Звезды любви
Нэн Райан


Совсем недавно красавица Диана считалась одной из самых блистательных невест новоанглийского высшего света. Теперь же она — отчаянная циркачка, чьи рискованные трюки заставляют замирать сердца сотен зрителей. Более того, теперь она — женщина в полном смысле слова, страстно влюбленная в смельчака, считающегося второй звездой шоу, — но пока еще даже не подозревающая о его ответной, столь же жгучей страсти…


Нэн Райан

Звезды любви


Пророк сказал: «И вот случилось так. Чудовище взглянуло в лицо Красавицы. И рука его остановилась, неспособная убить. И с того дня злобное чудовище словно умерло».

    
Древняя арабская легенда


ПРОЛОГ


Территория нынешнего штата Невада

Июль 1860 года

Летняя ночь была теплой и тихой. С востока дул легкий ветерок. Было поздно. Яркие звезды мерцали в небесах, и полная белая луна освещала высоко вздымающиеся горы. У южного подножия горы Солнца, приютившись в ее тени, на берегу реки Карсон одиноко стоял небольшой новенький дом.

Огни в доме были погашены; молодой золотоискатель и его жена крепко спали на кровати, закрытой пологом. Усталый мужчина лежал на спине, закинув мускулистую руку за голову. Он чуть слышно похрапывал. Его юная жена, тоже чрезвычайно утомившаяся за день, лежала, повернувшись к мужу спиной; пальцы ее правой руки держались за край постели, словно женщина замерла в ожидании, готовая при малейшем шуме вскинуть руку… Рядом с кроватью, меньше чем в двух футах от чутко дремлющей матери, стояла колыбель, вырезанная из ароматного кедрового дерева; в ней спал младенец, которому была всего неделя от роду.

Мир и тишина царили в маленьком темном доме и в обширной долине. Но к молодой паре и их первенцу бесшумно и уверенно подкрадывалась смертельная опасность…

Над склоном высокой горы, менее чем в миле от домика, сверкнула ночная молния, и хрупкую сухую веточку внезапно охватило пламя. И через несколько секунд иссохшая без дождей равнина уже пылала. Подстрекаемый усилившимся ветром, огонь, несущий смерть, быстро распространялся. Сжигающий ад приближался к дому золотоискателя, и голодное чудовище-пламя пожирало все на своем пути. Чистенькое белое жилище четко обрисовалось на склоне горы Солнца, среди зловещих оранжевых отблесков. Языки огня жадно лизнули оконные стекла, дыхание пламени обожгло деревянные стены; снопы ярких красных искр упали на кедровую крышу… огонь рвался в дом.

А внутри спала молодая семья, не подозревая, что в их дверь стучится смертоносный гость, твердо решивший лишить их жизни.

Высоко над домом, на каменистом, неровном склоне величественной горы Солнца, остановилась небольшая группа индейцев-шошонов — кочевников американской пустыни; они выехали на поляну и заметили огонь внизу, в долине. Величавый вождь шошонов, крепкий и сильный Красная Лисица, внезапно остановил своего мустанга. Лошадь фыркнула и затанцевала на месте. Черные глаза Красной Лисицы сузились от ужаса, когда он заметил, что смертоносный огонь охватил маленький домик.

Вождь стремительно вскинул правую руку, тут же опустил ее и ударил мягкими задниками мокасин по бокам мустанга. Лошадь рванулась вперед, вниз по склону горы. Шестеро воинов-шошонов, повинуясь безмолвному приказу вождя, вскочили на своих быстроногих коней и поскакали следом.

Вождь и его воины перелетали через узкие овражки, огибали огромные камни, спеша вниз, в долину; им были хорошо знакомы все ловушки и опасности коварного склона. Через несколько минут они уже добрались до домика, но хрупкое строение было к этому времени уже охвачено огнем. Жара была невыносимой. Рев пламени, звон лопающихся стекол и треск пылающих бревен оглушали.

Вождь Красная Лисица успокаивающе похлопал по шее испуганного мустанга, заставляя коня подойти ближе к огню.

Черные глаза вождя всматривались в дым и пламя, он дышал с трудом — что-то сжимало его грудь. Вождь Красная Лисица чувствовал, что его притягивает пламя, словно изнутри звучал голос духа, мощный, влекущий. Приказывающий вождю войти внутрь.

Воины-шошоны, не спешиваясь, со страхом наблюдали за своим вождем. Но когда они попытались криками предостеречь его и заставить повернуть назад, вождь уже приблизился к самому пламени. Жар огня обжигал его лицо, жалил глаза… Но вождь замер. Он просто не мог повернуть назад. Что-то держало его.

И вот наконец он услышал.

Сначала этот звук был едва различим, его заглушал рев пламени. Вождь повернул голову, вслушиваясь; его большое тело окаменело от напряжения. И он услышал вновь. Плач младенца.

Вождь Красная Лисица спрыгнул на землю и бросился в горящий дом. Какая-то неведомая сила несла его сквозь густой удушающий дым, прямиком к спальне. Языки огня плясали на стенах вокруг Красной Лисицы, и погребальный костер пылал на месте укрытой пологом кровати.

Вождю достаточно было бросить лишь один быстрый взгляд в ту сторону, чтобы понять — мужчину и женщину уже не спасти. Но рядом с горящей постелью в не тронутой огнем колыбели кричал и барахтался младенец. Красная Лисица выхватил кричащего малыша из колыбели, быстро обернул ребенка одеялом и мгновенно пересек полную дыма и огня спальню.

Одной рукой прижимая младенца к могучей груди, а другой придерживая закрывающее головку малыша одеяло, вождь Красная Лисица выскочил в окно и твердо встал на землю, чувствуя запах собственных опаленных волос.

Воины облегченно вскрикнули, когда увидели, что их вождь наконец в безопасности. Крыша дома вдруг с грохотом рухнула внутрь, и пламя высоко взметнулось в ночное темное небо. Дождь желто-оранжевых искр обрушился на обнаженную бронзовую спину вождя, обжигая гладкую кожу.

Но вождь даже не заметил этого.

Лишь много часов спустя Красная Лисица почувствовал боль от ожогов. А сейчас тридцатипятилетний вождь шошонов полностью сосредоточился на своей ноше — крошечном человеческом существе, завернутом в белое одеяло.

Когда небольшой отряд добрался до прохладного безопасного места на берегу стремительно текущей реки Карсон, вождь, спешившись, опустился на колени у самой воды. Он осторожно положил плачущего младенца на траву и развернул укрывавшие его одеяльце и пеленки.

Крохотный человечек, вопивший во всю силу своих легких, морщил покрасневшее личико и извивался, как червяк, размахивая стиснутыми кулачками и брыкаясь. Ни один темный волосок на его голове не был задет огнем.

И свирепый вождь шошонов, как любой молодой отец в мире, неловко похлопал младенца по крошечному вздрагивающему животику и забормотал что-то невнятное, но нежное.

Дитя продолжало заливаться плачем.

Вождь улыбнулся. Потом свистнул, подзывая мустанга, и взял плачущего малыша на руки. Выпрямившись, он на несколько мгновений замер в лунном свете, заливающем берег реки, крепко прижимая к себе младенца. Потом попытался укачать дитя, гукая и бормоча всякие глупости.

Но дитя продолжало плакать.

Воины издали наблюдали за Красной Лисицей, а он на своем родном языке говорил малышу:

— Не бойся, я не причиню тебе вреда. И никогда, никогда не позволю никому обидеть тебя. Потому что есть кто-то, — продолжал он низким, мягким голосом, склонившись к головке, покрытой шелковистыми темными волосиками, — кто будет любить тебя даже больше, чем любила бы родная мать.

Преданный мустанг мягко ткнулся носом в обнаженное плечо вождя, давая понять, что он рядом. Вождь поднял голову и кивнул. Потом, держа младенца на согнутой руке, вождь подобрал болтающиеся поводья и вскочил на неоседланного мустанга.

Конь настороженно повел ушами, когда его хозяин сказал:

— Ну а теперь неси нас домой, Ночной Ветер!

И мустанг понял его.

Он заржал, вскинул крупную голову и помчался прочь от реки, направляясь к неясно вырисовывавшейся впереди горе Солнца. Через несколько секунд конь, мужчина и ребенок исчезли в густом лесу, покрывавшем южный склон. Воины последовали за вождем.

Красная Лисица стремился поскорее очутиться дома. Его сердце уже почти избавилось от боли, которая так мучила его в последнее время. Вождь был уверен, что все произошедшее не было случайным, что такова была воля Аппе, творца Вселенной. Это Аппе заставил вождя отправиться вместе с воинами в ночной рейд. Вождь не хотел выходить из дома. Но воины настояли на своем, они почти силой вытащили его…

Прошла уже неделя с того дня, как его жена, прекрасная принцесса шошонов, живущих возле Стремительной реки, Дочь Звезд, потеряла своего первого ребенка. Их сын прожил всего несколько часов. И с того момента Дочь Звезд не переставала горевать, она была уже на пороге смерти. Вождь не отходил от ее постели. Он боготворил свою жену. Он не хотел жить без Дочери Звезд. А она не хотела жить без их умершего сына.

Вождь Красная Лисица посмотрел на крошечного младенца, доверчиво лежащего на его согнутой руке. Если что-то и может спасти Дочь Звезд, так только это дитя белого человека.

Яркая полная луна уже зашла, когда вождь со своим драгоценным грузом добрался до небольшой, укрытой в горах Сьерры долины, где жило его племя. Сжимая бока мустанга коленями, он направил верного коня через спящий поселок к своему вигваму, расположенному в дальнем конце. Вокруг вигвама, точно так же, как и в момент отъезда вождя, сидели женщины. Перед входом в вигвам горел большой костер; над костром кипел котел.

Женщины, заслышав топот копыт, повернули к вождю печальные лица. Они выглядели точно так же, как и при отъезде вождя: серьезными, огорченными, смирившимися с неизбежным. Испугавшись, что опоздал, вождь Красная Лисица спросил ближайшую женщину:

— Дочь Звезд еще жива?

— Она жива, но это ненадолго, — последовал ответ.

Облегченно вздохнув, вождь спешился и бросился в вигвам. Приказав находившимся внутри женщинам выйти, он быстро подошел к меховой постели, на которой лежала Дочь Звезд — ослабевшая, едва сознающая, что происходит вокруг. Опустившись рядом с женой на колени, Красная Лисица осторожно положил завернутого в одеяло младенца рядом с женщиной.

И затаил дыхание.

С минуту Дочь Звезд оставалась неподвижной. Она по-прежнему лежала на спине, ее черные глаза смотрели, но ничего не видели.

Но вот младенец беспокойно шевельнулся. Дочь Звезд ощутила нежное тепло возле своей холодной руки. И слегка повернула голову.

Вождь быстро, но осторожно откинул уголок белого одеяла с личика младенца и с надеждой посмотрел на вздрогнувшую жену. Удивленная, Дочь Звезд увидела лежащего рядом с ней младенца. И в то же мгновение в ее полных тоски темных глазах вспыхнул свет.

Вождь поспешил рассказать жене обо всем. Но Дочь Звезд не слушала мужа. Ее внимание сосредоточилось на малыше. И истощенное, ослабевшее тело Дочери Звезд наполнилось силой. Женщина села.

Не отрывая взгляда от ребенка, она развернула его, отбросив одеяльце. Потом осторожно сняла с крохи длинную рубашечку и подгузник.

И тут, впервые с того дня, как она потеряла своего первенца, Дочь Звезд, принцесса шошонов со Стремительной реки, улыбнулась.

— Мой сын? — спросила она на родном языке, взяв крошечное обнаженное тельце на руки, и прижала его к себе так крепко, что младенец снова захныкал.

Вождь быстро покачал головой:

— Нет. В этом ребенке течет кровь белого человека.

Голова Дочери Звезд резко дернулась. Ее глаза, полные гнева и ярости, уставились на мужа.

— Ребенок белого человека жив, а мой сын умер!

Она снова положила младенца на мягкую меховую постель. И, застав врасплох удивленного вождя, внезапно потянулась к его поясу и вынула из кожаных ножен острый охотничий нож.

— Нет! — умоляюще воскликнул ужаснувшийся вождь, когда лезвие ножа сверкнуло в пляшущем свете костра.

Дочь Звезд схватила крошечную ручку младенца. Малыш перестал плакать и посмотрел прямо в ее дикие темные глаза. Она мгновенно начертала кончиком ножа крест на внутренней стороне нежного запястья правой руки ребенка и, наклонившись, высосала выступившую кровь. А потом кольнула ножом свой палец. Когда на коже выступила алая капля крови, Дочь Звезд вложила палец в беззубый ротик новорожденного мальчика. И он, будучи очень голодным, тут же принялся жадно сосать.

Дочь Звезд торжествующе улыбнулась, отшвырнула нож и, взяв малыша и прижав его к груди, с вызовом произнесла:

— Теперь мы одной крови! Это мой сын! Мой!

Она яростно уставилась черными глазами на мужа, ожидая, что тот возразит. Но Красная Лисица лишь молча кивнул.

Тогда Дочь Звезд нежно коснулась рукой щеки мужа. А потом быстро расшнуровала свое мягкое замшевое платье, чтобы накормить плачущего, голодного сына.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


Глава 1


Сан-Франциско, Калифорния

Август 1895 года

На праздничном приеме в роскошном особняке Ноб-Хилл лишь один человек не веселился. Смуглый, стройный мужчина в прекрасно сшитом вечернем костюме из грифельно-серой льняной ткани небрежно развалился в обтянутом парчой кресле в стиле Людовика XV. Модные и чрезвычайно элегантные брюки этого джентльмена были узки и заутюжены в стрелки, манжеты и воротник белоснежной рубашки жестко накрахмалены, шелковый галстук-самовяз цвета бледной лаванды завязан широким плоским узлом, ботинки из мягчайшей английской кожи сверкали.

Довольно длинные черные волосы мужчины, эффектно тронутые на висках сединой, блестели в свете электрических люстр, которые декоратор, оформлявший прием, увешал гирляндами из тонких серебристых пластинок. Его загорелое лицо нельзя было назвать красивым в классическом смысле этого слова: худощавое, с твердыми чертами и темными, почти всегда лениво полуприкрытыми задумчивыми глазами. Тяжелые веки, да еще с небольшим шрамом под черной левой бровью, нос, когда-то сломанный и не совсем правильно сросшийся, губы, достаточно полные, чтобы предположить, что их обладатель чувственный человек, но при этом выглядевшие на удивление жесткими, в целом делали внешность немного зловещей.

Это был Бенджамин Стар. Он обладал безупречными манерами и острым умом. Ему было присуще большое чувство юмора. Он был высоким, стройным и гибким, отличавшимся особой врожденной легкостью движений. Смуглые руки были красивы; длинные пальцы сужались к концам. Он не имел привычки жестикулировать, когда говорил. И сейчас, пока он сидел в кресле, его пальцы не теребили парчу, и он не трудился даже повернуть голову в ответ на любопытные взгляды запоздавших гостей. Мистер Стар никогда не смеялся слишком громко, не пил слишком много и не старался привлечь к себе внимание.

Бенджамин Стар был джентльменом до кончиков ногтей. Образованным. Воспитанным. Цивилизованным. И все же…

Дамы в дорогих элегантных туалетах, увешанные мерцающими бриллиантами, не тянулись бы так к ускользающему от них Бену Стару, будь он всего лишь безупречным джентльменом. Нет, любая из женщин, присутствовавших в этот летний вечер на приеме в Ноб-Хилл, чувствовала себя беспомощной перед ним, который привлекал дикарской, почти звериной силой натуры. Разве можно было, глядя на Бена Стара, усомниться в том, что его внешняя невозмутимость и прекрасно сшитый костюм с трудом скрывают избыток этой мужской силы, что ни одна женщина не будет в безопасности, оставшись с ним наедине?..

Бен Стар поднес к губам сверкающий резной бокал и отпил глоток превосходного французского шампанского. Он случайно заметил троицу молодых светских дам, очень богатых и хорошеньких, которые таращились на него так, словно он был буфетом, битком набитым закусками, а они умирали с голоду. Стар поморщился. Подобная реакция дамочек на его присутствие давно не была для него новинкой. Он привык к этому за последние пятнадцать лет.

Но в этот вечер, на этом приеме Бену Стару казалось, что ему уже тысячи и тысячи раз приходилось переживать подобные мгновения. И, как уже бывало не раз, ему внезапно захотелось вскочить и убежать. Сейчас же, сию секунду броситься к ближайшему выходу. Уйти, укрыться далеко от этой наполненной людьми гостиной.

Но Бен Стар остался на месте.

Он не терпел грубости. Ни в самом себе, ни в других. Его пригласили в этот дом, он принял приглашение. И он пробудет здесь столько, сколько положено, и будет терпеть скучную болтовню и постоянно мучающее его чувство, что он попался в западню. Что за ним наблюдают. Что его посадили в клетку.

Зато завтра…

— Прошу внимания, дорогие гости! — Прекрасная хозяйка дома, подняв вверх изящные руки, захлопала в ладоши, нарушив приятные мечты Стара. — Прошу внимания, леди и джентльмены!

Темные глаза Бена Стара лениво открылись, взгляд остановился на стройной блондинке в ошеломляющем легчайшем платье из шифона цвета ночной синевы. Она стояла на мраморной лестнице, ведущей из холла в гостиную. Овдовевшая менее года назад, тридцатичетырехлетняя миссис Ричард Барнс Крокер была одной из самых богатых и уважаемых горожанок Бэй-Сити. Старая гвардия Сан-Франциско обожала и восхищалась обаятельной Марибель Крокер. Ее поведение после смерти супруга было, вне всяких сомнений, в высшей степени похвальным. Несмотря на то что Марибель, безусловно, горевала по любившему ее мужу, она продолжала выполнять светские обязанности, занималась благотворительностью.

Хотя молодая вдова наверняка чувствовала себя одинокой, ее никогда не видели наедине с мужчиной. Никогда! Марибель явно не намеревалась позволить кому-то занять в ее сердце место дорогого Ричарда. Во всяком случае, в ближайшие годы. А может быть, и до конца жизни.

— …Прелестный сюрприз, который вас порадует! — говорила Марибель внимательно слушающим гостям. — Берите с собой выпивку и отправляйтесь в сад, все! Я подготовила для вас лучший из фейерверков, какой вы когда-либо видели в этом городе! — Она сверкнула чарующей улыбкой, ее светлые волосы светились, как лунный луч. — Ну, идем? — Она подобрала пышную шифоновую юбку и грациозно спустилась в гостиную, указывая обнаженной рукой на открытые французские окна в противоположной стороне комнаты.

Смех и возбужденные голоса наполнили гостиную; гости устремились в сад, спеша занять местечко получше, чтобы полюбоваться фейерверком. Вежливо переждав, Бен Стар отставил бокал и поднялся. Он не спеша двинулся вслед за гостями, но светловолосая прекрасная Марибель Крокер, так властно и быстро выставившая гостей из дома, мгновенно повернулась. Она толкнула створку окна, прикрыв его, и улыбнулась высокому, эффектному Бену Стару.

— Ты заперла их в саду или нас внутри? — с ответной улыбкой спросил Бен, и голос его, низкий и монотонный, прозвучал странно и загадочно.

— И то и другое, — кокетливо ответила Марибель. — Они в саду. Ты — внутри, со мной.

— А я-то думал, ты любишь фейерверки, — сказал Бен, и уголки его жесткого рта приподнялись в обаятельной улыбке.

— Ох да, я их люблю, — согласилась Марибель, медленно подходя к нему. — Ты отлично знаешь, Бен, что я их люблю. — Она остановилась прямо перед ним, подняла белую руку, украшенную драгоценными кольцами, и коснулась его шелкового голубого галстука. — Просто я подумала — может быть, пока остальные смотрят на фейерверк над заливом, ты и я можем взлететь ракетой прямиком наверх, в мою спальню. — Она снова улыбнулась Бену и добавила: — Как ты думаешь, дорогой, сумею я поджечь твой фитиль?

Бен Стар не был поражен ее словами. Да, репутация благородной вдовы была безупречной и незапятнанной, и тем не менее Бен Стар отнюдь не однажды делил постель с этой красавицей последние несколько недель. Но на людях они всегда держались как посторонние друг другу. И Бена слегка ошарашило то, что Марибель могла предложить ему заняться любовью в доме, битком набитом гостями.

— Звучит соблазнительно, — вежливо ответил он. — Но тебе не кажется, что это немножко опасно?

— Да… опасно, — задохнувшись, согласилась Марибель, и ее большие изумрудные глаза вспыхнули от сладостного предвкушения. Она обеими руками взяла загорелую руку Стара и повела его к мраморным ступеням. — Нам придется поспешить, чтобы нас не застукали. — И она весело рассмеялась, приоткрыв алые, как малина, губы.

Бен Стар усмехнулся, позволяя глупой, развращенной женщине увлечь себя по широкой лестнице наверх, к роскошным хозяйским покоям. Он ничего не имел против того, чтобы доставить женщине физическое наслаждение, к которому она так опрометчиво стремилась. Марибель была одной из самых соблазнительных и ненасытных женщин, каких ему только доводилось знать. Бен и вдова не тратили слишком много времени на предварительные разговоры. Он почти ничего не знал о ней, кроме того, что она похожа на десятки других бледнолицых красавиц, с которыми он имел дело в последние годы.

Она желала его потому, что он представлял собой нечто запретное, дикое, опасное. Ей нравилось нарушать традиции и условности. Ее возбуждала мысль о том, что она отдается мужчине вопреки тому, что предписывают ей законы светского общества. Она вспыхивала, когда его смуглые руки грубо касались ее белого тела. Ее радовало чувство греховного наслаждения.

Но для Бена все это ничего не значило.

Для него Марибель Крокер была просто теплой, отзывчивой любовницей, готовой выполнять все его желания, доставлять ему удовольствие. И у нее не было повода жаловаться на Бена, потому что и сама она всегда получала то, что хотела.

Бен был способен заниматься любовью в любой момент, а ничто другое Марибель не интересовало. И ей никогда не приходило в голову, что ее интересный партнер может иметь какие-то иные чувства, что он может желать и искать таких отношений, которые не ограничиваются одним только сексом.

Едва пара вошла в огромную спальню, Марибель отпустила руку Бена и мгновенно очутилась у огромного окна, выходившего на балкон.

— Здесь! — сказала она, оборачиваясь к Бену. Улыбаясь, она подняла руку и вынула из длинных светлых волос усыпанные бриллиантами шпильки, чтобы локоны упали на плечи, как нравилось Бену. — Мы сможем любоваться фейерверком и в то же время займемся кое-чем еще. Разве это не восхитительно?

— О, у меня нет слов! — откликнулся Бен. Она стояла, повернувшись спиной к окну, и сверкающие снаружи городские огни создавали вокруг нее волшебный ореол. — Помочь тебе раздеться?

Дрожа от возбуждения, Марибель энергично кивнула и откинула назад блестящие, пышные волосы.

— Тебя это не затруднит, милый? Твои пальцы так искусны в подобных делах! — Она взглянула в его темные, пылающие, странно притягивающие глаза… в иные моменты она могла бы поклясться, что глаза эти вовсе не черные, а очень темные, синие… — Мне нравится ощущать твои руки на своем теле, — добавила она низким шепотом.

Стар наклонился и запечатлел нежный, долгий поцелуй в уголке ее ярко накрашенного рта, потом дразняще прихватил ее полную нижнюю губу. И, подняв руки и взяв женщину за обнаженные плечи, мягко развернул ее спиной к себе. Он начал расстегивать крошечные крючки, стягивающие на спине синее шифоновое платье…

Из сада донеслись восторженные крики гостей, когда в ночном небе взорвались пышные многоцветные шары ярких огней. И в то же мгновение восторженные вздохи послышались в хозяйской спальне. Ловкие руки Бена Стара спустили платье и шелковую сорочку Марибель до талии и обхватили ее полные груди цвета слоновой кости.

Они стояли перед распахнутым французским окном, глядя на волшебные огненные цветы в небе. И пока красные, синие и золотые огни пылали в черном бархате ночи над Сан-Франциско, Марибель Крокер вздыхала и прижималась затылком к твердой груди Бена, а его руки ласкали и прижимали ее тяжелые, налитые груди, и длинные опытные пальцы Бена щекотали, дразня, крупные набухшие соски. Марибель, замирая от счастья, ощущала спиной крепкое, неподатливое тело Бена.

Внезапно охваченная желанием слиться с Беном прежде, чем закончится фейерверк, Марибель схватила его ладони, поднесла их к лицу и поцеловала, а потом стремительно повернулась.

— Бен, люби меня… Сейчас, милый, прямо сейчас! Поспешим… давай поспешим, иначе будет поздно…

Не дожидаясь его ответа, она наклонилась и сбросила едва держащееся на бедрах платье. Бен Стар, наблюдая за ней с легкой улыбкой, неторопливо передернул плечами и снял серый льняной смокинг. Когда он отбросил его в сторону, из внутреннего кармана выпал сложенный листок бумаги и упал на толстый бежевый ковер. Заинтересованная, Марибель, отшвырнув свой изысканный туалет, наклонилась и подобрала листок.

— Что это такое? — спросила она, отдергивая руку, когда Бен потянулся к ней, чтобы забрать бумагу. Она развернула листок и увидела, что это билет на поезд Тихоокеанской железной дороги. На билете синими чернилами было написано: «Денвер, Колорадо». Изумрудные глаза Марибель рассерженно уставились на Бена. — Дорогой, но ведь ты не намерен…

Прежде чем она успела договорить, Бен Стар заставил ее умолкнуть, закрыв губы женщины требовательным поцелуем. Рывком притянув ее к себе, он запустил темную руку в пышные светлые локоны.

В неярком свете на правом запястье Стара сверкнул широкий серебряный браслет. Под браслетом скрывался белый шелковистый шрам.

Шрам этот имел форму буквы «X».


Глава 2


В этот же самый августовский вечер в трех тысячах миль от Сан-Франциско молодая женщина стояла в одиночестве на балконе одного из правительственных зданий в Вашингтоне.

У нее была экзотическая внешность. Черные как глубокая ночь волосы спускались до самой талии. Кожа молодой женщины была белой и гладкой, как фарфор.

Эта высокая и стройная леди была одета в мягко спадающее платье такого же цвета, как и ее большие выразительные глаза — изумительного бледно-фиолетового. Затененные длинными и густыми черными ресницами, глаза темнели, приобретая пурпурный оттенок, когда девушка бывала разгневанна или взволнованна. Над волшебными фиалковыми глазами взлетали безупречно очерченные черные брови.

Маленький точеный носик имел надменные патрицианские очертания, но ее полные, нежные губы заставляли предположить, что ей не чужды и земные, житейские интересы. Твердый подбородок и четкий овал лица придавали девушке вид высокомерный и недосягаемый. Но в то же время под ее холодной аристократичностью таилось нечто иное, некий намек на горячую страстность, готовую пробудиться в любой момент.

Ее звали Диана Бакхэннан. Мисс Диана Говард Бакхэннан. Она была не замужем, и сегодня у нее был не просто день рождения, а юбилей. Важная веха в жизни любой женщины. Четверть века.

Но она ничуть не беспокоилась и не чувствовала себя неполноценной из-за того, что к этому дню не вышла замуж и даже не была обручена. И несмотря на то что в обществе принято было думать, что женщина, достигшая столь зрелого возраста, обречена навеки остаться в старых девах, Диана плевать хотела на подобные глупые мнения. Диану вполне устраивало ее одиночество; ей нравилось быть независимой и самой распоряжаться собственной судьбой. «Я сама себе хозяйка, я капитан своего судна», — частенько повторяла она. К числу беспокойных доброжелателей найти ей подходящую пару относилась и тетушка Лидия, у которой Диана жила в настоящее время. Однако все друзья Дианы, хотя и неохотно, признавали, что умная, самостоятельная девушка действительно вполне успешно справляется с жизнью и ведет свой корабль.

И так было всегда.

Диана осиротела в возрасте двух лет; ее родители погибли из-за несчастного случая на дороге, когда перевернулась их карета, и с тех пор ее воспитывали бабушка и дедушка со стороны отца — вспыльчивый полковник Бак Бакхэннан и тихая, невозмутимая Руфь Бакхэннан. И эти преданные друг другу люди с сильной волей многому научили Диану; она стала понимать, что такое жизнь, и любовь, и верность.

И независимость.

А вот теперь Диана Говард Бакхэннан стояла одна в лунном свете — потому что она сама решила так. Она мечтательно смотрела вниз, на серебряную ленту Потомака, неторопливо и уверенно стремящегося на восток, к необъятному Атлантическому океану. За спиной Дианы, в ярко освещенном городском доме, звучала музыка, раздавались смех и оживленная болтовня.

Вечер, на который были приглашены десятки гостей, продолжался. Это был вечер Дианы, бал в ее честь. Диана знала, что ей следовало бы вернуться в дом, что ее поведение граничит с невежливостью. Но как же ей было скучно с гостями, как неуютно, как хотелось поскорее уехать… Она давным-давно устала от Вашингтона и бесконечных приемов и вечеринок, на которых разговоры постоянно вертелись вокруг политики.

Диана была умна, образованна и хорошо знала жизнь. Когда ей исполнился двадцать один год, она приехала сюда, в столицу, на родину своей матери, где по-прежнему жила ее единственная родственница из семьи Говардов. Фамилия Говард была хорошо известна в Вашингтоне. Тетушка Дианы, Лидия Говард-Дансби, искренне наслаждалась своим авторитетом и влиянием в этом городе.

Лидия Говард-Дансби пригласила свою единственную племянницу Диану пожить в величественном фамильном особняке Говардов, пообещав, что поможет ей испытать свои силы на какой-либо службе. Диана тут же откликнулась на приглашение, и тетушка Лидия приложила все силы к тому, чтобы девушка не осталась разочарованной.

За прошедшие четыре года Диана добилась завидного положения; она стала высокооплачиваемой стенографисткой и доверенным секретарем одного из наиболее перспективных молодых сенаторов. Диана стремилась прежде всего к самоутверждению, и это ей неплохо удавалось. Но теперь ей хотелось испытать себя иначе.

Несмотря на то что сенатор от штата Монтана Клэй Дод-сон всячески пытался убедить ее остаться на службе, Диана твердо решила уехать. Ничто не могло поколебать ее. Ни уговоры тетушки Лидии, ни интересный сенатор.

— Но, дорогая Диана, — умоляюще говорил ей молодой сенатор, когда она впервые сообщила ему о своих планах, — вы не можете покинуть меня! Вы просто не вправе! Вы нужны мне, Диана!

— Мне очень жаль, Клэй, действительно жаль, — отвечала она, тронутая нежностью и огорчением, звучавшими в его голосе и светившимися в его добрых карих глазах, — но есть кое-кто, кому я нужна гораздо больше.

И это было правдой.

Она была очень нужна тем, кого бесконечно любила, — полковнику и бабуле Бакхэннан.

Дед и бабушка владели и руководили труппой «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана». Когда Диана была еще ребенком, она путешествовала вместе с этим представлением-буфф по всей Америке и Европе. Артисты выступали на арендуемых на время площадках. В те счастливые дни шоу полковника имело огромный успех, и труппа переезжала с места на место в сверкающих вагонах, сделанных на заказ, отправлялась в Европу на лучших пароходах, снимала номера в самых роскошных отелях и в Америке, и за границей.

Теперь же все было иначе.

Уже несколько лет как «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» находилось в критическом финансовом состоянии. Тому было много причин. Прежде всего исчезла прелесть новизны. То, что было необычным и волнующим спектаклем двадцать лет назад, сегодня выглядело знакомым и привычным. Зрители пресытились. Они уже десятки раз видели родео, объездчиков и мексиканских вакеро, и гурты буйволов, и сцены ограбления почтовых карет…

Кроме того, появились новые зрелища. Театр. Опера. Яркий, экзотичный цирк Барнума. Кинематоскопы Томаса Эдисона.

Но хуже всего было то, что появились аналогичные шоу на тему Дикого Запада. Когда создавалась труппа полковника Бака Бакхэннана, его представление было единственным в своем роде и они гастролировали по всему свету, не зная соперничества. А теперь существовало более двух дюжин подобных трупп, многие имели лучших актеров, и их программы отличались большей оригинальностью.

Однако самым страшным для Дианы было то, что до нее дошли слухи о попытках некоего Пауни Билла — владельца весьма доходного «Шоу „Дикий Запад“ Пауни Билла» и заклятого врага деда Дианы — завладеть труппой полковника.

Диана не могла позволить, чтобы это случилось.

Она добилась положения в Вашингтоне, а теперь была намерена присоединиться к гибнущему шоу дедушки. Она поставит свое имя в афишу, она использует все свои таланты, чтобы поднять сборы. Онаразберется в документации, поможет деду наладить дела, найти банк, готовый предоставить необходимую ссуду.

Фиалковые глаза Дианы вспыхнули твердой решимостью. «Да, милые мои! Я встречу поезд полковника, когда он прибудет», — сказала она.

— Диана? Вы здесь, Диана? — прервал ее мечты голос сенатора Додсона. — Вы с кем-то говорите?

Худощавый молодой человек, вышедший на балкон, огляделся в поисках того, к кому обращалась Диана.

Диана глубоко вздохнула и повернулась к сенатору. Улыбнувшись, она сказала:

— Нет, Клэй. Я тут одна. Наверное, я просто думала вслух.

— Ну, это бывает, — согласился он, подходя ближе. — Но вот прятаться от гостей — не слишком хорошо. — Он мягко, понимающе улыбнулся.

— Я знаю, — виновато ответила Диана. — Я просто вышла, чтобы глотнуть свежего воздуха. — Она одарила сенатора сияющей улыбкой, взяла его под руку и добавила: — Идемте в дом.

Но Клэй Додсон не тронулся с места. Он лишь не отрываясь смотрел на девушку. Наконец он произнес:

— Здесь действительно чудесно. И мы здесь вдвоем. Почему бы нам…

— Так кто это прячется от гостей?! — воскликнула Диана, заметив в его глазах выражение, которого предпочла бы не видеть. — Идемте! Я умираю от желания заглянуть в буфет!

Сенатор Додсон неохотно отправился в дом вслед за девушкой. Вечеринка тянулась уже второй час. Гости решили, что теперь в самый раз поднять бокалы с шампанским в честь улыбающейся почетной гостьи, и сенатор Клэй Додсон стал запевалой, когда хор приглашенных с воодушевлением исполнил «Она — отличный парень!».

Искренне тронутая, Диана смушенно порозовела и с улыбкой произнесла короткую благодарственную речь. И к собственному удивлению, обнаружила вдруг, что к глазам подступили слезы… ведь ей, пожалуй, никогда больше не придется увидеть этих людей.

А потом все обнимали Диану и просили не исчезать бесследно, и вот наконец Клэй проводил ее вниз по широкой лестнице и на улицу, в душную вашингтонскую ночь.

Молодой сенатор из Биллингса медленно шел рядом с Дианой к дому Говардов, расположенному неподалеку, всего в трех кварталах. Было довольно поздно. На улице не было прохожих. В тишине громко распевали сверчки, а где-то вдали, на реке, коротко свистнул буксир.

Молодые люди медленно шагали по тротуару, изредка обмениваясь словами. Все уже было сказано. Сенатор пребывал в мрачном настроении; его глаза то и дело скользили по бледному прекрасному лицу Дианы, по ее зачесанным наверх угольно-черным волосам… Диана, даже не глядя на него, ощущала его грусть.

Но она была так взволнована завтрашним отъездом, что едва ощущала землю под ногами; однако ей удавалось скрыть свое возбуждение.

Они дошли до огромного трехэтажного особняка Говардов. Страшась, что прощание затянется, что ей не удастся избежать объяснения с сенатором, Диана обернулась к Клэю, едва они остановились у парадного входа с висящим над ним ярким фонарем.

— Клэй, милый Клэй, — мягко сказала она. — Это были прекрасные годы. Спасибо вам за все.

— Диана, — проговорил он сдавленным голосом, — Диана. Внезапно он схватил ее за руку, чтобы притянуть к себе.

Диана от изумления открыла рот, но в этот момент из ее руки вылетел сложенный листок бумаги. Он упал на мощеный тротуар у ног девушки. Глаза сенатора остановились на нем. Молодой человек поднял бумажку и развернул ее, чтобы рассмотреть в свете электрического фонаря.

Это был билет на экспресс Тихоокеанской железной дороги. Яркими синими чернилами на нем было написано: «Денвер, Колорадо».

— Диана, мне бы очень хотелось, чтобы вы передумали…

Диана не дала ему договорить. Она быстро поцеловала сенатора, пожелала ему доброй ночи и торопливо вошла в дом, чтобы собрать вещи для дальнего путешествия:


Глава 3


Несколькими днями позже, около двух часов пополудни, длинный поезд полз, извиваясь, по восточным долинам Колорадо. Его долгий путь из Канзаса в штате Миссури подходил к концу. Впереди уже обозначались, все приближаясь и приближаясь, грозные вершины Берегового хребта приводящих в трепет Скалистых гор, четко вырисовывающиеся на фоне безоблачного августовского неба.

Направляясь прямиком к этим взмывающим ввысь горам, пыхтящий паровоз горделиво тащил внушительную процессию из тридцати четырех вагонов. Лишь на самом локомотиве не было яркой, бросающейся в глаза надписи, украшавшей каждый из вагонов: «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана». Буквы сверкали золотом.

В самом начале поезда, в пышущей жаром кабине, Боз Уитман, машинист, соскочил со своей вращающейся табуретки. Улыбаясь от уха до уха, Боз дотянулся до шнурка, висящего над его головой. Паровоз тут же издал долгий, громкий свист, напугавший небольшое стадо беломордых коров, пасшихся неподалеку от железной дороги. Машинист возбужденно рассмеялся. На нем были форменная полосатая железнодорожная фуражка, яркий красный шейный платок, красная рубаха, полосатый комбинезон и автомобильные очки, защищавшие его чувствительные шестидесятидвухлетние глаза от пыли и золы.

Продолжая смеяться, Боз снова дернул за шнур свистка, потом передвинул регулятор и дернул за ручку тормоза. Раздался оглушительный скрежет. Оранжевые искры вылетели из-под стальных колес. Постепенно поезд замедлил ход и остановился. Удивленные актеры и рабочие выглядывали в окна вагонов, гадая, почему они остановились, если до Денвера оставалось еще не меньше двух миль.

Когда локомотив остановился окончательно, в конце поезда открылись раздвижные двери одного из вагонов; вагон был из тех, в которых перевозили животных. На землю спустили широкий трап. Затем в дверях показался широкоплечий, крепко сложенный молодой человек с темно-русыми волосами.

В программе выступления этот человек значился как Малыш Чероки; сейчас он успокаивал нервничавшего гнедого жеребца, основательно нагруженного оружием и походным снаряжением, заставляя того спуститься по трапу из вагона.

Следом за Малышом Чероки выбрались два мускулистых укротителя, постоянно участвовавших в шоу полковника Бакхэннана, — это были братья Лезервуд, Дэнни и Дэви. Веселые, громкоголосые, братья Лезервуд грубо дергали поводья лошадей, не слишком тревожась о том, что железные удила больно ранят нежные рты животных.

Следом за ними показался невысокий ковбой средних лет. Уильям Джонс, или Коротышка, был некрупным человеком с обветренным лицом; он был таким тощим, что на нем едва удерживались штаны. На шее болтался серебряный свисток на цепочке, а с губы свисала сигарета. Одной рукой поддергивая бриджи, а в другой держа поводья, он вел за собой чалого мерина, вглядываясь в окружающее сквозь дым сигареты. Не вынимая изо рта самокрутки, Коротышка предостерегал бездумных долговязых братьев Лезервуд:

— Эй, мальчики, полегче! Полегче!

Коротышка был главным конюхом труппы, и он совершенно не выносил, когда с животными обращались плохо. Очень тихий, очень застенчивый человек, Коротышка всегда был мягок с Божьими тварями — людьми и животными, — и его болезненно задевало то, как задиристые Лезервуды терзают испуганных лошадей.

Вместе с Коротышкой из вагона вышел седоволосый старый индеец; его бронзовое, обветренное лицо с резкими чертами пересекали глубокие морщины. Индеец разделял тревогу Коротышки за лошадей. Он вел в поводу крупного пони. Индейца звали Древний Глаз, и когда-то он был вождем племени ютов в Колорадо. Но те дни давно миновали. Древний Глаз уже проводил семьдесят пятую зиму своей жизни. Последние двадцать лет он провел в разъездах вместе с шоу «Дикий Запад». Древний Глаз прекрасно понимал, что теперь он не представляет для полковника Бакхэннана такой ценности, как в былые времена. Он слишком состарился, чтобы изображать свирепого воина, — а именно такой была прежде его роль в шоу. Но он знал, что до тех пор, пока будет существовать это представление, он останется в нем, в труппе, с полковником и своими старыми любимыми друзьями.

Забросив длинные кожаные поводья на склоненную голову пони, Древний Глаз с легким кряхтеньем взобрался в седло. Вдруг старый ют содрогнулся. Коротышка заметил, как плотное, полное тело юта пронзила дрожь.

— Эй, вождь, с тобой все в порядке? — негромко спросил Коротышка, чтобы никто, кроме Древнего Глаза, не мог услышать его. — Ты не заболел?

Древний Глаз передернул плечами и отрицательно качнул головой, заставив жесткие седые волосы, достигающие плеч, взметнуться вокруг темного сморщенного лица. Он посмотрел в глаза Коротышке и признался:

— На какую-то секунду… это было, словно… — Он взмахнул широкой ладонью, указывая на чистое голубое небо. — Словно старые друзья из мира духов, куда они давно ушли, предостерегли меня: ничего хорошего нас не ждет. Случится что-то очень плохое.

Коротышка не рассмеялся и не проявил никакого легкомыслия, услышав предсказание вождя. Он лишь мягко спросил:

— Ты имеешь в виду выступления в Денвере? Древний Глаз снова покачал головой:

— Нет. Я о той охоте, которую мы затеяли, о поездке в Сверкающие горы.

Прежде чем Коротышка успел что-либо сказать, раздвижные двери захлопнулись, раздался свисток, и Боз, машинист, тронул поезд с места. А нетерпеливый Малыш Чероки, поднявшись на стременах, громко закричал:

— Эй, чего мы ждем? Вперед, за большой кошкой! Опустившись в отделанное серебряным галуном седло, он вонзил острые шпоры с колесиками в бока жеребца, и чуткий гнедой рванулся вперед. Поезд медленно набирал ход. Неугомонные братья Лезервуд галопом помчались за Малышом Чероки, завывая и гикая. Коротышка и Древний Глаз обменялись неодобрительными взглядами, но направились вслед за ними.

Впереди всех несся через равнину Малыш Чероки. Он держал курс на Скалистые горы.

Всадники не остановились в городе, лежавшем на их пути. У них было всего три дня до начала представлений шоу «Дикий Запад» в Денвере. Пока труппа будет занята натягиванием тентов, установкой временных трибун и репетициями, пятеро, покинувшие поезд на подступах к Денверу, должны будут поймать для представления горного льва. Малыш Чероки, всегда стремившийся услышать от полковника слова одобрения, пообещал старому импресарио, что не спустится с гор, пока не добудет ценного зверя. И он намеревался сдержать свое обещание.

А потому всадники стремительно неслись к подножию гор, в то время как поезд, везущий труппу, упорно пыхтел, подбираясь к окраинам Денвера.

На платформе перед заново отстроенным вокзалом стояла Диана Бакхэннан, залитая яркими лучами полуденного августовского солнца. Она была одета удобно и в то же время эффектно: белое накрахмаленное пикейное платьице, соломенная шляпка с широкими полями и легчайшим фиолетовым шарфом вокруг тульи, фиолетовые перчатки. Над головой — шелковый зонтик того же оттенка. Диана беспокойно смотрела на уходящие вдаль рельсы, ожидая поезд, который должен был подойти к станции с минуты на минуту. Она шагала взад и вперед по почти пустой платформе, сгорая от нетерпения поскорее увидеть полковника и бабулю Бакхэннан. Ей было очень интересно, какое лицо будет у полковника, когда он выйдет из вагона и обнаружит, что его встречает Диана.

Диана улыбнулась, предвкушая радость этого мгновения.

Она не предупредила своих родных, что приедет в Денвер, не сообщила, что намерена присоединиться к труппе. Все это должно было стать сюрпризом, но Диана все-таки не совсем была уверена в том, что полковник с радостью воспримет подобную новость. Отличавшийся вспыльчивым характером, старик мог впасть и в ярость из-за того, что его выскочка внучка возомнила, будто он нуждается в ее помощи, чтобы справиться со своими финансовыми трудностями.

Полковник всегда отличался чрезвычайной гордостью. Его богатая приключениями жизнь была из тех, что со временем превращается в легенду. Уроженец Аризоны, Бак Бакхэннан в молодости сражался с индейцами, служил разведчиком в армии, был солдатом во время гражданской войны, и его синий мундир украшала целая коллекция медалей.

Многочисленные шрамы, которыми полковник очень гордился, остались ему на память о бурной молодости. Его левое плечо пронзила стрела апачей; пуля, выпущенная солдатом армии южан, пронзила его правое бедро. На широкой груди полковника остались следы схватки с медведем-гризли, а какой-то ревнивый муж оставил давным-давно отметину на красивом лице полковника.

Когда полковнику было уже пятьдесят, он укрощал дикого мустанга, но взбесившийся конь, весивший едва ли не тысячу фунтов, упал и, катаясь по земле, сломал Бакхэннану ногу. С тех пор полковник прихрамывал.

Однако он искренне наслаждался каждым мгновением жизни. Все для него было забавой, но ничто не радовало так, как обладание огромным гастролирующим шоу «Дикий Запад». И тем больнее для бесстрашного разведчика была мысль о том, что его любимая игрушка находится в опасности.

Короткий и громкий свисток паровоза заставил Диану вскинуть голову и снова всмотреться в даль.

Пыхтящий и дымящий локомотив приближался к вокзалу, и рельсы гудели и вибрировали… и старый Боз, машинист, выглядывал из окна кабины и махал полосатым кепи — да, это подходил тот самый длинный, непохожий на другие поезд, который и ожидала Диана.

Внезапно вокруг Дианы образовалась возбужденная, шумная толпа людей. Диана поняла — и ее чрезвычайно обрадовало это, — что все эти люди пришли сюда затем, чтобы встретить поезд полковника Бакхэннана. При виде оживленных лиц Диана почувствовала облегчение. Она очень боялась, что встречающих будет мало. И тогда полковник был бы горько разочарован.

Довольная улыбка озарила лицо Дианы. Девушка быстро сложила зонтик и поспешила к поезду, бесцеремонно расталкивая увеличивающуюся толпу. Но ей не удалось прорваться к первому пассажирскому вагону, на котором светились золотом огромные буквы: «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана».

Но вот поезд остановился.

Кондуктор в форме и белых перчатках открыл дверь вагона. Он установил перед дверью небольшую лесенку, выпрямился и одернул тужурку; затем, приподняв на мгновение фуражку, кивнул кому-то находящемуся внутри вагона.

Глаза толпы неотрывно следили за вагонной дверью. Репортеры из «Роки-Маунтин ньюс» и «Денвер пост» замерли, держа наготове блокноты, карандаши и фотокамеры, чтобы не упустить возможность взять интервью.

Ползли мгновения. Напряжение нарастало. Диана усмехнулась.

Она хорошо знала полковника. Он был хитрым и опытным специалистом по части увеселений и знал, как заинтриговать толпу. Можно было не сомневаться, что сейчас он стоит в вагоне, затаившись в тени и выжидая нужное мгновение.

Наконец, после нескольких томительных секунд, первый пассажир поезда появился в дверях вагона. Это была величественная фигура, одетая в костюм из мягчайшей замши, отделанный бахромой по вороту куртки и по швам брюк, в замшевые перчатки цвета ржавчины, ковбойские башмаки ручной работы, белый стетсон, и со сливочно-желтым платком, повязанным на шее. Краснощекий, голубоглазый полковник, сверкая белозубой улыбкой, сорвал с головы стетсон, обнажив седую голову с длинными волосами, завязанными в хвост, приветствуя оживленную, свистящую и аплодирующую толпу.

— Полковник! — радостно закричала Диана, обращаясь к деду так, как ему нравилось больше всего. — Полковник Бакхэннан!

Он не услышал ее.

Обиженная, Диана, забыв о хороших манерах, энергично заработала локтями и стала пробираться сквозь толпу, чтобы поскорее очутиться возле заметно хромающего пожилого человека, который с довольной улыбкой уже позировал перед денверскими фотографами.

— Полковник! — снова закричала Диана, и яркие голубые глаза, моргнув, уставились на нее.

На долю мгновения в этих глазах вспыхнуло крайнее изумление, но полковник был не из тех, кого легко застать врасплох. В следующую секунду он уже просиял радостью. Полковник сразу понял, зачем приехала Диана. И ему стало ясно, что Диана рассчитывает привлечь новых зрителей своей эффектной внешностью и своим немалым искусством верховой езды, которому полковник обучал ее с самого раннего детства.

И, словно он ожидал именно этого, и ничего иного, полковник быстро вскинул крепкие крупные руки, обнял черноволосую внучку, поцеловал ее в щеку и горделиво обратился к представителям прессы:

— Парни, позвольте представить вам новую звезду «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бакхэннана» — мисс Диану Бакхэннан!


Глава 4


Полковник Бакхэннан и репортер «Роки-Маунтин ньюс» Роберт Митчелл стояли, опершись на не слишком высокую изгородь денверской ярмарочной площади, арендованной полковником для своего шоу.

И старый полковник, и молодой репортер не отрывали глаз от одинокой всадницы в центре пыльной арены. Они всматривались в силуэт, вырисовывающийся на фоне лазурного неба; конь и человек двигались так, словно были единым существом. Вороной жеребец с белым чулком на передней ноге сверкал холеной шерстью. Всадница, высокая и гибкая, с угольно-черными волосами, была одета в обтягивающие замшевые брюки, белую блузку и мягкие мокасины, расшитые бусами.

Роберт Митчелл, репортер, замер от восторга, когда отчаянная всадница, пустив коня бешеным галопом, вдруг встала на седле вороного во весь рост. Ее спина была выпрямлена, колени чуть согнуты, ступни расставлены под углом, чтобы обеспечить надежное равновесие… Бесстрашная наездница перебросила поводья в одну руку и, быстро вскинув другую, выдернула из пышных волос сдерживающую их заколку.

Блестящие длинные локоны на мгновение закрыли лицо и обтянутые белой блузкой плечи, но тут же ветер подхватил их, и они, словно черное шелковое знамя, взвились в воздух, как и вздымающиеся волнами грива и хвост вороного жеребца.

Репортер надолго лишился дара речи. Когда же он наконец вновь обрел голос, то, запинаясь, произнес:

— Полковник, каково это — быть дедом живой легенды?

— Диана, — бросил в ответ полковник, кладя руку на плечо молодого человека, — звезда нашего представления, отличная актриса и мастер вольтижировки и работы с лассо. А легенда — это я\ — Он мягко поаплодировал — то ли Диане, то ли самому себе — и продолжал хвастать: — Сынок, я научил эту девочку всему, что знал и умел сам. Это мое умение. — Потом, сложив ладони рупором, он окликнул девушку: — Диана! На сегодня довольно! Пора отдохнуть! Я не хочу, чтобы ты слишком устала и не смогла участвовать в завтрашнем параде!

Была среда, поддень.

Труппа пробыла в Денвере неполных двадцать восемь часов, но Диана не желала тратить время понапрасну. Уже в первый вечер, через несколько часов после прибытия поезда, она тщательно выбрала лошадь для своего выступления. Впрочем, ей стоило лишь бросить взгляд на этого великолепного вороного, как она поняла — это именно то, что нужно. А получасом позже Диана вывела его на арену и подвергла тщательным испытаниям. Он выдержал их с честью. Диана была более чем довольна.

И с того момента Диана каждую свободную минуту проводила на арене, отрабатывая свой номер. Но она никогда не оставалась одна. Площадка, наполненная людьми с восхода до заката, гудела как улей.

Маленькие афишки, рекламирующие предстоящий спектакль, распространялись по городу местными школьниками. А на телеграфных столбах уже были наклеены огромные яркие плакаты, и такие же листы красовались в витринах магазинов по всему городу. В воздухе витало возбуждение, и мужское население Денвера нетерпеливо околачивалось на территории ярмарки, где шла подготовка к выступлениям.

Горожане наблюдали за тем, как крепкие рабочие труппы перетаскивают бревна, стучат молотками и работают пилами под жаркими лучами августовского солнца, поспешно устанавливая временные трибуны.

Помощники Коротышки хлопотали вокруг многочисленных животных, занятых в представлении. С северной стороны, на краю площади, устраивались загоны и устанавливались клетки. Животных переводили туда из вагонов, кормили и поили, купали и расчесывали, их осматривал ветеринар.

Большинство актеров тоже были здесь. Многие репетировали свои номера; другие же просто глазели по сторонам, или играли в покер, или сплетничали, или просто отдыхали, набираясь сил перед представлением. Длинный ряд вагонов специального поезда располагался не более чем в сотне ярдов, на запасном пути, подходящем к площади городской ярмарки. Участники шоу жили в своих вагонах.

Однако в этот полдень и актеры, и рабочие, и праздные зеваки, явившиеся из города, собрались у арены, чтобы насладиться удивительным зрелищем. Стройная черноволосая всадница на огромном вороном коне привлекала их внимание, и это не прошло мимо глаз искушенного полковника.

В ответ на оклик деда Диана помахала рукой, подогнула колени и легко опустилась в седло; в толпе мужчин, собравшихся у ограждения арены, раздались одобрительные возгласы. Диана, конечно, давно заметила присутствие зрителей. И их искренний интерес. Но она ничего не имела против наблюдателей во время репетиции.

Наоборот, она надеялась, что произвела на них достаточно сильное впечатление, чтобы они вернулись позже, но уже заплатив за билеты.

Уперев одну руку в бок, Диана развернула коня и пустила его легким галопом вдоль ограды, а потом, наклонившись к лошадиному уху, проговорила:

— Ну-ка, малыш, давай! Поклонись им! — Она крепко прижала пальцы к шее коня, слева за челюстью, и скомандовала: — Ну, давай, Чэмп!

Вороной откликнулся на ее слова именно так, как того ожидала девушка. Отлично тренированный, жеребец, весивший едва ли не тысячу фунтов, опустился на правое переднее колено, выбросил вперед левую ногу с белым чулком и эффектно склонил огромную голову.

Благодарные зрители громко засвистели и зааплодировали.

— Браво, браво! — воскликнул довольный полковник.

— Изумительно! — восхищенно закричал молодой репортер.

— Хороший мальчик, — негромко сказала Диана, похлопывая вороного по холке. Она приказала ему оставаться в том же положении и, ловко соскользнув вниз, вдоль грациозно изогнутой конской шеи, уверенно встала на землю.

Она торжествующе вскинула руки, сделала пируэт, вытянув носки обутых в мягкие мокасины ног, и, сверкнув улыбкой на миллион долларов, тут же повернулась к вороному и щелкнула пальцами. Конь в то же мгновение поднялся на ноги, величественно выпрямился и встряхнул головой, так что его пышная грива волной взлетела в воздух. Диана рассмеялась и выудила из кармана узких замшевых брюк кусок сахара.

Чэмп жадно схватил его и сразу же мягко ткнул Диану носом в плечо. Тихонько заржав, он попросил еще.

Но Диана отрицательно покачала головой. Захватив пальцами пучок густой, жесткой гривы, она легонько дернула его и сказала:

— Запомни, мальчик, я не люблю попрошаек. И чем скорее ты усвоишь этот урок, тем легче нам с тобой будет работать.

Но при этом она ласково обняла вороного за шею, прижала голову коня к груди и коснулась щекой шелковистой морды. Потом быстро оттолкнула жеребца, потому что он начал энергично втягивать воздух, обнюхивая блузку Дианы в поисках спрятанного сахара.

Один из конюхов уже спешил к девушке. Диана бросила ему поводья, поблагодарила за заботу и, шлепнув лошадь по крупу, пошла прочь. Солнце светило ей в спину, а пышные черные волосы образовали светящийся ореол вокруг головы.

Полковник представил молодых людей друг другу. Роберт Митчелл энергично перегнулся через изгородь, чтобы пожать руку Дианы.

— Мисс Бакхэннан, — восторженно воскликнул он, — вы были великолепны!

— Это не так, — скромно откликнулась она. — Великолепной была лошадь.

С некоторым трудом освободив руку, она повернулась к деду:

— Полковник, если Коротышка не слишком занят, мне бы хотелось, чтобы он лично присматривал за Чэмпом.

— Я попрошу его, — заверил ее полковник. Репортер намекающе откашлялся. Полковник бросил взгляд на юношу. Роберт Митчелл странно гримасничал. — В чем дело, сынок?.. Ох… да, да. — Полковник снова повернулся к Диане. — Этот молодой человек пригласил меня на ленч в «Метрополитен», и он надеется, что ты тоже присоединишься к нам.

— О, мне очень жаль, но я уже обещала Кэт Техаске, что пойду на ленч с ней. — Диана одарила репортера улыбкой. — Возможно, в другой раз?..

На физиономии репортера отразилось глубокое разочарование, но он кивнул:

— Да, конечно… может быть, завтра?.. Но Диана уже отвернулась и пошла прочь.

Кэт Техаска раскладывала пасьянс «Клондайк». Пасьянс раскладывался из колоды в пятьдесят одну карту. Это было любимым времяпрепровождением Кэт. Она хвастала, что пасьянс сходился у нее не меньше чем через раз. И с тех пор как она присоединилась к «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бакхэннана», Кэт истрепала не меньше сотни колод карт.

Кэт Техаска была крупной, худощавой, с теплыми карими глазами, удивительно изящным носиком и ртом, полным крупных зубов. Лицо Кэт было простым, широким и загорелым, как лицо мужчины. Она никогда не носила шляпы. Ее коротко подстриженные каштановые волосы тронула седина, а возле глаз от постоянного смеха образовались разбегающиеся веером морщинки.

Кэт Техаска была громогласной, любила хорошую шутку, даже если подшучивали над ней самой. Она никогда не сплетничала, не совалась ни к кому с непрошеными советами, не хныкала и не жаловалась, когда дела шли не слишком хорошо. Она была надежным товарищем, обладала добрым сердцем и ровным характером.

Кэт выступала в шоу как женщина-снайпер с 1878 года, с того лета, как ей исполнилось тридцать три года, и ее очень любила публика. В тот год она приехала навестить дальних родственников в Чикаго. В городе шли представления «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бакхэннана», и родные Кэт пригласили ее на спектакль.

Катерина Луиза Уортингтон, уроженка штата Техас, была очарована блеском представления, яркими костюмами и искусной верховой ездой. Но когда на арену вышел меткий стрелок, чтобы продемонстрировать свое искусство, Кэт не выразила восторга.

— Да я бы победила этого парня, даже если бы стреляла левой рукой! — сказала она своим родственникам.

И очень скоро ей представилась возможность доказать справедливость своих слов.

Самоуверенный стрелок предложил «любому мужчине из публики», думающему, что он может проделать то же самое, выйти на арену.

— Идите сюда и попробуйте сразиться со мной!

С полдюжины не менее самоуверенных горожан тут же поднялись со своих мест и отправились на арену. Катерина Луиза Уортингтон терпеливо ждала. Когда все шестеро потерпели поражение и вернулись на свои места, она встала.

Улыбающийся непобедимый стрелок, стоящий в центре арены, поднял пару револьверов с украшенными перламутром рукоятками, приветствуя одобрительно аплодирующую толпу, и в это мгновение раздался громкий голос Катерины Луизы Уортингтон, в котором звучал явный техасский выговор:

— А как насчет того, чтобы дать шанс леди, а, мистер?

Зрители грубо захохотали. И стрелок тоже. Но их смех очень быстро замер.

Катерина Луиза Уортингтон не стала дожидаться ответа. Она спустилась к высокой ограде арены и с легкостью акробата перепрыгнула через нее. Пышные нижние юбки мелькнули перед глазами изумленной публики. Стрелок смотрел на женщину, и снисходительная улыбка не сходила с его полноватого интересного лица. Катерина Луиза Уортингтон не обратила внимания на его высокомерие. Она уверенным шагом направилась прямо к нему.

И уже через пять минут арена была во власти этой женщины. И зрители — тоже.

Полковник Бак Бакхэннан в тот вечер следил за представлением из-за кулис. За сорок восемь лет своей жизни ему ни разу не приходилось видеть столь поразительно меткой стрельбы. Когда удивительная женщина легко и убедительно победила в соревновании его высокооплачиваемого снайпера, полковник поспешил перехватить ее, прежде чем она вернулась на место.

Он предложил Катерине Луизе Уортингтон жалованье даже более высокое, чем то, какое он платил побежденному стрелку. Катерина Луиза Уортингтон отказалась. Она сказала, что, конечно, все это звучит очень соблазнительно, однако она должна вернуться на ранчо в Южном Техасе, принадлежащее ее мужу. В Чикаго она приехала лишь ненадолго, в гости.

Сообразительный полковник тут же сказал Кэт, что ее муж вполне мог бы выступать в группе «Отчаянных наездников». Но Катерина Луиза Уортингтон сообщила полковнику, что именно сейчас ее муж никак не может присоединиться к шоу.

— Видите ли, полковник Бакхэннан, — объяснила улыбающаяся женщина, запустив пальцы в светлые каштановые кудряшки, — Тедди Рэй… так зовут моего милого мужа… Тедди Рэй еще не вернулся с войны.

— С войны? Какой войны? Я что-то не слышал…

— Да ну вас, я говорю о войне между Севером и Югом, само собой! — Кэт посмотрела на полковника так, словно тот был полным идиотом. — Тедди Рэй оставил меня в Техасе, а сам ушел с армией южан, когда мы только лишь поженились, мне тогда было шестнадцать лет.

Ему и самому-то было всего девятнадцать, но у нас уже были небольшой клочок земли и несколько коров. Я так и работаю на ферме. Полагаю, Тедди Рэй вернется домой со дня на день. — Она улыбнулась, подумав о своем любимом муже. — Я даже чувствую себя виноватой из-за того, что так задержалась в Чикаго.

Полковник мягко произнес:

— Но, дорогая моя, война кончилась уже тринадцать лет назад…

— Бог мой, да знаю я это! Вы что, думаете, я свихнулась? — Катерина Луиза Уортинггон гордо подбоченилась. — Я сказала Тедди Рэю, что буду его ждать, и я его жду! Мне не сообщали о том, что он умер. Мне сказали, что он просто пропал без вести после большой битвы у Роузи-Риджа. А пропасть без вести не значит умереть, полковник! Нет, сэр! Мой милый Тедди Рэй может вернуться в любой день, а когда он приедет…

— Вот что я вам скажу, миссис Уортингтон, — перебил ее полковник. — Оставьте дома сообщение о том, где вы находитесь и чем занимаетесь. И поехали с нами! А когда Тедди Рэй вернется, вы сразу бросите работу и поедете домой, на ранчо. Как, подходит вам это?

Катерина Луиза Уортингтон прищурила карие глаза и задумчиво взглянула на полковника.

— Вы хотите сказать, я могу поработать у вас временно, — медленно произнесла она, явно заинтересованная предложением. — А как только Тедди Рэй…

— Ну разумеется! Вы будете выступать только до возвращения Тедди Рэя.

Этот разговор произошел семнадцать лет назад, и Кэт Техаска по сей день гастролировала с шоу, изумляя публику своим невероятным талантом стрелка; вся труппа полюбила ее. И до сих пор она не уставала напоминать полковнику и всем прочим, что она лишь временно выступает в шоу «Дикий Запад». А как только вернется ее Тедди Рэй, она тут же отправится на свое ранчо.

Кэт Техаска положила трефового короля — последнюю из тех карт, что держала в руке, — на стопку из четырех других карт и громко, весело рассмеялась. Диана, услышав этот смех, поняла, что пасьянс снова сошелся… Она постучала в полуоткрытую дверь. Кэт махнула ей рукой, приглашая войти.

Диана уже шагнула внутрь комнаты, когда с арены внезапно донесся шум, заставивший ее обернуться. Кэт тоже услышала громкие голоса, отодвинула стул, поднялась и торопливо подошла к двери.

Обе женщины уставились на нескольких мужчин, скачущих с запада. Первым мчался мускулистый темно-русый парень, который возбужденно кричал что-то полковнику.

— Кто это? — спросила Диана, подняв руку, чтобы защитить глаза от ярких солнечных лучей.

— Это Малыш Чероки, — ответила Кэт Техаска, всматриваясь в приближающихся всадников. — Ладно, пошли. Не на что тут смотреть. Просто парни вернулись с гор. Ха, могу спорить, им так и не удалось поймать большую кошку. — Кэт засмеялась и ушла.

— М-м-м… — промычала Диана, все еще глядя на верховых. Она видела, что и ее прихрамывающий дед, и молодой репортер торопливо направились навстречу вновь прибывшим, и ей тоже захотелось побежать туда и выяснить, из-за чего поднялся такой шум.

Но, вздохнув, она отвела взгляд и вошла в уютное вагонное купе, которое она делила с Кэт Техаской.

Полковник едва дышал, когда добежал наконец до западной границы ярмарочной площади. Малыш Чероки лихо соскочил на землю и шагнул ему навстречу, улыбаясь во всю свою небритую физиономию.

— Ну, сынок, раздобыли вы большую кошку? — спросил полковник.

— Конечно! — ответил Малыш Чероки, стягивая лайковые перчатки и засовывая их в карман. — Но забудьте на минутку о кугуаре. Я привез вам настоящий сюрприз, полковник! — Оглянувшись, он крикнул через плечо: — Дэви, давай его сюда!

Освещенные ярким солнцем, братья Лезервуд с трудом тащили свою упирающуюся добычу.

Скованный по рукам и ногам, с железной цепью на шее, высокий, дикого вида индеец упорно пытался вырваться из плена; его глаза пылали ненавистью, обнаженное тело покрывали свежие синяки. Жертву гордо представили перед изумленным полковником.

— Вы можете в такое поверить? — воскликнул сияющий Малыш Чероки. — Самый что ни на есть дикий индеец!

Темное лицо индейца пылало, сверкающие зубы обнажились в зверином оскале, глаза горели.

Когда его бешеный взгляд встретился со взглядом полковника, краснокожий шевельнул губами, словно пытаясь что-то сказать. Но не мог вымолвить ни слова. Лишь тихое звериное ворчание вырывалось из его горла и шумное, тяжелое дыхание.

— Я уже видел как-то раз подобную тварь, — похвастался Малыш Чероки. — Ну и страшный он был! Глаза кровавые, у рта пена!

Полковник промолчал. Он продолжал рассматривать злобного, дикого язычника, тщетно пытавшегося освободиться от цепей. Под горячими лучами солнца его грязная кожа повлажнела, каждый мускул вздувался от напряжения. Это огромное полуобнаженное существо походило на попавшего в западню зверя. Индеец источал угрозу. От него пахло опасностью. И опасность светилась в его злых черных глазах.

Малыш Чероки снова заговорил с надеждой в голосе:

— Ну конечно, у нас в труппе есть индейцы, и много, но, черт побери, они же все немолоды, а то и вовсе старики, и они ручные и жирные, как дряхлые леди! Они и ребенка не напугают! А этот язычник такой же неукрощенный, как его предки-убийцы, снимавшие скальпы с белых людей! — Малыш посмотрел на краснокожего и рассмеялся. — Кто знает? Может быть, именно этот иеху из каменного века заставит журналистов взвыть от восторга и сделать нам рекламу! Уж он-то всем даст жару!

Полковник Бакхэннан все так же внимательно изучал связанного индейца. Он подошел к дикарю поближе, подо смотрел ему прямо в глаза и спросил:

— Ты понимаешь по-английски?

Индеец фыркнул, губы снова сложились так, будто он хотел что-то сказать, но не произнес ни слова. Глаза сверкнули, в очередной раз он отчаянно напрягся, пытаясь разорвать цепи, но лишь крепче натянул железную петлю на шее, снова фыркнул и тихо зарычал.

— Эта тварь не понимает английского, — сказал Малыш Чероки. — Можете мне поверить, полковник! Это совершеннейший дикарь, он и не нюхал цивилизации, и это как раз то, что нужно для нашего шоу!

Полковник нахмурился, покачал седой головой и задумчиво потер подбородок. Актер до мозга костей, он уже видел перед глазами огромные толпы изумленных зрителей, собравшихся, чтобы взглянуть на хрупкую, стройную Диану Бакхэннан и дикого, пугающего, неукрощенного краснокожего.

Красавица и Чудовище!

Тут не о чем было размышлять; дикарь представлял собой козырную карту. Полковник словно наяву узрел новые афиши…

Они назовут его КРАСНОКОЖИЙ СО СКАЛИСТЫХ ГОР!..


Глава 5


Новость распространилась мгновенно.

Не прошло и часа, как все, от полковника до последнего подсобного рабочего труппы, только об этом и говорили. И всем отчаянно хотелось хоть краешком глаза посмотреть на краснокожего со Скалистых гор.

И Диане Бакхэннан тоже.

В обеденный час в палатке-столовой стоял гул возбужденных голосов; Кэт Техаска, пробираясь мимо накрытых столов, ловила обрывки фраз. Везде слышались рассказы о том, как на Малыша Чероки, который забрался высоко в горы и отстал от своих спутников, внезапно напал жестокий кровожадный дикарь. Малыш, захваченный врасплох, лишь чудом остался жив!

Диана точно так же сгорала от любопытства, как и все остальные. Она торопливо, за считанные минуты, покончила с едой и ушла, оставив Кэт за яблочным пирогом. Выйдя, Диана огляделась по сторонам, намереваясь спросить у кого-нибудь, где держат краснокожего. Но помощь не понадобилась. Ей нужно было просто идти туда же, куда направлялись все.

Так она и сделала.

А все спешили к северной части ярмарочной площади, где располагались загоны для скота и клетки для зверей. Диана уже почти обогнула овал арены, как вдруг наткнулась на своего деда.

— Диана! — Он, прихрамывая, подошел вплотную к внучке и взял ее за руку. — Погоди-ка минутку. Куда это ты направилась?

— А как ты думаешь? — переведя дыхание, ответила вопросом Диана. — Разумеется, посмотреть на чудовище.

Старый импресарио покачал седой головой и мягко повернул Диану в обратную сторону.

— Детка, держись подальше от краснокожего. Он совершенно дик и чрезвычайно опасен. Не стоит и говорить о том, что он может сделать с хорошенькой женщиной вроде тебя.

— Но разве он не заперт? — раздраженно поинтересовалась Диана.

— Да, он в клетке и скован по рукам и ногам, но это не гарантия того, что он не сумеет освободиться. Он очень силен, и находиться поблизости от него рискованно. Ты слышишь меня? Попадись только мне поблизости от его клетки!

— Ладно… не попадусь.

Позже, в тот же день, Диана медленно подбиралась к зарешеченному закутку.

Она осторожно ступала на пыльную землю в мягких мокасинах, и ее шаги почти не были слышны. Закусив нижнюю губу и сдерживая дыхание, Диана упорно подкрадывалась к индейцу.

Он стоял спиной к ней. Свободное положение его тела свидетельствовало о том, что он ничего не подозревает. Сознавая, что он в любое мгновение может ощутить ее присутствие, Диана подошла совсем близко и остановилась не более чем в футе от него. Медленно, осторожно она подняла руки. И стремительным жестом закрыла глаза индейца ладонями. На долю секунды индеец замер. Он не шевельнул ни одним мускулом. Не издал ни звука.

А потом глубокий, низкий смех вырвался из его массивной груди, сотрясая смуглое тело. Диана тоже расхохоталась и убрала руки. Он отвернулся от забранного решеткой окошка кассы, и его широкое морщинистое лицо осветилось радостью.

— Олененок! — весело воскликнул Древний Глаз, обнимая Диану огромными руками и сильно сжимая ее. — Как дела, Олененок?

Смеющаяся Диана прижималась к старому вождю ютов, который никогда не называл ее другим именем. Для него она была не Дианой, для него она была только Олененком. Древний Глаз был другом Дианы с самого раннего ее детства. Качаясь на его колене, она часами слушала истории о старых днях, о волшебных днях, когда он жил среди своего народа. О счастливых днях, когда он был молод и силен и скитался в суровых Скалистых горах, свободный, как парящий в небе орел. Вольный, как ветер, несущийся над вздымающимися — в небо вершинами.

Диана, безуспешно пытаясь вырваться из стального захвата, сказала:

— У меня все отлично, а как ты?

Древний Глаз наконец отпустил ее. На его широком морщинистом лице по-прежнему сияла улыбка, черные глаза блестели.

— Я уж стар. Что тут хорошего? — И он демонстративно пожал плечами.

— Ты никогда не будешь старым! — возразила Диана. И тут же спросила: — Но что ты делаешь в билетной кассе? Что-то ищешь?

Индеец усмехнулся и признался:

— Я подумал, может, кто-нибудь забыл тут немного табаку или сигаретку. Но — не повезло, ничего не нашел. У тебя есть табак, Олененок?

Диана рассмеялась:

— Нет, но я тебе помогу его найти. Идем!

Диана взяла индейца за руку, и они направились к только что возведенным трибунам для зрителей. По дороге они натолкнулись на одного из «Отчаянных наездников» — ковбоев, участвующих в представлении. Диана кивком указала на желтый кисет с табаком, выглядывающий из кармана ковбоя.

Минутой позже Древний Глаз с довольным видом раскуривал торопливо свернутую самокрутку, а Диана благодарно улыбнулась услужливому ковбою. Индеец и девушка продолжили путь и подошли к трибунам. Там они уселись на солнышке и стали с наслаждением болтать и смеяться, как дети.

Древний Глаз бесконечно восхищался Вашингтоном. Когда-то, давным-давно, он бывал в этом далеком городе со старым вождем Оурэем. Там они встречались с Большим Белым Отцом Эндрю Джонсоном. Древнему Глазу хотелось знать все о новом Большом Белом Отце, так что Диане пришлось отвечать на множество вопросов. Наконец ей удалось и самой спросить.

— Расскажи мне о краснокожем, — попросила она, глядя прямо в темные глаза индейца, окруженные морщинками. Она уловила странное выражение, мелькнувшее в этих обсидиановых глазах, заметила, как на мгновение сжались губы Древнего Глаза. — В чем дело? Что-то не так?

— Ничего. Совсем ничего, — сказал Древний Глаз.

Но Диана смутно чувствовала, что старого вождя что-то тревожит. Что-то, о чем он не хочет говорить. Что-то, касающееся краснокожего со Скалистых гор.

Диана, всегда уважавшая чужие чувства, пожалела, что задала этот вопрос. И поспешила сменить тему. Она стала спрашивать, как Древний Глаз относится к ее возвращению в шоу, что он думает о вороном Чэмпе, как ему нравятся ход коня и ее трюки на лошадиной спине.

— Ты свернешь себе шею, если не будешь осторожной, Олененок! — предостерег ее Древний Глаз.

— Ты забыл, что сам учил меня?

— Кто, я?

— Да, ты!

Индеец весело ухмыльнулся:

— Я уже старый. Забыл.

Но Диана прекрасно видела горделивый блеск его глаз, свидетельствующий о том, что старый вождь все отлично помнит.

Наконец этот длинный день подошел к концу, и яростное солнце начало спускаться за Береговой хребет Скалистых гор. Сухая, изнуряющая жара спала. Прозрачный воздух наполнился прохладой.

Диана Бакхэннан, которой уже несколько раз мешали в ее попытках взглянуть на краснокожего, была уверена, что на этот раз ее ждет успех. Она мудро решила подойти к клеткам в час ужина.

Для всех актеров и работников «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» столы накрывались трижды в день; еда готовилась в специально оборудованном вагоне. И время еды было установлено раз и навсегда и соблюдалось весьма строго. Тот, кто не являлся вовремя в палатку-столовую, оставался голодным.

Этот ужин Диана решила пропустить. Когда все потянулись к столовой, она выскользнула из купе, которое они занимали вместе с Кэт Техаской, и шмыгнула в противоположную от обеденного тента сторону; вскоре она достигла края арены и, обогнув ее, направилась к загонам.

Голоса спешащих на ужин замерли вдали. Угасли последние лучи солнца. Диана быстро углубилась в сумрачный лабиринт узких проходов между деревянными оградами загонов. Чем дальше она забиралась, тем темнее становилось вокруг. При ее приближении лошади вскидывали головы, выглядывали из стойл и начинали тихо, взволнованно ржать. Диана машинально прижала палец к губам и прошептала: «Тише, тише!..»

Но легко возбудимые цирковые лошади в испуге прижимали уши и таращили глаза. Они подняли такой шум, что Диана стала опасаться — ведь ржание лошадей могли услышать Коротышка и его помощники, сидевшие сейчас за ужином.

Однако конюхи не услышали шума… зато его услышал кое-кто другой.

Диана увидела впереди конец длинного узкого прохода и вздохнула с облегчением. Она прибавила шагу. Но не прошла она и трех метров, как в темноте внезапно вспыхнула спичка. Диана остановилась. Ее глаза уставились на мужское лицо, слабо освещенное оранжевым огоньком. Мужчина небрежно привалился к крайней стойке загона у выхода из коридора.

Диана шагнула вперед. Мужчина поднял ногу, оперся башмаком о перекладину напротив и загородил проход. Повернувшись лицом к Диане, он сказал с улыбкой:

— Меня зовут Фил Ловери, мисс Бакхэннан. Но меня знают скорее как Малыша Чероки, так я значусь в афишах. Надеюсь, я вас не напугал?

Диана уже полностью овладела собой. Она посмотрела на улыбающегося мужчину и ответила:

— Я не из тех, кто легко пугается, мистер Ловери. Не будете ли вы так любезны пропустить меня?

— Куда вы направляетесь, мисс? Может быть, пойдем вместе?

— Едва ли, мистер Ловери.

— Малыш, — поправил он ее. — Называйте меня Малыш Чероки. Так куда же вы идете?

— Уверена, вас это совершенно не касается. — Она посмотрела на вытянутую поперек прохода ногу Малыша, закрывающую путь.

Но Малыш не потрудился переменить позу.

— Вам опасно здесь находиться, — сказал он, медленно переводя взгляд с лица Дианы на ее стройное тело. — Очень опасно. — Он снова посмотрел ей в глаза. — Вы слишком красивая женщина, Диана… можно мне называть вас Дианой? Ведь вас именно так зовут, верно?

Диана раздраженно вздохнула:

— У меня нет определенной цели, мистер… э-э… Малыш. Я просто гуляю.

— Вижу. — Он кивнул и поднес к губам сигарету. — Ну, я думаю, ваш дедушка был бы не против того, чтобы я вас предостерег от одиноких прогулок в этом месте. — Он наконец опустил длинную ногу и выпрямился. И тут же коснулся руки Дианы. — Вы знаете, куда забрели? К клеткам диких зверей и диких людей.

— Ну, я полагаю, вы тоже один из дикарей, — презрительно бросила Диана, давая ему понять, что ничего не боится.

Малыш Чероки улыбнулся и слегка потянул ее за руку.

— Может быть, — сказал он. — Хотите проверить?

— Ну уж нет.

— Нет? Я вам не верю. Я думаю, вам было бы любопытно.

— Да вы бредите! — язвительно произнесла она. Он не обратил внимания на ее сарказм.

— Я вас провожу обратно, — сказал он, продолжая сжимать руку Дианы. — Может быть, вы передумаете, пока мы идем.

— На это не рассчитывайте, — огрызнулась Диана, испытывая куда более сильное раздражение, чем мог предположить Малыш. Девушке показалось, что вокруг нее организован заговор и что вся труппа твердо решила не дать ей возможности увидеть краснокожего!

Но когда разочарование слегка утихло, Диана нашла Малыша Чероки вполне приятным спутником. И он в отличие от Древнего Глаза не отказывался поговорить о краснокожем. Он честно признал, что был жутко напуган, когда на него прямо средь бела дня напало это дикое существо. И сказал, что ему пришлось в буквальном смысле бороться за свою жизнь в этой неожиданной схватке.

Когда они дошли до вагона Дианы, девушка повернулась к провожатому, чтобы как следует рассмотреть его. В неярком свете, пробивавшемся сквозь полуоткрытую дверь купе, Диана увидела, что Малыш Чероки не только высок и крепко сложен, но и очень хорош.

У него были густые темно-русые волосы, зеленые глаза, прямой нос, соблазнительно полные губы, красиво очерченный подбородок. Малыш был чисто выбрит. На нем были свежая белая рубаха, тщательно отутюженные бежевые брюки и отлично начищенные ботинки. Он явно приоделся для вечерней прогулки.

— Что ж, доброй ночи, Малыш. Я устала, пора, пожалуй, и в постель. — И Диана насмешливо добавила: — А как насчет вас? Вы тоже отправитесь прямиком в постельку?

— Да, — мгновенно откликнулся он. — Именно это я и собираюсь сделать.

И он не солгал.

Через четверть часа, покинув Диану, Малыш Чероки уже входил в дверь «Зеркального дома» Дженни Роджер, заведения, которое его владелица называла лучшим борделем на территории от Миссури до Западного побережья.

Десятки красивых молодых женщин сидели на диванах и кушетках, обтянутых серым бархатом, в обширной гостиной второго этажа. Улыбающийся чернокожий играл на ореховом рояле «Птичку в золотой клетке». Малыш Чероки задержался в дверях и огляделся.

Он точно знал, что ему нужно. И сразу выбрал стройную, моложавую женщину, чьи распущенные черные волосы падали пышной волной до пояса.

— Вон та, — сказал он подошедшей к нему мадам, которая сделала знак Чарилайн.

— Займи королевские покои, — распорядилась мадам, когда чернокудрая женщина подошла к Малышу Чероки.

Кивнув, Чарилайн взяла Малыша за руку и повела его по длинному тихому коридору к крошечному лифту с золотой решетчатой дверью. В этом лифте едва могли поместиться два человека, и они поневоле прикасались друг к другу — Тесный лифт был идеей Дженни Роджер. Она хотела, чтобы гости ее заведения приходили в нужное настроение уже по дороге в номера.

На Малыша Чероки лифт, безусловно, подействовал. Возбужденный близостью брюнетки, он едва мог дождаться, когда они очутятся в постели.

— Черт побери… — пробормотал он, когда Чарилайн ввела его в просторную комнату, в которой находился лишь один-единственный и весьма необычный предмет обстановки.

Длинный узкий ковер из красного бархата вел через комнату к сверкающему беломраморному возвышению, на котором стоял сверкающий позолотой трон с высокой спинкой. Откуда-то сверху лился свет, образующий круг, в котором этот царский трон, казалось, горел жаром. Малыш был крайне заинтересован.

— Зачем все это?

— Для фантазий, — ответила Чарилайн. — Если гостю того захочется, он может сделать вид, что он — простолюдин, которому позволено… нет, приказано заняться любовью с королевой.

Малыш ухмыльнулся:

— Пожалуй, стоит попробовать.

Чарилайн сидела на роскошном золоченом троне. Она и вправду походила на королеву. На ней было длинное нарядное платье с узкими рукавами, отделанное затейливо переплетенной золотой тесьмой. Облегающий лиф подчеркивал талию, высокий воротник закрывал шею. А очень пышную юбку Чарилайн откинула на подлокотники кресла, открыв ноги в золоченых туфельках.

На плечи Чарилайн набросила длинную мантию, отделанную мехом горностая; мантия эффектно свешивалась на одну сторону трона, спадая на полированный белый мрамор. На черноволосой голове Чарилайн красовалась золотая корона, усыпанная яркими переливающимися камнями. В руке она держала золотой скипетр.

— Подойди ближе, мой добрый подданный, и расскажи, зачем ты искал встречи со своей королевой, — заговорила Чарилайн, и голос ее звучал низко и уверенно.

Малыш шагнул вперед и отвесил низкий поклон.

— Ваше королевское величество, мой долг и мое желание состоят в том, чтобы заняться любовью с вами. Умоляю, даруйте мне эту милость. Снизойдите до смиренного простолюдина, исполните его просьбу.

— Подойди ближе, — приказала королева.

Простолюдин поднялся по мраморным ступеням и остановился перед ней. Королева подняла золотой скипетр, мягко коснулась им вспухших чресл просителя и произнесла:

— Если твое крестьянское тело откликнется на призыв моего символа власти и если ты готов должным образом войти в королевскую плоть, ты можешь осуществить свои мечты.

Малыш снова поклонился. Он сжимал кулаки, когда ее дерзкое величество медленно водила скипетром вокруг возбужденной плоти, дразня своего подданного. Малышу нравилась такая игра, но, в конце концов, он уже едва сдерживался, готовый взорваться.

Королева, облизывая пухлые алые губы кончиком розового языка, не отводила взгляда от свидетельства физического желания, вырастающего у нее на глазах, пока не заметила, что брюки Малыша уже едва выдерживают внутренний напор. Тогда она сжалилась над подданным.

Подняв скипетр и коснувшись им заросшей волосами груди Малыша, королева сказала:

— Ни один вельможа не мог бы похвастать подобными достоинствами. Иди сюда и исполни свой долг…

В одно мгновение Малыш сбросил брюки, схватил женщину за руки и, подняв ее с трона, упал на бархатное сиденье, широко расставив ноги. Притянув к себе Чарилайн, он резким движением поднял ее пышную юбку и с восторгом обнаружил, что под ней ничего нет. Элегантная королева уселась верхом на Малыша и прижалась к нему своей пульсирующей плотью.

И в горячем белом свете, льющемся с потолка, королева с венцом на голове позволила своему огромному обнаженному подданному любить ее, сидя на золотом троне. Признательный простолюдин, вцепившись в подлокотники, ритмично двигался, наслаждаясь ощущением горячей женской глубины, охватывающей его мужское естество, но не видя ничего, поскольку пышная юбка закрывала бедра.

Сговорчивая монархиня крепко держалась за обнаженную шею простолюдина и ловко, искусно прижималась к нему, и ее также возбуждало то, что королевское платье не позволяло видеть соития.

Они готовы были к финалу. Однако Малышу Чероки так понравилась игра, что он, переменив позу, решил повторить. Теперь он завладел скипетром. Наконец ее величество, без сил повиснув на широкой груди Малыша и уткнувшись носом в его плечо, сказала:

— В соседней комнате есть отличная мягкая кроватка. Может, переберемся туда?

— Разумеется, королева! — ответил Малыш Чероки, ухмыляясь. — Я как раз и обещал кое-кому, что отправлюсь прямиком в постельку!

Диана дождалась, пока Малыш Чероки не скрылся окончательно из виду. А потом снова выскользнула из вагона и, торопливо шмыгнув в сгущающиеся сумерки, стала пробираться к загонам. Она промчалась мимо них, не обращая на этот раз внимания на ржание лошадей.

Ее тревожные поиски длились не слишком долго. Она нашла краснокожего именно там, где и ожидала найти. И так, как ожидала. Запертым в клетку. Вплотную к ней стояла такая же клетка, в которой был могучий горный лев. Диана, едва дыша, с бешено колотящимся сердцем подкралась поближе. И остановилась, глядя во все глаза то на человека, то на зверя.

Оба они беспокойно метались по своим клеткам.

Оба угрожающе рычали; звук исходил из глубины горла… и оба не отводили глаз от уставившейся на них Дианы. Глаза обоих пылали бешеной ненавистью. Мощные мускулы перекатывались у обоих под кожей…

Диана содрогнулась.

Кто из них был более опасен? Человек или зверь?

Она подошла чуть ближе к клетке горного льва. Он вскинул голову, и Диана увидела белое четко выделяющееся ромбовидное пятно на груди. Рыкнув, лев бросился на прутья клетки и мгновенно просунул лапу с огромными острыми когтями между металлическими прутьями. Диана, задохнувшись, испуганно отскочила назад.

Когда ее бешено колотившееся сердце немного успокоилось, она направилась к клетке краснокожего. Он прекратил свое бесконечное хождение, неподвижно замер на месте и немигающим взглядом уставился на девушку. Его лицо было грубым, словно высеченным из камня; черные глаза горели угрозой. Губы индейца, хотя и полные, выглядели пугающе жесткими. Жесткие, спутанные черные волосы почти достигали бронзовых обнаженных плеч, а единственной одеждой была широкая, расшитая бусами лента на горле. Он стоял в дерзкой, вызывающей позе, широко расставив длинные смуглые ноги. Взгляд темных, гипнотизирующих глаз предостерегал Диану, не позволяя ей подойти ближе.

Диана храбро передернула плечами и шагнула к клетке, но тут же взвизгнула и в страхе отскочила назад, потому что краснокожий метнулся в клетке как молния, просунул руку между прутьями и едва не схватил Диану.

Диана, чуть дыша, отошла еще немного назад, не в силах отвести испуганных глаз от длинных, гибких пальцев индейца… от темного запястья, охваченного широким серебряным браслетом, слабо мерцавшим в сумерках.


Глава 6


Наконец наступил великий день.

Парад труппы, прошедший в полдень по улицам Денвера, имел ошеломительный успех. Люди толпились на тротуарах, высовывались из окон домов… но они и понятия не имели, что перед самым началом парада чуть не случилась грандиозная катастрофа.

Решено было, что краснокожий со Скалистых гор тоже примет участие в шествии. Наскоро заказали дорогие цветные афиши, превозносящие до небес красавицу мисс Диану Бакхэннан, искуснейшую наездницу, и пугающие дичайшим, первобытнейшим, опаснейшим существом — краснокожим со Скалистых гор.

И так уж вышло — краснокожий доказал, что он и в самом деле чрезвычайно опасен.

Коротышка Джонс дождался, пока все участники парада выстроятся в процессию. Потом принес веревку, стальные наручники и тяжелую цепь. Замысел был простым: надеть на индейца наручники, накинуть ему на шею цепь, усадить его верхом на крупного пони и связать ноги под брюхом лошади. Малыш Чероки, верхом на своем огромном сером мерине, должен был вести в поводу пони с сидящим на нем почти нагим дикарем по улицам Денвера, позволяя любому мужчине, женщине или ребенку хорошенько рассмотреть краснокожего со Скалистых гор.

Коротышка подошел к запертой клетке дикаря. Ключ от клетки был только что извлечен из тайного хранилища в купе Древнего Глаза. Кроме самого старого юта, лишь Коротышка знал, где спрятан этот ключ. Коротышка отпер решетчатую дверь и вошел в клетку.

И тут же взвыл от испуга и боли, когда краснокожий яростно отшвырнул его, пулей выскочил из клетки и побежал так быстро, что был уже в сотне ярдов от территории ярмарки, прежде чем кто-либо успел понять, что происходит. Поднялся ужасный шум, раздались крики, свист… Диана, сидевшая уже верхом на вороном жеребце, повернулась и поднялась на стременах. Когда она увидела почти нагого, босого краснокожего, мчащегося со всех ног по равнине, у нее перехватило дыхание. Он казался и свирепым, и грациозным…

Малыш Чероки с полудюжиной верховых ковбоев развернули лошадей и пустились вслед за убегающим дикарем. Но несмотря на их явное преимущество, краснокожему почти удалось уйти от погони.

Индеец, отчаянно стремясь спасти свою свободу, несся со скоростью молнии, уходя к западным предгорьям; посеребренные сединой волосы развевались вокруг гордой головы, длинные бронзовые ноги взлетали в воздух и опускались, поглощая пространство… но вдруг он то ли наступил на острый обломок скалы, то ли просто подвернул лодыжку… И один лишь неверный шаг лишил его надежды спастись.

Малыш Чероки пришпорил коня и изловчился на ходу вцепиться в развевающиеся черные волосы индейца. От сильного, жесткого рывка тело краснокожего качнулось назад. Он споткнулся, упал на колени, но попытался снова подняться.

Однако всадники уже окружили его. Отлично скрученное лассо обвило плечи краснокожего и, соскользнув на грудь, стянуло его, крепко прижав руки к бокам. Двое верховых мгновенно спешились, сбили краснокожего с ног и связали ему руки за спиной. Радостно улыбаясь, они повлекли вновь плененного индейца назад, к ярмарочной площади. Участники процессии зааплодировали, когда Малыш Чероки пустил коня легким галопом, заставив краснокожего бежать следом, прихрамывая на поврежденную ногу.

Веревка, за которую тянул индейца Малыш, не давала пленнику упасть.

Беглый краснокожий был должным образом водворен в клетку и тщательно заперт. Ему все же предстояло принять участие в параде труппы — нельзя было разочаровывать публику, — но оставаясь при этом в клетке, запертой на надежный замок. Клетку водрузили на платформу, запряженную четверкой лошадей.

Пока рабочие труппы занимались необходимыми приготовлениями, полковник подскакал к Малышу Чероки.

Малыш, глянув на него, встряхнул русой головой и сказал:

— На этот раз повезло, полковник. Но боюсь, что от этого дикаря будут одни лишь неприятности.

— Напротив, Малыш, — спокойно откликнулся хозяин шоу. — Это истинный Божий дар для нас! Его побег может стать частью представления.

Малыш Чероки нахмурился:

— Вы хотите сказать… ну нет… я не думаю…

— Мы не на востоке, Малыш. В Колорадо люди еще помнят резню при Минер-Массакре. Мы выпустим эту тварь на арену. Дадим ему возможность, пусть попытается бежать. — Полковник широко улыбнулся. — А потом появишься ты, верхом, и снова возьмешь его в плен под бурные аплодисменты!

Малыш с сомнением покачал головой:

— Представляю, что начнется на трибунах, когда мы его выпустим!

— Но я это сделаю, Малыш! И ни у Пауни Билла, ни у кого-либо еще из владельцев таких шоу нет и не будет ничего подобного!

После парада все члены труппы воспользовались возможностью немного отдохнуть, чтобы набраться сил перед первым выступлением, которое начиналось в восемь вечера.

Стоял очень тихий, очень жаркий августовский день. Улицы Денвера почти опустели. Рабочие и торговцы и те, кто просто явился посмотреть на парад, укрылись в прохладе своих домов, чтобы немного поостыть, расслабиться, и потом поужинать, прежде чем отправиться в город, на премьеру гастрольного представления-буфф полковника Бака Бакхэннана.

Но Диана Бакхэннан не отдыхала. Ее мучила тревога. Она в одиночестве шагала по пустынным городским улицам, останавливаясь, чтобы взглянуть на витрины магазинов, задерживаясь возле ресторанов, чтобы прочесть меню, выставленные в витринах у дверей. Ни одно из предлагаемых кушаний не соблазняло ее. Она не была голодна, хотя близилось время ужина, и винила в отсутствии аппетита денверскую жару.

Диана бесцельно брела вдоль по улице, пока не кончился тротуар. Напротив, всего в нескольких десятках метров от нее, начиналась ярмарочная площадь, на которой расположилось шоу полковника Бакхэннана. Она остановилась и виновато улыбнулась, понимая, что находится не слишком далеко от клетки краснокожего и что ее влечет сюда неодолимая сила. Диана просто совершила обходной маневр, выбрав самый далекий путь к этому месту, чтобы никто из труппы не смог ее заметить.

Диана перешла улицу и уверенно зашагала через заросший сорняками пустырь, отшвыривая с дороги засохшие подсолнухи, раздражаясь, когда кусты терна цеплялись за ее юбки. Она почти уже добралась до конца пустыря, когда вдруг услышала жалобный писк, чей-то смех, неясный шум…

Диана приостановилась, повернула голову, прислушалась… Звуки повторились. Пройдя несколько шагов, она увидела за кустами заброшенный дощатый сарай, возле которого стояли двое мальчишек лет пятнадцати и издевались над крошечным белым котенком.

Диана закричала на мальчишек и бросилась на спасение котенка. Ее глаза сверкали пурпурным огнем; она яростно схватила одного из хулиганов за ворот рубахи и рванула его с такой силой, что долговязый парень по-настоящему испугался. Он вскинул руки, закрывая лицо, и попытался вырваться из цепких пальцев Дианы.

— А ну, убирайтесь отсюда, вы, оба! — громко скомандовала Диана. — Да как вам не стыдно мучить такое крошечное существо!

Она резко отшвырнула от себя мальчишку, и оба задиры помчались от нее со всех ног. Выпятив подбородок, Диана кричала им вслед:

— А если бы с вами самими кто-нибудь обошелся так же, а? Да вы просто позор рода человеческого!

Потом выражение ее лица мгновенно смягчилось, она осторожно подняла дрожащего котенка и прижала к груди. Диана гладила его взъерошенный мягкий белый мех, прижимала дрожащее тельце к щеке. Котенок, немного успокоившись, перестал дрожать и беспрерывно мяукать. Держа теплый белый комочек у обнаженной шеи, она отправилась на поиски мамаши котенка. Через несколько секунд обрадованная старая кошка выскочила из зарослей сорняков, и Диана быстро отпустила котенка. А потом еще некоторое время стояла, наблюдая за тем, как радостно облизывали друг друга мать и дитя.

За этой сценой наблюдал и кое-кто еще.

Кое-кто был свидетелем внезапной вспышки гнева Дианы Бакхэннан, вызванной жестокостью двух юных хулиганов. Кое-кто молчаливо наблюдал за тем, как девушка с отчаянной храбростью бросилась на двух сильных мальчишек, не думая о собственной безопасности. И этот зритель видел, с какой искренней, естественной нежностью прекрасная черноволосая женщина прижимала к груди пушистого белого котенка, утешая его. Этот зритель немигающим взглядом следил за всей сценой из-за решеток клетки, стоящей напротив, за пыльным проходом.

И это был свирепый краснокожий со Скалистых гор.


Глава 7


К заходу солнца только что установленные трибуны для зрителей были набиты битком. Пришлось даже наскоро устроить дополнительные приставные места, чтобы впустить как можно больше народу. Казалось, не только все жители Денвера, но и весь штат Колорадо собрался сюда, чтобы увидеть вечернее представление «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана».

С приближением начала выступления сердца всех участников шоу начали биться немного быстрее. Это было естественное волнение перед премьерой. Конечно, труппа была опытной и уверенной в своих силах, но тем не менее первое выступление в новом городе всегда вызывало у них немного детское желание блеснуть своим умением так, чтобы сразу и навсегда завоевать впервые видящих их зрителей.

Все было готово.

Репетиция прошла гладко. Освещение было проверено и перепроверено. Пыльная арена тщательно полита водой. Огромные яркие декорации стояли наготове за ареной, тщательно пронумерованные в соответствии с номерами представления.

И когда тихие летние сумерки уже опустились на город, расположенный у самых Скалистых гор, когда ковбои полковника Бака Бакхэннана усадили наконец на места последних прорвавшихся на трибуны зрителей, в программу выступления было внесено некое изменение. Конечно, зрители о нем и не догадывались. Взволнованная толпа, заполнившая ярмарочную площадь с установленными на ней деревянными трибунами, не ожидала, что представление будет даже более эффектным и интересным, чем говорилось в афишах.

Итак, пришел час начала.

На овальной арене было темно. Толпа, заполнившая трибуны, сидела во мраке. Лишь краткие вспышки зажигаемых спичек да крошечные пятнышки тлеющих сигарет отмечали расположение дешевых мест. Казалось, арену окружило огромное сборище маленьких оранжевых светлячков. Гул сотен голосов едва ли не заглушал оркестр, исполняющий марши и веселые мелодии.

А потом…

Загремели оглушительные фанфары. И в то же мгновение вспыхнули ослепительным светом кальциевые лампы, очертив пустую арену, над которой медленно поднимались знамена. Разговоры утихли. Каждая пара глаз жадно уставилась на расположенный с южной стороны выход.

Одобрительные крики и свист наполнили вечерний воздух, когда старый герой равнин полковник Бак Бакхэннан галопом пронесся по арене на великолепном белом жеребце с бешено горящими глазами. Конь и всадник, залитые голубоватым ярким светом, представляли впечатляющее зрелище.

Полковник был одет в белоснежный костюм. Его куртку и брюки украшали густая бахрома и затейливая, сверкающая серебром вышивка. Брюки были заправлены в кожаные сапоги ручной работы, верх которых также был отделан серебром. На руках полковника красовались белые перчатки с бахромой, а седую голову прикрывал белый стетсон, лихо сдвинутый набок.

Могучий белый конь, Капитан, тоже сверкал серебром. Длинная грива и пышный хвост жеребца были заплетены в десятки затейливо украшенных серебряной тесьмой косичек. Сбруя, седло и уздечка расшиты серебряными нитями.

Широкая улыбка на лице полковника сияла ярче прожекторов. Полковник поднял Капитана на задние ноги и, сорвав с головы шляпу, широким жестом приветствовал зрителей. Раздались аплодисменты, и они все нарастали, пока могучий конь делал танцевальные па, кружась на задних ногах, в то время как фигура человека, сидящего на его спине, сохраняла военную выправку.

Полковник, одной рукой небрежно держа поводья, другой горделиво взмахивал шляпой и улыбался глядя на трибуны. Белый жеребец то выступал важно, то пускался легким галопом, то вдруг становился на дыбы, словно откликаясь на звуки музыки, сопровождающей объезд арены.

Толпа зрителей была настолько зачарована видом великолепного, старого актера и прекрасного коня, что не сразу заметила, как на арене появились другие участники представления.

Гастрольное представление-буфф «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» всегда открывалось красочным большим ревю. И эта недолгая часть спектакля заставляла зрителей задохнуться от восторга. Прославленные ковбои бешеным галопом вылетали на арену и внезапно останавливали лошадей прямо перед заполненными людьми трибунами. Одни лошади вставали на дыбы, как конь полковника. Другие кланялись. Некоторые танцевали, то отступая назад, то снова надвигаясь на зрителей.

Сияющие улыбками звезды шоу, проделав вслед за полковником круг, исчезли во тьме, и на арену стали по очереди выходить другие участники представления. Сначала выкатился огромный дилижанс, увешанный колокольчиками, которые громко и весело звенели, — этот дилижанс тянула четверка знаменитых бельгийских лошадей, весивших почти по тонне каждая. Потом выехала походная кухня первопроходцев, описавшая по арене точную восьмерку. Затем появилась золоченая клетка с горным львом. Мускулистый огромный кот рычал и метался за частой решеткой. Следом проехали другие клетки с позолоченными прутьями — в них сидели разные дикие звери.

Настала очередь индейцев. Их возглавлял Древний Глаз в военном головном уборе с пышными перьями, с громадным копьем в руке. Развевались перья, индейцы с раскрашенными лицами визжали и завывали… огромный отряд ютов и арапахо на крупных пони проскакал по арене бешеным галопом.

За индейцами появились мексиканские вакеро в ярких живописных серапе и невероятно огромных сомбреро, казаки и уланы в национальных костюмах. А потом — отчаянные объездчики диких мустангов. И тут арена внезапно наполнилась десятками ковбоев, верховых и пеших, вперемешку с молодыми быками, буйволами и мулами.

Крики всадников, свист кнутов, ржание лошадей, мычание буйволов и фырканье всех животных, скрип кожаных седел, яркие многоцветные костюмы, возбуждающая музыка — все это составляло потрясающий спектакль. С удивительной четкостью десятки людей и животных сделали круг по арене и снова исчезли во тьме.

Сразу же после их ухода на арену выкатила специальная коляска, в которой ехала прославленная женщина — меткий стрелок Кэт Техаска. Она белозубо улыбалась и махала рукой, наслаждаясь звуком громких аплодисментов. Широкое сияющее лицо окружали седеющие каштановые волосы, завитые в мелкие кудряшки. На Кэт были надеты украшенные бахромой блуза и юбка, галстук «боло» в виде шнурка с орнаментальным зажимом и кожаные башмаки. На груди красовались многочисленные медали, полученные за меткую стрельбу.

Коляска остановилась точно в центре арены. Кэт Техаска вышла в освещенный круг, держа пистолет, винтовку и охотничье ружье. Номер Кэт всегда стоял первым в программе. Уже много лет назад полковник выстроил план шоу таким образом, чтобы возбуждение зрителей нарастало с каждой минутой. И, будучи уверен, что грохот стрельбы может непредвиденным образом изменить настроение зрителей, особенно детей и дам, он выпускал Кэт Техаску в самом начале представления.

Кэт начинала свое выступление мягко, стреляя из одного лишь пистолета. Это действовало на публику наилучшим образом. Ребятишки и нервные дамы из публики видели улыбающуюся, безобидную женщину — и сразу успокаивались, несмотря на гром выстрелов. А Кэт, завоевав их доверие, бралась за винтовку, открывала шквальный огонь и весьма искусно подготовляла зрителей к самой устрашающей части номера. Добрую четверть часа Кэт демонстрировала такое искусство стрельбы, какого публике никогда не доводилось видеть. Пули одна за другой поражали разлетающиеся вдребезги предметы, а улыбающаяся снайперша била без промаха — будь ее цель стоящей на месте, передвигающейся или летящей. Кэт Техаска даже побила собственный рекорд, подстрелив сорок девять из пятидесяти стеклянных шаров, запущенных в воздух. С тридцати шагов она попадала в поставленную к ней ребром игральную карту. И уверенно сшибала летящий вверх десятицентовик.

Номер Кэт заканчивался трюком, доводящим зрителей до экстаза. Тихий, незаметный Коротышка Джонс застенчиво выходил в освещенный круг, держа в руке пачку сигарет. На арену выкатывали защитную кирпичную стенку и устанавливали за его спиной.

Коротышка Джонс вообще-то не был актером, но он всегда выходил в качестве помощника в номере Кэт. На это были две причины. Во-первых, других добровольцев в труппе не нашлось. А во-вторых, Коротышка пользовался любой возможностью побыть рядом с Кэт, потому что был тайно и безнадежно влюблен в нее уже этак лет с десять. Он никогда не говорил лишних слов, но подозревал, что Кэт догадывается о его чувствах. Беда была в том, что она все еще ждала другого мужчину. И Коротышка знал, что ему и надеяться нечего сравниться с исчезнувшим Тедди Рэем Уортингтоном.

Коротышка встал возле кирпичного заслона, вытряхнул из пачки сигарету, сунул ее в рот и прикурил. Кэт Техаска взяла пару пистолетов с перламутровыми рукоятками, эффектно вскинула их вверх и отошла от Коротышки на пятьдесят шагов. Повернувшись, она мгновенно открыла огонь, сначала с одной руки, потом с другой — каждым выстрелом отрывая по крошечному кусочку от сигареты Коротышки.

Она стреляла так быстро и так метко, что ее невероятное выступление закончилось прежде, чем громко вопящие зрители успели насладиться как следует. Публика все еще свистела и требовала продолжения, когда Кэт Техаска, сопровождаемая Коротышкой Джонсом, вскочила в коляску и умчалась из освещенного круга в темноту.

Наконец бешеные аплодисменты умолкли.

Настала тишина.

И вдруг послышался громкий крик из публики:

— Красавица! Где Красавица? Давайте сюда Красавицу! С противоположной стороны трибун откликнулись:

— Красавица! Мы хотим видеть Красавицу! Красавицу и Чудовище!

— Красавица и Чудовище! — нарастали голоса. — Красавица и Чудовище! Красавица и…

Но в это мгновение арену внезапно заполнили охотники и вакеро, а с ними выбежали мычащие волы, неукрощенные мустанги и мощные буйволы, и шум, производимый ими, заглушил крики зрителей и привлек их внимание. В воздухе свистели лассо, захватывая животных за шеи, рога, даже за хвосты. Проворные вакеро перескакивали с лошади на лошадь, спрыгивали с коней на полном скаку и вновь оказывались в седлах.

А потом стремительно вылетели «Отчаянные объездчики» — группа крепких худощавых ковбоев во главе с русоволосым красивым Малышом Чероки на фыркающем гнедом жеребце. Это были настоящие укротители диких зверей и мустангов, без подделки; это были мужчины той сильной породы, представителей которой осталось совсем немного, потому что их постепенно вытесняет с равнин наступающая цивилизация. Они бешено пронеслись по арене, паля из ружей и пугая зрителей и рассыпавшихся в стороны пастухов и вакеро.

Объездчики в одно мгновение согнали весь скот в плотное стадо и, выбрав сильного молодого быка, набросили на него лассо, вытащили его в центр арены и, ловко связав, поставили на ухо клеймо и так же быстро исчезли.

Когда улеглась пыль и утихли аплодисменты, послышался тихий рокот барабанов. По арене гордо замаршировали краснокожие, а барабаны стучали все громче и громче, быстрее и быстрее. Взлетели в воздух копья, легкий ветерок развевал длинные перья головных уборов, и старый предводитель со своими воинами исполнил под шумное одобрение публики ритуальный танец.

Но как бы ни была увлечена толпа колоритным зрелищем индейской церемонии, номер этот продолжался недолго. Да и тот индеец, которого больше всего жаждали увидеть зрители, не танцевал под грохот барабанов. Его вообще не было пока на арене. Краснокожий со Скалистых гор еще не показывался.

Индейцы, пританцовывая, удалились, гром барабанов постепенно затих, и снова наступила тишина. Прожектора погасли, на арене воцарилась тьма. Текли секунды. Но вот узкий голубоватый луч прорезал тьму и круглым пятном упал в центр арены. Круг света медленно расширился. Прожектор выхватил из темноты лошадь и всадницу. Стройная черноволосая женщина и великолепный вороной жеребец. Оба они сохраняли полную неподвижность. Они могли бы показаться безупречной скульптурой, если бы не легкий ветерок, шевеливший угольно-черные волосы женщины и черную гриву коня.

На мгновение замершая толпа зрителей завопила и затопала ногами от восторга. На бледном прекрасном лице всадницы появилась сияющая улыбка.

— Красавица! — кричали зрители. — Красавица! Красавица!..

Диана и в самом деле была достойна восхищения. Одетая в черную атласную блузу и обтягивающие черные кожаные штаны, она горделиво восседала на вороном могучем коне, являя собой истинную королеву подлинного Запада, до последней капли крови принадлежащую племени первопроходцев. Она являла собой также предмет зависти каждой женщины из публики, она была мечтой каждого мужчины.

Диана начала свое выступление.

Шум на трибунах утих. Диана одним словом заставила Чэмпа помчаться вокруг арены стремительным ровным галопом.

В следующие полчаса она безраздельно владела вниманием публики, демонстрируя фантастическое искусство вольтижировки и работы с лассо. Свесившись с седла набок, касалась земли, в то время как вороной бешено несся по арене; снова оказывалась сидящей в седле; соскальзывала под шею коня; разворачивалась в седле задом наперед и вообще умудрялась удерживаться на спине вороного в самых невероятных позах и положениях.

Она выхватила лассо и показала, что может управляться с ним с такой же ловкостью, с какой удерживалась в седле. Обвивала лассо то шею коня, то его живот, то ухо, то хвост… Затем зацепила одну переднюю ногу, потом обе. Она веревкой начертила в воздухе свое имя, вызвав восторг публики, наблюдавшей, как одна за другой вырисовываются четкие буквы, в которые складывалось отлично скрученное лассо. Толпа свистела и топала ногами, когда Диана забрасывала лассо в публику, касаясь его концом то одного зрителя, то другого. Наконец Диана, освободив ноги из стремян, вскочила на спину лошади и выпрямилась во весь рот, готовясь к финальному трюку: прыжку сальто с седла.

Громкие аплодисменты, крики «Браво, Красавица! Браво, браво!» сопровождали ее, когда она покидала арену. Задыхающаяся, но оживленная, Диана соскользнула на землю, бросила поводья одному из конюхов и посмотрела вслед жеребцу, которого увели в конюшню.

В тусклом свете кулис она наткнулась на что-то и, повернувшись, увидела, что это клетка краснокожего. На мгновение их глаза встретились. Индеец обжег Диану злым взглядом, заставившим ее содрогнуться, и продолжал смотреть на нее, когда его клетку увозили на арену. Испуганная, Диана на несколько секунд застыла на месте.

Рев толпы привлек ее внимание к арене. Зрители вопили: «Краснокожий! Чудовище! Это Чудовище! Краснокожий со Скалистых гор!»

Диана нервно вздохнула, встряхнула головой и пошла было прочь, но тут же передумала. Быстро оглядевшись по сторонам, она взобралась на высокую загородку арены, страшась того, что ей предстояло увидеть.

Крепкие братцы Лезервуд медленно везли стоящую на небольшой колесной платформе клетку с краснокожим по внутреннему периметру арены. Каждые несколько ярдов Лезервуды останавливались и предлагали всем желающим из публики подойти поближе и как следует рассмотреть дикую злобную тварь.

Диана в ужасе наблюдала за тем, как женщины покидали свои места на трибунах и подходили вплотную к клетке, в которой сидел индеец. Сузившимися от отвращения глазами она всматривалась в женщин, молодых и старых, хорошеньких и уродливых, толпившихся возле клетки, болтающих и нервно хохочущих. Похоже, полуобнаженный дикарь не казался им слишком уж отталкивающим зрелищем.

Диана похолодела при виде того, как женщины буквально дрались, пробиваясь поближе к клетке. В диком существе с прекрасным, безупречным телом чувствовалась явная эротическая сила и некая тайна. И глупых женщин притягивало к клетке как магнитом. Диана была взбешена. Но она не уходила. Она продолжала сидеть на деревянной загородке.

Возбужденные дамы Денвера устремлялись вниз с трибун, как хищные птицы, и Диана едва поверила собственным глазам, когда увидела, как хорошенькая девушка, явно из приличной семьи, вытащила из прически ленту и сунула ее в клетку. И тут же сквозь прутья посыпались кружевные носовые платки, свежие цветы… и все это сопровождалось раскатами женского хохота.

Диана чувствовала, как у нее перехватило дыхание, когда чрезвычайно глупая молодая блондинка вдруг оторвала жемчужную пуговку от воротника своего легкого платья и, положив на ладонь, протянула сквозь прутья клетки краснокожему. Диана, замерев, ожидала, что дикарь схватит девчонку за руку, прижмет к прутьям…

Но краснокожий даже не шевельнулся.

Он не протянул руки к светловолосой дурочке; он не взял протянутую ему жемчужинку. Он лишь смотрел на глупую девицу, и в его темных глазах сверкали презрение и ненависть. Клетка покатила дальше. Обиженно надувшая губы блондинка швырнула в индейца своей пуговкой и вернулась на место.

Диана перевела дыхание.

Клетка описала полный круг. Она была уже у выхода на арену. Краснокожий был явно разъярен и оскорблен тем, что его показывали как зверя.

Диана невольно опустила взгляд. Ей хотелось, чтобы клетку поскорее убрали с освещенного места. Чего они там ждали? Почему остановились, задерживаясь на арене?..

И тут она увидела…

Дэвид Лезервуд отпер дверцу клетки и выпустил индейца. К изумлению Дианы — и всей почтеннейшей публики, — взбешенный краснокожий тут же налетел на Лезервуда. Метнувшись со скоростью змеи, худощавый индеец сбил с ног огромного, мускулистого объездчика. Он принялся колотить кулаками по лицу Лезервуда; хлынула кровь…

Завизжали женщины, закричали мужчины…

Дэнни Лезервуд бросился вперед и оттащил краснокожего от своего брата и тут же повернулся и одарил зрителей улыбкой, словно все происшедшее было просто частью программы. Но улыбка ненадолго задержалась на его физиономии, потому что индеец, вырвавшись, так ударил Дэнни в челюсть, что тот не удержался на ногах.

Прежде чем братья Лезервуд успели опомниться, краснокожий бросился бежать. Вопли ужаса и возбуждения поднялись над толпой зрителей, когда полуобнаженный дикарь пронесся через пыльную арену в искренней попытке избежать плена. Он почти достиг северного края, когда на арену вырвались вооруженные верховые во главе с Малышом Чероки.

У краснокожего не осталось ни единого шанса.

«Отчаянные объездчики» поймали его, но сначала они потешились, играя с индейцем, как кот с мышью. Беглого краснокожего гоняли взад и вперед по кругу, то позволяя ускользнуть, то набрасывая на него лассо… и всадники при этом вопили и свистели, вызывая одобрительные аплодисменты публики.

Наконец индейца изловили. Он был измучен и едва дышал, его длинные ноги и обнаженная грудь блестели от покрывавшего их пота. Сияющий Малыш Чероки связал ему руки веревкой. К пленному индейцу подобрались разозленные братья Лезервуд.

— А ну, попробуй-ка теперь меня ударить, ты, краснокожий выродок! — выпятив подбородок, прорычал Дэнни Лезервуд. Он говорил злобно, однако настолько тихо, что зрители не могли его услышать.

Краснокожий, чьи руки были крепко притянуты к бокам, внезапно резко наклонил голову и щелкнул зубами. Дэнни Лезервуд отчаянно взвыл от боли и схватился за разорванную, кровоточащую мочку уха. Зрители на трибунах громко ахнули.

Малыш Чероки торопливо спешился. Пока братья Лезервуд крепко держали индейца, Малыш опутал свирепого краснокожего тяжелыми цепями по рукам и ногам, а потом затолкал его обратно в клетку.

Диана неподвижно сидела на загородке.

Она чувствовала себя почти больной.

Но публике зрелище понравилось.


Глава 8


После премьеры полковник и миссис Бакхэннан пригласили всех на вечеринку. Им хотелось отпраздновать большой успех представления. Вечеринку решено было устроить на арене.

Талантливый реквизитор и декоратор труппы превратил пыльную арену в волшебный замок. Для танцев была устроена гладкая дощатая площадка, со всех сторон окруженная корзинами со свежими цветами и написанными на огромных холстах прелестными пейзажами. Джазовый оркестр расположился на довольно высоком помосте. Лампы были пригашены и бросали на все мягкий, рассеянный свет. У ворот, ведущих на арену, наскоро соорудили длинный бар. За стойкой красовались Коротышка с вечной сигаретой, свисающей с нижней губы, и Древний Глаз, повязавший вокруг обширной талии белое посудное полотенце. Они выпивали.

Диана явилась как раз в тот момент, когда джаз с воодушевлением заиграл «О, будь прокляты мои тапочки!». Улыбаясь, она обняла полковника, поздравила его с успехом представления (сбор в этот вечер был самым большим за последние два года), а потом наклонилась и поцеловала в щеку бабушку. Искренне довольная, Руфь Бакхэннан похлопала Диану по худощавой спине и шепнула ей на ухо:

— Ты выглядишь чудесно, дорогая, но это платье может довести до беды, когда вокруг все эти «Отчаянные объездчики»…

— Я сумею позаботиться о себе, бабуля, — прошептала в ответ Диана, высвобождаясь из рук миссис Бакхэннан и направляясь к бару.

Она отлично знала, что имела в виду пожилая леди. Ее желтое платье из легкой кисеи с ткаными горошинами, безусловно, соответствовало последней моде, но, может быть, выглядело слишком открытым и смелым здесь, в пограничных землях. Да, в искушенных вашингтонских кругах, в гостиных столицы на это платье никто и не взглянул бы второй раз, но то был Вашингтон… Диана, решительно передернув обнаженными плечами, шагнула к длинному бару.

— Дадут ли здесь выпить несчастной леди? — спросила она, стукнув кулачком по блестящему дереву стойки.

— Ну разумеется! Что будете пить, мисс Диана? — Глаза Коротышки прищурились из-за попавшего в них дыма сигареты.

Прежде чем Диана успела ответить, Древний Глаз произнес:

— Содовой для Олененка!

И тут же пододвинул к ней стакан с ледяной шипучкой из корнеплодов, известной под названием «рутбир».

Диана покачала головой, но протянула руку и взяла предложенный ей напиток.

— Интересно, кто-нибудь в этой труппе будет когда-нибудь обращаться со мной как со взрослой женщиной?

— Разумеется, мисс. Я к вашим услугам, — раздался голос у нее за спиной.

Диана быстро обернулась. И тут же наткнулась на крепкую широкую грудь Малыша Чероки. Шипучка выплеснулась из стакана и залила белую крахмальную рубашку.

— О Боже… Простите, пожалуйста! — Диана с виноватым видом вытащила из-за глубоко вырезанного лифа платья кружевной платочек и принялась неловко промокать мокрые пятна на рубашке Малыша. — Пожалуйста, извините меня!

Малыш Чероки улыбнулся:

— Я вас прошу оказать мне одну небольшую любезность. Диана подняла на него фиалковые глаза:

— Только скажите!

— Потанцуйте со мной.

— Ну пожалуй, это наименьшее, что я могу для вас сделать, — сказала Диана.

— Действительно, наименьшее.

Поставив стакан на стойку, Малыш стряхнул с рубашки последние капли шипучки и повел Диану к танцевальной площадке.

Малыш Чероки весь вечер не отпускал от себя Диану. Он вежливо, но твердо разворачивал пылких ковбоев и вакеро, пытавшихся пригласить ее на танец. Когда вечеринка закончилась, он даже не стал спрашивать разрешения проводить ее. Он просто пошел с ней.

У двери вагона Малыш сказал:

— Мне хочется встретиться с вами еще раз. Диана повернулась к нему.

— Ну, учитывая обстоятельства, — сказала она, обводя взглядом ярмарочную площадь, — вам трудно будет не видеть меня, вам не кажется?

— Вы знаете, что я имею в виду, — возразил он и подошел к ней совсем близко.

— Да, — ответила она. — Я знаю.

Диана задумчиво посмотрела на него. Темно-русый, с зелеными глазами, он был очень привлекательным мужчиной, и Диана подумала, что с ним было бы неплохо погулять по городу.

Диана положила ладонь на его мускулистую грудь.

— Мне говорили, что здесь дают напрокат велосипеды, в Браун-Палас. Мы могли бы как-нибудь отправиться на прогулку.

Большая, широкая ладонь Малыша накрыла ее руку.

— Я зайду за вами утром, ровно в девять.

Он наклонился, поцеловал ее в щеку, шепотом пожелал ей доброй ночи и ушел.

Диана стояла в лунном свете, глядя ему вслед. Он мог быть для нее отличным сопровождающим: красивый, внушающий симпатию, отличный танцор… Но в ту же минуту, как Малыш исчез из виду, Диана забыла о нем. Она повернулась, чтобы войти в вагон, однако задержалась, передумав. Было уже поздно, но ей ничуть не хотелось спать.

Диана вздохнула, села на ступени вагона, сбросила черные бальные туфельки и обхватила руками колени. Потом вытащила из волос шпильки, и черные локоны упали пышным каскадом на обнаженные плечи. Откинув голову, Диана посмотрела в небо, наслаждаясь чистой ночной прохладой, и принялась рассматривать бледную серебристую луну и ярко светящиеся звезды.

Внезапно на нее нахлынуло чувство, нередко охватывавшее ее в детстве, в те минуты, когда она, бывало, лежала на зеленой лужайке перед большим домом на ранчо бабули в Северной Аризоне и смотрела на ночное небо.

Это были некие неопределенные мечты. Беспокойство. Желания.

Диана снова вздохнула и вернулась мыслями к прошедшему вечеру. Там был смех, там были музыка, танцы… Все радовались успеху представления, ведь на вечер премьеры был объявлен аншлаг, и зрителям понравились пышность и блеск шоу. И как надеялась Диана, вечер принес немалую прибыль. Она вспоминала свое волнение перед началом номера, в ее ушах еще звучали бурные аплодисменты. Она вспоминала выступления других актеров и… и кое-что еще…

В ее памяти всплыл краснокожий со Скалистых гор, отодвинув другие воспоминания. Диана нахмурилась, снова, как наяву, увидев глупых женщин, спешащих на арену, к клетке краснокожего. Девушка нахмурилась и закусила нижнюю губу, когда всплыла неприятная картина: несчастный индеец, мчащийся через пыльную арену в безнадежной попытке спастись…

Она подумала о том, что краснокожий сейчас сидит в клетке, в то время как все остальные танцуют и веселятся на вечеринке… Доносились ли до того места, где располагались загоны, смех и музыка? Что он делает сейчас? Может быть, тревожно шагает взад и вперед по клетке? Или давно уснул? А может, вспоминает о другой жизни? Жизни, естественной для него…

Диана встала.

Она огляделась по сторонам, окинула внимательным взглядом длинный ряд вагонов, стоящих у подножия горы. Везде было темно. Все уже спали. Это был ее шанс, один на миллион.

Она посмотрела на свои ноги и тут же решила, что безопаснее и быстрее будет идти босиком.

Диана спустилась со ступенек. Еще раз осмотревшись по сторонам, она со всех ног помчалась к темной арене. Достигнув высокой ограды, окружающей арену, она повернула к площадке, где располагались загоны.

На этот раз она вполне разумно решила не идти напрямик через лошадиные стойла. От этого ее путь удлинялся минут на пять, но она все же обогнула конюшни и сумела добраться до места, где располагались клетки, не подняв шума. Наконец, она увидела две бросающиеся в глаза золоченые решетки ярдах в пятидесяти от себя. Их прутья поблескивали в лунном свете.

Но вдруг Диана заколебалась.

Что вообще она делает здесь? Ведь было уже за полночь. Ей следовало мирно спать в своей постели, а не бродить между загонами и клетками. А что, если ее кто-нибудь заметит?

Приподняв юбку почти до колен, Диана замерла, не зная, то ли ей продолжать путь, то ли вернуться в вагон прежде, чем ее кто-либо спохватится.

Но краснокожий слишком сильно притягивал ее. И она невольно шагнула в сторону его клетки. Диана оправдывала себя тем, что у нее просто не будет другой возможности как следует рассмотреть дикаря, ведь ей постоянно кто-нибудь мешал сделать это.

С бешено колотящимся сердцем Диана на цыпочках ступала по пыльной земле. Через несколько секунд она уже остановилась напротив парных клеток и почувствовала огромное облегчение, обнаружив, что оба — и человек и горный лев — мирно спят. Ей наконец представилась возможность удовлетворить свое любопытство.

Сначала Диана шагнула к клетке кугуара — и тут же улыбнулась. Свирепый горный лев выглядел сейчас безобиднее домашнего котенка; он лежал, развалясь на спине, его лапы болтались, как лапы мягкой игрушки, глаза были плотно закрыты. Диана почувствовала глупое желание просунуть руку сквозь прутья клетки и осторожно погладить белый пушистый живот, ровно вздымающийся и опадающий при дыхании. Но она прекрасно понимала, что, несмотря на то что сейчас зверь спал так же мирно, как ручная полосатая кошка, это прекрасное существо было чрезвычайно опасным.

«Не буди спящего тигра». Знакомая пословица всплыла в памяти Дианы.

Она шагнула в сторону и очень осторожно приблизилась к клетке краснокожего. Некоторое время она просто с наслаждением смотрела на жестокого индейца, погруженного в глубокий сон.

Он, как и горный лев, спал, лежа на спине. Тронутые сединой волосы упали в сторону, открыв высокий лоб. Резко очерченное лицо со злобными глазами сейчас, во сне, выглядело почти мальчишеским. Полные губы расслабились, отчасти утратив присущее им выражение жесткости.

Внимательный взгляд Дианы оторвался от лица индейца и скользнул по расшитой бусами ленте, охватывающей шею, к обнаженному торсу, длинным, мускулистым рукам и широким плечам. Гладкая бронзовая грудь ровно дышала, талия была узкой, живот плоским, почти впалым.

Диана тяжело проглотила слюну.

Узкая набедренная повязка краснокожего сползла довольно низко, едва держась на бедрах. И Диана отчетливо видела его пупок, чуть ниже которого кудрявились черные волоски… Лишь на мгновение задержав взгляд на выпуклости паха, четко обрисованной мягкой кожей повязки, Диана посмотрела на длинные безупречные ноги индейца, добравшись наконец до кончиков пальцев. Потом Диана так же медленно стала оглядывать дикаря в обратном направлении, с интересом отметив, что кожа его везде, даже под сдвинувшейся набедренной повязкой, была одного и того же ровного цвета, цвета темной золотистой бронзы.

Диана была уверена, что если бы она сейчас протянула руку и дернула за шнурки, удерживающие набедренную повязку, то и на той части тела, которая не открывается лучам солнца, увидела бы кожу того же приятного оттенка.

Внезапно Диану пронзило неприятное ощущение, заставившее девушку похолодеть. Ей показалось, что зловещее существо наблюдает за ней. Ее лицо мгновенно залилось краской. Стыд обжег щеки. Она резко вскинула голову и посмотрела на лицо краснокожего.

И застыла как пораженная громом.

Глаза индейца были широко открыты и поблескивали в полутьме. Он не шевельнул ни одним мускулом своего длинного, худощавого тела, но его черные глаза в упор смотрели на Диану. Диану охватили страх и чувство вины.

Давно ли он проснулся? Видел ли он, как Диана бесстыдно и подробно рассматривала его тело, не пропуская ни одной детали? Она обхватила себя руками, невольно натянув платье так, что и без того глубокий вырез опустился еще ниже.

Глаза краснокожего, черные, ясные и странно неподвижные, продолжали смотреть на нее с ледяной ненавистью. Оскаленные зубы блестели в темноте, и Диана почувствовала, как по спине пробежал холод. Проснувшийся индеец источал ярость, он выглядел готовым к взрыву и чрезвычайно опасным. Но было в нем и что-то еще, кроме угрозы…

Диана улавливала темную, почти мистическую чувственность.

Диана повернулась и в ужасе бросилась бежать, клянясь себе, что никогда больше не подойдет близко к клетке дикаря.

Никогда!


Глава 9


Диана и Малыш Чероки катили на взятых напрокат велосипедах к тому месту, где Платт-Ривер впадала в Черри-Крик. Поездка началась беззаботно, они ехали не спеша, любуясь пейзажами. Но потом Малыш Чероки совершил ошибку, вызвав Диану на соревнование. Отчаянно честолюбивая женщина тут же рванулась вперед, не тратя времени на дальнейшие разговоры. Нажимая на педали так, словно за ней гнался сам дьявол, Диана летела по пыльной улице; ее темные волосы развевались, зубы сверкали в уверенной усмешке. И она таки первой примчалась к тенистой, поросшей мягкой густой травой лощинке, где поворачивала узкая Черри-Крик. Усталая, но весьма довольная победой, Диана соскочила с велосипеда и с удовольствием растянулась на траве. Она наслаждалась природой, теплом, прекрасным утром, внушающими благоговение горами, вздымающимися вокруг нее. Диана вновь засмеялась, подняв голову и увидя Малыша Чероки, с трудом одолевающего последние метры пути; колеса его велосипеда виляли, широкая грудь Малыша тяжело вздымалась. Молодой человек подошел к Диане, посмотрел на нее сверху вниз и опустился рядом с ней на колени.

— Я победила! — сказала Диана, с улыбкой глядя на него. — Я победила!

— Нет, — возразил он, стараясь восстановить дыхание. — Нет, вы не победили. — Он лег на живот рядом с ней. — Это я победил.

— Вы! Что это вы придумываете?

Малыш, сердце которого все еще билось слишком быстро, сказал:

— Вы так отчаянно хотели выиграть, что чуть не уморили себя до смерти этой гонкой.

— А вы? Разве нет?

Малыш Чероки покачал головой и усмехнулся. Подняв руку, он коснулся указательным пальцем нижней губы Дианы.

— Вы настолько утомлены, что я могу сделать с вами все, что угодно. Вы слишком слабы сейчас, чтобы сопротивляться.

— На это не рассчитывайте, — предостерегла его Диана, продолжая улыбаться.

— Я собираюсь поцеловать вас, Диана Бакхэннан, — сообщил Малыш, тоже улыбаясь.

— Я знаю, — спокойно ответила она, глядя прямо в его зеленые глаза и по-прежнему лежа все так же, закинув руки за голову.

Малыш Чероки положил руку на грудь Дианы. Потом его пальцы мягко скользнули к талии. Он наклонился и поцеловал Диану, горячие губы пылко прижались к ее губам. Однако руки Дианы не поднялись к его шее, как он того ожидал. Она не ответила на его поцелуй, она лишь чуть повернула голову, спокойно позволяя Малышу целовать себя.

Как только Малыш, оторвавшись от нее, поднял русоволосую голову, она толкнула его в широкую грудь, села и сказала:

— Я умираю от голода. Поехали к «Пеллзфиш», пора перекусить.

Она мгновенно вскочила на ноги. Малыш был ошеломлен ее поведением, ее свободными манерами и тем, что его поцелуй не произвел на Диану никакого впечатления. Он привык к тому, что женщины нервно вздыхали и стонали, когда он ласкал их. Прищурив зеленые глаза, Малыш Чероки наблюдал за тем, как Диана стремительно бросилась к своему велосипеду и подняла его, весело улыбаясь. Его вдруг охватило неприятное подозрение; ему показалось, что эта черноволосая, слишком независимая красавица решила позабавиться с ним, заставив гоняться за собой.

Подобная перспектива ему не нравилась, подобные мысли вызвали в нем раздражение. В нем начала просыпаться ярость, его охватило желание… Малышу захотелось столкнуть девушку с этого проклятого велосипеда, швырнуть ее в густую траву и целовать до тех пор, пока она не забудет о всяких глупостях и не начнет самозабвенно выкрикивать его имя, охваченная страстью…

Малыш глубоко вздохнул. Он не мог этого сделать. Ему следовало подавить свою гордость и долго и терпеливо ухаживать за этой женщиной. Она была не просто девицей, с которой ему хотелось лечь в постель. Это была Диана Бакхэннан, единственная внучка полковника. И похоже, эта маленькая сучка наслаждалась, играя с ним. Ну что ж, он позволит ей поиграть.

Улыбнувшись, Малыш Чероки поднялся и поспешил сесть на свой велосипед, чтобы догнать прекрасную, сводящую его с ума женщину. Впервые в жизни он решил повести честную игру. Полковнику Малыш нравился, в этом молодой человек не сомневался. За те два года, что Малыш Чероки провел в труппе, полковник пару раз выручал его из неприятных историй. И вместо того чтобы читать потом проповеди, старый актер лишь смеялся, хлопая Малыша по спине, и говорил: «Ну, Малыш, ты мне напоминаешь меня самого в молодости. Да уж, пока я не женился на моей милой Руфи, я таки побуянил немало!»

Малыш строил далеко идущие планы. В них немалое место занимала смеющаяся молодая женщина, крутящая сейчас педали велосипеда. Впрочем, едва ли не с того самого дня, как Малыш присоединился к шоу полковника Бака Бакхэннана, он начал прикидывать, что произойдет, когда полковник и миссис Бакхэннан станут слишком старыми и не смогут постоянно гастролировать.

А как только Малыш встретился с очаровательной Дианой, их единственной внучкой и наследницей, он тут же решил, что должен жениться на Диане, и тогда полковника можно будет просто отставить в сторонку. К тому же совсем неплохо иметь такую жену, как Диана. Она отличалась редкой красотой, и Малыш не сомневался, что сумеет усмирить ее и сделать из нее такую жену, какая ему нравится. Милую. Страстную. Преданную. Терпеливую. Послушную. Готовую без жалоб прощать его случайные измены.

Да, жениться на Диане Бакхэннан было бы, безусловно, решением всех проблем. Тогда и шоу, и девушка оказались бы в руках Малыша…

Малыш Чероки нажал на педали, догоняя Диану. Когда она оглянулась, Малыш одарил ее самой обаятельной из своих улыбок и сказал:

— Диана, я не… я не хотел напугать вас там, у ручья.

Ее темные, безупречно очерченные брови чуть приподнялись, фиалковые глаза насмешливо блеснули.

— Малыш, вы не смогли бы напугать меня, даже если бы очень захотели!

У ошеломленного ее неожиданным ответом Малыша хватило все же ума скрыть свое изумление и не показать, как Диана задела его самолюбие. Он покорно доехал за ней до города, обмениваясь ничего не значащими словами и прилагая все силы, чтобы очаровать девушку. Они неплохо поели в «Пеллзфише» и направились к ярмарочной площади.

Диана вовсе не стремилась к клетке краснокожего. Во всяком случае, она сама себе говорила именно так. Но едва она добралась до площади, как вдруг очутилась прямо перед золочеными решетками и ее тревожный взгляд стал искать индейца.

Она подошла поближе к клетке и всмотрелась в сидящего краснокожего.

— Ну, разве он не великолепен? — проник в ее сознание голос Малыша. — Настоящий дикарь. Грязный, невежественный неандерталец из каменного века.

Краснокожий, развалившийся в тени, в глубине клетки, перевел скучающий, презрительный взгляд на глазеющую на него пару. Его губы сжались в твердую тонкую линию, мускулы тела дрогнули, плоский живот втянулся…

— Диана, держитесь подальше отсюда, если меня нет с вами, — предостерег девушку Малыш Чероки. — Если вдруг ему удастся освободиться…

— Да, конечно… — пробормотала Диана, не в состоянии отвести глаз от свободно сидящего краснокожего. Дикарь не проявлял никаких эмоций. Вообще никаких. Чувствовал ли он что-нибудь? Может ли она сделать или сказать что-нибудь такое, что привлекло бы его внимание?

Диана понимала, что ведет себя безрассудно и даже жестоко, но она поймала себя на том, что ей отчаянно хочется добиться хоть какой-нибудь реакции краснокожего. Увидеть, что он чем-то взволнован. Глядя прямо на индейца, Диана шагнула ближе к Малышу Чероки, взяла его под руку и кокетливо заговорила:

— Я получила огромное удовольствие от нашей утренней прогулки… а вы, Малыш? Так чудесно быть вдвоем, далеко ото всех! Только вдвоем, вы и я! — Ее голос звучал низко и просто источал мед.

Польщенный, но изрядно озадаченный, Малыш ответил:

— Да, само собой! Жаль только, что это было так недолго.

Диана понимающе улыбнулась и прижалась черноволосой головой к его плечу. Она весело флиртовала с Малышом, она вела себя так, как и не подумала бы вести во время утренней прогулки. Она мягко смеялась, стискивала его руку, прижималась к нему… Она заглядывала Малышу в глаза и приподнималась на цыпочки, чтобы шепнуть что-то ему на ухо. Вообще-то она говорила сущую ерунду, но ее большой русый кавалер улыбался, кивал и выглядел чрезвычайно довольным.

Пока они оба смеялись, шептались и кокетничали, Диана то и дело бросала быстрые любопытные взгляды на запертого в клетке дикаря. Он полулежал в тени в каких-то десяти футах от нее. Но вдруг она заметила, что его черные глаза закрылись, а обнаженная грудь вздымается и опадает в ровном, ритмичном дыхании… и она почувствовала жгучую обиду.

Дикарь просто-напросто заснул!

Бесконечно разочарованная, она мгновенно оттолкнула Малыша и сказала:

— Поздно уже. Мне пора к себе.

Удивленный стремительной сменой ее настроения, Малыш Чероки неуверенно произнес:

— Ну… подождите же! Я… я пойду с вами.

— Нет. — Она резким жестом остановила его. — Вы вернете велосипеды. Хорошо?

И, повернувшись, она пошла прочь.

Нахмурясь, Малыш Чероки крикнул ей вслед:

— Но вы поужинаете со мной после представления? — Ответа не последовало. — Пожалуйста, Диана! Поужинайте со мной!

— Ладно! — бросила она через плечо, даже не взглянув на своего кавалера.

Малыш Чероки лез из кожи вон, чтобы произвести впечатление на прекрасную Диану Бакхэннан. Он тратил все свободное время на бесконечные попытки увлечь, взволновать и победить ее своим мужским обаянием. Как-то днем он пригласил ее покататься в коляске по парку. Назавтра повез на пикник в предгорья, и они отлично провели время на зеленой лужайке в тысяче футов над городом.

Он сопровождал ее в прогулках по городу, и Диана рассматривала витрины магазинов «Мэй компани», «Денвер Драй», «Даниэльс» и универмага Фишера. Диана не походила на других девушек. Она не тащила его во все эти роскошные магазины в надежде, что он что-нибудь ей купит. Она вполне удовлетворялась рассматриванием витрин. Малыш нашел это весьма новым и приятным.

Он приглашал ее в лучшие рестораны Денвера, такие, как элегантное заведение Тортини, с уютными, интимными кабинетами; водил в темноватую тихую «Таверну», в ресторан отеля «Уиндзор», украшенный брюссельскими коврами и дорогой мебелью, сверкающий зеркалами и полированным мрамором.

Они вместе посетили цыганскую оперу, здание которой, отличавшееся невероятной пышностью и вычурностью, было своеобразным памятником тщеславию одного из недавно разбогатевших серебряных королей. Они бродили по огромному замку Ричхофен, выстроенному честолюбивым и глупым прусским бароном Вальтоном фон Ричхофеном. Они поднимались на крышу здания пивной компании «Тиволи Юнион» и пили там пенистое пиво. Они пробовали ударяющую в нос минеральную воду в аптеке Мак-Мэхана, ходили на дневные спектакли в театры и даже забрели как-то после шоу в ночной клуб и немного выиграли в рулетку.

Дерзкая и много знающая, Диана пыталась уговорить Малыша Чероки повести ее в денверский район красных фонарей. Но он отказался наотрез. Диана была разочарована. Она слышала о домах Мэтти Силке и Дженни Роджер и умирала от желания хотя бы снаружи посмотреть на прославленные бордели.

— Вы сами-то видели эти дома? — спросила она Малыша.

— Конечно, нет! — быстро ответил он, надеясь, что не покраснел при этом, но про себя усмехнулся, припомнив свои забавы в комнате с троном в заведении Дженни Роджер.

Малыш Чероки осыпал Диану маленькими сентиментальными подарками, комплиментами, он уделял ей столько внимания, сколько в жизни не уделял ни одной женщине. Но произвести впечатление на Диану Бакхэннан было не так-то легко. Она ведь была не из тех милых, простеньких фермерских девочек, что являлись на ярмарочную площадь и, вытаращив глаза, смотрели на звезд шоу, мечтая о романтических приключениях.

Диана Бакхэннан, как говорится, «выросла на дороге». Полковник и миссис Бакхэннан стали ее опекунами, когда девочке исполнилось всего два года. И Диана вместе с ними объездила весь мир, встречаясь с великими и знаменитыми людьми. Ей даже довелось как-то сидеть на коленях самой королевы Виктории — когда шоу полковника гастролировало по Европе, и она трижды получала приглашения в Уайтхолл.

Когда Диана стала взрослой, десятки богатых, красивых молодых людей добивались ее внимания.

И она вовсе не собиралась падать в объятия Малыша Чероки, как тот надеялся.

Однако Малыш и не думал сдаваться. Ставки были слишком высоки.

Полковник Бакхэннан твердо встал на сторону Малыша. Малыш Чероки весьма ловко сумел заморочить голову старому актеру. Но почти все, что рассказывал Малыш полковнику о своем прошлом, было ложью. Лгать Малыш Чероки умел преотлично. Этим он успешно занимался всю свою жизнь. Так что полковник и не подозревал, что на самом деле представлял собой Филипп Ловери — Малыш Чероки. А Малыш был человеком честолюбивым, самовлюбленным и совершенно не испытывал уважения к товарищам по труппе. То есть обладал именно теми качествами, которые позволяют людям определенного типа добиваться успеха.

Старый полковник давно заметил, что молодая пара стала почти неразлучной. Ему это нравилось. Полковника привлекала мысль о том, что его слишком отважная и умная внучка может наконец выйти замуж и устроиться в тихой гавани. Он, подмигивая голубым глазом, давал Малышу советы, с какой стороны подходить к его норовистой наследнице.

Он говорил:

— Нужно быть человеком с железной волей, сильным сердцем и деликатными манерами, чтобы укротить Диану Бакхэннан.


Глава 10


Диана никак не могла выбросить из головы краснокожего со Скалистых гор.

Она пользовалась любой возможностью, чтобы очутиться возле клетки индейца с резким, грубоватым лицом. Возможно, он и был неукрощенным и опасным, но физически он являл собой само совершенство, и Диана с тревогой чувствовала, что он все сильнее интересует ее.

Она говорила себе, что это всего лишь безобидное любопытство, точно такое же, какое она испытывает к мускулистому горному льву, запертому в соседней клетке. Ей приятно было смотреть на обоих пленников, особенно когда они не замечали ее присутствия, и думать, что свирепый дикарь является таким же отличным от нее существом, как и огромный самец-кугуар. И в этом крылось их очарование. Это совершенно нормально. Нет ничего нездорового в том, чтобы любоваться изумительно прекрасной парой.

Но Диана не раз уже замечала, что дикарь бросает на нее странные, притягивающие взгляды, когда она проходит мимо его клетки. Что бы это значило? Что происходит в его голове?

И не раз случалось, что Диану охватывал необычайный интерес и она, набравшись храбрости, останавливалась, подходила к клетке и задумчиво всматривалась в краснокожего; похоже, это приводило его в ярость. Но в то же время Диана могла поклясться, что раз-другой ей удавалось уловить насмешку в глубине его сверкающих черных глаз, а губы индейца при этом складывались в нечто напоминающее улыбку. Но в то же время не оставалось сомнений в том, что иногда одно лишь присутствие Дианы наполняло краснокожего безрассудной яростью.

Было утро понедельника.

Диана проснулась очень рано. И первой мыслью, мелькнувшей в ее сонном уме, была мысль о краснокожем со Скалистых гор. Диана торопливо оделась и отправилась в сторону загонов сразу после восхода солнца.

Подсобный рабочий, держа в руках шланг для поливки, мыл клетку краснокожего. Остановившись в нескольких шагах, Диана застыла от ужаса, видя как бьющая под сильным напором вода ударила его в лицо, заставив закрыть глаза и отвернуться, потом — в грудь, в живот. Менее крепкий человек был бы просто сбит с ног.

Но это прекрасное существо устояло. Индеец стоял в вызывающей позе, и каждый мускул его безупречной плоти был натянут как пружина, словно он пытался разорвать невидимые цепи. Он не отступил перед напором воды. Он не издал ни звука, не попытался избежать жестокой атаки.

Сердце Дианы бешено заколотилось в груди при виде гордого дикаря, молча выносящего бессмысленную пытку.

Она закричала во все горло. Рабочий опустил шланг. Глаза краснокожего открылись.

— А ну брось шланг и убирайся отсюда! — закричала Диана на бестолкового работягу. Тот пожал плечами, перекрыл воду и, повернувшись, потащился прочь, качая головой.

Диана подошла к клетке. К ее удивлению и недоумению, молчаливый дикарь, только что бесстрастно выносивший издевательство и даже не шевельнувший рукой, чтобы закрыться от сильной струи, — этот дикарь внезапно впал в необъяснимую ярость.

И его гнев был направлен на Диану.

Ошеломленная его реакцией, Диана в молчаливом ужасе смотрела, как краснокожий рычал по-звериному, вцепившись в расшитую бусами ленту, закрывающую его горло. Его глаза из-под мокрых ресниц пылали бешенством и угрозой. Он по-волчьи оскалил зубы, крепкие и пугающие.

Вцепившись в холодные железные прутья, индеец рванул их с нечеловеческой силой; его мощные бицепсы вздулись, на шее набухла вена, глаза налились кровью.

Его безумное поведение взволновало могучего горного льва, сидящего в соседней клетке. Огромный кот тоже впал в бешенство. Он рычал, прыгал, просовывал лапу с крепкими как сталь когтями сквозь прутья, кидался на ограждение, словно сгорал от нетерпения разорвать Диану в клочья.

Она будто приросла к пыльной земле, испуганная и недоумевающая. Она видела изумительную пару в ее естественном, неприкрытом виде. Это были неуправляемые существа. Диана снова посмотрела в злые, хищные глаза краснокожего. Они горели угрозой, и Диана была уверена, что именно ее появление вызвало взрыв.

Но пока девушка наблюдала за индейцем, его гнев утих. Он отошел в глубь клетки и медленно опустился на пол, прислонясь спиной к прутьям. Ручейки воды и пота стекали по его темному лицу и стройному телу. Несколько капель задержались на длинных ресницах, на кончике когда-то сломанного носа, на мочках ушей.

Когда он поднял руку, чтобы откинуть со лба мокрые волосы, на его правом запястье сверкнул серебряный браслет. И больше индеец не двигался. Он замер — угрюмый, молчаливый, непроницаемый.

Горный лев, еще раз рыкнув на Диану и оскалив зубы, величественно развернулся и неторопливо отошел в глубину своей решетчатой тюрьмы. Он улегся на пол, сложив передние лапы, высоко вскинув голову; на его темной мягкой шее отчетливо вырисовывалось ромбовидное белое пятно. Золотистые глаза кугуара остановились на человеке, сидящем в соседней клетке. Кот замурлыкал; низкий, ровный, очень мягкий звук исходил из самой глубины горла… он словно пытался утешить погруженного в раздумье молчаливого дикаря.

Потрясенная, Диана отступила назад.

Наконец она повернулась и почти побежала к поезду, стоявшему в тупике, к вагону, который занимали ее дедушка и бабушка. В ее мозгу билась одна-единственная мысль. Она должна поговорить с полковником, должна убедить его отпустить на свободу краснокожего со Скалистых гор. Держать его в плену — слишком бесчеловечно.

За дни, проведенные в Денвере, Диана увидела и поняла, как изменилось шоу полковника Бака Бакхэннана. Оно было насквозь фальшивым и банальным, это был перепев старого. Нечто вроде самопародии. Эксцентричная охота на краснокожего была задумана просто от отчаяния, у полковника не оставалось другого выхода. Охота была жалким номером, недостойным славного прошлого представления-буфф. Диана должна обо всем сказать полковнику. Сказать сегодня, не откладывая.

Диана громко постучала в дверь купе полковника. Дверь тут же открылась, и Диана увидела бабушку.

— Доброе утро, бабуля! — улыбнулась Диана крохотной седоволосой женщине. — Я знаю, что еще рановато, но мне нужно поговорить с полковником.

Изнутри донесся гулкий голос Бакхэннана:

— Это кто? Диана? Хорошо, хорошо! Заходи, малышка! Я тебе кое-что покажу!

Диана вошла в вагон и увидела, что полковник сидит за письменным столом, разложив перед собой бумаги и счетные книги.

— Милая моя! — воскликнул полковник, поднимая на внучку сияющие голубые глаза. — У нас отличные новости! «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» в Денвере собрало больше публики, чем мы собирали где-либо вообще за все последние годы! Подряд три дневных представления и четыре вечерних без единого свободного места на трибунах! Все билеты проданы, до одного!

Он засмеялся и хлопнул в ладоши, как развеселившийся мальчишка.

— А все благодаря тебе и краснокожему со Скалистых гор! Красавица и Чудовище. Ты и дикарь заставляете местных жителей приходить сюда каждый день! — Довольно хихикнув, он всмотрелся в Диану и лишь теперь заметил, что та не радуется вместе с ним. — Что случилось, детка? Ты пришла, чтобы о чем-то поговорить? Или хочешь попросить о чем-то? Скажи старому полковнику, и он все сделает для тебя.

Диана заставила себя улыбнуться любимому деду. И сказала:

— Да нет, ничего мне не нужно. Просто у меня возникла идея: а не добавить ли в программу лошадиные бега? Ковбои против индейцев, например…

— Да! Мне это нравится! И еще выпустим казаков и арабов! Руфи, ты слышишь? Наша маленькая внучка удалась в нашу породу, не будь я полковником Баком Бакхэннаном! — И он бодро добавил: — Если дела и дальше пойдут так, этому чертову Пауни Биллу никогда не наложить лапу на мое шоу!

Гастроли в Денвере подходили к концу. Толпы зрителей продолжали заполнять ярмарочную площадь. Актеры и рабочие труппы пребывали в постоянном радостном волнении; они снова неплохо зарабатывали. Праздничное настроение не оставляло людей, они поздравляли друг друга с успехом и смеялись больше обычного.

Даже Коротышка добродушно пошутил, говоря как-то с Дианой:

— Полковник, пожалуй, мог бы и мне прибавить жалованье! — Поковыряв пяткой башмака в пыли, он пояснил: — А то что я имею? Двенадцать долларов в неделю и кучу навоза, с которым могу делать что хочу, хоть домой уносить!

Диана расхохоталась, думая, что Коротышке следовало бы проявить себя и перед Кэт Техаской; она ведь и не подозревала, что главный конюх умеет и пошутить, и посмеяться. Если бы Коротышка чувствовал себя немного свободнее, когда находился рядом с веселой, остроумной Кэт, он, пожалуй, сумел бы завоевать ее внимание.

Диана все еще улыбалась, когда они с Малышом Чероки, оставив Коротышку, бесцельно побрели по ярмарочной площади с двумя «Отчаянными объездчиками» и их временными денверскими возлюбленными. Одна из девушек предложила пойти посмотреть на краснокожего.

Диана, гневно вспыхнув, бросила резкий взгляд на рыжеволосую глупышку. Но не сказала ни слова. Когда они подошли к клетке, Диана тревожно всмотрелась в индейца.

Он нервно метался по клетке, словно раненое животное. Его густые, длинные черные волосы волнами вздымались и опадали. Ощутив присутствие посторонних, он остановился и холодно уставился на зрителей.

Рыжеволосая девица подошла ближе к решетке.

— Бог мой! Его рожей можно пугать детишек, но его тело… — Она нервно рассмеялась и добавила: — Должно быть, бедра у него отлиты из бронзы!

— Тебе-то что за дело до его бедер? — предостерегающе произнес сопровождавший ее объездчик.

Ледяной взгляд черных глаз краснокожего остановился на рыжей девице.

Но ненадолго. Диана танцующим шагом с намеренно вызывающим видом подошла ближе. Пышный край ее юбки взметнулся, когда девушка соблазнительно качнула бедрами. Диана не смотрела на индейца, но сразу почувствовала, что его взгляд сосредоточился на ней.

Малыш Чероки хлопнул в ладоши, и Диана сделала танцевальное па, другие весело поддержали его. Вся компания принялась резвиться на глазах у пленного краснокожего. Диана, хотя и ощущала в глубине души чувство вины, не отставала от прочих. Она по-детски дразнила его и насмехалась.

Но стыд и угрызения совести все нарастали в ее сердце. И когда веселая компания наконец удалилась, Диана почувствовала себя несчастной, она страдала из-за своего непростительного поведения. Она не могла забыть глаз индейца.

В этих темных, диких глазах светился ум!

Огорчение Дианы еще более усилилось вечером, во время представления, шедшего перед битком набитыми трибунами. Не в силах удержаться от того, чтобы вновь наблюдать за сценой, которая, она знала это, лишь вызовет в ней новый всплеск протеста и огорчения, она уселась на ограждении арены и смотрела на «номер» индейца, вызывавший бурный восторг толпы зрителей. Жалость и глубокое чувство вины терзали ее грудь. Она с отвращением наблюдала за тем, как клетку выкатили на арену, как смеющиеся женщины сбегали вниз с трибун и тыкали пальцами в краснокожего. А потом с печалью наблюдала за тем, как клетку в очередной раз открыли настежь и как великолепный дикарь, осыпаемый насмешками, предпринял очередную отчаянную попытку спастись…

Диана закрыла глаза, когда Малыш Чероки и его «Отчаянные объездчики» поскакали вслед за краснокожим.

Ее силы иссякли.

Она чувствовала себя душевно истощенной, и ей совсем не хотелось встречаться после представления с Малышом Чероки. Едва передвигая ноги, она тащилась к своему вагону. До нее донеслись вопли и бешеные аплодисменты, означающие, что краснокожий снова захвачен в плен.

И именно тогда, услышав эти оглушительные крики, Диана приняла окончательное решение.

Она должна освободить краснокожего со Скалистых гор.


Глава 11


Диана весьма неохотно отправилась ужинать с Малышом, когда шоу закончилось, и постаралась уйти как можно скорее, сославшись на головную боль.

Но на самом деле у нее отчаянно болело сердце.

Ее мучили сомнения. Она твердо решила отпустить на свободу индейца, но это привело к тому, что ее охватила странная смесь чувств… К спокойной уверенности примешивалась горькая тревога. Она была уверена, что совершит правильный поступок, и это утешало ее. Но в то же время она нанесет непоправимый вред успеху труппы и приведет в отчаяние полковника…

Ведь Диана приехала сюда из Вашингтона с единственной целью: помочь стареющим дедушке и бабушке спасти их любимое шоу. А открыв дверцу клетки, она тем самым захлопнет двери перед мечтами полковника…

Диана лежала без сна в своей узкой кровати, беспокойно ворочаясь. Было очень поздно; она рассталась с Малышом Чероки несколько часов назад. Должно быть, время приближалось к трем. Кэт Техаска, лежавшая на койке в противоположном конце купе, похрапывала. Свистящие звуки раздражающе действовали на и без того взвинченные нервы Дианы.

Вздохнув, Диана села, посмотрела на Кэт и стиснула зубы. Отбросив одеяло, она встала с кровати, взяла шелковый халат и, не зажигая света, осторожно прокралась в крохотную гостиную и плотно закрыла за собой дверь.

Надев халат, Диана поправила длинные растрепанные волосы и пошла к двери. Открыв ее, она высунулась наружу и огляделась.

Луна уже заходила, звезды побледнели. Было очень темно. Ни одно из окон вагонов длинного поезда не светилось.

Вся труппа спала.

Покрепче завязав пояс халата, Диана вышла. Августовская ночь оказалась на удивление холодна, а на Диане, можно сказать, почти ничего не было. Ее бледно-голубые ночная рубашка и халат были сшиты из тончайшего шелка и кружев. Сильный ветер проникал сквозь мягкую, легкую ткань. Диана запахнула халат и слегка вздрогнула.

Она прекрасно понимала, что ей бы следовало повернуться и уйти в вагон, она должна была лечь в постель…

Но вместо этого девушка спустилась по ступеням и босиком зашагала к северному краю арены. Она ни разу не посмотрела назад, уверенная, что в поезде все крепко спят.

Однако кое-кто все же бодрствовал.

В темном вагоне, расположенном ближе к концу поезда, не мог заснуть Древний Глаз. Он сидел в любимом кресле перед открытым окном; старый вождь ютов наслаждался предутренней прохладой, уйдя мыслями в прошлое. Его широкое некрасивое лицо было бесстрастно.

Внезапно черные глаза индейца расширились от удивления; он заметил, как стройная темноволосая женщина крадется в ночи. Вцепившись в обшарпанные подлокотники кресла, старый ют наклонился вперед, всматриваясь.

Потом едва слышно шепнул:

— Олененок!..

Тяжело сглотнув, он недоуменно следил за тем, как Диана быстро и уверенно обогнула огромную арену и скрылась в темноте. Снова шепнув: «Олененок…», — он подумал, что ему следовало бы пойти за ней.

Поднявшись с кресла, индеец поплотнее натянул на плечи пестрое одеяло, в которое завернулся. Но тут же снова сел. Малышка Бакхэннан была отчаянно независима, обладала взрывоопасным характером и могла впасть в ярость, если индеец примется следить за ней. Она взрослая женщина, которая решила отправиться куда-то среди ночи в одной лишь рубашке…

Сердце Древнего Глаза сжалось. Он догадывался, что все это значит. Олененок проводила все свое свободное время в компании Малыша Чероки. Похоже, сейчас она отправилась именно к нему. Старый ют печально покачал головой. Ему было больно; ведь девушка, которую он любил так, словно она была ему родной дочерью, портила себе жизнь, связываясь с таким типом, как Филипп Ловери. Ловери просто не достоин был Олененка.

Древний Глаз тяжело вздохнул. Он говорил полковнику — сразу после того, как Филипп Ловери появился в их труппе, — что считает этого молодого человека слишком честолюбивым и беспринципным, способным доставить одни лишь неприятности. Но полковнику Ловери понравился, и он не стал слушать вождя. А теперь, похоже, полковник одобряет растущую дружбу своей внучки с Малышом Чероки.

Что ж, это его дело.

И все же встревоженный ют отбросил одеяло, встал и торопливо оделся. Он бесшумно вышел из вагона и скрылся в окружающей ярмарочную площадь темноте.

Диана замерзла и едва дышала, когда добежала до клетки краснокожего. Рядом горел висящий на шесте фонарь. Он бросал широкий круг неяркого света, который освещал льва и лишь краем задевал индейца.

Диана остановилась, всматриваясь.

Ей видны были лишь длинные бронзовые ноги с крепкими мускулами. Световое пятно приходилось как раз на то место, где начиналась узкая набедренная повязка. Ноги упирались в решетку, примыкающую к клетке кугуара.

Невероятно, но мягкая пушистая лапа горного льва прижималась к голой подошве краснокожего. Зачарованный взгляд Дианы проследил за кошачьей лапой до того места, где заканчивался круг света, — до мощного мускулистого плеча. И Диана невольно улыбнулась.

Несколько долгих минут Диана молча стояла между фонарем и клетками, замерев в неподвижности, не издавая ни звука.

Однако краснокожий ощутил ее присутствие в темноте даже до того, как до него донесся аромат ее духов. Он бесшумно повернул голову. И стал наблюдать за рассматривающей его Дианой.

Ее волосы чуть отсвечивали синевой под мягким мерцающим светом фонаря. Черные как смоль локоны трепетали под легким ветерком, падая на бледное лицо и изящные плечи.

Темные полуприкрытые глаза краснокожего посмотрели на длинную шею цвета слоновой кости. Кружевные отвороты голубого шелкового халата Дианы разошлись. И внимательному взгляду индейца предстала пышная грудь…

Мускулы обнаженного живота напряглись, руки, свободно лежавшие вдоль боков, с силой прижались к дощатому полу клетки.

И в тo же мгновение сильный порыв ночного ветра ударил в лицо Дианы. Она машинально закрыла глаза и чуть наклонилась, сопротивляясь воздушной волне. Некрепко завязанный пояс голубого халата упал, его полы взвились за спиной Дианы, а кружевной подол ночной рубашки задрался, открыв голые колени. Диана шагнула к шесту, чтобы поддержать фонарь, яростно раскачивавшийся на ветру.

И пока она стояла, освещенная лучами мигающего фонаря, ее стройное тело просвечивало сквозь мягкий голубой шелк, и краснокожий мог видеть затвердевшие от холода соски ее прекрасной груди, натянувшие тонкую ткань. Прозрачный шелк плотно облегал тонкую талию, соблазнительный изгиб пышных бедер, обрисовал мягкую женственную линию между ногами…

Одной рукой придерживая шест с фонарем, другой пытаясь извлечь песчинку, залетевшую в слезящийся теперь глаз, Диана и не подозревала, что краснокожий давно не спит, что его горящий черный взор прикован к ней.

Наконец ветер утих. Диана выпустила угомонившийся шест, избавилась от соринки в глазу, потом тщательно запахнула халат и, подняв свалившийся пояс, плотно повязала его вокруг талии. Затем подняла голову и посмотрела на клетку краснокожего.

И тут же застыла в ужасе.

Она прижала ладонь к горлу и полными испуга глазами уставилась на индейца. Тот уже сидел; его обнаженные плечи и темноволосую голову заливал мягкий свет фонаря. И он смотрел на Диану в упор. Лицо его было неподвижно; жесткие губы сжались в тонкую прямую линию. Он выглядел зловещим, как ворон, сидящий на могильном камне.

Диану внезапно охватил панический страх. Она попятилась назад и продолжала отступать, спотыкаясь о разбросанные предметы реквизита, налетая на декорации, стоящие вокруг. Выбравшись из освещенного пространства, она остановилась, глядя на клетку. Краснокожий встал, выпрямившись во весь свой великолепный рост, и молча вглядывался во тьму, отыскивая Диану.

И Диана понимала, что, будь он хоть в клетке, хоть закован в тяжелые цепи, в нем все равно слишком заметно нечто дикое, необузданное, непредсказуемое. Диана судорожно втянула воздух, не отводя взгляда от индейца. Ей вдруг стало ужасно холодно, и в то же время она пылала…

Она поняла, что загадочный краснокожий излучает постоянную, осязаемую волну эротического притяжения… смешанного с угрозой стремительного насилия… Он был опасен. Но Диана, хотя и боялась свирепого, неукрощенного дикаря, все же поймала себя на том, что ее неудержимо влечет его сексуальная сила.

Она стояла, укрывшись в тени, наблюдая за индейцем и гадая, не слишком ли рискованно будет подойти поближе. Или ей лучше поскорее убежать отсюда, забыть эту странную минуту. Оставить свой глупый план освобождения дикаря.

Нет…

Нет, держать его в клетке — слишком бесчеловечно. Он был диким, прекрасным существом, которому следует скитаться на воле, в его любимых горах. Так же, как и горному льву, сидящему в соседней клетке. Им обоим следует быть свободными. Они должны стать свободными. И скоро ими станут.

Диана стояла, не обращая внимания на холодный ночной ветер. Она видела, что краснокожий вцепился в железные прутья решетки. Мощные мускулы его бронзового тела напряглись, все его существо, казалось, безмолвно взывает о помощи, стремясь на свободу. Да, это был искренний призыв. И он ранил ее сердце.

Подобную несправедливость следовало исправить.

И она намеревалась сделать это.

Она еще не знала точно, как и когда ей это удастся, но она твердо решила освободить обоих.

Наконец краснокожий снова медленно опустился на пол. Он сел, согнув колени и обхватив их руками, и опустил голову. Его длинные волосы упали на обнаженные руки. В такой позе он совсем не казался лютым или свирепым, он выглядел почти беззащитным.

Диана осторожно приблизилась к клетке. Голова индейца мгновенно поднялась. Он втянул воздух, как зверь. Он почуял запах ее тела. Диана сделала над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие, и продолжала идти вперед. Она храбро шагнула к самой клетке, каждую секунду ожидая, что дикарь вскочит и перепугает ее до полусмерти.

Но, к ее облегчению, дикое существо продолжало сидеть. Индеец вытянул длинные ноги, скрестив их, и сложил руки на груди. Диана подкралась еще ближе. Он смотрел прямо на нее. Их взгляды встретились.

После нескольких напряженных секунд молчания Диана мягко спросила:

— Если я выпущу тебя на свободу, ты ведь не причинишь мне вреда, правда?

Краснокожий не произнес в ответ ни звука. Он поднял руку и длинными смуглыми пальцами коснулся расшитой бусами ленты, охватывающей горло. Темные глаза сверкнули, из груди вырвался странный, отчаянно прозвучавший стон.

Диана покачала головой. Он не понял ее. Или все-таки понял? Она не была уверена. И предприняла еще одну попытку: попробовала разозлить индейца — дразнила его, насмехалась…

Но он молчал и не двигался.

Диана осмелела. Она принялась беззастенчиво кокетничать с ним: облизывала губы кончиком розового языка, изображала поцелуй в каком-нибудь футе от его резко очерченного лица. Глубоко вздохнув, она выставила вперед одну ногу и изогнулась в соблазнительной позе.

Никакого отклика.

Диана улыбнулась и встряхнула головой, перебросив длинные распущенные волосы через плечо. Захватив пальцами прядь густых черных локонов, она поднесла их чуть ли не к самому лицу краснокожего. И наконец, с громко бьющимся от страха сердцем дерзко просунула руку сквозь прутья разделявшей их решетки.

Краснокожий не шевельнулся.

Лишь его странные прекрасные глаза неотрывно смотрели на Диану. Черные, пылающие глаза, которых ей до сих пор не доводилось видеть так близко. Холодные, угрожающие глаза, притягивавшие и порабощавшие Диану. Глубокие, бездонные глаза, которые в иные мгновения казались не черными, а темно-синими, цвета ночного неба…


Глава 12


Кэт Техаска вытащила из волос папильотки, бросила их на туалетный столик и уставилась на свое отражение в овальном зеркале. На лоб падала круто завитая кудряшка.

— Боже, как это здорово — быть молодой и хорошенькой, когда с волосами только одно и нужно сделать — вымыть их! — Она взглянула через зеркало на торопливо одевавшуюся Диану.

Едва она успела договорить, как раздался удар грома, от которого задрожали стекла вагона; он заглушил ответ Дианы. Кэт вздрогнула, потом покачала кудрявой головой. Утро было ясным, тихим. А теперь, после ленча, небо потемнело, над городом сгустились мрачные облака, стремительно несущиеся на восток. Солнце скрылось.

Была среда, двадцать восьмое августа. Прощальное выступление «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» было назначено именно на этот день, до него оставалось немногим больше часа. Гастроли в Денвере заканчивались. Но похоже, из-за грозы представление могло быть отложено до вечера.

— Такая молния напугает кого угодно… эй, а ты не рановато принарядилась, а? — Кэт наморщила брови. — Боже, детка, до начала шоу всего час, а с минуты на минуту может хлынуть ливень!

Натягивая черные кожаные штаны, Диана сказала:

— Мне нужно кое-куда сбегать.

— Сбегать? Ну, милая, если тебе нужно что-то купить или сделать, ты можешь попросить об этом кого-нибудь из наших ребят. Пошли Коротышку; он будет рад тебе услужить. Он всегда меня выручает.

Диана, глубоко вздохнув, застегнула последнюю пуговку обтягивающих кожаных штанов. Она подошла к Кэт, положила руку на крепкое плечо подруги, улыбнулась, глядя в зеркало, и сказала:

— Хотела бы я знать почему.

Кэт увидела в зеркале глаза Дианы.

— Ну, ты же знаешь Коротышку. Этот тощий конюх просто очень добр и любезен, только и всего.

— Да, это так, — согласилась Диана. — Но тебе не кажется, что дело не только в этом?

— Ох, ну тебя! Ты же знаешь, я порядочная замужняя женщина, а мой Тедди Рэй ужасно ревнив! — Кэт добродушно хихикнула, и ее крепко завитые седоватые кудряшки подпрыгнули. — Ох, молодежь… только и думаете, что о любви и приключениях!

Приключения и романтика, пожалуй, были последними вещами, которые могли прийти в голову Дианы в этот жаркий, облачный августовский день, но она усмехнулась и кивнула, протягивая Кэт левую руку. Кэт быстро застегнула манжету черной атласной блузы Дианы, потом схватила щетку для волос и энергично воткнула ее в кудри, обрамляющие ее лицо. Наконец, заканчивая приготовления, Кэт взяла кроличью лапку и, обмакнув ее в пудру, щедро напудрила обе румяные щеки.

Диана зачесала длинные черные волосы наверх, скрепила их серебряной заколкой и сказала:

— Мне нужно бежать. Увидимся после выступления.

— Если разразится ураган, выступления не будет. Диана не ответила. Она торопливо вышла наружу и подняла встревоженный взгляд к потемневшему небу. Ломаные зигзаги молний вспыхивали в сгустившейся тьме, исчезая за зубчатыми вершинами гор; отдаленные раскаты грома ударяли по натянутым нервам Дианы. В плотном неподвижном воздухе пахло дождем. Она торопливо шла вдоль длинного ряда вагонов, спеша к тому из них, что располагался совсем близко к концу поезда. Это было жилище Древнего Глаза.

Диана громко постучала в дверь, молясь о том, чтобы не услышать ответа. Молясь, чтобы из-за дождя не отложили дневное представление. Молясь, чтобы ее тайный замысел осуществился без сучка без задоринки.

Диана подождала, нервно притопывая по деревянным ступенькам. Она несколько раз окликнула индейца по имени.

Наконец она облегченно вздохнула. Вообще-то Диана знала, что Древнего Глаза в этот час не бывает в купе. Древний Глаз был человеком привычки. И одной из них было заранее одеваться в полное облачение индейского воина, в котором он выступал в шоу, и отправляться на арену или в стойла, где рабочие и конюхи готовили все к представлению. Ему нравилось болтаться там, рассказывая разные истории всем, кто готов был их выслушать, курить фабричные сигареты, которыми его угощали, и давать всем непрошеные советы.

Это был ее шанс. Не чувствуя себя слишком виноватой, Диана проскользнула в купе Древнего Глаза. Внутри было темно, и Диана обругала приближающуюся грозу, из-за которой ей было трудно рассмотреть что-либо вокруг себя. Из-за низко нависшего неба казалось, что уже наступили сумерки, а Диана не могла рискнуть зажечь свет. Закусив нижнюю губу, она стала искать ключ.

Ключ от клетки краснокожего.

Несколько минут она потратила на осмотр ящиков письменного стола, предметов, лежащих на обеденном столе, книжных полок. Мимоходом полистала толстый альбом с пожелтевшими газетными вырезками, улыбнувшись про себя сентиментальности старого индейца. Потом поспешила в спальное отделение. Она подняла с узкой кровати подушку, заглянула под нее и снова положила на место.

И тут же вздрогнула от испуга, услышав грубоватый, низкий голос, прозвучавший за ее спиной:

— Ты не это ищешь, Олененок?

Диана мгновенно обернулась и увидела старого индейца. Древний Глаз, в головном уборе из орлиных перьев, спадающем вдоль его широкой спины, стоял в дверном проеме. В одной руке он держал серебряный ключ, поблескивающий в слабом свете. Широкое, некрасивое лицо индейца расплылось в улыбке. Он подмигнул Диане. Диана улыбнулась в ответ.

— Ни разу в жизни не сумела тебя одурачить!

— Это верно, — согласился он. — Я знал, что ты придешь, Олененок.

Диана следом за Древним Глазом вернулась в гостиную и увидела, как он демонстративно кладет ключ в резную деревянную шкатулку, стоявшую на комоде. Древний Глаз посмотрел на Диану. Она понимающе кивнула.

Немного встревоженная, Диана села, пока Древний Глаз снимал свой пышный головной убор из перьев и усаживался поудобнее в своем любимом широком кресле.

— Расскажи мне о краснокожем! — наконец требовательно произнесла Диана. — Расскажи мне все!

Широкая улыбка Древнего Глаза угасла, его глаза затуманились. Не дожидаясь повторной просьбы, он стал рассказывать о том, что тяжким грузом лежало на его сердце. Глядя в напряженные, внимательные глаза Дианы, он говорил о том дне, который не мог и не хотел забыть.

— Это было в понедельник днем, поезд тогда подходил к Денверу…

Едва он начал, как в окно ударили первые капли летнего дождя.

Старый индеец-ют рассказывал о том, как небольшой отряд охотников — он сам, Коротышка, Малыш Чероки и братья Лезервуд — оставил поезд незадолго до прибытия в Денвер. Они вывели из вагона своих лошадей и сразу же направились к горам. Малыш Чероки и братья Лезервуд замыслили поймать для шоу горного льва.

Древний Глаз и Коротышка постоянно держались вместе, не упуская возможности поймать форель в чистых, питаемых снегом горных вершин ручьях. Они почти не видели своих молодых спутников. Те каждое утро занимались тем, что расставляли капканы, чтобы изловить большую кошку.

В среду Древний Глаз и Коротышка поднялись еще до рассвета и покинули лагерь, когда все спали. Они взобрались вверх по склону, отыскивая местечко получше для рыбной ловли. Примерно в миле от лагеря, там, где ручей образовывал небольшой водопад, они нашли идеальный уголок и устроились, чтобы приятно провести утро.

Около девяти часов они вдруг услышали далеко внизу сильный шум; до них донеслись треск ломающихся ветвей, звериное рычание, крики… Они с Коротышкой переглянулись. Древний Глаз отложил удочку и взял полевой бинокль. Он быстро отыскал источник шума. На поляне, окруженной соснами и зарослями можжевельника, бился огромный кугуар, угодивший в один из расставленных охотниками капканов.

Кугуару уже почти удалось вырваться из ловушки, когда Малыш Чероки и братья Лезервуд выскочили на поляну. Они набросили на большую кошку огромную проволочную сеть, а потом Малыш Чероки принялся бить плененное, испуганное животное рукояткой топора, вновь и вновь опуская ее на спину и голову кугуара.

И в это мгновение неизвестно откуда появился индеец неведомого Древнему Глазу племени; он прыгнул на спину Малышу и отшвырнул его от раненого льва. Малыш взревел, как бешеный бык, и заорал, призывая братьев Лезервуд. Дэнни Лезервуд схватился с краснокожим, а Дэви тем временем затолкал горного льва в клетку, потом вернулся и набросил стальную сеть на голову индейца.

Братья оттащили индейца от Малыша Чероки и затянули вокруг него сеть. Малыш развернулся, схватил топор и бросился на связанного краснокожего. Со всей силой, какая только нашлась в его огромном мощном теле, он ударил рукояткой топора по груди краснокожего. Он бил индейца по животу, по бедрам. И наконец нанес жестокий удар по горлу…

Древний Глаз рассказал Диане, как они с Коротышкой кричали во все горло и Коротышка изо всех сил дул в свой серебряный свисток, пытаясь остановить это безумие, и как они неслись вниз по склону… Но они опоздали. Когда они добрались до поляны, избитый индеец и раненый горный лев были уже заперты в клетки.

Заканчивая рассказ, Древний Глаз произнес печально:

— Я ничуть не лучше Малыша Чероки. — Он покачал седой головой и добавил с сожалением в голосе: — Я видел, как обрадовался полковник, когда Малыш показал ему краснокожего, и я промолчал. Я стыжусь себя. Я стыжусь за полковника.

Диана, сохраняя внешнее спокойствие, мягко погладила ссутулившиеся плечи старого юта и ласково пробормотала:

— Не стоит так горевать, Древний Глаз. Мы это исправим, ты и я.

То, что казалось грозной бурей, надвигающейся на город, обернулось коротким, приносящим прохладу летним дождичком. Ко времени начала представления солнце уже снова радостно светило в безоблачном небе Колорадо. Труппа давала последний спектакль перед огромной толпой зрителей; успешные денверские гастроли «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» становились историей.

С той минуты, как с арены ушли последние актеры, у труппы было всего три часа, чтобы разобрать трибуны и погрузить все оборудование в поезд. Диана с острым интересом наблюдала за точными, согласованными действиями рабочих. Она подошла поближе, когда грузили клетки с горным львом и краснокожим; этот вагон находился перед вагоном-кухней. И никто его не охранял.

Вместе со всеми Диана села в поезд, чтобы отправиться в Солт-Лейк-Сити, затем в Сакраменто, а оттуда — в Сан-Франциско, на зимние квартиры. Одетая в легкое летнее платье цвета бледного пурпура, с улыбкой на лице, она вошла в вагон-гостиную, расположенный в начале поезда. Это было сразу после захода солнца; поезд покидал Денвер. Выглянув в окно, Диана помахала рукой и послала воздушный поцелуй толпе, собравшейся на перроне.

Когда же Диана обернулась, ее мгновенно охватило раздражение, потому что рядом с собой она увидела Малыша Чероки. Она теперь не могла смотреть на него без отвращения. Перед ее глазами сразу вставала ужасная картина: он яростно колотит рукояткой топора беззащитное существо. Диана стиснула зубы.

Не подозревая о ее презрении, Малыш одарил Диану самой обаятельной из своих улыбок и сказал, положив руку на спинку ее кресла:

— Усаживайтесь поудобнее и расслабьтесь, до Солт-Лейк путь неблизкий.

И он сжал пальцами плечо девушки.

— Я слишком устала, — бросила она, быстро вставая. — Пойду лучше в свое купе.

— Уже устали? Ну мы же еще не отъезжали от Денвера! Вы хорошо себя чувствуете?

— Прекрасно, благодарю вас. — Коротко пожелав Малышу доброй ночи и жестом отказавшись от предложения проводить ее до купе, Диана торопливо вышла из гостиной.

Малыш удивленно посмотрел ей вслед. Но Диана, не оглядываясь, быстро шла по длинному поезду, минуя вагон за вагоном. Она проскользнула в пустое купе Древнего Глаза и взяла ключ, лежавший в резной деревянной шкатулке. Потом отправилась дальше и наконец добралась до последней двери, отделяющей ее от клеток индейца и кугуара.

Диана на мгновение остановилась, втянула в себя прохладный, чистый воздух, потом открыла дверь и вошла в вагон; ее сердце бешено колотилось.

В темном вагоне две пары сверкающих глаз следили за девушкой, пока она добиралась до центральной раздвижной двери. Диана оттолкнула в стороны тяжелые створки и снова постояла секунду-другую, подставив лицо ветру, сомневаясь, правильно ли она поступает.

Она представила, как человек и зверь не сводят с нее благодарных глаз в то время, как она отпирает клетки и выпускает их обоих на свободу; как радостно будет смотреть им вслед, когда они спрыгнут на землю и грациозно помчатся к горам и ночной ветер будет развевать угольно-черные волосы индейца и шевелить рыжевато-коричневый мех большого кота с ромбовидным пятном на горле.

Улыбнувшись, Диана сначала распахнула клетку кугуара и отступила в сторону; сердце ее билось так, что в ушах стоял звон. Как она и предполагала, прекрасный огромный кот тут же легким прыжком выскочил из клетки и, сделав два длинных шага, спрыгнул с поезда и исчез в темноте.

Диана облегченно вздохнула и закрыла опустевшую клетку.

Теперь она шагнула к железным прутьям клетки краснокожего, старательно избегая при этом взгляда темных, испытующих глаз индейца. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Диана так нервничала, что ей не сразу удалось попасть ключом в скважину замка. После нескольких неудачных попыток она наконец справилась с серебряным ключом; когда она повернула его, раздался легкий звон.

Диана, заколебавшись на долю секунды, распахнула дверцу клетки и крикнула:

— Уходи!

В одно мгновение краснокожий очутился вне решеток и остановился возле Дианы, возвышаясь над ней. Его обнаженная грудь блестела от пота, грубоватое, выразительное лицо напряженно застыло.

Диана невольно сжалась, охваченная страхом, и отступила назад. Но правая рука индейца взметнулась, как змея, серебряный браслет блеснул в слабом свете… Твердые бронзовые пальцы крепко обхватили тонкую талию… индеец рывком притянул девушку к себе.

Их глаза на мгновение встретились, и в эту секунду Диане показалось, что она уловила отблеск сомнения в бездонной черной глубине…

Но сомнение тут же растаяло.

Краснокожий со Скалистых гор схватил Диану и выпрыгнул из поезда.


Глава 13


Диана громко закричала, оскорбленная и испуганная. Но ее некому было услышать, кроме краснокожего. Индеец с Дианой на плече уже был не менее чем в пятидесяти ярдах от железнодорожного пути.

После первоначального потрясения живой ум Дианы тут же начал работать с обычной логичной, холодной рассудительностью. Она с предельной ясностью осознала, что попала в плен к дикому, примитивному существу и нужно, чтобы ее немедленно спасли.

А потому, глубоко вздохнув, она громко закричала, упершись руками в спину краснокожего и, насколько это было в ее силах, подняв голову. Она вскинула одну руку и отчаянно замахала ею, молясь, чтобы хоть кто-нибудь в поезде заметил ее. Наверняка же хоть один человек из труппы смотрит сейчас в окно, и он увидит ее и тут же поймет, что ее похитил краснокожий.

Но ничего не случилось.

Поезд продолжал катить по рельсам, набирая скорость и все уменьшаясь и уменьшаясь перед полными ужаса глазами Дианы. Локомотив уверенно полз вперед, таща толстую змею вагонов, и надежда на быстрое спасение растаяла вместе с дымом, поднимающимся из трубы вагона-кухни.

Диана продолжала кричать, но уже не потому, что надеялась привлечь чье-то внимание. Она кричала просто от нарастающего страха и разочарования. Краснокожий внезапно сбросил Диану с плеча, подхватил ее под колени и за талию и понес на руках. Он так крепко прижал девушку к своей каменной груди, что Диана ударилась головой о его плечо и едва не задохнулась. Ее пылающее лицо оказалось в каком-нибудь дюйме от лица краснокожего, и она невольно уставилась на него.

Но индеец не смотрел на Диану. Его темный немигающий взгляд устремился вперед, к западному горизонту. Он длинными, стремительными шагами несся через долину, словно и не замечая, что девушка в его руках кричит и бьется от ужаса. Его ледяная холодность добавила Диане страха. Она ненавидела индейца за то, что он сделал, ей хотелось причинить ему боль. Сжав кулаки, Диана принялась колотить по обнаженной груди и гладким плечам.

Но она лишь ушиблась о его каменно-твердые мышцы и кости и вынуждена была остановиться. Не в силах одолеть желание хоть как-то заставить индейца почувствовать ее ненависть, она вцепилась ногтями в бронзовую грудь и испытала подлинное облегчение, увидев выступившую кровь. Она чуть не засмеялась от радости.

Но веселье длилось недолго.

Индеец никак не отреагировал на ее яростную атаку. Это сильно разочаровало Диану. Она стала извиваться, как червь, толкать его, колотить пятками по ногам, пытаясь остановить. Но дикарь все так же несся вперед, ни разу не споткнувшись.

Диана продолжала кричать, брыкаться, умолять… Но в глубине души она понимала, что никакие крики и мольбы не помогут. Ее захватчик не был человеком, он был животным. Диким, первобытным зверем, лишенным разума и логики. Жестоким, безжалостным дикарем без сердца и разума.

Наконец, Диана без сил повисла на его плече. Она еще раз посмотрела на темное, угрюмое лицо, пытаясь понять, какие мысли кроются за этой мрачной маской.

— Все это ужасная ошибка! — громко сообщила она ему. — Ведь это я освободила тебя! Я отперла твою клетку! Я дала тебе возможность убежать! — Ее голос поднялся почти до визга. — Я тебя спасла, черт бы тебя побрал! Ты хоть понимаешь это? Ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?!

На грубоватом лице индейца не шевельнулся ни единый мускул. Он не проявил никаких чувств. Диана похолодела. Ведь индеец, пожалуй, точно также не поведет бровью, когда будет убивать ее… Она протиснула правую руку между их телами, вонзила острый локоть в грудь индейца и, насколько сумела, отодвинулась от него. И отвернулась, твердо решив не смотреть больше на краснокожего.

Диана принялась всматриваться в горизонт, в темные, зубчатые цепи гор, вырисовывающиеся на фоне пурпурного неба, и снова холодный страх сжал сердце. Дикарь нес ее прямиком в Скалистые горы. И если ему удастся скрыться вместе с Дианой в тех диких местах, судьба девушки, пожалуй, будет предрешена. Ей никогда не удастся вернуться назад!

«Милостивый Боже, — безмолвно молила она, — помоги мне, помоги мне, пожалуйста, помоги!..» Бесконечное отчаяние нахлынуло на нее, и Диана заплакала.

А бессердечный краснокожий все бежал.

Вдруг Диана сквозь слезы заметила, как в кустах неподалеку сверкнула пара звериных глаз. Она всмотрелась внимательнее — и увидела, как из густых зарослей выскочил на верхушку огромного камня большой горный лев. Она узнала его — ведь на шее кота красовалось ромбовидное белое пятно… это был тот самый зверь, которого она освободила.

Кот замер на своем высоком постаменте в величественной позе. Диана в ужасе подумала, что краснокожий, похоже, не заметил кугуара, чей силуэт смутно вырисовывался на фоне темнеющего неба. Она быстро повернула голову. Темное, словно высеченное из камня лицо индейца и его холодные, безжалостные черные глаза ничего не выражали. Он не изменил направления. Он бежал прямо к высокому камню.

Охваченная новой волной ужаса, Диана высвободила руку, и, инстинктивно ища защиты, закинула ее за шею краснокожего, уткнувшись носом в широкую грудь, и крепко зажмурила глаза. Они стремительно приближались к поджидавшему их горному льву. Диана была уверена, что через секунду-другую она почувствует, как острые беспощадные клыки вонзаются в ее тело…

Она услышала низкий, вибрирующий рык и, не удержавшись, посмотрела наверх. Они сейчас находились как раз под возвышающимся камнем, и большой кот стоял над их головами, сверкая в сгущающихся сумерках золотистыми глазами.

А потом они миновали его.

Целые и невредимые.

Диана осторожно приподняла голову, всматриваясь назад через плечо краснокожего. Она увидела, как прекрасный зверь мягко спрыгнул с обломка скалы, помчался вслед за ними, потом обогнал их, бесшумно мелькая длинными лапами, и исчез в густых зарослях чапараля.

Истощенная душевно и физически, Диана прильнула к своему захватчику, слишком усталая, чтобы плакать, или кричать, или брыкаться. Отчаявшаяся и беспомощная, она совсем лишилась сил. Было ясно, что она побеждена. Никто ее не спасет, оставалось лишь поберечь остаток энергии и использовать весь свой ум, чтобы самой найти выход из положения.

Она невероятно устала, но об индейце этого сказать было нельзя. Он все так же ровно и стремительно бежал и выглядел так, будто мог продолжать бег целую вечность. Долина уже осталась позади, они приблизились к предгорьям, расположенным к западу от Денвера; индеец легко одолевал подъем. Он несся с грацией дикого зверя; одетый в одну лишь набедренную повязку и мокасины, краснокожий уверенно находил путь между нагромождениями валунов и обломков скал, через узкие лощины, ловко пробирался между колючими зарослями можжевельника и под низко нависшими ветвями горных сосен.

Он нес Диану все выше и выше по склону, пока они наконец не очутились в густом лесу из желтых сосен и серебристых елей. Диану вновь охватило волнение, когда вокруг них сгустилась тьма. Но невозмутимый дикарь продолжал бежать между деревьями, словно он видел в темноте, как лесные звери.

Глаза Дианы сами собой закрылись; голова упала на плечо краснокожего. Ее слегка укололи острые бисеринки ленты, обхватывающей горло индейца, и она чуть передвинулась. Уткнувшись лицом в изгиб крепкой шеи, Диана вдохнула запах дикаря: необычный, мужской и удивительно чистый запах, который никак нельзя было назвать неприятным. Взгляд Дианы затуманился, но остальные чувства на мгновение обострились. Она до сих пор не замечала, что краснокожий дышит хотя и громко, но ровно и медленно, несмотря на огромное напряжение. Или что его угольно-черные волосы, касающиеся ее щеки, так же Мягки и шелковисты, как и ее собственные. Или что на крепкой бронзовой спине такая гладкая мягкая кожа…

Лес вокруг них внезапно расступился, и они очутились в широкой и глубокой горной долине. А когда Диана увидела узкую пыльную дорогу, вьющуюся через широкий луг, в ее душе снова вспыхнула надежда. Ведь дорога должна куда-то вести! Возможно, к горной деревушке? Или к уединенной хижине, в которой тем не менее кто-то живет…

Сердце Дианы радостно забилось, когда краснокожий, дойдя до дороги, повернул и побежал по ней. Диана решила, что поняла его замысел. Краснокожий собирается взять за нее выкуп! Он намерен получить за нее деньги! Почему она прежде об этом не подумала? Конечно, дело именно в этом! Должно быть, так! Иначе какая ему польза от пленницы?

От волнения на ее глазах выступили слезы. Она вытерла их тыльной стороной ладони. Если краснокожий не понимает и не говорит по-английски, ему не обойтись без Дианы при совершении этой сделки. Диана принялась мысленно репетировать, что она скажет людям, с которыми индеец намерен вступить в торг. Она заверит их, что, если они заплатят за ее освобождение и сумеют избавиться от дикаря, она позаботится о том, чтобы их щедро вознаградили.

Краснокожий поднялся чуть выше по склону, и вот ярдах в пятидесяти показался большой, просторный дом, все окна которого были освещены. У Дианы от облегчения даже закружилась голова. Она ничуть не сомневалась, что за этими стенами живет сильный ранчеро, с женой и множеством ребятишек самого разного возраста.

Диана так пристально вглядывалась в теплый, заманчиво выглядевший дом, что и не заметила, как краснокожий свернул с пыльной дороги, чтобы по широкой кривой обойти двор. Когда же она осознала наконец, что индеец не намерен заходить в дом, она поняла, что ее предположения были неверны. И тут же открыла рот, чтобы закричать изо всех сил.

Но индеец крепко зажал ей рот, и Диана, не в силах произнести ни звука, лишь вопросительно вытаращила глаза, царапая ногтями его руку и лягаясь.

Обнаженная мускулистая нога краснокожего толкнула Диану под колени, и девушка упала на траву. Не трудясь даже взглянуть на нее, индеец завернул левую руку ей за спину и прижал к земле, одновременно прижав другую руку коленом. Диана лежала вытянувшись рядом с индейцем. Ей казалось, что так прошла целая вечность.

Над соснами неторопливо поднялась молодая луна, подул ночной ветерок, несущий первый холодок приближающейся осени. Диане мучительно было сознавать, что она лежит вот тут, не в силах ни шевельнуться, ни крикнуть, в то время как спасение совсем рядом, в какой-нибудь сотне ярдов, за стенами этого дома.

Но она никак не могла подать знак живущим там людям. Длинные пальцы индейца по-прежнему зажимали ей рот; его худощавое сильное тело было так близко от нее, что Диана ощущала горячий жар, исходивший от его кожи. Она лежала на спине; краснокожий вытянулся на боку, опершись на локоть и прижимая ее к земле бедром и коленом.

Диана вдруг подумала, что ему не выдержать в такой позе долго. Она была слишком неудобна. Рано или поздно индейцу придется как-то передвинуться, а когда он будет это делать, у Дианы, возможно, появится шанс ускользнуть от него.

Но краснокожий так и не шевельнулся.

Диана вертелась и ерзала, мучаясь, а индеец сохранял полную неподвижность, оставаясь все в том же положении, не дрогнув ни единым мускулом. Он ничем не проявлял беспокойства. И непохоже было, чтобы он испытывал какие-то неудобства.

Текли долгие минуты.

Прошел час.

Отчаявшаяся, Диана вертела головой. Она уже поняла, что из небольшой низинки, в которой они лежали, ей не увидеть дома ранчо, но вдруг она заметила в отдалении мерцающие золотистые глаза горного льва… Эти наводящие ужас глаза, светящиеся в густой мгле начинающегося неподалеку леса, не оставались на месте. Они постоянно передвигались, словно большой кот шагал взад и вперед. Диана беспокойно следила за ними, зная, что кугуар, в свою очередь, следит за лежащими людьми; Диана гадала, когда же горный лев бросится через луг и нападет на них. Она повернула голову набок и не отводила взгляда от непрерывно движущихся золотых глаз. Диане хотелось привлечь к кугуару внимание краснокожего. Но как? Она ведь не могла произнести ни звука…

Диана вздохнула и, отвернувшись от мечущегося горного льва, посмотрела на индейца.

И недоверчиво прищурилась. Положение головы краснокожего совсем не изменилось, он не сдвинулся даже на долю дюйма… Изумленная, Диана пристально смотрела на его словно высеченное из камня лицо, на хищный профиль, резко очерченный в лунном свете.

Обсидианово-черные глаза индейца не отрывались от освещенного дома. Он не посмотрел на Диану, хотя девушка была уверена: он почувствовал ее взгляд. Его темные ресницы ни разу не шелохнулись. Он вообще очень редко мигал. Жестко изогнутые губы тоже не дернулись, не приоткрылись. Диана даже не заметила, чтобы он хоть раз проглотил слюну.

И тем не менее, хотя он и был неподвижен, как статуя, в нем ощущалась звериная настороженность. Диана не сомневалась, что краснокожий упредил бы любое ее движение. И она помнила — постоянно помнила, — что имеет дело отнюдь не с разумным, логически мыслящим человеком. Это существо, так долго лежавшее в невероятно неудобной позе, было готовым к убийству дикарем, способным снять с Дианы скальп и убить ее не моргнув глазом.

Охваченная внутренней дрожью, Диана перевела взгляд с посеребренного луной лица на обнаженный бронзовый торс. Она увидела следы своих ногтей на гладкой коже. Несколько длинных царапин спускались к твердому, плоскому животу дикаря. Засохшая кровь делала их отчетливо видимыми. Диана гадала, в самом ли деле она сумела причинить ему боль. Может ли вообще что-нибудь причинить ему боль.

Пока она разглядывала исцарапанную грудь краснокожего, она вдруг заметила, как слабо, едва заметно напрягся один из бицепсов его левой руки. И в следующее мгновение Диана, не успев ничего понять, уже стояла на ногах, а краснокожий крепко прижимал ее к себе, по-прежнему зажимая ладонью рот.

Глаза Дианы встревоженно метнулись к дому ранчо, и сердце девушки упало. В доме больше не горели огни.


Глава 14


Одной рукой крепко обхватив талию Дианы, краснокожий наполовину повел, наполовину потащил ее к беленым сараям, стоявшим довольно далеко за уснувшим домом. Добравшись до обширных служебных построек, он внезапно остановился и, повернув голову, принюхался к воздуху, как лесной зверь.

Потом индеец подтолкнул Диану к конюшне с покатой крышей. Возле открытой двери он снова остановился. По-прежнему зажимая ей рот, он прижал ее спиной к своему высокому худощавому телу.

Свободная рука индейца скользнула к талии девушки. Диана почувствовала, как его длинные пальцы уверенно взялись за узкий пурпурный поясок, и застыла от ужаса. Пояс соскользнул. Она взвизгнула — но лишь едва слышный звук прорвался сквозь его бронзовую ладонь. Индеец оторвал короткий пышный рукав платья. Легкая ткань чуть слышно треснула.

Да эта бессердечная тварь хочет изнасиловать ее! Он намерен сорвать одежду с ее сопротивляющегося тела, а потом взять ее прямо здесь, где они стоят, в лунном свете… Боже, да что же это за скотина?!.. Почему здесь? Почему сейчас?..

Диана яростно извивалась, глаза наполнились ужасом. Отчаянно дрожа, она скрестила руки на груди, страшась, что теперь дикарь разорвет на ней лиф.

Но в следующее мгновение она уже шипела и отплевывалась, потому что невозмутимый краснокожий холодно и бесстрастно раздвинул пальцы, зажимавшие ее губы, и запихнул оторванный рукав ей в рот, а потом обвязал его пурпурным пояском. Он переждал мгновение-другое, и Диана поняла: он хочет убедиться, что кляп достаточно надежен. Диана снова попыталась вырваться, закричать… но лишь слабый стон прорвался сквозь мягкую ткань.

Удовлетворенный, индеец принялся за осуществление своего плана. Он шагнул из освещенного луной пространства в темноту сарая, таща Диану за собой сильной рукой, сжавшей оба запястья девушки. Внутри он остановился, и Диана предположила, что он так же не видит в темноте, как и она. А она уж точно не различала совершенно ничего. Но зато явственно ощущала сильный конский запах.

Диана заподозрила, что неразумный дикарь хочет украсть лошадей. Ей хотелось засмеяться над его глупостью. Она знала, что в ту же секунду, как лошади в стойлах почуют запах постороннего человека, они поднимут такой шум, что ранчеро тут же выскочит из дома, и, как надеялась Диана, с заряженным ружьем в руках.

Она принялась считать в уме, уверенная, что не доберется и до пяти, как их услышат, но она дошла уже до десяти, а в конюшне не раздалось ни звука, если не считать мягкого дыхания животных. Диану охватило горькое разочарование. А индеец, ведя ее за собой, осторожно пошел в темноте…

Диана знала все, что только можно знать о лошадях, и потому совершенно не могла понять, как индеец сразу сумел найти и успокоить огромного нервного жеребца. Но именно это и произошло. Обхватив Диану рукой, краснокожий прижал ее к себе возмутительно, интимным образом и долго стоял, терпеливо и успокаивающе гладя лошадь, которую Диана и рассмотреть-то не могла.

Еще через несколько минут индеец уже сумел отыскать все, что было ему нужно. Длинной, мягкой полоской кожи он связал руки Дианы. Затем снял с колышка на стене уздечку, со стойки — седло и оседлал жеребца, не проявившего при этом никакого волнения. Он прихватил пару попон и приторочил их к задней луке седла; отыскал большой охотничий нож в кожаных ножнах и засунул его за свою набедренную повязку; взял еще пару ковбойских кожаных штанов, отделанные серебром стремена, потрепанный стетсон и флягу.

Все это время он таскал Диану следом за собой, дергая за кожаную ленту, обхватывавшую запястья девушки. Когда Диана почувствовала вдруг на талии его сильную руку, она поняла, что индеец готов уйти. И в ту же секунду он поднял ее и посадил в седло, мгновенно вскочив следом. Не в состоянии держаться хоть за что-нибудь, она была просто вынуждена прислониться к его крепкой груди. Так она и сделала, искренне ожидая, что неразумный дикарь сразу пустит коня в галоп.

И вот, повинуясь невидимой и беззвучной команде, мощный конь шагнул с места, но не помчался ни галопом, ни даже легкой рысью. Он медленно, чуть пританцовывая, вышел из конюшни. Тогда краснокожий чуть шевельнул поводьями, и отзывчивое животное пустилось по широкому полукругу, унося седоков от ранчо и направляясь в горы.

Приготовясь к тому, что лошадь вот-вот помчится во всю прыть, Диана крепче прижалась к индейцу, прислонилась головой к его плечу и, уставившись в широкую расшитую бусами ленту, охватывающую его горло, ждала. Но ей снова пришлось испытать разочарование.

Этот непредсказуемый молчаливый дикарь никогда не делал того, что она ожидала. И теперь, несмотря на то что ранчо давно скрылось из виду, он и не думал подгонять коня и тот шел неторопливо, словно вез на прогулку при луне влюбленную пару!

Ненависть к краснокожему разгорелась еще сильнее, когда великолепный конь медленно, чуть гарцуя, пересекал широкий, слегка холмистый луг, лежащий у подножия суровых гор.

Диана всегда гордилась своей опасной способностью с легкостью читать все, что происходит в мужском уме. Ее очень трудно было удивить или озадачить. Большинство мужчин, как она рано поняла, представляли собой всего лишь бесхитростных больших мальчишек. Ей не приходилось встречать мужчин, в которых она не могла бы разобраться. До сих пор не приходилось.

Впрочем, она забыла о главном: ее захватчик не был, по сути, мужчиной. Это было огромное, опасное животное, предпочитавшее дикое существование, это был настоящий неандерталец с первобытными инстинктами. И вряд ли она могла ожидать, что сумеет разобраться в мыслях животного.

Гадая, сообразит ли невежественный абориген вытащить наконец кляп из ее рта, Диана застыла от изумления, когда индеец, словно это он прочел ее мысли, поднял правую руку. Широкий серебряный браслет на его запястье блеснул в лунном свете. Краснокожий развязал тугой узел, которым был стянут пояс Дианы у нее на затылке. Почувствовав его пальцы на своих губах, Диана разозлилась. Однако она невольно испытала признательность, когда он вынул из ее рта влажный, удушающий комок ткани.

Диана откашлялась, глубоко дыша. Индеец, сидя за ее спиной, внимательно смотрел на нее сквозь полуопущенные тяжелые веки. Ощутив его пристальный взгляд, Диана подняла связанные руки прямо к его лицу, показывая глазами, что хочет, чтобы он снял кожаные путы.

Но дикарь не подумал повиноваться. Он даже не потрудился кивнуть или отрицательно покачать головой, хоть как-то давая понять, что понял ее просьбу. И тогда Диана принялась кричать самым нелепым, глупым образом — как это делают люди, пытающиеся что-то объяснить глухому.

— Мои руки! — Она ткнула связанными руками в подбородок дикаря. — Развяжи мне руки! Пожалуйста!

Краснокожий просунул палец под кожаную ленту, стягивающую запястья Дианы, и рывком заставил девушку опустить руки на колени.

— Нет! — визжала она. — Развяжи их! Я хочу, чтобы ты меня развязал!

Она снова взмахнула руками перед его лицом. И он снова опустил их, ничуть не изменив непроницаемого выражения смуглого лица с полуприкрытыми глазами.

— Ты сейчас же развяжешь мне руки, ты слышишь меня?! — кричала Диана. — Это кожа ободрала мне все запястья, и ты в этом виноват! Немедленно развяжи, а то я… а то… — Она вдруг нервно вздохнула, сдаваясь, и уронила голову на грудь. И презрительно пробормотала: — Боже, да понимаешь ли ты вообще хоть что-нибудь? Можно ли хоть как-то вдолбить что-нибудь в твою тупую башку?

Дикарь передернул плечами и бросил на нее яростный взгляд, но Диана не видела этого. Ее волосы, давным-давно растрепавшиеся, свесились набок, закрывая, словно занавесом, тонкое, прекрасное лицо. Диана вздрогнула, когда рука индейца внезапно коснулась ее волос. Он мягко отвел их от лица и заправил за ухо. Диана резко вскинула голову; ее сузившиеся глаза уставились на краснокожего.

Он смотрел прямо перед собой, в неоглядную даль. Казалось, на его лице с высокими скулами лежит покров тайны. Диана опустила глаза. В жестких линиях красивых губ индейца таилась угроза… Диана заново ощутила опасность в этом диком существе.

Раскаиваясь в своей вспышке, она поклялась себе, что никогда больше не будет ни кричать на него, ни строить гримас, ни царапаться и лягаться. Откуда ей знать, что именно выведет его из равновесия? Ей следует быть поосторожнее. Уж чего она хотела меньше всего, так это разъярить его. Диана ощущала, что в этих бронзовых руках достаточно силы, чтобы в одно мгновение вытряхнуть из нее жизнь.

Диана смертельно боялась этого высокого, гибкого индейца с худощавым лицом и сверкающими темными глазами. И в то же время она чувствовала странное влечение к этому человеку, который вообще-то и человеком-то не был, а представлял собой лишь большого прекрасного зверя.

Не желая больше касаться его или допустить, чтобы он прикасался к ней, Диана забросила связанные запястья за переднюю луку седла и выпрямилась, отодвинувшись от своего захватчика. Теперь она будет ехать именно так, как бы ни был далек их путь.

Заговорив низким, мягким голосом, чтобы краснокожий не мог догадаться о смысле ее слов, Диана произнесла:

— Вот так я и буду сидеть… подальше от тебя… потому что мне противно, когда ты прикасаешься ко мне.

Бесстрастный взгляд индейца на мгновение обратился к ее лицу. Диана улыбнулась и пробормотала сладко:

— Ты грязное животное. Ты отвратительная скотина, меня тошнит от тебя. Ты пробуждаешь во мне все самое худшее, и я тебя ненавижу за это!

Непроницаемый взгляд темных глаз индейца задержался на ее лице. Диана посмотрела прямо в его черные глаза и решила, что он ничего не понял. Потому что выражение этих глаз ничуть не изменилось.

И она продолжала изливать душу. Она говорила очень мягко:

— Видишь ли, с самого начала, с того момента, когда я тебя в первый раз увидела в клетке, ты меня пугал, но и чем-то притягивал. Я хотела освободить тебя, но, пожалуй, не столько ради тебя, сколько ради себя самой. — Диана помолчала, внезапно осознав, что она сказала, и потрясенная собственным признанием, поскольку она впервые честно взглянула на причины, заставившие ее отпереть клетку краснокожего.

Еще больше испуганная, она быстро предостерегла индейца:

— Я от тебя сбегу! Я умнее тебя, я что-нибудь придумаю. Да, придумаю, чудовище, непременно! — Умолкнув на секунду-другую, она быстро добавила: — Ты ведь не против того, чтобы я называла тебя Чудовищем, а?

Черные бесстрастные глаза индейца скользнули в сторону, краснокожий снова стал смотреть вперед. Диана судорожно вздохнула, нервно оглянулась по сторонам, не понимая, почему индеец не поворачивает коня прямиком в горы. Он держал путь скорее на север, чем на запад. К этому времени они обогнули поросший лесом склон, и Диана увидела множество огней, разбросанных внизу, прямо под ними, у подножия высоко вздымавшегося отрога Берегового хребта. Диана сосредоточилась, пытаясь понять, где они находятся.

Перед ними раскинулся город. Был ли это Сентрал-Сити? Или Блэкхоук? Нет, это не могут быть они. Они лежат дальше к северу.

Но когда краснокожий направил коня к мерцающим огням, Диана вдруг вспомнила. Буолдер! Конечно, это древнее горное поселение Боулдер, это оно лежит перед ней! И снова сердце Дианы наполнила надежда. Даже если краснокожий не возьмет ее с собой в город, ей стоит лишь исхитриться сбежать ночью, и она без труда доберется до Боулдера.

Надежда росла вместе с тем, как приближались и становились ярче огни города. И надежда угасла, когда дикарь взял в сторону, обходя город и продолжая путь на север. Когда Диана окончательно поняла, что индеец не намерен заезжать в Боулдер, она завизжала изо всех сил, прекрасно понимая, впрочем, что лишь понапрасну тратит силы. И когда, визжа и плача, она подняла взгляд на индейца, то увидела, что его лицо хранит все то же холодное, таинственное выражение.

Наконец огни Боулдера растаяли позади, и тщетные вопли Дианы затихли. Она сообразила, что до боли надсадила горло. И поникла от огорчения. Они продолжали ехать молча, упорно поднимаясь все выше и выше, и свернули на запад. Они двигались по широкой, глубокой горной долине, по обе стороны которой вздымались лесистые крутые склоны.

Когда они углубились в широкий каньон между высокими вершинами Берегового хребта Колорадо, лунный свет исчез. Вместе с темнотой явился и холод горной ночи, и Диана сразу замерзла. Она ужасно устала, ее спина из-за неудобной позы болела, как сломанная. Диана ведь сидела выпрямившись, стараясь не касаться краснокожего, что не преминуло сказаться. Она поневоле представила, как было бы приятно прислониться к теплой, широкой бронзовой груди.

Но она скорее умерла бы, чем сделала это. Диана стиснула зубы, чтобы они не стучали, и расправила плечи. Да, ей холодно, но ведь и индейцу не теплее; пожалуй, ему даже хуже приходится: он почти совсем обнажен. Если Диана устала, то и краснокожий тоже. А она сможет выдержать все, что выдержит на этом чертовом длинном пути мужчина.

Или зверь.

Примерно еще после двух утомительных часов езды в темноте они выбрались из каньона и снова очутились в залитой серебристым лунным светом долине. Но Диана этого не заметила, потому что просто заснула.

Она совсем не почувствовала, как где-то посреди темного холодного каньона впала в блаженную дремоту. Но индеец уловил это мгновение. Не задерживая коня, идущего длинным, стремительным шагом, он потянулся к закинутым за переднюю луку седла связанным рукам Дианы, снял кожаные путы и мягко, осторожно прислонил девушку к своей согнутой правой руке, уложив темноволосую голову себе на плечо.

И продолжал путь.

Очутившись в более удобном положении, Диана бессознательно прижалась покрепче к теплому телу краснокожего. Ее нежные полуоткрытые губы коснулись его обнаженной кожи, и она сладко вздохнула во сне.

Индеец улыбнулся, и его слишком темные глаза на мгновение потеплели.


Глава 15


Поднявшись на склон высоко над Боулдером, индеец направил коня через нагромождение скал, с которого начиналась формация Фонтейн гряды Фларитон. А потом к подножию трехтысячефутовой Ройал-Арк Берегового хребта и дальше, в глубины Фларитона.

Луна побледнела и начала спускаться, когда краснокожий наконец остановил взмыленного жеребца. Приближалось утро, звезды гасли одна за другой. Краснокожий выбрал узкую травянистую лощинку; пышные горные травы начали уже понемногу желтеть, чувствуя приближение осени.

Здесь, в тени островерхих пиков, через маленький холмистый луг протекал один из притоков реки Сент-Врайн; вода сверкала, как стекло.

Остановив коня, индеец довольно долго оставался в седле, медленно оглядывая темную долинку. Через несколько секунд он отыскал подходящее для ночлега место. Это была выступающая козырьком стена каньона; под выступом виднелась и небольшая пещера. Там можно было укрыться от ветра и от лучей утреннего солнца.

Выпала предутренняя роса, воздух похолодел перед рассветом. Индеец посмотрел на спящую женщину, и в его темных глазах появилось странное, почти отеческое выражение. Оно тут же рассеялось, но тем не менее индеец действовал осторожно, чтобы ее не разбудить. Он бросил поводья, протянул руку назад и снял с седла прихваченные им на ранчо попоны, потом соскочил на землю так проворно и легко, что женщина в его руках лишь глубоко вздохнула и прижалась к нему покрепче.

И продолжала спать.

Дойдя до выступа в стене каньона, индеец опустился на колени, расстелил попону и осторожно положил Диану на землю.

Она глубоко спала; ее шелковистые темные волосы веером рассыпались по попоне; тонкая рука была обнажена до самого плеча, где свисали нитки, оставшиеся от оторванного рукава. Глубокий вырез бледного пурпурного платья приоткрывал соблазнительные выпуклости груди, вздымавшейся и опадавшей в медленном, ровном дыхании. Пурпурная юбка, смятая и закрутившаяся вокруг стройного тела, не закрывала красиво очерченные колени, их прикрывали только тончайшие шелковые чулки. На ногах были остроносые домашние туфельки из мягкой белой замши.

Краснокожий с каменным выражением лица снял туфельки, поставил их рядом с попоной, на мгновение задержав взгляд на высоком подъеме ноги. А Диана в этот миг счастливо и глубоко вздохнула. Легкая улыбка тронула губы индейца. Он укрыл ее второй попоной, тщательно подоткнув ее по бокам.

Еще мгновение-другое он постоял на коленях, и его внимательный взгляд медленно вернулся к бледному, нежному лицу Дианы, густым длинным ресницам. Таких глаз он никогда еще не видел. Его завораживали эти выразительные фиалковые глаза, в которых сверкали темно-пурпурные искры, когда девушка сердилась или бывала напугана.

Ее маленький безупречный нос даже во сне выглядел надменным. Но мягкие пухлые губы, чуть приоткрытые сейчас, заставляли предположить в Диане обнаженную чувствительность.

Краснокожий стиснул зубы, на твердой щеке дернулся мускул. Он резко поднялся на ноги, повернулся и вышел из-под прикрытия нависающей скалы. Расседлав коня, он стреножил его и пустил пастись.

Конь с удовольствием щипал траву, а индеец ушел к протекающему всего в нескольких шагах ручью. На поросшем густой травой берегу он остановился, набрал полную флягу холодной чистой воды. Закинув голову, он с жадностью напился, потом снова наполнил флягу и отставил ее в сторону.

Достав заткнутый за набедренную повязку охотничий нож, индеец убедился, что он отлично заточен. Осторожно просунув лезвие между горлом и широкой лентой, расшитой бусами и бисером, одним быстрым движением разрезал ненужное украшение и положил ленту рядом с флягой.

С ножом в руке он развязал узкие кожаные шнурки, удерживавшие набедренную повязку, она упала, и индеец выпрямился, обнаженный. Он с отсутствующим видом потер исцарапанную грудь, глубоко вздохнул, шагнул в холодную, чистую воду ручья и шел, пока вода не достигла талии.

Тогда, зажав острый нож между крепкими белыми зубами, он оттолкнулся от каменистого дна и быстро, уверенно поплыл через ручей. Противоположный берег представлял собой высокую стену из беспорядочно нагроможденных огромных камней. Положив нож на камень, индеец проверил глубину. Вода здесь доходила до его широких плеч.

Отличная глубина для хорошей утренней ванны.

Индеец спиной вперед бросился в воду, и его длинные волосы веером легли на легкие волны. Несколько минут он с наслаждением плавал, ощущая, как усталые, сжавшиеся мускулы расправляются и оживают.

Потом перевернулся на живот, опустил голову и нырнул. Он плыл под водой, пока хватило дыхания, и вырвался на поверхность и жадно насытил воздухом опустевшие легкие.

Затем он принялся за дело.

Он начал искусно массировать зудящую кожу головы, запустив пальцы в мокрые волосы. Потом, откинув волосы назад, сосредоточился на комьях засохшей крови на груди. Сморщившись и оскаля зубы, он молча проклинал красавицу, изодравшую его кожу. Самые глубокие царапины вновь начали кровоточить. Индеец осторожно промывал их ледяной водой, пока они наконец не закрылись.

После этого он тщательно смыл пыль и грязь с тела и, выйдя из воды, растянулся на камнях. Капли медленно стекали с него, он чуть дрожал от холода, но терпеливо ждал, пока взойдет солнце.

Какое-то время он лежал так, прикрыв глаза, но внезапно ощутил чье-то присутствие. Сначала он бросил взгляд через ручей, на женщину. Она лежала в той же позе, в какой он ее оставил, повернув лицо в его сторону.

Краснокожий схватил нож и, повернув темноволосую голову, осторожно огляделся. В сотне футов над ним лениво развалился на глыбе песчаника большой кот с ромбовидным пятном на горле. Огромный горный лев широко зевнул, закинув крупную голову и продемонстрировав острые зубы.

Индеец отложил нож и расслабился.

Летний день наступил быстро. Не прошло и получаса, как небо из стального серого превратилось в алое и тут же засверкало белым золотом поднявшегося солнца. Обнаженный индеец сидел на берегу ручья, наслаждаясь теплом и светом. Под горячими лучами капли воды испарились с его бронзовой кожи. Царапины на груди стали ярко-розовыми. Длинные волосы почти высохли.

Прислонясь спиной к камню, краснокожий снова посмотрел на другую сторону ручья. Он сидел довольно высоко, и ему хорошо была видна темноволосая женщина, спящая в мирной тишине. Индеец не отрывал от нее взгляда до тех пор, пока солнце не поднялось высоко. Тогда он встал, спустился к воде и посмотрел на свое отражение. Оно было четким и ясным, как в зеркале. Найдя надежную точку опоры, индеец зачерпнул пригоршню воды и плеснул себе в лицо несколько раз. Потом, взяв охотничий нож, принялся тщательно бриться, глядя в ручей. Черная щетина исчезла, срезанная острым как бритва лезвием.

Держа нож в руке, он выпрямился во весь рост, на мгновение замер, а затем отправился обратно, но уже не вплавь, а ступая на торчащие из воды камни, чуть ниже по течению.

Затем снова надел набедренную повязку, мокасины и подошел к женщине, все еще спящей под укрытием каменного выступа.

Диана лежала на боку, но теперь она отвернулась от ручья. Укрывавшая ее попона сползла, открыв девушку до самой талии.

Индеец очень осторожно лег рядом с ней, так что спина Дианы почти касалась его. Он устало вытянулся, закинул руки за голову и тихонько зевнул, с наслаждением почувствовав, как расслабляется каждый мускул его тела, как медленно, постепенно одолевает дремота…

Он почти заснул, когда Диана вдруг беспокойно шевельнулась и перевернулась на спину, приподняв голову; длинные черные локоны упали на щеку индейца, на его плечо, на обнаженную грудь…

Он задержал дыхание, уверенный, что девушка просыпается.

Очень медленно и осторожно он повернул голову и увидел, что губы Дианы вздрагивают. Легкая дрожь пробежала по всему ее стройному телу.

Сердце индейца на мгновение замерло, когда девушка, так и не проснувшись, повернулась к нему лицом и прижалась; ее замерзшее тело инстинктивно искало тепла. Голова Дианы очутилась в каком-нибудь дюйме от его поднятой руки. Индеец почувствовал ее влажное, горячее дыхание. Она еще чуть придвинулась к нему, коснувшись его ресницами. Этот нежный укол заставил индейца вздрогнуть всем телом.

Но ему и в голову не пришло повернуться к ней и сжать ее в объятиях. Он все так же лежал на спине, а она сонно к нему прижималась. Ее легкая бледная рука легла на его плоский живот, колено с ямочкой скользнуло вдоль обнаженного бедра…

Прежде чем индеец стал мужчиной, его научили многому, в том числе и сдержанности, и самоограничению. Он прекрасно умел контролировать свои эмоции и желания… и лишь благодаря этому мог сейчас лежать рядом со светлокожей прекрасной женщиной, не пытаясь коснуться ее. Феноменальный самоконтроль делал его желанным любовником, которого добивались прекрасные, ненасытные женщины. Он был способен заниматься любовью когда угодно, вне зависимости от места, времени и обстоятельств.

Но способность к жесткому самоконтролю работала и в противоположном направлении. Его ум управлял телом, справляясь с инстинктами. Если было нужно, он мог не допустить возникновения раздражающего, мешающего физического желания. И сейчас ему пришлось использовать все свое умение…

Он стиснул зубы, когда мягкая грудь Дианы коснулась его; на лбу выступила испарина, когда босые ноги Дианы протиснулись между его икрами; мускулы плоского живота напряглись, когда колено девушки нечаянно сдвинуло его повязку, из-за этого узел кожаной тесемки, удерживающей повязку на бедрах, ослаб…

Индеец тяжело сглотнул, но не пошевельнулся. Он призвал всю свою волю. Он приказал мозгу совладать с телом. Он закрыл глаза и медленно, глубоко вздохнул.

И заснул.


Глава 16


Глаза Дианы, затрепетав ресницами, приоткрылись, потом опустились вновь. Наконец девушка окончательно проснулась. Зевнув, она со вкусом потянулась, вглядываясь в окружавшую полутьму. Необычно низкий потолок показался ей совершенно незнакомым. Он напоминал обломок скалы.

Затуманенное сном сознание Дианы пыталось разобраться, что находится вокруг, что происходит… Она лежала тихо, прислушиваясь. До нее донеслись звуки негромкого дыхания, совсем не похожие на свистящий храп Кэт Техаски.

Диана медленно повернула голову, и ее сонные глаза расширились от страха и недоумения.

Рядом с ней спал краснокожий со Скалистых гор!

И тут она мгновенно все вспомнила. Парализованная ужасом, Диана не могла ни вскрикнуть, ни пошевелиться. Она лежала как скованная, и лишь ее расширившиеся глаза двигались, когда она молча таращилась на спящего дикаря.

Он лежал на спине, закинув длинные руки за темноволосую голову. Испуганный взгляд Дианы медленно, осторожно скользнул по грубоватому лицу. Черные как сажа ресницы были опущены, таящие угрозу глаза закрыты. Высокие выступающие скулы бросали тени на впалые бронзовые щеки. Нос, явно когда-то сломанный, добавлял нечто мягкое, человечное к резким чертам. Жесткие, твердые губы, чуть приоткрывшиеся во сне, выглядели полнее, мягче.

Но все равно в них таилась угроза.

Взгляд Дианы перешел с лица на шею. Расшитая бусами лента исчезла. На горле были отчетливо видны пурпурные и желтые пятна. Диану на мгновение охватило искреннее сочувствие. Нахмурившись, она продолжала рассматривать дикаря. Его гладкая бронзовая грудь была испещрена длинными, неприятного вида розовыми полосами. Она закусила вздрогнувшую нижнюю губу. Это ее рук дело… И снова почувствовала, как ее ногти впиваются в теплую плоть…

Она перевела взгляд ниже и чуть заметно скривила губы.

Кожаный ремень, удерживавший узкую набедренную повязку дикаря, развязался. Крохотный кожаный фартук держался, прикрывая лишь пах. Все остальное обнажилось. И великолепное мускулистое тело полностью открылось нервному, виноватому взгляду девушки.

Насторожившаяся, но охваченная любопытством, Диана молча уставилась в точку, где соединялись ноги. Внимательно изучила выступы бедер, живот, выемку пупка, черный ручеек вьющихся волос, убегающий под набедренную повязку.

Диана прикрыла глаза.

Она пыталась направить свои мысли в другое русло; быстро восстановила в памяти все, что увидела и услышала с момента пробуждения: тень нависшей скалы, индейца, спящего рядом с ней, а за ним — открытое солнечное пространство, глубокое, ровное дыхание дикаря и металлическое позвякивание где-то снаружи.

Диана собралась с мыслями, пытаясь определить, каковы ее шансы на побег. Спящий индеец находился между ней и выходом из пещеры. Украденный жеребец явно был стреножен и пасся совсем неподалеку. Если она сумеет перебраться через индейца, не разбудив его, то сможет поймать лошадь и вырваться на свободу. И такая возможность едва ли повторится…

Диана внимательно всмотрелась в лицо краснокожего. И тут же похолодела. Его темноволосая голова повернулась, безжалостные черные глаза были широко открыты. Диане показалось, что они целую вечность лежали не шевелясь, пристально глядя друг на друга.

Первой нарушила странные чары Диана.

Она быстро перевернулась и встала на колени. И тут же перекинула голую ногу через краснокожего, намереваясь перескочить через него и выбежать наружу.

Но индеец оказался слишком проворен.

Он схватил ее в тот момент, когда ноги Дианы находились по обе стороны от него. Диана взвизгнула, когда он дернул ее за юбку и мгновенно крепко прижал к себе. Его руки вцепились в ее талию. Диана невольно села верхом на его бедра. Она попыталась ударить индейца, но тот отвернул голову.

Напуганная и взбешенная, Диана плакала и молотила кулаками по обнаженному торсу, по подбородку индейца… Не помня себя, она рыдала и выкрикивала:

— Пусти, или я убью тебя! Убью, убью! Ты грязный, глупый дикарь, я тебя ненавижу!

Страх ее нарастал, рыдания становились все громче, и она уже кричала несусветные глупости.

— Отвратительное животное! Бессердечная тварь! — визжала она. — Я вырежу твое сердце этим проклятым краденым ножом! Так я и сделаю, можешь мне поверить! Ты слышишь? Так я и сделаю, сделаю, сделаю!..

Лицо Дианы пылало; спутанные волосы взлетали вокруг головы и падали на глаза… Она почти ослепла от слез, ее сердце колотилось так бешено, что, казалось, вот-вот разорвется. В отчаянии она прилагала все силы, чтобы ударить его побольнее, не осознавая тщетности борьбы.

Но наконец ее руки ослабели от ударов по телу бесстрастного мучителя. А индеец терпеливо вынес град колотушек, никак не ответив на них. Он держал Диану обеими руками за талию, дожидаясь, когда девушка успокоится или просто устанет.

Но до спокойствия Диане было далеко.

Она чувствовала, что совершенно утратила контроль над собой. Понимала, что ведет себя неразумно, однако продолжала визжать и рыдать и яростно бить кулаками лежащего навзничь невозмутимого дикаря. Она как бы со стороны слышала собственные вопли, наполняющие маленькую пещеру, вопли безумной женщины. Она хотела остановиться — и не могла. Она была вне себя, и с каждой секундой ее дикая ярость нарастала. Диана громко визжала. Тряслась в рыданиях. Брыкалась и лупила по твердому неподвижному телу, лежавшему под ней.

Индеец понял, что перепуганная, разгневанная женщина, так опрометчиво пытавшаяся сбежать от него, окончательно впала в истерику. И он сделал то, что необходимо было сделать. Он поднял руку и крепко ударил Диану раскрытой ладонью.

И боль от этого удара отозвалась в его собственном отчаянно бьющемся сердце. Он так стиснул зубы, что у него заболели челюсти.

Диана задохнулась от изумления, и рыдания замерли. Полные слез глаза расширились. Она уставилась на лежащего дикаря, а ее стройное тело все еще непроизвольно вздрагивало… Она фыркнула и судорожно вздохнула.

Но перестала кричать.

На мгновение она замерла в той позе, в какой застала ее пощечина. Колени Дианы развратно обхватили стройную талию дикаря… Грудь лихорадочно вздымалась, натягивая ткань глубоко вырезанного пурпурного лифа.

А потом ее тело, казалось, внезапно лишилось костей, она тяжело опустилась на дикаря, придавив его бедра и пах. Спина расслабилась, и она уже не пыталась сопротивляться, когда индеец мягко положил ее на себя. Ее локти коснулись расстеленной под ним попоны, ее ладони прижались к его твердым бицепсам. И пальцы Дианы естественным движением обхватили эти крепкие руки.

Индеец осторожно прижал лицо Дианы к своему плечу и отвел темные спутавшиеся волосы от покрасневших глаз; широкий серебряный браслет блеснул на его запястье. Диана тяжело вздохнула, позволив себе прильнуть к индейцу всем телом. Она все еще слегка дрожала от пережитого потрясения и не стала возражать, когда почувствовала, как крепкие пальцы успокаивающе скользнули по ее обнаженным рукам к спине. Индеец нежно гладил ее, и это доставляло Диане удивительное наслаждение.

Вконец измученная, Диана чувствовала, как остатки внутреннего напряжения тают под неторопливо массирующими ее спину пальцами. Диана, касаясь виском гладкого смуглого подбородка, закрыла воспаленные глаза и охотно расслабилась.

Она глубоко вздохнула, и вдруг ее поразил чистый мужской запах, исходящий от дикаря. От него пахло так, словно он только что вышел из ванны, свежий, отмытый и согретый солнцем. Диана тихо всхлипнула, когда почувствовала, как осторожные пальцы краснокожего отвели в сторону ее длинные спутанные волосы и принялись массировать напряженные мышцы шеи.

Она тихонько застонала, когда он искусно размял каждый узелок. Его руки, так сдержанно трогавшие ее спину, теперь с силой изгоняли остатки истерических судорог. Диане казалось, что никогда в жизни она не чувствовала себя так спокойно и свободно. Она не знала почему, но это было именно так. И она позволила себе насладиться безмятежностью момента, прекрасной минутой, не омрачаемой мыслью о страхе.

Дикарь, казалось, был вполне доволен тем, что лежал вот так, под Дианой, неподвижный, не представлявший собой сиюминутной угрозы. Наверное, они оба нуждались в передышке в своей непрерывной борьбе… и Диана рада была отдохнуть, пока это было возможно.

Они продолжали лежать тихо, молча, в глубокой тени под выступом скалы. Индеец на спине, женщина на нем, ее колени сжимали бока мужчины, руки упали на ребра.

Но очень скоро в этой спокойной безмятежности возникло что-то иное…

Сначала Диана лишь смутно осознавала непристойность своей позы. Потом это ощущение стало более живым и тревожащим. Ее голова покоилась на обнаженном плече дикаря; ее губы находились в доле дюйма от его покрытого синяками горла. Ее грудь, выскользнувшая из глубокого выреза платья, лежала на мощной плоскости его голой груди. Во время борьбы юбка Дианы сбилась, открыв колени и бедра.

Плоть касалась плоти.

И хуже того — гораздо хуже — было то, что ее ягодицы и бедра прижимались прямиком к паху и тазу индейца.

Диана вспомнила о развязавшемся кожаном шнурке набедренной повязки и невольно подумала, что узкий защитный клочок мог ведь и вовсе соскользнуть. Впрочем, она знала, что так оно и есть. Между их телами не было ничего, кроме тонкого атласа ее нижнего белья.

Ужаснувшись, Диана внезапно ощутила дикий жар, исходящий от тела краснокожего, проникающий сквозь тонкую ткань прямо к самой чувствительной точке ее тела… И почувствовала, как просыпается ее женское естество, как оно трепещет от соприкосновения…

Диана продолжала лежать молча, неподвижно, едва осмеливаясь дышать. Пристыженная и испуганная тем, что происходило в ней, она остро осознала, что вдруг напрягшиеся соски ее груди словно сами собой прижимаются к горячей, гладкой груди индейца. И неожиданно ощутила прикосновение его рук. Когда она в последний раз чувствовала эти руки, они успокаивающе массировали ее плечи. Но теперь… теперь они крепко сжимали ее ребра, и бронзовые большие пальцы настойчиво гладили ее груди.

Из-под полуопущенных ресниц Диана осторожно посмотрела на краснокожего и увидела, как шевельнулись мускулы его горла под покрытой синяками кожей. Она услышала, как он судорожно втянул воздух, почувствовала, как быстро и тяжело бьется его сердце…

И в то же мгновение индеец с удивительной быстротой и ловкостью снял с себя Диану, перевернул ее на спину и тут же оказался лежащим на ней. Его лицо нависло над Дианой. Горячие искры вспыхнули в темных жутковатых глазах, впившихся в девушку, жесткие губы, окаменевшие то ли от страсти, то ли от ненависти, то ли от всего сразу, очутились в нескольких дюймах от губ Дианы.

Диана искренне ожидала, что вот-вот почувствует эти злобные губы на своих губах, что дикарь вопьется в нее страстным поцелуем… Она разрывалась между желанием и страхом: она отвернулась, но почувствовала, как длинные, тронутые сединой волосы дикаря скользнули по ее щеке. И тут же сильные руки обхватили ее лицо и заставили Диану посмотреть прямо на краснокожего.

В ужасе от того, что дикарь, как в том не сомневалась Диана, намерен овладеть ею, девушка, беспомощно лежа под его обнаженным телом, неотрывно смотрела на него испуганными глазами. Ее словно заворожил его пылающий черный взор… да она и не могла отвернуться, потому что ее голову крепко сжимали бронзовые ладони.

Диана чувствовала сексуальную силу, исходящую от дикаря, ощущала опасную, агрессивную страсть, переполнявшую его. Горячее дыхание стало прерывистым… тело индейца жгло Диану сквозь одежду.

Но он все еще колебался.

Диана смотрела в его горящие глаза и гадала, не является ли это промедление частью задуманной пытки. Может быть, ему нравится видеть, как она беспомощна перед ним, и он давал ей время как следует испугаться предстоящего жестокого насилия над ее телом? Может быть, так он продлевает собственное наслаждение?

Может быть, он настолько искусен и жесток, что хочет затянуть грубое, унизительное изнасилование настолько, насколько это возможно?

Диана в страхе смотрела на темную маску. Вдруг он словно очнулся от глубокого транса… и черты его лица снова стали человечными. И Диана, все еще каменеющая от чудовищного ожидания, почувствовала, как его ладони расслабились и отпустили ее голову.

Диана задохнулась, когда рука индейца вдруг протиснулась между их телами. Девушка ожидала услышать треск рвущейся ткани, она была уверена, что индеец сейчас сорвет с нее платье…

И изумленно моргнула, когда он вдруг поднялся над ней на колени. И темная рука, которой так боялась Диана, стыдливо придерживала на бедрах развязавшуюся повязку.

Индеец встал и спокойно завязал кожаные шнурки. Потом, не взглянув на Диану, перешагнул через нее и вышел из полутьмы пещеры на яркий солнечный свет.

Диана села, отчаянно дрожа и чувствуя бесконечное облегчение.

И глубокое разочарование.

— Передайте Бозу, чтобы остановил поезд! Где мои ружья?! Телеграфируйте губернатору!..

Обезумевший полковник Бак Бакхэннан начал выкрикивать приказы в ту же секунду, как Кэт Техаска сообщила ему об исчезновении Дианы.

Кэт Техаска, проснувшись этим утром, обнаружила, что Дианы нет в их купе. Почувствовав неладное, она поспешно оделась и направилась в вагон полковника, по дороге спрашивая всех, не видели ли они Диану. Но никто ее не видел.

Когда Кэт подошла к открытой двери купе полковника, то услышала громкие, возбужденные голоса и узнала, что этой ночью сбежал краснокожий.

Кэт Техаска мгновенно поняла, что дикарь, убегая из поезда, забрал с собой и Диану.

— …А когда губернатор получит телеграмму, — полковник ревел, как раненый буйвол, — немедленно связаться с полицейскими властями, а потом…

— Погодите! — вмешался Малыш Чероки. — Если мы впутаем в это дело губернатора и закон, то предварительная продажа билетов сорвется, и уж тогда Пауни Билл воспользуется нашими затруднениями!

— Черт бы тебя побрал, Малыш, этот дикарь украл мою единственную внучку! Неужели ты думаешь, что я…

— Полковник, я сам отправлюсь в погоню! Я возьму с собой Лезервудов. Мы поедем прямо сейчас.

— Я с вами! — заявил полковник, решительно встряхивая седой головой.

— Бак, ты не можешь! — тут же встревоженно воскликнула его жена, стоявшая рядом. — Тебе не проскакать долго, с твоей-то хромой ногой! Ты только задержишь мальчиков, а сейчас каждая минута на счету!

— Миссис Бакхэннан права, — согласился Малыш Чероки. — Нам придется скакать во всю прыть, чтобы нагнать их. Но я верну вам Диану, полковник. Клянусь! — Малыш помолчал и мягко добавил: — Я не позволю дикарю причинить ей вред. Сэр, я люблю Диану! — Он склонил голову, словно с трудом удерживая слезы.

Тронутый, полковник сжал его плечо.

— Тогда вперед, сынок!


Глава 17


Старый индеец пытался проснуться. Он беспокойно метался, стараясь стряхнуть с себя леденящий ужас, стараясь вырваться из жестокого оцепенения. Голова моталась из стороны в сторону, он невнятно бормотал что-то; бронзовое лицо и обнаженная грудь покрылись испариной.

Несколько раз перевернувшись с боку на бок, он наконец проснулся и сел в постели, широко открыв полные панического страха черные глаза. Он задыхался, грудь его болела. Сердце бешено колотилось. Встревоженно оглядевшись по сторонам, он немного успокоился, увидя привычное окружение.

Но мрачное предчувствие не оставляло его.

Древний Глаз сидел на узкой кровати, вцепившись руками в край матраса, приказывая сердцу не колотиться так бешено, говоря себе, что это был всего лишь ночной кошмар, дурной сон. Он ничего не значит, совсем ничего. Да и сон уже вспоминался смутно.

Но хотя старому вождю и удалось отчасти успокоить себя, в душе по-прежнему таилась тревога. Что-то было не так. Индеец чувствовал это. Тревожный сон был предвестником какого-то реального зла. Индеец слышал, как духи нашептывают что-то о некоей катастрофе.

Древний Глаз рывком поднял оконное стекло. Он выглянул наружу, потом обеспокоенно покачал головой; седые волосы упали на темное, сморщенное лицо. Он всю жизнь просыпался еще до того, как на востоке появлялись первые лучи солнца. Но сегодня уже все было залито светом, день давно наступил.

Старый ют с трудом встал с кровати. Не обращая внимания на боль в груди, он налил в таз воды и торопливо умылся. Быстро оделся. К тому времени, как он натянул голубую рубаху и штаны, он уже снова с ног до головы покрылся испариной.

Его мрачные предчувствия усилились.

Древний Глаз не направился, как обычно, в вагон-столовую. Его слегка тошнило, и он подумал, что у него, наверное, небольшое расстройство желудка.

Кроме того, он просто должен был пойти в другое место, должен был кое-что сделать. Кое о чем позаботиться.

Ключ от клетки исчез из резной шкатулки. Удалось ли Олененку осуществить ее дерзкий замысел?

Древний Глаз пошел вдоль поезда, из вагона в вагон, направляясь в самый конец. И по мере того как он продвигался, тьма, застилавшая его взгляд, сгущалась. Древний Глаз всмотрелся в пейзаж за окнами и нахмурился, потому что солнце внезапно скрылось за облаком. Неожиданно стало темно, и в этой темноте страхи, одолевавшие индейца, усилились. Ему чудилось нечто зловещее.

Во всем виделись страшные предзнаменования.

Само солнце, казалось, в страхе спряталось за облаком.

Древний Глаз был напуган. И почему-то устал. Он только что поднялся с постели, проспал на несколько часов больше обычного, но он не помнил, чтобы когда-то в жизни чувствовал себя таким утомленным. Ноги так ослабели, что индеец с трудом поднимал их. Раздражающая тошнота все усиливалась, он обливался потом… И в то же время холод пробирал его до самых костей.

Навстречу индейцу шел молодой мексиканец-вакеро. Древний Глаз схватил его за рукав и остановил.

— Скажи-ка мне, Арто, — спросил он, — что происходит? Что-то случилось?

Стройный мексиканец дернул плечом, вытаращил карие глаза и воскликнул:

— Бог мой, Древний Глаз, разве ты еще не слышал? Краснокожий со Скалистых гор сбежал! И похитил внучку полковника!

Вакеро поспешил по своим делам. Старый вождь без сил прислонился к двери ближайшего купе. Его широкая ладонь прижалась к ноющей груди. Боль теперь стала почти нестерпимой. Индейцу показалось, что он теряет сознание. Но Древний Глаз с огромным усилием выпрямился, повернулся и, бесконечно встревоженный, отправился к началу поезда.

Во всем был виноват он. Только он один. Все случилось из-за него. Он должен немедленно пойти к полковнику и во всем признаться. Рассказать ему все. Начать с того дня, когда был пойман краснокожий, с того момента, когда Малыш Чероки и братья Лезервуд жестоко избили беспомощного индейца, опутанного металлической сетью. Рассказать, как он, Древний Глаз, сам показал добросердечному Олененку, где лежит ключ от клетки краснокожего.

Древний Глаз мужественно боролся с нараставшей болью, со все усиливавшейся слабостью. Теперь он понимал, что не на шутку болен, однако это не имело значения. Даже если сегодня — день его смерти, он просто обязан очистить совесть. Ведь он оказался недостойным оказанного ему доверия. И он должен рассказать о своей непростительной слабости старому белому брату прежде, чем уйдет в Страну Великой Тайны.

Древний Глаз продвигался теперь совсем медленно, дюйм за дюймом одолевая путь; пот заливал его широкое некрасивое лицо, перед глазами все расплывалось. Но он шел, подталкиваемый чувством долга, не замечая, как встревоженные актеры и рабочие окликали его, спрашивая, не заболел ли он.

Твердо решив добраться до вагона полковника, индеец отвергал все предложения о помощи. Но наконец, споткнувшись на ровном месте, индеец, сраженный сердечным приступом, опустился на колени, задыхаясь и хватаясь за грудь. Актеры-индейцы, находившиеся неподалеку, успели подхватить его, прежде чем он упал.

Обеспокоенный арапахо, держа на руках старого вождя, закричал:

— Приведите нашего доктора! Скорее! Похоже, у Древнего Глаза плохо с сердцем!..

— Нет… нет… — с трудом выговорил Древний Глаз. — Отведите меня… отведите меня… мне нужно видеть полковника…

— Ты не увидишь никого, кроме врача, — твердо заявил арапахо. — Лежи спокойно, старина. Не шевелись.

Древний Глаз, почувствовав, как сознание ускользает от него, яростно схватил молодого индейца за рубаху.

— Я должен… должен… кое-что сказать ему…

— Он теряет сознание, — сказал арапахо, обращаясь к нервно следящим за ними людям, собравшимся в вагоне. — Быстрее, помогите мне перенести его в вагон-госпиталь!

Диана выждала несколько минут, потом встала, свернула попону и, прихватив ее с собой, вышла из тени нависшей скалы под лучи яркого утреннего солнца. Индеец, неторопливо собиравший ветки для костра, даже не посмотрел в ее сторону.

Нахмурившись, Диана осторожно следила за тем, как индеец делал все не спеша, с неподражаемой грацией. Ее поразили то спокойствие, та легкость и в то же время стремительная безрассудность, которые, казалось, были частью его существа.

Диана содрогнулась.

Она смертельно боялась его. Боялась больше, чем кого-либо в своей жизни. И, как это ни было странно, она понимала, что испытывала бы куда меньший страх, если бы этот индеец вел себя как дикое, неукрощенное животное. Но все было иначе. Он таил в себе безмолвную, сдержанную угрозу, готовую внезапно взорваться, и Диана была уверена, что он способен на насилие.

Когда он лежал на ней там, в пещере, он был близок к тому, чтобы взять ее силой. В нем ощущалась звериная свирепость, его плотское желание было почти осязаемым. Каждый мускул его крупного, худощавого тела был тверд как камень, напряжен, готов к действию… К нападению? К жестокой пытке? Изнасилованию?..

Диана нервно повела плечами. Подумать только… она была, конечно, испугана, однако ее и привлекло, почти возбудило опасное желание, исходившее от дикаря: с горящими глазами он был удивительно близок к тому, чтобы сорвать с нее одежду, а она постыдно близка к тому, чтобы позволить это… Диана залилась краской и ужаснулась картине, пронесшейся в ее воображении: она сама со страстью отдается краснокожему… и решила, что должна приложить все силы к тому, чтобы бежать. Сейчас же, немедленно. Хотя и нелегко будет ускользнуть от молчаливого, но бдительного индейца.

Ведь даже сейчас, когда его испытующие глаза не смотрели на нее, он точно знал, о чем она думает… Диана мысленно одернула себя. Это совершеннейшая чушь! Как может первобытный дикарь — по форме, безусловно, являющийся человеком, но по сути, по разуму остающийся всего лишь животным, — как может он знать, что происходит в ее уме?

Он ничего не знает.

Ободрившись, Диана осторожно осмотрелась. Она уснула, когда они добрались до этой узкой долинки, и совсем не представляла сейчас, в какой стороне остался Боулдер. Она посмотрела на солнце, пытаясь определить, где находится. Потом опустила взгляд на пышный травяной ковер, покрывавший горный луг, и увидела отчетливые следы лошадиных копыт, ведущие в каньон.

Диана снова оглянулась на краснокожего. Он уже разжег костер. А теперь аккуратно обрывал листья с длинной рябиновой ветви, явно изготовляя удилище.

Не тратя времени на дальнейшие размышления, Диана отшвырнула попону и бросилась бежать.

Она одолела не более сорока ярдов, когда краснокожий настиг ее и прижал к груди. Диана мгновенно извернулась, очутившись лицом к нему, и гневно закричала, но тут же умолкла, потому что индеец обхватил ладонью ее горло, прижал ее затылок к своему согнутому локтю, заставил Диану поднять голову и посмотреть прямо в его темные, пронзительные глаза.

Он мягко сжал двумя пальцами ее горло, давая почувствовать бешеную силу, таящуюся в его руке. Ледяной холод пробежал по спине Дианы, когда яркий солнечный луч сверкнул на широком серебряном браслете, охватывающем запястье индейца.

Да, если ему вздумается, он может вытряхнуть из нее жизнь в одну секунду. Именно это он и хотел ей сказать. И хотел, чтобы Диана поняла это и запомнила. У нее не было шансов в борьбе с ним. Ни единого. Он мог убить ее одной рукой.

С трудом проглотив комок, Диана со злостью кивнула и сказала:

— Я поняла тебя, Чудовище.

Не успели эти слова слететь с ее губ, как пальцы индейца разжались. Боясь шевельнуться, пока он был так близко, Диана замерла… ее тело прижималось к телу индейца, голова все еще лежала на сгибе его локтя.

Но рука краснокожего не оставила ее горло. Она скользнула по нему, погладила ключицы, неторопливо продвигаясь к груди. Диана нервно прищурила глаза и приказала ему прекратить это. Но он не обратил внимания.

Взгляд стал дерзким и напряженным. Рука мед ленно скользила по груди Дианы к талии…

А потом все кончилось.

Высокий индеец отпустил Диану так внезапно, что она едва удержала равновесие. И изумленно уставилась на него, когда он небрежно повернулся к ней спиной и пошел прочь. Еще минуту-другую Диана стояла на месте, потрясенная его превосходством, разгневанная его высокомерием. Ей придется хорошенько подумать, прежде чем она совершит новую попытку к бегству!

Диана вернулась к пещере.

Она опустилась на землю возле костра, обхватила руками колени, думая о том, что ей ужасно хочется есть и пить. Словно прочитав ее мысли, краснокожий поднял с травы флягу, обогнул костер и присел рядом на корточки. И протянул ей флягу.

Но Диана отказалась. Он пожал плечами, поднес флягу к губам и стал пить. Когда Диана увидела, как холодная чистая вода льется в его открытый рот, ее ненависть возросла стократно. Он был просто чудовищем, наглым выродком!

Стиснув зубы, она вскочила и направилась к ручью. Опустившись на колени на берегу холодного прозрачного потока, она попыталась зачерпнуть воду ладонями и поднести ее к губам — но безуспешно. Она повторила попытку, но в пригоршне каждый раз оставалась лишь капля-другая.

Диана подскочила, когда индеец внезапно похлопал ее по плечу. Он встал на колени рядом с ней, наклонился вперед, зачерпнул полную пригоршню воды и предложил Диане. Диана бешено затрясла головой, надеясь, что он поймет — она не станет пить из его грязных рук, даже если ей придется брести целую неделю по Сахаре!

Индеец выплеснул воду обратно в ручей. И под пристальным взглядом фиолетовых глаз Дианы распластался на поросшем травой берегу. Опираясь на локти и ладони, он опустил голову к самой воде. Прядь волос упала в ручей, но индеец, похоже, не заметил этого. Он приблизил темное лицо к воде и начал лакать, как кошка, едва касаясь губами.

Потом он поднял голову и снова встал на колени возле Дианы. Глядя на нее в упор, он вытер губы тыльной стороной ладони и жестом указал на ручей. Он подзадоривал ее, предлагая попробовать сделать то же самое и, возможно, надеясь, что она свалится головой вперед, в воду.

Диана бросила на него унылый взгляд, надменным жестом заправила волосы за уши и уверенно растянулась на животе. Повторяя все движения краснокожего, она уперлась руками в траву, поерзала на локтях, выбирая удобную позицию, и наклонилась к воде.

Она застонала от огорчения, когда тяжелая прядь длинных вьющихся волос упала в воду. Но ловкие пальцы индейца быстро подхватили локон, прежде чем тот успел намокнуть. Диана осторожно наклонилась, захватывая языком освежающую, холодную воду. Она втягивала ее пересохшими губами, а ее захватчик тем временем держал ее черные волосы.

Когда жажда была утолена, Диана подняла голову, выпрямилась, опираясь о землю, — точно так же, как это делал индеец, — и села на корточки. Одарив краснокожего торжествующей улыбкой, она забрала свои волосы из его руки и перекинула их через плечо.

И тут же съежилась от страха, потому что его пальцы потянулись вдруг к ее лицу. Диана отпрянула, насколько это было возможно в ее положении, но рука индейца следовала за ней. Наконец его указательный палец коснулся маленького носика и смахнул повисшую на нем сверкающую каплю воды.

— Спасибо, Чудовище, — неохотно пробормотала Диана.

Кивнув, он смотрел, как она наклонила голову и промокнула лицо измятой юбкой пурпурного платья.

Выражение его черных глаз смягчилось, стало неотразимо обаятельным. Легкая улыбка тронула жесткие и в то же время чувственные губы дикаря.


Глава 18


Но Диана не видела этого.

К тому времени, как она подняла голову, ни следа нежности не осталось в его темных глазах. Губы сжались в суровую линию, лицо застыло в непроницаемой маске.

Он указал рукой на ручей, потом на Диану, потом потер ладонями длинные руки и грудь. Пантомима была предельно ясна. Он предлагал ей искупаться в ручье.

Диана фальшиво улыбнулась. Потом заговорила наимягчайшим, наидобрейшим тоном:

— Чудовище, я не стану купаться в твоем присутствии, даже если мне целый год придется оставаться немытой! — Продолжая улыбаться, она встала на ноги, посмотрела на индейца сверху вниз и добавила: — Уж поверь, никогда этого не будет — чтобы я сняла с себя одежду, а ты при этом ошивался где-то поблизости!

Она повернулась и пошла к костру, надеясь, что он-то захочет искупаться. Тогда Диана могла бы стащить его скудную одежду, вскочить на лошадь и ускакать, оставив его нагим и босым!

Но ничего подобного не произошло, и Диана ничуть этому не удивилась. Она и не предполагала всерьез, что дикое, первобытное существо интересуется чистотой тела.

Краснокожий поймал форель и зажарил ее на открытом пламени костра. Он лишь безразлично пожал плечами, когда Диана отказалась даже попробовать рыбу. Он уселся рядом с Дианой, скрестив ноги, и с аппетитом съел форель.

Затем с отсутствующим видом погладил живот, вздохнул и довольно потянулся. Диана сидела, внутренне сжавшись и стараясь сохранять такое же бесстрастное выражение, как у краснокожего.

Но не смогла скрыть интереса, когда дикарь снял с горла расшитую бусами ленту и тщательно, аккуратно разрезал ее на маленькие квадратики.

Наморщив лоб, Диана наблюдала за его действиями, гадая, что это еще за новое безумие. Индеец собрал все квадратики — кроме одного, завязал в оторванный рукав платья Дианы и засунул маленький узелок за набедренную повязку.

Он встал, оставив сверкающий яркими бусинами квадратик на траве. Подумав, что индеец просто не заметил его, Диана машинально потянулась к цветному кусочку, намереваясь отдать его краснокожему. Но когда ее пальцы коснулись расшитой кожи, ее руку осторожно, но твердо прижал к траве мягкий мокасин.

Диана резко вскинула голову.

Индеец стоял рядом, возвышаясь над ней, огромный и опасный. Его темные, таящие угрозу глаза пристально смотрели на нее. Она понятия не имела, чем вызвала его неудовольствие, но было очевидно, что это именно так. Он медленно качнул головой справа налево, потом убрал ногу.

Первым желанием Дианы было схватить проклятый пестрый квадратик и зашвырнуть его на середину ручья. Но она благоразумно воздержалась от этого. По каким-то непонятным причинам этот бесполезный кусочек кожи и несколько бусин интересовали дикаря, имели для него какое-то значение. Такое значение, что он не двинулся с места, пока Диана не выпустила из пальцев обрезок ленты. И продолжал стоять рядом, так близко, что его твердое обнаженное бедро находилось лишь в нескольких дюймах от лица Дианы.

Диана медленно отвела руку, не желая лишних неприятностей. Она могла лишь предположить, что странное упражнение по разрезанию ленты и сбору всех кусочков с оставлением одного из них на земле имеет отношение к каким-то глупым первобытным ритуалам. Диана передернула плечами, сложила руки на груди и уставилась на противоположный берег ручья.

— Пожалуйста, если ты от этого станешь счастливым.

Индеец тут же отошел от нее. Делая вид, что ничуть не интересуется краснокожим, Диана украдкой бросила взгляд в его сторону. Он готовился к отъезду. В считанные минуты взнуздал и оседлал жеребца, приторочил к седлу попоны, наполнил флягу водой и повесил ее на переднюю луку седла.

Фиалковые глаза Дианы потемнели от искреннего любопытства, когда индеец встряхнул пару украденных кожаных ковбойских штанов-передника, а потом надел их, завязав ремни вокруг стройной талии. Он ловко разгладил потрепанную кожу и застегнул пряжки у колен.

Диана, наблюдавшая за ним из-под полуопущенных темных ресниц, нашла, что в таком наряде вид у индейца не слишком привлекательный. Но по крайней мере его ноги теперь были прикрыты, хотя бы спереди… однако эти штаны подчеркивали кое-какие особенности мужской анатомии, не нуждавшиеся в данном случае в акцентах. Потому что индеец натянул штаны поверх набедренной повязки, и теперь его бедра и пах были слишком туго обтянуты.

Он казался в эту минуту подчеркнуто сексуальным бронзовым богом, тщеславно красующимся в солнечных лучах. Диану взволновала его первобытная мужественность. Она подумала, что перед ней подлое и жестокое существо… но не могла оторвать взгляд. А ведь он выглядел просто неприлично, особенно когда присел на корточки, широко раздвинув колени, и прикрепил к своим мокасинам отделанные серебром шпоры.

Диана почувствовала, как к ее лицу прилила краска. Она поспешно отвела взгляд и не смотрела в сторону индейца, пока он не встал и не направился в противоположную сторону. Тогда ей вдруг захотелось рассмеяться, потому что сзади индеец выглядел так, словно этот первобытный дикарь нарядился в шутовской костюм, дабы поиграть в какую-то неприличную игру…

Диана вспыхнула до корней волос: предательское воображение нарисовало совсем уж странную картину… она увидела краснокожего в кожаных штанах-переднике без набедренной повязки внизу…

Прежде чем Диана успела полностью совладать с собой, индеец вернулся с украденным стетсоном на голове, ведя оседланного жеребца. Он подошел совсем близко к Диане и протянул ей руку.

Но она, игнорируя и руку, и внимательный взгляд индейца, быстро вскочила на ноги. Индеец заткнул поводья за пояс штанов и положил руку на талию Дианы. Диана нервно оттолкнула его. Шагнув к коню, она взялась за переднюю луку седла и поставила ногу в стремя.

— Чудовище, — сказала она через плечо, — я больше не намерена ехать, сидя поперек седла, чтобы снова весь день поневоле таращиться на тебя. — Она легко вскочила на спину коня, перебросив через него длинную, стройную ногу, и села верхом, стыдливо подоткнув широкую пурпурную юбку вокруг коленей. — Меня тошнит от тебя, — сказала она, заправляя волосы за уши. — Ты просто дурак, если думаешь, что я могу забыть о том, кто ты. Ты животное! Не забуду! Можешь щеголять своим телом, сколько тебе захочется; для меня ты все равно останешься животным. — Она помолчала, посмотрела на него сверху вниз и улыбнулась: — Ну, Чудовище, готов?

На каменном лице краснокожего не дрогнула ни единая черточка. Он забросил поводья на шею жеребца и вскочил в седло позади Дианы. Сняв стетсон, он надел его на голову Дианы и немного помедлил. Диана знала, чего он ждет: что она сорвет шляпу с головы и швырнет ее на землю или нахлобучит ему на голову. Поэтому она не стала делать ни того ни другого. Она надвинула шляпу на лоб, втайне благодарная индейцу за то, что ей не придется весь день изнывать под жгучими лучами солнца.

Длинные руки быстро обхватили Диану. Индеец мягко коснулся шпорами боков коня, и они тронулись. Куда они ехали, Диана не знала.

Когда они миновали место своей ночной стоянки, Диана обернулась и посмотрела назад. На самом краешке скалы над узким ручьем сверкнула пара золотистых глаз; огромный горный лев присел, словно готовясь прыгнуть. Диана уставилась на кугуара, а кугуар — на нее.

Отвернувшись наконец, Диана подумала, что великолепное существо, сидящее высоко на скале, куда менее опасно, чем великолепный зверь, сидящий в седле за ее спиной.

Несколько часов подряд они ехали по узким тропам Берегового хребта Скалистых гор, поднимаясь все выше, оставляя позади широкие и прекрасные горные луга, стремительно несущиеся ручьи с кристально чистой водой. Они проезжали через густые сосновые и пихтовые леса. Все выше, к зубчатым вершинам. По широким склонам. Мимо узких опасных пропастей. Мимо гигантских неустойчивых обломков скал.

Диана понимала, что, пока они едут, ей не грозит непосредственная опасность, и почувствовала себя немного свободнее. Но зато долгое, утомительное путешествие давало ей время для размышлений. Она могла лишь гадать, что ждет ее впереди, но варианты будущего представлялись ей весьма ограниченными. Захватчик мог сделать ее своей женщиной, или подарить какому-то другому дикарю, или обменять на нужные ему товары.

Или убить ее.

Сузившиеся фиалковые глаза Дианы посмотрели на сильные темные руки, обхватывающие ее, на красивые кисти, держащие поводья, на широкий серебряный браслет… Руки индейца постоянно двигались, направляя коня, и Диана принялась рассматривать бронзовые пальцы. Они были длинными и ровными, а ногти на них — чистыми, блестящими и коротко подстриженными.

Волосы на голове Дианы вдруг шевельнулись. Девушка живо вспомнила, как эти руки легли ей на горло. В длинных пальцах дикаря крылась такая сила, что он мог бы сломать шею Дианы, как хрупкую веточку…

По телу Дианы пробежала легкая дрожь.

Она заставила себя не думать о превратностях судьбы, Ей следует подумать о чем-нибудь другом. Просто другом. Она вернулась мыслями к людям, которых любила. Полковник и бабуля Бакхэннан сейчас, безусловно, умирают от беспокойства о ней. И Кэт Техаска. И Коротышка, и бедняга Древний Глаз. Должно быть, вождь ютов теперь проклинает себя за все случившееся и винит себя, хотя вся вина на самом деле лежит на Диане. Благослови Господь старого добряка…

Малыш Чероки не заслужил особого места в мыслях Дианы. Если уж она и должна разделить с кем-то свою вину, то немалая доля принадлежала Малышу. Ему не следовало избивать Чудовище и уводить его с гор. С другой стороны, Диана вполне могла рассчитывать, что Малыш возглавит ее поиски, и если ему хоть немного повезет, то, пожалуй, вовремя ее отыщет и спасет от дикаря.

Узкие плечи Дианы ссутулились. Она оставила место в Вашингтоне с тем, чтобы помочь своим дедушке и бабушке. А вместо этого лишь добавила им неприятностей. Ведь они сейчас не только тревожатся о ней, им нужно еще и подумать о своем шоу… Что-что, а сплетни разлетаются быстро. И то, что звезда шоу полковника находится в плену у дикаря, может вызвать грандиозный скандал, что, безусловно, нанесет немалый финансовый ущерб труппе.

И Пауни Билл, наверное, тут же начнет кружить поблизости, как акула, почуявшая кровь.

Но вот день подошел к концу, они остановились на ночлег, и Диана вновь задумалась о сиюминутных проблемах.

Индеец разбил лагерь на северном склоне вздымающейся высоко в небо Лонгз-Пик, вершины в четырнадцать тысяч футов, как раз под тем местом, где водопад Роаринг-Форк рушился в озеро Чазм. Вода, катящаяся по скалам, беспрерывно гудела.

Ужин состоял из дочерна зажаренной на костре форели, пойманной в озере, но Диана уже настолько проголодалась, что нашла блюдо отличным. Когда пришло время укладываться спать, Диана испуганно напряглась. Неужели настал час, неужели ее ждут насилие и смерть? Вынужденная лечь рядом с индейцем, вплотную к его бронзовому телу, она тревожно вглядывалась во тьму, и, казалось, прошла целая вечность, пока она наконец невольно закрыла глаза и уснула.

Но в течение холодной горной ночи она не раз просыпалась, с трудом выходя из тяжелого забытья, и каждый раз видела устремленные на нее темные, пронзительные глаза. И каждый раз у нее перехватывало дыхание. Пугающее нечто, вроде сильных электрических разрядов, витало в воздухе между ними, и Диана замирала от страха.

Ее пугало выражение загадочных глаз индейца. Чего он ждет? Почему не насилует, не скальпирует, не убивает ее? Это было бы куда милосерднее терзающего душу ожидания!

Наконец настало утро. Диана порадовалась тому, что осталась жива и видит новый день. Поднялись они рано, когда снова отправились в путь, Диана заметила, что индеец оставил на траве еще один квадратик красной кожаной ленты.

Вскоре солнце поднялось в небо и залило все жаром, и прозрачный, разреженный воздух гор не мог смягчить его лучи. Диана поглубже натянула стетсон. Она ослабла, ей трудно было дышать.

Но индеец, кажется, прекрасно чувствовал себя на высоте. Он направлял коня все вверх и вверх и ни разу не проявил признаков неудовольствия.

И похоже, он отлично знал, куда ехал, хотя и ничуть не спешил попасть туда.

При других обстоятельствах изумительные, вызывающие благоговение горные пейзажи, безусловно, произвели бы на Диану огромное впечатление. Легкая сверкающая дымка брызг укрывала водопады на реке Колумбия. Сентябрьское солнце заставляло гореть огнем пики Скалистых гор над озером Спрэг. В глубокой тени горы Индеан-Пик легкое кружево осеннего льда украшало берега озера Ред-Рок.

Диана мельком видела круторогого горного барана и белохвостую лань, пронесшихся по цветущему лугу. Видела синюю пролеску и розовый мох и заросли остролистой индейской травы на высокогорных полянах. Она слышала тихий по-осеннему говор воды реки Хидден-Вэлли. И восхищалась осинами с дрожащими листьями, на которых светились капли воды после короткого дневного дождя.

Для остановки на ночь дикарь выбрал место у начала величественного Гранитного каньона. Едва они спешились, как последние отблески солнца исчезли на поверхности ручья Гласиер, срывающегося водопадом со скалы. И наступила тьма.

Когда был готов ужин, Диана села у костра напротив индейца. Она надеялась, что он слишком устал, чтобы караулить ее ночью. Сама она утомилась настолько, что едва сидела, но твердо решила дождаться, пока он заснет.

Они молча сидели у костра; луна медленно плыла по черному безоблачному небу. Поднялся холодный ветер, заставивший плясать оранжевые языки пламени.

Наконец Диана почувствовала, что ей просто не вынести больше спокойно взирающих на нее глаз индейца, в темной глубине которых отражались искры огня.

Она встала и побрела к берегу ручья. Она остановилась там, освещенная луной, зная, что темные, бездонные глаза по-прежнему следят за ней. Она чувствовала их взгляд. Ей некуда было деться от этих глаз. Ей некуда было деться от индейца. Диана уныло покачала головой.

С того момента, как краснокожий похитил ее, она и умоляла, и ругалась, и плакала, и дралась, и тряслась от страха…

Но ничто не помогало.

Диана тяжело опустилась на траву, обхватила руками колени и глубоко, устало вздохнула. Ветер усилился.

Она сидела так в свете звезд, настолько ярком, что без труда могла различить оба берега ручья, она смотрела на усыпанное звездами небо и наконец в отчаянии, как ребенок, пробормотала вслух:

— Звездочка светлая, звездочка ранняя, та, что исполнит любое желание… мне бы хотелось…

— Мне бы хотелось, — перебил ее низкий, едва слышный голос, говорящий на безупречном английском, — мне бы хотелось, чтобы исполнилось то желание, которое я загадал этой ночью.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ


Глава 19


— Видишь то звездное ожерелье, как раз над тобой? — продолжал низкий мужской голос. — Это — Корона. А там, слева от тебя, Полярная звезда. Вот это — Большая Медведица, Ио… и ее сын.

Диана открыла рот, потрясенная и изумленная. Неужели у нее начались слуховые галлюцинации? Она медленно повернула голову. Высокий, чуть похожий на привидение, сейчас куда более пугающий, чем когда-либо прежде, ее захватчик стоял между ней и луной. Темная загадочная фигура с ореолом черных волос, с пронизывающими глазами и сверкающими белыми зубами заговорила!

Звуки его глубокого, странного, монотонного, невыразительного голоса превратили кровь Дианы в ледяную воду… а он спокойно продолжал рассказывать ей о звездах и созвездиях:

— …А вон там, к западу, Орион. А над твоим левым плечом поднимаются Плеяды. — Индеец указал длинной обнаженной рукой на очередное созвездие. — На севере, вон там, высоко — Кассиопея. А прямо над головой — Дракон. Позади него Волопас, похожий на огромного коршуна, и в его хвосте горит сверкающий Арктур.

Рука опустилась. Он умолк, и Диана, видя, как повернута его голова, знала, что он смотрит прямо на нее. Она всей кожей ощущала взгляд этих отстраненных, холодных черных глаз. Диана молчала, не в силах ни шевельнуться, ни высказать свои чувства. Она была слишком потрясена, чтобы двигаться, слишком изумлена, чтобы говорить.

И индеец замер в молчаливой неподвижности, ожидая от нее какого-нибудь отклика. Наконец он повернулся и бесшумно пошел прочь. И тогда Диана вышла из оцепенения.

Она вскочила на ноги, сжав кулаки, ее глаза пылали пурпурным огнем. Страх мгновенно исчез под напором бешеной вспышки гнева. Завизжав, Диана стремительно бросилась на молчаливого индейца, неторопливо идущего к костру. Подгоняемая слепой яростью, она желала одного: немедленно убить его! Все ее существо напряглось, вся сила сосредоточилась в руках. Диана вцепилась в краснокожего мертвой хваткой, страстно желая услышать, как он задыхается и стонет от боли.

Но ей не удалось выжать из него ни звука. Разочарованная, Диана злобно вонзила зубы в гладкую кожу его плеча, кусая изо всех сил. Это сработало. Индеец вздрогнул, и с его губ сорвался слабый стон.

Диана ликовала.

Но индеец тут же развел ее руки, сжимавшие его шею, и, крепко держа их, резко повернулся лицом к девушке.

— Никогда больше, — холодно предостерег он, — не кусай меня, Красавица!

— Я тебя буду кусать каждый раз, как мне представится возможность, ты, выродок! — огрызнулась Диана, бешено вырываясь из его рук. — Ты все время меня обманывал, грязное животное! Всех нас обманывал! Нарочно морочил мне голову!

— Нет, — ровным тоном произнес он. — Я этого не делал.

— Лжец! Самозванец! Делал вид, что не можешь говорить, а сам…

— Я и не мог.

— Пусти, черт бы тебя побрал! — взвизгнула Диана, пытаясь вырвать руки из его железных пальцев. — Пусти! Ты мог, мог говорить! Просто ты не хотел, чтобы я это знала! Позволил мне болтать все, что угодно, а сам понимал каждое слово! Черт бы тебя побрал, я тебя ненавижу! Ты… ты…

— Чудовище? Это слово ты ищешь, Красавица?

— Да! Чудовище! И мошенник! Ты говоришь на отличном английском, и все время ты скрывал это от меня! А ну отпусти меня сейчас же! Боже, да ты все понимаешь, ты отлично говоришь! Какого черта ты делаешь вид, что онемел?!

Индеец внезапно отпустил ее. Диана отлетела назад, с трудом удержав равновесие. Руки индейца схватили ее за плечи и поддержали.

Все так же невозмутимо индеец произнес:

— Посмотри внимательно на мое горло, Красавица. — Глаза Дианы невольно остановились там. Даже в не слишком ярком лунном свете ужасные синяки были отчетливо видны. — Я до сих пор не мог говорить благодаря твоему храброму любовнику.

— Если ты имеешь в виду Малыша Чероки, — прошипела Диана, — то позволь предостеречь тебя: он идет по нашему следу, он вооружен и может появиться здесь с минуты на минуту!

— Да, Красавица, — ответил краснокожий. — Я как раз на это и рассчитываю.

Он выпустил ее плечи и медленно отступил назад. Диана тревожно шагнула следом за ним.

— Ты… тебя действительно ударили так, что ты не мог говорить? — Он выразительно кивнул и сделал еще шаг назад. Диана снова приблизилась к нему, все еще пылая гневом. — Ну, может, ты и не мог говорить, но это не извиняет того, что ты вел себя как настоящий дикарь! Ты сукин сын, лучше тебе отпустить меня, слышишь? Отпусти, или я тебя убью, и да поможет мне Бог!

Он не ответил.

Он повернулся к ней спиной и неторопливо зашагал к гаснущему костру.

Его наглость обожгла Диану. Так он ни капельки не боится ее? Ну отлично! Это лишь доказывает, что он слишком туп и не понимает, что она не шутит, что она намерена исполнить свою угрозу.

Диана прищурила фиалковые глаза, глядя ему вслед. Ей хотелось снова бурей налететь на него, но она сдержалась. Все равно из этого не выйдет толку. Он легко справится с ней, и она ничего не достигнет. Нет, чтобы добиться своего, она должна стать такой же холодной, как и ее захватчик. И выжидать. И выбрать момент, когда он не будет ожидать нападения.

Диана глубоко вздохнула.

Нужно, чтобы дикарь поверил, будто она совсем успокоилась. Она должна сделать вид, что ее гнев иссяк, что она остыла и не хочет новых неприятностей. Она может даже чуть-чуть пококетничать с ним, чтобы ослабить его бдительность. А потом… р-раз! Она схватит его нож, вонзит ему в голый живот и сбежит!

Узкие плечи Дианы резко приподнялись, потом опустились. Она откинула с лица упавшие волосы, разгладила безнадежно измятую и испачканную юбку пурпурного платья и пошла к костру. Она села неподалеку, но не слишком близко от него, обхватила руками колени и сказала:

— Извини за вспышку.

Он смотрел на огонь. Одну ногу он вытянул, другую согнул в колене и оперся о нее рукой. Он продолжал смотреть на пляшущие оранжевые языки пламени.

— В извинениях нет нужды, — сказал он, и в его тихом голосе послышалась легкая хрипота.

Диана нервно рассмеялась:

— Ты знаешь мое имя. Почему бы тебе не сказать, как зовут тебя?

— Называй меня Хранитель Звезд.

— Хранитель Звезд, — повторила она. — Мне это нравится. И тебе подходит, не правда ли? Ты так много знаешь о звездах. Наверное, именно потому тебя так и назвали? — Он промолчал. Диана, подождав, продолжила: — Астрономия кажется мне чрезвычайно интересной. — Она снова подождала отклика; ей хотелось, чтобы он наконец повернулся и посмотрел на нее. — Ты расскажешь мне что-нибудь еще? Я ничего не понимаю в звездах, и я…

— Не сейчас, — сказал он и поднялся. Он возвышался над ней, и отблески огня играли на его большом, стройном теле. — Слишком поздно. Пора спать.

Диана улыбнулась ему, ожидая, что индеец подаст ей руку. На этот раз она примет помощь.

Но он и не подумал этого сделать.

Чувствуя, как в ней снова закипает злость, Диана, ничем, однако, не проявив этого, встала и сказала:

— Да, я очень устала. Ты, должно быть, тоже. — Она демонстративно зевнула, прикрыв рот ладонью, и добавила: — У меня глаза сами собой закрываются.

Не говоря ни слова, он взял ее за руку и повел к тому месту, где им предстояло спать. Здесь не было пещеры в скале, так что индеец расстелил попоны прямо на мягкой траве, под западной стеной Гранитного каньона. Нависающая скала отлично затеняла яркий лунный свет.

Диана отпустила замечание по поводу того, что индеец нашел чудесное местечко для ночлега и что она будет тут спать как младенец. Снова зевнув, она легла на попону, стараясь не вздрогнуть, когда он растянулся рядом с ней, так близко, что его тело почти касалось Дианы. Он ловко укрыл их обоих второй попоной и тут же вытянулся на спине, заложив руки за голову.

Страстно желая отодвинуться от него, но не осмеливаясь сделать это, Диана искоса взглянула на лицо краснокожего. Его глаза были широко открыты.

Она сказала:

— Здесь прекрасные места, правда? Молчание.

— Водопад словно поет серенаду, чистый ручей падает со скал… Здесь так мирно, и… и… ты знаешь, я совершенно ничего не понимаю в местной географии. Где мы сейчас находимся?

— Спи, Красавица, — сказал он все тем же спокойным, безразличным тоном, потянулся и закрыл глаза.

Диана продолжала смотреть на него. Она улыбнулась про себя. Похоже, он засыпает. Еще несколько минут, и…

Краснокожий действительно заснул быстро. Диана отчаянно боролась со сном, изо всех сил пытаясь не закрывать глаза, но это оказалось просто невозможным.

И через несколько минут оба они глубоко заснули. Измученная пара проспала всю холодную ночь, и Диана снова бессознательно прижималась к телу краснокожего.

Диана проснулась первой, когда небо над их головами едва посветлело. Но под каменистой стеной ущелья сохранялась ночная тьма; сюда солнечные лучи должны были заглянуть не раньше чем через час.

Медленно, осторожно Диана повернула голову. Индеец по-прежнему лежал на спине, глаза были крепко закрыты, одна рука обнимала Диану.

На мгновение она замерла, внимательно присматриваясь к индейцу и желая убедиться, что тот действительно погружен в безмятежный сон. Удовлетворившись увиденным, она начала осторожно, дюйм за дюймом, отодвигаться от него, выбираясь из его объятий. Когда она освободилась, когда ни один квадратный дюйм ее кожи не касался уже его тела, она снова замерла надолго и снова принялась вглядываться в него, боясь, что ее движения все-таки его потревожили. Но индеец мирно спал, его дыхание было глубоким и ровным, темное лицо с резкими чертами хранило безмятежное выражение.

Не отрывая глаз от индейца, Диана двумя пальцами взялась за край укрывавшей их попоны и медленно, постепенно отодвинула ее. Это заняло лишь минуту, но Диане показалось, что прошел целый час. Наконец Диана отложила попону в сторону и снова выждала, боясь, что холодный утренний воздух, коснувшись почти обнаженного тела краснокожего, разбудит его.

Индеец чуть шевельнулся, повел плечами, поежился, словно пытаясь поглубже зарыться в постель. Но продолжал спать.

Диана, оторвав взгляд от его лица, все внимание сосредоточила на ножнах с охотничьим ножом, висящих на бедре краснокожего. И прежде чем ее пальцы коснулись рукоятки ножа, она почти ощутила его тяжесть в своей руке.

Индеец, начиная выбираться из глубокого сна, почувствовал, что кто-то стоит над ним. Он чуть приоткрыл глаза, затаив их блеск за длинными густыми ресницами, и увидел блестящее лезвие ножа, стремящееся к нему. Мгновенно, повинуясь инстинкту, он перекатился на бок. Нож прорвал попону и воткнулся в траву. Индеец вскочил, схватил за лодыжку напавшего на него человека и стремительным движением бросил его на землю.

Хранитель Звезд уже готов был наброситься на глупого противника, но его атака была остановлена. Диана, лежавшая на спине, вскинула ноги и толкнула его в грудь. С удивлением отметив, что девушка почти так же проворна, как и он сам, индеец подождал, пока она поднимется.

Ей хватило на это доли секунды. И она снова бросилась на индейца с ножом в руке. Диана уже предвкушала сладость победы. Но индеец вдруг схватил девушку за запястье как раз в то мгновение, когда она уже наносила удар, и тут же подставил ногу, дернул… и Диана растянулась на траве, все еще крепко сжимая нож.

Хранитель Звезд упал на нее; но Диана успела все же перевернуться на спину и, прежде чем он дотянулся до ее руки, направила лезвие ножа ему в живот. Обхватив коленями ее талию, индеец навис над ней, опираясь о землю руками. Кончик ножа уперся в его обнаженную кожу.

Время остановилось.

Их глаза встретились. Их дыхание было громким и прерывистым. Оба были испуганы. Это была схватка характеров.

Диана стиснула зубы и крепко сжала рукоятку ножа, говоря себе, что она может это сделать, она должна. Ведь это займет всего секунду. Все, что ей нужно, — это быстро погрузить острое как бритва лезвие в его живот, и все будет кончено… Она могла это сделать, она знала, что могла… Вот если бы только не видеть его темных, повелительных глаз…

Хранитель Звезд смотрел в упор, не позволяя ей отвести взгляд. Он знал, что она не сможет ничего сделать, пока он смотрит ей в глаза. Диана была вспыльчивой и решительной, но она не была хладнокровной убийцей.

Диана вдруг почувствовала, как ее пальцы, сжимавшие нож, задрожали, услышала, как колотится ее сердце… Она проиграла, и понимала это. Ей нужно было сразу же отвести взгляд… С огромным усилием Диана повернула голову.

— Смотри на меня! — приказал он низким, монотонным голосом. — Смотри на меня, Красавица!

И она повиновалась, проклиная себя за это, но не в силах противиться.

О, как она ненавидела его, когда он самодовольно опустился на корточки, оставаясь над ней, потер свой голый живот там, где его уколол нож, и сказал:

— Красавица, если ты больше не собираешься убивать меня, я, пожалуй, займусь делом.

Диана вздрогнула, ее поднятая рука упала. Ее пальцы разжались, и нож шлепнулся на землю рядом с ними. Не отводя фиалковых глаз от сидящего над ней человека, она утомленно произнесла:

— Кто ты такой?

— Я тебе покажу со временем, кто я.

— Нет! Скажи мне! Скажи, кто ты? Скажи прямо сейчас! — В мгновение ока он наклонился над ней, прижавшись широкой грудью к ее пышному бюсту, и обхватил ладонями ее голову. Его губы впились в ее рот жестким, яростным поцелуем, язык мгновенно проник внутрь… Захваченная врасплох, Диана сопротивлялась, извивалась под ним, снова охваченная жаждой убийства…

А долгий, захватывающий дух поцелуй все не кончался, и горячие губы индейца требовательно впивались в Диану, заставляя ее задыхаться, волнуя ее, пугая ее… Пронзающая ласка становилась жарче, крепче с каждым мгновением. Но Диана противилась так долго, как только могла. Однако и в ней загорелся огонь страсти, сжигавший индейца. Его опаляющие губы были безрассудны и безжалостны; Диану ни разу в жизни не целовали с такой силой.

И, растворившись в этом огне, Диана перестала бороться и пылко ответила на этот горячий, пугающий поцелуй.

В то же мгновение его губы смягчились, стали почти нежными. Он поднял голову и посмотрел на женщину, чьи фиалковые глаза приобрели глубокий пурпурный оттенок.

Хранитель Звезд, понизив голос почти до шепота, сказал: — Сначала, Красавица, я расскажу тебе немножко о себе. — Он улыбнулся, и дьявольский огонь блеснул в его черных глазах. — А потом я расскажу тебе очень многое о тебе самой.


Глава 20


— Да… да, это лучше…

— Так, милый?

— М-м… теперь немного пониже… чуть пониже…

— Здесь?

— Да… ох черт… да…

Негромко постанывая, обнаженный мужчина приподнялся на локте; его повлажневшие глаза были полузакрыты. Он мечтательно улыбнулся нараставшему наслаждению.

Красивая женщина с длинными шелковистыми волосами, рассыпавшимися по его животу, показалась ему приятным зрелищем. А еще приятнее было смотреть на ее бледную голую попку, задранную вверх, в то время как женщина склонилась над ним и полные красные губы и искусный язычок ласкали его налившееся мужское естество.

— Ох черт… — простонал он, снова откидываясь на спину и захватывая полную пригоршню ее блестящих локонов. Пощекотав ровно остриженными концами ее волос свои коричневые соски, он блаженно вздохнул. Волосы нежно дразнили его, прекрасные губы ласкали, глубоко захватывая его плоть.

Когда же красавица довела его до крайнего экстаза, она подняла голову, отбросила волосы, упавшие на глаза, и одарила широкой, сверкающей улыбкой.

— Малышка, ты неподражаема, — пробормотал он; его большое тело, распростертое в постели, все еще слегка содрогалось. — Черт побери, мне нравится то, что ты со мной делаешь.

Ее улыбка стала еще шире.

— В самом деле?

— М-м… определенно нравится!

Она в одно мгновение легла рядом с ним, влажные губы прижались к его загорелому лицу, руки стали гладить широкую грудь.

— И мне это нравится, — проворковала она. — Я хочу поехать с тобой. Ты в самом деле возьмешь меня?

— Вот что я тебе скажу. — Он погладил ее узкую спину. — Мы с тобой неплохо развлекаемся. Разогрей меня еще раз в ближайшие десять минут, и я точно возьму тебя с собой.

Она вскинула голову.

— Ох, милый… Я это могу! Я сделаю! И она сделала.

Используя способы, которые даже ему, несмотря на его богатый опыт, не были известны, она в несколько минут заставила затвердеть и затрепетать его мужскую плоть так, что он, не в силах больше терпеть, мгновенно опрокинул ее на спину. Опираясь на напряженно выпрямленные руки, он глубоко вонзился в женщину.

Гибкая, как гимнастка, женщина вскидывала бедра, встречая его безумные удары, и в то же время успевала целовать и покусывать его грудь и плечи; наконец он взорвался внутри ее.

Без сил упав на женщину, все еще не выйдя из нее, он почувствовал, как ее ноготки сжимают ягодицы, и услышал мягкий шепот:

— Милый, как тебя зовут?

— Фил Ловери, — ответил он, все еще задыхаясь, с сильно бьющимся сердцем. — Но вообще меня называют Малышом. Малыш Чероки. — Он перекатился на постели и лег на спину.

— Малыш, — повторила она. — Мне это нравится. А меня зовут Мэри Луиза Дуглас, но чаще называют Конфеткой. — Она хихикнула и добавила: — Знаешь, что я придумала? Это забавно! Ведь правда, что все малыши любят конфетки? — Она приподнялась на локте и откинула длинные платиновые волосы назад, за плечо.

Он фыркнул:

— Точно, все малыши любят конфетки. А этому Малышу нравится эта Конфетка.

— Ох, Малыш, — сказала она, заливаясь счастливым смехом и кладя голову на его плечо. — А когда мы едем?

— Мы?

Ее светловолосая голова резко поднялась.

— Ты же обещал, что, если я сумею…

— Ну, Конфетка, я просто заводил тебя. Ты же и сама это знаешь. — Он мягко оттолкнул ее, сел и спустил ноги на плюшевый алый ковер, такой же кричащий, как и вся красная с золотом спальня. — Я и рад был бы взять тебя с собой, но не могу.

Платиновая Конфетка мгновенно спрыгнула с постели и опустилась на колени между раздвинутыми ногами Малыша. Она вцепилась руками в его мускулистые бедра и воскликнула:

— Но почему нет? Я не доставлю тебе хлопот, Малыш! Я умею готовить, и играть на пианино, и…

Он наклонился к ней и закрыл ее губы поцелуем. Потом весело взъерошил ее светлые волосы и сказал:

— Конфетка, там, куда я направляюсь, нет ни кухни, ни пианино. Я должен подняться высоко в горы и отыскать пропавшую женщину. И мне уже пора. Но этому большому старому Малышу так нравится милая Конфетка, что ему очень трудно расстаться с ней. — Он одарил ее самой обаятельной из своих улыбок и добавил: — Мне действительно нужно уходить, милая. Внизу меня ждут два моих товарища.

— И кто эта женщина? — обиженно спросила Конфетка.

— Это леди, на которой я собираюсь жениться, — уверенно ответил Малыш. — И если бы она узнала, что я сейчас вот тут, в боулдерском борделе, ласкаю милую, сладкую Конфетку, — он снова наклонился и поцеловал ее надутые губы, — она стала бы ужасно ревновать.

— Да уж, надеюсь, — ответила Конфетка. — А что случилось с этой женщиной? Откуда ты знаешь, что найдешь ее?

— Я ее найду, — сказал Малыш, вставая. — Помнишь, я говорил тебе — я владелец отличного шоу «Дикий Запад»? — Конфетка села на корточки и кивнула. — Ну, мне тоже случается ошибаться… Один из моих индейцев, участников представления, похитил мою черноволосую красавицу.

Конфетка подняла голову и посмотрела на него.

— И что же ты такого с ним сделал, если он решился… Он перебил ее, не обратив внимания на вопрос:

— У нас есть кое-какие следы, хорошие следы. Ранчеро в четырех милях к югу от Боулдера сказал, что эти двое были там и индеец украл жеребца из конюшни на ранчо. Я выслежу их.

— Ну, Малыш, — сказала Конфетка, накручивая на палец платиновый локон, — тебе лучше бы поспешить.

Малыш усмехнулся:

— Только не говори, что моей сладкой Конфетке вдруг захотелось избавиться от меня.

Конфетка усмехнулась в ответ:

— Нет, я подумала о твоей пропавшей возлюбленной. Малыш откликнулся:

— Это ведь не ее вина, ее похитили, так что для меня не важно, что там случится. Я все равно хочу ее.

— Вот-вот, Малыш, я как раз об этом и говорю. — Она подмигнула изумрудным глазом и ехидным тоном закончила: — После того как индеец научит ее первобытной любви, захочет ли она тебя?

Улыбка Малыша мгновенно растаяла, загорелое лицо вспыхнуло от гнева. Он стремительно потянулся к смеющейся женщине и схватил ее за волосы. Конфетка взвизгнула от испуга и боли, когда Малыш резко притянул ее к себе, злобно наматывая длинные светлые волосы на руку.

— Ты… ты делаешь мне больно! — пожаловалась женщина, и из ее глаз хлынули слезы.

— Вот как? — огрызнулся Малыш. Он прижал к себе обнаженное тело женщины и рывком откинул ее голову назад, чтобы посмотреть в испуганные глаза. — Неужели я сделал тебе больно, а?

— Да! Да! — выкрикнула она, пытаясь вырваться, изо всех сил толкая ладонями в его грудь.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Я очень рад. Я пришел сюда, чтобы получить удовольствие, а не выслушивать твои идиотские замечания о любви индейцев.

— Ну я же просто дразнила тебя, — сказала женщина. — Я не имела в виду…

— Не родился еще тот краснокожий, который мог бы увести женщину у меня, — сказал Малыш. — Ты слышишь, а? Ты слышишь, сука?

— Да… да, я тебя слышу, — с рыданием в голосе ответила она. — Пожалуйста!..

— Страсть и наказание. Вот в чем нуждаются женщины. Все женщины! Это держит их в узде.

Малыш отшвырнул ее так, что она ударилась о тяжелую резную кровать и упала. Конфетка лежала, всхлипывая от боли, а Малыш продолжал спокойно одеваться. Собравшись окончательно, он подошел к Конфетке и ткнул ее в ребро носком башмака.

— Вставай! — приказал он.

Конфетка осторожно подняла голову, отвела с лица волосы и посмотрела на Малыша. По ее покрасневшему лицу текли слезы. Женщина застыла от страха.

— Я сказал, вставай!

Малыш схватил рыдающую женщину и поднял ее. Она вздрогнула, когда он притянул ее к себе, не зная, что он намерен сделать.

Он поцеловал ее. Это был длинный, неторопливый, глубокий поцелуй. Конфетка больше не всхлипывала. Ее руки обвились вокруг шеи Малыша. Она прижималась к нему всем телом. Малыш успокаивающе погладил ее по спине, по светлым платиновым волосам. Он позволил ей совсем расслабиться в его теплых объятиях.

Он улыбнулся, услышав ее глубокий вздох, и, почувствовав, как она утомленно повисла на его руках, с силой оттолкнул от себя. И тут же развернулся и звонко шлепнул ладонью по голой попке. Конфетка снова завизжала и растянулась на полу.

Направляясь к двери, Малыш бросил через плечо:

— Береги себя, Конфетка!


Глава 21


Коротышка Джонс еще раз глубоко затянулся сигаретой и отшвырнул ее в темноту. Он снял старый пропотевший стетсон, тщательно пригладил короткие каштановые волосы, вытащил из-под рубахи серебряный свисток на цепочке и пошел в госпиталь Солт-Лейк-Сити.

Он открыл тяжелую двустворчатую дверь, вошел в широкий тихий коридор. В нише стены, за небольшим письменным столом сидела бледная, но приятная женщина, почти такая же тощая, как Коротышка. Или лучше сказать — тоненькая. Она посмотрела на Коротышку, который хотел было тихонько пройти мимо нее.

— Эй, погодите… постойте-ка! — окликнула она и, поднявшись, спросила: — Куда это вы вздумали пробраться, ковбой?

Коротышка остановился, робко улыбнулся сиделке и сказал:

— Да вот думал навестить одного старого друга.

— Мне очень жаль, сэр, но в такой час посетители не допускаются, — сказала сестра Митчелл, отодвигая стул и выходя из-за стола. — Бог мой, да вы хоть понимаете, что уже почти полночь? Боюсь, вам придется вернуться утром, в часы, отведенные для посещений.

— К утру его может и не быть уже здесь, — сказал Коротышка, нервно крутя в руках шляпу и переминаясь с ноги на ногу. — Мне нужно увидеть его сейчас.

— Но если вы уверены, что утром его выпишут, то зачем…

— Мэм, я не говорил, что его выпишут. — Коротышка посмотрел прямо в светлые глаза женщины.

— Ох… — Сестра понимающе кивнула. Ее пронзительный голос смягчился. — И к кому же вы пришли?

— Его зовут Древний Глаз. Это старый индеец-ют, он…

— Да, я знаю этого пациента. Он поступил к нам вчера утром, так? — Она машинально посмотрела вдоль длинного коридора, в сторону палаты Древнего Глаза. — Бедный старик все еще без сознания… — Она покачала головой. — Он не поймет, что вы рядом.

Продолжая вертеть стетсон, Коротышка спросил:

— Откуда вам знать, что не поймет?

— Ну потому что… доктор сказал… пациент откликается на… — Сестра Митчелл умолкла, осторожно огляделась по сторонам и прошептала: — Думаю, не будет вреда в том, что вы повидаете своего друга. Но позвольте предупредить вас: если вы задержитесь после полуночи, то сильно рискуете. — Она снова огляделась, шагнула к Коротышке и прошептала, приложив ладонь к губам: — В полночь заступит на дежурство сестра Спенсер. — И она выразительно подняла брови.

Коротышка робко улыбнулся и поблагодарил симпатичную сестру Митчелл за предупреждение. Остановившись перед палатой Древнего Глаза, он робко вздохнул и вошел.

Маленькая лампа стояла на столике в дальнем конце комнаты. Ее слабые лучи отбрасывали на белые стены и потолок зловещие тени; тени падали и на человека, лежащего в кровати. Он выглядел неживым.

Бросив стетсон на неуютно выглядевший стул с высокой прямой спинкой, Коротышка подошел к больному другу. Широкое, некрасивое лицо Древнего Глаза было таким пепельно-серым и вытянувшимся, что его с трудом можно было узнать. Белые как снег волосы, влажные и запутанные, разметались по подушке, а массивное тело, казалось, съежилось и стало совсем маленьким.

Коротышка грустно оглядел большие руки, теперь неподвижно лежащие поверх простыни, руки, когда-то крепкие, с твердыми мускулами, которыми Древний Глаз немало гордился в свое время. Теперь это были слабые, бесполезные руки беспомощного старого человека, покрытые морщинками и темными старческими пятнами.

Глубокая печаль охватила Коротышку; он осторожно приподнял одну и крепко сжал в своих ладонях. И, тяжело сглотнув, заговорил с лежащим без сознания человеком:

— Древний Глаз, дружище, это я, Коротышка. Я пришел, как только смог. — Говоря, он не отрывал глаз от лица индейца. — Я так полагаю, тебе хочется знать, как там у нас идут дела, верно? — Коротышка снова сглотнул. — Ну, я врать не стану, сразу скажу, что сборы у нас большие, но…

Тощий главный конюх стоял возле постели умирающего индейца и посвящал его в дела труппы. Коротышка рассказал Древнему Глазу, как прошли парад и первое представление в Солт-Лейк-Сити, все вовремя и по плану. Рассказал, что полковник хотел отменить гастроли вообще, но миссис Бакхэннан убедила его, сказав, что нельзя разочаровывать поклонников.

Конюх стоял в ночной тишине и говорил с ничего не сознающим индейцем об обычных делах, о ежедневных заботах — вроде того, кто выигрывает в шахматы, кто из «Отчаянных объездчиков» больше всего денег выиграл в пинг-понг, которым все увлекались и играли в перерывах между представлениями. Рассказал последнюю сплетню о красивом мексиканце-вакеро Арто, который ухаживает за малышкой Сью Лающая Собака, хорошенькой дочерью старого Билла Лающая Собака.

Коротышка говорил и говорил, обо всем и ни о чем. Коротышка Джонс понятия не имел, слышит ли его старый ют, но на всякий случай рассуждал лишь о вещах приятных и веселых. Он рассказал, что Кэт Техаска на вечернем представлении подстрелила все пятьдесят из пятидесяти запущенных в воздух стеклянных шаров. Сказал, что она выглядела невероятно симпатичной на арене, в свете прожекторов, с ее каштановыми кудряшками и румяными щеками. Коротышка улыбнулся и признался, что почувствовал отчаянное искушение подойти к ней и поцеловать прямо в смеющиеся губы.

— Конечно, я этого не сделал, — пояснил Коротышка обращаясь к Древнему Глазу. — Кэт просто взбесилась бы, если бы я только попробовал! — Он усмехнулся, покачал головой и полез в нагрудный карман за сигаретой. — Что за женщина! Что за женщина!

Коротышка сбросил свою шляпу со стула и сел. И просидел так всю ночь, глядя на своего старого друга, куря сигарету за сигаретой и с любовью вспоминая все те годы, что они с индейцем провели в труппе.

Коротышка Джонс остался в госпитале до рассвета, уставший физически и истощенный душевно. И когда лучи сентябрьского солнца заглянули в высокое окно больничной палаты, Коротышка все еще сидел возле постели Древнего Глаза; но теперь он уже не говорил — он слушал.

Губы Древнего Глаза шевелились; он пытался заговорить. Коротышка взял его за руку и наклонился поближе, изо всех сил стараясь разобрать, что бормочет старый индеец.

— Я здесь, дружище, — заверил Коротышка индейца тихим, мягким голосом. — Я тебя слушаю. Скажи, что тебе нужно. Я все сделаю.

Рука Древнего Глаза, сжатая в пальцах Коротышки, слабо шевельнулась. Коротышка тут же отпустил ее.

— В чем дело, Древний Глаз?

Старый ют медленно поднял руку. Он с усилием дотянулся до груди Коротышки и провел пальцами по рубашке. Казалось, слабые, дрожащие пальцы что-то ищут, потому что они чуть заметно постукивали по узкой, тощей груди конюха.

— Не знаю, чего ты хочешь, старина, — растерянно произнес Коротышка. — Мне очень жаль… я…

Слабые пальцы с трудом добрались до расстегнутого ворота рубахи Коротышки, коснулись серебряной цепочки и цепко сжали ее. Коротышка улыбнулся и быстро вытащил из-за ворота свисток. Древний Глаз, продолжая что-то невнятно бормотать, держался за цепочку так крепко, что казалось, вообще никогда не собирался выпускать ее из пальцев.

— Да, — сказал главный конюх, — да, старина. Теперь ты точно знаешь, что это я, Коротышка. Я здесь, я тебя не оставлю. Ты ведь меня слышишь, верно?

— Разумеется, он вовсе не слышит! — раздался вдруг громкий, пронзительный женский голос за его спиной. Коротышка резко оглянулся. В дверях стояла крупная женщина с властным лицом. — Что вы здесь делаете? — раздраженно поинтересовалась она.

— Сижу с моим старым другом, — твердо ответил Коротышка.

— В такое время посетителям в госпитале делать нечего! — Она посмотрела мимо Коротышки на индейца. — Этот старик все равно что мертв, так что вы понапрасну тратите время. Уходите отсюда!

Древний Глаз тут же перестал бормотать, его лицо скривилось, он нахмурился и выпустил из пальцев цепочку Коротышки.

Коротышка, пришедший в ужас от того, что так называемая сестра милосердия может быть столь бездушной и неосмотрительной в палате больного, впервые за двадцать лет вышел из себя. Но Коротышка все-таки оставался Коротышкой, и потому он не стал кричать и поднимать шум и гвалт. Он не хотел ругаться и скандалить, ведь он мог разбудить половину госпиталя…

Тощий невысокий человек просто посмотрел прямо в глаза большой бесчувственной женщине и холодно сказал:

— Никуда я не пойду. Это вы уйдете. — Его тощее тело вздрагивало, глаза полыхали диким гневом.

Отшатнувшись, изумленная сестра заявила:

— Вы не вправе говорить со мной так! Вы здесь не работаете!

— А вы не должны работать здесь, так что убирайтесь! — Голос Коротышки прозвучал так холодно и властно, что осанистая сестра испуганно вздрогнула и шагнула назад. — Чтобы стать сестрой милосердия, нужно гораздо больше, чем белый халат! — заявил Коротышка, выставляя ее за дверь и снова поворачиваясь к кровати больного.

— Ну, знаете ли, да меня не оскорбляли так ни разу в…

— Убирайтесь! Сейчас же! Меня не интересует, куда вы отправитесь, лишь бы я вас не видел.

Взбешенная женщина, бормоча что-то себе под нос, захлопнула дверь палаты. И не заметила другую высокую худощавую женщину, стоявшую за дверью.

Кэт Техаска пришла как раз вовремя, чтобы услышать весь разговор между Коротышкой и медсестрой. Кэт вовсе не собиралась подслушивать, но она замерла у двери, не в силах сделать ни шагу, изумленная поведением Коротышки.

Она и представить не могла, чтобы тощий маленький конюх мог быть таким твердым и решительным. Таким властным. Она-то всегда думала о Коротышке как о приятном, добром, задумчивом человеке, похожем на ручную болонку, готовую быть у нее на посылках и помогать во время выступления.

Сердце Кэт Техаски забилось, как у школьницы. Она никогда не видела и не слышала, чтобы Коротышка вел себя так, как сейчас. Он предстал в ее глазах совсем другим человеком.

Очень мужественным…

Кэт расправила юбку и пригладила кудрявые каштановые с проседью волосы. Она похлопала себя по щекам и покусала губы. Она вдруг разволновалась, у нее чуть-чуть закружилась голова, как это случилось бы и с любой другой женщиной в присутствии такого мужчины.

Она вошла в палату. Коротышка стоял у кровати Древнего Глаза, спиной к ней.

— Коротышка! — мягко окликнула его Кэт.

Он повернулся и посмотрел на нее, и Кэт узнала еще одну сторону Коротышки Джонса… Глаза Коротышки были наполнены слезами. Его лицо вытянулось, осунулось. Он выглядел так, словно его большое доброе сердце было разбито навсегда.

— Ох, Коротышка… не надо… не надо… — забормотала Кэт, шагая к нему.

И ее руки раскрылись в объятии.


Глава 22


К полудню они, благополучно миновав устрашающий Береговой хребет, выбрались на восточный склон Континентального хребта — скалистого и высокого.

Все утро Диана хранила молчание.

Она злилась. Она была смущена. Она была испугана.

Она глубоко разочаровалась в самой себе. Похоже, этот хладнокровный дикарь, говоривший на безупречном английском, способен был совладать с ней, чего не мог до сих пор ни один мужчина… и это озадачивало и интересовало ее.

Ей следовало убить его. А вместо этого она его поцеловала.

И теперь Диана знала, что никогда не убьет его, представься ей хоть тысяча возможностей. Она слишком хорошо понимала, что будет всегда отвечать на его поцелуи, стоит лишь его жестким, чувственным губам коснуться ее губ.

Диана невольно вздрогнула, вспомнив этот крепкий, долгий поцелуй.

— Замерзла, Красавица? — раздался над ее ухом низкий ровный голос.

Диана не произнесла ни слова. Радуясь, что он не может видеть краски на ее лице, она передернула узкими плечами, надеясь, что его это удовлетворит.

— Если тебе холодно, я могу достать сзади попону. — Она снова повела плечами, на этот раз более выразительно. — Или прислонись ко мне, и я…

— Мне не холодно!

— Мне показалось, ты слегка дрожишь.

— Ну, тебе просто почудилось. — Устремив взгляд фиолетовых глаз к горным вершинам, лежащим впереди, она сказала, не ожидая, впрочем, ответа: — Лучше объясни, куда ты меня везешь.

— К Уинд-Ривер, в Вайоминг, — последовал спокойный, мягкий ответ.

Она обернулась и посмотрела на него.

— Так ты арапахо?

— Нет. — Он словно выплюнул это слово, и черты его лица заметно отвердели. — Арапахо — наши злейшие враги. — Помолчав мгновение-другое, он добавил: — Я шошон.

— Понятно, — пробормотала она, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о шошонах. — И ты хочешь вернуться к своему народу, жить среди них?

— Что-то вроде этого.

— Но зачем ты везешь туда меня? — Он не ответил. Вздохнув, Диана показала рукой на горы впереди: — Это там течет Уинд-Ривер?

— Красавица, мы все еще в Колорадо. Это отрог Скалистых гор, который называется Ни-Чебечи.

— А нельзя ли по-английски, Чудовище?

— В литературном переводе это звучит так: «Место, где никогда не бывает лета». Белый человек сократил название, для него это Невесаммер.

— Потому что там всегда холодно?

— Не сегодня. Когда мы доберемся туда, будет достаточно тепло, чтобы ты смогла искупаться. Мы разобьем лагерь на притоке Кач-ла-Подр или где-нибудь у карового озера, и ты сможешь… помыться.

Диана промолчала. Ей противна была мысль о том, чтобы раздеться, когда индеец будет где-то неподалеку, но в то же время она чувствовала, что если не примет ванну как можно скорее, то просто начнет вопить от злости. Ее грязные волосы сбились в комки, кожа покрылась коркой пыли и копоти от костра. Пурпурное платье пропотело и измялось. Она вся была грязной и несчастной и знала, что выглядит просто ужасно.

И она негодовала из-за того, что индеец всегда оставался чистым и свежим, и… и…

И тут вдруг Диана сообразила: она ведь видела, как утром он брился! Она только сейчас вспомнила об этом. Когда они лишь проснулись, на его лице красовалась густая щетина, а когда он целовал Диану, она явственно почувствовала на его щеках жесткие, колючие волоски.

Боже, а ведь она об этом и не думала до сих пор!

И теперь она пребывала в крайнем изумлении. Она провела в окружении индейцев всю свою жизнь. И не раз наблюдала, как Древний Глаз и другие краснокожие пинцетами выщипывали редкие волоски, время от времени появляющиеся на их лицах. У них просто не было необходимости бриться. Так почему же бреется этот шошон?

Существовал лишь один способ выяснить это, и любопытство пересилило. Как ни противно было Диане заговаривать с краснокожим, она окликнула его:

— Чудовище?

— Да, Красавица?

— А почему ты утром брился?

— Я каждое утро бреюсь.

— Я знаю, но почему? Я думала, у индейцев не бывает волос на… на… — И тут в ее памяти мгновенно вспыхнула картина: почти открытый пах индейца, черные кудрявящиеся волосы… и Диана умолкла, не окончив фразы.

— На… на чем?

— На лицах!

— У большинства — да. Ну а на лице этого индейца волосы растут. — Он помолчал и добавил: — Как и на других частях моего тела. — И одарил ее самым ледяным из всех своих взглядов.

Диана сжалась, пытаясь понять, не прочитал ли он ее мысли. И, пожалев, что вообще заговорила на эту тему, решила никогда к ней больше не возвращаться.

Солнце все еще стояло высоко, когда они въехали в глубокое скалистое ущелье в отроге Невесаммер между пиками Киррус и Нимбус, по двенадцать тысяч футов высотой каждый. Хранитель Звезд уверенно провел жеребца по опасному пути к Грозовому перевалу. Глаза Дианы расширились, когда с высоты она увидела вдруг узкую горную долину и раскинувшееся в ней поселение.

— Лулу-Сити, — сказал индеец, предвосхищая вопрос Дианы.

— Мы туда заедем?

— Я — да, — ответил он. — Ты — нет.

Диана встревоженно обернулась и посмотрела на него.

— Ох, прошу тебя! Я не сбегу, обещаю! Можно сделать вид, что мы… мы…

— Женаты?

Диана нервно сглотнула.

— Ну да! Да. Я скажу, что ты мой муж, что мы…

— Посмотри на себя, Красавица. А потом посмотри на меня. — Его голос звучал ровно, ничего не выражая. — Бледнолицая женщина в рваном, грязном платье с дикого вида индейцем в набедренной повязке и ковбойском переднике. — Он помолчал, пока Диана оценивающе оглядывала его. — Может ли кто-нибудь поверить, что ты вышла замуж за меня? — Их взгляды встретились, и Диана увидела невыразимый холод и ярость в его глазах.

Она покачала головой:

— Нет… нет. Конечно, не поверят.

И она отвернулась, совсем не думая о том, что ее ответ мог больно задеть индейца.

Диана ненавидела краснокожего за то, что он совсем не доверяет ей, за то, что усадил ее под сосной на лесистом склоне как раз над Лулу-Сити и привязал руки к стволу.

Ей хотелось завизжать. Но он покачал темноволосой головой и сказал:

— Тебе в том не будет пользы. А я вернусь через час, не позже.

Индеец вскочил на жеребца и исчез между деревьями. Добравшись до города, он привязал жеребца у коновязи возле салуна «Глори-Хоул» и стал дерзко прогуливаться взад и вперед по тротуарам, давая горожанам возможность как следует разглядеть его.

А потом отправился прямиком в магазин.

Он вернулся к Диане даже меньше чем через час и принес мыло, полотенце, еду — и даже бутылку красного вина, взятые в магазине Лулу-Сити. Он не заплатил за все это, но оставил на блестящем прилавке свою «визитную карточку».

Яркий, расшитый бусами кусочек кожи.

Незадолго до заката они остановились на ночлег. Диана и не пыталась скрыть своего восторга при виде украденной еды, которую индеец разложил перед ней; это был настоящий пир. Как это было здорово — снова попробовать хлеб с маслом, и сыр, и окорок, и свежие фрукты! Диана согласилась даже выпить вина и с жадностью снова и снова подносила к губам зеленую бутылку.

Когда с изысканной пищей было покончено, Диана закрыла глаза, откинулась назад, опершись на локти, и удовлетворенно вздохнула. Внимательно смотревший на нее Хранитель Звезд не мог удержаться от улыбки. В это мгновение Диана была похожа на счастливую девчонку с чумазой физиономией, целый день игравшую на улице. А сейчас мама вот-вот позовет ее домой, чтобы та искупалась и легла в постель.

Когда Диана открыла наконец глаза, Хранитель Звезд поднялся, отошел в сторону и сел в тени огромной пихты. Достав из украденных припасов тонкую манильскую сигару, он прислонился к мощному стволу дерева, вытянул длинные ноги и скрестил их. Затем зажег о камень украденную спичку и раскурил сигару.

Выпустив в тихий, прозрачный горный воздух безупречное кольцо дыма, он сказал:

— Я принес тебе кое-что получше еды. Диана взглянула на него:

— Ничего не может быть лучше!

— Кусочек отличного мыла и чистое белое полотенце, — продолжил он своим низким, монотонным голосом, так странно действовавшим на Диану. — И озеро, что вон там, внизу, в твоем распоряжении, Красавица.

Это звучало весьма соблазнительно, однако Диана сомневалась.

— И ты не будешь подсматривать за мной?

Темные глаза наполовину прикрылись тяжелыми веками; индеец лениво взял двумя пальцами сигару, выдохнул клуб дыма…

— Нет. В этом нет необходимости.

— Что ты хочешь этим сказать?

Хранитель Звезд внимательно рассматривал ноготь своего указательного пальца. Подняв взгляд на Диану, он произнес:

— Ничего. Поспеши, пока солнце не село.

Десятью минутами позже Диана уже стояла в одиночестве на поросшем густой травой берегу озера. От красоты пейзажа захватывало дух. Это был первобытный рай, окруженный зелеными и голубыми горами, над вершинами которых повисли пухлые белые облачка… В пышной зелени травы светились изысканные желтые цветы, растущие над самой водой. По гладкой, безмятежной поверхности озера кое-где плыли изумрудно-зеленые листья, словно нарочно уложенные там неким талантливым декоратором этого пьянящего горного Эдема.

Вода была настолько неподвижной, что в ней четко, как в зеркале, отражались бледно-золотые осины, величественно замершие на отвесном берегу. Белохвостая куропатка, просвистев в воздухе крыльями, села на землю неподалеку от Дианы и принялась клевать что-то в траве под ивой.

Диана улыбнулась, быстро сняла грязное пурпурное платье и бросила его на землю. Она опустилась на колени в мягкую траву возле чистой воды горного озера, наклонилась и намочила длинные черные волосы. Она с наслаждением намылила спутавшиеся пряди чудесно пахнувшим мылом, молча благословляя загадочного индейца, что он догадался украсть такую замечательную вещь.

Когда волосы были отмыты дочиста и прополосканы, Диана, забросив мокрые пряди за спину, подняла с травы пурпурное платье и выстирала его. И аккуратно разложила на солнышке для просушки.

Потом она осторожно огляделась по сторонам. Все было тихо, мирно и совершенно. Диана сбросила отделанную кружевами сорочку и присела на корточки у воды, оставшись лишь в одних до дерзости коротких тонких шелковых штанишках.

Улыбаясь, она принялась плескать на себя воду, со счастливым видом намылила шею, руки, спину и обнаженную грудь, совершенно не замечая, что тихонько напевает. А потом замерла под теплыми солнечными лучами, размышляя, не снять ли ей и штанишки, чтобы вымыться целиком.

Диана закрыла глаза, глубоко вдохнула чистый, ароматный воздух гор и подняла лицо к солнцу. Не открывая глаз, все так же закинув вверх голову, она уже начала медленно, лениво снимать шелковые штанишки…

И вдруг застыла от ужаса и широко раскрыла глаза… потому что твердая рука внезапно закрыла ее рот, другая стальным захватом сжала талию.

— Не двигайся! — тихо предостерег ее индеец, почти касаясь губами уха Дианы. Его обнаженные колени сжали бока девушки. Похолодев от страха, Диана чувствовала, как индеец настойчиво прижимается к ее спине… Диана в отчаянии думала, что оказалась слишком глупа и поверила ему, ведь она отлично знала, что дикарь способен на жестокое насилие…

Стоя позади девушки на коленях, индеец прошептал:

— Наш горный лев наблюдает за тобой. Он страшно любопытен, и сейчас он идет к нам. Когда я уберу руку, не произноси ни звука. Не делай резких движений. Постарайся расслабиться.

Его рука отодвинулась от ее губ. Диана не осмелилась даже на дюйм повернуть голову. Она одновременно испытывала и облегчение, и страх. До нее донеслось низкое ворчание большого кота, и она закусила губу, чтобы не закричать.

— Все в порядке, — прошептал над ее ухом индеец, — все будет хорошо. Да перестань ты сдерживать дыхание!

Диана судорожно вздохнула и тут же краешком глаза увидела огромного рыжеватого кота, осторожно подбирающегося к ней. Через несколько секунд кугуар с ромбовидным белым пятном на горле уже подошел вплотную, и Диана затрепетала в руках Хранителя Звезд, случайно встретившись взглядом с золотистыми кошачьими глазами, изучавшими ее. И невольно вздрогнула всем телом, когда сильное мускулистое существо задело ее голую руку пушистым плечом.

— Не двигайся, сиди спокойно, — едва слышно проговорил Хранитель Звезд, прижимая ее к себе. — Делай только то, что я тебе скажу.

Диана сжалась изо всех сил, когда огромный кот опустил голову и потерся боком и спиной о ее голую ногу. Затем большая голова поднялась вновь. Кугуар еще раз прижался к Диане, потом обошел их обоих вокруг, потеревшись при этом о спину Хранителя Звезд.

Появившись по другую сторону от Дианы, он снова принялся тереться о девушку. Когда же он мягко положил лапу на ее. согнутую ногу, Диане показалось, что она сейчас потеряет сознание. Лев же встал на ее ногу и второй лапой, и кровь отлила от лица Дианы…

Горный лев улегся к ней на колени передними лапами и грудью и ненадолго замер. Он прижимался к Диане гибким, теплым телом. К ее обнаженной груди. Диана чувствовала быстрое, сильное биение его сердца. Она повернула голову вбок, ища успокоения и защиты у Хранителя Звезд.

Их губы оказались совсем рядом… и Хранитель Звезд прошептал:

— Он оставляет на тебе свои метки, как домашняя кошка. Пропитывает тебя своим запахом. Ты становишься его другом. Не беспокой его, и он не причинит тебе вреда.

Но даже Хранитель Звезд испугался, когда большой кот, отодвинувшись наконец от Дианы, медленно повернулся, посмотрел на девушку и разинул огромную пасть. Но Хранитель Звезд сумел скрыть страх и спокойно прошептал прямо в полуоткрытые дрожащие губы Дианы:

— Если кугуар возьмет в пасть твою руку, не пытайся ее выдернуть. Наоборот, просунь ее глубже. Если сделаешь так, он оставит тебя в покое.

— О Боже… — прошептала она наконец, запинаясь. — Помоги мне! Я так боюсь!

Не отрывая взгляда от горного льва, Хранитель Звезд тихо сказал:

— Я рядом. Все в порядке. Он хочет взять твою руку. Позволь ему это сделать. Не дергайся.

Огромный кот, громко мурлыкая, снова подошел к Диане. Он опустил голову и мягко стиснул зубами руку девушки. Ей пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы совладать с собой и не выдернуть ладонь из кошачьей пасти. Но она не шевельнулась, потому что теплые губы Хранителя Звезд, прижимавшиеся к ее холодной щеке, шептали утешающие слова, наставляя ее… Диана посмотрела в золотистые глаза кугуара и медленно продвинула руку глубже в огромную пасть, ожидая, что сейчас услышит треск собственных костей и увидит, как ее рука будет отрезана острыми зубами…

Но горный лев в ту же секунду отпустил ее.

Еще мгновение-другое он стоял рядом, глядя на Диану, и где-то в глубине его горла нарастал угрожающий рык. Но вскоре рычание умолкло. Кугуар повернулся, снова потерся о грудь и бока Дианы. А потом, к окончательному ужасу девушки, растянулся рядом, положил голову ей на колени и тихонько замурлыкал, словно прося, чтобы его приласкали.

— Мне погладить его? — шепотом спросила Диана.

— Да, — тихо ответил Хранитель Звезд, и его руки ободряюще сжали девушку. — Очень медленно, очень осторожно.

Диана подняла дрожащую руку, только что побывавшую в пасти льва. Нерешительно положила пальцы на большую львиную голову и мягко погладила — точно так, как погладила бы невинную домашнюю киску… И свирепый горный лев откликнулся на ласку точно так же, как его домашние собратья.

Он склонил большую голову, выгнул шею и закрыл золотистые глаза, мурлыча от удовольствия.

— Посмотри… — прошептала Диана, нервно улыбаясь. — Посмотри на него…

— Да, ему это нравится, — тихо шепнул в ответ Хранитель Звезд. — Он знает, что теперь ты принадлежишь ему, и наслаждается лаской.

Диана продолжала поглаживать большого рыжеватого кугуара, а он лежал с закрытыми глазами, вытянув лапы, и его мурлыканье становилось все ниже, громче. Наконец, как и домашняя кошка, наскучив проявляемым к нему вниманием, зверь внезапно поднял голову, вскочил и пошел прочь по пышной зеленой траве. Через секунду он уже исчез в лесу.

Диана испустила длинный и громкий вздох облегчения, без сил привалилась к груди Хранителя Звезд и спросила:

— Откуда ты знаешь так много о диких кошках?

— Я сам наполовину дикий кот, — сказал он, и на лице мелькнуло нечто вроде улыбки.

— Да, в это я могу поверить, — согласилась измученная Диана, ожидая, когда же ее сердце начнет наконец биться нормально.

Опасность миновала, и постепенно Диана осознала, в какой позе они находятся и что оба они почти полностью обнажены… Диана, внезапно охваченная неуверенностью, почувствовала, что от индейца исходит грозная сила желания, и обхватила руками голую грудь.

И совершила большую ошибку, когда оскорбительным тоном заговорила с человеком, только что спасшим ей жизнь:

— Уйди отсюда! Не смей ко мне прикасаться! Я не позволю тебе воспользоваться ситуацией, просто потому…

Но ей не удалось договорить.

В следующее мгновение Диана уже лежала на спине, а ее руки были вскинуты вверх и прижаты к траве ладонью краснокожего. Темное разгневанное лицо индейца находилось в нескольких дюймах от лица Дианы, его широкая грудь прижималась к обнаженной груди Дианы.

— Ты очень глупая женщина, Красавица, — сказал он, и в его глазах сверкнуло ледяное бешенство. Свободной рукой он сжал щеки Дианы, приблизил губы к ее губам и ровным, необычно звучащим голосом сказал:

— Тебе следует всегда помнить, что мужчины — даже индейцы — не слишком отличаются от котов.


Глава 23


Диана была ошеломлена. Утратив дар речи, она уставилась в пылающие черные глаза индейца, почти физически ощущая горящую в них ненависть. Ее руки по-прежнему оставались прижатыми к земле, а пальцы индейца сжимали ее щеки и подбородок. Диана тревожно ожидала яростного вторжения, искусного поцелуя, понимая, что сейчас она совершенно беспомощна. Она не сможет сопротивляться.

Диана дрожала, инстинктивно чувствуя, что, если индеец пожелает пойти дальше властного поцелуя, она не сумеет остановить его.

И она совсем не была уверена, что захочет его останавливать.

Хранитель Звезд всматривался в прекрасное испуганное лицо, и его сердце билось так же сильно, как сердце Дианы. Он не мог отвести взгляда от ее полных, соблазнительных губ, и его одолевали ужасные, мрачные, но все равно приятные мысли.

Он был во сто крат сильнее заманчиво чувственной женщины, лежавшей под ним. Она не сможет даже пошевелиться, если он ей этого не позволит. И она была почти обнажена, так же, как и он. Она отчаянно боялась его, и ее физически тянуло к нему; это он отчетливо видел.

Она попалась. Готова была подчиниться ему.

Она была испугана и зачарована.

Здесь, в высоких горах Шангода, они находились в десятках миль от цивилизованного мира. Совершенно одни. Никто не сможет помешать ему, вздумай он сорвать ее тонкие шелковые штанишки, начни он целовать ее бледное, нежное тело. Никто не ответит на ее призыв о помощи, если он захочет взять ее силой…

Хранитель Звезд вдруг с тревогой осознал, что он почти так же зачарован и беспомощен, как Диана. Его сковали цепи желания, они крепко держали его… Один лишь запах этой женщины, ощущение ее тела отравили его, сделали слабым и беззащитным. Он знал, что ему следует отпустить ее. Сознание боролось со страстью, и страсть, похоже, побеждала, чего никогда не случалось прежде…

Хранителя Звезд охватила сильная дрожь.

Самоконтроль всегда был такой же неотъемлемой частью его существа, как угольно-черные волосы, гибкое тело… Ни разу за все свои тридцать пять лет он не опускался так низко, чтобы взять женщину силой. Одна мысль об этом вызывала у него отвращение.

Жгучее желание само собой передалось от Хранителя Звезд Диане. Диана чувствовала бешеные удары его сердца у своей груди, видела огонь страсти в глазах, полуприкрытых тяжелыми веками. Он едва удерживался от того, чтобы овладеть ею самым грубым, примитивным образом. И она была бессильна остановить и его, и себя.

Ведь они были одни в этом прекрасном горном раю, она и великолепный дикарь… Никого на много миль вокруг. И этот индеец с резкими чертами лица мог бы одарить ее необычной любовью, и никто никогда не узнает об этом.

И она ни в чем не будет виновата.

Хранитель Звезд долго смотрел на губы Дианы. А потом его горячий рот прижался к ним, язык мгновенно одолел барьер ее зубов и проник в глубину ее рта. Он чуть повернул голову вбок, и его опаляющие губы стали терзать губы Дианы. Долгий, пожирающий поцелуй так откровенно выражал чувственный голод, что Диана задрожала от глубокого ответного желания.

Но, как ни странно, невольный ответ Дианы на этот поцелуй спас ее от полного слияния… или помешал осуществиться ее надеждам.

Хранитель Звезд по натуре был чутким и отзывчивым любовником. И потому, когда Диана не стала сопротивляться его грубой ласке, жесткие губы индейца смягчились и медленно отодвинулись. В поцелуе Дианы он нашел куда больше того, на что рассчитывал.

Девушка не просто сдалась. Тут крылось нечто иное. Это была страсть, равная его собственной. Хранитель Звезд ощутил, что Диана готова к тому, чтобы отдаться ему.

Мгновенно раскаявшись в своем безрассудном, дикарском поведении, он словно прозрел. Он отпустил ее руки и снова наклонился к ее губам, чтобы осторожно и нежно коснуться их. Его длинные бронзовые пальцы теперь держали подбородок Дианы так, будто тот был сделан из бесценного фарфора.

Диана ощутила обжигающую кожу Хранителя Звезд. И она нервно вздохнула, когда его губы дразняще прикоснулись к ее губам, целуя ласково и сладко.

Это был осторожный поцелуй. Это был вопрос…

Его эффект был ошеломляющим.

И отрезвляющим.

Этот сильный и страстный дикарь был не просто сильным и страстным дикарем. Он был также хитер и умен. Чувствителен и сообразителен. Он не собирался брать ее силой. И Диана прекрасно поняла почему. Этот мудрый индеец не желает, чтобы Диана потом сказала ему: «Я ничего не могла поделать». Он весьма умно дал ей понять, что хочет ее, что страстно стремится к ней, что желает заняться с ней любовью, что мог бы это сделать… если она сама хочет этого. И никак иначе. Она не обязана подчиняться ему. И он позволял ей — он заставлял ее — принять решение, насколько далеко может зайти их опасная игра. Выбор полностью зависел от нее.

Черт бы его побрал!

Диана разочарованно вздохнула и отвернула лицо. Хранитель Звезд поцеловал ее пылающую щеку, потом его губы дразняще скользнули к чувствительной точке прямо под ухом девушки…

— Нет, не надо! Остановись! — задыхаясь, пробормотала она, разрываясь между искренним желанием прекратить это и таким же искренним желанием всегда, всегда ощущать его поцелуи… — Пожалуйста… отпусти меня, Чудовище! — Она постаралась произнести эти слова как можно убедительнее.

Мягкие губы Хранителя Звезд застыли; его темноволосая голова поднялась. Диана медленно повернулась, чтобы посмотреть на него. В прекрасных черных глаза светилась смесь страсти и недоумения.

Ей хотелось — ей необходимо было! — заплакать. Смущенная, она смотрела в его глаза, собирая все силы, чтобы устоять перед их волшебным притяжением. Она мысленно напомнила себе, что эти волнующие глаза обещают не только наслаждение, но и страдание, и к ней вернулись гнев и разочарование.

И во всем был виноват он. Только он. Он был прекрасен и нежен и в то же время крайне опасен. И так привлекателен…

— Ты просто здоровенный кот, и ничего больше, — сказала Диана. Она толкнула его в гладкие мощные плечи, принуждая отодвинуться.

— Нет, Красавица? — Голос его прозвучал ровно, несмотря на то что дышал он с трудом. Он приподнялся, сел на травянистый берег и рывком поднял Диану, заставив ее тоже сесть. Потом потянулся за сброшенной ею шелковой сорочкой. Диана выхватила ее из руки индейца.

Встревоженно прижав сорочку к груди, Диана сказала:

— Впрочем, нет, это не так. Я освободила большого кота, и он мне благодарен. Он помнит мою доброту и поэтому не стал причинять мне вреда. — Она прищурила фиалковые глаза, глядя на индейца. — А вот ты… Я освободила тебя, и никто другой не сделал бы этого. И чем ты меня отблагодарил? Похитил меня! Перепугал до полусмерти! Тащишь меня бог знает куда. И… ты затащил меня сюда и пытался… пытался… Ты воспользовался… твой поцелуй… — Ее голос окончательно стих.

— Красавица, я не верю, что родился такой мужчина, который мог бы воспользоваться тобой, — ответил он тихим, низким голосом. И, помолчав, добавил: — Не беспокойся. Больше я до тебя не дотронусь.

С надеждой в голосе она спросила:

— Ты отпустишь меня?

— Скоро. — Он встал, посмотрел на нее сверху вниз, и на его бронзовых скулах заиграли желваки. — Скоро ты будешь свободна и вернешься к своему народу.

Диана кивнула. Но тут же заподозрила, что никогда уже не станет по-настоящему свободной.

Путешествие продолжалось.

Они забирались все выше и выше, к перевалу Милнер. Потом спустились на север, к Канадской реке, оставаясь в тени отрога Медсин-Боу. И постепенно забирались все больше на запад, сворачивая к изумрудно-зеленым горам Сьерра-Мадре, высящимся совсем уже недалеко.

Огибая скалистые подножия Сьерры, они пересекли границу Вайоминга, миновали перевал Бриджер, спустились к Большому Бассейну. Безлесный и бесконечный, Бассейн был раскаленной пустыней, наполненной лишь солнцем и ПОЛЫНЬЮ.

На этом бескрайнем пастбище, расстилавшемся во все стороны, лишь кое-где виднелись одинокие ранчо. Прямо впереди она увидела далекие снежные вершины, вздымающиеся в голубое небо Вайоминга. И, глядя из-под полей украденного стетсона на эти холодные манящие пики, Диана не стала задавать вопросов. Она поняла, что это горная цепь Уинд-Ривер.

Они почти добрались до места.

После случая у горного озера Диана и ее загадочный захватчик почти не разговаривали и тщательно избегали физического соприкосновения. Но Диане казалось, что за отстраненностью индейца кроется нечто большее, чем простое желание успокоить ее и показать, что он не намерен причинять ей вреда.

Индеец держался холодно, почти угрюмо, словно дождаться не мог, когда же наконец окажется в резервации. И избавится от Дианы.

И потому Диана была бесконечно удивлена, когда в середине жаркого дня он вдруг спокойно спросил ее:

— Не хочешь ли немного поплавать? Диана не колебалась ни секунды.

— Боже, да я бы с удовольствием!

Хранитель Звезд не произнес больше ни слова. Он направил жеребца чуть западнее, и через полчаса разгоряченная, усталая Диана решила, что перед ней мираж.

Широкая водная гладь раскинулась среди поросшей чахлой полынью пустыни — прекрасная чистая вода и изумительные песчаные пляжи…

— Зеленая река, — ровным голосом сообщил Хранитель Звезд.

Диана неотрывно смотрела на воду, лениво набегающую на гладкий песок берега. Она вцепилась в широкие плечи Хранителя Звезд и, улыбаясь, сказала:

— Наверное, тебе тоже хочется, чтобы эта холодная, прозрачная вода остудила твою голову?

Он на секунду задержал ладони на ее тонкой талии.

— А мне будет позволено насладиться купанием, а?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Ну, не такая уж я дрянь…

Она шагнула от него и поспешила к воде, по дороге сорвав с головы и бросив на землю стетсон. И не ощутила никакой неуверенности, стягивая через голову пурпурное платье. Он сказал, что больше не тронет ее, и она ему поверила. Уронив платье на песок, она сняла туфли и радостно побежала по горячему пляжу к ледяной воде, взвизгивая и пища, как ребенок.

Хранитель Звезд наблюдал за ней полуприкрытыми глазами. Потом развязал шнурки ковбойских штанов, снял мокасины, бросил на песок охотничий нож в ножнах. Он шел вброд до тех пор, пока холодная, живительная вода не достигла середины его бедер.

Диана, добравшаяся уже до середины реки, увидела, что он колеблется, и окликнула его:

— Чего ты там ждешь? Вода прекрасная! Забирайся глубже! Хранитель Звезд посмотрел на нее в упор, просунул большой палец под кожаный шнурок набедренной повязки и сказал:

— Твое шелковое белье высохнет через десять минут, стоит тебе выйти из воды. А мне понадобится несколько часов, чтобы просушить повязку.

Диана задумчиво склонила голову набок. Да, он говорил правду. Диана поняла затруднительность его положения.

— Ну так сними ее! — предложила она и быстро отвернулась.

Хранитель Звезд отбросил тонкий кожаный фартук и тут же нырнул, направляясь к Диане.

Она все еще стояла отвернувшись, весело взбивая воду руками и ногами. Он потянулся к ней и дернул за босую ногу.

Крепко сжатые губы растянулись в усмешке, когда он услышал ее визг и хохот. Отбрыкиваясь, она развернулась и стала всматриваться в воду. И, увидев его, проворно ухватила за волосы и несильно дернула, вытаскивая на поверхность.

Он вынырнул в футе от нее. Смеясь, она выпустила его волосы, толкнула в грудь, намереваясь поплыть на спине. Но Хранитель Звезд мгновенно сжал пальцы вокруг ее стройной лодыжки.

Диана взвизгнула и захихикала, когда он подтащил ее поближе. Она бешено брыкалась и брызгала водой ему в лицо. Он сцепил руки под ее попкой и сказал:

— Поймал!

— Ну уж нет! — возразила она, пытаясь вырваться. Опустив ноги, она стала колотить пятками по его голеням.

— Эй, твой браслет царапает мне… э-э… в общем, мне больно, — сказала Диана.

Его руки тут же разомкнулись, и Диана разразилась хохотом из-за того, что он попался на ее уловку. Она поспешила оттолкнуть индейца, но он оказался проворнее. Сообразив, что она его просто надула, он мгновенно обхватил ее за шею и рывком вернул на прежнее место.

Но веселая забава кончилась очень скоро.

Они смеялись и плескались в воде совсем недолго, а потом снова вторглось нечто незваное, чье имя было — желание…

Мокрые спутанные волосы Дианы падали на ее сверкающие фиолетовые глаза, ее смех согревал сердце Хранителя Звезд. Диана вертелась и болтала ногами, выпрыгивала из воды, толкая индейца, пытаясь вырваться из бронзовых рук, обхвативших ее. И Хранитель Звезд веселился ничуть не меньше, чем она.

Смеющаяся Диана умудрилась вскарабкаться по индейцу так, что руки легли на его темноволосую голову. И его улыбающееся лицо прижалось к изгибу ее шеи у самого плеча. Девушка раскачивалась, стараясь вырваться.

Руки Хранителя Звезд наконец разомкнулись, но он тут же обхватил ладонями крепкие ягодицы Дианы. Он привлек нежное, беспрерывно ерзающее тело Дианы к своему крепкому, неподатливому телу. И невольно пальцы Дианы притиснули его мокрую голову к обнаженной груди.

Смех Дианы замер; и в ту же секунду растаяла снисходительная улыбка Хранителя Звезд. Еще одно мгновение он прижимал девушку к себе, и все его мускулы напряглись и окаменели. Диана, не отпускавшая его голову, почувствовала, как его губы коснулись ее влажного тела меньше чем в дюйме над внезапно затвердевшим соском.

Это прикосновение заставило ее задохнуться. Пальцы Хранителя Звезд инстинктивно сжались на ее круглых ягодицах; он медленно опустил Диану. Руки Дианы оставили его голову, ноги скользнули вдоль его бедер…

Она встала на дно; она избегала его взгляда. Хранитель Звезд чуть оттолкнул ее, сам оставаясь неподвижным, как статуя.

Над их головами внезапно набежавшие облака закрыли солнце.

Диана задрожала от холода и нахлынувших чувств.

Она повернулась и, не говоря ни слова, поплыла прочь от индейца. Хранитель Звезд остался там, где стоял, и руки, только что державшие шелковистые ягодицы, сжались в кулаки.

Он подождал, пока девушка полностью оденется. Когда же Диана уселась на песок спиной к нему, он выскочил из реки со скоростью молнии, только что мелькнувшей вдали над горами Уинд-Ривер.

Упали первые крупные капли дождя. Ветер, налетевший с востока, вонзал в кожу острые песчинки.

Стоя за спиной Дианы, Хранитель Звезд поднял свою набедренную повязку. Держа крохотный лоскутик кожи в руке, он мягко сказал:

— К ночи мы уже доберемся до Уинд-Ривер.

Голые руки Дианы покрылись гусиной кожей. Она спросила:

— Разве мы сможем? Дождь начинается.

— Летние брызги, ничего больше.

Хранитель Звезд так же стремился поскорее очутиться в резервации, как и Диана; он понимал, что им слишком опасно и дальше оставаться наедине.

— Мы поедем под дождем. Мы не можем провести еще ночь в пути, Красавица.

Диана облегченно вздохнула. Слава Богу.


Глава 24


Летний дождик промчался быстро. Прошло всего несколько минут после того, как упали первые капли, и вот уже зловещие облака унесло вдаль. Снова выглянуло солнце, став горячее прежнего. Молчаливая пара ехала на украденном жеребце точно на север, не обращая внимания на удушающую жару. Они оба совсем не замечали палящего солнца Вайоминга. Их сжигал жар другого рода. Куда более опасный огонь терзал их.

И этот жар не мог утихнуть после заката солнца, и он не угас бы даже самой темной полночью.

Хранитель Звезд больше не обманывал себя.

Прекрасная женщина, бледнолицая и черноволосая, не была в безопасности, находясь рядом с ним. Или наоборот?.. Он не был в безопасности, находясь рядом с ней? В любом случае что-то нужно было делать, и как можно скорее, иначе он окажется просто не в состоянии сдерживать себя.

Диана, вцепившись в переднюю луку седла, чтобы избежать любого прикосновения к своему неулыбчивому захватчику, смотрела вниз, на крепкие пальцы, свободно держащие кожаные поводья, и наблюдала за игрой мускулов на бронзовых руках Хранителя Звезд. Ее обдало жаром, когда она взглянула в лицо ужасной правде. Она страстно желала, чтобы эти сильные руки сжали ее в объятиях. Отчаянно хотела, чтобы прекрасные длинные пальцы, суживающиеся к концам, касались ее. Везде. Всегда.

Она совсем не была в безопасности, оставаясь наедине с этим странным смуглым человеком, которого нельзя было назвать красивым в общепринятом смысле, но который был необычайно привлекателен… Или нужно было сказать иначе? Это он не был в безопасности, находясь с ней. Впрочем, какая разница? Нужно было что-то предпринимать. И поскорее.

Во второй половине дня на западном горизонте возникла величественная картина. Горный отрог Уинд-Ривер вырисовывался на фоне бледного голубого неба, украшенного пухлыми белыми облаками, и его эффектно высвечивало сзади опускающееся солнце. На зубчатых вершинах сверкали розовые, оранжевые и золотые отблески, и кое-где прямые солнечные лучи били сквозь расщелины между горами.

Диана, охваченная благоговением при виде прекрасного пейзажа, всматривалась в игру света и теней, ошеломленная великолепием этих гор. Когда же она снова обратила внимание на то, куда они едут, то увидела, что прямо перед ними показалось какое-то селение.

— Это уже резервация? — спросила она, заговорив впервые после того, как они отъехали от Зеленой реки.

— Нет. — Голос Хранителя Звезд прозвучал низко, мягко. — Это Ландер. Мы здесь остановимся. Мне нужны кое-какие вещи.

— А как насчет меня? Ты намерен снова…

— Ты пойдешь со мной.

Диана была изрядно удивлена, когда они отправились прямиком в большой магазин, расположенный на главной улице Ландера, и осанистый владелец вышел им навстречу, чтобы тепло приветствовать Хранителя Звезд.

И еще больше она удивилась, когда Хранитель Звезд представил ее владельцу, назвав ее настоящее имя. Коренастый хозяин улыбался, кивал, пожимал ей руку…

Ей было ясно, что торговец ничего не знает о похищении. Холодок сомнения пробежал по спине Дианы. Ведь наверняка полковник сразу известил о случившемся власти… Или же он этого не сделал?

Диана наблюдала, как Хранитель Звезд быстро прошелся по магазину, выбирая разные предметы. И она не знала, как ей отнестись к тому, что он снял с вешалок очаровательную модную белую юбку и блузку, подошел к Диане и, протягивая ей эти вещи, предложил:

— Посмотри, подойдет ли это тебе.

Спустя пятнадцать минут Хранитель Звезд сказал, обращаясь к владельцу магазина:

— Запишите все на мой счет, Эдгар. Я расплачусь через день-два. — Он положил на широкий прилавок последний квадратик красной кожаной ленты, расшитой бусами, и добавил: — Если меня кто-нибудь будет искать, скажите, что я жду в резервации.

— Ладно, скажу, — согласился коренастый владелец. — Возвращайтесь к нам, мисс!

Когда они выходили из универмага, Диана выглядела необыкновенно свежей и хорошенькой в белой хлопчатой юбке и блузке. На Хранителе Звезд были теперь пуловер холодного синего цвета, темные саржевые брюки и сверкающие черные ботинки. Через его левое плечо были перекинуты новенькие седельные сумки.

Уже наступили сумерки, когда Хранитель Звезд направил жеребца к ровному, широкому лугу на южном берегу Литтл-Уинд. Он показал Диане на стоящие на противоположном берегу вигвамы.

— Это мой дом, Красавица. Уинд-Ривер. Диана кивнула, не отводя глаз от поселения.

— И там живет твоя семья?

— Да, — ровным тоном ответил он. — Все родные, какие у меня есть, живут здесь, в Уинд-Ривер.

Теперь, когда они добрались наконец до места, Диану охватили странная неуверенность и волнение. Что представляют собой родные Хранителя Звезд? Знакомы ли они с цивилизацией? Как они встретят ее? Не опасно ли будет ей находиться среди всех этих индейцев?

Эти вопросы вертелись у нее в голове. Хранитель Звезд пришпорил коня, они вброд переехали мелководную Литтл-Уинд и добрались до огромной резервации Уинд-Ривер. Сумерки уже окончательно накрыли землю. Хранитель Звезд подвел жеребца к маленькому почтовому отделению.

— Я ненадолго, — сказал он. Не прошло и пяти минут, как он вышел с двумя бутылками содовой. Он открыл одну из новых седельных сумок, осторожно уложил туда холодные бутылки и снова вскочил в седло.

Они миновали три раздельно стоящие группы вигвамов. Добравшись до четвертого квартала, Хранитель Звезд на мгновение замер, глядя на старое сооружение из звериных шкур, потом спешился.

Повернувшись к Диане, он снял ее с лошади и сказал:

— Мою бабушку зовут Золотая Звезда. Она моя единственная родственница. — Они стояли очень близко друг к другу. И Диана увидела, как дернулся мускул на его щеке перед тем, как Хранитель Звезд добавил: — Что бы ты ни думала обо мне, ты должна отнестись к Золотой Звезде с тем уважением, которого она заслуживает.

— Само собой, — резко ответила Диана, раздраженная тем, что дикарь считает возможным поучать ее, как себя вести.

Хранитель Звезд перекинул через плечо сумки и, положив ладонь на спину Дианы, чуть подтолкнул ее вперед.

Перед открытым треугольником входа в вигвам Хранитель Звезд остановился и позвал:

— Золотая Звезда, ты здесь? Это Хранитель Звезд. Я приехал домой.

Они подождали.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем появилась хрупкая сутулая фигурка. Крошечная, тощая старая индианка с серебряными волосами, завязанными на затылке в тугой узел, застыла, удивленно всматриваясь в них. Обожженное солнцем лицо было в складках и морщинах, старые руки изуродовал артрит. На ней было кремовое платье из тонкой, мягкой замши, расшитое серыми и голубыми бусами. На ногах красовались мокасины, тоже затейливо украшенные вышивкой. На шее на толстой серебряной цепочке висел большой серебряный диск.

Старая женщина протянула руку высокому смуглому человеку, улыбавшемуся ей с высоты своего роста; в ее черных глазах вспыхнул радостный огонь. Она весело, по-детски рассмеялась, вглядевшись в любимое лицо своего единственного внука.

— Хранитель Звезд! — воскликнула она, потянувшись к нему, но вдруг заколебалась. Ее внимательный взгляд метнулся к бледной стройной женщине рядом с ним, потом снова к мужчине. Нахмурив морщинистый лоб, она с сомнением в голосе произнесла: — Откуда мне знать, что это действительно ты? Я вижу совсем не так хорошо, как прежде. Если ты мой внук, докажи это! — И в глазах сверкнул вызов.

Диана, наблюдавшая за всем этим, почувствовала, как ее сердце затрепетало, когда резкие черты Хранителя Звезд смягчила вспыхнувшая вдруг почти мальчишеская улыбка. Он протянул старой индианке правую руку. Удивленная Диана увидела, как руки старой женщины живо обхватили запястье Хранителя Звезд и поднесли его поближе к лицу. И эти пальцы с распухшими суставами оказались достаточно сильными, чтобы отодвинуть в сторону широкий серебряный браслет. Золотая Звезда долю секунды всматривалась в руку Хранителя Звезд, а потом снова по-детски, весело рассмеялась.

— Внучек! — счастливым голосом воскликнула она, целуя его руку. — Хранитель Звезд, мой мальчик, мой мальчик!

— Да, моя любимая, — ответил он. Обняв хрупкую женщину, он поднял ее, а она радостно засмеялась, держась за его шею.

— Хранитель Звезд, Хранитель Звезд, — повторяла она снова и снова. — Ты стал большим и высоким! Я давно не видела тебя.

Он поцеловал ее в морщинистую щеку и сказал:

— Нет, бабушка. Ты просто забыла. Я такой высокий с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.

И он осторожно опустил ее на землю.

— Пятнадцать? Ну, сейчас ты уже немножко постарше, правда, Хранитель Звезд?

— Да, немножко, — мягко согласился он, и снова чарующая мальчишеская улыбка вспыхнула на его чувственных губах. — Мне уже тридцать пять.

Старая женщина снова рассмеялась и покачала седой головой.

— Ну, если ты такой взрослый, малыш, то мне, должно быть, уже пятьдесят, а то и побольше!

Хранитель Звезд ласково положил ладонь на ее плечо, коснувшись узла серебряных волос.

— Золотая Звезда, в прошлом апреле ты отпраздновала семьдесят девятый день рождения.

Глаза Золотой Звезды сверкнули, она похлопала высокого внука по груди.

— Неужели? Годы летят… я потеряла счет. — И ее внимательный, настороженный взгляд обратился к Диане. — Хранитель Звезд, кто эта прекрасная белая девушка? Ты женат? Это твоя молодая? Она уже ждет ребенка?

— Нет, я… он… — начала было Диана.

— Бабушка, прости мне мои дурные манеры, — перебил ее Хранитель Звезд. — Это мисс Диана Бакхэннан. Мисс Бакхэннан, это моя бабушка, Золотая Звезда.

— Рада познакомиться с вами, Золотая Звезда, — любезно произнесла Диана.

— Ты очень светлокожая, очень хорошенькая, — заметила Золотая Звезда, и ее испытующий взор перешел с лица девушки на ее обнаженные руки и плечи, на глубокий вырез белой блузки. — Ты из Невады?

— Невада? Я…

— Нет бабушка, — вмешался Хранитель Звезд. Спеша переменить тему, он сказал: — Я тебе кое-что принес. Если ты впустишь нас в дом, то я…

— Кока-кола?! — с пылкой надеждой в голосе спросила маленькая женщина, взволнованно хлопнув в ладоши. — Входите, входите!

В вигваме Диана уселась чуть боком, поджав ноги, пока Золотая Звезда жадно пила шипучую воду прямо из подаренной внуком бутылки. Хранитель Звезд вежливо поинтересовался здоровьем бабушки, расспросил о ее друзьях, живущих в резервации. Золотая Звезда отвечала на его вопросы между долгими глотками кока-колы. И как ни странно это было на взгляд Дианы, ничего не спрашивала о нем самом. И это разочаровало Диану. Она надеялась узнать хоть что-нибудь о загадочном Хранителе Звезд из тех обычных вопросов, что задают бабушки своим внукам.

Диана оглядела тесное, но безупречно чистое жилище. Свет от небольшого костра, горевшего в центре вигвама, бросал пляшущие блики на конические стены, сделанные из звериных шкур. На одном из шестов висела фотография молодого Хранителя Звезд. Обстановка была крайне скудной: комод из кедрового дерева, квадратный стол, пара меховых тюфяков на противоположных концах вигвама. Бросив взгляд сначала на одну узкую постель, потом на другую, Диана поневоле задумалась о том, как они будут устраиваться на ночь.

Но ей не пришлось долго ломать над этим голову.

Примерно через час после их прибытия в Уинд-Ривер Хранитель Звезд сказал:

— Золотая Звезда, мы тебя утомили. Тебе уже пора отдыхать.

— Нет! — возразила Золотая Звезда, точь-в-точь как любая белая бабушка. — Внучек, ты ведь только что приехал! Открой мне еще кока-колу и не спеши.

— Послушай-ка. — Он говорил с бабушкой своим обычным ровным, монотонным голосом. — Я сейчас пойду. Мисс Бакхэннан останется здесь, у тебя. Она тоже очень устала и нуждается в отдыхе. Покажи ей настоящее гостеприимство шошонов.

Он поцеловал старушку в сморщенный висок и встал.

— Пойдешь? Куда? — Диана быстро поднялась, глядя на него. — Куда ты идешь?

Он не ответил, и Диана испугалась. Неужели он намерен оставить ее здесь, в резервации, а сам отправится куда-то еще. Она встревоженно вышла за ним из вигвама на улицу.

— Ты не можешь уйти! Пожалуйста… пожалуйста, не оставляй меня здесь!

— Красавица, здесь ты будешь в полной безопасности и комфорте. Золотая Звезда позаботится о тебе.

— Но… но почему ты не можешь остаться здесь? Куда ты…

— У меня есть свое собственное жилище, в полумиле отсюда, — ответил он и добавил резко: — Шошоны — люди высокой морали. И незамужняя женщина никогда не остается в доме одинокого мужчины. Спокойной ночи, Красавица. Добрых снов.

Не говоря больше ни слова, он повел усталого коня по широкому проходу между двумя длинными рядами вигвамов. Диана провожала его взглядом, и ей отчаянно хотелось побежать следом, упросить его взять ее с собой…

— Да, и тебе тоже, — беззвучно пробормотала она. — И тебе добрых снов, Чудовище.

Чувствуя себя так, как чувствовала бы себя маленькая девочка, которую родители почему-то оставили с чужим человеком, Диана вздохнула и вошла в вигвам.

Золотая Звезда оказалась весьма любезной хозяйкой; приготовила для Дианы большой таз с водой, мыло и чистое полотенце; задернула занавески, натянутые поперек вигвама, чтобы Диана смогла в полном уединении помыться и приготовиться ко сну. Золотая Звезда постаралась предусмотреть все для удобства и покоя девушки.

Закончив дела, Золотая Звезда с улыбкой сказала:

— Мой внук был прав. Мы обе устали. Сейчас мы будем спать, а уж завтра познакомимся как следует.

— Спасибо, что разрешили мне остаться у вас, Золотая Звезда, — сказала Диана.

Снова веселый детский смех наполнил вигвам. Потом прозвучало:

— Если ты так же избалованна, как мой внук, то это скромное жилище покажется тебе слишком примитивным.

— Ох нет! — солгала Диана. — Здесь чудесно, правда! Черные глаза старой индианки мигнули; она явно не поверила Диане. И сказала:

— Ну, это ведь ненадолго, я догадываюсь. — В ее взгляде промелькнула грусть. Она пояснила: — Мой высокий внук никогда не задерживается в Уинд-Ривер.

— Вот как? А где он…

— Ложись спать, хорошенькая Бледнолицая. — Индианка взмахнула рукой. — Поговорим завтра.

Она исчезла за тяжелыми плотными занавесками, и несколькими мгновениями позже до Дианы донеслось ее глубокое, ровное дыхание.

Но Диане заснуть сразу не удалось.

Она беспокойно металась и ворочалась в мягкой меховой постели. Ей было жарко, хотя она и осталась в одном лишь шелковом белье. Она огорченно вздыхала. Снаружи наверняка было свежо. И Диане хотелось встать, выйти на улицу, чтобы ночной ветерок охладил ее разгоряченное тело.

В отчаянии она проклинала своего темнокожего мучителя за тот странный, тревожащий жар, что не давал ей заснуть; она представляла, как он спит в уюте и прохладе своего жилища…

Но Хранитель Звезд не спал.

Полночь давным-давно миновала, а он все лежал в темноте своего тихого вигвама, куря тонкую ароматную сигару, купленную им в Ландере. Его то и дело бросало в жар, хотя через поднятую завесу входа в вигвам проникал холодный горный ветер.

Наконец, раздраженный, он вышел на улицу и зашагал, крепко сжав кулаки…

Он добрался до каменистого обрыва над Уинд-Ривер, сбросил одежду и стоял мгновение-другое, залитый лунным светом, а потом прыгнул с огромного камня в темную, ледяную воду реки.

Хранитель Звезд плавал в обжигающей холодной воде до тех пор, пока руки и ноги не ослабели от утомления.

Лишь тогда он повернул к берегу. Он так устал и продрог, что ему не сразу удалось взобраться на каменистый утес.

Мокрый, замерзший и крайне измученный, Хранитель Звезд упал на свою постель и наконец заснул глубоко, без сновидений.


Глава 25


Они шли рядышком под лучами восходящего солнца, Золотая Звезда и ее внук. Хранитель Звезд машинально сдерживал шаг, приспосабливая свою размашистую походку к мелкой, семенящей поступи старой бабушки. Он заботливо поддерживал ее под руку, но дорогу выбирала она.

Едва справляясь с зевотой, сонный высокий человек старательно скрывал свое раздражение; его разбудили слишком рано… Но это его не удивило. Ничего другого он и не ожидал.

Хранитель Звезд проснулся на самом рассвете оттого, что Золотая Звезда мягко окликала его, стоя перед опущенной завесой входа. Он мгновенно выбрался из мягкой постели, торопливо оделся и вышел.

— Мы прогуляемся вместе, внучек, — сказала Золотая Звезда, едва лишь на востоке засияли первые лучи солнца.

Хранитель Звезд кивнул и взял ее под руку, зная, что уготовано ему, и страшась этого: ему предстояло выдержать сначала жесткий допрос, а потом язвительные поучения.

Они не спеша направились к реке, в укромное местечко на берегу, где они провели вместе множество счастливых часов, когда Хранитель Звезд был ребенком. Сейчас, ранним утром, над водой еще клубился туман. Кое-где из прибрежной травы выглядывали дикие ирисы. Где-то неподалеку сладкоголосый пересмешник приветствовал новый день. Золотая Звезда стояла молча. Ее охватила тоска по прошлому… а Хранитель Звезд изнывал от нетерпения.

Наконец Золотая Звезда заговорила:

— Я помню то лето, когда ты впервые пришел сюда. Это было давно… и все-таки мне кажется — это было вчера.

Хранитель Звезд промолчал. Золотая Звезда высвободила руку и показала, где она хочет сесть.

Она удобно устроилась на траве, прислонившись худенькой спиной к громадному валуну, украшенному неуклюжей резьбой, которую сделал когда-то маленький мальчик, получивший в подарок первый охотничий нож. Хранитель Звезд опустился на землю рядом с ней.

— Кто эта бледнолицая красавица? Почему ты привез ее сюда? Что ты делаешь, внук?

Темные глаза Хранителя Звезд встретили внимательный взгляд старого инквизитора. И он рассказал Золотой Звезде все, что случилось с ним, не упомянув только, как его, связанного, избили рукояткой топора. Хранитель Звезд, еще будучи мальчиком, уже инстинктивно скрывал свои страдания и огорчения.

Он начал рассказ с того жаркого дня, когда он бродил в одиночестве в горах Колорадо и увидел, как жестоко избивают попавшего в сеть кугуара. А закончил той ночью, когда вместе с бледнолицей красавицей добрался до Уинд-Ривер.

Старая индианка слушала, то кивая, то хмурясь, то стискивая зубы и качая головой в гневе и отчаянии. Но когда она, в свою очередь, заговорила, то не высказала сочувствия внуку, увезшему с собой белую женщину.

— Хранитель Звезд, — сказала она, прищурясь. — Я удивлена как никогда в жизни. Зачем ты похитил эту бледнолицую красавицу? Ты ведь сам сказал — это она освободила тебя, проявив милосердие и сострадание. Почему же ты мучаешь ее в ответ на доброту?

— Я не причинил ей никакого вреда, бабушка. Она, конечно, поначалу испугалась, но это прошло. — Он пытался найти причины своему бесчестному поведению. Ни один человек на земле не мог заставить его почувствовать себя виноватым так, как эта крошечная старая шошонка, которую он бесконечно любил и уважал. — Я взял ее как приманку, чтобы завлечь человека, который посадил меня на цепь. Бледнолицая красавица — его женщина, он отправится вслед за ней. А когда он ее найдет…

— Не думаю, — перебила его Золотая Звезда.

— Он это сделает. Я знаю…

— Я не это имела в виду, внук, — снова оборвала его женщина. — Я уверена, есть другие причины, куда более личные.

Хранитель Звезд передернул плечами.

— Какие тут могут быть другие причины? Она прямо сказала:

— Ты хочешь эту женщину для себя.

Ошеломленный обвинением, которое было слишком похоже на чистую правду, Хранитель Звезд отвернулся и посмотрел в сторону.

— Нет, это не так, — сказал он ровным голосом. Но в темных глазах промелькнула тоска, и он добавил: —

Она для меня ничего не значит.

— Если это так, — предостерегающе произнесла Золотая Звезда, — ты должен дать ей знать об этом.

Он резко повернулся и посмотрел на старушку.

— Иисус, да я не мог бы сделать этого яснее!

— Думай, прежде чем упоминать имена святых! — огрызнулась шошонка. Потом, смягчившись, улыбнулась внуку, которого любила больше всего в жизни. — Женщина — это нечто такое, что очень трудно понять, — с легкой снисходительностью в голосе произнесла она. — И даже если правда, что бледнолицая красавица не заслужила твоего уважения, ее все же влечет к тебе. И боюсь, она беспомощна перед этим притяжением.

Лицо Хранителя Звезд окаменело.

— Бабушка, к любопытству белых женщин я привык уже через несколько дней пребывания в колледже.

Старая женщина кивнула.

— Да, это так, это так, — задумчиво сказала она. Потом, вопросительно подняв брови, коснулась рукой колена внука. — Но может быть, она не такая, как другие?

— Нет, — с горечью в голосе заверил ее Хранитель Звезд. — Эта бледнолицая красавица точно такая же, как и все.

К полудню первого дня пребывания в Уинд-Ривер Диана уже твердо знала, что Хранитель Звезд намеренно избегает ее. И что делает это не ради нее, а ради себя.

Он поступал так потому, что между ними существовало непреодолимое физическое притяжение. И Диана с иронией думала, что если бы чувственного Хранителя Звезд меньше тянуло к ней, пожалуй, он уже давно занялся бы с ней любовью. Возможно, в этом и крылось тщеславие, но Диана лишь потому так отчетливо все видела и понимала, что сама испытывала подобные чувства.

Видя, что Хранитель Звезд явно намерен держаться от нее как можно дальше, она говорила себе, что так ей легче. Но когда она провела в Уинд-Ривер два дня, ни разу не увидев высокого, гибкого индейца, ни разу не взглянув в его прекрасные черные глаза, не услышав его низкого, таинственного голоса, Диана с сожалением признала, что ей очень не хватает его.

К тому же попытки не думать о нем были совершенно безнадежны, поскольку Золотая Звезда ни о чем другом, по сути, и не говорила. И от разговорчивой старой женщины Диана узнала, что Хранитель Звезд отправился учиться в индейскую школу в Карлайле, когда ему исполнилось тринадцать. Там он и выучил английский.

— Ты знаешь, мой внук говорит на трех языках! — сказала Диане Золотая Звезда, сияя от гордости. — На родном шо-шонском, на английском и на испанском, и на всех отлично! Он очень умный человек.

— Да, в этом я уверена.

— А как он терпелив! — С губ Золотой Звезды снова сорвался счастливый детский смех. — Он учил меня говорить по-английски, а моя голова… — Она постучала себя по лбу. — Я не могу учиться быстро. Но Хранитель Звезд ни разу, ни разу даже не повысил голос! — Золотая Звезда вздохнула. — Такой милый мальчик… Такой добрый…

И, словно отвечая на молчаливый вопрос Дианы, Золотая Звезда рассказала, что отец Хранителя Звезд, Красная Лисица, был могучим вождем и знаменитым воином. Его племя шошо-нов жило на территории Невады.

— Однажды летом он приехал в Уинд-Ривер навестить своих родственников. — Золотая Звезда помолчала, улыбнулась… И черные глаза скрылись в веселых морщинках. — Вождю тогда было тридцать лет, он был очень сильным и красивым и все еще не имел жены. Так что все хорошенькие девушки в Уинд-Ривер так и вились вокруг него, как пчелы над цветком со сладким нектаром! — Она посмотрела на Диану. — Но вождь Красная Лисица заметил застенчивую, прекрасную Дочь Звезд — мою драгоценную девочку… ей тогда было всего шестнадцать. И он тут же влюбился в нее. Через неделю они поженились, и вождь Красная Лисица увез мою дочь в свое поселение в Неваде.

Она рассказала, как вождя Красную Лисицу зама нили в засаду и убили злобные арапахо, когда Хранителю Звезд было всего три года. Неутешная Дочь Звезд привезла маленького сына домой, в Уинд-Ривер. Ей было лишь двадцать два года, когда она потеряла мужа, но она так и не вышла больше замуж. А когда Хранителю Звезд было десять лет, Дочь Звезд заболела лихорадкой и умерла.

Диана слушала с предельным вниманием, зачарованная, желая развеять таинственность, укрывавшую Хранителя Звезд. Она ничуть не удивилась, когда Золотая Звезда сказала, что в Карлайле ее внук получил только самые высокие оценки и что ему было всего семнадцать, когда он начал учиться в Колорадо, в Горном колледже, а в двадцать уже получил ученую степень по геологии.

— Мой внук очень талантлив, — снова подчеркнула Золотая Звезда. — У него блестящий ум.

Диана инстинктивно чувствовала, что единственный способ узнать как можно больше о загадочном Хранителе Звезд — это позволить его бабушке говорить, не перебивая и не торопя ее. А потому ей стоило немалых усилий сдерживаться, когда пожилая леди вдруг надолго умолкала, или теряла нить мысли, или возвращалась от настоящего к прошлому, заставляя Диану сгорать от нетерпения.

Но все же один вопрос она задала:

— Золотая Звезда, когда мы с Хранителем Звезд приехали сюда, ты спросила, не из Невады ли я. Почему ты так подумала?

Проницательные черные глаза впились в Диану.

— Я ведь не знала тогда, при каких обстоятельствах вы встретились. Я подумала… я надеялась, что ты из Невады, где живет мой внук.

— Вот как? Он живет с народом своего отца? Золотая Звезда покачала головой.

— Все люди вождя Красной Лисицы уже ушли в Страну Великой Тайны. — И тут же самодовольно заявила: — Мой внук владеет большим, красивым домом в Неваде. Он очень богатый человек.

— Неужели? — заметила Диана, скрывая свое недоверие. Она весьма сомневалась в богатстве Хранителя Звезд.

Не богатство же заставило его слоняться в одиночестве в горах Колорадо в одной лишь набедренной повязке и мокасинах? Диана ждала, полагая, что Золотая Звезда сообщит хоть какие-то подробности, расскажет побольше о невадском доме или о том, как Хранитель Звезд разбогател.

Но не дождалась.

Золотая Звезда, погрузившись в собственные мысли, совершенно забыла, что говорила о доме Хранителя Звезд в Неваде. Она вернулась к тем временам, когда ее внук отпраздновал шестнадцатый день рождения и уехал в колледж.

— …И у него были самые прекрасные черные косы, — сказала Золотая Звезда, улыбаясь. — Совсем как шелк. — Неожиданно на ее морщинистое лицо набежала тень. Она, сверкнув глазами, посмотрела на Диану. — А знаешь, что случилось в самый первый день, когда мой внук только приехал в Горный колледж в Колорадо?

Нижняя губа старой женщины задрожала, глаза вспыхнули гневом.

— Банда белых мальчишек повалила Хранителя Звезд на землю… и они отрезали его прекрасные черные косы!

Выразительные брови Дианы резко сдвинулись, ее фиалковые глаза потемнели.

— Нет! — в ужасе воскликнула она. — Хранитель Звезд сказал тебе, что они в самом деле…

— Я вижу, ты совсем не понимаешь моего гордого внука, — нетерпеливо перебила ее Золотая Звезда. — Хранитель Звезд ничего мне не говорил. Он никогда бы не стал рассказывать мне о чем-либо подобном!

Шел третий день в Уинд-Ривер.

Диана и Золотая Звезда утром отправились к реке. Диана вымыла волосы и сушила их на солнце, слушая, как старая женщина рассказывает о минувших временах, о беззаботных и радостных летних днях, когда она была молодой и хорошенькой. О длинных холодных зимах, когда несколько дружественных племен располагались вдоль одной и той же реки и у них было много еды, а огромные зимние поселения становились местами чудесного отдыха и веселья.

Но о чем бы ни начинала говорить Золотая Звезда, она всегда возвращалась к Хранителю Звезд. В ее памяти возникал мальчик, закутанный в одеяльце, лежащий в колыбели или таращащий глазенки из-за спины своей матери… Юноша, которого обучают искусству следопыта и охотника, без чего индейцу просто не выжить… Хранитель Звезд, овладевающий навыками мужчины, учащийся стойкости и смелости… И что самое главное — учащийся, как выносить боль. Душевную и физическую.

Улыбаясь своим воспоминаниям, Золотая Звезда рассказала о том, как молодой, сообразительный Хранитель Звезд, научившись играть в карты, ввязался в игру со старыми воинами, целые дни проводившими за карточными сражениями, и как он, будучи всего одиннадцати лет от роду, выиграл у них отличного пони. Продолжая улыбаться, Золотая Звезда поведала Диане и о том, что хорошенькие девушки стали обращать внимание на Хранителя Звезд уже с тех пор, как ему стукнуло двенадцать.

На мирной полянке раздался громкий вздох Золотой Звезды.

— А в то лето, когда Хранитель Звезд достиг пятнадцати, он приехал на каникулы из Карлайла… Он был уже таким же высоким и сильным, как сейчас, только еще совсем наивным, и невинным… и прекрасным! — Она чуть смущенно помолчала и склонила голову. — И в то лето мой внук утратил невинность.

Но тут же поспешила уточнить, что ее внук никогда не вел себя недостойно, никогда не позволял вольностей с молодыми девушками, не оставался с ними наедине.

Диана умирала от желания спросить, как же он утратил невинность, но не осмеливалась.

Однако Золотая Звезда сама откровенно рассказала:

— В нашем поселении жила молодая одинокая женщина, дважды овдовевшая. Она была из племени сиуков — высокая, стройная и необыкновенно хорошенькая… я никогда не видела таких хорошеньких женщин. Ее звали Летний Дождь. Она была очень самостоятельна, и ее, похоже, совсем не интересовало, что говорят о ней люди.

Золотая Звезда умолкла, и Диана, желая слышать продолжение, с трудом удержалась от того, чтобы не встряхнуть закрывшую глаза старушку; она боялась, что Золотая Звезда забудет, о чем только что говорила.

Не поднимая пергаментных век, закрывавших черные глаза, Золотая Звезда добавила:

— Летнему Дождю было тогда двадцать семь. Она была на двенадцать лет старше Хранителя Звезд и хорошо знала, чего хочет. — И она опять умолкла.

— Хорошо знала?.. — не выдержала Диана.

— Эта женщина из племени сиуков заманила Хранителя Звезд в свой вигвам, как только он приехал. И потом они проводили вместе все ночи. — Глаза старой женщины открылись. — Летний Дождь влюбилась в него и хотела сделать его своим третьим мужем.

Диана скривилась.

— Когда ему было всего пятнадцать?

— И тогда. И когда он стал настоящим мужчиной. И сейчас она этого хочет.

— Так Летний Дождь все еще живет в вашем поселении? — Диана почувствовала внезапный укол ревности.

Золотая Звезда кивнула:

— Да, женщина-сиука живет одна, в том же самом вигваме, в котором в свое пятнадцатое лето стал взрослым Хранитель Звезд.

Диана тяжело сглотнула.

— А они… а Хранитель Звезд… то есть я хотела… — Ее голос замер.

Старая женщина пожала худенькими плечами.

— Кто знает?

Диана сказала себе — это ее не касается. Ей наплевать, что Хранитель Звезд мог отправиться прямиком в жилище Летнего Дождя. Если ему хочется проводить дни и ночи в постели женщины сорока семи лет от роду, так это лишь свидетельствует о том, что он просто животное! Диана представила стройного бронзовокожего Хранителя Звезд, занимающегося любовью с пожилой, непривлекательной, седой женщиной, — и ее охватило отвращение.

Но Диана смущенно и негодующе прищурила глаза, когда по дороге домой Золотая Звезда показала ей на высокую, необычайно интересную женщину с шелковистыми черными волосами до талии и соблазнительным изгибом бедер.

— Это Летний Дождь, — сказала Золотая Звезда.

Диане стало плохо.

Она резко затрясла головой, когда Золотая Звезда спросила, не хочет ли Диана познакомиться с женщиной-сиукой. А потом весь остаток дня терзалась вопросом: как женщина в таком возрасте может выглядеть такой молодой? Теперь-то ей нетрудно было вообразить Хранителя Звезд и Летний Дождь вместе, и Диана изводила себя картинами их чувственной страсти…

Когда Золотая Звезда легла днем, чтобы вздремнуть, встревоженная Диана вышла на улицу, чтобы пройтись, хотя и стояла сильная жара. Она увидела вдали небольшую группу людей. Они смеялись, разговаривали, и Диана направилась, чтобы посмотреть, ради чего они все там толпятся.

Несколько мужчин затеяли состязание: они метали в цель томагавки. На боковой стене здания был нарисован большой бычий глаз. Мужчины по очереди пытались попасть в него. Один из них, высокий и гибкий, занял позицию для броска, и Диана узнала в нем Хранителя Звезд. Он стоял перед восторженной толпой, держа в руке острый томагавк. На нем были белоснежные штаны, плотно, как вторая кожа, обтягивавшие его стройные бедра и длинные ноги. Спина и руки, намазанные маслом, светились на солнце, как бронзового цвета атлас. Тронутые сединой угольно-черные волосы были заплетены в две блестящие косицы, завязанные белыми кожаными ленточками, касавшимися плеч. Широкий серебряный браслет поблескивал на правом запястье.

Он поднял томагавк и с силой метнул его, попав точно в центр нарисованного бычьего глаза. Когда зрители, включая и хорошенькую Летний Дождь, восторженно захлопали в ладоши, выкрикивая его имя, Хранитель Звезд показался Диане богом, ее охватило нечто вроде благоговения, как будто ей следовало пасть на колени перед неизмеримо превосходящим ее существом.

Когда Диана смогла наконец дышать ровнее и к ней вернулась способность думать и двигаться, она резко развернулась и поспешно ушла с площадки. Но Хранитель Звезд по-прежнему стоял перед ее взором. Весь день, до поздней ночи, она видела перед собой блестящий обнаженный торс, уверенную, искусную руку, бросающую острый как бритва томагавк…

Но чем чаще Диана думала о Хранителе Звезд, тем меньше она видела в нем божественного и больше — земного… Он не был далеким, неприкосновенным существом. Он был мужчиной, до которого вполне можно было дотянуться…

— Пожалуй, пойду-ка я прогуляться, — небрежным тоном сказала Диана Золотой Звезде на закате.

Она прошла через все поселение в поисках Хранителя Звезд, но не нашла его. Однако испытала огромное облегчение, заметив прекрасную Летний Дождь, сидевшую вместе с другими женщинами на крыльце.

Диана повернула и направилась прямиком к вигваму Хранителя Звезд. Она еще не бывала в нем, но знала, где он находится. Диана спешила, ее охватило беспокойство, она чувствовала, что не может больше ждать ни секунды, что должна увидеть индейца… На вершинах хребта Уинд-Ривер лежали последние бледные отсветы солнечных лучей, когда Диана дошла до жилища Хранителя Звезд. Она остановилась перед самой завесой, закрывающей вход.

Диана не стала окликать Хранителя Звезд, боясь, что он просто не пригласит ее войти. А ей необходимо было увидеть его. Она отодвинула завесу и вошла, наклонив голову.

В центре вигвама горел костер.

Хранитель Звезд лежал, вытянувшись на постели, в противоположной стороне вигвама, заложив руки за голову. Он все еще был в тех же белых, плотно обтягивающих штанах. Бронзовая грудь все так же блестела от масла, черные как вороново крыло волосы были по-прежнему заплетены в косы, которые удерживались белыми кожаными ленточками.

Он медленно повернул голову и посмотрел на Диану. В глазах было странное, тревожащее выражение, какого Диане до сих пор не доводилось видеть. Он выглядел и опасным и ранимым…

Хранитель Звезд смотрел на невообразимо прекрасную женщину, стоявшую у входа и не отрывавшую от него глаз… ее белая блузка чуть сползла, приоткрыв грудь, черные волосы поблескивали в свете костра. Он отлично знал, о чем она сейчас думает. Ею владело любопытство, точно так же, как и другими прекрасными белыми женщинами, которых ему доводилось знать. Она гадала, каково это — заняться любовью с намазанным маслом дикарем, недавно метавшим томагавк…

Он хотел ее. Он желал ее так страстно, что был почти болен от желания, но он все еще надеялся, что ошибается. Что она отвергнет его. Он молился, чтобы она сказала «нет».

Ровный голос Хранителя Звезд прозвучал мягко, когда он сказал:

— Уходи, Красавица. Ты так и не поняла, кто я такой. Вернись к Золотой Звезде. Со мной в эту ночь ты не будешь в безопасности.

Диана почувствовала слабость в коленях. Да, это было непростительно, это было глупо, это было неправильно… однако ее влекло к этому парадоксальному человеку.

Она нервно произнесла:

— А если я не хочу быть в безопасности этой ночью?

— Тогда иди ко мне.


Глава 26


С минуту Диана просто не могла сдвинуться с места.

Она вдруг задрожала, хотя в согретом костром жилище было даже жарко, и Хранитель Звезд откинул задний полог вигвама, чтобы впустить прохладный свежий воздух.

Но вовсе не ночной холод вызвал в Диане дрожь. Она не могла подойти к нему, но не могла и убежать. Охваченная тревогой и предвкушением, она стояла у входа.

Хранитель Звезд молча смотрел на нее.

Его терзало не только физическое желание, вспыхнувшее между ними, не только то, что он страстно хотел эту женщину… его вдруг охватили и печаль, чувство утраты. Бледнолицая красавица могла оказаться одной из десятков ничем не отличающихся друг от друга избалованных, ищущих наслаждений белых женщин, которых он держал в своих объятиях.

Каким же он был наивным… Каким по-мальчишески доверчивым… Как он был невероятно глуп, когда надеялся, что эта женщина не такая, как все…

И это рассердило индейца. Что может быть нелепее сожалений об утрате того, чего никогда не имел! И не мог иметь.

Полуприкрытые тяжелыми веками глаза загорелись физическим желанием. Он неторопливо оглядел соблазнительные изгибы роскошного тела, обрисованные белой блузкой и юбкой.

Красавица с кожей цвета слоновой кости хотела, чтобы обнаженный дикарь занялся с ней первобытной любовью. Что ж, она это получит. Он ее мужчина. Он даст ей то, за чем она пришла. И даже более. Когда на рассвете она выскользнет тайком из его вигвама, она будет и насыщена, и осквернена.

Именно так, как ей хочется.

— Красавица, — повторил Хранитель Звезд, по-прежнему лежа на спине. — Иди ко мне. Иди.

— Да… я… ладно… — с трудом выговорила Диана и с облегчением почувствовала, что ее ноги наконец-то оказались в состоянии сделать несколько шагов, что она вообще может двигаться.

Но короткий путь показался Диане очень и очень долгим… ей пришлось пройти через весь освещенный костром вигвам, чтобы приблизиться к темнокожему человеку, полулежащему на меховой постели. Она остановилась рядом с ним, не зная, что делать. Ей очень хотелось, чтобы Хранитель Звезд встал, но она не была уверена, что так будет лучше… Она ожидала, что он поднимется и стиснет ее в объятиях.

Но этого не произошло.

Хранитель Звезд лежал и смотрел на Диану знойным, испепеляющим взглядом. Наконец индеец неторопливо коснулся подола белой юбки.

У Дианы перехватило дыхание, когда рука Хранителя Звезд скользнула под ее юбку, когда длинные смуглые пальцы властно сжались вокруг ее стройной лодыжки…

— Красавица, я не слишком чист, — сказал индеец низким, ровным голосом, и его рука скользнула по икре к углублению под коленом Дианы. — Я не умывался и не купался после того, как днем метал томагавк.

Диана почему-то, хотя это и было глупо, не решилась признаться, что была днем возле площадки.

— Метал томагавк?.. — Ее голос прозвучал непривычно для нее самой, в нем явно слышалась дрожь. — Я и не знала, что ты…

— Ты знала, — холодно перебил он ее. — Ты была там днем. Ты видела, как я метнул томагавк. Слышала, как мне аплодировали в толпе. — Его пальцы стиснули ногу Дианы. — Именно тогда ты решила прийти ко мне.

В глазах сверкнул вызов, он предлагал Диане опровергнуть его слова. Но Диана промолчала. Потому что он сказал правду. Да, именно там, когда он стоял, залитый солнечными лучами, его огромная мужская сила заставила Диану окончательно потерять самообладание.

— Да… — призналась она, впервые честно взглянув в лицо правде. — Я уже тогда знала. Я смотрела на тебя и знала, что приду к тебе.

— И я это знал, — со спокойной уверенностью произнес он. — Мне бы следовало помыться для тебя. Если ты подождешь…

— Нет… — пробормотала она беспомощно, не в силах отвести взгляд от обнаженной бронзовой груди и мускулистых рук, блестевших от масла. — Это не важно. Меня не интересует, чистый ты или нет.

Его пальцы погладили чувствительный изгиб под ее коленом. Потом Хранитель Звезд наконец сел. Он чуть повернулся, и его рука скользнула под юбку. Диана глубоко вздохнула, ощутив прохладу широкого серебряного браслета, коснувшегося ее ноги.

Обхватив ноги девушки, Хранитель Звезд вскинул голову и, посмотрев Диане в лицо, мягко сказал:

— Красавица, если мы с тобой займемся любовью, ты тоже испачкаешься. Ты уверена, что хочешь этого?

Он ожидал, что эта прекрасная и в то же время умная женщина уловит двусмысленность его слов. Он спрашивал, не почувствует ли она себя грязной потому, что вообще занялась с ним любовью.

Любовью с индейцем.

Он надеялся: она скажет «нет», надеялся, что она заверит его — любовь ее не испачкает. Что ни один из них не станет грязен. Что ничем нельзя осквернить близость двоих, любящих друг друга…

К несчастью, Диана была слишком взволнована, она нервничала так, что не уловила смысла его вопроса. Она лишь понимала, что вся горит от предвкушения той секунды, когда очутится в его руках. Она хочет ощутить его объятия, хочет, чтобы он любил ее. И ничего больше знать не хочет.

— Это не важно, — хрипло пробормотала она. — Не важно, насколько ты грязен. И не важно, что я испачкаюсь.

И после этих слов фиалковые глаза Дианы потемнели, став пурпурными, и ее веки с густыми ресницами опустились. А потому она и не видела, как темные глаза Хранителя Звезд на мгновение затуманила боль и как потом в них вспыхнула холодная ярость.

Пальцы индейца резко сжали ее тело, он грубо дернул девушку, заставив ее опуститься перед собой на колени. Диана раскрыла глаза, и у нее перехватило дыхание. Ни на мгновение не оставлявшие ее страх и очарование стали еще сильнее; она смущенно и нервно смотрела на индейца. Внезапно он отпустил ее.

— Распусти для меня волосы, Красавица, — приказал он.

Диана немедленно исполнила приказ. Она неловко расстегнула гладкую серебряную заколку и встряхнула головой, чтобы ее длинные локоны рассыпались по плечам и спине. Она ждала каких-нибудь слов, но Хранитель Звезд молчал.

— Мы… у нас волосы одного цвета, — пробормотала она, от волнения едва понимая, что говорит.

Хранитель Звезд коснулся длинных шелковистых прядей и произнес:

— Но не одинаковый цвет кожи, а, Красавица?

— Да, — без колебаний ответила она, отводя глаза от его испытующего взгляда и бесстыдно разглядывая обнаженный торс и вылепленные плечи. — Да. Ты такой темный, а я… я…

— Такая белая, — закончил он за нее, и его глаза похолодели, став отстраненными. — Такая безупречно, целомудренно белая.

Диана посмотрела на него. Она хотела что-то сказать, но умолкла, потому что Хранитель Звезд начал ловко расстегивать на ней блузку, объясняя при этом, как именно он хотел бы любить ее. Диану пугали звуки низкого, монотонного голоса… он говорил о потрясающих, запретных вещах, которые они могли бы проделать вместе… Лицо Дианы запылало, когда Хранитель Звезд сообщил, что хотел бы обнять, касаться, видеть, пробовать каждый безупречно белый лоскуток ее шелковистой кожи. По ее спине пробежали мурашки, когда он предупредил ее, что еще до конца этой ночи его темнокожее дикарское тело овладеет полностью и до конца ее телом.

— Это грязное, маслянистое темное тело будет лежать на тебе, — сказал он, расстегивая пуговку за пуговкой, — и над тобой… — Он распахнул блузку. — И в тебе, Красавица. Я проникну в самую глубь тебя.

Он посмотрел ей в глаза. В его темном, пронизывающем взоре Диана увидела смесь страсти и ненависти. Там была нежность и жестокость. Трогательное поклонение и угрожающая враждебность.

Диане было ясно, что этот темнокожий неотразимый индеец, намеревавшийся одарить ее горячей страстью здесь, в освещенном костром вигваме, в резервации, расположенной на берегу широкой Уинд-Ривер, совсем не любил ее. Он желал ее, но не восхищался ею.

Но в этот момент все казалось не важным. С первой минуты, когда Диана увидела его в горячих сумерках Денвера прижавшимся к прутьям огромной клетки, ее влекла к нему эротическая сила, которую он таинственным образом излучал.

Диана желала его. Это было самое примитивное чувство. Она хотела его тогда, в Денвере; она хотела его сейчас. Ее тело стремилось к его телу со звериной голодной страстью, которую Диана не в состоянии была понять, с которой она не могла справиться. И страсть эта не иссякала…

— Что, несколько секунд на раздумье, а, Красавица? — спросил Хранитель Звезд.

— Нет, — решительно ответила девушка. — Ни секунды раздумий, Чудовище.

— Чего ты хочешь от меня? Скажи мне, Красавица. Скажи мне.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, — ответила она. — И я хочу ответить тебе любовью, как сумею.

В его глазах при этом признании снова вспыхнул огонь. Низким, ровным голосом он произнес:

— Бог мой, ты действительно чудесна и необычна, Красавица. Необычна. Мне хотелось коснуться тебя с той самой минуты, когда я впервые тебя увидел. — Его пальцы гладили ее шею, чуть нажимая на ту точку, где отчаянно колотился пульс. — Ты помнишь, когда я в первый раз увидел тебя?

— Да, — задыхаясь, прошептала она. А он снимал расстегнутую блузку с ее плеч…

— Ты подошла к моей клетке, одна, в сумерках. Ты была в белой блузке, в узких замшевых штанах, в мокасинах, а твои волосы были распущены, как сейчас. Я потянулся к тебе, и ты закричала от страха.

Рука Хранителя Звезд спустилась ниже, к груди. Он прижал раскрытую ладонь к мягкому телу.

— Я помню… — шепнула она, нервно вздыхая.

— Но ты возвращалась снова и снова, — сказал он тихо. — Почему?

— Потому что… я не могла удержаться, — призналась она едва слышно.

— Ты мучила меня, Красавица, — продолжал он, говоря очень медленно и с отсутствующим видом лаская холмик ее груди. — Однажды ночью ты даже пришла в одной сорочке, чтобы поиздеваться надо мной.

— На мне был халат, — защищаясь, возразила Диана.

— Но я отчетливо видел все твое бледное тело. — Он посмотрел ей в глаза. — Тебя в ту ночь спасли лишь прутья моей клетки.

— Я знаю, — сказала она, вспоминая ту ночь. — Я думала, ты спишь, а ты наблюдал за мной.

— Да, наблюдал, — спокойно согласился он, лаская Диану и нежно касаясь ее кожи. — Я и теперь вижу, как ветер развевает твои волосы, а ночная сорочка прилипает к… к… — Он умолк. Лицо внезапно словно окаменело. — И ты жестоко терзала меня, явившись к клетке со своим любовником, а я…

— Нет, — перебила его Диана, — нет, ты ошибаешься. Я…

— Поцелуй меня, Красавица, — приказал он, в его глазах снова смешались огонь и лед, а пальцы вдруг утратили нежность.

Диана словно захлебнулась, когда он нетерпеливо и резко прижал ее к себе. Наклонившись, он впился в ее рот своими чувственными губами. И поцелуй был таким стремительным и властным, что Диане почудилось, будто на ее губах теперь навсегда останется его след.

Он заставил ее губы раскрыться, его язык мгновенно проник внутрь, отыскав язык Дианы. Девушку облило огнем, когда искусный индеец стал проделывать с ее ртом нечто невероятное и возбуждающее…

Он опустился на колени, принудив Диану опуститься вместе с ним. Потом поднял ногу и, крепко встав ступней на пол, опрокинул Диану спиной на свое согнутое колено…

Его испытующий поцелуй продолжался, и Диану пронзило чувство, подобного которому она до сих пор не знала.

Ее голова сама собой запрокинулась, тело выгнулось дугой, а глаза полузакрылись в бесстыдном наслаждении…


Глава 27


Диана ослабела и задыхалась, когда опаляющие губы Хранителя Звезд наконец оторвались от нее. Голова бессильно лежала на руке индейца. Она открыла глаза.

В течение долгой напряженной минуты Хранитель Звезд смотрел на Диану в упор, и ее снова поразила та странная смесь обещаемого наслаждения и скрытой угрозы, которую воплощал в себе этот человек.

Диана мягко вздохнула, когда Хранитель Звезд опять поцеловал ее. Но это был совсем другой поцелуй, не похожий на первоначальную насильственную ласку. Его губы стали мягкими и теплыми, они нежно скользили по губам Дианы до тех пор, пока девушка не напряглась всем телом, желая, чтобы его властный язык вторгся в нее…

И, словно прочитав ее мысли, Хранитель Звезд крепче прижался к ней губами, и этот поцелуй был чем-то средним между дразнящим призывом и полным обладанием.

В нем таилась захватывающая сладость. И Диана едва осознавала, что, пока губы Хранителя Звезд прижимались к ее губам, его руки мягко и ловко сняли с нее блузку.

Чарующий поцелуй продолжался. Его рот сливался с ее ртом, рука нежно легла на щеку, поглаживая запрокинутое лицо девушки. Диана почувствовала тяжелый холод браслета на пояснице…

Она радостно вздохнула, когда ее обнаженная, набухшая грудь коснулась его широкой крепкой груди. Ее напрягшиеся соски превратились в твердые чувствительные точки и, казалось, сами искали соприкосновения, наслаждались минутой…

— Чудовище, Чудовище… — возбужденно шептала она, обнимая его. — Держи меня… держи меня крепче…

— Да, Красавица, — откликнулся он все тем же ровным, невозмутимым тоном. — Я буду тебя держать. Так долго, как тебе захочется.

И это было прекрасно.

Прекрасным было ощущение гладкой маслянистой кожи Хранителя Звезд, ощущение твердых мышц его груди, прижимавшихся к ее горящим грудям… И еще прекраснее был новый поцелуй, с едва сдерживаемым голодным жаром… это был тревожащий поцелуй, который должен был вызвать в Диане такую же страсть, какую она вызвала в Хранителе Звезд…

Диана едва понимала, что оба они обнажены до талии. Нежные, отзывчивые губы Дианы, впивавшиеся в его рот, так возбудили Хранителя Звезд, что он испытывал искушение овладеть ею прямо сейчас, вот так, стоя на коленях перед костром… Каким это было бы сладостным облегчением — не ждать больше, алчно взять то, чего он желал, не думая и не беспокоясь о ее наслаждении… а потом отослать ее прочь.

Но Хранитель Звезд не сделал этого.

Он лишь стал целовать ее еще крепче, лаская шелковистую спину, гладя ее медленно и нежно, прижимая ее к себе, касаясь ее именно так, как, он знал, нравилось ей больше всего. И терпеливо выжидал своего часа.

И даже если прекрасная белая женщина по глупости предполагала, что будет быстро и грубо взята нецивилизованным дикарем, и ее бы это взволновало и вполне удовлетворило, Хранитель Звезд лучше знал, что делать. Она не получит истинного наслаждения, если он возьмет ее сейчас. Она еще не готова. Он подождет.

Губы Хранителя Звезд осторожно скользнули по лихорадочно горящей щеке, прихватили изящную мочку, скользнули по лебединой шее, задели выступ ключицы.

Он запечатлел теплый, влажный поцелуй у основания горла девушки. Одна коса упала на грудь Дианы, и белый кожаный шнурок, которым она была завязана, коснулся напряженного соска девушки.

Голова Дианы запрокинулась, пылающие страстью глаза закрылись, и она коротко, прерывисто вздохнула. И уронила руки вдоль тела.

Губы Хранителя Звезд оставили ее шею. Он поднял темную голову. Диана открыла глаза. И посмотрела на него. Он не отводил от нее взгляда, садясь на корточки и медленно проводя ладонями по ее бокам. Он крепко сжал девушку, стоявшую перед ним на коленях. Потом взгляд его черных глаз неторопливо перешел на бледную обнаженную грудь. Диана почувствовала, как ее и без того напряженные соски откликнулись на огонь, горевший в его глазах. Она ждала, сдерживая дыхание. Каждый нерв ее пробужденного к страсти тела дрожал как натянутая струна. Пожалуйста, молча молила она, о, пожалуйста…

Пока глаза Хранителя Звезд ласкали грудь Дианы, его руки крепко держали ее, а руки у него были очень чувствительными. Он ощущал ладонями влагу, выступившую под мышками девушки от нараставшего чувственного возбуждения, и прикосновение это крайне возбуждало самого Хранителя Звезд… это было особое, уникальное ощущение, непонятное женщинам. Только мужчина может взволноваться от этого. Прикосновение к влажной нежности ее подмышек рождало в Хранителе Звезд сладостное предвкушение, и его мужское естество болезненно напряглось в тесных белых штанах.

— Красавица, сладкая Красавица, — пробормотал он, привлекая ее к себе и сам наклоняясь навстречу.

Он нежно прижался губами к ее левой груди, и Диана задохнулась и тихо вскрикнула, потому что горячий открытый рот Хранителя Звезд накрыл ее трепещущий сосок…

— Боже… о Боже… — в беспамятстве шептала она, а руки ее тем временем гладили темноволосую голову индейца…

Бледные пальцы Дианы легли на затылок Хранителя Звезд, другая ее рука крепко вцепилась в перевязанную кожаной лентой черную косу. То открывая, то закрывая глаза в неизъяснимом наслаждении, Диана решила, что то, что Хранитель Звезд делает с ней сейчас, в эту самую минуту, — это все, чего она может пожелать. И ни к чему заходить дальше. Это был экстаз. Более сильных ощущений просто не может быть. И если в эту единственную ночь она может прижимать его темноволосую красивую голову к своей груди и ощущать его искусные губы, горячо впивающиеся в нее, ей незачем искать большего.

И пусть это длится и длится…

— Да… да… — шептала она, наклоняясь к нему, прижимаясь лицом к блестящим волосам, целуя их. — Ох Чудовище, как это хорошо… как хорошо… — Она говорила мягким шепотом, прижимаясь губами к иссиня-черным волосам, пахнувшим свежестью. — Мне нравится чувствовать твои зубы… — бормотала она, пока он осторожно, нежно покусывал ее сосок, слегка дергая его острыми зубами.

И с этого мгновения началось то, что показалось Диане прекрасной эротической мечтой. Ее кожа пылала; ее глаза горели страстью. Она ждала, она готова была позволить своему повелителю вести ее туда, куда ему вздумается. Делать все, что ему захочется сделать с ней.

И Диана не испытывала ни малейших угрызений совести, ни малейшего стыда, когда чарующие губы Хранителя Звезд отпустили ее влажный набухший сосок и индеец сказал ей в ухо:

— Красавица, я хочу снять с тебя всю одежду, чтобы ласкать тебя по-настоящему…

Забыв, что минуту назад ей казалось, будто она не хочет ничего, кроме его поцелуев на своей груди, Диана мгновенно откликнулась:

— Ты поможешь мне раздеться?

— Я сам раздену тебя, — заверил ее он, еще раз поцеловал нежную грудь и поднял голову.

Диана смотрела ему прямо в глаза, пока его искусные руки ловко расстегивали пуговки у талии ее юбки, распускали завязки белья. Спустив все к бедрам Дианы, Хранитель Звезд взял девушку за талию и заставил встать.

А сам остался перед ней на коленях. Его руки скользнули с ее талии к свободно висящим юбке и сорочке. Диана снова закрыла глаза, но он приказал ей открыть их.

— Смотри на меня, Красавица, — произнес он низким монотонным голосом. — Открой глаза и смотри, как я тебя раздеваю.

Диана повиновалась и обнаружила, что это зрелище очень волнует и возбуждает ее. Она стояла в мерцающем свете костра, в теплом уютном вигваме, а самый привлекательный в мире мужчина, опустившись перед ней на колени, ловко раздевал ее…

Хранитель Звезд неторопливо спустил на пол белую юбку, потом шелковую сорочку и, наконец, снял с Дианы отделанные кружевом штанишки. И вскоре вся одежда Дианы лежала возле ее ног, а девушка осталась нагой, как в первый день творения. И такой же не знающей стыда.

Хранитель Звезд сел на корточки и с откровенным восхищением оглядел бледнокожую нагую красавицу. Диана так же наслаждалась этим страстным исследованием, как и сам Хранитель Звезд. Ее тело было крепким и изящным. Она гордилась своим телом. Она была безупречно сложена, имела длинные, стройные ноги танцовщицы и всегда держала себя в хорошей форме.

Но Хранитель Звезд не думал ни о крепости ее мышц, ни о том, что ноги Дианы словно созданы для танца. Он видел перед собой прекрасную женщину, гордую в своей наготе. Он видел светлейшую, мягчайшую, самую соблазнительную в мире плоть, он видел хрупкую женственность… Он видел прелестного черноволосого ангела любви с кожей цвета слоновой кости, и он был недостоин этого ангела…

Она была слишком совершенна, чтобы дотрагиваться до нее, обладать ею. Ему следовало стоять на коленях и обожать ее, а не заниматься с ней любовью. Она была такой светлой и чудесной, что его охватило глупое желание защитить ее даже от самого себя. И в то же время она была так неотразимо сексуальна, она была такой земной и желанной, что он едва мог дождаться того мгновения, когда они наконец очутятся в постели.

— Ты необычна, — снова сказал он, как уже говорил прежде. Это было вполне подходящее слово. — Красавица, ты самое необычное произведение искусства, какое мне когда-либо…

— Я не произведение искусства, — мягко перебила его Диана. Она взяла его руки и положила на свою талию. — Касайся меня, — сказала она. — Касайся меня так, как тебе хочется.

Ладонь Хранителя Звезд спустилась чуть ниже и легла на живот.

— Видишь? — сказала она. — Это не холодный камень скульптуры. Это живая женщина. Женщина из плоти и крови. Женщина для тебя. Только для тебя.

— Моя… моя женщина… — тихо произнес он. — Ты моя, Красавица. Только моя.

Хранитель Звезд знал, что это неправда, но он был слишком возбужден, чтобы размышлять. Он привлек девушку к себе и принялся целовать ее бока, пупок, плоский живот. Диана замирала от счастья, чувствуя его горячие губы. Она была так захвачена этим ощущением, что едва заметила, как Хранитель Звезд подхватил ее на руки и положил на постель.

Она вытянулась на пышных мехах, а Хранитель Звезд лег рядом с ней. Лоснящийся мех ласкал спину Дианы, длинные пальцы Хранителя Звезд гладили ее чувственное тело…

— Я хочу, чтобы ты осталась со мной на всю ночь, — низко, очень мягко прозвучал голос Хранителя Звезд. Он лежал на боку, опираясь на локоть, и неотрывно смотрел на Диану.

Диана подняла глаза.

— Да, — ответила она. — Конечно, я останусь на всю ночь. Я останусь с тобой навсегда.

Он наклонился и поцеловал ее. И пока его губы касались ее губ, рука ласкала ее грудь, его большой палец потирал влажный сосок. Долгий, захватывающий поцелуй все продолжался, а когда наконец он закончился, рука Хранителя Звезд уже оставила грудь Дианы: теперь она поглаживала обнаженный живот.

Трепеща с головы до ног, Диана гадала, когда же он собирается снять свои белые штаны и заняться с ней любовью. Она спросила его об этом, а в ответ он загадочно улыбнулся, и потом Диана увидела, как он с дразнящей медлительностью собрал на кончики пальцев масло со своей груди.

Когда его пальцы оказались хорошо смазанными, он сказал:

— Красавица, позволь мне сначала любить тебя, не раздеваясь.

И он сделал именно это. Глядя в затуманенные фиалковые глаза Дианы, Хранитель Звезд просунул руку между ее ногами, накрыв ладонью черные кудрявые волосы, и прошептал:

— Пусти меня туда, Красавица. Раздвинь ноги.

Она исполнила его просьбу, зачарованная взглядом черных глаз, смотрящих в ее глаза. И он продолжал смотреть на нее, в то время как его маслянистые пальцы проникли глубже, лаская ее. И у Дианы перехватило дыхание, когда указательный палец лег на сверхчувствительный бутон ее женской плоти.

Палец Хранителя Звезд касался, и гладил, и нажимал на отзывчивую выпуклость с бесконечной осторожностью и нежностью. И, лаская Диану, Хранитель Звезд продолжал смотреть ей прямо в глаза.

Диана и не подозревала, что может существовать такое острое наслаждение. Из кончиков смазанных маслом пальцев Хранителя Звезд истекал огонь, и огонь полыхал в его черных глазах. И огонь этот словно связал Диану, поймав ее в ловушку; она не могла отвернуться, не могла отвести взгляд. Обжигающие пальцы Хранителя Звезд тоже пленяли; тело Дианы судорожно выгибалось под руками ее прекрасного повелителя.

Она хотела, чтобы этот восторг длился вечно. Ей хотелось, чтобы эта пытка немедленно прекратилась. Ей казалось, что она вот-вот взорвется.

Так и произошло.

Изумительный экстаз-агония все нарастал. И вдруг настала сладчайшая разрядка. Глаза Дианы недоверчиво расширились. Она вскрикнула и впилась острыми ногтями в плечо Хранителя Звезд, доведшего ее до пугающего пика наслаждения. А потом ее глаза закрылись, и Диана без сил вытянулась на мягкой меховой постели. И она не увидела, как выражение удовлетворения смягчило резкие черты Хранителя Звезд.

Осыпав нежными, успокаивающими поцелуями пылающее лицо девушки, Хранитель Звезд встал и быстро расшнуровал свои белые тугие штаны. Насыщенная, Диана блаженно перевернулась на бок и без малейшего смущения наблюдала за тем, как он раздевается. Чуть глуповато улыбаясь, она восхищалась его безупречным сложением: широкой мощной грудью, узкой талией, длинными стройными ногами, крепкими высокими ягодицами. Бронзовое тело было образцом мужской красоты, прекрасные формы излучали огромную силу.

И конечно, больше всего в этом изумительном теле Диану интересовало то, чего ей до сих пор не приходилось видеть. А потому ее взгляд обратился к пульсирующему свидетельству мужской силы, возвышавшемуся над густой порослью иссиня-черных волос, прикрывавших его пах. И Диану охватило чувство благоговения, почти страха.

Но вот Хранитель Звезд снова очутился рядом с ней, и целовал ее, и мягко гладил, и Диана обнаружила, что на нее снова нахлынула волна тепла и возбуждения. Хранитель Звезд прижал ее крепче, намеренно заставляя почувствовать животом его твердую трепещущую плоть.

Когда он продвинулся к ее раскинутым ногам, он почувствовал, что в масле уже нет необходимости. Шелковистая плоть Дианы была горячей и влажной. Хранитель Звезд встал на колени и, положив темные руки на бедра девушки, раздвинул ее ноги еще шире. Глаза Дианы закрылись сами собой. Но он попросил ее открыть их. Она послушалась.

Когда он вошел в нее, они смотрели друг на друга. А очутившись внутри ее, Хранитель Звезд замер, продолжая смотреть на прекрасную женщину, понимая, что хочет ее с первобытной страстью, что желает обладать ею всецело, забрать ее навсегда… Диана смотрела на грубоватое, но интересное лицо человека, погрузившегося в нее, и понимала, что это опасный, гордый, первобытный самец, обладающий над ней непонятной, пугающей властью.

И оба почувствовали потребность скрыть какую-то часть своей души от другого, но не в состоянии были этого сделать.

Хранитель Звезд начал медленные, чувственные движения любви, и Диана инстинктивно приподнимала бедра навстречу его толчкам. И они двигались в безупречной гармонии, так, словно каждый из них давно изучил тело другого…

Диана, цепляясь за твердые бицепсы своего опытного любовника, отдавалась ему без остатка. И в ней все пугающе бурлило от искусства бронзового бога. И она знала: ей хочется, чтобы он всегда принадлежал ей, и только ей. И хотелось закричать об этом…

Хранитель Звезд, опираясь на ладони, ритмично двигался внутри ее, проскальзывая вглубь, затем почти полностью выходя. Он сосредоточился на том, чтобы акт любви шел медленно и легко. Он намеревался снова и снова доводить свою прекрасную любовницу до полного экстаза, прежде чем сам достигнет освобождения. Он хотел показать этой чудесной белой богине, что он совсем не первобытный дикарь, который разряжается, едва упав между ногами женщины.

Но горячая теснота так сладко охватывала его, что он быстро терял ту власть над собой, которой всегда так гордился. Он едва мог в это поверить. Он чувствовал, как тает его железное самообладание. Ему грозила опасность совсем утратить его и дойти до конца…

Хранитель Звезд быстро отвел глаза от ослепительно прекрасного лица, не желая смотреть в изумительные глаза. Он закусил острыми зубами внутреннюю сторону губы, сильно, до боли. Он молча повторял слова длинной шошонской песни, которую выучил, будучи мальчишкой.

Но ничто не помогало. Его разрядка близилась, и он не мог ее задержать.

Диана понимала, что происходит с ним, и почувствовала радостный прилив женской гордости. Она широко открытыми глазами смотрела на него, а он плотно закрыл веки, беспомощный в пике наслаждения. И Диана пылко принимала его глубокие, сильные толчки, ускоряя движения бедер. Она видела, как исказилось его лицо, как вздулись вены на бронзовом лбу, на горле, слышала, как он застонал, удовлетворенный…

А потом она любяще прижала его голову к груди, и он без сил упал на нее. Он тяжело дышал, пот и масло стекали по его стройному телу, его сердце колотилось тяжко и быстро напротив ее сердца…

Хранитель Звезд был охвачен стыдом. И гневом. И страхом. Он стыдился самого себя. Он гневался на нее за то, что она заставила его так быстро потерять самоконтроль. Более того, он боялся ее и той власти, какую она имела над ним.

Диана поглаживала глубокую ложбинку его спины и целовала его в висок и подбородок, и вскоре Хранитель Звезд поднял голову. Диана улыбнулась ему, слегка толкнув его ладонями в грудь. Но он не смог улыбнуться в ответ.

— Нет, — сказал он. — Позволь мне остаться внутри тебя. Позволь мне снова набраться сил, чтобы я мог доставить тебе удовольствие.

— Но ты уже доставил мне удовольствие, — пробормотала она и снова попыталась освободиться.

Но он не допустил этого. Он поцеловал ее, и ее губы радостно ответили на поцелуй. И он целовал ее до тех пор, пока их обоих снова не охватило возбуждение.

Теперь Хранитель Звезд действовал умело и искусно, замедляя движения каждый раз, когда она приближалась к экстазу, и ускоряя их, когда она начинала успокаиваться, пока наконец она не закричала громко, умоляя его, кусая его гладкое плечо, близкая к сексуальной истерике.

И лишь тогда он дал ей все.

Ее финал был глубоким и сотрясающим. Диана кричала, цеплялась за Хранителя Звезд, слезы страсти и счастья текли по ее разгоряченным щекам. Хранитель Звезд целовал ее, и успокаивал, и бормотал всякие глупости, пока она наконец не перестала вздрагивать в его руках. А потом он осторожно вышел из нее, лег рядом с ней на пышные меха и нежно обнял девушку.

После долгого блаженного молчания Диана, уткнувшись лицом в его шею, спросила:

— Теперь я должна уйти?

Лежа с закрытыми глазами, он неторопливо протянул:

— Радость моя, ночь еще только началась. И мы еще только начали заниматься любовью.

— М-м… — со вздохом промычала она и теснее прижалась к нему. И через несколько минут они оба заснули.

Несколькими часами позже Диана проснулась и увидела рядом спящего Хранителя Звезд. Она вспомнила, чем они вдвоем занимались, что делала она. И теперь сожалела и стыдилась…

Не потому, что это не было прекрасно. Было. Слишком прекрасно. Диана окинула взглядом спящего мужчину, и ее вновь наполнили сожаления. Ведь теперь она знала так много об этом безупречно прекрасном теле и так мало о самом человеке…

Она знала лишь, что ей рассказала Золотая Звезда… и что этот индеец-шошон хладнокровно похитил ее.

Диана осторожно отодвинулась от Хранителя Звезд. На уме у нее было только одно. Побег. Она должна бежать от этого темнокожего, искусного человека, пока еще не слишком поздно.

Диана бежала по тихому поселку в поисках лошади. Она должна ускакать отсюда, сейчас, немедленно, этой ночью, и забыть обо всем, что произошло.

Хранитель Звезд медленно проснулся, улыбнулся и потянулся к Диане. И тут же его глаза широко открылись. Он сел, тревожно огляделся по сторонам и стиснул белые зубы. Она оказалась даже хуже других. Как только ее любопытство было удовлетворено, ей стало противно спать рядом с индейцем.

Надеясь, что он все же ошибся, что она просто вернулась в вигвам его бабушки, заботясь о благопристойности, Хранитель Звезд направился к жилищу Золотой Звезды, но вскоре остановился, заметив Диану, вскочившую на коня.

Она действительно была такой же, как все! Как все белые женщины, которых он знал. Она всего лишь искала приключений, она наслаждалась опасной любовью дикаря. Запретный плод… Он направился прямиком к Диане.

Она увидела приближавшегося Хранителя Звезд, увидела выражение его лица… Мгновенно охваченная страхом, она погнала коня прямо на него. Но в последнюю секунду Хранитель Звезд отступил в сторону и, резко выбросив вперед руку, схватил коня за поводья и рывком остановил. И грубо стащил Диану на землю.

— Не поздновато ли для верховой прогулки, а, Красавица? — спросил он с гневом и болью.

Смущенная и испуганная, она воскликнула:

— Пусти меня! Я хочу уйти! Я не хочу этого… Ты не затащишь меня обратно в свой вигвам! Я тебе не позволю… не… — И под взглядом его обвиняющих глаз она умолкла и склонила голову.

Он схватил ее за руку и сердито потащил к вигваму Золотой Звезды.

У самого входа он взял девушку за подбородок, поднял ее лицо и холодно сказал:

— Если ты когда-нибудь еще очутишься в моих руках, тебе достаточно будет сказать всего одно слово, чтобы остановить меня. Это слово — «нет». Нет. Вот и все, что тебе нужно сказать. Нет. Если ты и в самом деле будешь иметь это в виду, скажи «нет». И я остановлюсь.


Глава 28


— Нет!

— Да!

Их взгляды встретились.

— Нет! — И чуть более твердо: — Нет, я не могу, не хочу.

— Да. Да, это верно, я…

— Нет, — повторил высокий русоволосый мужчина и, снова подняв двумя пальцами маленький квадратик красной кожи, расшитой бусами, внимательно посмотрел на него. — Нет, я не верю тебе. Ты знаешь об этом. И скажешь мне. — Его зеленые глаза прищурились, сжались в прямую линию. Заросшие темно-русой щетиной щеки дернулись.

Он выпустил из пальцев маленький красный квадратик, сдвинул на затылок стетсон и нагнулся через прилавок так, что его лицо очутилось лишь в нескольких дюймах от лица нервного маленького человека. Русоволосый схватил продавца за грудки.

— Я тебя спрашиваю в последний раз, — злобно сказал Малыш Чероки вздрогнувшему владельцу магазина в Лулу-Сити. — Есть ли тут еще кто-нибудь, кто может ответить на мой вопрос? Этот квадратик — кусок ленты с бусами, которая была у него на шее. Ты наверняка видел его. Куда они направились? Куда поехали после того, как ушли из твоего магазина?

Капельки пота выступили над губами владельца магазина; он отчаянно затряс лысеющей головой.

— Нет. Я сказал тебе все, что знаю. Я не видел ни дикаря, ни женщину. Но все мы слышали, что высокий, свирепого вида индеец в набедренной повязке и ковбойских штанах-переднике гулял по тротуарам в тот день, когда обокрали мой магазин. А этот квадратик с бусами я нашел вот здесь, на прилавке. Вот и все. Вот все, что я знаю. Пожалуйста… отпусти меня!

Раздраженный, Малыш Чероки отшвырнул человечка от себя.

— Пошли отсюда, — сказал он, обращаясь к братьям Лезервуд, стоявшим рядом с ним. — Может быть, в салуне найдется кто-нибудь, у кого память получше. — Он сунул красный квадратик в нагрудный карман рубашки, повернулся и вышел из магазина.

Старатели и ковбои на улице удивленно оглядывались вслед троице высоких, грязных, грубых мужчин, широко шагавших по деревянным тротуарам Лулу-Сити в Колорадо. Вид этой опасной компании заставлял строить предположения о цели их прибытия в город. Порядочные горожанки пугались их вида и торопливо переходили на другую сторону улицы.

Возле салуна «Глори-Хоул» Малыш Чероки остановился. Он обеими руками резко толкнул дверь, на мгновение замер у входа и, лишь когда все присутствующие обернулись, вошел. Мускулистые братья Лезервуд последовали за ним к длинной деревянной стойке бара в глубине помещения.

Малыш стянул перчатки, бросил их на прилавок и заказал бурбон.

Краснолицый бармен наполнил широкий стакан до самого ободка и подтолкнул его по полированной стойке. Малыш внезапно схватил бармена за запястье.

— Оставь бутылку, — приказал он.

Одним глотком выпив виски и вытерев рот тыльной стороной ладони, Малыш медленно повернулся. Его зеленые глаза обшарили темное, полное дыма помещение, а пьяницы, картежники и проститутки молча следили за ним.

— Я Малыш Чероки, — сказал он. — Я разыскиваю одного нехорошего индейца и похищенную им беспомощную белую женщину; он украл ее из поезда «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана», неподалеку от Денвера. Несколько дней назад они проходили через Лулу-Сити. — Он помолчал, засунул большие пальцы за низко сидящий ремень с кобурой и добавил: — Я готов угостить хорошей выпивкой того, кто расскажет мне что-нибудь о краснокожем и белой женщине.

Тишину мгновенно заполнили голоса. Заскрипели по деревянному полу ножки стульев. Жаждущие старатели и игроки столпились у бара, готовые рассказывать о высоком, стройном индейце, посетившем их маленький городок. Малыш Чероки, не оборачиваясь, щелкнул пальцами, и бармен начал разливать спиртное.

Потратив больше часа на разговоры, сопровождаемые «круговыми», Малыш Чероки узнал не намного больше того, что ему уже было известно. Многие из присутствующих видели индейца, но никто не мог догадаться, из какого он племени. Поскольку он явно отправился на север, они сомневались, чтобы он мог быть ютом. Скорее всего он из племени арапахо или чейенов. Но он мог быть и пайутом. Или даже шошоном.

— Когда он ушел отсюда, я видел, как он взял к северу. — Похожий на медведя-гризли старый старатель дергал Малыша за рукав. — Сдается мне, что он отправился в Вайоминг, в резервацию Уинд-Ривер.

Малыш, одной рукой уже обнимавший пышногрудую женщину со щедро напудренным лицом и широким, ярко накрашенным ртом, заказал последнюю порцию выпивки и велел братьям Лезервуд отправляться в гостиницу Лулу-Сити и снять там две комнаты. Они переночуют в городе, а рано утром вновь отправятся по следу, в сторону Вайоминга.

— Сделаем, босс, — кивнул Дэви. — Ты идешь с нами?

— Попозже, — ответил Малыш и сосредоточил свое внимание на улыбающейся пухлой женщине, цеплявшейся за рукав его рубашки. Ей он сказал: — Ну как, милая? Думаю, ты поможешь мне хорошо провести время, а?

Широкозадая блондинка хихикнула и повела его вверх по лестнице, бросая победоносные взгляды на шестерых женщин, ожидавших клиентов в салуне «Глори-Хоул». Наверху блондинка стремительно вывернулась из своего кричащего красного платья из дешевого атласа; Малыш Чероки неторопливо разделся и забрался в кровать.

Не веря собственной удаче, блондинка радостно хихикала; садясь на край постели, она пообещала:

— Красавчик, я постараюсь сделать тебя счастливым человеком!

— Да уж, лучше тебе постараться как следует, блондиночка, — ответил Малыш Чероки. — Я становлюсь ужасно гадким, если женщина мне не нравится.

И блондинка ему не понравилась.

Она изо всех сил старалась доставить ему удовольствие. Она прилагала все свое умение, чтобы сделать счастливым этого большого, красивого незнакомца. Но чем больше она старалась, тем сильнее портилось настроение у Малыша.

— В чем дело? Что-то не так, ковбой? — спросила она, растянувшись рядом с ним и запуская короткие пухлые пальцы в густую поросль волос на его груди.

— Все не так, — огрызнулся Малыш. — В тебе дело. — Он оттолкнул ее и сел.

— Нет, погоди! — Она встала на колени и обняла его за шею. — Дай мне попробовать еще раз! — И она попыталась поцеловать его в губы.

Малыш резко отвернулся. Схватив руки женщины, он завернул их ей за спину, захватив одной ладонью оба запястья.

— Оденься и убирайся отсюда, сейчас же! — приказал он, холодно глядя на нее. — Я хочу ту стройненькую, черноволосую, что сидит внизу. Как ее зовут?

— Нет! Нет, ты не можешь ее хотеть! Я покажу тебе такое, что Лонни и не снилось! Погоди, большой мальчик, позволь мне остаться!

— Ты уйдешь, — сказал он и сбросил ее с кровати.

— О-ох… — простонала она, ударившись об пол. Ошеломленно потирая ребра, она какое-то время лежала, не в силах подняться.

Малыш Чероки встал с кровати и навис над женщиной.

— А ну поднимайся и пошла вон! — рявкнул он.

Ушибленная и разгневанная, блондинка с трудом выпрямилась и собралась было вцепиться в физиономию Малыша, но он с силой ударил ее по лицу и толкнул в спину. Голая блондинка бросилась бежать. Но Малыш поймал ее и всем своим немалым весом прижал к двери. Он держал ее в этом положении несколько секунд, ритмично тыча женщину носом в дерево и наслаждаясь ее стонами и проклятиями.

— Я хочу ту симпатичную брюнетку. Мне надоело твое хихиканье. Мне надоела ты сама. Если не хочешь, чтобы я сделал тебе по-настоящему больно, поскорее одевайся и уходи. И пришли ко мне Лонни. Я хочу Лонни, а не тебя.

И он наконец отпустил проститутку.

Шмыгая носом и бросая на Малыша опасливые взгляды, она торопливо подобрала сброшенное на пол платье и побежала вниз по лестнице. Помада на ее губах размазалась, нос покраснел, светлые волосы сбились набок… Она прошла мимо смеющихся женщин к брюнетке, сидевшей на коленях у одного из играющих в покер мужчин.

— Лонни, этот парень наверху хочет, чтобы ты поднялась к нему, — сказала обиженная и разозленная блондинка.

— Ну я так и знала, что ты ему не подойдешь, — насмешливо заявила Лонни, в одно мгновение соскальзывая с колен игрока.

Расправив зеленую атласную юбку, она поспешила вверх по лестнице к большому бородатому чужаку.

Лонни Малышу понравилась. Она была гибкой, светлокожей и сообразительной, и у нее были длинные темные волосы, падавшие на лицо Малышу и приятно щекотавшие его. Она не стала тратить времени и объяснять, что сумеет любить его лучше изгнанной блондинки.

Полночь застала Малыша все в той же постели вместе с Лонни. Обнаженный, он полусидел, опираясь спиной на гору розовых подушек, наваленных у изголовья кровати. И лениво вертел в пальцах маленький квадратик красной кожи, расшитой бусами, точно такой же, как три других, которые он уже нашел по пути.

Его зеленые глаза не отрывались от красных бусин, пока он рассказывал растянувшейся рядом с ним голой Лонни то, что скрывал от людей, знавших его — или думавших, что знают его.

— Я даже был как-то раз мужем. Но я бросил эту особу, когда ее отец умер, не оставив ей ни гроша. — Он продолжал внимательно всматриваться в затейливый узор из красных бусин, нашитых на красную кожу. — Черт побери, старый ублюдок должен был бы радоваться, что вообще кто-то захотел жениться на его неприглядной доченьке, а он…

Малыш рассказал, как он познакомился со своей будущей женой. Он тогда нанялся возчиком к ее папаше, имевшему полмиллиона акров земли в западном Техасе. Он терпеливо ухаживал за тощей, болезненной девушкой, несмотря на протесты отца. И ему не стоило большого труда убедить Бетти Лу сбежать с ним. А после венчания он вернулся с молодой женой на ранчо ее отца и там прожил еще два долгих, тоскливых года! Он трудился как вол, как последний батрак и каждую ночь занимался любовью с костлявой, плаксивой Бетти, стараясь сделать ей наследничка, потому что этого хотел ее хворый отец. Покачав головой, Малыш Чероки сказал:

— Она так ни разу и не забеременела, но ее папаша наконец умер. Беда в том, что этот мстительный старый ублюдок лишил дочку наследства в ту самую минуту, как узнал, что мы поженились.

И Малыш горько рассмеялся.

Он сразу же отправился в Нью-Мексико, там с двумя неуклюжими мексиканцами вломился в чужую квартиру. Те два дурака попались, а он сбежал с деньгами, но полиция гонялась за ним еще год. Так что пришлось постоянно переезжать, нигде не задерживаясь. Жил у самых разных женщин, несколько раз устраивался на работу, но быстро терял ее. Не везло до тех пор, пока не увидел как-то «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана».

— Я сразу понял, что это мой шанс, с первой минуты! — сказал Малыш, потирая мозолистым пальцем блестящие красные бусинки. — Полковнику я приглянулся и уж выдумал себе такое прошлое, какое ему понравилось, — я, дескать, последний отпрыск уважаемой, старой виргинской семьи, человек образованный, умный, надежный, честный, вообще полностью заслуживаю доверия.

— Но ведь это все неправда? — поинтересовалась Лонни. Малыш откинул голову и расхохотался.

— Прелесть моя, да я вообще никогда не бывал в Виргинии. И мою семью никак не назовешь уважаемой. Мой папашка был… — Он помолчал. — Ну, это не важно. Я умен и хорош собой. — Он сверкнул улыбкой. — Внучке полковника не устоять передо мной. Когда я ее отыщу, она упадет в мои объятия.

Лонни хихикнула и хлопнула в ладоши.

— Неплохо для тебя!

— Да, это неплохо для меня, — согласился Малыш, кладя расшитый бусами квадратик на столик возле постели. — Может, я и не стану очень уж богатым, но моей женой будет очень красивая женщина. — Он с отсутствующим видом потер голый живот, потом его зеленые глаза весело блеснули. — А уж как только я заберу в свои руки это шоу, мигом избавлюсь от всяких дряхлых стариков и прочего хлама, который полковник вносит в платежные ведомости. Я заставлю шоу приносить прибыль, и вся она пойдет в мой карман!

И он потянулся к Лонни.

— А ты честолюбив. Мне нравятся такие мужчины.

— А хочешь знать, что мне нравится в женщинах?

— Скажи мне!

Подняв руку, Малыш приложил палец к полным полураскрытым губам женщины.

— Мне нравятся вот такие пухленькие, влажные губки, как у тебя!

Лонни расхохоталась.

И вновь принялась развлекать Малыша Чероки.


Глава 29


— Я никогда не забуду. — сказала Золотая Звезда, — речь нашего вождя в пятьдесят девятом, когда белый человек открывал железную дорогу, проложенную через наши земли.

Старая индианка поднесла к губам ледяную бутылку кока-колы, и ее пергаментные веки опустились от удовольствия и от воспоминаний.

Золотая Звезда очень любила сладкую шипучую кока-колу — больше, чем ее любят иные дети. Если в ее искривленные артритом руки попадала бутылка охлажденной шипучки, Золотая Звезда бывала абсолютно довольна жизнью. И в такие минуты любила поговорить о днях минувших и рассказывать всякому, кто готов был ее слушать, обо всем, что помнила о родном племени шошонов.

Это было утром, после того как Диана отправилась в вигвам Хранителя Звезд, и любила его, и покинула его. Золотая Звезда ничего не знала об их ночном свидании, не догадывалась о сумятице, царившей в душе молодой женщины. Она крепко спала в тот час, когда разгневанный Хранитель Звезд втолкнул Диану в ее темное жилище.

Золотая Звезда не проснулась. Она не видела, как Диана проскользнула на свою половину вигвама, сняла испачканную маслом одежду и нервно смыла со своего тела все следы прикосновений Хранителя Звезд. Старая женщина не слышала, как Диана, не в силах сдержаться, рыдала в подушку. И даже не подозревала, что бледнолицая красавица всю ночь не сомкнула глаз.

— Да я и сейчас помню каждое слово той речи, которую вождь Вашаки произнес давным-давно, — повторила Золотая Звезда. Она вытянула из бутылки последние капли кока-колы. — Тебе хотелось бы услышать кое-что из этой речи, Бледнолицая ?

— Да. Да, конечно, — солгала Диана. Она с трудом улыбнулась Золотой Звезде. — Расскажи мне, что он говорил.

Золотая Звезда перевернула бутылку, надеясь, что внутри осталось еще хоть несколько капель. Но бутылка была абсолютно пуста. Состроив огорченную гримаску, Золотая Звезда оставила бутылку и уселась поудобнее.

— Это был прекрасный день, но вождь Вашаки выглядел несчастным, очень встревоженным. Он встал перед нами и сказал: «Я не только ваш вождь, но еще и старый человек. И потому моя обязанность — дать вам совет. Я знаю, как это трудно для молодых — прислушиваться к голосу старости. Старая кровь ползет, как змея, а молодая кровь несется, как горный поток. Когда-то и я был молодым, дети мои, и думал так же, как вы сейчас. Тогда мой народ был сильным, а мой голос громким, и он призывал к войне… Вы не должны бороться с белыми. Я не только не советую вам этого делать, я запрещаю вам это».

Золотая Звезда умолкла.

Диана внимательно посмотрела на старую женщину.

— Золотая Звезда, ты меня удивляешь. Неужели ты так запомнила слова своего вождя?

— Я так и знала, ты не поймешь, Бледнолицая. Вождь Вашаки — как бог для нашего народа. Мы все…

— Подожди… ты хочешь сказать, он жив?

— Он не намного старше меня. — Ее черный глаз подмигнул Диане, и она спросила: — А ты не хотела бы познакомиться с ним?

— Да, — искренне воскликнула Диана. — Да, хотела бы!

— Я попрошу Хранителя Звезд отвести тебя к вождю сегодня днем, — заявила Золотая Звезда.

Диана, и без того бледная, побледнела еще сильнее.

— Ох, нет… я не думала, что прямо сегодня… пожалуйста… — Она отчаянно затрясла головой. — Лучше как-нибудь в другой раз.

— А что случилось? У тебя есть сегодня дела поинтереснее?

— Нет. Нет. Я… просто… я постирала утром блузку и юбку, они еще не высохли, а это пурпурное платье, оно…

— Помоги-ка мне, Бледнолицая. Я найду для тебя что-нибудь.

Диана с трудом улыбнулась и снова покачала головой.

— Золотая Звезда, твои платья едва прикроют мне… нет. — Она умолкла.

— Помоги мне встать, — повторила индианка. — Я сохранила платья, принадлежавшие матери Хранителя Звезд, Дочери Звезд. А она была почти такая же, как ты.

Диана помогла Золотой Звезде подняться, но продолжала протестовать:

— Я не могу надеть вещь, которая так много значит для тебя.

Золотая Звезда не обратила на ее слова ни малейшего внимания. Она просеменила к большому деревянному сундуку, стоявшему возле меховой постели, и жестом приказала Диане поднять крышку. Из пахнувшей кедром глубины сундука Золотая Звезда достала аккуратно завернутое в папиросную бумагу бледно-желтое платье из мягкой замши, расшитое голубыми бусами; подол украшала бахрома.

Золотая Звезда любовно погладила бусинки.

— Цвет этих бусин выбран не просто так, он спе… спифи…

— Специфический?

— Да! Вот это слово я и искала. В нем особое значение. Восхищенная прекрасным и хорошо сохранившимся платьем, Диана кивнула.

— Небо — голубое, как эти бусы на платье моей дочери, — может отражаться в воде, такой же голубой. Бусы могут означать и воду, и небо. Или далекие горы — к вечеру они становятся такими же голубыми. — Золотая Звезда улыбнулась и добавила: — И они могут означать все сразу.

— Платье слишком хорошо для меня, я… — сказала Диана.

— Ты наденешь его! Если собираешься пойти к нашему вождю, ты должна быть одета соответствующим образом. — Старая женщина нахмурилась, черные глаза вспыхнули. — Наши люди похожи на вас, Бледнолицая. Когда идут в гости к уважаемому человеку, они надевают свою лучшую одежду!

Не видя путей к отступлению, Диана неуверенно произнесла:

— Золотая Звезда, мне просто неприятно, что тебе придется просить Хранителя Звезд…

Золотая Звезда сделала широкий жест.

— Не тревожься об этом. Хранитель Звезд будет рад отвести тебя к вождю.

Он не был рад, но его бабушка не догадалась об этом.

Когда ровно в два часа Хранитель Звезд перевел взгляд темных глаз на Диану, она увидела, как сжались его челюсти, как в глазах сверкнула ярость. Он был глубоко оскорблен, увидев Диану в платье матери. Диана просто недостойна была носить это платье. Щеки Дианы залила краска, потому что перед ее глазами живо и ярко встали картины прошедшей ночи… она и мучилась этими воспоминаниями, и стыдилась их.

Хранитель Звезд чуть заметно кивнул Диане. Его подчеркнутая холодность окатила Диану, как поток ледяной воды.

— Внук, вынь-ка орлиное перо из волос, — потребовала Золотая Звезда. — Я хочу показать его Бледнолицей.

Старая женщина не заметила легкой гримасы, исказившей лицо внука. Держа перо в руке она повернулась к Диане:

— Видишь ряды красных бусин вокруг стержня? Каждый ряд означает сражение, в котором принимал участие владелец пера.

Диана с трудом кивнула и улыбнулась, даже не пытаясь заговорить, — она боялась, что сейчас заплачет.

— Это перо принадлежало отцу Хранителя Звезд, храброму вождю Красная Лисица.

Снова втыкая перо в волосы, Хранитель Звезд нетерпеливо произнес:

— Нам пора идти. Тебе лучше надеть шляпу, бабушка. Солнце очень сильно печет.

Старая женщина улыбнулась с видом человека, таящего преинтереснейший секрет.

— Мне не нужна шляпа, Хранитель Звезд. Я не иду с вами.

— Не идешь? — в один голос воскликнули Хранитель Звезд и Диана.

Веселый детский смех сорвался с губ Золотой Звезды.

— Я могу повидать вождя в любое время. А сейчас мне хочется отдохнуть. Вы пойдете без меня.

Ничего другого им и не оставалось.

И хмурый, неразговорчивый Хранитель Звезд неохотно повел такую же хмурую и неразговорчивую Диану к хижине вождя Вашаки, расположенной на самом берегу Уинд-Ривер. За время двадцатиминутной прогулки оба они не произнесли ни слова.

Диана была искренне удивлена, увидев очень энергичного и гордого старого человека с копной серебряных волос, падавших ему на плечи. Он, похоже, обрадовался визиту, тепло пожал руку Дианы, когда Хранитель Звезд представил ему девушку, и крепко обнял его самого.

Стены безупречно чистого жилища были увешаны написанными маслом картинами — это были произведения вождя. Он засиял от гордости, когда Диана попросила объяснить, что значит каждая картина. Крепкие плечи старого шошона расправились, когда он рассказывал о своих творениях.

Он застенчиво улыбнулся:

— Наверное, я кажусь тебе глупым стариком, Бледнолицая. — И прежде чем она успела произнести хоть слово, повернулся к Хранителю Звезд. — Давно уже меня не навещали такие хорошенькие женщины. — Вашаки спросил: — Вы пришли, чтобы получить мое благословение? Я даю его вам! Женитесь, дети мои! — Серебряная голова несколько раз качнулась. — Мне сразу понравилась Бледнолицая.

— Мне она тоже нравится, — сказал Хранитель Звезд спокойным голосом, в котором не слышалось никакого сарказма. — Но мы просто друзья, и ничего больше.

— Очень плохо, — отозвался Вашаки. — Ну может быть, вы еще…

— Покажи Бледнолицей твое особое седло, — попросил Хранитель Звезд, мягко перебив вождя.

— А я его еще не показывал? — спросил вождь Диану.

— Нет-нет. Мне очень хотелось бы на него взглянуть.

— Идем.

Старый вождь взял Диану за руку и с неожиданной силой повлек в комнату, служившую ему спальней. Там, на специальных козлах, лежало очень красивое блестящее седло, щедро украшенное серебром.

Почти благоговейно поглаживая его, вождь сказал:

— Ваш Большой Белый Отец, президент, прислал мне это седло много лет назад.

Хранитель Звезд уточнил:

— Президент наградил вождя за помощь армии Соединенных Штатов. За неизменную верность белым людям.

Кивнув, вождь Вашаки добавил:

— Большой Белый Отец даже сменил название Кэмп-Брауна на форт Вашаки! — Он посмотрел на Диану и ткнул себя пальцем в широкую грудь. — Он назвал форт моим именем!

— Это большая честь, но вы ее заслужили, — сказала Диана. — И вы, наверное, очень гордитесь этим.

Прислонившись мускулистым плечом к косяку двери, Хранитель Звезд сказал:

— Расскажи ей об официальной церемонии, вождь. О том дне, когда тебе преподнесли это седло.

Черные глаза вождя блеснули от приятных воспоминаний. Вашаки взволнованно произнес:

— Это был большой праздник, большой! Там были сотни людей, белых и красных. Военные маршировали, оркестр играл, и… и все говорили, много было речей!

Диана тепло улыбнулась вождю.

— Могу поспорить, ваша речь была наилучшей. Вождь Вашаки улыбнулся, но промолчал.

— Это верно. — Хранитель Звезд подошел к старому вождю и обнял его за плечи. — Ты ведь помнишь, что ты сказал в тот день, вождь?

Черные глаза вождя скрылись в веселых морщинках.

— Нет! Давно это было!

Обращаясь к Диане, Хранитель Звезд сказал:

— Он просто очень скромный человек. Он прекрасно все помнит.

— Ну хватит о том дне, — вдруг довольно резко произнес вождь. — Лучше сядем и поговорим. Расскажи-ка о себе, что ты делал с тех пор, как я в последний раз тебя видел.

Они провели у вождя почти час, старый шошон устал; его глаза то и дело закрывались. Диана и Хранитель Звезд одновременно заметили это, и Диана сказала, что им пора уходить. Старый вождь вежливо возразил, но они пообещали вскоре прийти снова. А когда они выходили на улицу, он уже заснул в своем кресле.

— Так что же сказал вождь в тот день, когда ему преподнесли седло? — спросила Диана.

— Бабушка вспоминала, что он во время всей церемонии простоял, скрестив руки на груди; он молчал, но видно было, что он глубоко тронут подарком. Когда пришел его черед говорить, он долго не мог найти слов. Наконец он сказал вот что: «Будьте добры к белому человеку — он чувствует головой и говорит о своих чувствах. Будьте добры к индейцу — он чувствует сердцем, а у сердца нет языка».

— Но это прекрасно! Прекрасно! — мягко произнесла Диана. — И очень трогательно.

— Ну да, конечно, ты ведь знаешь нас, индейцев, — холодно заметил Хранитель Звезд, и его лицо словно окаменело. — Мы же как дети, мы доверчивы и чересчур сентиментальны.

— Я не имела в виду…

— Не важно, что ты имела в виду, — оборвал он ее. — Возвращайся к Золотой Звезде.

Он быстро зашагал прочь от Дианы. Она несколько мгновений глядела ему вслед, изо всех сил стиснув зубы. Когда же Хранитель Звезд исчез в лесу над отвесным берегом реки, у излучины, Диана поспешила за ним. Она уже догнала его, но неожиданно оступилась и чуть не упала. Хранитель Звезд машинально шагнул к ней и поддержал.

Их тела прижались друг к другу. И обоих опалил огонь, напомнивший о ночном экстазе.

Они стояли на уединенной поляне над рекой. Они смотрели друг другу в измученные глаза. Оба молчали. Хранитель Звезд беспомощно застонал, когда его голова склонилась и губы закрыли рот Дианы. Это был нежный, вопросительный поцелуй любовника, и Диана страстно откликнулась на него. И поцелуй этот длился долго-долго, а когда наконец он прервался, они жадно втянули воздух, чуть переменили позу и снова слились в поцелуе.

Они целовались до тех пор, пока не ослабели, а ноги уже отказывались их держать. И тогда они опустились на колени в траву. Хранитель Звезд прижал Диану к себе, и она нервно вздохнула.

Но когда его руки начали осторожно поднимать ее мягкое замшевое платье, Диана оторвала пылающие губы от его губ и едва слышно произнесла:

— Нет.

И, держа свое слово, Хранитель Звезд мгновенно отпустил ее.


Глава 30


На закате того же дня Хранитель Звезд сидел в одиночестве на высоком утесе над притоком Уинд-Ривер. Он чувствовал себя так, словно готов был выскочить из собственной кожи. Мрачно глядя перед собой, он в тысячный раз думал, что ему не следовало похищать Диану Бакхэннан. Сейчас он сожалел об этом как никогда.

Он смотрел на лучи заходящего солнца. Вдруг какое-то стремительное движение среди деревьев за рекой привлекло его внимание. Присмотревшись, Хранитель Звезд увидел большого кота с ромбовидным пятном на горле; кот перепрыгнул через склоненный ствол серебристой ивы и вскочил на скалу, выступающую над водой. Рыжеватый горный лев замер, затем поднял голову и испустил низкий заунывный рык. Хранитель Звезд посмотрел на великолепное одинокое существо и грустно улыбнулся.

Они были похожи друг на друга.

Грудь Хранителя Звезд болезненно сжалась. После одной-единственной ночи любви, после безумного слияния они с Дианой еще сильнее стали тянуться друг к другу. Ему не пережить ночи без нее, без ее объятий.

Хранитель Звезд молча выругал себя. Выругал Диану. Он не уважал ее, но не мог оставаться вдали от нее. Ему хотелось сейчас же, сию минуту побежать к вигваму Золотой Звезды, чтобы увидеть красавицу с фиолетовыми глазами.

Но Хранитель Звезд не тронулся с места.

Он не пойдет туда. Ни сейчас, ни утром, ни через день. Он никогда и ни для кого не был шутом; и он не станет шутом для Дианы Бакхэннан. Но с другой стороны, разве он прогонит ее, если вдруг она сама придет к нему? А это может случиться. Ведь однажды это уже произошло. Любопытная белая женщина намеревалась поразвлечься с индейцем один разочек, но вдруг она захочет вернуться. Еще и еще.

Да, надменная мисс Бакхэннан вполне способна на это. Ведь днем, на берегу реки, она хотела его почти так же сильно, как и он ее. И если бы они очутились вдвоем в его жилище…

Хранитель Звезд вскочил.

Ведь вчера Диана пришла к нему в вигвам именно в этот час. Надежда вспыхнула и разрослась… Он спустился с утеса и побежал. Он мчался как стрела…

Встречный ветер заставил его зажмуриться, растрепал волосы; сердце бешено колотилось.

За несколько минут он добежал до уединенного вигвама и с облегчением обнаружил, что Дианы там еще нет. Он ворвался внутрь и в одно мгновение сорвал с себя рубаху.

Хранитель Звезд вымылся, побрился, причесал волосы, надел свежую одежду и принялся ждать, нервно шагая от стены к стене. Но Диана так и не пришла.

А ей так хотелось этого…

Пока Хранитель Звезд нетерпеливо ожидал ее, Диана сидела в одиночестве перед жилищем Золотой Звезды, глядя на усыпанное звездами небо. Она обхватила руками колени, откинула голову назад и смотрела вверх, на яркие бриллианты, сверкающие в черной бархатной глубине.

Она улыбнулась, заметив туманную линию Млечного Пути. Золотая Звезда говорила ей, что эту дорогу в небе проложили шошоны. Диана не помнила подробностей легенды. Что-то в ней говорилось об изгнанном из родных лесов большом черном медведе, который взбирался все выше и выше в горы, а потом ушел в Небесные Охотничьи Угодья… но, поскольку на его лапы налип снег горных вершин, он оставил в небе белый серебристый след.

Когда Золотая Звезда рассказывала об этом Диане, то, торжественно понизив голос, пояснила:

— Эти белые снежинки всегда видны в небе в ясные ночи. Они указывают путь в Страну Душ, а люди называют эту дорогу Млечным Путем.

Диана вздохнула и опустила глаза. Разве можно смотреть на эти таинственные, завораживающие звезды и не думать при этом о таинственном, завораживающем Хранителе Звезд? Она положила голову на колени. Ее переполнили чувство вины, печаль и страсть. Особенно страсть. Да, Диана чувствовала себя ужасно виноватой из-за того, что сделала прошлой ночью, и она была несчастна из-за этого. Но… ох, как же ей хотелось снова очутиться в сильных руках Хранителя Звезд!

Диана подняла голову. Все, что ей оставалось, — это сохранять спокойствие и не трогаться с места. От мучившего ее желания она ощущала себя почти физически больной. Ее влекло отдаться страсти, помчаться со всех ног к жилищу Хранителя Звезд, броситься в его объятия и умолять любить ее…

Но Диана не встала.

Она не пойдет туда ни этой ночью, ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Она не была игрушкой ни в чьих руках, не будет и игрушкой Хранителя Звезд. С другой стороны, того, что случилось, уже не изменить, и незачем прогонять его, если он сам снова захочет ее. А Диана знала, что он страстно хочет ее. Это было ясно из того, как он целовал ее днем у реки; и, пожалуй, если бы они очутились наедине в его жилище…

Диана поднялась.

Вчера она отправилась к нему примерно в это же время. Помнит ли он об этом? Хочет ли новой встречи так, как хочет ее Диана? Может быть, он придет сам этой ночью, надеясь, что теперь она скажет «да»?..

Диана торопливо вошла в вигвам, нервно стянула с себя замшевое платье. Она умылась, причесала длинные волосы, надела отстиранные белые юбку и блузку и снова вышла, чтобы предаться нетерпеливому ожиданию.

Но Хранитель Звезд так и не пришел.

Следующие дни в Уинд-Ривер были наполнены странной смесью простых радостей и растущей печали. Для Дианы. И для Хранителя Звезд.

Чем чаще Диана замечала, как любят его в селении, тем более уважала его и восхищалась им. Ей нравилось наблюдать за ним, когда он не подозревал об этом.

Например, в тот теплый и солнечный день, когда он сидел со стариками и слушал их рассказы о былом. Он слушал так уважительно и внимательно, что не заметил, как Диана прошла мимо купить кока-колы для Золотой Звезды. Или в то свежее, ясное утро, когда он играл в мяч с шумными подростками, смеясь и выглядя почти таким же юным и беззаботным, как счастливые мальчишки.

Но если Диане доставляло неизъяснимое наслаждение тайное наблюдение за Хранителем Звезд, то и с ним происходило то же самое. Ему нравилось то почтение, которое Диана всегда проявляла по отношению к Золотой Звезде и ее многочисленным подругам. Не раз он видел, как сморщенное лицо старой шошонки светилось радостью, когда Диана ласково обнимала ее сгорбленные плечи или справлялась о чьем-то здоровье.

Он поймал себя на том, что невольно улыбается, глядя на хохочущую босоногую Диану, играющую в догонялки с компанией смеющихся маленьких девчонок. Она и сама выглядела девчонкой. И вела себя так же. Она визжала и носилась по траве, и ее белая юбка взлетала над коленями, а распущенные волосы развевались за спиной.

Но роль маленькой девочки мгновенно сменилась ролью заботливой родительницы, когда крохотная пухлая девчушка вдруг упала и заплакала. Диана остановилась на полушаге, подбежала к ребенку, подняла плачущую малышку и прижала к себе, бормоча что-то и целуя ушибленный лобик.

И когда Хранитель Звезд смотрел на трогательную сцену, ему как-то очень легко представилась эта прекрасная женщина со своим собственным ребенком на руках. С его ребенком. Их ребенком.

Хранитель Звезд стиснул зубы и ушел прочь.

Прошло четыре дня после той ночи в вигваме.

Стоял полдень. Золотая Звезда, Диана и Хранитель Звезд пришли на индейское кладбище. Диана и Хранитель Звезд молчали, пока Золотая Звезда показывала могилы дорогих ушедших.

Здесь покоился муж Золотой Звезды, Бегущий Лось. И Дочь Звезд. Любимая Сакагева. И многие другие. Диана слушала, как Золотая Звезда говорит о родных и друзьях, чьи могилы смотрели на прекрасную долину Уинд-Ривер.

— Когда придет мой черед уйти в Страну Великой Тайны, я тоже лягу здесь, рядом с Бегущим Лосем, — сказала Золотая Звезда, останавливаясь над местом упокоения своего мужа. Она вскинула голову, улыбнулась и мягко добавила: — Старая Сакагева верила, что белые цветы, что растут у границы снегов, — это души умерших маленьких детей и они возвращаются каждую весну, чтобы порадовать живущих. — Внезапно она отвернулась от могилы. — Я устала. Мне пора домой.

Хранитель Звезд проводил их до вигвама Золотой Звезды, но внутрь не зашел. Диана помогла старой женщине, и Золотая Звезда, вытянувшись наконец на мягкой меховой постели, взяла Диану за руку и сказала:

— Есть у нас одна легенда, Бледнолицая… об озере, что лежит к северу отсюда. Говорят, когда-то прекрасная индейская принцесса утопилась в этом озере, окутанном вечным туманом. А ее лживый любовник, охотник на пушного зверя, постоянно зовет ее… Те, кто живет неподалеку от озера, слышат его голос в завываниях ветра.

— Печальная и прекрасная история, — сказала Диана. — И кем она была, та принцесса?

— Она была моей матерью. Ее звали Звездная Пыль.

— Ох, я…

— Красивый траппер похитил любовь Звездной Пыли, увел ее от моего отца и от меня.

Потрясенная, Диана пробормотала:

— Ох, Золотая Звезда, мне очень жаль…

— Э, дитя, когда мы молоды, наш ум туманят желания… как дым закрывает огонь костра, как пыль закрывает зеркало.

— Да, — согласилась Диана. — Пожалуй, это верно.

— И если бы только мы могли понять, почему выбираем лишь одного человека, все было бы так просто! — Старая шошонка устало улыбнулась. — Но если мы любим, мы не в силах сдержать любовь. — В ее черных глазах промелькнуло новое выражение: она словно знала, что хотелось сказать Диане, и ожидала этих слов…

— Я должна поговорить с тобой, Золотая Звезда, — тревожно выпалила Диана.

— Я знаю, дитя. Я знаю.

— Знаешь?..

— Да. Ты хочешь моего внука.

— Да… ох, да! — Диана смущенно опустила взгляд. — Я имею в виду, я хотела бы заботиться о нем, как положено женщине, и… наверное, ты думаешь… это просто ужасно. — И Диана залилась краской.

Старая шошонка улыбнулась и сказала:

— Нас постоянно учат, что любовь вырастает лишь из долгой, крепкой дружбы. — Она по-детски рассмеялась, потом, сразу посерьезнев, продолжила: — Но это неправда, Бледнолицая. Я полюбила моего Бегущего Лося в ту секунду, когда впервые увидела его. Он ехал верхом, такой высокий, и стройный, и красивый… И я с той минуты знала лишь одно: я хочу очутиться в его руках! — Снова улыбнувшись, она закончила: — Дружба и любовь пришли потом, и были с нами долгие годы, но сначала была только страсть, только желание.

— Золотая Звезда, ты так мудра, ты все понимаешь, — мягко заговорила Диана. — Да, я влюбилась в Хранителя Звезд, но это так глупо с моей стороны!

— Не думаю, что это глупо.

— Ох, но ведь ему не будет никакой пользы от белой женщины. Мы с ним… у нас нет будущего. Нет! — Ее глаза блеснули от непролитых слез. — Что мне делать, Золотая Звезда? Я люблю твоего внука, но знаю, что это безнадежно.

Золотая Звезда чуть улыбнулась.

— Может быть, и не так безнадежно, как тебе кажется. — В ее черных глазах сверкнуло озорство. — Хранитель Звезд рожден белым человеком.


Глава 31


Диана уставилась на улыбающуюся старую шошонку, думая, что она явно чего-то не расслышала. Хранитель Звезд — не индеец! Нет. Нет, этого не может быть. Нахмурив лоб, Диана спросила:

— О чем это ты говоришь, Золотая Звезда? Ты ведь не имеешь в виду, что…

— Хранитель Звезд — белый. Такой же белый, как и ты. Его настоящие родители, отец и мать по крови, были белыми. — Индианка подмигнула Диане. — Но он действительно мой внук. И всегда был им, и навсегда останется. Устраивайся-ка поудобнее, детка. Я тебе расскажу все о Хранителе Звезд.

Диана села на пол рядом с постелью Золотой Звезды, поджав ноги. И так она сидела следующие полчаса, внимательно слушая и задавая десятки вопросов.

Индианка рассказала ей всю правду о происхождении Хранителя Звезд. Рассказала, как вождь Красная Лисица вынес белого младенца из огня, убившего родителей малыша. Произошло это вскоре после того, как Дочь Звезд потеряла только что родившегося сына. Вождь принес осиротевшего мальчика своей страдающей юной принцессе, и этот малыш спас жизнь Дочери Звезд. Она приняла его как своего собственного и любила, пожалуй, так, как не любила бы и родного сына.

Золотая Звезда рассказала о том, что означает шрам на запястье Хранителя Звезд, скрытый серебряным браслетом. Хранитель Звезд настоящий индеец-шошон, но теперь он живет как белый человек. И в мире белых людей он известен как Бен Стар. Он богатый, преуспевающий человек.

— У Хранителя Звезд есть несколько золотых и серебряных рудников в Калифорнии и Неваде, — с гордостью сообщила Золотая Звезда. — И живет он в Неваде, в роскошном особняке, и у него есть своя контора в высоком доме в Сан-Франциско… таком высоком, что дом этот достает до неба!

— А он… он женат? — запинаясь, спросила Диана. Золотая Звезда отрицательно покачала головой. Почувствовав огромное облегчение, Диана все же поинтересовалась: — И не был женат? Никогда? — Старая женщина вновь отрицательно качнула головой. — Но почему? — Диане хотелось понять. — Должно быть, многие женщины хотели бы…

— Хотели бы стать его женой? — закончила за нее Золотая Звезда. Кивнув, она сказала: — Да, я знаю, что богатые и интересные мужчины высоко ценятся в твоем мире. В белом мире.

Диана признала, что это действительно так.

— Так почему же Хранитель Звезд не женился?

— Может быть, виноват Аппе? — произнесла Золотая Звезда, но это было больше похоже на утверждение, чем на вопрос. — Она улыбнулась изумленно смотревшей на нее Диане. — Аппе создал все: и звезды, и землю. Кто знает? Может быть, Аппе создал тебя для Хранителя Звезд. — Она похлопала девушку по руке. — Надеюсь, что это именно так. Мне бы хотелось увидеть маленьких правнуков до того как я отправлюсь в Страну Великой Тайны. — Она зевнула и пробормотала: — Думаю, сначала будет мальчик. Чудесный маленький мальчик, похожий… похожий… — Ее пергаментные веки закрылись.

Золотая Звезда уснула.

Диана немного посидела рядом, пораженная услышанным. Потом бесшумно встала и направилась прямиком к жилищу Хранителя Звезд. Она громко окликнула хозяина, но ей никто не ответил. Вигвам был пуст.

Разочарованная, она вышла и чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Прямо перед ней сидел верхом на крупном пони старый вождь Вашаки, глядя сверху вниз на Диану. Он протянул девушке руку:

— Идем, Бледнолицая. Я покажу тебе, где он сейчас. Диана не стала спрашивать, откуда старый вождь узнал, что она ищет Хранителя Звезд, или откуда он знает, где сейчас может быть молодой индеец. Она молча кивнула, ухватилась за протянутую руку и мгновенно очутилась в седле.

Вождь Вашаки направил пони к окраине поселения. Они поехали в сторону зубчатых вершин, поднялись вверх по склону и через несколько минут были высоко над долиной.

Оглянувшись на Диану, вождь Вашаки сказал:

— Тут в горах есть место, куда Хранитель Звезд отправляется каждый раз, когда у него возникают какие-то проблемы. Это обиталище Тамапаха, Отца Солнца. Хранитель Звезд приходит сюда один, чтобы поговорить и посоветоваться с Тамапахом.

Держась за уже располневшую талию вождя, Диана спросила:

— А он не рассердится, если я ему помешаю? Вы говорите, у него проблемы…

— Ты — его проблема. — Вождь остановил пони. Повернув серебряную голову, он посмотрел на Диану. — Пора вам с ним поговорить. — Он жестом показал, куда ей нужно идти. А потом бесшумно развернул пони и исчез.

Диана осталась одна, на высокой горе, над разбросанным внизу индейским поселением, и тишину вокруг нарушали только вздохи ветра да стук ее собственного сердца. Диана колебалась: не уйти ли ей отсюда… Но в конце концов повернулась и пошла в сторону, указанную вождем.

Она долго взбиралась по узкой, опасной тропинке, минуя зловещие пещеры и темные расщелины. Наконец обогнула последнюю гранитную глыбу и остановилась.

В десятке ярдов от нее, на плоской поверхности валуна, сидел Хранитель Звезд. Каньон перед ним был погружен в глубокую тень. Но яркий луч солнца прорывался в расщелину между высокими пиками, обливая Хранителя Звезд сверкающим белым светом.

Диану охватило благоговение при виде неподвижного человека, сидящего на камне в лучах слепящего солнечного света, в то время как все вокруг оставалось в тени. Лицо индейца было повернуто к Диане в профиль, глаза смотрели прямо на солнце, не мигая.

Она негромко окликнула его. Хранитель Звезд словно очнулся от глубокого транса, медленно повернул голову и посмотрел на девушку. Но промолчал. Диана осторожно приблизилась, не очень представляя, что же она может сказать.

Подобравшись к валуну, Диана спросила из укрывавшей ее тени:

— Можно мне сесть?

— Если хочешь, — холодно ответил Хранитель Звезд. Он отвел взгляд от Дианы.

Диана вышла из холодной тени и села на шероховатую, прогретую солнцем поверхность камня рядом с Хранителем Звезд. Щурясь из-за бьющих в глаза лучей, она попросила:

— Посмотри на меня, Хранитель.

Он медленно, глубоко вздохнул, повернулся и посмотрел на нее в упор. В его взгляде Диана увидела уже знакомую ей смесь огня и ледяного холода.

— Теперь я знаю, кто ты такой, — мягко произнесла Диана.

— Ты знаешь?

— Да. Ты самозванец. Ты такой же белый, как и я.

Его суровые губы изогнулись в улыбке, никак не отразившейся в его глазах. Он приложил свою темную руку к бледной руке Дианы.

— Не совсем.

— Я говорю не о цвете твоей кожи, — возразила она.

— И я тоже не о ней. — Он убрал руку. — Быть индейцем — это нечто такое, что не имеет отношения к цвету. А я больше индеец, чем белый, и всегда останусь индейцем. — Он произнес это холодно и отстраненно.

— Вот как? Тогда мне хотелось бы знать, почему ты не живешь здесь, с твоими…

— И что мне тут делать? — перебил он ее. — Сидеть на крылечке целыми днями, вместе с другими, ничем не занятыми мужчинами?

Его глаза бешено сверкнули.

— Нет, но…

— Посмотри вокруг. То, что было когда-то нашими владениями, нашим королевством, стало нашей клеткой, — с печалью в голосе сказал Хранитель Звезд. — Не так давно вся эта страна — вся Америка — принадлежала краснокожим. В ней хватало места всем племенам, и все были счастливы и свободны. А потом пришел белый человек, изгнал индейцев, стал их убивать, загонять в резервации. В такие, как вот эта, внизу.

— Я знаю все это, Хранитель Звезд, — сказала Диана, испытывая искушение напомнить ему, что сам он эгоистичен, оставляя старенькую бабушку жить в месте, которое называет клеткой. Почему не заберет ее в свой особняк в Неваде?.. — Я знаю.

— В самом деле знаешь? Ты знаешь, что всю жизнь старый вождь Вашаки был преданным другом белого человека? Что всегда позволял ему проезжать через свои охотничьи угодья, обеспечивая его безопасность? И никогда не поднимал руку на белых людей?

— Нет. Нет, этого я не знала.

— А это правда. Ну и что? Разве ему это помогло? Он, как и все другие, оказался загнанным на крохотный клочок земли, как бесправный пленник, которого охраняют люди с ружьями!

— Мне очень жаль, — искренне сказала Диана. — Мне действительно жаль. Но, Хранитель Звезд, ведь не я виновата в этом.

— Да, верно, — согласился он. — Просто я хочу сказать тебе, что я индеец. Этот народ — мой народ. Я вижу, как они страдают, как утрачивают волю к жизни, и это разрывает мое сердце. — Он печально покачал головой. — Ты и твои белые друзья верите, что индейцы от природы стоический и бесстрастный народ. Это неправда. Но после того как их много лет подряд дурачили и мучили, многие из беспечных и веселых индейцев превратились в стоиков и молча выносят унижения, которым их подвергает белый человек.

Диана спросила:

— Такие, какие вынес ты, когда негодяи обрезали твои косы?

Он повернулся к ней и опалил ее взглядом.

— Нет. Такие, какие мне пришлось вынести, когда ты и твой любовник явились дразнить меня, сидящего в звериной клетке.

— Да, я заслужила твои слова, — сказала Диана. — Я была жестока и бездушна, и мне очень жаль.

Он горько рассмеялся:

— Так теперь тебе жаль? Не потому ли, что ты узнала — я один из твоего народа?

— Нет, — уверенно возразила она. — Мне жаль потому, что я так подло обошлась с другим человеческим существом. Я и тогда чувствовала себя виноватой, и теперь. И очень прошу простить меня.

— Ты давно прощена, —безразличным тоном бросил он. — Теперь твоя совесть чиста, так что почему бы тебе не перестать ходить кругами и не перейти к делу?

— Я хочу остаться с тобой, — сказала она прямо и искренне. — А если ты уедешь — я хочу уехать с тобой. И быть с тобой. До тех пор, пока ты сам не захочешь уйти от меня. Я хочу… любить тебя, Хранитель Звезд.

— Чего ради? — спросил он, прищурив темные глаза. — Ведь тут нет больше приключения. Я тоже белый.

Диана ссутулилась.

— То, что произошло, значит для меня гораздо больше, чем простое приключение.

— Это в самом деле так?

— Да. Да, это так. — И фиалковые глаза Дианы мягко, любяще посмотрели на темное, угрюмое лицо Хранителя Звезд.

— Ну-ну. Это для тебя так много значит, что ты дождаться не могла минуты, когда можно будет сбежать от меня… — Его лицо, поднятое навстречу солнечному лучу, казалось твердым как гранит. — Все правильно. Я понимаю. Тебе стало стыдно, и кто может порицать тебя за это? Кто бы чувствовал себя хорошо после любви грязного дикаря? Первобытного Чудовища?

— Это несправедливо, Хранитель Звезд! — воскликнула Диана, чувствуя, как в уголках ее глаз собираются слезы. — Я не…

— Прошу тебя, Красавица, — перебил ее он. — Твоя память не может быть настолько уж короткой, чтобы ты забыла, как называла меня дикарем, и скотиной, и чудовищем, и…

— Но я боялась тебя! Это у тебя короткая память! Ты, похоже, забыл, что похитил меня! Бог мой, да я была вне себя от ужаса! Да, я говорила глупости, но я не могу за них отвечать! И уж позволь заверить тебя, если бы меня похитил белый человек, я боялась бы его точно так же!

Его суровые губы чуть смягчились.

— Сомневаюсь. Но это не важно. — Он тяжело вздохнул и добавил: — Мое поведение было непростительным, и я сожалею об этом. Если можно было бы вернуться назад, я бы не стал этого делать.

Диана протянула руку и коснулась его.

— Но ты не можешь вернуть все назад. И я не могу. — Она с надеждой улыбнулась, глядя на него. — Так не лучше ли начать все с начала?

Он не ответил на ее улыбку.

— Зачем ты пришла сюда? Что тебе нужно от меня, Красавица?

— Мне ничего от тебя не нужно, Хранитель Звезд. — Его темные глаза блеснули, когда Диана нежно произнесла его имя. — Я хочу дать тебе кое-что.

— Ты ничего не можешь мне дать, Красавица.

— Могу. Я могу дать тебе свою дружбу, и привязанность, и уважение, и… и любовь.

Она увидела, как изменилось выражение его прекрасных глаз. Ее простые слова произвели эффект, и Диану вдруг охватила радостная надежда. Если бы только он дал ей возможность доказать, что она интересуется им как человеком, как личностью.

Но, покрытый шрамами прошлого, недоверчивый, Хранитель Звезд оставался недостижимым. Не желая вновь рисковать, не желая вновь испытать боль, он сказал саркастически:

— Ах, Красавица, Красавица! Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь.

— Ты совсем не знаешь меня, — последовал твердый ответ.

— Нет, знаю. — Его голос прозвучал обвиняюще. — Я знаю тебя слишком хорошо, потому что я знал десятки подобных тебе.

— Нет, это не так, черт тебя побери! — воскликнула Диана, вспыхивая гневом. — Таких, как я, больше нет! — Она обожгла его взглядом. — А если не веришь, так дай мне шанс, и я докажу тебе, что права!

Он заглянул в ее гневные глаза и подумал, что она и вправду одно из лучших творений Господа. И если бы они встретились при других обстоятельствах, у них мог быть шанс. Но его не было. Может, Диана на время и забыла о Малыше Чероки, русоволосом красавце, но Хранитель Звезд о нем помнил.

Он сказал:

— Я провожу тебя назад, к Золотой Звезде, пока не стемнело.

— Нет! Я и без тебя доберусь! — Диана мгновенно встала. Он кивнул и, не глядя на нее, сообщил:

— Завтра мы покидаем Уинд-Ривер. Сердце Дианы упало.

— Покидаем Уинд-Ривер? Но я думала, что ты хочешь дождаться… подождать, пока…

— Пока твой любовник не настигнет нас? Я хотел, но…

— Он мне не любовник!

Хранитель Звезд пожал широкими плечами и, не обратив внимания на ее слова, продолжил:

— Я передумал, я не стану ждать. Пора уже вернуть тебя твоей семье. Утром через Ландер проходит поезд от Солт-Лейк-Сити в Сан-Франциско. Я провожу тебя до Вирджиния-Сити.

— До твоего дома в Неваде?

— Да, я еду домой. А теперь оставь меня, пожалуйста. Возвращайся в поселок, пока солнце не зашло.

— А… и во сколько завтра…

— Мы уедем из Уинд-Ривер сразу после восхода. Будь наготове.

Диана кивнула. Но Хранитель Звезд уже смотрел на оранжевый шар заходящего солнца.

Она поклялась себе, что не будет плакать.

Но сейчас, стоя перед жилищем Золотой Звезды и глядя — в последний раз, — как солнце поднимается над Уинд-Ривер, Диана почувствовала, как в горле набухает знакомый комок, а к глазам подкатывают слезы.

Золотая Звезда, выйдя из вигвама, подошла к Диане.

— Не сдавайся так легко, дитя. До Вирджиния-Сити долгий путь. Кто знает, что может случиться? А ты ведь из тех, кто умеет убеждать.

Золотая Звезда рассмеялась своим звонким детским смехом. А потом доверительно произнесла:

— Во все времена женщины умели поворачивать мужскую мысль в нужное русло. Заставь Хранителя Звезд изменить мнение о тебе.

— Но как? — после долгого молчания спросила Диана.

— Ну, как это всегда делают все женщины. — И Золотая Звезда подмигнула Диане.

Прежде чем Диана успела что-либо ответить, появился Хранитель Звезд.

— Готова? — спросил он ровным, холодным голосом. Диана повела узкими плечами, сверкнула улыбкой и ответила:

— Более чем готова. А ты?

Хранитель Звезд промолчал. Он повернулся к бабушке, обнял ее и сказал:

— Наверное, незачем снова просить тебя поехать со мной? Ты, пожалуй, ответишь по-прежнему?

Золотая Звезда широко улыбнулась, похлопала его по гpyди и покачала головой. Обращаясь к Диане, она сказала:

— Мой внук очень упрям. Каждый раз, когда он приезжает в Уинд-Ривер, он уговаривает меня покинуть мой дом. Хочет, чтобы я поехала в Неваду и жила с ним.

Удивленная, Диана перевела взгляд с Хранителя Звезд на Золотую Звезду. Она ведь думала, это Хранитель Звезд эгоистичен и не позволяет бабушке жить с ним, но ей не приходило в голову, что сама Золотая Звезда не хочет этого.

— Ну и почему бы тебе не поехать туда? — спросила она улыбающуюся шошонку. — Я уверена, он будет о тебе заботиться, и…

— Я сама о себе позабочусь, — независимым тоном сообщила Золотая Звезда. Потом, смягчившись, добавила с едва заметным вздохом: — Наши дни подходят к концу, дни вождя Вашаки, и мои, и других стариков… мы вымираем, как бизоны. Будущее принадлежит тебе, Бледнолицая. И моему внуку, Хранителю Звезд. — Она улыбнулась и закончила: — Мой дом здесь. Я чувствую в этом воздухе дыхание ангелов. И никогда не уеду отсюда.

— Ты забыла упомянуть о главной причине, — мягко напомнил ей Хранитель Звезд.

— Да, — согласилась Золотая Звезда, серьезно глядя на Диану. — Если я уеду куда-то в другое место, я могу не найти следы мокасин в небе… те следы, что ведут в Страну Великой Тайны. — Она перевела взгляд на высокого внука. — Я не хочу терять свой путь.

— Я знаю, дорогая, — сказал он, наклонился и поцеловал бабушку в морщинистый висок, а потом прижал к груди ее седую голову.

Золотая Звезда крепко обняла его и спросила: — Ты еще приедешь навестить меня?

— Непременно, — пробормотал он, отпуская ее.

Старая шошонка тут же повернулась к Диане. И задала тот же вопрос:

— Ты еще приедешь навестить меня?

— Непременно! — шепнула Диана с уверенностью, которой на самом деле вовсе не испытывала.

Разомкнув объятие, Золотая Звезда сразу отвернулась. Ее согнутые плечи вздрагивали. Она плакала.

Когда молчаливая пара выехала из резервации Уинд-Ривер, Диану охватило тягостное чувство. Она была уверена, что никогда больше не увидит всего этого — и Золотую Звезду тоже… В полдень они сели на поезд в Ландере. Устроившись у окна, Диана смотрела назад, на покрытые снегом вершины отрога Уинд-Ривер, вздымающиеся в безоблачное небо Вайоминга…

Она прижалась лбом к холодному стеклу окна и не могла оторвать взгляда от могучих гор, все удалявшихся и удалявшихся…

Но вдруг внимание Дианы привлекло нечто, мелькнувшее неподалеку от поезда. Диана наклонилась вперед, вглядываясь — и увидела огромного горного льва с ромбовидным пятном на горле, несущегося вдоль железнодорожного пути. Улыбка тронула губы Дианы. Она смотрела на него, думая, что не может быть существа более прекрасного и совершенного. Рыжеватый горный лев мелькал среди густых зарослей кустарника и полыни, ни разу не сбившись с шага. Потом он исчез.

Диана прижала к губам два пальца, потом приложила их к стеклу, посылая прощальный поцелуй и льву, и горам. Она повернулась и посмотрела на Хранителя Звезд. Но его темные глаза были закрыты, руки скрещены на груди.

Локомотив засвистел, приближаясь к переезду. Диана вздохнула, откинулась на спинку кресла и тоже закрыла глаза. Вокруг было тихо, лишь ритмично постукивали железные колеса, которые быстро — слишком быстро — увозили Диану на запад.


Глава 32


Поезд подошел к станции. Над заливом сгустился туман. День лишь начинался. Боз, машинист, высунулся в окно кабины. Его полосатая железнодорожная фуражка была сдвинута на затылок, запыленные автомобильные очки подняты на лоб. Боз моргал, всматриваясь в мигающий красный сигнал, ведущий поезд сквозь плотный туман на разгрузочную площадку в Окленде, штат Калифорния.

Когда сложный, искусный маневр был успешно завершен и поезд труппы добрался до места своей стоянки, Боз вытер вспотевший лоб пестрым шейным платком и заговорил со своим локомотивом, как с живым существом.

— Ну вот! — воскликнул он, обмахиваясь платком. — Опасная была тут дорожка, но мы с тобой ее одолели. — И Боз усмехнулся и поздравил самого себя и свой верный локомотив.

Боз старался не думать о том, что, возможно, он в последний раз привел своего «старичка» на эту одну из самых загруженных в Америке станций. Он просто не мог об этом думать. Что-нибудь обязательно случится. Что-нибудь такое, что спасет их шоу. И поезд.

Боз выскочил из кабины и пожал руку сигнальщику с фонарем. Но тут они оба заметили двоих мужчин в белой форме. Они быстро вошли в поезд и несколько минут спустя вышли с носилками, на которых лежал Древний Глаз. Коротышка Джонс, с вечной сигаретой, свисавшей с его нижней губы, нервно вертя потрепанный стетсон, следовал за ними.

— Поосторожнее укладывайте его! — предостерег санитаров Коротышка. Посмотрев на осунувшееся, потемневшее лицо Древнего Глаза, он добавил: — Ты не беспокойся, вождь. Я с тобой.

Слабая улыбка скользнула по губам старого юта.

— Со мной… — с трудом выговорил он, и Коротышка успокаивающе закивал.

— Можешь не сомневаться, — сказал главный конюх, надеясь, что в этот раз индеец окончательно оправится от сердечного приступа, едва не унесшего его жизнь.

Древний Глаз пришел в сознание еще в Солт-Лейк-Сити и теперь уже мог сказать несколько слов и понимал, что происходит вокруг него. Но он ничего не помнил о том дне, когда его сразила болезнь, и об обстоятельствах, предшествовавших ей.

Все находившиеся в поезде ждали, пока из вагона вынесут индейца и уложат в медицинскую карету. И лишь когда Древний Глаз был уже на пути в оклендский госпиталь, остальные высыпали на перрон, таща чемоданы и толкая перед собой сундуки на колесиках. Помощники Коротышки принялись разгружать вагоны с лошадьми и прочими животными, которых предстояло перегнать в загоны, расположенные не слишком далеко от станции.

Актеры и рабочие старались не падать духом и в лучшем свете видеть перспективы своего шоу. Но это было нелегко.

Полковник Бак Бакхэннан утратил свою вечную жизнерадостность с того дня, когда его прекрасная внучка была похищена, а Древний Глаз внезапно заболел. Но полковник держался скрепя сердце. Он выполнял свои обязанности и приветствовал не слишком густые толпы зрителей в Солт-Лейк-Сити и Сакраменто, но веселый блеск в его выразительных голубых глазах потух, и те, кто хорошо знал полковника, сомневались, что это был блеск.

Густой туман, укрывший прибрежный город в этот довольно холодный сентябрьский день, усиливал чувство уныния. Не было слышно обычного хрипловатого смеха Кэт Техаски. Ей и разговаривать-то не хотелось. Вместе с другими актерами она села в омнибус, чтобы доехать до зимних квартир, и грустно смотрела в окно.

Кэт понимала, что пришло время подумать о своем весьма неопределенном будущем. «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана» стоит на грани краха. Если полковник не сумеет отыскать существенный источник финансирования до начала весенних гастролей, шоу просто закроется.

А если шоу не станет, что будет делать она сама? Вернется домой, в Техас? Перспектива жизни на далеком маленьком ранчо заставила Кэт содрогнуться. И впервые Кэт осознала вдруг реальное положение вещей. Она не хотела возвращаться в Техас. Ее дом был здесь! Ее семьей были талантливые, замечательные актеры, всегда улыбающиеся, несмотря на усталость и трудности, выступавшие, невзирая на болезнь, любившие атмосферу представления и наслаждавшиеся ею. Добрые, надежные, решительные люди, жизнь которых показалась бы весьма нелегкой и бедной обычному человеку.

Да, простым горожанам этого не понять! Они и не представляют, что это такое — очутиться под взглядами тысяч восхищенных, взволнованных поклонников и довести их до полного восторга, заставить кричать и топать ногами!

«Боже милостивый, — неожиданно взмолилась Кэт, молча обращаясь к небесам, — Боже милостивый, пожалуйста, не дай полковнику Бакхэннану потерять его шоу! Не дай мне потерять все это! У меня просто нет другого дома!»

Длинный караван автомобилей и омнибусов добрался наконец до четырехэтажного дома, где находились меблированные комнаты — жилище для всей труппы.

Да, это было совсем не то, что в прошлом! В славные дни успеха они, сойдя с поезда, грузились на паром. Перебравшись через неспокойный залив, они отправлялись в лучшие отели сверкающего Сан-Франциско.

В этом году они были рады, что вообще имели крышу над головой. Рады, что им предстояло провести зиму в невзрачном деревянном доме, расположенном слишком близко от товарной железнодорожной станции, окруженном салунами, вонючими рыбными складами, кузницами, столярными мастерскими и дешевыми гостиницами и пансионами. Улица, на которой стоял дом, была узкой и шумной. У фонарных столбов лениво прохаживались проститутки в потрепанных жакетах.

Кэт Техаска вошла в темную, скудно обставленную комнату, предназначенную для нее. Единственное окно было плотно закрыто, занавески задернуты. Кэт рывком раздвинула занавески, закашлявшись при этом от взлетевшей с них пыли, и подняла оконное стекло.

Она высунулась из окна, оглядывая улицу. Но смотреть там было не на что, кроме как на стену стоящего рядом здания. Кэт вздохнула и повернулась, чтобы оглядеть свою комнатенку: железная кровать, маленький столик для лампы, обшарпанный комод, два стула с высокими прямыми спинками.

— Обстановка вполне нормальная, — сказала Кэт. Просто все кажется хуже, чем есть, из-за тумана. Вот когда она распакует вещи, расставит кое-какие мелочи да еще и солнышко выглянет из-за туч, комната станет просто прелестной.

Кэт снова вздохнула.

Ей совсем не хотелось распаковывать вещи. Ей не хотелось даже зажигать лампу. Она устало села на кровать. И нахмурилась. Кровать была широкой, двуспальной, вместо привычной для Кэт узенькой койки. И ширина постели напомнила Кэт об одиночестве. Эта кровать предназначалась для двоих.

Она низко склонила голову. Кэт не плакала почти тридцать лет; но в этот темный, туманный, тяжелый полдень ей хотелось просто завыть.

Громкий стук в дверь заставил Кэт вздрогнуть.

— Открой, Кэт! Это Коротышка. Нам нужно поговорить.

Она мгновенно пригладила каштановые с проседью волосы, завязала поясок блузки, свободно болтавшийся вокруг ее талии, расправила помявшуюся коричневую юбку и направилась к двери.

Едва она успела повернуть дверную ручку, как Коротышка толчком распахнул двери настежь, вошел и плотно затворил дверь за собой. Глаза Кэт изумленно расширились, когда Коротышка запер дверь.

— Кэт, сядь-ка, — приказал Коротышка, снимая стетсон и небрежно бросая его на обшарпанный комод.

— В чем дело? Что-нибудь…

— Женщина, я сказал сядь! — И Коротышка величественным жестом указал на один из стульев с прямыми спинками.

Кэт попятилась и села, сложив руки на коленях. Коротышка подошел к столику, сунул свою сигарету в пепельницу и встал прямо перед Кэт. Широко расставив ноги, он посмотрел ей в глаза, поддернул поблекшие джинсы и засунул большие пальцы за широкий ковбойский ремень.

Гадая, что такое могло с ним случиться, Кэт сгорала от нетерпения.

— Кэт, я сыт по горло твоими штучками, — с неожиданной силой и властностью заговорил Коротышка.

— Штучками? — эхом повторила Кэт Техаска, во все глаза глядя на главного конюха.

— Да, так. Пора все это прекратить, и именно это я и намерен сделать. — Глаза Коротышки сузились, подбородок выпятился вперед.

— Ну, — сказала Кэт Техаска, — что-то мне кажется, ты слишком уж раскомандовался. — И она попыталась встать.

С быстротой молнии Коротышка метнулся к ней и, положив ладонь на ее плечо, толчком вернул Кэт в сидячее положение.

— Я велел тебе сидеть.

Кэт Техаска задохнулась, пораженная до глубины души. Но потом робко улыбнулась. Кивнув, она пробормотала:

— Да, сэр. Хорошо, Коротышка, пусть будет по-твоему.

— Так оно и будет, — заверил он ее, все еще не снимая руки с ее плеча. — Я намерен кое-что тебе сказать, а тебе придется это выслушать. — Он резко отпустил ее плечо. — И я не желаю, чтобы ты меня перебивала, слышишь?

— Да, слышу.

— Отлично. — Коротышка безо всякой надобности откашлялся, прочищая горло, и наклонился вперед. — Я знаю, что ты любила Тедди Рэя Уортингтона и что никакой другой мужчина не займет его места в твоем сердце. Но, Кэт, твой муж умер. Он мертв. Он мертв уже больше тридцати лет, и ничто…

— Мне кажется…

— Помолчи. Я еще не закончил. Уортингтона убили на войне Севера и Юга. Если это не так, то почему, скажи на милость, он не вернулся домой, когда война кончилась? Ни один мужчина не смог бы по своей воле покинуть тебя. Но он не вернулся и никогда не вернется. И это чистая правда, Кэт.

— Да… я знаю. Наверное, я давно уже это знаю. — Слыша собственные слова, Кэт с трудом верила, что это говорит она, а не кто-нибудь другой. И она даже не испытывала при этом печали… Тедди Рэй Уортингтон, ее любимый добрый товарищ, за которого она вышла совсем девочкой, был мертв. Мертв уже больше тридцати лет. И Кэт даже не могла вспомнить, как он выглядел. — Тедди Рэй погиб на войне. Я это знаю, Коротышка.

Коротышка поднял руку и коснулся мозолистым пальцем щеки Кэт.

— Милая, он умер, но ты-то жива! И я жив. — Он ласково погладил щеку женщины. — И я люблю тебя, Кэт Уортингтон. Люблю давно. Ты моя первая и последняя любовь. И больше я не могу ждать. — Его взгляд и голос смягчились, когда он добавил: — Ох, милая, разве ты не видишь — мы давно не дети. И незачем нам терять те немногие годы, что остались. Незачем тратить их впустую.

— Коротышка, я…

— Я знаю, милая, я знаю. Тебе нужно время, чтобы подумать. Я понимаю. Ты не можешь похоронить одного мужчину утром и выйти за другого после обеда. — Коротышка улыбнулся. — Но сейчас ты начнешь прощаться с Тедди Рэем, моя милая Кэт. И когда скажешь ему последнее прости, я буду рядом и мы отправимся к священнику, чтобы он поженил нас.

Все еще улыбаясь, Коротышка наклонился и поцеловал Кэт. Поцеловал прямо в румяные губы.

— Если бы ты знала, милая, как много раз я мечтал об этом! — сказал Коротышка, глядя на нее влюбленными глазами.

Кэт, у которой от поцелуя закружилась голова, была потрясена. Коротышка подмигнул ей и, склонив голову, добавил:

— Выходи за меня, милая, и я покажу тебе жизнь поинтереснее той, что ты ведешь на арене, стреляя по летающим стеклянным шарам!

— Ну знаешь ли, Коротышка Джонс! — жарко покраснев, пробормотала Кэт. — Разве так разговаривают с женщинами?

— Я разговариваю так с моей женщиной, — твердо ответил Коротышка. — Я буду тебе хорошим мужем, Кэт. Я не могу обещать, что наш путь будет легким, нет. Мы оба знаем, что наше шоу может развалиться, но, что бы ни случилось, вдвоем нам будет легче.

Кивнув, Кэт улыбнулась, и на ее глазах блеснули слезы. Растерянная, счастливая и взволнованная, она сказала:

— Да, вдвоем нам будет легче. Вдвоем. Мы будем вместе. — Она застенчиво посмотрела на Коротышку и спросила: — А теперь мне можно встать?

Коротышка расхохотался.

— Милая девочка, ты можешь делать все, что тебе вздумается. — Он помог ей подняться, обнял жилистыми руками за полноватую талию и крепко прижал Кэт к себе. Она улыбнулась от смущения и удовольствия.

Кэт Техаска обняла Коротышку за шею, и счастливая пара закружилась по комнате, как кружатся беззаботные дети. А когда у обоих потемнело в глазах и они в изнеможении прислонились к стене, Кэт вдруг заметила, что унылый утренний туман рассеялся. И комнату наполнило яркое, радостное солнце.

И солнце взошло в ее сердце.


Глава 33


Лицо Хранителя Звезд, повернутое к Диане в профиль, четко вырисовывалось на фоне старых калифорнийских деревьев за окном поезда, и фон этот был как нельзя более подходящим для темнокожего лица со словно вырезанными из твердой древесины чертами; лицо Хранителя Звезд казалось Диане таким же далеким, как гигантские секвойи.

Сидя рядом с Хранителем Звезд, она делала вид, что дремлет, а сама исподтишка изучала его профиль. Хранитель Звезд держался отстранение и холодно. Они ехали от гор Вайоминга, через пересеченные каньонами земли ютов, через высокогорную невадскую пустыню…

И все это время, все эти бесконечные часы свежего, прохладного утра, и жаркого солнечного дня, и темной, беззвездной ночи Хранитель Звезд был вежлив, но бесстрастен, заботлив, но недостижим.

Он был близко — и невероятно далеко.

Диана вспомнила совет Золотой Звезды. Когда она спросила старую шошонку, как ей заставить Хранителя Звезд передумать, изменить намерения, в глазах Золотой Звезды сверкнуло озорство, и она сказала: «Как это всегда делают все женщины» — и подмигнула Диане…

Диана прекрасно знала, что имела в виду Золотая Звезда. Надо пробудить в Хранителе Звезд желание.

Диану охватило странное давящее чувство. Похоже, она сама не была готова использовать первую подвернувшуюся возможность…

Пустыня, поросшая полынью, осталась позади, они добрались до гор Сьерры. Полчаса назад налетел и сразу кончился полуденный дождь. Снова выглянуло солнце. Но горный воздух был прохладен. Здесь вдоль железнодорожного пути росли колючие ели; но вот они отступили в сторону, и локомотив, таща за собой вагоны, повернул в широкое ущелье.

Они уже приближались к конечной станции. И время, отпущенное Диане и Хранителю Звезд, тоже подходило к концу. Или время это давно уже вышло? Может быть, им и было-то отпущено всего несколько драгоценных минут — тех, что уже остались в прошлом?

Поезд внезапно дернулся. Оглушающе взвизгнули тяжелые железные колеса. Еще один рывок — и вагон остановился. Пассажиры, подскочившие на своих местах, недоуменно оглядывались. Послышались нервные голоса.

Диана наклонилась к окну, пытаясь понять, что произошло, и увидела впереди нескольких мужчин, отчаянно размахивающих руками. Она перевела удивленный взгляд на Хранителя Звезд. Он пожал плечами, но встал и шагнул к выходу из вагона.

— Сиди на месте, — приказал он Диане.

Диана открыла окно. Она увидела, как Хранитель Звезд прошел вдоль внезапно остановившегося поезда вперед, явно никуда не торопясь. Многие пассажиры тоже вышли из вагонов.

Через несколько минут Диана увидела, что Хранитель Звезд возвращается. Вошел в вагон и сел рядом.

— Оползень, — ровным голосом объяснил он. — Дождем подмыло несколько огромных камней, и они свалились прямо на рельсы. Похоже, это произошло совсем недавно.

— Значит, нам повезло, что они не упали на поезд.

— Да, повезло, — согласился он таким тоном, будто вовсе не считал это таким уж везением. — Пара валунов величиной чуть ли не с вагон, и весят они, должно быть, по нескольку тонн каждый.

— Бог мой, какой ужас! — воскликнула Диана.

Потом ей вдруг пришло в голову, что, если на пути лежат такие огромные обломки скал, поезд не сможет продолжить путь. Как же они доберутся до станции? Наверное, об этом же подумал и Хранитель Звезд, потому что он нахмурился.

— Как долго ты сможешь идти пешком? — спросил он внезапно, удивив Диану своим вопросом.

— Я вообще-то не знаю. А как далеко мы от…

— Слишком далеко, — сказал он, покачав темноволосой головой.

— Тогда почему ты спрашиваешь? Он вздохнул:

— Вряд ли путь расчистят до утра. Наверное, мы могли бы добраться до города, но проку в этом не будет.

— Не будет?..

— Нет. Ты не сможешь выехать из Вирджиния-Сити, пока вот этот поезд не тронется с места — дорога-то занята.

Она впилась взглядом в его неподвижное лицо.

— Так что мы будем делать? Сидеть здесь, в поезде?

Он сказал:

— У тебя очень усталый вид. Тебе нужен хороший отдых, ты должна выспаться. Мой дом не так далеко отсюда. Самое большее — пять миль. Если ты чувствуешь, что в силах пройти их, мы можем переночевать у меня, а потом…

— Да! — Диана едва сумела скрыть охватившее ее волнение. — Идем. Переночуем у тебя. Я думаю… я уверена, я смогу пройти пять миль. — Это была так нужная ей передышка! Еще один шанс! «Благодарю Тебя, Боже! Благодарю…»

— Ну тогда пошли, — сказал он с неприкрытым раздражением.

Диана была радостно возбуждена непредвиденной задержкой, но Хранителя Звезд она ничуть не радовала. Он страдал каждый час, каждую минуту долгого путешествия, в течение которого Диана сидела рядом с ним. Он стискивал зубы, когда ее голова устало клонилась к его плечу, отводил взгляд от ее прекрасного лица и стройного гибкого тела… если в состоянии был это сделать. Он чувствовал, что даже самая безобидная беседа таит угрозу, а потому избегал разговоров. Ведь один лишь звук ее голоса, произносящего его имя — его настоящее имя, Хранитель Звезд, а не Чудовище, — заставлял его сердце учащенно биться.

И когда он уже думал: пытка вот-вот закончится; чертов оползень остановил поезд. Боже, да если бы проклятые камни удержались на утесе еще несколько минут, поезд благополучно проехал бы мимо. А потом, через какой-нибудь час, он бы стоял уже на платформе вокзала в Вирджиния-Сити и смотрел, как отходит другой поезд. И увозит Диану. Уносит ее навсегда с его глаз. Из его жизни.

И из его сердца.

Черт бы побрал эти упавшие камни!

Они прошагали первые две мили, и Диана уже дышала с трудом. Ходьба по горам — нелегкое занятие. Им приходилось то карабкаться на обрывистые склоны, то спускаться вниз, а в разреженном воздухе Диане казалось, что она вот-вот задохнется.

— Ты в порядке? — Хранитель Звезд бросил на нее взгляд, когда она одолевала каменистую лощинку.

— Все от… отлично, — заверила она его, думая при этом, что не сможет пройти больше ни ярда. — Правда, все отлично.

Молча проклиная его за быстрый шаг, за скорость, которую Диана просто не в силах была выдержать, она все же тащилась за ним по усыпанным острыми камнями спускам, через густые заросли ароматных елей, через сосновые рощи. Хранитель Звезд был одет в брюки и крепкие ботинки, в то время как Диана путалась в белой юбке, а на ногах у нее были тонкие легкие туфельки.

Цепляясь руками за пучки травы, Диана наконец выбралась из лощинки. Хранитель Звезд стоял наверху и смотрел на нее. Когда девушка подошла к нему, он указал ей через зеленую долину на огромную гору, казавшуюся сплошной глыбой камня. Диана заметила уединенное жилище, расположенное высоко на южном склоне, точно такого же цвета, как и камни, к которым оно прилепилось.

— Гора Солнца, — сказал Хранитель Звезд, показывая на вершину.

Диана тоже вытянула руку и ткнула пальцем в сторону странного сооружения на склоне.

— Что это такое?

Хранитель Звезд ответил небрежным тоном:

— Мой дом.

Держась за бок, в котором ужасно кололо, Диана уставилась на дом Хранителя Звезд. Нетрудно было представить, что в этом доме есть глубокая фарфоровая ванна и чистые мягкие постели. Но она очень устала и думала лишь о том, что ей вряд ли удастся одолеть спуск в долину и подъем по склону горы Солнца.

Хранитель Звезд шагнул к ней, и Диана, мгновенно вскинув голову, посмотрела ему в лицо.

— Тебе не дойти, верно?

— Я совершенно уверена…

Она умолкла. Он поднял ее на руки и пошел вниз по склону, неся с такой легкостью, словно она весила не больше перышка.

Диана вздохнула от искреннего облегчения и благодарности, обняла его за шею и сказала:

— Спасибо, Хранитель.

— Не за что, Диана.

Диана улыбнулась, уверенная, что он доставит ее в свое горное жилище в целости и сохранности. Она осторожно положила голову на его плечо и была признательна ему, что он как бы и не заметил ее жеста. На несколько минут она закрыла глаза, отдыхая. А когда снова открыла их, то они уже пересекли узкую долину и поднимались по южному склону взлетающей в небо горы Солнца.

Дом Хранителя Звезд скрылся из виду. Они поднимались все выше и выше, и наконец Диана снова увидела этот особняк. Он стоял в гордом одиночестве, такой далекий и необычный…

Диана уже собралась было сказать об этом Хранителю Звезд, но ее внимание привлек большой гибкий кугуар, стоявший на скалистом выступе несколькими ярдами выше. Сначала Диана всполошилась, но потом заметила на темной шкуре белое ромбовидное пятно и успокоилась. И все же она едва верила собственным глазам. Ведь это был тот самый кот! Он явился сюда, в Неваду. Он следовал за ними от самой Уинд-Ривер.

Диана удивленно моргнула, когда увидела и второго кота, поменьше, вышедшего из-за деревьев и приблизившегося к их знакомцу.

— Хранитель! — воскликнула она. — Посмотри! Горный лев! Он шел за нами из Вайоминга, и у него теперь есть приятель.

Крепко держа Диану в руках, Хранитель Звезд посмотрел вверх.

— С ним самка, — сказал Хранитель Звезд. — Он нашел подругу. — В темных глазах Хранителя мелькнула грусть, почти печаль. Но голос прозвучал по-прежнему ровно, когда он мягко добавил: — Говорят, горные львы находят пару на всю жизнь.

Диана мечтательно улыбнулась.

Ее охватило удивительное чувство покоя — ведь Хранитель Звезд нес ее на руках в свой дом…


Глава 34


Хранитель Звезд опустил Диану.

Они находились перед огромной естественной аркой в горе, которая служила входом во владения Хранителя Звезд. В пятидесяти ярдах от нее высился особняк, оказавшийся гораздо больших размеров, чем представляла себе Диана. И куда величественнее.

— Прислуги сейчас здесь нет, — извиняющимся тоном сказал Хранитель Звезд.

— Это не важно.

— Ни единой души внутри. Некому приготовить еду.

— Я умею готовить.

— Отлично. Я умираю с голоду.

— Доверь это мне, — сказала она, не желая признать, по крайней мере в эту минуту, что ни разу в жизни ей не приходилось готовить пищу.

Массивная входная дверь с затейливой резьбой была сделана из кедра, дверной молоток — из невадского серебра. В тихом прохладном холле Диана обернулась к Хранителю Звезд и спросила:

— Могу я осмотреть тут все? Он пожал плечами:

— Почему бы и нет?

Полукруглая лестница с широкими мраморными ступенями и резными кедровыми перилами вела на балкон, на который выходило множество комнат. Диана с любопытством заглянула в каждую и вошла в одну из них. Комната была огромной, полной воздуха и света; вдоль стен стояли высокие, от пола до потолка, полки, битком набитые книгами. Через окна открывался вид на вершину горы Солнца и на суровые горные отроги вдали. Диана восторженно сложила ладони.

— Это воистину величественно! — искренне воскликнула она. — Спорю, именно здесь ты проводишь больше всего времени! — Она повернулась и одарила улыбкой высокого смуглого человека, поднявшегося вслед за ней по лестнице.

Хранитель Звезд взглянул на длинную кожаную софу, на которой провел немало послеобеденных часов, потом на массивный письменный стол — здесь он часто засиживался за работой далеко за полночь…

— Да, я здесь бываю довольно часто, — уклончиво откликнулся он.

Диана, на которую произвел немалое впечатление безупречный вкус Хранителя Звезд, со страстным любопытством поспешила осмотреть другие комнаты. Этот человек не переставал удивлять ее. Он, похоже, с полным безразличием относился к своему необычайному особняку, к бесценным предметам антиквариата, к изумительной мебели…

Но Хранитель Звезд втайне наслаждался очевидным восторгом Дианы. Он почти смущенно следовал за ней, когда она осматривала и восхищалась картинами, мебелью и различными вещами, имевшими для него особое значение.

Улыбка радостного изумления не сходила с губ Дианы, пока она переходила из комнаты в комнату. Но она видела, что это был дом мужчины. Мужское начало проявлялось здесь во всем. От темного полированного дерева до каменного камина и необъятных кроватей из кедра.

Диане все нравилось. В этом уединенном горном жилище все было изысканным и необычным, как и человек, живущий здесь.

Спускаясь вниз, в кухню, Диана решилась наконец признаться:

— Хранитель…

— Да?

— Вообще-то на самом деле я и понятия не имею, как готовят еду. — Она нервно улыбнулась ему. — А ты?

— Нет. Нет, я этого не знаю, — ответил он. — Ты забыла, я ведь индеец. У нас всегда еду готовят женщины.

— Но мы же не в поселении и не на охотничьей стоянке, — возразила Диана, подходя к нему ближе. — А ты не индеец.

Хранитель Звезд отступил на шаг и поднял руку, останавливая Диану.

— Я индеец, Диана. Да, меня родила белая женщина, но я индеец, даже по крови. — Он поднял правую руку. Двумя пальцами он сдвинул широкий серебряный браслет и показал Диане шрам. — Разве Золотая Звезда не рассказала тебе об этом?

Фиалковые глаза Дианы впились в четкий белый крестик, выделяющийся на смуглой коже; девушка мягко сказала:

— Да. Она рассказывала. Хранитель Звезд уронил руки.

— Я индеец, — повторил он. — И всегда буду индейцем. И снова его лицо превратилось в холодную, бесстрастную маску шошона.

Диана кивнула. Она понимала, что он имеет в виду. Он недвусмысленно давал ей понять, что у них не может быть совместного будущего. Он индеец… а она белая, и так будет всегда.

— Я понимаю, Хранитель.

Она действительно понимала. Но совсем не собиралась сдаваться так легко. У нее был еще шанс изменить ход его мыслей — до того, как он посадит ее в экспресс, идущий на запад. И Диана намеревалась сделать для этого все, что только было в ее силах.

— Ну, прежде всего я сейчас разожгу огонь и поставлю воду, а потом посмотрю, не найдется ли чего-нибудь такого, что не требует больших усилий для приготовления, — сказал Хранитель Звезд, и выражение его лица чуть смягчилось.

Диана захлопала в ладоши, когда он принес из коптильни сырокопченый окорок, а с ним — пару здоровенных ирландских картофелин, полдюжины яблок и бутылочку шипучего вина.

— Полагаю, вы сумеете почистить картошку, мисс Бакхэннан?

— Ну, это глупый вопрос, мистер Стар.

Диана рассмеялась. Хранитель Звезд улыбнулся. И они вместе занялись приготовлением некоего подобия обеда.

Диана тщательно очистила картофелины. Бен Стар ловко снял кожу с окорока и кожуру с яблок, которые приправил корицей и посыпал сахаром. Окорок нарезал толстыми ломтями и густо полил медом, не замечая, что насвистывает во время работы.

Но Диана отметила это. Мелодия, которую насвистывал Бен Стар, заставляла ее сердце петь. Так легко было представить, что они — счастливая пара, живущая вместе в этом доме, что смуглый мужчина, так ловко обращающийся с острым охотничьим ножом и беззаботно насвистывающий нежную мелодию, — ее муж…

Когда картошка на плите закипела, а яблоки и окорок запеклись в духовке, Хранитель Звезд сказал:

— Мне бы хотелось помыться перед ужином. А ты как?

— О конечно, спасибо!

Хранитель показал Диане просторную комнату для гостей, расположенную напротив его спальни.

— Уверен, ты найдешь тут все, что тебе понадобится, — сказал он, зажигая лампы по обе стороны кровати и задергивая занавеси на окне.

— Не сомневаюсь, что найду.

Диана оглядела роскошную спальню. Нигде ни пылинки. Ни одна вещь не валяется где попало.

— Когда ты был здесь в последний раз?

— Пару месяцев назад. Может быть, и больше, — ответил он. — Когда я уезжаю, двое слуг приезжают сюда из Вирджиния-Сити раз в неделю, чтобы прибраться и держать дом наготове — на тот случай, если я приеду неожиданно.

— Ах! — Диана кивнула. — А я-то удивилась. Ведь им бы следовало быть сегодня здесь.

— Возможно, — сказал он и ушел, закрыв за собой дверь.

Диана немедленно сбросила с ног туфли, стянула рваные чулки и облегченно вздохнула, когда ее босые ноги погрузились в мягкий бежевый ковер. Развязывая поясок белой блузки и расстегивая юбку, Диана направилась в большую ванную комнату, примыкавшую к спальне.

Там она словно увидела предмет своих постоянных мечтаний, воплотившийся в действительность. Огромная фарфоровая ванна стояла на серебряных лапах с закругленными когтями. Диана наклонилась, повернув серебряные ручки кранов, похожих на лебединые шеи, и подпрыгнула, радостно хохоча, когда в ванну хлынул поток горячей воды.

На полках стеклянного шкафчика выстроились ряды различных сортов мыла и кремов. Щетки для волос с серебряными ручками висели на серебряных крючках в том же шкафчике. Дюжины белоснежных полотенец и салфеток для ванны заполняли полки на другой стене. На спинке мягкого стула, обитого бежевым бархатом, висел черный шелковый халат.

Диана в жизни не раздевалась с такой быстротой. Через пару секунд вся ее пропотевшая, перепачканная одежда уже валялась на полу бесформенной кучей, а Диана плескалась в горячей, исходящей паром воде, напевая ту же мелодию, которую Бен Стар насвистывал в кухне.

После роскошного отдыха в огромной ванне Диана спустилась вниз, одетая в слишком большой для нее черный шелковый халат Хранителя Звезд. Она осталась босой. Ее угольно-черные волосы, падающие на спину, были все еще влажными после мытья.

Хранителя Звезд Диана отыскала на кухне; он нарезал запеченный с медом окорок. Босые ноги девушки ступали беззвучно. И Бен Стар не слышал, как она приблизилась. Он не обернулся. Диана остановилась на мгновение в дверях, молча разглядывая его, наслаждаясь игрой мускулов на его спине и плечах, обтянутых тонкой тканью белоснежной рубашки. Как хорошо она помнила эту спину обнаженной… и как ее руки касались гладкой, горячей кожи… и как она ощущала напряжение твердых мышц под кончиками своих пальцев…

Диана тихонько окликнула Стара. Он обернулся, держа в руке острый нож, и сердце Дианы тревожно забилось. Смуглое лицо Хранителя было чисто выбрито, тронутые сединой угольно-черные волосы, завязанные сзади черной кожаной ленточкой, были влажными после мытья. Белая рубашка была расстегнута до середины бронзовой груди. Бежевые, безупречно сшитые брюки облегали бедра. На ногах были расшитые бусами мокасины.

Темные глаза Стара расширились при виде Дианы. Она никогда не казалась ему такой восхитительной. Чистая. Милая. Юная. И первым побуждением Хранителя Звезд было сказать ей все это. Но он промолчал. Ему было важно удержать ее на должном расстоянии, чтобы она поняла — никакие женские хитрости и уловки ей не помогут.

— Пахнет аппетитно! — заявила Диана, не обращая внимания на холодное выражение лица Стара. Она медленно приблизилась, и ее внимательные фиалковые глаза искали малейший признак, способный выдать чувства Хранителя Звезд. С безошибочным инстинктом хищника, выслеживающего свою жертву, она шла к нему, и ее длинные белые ноги мелькали в неплотно запахнутых полах халата.

— Все готово, — ровным низким голосом произнес он. Его неподвижное лицо и темные глаза были непроницаемы.

Но Диана уловила ту секунду, когда его широкая грудь напряглась под белой рубахой, видела, как сжались и втянулись мышцы живота… И, воодушевленная, шагнула еще ближе.

А когда она очутилась так близко, что ей пришлось закинуть голову, чтобы заговорить с ним, она сказала:

— Я позаимствовала твой халат. Надеюсь, ты не возражаешь.

Хранитель Звезд отступил на шаг и покачал головой.

— Для того он там и лежал. Диана кивнула.

— Моя одежда слишком грязная. Мне и подумать было противно, чтобы снова надеть все это. Как я выгляжу?

Она раскинула руки и крутанулась на месте. Халат был слишком ей велик. Он достигал почти самых лодыжек. Рукава она закатала. Вокруг тонкой талии был плотно повязан широкий кушак с кисточками, но нежная белая грудь выглядывала между отворотами. Стар тяжело сглотнул. Его охватило подозрение, что под халатом на Диане ничего нет.

— Хорошо? — Диана, улыбаясь, повернулась к нему лицом.

Все ее тело изгибалось с кошачьим коварством. Ее фиалковые глаза сверкали. Пухлые губы улыбались. И один лишь вид этой женщины так подействовал на Хранителя Звезд, что у него от слабости подогнулись колени.

Он быстро отвернулся к столу и, снова берясь за окорок, сказал через плечо:

— Ты выглядишь чудесно. Если тебя не затруднит разложить печеные яблоки по тарелкам, мы после этого сможем приступить к обеду.

В большой столовой горела хрустальная газовая люстра; она бросала на стол мягкий, теплый свет. Диана села напротив Стара за длинный стол красного дерева, покрытый накрахмаленной белой скатертью.

Диана похвалила хозяина дома за отличный сочный окорок и нежные печеные яблоки. Он похвалил ее за то, что она замечательно почистила картошку. Они понемножку пили изысканное вино, налитое в хрустальные бокалы на тонких ножках, и Диана вела легкую, приятную светскую беседу.

Еда была вкусной. Вино — превосходным. Атмосфера — расслабляющей. И Диана медленно, искусно начала вызывать Хранителя Звезд на откровенность.

Начала она с инцидента, происшедшего тогда, когда она была еще совсем маленькой девочкой; потом рассказала Бену, как еще в детстве потеряла отца и мать. Она совсем их не помнила. Кивнув, Бен Стар сказал, что он потерял своего отца, когда ему было всего три года. Вождя он не помнит.

— Но я уверена, ты помнишь свою мать, — подтолкнула его Диана.

— Да. — Задумчивая улыбка тронула уголки точеных губ Стара. — Мне было десять, когда Дочь Звезд умерла от лихорадки. Я хорошо ее помню. Я сильно ее любил. У нее был нежный голос, она была очень красивой и доброй. У нее были самые прекрасные волосы, какие мне когда-либо доводилось видеть — черные, блестящие… — Глаза Стара чуть затуманились. — Я часами расчесывал эти длинные, тяжелые косы, а она рассказывала мне разные истории о моем отце. Мне хотелось знать о нем все. Мать говорила… — Внезапно Стар умолк. И откашлялся. — Послушай, я, наверное, болтаю, как…

— Нет, Хранитель. Нет. — Диана говорила мягким, понимающим тоном. — Прошу тебя. Расскажи что-нибудь еще. Что говорила твоя мать о вожде?

Они засиделись за столом; с едой давно было покончено. Откупорив вторую бутылку великолепного вина, они тихо разговаривали в уютной столовой как два старых друга. Диана ненавязчиво задавала Стару вопросы о его детстве, о теперешней жизни в Неваде. И внимательно слушала, когда он рассказывал о счастливых днях в Уинд-Ривер и об одиночестве, которое ему пришлось испытать, когда он впервые покинул резервацию и уехал в школу.

Он рассказал о четырех годах, проведенных в Горном колледже в Колорадо, о том, как ценны для него были те годы, как многому он научился… но тут Диана, внезапно перебив его, сказала:

— Хранитель, скажи правду, как ты чувствовал себя, приехав в колледж, в первый день, когда студенты обрезали твои черные косы?

— Я чувствовал себя голым, — легкомысленным тоном произнес он, не желая раскрывать свою боль и разочарование ни перед Дианой, ни перед кем-либо другим.

— Ох, Стар, — мягко сказала она. — Ведь тебе было больно. Конечно было, и я это хорошо понимаю… — Диане хотелось коснуться его, но время для этого еще не настало. — Мне так жаль…

Стар пожал плечами, долил ей вина, улыбнулся и сказал:

— Без кос я стал выглядеть гораздо лучше.

А потом, сам того не заметив, Бен Стар, сидя напротив прекрасной женщины с фиалковыми глазами, рассказал ей о себе многое такое, чего никому и никогда не рассказывал. И сам слушал Диану; а она говорила о своей жизни в постоянных путешествиях, когда была маленькой девочкой. И о том, как добилась положения в Вашингтоне, а потом бросила все, чтобы помочь деду спасти его гибнущее шоу. Диана искренне говорила о своих надеждах, о сожалениях, о мечтах. Она поделилась со Старом своим растущим беспокойством о финансовых делах полковника. Она не винила Стара, что тот ненавидел Бакхэннана, но он был ее дедушкой, и она обожала его, несмотря ни на что.

— Я очень боюсь, — призналась она, — что этот Пауни Билл исполнит свою угрозу и завладеет нашим шоу. Если ему это удастся, полковник будет убит.

Стар внимательно слушал.

А время шло…

Диана чуть захмелела и выглядела просто неотразимо. Стар не мог отвести глаз от прелестной молодой женщины, одетой в его шелковый черный халат. Он был так зачарован, что не смог оттолкнуть ее, когда она вдруг поднялась, встала на колени на стул, потянулась через стол и сжала пальцы на широком серебряном браслете, охватывающем запястье Бена Стара.

— Расскажи мне о твоем шраме, — попросила она, нечетко выговаривая слова.

Удобно откинувшись на спинку стула, Стар мягко сказал:

— Ну, Диана, ты же все знаешь об этом шраме. Золотая Звезда наверняка говорила тебе о нем.

— Я хочу услышать от тебя. Стар улыбнулся:

— Может, тебе это и покажется странным, но я ничего не помню о том дне.

Диана расхохоталась:

— Черт побери, ну и ну! Неужели не помнишь? — Потом добавила: — Дочь Звезд рассказывала тебе. А ты расскажи мне. Пожалуйста, Хранитель. Пожалуйста!

Стар поднял бокал и отпил глоток вина.

— Я расскажу, но потом ты сразу же отправишься в постель. Согласна?

— Согласна! — тут же воскликнула Диана.

Обхватив лицо ладонями, упершись локтями в стол, Диана стояла на коленях на стуле… Она была похожа на ребенка, страстно ждущего, когда ему расскажут сказку перед сном. И Бен Стар заговорил ровным, низким голосом, казавшимся Диане таким неотразимым…

— Это было тридцать пять лет назад. Стояла жаркая, ветреная июльская ночь 1860 года. Мне была ровно неделя от роду, и я спал в колыбели в маленьком доме, стоявшем на берегу Карсона, в Неваде…

Широко раскрытые глаза Дианы не отрывались от смуглого лица Бена Стара, пока он говорил о той давно минувшей ночи, которая так резко и драматически изменила его жизнь.

Бен Стар неторопливо пил вино и говорил…

— Глубокой ночью в долине вспыхнул огонь, зажженный молнией. Он быстро распространялся по пересохшей земле к дому, где я спал рядом с кроватью родителей. Но перед тем, как смертоносное пламя достигло нас, могучий вождь шошонов с небольшим отрядом воинов выехал из леса на склоне горы. Они тут же помчались вниз, но дом уже полностью был охвачен огнем.

Лицо Дианы сочувствующе хмурилось. Ее большие глаза потемнели, став пурпурными.

— Жара была ужасающей. — Голос Бена упал, превратившись в едва слышный шепот. — Оглушал рев огня, звон лопающихся стекол, треск пылающих балок. Но вождь Красная Лисица словно чувствовал могущественный призыв из Мира Духов — войти внутрь. Он без сомнений подходил все ближе. И ближе. И тогда услышал слабый звук… в доме плакал ребенок.

Бен Стар умолк. Диана взволнованно сглотнула.

— Это был ты… Ты плакал. Ты был тем самым плачущим ребенком, который находился в горящем доме, — задохнувшись, произнесла она.

— Да, — спокойно откликнулся Стар. — Вождь спешился и вбежал в горящий дом. Он нашел меня в колыбели, рядом с мертвыми родителями, схватил, завернул в одеяло и выпрыгнул в окно как раз в тот момент, когда крыша дома рухнула.

Стар рассказал Диане все, что ему было известно о той судьбоносной ночи, когда вождь шошонов спас его из огня. Бен умел рассказывать, и его повествование, полное колоритных деталей, звучало драматически и захватывающе. Диане казалось, что все эти события разворачиваются прямо у нее перед глазами.

Она восхищенно слушала, а Бен Стар неторопливо подбирался к развязке этой странной, но правдивой истории.

— Близился рассвет, когда вождь Красная Лисица прискакал в поселение в горах Сьерра-Мадре. Держа меня на руках, он вошел в свое жилище и приказал всем, кто там был, выйти.

Он с надеждой положил меня рядом с умирающей от горя юной женой, за несколько дней до этого потерявшей своего первенца.

Дочь Звезд, увидя меня, собрала уходящие силы. Прекрасные черные глаза индейской принцессы сверкнули гневом, когда вождь объяснил ей, что я — сын белого человека.

Бен Стар снова умолк. Прошло несколько секунд, прежде чем он опять заговорил. И легкий намек на улыбку скользнул по его чувственным губам, когда он вернулся к прошлому.

— Дочь Звезд решительно выхватила острый охотничий нож из ножен, висевших на поясе вождя, взяла меня за правую руку и начертала кончиком ножа крест на внутренней стороне запястья, а потом наклонилась и слизнула выступившую кровь. Потом она уколола свой палец и вложила его в мой рот, а я тут же принялся сосать его. И тогда моя прекрасная мать шошонка прижала меня к груди и вызывающе воскликнула, глядя на вождя: «Теперь мы одной крови! Это мой сын! Мой!»

Заканчивая рассказ, Бен Стар произнес:

— Так что теперь ты понимаешь — я действительно шошон по крови. Я индеец, Диана.

Диана промолчала.

Она смотрела в его прекрасные иссиня-черные глаза, и рука вновь потянулась к широкому серебряному браслету на запястье Бена Стара. Осторожно расстегнула, сняла его с руки Бена и отложила в сторону.

Несколько долгих мгновений она держала его руку в своих ладонях, любуясь контрастом безупречно белой и смуглой до черноты кожи.

— Да, Хранитель, — пробормотала она. — Ты индеец. Мой милый индеец, мой любимый…

И Диана, склонив голову, прижала полуоткрытые губы к запястью Стара, нежно целуя свидетельство его принадлежности к индейской крови.


Глава 35


Шелковистый язык Дианы обжег Стара, словно огонь, а слова, которые она произнесла едва слышно, гремели в его ушах:

— Мой милый индеец, мой любимый… мой милый индеец, мой любимый… мой любимый…

Диана прижала кончик языка к центру шрама, а потом медленно подняла голову. Их взгляды встретились. Ее — мечтательный, восхищенный. Его — скептический…

Бен Стар высвободил руку. Он отодвинул стул и поднялся. Еще мгновение он колебался, а потом внезапно перегнулся через стол к Диане. Он снял ее со стула и поставил на стол таким стремительным движением, что у нее перехватило дыхание.

Диана села на корточки на белой скатерти стола, и в ее потемневших глазах засияло ожидание. Рука Хранителя Звезд коснулась ее волос, длинные пальцы захватили тяжелые черные локоны. Он долго-долго смотрел на ее губы.

Сердце Дианы замерло от сладостного предвкушения. И теперь уже его лицо выдавало те чувства, которые он так долго и тщательно скрывал.

— Хранитель, — сказала она, кладя ладонь на его грудь, — мой прекрасный индеец… Моя любовь…

Бен Стар издал громкий стон.

А потом… они слились в долгом объятии, переполненные чувствами, забыв о прошлом непонимании… И его губы горячо, настойчиво впились в губы Дианы. Она дрожала от возбуждения, она наслаждалась его опытным поцелуем и ощущением ловких рук, решительно развязывающих кушак ее черного шелкового халата.

— Милая, — хрипло пробормотал Бен, — прости меня. Прости меня за все, что…

— Не надо, дорогой. Это все не важно. Я люблю тебя, — задыхаясь, шептала она в ответ. — Люблю, Хранитель, люблю…

— Диана… ах, малышка…

Оба они мысленно отбросили идею подъема наверх, в спальню. Они не могли ждать. Они хотели друг друга.

Сейчас же. Здесь.

Бен Стар взобрался на стол к Диане, опустился перед ней на одно колено.

— Как я хочу тебя! — хрипло произнес он. — Милая, я должен взять тебя…

— Я твоя, Хранитель, — заверила она его, с печалью осознав при этом, что он так и не сказал, что любит ее. — Твоя, где бы и когда бы ты ни захотел меня. Я люблю тебя, дорогой.

А потом все оковы воспитания и цивилизации слетели с них, и долго сдерживаемая страсть прорвалась наружу. Они стали яростно сдирать друг с друга одежду прямо на столе.

Снова и снова, как молитву повторяя его имя, Диана расстегивала рубашку Хранителя Звезд. А Бен Стар, бормоча нежные слова, потянул за кушак халата и отшвырнул его прочь. Фиалковые глаза Дианы совсем потемнели.

Они страстно целовали и ласкали друг друга, в нетерпении освобождаясь от одежды, но были так распалены желанием, что, когда их горящие тела слились, брюки Хранителя Звезд были сняты лишь наполовину, а скомканный халат свисал со стула и не мог упасть на пол, потому что левый рукав Хранитель не успел стащить с девушки. Но все это ровно ничего не значило.

Лежа на спине на длинном обеденном столе и видя темное необычное лицо Хранителя Звезд, склонившееся над ней, Диана чувствовала себя счастливой. И когда Бен Стар стремительным движением вошел в нее, ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Это было дивно, необыкновенно. Диана чуть склонила голову, прислонясь щекой к ладони Стара… они не целовались, но их полураскрытые губы оставались совсем рядом…

Стар завел ее длинные стройные ноги себе за спину, а потом поцеловал полураскрытые губы. Диана застонала от этого поцелуя, и крепко сжала ногами его талию, и выгнулась под ним, желая ощутить его движения внутри своего тела. И Хранитель хотел того же…

Он подхватил Диану под мышки, поднялся на колени, подняв вместе с собой и Диану. Его горячий, жадный рот не отрывался от ее губ. Он сел на корточки, широко раздвинув колени, и усадил Диану на свои крепкие ноги.

Диана наконец оторвалась от его губ. Она дышала часто и громко, ее лицо раскраснелось. Она обхватила руками шею Стара и задрожала от наслаждения, когда он, опустив голову, коснулся кончиком языка соска ее набухшей груди. Диана вдохнула запах его чистых черных волос и с силой опустила бедра навстречу его твердой пульсирующей плоти.

Бен поднял голову. Он глубоко, прерывисто вздохнул и с глубокой искренностью сказал:

— Боже, как ты хороша! И ты так умеешь любить, малышка… так чертовски замечательно!

Диана улыбнулась, польщенная, сжала руками его плечи и откинулась назад. Сильные руки Стара держали ее за талию, направляя, подталкивая, помогая… И несколько восхитительных секунд они наслаждались, глядя друг другу в глаза, продолжая вечные движения любви.

И радости, равной их, просто не могло существовать на свете. Диана видела, как меняется выражение чудесного лица Хранителя Звезд, и смаковала эти перемены. Его сердце лежало перед Дианой как на ладони.

И это еще сильнее возбуждало ее.

Их волнение стремительно нарастало, и слишком скоро они оба ощутили приближение судороги финала. Два безупречных, здоровых тела двигались согласованно, и великолепная пара вкладывала все силы в физическую страсть. Люстра над их головами бросала вниз мягкий свет, ночной бриз вздымал занавеси на окнах, врываясь в комнату, но он не мог охладить их пыл. Диана и Бен Стар яростно, бесстыдно совокуплялись на покрытом белой скатертью обеденном столе.

— Хранитель… Хранитель… — задыхаясь, шептала Диана, когда упругие мышцы ее живота свело судорогой экстаза.

— Да, милая, да… — шептал в ответ Стар, крепко сжимая ладонями округлости ее ягодиц, прижимая ее к себе, и его движения становились все быстрее и быстрее…

Диана снова задохнулась, выгнув спину. Пронизывающая дрожь охватила ее, руки, сжимающие затылок Бена Стара, свело, и она закричала, когда они одновременно достигли пика наслаждения — такого мощного, что это почти пугало.

Диана бессильно опустила голову на плечо Стара. И они еще долго не меняли позы, оставаясь слитыми… отдыхая, восстанавливая сбившееся дыхание.

Руки Стара нежно гладили стройную спину Дианы. Наконец Стар глубоко вздохнул и вдруг рассмеялся. Диана подняла голову, посмотрела на его смеющееся лицо и тоже расхохоталась от всей души.

Они смеялись над нелепостью ситуации. Им вдруг показалось ужасно забавным то, что они оба стояли на столе, покрытом белой скатертью, на коленях, обнаженные… в роскошной столовой. И они смеялись. Смеялись над собой. Смеялись искренне и радостно.

Их лица раскраснелись, по щекам текли слезы от смеха. Они растянулись и легли на стол.

И разразились новым взрывом хохота. Они смеялись потому, что были вместе, были счастливы, потому, что любили друг друга. Они смеялись потому, что могли смеяться. Потому что никто их не видел, никто не слышал, никто не подумал бы, что они просто свихнулись. Они смеялись потому, что в этом великолепном особняке, укрывшемся в горах, они были свободны и могли заниматься чем вздумается — хотя бы и любовью на обеденном столе. Или на полу в гостиной. Или снаружи, на балконе, если бы им такое вздумалось.

Они лежали на столе, их обнаженные тела соприкасались, они смеялись, и целовались, и трясли головами от смеха, наслаждаясь бурлившей в них энергией, и радостью, и полной свободой.

Наконец Стар откашлялся и сказал:

— Как ты думаешь, сможем мы теперь подняться в мою спальню?

— Ну, мы можем попробовать, — ответила Диана, не уверенная, что попытка окажется успешной.

Стар сел на столе и потянул Диану за руку. Она села рядом с ним и откинула волосы, упавшие на глаза. И тут же снова расхохоталась, потому что увидела мокасин на ноге Стара и брюки, закрутившиеся вокруг его мускулистой икры.

Смеясь вместе с ней, Стар брыкнул ногой, сбрасывая мокасин, и тот полетел через всю комнату. Потом Стар освободил ногу, встряхнул свои бежевые брюки и спрыгнул со стола, попав прямо в обе штанины. Стар повернулся к Диане. Стоя на коленях на столе, она сражалась с черным шелковым халатом. Она стала искать пояс, и обнаружила его на серебряном канделябре.

— Стар, ты не подашь мне…

— И не подумаю, — ответил он, подхватывая Диану на руки и вынося ее из столовой. Он прошел через гостиную, поднялся по мраморным ступеням и вошел в ту комнату, которой Диана еще не видела.

Это была его спальня.

— Стар, — восторженно воскликнула Диана, когда он пинком закрывал за собой дверь. — Это твоя комната?!

Кивнув, он ответил:

— Моя. И твоя. Наша.

— Милый, но здесь… здесь просто сказочно хорошо! — И Диана завертелась в его руках, желая очутиться на полу и осмотреть все вокруг.

Диана никогда не видела ничего подобного. Глядя через его плечо, она видела сплошную стеклянную стену напротив… а за ней высились сосны и громоздились обломки скал, посеребренные лунным светом. Она видела листья деревьев, трепещущие на ночном ветру, облака, несущиеся по небу…

— Бен, отпусти меня… я хочу…

— Завтра, милая, — ответил он, уверенно шагая через комнату.

Он подошел к необъятной кровати, по-прежнему держа Диану одной рукой. А другой мгновенно сдернул с кровати пышное покрывало из лисьего меха и отвернул бежевую простыню, снял с Дианы черный халат, бросил его на бархатный бежевый ковер и бережно положил девушку на середину кровати.

Диана тут же села, оглядываясь по сторонам. Она потрогала высокое изголовье кровати — мягкое, обтянутое плотным шелком цвета ржавчины. И такой же шелк затягивал стены спальни.

— Хранитель, — сказала Диана, — я в жизни не видела такой большой кровати! На ней может улечься с полдюжины человек! — Она вытянула ноги и потерлась босыми пальцами о меховое покрывало.

— Ну пока я владею этим домом, они сюда не улягутся, — заявил Стар своим низким, ровным голосом, растягиваясь рядом с Дианой.

Диана радостно улыбнулась ему. Но когда он обнял ее и притянул к себе, Диана, упершись ладонями в его грудь, сказала:

— Ну, неужели мне нельзя осмотреться, Хранитель? Я ведь еще не видела эту комнату.

Они лежали на боку, лицом друг к другу.

— Позже, — твердо сказал он, заправляя локоны Дианы ей за спину. — А прямо сейчас я хочу заняться с тобой любовью.

— Милый, но ты только что этим занимался! — И фиалковые глаза Дианы вспыхнули в мягком свете спальни.

Стар улыбнулся:

— Нет, милая, теперь я имею в виду нечто совсем другое. Я хочу любить тебя как следует. Так, как только и можно любить тебя. — Его рука медленно скользнула вдоль бедра Дианы.

Губы Стара обожгли ее неторопливой лаской… Не прекращая поцелуя, он гладил ее спину, его пальцы касались самых чувствительных точек. Диана глубоко вздохнула, а Стар продолжал целовать ее нежно, ласково, давая ей понять, что спешить им некуда, что все время и весь мир принадлежат им…

Он касался ее плеч, спины, ягодиц, и наконец его рука скользнула к заветной щели. Диана изогнулась, вздохнула и подняла ногу, положив колено на узкую талию Стара. А рука Стара двигалась дальше. Диана оторвалась от его губ, откинулась на подушку и посмотрела в его темные пылающие глаза.

— Я люблю тебя, Хранитель, — задыхаясь, проговорила она. — Ты делаешь меня такой счастливой!

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, милая, — мягко откликнулся он. — В постели и вне ее. И останешься ли ты со мной на всю жизнь, или уйдешь завтра поутру…

— Я никогда не оставлю тебя, — выдохнула Диана, и ее глаза закрылись от наслаждения.

Пальцы Стара двигались легко и свободно… Он уже был до предела возбужден, однако твердо решил не спешить, не торопить Диану и себя самого и продлить, насколько возможно, это блаженство.

Спустя некоторое время Стар выгнулся, давая Диане почувствовать напряжение его мужского естества. И услышал, как у нее перехватило дыхание.

Ласкающие Диану пальцы оставили свое занятие, тогда руки Дианы крепко сжались вокруг Стара. Она перевернулась на спину и подтолкнула его, заставляя лечь сверху. Он взял ее ладони и положил их между горячими обнаженными телами… Диана робко коснулась его плоти. И ее нагое тело радостно содрогнулось, когда его горячая сила невольно возросла под ее нежными пальцами. Охваченная благоговением, Диана глубоко вздохнула и осторожно ввела Стара в себя…

И Стар начал медленные и нежные движения. Он взял Диану ласково и мягко. Он ждал, когда она откликнется. Теперь она это могла. И Стар уже вернул самоконтроль. И делал то, что умел. И хотел научить эту прекрасную женщину. И хотел учиться у нее…

Продлевая наслаждение, Стар намеренно ждал, когда Диана достигнет наконец крайнего возбуждения… когда начнет яростно выкрикивать его имя и прижимать к себе его бедра, желая, чтобы он вошел так глубоко, как только это возможно… и вот тогда он дал ей то, чего она хотела.

— Милая, милая… — бормотал он, ритмично двигая бедрами, крепко сжимая ее ягодицы…

— Стар, Стар!.. — выкрикивала она, цепляясь за него, и ее пурпурные глаза расширились от потрясения и желания.

— Да, малышка… Да, милая… Ох, да… Диана!..

— Ста-ар!.. — закричала она, когда щедрый дар любви пролился в ее нутро.

И Диана отдавала себя без остатка, не сомневаясь, что и Стар не щадит себя. И так оно и было. Он принимал прекрасный, необычный дар любви — и отдавал все, что мог. А Диану охватила изумительная смесь женской гордости и материнских чувств, когда она крепко обнимала Стара, — а он, охваченный судорогой свершения, повторял ее имя. И делал Диану счастливейшей женщиной в мире.

— Я люблю тебя, Диана, — сказал он, и его низкий, ровный голос прервался от охвативших его чувств. — Милая, я люблю тебя. Я люблю тебя. О Боже, Диана, радость моя… я люблю тебя.


Глава 36


— Как бы ты посмотрела на то, чтобы принять ванну вместе с одним усталым грязным индейцем?

Это было получасом позже. Стар лежал на спине, полностью лишенный сил, Диана приподнялась на локте и посмотрела в лицо Стара. Его глаза были закрыты, длинные стрельчатые ресницы отбрасывали тени на высокие скулы. Жестко-чувственный рот расслабился, длинные иссиня-черные волосы разметались по подушке и высокому лбу.

Диана медленно скользила взглядом по стройному телу Стара. Стальная сила его мышц ощущалась даже сейчас, когда он лежал совсем неподвижно. Это совершенное мужское тело таило в себе опасную мощь, но теперь Диана ничуть не боялась его.

От мужчин, таких, как Бен Стар, она прежде ожидала только дикарской жестокости. А Хранитель Звезд показал ей ошеломляющую нежность…

Счастливая, как никогда в жизни, Диана нагнулась и импульсивно поцеловала Стара в живот.

Рука Стара лениво поднялась и легла на затылок Дианы. И своим обычным ровным, невозмутимым голосом он спросил:

— Это значит «да»?

— Если грязный усталый индеец — это ты, то я вся в твоем распоряжении.

И она снова поцеловала его в живот.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, Бледнолицая, до ванны нам не добраться.

Улыбающаяся Диана подняла голову.

— Ты мне угрожаешь, Краснокожий? — И она весело рассмеялась. А потом завизжала: — Хранитель Звезд!.. Ты.. — И она не договорила, потому что он, внезапно сбросив с себя сонливость, дернул ее за руку и перевернул на спину.

Его широкая обнаженная грудь прижалась к груди Дианы. Его лицо очутилось в нескольких дюймах от ее лица… Стар состроил самую угрожающую рожу, какую только сумел. Чувственные губы сжались в прямую линию; темное лицо стало воистину злодейским.

Он сказал:

— Белая девушка ужасно глупа. Она смеется над большим, страшным воином!

Диана хохотала все громче, а Стар, прижавшись лицом к изгибу ее шеи, рычал, как большой злой волк, собирающийся съесть ее. Диана визжала и брыкалась, а он упорно продвигался вдоль ее тела, фыркая и кусая ее так, как делают взрослые, пугая маленьких детей.

Диане было ужасно щекотно, она вертелась и извивалась, требуя, чтобы Стар остановился, и наслаждаясь каждой секундой… Наконец она схватила Бена за густые волосы и сильно дернула, предупреждая, чтобы тот немедленно прекратил, иначе…

Стар остановился прежде, чем Диана успела договорить. Запечатлев влажный поцелуй на ее трепещущем животе, он ловко соскользнул с кровати и встал. А потом с неподражаемой грацией наклонился к Диане, обхватил ее за тонкую талию и поставил на кровати. Он прислонился коленями к краю постели и крепко обнял девушку за бедра, закинув голову, чтобы видеть ее лицо.

Он сказал:

— Пора уже окунуть тебя в волшебную воду, которая смоет самодовольную улыбку с твоего хорошенького белого личика.

Все еще смеясь, Диана встряхнула головой, и ее длинные спутанные волосы рассыпались по лицу и плечам.

— Ничего… ничего не выйдет, — проговорила она сквозь смех. — Разве что ты намерен смыть… вообще смыть мой рот! — Она перевела дыхание, вытерла слезы, выступившие на глазах. — Не думаю… не думаю, что перестану смеяться.

— Увидишь, я это сумею, — заявил он. Диана визжала и брыкалась, но он словно не замечал этого.

Буйный хохот Дианы очень скоро перешел в глубокие вздохи наслаждения, когда Стар принялся нежно целовать каждый дюйм ее гладкой кожи.

Они забрались в огромную ванну из блестящего черного мрамора, с серебряными кранами, наполненную до краев горячей водой и пышной мыльной пеной. Ванна стояла у стены, отделанной точно таким же черным каррарским мрамором. Пол в комнате устилал ковер. А противоположная стена была стеклянной, как в спальне. Третья стена, примыкающая к ванне, представляла собой зеркало, от пола до потолка. На четвертой располагались шкафы из черного орехового дерева с серебряными ручками, а между ними находилась дверь в гардеробную.

Когда от поцелуев Стара Диана расслабилась, он удобно усадил ее между коленями. Он собрал ее пышные волосы, завязал их белой кожаной ленточкой и положил ее голову себе на плечо.

Диана перестала смеяться.

Но блаженная улыбка не сходила с ее губ. Она зажмурилась и наслаждалась купанием вместе со Старом. Потом, тихонько вздохнув, открыла глаза. Сквозь стеклянную стену она видела, как холодный северный ветер гонит облака, то и дело закрывающие огромную невадскую луну. Это было волшебным зрелищем. Это было похоже на чудесный сон, от которого не хотелось пробуждаться. Это было забавно и великолепно: ощущать обнаженным телом приятное тепло и в то же время как бы находиться под открытым небом, среди стихий…

— Стар?.. — лениво окликнула она.

Стар полулежал, опершись затылком о бархатный подголовник ванны. Не открывая глаз, он пробормотал: — Да, милая… — Мне нравятся все эти стекла… но неужели ты не боишься, что кто-нибудь может увидеть нас?

Тяжелые веки Стара поднялись. Его темноволосая голова оторвалась от края ванны. Он потянулся губами к плечу Дианы, поцеловал его и сказал:

— Милая, это же частное владение. Мое владение. И все знают, что эта земля принадлежит мне. И во всей Неваде нет человека — белого или краснокожего, — у которого хватило бы глупости шататься по моей земле, если его не пригласили сюда. — Он склонил голову и поцеловал Диану в шею. — Расслабься, моя любовь. Наше уединение никто не нарушит.

— Наше уединение никто не нарушит, — мягко повторила Диана; ей нравилось, как это звучит, ей нравилось думать об этом.

Внезапно Диане пришло в голову, что ведь ни один человек на свете не знает, где они находятся. Они сидят нагишом в ванне черного мрамора высоко в горах, в невадском особняке Стара — и никто об этом не знает. Никто! Как это замечательно! И как было бы здорово, если бы они могли оставаться в этой сладостной отдаленности вечно! Или по крайней мере несколько драгоценных дней… прежде чем им придется встретиться с другими людьми.

— Стар… — пробормотала она. — Мы ведь здесь совершенно одни, верно?

— Абсолютно. И никто не знает, что мы здесь, — сказал он, повторяя ее мысли. — Мы одни. Ты и я.

— Знаешь, о чем я думаю?

— Знаю, — ответил он. — Но мы не можем. Завтра мы сядем на поезд, чтобы встретить твоих родных в…

— Стар, подожди, — перебила она. — Давай побудем здесь. Она приподнялась и закинула ноги за его спину.

— Милая, мы не можем. Нам нужно успеть на поезд в Сан-Франциско.

— Зачем? Не все ли равно, когда…

Стар глубоко вздохнул и нежно обхватил ладонями ее лицо. И, глядя на нее полными любви глазами, сказал:

— Диана, я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе.

— Я хочу того же самого, Стар, но прямо сейчас я хочу только одного: побыть с тобой наедине и чтобы никто в мире не мешал нам!

— Ох, радость моя, если бы это было в моей власти, я бы запер тебя здесь навеки! Но будь разумной. Нам нужно встретиться с твоим дедом, чтобы он дал нам свое благословение.

— Я не нуждаюсь в разрешении полковника, — быстро возразила Диана.

— Но я нуждаюсь, — сказал Стар. — И ты тоже, если говорить всерьез. Ты любишь меня, но если брак со мной будет означать, что ты никогда больше не увидишь своих дедушку и бабушку, ты не будешь по-настоящему счастлива. И я тоже, потому что буду видеть, как ты страдаешь. — Он устало вздохнул и закрыл ненадолго глаза… — Боже, Диана, не забывай, я ведь похитил тебя. Я виновен в очень серьезном преступлении и уверен, твой дед рад был бы повесить меня за это.

— Полковник виновен точно так же, милый, — напомнила ему Диана. — Тебя тоже похитили. Тебя заковали в цепи, притащили с гор и посадили в клетку.

— Ах, Диана, это совсем другое дело. Кроме того, ведь не старый полковник сделал это. Он не…

— Мой дед в ответе за это, — энергично заявила Диана. — Это его шоу, и его люди поймали тебя, и он решил держать тебя в плену. — Она погладила скользкую грудь Стара. — Мой дед совершил ужасную ошибку, но я все равно люблю его, так что я его простила. — Она помолчала. — И ты его простишь, потому что любишь меня. Правда?

— Конечно.

— Ну и он тебя простит по той же причине. Он любит меня. — Диана сверкнула улыбкой и добавила: — Со временем он поймет, что на самом деле ты добрый и заботливый человек. И ты поймешь, что он точно такой же.

— Может быть, ты и права, — сказал Стар.

— Я права. Я знаю, что права. — Ее любящая улыбка была обезоруживающей. — Так почему же мы не можем позволить сe6e удовольствие немного помедлить, прежде чем отправимся в Сан-Франциско? Не в силах устоять, Стар спросил:

— Как долго?

— Неделю!

Он покачал головой.

— Самое большее — три дня.

— Пять! — тут же заволновалась она.

— Четыре. И это мое последнее слово. Диана вскинула руки и обняла его за шею.

— О, спасибо, Стар, спасибо! — Она откинула голову, прикрыла глаза и пробормотала: — Целых четыре дня! Четыре изумительных дня, здесь, наедине с тобой! Никто в мире не будет знать, где мы… Каникулы любви!

Эта идея привлекала Стара ничуть не меньше. Он обнял Диану и поцеловал прямо в губы.

Она почувствовала вопросительное движение его языка. И очень скоро ощутила, как поначалу мягкий и осторожный поцелуй стал страстным и требовательным. Ее руки крепче обняли его. И наконец Диана ощутила его растущее возбуждение…

Стар неохотно оторвал от Дианы горячие губы. Он понимал, что в теле Дианы нарастает желание. Ему нравилось наблюдать за ее лицом, за тем, как отражается на нем ее волнение. Прекрасные фиалковые глаза постепенно темнели, обретая оттенок густого пурпура… длинные ресницы опустились… Чувственные губы приоткрылись.

Диана действительно была возбуждена. Она подумала: а нельзя ли им заняться любовью прямо здесь, в ванне? И еще она разрывалась между желанием закрыть глаза и никогда больше не видеть окружающего мира — и широко распахнуть их, чтобы наслаждаться каждым драгоценным мгновением в этом принадлежащем только им раю, где самый замечательный из мужчин, обнаженный и трепещущий, сидел напротив нее. И жестом, полным глубокой интимности, Диана погрузила руку в теплую воду, под пенистую поверхность… и робко обхватила восставшее мужское естество Стара.

— Милая, — пробормотал он, — да ты понимаешь ли, что делаешь со мной?

— Нет. Да. Я хочу сказать, я не совсем уверена, — честно призналась она. — Но мне интересно. А ты возражаешь?

Он покачал головой и стиснул зубы. С искренним любопытством Диана ощупывала и гладила мужское тело, знакомясь с ним. Подняв голову, она всматривалась в лицо Стара. Его тяжелые веки были полуприкрыты, его темные щеки горели. Пальцы Дианы ласкали внушающую благоговение твердую плоть, невольно вздрагивающую от ее касаний.

— Хранитель, милый… А возможно ли… заняться любовью прямо в воде?

Ровным, но напряженным голосом Стар ответил:

— Бог мой, детка, да ведь ответ у тебя в руке!

— Ну да, я тоже так подумала… — И потом почти застенчиво Диана добавила: — Хранитель, а ты не мог бы… ну, прямо здесь, в твоей мраморной ванне?

— Если ты настаиваешь, — низким, хриплым голосом ответил он, сжимая ее в объятиях.

И Диана узнала, что и в самом деле можно заниматься любовью в воде и это было ничуть не хуже, чем в любом другом месте. Но куда приятнее ей стало потом, когда, не прекращая слияния их тел, Бен Стар поднялся и выбрался из ванны с Дианой в руках. С них обоих капала вода и мыльная пена, а Стар осторожно опустился на колени и бережно положил Диану на бежевый мягкий ковер, по-прежнему не отрываясь от нее…

И акт любви продолжался. И это была истинная страсть, и каждый из них двоих знал: он нашел свою настоящую пару.

То открывая, то закрывая глаза в чувственном наслаждении, Диана одновременно наслаждалась и видом, красота которого была под стать ее физическим ощущениям. .

Снаружи, за сверкающим стеклом стены, волшебная горная страна сияла в мерцающем лунном свете. А в зеркале напротив отражался темнокожий мускулистый мужчина, одаряющий страстной, пылкой любовью не менее страстную и пылкую женщину, удивительно похожую на саму Диану…

И все это казалось просто невероятным.

Диана видела в оконном стекле, как обнаженная Пара свободно занималась любовью среди суровых, диких гор. И в то же время ей было тепло и уютно, и она любила на мягком ковре, и видела еще одну пару в зеркале…

И обе пары — и та, что отражалась в зеркале, и та, что смутно Виднелась в оконном стекле, — одновременно двигались, вздыхали… и даже пришли к концу в то же самое мгновение, что и Диана со Старом. Но этого Диана уже не заметила.

Ее пурпурные глаза были плотно закрыты, и она изгибалась в судороге глубокого, сотрясающего экстаза.


Глава 37


Стояли золотые дни.

И серебряные лунные ночи.

И в мире царило совершенство.

Это была краткая магическая прелюдия к абсолютному блаженству, украденная у пространства и времени.

Язычники укрылись в своем собственном маленьком раю. Любовники с горячей кровью отдавались желанию в любое время дня и ночи. Невинные дети смеялись и играли вдвоем. Добрые друзья держались за руки и подолгу разговаривали в сумерках. Или молчали, наслаждаясь миром и уединением.

И все это были они, Диана и Стар, в эти прекрасные четыре дня меняющие роли, как два хамелеона меняли бы окраску.

После первой ночи, проведенной в роскошном особняке, Диана проснулась на рассвете, хотя спала едва ли больше часа. Она лениво потянулась и повернула голову, чтобы посмотреть на спящего Стара.

Ее лицо порозовело при воспоминании о том, что было ночью. Смущенная, она крепко зажмурилась и улыбнулась.

Слишком счастливая и взволнованная, чтобы снова уснуть, Диана опять открыла глаза. Ей хотелось разбудить Бена. Но она не стала этого делать. Этот замечательный, добрый человек, которого она так любила, слишком устал. Она должна дать ему отдохнуть. Ну, по крайней мере еще немного…

Очень медленно и очень осторожно Диана отодвинулась от Стара, высвобождаясь из его объятий. По дюйму, не спеша она выбралась на край огромной постели и села.

Бесшумно встав, Диана огляделась в поисках какой-нибудь одежды. Увидев на спинке стула голубой пуловер, который был на Старе в поезде, Диана натянула его на себя. Длинная вязаная рубаха едва прикрывала грудь и бедра.

Диана еще раз бросила взгляд на спящего Стара, улыбнулась и вышла на балкон. Радуясь утренней прохладе, она положила руки на полированное дерево перил и замерла, наслаждаясь изумительным пейзажем.

Она полюбила невадское владение Стара, большой, уютный дом и окружающие его суровые горы. Ландшафт, открывающийся взгляду, был потрясающим.

Гора Солнца светилась в лучах восходящего сентябрьского солнца как тлеющий уголь. А далеко-далеко впереди виднелись гигантские секвойи калифорнийской Сьерра-Мадре, прекрасные в своем неизменном величии. Пышные ветви сосен, растущих неподалеку от дома, колыхались от легкого ветерка. Внизу, среди камней, суетились бурундуки. Из-под глыб гранита выглядывал снежно-белый вереск.

Диана глубоко вздохнула.

Это был один из тех редких моментов в ее жизни, когда она полностью осознавала, что бесконечно счастлива. Именно сейчас. Сегодня.

Диана Бакхэннан имела привычку оглядываться на прошлое, с любовью вспоминать лучшие моменты или периоды в жизни, забывая все проблемы и неприятности, что случались в этом прошлом.

Или, наоборот, она заглядывала вперед, мечтая о ярких, едва видимых в туманном будущем днях, когда все в ее жизни станет прекрасным и безупречным и она будет полностью, навсегда счастлива.

Диана была восприимчивой и умной женщиной. Она отлично понимала, что в жизни любого человека бывают драгоценные минуты, независимо от того, насколько вообще успешна и удовлетворительна его жизнь, и тогда человек осознает, что это и есть счастье, о котором человек мечтал, которого ждал всегда. И вся старушка Земля принадлежит ему в этот миг.

Диана инстинктивно чувствовала, что сейчас в ее жизни настало именно это мгновение. Счастье могло длиться секунды, или дни, или затянуться на годы, но лучше, чем сию минуту, никогда не будет.

Все вокруг было совершенно. Прохладный горный воздух овевал ее лицо. Она со сладкой болью в сердце думала, что единственный мужчина, которого она могла полюбить, спит в этом уединенном горном жилище, в доме, который, как надеялась Диана, станет и ее домом и в котором они будут жить, пока не состарятся и не поседеют.

И Диана молча вознесла благодарственную молитву Творцу, что он дал ей Хранителя Звезд, за странный и необычный поворот судьбы, что свел их. И, благодаря Господа за все, Диана наслаждалась мгновением.

А потом вдруг ее охватило новое для нее, но уже знакомое волнение, и, даже не оглядываясь, Диана знала, что Хранитель Звезд рядом.

Она радостно улыбнулась, увидя приближающегося сонного Стара. Он выглядел совсем мальчишкой…

— Доброе утро, — сказал он, подойдя к Диане и кладя ладони ей на голову.

— Утро действительно доброе, — ответила улыбающаяся Диана и обняла Стара. Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Это был теплый, нежный, интимный поцелуй любовников, и, когда их губы разъединились, длинные пальцы Стара запутались окончательно в густых волосах Дианы. Он заставил девушку запрокинуть голову, и его иссиня-черные глаза посмотрели в ее фиалковые.

— Никогда больше, — предостерег он ее, и в его взгляде мелькнул намек на ту опасность, что прежде таилась в бездонной глубине его глаз, — никогда не делай так, чтобы я проснулся — и не нашел тебя рядом в постели.

Диану охватила радостная дрожь.

— Обещаю, этого не будет, моя любовь.

Стар усмехнулся, снова поцеловал ее в губы, мягко развернул спиной к себе и сплел пальцы на ее груди. Мгновение-другое они стояли так, глядя на горные склоны, молча наслаждаясь красотой и безмятежностью.

Наконец Стар сказал все еще сонным голосом:

— Сколько времени прошло с тех пор, как я говорил, что люблю тебя?

Диана хихикнула и сжала его руки.

— Около часа.

— Целый час? Как это несерьезно с моей стороны.

— Пусть такого никогда больше не случится.

— Я люблю тебя, — сказал он, касаясь губами ее волос. — Я люблю тебя, мисс Бакхэннан. Очень, очень люблю.

Глаза Дианы закрылись от удовольствия.

— И я тебя люблю, мистер Стар.

— Да уж, лучше тебе любить меня, — властным тоном произнес он. И прежде чем Диана успела откликнуться, добавил: — Хотелось бы знать, что на тебе надето под моим пуловером? — Стар наклонил голову и мягко куснул Диану в шею.

Они стояли очень близко друг к другу. Стар провел ладонями по надетому на Диане пуловеру от плеч до живота. У Дианы перехватило дыхание.

— А сам не можешь угадать?

— Нет. А я и не буду гадать. Предпочитаю просто выяснить.

Его руки заскользили вниз.

— М-мм… прекрасная идея, — со вздохом произнесла Диана, готовая откликнуться на затеянную игру. Но секундой позже она вдруг отшатнулась и взволнованно закричала: — Смотри, Стар! Смотри! Ты видишь?

Огромный черный конь несся вниз по склону горы. Он мелькал между деревьями, встряхивал головой, громко фыркал и время от времени испускал заливистое ржание… и, похоже, это великолепное существо направлялось к высокой задней изгороди дома.

Стар усмехнулся:

— Да, малышка. Я вижу его.

— Дикий жеребец! — воскликнула Диана. — Прекрасный дикий жеребец!

— Ну, в Неваде много диких лошадей.

— Бог мой, да он скачет прямиком к изгороди! Просто поверить не могу!

Усмешка Стара стала шире, но Диана не заметила этого. Оставаясь за ее спиной, он спросил:

— Хочешь, чтобы он подошел еще ближе?

Диана мгновенно обернулась и увидела совершенно серьезное лицо. Насмешливо улыбнувшись, Диана покачала головой:

— Милый, я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься.

— Вот как?

— Да, так. — Голос Дианы звучал слегка снисходительно. — Ты мог, конечно, стащить коня у того ранчеро без каких-либо затруднений и теперь решил, что сможешь укротить этого черного зверя. Ведь так?

— Я влюбился в специалиста по чтению мыслей. Диана улыбнулась.

— Стар, лошадь, которую ты украл, была домашней, привычной к седлу. — Диана снова покачала головой и повернулась к Стару спиной, чтобы полюбоваться жеребцом, который с громким ржанием скакал взад и вперед вдоль изгороди. — Но ведь я и сама кое-что знаю о лошадях. И сомневаюсь, чтобы хоть один человек в мире вообще мог приблизиться к такому дикому, свободному коню… только вот отсюда мы и сможем на него посмотреть.

— Возможно, — задумчиво произнес Стар. И тут же добавил: — Но сегодня утром я чувствую себя полным сил и готов совершить невероятное. — Он нежно прижал к себе Диану, а она кивнула и улыбнулась, понимая, что он имеет в виду. Стар спросил: — Если я заставлю его подойти к нам, ты приготовишь завтрак?

— Бесспорно! — мгновенно согласилась Диана, уверенная, что ничего подобного не произойдет. — А если представим себе, что тебе это не удастся, — готовишь ты!

— Решено, милая.

Диана не видела ни веселой улыбки, мелькнувшей на чувственных губах Стара, ни дьявольского огонька, сверкнувшего в его глазах. А Стар облизнул губы, вложил в рот два пальца и громко свистнул.

Жеребец насторожил уши и замер. Потом громко, звонко заржал, его большие глаза округлились. Фыркая, он промчался по полукругу, удаляясь от изгороди. Он несся вверх по склону, и из-под его копыт летели камни и пучки травы. Спустя несколько секунд он исчез в густых зарослях елей.

— Ну, теперь видишь? — сказала Диана. — Что я тебе говорила?

Но едва она успела произнести это, как огромный конь показался снова, мелькнув на поляне выше по склону. Он уже повернул и уверенным галопом мчался назад. Диана, едва дыша, следила, как он приближался к изгороди, окружающей задний двор. И вот он одним махом перескочил забор, словно это было нечто не стоящее внимания, и тут же перешел на легкую рысцу.

Пока Диана пыталась понять, как это могло случиться, черный жеребец пересек двор, направляясь к ним. Не веря собственным глазам, Диана повернулась к Стару. Но его бронзовое лицо ничего не выражало. Перегнувшись через перила балкона, Диана уставилась на жеребца. Он находился прямо под ней, встряхивал головой и тихонько ржал.

Стар ухмыльнулся себе под нос. Он обхватил Диану, прижавшись грудью к ее спине, наклонился через плечо девушки и крикнул жеребцу:

— Как дела, малыш? Хочешь пожелать нам доброго утра? Конь поднял уши, заслыша знакомый голос хозяина. Он поднялся на задние ноги и заржал громко, с присвистом, приветствуя Стара. Диана была ошарашена. И изумлена. И…

— Стар! Но это невероятно! Я не могу в это поверить… он как будто бы понял, и… и… — Тут наконец в ней зародилось подозрение. Она умолкла, быстро повернула голову и уловила ускользающую с его губ улыбку и веселый свет в иссиня-черных глазах. — Так ты говоришь, это дикий жеребец? — Она скептически подняла брови. — И ты никогда прежде его не видел, а?

— Никогда! — И Стар громко, от души, расхохотался.

— Ах ты негодный лжец! — Диана толкнула Стара локтем в грудь и стала его колотить.

Смеясь и почти не уклоняясь от ударов, Стар позволил ей несколько секунд изливать свои чувства, а потом поймал за руки и прижал к себе.

— Ну, может быть, я и видел его когда-нибудь тут, в окрестностях. Может быть, даже поговорил с ним разок-другой.

Диана мягко укусила его за обнаженное плечо.

— Это ведь твой конь, да? — Подняв голову, она посмотрела на Стара.

Стар улыбнулся и поцеловал ее в надменный носик.

— Милая, познакомься с Блэкстаром. Я взял его жеребенком. — Стар посмотрел вниз, на огромного вороного, который все еще тихо ржал. — Эй, приятель, помолчи! Познакомься-ка лучше с мисс Дианой, она досталась мне совсем недавно. Правда, она прекрасна? — Конь затряс головой. — Да, он тоже думает, что ты хороша, — пояснил Стар.

Диана заметила:

— И я думаю, что он просто великолепен. Скажи ему это.

— Он тебя слышит и понимает, — заверил ее Стар. Диана улыбнулась:

— Я и вправду думала, что он дикий. Милый, а разумно ли позволять Блэкстару бродить на свободе, когда тебя нет дома?

— И не только когда меня нет. И когда я здесь, он тоже свободен, — ответил Бен Стар. — Ему не нравится находиться взаперти. Его конюшня и загон там, за деревьями, и они всегда открыты. Он приходит и уходит, когда ему захочется.

— И ты не боишься, что он сбежит? Что ты его потеряешь?

— Нет. Единственный способ удержать драгоценность, подобную Блэкстару, — дать ему полную свободу. Нет на свете такой изгороди, которая сумела бы удержать его, если он захочет уйти. — Улыбка исчезла с лица Стара. Он посмотрел Диане прямо в глаза. — Диана, я дразнил тебя, когда говорил, чтобы ты никогда не покидала меня спящего. Я говорил это не всерьез.

— Не всерьез? Стар затряс головой.

— Я хочу, чтобы ты была со мной, но только пока ты сама этого хочешь. И я никогда…

— Стар, но я…

— Позволь мне закончить. Я похитил тебя, я удерживал тебя против твоей воли. Такого никогда больше не случится. Мы равны, ты и я. Ты свободна, милая, и всегда будешь свободной. — Он мягко улыбнулся. — И этот дом никогда не станет для тебя тюрьмой или клеткой. Я хочу, чтобы ты знала это.

— Стар, милый… — нежно проговорила Диана, обнимая его и кладя голову на его обнаженную грудь. — Я никогда не уйду. Никогда.


Глава 38


— Ты не сможешь прогнать меня, даже если постараешься. Так что лучше и не пытайся.

— В таком случае, — сказал он, — отправляйся вниз, на кухню, и приготовь завтрак.

— Пойдешь со мной? — спросила она, и ее безупречные брови с надеждой приподнялись.

Стар улыбнулся с видом царственного согласия.

— Бог мой, да неужели ты подумала, что я позволю тебе в одиночку бродить по моей кухне?

— Да ты просто трус! Испугался, что я приготовлю такой кулинарный изыск…

Стар усмехнулся:

— Детка, я могу сегодня чувствовать себя королем, но у меня в штате нет личного дегустатора пищи. Так что лучше уж я тебе помогу.

— Наверное, я должна научиться готовить, а, Стар? — спросила Диана, внезапно став серьезной.

— Ни за что! — быстро ответил он.

— Ну слава Богу! — искренне воскликнула она. — Боюсь, я просто не приспособлена для такого рода занятий.

— Меня это не интересует, — так же искренне сказал Стар. — Я слишком хорошо знаю, для чего ты приспособлена. — И он провел пальцем по ее губам.

— Эй, Стар, прекрати! — побранила она его. — Я голодна!

— Я знаю. Я тоже. — И его рука скользнула под голубой пуловер.

Диана взвизгнула, с силой оттолкнула его и тут же торопливо пошла по балкону. Стар следил, как она рванулась к двери, как взлетали ее длинные стройные ноги. Улыбаясь, он отправился следом за ней. Войдя в спальню, Диана сказала, что хочет что-нибудь на себя надеть. Стар кивнул и повел ее в большую гардеробную. Диана взяла черные твидовые брюки и бледно-желтый пуловер.

Стар одобрительно хмыкнул и уселся в кресло, наблюдая. Диана пыталась застегнуть брюки. Они были настолько тесными, что ей это никак не удавалось сделать.

Стар с веселым интересом смотрел, как Диана сражалась с пуговицами гульфика; волосы упали ей на лицо, от усилий она высунула кончик языка…

— Требуется помощь? — усмехаясь, спросил он через несколько секунд.

— Нет! — Диана упрямо тряхнула головой. — Я сама справлюсь, благодарю вас, сэр.

— Ну как угодно, — сказал он, рассеянно потирая грудь. Диана выглядела и комично, и крайне привлекательно. И очень сексуально, хотя сама она того и не ведала. Она так вертела бедрами, пытаясь застегнуть пуговицы, что у Стара пересохло во рту.

Диана боролась и упорствовала.

Но наконец огорченно вздохнула. И, стиснув зубы, тихонько выругалась. Ей так и не удалось стянуть брюки на своем плоском животе. До Дианы донесся низкий смех Стара, она откинула с глаз упавшие волосы и уперлась руками в бедра.

— Черт бы побрал эти штаны! — воскликнула она, глядя на Стара в упор. — Мне не застегнуть эти проклятые пуговицы! Должно быть, я ужасно разжирела!

Смеясь, Стар поднялся с кресла. И сообщил:

— Нет, милая, ты не разжирела. Ты безупречно сложена.

Он взял Диану за талию, поднял в воздух и понес к растерзанной постели. Усадив ее на край, он опустился перед ней на колени. Сначала он подвернул слишком длинные штанины. И при этом, не удержавшись, наклонил голову и поцеловал подъем босой ноги.

Потом усмехнулся и сказал:

— Так что же будем делать, мисс Бакхэннан? Застегивать на вас штанишки… — он погладил внутренние стороны ее длинных ног, — или снимем их?

— Застегивать! — ответила она после короткой паузы, не совсем уверенная, что сделала правильный выбор. — Ненадолго.

— Ну, тогда застегнем, — сказал Стар, мягко опрокидывая Диану на спину и ложась на кровать рядом с ней. Опершись на локоть, он с легкостью застегнул брюки.

— Я искренне надеюсь, — пробормотала Диана, улыбаясь, — что ты будешь хотя бы наполовину так же ловок, когда начнешь расстегивать эти штаны.

— Милая моя, — заверил ее Стар, сверкнув черными глазами, — я это сделаю куда быстрее и лучше!

Диана расхохоталась, вскочила с кровати и закричала:

— Есть! Есть! Я хочу есть! Умоляю, накормите меня! Они вместе спустились вниз, в кухню. После множества поцелуев, ударов друг о друга и о кухонную мебель и долгого смеха они наконец состряпали нечто относительно съедобное. Бекон, который жарила Диана, отчаянно подгорел, зато его оказалось на блюде столько, что можно было бы насытить самую прожорливую семью человек из восьми, не меньше. Стар занимался тостами, и они сгорели точно так же, как полуобуглившийся бекон.

Но все это не имело никакого значения.

Они соскребали обгоревшую часть тостов и намазывали их джемом из черной смородины. Они отрезали черные куски бекона, перехватывая друг у друга наиболее съедобные полоски и издавая победоносные вопли, когда удавалось отыскать почти не почерневший ломтик.

Кофе тоже оставлял желать много лучшего. Диана тут же обвинила во всем кофемолку, сказав, что проклятая штуковина не может мелко смолоть зерна; именно поэтому черная горячая жидкость в их чашках костяного китайского фарфора оказалась слишком крепкой и горькой.

Но Стар поинтересовался, не в том ли дело, что Диана просто насыпала слишком много кофе в турку? Диана, не колеблясь, сообщила, что ничего подобного не было.

К счастью, у них был другой напиток, который оказалось невозможно испортить. Стар выжал в хрустальные бокалы сок из нескольких апельсинов и подал Диане, удивившейся, что он наполнил высокие бокалы лишь до половины. Стар подмигнул ей и исчез в кухне. Вскоре он вернулся, держа в одной руке бутылку охлажденного шампанского, а в другой — два бокала. Через левую руку Стара было перекинуто белое полотенце.

Ухмыляясь, он остановился рядом со стулом Дианы и продемонстрировал ей этикетку на бутылке, как это делается в хороших ресторанах, когда клиент заказывает шампанское. Диана немедленно включилась в игру.

Сделав небрежный жест рукой и кивнув, она сказала холодным, капризным тоном:

— Да, Пьер, «Пайпер-Хайдсик» восемьдесят седьмого вполне подойдет.

— Qui, мадам, — сказал Стар, отвешивая ей низкий поклон и ставя на стол бокалы.

С той же легкостью, с какой он делал все, Стар обернул белым льняным полотенцем бутылку, вытащил пробку и, убрав полотенце, налил искрящееся вино в хрустальный тюльпан.

Диана взяла его, изящным движением поднесла к губам и отпила чуть-чуть. Подумав, она сказала:

— Bon, Пьер.

— Ах, merci, merci, — просиял он.

А потом довольный официант расхохотался и поцеловал надменную гостью прямо в губы, заканчивая игру. Стар опустился на стул и долил в бокалы с апельсиновым соком шампанского. Они чокнулись и выпили.

Часом позже они все еще сидели за столом, потягивая смесь апельсинового сока с шампанским и соглашаясь, между смехом и поцелуями, что напиток весьма неплох. Потом их обоих потянуло в сон. Оставив мытье посуды на потом, они вернулись в спальню.

Когда они проснулись, был уже полдень. Они лениво искупались вместе, неспешно занялись любовью, потом снова приготовили не слишком аппетитную еду, наконец, уселись на балконе, чтобы полюбоваться восходящими звездами.

В ту ночь они легли поздно и мирно проспали до утра. Проснулись оба отдохнувшими и свежими. После полуденного завтрака Диана потребовала, чтобы они вышли из дома и поискали Блэкстара. Диана в надежде на знакомство прихватила несколько кусков сахара. Блэкстар действительно оказался неподалеку. Он услышал смех и голоса, когда Стар с Дианой вышли на широкое парадное крыльцо. Не успели они спуститься по каменным ступеням, как он оказался перед ними, вскидывая голову и фыркая, — он требовал внимания.

Диана рассмеялась. Она похлопала коня по шее и мягким, ласковым голосом стала говорить, как он хорош и как она надеется, что он позволит ей прокатиться на нем. Она немножко подразнила его: положила на ладонь кусок сахара, но, прежде чем он успел взять лакомство, Диана сжала кулак и убрала руку за спину.

Но ей ни на секунду не удалось одурачить коня. Он заржал, выражая свое возмущение, шагнул вперед и вытянул шею, заглядывая Диане за спину и фыркая в поисках сахара, и его бархатная морда ткнулась в сжатый кулак девушки.

— Лучше отдай, а то он может тебя укусить, — предостерег Стар.

Кивнув, Диана протянула сахар Блэкстару и нежно поглаживала коня, пока тот брал кубики сахара — не спеша, по одному, — и жевал их с таким наслаждением, словно в жизни не пробовал ничего вкуснее.

— Дружба! — гордо возвестила Диана. — Я понравилась Блэкстару. Уверена, он с радостью позволит мне сесть на него верхом!

— Ну, на это особенно не рассчитывай, — сказал Стар, беря Диану за руку. — Никто еще не садился на него, кроме меня. — И, обращаясь к жеребцу, спросил: — Ну, как ты настроен, парнишка? Не хочешь ли закусить сахар овсом?

Стар повел Диану вокруг дома, и Блэкстар последовал за ними. Задний двор состоял из нескольких террас. Здесь не было тех цветов и кустарников, что обычно сажают возле домов. Здесь царила естественная красота. Яркие розовато-оранжевые цветы дикого водосбора и белого вереска были куда наряднее, чем их пышные садовые родственники. Ароматные кедры стояли вдоль пересекающихся дорожек, вымощенных простыми камнями. В центре двора был трехъярусный фонтан, и во многих местах стояли уютного вида мягкие садовые кресла.

За изгородью, спрятавшейся среди деревьев в пятидесяти ярдах от дома, выше по склону, располагались конюшни и загон. Он был пуст, его ворота распахнуты настежь, на толстой перекладине сверкающими серебряными буквами было написано имя лошади. Стар ушел в полутемную конюшню и принес куль овса.

— Ну, увидимся позже, — сказала Диана огромному коню.

Стар неосторожно сказал Диане, что хотел бы позже показать ей одно местечко в горах, куда он отправляется, чтобы успокоиться и расслабиться. Там, выше по склону, есть уединенная крохотная долинка с горячим источником минеральной воды, и он выкопал вокруг него бассейн.

Естественно, Диана не пожелала ждать. Она потребовала, чтобы они отправились туда немедленно. Стар показал на небо, все затянутое большими пухлыми тучами.

— Похоже, вот-вот хлынет дождь. Лучше нам пойти к горячему источнику завтра утром.

Диана подошла к нему вплотную и обняла за талию.

— Пожалуйста, Стар, покажи мне родник сейчас! У подумаешь, упадет на нас несколько капель! Я ничего не имею против. Кроме того, если мы поспешим, мы можем обогнать дождь.

Но им не удалось обогнать дождь.

До источника оставалось не меньше сотни ярдов, когда в быстро потемневшем небе сверкнула первая молния и послышался оглушительный раскат грома.

Они переглянулись, улыбнулись и, повернувшись, поспешили вниз по склону. Но ливень настиг их и немилосердно колотил Стара и Диану, пока они спускались вниз. Они визжали и хохотали.

Когда они добрались наконец до дома, то уже промокли насквозь. Задыхаясь, они нырнули под навес крыльца и тут же молча начали снимать с себя мокрую одежду. Обнаженные, они посмотрели друг на друга, рассмеялись и поцеловались. И еще раз поцеловались.

Стар подхватил Диану на руки и поднялся с ней наверх.

Гроза все усиливалась, пока они купались в черной мраморной ванне; невероятно крупные капли бешено колотили в стеклянную стену перед ними. Небо стало черным, как глубокой ночью, и оглушительные раскаты грома отдавались эхом по всему дому.

Искупавшись, Стар и Диана завернулись в большие белоснежные полотенца и вышли в спальню. Диана, любуясь грозой, смеялась, пока Стар снимал с постели меховое покрывало. Он расстелил его на полу, прямо перед стеклянной стеной.

— Иди сюда.

И они занялись любовью на пышных мехах, пока снаружи завывал в соснах ветер и дождь лил сплошным потоком. И они оставались в спальне весь этот дождливый день, любя друг друга и глядя на бурю за стеклянной стеной. Они ласкали друг друга. Смотрели друг на друга. Стар лежал на спине, а Диана приютилась у него под боком, положив голову ему на плечо.

После долгого ленивого молчания Стар наконец заговорил своим низким, ровным голосом:

— Диана…

— Ты вполне мог бы называть меня дорогая, — пробормотала она.

— Дорогая, — начал он снова, — предположим, я ничего о тебе не знаю. Расскажи мне все-все.

Диана подумала, что он хотел знать все о ней и Малыше Чероки.

Не тратя времени на вступление, Диана быстро выпалила:

— Стар, Малыш Чероки никогда не был моим любовником!

— Я знаю.

— Знаешь? — Это был не тот ответ, которого она ожидала. — Ты знал все это время, что…

— У тебя не было любовников до меня. — Стар повернул голову и посмотрел ей в глаза. — Ведь это так, милая?

— Да. Да, у меня их не было, — сказала она, немного разволновавшись. — И ты всегда это знал?

— Не всегда, — мягко уточнил он. — А с той ночи, когда мы впервые занимались любовью. — Он говорил нежно и тихо. А потом продолжил: — Милая, ты ведь не первая женщина, которую я знал. У меня было много любовниц. Слишком много. Но ты — единственная, которую я полюбил. И клянусь, больше я никогда в жизни не дотронусь до другой женщины.

— Это хорошо. — Ее сердце переполнилось счастьем. — А то, знаешь, я ужасно ревнива.

Стар добродушно рассмеялся:

— Я не дам тебе поводов к ревности, если ты выйдешь за меня замуж.

— Это предложение?

— Да. Выходи за меня, Диана. Будь моей женой.

— Я уж думала, ты никогда этого не скажешь, — улыбнулась Диана. — Что ж, мой ответ — да!

Стар усмехнулся, а Диана поцеловала его в губы, шепча:

— Да, ох, да!..

Дождь наконец прекратился. Выглянуло солнце. Яркая радуга вспыхнула в небе.

И сквозь блестящую стеклянную стену мир вокруг казался умытым и обновленным. Диана прижалась щекой к гладкой груди Стара, и ее обняли сильные руки. А потом дыхание Стара стало ровным и глубоким… он задремал.

Диана, чувствуя себя удивительно спокойной и защищенной, довольно вздохнула и тоже закрыла глаза. Мягкое биение сердца Стара завораживало ее, навевая сон…

Дэви Лезервуд вошел через вертящуюся дверь в салун «Ландер» в Вайоминге и остановился перед Малышом Чероки.

— Кассир сказал, они уехали. Малыш не шевельнулся.

— Куда?

— В Вирджиния-Сити.


Глава 39


Шел день третий на склоне горы Солнца.

Птицы, весело щебетавшие в густых ветвях сосен, разбудили Диану. Еще не успев открыть глаза, она уже улыбнулась. Она лениво протянула руку через широкую кровать, уверенная, что вот-вот наткнется на гладкое мужское тело.

Но нашла лишь шелковую бежевую простыню.

Она повернулась и огляделась. И снова улыбнулась. Стояло уже позднее утро. Стар, очевидно, проснулся раньше, но не захотел будить Диану.

Она мгновенно вскочила с кровати и прошла через спальню, надела белый шелковый халат и спустилась вниз, на поиски Стара. Небольшая синяя птичка вдруг села на кедровые перила балкона. Яркий луч горного солнца сверкнул на перьях цвета индиго.

Диана попыталась подкрасться к экзотическому созданию. Она вышла на балкон и осторожно, на цыпочках, двинулась к птице. Ей оставалось пройти меньше пяти футов, когда пугливая кроха чирикнула, взмахнула сверкающими крылышками и взлетела с перил. Диана состроила огорченную рожицу, следя за исчезающей вдали синей красавицей.

Она еще немного постояла на балконе, положив руки на перила и не отводя фиолетовых глаз от тающей в небе.

Диана вздохнула и собралась уже вернуться в спальню, когда вдруг до нее донеслось легкое покашливание. Она повернула голову и прислушалась. Покашливание повторилось.

Ей следует поговорить со Старом, что нельзя постоянно курить такие крепкие сигары. Но сначала она прокрадется в библиотеку и напугает его.

Диана бесшумно прошла по длинному широкому балкону к библиотеке Стара, расположенной тоже на втором этаже. Высокие французские окна библиотеки были распахнуты настежь навстречу чудесному сентябрьскому утру.

Закусив нижнюю губу, Диана осторожно подходила все ближе. Она добралась наконец до окна, заглянула внутрь и увидела Стара. Он сидел за большим письменным столом красного дерева, спиной к ней.

Диана помедлила у открытого окна. Ей хотелось посмотреть на него, пока он не заметил, полюбоваться его необычной внешностью. Стар вынул из ящика стола лист желтой бумаги, положил наполовину выкуренную сигару в хрустальную пепельницу и начал что-то быстро писать.

Он настолько ушел в работу, что Диана сумела подобраться прямо к его стулу; она чуть наклонилась и закрыла ладонями его глаза.

— Угадай, кто? — сказала она, и смех сорвался с ее губ.

Но смех этот мгновенно замер, потому что Стар, выронив перо, схватил ее за руки и оторвал их от своего лица с такой силой и стремительностью, что Диане показалось — он вывихнул ей оба плеча. И с невообразимой быстротой и угрозой он рванул Диану так, что она почти пролетела вокруг его стула.

На одно краткое мгновение мужчина, которого она так хорошо узнала в последние несколько дней, исчез. Перед ней был темнокожий зловещий незнакомец, в десять раз более пугающий, чем некий первобытный краснокожий дикарь… Его иссиня-черные глаза бешено вращались. В них горела смертоносная сила, и этот дикий взгляд встретился со взглядом Дианы… Зубы Стара были оскалены, жестокость искажала лицо…

Диана невольно задрожала, растерянная и искренне напуганная.

— Милая, — сказал Стар, и выражение его лица и глаз изменилось в долю секунды, когда он мягким движением притянул Диану к себе и усадил на колени. — Малышка моя, ты меня напугала. — Голос его звучал, как всегда, ровно и невозмутимо.

Все еще дрожащая, Диана попыталась улыбнуться, но не смогла.

— Я… извини, я… — Она приложила ладонь к горлу, пытаясь совладать с собой. — Стар, это ты меня перепугал до полусмерти. Ты смотрел на меня, как… как…

— Прости меня, любимая, — сказал он успокаивающе. Одной рукой Стар тут же свернул разлинованный желтый телеграфный бланк, лежавший перед ним, выдвинул средний ящик стола и убрал бумагу внутрь. И при этом он, не отрываясь, смотрел в фиалковые глаза Дианы. — Ну скажи, я прощен? — И он тепло, обаятельно улыбнулся.

— Да, конечно, только… Стар, ты… ты смотрел так… так, словно… хотел…

— Я никогда не причиню тебе зла, милая. Уверен, ты и сама это знаешь. — Он приоткрыл отвороты халата, и пальцы скользнули по груди Дианы. — Поцелуешь меня, пожелаешь мне доброго утра?

Сердце Дианы все еще сильно билось, ей показалось, что если сейчас она поцелует его, то поцелует совершенно незнакомого ей человека. Темнокожего, грозного чужака, чей ответный поцелуй будет жестоким и грубым, без капли тепла и нежности… И Диана снова содрогнулась.

— Холодно, малышка? — спросил Стар.

— Нет, я…

— Поцелуй меня.

Диана осторожно коснулась холодными ладонями гладких щек Стара и, наклонившись, слегка коснулась сжатыми губами его губ.

И тут же расслабилась.

В открывшихся ей навстречу губах не было и следа жестокости; это были мягкие, ищущие губы ее единственной любви. Стар целовал Диану не спеша, он медленно согревал ее, и Диана легко вздохнула. Дразнящий кончик его языка скользнул по крепко сжатым губам Дианы. Она зажмурила глаза, язык Стара ласково постучался в ее зубы. И они пропустили его в чувствительную глубину ее рта…

Когда же долгий, чарующий поцелуй закончился, Диана подняла голову, мечтательно улыбнулась Стару и сказала:

— С добрым утром, моя любовь!

— Наконец-то!

Он поудобнее усадил ее у себя на коленях.

— Надеюсь, ты не очень разозлился за то, что я тебе помешала, — сказала Диана, обнимая его за плечи.

— Ты ничему не помешала, милая, — заверил ее Стар.

— Нет, не так. — Она посмотрела на письменный стол. — Разве ты не писал что-то? Не собирался послать телеграмму?

В ответ спокойно прозвучало:

— Нет. Я просто кое-что подсчитывал. С тех пор как ты здесь появилась, я совсем забросил дела на рудниках.

— Ну, тебе повезло, — весело заявила Диана. — Я большой специалист по цифрам. Я тебе помогу. — Она чуть повернулась и потянулась к среднему ящику стола, чтобы открыть его.

Но ладонь Стара накрыла ее руку.

— Нет, милая, не сегодня утром. — Он поднес ее ладонь к губам, поцеловал, а потом стал целовать по очереди каждый палец. — Сегодня больше никакой работы.

— Но я была бы только рада помочь тебе в подсчетах, и…

— Я знаю. — Он как бы случайно задвинул ногой ящик. — Но это может и подождать. — Прижав ее руку к своей груди, он заставил мягкие пальцы Дианы проникнуть в расстегнутый ворот белой рубашки.

— Ты что-то скрываешь от меня, Хранитель Звезд?

— Ну, я-то думаю, — ласково возразил он, — что все наоборот. Это ты кое-что скрываешь от меня.

— Никогда! Мне нечего скрывать.

— Согласен, милая. — Стар усмехнулся и раздвинул широкие отвороты халата Дианы. Он окинул горячим взглядом бледные пышные груди, открывшиеся ему, и пробормотал: — Абсолютно нечего скрывать. — И поднял голову, чтобы весело посмотреть Диане в глаза.

Лицо Дианы залилось краской, и она запахнула халат.

— Ты совершенно бесстыден, — заявила она, смеясь.

— А ты и рада, что я такой, — уверенно произнес Стар. Он встал, держа ее на руках, и вышел из библиотеки, ногой закрыв за собой двери.

Диана тут же забыла о желтом телеграфном бланке, на котором Стар что-то писал.

В жаркий горный полдень счастливая пара взбиралась по склону к горячему источнику Стара. Диана ехала верхом на вороном коне. Стар шел впереди, что-то бормоча себе под нос.

Диана с улыбкой наблюдала за ним. Стара раздражало то, что Диана с такой легкостью завоевала доверие его драгоценного жеребца. Большой черный жеребец без малейших признаков протеста позволил Диане оседлать себя, а Стар стоял неподалеку, скрестив руки на груди, и, качая головой, предостерегал Диану, убеждая ее, что она сама навлекает на себя беду.

Но когда Диана уселась верхом и послала Стару победоносный взгляд, Стар нахмурился и погрозил коню пальцем:

— Попробуй только сбросить ее, и тебе придется иметь дело со мной.

А теперь Диана насмешливо следила за Старом, идущим впереди и показывающим ей дорогу. Он шел, как дикий кот, быстрым, мягким шагом, его волосы развевались по ветру, рубашка была расстегнута, открывая грудь и шею свежему ветру.

Диана на секунду прикрыла глаза, чуть вздрогнув. Ей до сих пор не верилось, что этот сложный, волнующий, прекрасный мужчина принадлежит ей и она скоро станет его женой. Диана каждую секунду боялась: вдруг кто-то разбудит ее — и все окажется лишь прекрасным сном…

Не оборачиваясь, Стар окликнул ее через плечо:

— Диана, натяни поводья. Сейчас будет очень опасное место, там легко оступиться.

Диана усмехнулась. И совсем по-женски тут же решила подразнить слишком высокомерного и заботливого спутника. Секунду спустя она крикнула:

— Смотри, милый, я вообще не держусь!

Диана расхохоталась, когда увидела, как изменилось от тревоги лицо повернувшегося к ней Стара. Он увидел, что Диана стоит на спине неоседланного жеребца; она уперлась руками в бедра, а поводья обернула вокруг талии.

— Черт бы тебя побрал, Диана! — резким тоном воскликнул Стар. — Ты что, хочешь довести меня до сердечного приступа?

Он щелкнул пальцами и приказал ей немедленно сесть. Все еще смеясь, Диана повиновалась. Затем Стар дал знак коню остановиться. И с потемневшим от бешенства лицом уверенным шагом направился к Диане. Диану охватила легкая неуверенность, когда он мгновенно очутился возле Блэкстара и, опалив ее взглядом, сказал:

— Прекрасно, мисс Лучшая Из Наездниц, покажи-ка мне еще один трюк.

— Скажи какой, — ответила Диана.

— Повернись и сядь на лошади задом наперед.

— Ну, такое легче сделать, чем выговорить. — Одним стремительным движением Диана развернулась. Глядя на Стара, она сообщила: — Это слишком просто. Что-нибудь еще?

— Да. Обопрись руками о холку Блэкстара, откинься назад и подними ноги в воздух.

— Вот так? — спросила она, изгибаясь и болтая голыми ногами.

— Нет! — рявкнул Стар, мгновенно взлетая на спину лошади. Он схватил ноги Дианы, раздвинул их и завел себе за талию. А потом наклонился вперед, взял девушку за плечи и притянул к себе. — Вот так, черт побери, — сказал он, и на его щеке нервно дернулся мускул.

— Эй, ты меня дурачишь? — спросила Диана, глядя в пылающие темные глаза и кладя руки на грудь Стара.

— Именно так, — спокойно откликнулся он. — И тебе лучше поскорее придумать что-нибудь, чтобы смягчить меня.

Диана улыбнулась:

— Я постараюсь.

Глядя прямо в его пронзительные глаза, видящие насквозь, Диана расстегнула рубашку Стара до самой талии и легонько царапнула ногтями его обнаженную грудь. А потом наклонилась и стала медленно целовать розовые следы на коже. Когда она подняла голову, на лице Стара играла та самая неотразимая улыбка, которая мгновенно и обезоруживала, и завоевывала…

— Целуй меня, — сказал он, хлопая Блэкстара по шее, чтобы тот тронулся с места. — Целуй меня, прекрасная ведьма, и не прекращай этого занятия, пока мы не доберемся до источника.

Диана так и поступила.

Они соскользнули с коня, упали в траву рядом с бурлящим источником и торопливо, пылко слились в объятии, срывая одежду, бормоча всякие глупости и совсем не думая о вороном жеребце, фыркающем и ржущем над их головами.

Они плескались в горячей воде, нарочно теряя друг друга в густых облаках пара, чтобы посмеяться, ища и находя партнера. Нарезвившись, они лениво растянулись на краю бассейна.

Они снова заговорили о том, как жил каждый из них до того, как они встретились, узнавая друг друга ближе.

Диана оказалась более разговорчивой. Стар с улыбкой слушал ее рассказы, как ее баловали в детстве. О ней заботились и ее ласкали все члены труппы. Она встречалась с известными и важными людьми. Была гостьей Уайтхолла, Букингемского дворца, встречалась с членами королевской семьи.

— Мне даже довелось сидеть на коленях королевы Виктории… да-да, самой старой королевы! — сказала Диана. Потом помолчала и мягко добавила: — Стар, мы вышли из совсем разных миров, но я надеюсь, ты простишь и поймешь меня, если иной раз я… э-э…

— Проявишь свою невероятную избалованность и испорченность?

— Э нет, я не такая! — И она дернула его за ухо. Он усмехнулся:

— Ты именно такая, прелесть моя, но я ничего не имею против. И я намерен довести этот процесс до конца.

— Уже довел, — заявила Диана. — Я в жизни не была такой счастливой!

— Я тоже, — сказал Стар, не открывая глаз.

Диана отвела назад его тронутые сединой волосы и поцеловала в гладкую темную шею.

— Милый, расскажи мне… расскажи мне правду о том дне… о первом дне в Горном колледже в Колорадо…

Глаза Стара медленно открылись.

— Как белые мальчишки отрезали мои косы?

— Да. — Она поцеловала его в плечо. — Как ты это перенес? Я бы на твоем месте сразу сбежала назад, домой, к Золотой Звезде.

Стар глубоко вздохнул.

— Нет, если бы ты была на моем месте, и ты поступила бы точь-в-точь как я. — Он опустился в воду поглубже и положил голову Диане на грудь. — Это был поворотный момент в моей жизни, Диана, — сказал он медленно и выразительно. — Да, я был разгневан. Мне было больно, я был смущен и растерян, ничего не понимая. И чувствовал себя глупо впервые в жизни.

И Диана как бы собственными глазами увидела, как милый, невинный Стар терпит издевательства банды бездушных белых студентов.

— Но меня учили, что мужчина живет настоящим, что он принимает любые удары судьбы. И в тот первый день в колледже я понял, что одинок. Что у меня не будет там друзей. Как я себя чувствовал на самом деле? Одиноким, — сказал он с трогательной откровенностью. — Мне было грустно, и я был нестерпимо одинок.

Стар ждал, что она скажет что-нибудь. Но она молчала. Он медленно повернулся к ней.

— Ты плачешь, — сказал он.

— Я никогда не плачу, — ответила Диана, глядя на него сквозь слезы.

— Ах детка, детка, — проговорил он, обхватывая ладонью ее подбородок. — Мне не следовало рассказывать тебе об этом. Кроме того, это ведь было так давно… и все уже зажило.

Отчаянно тряся головой, Диана, запинаясь, сказала:

— Я… я знаю… но мне невыносима мысль, что… что тебе было больно.

— Послушай, милая. — Стар показал на огромную зеленую секвойю, растущую вдали, за бассейном с горячим источником. — Видишь это дерево? Его не зря называют мамонтовым. Это самые старые и самые большие растения на земле. А почему они выдерживают тысячелетия штормов и ураганов? Да потому, что у них необычайно толстая кора. Ее не способны сокрушить ни огонь, ни насекомые-вредители. — Он улыбнулся Диане и добавил: — Таково же и человеческое существо. Оно тоже может отрастить толстую кору, чтобы защитить себя. Верь мне, моя любовь. У меня очень толстая кора. Ты разве не заметила?

Диана кивнула, вытерла слезы тыльной стороной ладони и с широкой усмешкой сказала:

— Думаю, не настолько толстая, чтобы я не смогла ее прокусить.

Стар откинул голову и захохотал. Диана, обхватив его за шею, смеялась вместе с ним.

Он крепко прижал ее к себе и заявил:

— Да, это моя девушка!


Глава 40


— Стар, смотри! — Диана подняла руку, показывая на запад, в небо. — Орел!

Стар чуть повернул голову. Действительно, на фоне багрового заката он увидел величественную птицу, парящую над горами.

— Летающие волки — так называют орлов наши братья-ацтеки.

Солнце опускалось за горы.

Они сидели на широкой передней веранде особняка. Диана пристроилась на краю длинной удобной кушетки, Стар лежал, растянувшись на спине и положив голову ей на колени. Отдохнувшие и расслабленные после дня, проведенного на горячем источнике, они наслаждались эффектным невадским закатом.

Они едва обменялись несколькими словами. Но это не было напряженным молчанием; это была тишина отдохновения, естественная и приятная для обоих. И эту тишину нарушало время от времени отдаленное рычание горного льва.

Минуты тянулись…

Наконец прозвучало:

— Завтра наш последний день. Диана вздохнула:

— Я знаю. Никогда в жизни время не летело так быстро! — Она еще раз вздохнула, подняла руку и осторожно коснулась маленького белого шрама под темной левой бровью Стара. — Откуда у тебя этот шрам?

— От драки, — безо всякого выражения ответил он. Диана поморщилась. Потом обвела пальцем его далеко не безупречный нос.

— А это?

— Еще несколько драк. — Он лениво усмехнулся. Диана водила пальцем по точеным губам Стара, пока Стар не поймал его зубами, а потом поцеловал руку.

— У тебя очень длинная линия жизни, — сказал он, проводя языком по ее ладони.

Диана взяла его руку.

— У тебя тоже.

Забрав руку, Стар обнял ее и сказал:

— Это хорошо. Мы оба проживем долго. Но здесь мы пробудем всего еще день.

— Неужели мы должны об этом говорить? — спросила Диана.

— Нет, наверное, ни к чему. Но я подумал, что мы могли бы придумать что-нибудь особенное на завтра, раз уж это…

— …Наш последний день, — закончила за него Диана. — Но что может быть лучше того, что есть?

— Ничего. Кроме разве что приличной еды.

— Э, да ты жалуешься! — воскликнула Диана, качая головой. — И это после того, как я, словно рабыня, провожу целые дни у горячей плиты!

— А как насчет того, чтобы завтра вечером отправиться в Вирджиния-Сити, пообедать в приличном ресторане, а потом пойти в оперу?

— Нет. Я не намерена делить тебя с кем бы то ни было в наш последний вечер. Так что забудь об этом.

— Мне нравится твой ответ. — Стар широко улыбнулся. — Ну, у меня есть еще одна идея.

— Ну-ка?

— Я завтра днем отправлюсь верхом в город, куплю билеты на поезд до Сан-Франциско, куплю тебе какую-нибудь нормальную одежду и закажу шеф-повару отеля «Тимберлин» такой обед, который можно будет привезти сюда.

— Да! Вот это то, что надо! — Диана мгновенно загорелась энтузиазмом. — Мы будем обедать при свечах, и пить шампанское, и… и… Ох, Стар, это великолепная идея! — Ее подвижный ум уже строил планы на великий вечер.

— И я куплю тебе модное, дорогое вечернее платье. Диана удивленно посмотрела на него:

— Не глупи, милый. Я сомневаюсь, чтобы ты смог найти по-настоящему модное платье в Вирджиния-Сити. А если и отыщешь, оно ведь может мне не подойти, так? Разве что мне поехать с тобой…

— Ты, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — слишком беспокоишься. Положись во всем на меня. Обещаю, завтра к этому времени ты наденешь потрясающий туалет. И он будет обтягивать тебя, как перчатка.

— Я люблю красивую одежду, — с очаровательной искренностью призналась Диана.

— А я люблю красивых женщин, — сказал он, — и в красивой одежде, и без нее.

Диана рассмеялась, потянулась к нему и поцеловала его в губы, но когда она хотела отодвинуться, Стар не позволил ей этого.

И они вновь слились в поцелуе.

Если бы они не были так сильно поглощены друг другом, они бы, пожалуй, гораздо раньше заметили посторонних, вторгшихся во владения Стара.

Ни Стар, ни Диана даже не догадывались, что они уже не одни, пока не услышали хруст гравия под тяжелыми башмаками, и тогда Стар мгновенно отпустил Диану, вскочил и пересек веранду.

В осенних сумерках он увидел троих мужчин, направлявшихся к нему широким шагом. Все трое были огромными. Все были основательно вооружены. И одним из них был Малыш Чероки.

— Уйди в дом, — приказал Стар, но Диана не двинулась с места. Ее сердце отчаянно забилось; она вызывающе шагнула вперед и встала рядом со Старом.

— Руки вверх, индеец! — рявкнул Малыш Чероки, направляя винтовку в грудь Стара.

Стар спокойно поднял руки.

— А ты уверен, что это он, а, Малыш? — спросил Дэви Лезервуд. — Мне что-то кажется, что мы ошиблись.

Безупречно одетый человек, стоявший перед ними, ничем не напоминал дикое существо в набедренной повязке, которое они в жаркий солнечный день притащили со Скалистых гор. Неужели это он? Малыш тоже сомневался. Но это должен был быть тот самый человек. Похоже, в Вирджиния-Сити все знали Бена Стара. И знали, где его можно найти. Все говорили об этом уединенном особняке на склоне горы Солнца.

— Это он, не беспокойся, — сказал Малыш. — Посмотри-ка на его глаза. И на его чертов серебряный браслет.

— Да, я именно тот человек, которого вы ищете, — подтвердил Стар, так же бесстрастно относясь к возможности собственной смерти, как шошонские вожди в далеком прошлом. Но он не мог так же спокойно отнестись к возможной смерти женщины, которую любил. — Ладно, Малыш, ты выиграл. Но мисс Бакхэннан должна быть в целости и сохранности возвращена своей семье.

— О да, я забираю мисс Бакхэннан, — заявил Малыш, и его взгляд переместился на Диану. — Идите сюда, дорогая. Теперь вы в безопасности.

Ум Дианы работал стремительно. И действовала она так же. Не колеблясь ни секунды, девушка покинула Стара и подошла к Малышу Чероки.

— Малыш, — задыхаясь, сказала она, — слава Богу, наконец-то ты меня нашел! Я молилась об этом… — Она стояла как раз между поднятым «винчестером» Малыша и Старом.

— Не вмешивайся, Диана, — произнес Стар низким властным голосом.

Малыш Чероки опустил винтовку.

— Ну, теперь я здесь, дорогая, — сказал он Диане, — а этому ублюдку придется сдохнуть. — Он поднял руку, отодвинул Диану и снова вскинул «винчестер».

— Ну же, пристрели его, и уберемся к чертям отсюда, — сказал Дэнни Лезервуд. — Или ты хочешь, чтобы я его убил?

— Опусти-ка свое ружьишко, братец, — посоветовал Дэви Лезервуд. — Это касается только их двоих.

— Малыш, не стреляй в него, — попросила Диана. — Ты не нуждаешься в ружье, чтобы его убить. — Она подняла руку и провела пальцами по мощным бицепсам Малыша. — Ты можешь сделать это голыми руками.

Братьям Лезервуд идея показалась привлекательной.

— Точно! Придави его, Малыш! — воскликнул Дэнни.

— Отправь его к черту! — поддержал брата Дэви. — Вышиби из него его проклятые мозги!

Малыш посмотрел на Диану.

— Верно, милая, ты права, — сказал он. — Мне не нужно оружия.

— Конечно, не нужно! — с улыбкой произнесла Диана и тут же медленно потянулась к «винчестеру». Но Малыш еще не доверял ей настолько, чтобы отдать в ее руки ружье. Он отодвинул Диану, отошел на несколько ярдов в сторону и аккуратно положил «винчестер» на землю. Надеясь, что она поступила правильно, Диана бросила на Стара тревожный, вопросительный взгляд.

Но Стар не смотрел на нее.

В ту самую секунду, как Малыш выпустил из рук ружье и повернулся, Стар, со сверкающими яростью глазами, налетел на него. Это произошло с такой скоростью, что он застал Малыша врасплох. Длинная рука Стара метнулась, как змея, его кулак врезался слева в челюсть Малыша.

И началась смертельная битва.

Диана застонала, когда огромный кулачище Малыша достал до подбородка Стара, развернув его голову, заставив индейца пошатнуться… Мужчины были под стать друг другу. Казалось, они целую вечность молотили друг друга, нанося мощные удары. Наконец Стару удалось провести апперкот, сваливший Малыша. Но, упав на спину, Малыш тут же схватил острый камень.

Диана зажала рот ладонями. Ей бы следовало знать, что Малыш не способен на честную схватку!

Она задержала дыхание.

Малыш поднялся на ноги.

Стар двинулся вперед и нанес удар левой. Правая рука Малыша рванулась вперед, и он приложил все свои силы к тому, чтобы вышибить камнем мозги Стара. Камень ударил индейца как раз над левым ухом, и Стар упал на землю.

Он лежал, ошеломленный и беспомощный. Диану затошнило от страха. Малыш вытер губы тыльной стороной ладони, сплюнул и изготовился добить поверженного врага.

Но не успел он сделать и шага по направлению к Стару, как громкое рычание заставило его оглянуться. И он увидел огромного горного льва, прижавшегося к вершине валуна. Лев напрягся перед прыжком и снова громко зарычал.

Сердце Малыша упало.

Тем более что он тут же узнал ромбовидное пятно на горле зверя… Это был кугуар из Колорадо! Тот самый, которого он избил и запер в клетку! Боже праведный, да неужели он помнит?..

Ответ не заставил себя ждать.

Малыш Чероки стоял, как каменная статуя, а горный лев присел, готовясь к прыжку, и громко шипел; мех на его холке поднялся дыбом.

Огромный кугуар рычал, прищурив золотистые глаза и показывая острые смертоносные клыки. Братья Лезервуд все еще топтались на месте, нащупывая висевшие у поясов пистолеты, когда гибкий зверь, выпрямив хвост, оттолкнулся от валуна. И, шипя, прыгнул.

Пришедший в себя Стар оказался так же быстр и проворен, как горный лев; он мгновенно вскочил на ноги, вскинул правую руку и громко крикнул, приказывая кугуару остановиться.

Атака была предотвращена.

Могучий зверь развернул гибкое тело на половине прыжка и мягко приземлился на все четыре лапы рядом со Старом.

У Малыша Чероки хватило ума не пуститься бежать в ту же секунду. Ведь кугуар мог догнать его в одно мгновение. Малыш замер на месте, крича Лезервудам:

— Застрелите его! Застрелите этого чертова льва!

— Я бы не советовал и пытаться, — сказал Стар холодным, ровным голосом, и ошеломленные братья не осмелились поднять пистолеты против смертельно опасной зверюги и человека, который обладал такой силой, что мог приказывать дикому кугуару.

Стар повернулся к Малышу.

— Я сегодня в удивительно добродушном настроении, Малыш. Я намерен позволить тебе жить. — Он сделал шаг вперед. — Но если ты когда-нибудь окажешься поблизости от меня, или от Дианы, или от шоу полковника, я убью тебя. Нет… я заставлю этого кота убить тебя. А теперь медленно повернись и убирайся, иди туда, где ты оставил свою лошадь, и скачи с горы как можно быстрее.

Малыш Чероки посмотрел на Стара, потом посмотрел на огромного, напряженного горного льва, замершего рядом со Старом. Он осторожно попятился, споткнулся и тут же вскрикнул от страха, потому что лев угрожающе зарычал. Но кугуар не тронулся с места, и Малыш повернулся и медленно пошел прочь.

Братья Лезервуд словно приросли к месту.

Невозмутимый Стар легко подошел и взял ружье Малыша. Диана не отставала ни на шаг.

Стар обратился к братьям:

— Убирайтесь из моих земель, или я обвиню вас в нарушении границ частного владения. И идите помедленнее. Мой кот очень голоден.

Огромные, устрашающего вида братья, держа в похолодевших руках пистолеты, посмотрели на Стара, стремительно развернулись и налетели друг на друга, спеша выполнить его приказ. Они споткнулись и упали, и пистолет Дэви выстрелил, но пуля ударилась в камень и отскочила. А Дэнни свой пистолет уронил.

Объятые ужасом, братья торопливо вскочили и быстро зашагали к лошадям, они то и дело толкали друг друга, спеша очутиться в безопасности.

Стар и Диана стояли в сгущающихся сумерках и смеялись, глядя, как громадные злобные братья спустились по склону и исчезли из виду.

— Милый, — заговорила наконец Диана, поворачиваясь к Стару, — с тобой все в порядке? — Не дождавшись ответа, Диана мягко окликнула: — Стар?..

— Не надо, — предостерегающе произнес Стар, поворачивая голову и глядя на Диану с широкой усмешкой, — никогда больше не надо вставать между мной и заряженным ружьем.

— А я это сделала? — удивленно произнесла Диана. — Ну, в таком случае я заслуживаю наказания.

— Пожалуй, это так, — согласился Стар, подмигивая. — Идем-ка наверх.

Диана мягко рассмеялась, когда он подхватил ее на руки и понес в дом.


Глава 41


Стар подтянул подпругу и застегнул серебряную пряжку подбрюшного ремня. Диана с отсутствующим видом похлопала жеребца по шее и запустила пальцы в его длинную жесткую гриву. Она не отводила глаз от Стара.

Стар поправил стремена, достал из кармана пару мягких замшевых перчаток и надел их. Он снял и снова надел черный фетровый стетсон, завязал потуже черный шелковый шейный платок, чуть сдвинув узел вправо.

Он посмотрел на Диану и усмехнулся. Потом, потянувшись к ней, наклонился и приблизил губы к ее губам. Но заколебался.

Диана приподнялась на цыпочки и сама поцеловала его. И тут же опустилась и мягко оттолкнула Стара.

— Мы займемся этим, когда придет время, — с легким кокетством пообещала она. — Так что не задерживайся в городе.

Стар снова усмехнулся, кивнул, ухватился за переднюю луку и взлетел в седло. Приложив затянутую в перчатку руку к стетсону в прощальном жесте, он неторопливо тронул коня с места.

Диана, заслонившись ладонью от лучей жаркого полуденного солнца, следила, как он удаляется. Не доезжая до арки в скале, служившей въездом в имение, он остановил коня. Блэк-стар описал полукруг и остановился, танцуя на месте, встряхивая большой черной головой, и тихонько заржал. А потом хозяин снова пустил его легкой рысцой.

Сердце Дианы забилось быстрее, когда она увидела, как вороной конь и черноволосый всадник медленно и уверенно приближаются к ней. Огромный конь двигался шагом, выступая важно, как хорошо тренированная цирковая лошадь, но взгляд Дианы был прикован к Стару. Его широкие плечи обтягивала белоснежная рубашка, поверх которой был надет черный кожаный жилет. Он не покачивался, не наклонялся. Он держался абсолютно прямо, и это не стоило ему ни малейших усилий.

Диана не шевельнулась, когда жеребец, весящий двенадцать сотен фунтов, остановился прямо возле нее. Она просто стояла, опустив руки вдоль тела, и ждала… Она не тронулась с места даже тогда, когда жеребец задел ее плечом.

Возвышавшийся над ней Стар сдвинул на затылок черный стетсон, наклонился, взял Диану за подбородок и без слов поцеловал в губы.

А потом выпрямился в седле и умчался прочь.

Диана провожала его взглядом, пока он не скрылся окончательно из виду. А потом, счастливая, побежала в дом. Ей нужно было сделать миллион дел, а Стар сказал, что вернется часа через три-четыре. Теплый, солнечный день был в ее распоряжении — и дом был в ее распоряжении… и она должна была подготовиться к особому, необычному, невероятному вечеру…

Их последнему вечеру здесь.

Добравшись до города, Стар остановил коня возле маленького почтового отделения. Из кармана жилета он достал два телеграфных бланка.

Войдя в помещение, Стар протянул тощему, бледному телеграфисту желтые листы.

— Отправьте это прямо сейчас, Морт.

Четвертью часа позже Стар вышел на освещенную ярким солнцем улицу, сворачивая бланки и пряча их снова во внутренний карман.

Затем он отправился на вокзал, купил два билета первого класса до Сан-Франциско, штат Калифорния. Дата отправления, стоявшая на билетах, гласила: «7.00, суббота, сентябрь, 28, 1895».

Остановившись на деревянном тротуаре у вокзала, Стар зажал в губах длинную тонкую сигару и чиркнул спичкой. Потом прислонился к фонарному столбу, неторопливо куря и обдумывая дальнейший маршрут.

Через несколько минут он уже был в кухне отеля «Тимберлин» и разговаривал с шеф-поваром. Маленький француз страстно доказывал Стару, что это невозможно! Он не в состоянии приготовить то, что хочет Стар, за каких-то два часа! Этого никто не сможет сделать! И неужели мистер Стар всерьез полагает, что подобный пир можно упаковать и отправить куда-то, чтобы съесть не в ресторане, а дома?!

Это невероятно! Невообразимо! Просто невозможно!

Стар спокойно слушал энергичную речь взволнованного повара, размахивающего руками. Когда пышная тирада была закончена и раскрасневшийся шеф-повар сорвал с головы колпак, чтобы вытереть вспотевшее лицо, Стар улыбнулся и направился к выходу.

В дверях он остановился, повернулся и сказал:

— Я вернусь в пять часов. Уверен, все будет готово. Бонжур, Филипп.

— Ах, эти нетерпеливые американцы! — воскликнул рассерженный Филипп в спину Стара. — И зачем только я покинул Париж?!

После ресторана Стар отправился в парикмахерскую. Пожилой парикмахер подстриг длинные волосы Стара. Стар вышел на солнечный свет, чувствуя себя полуголым с короткими волосами.

Пройдя два квартала, Стар очутился перед ювелирным магазином «Уинстон». Когда он отворил дверь, над ней громко звякнул колокольчик. Лицо Алана Уинстона сияло ярче, чем выставленные в витринах изделия, когда Стар выбрал особо дорогую вещицу из его коллекции.

Маленькая черная бархатная коробочка лежала во внутреннем кармане жилета Стара, когда он снова садился в седло. Теперь ему нужно было сделать еще одно важное дело, прежде чем возвращаться в «Тимберлин» за заказанным ужином.

Стар повернул коня с шумной улицы и очутился на узкой дороге, ведущей в гору. По извилистой тропинке Стар добрался до некоего дома, расположенного высоко над городом, в полном уединении.

Стар спешился перед этим большим, красивым бело-желтым особняком в викторианском стиле. У парадной двери Стар снял стетсон и громко стукнул серебряным молоточком.

Широкая дверь распахнулась. Улыбающийся дворецкий-китаец радостно приветствовал Стара.

Он сделал широкий жест, приглашая Стара войти, и тут же повернулся и позвал удивительно сильным, громким голосом:

— Мисси Рита, вас есть важная гость! Мистер Бен пришла! И он вежливо отобрал у Стара стетсон.

— Бен? — послышался с верхней площадки лестницы удивленный женский голос. — Бен Стар?

— Собственной персоной, — откликнулся Стар, подойдя к лестнице. Он ждал, чуть расставив ноги и уперев руки в бока.

Стройная, необычайно красивая рыжеволосая женщина в роскошном длинном пеньюаре из мерцающего атласа цвета морской волны поспешно спустилась по устланным ковром ступеням. Ее большие голубые глаза сверкали от возбуждения, на полных алых губах играла радостная улыбка.

Не дойдя двух ступеней до конца лестницы, восторженная красавица протянула руки и, обняв Стара за шею, запечатлела горячий поцелуй на его губах.

— Стар, милый! — пробормотала она задыхаясь. — Мне так тебя не хватало!

Блистательная мечта.

Их последний вечер в невадском особняке должен был стать реализацией блистательной мечты. Диана намеревалась добиться совершенства во всем.

Как только Стар исчез из виду, она помчалась в дом. Направившись в столовую, она раскрыла настежь высокие окна, чтобы впустить в комнату свежий воздух, и принялась собирать со стола оставшуюся после завтрака посуду.

Принеся тарелки и кофейные чашки на кухню, она состроила весьма кислую рожицу. Стопки грязной посуды покрывали все доступные поверхности, они громоздились даже на плите. И раковина была переполнена. Вздохнув, Диана опустилась на колени и поставила принесенное из столовой на пол.

А потом закатала рукава и принялась за работу.

Прошло больше часа, прежде чем она вымыла, вытерла и поставила на место последнюю тарелку. Бледные руки Дианы порозовели от горячей воды, лицо ее покрывала испарина, черные волосы повлажнели и прилипли ко лбу. Вдруг она услышала донесшееся снаружи, из еловых зарослей, громкое рычание. Диана улыбнулась, она больше не боялась большого кота. Но ей стало интересно, что же могло привести кугуара в такое волнение. По тому, как кот рычал, ясно было, что он чем-то обеспокоен.

К сожалению, у Дианы не было времени, чтобы выяснить, в чем дело.

Она снова пошла в столовую и тщательно протерла тяжелую мебель, доведя темное дерево до блеска. Из ящика буфета она достала скатерть винно-красного цвета и аккуратно расстелила ее на длинном столе. Безо всякой необходимости протерев и пару затейливых серебряных подсвечников, вставила в них новые белые свечи.

Диана выбрала лучшую посуду. Хрупкий, прозрачный костяной китайский фарфор с серебряными тонкими ободками. Тяжелое английское столовое серебро. Сверкающий резной хрусталь.

Она отступила, чтобы полюбоваться делом своих рук. Затем вернулась к столу и, дотянувшись до суповой ложки, положила ее перед стулом хозяина.

Диана улыбнулась. Потом нахмурилась. Потом щелкнула пальцами, словно ей в голову пришла нужная идея. Так оно и было. На столе не хватало цветов. Диана, прихватив соломенную корзинку, с ребяческим энтузиазмом бросилась на задний двор. Она стояла на коленях, собирая ветки пышно цветущего белого вереска, когда снова услышала рычание и шипение горного льва, скрывающегося где-то неподалеку, на склоне горы. Диана подняла голову, посмотрела по сторонам, но ничего не увидела. Пожав плечами, она принялась собирать нежные белые цветы.

Чудесный букет из диких цветов, помещенных в высокую хрустальную вазу, придал накрытому столу законченность. Гордо и одобрительно кивнув самой себе, Диана покинула столовую. Выйдя в широкий коридор, она бросила взгляд на большие напольные часы.

Было уже четыре!

Диана одним махом взлетела по лестнице, на ходу расстегивая блузку. Все то время, пока она намыливала и споласкивала свои густые черные волосы, она постоянно слышала рычание кугуара где-то неподалеку, и ей казалось, что горный лев сердится все сильнее и сильнее.

Обнаженная до талии, в одних лишь черных джинсах, Диана вышла на балкон, чтобы подсушить на солнце волосы. Она села на край длинного мягкого диванчика, спустила волосы на колени и начала тщательно вытирать их полотенцем и расчесывать.

Громкое и очень близкое рычание горного льва заставило ее вскочить. Диана, прикрыв грудь влажным полотенцем, подошла к перилам балкона. Прямо перед ней, на небольшой полянке за задней изгородью, огромный лев с ромбовидным пятном на горле нервно шагал взад и вперед, грозно рыча и встряхивая гривой.

— Эй, — окликнула Диана зверя, — что с тобой происходит?

Но тут же поняла, в чем дело.

На поляну вышла красивая самка чуть более светлого оттенка. Маленькая кошка демонстративно сделала круг по поляне, огибая рычащего самца и громко шипя на него, а потом, важно отдалившись на несколько ярдов, оглянулась на него через плечо и развалилась в траве.

Диана медленно опустила полотенце на балконные перила. Она замерла, наблюдая и не решаясь двинуться с места. Гибкая самка кугуара явно наслаждалась, дразня и мучая возбужденного самца.

Она каталась с боку на бок; она потягивалась; она громко мурлыкала. Самец сгорал от желания. Он осторожно, кругами приближался к самке. А она ждала, когда он потеряет терпение и направится прямиком к ней. И тогда она предостерегающе зашипела и когтистой лапой мгновенно влепила ему хорошую оплеуху.

Он возмущенно взревел и отскочил назад, а потом сделал очередную попытку приблизиться, но это оказалось явной глупостью, потому что ему тут же досталась еще более крепкая затрещина. Самка не была готова, а пока она не дошла до нужного состояния, он не мог даже подойти к ней близко.

Диана отвернулась; ее щеки слегка покраснели от смущения и охватившего ее внутреннего жара. Она вернулась к дивану и вспомнила, что оставила полотенце на перилах балкона.

Но Диана не стала возвращаться за ним.

Понимая, что в любую секунду раздраженная, скалящая зубы самка может обернуться послушной и ласковой подругой и принять возбужденного самца, Диана решила не нарушать интимности события и оставить диких львов наедине.

Очутившись в спальне, Диана принялась тревожно шагать из конца в конец; она чувствовала сильное внутреннее напряжение, непонятную, загадочную тревогу. Она дышала с трудом. Соски ее грудей превратились в тугие, чувствительные бутоны. Щекочущая дрожь желания пронизала все ее тело.

С ослабевшими коленями, с отчаянно кружащейся головой, Диана упала в мягкое удобное кресло. Она перекинула ноги через подлокотник и сузившимися глазами уставилась на огромную кровать в глубине комнаты. И на ее губах заиграла глупая, блаженная улыбка.

Приятно взволнованная и слегка возбужденная драмой чувств, разыгрывающейся снаружи, Диана пылко предвкушала горячие страсти, которым предстояло разыграться ночью в этой спальне, видя себя лежащей рядом с великолепным обнаженным Старом… и тут она уловила, что снаружи воцарилась тишина. Глубоко вздохнув, Диана медленно подняла руку и коснулась пальцем своего напряженного, жаждущего соска, глаза ее полузакрылись…

Но она мгновенно вскочила, когда краткая мирная передышка на поляне нарушилась. До Дианы донеслось шипение и рычание, которыми самка льва отметила окончание акта спаривания.

Диана вышла на балкон, чтобы забрать оставленное полотенце. И улыбнулась, увидев самку льва, по-прежнему лежащую на траве. Но теперь она удовлетворенно потягивалась, зевала и, взмахивая хвостом, перекатывалась с боку на бок. А большой самец осторожно наблюдал за ней, благоразумно держась поодаль.

Всей кожей ощущая ткань черных штанов и свободной блузки, Диана вернулась вниз, чтобы закончить последние приготовления.

Стар вернулся вскоре после шести, таща огромную корзину в одной руке и большую коробку в другой. Поставив корзину на кухонный стол и бросив на нее стетсон, он спрятал коробку за спину и вышел из кухни. В широком коридоре его встретила Диана.

Ее первыми словами были:

— Стар, твои волосы! Ты подстригся!

— Завтра мы едем в большой город, и я не хочу выглядеть дикарем. — Он весело усмехнулся. — Ну а теперь закрой глаза и протяни руки. — Диана мгновенно повиновалась. Стар вложил в ее руки коробку. Диана открыла глаза. — А теперь поцелуй меня, и новое платье — твое! — сказал он.

Держа коробку между ними, Диана вытянула шею и поцеловала его.

— Только не говори мне, как оно выглядит! — предупредила она. — Я хочу, чтобы это было сюрпризом!

Стар кивнул, рассмеявшись, и достал из кармана рубашки два голубых билета на поезд. Он показал их Диане.

— Вот, это наши билеты до Сан-Франциско. — Он положил их в серебряную вазу, стоявшую на низком столике. — А теперь отправляйся наверх, прими ванну и…

— Нет! — Диана отчаянно затрясла головой. — Я пойду одеваться в комнату для гостей. А спальню займешь ты. — Она медленно попятилась. — Мне так больше нравится. А в восемь часов встретимся в столовой.

— Милая, — сказал Стар, видя, как Диана вцепилась в коробку, — я буду считать минуты…


Глава 42


Ей очень этого хотелось, но она сдержалась.

Наверху, в гостевой комнате, Диана заставила себя ждать. Она сгорала от желания заглянуть в коробку, но тут же напомнила себе, что сегодня решила растягивать все удовольствия, наслаждаться предвкушениями последнего вечера. И потому она ждала. Она не позволила себе открыть коробку, пока не приняла ванну и не уложила волосы в изысканную прическу.

И лишь тогда она сняла белую папиросную бумагу, прикрывающую платье, и одним движением выхватила мерцающий наряд. Прекрасный туалет из шуршащей фиолетовой тафты — точно такого же цвета, что и ее глаза, — был сшит по последней европейской моде. Рукава, пышные до локтя, сужались к запястьям. Лиф был чрезвычайно узким, а декольте скандально глубоким. Платье обтягивало бедра и живот и падало вниз гофрированным колоколом.

Улыбаясь от восторга, Диана положила прелестный наряд на кровать и достала из коробки атласные бальные туфельки с золотыми пряжками, пару фиолетовых с золотом подвязок и тонкие шелковые чулки.

Ей пришлось потратить несколько минут, прежде чем она сумела застегнуть платье на спине. Она едва дышала, так туго оно обтягивало ее. Платье, создавая модный силуэт «песочные часы», очень сильно схватывало талию, было свободным в груди, подчеркивало бедра…

Диана задумчиво оглядела себя в большое зеркало. И нахмурилась. Да, и цвет, и фасон платья были безупречными, но возникла одна маленькая проблема. Отделанные кружевом штанишки Дианы морщили прекрасную тафту.

Диане оставалось только одно. Она быстро сняла белье и вернулась к зеркалу. Вот теперь все было прекрасно. Мерцающий туалет был изысканным. Усмехнувшись своему отражению, Диана почувствовала себя слегка порочной, но ей это нравилось. Под платьем на ней были теперь только тонкие шелковые чулки с атласными подвязками да бальные туфельки, и Диана гадала, догадается ли об этом Стар. Величественная как королева, Диана спустилась вниз в десять минут девятого, бесшумно прошла по коридору и остановилась в дверях столовой.

Стар стоял спиной к холодному камину, куря тонкую коричневую сигару. На его коротко подстриженных черных волосах играли синие блики, серебряные пряди на висках были зачесаны за уши. На Старе был безупречно сшитый смокинг с атласными черными отворотами. Белоснежная крахмальная рубашка была украшена на груди плиссировкой; французские тугие манжеты застегнуты сверкающими серебряными запонками. Черный широкий галстук под высоким воротником и шелковый фиолетовый платок, выглядывающий из нагрудного кармана, завершали его туалет.

Утратив дар речи, Диана смотрела на высокого, неотразимого Стара. Он был не просто невероятно хорош в вечернем костюме, нет; в нем ощущалась пугающая сила, от него веяло томной чувственностью и уверенностью в себе. Это был воспитанный, образованный, хорошо одетый джентльмен… однако под блестящей оболочкой таилось нечто дикое и необузданное. Темнокожий, стройный бог с достойной дьявола эротической силой.

И, глядя на Стара, Диана вдруг очень остро осознала, что под платьем на ней совсем ничего нет…

Стар, почувствовав присутствие Дианы, поднял голову. И испытал подлинное, глубокое потрясение при одном лишь взгляде на любимую, замершую в дверном проеме. Его колени ослабели, в горле у него пересохло; пальцы непроизвольно стиснули наполовину выкуренную сигару.

Она была так прекрасна, что казалась нереальной. Безусловно, это неземное существо просто растворится в воздухе, если Стар посмеет коснуться его…

Блестящие черные волосы Дианы были зачесаны наверх и уложены в затейливый шиньон, открывая нежные, чувственные изгибы бледной шеи. Фиолетовая тафта платья облегала стройное тело так, словно Диана родилась в этом наряде. Ее высокая пышная грудь соблазнительно выглядывала из глубокого выреза.

И так много этой бледной обнаженной плоти предстало взгляду Стара, что его охватило искушение немедленно подойти к Диане, наклонить голову и впиться поцелуем в ложбинку между милыми полушариями… Талия Дианы была затянута в рюмочку, и это слишком подчеркивало роскошные линии бедер, тем более что тафта туго обтягивала плоский живот…

Взгляд Стара медленно прошелся по стройному телу Дианы, затем вернулся к прекрасному лицу. На щеках девушки играл румянец, фиалковые глаза сверкали, в них уже нет-нет да и вспыхивал темный пурпур… Ее губы призывно полураскрылись…

Стар почувствовал, что теряет самообладание.

Это была запретная красота. Диана выглядела недостижимой богиней с лицом ангела и телом греховной нимфы. Соблазнительная, неотразимая смесь невинности и порочности. Она умудрялась выглядеть застенчивой и скромной в рискованном парижском туалете, но при этом излучала земную, всепоглощающую чувственность, которая явно ощущалась под мерцающей тканью платья.

Диана глубоко вздохнула, когда Стар положил сигару в хрустальную пепельницу и направился к ней. Улыбка, играющая на его чувственных губах, словно приковала Диану к месту, она не могла сделать и шагу… Стар медленно приблизился, демонстративно обошел вокруг Дианы, не касаясь ее, лишь обжигая темным, знойным взглядом. Он дерзко и страстно рассматривал ее, опаляя взглядом.

Он осторожно коснулся ее обнаженных плеч, наклонил голову и прижался губами к шее.

Диана задрожала.

Стар выпрямился. Его руки скользнули Диане под мышки и, пробравшись вперед, обхватили полные груди. Стар через тафту платья чуть сжал соски, погладил их и сказал:

— Если я в точности угадаю, что надето под твоим платьем, ты честно признаешь, что я прав?

Глаза Дианы полузакрылись, длинные ресницы нервно затрепетали, когда она пробормотала в ответ:

— Да… да, конечно… — И задержала дыхание.

— Ничего! — заявил Стар своим обычным ровным, невозмутимым тоном. — Уверен, ты просто голая.

— Откуда ты знаешь?

Он улыбнулся, взял ее за руку и ласково поцеловал в ладонь.

— Я это прочитал в твоих глазах, когда шел к тебе через комнату. — Он поцеловал ее запястье. — Можно мне потребовать доказательств своей правоты?

Чарующий девичий смех Дианы наполнил столовую.

— Разумеется, можно. — Стар вскинул голову и с интересом посмотрел на нее. — Только позже, — уточнила Диана. — Гораздо позже.

— О жестокая, бессердечная женщина! — выбранил он ее. — Да как ты можешь мучить такого замечательного мужчину?

Диана не ответила. Она снова рассмеялась, вспомнив, как вела себя днем самка кугуара. Вспомнила, как прекрасная дикая кошка довела самца до безумия, прежде чем приняла его. Внезапно преисполнившись пьянящим ощущением своей женской силы, Диана решила соблазнять Стара не спеша. Заставить его подождать, как горная львица заставила ждать своего взволнованного партнера. Заигрывать с ним и дразнить его, пока он не обезумеет от желания.

И лишь тогда позволить ему взять ее.

Ни секундой раньше.

Диана приняла предложенную Старом руку, чуть приподняла юбку элегантного платья и последовала за кавалером в столовую. Стар усадил Диану, потом быстро зажег белые свечи. Высокие окна были открыты навстречу прохладному вечернему воздуху. Легкий ветерок колебал крохотные огоньки свечей, бросая таинственные тени на стены и на лица сидящих за столом.

Это был долгий, великолепный ужин. Зернистая икра, омары, шампанское и многое, многое другое. Диана откусывала маленькие кусочки хрустящего хлеба, щедро намазанного икрой, запивала все большими глотками шампанского и смотрела на Стара, не отрывавшего от нее глаз. Неяркий свет смягчал резкость его черт…

Не отводя от него взгляда, Диана высунула кончик языка, облизнула блестящие губы и сказала:

— У меня невероятный аппетит сегодня. А у тебя?

— И у меня, — ответил он. — Но только не на еду. Я хочу тебя.

Соблазнительно улыбнувшись, Диана откинулась на спинку стула. Потом снова наклонилась к столу, видя, как глаза Стара впиваются в ложбинку между ее грудями.

Стар потянулся вперед и поймал руку Дианы.

— Милая, идем наверх… Мы закончим ужин позже. Диана, задохнувшись, рассмеялась:

— Напротив, любовь моя, мы сначала как следует поедим. — Она отобрала у него руку и положила ладонь на грудь, тем самым еще сильнее привлекая его внимание к соблазнительным полушариям, выступающим из глубокого декольте. — Разве тебе не понадобится сегодня много сил?

И они оставались за столом еще не меньше часа. Они попробовали все блюда, но ели очень мало. Зато они пили много отличного шампанского, и Диана вскоре почувствовала, что изрядно захмелела. А Стар, поощряя ее, снова и снова наполнял ее бокал.

— Спасибо, — сказала она, помешивая вино пальцем и задумчиво глядя на мчащиеся вверх пузырьки.

А потом она вдруг стала рассматривать руки Стара. Это были руки художника, скульптора, с длинными пальцами, суживающимися к концам.

— Твои руки прекрасны, — сказала она, глядя ему в глаза.

— Все твое тело прекрасно, — ответил он, протягивая к ней ладони. — И я хочу касаться твоего тела своими руками.

Диана радостно содрогнулась.

— Скоро, — пообещала она, осушая бокал.

Она снова откинулась на спинку стула и медленно, глубоко вздохнула. Тафта натянулась на ее груди, подчеркнув каждый изгиб…

— Не спеши, — сказал Стар, чувствуя, как на лбу у него выступает испарина. Он откупорил бутылку «Поммарда», налил в свой бокал и чуть пригубил.

— Дай мне попробовать твоего красного вина, — попросила Диана.

— Если ты не прочь пить со мной из одного бокала, — ответил Стар, отводя вино от ее протянутой руки.

— Так будет даже лучше, — заметила Диана, кокетливо улыбаясь.

Они выпили пополам бокал красного вина. Потом еще один. И еще.

И вскоре Диана уже не сидела напротив Стара. Он вкрадчиво поднял ее со стула, провел вокруг стола и усадил к себе на колени.

Сдавленным голосом Стар сказал:

— В библиотеке есть бренди, а в камине горит огонь… Диана приложила палец к его губам.

— Мне нравится это вино.

— Ты не любишь бренди? Диана покачала головой.

— Не помню, чтобы я хоть раз в жизни его пробовала.

— Тебе понравится.

— А после бренди мы будем танцевать?

— Если ты захочешь.

— Я захочу.

Диана изо всех сил цеплялась за руку Стара, когда они поднимались по лестнице наверх, в библиотеку. У нее кружилась голова, но она чувствовала себя счастливой и свободной. Просторная библиотека выглядела весьма привлекательной и уютной. В камине пылал яркий огонь; лишь он один и освещал комнату. Окна были широко открыты, и ветер колыхал тяжелые занавеси. Большой ковер из меха черного горностая лежал на полу, прямо перед камином.

Диана выпустила руку Стара и села, но Стар остался стоять. Он развязал свой широкий галстук, снял его и небрежно бросил на бронзовый телескоп, стоявший возле окна.

Затем наполнил «Наполеоном» два бокала, сел рядом с Дианой и протянул ей один. Диана чуть отпила бренди, задумчиво склонила голову набок, потом одобрительно кивнула. Стар тоже немного выпил. Поставил оба бокала на край стола, тут же обнял Диану и нежно поцеловал в губы. Умный и чуткий любовник, Стар знал, что для женщины настоящее возбуждение начинается с поцелуев.

И между неторопливыми глотками бренди он медленно целовал ее. Его губы, теплые и мягкие, имели привкус благородного напитка. Диана тихонько вздохнула и прижалась к нему, до глубины души наслаждаясь теплом огня, старым бренди и волнующими поцелуями.

И тем, что заставляла Стара ждать.

И Стар чувствовал, что он должен подождать. Но он так желал эту женщину, что ему казалось — он не сможет больше сдерживаться. Потому что Диана обрушила на него все свои чары.

Она была внимательной. Любезной. Нежной.

Бормоча в маленькое ушко ласковые глупости, Стар целовал ее снова и снова, и в его поцелуях все сильнее и сильнее прорывалась страсть. Внезапно его горячие губы оторвались от нее. Он стремительно отвернулся, встал и прошел через библиотеку к граммофону, заводившемуся вручную. Он запустил машину, и негромкая мелодия наполнила прохладную комнату, освещенную огнем камина. Стар вернулся к Диане.

Взволнованная чувственной силой, исходившей от него, Диана взяла протянутую ей руку и встала.

Чуть сжав ее пальцы, Стар спросил:

— Потанцуешь со мной?

— Да, — едва слышным шепотом ответила она.

Не успело это краткое слово слететь с губ Дианы, как Стар уже увлек ее на середину комнаты, крепко обнял и сказал тихо, ласково:

— А потом я буду любить тебя…


Глава 43


Не отпуская тонкой талии Дианы, Стар нагнулся и другой рукой взял бокал с бренди. Он предложил Диане немного выпить. Она покачала головой. Он улыбнулся, поднес бокал ко рту и отпил.

Стар легко, без усилий вел. Диана так же легко следовала за ним. Ее гибкое, податливое тело откликалось на каждое его движение даже прежде, чем Стар успевал его сделать. Диана трепетала, когда крепкие бедра Стара задевали ее, она слишком остро ощущала их, несмотря на одежду. Рука Стара лежала на ее спине легко, без нажима, но Диана чувствовала каждый его сильный палец… И думала при этом, что Стар танцует безупречно, что он — мечта каждой женщины, любящей танцевать…

Внезапно Диану охватил приступ ревности; она представила десятки прекрасных женщин, которых Стар, конечно же, не раз кружил в вальсе по полированным полам бальных залов в богатых особняках.

Ее рука крепче обняла шею Стара, пальцы сжали густые черные волосы. Диана прижалась к партнеру и закрыла глаза, продолжая кружиться вместе с ним.

Коснувшись губами ее виска, Стар мягко произнес:

— Когда я в последний раз слышал эту мелодию, я был один. В темноте, закованный в цепи. — Диана подняла голову, чтобы посмотреть на него. А он продолжал все тем же бесстрастным тоном: — Это было после первого представления шоу твоего дедушки в Денвере. У вас была вечеринка. Оркестр играл «После бала». Я помню, как я гадал, танцуешь ли ты. Обнимает ли тебя Малыш Чероки.

Диана хотела было ответить, но в это мгновение губы Стара впились в ее губы таким жадным и властным поцелуем, что ноги сами собой подогнулись и она, задохнувшись, вцепилась в Стара…

В его иссиня-черных глазах засветилась та смесь желания и ярости, что заставляла сердце Дианы замирать. И он твердо пообещал:

— Ты никогда не очутишься больше ни в чьих руках, кроме моих.

— Да, — едва дыша, заверила она его. — Никогда. Я принадлежу тебе, Стар.

Резкие черты его лица сразу смягчились, и он на мгновение сбился с ритма. Но нежная мелодия «После бала» продолжала звучать, и Стар снова закружил Диану по полутемной библиотеке, медленно расстегивая при этом пуговки платья на ее спине.

И когда музыка умолкла, роскошное фиолетовое платье уже полностью раскрылось сзади, и смуглые пальцы Стара ласкали обнаженную спину Дианы. Держа в другой руке бокал с бренди, Стар снова предложил Диане глоток. Она отпила немного, и ее тело словно запылало…

Стар крепче прижал девушку к себе и, склонив голову, слизнул каплю бренди с ее блестящих губ и поцеловал. Затем еще и еще…

Стар начал медленно, постепенно усиливать в Диане возбуждение. Давно в совершенстве овладевший искусством соблазнения, он безо всяких усилий спустил на Диане платье до талии, а она и не успела осознать, что происходит. И, проворно раздевая ее, Стар продолжал насыщать ее бренди и поцелуями. Он целовал ее на десятки ладов, он нежно ласкал каждый квадратный дюйм ее тела цвета слоновой кости…

Когда же Диана почувствовала, что хрустящая тафта соскальзывает с бедер, она сама крепко прижалась к Стару. И, задыхаясь, проговорила:

— Стар, идем наверх, в нашу комнату. В нашу кровать. Стар мягко отодвинул ее от себя.

— Позже, — сказал он. — Гораздо позже.

И, глядя ей прямо в глаза, он окончательно спустил фиолетовую юбку с пышного изгиба бедер.

— Нет… Стар… — бормотала она, смущенная и взволнованная.

— Да, Диана. — Он наклонился немного, помогая тафте соскользнуть по стройным ногам и упасть на пол мерцающей фиолетовой грудой.

— Что… что ты… делаешь?..

— Люблю тебя, — ответил он.

Выпрямившись, Стар вынул из волос Дианы удерживавшую их заколку. И восторженно смотрел, как угольно-черные локоны упали на обнаженные бледные плечи. На его щеке невольно дернулся мускул, он стиснул зубы, глаза потемнели от страсти.

Ее пышные волосы рассыпались блестящим облаком вокруг прелестного лица, и один длинный, шелковистый локон лег на округлую левую грудь. На Диане остались только тонкие чулки, атласные подвязки и бальные туфельки, и ее стройное тело казалось розовым в отсветах огня камина. Взгляд Стара неудержимо стремился к треугольнику вьющихся волос внизу живота Дианы.

— Я хочу, — сказал он, снова беря бокал с бренди, — еще немного потанцевать с тобой.

— Еще потанцевать?! Стар, но я же голая!

— Я знаю это, милая… ох, как хорошо я это знаю!

И он отошел от нее. Диана задрожала и, схватив второй бокал, отпила бренди. Холодный ветер коснулся ее обнаженной кожи. А Стар вновь завел граммофон, и сладкая мелодия «После бала» опять зазвучала в библиотеке.

Не говоря ни слова, Стар поднял Диану, все еще стоявшую посреди сброшенной юбки, поставил на середину комнаты, и они начали танцевать. Диана не стала ни о чем спрашивать. Она просто легко положила одну руку ему на шею и, держа в другой бокал с бренди, двигалась в такт музыке.

Ей казалось отчаянно бесстыдным и немного безумным танцевать обнаженной с полностью одетым мужчиной, но это возбуждало ее.

Диане нравилось, как Стар вел ее во время танца. И она даже не могла толком понять, что сильнее возбуждает ее… то ли это было ощущение атласных отворотов его смокинга, то и дело касавшихся ее напряженных сосков… то ли возбужденная мужская плоть, которую она чувствовала животом сквозь ткань его черных брюк… а может быть, это были его дерзкие, искусные руки, сжимавшие ее гибкое, податливое тело…

Ей нравилось, как его пальцы — смуглые, теплые — скользят по ее спине, плечам, бедрам… ягодицам…

И все это было так неожиданно весело и радостно, что Диана вскоре уже страстно прижималась к Стару, стараясь потереться о его крепкие, твердые бедра…

Не прошло и минуты, как Диана перестала чувствовать себя глупо или неловко из-за того, что была обнажена. Все казалось ей естественным, она была свободна. И счастлива оттого, что Стар предложил танцевать именно так. Она — обнаженная. Он — одетый.

То, что Стар не признавал никаких запретов, давало ему возможность проявлять в любви всю свою фантазию. И Диану это восхищало. Она хотела стать похожей на него. Открытой, и честной, и не страдающей ложной стыдливостью. Способной наслаждаться новыми, неизведанными гранями любви, физической близости…

Стар знал, что происходит в уме Дианы. Он мог с легкостью прочесть ее мысли по одному лишь прерывистому дыханию, по тому, как она прижималась к нему обнаженным жаждущим телом… он знал, что она уже в высшей степени возбуждена и готова к любовным приключениям. Она согласилась бы с любым, даже самым дерзким его предложением.

Нынешней ночью не следовало противиться природе.

Стар хотел обладать этой прекрасной женщиной всеми возможными способами, каких она еще не знала. И теперь время пришло. В их последний украденный у судьбы вечер здесь, в продуваемой ветром, но согретой огнем камина библиотеке, он и желанная для него женщина отдадутся друг другу с полной свободой и непринужденностью.

Он внезапно остановился, прекратив танец. И, не слыша уже продолжавшей звучать музыки, увлек Диану за собой и опустил на черный горностаевый ковер, расстеленный перед камином. Вздохнув, Диана со счастливым видом растянулась на нем, опершись на локоть. И сразу остро ощутила прикосновение мягких ворсинок к обнаженной, ожидающей коже. И замурлыкала, как возбужденная львица.

Стар улыбнулся, лег рядом с ней и сказал низким, мягким голосом:

— Знаешь, что я хочу сделать?

— Попробую угадать, — пробормотала Диана, глядя в его горящие глаза. — Все, что мы уже делали.

А Стар, накрыв темной ладонью ее белую пышную грудь, добавил:

— И многое такое, чего мы еще не делали.

— Да, — с трудом выговорила Диана, переводя дыхание, но совершенно не представляя, что же это может быть такое. — Стар, ты заставляешь меня испытывать… такие чувства… о которых я и не догадывалась…

— Это еще только начало.

Он набрал в рот немного бренди, наклонился и стал целовать белую грудь, оставляя на ней капли бренди, пока и твердый, как камешек, сосок, и темный круг возле него не заблестели от влаги. Стар поднял голову.

— Это еще только начало, — повторил он.

Диана, встретившись с ним взглядом, прерывисто вздохнула. Она встревоженно ожидала, понимая, что он хочет слизнуть бренди с ее напряженного соска. И страстно желала, чтобы он поскорее сделал это.

Напряженный сосок блестел от бренди. И трепетал, ожидая прикосновения губ Стара. Диане показалось, что весь мир, вся вселенная сосредоточились в этой жаждущей розовой точке.

— Стар, прошу тебя… — слабым голосом пробормотала она.

— Поцелуй меня, — приказал он, заставляя ее ждать. Его рот показался Диане живым огнем, и, когда долгий, медлительный поцелуй закончился, Диане страстно хотелось, чтобы этот огонь обжег ее грудь.

Она глубоко вздохнула, когда Стар прошептал ей в губы:

— Что, любимая?.. Чего ты хочешь?

— Я хочу… я хочу…

— Скажи, — мягко попросил он. — Скажи мне, милая.

Диана обхватила его загорелое лицо ладонями. Она лежала на черном горностаевом ковре, прижимая Стара к своей груди, путаясь пальцами в его густых, шелковистых иссиня-черных волосах, и вздрогнула от счастья и радости, когда он наконец слизнул бренди с ее соска… Она едва дышала от наслаждения, когда его горячий рот обхватил ее грудь…

Ее голова запрокинулась, блуждающий взгляд остановился на пламени камина. Язык Стара ласкал по очереди ее соски, его острые зубы нежно покусывали ее грудь… Не убирая ладоней с его темноволосой головы, Диана мечтательно смотрела в огонь, и ей казалось, что она растворяется в пламени…

Она обеспокоенно шевельнулась, когда Стар оторвался от ее порозовевшей груди. А он потянулся к ее ногам и одной рукой сбросил с нее туфельки. Целуя ее разгоряченное лицо, он при этом заставил ее согнуть в колене правую ногу и поставить ее на ковер. Одним пальцем он снял атласную подвязку, потом медленно стянул тонкий шелковый чулок. Диана мягко вздохнула, ожидая, что и второй чулок постигнет та же участь.

Но Стар не дотронулся до него.

И он не бросил в сторону снятый чулок. Он взял его в руку и провел нежным прозрачным шелком по обнаженному телу Дианы, дразня ее этим щекочущим прикосновением. Диана извивалась, и все сильнее возбуждалась от медленного движения шелка по горящему ожиданием телу.

Когда же Стар повел чулком по ее ноге, явно намереваясь закончить движение в некоей точке между ее бедер, Диана застонала и перевернулась на живот.

Стар улыбнулся и начал игру заново, опустив чулок на основание шеи Дианы. И не останавливался, пока шелк не очутился точно между трепещущими округлыми ягодицами.

Цепляясь пальцами за меховой ковер, прижавшись к нему щекой, Диана закрыла глаза, когда шелк чулка, дразняще задержавшись между ее ягодицами, скользнул прочь.

Стар отшвырнул чулок. Потом наклонился, прижался горячей щекой к плечу Дианы. Его напрягшееся от страсти лицо нависло над ней, его губы лишь дюйм отделял от ее губ. Темные глаза пылали от страстного желания, когда Стар хрипло произнес:

— Позволь мне любить тебя, Диана. Позволь мне это. Отдайся мне вся, до конца…


Глава 44


Стар начал целовать Диану. Его губы неторопливо двигались вниз, целуя щеки, подбородок, шею, грудь… Когда эти обжигающие губы добрались до живота и продолжили путь, Диана тревожно приподнялась на локтях и затрясла головой.

— Бог мой, ты не посмеешь! — прошептала она.

Но ее глаза уже сияли предвкушением, и Стару нетрудно было понять, что его идея Диане нравится…

Он поцеловал маленькую ямку ее пупка и сказал, не отрывая губ от шелковистой кожи:

— Расслабься, любимая. Я прекращу в любой момент, если ты этого не захочешь.

И он кончиком языка провел влажную дорожку от пупка вниз, к темному курчавому треугольнику между бедрами.

— Позволь мне целовать тебя, любимая. Сделай меня счастливым. Позволь сделать счастливой тебя.

— Стар… — выдохнула она, переполненная чувствами.

— Да, моя единственная любовь…

Стар прижался лицом к черным завиткам. Зарывшись в них носом, он приоткрыл губы и горячо дохнул в шелковистые заросли. Диана вскрикнула и прижала к губам ладонь. Ее обожгло дыхание Стара, а он коснулся ее кончиком языка… Диана выкрикнула его имя… Стар начал пылко целовать ее женскую плоть, обеими руками при этом крепко сжимая округлые ягодицы Дианы. И дрожь наслаждения пронизала Диану…

Наконец она приподнялась и оперлась на локти. Затуманенными страстью глазами она посмотрела на Стара — и едва поверила тому, что увидела.

Ее взору предстал полностью одетый Стар — в черном смокинге и белой рубашке с плиссировкой. И сама она — совершенно обнаженная, в одном шелковом чулке с подвязкой на левой ноге. Лицо Стара скрылось в густых черных завитках между ее бедрами. Она же… она бесстыдно растянулась на горностаевом ковре, широко раскинув ноги навстречу ему…

На мгновение эта шокирующая картина показалась Диане возмутительно бесстыдной, развратной, и Диана испытала недолгий приступ стыда. Но стыд этот быстро прошел, потому что горячий рот Стара продолжал ласкать ее все так же… Диане было хорошо, необычайно хорошо, и она лишь надеялась, что Стар никогда, никогда не остановится… И не было ничего ужасного в такого рода любви.

Это было изумительно.

Это было прекрасно.

Диана больше не закрывала глаз. И она больше не думала о том, как непристойно они оба выглядят. Она думала, что даже и вообразить не может, чтобы на свете было другое такое же эротичное зрелище, как смуглое лицо Стара, лежащее между ее ногами… целующее ее плоть…

И она не знала более глубокого наслаждения, чем то, что испытывала сейчас, когда ее касались горячие губы и нежный язык. И в ней нарастала радость, выше и выше поднимаясь в сердце. Тяжело дыша, Диана откинулась на мягкий горностаевый ковер, когда ее пылающее тело начало сотрясаться в первых судорогах приближающейся разрядки. И она невольно снова посмотрела на огонь.

Сосредоточив взгляд на пляшущих языках пламени, она ощущала нарастающий жар. Ее пожирал, испепелял этот жар, она вся была поглощена им…

И Диана окунулась в море адского сияния. И закричала, когда ее воспламененное тело взорвалось сверкающей россыпью искр. Рот Стара словно слился с ней, когда она билась, и изгибалась, и вздрагивала в самозабвении. А потом, полностью лишенная сил, неподвижно застыла на ковре.

И лишь тогда Стар поднял голову.

Он мгновенно передвинулся и лег рядом с Дианой, он поцеловал ее повлажневший висок и крепко обнял, бормоча нежные глупости, пока она не успокоилась и не затихла, томно растянувшись на роскошных мехах.

После этого Стар встал и торопливо разделся. Диана расслабленно лежала на ковре, без малейшего смущения наблюдая за тем, как он срывает с себя смокинг, стягивает через голову застегнутую рубашку и отшвыривает ее…

Обнаженный Стар снова лег рядом с Дианой, готовый заключить ее в объятия.

— Нет, подожди. — Она прижимала ладонь к его гладкой груди. — Ляг, Стар, — мягко приказала она.

Стар кивнул и лег на спину. Диана встала на колени, потом села на корточки рядом с ним. Восхищенно оглядев его безупречное тело, освещенное мерцающим огнем камина, Диана мечтательно улыбнулась.

И сказала:

— Теперь позволь мне любить тебя, Стар. Стар тяжело сглотнул.

— Да, малышка…

Диана потянулась к бокалу с бренди, оставленному возле камина. Глядя Стару прямо в глаза, она опустила руку в широкий бокал, окунула кончики пальцев в теплый коньяк и медленно вынула руку.

Живот Стара дернулся и втянулся, когда другой рукой Диана обхватила его напряженную плоть и осторожно смочила бренди.

А потом Диана, еще раз взглянув в расширенные темные глаза Стара, медленно наклонила голову и коснулась его губами. Стар громко застонал, содрогнулся, приподнялся и схватил Диану. В крайнем возбуждении, в предвкушении, он поднял ее и усадил верхом на свое напряженное тело, но, когда он хотел ввести свою жаждущую плоть в ее мягкую глубину, Диана покачала головой и остановила его.

— Позволь мне, милый… — прошептала она.

Руки Стара упали на ковер, он сдержал дыхание. И впился взглядом в Диану, которая, встав на колени, осторожно взяла обеими руками его мужское естество… Она сама ввела его в себя, в свою жаждущую глубину…

— Малышка, малышка… — задыхался Стар, когда Диана медленно, осторожно надвигалась на него.

И, как прежде Диана, Стар был ошеломлен представшим ему зрелищем. Диана сидела на нем, и ее безупречное обнаженное тело выглядело таким бледным и нежным рядом с его темной кожей… Взгляд Стара опустился туда, где их тела сливались, и он почувствовал, что сердце готово вот-вот выскочить из его груди…

— Диана, Диана… — бормотал он в сладкой агонии. Глаза Стара закрылись от бесконечного наслаждения, пока прекрасная женщина, сидевшая на нем, любила его и наконец заставила бешено содрогнуться. Не разделяя их тел, Диана опустилась на грудь Стара, целуя открытым ртом лепные плечи.

— Стар?..

— Да?

— Я хорошо любила тебя?

Стар рассмеялся и крепко прижал Диану к себе.

— Ты хорошо любила меня, милая. Ты любила меня очень хорошо.

Они оставили одежду там, где ее сбросили. Обнаженные, насытившиеся, они взобрались по лестнице, вместе приняли ванну и устало свалились в постель. И, обнявшись, почти мгновенно погрузились в глубокий сон без сновидений.

Через час Диана проснулась. Яркий лунный свет залил спальню. Она осторожно выскользнула из кровати; подошла к стеклянной стене и стала смотреть на бледную луну, уже начавшую спускаться.

Потом она прошлась по комнате. Увидя упавший со спинки стула черный кожаный жилет, в котором Стар ездил днем в Вирджиния-Сити, улыбнулась и подняла его.

Он принадлежал человеку, которого она любила, и Диана погладила мягкую, податливую кожу, прижала ее к щеке и глубоко вдохнула особый, мужской запах, пропитавший жилет. И удивленно моргнула, когда из внутреннего кармана выпал сложенный листок бумаги и мягко опустился на ковер.

Диана наклонилась и взяла листок. Она намеревалась положить его обратно в карман, но в ярком свете луны вдруг увидела, кому адресовано послание, написанное на нем. И кровь мгновенно застыла в ее венах.

Похолодевшей рукой Диана поднесла бумагу к глазам и начала читать:

«Сентябрь, 28, 1895.

Пауни Биллу.

211-е почтовое отделение.

Сан-Франциско, Калифорния.

Сопровождающий телеграмму денежный перевод закрепляет нашу сделку в том, что касается вашего предполагаемого приобретения шоу полковника Бака Бакхэннана «Дикий Запад»».

Недоуменно, недоверчиво прищурившись, Диана прочитала и перечитала краткий текст.

Наконец она аккуратно сложила желтый листок и засунула его обратно во внутренний карман черного жилета. Несколько долгих, мучительных мгновений Диана стояла, дрожа, в лунном свете, слишком ошеломленная, чтобы двинуться с места, слишком пораженная, чтобы думать…

А потом в ее памяти мгновенно вспыхнул тот инцидент, что произошел накануне днем в библиотеке Стара. Он писал что-то на желтом листе бумаги, точь-в-точь таком же, как тот, что выпал сейчас из кармана его жилета. И как странно он себя вел, как яростно бросился на нее, когда она подкралась к нему…

Диана вздрогнула.

Теперь она поняла, в чем была причина. И знала, зачем он вчера ездил в город. Изысканный ужин послужил лишь предлогом для поездки. А настоящим поводом была телеграмма старейшему врагу ее деда, Пауни Биллу!

Первым побуждением Дианы было тут же разбудить Стара, показать ему чертову телеграмму и потребовать немедленных объяснений.

Но Диана не сделала этого.

В объяснениях не было нужды. Вся горькая, разящая правда была перед глазами, на телеграфном бланке.

Диана почувствовала дурноту.

Эти четыре сказочных дня ровно ничего не значили для Стара. И его слова о вечной любви, его предложение выйти за него замуж были простым притворством. Все это было частью интриги, задуманной давно и тщательно. Стар был в сговоре с Пауни Биллом. Человек, утверждавший, что любит ее, просто-напросто использовал ее.

Потому что он мстил!

Месть была подлинной целью Стара. Его единственной целью. Он холодно рассчитал все, он нашел способ отомстить и умно реализовал его. Он отплатил им, ей и деду, он насладился возмездием…

Он очень точно все рассчитал, он заставил ее безнадежно влюбиться, а теперь ей придется провести всю оставшуюся жизнь без него, страдая…

А старый полковник будет страдать, потеряв свое любимое шоу. А с ним и волю к жизни.

Ноги Дианы ослабели, к горлу подступила тошнота… Она опустилась на колени, пытаясь понять, как же она могла оказаться такой дурой. Как она могла позволить себе поверить, что это жестокое, бессердечное существо и вправду любит ее?

Черт побери, да он же ее просто ненавидит!

Ненавидит так сильно, что сумел лишить ее гордости. Она обнажила, открыла перед ним не только тело, но и душу, до самой глубины. И он все у нее забрал. Все!

Лицо Дианы горело от стыда, когда она припоминала то, чем они занимались всего несколько часов назад на полу в библиотеке. Ее сердце болезненно сжалось. Слезы обожгли глаза. Ведь ее искусно и жестоко предали!

В ярости, с болью в сердце Диана наконец встала. Из одного лишь присущего ей упрямства она вернула себе утраченное самообладание и начала быстро, бесшумно одеваться. Она торопливо натянула черные джинсы и желтый пуловер, одновременно строя планы дальнейших действий.

Она должна сбежать. Сейчас же. Прежде, чем он проснется. Перед ее мысленным взором всплыли два длинных голубых железнодорожных билета, опущенных в серебряную вазу на столе в коридоре. Она заберет один и порвет второй. Потом выберется из дома, поднимется по склону и посмотрит, нет ли в конюшне Блэкстара.

Конь теперь хорошо ее знает. Она сумеет взнуздать и оседлать его. И помчится в Вирджиния-Сити; а коня задержит до рассвета. Потом она отпустит его, и он сам вернется домой. А Стар уже не сможет успеть к поезду, отходящему в Сан-Франциско в семь утра.

Сунув ноги в старые, рваные кожаные туфли, которые были на ней в ту ночь, когда Стар похитил ее из поезда, Диана еще раз проверила в уме свой план. Она была готова к побегу.

Диана была уверена, что, если ей удастся сесть в поезд и уехать, Стар уже не будет преследовать ее. Зачем ему это? Его месть свершилась. Он больше не нуждается в Диане.

Диана осторожно пересекла спальню. Выйдя в коридор, она сделала несколько торопливых шагов и остановилась.

Ее грудь пронзила боль, глаза ничего не видели от слез… Диана повернулась и снова вошла в просторную спальню. И направилась прямиком к темнокожему Стару, мирно спящему в лунном свете.

Зажав ладонью рот, чтобы заглушить рвущиеся из груди рыдания, Диана бросила последний долгий взгляд на свою любовь, на человека, в чьей постели ей не суждено было больше просыпаться.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


Глава 45


Время бежало.

И если бы полковнику не удалось раздобыть весьма значительную сумму денег к маячившей впереди роковой дате — первому ноября, то все имущество шоу «Дикий Запад», на которое уже был наложен арест, перешло бы к человеку, скупившему все долговые обязательства полковника Бакхэннана: к Пауни Биллу.

И если не случится чуда, следующей весной труппа не отправится на гастроли…

Диана Бакхэннан не верила в чудеса. Она верила в борьбу, она хотела спасти шоу, попавшее в громадную финансовую дыру. Она отказывалась признать поражение, пока не испробованы все возможные пути и средства.

Итак, в очередное темное, дождливое октябрьское утро Диана проснулась в меблированных комнатах в Окленде. И не совсем еще очнувшись от сна, с болью вспомнила те золотые утренние часы, когда открывала глаза навстречу яркому солнцу Невады, нежась в крепких объятиях Стара.

Диана натянула тонкое одеяло до самого подбородка. И, стиснув зубы, приготовилась вынести еще один день нескончаемого одиночества и отчаяния. Четыре недели прошло с той минуты, как она оставила Стара. И с тех пор все ее дни, все ее ночи были наполнены болью, какой ей не доводилось испытывать никогда в жизни.

Каждое утро ее первой мыслью была мысль о Старе.

И последней, перед сном, тоже о нем.

Она по-прежнему любила его, несмотря на жестокое предательство. Она любила его так, что наотрез отказалась возбуждать обвинение в похищении. Любила так, что до сих пор хранила в тайне его подлинное имя, никому не называя его. И тайна эта должна была уйти с ней в могилу, вместе с ее безнадежной, но не умершей любовью.

Диана крепко зажмурила глаза и завертела головой, лежащей на тощей подушке, тщетно надеясь отогнать видение, упорно стоящее перед ней. Но ее темнокожий, странный мучитель не исчезал. Диана в очередной раз напомнила себе, что она ровным счетом ничего не значит для Бена Стара. Ведь, если бы это было иначе, он давно пришел бы к ней…

Конечно, признавалась себе Диана, она втайне ждала его. Она глупо надеялась, что он явится и скажет, что произошла ужасная ошибка. Что он любит ее, что не может без нее жить.

Но он не пришел. И не придет.

И когда она рассказывала ему о делах деда, он холодно замышлял окончательно погубить полковника. А она снова и снова говорила о том, что сердце полковника будет разбито, если он потеряет свое любимое шоу, и особенно если оно попадет в руки Пауни Билла. Она должна перестать думать о своей ошибке. Она должна перестать думать о Старе. Ее место здесь — с людьми, которые действительно любят ее.

Диана вспомнила тот день, когда она добралась до Сан-Франциско. И с любовью подумала о том, как радостно встретили ее полковник и бабуля Бакхэннан. Их горячая любовь, их счастье при виде Дианы бальзамом пролились на ее израненное сердце.

В тот же вечер она навестила в госпитале больного индейца. Древний Глаз просиял, когда увидел ее. Диана сжала его руку, понимая, что тайна, известная лишь им двоим, навсегда между ними и останется.

Диана оглядела унылую меблированную комнатушку с поблекшими желто-белыми бумажными обоями, потрескавшимся потолком и белой железной кроватью.

Она села и спустила ноги на пол. Огромным усилием воли она заставила свои мысли вернуться к текущим делам. А главным делом было сейчас спасение шоу полковника от когтей Пауни Билла!

Наконец одетая и храбро улыбающаяся Диана постучала в дверь деда. Ей открыла Руфь Бакхэннан. Кивком седой головы она указала Диане на сгорбившуюся в кресле у окна фигуру полковника. Пожилая женщина горестно покачала головой и пожала плечами.

Он сидел в ночной сорочке и поношенном фланелевом халате, длинные седые волосы взлохмачены. На небритом лице отражалась глубокая печаль.

— Что это с тобой, лентяй?! — Диана положила руку на плечо деда, наклонилась и поцеловала взъерошенные волосы. — Теряете время, полковник! Нам нужно побыстрее переправиться через залив и выяснить, не сможем ли мы сегодня…

— Зачем? — Безжизненные голубые глаза полковника посмотрели на Диану и снова уставились в окно. — Я знаю, когда признавать поражение.

Диана, обменявшись с бабушкой встревоженным взглядом, опустилась на колени перед креслом деда. Изображая уверенность, которой на деле не испытывала, она взяла обеими руками морщинистую, покрытую коричневыми пятнами руку деда и сказала:

— Ну что за ерунда! Я отказываюсь даже слушать такие рассуждения! У нас есть еще два дня, и кто знает, что может случиться! Мы побывали пока что далеко не во всех банках Сан-Франциско, так что…

Она продолжала говорить о том, как им может повезти сегодня, как может все перемениться в один миг, твердила, что он не должен сдаваться, что они вовсе еще не разбиты… Диана все говорила и говорила, стараясь, чтобы ее слова и голос звучали как можно более убедительно. Но ничто не помогало.

— Нет. Все это бесполезно, Диана, — сказал полковник. — Ты споришь с Бакхэннаном.

— Ну и что? — возразила Диана. — Ты тоже! Полковник посмотрел ей в глаза, рассмеялся и сдался:

— Победила, малышка. — Он покачал седой головой. — Да, ты тоже Бакхэннан. Дай мне полчаса, ладно?

Диана мгновенно вскочила.

— Ровно тридцать минут, и ни секундой больше! — Она ласково улыбнулась, когда старый полковник поднялся из кресла. Грозя ему пальцем, она предупредила: — И больше никаких пораженческих настроений, полковник! Я не намерена терять свое время, свое драгоценное время на большого, ленивого нытика!

Она поцеловала деда в щеку и вышла.

Упрямая пара провела весь этот долгий дождливый день в Сан-Франциско, тщетно пытаясь найти оборотный капитал. Но им отказали и у Крокера, и у Леланд-Стэнфорда, и у Ликов… и в других местах тоже. И теперь, отчаявшись, они бросились искать спасения в мелких фирмах.

Но и здесь отрицательно качали головой в ответ на их диковинные предложения, двери захлопывались перед ними. Тугие кошельки Сан-Франциско не желали развязываться для протянутой руки полковника Бакхэннана.

К концу дня Диана и полковник устало поднялись на паром и под моросящим дождичком снова пересекли залив, возвращаясь в Окленд.

В тускло освещенном коридоре меблированных комнат Диана коснулась плеча деда, улыбнулась и сказала:

— Утром в то же время, полковник? Я думаю, мы попробуем… я… мы… — И Диана растерянно умолкла.

Полковник плакал. Из его бледных голубых глаз текли слезы. Он прислонился к стене и опустил седую голову.

Диана никогда в жизни не видела, чтобы ее дед плакал. И она совершенно растерялась. Бесстрашный, легендарный старый рыцарь Запада не мог всхлипывать, как напуганный ребенок. Этот большой седовласый мужчина был тем, на кого Диана всегда опиралась в трудные минуты, на кого опирались все, кто его знал. И он помогал всем. Всегда. Он просто не мог быть таким беспомощным и испуганным!

Но сейчас он был именно таким.

Диана шагнула к деду, обняла его за шею и ободряюще прижала к себе.

— Мне очень жаль, полковник, — мягко сказала она, чувствуя, как ноет ее сердце от сострадания. — Мне очень жаль.

Кивая и похлопывая внучку по спине, полковник Бакхэннан постепенно взял себя в руки. И тут же, словно ничего и не случилось, сказал:

— Руфь беспокоится. Идем поскорее наверх. Диана не тронулась с места.

— Иди один. Я погуляю перед ужином.

— Дождь еще идет.

— Я знаю.

Он понимающе кивнул, вздохнул и медленно пошел вверх по лестнице. Его хромая нога явно болела после бесконечного хождения под дождем по длинным улицам Сан-Франциско.

Диана закусила губу и, повернувшись, поспешно вышла. Она немного постояла на крыльце, решая, в какую сторону ей направиться.

Но это не имело никакого значения. У нее не было определенной цели. И никаких планов. Она могла идти куда угодно. Или никуда.

Диана медленно спустилась по деревянным ступеням и повернула направо. Она неторопливо шагала по дощатому тротуару. Зонтика у нее не было, но Диану не слишком беспокоило то, что она могла промокнуть насквозь. Она подняла лицо навстречу мелко сеющемуся дождю, и это было приятно.

Диана остановилась перед огромным складом, где хранились все аксессуары, весь реквизит «Шоу „Дикий Запад“ полковника Бака Бакхэннана».

Вода капала с карнизов большого здания.

Диана набрала комбинацию цифрового замка и вошла в тихое помещение склада, отыскала керосиновый фонарь, зажгла его и плотно прикрыла за собой дверь.

Держа фонарь в высоко поднятой руке, Диана стала пробираться между сложенным реквизитом и оборудованием. Здесь были штабеля разобранных деревянных трибун. Огромные матерчатые тенты, сложенные аккуратными стопами. Бухты канатов и веревок, потемневших от времени. Трофеи полковника: медали в футлярах, десятки винтовок, ружей и седел.

Но одного седла здесь недоставало.

Украшенное чеканным серебром седло, подаренное полковнику королевой Англии, несколько недель назад пришлось продать вместе с другими памятными вещами, чтобы расплатиться по счетам в меблированных комнатах.

Диана шла дальше. В глубине стояли украшенные зеркалами клетки для диких зверей и большой фургон с колокольчиками. И еще там была походная кухня. И легкая коляска, в которой выезжала на арену Кэт. И национальные костюмы индейцев.

Диана внезапно остановилась.

На полу, прямо перед ней, лежала поблекшая от солнца большая афиша. Диана подняла ее и поднесла поближе к фонарю. И перед ней вспыхнули дерзкие красные буквы: «КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ».

Под перечнем артистов, участвующих в представлении, красовалось изображение обнаженного дикаря с развевающимися черными волосами и бешеным взглядом, натягивающего сковывающие его цепи.

Фонарь покачивался в ее руке. Тени метались по поблекшей афише, и казалось, зловещий дикарь в цепях движется… Подбородок Дианы задрожал. Сердце болезненно сжалось, когда она смотрела на изображение скованного индейца.

Но вот слезы хлынули по щекам, и, почти ничего не видя, Диана уставилась на черную надпись, идущую по низу афиши: «КРАСНОКОЖИЙ СО СКАЛИСТЫХ ГОР».


Глава 46


Краснокожий со Скалистых гор не был теперь обнажен. Его тронутые сединой волосы уже не были длинными и не развевались по ветру. Иссиня-черные глаза не горели яростью. И тело его не было заковано в цепи.

Бенджамин Стар был одет в отлично сшитые брюки, в свежую накрахмаленную рубашку, в черный жилет из мягкой тонкой кожи. Он был аккуратно причесан и чисто выбрит. В его темном взгляде светилась глубокая задумчивость.

Но он по-прежнему был в цепях.

В цепях, которые он не в силах был сбросить, как бы ни старался. И не существовало на свете серебряного ключика, который мог бы волшебным образом разомкнуть эти цепи. Цепи, которые не ржавеют и не слабеют от времени.

Цепи любви.

Ушедший в свои мысли, Стар сидел в вертящемся кресле с высокой спинкой в наполненной книгами библиотеке. Он отвернулся от письменного стола, сложил руки на коленях и вытянул ноги.

В Сьерра-Мадре шел первый снег. Небо было низким и бесцветным. Холодный ветер тягостно вздыхал снаружи.

И бесконечное одиночество мучило Стара.

Его дом был болезненно пуст. Он опустел в то утро, когда Стар проснулся лишь для того, чтобы обнаружить: женщина, которую он полюбил, ушла. И особняк, бывший таким теплым и солнечным, когда она была здесь, сразу стал холодным и темным. И пустым. И навсегда останется холодным, и мрачным, и невероятно пустым — без черноволосой красавицы, которая обедала за его столом, танцевала в его библиотеке, спала в его постели.

Стар медленно, глубоко вздохнул.

И снова, в тысячный раз, стал вспоминать тот последний день, последнюю ночь, отыскивая ключ к событиям. Снова вопреки разуму надеясь, что найдет какое-то объяснение — другое, не то, что болезненно читалось его сердцем.

Но как он ни старался, он не мог вспомнить ничего такого, что заставило бы ее бежать. Она была ласковой и любящей, когда он поцеловал ее перед отъездом в Вирджиния-Сити. Стар мысленно прошелся по городу, вспоминая все, что делал тогда. Сначала он отправил телеграмму…

Стар сунул руку во внутренний карман кожаного жилета, того же самого, что был на нем в тот день. Желтые свернутые листки по-прежнему лежали в кармане. Стар достал их, развернул и прочел текст отправленной им телеграммы:

«Сентябрь, 28, 1895.

Пауни Биллу.

211-е почтовое отделение.

Сан-Франциско, Калифорния.

Сопровождающий телеграмму денежный перевод закрепляет нашу сделку в том, что касается вашего предполагаемого приобретения шоу полковника Бака Бакхэннана «Дикий Запад»».

Стар переложил первый лист под второй и продолжил читать, задумчиво прищурившись.

«Стр. 2.

Документы будут оформлены в моем офисе в Сан-Франциско. Подписав контракт, вы уступаете свои права — получая соответствующую прибыль, — на все долговые обязательства шоу Бакхэннана «Дикий Запад», и единственным кредитором указанного шоу становится корпорация «Звездная Пыль». Конец».

Стар уставился на текст. Даже если Диана нашла и прочла это — хотя этого, конечно же, не было, — она ведь не могла ошибиться в значении телеграммы. Он спас шоу старого полковника. Лишил Пауни Билла возможности завладеть им. Вложил собственные деньги, поручился за полковника, избавил его от полного разорения.

Стар пожал плечами, скомкал желтые листки и швырнул их, не глядя, куда они упадут. К черту все это! Сделка есть сделка. Он будет соблюдать условия контракта, он позволит старому человеку продолжать выступления, несмотря на мисс Диану Бакхэннан.

Стар открыл черную бархатную коробочку и загляделся на голубоватый бриллиант обручального кольца. Бриллиант показался ему темным, как его собственная жизнь. Потому что не было рядом луча света, который он мог бы отразить.

В тот жаркий сентябрьский день, когда он купил это кольцо для Дианы, он стоял на тротуаре и глупо таращился на него, улыбаясь… А камень сверкал и переливался на солнце… И Стар, волнуясь, представлял, как он подарит кольцо Диане… но решил, что это следует отложить до их приезда в Сан-Франциско, до того, как он попросит у полковника руки его внучки…

Стар стиснул зубы, резко захлопнул крышку коробочки и сунул ее обратно в карман. Зачем и дальше мучить себя? Все ушло, все позади. Он бросился за ней в тот момент, когда обнаружил, что она ушла. Но разве что-то стало яснее? Тогда он, побледнев, услышал, как железнодорожный служащий ответил на его вопросы, спокойно и уверенно:

— Да, конечно, очень хорошенькая черноволосая женщина. Она села в поезд на Сан-Франциско, в семь утра.

Сильный порыв ветра ударил в уже замерзшие стекла окон. И холод пронзил его сердце.

Потом Стар вдруг резко вскочил. Он вел себя как влюбленный дурак достаточно долго. Пора уже взяться за дела. Ему нужно кое-куда поехать. У него назначены деловые встречи.

Покинув библиотеку, Стар быстро прошел в спальню. Он направился в гардеробную и снял с полки коричневый кожаный чемодан. При этом он задел висящее на вешалке платье.

Мерцающий вечерний туалет с шорохом упал на пол у его ног. Туалет того самого цвета, который напомнил ему о прекрасных фиалковых глазах, чью власть над ним Стар не посмел бы отрицать. Стар бросил чемодан, присел на корточки и поднял платье.

Черт бы ее побрал, она постоянно напоминает о себе!

Нежно погладив фиолетовую ткань, Стар покачал головой. Чтобы отыскать для Дианы вот это самое платье, он навестил одну свою старую любовницу. Огненная, рыжеволосая Рита была ужасно огорчена и разочарована, когда он сказал ей, что влюблен и хочет жениться…

Но она проявила чертовскую благожелательность, когда он спросил, где можно купить какой-нибудь дорогой и изысканный вечерний туалет для его невесты.

— Ну, того, что тебе нужно, в Вирджиния-Сити просто не найти, — сказала тогда Рита. — Но тебе повезло. Я купила дюжину платьев во время последней поездки в Париж, и большинство из них так пока что ни разу не надела.

Из этой коллекции Стар мгновенно выбрал наряд из фиолетовой тафты, того же цвета, что и глаза Дианы. Рита встряхнула рыжими волосами и сказала:

— Ну конечно. Это платье я выбирала с мыслью о тебе. — Она рассмеялась и добавила: — Правда, не могу сказать, что я предполагала показывать его в отдельности от себя.

Стар встал, прижал к лицу шуршащую фиолетовую тафту и глубоко вздохнул. Его сердце сжалось. Стар пинком отшвырнул платье в сторону.

Диана Бакхэннан оказалась точно такой, какой он видел ее с самого начала. Испорченная красавица, которой все слишком быстро надоедает. Восхитительное существо, собирающее коллекцию разбитых сердец. Еще одна в длинном ряду прекрасных женщин, ищущих запретных приключений…

Шла бы она к черту!

Стар схватил коричневый чемодан и начал укладываться. Ему нужно было успеть на поезд.

А время шло.

И следующим днем должно было стать первое ноября. И человек, скупивший все долговые обязательства полковника Бакхэннана, вступит в свои права ровно в полночь. И завладеет всем.

Ненавистный Пауни Билл.

Тревожно шагая взад и вперед по своей комнате, Диана думала, что такого несчастного дня еще не было в ее жизни. Под дверью, как обычно, лежала «Сан-Франциско кроникл».

Диана взяла газету, тоже как обычно, надеясь, что в какой-нибудь из строк перед ней мелькнет спасительная идея… Но вместо поиска этого она уставилась на светскую колонку… и то, что она прочла там, лишь усилило ее отчаяние.

«…Известный невадский серебряный магнат Бенджамин Стар вчера снял номер в „Палас-отеле“, куда он прибыл без обычного шума…»

Уронив газету, словно та внезапно обожгла ей пальцы, Диана, дрожа от нахлынувших чувств, твердо сказала себе, что не должна о нем думать. И к тому же она слишком хорошо знает, зачем он приехал в город. Чтобы встретиться с сообщником по преступлению, Пауни Биллом!

Через несколько минут к ней явился полковник и с загадочным видом сообщил, что намерен отправиться сейчас в Сан-Франциско, один. Когда же Диана заявила, что поедет с ним, он наотрез отказался от ее сопровождения.

И ей оставалось лишь шагать по комнате и волноваться весь день.

Уже после четырех часов дня полковник громко постучал в ее дверь. Диана бросилась ему навстречу, сердце ее билось, казалось, прямо в горле. Полковник важно, чуть прихрамывая, вошел в комнату, широко расправив плечи. Он подмигнул Диане, чего не случалось уже несколько недель. Выглядел он совершенно как кот, только что втихомолку слопавший хозяйскую канарейку.

Видя выражение его лица, Диана поняла, что произошло нечто… неужели есть наконец надежда? Может быть, срок уплаты продлен?.. Диана ждала, когда же полковник заговорит.

— Ну? — резко произнесла она.

— Есть кое-какие новости, — сказал полковник и сделал эффектную паузу.

— Ну же, продолжай, продолжай! — воскликнула она, дрожа с головы до ног.

— Не торопи меня, Диана.

— Никто тебя не торопит! — Диана уставилась на него во все глаза. Он продолжал молчать. Диана раздраженно произнесла: — Ну выкладывай же, полковник!

Полковник невозмутимо улыбнулся своей прежней ангельской улыбкой, сунул руку во внутренний карман пиджака, достал очки и тщательно нацепил их на нос, потратив немало времени на то, чтобы как следует заправить за ухо левую дужку. Потом очередным театральным жестом достал из того же кармана сложенный лист плотной бумаги, на какой составляются официальные документы.

И усмехнулся, когда фиалковые глаза Дианы потемнели до пурпура, а на лице девушки отразились и сильное любопытство, и раздраженное нетерпение. Лишь после этого он сообщил внучке, что именно произошло в Сан-Франциско.

С адвокатом полковника связался адвокат некоего «ангела-хранителя от шоу-бизнеса», пожелавшего остаться неизвестным. И этот безымянный покровитель выкупил все долги полковника у Пауни Билла. И открыл полковнику кредит в банке «Юнион-Пасифик». И согласился финансировать приобретение нового подвижного состава. Ангел-хранитель спас шоу «Дикий Запад» ровно в одиннадцать утра!

Диана, обрадованная, но испытывающая недоверие, принялась строго допрашивать деда, словно представитель обвинения. Почему вдруг этот ангел совершил такой странный поступок? В чем тут причина? Где ловушка? Сколько дед потеряет, возвращая долги? Какой процент? Уверен ли он, что не сам Пауни Билл скрывается за всем этим? Уверен ли, что в сделке не кроется нечто сомнительное и что в действительности, это лишь уловка, чтобы заполучить его шоу?

Диана изводила полковника вопросами, но у него были ответы на все. Кроме одного. Он ничего не теряет. Шоу остается в его единоличном владении. Все записано в контракте. Он обязался выплатить долг — с соответствующим процентом, но лишь тогда, когда шоу начнет приносить прибыль. И он был так же искренне, как и Диана, удивлен поворотом событий. А имя их благодетеля осталось для него полной тайной.

— Кто может знать причины, Диана? — сказал полковник. — Может быть, у меня и в самом деле есть ангел-хранитель, и он…

— Пора идти, слышите, вы, оба? — В дверях комнаты Дианы появилась Руфь Бакхэннан, надевающая шляпу. — Мы опоздаем, если вы не поспешите.

— Иду, дорогая! — откликнулся сияющий полковник. Идя за ним к двери, Диана слегка нахмурилась.

— Все это как-то слишком… Я просто не могу понять, с какой стати… контракт, полковник! Чье имя стоит на контракте?

— Только фамилия адвоката, внучка, — ответил он через плечо. — И название корпорации.

— Какое?

— «Звездная Пыль».


Глава 47


— Дорогие мои, мы собрались все здесь, перед лицом Господа, чтобы присутствовать при соединении этого мужчины и этой женщины узами священного брака…

Диана радостно улыбалась, видя счастливую пару. Кэт Техаска выглядела удивительно молодой и хорошенькой в светлом, персикового цвета платье с букетом бледно-фиолетовых орхидей! Ее седеющие каштановые волосы, закрученные в тугие завитки, пышным ореолом окружали лицо.

Коротышка выглядел застенчивым и нервничающим, как и положено жениху. Его волосы были зачесаны назад, лицо отмыто до блеска; он нарядился в темный костюм с белой рубашкой и повязал широкий модный галстук. Сложив перед собой руки, он стоял рядом с Кэт, и его левая нога дрожала так, что это было заметно любому.

Любящий взгляд Дианы остановился на неподвижном, словно гранит, лице лучшего из людей. Древний Глаз был необычайно торжественным. Старый вождь ютов крепко сжимал обручальные кольца — так крепко, что казалось, к вождю вернулась его былая сила. Диана почувствовала облегчение.

Ведь вождь был таким худым и изможденным, когда она увидела его в оклендском госпитале… Войдя в палату, она прочла в черных глазах индейца, что он хранит их тайну, и быстро прижала палец к губам, давая ему знать, что молчать следует и впредь. И он понимающе моргнул, успокоив ее.

— …А ты, Уильям, берешь ли Катерину в свои законные жены?..

— Да! — ответил Коротышка. Его выбритое до синевы лицо покраснело, но голос прозвучал уверенно и твердо.

— Я объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать новобрачную.

Диана вместе с другими приглашенными осыпала рисом смеющуюся пару, когда та вышла на церковное крыльцо, в туманный осенний день.

Но вдруг ее словно ударила молния.

«Звездная Пыль».

Полковник сказал, что их поддержала корпорация «Звездная Пыль». Старая Золотая Звезда рассказывала о своей матери, бросившей ее, когда она была ребенком. Звездная Пыль! Ее звали Звездная Пыль!

Неужели она совершила величайшую ошибку в своей жизни? Обвинила Стара, в то время как он хотел им помочь?

В ее памяти всплыли и другие слова Золотой Звезды. И Диана услышала их так, будто старая индианка стояла совсем рядом с ней: «Если Хранитель Звезд знает, что кому-то плохо, кто-то в беде, он всегда придет на помощь. Это у него в крови».

— Диана! Диана!

Возвращенная к реальности, Диана посмотрела на сияющую новобрачную, окликнувшую ее.

— Диана, ты готова? Вот он! — Кэт взмахнула букетом невесты. — Лови!

И Кэт Техаска бросила букет точно в руки Диане. Диана машинально подхватила фиолетовые орхидеи. Вокруг послышались аплодисменты и одобрительный свист.

Кэт Техаска закричала:

— Всех приглашаем на прием в меблированные комнаты! Пора съесть свадебный пирог!

Радостная толпа потекла по тротуару следом за женихом и невестой. Диана взволнованно огляделась, отыскивая бабушку и дедушку.

— Мне нужно кое-куда пойти, кое-что сделать, — наскоро объяснила она им. — Передайте мои извинения Кэт и Коротышке, хорошо?

Диана не дала им времени и возможности что-либо сказать. Пожилая пара лишь удивленно посмотрела вслед своей независимой внучке, повернувшейся и умчавшейся неведомо зачем в сторону причала, с букетом невесты в крепко сжатой руке.

Над городом и портом висел туман, мягкой дымкой окутавший дома, улицы, обнаженные деревья… и Диана бежала сквозь этот туман. Она успела вскочить на паром, хотя тот уже отчаливал. Задохнувшаяся, с отчаянно бьющимся сердцем, Диана подобрала юбки и прыгнула на палубу в тот момент, когда раздался свисток, предупреждающий об отплытии.

На палубе почти не было пассажиров. Лишь несколько человек стояли у поручней, подняв воротники и повернувшись спиной к пронизывающему ветру. Но Диана не замечала ни холода, ни тумана, ни сырости. Она торопливо прошла вперед, одной рукой вцепившись в поручни, другой прижимая к себе букет фиолетовых орхидей. Откинув голову, она весело рассмеялась, когда пыхтящий паром начал с трудом пробираться сквозь туман.

Ветер растрепал ее локоны, плотно прижал к телу одежду. Соленые брызги холодной воды летели ей в лицо.

Но Диану это не беспокоило.

Ее сердце пело, наполненное надеждой. Она пошире расставила ноги, противостоя качке, и ее сияющие фиалковые глаза не отрывались от мерцающих сквозь густой туман огней впереди. Где-то там, в этом большом городе, Хранитель Звезд…

— Это все старые игры! Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — услышала вдруг Диана и повернула голову. Рядом с ней неуверенно остановился человек, явно навеселе. На нем был надет шелковый цилиндр, широкий вечерний плащ, а на лице блуждала кривая улыбка. Мужчина с трудом ухватился за поручень и спросил: — Вы не чувствуете, как дергается пол? Это не может быть одно из тех чудовищных землетрясений, о которых пишут в газетах?

Диана улыбнулась перебравшему англичанину:

— Нет. Мы с вами на пароме. Это работает мотор. Мы плывем.

— Ах! Слава Богу! — воскликнул он, кивая. Потом поинтересовался: — А могу я узнать, куда именно мы направляемся?

— В Сан-Франциско. — Диана усмехнулась, когда крайнее удивление на лице человека вдруг сменилось выражением восторга.

— Великолепно! Очень динамичный город. Бог мой, если я не ошибаюсь, у меня там есть один приятель! Можно будет заскочить к нему. — Диана продолжала улыбаться. — А вы, моя дорогая? — Он кивнул головой, указывая на букет в ее руке. — Выходите замуж?

— Надеюсь, да, — с готовностью ответила Диана. — Но не уверена.

— Хотите, погадаем?

— Да!

— Ваш молодой человек сейчас в Сан-Франциско?

— Да, он там.

— Бросьте ваш букет в залив! Если он поплывет к Фриско, вы выйдете замуж. А если отправится обратно в Окленд…

Диана мгновенно швырнула букет в темную бурлящую воду залива. И с растущим отчаянием смотрела, как намокшие цветы, подгоняемые расходящимися от парома волнами, направились к порту Окленда. Пьяненький англичанин прекрасно видел, что происходит. Он поднял руку и закрыл ладонью глаза.

Диана тревожно ухватилась за поручни и перегнулась, вглядываясь в волны. Маленький букетик был едва виден в густом тумане. Внезапно ветер усилился, и букет, повернув, уверенно поплыл в сторону порта Сан-Франциско.

— Ну, теперь можете смотреть! — счастливым голосом сообщила Диана англичанину.

Тот опустил руку. И, улыбнувшись, сказал с великолепным оксфордским выговором:

— Ну, в таком случае, дорогая, будет ли мне позволено первым поцеловать очаровательную невесту?

Добравшись до «Палас-отеля», Диана вошла внутрь, поспешно пересекла роскошный вестибюль и подошла к стойке. Портье в униформе отеля посмотрел на нее с улыбкой.

— Бенджамин Стар, — небрежным тоном сказала Диана, одаряя служащего обворожительной улыбкой. — Бен ждет меня. Он, я полагаю, в том же номере, что и всегда?

— Да, мисс. Как обычно. Угловой, восемьсот четырнадцать.

В лифте Диана мысленно повторяла то, что она должна была сказать Стару. Наконец она вышла в тихий коридор восьмого этажа и тут же увидела официанта в белой куртке, несущего накрытый салфеткой серебряный поднос. Официант остановился у двери с номером 814.

— Погодите! — окликнула его Диана, торопливо подошла к официанту, улыбнулась и забрала у него поднос. Посмотрев в его удивленные глаза, она рассмеялась и сказала: — Я возьму это. Я туда иду.

— Но… но… — Он потянулся к подносу.

— Не тревожьтесь, прошу вас. — Она отступила. — Спасибо, и можете идти.

Официант нахмурился, покачал головой и отправился восвояси.

Диана уверенно постучала в дверь.

— Открыто, — послышался изнутри низкий знакомый голос, и Диана почувствовала, как слабеют ее ноги.

Она все же сумела открыть высокую белую дверь и вошла в большой, роскошный номер.

— Поставьте все там, на стол.

Снова этот низкий, ровный тон… Диана, глупо кивнув, завертела головой, отыскивая, где же находится обладатель голоса. У нее перехватило дыхание, когда она наконец увидела его. За дверью, на балконе.

Аккуратно ставя поднос на стол с мраморной столешницей, Диана ждала, что Стар вот-вот обернется и увидит ее. Она ждала, глядя на него, не в силах оторвать от него глаз…

Он чуть повернул голову, и его профиль на мгновение обрисовался на фоне ржаво-оранжевого сияния городских огней.

— Стар… — Ее губы шевельнулись, но ни звука не сорвалось с них.

Теперь, когда Диана очутилась в одной комнате с ним, из ее головы вдруг вылетело все, что она собиралась ему сказать.

Он был так неотразим, так потрясающе хорош собой. В нем чувствовалась все та же сила, огромная мужественность… и Диана с трудом удержала себя — ей захотелось броситься к нему, в его объятия…

— Стар…

Теперь она действительно произнесла его имя и увидела, как мгновенно напряглись его широкие плечи, как дернулась темноволосая голова.

Он медленно повернулся и посмотрел на нее.

Краткий всплеск радости мелькнул в его темных глазах — но тут же непроницаемая маска окутала лицо. Он не произнес ни звука. И снова отвернулся.

Слыша, как бешено стучит ее сердце, Диана прошла через просторную гостиную, вышла на балкон и остановилась совсем недалеко от Стара.

Он чувствовал ее присутствие, знал, что она рядом. Он изо всех сил стиснул зубы, сдвинул ослабевшие колени и вцепился в перила балкона. И тщетно желал, чтобы его сердце перестало биться так лихорадочно. Чтобы его ладони не были мокрыми, чтобы ноги перестали дрожать…

Он желал, чтобы ушла Диана.

Но Диана не двинулась с места.

Немного подождав, она шагнула вперед, положила ладони ему на плечи и прижалась щекой к его спине. Она почувствовала, как в то же мгновение напряглись все его мускулы. Услышала как нервно он втянул воздух.

— Если ты еще когда-нибудь очутишься в моих объятиях, — мягко заговорила Диана, повторяя слова Стара, когда-то сказанные ей, — тебе нужно будет произнести лишь одно слово. Это слово — «нет». «Нет». Это все, что ты должен сказать. Если ты и вправду думаешь это, скажи «нет». И я оставлю тебя.

Прошло несколько долгих, мучительных секунд.

Медленно, очень медленно Стар повернулся в ее руках. Его темные, измученные глаза встретились с ее взглядом. Его бронзовые руки заметно дрожали, когда он поднял их и обхватил ладонями лицо Дианы. И наконец, мальчишеская улыбка заиграла в углах его жесткого, чувственного рта.

— Да, — сказал он, и его низкий голос дрогнул. — Мое слово — «да». Да, Диана, любимая… да…


Примечание автора


Генерал Ричард-Генри Платт основал индейскую школу в Карлайле, в Пенсильвании, в 1879 году. Я надеюсь, мои читатели поймут, почему в романе «Звезды любви» я отнесла ее создание к 1874 году. Мне хотелось, чтобы Бен Стар получил хорошее образование.

Нэн Райан