошади, приготовленные Марио для побега, были привязаны неподалеку от Святого Престола. Но ассасинам пришлось остановиться и развернуться лицом к папской конной гвардии, которые стремительно догоняли их. Грохот копыт по мостовой эхом разносился вокруг. Эцио и Марио вскинули фальчионы, отбивая удары алебард, обрушившиеся на них.

Марио прирезал стражника, собиравшегося вонзить копье в спину Эцио.

— Неплохо для старика, — с благодарностью в голосе воскликнул Эцио.

— Надеюсь, ты окажешь мне ту же услугу, — ответил его дядя. — И не такой уж я «старик»!

— Я не забыл, чему ты меня учил.

— Надеюсь! Берегись!

Эцио обернулся как раз вовремя, чтобы резануть по ногам лошадь, на которой несся на него стражник, занесший для удара опасного вида булаву.

— Отлично! — крикнул ему Марио. — Отлично!

Эцио отпрыгнул в сторону, уходя еще от двух своих преследователей, и стащил их с лошадей. Стражники по инерции пронеслись вперед. Марио, будучи старше и тяжелее своего племянника, предпочитал убивать врагов, не утруждая себя излишними передвижениями. Наконец, асассины добрались до края широкой площади у Собора Святого Петра. Ловкие, как ящерицы, они влезли на безопасные крыши, карабкаясь по стенам домов. Потом побежали вперед, перепрыгивая с крыши на крышу, когда перед ними появлялись провалы улиц. Это не всегда было легко. Один раз Марио едва удался прыжок — он недопрыгнул до крыши и успел лишь уцепиться руками за водосточный желоб. Эцио, задыхающийся от бега, вернулся к нему и помог влезть обратно, и очень вовремя — арбалетные болты (выпущенные преследовавшими их стражниками) ушли в небо, не достигнув цели.

Все-таки они передвигались по крышам куда быстрее, чем их преследователи по земле. Вооруженным до зубов стражникам не хватало умений, которыми обладали ассасины Братства, поэтому их попытки поймать беглецов были тщетными. Постепенно они отстали. Двое мужчин протопали по крыше и остановились, оглядывая небольшую площадь на окраинах района Трастевере. Рядом с постоялым двором довольно непритязательного вида (на потрепанном знаке таверны была нарисована спящая лисица) стояли два крупных оседланных, готовых к поездке гнедых жеребца. Выглядели они весьма непокорными. Присматривал за лошадьми косоглазый горбун с густыми усами.

— Джанни! — прошипел Марио.

Горбун поднял взгляд и тут же отвязал повод, которым кони были привязаны к железному кольцу, вбитому в стену постоялого двора. Марио незамедлительно соскочил с крыши, по-кошачьи приземлился, и сразу запрыгнул в седло ближайшего (и самого крупного) жеребца. Застоявшийся конь заржал и нервно переступил с ноги на ногу.

— Шшш, чемпион, — сказал Марио животному и посмотрел наверх, где все еще на парапете стоял Эцио. — Ну же! — крикнул он. — Чего ты ждешь?

— Минутку, дядя, — отозвался Эцио и повернулся к двум солдатам Борджиа, которым удалось влезть на крышу.

К удивлению Эцио у них в руках оказались пистолеты незнакомого для ассасина вида. Откуда, черт возьми, они их взяли? Но времени для вопросов не было. Щелкнул механизм скрытого клинка, и Эцио закружился в воздухе. Он перерезал стражникам яремные вены, прежде чем те успели выстрелить.

— Впечатляет, — похвалил Марио, едва сдерживая нетерпеливого коня. — Поторопись! Какого черта ты ждешь?

Эцио спрыгнул с крыши на землю рядом со вторым конем, которого крепко держал под уздцы горбун, и тут же вскочил в седло. Конь под его весом встал на дыбы, но Эцио быстро успокоил животное и поехал следом за дядей, который бросился к Тибру. Джанни исчез в постоялом дворе, а из-за угла на площадь выехал отряд кавалерии Борджиа. Ударив коня каблуками, Эцио догнал дядю. Они с головокружительной скоростью скакали по разбитым улочкам Рима по направлению к грязной, медлительной реке. Позади них раздавались крики солдат Борджиа, проклинающих ассасинов. Марио и Эцио скакали по лабиринту старинных улиц, тянувшихся вперед.

Добравшись до острова Тиберина, они пересекли реку по шаткому мосту, задрожавшему под копытами их коней, и, запутывая след, повернули на север, поскакав по главной улице. Она вела прочь из грязного городка, некогда бывшего столицей цивилизованного мира. Они не останавливались, пока не оказались далеко в сельской местности и не убедились, что преследователи до них больше не доберутся.

Они остановили коней рядом с поселком Сеттебаньи, в тени раскидистого дерева, на обочине дороги, идущей вдоль реки, и смогли наконец-то перевести дух.

— Мы едва не попались, дядя.

Старший пожал плечами и улыбнулся, немного болезненно. Из седельной сумки Марио вытащил кожаную флягу с терпким красным вином и протянул племяннику.

— Держи, — сказал он, медленно выдыхая. — Ты молодец.

Эцио глотнул и скривился.

— Откуда ты это взял?

— Это лучшее вино в «Спящей лисе», — ответил Марио, широко улыбаясь. — Когда доберемся до Монтериджони, сможешь нормально поесть.

Усмехнувшись, Эцио передал флягу обратно дяде, но тут на его лице появилось беспокойство.

— Что случилось? — мягко спросил Марио.

Эцио медленно вытащил из сумки Яблоко.

— Вот. Что мне с ним сделать?

Марио мрачно посмотрел на него.

— Это большая ответственность. И только ты можешь взять ее на себя.

— Разве я справлюсь?

— А что говорит тебе сердце?

— Оно советует мне избавиться от него. Но разум…

— Его доверили тебе… некие Силы, с которыми ты столкнулся в Сокровищнице, — торжественно произнес Марио. — Они не отдали бы его снова в руки смертного, если бы намеревались сделать это с самого начала.

— Это слишком опасно. Если оно снова попадет не в те руки…

Эцио посмотрел на реку, чьи зловещие воды медленно текли прочь. Марио с надеждой посмотрел на племянника.

Эцио взвесил Яблоко в правой руке, одетой в перчатку. И все же он колебался. Он знал, что не имеет права выбросить такое сокровище, слова дяди заставили его сомневаться. Конечно, Минерва не позволила бы ему унести Яблоко, если бы на то не было причины.

— Решение принимать только тебе, — проговорил Марио. — Но если ты не хочешь взваливать на себя ответственность за него прямо сейчас, отдай его на хранение. Когда ты успокоишься, то сможешь забрать его.

Эцио все еще сомневался. Потом они одновременно услышали доносящийся издалека грохот копыт и лай собак.

— Эти ублюдки не собираются легко сдаваться, — процедил сквозь зубы Марио. — Ну же, отдай его мне.

Эцио вздохнул, убрал Яблоко обратно в кожаный мешочек и передал ее Марио, который быстро спрятал его в седельную сумку.

— Теперь, — сказал Марио, — нужно загнать этих кляч в реку, и перебраться на тот берег. Это собьет со следа проклятых псов. Даже если они окажутся достаточно умны, чтобы переплыть Тибр, то потеряют нас в лесу. Поехали. Завтра в это же время я хочу быть уже в Монтериджони.

— Придется скакать очень быстро.

Марио ударил коленями коня. Зверь встал на дыбы, в уголках его рта появилась пена.

— Очень, — кивнул Марио. — Потому что теперь нам придется бороться не только с Родриго. Теперь с ним его сын и дочь — Чезаре и Лукреция.

— И они..?

— Самые опасные люди из тех, кого ты когда-либо встречал.




Глава 4


Когда на следующий день на холме на горизонте появился небольшой окруженный стеной город Монтериджони, над которым возвышалась крепость Марио, стоял полдень. Они добрались куда быстрее, чем ожидали, и теперь сбавили темп, щадя коней.

— А потом Минерва рассказала мне о солнце, — проговорил Эцио. — Она рассказала о катастрофе, произошедшей очень давно, и предсказала другую, которая должна будет случиться…

— Но не сейчас, а в будущем, верно? — уточнил Марио. — Тогда не будем волноваться об этом.

— Да, — кивнул Эцио. — Удивляюсь, сколько нам еще предстоит сделать. — Он остановился, задумавшись. — Возможно, скоро все закончится.

— Разве это плохо?

Эцио собирался ответить, когда раздался грохот взрыва — палили городские пушки. Он обнажил меч и привстал в седле, рассматривая крепостные стены.

— Не бойся, — от души рассмеялся Марио. — Это всего лишь учения. Мы обновили арсенал и установили пушки по всей крепостной стене. И проводим ежедневные тренировки.

— И сейчас они прицелятся в нас.

— Не волнуйся, — повторил Марио. — Конечно, моим людям необходима постоянная практика, но у них хватит ума не стрелять в босса!

Чрез некоторое время они въехали через распахнутые главные ворота и поехали по широкой улице, ведущей к цитадели. Вдоль улицы столпились люди, смотревшие на Эцио со смесью уважения, восхищения и любви.

— С возвращением, Эцио! — сказала ему одна женщина.

— Троекратное ура для Эцио! — раздался детский голос.

— Доброго дня, братишка, — ответил ему Эцио и обратился к Марио. — Как же хорошо быть дома.

— Кажется, они больше рады видеть тебя, чем меня, — отозвался Марио, но, говоря это, он улыбался. И действительно, многие старейшие жители города радовались его возвращению.

— Я с нетерпением жду встречи с семьей, — сказал Эцио. — Мы давно не виделись.

— Действительно. Кое-кто с нетерпением ждет встречи с тобой.

— Кто?

— А ты сам не догадываешься? Ты слишком много времени уделяешь долгу перед Братством.

— Ну, конечно. Ты говорил о маме и сестре. Как они?

— Хорошо. Твоя сестра была весьма опечалена смертью мужа, но время лечит все раны. Думаю, теперь ей намного лучше. Кстати, вот и она.

Они въехали во двор укрепленной резиденции Марио и спешились. Наверху мраморной лестницы, ведущей к главному входу, появилась сестра Эцио, Клаудиа, сбежала по ступенькам вниз, прямо в объятия брата.

— Брат! — воскликнула она, обнимая его. — Твое возвращение домой — самый лучший подарок на день рождения, о котором я только мечтала!

— Клаудиа, дорогая моя, — проговорил Эцио, прижимая ее к себе. — Как же хорошо вернуться домой. Как мама?

— Слава Богу, хорошо. Она умирает от желания тебя увидеть. Мы были как на иголках, с тех пор, как узнали, что ты возвращаешься. Твоя слава бежит впереди тебя.

— Пойдем, — позвал Марио.

— Кое-кто еще очень хочет увидеть тебя, — продолжала Клаудиа, взяв брата под руку. Они вместе поднялись по лестнице. — Графиня Форли.

— Катерина? Здесь? — Эцио постарался скрыть волнение в голосе.

— Мы не знали, когда именно вы приедете. Она и мама сейчас с аббатисой, но приедут к закату.

— Сперва дела, — с пониманием в голосе произнес Марио. — Сегодня вечером проведем заседание совета Братства. Знаю, что Макиавелли очень хочет поговорить с тобой.

— Все кончено, правда? — Клаудиа внимательно посмотрела на брата. — Испанец, правда, мертв?

Серые глаза Эцио застыли.

— Я все объясню на заседании, вечером, — сказал он ей.

— Хорошо, — согласилась Клаудиа, но когда она уходила, глаза ее были полны беспокойства.

— Пожалуйста, передай мои самые горячие приветствия графине, когда она приедет, — крикнул ей вслед Эцио. — Я встречусь с ней и мамой вечером. Сперва надо разобраться с неотложными делами вместе с Марио.

Когда они остались одни, голос Марио стал серьезным.

— Тебе надо подготовиться к вечеру, Эцио. Макиавелли прибудет на закате. У него к тебе много вопросов. Сейчас мы обсудим кое-что, а потом советую тебе отдохнуть. Тебе не повредит заново познакомиться с городом.

После серьезного разговора с Марио у него в кабинете, Эцио пошел в Монтериджони. Вопрос о том, почему Папа выжил, тяжело мучил его, и он хотел отвлечься. Марио предложил ему зайти к портному, заказать новую одежду и сменить ту, что испачкалась за время пути. Поэтому Эцио сначала пошел в лавку портного, где нашел самого хозяина, сидевшего на верстаке скрестив ноги. Он шил парчовый плащ роскошного изумрудно-зеленого цвета.

Эцио понравился портной, добродушный парень, чуть старше самого Эцио. Портной тепло поприветствовал его.

— Чем обязан такой чести? — спросил он.

— Думаю, мне нужна новая одежда, — немного грустно ответил Эцио. — Скажи, что ты думаешь. Будь честным.

— Даже если бы это не было моей работой, синьор, я бы сказал, что новый костюм непременно будет для вас сделан.

— Так я и думал! Замечательно!

— Сейчас я сниму с вас мерки. Потом вы выберете цвета, которые пожелаете.

Эцио предоставил себя в распоряжение портного, а после выбрал скромный темно-серый бархат для дуплета и шерстяные штаны соответствующего цвета.

— Одежда будет готова сегодня?

Портной улыбнулся.

— Нет, если вы, конечно, хотите, чтобы я хорошо сделал свою работу, синьор. Но завтра в полдень можете прийти на примерку.

— Хорошо, — согласился Эцио, надеясь, что после вечерней встречи ему не придется срочно уезжать из Монтериджони.

Он шел по главной площади города, когда заметил привлекательную женщину, которая изо всех сил старалась поднять большой ящик, полный красных и желтых цветов. Но ящик был для нее слишком тяжел. В это время дня на улицах всегда было мало людей, а Эцио никогда не мог оставить в беде девушку.

— Могу я предложить вам руку помощи? — спросил он, подойдя к ней.

Она улыбнулась.

— Да, она мне просто необходима. Садовник должен был помочь мне, но его жена заболела. Он пошел домой. А я все равно собиралась в эту сторону, и сказала ему, что заберу ящик сама. Но он слишком тяжелый. Ты не мог бы..?

— Конечно, — Эцио наклонился и вскинул ящик на плечо. — Так много цветов! Вы счастливая женщина.

— В данный момент мне повезло встретить вас.

Без сомнений, она флиртовала с ним.

— А ты не могла попросить мужа, или одного из слуг, чтобы они принесли этот ящик?

— У меня всего одна служанка, и она вполовину слабее меня, — отозвалась женщина. — А мужа у меня нет.

— Ясно.

— Эти цветы для дня рождения Клаудии Аудиторе, — женщина бросила на него взгляд.

— Звучит весело.

— Так и будет, — она помолчала. — Если ты хочешь еще мне помочь кое в чем, я как раз ищу кого-нибудь, кто составит мне компанию на этот праздник.

— Ты считаешь, что я подойду?

Девушка осмелела.

— Да! Ни у кого в городе нет такой выправки как у вас, сир. Уверена, даже брат Клаудии, Эцио, был бы впечатлен.

Эцио усмехнулся.

— Ты мне льстишь. А этот Эцио… Что ты знаешь о нем?

— Клаудиа — моя близкая подруга — высокого мнения о нем. Но он редко навещает ее, из чего следую вывод, что он довольно далеко.

Эцио решил, что пришло время все прояснить.

— Это так, увы… Я был… далеко.

Женщина ахнула.

— О нет! Вы — Эцио! Даже не верится. Клаудиа говорила, что вы должны вернуться. Праздник должен был быть сюрпризом для нее. Обещайте, что не скажете ни слова!

— Если скажете, кто вы.

— Конечно. Я Анджелина Череса. А теперь пообещай!

— И что ты сделаешь, чтобы я замолчал?

Она бросила на него лукавый взгляд.

— О, у меня есть несколько идей на этот счет.

— Не терпится услышать…

В это время они дошли до дома Анджелины. Пожилая экономка открыла им дверь, и Эцио опустил ящик с цветами на каменную лавку во дворе. Потом посмотрел на Анджелину и улыбнулся.

— Так ты мне скажешь?

— Потом.

— Почему?

— Синьор, я уверяю, это стоит того, чтобы подождать.

Никто из них еще не знал, что скоро произойдут события, из-за которых они больше никогда не встретятся.

Эцио попрощался с ней и, видя, что день клонится к закату, пошел обратно к цитадели. Когда он подошел к конюшне, то увидел ребенка — маленькую девочку — растерянно бродившую посреди улицы. Эцио хотел заговорить с ней, и тут услышал позади яростные крики и грохот лошадиных копыт. Не долго думая, он подхватил ребенка и отпрыгнул с ним к ближайшим дверям. Он успел в последний момент. Из-за угла выскочил могучий боевой конь в сбруе, но без всадника. Следом приковылял конюх Марио, и Эцио узнал в нем старика Федерико.

— Иди сюда, проклятое животное! — позвал Федерико, но это было бесполезно — конь уже убежал. Увидев Эцио, он сказал. — Прошу вас, сир, помогите мне. Это любимый конь вашего дяди. Я собирался расседлать его и почистить… Наверное, что-то испугало его, он очень нервный.

— Не волнуйся, отец, я приведу его обратно.

— Спасибо, спасибо. — Федерико стер со лба пот. — Я уже слишком стар для этого.

— Не беспокойся. Останься здесь и последи за ребенком, мне кажется, она потерялась.

— Хорошо.

Эцио побежал за конем. Конь, уже немного успокоившийся, нашелся возле телеги с сеном. Он занервничал, когда Эцио подошел ближе, но потом узнал его и не стал убегать. Эцио положил ему на холку руку и успокаивающе похлопал, потом взялся за уздечку и осторожно повел коня обратно.

По пути он совершил еще одно доброе дело. Он встретил крайне обеспокоенную молодую женщину, потерявшую своего ребенка. Эцио объяснил ей, что случилось, преуменьшив степень опасности, которая угрожала девочке. Когда он сказал, где малышка сейцчас, женщина побежала впереди него, крича: «София! София!» Вскоре раздался ответный крик: «Мама!» Спустя несколько минут он подошел к маленькой группке и передал поводья Федерико. Старик еще раз поблагодарил его и попросил ничего не рассказывать Марио. Эцио пообещал, и Федерико увел коня на конюшню.

Мать с дочерью все еще ждали, Эцио, улыбаясь, повернулся к ним.

— Она хотела сказать вам «спасибо», — сказала мать.

— Спасибо, — покорно повторила София, глядя на него со смесью страха и волнения.

— Больше не отходи от своей мамы, — добродушно произнес Эцио. — Не бросай ее одну, поняла?

Девочка молча кивнула.

— Не знаю, что было бы с нами без вас и вашей семьи, синьор, — вздохнула мать.

— Мы делаем все возможное, — отозвался Эцио, но, когда он вошел в цитадель, мысли его были неспокойны.

Хотя Эцио знал, что сможет постоять за себя, ему совсем не хотелось встречаться с Макиавелли.

Но до встречи оставалось еще достаточно времени, поэтому Эцио, движимый не только желанием отвлечься от тяжелых мыслей, но и естественным любопытством, сперва взобрался на крепостную стену, чтобы поближе посмотреть на новые пушки Марио, которыми дядя так гордился. Там он их и нашел. Чугунные пушечные ядра были аккуратно сложены рядом с колесами пушек в пирамиды. Сами пушки были отлиты из бронзы, по стволу вилась чеканка. Самая большая из пушек была десять футов длинной, Марио рассказывал, что весит она двадцать тысяч фунтов. Но на стенах были и более легкие и маневренные кулеврины. В башнях, на всем протяжении стен, стояли отлитые из чугуна сейкеры и легковесные фальконы на деревянных тележках.

Эцио подошел к стрелкам, столпившимся вокруг одной из больших пушек.

— Красивый зверь, — сказал Эцио, проведя рукой по замысловатой чеканке вокруг запала.

— Это точно, мессер Эцио, — ответил командир, грубоватый мастер-сержант, которого Эцио помнил по своему первому визиту в Монтериджони, еще молодым парнем.

— Я слышал, что вы практиковались днем. Могу я тоже пострелять?

— Можно, конечно, но днем мы стреляли из меньших пушек. Эти, большие, совсем новые. Мы еще не испытывали их, потому что они еще не подготовлены к стрельбе. А мастер-оружейник, который их устанавливал, куда-то запропастился.

— Кто-нибудь из вас пытался еще найти?

— Пытались, сир, но неудачно.

— Я тоже посмотрю в окрестностях. В конце концов, эти штуки здесь не для красоты. Никогда не знаешь точно, как скоро они могут пригодиться.

Эцио пошел по крепостной стене и удалился от стрелков всего на двадцать-тридцать ярдом, когда услышал громкое бормотание, доносившееся из-под деревянного навеса, который был установлен над боевой площадкой одной из башен. Рядом с навесом лежал ящик с инструментами. Когда Эцио подошел к навесу, бормотание перешло в храп.

Внутри оказалось темно и жарко, воздух был спёртым и пропах кислым вином. Когда глаза привыкли к темноте, Эцио разглядел крупного мужчину в не особо чистой рубашке, развалившегося на куче соломы. Он легонько пнул мужика, но это не произвело должного эффекта — мужик лишь забормотал во сне, а потом повернулся лицом к стене и захрапел.

— Эй, мессер, — сказал Эцио, более грубо толкая носком сапога мужчину.

На этот раз мужик открыл один глаз и повернулся посмотреть на Эцио.

— Чо надо, дружище?

— Ты нужен, чтобы починить пушки на стене.

— Не сегодня, дружбан. Завтра с утра.

— Ты слишком пьян, чтобы работать? Думаю, капитану Марио не понравится услышать это.

— Сегодня я больше работать не собираюсь.

— Еще не слишком поздно. Ты хоть знаешь, который час?

— Нет. И не знал. Я делаю пушки, а не часы.

Эцио присел на корточки, чтобы было удобнее с ним говорить. Мужчина в свою очередь сел и смачно рыгнул в лицо Эцио. Изо рта у него отвратительно несло чесноком и дешевым монтальчино. Эцио поднялся.

— Мы хотим, чтобы пушки стреляли. И хотим, чтобы они были готовы немедленно, — процедил он. — Или мне найти кого-то поспособнее тебя?

Мужик встал.

— Не спеши, дружище. Я никому не позволю притронуться к моим пушкам.

Он оперся на Эцио, и тот снова ощутил его дыхание.

— Ты не представляешь, с кем мне приходиться иметь дело. У этих солдат нет никакого уважения к артиллерии. Для многих из солдат пушки — всего лишь новомодный хлам. Им кажется, что пушка будут стрелять просто так, по волшебству! А ведь орудие нужно чувствовать!

— Может, продолжим разговор по пути? — спросил Эцио. — Время не ждет.

— Имей в виду, — продолжал мастер-оружейник, — что эту пушки, что стоят здесь, довольно неплохи для своего класса, и лучшие для Марио, но они очень примитивны. Я сумел раздобыть у французов чертежи одного изобретения. Они называют его «железный убийца». Очень умно. Только представь, пушка, которую можно держать в руках! Оружие будущего, дружище!

С этими словами они подошли к группе солдат, стоявших вокруг пушки.

— Можете отзывать «охотников», — весело заметил Эцио. — Вот он.

Мастер-сержант прищурил глаза.

— А он справится с работой?

— Может, я немного и перебрал, — отозвался оружейник, — но в душе я трезв, как стекло. В наше время потакать спящему в кишках воину — единственный способ выжить. Так что я просто обязан пить, — он отпихнул сержанта в сторону. — Ну-ка, посмотрим что у нас здесь…

Он несколько минут осматривал пушки, потом повернулся к солдатам.

— Что вы наделали? Вы их испортили! Слава богу, вы не додумались стрелять из них, иначе поубивали бы всех нас. Они же еще не готовы! Сперва ствол надо хорошо почистить.

— А может с вами нам вовсе не понадобится пушка, — огрызнулся в ответ сержант — Вы прикончите врага своим дыханием!

Но ружейник занимался пушкой, в одной руке у него был шомпол, во второй отрез грубого хлопка, измазанного чем-то жирным. Когда он закончил, он встал и заметно расслабился.

— Ну, все, — проговорил он и повернулся к Эцио. — Пусть эти парни зарядят пушку. Это единственное, на что они способны — и видит Бог, им пришлось долго учиться даже этому — тогда вы сможете пострелять. Смотрите на холмы. Мы установили там мишени на уровне этой пушки. Попробуйте начать с цели, которая находится прямо перед пушкой. Если пушка взорвется, по крайней мере, взрыв не оторвет вам голову.

— Звучит обнадеживающе, — хмыкнул Эцио.

— Попытайтесь, мессер. Здесь стоит предохранитель.

Эцио вставил фитиль в дыру для запала. Долгое время никого не происходило, а потом Эцио отскочил, потому что пушка взревела. Посмотрев на мишени, Эцио увидел, что ядро поразило одну из них.

— Хорошо! — обрадовался оружейник. — Великолепно! Слава Богу, нашелся хоть кто-то, кто умеет стрелять так же, как я.

Эцио приказал зарядить орудие и выстрелил вновь. На этот раз он промахнулся.

— Нельзя поразить все мишени, — посочувствовал оружейник. — Возвращайтесь утром. Мы снова будем тренироваться, и вы наловчитесь стрелять.

— Я приду, — кивнул Эцио, еще не осознавая, что когда ему придется стрелять из этой пушки в следующий раз, это будет не тренировка, а смертельная необходимость.




Глава 5


Эцио вошел в главный зал цитадели Марио. Сгущались вечерние тени, и слуги начали зажигать факелы и свечи, они немного рассеяли мрак. Этот мрак гармонировал с мрачным настроением Эцио, которое ухудшалось по мере приближения часа встречи.

Погруженный в свои мысли, он не заметил человека, застывшего у огромного камина. Ее небольшая, но крепкая фигура казалась совсем маленькой по сравнению с гигантскими кариатидами, располагавшимися по обеим сторонам от камина. Эцио вздрогнул, когда она подошла к нему и взяла за руку. Он тут же узнал ее, черты его лица смягчились, в них светилась неприкрытая радость.

— Доброго тебе вечера, Эцио, — произнесла она, как показалось Эцио, немного застенчиво.

— Доброго вечера, Катерина, — ответил он, кланяясь графине Форли.

Близость, связывавшая их, осталась в прошлом, хотя ни кто из них не забыл о ней. И все же, когда Катерина коснулась его руки, Эцио на мгновение ощутил непреодолимое влечение.

— Клаудиа сказала, что ты здесь, и я с нетерпением ждал этой встречи. Но… — он запнулся. — Монтериджони так далеко от Форли, и…

— Не льсти себе, полагая, что я проделала этот путь лишь для того, чтобы увидеть тебя, — отозвалась она с оттенком резкости в голосе.

Но Эцио видел, что Катерина улыбается, и что говорит это не вполне серьезно. И в глубине души он прекрасно знал, что его по-прежнему привлекает эта независимая и опасная женщина.

— Я всегда к вашим услугам, Мадонна, во всяком случае, я постараюсь помочь.

— Некоторые случаи тяжелее других, — возразила она, и в голосе появились жесткие нотки.

— О чем ты?

— Это не просто, — вздохнула Катерина. — Я приехала сюда, чтобы заключить союз.

— Расскажи поподробнее.

— Боюсь, твоя работа еще не закончена, Эцио. Папские армии идут на Форли. Мои владения невелики, но к счастью, или, к сожалению, для меня, они имеют огромное стратегическое значение для любого, кто контролирует их.

— И ты просишь меня о помощи?

— Мои войска сами по себе слабы. А твои наемники мне бы очень пригодились.

— Мне надо будет обсудить это с Марио.

— Он не откажет мне.

— И я тоже.

— Помогая мне, вы не просто сделаете доброе дело. Вы восстанете против тех сил зла, против которых мы всегда сражались все вместе.

Появился Марио.

— Эцио, Графиня, мы собрались и ждем только вас, — сказал он, лицо его было необычайно серьезным.

— Мы еще поговорим об этом, — кивнул Катерине Эцио. — Мне нужно идти на встречу, организованную дядей. Думаю, у меня получится все объяснить. Но после… давай потом встретимся.

— Я тоже приглашена на собрание, — ответила Катерина. — Пойдем?




Глава 6


Комната была очень знакома Эцио. На открытой стене висели страницы Кодекса, расположенные по порядку. Стол, обычно заваленный картами, был чист и вокруг него на тяжелых стульях с прямой спинкой из темного дерева сидели собравшиеся в Монтериджони члены Братства Ассасинов и члены семьи Аудиторе, посвященные в дела Ордена. Марио сидел за своим столом, а на другом конце сидел серьезный мужчина в темном костюме. Он все еще выглядел молодым, но на лбу его залегли глубокие морщины. Это был один из ближайших товарищей Эцио, и самый неустанный его критик — Никколо Макиавелли. Двое мужчин сдержанно кивнули друг другу, и Эцио подошел поздороваться с Клаудией и матерью, Марией Аудиторе, ставшей главой семьи после смерти мужа. Мария обняла единственного оставшегося в живых сына так крепко, словно от этого зависела ее жизнь, посмотрела на него блестящими глазами… Эцио вырвался и сел рядом с Катериной, напротив Макиавелли, который встал и вопросительно посмотрел на друга. Стало ясно, что это вовсе невежливое вступление к разговору.

— Во-первых, наверное, я должен перед тобой извиниться, — начал Макиавелли. — Меня не было в Сокровищнице из-за неотложных дел во Флоренции, поэтому я не смог по-настоящему проанализировать то, что там произошло. Марио рассказал нам свою версию, но твой отчет должен быть более подробным.

Эцио поднялся и ответил напрямик.

— Я вошел в Ватикан и столкнулся с Родриго Борджиа, Папой Александром VI, нам пришлось вступить в схватку. У него была одна из частиц Эдема — Посох — и он использовал его против меня. Мне удалось одержать победу. С помощью объединенной силы Посоха и Яблока я открыл проход к тайной Сокровищнице, оставив Родриго снаружи. Он был в отчаянии и просил, чтобы я убил его. Я отказался, — Эцио помолчал.

— И что потом? — напомнил Макиавелли, остальные слушали молча.

— В Сокровищнице было множество странных вещей — вещей, не виданных в нашем мире. — Заметно вздрогнув, Эцио заставил себя продолжать более ровным голосом. — Там мне явилась богиня Минерва. Она рассказала об ужасной трагедии, которая постигнет человечество в будущем. Но она так же сказала о затерянных храмах, которые, если нам удастся их отыскать, помогут искупить наши грехи и спасут всех. Она появилась, чтобы просить об этом призрака, который неким образом был со мной связан, но я не могу сказать, кто это был. После предупреждений и предсказаний она исчезла. Я вышел и увидел умирающего Папу, — мне показалось, что он умирал. Он сказал, что принял яд. Потом что-то заставило меня вернуться. Я забрал Яблоко, но Посох и огромный Меч, бывшие другими частицами Эдема, поглотила земля, и я рад, что так произошло. Ответственность за одно только Яблоко, которое я отдал на хранение Марио, больше той, какую я вообще хотел бы нести.

— Невероятно! — воскликнула Катерина.

— Чудеса, да и только, — добавила Клаудиа.

— Значит, в Сокровищнице не было ужасного оружия, как мы опасались, — или, по крайней мере, тамплиеры не получили над ним контроль. Это хорошая новость, — спокойно произнес Макиавелли.

— А эта богиня, Минерва, — спросила Клаудиа, — она выглядит как мы?

— Она одновременно похожа и не похожа на человека, — ответил Эцио. — А слова ее доказывают, что она принадлежала к расе намного старше и величественнее нашей. Весь ее род умер много веков назад. Она же ждала все это время. У меня нет слов, чтобы описать чудеса, которые она творила.

— А храмы, о которых она говорила? — вставил Марио.

— Я не знаю.

— Она сказала, что мы должны найти их? Как мы узнаем, на что обращать внимание?

— Наверное, мы должны. Возможно, сами поиски укажут нам путь.

— Поиск мы организуем, — сухо проговорил Макиавелли. — Но сперва мы должны расчистить путь. Расскажи о Папе. Ты сказал, что он не умер?

— Когда я вернулся, его мантия лежала на полу капеллы. Сам он исчез.

— Он что-нибудь тебе обещал? Он раскаялся?

— Нет. Он стремился к власти. И когда увидел, что не сумеет получить ее, сломался.

— И ты оставил его умирать.

— Я не собирался убивать его.

— Ты должен был это сделать.

— Я не собираюсь спорить о том, что сделано. Я останусь при своем мнении. Нам нужно обсудить будущее. То, что нам предстоит сделать.

— То, что нам предстоит сделать теперь под вопросом из-за твоей неспособности прикончить главу тамплиеров, когда у тебя был шанс! — Макиавелли тяжело дышал, но потом немного расслабился. — Ладно, Эцио. Мы все относимся к тебе с уважением. Более двадцати лет ты был предан Братству и Кредо, и не допускал подобных ошибок. Часть меня поддерживает твое решение не убивать Родриго. И это решение соответствует нашему кодексу чести. Но ты недооценил врага, друг мой, и это привело к тому, что перед нами встала неотложная и опасная задача. — Он помолчал, обведя всех орлиным взором. — Наши шпионы в Риме сообщают, что Родриго действительно пока не опасен. По крайней мере, дух его сломлен. Есть поговорка — лучше сразиться с молодым львом, чем со старым и умирающим, но в случае с Борджиа все обстоит совсем наоборот. Теперь нам предстоит потягаться силами с сыном Родриго, Чезаре. Вооруженный огромным состоянием, что Борджиа сумели скопить с помощью всех средств, что были им доступны, — в основном бесчестных! — Макиавелли криво усмехнулся, — он возглавил огромную армию, в которой состоят лишь высококвалифицированные солдаты. С ее помощью он намеревается захватить всю Италию — весь полуостров — и он не намерен останавливаться на границах Неаполитанского королевства.

— Он не осмелится… Он никогда этого не добьется! — взревел Марио.

— Он осмелится и добьется, — отрезал Макиавелли. — Он — зло во плоти, и, как и отец, посвятил жизнь ордену тамплиеров. Он великолепный и совершенно безжалостный боец. Он всегда хотел быть солдатом, даже после того, как отец сделал его Кардиналом Валенсии, когда ему было всего семнадцать! Но, как всем нам известно, он оставил этот пост, первый кардинал, который сделал это за всю историю Церкви! Борджиа относятся к стране и Ватикану как к своим владениям! План Чезаре состоит в том, чтобы сперва подавить север, подчинить Романью и отрезать от Италии Венецию. И он намеревается полностью уничтожить всех нас, оставшихся в живых ассасинов, так как знает, что мы единственные, кто может его остановить. Или всё, или ничего — вот его девиз. «Будьте со мной или умрите». И знаете, думаю, этот безумец действительно верит в свои слова.

— Дядя упоминал еще и сестру, — начал было Эцио.

Макиавелли повернулся к нему.

— Да, Лукреция. Она и Чезаре… как бы это сказать? Очень близки. Они — очень сплоченная семья. И когда не убивают тех братьев, сестер, мужей и жен, что стали мешать им, они… совокупляются друг с другом.

Мария Аудиторе не сдержала крик отвращения.

— Мы должны относиться к ним с такой же осторожностью, как если бы это были не люди, а гадюки, — закончил Макиавелли. — Бог знает, где и когда они нанесут следующий удар. — Он замолчал и выпил полстакана вина. — Марио, теперь я оставлю вас. Эцио, надеюсь, скоро встретимся.

— Ты уезжаешь уже сегодня, вечером?

— Время не терпит, друг мой Марио. Сегодня вечером я выезжаю в Рим. Прощайте!

Когда Макиавелли вышел, в комнате воцарилось молчание. После долгой паузы Эцио с горечью произнес:

— Он обвиняет меня в том, что я не убил Родриго, когда у меня была возможность. — Он посмотрел на всех. — И вы все тоже!

— Любой из нас мог бы принять тоже решение, что и ты, — сказала его мать. — Ты был уверен, что он умирает.

Марио подошел и положил руку на плечо племяннику.

— Макиавелли ценит тебя, как и все мы. Даже если бы Папа был мертв, нам предстояло бы иметь дело с его выводком…

— Если бы я отрезал голову, тело бы выжило?

— Мы должны действовать исходя из сложившейся ситуации, Эцио, а не из той, что могла бы быть. — Марио похлопал его по спине. — Завтра нас ждет насыщенный день, поэтому я предлагаю пообедать и отправиться спать!

Эцио поймал взгляд Катерины. Ему показалось, или там и вправду мелькнула старая страсть? Он мысленно пожал плечами. Возможно, ему просто показалось.




Глава 7


Эцио съел совсем мало — только фаршированного цыпленка с жареными овощами, и выпил стакан наполовину разбавленного водой кьянти. За обедом немного поговорили, и он ответил на вопросы матери, вежливо, но кратко. После напряжения, в котором Эцио находился перед собранием, и которое наконец-то оставило его, он очень устал. Эцио едва смог отдохнуть после возвращения из Рима, и теперь ему казалось, что пройдет еще много времени, прежде чем он сможет воплотить в жизнь давнее заветное желание — вернуться на какое-то время в старый дом во Флоренции и жить там, читая книги и прогуливаясь по окружавшим город пологим холмам.

Как только позволили приличия, он извинился перед всеми и отправился в спальню — большую, тихую, тускло освещенную комнату на верхнем этаже. Из окна открывался вид на деревню, а не на город. Войдя в спальню и отпустив слугу. Решительность, поддерживавшая его на протяжении всего дня, покинула тело, он ссутулился, плечи поникли. Движения стали медленными и осторожными. Он прошел через всю комнату туда, где слуга уже приготовил ему ванну. Эцио стянул обувь, снял одежду и некоторое время стоял так, обнаженный, с кучей одежды в руках, перед зеркалом в полный рост возле медной ванны. Он устало посмотрел на свое отражение. Куда ушли четыре десятка лет? Эцио выпрямился. Он стал старше, сильнее и, безусловно, мудрее, но не мог отрицать, что ощущает сильную усталость.

Он бросил одежду на кровать. Под ней в запертом сундуке из вяза лежало тайное оружие из Кодекса, которое когда-то создал для него Леонардо да Винчи. Эцио собирался проверить оружие с утра, сразу после военного совета, который он намеревался провести с дядей. С первоначальным скрытым клинком ассасин никогда не расставался, за исключением случаев, когда он был обнажен, но даже тогда клинок всегда оставался под рукой. Он носил его постоянно, клинок стал частью его тела.

Облегченно вздохнув, Эцио скользнул в ванну. По шею погрузившись в горячую воду, вдыхая мягкий ароматный пар, он закрыл глаза и медленно, с облегчением, выдохнул. Наконец-то, покой. Это был лучший момент из тех коротких часов отдыха, что у него были.

Он задремал и почти увидел сон, когда раздался тихий звук. Дверь за тяжелым гобеленом, отделявшим ванну от спальни, открылась и закрылась. Эцио мгновенно проснулся, встревоженный, словно дикий зверь. Он молча дотянулся до клинка и привычным движением защелкнул наруч на запястье. Потом одним плавным движением он повернулся и встал прямо в ванне, готовый к атаке, лицом к двери.

— Что ж, — проговорила Катерина, многозначительно улыбаясь, — с годами ты ничуть не изменился.

— У вас есть преимущество передо мной, графиня, — усмехнулся Эцио. — Вы полностью одеты.

— Думаю, это можно легко исправить. Но я жду.

— Чего?

— Что ты скажешь, что тебе не обязательно смотреть. Скажешь, что уверен, даже не видя меня обнаженной, что Природа была ко мне настолько же благосклонна, как и к тебе. — Ее улыбка еще больше смутила Эцио. — Но я помню, ты никогда не умел так же хорошо говорить комплименты, как сражаться с тамплиерами.

— Иди сюда!

Он привлек ее к себе, развязывая пояс юбки. Ее пальцы сперва скользнули к клинку, снимая его с руки Эцио, а потом к шнурку на корсаже. Через несколько секунд он поднял ее к себе в ванну, их губы слились в поцелуе, обнаженные тела переплелись.

Они недолго пробыли в ванне и вскоре вылезли, вытирая друг друга грубыми льняными полотенцами, которые оставил слуга. Катерина достала из кармана платья принесенный с собой пузырек с ароматическим массажным маслом.

— А теперь ложись на кровать, — сказала она. — Я хочу убедиться, что ты готов и получаешь удовольствие.

— Ты же видишь, что так и есть.

— Доставь удовольствие мне. И не отказывай в нем себе.

Эцио улыбнулся. Это было куда лучше сна. Сон мог подождать.

Сну, как обнаружил Эцио позже, пришлось ждать три часа. Потом Катерина задремала в его объятиях. Она уснула раньше него, и он долго смотрел на нее. Природа действительно была к ней благосклонна. Ее стройное тело с узкими бедрами и широкими плечами, с небольшой, но идеальной грудью, выглядевшей так же, как двадцать лет назад, было по-прежнему соблазнительным. Копна великолепных золотисто-рыжих волос, лежавших у него на груди, щекотала, от них исходил тот же аромат, который давным-давно сводил его с ума. За ночь он просыпался пару раз и обнаруживал, что откатился от нее. И когда он вновь брал ее за руки, она прижималась к нему с едва слышным радостным вздохом, клала руку ему на предплечье, но не просыпалась. Позже Эцио задавался вопросом, не была ли эта ночь лучшей ночью любви в его жизни.

Конечно, они проспали, но Эцио и не собирался отказываться от удовольствия ради стрельбы из пушки, хотя часть его упрекала его за это. Он слышал доносившиеся издали звуки — топот марширующих солдат, приказы, а потом, грохот пушки.

— Они упражняются с пушками, — пояснил он, когда Катерина вскочила и вопросительно посмотрела на него. — Маневры. Марио суровый командир.

Тяжелые шторы из парчи закрывали большую часть окна, поэтому комната была погружены в приятный полумрак, а слуги не стали их беспокоить. Вскоре стоны удовольствия Катерины заглушили все остальные звуки. Он сжал руками ее крепкие ягодицы, она потянулась к нему, когда их прервал не просто грохот пушки.

Покой и тишина комнаты были разрушены. Окно и часть каменной стены с грохотом вылетели, выбитые огромным пушечным ядром, которое, обжигающе горячее, упало в паре сантиметров от кровати. Пол под его весом просел.

В первый момент опасности Эцио инстинктивно прикрыл собой Катерину, защищая, но теперь любовники вновь превратились в профессионалов и коллег. В конце концов, если они собирались оставаться любовниками, то сперва должны будут выжить.

Они вскочили с кровати, подбирая одежду. Эцио заметил, что кроме пузырька с маслом Катерина прятала под юбками весьма полезный кинжал с зазубренным лезвием.

— Какого черта? — прокричал Эцио.

— Найди Марио, — настойчиво посоветовала Катерина.

Еще одно ядро влетело в комнату и разбило на части кровать, на которой они недавно лежали.

— Мои войска на главном дворе, — сообщила Катерина. — Я найду их и поведу в обход цитадели, возможно, мы обойдем их с тыла. Скажи об этом Марио.

— Спасибо, — кивнул Эцио. — Ты все так же великолепна.

— Лучше бы я изменилась, — засмеялась она. — В следующий раз нам лучше остановиться в гостинице.

— Тогда сделаем так, чтобы этот проклятый следующий раз наступил, — отозвался Эцио, цепляя к поясу свой меч. Смех у него был нервным.

— Конечно! До встречи! — Крикнула Катерина, выбегая из комнаты, не забыв послать ему воздушный поцелуй.

Эцио посмотрел на обломки кровати. Оружие из Кодекса — двойной клинок, отравленное лезвие, пистолет, — все было погребено под обломками и, по всей вероятности, уничтожено. По крайней мере, у него остался скрытый клинок. Даже находясь при смерти, он никогда не забудет о нем. О последнем наследстве, доставшемся ему от погибшего отца.




Глава 8


Эцио понятия не имел, сколько было времени, но опыт подсказывал ему, что обычно атаки начинаются на рассвете, когда жертва еще расслаблена и не протерла со сна глаза. Эцио порадовался, что даже после сорока лет он не прекратил тренировки, и сейчас оставался таким же бдительным и ловким, как дикий кот.

Он выбрался наружу, перебрался на крепостную стену и смог осмотреть местность вокруг городка. Он пошел вдоль стены с бойницами, в разных частях города под ним полыхало пламя. Он увидел, как горит лавка портного и дом Анджелины.

Похоже, праздник в честь дня рождения бедной Клаудии сегодня не состоится.

Он пригнулся, когда очередное пушечное ядро врезалось в крепостную стену. Ради бога, что за оружие притащили с собой атакующие? Как они могли так быстро перезаряжать их и стрелять? Кто стоит за всем этим?

Сквозь дым и пепел он различил Марио, который бежал к нему, уворачиваясь от обломков рушащейся кладки. Эцио спрыгнул со стены на землю недалеко от Марио и подбежал к дяде.

— Дядя! Что за черт?

Марио сплюнул.

— Они загнали нас в ловушку. Это Борджиа!

— Черт!

— Мы недооценили Чезаре. Должно быть, они пришли ночью с востока.

— Что будем делать?

— Главное — вывести горожан, тех, кто еще жив. Нужно увести их отсюда, пока мы не вступили в открытый бой. Если Борджиа захватят город вместе с жителями, они убьют всех в Монтериджони. Все жители в их глазах — либо ассасины, либо наши пособники.

— Я знаю, как их вывести. Предоставь это мне.

— Молодец. Я соберу защитников и дам им все, что у нас есть, — Марио замолчал. — Слушай. В первую очередь займемся спасением людей. Иди на стену и возьми на себя командование пушками.

— А ты?

— Пойду в атаку. Эти ублюдки хотят войны, они ее получат.

— Катерина пытается обойти войска с фланга.

— Отлично. Тогда у нас еще есть шанс. А теперь вперед!

— Подожди!

— Что еще?

— Где Яблоко? — Эцио понизил голос.

Он не стал говорить дяде, что оружие из Кодекса было уничтожено одним из первых залпов. Мысленно он молился, чтобы их с Леонардо пути каким-то чудом вновь пересеклись, и он не сомневался, что мастер всех искусств и наук поможет ему восстановить оружие в случае необходимости. В конце концов, у него оставался еще скрытый клинок, да и сам он когда-то непревзойденно обращался с обычным оружием.

— Яблоко в безопасности, — успокоил его Марио. — Теперь иди. Если заметишь, что у Борджиа появился хоть малейшая возможность разбить стены, бросай все и спасай жителей. Ты понял?

— Да, дядя.

Марио положил руки на плечи Эцио и смотрел, долго и внимательно.

— Наша судьба лишь отчасти находится в наших руках. Мы можем проконтролировать лишь малую часть происходящего. Но никогда, никогда не забывай, племянник, что без ведома Господа ни единый волос не упадет с головы человека.

— Я понял, Капитан.

Они немного помолчали. Потом Марио протянул руку.

— Вместе к победе!

Эцио взял его руку и крепко пожал.

— Вместе!

Марио повернулся, чтобы уйти.

— Капитан, будь осторожен! — сказал ему Эцио.

Марио мрачно кивнул.

— Сделаю все возможное! Возьми мою лучшую лошадь и постарайся добраться до внешней стены так быстро, как только сможешь! — Он выхватил меч и, воинственно крикнув своим людям, ринулся на противника.

Эцио пару секунд наблюдал за ним, а потом побежал в конюшню, где ждал старый конюх, которому он вернул вчера сбежавшего коня. Огромный гнедой конь был уже оседлан и готов.

— Маэстро Марио уже отдал приказ, — сказал старик. — Может я уже и стар, но никто никогда не обвинял меня в бездействии. Но будь осторожен! Этот конь рвется в бой!

— Я поймал его вчера. Он меня помнит.

— Верно! Удачи! Мы все надеемся на вас!

Эцио вскочил в седло и направил энергичного коня к внешним стенам.

Он скакал через опустошенный город. Портной, мертвый и искалеченный, лежал перед своей лавкой. Разве он причинил хоть кому-нибудь зло? Анджелина, рыдающая перед горящим домом. Какой во всем этом был смысл?

Война — вот что это было. Жестокость и безжалостность. Злоба и бессилие. В горле Эцио встал комок.

Свобода и Милосердие. И Любовь. Только за это стоило сражаться и убивать. Это были главные части Кредо Ассасинов. И Братства. Эцио ехал дальше, и на пути ему встречались сцены страшного запустения. Опустошение и хаос окружали его, пока он мчался по пылающему городу.

— Мои дети? Где мои дети? — кричала молодая мать, а он ехал мимо, бессильный помочь.

— Хватайте, что можете, и убираемся отсюда! — призывал кто-то.

— Моя нога! Мне оторвало ногу! — вопил горожанин.

— Как мы можем спастись? — визжали люди, метающиеся в панике.

— Где моя мама? Мама! Мама! — звал ребенок.

Сердце Эцио окаменело. Он не мог спасти отдельных людей. Не было времени. Но если он должным образом организует оборону, то сумеет спасти больше людей, чем потеряет.

— Помогите! Помогите! — закричала девочка-подросток, которую схватили и повалили на землю солдаты Борджиа.

Эцио ехал мрачный. Он должен убить их. Убить всех, кого сможет. Кто такой этот бессердечный Чезаре Борджиа? Мог ли он быть хуже Папы Римского? Был ли он злом, страшнее, чем Тамплиеры?

— Воды! Воды! Принесите воды! — в отчаянии прокричал мужской голос. — Все горит!

— Боже мой, где ты? Где ты, Марчелло! — звал женский голос.

Конь Эцио скакал дальше. Но мольбы о помощи все еще звучали у него в ушах.

— Как нам выбраться отсюда?

— Бегите! Бегите! — голоса перекрывали звуки залпов.

Отовсюду звучали крики и рыдания, отчаянные мольбы о помощи, просьбы отыскать выход из осажденного города. А беспощадные солдаты Борджиа продолжали и продолжали обстреливать город.

Господи, пусть они не разрушат стены, прежде, чем мы приведем в готовность собственные орудия, подумал Эцио. Хотя он различал звуки выстрелов сейкеров и фальконетов, палящих по атакующим, он ни разу не услышал грохота огромных пушек, которые видел накануне на стенах. Только эти пушки могли уничтожить огромные деревянные осадные башни, что катили к городским стенам войска Борджиа.

Он заставил гнедого вскочить на рампу у стены и соскочил, когда они добрались до площадки, где он в последний раз встретил пьяного оружейника, следящего за десятифутовыми пушками. Сейчас тот был абсолютно трезв и помогал стрелкам навести пушку на башню, которую атакующие медленно, но верно толкали к крепостной стене. Эцио увидел, что высота башни равна высоте зубцов стен.

— Негодяи! — пробормотал он.

Мог ли кто-нибудь предположить, что атака будет настолько быстрой и — даже сам Эцио вынужден был это признать, — настолько безупречной?

— Огонь! — закричал крупный, словно медведь, мастер-сержант, командовавший первой огромной пушкой.

Пушка громыхнула, откатилась назад, но ядро пролетело мимо цели, выбив деревянные щепки из угла башенной крыши.

— Попадите, наконец, по чертовой башне, идиоты! — орал сержант.

— Сир, нам нужно больше боеприпасов!

— Тогда идите на склад и притащите их сюда! Смотрите! Они штурмуют врата!

Другая пушка взревела и выплюнула ядро. Эцио был рад, увидев, как часть атакующих превратилась в размазанное море крови и костей.

— Перезаряжай! — орал сержант. — Стрелять по моей команде!

— Подождем, пока башня приблизится, — приказал Эцио. — Тогда выстрелим вниз. Это заставит башню рухнуть. А после наши арбалетчики прикончат выживших.

— Да, сир!

Подошел оружейник.

— Вы быстро учитесь тактике, — похвалил он Эцио.

— Это инстинкт.

— В бою хороший инстинкт стоит сотни человек, — отозвался оружейник. — Но вы пропустили учения нынешним утром. Это непростительно!

— Как вы смеете, — шутливо воскликнул Эцио.

— Пошли, — усмехнулся оружейник. — У нас есть еще одна пушка, прикрывающая левый фланг, а командир оружейного расчета был убит. Арбалетный болт угодил ему прямо в лоб. Он умер раньше, чем упал на землю. Возьмешь это на себя. У меня есть своя работа — нужно убедиться, что ни одно оружие не перегреется и не разорвется. Нужно хорошенько оттрахать врагов!

— Хорошо.

— Внимательней целься. Войска твоей подружки сражаются с Борджиа снаружи. Постарайся их не задеть.

— Какой подружки?

Оружейник подмигнул.

— Ради бога, Эцио! Это очень маленький город!

Эцио подошел ко второму орудию. Канонир обтирал его мокрой губкой, охлаждая после выстрела. Второй запихивал в дуло и утрамбовывал порох и пятидесяти пудовый чугунный шар. Третий подготавливал «медленный» запал, подпалив оба конца, чтобы, если один вдруг погаснет в момент соприкосновения, задержки с выстрелом не было.

— Действуем! — кивнул Эцио, подходя к ним.

— Синьор!

Он внимательно осмотрел поле за стеной. Зеленая трава была залита кровью, раненые и убитые валялись между стогов сена. Он различил желтые, черные и синие мундиры людей Катерины вперемешку с мундирами солдат Борджиа, на которых выделялся опустивший голову черный бык на золотом поле — герб Чезаре. Они представляли собой отличную мишень.

— Притащите несколько небольших орудий, чтобы уничтожить этих. Скажи нашим, чтобы целились по черно-золотым, — отрывисто приказал Эцио. — И наведите эту пушку на осадную башню. Она слишком близко к нам, нужно ее уничтожить!

Канониры развернули тяжелую пушку и ствол так, чтобы орудие было направлено на основание осадной башни, находившейся в менее чем пятидесяти ярдах от стены.

Эцио руководил наведением, когда ближайший сейкер был уничтожен. Он взорвался, раскаленные бронзовые осколки разлетелись в разные стороны. Голову и плечи канонира, бывшего всего в нескольких дюймах от Эцио, отрезало одним из осколков. Руки мужчины опали, а потом на землю свалилось и все тело, кровь хлестала из него как из фонтана. Резкий запах горелого мяса наполнил все вокруг, Эцио подскочил на место стрелка.

— Сохраняйте спокойствие! — крикнул он остальным канонирам. Он прищурился, смотря в прицел. — Готовься… пли!

Пушка громыхнула, Эцио отскочил в сторону, смотря как ядро врезается в основание башни. Достаточно ли одного выстрела? Башня сильно накренилась, но, казалось, устоит, а потом — слава Богу! — рухнула на землю. Эцио в замедленном темпе наблюдал, как вместе с башней падают вниз солдаты, стоявшие на ней, как башня давит тех, кто шел внизу. Крики раненых мулов, тянувших башню вперед, прибавились к какофонии паники и смерти — постоянных спутников любой битвы.

Эцио увидел, как люди Катерины кинулись добивать раненых и оглушенных, но выживших после крушения башни, солдат Борджиа. Сама Катерина была во главе своего войска, ее серебряный нагрудник сверкал в холодных солнечных лучах. Эцио увидел, как она вонзила меч прямо в правый глаз одного из Капитанов Борджиа, лезвие вошло в мозг. Тело еще долго корчилось, руки пытались автоматически и совершенно бессмысленно, в смертельной агонии, ухватиться за засевший меч и вытащить лезвие.

Но времени, чтобы насладиться триумфом, не было. Как и почивать на лаврах. Посмотрев в крепостной стены вниз, Эцио увидел, как солдаты Борджиа занесли над главными вратами массивные тараны, и в тот же миг Катерина предупреждающе закричала. Мы пошлем тысячу людей в Форли, мысленно пообещал он, чтобы помочь ей с этим ублюдком, Чезаре.

— Если они прорвутся, они убьют всех нас, — донесся голос из-за плеча Эцио, и ассасин повернулся, чтобы увидеть мастера-сержанта.

Он потерял шлем, и теперь из уродливой раны на голове сочилась кровь.

— Мы должны увести людей. Сейчас же.

— К счастью, некоторые уже успели убежать. Но остальные не способны о себе позаботиться, и находятся в затруднительном положении.

— Я разберусь с этим, — ответил Эцио, вспоминая наставления Марио. — Подойди сюда, Рудджеро. Смотри! Вон туда! Они подтащили башню к самой стене! Их люди штурмуют ее! Уведи оттуда наших людей, прежде чем враги нас сомнут.

— Сир! — сержант убежал, выкрикивая на ходу приказы, и встал во главе взвода, который быстро собрался вокруг него. Через мгновение он и его люди сцепились в рукопашную с жестокими наемниками Борджиа.

Эцио с мечом в руке пробился к городу через войско прорвавшего оборону противника. Присоединившись к группе людей Катерины, вынужденных отступить в город, когда ход битвы переломился в сторону Борджиа, он сделал все возможное, чтобы оставшиеся горожане в целости и сохранности добрались до цитадели. Там к нему присоединилась Катерина.

— Есть новости? — спросил он.

— Только плохие, — отозвалась она. — Они разбили главные ворота и ворвались в город.

— Тогда нельзя терять ни минуты. Отступаем в цитадель.

— Я соберу своих.

— Только быстро. Ты видела Марио?

— Он сражался снаружи.

— А остальные?

— Твоя мать и сестра уже в цитадели. Они руководили отходом горожан через тоннель, что ведет на север, за стены, в безопасное место.

— Хорошо. Я должен идти к ним. Возвращайся так быстро, как только сможешь. Нам придется отступить.

— Убить всех! — крикнул сержант Борджиа, появившийся из-за угла во главе небольшого отряда.

Люди Борджиа вскинули вверх окровавленные мечи, один потрясал пикой, на которую была наколота женская голова. В горле у Эцио пересохло, когда он узнал лицо Анджелины. С рычанием он набросился на солдат Борджиа. Шестеро против одного — это ерунда! Он рубил направо и налево, и через несколько секунд оказался в круге раненных или умирающих солдат. Грудь его вздымалась, он тяжело дышал от напряжения.

Кровавая пелена спала с глаз. Катерины уже не было. Вытерев с лица пот, кровь и грязь, Эцио отступил к цитадели и приказал охранникам открыть ворота только для Марио и Катерины. Потом он поднялся на башню цитадели и взглянул на пылающий город.

Но там стояла зловещая тишина, в которой были слышны лишь треск пламени и далекие стоны раненых и умирающих людей.




Глава 9


Но длилась тишина недолго. Эцио только успел проверить, что пушки на стене были выровнены и заряжены, как мощный взрыв, прямо под стеной, на которой он стоял, выбил массивные деревянные ворота цитадели, отшвырнув в стороны защитников и убив многих из них.

Когда дым и пыль рассеялись, Эцио увидел группу людей, стоящих в воротах. Первым шел Марио, но, очевидно, с ним случилось что-то очень плохое. Лицо его было серым и обескровленным. Он постарел и выглядел теперь куда старше своих шестидесяти двух лет. Их глаза встретились, и племянник Марио соскочил с зубцов на стену, готовый противостоять новой опасности. Марио упал на колени, а потом и вовсе свалился на землю. Он пытался подняться, но длинное тонкое острие меча — «Бильбо» — вонзилось между лопаток. Молодой человек, стоявший позади Марио, носком черного сапога толкнул его обратно в песок. В уголке рта старика появилась струйка крови.

Молодой человек был одет в черное, а жестокое лицо частично закрывала черная же маска. Эцио разглядел на его коже гнойники от новой болезни. Эцио внутренне содрогнулся. Не оставалось никаких сомнений, с кем он столкнулся.

По обе стороны от человека в черном стояли двое мужчин средних лет и красивая блондинка с жестоким лицом. Еще один, так же одетый в черное, стоял чуть в стороне от остальных. В правой руке он держал окровавленный меч. Другой рукой он держал цепь, прикрепленную к тяжелому металлическому ошейнику на шее Катерины Сфорца. Связанная, с кляпом во рту, она яростно и непримиримо сверкала глазами. Сердце Эцио остановилось — он не мог поверить, что только утром он держал ее в объятиях, а теперь… Теперь она была в плену у отвратительного командира Борджиа. Как такое могло случиться? Он поймал ее взгляд, мысленно пообещав, что она недолго останется в плену.

Времени на то, чтобы разобраться во всем происходящем не было. Воинский инстинкт Эцио взял верх. Он должен действовать немедленно или потеряет все. Эцио шагнул вперед, закрыл глаза и рухнул со стены. Рваный плащ взметнулся у него за спиной. Это был настоящий прыжок веры во двор внизу. С обычной ловкостью он приземлился на ноги и встал в полный рост, готовый противостоять врагам. На лице у него застыла холодная решимость.

Оружейник с трудом, прихрамывая на раненную ногу, подошел и встал рядом с Эцио.

— Кто это такие? — выдохнул он.

— О, — произнес молодой человек в черном. — Мы не представились. Как некрасиво с нашей стороны. Хотя я, конечно, знаю тебя, Эцио Аудиторе, если твоя репутация не врет. Приятно встретиться. Наконец-то я вытащу из своей задницы самую огромную занозу. После твоего дядюшки, конечно.

— Отойди от него, Чезаре!

Одна бровь поползла вверх, на красивом, но изуродованном болезнью лице сверкнули темные глаза.

— О, я польщен тем, что ты произнес мое имя правильно. Но позволь представить тебе мою сестру, Лукрецию. — Он повернулся к блондинке, прижавшейся к нему совсем не по-братски, она сжала его руку, и практически поцеловала Чезаре в губы. — И мои соратники: Хуан Борджиа, мой друг и двоюродный брат; мой дорогой французский союзник — генерал Октавиан де Валуа и последний по списку, но не по значению, моя незаменимая правая рука — Микелетто Корелья. И что бы я без них делал?

— И без денег своего отца.

— Дурная шутка, друг мой.

Пока Чезаре говорил, его войска, словно призраки, вошли в цитадель. Эцио был бессилен что-либо сделать, и лишь наблюдал, как его людей, значительно меньших числом, окружают и разоружают.

— Но я хороший солдат, и понимаю, что часть веселья состоит в том, чтобы выбрать полезных союзников, — продолжал Чезаре. — Признаться, я не думал, что ты окажешься настолько беспомощен. Но, разумеется, ты не стал моложе с годами?

— Я убью тебя, — спокойно пообещал Эцио. — Я сотру с лица земли и тебя и весь твой род.

— Не сегодня, — улыбаясь, ответил Чезаре. — И только взгляни, что у меня в руках — благодаря твоему дядюшке.

Рука в перчатке опустилась в сумку на поясе и извлекла оттуда — к ужасу Эцио — Яблоко!

— Полезное устройство, — произнес Чезаре, кривя тонкие губы в ухмылке. — Лео сказал, что довольно много знает о нем, и я надеюсь, он будет и дальше просвещать меня. Я даже уверен, что так и будет, если он, конечно, желает сохранить голову на плечах! Художники! Можно купить десяток за монету, ты согласен?

Лукреция бесчувственно хихикнула на это.

Эцио посмотрел на старого друга, но да Винчи лишь отвел глаза. Лежавший на земле Марио пошевелился и застонал. Чезаре толкнул его сапогом, заставив уткнуться в землю, и вытащил пистолет. Эцио немедленно заметил, что это была новая модель, и пожалел о собственном оружии, уничтоженном в начале атаки.

— У него не фитильный замок, — едко заметил оружейник.

— Да, здесь колесцовый замок, — ответил Чезаре. — Ты явно не дурак, — добавил он, обращаясь к оружейнику. — Он гораздо более предсказуем и эффективен, чем старые пистолеты. Его создал для меня Леонардо. Он быстро перезаряжается. Хотите, продемонстрирую?

— Конечно! — отозвался оружейник, профессиональный интерес которого возобладал над остальными инстинктами.

— Хорошо, — согласился Чезаре, направив пистолет в сторону оружейника и нажав на курок. — Перезарядите, пожалуйста, — продолжил он, передав оружие генералу Валуа, и вытащил из сумки на поясе аналогичный пистолет. — Нам пришлось пролить так много крови, — проговорил Чезаре. — Думаю, пришло время очищения. Эцио, считай это предложением от моего семейства — твоему.

Слегка наклонившись, он поставил одну ногу на спину Марио и вытащил меч, кровь потекла по спине ассасина. Глаза Марио расширились от боли, он инстинктивно попытался отползти к племяннику.

Чезаре наклонился вперед и в упор выстрелил из пистолета в затылок Марио, голова разлетелась на куски.

— Нет! — закричал Эцио.

Перед глазами у него пронеслось жестокое убийство отца и братьев.

— Нет!

Он рванул к Чезаре, боль потери захлестнула его. Тело Марио упало на землю.

Когда Эцио прыгнул вперед, генерал Валуа, перезарядивший первый пистолет, выстрелил ему в плечо. Эцио отступил, задохнувшись, и мир исчез.




Глава 10


Когда Эцио пришел в себя, бой возобновился, и атакующие были отброшены за стены цитадели. Самого Эцио тащили защитники цитадели, сумевшие отбить крепость. Перед сломанными воротами соорудили баррикады. Оставшиеся жители Монтериджони были уже в цитадели, и теперь солдаты организовывали отход в деревню за городом. Никто не знал, как долго они еще продержатся против разрушительной мощи Борджиа, чья сила казалась безграничной.

Все это Эцио, очнувшись, услышал от огромного, словно медведь, мастер-сержанта.

— Не шевелитесь, мой лорд.

— Где я?

— На носилках. Мы отнесем вас в убежище. В Святилище внутри. Никто туда не доберется.

— Опустите меня, я могу идти сам!

— Мы должны перевязать вас.

Эцио, игнорируя сержанта, отдал приказ солдатам, тащившим носилки. Но когда он встал, голова у него закружилась.

— Я не могу сражаться в таком состоянии.

— Господи, снова они, — рявкнул сержант.

Осадная башня врезалась в верхний край зубчатой крепостной стены, и оттуда вывалился еще один отряд Борджиа.

Эцио развернулся к ним, голова медленно прояснялась, усилием воли он преодолел острую боль от огнестрельного ранения. Но плечо оказалось повреждено так сильно, но он не смог поднять меч. Наемники-ассасины окружили предводителя и отбили атаку солдат Чезаре. Им удалось отступить с малыми потерями в огромный главный зал замка. Клаудиа от дверей спросила о самочувствии брата. Когда она вышла наружу, капитан Борджиа бросился к ней с окровавленным мечом в руке. Эцио в ужасе смотрел на это, но потом сумел успокоиться и отдать приказ своим людям. Два бойца-ассасина бросились к сестре Эцио и перехватили нападавшего, оказавшись между девушкой и убийцей Борджиа. От столкновения трех мечей вылетели искры — оба ассасина одновременно подняли оружие, чтобы отбить смертельный удар. Клаудиа оступилась и упала на землю, рот ее был открыт в безмолвном крике. Сильнейший из ассасинов-солдат, мастер-сержант, рванул меч противника вверх, заблокировав эфес так, чтобы враг не смог шевельнуться. Остальные ассасины вонзили мечи в живот капитана Борджиа. Клаудиа взяла себя в руки и медленно поднялась. Чувствуя себя в безопасности в окружении ассасинов, она подбежала к Эцио, оторвала от юбки полосы ткани и прижала к плечу брата. Белая ткань мгновенно пропиталась кровью.

— Черт! Не рискуй так больше! — сказал сестре Эцио и поблагодарил сержанта и его людей, которые отбили очередную атаку, сбросив с высоких стен солдат противника. Остальные люди Борджиа бежали.

— Мы должны отвести тебя в Святилище, — воскликнула Клаудиа. — Пойдем же!

Эцио позволил вести себя — он потерял слишком много крови. Вокруг них столпились жители города, те, кто еще не успел сбежать. Монтериджони опустел, и теперь перешел под полный контроль Борджиа. В руках ассасинов оставалась только цитадель.

Они наконец-то добрались до укрепленной, похожей на пещеру комнаты под замком, располагавшейся ниже северной стены цитадели. Эта комната была связана с главным зданием секретным проходом, начинавшемся из библиотеки Марио. Но успели они в последний момент. Паганино, один из венецианских воров, некогда работавших на Антонио Маджианиса, собирался закрыть секретную дверь на лестницу, когда появились беглецы.

— Мессер Эцио, мы думали, вас убили! — крикнул он.

— Это не так просто сделать, — мрачно ответил Эцио.

— Я не знаю, что делать. Куда ведет этот проход?

— На север, за стены.

— Так это правда? Мы всегда думали, что это просто легенда.

— Ну, теперь ты знаешь правду, — отозвался Эцио и подумал, не сказал ли он в пылу спешки слишком много человеку, которого не очень хорошо знал.

Он приказал сержанту закрыть дверь, но в последний миг Паганино проскользнул обратно, вернувшись в замок.

— Куда ты?

— Помогу защитникам. Не беспокойтесь, я уведу их этим же путем.

— Я закрою дверь на засовы. Если ты не пойдешь сейчас с нами, тебе придется искать другой выход.

— Я справлюсь, сир. Я всегда нахожу другой выход.

— Тогда ступай с богом. Я должен увести людей в безопасное место.

Эцио оглядел собравшихся в Святилище людей. Во мраке, среди остальных беглецов, он разглядел не только Клаудию, но и мать. Он облегченно выдохнул.

— Нельзя терять время, — сказал он им, закрывая дверь на огромный железный засов.




Глава 11


Пока мать и сестра перевязывали рану Эцио и помогали ему встать на ноги, он приказал мастер-сержанту нажать на секретный рычаг. Тот был спрятан в статуе главы Ордена Ассасинов, Леониуса, которая стояла рядом с обломком огромного столба в центре северной стены Святилища. Тайная дверь распахнулась, открывая взорам коридор, по которому люди могли сбежать в безопасную деревню в полумиле за городом.

Клаудиа и Мария стояли у входа, пропуская горожан в коридор. Мастер-сержант вместе с взводом ушел вперед, освещая путь беглецам факелами и охраняя их.

— Скорее, — поторопил горожан Эцио, бросившихся в темную пасть тоннеля. — Не паникуйте! Идите быстро, но не бегите! Нам не нужна давка.

— А остальные? Где Марио? — спросила его мать.

— Марио… Как я могу сказать это тебе?.. Марио был убит. Я хочу, чтобы ты и Клаудиа вернулись во Флоренцию.

— Марио мертв? — воскликнула Мария.

— Что нам делать во Флоренции?

Эцио развел руками.

— Там наш дом. Лоренцо Медичи и его сын пообещали восстановить для нас особняк Аудиторе, а они были хорошими людьми, их слову можно верить. Сейчас город вновь под контролем Синьории, и я слышал, что гонфалоньер Содерини хорошо им управляет. Отправляйтесь домой. Доверьтесь Паоле и Аннетте. Я присоединюсь к вам так быстро, как только смогу.

— Ты уверен? До нас доходили разные слухи о нашем доме. Мессеру Содерини не успел его спасти. В любом случае, мы хотели бы остаться с тобой. Чтобы помочь!

Последние жители канули в темноте тоннеля. Едва они скрылись, на дверь отделявшую Святилище от остального мира, обрушились мощные удары.

— Что это?

— Солдаты Борджиа! Торопитесь! Скорее!

Он повел в тоннель семью вслед за последними горожанами, ведя их наверх вместе с несколькими выжившими ассасинами.

Идти через тоннель было крайне сложно. Уже на полпути Эцио услышал, как люди Борджиа выбили дверь в Святилище. Скоро они будут в тоннеле. Он погнал своих людей вперед, призывая отстающих поспешить. Из тоннеля сзади донесся топот солдат, бросившихся вниз по коридору. Беглецы пробежали под поднятыми воротами, которыми заканчивалась одна из секций прохода. Эцио схватился за рычаг на стене рядом с воротами, дождался, когда последний из беглецов-ассасинов минует их, и резко рванул. Сверху упала решетка, как раз в тот момент, когда первый из преследователей достиг ворот. Металлическая конструкция придавила его к полу. Предсмертные крики заполнили коридор. Эцио побежал дальше, понимая, что ему удалось выиграть драгоценное время, необходимое для побега его людей.

Прошли, казалось, часы (но, возможно, это были всего несколько минут), прежде чем спуск, наконец, прекратился, а потом проход пошел вверх. Воздух казался менее затхлым, они почти выбрались. Именно тогда беглецы услышали грохот пушечных залпов. Они звучали очень долго — Борджиа, в качестве последнего акта осквернения, бросил на крепость всю огневую мощь своего войска. Проход дрогнул, с потолка посыпалась пыль. Они услышали треск, словно где-то ломался лед, — сперва очень тихий, но становившийся все громче и громче.

— Господи, прошу, спаси нас — потолок рушится! — всхлипнула одна из женщин.

Раздались крики, страх быть похороненными заживо охватил толпу.

Внезапно в потолке тоннеля появилась трещина, оттуда ливнем посыпались камни. Беглецы рванули вперед, пытаясь убежать от падающих камней, но Клаудиа не успела среагировать. Ее скрыло облако песка и пыли. Эцио испуганно обернулся, услышав крик сестры, но не увидел ее. В панике он позвал: «Клаудиа!»

— Эцио! — донеслось в ответ.

Как только облако рассеялось, сестра, осторожно переступая через обломки, подошла к нему.

— Слава богу, ты цела. Тебя не задело? — спросил он.

— Нет. Как мама?

— Я в порядке, — ответила Мария.

Они отряхнулись, благодаря богов, что им удалось добраться живыми так далеко, и побежали дальше, к выходу. Наконец, они оказались снаружи. Никогда еще трава и сама земля не были такими душистыми и свежими.

Между тоннелем и деревней лежали ущелья, через которые были перекинуты канатные мосты. Все наводило на мысль, что Марио заранее продумал план побега и все подготовил. Сам Монтериджони переживет осквернение, — Борджиа разрушит его и потеряет к нему интерес. И тогда Эцио вернется и восстановит город. Здесь снова будет стоять великолепная крепость Ордена Ассасинов. Эцио был в этом уверен. И это будет не просто крепость. Эцио пообещал себе, что это будет памятник его благородному дяде, так безжалостно убитому врагами.

Он решил, что с него хватит бессмысленных злодейств, только уничтожающих его семью.

Эцио собирался перерезать канаты, как только они окажутся на другой стороне, но с ними были старики и раненные, которые не могли быстро идти. Позади он услышал крики и топот быстро приближающихся преследователей. Эцио вряд ли сумел бы тащить кого-нибудь на спине, но все же подхватил женщину, которая оперлась на его здоровое плечо. Шатаясь, они пошли вперед по первому канатному мосту. Он опасно качнулся под их весом.

— Давайте! — закричал он арьергарду, сцепившемуся с солдатами Борджиа. Он ждал на другой стороне оврага, пока последний из его людей не пересек мост. Ассасины побежали, но за ними уже неслись солдаты Борджиа. Эцио преступил им путь, здоровой рукой выхватил меч и вступил в бой. Рана причиняла сильную боль, но даже с ней Эцио оставался достойным противником для солдат Борджиа. Движения меча, которым он отбивал атаки, были расплывчаты и неясны. Эцио принимал удары на оба края клинка. Отступив в сторону, он пригнулся, уворачиваясь от мощного удара одного из солдат, и собственным мечом резанул по колену нападавшего. Тот упал, держась за поврежденную левую ногу. Второй бросился на мост, в надежде, что Эцио потеряет равновесие, но ассасин лишь качнулся в сторону, меч лязгнул по камням. В ущелье посыпались обломки камней. Противник вздрогнул, поймав мечом клинок Эцио. Удар больно отозвался в руке врага, он едва не выронил оружие. Эцио воспользовался шансом, резко выпрямился и рубанул мечом поперек лица противника и по его поврежденной руке. Солдат еще падал, а Эцио, не прекращая движения меча, ударил по канатам, удерживающим мост. Лезвие прошло сквозь них легко, и канаты со свистом полетели через ущелье. Мост сложился гармошкой и рухнул, люди Борджиа, бежавшие по нему, с криками свалились в пропасть.

Эцио обернулся и на другой стороне увидел Чезаре. Рядом с ним стояли связанная Катерина и вызывающе выглядящая Лукреция с цепью от ошейника пленницы в руках. Позади — Хуан Борджиа, мертвенно-бледный Микелетто и потный француз, генерал Валуа. Леонардо нигде не было видно. Как он мог оказаться на одной стороне с этим ублюдком? Ему наверняка что-то угрожает. Эцио не мог поверить, что Лео по собственной воле мог так низко пасть.

Чезаре чем-то помахал Эцио.

— Ты следующий! — яростно крикнул он.

И Эцио увидел, что в руках у Чезаре голова дяди Марио.




Глава 12


Теперь у Эцио просто не оставалось выбора. Путь вперед войскам Чезаре был отрезан — у них уйдут дни, чтобы перебраться через ущелья и поймать сбежавших горожан. Эцио отправил людей в города, которые Борджиа пока не успел захватить — в Сиену, Сан-Джиминьяно, Пизу, Лукку, Пистою и Флоренцию. Там они найдут убежище. Он попытался снова убедить мать и сестру в том, что (не смотря на то, что случилось с виллой Аудиторе, и, не обращая внимания на грустные воспоминания о городе, и даже на то, что обе женщины горели желанием отомстить за смерть Марио) мудрее будет вернуться в безопасную Флоренцию.

Но сам Эцио направлялся в Рим. В Рим, в который, как он догадывался, сейчас направляется Чезаре, чтобы перегруппироваться. В своем высокомерии Чезаре мог решить, что избитый Эцио сдохнет по дороге, как падаль. Если это действительно так, то это будет на руку ассасину. Но Эцио не оставляла еще одна мысль. Со смертью Марио Братство лишилось лидера. Макиавелли, конечно, был силен, но в данный момент он не казался Эцио другом.

Этот вопрос следовало решить.

Вместе с людьми из города удалось вывести животных, среди которых обнаружился огромный гнедой боевой конь, которого так любил Марио.

Эцио оседлал его с помощью конюха, которому тоже удалось выбраться из города. К сожалению, большая часть лошадей была захвачена Борджиа.

— Тебе действительно нужно в Рим? — спросила Мария.

— Мама, есть только один способ победить в этой войне — забрать ее у врага.

— Но как ты совладаешь с силами Борджиа?

— Не только я в списке их врагов. Кроме того, там Макиавелли. Я должен с ним помириться. Мы будем работать вместе.

— Яблоко в руках у Чезаре, — рассудительно произнесла Клаудиа.

— Будем молиться, чтобы он не узнал про его мощь, — отозвался Эцио, хотя в душе ощущал беспокойство.

Сейчас Леонардо работал на Борджиа и был полностью в его власти. И Эцио хорошо помнил о уме и сообразительности своего бывшего друга. Если Леонардо раскроет Чезаре тайны Яблока, или, что еще хуже, если оно снова попадет к Родриго…

Он встряхнул головой, отгоняя эти мысли. Времени еще достаточно, он сможет придумать, что противопоставить угрозе, исходившей от Яблока.

— Ты не должен уезжать прямо сейчас. Рим находится далеко на юге. Ты не можешь переждать день-два? — спросила Клаудиа.

— Борджиа отдыхать не будут. А вместе с ними идет злой дух Тамплиеров, — сухо возразил Эцио. — Никто из нас не сможет спать спокойно, пока их силы не будут сокрушены.

— А что если этот день никогда не наступит?

— Мы никогда не должны прекращать бороться. В тот момент, когда мы сделаем это, мы проиграем.

— Верно, — плечи сестры поникли, но она снова расправила их. — Мы никогда не прекратим бороться, — твердо произнесла она.

— И будем драться до смерти, — кивнул Эцио.

— До смерти.

— Берегите себя.

— Ты тоже.

Эцио наклонился в седле, чтобы поцеловать мать и сестру, а потом развернул коня и поехал на юг. Его голова и раненое плечо разрывались от боли и напряжения, в котором он находился во время битвы. Но сильнее тела болели сердце и душа, горюя о смерти Марио и пленении Катерины. Он вздрогнул при мысли, что сейчас она находится в руках семьи Борджиа — он слишком хорошо знал, что может ее там ждать. Но Эцио так же знал, что если и есть человек, которого никогда не удастся сломить, то это Катерина. Он объехал стороной войско Борджиа. Сердце подсказало ему, что теперь, когда главная цель — уничтожение оплота Ассасинов — была достигнута, Чезаре направится домой.

Но важнее всего было вскрыть нарыв, заразивший Италию, пока нарыв этот не распространился по всему телу земли.

Он ударил коня коленями и поскакал по пыльной дороге на юг.

Его голова кружилась от истощения, но он приказал себе бодрствовать. Эцио поклялся не отдыхать, пока не доберется до измученной столицы своей осажденной страны. Но прежде чем он сможет поспать, нужно проехать еще много миль.




Глава 13


Как глупо он поступил… Скакать так долго и так далеко, раненым… Он останавливался лишь для того, чтобы дать отдохнуть коню. И раньше, чем конь мог бы нормально это сделать, пускался в путь, стегая бедное животное. Почтовые лошади были бы более разумным выбором, но Чемпион оставался его последней связью с Марио.

И… где он теперь? Он вспомнил грязные полуразрушенные окраины Рима, за которыми поднималась некогда величественная желтая арка, давным-давно бывшая вратами, ведущими за стены когда-то великолепного города.

Первым побуждением ассасина было вернуться к Макиавелли, который был прав, обидевшись на него за то, что Эцио не убедился в смерти Родриго Борджиа, Испанца.

Но, Бога ради, он так устал!

Эцио расслабился на соломенном тюфяке. К запаху сухой соломы примешивался запашок коровьего навоза.

Где он?

Перед глазами у него внезапно и ярко встала Катерина. Он должен освободить ее! В конце концов, они должны быть вместе!

Но, возможно, он должен освободить ее и от своего присутствия в ее жизни, хотя часть его души хотела совсем иного. Как он может ей верить? Как вообще может простой мужчина постичь коварные лабиринты женского ума? Увы, любовные муки с возрастом не стали менее острыми.

Могла ли она его использовать?

В глубине души Эцио всегда хранил место, в котором был абсолютно один, там было его Святилище, святая святых. Оно было заперто ото всех, даже от самых близких друзей, от матери (которая знала об этом и уважала за это сына), от сестры, а еще раньше, от отца и братьев.

Можно ли было сломить Катерину? Да, он не сумел предотвратить убийство отца и братьев, но, ради Христа, сделал все возможное, чтобы защитить Марию и Клаудию.

Катерина же могла о себе позаботиться, — она была закрытой книгой, и все же… все же ему хотелось ее прочитать!

«Я люблю тебя!» — взывало его сердце к Катерине, назло себе. Женщина его мечты, наконец-то!.. Наконец-то, на исходе жизни. Но долг, напомнил себе Эцио, стоит на первом месте, а Катерина — Катерина! — никогда не раскрывала карты полностью! Ее карие загадочные глаза, ее улыбка, то, как она могла обвести его вокруг пальца… Ее длинные, ловкие пальчики. Близость. Близость. Прекрасное безмолвие ее волос, от которых всегда пахло ванилью и розами…

Как он мог доверять ей, когда клал голову ей на грудь после страстного секса и хотел — хотел так сильно! — почувствовать себя в безопасности?

Нет! Братство. Братство. Братство! Вот дело его жизни и его судьба.

Я умер, сказал себе Эцио. Я мертв внутри. Но я завершу то, что должен.

Сон растворился, и веки его дрогнули. Ему открылся вид женского покрывала, красивого, но не нового, оно спускалось к полу, где лежал он; такие обычно носят женщины с берегов Красного моря. Эцио стремительно сел на соломе, на которой лежал. Его рана была нормально перевязана, а боль стала настолько тупой, что почти не ощущалась. Когда зрение сфокусировалось, он увидел небольшую комнату со стенами из грубо обтесанных камней. Шторы из хлопчатобумажной ткани закрывали небольшие окна, в углу горела чугунная печка, угли за приоткрытой дверцей давали только свет, но не тепло. Потом дверь закрылась, но кто-то все же находился с ним в комнате, освещенной огарком свечи.

Женщина средних лет, похожая на крестьянку, присела рядом с ним на колени. Лицо ее было приятным, она склонилась к его ране, меняя припарки и повязки.

Боль! Эцио скривился.

— Успокойся, — сказала женщина. — Боль скоро пройдет.

— Где мой конь? Где Чемпион?

— В безопасности. Отдыхает. Видит бог, он это заслужил. У него изо рта текла кровь. Это хороший конь. Что ты с ним сделал?

Женщина отложила чашу с водой, которую держала в руках, и встала.

— Где я?

— В Риме, дорогой мой. Мессер Макиавелли нашел тебя без сознания в седле, конь был весь в пене. Мессер принес тебя сюда. Не волнуйтесь, он заплатил мне и моему мужу, чтобы мы позаботились о тебе и твоем коне. И оставил еще несколько монет сверху. Но вы знаете мессера Макиавелли — ему опасно переходить дорогу. В любом случае, мы выполнили свою работу.

— Он ничего не просил передать?

— Просил. Чтобы ты, когда окрепнешь, встретился с ним у Мавзолея Августа. Знаете, где это?

— Это руины?

— Совершенно верно. В настоящее время это не более чем руины, так же как и все остальное. Некогда Рим был центром мира! И посмотри теперь — меньше Флоренции, наполовину меньше Венеции. Но у нас есть кое-что, чем можно гордиться, — она хихикнула.

— И чем же?

— В этом заброшенном городе, который некогда с гордостью называл себя Римом, живут пятьдесят тысяч бедных душ. И семь тысяч из них — проститутки! Это рекорд! — она еще раз захихикала. — Не удивительно, что все заражены новой болезнью. Не спи здесь ни с кем, — добавила она, — если не хочешь свалиться с сифилисом. Даже кардиналы не избежали этой болезни, а еще ходят слухи, что Папа и его сын тоже больны.

Эцио словно во сне вспомнил Рим. Ныне это было странное место, чьи древние прогнившие стены были возведены, чтобы вместить один миллион жителей. Сейчас большая часть территории была передана крестьянам.

Он вспомнил разрушенную пустошь, которая некогда была Великим Форумом, теперь там паслись овцы и козы. Люди растащили древний резной мрамор и порфир, в беспорядке лежавшие в траве, и настроили из них свинарников или размололи, чтобы получить известь. По сравнению с опустошением, царившим в трущобах, с их кривыми грязными улочками, величественные новые здания Папы Сикста IV и Папы Александра VI выглядели непристойно, словно свадебный торт на столе, где лежал один лишь черствый хлеб.

После возвращения из папского изгнания в Авиньоне, власть Церкви неуклонно росла. Папа Римский, являвшийся главной фигурой в международных отношениях и стоявший не только над королями, но и над самим Императором Святой Римской Империи Максимилианом, вновь восседал в Риме.

В 1494 году Тордесильясским договором (и собственным решением) Папа Александр VI разделил вертикальной демаркационной линией южный континент Новых Америк между колониями Португалии и Испании. В тот же год в Италии была впервые зафиксирована вспышка новой болезни — в Неаполе. Они называли это французской заразой — болезнью галлов. Но все знали, что на самом деле она пришла из Нового Света с генуэзскими моряками Колумба. Это был крайне неприятный недуг. Лица и тела людей покрывались язвами и нарывами, а на последней стадии лица часто принимали совершенно неузнаваемый вид.

В Риме беднякам приходилось довольствоваться ячменем и свининой, если, конечно, они могли достать свинину. На грязных улицах скрывались тиф, холера и Черная Смерть. Горожане кичились своим богатством, но на самом деле выглядели пастухами и жили точно так же.

Как же отличался город от позолоченного роскошного Ватикана! Рим, великий город, превратился помойку истории. Эцио вспомнил не только грязные переулки, выходившие на улицы, на которых ныне бродили одичавшие псы и волки, но и разваливающиеся церкви, гниющие кучи мусора, пустынные дворцы, напомнившие ему о том, что его собственный дом во Флоренции тоже может быть разрушен.

— Я должен встать. Мне нужно найти мессера Макиавелли! — упрямо сказал Эцио, отгоняя мысли.

— Всему свое время, — отозвалась его сиделка. — Он оставил вам новую одежду. Оденьтесь, когда почувствуете себя лучше.

Эцио встал. Голова закружилась, и он потряс ей, чтобы прийти в себя. Затем принялся натягивать костюм, которую оставил ему Макиавелли. Он был совершенно новым, льняным, с капюшоном из мягкой шерсти (кончик капюшона напоминал клюв орла). Крепкие перчатки и сапоги из мягкой испанской кожи. Он оделся, борясь с разлившейся по телу болью. Потом женщина вывела его на балкон. И только там Эцио осознал, что находился не в обычной разрушенной лачуге, а в останках здания, некогда бывшего огромным дворцом. Должно быть, раньше они были дворянами Он вздохнул, посмотрев на пустынный развалившийся город, раскинувшийся внизу. Под ногами нагло закопошилась крыса. Он пнул ее.

— Ах, Рим, — иронически произнес он.

— То, что от него осталось, — повторила женщина, снова хихикнув.

— Благодарю, Мадонна. Кому я обязан..?

— Я графиня Маргарита дельи Кампи, — ответила она, и в тусклом свете Эцио разглядел черты некогда прекрасного лица. — То есть то, что осталось от нее.

— Графиня, — Эцио постарался скрыть грусть в голосе и поклонился.

— Мавзолей вон там, — с улыбкой произнесла она, показывая куда-то. — Там вы и встретитесь.

— Где? Не вижу.

— В том направлении. К сожалению, из моего дворца его не видно.

Эцио прищурился, всматриваясь в темноту.

— А если посмотреть с той башни?

Она посмотрела на него.

— С церкви Санто-Стефано? Оттуда видно. Но она развалилась. Лестницы, ведущие на башню, обрушились.

Эцио сконцентрировался. Ему нужно было добраться до места встречи как можно быстрее и, по возможности, целым. Он не хотел связываться с нищими, проститутками и ворами, по ночам наводнявшими город еще сильнее, чем днем.

— Это не проблема, — успокоил он женщину. — Спасибо за все, что вы сделали для меня, дорогая графиня. Прощайте.

— Мы всегда рады будем видеть тебя, — с усмешкой проговорила она. — Но ты уверен, что в состоянии уйти прямо сейчас? Думаю, тебе лучше повидать доктора. Я бы порекомендовала тебе кого-нибудь, но, к сожалению, не могу больше позволить себе их услуги. Я обработала и перевязала твои раны, но я не специалист.

— Тамплиеры не ждут, и я тоже не могу, — отозвался он. — Еще раз спасибо, и прощайте.

— Ступай с Богом.

Он спрыгнул с балкона на улицу, поморщившись от удара, и бросился через площадь у разваливающегося дворца в сторону церкви. Дважды он терял башню из виду, и дважды снова находил. Трижды ему пришлось пройти мимо прокаженных нищих и один раз — перед волком, который крался вниз по улице с чем-то, похожим на мертвого ребенка, в зубах. И вот, наконец-то, он вышел к церкви. Она была заколочена, известняковые изображения святых, некогда украшавшие ворота, раскрошились. Эцио не знал, сможет ли влезть по рассыпающейся кладке, но другого варианта не было, — и он полез.

Ему удалось, хотя несколько раз упор рассыпался под ногами. Один раз под ним обвалилась амбразура, и он повис, держась лишь кончиками пальцев. Но он по-прежнему оставался сильным, сумел подтянуться вверх и избежать опасности. Наконец, ассасин взобрался на крышу башни и расположился на свинцовой кровле. Величественная громада мавзолея в нескольких кварталах от церкви тускло сияла в лунном свете. Теперь нужно пойти туда и ждать прибытия Макиавелли.

Он поправил скрытый клинок, меч и кинжал, и хотел уже совершить прыжок веры в телегу с сеном, стоящую на площади, когда рана дала о себе знать. Он согнулся от боли.

— Графиня перевязала мне плечо, но она была права. Я должен обратиться к доктору, — сказал он себе.

Стараясь не обращать внимания на боль, Эцио стал спускаться. Он понятия не имел, где найти доктора, поэтому сперва добрался до постоялого двора. Там, за пару монет, ему подсказали, куда идти, а еще за несколько — дали бокал мутного кроваво-красного вина, которое немного успокоило боль.

Было уже поздно, когда он добрался до приемной доктора. Ему пришлось несколько раз громко постучать, прежде чем изнутри донесся приглушенный ответ. Потом дверь приоткрылась, и Эцио увидел жирного, бородатого мужчину лет шестидесяти, с толстыми очками на носу. Одежда его была изношенной, а изо рта воняло винным перегаром. Один глаз доктора казался больше, чем второй.

— Чего тебе надо? — спросил мужчина.

— Вы доктор Антонио?

— И что, если я?

— Мне нужна ваша помощь.

— Уже поздно, — ответил доктор, но взгляд его скользнул по плечу Эцио, и в внимательных глазах сверкнуло сочувствие. — Это дорого тебе обойдется.

— Я не в том состоянии, чтобы спорить.

— Отлично. Входи.

Доктор открыл дверь и отступил. Эцио с благодарностью кивнул и вошел в прихожую. На балках висела целая коллекция медных кастрюль, стеклянных флаконов, сушеных летучих мышей, ящериц, мышей и змей.

Доктор провел его в комнату с огромным столом, на котором в беспорядке валялись бумаги, узкой кроватью в одном углу, распахнутым шкафом, уставленном огромным количеством бутылочек, и открытым кожаным футляром, в котором лежали скальпели и небольшие пилы.

Доктор проследил за взглядом Эцио и коротко хохотнул.

— Мы, доктора, — ученые-испытатели, — сказал он. — Ложись на кровать, и я взгляну на твою рану. Но сперва давай три дуката.

Эцио заплатил.

Доктор разбинтовал рану и надавил так, что Эцио почти потерял сознание от боли.

— Еще держится, — проворчал он.

Доктор еще пощупал, облил рану какой-то жгучей жидкостью из колбы, промокнул ватным тампоном, потом достал чистые бинты и надежно перевязал рану.

— В твоем возрасте подобные раны лекарствами не вылечишь. — Доктор покопался в шкафу и вытащил бутылку с какой-то дрянью внутри, напоминающей патоку. — Это снимет боль. Но не пей все сразу. Это обойдется тебе еще в три дуката. И не волнуйся. Со временем ты поправишься.

— Благодарю, доктор.

— Четыре из пяти докторов посоветовали бы тебе пиявок, но они неэффективны для лечения таких ран. Откуда она? Если бы пистолеты не были таким редким оружием, я бы предположил, что это рана от выстрела. Если понадобиться помощь, возвращайся. И, еще, я могу порекомендовать тебе своих коллег в городе.

— Их услуги так же дороги, как ваши?

Доктор Антонио усмехнулся.

— Добрый сир, вы еще дешево отделались.

Эцио вышел на улицу. С неба крапал дождь, улицы наполнялись липкой грязью.

— «В вашем возрасте», — проворчал Эцио. — Кто бы говорил!

Он вернулся на постоялый двор и выяснил на счет свободной комнаты. Эцио остался там, немного поел, и утром отправился к мавзолею. Придется подождать появления товарища-ассасина. Макиавелли вряд ли появлялся у графини, но Эцио помнил об осторожности друга, граничащей со страстью. Несомненно, он появлялся в условленном месте каждый день через равные промежутки времени. Эцио не собирался ждать слишком долго.

Ассасин прошел по грязным улицам и переулкам. Один раз ему пришлось спрятаться в темноте, ожидая, пока мимо, громыхая, пройдет патруль Борджиа, который легко было узнать по эмблеме — черному быку — на нагрудниках.

В полночь он снова вернулся к постоялому двору, отхлебнул из бутылочки с темной жидкостью. Стало лучше. Эцио забарабанил в дверь постоялого двора эфесом меча.




Глава 14


На следующий день Эцио покинул постоялый двор рано утром. Рана будто онемела, но боль была тупой, и сегодня он мог намного лучше пользоваться рукой. Перед уходом он потренировался в нанесении ударов скрытым клинком и выяснил, что без труда может им воспользоваться, как и обычными мечом и кинжалом. Удары были так же хороши, как до ранения в правое плечо.

Эцио не был уверен, известно ли Борджиа и их союзникам, тамплиерам, о том, что он выжил при битве в Монтериджони. На улицах было множество вооруженных солдат, одетых в темно-красные с желтым мундиры Борджиа, поэтому ассасин пошел к Мавзолею Августа окольным путем. Когда он добрался до места, солнце стояло уже высоко.

Людей было мало. Эцио провел небольшую разведку и убедился, что стража за Мавзолеем не наблюдает. Он осторожно подошел к строению и скользнул через обрушившийся дверной проем во мрак.

Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел фигуру в черном, опиравшуюся на голый камень, застывшую, словно статуя. Не дожидаясь, пока его заметят, Эцио посмотрел по сторонам, убеждаясь, что путь к отступлению свободен. Кроме редких пучков травы, растущей между упавшими камнями древнеримских руин, сзади ничего и никого не было. Эцио решился на следующий шаг, и мягко и бесшумно двинулся к стенам мавзолея, где мрак был гуще.

Но он опоздал. Его заметили, возможно, сразу как только он вошел и стоял, освещенный светом из-за дверного проема. Фигура в чёрном двинулась к нему. Когда человек подошел ближе, Эцио узнал Макиавелли, одетого в свой обычный черный костюм. Макиавелли приложил палец к губам. Жестом приказав Эцио следовать за ним, Макиавелли пошел глубь древней гробницы римского императора, построенной почти полтора тысячелетия назад. Там было еще темнее.

Наконец, он остановился и повернулся.

— Шшш, — произнес он, внимательно прислушиваясь.

— Че…

— Тише. Говори тише, — попросил Макиавелли, продолжая вслушиваться во тьму.

Наконец, он расслабился.

— Все в порядке, — продолжил он. — Никого.

— О чем ты?

— У Чезаре Борджиа везде глаза, — взгляд Макиавелли чуть смягчился. — Я рад видеть тебя в Риме.

— Но ты же оставил для меня одежду у графини…

— У нее был приказ проследить за тобой, если ты появишься в Риме, — Макиавелли усмехнулся. — Я знал, что ты приедешь сюда. Как только убедишься, что мать и сестра в безопасности. В конце концов, они — последние представители семьи Аудиторе.

— Мне не нравится твой тон, — отозвался Эцио, стараясь держать себя в руках.

Макиавелли слегка улыбнулся.

— Не время для такта, мой дорогой коллега. Я знаю, что ты винишь себя за то, что не уберег семью. Хотя ты совершенно не виноват в том, что свершилось предательство. — Он помолчал. — Слухи о нападении на Монтериджжони разошлись по городу. Кое-кто из нас даже решил, что ты погиб. Я оставил одежду нашей общей (и верной нам) подруге просто на всякий случай. И еще потому, что хорошо тебя знаю. Ты не сбежал бы и не умер, бросив нас в такие опасные времена.

— Ты все еще веришь в меня?

Макиавелли пожал плечами.

— Ты ошибся. Один раз. Потому что, с принципиальной точки зрения, твой инстинкт подсказал тебе проявить милосердие. Это хороший инстинкт. Но теперь мы должны ударить, и ударить изо всех сил. Будем надеяться, тамплиеры не знают, что ты жив.

— Но они уже должны были это выяснить!

— Не обязательно. Мои шпионы доложили, что была большая неразбериха.

Эцио задумался, потом сказал:

— Наши враги довольно скоро узнают, что я не умер, — очень скоро! Сколько нам еще сражаться?

— Есть хорошая новость, Эцио, — мы сильно проредили их ряды, уничтожив множество тамплиеров по всей Италии и за ее пределами. А плохая — тамплиеры и семья Борджиа — в данный момент одно и то же. И они будут сражаться, словно лев, загнанный в угол.

— Расскажи подробнее…

— Не здесь. Нужно затеряться в толпе в центре города. Мы пойдем на бой быков.

— На бой быков?

— Чезаре отличился как тореадор. В конце концов, он же испанец. На самом деле он не испанец, а каталонец, и однажды этот факт сыграет нам на руку.

— Как?

— Король и Королева Испании хотят объединить страну. Сами они из Арагоны и Кастилии. Каталонцы для них словно бельмо на глазу, хотя испанцы все равно остаются влиятельной нацией. Пойдем, и будь осторожен. Нам обоим придется использовать умение сливаться с толпой, которому давным-давно научила тебя во Флоренции Паола. Надеюсь, ты не забыл?

— Можешь меня испытать!

Они вместе прошли по полуразрушенному, некогда величественному городу, держась в тени. Когда тени не было, они прятались в толпе, словно рыба в прибрежных камышах. Наконец, они добрались до арены, где дрались быки, и заняли места в более дорогой и переполненной людьми ложе. Ассасины целый час смотрели, как Чезаре вместе с помощниками уничтожает одного за другим трех быков. Эцио следил за техникой боя Чезаре. Тот сперва натравливал на быка бандерильеро и пикадоров, а потом, убедившись, что шоу имеет успех, сам наносил решающий удар. Но усомниться в его мужестве и доблести даже при условии, что на арене находились еще три помощника, было нельзя. Эцио через плечо обернулся туда, где сидели благородные гости. Среди них он заметил нахмуренное, но неотразимо красивое лицо сестры Чезаре, Лукреции. Ему показалось, или он и вправду увидел, что она искусала губы до крови?

Во всяком случае, ему удалось выяснить, как Чезаре ведет себя на поле боя, и как сильно ассасин может надеяться на другие виды оружия в битве с ним.

Повсюду, как и раньше, на улицах, сновали стражники Борджиа, наблюдая за толпой. Солдаты были вооружены смертоносными новыми мушкетами.

— Леонардо… — невольно проговорил он, вспомнив о старом друге.

Макиавелли перевел взгляд на него.

— Леонардо работает на Чезаре под страхом смерти, — и поверь, она будет весьма мучительной. Такова правда, — страшная, но все же правда. Дело в том, что сердцем он никогда не примет своего нового хозяина, у которого не хватит ни ума, ни возможностей, чтобы получить полный контроль над Яблоком. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Нужно проявить терпение. Мы вернем Яблоко, а вместе с ним и Леонардо.

— Хотел бы я быть в этом уверен…

Макиавелли вздохнул.

— Возможно, ты правильно поступаешь, что сомневаешься, проговорил он наконец.

— Испания захватила Италию, — проговорил Эцио.

— Валенсия захватила Ватикан, — ответил Макиавелли. — Но мы можем это изменить. В Коллегии Кардиналов у нас есть союзники, некоторые из них влиятельны. Они не все «комнатные собачки». А Чезаре, не смотря на его хвастовство, зависит от своего отца, Родриго, и от денег. — Он пронзительно взглянул на Эцио. — Вот почему ты должен был убедиться в смерти Папы.

— Возможно.

— Я виноват ничуть не меньше. Я должен был подсказать. Но, как ты сказал, нам нужно иметь дело с настоящим, а не с прошлым.

— Согласен.

— Да будет так.

— Но как они могли допустить все это? — поинтересовался Эцио.

Очередной бык споткнулся и упал от удара безжалостного, не знающего промаха, меча Чезаре.

— Папа Александр — странный человек, — ответил Макиавелли. — Он великолепный руководитель, и даже в чем-то улучшил Церковь. Но злая часть внутри него всегда берет верх над доброй. Он долгие годы был казначеем Ватикана, поэтому отыскал пути накопления денег — опыт сослужил ему хорошую службу. Он продает кардинальские саны, и десятки новоиспеченных кардиналов практически гарантировано встанут на его сторону. Он даже милует убийц — тех, у кого достаточно денег, чтобы откупиться от виселицы.

— И как он объясняет свои действия?

— Очень просто. Он проповедует, что для грешника лучше жить и покаяться, чем умереть и избавиться от такой боли.

Эцио не удержался от смеха, хотя смех его был невеселым. Мысленно он вспомнил празднования по случаю наступления 1500 года — Великого года середины Тысячелетия. Правда, тогда толпы флагеллантов бродили по стране в ожидании Страшного Суда. И не был ли безумный монах Савонарола, заполучивший в свои руки Яблоко, и которого сам Эцио уничтожил во Флоренции, и сам обманут этим религиозным предрассудком?

1500 год был великим годом. Эцио вспомнил тысячи полных надежд паломников, отправившихся в Святую Землю со всех уголков мира. Возможно, наступление этого года отмечали даже в небольших поселениях за далекими морями в Новом Свете, который открыл Колумб, а несколько лет спустя и Америго Веспуччи подтвердил существование тех земель. В Рим текли деньги верующих, покупающих индульгенции, которые искупали грехи перед возвращением на землю Христа, что будет судить живых и мертвых. И было время, когда Чезаре отправился подчинять город-государство Романью, а король Франции — взял Милан, мотивируя свои действия тем, что он законный наследник, правнук Джана Галеаццо Висконти.

На четвертое воскресенье Великого Поста на церемонии Папа Римский назначил своего сына Чезаре капитан-генералом папских армий и Гонфалоньером Святой Римской Церкви. Чезаре сопровождали четверо мальчиков в шелковых одеждах, а четыре тысячи солдат надели мундиры его цветов. Его триумф казался полным: в прошлом году, в мае, он женился на Шарлотте д`Альбре, сестре Жана, короля Наварры, и король Франции Людовик, — который был союзником Борджиа, — подарил Чезаре герцогство Валентинуа. Не удивительно, что люди прозвали Чезаре, уже бывшего кардиналом Валенсии — Валентино!

И теперь эта гадюка вползла на пик своего могущества.

Как Эцио сможет победить его?

Он поделился этими мыслями с Макиавелли.

— Мы воспользуемся их тщеславием, чтобы сбросить с этого пьедестала, — сказал Никколо. — У них есть ахиллесова пята. У каждого она есть. В том числе и у тебя.

— И что же это? — спросил, ощетинившись, Эцио.

— Мне не нужно называть тебе ее имя, ты и сам знаешь. Остерегайся ее, — добавил Макиавелли и продолжил, резко меняя тему. — Помнишь оргии?

— Они продолжаются?

— Да. Родриго — я отказываюсь называть его Папой — их обожает! Тебе стоит отдать ему должное — ему семьдесят лет! — Макиавелли сухо рассмеялся, но потом стал серьезным. — Борджиа пойдут ко дну, если будут продолжать потакать собственным желаниям.

Эцио хорошо помнил оргии. Он даже был свидетелем одной из них. Тогда был ужин, на котором присутствовали пятьдесят лучших шлюх города, потом их отвели в изукрашенные золоченые, как у Нерона, покои Папы. Они любили называть себя куртизанками, но, по сути, были просто шлюхами. Когда ужин — или это лучше назвать «кормлением»? — закончился, девушки стали танцевать со слугами сперва в одежде, а потом и без нее. Канделябры, стоявшие на столах, спустили на мраморный пол. Благородные гости кидали между ним жареные каштаны. Шлюхи ползали по полу на четвереньках, словно скот, задрав задницы, и собирали каштаны. В эту «игру» включились практически все. Эцио с отвращением вспомнил, как Родриго, Чезаре и Лукреция наблюдали за этим со стороны. И в самом конце раздали призы — шелковые плащи, отличные кожаные сапоги, конечно, из Испании, темно-красные с желтым бархатные шапочки, инкрустированные бриллиантами, кольца, браслеты, сумки из парчи, каждая с сотней дукатов внутри, кинжалы, серебряные дилдо, — всё, что ты только мог себе вообразить, — тем гостям, кто большее число раз занимался сексом с ползающими проститутками. И семья Борджиа, ласкающие друг друга, были главными судьями…

* * *


— Следуй за мной, — с нажимом в голосе сказал Макиавелли. — Теперь, когда ты увидел своего главного противника в действии, неплохо будет приобрести экипировку, взамен той, что ты потерял. И постарайся не привлекать к себе внимания.

— Да неужели? — огрызнулся уязвленный замечанием младшего ассасина Эцио. Макиавелли не был главой Братства. После смерти Марио, у них вообще не осталось главы. Но это «междуцарствие» скоро должно будет закончиться. — В любом случае, у меня есть клинок.

— А у стражников есть ружья. Эти штуки создал для них Леонардо — как ты помнишь, его гений не контролирует себя. Они быстро перезаряжаются, как ты и сам видел, и более того, у оружия есть цилиндр, хитрым способом укрепленный внутри, который делает выстрел более точным.

— Я найду Леонардо и поговорю с ним.

— Возможно, тебе придется его убить.

— Он более полезен живым, чем мертвым. Ты же сам сказал, что сердцем он не с Чезаре.

— Я сказал, что надеюсь на это, — Макиавелли остановился. — Держи деньги.

— Благодарю, — кивнул Эцио, принимая мешочек с монетами.

— Ты у меня в долгу, и я советую — прислушайся к моим словам.

— Когда ты скажешь что-нибудь разумное, — непременно.

Эцио оставил друга и отправился в квартал оружейников, где приобрел новый нагрудник, стальные наручи, меч и кинжал отличного качества и сбалансированные куда лучше, чем те, что у него уже были. В первую очередь он жалел об утрате старого браслета из Кодекса, сделанного из странного металла, который отбил столько смертельных ударов. Впрочем, сейчас было уже поздно сожалеть об этом. Теперь ему придется полагаться исключительно на свой ум, и тренироваться еще больше. Этого отнять у него не мог никто.

Он вернулся к Макиавелли, который ждал его у заурядной таверны, где они и договорились встретиться.

Макиавелли был раздражен.

— Отлично, — буркнул он. — Теперь ты можешь вернуться во Флоренцию.

— Возможно. Но я туда не вернусь.

— Не вернешься?

— Возможно, это тебе следует туда отправиться. Во Флоренции ты на своем месте. У меня же больше нет там дома.

Макиавелли развел руками.

— Правда, что твой старый дом был уничтожен. Я не хотел тебе говорить об этом. Но уверен, что твои мать и сестра сейчас в безопасности. Борджиа не взять Флоренцию. Мой хозяин, Пьеро Содерини, хорошо ее охраняет. Поэтому ты сможешь там задержаться.

Эцио вздрогнул, услышав, что его самые худшие опасения подтвердились, но сумел взять себя в руки и произнес:

— Я останусь здесь. Ты сам сказал, что мир не наступит, пока мы не восстанем против семьи Борджиа и тамплиеров, которые им служат.

— Храбрая речь! Особенно после Монтериджони.

— Как низко, Никколо! Откуда я знал, что они так быстро отыщут меня? Что они убьют Марио?

Макиавелли обнял товарища за плечи и искренне сказал:

— Эцио, что бы ни случилось, мы должны тщательно подготовиться. Не набрасываться на них в слепой ярости. Мы боремся со скорпионами — нет, даже хуже, со змеями! Они могут одновременно обвить твою шею и укусить за яйца! Они не знают о добре и зле. Они видят перед собой только цель! Родриго окружил себя змеями и убийцами. Даже его дочь, Лукреция, превратилась в одно из самых коварных орудий, ей известно все об искусстве отравлений. — Он сделал паузу. — Но даже она меркнет в сравнении с Чезаре!

— Снова он!

— Он амбициозен, безжалостен и жесток настолько, что ты даже — и слава Богу! — не можешь себе этого представить. Человеческие законы — ничто для него. Он убил своего брата, герцога Гандии, который стоял у него на пути к абсолютной власти. Он не остановиться ни перед чем!

— Я остановлю его.

— Только если не будешь спешить. У него Яблоко, не забывай об этом. Если он узнает о его мощи, нам не помогут даже Небеса.

Мысли Эцио вновь вернулись к Леонардо. Леонардо слишком хорошо изучил Яблоко…

— Он не страшится опасностей, не знает усталости, — продолжал Макиавелли. — Те, кто не пал от его меча, рвутся вступить в его ряды. У его ног уже находятся могущественные семьи Орсини и Колонна, а король Франции Людовик — на его стороне, — Макиавелли замолчал, задумавшись. — По крайней мере, король Людовик останется его союзником лишь до тех пор, пока Чезаре будет ему полезен…

— Ты его переоцениваешь!

Но, казалось, Макиавелли не слышал его. Он полностью погрузился в свои мысли.

— Что он намерен делать со всей этой властью? Со всеми деньгами? Что им движет?.. Я все еще не знаю этого. Но, Эцио, — добавил он, внимательно посмотрев на друга, — Чезаре действительно планирует захватить всю Италию, и, боюсь, с такой скоростью ему это удастся!

Эцио помедлил с ответом, немного шокированный.

— Я что, действительно слышу в твоем голосе восхищение?

Лицо Макиавелли застыло.

— Он умеет добиваться своего. Это редкое качество в современном мире. Он из тех, кто действительно может подчинить себе весь мир, если пожелает.

— Что ты имеешь в виду?

— Например… Людям нужен кто-то, кого они будут уважать, или даже восхищаться. Это может быть Господь Бог, Христос, но гораздо лучше, если это будет реальный человек. Родриго, Чезаре, какой-нибудь замечательный актер или певец, по крайней мере, до тех пор, пока они хорошо одеты и верят в себя. Остальные последуют за ним. — Макиавелли отхлебнул вина. — Это часть нас. Да, это не действует на тебя, меня или Леонардо. Но есть люди, цель жизни которых — следовать за кем-нибудь, и они опасны. — Он допил вино. — К счастью, такие люди, как я, вполне могут ими манипулировать.

— А такие, как я, могут убить.

Какое-то время они сидели молча.

— Кто станет главой Ассасинов после смерти Марио? — спросил Эцио.

— Вот так вопрос! Мы разобщены. Есть несколько кандидатов. Конечно, это важно, но выбор будет сделан. Ладно, пойдем. У нас много работы.

* * *


— Возьмем лошадей? Большая часть из них, может, и пала, но Рим — большой город, — предложил Эцио.

— Легче сказать, чем сделать. Завоевание Чезаре Романьи идет успешно — он уже захватил большую ее часть. Борджиа на пике власти, они подчинили лучшие части города. Сейчас мы в районе Борджиа. Мы не сможем взять лошадей в здешних конюшнях.

— Воля Борджиа — единственный закон в Риме?

— Эцио… на что ты намекаешь? Что я одобряю это?

— Не придуривайся, Никколо.

— Я не придуриваюсь. У тебя есть план?

— Будем импровизировать.

Они пошли туда, где размещались местные конюшни, в которых можно было купить лошадей. Идя низ по улице, Эцио заметил, что многие лавки (которые в обычное время были бы открыты) стояли с опущенными ставнями. Что здесь произошло? Чем ближе они подходили к конюшням, тем больше на их пути встречалось угрожающего вида солдат в бордово-желтых мундирах.

Эцио заметил, что Макиавелли с каждым шагом становится все более осторожным.

И тут их путь заступил дородный сержант, командир дюжины (или около того) бандитов в мундирах.

— Чего ты забыл здесь, друг? — спросил он у Эцио.

— Время импровизировать? — шепнул Макиавелли.

— Мы хотели бы купить лошадей, — спокойно ответил сержанту Эцио.

Сержант хохотнул.

— Здесь вам ловить нечего. Убирайтесь, — он указал туда, откуда ассасины только что пришли.

— А это запрещено?

— Да.

— Почему?

Сержант вытащил из ножен меч, остальные последовали его примеру. Он направил острие меча в шею Эцио и слегка нажал, так, что появилась капля крови.

— Знаешь, что любопытство сделало с кошкой? Уматывайте отсюда!

Почти незаметным движением Эцио обнажил скрытый клинок и резанул по сухожилиям на руке сержанта, державшей меч. Бесполезное оружие с грохотом упало на землю. Сержант издал крик боли и схватился за рану. Одновременно с этим Макиавелли прыгнул вперед и полоснул по трем ближайшим стражникам, те отшатнулись, пораженные смелостью двух мужчин. Эцио щелкнул скрытым клинком, пряча его, и одним движением выхватил меч и кинжал. Он успел как раз вовремя, чтобы отбить атаку двух стражников, которые оправились от первоначального шока и кинулись вперед, чтобы отомстить за своего сержанта. Никто из людей Борджиа не владел оружием так же мастерски, как Эцио и Макиавелли, — обучение ассасинов происходило совсем иначе. Но, даже учитывая все это, шансы были против двух друзей, потому часто противник превосходил их численностью. Тем не менее, неожиданно свирепой атаки было достаточно, чтобы дать ассасинам несомненное преимущество. Взятые врасплох, не привыкшие отступать в бою, солдаты были уничтожены. Но шум схватки сыграл свою роль — на помощь своим кинулись более двух десятков солдат Борджиа. Они чуть не подавили Эцио и Макиавелли числом, ассасины были вынуждены сражаться с несколькими врагами одновременно. Они оставили показушный бой, перейдя на более эффективное и быстрое фехтование, убивая одного противника за каждые три секунды. Двое мужчин не отступали, на их лицах застыла мрачная решимость. Вскоре их враги либо бежали, либо лежали у их ног — мертвые, раненые или умирающие.

— Нам лучше поторопиться, — выдавил Макиавелли, тяжело дыша. — То, что мы и отправили людей Борджиа к Создателю, еще не значит, что нам удастся попасть в конюшни. Обычные люди по-прежнему бояться. Именно поэтому они не собираются открывать свои лавки.

— Ты прав, — согласился Эцио. — Мы должны подать им сигнал. Жди здесь!

Рядом стояла жаровня, в которой горел огонь. Эцио поджег от него факел, взлетел по стене конюшни, где висело знамя Борджиа — черный бык на золотом поле — развеваемое легким ветерком. Эцио поджег его. Когда знамя догорело, ворота конюшни и окна в паре лавок приоткрылись.

— Так-то лучше! — воскликнул Эцио. Он повернулся к небольшой толпе. — Не бойтесь Борджиа! Не служите им! Их дни сочтены, а час расплаты близок!

К толпе присоединились еще люди, одобрительно закричали.

— Они вернутся, — вздохнул Макиавелли.

— Не сомневаюсь, но мы показали людям, что Борджиа — не всемогущие тираны, какими хотят казаться!

Он спрыгнул со стены в двор конюшни, где уже ждал его Макиавелли. Они быстро выбрали двух крепких коней и оседлали их.

— Мы вернемся, — пообещал Эцио главному конюху. — Теперь вы сможете немного привести это место в порядок — оно вновь принадлежит вам, как и должно было по праву.

— Мы так и сделаем, милорд, — отозвался мужчина, но выглядел он испуганным.

— Не бойтесь. Они не сумеют вам навредить, если увидят, что вы можете быть им полезными.

— Как это, милорд?

— Вы нужны им. Они не смогут без вас обойтись. Покажите им, что не будете терпеть издевательства и попытки помыкать вами, и им придется задобрить вам, чтобы получить от вас помощь.

— Они нас повесят или сделают еще что похуже!

— Вы хотите провести остаток жизни под их игом? Восстаньте против них. Им придется прислушаться к разумным доводам. Даже тираны не смогут ничего сделать, если большое количество людей откажется им подчиняться.

Макиавелли, сидевший в седле, достал из кармана небольшую черную записную книжку и что-то написал в ней, рассеянно улыбаясь сам себе. Эцио вскочил в седло.

— Я думал, мы спешим, — подколол Эцио.

— Спешим. Я просто записывал твои слова.

— Я должен быть этим польщен?

— О да, должен. Поспешим!

* * *


— Ты можешь наносить раны, Эцио, — продолжил Макиавелли, пока они ехали. — Но можешь ли ты исцелять их?

— Я собираюсь исцелить болезнь в сердце нашего общества, а не бороться с симптомами.

— Смелые слова! Но не спорь со мной. Не забывай, что мы на одной стороне. Я просто сужу с другой точки зрения.

— Это тест? — подозрительно поинтересовался Эцио. — Тогда давай поговорим открыто. Я уверен, что смерть Родриго Борджиа не решила бы наши проблемы.

— Правда?

— Ну… Взгляни на этот город. Рим — оплот Борджиа и тамплиеров. То, что я сказал конюху, — правда. Убийство Родриго ничего не изменит, — если голову отрезать человеку, он умрет. Но мы сражаемся с Гидрой.

— Я понял, о чем ты, о том, как Геракл убил семиглавого монстра. Его головы отрастали вновь и вновь, пока он не понял, как остановить это.

— Именно.

— Так ты предлагаешь обратиться к людям?

— Возможно… А что еще?

— Прости, Эцио, но люди непостоянны. Полагаться на них — все равно, что строить замки из песка.

— Я не согласен, Никколо. Вера в людей лежит в основе Кредо Ассасинов.

— И ты намерен убедиться в этом на собственном опыте?

Эцио собирался ответить, но в это время молодой вор, бежавший рядом с лошадью, быстро и уверенно полоснул ножом по шнурку, которым крепилась к поясу сумка с деньгами.

— Что за..? — возмутился Эцио.

Макиавелли рассмеялся.

— Он, наверное, из твоих сподвижников! Смотри, как он убегает! Ты, наверное, сам его этому научил! Иди! Верни украденное. Нам нужны эти деньги! Я буду ждать тебя на Капитолийском холме!

Эцио развернул коня и помчался в погоню за вором. Тот побежал по переулкам, слишком узким для лошади, и Эцио пришлось ехать в обход. Он беспокоился, что может упустить цель, но в то же время прекрасно осознавал, что, к его огорчению, молодой человек мог легко его обогнать пешком. Вор бежал почти так же, как если бы действительно учился с ассасинами. Но как такое могло быть?

Наконец, он загнал вора в тупик и прижал его к стене конем.

— Отдай, — спокойно приказал он, обнажая меч.

Казалось, парень хочет попытаться вырваться, но вор понял, что положение, в которое он попал, безнадежно. Плечи его опустились, и он молча протянул руку с сумкой. Эцио выхватил ее и спрятал подальше, в безопасное место. При этом он отпустил коня, и тот отступил назад. В мгновение ока вор влез по стене с невероятной скоростью и скрылся с другой стороны.

— Эй! Вернись! Я еще с тобой не закончил! — Крикнул Эцио, но в ответ услышал только топот ног.

Вздохнув и не обращая внимания на собравшуюся толпу, асссасин направил коня в сторону Капитолийского холма.

Когда он нашел Макиавелли, уже стемнело.

— Ты забрал свои деньги у нашего друга?

— Да.

— Небольшая победа.

— Это только начало, — ответил Эцио. — Со временем, если мы приложим усилия, мы одержим и другие.

— Надеюсь, нам это удастся раньше, чем Чезаре вновь обратит на нас внимание, и мы опять будем сломлены. В Монтериджони он был чертовски близок к успеху. Теперь, давай перейдем к делу.

Он пришпорил коня.

— Куда мы едем?

— В Колизей. У нас там встреча с моим осведомителем, Виницио.

— И?

— Думаю, у него кое-что для меня есть. Поехали!

Пока они ехали по городу в сторону Колизея, Макиавелли сухо комментировал новые здания, возведенные в период правления Папой Александром VI.

— Ты только взгляни на все эти здания, в которых, якобы, заседает правительство! Родриго поступил умно, сохранив его. Этим он без труда обманул твой любимый «народ»!

— Когда ты успел стать таким циником?

Макиавелли улыбнулся.

— Я не циник. Я просто описываю Рим таким, каков он сейчас! Не волнуйся Эцио… Может быть, порой я бываю слишком язвителен, слишком пессимистичен. Не все потеряно. Хорошая новость в том, что в городе у нас есть союзники. Ты встретишься с ними. Да и Коллегия Кардиналов не вся еще под каблуком у Родриго, хотя он бы хотел иного. Но это слишком рискованно…

— Что именно?

— Добиться окончательной победы.

— Мы должны попробовать. Бросать — верный путь к провалу.

— А кто сказал, что все надо бросить?

Они ехали в тишине, пока не добрались до мрачной громады разрушенного Колизея. Здания, которое, как подумал Эцио, все еще помнило ужасные игры, проводившиеся там много лет назад. Но внимание асасина привлек отряд солдат Борджиа с папским курьером. Мечи их были обнажены, алебарды угрожающе направлены вперед, мерцающие факелы подняты над головами. Солдаты пихали низенького, затравленного на вид, мужика.

— Черт! — выругался Макиавелли. — Это Виницио. Они добрались до него первыми.

Оба ассасина, собираясь воспользоваться элементом неожиданности с большей эффективностью, бесшумно и спокойно приблизились к отряду. До них донеслись обрывки разговора.

— Что у тебя там? — спросил один из стражников.

— Ничего.

— Ты пытался украсть папскую почту из Ватикана?

— Извините, синьор, но вы ошибаетесь.

— Мы не ошибаемся, воришка, — прорычал другой, тыча в мужика алебардой.

— На кого ты работаешь, вор?

— Ни на кого!

— Отлично! Тогда никто не поплачет о тебе.

— Я услышал достаточно, — произнес Макиавелли. — Мы должны спасти его и забрать письма, которые он нес.

— Письма?

— Вперед!

Макиавелли ударил коленями по бокам лошади, та рванула вперед, Макиавелли натянул поводья. Лошадь встала на дыбы, передние ноги замолотили воздух. Одно копыто задело ближайшего стражника, впечатав шлем тому в голову. Солдат упал, как подкошенный. Тем временем Макиавелли развернулся вправо и, свесившись с седла, зло полоснул по плечу солдата, угрожавшего Виницио. Охранник выронил алебарду и упал, воя от боли и хватаясь за раненое плечо. Эцио пришпорил собственного коня, рванул вперед к другим охранникам. Одному он с силой ударил по голове эфесом меча (удар оказался смертельным), а второму всадил клинок промеж глаз. Другой солдат был уничтожен из-за своей невнимательности. Отвлекшись на внезапную атаку, он забыл про Виницио, который схватился за древко его алебарды и редко дернул на себя. Кинжал Виницио вонзился в глотку солдата. Охранник с клокочущим звуком упал на землю, в легкие хлынула кровь. В очередной раз элемент неожиданности сыграл на руку ассасинам. Люди Борджиа явно не привыкли, чтобы им оказывали такое сопротивление. Виницио, не теряя времени, указал на главную дорогу, ведущую к центральной площади. По ней скакала лошадь курьера, — всадник привстал в стременах, призывая животное ехать быстрее.

— Дай мне письмо. Быстро! — приказал Макиавелли.

— Но я не сумел забрать его, оно у курьера, — возразил Виницио, указывая на убегающую лошадь. — Они отобрали его у меня.

— Догони его! — крикнул Макиавелли Эцио. — Любой ценой забери это письмо и принеси мне, в полночь к термам Диоклетиана! Я буду ждать.

Эцио рванул в погоню.

Поймать курьера оказалось легче, чем вора. Конь Эцио был лучше лошади курьера, к тому же противник не был бойцом. Эцио с легкостью выбил его из седла. Эцио не хотелось его убивать, но он не мог допустить, чтобы курьер сбежал и поднял тревогу. «Покойся с миром», — прошептал ассасин, перерезая ему горло. Не читая письма, он убрал его в поясную сумку и хлопнул лошадь курьера по крупу, надеясь, что она сама отыщет дорогу в родную конюшню. Эцио оседлал своего коня и отправился к термам Диоктелиана.

Вокруг стояла почти кромешная тьма, лишь кое-где на стенах висели факелы, разгоняющие мрак. По пути к термам Эцио пришлось пересечь большой участок пустоши. На полпути конь встал на дыбы, заржал от страха. Эцио услышал леденящий сердце волчий вой. Но все-таки чем-то он отличался от обычного воя. Он звучал так, словно его имитировали люди. Он заставил коня пойти в темноту.

Но времени, чтобы задуматься над странным происшествием у него не было, Эцио добрался до пустынных терм. Макиавелли еще не появился — без сомнения, опять пропадал на одном из своих секретных заданий в городе… И тут…

Из-за холмиков и кустов, покрывающих развалины древнеримского города, появились фигуры, окружили ассасина. Они выглядели дико, и вряд ли были людьми, если судить по внешнему виду. Они стояли прямо, но уши у них были длинные, вместо лица — морда, вместо рук — лапы, сзади хвосты. Тела их были покрыты грубой серой шерстью. Глаза, казалось, мерцали красным. Эцио судорожно втянул воздух — что это за дьявольские создания? Он быстро окинул развалины взглядом. Его окружало не меньше десятка этих волколюдов. Эцио снова обнажил меч. Похоже, хорошие деньки не окончились.

С рыком и воем, подобными волчьим, создания напали на ассасина. Когда они приблизились, Эцио понял, что это были обычные люди, но они, казалось, были безумны, словно находились в некоем священном трансе. Их оружием были длинные острые когти, вшитые в кончики перчаток. Они полоснули по ногам и бокам лошади, надеясь, что та сбросит Эцио.

Меч наводил на них страх. Казалось, что под волчьей шкурой у них нет не кольчуги, ни какой иной защиты, поэтому Эцио успешно атаковал их мечом. Он резанул по локтю одного из существ, и оно отползло в сторону, ужасно воя в темноте. Эцио показалось, что странные создания скорее агрессивны, нежели умелы — их оружие не могло даже сравниться с мелькающим клинком Эцио. Он шагнул вперед, расколов голову одному и выбив левый глаз другому. Оба волколюда упали на месте, смертельно раненные Эцио. Другие волколюды передумали атаковать ассасина. Они растаяли в темноте, в котловинах и пещерах, в которые превратились заросшие руины терм. Эцио погнался за ними, ударил по бедру одного из потенциальных противников, другой попал под копыта лошади, сломав спину. Догнав шестого, Эцио пригнулся, развернулся на месте и резанул по солнечному сплетению, кишки врага вывалились на землю. Противник запнулся о них, упал и скончался.

Все стихло.

Эцио успокоил коня, сел и привстал в стременах. Острые глаза вглядывались в темноту, уши ловили каждый звук, источник которого глаз определить не мог. Ему показалось, что он слышит чье-то приглушенное дыхание недалеко от себя, но ничего не увидел. Он заставил коня идти шагом и бесшумно проехал туда, откуда доносился звук.

Он шел из темноты небольшой пещеры, образованной из обвалившейся арки, увитой растениями и сорняками. Спешившись и привязав коня к какому-то пню, Эцио испачкал лезвие грязью, чтобы оно не блестело и не выдало его местоположения, а потом медленно стал пробираться вперед. В какой-то короткий миг ему показалось, что в глубине пещеры он заметил мерцание факела.

Над его головой пронеслись летучие мыши и скрылись в ночи. В пещере воняло их пометом. Невидимые насекомые и еще какие-то существа с шумом бросились от него врассыпную. Проклиная их за произведенный шум, который показался ему громом, Эцио ждал, чтобы кто-нибудь напал на него из засады (если она, конечно, была). Никто не появился.

Потом он снова увидел пламя и услышал, в этом он мог бы поклясться, слабый скулеж. Пещера оказалась меньше, чем можно было предположить по упавшей арке. Эцио увидел длинный изогнутый коридор, который, почти незаметно сужаясь, уводил во мрак. Когда он завернул за угол, то увидел, что мерцающее пламя превратилось в небольшой костер. В его свете ассасин разглядел сгорбленную фигуру.

Воздух здесь казался свежее. Скорее всего, в потолке были дыры, незаметные снизу. Это объясняло, почему горело пламя. Эцио замер, следя за происходящим.

Скуля, существо потянулось левой рукой (тощей, грязной, очень костлявой) к костру и вытащило из пламени железный прут. Один его конец был раскален докрасна. Дрожа, существо прижало раскаленный конец к обрубку другой руки, стиснув зубы, чтобы не закричать, словно пыталось прижечь рану.

Эцио удалось искалечить волколюда!

Когда внимание волколюда обратилось исключительно на его боль в руке, Эцио рванул вперед. Он практически опоздал — существо было быстрее его и почти ускользнуло, но кулак Эцио сомкнулся вокруг здоровой руки создания. Это было нелегко. Конечность оказалась липкой и противной, а зловоние, исходившее от создания, было просто омерзительным, но Эцио держал крепко. Задерживая дыхание и отшвырнув в сторону железный прут, Эцио процедил:

— Твою мать, кто вы такие?

— Рррр, — раздалось в ответ.

Эцио грубо ударил его по голове кулаком в тяжелой перчатке. Рядом с левым глазом потекла кровь, волколюд застонал от боли.

— Кто вы? Отвечай!

— Гррр, — в приоткрытом рту показались обломанные серые зубы, а запах, шедший оттуда был таким, что вонь от пьяной шлюхи показалась бы ароматом розы.

— Говори! — Эцио приставил меч к культе и повернул его. Он не собирался возиться с этим ничтожеством, его больше беспокоила лошадь.

— Агрррх, — на этот раз это был крик боли. Затем из нечленораздельного рычания он разобрал слова, произнесенные грубым, хриплым голосом — на отличном итальянском.

— Я последователь Секты Волков.

— Секты волков? Что это еще за хрень?

— Скоро узнаешь. То, что ты сделал сегодня…

— Заткнись, — Эцио крепче стиснул руку врага и переместился ближе к костру, чтобы оглядеться по сторонам. Он увидел, что находится в куполообразной комнате, которую, возможно, выдолбили под землей намеренно. Обстановка была скудной — два стула, грубый стол с какими-то бумагами, прижатыми камнем.

— Мои братья скоро вернуться, и тогда…

Эцио подтащил его к столу и, указывая мечом на бумаги, спросил:

— А это? Что это такое?

Мужчина посмотрел на него и сплюнул. Эцио приблизил клинок к окровавленному обрубку.

— Нет! — завопил волколюд. — Только не снова!

— Тогда говори!

Эцио бросил взгляд на бумаги. Когда придет время их забрать, ему придется на краткий миг отложить меч. Кое-что из написанного было на итальянском, кое-что на латыни, но встречались и незнакомые символы. В них было что-то знакомое, но расшифровать их Эцио не мог.

Потом он услышал шорох, доносившийся от входа. Глаза волколюда сверкнули.

— Это наша тайна, — произнес он.

В этот самый момент в комнату, рыча и царапая воздух стальными когтями, заскочили еще двое существ. Тот, кого держал Эцио, рванул к ним, но Эцио успел перерезать ему горло. Отрезанная голова покатилась к его товарищам. Эцио перепрыгнул на другую сторону от стола, схватил документы и швырнул стол во врагов.

Костер потух. Нужно было вновь помешать угли, добавить дров. Глаза Эцио напряженно высматривали двоих волколюдов. Они напоминали две серые тени. Эцио отступил в темноту, спрятал документы под мундир и притаился.

Возможно, волколюды обладали безумной силой, но они не умели с ней обращаться (если не считать умения пугать людей до смерти). Поэтому они не смогли сохранять тишину и двигаться молча. Больше полагаясь на уши, чем на глаза, Эцио обошел их по кругу, прижимаясь к стенам, пока не понял, что стоит за их спинами. Волколюды по-прежнему считали, что он находится в темноте перед ними.

Больше нельзя было терять время. Ассасин вложил меч в ножны, обнажил скрытый клинок, а потом, словно настоящий волк, приблизился со спины к одному из противников. Схватить его, и перерезать глотку было делом нескольких секунд. Волколюд умер мгновенно и бесшумно, Эцио, сохраняя тишину, опустил тело на пол. Эцио решил попытаться взять одного живым, но времени для допроса не оставалось. Остальные могли скрываться в темноте, а Эцио не был достаточно уверен, что его сил хватит на еще один бой. Асссин ощущал панику человека, и это чувство подтвердилось, когда волколюд вышел из образа волка и с тревогой в голосе позвал в темноту: «Сандро?»

Этот вопрос выдал его местонахождение в темноте. Эцио уже собирался подойти к цели и в очередной раз перерезать горло, когда волколюд обернулся, безумно молотя когтистыми руками перед собой. Он мог видеть Эцио во мраке, но ассасин помнил, что под их маскарадными костюмами нет никакой брони. Он убрал скрытый клинок и вонзил большой тонкий кинжал с зазубренными кромками на лезвии в грудь врага. В открытой ране были видны сердце и легкие, а потом последний волколюд рухнул лицом вперед, в костер. Запах жженых волос и горелой плоти чуть не вывернул Эцио наизнанку, но он отпрыгнул подальше и, борясь с подступающей паникой, так быстро, как только мог, направился к свежему ночному воздуху.

Волколюды не тронули лошадь. Возможно, они были слишком уверены в том, что им удастся его захватить, потому и не стали тратить время на то, чтобы убить лошадь или прогнать ее. Он отвязал животное и понял — его трясет так, что он вряд ли сможет ехать верхом. Поэтому он взял поводья и пошел обратно к термам Диоклетиана. Уж лучше бы Макиавелли был там, и уж лучше бы он, Эцио, был хорошо вооружен. Бога ради, если бы у него все еще был пистолет из Кодекса! Или хотя бы одна из пушек, которые Леонардо сконструировал для своего нового хозяина. Но Эцио был доволен, осознавая, что он по-прежнему может сражаться и побеждать, используя лишь свой ум и опыт — две вещи, которых его никто не мог лишить. По крайней мере, до тех пор, пока его не поймают и не запытают до смерти.

На обратном пути он не терял бдительности ни на мгновение. Он обнаружил, что шарахается от каждой тени — этого не случилось бы с ним, будь он моложе. Мысли о безопасном пути назад, к термам, не принесла успокоения. Что, если там его ждет еще одна засада? Что, если эти создания застали врасплох Макиавелли? Знал ли сам Макиавелли о Секте Волков?

Кому теперь предан Макиавелли?

Он дошел до сумрачных, огромных развалин — памятник прошлому веку, когда Италия правила миром, в безопасности и покое. Сперва он не увидел никаких признаков жизни. Макиавелли сам вышел из-за оливкового дерева и спокойно его поприветствовал:

— Ты опоздал.

— Я приехал раньше тебя. Но меня… отвлекли.

— О чем ты?

— О шутниках в маскарадных костюмах. Знакомо?

Глаза Макиавелли проницательно блеснули.

— Одетые как волки?

— Ты знаешь о них.

— Да.

— И почему же предложил встретиться здесь?

— Ты думаешь, что я..?

— А что мне еще думать?

— Дорогой Эцио, — Макиавелли шагнул вперед. — Уверяю тебя, святостью Кредо, что я понятия не имел о том, что они тоже будут здесь. — Он помолчал. — Но ты прав. Я хотел встретиться в месте, где не будет людей, не осознавая, что они тоже могут выбрать это место.

— Особенно, если их предупредили.

— Ставишь под сомнение мою честь..?

Эцио нетерпеливо отмахнулся.

— Хватит, — проговорил он. — Нам еще много предстоит сделать вместе, чтобы ссориться. — По правде говоря, Эцио знал, что в данный момент он должен верить Макиавелли. До сих пор у него не было причин, чтобы усомниться в нем. Но в будущем он, Эцио, не будет открывать свои карты столь поспешно. — Кто они? Или что?

— Секта Волков. Иногда они называют себя Последователями Ромула.

— Нам не стоит убраться отсюда? Я захватил кое-какие из их бумаг, они могут попытаться забрать их обратно.

— Сперва скажи, удалось ли тебе добыть письмо, и что еще с тобой случилось? Ты выглядишь так, словно поучаствовал в нескольких битвах, — сказал Макиавелли.

Когда Эцио рассказал ему обо всем, его друг улыбнулся.

— Я сомневаюсь, что они вернуться сегодня. Мы оба опытные и хорошо вооруженные бойцы. Похоже, ты здорово их потрепал. И это взбесит Чезаре. Видишь ли, хоть у нас пока еще немного доказательств, мы считаем, что они на службе у Борджиа. Это группа ложных язычников, которые уже несколько месяцев наводят на город ужас.

— Почему они это делают?

Макиавелли развел руками.

— Политика. Пропаганда. Надежда, что люди попросят о защите Папу, и, в свою очередь, проявят к нему лояльность.

— Весьма удобно. Но, может, все-таки покинем это место? — Эцио неожиданно и с удивлением ощутил страшную усталость. У него болела душа.

— Они не вернутся сегодня. Я не умаляю твое мужество, Эцио, но волколюди не бойцы, и тем более не убийцы. Борджиа используют их как доверенных посредников. Но их основная работа состоит в том, чтобы пугать людей. Это бедные, введенные в заблуждение люди, которым Борджиа «промыли мозги», дабы те работали на них. Они считают, что новые хозяева помогут им заново отстроить Рим. Таким, каков он был при основателях, Ромуле и Реме. Их, младенцами, вскормила волчица.

— Я помню легенду.

— Для волколюдов это не легенда. Но они — опасное орудие в руках Борджиа. — Он немного помолчал. — Теперь, письмо! И те бумаги, что ты захватил из их логова. Кстати, ты правильно поступил.

— Если, конечно, они полезны.

— Посмотрим. Дай мне письмо.

— Держи.

Макиавелли поспешно сломал печать и развернул пергамент.

— Черт, — пробормотал он. — Зашифровано.

— О чем ты?

— Кое-кто уверял меня, что это будет обычный текст. Виницио был одним из моих агентов у Борджиа. Он сказал, что уверен в этом. Глупец! Они передают зашифрованную информацию. Не зная кода, мы ничего не поймем.

— Может бумаги, которые я принес, помогут?

Макиавелли улыбнулся.

— Иногда, Эцио, я благодарю Бога, что мы с тобой на одной стороне. Давай посмотрим!

Он быстро пролистал бумаги, которые захватил Эцио, и его нахмуренное лицо просветлело.

— Ну, как, удачно?

— Думаю… возможно… — он прочитал еще что-то, на лбу появились морщины. — Да! Ради Бога, да! Думаю, это оно! — Он хлопнул Эцио по плечу и рассмеялся.

Эцио тоже засмеялся.

— Вот видишь? Порой логика — не единственный способ выиграть войну. Удача тоже играет свою роль. Пошли! Ты говорил, что в городе у нас есть союзники. Пошли! Покажешь их мне!

— Следуй за мной!




Глава 15


— А как же лошадь? — спросил Эцио.

— Оставь ее. Она сама вернется в конюшню.

— Я ее не брошу.

— Тебе придется. Мы возвращаемся в город. Если мы отпустим ее там, они поймут, что ты вернулся. Если же лошадь найдут здесь, то подумают, что ты бродишь где-то поблизости, и поиски уйдут в другую сторону.

Эцио неохотно поступил так, как сказал Макиавелли. Потом они подошли к спрятанной в руинах лестнице, уводящей вниз. В шаге от них горел факел. Макиавелли взял его.

— Где мы? — удивился Эцио.

— Ступени ведут к древним подземным тоннелям, пересекающим город. Их обнаружил твой отец, и до сих пор эти тоннели оставались тайной ассасинов. Мы пользуемся этой дорогой, чтобы избежать встречи со стражниками, которые нас разыскивают. И будь уверен — сбежавший волколюд поднимет тревогу. Тоннель достаточно большой, потому что в древние времена использовался для проведения под городом войск, и сложен на совесть, как тогда и делали. Но многие выходы в городе обвалились и тоннели заблокированы. Нам придется тщательно выбирать дорогу. Будь рядом — если ты здесь заблудишься, то погибнешь.

Два часа они плутали по лабиринту, казавшемуся бесконечным. Эцио видел другие тоннели, уводящие в обе стороны, обвалившиеся проходы, странные изображения древних богов над арками. Иногда встречались лестницы, уводившие вверх, другие шли в темноту, на третьих (их было около десятка) мерцал свет. Наконец-то, Макиавелли, который всю дорогу шел быстрым шагом, но придерживался одного темпа, остановился у одного из таких пролетов.

— Пришли, — сообщил он. — Я пойду первым. Почти рассвело. Мы должны быть осторожными. — Он скрылся на лестнице.

Казалось, прошла целая вечность, Эцио даже подумал, что его бросили, когда наконец расслышал шепот Макиавелли: «Все чисто!»

Не смотря на усталость, он взбежал по ступенькам, радуясь возможности снова оказаться на свежем воздухе. Тоннелей и пещер ему хватило на всю оставшуюся жизнь.

Лестница выходила к большому люку, открывавшемуся в огромный зал, настолько большой, что он вполне мог оказаться складом.

— Где мы?

— На острове посреди Тибра. Много лет назад его использовали как склад. Теперь сюда никто не приходит, кроме нас.

— Нас?

— Братства. Если хочешь, можешь считать это нашим убежищем в Риме.

Крупный, самоуверенно выглядящий молодой человек, сидевший за столом, на котором лежали бумаги и остатки еды, поднялся со стула и поспешил им навстречу.

— Никколо! Хорошо, что ты пришел! — Он повернулся к Эцио. — А ты, должно быть, знаменитый Эцио! Добро пожаловать! — Он схватил руку Эцио и крепко пожал. — Фабио Орсини, к твоим услугам. Я слышал о тебе от своего кузена — и твоего старого друга — Бартоломео д`Альвиано.

Эцио улыбнулся, услышав имя.

— Он прекрасный воин.

— Именно Фабио разыскал это место, — вставил Макиавелли.

— Здесь есть все удобства, — проговорил Фабио. — А если смотреть снаружи, то за зарослями плюща (и еще непонятно каких растений) ничего не разглядишь!

— Хорошо, что ты на нашей стороне.

— Борджиа принесли вред моей семье, так что теперь моя цель — отомстить им и вернуть свое наследство. — Он с сомнением посмотрел вокруг. — Конечно, это место после замка в Тоскане может показаться вам несколько потрепанным.

— Сойдет.

Фабио улыбнулся.

— Отлично. Ну, теперь, когда вы добрались, я прошу извинить меня, но придется вас немедленно покинуть.

— Куда ты собрался? — спросил Макиавелли.

Лицо Фабио стало более серьезным.

— Я еду, чтобы начать подготовку к компании в Романье. На сегодняшний день Чезаре держит под контролем мои владения и мой народ, но, надеюсь, скоро мы обретем свободу.

— Удачи!

— Спасибо!

— До встречи!

— Увидимся!

На этой дружественной волне Фабио и удалился.

Макиавелли освободил на столе место и положил туда зашифрованные письма и бумаги с кодом, отнятые у волколюдов.

— Мне нужно заняться этим, — произнес он. — Ты, наверное, устал. Вот там есть еда, вино и свежая, чистая римская вода. Отдохни, пока я буду работать. Нам еще многое предстоит сделать.

— Фабио — это тот самый союзник, о котором ты упоминал?

— Верно. Есть и другие. Один — очень важен.

— Это союзник? Или союзница? — спросил Эцио, думая (и злясь за это на самого себя) о Катерине Сфорца. Он не мог выкинуть её из своих мыслей. Она все еще оставалась в плену у Борджиа. Для него было очень важно освободить ее. Но не играла ли она с ним? Он никак не мог избавиться от сомнений, давших корни в его душе. Она была свободолюбивой. И не принадлежала ему. Ему вовсе не льстила мысль о том, что он мог оказаться дураком. Он не хотел, чтобы его использовали.

Макиавелли замялся, как будто считая, что и так сказал слишком много, но потом все-таки ответил:

— Это кардинал Джулиано делла Ровере. Он тоже претендовал на пост Папы, но проиграл. Но он все еще остается влиятельным человеком с могущественными друзьями. У него есть потенциально сильные связи с Францией, но он выжидает. Ему известно, что король Людовик использует Чезаре, пока тот ему нужен. Он ненавидит Борджиа всей душой. Знаешь, скольких испанцев Борджиа поставили на влиятельные посты в правительстве? Мы в опасности, пока они управляют Италией.

— Тогда он нам нужен. Когда я смогу с ним встретиться?

— Время еще не пришло. Перекуси, пока я работаю.

Эцио был рад отдохнуть часок, но обнаружил, что ни еда, ни вино не лезут в него. Зато он с удовольствием выпил воды и поковырялся в куриной ноге, наблюдая, как Макиавелли зарылся в бумаги.

— Ну, как? — поинтересовался он.

— Шшш!

Солнце уже достигло башен у церквей Рима, когда Макиавелли отложил перо и протянул Эцио пачку исписанных листов.

— Готово.

Эцио ждал.

— Это распоряжение для волколюдов, — продолжил Макиавелли. — В нем говорится, что Борджиа заплатят им как обычно, и даны указания по нападениям. Они должны были провести диверсии в разных частях города, которые Борджиа еще не окончательно взяли под контроль. Нападения приурочены к «случайным» появлением священника Борджиа, который, используя власть Церкви, «изгонит» волколюдов.

— Что ты предлагаешь?

— Если ты не против, Эцио, то мы должны начать планировать атаку на Борджиа. Продолжай то, что ты начал на конюшне.

Эцио еще колебался.

— Думаешь, мы готовы к подобной атаке?

— Да.

— Сперва я хотел бы узнать, где держат Катерину Сфорца. Она могущественный союзник.

Макиавелли замер в замешательстве.

— Если она в плену, ее поместят в замок Сант-Анджело. Борджиа превратили его в крепость. — Он помолчал. — Жаль, что Яблоко у них. Эцио… как ты мог это допустить?

— Тебя не было в Монтериджони. — Теперь настала очередь Эцио сердито замолчать. — Нам действительно известно о действиях наших врагов? Здесь есть хотя бы подполье, с которым можно сотрудничать?

— Вряд ли. Большинство наших наемников, как Фабио, борются с силами Чезаре. А его все еще поддерживают французы.

Эцио вспомнил французского генерала, которого видел в Монтериджони — Октавиана.

— И что мы имеем?

— У нас есть один надежный источник. В борделе работают девушки. Высококлассные шлюхи, которых часто посещают кардиналы и другие влиятельные римляне, но и здесь есть загвоздка. Мадам крайне ленива и, кажется, больше заботится о собственном удовольствии, чем о сборе информации для нас.

— А как же воры? — спросил Эцио, вспомнив ловкого воришку, который едва не оставил его без денег.

— Они отказываются говорить с нами.

— Почему?

Макиавелли пожал плечами.

— Понятия не имею.

Эцио встал.

— Тогда лучше подскажи, как выбраться отсюда.

— Куда ты?

— Заводить новых друзей.

— Каких еще друзей?

— Думаю, на этот раз тебе лучше предоставить это мне.




Глава 16


Когда Эцио нашел в Риме штабквартиру Гильдии воров, на город опустилась ночь. Закончился еще один долгий день. Эцио незаметно расспрашивал по тавернам, в ответ получая подозрительные взгляды и ответы, вводившие его в заблуждение, и, наконец, окружным путем выяснил местонахождение Гильдии. Мальчишка-оборванец провел его по лабиринту переулков в полуразрушенный район и оставил у какой-то двери, мгновенно исчезнув из виду.

Посмотреть было решительно не на что: большой, но разбитый постоялый двор. На знаке, криво висевшем у входа, была изображена лиса, то ли спящая, то ли мертвая. На окнах висели сломанные ставни, явно нуждающиеся в покраске. Это был тот самый постоялый двор «Спящая лиса», в которой они с Марио были всего неделю назад.

Дверь в постоялый двор была закрыта, что было необычно. Эцио постучал в нее. Бесполезно.

Потом у него из-за спины раздался тихий голос, удививший Эцио. Ассасин повернулся. На него это было непохоже — раньше он никому не позволял приблизиться к нему бесшумно со спины. Нужно будет убедиться, что такое не повторится вновь.

К счастью, голос был дружелюбным.

— Эцио!

Говоривший вышел из-за дерева, за которым прятался. Эцио немедленно узнал его. Его старый союзник, Джильберто — Ла Вольпе, Лис, — который руководил ворами во Флоренции и некоторое время назад работал в союзе с ассасинами.

— Ла Вольпе! Почему ты здесь?

Джильберто усмехнулся, когда они обнялись.

— Ты имеешь в виду, почему я не во Флоренции? На этот вопрос легко ответить. Глава Гильдии умер, и они выбрали меня. Я ощутил ветер перемен, и мой старый помощник, Коррадин, был готов вернуться домой. Однако, — он заговорщически понизил голос, — как раз в тот момент Рим бросил мне… вызов, скажем так?

— Это вполне достаточная причина для меня. Мы войдем?

— Конечно.

Ла Вольпе сам постучал в дверь — очевидно, кодовым стуком, потому что дверь открылась почти незамедлительно. За ней обнаружился просторный внутренний двор, заставленный столами и лавками, как и ожидалось от постоялого двора, но все было очень грязным. Дюжина мужчин и женщин металась туда-сюда через дверь, ведущую в сам постоялый двор.

— Выглядит не очень, да? — поинтересовался Ла Вольпе, усаживаясь на лавку и подзывая девушку, чтобы налила вина.

— Ну… да.

— Этого мы и добивались. У меня есть кое-какие планы. Но что привело сюда тебя? — Ла Вольпе поднял руку. — Погоди! Не говори. Думаю, мне известен ответ.

— Как обычно.

— Ты хочешь нанять моих воров в качестве своих шпионов.

— Именно! — Эцио нетерпеливо перегнулся через стол. — Ты присоединишься ко мне?

Ла Вольпе поднял бокал в безмолвном тосте и отпил вина, прежде чем отрезал. — Нет.

Эцио опешил.

— Что? Но почему?

— Потому что это будет на руку Никколо Макиавелли. Нет уж, спасибо. Он предал Братство.

Это заявление почти не удивило Эцио, хотя он сильно сомневался в его истинности.

— Это очень серьезное обвинение, особенно из уст вора, — проговорил ассасин. — У тебя есть доказательства?

Ла Вольпе смерил его кислым взглядом.

— Как ты знаешь, он был послом к Папскому двору, и прибыл в Рим как личный гость Чезаре.

— Он делал это по нашему поручению!

— Да? Тогда буду рад напомнить, как он оставил тебя перед самой атакой на Монтериджони.

Эцио с отвращением поморщился.

— Чистая случайность! Послушай, Джильберто, может Макиавелли не всем нравится, но он ассасин, и он не предатель.

Ла Вольпе упрямо посмотрел на него.

— Я в этом не уверен.

В этот момент в их разговор вмешался вор, в котором Эцио узнал парня, срезавшего его кошелек. Он подошел и что-то шепнул на ухо Ла Вольпе. Глава воров встал, парень ушел. Эцио, почуяв беду, тоже поднялся.

— Прошу прощения за поведение Бенито несколько дней назад, — проговорил Ла Вольпе. — Тогда он не знал, кто ты. Он увидел, что ты ехал с Макиавелли.

— К черту Бенито! В чем дело?

— Бенито принес весть. Макиавелли встречается с кем-то в Трастевере. Я собираюсь разузнать, что происходит. Составишь компанию?

— Пойдем.

— Мы воспользуемся старым маршрутом — по крышам. Здесь это несколько сложнее, чем во Флоренции. Уверен, что справишься?

— Пойдем уже!

Это оказалось сложно Крыши в Риме находились друг от друга дальше, чем во Флоренции большинство было разрушено, поэтому сложно было найти опору. Не раз на землю из-под ног Эцио обрушивались плитки черепицы. На улицах были люди, но ассасин и вор бежали слишком быстро. Стражники Борджиа реагировали на их появление, только когда те уже скрывались из виду. Наконец, они добрались до рыночной площади. Все лавки на ней были закрыты, за исключением пары ярко освещенных винных палаток, у которых толпились люди. Эцио и Ла Вольпе замерли на крыше и спрятались за дымовыми трубами, осматриваясь.

Вскоре на площади появился Макиавелли, он шел, подозрительно оглядываясь. Эцио разглядел, как другой мужчина, одетый в плащ с крестом Борджиа на спине, подошел к Макиавелли и осторожно передал ему что-то, похожее на записку, а потом, не остановившись ни на минуту, зашагал дальше. Макиавелли тоже пошел прочь от площади.

— Ну, что скажешь? — спросил у Эцио Ла Вольпе.

— Я пойду за Макиавелли, ты — за тем парнем, — сухо отозвался Эцио.

Но в этот момент у одной из винных палаток вспыхнула драка. До них донеслись разгневанные крики, в свете факелов блеснуло оружие.

— Черт! Это мои люди. Они сцепились с людьми Борджиа! — крикнул Ла Вольпе.

Эцио увидел спину Макиавелли, удаляющуюся по улице, ведущей к Тибру, а потом ассасин и вовсе скрылся из виду. Догонять его было поздно. Эцио снова обратил внимание на драку. На земле распростерся охранник Борджиа. Большинство воров разбежались, влезли по стенам на безопасные крыши, но один остался внизу. Юноша, почти ребенок, стонал, лежа на земле и зажимая кровь, текущую из раны на руке.

— Помогите! На помощь! Моего сына ранили! — раздался тоскливый голос.

— Я узнаю его, — скривившись, проговорил Ла Вольпе. — Это Трималькио. — Он внимательно посмотрел на раненного вора. — А это — Клаудио, его младший сын.

На обе стороны от рынка, на парапетах двух крыш, появились солдаты Борджиа с ружьями в руках. Прицелились.

— Они собираются стрелять! — воскликнул Эцио.

— Действуем быстро! Я беру на себя группу слева, ты — справа!

На каждой стороне от рынка было по три стражника. Двигаясь незаметно, как тени, и быстро, словно пантеры, Эцио и Ла Вольпе побежали каждый по своей стороне. Эцио увидел, как трое солдат подняли оружие, целясь в лежащего мальчишку. Ассасин кинулся по крыше, — казалось, его ноги почти не касались черепицы, — и одним огромным прыжком бросился на трех вооруженных мужчин. Высота оказалось достаточно большой, чтобы Эцио удалось впечатать в крышу среднего из солдат, попав тому пяткой по шее. Эцио приземлился, присел, амортизируя толчок, и почти сразу встал и ударил руками по обе стороны от себя. Двое оставшихся солдат упали. Левому в правый глаз вошло лезвие кинжала, застрявшее в черепе. Другому — вонзился в ухо скрытый клинок, темная вязкая кровь потекла на шею. Эцио поднял взгляд и увидел, что Ла Вольпе так же эффективно расправился со своими противниками. Через одну безмолвную минуту все солдаты, державшие огнестрельное оружие, были мертвы. Но на площадь уже спешили алебардщики, опустившие оружие и бросившиеся к несчастному Клаудио. Люди у винных лавок отшатнулись.

— Клаудио! Убирайся! — заорал Ла Вольпе.

— Я не могу! Мне больно…

— Держись! — крикнул Эцио, бывший немного ближе к мальчишке. — Я иду!

Он спрыгнул с крыши на тент над одним из прилавков, тот сломался под его тяжестью. Эцио, не теряя времени, бросился к мальчишке. Быстро ощупал рану. Выглядела она куда серьезнее, чем была на самом деле.

— Вставай, приказал он.

— Не могу! — Клаудио явно ударился в панику. — Они убьют меня!

— Послушай, ты можешь идти, так? — мальчик кивнул. — Когда мы отойдем подальше, ты сможешь убежать. Будь внимателен. Иди за мной. Делай то же, что и я. Мы должны скрыться от стражи.

Эцио помог парню встать и пошел к ближайшей винной палатке. Он быстро растворился в толпе нервных алкоголиков и с удивлением увидел, что Клаудио оказался способным учеником и сделал то же самое. Они с легкостью пробрались через толпу к ближайшей стене, пока алебардщики пытались пробиться через толпу силой. Скоро они свернули на переулок, ведущий от площади. Там их уже ждали Ла Вольпе и Трималькио.

— Мы догадывались, что ты пойдешь этим путем, — проговорил Ла Вольпе, пока отец обнимал сына. — Идите! — приказал он ворам. — Мы не должны терять время! Возвращайтесь в штабквартиру, и Терезина перевяжет твою рану. Ступайте!

— И некоторое время старайся не высовываться, понял? — добавил Эцио, обращаясь к Клаудио.

— Большое спасибо, мессер, — сказал Трималькио, уходя. Он обнял мальчика, направляя его, и строго проговорил, — Бежим!

— Теперь у тебя будут неприятности, — сообщил Ла Вольпе, когда они дошли до тихой площади. — Особенно после этого. Я уже видел плакаты с тобой, после того, что ты натворил в конюшне.

— А Макиавелли?

Ла Вольпе покачал головой.

— Нет. Но вполне возможно, что они его плохо разглядели. Мало кто знает, насколько хорошо он обращается с мечом.

— Но ты ему все равно не веришь.

Ла Вольпе снова покачал головой.

— А как быть с этими плакатами?

— Не волнуйся. Мои люди уже сорвали их.

— Рад, что некоторые из них дисциплинированы настолько, чтобы не начинать бой с людьми Борджиа без веской причины.

— Послушай, Эцио… Если ты еще не заметил, город трясет от напряжения.

— Правда? — Эцио еще не успел рассказать другу о схватке с волколюдами.

— Глашатаев же можно подкупить парой дукатов, — продолжил Ла Вольпе.

— Или… Я мог бы ликвидировать свидетелей.

— Верно, — более жизнерадостным тоном заметил Ла Вольпе. — Ты умеешь «исчезать». Но будь осторожен, Эцио. У Борджиа множество врагов, но ни один не раздражает их сильнее, чем ты. Они не успокоятся, пока не вздернут тебя на виселице в замке Сант-Анджело.

— Сперва им придется меня поймать.

— Держись настороже.

Окружным путем они вернулись в Гильдию Воров, куда уже успешно добрались Клаудио и его отец. Терезина перевязала рану. Как только кровотечение удалось остановить, оказалось, что это просто глубокий порез, чертовски болезненный, но не опасный. Клаудио значительно повеселел.

— Что за ночка, — устало вздохнул Ла Вольпе. Перед ними стояли стаканы с треббиано и тарелка с жестким копченым мясом.

— Да уж. Нам удалось сделать не очень-то много.

— Пока продолжается битва с Борджиа, на большее не стоит рассчитывать.

— Послушай, Джильберто, — сказал Эцио. — Я знаю, что мы видели, но уверен, что ты не должен бояться Макиавелли. Ты же знаешь его методы.

Ла Вольпе посмотрел на него спокойным взглядом.

— Да. Он очень хитер. — Он помолчал. — Я не поблагодарил тебя за спасение Клаудио. Если ты считаешь, что Макиавелли верен Братству, то я поверю тебе на слово.

— Так что на счет воров? Вы мне поможете?

— Я уже говорил, что планирую кое-что сделать с этим местом, — задумчиво проговорил Ла Вольпе. — Теперь, когда ты и я снова работаем вместе, я бы хотел узнать, что ты об этом думаешь.

— А мы работаем вместе?

Ла Вольпе улыбнулся.

— Похоже на то. Но я по-прежнему не буду спускать глаз с твоего друга.

— Если это не навредит делу. Только не делай ничего безрассудного.

Ла Вольпе пропустил его слова мимо ушей.

— Скажи… как думаешь, что мы должны сделать с этим местом?

Эцио задумался.

— Мы должны любой ценой убедиться, что Борджиа ничего не заподозрят. Возможно, стоит превратить это место в настоящую, работающую таверну.

— Отличная идея!

— Потребуется много сил — все покрасить, заново покрыть крышу, сделать новый знак.

— У меня достаточно людей. Под твоим руководством…

— Тогда так и сделаем.

Следующий месяц принес Эцио, занятого ремонтом штабквартиры воров кратковременную передышку. К счастью, ему помогало много желающих. Воры обладали всевозможными навыками, в их числе было много торговцев, оставивших работу после отказала пресмыкаться перед Борджиа. Через месяц таверна преобразилась. Стены были покрашены, окна вымыты, ставни заменены на новые. Крыша больше не ходила ходуном, а на знаке постоялого двора теперь изображался именно спящий лис, а вовсе не дохлый, как казалось ранее. Выглядел лис так, словно вот-вот проснется и стащит из курятника не меньше пятидесяти куриц за раз. Двойную дверь перевесили на новые петли, и теперь она открывалась в безукоризненно чистый двор.

Эцио, уезжавший по делу в Сьену в последнюю неделю работ, был в восторге, увидев конечный результат, когда вернулся. Таверна уже работала полным ходом.

— Я сохранил название, — сообщил Ла Вольпе. — Оно мне нравится. Спящий лис. Не спрашивай, почему.

— Надеюсь, оно усыпит бдительность врага, и он поверит в ложную безопасность, — усмехнулся Эцио.

— По крайней мере, эта деятельность не привлечет к нам ненужного внимания. Это всего лишь обычный постоялый двор. У нас тут играют на деньги. Это моя идея. Она приносит большой доход, ведь у нас стражники Борджиа, которые теперь нам покровительствуют, всегда проигрывают!

— А где..? — Эцио понизил голос.

— А. Сюда.

Ла Вольпе прошел в западное крыло таверны и вошел в дверь с надписью «Частные владения», у которой стояли на страже двое воров.

Они прошли по коридору, ведущему к анфиладе комнат за тяжелыми дверями. Стены были увешаны картами Рима, столы и стулья были завалены аккуратно сложенными бумагами, над которыми уже работали люди, хотя еще только-только рассвело.

— Здесь разворачивается наша основная работа, — сказал Ла Вольпе.

— Выглядит неплохо.

— У воров есть, по крайней мере, одна хорошая черта, — вздохнул Ла Вольпе. — Они умеют мыслить независимо, и любят конкурировать даже друг с другом.

— Я запомню.

— Ты, наверное, мог бы их научить паре вещей.

— Обязательно.

— Тебе небезопасно оставаться тут надолго, — проговорил Ла Вольпе. — и для тебя, и для нас. Но я не против, если ты будешь заходить сюда. Почаще.

— Хорошо.

Эцио вспомнил о собственном холостяцком жилище — одиноком, но довольно комфортабельном и (что главное) секретном. Он больше нигде не был счастлив. Он заставил себя вернуться к делам.

— Теперь, когда мы подготовились, самое главное — выяснить, где Яблоко. Мы должны его вернуть.

— Хорошо.

— Мы знаем, что оно у Борджиа, но, не смотря на все наши усилия, мы не в состоянии выяснить, где оно. По крайней мере, пока что они его еще не использовали. Я могу только предположить, что они до сих пор изучают его, и пока что бесполезно.

— Неужели им потребуется совет… эксперта?

— Уверен, они его получат. Но он может сделать вид, что вовсе не так умен, как кажется. Будем надеяться, так и будет. И что у Борджиа хватит на него терпения.

Ла Вольпе улыбнулся.

— Не буду тебя больше допрашивать. И будь уверен, у нас уже есть люди, прочесывающие Рим в поисках этой штуки.

— Они хорошо его спрятали. Очень хорошо. Возможно, даже друг от друга. Юный Чезаре — мятежник по натуре, и его отцу это не очень нравится.

— Кто кроме воров сможет выяснить все про хорошо-спрятанные ценности?

— Верно. А теперь мне пора.

— По стаканчику на дорожку?

— Нет. У меня еще много дел. Но мы увидимся в ближайшее время.

— Куда мне отсылать отчеты?

Эцио подумал и сказал:

— В Братство Ассасинов — на остров Тиберина!