Волчье племя
Олег Поддубный


Авторитетам за решеткой не сидится, на воле лучше. И устраивается побег, которым руководит… сам начальник колонии строгого режима полковник Шторм. Но никто не останавливается на полпути — Шторм организует новое дельце: нападение на алмазный прииск. Контейнеры с алмазами в руках у бандитов, и полковник им больше не нужен, они собираются его «прокатить» и скрыться с добычей. Однако в дело вмешивается неожиданная свирепая сила, и теперь главная забота братвы — спасти свои шкуры…


Олег ПОДДУБНЫЙ

ВОЛЧЬЕ ПЛЕМЯ


Часть 1

ТРОЯНСКИЙ КОНЬ


Глава 1


Полковник внутренних войск МВД Шторм сидел за рабочим столом в своем кабинете и уныло разглядывал билет лотереи «Спортлото», который он заполнил несколько минут назад.

Алексей Николаевич думал о том, что все это пустая трата денег и времени и в очередной раз ему ничего не выиграть… Ему очень хотелось разбогатеть, но честным путем. Встав из-за стола, Шторм подошел к окну и принялся разглядывать территорию лагеря строгого режима, начальником которой он был уже пять лет.

— Три тысячи уголовников у меня на попечении, — пробубнил он себе под нос, — приблизительно десятая часть из них — настоящие криминальные таланты, которые знают, как добывать деньги, и могут это делать без особых усилий, а я не имею права этим воспользоваться… Поистине близок локоть, да не укусишь…

Он еще раз с грустью посмотрел на билет и, положив его в правый карман кителя, направился к двери. Выйдя из ДПНК (дежурного пункта надзорного контроля за заключенными), он столкнулся с двумя прапорщиками, конвоировавшими в ПКТ (помещение камерного типа) крупного лагерного авторитета…

При появлении начальника прапорщики отдали честь, а вор в законе по кличке Золотой только оскалился иронически и отвернулся.

И опять начальник лагеря поймал себя на мысли, что подсознательно завидует этому матерому преступнику, его безграничной власти над уголовным миром… Проводив взглядом конвой, Шторм неторопливо направился к шлюзам (так называют контрольно-пропускной пункт не только заключенные, но и работники лагеря).

Миновав их, он вышел к поджидавшей его служебной машине и, взгромоздившись на заднее сиденье, приказал шоферу ехать к ближайшему киоску «Роспечати». Ранние осенние сумерки вступали в свои права, и полковник с тоской смотрел на зажигающиеся огоньки поселка Горское, что находится на границе Красноярского края и Иркутской области на реке Подкаменная Тунгуска. Места эти гиблые не только потому, что они таежные и болотные, но еще и потому, что любой человек, независимо от того, заключенный он или нет, попадая сюда, начинает остро ощущать заброшенность здешних поселений: на весь поселок одна школа, один детский сад, больница, киоск «Роспечати»…

Шторм нащупал в кармане кителя лотерейный билет и снова вспомнил Золотого, его ухмылочку… Вора вели на шесть месяцев в помещение камерного типа, а у него был вид счастливого человека. Полковник прекрасно понимал, что у этого крупного авторитета, посади его даже за семь замков, в камере всегда будут водка или коньяк, отменная закуска — все то, что ему, свободному человеку, не говоря уже о его чине и социальном статусе, не всегда приходилось пробовать на воле. В этот момент начальник лагеря со всей остротой ощутил свою мизерность… Он засунул руку в карман и с отвращением сжал лотерейный билет.

Через пятнадцать минут голос шофера вывел его из задумчивого оцепенения:

— Алексей Николаевич, похоже, на дороге авария! Вон сколько народу… Не успеем до закрытия киоска!

— Да черт с ним! — равнодушно махнул рукой Шторм. Ему была уже отвратительна мысль о киоске «Роспечати», куда он ехал сдать заполненный лотерейный билет.

Дорога перед въездом в поселок была перекрыта милицейскими постами, и водитель, повернув вправо, остановил машину на обочине за несколько метров до постового милиционера.

— Может, я узнаю, что там случилось, Алексей Николаевич? — предложил водитель.

— Да, Сережа, узнай, — вздохнул полковник, — долго ли нам здесь торчать?..

Водитель быстро вылез из машины и направился к столпившимся людям. Однако Шторм решил не дожидаться возвращения шофера и сам пошел узнать, что случилось. Неторопливым, степенным шагом, как и подобает людям его ранга, он подошел к постовому милиционеру.

— Что там произошло? — спросил он, отдавая честь вялым движением руки. — Надолго эта катавасия?

Увидев перед собой полковника, сержант машинально вытянулся, но тут же расслабился, обратив внимание на цвет его формы. Он понял, что перед ним не его начальство, и просто ответил:

— Опять волки двух человек загрызли, товарищ полковник! А надолго ли эта процедура затянется, вы лучше у нашего начальника спросите… Вон он, в центре толпы крутится, — указал он полосатым жезлом.

Поблагодарив сержанта, полковник пошел к толпе. Услышанное удивило его и вытеснило из головы прежние мысли. И в самом деле, в последние месяцы в поселке, да и вокруг него по окрестным лесам, имели место странные нападения волков на людей. Уже насчитывалось более десятка жертв, но почему-то никто из жителей поселка и охотников, выходивших в тайгу на отстрел диких животных, не видел волков-людоедов. Единственным свидетельством преступлений зверей были их следы, оставленные на снегу. Никаких других доказательств ни у жителей, ни у следственных органов прокуратуры не было. Странно было еще и то обстоятельство, что дикие животные не нападали на домашний скот, свободно разгуливавший в дневное время вокруг поселка, и это порождало массу невероятных домыслов среди жителей поселка и окрестных деревень.

Протиснувшись сквозь толпу, Шторм оказался возле двух изуродованных трупов, над которыми склонились несколько сотрудников следственной группы из прокуратуры. В одном из них он узнал своего давнего знакомого как по работе, так и по совместным охотничьим выездам за дичью в тайгу старшего следователя прокуратуры Смольникова.

— Что, Петр Алексеевич, опять в очередной раз"? — вместо приветствия сказал он из-за спины старшего следователя, но тут же осекся, увидев окровавленные и выеденные лица трупов. Полковника передернуло, и он отпрянул назад. — Вот черт!.. Как их разделали! — выругался он.

— Так черт жрать не станет, — спокойно заметил Смольников, выпрямляясь во весь рост. — Добрый вечер, Алексей Николаевич, — поприветствовал он Шторма, протянув ему руку для рукопожатия. — У трупов налицо следы волчьих клыков! Вон сколько следов вокруг, — обвел он рукой площадку, оцепленную милицейским патрулем.

— Все-таки волки, — сокрушенно покачал головой полковник, — а я думал, это выдумки поселковских бабушек.

— Да уж какие тут выдумки! — махнул рукой Смольников. — Ни днем ни ночью уже не спим, отрабатываем разные версии, но все усилия сводятся к нулю!

— Почему?

Смольников безысходно пожал плечами и застенчиво улыбнулся.

— В интересах следствия, Алексей Николаевич, не имею права распространяться… Вы же знаете!

— Ну мне-то можно. — В голосе Шторма промелькнула обида. — —Я ведь не простой соглядатай с улицы! Честное слово, Петр Алексеевич, вы обижаете меня! Сколько дел в моем учреждении вместе раскрутили, а здесь…

— Да не хотел я вас обидеть, Алексей Николаевич, — оправдывающимся тоном заговорил Смольников, — просто я вправду не знаю, что можно сказать о наших разработанных версиях… Вы же сами охотник и знаете, что в этих окрестностях волков — раз-два и обчелся, а здесь их целая стая орудует!.. За два месяца одиннадцать трупов, и пять из них найдены в поселке! Уж и охотников снарядили для их поимки, и все равно тупик! Словно они сквозь землю провалились: никто их не видел и не слышал! — Он скривил губы в иронической усмешке и добавил:

— Может, это и впрямь оборотни, каких в триллерах показывают, а мы тут голову ломаем! Вон они как их!.. От головы до ног! — посмотрел он уныло на два изъеденных мертвых тела.

Трупы и в самом деле выглядели ужасающе: от лиц ничего не осталось, кроме костных выступов черепа из кровавого месива; туловища выпотрошены, и их содержимое съедено вместе с половыми органами.

Из толпы доносились крики негодования в адрес милиции, которая не может защитить жителей поселка и окрестных деревень от нападения животных.., да и не только животных, но и обычных хулиганов. Однако занятые своей работой следователи оперативной группы никакого внимания на толпу не обращали.

Следя за работой оперативников и разглядывая тела погибших, Шторм прикидывал в уме, какие животные могли так изувечить этих несчастных. Он давно занимался охотой, с того самого времени, как стал начальником лагеря…

Вообще в этих местах чуть ли не каждый второй житель — охотник… Про себя полковник сразу отметил, что волки так близко от жилья, да еще на дороге, вряд ли осмелились бы пожирать свою добычу. К тому же стояла глубокая осень, когда все хищники, выражаясь языком охотников, «жируют», то есть они не голодны и у них нет необходимости нападать на людей.

— Да, — задумчиво протянул Шторм, — и в самом деле весьма странно…

— Странно, — как эхо повторил Смольников, — я бы сказал…

— А откуда у вас такая уверенность, что это волки? — бесцеремонно перебил его полковник. — Ведь вы тоже охотник, Петр Алексеевич, и по опыту знаете, что эти зверюги вблизи поселка навряд ли пожирали бы свои жертвы, а взвалили бы их на себя и отнесли в лес… Там они и поужинали бы!

— В этом-то вся и загвоздка! — развел руками Смольников. — По характеру нападения напоминает рысь, а то, как выедены лицо и внутренности, очень похоже на кабана.., а следы на снегу волчьи! Вот и разберись, что перед нами за мистика! — шлепнул он себя руками по бокам. — Ну, что там у вас? — спросил он подошедшего к нему сотрудника.

— Следы отсюда идут только в одном направлении, — отрапортовал тот, — на северо-запад к реке Вишпе! У ее берега на чернотропе они теряются, и собаки не берут след!

— Опять не берут след?! — вскрикнул Смольников, не сдержав досады. — Вот еще одна оказия: собаки не берут след!,. Как это назвать?! — посмотрел он вопросительно на Шторма.

Тот вместо ответа растерянно пожал плечами.

— Вот и для меня это кромешный мрак, — проговорил следователь прокуратуры, глядя на изуродованные трупы, — и ни одна служебная собака не может взять их след, когда они выходят на чернотроп… Чем это объяснить, а, Алексей Николаевич? — поднял он глаза на полковника.

Но вместо ответа тот снова пожал плечами.

— Не знаете… И я не знаю, — тяжело вздохнул Смольников. — А жители поселка и окрестных деревень уже беснуются от того, что мы не можем защитить их от этих оборотней! — Он повернулся к сотруднику и спросил:

— Много следов до чернотропа?

— След одного волка, — так же четко отрапортовал милиционер.

— Не может быть! — сделал резкий выдох Шторм.

— Может, — бросил Смольников. — Я сначала, Алексей Николаевич, тоже удивлялся, но сейчас уже привык. Везде вокруг жертв множество следов, и по характеру нападения на них ясно, что действует стая, но от них в лес идет след только одного волка, причем, откуда он приходит к своим жертвам, совершенно непонятно, — округлил глаза следователь. — Я разговаривал с зоологами и лучшими специалистами-охотоведами, и никто еще мне не дал вразумительного ответа!.. Хотя ответ на этот вопрос я должен найти сам, — добавил он после небольшой паузы.

— Интересно! — заметил полковник.

— Мне тоже интересно, — резюмировал Смольников, — но еще интересней было бы разобраться во всем этом!.. Но, увы, я пока в полной растерянности, — сказал он, выпятив нижнюю губу.

Смольников и в самом деле пребывал в растерянности. По его распоряжению оперативные группы с самыми лучшими охотниками и обученными служебными собаками прочесывали тайгу на многие километры вокруг, но все затраченные усилия были напрасны. Волчьи следы виднелись только на снегу, и даже самый близорукий следопыт в этом случае мог бы обойтись без служебных собак, но там, где снег заканчивался, заканчивались и следы! А на черной земле даже самые лучшие из обученных ищеек были бессильны: они путались, шарахались в стороны и кружили на месте, приводя оперативников и охотников в полное уныние.

Еще одно обстоятельство ставило следователей в тупик: следы с места уничтожения жертвы тянулись по снегу только до первого места открытой земли, затем на многие километры вокруг они на снегу не появлялись, хотя попытки оперативников и охотников отыскать их не прекращались.

— И что же вы все-таки об этом думаете, Петр Алексеевич? — как-то неловко спросил Шторм.

— Я даже не знаю, что и думать, — устало усмехнулся Смольников. — Ей-богу, мне в последнее время иногда кажется, что все эти жертвы — просто обман зрения и что вокруг меня и моей следственной группы происходят какие-то сказочные чудеса… Ничего себе чудеса, правда? — показал он пальцем на истерзанные трупы. — Я сейчас, наверное, похож на сумасшедшего?

— После того что я от вас услышал, немудрено так выглядеть, — смущенно ответил полковник. — Но могу вас заверить, Петр Алексеевич, что я тоже отчетливо вижу перед собой трупы и толпа вокруг нас также видит их… Так что это никакая не мистика, а самая настоящая реальность! И признаюсь честно, когда в моем учреждении вверенные мне уголовники совершают нечто подобное, — жестом он показал на трупы, — у меня бывает вид не лучше вашего…

Он вспомнил, как «шестерки» Золотого на промзоне в гальваническом цехе убили вольнонаемного, принятого на работу на должность производственного наблюдателя, и разделали его тело. Те останки, что не удалось съесть, находчивые заключенные выбросили в огромные гальванические ванны, заполненные азотной и серной кислотой… Несколько суток оперативники и инспектора режимной части лагеря вели поиск пропавшего мастера, и лишь по чистой случайности удалось установить истину: на глаза одному из оперативников, когда он в очередной раз вел обследование гальванических цехов, попались четыре маленькие пуговицы, плававшие в огромной емкости с азотной кислотой. После того как их выловили из ванны, выяснилось, что они с рубашки вольнонаемного мастера и не расплавились только потому, что оказались пластмассовыми. Все останки и одежду убитого кислота растворила без следа, так что родным и близким его даже нечего было хоронить. Оперативники не без труда, но установили личность убийц-людоедов. И, вспоминая их ухмылочки, полковник почувствовал, как по его спине пополз неприятный морозец.

Внезапно перед его глазами мелькнула язвительная, издевательская ухмылочка Золотого, и его передернуло. «Что-то одинаково волчье у всех них!» — пронеслось у него в голове.

— Может быть, мои оперативники смогут вам чем-то помочь, Петр Алексеевич? — придя в себя от воспоминаний, спросил он у Смольникова.

— Даже не знаю, — дернул уголком губ следователь.

— Ну, если надумаете, то милости прошу! — сказал полковник.

Увидев в толпе переминающегося с ноги на ногу водителя, он попрощался со Смольниковым и неторопливо стал пробираться сквозь плотное кольцо людей к служебной машине, оставленной на обочине дороги.

* * *

Золотой после встречи с начальником лагеря разнервничался. Внешне он продолжал сохранять спокойствие, но едва уловимая дрожь в его руках выдавала волнение. Прикуривая сигарету, перед тем как войти в ПКТ, он даже выронил спички.

— Успокойся, Золотой, — язвительно усмехнулся один из прапорщиков, конвоировавших заключенного, — отдохнешь полгодика под навесом, а там, глядишь, тебя опять на «открытую» зону выпустят. Выйдешь отдохнувший, посвежевший…

— Побледневший, как чахоточник! — смеясь, добавил другой.

У Золотого на губах тут же появилась недобрая ухмылочка.

— Я обязательно доставлю вам такое удовольствие, — немедленно парировал он. — И если я начну харкать кровью, то первый плевок, как только выйду из камеры, будет в ваши румяные морды, и тогда через полгода они тоже станут нежно-молочного цвета, а за вами будет тянуться по следу кровавая мокрота, которую вы будете отрыгивать из легких!

Веселье мгновенно покинуло прапорщиков.

— Смотри-ка, мы ему перекур сделали на свежем воздухе, а он такой черной неблагодарностью нам отвечает, — скривил губы старший конвоя и, отвесив по спине Золотого тяжелый удар, хрипло добавил:

— Топай в камеру, Золотой! Когда будешь курить среди четырех сырых стен, то, может быть, надумаешь относиться к нам поблагодарнее!

Ударившись о дверной косяк. Золотой развернулся, и в его глазах блеснула ненависть. Он хотел что-то сказать следовавшим за ним прапорщикам, но, как это обычно бывает у уголовных авторитетов, на его губах лишь появилась зловещая улыбка. Выпрямившись во весь рост, он молча проследовал к указанной ему камере.

На сегодня Золотому хватило неприятностей, и усугублять свое и без того тяжелое положение ему представлялось лишним. Со дня на день с воли через вольнонаемных рабочих ему должны были передать записку, где излагались последние условия его побега, и вот…

Зайдя в камеру, Золотой осмотрелся. По сторонам стояли двухъярусные металлические шконки. Ни на одной из них не было матрацев.

— Значит, я первый, — произнес он вслух после того, как кованая тяжелая дверь камеры с оглушительным грохотом закрылась за ним.

Мысленно он снова вернулся к судебной комиссии, которая всего полчаса назад определила ему наказание в шесть месяцев содержания в ПКТ за нарушение режимного распорядка лагеря. Обвинения, как показалось Золотому, были явно надуманными и, говоря на жаргоне, маслеными. Он прошел к шконке и тяжело опустился на нее, снова и снова прокручивая в голове детали обвинения. «Нет, не это заставило Шторма определить меня в каталажку, — думал вор в законе. — Ему стало известно о готовящемся побеге, и он, как и подобает хозяину, быстро нашел для меня стойло, из которого не то что бежать… Но кто же меня продал? — мелькнуло у него в голове. — Ведь никто в зоне, кроме одного человека, об этом не знал»…

И в самом деле, подготовка к побегу держалась Золотым в полном секрете. Никому из блатных он ничего не говорил. Подельники и братва с воли исключались полностью. Оставался только врач, через которого осуществлялась его связь с волей. Поразмыслив еще немного, Золотой пришел к окончательному выводу, что только он и никто другой посвятил администрацию лагеря в его намерения.

— Сомнений нет: это Тонкий, — произнес он вслух. — Не боится, паскуда, с огнем играть… Разберемся, — добавил он через мгновение.

Через час ему в камеру подсадили еще трех заключенных, также из воровского сословия, но авторитетом чуть пониже. Прервав свои размышления, Золотой поднялся со шконки и, поприветствовав прибывших, поинтересовался, за какие прегрешения их упекли в «крытку».

— Впереди зима, Золотой, — ответил за всех Лихач, долговязый вор в законе с двадцатилетним стажем отсидки. — Опять в лагере начнется голод, а кумовья боятся, что мы кипиш среди каторжан поднимем. Так сказать, принимают предупредительные меры. Всем нам состряпали липовые обвинительные заключения в нарушении режима…

Внезапно дверь камеры опять открылась, и вошел прапорщик. Молча осмотрев заключенных, он остановил взгляд на Золотом и жестом приказал ему следовать за ним. Вор неохотно повиновался и вышел из камеры в коридор. Его охватило предчувствие беды, и, глядя в бесстрастные глаза прапорщика, он пытался догадаться, что же еще могло произойти.

— Обернись, — приказал ему прапорщик, когда он уже приготовился протянуть руки для наручников. Осторожно обернувшись, чтобы избежать прямого удара в лицо, Золотой, к своему изумлению, увидел перед собой улыбающегося Тоцкого.

В лагере из-за острого дефицита медицинского персонала тот выполнял сразу несколько функций: по совместительству он являлся ветеринаром — лечил служебных собак, был фельдшером, наркологом и даже стоматологом.

Вспомнив о недавних своих подозрениях, Золотой скривил губы в злобной усмешке:

— На исповедь пришел, ветеринар?

У Тоцкого улыбка сменилась удивлением:

— Что с тобой, Золотой? Ты себя никак апостолом возомнил?

— А ты Иудой…

— Не понял, — поперхнулся ветеринар.

Прокашлявшись, он попросил прапорщика, чтобы тот оставил его с заключенным наедине.

— Ты о чем это, Золотой? — спросил он вора, когда прапорщик удалился.

— О том, что меня сюда, в эту конуру, на шесть месяцев определили! — выпалил Золотой. — Еще спрашиваешь, о чем это я!..

— Ax вон оно что! — усмехнулся Тонкий. — Ты правильно понял: это моих рук дело…

— Не боишься с огнем играть?! — сверкнул глазами Золотой. — Или тебе на жизнь наплевать?!

— Да ты не горячись, — снова расплылся в улыбке ветеринар. — А как же я, по-твоему, должен был поступить? Должен же я создать себе алиби!

— Какое еще алиби?!

— Убавь-ка голос на полтона ниже, — сказал Тоцкий, — и слушай меня внимательно.

Золотой осекся и, сжав губы, приготовился слушать.

— Все выдумки твоей братвы с воли — это полная галиматья. Ни через какую расконвойку и тем более комнату свиданий тебе бежать не удастся. Во-первых, на носу зима, и в лагере не за горами время, когда начнется голод, и каждый оперативник это прекрасно знает. Как тебе известно, дураков среди них нет. К комнате свиданий и расконвойке, где осуществляется львиная доля теневых передач, они тебя на пушечный выстрел не подпустят, потому что знают, как в зимнее время ваши собратья к лагерю тянутся. Как они провоцируют вас на голодовки и бунты, чтобы во время очередной потасовки сделать налет на комнату свиданий и помочь такому, как ты, бежать. — Тоцкий перевел дыхание.

— Это все, что ты хотел сказать? — воспользовался паузой Золотой.

— Нет, не все. Есть у меня еще и «во-вторых», и я пришел обговорить с тобой некоторые детали.

— Я слушаю.

— И правильно делаешь, что слушаешь.

Сейчас я уйду, и всем, кто тебя будет спрашивать, зачем я приходил, ты отвечай, что тебя проверяют на психологическое отклонение, называемое виктимоманией.

— Что это такое?

— Сейчас объясню, — кашлянул в кулак Тоцкий. — Это провоцирование окружающих тебя людей на отрицательные поступки… Именно так называется эта болезнь.

— Повтори еще раз — не запомнил, — попросил Золотой.

— Виктимомания, — повторил ветеринар. — Но своим сокамерникам об этом лучше не говори. Если спросят, ответь им, что ты так ничего и не понял, для чего я к тебе приходил…

Скажи: молоточком перед глазами поводил да по коленке постучал…

— Я сам знаю, что им сказать, — недовольно перебил Золотой. — Для чего все это?

— Для того, чтобы всех здешних контролеров ты провоцировал на мордобитие… Кстати, и сокамерников ты должен склонить к тому же.

— Зачем? — все больше недоумевал Золотой.

— Затем, что эта болезнь сейчас тщательно изучается не только медиками, но и юристами.

В наше время нет в России лагерей, которые не сидели бы на полуголодном пайке, и заключенные все больше заболевают этой болезнью, и того, кто попал под подозрение с таким диагнозом, вывозят в психоневрологический диспансер… А вот по дороге в диспансер я тебе гарантирую побег. Теперь ты меня понял?

После недолгой паузы Золотой закивал головой:

— Кажется, понял.

— Так «кажется» или все-таки понял?

— Понял! — твердо ответил Золотой.

— Ну вот и молодец, — вздохнул полной грудью Тоцкий. — Придется, правда, тебе несколько дней в синяках походить, но это не страшно, заживет…

В конце длинного коридора показалась фигура прапорщика, уверенной походкой направлявшегося к ним.

— А как долго.., то есть сколько дней я так должен драконить сокамеров и прапорщиков, чтобы они мне морду били? — торопливо спросил Золотой.

— Все, некогда, Золотой, — отрезал Тоцкий, видя быстрое приближение контролера, — недолго… Я постараюсь быстро убедить оперативников, что оставлять тебя в зоне опасно. — Он отвернулся и пошел к выходу из изолятора.

Золотой по команде контролера заложил руки за спину и вернулся в камеру.


Глава 2


Тоцкий возвращался домой, довольный тем, что Золотого не пришлось долго уговаривать.

По пути он заглянул в псарню, находившуюся за пределами лагеря, где на его попечении числилось около полусотни служебных собак. Половина из них была волкообразной породы: овчарки, шпицы и лайки, а остальные представляли собой бойцовые породы: питбули, амстерьеры, ротвеллеры и т, д. Всех их Тоцкий лелеял, как своих детей. И вообще он относился к животным с особой любовью, поэтому и стал ветеринаром. Охотников он не любил, считая их убийцами беззащитных и ни в чем не повинных животных. Тем не менее изучил профессию таксидермиста и охотно принимал заказы на изготовление чучел из материала заказчика. Свое занятие он оправдывал тем, что якобы дает второе рождение погибшему животному. Одновременно с этим он посещал курсы психотерапии, где впервые столкнулся с виктимологией — наукой о потерпевших, изучающей, как поведение жертвы способствует совершению преступления. Именно эта тема подтолкнула его к тому, чтобы переиграть планы бандитов по освобождению Золотого. Тоцкий и его семья, как и многие семьи служивших при лагере офицеров, переживали не лучшие времена, им часто приходилось считать копейки.

За то, что он осуществлял связь Золотого с волей, бандиты ему платили, но это были деньги, на которые особенно не разживешься. Однажды ему предложили хорошую плату, если он поможет Золотому бежать, но тогда ветврач наотрез отказался, боясь разоблачения. Однако теперь ему пришла в голову идея разыграть у Золотого психическое отклонение, именуемое виктимоманией. Таким образом он отводил налет братвы на расконвойку и комнату свиданий, откуда планировался побег Золотого. Ведь в случае непредвиденного задержания кого-нибудь из братвы могло раскрыться и его участие в этом деле. А он и вправду разработал план побега Золотого по дороге в диспансер, когда вора вывезут из лагеря на этап. Оставалось совсем немного: убедить оперативников и начальника колонии, что Золотой серьезно болен и если его оставить, то лагерь может превратиться в бунтующий котел.

За содействие Золотому в побеге врач надеялся получить от бандитов кругленькую сумму.

О том, что именно с его помощью сейчас закрыли Золотого в ПКТ, никто из братвы на воле еще не знал, он не торопился разглашать им своих секретов. Как Тоцкий считал, он уже сделал непростительную ошибку, сообщив об этом Золотому. «Если с побегом ничего не выйдет, — думал он, — и Золотой в обход меня известит братву, что из-за меня его закрыли в ПКТ, то последствия для меня могут быть самыми плачевными».

— Ну уж нет, — просипел он себе под нос, заходя в псарню, — это я их разделаю!.. В лагерный музей из них чучел наделаю!.. — Он запнулся, увидев перед собой клетки своих питомцев.

Собаки же встретили его радостным визгом и лаем, что на некоторое время отвлекло Тоцкого от его мыслей. Проходя по коридору между вольер, он увидел своего помощника Камила, тот вышел из служебной каморки и быстрым шагом направился к нему. Поприветствовав начальника, Камил начал рассказывать о проделанной за день работе. , — Все как обычно, Станислав Григорьевич, — прокартавил он, — все собаки сыты, новых, как и положено, выводили для дрессировки…

Да, приходили охотники и с ними сотрудники прокуратуры, просили хорошую приемистую, но я им не дал. Сказал, что без вашего ведома собаками не распоряжаюсь.

— Правильно сделал, Камил, — похвалил его ветеринар. — А что там опять у них стряслось?

— Неподалеку от поселка, говорят, волки снова двух человек зарезали… Следы, рассказывают, как и в прошлые разы, оставлены только одним волком…

— Это все? Больше ничего они не рассказывали?

— Все, — простодушно ответил Камил.

Тоцкий некоторое время помолчал, раздумывая над чем-то, потом поднял глаза на помощника и угрюмо промычал:

— Значит, несчастная судьба у тех двоих, которых волки зарезали, туда им и дорога.

— Вот и я так подумал, — дернув плечами, сказал Камил.

— А что там с нашими лесными новичками? — сменил тему врач. — Как они себя ведут?

Ты не выпускал их сегодня из вольеры?.. Пойду взгляну на них, — бросил он, направляясь вдоль клеток к питомнику, где содержали щенят. За ним заторопился Камил.

— С ними все ладушки, — тараторил он в спину своего начальника, — выпускал их сегодня побегать! Так они огрызаются, чертенята!.. Но хорошие.., толк из них будет!

— Добро, — бормотал себе под нос Тоцкий, слушая бормотание помощника, — добро…

Чем кормил сегодня?

— Полным рецептом по вашему предписанию…

— Добро!.. — Они подошли к небольшой вольере, где во всю прыть носились шестеро щенят. Увидев подошедшего к клетке врача, они с визгом бросились к нему.

— Узнали, нахалята, — открывая решетчатую дверь, нежно проговорил он, — узнали, маленькие… Ну, как вы тут без меня? Камил, мать сегодня приходила? — спросил ветеринар помощника через плечо.

— Сегодня еще нет.

— Как бы не убили их эти сыскари, — сокрушенно покачал головой Тоцкий. — Если найдут, то им конец…

И в ту же секунду издали до их слуха донесся протяжный волчий вой, от которого у обычного человека стынет в жилах кровь.

— Смотри-ка, она как будто вас услышала, — удивился Камил. — Значит, долго жить будет!

— Пора, — глянул на часы врач, — принеси их паек… Уже темно, надо торопиться.

Камил поспешно ушел и через минуту вернулся с большим, наполненным доверху полиэтиленовым пакетом для продуктов.

— Я сегодня не вернусь, Камил, — сказал на прощание Тоцкий, — и завтра буду только к вечеру. Если опять кто придет за помощью для ловли волков, отдай им какую-нибудь обапальную, пусть помучаются.

В ответ Камил только криво усмехнулся.

Покинув питомник, врач вышел на дорогу, ведущую в поселок, и осмотрелся по сторонам.

Вокруг не было ни души. Непроглядная осенняя ночь окутала окрестности, и только кое-где в небе между рваными облаками поблескивали звезды. Тоцкий сошел с дороги и направился в сторону леса. Подойдя к его окраине, он остановился, поставил пакет на снег возле невысокого деревца и затем, поднеся ладони ко рту, издал протяжный волчий вой.

Еще будучи пацаном, он узнал от охотников-ненцев, что вой служит для волков средством общения. Эти таежные владыки различными по высоте тембра «мелодиями», протяжностью, силой голоса и другими приемами выражают призыв, угрозу, радость общения, тоску одиночества, приказ и подчинение, устраивают переклички между волком и волчицей, родителей с волчатами, стаи со стаей и многое другое…

Мальчику это было так интересно, что он попросил друга своего отца, старого охотника ненца Ханана научить его имитировать волчий вой. И впоследствии подросток Станислав Тоцкий небезуспешно подражал серым «героям» русских сказок и даже порой пугал своим умением подвывать по-волчьи одноклассников и жителей поселка, где он рос. В то время это доставляло ему огромную радость, но он не мог и предположить, что через много лет ему это пригодится.

…Выждав минуту, Тоцкий опять огляделся по сторонам, прислушался и, приставив ладони ко рту, повторил волчью «мелодию». Спустя немного времени среди густых зарослей кустарника из темноты появились две пары светящихся зеленых глаз, и тяжелое дыхание крупных животных известило об их быстром передвижении. Очень скоро огоньки глаз приблизились.

— Агата, — тихо позвал врач, — я здесь…

Цезарь, сюда…

В ту же секунду из кустов вышли два очень крупных волка и вплотную подошли к нему.

Первый волк был без передней левой лапы и передвигался с трудом, часто и хрипло дыша.

Второй волк был немного крупнее первого, не был изувечен, но прихрамывал на обе передние лапы.

— Проголодались, бедняжки, — с нежностью в голосе пробормотал Тоцкий, — вот я вам гостинец принес. Цезарь, возьми. — И он достал из полиэтиленового пакета кусок мяса и протянул его более крупному волку, прихрамывающему на передние лапы. Затем он достал второй кусок мяса и позвал:

— Агата, это тебе…

Волчица безбоязненно подошла к человеку и взяла у него из рук лакомый кусок, а ветврач с глубокой скорбью смотрел, как она ковыляет без передней левой лапы. Он хорошо помнил, как год назад сельские охотники вели на этих молодых волков облаву, и ему потребовалось приложить немало усилий, чтобы спасти их от гибели.

Случилось это в конце лета, когда волки-родители выводят волчат из нор для обучения их охоте. В то время в поселке стали исчезать домашние животные: коровы, козы, гуси, а также собаки и кошки. Одновременно с этим неподалеку от поселка был разрыт скотомогильник, и повсюду на мягкой земле виднелись волчьи следы. Немедленно охотники собрались для облавы на серых и пригласили Тоцкого принять участие в этом мероприятии, но ветврач поначалу отказался, заявив, что не поднимет руку на беззащитных животных. Затем, немного поразмыслив, он все-таки согласился, и на это у него была очень веская причина. Кому как не ему знать о повадках диких животных, он с юного возраста учился у опытных охотников искусству распознавать по следам и остаткам трапезы характер и повадки того или иного зверя. В данном случае он прекрасно знал, что домашний скот режут не молодые волки, которые в эту летнюю пору без труда находят добычу в лесу, да и один из природных законов запрещает им охотиться как вблизи своего логова, так и вблизи человеческого жилья. Все это предусмотрено в целях сохранения потомства.

Подобные нападения на домашний скот и живность, по мнению Тоцкого, совершали только старыми одряхлевшие волки, так как их сородичи беспощадны к старикам… Удивительно: волки очень заботливые и нежные родители, но к старым особям они безжалостны, убивают их и съедают, поэтому старые волки всегда держатся в стороне от стаи, подбирая за ней остатки трапезы, посещают скотомогильники, нападают на домашний скот, а также на людей. Они наиболее опасны для человека, и, вероятнее всего, именно от них пошло определение «одинокий волк». Ветеринару очень не хотелось, чтобы из-за такого одинокого волка пострадали ни в чем не повинные молодые животные.

К тому же у него к этим зверям отношение было особое, он чуть ли не с благоговением относился к волкам и объяснял это тем, что благороднее животного, чем волк, не существует: они прекрасно приспособлены к любым природным условиям, у них великолепная организованность и взаимовыручка, а супружеские пары создаются на всю жизнь, и они всегда готовы к самопожертвованию ради друг друга…

Тоцкий справедливо полагал, что организацию облавы на волков поручат ему, так как по опыту и авторитету ему не было равных среди охотников. Однако нашлись и такие, которые поставили под сомнение выдвинутую им версию о старых и одряхлевших «одиноких волках». Вообще способов охоты на этих хищников существует много, но на этот раз охотники решили ограничиться самым обычным и примитивным способом — ядом (фторацетатом бария). Яд этот эффективен, но его недостаток — медленное действие. Волк, взявший отравленное мясо, уходит далеко и часто оказывается потерянным для охотника.

Так случилось и на этот раз: отравленная приманка исчезла, погибших волков не находили, а скот в поселке продолжал пропадать, и длилось это до самой глубокой осени, пока жителям поселка не надоело и они сами не пришли к врачу за помощью, и тогда он предпринял простой и верный способ, чтобы поймать старых и беспомощных серых отшельников.

Для этого неподалеку от поселка на реке Вишпе он закинул в воду возле самого берега несколько медвежьих капканов, чтобы уж наверняка серые бродяги были пойманы и не смогли вырваться из могучих металлических клещей западни. Поверх капканов Тоцкий бросил шкуры коров и овец, которых недавно пустили под нож: мокрые шкуры издают сильный запах, привлекающий хищника, а капкана, замаскированного в воде, волк не чует.

Уже на следующий день охотники во главе с ветврачом обнаружили, что серые разбойники побывали в западне, но, к их изумлению, на месте оказались только шкуры животных, оставленные для приманки. Ни волков, ни медвежьих капканов не было. При более тщательном осмотре выяснилось, что волки ушли вместе с капканами, разорвав якорные цепи, которыми они были прикованы к земле. В одном случае капкан был прикреплен к якорю восьмимиллиметровым железным прутом, так, к большому удивлению охотников, они вместо него обнаружили разорванную тонкую железную нитку.

— Ну и как? — с усмешкой спросил Тоцкий своих коллег. — Будем искать воров или капканы ближе к поселку поставим?

Некоторое время охотники пребывали в замешательстве, они осознавали, что старым и одряхлевшим волкам не разорвать таких цепей и не уйти с десятикилограммовыми капканами на трех ногах далеко. Понемногу успокоившись, они пришли к выводу, что в поселке и в самом деле появляются только старые волки и что очень далеко от него капканы ставить невыгодно. В них попадаются молодые волки, разорвав цепи, они уносят дорогие приспособления с собой. И все-таки, немного поразмыслив, охотники решили не оставлять медвежьих «браслетов» волкам, а пойти по их следу, попытаться догнать и, убив, избавить от мучений.

Двадцать дней гонялись за ними по тайге одиннадцать человек, но так и не могли догнать. От волчьего воя по ночам, от таежных криков различных зверей, а также от неимоверной усталости у многих охотников начинались галлюцинации, и казалось, что они сходят с ума. На двадцать первый день, когда запасов пищи осталось лишь на обратный путь, охотники решили прекратить погоню и вернуться домой. Идти назад отказались только два человека: Тоцкий и его помощник Камил. Прекрасно приспособленный с детства к таежным условиям, ветеринар не боялся голода, а потому продолжил погоню за волками. Его «тень» Камил, которому за время отсидки не раз приходилось обходиться голодным пайком в камерах-одиночках, также не боялся провести без пищи несколько дней и, не раздумывая, последовал за своим покровителем.

Настигли они хищников лишь на двадцать пятый день погони, когда волки от голода выбились из сил, но и тут охотникам пришлось еще раз удивиться: волчица, для того чтобы спасти себя и своего спутника от гибели, на глазах у них отгрызла себе лапу и, освободившись от капкана, бесстрашно закрыла собой волка-самца, у которого, опять же к большому изумлению охотников, в капкане оказались обе лапы. Увидев такое, преследователи забыли о страхе перед этими серыми владыками леса.

Несколько минут они завороженно стояли перед ощетинившейся парой погибающих волков, а затем Тоцкий внезапно решил не убивать их, а спасти им жизнь. Зарядив карабин капсулами со снотворным, он выстрелил в них и, дождавшись, когда они уснут, обработал им раны, предварительно освободив спутника волчицы из капкана.

Ветврач решил забрать их с собой, так как они были слишком истощены, не могли добывать себе пищу и все равно погибли бы в тайге.

Здесь возникла небольшая трудность: как транспортировать животных на такое большое расстояние, но выход был найден. Смастерив силок, каким обычно ловят уличных собак (длинная палка с петлей на конце), и накинув его им на шею, Тоцкий со своим помощником буквально поволокли за собой животных, у которых от слабости уже не было сил сопротивляться. Рыча и оскаливая пасти, они еле ковыляли за теми, кто воспользовался их беспомощностью и пленил. Правда, врачу и Камилу удалось подстрелить несколько зайцев, косулю и кабаргу, которыми они потчевали пленников. Сначала волки отказывались принимать пищу из рук охотников, но в конце концов голод сделал свое дело.

Так они добрались до поселка — до вольеров, где разводили служебных собак для охраны заключенных. (В их отсутствие собаками занимались специально прикрепленные к ним солдаты внутренних войск, несшие службу при колонии.) Волка и волчицу определили в отдельные вольеры, разъединив их, и занялись их лечением. Хоть врач и знал, что нельзя приручить дикое животное, но все-таки решил испытать судьбу, а спустя полгода он отказался от этой затеи и, чтобы не портить собак, которые в присутствии волков бесновались, плохо поддавались дрессировке и отказывались слушаться хозяина, выпустил волчью супружескую пару на волю в тайгу, хотя прекрасно понимал, что с увечьями им не выжить на дикой природе.

Каково же было удивление Тоцкого, когда через три месяца, возвращаясь с работы домой, он увидел, что навстречу ему из леса вышла та же самая волчья чета. Вид у животных был изможденный, шерсть висела клочьями, бока впали, а взгляд потускнел. Остановившись неподалеку от человека, они стали смотреть на него выжидающе. Врач почувствовал, как у него рубашка прилипла к спине от страха. Оба волка вытянули вперед морды и, глядя на его сетку с продуктами, стали жадно втягивать носом воздух. И внезапно его осенило: из-за своих увечий они вернулись назад, так как не могли добыть себе пищу. Сомнений не было: эта пара не могла вернуться в стаю, где их сородичи, повинуясь законам природы, рано или поздно уничтожили бы их как самых слабых.

Тоцкий достал из сетки хлеб и, отломив два небольших куска, бросил изголодавшимся животным. Неторопливыми, степенными движениями оба волка подняли хлеб и съели.

— Так вот, оказывается, почему вы вернулись, — удрученно проговорил вслух ветврач, — и для вас голод не тетка…

Волки стояли не двигаясь и как будто ждали добавки. Когда врач полез в сетку вторично, животные осторожно приблизились к нему на несколько шагов.

— Не бойтесь, не бойтесь, — ласково бормотал он, — я вас не укушу!..

Третью пайку хлеба ветврач выдал волкам почти из рук. Скормив им все содержимое сетки, Тоцкий вернулся в вольеры за дополнительной едой, но, когда опять вышел на лесную дорогу, ведущую в поселок, волчьей четы на ней не оказалось: они ушли в тайгу.

После этого их встречи стали частыми. Чуть ли не каждый день волк и волчица поджидали ветеринара на дороге, когда он возвращался с работы домой, чтобы поесть из его рук. Они настолько привыкли к своему кормильцу, что давали себя погладить и даже сами иногда терлись мордами о его руки. Через месяц волки совсем поправились, и тут произошла неожиданность: Агата, как назвал волчицу Тоцкий, перестала приходить на кормежки, и по вечерам появлялся только Цезарь, но и он не съедал пищу полностью, а лишь частично; насколько позволяла пасть, он забивал ее до отказа и уходил в тайгу. Это вызвало у врача беспокойство: он подумал, что с волчицей приключилось что-то плохое, и решил отправиться вслед за Цезарем.

Однако, не успев сделать и нескольких шагов за волком, он услышал его грозное рычание.

Пришлось отказаться от этой затеи, набраться терпения и ждать, когда волчице станет лучше и она сама придет на дорогу встречать своего кормильца и спасителя.

Прошло достаточно много времени, приближалась осень, когда врач испытал еще одно потрясение: возвращаясь" как обычно, домой по лесной дороге, где его поджидал Цезарь, он вдруг увидел вместе с ним Агату и шестерых волчат, которые жались друг к другу под ногами матери. Оцепенев от неожиданности, он стоял неподвижно до тех пор, пока к нему не подошла волчица и не уткнулась мордой ему в ладонь. От умиления ветеринар не знал даже, что делать. Он понял, что эта волчья пара привела к нему свое потомство, чтобы он позаботился о нем. Волк и волчица осознавали, что им не прокормить волчат, и тем более никогда не научить их охотиться и добывать себе пищу.

Достав из пакета несколько кусков мяса, Тоцкий дал их Цезарю и Агате. Пока волк и волчица ели, он разглядывал бегающих под их ногами неуклюжих волчат. Они были похожи на маленькие пушистые плюшевые комочки с черными бусинками вместо глаз. Осторожно взяв одного в руки, он стал его гладить, волчонок издал жалобный писк, и Агата, оторвавшись от еды, обернулась. В ее глазах застыла настороженность, но, поняв, что щенку ничего не угрожает, она снова принялась за пищу. Поглаживая волчат, врач любовался ими, и.., вдруг его сердце екнуло, в голове пронеслась вереница мыслей, но осталась лишь одна из них. Она и стала его основной идеей…


Глава 3


Смольников после осмотра места происшествия вместе с оперативной группой отправился в следственный отдел для проведения экстренного совещания. Вопросов накопилось много, а ответов на них… Он был так раздражен, что едва сдерживался, чтобы по какому-нибудь пустяку не сорваться на подчиненных.

Прибыв в отдел, он отдал распоряжение сотрудникам быстро собраться у него в кабинете.

— Значит, что мы имеем на сегодняшний день? — раскладывая на столе фотографии жертв, первым выступил он. — По всем показателям, убитые стали жертвами нападения старых волков-людоедов. Это же подтверждают и эксперты: в зажатой руке одного из убитых оказался клок волчьей шерсти… В общем, здесь все понятно и, казалось бы, все просто, но… — Смольников, выдержав небольшую паузу, обвел присутствующих взглядом. — Другие эксперты в области животного мира утверждают, что волк — высокоразвитое животное и внутренности своих жертв даже самый голодный из них есть никогда не будет. Самый слабый и беспомощный волк выпотрошит свою жертву только для того, чтобы облегчить ее вес. Нам с вами, по-видимому, пришлось столкнуться с исключением или, можно сказать, с неординарным случаем в поведении этих хищников.

У всех убитых нет внутренностей, они просто съедены! Объединяет все убийства еще и такая деталь, как выедание лиц и ушных раковин у погибших, а также рук и ног. Только в одном случае мы столкнулись с тем, что у жертвы осталась целой рука, в которой был зажат клок волчьей шерсти. Какой отсюда напрашивается вывод?

— Может, эти волки чем-нибудь больны? — выдвинул версию один из сотрудников. — Ведь этих животных не поймешь. У меня дома и кошка, и собака летом на огороде постоянно траву едят. Может быть, волки в желудках своих жертв находят такие вещества, которые помогают им избавиться от болезни, и вовсе они не старые, а просто больные!

— Интересная мысль, — согласился Смольников, — тем более если учесть, что сейчас осень и все хищники сыты, у них нет особой нужды в пище. Может, у кого еще есть интересные мысли? — обратился он к сотрудникам. — Не стесняйтесь своих версий и предложений.

Ну же!

— А как быть со следами вокруг убитых? — подал голос капитан Крюков. Он долго и тщательно изучал детали всех происшествий и со свойственной ему недоверчивостью брал под сомнение любые версии, выдвинутые его коллегами ранее. — Следы хищников появляются невесть откуда и исчезают в никуда.

— Исчезают следы животных на берегу реки Вишпы, — поправил Крюкова старший следователь прокуратуры.

— Ну так что, эти волки живут в воде, что ли? Бред какой-то! Не могут же они жить, как нутрии, выдры и бобры. Ведь следов-то по всей реке больше нигде нет на протяжении нескольких десятков километров. Не могут же они жить под водой. И испариться они тоже не могут, — добавил Крюков после короткой паузы.

— Не могут, — согласился Смольников. — К тому же до любого места происшествия идет след только одного волка и от него к берегу реки тоже. Это как раз и разрушает все наши версии, — сокрушенно покачал он головой.

— А может быть, это какая-нибудь местная собака орудует, — бросил реплику кто-то из сотрудников. — Появилась этакая собака Баскервилей или несколько собак.

— Я вас пригласил сюда не для шуток! — взревел Смольников. — С самого начала кинологи отмели эту версию, так как собаки действуют в стае неорганизованно! А сегодня мы могли еще раз убедиться, что действовала стая, а не одна собака. Иначе как вы объясните сразу два трупа? Если бы это была одна собака, то одному из погибших удалось бы бежать или хотя бы отбежать на порядочное расстояние, пока, как вы говорите, «собака Баскервилей» разделывалась с другим.

— А вы не подумали, Петр Алексеевич, что два трупа оказалось только потому, что один из убитых, увидев, как на его друга напала собака, бросился его защищать? — бесцеремонно перебил своего начальника Крюков. — Вы просили нас выдвигать свои версии, а сами рубите их на корню.

— Извините, — осекся Смольников, опустив глаза.

— Я думаю, любая мысль, высказанная вслух, имеет право на существование, какой бы абсурдной она ни казалась, — спокойно продолжал Крюков. — Даже если экспертиза доказала, что в руке одного из погибших был найден клок волчьей шерсти, мы, как мне кажется, должны начать свои действия с отстрела бездомных собак в поселке и его окрестностях. Таким образом, у нас, Петр Алексеевич, расчистится поле для дальнейших действий. Рекомендую также снарядить экспедицию из охотников-добровольцев в те места, где обрывались следы волков на берегу реки Вишпы. Пусть устроят там засады. Не исключено, что эти неведомые нам хищники могут дважды появиться в одном и том же месте. Хотя мы знаем, что этого пока не случилось, но будем надеяться. Ну как?

Принимается мое предложение?

В кабинете воцарилась тишина. Все сотрудники, включая старшего следователя прокуратуры, размышляли над предложением Крюкова. Наконец Смольников нарушил молчание:

— Ну, по поводу отстрела собак я согласен.

А как быть с охотниками-добровольцами? Ведь их надо чем-то снабдить, а у нас что в кассе бухгалтерии, что дома в холодильниках от голода тараканы вешаются!

— Набрать из числа родственников погибших, — не раздумывая, сказал Крюков. Он, по-видимому, давно уже все просчитал. — Уверен, что несколько человек можно будет набрать, ну и несколько наших сотрудников пойдут им в помощники.

— Какие «несколько человек из родственников»? — усмехнулся Смольников. — Из числа погибших опознаны всего четыре человека.

Да и то только по одежде, — не зная почему, добавил он после короткой паузы. — Да вот, кстати, еще одно странное обстоятельство, вызывающее несомненный интерес: большинство погибших не опознаны, а в поселке никто не обращался с заявлениями о пропавших родственниках. Из соседних населенных пунктов тоже никаких заявлений из отделов милиции к нам не поступало.

— И этому можно найти логическое объяснение, — бесстрастно высказался Крюков. — Четыре опознанных трупа — это жители поселка, случайно попавшиеся этим зверюгам, а остальные — бездомные бродяги, освободившиеся из лагеря. Вон сколько их бродит после освобождения! Отсидят по пятнадцать-двадцать лет, а потом им и ехать некуда, когда выйдут за ворота зоны: дома нет, родственников нет, ничего нет. Вот и идут на корм волкам. Кстати, у многих жертв на теле обнаружены татуировки.

Результатов экспертизы пока еще нет, но это подтверждает мое предположение.

— То, что вы говорите, звучит вполне убедительно, — в очередной раз высказал свое согласие Смольников. — Ведь многие из освободившихся заключенных пытаются найти работу здесь, в поселке. Даже у кинолога и ветеринара Тоцкого помощник, если мне не изменяет память, бывший заключенный, и зовут его Камил, — внезапно вспомнил он и тут же торопливо продолжил:

— Вот, кстати, у Тоцкого надо поинтересоваться об этих странных явлениях с животными и их жертвами. Он ведь большой специалист в своем деле!

— Я уже интересовался, — равнодушно вздохнул Крюков.

— И что он сказал?

— Он сказал довольно-таки интересную вещь, но мне не хотелось бы ее высказывать вслух до тех пор, пока мы не очистим поселок от бездомных собак.

— Вы интригуете нас, Николай Афанасьевич, — протянул Смольников.

— Хочу, чтобы лавры героя достались мне! — с усмешкой ответил Крюков.

— Не достанутся! Завтра я поеду к Тоцкому и узнаю у него все, что он вам говорил. Не тяните резину, Николай Афанасьевич, выкладывайте начистоту, что он вам сказал.

Видя, что правду придется раскрыть, Крюков неохотно заговорил:

— Тоцкий высказал предположение, что это вовсе не волки и не собаки, а лисы-мутанты.

— Что? — У Смольникова округлились глаза, а некоторые из сотрудников на мгновение затаили дыхание.

— Вы не ослышались, — подчеркнуто сдержанно сказал Крюков, — лисы-мутанты! Как сказал Тоцкий, это случай уникальный, когда волки скрещиваются с лисами и их так называемые детки не боятся заходить в глубь населенных пунктов, а также не боятся нападать на людей.

— А почему вы сразу об этом не сказали? — возмущенно спросил Смольников.

— Вы же знаете, какой я Фома неверующий, — усмехнулся в ответ Крюков. — Когда я услышал от Тоцкого, что лисы-мутанты нечто вроде мулов, то подумал, что вы меня просто засмеете, если я повторю вам это.

— Не лукавьте, Николай Афанасьевич, — с упреком посмотрел на капитана Смольников. — Еще три минуты назад вы сами говорили, что любая мысль, высказанная вслух, имеет право на существование, какой бы абсурдной она ни казалась.

— Простите, Петр Алексеевич.

— Так в чем же дело?

— Знаете, Петр Алексеевич, вы лучше сами поговорите с ветеринаром, а то если я начну. рассказывать, то просто смеху не оберешься, ей-богу!.. Мне кажется, что он ненормальный.

— Ненормальных в таких учреждениях не держат, — сурово сказал старший следователь прокуратуры.

— И все-таки будет лучше, если вы сами поговорите с ним, — повторил Крюков неуверенно. — Я мало что понял из его слов.

— Ну что же, тогда на сегодня больше не смею никого задерживать. Все свободны, — обратился к сотрудникам Смольников и, собрав со стола фотографии и уложив их в папку, отправился домой.

* * *

Шторм вылез из автомобиля в центре поселка и, отпустив водителя, уныло побрел к продуктовому магазину. Опять нащупав в кармане лотерейный билет, он брезгливо поморщился и скомкал его. «Ничего я так и не выиграю», — подумал он, скривив губы. Позади него завизжали тормоза, и, обернувшись, он увидел черную «Волгу», припарковавшуюся у обочины.

«Кто-то раскатывает на „Волгах“, а у тебя и паршивого самоката нет, — точили его мозг мысли. — Слава богу, что хоть служебная машина пока имеется».

Закупив в магазине продукты, он вышел на улицу и увидел, что из черной «Волги» вышли три человека и быстрыми шагами направились к нему. Интуитивно почувствовав неладное, полковник хотел броситься назад в магазин, но было уже поздно. Сзади он получил такой сильный удар по ногам, что, выпустив пакет с продуктами из рук, растянулся на тротуаре во весь рост. Дальнейшие события развивались настолько стремительно, что впоследствии он с трудом воспроизвел их в памяти.

Черная «Волга» сорвалась с места и, въехав на тротуар, остановилась возле него, едва не задавив. Те трое, спешившие к нему, и еще кто-то, подхватив его под руки, в одно мгновение залепили ему рот и глаза пластырем и зашвырнули на заднее сиденье «Волги», затем машина рванула с места, и Шторм услышал над своим ухом мягкий мужской баритон:

— Вот, голубчик, что значит ездить без охраны, а тебя ведь не раз предупреждали в администрации твоего же учреждения. Но это хорошо, что ты не стал их слушать. А вот нас тебе послушать придется!..

В машине раздался издевательский смех.

Полковник лихорадочно размышлял, но страх, парализующий волю, мешал трезво оценить ситуацию. Он понял, что, кроме «Волги», была еще одна машина, подъехавшая к магазину, когда он уже в него вошел, и, по всей видимости, нападавшие сзади отрезали ему путь к отступлению. «Ловко орудуют! — пронеслось у него в голове. — А главное — быстро!» Положившись на волю провидения, он стал ожидать конечного результата так неожиданно начавшегося приключения.

Часа через четыре машина бстановилась, и все тот же мягкий баритон вежливо спросил:

— Ну как, Алексей Николаевич, есть у вас желание послушать нас? Если да, то кивните головой, и мы снимем пластырь с вашего рта, а если нет, то, увы, мы ничем уже не сможем вам помочь. Вам придется остаться здесь на снегу с небольшим отверстием в затылке.. Ну так как, есть желание послушать нас?

Мороз прошел по его телу, он судорожно закивал головой.

— Мы знали, что вы благоразумный человек, — сказал все тот же голос, и в следующее мгновение с губ Шторма чья-то рука грубо сорвала пластырь.

— Я вас слушаю, — нервно облизывая губы, сказал полковник. — Только прошу: ослабьте мне наручники, руки очень затекли.

— Ничего, потерпишь, — раздался рядом другой голос. — Когда в лагере ты заковываешь в браслеты заключенных, то не думаешь, как им больно. Вот немного побудешь в наручниках и поймешь, каково в них.

— Я вас очень прошу, — застонал полковник.

— Заткнись и слушай, что мы тебе скажем.

— Вам и впрямь лучше помолчать, Алексей Николаевич, — заговорил мягкий баритон, — а то ребята начнут вспоминать все ваши грехи: как вы закрываете глаза на действия контролеров и прапорщиков в штрафных изоляторах и помещениях камерного типа, когда они подвешивают заключенных в наручниках к решеткам и отопительным трубам, а потом обливают их ледяной водой и резиновыми молотками отбивают внутренности. Хотите, они сейчас проделают то же самое с вами?

Шторм понял, кто его собеседники, и сжался в комок.

— Очень хорошо, что вы поняли, как надо себя вести с нами. — По интонации было понятно, что обладатель мягкого баритона усмехается. — Бог терпел и нам велел, так что потерпите еще немного, Алексей Николаевич. Но перейдем к делу. Вы не догадываетесь, для чего мы вас взяли?

— Нет, понятия не имею.

— А жаль, ведь вы очень умный человек.

— Я вас слушаю, — проглотил слюну Шторм.

— Вам не терпится узнать, — усмехнулся баритон. — Тогда слушайте: у вас в зоне есть такой хороший ваш знакомый, зовут его Седых Антон Владимирович.

— Золотой!

— Вот, вы уже стали соображать в нужном направлении, — голос зазвучал издевательски, — правильно, Золотой! Так вот, Алексей Николаевич, надо сделать так, чтобы он в ближайшем будущем оказался на свободе. И сделать это, разумеется, должны вы!

У полковника лоб покрылся испариной.

— Вы хотите возразить?

— Вы представляете, о чем вы просите? — промямлил пленник.

— Представляем, но мы не просим, а приказываем, — металлическим тембром зазвенел баритон, — и если этого не будет сделано, то у вашей семьи начнутся неприятности, а затем и у вас. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю.

— Вот и прекрасно! И не вздумайте прибегать к помощи милиции или внутренних войск, где вы служите, — угрожающе сказал голос. — В этом случае ни от вашей семьи, ни от вас ничего не останется, даже если никто из нас не пострадает! Вы уловили мою мысль, Алексей Николаевич?

Полковник молча кивнул головой.

— Теперь вы свободны. Мы сами вас найдем в ближайшее время, а вы к тому моменту должны составить для нас подробный план освобождения Золотого! Придете домой — не хватайтесь в горячке за телефон, чтобы вызвать милицию, а еще раз хорошенько все обдумайте.

К тому же телефон мы на время вам отключили, — усмехнувшись, закончил баритон.

— И езди, как и прежде, без охраны, — добавил грубый голое, и тяжелая рука отвесила Шторму увесистый подзатыльник. — Теперь одно неловкое движение с твоей стороны — и у тебя ни семьи, ни будущего. Понял?

Начальник лагеря почувствовал, как ему снова налепили на рот пластырь и поволокли из машины. На улице ладони его тоже замотали пластырем и лишь затем сняли наручники. Через мгновение он по звуку двигателя определил, что машина быстро удаляется от него.

Кончиками пальцев Шторм попытался снять пластырь с глаз, но это оказалось непростым делом. После долгих мучений ему все-таки удалось разорвать липкую ленту на руках и сорвать ее со рта и глаз, но машины уже не было, и самое обидное, что никого из нападавших полковник не запомнил, так как дело происходило в сумерках и на приближавшихся к нему парней он не сразу обратил внимание. Оглядевшись по сторонам, уставший от переживаний полковник, к своему большому удивлению, увидел, что стоит возле собственного дома и рядом с ним на снегу лежат пакеты с продуктами.

— Учтивые, сволочи! — прошипел он, вспоминая подзатыльник и чувствуя, как гнев заливает краской его лицо.

Подняв со снега онемевшими руками пакеты с продуктами, Шторм поплелся к дому. Едва переступив порог собственной квартиры, он сунул пакеты с продуктами жене и, не разуваясь, бросился к телефону.

— Что-то случилось, телефон не работает, — раздался за его спиной голос жены.

— Что? — Все похолодело у полковника внутри.

— Телефон вечером отключился и больше не работает, — повторила жена. — А что случилось? На тебе лица нет.

— Что случилось? — выдохнул Шторм. — Что случилось, Лида?.. Не знаю, не знаю, не знаю, — развел он руками.

Дрожащей рукой дотянувшись до телефона и сняв трубку, он приставил ее к уху и, убедившись, что зуммера нет, вернул ее на место.

— Алеша, что случилось? — требовательно повторила жена.

— На работе неприятности, — немного взяв себя в руки, ответил полковник. Ему не хотелось посвящать жену в события, происшедшие несколько минут назад, чтобы не вызвать у нее паники. — Дети где?

— У себя в комнате, где им еще быть? — удивилась женщина, немного успокоившись. — Ты хоть бы разулся, а то потащил в комнату грязь.

— Времени нет, — оборвал ее муж и как бы для самого себя добавил:

— Ладно, ничего страшного, я и пешком дойду!

Первая его мысль была отправиться в милицию. Мягкого баритона он никогда не слышал, но грубый голос показался ему знакомым. Он решил в первую очередь допросить Золотого.

Он-то точно знает, кто эти люди.

Шторм бросился из комнаты и через секунду уже мчался по лестнице вниз. Вылетев из подъезда, он застыл на месте: в нескольких шагах от себя он увидел большую стаю волков. Завидев перед собой человека, они быстро сомкнулись полукольцом и стали приближаться к нему. Полковник отчетливо разглядел их оскал, освещенный светом окон: казалось, волки не только свирепо показывают свои клыки, но их оскаленные пасти выражают усмешку и презрение. Попятившись назад, он бросился в подъезд и, не помня себя от страха, буквально взлетел на свой этаж. Опомнился лишь тогда, когда за ним захлопнулась дверь квартиры.

— Что с тобой? — в испуге спросила жена, глядя на его искаженное лицо. Но муж, не обращая на нее внимания, бросился к окнам, выходящим во двор дома.

Он увидел, как стая, покружив с минуту возле подъезда, организованно выстроилась в колонну и направилась к углу дома, где, как показалось Шторму, замаячила знакомая ему фигура человека. «Этот грубый голос в машине! — пронеслось у него в голове. — Завтра надо проверить!»

— Что это, Алеша? — испуганно спросила жена, глядя на удалявшихся волков.

Полковник не заметил, как она подошла к окну.

— Не знаю, Лида, — едва слышно выдавил он, — не знаю.


Глава 4


Тоцкого разбудил громкий басовитый лай любимого пса Кинга. Посмотрев на часы, он увидел, что стрелки показывают половину второго ночи. С улицы доносились какие-то крики, и, прислушавшись, хозяин понял, что кто-то зовет его.

— И кому это не спится? — недовольно проворчал он.

Напялив на ноги тапочки, он зашаркал в сени, где накинул на плечи тулуп, и пошел открывать дверь. Жил он в собственном доме, который охраняли выведенные им по его специальной методике гибридные волко-собаки, признававшие только хозяина. Даже жена не могла близко подойти, к мужу, когда рядом с ним находились три его пса, любимцем среди которых был Кинг. Она вместе с детьми жила в другой половине дома, куда выдрессированным собакам вход был категорически запрещен, даже если сам хозяин уходил туда, а двери смежных комнат оставались открытыми. Протяжный лай, больше похожий на волчье подвывание, перешел в хриплый душераздирающий вой, и хозяин заторопился. Вдоль забора и у калитки носились три его любимца, они неистово кидались на высокое ограждение.

— Кто там? — отрывисто бросил он недовольным голосом.

— Свои!

— Кто — свои?

— Да убери ты зверюг! — наконец донесся до него знакомый голос. — Ни хрена ведь из-за них не слышно!

— Это ты, Ловчий? — подстраховался на всякий случай Тоцкий.

— Я! Кто же еще?

Ветврач отогнал от забора псов и, загнав их в специальную клеть, вернулся к калитке. Впустив ночного гостя во двор, он заторопился в дом.

— На улице холод собачий, а тебя черти носят по ночам, — проворчал он на ходу. — Что за надобность являться ночью?

— Значит, есть надобность, — спокойно ответил Ловчий своим мягким баритоном. — А холод совсем не собачий. Посмотри, какой ласковый снежок пошел!

Снег и в самом деле шел по-зимнему пушистый, огромными хлопьями, и в такую безветренную погоду снегопад казался особенно чудесным из-за мириадов снежинок, сверкавших в тусклом свете фонарей.

— В доме твоих зверюг нету? — на всякий случай спросил Ловчий, подходя к двери дома.

— Нету, я их в клеть загнал, — показал Тоцкий рукой в сторону пристройки, откуда доносился задыхающийся волчий вой. — Можешь быть спокойным.

Очутившись в натопленной комнате, гость сразу припал руками к стенкам горячей печки.

Он, вор в законе из Иркутска, познакомился с ветврачом совсем недавно, но отношения между ними за короткий срок сложились довольно тесные. Этому способствовало то, что через Тоцкого Ловчий осуществлял связь с Золотым.

Огромного роста и крепкого телосложения, он своим добродушным лицом и мягким баритональным голосом больше напоминал гигантского плюшевого мишку из отдела мягких игрушек, чем закоренелого бандита и вора в законе, но это была всего лишь маска. Отогрев руки, он обернулся и увидел, что хозяин намеревается поставить на стол самовар.

— Не надо, Станислав, я ненадолго, — поспешил остановить его Ловчий. — У меня всего два слова к тебе.

— Два слова ты мог бы мне и на улице сказать. И говори потише: детей с женой разбудишь. — Хозяин указал на табурет:

— Садись и за чаем все расскажешь.

— Да я здесь не один, — сказал Ловчий, — ребята меня на улице в машине ждут.

— Ничего, подождут, — махнул рукой ветеринар. — Не было бы нужды, ты ночью меня с постели не поднял бы.

Ловчий сел за стол. Взяв в руки чашку с чаем, он неторопливо заговорил:

— Я вот зачем к тебе так поздно пожаловал, Станислав. Мы тут с братвой посовещались и решили Золотого по-другому из кичи вызволять.

У Тоцкого от неожиданности вытянулось лицо.

— А как же ваш первый план — через комнату свиданий? — удивленно спросил он.

— Да мы пришли к выводу, что это полный абсурд, — сконфуженно ответил Ловчий. — Более идиотского замысла, наверное, еще не было. Ты, Станислав, передай Золотому отбой, а о дальнейших действиях мы чуть позже сообщим, хорошо?

— Как же я ему, интересно, передам?

Интонация Тоцкого заставила Ловчего насторожиться. Отодвинув от себя чашку, он внимательно посмотрел на ветеринара и, не меняя вежливого тона, улыбнулся.

— Как обычно, Станислав.

— Как обычно не получится, Виктор, — угрюмо вздохнул хозяин. — Его сегодня из открытой зоны перевели в ПКТ, и сейчас он находится под строжайшим надзором контролеров и трех блатных в камере, среди которых не исключена наседка.

Ловчий чуть не поперхнулся от услышанной новости.

— Как в ПКТ? — еле справился он с удивлением. — Ведь у него за последнее время не было ни одного нарушения режима.

— Это ты хозяина спроси.

— И спрошу! — процедил сквозь зубы Ловчий. — Первый разговор сегодня у нас уже состоялся. А ты, Станислав, проследи за ним, когда он будет из лагеря на служебной машине выезжать — в сопровождении охраны или без нее!

— Не понял, — опешил Тоцкий.

— Проследи, как Шторм будет на служебной машине выезжать, — повторил вор в законе, — с охраной или без нее! Нам палиться у него на глазах ни к чему!

— А какой первый разговор сегодня с ним состоялся? — спросил ветврач, не понимая, о чем говорит Ловчий.

— Да мы с ребятками решили сделать так, чтобы он сам помог освободить Золотого, — злорадно усмехнулся вор, — и сегодня состоялся с ним разговор!

Врач понял, что крупная сумма за помощь в освобождении Золотого тает как мираж. Но еще больше его взволновало другое: бандиты могли узнать от Шторма, кто истинный виновник того, что Золотой оказался в ПКТ. Взявшись за дело, бандиты не остановятся ни перед чем, и полковнику придется либо отказаться и умереть, либо принять их условия, а это могло означать, что тайна ветеринара будет раскрыта.

По его телу прошла судорога, которая не осталась незамеченной.

— Что с тобой, Станислав?

— Да опасное вы дело затеваете, Виктор, скажу я тебе, — нашел ответ хозяин. — Не жалко свои головы подставлять?.. Да и меня на это дело толкаете. Подождали бы немного, может, я что-нибудь придумал бы, — неуверенно добавил он.

— Кто? Ты? — удивленно усмехнулся Ловчий. — У нас свои головы на плечах имеются, Станислав. Впереди большие дела, и Золотой мне нужен как воздух, а твое дело — нам помогать и своих уникальных животных выращивать. Кстати, продал бы ты мне одного своего ценного гибрида, а то я сегодня как увидел… — Он осекся, вспомнив уговор с Камилом не посвящать Тоцкого в то, что он без его ведома забирал из вольеры собак для травли Шторма.

— Что? — не расслышал последнего слова хозяин.

— Я говорю: продал бы ты мне одну собачку, Станислав.

— Ас какой стати ты ими заинтересовался? — удивился ветеринар. — Еще несколько дней назад ты их терпеть не мог, а сейчас хочешь купить. Странно!

— Да ничего странного, — пожал плечами вор, — с тобой поведешься — и в самом деле начнешь любить этих зверюг.

— Хорошо, я подумаю, — устало вздохнул Тоцкий. — У тебя больше ничего ко мне нет?

Ловчий отрицательно покачал головой.

— Тогда возвращайся к своим ребятам, Виктор, а я пойду прилягу: что-то знобит меня с вечера.

Встав из-за стола, оба направились к выходу. Проводив Ловчего до калитки, хозяин вернулся домой и, дрожа всем телом, забрался под одеяло. На его совести насчитывалось уже достаточно жертв, но все они были, как теперь принято говорить, людьми из маргинальной среды, которых никто не станет искать, если они пропадут, а сейчас предстояло сделать серьезный выбор: либо убрать Шторма, либо приступить к ликвидации бандитов. Но самое обидное было то, что, добровольно войдя в этот уголовный, продажный мир, он не получал никаких материальных благ, на которые так рассчитывал. Все вышло совсем не так, как он мечтал, а сейчас на карту ставилась его жизнь…

* * *

Утром на работу Тоцкий приехал с большим опозданием. Почти всю ночь он не спал, заснул лишь под утро, и, когда зазвонил будильник, он просто махнул на него рукой.

Перед тем как войти в питомник, ветврач столкнулся со Смольниковым, поджидавшим его с восьми утра. При виде старшего следователя прокуратуры ему сделалось совсем нехорошо. «Ну, вот еще один сюрприз, — подумал он, предчувствуя неминуемое возмездие. — Что им на этот раз от меня надо?»

— Долго спите, Станислав Григорьевич, — приветствовал его Смольников, обмениваясь с ним рукопожатием, — совсем заждался вас!

Хотел уже к вам домой ехать!

— Что за спешка, Петр Алексеевич?

— Вчера к вам приходил наш сотрудник, так вот он, как мне показалось, не совсем понял вас. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

— С удовольствием, — облегченно вздохнул ветеринар. — Я вас внимательно слушаю.

— Разве мы не пройдем в помещение? — удивился Смольников.

— Здесь висит табличка: «Посторонним вход воспрещен», — показал пальцем на дверь врач. — Вы уж меня извините, Петр Алексеевич, но для моих питомцев вы человек посторонний. Да к тому же там очень шумно, лучше здесь поговорить.

Окончательно замерзший следователь сконфуженно поморщился, но понимающе кивнул.

— Не хотите раздражать своих подопечных присутствием постороннего соглядатая?

— Дело совсем не в этом, — усмехнулся Тоцкий. — Даже если всем собакам завязать глаза и уши, лаять на вас они все равно будут.

— Почему? — удивленно поднял брови Смольников.

— Они приучены реагировать на запах. Не забывайте, что мне вверены собаки, которые должны охранять заключенных в колонии строгого режима, — ответил ветврач, стараясь как можно проще и деликатнее объяснить причину своего отказа. — Они положительно реагируют на запах хозяина и еще на два-три запаха. Это в основном форма солдат и офицеров внутренних войск, и только в том случае, если она обработана достаточным количеством талька. Все остальные запахи для них являются чужими и вызывают состояние агрессии.

— Понятно, — протянул Смольников, и до его ноздрей долетел специфический запах, исходивший от одежды ветеринара. — Ваша одежд а тоже…

— Тоже, Петр Алексеевич, — подхватил его мысль Тоцкий. — Я должен иметь индивидуальный запах хозяина: ведь мне приходится дрессировать собак на заказ, а подчас, чтобы утихомирить агрессивного пса, приходится прибегать к запахам-катализаторам.

— Вот как? — удивился Смольников. — И что это за запахи-катализаторы?

— Мне кажется, вы не за этим ко мне пришли, — лукаво ушел в сторону ветврач, — пусть этот маленький секрет с запахами останется при мне. В конце концов, каждый дрессировщик, как и фокусник, имеет право на свои профессиональные секреты. Надеюсь, против такого довода вы не будете возражать? — деликатно спросил врач, чтобы не обидеть следователя прокуратуры.

— Не буду, — улыбнулся Смольников. — И я в самом деле пришел не за этим. Скажите, Станислав Григорьевич, это правда — то, что вы вчера говорили капитану Крюкову о лисах-мутантах? Может произойти в природе подобное явление?

Задав этот вопрос, следователь не ожидал такой реакции Тоцкого: врач-ветеринар, присев на корточки, разразился смехом. Смольников, догадавшись, что сказал, по всей видимости, нелепость, почувствовал себя неловко. Справившись с приступом смеха, ветврач поднял глаза на следователя и, вытирая кулаком выступившие на них слезы, судорожно вздохнул.

— Ну и сотрудник у вас, Петр Алексеевич!

Ведь я ему рассказывал о статье английского биолога Фарли Моуэта из журнала «Ридерз дайджест», который говорит о том, что якобы в окрестностях Лондона появились лисы-мутанты — гибридные потомки волков и лисиц.

Только и всего!

— Так, значит, — запнулся Смольников, не зная, как сформулировать свою мысль, — у нас здесь ничего такого нет?

— Да такого и в природе быть не может! — снова рассмеялся ветврач.

— Так почему же тогда этот биолог, как его?..

— Фарли Моуэт.

— Почему же он тогда пишет о таком явлении?

— Да потому, что это западная пресса, — ответил Тоцкий. Теперь он знал, о чем пойдет разговор дальше, и сковывающий его страх исчез без следа. — Не забывайте, Петр Алексеевич, что это западный журнал. В Лондоне на самом деле в ночное время можно встретить лис, они выполняют роль санитаров-мусорщиков; но не более. Да и волки в Англии уже давно истреблены, так что ни о каких гибридных потомках не может быть и речи, это вам скажет любой специалист. К тому же лисы в природе являются частью рациона волков, и те беспощадно их истребляют.

— Что же они тогда пишут об этом? — удивился Смольников.

— Да писать об этом может любой журналист, выдающий себя за биолога, — с иронией сказал ветеринар. — Вы же знаете, что все вампиры, привидения, волки-оборотни и прочие кошмары — из Англии. Такая уж у них нация, они просто больны этим вирусом, чему тут удивляться? Какой-нибудь журналист с больным воображением, работающий в этом журнале, написал статейку, ее напечатали, а он за это получил деньги, вот и все!

— А ведь многие будут думать, что это правда, — покачал головой Смольников.

— Да, будут, — согласился Тоцкий.

— Жаль. Я надеялся, что вы, Станислав Григорьевич, сможете внести хоть какую-то ясность в события, происходящие в нашем поселке, — сокрушенно вздохнул Смольников. — Наш сотрудник не правильно вас понял, а я подумал, что такие явления имеют место и у нас.

Жаль, — повторил он.

— Да, и в самом деле ваш сотрудник не правильно меня понял, — согласился ветеринар. — Мне даже показалось, что он принял меня за сумасшедшего.

— Вам показалось, Станислав Григорьевич, — поспешил успокоить ветеринара Смольников, — у него просто такая манера общения.

— Если мне доведется с ним разговаривать еще раз, то я непременно это учту.

— А скажите, Станислав Григорьевич, — задумчиво понизил голос Смольников, — что вы думаете о событиях в нашем поселке?

Тоцкий давно ждал этого вопроса.

— А я вчера вашему сотруднику все достаточно четко объяснил, — ответил он, добродушно улыбаясь. Его спокойствие основывалось на том, что все советовались с ним как со специалистом, и это отводило от него любые подозрения. — Разве он вам не говорил об этом? — добавил удивленно ветеринар.

— Нет, — скривил уголки губ Смольников.

— Значит, мои слова не были приняты им всерьез, — сделал вывод Тоцкий. — А между прочим, это, я полагаю, единственно верная версия.

— Любопытно.

— Это действительно любопытно, — кашлянул в кулак ветеринар. — Все охотники, включая и жителей поселка, да и вы, я думаю, тоже так считаете, что все это проделки либо волков, либо бездомных собак. Ведь верно?

— Ну-у, — задумчиво протянул Смольников, — отчасти.

— А я просто уверен, что ни те, ни другие этого сделать не могли, — сказал ветврач.

— Откуда такая уверенность, Станислав Григорьевич?

— А я поясню, и если вы меня внимательно выслушаете, то сами убедитесь, что я прав!

Тоцкий пробудил такой интерес у Смольникова, что тот напрочь забыл о холоде.

— Я вас слушаю, Станислав Григорьевич.

— Во-первых, осенью у всех волчьих семей есть потомство, которое добросовестные родители — а волки именно такие — никогда не подпустят к тем местам, где живет человек, — загнул палец ветеринар. — Напротив, они уйдут подальше от мест проживания человека.

— Это понятно, но мы ведем речь о старых и беспомощных волках, — возразил следователь прокуратуры. — То есть не мы, а охотники так утверждают, — поправился он.

— Это полная чушь, — махнул рукой ветврач. — Не забывайте, Петр Алексеевич, что сейчас осень, а за лето даже самый беспомощный волк разыщет скотомогильник и к осени будет жирным и упитанным. Поверьте мне как специалисту! В противном случае сородичи сами убьют беспомощного волка, как того требует неукоснительный закон стаи.

Не зная, что возразить, Смольников вяло пожал плечами.

— Во-вторых, бездомные собаки — это самые безобидные существа, — загнул второй палец ветврач, — от них жители любого города страдают меньше всего. У них нет такой агрессии, как, скажем, у служебных или тех, которые имеют своего хозяина, — именно они чрезвычайно агрессивны и бросаются на прохожих.

А бездомные собаки, будь они даже породистыми, на улице забывают о своей сущности и превращаются в бедных помойных животных.

— Но я слышал совсем другое, — опять попытался возразить следователь. — Я слышал от не менее грамотных специалистов, что бродячие собаки могут сбиваться в стаи и быть достаточно опасными.

— Совершенно верно, — согласился ветеринар, — есть такое явление, но здесь существует одно обстоятельство. Оно не допускает того, что жителей нашего поселка убивают бродячие псы.

— Какое обстоятельство?

— Бездомные собаки в стае неорганизованны и, нападая на жертву, создают много шума!

А насколько мне известно, все жертвы в нашем случае были убиты бесшумно, иначе об этом знал бы весь поселок, да и вы, Петр Алексеевич, в том числе, — поставил точку Тоцкий.

Последний аргумент был весомее всех остальных, и Смольников задумался. Действительно, все жертвы были убиты бесшумно, и жители домов, возле которых обнаружили трупы, ничего не слышали.

— Ну и что же это за загадочная тень с лапами животного, безмолвно убивающая людей? — тяжело вздохнув, наконец спросил Смольников.

— Росомаха, — не задумываясь, ответил Тоцкий.

— Кто?

— Росомаха, — безапелляционно повторил ветеринар, — росомаха, и никто другой!

— Вы так уверенно говорите, Станислав Григорьевич, что невольно напрашивается вопрос: вы сможете это доказать?

— Доказательством может послужить только пойманное или убитое животное, а я вам недавно сказал, что у меня только версия, — отмежевался Тоцкий.

— Хорошо, скажите тогда, почему вы так уверенно выдвигаете именно эту версию?

— Я просто в этом убежден. — Ветврач поправил на голове шапку. — Животное это малоизученное, очень скрытное и осторожное, но самое главное — это падальщик, способный убить только медленно бегущую жертву, так как сама росомаха при беге не может развить скорость больше тридцати километров в час. Ее следы похожи на волчьи, хотя у очень крупных особей они больше похожи на медвежьи; она много петляет и запутывает их, а свои жертвы начинает поедать с внутренностей, как в случае с убитыми жителями нашего поселка. Это животное чрезвычайно сильное, и для нее убить человека не составляет никакого труда, а в голодный год росомахи могут, как и волки, сбиваться в стаи для охоты.

— Простите, Станислав Григорьевич, вы только что сказали, что росомаха — падальщик.

— Да, в основном она питается тем, что останется от трапезы более сильного хищника, но в голодный для нее год, когда остатков пищи от более сильных зверей не остается, она вынуждена искать себе пропитание возле человеческих жилищ. И сам человек изредка тоже становится ее добычей. Поверьте мне, Петр Алексеевич, — сделал ударение врач, — росомаха чрезвычайно ловкий и осторожный охотник, и даже увидеть ее, не говоря уже о том, чтобы поймать, чрезвычайно трудно. Я знаю это как никто другой, поскольку с детства жил с охотниками и не раз принимал участие в экспедициях, которые снаряжались для ловли этого животного. Вот увидите: насытившись, она покинет эти места, и убийства прекратятся сами собой!

Смольников, не скрывая иронии, рассмеялся.

— Ах, Станислав Григорьевич, занятно вы рассказываете. У меня создалось такое впечатление, будто я небольшую энциклопедию о животном мире прочитал. Но вынужден разочаровать вас в вашей уверенности, что это проделки росомахи.

— Каким образом?

— Очень простым. У одного из убитых в руке был обнаружен клок шерсти, так вот он, как установили эксперты, принадлежал волку.

У Тоцкого в глазах отразился испуг.

— Что вы на это скажете, Станислав Григорьевич? Вы удивлены?

— Так с этого и надо было начинать, — взяв себя в руки, сказал ветеринар. — А то я тут распинаюсь, а, оказывается, у вас есть неопровержимое доказательство того, кто является виновником всех бед в нашем поселке. Так для чего же вы тогда ко мне пришли? — нервно спросил Тоцкий.

— А я в самом начале разговора вам объяснил, что наш сотрудник вас вчера не понял, — дыша на замерзшие руки, ответил Смольников. — Я думал, если речь идет о гибридах волко-лисиц, то клок шерсти, по которому была проведена экспертиза, не такой уж и большой аргумент в этом деле.

Воцарилась пауза. Тоцкий о чем-то размышлял, а Смольников нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— И все-таки я настаиваю, что это росомаха, — уже не так уверенно сказал ветеринар, — а вы своих экспертов еще раз заставьте все проверить. Может быть, они ошибаются, — в его голосе прозвучала едва уловимая надежда.

— Да нет, Станислав Григорьевич, вряд ли они ошибаются, — снисходительно улыбнулся Смольников. — Но вам все равно большое спасибо за интересную беседу, а вашу версию я для себя возьму на вооружение и буду иметь в виду, если подтвердится, что эксперты ошиблись.

— И на том спасибо, — нехотя пропыхтел Тоцкий.

Смольников, больше не задерживая ветеринара, попрощался с ним и направился к автобусной остановке, находившейся метрах в ста от кинологического питомника, а ветврач, обескураженный обилием новостей за истекшие сутки, устало поплелся к себе на работу. И все-таки в душе он был рад, что он в курсе всех событий, касающихся его. Теперь ему оставалось выработать план дальнейших действий.


Глава 5


В питомнике Тоцкого нетерпеливо ждал Камил, встретивший его удивленным возгласом:

— — Ну и горазд же ты поспать, Станислав!

Он называл своего начальника на «ты», так как их отношения давно уже перешагнули барьер субординации.

— Нездоровится мне что-то сегодня, Камил, — уныло ответил помощнику ветеринар. — Ты тут сам разберись, а я прилягу. Голова прямо-таки раскалывается! — укладываясь на топчан в углу рабочей комнаты, сипло добавил он.

Ветеринар не врал: чувствовал он себя отвратительно. И ему требовалось еще раз обдумать положение, в каком он оказался. Поудобнее устроившись на топчане, Тоцкий собрался с мыслями, но его поднял с места вбежавший в комнату Камил.

— К нам гости, Станислав! — встревоженно сказал он.

— Кто?!

— Хозяин!

У Тоцкого неприятно екнуло сердце: он вспомнил ночной наказ Ловчего проследить вечером за Штормом.

— Ему-то какого черта здесь надо?! — вырвалось у него.

Камил вместо ответа только дернул плечами.

— Где он? — спросил ветеринар.

— У входа. Я не осмелился пригласить его сюда, а то чего доброго попадется ему на глаза что-нибудь не то!.. У собак шерсть еще не выгорела! — добавил Камил.

— Правильно поступил, — натягивая на ноги валенки, одобрил Тоцкий, — здесь ему делать нечего! Подай-ка мне телогрейку и ключи от мастерской.

Накинув на себя телогрейку и прихватив ключи от мастерской, где изготовлялись чучела животных, ветеринар заспешил к поджидавшему его у входа в питомник начальнику исправительно-трудовой колонии.

Шторм выглядел измученным. Крупные морщины прорезали его лоб, а под глазами появились темные мешки. Он, как и Тоцкий, ночью не сомкнул глаз.

— Какими судьбами, — Алексей Николаевич? — приветствовал его ветеринар, открыв входную дверь питомника.

— Да вот решил заглянуть, — сдержанно ответил полковник. — Должен же я хоть раз за время своей работы посетить прилегающий к моему учреждению кинологический питомник.

Тоцкий, не скрывая иронии, рассмеялся:

— Раз вы решили удостоить нас такой чести, то, видит бог, случилось что-то серьезное.

Я прав?

— Отчасти да, — сконфуженно промямлил посетитель. — Мне, Станислав Григорьевич, нужна хорошая собака. Знаете ли, в связи с последними событиями в поселке я что-то не очень уверенно себя чувствую. Точнее, беспокоюсь о жене и детях, — добавил он.

У ветеринара отлегло от сердца.

— Ну что же вы стоите, Алексей Николаевич? Проходите, — распахнул он дверь перед Штормом. — Уж для вас я постараюсь что-нибудь придумать.

Зайдя в питомник, полковник увидел в конце длинного коридора между вольер Камила.

Вспомнив события вчерашнего вечера, он почувствовал, как его тело помимо воли охватывает мелкая дрожь. Помощник ветеринара, не обращая внимания на прибывшего гостя, спокойно занимался чисткой вольер и даже не обернулся.

— Как он у вас? — неожиданно для себя спросил Шторм у ветврача.

— Кто? Помощник?.. — не сразу понял ветеринар. — Отлично! Другого такого трудно сыскать! Исполнителен, а главное, не требователен ко мне, — рассмеялся ветврач, стараясь выглядеть как можно беззаботнее. — Ну что же вы все стоите, Алексей Николаевич? Идите за мной!..

Растерявшийся на мгновение полковник словно очнулся от сна и уверенно зашагал за хозяином, который повел своего начальника не в рабочий кабинет, а в специально оборудованную мастерскую, где им изготовлялись чучела животных. Мастерская находилась почти у самого входа в питомник, и это позволяло не допускать посетителей к собачьим вольерам, а таких желающих среди заказчиков было хоть отбавляй.

Зайдя в помещение, гость почувствовал резкий специфический запах, ударивший ему в ноздри. Именно этим запахом пропиталась одежда Тоцкого. Мастерская больше напоминала склад, набитый барахлом, среди которого возвышались на специальных подставках чучела различных животных. Здесь были и белки, и зайцы, и соболь, и пятнистый олень. Но самым заметным из множества фигур животных было чучело бурого медведя, возвышающееся над всеми остальными животными. Фигура могучего зверя стояла во весь рост на задних лапах, голова почти упиралась в потолок, глаза светились хищным блеском, а пасть была свирепо оскалена. Шторм невольно залюбовался им.

— Красавец! — с восхищением произнес он.

— Да!.. Только не дай бог в тайге с таким красавцем встретиться, — усмехнулся ветврач.

— Слава богу, мне не доводилось с ним встречаться в тайге лицом к лицу, — глядя на зверя, благоговейно вздохнул Шторм. — Кстати, Станислав Григорьевич, я слышал, вы не только ветеринар и таксидермист, но и отличный дрессировщик диких зверей? — перевел он разговор в другую плоскость.

— Кто же, интересно, вам такое сказал? — насторожился ветеринар.

— Земля слухами полнится. Я слышал, у вас даже волчья пара жила. Это правда?

— Да, жила, — после некоторого раздумья ответил Тоцкий. — Только эти волки были инвалидами, но даже их мне не удалось приручить; так что вас немного дезинформировали, Алексей Николаевич.

— Почему не удалось приручить? — удивился Шторм.

— Потому что взрослое дикое животное, выросшее на воле, нельзя приручить в неволе, — пояснил ветеринар. — Мне пришлось их выпустить после того, как их раны зажили.

— А говорят, к вам приходят из тайги два волка и вы их подкармливаете.

— Кто говорит?

— Люди говорят, — не задумываясь, ответил полковник. — Говорят еще, что вы знаете охотничьи заговоры и поэтому так легко уживаетесь с различными животными, даже с дикими!

— Ерунду люди говорят, — рассмеялся ветеринар. — А вы, Алексей Николаевич, похоже, совсем забыли, зачем сюда пришли.

Шторм смутился: он понял, что в своих вопросах зашел слишком далеко и это может повлечь за собой нежелательные подозрения со стороны ветеринара.

— Нет, я не забыл, зачем сюда пришел, Станислав Григорьевич, — стараясь выглядеть хладнокровным, сказал полковник. — Просто о вас ходит много различных и порою самых фантастических слухов, так что я решил поговорить мимоходом и об этом.

Но Тоцкий прекрасно понял, куда клонил Шторм, хотя сам терялся в догадках, почему начальник лагеря после вчерашнего разговора с Ловчим так быстро пришел к нему… В этот момент в мастерскую вошел Камил, и ветеринар с полковником устремили на него свои взгляды.

— Станислав Григорьевич, время ехать за париями, — постучал Камил пальцем по циферблату часов, — опоздаем.

Как показалось Тоцкому, Шторм весь напрягся, когда заговорил Камил. Затем он увидел, как начальник колонии побледнел и у него на лбу выступили капельки пота.

— Вам плохо, Алексей Николаевич? — спросил он его.

— Нет, ничего, — судорожно дернулся полковник, — это я простыл немного.., наверное, температура.

«Что-то здесь не так!» — молниеносно пронеслось в голове Тоцкого, и он испытующе посмотрел на Камила, который, казалось, сохранял ледяное спокойствие.

— Алексей Николаевич пришел подобрать себе друга, — сказал он помощнику, — и мы должны помочь ему, а за париями мы поедем попозже. Так какую собаку вы хотите приобрести, Алексей Николаевич? — вернулся к забытой теме ветеринар.

— А какие у вас есть? — стараясь выглядеть спокойным, спросил полковник.

— Кроме бойцовых и сторожевых пород, у меня нет никаких, — ответил ветврач, пристально изучая поведение своего начальника.

— Если можно, мне лучше бойцовую, — промямлил Шторм.

— Что же, тогда пойдемте и выберем.

Они вышли из мастерской и направились по коридору вдоль вольер. Подчиняясь какой-то неведомой силе, полковник не торопился и вертел по сторонам головой, внимательно разглядывая упитанных здоровенных псов, сновавших по клеткам. В одной из вольер его взгляд привлекли несколько собак породы немецкой черной овчарки, и он как завороженный припал к клетке, стараясь получше их рассмотреть. Его глазам предстал странный окрас шерсти немецких овчарок. Они были не чисто черного цвета, а со светлыми проплешинами на голове, боках и груди, причем, как успел заметить Шторм за несколько коротких мгновений, которые ему удалось улучить, когда хозяева питомника ушли вперед, светлые проплешины у некоторых овчарок темнели прямо на глазах, становясь черными как смоль, и сливались в однотонный цвет с шерстью. И еще одна деталь заставила полковника оцепенеть от изумления: у всех без исключения собак пасть была оскалена так, как будто они смеялись. Перед глазами его, словно фотографические кадры, встали ощеренные пасти вчерашних волков, и он почувствовал, как озноб охватывает его тело с головы до пят. Не веря своим глазам, Шторм не мог оторваться от увиденного им зрелища.

— Возле этой клетки останавливаться нельзя, — раздался над его ухом грубый голос Камила. От неожиданности полковник вздрогнул и резко обернулся.

— Эти собаки больны, — добавил подошедший Тоцкий, — и останавливаться возле этой вольеры опасно! Здесь, Алексей Николаевич, вы должны поступать строго по инструкциям, и если вы идете за нами, то будьте добры от нас не отставать!..

Интонация была безапелляционной.

— И не забудьте, Алексей Николаевич, что хозяева в этом питомнике — мы! — добавил к вышесказанному ветеринар. — Эти собаки обучаются по специальной методике, и любой посторонний для них нежелателен!.. И я вас очень прошу подчиняться нашим требованиям, так как это гарантирует и вашу безопасность. А теперь прошу вас следовать за нами, — более мягко сказал он, уступая ему дорогу.

Полковник медленно оторвался от клетки и молча прошел вперед, пытаясь побороть возникшую в теле дрожь. Ветеринар и помощник последовали за ним. Пройдя несколько извилистых коридоров, они вошли в специально оборудованную лабораторию, где, как понял Шторм, и находились «детские ясли» для новорожденных щенят. Их содержали в мини-вольерах отдельно от свирепых мамаш, и это позволяло ветеринару проводить среди щенков селекцию более тщательно.

— Так какую собаку вы хотели бы приобрести, Алексей Николаевич? — опять обратился ветеринар с вопросом к начальнику лагеря. — Терьера, питбуля, ротвейлера?..

— Я вам уже сказал — бойцовую, а вообще на ваше усмотрение, — нехотя ответил гость. — Целиком полагаюсь на ваш опыт!

— Тогда я предложу вам стаффордширского терьера, — сказал Тоцкий, подходя к одной из клеток, где находилось около десятка щенков. — А для того чтобы проверить качество их помета, мы сейчас на ваших глазах проведем небольшой эксперимент!.. Это чтобы вы потом не были разочарованы, — как-то загадочно усмехнулся он.

Шторм выжидающе наблюдал за действиями ветеринара и его помощника. Ему уже было безразлично, чем они заняты, так как все его мысли вращались вокруг событий вчерашнего вечера и вокруг того, что ему довелось увидеть минуту назад в клетке, где находились немецкие овчарки. А тем временем Камил достал из клеток четырех щенков и посадил их в небольшую цинковую чашу, над которой висел металлический прут с насаженными на него кусками мяса. Щенки, почуяв запах свежей крови, задрали головы и дружно вцепились зубами в подвешенные лакомые куски. Дальнейшие события явились для полковника полной неожиданностью. Тоцкий, взяв в руки огромный нож, по своим размерам больше похожий на меч, подошел к повисшим на кусках мяса щенкам и одним взмахом отрубил им головы. Их крохотные тельца упали в цинковую чашу, разбрызгивая по сторонам кровь, а маленькие головки остались висеть на подвешенных кусках мяса.

— Зачем вы это сделали, Станислав Григорьевич?! — возмущенно выкрикнул Шторм.

— Но вы же хотите получить полноценную собаку, — вытирая нож, усмехнулся ветеринар, — и положились на мой опыт. А мой опыт не позволяет отдать щенка из непроверенного помета.

— И вы проверяете надежность выводка таким вырварским способом?

— К сожалению, Алексей Николаевич, другого метода отбора пока еще не изобрели, — резюмировал Тоцкий. — Если три головы из четырех отрубленных продолжают держать мясо, значит, помет этот качественный, и вы можете быть довольны своим приобретением. Будьте уверены, что пес, которого вы приобретете из оставшегося выводка, когда вырастет, всегда будет вашим надежным защитником, и если ему доведется схватить свою жертву зубами, то будьте спокойны: он ее не выпустит!

— Мне кажется, я вас недооценивал, — сделав глубокий вздох, хрипло сказал полковник.

— А мне не кажется: я знаю, что вы меня недооценивали, Алексей Николаевич. Ведь вы не знаете, что я являюсь почетным членом Международной кинологической организации и что мои методы селекции животных запатентованы и широко распространены в западноевропейских странах. Мои методы дрессировки собак позволяют им набрать такое количество мускулов, что их не каждая пистолетная пуля сможет пробить, а это полная гарантия того, что пес, которому дана команда, невзирая на огнестрельные раны, всегда сможет выполнить ее до конца, — с упоением говорил ветеринар. — И ничего этого обо мне вы не знаете!.. Вот и сейчас мне прислали из федерации четыре особи парии, чтобы я смог продолжить свою работу в области селекции новых пород собак.

— А что собой представляет эта пария? — неожиданно заинтересовался полковник.

— Это такая небольшая порода одичавших собак, от которых произошли многие домашние собаки, — забыв об осторожности, объяснил Тоцкий. — Они не лают, а, подобно волкам, воют, быстро приспосабливаются к различным условиям обитания, очень осторожны и недоверчивы, но, пожалуй, самое главное их качество — они ведут норный образ жизни и эти норы за счет своих крепких лап могут вырыть в считанные минуты даже в самой твердой почве. Представьте себе охотника в тайге с такой собакой, которая для своего хозяина быстро выроет надежную пещеру, где можно будет укрыться от дождя и холода. Представляете?! — с вдохновением посмотрел ветврач на гостя.

— Представляю. А сколько времени займет такая селекция и какие собаки для этого требуются? — продолжал интересоваться начальник колонии.

— Раньше такая селекция могла занимать по времени пять-семь лет, а сейчас достаточно от года до трех, — откровенничал Тоцкий, — но думаю, что я успею быстрее. А породы для такого отбора подойдут волкообразные — овчарки. Они между собой генетически родственные.

— А лаять они будут?

— С волчьим подвывом, — рассмеялся ветеринар.

Он видел, какой интерес к его рассказу разгорелся в глазах Шторма, но и предположить не мог, с чем это связано.

— А до этого вы не пробовали заниматься разведением таких пород, Станислав Григорьевич? — продолжал любопытствовать полковник.

— Ну а как же?! Каждый уважающий себя селекционер мечтает вывести какую-то необыкновенную породу собак, но у меня, Алексей Николаевич, к сожалению, из этого пока ничего не выходит! Выведенные мною породы пока только по-волчьи воют, но наклонности у них далеко не охотничьи, — с сожалением протянул ветеринар.

Тут он заметил, как из-за спины Шторма ему делает знаки Камил, чтобы он держал рот на замке. Он осекся и замолчал. Выбрав щенка из вольеры от оставшегося помета, Тоцкий осторожно передал его в руки полковника.

— Содержательную же беседу вы со мной провели, — разглядывая симпатичную мордашку щенка, высказался тот. — Теперь-то я точно знаю, что недооценивал вас… Спасибо за щенка. Если возникнут какие-нибудь вопросы в связи с его воспитанием, я обязательно обращусь к вам за помощью, Станислав Григорьевич. Надеюсь, не откажете? — спросил Шторм, окончательно придя в себя.

— Буду только рад! — вежливо ответил Тоцкий.

Возвращаясь по коридору к выходу из питомника, полковник машинально повернул голову к клетке, где находились немецкие овчарки, и, как ему показалось, уже ни у одной из них на шерсти не было белых пятен. Проходя мимо мастерской Топкого, он также заглянул в распахнутую дверь и увидел там стоявшую посреди комнаты могучую фигуру медведя, которая запечатлелась у него в голове, как стоп-кадр из кинофильма.

* * *

Проводив взглядом полковника, ветврач задумчиво посмотрел на Камила и удивленно пробормотал:

— Тебе ничего не показалось, Камил?

— Что именно?

— Что Шторм вел себя как-то странно.

Камил пожал плечами и недовольно буркнул:

— Тебе, Станислав, поменьше трепаться надо. Я показываю, показываю тебе, чтобы ты заткнулся, а тебя понесло! Не хотел я тебе говорить, но, видать, придется, — замялся Камил. — Сегодня ночью мне Ловчий приказал твоих собак взять, чтобы Шторма попугать, если тот будет несговорчив или еще что.

— Почему ты мне сразу не сказал?! — вытаращив глаза на Камила, заорал ветврач. — Я ведь предупреждал, чтобы ты ставил меня в известность.

— Когда бы я, интересно, тебе сказал? — в свою очередь, взорвался Камил. — Ты сначала дрыхнешь до обеда, а потом… Сколько я тебе знаками показывал, чтобы ты язык за зубами держал, так нет же!.. Все надо выложить!..

Смотри, какой он грамотный животновод! — кипел помощник. — Конечно, Шторм не дурак и догадался обо всем!..

— Он видел вчера вечером собак? — упавшим голосом спросил Тонкий.

— Не только видел, но и шкуру свою от них спасал!.. Кстати, мне показалось, что он мой голос узнал, — немного поостыв, добавил Камил.

— Твой голос?

— Да! Мы вчера завязали ему глаза, ну, я под это дело дал ему пару затрещин в соответствующем словесном оформлении!

— Идиот! — процедил сквозь зубы ветеринар.

— Не сдержался, — согласился Камил. — А ты тоже не лучше меня.

— Почему вы с Ловчим вчера мне ничего не сказали про собак?

— Потому что мы знали, что ты не дашь их, — просто объяснил Камил. — Из-за того, что ты наэкспериментировал с ними в поселке, теперь сам дрожишь как осиновый лист. А вчера была отличная погода, снег! Мы погрузили собак в машину. А за ночь буран сделал свое дело, и никаких следов в поселке!..

— Ты видел, Камил, как Шторм стоял возле вольеры и разглядывал их? — испуганно спросил его ветеринар.

— Видел. Я сразу понял, что он догадается, ведь у них еще не вся шерсть выгорела.

— Что теперь будем делать?

— Не знаю. Ждать, — твердо сказал Камил. — Даже если он и догадался, ему все равно ничего не доказать.

— Ловчий велел мне сегодня проследить за ним, как он поедет домой: с охраной или без нее.

— Вот если до вечера он не придет сюда с нарядом и не арестует нас, то можно считать, что все его подозрения умерли, — уверенно сказал помощник. — Ведь он понимает, что их к делу не пришьешь, их доказать надо! К тому же он неглупый человек и после вчерашнего разговора с Ловчим прекрасно понимает, что мы с ним связаны. Но и это ему надо будет доказать! А пока, я думаю, он больше озабочен тем, как обезопасить себя и свою семью.

Камил не ошибался в своем предположении. Шторм, сидя за столом в кабинете, играл со щенком и обдумывал сложившуюся ситуацию. Безусловно, голос Камила он узнал, но то, что на его глазах произошло с собаками, сейчас воспринимал как мираж. «Мало ли что мне могло померещиться! — думал он. — И еще надо бы допросить Золотого… Но из этого матерого вора и слова не вышибить!» Вспомнив мастерскую Тоцкого, полковник негромко пробубнил, обращаясь к щенку:

— Твой бывший хозяин имеет не только голову на плечах, но и золотые руки. Вон какие чучела делает — их любой музей с радостью купит.

«Интересно, сколько же ему платят за такую работу?» — внезапно подумал он, вспомнив огромное чучело медведя. И вдруг его словно ударило током: в таком чучеле только побег устраивать. И главное — никто не догадается!

— Тьфу ты, черт! — испуганно выругался он, отмахиваясь от своих мыслей. — И придет же такая ахинея в голову!..

Но эта идея засела занозой в голове, от нее уже нельзя было избавиться. Он решил вечером снова зайти в питомник Тоцкого.

В конце рабочего дня, когда все офицеры и служащие покинули ДПНК, начальник колонии, засунув за пазуху щенка, вышел из зоны и направился к кинологическому питомнику. Погода была морозная, и легкий ветерок, забираясь под одежду, неприятно знобил тело. Служебную машину он решил не отпускать. Еще издали в сгущающихся сумерках начальник лагеря увидел маячившую неподалеку от питомника фигуру Камила. Теперь сомнения его рассеялись: вспомнив вчерашнюю фигуру человека на углу дома, к которой шли волки, он мог с полной уверенностью сказать, что это был помощник ветеринара. При приближении к Камилу Шторм вдруг увидел, как тот резко повернулся и исчез среди множества пристроек питомника. Нехорошее предчувствие заставило полковника остановиться: он понял, что за ним следят. Потоптавшись в сомнении на месте, он решил все-таки не отступать от намеченного пути и нетвердым шагом направился к питомнику. Уже у двери он осмотрелся по сторонам: нет ли кого, кто мог бы его видеть? И несмело нажал на кнопку вызова. Дверь открылась через полминуты, и на пороге появился Тоцкий.

Увидев перед собой полковника, он не смог скрыть удивления:

— Вы что-то здесь оставили, Алексей Николаевич?

— Забыл спросить вас, Станислав Григорьевич, чем кормить это создание? — показал начальник лагеря на щенка. — Сами вы мне этого не сказали. И вообще, я хотел с вами поговорить, — делая большие паузы между словами, закончил он.

Тоцкий, немного помявшись, раскрыл перед ним дверь, пропуская в помещение.

И на этот раз ветеринар провел начальника колонии в мастерскую. Пока тот снова разглядывал фигуры животных, Тоцкий заварил чай и пригласил гостя к столу. За столом волнение полковника возросло, и это не укрылось от проницательных глаз хозяина. Он понимал, что Шторм догадывается о причастности его и Камила к вчерашним событиям, но начальник колонии пришел к нему без наряда и, по всему видно, не собирался его арестовывать. Тоцкому стало ясно, что полковник явился совсем по другому поводу, а плохо скрываемое волнение не давало ему начать разговор.

— Вы, Алексей Николаевич, пришли ко мне поговорить о том, что с вами случилось вчера? — внезапно спросил ветеринар, поняв, что бояться нечего и надо идти напрямик.

Шторм вздрогнул и, звякнув чашкой, поднял на хозяина испуганные глаза.

— Откуда вы знаете?

— Откуда вы узнали, что со мной об этом можно поговорить? — в свою очередь, спросил Тоцкий.

Полковник неуверенно пожал плечами.

— Тогда сделаем так, — процедил сквозь зубы ветеринар, — вы мне говорите, что вас ко мне привело и как вы догадались, а я рассказываю вам о том, как догадался о ваших намерениях!..

— Намерениях? — как эхо повторил Шторм.

— Намерениях.

Тоцкий видел, как по телу начальника колонии прошла судорога, но он терпеливо продолжал пить чай, зная, что гость в конце концов заговорит.

— Я вас слушаю, — на всякий случай подстегнул он его.

— Я узнал по голосу Камила, — коротко ответил тот, — и видел из окна дома, как к нему шли волки.

Глаза ветврача на мгновение сделались стеклянными, и, отхлебнув из чашки, он сказал не менее коротко, чем полковник:

— Мне известно все, о чем с вами говорили те люди, которые так неаккуратно затащили вас в машину, Алексей Николаевич. Позвольте узнать, что вы собираетесь делать?

Но Шторм, не зная, что ответить, промолчал. Он находился в полном замешательстве и начинал уже проклинать себя за необдуманный приход к Тоцкому.

— Сейчас трудное время, Алексей Николаевич, — заговорил ветеринар, видя растерянность начальника колонии, — и вам представляется возможность заработать неплохие деньги.

Отказ же ваш может повлечь за собой неприятные для вас и вашей семьи последствия. Вы поднимаете, о чем я говорю?

Шторм кивнул головой.

— Так что мне передать вашим вчерашним знакомым, Алексей Николаевич? — ненавязчиво спросил ветврач.

— А какую сумму они мне могут предложить за организацию побега?

У Тоцкого веки сузились так, что глаза превратились в две маленькие щелочки.

— Немалую, — тихо ответил он. — Вам хватит и на дом, и на машину, и на всю оставшуюся жизнь. Могу я это понимать так, что вы согласны?

Полковник опять кивнул головой, и у Тонкого вырвался вздох облегчения.

— Только я хочу, Станислав Григорьевич, чтобы связь с теми людьми осуществлялась через вас, — поторопился сказать гость. — Я не хочу, чтобы меня застукали с ними, когда…

— Ну, это само собой! — перебил его врач. — Да!.. Алексей Николаевич, может быть, у вас уже есть кое-какие соображения, как помочь Золотому?..

— Ага, — и, запнувшись, Шторм показал на чучело медведя.

— Что? — не понял Тоцкий.

— Медведь. В чучеле вывезти Золотого из зоны, — запинаясь, сказал полковник.

У хозяина от удивления отвисла челюсть. Он несколько раз переводил взгляд со своего гостя на чучело медведя и обратно. Ему и в голову не могло прийти такое. Наконец, оправившись от изумления, ветеринар спросил:

— А как вы это себе представляете, Алексей Николаевич?

— Над этим еще надо подумать, — приобретая уверенность, ответил Шторм. — Вообще, я предполагал, что вы мне будто бы подарите медведя, а я его установил бы в клубе, в красном уголке. Ну, а дальше, как сложатся обстоятельства, — не желая забегать вперед, закончил полковник.

— Интересная идея, — заметил Тоцкий.

Ему пришло в голову, что он зря запаниковал, когда узнал, что Ловчий втянул к это дело начальника колонии. «Если так складываются обстоятельства, то это даже лучше, — думал он. — Шторм связь с Ловчим будет осуществлять через меня. Медведь мой!.. А это значит, что любую идею, выдвинутую им, я смогу выдать за свою». Размышляя над этим, он заметно повеселел.

— Жизнь диктует нам свои условия, Алексей Николаевич! — стараясь придать голосу оптимизм, сказал он. — Иногда приходится жертвовать служебным положением, чтобы спасти жизнь своим близким и уцелеть самому в этих суровых условиях!.. Постарайтесь поменьше думать о негативной стороне этого дела и побольше о том, как оно закончится и какое удовлетворение ждет вас в материальном эквиваленте! Я сегодня же поставлю в известность людей Золотого и завтра сообщу вам сумму вознаграждения за вашу помощь!..

Тоцкий, проработавший почти с самого рождения с животными, обладал прекрасным психологическим чутьем и, видя в глазах полковника неуверенность, говорил не останавливаясь, чтобы окончательно развеять его сомнения в успехе намеченного предприятия. Исчерпав весь словарный запас, ветеринар сделал вид, что у него много работы, и, поднявшись из-за стола, заторопился к вольерам.

— Вы уж меня извините, Алексей Николаевич, — сказал он, — время позднее, и боюсь, что не успею прививки до конца всем своим подопечным сделать. Жена меня и так постоянно бранит за то, что я так поздно домой возвращаюсь!..

Шторм, поняв намек хозяина, грузно поднялся из-за стола и, попрощавшись, медленно направился к выходу из питомника.


Глава 6


Возвращаясь к служебной машине, полковник заметил, что Камил, вновь появившийся из какой-то подворотни, провожает его взглядом. Слежка неприятно защекотала его нервы.

«Хотя как ты хотел? — задал он себе вопрос. — Теперь они будут следить за каждым твоим шагом. Может быть, и мне так поступить?» — подумал он, но отогнал от себя эту мысль, понимая, что, как только бандиты заподозрят его в этом, ему несдобровать. «А может быть, обратиться в прокуратуру к Смольникову? — снова подумал он. — Ведь еще пока не поздно. У меня будет тесная связь с Тоцким, а Смольников установит наблюдение за ним. Рано или поздно клетка захлопнется и для него, и для всех, кто с ним связан». Но через мгновение он рассудил, что в таком случае лишится вознаграждения.

«А ведь при умелой постановке дела можно не только получить крупный выкуп за Золотого, но и со временем надеть на всех кандалы, — соображал он на ходу. — Надо как можно лучше все обдумать».

Думал Шторм недолго. Уже на следующее утро он знал, что делать. Собрав в своем кабинете оперативников, он приказал им найти для него хорошую кандидатуру негласного сотрудника из числа военнослужащих.

— Ко мне поступила информация о том, что в зоне заключенными готовится акция протеста, — пояснил он причину экстренного собрания, — и мне нужен негласный сотрудник для сбора более подробной информации, желательно из числа солдат срочной службы.

Оперативников такая просьба застала врасплох.

— Но ведь вы, Алексей Николаевич, прекрасно знаете, что такое невозможно: солдаты несут только охранную службу, и мы не имеем права.

— Я это знаю не хуже вас, — оборвал оперативника Шторм, — но других людей, которых заключенные не знали бы в лицо, у нас нет! Из числа же стукачей и наседок мы подобрать нужные кандидатуры не можем, среди них есть такие, кто готов служить и вашим и нашим. И о наших планах будут знать все заключенные колонии, — твердо заявил он.

— По этому вопросу надо говорить с командиром части, а не с нами, — подал голос тот же оперативник.

— Вот вы, Каравайцев, и поговорите с ним, — произнес Шторм. — Подберите нужную кандидатуру. Желательно, чтобы у этого солдата не было родителей: в случае его провала меньше ответственности. Все понятно?

— Так точно!

— Вечером жду от вас результатов. Если возникнет что-то непредвиденное, я весь день буду у себя, и по всем вопросам немедленно ко мне!.. Всем остальным провести разъяснительную профилактику по отрядам, — обратился он к собравшимся.

После ухода оперативников Шторм еще некоторое время обдумывал детали разговора с будущим негласным сотрудником, но, вспомнив о том, что ему доложил дежурный по ДПНК о Золотом, он накинул на плечи шинель и отправился в штрафной изолятор, куда вора в законе перевели из ПКТ за нападение на контролера.

* * *

Покормив, как обычно, по дороге Цезаря и Агату, Тоцкий заспешил домой. Ему не терпелось известить Ловчего о хорошей новости, и он боялся не успеть до визита вора в законе.

Однако его опасения оказались напрасными:

Ловчий в этот вечер не появился, не было его и на следующий день, так что Тоцкому пришлось избегать встречи со Штормом, чтобы не вызвать у него нежелательных подозрений по поводу платы за побег Золотого. Лишь на третьи сутки поздно ночью Ловчий появился в доме ветеринара, и взволнованный хозяин накинулся на него.

— Где тебя черти носят?! — спросил он, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Сам толкаешь меня в такую авантюру и пропадаешь черт знает где! Теперь каждый день дорог!.. Ты хоть знаешь, как сейчас события разворачиваются?!

— Вижу, у тебя есть новости, — усмехнулся Ловчий.

— Да еще какие! — воскликнул Тоцкий.

— Выкладывай.

Выдержав небольшую паузу, ветеринар радостно начал рассказывать о событиях трехдневной давности.

— Не поверишь, Ловчий, но Шторм сам пришел ко мне!

— Сам?! — удивился Ловчий.

— Да! Он узнал голос Камила, когда вы разговаривали с ним в машине. Это он мне потом сказал, когда второй раз пришел.

— Ну, ну!.. — насторожился вор в законе.

— Первый раз он пришел ко мне утром, как будто щенка хотел приобрести. Ходил по питомнику, все вынюхивал. Я сразу понял, что произошло что-то не то, и велел Камилу следить за ним. А вечером Шторм опять пришел.

Я решил сначала, что он арестовать меня пришел, но оказалось, он все хорошо обдумал и решил предложить свои услуги!.. Сказал, что связь с тобой будет поддерживать через меня.

— Ты ему рассказал обо мне? — угрожающе спросил Ловчий.

— Да ты в своем уме?! — испуганно воскликнул Тоцкий. — Он даже не спрашивал про тебя, а я инициативы не проявлял.

— Так как же он узнал про меня?

— Я тебе объяснил уже, что он по голосу Камила узнал! — раздраженно сказал ветеринар. — Наутро пришел в питомник, как я полагаю, убедиться в том, что не ошибся, и понял, что все мы между собой связаны!.. Собак узнал!..

Почему меня об этом не предупредили?! — возмущенно спросил он. — Смотри, Ловчий, твоя беспечность может всем нам боком выйти!

— Да ладно, раскудахтался, — отмахнулся Ловчий. — Ты лучше скажи, какие услуги предлагал Шторм?

— Помощь предлагал за определенную плату, чтобы Золотого освободить!.. Я ему еще позавчера должен был дать ответ, но тебя где-то черти носят!.. Что ему завтра передать?

Ловчий на какое-то время задумался. Столь скорое согласие полковника несколько озадачило его.

— Знаешь, Станислав, не нравится мне, что он так быстро согласился, — сказал он после долгого молчания. — Знаю я их кумовские приемы, хитрые они, собаки! И потом… Почему он не расспросил обо мне?.. Значит, не торопится, боится спугнуть, — сам с собой продолжал рассуждать Ловчий. — Здесь надо все как следует взвесить. Может, через тебя и Камила он думает выйти на всех нас. С работы он возвращался в сопровождении охраны?

— Нет.

Ловчий опять задумался. Через минуту, покачав головой, он тихо пробормотал:

— Странно. Может, он без охраны, чтобы нас не спугнуть. Ведь рано или поздно мы обнаружим себя. А что он предлагает, чтобы освободить Золотого?

— Не он, а я предлагаю, — самоуверенно сказал Тоцкий, — он лишь окажет услугу.

— Какую услугу?.. И почему ты предлагаешь?

— Я говорил тебе, что ты рано вычеркиваешь меня из списка нужных людей, — ухмыльнулся ветврач, — и что я могу кое-что придумать.

— Ну, и что Ты придумал?

— Вывезти Золотого из зоны в чучеле медведя, которое ты мне заказал, — пояснил ветеринар. — А помощь в этом окажет Шторм!

У Ловчего от удивления глаза широко раскрылись.

— А у тебя, Станислав, и вправду голова на месте! — воскликнул он. — И как ты до этого додумался?

— Да я уже давно об этом думал и хотел тебе сказать, — заулыбался врач, — только вот ты меня не хотел слушать. Нападение какое-то придумал на расконвойку и комнату свиданий!

— То была горячка, — сконфуженно стал оправдываться Ловчий, — признаю, не подумал.

— Да, тут ты и в самом деле не подумал, — снисходительно согласился Тоцкий, — а я для тебя придумал вариант без кровопролития.

— А как это все будет выглядеть?

— Проще не бывает, — продолжал самодовольно ухмыляться ветврач. — Чучело медведя мы подарим Шторму, а он его поставит как экспонат в красном уголке клуба. Ну а дальше, я думаю, все будет выглядеть приблизительно так: Золотого выведут из ПКТ либо в санчасть на какие-нибудь прививки, либо в баню, либо начальник сам найдет какую-нибудь причину, чтобы усадить его в чучело медведя, ну а затем он прикажет вынести экспонат из зоны ко мне для какого-нибудь ремонта, предположим, мыши или крысы попортили его…

Ловчий внимательно слушал и старался как можно яснее представить себе все детали предстоящего дела. И чем дальше он слушал, тем больше хмурилось его лицо.

— За идею, Станислав, тебе большое спасибо, — наконец сказал он, — за нее ты получишь свою долю, но меня здесь настораживает одна вещь.

— Какая?

— Быстрое согласие Шторма. Не верится, чтобы человек, проработавший столько лет в сфере охраны лагерей, тем более дослужившийся до такого положения, так скоро согласился помогать тем, кто еще совсем недавно находился у него под присмотром.

— Тогда какого черта ты связался с ним? — недоуменно спросил хозяин.

— Сам не знаю, — пожал плечами Ловчий. — Планируешь так, а на самом деле все происходит по-другому.

— Что-то я ничего не понял, что ты наплел, — растерянно хмыкнул ветеринар. — Выражайся яснее.

— Да просто ощущение риска мне нервы щекочет, вот я, наверное, и совершаю головотяпство!

— Это твое головотяпство, как я уже сказал, тебя точно до добра не доведет! — недовольно буркнул врач. — И себя, и всех нас под «зеленку» подведешь!.. Из прокуратуры мне и так не дают покоя, а тут ты еще со своим головотяпством.

— Ладно, не зуди! — оборвал его Ловчий. — Вытащим из зоны Золотого, получишь свою долю и можешь катиться ко всем чертям!

Зная вспыльчивый характер вора в законе, Тоцкий замолчал, но через мгновение, не выдержав, спросил:

— Ну и что же теперь будем делать?

— Делать? — с иронией в голосе переспросил гость. — А делать, Станислав, мы будем вот что: для начала ты скажешь Шторму, что за его помощь мы ему дадим пятьдесят тысяч долларов — это для того, чтобы он не дергался, а ты отнесешь ему аванс в десять тысяч. Затем ты проследишь за ним, все ли гладко. Я имею в виду, не устроит ли он нам слежки или еще какой-нибудь каверзы: ведь не исключено, что Золотого он усадит в это чучело, а потом на это чучело начнет ловить нас!..

— Думаю, ничего не получится, Виктор, — вставил фразу хозяин.

— Почему?

— Шторм прекрасно знает, что я связан с вами, и обезопасит себя со всех сторон. И уж тем более он постарается законспирировать любую слежку. Уж тебе ли не знать их методы работы, когда ты столько лет провел за колючей проволокой под их опекой?

Ловчий почесал затылок.

— Выходит, нам придется действовать вслепую? — неуверенно спросил он.

— Выходит, так.

Настроение вора в законе заметно упало.

Встав из-за стола, он начал ходить взад-вперед.

— А не подложить ли нам ему свинью? — наконец остановился он посреди комнаты. — Если мы затеяли такую авантюру, то и действовать надо до упора!..

— Как это — «до упора»? — не понял ветврач.

— Допустим, полковник быстро согласился потому, что не знает, сколько нас, и на самом деле боится за жизнь своей семьи, — стал развивать свои мысли Ловчий. — Чтобы вычислить всех нас, он дает согласие и тем самым тянет время!.. Тянет время для того, чтобы мы все себя обнаружили, ведь мы должны встречать Золотого, и полковник это хорошо знает.

— Логично, — согласился Тонкий.

— В таком случае, Станислав, мы поступим по-другому, — понизил голос Ловчий. — Мы Шторму в чучеле медведя подкинем троянского коня!

— В каком смысле? — разинул рот ветеринар.

— Мы набьем его оружием, и пусть он после этого ставит его в красном уголке клуба. Ты же, Станислав, встретишься в лагере с блатными и переговоришь с ними. Желающих выйти на свободу найдется немало, а нам это впоследствии зачтется!..

— Ты, Виктор, хочешь, чтобы они сами… — Тоцкий не смог закончить фразы: слова застряли у него в горле.

— Совершенно верно, Станислав. Оружие будет с глушителями, и блатные сами бесшумно поснимают охрану с вышек и уберут патрульных контролеров с улиц лагеря, а также в ДПНК, штрафном изоляторе и ПКТ! Такого хода, я уверен, полковник от нас не ожидает! — закончил Ловчий, потирая руки. — Ну, как моя идея?!.

Тоцкий весь сжался от ужаса. Он знал непредсказуемость Ловчего и то, что вор в законе ни за что не отступал от намеченных планов, какими бы безрассудными они ни казались.

В очередной раз ветеринар пожалел, что сразу не рассказал о своем замысле с болезнью Золотого. Сейчас он казался таким простым и безобидным по сравнению с тем, что задумал Ловчий.

— Что с тобой, Станислав? Ты не одобряешь моей идеи? — скривил губы тот, увидев его лицо.

— Я не смогу.

— Чего ты не сможешь?

— Я не смогу пойти на такой риск, — пролепетал Тоцкий.

— А тебе и не надо идти ни на какой риск, — опять скривился Ловчий, — тебе лишь надо помочь Шторму установить троянского коня в клубе и переговорить с блатными, которые сами придумают, как достать оружие из чучела медведя.

— Да, но Шторм может догадаться, ведь чучело с оружием весит в десять раз тяжелее! — возразил врач. — И вдруг он захочет посмотреть?..

— Тогда ты сделаешь так, чтобы он не посмотрел! — оборвал его Ловчий.

— Виктор! — сделал последнюю попытку ветеринар. — Может, не стоит? У меня есть еще один вариант…

— Все!.. Я все сказал! — угрожающе заревел вор в законе. — Ты понял меня?!

* * *

Шторм, прежде чем зайти в камеру к Золотому, ознакомился в контролерской с постановлением о его переводе из помещения камерного типа в штрафной изолятор: там говорилось о беспричинной агрессии заключенного по отношению не только к сокамерникам, но и к контролерам. Уяснив себе некоторые детали из прочитанного, полковник приказал дежурному прапорщику сопровождать его камеру.

Золотой встретил Шторма циничной ухмылочкой. Его лицо было разбито до неузнаваемости, обе руки пристегнуты наручниками к отопительной батарее, дыхание было частым и хриплым.

— Что, начальник, пришел полюбоваться, как надо мной твои костоломы поработали? — сиплым голосом спросил Золотой вошедшего в камеру Шторма. — Они мне ребра сломали.

— Тебе что, жить надоело? — перебил его полковник. — На тот свет торопишься?

— Вызовите мне врача, — требовательно прохрипел вор, — ослабьте наручники, у меня уже все руки онемели. Врача мне!

Немного потоптавшись на месте, Шторм обернулся к сопровождавшему его прапорщику и приказал снять с Золотого наручники.

— Это опасно, Алексей Николаевич, — предупредил его контролер, — он бросится на вас!

Мы уже несколько раз освобождали его от наручников, но он все время бросается на нас с кулаками и пытается задушить!

Слушая прапорщика. Золотой истерически расхохотался.

— Боитесь, черви позорные! — заорал он во все горло. — Вы меня и мертвого бояться будете!

— Седых, прекратите истерику! — громко сказал Шторм, перекрывая его смех. — Сейчас вам вызовут врача и дадут успокоительное. Снимите с него наручники, — повторил он свой приказ контролеру.

Но как только заключенный почувствовал, что его руки свободны, он резво вскочил на ноги и залепил начальнику колонии такой увесистый удар в переносицу, что тот вылетел из камеры и приземлился в коридоре штрафного изолятора. Второй удар, который Золотой хотел нанести прапорщику, не достиг своей цели — бывший настороже контролер опередил его ударом дубинки по голове. Дальше на вора обрушился град ударов, и Золотой, потеряв сознание, распластался на полу камеры. Прапорщик снова пристегнул его наручниками к батарее и вышел в коридор, чтобы помочь начальнику колонии подняться с пола. Лицо полковника было залито кровью, шедшей из носа.

Опершись на руку контролера, он поднялся на ноги и заковылял в комнату контролеров, где находился умывальник. Умывшись и приостановив кровь, он уселся на кушетку и потрогал опухавшую переносицу.

— Шустрый, сволочь! — пробормотал он себе под нос.

— Я же говорил вам, Алексей Николаевич, что это опасно, — посетовал прапорщик. — Вообще нам кажется, что он тронулся умом, поэтому мы не снимаем с него наручников.

Шторм поднял глаза на дежурного и несколько мгновений смотрел на него в упор.

— Вы это серьезно?

— Во всяком случае, нам так кажется, — замялся прапорщик. — Со вчерашнего вечера он бросается на сокамерников и на нас, требуя, чтобы мы его убили!

— Вот что, — приказал полковник, — вызовите сюда врача, пусть он его осмотрит и окажет медицинскую помощь.

— Тоцкого сегодня на работе нет: он на больничном, — ответил прапорщик.

Это известие вызвало у Шторма небольшое смятение.

— Ну, тогда привезите из поселковой больницы врача! — вскипел он. — Что, вы не знаете своих обязанностей? Вам надо о них напоминать?

Встав с кушетки, он швырнул окровавленный платок в урну и направился к выходу из изолятора. Перед дверью он обернулся и сказал:

— Если врач посчитает нужным, то переведите Золотого в санчасть и выставьте возле него дежурного.

Вернувшись к себе в кабинет, он долго анализировал события последних суток, но к определенному выводу так и не пришел. Неожиданное известие о болезни Тоцкого повергло его в смятение, поскольку вечером должна была состояться очередная встреча с ним. Правда, немного поразмыслив, полковник пришел к выводу, что это обстоятельство ему даже на руку: у него появилось время еще раз все как следует обдумать.

Вечером к нему в кабинет пришел Каравайцев и доложил о проведенной работе по подбору негласного сотрудника.

— Есть один паренек без роду без племени, Алексей Николаевич. — Оперативник положил на стол перед начальником папку с личным делом солдата. — Он согласен поработать на нас, но у него есть кое-какие условия.

— Какие?

— Он хочет, чтобы, после того как он выполнит наше задание, мы написали ему рекомендацию для поступления в Московскую академию Федеральной службы безопасности. Мечтает поступить на отделение контрразведки!..

— Романтик, — усмехнулся Шторм. — Что же, такие люди всегда нужны. Подготовьте для него необходимые рекомендации и принесите мне на подпись, — приказал он Каравайцеву. — И пригласите его ко мне.

— А он здесь, Алексей Николаевич, ждет в коридоре.

— Ну так зовите его!..

Каравайцев вышел в коридор и через несколько секунд вернулся с высоким сухощавым солдатиком. Вид будущего негласного сотрудника немного разочаровал Шторма. Лицо парня было настолько юное и розовощекое, что трудно было себе представить, как оно впишется в круг грубых бандитских физиономий.

Предложив ему сесть, Шторм улыбнулся:

— Значит, зовут вас?..

— Светлов Андрей Викторович, — представился парень, видя, что начальник колонии открыл папку с его личным делом.

— Прекрасно, Андрей!.. Значит, хотите поступить в академию Федеральной службы безопасности?

— Так точно! — отчеканил солдат.

— Прекрасно.

На минуту полковник задумался, снова разглядывая парня. Он заметил, что Каравайцев, сидевший позади солдата, смотрит на него неодобрительно, с сожалением.

— А вы представляете, для чего вас вызвали и какое задание вам предстоит выполнить?

Солдат суетливо обернулся назад и, бросив взгляд на Каравайцева, робко ответил:

— В общих чертах мне объяснили, а конкретно не знаю, что мне предстоит сделать.

— Вам, Андрей, предстоит очень опасная работа, — тяжело вздохнул Шторм, — связанная с огромным риском, но если вы ее выполните, то можете считать себя на пятьдесят процентов студентом академии!

Каравайцев неодобрительно хмыкнул.

— Снимите с себя одежду, — не обращая внимания на оперативника, предложил солдату Шторм, — и скажите: вы знакомы с жаргоном заключенных?

— А как же! — ответил Светлов, раздеваясь. — Кто же его здесь не знает? Любой черпак, отслужив год в охране зоны, может говорить на нем с любым зеком!

— Прекрасно. Тогда скажите, Андрей, как уголовники называют наемного убийцу?.. Это я для проверки, — добавил полковник.

— Гладиатор или торпеда! — без запинки ответил солдат.

— А проститутка?

— Бикса.

— Кровать?

— Шконка.

— Лампочка освещения?

— Балдоха.

Слыша, как легко отвечает солдат, Шторм удовлетворенно улыбнулся. Тем временем парнишка скинул с себя одежду и остался в одних трусах. Увидев белоснежную кожу солдата, полковник нахмурился.

— Знаете, Андрей, почему я вас попросил раздеться? — не зная, как приступить к деликатной теме, спросил он.

— Нет, — пожал плечами удивленный парень.

— Видите ли, вам придется некоторое время пожить среди заключенных — таково наше задание.

— Это я понял.

— Хорошо, что вы поняли. Так вот, с таким чистым телом, как у вас, находиться среди заключенных небезопасно. Ясно, что я имею в виду?

Наивный паренек отрицательно покачал головой.

— Мне надо испачкаться? — по-детски спросил он.

— Нет, что вы, Андрей! — непроизвольно прыснул от смеха Шторм. — Чистое тело в плане гигиены, напротив, является одним из показателей высокой нравственности у заключенных, так что здесь вы можете быть спокойны за себя! Я имею в виду совсем другое: на вашем теле нет ни единой татуировки, а такое явление среди заключенных строгого режима крайне редко, — как можно мягче пояснил Шторм. — Я хочу спросить вас, Андрей: готовы вы ради серьезного дела пожертвовать несколькими участками кожи на своем теле для нанесения татуировок? Только поймите меня правильно: я хочу снизить степень риска в вашей предстоящей работе. Все должно выглядеть натурально, чтобы не вызвать подозрений у заключенных.

— Я согласен! — не задумываясь, ответил солдат.

Полковник, видя безрассудную готовность парня броситься в омут головой, усмехнулся.

Он знал, с какой гордостью тот будет рассказывать сослуживцам о том, что руководство исправительно-трудовой колонии именно его выбрало для выполнения специального задания в среде опасных заключенных. Но если бы этот юный солдат Светлов, желающий, отучившись в академии, послужить Отечеству, знал, что ни одного абитуриента с разрисованной татуировками кожей туда не принимают, то не дал бы так необдуманно своего согласия.

— Я очень рад, что вы готовы помочь нам, — мягко улыбаясь, сказал полковник. — Сегодня вы можете отдыхать, а завтра с утра мы займемся вашим телом и начнем проводить инструктаж, как вы должны вести себя в той или иной обстановке, знакомить с законами и понятиями уголовного мира. В этом нам поможет капитан Каравайцев Вячеслав Иннокентьевич, — показал он на сидевшего в конце длинного стола оперативника.

После ухода солдата Каравайцев, все время хранивший молчание, неожиданно взорвался:

— Алексей Николаевич, вы отдаете себе отчет в том, что вы задумали?! Ведь вы посылаете этого мальчика к матерым волкам, они по одному его дыханию вычислят, кто он, откуда и кто его послал!..

— Успокойтесь, товарищ капитан! — резко оборвал оперативника Шторм. — Я проработал в этой системе больше вашего и знаю, что делаю!.. А вы бы лучше приступили к составлению плана подготовки этого парня!

— Для составления плана мне необходимо знать конкретную цель задания и группу лиц, которые будут его окружать, когда выпустим его в зону, — так же резко отреагировал Каравайцев. — А пока я знаю только с ваших слов, что заключенными готовится акция протеста.

Даже какого именно, вы не сказали.

— Вот это и предстоит ему узнать, — Спокойно ответил начальник колонии. — И постарайтесь больше не пререкаться с начальством, Вячеслав Иннокентьевич, а выполнять свою работу оперативника.

— Неужели мало стукачей и наседок, от которых мы и так получаем достаточно информации о том, что делается в среде заключенных? — посетовал Каравайцев, поднимаясь из-за стола и направляясь к выходу из кабинета.

Прежде чем он вышел, за его спиной раздался наставительный голос начальника колонии:

— Вы, Вячеслав Иннокентьевич, забыли одну воровскую поговорку заключенных, что козел козлу — рознь, но даже и они в голодный год сбиваются в стадо. Неужели вы думаете, что если в колонии готовится бунт, то мы получим исчерпывающую информацию от деградированных стукачей, которые за пайку хлеба готовы и мать родную продать?! Не забывайте, что сейчас начинает пахнуть кровью, и никто из этих козлов, опасаясь за собственную шкуру, не проявит инициативы и не придет к нам рассказать о намерениях заключенных!.. В этом нам сможет помочь только не принадлежащий к их среде человек, именно такой, как этот Светлов.

Каравайцев ничего не ответил Шторму и, лишь проглотив слюну, покинул его кабинет.


Глава 7


Смольников, обдумав предположение Тоцкого, что в поселке и его окрестностях промышляет росомаха, приказал экспертам еще раз проверить клок шерсти, обнаруженный в руке одного из убитых.

Разложив перед собой на столб фотографии жертв, он в очередной раз рассматривал их, пытаясь представить себе животное, совершившее такие убийства. Следователь понимал — зверя нельзя упрекнуть в том, что он хочет есть и ищет себе пропитание, но многое ему казалось странным. Прежде всего то, что голова и конечности жертв изъедены, а также выедены внутренности. Складывалось впечатление, будто животное умышленно делает так, чтобы жертва не была опознана. Не менее важным обстоятельством было то, что ни у одного из убитых в карманах не был обнаружен хоть какой-то документ, подтверждающий личность погибшего. Даже личности четырех жителей поселка патологоанатомы с трудом установили по медицинским картам, находящимся в сельской больнице. Каждый из них в свое время получил травмы, переломы, по которым и было проведено окончательное установление личностей, правда, родственники опознали убитых и по одежде.

В дверь постучали, и Смольников оторвался от своих мыслей. В кабинет вошел капитан Крюков, держа в руках папку, в какой он обычно носил важные документы.

— Чем-то хотите меня порадовать, Николай Афанасьевич? — показывая на папку, спросил Смольников.

— Да, есть кое-что!

— Установили личности остальных погибших?!

— Вас трудно чем-то удивить, Петр Алексеевич, — разочарованно сказал Крюков. — Не всех погибших, а всего лишь двух.

— И это уже кое-что! Давайте сюда, посмотрим.

Взяв из рук Крюкова папку, Смольников положил ее на стол и, раскрыв, стал внимательно изучать документы с результатами проведенной экспертизы.

— Эксперты взяли участки уцелевшей кожи с нанесенными на них татуировками с двух убитых. Точнее, сфотографировали, — поправился Крюков. — И я решил сразу проверить их через оперативников колонии. Они ведь перед освобождением каждого заключенного составляют подробный акт осмотра татуировок, а особо яркие фотографируют. Вот я и решил проверить, не освобождался ли кто из зоны с такими рисунками? Вот их фотографии, — вытащил Крюков из вороха бумаг две фотографии, — на обратной стороне их имена и фамилии.

— Кто родственники?.. Круг знакомств ты уже очертил? — разглядывая угловатые физиономии бывших заключенных, спросил Смольников. — Чем они занимались в последнее время?

— Родственников немного, сейчас пытаемся установить с ними связь, а вот круг знакомств уже немного обозначился!

— Кто же они?.. Откуда?.. Род занятий?..

— Оба убитых были приближенными вора в законе Седых Антона Владимировича по кличке Золотой, — ответил Крюков. — В данное время Седых отбывает срок в этой же колонии.

И вот еще одно сообщение, Петр Алексеевич, — показал он на фирменный бланк. — Это результаты повторной экспертизы шерсти, обнаруженной в руке одного из убитых. Оказывается, она не совсем волчья.

— Да ну?! — разинул рот Смольников.

— Вот вам и «ну»! Я сначала сам был обескуражен не меньше вашего. Оказывается, наши эксперты не могут точно установить, какому животному она принадлежит.

— Чего же они нам тогда голову морочат?! — возмутился Смольников.

— Не горячитесь, Петр Алексеевич, — одернул его Крюков. — Дело в том, что, перед тем как проводили первую экспертизу, шерсть была светло-серой по цвету, и проведение примитивного лабораторного анализа, как утверждают эксперты, показало, что она волчья.

— А сейчас что же?!

— А сейчас — вы сами можете в этом убедиться в лаборатории у экспертов — шерсть стала абсолютно черной, и при повторной экспертизе оказалось, что она принадлежит либо гибриду волка и собаки, либо еще какому-то животному. Но это уже сможет установить только областная лаборатория!

У Смольникова от удивления вытянулось лицо. Он еще несколько раз прочитал результаты экспертизы и лишь затем, откинувшись на спинку стула, тяжело вздохнул:

— Неужели Тоцкий прав?

— Что вы сказали, Петр Алексеевич? — переспросил Крюков.

— Да так, ничего, — махнул рукой Смольников. — А когда будут готовы результаты экспертизы в областной лаборатории?

Крюков пожал плечами:

— Это одному богу известно, Петр Алексеевич. Пока материалы дойдут до Иркутска, пока обратно, там еще должны сделать тщательный анализ на цветовой пигмент шерсти. Наши эксперты говорят, что они не сталкивались с таким явлением, чтобы за такой короткий срок волос мог поменять свой цвет.

— За такой короткий срок? — удивился Смольников. — Что, такое явление на самом деле существует?

— Эксперты объяснили мне, что у некоторых животных, например, овец, если шерсть остричь и не пустить в дело и не обработать, то в течение нескольких лет ее цвет может измениться. Измениться, но незначительно, — добавил капитан.

— Незначительно, говорите?! И в течение нескольких лет?!

— Да.

— А в нашем случае она поменяла свой цвет за несколько дней, я правильно понял?

Крюков утвердительно кивнул.

— Это уже становится интересно, — потер Смольников лоб ладонью, — просто мистика какая-то, вы не находите, Николай Афанасьевич?

Крюков опять молча пожал плечами.

— Ну да ладно, — закрывая папку, вздохнул Смольников, — подождем результатов экспертизы, а уж потом будем делать выводы.

* * *

После разговора с Ловчим Тоцкий чувствовал себя отвратительно. У него не укладывалось в голове, как можно осуществить его безрассудную затею, больше похожую на запланированное самоубийство.

В конце концов он успокоился тем, что ему в этом деле отведена не такая уж и большая роль — встретиться в зоне с воровскими авторитетами и рассказать им о замысле Ловчего.

Что же касается чучела медведя, в котором планировалось перенести в зону оружие, то тут придется что-нибудь придумать.

Утром, миновав питомник, ветврач прямиком направился к проходной и, пройдя проверку, пошел к начальнику колонии. Полковника на месте не оказалось, он опаздывал, и Тоцкий решил, не теряя времени, отправиться в санчасть, где за несколько дней его отсутствия набралось достаточно больных. На пороге его встретил санитар из заключенных и доложил об их количестве. Услышав фамилию Седых, врач вздрогнул.

— Как, он здесь? — вырвалось у него.

— Да, и в тяжелом состоянии, — ответил санитар.

Не откладывая ни секунды, Тоцкий переоделся и пошел по палатам делать обход. Осмотрев всех больных, он дал указания санитарам и лишь потом посетил Золотого. Возле кровати вора в законе сидел дежурный прапорщик, а сам Золотой был прикован к ней наручниками и равнодушно взирал на окружающий мир. Палата была рассчитана на одного человека, поэтому посторонних больных в ней не было. Прочитав в больничной карте заключение врача, специально вызванного в его отсутствие из поселковой больницы, о травмах Золотого, Тоцкий попросил дежурного прапорщика покинуть палату и оставить его наедине с больным;

— Вот это хорошо! — обрадовался прапорщик. — Я хоть покурить схожу, а то как проклятый привязан к одному месту!.

После его ухода Тоцкий пристально посмотрел в глаза вора в законе. В них чувствовалось полное безразличие к жизни, и создавалось впечатление, что он вовсе не видит. Не зная, с чего начать, ветврач стал мучительно подыскивать слова, но Золотой вдруг заговорил сам.

— Что нового, костолом? — едва слышно сказал он.

— Есть неплохие новости, — отозвался Тоцкий, — только вот не знаю, стоит ли о них говорить, когда ты в таком состоянии.

— Говори, — потребовал вор, — сейчас только хорошие новости и смогут помочь мне. Послушал же я тебя на свою голову! Ведь всего меня переломали! Что теперь дальше-то мне делать?

Чувствуя некоторую вину за то, что случилось с Золотым, врач отвел взгляд. Видя состояние вора, он не решался начать разговор.

— Ты чего замолчал, Станислав? — снова требовательно спросил Золотой.

— Я?.. Нет, ничего, — растерянно пробормотал ветврач.

Внезапно он подумал, что события складываются не так уж и плохо. Главное, не он вытащил Золотого из ПКТ в санчасть. Это сделал за него сам Шторм. «Значит, в случае провала часть подозрений с меня автоматически снимается, — радостно пронеслось у него в голове. — А такие травмы, как у Золотого, позволят не торопиться с осуществлением безумного плана Ловчего и подготовиться как следует».

— Нет, я не замолчал, Золотой, — обретая хорошее настроение, повторил он, — просто мне показалось, что в коридоре кто-то стоит и подслушивает.

— Да нет там никого, — небрежно бросил вор. — Выкладывай скорее, что там у тебя, а то сейчас дежурный вернется.

Кашлянув в кулак, Тоцкий улыбнулся:

— Планы немного меняются, Антон! Мы с Ловчим посовещались и решили переиграть с твоим побегом.

— Не понял! Как переиграть?!

— Сейчас представилась возможность бежать не тебе одному. На днях в зону будет занесено оружие, и с его помощью, разумеется, когда ты выздоровеешь, смогут бежать еще желающие…

— Тьфу ты! — вырвалось у Золотого. — Так какого черта я тебя слушал?! Для чего мне ребра переломали?

— Это, Антон, надо было для того, чтобы все выглядело натурально, — извлек выгоду из сложившейся ситуации Тоцкий. — Не скажи я тебе тогда про виктимоманию, как бы ты оказался в санчасти? А отсюда осуществить побег куда легче, чем из ПКТ или штрафного изолятора, и ты об этом знаешь не хуже меня, так что остынь и не пори горячку!

— А как оружие будет занесено?

— Об этом я скажу позже, — решил пока не открывать тайны врач. — Сейчас, главное, надо связаться с блатными и узнать, кто из них рискнет на такой шаг. Кого ты рекомендовал бы? — спросил он.

Вор задумался.

— Таких, конечно, найдется немало, — сказал он после небольшой паузы, — но вопрос этот крайне щепетильный, и мне надо самому все как следует обдумать. Ты завтра придешь? — внезапно спросил Золотой.

— Ну а как же! Конечно, приду!

— Тогда сделаем так: чтобы тебе не засветиться на глазах у кумовьев, я сам переговорю с блатными.

— Как ты это сделаешь? — удивился врач. — Ты ведь прикреплен браслетом к кровати, и возле тебя всегда находится дежурный!

— Не всегда. С семи до восьми вечера идет смена дежурства, и возле меня находится только санитар, он-то мне и поможет. А завтра, думаю, к вечеру я уже смогу тебе кое-что сообщить!

— Добро, — кивнул головой Тоцкий. — Завтра так завтра.

В коридоре послышались быстрые шаги дежурного, и врач сделал вид, будто все еще осматривает больного, так что никаких подозрений у прапорщика не возникло, когда он вернулся в палату.

Направляясь из санчасти к Шторму, Тоцкий еще раз подумал, что для него все складывается не так уж плохо. Теперь надо придумать, как разместить оружие во внутренней конструкции чучела, чтобы это не вызвало подозрений у Шторма и у проверяющих солдат контрольно-пропускного пункта, хотя вряд ли они стали бы проверять экспонат, принадлежащий начальнику колонии.

Полковник находился у себя в кабинете.

Войдя, врач сразу обратил внимание на его нахмуренный вид.

— После нашего разговора, Станислав Григорьевич, вы сразу ушли на больничный. Как это понимать? — вместо приветствия спросил Шторм недовольно.

— К сожалению, Алексей Николаевич, болезнь не считается с нами, — мягко ответил Тоцкий. — Вот тут десять тысяч долларов — это аванс! — Он протянул сверток и добавил:

— Остальные пятнадцать получите, когда Золотой окажется на свободе!

Взяв бумажный сверток из рук ветеринара, Шторм быстро спрятал его в карман кителя.

— Я думаю, пересчитывать нет необходимости? — угрюмо спросил он.

— Конечно, нет, — усмехнулся гость. — Выдавая аванс, никто не идет на обман, Алексей Николаевич, пересчитывать вам придется, получив расчет.

— Что это значит? — напрягся Шторм.

— Ничего, просто я констатирую логическую последовательность вещей, только и всего.

— Мне не нравится ваш тон, Станислав Григорьевич.

— А мне ваш, Алексей Николаевич, — парировал ветеринар. — Вместо того чтобы поговорить о деле, вы высказываете свое недовольство относительно больничного!.. А, за эти три дня, к вашему сведению, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сумма вашего вознаграждения составила двадцать пять тысяч.

А могла бы быть намного меньше.

Шторм испытующе посмотрел на Тоцкого, но промолчал. «Сумма по нынешним временам и в самом деле значительная, — подумал он. — Как бы там ни было, врет он или нет, но это лучше, чем ничего. К тому же попозже, я думаю, расстановка сил поменяется».

— Спасибо, Станислав Григорьевич, — сдержанно поблагодарил полковник. — А как условились насчет времени?

— Сейчас Золотой, как вы знаете, благодаря нашим надзирателям, лежит в санчасти, поэтому все равно придется ждать его выздоровления, — ответил Тоцкий. — Да и здесь не совсем подходящее место для такого разговора. Приходите ко мне в питомник, и там мы все как следует обсудим, Алексей Николаевич.

— Когда?

— Можно сегодня после работы, — после недолгого раздумья ответил ветеринар. — Там никто нам не помешает.

— Договорились.


Глава 8


До вечера Тоцкий обдумывал, как приспособить внутреннюю конструкцию чучела для транспортировки оружия. На помощь ему пришел Камил, который всегда принимал участие в его работе таксидермиста и не раз делал рациональные предложения. Как только вечером Шторм переступил порог питомника, ветеринар проводил его в мастерскую и начал объяснять.

— Вот здесь на брюхе, где находится шов, я вошью «молнию» и оклею ее шерстью, чтобы не бросалась в глаза, — показывал он. — Внутрь, чтобы чучело было более тяжелым, мы положим несколько специально сшитых мешков с песком.

— Это еще для чего? — удивился полковник, не выслушав ветеринара до конца.

— Ну а как же, Алексей Николаевич?! — в свою очередь, сделал удивленное лицо Тонкий. — В зону заносить чучело будете не вы, а ваши подопечные прапорщики или солдаты.

— Так! И что?

— То, что вносить они его будут легким, а когда в него сядет Золотой…

— Все понятно, Станислав Григорьевич, дальше можете не продолжать, — перебил его Шторм. — Это вы правильно придумали!.. А вот какую причину мы найдем, чтобы вынести чучело для ремонта? Ведь времени с того момента, как оно будет занесено в зону, пройдет совсем немного?

— И об этом я тоже думал, — не затруднился с ответом Тоцкий. — Надо сделать так, Алексей Николаевич, чтобы кто-нибудь повредил чучело. Ну, например, глаза удалил, ведь ювелиров в лагере предостаточно, и может же кто-нибудь из них соблазниться ценным материалом для своих безделушек!

— Это интересная мысль, — согласился Шторм, — я подумаю, как это лучше сделать.

Больше никаких досадных мелочей с медведем не произойдет? — на всякий случай спросил он.

— Да нет, вроде, — пожал плечами ветврач.

— А когда со мной произведут окончательный расчет?

— Этого я пока сказать не могу.

— Это не разговор, — повысил голос Шторм.

— Я этого сказать не могу не потому, что это какая-то тайна, — поспешил успокоить его Тоцкий, — а потому, что и сам пока не знаю.

— Деньги я должен получить до того, как Золотой покинет пределы лагеря, — жестко объявил полковник и перешел на «ты»:

— Передай это дружкам Золотого! Объясни им, что обман с моей стороны исключен, так как на карту поставлены жизни моей жены и детей, но если… — Он сделал паузу. — В общем, ты понял, что им передать, Станислав Григорьевич.

В противном случае я сделаю так, что ты будешь отвечать за них, а если что-то случится с моей семьей, то ты мне все расскажешь. Это я тебе гарантирую!

Видя решительный настрой начальника колонии, Тоцкий понял, что шутки с ним опасны, и измученно вздохнул.

— Да если бы только от меня все зависело, Алексей Николаевич, ведь я всего лишь маленькое звено в цепочке между вами и людьми Золотого.

— Я думаю, это «звено» получит тоже немалую сумму за свою работу!.. Или уже получил, — понизив голос, добавил Шторм. — В общем, я свое слово сказал, и если мое условие не будет принято, то на дальнейшее развитие дела дружки Золотого могут не рассчитывать! Так и передай им, Станислав Григорьевич! А теперь прощай, — махнул он рукой и, не давая ветеринару опомниться, повернулся и пошел к выходу из питомника.

Тоцкий, ссутулившись и опустив руки, беспомощно смотрел ему вслед.

Позже к нему наведался Ловчий, и ветеринар рассказал ему о своем разговоре с начальником колонии, не забыв упомянуть о жесткости интонации Шторма.

— Он сказал, что на карту поставлена жизнь его семьи, поэтому его условие обжалованию не подлежит, — закончил свой рассказ ветврач. — Что ты на это скажешь, Ловчий?

— Скажу, что мы тоже не меньше ставим на карту, — ухмыляясь, ответил вор в законе. — Но деньги свои он получит, как того хочет, ты его можешь успокоить. Ты лучше скажи, Станислав, как долго Золотой проваляется на больничной койке и как ты думаешь переправить в лагерь оружие?

Тоцкий тряхнул головой при резкой смене разговора и ответил:

— Мы с Камилом решили, что лучше всего это будет сделать в мешках с песком. Я даже Шторму сказал об этом, и он одобрил.

— Ты ему сказал об оружии?!

— Да нет! Ну что ты?! — испуганно заморгал глазами ветеринар. — Я просто объяснил ему, что без мешков чучело будет легким, а когда в него сядет Золотой — тяжелым! Чтобы никто не мог догадаться, что кто-то находится внутри, я предложил ему в чучело забить мешки с песком, когда его будут вносить в лагерь, и, соответственно, мы в песке разместим оружие!

— Да у тебя профессорская голова! — воскликнул Ловчий. — А ты все плакался, что ничего не сможешь придумать!

Тоцкий заулыбался от похвалы.

— А вот Золотой оклемается не раньше чем дней через десять, — сказал он. — В изоляторе его так измордовали, что я его не сразу узнал.

Самая большая беда в том, что у него ребра сломаны, — развел он руками.

— Что же, ничего не поделаешь, придется подождать, — вздохнул вор в законе. — Зато у нас есть время подготовиться к такому важному делу более тщательно. Когда ты сможешь приспособить чучело медведя для того, чтобы его занесли в лагерь? — спросил он.

— Оно уже готово, — ответил ветеринар, — осталось только набить его мешками с песком и оружием.

— Годится! — похлопал его Ловчий по плечу. — Тогда завтра ты и приступишь к этому делу!..

После его ухода Топкий опять долго думал над тем, в какую трясину он попал. Поняв никчемность этого занятия, пошел спать.

* * *

Еще не было семи часов, но дежуривший возле Золотого прапорщик уже вызвал санитара и, усадив его вместо себя, покинул санчасть.

Как только дверь палаты за ним захлопнулась, вор в законе попросил санитара сходить по отрядам и собрать для него блатных.

— Мне необходимо с ними серьезно поговорить. В изолятор грев не доходит, — пояснил он причину их экстренного созыва. — Сумеешь их быстро созвать, я в долгу не останусь. Ты меня знаешь! Бутылка водки тебе обеспечена!

Услышав о такой плате за небольшую услугу, санитар схватил пропуск, позволяющий беспрепятственно ходить по зоне, и бросился из санчасти выполнять просьбу Золотого. Через пятнадцать минут в палате собрались одиннадцать авторитетов из разных отрядов. Выставив санитаров на страже, чтобы не быть застигнутыми врасплох контролерами, они приготовились выслушать Золотого.

— Дело у меня к вам серьезное, ребятки, — начал прикованный к кровати вор в законе, — и не смотрите на меня так из-за того, что я пристегнут наручниками. Скоро их с меня снимут, — усмехнулся он. — Сейчас все зависит от вас… — Золотой сделал паузу и обвел взглядом всех блатных.

— Да ты, Антон, говори прямо, для чего нас собрал, — не выдержал Гриф, здоровенный детина с изуродованным носом, сдвинутым в правую сторону. — Чего сопли жевать, когда здесь все свои.

— Мне надо, чтобы вы правильно поняли мои слова, — проскрипел зубами Золотой.

— Мы люди понятливые, Антоша, — усмехнулся Дрозд, наиболее влиятельный вор после Золотого. — Говори, не стесняйся, мы тебя слушаем.

Проведя языком по опухшим губам, Золотой сообщил:

— Мне с воли малява от Ловчего пришла: помочь он нам хочет в одном очень важном деле.

— Каком? — опять не выдержал секундной паузы Гриф.

— Выйти из лагеря на волю! — отчеканил Золотой.

Все переглянулись между собой.

— Ловчий хочет устроить для нас побег, — продолжал вор в законе, не обращая внимания на удивленные взгляды блатных. — Но прежде он желает, чтобы все мы дали согласие содействовать ему.

— А как он это собирается сделать? — полюбопытствовал Дрозд.

— Сначала я должен получить ваше согласие, — упрямо сказал Золотой. — Если вы «за», то я скажу, каков план его и наших дальнейших действий, если нет, тогда я не вижу смысла в нашем разговоре, и мы расходимся.

— Я «за»! — не задумываясь, прохрипел Дрозд.

— Я тоже «за»! — поспешил за ним Гриф.

Остальные также дали свое согласие.

— Сразу же хочу предупредить, что кому-то из нас, возможно, придется расстаться с жизнью, — сказал Золотой, — так как отсюда придется бежать с помощью оружия.

— В любом случае это лучше, чем гнить здесь, — скривил губы Дрозд. — Тем более что надвигается зима и голодный кипиш в лагере неизбежен! А это наверняка подтолкнет мужичков мстить нам, блатным, за то, что мы их прижимаем.

— А как Ловчий собирается передать нам оружие с воли? — спросил Дрозд.

— Пока не знаю, — ответил Золотой. — В маляве Ловчий ничего об этом не сообщил, так как побоялся, что она может попасть в «левые» руки. Но думаю, скоро мне будет это известно.

— А откуда у тебя такие сведения? — не сдержал любопытства Дрозд, хотя знал, что не получит ответа: никто из воров даже самым близким людям не раскрывает секретов, касающихся связей с волей.

— Сведения у меня от верного человека, — уклончиво сказал Золотой. — Сейчас от вас требуется только молчание. Чтобы никто из ваших гладиаторов не знал о наших планах, пока я не дам команды!

— А как же ты с санчастью? — жестом показал на наручники Гриф. — После выздоровления тебя опять отправят в ПКТ, и тогда как нам действовать дальше?

— В ПКТ меня не отправят, — сухо ответил Золотой.

— Значит, побег будет организован в ближайшие дни?

— Да! В ближайшие пять-десять дней, поэтому всем быть наготове.

Все понимающе закивали головами.

— И вот что еще, — вспомнил Золотой. — Сейчас времени у нас совсем не остается, с минуты на минуту должен прийти дежурный сменщик, так что вы решите без меня, кто будет снимать с вышек часовых, а кто будет брать дежурных в ДПНК, чтобы они не успели подать сигнал взводу охраны. Иначе все сорвется, — устало закончил Золотой. — Теперь расходитесь и ждите моего сигнала!

* * *

Весь следующий день Тоцкий и Камил шили специальные мешки, в которых должно разместиться оружие с песком. Окончили работу они только к полуночи. Ловчий с нетерпением поджидал Тоцкого возле его дома, сидя в машине с набитым различным оружием багажником. Черная «Волга» была приметной для жителей поселка, и он нервничал, к тому же усиливающийся мороз не позволял выключить двигатель, и горючее в баке машины медленно убывало. Больше всего Ловчий боялся гарнизонного патруля, который, невзирая на лютый холод, мог появиться в любую минуту и потребовать предоставить машину для досмотра. Однако опасения вора были напрасны. В связи с последним нападением волков на людей улицы поселка будто вымерли, исчезли и военные, и милицейские патрули.

Тоцкий появился так внезапно, что водитель машины принял его за милиционера и хотел сразу уехать, но его остановил Ловчий.

— Это свои, — хрипло процедил он сквозь зубы и, открыв дверь автомашины, недовольно обратился к Тоцкому:

— Где тебя черти носят?!

Ты не мог явиться еще позже?!

— Не мог, — измученно выдохнул ветеринар, садясь на заднее сиденье машины. — Знал бы ты, сколько нам с Камилом пришлось сегодня тряпок разрезать и сшить!.. Только что закончили! — уже облегченно вздохнул он.

— Ну и как? Что-нибудь вышло? — сменил гнев на милость Ловчий.

Ветеринар неопределенно пожал плечами.

— Песка в достаточном количестве нет, а где его достать в эту пору, ума не приложу, — ответил он, растирая щеки меховой рукавицей. — Придется, Виктор, тебе об этом подумать.

— Где же я его возьму? — раскрыл от удивления глаза вор.

— Не знаю.

Ловчий на мгновение задумался.

— Хорошо, я постараюсь достать, — сказал он. — А оружие куда мне сейчас девать? Весь багажник им набит!

— Известно куда — ко мне в гараж, — успокоил его Тоцкий. — Завтра я сам перевезу его на своей машине в питомник.

У Ловчего вырвался вздох облегчения.

— Только ты, Станислав, с ним поаккуратнее, — на всякий случай предупредил он. — Не хотелось бы, чтобы из-за какой-нибудь нелепой оплошности тебе сплели лапти! Ведь ты нам еще очень нужен, — усмехнувшись, добавил Ловчий.

— Это не в моих интересах, — недовольно буркнул Тоцкий и полез из машины. — Лучше открывайте багажник и выгружайте, пока нас не застукали с этим железом.

К изумлению ветеринара, оружия оказалось очень много. Видя, как выгружаются из багажника мешки, он запротестовал:

— Ловчий, ты куда его столько привез?!

У меня чучело не безразмерное, а здесь столько стволов, что можно целую армию вооружить!

Куда я его спрячу?!

И в самом деле, одних автоматов Калашникова насчитывалось несколько десятков единиц, не считая пистолетов и патронов к ним, которые хранились в отдельном цинковом ящике.

— Я знал, что ты так скажешь, Станислав, — спокойно отреагировал вор на возмущение ветеринара. — Но не стоит волноваться, в чучело медведя ты сложишь только пистолеты с глушителями, а автоматы я привез на всякий случай. Вдруг во время побега возникнет перестрелка, так мы раздадим их тем, кто сможет уже вырваться на волю и у кого не будет оружия.

— Ты хочешь, чтобы я автоматы тоже перевез в питомник?

— Обязательно, Станислав! А по-другому и быть не может! — скорчил язвительную гримасу Ловчий. — Ну-ну, не расстраивайся.

В душе Тоцкого поднялся такой шквал возмущения, что он готов был разорвать на части самоуверенного вора, но он лишь бросил на него взгляд, полный ненависти, который из-за ночной темноты остался незамеченным.


Глава 9


Задолго до рассвета Тоцкий перевез все оружие из гаража в питомник и спрятал его в подсобном помещении мастерской, где хранились забракованные чучела животных. Ближе к обеду приехал «Москвич» — пирожок с песком от Ловчего, и они с Камилом стали заполнять им сшитые мешки и укладывать туда пистолеты с глушителями. К вечеру работа была закончена, и чучело медведя теперь весило не меньше ста пятидесяти килограммов. Убедившись, что все выглядит достаточно хорошо и из шкуры «манекена» нигде ничего не выпирает, ветеринар отправился к Шторму. Рабочий день уже заканчивался, и это радовало Тоцкого: меньше глаз будет видеть, как внесут в зону чучело медведя, а значит, возникнет меньше подозрений, что внутренности его набиты оружием.

Шторм был у себя и встретил ветеринара без особой радости. Он собирался отправиться к Каравайцеву посмотреть, как идет подготовка Светлова.

— Что нового, Станислав Григорьевич? — сухо спросил он, почувствовав, что гость пришел к нему неспроста.

— Все готово, Алексей Николаевич, — не потрудившись поприветствовать своего начальника, так же сухо ответил Тоцкий. — Медведь готов, и его можно выносить.

— А на завтра нельзя оставить?..

— Можно, конечно, но я подумал, что вечер — более удачное время для этого дела, — бесстрастно сказал Тоцкий. — Меньше офицерского состава, меньше глаз. А это значит — меньше вопросов, что и зачем.

— Так-то оно так, — согласился полковник. — Ну хорошо, идите к себе, а я сейчас пришлю к вам трех солдат и буду ждать вас на контрольно-пропускном пункте.

Ветврач незамедлительно вернулся к себе и в оставшееся до приезда солдат время еще раз все как следует проверил. Его лихорадило при мысли, что кто-нибудь сможет что-то заподозрить. Однако опасения его оказались напрасными. Солдатам, тащившим на себе тяжелое чучело медведя, было абсолютно безразлично, что они несут, их заботило лишь, как бы поскорее избавиться от этой ноши. На КПП зоны присутствие Шторма тоже сделало свое дело, и никто из контролеров даже не удосужился осмотреть медведя. «Все пока складывается удачно», — думал Тоцкий и ликовал в душе. Беспрепятственно миновав контрольный пункт досмотра, он и солдаты в сопровождении Шторма и еще двух прапорщиков из охраны прибыли в клуб и установили чучело медведя на заранее приготовленном для него месте. Теперь, как справедливо полагали ветеринар и начальник колонии, можно было считать, что половина дела сделана.

* * *

Попрощавшись с Тоцким, Шторм пошел к Каравайцеву проверить, как идет подготовка Светлова к работе негласного сотрудника среди заключенных лагеря. Зайдя в кабинет старшего инспектора режимной части, где обычно проходил инструктаж новоприбывших военных, он увидел, как один из административных работников с помощью специально переделанной механической бритвы наносил на плечи молодого солдата татуировку. Рисунок представлял собой оскаленную тигриную пасть с перекрещенными под ней кинжалами.

При появлении полковника все встали, приветствуя его.

— Продолжайте работу, — поспешил сказать Шторм. — Как успехи? Каковы новости, Вячеслав Иннокентьевич? — обратился он к явно удрученному Каравайцеву.

— Да как… Идут помаленьку, — пожал плечами оперативник, глядя на кровоточащие раны Светлова. — Сочинили для нашего разведчика историю и согласно ей разрисовываем его тело.

— Какую историю, по какой статье?

— Решили, что лучше будет, если мы его, Алексей Николаевич, выдадим за несовершеннолетнего преступника, осужденного за воровство и разбойное нападение на пять лет общего режима с отбыванием срока наказания в воспитательно-трудовой колонии… — Он запнулся.

— Та-ак, ну продолжайте. Что же вы замолчали?

— Смотрю на вашу реакцию, — чувствуя себя немного неловко, произнес Каравайцев. — Одобряете ли вы такое начало?

— Продолжайте, начало неплохое, — улыбнулся полковник.

— На момент его заключения под стражу ему исполнилось пятнадцать лет, следовательно, отсидел он четыре года, так как сейчас Светлову не исполнилось и двадцати, — неторопливо и четко продолжал Каравайцев.

— Какую кличку вы ему придумали?

— Решили не усложнять ему усвоение и без того многочисленной информации и присвоить кличку, образованную от его фамилии, то есть Светлый, — ответил оперативник. — Такие случаи нередки в среде заключенных, вы знаете, Алексей Николаевич.

— Да, знаю. Какую версию вы придумали относительно того, как он очутился в колонии строгого режима?

— Попал сюда за нанесение телесных повреждений своему должнику, — не совсем уверенно ответил Каравайцев, — то есть за драку.

— Очень хорошо! — одобрительно отозвался начальник. — Это как нельзя лучше подходит к его статье о разбойном нападении. А что с татуировками? Вы объяснили ему их значение?..

И сколько вообще вы собираетесь оставить их на его теле?

— Только самые необходимые, — ответил оперативник, — символизирующие его статьи, за которые он якобы осужден! Их значение Светлов уже знает, — уверил Каравайцев.

— Прекрасно!.. Так, а сколько времени они будут заживать? — спросил Шторм, обеспокоенно глядя на то, как черная тушь ложится на белую кожу Светлова и через несколько секунд становится кроваво-красной.

— Раны заживают в течение недели, — ответил оперативник, — так что раньше ничего не получится, Алексей Николаевич.

— Раньше и не надо, — успокоил его полковник. — За эту неделю пусть он хорошенько усвоит всю информацию о том, как вести себя в среде заключенных, особенно воров и приблатненных! Светлову придется работать именно в их среде.

— Так точно! — отчеканил Каравайцев.

— И еще… Особое внимание уделите воровской верхушке: Золотому, Грифу, Дрозду и их окружению, — сосредоточенно сказал Шторм. — Подробнее ознакомьте Светлова с их личными делами, с их психологическими наклонностями, чтобы, не дай бог, он по неосторожности не сделал чего-нибудь такого, из-за чего и ему придется плохо, и нам. Что, Светлов, не боишься предстоящей работы? — спросил парня Шторм как можно веселее.

В ответ Светлов только пожал плечами.

— Не знаю, — застенчиво ответил Светлов, — вроде бы немного дрожь пробирает.

— И правильно, — поддержал его начальник колонии, — когда дрожи нет, это плохо, лучше, когда она есть, сынок!

— Это почему же? — удивился Светлов.

— Самоуверенность толкает человека на ошибки, — объяснил Шторм, — а страх и связанная с ним осторожность позволяют ему не допустить оплошности, все как следует обдумать и сделать правильный вывод. Я рад, Андрей, что у тебя озноб появляется при мысли о выполнении нашего задания: значит, ты все прекрасно осознаешь и относишься к нему с должной серьезностью! Ведь, находясь среди матерых уголовников, тебе придется принимать решения самому. Одному богу известно, в каких ситуациях тебе придется побывать и чем все это может закончиться, — с некоторой долей переживания проговорил он, глядя на юное лицо солдата.

Воцарилось молчание.

— Да-а, — задумчиво протянул Каравайцев после долгой паузы, — трудное и опасное дело предстоит ему, Алексей Николаевич. Может быть, все-таки отмените свое решение?

— Ты вместо него туда пойдешь, что ли? — недовольно буркнул Шторм, слегка понизив голос. — Я, кажется, уже объяснял, что это нужно.

— Да все будет хорошо! — вмешался Светлов. По его глазам было понятно, что он очень испугался, как бы его не отстранили от дела. — Все будет хорошо, товарищ полковник! Я выполню все, как надо!.. Можете быть уверены!.

— Я не сомневаюсь, Андрей, — улыбнувшись, успокоил его полковник. — Я верю в тебя и знаю, что ты справишься с заданием, ведь не напрасно же мы твою кожу разрисовываем!

Эти слова успокоили Светлова, и на его лице появилась радостная улыбка.

— Ну-ну, — одернул его начальник, — пока еще рано улыбаться. Давай все как следует запоминай, а улыбаться будешь, когда задание выполнишь! — С этими словами он поднялся со стула и направился к выходу из кабинета, но, прежде чем выйти, обернулся к Каравайцеву:

— А вы, Вячеслав Иннокентьевич, за его подготовку отвечаете своей должностью. — И, скривив в усмешке губы, добавил:

— Как говорится, товарищ капитан, отвечаете за него головой!

* * *

Вернувшись к себе в питомник, где его с нетерпением ждал Камил, Тоцкий сообщил ему об успешном завершении половины дела и посетовал на то, что здоровье Золотого не дает возможности завершить его сразу.

— Шторму тоже лучше было бы отделаться от него побыстрее, — уверенно сказал он.

Тоцкий ошибался: полковнику болезнь Золотого была на руку. Тщательная подготовка Светлова требовала времени, да и татуировки на его теле к моменту выздоровления вора должны были зажить. Ничего этого Тоцкий, конечно, знать не мог. Он был уверен, что для полковника, согласившегося на такую рискованную авантюру, главное — деньги. Хотя последствия для начальника колонии из-за побега Золотого могут быть самыми плачевными: оперативники обязательно обратят внимание на то, что чучело медведя вносилось и выносилось из лагеря в течение короткого времени несколько раз, и это вызовет их подозрения. С другой стороны, Шторм — начальник лагеря, и вряд ли кто из инспекторов оперативной службы осмелится выдвинуть против него какие-либо обвинения.

Они могут быть выдвинуты только против Тоцкого. Но ветеринар ведь молчать не станет, и, чтобы обезопасить себя, Шторм должен будет создать алиби и для него. «А значит, бояться мне нечего, — размышлял врач, — к тому же все будет совсем не так, как предполагает Шторм». И тут Тоцкий ясно ощутил нависшую над ним угрозу. Ведь осуществись вооруженный выход заключенных из лагеря, полковник вообще остается вне подозрений, которые целиком падут на ветеринара. «Ни один самый сумасшедший оперативник не допустит и мысли, что с помощью начальника колонии в лагерь заключенным было доставлено оружие, — думал ветврач, — а у меня работает Камил — прямая причина для моего обвинения и четкое алиби для Шторма, так как он узнал его голос там, в машине!» От этих мыслей Тоцкий содрогнулся.

Он посмотрел на Камила, который возился в клетке со щенками Цезаря и Агаты, не обращая на него внимания.

"Что-то надо делать, — мучительно думал ветеринар. И тут его осенило:

— А что, если после побега Золотого убрать полковника?!. В таком случае всю организацию побега можно свалить на него, а я останусь в тени".

Поздно вечером, когда Ловчий приехал к нему домой, Тоцкий известил его об успешной транспортировке оружия в зону и, выслушав его скупую благодарность, начал издалека подбираться к волнующей его проблеме.

— Теперь осталось только дождаться выздоровления Золотого, — заговорил он, — и можно будет приступать к штурму сторожевых вышек!

— Сколько еще Золотому валяться? — полюбопытствовал Ловчий.

— Думаю, около недели осталось.

— Надо точно знать, — угрюмо сказал вор, — мне нужно будет и людей к лагерю подтянуть, и машины. Точное время надо определить, Станислав, когда дело начнем.

— Но это зависит не только от меня, — замялся Тоцкий. — Ты не забывай, Виктор, что немалую роль здесь играет Шторм.

— Ты ему сказал, что мы пошли на его условия и деньги он получит, как того хочет, в день побега Золотого?

— Сказал, но не в этом дело, Виктор.

— А в чем?

— В том, что мы абсолютно не знаем, что у начальника на уме. Впереди целая неделя, и за это время многое может измениться.

— А что же может измениться? — усмехнулся Ловчий.

Тоцкий пожал плечами.

— Многое. Когда мы устанавливали в клубе чучело медведя, Шторм как-то не по-доброму посмотрел на меня, — стал он сочинять на ходу. — Ты, Виктор, прикинь: в случае побега Золотого в чучеле медведя он сам становится соучастником преступления, и не исключено, что какой-нибудь дотошный оперативник докопается до этого. Но это полбеды. Чтобы не попасть под подозрение, Шторм сделает все, чтобы ни он, ни я не засветились. И совсем другое дело, когда Золотой с помощью оружия сам проложит себе дорогу на свободу.

— И что же произойдет в этом случае? — не удержался от вопроса Ловчий.

— В этом случае полковник, получив деньги, остается в стороне, и на глаза оперативникам являюсь я со своим медведем. Будь уверен, Виктор, — сделал ударение ветеринар, — они ни в коем случае не обойдут вниманием то обстоятельство, что за одну неделю чучело кочевало из мастерской в лагерь и обратно несколько раз. А если они сядут мне на хвост, то не слезут, пока не выбьют из меня признания — что я, с кем я и кому оказывал помощь!..

— Ну и что ты предлагаешь? — пренебрежительно скривил губы Ловчий. — Убить тебя, что ли?

— Как убить? — опешил ветеринар, не ожидавший такой реакции.

— Ну, а как еще прикажешь поступить с тобой? — не меняя интонации, сказал Ловчий. — Сделаешь доброе дело для нас и спокойно отправляйся на небеса. Ведь я так понимаю, что если ты расскажешь про Шторма, то тебе никто не поверит.

— Нет! — отрывисто выдохнул Тоцкий.

— Правильно! А вот если ты про нас расскажешь, Станислав? Ты ведь знаешь, как это у нас называется и что за это полагается?

— Знаю!

— Вот и спасибо тебе за то, что ты предупредил нас о своем козлином характере, — продолжал ухмыляться вор в законе. — А насчет похорон можешь не беспокоиться: мы справим тебе достойные поминки, и кошелек твоей жены не пострадает. Напротив, мы сделаем так, что все будут знать, какой ты хороший муж и отец и самоотверженный человек, погибший в борьбе с уголовными преступниками.

От спокойной интонации бандита Тоцкого бросило в жар: такого поворота событий он никак не ожидал.

— Я смотрю, у тебя на этот счет есть другие соображения? — ехидно спросил Ловчий.

— Есть! — резко бросил Тоцкий. — Конечно, есть!.. Ты собираешься отдать большие деньги человеку, который потом может устроить настоящую облаву на тебя!.. Сейчас, конечно, ты держишь его в страхе из-за семьи, а дальше?

— Что же дальше? — склонил голову набок Ловчий.

— Дальше ты отдаешь ему деньги за Золотого и оставляешь в живых его семью, которую он непременно спрячет, а потом начнет за тобой охотиться, потому что будет бояться, чтобы ты у него опять чего-нибудь не попросил!.. — перешел на фальцет ветеринар. — А меня не торопись убивать, Виктор, я тебе еще пригожусь!..

— Ну ты прямо Серый Волк из сказки! — от души рассмеялся Ловчий. — Значит, ты предлагаешь, чтобы вместо тебя убили его, я правильно понял?!

— Правильно, — перехватило дыхание у ветеринара. — В этом случае я остаюсь на своей работе, и если оперативники и смогут докопаться до истины, то у меня есть возможность все списать на Шторма и… — Он запнулся.

— Ну, договаривай, договаривай, — недовольно посмотрел на него Ловчий, — что там еще за "и"?

— ..и Камила, — нерешительно добавил ветврач.

От неожиданности у Ловчего брови поползли на лоб.

— Что ты сказал? — прохрипел он.

— От Камила все равно никакого проку нет, — заторопился Тоцкий, видя, что Ловчий сейчас может взорваться. — Вся связь с лагерем осуществляется только через меня, Виктор!..

А что?!. Ну ты подумай!..

Внезапно гневное выражение на лице Ловчего сменилось прежним ироническим спокойствием. Прищурив глаза, он некоторое время смотрел на собеседника, потом лениво усмехнулся.

— Не хотел я торопить события, а теперь вижу, что правильно сделал. Сейчас я разглядел, какая ты гниль, Станислав! Очень жаль, что я не ошибся в определении твоей гнилой души, но теперь-то все встало на свои места!..

Не дергайся! — свирепо рыкнул Ловчий, видя, что у ветеринара затряслись губы. — Никто не будет убивать Шторма, и тебе не удастся все списать на него и Камила.

— А как же тогда?! — спросил Тоцкий, ошарашенно глядя на вора в законе.

— Совсем просто и без лишних движений! — брезгливо глядя на трясущегося ветеринара, отчеканил Ловчий. — Не хотел говорить раньше времени, но я не собирался отдавать Шторму остальные деньги, Станислав! Они предназначались тебе за твою услугу, но… — Он остановился, увидев, как у Тоцкого перехватило дыхание. — Не волнуйся, ты же человек нужный, как ты это правильно заметил, так что часть из них ты получишь.

У ветеринара отлегло от сердца, и его дыхание стало выравниваться.

— Все дело заключается в установленной дате побега, — нехотя продолжил Ловчий, — поэтому я так нудно требую от тебя уточнить время, когда Золотой будет здоров.

— Что это даст? — недоуменно спросил Тоцкий.

— Я вижу, у тебя и впрямь атрофировались мозги. Неужели ты не догадываешься?

Напуганный ветврач отрицательно замотал головой.

— Мы устанавливаем точную дату побега по выздоровлении Золотого, — терпеливо стал объяснять Ловчий, — ты ее передаешь Шторму, а мы устраиваем побег днем раньше, так как он ничего не знает о наших планах. Я со своими ребятами делаю так, что на следующий день он покончит жизнь самоубийством и в его кармане оперативники обнаружат написанное его собственной рукой предсмертное письмо, где он признается во всех своих грехах. Теперь понятно?!

У Тоцкого прошел озноб по коже. Он по достоинству оценил свое рабочее положение, в очередной раз спасшее ему жизнь.

— Ты, Виктор, пожалуйста, Камилу ничего не говори, — придя в себя, попросил он. — Пусть этот разговор останется между нами. Я же хотел, чтобы как лучше для тебя было.

— Да нет, Станислав, — скривился Ловчий, — после того, что я от тебя услышал, Камила с тобой не оставлю. Мужик он хороший — бродяга по натуре, на растерзание тебе его не отдам!

На прощание Ловчий сказал Тоцкому, что его люди будут ежедневно наведываться к нему за сведениями о состоянии здоровья Золотого и о том, что происходит в лагере.


Глава 10


Золотой быстро шел на поправку, тем более что ежедневные посещения Тонкого настраивали его на оптимистический лад. Он рассказал ветеринару об успешном разговоре с блатными, а тот, в свою очередь, поведал вору в законе о том, где находится оружие. Теперь оставалось выработать четкий план дальнейших действий, но этому мешал прапорщик, приставленный в качестве охранника к Золотому, а так как назначенный день для побега был уже не за горами, то Тоцкому пришлось пойти к Шторму и потребовать от него снять охрану и передать ключи от наручников ему.

— Вам, Алексей Николаевич, все равно придется снять с Золотого охрану, — объяснил он начальнику колонии. — Не позволите же вы прапорщику знать о готовящемся мероприятии?

Шторм и сам хотел это сделать, но подготовка Светлова затянулась, и раны от татуировок у солдата заживали медленно, не давая возможности произвести замену. Неожиданный приход Тоцкого застал его врасплох.

— А как здоровье Золотого? — не зная, как оттянуть время, спросил полковник. — Он скоро будет готов к выходу на волю?

— Еще дня три-четыре поваляется, — небрежно ответил ветеринар. — Но главное сейчас не это, Алексей Николаевич.

— А что?

— Вы найдите человека, который уже сейчас смог бы испортить чучело медведя. Я слышал от Золотого, что библиотекарь — ваш человек.

Чтобы все выглядело натурально, надо заблаговременно об этом позаботиться! — подвел черту Тоцкий.

Услышав о библиотекаре, полковник удивился. «Оказывается, уголовники тоже неплохо осведомлены о том, кто на нас работает», — с досадой подумал он. К большому его сожалению, планы менялись. Шторм хотел вместо конвоира посадить Светлова, выдав его за заключенного, только что прибывшего с этапа.

Это, конечно, могло вызвать подозрения у Золотого, но, с другой стороны, вор в законе, забыв об осторожности, мог проникнуться к новичку доверием и обронить фразу о своем дальнейшем маршруте после лагеря. Светлов был проинструктирован вызвать Золотого на откровенность своим желанием сбежать из колонии.

«Возможно, вор проникся бы сочувствием к молодому пареньку, — думал начальник колонии, — так как они народ сентиментальный, в особенности если дело касается осужденных малолеток. И, возможно, он сказал бы ему о конечной остановке после побега, там я его и стал бы искать». Думая об этом, Шторм мало надеялся на положительный результат, так как места в медведе было мало и вряд ли Золотой стал бы его с кем-нибудь делить. Но приход Тоцкого совсем лишил его надежды подсадить Светлова к вору в законе. Немного поговорив с ветеринаром, он понял, что ему не удастся оттянуть время, и согласился на отмену конвоира.

— А кто же будет вместо него? — напоследок спросил полковник.

— Я! — услышал он предполагаемый ответ.

— И ночью тоже?

— Ночью возле него будут дежурить верные мне санитары, — так же решительно ответил Тоцкий.

Положение для Шторма складывалось не лучшим образом, и он стал мучительно думать, как его исправить. После ухода ветеринара он поднялся из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. Подойдя к окну, он оглядел огромную территорию колонии и остановил взгляд на клубе, возвышавшемся над остальными бараками жилой зоны. «Надо же!.. И библиотекаря они вычислили, — снова подумал полковник. — Интересно, почему блатные до сих пор его не изувечили? Значит, и нашим и вашим сладко поет. Надо его убирать».

— Стоп! — внезапно оборвал Шторм свои мысли. — А что, если вместо него я поставлю Светлова? Что из этого получится?

Он стал прикидывать, какую выгоду из этого можно извлечь. "Во-первых, он изуродует чучело медведя, а во-вторых, сможет присутствовать при том, как Золотой будет залезать в него и даже поможет ему. Что это даст? — лихорадочно думал полковник. — А если, допустим, побег будет совершаться не вечером, а утром?

Предположим, смена дотошная вечером на пункте просмотра…"

— Вполне правдоподобно, — вслух похвалил себя Шторм.

«А Светлов всю ночь проведет с Золотым в клубе и тоже изъявит желание бежать, — продолжал он развивать свои мысли. — Оказавшись в такой ситуации, Золотой едва ли сможет трезво оценить ситуацию и догадаться о подсадке. А если Светлов сумеет как следует сыграть отведенную ему роль, то не исключено, что он скажет ему о своем будущем местонахождении, куда посылать письма, и даже пообещает попозже организовать побег Светлову».

Поразмыслив еще немного, полковник пришел к заключению, что это наиболее оптимальный вариант в сложившемся положении, тем более что ничего более путного в голову ему не пришло.

Немедленно вызвав к себе Светлова, он поговорил с ним и, убедившись, что солдат усвоил свою будущую роль, отправил его в клуб, предварительно отдав распоряжение, чтобы прежнего библиотекаря перевели на полмесяца в штрафной изолятор за «нарушение режима».

* * *

Наконец-то незадолго до выздоровления Золотого во время встречи Ловчего и Тоцкого была определена дата побега, которую ветеринар и сообщил Шторму, сами же они готовились осуществить его на день раньше. В чучеле медведя находилось около тридцати стволов с дополнительной обоймой к каждому пистолету, и поэтому воровская лагерная верхушка отважилась на штурм контрольных вышек, строго ограничив круг желающих поменять черный клифт на гражданскую одежду. Вообще сохранить в тайне план побега в зоне практически невозможно, но вся лагерная воровская знать, та, что собиралась у Золотого в палате, приняла решение больше никого не включать в число беглецов и обойтись своими силами для штурма вышек часовых на «запретной зоне» по периметру лагеря. Однако Золотой, выслушав воров на очередной сходке в его палате, пошел еще дальше. Он решил, что слишком рискованно стрелять в вечернее время, когда сумерки сменяются ночной темнотой и даже в хорошо освещенной фонарями «запретной зоне» нельзя как следует рассмотреть солдата на вышке, поскольку она сделана таким образом, что он всегда остается в тени и, значит, можно промахнуться. К тому же, убедительно сказал вор, часовой сверху хорошо видит то, что происходит у него под носом, и вряд ли позволит подойти к первой полосе заграждений из колючей проволоки на близкое расстояние. Поэтому лучше сначала расстрелять контролеров, патрулирующих улицы жилой зоны, чтобы беспрепятственно подойти к зданию ДПНК и захватить дежурящих там офицеров, которые знают, как обесточить жилую и промышленную зоны, а также отключить освещение на полосе «запретной зоны» между двумя заграждениями колючей проволоки.

— Если нам удастся захватить ДПНК, можете считать себя на свободе! — высокомерно сказал Золотой. — С воли нам помогут ребята Ловчего, которые будут ждать нас с машинами и бабами! — смеясь, добавил он.

Последнее замечание вызвало у воров особенно бурную реакцию. Тоцкий, присутствовавший при этом разговоре, участия в нем не принимал. Его дело — сторона, он лишь заметил про себя, что Золотой — такой же сумасшедший, как Ловчий и вся эта оголтелая орава, готовая на любой риск.

— Слава богу, меня здесь не будет во время этого столпотворения, — еле слышно пробормотал он себе под нос.

Но волею судеб все произошло иначе, и Тоцкий оказался в самой гуще событий в тот день, когда лагерное ворье по команде Золотого должно было вечером осуществить захват ДПНК и офицеров дежурной части. Произошло все из-за беспечности воров в законе, которые накануне решили отметить последний день своего пребывания в неволе. Приобрести водку у администрации лагеря воровским авторитетам всегда просто. Братва постоянно передает им с воли деньги. В данном случае водкой их снабдил сам Тоцкий, не подозревавший, чем это для него обернется, а попросил его об этом Золотой, сказав, что каторжанам перед выходом на «дело» обязательно надо принять для смелости на «каждый глаз» по сто граммов.

После вечерней проверки, когда отряды разошлись по баракам на ночной отдых, воровские авторитеты покинули свои жилые секции и, миновав заборы локальных ограждений, собрались в бане у кочегара, который часто предоставлял им свою подсобку для тайных встреч.

Сначала ими было решено отметить последний день в неволе чисто символически, но, когда спиртное разлилось по телу приятной истомой и затуманило мозги, они махнули на все рукой и надрались до такой степени, что повалились спать тут же, не утруждая себя возвращением в свои бараки.

Первым через несколько часов проснулся Дрозд и посмотрел на часы, висевшие над входной дверью подсобки, — они показывали половину двенадцатого. Затем он глянул в окно — стояла кромешная тьма, и лишь серебристые снежинки слабо отражали далекий свет фонарей, освещавших полосу «запретной зоны».

Дрозд был все еще пьян и не мог соображать.

Дело в том, что настенные часы уже несколько лет стояли, они всего лишь служили убогим украшением подсобки кочегара. Вор знал об этом, но от чрезмерной дозы спиртного напрочь забыл. Вспомнив, что пить они начали после вечерней поверки и отбоя, приблизительно в то же время, что и показывали часы, Дрозд решил, что спать так мало он не мог, следовательно, уже прошли сутки. При этой мысли он вскочил на ноги и стал яростно будить остальных.

— Вставайте! — орал он во все горло. — Волю проспим!.. Вы только поглядите на часы!..

Никому из просыпающихся воров не пришло в голову, что за сутки, о которых орал Дрозд, должно пройти две поверки — утренняя и вечерняя — и что за это время лагерный патруль обязательно разыскал бы их пьяных в этой подсобке и определил в штрафной изолятор.

Будучи сами с затуманенным рассудком, они поднялись на ноги и, ничего не соображая, всей сворой бросились к клубу, который находился от бани всего в полусотне шагов.

Поднималась метель, и на улицах жилой зоны не было ни души, поэтому одиннадцать воров в законе, никем не замеченные, дошли до клуба и постучались в дверь. Открыл им заспанный Светлов, который теперь был библиотекарем и одновременно сторожем. Увидев перед собой незнакомого, бандиты хотели броситься на него, но Светлов вовремя сообразил, кто перед ним: знакомясь с личными делами воровских авторитетов, он видел их фотографии.

— Вы от Золотого?! — радостно воскликнул он. — Проверить, все ли в порядке с медведем?!

Проходите!

Эти слова обескуражили их, они растерянно уставились на него.

— Так ты тоже человек Тоцкого? — с трудом сообразил Дрозд.

— Ага, — машинально кивнул головой Светлов, хотя представления не имел, о ком речь.

— Так тебя специально поставили на время вместо прежнего библиотекаря? — удивился вор. — И ты все знаешь о побеге?!

— Конечно, — ответил Светлов, — я бы и сам смотался из этого гнилого болота, но, к сожалению, у меня нет такого авторитета, как у Золотого.

— А ты кто такой? — вмешался Гриф, свирепо разглядывая Светлова. — Я что-то тебя в лагере раньше не видел.

— Не время сейчас выяснять, почему ты его не видел, — осадил Дрозд приятеля. — Я тоже его ни разу не встречал, но он ясно сказал, что от Тоцкого, тем более знает о побеге. Пошли с нами, если хочешь вырваться на свободу, — сказал он Светлову и направился в красный уголок клуба. За ним ринулись остальные, включая библиотекаря.

Уже на ходу парень почувствовал, что от заключенных несет перегаром. Его немного лихорадило, но он старался держать себя в руках.

Однако, увидев, как воры разбили чучело медведя и стали доставать из мешков с песком пистолеты, он не смог унять дрожи. Светлов помнил наставления Шторма и Каравайцева, что воровские авторитеты непредсказуемы и от них можно ожидать чего угодно, но такого предположить не могли даже они. Он не заметил, как в его руке оказался пистолет с запасной обоймой, и только позже вспомнил, что его сунул ему Дрозд. Вооружившись (на каждого приходилось по три пистолета), воры покинули клуб и направились к санчасти, где все еще находился Золотой. Светлову, вопреки желанию, пришлось тоже пойти с ними, чтобы не навлечь на себя подозрений, к тому же одним из наставлений Шторма и Каравайцева было умение мгновенно ориентироваться в экстремальной ситуации. Помня о своем задании, он самоотверженно пошел вместе с ворами, не ведая о том, что его ждет.

* * *

Часы показывали половину седьмого утра, до подъема оставалось полчаса. Патрульные контролеры собрались погреться в дежурной части ДПНК перед тем, как разойтись для поверки заключенных по отрядам. Тоцкий в это время уже находился в санчасти и делал обход.

Зайдя в палату Золотого, он поздоровался с ним и принялся делать ему укол. За этим занятием их и застали ворвавшиеся в санчасть полупьяные друзья Золотого. Увидев перед собой вооруженное ворье, ни Тоцкий, ни его пациент ничего не поняли и с удивлением смотрели на прибывших. Тем временем в коридоре и в соседних палатах раздавались негромкие хлопки выстрелов. Непротрезвевшие члены злосчастной воровской знати мстили своим обидчикам, оказавшимся в больнице.

— Что это?! — испуганно глядя на пришельцев, спросил Тоцкий.

— Как что?! — ответил Дрозд. — Ты глянь, сколько времени, Стае! Нам давно пора отсюда выбираться, мы пришли за Золотым!.. Антон, хватит задницу под уколы подставлять, пошли на волю! — рявкнул Дрозд Золотому и в дополнение к своим словам бросил ему в руки пистолет.

1 Золотой смотрел на прибывших воров не менее ошарашенно, чем ветврач.

— Да вы что?! Перепились все, что ли?! — наконец выдавил он из себя, постепенно догадываясь о том, что произошло, так как запах перегара заполнил всю палату. — Вы посмотрите на часы!

Глянув в ту сторону, куда показывал Золотой, Дрозд увидел, что настенные часы показывают половину седьмого.

— Не понял, — вырвалось у него.

У остальных реакция была приблизительно та, же самая. Несколько секунд они оторопело смотрели на стрелки часов и лишь затем вспомнили о неисправности часов в подсобке кочегара и поняли, что никаких суток не прошло, а сейчас всего лишь утро перед подъемом отрядов на поверку и проспали они в бане чуть больше шести часов. Потоки брани обрушились на голову Дрозда, но останавливаться было поздно. В каждой палате лежали уже не больные, а убитые, в коридоре на полу тоже лежали несколько человек в лужах крови и среди них санитар, выбежавший из дежурной комнаты на шум и получивший пулю в сердце. Светлову, увидевшему хладнокровный расстрел больных, сделалось дурно.

Поняв всю фатальность случившегося. Золотой мгновенно сориентировался в обстановке и взял инициативу на себя, приказав всем немедленно и организованно выдвигаться из санчасти в ДПНК. Все двинулись к выходу.

— А как же я, Антон? — закричал Тоцкий.

— А что ты? — не понял Золотой, остановившись в дверях санчасти.

— Ну как же! — задыхался ветеринар. — Развороченный медведь в клубе!.. Здесь вы всех перестреляли, а меня оставили!.. Все сразу догадаются!.. Возьмите меня хоть в качестве заложника, все же легче будет захватить дежурку в ДПНК, и меня тем самым спасете!

Молниеносно оценив предложение Тоцкого, Золотой приказал братве взять его таким образом, чтобы ни у кого из встречных не возникло сомнений, что врач — заложник лагерных авторитетов. Светлов был словно парализован и безропотно подчинялся их стихийному движению. Они беспрепятственно достигли ДПНК и, стараясь не шуметь, вошли в подъезд двухэтажного здания, расположенного в самом центре зоны. Дежурная часть находилась на втором этаже в конце правого крыла, и пройти туда бесшумно не представлялось возможным из-за скрипучих деревянных ступенек, но мороз и метель сделали свое дело, загнав всех патрульных контролеров в теплое помещение. Да и кто из них мог предположить вооруженное нападение заключенных в предрассветный час, перед самым приходом на работу офицеров и сотрудников лагерной администрации! Собравшиеся прапорщики и младшие офицеры весело разговаривали, не предполагая, что к ним по коридору стремительно приближается смерть.

Бойня была кровавой и ужасной. Воры в законе безжалостно расстреляли всех, за исключением двух офицеров, оставленных для того, чтобы они показали, где находится электрощит с указателями рубильников. Дежурная часть была залита кровью.

Золотой приказал братве собрать рации с убитых и занять на всякий случай оборону здания. Двое оставшихся в живых молодых офицеров, наблюдая за уверенными действиями воров в законе, трепетали от страха. Состояние Светлова было приблизительно такое же, после увиденного им кровавого побоища он едва стоял на ногах. Золотой направил на офицеров пистолет и велел показать электрощит и отключить рубильник освещения полосы «запретной зоны».

— Считаю до трех, краснокрылые черви! — хрипел вор. — Не сделаете — продырявлю головы Один из офицеров был настолько парализован страхом, что не смог сдвинуться с места, и прямо на глазах под ним образовалась лужа.

Другой же офицер нашел в себе силы и бросился к небольшой секции, расположенной в дальнем конце дежурной части и огороженной от пола до потолка фигурной решеткой. Немного повозившись с цифровым замком, он открыл дверь секции и, подойдя к электрощиту, стал срывать с него пломбу. В это время на столе зазвонил телефон, его резкий звук заставил всех замереть на месте.

— Возьми трубку! — приказал Золотой офицеру, топтавшемуся в собственной луже. — Если спросят дежурного, скажи, что вышел в туалет, и выслушай, что им нужно!.. Скажешь лишнее — ты труп! А ты продолжай работать! — приказал он второму офицеру, возившемуся с пломбой около электрощита.

Властный голос вора заставил офицера сдвинуться с места, и он, оставляя на полу мокрые следы, подошел к столу и снял трубку телефона. Наушник работал так громко, что даже Золотой без труда расслышал недовольный голос, грубо спросивший, какого черта открыли оружейную комнату и не известили об этом центральный пост.

Неожиданно услышанная информация заставила вздрогнуть воров в законе. Никто из них не подозревал, что дверь связана сигнализацией с центральным постом взвода охраны и в огороженной секции помимо электрощитов есть еще и оружие. Встретив взгляд растерявшегося от страха офицера, Золотой мгновенно сообразил, как надо ответить, и, показывая на цифровой замок в двери секции, прошептал, чтобы он сослался на его неисправность.

— Да мы решили замок поменять, — не до конца расслышав вора, пролепетал в трубку офицер. — Мы хотели вас известить, но вы нас опередили.

Из трубки донесся недовольный матерок и затем короткие гудки. Вздох облегчения вырвался из груди каждого вора. Тем временем офицер, возившийся с пломбой, сумел сорвать замок и открыл электрощит.

— Теперь найди рубильник «запретки» и отключи его! — свирепо скомандовал ему Золотой. — И покажи, где пирамида с оружием!

Но едва офицер притронулся к выключателю рубильника, как из мобильной радиостанции, которую Золотой повесил себе на плечо, громко раздались позывные.

— Первый, я Центральный!.. Что там у вас?!. Где Чудинов и Чоба?! Их давно ожидают в шлюзах на промзоне для смены машин!.. Немедленно придите для проверки!.. Прием!

Возникла пауза. Дыхание затаили все, включая и офицеров. Медлить нельзя было ни секунды.

— Центральный, я Первый, сейчас идем, — сохраняя спокойствие, хрипло отозвался Золотой и отключил радиостанцию. Потом внезапно сорвался на крик, увидев, что офицер собирается отключить рубильник:

— Стоп! Отойди от электрощита!

Офицер присел на корточки и испуганно уставился на вора. По лицу Золотого было видно, что он лихорадочно что-то прикидывает в уме.

— Где пирамиды с оружием? — наконец заговорил он, обращаясь все к тому же офицеру возле электрощита.

— Вот, — указал рукой офицер.

— Открывай!.. Быстрее!..

Офицер подошел к следующему электрощиту и, сорвав с замка пломбу, отодвинул в сторону заслонку с изображением молнии и черепа.

Перед ворами в законе предстала замаскированная под электрощит оружейная пирамида, набитая автоматами Калашникова.

— Надо же! — искренне удивился Золотой. — Никогда бы не подумал, что у нас под носом всегда хранилось столько оружия!.. Расхватывайте! — обратился он к немногочисленной братве, оставшейся с ним.

Заключенные быстро вооружились автоматами и прихватили с собой еще для тех, кто разошелся по ДПНК для обороны здания. Затем Золотой приказал офицерам раздеваться.

— Быстрее! — хрипел он, видя, как неохотно те снимают с себя шинели. — Ну!.. Шевелись!..

— Ты что надумал, Антон? — не выдержал Дрозд. — Давай кончать с ними! Времени нет! — указал он на часы.

Но Золотой оставался невозмутим и спокоен. Дождавшись, когда офицеры сняли с себя шинели, он подошел к ним и, скинув с себя телогрейку, протянул ее одному из них, приказав надеть.

— Дрозд, отдай свою фуфайку второму, — распорядился он, — а сам надень его шинель!..

Будем уходить через шлюзы промзоны, — наконец объяснил он. — Там нас не ждут, и сама ситуация подсказывает идти туда!.. А вот этих, — он указал на офицеров, напяливавших на себя их лагерные дерюжки, — мы возьмем с собой в качестве заложников! Пусть теперь послужат нам щитом!.. Стае, — обратился он к Тоцкому, — тебе тоже придется отправиться с нами.

— А как же! — выпалил ветеринар. — Мне оставаться здесь живым, когда все убиты, небезопасно!.. Лучше где-нибудь по дороге оставите меня с ранением, если сможете выбраться отсюда.

— Тогда пошли, — сказал Золотой, надевая на ходу офицерскую шинель и направляясь к выходу из дежурной части.

Они собрали остальных бандитов, разошедшихся по ДПНК, и вышли на территорию промзоны. Двух офицеров и Тоцкого заключенные взяли в кольцо. Светлов следовал за всеми с затуманенным рассудком и в полной растерянности.


Глава 11


Метель усилилась, и колючие снежинки нещадно хлестали в лицо. Спрятав автоматы под одеждой, заключенные торопились к шлюзам промзоны и были несказанно благодарны погоде, которая не выпускала из помещений на улицу ни мастеров, ни бригадиров, ни работающих заключенных для перекура. Меньше чем за минуту они добрались до высоких шлюзовых ворот и увидели перед ними два грузовых «КамАЗа», дожидавшихся очереди для проверки. Рядом с машинами никого не было, из чего Золотой сделал вывод, что заключенные, загонявшие автомобили в отстойник шлюзов, находятся в кабинах. Не доходя до машин нескольких шагов, Золотой свернул за огромную кучу беспорядочно сваленного горбыля, чтобы их никто не смог увидеть.

— Ну что, отсюда до свободы всего несколько шагов, — сказал он спокойно, — и никто из нас сейчас не знает, что будет через минуту.

Ориентируйтесь в обстановке сами и старайтесь не суетиться и не поднимать лишнего шума. Автоматы оставьте на самый крайний случай, когда будет ясно, что живыми нам отсюда не выбраться. Если что, на том свете увидимся! — усмехнувшись, добавил он.

С этими словами Золотой достал из кармана шинели мобильную радиостанцию и, включив ее, проговорил:

— Центральный, я Первый!.. Мы пришли для проверки машин. Прием.

В ту же секунду в радиостанции что-то звякнуло, появились помехи, и грубоватый голос отозвался:

— Наконец-то! У вас все в порядке?

— Все нормально, — ответил Золотой.

— Подожди, я сейчас открою, — донеслось из радиостанции, и до заключенных донесся звук отодвигаемых ворот.

Они открывались очень медленно, но нельзя было терять ни секунды. Волоча за собой офицеров, которые, впрочем, и сами очень живо передвигались, заключенные бросились к машинам. Оба «КамАЗа» были загружены опилками и накрыты брезентовым тентом. Разделившись на две группы, воры в законе в доли секунды выволокли из кабин заключенных, исполнявших работу перегонщиков, и, бросив подальше в снег, расстреляли их. Разделавшись с водителями, Золотой и Дрозд заняли места в кабинах вместе с пленными офицерами, а остальные, кроме водителей, забрались в кузова под брезентовые покрытия. Все произошло настолько быстро, что створки ворот еще не успели до конца разойтись в разные стороны, и это дало Золотому, сидевшему в головной машине, несколько дополнительных секунд, чтобы перевести дух и сосредоточиться на том, что делать дальше. Он увидел, что вторые ворота шлюзов сделаны не из толстого листового железа, а из металлических прутьев, и за ними, прижавшись к обочине дороги, стоят несколько грузовых машин, ожидающих своей очереди для въезда в промзону. Шлюзы были длиной около двадцати метров, а от машины, в которой сидел Золотой, расстояние до вторых ворот насчитывало приблизительно тридцать метров. Он увидел, как из диспетчерской пункта досмотра вышли четыре солдата во главе с офицером и дали им знак, чтобы они въезжали в отстойник шлюзов.

И тут Золотой заметил над диспетчерской смотровую вышку, в которой находился солдат.

Он, как вор в законе, никогда не работал в лагере и не все знал о промышленной зоне, а о смотровой вышке в шлюзах и понятия не имел.

Золотой сразу оценил ситуацию: перед ними четыре вооруженных солдата с офицером плюс солдат на вышке. Времени для раздумий не оставалось.

— Чалый! — почти на вопль сорвался он. — Жми на всю катушку!..

Но Чалый уже и сам все понял и своими действиями даже немного опередил приказ Золотого. Двигатель «КамАЗа» взревел, в следующее мгновение машина сорвалась с места и ринулась на ничего не подозревавших солдат, двое из них от удара отлетели к диспетчерской и, стукнувшись о кирпичную стену, больше не поднялись. Многотонный «КамАЗ» с легкостью выбил вторые ворота и, набирая скорость, выехал на объездную дорогу, огибающую лагерь, и быстро стал удаляться от поселка Горское в глубь тайги. Выстрелы раздались с большим опозданием, и Золотой беспокойно посмотрел в зеркало заднего обзора, где увидел отражение фар следующей за ними машины.

— Не волнуйся, Антон! — задыхаясь от радости, закричал Чалый. — Дрозд за нами шпари"! Нас теперь ментам не достать!

Второму «КамАЗу», в котором сидел Дрозд, пришлось еще проще. Он без труда выехал из лагеря вслед за первой машиной, проложившей путь, а непротрезвевший Гриф, высунувшись из-под брезента, расстрелял в офицера и оставшихся в живых солдат последние патроны из обоймы пистолета, но ни одна пуля, к счастью для них, не достигла цели. Автоматная очередь донеслась до слуха беглецов чрезвычайно поздно. Стрелял в уходящие машины солдат, стоявший на сторожевой вышке, находившейся на одном из углов лагерного периметра. Дорога, огибавшая лагерь, проходила около вышки, и солдат, несший на ней службу, получил приказ с центрального поста открыть стрельбу по ним.

Но было уже поздно. В предрассветной темноте стремительно исчезали красные огни габаритных фар удалявшихся машин. Усиливающаяся метель еще более ухудшила видимость, поэтому выстрелы солдата оказались неудачными.

А беглецы тем временем праздновали свободу! Они вылезли из-под брезента и ревели от восторга, потрясая автоматами, размахивая руками и стуча кулаками по кабинам машин.

Не радовались только четыре человека: Светлов, Тоцкий и двое насмерть перепуганных офицеров, которые не знали, что ждет их дальше. Ждать долгой развязки им не пришлось.

Удалившись от лагеря в глубь тайги на приличное расстояние, беглые заключенные остановили машины и выволокли офицеров на дорогу. Те умоляли не убивать их, но бандиты, отведя офицеров к обочине, в упор расстреляли их из пистолетов. Тонкому Золотой прострелил мышцы правого бедра и для большей убедительности левое предплечье.

— Спасибо за помощь, Стае, — напоследок поблагодарил Золотой ветеринара. — Ка бы не ты, у нас ничего не вышло бы!.. Если нам удастся благополучно добраться до Ловчего, мы скоро дадим знать о себе! А тебе ни пуха!.. Желаю благополучно добраться назад! — сказал Золотой, делая последний оборот повязки на его руке оторванным от рубахи лоскутом рукава.

Светлов, наблюдавший из кузова машины за расстрелом офицеров, за членовредительством Тоцкого и его прощанием с беглыми, был вне себя от нервного потрясения. Ему хотелось спрыгнуть с кузова машины и ринуться в лес, но страх, что выстрелы за его спиной раздадутся раньше, чем он успеет скрыться за стеной леса, сковывал его ноги, и он продолжал беспомощно сидеть на брезентовом тенте, ожидая своей участи.

* * *

Шторма разбудил резкий телефонный звонок. Дотянувшись до трубки и приставив ее к уху, он негромко произнес: «Алло!» — и взглянул на часы. Они показывали без пяти минут семь. Через пять минут его разбудил бы будильник, и ему все равно пришлось бы вставать на работу, поэтому полковник подавил свое недовольство и снова переспросил:

— Алло!.. Вы будете говорить?!

В трубке стоял такой треск, что ничего нельзя было разобрать. Наконец он услышал взволнованный голос начальника караула внешней охраны колонии.

— Алексей Николаевич, — донеслось сквозь треск, — Алексей Николаевич, вы меня слышите? Это лейтенант Бурков… Алексей Николаевич, в колонии произошло ЧП! Мы уже выслали за вами машину!

— Что произошло? — не понял Шторм.

— ЧП произошло! — повторил начальник караула. — Мы уже выслали за вами машину.

Оперативников и инспекторов режимной части мы сейчас оповестим. А вы не задерживайтесь!

— Так что же все-таки произошло?! Вы можете мне сказать об этом?!

— Приедете и на месте разберетесь, — последовал ответ, и вслед за ним в трубке раздались короткие гудки.

Предчувствие чего-то очень плохого обдало полковника цепенящим холодом изнутри так, что он судорожно проглотил слюну. «Оперативников и инспекторов режимной части, — пронеслись у него в голове слова начальника караула. — Значит, что-то очень серьезное случилось», — подумал он и, соскочив с кровати, стал быстро собираться. Жена и дети еще спали, когда он покинул квартиру и спустился на улицу. Позавтракать второпях он забыл. Машина пришла через пять минут, и он, взгромоздившись на заднее сиденье, сразу засыпал водителя вопросами, какое ЧП произошло в колонии и зачем такая спешка, но шофер, пожав плечами, ответил, что ничего не знает.

— Мне, Алексей Николаевич, начальник караула позвонил домой и приказал, чтобы я немедленно бежал в гараж, разогревал машину и ехал за вами, — сказал он.

Подъезжая к колонии, Шторм увидел оцепление солдат — его предчувствия оправдались.

«Уж не бунт ли подняли заключенные? — подумал он. — Да тут еще я связался с этим побегом!» — мелькнула досадная мысль. Но произошло то, чего он никак не ожидал. Встретивший его начальник караула лейтенант Бурков рассказал о случившемся, и у Шторма на голове зашевелились волосы.

— Как это перестреляли всех дежурных?! — не веря услышанному, переспросил полковник. — Не может быть!..

— — К сожалению, может, — тяжело подвел черту Бурков.

— Кто это сделал? — с замиранием сердца спросил Шторм.

— Двое оставшихся в живых солдат и офицер наряда по проверке грузовых машин говорят, будто все произошло настолько быстро, что они не успели разглядеть, кто находился в кабинах «КамАЗов». К тому же, по их словам, в кабинах было темно, — ответил Бурков. — Но мы сейчас оцепили все бараки и ждем подхода офицеров для проверки заключенных.

— В погоню кого-нибудь отправили?

— Да! Две машины с тридцатью вооруженными солдатами. Обзвонили близлежащие посты ГАИ и РОВД! Все приведено в полную готовность для задержания беглецов! — отрапортовал Бурков.

— Пришлите ко мне тех двух солдат и офицера, — приказал Шторм, — я сам с ними поговорю. Да! А что говорит часовой с наблюдательной вышки шлюзов?

— То же самое, — ответил начальник караула, — что все произошло очень быстро и он поздно спохватился.

Разговор с солдатами и офицером не дал никаких положительных результатов. Они повторили то же самое, что уже слышал Шторм от начальника караула, при этом офицер не мог унять дрожи, понимая, что после такого происшествия его в лучшем случае уволят с работы.

А тем временем в колонию начали прибывать инспектора оперативных и режимных частей, начальники отрядов и административные работники. Начальникам отрядов было поручено немедленно произвести перекличку заключенных, чтобы выяснить, кто же все-таки бежал из колонии. Через несколько минут к Шторму стали стекаться сообщения о беглецах, среди которых первой фигурировала личность Золотого.

— Среди убитых в санчасти нет Седых Антона Владимировича, — доложил ему один из оперативников. — Похоже, организаторы побега пришли за ним, и, чтобы им никто не мог воспрепятствовать, без разбора перестреляли всех больных. Также очень похоже, что в качестве заложника они забрали с собой врача.

— Тоцкого? — удивленно поднял брови полковник.

— Да, ему в шесть часов утра был выписан пропуск на контрольном. И еще… Среди дежурных контролеров, убитых в ДПНК, нет двух младших офицеров: Ферапонтова и Трубача, — добавил оперативник. — Вероятно, бандиты их тоже прихватили с собой в качестве заложников.

— Вот это сюрприз! — прошептал полковник.

Дальнейшие его размышления прервала группа офицеров, ввалившихся в кабинет без стука.

Они тащили раненого Тоцкого, который едва передвигал ноги. Увидев окровавленного ветеринара, Шторм от удивления широко раскрыл глаза.

— Что с ним? — спросил он у офицеров.

— Нашли в шести километрах отсюда на дороге в направлении села Бодайбо, — ответили уставшие офицеры. — Бежал от бандитов и был ранен, а вот Ферапонтова и Трубача эти гады расстреляли.

— Кого-нибудь задержали?

Офицеры удрученно покачали головами.

— Брошенные машины высланный наряд обнаружил в четырнадцати километрах отсюда, но бандитов и след простыл. По всей видимости, скрылись в тайге, но в такую метель искать их бесполезно, товарищ полковник: следы заметает уже через пару минут. Мы даже не смогли выяснить, в каком направлении они пошли.

— Плохо! — сквозь зубы процедил Шторм. — А что же вы Тоцкого ко мне привезли? Его же надо отправить в больницу!

— Он сам попросил доставить его к вам, Алексей Николаевич, — отрапортовал один из офицеров.

— Да-да, Алексей Николаевич, — подал голос ветеринар, — мне надо кое-что сообщить вам, но прежде я хочу, чтобы все покинули кабинет и оставили нас вдвоем.

У Шторма на лице снова появилось удивленное выражение, но все-таки он выполнил требование Тоцкого и попросил офицеров выйти из кабинета. Оставшись с ним наедине, он выжидающе посмотрел на ветеринара.

— Вы что-то хотели мне сообщить, Станислав Григорьевич? — спросил полковник, увидев, что Тоцкий от боли закрыл глаза.

— Да-да, сейчас, — не размыкая глаз, пробормотал ветеринар. — Плохи наши дела, Алексей Николаевич! Я слышал, как в разговоре с Золотым ворье упоминало его прекрасный замысел — пронести оружие в том чучеле медведя, который мы приготовили для его побега.

В общем, и меня, и вас Золотой со своими дружками обвели вокруг пальца. Теперь, Алексей Николаевич, мы с вами в одной упряжке!

— Погодите, — поморщился Шторм, — какое оружие? О чем вы говорите? У них было оружие? Откуда?

— Кто-то, видимо, помимо нас поддерживал с ними контакты, Алексей Николаевич, — ответил Тоцкий. — Из их разговора я понял также, что несколько дней назад в клубе сменился библиотекарь и что ворам повезло с такой заменой, так как их полку прибыло.

— Прибыло? — словно глухой, переспросил полковник.

— Да, прибыло, — кивнул головой ветврач. — Видел я этого библиотекаря — тщедушный молодой сопляк! По-моему, его даже мутило от вида крови, когда блатные расстреливали больных в санчасти.

— Так он с ними? — не сдержал удивления Шторм.

— Ну а где же ему еще быть?! И чему вы так удивляетесь, Алексей Николаевич? — не понял интонации начальника колонии ветеринар.

— Нет, ничего, — взял себя в руки полковник. — Просто один из наших оперативников представил мне кандидатуру нового библиотекаря, и назначение его на эту должность подписывал я.

— Вот оно что!

— Да. Мне просто не верится в то, что вы говорите.

— Ну так вот, Алексей Николаевич, — многозначительно произнес Тоцкий, — как следует допросите этого оперативника, а самое главное — уничтожьте чучело медведя под любым предлогом, иначе последствия для нас с вами будут самыми плохими.

— Что вы имеете в виду, Станислав Григорьевич? — напрягся Шторм.

— Я имею в виду, что "блатные хранили оружие в том самом чучеле медведя, к которому мы с вами непосредственно причастны. И я не уверен, что оперативно-следственная группа не обнаружит там следов оружейной смазки. Вот что я имею в виду!

— Так-так-так…

— А если они ее обнаружат, то не обойдут своими вопросами и нас с вами, — продолжил врач. — Ну, вы-то еще туда-сюда, а вот за меня они зацепятся крепко, потому что моим помощником в питомнике работает бывший заключенный этой колонии. Улавливаете мою мысль, Алексей Николаевич?

Вместо ответа полковник вытер платком вспотевший лоб.

— Так вот, если они крепко сядут мне на хвост и у меня не останется никакого выхода, то я буду вынужден сказать и о вас, Алексей Николаевич, о том, как вы согласились мне помогать, — понизил голос ветеринар. — И не мне вам объяснять, чем это может грозить вам!

Так что, пока еще время не упущено, прикажи-. те своим наиболее доверенным людям уничтожить чучело медведя.

От сказанного ветеринаром Шторм пришел в ужас. «И дернул же меня черт связаться с ними за какие-то деньги!.. Жил бы себе и жил», — мелькнула мысль.

— О чем вы думаете, Алексей Николаевич? — вывел его из оцепенения Тоцкий.

— О том, что вы правы, Станислав Григорьевич, — ответил полковник, — и что действовать и впрямь надо очень быстро.

* * *

Каравайцев, узнавший о вооруженном побеге заключенных, прибыл в колонию в числе первых и немедленно включился в работу, даже не потрудившись отметиться у сотрудников, а также у начальника колонии. Прежде всего он зашел в клуб, где дежурил его подопечный. Постучав в дверь, он обнаружил, что она не заперта. Толкнув ее, капитан вошел в помещение и негромко позвал Светлова. Когда никто не отозвался, оперативник приступил к осмотру помещения в надежде найти Светлова, но безрезультатно. Опасения Каравайцева, что заключенные могли расшифровать солдата и убить его, стали подтверждаться, когда он вошел в красный уголок и увидел валявшееся на полу разбитое чучело медведя. Из-за того, что в зале были перевернуты стулья, рассыпан повсюду песок, валялись разодранная мешковина и останки разбитого чучела, Каравайцев сначала сделал вывод, что здесь происходила яростная борьба. Вспомнив неповрежденную открытую дверь клуба, он понял, что Светлов сам впустил своих врагов. От этой мысли ему стало не по себе, ведь ответственным за жизнь солдата был он, и Шторм недвусмысленно сказал ему об этом. Сердце Каравайцева учащенно забилось.

«Ведь предупреждал я, что ничего хорошего из этого не выйдет!» — в сердцах подумал он и, продолжая осматривать место борьбы, внезапно наткнулся на странный предмет, торчащий из небольшой кучи песка, прикрытой порванной мешковиной. Нагнувшись, капитан вытащил предмет из песка и изумился: это была пистолетная обойма, набитая патронами.

— Вот это да! — воскликнул он. — Как прикажете это понимать?!

Он стал расшвыривать в стороны песок, обрывки мешковины и останки чучела, но больше ничего не нашел. Зато догадка, осенившая его относительно находки, заставила немедленно отправиться к начальнику колонии. Здесь Каравайцев и застал Тоцкого. Войдя без стука, он сначала растерялся, увидев раненого ветеринара, но тут же сориентировался в обстановке и, попросив извинения у хозяина кабинета, приступил к допросу ветеринара:

— Станислав Григорьевич, я сейчас задам вам несколько вопросов, а вы постарайтесь ответить на них.

— Я вас слушаю.

— Скажите, где Светлов и что вы с ним сделали?

— Кто? — недоуменно спросил ветеринар.

— Светлов, библиотекарь из клуба!

— Я не знаю никакого Светлова, Вячеслав Иннокентьевич, — отозвался Тоцкий. — Сейчас я говорил с Алексеем Николаевичем о библиотекаре, которого по инициативе… — Он запнулся, увидев, как Каравайцев вытащил из кармана шинели обойму с патронами и положил ее на стол перед полковником.

— Ну что же вы остановились, Станислав Григорьевич? — заметил Каравайцев волнение своего собеседника. — Продолжайте. Это я нашел в клубе, Алексей Николаевич, в песке, которым были наполнены мешки из чучела медведя, — обратился он к Шторму. — Мне кажется, что человек, который изображает из себя невинного младенца, воспользовался вашей доверчивостью и пронес в лагерь оружие для заключенных. Прибегнув к членовредительству, он выдает себя за мученика, чудом спасшегося от смерти в роли липового заложника. Что же вы так побледнели, Станислав Григорьевич?

Никак я в яблочко попал?!

На Тоцкого было жалко смотреть. Испуг в его глазах подсказал полковнику, что Каравайцев стоит на пороге истины. Шторм удивился, как это он сам не догадался.

— У Тоцкого, если мне не изменяет память, помощником работает бывший уголовник, — тем временем продолжал капитан. — Мало того, он бывший заключенный нашей колонии, Алексей Николаевич. А отсюда напрашивается и вывод о том, кто является организатором вооруженного побега заключенных из лагеря. Вот он! — указательным пальцем он ткнул в ветеринара.

Тот от неожиданности подскочил на месте.

Но боль в раненой ноге отозвалась во всем теле, и он снова рухнул на стул.

— Что такое вы несете? — процедил он. — Вы думаете, что вы говорите?!

— Я всегда думаю, прежде чем сказать, Станислав Григорьевич, — парировал Каравайцев. — А вам сейчас придется ответить, откуда появилась пистолетная обойма в песке, которым были набиты мешки из чучела медведя, и заодно рассказать, куда подевался Светлов?..

И учтите, Станислав Григорьевич, что за его жизнь вы ответите своей жизнью — это мы с Алексеем Николаевичем организуем! — закончил он.

Тоцкий перевел взгляд на Шторма.

— Что он такое несет, Алексей Николаевич?

Начальник колонии понял, что если он сейчас не подыграет Тоцкому, то этот разговор станет для него полным провалом.

— Ну-ну, Вячеслав Иннокентьевич, успокойтесь, — попробовал он урезонить разгоряченного Каравайцева. — Вы что-то и впрямь такого наговорили!.. Кстати сказать, Светлов был поручен вам, так что не торопитесь обвинять людей, чьи грехи еще не доказаны.

— Что вы имеете в виду, Алексей Николаевич? — не понял капитан. — Что значит «был поручен вам»?

— Это значит то, что в подробном рапорте о случившейся сегодня трагедии, который мне придется писать в министерство, я должен буду указать на ваше непосредственное участие в подготовке внегласного сотрудника, и вам, я думаю, Вячеслав Иннокентьевич, придется ответить на вопросы следователей из Генеральной прокуратуры, откуда в экспонате красного уголка появилось оружие, — бесстрастно ответил Шторм. Он уже оценил ситуацию и понял, что только решительный натиск поможет ему исправить положение, в котором оказался ветврач. — И я должен вам сказать, Вячеслав Иннокентьевич, что подопечный Светлов, обучение которого было поручено вам, ушел вместе с бандитами добровольно! — повысил голос Шторм. — А вы обвиняете человека, побывавшего у них в заложниках и чудом спасшегося от смерти! Вину его еще надо доказать!.. А вот к вам, как к непосредственному участнику подготовки внегласного сотрудника, думаю, вопросов от следователей Генеральной прокуратуры будет гораздо больше, чем к Тоцкому, так что не торопитесь с выводами, товарищ капитан!

Обескураженный Каравайцев плюхнулся на стул возле ветеринара и беспомощно посмотрел на начальника колонии. Он понимал, что по логике вещей его начальник прав, но и предположить не мог такого поворота дела.

— Вы это серьезно, Алексей Николаевич? — только и смог он выдавить из себя.

— Да, серьезно, Вячеслав Иннокентьевич, — словно приговор прозвучали слова Шторма. — А если быть еще серьезней, то мне придется заключить вас под стражу до приезда следователей Генеральной прокуратуры. — Он развел руками. — Таковы обстоятельства, они, увы, не в вашу пользу!

— Да вы что, Алексей Николаевич?! — медленно стал подниматься со стула капитан.

— Сядьте! — властно приказал Шторм. — Откуда я знаю, как вы себя поведете, если я не возьму вас под стражу? Может, сбежите, как ваш подопечный Светлов. Кстати, его кандидатуру на роль внегласного сотрудника подбирали вы сами, и от этого факта вам не отвертеться!

— Да, но по вашему приказанию, — сделал слабую попытку оправдаться Каравайцев.

— Это уже не будет интересовать никого.

Может, вы долго ждали удобного момента, и он вам представился.

— Зачем?!

— Чтобы извлечь материальную выгоду! — словно обухом топора, ударил Шторм по мозгам капитана. — Может, вам заплатили уголовники за организацию побега, и вот наконец представился удобный случай по недосмотру начальника колонии!.. И я полагаю, что пистолетную обойму с патронами вы предоставили мне в качестве своей реабилитации, иначе чем вы объясните тот факт, что по прибытии в колонию вы отправились в клуб, а не к своему начальнику?!

Слова Шторма разили Каравайцева наповал. Он не знал, что возразить, и только отчаянно разевал рот в надежде вставить хоть слово в быструю и властную речь начальника колонии.

— Так что во избежание неприятных для меня последствий, Вячеслав Иннокентьевич, я прикажу взять вас под стражу, — закончил Шторм.

Нажав на кнопку вызова, вмонтированную внизу в крышку стола, он вызвал секретаря и распорядился, чтобы тот прислал к нему в кабинет двух вооруженных офицеров.

— Желательно, чтобы это были инспектора оперативной части, — добавил полковник, окончательно добивая и без того подавленного Каравайцева, — пусть полюбуются на своего коллегу!

— Ну, Алексей Николаевич, как бы вам потом не пришлось пожалеть о том, что вы сейчас делаете! — воскликнул капитан.

— Вы мне угрожаете?! — повысил голос полковник.

— Ну что вы! Просто я хочу сказать, что вы арестовываете совсем не того, кого нужно, и тем самым совершаете большую ошибку!

— Разберемся! — рявкнул в ответ Шторм и обратился к вошедшим в кабинет двум офицерам:

— Уведите его! Закрыть в одиночной камере штрафного изолятора до моего распоряжения и неусыпно следить за ним днем и ночью!

Тоцкий, наблюдавший за ходом разговора, облегченно вздохнул. Когда Каравайцева увели из кабинета, он удивленно посмотрел на Шторма и спросил:

— Светлов, этот библиотекарь, это правда?.. — Он не мог подобрать нужных слов.

Вместо ответа полковник взглянул на него с ненавистью и прохрипел:

— Ну и сволочь же ты, ветеринар!

— Я же сказал вам, Алексей Николаевич, что мы сейчас в одной упряжке, — спокойно усмехнулся Тоцкий. — Только вот теперь я нахожусь в таком же опасном положении, как и вы, Каравайцев, так что действовать нам придется вместе!

— Убирайся! — процедил сквозь зубы Шторм. — Когда понадобишься, я тебя вызову.

Усмехнувшись, ветеринар поднялся и, хромая, заковылял к выходу из кабинета. Когда дверь за ним захлопнулась, начальник сжал руками голову.

— Боже мой, во что я вляпался! — пробормотал он. — Мне теперь не выкарабкаться из этой трясины!..

Он понимал, что Светлов по чистой случайности попал к бандитам и при первой возможности сбежит от них и направится в ближайшее отделение РОВД или военкомат, а это для него конец!.. И Каравайцев обязательно подтвердит на следствии противоправность его действий в отношении Светлова, ставшего внегласным сотрудником. Это смогут подтвердить и другие оперативники. «Как же быть?» — думал Шторм.

Внезапно ему пришло в голову, что когда бандиты убивают милиционеров, а заключенные — сотрудников охраны лагеря, то в силу вступает неписаный закон мщения за убитых товарищей. Этим-то законом он и решил воспользоваться.

* * *

Каравайцева вели в штрафной изолятор. Он понимал, что это ненадолго, лишь до тех пор, пока из РОВД не придет за ним специальная машина, вызванная Штормом. Но, осматриваясь вокруг, он поймал себя на мысли, что глядит на мир совсем другими глазами. Уже светало, и даже метель не могла помешать ему увидеть, что творится возле каждого барака, где вооруженные солдаты и офицеры выгоняли на улицу еще не успевших одеться заключенных.

Их собирали в тесные группы у заборов локальных зон и затем, выводя поодиночке, избивали до полусмерти. Многие из заключенных замерзали от того, что были полуголые. Других, одетых более тепло, раздевали и заставляли ложиться на снег. Особенно бесчинствовали при этом члены СПП (секции правопорядка), которые шли на все, чтобы освободиться условно-досрочно. Их работники лагеря часто использовали, когда необходимо было выполнять черную работу — пытать заключенных. И они люто расправлялись с теми, с кем недавно делили тесные нары.

Стоны и вопли заключенных заглушались матом солдат, офицеров и «сэпэпэшников».

Так шла проверка личного состава заключенных, а заодно и дознание, кто и что знает о беглецах, о том, куда они могли направиться, покинув лагерь. Каравайцев подумал, что он недалек от такой же участи, и его передернуло от ужаса. Тяжело ступая по снегу, капитан плелся за двумя сопровождавшими его офицерами в штрафной изолятор.


Часть 2

«ХОХОЧУЩАЯ СМЕРТЬ»


Глава 1


Проехав около сорока километров, Золотой приказал Чалому остановиться. Метель не унималась, но ехать в светлое время суток по дороге, наверняка уже блокированной и сзади, и спереди, было опасно. Полагаясь на свое чутье заключенного, он приказал всем вылезти из машин и идти за ним. Это было сделано вовремя, потому что через полчаса к «КамАЗам», стоявшим посреди дороги, с обоих концов шоссе подъехали машины военной автоинспекции, ППС (патрульно-постовой службы) и две машины с вооруженными солдатами, высланные командиром войсковой части, охранявшей колонию, для погони за беглецами. К этому времени следы бандитов уже занесло снегом, и установить, в каком направлении они ушли, не представлялось возможным. И все-таки командиры взводов из обеих машин приказали солдатам выстроиться цепью по обеим сторонам дороги и прочесать лес. Однако попытка догнать беглецов не удалась. Пройдя около сотни метров и увязнув по пояс в сугробах, солдаты были вынуждены повернуть обратно.

Золотой не стал слишком далеко заходить в лес, а лишь отошел от дороги метров на тридцать и, свернув, пошел вдоль нее под прикрытием густых кустарников, облепленных снегом, представлявших собой надежное прикрытие от посторонних глаз, особенно водителей машин, проезжавших по дороге. Вообще в это раннее утро на шоссе, пролегавшем сквозь тайгу, было очень пустынно, и беглецы видели, как мимо них на большой скорости проехали машины ВАИ и ППС с включенными сигналами.

— За нами! — весело слетело у бандитов с губ.

Ощущение погони и риска бодрило их, хотя похмелье, выходившее наружу, било по мозгам с такой силой, что хотелось остановиться и завалиться в сугроб. Светлову было во много раз хуже, он не был так хорошо приспособлен к тяжелым условиям жизни, в каких провели многие годы заключенные, и попросту падал с ног.

Однако, поддерживая его под руки, бандиты упорно двигались вперед, понимая, что остановка для них может означать смерть.

Шли они весь день. К вечеру, миновав два поста милиции, они вышли к перекрестку, на котором был установлен указатель населенных пунктов. Прочитав на одном из них «Великий Бор», Золотой приказал всем отойти в лес и сделать привал. До пункта назначения оставалось всего пять километров, но идти в сгущающихся сумерках, а потом в ночной темени по сугробам уже не было сил. Перед последним рывком требовалось хоть немного отдохнуть, и братва обрадовалась короткой передышке. Метель стала понемногу утихать, но ее сменил усиливающийся мороз, так что долго рассиживаться беглецам не пришлось. Закидывая в рот щепотки снега вместо воды, они продолжили свой путь, тем более что с наступлением темноты над тайгой раздался протяжный волчий вой.

Подстегиваемые страхом перед голодными зверями, беглецы жались к дороге, чтобы при лунном свете обозревать пространство вокруг себя.

По мере приближения к поселку они почти перешли на бег, и их не могло остановить даже то, что у них было оружие. Правда, стрелять они и не хотели, понимая, что выстрелы могут услышать, а оставшиеся в пистолетах с глушителями патроны тратить на голодных волков, если те вдруг решатся напасть, им было жалко, поскольку они могли пригодиться. К счастью для них, все обошлось, и через час они вышли к поселку Великий Бор.

Золотой велел снова сделать привал, а сам отправился на поиски дома Ловчего. Только через час он отыскал нужную улицу и дом, где жил на своей даче его приятель по преступному миру. Дверь ему открыл сам Ловчий и, увидев перед собой человека в форме, отпрянул назад, но услышал голос Золотого.

— Ты что, Виктор, своих не узнаешь? — насмешливо спросил Золотой.

Ошарашенный приходом приятеля, Ловчий на мгновение потерял дар речи, но затем, взглянув на наручные часы, растерянно пробормотал:

— Мы только через час собирались за вами ехать, а ты…

Он не договорил, потому что из комнаты донесся бас, спрашивающий, кто пришел.

— Свои пришли! — радостно заорал Ловчий и бросился обнимать неожиданного гостя. — Да как же это ты, Антон?!. Как тебе удалось?! — бормотал он.

— Не мне, а нам, — поправил его Золотой. — Возле поселка ребята ждут. Ты снаряди несколько человек.

— Да я сам пойду, Антон! — воскликнул Ловчий. — Сколько их там?

— Одиннадцать, все с оружием, так что лучше будет, если ты возьмешь машину.

— Какой разговор, Антоша?!. Но как вам удалось раньше времени и как вы сюда добрались?! — все удивлялся Ловчий.

— — Сначала давай ребят сюда привезем, Виктор, а потом мы все расскажем, — дыша на окоченевшие руки, сказал гость. — У нас будет время поговорить! Хотя я тебе скажу: такой анекдот произошел с нашим побегом — не поверишь! — покачал он головой.

Ловчий накинул на себя полушубок, нахлобучил на голову соболиную шапку и вышел на улицу. В огромном гараже за домом стояли две его машины: джип «Форд» и микроавтобус «Ниссан». Разогрев вторую машину, он выгнал ее из гаража и, усадив в нее Золотого, выехал со двора дачи. Через десять минут все беглецы уже сидели в теплом салоне автомобиля и отогревались. Вид у них был плачевный — пока Золотой отыскивал дом Ловчего, они вконец окоченели. Но в теплом салоне автомобиля все взбодрились, за исключением Светлова, который выглядел настолько жалко, что Ловчий не обошел его вниманием и поинтересовался у матерых воров, откуда взялся этот молодой парнишка и почему он вместе с ними.

— Это хороший малый, Виктор, — ответил ему Золотой. — Зовут его Андрей, с малолетки раскрутился, и его к нам «подняли»!.. Прошу любить и жаловать!

— Отчаянный зек! — прокомментировал Ловчий, улыбаясь Светлову, который был в полубессознательном состоянии от обморожения.

Только на даче Ловчего после небольшой дозы спиртного он немного пришел в себя, но усталость взяла свое, и он заснул в кресле, даже не успев полностью раздеться. Впрочем, этой участи подверглись почти все беглецы, и спали они как придется, прямо на полу в комнатах.

Зато утро для них было потрясающим. Проснувшись, они увидели, что огромный стол в гостиной уставлен самой разной едой и выпивкой — о чем многие мечтали перед побегом. Но и это было еще не все: перед тем как сесть за стол, они отправились в роскошную сауну, где испробовали холодного пива с крабами, кальмарами и красной икрой. ;

Смыв с себя грязь и переодевшись в нормальную гражданскую одежду, беглецы выглядели более чем прилично. В гостиной, выпив несколько рюмок водки, они наперебой стали рассказывать, как им удалось бежать из лагеря.

— Не поверишь, Виктор, — почти перешел на крик Дрозд, — просыпаюсь я с бодуна, смотрю на часы, а они показывают столько, во сколько мы поотрубались. Думаю про себя: не мог же я совсем не спать, раз в голове уже просветление наступило…

— Это у тебя-то просветление?! — взорвалась хохотом братва. — Растолкал нас и запудрил мозги!.. Мы срываемся с места и в санчасть к Золотому, через клуб, конечно!..

— А я ничего не понял, когда увидел их! — подхватил Золотой. — Мне как раз Тоцкий задницу уколом метил, а эти врываются в палату с пистолетами. У меня глаза на лоб полезли!.. Вы, спрашиваю, чего?!. А они мне: да ты что, Золотой, — время! Пора уже!.. Я говорю: какое время?! Да вы глаза разуйте и на часы поглядите!..

— А Тоцкий-то как? — вставил вопрос Ловчий.

— Молодец мужик! — похвалил его Золотой. — Чтобы у нас все было тип-топ, он себя в заложники предложил!.. Правда, мы еще двух офицериков молодых прихватили. Их мы потом завалили на дороге, но и он за нас пострадал! Пришлось ему руку и ногу прострелить, чтобы он назад без подозрений явился! Ты же знаешь Шторма, какой это дотошный червь?

Все разнюхает.

— Знаю, — отозвался Ловчий, — но он теперь не опасен! Ведь медведя он помог Тоцкому в лагерь пронести.

У Золотого глаза чуть не вылезли из орбит от удивления. Изумилась и братва. Светлов не верил своим ушам. А Ловчий тем временем продолжал:

— Я ведь, Антон, перед тем как собрать для вас оружие, с ним поговорил. Сначала припугнул, что детей и жену убью, а потом деньги предложил, и он взял.

— Не может быть!

— И мне до сих пор не верится, — усмехнулся Ловчий. — Ведь мы с Тоцким поначалу хотели тебя в медведе вынести, а потом я прикинул, что от этой крысы всего можно ожидать! Вдруг, думаю, он согласился только для того, чтобы нас всех накрыть. Не исключено такое.

— Не исключено, — согласился Золотой.

— Думаю: нет, не дождешься, гражданин начальник!.. И подложили мы ему свинью — набили медведя оружием!.. А я смотрю, вы из лагеря еще прихватили! — воскликнул он.

— Да!.. Так Шторм, выходит, и не догадывался о начинке медведя? — спросил Золотой.

— Конечно, нет!.. А ты думаешь, если бы он узнал о ней, то согласился бы? — усмехнулся Ловчий. — Зато сейчас он у нас вот где! — Он сжал кулак и потряс им в воздухе. — Мы теперь можем потребовать от него чего угодно! А не захочет выполнить, мы ему сначала напомним, как он помог бежать своим заключенным, а если и после этого заартачится, мы ему вторую свинью подложим! У меня есть идея, как плотнее привязать Шторма. Если ее удастся реализовать, то на финише" нас могут ждать сотни миллионов долларов!..

У братвы от услышанной цифры перехватило дыхание, и на несколько секунд они оцепенели. Зная Ловчего, они ничему не удивлялись.

Им было известно о масштабах его замыслов и о том, что его невероятное упорство всегда помогало ему в достижении цели.

— В тридцати пяти километрах к северо-востоку от лагеря находится поселок Копины Чары, — тем временем говорил Ловчий. — Вы слышали о нем?

— Слышали, — как эхо отозвались бандиты.

— Слышали, но никто из вас там не был, и вы представления не имеете, что это за поселок.

— Я знаю только то, что он закрытый, — признался Золотой. — Давно как-то от ментов в изоляторе слышал.

— Правильно, закрытый, — подтвердил Ловчий. — А почему его назвали Копины Чары?

Все пожали плечами.

— Потому что начиная с прошлого века там ведется разработка драгоценных камней, — довольно ухмыльнулся Ловчий. — Там алмазные копи, поэтому и поселок называется Копины Чары!

— И что ты предлагаешь? — спросил за всех Золотой.

— Предлагаю с помощью Шторма захватить хранилище, где находятся самородки бриллиантов — сырец!

— А при чем тут Шторм? — удивился Антон. — И как вообще ты собираешься это сделать?

— Очень просто, — усмехнулся хозяин, разливая по рюмкам водку. — Часть солдат из охраны лагеря переведена охранять поселок и шахты, а Шторм, используя свои связи с командиром войсковой части, достанет для нас подробный план расположения поселка, шахт, хранилищ, систему проволочных заграждений, сигнализаций и часовых постов — в общем, все, что потребуется, — заключил Ловчий. — А чтобы он был более сговорчив, мы предложим ему часть добычи!

У Светлова чуть не вырвалось, что он сам неоднократно нес службу на этих объектах, значившихся даже для них, солдат, секретными, но он вовремя вспомнил, среди кого находится.

— Ну и как моя идея? — спросил Ловчий, обведя всех своим проницательным взглядом.

Возникла пауза. После некоторого молчания ответил Дрозд:

— Мне все равно, в какое пекло лезть, так что я «за»!

— Идея отличная, — согласился Золотой, — и я «за», но у меня, честно говоря, есть некоторые сомнения относительно Шторма.

— Какие?

— Вряд ли он согласится нам помогать после стольких трупов, которые мы оставили после себя.

— Согласится, — самоуверенно заявил Ловчий. — У него просто нет другого выхода, Антон!.. Вот увидишь!

— Тогда и я «за»! — сдался Золотой.

Остальные тоже проголосовали «за». Взяв рюмки, они чокнулись и выпили за успех.

* * *

Шторм еще долго сидел, после того как Топкого отправили в больницу, и раздумывал над тем, что делать дальше. К нему в кабинет заглядывали оперативники, но он никого не принимал. Наконец, когда ему принесли полный список беглецов, он будто очнулся от оцепенения и приказал своему секретарю послать в клуб двух заключенных из СПП, чтобы они навели там порядок. Через полчаса секретарь доложил ему, что останки чучела выброшены в мусорные контейнеры, в красном уголке чисто и клуб закрыт от посторонних глаз. Услышав это, полковник немного успокоился и решил немедленно созвать оперативников на экстренное совещание. Когда в кабинете собрались все, кроме Каравайцева, он заговорил:

— Товарищи офицеры, прошу учесть всю серьезность того, что у нас случилось и о чем я сейчас буду говорить. Погибли наши сотрудники, и, признаюсь честно, в этом есть и моя вина.

Оперативники с недоумением воззрились на своего начальника.

— Да-да, и не смотрите на меня так, — делая мученическое лицо, сказал Шторм. — В чудовищном убийстве наших сотрудников отчасти повинен и я!.. Вы помните наше последнее собрание, где я вас предупреждал о готовящемся побеге и подготовке заключенными голодного бунта? — У него промелькнула мысль, что он и не подозревал в то время, насколько окажется близок к истине. Он продолжил в той же манере кающегося грешника:

— Также вы помните, как капитану Каравайцеву было поручено мною подыскать нужную кандидатуру из солдат для работы внегласным сотрудником. Так вот, оказалось, что именно Каравайцев вел тщательную подготовку заключенных к вооруженному побегу, и Светлов, которого он избрал на роль внегласного сотрудника.

— Да вы что, Алексей Николаевич! — раздался голос из ряда сидевших за длинным столом оперативников. — Каравайцев — честнейший человек!

— И я так считал, — бесстрастно произнес полковник, — поэтому я доверил ему эту работу, но, как вы сами видите, на поверку вышло, что подготовленный им Светлов ушел вместе с бандитами.

— Может быть, это какая-нибудь дикая случайность, — опять взял под сомнение слова своего начальника тот же оперативник.

— Да нет, не случайность, Владислав Николаевич, — жестко одернул Шторм капитана Малышева. — Тоцкий, которого бандиты взяли в заложники, слышал все их разговоры относительно Каравайцева, они благодарили Светлова за то, что он помог перенести в колонию оружие для них!.. Так что, Владислав Николаевич, в тихом омуте черти водятся! — В дополнение к сказанному он вынул из стола обойму с патронами. — Вот что сейчас мне принес Каравайцев из клуба. Но он не думал, что Тоцкий останется в живых! Он был уверен, что бандиты убьют всех заложников, а потому пришел сказать мне, что якобы оружие в колонию было принесено ветеринаром в чучеле медведя и до побега заключенных все время хранилось в нем. Каравайцев, чтобы остаться чистым, свалил вину на другого, но, как многие из вас знают, чучело в колонию заносили при мне, так что никакого оружия там быть не могло!.. У него, видимо, это просто вылетело из головы!..

Теперь никаких сомнений по поводу того, что говорил Шторм, у оперативников не осталось.

— Каравайцев пришел ко мне, когда в моем кабинете находился раненый и чудом избежавший смерти Тоцкий, и очная ставка произошла сама собой, — продолжал полковник. — Поняв безвыходность своего положения, он во всем признался и рассказал мне, как проходила подготовка заключенных к побегу, не для протокола, правда, рассказал, — сделал оговорку Шторм. — Сейчас я отправил его в камеру штрафного изолятора. Кто из вас возьмется снять с него показания для предварительного следствия, товарищи офицеры? — спросил он.

— Вот это сволочь! — вместо ответа разнеслось по кабинету. — Просто ушам своим не поверишь!.. Да бросить его на съедение блатным!

Шторм, видя такое единодушие офицеров, полностью обрел уверенность и повторил свой вопрос:

— Ну, так кто же из вас возьмется провести первое дознание?

И все подняли руки.

— — Та-ак, хорошо, — удовлетворенно протянул полковник. Теперь он был уверен, что оперативники выбьют из Каравайцева нужные показания, а если это потребуется, смогут и убить его. — Очень хорошо!.. Возьмется за это дело, наверное, капитан Малышев, — указал начальник колонии на капитана. — Вы, Владислав Николаевич, как никто другой знаете психологические наклонности Каравайцева, поскольку проработали вместе не один год. Да! Не забудьте спросить, какую сумму предложили ему бандиты за услугу? Мне он отказался ее назвать, может быть, вам назовет.

— Не захочет сказать, так я его заставлю! — произнес Малышев.

Невысокий и крепко сбитый, с мускулистыми руками и лицом боксера, он напоминал мини-трактор.

— Теперь о Светлове, — перешел к личности солдата Шторм. — Надо известить о нем командира части майора Стрельцова. Это сделает старший лейтенант Никитин. Пусть его офицеры и солдаты тоже примут активное участие в розыске этого начинающего бандита!.. Передайте Стрельцову, Олег Игоревич, что мы очень надеемся на его помощь.

— Почему вы говорите только о Светлове, Алексей Николаевич? — послышался голос Никитина. — А остальные бандиты разве не в счет?

— Остальные, — усмехнувшись, обронил полковник, — и так уже приговорены всеми нами к смерти!.. Да и не только нами, но и заключенными лагеря. Им не простят стольких убийств заключенных, которые, по сути дела, для них были своими.

— Вот уж поистине волки! — раздался чей-то голос. — Бегут и режут всех подряд, не глядя, кто перед ними, — свои или чужие!

— Пожалуй, более точного сравнения не подобрать, — согласился полковник, — хотя я мало что знаю о повадках этих животных! Но речь сейчас не об этом, — как будто спохватился он. — Я полагаю, все меня поддержат, если я скажу, что в случае задержания бандитов — а они, как известно с оружием и вряд ли его сложат — живыми никого не брать, стрелять только на поражение.

Обведя всех взглядом, Шторм облегченно вздохнул:

— Значит, единогласно!..

Его прервал вошедший в кабинет секретарь.

— Алексей Николаевич, к вам на прием хочет попасть следователь прокуратуры Смольников.

— Что ему надо?

— Он говорит, что вы ему недавно предлагали свою помощь, и еще Каравайцев должен был снять для него копии с личного дела Золотого — Седых Антона Владимировича.

У Шторма на лице появилась гримаса удивления.

— Во! — воскликнул он. — Каравайцев уже и сюда добрался!.. Ну надо же!.. Везде успевает!

— Раздавить гадюку! — раздалось с разных концов кабинета.

— Убить сволочь!..

Успокоив оперативников, Шторм ответил:

— Выпишите Смольникову пропуск и скажите, что я приму его после совещания.

Секретарь удалился, и начальник колонии, поговорив еще о некоторых вопросах, касающихся профессиональной деятельности Каравайцева, лишний раз убедился во враждебном отношении к нему оперативников. Довольный общим мнением офицеров, он закончил собрание и отпустил всех.

Смольников зашел в кабинет после того, как его покинул последний оперативник. У него был удрученный вид. Поздоровавшись с полковником, он сразу выразил соболезнование по поводу случившегося.

— Я, наверное, не вовремя, Алексей Николаевич, — виновато сказал он, — вы уж меня извините. От ваших офицеров на контрольно-пропускном пункте я слышал, что очень много жертв пало от рук бандитов. Сочувствую.

— Да, — кивнул головой Шторм. — Проходите, присаживайтесь. Много погибло людей, но ничего не поделаешь: такая уж у нас работа."

Вы ко мне по делу, Петр Алексеевич?

— Да.

— И у вас что-то произошло, судя по вашему выражению лица?

Смольников натянуто улыбнулся.

— У нас всегда что-нибудь происходит, — вяло проговорил он, — но если вы позволите, я сразу перейду к делу.

— Я слушаю.

Старший следователь прокуратуры раскрыл на столе папку, которую он принес с собой, и, пробежав взглядом по документам, заговорил:

— Я недавно связывался с одним из ваших оперативников — Каравайцевым, и он обещал мне снять копию с личного дела Седых Антона Владимировича по кличке Золотой, — прочитал он в документе. — Мне это необходимо для ведения следствия.

— Золотой? — потирая ладонью лоб, невозмутимо спросил Шторм. — Очень интересно!

И что же за ним числится у вас?

— В общем-то пока ничего, — ответил Смольников, закрывая папку, — но мне хотелось не только видеть его личное дело, но и с ним самим поговорить.

— Что же все-таки произошло? — не унимался полковник.

— Я, как вы знаете, Алексей Николаевич, веду дело о нападениях волков на людей, — ответил Смольников, — и мы установили некоторые личности погибших — двое из них бывшие дружки Золотого. Мне хотелось бы встретиться с ним и поговорить о его взаимоотношениях с бывшими дружками.

— Вы ставите под сомнение, что их гибель от волчьих зубов — случайность? — догадался Шторм.

— Да, — подтвердил Смольников. — Все в этих смертях.., ну, сценарно, что ли?.. А потом меня настораживает несколько деталей: выеденные конечности, лица и внутренности! Нет никакой возможности опознать погибших даже по медицинским картам, хранящимся в поликлинике. Такое впечатление, что дикие животные хорошо знают, в каких местах надо увечить свои жертвы, чтобы потом следствию нельзя было идентифицировать их. И заметьте, Алексей Николаевич, они их не съедают, а увечат!

— Да, весьма любопытно, — согласился Шторм.

Он сразу вспомнил ту стаю волков, от которой ему пришлось ретироваться домой, и как потом из окна своей квартиры он наблюдал за человеком, уводящим за собой стаю. От воспоминаний о пережитом ужасе по его телу пробежала дрожь.

— А вы разговаривали на эту тему с охотниками, Петр Алексеевич? — поинтересовался он.

— Со многими разговаривал, но никто ничего вразумительного мне так и не сказал, — грустно ответил Смольников. — Ваш ветеринар и смотритель за питомником Тоцкий заявил, что все убийства — это проделки росомахи, а другие охотники опровергают его предположение. Говорят: росомаха настолько осторожный зверь, что и близко не подойдет к человеческому жилью. Вот и не знаю, кого слушать, приходится самому до всего доходить!

«Тоцкий! Этот может наговорить!» — подумал полковник.

— Вы знаете, Петр Алексеевич, — сказал он, — я полагаю, дружки Золотого могли стать жертвами заказного убийства из-за внутренних разборок между собой. Это не исключено.

— Вот я и хочу не только ознакомиться с личным делом Золотого, но и поговорить с ним самим. Может быть, этот разговор прольет хоть какой-нибудь свет на смерть его дружков. Или хотя бы на их деятельность.

— Боюсь, ни Золотого, ни Каравайцева, обещавшего вам копию с личного дела Седых, вам не увидеть.

— Почему?

— Потому что наших сотрудников убил Золотой, и он сейчас в бегах!.. Мы предпринимаем усиленные попытки отыскать его и тех, кто с ним бежал, — холодно ответил Шторм. — А Каравайцев заключен под стражу: он подозревается в организации побега и содействии бандитам, убившим наших сотрудников!.. Хотя копию с личного дела Седых я, думаю, смогу вам дать для ознакомления.

У Смольникова от изумления вытянулось лицо.

— Не может быть! — только и сказал он.

— И мне до сих пор не верится, Петр Алексеевич, — со скорбным видом произнес Шторм. — Каравайцев считался у нас лучшим работником, и вот те на!.. — развел он руками.

— Значит, теперь мы можем вместе искать Золотого?

— Если есть желание, то пожалуйста, — равнодушно бросил Шторм. — А кроме ваших домыслов, Петр Алексеевич, больше нет никаких намеков на то, что люди погибли в результате заказных убийств? Я имею в виду обученных волков, — снова вспомнил волчью стаю полковник.

— Больше никаких намеков, Алексей Николаевич, — уныло ответил Смольников. — Правда, есть любопытная деталь, которая не дает мне покоя: найденная шерсть в руке одного из убитых. Понимаете, Алексей Николаевич, она за очень короткий срок поменяла свой цвет, и эксперты сейчас не могут точно сказать, какому животному принадлежал этот клок шерсти.

Перед глазами Шторма сразу встали вольеры кинологического питомника, где он увидел пегих собак, от которых Тоцкий его ревностно отогнал. Сомнений нет, Смольников ведет речь именно об этих животных. «И как он недалек от них, — с иронией подумал он. — Плохо только, что его черти сюда принесли!» И тут же пожалел, что минуту назад так необдуманно позволил Смольникову участвовать в поисках Золотого, ведь именно сейчас ему не нужны никакие «хвосты»!

— Вот черт! — непроизвольно вырвалось у него.

— Что с вами?

— Да, о любопытной детали вы рассказали, Петр Алексеевич, — сообразил Шторм, что ответить.

— Я отослал в областную лабораторию шерсть, — с надеждой проговорил Смольников, — может быть, им удастся установить вид животного, и тогда полегче будет.

— В этом случае, конечно, вам было бы легче искать подлинных виновников, — согласился полковник. — А когда должны быть готовы результаты экспертизы?

— Вижу, и вас заинтересовало! — улыбнулся следователь.

— Безусловно!..

У Шторма зароились мысли по поводу подлинной кинологической и ветеринарной деятельности Тоцкого. У него в голове не укладывалось, что такой тщедушный человечек мог быть так разносторонне развит. Он решил не торопиться с выводами, а навестить ветеринара в больнице и откровенно обо всем поговорить.

«Ведь Смольников может выйти по цепочке через Золотого и Тоцкого даже на меня, — подумал Шторм, — а этого допустить нельзя».


Глава 2


Проводив Смольникова и договорившись с ним о дальнейшем сотрудничестве, начальник колонии отправился в штрафной изолятор. Дежурившие там прапорщики сразу сказали, что допрос Каравайцева уже ведется капитаном Малышевым.

Малышев встретил начальника возбужденно и даже немного агрессивно. В правой руке он держал резиновую дубинку со вставленным в нее гибким стальным стержнем. Рубашка у него на груди и спине была мокрой, а по лицу стекали крупные капли пота.

— Эта сволочь, Алексей Николаевич, ни в чем не хочет признаваться! — яростно сообщил он. — Может быть, его к блатным бросить?!

Они из него в два счета вермишель сделают!..

А у меня уже рука отваливается, Алексей Николаевич!..

Увидев окровавленную дубинку в руках Малышева, Шторм молча прошел в раскрытую камеру-одиночку, где к оконным металлическим жалюзи, именуемым на жаргоне «лапшой», был подвешен наручниками Каравайцев. Он увидел своего начальника.

— А!.. Это вы!.. — едва слышно прошептал он. — Неужели вы и вправду думаете, что заниматься подготовкой заключенных к побегу мог я, Алексей Николаевич?

Присев на бетонный стул посреди камеры, Шторм поднял на него глаза и цинично заметил:

— А как еще прикажете думать, Вячеслав Иннокентьевич? Все улики против вас!

— Да какие, к черту, улики?! — хрипло простонал капитан. — Вы что, с ума все посходили?! Какие, к черту, улики?!

— Я уже сегодня о них говорил и не намерен повторяться! Вы будете говорить?.. Я вас спрашиваю! — повысил голос Шторм.

— О чем?! Чего вы добиваетесь?

— Правды! — процедил сквозь зубы Шторм. — И только правды!

Каравайцев измученно усмехнулся и слабо пошевелил губами:

— Не там ищете. Идиоты!

Малышев подскочил к нему и стал наносить удары дубинкой. Выждав, пока они прекратятся, Шторм поднялся с бетонного стула и подошел к Каравайцеву вплотную.

— Вячеслав Иннокентьевич, повторите признание, которое вы сделали в моем кабинете, и ваши мучения прекратятся. Или вы хотите, чтобы Малышев продолжил?

Каравайцев беззвучно пошевелил губами.

— Что? Не слышу!

— Теперь я понимаю, кто вы и чего добиваетесь. Сволочь! Оборотень! — почти выкрикнул он последние слова.

— Продолжайте, Владислав Николаевич, — обратился Шторм к Малышеву, — а если он и дальше будет упорствовать, то составьте протокол допроса сами. В строевой части ДПНК есть документы с его подписью, так вы скопируйте ее и поставьте в протоколе допроса под его показаниями и последней строкой: «С моих слов записано верно и мною прочитано». А его в расход! — показал он руками крест. — Потом обо всем мне доложите!..

* * *

Тоцкий, прежде чем уехать в больницу, завернул к себе в питомник, где его встретил напуганный утренними событиями Камил. Будучи когда-то заключенным, он прекрасно знал, что сейчас делалось в лагере, и очень боялся, что оперативники могут заподозрить его в причастности к побегу. Он метался по питомнику, не зная, что делать с оставшимся оружием, спрятанным в мастерской Тоцкого, ожидая с минуты на минуту оперативников с обыском.

Когда прозвучал резкий звонок у входной двери, он даже присел от испуга, но, открыв дверь и увидев Тоцкого, чуть не запрыгал от радости.

— А я уже думал, за мной пришли, — признался он. — Как там Золотой, Стае? Что-то они раньше времени шухер подняли? А с тобой что случилось? — увидев согнутую в локте руку Тоцкого, удивленно спросил он. — Ты чего хромаешь?

— Долго рассказывать, Камил, — торопливо сказал ветеринар. — Сейчас времени нет! Потом расскажу. Ты вот что… Закройся и никого не впускай, а на входной двери приклей записку, что я в больнице. Понял?

Камил послушно кивнул.

— Думаешь, Стае, они могут с обыском к нам нагрянуть?

— Все возможно, Камил! — тяжело вздохнул Тоцкий. — Мы сейчас как-то нехорошо попрощались со Штормом, вот я и решил заглянуть сюда, чтобы предупредить тебя. Возьми лопату, вскрой полы в моей мастерской и закопай под ними оставшееся оружие, а завтра отправляйся к Ловчему.

— Что ему передать?

— Передай, что я в больнице и чтобы он отыскал Золотого с его братвой, пока менты их где-нибудь в тайге не расстреляли. Да! И чтобы он ко мне не наведывался, пока шумиха в лагере не уляжется! Не забудь накормить перед уходом к нему Цезаря с Агатой, — напоследок бросил Тоцкий.

После его ухода Камил сразу бросился исполнять приказания своего покровителя. Сначала он приклеил на входной двери записку, а потом, аккуратно подняв с помощью гвоздодера полы в мастерской, выкопал в земле глубокую яму и, завернув оставшееся оружие в холщовые мешки, сложил в нее. Закопав оружие и выровняв землю, Камил снова уложил половые доски и поставил экспонаты чучел на старые места, так что мастерская приняла свой прежний вид. Вроде бы опасаться уже и нечего было, но он чувствовал себя неспокойно.

Утром Камил, вспомнив о наказе Топкого, немедленно приступил к работе. Выполнив все необходимые утренние процедуры с животными в вольерах, он вымылся в душе и лишь потом, закрыв питомник, отправился к Ловчему, не забыв оставить еду для Цезаря и Агаты в условленном месте неподалеку от тропинки, ведущей через тайгу в поселок.

Беглую братву он застал у Ловчего в самый разгар пьяного застолья и был крайне удивлен.

— А я-то думал, вы все по тайге рыщете! — вместо приветствия воскликнул он. — Как это вам так быстро удалось найти дачу Ловчего?!

— Так Золотой не раз бывал здесь до своего последнего срока, — ответил за гостей Ловчий. — Неужели он сюда дорогу забудет, Камил?.. Как ты думаешь?

— А что тут думать, Виктор? — садясь за стол, радостно усмехнулся Камил. — Все произошло намного лучше, чем я предполагал!

— И я тоже! — поддержал его Ловчий. — Я просто не ожидал, что все у них так получится!..

— Привет вам от Тоцкого! — весело бросил Камил. — Давайте выпьем за его здоровье! — С этими словами он взял со стола стакан с водкой и выпил залпом. Остальные шумно поддержали его предложение.

— Что с ним и как он? — спросил Золотой после очередной дозы выпитого.

— В больнице он, — коротко ответил гость, — просил передать, чтобы вы отсюда не высовывались, пока кипиш в лагере не утихнет.

— Да что нам этот кипиш?! — высокомерно процедил Ловчий. — Плевать мы на него хотели!.. Тем более что сейчас у нас такие планы, Камил, что ой-ей-ей!!! А Стае — молодец мужик! Когда выздоровеет, и он в долю войдет!

— Какую долю? — не понял Камил.

— Есть идея Копины Чары взять, — объяснил Золотой. — Дело опасное, но стоящее!

Если оно выгорит, то нам всем, Камил, хватит на безбедную жизнь до гробовой доски!..

— Рискованно, — только и мог выдохнуть Камил.

Внезапно его взгляд упал на Светлова, внимательно слушавшего их разговор. Камил с самого порога дачи обратил внимание на этого парнишку, и ему показалось, что он где-то его уже видел. Сейчас Камил, зафиксировав на себе внимательный взгляд Светлова, вспомнил, где он видел эти синие глаза — на разводе взвода охраны перед тем, как часовым заступить на несение службы в черте «запретной зоны» лагеря. У него даже перехватило дыхание, но усилием воли он подавил рвущийся наружу вопрос: «Что делает здесь этот краснопогонник?»

Он лишь снова налил себе водки, выпил и подмигнул Золотому:

— Антон, выйдем на два слова.

— Какие еще секреты? — взревел Ловчий.

— Никаких секретов, Виктор, — поспешил успокоить его Камил. — Кстати, и тебе будет полезно послушать, что я скажу Золотому.

— Что же, пошли. Послушаем! — Ловчий поднялся из-за стола и направился за ними в кухню.

Полупьяная братва оставила без внимания уход воровской «тройки», и только Светлов почувствовал что-то опасное для себя. Неся службу по охране лагеря с собаками, он обычно сталкивался с Тоцким, но его помощника ни разу не видел, хотя и слышал о его существовании. И все потому, что Камил старался как можно реже выходить из кинологического питомника и показываться на глаза кому бы то ни было — будь то офицер, солдат или даже человек, не имеющий никакого отношения к колонии. Такой образ жизни обусловливался одним — преступной деятельностью, которой он рассчитывал заняться после побега братвы из лагеря. Именно он уговорил Тоцкого заключить соглашение с Ловчим и помочь Золотому с побегом. Именно он с помощью специально обученных собак, которых Тоцкий планировал продать, сначала убил двух должников Золотого, а затем нескольких жителей поселка, у которых просто забрал деньги и документы. Правда, главной причиной убийства послужило то, что нужно было опутать врача-ветеринара паутиной преступности и не позволить ему дать задний ход.

Выйдя на кухню и прикрыв за собой дверь, Камил сразу спросил Золотого:

— Антон, откуда появился этот юнец?

— Ты кого имеешь в виду? — не понял вор.

— Я имею в виду паренька, который сидел справа от тебя и внимательно слушал, о чем мы говорили.

— А-а, этот? — весело махнул рукой Золотой. — Хороший парень, вместе с нами пробивался на волю!.. Зовут Андрей, погоняло — Светлый!.. А что тебя так взволновало?

— Ты откуда его взял, Антон? — не успокаивался Камил.

— Да он наш, зек! Его Тоцкий вместо старого библиотекаря поставил, и он за оружием в клубе смотрел!.. А что случилось, Камил?!

— Да то, что не Тоцкий его поставил!.. Ну сам подумай, как он мог его поставить?! Через кого? Его Шторм поставил!.. Это нырок, понятно?!

— Что?! — одновременно вырвалось у Золотого и Ловчего.

— То, что слышали! Этого парня я видел пару раз перед тем, как он в наряд по охране лагеря заступал. Топкий для них собак выводил!..

Судя по тому, как он спокойно сидел и слушал нас, он меня не узнал либо просто не помнит меня!..

Воцарилась пауза. Из гостиной доносились пьяные голоса братвы.

— Нет, не может быть, — подал голос Золотой, — это, наверное, похожие друг на друга люди, Камил. Светлый слишком молодой для нырка на строгом режиме. Нет! Ты, наверное, ошибаешься, Камил, — повторил он, — Светлый по раскрутке «поднялся» в нашу зону с малолетки, у него вся кожа татуировками расписана, причем все они сделаны мастерски.

Ментам вряд ли удастся так сделать! И жаргоном он владеет хорошо!

— И ты считаешь, Антон, что таким аргументам можно доверять?

— А давайте вот что сделаем, — вмешался в разговор Ловчий. — Пусть все пока остается как есть.

— Как это? — не понял Камил.

— Очень просто, — усмехнулся вор. — Шторм у нас и так в руках, но раз появился дополнительный козырь, чтобы повлиять на него, нельзя от него отказываться.

— Ты предлагаешь держать Светлого в качестве заложника? Я правильно тебя понял? — спросил Золотой.

— Правильно, — кивнул Ловчий. — Но чтобы никто, кроме нас троих, об этом не знал, а то братва его разорвет в клочья. Ведите себя так, будто мы ничего о Светлом не знаем. Это, кстати, и пареньку поможет расслабиться, и он, может, сам проколется и выдаст себя. Хотя сегодня вечером уже все будет ясно, когда я отправлюсь к Шторму, — усмехнулся Ловчий.

Камил и Золотой с ним согласились. Вернувшись в гостиную, они держались как ни в чем не бывало. Светлов, решив, что ему ничего не угрожает, забыл о своем страхе.

Вечером Камил, Ловчий и трое его телохранителей отправились в Горское к Шторму.

* * *

Возвратившись с работы, Шторм думал о Светлове: что, если тот узнает от бандитов о его теневой деятельности и расскажет об этом в милиции или хотя бы своему командиру взвода? «Хорошо бы бандиты расшифровали его и расправились с ним, — мечтал полковник. — Тогда все концы в воду».

Водитель остановил служебную машину возле его подъезда. Полковник вылез из нее и увидел возле соседнего дома джип, удививший его: таких престижных машин ни у кого в поселке не было. Он с любопытством подумал, к кому из жильцов соседнего дома могли приехать? Заходя в подъезд, Шторм столкнулся с высоким крепким мужчиной. До этого вечера свет в подъезде горел, а сейчас его не было, и это сразу насторожило начальника колонии.

Он видел медленно двигавшегося на него из подъезда мужчину и попятился. Уже на улице при свете, падавшем из окон дома, он узнал Камила, помощника Тоцкого. Циничная ухмылочка бывшего заключенного не предвещала ничего хорошего, и Шторм, стараясь сохранить хладнокровие, спросил:

— Зачем пожаловал?

— Да ты, начальник, не пугайся, — не меняя выражения лица, сказал Камил, — мы к тебе пожаловали с благодарностью. Долг платежом красен, и мы тебе привезли остаток вознаграждения.

Полковник внимательно всматривался в собеседника, но из-за тусклого света он не мог увидеть выражения его глаз.

— Да не смотри на меня так, начальник, я на золотой рубль не похож, — вдруг рассмеялся Камил.

— Где деньги? — тихо спросил Шторм. — Они с тобой?

— Со мной, со мной, — продолжал кривить губы в усмешке Камил. — Пойдем, получишь их.

— Куда пойдем?

— Не здесь же я их тебе буду отдавать! Вдруг кто-нибудь из подъезда выйдет и увидит!.. — не скрывая своего презрения, отчеканил Камил. — Пройдем в машину, там и получишь их!

Он прошел вперед мимо полковника, и тому ничего не оставалось, как последовать за ним.

Подойдя к джипу, он понял, что машина приехала не к кому-нибудь из жильцов соседнего дома, а к нему. «Машины меняют как перчатки! — пронеслось у него в голове. — Прошлый раз была „Волга“! Живут же, черти!» Вообще известие, принесенное Камилом, его обрадовало, ведь он считал, что бандиты его просто кинули и оставшихся денег ему не видать, как собственных ушей. Взгромоздившись на заднее сиденье джипа, он услышал знакомый мягкий голос.

— Вот, Алексей Николаевич, ваши деньги, — обратился человек к нему на «вы» и протянул сверток. — Здесь, правда, не все, а лишь половина того, что вам причитается. Сейчас у нас возникли небольшие финансовые затруднения, но как только они разрешатся, вы получите остальное!

— А когда они у вас разрешатся? — почувствовав в руке сверток, совсем осмелел Шторм.

— Как только вы окажете нам еще одну небольшую услугу, — вкрадчиво произнес человек, — совсем пустяковую услугу.

У полковника екнуло сердце.

— Я так и знал! — судорожно выдохнул он. — Что еще?!

— Повежливее, начальник! — прошипел Камил.

Шторм испуганно посмотрел на бывшего заключенного и, стараясь придать голосу как можно больше уверенности, сказал:

— Я не знаю, как вас зовут, но могу сказать точно, что если и дальше на меня будут повышать голос, то разговор у нас не состоится!

— Успокойтесь. Меня зовут Виктор, но можете обращаться ко мне совсем просто — Ловчий, — безмятежно ответил вор. — Никто на вас голоса больше не повысит, и разговор у нас все равно состоится, даже помимо вашего желания. Вы же не хотите, чтобы мы, Алексей Николаевич, разорвали вашего нырка в клочья, как гнилую тряпку?

— Какого нырка? — пролепетал Шторм.

— Я не знаю ни его фамилии, ни имени!..

Нам он представился как Светлый, — медленно выговаривал Ловчий, следя за реакцией начальника колонии. От него не укрылось, что тот вздрогнул, а в глазах отразился испуг. — Что? Я попал в точку? — усмехнулся он.

Полковник молча переваривал услышанное.

Ему доводилось слышать о крупном воровском авторитете по кличке Ловчий, но он не предполагал, что когда-нибудь с ним встретится. «Так вот, значит, с кем связан Золотой и вся его банда! — думал он. — Отлично! Теперь я знаю, на кого ориентироваться и за кем устанавливать наблюдение!»

— О чем задумались, Алексей Николаевич? — подстегнул его своим вопросом Ловчий.

— А о какой пустяковой услуге вы говорите, Виктор? — вместо ответа сам спросил полковник.

— Значит, я прав, — усмехнулся Ловчий. — Светлый — ваш человек!.. А услуга вот какая, Алексей Николаевич: нам нужна карта Копиных Чар! Чтобы на ней были указаны не только посты и проволочные заграждения, но и все хранилища, где находится алмазный сырец!

— Вы с ума сошли! — чуть не задохнулся Шторм. — Вы думаете, там только проволочные заграждения и вышки с часовыми?! Черт побери, какие же вы, бандиты, все-таки наивные! — рассмеялся он.

— А если ближе к делу? — процедил сквозь зубы Ловчий.

— А если ближе к делу, то вам никогда не осуществить своих планов! — безапелляционно заявил Шторм. — Ведь, если я вас правильно понял, вы хотите завладеть запасами хранилищ?

— Вы правильно поняли.

— Так вот что я вам скажу: помимо проволочных заграждений и часовых, там предусмотрена кодовая блокировка хранилищ и сигнализация, непосредственно связанная с центральным постом взвода охраны и дежурным отделением местной милиции. Неужели вы полагаете, что вам удастся преодолеть такой заслон?

— А это уже наше дело! — прозвенел голос Ловчего.

Однако полковник заметил промелькнувшую в его глазах неуверенность, из чего он сделал вывод, что бандиты не подозревали о существовании таких дополнительных мер охраны драгоценной копи. Сам же начальник колонии неоднократно бывал на шахтных разработках и с удивлением отмечал внешне кажущуюся примитивной охрану алмазных хранилищ.

— Ну что? Не передумали? — спросил он после недолгой паузы. — Уверяю вас, сделать это будет совсем непросто.

— Значит, к карте проволочных заграждений и постов вы дополнительно достанете для нас и план сигнализации: где установлена, в каких местах проложен кабель, в какое время проходит суточная проверка — в общем, все, что с ней связано, — упрямо сказал Ловчий.

— Да вы просто рехнулись! — сокрушенно покачал головой Шторм. — А если я не смогу ее достать?

— Значит, получите от нас бандероль с головой Светлого, — не раздумывая, ответил вор. — А может быть, и еще что-нибудь в дополнение к ней.

— Что вы имеете в виду?

— Там будет видно, Алексей Николаевич!..

Ну так как? Можно считать, что у нас состоялся разговор?

— Мне надо подумать, — ответил полковник, не видя выхода из сложившейся ситуации.

«Слава богу, что Светлов у них в руках и они знают, кто он, — размышлял он. — Но что они подразумевают под этим „там видно будет“?»

— Мне надо все хорошо обдумать, — повторил он.

— Сколько вам для этого понадобится времени?

— Сейчас я точно не могу ответить. С этим вооруженным побегом Золотого столько проблем навалилось!.. Пусть хотя бы все уляжется.

— Тогда мы ждем неделю, — конкретно установил срок Ловчий. — Этого времени, я думаю, вам хватит, чтобы уже кое-что подготовить, а если возникнут какие-то идеи раньше, то свяжетесь со мной через Камила, — кивком головы показал Ловчий на бывшего заключенного. — Ну а если он не подойдет, то передадите информацию через Тоцкого!..

— Я через Тоцкого все передам, — подхватил подсказку Шторм. — Он сейчас в больнице, и ни у кого не вызовет подозрений, если я его навещу.

— Вот и ладненько, — довольно усмехнулся Ловчий и в следующую секунду буквально вытолкнул полковника из салона.

Тот с ненавистью посмотрел вслед удалявшейся машине. У него даже возникли болевые ощущения от удара, который он получил при их первой встрече. А сейчас пренебрежительный жест Ловчего будто раскаленным лезвием полоснул его по сердцу. Проглотив обиду, он положил сверток с деньгами в карман шинели и пошел домой.


Глава 3


Всю ночь Шторм думал над тем, как добыть план сигнализации. Карту проволочных заграждений и вышки часовых он мог и сам нарисовать, так как неоднократно бывал на алмазных разработках, но систему сигнализации хранилищ, которая находилась за семью замками в отделе вневедомственной охраны, он достать не мог. Таких возможностей у него не было, и даже сама идея казалась ему абсолютно неосуществимой. «Но предпринять что-то необходимо, — сверлила его мозги мысль, — иначе эти головорезы ни перед чем не остановятся». Хорошо было лишь то, что Золотой и его братва связаны с Ловчим и он теперь знает, где их искать. «Установим за помощником Тонкого наблюдение, и он выведет нас к их берлоге, — думал Шторм. — Но прежде они должны убить Светлова».

Утром он решил после похорон погибших от рук бандитов заехать к ветеринару в больницу.

«Может быть, он что-нибудь подскажет, — думал Шторм. — Да, но он непосредственно связан с бандитами, и не в моих интересах, чтобы они знали о каждом моем шаге». И все-таки он отправился туда.

К большому своему удивлению, полковник увидел в фойе абсолютно здорового и посвежевшего Тонкого, разговаривавшего со своей женой. При появлении начальника ветеринар попрощался с супругой и, немного прихрамывая, подошел к нему.

— Какими судьбами, Алексей Николаевич? — приветствовал он полковника. — Вы к кому? У вас здесь лежит кто-то из знакомых?

— К вам я, Станислав Григорьевич, — холодно ответил начальник.

— Ко мне?! — удивился Тоцкий. — А мне помнится, в последнюю нашу встречу вы сказали, что вызовете меня, когда я понадоблюсь.

Похоже, вы изменили свое отношение…

— Хватит! — резко оборвал его Шторм. — Я вижу, выглядите вы вполне здоровым!.. Я пришел к вам по делу! Вы можете уделить мне пару минут для разговора?

У Тоцкого на губах промелькнула язвительная ухмылочка.

— Вы правы, Алексей Николаевич, я почти здоров, — довольным тоном проговорил он. — Это царапины, а не раны. И я могу уделить вам для разговора пару минут! Давайте сядем вон там у окна, — показал Тоцкий на дальний угол зала, где посетителей почти не было.

Они быстро прошли к окну и сели на стулья.

— Я вас слушаю, Алексей Николаевич.

Шторм повертел головой по сторонам, как будто лишний раз хотел убедиться, что поблизости никого нет, и, собравшись с мыслями, сказал:

— Вы должны помочь мне, Станислав Григорьевич, я оказался сейчас в безвыходном положении!

У Тоцкого в глазах отразилось удивление.

— Любопытно, — промямлил он, — чем же, интересно, я могу вам помочь?

— Вчера вечером у меня были ваши знакомые и попросили оказать им еще одну услугу, — ответил полковник. — Но эту услугу я оказать не могу: она мне не под силу. Кстати, они мне сказали, чтобы связь с ними я поддерживал через вас, — как бы невзначай обронил он.

— И что же требуется от меня? — Ветврач не обратил внимания на последние слова полковника.

— Адрес, где находятся Ловчий и беглецы, покинувшие зону!

Лицо Тоцкого выразило крайнюю сосредоточенность.

— А если я скажу вам, Алексей Николаевич, что не знаю, где они находятся?

— Тогда, Станислав Григорьевич, если они что-то сделают со мной или с моей семьей, то о вашей деятельности тоже узнают в милиции.

— Вы меня не поняли, и давайте без шантажа, Алексей Николаевич! — раздраженно сказал Тоцкий. — Я и в самом деле не знаю адреса Ловчего! К нему ходит мой помощник!.. Установите за ним наблюдение, это не составит для вас труда, и вы узнаете, где живет Ловчий и где скрываются беглецы. А меня не спрашивайте о том, чего я не знаю!

Наступила пауза. Шторм анализировал поведение Тоцкого.

— Я делаю вывод, что они и вас крепко держат за хвост, — нарушил он молчание.

— Крепко, — пряча глаза, ответил ветеринар.

— Так, может быть, мы вместе подумаем, как от них избавиться? — закинул удочку Шторм. — Ведь чем дальше, тем больше они будут наступать нам на горло.

— Они с вами рассчитались?

— Не совсем. А какое это имеет значение?

— Да никакого, — уныло бросил Тоцкий. — Просто мне они еще не дали ни копейки. А что за услугу они просили им оказать? — Разговор о деньгах вернул его к начатой теме.

— Они хотят, чтобы я достал им карту Копиных Чар и схему сигнализации хранилищ, — ответил полковник.

— А какое отношение вы имеете к Копиным Чарам? — удивился ветврач. — Они что, с ума посходили?

— Они, по всей видимости, хорошо знают, что охрану разработок на прииске несут солдаты внутренних войск, — спокойно пояснил Шторм, — а я знаком с командиром части. Вот и весь ответ.

— Тьфу ты! Я как-то не подумал об этом, — растерянно пробормотал ветеринар.

— Может быть, я и дал бы им план сигнализации, но беда в том, что у меня нет знакомых в отделе вневедомственной охраны, — тем временем продолжал начальник колонии. — Рад бы, но нету!.. Сегодня, как назло, еще депеша из министерства пришла: в связи с побегом заключенных целая комиссия с проверкой приезжает!.. Что делать, ума не приложу, — посетовал он.

— Вот в этом-то вопросе я, наверное, смог бы вам помочь, — задумчиво сказал ветврач.

— Каким образом? — удивился Шторм.

— Объявить в колонии карантин в связи с осенним обострением. Выпустить больных заключенных из туббарака и смешать их с отрядами здоровых. В такую мешанину, как вы знаете, ни одна комиссия, кроме медицинской, не приезжает. Карантин в эту пору может продлиться от месяца до полугода. А там, глядишь, все уляжется!

Это была отличная идея, и начальник по достоинству оценил ее.

— Туберкулез!.. Карантин из-за эпидемии туберкулеза! — воскликнул он. — А мне и в голову такое не пришло!

— Я через пару дней выпишусь и помогу.

Проведу анализы на мазок, мокроты, — успокаивающе говорил Тоцкий, — так что максимум дня через четыре можно будет закрывать колонию от посторонних глаз!.. Даже новых заключенных перестанут привозить, — усмехнувшись, добавил он. — Будете заниматься только освобождением!.. Кстати, это поможет потянуть время и с бандитами, а там, глядишь, и придет в голову идея, как отделаться от них.

Шторм стал прикидывать в уме, какую максимальную выгоду можно извлечь из этого.

Тоцкий не мешал ему, глядя на его озабоченное лицо. Ожидая, когда тот наконец заговорит, он и сам задумался, и тут его осенило:

— Послушайте, Алексей Николаевич, а если бандитам дать липовую карту приисков и такой же липовый план сигнализации хранилищ?

— И что это даст?

— Как что? — вскинул брови ветеринар. — Пусть они готовятся к нападению, а мы тем временем из любого места можем позвонить в отделение милиции. Дешево и сердито! Во время нападения они повяжут всю банду Ловчего и Золотого!

— А ведь это идея! — с вдохновением произнес полковник. — Видать, не зря меня сегодня ноги к вам принесли! Да, но если не всех их поймают, тогда как быть? Ведь они начнут мстить!

— И такое может быть, — согласился Тоцкий. — Но, я думаю, Алексей Николаевич, проблема будет состоять совсем в другом.

— В чем же?

— Вдруг они догадаются, что мы подсунули липовый план? Они тогда непременно вас за собой потащат! Не волнуйтесь, — поспешил он успокоить Шторма, — ведь это может произойти только в том случае, если они догадаются.

— Но каким образом сделать так, чтобы карта выглядела как настоящая?! — воскликнул полковник.

— Да, главное, чтобы они в нее поверили, — кивнул ветеринар. — А вообще-то, зная, что банда Ловчего и Золотого будет вооружена, милиция не станет дожидаться, когда в них начнут стрелять, а сама откроет огонь на поражение. Поэтому я предполагаю, что после нападения на прииск от бандитов ничего не останется.

— Выглядит логично, — с сомнением произнес Шторм, — но будет ли так на самом деле?..

— Этого никто не знает, — ответил ветеринар. — И все-таки другого выхода я для вас не вижу.

Полковник удрученно кивнул головой.

Возвращаясь домой, Шторм тщательно обдумывал идею Тоцкого о фальшивых картах прииска и пришел к выводу, что ему все равно придется использовать свое служебное положение для того, чтобы эти карты выглядели более правдоподобными, так как не исключено, что перед нападением на разработки бандиты смогут с чьей-то помощью перепроверить данную информацию. Светиться ему не хотелось, но другого выхода у него не было, и на следующее утро он встретился со сменным начальником караула лейтенантом Скорниным. Он сам приехал на служебной машине к караульному помещению, пристроенному прямо к проходной шахты. Лейтенант Скорнин, пухлый, невысокого роста офицер с постоянно моргающими глазками, встретил полковника с подобающим вниманием. После короткого обмена любезностями он пригласил Шторма на чай и поинтересовался, что привело его к ним на прииск.

— Работа, — многозначительно ответил начальник колонии, — такая же работа, как и ваша, Игорь Сергеевич. Только вы непосредственно охраняете объект, а мы помимо охраны заключенных еще и проводим внутреннюю работу по предупреждению возможных преступлений в будущем.

— Вы так красиво изложили свою мысль, Алексей Николаевич, что я не успел в ней разобраться, — признался Скорнин. — Что это значит?

Глядя в растерянные моргающие глаза лейтенанта, Шторм непроизвольно усмехнулся.

— Это значит, товарищ лейтенант, что к нам поступила оперативная информация о возможном нападении бандитов на хранилища шахты, — медленно подбирая слова, сказал полковник. — Правда, информация эта еще никак не подтверждена, поэтому я не стал встречаться с командиром вашей части, а пока решил предупредить только вас, чтобы вы на всякий случай были готовы. И вообще, как я смотрю, объект охраняется из рук вон плохо! Сколько человек задействовано на охране прииска?

— Взвод — двадцать человек, — ответил начальник караула.

— И таким количеством его можно уберечь от нападения?!

— Можно!.. Да и двадцати человек для этого слишком много, Алексей Николаевич!

У Шторма на лице отразилось удивление.

— Почему?

— Потому что объект может обойтись и без солдат, — улыбнулся ничего не подозревающий лейтенант. — Здесь все очень хорошо предусмотрено системой блокировки и сигнализации шахт и хранилищ.

— Вот как?!

— Да. Из двенадцати хранилищ на территории прииска каждый день заполняется сырцом только один склад, а остальные пустуют, чтобы никто не знал, где он находится.

— Что? Совсем никто не знает?.. И рабочие? — удивился Шторм.

— Никто, кроме оператора конвейерной линии и старшего офицера вневедомственной охраны, который ежедневно проводит контроль за хранилищами.

— А рабочие?

— А рабочие, Алексей Николаевич, только следят за работой буровых машин в забое и ничего больше не знают, — продолжал улыбаться Скорнин. — Отмытый от грунта сырец поступает на конвейер, а оператор с конвейера направляет линию в один из складов хранилища.

Там он хранится, пока за ним не придет специальная машина для транспортировки дальше, так сказать, по назначению.

— Понятно. Ну а почему же все-таки солдаты не нужны? — вкрадчиво спросил полковник. — Насколько я знаю по профилю своей работы, есть такие специалисты в области электроники, что любую сигнализацию могут отключить.

— Бесполезно! — рассмеялся Скорнин. — Все бесполезно, Алексей Николаевич: сигнализационное блокирование хранилищ сделано так, что работает только от закодированного дистанционного управления, а само устройство шифровального кода находится в шахте на глубине полторы тысячи метров. Вы представляете себе: чтобы отключить сигнализацию, надо сначала открыть кодовые замки шахты, спуститься в нее на глубину полтора километра и лишь затем отключить ее. А где она находится, на какой глубине, известно только двум-трем человекам на шахте, и если ее отключать, не раскодировав, то дверь шахты заблокируется сама собой, и ни один из грабителей не сможет выйти из-под земли на поверхность! Но даже если и это получится, — вдохновенно продолжал лейтенант, — то у хранилищ предусмотрена вторая кодовая сигнализация! Ну сами посудите, Алексей Николаевич, из двенадцати хранилищ сырец находится только в одном, но сигнализация включена у всех. Чтобы бандитам найти алмазы, им понадобится вскрыть хотя бы несколько хранилищ, а времени для этого нужно много — как раз столько, чтобы сюда съехались и наши подразделения, и подразделения милиции! — закончил он.

— Да, и в самом деле все предусмотрено! — согласился Шторм. — Теперь и впрямь непонятно, для чего вас тут держат?

— Карманы рабочим выворачивать, — с усмешкой ответил Скорнин.

— А разве они не проходят рентгеновскую проверку?

— Проходят, а как же!.. Это я пошутил! А если серьезно, то нас держат здесь для того, чтобы охранять погрузку сырца в бронированную спецмашину. Это единственный момент, когда алмазы появляются на поверхности земли открытым грузом.

— И долго длится погрузка? — машинально спросил полковник.

— Да какое там! — махнул рукой лейтенант. — Вы думаете, там много сырца? Меньше минуты!.. Солдаты берут из хранилища стальной ящик и грузят его в машину, вот и все!

— Ну вот, а вы говорите, что совсем здесь не нужны, — значительно сказал Шторм. — Раз уж вас тут поставили, значит, в этом есть необходимость. И все-таки, Игорь Сергеевич, несмотря на то что вы так уверены в надежности хранилищ, я считаю своим долгом еще раз предупредить вас о бдительности! Мало ли что! — наставительно закончил он.

— Я вас понял, Алексей Николаевич, и приму ваши слова к сведению! Мы будем внимательны!..

Распрощавшись с начальником караула, Шторм отправился в колонию. По дороге у него не выходило из головы то, о чем рассказал ему Скорнин. «Да, при таком раскладе хоть настоящий план подай Ловчему, у них все равно ничего не получится, — думал он, теребя на коленях перчатку. — Разве что во время погрузки солдатами алмазов в спецмашину. Пожалуй, это единственная возможность».

Шторм теперь уже думал не о составлении липовых карт, а о том, как при помощи бандитов завладеть алмазами. Идея на этот счет, ему казалось, имеется отличная, и поможет превратить ее в реальность Тоцкий.

* * *

Вернувшись на работу, начальник колонии был приятно удивлен, увидев возле своего кабинета поджидавшего его ветеринара.

— Вы же собирались выписаться через пару дней, Станислав Григорьевич! — приветствовал он посетителя. — Неужели так быстро надоела больничная палата?

— Надоела, — отмахнулся ветеринар, — все равно никакого проку нет. Ни бинтов у них, ни лекарств! Я у себя на работе быстрее вылечу свои раны.

— Ну и правильно, — сказал Шторм, открывая дверь кабинета. Он видел, что Тоцкий чем-то взволнован, и поэтому, зайдя в кабинет и закрыв за собой дверь на замок, спросил:

— Что-то случилось, Станислав Григорьевич?

— Случилось, — кивнул головой ветврач. — В больнице я случайно разговорился с одним мужиком, и он оказался рабочим с Копиных Чар. Он мне рассказал такое, что туда соваться равносильно самоубийству!

— Я уже знаю, что там предусмотрено охраной, — чему-то улыбаясь, сказал полковник, — и как раз хотел поговорить с вами на эту тему.

Тоцкий взглянул с любопытством.

— Рабочий сказал вам о кодовой сигнализации? — задал полковник вступительный вопрос.

— Он рассказал обо всем поверхностно, так как подробностей не знает, — ответил ветеринар. — Но этого хватило, чтобы я понял: завладеть алмазами прииска невозможно.

— Возможно, Станислав Григорьевич! И Ловчий сделает это для нас!

— Простите, Алексей Николаевич, но я не понял, — тихо выдавил из себя Тоцкий. — Что это значит?

— Это значит, Станислав Григорьевич, что я сейчас побывал в Копиных Чарах, узнал о системе охраны алмазов и обнаружил там существенный изъян.

— Какой изъян?

— Там всего несколько солдат переносят в машину стальной ящик с алмазами!.. Жаль, что я не уточнил время, когда приходит машина, но это нетрудно будет узнать. Так вот, Станислав Григорьевич, — понизил голос полковник, — если вы согласитесь помочь, то одна партия алмазов будет наша.

— Каким образом?

— Вы готовы помочь?

У Тоцкого округлились глаза.

— То Ловчему с Золотым требовалась помощь, теперь вам. Ладно бы по колонии карантин объявить, но связываться с прииском… — отрешенно покачал он головой. — Да и как я, интересно, могу вам помочь?

— Вашими собаками-оборотнями!

Лицо ветеринара приняло каменное выражение.

— Как вы догадались?

— Я давно догадался, — твердо ответил начальник колонии, — и вы знали об этом. Разговор намеками у нас уже состоялся, когда вы подарили мне щенка, Станислав Григорьевич!

Только тогда вы заговаривали мне зубы!..

— Хорошо, — сдался Тоцкий. — И чем они вам могут быть полезны?

Полковник глубоко вздохнул, прежде чем изложить свои мысли.

— В общем, нам с вами ничего особенного делать не придется, — заговорил он. — за нас все сделают Ловчий, Золотой и их банда! На этот раз не мы на них, а они на нас будут работать. Идея моя проста: они крадут алмазы с приисков, а мы забираем их у бандитов с помощью ваших собак! Это нужно для того, чтобы отвести от нас подозрение…

— Это понятно, можете не продолжать, — пробубнил Тоцкий. — А как все-таки это будет выглядеть в деталях?.. Да!.. Не забудьте, Алексей Николаевич, прежде чем заняться собаками, надо убрать моего помощника, иначе он может обо всем догадаться, и тогда…

— Что-нибудь придумаем, — небрежно бросил Шторм, перебив ветеринара. — А в деталях это будет выглядеть приблизительно так: бандитов придется переодеть в солдатскую форму, чтобы они приехали на прииск вместо ожидаемого наряда и там помогли с погрузкой алмазов в спецмашину… Разумеется, они перебьют охрану машины, а сами привезут нам стальной ящик с алмазами!..

— Что-то уж очень просто все получается!

— Просто потому, что детали надо еще дорабатывать, а я вам уже сказал, что с Копиных Чар я приехал только что, — раздраженно сказал полковник. — Прежде чем обрисовывать в деталях, как все будет выглядеть, надо сначала узнать, какая машина придет на прииск, в какое время и по каким дням она приходит, сколько в ней человек охраны и многое другое!.. Я же обрисовал вам только общую картину, и не задавайте больше глупых вопросов, Станислав Григорьевич!.. Когда бандиты принесут нам камни, я уверен, вы по-другому станете глядеть на мир — более радостно!

— Хорошо бы, а то за все наши дела наденут на нас железные браслеты. Ведь рано или поздно все может раскрыться, Алексей Николаевич.

— Да, может быть и такой исход, — согласился Шторм. — Но, я думаю, нам бандиты предварительно сделают паспорта, чтобы в нужный момент мы могли ретироваться!

— А как же семья?

— А семью придется оставить, Станислав Григорьевич, — развел руками полковник. — Она никуда не денется, а с такими деньгами…

Когда все затихнет, вы сможете свою семью вывезти куда угодно, хоть на острова Фиджи," где царит вечный рай! Успокойтесь, все будет хорошо! Поверьте, я не Ловчий и не Золотой и не обману вас: свою долю вы получите!

— А как вы собираетесь выбить паспорта у Ловчего?

— Я же сказал, что теперь не мы на них, а они на нас работать будут, — жестко повторил полковник. — Подготовкой дела и разработкой деталей я займусь лично — это поможет нам, во-первых, вычислить, где обитают бандиты, а во-вторых, так нам легче будет их убрать! Но предварительно я втолкую им, что побег Золотого с ворами на грани раскрытия, а я, да и вы тоже "сможем принести им еще немалую пользу.

— Они и сами это хорошо знают, — вставил Тоцкий.

— Тем лучше! Это облегчит разговор с ними.

Я поставлю условие: они нам паспорта, а мы им разработку плана, как завладеть партией алмазов!.. Смею заверить вас, Станислав Григорьевич, — уверенно произнес Шторм, — если они решатся на такой шаг, то наше условие для них — сущий пустяк!

— Так-то оно так, — согласился ветеринар. — Ладно, поживем — увидим, — махнул он рукой. — Что с карантином? Не передумали?

— Сегодня соберу актив и выдвину предложение, — ответил полковник. — Офицеры должны поддержать его. Думаю, они не хотят, чтобы сюда приехала комиссия из министерства, так что можете хоть сейчас приступать к своим обязанностям.

— Тогда я не буду откладывать, — с готовностью сказал ветеринар. — Но сначала я все-таки загляну к своим питомцам.

— Не возражаю.

Ветврач покинул кабинет. И почти сразу в дверь постучали. На пороге появился капитан Малышев. В его движениях чувствовалась нервозность.

— Что-то случилось, Владислав Николаевич? — обеспокоенно спросил Шторм.

— Случилось, Алексей Николаевич, — дрожащим голосом ответил оперативник. — В морге не выдают тело Каравайцева.

— г Почему?

— Судмедэксперт, похоже, что-то заподозрил. Он сейчас здесь, ему выписали пропуск.

Вы его примите, а то на наши вопросы он не отвечает, Алексей Николаевич! Он специально к вам пришел!

Каравайцева пытали три дня и затем убили.

Родственникам сказали, будто он погиб от рук беглецов, но тело его, в отличие от тел других работников колонии, убитых зеками, нашлось только после их похорон, поскольку он был убит в другом месте и труп его, дескать, зачем-то был бандитами спрятан. Шторм считал дело улаженным, родственникам должны были выдать тело. И вот этот визит судмедэксперта…

— Зовите его сюда немедленно! — приказал полковник, и по его телу прошла нервная судорога. — Послушаем, что он скажет!..

Через минуту к нему поднялся судмедэксперт — сухопарый, среднего телосложения человек, возраст которого не превышал тридцати пяти лет. Это был старый знакомый Шторма по фамилии Столешин, и полковнику неоднократно приходилось обращаться к нему, когда нужна была помощь в установлении личности погибших заключенных. Убийства в колонии бывали порой такими изощренными, что даже опытным специалистам не всегда удавалось идентифицировать погибших.

Они обменялись рукопожатием.

— Мне уже доложили, Борис Михайлович, что вы хотите поговорить со мной тет-а-тет! — сказал начальник колонии. — Что вас ко мне привело?

— Убитый Каравайцев, — холодно ответил судмедэксперт. — Мне хотелось бы предупредить вас, Алексей Николаевич, что у ваших оперативников отношение к работе, мягко говоря, нечистоплотное.

— Как это понять?

— Когда ваш подчиненный капитан Малышев доставил в морг труп Каравайцева, он утверждал, что ваш сотрудник был убит беглецами, то есть пять дней назад, а я установил, что смерть наступила только позавчера, — резюмировал Столешин.

Шторму понадобилось огромное усилие, чтобы не отвести в сторону взгляда и внешне остаться спокойным.

— Однако этого недостаточно, чтобы не выдавать тело погибшего родственникам, — в смятении сказал он. — Вы уже составили экспертное заключение?

— Нет, но на это много времени не понадобится. Я торопился Известить вас о том, что ваши оперативники темнят, что-то скрывают, а заключение экспертизы я отошлю в прокуратуру завтра утром. Вам копию прислать? — спросил Столешин.

— Обязательно!

У полковника в голове творился хаос. Такого удара он не ожидал, но известие о том, что в прокуратуре пока ничего не знают, немного его успокоило.

— И долго еще пробудет труп Каравайцева у вас в морге? — поинтересовался он.

— Да нет, мы можем его отдать, — ответил эксперт. — Все уже установлено.

— Тогда позвоните к себе в лабораторию и распорядитесь, чтобы тело выдали родственникам, — потянулся Шторм к телефону. — Негоже так мучить близких покойного.

Пока Столешин связывался с лабораторией судмедэкспертизы, Шторм лихорадочно обдумывал дальнейший план действий. Медлить нельзя было ни секунды, и он решился на отчаянный шаг.

— Как же вы установили, что смерть наступила не пять дней назад, а всего лишь позавчера? — вкрадчиво спросил он, когда эксперт положил телефонную трубку.

— Что за вопрос, Алексей Николаевич? — удивился Столешин. — Раньше вы никогда не сомневались в том, что врач-патологоанатом может точно определить дату смерти!

— Ну а все-таки?..

— По окоченению тканей, трупным пятнам, — ответил врач. — Помимо этого, я еще смог установить, что, перед тем как его убили, над ним сильно поиздевались. Возможно, его даже пытали!

И тут Шторм решился:

— Понимаете, Борис Михайлович, к нам на днях приезжает из министерства генеральная комиссия с проверкой. Все из-за этого побега!..

Мы и так в очень затруднительном положении находимся, а тут еще вы с такой новостью о Каравайцеве… Нельзя ли его смерть присовокупить к побегу заключенных? — отчаянно говорил он. — Это только на время, пока здесь будет комиссия, а когда она уберется восвояси, мы заведем уголовное дело, как полагается!

Поймите меня правильно: у нас в связи с побегом заключенных многие лишатся своих мест, а чтобы сейчас найти работу!.. Я вас очень прошу!

— Да вы что, Алексей Николаевич! — изумленно воскликнул Столешин. — Вы думаете, что предлагаете мне сделать?! Да я сам за такие штуки лишусь работы в два счета, а у меня трое детей!.. Мало того, я еще под суд пойду! Кто их тогда кормить будет?

Шторм понял, что это для него полный провал. Он интуитивно чувствовал, что со Столешиным не удастся договориться, но все-таки сделал отчаянную попытку и засветился. Надо было что-то немедленно предпринимать, потому что в глазах врача отразилось неприкрытое подозрение.

— Вы можете посидеть здесь пару минут, пока я не вернусь? — овладев собой, спросил он.

Получив согласие эксперта, он вышел из кабинета и, отыскав Малышева, обрисовал положение, в котором они оказались.

— Надо немедленно что-то делать, — чеканил каждое слово полковник. — Если еще и прокуратура будет сюда приплетена, то нам точно не сносить головы!.. Черт, то комиссия, то прокуратура! — выругался он.

— Я ума не приложу, что можно предпринять, — признался Малышев. — Надо было сразу кончать Каравайцева, а не тянуть! Не послушал я вас.

— Ты вот что, Слава, — обратился полковник на «ты» к Малышеву, — сейчас иди в мой кабинет и постарайся заговорить Столешину зубы! О чем угодно говори, но до моего возвращения не вздумай отпускать, понял?!. Я скоро вернусь!

У Шторма мгновенно созрел план, как поступить со Столешиным, и он, не раздумывая больше ни секунды, отправился к Тонкому в питомник. Ветеринар встретил его удивленным возгласом приветствия, так как они расстались не больше получаса назад.

— Вы никак уже успели соскучиться по мне, Алексей Николаевич? — спросил он.

Но у полковника не было настроения шутить. Осмотревшись и не увидев Камила, он сразу перешел к делу. Кратко изложив ему суть разговора со Столешиным, он спросил:

— Ну как, Станислав Григорьевич, поможете? Одна надежда на вас! Если Столешин завтра отправит заключение о смерти в прокуратуру, то не только я, но и вы поедете в каталажку, хотя никакого отношения к гибели Каравайцева не имеете!

Тоцкий почувствовал в словах Шторма неприкрытый шантаж, и ему не оставалось ничего другого, как согласиться. Через несколько минут начальник колонии вернулся в свой кабинет и предложил судмедэксперту пройти с ним в «одно место», где якобы найдены следы крови и необходимо быстро провести краткий осмотр помещения. Столешин был удивлен таким предложением, но просьбу полковника выполнить не отказался, поскольку и такая работа входила в обязанности эксперта. Пройдя в питомник в сопровождении Тоцкого, офицеры показали Столешину пустую вольеру, где якобы обнаружены пятна крови. Как только судмедэксперт переступил порог клетки, металлическая дверь с громким лязгом захлопнулась за ним, и он испуганно улыбнулся.

— Что это значит, Алексей Николаевич? — стараясь подавить волнение, спросил Столешин.

— А это мой ответ вам, Борис Михайлович, на ваш отказ выполнить мою просьбу, — процедил сквозь зубы Шторм. — И теперь боюсь, что ваша жена останется вдовой, а ваших троих детей кормить будет некому!

— Чего вы добиваетесь?! Чего вы хотите от меня? Ведь это невозможно выполнить!

— Теперь мы от вас уже ничего не хотим, — усмехнулся полковник.

Они с Малышевым вошли в пустующую вольеру напротив и стали следить за действиями ветеринара, который уже привел здоровенных псов из дальних вольер. Собаки своим видом напоминали волков, только размерами были чуточку больше. В холке их рост достигал почти метра, шерсть была черной, как у немецких овчарок, но с большими светлыми проплешинами, а пасти, как успел заметить Шторм, раскрылись в неестественном для собак смеющемся оскале. Столешин уже понял, что его ждет, и с ужасом смотрел, как Тоцкий открывает дверь его вольеры. Собаки не спеша бесшумно вошли в клетку и уставились на свою жертву, ожидая команды хозяина. Судмедэксперт попятился назад, и его последние слова были: «Теперь я понял, какие это волки!» Собаки в считанные секунды разорвали его, оставив нетронутым только лицо врача. Ветеринар не хотел уродовать лицо Столешина и дал команду животным не трогать эту часть тела. Удивительно, но Тоцкий вместо словесных команд пользовался целым арсеналом посвистываний, и собаки слушались его безупречно. Во время нападения, когда у них на загривках шерсть встала дыбом, они поменяли свой цвет из черного на светло-серый. Перед глазами Шторма и Малышева не собаки, а самые настоящие волки разрывали тело судмедэксперта. Дав возможность животным отгрызть и съесть конечности, а затем распотрошить живот жертвы, ветеринар отрывистым свистом отогнал их от тела Столешина и загнал в те вольеры, откуда привел. Вид окровавленных пастей, с которых не сходил смеющийся оскал, был ужасен, и когда полуволки-полусобаки проходили мимо клетки, где находились полковник и капитан, те отпрянули назад, хотя видели, что животным их не достать, да и без команды, как они поняли, звери не бросаются. И все-таки страх они испытали жуткий. С не меньшим страхом они смотрели на Тоцкого, для которого, похоже, такое зрелище было не в диковинку. Для врача-ветеринара действительно оно было самым обычным делом, так как своих животных он натаскивал на специально изготовленных человеческих чучелах, конечности и внутренности которых он заполнял кровью, приобретенной у жителей поселка, забивающих скот и заготавливающих мясо на зиму. Помимо этого, иногда Камил, надевая защитную амуницию, выполнял роль живой приманки. Кровь, немного разведенная водой, тоже использовалась в этом случае.

— Теперь вы стали свидетелями очень редкого зрелища, — сказал полковник Малышеву, когда животные исчезли. — Надеюсь, вы понимаете, что подобная тайна не может быть разглашена?

Но капитан был настолько ошарашен, что не смог членораздельно ответить и только тряс головой, давая понять, что второй раз повторять ему не надо.

— Вот и прекрасно! Значит, вам, Владислав Николаевич, я надеюсь, можно доверять и в дальнейшем.

Выйдя из вольеры, Шторм обратился к Тоцкому:

— Вы, Станислав Григорьевич, надеюсь, справитесь здесь без меня, а когда вернется ваш помощник, выкинете труп куда-нибудь на дорогу. Вы лучше меня знаете, как это сделать! — бросил он на прощание, волоча за собой Малышева из питомника.


Глава 4


Ловчий возвращался домой довольный. Ему сравнительно легко удалось установить, что собой представляет Светлый, и теперь он думал над тем, как использовать его с большей эффективностью. Своим телохранителям вор приказал держать рот на замке, чтобы никто, кроме них, не знал, кем является Светлый.

— Рано или поздно наши бродяги узнают, кто он такой, — сокрушался Ловчий. — Не дай бог, если это произойдет до того, как Шторм принесет карты Копиных Чар.

— Боишься, что тебе нечего будет дать вместо этих карт? — усмехнулся Камил.

— Не то что боюсь… Ну посуди сам, Камил, Шторм нам еще сто раз может пригодиться!

— А у меня на этот счет голова не болит! — весело сказал Камил. Он прихватил с собой бутылку водки и всю дорогу в поселок Горское и обратно подогревал себя небольшими дозами алкоголя. — Подумаешь, Шторм!.. Он тебе отдаст карты, а ты скажешь, что парень будет у него завтра, а завтра, естественно, не настанет!.. Все равно он у нас вот здесь! — потряс он портативным магнитофоном, который достал из кармашка чехла переднего сиденья. — Пока он этого не знает, но мы всегда ему можем напомнить, Ловчий! Не пойму, что ты переживаешь?

— Не знаю, чего вы спорите? — вмешался в их разговор один из телохранителей Ловчего. — Возьмите и приобщите его к делу.

— Как приобщить? — спросил полупьяный Камил. — Кого?

— Да этого вашего Светлого!

— Не понял.

— А что тут непонятного? Ловчий, у тебя ведь столько должников — прикажи, чтобы Светлый убрал кого-нибудь из них, и он назад уже сам не вернется, а у нас останется! Лишняя торпеда тебе не помешает!..

— Точно! — выдохнул Ловчий. — А я мозги себе парю, что с ним делать!

— В любом случае Светлый может пригодиться, — продолжал развивать свои мысли телохранитель Ловчего. — Его можно даже назад отдать Шторму после этого, но предварительно заснять на кинокамеру, как он убивает, и чтобы он это видел!.. И пусть он нам информацию поставляет о Шторме…

По приезде на дачу Ловчий обнаружил, что вся братва мертвецки пьяна. Утро началось с того, что все стали выбивать похмелье из головы пивом, привезенным водителем Ловчего.

— Что там у вас вчера вышло? Только рассказывай поподробнее, — прижимая холодную бутылку ко лбу, спросил Золотой, уединившись для разговора с Ловчим и Камилом.

— Парниша, которого ты прихватил с собой, и в самом деле человек Шторма, — заговорил Ловчий. — Вчера это подтвердилось, Камил не ошибся.

— Не может быть!

— Может! Мы Шторму поставили условие: он нам карту Копиных Чар, план сигнализации, а мы ему Светлого.

— И что он?..

— И он сразу захлопал глазами, как филин при дневном свете! — самодовольно ухмыльнулся Ловчий.

— Согласился?!

— А куда он денется?

Отхлебнув из бутылки пива, Золотой спросил:

— А со Светлым что теперь делать?

— Мы вчера об этом думали, когда сюда возвращались, — ответил Ловчий. — И у нас появилась идея подставить его под слизь.

— Зачем?

— Чтобы его не охранять! — весело ответил Камил. — Чтобы сам от нас не убежал!..

— Это только одна сторона, — уточнил Ловчий. — Другая — после убийства отправим его к Шторму, и он будет нашими глазами и ушами! Как тебе идея?.. Нравится?

Золотой дернул плечами:

— Нравится. А кого вы хотите заставить его ухайдакать?

Теперь пожал плечами Ловчий:

— Думали, кого-нибудь из моих должников, но решили, что это для нас обойдется слишком дорого. Убить-то мы всегда успеем!.. Вот деньги вытянуть…

— Да кто же своих должников убивает? — скривил губы Золотой. — Должники пускай живут — рано или поздно расплатятся, когда у них машины или дачи загорятся!..

— Может, у тебя, Антон, на этот счет будут какие соображения?

— А какие соображения? — буркнул Золотой. — Привези сюда пару проституток! Мы с ними побалуемся, а потом отдадим Светлому!

Бандиты решили осуществить свой замысел уже на следующий вечер. Ловчий из Иркутска привез трех молоденьких девушек. Все они были миловидны и стройны. Нет необходимости описывать, что с ними вытворяли изголодавшиеся за несколько лет в лагере бандиты.

Светлов не отставал от них. Он был доволен и едва волочил ноги, когда вокруг него как будто все закипело. Это происходило в сауне. Девушки вдруг стали визжать. Испуганно обернувшись, он увидел, как несколько человек сбили их на пол и, держа за руки и ноги, приставили каждой нож к горлу. Не понимая, что происходит, Светлов уставился на медленно приближавшегося к нему Золотого. В руках у того был пистолет с глушителем.

— Ну что, Андрюша, или как там тебя называет Шторм? Приехали?

У парня все похолодело внутри.

— Что?

— Теперь ты не будешь докладывать Шторму о нас, наоборот, станешь рассказывать нам о каждом шаге твоего начальника. Но сначала ты убьешь вот этих трех шлюх. Тебе понятно?

Светлова затрясло. Внезапно одна из девушек, услышав приговор, рванулась так, что державшие ее бандиты разлетелись в разные стороны. Она подскочила к Золотому и, обхватив руками его ноги, стала умолять о пощаде.

Разъяренный вор пинком отшвырнул от себя девушку и выстрелил ей в голову. Затем, повернувшись к Светлову, он протянул ему пистолет и рявкнул:

— Ну!.. Я жду!.. Через три секунды не выстрелишь — вторым будешь ты!

К голове парня уже приставил пистолет один из телохранителей Ловчего, и, не помня себя от страха, Светлов разрядил всю обойму в лежавших на полу девушек. Вид крови доконал парня, и он упал в обморок, сильно ударившись головой о кафельный пол. Очнулся он через несколько минут, когда трупы девушек уже убрали из сауны и один человек из шланга смывал с пола кровь сильной струей воды.

— Ну как, приятель, оклемался? — раздался над ним насмешливый голос Золотого. — Что раскис? — похлопал он его по щекам.

Светлов беззвучно плакал.

— Ну вот видишь, как в жизни бывает, Андрюша, — перешел на ласковый тон Золотой. — Ты думал, мы не знаем, кто ты? А мы, оказывается, знаем. Сказать, кто тебя продал нам со всеми потрохами? Твой начальник — полковник Шторм!.. Да-да. И не смотри на меня так, не удивляйся!

Позже, сидя за столом, Светлов думал о том, что он при первой же возможности смоется от бандитов, хоть его и сняли на видеопленку. После затянувшегося застолья он узнал, что трупы девушек, завернув в мешки, вывезли на снегоходе «Буран» глубоко в тайгу и там выбросили.

Расчет бандитов был прост: дикие звери и следа не оставят от трупов.

* * *

Упаковав тело Столешина в большой деревянный ящик для перевозки чучел, Тоцкий вымыл и вычистил от крови вольеру, не оставив на полу, стенах и решетках и следа от нее.

Вечером, не дожидаясь, когда от Ловчего вернется Камил, он запряг в сани несколько собак и повез ящик с телом судмедэксперта из питомника в направлении поселка. Пройдя по таежной тропе с полкилометра, ветеринар свернул с нее на еле приметную тропку, ведущую к шоссейной дороге. Погода стояла тихая и безветренная, и это было досадно для Тоцкого. Он очень боялся с кем-нибудь столкнуться лицом к лицу. К тому же луна светила так ярко, что искрящийся снег слепил глаза. Тихо ругаясь про себя, ветеринар вышел к шоссе и, убедившись, что машин нет, вывалил труп Столешина из ящика на проезжую дорогу, затем, освободив собак из упряжки, дал им команду, и они стали кружить вокруг трупа, оставляя множество следов. После следующей команды три пса спустились с дороги на противоположной стороне и пошли по глубокому снегу друг за другом, ступая след в след. Метров через двести сквозь тайгу шла другая дорога, примыкавшая к шоссе, и на ней была автобусная остановка.

Собаки, выйдя к остановке и осмотревшись, нет ли возле нее людей, оставили свои следы и вернулись назад, ступая точно так же друг за другом шаг в шаг. Тоцкий же за это время успел на маленькой тропинке, связывающей шоссе с тропой к поселку, затоптать все собачьи следы.

Больше нигде собачьих следов не было, так как снежный наст на тропе, ведущей к поселку, от мороза стал железным и следов на нем не оставалось. Что касается шоссейной дороги, то на ней лежала мелкая снежная крошка, оставляемая проезжавшими машинами, и следы животных на ней четко отпечатались. Тоцкий дал команду, и все три пса заняли место в освободившемся ящике. Закинув туда собачьи сбруи, он отправился в питомник. Следы от саней, оставшиеся на маленькой тропке, ему также пришлось затоптать после того, как он по ней прошел до основной тропы, тянувшейся от лагеря до поселка. Ветеринар так торопился, что не увидел, как невдалеке от того места, где он на дороге оставил труп судмедэксперта, появились Цезарь и Агата. Волки не спеша подошли к трупу и обнюхали его. В это время из-за поворота появилась машина, и яркий свет фар упал на них. Отвернувшись от слепящего света, волки так же неторопливо заковыляли от трупа вдоль дороги. Ветеринар слышал, как машина остановилась, затем хлопнула дверца кабины, и через минуту до его слуха донесся испуганный крик. У Тоцкого все похолодело внутри, и, гонимый страхом, он с шага перешел на бег.


Глава 5


Смольников уже собирался идти домой, когда в его кабинете зазвонил телефон и ему сообщили о выехавшей за ним из следственного отдела машине с оперативной группой. Услышав об очередной жертве диких животных, следователь прокуратуры посерел. По дороге к месту происшествия оперативники рассказали ему о том, что в дежурную часть отделения милиции приехал шофер грузового «Урала» и сообщил, что на трассе Илимск — Горный Чуг он наткнулся на изуродованное тело, но самое главное — неподалеку от трупа он видел пару волков, которых потом догнал на машине.

— Значит, все-таки волки! — воскликнул Смольников. — А я начал было уже сомневаться, что это они! Вы его как следует допросили?

— Да, — ответил рассказывающий офицер, — и версия, что на людей нападают старые волки, подтверждается, Петр Алексеевич.

Шофер сказал, что оба волка хромали и у одного из них, как ему показалось, даже не было лапы.

— Что же он их не задавил?

— Говорит, они свернули на лесную дорогу, когда он их догнал. Да разве их задавишь? Ведь это такие бестии!

— Да, это уж точно, — согласился Смольников.

С одной стороны, он был рад, что хоть кто-то из людей видел волков-убийц — это подтверждало основную версию, что все погибшие стали жертвами нападения не совсем здоровых животных. Но с другой стороны, его огорчало, что это волки. Смольников очень уважительно относился к дикой природе и в глубине души надеялся, что убийства людей — это все-таки проделки бродячих собак. Когда охотники начали их отстреливать в поселке и перестали появляться новые жертвы, он уверился в правильности своей догадки, но появившийся свидетель опроверг его предположение относительно собак.

Каково же было изумление Смольникова, когда, приехав на место происшествия, он увидел изуродованный труп Столешина. Не меньшее удивление выразили и следователи оперативной группы, так как все были знакомы с судмедэкспертом по роду своей работы.

— Как же его угораздило?! — слышались возгласы следователей.

После тщательного осмотра тела Столешина и места, где его обнаружили, оперативники установили точную протяженность волчьих следов, их направление и все необходимое в таких случаях. И лишь одному из них бросилось в глаза очень странное обстоятельство.

— Петр Алексеевич, вы не находите удивительным, что при таком изуродованном теле вокруг на снегу нет ни единой капли крови? — задал он вопрос. — И почему нет следов сопротивления?.. Они должны быть! Я не думаю, что Столешин, увидев волков, дожидался своей смерти сложа руки.

— А почему бы и нет? — возразил Смольников. — Страх может парализовать человека так, что он с места не двинется! Меня сейчас другое волнует… Что у него в карманах? — не договорив фразы, обратился он к следователю, осматривавшему карманы судмедэксперта.

— Да ничего особенного, — ответил оперативник. — Сигареты, зажигалка, тридцать рублей денег и склянка со спиртом. Видать, перед тем как отправиться куда-то с работы, он с трупом работал!.. Без выпивки он не приступает к работе. Да вы знаете об этом, Петр Алексеевич.

— Да, знаю. Как же так, интересно, могло случиться, что на этот раз животные оставили нетронутым лицо? — задал риторический вопрос следователь прокуратуры. — Странно как-то на этот раз повели себя волки. Они как будто специально оставили его нетронутым, чтобы мы видели, кто перед нами, и не устанавливали с помощью экспертиз личность погибшего.

— Очень похоже на то, — согласились оперативники.

— И куда же он направлялся, что звери застали его именно здесь, на пустынной дороге? — опять задумчиво спросил Смольников. — И правда подозрительно, что крови на снегу нет, но это может быть и внутреннее кровоизлияние, экспертиза покажет. А может быть, труп сюда перенесли? — продолжал он разговаривать с собой, не обращая внимания на следователей.

— Скорее всего перенесли, — подхватил один из оперативников. — От отгрызенных рук и ног тоже нет крови на снегу, Петр Алексеевич!

— Сам вижу. А правда, что волки могут взваливать себе на спину убитую жертву, вдвое или втрое превышающую их вес? Я что-то подобное слышал.

— Об этом надо спрашивать охотников, — ответил оперативник.

— Придется. Честное слово, если бы не свидетель, своими глазами видевший волков, то я подумал бы, что убийцами являются хорошо обученные собаки, — высказал мнение Смольников. — Как будто специально они выгрызают такие части тела у жертв, чтобы их потом не могли опознать!

— Я уже давно об этом думаю, — подал голос капитан Крюков, до сих пор хранивший молчание. — Следов крови вокруг трупа нет!..

Волчьи следы тянутся отсюда на двести пятьдесят метров через лесополосу к автобусной остановке. Я предполагаю, Петр Алексеевич, что хорошо обученных волков подвезли на машине к той остановке — труп уже находился в машине, — и они его на себе перенесли сюда, а водитель заметил волков в тот момент, когда они возвращались назад к остановке не через лес, а по дороге.

— Очень может быть, — согласился Смольников. — Тогда вопрос: кто же это мог сделать?

В ответ — молчание. И опять заговорил Крюков.

— С охотниками надо разговаривать, — уверенно сказал он. — Может, это даже не из поселка Горского, а из другого населенного пункта кто-то так действует. В первую очередь надо определить круг знакомых Столешина и узнать, к кому он намеревался отправиться в гости. Нужно пойти по всем направлениям! Не может быть такого, чтобы никто ничего не знал! Столешина местное население знает не как судмедэксперта, а как прекрасного хирурга!

— Согласен, — коротко отреагировал Смольников. — Вот вы, Николай Афанасьевич, и займетесь проработкой этого вопроса.

Ему казалось, что свидетельство водителя грузовой машины, видавшего животных неподалеку от трупа, ставит точку в расследовании этого дела, но все вышло наоборот: так много необъяснимых деталей появилось вокруг найденного тела Столешина, как ни в одном другом случае, когда находились жертвы хищников. Теперь, как стало казаться Смольникову, все только начиналось, и интуиция сыщика подсказывала ему, что дальнейшие события могут представлять огромный интерес. Закончив осмотр места происшествия и все связанные с ним процедуры, он вместе с Крюковым отправился в морг, чтобы от второго судмедэксперта узнать все подробности о смерти его коллеги.

* * *

Ассистенты быстро приготовили все необходимое для вскрытия, и бывший помощник Столешина, а ныне взявший на себя обязанности судмедэксперта-патологоанатома врач Чекушин приступил к осмотру трупа бывшего своего наставника. Уже при первом надрезе стало ясно, что никакого внутреннего кровоизлияния в брюшной полости нет. Кровь, взятая на анализ в лабораторию судебно-медицинской экспертизы, показала наличие в ней небольшой дозы алкоголя. По всем остальным показателям было точно установлено, что смерть Столешина наступила всего несколько часов назад и что, по всей видимости, труп был все-таки перенесен из какого-то другого места на дорогу. Чекушин уже заканчивал осмотр, когда ему показалось, что некоторые мышцы трупа сократились, и он испуганно отпрянул назад, неосторожно порезавшись скальпелем. Чертыхаясь, он отбросил в сторону инструмент и с ужасом увидел, как веки у Столешина приподнялись и остекленевший взгляд уставился в потолок лаборатории. Верхняя часть черепа при этом еще не была пришита к своему месту, и патологоанатом почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы. Он стоял и смотрел, как мышцы шеи на трупе задергались и голова медленно повернулась в его сторону. На лице мертвеца судорожно задвигались щеки и появилось некое подобие страшной смеющейся гримасы. Ужас настолько овладел Чекушиным, что он заорал и бросился вон из лаборатории. Выбежав в коридор морга, он попал прямо в руки Смольникова и чуть не сбил его с ног.

Видя блуждающие от страха глаза судмедэксперта и его неспособность говорить вразумительно, следователь прокуратуры передал врача в руки Крюкова, а сам бросился в лабораторию, но у двери вынужден был остановиться, словно пораженный молнией. Со стола, на котором проводилось вскрытие, на него с ужасающей гримасой смеха смотрел стеклянными холодными глазами Столешин. Верхняя часть его головы отсутствовала, внутренностей не было, но мышцы рук сокращались так, будто он хотел приподняться со стола. Не чувствуя под собой ног, Смольников попятился назад.

Он был не в состоянии отвести взгляд от трупа Столешина, который, казалось, оживал, и не верил своим глазам. Внезапно по телу оживающего судмедэксперта прошла судорога, и он застыл на месте. С лица исчезла страшная смеющаяся гримаса, и только глаза остались полуоткрытыми.

— Что это? — не слыша собственного голоса, спросил Смольников.

Крюков, успокаивавший Чекушина, видел реакцию следователя и, отстранившись от врача, подошел к дверям лаборатории, чтобы самому взглянуть на то, что так испугало двух далеко не трусливых мужчин. Не увидев ничего подозрительного, он с удивлением посмотрел на Смольникова.

— Что с вами, Петр Алексеевич?

— Он двигается, — едва слышно пробормотал следователь, — и улыбается…

— Кто?.. Труп?..

Смольников быстро закивал головой, что вызвало снисходительную улыбку у Крюкова, но он тут же убрал ее с лица, понимая, что сейчас это не к месту.

— Вы уверены? — Крюков покосился на Чекушина, который уже начал приходить в себя и несмело двигался по коридору в их сторону. За ним шли несколько ассистентов, выбежавших на крик из разных кабинетов. — Вы уверены, Петр Алексеевич?

— Уверен!.. Что вы так смотрите на меня?

Неужели вы думаете, что сразу два человека сошли с ума?

— Нет, я так не думаю, — виновато сказал Крюков, — просто ваши слова звучат странно.

— Еще более странно то, что я увидел сейчас собственными глазами. Нет! — потряс Смольников головой. — Нет!.. Этого не может быть!

Чекушин в сопровождении ассистентов уже подошел к следователям и с опаской глядел через плечо Крюкова на недвижимый труп Столешина.

— Вы видели же, — то ли спросил, то ли сказал он без всякого выражения.

— Я видел, — отозвался Смольников.

Набравшись смелости, он снова зашел в лабораторию и приблизился к столу, на котором лежал труп бывшего судмедэксперта. За ним последовали остальные. Обступив со всех сторон тело Столешина, они долго смотрели на него, но он больше никаких признаков жизни не подавал, и Чекушин со Смольниковым уже начали сомневаться в том, что им довелось увидеть всего несколько минут назад. Как вдруг веки мертвеца снова приоткрылись и остекленевший взгляд холодных глаз опять уставился в потолок лаборатории. На этот раз уже все отпрянули от стола с шевелящимся трупом, и Крюков машинально потянулся за пистолетом.

Все со страхом наблюдали, как мышцы на теле судмедэксперта сокращались, он двигал руками и ногами, как бы пытаясь приподняться на столе, и все время его лицо было искажено страшной гримасой смеха. Присутствующие боялись шелохнуться, наблюдая за манипуляциями ожившего трупа. Наконец его движения прекратились, и тело Столешина затихло, снова приняв прежнее положение. Все, боясь дышать, переглянулись между собой, и лишь тогда у них вырвался вздох облегчения.

— Ну что?! — спросил Смольников у Крюкова. — Видели?!

У Крюкова не нашлось сил для ответа, и он только кивнул головой. Вдруг один из ассистентов вплотную подошел к трупу и, внимательно его осмотрев, радостно сказал:

— Так, может быть, тело от мороза отходит, поэтому и дергается? А мы чуть в штаны не наложили!..

— Александр Васильевич, в вашей практике что-нибудь подобное случалось? — обратился Смольников к Чекушину.

— Нет!.. Правда, я с недавнего времени работал помощником у Столешина, но… Нет! За мою короткую практику ни разу не доводилось сталкиваться с таким явлением!

— А вы что думаете по этому поводу? — повернулся Смольников к остальным работникам лаборатории, уже успевшим подойти и стать позади них.

— А что? Все может быть, — ответил тот же ассистент. — Если мы ни разу не сталкивались с таким явлением, то это вовсе не значит, что его не существует в природе!..

— Может быть, вы и правы, — согласился Смольников, — но мне кажется, что именно в ваши обязанности входит установить причину такого явления. Хотя на самом деле это все весьма странно!

— Нет, такого быть не может! — твердо заявил Чекушин. — Здесь не газовая печь крематория, где трупы приходят в движение под воздействием высокой температуры!.. Но то, что мы сейчас увидели, заслуживает тщательного изучения.

— Вот и займитесь этим, — наставительно сказал Смольников. — И все результаты проведенных экспериментов пришлите мне!

Они с Крюковым покинули лабораторию судебно-медицинской экспертизы с чувством пережитого потрясения. По дороге домой долго обсуждали странное явление, совсем позабыв, что, перед тем как оно произошло, один из ассистентов на вопрос, куда мог пойти Столешин в обеденное время, ответил, что врач собирался нанести визит начальнику колонии Шторму.

* * *

Возвращаясь из питомника, полковник видел, что Малышев никак не придет в себя после того, что ему довелось наблюдать у Тоцкого.

И он решил посвятить капитана в свои планы: ведь переживание из-за убийства, не закрепленного материальной выгодой, может заставить капитана рассказать обо всем кому-нибудь.

— Владислав Николаевич, успокойтесь, — мягко заговорил Шторм. — Вы же понимаете, что мы не могли поступить иначе.

Малышев молча взглянул на Шторма.

— Я, понимаете, не хотел забегать вперед, но сейчас пришло время кое-что сообщить вам, — продолжал полковник. — Ответьте мне на один вопрос: вы довольны своей зарплатой?

— Что?

— Я спрашиваю вас: вы довольны своей зарплатой?

— Вы смеетесь?! — Малышев посмотрел на полковника как на сумасшедшего. — Кто из нас может быть доволен такой зарплатой?

— Да, наверное, я и в самом деле задал глупый вопрос, но задал я его неспроста, Владислав Николаевич. Еще хочу спросить вас: вы хотите заработать большие деньги?

— Договаривайте до конца, — буркнул Малышев. — Я не знаю ни одного здравомыслящего человека, который не хотел бы иметь денег, больших денег.

— Тогда я вам скажу, Владислав Николаевич, что смерть Каравайцева и Столешина, помимо того, что вы знаете, связана еще с очень большими деньгами.

— Разве не с побегом? — удивился оперативник.

— И с ним тоже, но в большей степени с деньгами! — подчеркнул полковник. — Я хочу вас спросить: вы согласны помочь мне?

— В чем?

— Получить деньги!

— А кто-нибудь еще помимо нас с вами об этом знает? — стал преображаться капитан.

— Тоцкий, — ответил Шторм. — Но надо будет приобщить к этому делу еще кого-нибудь из офицеров. Дело в том, Владислав Николаевич, что основную работу за нас выполнят беглые заключенные, но я не уверен, что они добровольно отдадут ту часть денег, которая по праву будет принадлежать нам!..

У Малышева в глазах появилась сосредоточенность. Он внимательно посмотрел на полковника и спросил:

— Значит, заключенные бежали с вашего ведома?

— Ну как вам сказать?.. И да, и нет! — ответил полковник. — А что, это сейчас играет какую-то важную роль?

— Просто в очередной раз убеждаюсь, как мало все-таки я знаю свое начальство, — усмехнувшись, ответил капитан. — Я согласен помочь вам, Алексей Николаевич.

— А кого еще из офицеров вы могли бы порекомендовать нам в помощники?

— Если основную работу будут делать заключенные, то на это согласятся все офицеры!

Тем более что за убитых товарищей они с удовольствием вытряхнут бандитов из их шкур, — ответил Малышев. — Если не секрет, Алексей Николаевич, о какой сумме идет речь?

— Об огромной! — туманно сказал Шторм. — О фантастической!.. Признаться, я и сам еще не знаю точной цифры, но могу сказать, что ее хватит на всех офицеров колонии, если они примут участие в моем мероприятии.

У Малышева округлились глаза.

— Неужели так много?

— Да.

— Тогда я немедленно соберу оперативку и переговорю с офицерами.

— Будьте осторожны!

— А как им объяснить, о чем идет речь? О каком мероприятии?

— Постарайтесь объяснить, Владислав Николаевич, что речь идет о беглых заключенных, — ориентировался на ходу Шторм, — что у них имеется большой денежный запас и успешно проведенная операция даст нам сразу две выгоды: убить бандитов, благо ими не очень будут интересоваться, а мы сможем спрятать концы в воду, убив же их, мы завладеем деньгами!.. Не забудьте добавить, что мероприятие по изъятию денег будет носить неофициальный характер, а все остальное мы представим как успешно проведенное нашими оперативниками следствие, в результате чего обнаружена и ликвидирована банда рецидивистов.

— Неплохая идея, — одобрил Малышев.

— Если ваши переговоры будут удачными, Владислав Николаевич, — продолжал Шторм, — и все офицеры одобрят ваше предложение, то после обеда перед совещанием, которое я собираюсь провести в связи с объявлением в колонии карантина по туберкулезу, обязательно сообщите мне об этом.

— Хорошо.

Пройдя в колонию, они разошлись по своим местам, и после обеда Малышев известил Шторма, что все офицеры оперативной и режимной частей поддержали его предложение. Не воспротивились этому предложению и начальники отрядов. Что же касалось контролеров, то никто из офицеров не сомневался, что и они согласятся их поддержать. Все как будто налаживалось, и полковник, — собрав в своем кабинете только старших офицеров оперативной и режимной частей, открыл совещание.

— Товарищи офицеры, капитан Малышев известил вас о готовящемся мной мероприятии, — начал он с волнующего его вопроса. — Он поставил меня в известность, что вы все готовы принять в нем участие, но я лично хочу убедиться в этом. Прошу каждого выразить свое согласие в индивидуальном порядке, и если есть какие-то вопросы, то не стесняться, а задавать их напрямую, чтобы впоследствии не возникло никаких недоразумений.

— Товарищ полковник, откуда у вас такая информация о заключенных и о том, что они собираются делать? — сразу приступил к вопросам старший лейтенант Мечников, пронырливый, хитрый и очень бесстрашный оперативник. — И еще… Нас всех интересует, о какой сумме идет речь? Может быть, нам и не стоит ввязываться в эту историю!

Шторм ожидал этого вопроса.

— Всю информацию о заключенных я получил от Каравайцева, — сказал он спокойно. — На прошлом совещании я не обо всем вам рассказал, ибо кое-какая информация должна была подвергнуться проверке. Сейчас Светлов, внедренный в банду Золотого как негласный сотрудник, подтвердил слова капитана Каравайцева об их финансовых затруднениях.

— Так вы, товарищ полковник, знаете, где прячутся бандиты?

— Знаю, — соврал Шторм, — но говорить об этом рано. Скажу вам только, что капитан Каравайцев пошел на подготовку побега заключенных и убийство наших же сотрудников только из-за своей жадности.., за что и поплатился!

Все офицеры знали, какой смертью умер «жадный» капитан Каравайцев, и, следуя неписаному кодексу чести лагерных административных работников, хранили молчание.

— Что же касается суммы, — продолжал полковник, — то я могу откровенно сказать, что точной цифры я не знаю и подсчет денег будет производиться, когда они окажутся в наших руках! Но сумма огромная, и каждому из нас хватит с лихвой!.. Замечу, что подсчет денег при всех избавит нас от какого бы то ни было обмана. Все будет честно и по справедливости!

Какие теперь будут мнения?

— Единогласно! — почти хором ответили офицеры.

— Вот и замечательно! — выдохнул Шторм.

Он не собирался делиться добычей со своими сотрудниками, но ему нужна была их поддержка на тот случай, если все же в колонию приедет комиссия по расследованию побега заключенных и связанных с ним убийств. Полковник учитывал и возможности следственных органов прокуратуры, которые могли вплотную подобраться к нему, — помощь офицеров в этом случае станет для него необходимой, так как опыт работы с заключенными позволял им завести любое следствие в тупик. Он не поверил Столешину, что тот еще никуда не сообщил о проведенной экспертизе по трупу Каравайцева, и был готов к любому развитию событий, в том числе и прибытию к нему работников прокуратуры. Что касается смерти судмедэксперта, тут Шторм бил абсолютно спокоен: он к этому никакого отношения не имел.

— Теперь перейдем ко второму вопросу, — продолжил полковник, удовлетворенный единодушием своих подчиненных. — Касается он следственной комиссии, которая со дня на день должна прибыть к нам для установления причины побега заключенных и его последствий. Вы прекрасно понимаете, что накануне планируемых нами событий мы не должны допустить ее приезда к нам! В этом случае не только я могу расстаться со своим местом, но и вы тоже. Так вот, предлагаю объявить в колонии карантин по туберкулезу. Из-за открытой инфекционной активности, — уточнил он формулировку. — Это позволит нам оттянуть приезд комиссии.

И опять все единогласно одобрили выдвинутое Штормом предложение.

— Алексей Николаевич! — подал голос Малышев. — С чего прикажете начать?

— Со списка больных заключенных, у которых прогрессирует открытая форма туберкулеза, — сказал начальник колонии. — В общем, нужен список всех тех, кого не успели отправить отсюда в центральный тубдиспансер и у кого только начинается открытый процесс.

Кое-кто из них отправьте в санчасть, чтобы все выглядело натурально, когда сюда нагрянут врачи. Пусть до их появления заразятся хотя бы два-три барака. Остальных больных с открытой формой смешайте с другими заключенными, чтобы медики думали, будто в других бараках инфекция только начинается…

Шторм еще долго расписывал меры, какие необходимо принять для инфицирования здоровых, сказал и о том, как обезопасить себя во время таких процедур от возможного заражения.


Глава 6


Утром полковник торопился к Тоцкому. До него уже дошли гулявшие по поселку слухи о том, как «оживал» в морге труп Столешина. Он застал ветеринара в тот момент, когда тот собирался отправиться в санчасть колонии для подготовки карантина.

— Вы слышали, Станислав Григорьевич, о чем поговаривают в поселке? — спросил Шторм после приветствия.

— Слышал, — равнодушно отозвался Тоцкий. Он был в питомнике один и возился с маленькими щенками Агаты и Цезаря. — Пусть мелят что угодно!

— А мне-то, я надеюсь, вы расскажете, что произошло на самом деле?

Ветеринар удивленно посмотрел на полковника.

— А что вас интересует, Алексей Николаевич? По-моему, вы сами вчера были свидетелем того, что произошло.

— Я не об этом! Я о том, что произошло потом, когда вы труп Столешина отсюда убрали…

— Не пойму, зачем вам это? — недовольно сморщился ветврач. — Вы недовольны тем, что я для вас сделал?

— Ну почему же недоволен?! Просто в поселке среди жителей ходят фантастические слухи, это и подтолкнуло меня полюбопытствовать! — ответил гость. — Ну согласитесь, Станислав Григорьевич, что после таких слухов и впрямь станет интересно, что же произошло.

Тем более что начало истории инициировал я!..

Да! И вот что я еще хотел узнать: почему шерсть ваших волкособак стала светлой, когда они бросились на Столешина? — спросил он, глядя на то, как щенки, которых кормил ветеринар, начали медленно светлеть.

— Подкармливаю, — неохотно буркнул Тоцкий.

— Чем?

— Я не интересуюсь вашими профессиональными тайнами, Алексей Николаевич, поэтому позвольте и мне мои маленькие секреты оставить при себе! Что же касается вчерашнего, то я просто выбросил труп Столешина на дорогу, — ответил ветеринар, с трудом подавляя раздражение.

— Поговаривают, что труп в морге якобы оживал, — сказал полковник, словно не заметив нервозности Топкого. — Весьма странная выдумка, не правда ли?

Ветврач тяжело вздохнул и, потрепав по загривкам нескольких волчат, выпрямился во весь рост. Его всегда удивляло, с какой молниеносной скоростью распространяются слухи среди сельчан. На минуту задумавшись, он вдруг спросил:

— Вчера Столешин был выпивши?

— Вроде бы от него немножко разило, — вспомнил Шторм. — А что? Это имеет какое-то значение?

— Нет, я просто так спросил, — пряча глаза, ответил Тоцкий.

— Не лукавьте, Станислав Григорьевич, я же вижу по вашему поведению, что вы что-то скрываете.

— Да вы меня пришли допрашивать?! — прорычал ветеринар. — Зачем? Что вам не нравится?.. Я, кажется, вам уже сказал, что у меня могут быть маленькие секреты! Зачем вы лезете ко мне со своими вопросами?!.

— Ну-ну, успокойтесь, Станислав Григорьевич, — пошел на попятную Шторм, — я спросил из чистого любопытства. Мне все нравится, а не хотите со мной разговаривать, ну и ладно, — махнул он рукой. — Кстати, я слышал также, что охотники собираются пойти на отстрел волков, которых вы прячете от посторонних глаз и подкармливаете! — как бы невзначай обронил он.

Тоцкий резко повернулся, и взгляд его впился в глаза полковника.

— Когда они собираются пойти на отстрел?

— Вот этого я не знаю, Станислав Григорьевич, — пожал тот плечами. — Я только слышал, что они собираются!.. Вы идете в санчасть? — спросил он, делая вид, будто не замечает волнения ветеринара.

— Да-да, — скороговоркой ответил Тоцкий. — Только у меня просьба к вам будет, Алексей Николаевич.

— Какая?

— Позвольте мне после обеда уйти.

— После обеда в зоне останутся только дежурные, — ответил Шторм. — Все уйдут на похороны Каравайцева, так что и вы можете пойти по своим делам. Вас никто не задержит.

— Спасибо.

Начальник внимательно следил за ветеринаром и убеждался, что тот все больше нервничал. Покидая питомник, он поинтересовался, где Камил.

— А черт его знает! — воскликнул Топкий. — Он свою работу выполнил и смылся. У Ловчего, наверное, пасется, не иначе!.. А зачем он вам?

— Хочу, чтобы он свел меня с Ловчим. Надо поговорить о паспортах, — напомнил ему Шторм. — Когда его можно увидеть?

— Вечером зайдите, Алексей Николаевич, может быть, он к тому времени нарисуется! — с нарастающим волнением тараторил хозяин питомника. — Я ему передам, чтобы он вас подождал.

Поведение ветеринара удивляло и беспокоило Шторма, но от дополнительных вопросов он воздержался, решив, что не стоит торопить события. Ему предстояло еще много дел.

Надо было отправить в последний путь капитана Каравайцева. Заключение о его смерти, которое не успел составить судмедэксперт, составили лаборанты, не проводя повторной экспертизы. Они ограничились Записью, сделанной со слов Малышева, что тело Каравайцева было найдено в сугробе. После похорон полковник хотел заняться выяснением всех подробностей, касающихся охраны прииска Копиных Чар, и до встречи с Камилом набросать в уме приблизительный план захвата алмазов.

Он спланировал поездку на рудник в тот день для того, чтобы снова встретиться с начальником караула лейтенантом Скорниным и узнать подробности у него. Ему не хотелось, чтобы кто-то еще знал про его интерес к этому.

Начальник караула, как и в прошлый раз, встретил полковника приветливо и, выслушав от него очередное предупреждение, чтобы все были начеку, ни о чем не подозревая, поведал полковнику в деталях, как приезжает за алмазами бронированная спецмашина. Оказалось, она приезжает два раза в неделю по утрам после смены караула: во вторник и в пятницу, в сопровождении кортежа из двух бронированных «Волг» с охраной. Сам фургон с инкассаторами — «Мерседес-Бенц», с четырьмя ответственными за груз. Машина оборудована даже спутниковой связью. В общем, охрана для перевозки драгоценного груза надежная. Прощаясь с начальником караула. Шторм думал о том, что шансы на успех очень малы. И все-таки, возвращаясь назад, полковник прикидывал в уме всевозможные варианты, как завладеть драгоценными камнями.

И выход был найден. Подъезжая к колонии, Шторм взглянул на сторожевые вышки и вообразил себе, что прииск Копины Чары вместо солдат охраняют переодетые в их одежду бандиты. И тут его осенило. Теперь-то он знал, с чем ехать к бандитам.

* * *

Погода за последние часы испортилась.

Тоцкий с надеждой думал о том, что метель продлится еще несколько дней и помешает охотникам отправиться на отстрел Агаты и Цезаря, а он тем временем сумеет их спасти от несправедливого возмездия и надежно спрятать от людских глаз. К вечеру ему уже стало известно, почему все подозрения в связи со смертью Столешина пали на них.

Как только стемнело и подошло время их кормежки, ветеринар с Камилом, вернувшимся от Ловчего час назад, взяли пакет с мясом и двух волчат и отправились. Тоцкий знал, что отвыкшие от вольер волки ни за что не вернутся в место, совсем недавно бывшее их тюрьмой, и заманить их туда можно только с помощью потомства. У волков сильно развита любовь к своим волчатам; приходя на кормежку, Цезарь и Агата, наверное, больше надеялись увидеть своих детей. Однажды, оставив им мяса, Тоцкий увидел, что они не обращают на еду внимания, а как-то жалобно смотрят на него.

Он догадался, чего им требовалось, но из-за начатой дрессировки волчат не хотел показывать их родителям, боясь, что все его усилия сойдут на нет. Возвращаясь в питомник, Тоцкий услышал тогда тоскливый вой и, обернувшись, увидел, как два волка, так и не притронувшись к еде, вытянув морды вперед, воют ему вслед.

Сейчас, думал ветеринар, пришло время Цезарю и Агате встретиться со своими волчатами.

Он и его помощник, преодолевая мощные порывы ветра, шли по тропе, ведущей к поселку, в то место, куда всегда приходила волчья чета. Они пришли вовремя, Цезарь и Агата уже находились там и, прижавшись друг к другу боками, чтобы не так сильно обдувал их ветер, терпеливо поджидали своих кормильцев. Прежде чем дать им еду, Тоцкий и Камил выпустили из рук волчат в нескольких метрах от родителей, и те, радостно подняв хвостики вверх, побежали к маме и папе.

В следующее мгновение произошло то, чего Тоцкий никак не ожидал. Волчата, подбежав к своим родителям, стали лизать их морды. Цезарь и Агата откликнулись на ласку, но тотчас же почуяли что-то неладное с волчатами и в мгновение ока разорвали их. Тысячелетиями развитый инстинкт природного санитара сработал у них даже в отношении своих детей.

Камил попытался отбить волчат у рассвирепевших родителей, но внезапно волчица перешла в наступление и резким прыжком сбила его с Ее мощные загнутые клыки разорвали горло мужчины, и последнее, что видел ветеринар, когда бросился бежать, это высокий фонтан крови, брызнувший из горла Камила. «Значит, волки догадались о зараженности волчат, — подумал ветврач, оказавшись в безопасности за дверью питомника. — А я ведь, идиот, знал, что дикое животное нельзя обмануть, особенно волка!»

Отдышавшись после быстрого бега, он взял с собой двух псов и вернулся на прежнее место.

Разорванные чуть ли не пополам волчата лежали метрах в пяти друг от друга и в десяти от Камила, у которого голова была вывернута лицом к спине и держалась на малом лоскутке кожи.

Участок тропы, где произошла трагедия, еще не совсем засыпало снегом, и повсюду проступали черные капли крови. К принесенному мясу волки так и не притронулись, и Тоцкий, возвращаясь назад, в питомник, прихватил его с собой. Он не стал ничего трогать на тропе, сообразив, что сейчас для него лучше обратиться в милицию и выступить в роли свидетеля, видевшего, как волки напали на его помощника, когда тот вышел на прогулку со щенками. С одной стороны, думал Тоцкий, это сделает его в какой-то мере пострадавшим и обеспечит ему алиби на тот случай, если кто-то выйдет на след его питомцев и предположит, что жители поселка погибли по их вине. А с другой стороны, Цезаря и Агату теперь необходимо убить, так как кровь волчат, без всякого сомнения, попала вместе со слюной к ним в организм, и заражения волкам не избежать. «Надо немедленно сообщить в милицию! — лихорадочно думал на ходу ветврач. — Тогда охотники скорее отправятся на их отстрел, а меня это обезопасит от их нападения!» Но больше всего ветеринар радовался смерти Камила. Человек, по чьей вине он связался с бандитами и сам стал преступником, теперь мертв. Правда, предстояло объяснение с Ловчим, но он этого не боялся: в качестве связного с зоной он незаменим, бандиты сейчас заняты подготовкой к нападению на Копины Чары, и смерть Камила вряд ли вызовет у них большие переживания. Заперев собак в вольеры, он вышел из питомника и лицом к лицу столкнулся со Штормом. Изложив вкратце суть дела, Тоцкий попросил подвезти его в поселок к отделению милиции.

— А не боитесь, что они начнут копать? — настороженно спросил полковник.

— Нет. Напротив, это делает меня в какой-то степени пострадавшим, — спокойно ответил ветврач и, усмехнувшись, добавил:

— Им меня подозревать — это все равно что вас! Ведь попробуй скажи кому-нибудь, что вы участвовали в подготовке побега заключенных. Сразу сочтут тебя ненормальным! Ваше положение — ваш козырь! Никому в голову не придет вас подозревать. Меня как единственного ветврача на весь поселок и как врача, согласившегося на работу в вашей колонии, тоже вряд ли кто осмелится подозревать в содеянном, тем более что к этому делу я и вправду не причастен.

— Но ведь многие люди знают, что вы подкармливали диких животных, Станислав Григорьевич.

— И совсем не «многие», а всего лишь несколько человек, включая вас, — возразил Тоцкий. — Да и мало ли в тайге изувеченных и больных волков? Это еще ничего не доказывает!

Шторм хотел пригрозить ветеринару, чтобы не сболтнул лишнего, но подумал, что тот сам втянут в дерьмо по макушку и вряд ли станет распускать язык.

— А как же я теперь свяжусь с Ловчим, когда нет Камила? — обеспокоенно спросил он.

Ветеринар пожал плечами.

— Теперь уже никак, — равнодушно ответил он. — Будем ждать, когда сработает «цыганский телефон».

— То есть?.. Как это понять?

— Когда слухи доползут до ушей Ловчего, — пояснил ветеринар, — или пока он сам не захочет наведаться ко мне и поинтересоваться, куда исчез его приятель и почему не показывается у него.

— И долго придется ждать?

— Не знаю, — опять пожал плечами Тоцкий. — Мне помнится, вы говорили, что Ловчий вам неделю давал.

— Хотелось бы пораньше, чтобы времени не терять, — с досадой выдохнул Шторм.

— Ничего не поделаешь, придется ждать.

Сев в машину, они до самого отделения милиции больше не перекинулись ни словом, но, заехав в поселок, Шторм изъявил желание и дальше сопровождать Тоцкого. Ему было интересно посмотреть на место, где волки растерзали Камила.

У Смольникова известие вызвало возглас удивления.

— Как?! Еще один?! — вырвалось у него. — Интересно, кто же на этот раз?

— Мой помощник, — с унылым видом ответил ветеринар. — Вышел выгулять щенят и попался.

Смольников выразил Тоцкому соболезнование и приказал оперативно-следственной группе немедленно выехать на место происшествия. Через пятнадцать минут они уже были там.

Ветер усилился, и снегопад стал таким плотным, что даже с помощью сильных электрических фонариков едва удалось найти труп Камила: он был почти полностью занесен снегом, видны были только левая нога и часть бедра.

Удивительно, но волчат снегом не занесло. Наверное, потому, что они лежали на участке тропы, который возвышался небольшим холмом, и ветер обдувал его со всех сторон. Камил же лежал ниже, и снег, попав в воздушный поток завихрения, мягко оседал на него. Раскидав снег и оценив ситуацию, следователи сначала пришли в некоторое замешательство. Все они задались естественным вопросом: на кой черт этому кретину понадобилось выгуливать щенят в такую сумасшедшую погоду? При более тщательном осмотре они убедились, что характер нападения животных в этот раз не соответствует прежним нападениям, из чего следователи сделали вывод, что напали на Камила другие волки.

— Я не смог их разглядеть как следует, — напропалую врал Тоцкий, — они, увидев меня, сразу бросились наутек. Ну, а я так и не успел, погиб мой помощник!

— А вы как здесь оказались, Станислав Григорьевич? — спросил Смольников.

— Я как раз собирался домой идти, вышел из питомника и вдруг слышу крик. Сюда прибежал, а тут… — развел он руками. — Вот!..

— Понятно.

Рассматривая убитых щенков, следователи пришли к выводу, что они очень похожи на волчат.

— А откуда у вас волчата, Станислав Григорьевич? — напрямую спросил Смольников.

— Читинские охотники подарили, — не раздумывая, ответил Тоцкий. — Вот, наверное, из-за них волки и напали на моего помощника.

— Так почему же они тогда убили волчат? — удивился Смольников.

— Думаю, волчата бросились защищать моего помощника, — делая сосредоточенное лицо, ответил ветеринар. — Они-то ведь уже малость дрессированные и приучены к тем, кто их кормит.

— Понятно. У вашего помощника родственники есть? Я слышал, он из бывших заключенных. Я не ошибся, Алексей Николаевич? — обратился Смольников к Шторму.

— Нет, не ошиблись.

— Про родственников ничего не знаю, — ответил ветврач, — мне он не говорил о них.

— А как же хоронить его будете?

Ветеринар дернул плечами:

— Как-нибудь похороним.

— Что-то на вашу колонию, Алексей Николаевич, прямо напасть какая-то! — снова обратился следователь к Шторму. — Не только работники гибнут, но и бывшие заключенные, будто приговорены невидимой черной силой!

— И вам такая мысль в голову пришла?! — изобразил на лице удивление полковник. — Оказывается, я не одинок в своем предположении! Надо же!.. Вот скажите, чем это объяснить?

— Не знаю, — пожал плечами Смольников. — Возможно, есть что-то, заставляющее нас так думать.

Труп Камила погрузили на носилки, и тут ветеринар увидел, что по приказу Смольникова в целлофановый мешок складывают убитых волчат. Это для него явилось неожиданностью, он предполагал, что их оставят на месте.

— А волчат зачем забираете, Петр Алексеевич? — недовольно спросил он Смольникова. — Я бы их и сам похоронил!

— А мы их не хоронить забираем.

— А для чего?

— Ну мало ли что, — ответил следователь, — по факту убийства, пусть даже дикими животными, Станислав Григорьевич, следствие должно располагать всеми материалами, найденными на месте происшествия.

У Тоцкого неприятно защекотало внутри.

Он не ожидал такого действия со стороны следователя и почувствовал надвигающуюся опасность, но было поздно. Оперативно-следственная группа уже удалялась, и ничего нельзя было предпринять. Попрощавшись со Смольниковым, он вместе с начальником колонии сел в его служебную машину, и они отправились домой.


Глава 7


Встреча Шторма с Ловчим произошла почти через сутки, но начальник колонии даром времени не терял. В его исправительно-трудовом учреждении полным ходом шла подготовка к карантину. Вместо восьмисот-тысячи человек, как планировалось, было инфицировано две тысячи заключенных, то есть две трети от общего количества находящихся в колонии людей. Разумеется, ни один тюремный госпиталь не мог принять такое количество больных, поэтому по распоряжению Министерства внутренних дел совместно с Министерством здравоохранения из разных больничных организаций в нее было направлено около двух десятков врачей-инфекционистов высшей категории, которым предстояло остановить стремительное распространение туберкулеза среди заключенных.

Как и предполагал Шторм, вместо комиссии по расследованию массового побега заключенных и расстрела ими работников колонии прибыл всего один человек — следователь по особо важным делам подполковник Куницын. К счастью для начальника колонии, он оказался на редкость добросовестным пропойцей.., или его просто напугала эпидемия.

Он набрался еще в дороге, поэтому при встрече со Штормом и оперативниками едва ворочал языком. Как и следовало ожидать, следователь из Генеральной прокуратуры ограничился представленными ему работниками оперативной службы материалами, не проведя своего расследования. Зато пьянству с оперативниками Куницын предался с особой самоотдачей. По всему было видно, что такие командировки для подполковника — сущий рай.

Вечером, усадив его в междугородный автобус, следовавший через поселок, оперативники отправили его туда, откуда он приехал.

На следующее утро Тоцкий сообщил полковнику, что Ловчий приезжал к нему осведомиться, почему вторые сутки не появляется Камил.

— Я ему сказал, что вы желаете с ним встретиться, Алексей Николаевич, — добавил ветеринар. — И сказал также, чтобы встреча произошла на его территории. Должны же мы узнать, где у них берлога! Мне кажется, я правильно поступил, как вы считаете?

— Правильно. А как он отреагировал?

— Сказал, что вечером пришлет за вами своего человека.

— Домой? — насторожился начальник.

— Нет, ко мне в питомник, — успокоил его ветеринар. — Вечером зайдете ко мне, чтобы я не искал вас, да и лишний раз не рисовался на глазах у ваших работников, хорошо?

— Договорились.

Вечером полковник отпустил водителя служебной машины домой, а сам отправился в питомник, где его уже ждал человек от Ловчего.

Это был личный шофер вора в законе, и полковник сразу его узнал. Они отправились на машине Ловчего в Великий Бор на дачу вора.

Первый, кого увидел Шторм, был Золотой и с ним вся его беглая братва, включая Светлова.

Встретили они своего бывшего «хозяина» очень бурно, но появление Ловчего всех остудило.

И все равно начальнику колонии было не по себе. Он хоть и представлял себе встречу с беглыми блатными и их реакцию на его появление, но не думал, что его так заденет за живое пренебрежительное и циничное отношение к нему ворья.

Выслушав несколько издевательских высказываний в свой адрес, он приступил к делу, не дожидаясь, когда они сами начнут задавать вопросы. Пройдя в большую гостиную по приглашению Ловчего и сев за стол, полковник обвел бандитов пристальным взглядом.

— Начну с того, братцы уголовнички, — заговорил он панибратским тоном, — что взять вам нахрапом Копины Чары не удастся.

— Это почему же? — сразу спросил Ловчий.

— Потому что система сигнализации хранилищ на прииске отключается в шахте глубоко под землей, — бесстрастно ответил Шторм. — К тому же она снабжена каким-то засекреченным кодом, работающим по принципу «свой — чужой», который знает лишь пара человек. Даже если вам и удастся спуститься в шахту с сигнализацией, то при малейшей ошибке с ее отключением сразу блокируется выход из шахты, и вы там будете париться до тех пор, пока за вами не приедет охрана с милицией.

Шторм заметил, как у бандитов округлились глаза.

— Да-да! Вы думали, это так просто? — сказал он. — Я вас предупреждал, что ваша затея сравнима с самоубийством. Так что ничего у вас не получится, — тяжело вздохнул он и после непродолжительной паузы многозначительно добавил:

— Если это дело вы не доверите мне!..

— Как это понимать? — удивленно поднял брови Ловчий.

— Мне кажется, я знаю, как взять из хранилищ алмазы, не отключая сигнализации.

Бандиты, раскрыв рты, уставились на Шторма.

— Ты, начальник, волшебник, что ли? — скривил губы Золотой.

— Нет, не волшебник! Но повторяю: я знаю, как взять алмазы из хранилищ.

Воцарилась пауза.

— Судя по тому, что вы замолчали, у вас есть какие-то условия к нам, прежде чем вы расскажете о своем плане, — сказал Ловчий. — Я вас правильно понял?

— Правильно.

— Какие еще условия, мент? — блеснул золотыми коронками Золотой, поглаживая рукой голову Светлова. — Ты хочешь, чтобы я этому пареньку голову отрезал?

— Не торопись, Антон, — осадил его Ловчий, — пусть скажет об условиях. Ты же понимаешь, что с такой сигнализацией нам не справиться. Давай послушаем его.

— Вот именно, Золотой, послушай сначала меня, — сказал начальник колонии. — Я многого не запрошу, и не торопись снимать Светлову голову: он еще может вам послужить в качестве заложника.

В ответ на последнюю реплику офицера бандиты ехидно усмехнулись. Светлов же опустил глаза.

— Говорите, Алексей Николаевич, каковы ваши условия? — обратился к полковнику Ловчий.

— Первое мое условие… Это скорее даже не условие, а просьба, — поправился Шторм.

— Мы вас внимательно слушаем.

— Мне нужны два паспорта — один для меня, а другой для Тоцкого. Точнее, даже не два, а четыре: один для гражданина России, а другой для загранпоездки.

— Считайте, что они у вас есть, — будто пропел Ловчий. — Еще что?..

— После успешного завершения дела мне и Тоцкому за разработку плана пятьдесят процентов общей стоимости алмазов.

— Пятьдесят?! — взревели бандиты.

— Пятьдесят и ни процента меньше, — повысил голос полковник. — У вас, граждане жулики, есть и другие доходы, на которые вы можете жить безбедно. А у меня никакого дохода, кроме мизерной зарплаты, нету, так что мое условие — пятьдесят процентов!

— Так зачем же ты, начальник, тогда в менты пошел? — ухмыльнулся Золотой. — Стал бы, как мы…

— Не твое дело, кем я стал, Золотой, — спокойно сказал Шторм. — Ну так как? Принимаете мое условие?.. Учтите, без моей помощи вы не сможете разбогатеть на несколько десятков миллионов долларов.

Последняя фраза оказалась самой весомой, и бандиты задумались. Тишину нарушил Ловчий:

— Хорошо, Алексей Николаевич, мы принимаем ваши условия. Только вот мне хотелось бы услышать от вас: как вы собираетесь обменять алмазы на деньги и почему доверяете нам в дележе? Ведь мы можем кинуть вас, Алексей Николаевич, и оставить вообще ни с чем. У вас имеется какой-то запасной ход, который не позволит вам быть обманутым?

— Вы предусмотрительны, — спокойно отреагировал Шторм.

— Тогда я хотел бы выслушать вас, иначе мы просто не сможем договориться, Алексей Николаевич, — твердо произнес Ловчий. — Мы должны знать, чего нам ожидать от вашего запасного хода.

— Здравомыслящий человек никогда не откроет свой козырь. Вы это должны понимать!

Ловчий сверлил Шторма взглядом.

— А вы не думаете, Алексей Николаевич, что вы можете отсюда и не выйти?

— А вы не думаете, Ловчий, что ваша дача уже оцеплена и вам не избежать того, чем вы пытаетесь напугать меня? — парировал начальник колонии.

Бандиты как ужаленные вскочили со своих мест и угрожающе двинулись на него, но невозмутимый голос их бывшего хозяина остановил их. Вообще надо было отдать ему должное: в экстремальных ситуациях он отлично владел собой.

— Ну и что вы загривки подняли?! Как посмотрю, мозгов у вас немного, раз вы такую «травку» на лету кушаете! — спокойно сказал он. — Я к вам пришел поговорить о деле, а вы на меня дустом дышите! Неужели вы думаете, я за собой сапоги приведу, когда у меня весь бубен в бородавках?! — перешел он на жаргон, от чего у бандитов брови поползли вверх. — Приземляйтесь и выслушайте меня до корней!

— И желательно говорить по-русски, — не выдержал Ловчий. — А то у меня создается впечатление, что не мы тебе, а ты нам алфавит диктуешь! — Он жестом приказал всем вернуться на свои места.

Шторм, убедившись, что его речь произвела на бандитов должное впечатление, перешел на нормальный язык.

— У меня нет никакого запасного хода, — сказал он, — просто я полагался на вашу воровскую порядочность.

— Мы не верим! — выпалил Золотой.

— Какая может быть порядочность у вора к менту? А, Алексей Николаевич?! — усмехнулся Ловчий. — Вам не кажется, что вы бредите?

— В таком случае, — задумчиво побарабанил полковник пальцами по столу, — у нас с вами и в самом деле разговор не получится.

Я не вижу здравого подхода к делу. Когда речь идет о таком масштабном мероприятии, на время надо забыть о том, что мы враги. Чтобы получить выигрыш, нам надо объединить усилия.

В общем, не хотел я заранее распространяться, но вижу, мне все-таки придется сказать вам о своем запасном ходе. — Он сделал паузу и обвел всех взглядом. — Если вы отнесетесь к моим словам без амбиций…

— Не гоните вонючим носком быка на водопой, — нетерпеливо перебил его Ловчий, — говорите короче!

— В общем, если мы удачно берем алмазный прииск, то следующим нашим объектом станет банк драгоценных запасов сырца в Неринске, — с вдохновением сказал Шторм. — Таких масштабов уголовный мир еще не знал!.. Вы будете первыми!

Бандиты переглянулись.

— Поэтому я и заказал вам паспорта, Ловчий, — продолжал полковник. — После таких крупных акций мне придется убираться отсюда как можно дальше. Вот только одного свидетеля среди вас придется устранить, — его взгляд упал на Светлова, — нельзя этого парня оставлять в живых, а то он, чего доброго, сбежит, и тогда…

— Не сбежит! — оборвал его Золотой и потрепал парня по волосам. — Он теперь наш, начальник! Андрюха нам рассказал, как вы его готовили к работе среди нас. Но он, убив двух бикс, стал нашим. Он с нами кровью повязан! — растянулись его губы в язвительной ухмылочке. — Так что не бойтесь: Андрюха никуда не сбежит!..

— Он теперь не опасен, — подтвердил Ловчий. — Но давайте вернемся к прииску. Мы вас внимательно слушаем, Алексей Николаевич.

— Мне нужны карандаш и бумага.

Получив все необходимое, полковник сделал на тетрадном листке подробный чертеж и, пользуясь карандашом, как указкой, стал объяснять бандитам свой замысел налета на Копины Чары.

— Спецмашина приезжает за алмазами на прииск два раза в неделю: во вторник и в пятницу, по утрам после смены караульного наряда, — говорил Шторм, указывая карандашом на основные точки, обозначавшие на рисунке сторожевые вышки. — Тебе, Ловчий, предстоит подыскать отчаянных ребят помоложе, чтобы их можно было переодеть в солдатские бушлаты.

— Зачем?

— Затем, что они будут представлять сменный наряд, — пояснил Шторм.

— А куда основной денется?

— Его придется убрать! — равнодушно ответил полковник. — Утром во вторник или пятницу — мы выберем день, когда будет метель, — наряд поедет на машине на прииск, и нам предстоит ее остановить и перебить всех людей.

— Какая машина ходит на прииск с нарядом? — поинтересовался Ловчий.

— Фургон «ЗИЛ-131-Кунг», — объяснил полковник. — От войсковой части до прииска тридцать пять километров, и посередине имеется ответвленная вспомогательная дорога на лесосеку. В метель там лесорубы не работают.

Значит, так… — сосредоточился он на рисунке. — Возле поворота на лесосеку двое ваших людей под любым предлогом — это вы придумаете сами — должны остановить машину с нарядом и из пистолетов с глушителями убить водителя и старшего офицера. Желательно сделать это тихо и никого не потревожить в фургоне. Затем вы отгоняете машину на лесосеку, вытряхиваете из нее солдат и пускаете их в расход.

— Сколько будет человек? — поинтересовался Золотой.

— Взвод — двадцать человек со старшим офицером наряда.

— Многовато, — покачал головой Ловчий. — Если будет допущена хоть одна ошибка, они сами могут нас изрешетить.

— Безусловно, — согласился Шторм. — Но я надеюсь, что дело до этого не дойдет. Есть одно обстоятельство, которое позволяет мне так думать: до заступления в наряд солдаты едут с разряженными автоматами — так положено по инструкции. Все рожки с патронами находятся у них в сумках, и если вы сумеете, не потревожив их, отправить на лесосеку, то дальше, я думаю, у них не хватит времени зарядить автоматы.

— Что дальше?

— Дальше, как только вы разделаетесь с ними, занимаете места в машине и едете на прииск. С вами поедет один из моих офицеров, который будет в роли начальника караула. Светлов, раз уж на него можно положиться, возьмет на себя роль разводящего нарядов. Ему известно, как это делается, и он там не единожды бывал.

Все разом взглянули на Светлова.

— Я так понимаю: раз вы столь ловко смогли сбежать из лагеря, то оружие у вас имеется? — вопросительно посмотрел Шторм на Ловчего. — Взрывчатка и пара гранатометов у вас найдутся?

— Найдутся!

— Это еще лучше! Тогда захват контейнеров с алмазами упрощается. Те из ваших, кто будет менять караул возле хранилищ, пусть сначала откроют склады, а потом по рации передадут, что готовы выносить ящики, — это будет сигналом для тех, кто будет находиться за проволочным ограждением прииска в засаде. Они из гранатометов уничтожат машины спецэскорта!

Затем вы подгоните к хранилищу свою машину, — тем временем остальные ваши люди оцепят шахту, чтобы никто из рабочих не смог ее покинуть, и заодно обрежут телефонный кабель, — и погрузите в нее контейнеры с алмазами. Таким образом, никакую сигнализацию нам не понадобится отключать! На дороге вы должны поставить на всякий случай еще пару машин, чтобы можно было уйти от преследования. Одну на перекрестке у лесосеки, а другую, со взрывчаткой, на пути милицейского наряда, если они все-таки узнают о нападении и организуют операцию «перехват»!

— А у лесосеки зачем? — спросил Ловчий.

— На прииске у рабочих может быть какая-то своя специальная связь с отделом вневедомственной охраны, — объяснил Шторм. — Всех их перебить вы все равно не сможете: кто-нибудь да останется. И вот этот «кто-нибудь» увидит, в какую машину вы погрузите контейнеры с алмазами, и передаст ее приметы!.. А на перекрестке у лесосеки вы перегрузите ящики в другую машину и спокойно уедете. Прежнюю же машину, я думаю, вы заправите взрывчаткой, чтобы она не досталась милиции.

— Неплохо! — одобрил Ловчий. — А куда денется тот наряд, который на прииске заменят мои люди?

— Как куда? — удивился Шторм. — Их на этом же «Кунге» отправите на лесосеку и там хоть расстреливайте, хоть взрывайте — ваше дело, как вы с ними поступите! — махнул он рукой. — Да! Машины, вы сами понимаете, должны быть «левыми».

— Ну, это само собой! — отозвался Ловчий. — Для такого дела угоним парочку!.. И номера заменим!.. Все будет нормально, Алексей Николаевич, не волнуйтесь. Вы не с пижонами имеете дело!

— Рациями я вас снабжу, бушлатами тоже…

— Рации у нас самих есть, а вот солдатской одеждой чем раньше, тем лучше.

— Так! Последний и самый щепетильный вопрос, — сделал ударение полковник. — Куда вы собираетесь везти алмазы?

Бандиты переглянулись между собой, и затем, пожав плечами. Ловчий ответил:

— Если все будет складываться гладко, то сюда, на дачу в Великий Бор! А если возникнут какие-то трудности… — Он запнулся. — Над этим еще надо подумать.

— Тогда думайте быстрее, — жестко произнес Шторм. — Как только сообщат о плохой погоде, сразу приступаем к делу, так что времени у вас немного.

— Я завтра вам сообщу через Тоцкого.

— Хорошо! Завтра вы у него и получите солдатскую форму.

— Форма пусть лучше останется у него, — поспешил сказать Ловчий. — Там у него и оружие еще есть. Осталось от подготовки к побегу, — пояснил он, увидев удивленные глаза офицера. — Мне кажется, нет необходимости возить одежду туда-обратно, тем более когда на всех дорогах еще стоят патрули.

— Резонно! — согласился Шторм.

— Форма и оружие побудут у Тоцкого до назначенного дня, — продолжал вор. — Это облегчит наши приготовления, и от Тоцкого до прииска ближе, почти напрямую.

— Можешь не продолжать, все понятно, — оборвал его полковник, глядя на наручные часы. — Только учти, Ловчий, людей для солдатского наряда ты должен подобрать помоложе, а Золотой с братвой побудут в засаде или на лесосеке. Они лучше переносят кровь! — поставил он точку, чем вызвал самодовольные ухмылочки воров.

Уходя, полковник задержался у двери и, обернувшись, задумчиво сказал:

— Говорите, оружие и солдатскую форму лучше оставить у Тоцкого?.. Так, может, и контейнеры с алмазами оставить у него, под самым носом лагеря?.. Никому и в голову не придет там искать, да и к дележу приступить безопаснее. Как вы на это смотрите?

— Идея неплохая, — одобрил Ловчий. Он обернулся и посмотрел на братву. — Думаю, никто из вас не будет против?

Бандиты молча закивали головами, соглашаясь с предложением.

— Да, так будет безопаснее, чем везти контейнеры в Великий Бор, — сказал за всех Золотой.

— Все согласны, Алексей Николаевич, — сказал Ловчий. — Теперь нам надо предварительно сориентироваться на местности, и мы готовы приступить к делу.

— Добро!

Шторм покинул дачу Ловчего довольный: он добился чего хотел в разговоре с бандитами.

Они полностью приняли его условия. В особенности его радовало то, что они согласились привезти контейнеры в питомник Тоцкого.

Там-то он и предполагал с ними расправиться с помощью хорошо выдрессированных собак.

«Лихо я им подбросил идею с банком драгоценного запаса в Неринске! — ликовал он. — Как говорится у них, уголовничков: жадность фраера сгубила?.. Она их и погубит!»

Но он не слышал того, что сказал Ловчий, когда за его спиной захлопнулась дверь:

— Что-то не нравится мне этот хорошо выстроенный план. Крови много, а гарантий никаких. Мы попадемся, а полковник останется в стороне. А ведь если мы попадемся, ни один мент не оставит нас в живых, нас убьют раньше, чем мы успеем открыть рот на следствии, и никто не узнает, кто истинный организатор налета на прииск Копины Чары! Хорошо все полковник продумал! Нет, так не пойдет! Мы этот план немного переиграем! — поставил он точку, и уголки его губ скривились в усмешке.

* * *

Уже вторые сутки Цезарь и Агата ожидали неподалеку от тропы, ведущей к поселку, выхода Тоцкого из питомника. Они притаились в кустах прямо напротив того места, где всего день назад безжалостно расправились с двумя своими щенками и помощником ветеринара, которому они так доверчиво отдали своих детей. Мимо них проходили люди на работу в колонию и обратно. Снег засыпал тропу, а Тоцкого все не было. Агата и Цезарь не могли простить своему бывшему спасителю и кормильцу то, что он испортил их щенков. Агата от нетерпения даже немного подвывала. Цезарь же ласково облизывал ей морду и тихонько поскуливал на ухо, как будто говорил ей, чтобы она успокоилась. Время шло. Метель то усиливалась, то утихала, и вдруг вдалеке послышались собачий лай и отрывистые, режущие слух хлопки трещоток. За свою волчью жизнь хищники научились понимать, что значат для них эти звуки: началась охота на них, на волков! Встрепенувшись, они повернули морды к нараставшему гулу, понюхали воздух. Их тела содрогались от тревоги: они поняли, что оставаться на месте небезопасно, так как тонкое чутье собак поможет охотникам отыскать их. Поджав хвосты, Цезарь и Агата вышли из своего укрытия и бросились в тайгу.

Погоня за ними продолжалась почти до вечера. Уже через несколько минут после того, как они покинули свое укрытие, стая борзых обнаружила их след и начала неустанно преследовать. Глубокий снег помогал привыкшим к нему волкам, но у собак было явное преимущество: все они были здоровы. И все равно настигнуть Цезаря и Агату борзые смогли только к вечеру.

К счастью для волков, ни одной приемистой собаки, то есть волкодава, среди них не оказалось, и началась кровопролитная схватка между дикими и домашними животными. В этом неравном бою бились два волка против шести борзых, и тут выяснилось, что Цезарь и Агата намного сильней и выносливей этих охотничьих собак. Первых двух нападавших борзых они убили, можно сказать, с лету. С остальными завязалась кровавая схватка. На Цезаря и Агату напали собаки, не имевшие навыков в погоне за волками. И все-таки до появления охотников им удалось подмять под себя трехногую волчицу. А Цезарь, как ни старался помочь своей подруге, так ничего и не смог сделать. А с прибытием охотников он резанул клыками по шее одной борзой и скрылся в кустах.

Позади него раздалось несколько выстрелов, и его слух резанул предсмертный крик Агаты, но, не оборачиваясь, он продолжал свой бег. Уставшие от погони и изнурительной схватки собаки отказались от преследования.

Выждав несколько часов в чаще, Цезарь вернулся туда, где оставил Агату. Снег уже припорошил место отчаянной битвы, но ее следы даже глубокой ночью волк видел хорошо. Вот его ноздри уловили запах крови его пожизненной спутницы. Охотники забрали ее с собой, но несколько смешанных с кровью клочков шерсти своей любимой, припорошенных снегом, он нашел. Лизнув их несколько раз, он задрал голову вверх и затянул свою прощальную песню, в которой соединились и боль, и скорбь, и тоска. Пел ее волк долго, и из его глаз по слипшейся от крови шерсти бежали слезы. Цезарь пел прощальную песню не просто любимой, а той безвозвратно утерянной лучшей части его жизни, в которой, как принято говорить у людей, есть вера, надежда и любовь!.. Он пел со всей своей волчьей страстью, пел самозабвенно, рассказывая всему миру о своем безутешном горе, и пение его разносилось далеко по таежным окрестностям, навевая ужас на многих жителей леса. Закончив, волк засыпал следы крови своей любимой, и его глаза обратились в ту сторону, куда ушли охотники. Они светились зеленым фосфоресцирующим огнем, и в них были гнев и ненависть. Втянув несколько раз ноздрями воздух и не обращая внимания на свои тяжелые раны, Цезарь пошел по их следу.


Глава 8


Смольникова ждал еще один сюрприз. Отправив труп Камила в морг, он и сам решил навестить Чекушина, чтобы узнать о результатах экспертизы: что могло вызвать сокращение мышц у мертвого судмедэксперта? Открыв дверь в морг, он увидел столпившихся в коридоре медицинских работников: оцепенев от ужаса, они смотрели куда-то в глубь лаборатории. На появление Смольникова никто не обратил внимания, и, растолкав их, следователь направился к ее полуоткрытой двери. Он шагнул в лабораторию и молниеносно вылетел из нее как ошпаренный кипятком. За ним, натыкаясь на стены и дверные косяки, вышел Чекушин. Похоже было, что он ничего перед собой не видел. Его лицо было мертвенно-бледным, как у покойника, и на нем лежала гримаса страшной усмешки. Глаза были полуприкрыты, и все движения напоминали дергающийся танец больного белой горячкой.

— Что с ним? — отскочив к толпе, спросил Смольников.

— Он мертвый! — как гром среди ясного неба, раздался ответ из толпы лаборантов.

— Что?!

* * *

Молчание. Все завороженно наблюдали за движениями слепо двигавшегося врача, натыкавшегося то и дело на стены, открытые двери, углы. В один момент он повернулся к толпе, и она, охнув, отпрянула назад, к выходу из морга.

Наконец Чекушин упал, и его движения стали напоминать судорожно извивающиеся зигзаги раненой змеи или агонию обезглавленной курицы, когда она уже не бегает, а, упав, быстро перебирает лапками. Пару раз он затихал, но потом снова начинал двигаться, и с его мертвенно-бледного лица так и не сходила гримаса страшной усмешки, которая делала зрелище еще более ужасающим. Когда он в очередной раз затих, никто из медработников не осмелился подойти к нему.

— Кто может объяснить в конце концов, что здесь происходит? — нарушил общее оцепенение Смольников.

— Мы уже вам сказали, Петр Алексеевич, что Чекушин мертв, — раздался женский голос. — А что происходит на самом деле, мы тоже хотели бы узнать!

Из толпы лаборантов вышла пожилая женщина, приблизилась к лежащему без движения Чекушину и стала его внимательно осматривать. За ней осторожно подошли остальные, включая и следователя прокуратуры.

— Анастасия Ильинична, что там? — робко спросил женщину кто-то из лаборантов.

Она подняла по очереди каждое веко Чекушина, затем, раздвинув губы, осмотрела его десны и напоследок внимательно изучила руки судмедэксперта. Когда она поворачивала правую руку, ее взгляд упал на рану, которую Чекушин получил, порезавшись скальпелем при вскрытии трупа Столешина. Порез, как показалось ей, был воспаленным.

— Смерть наступила совсем недавно, — тихо и задумчиво сказала пожилая лаборантка. — Но вот что заставляет мертвое тело двигаться?.. — Она запнулась, так как мертвый Чекушин, словно услышав ее слова, снова судорожно задвигался.

Смольников почувствовал, как у него на голове волосы встали дыбом. То же самое испытали и остальные — все попятились от судорожно дергающегося трупа судмедэксперта.

— Никак не возьму в толк, что это может быть? — хладнокровно произнесла пожилая лаборантка, даже не сдвинувшись с места. Она не глядела на шевелящийся труп, все ее внимание было приковано к ране на его левой руке.

— Подойдите сюда! — приказала она пятившимся медработникам. Видя ее бесстрашие, они приблизились. Подошел и Смольников.

Лаборантка взяла левую руку Чекушина в свои ладони и указала коллегам на рану.

— Мне помнится, этот порез появился, когда он вскрывал Столешина? — спросила она.

— Да, — ответили лаборантки.

— Все ясно.

— Что вам ясно? — спросил ее Смольников. — Вы полагаете, всему виной вот эта ранка?

— Сейчас трудно что-либо предполагать, но все может быть, — ответила она. — Я всего лишь лаборантка и не специалист в области подобных явлений. А спросила я про порез только потому, что Чекушин получил его в тот самый день, когда вскрывал своего бывшего начальника, у которого наблюдались такие же симптомы, что и у него сейчас.

— Я это прекрасно помню, потому что все произошло не далее как позавчера — Ах да! Вы же сами присутствовали, — вспомнила лаборантка.

— И все-таки что вы думаете по этому поводу?

Женщина пожала плечами:

— Я же говорю вам, что я не специалист.

— Перестаньте осторожничать! — в приказном тоне потребовал Смольников.

— Я не осторожничаю, — спокойно ответила лаборантка. — Сейчас надо делать очередное вскрытие, проводить анализы. Но для вскрытия нужны специалисты, а таковых в нашем поселке уже не осталось! Вон что с ними стало, — кивком головы она показала на дергающийся труп Чекушина.

— Что же делать?

— Пригласить сюда из областной клиники.

— И сколько на это уйдет времени?

— Если к делу подключитесь вы, то мало, — интригующе ответила лаборантка, — а если без вашей помощи, то их приезд от нас не зависит!

Может быть, они завтра пожалуют, а может быть, через неделю или через месяц. Слава богу, у нас в поселке не так часто умирают жители.

— Уж в последнее время прямо-таки зачастили! — возразил Смольников.

— Так то волки нападают, — поняла она, на что намекает следователь, — такое раз в сто лет случается.

— Анастасия Ильинична, а может, мы сами возьмем кровь для анализа и отправим ее в областной центр судебно-медицинской экспертизы? — предложила другая лаборантка. — Ведь не может же так… Да вы только посмотрите, что с ним делается! — в страхе отпрянула она от вновь задергавшегося трупа судмедэксперта. — У меня прямо кровь в жилах стынет!

И правда, труп Чекушина пришел в такое движение, что без ужаса на него нельзя было смотреть. Он как будто пытался встать, двигал ногами, как при ходьбе, резко размахивал руками, словно отбиваясь от кого-то, и извивался всем телом.

— Нет! Никаких анализов до прибытия специалистов! — резко заявила пожилая лаборантка, глядя на мертвое тело. — Не хватало нам подобных фокусов от кого-нибудь из вас! А вам придется подождать, — обратилась она к Смольникову. — Ничего не поделаешь.

— Понимаю, — уныло отозвался следователь.

* * *

По возвращении от Ловчего Шторм рассказал Тоцкому о своем разговоре с бандитами и подробно изложил ему план захвата алмазов.

План ветеринар одобрил, а что касается бандитов — каким способом полковник хотел их уничтожить, — то тут Тоцкий не разделял его намерений.

Идея избавления от бандитов с помощью собак, да еще в питомнике, показалась ветеринару неприемлемой. Он представил себе, сколько трупов придется выносить из питомника и разбрасывать вокруг поселка. При этом не было гарантий, что он никому не попадется на глаза, а полковник в этом случае оставался в стороне. Шторм брал на себя лишь чисто организационную работу, он не думал о трудностях Тоцкого, связанных с уничтожением следов и имитацией нападения волков на людей. Ему казалось, ветеринар настолько напрактиковался в этом деле, что для него это не составит никакого труда. Тоцкий не осмелился возразить начальнику, но, поразмыслив, решил не убивать бандитов в питомнике и разработал совершенно другой план в отношении не только их, но и самого Шторма, которого уже успел сильно возненавидеть.

А подготовка к налету на прииск между тем шла полным ходом. Ловчий, подобрав команду спортсменов в двадцать человек, несколько раз выезжал с ними на лесосеку, находившуюся невдалеке от дороги, идущей на Копины Чары, и оттуда вел наблюдение за прииском, чтобы подробнее изучить место расположения зданий шахты, в которой прятались лабиринты хранилищ. При изучении Копиных Чар даже со стороны бандиты поняли, что Шторм нисколько не преувеличивал трудности нападения на прииск и захвата алмазов, и порой сами сомневались в успехе задуманного. Однако старт был дан, и никто уже не хотел останавливаться.

Полковник, следя за приготовлениями бандитов, не скрывал своей радости и часто делился впечатлениями с Тоцким. Солдатскую форму и дополнительное оружие со взрывчаткой перенесли в первый же день после разговора, состоявшегося в питомнике. Форму полковник взял со склада списанной одежды, которая после определенной обработки шла заключенным.

Он выбрал не побывавшую в прачечной, не изменившую цвета хаки и с не отрезанными погонами, так что бандиты, примерившие ее на себя, остались довольны. Солдатские шапки также были позаимствованы со склада. Все, в общем, шло пока гладко, и оставалось лишь назначить день налета на прииск. Бандиты сгорали от нетерпения. Приблизительно в таком же состоянии находились Шторм, Тоцкий и Малышев, который должен был выполнить роль старшего офицера наряда.

Наконец по местному радио они услышали сообщение о приближающемся буране и назначили день налета на пятницу будущей недели.

Всего на подготовку у бандитов ушло восемь дней. За это время уже разнеслась весть о том, что охотники убили одного из нападавших на людей волков, другому же удалось уйти от преследования. Тоцкий воспринял это известие с радостью, теперь он мог действовать более решительно, и он дважды выводил из питомника собак на место предстоящих действий.

* * *

7 Вечером в четверг накануне налета на прииск часть братвы Ловчего собралась у Тоцкого в питомнике для последних приготовлений.

Вторая половина группы, состоявшая в основном из братвы Золотого, должна была поджидать их на лесосеке утром перед сменой караульного наряда. Все машины были заранее приготовлены и проверены, чтобы не возникло с ними непредвиденных неприятностей во время отхода с контейнерами с прииска. Ловчий дополнительно выставил две легковые машины, начиненные взрывчаткой, на дороге неподалеку от поселка Горское, откуда могла выехать милицейская бригада в Копины Чары в случае поступления к ним тревожного сигнала.

Взрыв должен быть произведен с помощью дистанционного управления одним из членов банды, который будет находиться в лесу прямо напротив того места, где оставлены машины со взрывчаткой. Каждый бандит четко знал отведенную ему роль в операции.

Наутро в пятницу погода выдалась самая замечательная для предстоящего дела. Метель завывала с такой силой, что ее протяжные стоны свинцовым грузом ложились на сердце, а снег сыпал такой, что ничего нельзя было разглядеть перед собой.

Проверив перед выходом из питомника радиопередатчики, бандиты расселись по машинам и перед рассветом поехали на лесосеку.

Как только они покинули питомник, Тоцкий выпустил из вольер самых сильных своих любимцев и вместе с ними отправился в лес.

Шторм же должен был оставаться у себя на работе и поддерживать связь с бандитами по радиотелефону на определенной частоте, чтобы не быть запеленгованным нарядом милиции и службой вневедомственной охраны.

Малышев, исполнявший роль старшего офицера караульного наряда, был заметно взволнован. Он предполагал, что в операции будут задействованы офицеры колонии, но не как он — один среди бандитов, и его мучила мысль: не убьют ли его после захвата драгоценностей?

Нервничал и Светлов. Он крутил головой по сторонам и смотрел в окна машины, за которыми, кроме ночной темени и метели, ничего не видел.

Малышев не сомневался, что без труда остановит машину с солдатами, идущую на прииск: он хорошо знал всех офицеров войсковой части, охранявшей колонию и Копины Чары, а те знали его. Но вот пройдет ли все так гладко, как уверял его Шторм? Микроавтобус Ловчего, в котором находился он и подставной солдатский наряд, свернул с главной дороги на проселочную и, с трудом преодолевая снежные заносы, поехал на лесосеку. Отъехав от главной дороги метров на сто, Ловчий приказал водителю остановиться. Тут он, Малышев и еще один молодой парень по кличке Лимон вышли из микроавтобуса и, проверив, на месте ли у них пистолеты с глушителями и гранаты, которые они прихватили на всякий случай, отправились назад, к дороге.

Ветер дул в спину, и это облегчало ходьбу.

Ловчий и Лимон шли уверенно, чего нельзя было сказать о Малышеве. Не доходя до главной дороги нескольких метров, они разделились и разошлись в разные стороны. Малышев, приготовив пистолет и сняв его с предохранителя, вышел на дорогу и стал ждать.

Машина с караульным нарядом появилась приблизительно через полчаса. За это время бандиты успели изрядно окоченеть, но властный голос передал по радиотелефону, чтобы они приготовились. Как только Малышев попал в зону света фар машины, он сразу направился к ней, размахивая руками, чтобы она остановилась. Из-за плохой видимости водитель чуть не сбил офицера и остановился в нескольких сантиметрах от его груди. Переведя дух, Малышев подошел к машине со стороны водителя и, открыв дверцу кабины, заорал во все горло:

— Ты что, служивый, с бельмами на глазах?!

Ни черта не видишь, куда едешь?! Ты же мог сбить меня!

Солдат, увидев перед собой капитана, не осмелился возразить ему и беспомощно повернулся к сидевшему справа прапорщику — старшему машины, чтобы он вступился за него.

Этого мгновения хватило Малышеву, чтобы выхватить из кармана шинели пистолет и в упор выстрелить в водителя, а второй выстрел произвести в прапорщика, который так и не успел понять, что произошло. В ту же секунду подоспели Ловчий и Лимон и стали помогать ему выгружать из кабины прапорщика и водителя.

Из фургона так никто и не поинтересовался, почему остановилась машина. В этот утренний час солдаты предпочитали спать и не обращали внимания на какие-то заминки в дороге. Начальник сменного караула лейтенант Скорнин тоже мирно дремал возле печки. Из-за завывающей метели и работающего двигателя машины никто из них не услышал слабых хлопающих выстрелов, и они дружно посапывали, ожидая, когда машина придет в Копины Чары.

Выкинув в кювет трупы водителя и прапорщика, Ловчий сел за руль, а Малышев и Лимон заняли места рядом. Машина тронулась с места. Свернув с главной дороги на проселочную, они через десять минут достигли лесосеки.

Дальше события разворачивались еще стремительнее. Бандиты подбежали к остановившейся машине и, открыв дверь фургона, бросили в него дымовую шашку. Через несколько секунд оттуда с громким матом стали вываливаться солдаты. Их тут же обезоруживали и, отводя в сторону, убивали выстрелами в затылок.

Ничего не видя слезившимися от дыма глазами и беспрерывно кашляя, они не могли понять, что происходит, и походили на послушных овец, которых вели на бойню. Через три минуты со взводом было покончено, а бандиты стали богаче на двадцать единиц стрелкового оружия.

Трупы были погребены под снегом. В живых остался лишь начальник караула лейтенант Скорнин. Его по приказу Малышева не стали убивать, а подвели к нему для разговора. Выждав, когда лейтенант откашляется, отплюется от дыма и сможет нормально видеть, он напрямую спросил:

— Жить хочешь, Игорь Сергеевич?

Несколько мгновений лейтенант соображал, что значит этот вопрос. Он вспомнил предупреждение Шторма и очень удивился, увидев перед собой Малышева, но, обнаружив, что никого из солдат уже нет в живых, лихорадочно закивал головой.

— Прекрасно! Тогда следующий вопрос: пароли смены наряда и караульных постов, а также частота радиоволн, на которых сегодня работают радиопередатчики?

Скорнин ответил на все вопросы, и, как только он закончил, Малышев поднял правую руку, в которой держал пистолет, и, приставив дуло ко лбу офицера, выстрелил.


Глава 9


Забросав тело Скорнина снегом, бандиты заняли места в фургоне, но прежде чем выехать в Копины Чары, Малышев настроил датчик помех на ту частоту, на которой работали радиотелефоны караульного наряда на прииске.

Включить его он собирался только перед тем, как зайдет в караульное помещение для «принятия» смены. Шторм специально изготовил этот датчик, так как знал, что помимо обычной телефонной связи караульного помещения с отделом вневедомственной охраны есть еще и радиотелефонная связь, но каковы ее параметры дальности, ему не было известно. Датчик должен был помешать наряду воспользоваться радиотелефонной связью в случае отключения телефонного кабеля и предупредить отдел вневедомственной охраны, а также и милицию о нападении на Копины Чары.

Проверив, все ли в порядке с датчиком помех, Малышев дал команду ехать на прииск.

По дороге они выставили несколько постов, чтобы быть готовыми к приезду спецмашин и не быть застигнутыми врасплох милицейским патрулем. К воротам караульного помещения машина подошла, когда начало светать. До приезда людей на работу оставался час, а до приезда спецмашины инкассаторов чуть больше.

Предстояло действовать быстро и безошибочно, чтобы уложиться в минимальное время.

Выпрыгнув из фургона, Малышев увидел возле ворот часового, кутающегося в длиннополый солдатский тулуп. Поблизости больше никого не было, и капитан, подождав, когда к нему присоединятся Светлов и Лимон, решительно направился к часовому. Не доходя до него нескольких шагов, они услышали команду:

— Стой! Кто идет?

— Свои идут, — с усмешкой ответил Малышев и сразу же назвал пароль.

— Наконец-то, — донесся голос из тулупа, — а то я уже до костей промерз. Что задерживаетесь?

— Разве так разговаривают с офицерами? — строго спросил Малышев, когда вплотную подошел к часовому, и, не дав ему открыть рта, выстрелил из пистолета в голову. Лимон, подхватив солдата на лету, вытряхнул его из тулупа и сам облачился в него. Другие бандиты, подоспевшие к убитому часовому, схватили его и закинули в фургон. Все это они проделали так быстро, что всего несколько капель крови успело упасть на снег из головы солдата. Дальше бандиты действовали столь же стремительно.

Вместе с Малышевым они беспрепятственно прошли в караульное помещение, где находились офицер — начальник караула — и десять солдат, валявшихся на деревянных кушетках под шинелями и бушлатами. Бандиты без лишних слов, вскинув автоматы, расстреляли ничего не подозревавшего офицера и солдат, которые даже не успели проснуться. Светлову казалось, что он видит кошмарный сон. Он с ужасом глядел, как пол заливается кровью ребят, которых он хорошо знал. Светлов почувствовал себя плохо и присел на корточки, закрыв лицо руками.

— О-о, приятель, — раздался над ним голос Малышева, — да ты совсем скис!.. Ребятки, ну-ка заберите его в машину, пусть он там отдышится, — обратился он к бандитам. — Я вместо него пойду разводящим.

А Светлов именно во время развода «часовых» рассчитывал сбежать от бандитов. Подхваченный под руки, он вяло поплелся на подгибающихся ногах из караульного помещения.

Шанс сбежать был так нелепо упущен.

Малышев, убедившись, что офицер и солдаты мертвы, отдал распоряжение погрузить трупы в фургон, а затем, подойдя к телефону, стоявшему на невысокой тумбочке возле окна, набрал номер и спокойным, уверенным тоном произнес:

— Центральный, я лейтенант Скорнин! Смену принял!..

После короткой паузы из-за того, что ему говорили что-то, он, рассмеявшись, сказал:

— Да нет!.. Просто у него недержание! В туалете он! Позвать его? Я вот что еще хотел добавить, Валерий Сергеевич, — обратился он к дежурному центрального поста. — Здесь небольшая поломка с машиной вышла, так что наряд, сдавший смену, задержится немного. Вы распорядитесь, чтобы в столовой попридержали завтрак и не выставляли его на столы, чтобы он не остывал! Ну да! Сами понимаете, чтобы горячий был! Ну! Добро!.. Я им сейчас передам! — И положил трубку.

— Что там слышно? — поинтересовался Ловчий.

— Пока все идет по плану, — сделав глубокий вздох, сказал Малышев. — Смену сдал — смену принял!.. На центральном посту все тихо!.. Значит, никаких сигналов туда еще никто не передал. Датчик помех включен? Включен! — разговаривал он сам с собой, стараясь успокоиться. — Теперь осталось взять сторожевые вышки и часовые посты на шахте. Последнее — самое сложное, но времени у нас нет.

Вперед!

Он резко поднялся с табурета, на котором недавно сидел начальник караула, и, направляясь к выходу из караульного помещения, отдавал последние распоряжения бандитам. С ним пошли десять человек, как и было положено на прииске, для смены караула. Однако снять караул с вышек и с постов вокруг шахты оказалось делом совсем не сложным. Малышев думал, что солдаты, стоя в охране, если и услышат пароль, то ни в коем случае не подойдут к незнакомому офицеру и останутся в укрытии, так как у них есть свой начальник караула. Капитан плохо ориентировался на прииске — был на нем всего несколько раз, да и то лишь в караульном помещении, где они распивали с офицерами «по особому случаю». Он знал только, где находятся сторожевые вышки, видные издалека, другие же посты были закамуфлированы, и на карте, по которой он их изучал, они обозначались точками. Поразмыслив, капитан решил начать со сторожевых вышек и прямиком направился к ним. Солдаты окоченели на своих постах так, что засыпали на ходу, и, откликнувшись на пароль, не обращали внимания на того, к кому они спускались с вышек и выходили из засекреченных постов. Их убивали, как послушных баранов, и они даже не успевали охнуть. За полчаса на прииске были ликвидированы все часовые, тела были погребены под снегом, а их места заняли вооруженные до зубов бандиты. На двух вышках неподалеку от здания хранилищ разместились по два человека с гранатометами. Вышки и посты были снабжены телефонной связью внутри прииска, и это повышало возможность благополучного исхода операции. Убедившись, что все заняли свои места, Малышев вернулся в караульное помещение и поднялся в небольшую кабинку, пристроенную на крыше, откуда обозревался почти весь прииск и велось управление воротами на въезд и выезд с территории шахты. Теперь оставалось только ждать.

Ближе к девяти часам бандиты, стоявшие на дороге к Копиным Чарам, передали по радиотелефону, что мимо них к прииску проследовали четыре служебных автобуса с рабочими, и Малышев сразу отдал распоряжение, чтобы те, кому отведена роль контролеров, заняли свои места на проходной. Сам он тоже спустился из кабинки на проходную и не только следил за их действиями, но и как будто исполнял роль строгого наблюдателя за рабочими. Все шло без заминок, бандиты справлялись со своей работой. Многим из них приходилось когда-то работать на заводах, и они отлично знали пропускную систему подобных предприятий, тем более что ничего сложного в ней не было. Рабочие оставляли свои сумки, сетки и прочие личные вещи в специальных ячейках, которые были закреплены за каждым из них, затем вставляли пропуск в гнездо шлюзов наподобие таких, какие стоят в каждом метрополитене, и перед ними открывались задвижки проходного тоннеля.

* * *

Вскоре приехал директор шахты и прииска.

Он отреагировал на появление нового офицера лишь короткой фразой, что в охрану прибыло пополнение, и радостно улыбнулся «солдатам» на проходной. И хоть все пока складывалось благополучно, напряжение возрастало, и Малышев боялся, что кто-нибудь из бандитов может сорваться и наделать глупостей. Наконец радиотелефон у него подал сигнал, и он, приставив его к уху, услышал долгожданное: «Кортеж из трех инкассаторских машин проследовал в направлении Копины Чары». Малышев тут же передал команду: «Всем приготовиться!»

Через пятнадцать минут к воротам прииска подъехали три машины: две «Волги» и бронированный фургон «Мерседес». Из головной машины вышел невысокий полноватый мужчина в камуфляжной форме с короткоствольным автоматом «ОАКС-74У» через плечо и направился к проходной. Малышев почувствовал, как у него пересохло во рту. Машинально нащупав в кармане собачку предохранителя на пистолете, он движением пальца поставил ее в положение стрельбы и приготовился ждать, когда офицер поднимется в проходную. Но все произошло просто и банально: старший инкассатор, поднявшись в кабинку на проходной, равнодушно поздоровался с Малышевым и, положив на стол накладные листы об изъятии, расписался в журнале прибытия. Затем, затребовав двух солдат для погрузки контейнеров из хранилищ в спецмашину, прошел через проходную на территорию прииска. Малышев выделил инкассатору двух «солдат», которые были снабжены микрофонами под воротниками бушлатов и маленькими наушниками под шапками-ушанками для связи, и, нажав кнопку пульта, стал следить, как открываются массивные металлические ворота, чтобы пропустить спецкортеж на территорию прииска.

Микрофоны у двух переодетых в солдат бандитов работали отменно, и Малышев слышал разговоры инкассаторов и сопровождавших их охранников. «Солдаты», взятые в качестве грузчиков, в разговор не вступали, а молча следовали за ними: вот слышно, как открылись двери хранилищ, вот они идут по коридорам, вот лязгнули решетки, и удивленный возглас одного из «солдат»: «Да тут прямо банковский сейф!»

Малышев от нервного напряжения даже на время перестал дышать. Он очень боялся, что какой-нибудь подобной фразой бандиты выдадут себя, но все обошлось. Инкассаторы, по всей видимости, беря для погрузки контейнеров новых солдат, не раз слышали такие реплики. Вот они стали считать контейнеры: один, два, три, четыре, пять. Всего девять контейнеров, и каждый по сто килограммов! У капитана перехватило дыхание. Главное теперь — правильно выбрать время, чтобы дать команду к захвату. Прежний план отменялся, так как он был рассчитан только на то, что будет вынесен один контейнер из хранилища, но вместо одного их оказалось девять, и Малышев дал команду «отбой» тем, кто находился на вышках с гранатометами.

Вот к центральному входу хранилища «солдаты» вынесли один контейнер, вот другой, третий. Слышались их негромкие ругательства из-за того, что они такие тяжелые, и натруженное дыхание. Вот понесли девятый контейнер.

Пожалуй, пора начинать. Нервное напряжение достигло апогея.

— Ну, давайте трогайте! — с трудом выдавил из себя Малышев, и в ту же секунду воздух оглушили три гранатометных выстрела. «Волги» разлетелись вдребезги, у «Мерседеса» пострадала только кабина, где сидели водитель и один охранник. Второй залп разбил в щепки и его.

В считанные мгновения прииск превратился в кипящий котел: бандиты, оцепив здания шахты, расстреливали всех, кто выбегал узнать, в чем дело. Капитан получил сообщение от бандитов-грузчиков, что инкассатор и два охранника убиты, но дверь на выходе из хранилища заблокирована и теперь нужна помощь, чтобы им выйти с контейнерами наружу. И он незамедлительно отдал приказание, чтобы те бандиты, которые расстреливали машины из гранатометов, взорвали дверь хранилища. А тем временем «ЗИЛ-131» — фургон, на котором приехали они и куда были загружены трупы убитых солдат, въехал на территорию прииска и, подкатив к хранилищу, развернулся, чтобы было удобнее грузить в него стокилограммовые ящики с алмазами.

Пока готовился подрыв дверей хранилища, рабочие прииска организовали оборону и стали сопротивляться нападавшим бандитам. Оказалось, что на крыше здания стоят огромные брандспойты большой мощности, и из всех их стволов на бандитов хлынули потоки углекислотных пенистых струй, от которых разъедало кожу и слезились глаза. Но и это было еще не все. Откуда ни возьмись, появилось облако слезоточивого газа, стелившееся по земле и обволакивавшее всю территорию Копиных Чар.

Оно было таким плотным, что сильные порывы ветра не могли его развеять, и бандиты, хватаясь за глаза, бросали оружие. Из помещений шахты стали выбегать рабочие в противогазах и, захватывая брошенные автоматы, расстреливали нападавших. Положение становилось критическим, и Малышев торопил бандитов.

Наконец подоспевшие с гранатометами бандиты взорвали двери хранилищ, и девять контейнеров с алмазами было погружено в фургон.

Туда же втиснулись и бандиты, не пострадавшие от кислотных струй брандспойта, слезоточивого тумана и стрельбы рабочих. Из двадцати человек их осталось четырнадцать. Малышев последним запрыгнул в кабину «ЗИЛа», когда тот выезжал с территории прииска, и подумал, что теперь по солдатской одежде убитых следствие без труда установит, откуда она, и выйдет на их след. Но это будет потом, а сейчас главное — выбраться отсюда и воспользоваться награбленным. Он слышал, что собирался проделать с бандитами Шторм, и дал водителю команду торопиться к лесосеке, где можно будет пересесть на другие машины и затем уже следовать в питомник к Тоцкому.

Отъехав на незначительное расстояние от Копиных Чар, Малышев получил сообщение по радиотелефону от дежурившего на дороге у поселка Горское бандита, что в их сторону из поселка выехала колонна милицейских автомашин с включенными сигнальными огнями и сиренами. Он немедленно дал команду взорвать обе легковые машины со взрывчаткой, как только милицейская колонна поравняется с ними. Спустя минуту из наушника радиотелефона раздался мощный звук взрыва.

На какое-то мгновение Малышев почувствовал облегчение. Никто из них не предусмотрел того, что система пожарной охраны тоже снабжена аварийной сигнализацией, через которую можно было в случае отказа других средств связи передать сигнал об опасности. Ни он, ни Шторм этого не знали, но предусмотрительно выставленные на дороге машины, начиненные взрывчаткой, позволили оттянуть время погони. Поравнявшись с проселочной дорогой, «ЗИЛ-131» съехал с главного пути и повернул в направлении лесосеки.

* * *

Тоцкий покинул питомник вслед за бандитами и в сопровождении трех десятков собак волкообразной породы направился по тайге к лесосеке. Чтобы облегчить себе ходьбу по глубокому снегу, он надел поверх валенок плетеные снегоступы, не позволяющие увязнуть в бездонных сугробах. Заодно взял и небольшие нарты, чтобы время от времени на них отдыхать, не прерывая пути, для этого запряг в них шестерку собак. Пока он шел, все его питомцы, выстроившись за ним гуськом, преодолевали расстояние по глубокому снегу шаг в шаг, ступая быстро и осторожно. Погода благоприятствовала, и Тоцкий не боялся, что его следы со следами его питомцев будут обнаружены. Метель и снегопад делали свое дело, заметая за ними следы в течение нескольких минут. Он торопился. До лесосеки было около пятнадцати километров, и он боялся опоздать. Перед тем как пойти на такой шаг, ветеринар тщательно проанализировал положение, в каком он оказался. Одним грехом больше или меньше — теперь он не боялся и упорно шел к своей цели.

Неподалеку от лесосеки на обочине главной дороги, ведущей в Копины Чары, собаки нашли под снегом два еще не остывших трупа и принялись отгрызать у них конечности, а также выедать лица и внутренности. Тоцкий не препятствовал им, понимая, что окровавленные морды псов будут более устрашающими и это усилит психологическое воздействие на будущих жертв и подавит их сопротивление. Постепенно и темная шерсть собак приобретала светлый волчий окрас и делала их еще более грозными.

К лесосеке он подошел за несколько минут до приезда машины с бандитами и награбленным грузом с Копиных Чар. Расположившись в ста метрах от этого места, он дал команду собакам залечь и стал наблюдать. Метель затрудняла видимость, но кое-что он все-таки разглядел: ему показалось странным, что нет микроавтобуса и джипа, на которых уехали бандиты.

Вместо них на площадке, не занесенной снегом, стояла лишь маленькая одинокая «Нива», и возле нее кружились в ожидании Золотой и часть его братвы. Как они могли приехать сюда, не замеченные патрулем, показалось ветеринару загадочным: ведь все дороги в поисках бежавших заключенных до сих пор были оцеплены милицейскими постами и проверялась каждая машина на наличие в ней пассажиров.

Через несколько минут подъехал «ЗИЛ-131», и из его фургона выпрыгнули переодетые в солдат бандиты. Они стали сбрасывать с себя солдатские бушлаты и переодеваться в гражданские пуховики, которые брали из «Нивы», и тут Тоцкому все стало ясно: поджидавшие Золотой и его братва, пока все переодевались, принялись выгружать из фургона контейнеры и перетаскивать их к снегоходам «Буран», стоявшим поодаль в лесу. Он не заметил их сразу из-за плохой погоды, но сейчас понял, почему на лесосеке всего одна машина вместо трех. Бандиты и не собирались везти алмазы к нему в питомник, а рассчитали свой путь, более простой и безопасный. Это было полной неожиданностью не только для Тоцкого, но и для Малышева, который, бегая по лесосеке между бандитами, пытался им что-то разъяснить, размахивая руками. Вскоре это бандитам надоело, и Ловчий, подняв руку, выстрелил в разбушевавшегося офицера.

— Все! Дальше медлить нельзя! — вслух произнес ветеринар и, обернувшись к собакам, громко свистнул.

Словно живая лавина, всколыхнулась поверхность снега и превратилась в хрипяще-воющую стаю лохматых убийц, стремительно бросившуюся к лесосеке. За несколько секунд они преодолели расстояние, отделявшее ветврача от бандитов, и над лесом поднялась невообразимая какофония ужасных воплей мучающихся в предсмертной агонии умирающих. Снежная пыль, поднятая собаками, убивающими своих жертв, превратилась в облако, в котором ничего нельзя было разглядеть, и Тоцкий подошел поближе к месту кровавой вакханалии. Не ожидавшие нападения бандиты бросались кто куда, забыв об оружии. Только Ловчий и еще несколько человек, благополучно добравшиеся до «Буранов», переведя дух, стали отстреливаться от рассвирепевших убийц. Но ужас, охвативший их, был настолько велик, что, не дожидаясь своих собратьев, они завели снегоходы и с теми контейнерами, которые успели погрузить на прикрепленные к «Буранам» сани, во весь опор помчались по заснеженной тайге.

А псы, разгоряченные запахом свежей крови, продолжали рвать в клочья свои жертвы.

Тоцкий высматривал тех, кто еще остался в живых, чтобы указать на них собакам. Меньше чем за три минуты небольшая площадка лесосеки превратилась в кровавое месиво: сугробы снега смешались с телами убитых. Светлов, как и многие бандиты, бросился бежать от разъяренных животных в лес, и, на счастье, ему повезло больше, чем остальным, кто не успел добраться до снегоходов или залезть в машину.

В «Ниве» сидел водитель и грелся, но, когда он увидел, что стало твориться вокруг, немедленно включил скорость и, передавив животных вместе с людьми, опрометью ретировался с лесосеки. Светлов только успел посмотреть ему вслед и продолжил свой путь, увязая в снегу по пояс.

Тоцкий ходил по лесосеке и осматривал место кровавой расправы с бандитами. Когда все закончилось, ему показалось, что даже метель притихла и наступила тишина, от которой стало не по себе. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что никого из бандитов не осталось в живых, ветеринар насчитал шесть погибших собак. Три из них были застрелены, одна зарезана ножом и двух задавил водитель «Нивы». Еще четыре собаки, погнавшиеся за своими жертвами, не вернулись из леса. Надо было торопиться: каждую секунду сюда могли нагрянуть милицейские наряды. Тоцкий насчитал четыре ящика из высоколегированной стали, которые бандиты не успели погрузить на снегоходы. Один он еще мог погрузить на нарты, но что делать с остальными? Ветеринар решил спрятать контейнеры в лесу. Он быстро принялся за дело и с помощью собак на нартах перевез все четыре ящика на триста метров от лесосеки в глубь леса и там закопал в снегу. Оставив метку на дереве, под которым были спрятаны контейнеры, он вернулся домой, рассчитывая ночью вернуться на это место и перевезти их в питомник.


Глава 10


Смольников вышагивал по дежурке. Он ожидал приезда специалистов всех мастей — от патологоанатомов до химиков — и очень волновался. За последнюю неделю больше не произошло ничего интересного, но накопилась масса вопросов, и чем глубже он вникал в происходящее, тем невероятнее оно ему казалось.

У следователя прокуратуры не выходил из головы феномен двигающихся трупов. Их зловещие гримасы с ухмылочками постоянно стояли у него перед глазами. По словам лаборантов из морга, врач Чекушин умер во время работы, то есть он из живого состояния плавно перешел в мертвое, и этого никто не обнаружил, пока он не стал натыкаться на предметы. Только тогда медики заметили, что не все в порядке с цветом его лица, с глазами, и определили состояние смерти. Из разговора с лаборантами удалось установить, что Чекушин незадолго до перехода из бытия в небытие жаловался на сильные боли в затылке, в висках и у него за несколько часов до смерти то и дело появлялась гримаса ужасной усмешки. Она была похожа на нервный тик, и врач хватался руками за лицо, пытаясь остановить конвульсии.

Внезапно сработала сигнализация, и дежуривший милиционер сообщил Смольникову о нападении на Копины Чары.

— Что будете делать, Петр Алексеевич? — взволнованно спросил он. — Поедете с оперативной группой или останетесь встречать гостей?

Следователь прокуратуры раздумывать не стал.

— Как только Крюков появится здесь, скажите ему, чтобы он встретил гостей вместо меня, а я поеду на прииск!.. За всю историю его существования такое случилось впервые…

Оперативно-следственная группа, группа захвата и бойцы вневедомственной охраны в считанные минуты были приведены в состояние полной готовности, и колонна машин с вооруженными работниками милиции выехала на место происшествия. Смольников сидел в машине, идущей в середине колонны. Сообщения работников прииска, переданные по специальной радиотелефонной связи пожарной, охраной, были весьма скудными: можно было понять, что напали какие-то люди, переодетые в форму часовых; то ли сами часовые решились на такой безумный шаг, то ли с их помощью было совершено нападение на прииск другими людьми. В общем, полная путаница.

Перед выездом в Копины Чары Смольников связался с командиром войсковой части, осуществлявшей охрану прииска, и узнал от него, что утром новый наряд отправился туда для смены, но из-за поломки машины, как передал прибывший на место лейтенант Скорнин по телефону, старый наряд задерживается. Сейчас связь прервана, и никаких известий от караульного поста на прииске больше не поступало.

Понятно, что отсутствие связи — вещь не случайная, и солдаты войсковой части были подняты по тревоге командиром. В общей сложности около сотни солдат и столько же милиционеров должны были провести операцию по обезвреживанию нападавших солдат или бандитов, переодетых в солдатскую форму.

Выехав из поселка, милицейская колонна направилась к войсковой части, где она должна была соединиться с выехавшими подразделениями солдат. Она несколько опередила солдатские машины, и те пристроились в хвост милицейской колонны. До поворота на Копины Чары оставалось чуть больше километра, когда на обочине дороги справа показались два легковых автомобиля, стоявших друг от друга на довольно приличном расстоянии. Никто из сидевших в машинах движущейся колонны не подозревал, что меньше чем через минуту произойдет еще одна трагедия. Все ожидали схватку с напавшими на прииск бандитами и ни о чем другом не думали, и тут внезапно земля под милицейскими машинами встала дыбом, раздался оглушающий грохот взрыва, и никто из людей так и не понял, что произошло. Многие машины, подброшенные взрывной волной, были скинуты с дороги в кювет. Другие же, налетая друг на дружку, образовали искореженную груду автомобильного хлама. Повсюду слышались гудки клаксонов и сирен, взрывы бензобаков, крики и стоны раненых. В одно мгновение колонна милицейских и солдатских машин была превращена в горящую кучу металлолома, которая взрывалась, сигналила и ревела на разные голоса. Немногим удалось выжить в этой страшной катастрофе. Смольникову посчастливилось: он, получив серьезные ранения в голову и грудь, остался жив, и его отправила в больницу подоспевшая группа медиков из «Скорой помощи».

Две роты омоновцев, вызванных из небольшого городка Неринска, прибыли слишком поздно. Никого из бандитов, напавших на Копины Чары, задержать не удалось, зато следов после них осталось много. Сразу были сфотографированы трупы нападавших в солдатской форме для опознания. Их фотографии должны были показать по местному телевидению и поместить в местных газетах, так как никаких документов при них не было найдено. Эксперты дактилоскопировали каждого, чтобы по отпечаткам пальцев установить, не привлекался ли кто из убитых ранее к уголовной ответственности. Солдатская форма на убитых тоже заняла свое место в следственных материалах, и на нее сразу обратили внимание. После осмотра места происшествия следственная группа из Неринска получила от командира омоновцев известие, что примерно в двадцати километрах от Копиных Чар его бойцами обнаружены на лесосеке трупы солдат, там же стоит брошенная машина.

Когда группа следователей и экспертов прибыла на лесосеку, их глазам предстало ужасное зрелище. Оно напоминало место гладиаторского побоища, где люди были растерзаны дикими животными. Несколько таких животных валялись на лесосеке — это были волки. Здесь же нашли тело капитана Малышева с простреленной головой. Удивлению следователя Крюкова, успевшего по наказу Смольникова встретить прибывшую из Иркутска группу экспертов и выехать на это место кровавого побоища, не было предела. При осмотре убитых стало ясно, что капитан принимал непосредственное участие в нападении на Копины Чары, а судя по солдатской форме на убитых бандитах, он же ее им и достал благодаря положению, которое он занимал в администрации исправительно-трудовой колонии.

— За это он, сволочь, и поплатился! — сделал вывод Крюков.

Но больше всего Крюкова и остальных следователей озадачили трупы волков. Каким образом звери оказались здесь, на месте расстрела солдат из караульного наряда? По всей видимости, сюда были привезены и контейнеры с алмазами, которые так и не нашли, сколько омоновцы ни рылись в сугробах возле лесосеки. Напрашивался вывод, что волки, привлеченные запахом крови, пришли на лесосеку тогда, когда бандиты находились на прииске, и были убиты ими после их возвращения с Копиных Чар. Осмотр местности затрудняла разыгравшаяся не на шутку метель, она уничтожала все следы разыгравшейся здесь недавно трагедии.

— Если контейнеров нет, то их либо вывезли на других машинах, либо спрятали неподалеку отсюда в снегу, чтобы потом спокойно за ними вернуться и забрать! — сделал вывод Крюков и распорядился, чтобы его сотрудники связались с милицейскими постами, патрулировавшими дороги для поимки беглецов, и выяснили, не останавливали ли они машины с контейнерами алмазов. — Может быть, пока мы ковыряемся здесь, их уже давно отловили! — заключил он.

Но ответы были отрицательными, и милиционеры разгребали сугробы в поисках драгоценных ящиков до самого вечера. Все было безрезультатно. И когда сумерки стали сгущаться, работу прекратили. Зато было установлено другое: волки пришли не на запах крови солдат, а напали на бандитов, когда те вернулись с прииска, чтобы из грузовой машины, где, кстати, тоже находились убитые солдаты, вытащить похищенные контейнеры и погрузить их в другой транспорт. Правильность такого вывода подтверждали тела убитых бандитов, найденные неподалеку от лесосеки: все они были зарезаны волками. И только на обратном пути следователей осенило, когда они увидели плетущуюся по дороге лошадь, запряженную в сани.

— Так, может быть, бандиты воспользовались повозками?! — чуть ли не в один голос воскликнули они. — А мы транспорт какой-то выдумываем!.. Ведь ни один милицейский пост не обратит внимания на такую повозку, а они растянутся на приличное расстояние. А для тонны груза всего четыре повозки нужны!..

В тот же вечер было установлено, что патрулировавшие дороги милиционеры и в самом деле видели несколько гужевых повозок, которые, как и предполагали следователи, они оставили без внимания. Ведь они искали бежавших заключенных, а не похищенные алмазы, о которых в тот день еще ничего не знали. Гужевые повозки открыты, и если в них по одному обмороженному извозчику, то чего ради его беспокоить и ковыряться в санях?!. Версию, что бандиты ушли с лесосеки на лыжах, следователи откинули, так как ни при одном из убитых волками бандитов не было лыж. И вряд ли оставшиеся в живых прихватили бы с собой столь ненужную обузу, когда на их плечах находилась почти тонна драгоценного груза. Ни о каких других средствах передвижения никто из следователей не подумал, и все склонялись к тому, что бандитами были использованы сани, запряженные лошадьми.

* * *

Шторм, получавший информацию о происходящем от Малышева, был очень удивлен, когда прервалась с ним связь. Позже она восстановилась, но позывные назывались не правильно, и он сразу догадался, что радиотелефоны попали в другие руки. Отвечать на запросы неизвестных начальник колонии не стал, почувствовав недоброе, и, как потом выяснилось, поступил правильно, потому что радиотелефоны попали к оперативно-следственной группе.

То, что выйдут на него, полковник не боялся, поскольку для связи использовалась аппаратура, снятая с ранее убитых беглыми заключенными работников колонии. Что же касается Малышева, то не было никакой уверенности в том, что капитан не укажет на организатора нападения на Копины Чары и не признается в других их грехах. Не находя себе места, Шторм отправился в питомник к Топкому. Когда же не обнаружил ветеринара на месте и питомник увидел закрытым, то сначала растерялся, а потом пришел в ярость. Он не сомневался, что тот сейчас в милиции дает показания. Так сказать, явился с повинной. Шторм вспомнил, как последнее время ветеринар избегал смотреть ему в глаза.

Каких-то полтора часа назад он ликовал, услышав сообщение Малышева, что груз взят и его намного больше, чем предполагалось. Оглушительный грохот взрыва милицейских машин, от которого во всех зданиях колонии повылетали стекла, дополнительно известил, что все идет по плану и до победного финиша недалеко. И на тебе! Из-за какой-то трусливой гниды все летит кувырком!.. Внезапно он увидел движущуюся со стороны леса фигуру. Глаза слезились от ветра, но полковник не отрывал взгляда от фигуры. Вскоре он узнал Тоцкого, тяжело шагавшего на снегоступах. Сердце его радостно забилось: значит, рано он костерил ветеринара на чем свет стоит.

— Интересно, откуда это он? — задал себе вопрос Шторм. — И почему идет со стороны леса?..

Изнемогавший от усталости ветеринар подошел к питомнику и увидел начальника колонии. Переведя дыхание, он развел руками.

— Вот так вот, Алексей Николаевич! — просипел он.

— Что значит «вот так вот»?! — не понял полковник.

— Послушайся я вас и останься здесь, никаких алмазов мы не увидели бы как собственных ушей!..

— Я не понимаю, о чем вы говорите, Станислав Григорьевич.

— Все о том же. — Тоцкий открыл питомник. — Заходите, Алексей Николаевич, я вам сейчас все объясню!

Полковник вошел в помещение и почувствовал странную тишину, не свойственную питомнику. Осмотревшись по сторонам, он увидел, что половина клеток пустует.

— А где ваши подопечные? — спросил он.

— В лесу.

— В лесу? — удивился Шторм. — А что они там делают?

— Отдыхают и ждут моего возвращения, — устало ответил ветеринар. — Давайте пройдем в мастерскую, и я вам все расскажу!

Стянув с себя одежду и скинув валенки, ветеринар вздохнул и, пройдя в мастерскую, сразу включил электрический чайник. Выждав немного, он сказал:

— Ловчий хотел надуть нас, Алексей Николаевич.

— Что с Малышевым? — бесцеремонно перебил его начальник.

— Убит. Да-да, убит! И не смотрите на меня так…

— Как убит? — прошептал полковник. — Кем? Хотя я догадываюсь…

— Ловчим!.. Я сам видел, — приговором прозвучали слова Тоцкого. — Послушайся я вас и останься здесь ждать их возвращения с прииска, то никаких алмазов мы не дождались бы.

— Я подозревал, что они могут выкинуть такой номер, поэтому руководить операцией поручил Малышеву, а они вон что с ним сделали! — удрученно сказал Шторм. — Вас-то как туда угораздило? И что, по вашему мнению, сейчас происходит и что нам теперь делать? — задал он сразу несколько вопросов.

— Я решил, когда они уехали в Копины Чары, сам проследить…

— Зачем вы взяли собак? — опять перебил ветеринара полковник.

— Если вы выслушаете меня и не будете перебивать, то все поймете.

— Извините.

— В общем, я не поверил им, в отличие от вас, Алексей Николаевич, и пошел проследить, собираются ли они сделать так, как того требует наш договор. Собак я прихватил на всякий случай, чтобы не послужить завтраком для диких животных, — на ходу соврал Тоцкий. — Контейнеры с алмазами они должны были перегрузить на лесосеке. Туда я и отправился!.. Поспел как раз в тот момент, когда Ловчий собственноручно застрелил Малышева.

— А вы в этот момент где находились?

— Метрах в ста от лесосеки, — ответил ветеринар, — и хоть кругом кусты и деревья и погода отвратительная, но Ловчего я узнал. И не раздумывая спустил на них собак!.. Бандиты, оказывается, контейнеры уже погрузили не в машины, а на снегоходы «Буран», и как только собаки вылетели из леса на них, они сразу по газам и в тайгу!.. Правда, половину из них мои собаки все-таки загрызли! Остальных сильно покусали, так что жить им осталось недолго!..

— Почему недолго? — удивился Шторм.

— Я знаю почему! — с пафосом ответил ветеринар. — Вот только жаль, что нескольких собак им удалось все-таки убить. Бандиты их за волков приняли! Шерсть-то у них посветлела.

— Почему, кстати, с ними происходит такое? Я как-то уже спрашивал вас об этом.

На этот раз Тоцкий дернул плечами.

— Не знаю, — ехидно усмехнулся он. — Наверное, им просто так хочется.

— Ну да ладно, — махнул Шторм рукой, видя, что ветеринар не скажет ему правды. — Что потом произошло?

— Я отбил таким образом четыре контейнера с алмазами и спрятал их в тайге, неподалеку от лесосеки, — ответил ветврач, довольно улыбаясь. — А сколько всего было контейнеров, теперь остается только гадать.

— Девять контейнеров было, так что вам удалось отбить почти половину у бандитов! — сказал полковник. — Ну вы и молодец, Станислав Григорьевич!

— А откуда вы знаете, что девять?

— Малышев по радиотелефону передал!

— Ах да! У вас же связь с ним была, — вспомнил Тоцкий. — Ну так вот. Сегодня ночью, я думаю, надо будет перевезти контейнеры из тайги сюда! Я для этого и собак в лесу оставил.

— После работы я сразу к вашим услугам, Станислав Григорьевич, — радостно согласился полковник.

Он ликовал. Узнав от Тоцкого, что бандитам осталось жить совсем немного, он сразу подумал, что теперь можно привлечь к делу и офицеров колонии. По его предположению, Ловчий должен с таким грузом отсиживаться на своей даче. Он, Шторм, поставит человека наблюдать за дачей, а там, глядишь, бандиты и в самом деле все передохнут! Тогда и делать-то ничего особенного не придется. Всего лишь обыскать дачу и забрать алмазы!.. Сегодня он скажет об этом офицерам, а о контейнерах, которые ветеринару удалось отбить у бандитов в лесу, — ни слова! Их они поделят с Тоцким!..

Так думал полковник, возвращаясь в колонию, где ему еще придется ответить на вопросы следователей, откуда у бандитов солдатская одежда, взятая со склада использованных вещей, предназначенных для переделки и последующего использования заключенными. Ответ у него был наготове: во всем виноват Малышев.

А с мертвых спроса нет. Надо только предупредить кладовщика — заключенного из расконвойки, чтобы он тоже говорил так.

Возвратясь к себе в кабинет, Шторм вызвал кладовщика и объяснил ему, что он должен отвечать следователям, если те сочтут нужным его допросить. После этого он собрал офицеров и стал говорить с ними, не стесняясь откровенной лжи.

— Вам уже известно, товарищи офицеры, что произошло в Копиных Чарах, — начал он. — Бандиты напали на прииск, и в неравной схватке с ними погиб один из лучших наших работников — капитан Малышев.

У офицеров, не ожидавших такой новости, лица вытянулись от удивления.

— Я уже говорил вам, что располагаю некоторой информацией о беглых заключенных и о том, что ими готовится. Но ни я, ни капитан Малышев, с которым мы разрабатывали план захвата бандитов, не предполагали таких быстрых действий с их стороны.

— А как Малышев был убит? — спросил один из офицеров.

— Могу сказать только, что он вел за ними наблюдение. А вот как он был убит, это устанавливает следствие, — уклончиво ответил Шторм. — Мне известно только, что одна из версий следователей — будто капитан Малышев оказывал помощь бандитам, за что и поплатился жизнью! Но мы-то знаем истинную причину гибели нашего сотрудника, и наша святая обязанность реабилитировать его честное имя!

В кабинете раздался одобрительный гул голосов.

— Мне сейчас также приблизительно известно местонахождение бандитов и то, что они награбили в Копиных Чарах. — Полковник сделал паузу и, обведя взглядом всех присутствующих, увидел, как у них загорелись глаза. — Правда, эта информация подлежит тщательной проверке, и нам нужно развернуть расследование по всем направлениям. — Он понизил голос и добавил почти дружеским тоном:

— Бандитов мы найдем, а вот остальное… — Он развел руками. — Надеюсь-, вы меня прекрасно поняли. — Он еще помолчал. — Итак, с завтрашнего утра начинаем следствие и приступаем к разработке плана по обезвреживанию бандитов. Вы свободны!

Оставшись один, Шторм замурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Все складывалось удачно. Одно омрачало его настроение: Ловчий так и не успел сделать паспорта. Но и это поправимо, в особенности с такими деньгами, которые теперь будут у него. «И все-таки мне удалось вытащить счастливый лотерейный билет!» — подумал полковник.

Вечером начальник колонии пришел к Топкому, и они вместе отправились в тайгу за оставленными там сокровищами. Собаки встретили ветеринара радостным повизгиванием, и в свете фонариков полковник увидел, насколько они похожи на волков, а потому, вспомнив рассказ Тоцкого, он не удивился, что бандиты за волков их и приняли. Поражала его и выучка животных: они терпеливо ждали возвращения хозяина и не сдвинулись с места, чтобы пойти и отыскать его, а ведь знали, куда идти.

К утру все четыре контейнера с алмазами были перевезены на собаках в питомник и спрятаны в мастерской. Полковник и ветеринар валились с ног от усталости, но не смогли отказать себе в удовольствии насладиться зрелищем драгоценных камней и, открыв ящик, долго перебирали руками алмазы, не в силах отвести от них глаз.


Глава 11


Из банды Ловчего и Золотого численностью больше тридцати человек осталась одна треть, почти все были покусаны рассвирепевшими животными. Повезло лишь Ловчему, двум его телохранителям и Дрозду. У Золотого была искусана левая рука. Бандиты спасались бегством на трех «Буранах», к которым были прицеплены сани с нагруженными на них контейнерами. Снегоходы едва справлялись с такой тяжестью, они двигались не очень быстро, и это крайне затрудняло отрыв от преследовавших их животных. Наконец бандитам удалось уйти от них, и спустя час они выехали к дороге, ведущей в Великий Бор. Пересекли ее и напрямую через тайгу поехали к поселку. Не доезжая километра, Ловчий приказал всем остановиться.

Появляться с таким грузом в поселке да еще в светлое время суток было безумием.

— Оставим контейнеры в лесу, а ночью за ними вернемся! — предложил Ловчий тоном, больше похожим на приказ. — И так четыре ящика потеряли, не хватало еще, чтобы кто-нибудь из любопытных сельчан спалил нас ментам с этими контейнерами!.. Уверен, к вечеру известие о нашем нападении на Копины Чары разнесется по всей округе, и тогда найдется какой-нибудь глазастый тип, видевший, как мы везли на санях наш груз.

Ему никто не возразил, ящики были сняты с саней и спрятаны под снегом. Выставив вехи, чтобы не потерять заветного места, бандиты поехали в Великий Бор на дачу Ловчего. Там они первым делом стали перевязывать раны.

— Ну и денек выдался! — сетовал Дрозд, помогая одному из бандитов перевязать ногу повыше колена. — Почти двадцати человек мы лишились! Дорого нам обошлось это дельце!

— Остается радоваться, что у каждого из нас теперь доля увеличится, — усмехнулся Золотой.

— Только и остается нам делать, что радоваться, — неодобрительно посмотрел на него Ловчий. — Ладно, приводите себя в порядок, да надо помянуть ребят. А все-таки жаль, что мы не успели забрать четыре контейнера, — вздохнул он. — Надо было сразу отвезти их от лесосеки и бросить в снег, как мы сейчас сделали.

Вот черт! Сразу не додумались.

— Не переживай, — попробовал успокоить его Дрозд. — Ну и оставили бы мы их там? Я как подумаю, что за ними пришлось бы возвращаться, да еще ночью, когда эти зубастые зверюги тебя могут разорвать, как гнилую тряпку, то мне уже никаких алмазов не надо! Выкинь их из головы!.. Мы и так рассчитывали на один контейнер, а получили пять.

— А было девять!

— Ну так что же теперь, удавиться из-за четырех недостающих ящиков, что ли?! Ты хотел помянуть ребят, — напомнил ему Дрозд.

Ловчий достал из бара несколько бутылок водки, а остальные, кто был в состоянии передвигаться, приготовили закуску и накрыли стол в гостиной.

— Жаль, нет их больше с нами, — взявшись за рюмку, произнес Ловчий, — страшной смертью погибли они. У меня до сих пор перед глазами эта картина стоит… — Он опрокинул рюмку в рот.

Его примеру последовали остальные.

— Слушай, Ловчий, отсюда скоро надо съезжать, — обратился к нему Золотой, закусив. — Менты после Копиных Чар озвереют! Да к тому же Малышева ты на лесосеке ухайдакал. Он ведь кум из лагеря, и менты сразу к Шторму обратятся, а тот в отместку за то, что мы его с алмазами прокатили, может сказать, где нас искать!

— Я уже думал об этом, — отозвался Ловчий, — только вот как отсюда съехать — это вопрос! Все дороги оцеплены, и сколько они будут еще патрулироваться, неизвестно. А ехать на «Буранах» через тайгу — заблудимся! Я ведь только здесь более или менее знаю леса, а до Иркутска нам не одну сотню километров надо проехать. Да и где мы бензин в тайге для снегоходов найдем? Нет! Это нереально!

— А если контейнеры оставить до весны там, где мы их бросили? — предложил Золотой. — А через полгода, когда все уляжется, мы за ними вернемся! Все равно их под снегом никто не отыщет!

— Идея неплохая, — согласился Ловчий, — но надо подумать.

— Да нет времени думать! У нас на хвосте менты сидят, нам каждая минута дорога! Не забывай, что каждому из нас за то, что мы стольких отправили на тот свет, грозит «зеленка»!

Такие решения надо принимать немедленно!..

— Ты хочешь, чтобы мы после стольких жертв еще и с алмазами распрощались?!. Не забывай, два десятка наших людей полегли за эти контейнеры, и я просто так с ними не расстанусь! — повысил голос Ловчий. — Не торопись, дай подумать.

— Черт с тобой! Думай, — махнул рукой Золотой. — Только недолго!..

Но это «недолго» затянулось до самого вечера, и без горячего спора не обошлось. Подвыпившие Ловчий и Золотой до хрипоты орали друг на друга, подстегиваемые своими единомышленниками, и у большинства из них на лице то и дело стала возникать конвульсивная гримаса страшной оскаленной усмешки. Каждый бандит, когда она появлялась на его лице, старался остановить конвульсии руками.

— Мы уже до нервного тика доорались, а ты все как бык упрямый, — хрипел Золотой, показывая на свое лицо Ловчему. — Все на своем стоишь!

— Да ты хоть до нервного поноса ори! — в свою очередь, кричал Ловчий. — Мне на это тьфу! — сплюнул он. — Я подготавливал вам побег!.. Я предложил напасть на Копины Чары!.. Я готовил этот налет, и я буду распоряжаться алмазами!.. А вы, — он обвел всех указательным пальцем, — будете слушать то, что я вам скажу!.. И попробуйте не подчиниться — сразу получите пулю в лоб!..

Последняя фраза подействовала на Золотого и его единомышленников, словно выстрел стартового пистолета, и все они полезли доставать оружие. Дело могло бы зайти далеко, но тут произошло такое, что заставило Ловчего содрогнуться: у братвы судорожные конвульсии пошли от лица по всему телу, глаза у всех закатились вверх, и стали видны только белки глаз.

— Эй, да что с вами?! — испуганно спросил Ловчий, глядя на то, как почти вся братва дергается в каком-то непонятном конвульсивном танце. У него это даже вызвало мимолетную улыбку, но тут же он понял, что происходит что-то ужасное. — Дрозд, что это они?.. — обратился он к стоявшему позади него бандиту, который тоже с недоумением смотрел на «театральное» представление Золотого и всей братвы.

— Черт знает, — пожал тот плечами, — может, придуряются!

— Все, что ли?!

— Эй, вы, хорош дергаться! — прикрикнул на них Дрозд и вплотную подошел к Золотому. — Антон, хватит ломаться!.. Ты не пятнадцатилетний мальчик на дискотеке!.. Ну все, дыня напрочь у них засвистела, — постучав пальцем по виску, сказал он, видя, что вор в законе с братвой не обращают внимания на его слова. Но в следующую секунду он отпрянул от Золотого, с ужасом глядя на телодвижения своего друга. — У них агония, Ловчий! — выкрикнул он так громко, что зазвенели стекла в гостиной.

Теперь уж и Ловчий попятился назад, вращая глазами по сторонам и не веря в то, что происходит.

— Почему? — только и смог он выдавить из себя.

Четверо вернувшихся с прииска оставались в полном здравии, а с остальными творилось невероятное: дергаясь в конвульсиях, они стали ходить по комнате, натыкаясь друг на друга и на разные предметы.

— Они ничего не видят! — догадался один из телохранителей Ловчего.

— Да они мертвы! — леденящим тоном произнес Дрозд.

И от этой фразы зашевелились волосы у всех, кто взирал на дергающееся немое хождение трупов по гостиной.

— Нет, этого не может быть! — не веря собственным глазам, качал головой Ловчий. — Нет, нет, нет, — бормотал он себе под нос.

— Отсюда уходить надо, Ловчий! — почти завизжал от страха Дрозд, и все бросились из дома, но, выбежав на крыльцо, они встали как вкопанные: перед редко прибитым штакетником забора стояли четыре волка и пытались проникнуть во двор. Ужас бандитов достиг апогея, и, повинуясь бессознательному порыву, они бросились назад, но в гостиной снова наткнулись на блуждающие трупы, и все повторилось сначала. Не зная, что делать, Ловчий, два его телохранителя и Дрозд метались из стороны в сторону. Отмахиваясь от наступавшего на пятки живого трупа, один из телохранителей Ловчего выхватил из камина горящую головню и бросил в него, а та, отлетев в сторону, рассыпая искры, упала на стол. Загоревшуюся скатерть попытался погасить Дрозд, но, неосторожно сдернув ее на пол, попал огнем на шторы, которые вспыхнули, как сноп сухой соломы.

Остановить огонь уже было невозможно.

В этой суматохе взгляд Ловчего упал на дверь гостиной, ведущую через галерею в гараж, и он бросился к ней, за ним последовали остальные.

Заведя свой джип, он выехал из гаража и направил его по дороге, ведущей из Великого Бора в поселок Горское. Все действия Ловчий совершал бессознательно, и, только отъехав подальше от дачи, он облегченно вздохнул и начал нормально соображать. Уже почти стемнело, метель не прекратилась, а лишь на время ослабла, чтобы потом разгуляться с новой силой.

Из-за больших снежных заносов на дороге нельзя было развить хорошую скорость, и джип еле тащился. Взглянув в зеркало заднего вида, Ловчий вдруг увидел четырех волков, преследовавших машину, и у него снова все похолодело внутри.

— Волки! — задыхаясь, выпалил он, и все его пассажиры тут же обернулись, чтобы самим убедиться, что звери преследуют джип.

— Жми быстрее! — завопил Дрозд, сидевший по правую руку от Ловчего.

Глядя на его искаженное лицо, Ловчий вдруг сообразил, что на всех дорогах у патрульных милиционеров есть фотографии сбежавших заключенных и везти его с собой — значит, самому попасть под арест, а это для него — полный крах!.., — Дрозд, ну-ка приоткрой дверцу и посмотри: кажется, заднее правое колесо проколото, — обратился он к нему.

— Еще этого не хватало! — Дрозд открыл дверцу и высунулся наружу, чтобы лучше разглядеть заднее колесо.

В ту же секунду Ловчий снял правую ногу с педали газа и, закинув ее над коробкой скоростей, вытолкнул Дрозда из машины. Упав на дорогу, бандит сразу попал в зубы волков, которые тут же стали рвать его в клочья. Вслед уходящему джипу раздался душераздирающий крик…

Уже отъехав от Великого Бора на приличное расстояние, они встретили пожарную машину, проехавшую мимо них с синими мигалками и включенной сиреной.

— Смотри, как быстро засекли пожар на даче! — удивившись, пробубнил себе под нос Ловчий. — Наверное, из Горского вызвали для подмоги!

И тут он вспомнил о Тоцком. «Вот где можно отсидеться, да и довести с его помощью дело с алмазами до ума! — пронеслось у него в голове. — Он говорил, что контейнеры можно спрятать у него. А я не намерен оставлять их в лесу, к тому же он и с обменом их на валюту поможет!.. Теперь-то нам всем за глаза хватит!»

И он, доехала до перекрестка с указателем дорог, повернул к поселку Горское.

А тем временем пожарники тушили пожар на его даче. Сбив пламя с крыши, перешли к тушению комнат, в которых взрывались боеприпасы, беспечно оставленные бандитами.

Но больше всего пожарников потрясло другое: еще перед началом тушения, как им показалось, они видели в комнатах разгуливающих людей. Они не горели, и пожарники были сильно удивлены, что никто из них не пытается спастись от огненной стихии, охватившей дом.

Поражало их также то, что при такой сильной задымленности они находили еще в себе силы двигаться и не задыхались от едкого дыма синтетики, которой была напичкана дача. Самым, пожалуй, большим потрясением для пожарников было то, что они увидели горящего человека, спокойно вышедшего из дверей полыхавшего дома и упавшего только на ступеньках крыльца. Затем, когда гасили огонь уже внутри дачи, многие пожарники в ужасе покидали дом: на их глазах по комнатам ходили, спотыкались и падали обгоревшие люди, на которых одежда давно сгорела, и они были похожи на черных обугленных монстров из рассказов церковных бабушек про ад.


Глава 12


Шторму с Тоцким пришлось изрядно попотеть, чтобы выкопать под полом в мастерской яму для ящиков с драгоценностями. Управившись с этим, они наконец запрятали свои богатства. Довольные, сели в машину, которую ветеринар предусмотрительно пригнал из дома, зная, что возвращаться они будут уставшие, и отправились в поселок. До рассвета оставалось чуть больше часа, во многих домах уже светились окна. Поселок пробуждался, и люди собирались на работу. Полковник и ветврач торопились домой, чтобы хоть часок поспать перед рабочим днем.

Высадив Шторма у подъезда его дома, Тоцкий отправился к себе. Подъехав к своим воротам, он увидел джип Ловчего, и у него екнуло сердце. «Неужели он догадался, что в гибели его людей виновны мои собаки?» — мелькнула мысль. Он хотел развернуться и уехать, но увидел, как из машины вышел Ловчий. Боясь, что вор в законе начнет в него стрелять, он остановился поодаль и, открыв дверцу, выкрикнул, стараясь придать голосу побольше бодрости:

— Ты что в такую рань пожаловал, Виктор?!

— Помощь твоя нужна! — отозвался Ловчий. — Ты что там остановился? Подъезжай поближе!.. Не орать же тебе за версту!..

Тоцкий колебался, но, немного поразмыслив, пришел к выводу, что если бы Ловчий хотел его убить, то вряд ли бы взялся за это сам и уж тем более не стал бы для этой цели использовать свой приметный джип. Ветеринар медленно поехал к поджидавшему его вору в законе, готовый при малейшей опасности умчаться от него. Ловчий стоял спокойно и никакой агрессии не выказывал. Когда Тоцкий подъехал к нему вплотную и снова высунулся из приоткрытой дверцы, он насмешливо спросил:

— Да что с тобой, Станислав? Ты чего боишься?

— А кто тебя знает, что у тебя на уме, — признался ветеринар. — Ведь ты сегодня кинул меня со Штормом. Может, ты сейчас приехал, чтобы нас как свидетелей убрать!

— Да ты что, Станислав! О чем ты говоришь?! — изумленно воскликнул Ловчий. — За что же мне тебя убирать?!

— А кто тебя знает? Следователи поговаривают, что и Малышева твои ребятки убили вместе с караульным нарядом.

— А что еще они говорят? — напрягся вор в законе.

Тоцкий пожал плечами:

— Мне и этого достаточно, чтобы тебя бояться. Вчера твои ребята Малышева убили, а где гарантия, что ты меня сегодня не убьешь?..

Да и с контейнерами вы нас обвели вокруг пальца!..

— С Малышевым недоразумение вышло, — не зная, как выкрутиться из щекотливой ситуации, сказал Ловчий. — А с контейнерами…

Я как раз за помощью к тебе пришел.

— Ты один, что ли?

— Нет, нас трое.

— А где остальные? — спросил Тоцкий. — Что с ними?

Ловчий махнул рукой, и по его телу пробежала судорога.

— А ну их!.. Больше половины еще в лесу от волков погибло. Ей-богу, Станислав, здесь в окрестностях бродит стая, которая нападает на людей. Скажи мне об этом кто, ни за что не поверил бы, а так сам видел!.. Я, ей-богу, подумал бы, что это твои!.. Похожи они на твоих собак, только шерсть у них по-зимнему светлая.

— А с остальными что случилось? — продолжал допытываться ветеринар.

— Тяжело рассказывать, Станислав. Давай как-нибудь в другой раз.

— Они живы?

Вор в законе отрицательно покачал головой.

Весь его вид говорил о глубоком потрясении, которое ему пришлось пережить недавно.

— Ну, ты мне поможешь, Станислав? — настойчиво спросил он после недолгой паузы.

— Ты не сказал, что с контейнерами. Вы их все оставили ментам на лесосеке или нет?

— Ну что ты — все! Кое-что, конечно, прихватили!.. Вот я и пришел к тебе, чтобы ты помог мне с ними. Да и самому мне на время спрятаться надо с ребятами, Станислав, — перешел на прямой разговор Ловчий.

— Вот, — ухмыльнулся ветеринар. — Ты за мои услуги ни гроша мне не давал, хотя все время обещал!.. А сейчас опять пришел ко мне и просишь о помощи!.. Уж и не знаю, Виктор, как тебе верить! Тебе поможешь, а ты снова обещаниями отделаешься, а рисковать-то мне приходится своей головой.

— Не волнуйся, Станислав, на этот раз за все с тобой рассчитаюсь! — сказал Ловчий. — Пять контейнеров удалось увезти с лесосеки, так что твоя доля от тебя не уплыла! Хочешь, я тебе ящик отдам?

— Ну-у!.. На обещания ты никогда не скупился! — рассмеялся ветеринар. — Хорошо!

Я тебе помогу. Что сейчас от меня требуется в первую очередь?

— Место, где бы мы могли перекантоваться, пока страсти по алмазам не утихнут, — сказал вор в законе. — Дача у меня сгорела в Великом Боре, и менты искать меня будут теперь, так что я где-то на время должен схорониться. Вам еще паспорта не сделал! — как бы невзначай вспомнив о своем обещании, сделал ударение Ловчий. — Да и алмазы надо будет на валюту обменять. А для всего этого, Станислав, крыша нужна!

— Хорошо, — кивнул головой Тоцкий, — будет тебе крыша над головой. Дача, говоришь, у тебя сгорела?.. А где же ты контейнеры оставил?

— В тайге под снегом.

— Под снегом?! — удивился ветврач тому, что вор поступил так же, как он, когда вывез ящики с алмазами с лесосеки. — И не побоялся оставить?

— Другого выхода не было, Станислав, — признался Ловчий. — В дневное время их ведь не повезешь по поселку на глазах у всех, когда вокруг разносится слух о налете на Копины Чары. Место-то мы запомнили! Другое пугает, — вздрогнул вор. — Четыре волка из тех, которые на нас на лесосеке напали, преследовали нас до самой дачи!.. Черт знает, как они нас в такую погоду выследили? Дрозда они загрызли!

Вообще, странно как-то.

— А пожар-то из-за чего произошел?

Вора передернуло от воспоминаний.

— Станислав, как-нибудь в другой раз расскажу. Ребята, можно сказать, на ходу умерли в гостиной! — не выдержал Ловчий пристального взгляда ветеринара и забормотал скороговоркой:

— И из камина весь огонь.., не пойму, как это получилось? В общем, весь огонь из камина из-за них на гостиную перекинулся и там… — Он махнул рукой. — Мы еле ноги оттуда унесли!..

Тоцкий про себя усмехнулся, выслушав сбивчивый рассказ вора. Посмотрев на наручные часы, он задумчиво произнес:

— Сейчас уже утро, твой джип я загоню к себе в гараж, и заодно вы там пока отоспитесь в машине. Не волнуйтесь, гараж у меня теплый! — увидел он настороженный взгляд Ловчего. — Джип не придется заводить, так что не бойся, не задохнетесь!.. А вечером, наверное, надо будет из леса контейнеры перевезти ко мне в питомник. Там вы потом останетесь на столько, сколько потребуют обстоятельства! Жить будете в комнате, где жил Камил. Насчет еды и всего прочего не беспокойтесь, — напоследок бросил ветеринар и пошел открывать ворота, чтобы загнать одну машину в гараж, а другую во двор.

Через несколько минут, убрав собак со двора, он спрятал машины от посторонних глаз.

Спать ветврачу оставалось совсем немного, и он решил не ложиться, подумав, что днем сможет выкроить время и поспать в питомнике. Он переваривал все услышанное от вора в законе и со злорадством думал о неудачах Ловчего.

Придя на работу, он немедленно отправился к Шторму, чтобы рассказать ему обо всем. Однако встреча с начальником колонии состоялась не сразу, его ожидал неприятный сюрприз: из-за эпидемии туберкулеза в лагере вспыхнул бунт, и появляться на территории зоны без охраны вольнонаемным не разрешалось. Только после двух часов ожидания к нему на проходную спустились оперативники и позволили пройти на территорию лагеря, но только со своими служебными собаками: этого якобы захотел сам Шторм! Тоцкий понял, для чего потребовались его питомцы, — у него для таких целей, как усмирение заключенных, имелись специально обученные немецкие овчарки черной масти, ротвейлеры, мастиффы и супердоги, вес каждой особи превышал девяносто килограммов. Их он держал отдельно от своих любимых волкособак и никогда не позволял им встречаться с теми во избежание тяжелых последствий, какие могли повлечь за собой такие встречи. Да и дрессировал их ветеринар немного по другой методике, и собаки реагировали на самые обычные команды, а не на свист.

Спустя полчаса Тоцкий вернулся из питомника в лагерь с десятком собак, и они были спущены в локальной зоне одного из отрядов на разбушевавшихся заключенных. Эффект от собак-убийц был невероятным: не помогали даже заточки, имевшиеся чуть ли не у каждого заключенного. Они не могли пробить стальных мускулов рассвирепевших псов, и те, не обращая внимания на легкие раны и царапины, одним ударом челюстей перекусывали кисти рук. Не прошло и трех минут, как все заключенные были загнаны с улицы в барак.

По команде Тоцкого собаки вернулись к нему. В следующей локальной зоне, ограждавшей другой барак, повторилось то же самое, и так продолжалось до полного успокоения заключенных в лагере. Делалось так потому, что у собак высокий иммунитет к туберкулезу, а работники лагеря боялись подходить вплотную к заключенным, чтобы использовать дубинки и обычные методы борьбы во время бунта.

Из десяти собак пострадали только три. Их ветеринар забрал в санчасть, остальных же по просьбе оперативников отправил в штрафной изолятор для усмирения взбунтовавшихся там заключенных. Оказав медицинскую помощь своим собакам, он отправил их в питомник, а потом направился к начальнику колонии.

Шторм встретил его усталым, любопытствующим взглядом.

— Вижу по вашему лицу, Станислав Григорьевич, что-то случилось, — приветствовал он ветеринара.

— Да-да! — сказал Тоцкий, не в силах сдержать радостной улыбки. — Случилось!.. Ловчий ко мне нагрянул!.. Я сначала думал, он приехал меня убить, а ему, оказывается, помощь от меня понадобилась.

— Какая помощь?

— Просит, чтобы я его спрятал на время у себя!

Шторм оживился.

— Ну, а он что-нибудь объяснил по поводу действий на лесосеке?

— Сказал, вроде как недоразумение вышло, — ответил Тоцкий. — Что пришел искать у меня помощи, а заодно рассчитаться со мной.

— С тобой! — процедил сквозь зубы полковник. — А со мной как он думает рассчитываться? Или он меня за «мясо» не считает? Я же ведь его, паскуду, на это дело вывел! Если бы не я…

— Успокойтесь, Алексей Николаевич, — подсаживаясь поближе к столу начальника колонии, сказал ветеринар. — Он сполна рассчитается с вами. Он, как и я, оставил контейнеры с алмазами в тайге под снегом! Побоялся днем везти к себе на дачу, которая, кстати сказать, сгорела вместе с его людьми!

— С его людьми?! — выпучил глаза Шторм.

— Да, с его людьми, — повторил ветеринар. — Я был уверен, что так произойдет!

— Почему?

Тоцкий пожал плечами и улыбнулся:

— Жадность!.. Как говорят зеки на своем жаргоне: «жадность фраера сгубила!» — ловко увернулся он от правдивого ответа.

— Похоже, Ловчий убрал своих людей, чтобы у кормушки с алмазами было поменьше ртов. А вы не боитесь, Станислав Григорьевич, что, после того как вы окажете ему помощь, он и с вами разделается?

— Нет, не боюсь, — покачал головой ветеринар. — Он ведь и от вас хотел отделаться. На этот раз мы его опередим!

— Я «за»! — растянул губы в злорадной усмешке полковник.

Они быстро наметили план действий на вечер и разошлись. После работы, когда сумерки сменились ночной темнотой, Тоцкий отправился на своей машине за бандитами. Ловчий и двое его телохранителей к тому времени уже выспались и изрядно проголодались, поэтому, когда перед ними появился хозяин, они кинулись к нему с просьбой накормить их.

— Хорошо! — согласился Тоцкий. — Только после ужина сразу едем за контейнерами.

— Какой разговор, Станислав?! — беспрекословно согласился вор в законе.

Ветврач принес еду бандитам в гараж, и как только они поели, сразу на машине Ловчего отправились к питомнику, где уже были приготовлены упряжки для перевозки контейнеров.

Погода на этот раз благоприятствовала: метель утихла, мороз стал помягче, а снег сыпал пушистыми мягкими хлопьями. Оставив у питомника джип, искатели контейнеров с алмазами пересели на собачьи упряжки и отправились на них в тайгу. Ловчий, по настоянию ветеринара, чтобы не потерять случайно в тайге ключи от машины, оставил их в его мастерской.

Бродить по тайге пришлось чуть ли не до полуночи. Хоть вор в законе и утверждал, что место найдет, на поверку вышло совсем по-другому. Из-за продолжительной метели деревья были заметены снегом, и это затрудняло поиски. Приходилось обивать каждое дерево от снега, чтобы увидеть, оставлены ли на нем бандитами зарубки. Не радовали искателей и фонарики с быстро тускнеющим от мороза светом.

Окоченев от падающего с деревьев на голову снега, Тоцкий и Ловчий уже начали отчаиваться, когда наконец увидели дерево с зарубками.

Бандиты быстро извлекли из-под снега контейнеры. Погрузив ящики на собачьи упряжки, отправились в обратный путь. Подходя к питомнику, Ловчий удивился, что его джипа не оказалось на месте, но ветеринар его успокоил.

— Не бойся, не угнали его, — небрежно сказал он. — Мой новый помощник отогнал джип назад в гараж, чтобы его никто не увидел у питомника. Сам ведь знаешь, как только кто-нибудь из местных увидит новых гостей, сразу вопросы задает.

— Знаю, — только и осталось сказать Ловчему.

Они остановились у двери питомника и выгрузили с саней контейнеры, затем перенесли их в мастерскую. Складывать ящики под пол Тоцкий отказался, сославшись на усталость.

— Неохота сейчас возиться с ними, — вытирая пот со лба, сказал он. — С утра пораньше вскроем полы и спрячем их, а пока пусть постоят здесь, никуда они не денутся. Сил никаких уже нет!

Ловчий не возражал: он так устал, что готов был упасть там, где стоял.

— Тогда пошли спать, Станислав, — измученным голосом сказал он Тоцкому. — Веди нас, показывай, где здесь бывшая шушарка Камила.

— В конце питомника, — отозвался ветеринар, выходя из мастерской и пропуская вперед себя бандитов.

Ловчий, увидев дверь в конце коридора, направился к ней, но, не доходя до нее нескольких шагов, резко остановился. Перед ним стоял Шторм с пистолетом в руке. Обернувшись назад, вор увидел, что Тоцкий тоже держит в руке пистолет. Ему все стало понятно.

— Так вот какой у тебя помощник, Станислав! — усмехнулся он. — Я догадываюсь, вы хотите нас убить.

— Правильно догадываешься, Виктор, — не менее спокойно ответил Тоцкий. — Ты достаточно поиздевался надо мной, теперь моя очередь.

— Ты почему, Ловчий, убил Малышева?! — прозвенел голос Шторма.

— Потому что он хотел оставить вас без алмазов, — не моргнув глазом, ответил вор в законе. — Он предложил нам забрать все контейнеры и разделить с ним, а вас лишить вашей доли!.. За это я его и убил!

Полковник и ветеринар откровенно рассмеялись. Ловчий хотел броситься на них, но до противников было слишком большое расстояние, они успели бы выстрелить раньше, чем он сделал бы хоть шаг. Внезапно раздался металлический лязг, и, обернувшись, Ловчий увидел, что ветеринар открыл дверь одной из пустующих вольер.

— Давай топай со своими гладиаторами в клетку! — раздался позади него звенящий голос Шторма. — Живее!..

Ловчий неохотно подчинился приказу.

Зайдя в вольеру, он опять сделал отчаянную попытку оправдаться.

— Я понимаю, трудно поверить в то, что я говорю, но это так!.. Малышев на самом деле хотел вас кинуть! Ну почему вы мне не верите?!

— А вот почему! — показал начальник колонии на ветеринара. Тот, закрыв за ними вольеру, направился к выходу из питомника, и меньше чем через минуту в распахнутые двери по его свисту зашли полтора десятка волков. У Ловчего перехватило дыхание, он хотел что-то сказать, но полковник его оборвал:

— Заткнись!

— Да-да, Виктор, не стоит возражать, — сказал Тоцкий, вновь подходя к вольере и снимая с ее двери замок. — Уж не этих ли собак ты со своей братвой принял за волков? — насмешливо спросил он. — А ведь ты был прав, когда сказал: «Ей-богу, Станислав, я подумал бы, что это твои псы!» Видел я, как ты убил Малышева, и слышал, кто и что кричал!.. Вот поэтому и нет тебе веры!

И он, открыв дверь вольеры, впустил в нее животных.

Собаки разорвали бандитов в клочья. Ветеринар погрузил останки в одну из собачьих упряжек, затем вывез в то место, где оставил труп Столешина. Там уже стоял на дороге джип Ловчего, заранее пригнанный полковником. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что никого поблизости нет, ветеринар выкинул останки бандитов возле машины и быстро вернулся назад. С помощью Шторма он снял упряжки с собак и принялся чистить вольеру от крови, а полковник тем временем с любопытством разглядывал в клетках свирепых и страшных животных, чья шерсть постепенно из светлой становилась темной. Прямо на глазах они превращались из волков в очень крупных волкособак, и Шторм не переставал удивляться такому явлению. На очередной вопрос, почему так происходит, ветеринар снова не ответил.

После того, как он покончил с уборкой, было решено не оставлять привезенные из тайги пять контейнеров с алмазами в питомнике, а переправить их на территорию лагеря.

— Места здесь больше нет, да и опасно все оставлять в одном месте, — пояснил Шторм. — У меня есть предложение, Станислав Григорьевич.

— Я вас слушаю.

— Мне кажется, нам с вами вполне хватит и тех четырех ящиков, спрятанных под полом в вашей мастерской, а вот эти пять мы поделим с офицерами колонии, — сказал он, внимательно вглядываясь в глаза Тоцкого. — Я пообещал им, что если они помогут мне разыскать Ловчего вместе с драгоценностями, то часть из них будет принадлежать им. Подождите возражать, выслушайте меня до конца!

Тоцкий, раскрывший было рот, осекся и, пожав плечами, принялся слушать дальше.

— Нам вскоре понадобится их помощь как в плане обмена алмазов, так и в юридическом.

Следствие рано или поздно наступит нам на хвост, и их помощь нам будет необходима! — продолжал Шторм. — К тому же, Станислав Григорьевич, о наших четырех ящиках они не будут знать, а в этих пяти ящиках и наша доля!

— Поступайте, как хотите, — равнодушно отозвался ветеринар. — Правда, я плохо представляю себе, как будет выглядеть юридическая защита со стороны ваших офицеров, если следствие наступит нам на хвост. Но поступайте, как считаете нужным! — небрежно закончил Тоцкий, отвернувшись от полковника. Он не знал, что у того на уме, и не доверял ему.

Утром начальник колонии известил своих офицеров о приятной «находке» и обратился к ним за помощью, на что они охотно откликнулись. На служебной «Волге» Шторма все пять контейнеров были перевезены на территорию промзоны в слесарный цех, а оттуда переправлены в штрафной изолятор, где были размещены под полом в трех камерах. Заключенных, перед тем как опустить ящики под пол, заставили отодрать доски с полов, затем вырыть вместительные ямы. При захоронении контейнеров в тайниках офицеры уже не использовали заключенных, а обошлись собственными силами. Когда полы были приведены в прежнее состояние, заключенных выпустили из каменных «отстойников» изолятора и вернули в камеры.

Никому бы и в голову не пришло искать драгоценные ящики с алмазами в камерах штрафного изолятора, где естественными охранниками их стали сами заключенные. Теперь оставалось только выждать, когда все утихнет, и обменять камни на деньги.


Глава 13


Состояние здоровья Смольникова оставляло желать лучшего, и следствие по ограблению прииска до приезда из Главного управления внутренних дел следователя по особо важным делам взял на себя следственный отдел уголовного розыска, который возглавлял капитан Крюков. Из Иркутска прибыли два эксперта, и следователи возлагали на них большие надежды.

— Вопросов масса, а ответов нет, — сказал им Крюков, вернувшись с лесосеки, потрясенный увиденным там зрелищем. — Сейчас материала много, остается только работать. И надо очень поторопиться!

— Сделаем все, что в наших силах, — ответил ему Бажаев, патологоанатом высшей категории, привлекательный мужчина с интеллигентными манерами и открытым взглядом голубых глаз.

— Будьте уверены! — поддержал коллегу Трофимов, пожилой эксперт с огромным опытом работы в области химического анализа.

После ознакомления с документами, где были записаны подробно все детали чрезвычайных происшествий в морге, Трофимов сказал, что у него появилось одно соображение, но оно нуждается в проверке. Что касалось Копиных Чар, то тут Крюков был абсолютно уверен: после идентификации убитых на прииске и лесосеке бандитов они быстро установят остальных членов банды и отыщут контейнеры с алмазами. Но вечером следователь получил информацию о том, что в соседнем поселке Великий Бор сгорела дача крупного иркутского авторитета Ловчего и, по рассказам пожарников, они стали очевидцами весьма странного зрелища, после которого многим из них понадобилась помощь психиатра. Все они видели в пылающем огне ходивших по комнатам людей, которые не могли быть живы, так как уже были обуглены от действия высокой температуры.

Чуть позже эти обугленные трупы были привезены из Великого Бора в морг к Бажаеву для проведения судебно-медицинской экспертизы.

Утром следующего дня Крюкова ждал еще один сюрприз: были найдены джип Ловчего и останки трех людей возле него. Жители поселка Великий Бор опознали машину, по одежде — вора в законе. Капитан не знал, существует ли связь между всеми этими событиями.

И тут появилась информация судмедэкспертов.

Увидев их в дверях, Крюков с надеждой спросил:

— Ну как? Есть что-нибудь?

— Есть! — воскликнул Бажаев. — Есть, Николай Афанасьевич! И не что-нибудь, ох-хо-хо! — поднял он указательный палец правой руки. — Женя, открывай папку и выкладывай, что у тебя получилось в лаборатории! — обратился он к Трофимову.

Пожилой долговязый Трофимов скромно улыбнулся, кашлянул несколько раз в кулак и, подойдя к столу, разложил на нем папку.

— У меня уже было подобное дело в Монголии, когда из Китая перебежали два тибетских монаха, — не торопясь, заговорил он. — Меня вызывали туда по приглашению монгольских товарищей. Вот что я хочу сказать, — сосредоточился он. — Смерть судмедэксперта Столешина, его ассистента Чекушина, а также привезенные с дачи Ловчего обгоревшие трупы, как и трупы бандитов, разорванных волками на лесосеке в тайге, да и трупы самого вора в законе и двух его людей, найденные возле его автомашины, объединяет одно — вирус бешенства Куру! Его называют на Ближнем Востоке хохочущей смертью. Инкубационный период вируса Куру составляет примерно сорок лет.

У Крюкова брови непроизвольно поползли вверх.

— Вирус бешенства Куру имеет одну важную особенность.

— А почему его называют «хохочущей смертью»?! — нетерпеливо перебил судмедэксперта капитан.

— В период обострения и активности вируса он вызывает у людей и животных, пораженных им, сокращение лицевого нерва, что сопровождается у больного довольно-таки страшной гримасой дергающейся усмешки, — спокойно ответил Трофимов. — А после смерти больного вирус еще долго может вызывать сокращение мышц, что как раз и приводит в движение трупы.

Они становятся своего рода зомби, — улыбнулся судмедэксперт. — Конечно, у любого неподготовленного человека это вызовет психическое расстройство, что и случилось с пожарниками при тушении дачи Ловчего в поселке Великий Бор. Теперь о шерсти, найденной в руке убитого жителя вашего поселка, которая изменила свой цвет в очень короткий срок: она не волчья, как в первый раз утверждали эксперты, хотя и похожа.

— А чья же?

— Волкособачьего гибрида с примесью других генетических притоков. Отмечу, что в ней тоже обнаружен вирус Куру!

— Не может быть! — разинул рот от удивления капитан. — А почему она так быстро поменяла свой цвет? Тоже из-за вируса?

— Нет, не из-за вируса, — ответил Трофимов. — В этом случае действует химия посложнее, и название ее — меланизм!

— Как вы сказали?!

— Меланизм! — повторил судмедэксперт. — Изменение цвета шерсти по сезонным периодам, которое бывает у зайцев, когда они меняют цвет своей шубы с летнего на зимний. Многие специалисты по разведению норковых и песцовых пород используют именно этот метод для получения красивых и необычных расцветок, например, таких, как голубая норка и песец. Этот цвет шкурок очень редок, и цена на них выше, чем на обычные. Недавно русскими учеными-биологами разработан специальный препарат для проведения меланизма без помощи селекции, то есть искусственного отбора животных. Биопрепарат предназначается для быстрого выведения особо ценных соболиных пород с атласно-черным цветом шкурки у животного, и называется он коагулянтогеноцетоген!

— Извините, — напрягся Крюков.

— Коагулянтогеноцетоген, — усмехнулся Трофимов. — Длинное название, и я его сам до сих пор иногда не правильно выговариваю.

— Ну а мне, значит, никогда не выговорить, — махнул рукой капитан. — Что дальше?

— А дальше вот что… Препарат может вызывать у животного любую окраску шерсти в считанные минуты. Я говорю любую, потому что все зависит от крови животного, — уточнил судмедэксперт. — Так вот что я хочу сказать: в клочке шерсти, найденной в руке вашего погибшего земляка, мы обнаружили как раз тот самый Коагулянтогеноцетоген! Но и это еще не все: сегодня утром привезли с лесосеки трупы волков, которые напали там на людей, и в их крови мы тоже обнаружили вирус бешенства Куру и этот биопрепарат. И еще добавлю, — сделал ударение Трофимов. — У тех волчьих щенков, которых вы обнаружили возле убитого помощника ветеринара из кинологического питомника… Их, кажется, загрызли волки?

— Да, — кивнул головой Крюков. — Во всяком случае, так сказал Тоцкий, тот самый ветеринар.

— Я не забыл его фамилию, — сказал судмедэксперт. — Так вот, у этих волчат в крови мы обнаружили то же самое. В общем, между всеми убитыми животными и людьми существует связь, и я больше чем уверен, что за этим стоит высокообразованный человек, который отлично разбирается и в биологии, и в химии, и в медицине!.. И таким человеком может быть… — Он замолчал, глядя в упор на Крюкова.

— Тоцкий!.. — произнес капитан в ответ на вопросительную интонацию судмедэксперта.

— Весьма вероятно, — задумчиво промычал Трофимов. — Есть, правда, одна загвоздка.

— Какая? — спросил следователь.

— По показаниям Топкого, на его помощника и волчат напали дикие животные, так что не исключено, что именно они были заражены.

А значит, виновник всех этих бед может быть совсем не здесь, так как вряд ли кто-нибудь из местных жителей решился бы на такие преступления под носом своих земляков.

— Ваша мысль кажется вполне логичной, — согласился Крюков, — хотя кто его знает? Может быть, преступник и надеется на то, что на соседа никто из сельчан не подумает! Во всяком случае, проверить Тоцкого нетрудно…

А что вы там говорили, Евгений Сергеевич, по поводу одной особенности бешенства Куру? — вспомнил он. — И зачем преступнику понадобилось подмешивать в кровь животных коагулян.., ну, этот препарат?

— Так это же очевидно: чтобы выдать собак за волков или наоборот. Чтобы никто не мог догадаться…

— Так сказать, оборотни в чистом виде, — перебил его капитан. — Это я спросил вас для того, чтобы убедиться, что мыслю в правильном направлении. Так… Что об особенности Куру?

— Его инкубационный период, как я говорил, растягивается на сорок лет, но при одном условии может быть сжат в очень короткий срок, может управляться.

— Вот как?! — удивился следователь.

— Да, и это очень интересная способность Куру, которая специалистами-рабиологами до сих пор еще не изучена. При приеме алкоголя вирус бешенства развивается в геометрической прогрессии и превосходит по показателям чумную палочку. Если чума может развиваться за двое-трое суток, то Куру при приеме больным алкоголя — за несколько часов.

— А человек это как-нибудь чувствует на себе?

— Я уже говорил, что болезнь вызывает сокращение лицевого нерва.

— Понятно. А больше никак?

— Больше, увы, никак, — развел руками Трофимов. — Человек, зараженный бешенством Куру, может сидеть за праздничным столом, пить шампанское, веселиться, а потом незаметно для себя и окружающих из одного состояния перейти в другое. То есть может перейти в коматозное состояние, а затем — смерть. При этом он будет продолжать двигаться, вызывая у окружающих недоумение своими нелепыми движениями, пока они не поймут, что он умер.

— Неужели и в самом деле такое бывает?!

— Да, бывает, но, к счастью, очень редко!..

Медицина знает немного случаев, когда у окружающих больного за праздничным столом случался разрыв сердца от испуга.

— Простите, Евгений Сергеевич, а эта болезнь заразна?

— Как и любое бешенство, Куру является инфекционным заболеванием, — ответил судмедэксперт.

— Фу-у!.. — передернулся Крюков. — И как вы не боитесь?! А откуда оно появилось у нас?

Я ведь никогда о таком бешенстве не слышал!

— А до недавнего времени его у нас в России и не было, — многозначительно ответил Трофимов. — Я уже вам говорил, что с таким случаем мне пришлось столкнуться в Монголии, когда там были задержаны пограничниками два тибетских монаха в сопровождении целой своры огромных собак. Они покончили жизнь самоубийством, выпив немного спирта, который держали при себе, а собак пограничникам пришлось перестрелять, так как они оказались очень агрессивными и покусали многих людей, которые, кстати, потом тоже умерли от «хохочущей смерти». Специалисты-рабиологи до сих пор не знают, где родина возникновения вируса Куру. Одни считают, что он зародился в Южной Америке и оттуда был завезен в Африку и Индию, другие — что наоборот: из Индии Куру распространился по другим материкам, и я считаю так же. Дело в том, что в Индии, как известно, священными животными являются коровы, которые умирают прямо на улицах городов, и их сволакивают в скотомогильники — они абсолютно открыты и ничем не защищены!. Есть там и буддийские храмы, где священными животными являются крысы. Напомню вам, что родина этих мерзких созданий — Индия, и именно оттуда они распространились по всему миру, — брезгливо сказал Трофимов. — Так вот, крысы приходят на скотомогильники и потом заражают паломников. Правда, есть и другие разносчики этой инфекции — бродячие собаки и дикие животные. Завсегдатаями скотомогильников являются бродячие собаки-парии, которых тоже причисляют в некоторых местах Индии к священным животным. Мало того, многие буддийские и тибетские монахи нарочно заражаются от них для получения галлюциногенных «высших» видений, ведь бешенство поражает в первую очередь мозг и центральную нервную систему. И они могут управлять не только видениями, но и инкубационным периодом вируса при помощи слабых наркотиков, таких, как омнопон или аминазин.

— Слушаю и не верю своим ушам! , Судмедэксперт снисходительно улыбнулся.

— Если алкоголь возбуждает вирус, то слабый наркотик может руководить процессом его развития. При этом можно подчинить себе зараженного человека или животное, и они будут выполнять любые ваши команды.

Крюков непроизвольно присвистнул.

— Болезнь бешенства Куру неизлечима, и в нашем случае у всех погибших, которых мы успели исследовать, налицо все признаки этого страшного инфекционного заболевания. И вывод у меня только один, — подчеркнул Трофимов. — Мы имеем дело с умышленными убийствами, совершаемыми высокообразованным профессионалом, которого я, даже не видя, начинаю бояться.

— Да, действительно страшно, — согласился капитан. — Мне после всего, что вы здесь наговорили, не верится, что таким человеком может быть самый обычный ветеринар.

— Вот и я говорю: мало вероятно, что кто-то из местных жителей является таким человеком, — подхватил Трофимов. — Виновника этих бед надо искать далеко за пределами вашего поселка. Кстати, по проведенной экспертизе можно с уверенностью сказать, что он причастен к похищению алмазов на прииске Копины Чары.

— Я уже об этом догадался, — вздохнул капитан. — Большое вам спасибо за помощь!

* * *

И все же Шторму не удалось подавить бунт в лагере. Те, кому приходилось видеть бунт заключенных, знают, насколько он страшен. Вырвавшиеся из бараков заключенные травили красным жгучим перцем собак Топкого, которые были на привязи у прапорщиков-контролеров. Они каким-то образом добыли его в столовой и, набив им большие бумажные пакеты, бросали в пасти нападавших на них свирепых собак, те с визгом кидались в сугробы и терлись мордами о снег. Здесь их заставала смерть: зеки, вооруженные заточенными прутами и ножами, в клочья кромсали ненавистных им псов. После собак их ярость обратилась против лагерных служителей.

Самыми безжалостными из заключенных были недавно зараженные туберкулезом. Офицеров, прапорщиков и старшин отрядов они ловили и, раздев догола, привязывали к железным прутьям решеток локальных зон. В гневе они не могли дать им замерзнуть и умереть медленной смертью, как это часто делалось, и заточенными шестигранными прутьями превращали их в решето. Некоторых из офицеров и «баландеров», работавших в столовой, они ловили и, прежде чем убить, сплевывали свою слюну им в рот, чтобы заразить той же болезнью, какой были заражены ими. В число таких офицеров попал и сам Шторм, неосторожно вбежавший на территорию колонии без вооруженной охраны. Поймав его, зеки, как и других, раздели догола и, оплевав с головы до ног, пригвоздили к земле десятком заточенных прутов.

* * *

Тоцкий понимал: из-за бунта заключенных прибудет комиссия из министерства и самым тщательным образом расследует все происшедшее в лагере, поселке и на прииске. Выход один — бежать! Он не стал долго размышлять, куда ему податься. В тайге ветеринар знал все охотничьи стоянки, и, выбрав одну из них где-нибудь в самой глуши, он мог перезимовать там. Отличный охотник, голода он не боялся.

Жена знала не хуже его все таежные стоянки и была осведомлена о них даже лучше самых заядлых охотников, обитавших в поселке. Посвятить ее в свои секреты он не мог: она была чрезвычайно честным человеком и могла заявить в милицию сразу после его разоблачения.

К тому же Тоцкий побаивался, что она уже начинает о многом догадываться, а если случится, что следователь начнет задавать ей вопросы, то ее догадки быстро перерастут в уверенность, и тогда она, не задумываясь, покажет все места, где он решит отсидеться до весны.

Наскоро предупредив жену (но и ей не сказав, на какую стоянку направится), Тоцкий двинулся в питомник. Он выпустил из вольер почти всех собак и запряг их в упряжки, затем, вскрыв в мастерской полы, перетаскал контейнеры с алмазами в сани и вывез в тайгу, даже не потрудившись закрыть за собой двери питомника. В лесу он спрятал контейнеры в снегу.

Освободив собак из упряжек, он разогнал их.

Оставить в питомнике он их не мог, зная, что кинологи и врачи-рабиологи, проведя экспертизу, будут вынуждены их усыпить. Он не мог взять их с собой, потому что в тайге не смог бы прокормить всех, и поэтому распустил, чтобы не видеть их медленной, изнуряющей смерти.

* * *

Светлов бежал до тех пор, пока не выдохся.

Тогда он упал в снег и долго лежал. Если бы его в этот момент настигли волки, он не смог бы оказать им никакого сопротивления. Но постепенно он стал приходить в себя. Морозный ветер выдувал одежду, и жар, охвативший его во время бега, сменился сильным ознобом. Поднявшись на ноги, он осмотрелся и увидел, что его следы почти заметены снегом. Побоявшись по ним возвращаться назад, он побрел куда глаза глядят.

Сначала Светлов радовался тому, что смог избавиться не только от бандитов, но и от напавших на них диких зверей, однако вскоре радость сменилась страхом. К тому же стал одолевать голод. Хватая на ходу рукавицей снег и кидая его в рот, он продолжал двигаться вперед. К вечеру мороз усилился. В сгущающихся над тайгой сумерках ветер разнес протяжный вой, и страх на мгновение заставил Светлова забыть о голоде. Ему показалось, что дикие звери продолжают его преследовать. Через пару часов мучительной ходьбы по глубоким сугробам он понял, что волчий вой раздается с разных сторон и что его никто не преследует. Но он сам случайно может выйти на волков.

— Необходимо где-то переждать ночь, — пробормотал он себе под нос и, оглядевшись, увидел, что забрел на окраину кедровой чащи.

Волки редко посещают те места, где лес превращается в непроходимые заросли, — Светлов часто слышал об этом от сослуживцев, которым доводилось до армии охотиться. Серые хозяева тайги предпочитают открытые места, но принять меры предосторожности не помешает.

Неподалеку он увидел полуповаленный кедр, зацепившийся раскидистыми ветвями за другие деревья. Светлов забрался на его могучий ствол и стал карабкаться к его верхушке, где ветви были особенно густыми и могли защитить его от снега и пронизывающего ветра.

Сделал он это вовремя: сразу же после того, как он взобрался на кедр, из-за густого кустарника показались волки. Были ли это его преследователи или какие другие волки, парень разобрать не смог, да ему было и не до этого. Он так окоченел, что его трясло. На свое счастье, добравшись до середины ствола, он увидел огромное дупло Светлов быстро забрался в спасительное отверстие, где ветер не мог достать его, а попавший туда снег послужил мягкой периной.

Расположившись поудобнее, он начал разжимать пальцы на руках и ногах и по возможности двигать всеми частями тела. Вскоре удалось немного согреться, голод притупился, и усталость заставила его сомкнуть веки.

Проснулся он, когда уже было совсем светло. Справа от него сидело что-то мохнатое, и он попытался вскочить, но не смог даже дернуться. Шея была словно парализована, и только путем неимоверных усилий ему удалось повернуть голову набок. Мохнатым чудовищем оказалась черно-бурая белка: распушив свой роскошный хвост с белыми ворсинками на конце каждого волоска, она укуталась в него на манер изысканной леди. Ее черные глаза-бусинки с любопытством разглядывали человека.

Парень не удержался и слабо улыбнулся ей.

Сделав еще одно усилие, он попытался встать, и она, подняв густой туман снежной пыли, молниеносно скрылась с глаз Чтобы полностью овладеть своим телом, Светлову понадобилось около часа. Удивительно, но он совершенно не чувствовал голода.

Выбравшись из дупла, он осмотрелся и увидел, что волков под деревом нет, все следы заметены снегом, а вокруг тайга. У него защемило сердце, но на этот раз он решил идти не куда глаза глядят, а сначала сориентироваться. Снег продолжал валить, но разглядеть светлую часть облаков, где находилось солнце, не составило труда, и он решил двигаться на север.

Спустившись с дерева, Светлов продолжил свой путь И тут голод, притихший во время сна, при ходьбе возобновился, и, чтобы хоть как-то его заглушить, он вместе со снегом стал есть тонкие нежные колючки лиственницы, попадавшейся ему на пути. На вкус они были приятно кислыми. Постепенно голод стал стихать, и это снова взбодрило заблудившегося парня. Однако через полчаса он был вынужден остановиться из-за острых резей в животе. Такую пищу желудок не принимал, и его вырвало.

Почувствовав себя немного легче, Светлов двинулся дальше. Он решил идти до тех пор, пока силы полностью не покинут его Случилось это раньше, чем он предполагал: к вечеру второго дня голод доконал его окончательно. На отмороженные руки и ноги он уже не обращал внимания. Не выдержав мучительного голода, он опять оторвал какую-то ветку и стал грызть ее.

Постепенно он оказался в плену голодных галлюцинаций. Выплюнув изо рта горькую ветку, он рассмеялся и поплелся к видневшемуся невдалеке указателю «Пищеблок». Остановившись у столба указателя и продолжая смеяться, Светлов свернул туда, куда он показывал, и, пройдя еще немного, вдруг почувствовал, что день резко перешел в ночь. Вокруг быстро потемнело, и он пытался что-нибудь разглядеть, но тщетно. «Надо вернуться к указателю, чтобы не сбиться с пути!» — мелькнуло у него в голове, но, сделав шаг, он вдруг оступился: голодный обморок лишил его сознания, и он грудью упал в снег.


Глава 14


Смольников после переливания крови пришел в себя" и попытался расспросить дежуривших у его кровати медсестер о том, что произошло на дороге, когда он вместе с группой захвата отправился в Копины Чары, и как он оказался в больнице. Ему мало что удалось узнать у них, и он стал добиваться, чтобы ему позволили встретиться с сотрудниками следственного отдела, а точнее, с теми, кто остался жив после разгрома милицейской автоколонны. Он потребовал вызвать к нему главврача, который пришел не один, а с майором Стрельцовым — командиром войсковой части, охранявшей колонию и прииск Копины Чары. Вместо него Смольников ожидал увидеть кого-нибудь из следователей прокуратуры или уголовного розыска и был крайне удивлен неожиданным визитом майора.

— Какими судьбами, Григорий Андреевич? — спросил он.

— Теперь, как мне кажется, Петр Алексеевич, наши судьбы на время соприкоснулись, — пожимая руку следователю прокуратуры, ответил майор. — И теперь нам вместе придется решать одну проблему.

— Что еще случилось? — настороженно спросил Смольников.

— Сегодня вечером охотники в тайге у развилки Берложьей Пади подобрали парня, который оказался солдатом моей части. Он был в голодном обмороке, но его быстро привели в сознание и отправили в больницу. Фамилия этого парня Светлов. Он весь обморозился, шастая по тайге. Так вот что главное, — видя нетерпение Смольникова, заторопился Стрельцов. — Недавно начальник колонии Шторм запросил его у меня для работы негласным сотрудником среди заключенных. У Светлова родителей нет, но я долго сопротивлялся, однако он меня все-таки уговорил, и я дал свое согласие!

В глазах Смольникова появился живой интерес.

— Ну и что? — подстегнул он майора.

— А то, что меня сейчас вызвали в больницу Озерска, куда доставили солдата, и Светлов рассказал и о том, кто подорвал милицейскую автоколонну, выехавшую на прииск Копины Чары, и кто совершил налет на прииск, и почему волки нападают на местных жителей, и кем в сущности является местный ветеринар и врач колонии Тоцкий, и под какой личиной скрывается сам начальник колонии Шторм. Много он мне рассказал. Признался, что ему самому пришлось под воздействием бандитов убить двух женщин!.. Вы помните недавний побег заключенных из колонии, когда они там перебили кучу народа? Так вот, это все было сделано с легкой руки Шторма!..

У Смольникова округлились глаза.

— Так с этого и надо было начинать! — шлепнул он себя по бедрам, забыв о капельнице, прикрепленной к его руке. Игла выскользнула из вены. — Еще это дерьмо! — в сердцах выкрикнул он, отбрасывая в сторону тонкий прозрачный шланг капельницы и сжимая руку в локте. — Одежду мне! — рявкнул он так, что медсестры в испуге шарахнулись от него.

— Может быть, Петр Алексеевич, вы просто дадите мне санкцию на арест Тоцкого, а сами останетесь здесь? Я все сделаю с вашими сотрудниками в самом лучшем виде! — поторопился успокоить разбушевавшегося следователя Стрельцов. — Шторм от нас уже никуда не денется! Он сейчас скрывается на территории колонии, где, по всей видимости, чтобы отвести от себя подозрение, инсценирует бунт заключенных. Я отдал приказ, и колония оцеплена моими подразделениями, и вдобавок мы вызвали из соседних районов подкрепление ОМОНа и милиции. Так что вам, Петр Алексеевич, с такими травмами лучше остаться здесь. Мы сами управимся!

— Плевать я хотел на травмы! — выкрикнул Смольников. — Принесите мне одежду! Я сам хочу взглянуть в глаза этих сволочей!.. Ах вон оно что!.. Шторм!.. Тоцкий!.. Принесите одежду!

Через несколько минут по распоряжению главного врача медсестры принесли ему верхнюю одежду, и Смольников покинул палату в сопровождении Стрельцова и прибывших к нему сотрудников прокуратуры и уголовного розыска, среди которых был и Крюков. Выйдя из больницы, Смольников увидел, что в стороне от поселка черное ночное небо окрашено кроваво-красным заревом пожара. По доносившимся оттуда звукам создавалось впечатление, что там шел самый настоящий бой. Короткие и длинные автоматные очереди иногда сливались в единый рокочущий гул, к которому добавлялись громкие хлопки раскалывающихся от огня шиферных перекрытий на крышах лагерных бараков. Издали такие хлопки были похожи на разрывы ручных гранат.

— Видать, крепкий бой там завязался с уголовничками, — заметил Смольников.

— Ну еще бы!.. Как-никак сам хозяин лагеря руководит обороной! — съязвил Стрельцов. — Ничего, долго не продержатся!.. Уже пожарные пушки идут на подмогу. Против ледяной воды в такой мороз они не выдержат.

Смольников, посмотрев на часы, сказал:

— В колонию мы поедем позже, когда там станет поспокойнее, а сейчас немедленно к Тоцкому!..

Рассевшись по машинам, они поехали к дому ветеринара. Тоцкого там не оказалось.

— Как вы думаете, где он может быть? — спросил Смольников у Стрельцова и Крюкова.

— Кинологический питомник по моему приказу оцеплен, как и колония, но думаю, что он бежал!.. Почувствовал приближение беды и бежал! — предположил Стрельцов.

— Да-а, — протянул Смольников, — глупо было бы сомневаться в его зверином чутье!..

А может быть, он на территории колонии вместе со Штормом, а?! Ведь если они работали в одной упряжке, то не исключено, что и бежать они должны вместе! Как вы считаете, Григорий Андреевич?

— Давайте, Петр Алексеевич, все-таки отправимся в кинологический питомник.

Через двадцать минут они были возле питомника, где, к их большому удивлению, не оказалось никакого оцепления, а у входа стоял лишь один вооруженный солдат. Он доложил обстановку.

— Ничего удивительного, — произнес Смольников, выслушав короткий рапорт солдата. — Я же говорю, что глупо было бы сомневаться в зверином чутье Тоцкого. Он не только сам ушел, но и собак своих увел. Трудно теперь его достать. Под надежной он защитой!

— Да-а, к нему и на пушечный выстрел не подойдешь, — согласился Стрельцов. — А если почувствует погоню, то запросто с помощью собак избавится от преследователей.

Они вошли в питомник и стали тщательно его осматривать. В некоторых вольерах еще остались молодые собаки, и Смольников, скривив губы, усмехнулся:

— Этих Тоцкий еще не успел ничему выучить, поэтому и оставил здесь, а не забрал с собой.

Осматривая мастерскую ветеринара-таксидермиста, Смольников наткнулся на светящийся бесформенный камешек под одним из чучел животных.

— А вот мы и узнали, где хранилище награбленных алмазов! — весело сказал он, подняв камешек с пола. — Во всяком случае, они здесь были.

После тщательного осмотра мастерской они обнаружили тайник, где хранились оружие и контейнеры с алмазами. Затем в самом дальнем помещении питомника, где находилась жилая комната помощника ветеринара, Смольников обнаружил замаскированную дверь в специально оборудованную лабораторию. Увидев там приборы для химических опытов и научную литературу, которой пользовался ветеринар, следователь прокуратуры пришел в изумление.

Позвав Стрельцова и Крюкова, он потряс перед ними несколькими отобранными из общей кучи папками.

— Вы только посмотрите! Тоцкий был не просто ветеринар!.. Вот послушайте — это документ из кинологической лаборатории рейха в Висбадене, которая контролировалась канцелярией Гиммлера: для работы в концлагерях Дахау, Майданек, Освенцим и других использовались овчарки специально выведенной породы военного кинолога Дауфмана. И вот приписка из протокола Нюрнбергского процесса:

«Этой собаке охота на человека словно доставляла удовольствие». А вот следующая выписка и подробный лабораторный анализ, как достигалась агрессивность таких собак, — выписка, как здесь указано, из секретных журналов, хранившихся в библиотеке конгресса США. В кровь овчарок Дауфмана подмешивалась кровь африканских гиен. Любопытно, кто же мог Тоцкому поставлять такие материалы?

— Не забывайте, Петр Алексеевич, что Тоцкий был почетным членом Международной кинологической ассоциации в Брюсселе и неоднократно выезжал туда, — напомнил Крюков. — И любил рассказывать об этом. Так что эти документы, без сомнения, оттуда!..

— Пожалуй, вы правы. А вот еще, послушайте: кинологические питомники США «Мерилекс», «Допери» и «Севьяно» занялись выращиванием собак для военных объектов повышенной секретности. На основе немецкой овчарки Дауфмана был выведен супердог. Лабораторная схема выведения особи приложена!.. А вот любопытное продолжение: супердоги служили там, где человек работать не мог.

Они несли службу на ядерных полигонах в Неваде, так как оказались невосприимчивыми к радиации. А вот лабораторная схема выращивания майконгов — саванных собак, — продолжал зачитывать Смольников. — В скрещивании с супердогами Стивен Кейс — американский кинолог — получил породу майконгов, которые использовались в борьбе с террористами. А вот, кажется, еще кое-что интересное! — воскликнул он. — По-моему, это то, что нам и нужно: схема лабораторного выведения особи Тоцкого. И подписано собственноручно. Вот это находка!

Стрельцов с Крюковым приблизились к Смольникову и заглянули в папку. То, что они прочитали, их потрясло: ветеринар дал детальную схему скрещивания волков и собак с вливанием в их кровь биопрепарата коагулянтогеноцетогена и вируса бешенства Куру. Подробно расписывалось, как при помощи несильных наркотиков достигалось управление собаками в самых сложных ситуациях. Такие собаки никогда не лаяли, и их нервная система была атрофирована к боли. На примере овчарок Дауфмана, майконгов Стивена Кейса, индийских парий, которые были потенциальными разносчиками бешенства Куру, и сибирских волков ветеринар Тоцкий вывел породу, названную им своим именем.

— Тщеславие не позволило ему назвать их по-другому! — резюмировал Смольников. — А вот взгляните сюда, — указал он пальцем на абзац в документе. — Шерсть собак при добавлении в белковую пищу коагулянтогеноцетогена может изменяться от угольно-черного цвета до светло-альбиносного. Собаки по, цвету могут выглядеть и как овчарки Дауфмана, и как сибирские волки!..

— Так это же оборотни! — воскликнул Стрельцов.

— Молодцы эксперты! — вставил Крюков. — Все верно определили. Я не успел вам рассказать, Петр Алексеевич.

— А вот дальше, — торопился зачитать Смольников. — При добавлении в кровь алкоголя собаки быстро гибнут от возбужденного вируса Куру, но агрессивность сохраняют и после смерти. Опыты показали, что при наличии алкоголя в крови даже застреленная собака еще в течение двадцати-тридцати минут продолжает делать спазматические удары челюстями, беспорядочно двигаясь на местности. Вот это да! — вырвалось у Смольникова. — Такая собака и после смерти может многих на тот свет отправить!.. Вдобавок ко всему Тоцкий вывел породу собак-зомби. — Смольников прочитал дальше:

— Специфические запахи эфирных масел отпугивают собак от дрессировщика и заставляют ему подчиняться. Вот, оказывается, чем здесь, в питомнике, воняет! — воскликнул он. — Я еще во время первого визита обратил на этот запах внимание и подумал, как сам Тоцкий его выносит? Обоняние у собак притупляется, но способность находить след по запаху у них сохраняется, — зачитал дальше Смольников.

После паузы он сказал:

— Как только рассветет, надо поднять в воздух вертолеты! Мне кажется, Тоцкий со Штормом ушли тайгой, и брать их нужно только с воздуха, предварительно перестреляв всех их собак, иначе мы вряд ли возьмем их без потерь.

Они вышли из питомника и увидели, что высокие ограждения колонии таранят бульдозеры и тяжелые тракторы-скреперы, а в проделанные ими бреши въезжают пожарные машины, которые из брандспойтных пушек поливают ледяной водой взбунтовавшихся заключенных. Пожар полыхал на всей территории колонии; на их глазах обрушились крыши нескольких бараков; слышались стоны, крики, вой толпы заключенных, пытавшихся прорваться сквозь плотные оцепления расстреливающих их солдат.

Подавление бунта длилось до самого утра, и как только стало известно, что колония открыта для посещения следователями прокуратуры, Смольников с оперативно-следственной бригадой выехал туда для предварительного дознания. Требовалось провести первое расследование до прибытия следователей из Генеральной прокуратуры.

Прибыв в колонию, следователь прокуратуры ужаснулся: ему показалось, что он стоит среди руин разбомбленной тяжелой авиацией деревни. Кое-где еще догорали бараки, повсюду лежали трупы убитых заключенных, солдат и офицеров. Недалеко от главных ворот следственная бригада наткнулась на приколотого металлическими прутами к земле голого мужчину. Без сомнения, это был кто-то из офицеров или служащих работников колонии, и когда допросили здесь же, на улице, первого же заключенного, то все ахнули: заключенный без тени сожаления сказал, что это Шторм и что он лично принимал участие в убийстве этого, как он выразился, ядовитого питона!.. Смольников был в полной растерянности из-за нелепости происшедшего. Когда он спросил заключенного, где Тоцкий, тот ответил, что не знает. Но сказал, что и ветеринара он с удовольствием придушил бы за его собак.

К своему рассказу о бесчинствах местных офицеров зек добавил, что Шторм вместе с ними что-то прятал под полом в камерах штрафного изолятора. Вспомнив о найденном тайнике в кинологическом питомнике, Смольников приказал вскрыть полы в тех камерах, на которые указал заключенный. Не передать, сколько радости было у сотрудников следственной бригады, когда их глазам предстали контейнеры с алмазами.

При выходе из колонии Смольникову сообщили, что вертолеты, высланные на поиски Тоцкого, нашли ветеринара. Он сразу выехал на место, где был обнаружен кинолог. Прибыв туда, он с удивлением увидел мертвого ветеринара, лежащего на открытом контейнере с алмазами. Возле него, опершись лапами ему на грудь, сидел покалеченный волк и никого не подпускал на близкое расстояние.

— Вот так! — констатировал Смольников. — Нашел смерть от своих же любимцев!..

— Это не его любимец, — заметил стоящий рядом Стрельцов. — Этого волка Тоцкий выходил, когда тот попал в медвежий капкан, поставленный нашими охотниками, и зовут его Цезарь. Была еще волчица Агата, но, по всей видимости, именно ее недавно наши охотники и убили.

— А вы откуда знаете?

— Тут до вашего приезда многих опросили, а что касается вот этого волка Цезаря, то я сам неоднократно видел, как ветеринар ходил в тайгу и подкармливал его с волчицей после того, как они выздоровели и ушли от него в лес, — ответил Стрельцов. — Здесь Тоцкий дал промашку: сколько волка ни корми — все в лес смотрит!..

— А я думаю, раз волк расправился с ним даже после того, как он его выходил, значит, сильно насолил он им, — заметил Смольников и, усмехнувшись, добавил:

— Либо учуял в нем бешеную собаку!..

— Возможно, — согласился Стрельцов. — Но меня сейчас больше всего волнует, где же его настоящие питомцы?

Этот вопрос заставил содрогнуться Смольникова. Контейнеры с алмазами найдены. Но собаки?!.

Возвращаясь домой, он постепенно успокоился. Шагая по улицам поселка и вдыхая морозный воздух, Смольников глядел на звезды и радовался, что все-таки удалось раскрыть оборотней, которые сами погибли от своих черных дел. Но что это?!. Перед своим подъездом он остановился, и его внимание привлекли темные стремительные тени, пролетевшие по соседнему переулку. О боже!.. Смольникова обдало ледяным холодом, и он остановился на месте. На его глазах свирепые псы рвали в клочья прохожего, и его предсмертный крик повис в воздухе над домами поселка.