Сюрприз для Айседоры
Нора Робертс


Айседора Конрой, владелица антикварного магазина, волею случая оказалась в эпицентре драматических событий, связанных с кражей и контрабандой бесценных произведений искусства. Распутать загадочный клубок событий и целой серии необъяснимых убийств берется ее сосед, бывший капитан полиции Джед Скиммерхорн. Любовь к прелестной Айседоре помогает ему обрести утраченную веру в себя, в людей, в свое призвание, а ей – открыть бесконечную власть и силу страсти.


Нора Робертс

Сюрприз для Айседоры


Пролог


Нет, он не мог оставаться здесь. В этом старинном респектабельном доме Джед чувствовал себя словно в западне.

Повсюду, казалось, затаились призраки, и, чтобы изгнать их, недостаточно было просто накрыть мебель чехлами, запереть двери и уйти. Комнаты, даже пустые, хранили слишком много воспоминаний.

– Капитан Скиммерхорн?

Черт побери! Уже неделю он не капитан полиции, и за эту неделю устал объяснять всем, что вышел в отставку.

Джед посторонился. Огромный гардероб красного дерева плавно проплыл через величественный холл в промозглое утро.

– Да?

– Похоже, мы вынесли все, что вы хотели отправить на склад. Может, проверите?

– Хорошо.

Джед поднялся на второй этаж. В конце концов, в его жизни было столько обязанностей, эта – всего лишь еще одна.

Что-то подтолкнуло его к комнате, в которой он жил в детстве и позже, когда остался один. Он остановился в дверях и, сунув в карманы крепко сжатые кулаки, приготовился к шквальному огню воспоминаний.

В этой комнате он плакал тайком, стыдясь своих слез. Мужчине из рода Скиммерхорнов не подобает открыто выказывать слабость. А потом, когда слезы высыхали, он всякий раз вынашивал мщение. Беспомощное детское мщение, неизменно обращавшееся против него самого. В этой комнате он научился ненавидеть. Но это всего лишь комната. Всего лишь дом. Он убедил себя в этом задолго до того, как вернулся сюда уже взрослым мужчиной. И все встало на свои места. Ему даже нравилось жить здесь…

До того, как это все случилось с Элейн.

– Джедидая.

Джед вздрогнул. Правая рука рванулась к пистолету, но он вовремя осадил себя. Прежде никто не смог бы незаметно подобраться к нему сзади. Именно поэтому он теперь не носит оружие.

Джед расслабился и оглянулся. Его бабушка, Онория Скиммерхорн Роджерс, в норковом манто, со скромными бриллиантами в ушах, с аккуратно уложенными белоснежными волосами, казалась бы беззаботной состоятельной вдовой, если бы не тревожное выражение ее синих глаз.

– Мне казалось, я убедила тебя подождать, – тихо сказала бабушка, тронув его за плечо.

Джед отпрянул. Как истинный Скиммерхорн, он не терпел, когда его трогали.

– Не было причин ждать.

– А для этого ты нашел причину? – Бабушка показала на оголенную комнату. – Нашел причину опустошить дом, избавиться от своих вещей?

– В этом доме нет ничего моего.

– Глупо!

– Что глупо? Поражение? Или то, что я еще жив? Если бы она так сильно не тревожилась, его резкий ответ вызвал бы не менее резкий выговор.

– Дорогой, не может быть и речи о поражении. Или о чувстве вины. – Онория физически ощутила, как внук отдаляется от нее, и погладила его по щеке, хотя – верь она, что это поможет, – с большим удовольствием хорошенько встряхнула бы его. – Тебе просто нужно время.

Джед собрал всю силу воли, чтобы не отпрянуть от прикосновения бабушкиных пальцев.

– Я выбрал такой способ.

– Отказаться от семейного дома?

– Семья? – Его смех прозвучал резко, и холл ответил насмешливым эхом. – Мы никогда не были семьей. Ни здесь, ни в каком другом месте.

Ее взгляд, до этого ласковый и сочувственный, стал жестким.

– Отказываться от прошлого так же скверно, как и жить в нем. Что ты делаешь? Отшвыриваешь все, что заработал, все, чего достиг? Признаю, я не была в восторге от твоего выбора профессии, но это был твой выбор, и ты добился успеха. Став капитаном полиции, ты сделал для прославления имени Скиммерхорнов больше, чем все твои предки с их деньгами и властью.

– Я пошел в копы не для того, чтобы прославить свое чертово имя.

– Конечно. Ты сделал это ради себя, несмотря на огромное семейное давление… включая мое. И мне оставалось лишь удивляться, откуда у тебя столько сил.

Онория с тревогой смотрела на Джеда. Как любая бабушка, она волновалась из-за того, что он сильно похудел в последние месяцы, но, как женщина, не могла не признать, что его осунувшееся лицо под взъерошенными светлыми, с золотистым отливом волосами стало еще интереснее. Высокий, широкоплечий, очень мужественный, несмотря на обманчиво мягкие чувственные губы. А в ярко-синих глазах, таких же, как и ее, сейчас дерзких и одновременно затравленных, она видела мятущегося подростка, которого так хорошо помнила.

Однако того мальчика уже нет, а этому мужчине она вряд ли могла чем-то помочь.

– Я не приветствовала твое возвращение сюда после смерти родителей, но и это твой выбор. А сейчас ты явно совершаешь ошибку. Продажа дома и отказ от карьеры – не ответ на трагедию. Ты разочаровываешь меня, Джедидая.

Ему стало больно. Бабушка редко так говорила, и эти ее слова жалили сильнее, чем когда-то злобные оскорбления отца.

– Лучше разочаровать тебя, чем взять на себя ответственность за жизнь даже одного полицейского. – Джед вынул руки из карманов, с трудом разжал кулаки. – Я не могу командовать. Может, никогда больше не смогу. А что касается дома, его надо было продать давным-давно. После смерти родителей. И я продал бы его, если бы Элейн согласилась. – Он сглотнул горький комок в горле. – Теперь ее тоже нет, и я сам принял решение.

– Да, сам. Но неверное решение.

Ярость вскипела в нем. Захотелось ударить кого-нибудь, кого угодно. Такое желание накатывало на него теперь слишком часто. И именно поэтому он был теперь гражданским лицом, а не капитаном Д. – Т. Скиммерхорном из полицейского департамента Филадельфии.

– Как ты не понимаешь? Я не могу жить здесь. Я не могу спать здесь, я задыхаюсь. Я должен убраться отсюда хоть к черту.

– Тогда переезжай ко мне. На праздники. Хотя бы до первого января. Отдохни, пока не совершил непоправимую глупость. – Ее голос снова смягчился. – Джедидая, прошли месяцы с тех пор, как Элейн… как Элейн была убита.

– Я знаю, сколько времени прошла. – Да, он точно знал момент смерти своей сестры. В конце концов, ведь это он убил ее. – Я глубоко тронут твоим приглашением, но у меня свои планы. Сегодня я еду смотреть квартиру. На Саут-стрит.

– Квартиру. – Онория вздохнула. – Господи, Джедидая, ну что за чепуха! Купи себе другой дом, если уж не можешь жить в этом, попутешествуй, но не хорони себя в какой-то убогой комнатенке.

Джед с удивлением обнаружил, что еще может улыбаться.

– В объявлении говорится, что квартира тихая, просторная и в хорошем районе. Мне это не кажется убогим.

Бабушка, – он сжал ее руки, не давая возразить, – хватит спорить.

Онория снова вздохнула, признавая свое поражение.

– Я хочу только лучшего для тебя.

– Как всегда. – Джед с трудом справился с нервной дрожью, чувствуя, как стены наступают на него. – Прошу тебя, уйдем отсюда.


Глава 1


В театре «Либерти» – как всегда перед Рождеством – шла генеральная репетиция инсценировки диккенсовского «Святочного рассказа с привидениями».

В любом зрительном зале без публики – с игрой света и костюмов на сцене, с гулкими голосами актеров – есть особая магия: магия волшебства, невероятных превращений, пульсирующей энергии безудержных амбиций.

Айседора Конрой стояла за кулисами не в силах оторвать взгляд от сцены. Волнение окрасило легким румянцем ее матовую кожу, улыбка тронула чувственные губы. От восторга ее карие глаза широко распахнулись, оттенив нежное, с тонкими чертами лицо. Темные с золотистым отливом волосы придавали ей особое очарование и живость. Театр был у нее в крови – она впитала его магию с самого детства.

Происходящее на сцене Айседора переживала почти как реальность. Наблюдая за отцом, бряцающим цепями и произносящим нараспев зловещие пророчества, она готова была поверить в призраков. И сейчас он был для нее скрягой Марли, навечно закованным в цепи собственной жадности.

Вдруг Марли громко потребовал изменения мизансцены, став Квентином Конроем, актером и директором театра.

Подбежала Офелия, сестра Айседоры.

– Дора! Мы отстаем от графика на двадцать минут.

– У нас нет никакого графика, – прошептала Айседора, одобрительно кивая: сцена неуловимо изменилась и стала совершенной. – Я никогда не составляю графиков для коммерческих поездок. Посмотри, Ли. Разве не чудесно?

Офелия перевела взгляд на сцену.

– Да. Хотя один бог знает, как ему удается год за годом с таким успехом возобновлять один и тот же спектакль.

– Традиция, – просияла Дора.

Покинув театр, она не перестала любить его, не перестала восхищаться отцом, научившим ее блистать в любой, самой невыигрышной роли. Она сотни раз видела перевоплощения отца на сцене, была свидетелем его триумфов и провалов, но никогда Квентин Конрой не забывал о своем предназначении: развлекать.

– Помнишь маму с папой во «Сне в летнюю ночь»? Титания и Оберон!

Ли восхищенно закатила глаза и улыбнулась.

– Как это можно забыть? Мама неделями не выходила из образа. Нелегко жить с королевой фей и эльфов. И если мы сейчас же не уберемся отсюда, эта королева начнет перечислять, что может случиться с двумя одинокими женщинами, рискующими отправиться на машине в Виргинию.

Дора обняла Ли за плечи.

– Успокойся. Я ее нейтрализовала, а у папы через минуту перерыв.

И точно. Ровно через минуту актеры разошлись, и Дора вбежала на сцену.

– Папа, ты был великолепен.

– Спасибо, дорогая. – Он величественно поднял руку, и изорванный саван заколыхался вокруг него. – По-моему, грим лучше, чем в прошлом году.

И действительно. Казалось, что красивое отцовское лицо вот-вот начнет разлагаться.

– Лучше. Ты ужасен. – Дора легко поцеловала его в губы, стараясь не размазать грим. – Жаль, что мы пропустим первый спектакль.

– Ничего не поделаешь. – Квентин надулся. Театральную династию Конроев продолжал теперь только сын. Обе дочери были для нее потеряны: одна вышла замуж, другая ударилась в свободное предпринимательство. Правда, ему иногда удавалось заманивать их на небольшие роли. – Итак, мои малышки отправляются на поиски приключений.

– Папа, мы едем на аукцион, а не в дебри Амазонки.

– Не вижу разницы. – Квентин подмигнул и поцеловал Ли. – Берегитесь змей.

– О, Ли! – Шелестя турнюром и перьями шляпы, на сцену выбежала Трикси Конрой. – Звонит Джон. Он не может вспомнить, что сегодня у Мисси: собрание девочек-скаутов в пять или урок музыки в шесть.

– Я все записала. Как он будет справляться с детьми три дня, если не может прочитать список? Ли метнулась за кулисы.

– Джон такой милый. Безупречный зять, – прокомментировала Трикси. – А теперь, Дора, пообещай, что осторожно поведешь машину.

– Обещаю, мама.

– Да, конечно, ты всегда осторожна. Ты не будешь подсаживать попутчиков?

– Даже если они будут умолять на коленях.

– И ты будешь останавливаться каждые два часа, чтобы давать отдых глазам?

– Строго по часам, мама.

Трикси пожевала нижнюю губу, пытаясь – как обычно – предусмотреть все возможные опасности.

– Все-таки Виргиния ужасно далеко. И может пойти снег.

– У меня шипованная резина. – Дора поцеловала мать. – Перестань волноваться. В машине есть телефон, и я буду звонить со всех границ штатов.

– Ах, какая прелесть! – Трикси заметно повеселела. – Да, Квентин, дорогой! Я только что заходила в кассу. – Она низко присела в реверансе перед мужем. – На всю неделю остались одни стоячие места.

– Естественно. – Квентин закружил жену в вальсе. – У Конроев – только аншлаг.

– Ни пуха ни пера. – Дора поцеловала мать на прощание. – И не забудь, папа, сегодня днем ты показываешь квартиру.

– Я никогда не забываю о деловых встречах. По местам! – крикнул он актерам и подмигнул дочери. – Счастливого пути, дорогая.

Под лязг его цепей Дора покинула сцену.

Айседора Конрой обожала торговаться и заключать сделки. Слово «распродажа» отзывалось в ней приятной дрожью предвкушения. Покупать она любила всегда, находя удовольствие в обмене денег на вещи. И удовольствие не уменьшалось от того, что очень часто она меняла деньги на вещи, совершенно для нее бесполезные. Все кончилось тем, что Дора открыла собственный магазин и обнаружила, что продавать так же приятно, как покупать, а аукционные залы казались ей очень похожими на театральные. Есть сцена, есть реквизит, есть персонажи. Как объяснила она несколько лет назад озадаченным родителям, их дочь остается актрисой, просто меняет обстановку.

Сцену сегодняшнего представления Дора уже изучила. Декорации бедноваты, но ей доводилось играть и в менее приятном окружении. Похожее на огромный амбар, здание барахолки Шермана Портера прежде было скотобойней и до сих пор продувалось всеми ветрами. Товары были выставлены прямо на ледяном бетонном полу, где когда-то – на скорбном пути к тушеной говядине и свиным отбивным – мычали коровы и визжали свиньи.

Теперь, таращась на изделия из стекла, фарфоровые шкатулки, картины и резные изголовья кроватей, здесь бродили закутанные в пальто и шарфы люди.

– Ли, только взгляни на это! – Дора протянула сестре позолоченный молочник в форме женской туфельки. – Правда, изумительно?

Офелия Конрой Брэдшоу недоуменно изогнула золотистые брови. Несмотря на свое поэтичное имя, она была весьма практичной женщиной.

– Ты хотела сказать «фривольно»?

– Господи, хоть раз приподнимись над здравым смыслом. – Дора любовно провела кончиком пальца по своду туфельки. – В жизни есть место и для нелепостей.

– Я знаю. Твой магазин.

Дора хихикнула, вовсе не обидевшись. Ставя на полку молочник, она уже знала, что обязательно поторгуется за него, а потому достала из сумки ручку с терзающим гитару Элвисом Пресли и записала в блокнот номер лота.

– Ли, я просто счастлива, что ты поехала со мной.

– Кто-то же должен приструнивать тебя. – Внимание Ли привлекло цветное стекло начала века. Две-три желтые фигурки прекрасно подошли бы к ее коллекции. – Все же меня мучает совесть: ведь я бросила детей на Джона под самое Рождество.

– Тебе не терпелось удрать из дома, – напомнила Дора, разглядывая туалетный столик из вишневого дерева.

– Поэтому-то я и чувствую себя виноватой. Закинув за спину конец красного шарфа, Дора наклонилась к медным ручкам столика.

– Милая, прошло всего три дня. Считай, что мы уже едем домой. Сегодня вечером ты зацелуешь детей, соблазнишь Джона, и все будут счастливы.

Ли натянуто улыбнулась прислушивавшейся к их разговору паре.

– Ты незаменима, когда требуется сформулировать самую суть.

Дора выпрямилась, отбросила волосы с лица и удовлетворенно кивнула:

– Пожалуй, я увидела все, что хотела.

Она взглянула на часы. В Филадельфии начинается дневной спектакль. Ну, у родителей – свое шоу, у нее – свое. Она мысленно потирала руки в предвкушении начала аукциона.

– Надо занять хорошие места, прежде… Ой, подожди! Посмотри только!

Привлекшая ее внимание картина была совсем небольшая, сантиметров сорок пять на шестьдесят. Простая рама эбенового дерева словно сдерживала буйство малиновых, темно-синих, лимонно-желтых и ярко-зеленых спиралей. Абстрактное полотно дышало энергией, возбуждая Дору не меньше, чем красный ярлык, означающий резко сниженную цену.

– Вы поставили ее вверх ногами.

– Что? – Служащий обернулся и залился ярким румянцем. Вид улыбающейся лично ему Доры превратил семнадцатилетнего мальчишку в вихрь бушующих гормонов. – А… нет, мадам. – Он перевернул картину и показал Доре крюк сзади.

– М-м-м. – Она все исправит, когда картина станет ее собственностью, а станет обязательно, еще до конца дня.

– Эта партия только что прибыла, – сообщил юноша.

Дора подошла поближе.

– Интересные вещи.

Она взяла фигурку свернувшегося клубком бассета с печальными глазами. Очаровательная собачка оказалась довольно тяжелой. Дора задумчиво покрутила ее в руках, но не нашла ни авторского клейма, ни даты.

– Достаточно легкомысленно? – спросила Ли.

– В самый раз. Получится потрясающий упор для двери. – Отложив собаку, Дора потянулась к высокой статуэтке – вальсирующие мужчина и женщина в костюмах середины прошлого века, – но, наткнувшись на толстые шишковатые пальцы, подняла глаза. – Простите.

Пожилой мужчина поклонился, и Доре показалось, что она слышит хруст его суставов.

– Правда, прелестно? У моей жены была точно такая. Разбилась, когда дети подрались в гостиной. – Мужчина усмехнулся, показав зубы – для настоящих слишком белые и ровные. Красный галстук-бабочка и мятный, как от леденца, аромат были столь неотразимы, что Дора улыбнулась в ответ.

– Вы коллекционер?

– В некотором роде. – Старичок поставил статуэтку и окинул оценивающим взглядом всю полку. – Том Эшворт. Живу здесь, во Франт-Ройял. – Вынув из нагрудного кармана визитную карточку, он предложил ее Доре. – Столько хлама набралось, что оставалось или дом побольше купить, или магазин открыть.

– Я вас понимаю. Дора Конрой. – Скрюченные артритом пальцы на миг сжали ее протянутую руку. – У меня магазин в Филадельфии.

– Я понял, что вы профи. – Эшворт довольно подмигнул. – Сразу вас заметил. Но, кажется, я не видел вас здесь раньше.

– Да. Не получалось. И в эту поездку мы сорвались спонтанно. Я притащила с собой сестру. Ли, познакомься. Том Эшворт.

– Очень приятно.

– Я просто счастлив. – Эшворт пожал озябшую руку Ли. – Даже в это время года здесь не топят. Думаю, Портер считает, что посетителей разогревают торги.

– Надеюсь, он прав. – Замшевые сапоги не спасали ноги Ли от холода. – Вы давно в этом бизнесе, мистер Эшворт?

– Почти сорок лет. Все началось с жены. Она вязала крючком салфетки, шарфы. Я добавил кое-какие безделушки, и мы стали торговать из гаража. – Эшворт сунул в рот курительную трубку. – В шестьдесят третьем барахла стало слишком много, и пришлось арендовать лавку в городе. Работали бок о бок, пока жена не скончалась весной восемьдесят девятого. Теперь мне помогает внук. Хороший мальчик, хотя и с большими странностями.

– Семейный бизнес – самый лучший, – сказала Дора. – Ли недавно начала работать в моем магазине неполный день.

– Один бог знает, почему. – Ли сунула замерзшие руки в карманы пальто. – Я ничего не понимаю ни в антиквариате, ни в том, что может заинтересовать коллекционеров.

– Просто надо раскусить, чего люди хотят. – Эшворт зажег спичку, щелкнув ею по ногтю большого пальца, и вдохнул жизнь в свою трубку. – И сколько они готовы за это заплатить.

– Точно. – Восхищенная новым знакомым, Дора подхватила его под руку. – Похоже, аукцион начинается. Пора поискать свободные места.

Эшворт предложил Ли другую руку и горделиво повел красивых молодых женщин поближе к первому ряду.

Дора достала блокнот и приготовилась играть свою любимую роль.

Несмотря на невысокие цены, аукцион начался довольно энергично. Гул торгов, многократно отраженный высокими потолками, усиливал решимость Доры не упустить свой шанс в предстоящих сделках.

Она увела туалетный столик из-под носа явно случайной здесь женщины, за бесценок отхватила лот, включавший молочник-туфельку, и быстро победила Эшворта в борьбе за набор хрустальных солонок.

– Ваша взяла, – заметил он, когда Дора в очередной раз перебила его цену. – Весьма вероятно, на Севере вы получите за них чуть больше.

– Одна моя клиентка их коллекционирует, – сказала Дора, мысленно прикинув, что эта клиентка заплатит в два раза больше.

– Неужели? В моем магазине есть набор из шести штук. Серебро с кобальтом. Если у вас останется время после аукциона, можете взглянуть.

– Постараюсь. Ли, за следующий лот торгуешься ты.

– Я? – Ли с ужасом взглянула на сестру.

– Ты, ты. Привыкай. – Ухмыльнувшись, Дора кивнула Эшворту:

– Следите.

Как Дора и ожидала, Ли начала очень робко, ее предложения едва достигали ушей аукциониста. Затем она потихоньку съехала на краешек стула, наклонилась вперед. Ее глаза загорелись. К окончанию торга она уже выкрикивала цены, как сержант, муштрующий на плацу новобранцев.

– Разве она не великолепна? – Дора обняла сестру за плечи. – Быстро учится. Настоящая Конрой.

Ли прижала руку к неистово колотящемуся сердцу.

– Я купила все! О, боже, я купила все это. Почему ты меня не остановила?

– Зачем? Чтобы испортить тебе удовольствие?

– Но… но… – Уровень адреналина в крови явно понизился, и Ли обмякла на стуле. – Но это же сотни долларов. Сотни.

– И хорошо потраченные. – Заметив абстрактную картину, Дора сосредоточилась. – А теперь за дело. – И тихо добавила:

– Моя.

В три часа дня Дора уже укладывала полдюжины кобальтовых солонок в фургончик, полный сокровищ, купленных на аукционе.

– Похоже, пойдет снег, – заметил Эшворт, стоявший на краю тротуара перед своей лавкой, и снова втянул носом морозный воздух. – Вряд ли вы успеете добраться домой до снегопада.

– Не имею ничего против. – Откинув с лица разметавшиеся на ветру волосы, Дора улыбнулась. – Какое Рождество без снега? Очень рада была познакомиться, мистер Эшворт. – Она снова протянула руку. – Если будете в Филадельфии, заглядывайте.

– Обязательно. – Старик похлопал по карману, куда сунул ее визитную карточку. – А вы, девушки, берегите себя. Поезжайте осторожно.

– Обещаем. Счастливого Рождества.

– И вам того же, – откликнулся Эшворт. В последний раз помахав старику, Дора завела двигатель и выехала на дорогу. Ее взгляд метнулся в зеркало заднего вида, и она улыбнулась: Эшворт все еще стоял на тротуаре с трубкой в зубах и с поднятой в прощальном приветствии рукой.

– Какой милый. Я рада, что ему досталась та статуэтка.

Ли дрожала от холода, с нетерпением ожидая, когда же наконец машина прогреется.

– Надеюсь, он не слишком много взял с тебя за солонки.

– Ну, что сказать. Он кое-что заработал, я кое-что заработаю, миссис О'Малли пополнит свою коллекцию, и все будут довольны.

– Могу себе представить. До сих пор не верю, что ты купила эту безобразную картину. Тебе никогда ее не продать.

– О, со временем продам.

– Хорошо, что ты заплатила за нее всего пятьдесят долларов.

– Пятьдесят два доллара семьдесят пять центов, – поправила Дора.

Развернувшись на сиденье, Ли взглянула на коробки, сложенные в задней части салона.

– И куда ты денешь весь этот хлам?

– Найду место. Как ты думаешь, Мисси понравится карусель?

Ли представила огромную заводную игрушку в бело-розовой спальне дочери и содрогнулась.

– О, только не это.

Дора пожала плечами. Она вычистит карусель, поставит в своей гостиной и с удовольствием будет играть сама.

– Ладно. Только Мисси точно в нее влюбится. Не хочешь позвонить Джону и сообщить, что мы возвращаемся?

– Попозже. – Ли вздохнула и откинулась на спинку сиденья. – Завтра в это время я буду как сумасшедшая метаться по кухне.

– Сама напросилась, – напомнила Дора. – Ты хотела выйти замуж, нарожать детей, купить дом. А где семье обедать в Рождество, если не дома?

– Я бы не возражала, если бы мама не навязалась помогать мне. Ты можешь вспомнить, когда она приготовила хоть один приличный обед, не говоря уж о рождественском?

– Не могу.

– Ну вот. А теперь каждое Рождество она вертится у меня под ногами, размахивая каким-нибудь рецептом, вроде приправы из люцерны и каштанов.

– Это было ужасно, хотя лучше, чем ее картофель с карри или сакоташ.

– Даже не напоминай. И от папы никакой помощи. Надевает колпак Санта-Клауса и до полуночи прикладывается к пуншу.

– Может, Уилл отвлечет их. Он приезжает один или с какой-нибудь из своих пассий?

– По последним сведениям, один. Дора, ты видишь этот грузовик?

– Вижу. – Дора дала полный газ и обогнала огромную шестнадцатиколесную фуру, чуть не задев ее. – Так когда приезжает Уилл?

– В канун Рождества последним поездом из Нью-Йорка.

– Как всегда, в последний момент, чтобы никто не пропустил его торжественное появление, – предсказала Дора. – Послушай, если он тебя раздражает, я могу… О, черт.

– В чем дело? – Ли испуганно раскрыла глаза.

– Только что вспомнила: сегодня въезжает новый жилец, с которым папа подписал договор.

– Ну и что?

– Надеюсь, папа не забудет принести ключи. Он безупречно демонстрировал квартиру последние две недели, но ты же знаешь, как он рассеян в разгар сезона.

– Прекрасно знаю и именно поэтому не понимаю, как ты доверила ему подбирать тебе соседа.

– У меня не было времени, я же была занята в магазине, – пояснила Дора, прикидывая, успеет ли поговорить с отцом между дневным и вечерним спектаклями. – Кроме того, папе это нравилось.

– Только не удивляйся, если в конце концов тебе придется жить рядом с психопатом или мамашей с тремя детьми и кучей татуированных приятелей вместо мужа.

Дора чуть улыбнулась.

– Я особо предупредила папочку: никаких психопатов, никаких татуированных приятелей. Надеюсь, новый жилец умеет готовить и будет подлизываться ко мне, регулярно угощая собственной выпечкой. И раз уж мы вспомнили о еде, ты есть не хочешь?

– Хочу. Тем более что это последняя трапеза, когда мне не придется ухаживать ни за кем, кроме самой себя.

Дора свернула к съезду с магистрали, подрезав «Шевроле» и не обратив никакого внимания на яростные сигналы разгневанного водителя. В этот момент она представляла, как распаковывает свои новые приобретения, и на ее губах порхала мечтательная улыбка. Первым делом необходимо найти идеальное место для картины!


Небоскреб, сверкающий зеркальными окнами, словно парил над шумными улицами Лос-Анджелеса. Эдмунд Финли, высокий худощавый мужчина лет пятидесяти, свободно раскинулся за массивным письменным столом красного дерева, наслаждаясь еженедельной процедурой маникюра. Стена напротив него беззвучно мерцала дюжиной телевизионных экранов: Си-эн-эн, «Последние Новости», «Магазин на диване». Остальные телевизоры были подключены к видеокамерам, установленным в различных офисах его фирмы, давая возможность наблюдать за подчиненными.

Тишина огромного кабинета нарушалась лишь оперой Моцарта и непрерывным поскрипыванием пилочки для ногтей. Звук своей телесистемы Финли включал, лишь когда у него было настроение послушать или подслушать.

Финли вообще любил следить за другими.

Для своего кабинета он выбрал верхний этаж, потому что отсюда открывалась панорама Лос-Анджелеса. Здесь он чувствовал себя всемогущим и часами простаивал у широкого окна, просто уставившись на людишек, снующих далеко внизу.

В его доме, расположенном в горах высоко над городом, телевизионные камеры и экраны были установлены в каждой комнате. И окна, окна, бесконечные окна, выходившие на бухту Лос-Анджелеса, сверкавшую по ночам множеством разноцветных огней. Каждый вечер Финли стоял на балконе своей спальни и представлял, что владеет всем и всеми, попавшими в поле его зрения.

Эдмунд Финли был одержим манией обладания. Кабинет отражал его вкус к прекрасному и исключительному. Две девственно-белых стены и ковер служили отличным фоном для его сокровищ. Китайская ваза XV века на мраморном пьедестале. В стенных нишах – скульптуры Родена. Над комодом эпохи Людовика XIV – подлинник Ренуара в золоченой раме. Два столика красного дерева с тонкой резьбой времен викторианской Англии. Между ними – бархатное канапе, принадлежавшее самой Марии-Антуанетте.

В двух высоких застекленных шкафчиках – потрясающая, открытая лишь для избранных коллекция произведений искусства: флаконы из лазурита и аквамарина, нэцкэ из слоновой кости, статуэтки из дрезденского фарфора, музыкальные шкатулки из лиможского фарфора, кинжал XV века с усыпанной драгоценными камнями рукояткой, африканские маски…

Эдмунд Финли приобретал самозабвенно, а потом припрятывал свои сокровища.

Его импортно-экспортный бизнес процветал, а контрабандная часть этого бизнеса процветала еще больше. В конце концов, где, как не в контрабанде, можно попробовать свои силы и насладиться ощущением риска. Незаконные приобретения требуют, кроме безупречного вкуса, известной ловкости, изобретательности, безжалостности.

Финли начал «приобретать» еще в юности, когда работал в доках Сан-Франциско. Совсем нетрудно было поменять местами контейнеры, вскрыть ящик и продать добычу. К тридцати годам Эдмунд собрал капитал для создания собственной компании, накопил достаточно опыта для успешной работы за рамками закона и достаточно связей для того, чтобы не оскудевал поток товаров.

Разбогатев, Финли смог воплотить в жизнь свои мечты об итальянских костюмах, французских женщинах и швейцарских франках. После десятилетий сложных экономических операций он получил возможность оставлять себе понравившиеся вещи. А нравились ему вещи старинные и бесценные.

– Все готово, мистер Финли. – Маникюрша осторожно положила руку Финли на безупречно чистую салфетку. Она знала, что, пока будет складывать свои инструменты и лосьоны, клиент тщательно проверит ее работу. Как-то раз он орал на нее минут десять из-за крошечного заусенца. Однако сейчас, когда она осмелилась поднять глаза, Финли довольно улыбался, разглядывая свои отполированные ногти.

– Отличная работа. – Он поочередно потер подушечками пальцев друг о друга, затем достал из кармана пачку банкнот, скрепленную золотым зажимом, отделил бумажку в пятьдесят долларов и, помедлив, с обезоруживающей улыбкой добавил еще сотню. – Счастливого Рождества, милочка.

– О… благодарю вас. Огромное спасибо, мистер Финли. И вам счастливого Рождества.

Продолжая улыбаться, Финли отпустил ее царственным взмахом ухоженных пальцев. Его редкая щедрость проявлялась так же естественно, как и постоянная жадность. Он наслаждался и тем, и другим. Не успела дверь за маникюршей закрыться, как он повернулся на вращающемся кресле, сложил руки на шелковом жилете и уставился на купающийся в солнечных лучах Лос-Анджелес.

Рождество, думал он. Какое чудесное время года. Время доброжелательности, перезвона колоколов, цветных фонариков. Конечно, это еще и время беспросветного одиночества, отчаяния, доводящего до самоубийства, но мелкие человеческие трагедии не имеют к нему никакого отношения. Деньги вознесли его на вершину, далекую от потребности в дружбе и родственных отношениях, сделали неуязвимым. Дружбу можно купить. Потому он и выбрал один из богатейших городов мира, где можно купить и продать все, что угодно; владеть всем, что пожелаешь.

Больше всего здесь восхищаются молодостью, богатством и властью, а власть и богатство у него есть. Что касается молодости, деньги могут создать ее иллюзию.

Зеленые глаза Финли заблестели. С некоторым удивлением он вдруг понял, что счастлив.

Стук в дверь отвлек его от приятных мыслей. Он повернулся и отчеканил:

– Войдите.

Эйбел Уайнсэп, маленький сутулый человечек, казалось, еще больше сгорбившийся под тяжестью своего громкого титула «Ответственный помощник президента компании», робко вошел и откашлялся.

– Сэр. Мистер Финли.

– Эйбел, ты знаешь истинный смысл Рождества? – тихо, почти сердечно, спросил Финли.

– А… – Уайнсэп нервно затеребил узел галстука. – Что вы имеете в виду, сэр?

– Приобретение. Чудесное слово, Эйбел. И в этом истинный смысл чудесного праздника Рождества. Ты со мной согласен?

– Да, сэр. – Уайнсэпа бросило в дрожь. Он пришел с дурной вестью, а радостное настроение шефа делало его миссию еще более затруднительной. – Мистер Финли, боюсь, у нас проблема.

– Неужели? – Финли еще улыбался, но глаза его стали суровыми. – И какая же?

Уайнсэп чуть не задохнулся от страха. Он знал, что ледяная ярость Финли бывает более смертельной, чем приступ бешенства любого другого человека. Как-то на его глазах Финли разделался со служащим, уличенным в мошенничестве. Вряд ли ему удастся забыть, как спокойно Финли перерезал бедняге глотку драгоценным кинжалом XVI века.

Финли свято верил в то, что предательство заслуживает немедленного наказания и определенного церемониала.

Уайнсэп помнил и то, что именно ему было поручено избавиться от трупа.

Не в силах подавить страх, он продолжил:

– Груз из Нью-Йорка, который вы ожидали, сэр.

– Задержка с поступлением?

– Нет… то есть, некоторым образом, да, сэр. Груз прибыл сегодня, как и ожидалось, но вот товар… – Эйбел нервно облизнул пересохшие губы. – Это не то, что вы заказывали, сэр.

Финли оперся о край стола ухоженными руками. Суставы его пальцев побелели, но голос прозвучал спокойно:

– Повтори, пожалуйста.

– Товар, сэр. Это не то, что вы заказывали. Очевидно, где-то произошла ошибка. – Уайнсэп уже не говорил, а скулил. – Я подумал, что лучше доложить вам немедленно.

– Где груз? – словно змея, прошипел Финли.

– В отделе доставки, сэр. Я думал…

– Принести сюда. Немедленно.

– Да, сэр. Я мигом, сэр.

Уайнсэп исчез, благодаря бога за отсрочку.

Куча денег была уплачена за сам товар и еще больше за его контрабандный ввоз в страну. Каждый предмет был украден, надежно замаскирован и доставлен из разных мест в нью-йоркское отделение его фирмы. Одни взятки достигали шестизначной цифры.

Чтобы успокоиться, Финли подошел к бару, щедро плеснул сока гуавы и выпил.

Теперь он мог думать более трезво. Если произошла ошибка, ее исправят. Тот, кто допустил эту ошибку, кем бы он ни оказался, будет наказан.

Финли бережно отставил тончайший бокал и стал изучать свое отражение в овальном зеркале эпохи Георга III. Аристократическое лицо, густая темная шевелюра. Он провел рукой по волосам, восхищаясь блеснувшим в них серебром. Последняя косметическая операция разгладила мешки под глазами, укрепила линию подбородка, стерла глубокие морщины вокруг рта.

На вид не дашь больше сорока лет, решил Финли, придирчиво оглядывая себя в профиль.

Какой идиот сказал, что нельзя купить молодость?

Стук в дверь прервал его раздумья, испортив настроение.

– Войдите! – рявкнул Финли, и один из служащих отдела доставки вкатил ящик. – Оставь там. – Он указал пальцем в центр комнаты. – И можешь идти. Эйбел, останься. Дверь.

Уйансэп бросился закрывать дверь за вышедшим из кабинета служащим.

Финли молчал, и Уайнсэп, бледный как мел, вернулся к ящику.

– Мистер Финли, я открыл, как вы приказали, а когда начал проверять товар, то понял, что произошла ошибка.

Уайнсэп осторожно сунул руку в кучу резаной упаковочной бумаги и дрожащими пальцами вытащил фарфоровый чайник, расписанный крошечными фиалками.

Финли взял чайник, повертел в руках. Английский. Неплохая работа. Стоит долларов двести в свободной продаже. Но это массовая продукция. Тысячи точно таких же чайников в свое время продавались по всему миру. То есть для него эта штуковина не представляет абсолютно никакой ценности. Он ударил чайником о край ящика, и осколки полетели во все стороны.

– Что еще?

Дрожа, Уайнсэп запустил руку поглубже в ящик и вытащил стеклянную вазу с «ледяным» узором.

Итальянская, решил Финли, осматривая вазу. Ручная работа. Сто – сто пятьдесят долларов. Он размахнулся, и, пролетев в миллиметре от головы Уайнсэпа, ваза вдребезги разбилась о стену.

– Еще… еще чайные чашки. – Взгляд Уайнсэпа заметался между ящиком и неумолимым лицом шефа. – И серебро… два серебряных блюда, конфетница. П-пара Хрустальных бокалов с гравировкой… с-свадебные колокольчики.

– Где мой товар? – грозно спросил Финли, отчеканивая каждое слово.

– Сэр, я не могу… то есть я полагаю, что произошла… ошибка. – Последнее слово несчастный Уайнсэп уже прошептал.

– Ошибка.

Финли сжал кулаки. Его глаза стали похожи на осколки нефрита. Ди Карло, подумал он, вызывая в памяти образ своего представителя в Нью-Йорке. Молодой, способный, честолюбивый. Но не дурак. Ди Карло не так глуп, чтобы попытаться надуть босса. Однако ему придется заплатить за эту ошибку, дорого заплатить.

– Соедини меня с Ди Карло.

– Да, сэр. – Поскольку ярость Финли явно нашла новую мишень, Уайнсэп с некоторым облегчением бросился к телефону.

Пока он набирал номер, Финли прошел к ящику, с хрустом втаптывая осколки фарфора в ковер, и начал методично крушить остатки доставленного товара.


Глава 2


Джед Скиммерхорн хотел выпить. И ему было все равно, что пить. Виски, обжигающее глотку, бренди, согревающее внутренности, или пиво – все равно. Однако придется потерпеть, пока он не перетащит все коробки в новую квартиру по этой чертовски шаткой черной лестнице.

Не то чтобы у него было много вещей. Бывший напарник, Брент, помог втащить наверх диван, матрац и самую тяжелую мебель. Осталось лишь несколько картонных коробок с книгами, кухонной утварью и всякой мелочью. Правда, Джед не мог взять в толк, зачем ему даже это. Не проще ли было бы отправить на склад все?

И вообще, в последнее время он многого не понимал. Он, например, не мог объяснить ни Бренту, ни самому себе, зачем понадобилось переезжать на другой конец города и менять огромный особняк в колониальном стиле на квартиру.

Если речь идет о начале новой жизни, то как можно где-то начинать, если не покончено с прошлым?

В последнее время Джед пытался покончить с великим множеством вещей.

Первым шагом был рапорт об отставке. Первым и, вероятно, самым трудным. Полицейский комиссар долго спорил, отказываясь принимать рапорт, и в конце концов отправил Джеда в длительный отпуск. Какая разница, как это называть, думал Джед. Он больше не полицейский. Он больше не может быть полицейским. Та часть его души, которая стремилась служить и защищать, отмерла.

Это не депрессия, объяснял Джед полицейскому психиатру. И он не должен искать собственное "я". Просто с ним как с полицейским покончено. Ему необходимо одно: чтобы его оставили в покое. Он отдал работе в полиции четырнадцать лет жизни. Разве этого мало?

Джед открыл локтем дверь своей новой квартиры, подпер ее одной из коробок, протолкнул через порог другую и снова отправился вниз.

Обитатель квартиры напротив еще не давал о себе знать. Старый чудак, сдавший Джеду жилье, сказал, что сосед тих, как мышь. Похоже, он не врал.

С низкого свинцово-серого неба все сыпался мокрый снег с дождем. Джед спустился по скользким наружным ступенькам, с раздражением заметив, что перила не выдержали бы и неоткормленного трехлетнего ребенка. Дом выходил фасадом на шумную Саут-стрит, но в усыпанном гравием дворике было почти тихо. Правда, Джед не возражал ни против шумной и несколько богемной атмосферы этого района, ни против туристов, ни против магазинов. Новое жилье находилось недалеко от реки, так что всегда можно прогуляться в одиночестве.

Главное, новая обстановка разительно отличается от подстриженных лужаек Честнат-Хилл, где уже два столетия стоит фамильный дом Скиммерхорнов.

Сквозь сумрак подмигивали гирлянды разноцветных фонариков в окнах соседних зданий. К одной из крыш кто-то прикрутил проволокой большого пластмассового Санту с его восемью оленями.

Глядя на парящую упряжку, Джед вспомнил, что приглашен к Бренту на рождественский обед. Прежде он получил бы удовольствие от шумного семейного празднества, пусть и чужого. В его жизни никогда не было веселых семейных праздников… вообще ничего, что можно было бы назвать семейной радостью.

А теперь не было и семьи. Никакой семьи.

Он сжал пальцами пульсирующие виски, пытаясь. отогнать мысли об Элейн. Но воспоминания, как призраки прошлых грехов, не отступали, вызывая тошноту.

Джед вытащил из багажника последнюю коробку и с такой силой захлопнул крышку, что «Тандерберд» жалобно задребезжал.

Он не будет думать об Элейн, он не будет думать о Донни Спеке. Никакого долга, никакого раскаяния. Он просто вернется в новую квартиру, нальет себе виски и постарается не думать ни о чем.

Джед прищурился, защищая глаза от жалящего снега, и в последний раз поднялся по крутым ступенькам. По сравнению с пронизывающим холодом снаружи температура внутри казалась слишком высокой. Домовладелец не скупился на отопление. Излишняя расточительность. Но какое ему дело до того, как старик тратит свои деньги.

Забавный старик. Джед вспомнил глубокий грудной голос, театральные жесты, серебряную фляжку… Хозяин дома интересовался мнением Джеда о драматургах XX века больше, чем его рекомендациями.

Однако невозможно прослужить полицейским почти половину жизни и не понимать, что мир полон чудаков.

Джед бросил последнюю коробку на дубовый стол и стал рыться в мятых газетах, надеясь найти бутылку. Он точно помнил, что одна бутылка у него есть. Только – в противоположность ящикам, отправленным на склад, – эти были упакованы без всякой системы и не помечены. Если в крови Скиммерхорнов и водились гены практичности, то, вероятно, его доля досталась Элейн.

Джед тихо выругался. Нельзя думать об Элейн. Если позволить мыслям о сестре пустить корни, они пышно расцветут угрызениями совести. А за последние месяцы он на собственной шкуре испытал последствия убийственного чувства вины: ночные кошмары, пробуждение в холодном поту.

Потные ладони и паника несовместимы с работой полицейского. Как и неконтролируемые вспышки бешенства… Джед напомнил себе, что он больше не полицейский. Теперь он сам распоряжается своим временем… как он и сказал бабушке.

Гулкая пустота квартиры подчеркивала его одиночество. Замечательно. Он выбрал это жилище именно потому, что придется игнорировать одного-единственного соседа. И вторая причина так же проста: ему здесь сразу понравилось.

Он слишком долго жил среди красивых вещей, и, видимо, любовь к красоте вошла в его плоть и кровь. Сколько ни говори, что обстановка не имеет значения, в новенькой кооперативной квартире или в безликом доходном доме он был бы несчастен.

Похоже, старое здание было перестроено под магазин и две квартиры где-то в тридцатых годах. Строители сохранили просторные комнаты, высокие потолки, камин и узкие высокие окна. К приезду нового жильца кто-то до блеска натер дубовые полы.

Простые оконные рамы из древесины ореха, светлые кремовые стены. Старик уверил Джеда, что он может перекрасить стены по своему вкусу, но Джед не собирался заниматься внутренней отделкой. Его все устраивает так, как есть.

Раскопав наконец едва початую бутылку виски, Джед несколько секунд изучал ее, затем поставил на стол и стал разгребать упаковочную бумагу в поисках стакана… и в это время услышал какой-то шум. Его руки замерли, тело напряглось.

Он поднял голову и обернулся, пытаясь определить источник звука. Ему показалось, что он слышит повторенный эхом звон колокольчиков. А теперь смех. Тихий отдаленный смех, женский, чарующий.

Его взгляд уперся в медную ажурную вентиляционную решетку рядом с камином. Звуки явно проникали отсюда, иногда смутные, иногда достаточно отчетливые. Если прислушаться, он мог бы различить отдельные слова.

Под квартирой находится что-то вроде антикварной или сувенирной лавки. Последние пару дней она была закрыта, но сейчас явно открылась.

Отключившись от доносившихся снизу звуков, Джед вернулся к поискам стакана.


– Я очень тебе признательна, Джон. Спасибо, что встретил нас здесь.

Дора поставила одно из новых приобретений – лампу с круглым плафоном – рядом со старинным кассовым аппаратом.

– Не стоит благодарности. – Тяжело дыша, муж Офелии втащил еще один ящик в забитую разнообразными товарами кладовку.

Джон Брэдшоу продавал «Олдсмобили» в Лэндсдауне и два года подряд завоевывал титул «Продавец года», чему немало способствовала его сдержанная, даже несколько стеснительная манера общения с клиентами. Окружающих также привлекало его честное лицо, которое можно было бы назвать некрасивым, если бы не застенчивый взгляд светлых глаз. Еще одной особенностью долговязого Джона было то, что, несмотря на все кулинарные изыски Офелии, он никак не мог хоть немного пополнеть.

Джон улыбнулся Доре и поправил соскользнувшие на кончик носа очки в темной массивной оправе.

– Как тебе удалось купить так много за столь короткое время?

– Опыт. – Чтобы чмокнуть Джона в щеку, Доре пришлось привстать на цыпочки, затем она наклонилась и подхватила младшего племянника, Майкла. – Эй, лягушонок, ты скучал по мне?

– Не-а, – протянул малыш, но улыбнулся во весь рот и обхватил шею Доры пухлыми ручками. Ли строго взглянула на остальных детей.

– Риччи, вынь руки из карманов. Мисси, перестань кружиться.

– Но, мама…

– Господи, – Ли вздохнула и расплылась в улыбке. – Я дома. Дора, помочь еще чем-нибудь?

– Нет, теперь я справлюсь. Еще раз спасибо.

– Ну, если ты в этом уверена… – Ли обвела взглядом магазин. То, что сестра может функционировать в такой тесноте, до сих пор оставалось для нее тайной за семью печатями. Они выросли среди полного хаоса, каждый день начинался с новой драмы или комедии. Повзрослев, Ли пришла к убеждению, что строгий порядок – единственный способ сохранить душевное здоровье. – Я могла бы заглянуть завтра.

– Нет. У тебя выходной, и я рассчитываю на свою долю домашнего печенья. – Провожая семейство к двери, Дора сунула племяннице фунтовый пакет «М&М» и тихо приказала:

– Поделись с братьями. И не смей говорить маме, откуда у тебя конфеты.

Затем она взъерошила волосы Риччи.

– Сматывайся, зануда.

Риччи ухмыльнулся, показав широкую щель на месте двух передних зубов.

– А если ночью сюда заберутся взломщики и все вы несут? – Он протянул руку к уху Доры и потрогал длинную сережку, гроздь цитринов и аметистов. – Я мог бы посторожить и перестрелять их всех.

– Спасибо, Риччи, – очень серьезно сказала Дора. – Не могу выразить словами, как я тебе благодарна, но я и сама могу перестрелять своих взломщиков.

Выпроводив родственников на улицу, Дора немедля стала запирать дверь магазина, прекрасно зная, что Ли не сдвинется с места, пока не будут заперты все замки и включена сигнализация.

Закончив этот процесс, Дора глубоко вдохнула сосновый и яблочный запах ароматических смесей из сухих цветочных лепестков. Как хорошо дома, подумала она и, подхватив коробку с новыми приобретениями, направилась к двери, ведущей из магазина на внутреннюю лестницу. Чтобы отпереть дверь, ей пришлось жонглировать коробкой, сумочкой, большой сумкой с вещами, а также пальто, которое она сняла, войдя в магазин. Ей даже удалось плечом включить свет на лестнице.

Она уже прошла половину коридора, когда заметила свет в соседней квартире. Новый жилец! Перехватив поудобнее свою ношу, Дора подошла к открытой, подпертой коробкой двери и заглянула внутрь.

Он стоял к ней боком у старого стола, держа в одной руке бутылку, в другой – стакан. Кроме стола, в комнате были лишь диван и кресло.

Но Дору больше заинтересовал высокий, атлетически сложенный мужчина, заглатывающий виски.

Темно-синий с закатанными до локтей рукавами свитер – никаких татуировок! – заношенные джинсы, выцветшие на самых интересных местах. Волосы цвета созревающей пшеницы, слегка взъерошенные и небрежно падающие на воротник.

В резком контрасте с одеждой, на запястье – настоящий золотой «Ролекс»… или уж очень хорошая подделка.

Хотя наблюдение заняло не больше пары секунд, у Доры возникла уверенность, что ее жилец празднует не новоселье. Она видела лишь профиль, но высокие скулы и щетина, почти полностью скрывавшая лицо, не могли скрыть его мрачность.

Не успела Дора издать ни звука, как мужчина резко обернулся и пронзил ее взглядом, жестким, непроницаемым и потрясающе синим. Она с трудом подавила инстинктивное желание отшатнуться.

– Ваша дверь была открыта, – сказала Дора таким извиняющимся тоном, что тут же разозлилась на себя.

В конце концов, она стоит в собственном коридоре!

– Да.

Джед поставил бутылку на стол и со стаканом в руке подошел, проводя на ходу собственное исследование. Ее фигурка была почти скрыта картонной коробкой. Хорошенькое овальное личико, слегка заостренное к подбородку, старомодно белая кожа и розовые щечки, пухлые губы, не тронутые помадой и чуть изогнутые в улыбке, большие карие глаза, горящие дружелюбным любопытством, волна темных, с золотистым отливом волос.

Девушка нарушила затянувшееся молчание:

– Я Дора. Из квартиры напротив. Помощь нужна?

– Нет.

Джед отпихнул ногой коробку и захлопнул дверь перед ее носом.

У Доры отвисла челюсть, что она не сразу заметила, а заметив, решительно закрыла рот.

– Ну, добро пожаловать, милый сосед, – пробормотала она, поворачиваясь к собственной двери. Поковырявшись в замке, она отперла свою дверь и захлопнула ее за собой, затем обратилась к пустой комнате:

– Большое спасибо, папочка. Похоже, ты откопал мне настоящее сокровище.

Дора скинула вещи на диван, нетерпеливо пригладила волосы. На этого парня, может, и приятно смотреть, но она предпочла бы более приветливого соседа. Дора решительно направилась к висящему на стене телефону.

Сейчас она выскажет папочке все, что думает по этому поводу.

Набирая вторую цифру, Дора заметила на столике лист бумаги со счастливой рожицей в форме сердца вместо подписи. Квентин Конрой всегда добавлял к своим посланиям какой-нибудь рисунок, отражающий его настроение. Дора повесила трубку и начала читать.


Иззи, дорогая моя доченька.

Дора поморщилась. Только отец называл ее этим уменьшительным именем.

Дело сделано. И, смею сказать, сделано хорошо. Твой новый жилец – крепкий молодой человек и всегда поможет тебе с тяжелой мужской работой. Его имя, как ты увидишь в контракте, ожидающем твоей подписи, Джед Скиммерхорн. Основательное имя. Лично мне напоминает об отчаянных морских капитанах и первопроходцах. Его молчаливость заинтриговала меня: в тихом омуте черти водятся. Я не смог придумать для своей любимой доченьки лучшего рождественского подарка, чем таинственный сосед.

Добро пожаловать домой, мой первенец.

Твой любящий отец.


Хотя Доре было не до смеха, она не смогла сдержать улыбку. Намерение отца было шито белыми нитками. Столкнуть дочку с привлекательным мужчиной, и, чем черт не шутит, она влюбится, выйдет замуж и подарит своему ненасытному папочке новых внуков. Можно подумать, ему некого баловать!

– Прости, папа, – прошептала Дора. – Тебя ждет еще одно разочарование.

Отложив записку, она пролистала контракт и наконец добралась до подписи нового жильца, дерзкой подписи, и размашисто расписалась рядом на обеих копиях. Подхватив одну, Дора пересекла узкий коридор и постучалась в соседнюю квартиру.

Когда дверь открылась, Дора резко протянула лист, смяв уголок о грудь жильца.

– Вам это понадобится для учета.

Он взял контракт, просмотрел, затем снова взглянул на Дору. Теперь в ее глазах не было никакого дружелюбия. Что его вполне устраивало.

– Почему старик оставил контракт вам? Дора вскинула голову и коротко пояснила:

– Старик – мой отец, и этот дом – мой, мистер Скиммерхорн. Следовательно, я являюсь вашей домовладелицей. – Высказавшись, Дора резко развернулась и в два шага пересекла коридор. Положив ладонь на ручку своей двери, она остановилась, обернулась. Ее волосы взметнулись и аккуратно легли на место. – Плата за квартиру – двадцать первого числа каждого месяца. Можете подсовывать чек под мою дверь и экономить на марках.

Это также избавит вас от контактов с другими человеческими существами.

Дора скользнула в свою квартиру и закрыла дверь, вполне удовлетворенная резким щелчком замка.


Глава 3


Джед трусцой подбежал к черному входу в новый дом. Наличие спортивного зала за углом – еще одна причина, по которой он остановил свой выбор на этой квартире. Он отлично провел полтора часа, поднимая тяжести и выколачивая дух из боксерской груши, а затем изрядно пропотел в парилке, избавившись вместе с потом от головной боли, последствий вчерашнего общения с бутылкой виски.

Теперь, чувствуя себя почти нормальным человеком, Джед мечтал о черном кофе и об одном из готовых завтраков, которыми загрузил морозилку. Выудив из кармана спортивного костюма ключ, он отпер дверь и сразу же услышал музыку. Слава богу, не рождественские гимны, а Арета Франклин.

По меньшей мере, музыкальный вкус домовладелицы не будет раздражать его.

Джед сразу бы завернул к себе, если бы не заметил приоткрытую дверь ее квартиры, и, сунув руки в карманы, пересек коридор.

Накануне он хамил обдуманно, а потому не собирался извиняться. Однако казалось вполне разумным заключить мир с хозяйкой дома.

Джед чуть шире распахнул дверь и замер на пороге.

Как и его квартира, эта была просторной, с высокими потолками, полной света, струящегося в гостиную через три больших окна. На этом сходство заканчивалось.

Джед вырос в доме, полном красивых и ценных вещей, но все равно испытал шок. Никогда прежде он не видел столько барахла, втиснутого в одно помещение. Застекленные полки целиком занимали одну стену, и казалось странным, что они не прогибаются под тяжестью старинных бутылочек, статуэток, раскрашенных шкатулок и прочих безделушек, определить назначение которых Джед был не в силах. Несколько столов были заставлены стеклянными и фарфоровыми фигурками. На диване с яркой обивкой гора подушек более спокойного рисунка, гармонирующего с огромным ковром на полу. Турецкий, решил Джед. Сколько он себя помнил, похожий ковер лежал в главной гостиной его родового гнезда.

Как и положено в это время года, у окна стояла елка, и на каждой ветке висели разноцветные шары и фонарики. Под елкой – деревянные сани, полные сосновых шишек. Джеду показалось, что керамический снеговик в высоком цилиндре улыбался лично ему.

Комната должна была казаться перегруженной и неубранной, но почему-то такое впечатление не возникало. Наоборот, Джед решил, что открыл волшебный сундук, полный сокровищ.

В центре всего этого – спиной к нему и с картиной в руках – стояла его домовладелица в ярко-красном костюме с короткой прямой юбкой и облегающим жакетиком. Задумчиво поджав губы, Джед прислонился к дверному косяку. Поганое же настроение было у него вчера, если он не обратил внимания на эту изящную соблазнительную фигурку.

За звучными трелями Ареты он расслышал тихое бормотание. Прислонив картину к диванной спинке, девушка обернулась и увидела его. К ее чести, ей почти удалось подавить испуганный вопль.

– Дверь открыта, – сказал Джед.

– Да. – Поскольку в отличие от своего жильца Дора не привыкла общаться с помощью междометий и коротких фраз, она смахнула с глаз длинную челку и пояснила:

– Я сегодня проводила переучет. Какие-нибудь проблемы, мистер Скиммерхорн? Трубы протекают? Или мыши?

– Ничего подобного, насколько я заметил.

– Отлично. – Дора исчезла из виду, так что Джед переместился в комнату. Девушка стояла у обеденного стола, круглого, на одной массивной ножке, и наливала в тончайшую фарфоровую чашечку кофе, судя по аромату, очень крепкий.

Дора поставила изящный кофейник на стол и вопросительно приподняла брови. Ее неулыбающиеся губы были такими же ослепительно яркими, как костюм.

– Вам что-нибудь нужно?

– Не повредило бы то, что вы налили себе. – Джед кивнул на кофейник.

Итак, сегодня он решил вести себя по-соседски, подумала Дора и, не говоря ни слова, подошла к резной горке, достала еще одну чашечку с блюдцем.

– Сливки? Сахар?

– Нет.

Дора налила кофе и, поскольку Джед не двинулся с места, подошла к нему. Он пахнет мылом, поняла она. Очень трогательно. Но насчет этих глаз отец был прав. Непроницаемые, холодные.

– Спасибо. – Джед расправился с кофе двумя глотками и вернул ей чашку. У его матери был такой же сервиз, вспомнил он. И несколько предметов она разбила, швыряя ими в слуг. – Стар… ваш отец, – быстро поправился он, – сказал, что я могу установить свое оборудование. Но поскольку не он здесь главный, я решил, что следует спросить у вас.

– Оборудование? – Дора поставила на стол его пустую чашку и взяла свою. – Какое?

– Штанга, гири.

Дора невольно взглянула на его плечи и грудь.

– Никаких проблем… если только вы не будете ронять их на пол, когда магазин открыт.

– Я постараюсь не грохотать. – Джед внимательно взглянул на картину. Такая же дерзкая, как костюм ее владелицы… и как сногсшибательный аромат ее духов. – Знаете, вы поставили картину вверх ногами.

Дора весело улыбнулась. Она действительно поставила картину, как на аукционе.

– Я тоже так думаю. Я собираюсь повесить ее наоборот.

Она подошла к дивану и перевернула картину. Джед прищурился и согласился:

– Теперь правильно. Все равно безобразно, но правильно.

– Восприятие искусства так же индивидуально, как само искусство.

– Как скажете. Спасибо за кофе.

– Пожалуйста. О, Скиммерхорн.

Джед остановился и оглянулся через плечо. Легкое нетерпение, мелькнувшее в его глазах, заинтриговало Дору больше, чем дружелюбная улыбка, если бы он улыбнулся, конечно.

– Если захотите освежить свою квартиру, спуститесь в магазин. В «Салоне Доры» для каждого что-нибудь найдется.

– Мне ничего не нужно. Спасибо за кофе. Когда захлопнулась дверь соседней квартиры. Дора все еще улыбалась.

– Ошибаешься, Скиммерхорн, – прошептала он. – Всем что-нибудь нужно.


Ди Карло не так представлял себе это утро и уж точно не думал, что придется томиться ожиданием в пыльном офисе под завывания «Бич бойз». Ему нужны были ответы, и немедленно.

Вернее, ответы нужны были Эдмунду Финли еще вчера. Ди Карло нервно ослабил узел галстука. Пока он ничего не выяснил, но выяснит обязательно. Телефонный звонок из Лос-Анджелеса не оставил никаких сомнений: найди товар в двадцать четыре часа или тебя ждет расплата.

Ди Карло не собирался выяснять, что подразумевалось под расплатой.

Он поднял глаза и увидел, как минутная стрелка на большом белом циферблате настенных часов перескочила с 9.04 на 9.05. Осталось меньше пятнадцати часов. Его ладони вспотели.

За широкой стеклянной панелью с нарисованным по трафарету пухлым Сантой и его трудолюбивыми гномами виднелось более дюжины служащих, деловито копошившихся в посылках.

Когда к стеклянной двери подошел толстый заведующий с очень неудачной накладкой из искусственных волос на плеши, Ди Карло презрительно улыбнулся.

– Мистер Ди Карло, простите, что заставил вас ждать. – Пухлое лицо Билла Таркингтона расплылось в усталой улыбке. – Как вы понимаете, у нас жуткая запарка. Хотя не могу жаловаться. Нет, сэр, никаких жалоб. Бизнес процветает.

– Мистер Таркингтон, – не скрывая ярости, прошипел Ди Карло, – я не могу попусту тратить время.

– А кто может в это время года? – Все с той же усталой и любезной улыбкой Таркингтон проковылял мимо письменного стола к кофеварке. – Присаживайтесь. Позволите предложить вам кофе?

– Нет. Мистер Таркингтон, произошла ошибка. Ошибка, которую необходимо исправить немедленно.

– Ну, посмотрим, что можно сделать. Вы можете объяснить в деталях?

– Посылка, которую я отправил Эйбелу Уайнсэпу в Лос-Анджелес, оказалась не той, что прибыла в Лос-Анджелес. Это для вас достаточно детально?

Таркингтон выпятил пухлую нижнюю губу.

– Действительно, странно. Вы принесли вашу копию товарной накладной?

– Конечно. – Ди Карло вынул из нагрудного кармана пиджака сложенный листок бумаги.

– Давайте-ка посмотрим. – Пухлые, похожие на сосиски пальцы с удивительной ловкостью забегали по клавиатуре компьютера. – Так-так. – Таркингтон нажал еще на несколько клавиш. – Ее должны были отправить семнадцатого декабря… Да-да, вот она. Отправлена вовремя. Должна была прибыть вчера, самое позднее, сегодня.

Ди Карло нервно пригладил волнистые черные волосы. Идиоты. Кругом одни идиоты.

– Посылка прибыла. Но это не та посылка. – Вы хотите сказать, что посылка, прибывшая в Лос-Анджелес, была адресована в другое место?

– Нет. Я говорю, что содержимое посылки совсем Другое.

– Очень странно. – Таркингтон отхлебнул кофе. – Она была упакована здесь? О, подождите, подождите, я припоминаю. – Он взмахнул рукой, не давая Ди Карло ответить. – Мы предоставили ящик и все упаковали под вашим наблюдением. Так каким же образом содержимое могло измениться?

– Именно это я и спрашиваю, – прошипел Ди Карло, хлопнув кулаком по столу.

– Ну-ну, давайте успокоимся. – Таркингтон еще пару раз нажал на клавиши. – Посылка отправлена из третьей секции. Посмотрим, кто в тот день работал на конвейере. Вот мы и нашли. Похоже, Опал. – Он лучезарно улыбнулся Ди Карло. – Хорошая работница, Опал. И милая женщина. Правда, в последнее время ей досталось.

– Меня не интересует ее личная жизнь. Я хочу поговорить с ней.

Таркингтон склонился над столом и щелкнул выключателем.

– Опал Джонсон, пожалуйста, зайдите в кабинет мистера Таркингтона. – Толстяк выключил громкую связь и похлопал по накладке, убеждаясь, что она на месте. – Вы уверены, что не хотите кофе? Может, пончик? – Он открыл картонную коробку. – Отличные пончики сегодня. С малиновым джемом. И большие.

При виде высокой, очень смуглой женщины, идущей через пакгауз, Ди Карло сжал кулаки. Она была в тесных джинсах и ярко-зеленом джемпере. Волосы стянуты в кудрявый конский хвост. Вокруг припухшего левого глаза желтизна, след старого синяка.

Женщина открыла дверь и просунула голову. Кабинет сразу же наполнился шумом транспортеров и царившей в пакгаузе нервозностью.

– Мистер Таркингтон, вы меня вызывали?

– Да, Опал. Зайди на минуточку.

– Хочешь кофе?

– Конечно, спасибо. – Закрывая дверь, Опал мельком взглянула на посетителя, прокручивая в голове все возможные варианты.

Ее собираются уволить. Ее увольняют немедленно, потому что на прошлой неделе, после того, как Куртис в очередной раз избил ее, она не выполнила норму. Посетитель – один из владельцев компании – явился сообщить ей об этом. Дрожащими пальцами Опал вытянула из поясной сумочки сигарету и закурила.

– Опал, у нас тут небольшая проблема.

Ей показалось, что горло забито мокрым песком.

– Я вас слушаю, сэр.

– Это мистер Ди Карло. На прошлой неделе он отправил посылку, с твоего конвейера. Опал в панике поперхнулась дымом.

– На прошлой неделе мы отправили множество посылок, мистер Таркингтон.

– Да, но, когда эта посылка прибыла, содержание ее было совсем другим.

Таркингтон вздохнул.

Опал потупилась. Сердце ее бешено колотилось.

– Я спутала адрес?

– Нет, адрес был правильным, но то, что внутри, – совсем не то. И поскольку мистер Ди Карло сам наблюдал за упаковкой, мы не знаем, что и думать. Может, ты что-нибудь вспомнишь?

Опал казалось, что ее тело охвачено пожаром, жгло везде: в животе, вокруг сердца, за ушами. Ночной кошмар, преследовавший ее почти целую неделю, превратился в реальность.

– Простите, мистер Таркингтон, – с трудом выдавила она. – Сложно вспомнить одну определенную посылку. О прошлой неделе я помню лишь, что работала три двойных смены и еле доползала до дома.

Она лжет, решил Ди Карло. Он видел это в ее взгляде, в ее позе. И она тянет время.

– Ну, попытаться стоит. Если что-нибудь вспомнишь, дай мне знать. Хорошо?

– Да, сэр, я постараюсь. – Опал раздавила сигарету в гнутой металлической пепельнице и вылетела из кабинета.

– Мы незамедлительно начнем поиски вашей посылки, мистер Ди Карло. Не зря компания называется «Премиум». Наша премия – удовольствие клиентов. «Из наших рук в ваши руки, с улыбкой», – процитировал Таркингтон девиз фирмы.

– Хорошо, – сказал Ди Карло. Таркингтон его больше не интересовал, хотя он с удовольствием размолотил бы кулаками это пухлое брюхо. – И если вы дорожите таким клиентом, как «Э.Ф. инкорпорейтед», то быстро разрешите эту проблему.

Ди Карло вышел в шумный пакгауз. Опал, затаив дыхание, следила за его приближением.

– Когда у вас обеденный перерыв? От удивления Опал чуть не выронила из рук коробку с кухонной посудой.

– В половине двенадцатого.

– Встретимся на улице, у парадного входа.

– Я ем в кафетерии.

– Не сегодня, – вкрадчиво сказал Ди Карло. – То есть если не хотите потерять работу. В половине двенадцатого, – добавил он и ушел.

Опал боялась пренебречь его приказом, боялась и подчиниться. В половине двенадцатого она накинула коричневато-зеленую куртку с капюшоном и направилась к служебному выходу. Оставалось лишь надеяться, что, пока она обойдет здание, ей удастся взять себя в руки.

Она вообще обошлась бы без ленча. Утренний омлет угрожал вырваться наружу.

Ничего не признавай, внушала она себе. Без признания они не смогут доказать твою ошибку. Если она потеряет работу, придется вернуться на пособие. Даже если ее гордость это выдержит, вряд ли выдержат ее дети.

Ди Карло стоял, опершись о капот красного «Порше». Автомобиль сам по себе был ослепителен, а мужчина – высокий, смуглый, красивый, в светло-сером кашемировом пальто – был похож на кинозвезду.

Только сейчас Опал было не до кинозвезд. Опустив голову, напуганная до смерти, она подошла к машине. Мужчина молча открыл пассажирскую дверцу. Уголки его рта чуть дернулись, когда Опал со вздохом скользнула на кожаное сиденье. Он сел за руль, повернул ключ зажигания.

– Мистер Ди Карло, я с удовольствием помогла бы вам разыскать вашу посылку, но я…

– И поможешь. – Ди Карло резко включил передачу, и машина красной пулей рванула с места. Он уже продумал линию поведения и молчал минуты две, усиливая ее нервное напряжение. Когда Опал заговорила первой, удовлетворенная улыбка скривила его губы:

– Куда мы едем?

– Просто едем, без всякой цели. Удобство первоклассной машины не помогло Опал расслабиться. Она нервно облизнула пересохшие губы.

– Через полчаса я должна вернуться.

Ди Карло ничего не ответил, только продолжал гнать машину все быстрее.

– Из-за чего все это?

– Я тебе расскажу, Опал. Думаю, в нерабочей обстановке мы договоримся быстрее. Как я понял, последние несколько недель тебе нелегко пришлось.

– Скоро Рождество. Полно срочной работы.

– И мне кажется, ты знаешь, что случилось с моей посылкой.

У нее внутри все перевернулось.

– Послушайте, мистер, я уже говорила: я не знаю, что случилось. Я стараюсь выполнять свою работу как можно лучше.

Он сделал такой резкий поворот, что ее глаза чуть не выскочили из орбит.

– Детка, мы оба знаем, что это не мой просчет. Можем договориться по-хорошему, а можем и по-плохому.

– Я… я не понимаю, о чем вы.

– Прекрасно понимаешь. – В его голосе послышались такие же грозные нотки, как и в ровном урчании мотора «Порше». – Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. Что же случилось, Опал? Тебе понравилось содержимое ящика и ты решила поживиться? Рождественская премия?

Она замерла, часть ее страха превратилась в ярость.

– Я не воровка! Я за всю жизнь даже карандаша не украла. Немедленно поверните машину назад, мистер Важная Шишка.

Дрожа от страха, Опал прижалась к дверце. Господи, она опять не сдержалась. Куртис обожает говорить, что за все синяки и сломанные кости она должна благодарить свою дерзость.

– Может, и не украла, – согласился Ди Карло. – Тем более прискорбно выдвигать против тебя обвинения. У нее перехватило дыхание.

– Обвинения? Какие обвинения?

– Исчез товар, который мой шеф считает очень ценным. Полиции будет интересно узнать, куда девалась посылка, попавшая в твои руки. И даже если ты не виновата, это происшествие оставит заметное пятно на твоей репутации.

Паника словно молотом застучала по голове.

– Я даже не знаю, что там было. Я просто отправила ее. Вот и все.

– Мы оба знаем, что ты лжешь.

Ди Карло свернул на стоянку перед большим магазином. Он видел страх в ее глазах, видел, как судорожно теребит она ремешок своей сумки. Вот-вот расколется, подумал он, поворачиваясь и сверля ее безжалостным взглядом.

– Опал, ты ведь хочешь сохранить свою работу, не так ли? Ты же не хочешь, чтобы тебя арестовали или уволили?

– У меня дети, – прорыдала она. – У меня дети.

– Так подумай о том, что случится с ними, если у тебя будут неприятности. Мой шеф – очень жестокий человек. – Ди Карло взглянул на ее синяки. – Ты ведь знаешь, что такое жестокий мужчина.

Опал в страхе коснулась своей щеки.

– Я… я упала.

– Конечно. Наткнулась на чей-то кулак, а? – Она не ответила, и Ди Карло продолжал давить:

– Если мой шеф не вернет свою собственность, пострадаю не только я. Он начнет потрошить «Премиум», пока не доберется до тебя.

И все выяснит, в панике думала Опал. Они всегда все выясняют.

– Я ничего не брала, ничего. Я только…

– Что «только»? – Ди Карло ухватился за последнее слово, с трудом подавляя желание вцепиться женщине в горло и выжать остальную информацию.

– Я три года работаю в «Премиум». – Всхлипывая, она полезла в сумочку за бумажной салфеткой. – Через год меня назначили бы контролером.

Ди Карло еле сдержал поток ругательств.

– Послушай, я понимаю, как тяжело карабкаться по служебной лестнице. Ты поможешь мне, я помогу тебе.

Все останется между нами. Именно поэтому я не хотел разговаривать в кабинете Таркингтона.

Опал на ощупь достала из сумочки сигарету. Ди Карло автоматически приоткрыл окна.

– Вы не вернетесь к мистеру Таркингтону?

– Нет, если ты будешь сотрудничать со мной. Иначе…

Чтобы усилить эффект, он взял ее за подбородок и, заставляя взглянуть на себя, ущипнул.

– Мне жаль. Мне очень жаль, что так случилось. Я подумала, что все исправила. И мне было страшно. Мой младший болел в прошлом месяце, и мне пришлось пропустить два дня, а на прошлой неделе, когда я упала, я опоздала и… и я так спешила, что перепутала накладные. – Она отвернулась, приготовилась к удару. – Я уронила их. У меня закружилась голова, и я их уронила. А потом подумала, что все приклеила правильно, но не была уверена. Вчера я проверила, и все было нормально. И я решила, что никто не узнает.

– Ты перепутала накладные, – повторил он. – У какой-то идиотки закружилась голова, она перепутала документы и подставила мою задницу.

– Простите. – Опал снова зарыдала. Может, он и не изобьет ее, но заставит дорого заплатить. Опал привыкла к тому, что всегда приходится расплачиваться ей. – Мне действительно очень жаль.

– Ты будешь сожалеть еще больше, если не выяснишь, куда ушла моя посылка.

– Я вчера просмотрела все бумаги. В то утро, кроме нашей, была только еще одна большая посылка. – Продолжая рыдать, она снова полезла в сумку. – Мистер Ди Карло, я записала адрес.

Он выхватил у нее бумажку.

– Виргиния, Франт-Ройял, Шерман Портер.

– Пожалуйста, мистер Ди Карло, у меня дети. – Опал вытерла глаза. – Я знаю, что совершила ошибку, но я хорошо работала в «Премиум». Если меня уволят, я пропала.

Ди Карло сунул бумажку в карман.

– Я проверю это, потом посмотрим.

Она не рассчитывала даже на такую снисходительность.

– И вы не скажете мистеру Таркингтону?

– Я сказал, посмотрим.

Прикидывая в уме порядок дальнейших действий, Ди Карло завел двигатель. Если не выгорит, он вернется и спустит с Опал шкуру.


Дора расправила огромный красный бант на яркой подарочной коробке с кобальтовыми солонками.

– Мистер О'Малли, ваша жена будет в восторге, тем более что она не видела этот набор в магазине.

– Спасибо, что позвонили, мисс Конрой. Большое спасибо. Правда, сам я не понимаю, что Эстер в них находит, но она их обожает.

– Вы станете ее героем, – уверила Дора. – И я с удовольствием придержу тот другой набор до вашей годовщины в феврале.

– Вы так любезны. Я точно не должен оставить задаток?

– В этом нет необходимости. Счастливого Рождества, мистер О'Малли.

– И вам счастливого Рождества, и вашей семье. Подхватив под мышку коробку, он вышел пружинистой походкой довольного человека, В магазине оставалось еще полдюжины покупателей. Двоим помогала помощница Доры, Терри. Отлично! Предстоит еще один удачный день перед послепраздничным затишьем. Выйдя из-за прилавка, Дора неторопливо обошла главное помещение своего салона. Фокус состоял в том, чтобы быть услужливой без навязчивости.

– Пожалуйста, дайте мне знать, если появятся вопросы.

– О, мисс?

Дора повернулась с улыбкой. Пожилая брюнетка с неподвижной от лака прической показалась знакомой.

– Да, мадам. Я могу чем-нибудь помочь?

– Надеюсь. – Дама неуверенно указала на один из Прилавков. – Это упоры для дверей, не так ли?

– Да. Конечно, их можно использовать как угодно, КО это главное назначение. – Звякнул дверной колокольчик. Дора автоматически оглянулась. Джед? Странно. Она чуть приподняла брови и снова занялась покупательницей. – Некоторые – викторианской эпохи. Тогда их делали в основном из чугуна. – Дора взяла в руки массивный упор в форме корзины с фруктами. – Этот, вероятно, использовали для гостиной. Еще есть отличный упор из армированного стекла.

Если клиентка заинтересуется, можно быстро принести этот упор из квартиры, однако женщина уставилась на начищенную медную змею.

– Моя племянница с мужем только что переехали в свой первый дом. Я каждому из них приготовила подарки на Рождество, но мне хочется купить и что-то общее для дома. Шарон, моя племянница, часто у вас покупает.

– О, она коллекционирует что-нибудь?

– Нет, просто ей нравятся вещи старинные и необычные.

– Как и мне. А почему вы подумали именно о дверном упоре?

– Видите ли, Шарон любит шить и оборудовала себе чудесную комнатку, но дверь все время захлопывается. Они ждут ребенка, и ей придется прислушиваться, так что дверной упор просто необходим… Несколько месяцев назад я купила здесь ночной горшок. Шарон очень понравилось.

Точно. Все встало на место.

– Фаянсовый, с нарисованной на дне лягушкой. Глаза женщины радостно вспыхнули.

– Ну да. Как мило, что вы помните.

– Мне самой он очень нравился, миссис…

– Лайл. Элис Лайл.

– Я рада, что горшок попал в хороший дом, миссис Лайл. – Дора задумалась. – Давайте подберем вашей племяннице что-нибудь в том же духе.

Дора выбрала медного слоника и протянула покупательнице.

– О, какой тяжелый. – Дама хихикнула и украдкой взглянула на ценник, свисавший с передней ноги слоника. – Я возьму его.

– Упаковать в подарочную коробку?

– Да, благодарю вас. И… – Миссис Лайл взяла в руки спящего бассета, которого Дора купила на аукционе. – Как вы думаете, это подойдет для детской?

– Он очарователен. Отличный сторожевой пес.

– Пожалуй, я его тоже возьму… в подарок будущему внучатому племяннику или племяннице. Вы принимаете «Визу»?

– Конечно. Это займет всего несколько минут. Почему бы вам не выпить пока кофе? – Дора показала на столик с чайником, кофейниками и подносиками с печеньем, а сама – с двумя упорами в руках – направилась к прилавку. – Рождественские покупки, Скиммерхорн? – спросила она, проходя мимо жильца.

– Мне нужен… как вы это называете? Подарок для хозяйки дома.

– Погуляйте, оглядитесь. Я сейчас подойду.

Джед неуверенно огляделся. Даже битком забитая квартира Доры не подготовила его к странному сочетанию товаров, предлагаемых ее магазином. Здесь было все: от желудочных пилюль до обувного крема, оловянные солдатики, сомкнувшие ряды на фоне старых военных плакатов…

Среди изящных фарфоровых статуэток Джед показался себе большим и неуклюжим, точно как в гостиной собственной матери, правда, здесь он чувствовал себя свободнее. Многочисленные разноцветные бутылочки, большие и маленькие, отражали солнечные лучи и словно просились в руки.

Джед прошел в соседнюю комнату. Плюшевые мишки, чайники, множество часов с кукушкой, штопоры. Лавка старьевщика, подумал он. Можно придумывать любые претенциозные названия: антикварный салон или магазин сувениров, суть не изменится – это лавка, набитая старьем.

Он рассеянно взял в руки маленькую коробочку, расписанную по эмали розами. Мэри Пэт это должно понравиться.

– Ну, Скиммерхорн, вам удалось меня удивить. – Дора с улыбкой показала на коробочку. – У вас хороший вкус. Отличная вещица.

– В ней можно хранить кольца или шпильки?

– Можно. Когда-то в ней хранили мушки. В XVIII веке их носили богачи, сначала чтобы прикрывать шрамы от оспы, а потом мушки вошли в моду. Английская работа, примерно 1770 год. – Глаза Доры заискрились смехом. – Две с половиной тысячи долларов.

– За это?

Коробочка даже не заполняла его ладонь.

– Эпоха Георга III.

– Да, действительно. – Джед осторожно, словно взрывное устройство, поставил коробочку на стол. Он мог позволить себе такую покупку, но почему-то это не успокаивало. – Не совсем то, что я имел в виду.

– Никаких проблем. У нас есть вещи на любой вкус. Подарок для хозяйки дома, вы сказали?

Джед пробурчал что-то и снова огляделся. Теперь он боялся до чего-либо дотрагиваться, будто вновь вернулся в детство, в парадную гостиную Скиммерхорнов.

Не трогай, Джедидая. Ты такой неуклюжий. Ничего не ценишь.

Он словно наяву ощутил смешанный запах «Шанели» и хереса и попытался прогнать неприятные воспоминания, но они сделали свое дело: настроение испортилось.

– Может, лучше просто купить цветы.

– Неплохо. Только цветы быстро увянут. – Дора прекрасно видела его чисто мужскую неловкость и наслаждалась ею. – Бутылка вина тоже подойдет. Не очень оригинально, но приемлемо. Не расскажете что-нибудь о вашей хозяйке?

– Зачем? – подозрительно спросил он. Дора улыбнулась еще шире.

– Чтобы я представила ее и помогла вам подобрать подарок. Она спортивного типа или домоседка, которая сама печет хлеб?

Может, Дора и не пытается выставить его идиотом, подумал Джед, но у нее это здорово получается.

– Она жена моего напарника… бывшего напарника. Операционная медсестра. У нее трое ребятишек, и она любит читать книги.

– Какие книги?

– Я не знаю.

Какого черта он не зашел в цветочный магазин?

– Ну ладно. – Сжалившись, Дора похлопала его по руке. – Кажется, мы имеем дело с женщиной, преданной выбранной профессии. Сострадательной и романтичной. – Дора стала размышлять вслух, легко постукивая пальчиком по губам. – Подарок для хозяйки… Он не должен быть слишком личным. Что-нибудь для дома. – Удовлетворенно кивнув, она отвернулась и прошла в угол, оформленный под старомодную кладовую. – Думаю, это прекрасно подойдет.

Она взяла с полки похожую на бочонок деревянную чашу на ножках, оправленную медью.

Джед нахмурился. Его родители любили старинное, а не старое.

– Что это? Похоже, утварь для домашнего печенья.

– Точно. – Дора лучезарно улыбнулась ему. – Викторианская Англия. Дуб. Примерно 1870 год. Практично и одновременно произведение прикладного искусства, и всего сорок долларов, не дороже дюжины роз или хорошего французского вина.

– Ладно. Думаю, ей понравится.

– Вот видите? Ничего страшного. Может, что-нибудь еще? Никого не забыли поздравить?

– Нет. Достаточно. – Джед прошел за Дорой в главное помещение. Ему нравился запах яблок… уютный, решил он. Тихо играла музыка. Он узнал мелодию из «Щелкунчика» и вдруг с удивлением понял, что расслабился. – Где вы берете все это барахло?

– О, в разных местах. Аукционы, блошиные рынки, распродажи в частных домах.

– И похоже, вам хватает на жизнь. Дора достала из-за прилавка коробку.

– Люди коллекционируют, Скиммерхорн. Часто они этого даже не осознают. Разве вы в детстве не собирали что-нибудь: камешки, комиксы, бейсбольные открытки?

– Конечно.

Правда, ему приходилось все это прятать. Дора быстро и ловко выложила коробку мягкой бумагой.

– И разве вы никогда не обменивались своими открытками?

Она подняла глаза и увидела, что Джед смотрит на ее руки.

– Конечно, – тихо сказал он и, взглянув ей в лицо, не смог отвести взгляд. Вид ее проворных красивых пальцев буквально заворожил его. – Как вы играли в куклы.

– Если честно, я не играла в куклы. – Дора хотела улыбнуться, но не смогла. На одно мгновение ей показалось, что он хочет проглотить ее живьем. – Я никогда их особенно не любила. Предпочитала играть с воображаемыми приятелями, потому что в любой момент их можно было превратить в кого угодно. – С преувеличенной осторожностью она закрыла коробку крышкой с тисненной золотом надписью «Салон Доры». – Сделать подарочную упаковку? Это бесплатно.

– Да, пожалуйста.

Джед переступил с ноги на ногу, затем двинулся вдоль прилавка. Не потому, что его заинтересовали выставленные там вещи, просто ему стало трудно дышать рядом с Дорой. Сексуальное влечение, естественно, не было для него внове, но впервые в жизни он испытал его из-за того, что у женщины красивые руки. И огромные карие глаза… и особенная улыбка. Словно Дора всегда смеется некой шутке.

Видимо, в том, что его влечет к женщине, которая смеется над ним, виновато слишком долгое воздержание.

Чтобы скоротать время, он взял вещицу в форме бейсбольного мяча с отверстием наверху. Сбоку надпись «Горная роса». Заинтересовавшись, Джед покрутил шарик в руках. На чашку вроде не похоже.

– Правда, интересно?

Дора поставила перед ним коробку в яркой обертке.

– Я как раз гадал, что это может быть.

– Спичечница. – Дора положила ладонь на мяч поверх ладони Джеда и провела его большим пальцем по шероховатому краю. – Сверху кладете спички, затем зажигаете их с этой стороны. «Горная роса» – это был такой сорт виски. Конец XIX века. – Она заметила его слабую улыбку. – Вам нравится?

– Необычно.

– Я обожаю необычное. – Еще несколько секунд ее ладонь согревала его пальцы. – Возьмите ее. Считайте подарком на новоселье.

Необъяснимое обаяние вещицы значительно ослабело.

– Эй, я не хотел…

– Она не ценная, в денежном исчислении. Это дружеский жест, Скиммерхорн. Не задавайтесь.

– Ну, раз вы так мило предлагаете.

Дора рассмеялась и на мгновение сжала его руку.

– Надеюсь, вашей подруге понравится подарок. – Она отошла, чтобы помочь другому покупателю, но краем глаза следила, как Джед покидает магазин.

Необычный мужчина, подумала она. Правда, и магазинчик ее не так уж обычен.


Ди Карло гнал машину к аэропорту, одной рукой придерживая руль, другой – набирая номер телефона.

– Ди Карло, – представился он, переключив телефон на громкую связь. – Соедините меня с мистером Финли.

Он нервно взглянул на часы. Успеет. Он должен успеть.

– Мистер Ди Карло. – Голос Финли заполнил салон машины. – Надеюсь, у вас хорошие новости.

– Я все узнал, мистер Финли. – Ди Карло постарался говорить спокойно и деловито. – Я точно выяснил, что случилось. Одна идиотка в «Премиум» перепутала накладные. Отправила наш товар в Виргинию. Я все быстро исправлю.

– Понимаю. – Долгая пауза. Ди Карло похолодел. – Уточните ваше понимание слова «быстро».

– Мистер Финли, сейчас я еду в аэропорт. Забронировал билет до Вашингтона и арендовал там машину. Буду во Франт-Ройял в пять часов по времени Восточного побережья. У меня есть имя и адрес… Естественно, все это за мой счет, мистер Финли.

– Очень разумно, мистер Ди Карло. Ваша ошибка и так уже дорого мне обошлась.

– Даю вам слово, сэр, ошибка будет исправлена.

– Отлично. Свяжитесь со мной, когда доберетесь до места назначения. Безусловно, виновный служащий должен быть уволен.

– Я понял, сэр.

Когда связь прервалась, Ди Карло мрачно улыбнулся. Эта неразбериха испортила ему праздники, и он готов использовать любые средства.


Глава 4


– Ну и путаница, не правда ли?

Этот риторический – и для Ди Карло вовсе не смешной – вопрос Шерман Портер задал, ковыряясь в своем обшарпанном картотечном шкафу.

– Жаль, но у нас ничего не осталось. Мы провели аукцион, отличный аукцион, – продолжал Портер, беспечно разрушая порядок хранения документов. – Черт побери, куда эта женщина подевала бумаги?

Он открыл еще один ящик.

– Ну как прикажете что-нибудь найти, если Элен уже неделю в отпуске. И меня-то вы чудом застали. Мы закрываемся до Нового года.

Ди Карло взглянул на часы. Шесть пятнадцать вечера. Его время истекает. Что касается терпения, он не мог собрать и жалких остатков.

– Может, я неясно выразился, мистер Портер. Возвращение этой посылки жизненно важно для моего босса.

– О, вы совершенно ясно дали это понять. В конце концов, человек хочет получить свою собственность. Ну-ка, ну-ка. Уже теплее. – Портер вытащил тонкую стопку аккуратно отпечатанных листков. – Видите, Элен составила список всех предметов, что мы продали на аукционе, номера лотов и цены. Бриллиант, а не женщина.

– Позволите взглянуть?

– Конечно, конечно. – Вручив посетителю бумаги, Портер открыл нижний ящик письменного стола, вытащил пару пыльных стаканов и бутылку ликера. – Выпьете со мной? – застенчиво спросил он. – Рабочее время закончилось.

Ди Карло с отвращением взглянул на бутылку.

– Нет.

– Ну а я выпью и согреюсь.

Ди Карло вынул свой собственный список и сравнил. Все было здесь, понял он, разрываясь между облегчением и отчаянием. И все продано. Фарфоровая собачка, статуэтка с танцорами, абстрактная картина, бронзовый орел, чучело попугая, огромная и безобразная копия статуи Свободы, пара книгодержателей в виде гипсовых русалок.

Правда, в кармане у Ди Карло был еще один список… с описанием того, что было тщательно и за большие деньги спрятано в каждом дешевом предмете. Ваза в стиле модерн работы Галле, стоимостью не меньше ста тысяч долларов; пара нэцкэ, украденная из частной коллекции в Австрии, несколько сот тысяч долларов; сапфировая брошь – не просто антиквариат, ее носила сама Мария Стюарт, королева Шотландская.

И это еще не все ценности. Несмотря на холод, Ди Карло вспотел. У Портера не осталось ни одной вещи. Продано. Все продано.

– Ничего не осталось, – тихо сказал Ди Карло.

– Я же сказал, отличный был аукцион, – довольно заметил Шерман Портер и налил себе еще один стакан.

– Мне необходимы эти вещи.

– Вы это говорили. А ведь мы с вашим боссом могли бы потребовать от «Премиум» возмещения ущерба. – Эта мысль воодушевила Портера. Он улыбнулся и снова выпил. – Держу пари, мы содрали бы с них кругленькую сумму.

– Мистеру Финли нужна его собственность, а не судебный иск.

– Ему решать. – Пожав плечами. Портер прикончил остатки ликера. – У Элен есть адреса наших постоянных клиентов. Посылаем объявления об аукционах – очень выгодно. Можете посмотреть, сравнить со списком людей, купивших ваши вещи. Потом свяжетесь с ними, объясните ситуацию. Конечно, вам придется вернуть мой товар. Ведь я заплатил за него! Вы согласны?

Понадобится не один день, чтобы собрать собственность Финли, угрюмо подумал Ди Карло. Даже не одна неделя.

– Естественно, – солгал он.

Портер ухмыльнулся. Неплохо. Одну партию он уже продал. Теперь продаст другую… заплатив за одну. Отлично… и ликер уже подействовал. Так приятно кружится голова…

– Я жду список адресов.

– О, конечно, конечно. – Портер покопался в ящике и достал металлическую коробку с карточками. – Прошу. Можете не спешить. Я лично никуда не спешу.

Двадцать минут спустя Ди Карло покинул опьяневшего Портера. Статуэтка – здесь, во Франт-Ройял, в собственности некоего Томаса Эшворта, торговца антиквариатом. Ди Карло отчаянно цеплялся за слабый лучик надежды. Бог даст, быстрое возвращение одного предмета умиротворит Финли и позволит выиграть время.

Машин на улицах было мало, и, направляясь к лавке Эшворта, Ди Карло продумывал свои дальнейшие действия. Он войдет, объяснит ошибку… спокойно, дружелюбно. Эшворт заплатил за статуэтку всего сорок пять долларов, так что можно выкупить ее со значительной выгодой для торговца.

Никаких проблем. Получив статуэтку, он сразу позвонит Финли и скажет ему, что все под контролем. Если повезет, шеф успокоится, поручит Уайнсэпу связаться с остальными покупателями из списка, а он, Ди Карло, вернется в Нью-Йорк наслаждаться Рождеством.

Его настроение улучшилось настолько, что, припарковывая машину перед лавкой Эшворта, он улыбался и мурлыкал под нос какой-то мотивчик… пока не увидел за застекленной дверью картонку с надписью: «ЗАКРЫТО», словно издевающуюся над ним.

Невозможно. Это просто невозможно! В два широких шага Ди Карло подлетел к лавке, с грохотом задергал дверную ручку, заколотил по стеклу. Затем, судорожно дыша, подбежал к витрине, прижался к ней лицом, загородившись руками от уличного света… но не увидел ничего, кроме неясных теней и собственного несчастья.

Финли не примет никаких оправданий, не потерпит жалких ссылок на невезенье.

Когда Ди Карло различил в темноте фарфоровую статуэтку – мужчину и женщину, кружащихся в вальсе, – его губы скривились в злобной улыбке, руки сжались в кулаки; Паршивый замок и кусок стекла его не остановят.

Первым делом необходимо убрать автомобиль подальше. Ди Карло медленно объехал квартал, проверяя, нет ли поблизости полицейских патрулей, затем припарковался в двух кварталах от лавки. Из отделения для перчаток он достал то, что, как знал по собственному опыту, ему понадобится: фонарик, отвертку, пистолет – и сунул их в карманы пальто.

На этот раз Ди Карло приближался к лавке по боковой улочке неспешной уверенной походкой человека, который знает, куда идет. Однако его взгляд, внимательный и настороженный, метался по. сторонам.

Дойдя до черного входа в лавку Эшворта, Ди Карло так никого и не встретил: городок – маленький, и в холодную ненастную ночь его обитатели явно наслаждаются ужином в тепле своих домов.

Он также не обнаружил никакой, даже самой жалкой, охранной сигнализации. Быстро и ловко он взломал дверь отверткой. Треск раскалывающегося дерева вызвал у него улыбку. За годы корпоративного воровства он почти забыл простую радость ночных ограблений.

Ди Карло скользнул в дом и прикрыл за собой дверь, посветил направо, налево, заслоняя ладонью луч фонарика. Тесная комнатенка, видимо кабинет. Он не собирался заметать следы, решив представить все как случайную ночную кражу со взломом, а потому выдергивал на ходу ящики, выворачивал на пол их содержимое.

Заметив банковский конверт, Ди Карло захихикал. Похоже, удача возвращается. Он быстро просмотрел мелкие купюры – не меньше пятисот долларов – и сунул их в карман, затем прошел в лавку.

Пожалуй, немного вандализма – удачный штрих. Он разбил лампу с матовым абажуром и вазу. Ему понравилось, и он перевернул столик с коллекцией кофейных чашечек. Да, давно он не воровал и подзабыл захватывающее волнение, вызываемое опасностью.

Поддавшись порыву, Ди Карло рассовал по карманам несколько коробочек, сделанных в технике перегородчатой эмали.

– Вот и ты, детка, – с довольной ухмылкой прошептал он, хватая статуэтку, и вдруг с лестницы справа от него в лавку хлынул свет. Тихо ругаясь, Ди Карло вжался в щель между шкафом красного дерева и медным торшером.

На лестнице появился старик в сером фланелевом халате с клюшкой для гольфа в руке.

– Я вызвал полицию. Они уже едут, так что лучше оставайтесь на месте.

Ди Карло услышал в старческом голосе слабость и страх. Запах жареных цыплят на мгновение привел его в замешательство. Черт побери! У старика наверху квартира. Ди Карло выругал себя за то, что вломился в лавку, как любитель, но времени на сожаления не было. Сунув статуэтку под мышку, он бросился на Эшворта, как в былые времена, когда на Пятой авеню вырывал у пожилых дам дорогие сумочки.

Они столкнулись. Поношенный халат распахнулся, открыв бледные, тонкие, как спички, ноги. Старик хрюкнул, зашатался и, пытаясь сохранить равновесие, неуклюже взмахнул клюшкой. Железная головка просвистела у самого уха Ди Карло, и он невольно схватился за клюшку. Эшворт выпустил из рук свое оружие, скатился с лестницы и ударился головой о чугунный ящик с углем. Раздался зловещий хруст.

– О господи. – Ди Карло с отвращением перевернул ногой неподвижное тело, увидел струйку крови, вытаращенные глаза. В приступе бешенства он еще дважды пнул мертвого старика.

…Ди Карло был уже почти в квартале от лавки, когда послышался визг полицейских сирен.


Финли лениво переключал каналы телевизоров.

– Ди Карло на второй линии, мистер Финли, – раздался в переговорном устройстве голос секретарши.

– Соедините. – Финли переключил телефон на громкую связь. – У вас есть новости для меня?

– Да. Да, сэр. Я достал фарфоровую статуэтку и узнал местонахождение остальных предметов.

Ди Карло звонил из автомобиля, направляясь в вашингтонский аэропорт со скоростью пятьдесят пять миль в час, как законопослушный гражданин. – Объясните, – сказал Финли после небольшой паузы.

Ди Карло начал рассказ с Портера, умолкая через каждые несколько предложений, чтобы удостовериться: Финли действительно хочет услышать продолжение.

– Мистер Финли, я с радостью отправлю вам по факсу список, как только доберусь до аэропорта.

– Да, сделайте это. Мне кажется, вы несколько… встревожены, мистер Ди Карло.

– Ну, сэр, по правде говоря, возникли некоторые сложности. Статуэтку купил торговец антиквариатом из Франт-Ройял. Когда я приехал, магазин был закрыт, и, понимая всю срочность задания, я взломал замок. Торговец оказался в доме. Произошел несчастный случай, мистер Финли. Торговец мертв.

– Понимаю, – заметил Финли, изучая свои ногти. – Надеюсь, вы позаботились об этом Портере.

– Позаботился?

– Он может связать вас с… несчастным случаем, так? А ниточка к вам, мистер Ди Карло, – это ниточка ко мне. Я предлагаю вам оборвать эту ниточку быстро и окончательно.

– Я… я еду в аэропорт, сэр.

– Значит, вам придется вернуться. Не беспокойтесь из-за факса. Когда все уладите в Виргинии, приедете сюда, со статуэткой. Мы обсудим дальнейшие шаги.

– Вы хотите, чтобы я прилетел в Калифорнию? Мистер Финли…

– К полудню, мистер Ди Карло. Мы завтра рано закрываемся. Праздники, как вы знаете. Когда купите билет, свяжитесь с Уайнсэпом. Вас встретят.

– Хорошо, сэр. – Ди Карло отключил телефон и направился к ближайшему съезду с автострады. Дай бог, Портер еще сидит в своем кабинете и достаточно пьян, чтобы можно было пристрелить его без лишнего шума.

Если не удастся быстро навести тут порядок, он не вернется домой к рождественскому ужину.


– Эндрю, ну необязательно, совершенно необязательно провожать меня наверх. С отчаянием женщины, которой до смерти наскучил поклонник, Дора загородила лестницу. Только дай мне попасть внутрь и запереть дверь, думала она. А потом без свидетелей я буду биться головой о стену.

Эндрю Дод, дипломированный бухгалтер, считавший вывод денег из-под налогооблажения верхом интриги, сердечно рассмеялся и ущипнул ее за щеку.

– Дора, мамочка учила меня всегда провожать девушку до самых дверей.

– Ну, мамочки здесь нет, – заметила Дора, потихоньку отступая вверх по лестнице. – И уже поздно.

– Поздно? Еще нет и одиннадцати. Ты же не собираешься прогнать меня, не угостив чашечкой кофе? – Эндрю улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, за красоту которых его любящая мамочка отдала не одну тысячу долларов. – Ты ведь знаешь, что варишь лучший кофе в Филадельфии.

– Это дар божий.

Дора мучительно искала какой-нибудь вежливый способ отказаться, когда наружная дверь шумно распахнулась, затем с грохотом захлопнулась.

Джед пересек холл, держа руки в карманах потертой кожаной куртки, накинутой поверх свитера. Поношенные джинсы, растрепанные ветром волосы, небритое лицо, угрюмый взгляд.

Дора удивилась, почему в данный момент она предпочла бы опасного на вид жильца прилизанному бухгалтеру в костюме-тройке и дорогом пальто. Видимо, какой-то ее внутренний дефект.

– Добрый вечер, Скиммерхорн. Вставляя ключ в замок, Джед окинул беглым взглядом ее приятеля.

– Добрый вечер, Конрой. – Таким образом и поздоровавшись, и попрощавшись, Джед исчез за своей дверью.

Темные ухоженные брови Эндрю недоуменно взлетели к высокому лбу. Мама уверяла, что высокий лоб – признак большого ума, а не ранняя лысина.

– Твой новый жилец?

– Да. – Дора вздохнула и вместе с ароматом дорогого одеколона бухгалтера уловила витавший в воздухе резкий, почти звериный запах Джеда.

Поскольку шанс был упущен, пришлось отпереть собственную дверь и впустить Эндрю в квартиру.

– Он кажется слишком… агрессивным. – Нахмурившись, Эндрю аккуратно положил пальто цвета «английский туман» на спинку кресла. – Он живет один?

– Да.

Аккуратист чертов! Дора бросила норковое манто на диван и пошла в кухню.

– Дора, конечно, я понимаю, как важна арендная плата, но не думаешь ли ты, что было бы разумнее… и безопаснее сдать квартиру женщине?

– Какой женщине? – переспросила Дора, насыпая кофейные зерна в старинную ручную кофемолку. – А… нет. – Перемалывая зерна, она оглянулась через плечо. Эндрю стоял за ее спиной, неодобрительно поджав губы. – Есть возражения?

– Конечно. Я хочу сказать, что вы двое живете здесь. Одни.

– Это я живу здесь одна. Он живет там. – Дора терпеть не могла, когда кто-то стоял у нее над душой… тем более Эндрю. – Почему бы тебе не поставить какую-нибудь музыку?

– Музыку? – Его красивое лицо прояснилось. – Конечно. Создает настроение.

Через несколько секунд послышалась старая песня Джонни Мэтиса. Ого-го! – подумала Дора, но тут же пожала плечами. Если она не сможет справиться с бухгалтером в костюме от «Брукс Бразерс», то получит по заслугам, и нечего жаловаться.

– Кофе будет готов через пару минут, – сообщила Дора, вернувшись в гостиную. Уперев руки в узкие бедра, Эндрю рассматривал ее картину. – Неплохо, правда?

Он склонил голову к одному плечу, к другому.

– Дерзко, это точно. – Эндрю обернулся и на секунду замер, восхищаясь очаровательным видением в расшитом стеклярусом коротком черном платье. – В твоем стиле.

– Я нашла ее на аукционе в Виргинии всего пару дней назад.

Дора села на подлокотник кресла, по обыкновению скрестив ноги и совершенно не обратив внимания на то, что подол платья пополз вверх, обнажая бедро.

Эндрю внимание обратил.

– Я подумала, что полюбуюсь ею немного, а потом отнесу в магазин. – Дора улыбнулась, но тут заметила хищный взгляд Эндрю и быстро соскочила с кресла. – Посмотрю, как там кофе.

Но он схватил ее за руку и притянул в объятия жестом, который, видимо, считал очень элегантным. Дора чуть не ударилась головой о его подбородок.

– Не пропадать же музыке, – заявил Эндрю, плавно скользя по ковру. И не пропадать же немалым деньгам, которые его мать платила за уроки танцев.

Дора заставила себя расслабиться, закрыла глаза, улыбнулась. Он действительно хорошо танцует, думала она, приноравливаясь к его шагам. Музыка и танец увлекли ее, и она тихо рассмеялась, когда Эндрю эффектно наклонил ее.

Он не такой уж плохой парень. Хорошо выглядит, хорошо двигается. Заботится о матери и имеет солидный портфель ценных бумаг. То, что он своим занудством чуть не довел ее до истерики, еще не значит…

Вдруг Эндрю крепко прижал ее к себе, разбив вдребезги мечтательное настроение. Она могла бы понять его и даже простить, но, упершись ладонями в его грудь, нащупала во внутреннем кармане пиджака зубную щетку.

Дора знала, что Эндрю заботится о своем здоровье, но не настолько, чтобы чистить зубы после каждой трапезы.

Не успела она прокомментировать свою находку, как его руки забрались под подол ее платья и сжали обтянутую шелком попку.

– Эй! – Разъярившись, она отшатнулась и спасла рот, но Эндрю уже покрывал слюнявыми поцелуями ее шею и плечо.

– О, Дора, Дора. Я хочу тебя.

– Я это поняла. – Пока она извивалась, он дотянулся до «молнии» ее платья и дернул вниз. – Но ты меня не получишь. Теперь успокойся.

– Ты так прелестна, так соблазнительна. Прижатая к спинке кресла, чуть не потеряв равновесие, Дора выругалась.

– Возьми себя в руки, или я тебя покалечу. Продолжая полушепотом свои признания, Эндрю упал на пол, потащив ее за собой. Дору возмущало не столько то, что она барахтается под обезумевшим бухгалтером, сколько опрокинутый ими журнальный столик и ее разбившиеся сокровища.

Ну, хватит. Хорошенького понемножку. Дора резко вонзила колено в пах пылкого поклонника и, не дав ему опомниться, изо всех сил ударила в глаз.

– Прочь с меня!

Эндрю со стонами скатился с нее и свернулся на полу в позе эмбриона. Дора вскочила на ноги.

– Если ты немедленно не встанешь, я ударю тебя еще раз. И я не шучу.

Эндрю испуганно вскарабкался на четвереньки и процедил сквозь зубы:

– Ты чокнутая.

Затем он достал белоснежный платок и провел им по лицу, проверяя, не идет ли кровь.

– Ты прав. Абсолютно чокнутая. – Дора схватила его пальто и протянула ему. – Без меня тебе будет гораздо лучше. Теперь, Эндрю, беги домой. И не забудь приложить лед к глазу.

– Мой глаз. – Эндрю ощупал пострадавший глаз и поморщился. – Что я скажу маме?

– Что налетел на дверной косяк. – В негодовании Дора помогла ему подняться на ноги. – Уходи, Эндрю.

Пытаясь сохранить достоинство, он выхватил у нее пальто.

– Я водил тебя ужинать. Два раза.

– Считай это неудачным вложением капитала. Я уверена, что ты найдешь способ компенсировать потери. – Дора распахнула дверь как раз в тот момент, когда Джед открыл свою. – Вон! И если ты еще когда-нибудь сделаешь что-нибудь подобное, я подобью тебе оба глаза.

– Чокнутая. – Эндрю поспешил к двери. – Совсем спятила.

– Вернись, и я покажу тебе настоящую чокнутую. – Дора сорвала с ноги туфлю с высоченным каблуком-шпилькой и швырнула ее, как спортивный диск. – И ты уволен Туфля приземлилась с вполне удовлетворительным стуком. Тихое покашливание заставило Дору резко обернуться. Джед ухмылялся во весь рот. В первый раз она видела его улыбку, но была не в том настроении, чтобы наслаждаться дружелюбным выражением его обычно угрюмого лица.

– Увидел что-то смешное, Скиммерхорн? Джед подумал немного.

– Да. – На самом деле он давно так не веселился, а потому прислонился к дверному косяку, продолжая ухмыляться. – Интересное свидание, Конрой?

– Потрясающее. – Она проковыляла по коридору за туфлей, подобрала ее и, похлопывая каблуком о ладонь, приковыляла обратно. – Ты еще здесь?

– Похоже на то.

Дора испустила долгий вздох, провела рукой по взлохмаченным волосам.

– Хочешь выпить?

– Конечно.

Войдя в квартиру, она стянула с ноги вторую туфлю и отшвырнула обе в сторону.

– Коньяк?

– Отлично.

Джед увидел на полу осколки фарфора. Должно быть, именно это он слышал. Между грохотом посуды и криком он провел мучительную минуту, решая, стоит ли вмешаться. Даже в те времена, когда он носил полицейский жетон, семейные ссоры тревожили его больше, чем погони за профессиональными преступниками.

Он окинул внимательным взглядом Дору, наливающую коньяк в две сужающиеся кверху коньячные рюмки. Ее лицо все еще пылало, глаза – две узкие щелочки. Хорошо хоть его полицейские навыки не понадобились.

– Так кто же был тот подонок?

– Мой бывший бухгалтер. – Дора вручила Джеду рюмку. – Сначала он чуть не довел меня до коматозного состояния болтовней о налогах и долгосрочных капиталовложениях, а потом решил, что заслужил право явиться сюда и сорвать с меня одежду.

Джед взглянул на сверкающее черное платье.

– Красивая одежда. Не пойму, зачем он тратил время на капиталовложения. Дора глотнула коньяка.

– Подожди минутку. Кажется, это комплимент, но до меня пока не дошло. Джед пожал плечами:

– Похоже, ты победила в этой схватке.

– Надо было сломать ему нос. – Надувшись, Дора присела на корточки и стала собирать осколки. – Костяной фарфор фабрики Дерби, тысяча восемьсот пятнадцатый год, – показала она разбитую чашечку. – А пепельница – американская, того же времени.

Джед присел на корточки рядом с ней.

– Ценная?

– Да не в этом дело. Все равно жалко.

– Теперь это мусор. Оставь, порежешься. Принеси щетку или еще что-нибудь.

Тихо ворча, Дора поднялась, отправилась в кухню, пошарила там и вернулась с метелкой из перьев и совком.

– Он даже зубную щетку сунул в карман. Чертову щетку! Держу пари, сукин сын был бойскаутом.

Джед осторожно забрал у нее метелку.

– Может, он и чистое бельишко захватил.

– Я бы не удивилась. – Дора принесла из кухни мусорное ведро и передернулась, когда Джед высыпал в него осколки. – И пару презервативов.

– Любой уважающий себя бойскаут носит их в бумажнике.

Дора присела на подлокотник кресла. Пора смириться. Похоже, спектакль закончился.

– А ты?

– Что я?

– Был бойскаутом?

Джед высыпал в ведро последние осколки и внимательно посмотрел на Дору.

– Нет. Я был малолетним преступником. Береги ноги. Может, остались еще осколки.

– Спасибо. – Слишком взвинченная, чтобы оставаться на одном месте, Дора вскочила и снова наполнила рюмки. – А чем ты занимаешься теперь?

– Ты должна знать. – Джед вытащил из кармана пачку сигарет, прикурил. – Я заполнил анкету.

– У меня не было времени на чтение. Не угостишь? – Она кивнула на сигарету. – Я люблю покурить, когда нервничаю или злюсь.

Джед передал ей свою сигарету и вытащил другую.

– Теперь легче?

– Пожалуй. – Дора быстро затянулась и так же быстро выдохнула дым. Ей нравился не вкус сигарет, а только их эффект. – Ты не ответил на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Чем ты занимаешься?

– Ничем. – Джед улыбнулся, хотя не видел в своей жизни ничего смешного. – Я богат и независим.

– О! Выходит, выгодно быть преступником. – Дора еще раз затянулась. Сигарета в сочетании с коньяком вызвала легкое приятное головокружение. – И что же ты делаешь целый день?

– Ничего особенного.

– Я могла бы тебя занять.

– Неужели?

– Честным трудом, Скиммерхорн. То есть если ты умеешь работать руками.

– Говорят, у меня неплохо получается. – Джед коснулся замочка раскрытой до талии «молнии» ее платья и после секундного колебания застегнул «молнию».

Дора дернулась, замигала.

– А… спасибо. Мне нужны новые полки в кладовой, и вообще кое-что подремонтировать.

– Наружные перила никуда не годятся. Дора надулась, словно получила личное оскорбление. В общем, так оно и было. Почти.

– Сможешь починить?

– Возможно.

– Мы могли бы вычесть стоимость ремонта из арендной платы, или тебя больше устроит почасовая оплата?

– Я подумаю.

В этот момент он думал совсем о другом: о том, как мучительно хочется коснуться ее. Просто провести пальцем по ее шее, плечу. Он не смог бы объяснить, почему возникло это желание, но так хотелось проверить, запульсирует ли голубая жилка на этой длинной красивой шее в ответ на его прикосновение.

Разозлившись на себя, Джед отставил пустую рюмку и проскользнул мимо Доры к мусорному ведру.

– Я вынесу.

– Спасибо.

Дора сглотнула комок в горле. Все не так просто. Он так смотрит на нее, что у нее мурашки бегают по всему телу.

Глупо. Просто она устала, очень устала.

– Я правда очень тебе благодарна. Если бы не ты, я целый час металась бы по квартире, пиная все, что под ноги попадется.

– Не стоит благодарности. Я с удовольствием смотрел, как ты гнала его в шею.

– Почему с удовольствием?

– Мне не понравился его костюм. – Джед остановился у кухонной двери. – Ненавижу тонкие полоски.

– Я запомню. – Дора подняла глаза и улыбнулась во весь рот. Проследив за ее взглядом, Джед увидел над своей головой веточку омелы'.

– Остроумно, – сказал он и, поскольку не любил рисковать, отскочил.

– Эй! Убегать – плохая примета. – Забавляясь комичностью ситуации и реакцией Джеда, Дора схватила его за руку. Приподнявшись на цыпочки, она легко коснулась губами его рта. – Зачем накликать на себя невезение?

Он отреагировал инстинктивно, как отреагировал бы на выстрел или на удар ножом в спину. Мысли появились позже. Он ухватил ее за подбородок.

– Айседора, ты рискуешь гораздо большим, чем просто невезение.

И накрыл ее губы поцелуем.

Она ощутила вкус сигарет и коньяка, почувствовала в его поцелуе неукротимую силу и чуть не потеряла голову.

О боже, боже мой – вот и все, что она успела подумать. Или простонала эти слова, когда ее губы беспомощно раскрылись под его губами.

Джед отпустил ее быстро, может, через пару секунд, и она опустилась на пятки, широко раскрыв глаза.

Он еще с секунду смотрел на нее сверху вниз, проклиная себя, борясь с неистовым желанием сделать то, что попытался сделать идиот-бухгалтер, и наконец вкрадчиво сказал:

– Даже не пытайся выпроводить меня пинками, Кон-рой. И запри свою дверь.

Он вышел, пересек коридор и запер собственную дверь.

– Из-за чего ты так дергаешься? – спросила Ли. Она пошла в кладовку, чтобы похвастаться удачной сделкой – целых пятьсот долларов! – и в третий раз за это утро была встречена раздраженным ворчанием.

– Я не дергаюсь, – огрызнулась Дора, продолжая упаковывать столовый сервиз, расписанный веточками жимолости. – Я занята. Надо безжалостно расстреливать всех, кто оставляет покупку подарков на последние два дня перед Рождеством. Как я могу отпустить Терри развозить по городу это барахло?

– Сказала бы покупателю, чтобы он сам явился за своей посудой.

– И потеряла бы его? Я три года не могла продать эти чертовы тарелки и рада всучить их кому угодно.

– Ну ясно. Что-то случилось. – Ли скрестила руки на груди. – Рассказывай.

– Ничего не случилось. – Если не считать, что она не могла заснуть. И даже под угрозой смерти она не признается, что один беглый поцелуй превратил ее в клубок оголенных нервов. – У меня полно дел, а времени на них нет.

– Но ведь тебе это нравится.

– Я изменилась. – Дора упаковала последнюю чашку. – Где этот идиотский скотч? – Она повернулась и, заметив в дверях Джеда, чуть не налетела на стол.

– Мне очень жаль. – Ни черта ему не жаль! – Я зашел узнать: ты не передумала насчет перил?

– Перил? О… э… Нет. Тебе нужны доски или еще что-нибудь?

– Или что-нибудь.

Джед услышал покашливание и оглянулся.

– О, Ли, это Джед Скиммерхорн, новый жилец. Джед, моя сестра Ли.

– Рада познакомиться. – Ли протянула руку. – Надеюсь, вы хорошо устроились.

– Особенно нечего было устраивать. Так ты хочешь, чтобы я починил перила, или нет?

– Да. Наверное. Если ты не очень занят. – Дора нашла скотч и начала заклеивать коробку. Вдруг ее осенило. – Вообще-то, мне нужна помощь. У тебя ведь есть машина? Это твой «Тандерберд»?

– Ну и что?

– Нужно отвезти покупку… даже три. А я не могу отпустить помощницу. В магазине полно народа.

Джед зацепил передние карманы джинсов большими пальцами.

– Ты хочешь, чтобы я доставил покупки?

– Если тебя это не затруднит. Отметишь расход бензина и километраж. – Дора одарила его лучезарной улыбкой. – Может, даже заработаешь чаевые.

Он мог бы предложить ей отправиться к черту… и не совсем понимал, почему не предложил.

– Как я могу отказаться? – Джед недовольно уставился на коробку. – Куда?

– Все написано. И еще те две. – Дора кивнула в угол комнаты. – Можешь вынести их через боковую дверь. Джед молча подхватил первую коробку и вышел.

– Это новый жилец? – прошептала Ли, бросаясь к двери и выглядывая на улицу. – Кто он? Чем занимается?

– Я только что сказала, кто он. Скиммерхорн.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – возмутилась Ли, следя, как Джед впихивает коробку на заднее сиденье своей машины, затем быстро отступила в комнату. – Он возвращается.

– Надеюсь, – сухо заметила Дора. – Он пока взял только одну коробку. – Она подхватила вторую и передала ее Джеду прямо в дверях. – Осторожнее, это посуда.

Джед что-то буркнул в ответ.

– Ты видела его плечи? У Джона нет ничего подобного даже в самых диких моих фантазиях.

– Офелия Конрой Брэдшоу, стыдись. Джон – отличный парень.

– Конечно. Я его обожаю, но все равно у него нет плеч. То есть, конечно, плечи есть, но очень костлявые и… Господи! – Ли уставилась на натянувшиеся джинсы Джеда, засовывавшего коробку в багажник, и, ухмыляясь, погладила грудь в области сердца. – Как приятно узнать, что первобытные инстинкты еще не атрофировались. Так чем он занимается?

– Ты о чем?

– О… квитанции, – быстро перестроилась Ли. – Дора, не забудь отдать мистеру Скиммерхорну квитанции.

Ли сама схватила бумажки и вручила их Джеду, вернувшемуся за последней коробкой.

– Спасибо. – Он покосился на Ли, настороженный блеском ее глаз. – Так купить доски или нет?

– Доски? Ах да, перила. Конечно. Если меня не будет дома, можешь подсунуть чек под мою дверь.

Он не смог удержаться. Знал, что должен, но не смог.

– Еще одно страстное свидание?

Дора мило улыбнулась и распахнула дверь.

– Поцелуй мою задницу, Скиммерхорн.

– Я подумывал об этом, – пробормотал он. – Правда подумывал. – И он не спеша покинул кладовую.

– Расскажи немедленно, – потребовала Ли. – Расскажи все. Не смей пропустить ни единой детали, даже самой незначительной.

– Не о чем рассказывать. Вчера вечером я ходила ужинать с Эндрю, и Джед встретился с ним, когда я его выгнала.

– Ты выгнала Джеда?

– Я выгнала Эндрю… он на меня набросился, – пояснила Дора, теряя остатки терпения. – И я его уволила. Теперь, если мы промыли всем косточки… – Не всем. Чем он занимается? Я имею в виду Джеда. Наверное, поднимает тяжести, раз у него такие плечи.

– Я не подозревала, что ты помешана на мужских плечах.

– Помешана, когда они прикреплены к такому телу. Может, он портовый грузчик?

– Нет.

– Строительный рабочий?

– Придумай еще что-нибудь.

– Нет, ты сама скажи.

Часть бессонной ночи Дора провела за изучением бумаг Джеда. Одну из рекомендаций дал комиссар полицейского департамента Филадельфии Джеймс Л. Райкер. Ничего удивительного, учитывая то, что последним местом работы Джеда был именно полицейский департамент.

– Он бывший полицейский.

– Бывший? – Ли широко раскрыла глаза. – Господи, его уволили за взятки? За торговлю наркотиками? Он убил кого-нибудь?

Дора похлопала сестру по плечу.

– Детка, обуздай свое воображение. Клянусь, именно тебе следовало продолжить театральную династию Конроев. Он вышел в отставку. Несколько месяцев назад. Судя по заметкам, которые папа сделал после телефонного разговора с комиссаром, у Джеда отличная репутация и в полиции не теряют надежды вернуть его на службу.

– Тогда почему он ушел?

– Это его личное дело, – чопорно сказала Дора, хотя сама злилась на отца за то, что он не расспросил поподробнее. – Все, игра закончена. – Она подняла руку, предотвращая новый поток вопросов. – Если мы немедленно не пойдем помогать Терри, она превратит мою жизнь в ад.

– Хорошо, но я рада, что рядом с тобой живет полицейский. Он будет тебя охранять. – Ли вдруг остановилась. – О боже, Дори, как ты думаешь, он носит пистолет?

– Не думаю, что ему понадобится пистолет, чтобы вручить столовую посуду.

И с этими словами Дора вытолкнула сестру из кладовки.


Дешевая статуэтка на его коленях абсолютно не гармонировала с дорого и изысканно обставленной приемной, и в других обстоятельствах Ди Карло почувствовал бы себя полным идиотом, но в данный момент идиотом он себя не чувствовал. Ему было страшно, страшно до смерти.

Когда приходилось, он убивал, не раздумывая. Не то чтобы он получал от убийств удовольствие, как его брат Гвидо, но и против ничего не имел.

Пулю, пущенную в лоб Шермана Портера, Ди Карло считал средством самообороны.

Но ему было от чего тревожиться весь долгий перелет с Восточного на Западное побережье. Учитывая цепь преследовавших его в последнее время неудач, он вполне мог прихватить не ту статуэтку… хотя танцоры выглядели точно как те, что он упаковывал в «Премиум». Если мир устроен справедливо, в одном маленьком городке не могли встретиться два одинаковых фарфоровых убожества.

– Мистер Ди Карло? Мистер Финли сейчас вас примет, – прервала его размышления секретарша.

– Да, спасибо. – Ди Карло вскочил, подхватил под мышку статуэтку, свободной рукой поправил узел галстука и, выдавив приветливую улыбку, проследовал за белокурой секретаршей через двойные двери красного дерева.

Финли не поднялся из-за стола и лишь холодно улыбнулся, заметив бисеринки пота над верхней губой Ди Карло. Вид перепуганного подчиненного доставил ему истинное наслаждение.

– Мистер Ди Карло, вы все уладили в великом штате Виргиния?

– Да, сэр.

– Отлично. – Финли жестом приказал поставить статуэтку на письменный стол. – И это все, что вы привезли мне?

– Я также узнал, где находятся остальные предметы. – Финли щелкнул пальцами, и Ди Карло достал из кармана список. – Как видите, там только четыре покупателя, и двое из них – торговцы. Я думаю, будет несложно просто зайти в их магазины и выкупить товар.

– Вы думаете? – вкрадчиво спросил Финли. – Если бы вы умели думать, мистер Ди Карло, все мои вещи уже были бы у меня. Однако я готов дать вам шанс искупить свою вину. – Финли встал и пробежал кончиком пальца по слащавому личику фарфоровой дамы. – Какое безобразие, вы согласны?

– Да, сэр.

– И этот человек, этот Эшворт, заплатил за нее звонкой монетой. Просто удивительно! Что он в ней увидел? Грубые линии, блеклые цвета, низкосортный материал – все это просто бросается в глаза. Ну да ладно. Истинная красота внутри.

Финли поднял пепельницу из белого мрамора и обезглавил женщину.

Ди Карло, несколькими часами ранее хладнокровно убивший двух человек, вздрогнул, когда отлетела вторая голова, и испуганно смотрел, как Финли методично отбивает фарфоровые руки и ноги.

– Безобразный кокон, – прошептал Финли, – защищает истинную красоту.

Из торса статуэтки он вынул маленькую коробочку в пузырчатом целлофане и очень осторожно стал разворачивать, ласково приговаривая, как мужчина, раздевающий возлюбленную.

Похожа на золотую, усыпанную драгоценными камнями зажигалку и ненамного привлекательнее скрывавшей ее статуэтки, подумал Ди Карло.

– Вы знаете, что это, мистер Ди Карло?

– А? Нет, сэр.

– Футлярчик для разных мелочей. – Финли рассмеялся, лаская золото. В это мгновение он был безмерно счастлив: как ребенок с новой игрушкой, как мужчина с новой любовницей. – Конечно, вам это ни о чем не говорит. В нем хранили маникюрные и швейные принадлежности, может, крючок, которым застегивали пуговицы на ботинках или перчатках, может, ложечку для нюхательного табака. Прелестная безделушка, дороже многих такого рода, правда, вышла из моды в конце девятнадцатого века. Золото, рубины, но самое главное – инициалы, выгравированные внизу. – Мечтательно улыбаясь, Финли перевернул футлярчик. – Подарок Наполеона Жозефине. А теперь принадлежит мне.

Ди Карло испытал огромное облегчение от того, что привез нужную статуэтку и ублажил босса.

– Великолепно, мистер Финли.

– Вы так думаете? – Изумрудные глаза Финли злобно сверкнули. – Эта безделица – лишь малая часть того, что мне принадлежит, мистер Ди Карло. О, я, конечно, рад ей, но она напоминает мне о том, что моя коллекция неполна. А я восемь месяцев потратил, чтобы собрать эту коллекцию, и еще два месяца – чтобы ее переправить. То есть почти год моего личного времени, очень ценного времени, не говоря уж о расходах. – Финли снова взмахнул пепельницей, и фарфоровая юбка разлетелась вдребезги. – Вы можете понять мои страдания?

– Да, сэр. – Холодный пот заструился по спине Ди Карло. – Конечно, сэр.

– Тогда подумаем, как вернуть пропажу. Садитесь, мистер Ди Карло.

Дрожащей рукой Ди Карло смахнул мелкие осколки со светлого кожаного кресла и боязливо присел на краешек.

– Праздники делают меня великодушным, мистер Ди Карло. – Финли тоже сел, продолжая нежно поглаживать золотой футлярчик. – Завтра – канун Рождества. У вас есть какие-то планы, я полагаю.

– Ну, в общем, да. Видите ли, моя семья…

– Семья. – Финли улыбнулся. – Что может быть лучше семьи в праздники! Правда, у меня семьи нет, но это неважно. Поскольку вам удалось привезти мне одну частицу моей собственности, и так быстро, я не стану лишать вас семейных радостей. Я дам вам время до первого января. Это, конечно, излишняя щедрость, но, как я и сказал, праздники. Я становлюсь сентиментальным. Вы доставите мне все к первому января… нет-нет, пусть будет второе. – Улыбка Финли стала еще шире. – Надеюсь, вы меня не разочаруете.

– Нет, сэр.

– Естественно, вы будете регулярно докладывать мне, как продвигаются ваши поиски. Звоните сюда или по моему личному номеру. Не исчезайте, мистер Ди Карло. Вы же не хотите, чтобы мне пришлось разыскивать вас.

– Конечно, сэр. – У Ди Карло уже возникло ощущение, что за ним охотится бешеный волк. – Я начну немедленно.


– Чудесно. Да, и пусть Барбара скопирует для меня этот список.

Джед не смог бы объяснить, почему утром его занесло в магазин Доры. Ему там совершенно нечего было делать. Он доволен своей новой жизнью: тренируется в спортзале, качает мышцы в собственной квартире, читает книги, наверстывая упущенное. Один бог знает, с чего вдруг он не просто спустился в лавку, но и некоторым образом навязал свои услуги.

Его губы чуть скривились. Правда, он получил неплохие чаевые. Несколько долларов и – это он никогда не забудет – красочную жестяную коробку, полную домашнего рождественского печенья.

Не так уж он перетрудился, и даже интересно, насколько радостнее тебя встречают, когда являешься не с полицейским жетоном, а с подарком.

Джед вычеркнул бы этот эпизод из памяти, если бы не торчал сейчас на холоде, пытаясь отремонтировать перила… да еще чувствовал себя круглым дураком, получая от этого какое-то первобытное удовлетворение.

Ему пришлось работать на улице, потому что во всем доме Доры не нашлось даже крошечного свободного места. А поскольку ее запас инструментов ограничивался отверткой и молотком с прикрученной скотчем ручкой, ему пришлось заехать к Бренту. Чем, естественно, не замедлила воспользоваться Мэри Пэт. Жена бывшего напарника устроила ему допрос с пристрастием. Ее интересовало все: от того, как он питается, до его интимной жизни. Правда, во время допроса она подкармливала его пирожками. Балансируя на грани помешательства, он вырвался от Мэри Пэт лишь через час.

Джед извлек из событий этого дня один важный урок: впредь он ни во что не будет вмешиваться, как и намеревался. Если человек не любит людей, то нечего с ними общаться.

Во всяком случае, здесь, во дворе, его никто не беспокоил, и ему нравилось работать руками, нравилось ощущение дерева под ладонями. Когда-то он подумывал пристроить маленькую мастерскую позади дома на Честнат-Хилл. Он мог бы там строгать, пилить и ремонтировать в свободное от работы время. Но все это было до Донни Спека. До того, как то расследование стало его наваждением.

И конечно, до того, как погибла Элейн. Джед не успел заблокировать воспоминания и снова увидел безмятежную картину: серебристый «Мерседес» – седан под навесом, Элейн на водительском сиденье, тусклый блеск жемчуга на ее шее. Этот жемчуг – подарок первого из трех ее мужей, совершенно не к месту вспомнил Джед и отчетливо увидел глаза Элейн, такие же ярко-синие, как его собственные, – возможно, единственная их общая семейная черта. Увидел мелькнувшее в них нетерпение, даже раздражение, когда она взглянула в его сторону; увидел самого себя бегущим по подстриженной лужайке среди ухоженных розовых кустов; даже почувствовал аромат лета.

Солнечный луч, отразившись от хромированного бампера, ослепил его. Высоко в яблонях, как сумасшедшая, залилась трелью птица.

Затем потрясший все вокруг взрыв словно горячим кулаком отбросил его назад, на розы, осыпавшиеся от ударной волны.

Серебристый «Мерседес» превратился в огненный шар с рвущимся в летнее небо столбом черного вонючего дыма. Джеду показалось, что он слышит крик, но скорее всего это был скрежет раздираемого металла. Он всей душой надеялся на это. Он надеялся, что Элейн не почувствовала ничего после того, как ее пальцы повернули ключ зажигания и привели в действие взрыватель бомбы.

Чертыхаясь, Джед атаковал перила одолженной у Брента электропилой. Все кончено, и ничего не исправить.

Донни Спек мертв, и, как бы ни хотелось, невозможно убить мерзавца еще раз… а он, Джед, получил именно то, что хотел: полное одиночество.

– Хо, хо, хо, – раздался за его спиной дружелюбный голос.

Джед выключил пилу, повернулся и, не снимая защитных очков, со смесью любопытства и раздражения уставился на розовощекого Санта-Клауса.

– Вам не кажется, что вы несколько поторопились?

– Хо, хо, хо, – повторил Санта, похлопывая себя по пухлому животику. – Похоже, сынок, тебе не помешает рождественское угощение.

Смирившись с вынужденным перерывом в работе, Джед вытащил сигарету.

– Мистер Конрой, не так ли? – Лицо Санты вытянулось. – Это глаза, – пояснил Джед, чиркая спичкой, а про себя подумал: глаза Доры. Большие, и карие, и смеющиеся какой-то тайной шутке.

– Понимаю. За свою карьеру я переиграл массу стражей закона. – Лицо Квентина просветлело. – Полагаю, полицейских учат распознавать лицо под гримом так же, как актеров учат скрывать свое истинное лицо.

– Вы правы.

– В зависимости от времени года я развлекал ребятишек в детском саду. – Квентин погладил шелковистую белую бороду. – Мелкий ангажемент, но море удовольствия. Нет ничего приятнее, чем играть одного из самых любимых в мире персонажей перед искренне верящей в него аудиторией. Знаете ли, дети – актеры, а актеры – дети.

Джед кивнул:

– Поверю вам на слово.

– Как вижу, Иззи приспособила вас к работе.

– Иззи?

– Моя любимая дочка. – Квентин подмигнул:

– Хорошенькая, как картинка, не правда ли?

– Правда.

– И готовит отлично. Не знаю, откуда это у нее. Точно не от матери. – С заговорщическим видом Квентин наклонился поближе:

– Я не жалуюсь, но вареное яйцо – кулинарный шедевр моей жены. Конечно, у нее масса других талантов.

– Я в этом не сомневаюсь. Дора в магазине.

– Естественно. Деловая женщина – моя старшенькая, не в пример нам всем… хотя ее ждала блестящая театральная карьера. Блестящая, – с сожалением повторил Конрой. – Но она выбрала мир свободного предпринимательства. Гены странная штука, вам не кажется?

– Я особенно не задумывался. – Ложь, наглая ложь. Он провел значительную часть своей жизни, думая именно о причудах наследственности. – Послушайте, мне нужно закончить здесь, пока не стемнело.

– Я мог бы вам помочь, – предложил Квентин с неожиданным для Джеда проблеском практицизма. Однако именно благодаря своей деловой хватке Квентин Конрой был не только хорошим актером, но и хорошим директором театра.

Джед обвел взглядом красный костюм, струящуюся на подложенный живот белую бороду.

– Разве у вас нет гномов для грязной работы? Квентин расхохотался, и ветер подхватил его гулкий смех.

– Мальчик мой, в наши дни кругом одни профсоюзы. Не могу заставить маленьких шельмецов сделать хоть самую малость, если она не занесена в контракт.

Не сдержав улыбки, Джед включил шлифовальный инструмент.

– Когда закончу, поможете мне укрепить перила, если хотите.

– С удовольствием.

Квентин устроился на нижней ступеньке. Он всегда больше любил наблюдать, как работают другие. К счастью, скромное наследство избавило его от полуголодного существования, почти неизбежного в начале любой театральной карьеры. Со своей будущей женой он познакомился в театре: в шекспировской «Буре» она играла Миранду, а он – Себастьяна. Поженившись тридцать лет назад, они довольно успешно играли в различных театрах, пока не обосновались в Филадельфии и не открыли собственный театр, «Либерти».

Теперь Квентину было пятьдесят три – сорок девять, как он указывал в автобиографии. Он превратил актеров «Либерти» в уважаемую труппу, игравшую все: от Шекспира и Ибсена до современных драматургов, и театр приносил устойчивый доход.

Жизнь Квентина была довольно безоблачной. Очевидно, поэтому он верил, что и остальные должны жить долго и счастливо. Младшая дочь вышла замуж по любви, подарила ему трех внуков; сын прославлял его фамилию на сцене. Оставалась только Дора.

Квентин подумал, что этот сильный молодой человек с непроницаемым взглядом – идеальное решение проблемы. Улыбаясь про себя, он вытащил из накладного живота фляжку и быстренько глотнул. Затем еще разок и еще.

– Отличная работа, мальчик, – сказал Квентин полчаса спустя, тяжело поднимаясь и поглаживая перила. – Гладкие, как женская щечка. И я с удовольствием смотрел, как вы работаете. Как же поставить эту штуковину на место?

– Возьмитесь за нее и несите свой конец наверх, – предложил Джед.

– Просто дух захватывает. – Звеня колокольчиками на сапогах, Квентин вскарабкался по ступенькам. – Не то чтобы я был новичком в подобном деле. Видите ли, мне приходилось помогать с декорациями. Как-то сработал первоклассного «Веселого Роджера» для «Питера Пэна». – Квентин покрутил белый ус и грозно сверкнул глазами. – Естественно, я играл капитана Крюка, предводителя пиратов.

– Естественно. Берегитесь. – С помощью электрической дрели Джед закрепил перила. Квентин не закрывал рта, но его болтовня не мешала Джеду.

– Вот и все дела. – Вернувшись на облюбованную нижнюю ступеньку, Квентин потряс перила и просиял:

– Крепкие, как скала. Надеюсь, моя Иззи ценит вас. – Он дружески хлопнул Джеда по спине. – Почему бы вам не пообедать с нами на Рождество? Моя Офелия творит чудеса на кухне.

– У меня другие планы.

– Ах да, конечно. – Расплывшееся в улыбке лицо Квентина не выдало его мыслей. Он расследовал прошлое Джеда Скиммерхорна гораздо тщательнее, чем сообщил дочери, и прекрасно знал, что у парня нет никакой семьи, кроме бабушки. – Может, на Новый год. Мы всегда встречаем Новый год в театре. «Либерти». Будем вам рады.

– Спасибо. Я подумаю.

– А пока, полагаю, мы оба заслужили небольшую награду за наши труды.

Квентин снова вытащил фляжку и, подмигнув Джеду, налил виски в серебряную крышечку.

Джед не имел ничего против. Взяв протянутую крышечку, он глотнул… и поперхнулся. Какое, к черту, виски! Жидкость оказалась сногсшибательной.

– Ну-ну! – Квентин снова похлопал Джеда по спине. – Люблю смотреть, как пьет настоящий мужчина. Выпейте еще. За мягкие белые груди, на которые мужчине так приятно преклонить голову.

Джед выпил еще одну порцию, и на этот раз алкоголь приятно согрел внутренности.

– Вы уверены, что Санте можно пить?

– Милый мальчик, а как же, по-вашему, мы выдерживаем долгие ночи на Северном полюсе? Для разнообразия мы каждый год стараемся воткнуть в репертуар пару мюзиклов. Что-нибудь с морем, солнцем и пальмами. Публике нравится. Пусть Иззи приведет вас как-нибудь.

Квентин подлил виски в крышечку и стал бодро напевать «Нет в мире ничего лучше женщины…».

Должно быть, виновато виски, решил Джед. Только так можно объяснить, почему он сидит в холодных сумерках рядом с распевающим во все горло Санта-Клаусом и не находит в этом ничего странного.

Джед залпом выпил виски, и в этот момент дверь за его спиной открылась. Он лениво обернулся. Дора стояла наверху лестницы, уперев кулачки в бедра, и сверлила его грозным взглядом.

Господи, какие потрясающие ноги, подумал Джед.

– Я должна была это предвидеть. Как тебе не стыдно подстрекать его!

– Я занимался своим делом и никого не трогал.

– Сидеть на черной лестнице, попивая виски с человеком в костюме Санты? Хорошенькое дело!

Язык словно распух и стал непослушным, поэтому Джеду пришлось выговаривать слова очень старательно:

– Я ремонтировал перила.

– Молодец! – Дора спустилась а лестницы и подхватила под мышки отца, как раз пытавшегося показать какой-то причудливый пируэт. – Спектакль окончен.

– Иззи! – восхитился Квентин и, крепко обняв дочку, смачно чмокнул ее в щеку. – А мы с твоим молодым человеком плотничали.

– Я вижу, как вы плотничаете. Особенно в данный момент. Пойдем в дом, папа. – Дора забрала у отца фляжку, сунула ее Джеду, пробормотав: «За тобой я вернусь», и поволокла Квентина вверх по лестнице.

– Я занимался своим делом, никого не трогал, – заявил темноте Джед, завернул крышечку и сунул фляжку в задний карман. Когда Дора вернулась, он загружал в багажник инструменты Брента с такой осторожностью, словно это был дорогой фарфор.

– Ну, – он захлопнул багажник и тяжело привалился к машине, – где Санта?

– Спит. У нас здесь есть одно правило, Скиммерхорн: никакой выпивки на работе.

Джед оскорбленно выпрямился, но тут же для надежности снова прислонился к машине.

– Я уже закончил, – он махнул рукой туда, где, по его представлению, находилась лестница. – Видишь?

– Вижу. – Вздыхая, Дора покачала головой. – Мне не следовало винить тебя. Перед ним невозможно устоять. Пошли, я отведу тебя наверх.

– Я не пьян.

– Еще как пьян, Скиммерхорн. Твое тело это знает, просто до головы еще не дошло.

– Я не пьян, – упрямо повторил он, но не возражал, когда Дора обхватила его за талию и повела вверх по лестнице. – На твоей доставке я заработал пятнадцать баксов и две дюжины печенья.

– Отлично.

– Очень вкусное печенье. – Протискиваясь в дверной проем, Джед налетел на Дору. – Господи, как же хорошо ты пахнешь.

– Держу пари, ты говоришь это всем своим домовладелицам. Ключи есть?

– Да. – Джед пошарил по карманам, сдался и привалился к стене. Поделом ему. Нечего было напиваться на голодный желудок.

Вздыхая, Дора сунула руку в его передний карман и наткнулась на крепкое бедро и несколько монет.

– Поищи в другом, – предложил Джед. Дора быстро подняла взгляд и заметила мелькнувшую на его губах улыбку, удивительно обаятельную.

– Ну нет. Если тебе это понравилось, то ты не так пьян, как я думала. Ищи сам.

– Я говорил тебе, что не пьян. – Ключи Джед нашел, но как прикажете воткнуть ключ в замочную скважину, если пол ходит ходуном? Дора направила его руку. – Спасибо.

– Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Сможешь забраться в постель?

Джед схватился за дверной косяк.

– Давай сразу договоримся, Конрой. Я не собираюсь с тобой спать.

– Ну, ты поставил меня на место.

– Детка, ты – воплощенный соблазн. Эти огромные карие глаза, это крепкое маленькое тело… Я просто хочу остаться один.

– А я-то уже надеялась, что выношу твоих детей. Но не беспокойся, ковбой, я переживу.

Дора подвела его к дивану, толкнула и, когда он упал навзничь, закинула на диван его ноги и стала снимать ботинки.

– Я не хочу тебя, – заявил Джед. – Мне никто не нужен.

– Хорошо. – Дора огляделась в поисках одеяла, не нашла и остановилась на паре полотенец, наброшенных на тренажер. – Вот так. Тепло и уютно. – Она укрыла Джеда и аккуратно подоткнула края.

Какой трогательный, подумала она. Совсем пьяный, и угрюмый, и сонный. Поддавшись неожиданному порыву, она наклонилась и поцеловала его в кончик носа.

– Спи, Скиммерхорн. Завтра тебе будет очень плохо.

– Уходи, – пробормотал он, закрывая глаза, и отключился.


Глава 5


Дора оказалась права. Утром Джед чувствовал себя ужасно.

Когда он пытался утопиться в душе, раздался громкий стук. Только этого не хватало! Чертыхаясь, Джед выключил воду, обернул бедра полотенцем и зашлепал к двери, оставляя за собой лужи.

– Какого черта тебе нужно? – прорычал он, распахнув дверь.

– Доброе утро, Скиммерхорн. – Дора впорхнула в комнату с плетеной корзинкой на руке. – Ты, как всегда, бодр и приветлив.

На ней было что-то очень коротенькое и яркое, синее с золотом. У него зарябило в глазах.

– Проваливай.

– О боже, какие мы сегодня грубые. – Дора начала невозмутимо распаковывать свою корзинку: термос в красную клетку, склянка с какой-то тошнотворно-оранжевой жидкостью, два слоеных рогалика, завернутых в белоснежную салфетку. – Поскольку вчерашнюю пьянку спровоцировал мой отец, я подумала, что должна позаботиться о твоем здоровье. Нам понадобится стакан, чашка с блюдцем, тарелка. – Джед не шевельнулся. – Отлично. Я сама принесу. Почему бы тебе пока не одеться? Ты ясно дал понять, что не интересуешься мной на физическом уровне. Вдруг вид твоего влажного полуобнаженного тела пробудит во мне необузданную страсть? Джед заскрежетал зубами.

– Остроумно, Конрой. Очень остроумно. – Однако он развернулся и отправился в спальню. Когда он вернулся – в сером тренировочном костюме с дыркой на колене, – Дора уже накрыла завтрак.

– Аспирин принял?

– Как раз собирался.

– Тогда начнем. – Дора протянула ему три таблетки. – И запей вот этим.

Джед хмуро уставился на стакан с оранжевой гадостью.

– Что это, черт побери?

– Твое спасение. Поверь мне. Вряд ли может стать хуже, чем сейчас, подумал Джед и запил таблетки двумя глотками ее микстуры.

– Господи. Это что, бальзамирующая жидкость? Я же еще не умер.

– Думаю, принцип действия тот же, результат могу гарантировать. Папочка молится на это средство, а, поверь мне, он – эксперт. Теперь выпей кофе, от похмелья не поможет, но зато ты окончательно проснешься.

Джеду показалось, что глаза вываливаются из орбит, и он вдавил их на место ладонями.

– Что было в той фляжке?

– Секретное оружие Квентина Конроя. Он держит в подвале перегонный куб и экспериментирует как одержимый. Папочка любит выпить.

– Тоже мне новость.

– Я понимаю, что должна осуждать его, но это так трудно. Он никому не причиняет зла. – Дора отщипнула кусочек рогалика и сунула себе в рот. – Он не буянит, не садится за руль. – Она пожала плечами. – Одни мужчины собирают марки, другие охотятся. Папа пьет. Тебе лучше?

– Я выживу.

– Ну и чудесно. Мне пора открывать магазин. Ты не представляешь, сколько народу покупает подарки в канун Рождества. – Положив ладонь на дверную ручку, Дора оглянулась. – Да, перила очень красивые. Спасибо. Дай мне знать, когда почувствуешь в себе силы сбить пару полок. И не волнуйся. – Она ослепительно улыбнулась. – Я тоже не собираюсь спать с тобой.

Дора аккуратно прикрыла за собой дверь и, тихо напевая, спустилась в магазин.


Ди Карло чувствовал себя отлично. Взятый напрокат «Порше» мчался со скоростью девяносто пять миль в час. На пассажирском сиденье красовались бронзовый орел и копия статуи Свободы, без проблем купленные в антикварном магазинчике на окраине Вашингтона.

Удача явно повернулась к нему лицом. Все прошло как по маслу. Он спокойно вошел, пошатался по магазинчику и вскоре вышел гордым обладателем двух образцов американского китча. Небольшой крюк в Филадельфию за следующими двумя предметами из списка, и можно возвращаться в Нью-Йорк. Если не случится ничего непредвиденного, он будет дома к девяти часам и успеет отпраздновать Рождество.

А на следующий день снова за работу. С такой скоростью он соберет всю собственность мистера Финли задолго до назначенного срока… Может, даже получит вознаграждение.

Похлопывая по рулю в такт мелодии, льющейся из приемника, он набрал личный телефонный номер Финли. – Да.

– Мистер Финли. Говорит Ди Карло.

– И вам есть, что сказать мне?

– Да, сэр. – Он почти пропел эти слова. – Два предмета из округа Колумбия у меня.

– Сделки прошли без осложнений?

– Как по маслу, сэр. Сейчас я еду в Филадельфию. Там еще две вещи, сэр. Буду на месте самое позднее в три часа.

– Тогда, мистер Ди Карло, я пожелаю вам счастливого Рождества сейчас. До двадцать шестого со мной трудно будет связаться. Естественно, если появятся новости, можете сообщить Уайнсэпу.

– Я буду держать вас в курсе, мистер Финли. Счастливых праздников.

Финли отложил трубку и остался на балконе, наблюдая за серым туманом, заволакивающим Лос-Анджелес. Золотой футляр висел на его шее на изящной золотой цепочке.

Ди Карло действительно прибыл в Филадельфию, как и планировал, около трех часов дня. Удача не изменяла ему. Он вошел в «Салон Доры» за пятнадцать минут до закрытия, и первое, что бросилось ему в глаза: высокая рыжеволосая красотка в зеленом колпаке гнома.

Терри Стар, помощница Доры и актриса театра «Либерти», ослепительно улыбнулась.

– Счастливого Рождества. – Ее голос прозвенел, как рождественские колокольчики. – Вам повезло. Мы сегодня рано закрываемся.

Ди Карло постарался улыбнуться как можно застенчивее.

– Держу пари, вы терпеть не можете поздних покупателей.

– Шутите? Я их обожаю. – Терри уже заметила «Порше» и рассчитывала закончить день выгодной сделкой. – Вы ищете что-то определенное?

– Вообще-то, да. – Он оглядел помещение, надеясь сразу заметить картину или фарфорового бассета. – Моя тетя собирает фигурки животных. Собак.

– Думаю, я смогу вам помочь. – Терри заметила не только машину, но и первоклассную одежду запоздалого покупателя, а потому повела его к нефриту и, открыв дверцу резной горки, вынула один из самых дорогих образцов. – Это моя любимица, – сказала она, протягивая зеленую собачку. – Великолепно, не правда ли?

– Да, но, боюсь, у тетушки не такой утонченный вкус. – Теперь Ди Карло выдавил более-менее веселую улыбку. – Вы же знаете этих милых старушек.

– Еще бы! Как не знать, если работаешь в антикварном магазине. Давайте подумаем. – С некоторым сожалением Терри поставила нефритовую собачку на место. – У нас есть парочка симпатичных алебастровых коккер-спаниэлей.

– Покажите. И вы не возражаете, если я прогуляюсь по магазину? Я понимаю, как вам не терпится выбраться отсюда, но, может, я увижу что-то во вкусе тетушки Мэри.

– Пожалуйста. И не спешите.

Алебастровые коккеры… фарфоровые пудели… стеклянные гончие… медные чихуахуа, но никаких следов фарфорового бассета.

Ди Карло не забывал и о картине. Он видел дюжины афиш и вставленных в рамы гравюр, эстампов, литографий и выцветших портретов, но не видел абстрактной картины в раме из эбенового дерева.

– Кажется, я нашла именно то…

Покупатель резко обернулся, и Терри в ужасе попятилась. Ей показалось, что он готов убить ее, однако мгновенно вспыхнувшая улыбка смягчила ледяной блеск его глаз. И хотя Терри гордилась своей способностью разбираться в людях, она решила, что ошиблась.

– Да, простите. Я задумался. Так что тут у нас?

– Стаффордширская керамика. Английская овчарка со щенком. Очень мило, не правда ли?

– Точно в стиле тетушки Мэри. – Ди Карло продолжал улыбаться даже после того, как заметил четырехзначную цифру на ярлыке. – Думаю, ей понравится. Правда, я представлял себе нечто иное.

– Наличные или кредитка?

– Кредитка. – Ди Карло вытащил свою кредитную карточку. – У тетушки была собачонка, – продолжал он, следуя за Терри к прилавку. – Коричневая, в белых пятнах. Бывало, свернется на ковре и спит круглые сутки. Тетя Мэри ее обожала. Я надеялся купить что-нибудь, что напоминало бы тете о той собаке.

– Как мило. – Терри уложила статуэтку в тонкую оберточную бумагу. – Вы очень заботливый племянник.

– Ну, тетя Мэри, можно сказать, вырастила меня.

– Жаль, что вы не зашли к нам пару дней назад. У нас было примерно то, о чем вы говорите: спящий фарфоровый бассет, пятнистый. Мы его продали почти сразу.

– Продали? – процедил он сквозь зубы, едва удерживая на губах улыбку. – Очень жаль.

– Но бассет был гораздо хуже того, что вы купили, мистер… – Терри взглянула на кредитную карточку покупателя. – Ди Карло. Поверьте мне, ваша тетя будет счастлива.

– Уверен, что вы правы. Я вижу, вы и картинами торгуете.

– Немного. В основном афишами и фамильными портретами из старинных особняков.

– Я как раз меняю интерьер. Может, у вас найдется что-нибудь современное?

– Боюсь, что нет. Я и в кладовой не видела никаких картин.

Пока девушка выписывала квитанцию, Ди Карло нервно барабанил пальцами по прилавку.

Необходимо выяснить, кто купил собаку. Если бы не разгар дня и огромная витрина за спиной, он приставил бы к этой прелестной шейке пистолет и заставил бы девчонку найти нужную информацию. Конечно, потом пришлось бы ее убить.

Он оглянулся на окно. Машин и пешеходов не так уж много… Промчалась на роликах девушка в куртке с капюшоном… Нет, рисковать не стоит.

– Распишитесь вот здесь. – Терри подвинула ему квитанцию и кредитку. – Все в порядке, мистер Ди Карло. Надеюсь, вы и ваша тетя отлично проведете Рождество.

Поскольку продавщица следила за ним в окно, Ди Карло аккуратно поставил коробку в багажник, приветливо помахал на прощание, сел за руль и не спеша отъехал от тротуара.


Дора деловито постучала в дверь Джеда. Она знала, что он опять зарычит на нее, но ничего не поделаешь. Она даже привыкла к его рычанию и ворчанию. Нельзя сказать, чтобы ей это нравилось, но она привыкла.

И Джед ее не разочаровал.

Его футболка промокла от пота, кожа влажно блестела, и, если бы не его угрюмый вид, Дора потратила бы секундочку на восхищение его роскошной мускулатурой.

Джед ухватился за концы полотенца, висевшего на его шее.

– Что теперь тебе надо?

Дора заглянула в комнату поверх его плеча и заметила разбросанные по полу гантели.

– Я понимаю, как важно качать мышцы, но мой телефон не работает. Мне нужно позвонить.

– Телефонная будка за углом.

– Ты так любезен, Скиммерхорн. Почему какая-нибудь счастливица до сих пор не завоевала тебя?

– Я отбиваюсь палками.

– О, охотно верю. Будь другом. Это местный звонок. Доре показалось, что он вот-вот захлопнет дверь перед ее носом. И не в первый раз. Но Джед распахнул дверь пошире и отступил.

– Только побыстрее, – заявил он, скрываясь в кухне. Чтобы не мешать ей? Вряд ли. Джед подтвердил ее мнение, вернувшись с бутылкой минералки и утоляя жажду на ходу прямо из горлышка. Дора потрясла телефон, тихо выругалась и положила трубку.

– Твой тоже не работает.

– Не удивительно, мы живем в одном доме. Он оставил дверь квартиры открытой, как и она. Из ее комнаты доносилась рождественская музыка. Похоже, старинная. Странно, не раздражает. Даже любопытно. К несчастью, Дора действовала на него точно так же.

– Ты всегда так одеваешься, когда идешь звонить по телефону? – спросил он, хмуро глядя на серебристый нарядный комбинезон и блестящие босоножки на высоких каблуках.

– Заскочу на парочку вечеринок. А ты? Так и будешь весь канун Рождества поднимать тяжести?

– Я не люблю вечеринки.

– Неужели? – Дора пожала плечами, и серебристый шелк вкрадчиво зашелестел, грозди звездочек в ушах зазвенели. – А я люблю. Шум, вкусная еда, сплетни. Конечно, не в пример тебе, я люблю разговаривать с людьми.

– Поскольку мне нечего тебе предложить, беги на свои вечеринки. – Джед отшвырнул полотенце и поднял с пола гантель. – Следи, чтобы твой кавалер не слишком налегал на рождественский пунш.

– Во-первых, я иду одна, во-вторых, заказала такси. Так что могу пить сколько угодно. – Дора села на подлокотник дивана, глядя, как Джед поднимает тяжести. Хотя он явно не нуждался в ее жалости, ей стало его жалко и не хотелось оставлять его наедине с гантелями. – Почему бы тебе не пойти со мной? – Он угрюмо взглянул на нее. – Я не покушаюсь на тебя, Скиммерхорн. Просто проветришься, пообщаешься.

– Я не люблю общаться.

– Я знаю, но ведь сегодня канун Рождества – время общения, теплых дружеских отношений. Может, слышал?

– Кое-что слышал.

Дора подождала секундочку, но он молчал.

– И забыл?

– Отвяжись, Конрой.

– Ну, гораздо любезнее, чем утром. Со стороны может показаться, что у нас роман. – Дора вздохнула и встала. – Наслаждайся своим потом, Скиммерхорн, и углем, который Санта непременно оставит в твоем чулке. – Она умолкла, прислушалась. – Что это за шум?

– Какой шум?

– Вот этот. – Дора прищурилась. – О боже, только не говори, что у нас действительно завелись мыши. Джед опустил гантель и тоже прислушался.

– Кто-то в магазине.

– Что?

– В магазине. Звуки поднимаются через вентиляцию. Ты что, не знаешь собственный дом, Конрой?

– Я не так уж часто бываю здесь, и не тогда, когда магазин открыт. – Дора уже хотела отмахнуться, но вдруг замерла. – Только магазин сейчас не открыт. – Она перешла на громкий шепот. – И внизу никого нет, – Кто-то есть.

– Нет. – Дора нервно схватилась за горло. – Мы закрылись несколько часов назад. Терри ушла в половине четвертого.

– Значит, она вернулась.

– Перед Рождеством? Она устраивает одну из вечеринок, на которые я собиралась. Дора пошла к двери.

– Ты куда?

– Вниз, конечно. Должно быть, кто-то перерезал сигнализацию. Если они надеются уйти из моего магазина с мешком добра, их ждет сюрприз.

Джед грязно выругался, схватил ее за руку и толкнул в кресло.

– Оставайся здесь.

Когда он вернулся из спальни с огромным пистолетом, Дора еще думала над тем, как обозвать его.

– Что это? – воскликнула она, вытаращив глаза.

– Зонтик. Сиди здесь. Запри дверь.

– Но….но…

– Сиди. – Джед закрыл за собой дверь. Возможно, в магазине ее помощница, думал он, быстро и бесшумно пересекая коридор. Или ее сестра. Забыла какой-нибудь припрятанный подарок. Или старик… ищет бутылку.

Но слишком долго он был полицейским, чтобы рисковать… или забыть о неработающих телефонах. К тому же ему не понравились звуки, доносившиеся из магазина: крадущиеся, осторожные.

Джед открыл дверь на лестницу, ведущую к кладовке. Темно. Тот, кто явился в магазин, свет не зажигал. Послышался шум захлопывающегося ящика.

Держит ли Дора там наличные? Он тихо выругался. Возможно. В какой-нибудь старинной склянке или кувшине.

Почувствовав движение за спиной, Джед резко обернулся. И снова выругался. Тремя ступеньками выше стояла Дора с гантелью в руке. На ее лице, казалось, остались одни огромные глаза.

Джед ткнул большим пальцем назад, приказывая ей убраться. Она отрицательно покачала головой. Он сжал пальцы в кулак. Она гордо вскинула голову.

– Идиотка, – прошептал он.

– От идиота слышу.

– Ради бога, не вылезай.

Джед стал спускаться, вздрогнул, когда под ногой застонала ступенька. И тут один за другим раздались несколько хлопков. В паре сантиметров от его лица брызнула со стены штукатурка.

Джед сгруппировался и скатился с лестницы, но, когда он вскочил, вытянув вперед пистолет, задняя дверь захлопнулась. Он услышал стук каблуков за спиной, крикнул Доре, чтобы она оставалась на месте, и, низко пригнувшись, вылетел на улицу. Холодный воздух льдинками вонзился в легкие, кровь застучала в висках. Звук бегущих шагов раздавался справа, и, не обращая внимания на отчаянные крики Доры, Джед бросился в погоню: сработали инстинкт и опыт почти половины жизни. Пробежав два квартала, Джед услышал рев двигателя, визг шин и понял, что упустил добычу.

Он пробежал еще полквартала, надеясь хотя бы увидеть машину… Когда он вернулся, Дора, вся дрожа, стояла посреди маленького двора.

– Иди в дом.

– У тебя лицо кровоточит.

– Да? – Джед осторожно коснулся щеки, пальцы стали мокрыми. – Должно быть, штукатуркой задело. – Он взглянул на гантель в ее руке. – И что ты собиралась с ней делать?

– Если бы он свалил тебя, я ударила бы его по затылку. – Джед засунул пистолет за пояс брюк, и ей стало легче. – Разве ты не должен был вызвать подкрепление или что-то в этом роде?

– Я больше не полицейский.

Полицейский, еще какой полицейский, подумала : она. Может, ее опыт общения с полицией и невелик, но, сейчас не возникло никаких сомнений. Она видела полицейского в его глазах, движениях, даже в голосе.

Дора молча последовала за Джедом к заднему входу в магазин.

– Слышала когда-нибудь о сигнализации?

– У меня есть. И она должна была визжать, как оглашенная.

Джед только презрительно хмыкнул, разглядывая коробочки и провода.

– Дрянь и халтура.

Дора надулась, смахнула челку с глаз.

– Парень, который ее продал, так не думал.

– Парень, который ее продал, наверное, смеялся до колик в животе, когда ее устанавливал. Чтобы ее отключить, надо лишь перерезать пару проводков. – В доказательство своих слов Джед показал два оборванных конца провода. – Вдобавок грабитель отключил телефон. Он видел свет наверху и знал, что в доме кто-то есть.

– Выходит, он дурак? – спросила Дора, нервно стуча зубами. – Он ведь мог подождать, пока мы уйдем или заснем.

– Может, он спешил. Надень что-нибудь. У тебя нос покраснел.

Дора обиженно потерла нос.

– Конечно. Сначала надо было завернуться в меха. А что это был за шум? Перед тем, как ты героически скатился с лестницы? Как будто воздушные шарики лопались.

– Глушитель, – ответил Джед, ковыряясь в карманах в поисках мелочи.

– Глушитель? – тихо взвизгнула Дора, хватая его за руку. – Как в фильмах о гангстерах? Он стрелял в тебя?

– Вряд ли в этом было что-то личное. У тебя есть четвертак? Надо сообщить в полицию.

Дора отпустила его руку. Ее щеки, разрумянившиеся на морозе, мертвенно побледнели. Зрачки расширились.

– Только не вздумай падать в обморок. – Джед схватил ее за подбородок, потряс голову. – Все закончилось. Он удрал. Слышишь?

– У тебя кровь на лице, – тупо сказала она.

– Ты мне об этом уже говорила.

– Он мог застрелить тебя.

– Я мог провести ночь со стриптизершей. Видишь, насколько далеки возможности от реальности. Так как насчет монеты?

– Я не… – Дора автоматически проверила карманы. – У меня есть телефон в фургоне.

Джед подошел к фургону и, найдя его незапертым, покачал головой.

– Ничего ценного, – тяжело дыша, сказала Дора. Джед с удовольствием заметил, что ее щеки снова раскраснелись.

– Кроме телефона, стереомагнитолы. – Он приподнял брови. – И антирадара.

– Это подарок.

Джед набрал номер Брента и после двух гудков услышал:

– Счастливого Рождества!

– Привет, Мэри Пэт. – На заднем плане слышались детские голоса и музыка. – Мне нужен Брент. На минутку.

– Джед. Надеюсь, не глупые отговорки на завтра? Клянусь, я сама притащу тебя сюда.

– Нет, я приду.

– Ровно в два часа.

– Я заведу часы, Мэри Пэт. Брент дома?

– Дома. Готовит свой знаменитый колбасный фарш. Подожди.

Раздался щелчок.

– Привет, капитан. Счастливого Рождества.

– Прости, что испортил тебе удовольствие, но у нас здесь небольшая проблема.

– Джоди, отпусти кошку! Какая проблема?

– Взлом. Магазин под квартирой.

– Что-нибудь взяли?

– Заставлю ее проверить. – Джед отбросил с лица взлохмаченные ветром волосы и взглянул на Дору. Она дрожала. – Пару раз выстрелили в меня. Использовали глушитель.

– Черт. Ты ранен?

– Нет. – Джед снова дотронулся до щеки. Кровотечение почти прекратилось. – У него была машина неподалеку. Судя по реву мотора, не малолитражка.

– Жди, капитан. Я позвоню в полицию и сразу к вам.

– Спасибо. – Джед положил трубку. Дора переминалась с ноги на ногу в тщетной попытке согреться. – Пожалуй, нам не помешает твой коньяк. Пошли. – Он взял ее замерзшие ладони в свои, автоматически согревая их, повел ее в магазин. – Оглядись, может, что-то пропало.

– Я же не должна ни до чего дотрагиваться, так?

– Ты внимательно смотришь полицейские телесериалы.

– Мы можем закрыть дверь?

– Конечно. – Джед мельком взглянул на взломанный замок и прикрыл дверь, затем зажег свет и осмотрелся. Кладовка была забита до предела. Вдоль одной стены от пола до потолка громоздились ящики и коробки. На полках в полном беспорядке – во всяком случае, он не видел никакого порядка – стояли распакованные товары. В один из углов втиснуты два картотечных шкафа. На каждом – горы коробок.

Среди всего этого безумия письменный стол казался островком здравого смысла: телефон, лампа, фарфоровый кувшинчик с карандашами и ручками, бюстик Бетховена, служивший пресс-папье.

– Ничего не пропало, – сказала Дора.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Должно быть, ты спугнул их. – Она прошла к полкам и постучала пальцем по какому-то флакончику. – Даум, авторский экземпляр, стоит больше тысячи долларов. И это блюдо примерно столько же. А это… – Дора сняла с полки коробку с нарисованным на ней роботом.

– Детская игрушка?

– Коллекционер запросто выложит за нее две тысячи долларов.

– И ты не запираешь все это?

– У меня есть сигнализация. То есть была, – пробормотала Дора. – Я же не могу каждый вечер таскать весь товар в хранилище.

– А как насчет выручки?

– Мы каждый вечер сдаем в банк все, кроме сотни долларов мелкими купюрами. – Дора прошла к столу, открыла верхний ящик, вынула конверт и пролистала содержимое. – Видишь? Как я и сказала, ты спугнул его. – Отходя от стола, она услышала шелест бумаги под ногами и наклонилась. – Копия чека. Странно, он должен быть в картотеке.

– Покажи. – Джед выхватил у нее чек. – Тимоти О'Малли. Пятьсот пятьдесят плюс налог. Двадцать первое декабря. За солонки?

– Его жена коллекционирует.

– Пять сотен долларов за склянки с дырками?

– За старинные солонки, – поправила Дора, забирая чек. – Деревенщина.

– Кровопийца.

Дора нахмурилась и открыла картотечный ящик, чтобы убрать чек.

– Господи! Что здесь творится!

Джед подошел и заглянул через ее плечо.

– Так не должно быть?

– Конечно, нет. Налоговая инспекция держит меня в постоянном страхе, как всех добропорядочных американцев. И в прошлом месяце Ли потратила целую неделю, чтобы навести здесь порядок.

– Значит, он охотился за информацией. Что ты здесь держишь?

– Ничего ценного. Счета, квитанции, накладные. Вся деловая документация. – Дора озадаченно пробежала рукой по волосам. Звездочки в ее ушах засверкали. – Кому пришло в голову вламываться сюда ради бумажек? Чокнутому налоговому инспектору? Сумасшедшему бухгалтеру?

Она прикусила язык.

– Как звали того подонка?

– Не дури. Эндрю никогда бы на это не пошел.

– Разве ты не говорила, что он бухгалтер?

– Ну да. Только…

– И ты его уволила?

– Это не причина, чтобы…

– Эндрю, как дальше?

Дора раздраженно выдохнула, взметнув челку.

– Я дам тебе его имя, адрес, номер телефона, а потом ты вцепишься в него. Где он был сегодня и все прочее?

– Я не полицейский.

– Если человек выглядит, как полицейский, говорит, как полицейский… – Дора втянула носом воздух, – пахнет, как полицейский…

– Откуда ты знаешь, как пахнет полицейский?

– Ружейное масло и пот. И если подумать, у тебя даже вкус полицейского.

– Как это?

– Не знаю. – Дора перевела взгляд на его рот, затем медленно подняла голову. – Крутой, властный, немного злобный.

– Я могу быть еще злее. Джед придвинулся к ней.

– Я уже поняла. Я не говорила тебе, что терпеть не могу приказов… еще с детского сада.

– Не говорила.

Какое там ружейное масло и пот. Казалось, вся комната напоена ароматом Доры, тем соблазнительным пряным ароматом, от которого у мужчин начинают течь слюнки.

– Ну, теперь ты знаешь. Я ненавижу приказы. Это одна из причин, почему я начала собственное дело.

– Ты совершенно не умеешь выполнять приказы. Я велел тебе оставаться в квартире.

– Не смогла справиться с естественным желанием держаться поближе к мужчине с пистолетом. – Дора подняла руку, провела большим пальцем по его щеке. – Ты меня напугал.

– Ты испугалась, только когда все закончилось.

– Мне все время было страшно. А тебе?

– Нет. Обожаю, когда в меня стреляют.

– Значит, у нас сейчас запоздалая реакция на шок. – Она обвила руками его шею. Ей понравилось.

– Я велел тебе держаться подальше.

– Так оттолкни меня. – Ее губы изогнулись в улыбке. – Оттолкни, если сможешь.

Когда его рот накрыл ее губы, они все еще улыбались. Джед прижал ее к шкафу, ручки ящиков впились в ее спину, но Дора была слишком потрясена вспыхнувшим удовольствием, чтобы замечать неудобства.

Джед сразу понял, что совершил ошибку. Даже колдовская близость Доры ослепила его не настолько, чтобы он это не понял. Каким-то образом ей уже удалось завладеть его мыслями, и сейчас он был не в силах отказаться от нее. Она дрожала, издавала тихие сладостные звуки… и ее вкус… Господи, ее вкус был таким же сладостным, как и аромат.

И слишком давно он не позволял себе погружаться в жаркий омут, имя которому «женщина»..

Джед отпрянул, но Дора вцепилась в его волосы и притянула к себе:

– Еще. Мне всегда мало.

Она поняла, что с ним никогда не почувствует себя неудовлетворенной. Даже насытив ее, он сможет дарить ей все больше и больше наслаждения.

В его мозгу молнией мелькнула безумная мысль овладеть ею прямо там, на полу пыльной, тесной кладовки, все еще пахнувшей порохом. Может, так и случилось бы, может, он и не сдержался бы, но сквозь туман безумия услышал шуршание шин по гравию и стук в дверь.

Джед взял Дору за плечи, решительно отставил в сторону, и она увидела в его глазах то, что он упрямо продолжал отрицать. Полицейский. Снова полицейский.

– Может, сваришь кофе, Конрой? Теперь ты вряд ли попадешь на свои вечеринки.

Дора отвернулась, уставилась на лестницу.

– И это все?

– Да. – Мучительно хотелось курить, но сигареты остались наверху. – И это все.


Глава 6


Уютно свернувшись на диване, Дора пила коньяк и упрямо изучала веселые елочные фонарики. Джед пил кофе. Чертов полицейский, думала она. Полицейские не пьют спиртное на дежурстве… по крайней мере, в телесериалах. Ей хотелось игнорировать Джеда так же абсолютно, как он игнорировал ее.

Правда, ей нравился приятель Джеда, лейтенант Брент Чэпмен, улыбчивый полицейский в мятых слаксах и испачканном галстуке, окутанный запахом мясного фарша и корицы. Его кроткие карие глаза за стеклами массивных очков в роговой оправе, его манера держаться успокоили ее, и она, к собственному изумлению, готовила кофе и выкладывала печенье так, словно встречала неожиданно явившихся гостей, а не полицейских, расследующих дело, связанное со стрельбой. Брент неспешно задавал ей вопросы. Нет, насколько она может сказать, ничего не пропало. Нет, в картотеке не было ничего ценного. Да, последние две недели в магазине было полно народа, но нет, она не может вспомнить никого и ничего подозрительного. Никто не задавал странных вопросов. Враги?

Дора рассмеялась. Нет, если не считать Марджори Бауэрс.

– Бауэре? – Брент навострил уши. Его карандаш замер над потрепанным блокнотом.

– Мы обе пробовались на главную роль в школьном спектакле. В предпоследнем классе. «Вестсайдская история». Я победила Марджори на прослушивании, и она распустила слух, что я беременна.

– Но я не думаю, что…

– Поскольку на карту была поставлена моя репутация, у меня не было выбора. – Дора скосила глаза на Джеда, хмуро разглядывавшего большое фарфоровое блюдо. – Я подстерегла ее после школы.

– Это очень интересно, но, думаю, не имеет отношения к нашему делу.

Дора пожала плечами:

– Она меня здорово ненавидела. Это было в Толедо. Нет, пожалуй, в Милуоки. Мы в те годы много переезжали с места на место.

Брент улыбнулся. Ему нравилась домовладелица Джеда. Большинству людей, переживших взлом и перестрелку, не удается сохранить чувство юмора.

– Мы ищем что-нибудь более свеженькое.

– Расскажи ему о пройдохе-бухгалтере, – приказал Джед. – Успокойся, ради бога. Эндрю никогда бы…

– Дод, – прервал ее Джед. – Эндрю Дод, бухгалтер Доры, позавчера набросился на нее. Так что ей пришлось подбить ему глаз и уволить. – Он насмешливо покосился на Дору. – Она выгнала его пинками под зад.

– Понимаю. – Причмокивая, Брент нацарапал имя в своем блокноте. Он очень хотел улыбнуться, но, заметив угрожающий блеск глаз Доры, воздержался. – Дод обещал отомстить?

– Конечно, нет. Скиммерхорн, дай мне сигарету. Джед прикурил.

– Нервничаешь или злишься?

– Тебе судить. – Она выхватила у него сигарету и жадно затянулась. – Самое страшное, на что способен Эндрю, это вернуться домой и поплакаться своей мамочке.

– Все равно не мешает поговорить с ним, – кротко сказал Брент. – Где мы можем найти его?

Дора метнула на Джеда в высшей степени неприязненный взгляд.

– «Дод, Дод и Голдстайн», бухгалтерская фирма на углу Шестой и Маркет.

Брент кивнул и взял с блюда печенье.

– Дьявольский способ праздновать Рождество, не правда ли?

Дора выдавила улыбку.

– У меня были другие планы. Мне очень жаль, что вам пришлось покинуть семью.

– Это часть работы. Отличное печенье.

– Спасибо. Хотите, я заверну вам домой? Ведь у вас дети?

– Трое. – Брент автоматически потянулся к бумажнику, чтобы показать фотографии. Джед закатил глаза. Дора поднялась с подлокотника и подошла посмотреть. Две девочки и мальчик, ухоженные и причесанные.

– Старшая девочка похожа на вас, – заметила Дора.

– Да. Это Карли. Ей десять лет.

– Моей племяннице тоже десять. Она в пятом классе.

– И Карли в пятом. Начальная школа имени Бестера в Лэндсдауне.

– И Мисси там учится. Держу пари, они знают друг друга.

Джед уставился на своих сияющих напарника и домовладелицу.

– Случайно не Мисси Брэдшоу? У нее еще есть младший брат Риччи, настоящий…

– Ураган. Да, точно.

– Мисси бывала у нас много раз. Они живут всего в квартале от нашего дома. Родители Мисси и мы с женой по очереди подвозим детей в школу.

– Я не мешаю? Может, оставить вас наедине? – поинтересовался Джед.

Брент и Дора с состраданием посмотрели на него.

– Скажите, Брент, он всегда такой угрюмый?

– Очень часто. – Брент убрал бумажник и встал. Рубашка в крошках, на стеклах очков – жирные отпечатки пальцев. Просто прелесть, решила Дора. – Но он – лучший полицейский из всех, с кем я когда-либо работал. Так что можете чувствовать себя в безопасности.

– Спасибо. Я заверну вам печенье. Намеренно не обращая внимания на Джеда, Дора ушла в кухню.

– Потрясающая у тебя хозяйка.

– Возьми себя в руки. Когда ты сможешь что-нибудь сказать о пулях, которые выковырял из штукатурки?

– Боже, Джед, поимей совесть. Сейчас Рождество. Дай ребятам из лаборатории пару дней. Конечно, мы проверим и отпечатки пальцев, но думаю, это пустая трата времени.

– Если он достаточно профессионален, чтобы использовать глушитель, то наверняка работал в перчатках.

– В самую точку.

– Как ты думаешь… – Джед умолк, поскольку вернулась Дора с бумажной тарелкой, накрытой алюминиевой фольгой.

– Благодарю вас, мисс Конрой.

– Зовите меня Дорой. Дадите знать, если узнаете что-нибудь?

– Без сомнения. А вы просто расслабьтесь. Джед будет в курсе всего.

Дора окинула Джеда долгим холодным взглядом.

– Ну, теперь я смогу спать спокойно.

– До свидания. Счастливого Рождества.

– Я провожу тебя, – сказал Джед и кивнул Доре:

– Сейчас вернусь.

Когда они вышли в коридор, Брент вытянул из-под фольги еще одно печенье.

– Сколько ты уже живешь здесь? Неделю?

– Почти.

– И как тебе удалось так быстро восстановить ее против себя?

– Это дар божий. Послушай, зачем профессионалу вламываться в сувенирную лавку и копаться в бумажках?

– Хороший вопрос. – Брент задохнулся от порыва холодного ветра. – Там полно ценностей.

– Но он же не заинтересовался ценностями?

– Не успел. Ты помешал ему.

– Наверху горит свет. Он понимает, что в доме люди, и это не мешает ему перерезать телефонные провода, сигнализацию… Но он проходит мимо Даума.

– Что-что?

– Не обращай внимания, – злясь на себя, огрызнулся Джед. – Он идет прямо к картотеке.

– Ему нужен какой-то документ.

– Да. – Джед вытащил сигарету. – Но нашел ли он то, что искал? И что можно найти в документах набитой старьем лавки?

– Чеки? – предположил Брент, открывая дверцу своей машины.

– Опись товаров, имена, адреса.

– Парень может уйти из полиции, но полицейского из него вытравить невозможно.

– Я не могу оставаться равнодушным, когда в меня стреляют.

– Понимаю. Нам не хватает тебя, капитан. В глазах Джеда промелькнуло что-то, похожее на сожаление.

– Город вполне прилично обходится без меня.

– Послушай, Джед…

– Побереги силы. – У него не было настроения выслушивать лекцию или зажигательную речь, и не хотелось пережевывать все заново. – Дай мне знать, когда что-нибудь прояснится.

– Ты будешь первым. – Брент сел в машину и опустил окно. – Да, приятель, береги задницу. Кажется, эта девушка не прочь и тебя поколотить.

Джед лишь фыркнул в ответ и отправился в дом. Сначала он хотел убедиться, что Дора надежно заперлась на ночь, а потом можно будет спуститься в магазин и еще раз оглядеться.

Всего лишь как заинтересованное гражданское лицо, сказал он себе.

Ее дверь была открыта, и он вошел.

– Полицейские уехали. Можешь положиться на Брента. Он добросовестный и обстоятельный человек.

– Потрясающий. Присядь.

– У меня дела. Запри свою дверь.

– Сядь, – повторила она и указала на стул. – Я хочу промыть твою царапину.

– Я и сам могу это сделать.

– Скиммерхорн, неужели ты вообще ничего не знаешь? Когда получаешь рану, защищая женщину, она считает долгом чести залить тебя антисептиком. Если бы я носила нижнюю юбку, то должна была бы порвать ее на бинты.

Джед снова внимательно оглядел блестящий комбинезон.

– Что у тебя под ним?

– Отличный мышечный тонус. – Дора нетерпеливо подтащила его к креслу. – Теперь ты должен сказать:

«Ерунда, мадам, это всего лишь царапина».

– Так оно и есть. – Губы Джеда чуть-чуть скривились в улыбке. – Но могло быть и хуже.

– Несомненно. – Шелестя шелком, Дора опустилась на колени рядом с креслом и коснулась царапины ватным шариком. – Моя сестра сказала бы, что ты мог потерять глаз. Ли считает, что для глаз опасен любой предмет. Она унаследовала тревожные гены нашей мамы. – Дора намочила еще один ватный шарик и весело сказала:

– Немного пощиплет.

Царапина словно вспыхнула огнем, и Джед вцепился в запястье Доры.

– Черт побери, что это?

– Спирт. – Дора невинно захлопала ресницами. – Уничтожит любую грязь.

– До самой кости прожгло, – пробормотал Джед.

– Не скули, Скиммерхорн. Сиди спокойно. Дора снова прикоснулась к царапине проспиртованным шариком. Джед поморщился.

– Скиммерхорн? Там, на лестнице, ты визжала, как истеричка, и называла меня по имени.

– Я никогда не визжу, тем более как истеричка. Джед ухмыльнулся.

– А тогда визжала. «Джед! Джед! О, Джед!» Дора бросила ватку в эмалированный подносик.

– Тогда я думала, что тебя могут убить. К несчастью, я ошиблась. Хочешь, залеплю пластырем?

– Нет. – В его глазах сверкнули озорные искры. – А поцеловать не хочешь?

– Нет. – Дора поднялась, хотела было взять подносик, но передумала. – Послушай, я должна тебя спросить. Ты, конечно, ответишь, что мне не о чем беспокоиться, что такое часто случается. Но все равно я должна спросить. Ты считаешь, что он вернется?

Джед внимательно посмотрел на нее. В ее глазах появилась тревога, которую она до сих пор так удачно скрывала. Вряд ли он сможет успокоить ее.

– Я не знаю, – ровным голосом ответил он.

– Великолепно. – Дора закрыла глаза, глубоко вздохнула. – Я чувствовала, что глупо спрашивать. Если ты не знаешь, что он здесь делал, как ты можешь сказать, вернется ли он.

– Что-то в этом роде.

Однако можно было солгать, подумал Джед, видя, как снова бледнеют ее щеки. Совсем не трудно придумать какие-нибудь утешения, чтобы она спокойно заснула.

Когда Дора открыла глаза, они были очень темными, очень усталыми.

– Послушай. – Джед встал и заправил прядь ее волос за ухо, затем отдернул руку. – Послушай, – повторил он. – Я не думаю, что сегодня может случиться еще что-нибудь. Тебе необходимо лечь в постель, отключиться. Пусть полицейские делают свою работу.

– Да. – Ей очень хотелось попросить его остаться и не только из-за страха, но она покачала головой, потерла замерзшие обнаженные руки. – Завтра меня не будет почти весь день… я буду у сестры. Я оставлю тебе номер телефона на случай, если… на всякий случай.

– Отлично. А сейчас запри за мной дверь. Запрешь?

– Не сомневайся! И ты тоже. Запрись, я хочу сказать.

– Конечно.

Джед вышел и подождал, пока Дора не закрыла за ним дверь и задвинула засов. Затем улыбнулся, услышав безошибочный скрежет стула, который волокут по полу. Дверная ручка дернулась – это Дора подоткнула под нее спинку стула. Хорошая мысль, Конрой, подумал Джед, спускаясь в кладовую.


В прелестном городском доме, окруженном величественными дубами, состоятельная пожилая дама сидела перед большим телевизором, наслаждаясь хорошим вином и бархатным голосом Бинга Кросби.

Когда за спиной раздались тихие шаги, миссис Лайл улыбнулась и подняла руку.

– Иди сюда, Мьюриэл, – пригласила она свою верную домоправительницу. – «Снежное Рождество». Моя любимая песня.

Когда страшный удар обрушился на ее голову, она даже не вскрикнула. Тонкий хрустальный бокал разбился о край журнального столика, окропив дорогой французский ковер кроваво-красным хересом.

Страшная боль парализовала женщину. Словно издалека, как сквозь туман, до нее донесся разъяренный мужской голос:

– Где собака? Где эта чертова собака?

И больше она ничего не слышала.


Была уже полночь, когда Ди Карло, нагруженный коробками, украденными из винного магазина, поднимался в лифте в свою манхэттенскую квартиру.

Ему здорово повезло: он нашел чек на ту идиотскую собачонку. Интересно, куда попали пули, выпущенные им в антикварном магазине.

А впрочем, нечего волноваться. Его пистолет невозможно проследить. И дело движется вполне успешно: бронзовый орел, статуя Свободы, фарфоровая собачка.

Выходя из лифта, Ди Карло перехватил коробки поудобнее и тихо засмеялся.


Сестры уединились в кухне. Пока Ли проверяла в духовке рождественского гуся, Дора хрустела сырой морковкой, пересказывая события прошлой ночи.

– Ну вот. Джед мчится за грабителем, размахивая огромным револьвером, а я не могу сдвинуться с места, прижимая руки к груди, как самая настоящая голливудская героиня. У тебя есть соус для овощей?

– В холодильнике.

В гостиной дети устроили настоящий разгром, отзвуки сражения доносились и сюда. На плите булькали кастрюли, но самое страшное – в любой момент в кухню могла ворваться мать. Ли передернулась.

– Слава богу, ты не пострадала. Я все эти годы боялась, что тебя ограбят. И именно я убедила тебя поставить сигнализацию, помнишь?

– Ну и чем помогла мне твоя сигнализация? – Дора окунула цветок брокколи в сметанный соус, сунула в рот и облокотилась о стол. – Джед сказал, что это просто дрянь.

– Ну не знаю. – Ли выместила возмущение на содержимом одной из кастрюль. – Нед, кузен Джона, назвал ее произведением искусства.

– Нед – ничтожество. Отличный соус. – Дора макнула в соус соцветие цветной капусты. – В конце концов, приехали полицейские и сделали все, что положено. Папа был бы в восторге от этого спектакля. – Чтобы не волновать сестру, Дора намеренно не упомянула о стрельбе, так что замечание о папином восторге было вполне уместно. – И оказалось, что бывший напарник Джеда – твой сосед.

– Да? – Ли помешала сладкий картофель.

– Отец Карли Чэпмен. Она учится с Мисси.

– Карли? – Ли подняла крышку еще одной кастрюли, перебирая в уме дочкиных подружек. – Ах, да. Брент и Мэри Пэт. Мы по очереди возим детей в школу.

– Я уже знаю. – Дора налила себе вина. – А теперь самое приятное: они собираются допросить Эндрю.

– Эндрю? Ты шутишь!

– Отвергнутый бухгалтер мстит женщине, уничтожая картотеку. – Дора пожала плечами и протянула второй бокал сестре. – Так же глупо, как и любое другое предположение. Когда обед?

– Через двадцать минут. А пока можешь отнести в комнату то, что ты оставила от моего овощного салата. Если нам удастся занять маму на… – Дора осеклась и тихо выругалась, так как в кухню впорхнула Трикси Кон-рой, окутанная шелками и ароматом любимых духов: пряным, с лесными оттенками.

Трикси всегда появлялась очень эффектно и неважно где: на сцене или в угловом супермаркете. Сегодня на простой семейный обед она нарядилась в платье в восточном стиле, переливающееся всеми оттенками красного и отделанное бахромой по подолу и широким рукавам. При малейшем движении тонкая ткань взлетала и развевалась вокруг стройной гибкой фигуры; короткие, подстриженные под девчонку-сорванца волосы горели огнем. Молочно-белое лицо без единой морщинки – благодаря единственной, очень незаметной подтяжке и благоговейному уходу; голубые, как у Ли, глаза с густыми ресницами; полные, чувственные, щедро накрашенные губы – Трикси была потрясающе красивой.

– Дорогие! – Ее голос был таким же театральным, как и внешность: хрипловатый шепот, легко доносящийся до самого последнего ряда любого театрального зала. – Как приятно видеть моих девочек вместе. – Она втянула носом воздух. – О, и эти изумительные ароматы. Надеюсь, Офелия, ты не перегрела мои тефтели.

– А… – Ли бросила на Дору полный отчаяния взгляд, но та лишь пожала плечами. – Нет, конечно, нет. – Ли вообще их не грела, а просто сунула под раковину в надежде скормить потом собаке. – Мамочка, разве ты не заметила… они зеленые.

– Естественно. – Трикси засуетилась у плиты, приподнимая и небрежно бросая крышки кастрюль. – Я выкрасила их в соответствии с праздником. Мы можем подать их на закуску.

– Нет! Мы лучше… – Не в силах придумать убедительную отговорку, Ли принесла в жертву сестру:

– Мама, ты слышала, что в магазин Доры вломились грабители?

– Ли, черт тебя побери.

Проигнорировав тихое ругательство Доры, Ли быстро пояснила:

– Прошлой ночью.

– О, моя девочка. Моя маленькая овечка. – Трикси бросилась к дочери и обхватила ее лицо пальцами, унизанными кольцами. – Ты пострадала?

– Конечно, нет.

– Дора, почему бы тебе не увести маму в гостиную и не рассказать ей обо всем?

– Да-да, ты должна все рассказать. – Трикси схватила дочь за руку и поволокла к двери. Дора успела лишь бросить на сестру испепеляющий взгляд. – И ты должна была позвонить мне сразу, как это случилось. Я тут же приехала бы. Моя маленькая бедняжка. Квентин! Квентин, нашу доченьку ограбили.

В гостиной семейства Брэдшоу царил полный хаос.

На ковре практичного коричневого цвета валялись игрушки, невозможно было сделать и шагу, чтобы не споткнуться. Майкл сосредоточенно гонял по комнате радиоуправляемую полицейскую машину, приводя в ужас собачонку. Уилл, в темной шелковой сорочке и галстуке с турецким узором, развлекал Мисси, наяривая на пианино бравурные мелодии. Джон и Риччи уставились остекленевшими глазами в телеэкран, очумело вертя ручки игровой приставки, а накачавшийся пуншем Квентин следил за игрой и подавал непрошеные советы.

– Квентин, – хорошо поставленный голос Трикси мгновенно остановил всех, – нашей девочке угрожали!

Уилл прокомментировал сообщение драматическим аккордом. Дора скорчила брату гримасу.

– Мама, мне не угрожали. – Поглаживая руку матери, Дора усадила ее в кресло и отдала ей свое вино. – Кто-то вломился в магазин, но ничего страшного. Они не успели ничего взять. Джед их спугнул.

– Я не ошибся в нем, – сказал Квентин. – Можете назвать это шестым чувством. Он пустил в ход кулаки?

– Нет, просто прогнал.

– А я бы застрелил грабителя на месте. – Риччи вскочил на диван и застрочил из воображаемого автомата. – Я же тебя предупреждал.

– Предупреждал.

– Риччи, слезь с дивана, – автоматически приказал Джон. – Дора, ты звонила в полицию?

– Да. Теперь все в руках славной полиции Филадельфии. – Дора схватила Риччи и сняла его с дивана. – А офицер, ведущий расследование, – отец твоей очень, очень хорошей подружки, лягушонок, Карли Чэпмен.

– Карли Чэпмен! – Риччи вцепился в свое горло и стал давиться, изображая отвращение.

– Она посылает тебе свою любовь. – Дора похлопала ресницами и почмокала губами. Последовавшие стоны и визги убедили ее в том, что кризис миновал.

– Уиллоуби! – Одно слово Трикси, один взмах ее тонкой руки, и шум немедленно прекратился. – Сегодня ты будешь ночевать у Айседоры. Я не смогу успокоиться, если рядом с ней не будет мужчины.

– Мама, – Дора выхватила у матери свой бокал. Ей просто необходимо было выпить, – всем феминисткам в моем лице стыдно за тебя.

– Общественные и политические идеалы меркнут, когда дело касается благополучия моего ребенка, – царственно заявила Трикси. – Уилл, ты останешься со своей сестрой.

– Никаких проблем.

– А у меня есть проблема, – возразила Дора. – Он никогда не моет раковину после бритья и занимается телефонным сексом со своими нью-йоркскими девицами. Сплошная порнография.

Уилл усмехнулся.

– Во-первых, я звоню по собственной телефонной карте, а во-вторых, нечего подслушивать.

– Твоя мама знает, что делает. – Квентин поднялся, чтобы подлить себе пунша, но отклонился от намеченного маршрута и поцеловал руку жены. Сегодня – в темном костюме и белой накрахмаленной рубашке – он был необыкновенно элегантен. – Не забивай свою прелестную головку, дорогая. Завтра я сам загляну в магазин и оценю ситуацию.

– И если уж мы вспомнили о порнографии, – скривившись, пробормотал Уилл. – Что это за вонь? Дверь кухни распахнулась.

– Обед готов, – торжественно объявила Ли и мрачно улыбнулась матери:

– Прости, дорогая. Кажется, я сожгла твои тефтели.

В квартале от них Джед пытался улизнуть от гостеприимных хозяев. Он наслаждался рождественским обедом у Чэпменов гораздо больше, чем ожидал. Хотя что тут удивляться? Трудно остаться равнодушным к радости детей, еще не пришедших в себя от массы рождественских подарков. Невозможно не расслабиться от витавших в воздухе ароматов хвои, индейки и яблочного пирога.

А кроме того, он просто любил Брента и Мэри Пэт – каждого в отдельности и как семейную пару.

Однако чем дольше Джед оставался в их уютном доме, тем больше неловкости испытывал. Как ни старался, он никак не мог избежать сравнения этой теплой семейной атмосферы – с потрескивающими в камине поленьями, с играющими на ковре детьми – с невеселыми воспоминаниями своего детства.

Скандалы. Или еще хуже, намного хуже: ледяное удушливое молчание. Рождество, когда его мать разбила всю посуду о стены гостиной. Рождество, когда отец расстрелял из своего пистолета все хрустальные подвески роскошной люстры в холле.

И еще одно Рождество, когда Элейн вообще не пришла домой, а объявилась лишь два дня спустя с разбитой губой и синяком под глазом. Это было в тот год, когда его арестовали за магазинную кражу? Нет, вспомнил Джед. Это случилось год спустя, когда ему было четырнадцать.

Добрые старые денечки.

– Ну хотя бы возьми немного с собой, – настаивала Мэри Пэт. – Я не знаю, что делать со всей этой едой.

– Будь другом. – Протиснувшись к столу, чтобы подлить себе пива, Брент ласково похлопал жену по попке. – Если не возьмешь, мне придется целый месяц доедать эту индейку. Хочешь? – Он протянул Джеду бутылку.

Джед покачал головой.

– Нет, я за рулем.

– Неужели обязательно убегать так рано? – недовольно спросила Мэри Пэт.

– Я провел у вас целый день, – напомнил Джед и, поскольку действительно чувствовал себя с ней очень непринужденно – большая редкость для него! – поцеловал ее в щеку. – А теперь пора домой – отрабатывать все это пюре с подливкой.

– Брось, ты совсем не толстеешь. В чем я тебе ужасно завидую. – Мэри Пэт стала щедро наполнять вкусной едой пару пластмассовых коробочек. – Лучше расскажи побольше о своей красотке-хозяйке.

– Она не красотка, обыкновенная женщина.

– Брент сказал «красотка». – Мэри Пэт подозрительно взглянула на мужа. Тот только пожал плечами. – И сексуальная.

– Это потому, что она угостила его печеньем.

– Если она – сестра Ли Брэдшоу, то не может быть обыкновенной. Ли выглядит потрясающе даже рано утром с полной машиной визжащей ребятни. Родители – актеры. Театральные, – добавила Мэри Пэт, драматически подчеркивая последнее слово. – И я видела их мать. – Она закатила глаза. – Хотела бы я так выглядеть в ее возрасте.

– Ты отлично выглядишь, милая, – уверил ее Брент.

– Отлично. – Покачав головой, Мэри Пэт закрыла коробочки. – Он когда-нибудь говорит обо мне «красотка»? Он когда-нибудь говорит «сексуальная»?

– Я это скажу.

– Спасибо, Джед. Почему бы тебе не привести ее как-нибудь к нам? На ужин или просто посидеть.

– Я не встречаюсь с ней; я плачу ей арендную плату.

– Ты гонялся ради нее за плохим парнем, – напомнила Мэри Пэт.

– Это рефлекс. У меня не было выбора. – Джед взял упакованную еду. – Спасибо за обед.


Обняв Брента за талию, Мэри Пэт долго махала вслед машине Джеда.

– Знаешь, пожалуй, я загляну в тот магазинчик.

– Пошпионить?

– Можешь называть это как угодно. Мне очень хочется взглянуть на эту его красивую, сексуальную и одинокую домовладелицу.

– Джед тебя за это не поблагодарит.

– Посмотрим. Ему необходима женщина.

– Ему необходимо вернуться к работе.

– Значит, возьмемся за него вдвоем. – Мэри Пэт повернула голову, подставив губы для поцелуя. – Не оставим ему ни шанса.

А в это время в Лос-Анджелесе, в огромной столовой своего дома, Эдмунд Финли наслаждался нежнейшей уткой и перепелиными яйцами. Компанию ему составляла шикарная блондинка, хрупкая и зеленоглазая. Она говорила на трех языках, прекрасно разбиралась в искусстве и литературе, а вдобавок к уму и красоте была почти так же богата, как Финли. Его самолюбие не позволяло довольствоваться меньшим.

Пока дама маленькими глотками пила шампанское, Финли открыл принесенную ею изысканно упакованную коробочку.

– Ты так внимательна, дорогая.

Он поднял крышку и замер в предвкушении.

– Эдмунд, я знаю, какое наслаждение доставляют тебе красивые вещи.

– Ты права. – Развернув папиросную бумагу, он вынул маленькую фантастическую птицу из слоновой кости и, лаская ее пальцами, глубоко вздохнул от удовольствия.

– Ты восхищаешься ею каждый раз, когда обедаешь со мной, и я подумала, что это чудесный рождественский подарок. – Довольная его реакцией, она накрыла ладонью его руку. – Я подумала, что подарок из моей собственной коллекции будет более личным.

– Необыкновенная вещь. – Его глаза засияли. – И, как ты мне говорила, единственная в своем роде.

– Вообще-то, оказалось, что я ошибалась. – Женщина снова потянулась за бокалом и не заметила, как вдруг сжались пальцы Финли. – Несколько недель назад мне удалось достать близняшку. – Она тихо рассмеялась. – Только не спрашивай как, поскольку раньше она хранилась в музее.

– Не уникальная. – Его удовольствие растворилось, как дым, оставив горечь разочарования. – Почему ты решила, что мне понравится что-то обычное?

Блондинка замигала от удивления.

– Эдмунд, но ничего же не изменилось. Все то же изумительное произведение искусства. И очень ценное.

– Ценность – понятие относительное, моя дорогая. – Не сводя с женщины холодных глаз, он стал все сильнее сжимать пальцами изящную фигурку. Крепче, крепче… пока не раздался звук, похожий на выстрел. – Женщина горестно вскрикнула, и Финли снова улыбнулся. – Кажется, сломалась. Какая жалость. – Он отложил кусочки и взял свой бокал. – Конечно, если бы ты подарила мне птичку из твоей коллекции, я бы оценил ее по достоинству. Ведь она единственная на свете.


Глава 7


Последнее, что ожидал услышать Джед, постучавшись на утро после Рождества в дверь Доры, – так это сонный мужской голос, попросивший подождать минутку.

Затем раздался грохот, ругательство, дверь открылась, и Джед увидел худого парня, закутанного, как в тогу, в цветастую простыню.

Прыгая на одной ноге и поглаживая большой палец, разбитый о складной стол, попавшийся на дороге, Уилл мрачно улыбнулся.

– Если вы что-нибудь продаете, то надеюсь, кофе. Ну и вкус у нее, подумал Джед. Сначала щеголеватый бухгалтер со сверхактивными половыми железами, теперь костлявый юнец.

– Айседора, – сказал Джед, растягивая губы в подобии улыбки.

– Конечно. – Уилл подобрал конец простыни и отодвинулся, пропуская Джеда в комнату. – Где она, черт побери? – пробормотал он и крикнул:

– Дора! Стены и потолок отозвались звучным эхом. Ну и легкие у парня, подумал Джед, и тут с удивлением заметил на диване кучу подушек и одеял.

– Я не пущу тебя в ванную, пока не высушу волосы. – Дора, одетая в махровый халат и вооруженная ручным феном, вышла из ванной. – Можешь только… о… – Она заметила Джеда:

– Доброе утро.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Хорошо. – Она провела рукой по влажным волосам. – Ты познакомился с моим братом?

Брат? Джед разозлился на себя за то, что не смог подавить чувство облегчения.

– Нет.

– Парень в простыне – Уилл. Уилл, это небритое явление – Джед из квартиры напротив.

Тусклые спросонья глаза Уилла прояснились.

– Бывший полицейский, спугнувший грабителя. Рад познакомиться. Я играл наркодельца в одном из фильмов Слая Сталлоне. Меня убили в первой части, но опыт – потрясающий.

– Еще бы!

– Держи. – Дора сунула Уиллу фен. – Можешь принять душ. Я сварю кофе, но завтрак готовишь ты.

– Договорились.

Уилл удалился в ванную, волоча за собой простыню.

– Мама решила, что после взлома мне необходима охрана, – объяснила Дора. – Уилл – единственное, что было в наличии. Мы можем поговорить в кухне.

Ее кухня оказалась оборудованной так же, как и в его квартире, но явно использовалась гораздо чаще. Дора достала яркую жестяную коробку и насыпала кофейные зерна в ручную кофемолку. Вдыхая аромат шампуня Доры, смешанный с ароматом кофе, Джед почти оправдал порыв прилизанного бухгалтера.

– Как ты провел Рождество?

– Отлично. Я договорился с одним парнем. Он придет около полудня и поставит новую сигнализацию. Такую, которая работает.

Дора перестала молоть кофе.

– Прости, что ты сказал?

– Этот мой приятель, он знает, что делает.

– Приятель, – повторила Дора, снова берясь за кофемолку. – Во-первых, удивительно, что у тебя вообще есть приятели. Во-вторых, ты, вероятно, ожидаешь от меня благодарности за свое неслыханное нахальство.

– Я тоже здесь живу. И я не люблю, когда в меня стреляют.

– Ты мог бы обсудить это со мной.

– Тебя не было поблизости. – Джед помолчал, пока Дора ставила чайник на плиту. – И тебе необходима пара настоящих замков. Я мог бы заглянуть в скобяную лавку.

Задумчиво поджав губы, Дора отмерила необходимое количество кофе и высыпала в воронку.

– Не знаю, то ли злиться, то ли благодарить за заботу.

– Я выставлю тебе счет за замки. Это положило конец ее сомнениям, и она улыбнулась, затем расхохоталась.

– Ладно, Скиммерхорн. Сделай наш маленький мирок безопасным. Еще что-нибудь?

– Я мог бы промерить стены для твоих полок, если хочешь.

Облизнувшись, Дора обошла Джеда и взяла плетеную корзинку с апельсинами.

– Устал отдыхать? – спросила она, ловко разрезая апельсины на половинки большим острым ножом, но ответа не дождалась. – После завтрака я покажу тебе, что я задумала. Мы сегодня откроемся только во второй половине дня. – Разрезав полдюжины апельсинов, Дора сунула их в соковыжималку. – Может, накроешь стол?

– Для чего?

– Для завтрака. Уилл печет потрясающие оладьи. Пронзительно засвистел чайник, и Дора залила кипятком молотый кофе. Перед подобным ароматом Джед не мог устоять.

– Где у тебя посуда?

– В крайнем шкафчике.

– Только, может, ты хочешь одеться, – предложил Джед, открывая дверцу шкафчика, и улыбнулся ей так, что у нее перехватило дыхание. – Вдруг вид твоего влажного, полуобнаженного тела пробудит во мне необузданную страсть.

Доре не понравилось, что он бросил ей в лицо ее собственные слова. Она молча налила себе чашку кофе и вышла.

– Здорово пахнет, – сказал Уилл, входя в кухню уже в черных джинсах и свитере. Его волосы, чуть светлее, чем у Доры, с помощью фена были приведены в художественный беспорядок. – Дора варит отличный кофе. Эй, включи, пожалуйста, телевизор. Можно Си-эн-эн. Я уже пару дней не слышал, что творится в мире.

Уилл налил себе и Джеду кофе и закатал рукава.

– Черт тебя подери, Уилл!

Уилл вздрогнул, затем ухмыльнулся.

– Я забыл вымыть раковину, – объяснил он Джеду. – Она терпеть не может хлопья пены от бритья.

– Запомню на всякий случай.

– А сама повсюду развешивает свое бельишко. – Уилл повысил голос, чтобы Дора услышала и через закрытую дверь ванной. – Я рос с двумя сестрами и, входя в ванную, вечно продирался сквозь джунгли колготок.

Разговаривая, Уилл ловко смешивал ингредиенты и взбивал тесто для оладий. Заметив, что Джед следит за его руками, он снова усмехнулся.

– Мы все – Ли, Дора и я – отличные повара. Это началось как самооборона против вечных бутербродов и замороженных полуфабрикатов. Теперь о взломе, – на одном дыхании продолжил Уилл. – Считаешь, что больше не о чем беспокоиться?

– Когда в меня стреляют, я всегда беспокоюсь. Так уж странно я устроен.

– Стреляют? – Рука Уилла замерла над краем миски, о который он только что разбил яйцо. – Что значит «стреляют»?

– Пистолет. Пули. – Джед отхлебнул кофе. – Выстрел.

– Господи Иисусе. Она ничего не сказала о стрельбе. – Не выпуская из руки скорлупу, из которой еще вытекало содержимое, Уилл бросился через гостиную в короткий коридорчик и распахнул дверь ванной.

Дора чуть не проткнула себе глаз карандашом.

– Иди к черту, Уилл.

– Дора, ты ничего не сказала о стрельбе, ты все представила как пустяк.

Дора вздохнула, положила карандаш на край раковины и осуждающе взглянула на Джеда поверх плеча брата. С одним накрашенным глазом она должна была выглядеть глупо, но, надутая и недокрашенная, она выглядела чертовски сексуально.

– Огромное спасибо, Скиммерхорн.

– Всегда рад услужить, Конрой.

– Не обвиняй его. – Уилл схватил сестру за плечи и встряхнул. – Я хочу узнать в деталях все, что произошло. И немедленно.

– Тогда спроси нашего важного полицейского. Я занята. – Она оттолкнула Уилла и, захлопнув перед его носом дверь ванной, демонстративно повернула задвижку.

Уилл забарабанил в дверь.

– Айседора! Мне нужны ответы. Или я позвоню маме.

– Звони. А я расскажу ей о твоем уик-энде со стриптизершей на Лонг-Айленде.

– С танцовщицей, – пробормотал Уилл, но повернулся к Джеду:

– Ты. Ты все мне выложишь, пока я буду жарить оладьи.

– Особенно нечего рассказывать. – Его слегка замутило, но не от воспоминаний о событиях той ночи. Его потрясли гнев и тревога Уилла, явно вызванные искренней любовью.

– И все-таки? – подсказал Уилл.

– Что?

Джед с трудом заставил себя прислушаться.

– Выходит, какой-то шутник вламывается в магазин, переворачивает картотеку, выпускает наугад пару пуль и убегает?

– Примерно так.

– Почему?

– Полицейские выяснят. Именно за это им и платят. – Джед налил себе вторую чашку кофе. – Послушай, днем установят новую охранную сигнализацию и новые замки. Дора будет в безопасности.

– В каком подразделении ты работал? Патрульным, сыщиком или еще кем?

– Это к делу не относится. Я больше не полицейский.

– Да, но… – Уилл умолк и хмуро уставился на оладьи, которые сгреб со сковородки на расписанное голубыми цветами блюдо. – Скиммерхорн? Так она тебя назвала? Что-то припоминаю. Это было несколько месяцев назад. Видишь ли, я помешан на новостях. – Уилл мысленно полистал старые газеты, словно наяву увидел крупные заголовки. – Капитан, так? Капитан Джедидая Скиммерхорн. Тот, что пристрелил Донни Спека, наркобарона. «ПОЛИЦЕЙСКИЙ-МИЛЛИОНЕР В ПЕРЕСТРЕЛКЕ С НАРКОБАРОНОМ». О тебе кричали все газеты.

– Старыми газетами, в конце концов, выстилают птичьи клетки.

Уилл продолжал бы давить дальше, но он вспомнил еще кое-что. Убийство сестры капитана Скиммерхорна с помощью заложенной в автомобиль бомбы.

– Думаю, тот, кто сумел покончить с таким изворотливым подонком, как Спек, сумеет присмотреть и за моей сестрой.

– Она сама может присмотреть за собой. – Дора вошла в кухню, вынула из соковыжималки полный кувшин и подошла к затрезвонившему телефону.

– Алло? Да… Уилл здесь. Подождите минуточку. Это тебя… Марлен.

– 0-ля-ля. – Уилл бросил на тарелку пару оладий и схватил вилку. – Это может занять некоторое время. – Взяв у сестры трубку, он прислонился к стене. – Привет, красотка. – Его голос стал тихим и вкрадчивым. – Малышка, ты же знаешь, что я ни о ком, кроме тебя, не думал. Я так сильно скучал по тебе. Сегодня вечером я вернусь и покажу тебе, как сильно.

– Меня тошнит, – пробормотала Дора.

– Почему ты не рассказала им все? Дора пожала плечами:

– Не хотела тревожить. Они привыкли все драматизировать. Стоит моей матери узнать, что у меня болит живот, как она немедленно диагностирует малярию и начинает обзванивать специалистов по тропической медицине. Ты можешь представить, что бы она сделала, если бы узнала о пулях в моей стене? – Джед отрицательно покачал головой, с наслаждением поглощая оладьи. – Она вызвала бы ЦРУ и наняла бы двух огромных телохранителей, которых обязательно звали бы Бубба и Фрэнк. А так она просто навязала мне Уилла.

– Неплохой малый, – сказал Джед.

Как раз в этот момент Уилл почмокал в телефон и повесил трубку, но не успел он сделать и пару шагов, как телефон снова зазвонил.

– Алло. – Глаза Уилла засверкали. – Хетер, дорогая. Конечно, я скучал, малышка. Ни о чем больше не мог думать. К завтрашнему вечеру я улажу все свои дела и покажу тебе, как сильно я скучал.

– Мне нравится его стиль, – сказал Джед, ухмыляясь в свою чашку.

– Неудивительно. Поскольку он занят телефонным сексом, я выключу телевизор.

Дора поднялась и уже хотела нажать кнопку, когда диктор сказал:

– У полиции нет никаких ключей к разгадке рождественской трагедии на Сосайети-Хилл. Элис Лайл до сих пор находится в коме после нападения неизвестного грабителя, происшедшего, очевидно, двадцать четвертого декабря. Как стало известно, миссис Лайл была обнаружена в бессознательном состоянии, а ее экономка, Мьюриэл Доил, – мертвой. Вчера утром их обеих нашла племянница миссис Лайл. Состояние Элис Лайл, вдовы Гарольда Т. Лайла, владельца компании «Лайл энтерпрайсиз», считается критическим. Представитель полицейского департамента Филадельфии заявил, что начато полномасштабное расследование.

– О боже. – Обхватив себя руками, Дора повернулась к Джеду:

– Я ее знаю. Перед Рождеством она заходила в магазин, искала подарок для своей племянницы.

– Сосайети-Хилл – богатый район, – Осторожно сказал Джед. – Лайл – известное имя. Кражи со взломом иногда заканчиваются скверно.

– Она купила два дверных упора и сказала, что ее племянница ждет ребенка. – Дора содрогнулась. – Как ужасно.

– Нельзя принимать это так близко к сердцу. Джед встал и сам выключил телевизор.

– Вас этому учат в полицейской академии? – огрызнулась Дора, но тут же затрясла головой. – Прости. Вот почему я никогда не слушаю чертовы новости. И в газетах читаю только комиксы и деловые объявления. – Дора откинула волосы с лица, попыталась отключиться от дурных новостей. – Пожалуй, я спущусь в магазин пораньше. Уилл вымоет посуду перед отъездом.

На этот раз Джед не стал подавлять желание коснуться пальцами ее щеки. Как он и думал, кожа оказалась нежной, словно розовые лепестки.

– Тяжело, когда знаешь жертву.

– Тяжело и когда не знаешь. – Дора подняла руку и коснулась его запястья. – Поэтому ты ушел из полиции?

– Нет. Я схожу в скобяную лавку. Спасибо за завтрак.

Когда за ним закрылась дверь, Дора вздохнула.

– Уилл, когда закончишь свой похабный разговор, вымоешь посуду. Я спускаюсь в магазин.

– Я закончил. – Он схватил сок. – Дора, ты просто набита секретами. Почему ты не сказала мне, что твой жилец – тот самый крутой полицейский, что покончил с Донни Споком?

– Кто такой Донни Спек?

– Господи, в каком мире ты живешь? – Убирая со стола, Уилл продолжал пощипывать оладьи. – Спек заправлял одним из самых больших наркокартелей на Восточном побережье… возможно, самым большим. И еще он был чокнутым: обожал взрывать людей, которые ему мешали. И всегда одним и тем же способом: самодельная бомба – железная трубка со взрывчаткой, срабатывающая при повороте ключа зажигания.

– Джед арестовал его?

– Арестовал, как же. Он разделался с ним в настоящей старомодной перестрелке.

– Он его убил? – Дора облизнула пересохшие губы. – И поэтому… поэтому ему пришлось уйти из полиции?

– Вот еще. Кажется, он получил медаль. Прошлым летом об этом трубили во всех новостях. И в газетах. Тем более что он внук владельца «Л.Т. Бестер инкорпорейтед».

– «Бестер Инк.»? Такая куча денег?

– И не только деньги. Недвижимость. Торговые центры. В Филадельфии не так уж много богатых полицейских.

– Смешно. Если он богат, то почему снял маленькую квартиру над антикварным магазином? Уилл покачал головой:

– Ты – Конрой, и еще удивляешься чудачествам?

– Я на минутку обалдела.

Уилл наполнил раковину горячей мыльной водой., – Как я понимаю, наш герой, богатый капитан полиции, взял тайм-аут. Прошлым летом ему досталось. Сначала газетчики месяцами следили за его расследованием, а потом, когда его сестра была убита при взрыве автомобиля…

– Постой. – Дора схватила брата за руку. – Его сестра?

– Полицейские знали, что это сделал Спек, но, по-моему, не могли доказать.

– Но это же ужасно. – Дора побледнела, прижала руки к взбунтовавшемуся животу. – Ужасно.

– Хуже того, это случилось на его глазах. Я помню газетные заголовки: «КАПИТАН ПОЛИЦИИ НАБЛЮДАЕТ ЗА СТРАШНОЙ СМЕРТЬЮ СВОЕЙ СЕСТРЫ».

– Бедный Джед, – прошептала Дора.

– И бульварные газетенки в стороне не остались. Я не помню все, но было множество намеков на скандалы в клане Скиммерхорнов – Бестеров. Сестра разводилась три или четыре раза. Родители устраивали публичные ссоры. Джед подростком попадал в неприятные истории. Ты знаешь, как все любят читать о страданиях богачей.

– Неудивительно, что он хочет, чтобы его оставили в покое. Но это не выход. – Дора поцеловала брата в щеку. – Запри здесь, когда уйдешь. Мы увидим тебя на Новый год?

– Обязательно. Дора?

– Да?

– Делай то, что он тебе говорит. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Я сама этого не хочу.

Дора схватила ключи и отправилась вниз.

Покупателей с утра было немного, что давало Доре возможность подумать. Она и раньше очень мало знала о Джеде Скиммерхорне, но потрясающие обрывки информации, сообщенные Уиллом, создали у нее ощущение полного неведения.

В магазин влетел Квентин Конрой в длинной, до щиколоток, дорогой дубленке, рождественском подарке жены, и в норковых наушниках на роскошной седой шевелюре.

– Папа! Именно ты мне и нужен.

– Очень рад это слышать. Если дети хотят тебя видеть, значит, ты не зря прожил жизнь. Ах, Терри, ты прекрасна, как всегда. – Квентин подошел к рыжеволосой красотке и театрально склонился над ее рукой. – Ты делаешь честь театру «Либерти», его скромному директору и, естественно, «Салону Доры». Что, никакой торговли с утра?

– Пара зевак, один обмен и одна сделка: двадцатидолларовая дверная ручка в форме головы ревущего гиппопотама, – доложила Дора. – Зато торговые центры наверняка забиты народом. Терри, ты ведь справишься здесь одна, правда?

– Даже если меня скрутят по рукам и ногам и завяжут глаза.

– Папочка, – Дора подхватила отца под руку и утащила в соседнее помещение, – что ты знаешь о Джеде Скиммерхорне?

– Знаю? – Выигрывая время, Квентин вытащил упаковку мятных леденцов. – Дай-ка подумать. Рост – примерно метр девяносто. Вес – восемьдесят килограммов. Возраст – года тридцать три. Судя по цвету кожи, глаз и волос – англосаксонские корни.

– Прекрати. Я знаю тебя, Квентин Конрой. Только Ли могла подумать, что ты сдашь квартиру увешанному цепями байкеру с татуировкой «Рожден для драки» на груди, но меня не проведешь.

Квентин потрясение заморгал и хлопнул кулаком по ладони.

– Ли такое сказала? Господи, да у нее жало вместо языка.

– Не пытайся сменить тему. Ты знаешь о Скиммерхорне все, иначе он здесь не жил бы. Так что выкладывай. Что это за разговоры о богатой семье?

– Клан Бестеров – Скиммерхорнов, – устало подтвердил Квентин, снимая дубленку и аккуратно укладывая ее на спинку кресла. – Большая часть денег пришла по материнской линии, хотя и Скиммерхорнов нельзя назвать бродягами. Джед – единственный наследник, поскольку, кроме него и парочки дальних родственников, никого не осталось на высыхающем семейном древе.

– Значит, он действительно независим и богат, – прошептала Дора. – Черт меня побери.

– Независимость, я уверен, более важна в данном случае. – Квентин откашлялся, прикрыв рот рукой. Его щеки порозовели. – Ты же знаешь, Иззи, я не люблю повторять сплетни.

– Тебе не придется повторять. Скажи один раз. Квентин хихикнул и погладил ее по щеке.

– Сообразительная девочка. Очень сообразительная. Ну, говорят, что юный Джед стал полицейским против воли семьи. Родителям так не понравился его выбор профессии, что они угрожали лишить его наследства. – Квентин заговорил размеренно и с выражением, словно рассказывал сказку. – А родители были хорошо известны в высших кругах общества. Я бы сказал, печально известны. Не стеснялись ссориться и скандалить при свидетелях. Ни для кого не секрет, что они ненавидели друг друга, но не желали разводиться из-за тесных финансовых связей между Бестерами и Скиммерхорнами.

– Очень мило, – пробормотала Дора.

– М-да. Джед заработал в полиции отличную репутацию. О нем говорят, что он одновременно и ищейка, и терьер: вынюхивает информацию и впивается в дело зубами. Около года назад его произвели в капитаны, и многие считали, что в будущем его ждет должность шефа полиции. А потом был Донни Спек.

– Уилл рассказал мне. Спек убил сестру Джеда.

– Так думали. А что касается причин, по которым Джед ушел из полиции, я могу только предполагать. Но лучше бы ты сама его спросила.

– Он мне не скажет.

– У тебя личный интерес или деловой? Дора взяла у отца мятную конфетку и поцеловала его в щеку.

– Я еще не решила. Спасибо за подробности, о которых я, в общем-то, не должна была спрашивать.

– Пожалуйста.

– Джед в кладовке. Можешь постоять у него над душой, пока он меняет замок.

– С удовольствием.

Квентин поднял дубленку и нежно перекинул через согнутую руку.

– Пальто можешь оставить здесь.

– Здесь… а… нет, нет. – Стараясь не встречаться с Дорой взглядом, Квентин любовно погладил мягкую кожу. – Я возьму его с собой. Вдруг замерзну.

Вдруг понадобится фляжка, лежащая во внутреннем кармане, мысленно поправила Дора и вернулась к работе.

В кладовке Джед снова орудовал электродрелью Брента. Он как раз вогнал в косяк отличный толстый болт, когда появился Квентин.

– С праздником. Кажется, вы наш герой дня. Позвольте выразить мою глубочайшую и искреннейшую благодарность.

– Здравствуйте, мистер Конрой.

– Пожалуйста, зовите меня Квентином. Ведь вы защитили мою девочку с риском для собственной жизни. – Квентин уселся на жесткий деревянный стул. – Скажите мне, остались ли какие-нибудь улики?

– Позвоните в участок лейтенанту Бренту Чэпмену. Он руководит этим делом.

– Но, мой дорогой мальчик, вы были на месте преступления с оружием в руках. А где дырки от пуль? Уилл сказал, что была перестрелка.

– В штукатурке, на лестнице. – Квентин нашел следы пуль и так внимательно стал их исследовать, что, вынь он из кармана лупу, Джед не удивился бы. – Любопытно, не правда ли? Видите ли, я как-то играл Пуаро в театральной постановке «Восточного экспресса».

– А Уилл играл наркодельца в фильме Сталлоне. Неплохая семейка.

– У нас театр в крови, мой мальчик. Хотя Иззи, похоже, больше склоняется к реквизиту. – Квентин вернулся И снова устроился на стуле: вытянул ноги, скрестил их, сложил руки на плоском животе. – У вас есть время?

Джед посмотрел на часы.

– Пара минут. В двенадцать у меня дела.

– Отлично, – удовлетворенно заметил Квентин и потянулся в карман дубленки за фляжкой.

– Только держите ее подальше от меня. Квентин улыбнулся.

– В тот день я наполнил ее тем, что называю самым строгим своим экзаменом. Сегодня у нас гораздо меньше градусов.

– Все равно я воздержусь.

– Ну, за всех девушек, которых я любил. – Квентин неторопливо выпил и со вздохом убрал фляжку: Дора могла войти в любой момент. – Я заскочил не только для того, чтобы поблагодарить вас. Хотел повторить приглашение на традиционную новогоднюю вечеринку в театре.

Моя жена хотела бы лично поблагодарить вас за нашу Иззи.

– Я не очень люблю вечеринки.

– Вы оказали бы мне личную услугу, если бы хоть ненадолго заглянули. После этого инцидента меня очень волнует, как Иззи поедет домой одна.

Заронив в душу Джеда семена сомнения, Квентин еще раз глотнул из фляжки и удалился.

Поскольку торговля не оживлялась, Дора оставила Терри в магазине и провела большую часть дня за приведением в порядок картотеки. Уже смеркалось, когда Джед спустился вниз и начал молча измерять стену.

Дора тоже игнорировала его… почти пять минут.

– Эта сигнализация, которую ты навязал мне, сгодилась бы и для Форт-Нокса.

Джед продолжал измерения, занося цифры в блокнот.

– Все, что от тебя требуется, это запомнить шестизначный код.

– А если я забуду код, замигают лампочки, завоют сирены, и какой-нибудь парень с мегафоном прикажет мне выходить с поднятыми руками.

– Так не забывай код.

– Я не дружу с цифрами. Именно поэтому у меня есть бухгалтер.

– У тебя был бухгалтер. Между прочим, он чист.

– Эндрю? Конечно, он чист. Его мать каждый вечер проверяет, вымыл ли он за ушами.

Джед отпустил конец рулетки, и лента, щелкнув, свернулась.

– Какого черта ты вообще с ним встречалась?

– Он запугал меня двадцать пятым параграфом нового налогового закона. – Надо же, они разговаривают! Дора улыбнулась. – И я его пожалела. Его мать – властная стерва.

– В тот вечер Эндрю со своей властной стервой и еще двумя дюжинами гостей присутствовал на вечеринке компании «Дод, Дод и Голдстайн». У него железное алиби до половины одиннадцатого.

– Я никогда его не подозревала. – Дора отделила еще несколько чеков от товарных накладных. – Я звонила в больницу.

– Что?

– Помнишь миссис Лайл, о которой сообщали в утренних новостях? Она еще в коме. Я послала ей цветы. Наверное, это глупо.

– Да. – Господи, ну почему он позволяет ей залезать в его душу? – Правда, людей обычно трогают глупые поступки.

– Я такая же. – Дора вздохнула. – Скиммерхорн, не хочешь убраться отсюда?

– Я почти закончил. Больше не буду тебе мешать.

– Я не об этом. – Дора нервно провела рукой по волосам. – Не хочешь поесть пиццы, сходить в кинотеатр? Я уже видеть не могу эти бумажки.

– Рановато для кино.

– Кино будет после пиццы. – Дора использовала свой самый настойчивый тон:

– Будь другом, Скиммерхорн. Терпеть не могу ходить в кино одна. Хуже этого – только сидеть одной в машине в кинотеатре для автомобилистов.

Джед знал, что нельзя соглашаться, знал, что должен избегать ее.

– Назови свой код.

– Зачем?

– Если мы уйдем, нам придется включить сигнализацию.

Напряжение исчезло из ее глаз.

– Двенадцать – двадцать четыре – девяносто три. Рождество девяносто третьего года. Очень легко. – Дора схватила пальто, улыбнулась. – Думаю, я надолго запомню это свидание.

– Хороший повод проверить замки. Джед натянул куртку и после короткого колебания взял ее протянутую руку.


Глава 8


Мэри Пэт не любила окольных путей и предпочитала идти напролом, а лучший способ удовлетворить любопытство относительно домовладелицы Джеда – это съездить в ее магазин.

«Салон Доры» порадовал Мэри Пэт не только приятной атмосферой, но и неожиданной встречей.

– Привет, Ли.

– Привет. – Ли отставила массивную стеклянную плевательницу, с которой стирала пыль. – Что занесло тебя в эту часть города?

– День рождения мамы. – И незачем уточнять, что день рождения будет только через три месяца. – Мне очень понравился бочонок для печенья, который Джед купил мне здесь, и я подумала, что смогу подобрать что-нибудь необычное.

– У нас полно необычного. Как дети?

– О, сводят нас с ума. Я считаю дни, оставшиеся до начала занятий.

– Кто не считает? – Мозги Ли заработали быстро. Мэри Пэт – отличный источник информации о Джеде. – Итак, вы с Джедом – друзья.

– Уже много лет. – Рассматривая прелестный сервиз, Мэри Пэт только и ждала подходящего момента будто бы между прочим расспросить Ли о ее сестре. – До того как Джед стал капитаном, он и Брент были напарниками, работали вместе шесть лет. У твоей сестры прелестный магазинчик. Как давно она в бизнесе?

– С первого класса, – сухо ответила Ли. – Она всегда любила всяческие сделки. Но официально – три года. Жесткая деловая женщина, подумала Мэри Пэт.

– У нее тут есть очень красивые вещи. – Она перевернула ценник на сосуде для смешивания коктейлей в стиле арт деко и почти неслышно присвистнула. – Надеюсь, у нее больше не было неприятностей.

– Слава богу, нет, – Ли прошла к столику и налила кофе из серебряного кофейника в две серебряные чашечки. – Со сливками и без сахара, насколько я помню?

– М-м-м. Спасибо.

– Мы благодарим бога за Джеда. Хорошо, что рядом с Дорой живет полицейский.

– И к тому же один из лучших. Брент думает, что, если Джед очухается и вернется на работу, лет через десять его назначат шефом полиции.

– Правда? – Помня о диете. Ли насыпала в свою чашку жалкие пол-ложечки сахара. Мэри Пэт гнула свою линию:

– Я удивилась, когда он сюда переехал. Твоя сестра – настоящий предприниматель: домовладелица, хозяйка магазина.

– О, Дора любит править бал.

Пробивная, бесцеремонная, решила Мэри Пэт, радуясь, что ей пришло в голову пошпионить на благо Джеда.

Из соседнего помещения раздались голоса, и почти тут же молодая женщина Провела к выходу пожилую даму, опирающуюся на толстую палку.

– Пожалуй, я знаю, где найти то, что вы ищете, миссис Хендершот.

– Обязательно позвоните мне. – Голос старушки оказался удивительно сильным для такого хрупкого тела. – Моя правнучка выходит замуж через два месяца. Молодые люди всегда так спешат.

– Не волнуйтесь. – Поддерживая старушку под руку, Дора – в одном шелковом костюмчике – вышла на улицу к стоявшему у входа классическому «Десото». – Мы обязательно найдем для нее отличный подарок.

– Не разочаровывайте меня. – Сев за руль, миссис Хендершот бросила свою палку на пассажирское сиденье. – Уходите, девочка, вы простудитесь.

– Слушаюсь, мадам. – Автомобиль миссис Хендершот с ревом влился в поток транспорта, и Дора вернулась в магазин, потирая озябшие руки. – Из нее вышла бы отличная автогонщица.

– Женщине в таком возрасте не следует водить машину, – заявила Ли, наливая сестре кофе.

– Почему? Она управляет этим старым танком, как профессионал. Доброе утро. Ли вам помогает?

У Мэри Пэт было достаточно времени, чтобы изучить свою жертву. С легкой завистью она оценила элегантность и жакета с цветочным узором, и прямой узкой юбки абрикосового цвета, удивилась тому, что женщина, проводящая весь день на ногах, выбрала лодочки на высоких каблуках, обратила внимание на огромные сапфиры в ушах. Интересно, настоящие или стразы?

– Я пришла за подарком на день рождения. Мы с Ли соседи.

– Это Мэри Пэт Чэпмен, – сказала Ли. Мгновенно вспыхнувшая дружелюбная улыбка Доры в пух и прах разнесла заранее составленное мнение разведчицы.

– Я так вам рада. – Дора протянула руку. – Я надеялась, что смогу познакомиться с вами. Брент просто очаровал меня и успокоил. Кстати, вам понравился бочонок?

– Понравился. – Мэри Пэт расслабилась. – Так понравился, что я решила присмотреть у вас подарок для мамы. – Она поколебалась секунду и отставила чашку. – Но это не главная причина, а главная – я хотела посмотреть на вас.

В глазах Доры засверкали веселые искорки.

– Кто станет вас винить? Ну, пока вы составляете мнение обо мне, почему бы нам не поискать подарок для мамочки? Что бы вы хотели подарить ей?

– Понятия не имею. Вы были замужем? Дора чуть не хихикнула. Настоящий допрос!

– Нет. Но однажды была почти помолвлена. Ли, помнишь Скотта?

– К сожалению.

– Он переехал в Лос-Анджелес, и наш роман угас сам собой. Как насчет флакончика для духов? Вот, очень миленькие: хрусталь, фарфор, стекло ручной работы.

– Может быть. У мамы есть туалетный столик. О, какая прелесть. – Мэри Пэт взяла в руки бутылочку в форме сердца с рельефными цветами. – Вы считаете свой бизнес прибыльным?

Дора усмехнулась.

– Меня не интересует банковский счет мужчины, даже такой солидный, как счет Джеда. Меня гораздо больше интересует его тело. Этот флакончик стоит семьдесят пять долларов, но, если он вам нравится, я дам десятипроцентную скидку. В честь знакомства.

– Продано, – с такой же усмешкой ответила Мэри Пэт. – На него приятно смотреть, не правда ли?

– Очень. Сделать подарочную упаковку?

– Да. – Мэри Пэт последовала за Дорой к прилавку. – Обычно я не столь бесцеремонна, но Джед, можно сказать, член семьи.

– Я понимаю. Если бы не понимала, то могла бы проявить не меньшую бесцеремонность.

Окрыленная результатами своего визита, Мэри Пэт рассмеялась.

– Хорошо. Знаете, Дора, Джеду необходимо… – Она осеклась, поскольку в магазин через внутреннюю дверь вошел мужчина, о котором шла речь.

– Конрой, так тебе нужны эти… – Он умолк, прищурился. – Мэри Пэт.

– Приветик. – Ее улыбка получилась слегка натянутой. – И представить не могла, что встречу тебя здесь.

Но Джед хорошо ее знал, очень хорошо. С нарочитой небрежностью он сунул руки в передние карманы джинсов.

– Что ты здесь делаешь?

– Покупаю подарок. – В доказательство она помахала кредитной карточкой. – Маме.

– 'Надеюсь, ей понравится. Если нет, она может обменять эту вещь в течение месяца. – Повернувшись к Джеду спиной, Дора подмигнула Мэри Пэт, затем обратилась к Джеду:

– Ты что-то хотел?

От раздражения язык плохо его слушался.

– Какие полки тебе нужны: стационарные или съемные?

– Ты можешь сделать съемные? Потрясающе. – Просияв, Дора снова обернулась к Мэри Пэт:

– Джед так мне помогает. Не представляю, как я раньше без него обходилась.

– Ничего нет лучше мастера на все руки под боком, – согласилась Мэри Пэт. – В прошлом году Джед помог Бренту привести в порядок нашу гостиную. Вы просто должны ее увидеть.

Джед решил, что с него довольно, и мрачно оглядел обеих женщин.

– Мэри Пэт, ты тактична, как атомный взрыв. Дверь с грохотом захлопнулась за ним.

– Он такой дружелюбный, такой сдержанный, – сказала Дора.

– Именно за это мы его и любим.

Несколько минут спустя Мэри Пэт покинула магазин, очень довольная результатами своих утренних трудов.

Эта женщина просто напрашивается на неприятности, угрюмо думал Джед, вгрызаясь в доску электропилой. Уверена, что сама со всем справится. Не мешало бы доказать ей, как сильно она ошибается. И он бы доказал… если бы она не была так близка к истине, по крайней мере по одному пункту.

Конечно, он ее не боится. Этого еще не хватало. Но… Джед отложил пилу и вытащил сигарету. Дора точно его нервирует.

Ему нравится ее смех. И он испытывал странное восхищение, слушая, как она откликается на реплики актеров в кинотеатре. Да, черт побери, язык у нее хорошо подвешен, размышлял Джед, но он мог бы сидеть рядом с ней хоть час, не говоря ни слова, и не чувствовал бы никаких провалов в разговоре.

И было бы глупо отрицать, что ему нравится, как она выглядит. Большие глаза и короткие юбки. И никакого легкомыслия. Просто так ее не возьмешь. Он вспомнил, как она разобралась с бухгалтером: сжатые кулаки, огонь в глазах!

Джед поймал себя на том, что ухмыляется, и раздавил ботинком сигарету.

Он не позволит себе увлечься. Ему не нужна головная боль. Ему не нужны осложнения. Тем более из-за разгулявшихся гормонов.

Может быть, виноваты фантазии. Нечего было представлять, как он освобождает Айседору Конрой от одного из ее аккуратных костюмчиков. Пожалуй, слишком много времени провел он за этими фантазиями. Но это не значит, что он собирается претворять их в жизнь.

В конце концов, размышлял он, его воспитали замкнутым, подозрительным и циничным – в лучших традициях Скиммерхорнов. Годы полицейской службы лишь развили эти качества. И поскольку он не доверяет женщинам, то вполне может не распускать руки.

Десять минут неподвижного стояния на холоде остудили его кровь. Джед собрал доски и отправился в дом.

Она все еще сидела за своим столом. Саркастическое замечание замерло на его языке, когда он увидел ее лицо: мертвенно-бледные щеки, темные влажные глаза.

– Плохие новости? – спросил он, тщательно маскируя заинтересованность. Она не ответила, и он отложил доски, подошел к столу:

– Дора?

Она подняла голову. Крупная слеза скатилась по ее щеке. Джед видел, как плачут сотни женщин. Одни – притворно, расчетливо, другие – безудержно, в безысходном горе. Однако он не мог вспомнить, чтобы те слезы действовали на него так, как эта единственная слеза.

Ее веки дрогнули, и еще одна слеза поползла по ее лицу. С каким-то придушенным стоном Дора вскочила. Его разум приказывал оставить ее в покое, но он подлетел к ней, схватил и решительно развернул к себе.

– В чем дело? Что-то с отцом? Пытаясь овладеть собой, она отрицательно покачала головой. Ей так хотелось положить голову на его плечо.

Может, оттого, что это плечо было так близко, она подавила свое желание.

– Сядь. – Джед подвел ее к стулу. – Хочешь, я позову твою сестру?

– Нет. – Дора сжала губы. – Уходи.

Джед бы с удовольствием подчинился, но и без этого слишком много вины чувствовал за собой. Он прошел в крошечную ванную и налил в чашку тепловатой воды. – Вот. Выпей. Потом сядь, закрой глаза и сделай несколько глубоких вдохов.

– Что это, Скиммерхорн? Твое универсальное лекарство?

Ему захотелось утешить ее, погладить по голове, но он сунул руки в карманы.

– Что-то вроде этого.

Дора выпила, чтобы унять рези в горле.

Какой хрупкой она выглядит с закрытыми глазами, думал Джед. Не похожей на полную жизни женщину, так возбуждавшую его совсем недавно. Он сел на край стола и стал ждать.

– Ладно, – сказала Дора через минуту. – Твое лекарство помогло. – Она вздохнула и открыла глаза. – Спасибо.

– Что так расстроило тебя?

– Телефонный звонок. – Дора шмыгнула носом и вытащила из ящика пачку бумажных салфеток. – Я познакомилась с этим милым стариком на аукционе перед Рождеством и позвонила узнать, нет ли у него того, что нужно моей клиентке. – Она судорожно вздохнула. – Он умер. Он был убит в своем магазине на прошлой неделе во время ночной кражи со взломом.

– Мне жаль.

Джед ненавидел эти слова. Они всегда казались ему бесполезными.

– Я встречалась с ним только один раз. Перехватила у него пару лотов. После аукциона мы с Ли заехали к нему, и он угостил, нас горячим шоколадом. Его убили на следующую ночь. К телефону подошел его сын.

– Грабителя поймали?

– Нет. – Дора подняла на Джеда глаза, теперь сухие. – Я не знаю никаких деталей. Я не спрашивала. Как ты справляешься со всем этим? – Она сжала руку Джеда с удивительной силой. – Как ты справляешься с этими ужасами каждый день?

– Полицейские относятся к таким вещам иначе, чем штатские. По-другому нельзя.

– Ты ушел из полиции, потому что перестал смотреть на это как полицейский?

– Это одна из причин.

Он освободил руку. Так было легче мысленно отдалиться от Доры.

– Я не думаю, что это серьезная причина.

– Я думал.

– Интересный выбор времени глагола, Скиммерхорн. – Дора поднялась, с сожалением отметила, что тошнота еще не совсем прошла. – Тебе следовало сказать «я думаю»… если только ты не передумал. Мы могли бы обсудить это, но сейчас у меня нет сил. Я должна поговорить с Ли.


Зубной врач Грег Демоски и Рене Демоски, его жена и ассистентка – специалист по гигиене полости рта, вернулись домой ровно в шесть часов вечера. И, как обычно, они ссорились. Они осыпали друг друга упреками и отпускали язвительные замечания все двадцать минут, пока ехали в машине от зубоврачебного кабинета Грега, и продолжали ссориться в гараже, пока Грег парковал их бронзовый «БМВ» рядом с их щегольской «Тойотой-Супра», и пока шли к новенькому, построенному на разных уровнях дому.

– Мы могли бы поужинать в каком-нибудь ресторанчике, – ныла Рене, высокая блондинка, уже начинающая полнеть. – Мне иногда хочется посмотреть на людей, у которых не разинуты рты. Ну что у нас за жизнь, Грег!

– Мне нравится, – пробормотал он. – Перестань, Рене, расслабься. А я хочу спокойно посидеть в собственном доме. Неужели я так много прошу?

– А я хочу повеселиться. – Рене дернула дверцу холодильника и вынула кастрюльку с тунцом. – Но нет! Простояла весь день на ногах, начистила кучу чужих зубов, а теперь еще должна готовить ужин.

Грег сразу отправился в гостиную за виски.

– И не смей уходить, когда я с тобой разговариваю. Рене задвинула кастрюльку из жаропрочного стекла в духовку и бросилась вслед за мужем.

И остановилась, словно вкопанная… так же, как и Грег пару секунд назад. Все в комнате было разбито или свалено в кучу посередине, где раньше лежал персидский ковер. Уголок с аппаратурой напротив дивана и кресел был удручающе пуст. Исчезли и телевизор, и видеомагнитофон, и музыкальный центр.

– О, Грег! – Забыв о своих обидах, Рене бросилась к мужу. – Нас ограбили!

– Успокойся! Иди в кухню и вызови полицию.

– Все наши вещи! Все наши чудесные вещи!

– Это просто вещи. Купим новые. – Грег обнял ее и поцеловал в макушку. – Но у меня есть ты, а у тебя – я. Рене подняла на мужа глаза, полные непролитых слез.

– Ты серьезно, Грег?!

– Конечно. – Дрожащей рукой он погладил ее по голове. – А когда полицейские тут разберутся, мы поедем в город. Только ты и я.


Ди Карло довольно насвистывал под песню Тины Тернер, рвущейся из автомобильного стереоприемника. Книгодержатели в форме русалок, шестьсот долларов, которые Демоски прятали в морозилке, дорогое кольцо с рубинами и бриллиантами, беспечно оставленное на туалетном столике, и выручка за электронику, проданную одному из старых приятелей, – очень удачный день. Удалось оправдать дорожные расходы. Теперь в Виргинию – за чучелом попугая, и можно побаловать себя номером в первоклассном отеле.

После этого останется лишь быстренько съездить в Филадельфию за картиной.

Еще день-два, и Эдмунду Финли придется признать, что Энтони Ди Карло надежен и изобретателен… и достоин вознаграждения за оказанные услуги.


Глава 9


В глубине камина, сложенного в английском неоклассическом стиле, тихо потрескивал огонь, отбрасывая нежные блики на восточный ковер и обтянутые шелком стены. Дорогой вермут в хрустальном бокале словно вбирал в себя приглушенный свет, накапливал его и выбрасывал яркими искрами. Звучал изящный этюд Шопена в исполнении Вана Клиберна. Пожилой тактичный дворецкий внес старинное серебряное блюдо с изысканными закусками. Вся обстановка и каждая отдельная антикварная вещица говорили о наследуемом несколькими поколениями богатстве.

Эта комната была очень похожа на ту, в которой Джед прятался все свое детство, но в этой комнате, в этом доме он бывал счастлив. Здесь ему никто не угрожал, здесь его никто не ругал, здесь он не был пустым местом.

И все же воспоминания причинили боль. Джед выбрался из чертовски неудобного кресла в стиле Людовика XIV и зашагал взад-вперед по бабушкиной парадной гостиной.

В смокинге он выглядел бы настоящим наследником Бестеров – Скиммерхорнов… если бы не глаза, в которых отражались совсем иные устремления и борьба за свое истинное место в жизни.

Против обычного визита к бабушке он не возражал. Из всех своих родственников он с детства любил только Онорию. И судьба распорядилась так, что она осталась его единственной на всем свете родней. Однако ее властность раздражала.

Джед дважды отказывался сопровождать бабушку на Зимний бал, решительно отказывался. А она просто не обращала внимания, и в конце концов ее коварство и целеустремленность вкупе с его чувством вины привели к тому, что он выкопал из шкафа смокинг.

– Ну, Джедидая, ты сохранил привычку к точности. Джед поднял голову. В дверях гостиной стояла бабушка. Ее ярко-синие проницательные глаза сияли, а губы, полные и странно чувственные в контрасте с белоснежными волосами, обрамляющими узкое лицо, не скрывали самодовольной улыбки. Онория гордилась своими победами и в бридже, и в схватке характеров. – Бабушка. – Как и ожидалось от него – впрочем, яму самому это нравилось, – Джед подошел и поднес бабушкину руку к губам. – Ты прекрасно выглядишь.

Он не кривил душой, и Онория это знала. Ее синее платье выгодно подчеркивало и цвет глаз, и статность фигуры. Бриллианты сверкали на шее, в ушах, на запястьях. Онория любила бриллианты потому, что честно заработала их, и потому, что они привлекали всеобщее внимание и вызывали зависть.

– Налей-ка мне, – приказала она. – И расскажи, что ты делаешь со своей жизнью.

– На это много времени не понадобится.

Но Джед покорно прошел к бару.

И вспомнил, как бабушка поймала его за кражей спиртного из этого самого бара лет двадцать назад… как заставила его пить виски прямо из графина и сурово следила за ним, а потом держала над унитазом его голову.

Когда повзрослеешь и научишься пить, Джедидая, мы с тобой выпьем, как воспитанные люди. А до тех пор не хватайся за то, с чем не можешь справиться.

– Херес, бабушка? – спросил он, ухмыляясь.

– И почему я должна пить старушечье вино, когда есть хорошее виски? – Шелестя шелками, Онория села в кресло у камина. – Когда же я увижу лачугу, в которую ты переехал?

– В любое время, и это не лачуга. Онория фыркнула и отпила виски из хрустального стакана.

– Квартирка со сквозняками над захудалой лавкой.

– Я не заметил никаких сквозняков.

– Ты жил в приличном доме.

– Я жил в мавзолее с двумя десятками комнат, который я ненавидел. – Джед знал, что этот разговор неизбежен. В конце концов, именно от бабушки он унаследовал упорство, сделавшее его хорошим полицейским. Не желая снова сражаться с чертовым креслом, он прислонился к камину. – Я всегда его ненавидел.

– Это всего лишь кирпич и дерево. Глупо тратить энергию на ненависть к неодушевленным предметам. И в любом случае, ты мог переехать ко мне. Я всегда тебе рада.

– Я знаю. – Они уже не раз пережевывали эту тему, но Джеду хотелось изгнать тревогу из ее глаз, и поэтому он усмехнулся:

– Не хотел мешать твоей интимной жизни.

Онория даже не моргнула.

– Вряд ли ты смог бы мешать мне, живя в восточном крыле. И я всегда уважала твою независимость. – Почувствовав, что внук несколько смягчился, Онория не стала продолжать спор. – Когда ты собираешься вернуться к работе?

– Я не собираюсь возвращаться, – без колебаний ответил Джед.

– Ты разочаровываешь меня, Джедидая. И думаю, ты разочаровываешь самого себя. – Она царственно поднялась. – Принеси мою накидку. Пора ехать.

Дора обожала вечеринки. Обожала почистить перышки, и нарядиться, и провести вечер в толпе. Так она вознаграждала себя за долгие трудовые дни. И даже если она не знала среди приглашенных ни одной живой души, это не имело значения – лишь бы вокруг было множество людей, охлажденное шампанское, музыка и вкусная еда.

Однако на этот раз среди гостей Зимнего бала были и ее друзья, и клиенты, и покровители семейного театра. Дора от души развлекалась, переходя от одной группы к другой, обмениваясь поцелуями в щеки и свежими сплетнями. И в согретом множеством тел зале ей было тепло и уютно, несмотря на открытое вечернее платье. Она воспользовалась случаем надеть его, и ей не пришлось жалеть о своем выборе.

Излучая аромат «Опиума», на Дору налетела Эшли Дрейпер, недавно избавившаяся от второго мужа. Всех своих мужей она умело использовала для того, чтобы подниматься все выше по общественной лестнице.

– Дора, дорогая, ты выглядишь потрясающе. Поскольку Эшли не входила в число близких друзей, ее воздушный поцелуй несколько удивил Дору.

– Эшли, ты ослепительна.

– Как приятно это слышать, хотя у меня полный упадок сил. После Нового года я обязательно проведу недельку в косметической лечебнице. Праздники так утомительны, не правда ли?

– Один бог знает, как мы их выдерживаем. – Дора кинула в рот фаршированную оливку.

Эшли помахала пальцами с ярко-красными ногтями очередной знакомой паре и, продолжая улыбаться, пробормотала:

– Какое ужасное платье. Она похожа в нем на фаршированный баклажан.

Характеристика была убийственно точной. Дора расхохоталась и заодно вспомнила, почему терпит Эшли.

– Ты здесь одна?

– Господи, конечно, нет. – Эшли окинула взглядом толпу. – Мой кавалер – вон тот белокурый Самсон.

И снова Эшли попала в точку. Дора без труда выделила среди множества гостей огромного, атлетически сложенного парня и одобрительно причмокнула.

– Художник, – замурлыкала Эшли. – Я решила стать меценаткой. И раз уж мы заговорили о наших мужчинах, я слышала, что Эндрю порвал с тобой.

– Неужели? – Эндрю, вернее, его мамочка извратила факты с точностью до наоборот, но Дору это только позабавило. – Давай просто скажем, что я подыскиваю человека, который более квалифицированно будет защищать меня от финансовой инспекции.

– И как идут дела в твоем магазинчике?

– О, нам удается время от времени продавать кое-какие безделушки.

– М-м-м, да. – Финансы интересовали Эшли лишь в виде чека, вовремя поступающего от очередного бывшего мужа. – Нам не хватало тебя на вечеринке у Бергманов. В канун Рождества.

– Я… неожиданно возникла проблема.

– Надеюсь, он того стоил, – проворковала Эшли и вдруг крепко схватила Дору за руку. – Посмотри туда. – Она понизила голос до доверительного шепота:

– Гранд-дама собственной персоной. Она редко здесь появляется.

– Кто? – Сгорая от любопытства, Дора вытянула шею, и тут же свистящий шепот Эшли отошел на второй план. Джед! – Сюрприз, сюрприз… Прости меня, Эшли, я должна поговорить с одним парнем в смокинге… – И мысленно добавила: который очень ему идет.

Дора обогнула зал, чтобы подойти к Джеду сзади, и, подождав, пока он занял руки двумя бокалами шампанского, прошептала:

– Я поняла. Ты вернулся в полицию и работаешь под прикрытием. – Тихо выругавшись, Джед обернулся. – Кого пытаешься разоблачить? Охотника за драгоценностями? Или сеть коварных похитителей паштета?

– Конрой, от тебя некуда спрятаться.

– У меня приглашение. – Дора похлопала по сверкающей стразами вечерней сумочке. – А как ты сюда попал, полицейский?

– Господи, как будто мало того, что мне вообще пришлось сюда тащиться, так еще…

– Джедидая! – Властный голос Онории положил конец жалобам. – Ты забыл даже о тех жалких манерах, которые мне удалось тебе привить? Познакомь свою подругу со своей бабушкой.

– Бабушка? – рассмеялась Дора, пожимая аристократическую ладонь Онории. – Неужели? Счастлива познакомиться с вами, миссис Скиммерхорн, хотя это и разрушает мою теорию о том, что Джед вылупился из тухлого яйца с очень жесткой скорлупой.

– Да, любезностью и тактом он не отличается. – Онория изучала Дору со все возрастающим интересом. – И я – миссис Роджерс, моя дорогая. Очень недолго я была замужем за Уолтером Скиммерхорном, но в кратчайший в человеческих возможностях срок исправила эту ошибку.

– Я – Дора Конрой, домовладелица Джеда.

– А. – В единственный звук Онории удалось вложить целую гамму эмоций. – И каким жильцом оказался мой внук?

– Характер несколько неуравновешенный. – Дора искоса взглянула на Джеда и с удовольствием заметила огонь в его глазах. – Но Джед достаточно опрятен и уж точно не скандалист.

– Рада это слышать. Знаете ли, в его юности были моменты, когда я боялась, что его домовладельцем станет тюремный надзиратель.

– Тогда вы наверняка радуетесь, что он выбрал защиту закона, а не его нарушение.

– Я очень горжусь им. Он – первый и единственный Скиммерхорн, чего-то добившийся в жизни.

– Бабушка. – Джед демонстративно взял ее под руку, – позволь мне угостить тебя.

Онория так же демонстративно стряхнула его руку.

– Я вполне способна сама позаботиться о себе. И я должна кое с кем поговорить. Потанцуй с девушкой, Джедидая.

Отдав приказ, старая дама гордо удалилась.

– Да, Джедидая, потанцуй с девушкой.

– Пойди помучай кого-нибудь другого, – предложил Джед, направляясь к бару. Ему просто необходимо было выпить что-нибудь более крепкое, чем шампанское.

Дора дернула его за рукав.

– Эй, приятель, твоя бабушка следит за нами. Держу пари, она устроит тебе взбучку, если ты немедленно не потанцуешь со мной. И постарайся улыбаться пообворожительнее.

Отставив шампанское, Джед ухватил ее за предплечье. Довольно крепко, но Дора постаралась не скривиться.

– Неужели тебе не с кем здесь потанцевать? Слава богу, его рука переместилась на ее талию.

– Если ты имеешь в виду кавалера, то нет. Обычно я хожу на вечеринки одна.

– Почему?

– Если я приду с кавалером, то придется его развлекать, а я предпочитаю развлекаться сама. – Оркестр заиграл лирическую мелодию. – Ты отлично танцуешь, Скиммерхорн. Лучше, чем Эндрю.

– Премного тебе благодарен.

– Конечно, было бы еще лучше, если бы ты смотрел на меня, а не таращился на других. – Когда Джед перевел на нее взгляд, она чуть приподняла голову и улыбнулась. – А тебе весело?

– Ненавижу эти мероприятия. – Черт побери, ну почему так приятно обнимать ее? – А ты наверняка их обожаешь.

– Обожаю. И если бы ты относился к ним адекватно, то и тебе бы нравилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Это же шанс покрасоваться. – Дора погладила его по волосам. – Я потрясающе умею красоваться.

– Я это уже понял.

– Поразительная наблюдательность. Полагаю, ты развил ее на службе.

Джед провел пальцами по ее спине, наткнулся на обнаженную кожу.

– Ты всегда надеваешь на вечеринки что-то блестящее?

– Стараюсь. Тебе не нравится мое платье?

– Нравится. Если это можно назвать платьем. – Песня закончилась, и началась другая, но Джед забыл, что не хотел танцевать с Дорой. Мимо проскользнула Онория в объятиях утонченного седоусого джентльмена. – Ты отлично выглядишь, Конрой.

– Господи. Чувствуешь, как забилось мое сердце?

– Если захочу это почувствовать, то найду более интимную обстановку.

– Ты излучаешь обаяние ради бабушки? Джед снова взглянул на ее лицо и почему-то улыбнулся в ответ на ее улыбку.

– Ты ей понравилась.

– Я внушаю симпатию.

– Ничего подобного. Ты – заноза. – Он снова провел ладонью вверх-вниз по ее спине, наслаждаясь ощущением шелка, плавно переливающегося в шелковистую кожу. – Очень сексуальная заноза.

– Ты уже неравнодушен ко мне, Джед. Дора погладила кончиками пальцев его шею, и ее сердце забилось сильнее.

– Возможно.

Решив испытать их обоих, он легко коснулся губами ее губ.

– Не возможно, а точно, – поправила Дора, чувствуя, как ее пронзил сладостный трепет, и не замечая, что на них уже оборачиваются– Мы могли бы поехать домой, сорвать друг с друга одежду, прыгнуть в постель и частично разрядить это напряжение.

– Интересное предложение, Конрой, но мне кажется, что за ним последует «или». Дора попыталась улыбнуться.

– Или мы могли бы сначала подружиться.

– Кто сказал, что я хочу стать твоим другом?

– А куда тебе деваться? – Дора коснулась его щеки, скорее ласково, чем возбуждающе. – Я могу быть очень хорошим другом. И думаю, что тебе необходим друг.

Джед честно боролся, но что-то в ней трогало его душу.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что каждому человеку необходим друг. Потому что тяжело оставаться одиноким в комнате, набитой людьми, а ты одинок.

Джед сдался и прижался лбом к ее лбу.

– Черт тебя побери, Дора. Я не хочу увлекаться тобой. Я не хочу…

– Ничего? – Она взглянула в его глаза и с болью в сердце прошептала:

– Ты не умер.

– Очень близко к этому. – Он взял себя в руки. – Мне надо выпить.

Они прошли к бару. Дора заказала шампанское, Джед – виски со льдом.

– Я придумала, – сказала Дора как можно беспечнее. – Мы испробуем нечто новенькое. Я не буду дразнить тебя… и наоборот. Никаких двусмысленных замечаний, никакой критики.

Джед внимательно взглянул на нее, взбалтывая содержимое стакана.

– Что остается?

– Мы будем во всем соглашаться друг с другом и хорошо проведем время. – Он вопросительно приподнял брови, и Дора рассмеялась, подхватив его под руку. – Ну ладно. Я хорошо проведу время, а ты постараешься извлечь из ситуации все возможное. Голоден?

– Может быть.

– Тогда обследуем буфет. Заняв руки тарелкой, ты разрушишь мечты всех женщин, пожирающих тебя глазами.

– Никто не пожирает меня глазами. Но он пошел с ней.

– Еще как пожирают. Если бы я не была знакома с тобой, то сама строила бы тебе глазки. – Дора задумалась: лососевый мусс или фаршированные грибы? – и положила в тарелку и то, и другое. – Кажется, я не видела тебя раньше на Зимних балах, а я бываю здесь последние три года.

Ему всегда удавалось оправдать свой отказ работой, вспомнил Джед и, ничего не ответив, ухватил кубик сыра с ее тарелки.

– Тебе трудно болтать, не так ли? – Продолжая улыбаться, Дора доверху наполнила тарелку и великодушно протянула ему. – Я тебе помогу. Я что-нибудь скажу, а ты – в зависимости от сказанного – засмеешься, или вытаращишь глаза, или изобразишь недоумение и что-нибудь ответишь. Готов?

– У тебя хорошо подвешен язык, Конрой.

– Отличное начало. – Дора сунула в рот кусочек шпината в тесте. – Скажи мне, твоя бабушка – та самая Онория Роджерс, что несколько месяцев назад купила на аукционе «Кристи» пару китайских подсвечников в форме слоников?

– Ничего не знаю насчет слоников, но она – единственная Онория Роджерс, о которой я когда-либо слышал.

– Потрясающие подсвечники, во всяком случае, в каталоге они выглядели изумительно. Я не могла вырваться в Нью-Йорк, но сделала несколько телефонных заявок. Конечно, не на перегородчатую эмаль династии Цин. Это выше моих возможностей. Хотелось бы как-нибудь взглянуть на них.

– Если ты добиваешься приглашения, то должна поговорить с бабушкой.

– Скиммерхорн, я просто болтаю. Попробуй это, – сказала Дора с полным ртом и сунула ему в рот кусочек шпината. – Невероятно, правда?

Джед не успел отказаться и, поморщившись, быстро глотнул виски.

– Я не люблю шпинат.

– Я тоже раньше не любила, но папа меня приучил. Мне было тогда двадцать. И я была очень наивна. – Губы Джеда дрогнули, и Дора подняла бокал. – За твою улыбку. Ты очень мил, когда улыбаешься.

– Дора, дорогая. – К буфету скользнула Эшли, волоча, как на буксире, своего юного художника. – Как тебе удается столько есть и не толстеть?

– Маленький контракт с сатаной. Эшли весело рассмеялась и окинула Джеда долгим взглядом. Алчным взглядом, подумала Дора.

– Айседора Конрой. Хитклиф. – Своего спутника Эшли представила с гордостью владельца племенной фермы, хвастающегося жеребцом-рекордистом. – Я обнаружила его в одной очаровательной галерее на Саут-стрит.

– Неужели? – Дора не потрудилась напомнить Эшли, что ее магазин находится на Саут-стрит и она прекрасно знает все местные достопримечательности. – Мне всегда хотелось что-то обнаружить… как Христофор Колумб. Или Индиана Джонс. – Хитклиф выглядел таким озадаченным, что Дора сжалилась над ним и, передав Джеду тарелку, протянула руку. – Эшли говорила мне, что вы – художник.

– Да, я…

– Он рисует потрясающе чувственные пейзажи, Эшли погладила Хитклифа, как обычно гладят любимую собачку. – Ты просто должна их увидеть.

– Не забуду ни в коем случае.

– Кажется, ты не представила нам своего спутника.

– У меня нет спутника. Странное определение. Словно женщина не может сама найти дорогу. Лично я прекрасно умею ориентироваться.

– Дора, – хихикнула Эшли. – Ты такая умная!

– Полоумная, – пробормотал Джед себе под нос. Дора кротко взглянула на него.

– Джед Скиммерхорн, Эшли Дрейпер и Хитклиф.

– О, я узнала капитана Скиммерхорна. – Эшли протянула руку, и ей пришлось дожидаться, пока Джед, пожонглировав, сунул тарелку Доре. – Должна сказать, неуловимого капитана Скиммерхорна. – Она погладила его ладонь. – Нам так редко удается заманить вас на наши маленькие праздники.

– Меня не привлекают маленькие праздники.

На этот раз смех Эшли прозвучал очень сексуально.

– Я сама предпочитаю праздники долгие и интимные. А как вы познакомились с Дорой?

Дора перехватила подачу, чтобы спасти Эшли от язвительного ответа Джеда.

– У нас с Джедом – общая страсть, – сказала она, нарочито медленно отпивая шампанское. – Подушечки для иголок и булавок.

– Подушечки? – тупо переспросила Эшли.

– У Джеда потрясающая коллекция. Мы познакомились на блошином рынке, когда оба вцепились в синюю атласную подушечку с кружевами, викторианскую.

Дора похлопала ресницами и томно вздохнула. Эшли уставилась на Джеда.

– Вы собираете… подушечки?

– С детства. Это просто наваждение.

– И Джед так любит поддразнивать. – Дора бросила на Джеда интимный взгляд поверх края бокала. – Вечно трясет этой подушечкой перед моим носом. И ведь знает, что я сделаю все – ну абсолютно все, чтобы заполучить ее.

– Переговоры… – Джед провел кончиком пальца по ее шее. – Я открыт для переговоров.

– Как интересно, – прошептала Эшли.

– О да, – согласилась Дора. – Ах, я вижу Магду и Карла. Пожалуйста, простите нас. Мне просто необходимо поговорить с ними.

– Подушечки для булавок? – прошептал Джед на ухо Доры, когда они оказались в толпе.

– Я подумала о селедочницах, но они показались мне слишком претенциозными.

– Ты могла бы сказать ей правду.

– Зачем?

Джед подумал немного.

– А как насчет простоты?

– Слишком скучно. И если бы она узнала, что ты живешь рядом со мной, то болталась бы вокруг моей квартиры в надежде соблазнить тебя. А мы ведь этого не хотим, не так ли?

Задумчиво поджав губы, Джед оглянулся через плечо и окинул Эшли внимательным взглядом.

– Ну…

– Она бы использовала тебя и отшвырнула, – заметила Дора. – Я вижу твою бабушку. Ты не должен присоединиться к ней?

– Нет, если ты не хочешь допросить ее с пристрастием насчет тех подсвечников.

Дора совсем не собиралась это делать.

– Ты просто боишься, что она снова заставит тебя танцевать со мной. Знаешь что? Я действительно поболтаю с Магдой и Карлом, а ты найдешь меня позже, если захочешь.

Джед взял Дору за руку, но тут же разжал пальцы.

– Не уходи.

– Какое любезное приглашение! Почему?

– Потому что если мне придется провести в этой ловушке еще пару часов, так уж лучше с тобой.

– Ах, как поэтично! Как я могу отказать? Пойдем, спросим у твоей бабушки, не хочет ли она перекусить. Обещаю поднять вопрос о подсвечниках, только если представится удобный случай.

Тяжелая рука опустилась на плечо Джеда, и он резко обернулся.

– Джед!

– Комиссар!

– Рад видеть тебя. – Полицейский комиссар Джеймс Райкер окинул бывшего подчиненного быстрым внимательным взглядом. – Поддерживаешь форму?

– Да, сэр.

– По-моему, ты слишком задержался в отпуске. Как провел праздники?

– Прекрасно. – Райкер так пристально смотрел на Дору, что Джеду оставалось лишь, исполнить свой долг. – Комиссар Райкер, Дора Конрой.

– Здравствуйте. – Поскольку обе руки были заняты, Дора – вместо рукопожатия – ослепительно улыбнулась. – Итак, вы руководите обеспечением закона и порядка в Филадельфии.

– Я отвечаю за то, чтобы в полиции служили такие люди, как Джед.

Если Райкер не чувствовал напряжения Джеда, то Доре казалось, что между ними вот-вот проскочит искра.

– Полагаю, теперь вы занимаетесь в основном административной работой? – сменила она тему, желая защитить Джеда.

– Да, в основном.

– Вы скучаете по оперативной работе?

– Вообще-то да.

– И я должна задать еще один вопрос. Мой кровожадный племянник обязательно захочет узнать, были ли вы ранены.

Может, вопрос и удивил Райкера, но он прекрасно скрыл свое удивление.

– Нет. Простите.

– Ничего. Я солгу.

– Надеюсь, вы извините меня, мисс Конрой, но я должен украсть Джеда. С ним хочет поговорить мэр.

– Рада была познакомиться с вами, комиссар Райкер.

– Я тоже очень рад. Задержу Джеда всего на пару минут.

Джед вручил Доре пустой бокал.

– Извини.

О, как же ему это не нравится, думала Дора, глядя Джеду вслед. Он ничем не проявил свои чувства: ни взглядом, ни выражением лица, но ситуация для него невыносима. Приговоренный к смерти встретил бы расстрельную команду с большим энтузиазмом.

Когда Джед вернется, он будет взбешен, или подавлен, или просто несчастен. Как помочь Джеду? – думала Дора. Направить его эмоции в другое русло? Отвлечь?

Дора направилась к бару за шампанским. Помогут ли шутки? Пожалуй, легче вывести его из себя. Раздразнить.

– Думаю, им следовало бы тщательнее следить, кому рассылаются приглашения.

Дора сразу узнала этот скрипучий голос и повернулась с ослепительной улыбкой.

– Миссис Дод. Эндрю. Как… мило!

Миссис Дод гневно выпустила воздух через ноздри.

– Эндрю, принеси мне содовую.

– Да, мама.

Обтянутая черным атласом тучная миссис Дод наклонилась так близко, что Дора разглядела на ее подбородке несколько седых волосков, упущенных пинцетом.

– Я всегда видела вас насквозь, мисс Конрой. Я, конечно, предупреждала Эндрю, но он, как любой мужчина, восприимчив к женским уловкам.

– Я сделала операцию по удалению женских уловок. Могу показать шрамы.

Миссис Дод будто не слышала ее.

– Но что еще ожидать от дочери актеров?! Дора сделала глубокий вдох, выдохнула, отпила шампанского. Ни за что на свете эта глупая старуха не выведет ее из себя.

– Эти актерские семьи, – небрежно подхватила Дора. – Фонда, Редгрейвы, Бриджесы. Один бог знает, почему их допускают в общество.

– Вы считаете себя очень умной.

– Мама, я принес.

Миссис Дод яростно отмахнулась и от Эндрю, и от содовой.

– Считаете себя умной, – повторила она так громко, что несколько невольных наблюдателей зашептались. – Но ваши маленькие хитрости не сработали.

– Мама…

– Замолчи, Эндрю. – Глаза старухи горели огнем… как у медведицы, защищающей своего медвежонка.

– Да, Эндрю, замолчи. – Улыбка Доры превратилась в звериный оскал. – Мамаша Дод как раз хотела рассказать мне о моих маленьких хитростях. Вы имеете в виду тот случай, когда я велела вашему скользкому сынку убрать руку из-под моей юбки?

Старуха сердито зашипела:

– Вы заманили его в свою квартиру, а когда ваша жалкая попытка соблазнить его не удалась, вы набросились на него. Потому что он точно понял, что вы собой представляете.

Глаза Доры словно метали молнии.

– И что же?

– Потаскуха, – прошипела старуха. – Шлюха. Бабенка.

Дора отставила бокал и сжала пальцы в кулак, серьезно подумывая, не нанести ли удар, но вместо этого опрокинула свою тарелку на налакированную голову миссис Дод.

С диким воплем и стекающим с глаз лососевым муссом миссис Дод бросилась вперед. Дора приготовилась к отражению атаки, но тут же заорала сама, поскольку ее схватили сзади.

– Боже милостивый, Конрой, – бормотал Джед, волоча ее к дверям зала. – Неужели тебя нельзя оставить даже на пять минут?

– Отпусти меня! – Дора ударила бы его, но ее руки были надежно прижаты к бокам. – Она сама напросилась.

– Мне что-то не хочется вносить за тебя залог. Джед втащил Дору в гостиную с мягкими креслами и деревьями в кадках.

– Сядь. – Джед пихнул Дору в кресло. – Возьми себя в руки.

– Послушай, Скиммерхорн, это было мое личное дело.

– Позвать комиссара, чтобы он арестовал тебя за нарушение общественного порядка? – невозмутимо спросил Джед. – Пара часов в клетке остудила бы тебя.

И тебя, со злостью подумала Дора. Она потопала ногой, сложила руки на груди.

– Дай мне…

Джед уже протягивал ей зажженную сигарету.

– Спасибо.

Он знал, что последует дальше: три-четыре короткие затяжки, затем она раздавит сигарету – и стал считать про себя. Раз. Два. Дора зло взглянула на него. Три.

– Не я это начала.

Она надула губы и раздавила сигарету.

Джед решил, что теперь безопасно сесть рядом с ней.

– Я не сказал, что ты.

– Ты не грозился арестовать ее.

– Ей сейчас не до скандала. Она вытаскивает перец из волос. Хочешь выпить?

– Нет. – Дора предпочитала дуться. – Послушай, Скиммерхорн, она оскорбляла меня, мою семью, женщин вообще. И я терпела. Я терпела даже, когда она называла меня потаскухой, шлюхой. Джед посерьезнел.

– Она тебя так называла?

– И я терпела, потому что говорила себе: она просто сумасшедшая старуха. Я не хотела устраивать сцену. Я не хотела опускаться до ее уровня. Но потом она зашла слишком далеко, переступила черту.

– И что же она сказала?

– Она назвала меня… бабенкой.

Джед заморгал, постарался подавить смешок.

– Как?

– Бабенкой, – повторила Дора, хлопнув кулаком по подлокотнику кресла.

– Давай прикончим ее.

Дора вскинула голову, прищурилась.

– Не смей смеяться.

– Я не смеюсь. Кто смеется?

– Ты, черт побери. Ты кусаешь язык, чтобы не рассмеяться.

– Ничего подобного.

– Я вижу. И ты глотаешь слова.

– Это виски.

– Черта с два. – Дора отвернулась, но Джед успел заметить, что ее губы подрагивают. Он повернул ее к себе, и они глупо ухмыльнулись друг другу.

– Конрой, ты сделала этот вечер интересным. Излив гнев, Дора хихикнула и положила голову на его плечо.

– Я знала, что разговор с мэром и Райкером расстроит тебя, и пыталась придумать что-нибудь.

– Почему ты решила, что я расстроюсь?

– Они ведь давили на тебя, правда? – Джед не шевельнулся, но Дора почувствовала, как он отдаляется от нее. – Мне повезло: попалась миссис Дод, и не пришлось ничего придумывать.

– И ты вывернула тарелку ей на голову, чтобы поднять мне настроение.

– Нет, это был чисто эгоистический поступок, но с отличным побочным эффектом. – Дора повернула голову. – Пожалуйста, поцелуй меня.

– Зачем?

– Мне так хочется. Просто дружеский поцелуй. Джед прикоснулся губами к ее губам.

– Достаточно дружеский?

– Да, спасибо.

Дора начала улыбаться. Но Джед обхватил ее за шею и, не закрывая глаз, снова прижался губами к ее рту, раздвинул языком ее губы, почувствовал ее прерывистое дыхание.

Как глоток воды, свежей сладкой воды после мучительной жажды.

Он не привлек ее ближе к себе. Его поцелуй оставался медлительным, прохладным, контролируемым, но острое желание накрыло ее все сметающей волной.

Когда Джед отстранился, Дора не открыла глаза, поглощая поток нахлынувших ощущений. Ей казалось, что сердце колотится в ушах.

– Господи, – с трудом выдавила она, открыв глаза.

– Проблема?

– Кажется. – Дора крепко сжала дрожащие губы. – Я думаю… я думаю, мне пора.

Она встала, и ноги чуть не подкосились. Очень трудно контролировать ситуацию, когда все дрожит: губы, колени – все.

Дора прижала ладонь к животу, где жарко горел клубок желания.

– Господи, – повторила она и ушла.


Глава 10


Несмотря на все уверения рыжей продавщицы, Ди Карло не сомневался, что картина в кладовке. Где же еще, если Конрой ее купила? Он рассчитывал до полуночи убраться с добычей, однако, к своему крайнему раздражению, обнаружил новую охранную систему. Теперь, если повезет, удастся до полуночи только попасть в магазин.

Да еще повалил мокрый снег. Тонкие хирургические перчатки вряд ли защитят руки.

Хорошо хоть луна скрылась, думал Ди Карло. И раз во дворе нет машин, значит, дом пуст. Несмотря на непредвиденные осложнения, еще есть шанс попасть в Нью-Йорк к утру. Днем он выспится, а потом сядет в последний самолет на Западное побережье, вручит Финли его игрушки, выслушает благодарность, получит щедрую награду и вернется в Нью-Йорк весело праздновать Новый год.

Однако пока ничего веселого: словно вереница ледяных муравьев забралась за воротник и впилась в шею… Ди Карло передернулся… и довольно хмыкнул, когда пал последний тумблер.

Еще пятнадцать минут, и он мог бы поклясться, что в кладовке картины нет. С огромным трудом он совладал с желанием разгромить все вокруг. Однако если не удастся решить проблему с картиной сегодня, то лучше никому не знать о том, что кто-то вламывался в магазин.

Ди Карло еще раз обошел все помещения, машинально прихватывая мелкие безделушки, включая и нефритовую собачонку, которую рыжая красотка пыталась продать ему.

Затем, смирившись с неизбежным, он направился вверх по лестнице и, наткнувшись на верхней площадке на запертую дверь, выругался, правда, без особого энтузиазма. Здесь замок был больше для видимости, и Ди Карло быстро с ним справился.

Он прислушался… ничего не услышал – ни радио, ни телевизора, ни разговоров, – однако осторожно прокрался по коридору и выглянул в окно, убедился, что машины внизу не появились.

Еще три минуты, и Ди Карло уже был в одной из двух квартир, где обыск закончился, практически не начавшись. Никаких картин ни на стенах, ни в шкафах. Под кроватью – скомканный носок и потрепанный роман в бумажной обложке. Даже при минимуме мебели и вещей хозяин явно не утруждал себя уборкой.

Конечно, пистолет тридцать восьмого калибра представлял определенный интерес, однако нельзя было красть что-то заметное, пока не найдена картина, а потому после краткого обследования Ди Карло положил оружие назад в прикроватную тумбочку. Мельком взглянув на тренажер и разбросанные по полу гостиной гантели, он вышел в коридор и через пару секунд был во второй квартире, даже не запертой.

Здесь обстановка оказалась совсем другой. Беспорядок, очевидно, был стилем жизни хозяйки, а в том, что здесь жила Конрой, Ди Карло не усомнился.

Он обвел взглядом стены. Акварельный натюрморт, два старинных портрета – мужской и женский, множество авторских литографий, афиш. Холодильник облеплен набросками пером и детскими рисунками. Но нигде и следа абстрактной картины.

Ди Карло перешел в спальню. Поскольку он оставил входную дверь незапертой, то едва успел нырнуть в огромный шкаф и спрятаться за кучей разноцветной, с эротичным ароматом одежды, когда услышал, как дверь распахнулась и затем с треском захлопнулась.


– Должно быть, я сошла с ума, – сообщила себе Дора. – Точно, чокнулась.

Она скинула пальто, положила его на спинку кресла и широко зевнула. Как же родителям удалось втянуть ее в эту авантюру? Почему она согласилась?

Все еще бормоча под нос, Дора направилась прямо в спальню и включила лампу от «Тиффани», стоявшую на тумбочке у кровати. Совсем по-другому она представляла себе этот вечер. Ее планы были очень простыми. Полное одиночество. Жареные цыплята с канадским рисом на ужин, ванна с ароматическими солями и бокал «Шардонэ». А потом развести огонь в камине, залезть в постель и почитать хорошую книгу…

Но нет. Она снова попала в старую семейную ловушку под названием «Шоу должно продолжаться».

Разве она виновата, что трех рабочих сцены свалил грипп? И виновата ли она в том, что позволила отцу уговорить ее вступить в театральный профсоюз?

– Конечно, нет, – решила Дора, стягивая через голову тонкий свитер. – Не я заразила их этим чертовым гриппом. И я не обязана прыгать за компанию в пропасть только потому, что у меня есть профсоюзный билет.

Вздыхая, Дора наклонилась и стала расшнуровывать высокие черные ботинки. Если честно, ей даже нравилось стоять в кулисах, бросаться на сцену, чтобы сменить декорации или подать реквизит. И она не могла подавить чувство гордости, когда после спектакля актеры несколько раз выходили на аплодисменты.

В конце концов – Дора снова зевнула, – что вошло в плоть и кровь…

Через щелку между дверцами шкафа Ди Карло наслаждался бесплатным стриптизом. И чем больше он смотрел, тем меньше испытывал раздражение от того, что его прервали. Из сложившейся ситуации можно извлечь кое-что.

Отличная фигурка, маленькая, крепкая, гибкая. И очень, очень подвижная… Оставшись в черных кружевных лоскутках, женщина наклонилась, предложив его взгляду аккуратную гладкую попку.

Конечно, Конрой спутала его планы, но Ди Карло мог похвастаться богатым воображением… Он просто подождет, пока эта очень хорошенькая, очень одинокая дамочка ляжет в постель.

Дора повернулась и предоставила ему возможность восхититься упругими, упакованными в кружева грудями.

Очень мило, подумал Ди Карло, улыбаясь в темноте. Очень, очень мило.

И когда она ляжет в постель, не составит труда – учитывая его неоспоримое обаяние… и пистолет двадцать второго калибра – заставить ее сказать, где находится картина.

А после дела – удовольствие. Может, он даже не станет убивать ее.

Дора тряхнула головой, повела плечами. Как будто позирует, подумал Ди Карло. Кровь в паху вскипела и нетерпеливо запульсировала.

Закрыв глаза, улыбаясь, женщина подняла руки к застежке бюстгальтера… и дернулась от бешеного стука в дверь. Ди Карло в глубине шкафа чуть не задохнулся от ярости и разочарования.

– Минуточку! – крикнула Дора, хватая с кровати белый махровый халат. Пока она натягивала его, путаясь в рукавах, грохот продолжался. Включая по дороге свет, Дора быстро прошла через гостиную и взялась за дверную ручку.

– Джед?

– Открывай, Конрой.

– Ты напугал меня, – сказала Дора, открывая дверь. – Я как раз… – Выражение его лица заставило ее умолкнуть. Ей случалось видеть ярость, но никогда такую сильную и никогда – направленную на нее. Она инстинктивно схватилась за горло и попятилась. – В чем дело?

– Что ты возомнила о себе, черт побери? Что ты делаешь?

– Я… я ложусь спать.

– Решила, что, если у тебя есть ключ, ты можешь копаться в моих вещах, когда тебе захочется?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Хватит придуриваться. – Джед крепко схватил ее за запястье и выдернул в коридор. – Я знаю, когда в моих вещах ковыряются.

– Ты делаешь мне больно. – Дора пыталась говорить строго, но ничего не вышло. Ей было страшно, очень страшно, а ведь это только начало.

– Ты сознательно рисковала, вторгаясь в мою личную жизнь. – Джед швырнул ее к стене, и ее придушенный крик боли и удивления только сильнее разжег его гнев. – Что ты искала? Что ты хотела найти?

– Отпусти меня. – Слишком напуганная, чтобы отрицать его обвинения, Дора попыталась вырваться. – Убери руки.

Зверь, дикий зверь, вырвавшийся из клетки, – больше ни о чем она не могла думать.

– Ты решила, что можешь копаться в моих ящиках, в моем шкафу и тебе это сойдет с рук? – Джед оторвал ее от стены и, как она ни упиралась, потащил за собой. – Отлично. – Он распахнул дверь своей квартиры и втолкнул Дору внутрь. – Смотри. Хорошенько смотри.

Дора судорожно глотала воздух. Сердце бешено колотилось о ребра. Даже губы ее стали серыми.

Бежать вряд ли удастся. Джед стоял между ней и дверью, и, судя по выражению его лица, бесполезно взывать к его рассудку.

– Ты сошел с ума.

Ни один из них не слышал, как Ди Карло проскользнул по коридору и спустился по лестнице.

Дрожащей рукой Дора натянула сползший с плеча халат.

– Ты думала, что я не замечу? – Она не успела уклониться, и Джед, схватившись за отвороты халата, почти оторвал ее от пола. Швы с треском поддались. – Я был полицейским четырнадцать чертовых лет. Меня не обманешь.

– Прекрати! – Дора попыталась отпихнуть его. Треск рвущейся ткани прозвучал как вопль. Слезы ужаса и ярости брызнули из ее глаз, затуманив зрение. – Я не была здесь. Я ничего не трогала.

– Не лги мне. – Но первые сомнения протиснулись сквозь пелену бешенства.

– Отпусти меня. – Дора рывком освободилась, пошатнулась и ударилась о стол. Медленно, явно ожидая нового нападения, она стала продвигаться к двери. – Я не была здесь. Я вернулась домой десять минут назад. Пойди пощупай капот моей машины. Возможно, он еще теплый. Я весь вечер была в театре. Можешь позвонить и проверить.

Джед молча смотрел, как она пробирается к двери. Халат распахнулся, и он видел, как дрожит ее тело, покрывшееся испариной страха. Она уже рыдала взахлеб.

– Не подходи ко мне. Не смей подходить ко мне.

Дора вылетела в коридор, оставив распахнутой его дверь, и захлопнула свою.

Джед стоял, не шевелясь, и ждал, когда замедлится сердцебиение, ждал, когда сможет хоть чуть-чуть владеть собой.

Черт побери, он не ошибся. Не ошибся. Кто-то был в квартире. Кто-то передвигал книги, перебирал одежду, брал в руки пистолет.

Но это была не Дора.

Джед надавил на глаза ладонями, бессильно опустил руки. Он сорвался. Ничего удивительного. К этому шло уже несколько месяцев. И разве не поэтому он сдал полицейский жетон?

Сегодня он целый день общался с адвокатами, бухгалтерами, банкирами и, явившись домой, сломался, как соломинка.

И до смерти напугал женщину. Почему он набросился именно на Дору? Потому что она увлекла его, разрушила его оборону. И он нашел отличный способ заставить ее заплатить за это. Джед обругал себя и потащился в кухню… к виски.

Его рука с бутылкой замерла над стаканом. Это легкий путь. Джед взъерошил волосы, глубоко вздохнул и, выбрав трудный путь, отправился к двери Доры.

Дора сидела на подлокотнике кресла, обхватив себя руками и раскачиваясь взад-вперед. Когда раздался стук в дверь, она вскинула голову, с трудом поднялась на ноги.

В коридоре Джед уперся лбом в дверь и закрыл глаза.

– Дора, прости. – В ответ тишина. Он тихо выругался и стукнул снова. – Впусти меня на минуту. Я должен убедиться, что с тобой все в порядке. – Молчание тянулось, все сильнее сжимая его грудь. – Дай мне одну минуту. Клянусь, я не дотронусь до тебя. Я хочу убедиться, что ты в порядке, вот и все.

Отчаявшись получить ответ, он схватился за дверную ручку.

Дора с ужасом следила, как поворачивается ручка.

Боже, о боже, она забыла запереть дверь. Тихий вскрик замер в ее горле. Она подскочила к двери как раз в тот момент, когда Джед открыл ее.

Джед увидел дикий страх на ее лице. За годы службы он слишком часто видел этот страх на множестве лиц. Он очень ловко умел внушать такой страх, но, дай бог, еще не разучился рассеивать его. Очень медленно он поднял руки.

– Я не тронусь с места. Я не подойду ближе. – Она тряслась, как осиновый лист. – Дора, я не дотронусь до тебя. Я хочу извиниться.

– Просто оставь меня в покое. Ее щеки еще были мокрыми, но глаза уже высохли и смотрели на него с ужасом. Он не мог уйти и оставить ее с этим страхом.

– Я причинил тебе боль? – Он мысленно обругал себя за идиотский вопрос. На ее руках уже выступили синяки. – Да, да, прости.

Он вспомнил, как она вскрикнула, когда он швырнул ее на стену, и желудок его сжался.

– Почему?

Ее вопрос удивил его.

– Какое это имеет значение? Никакие оправдания не могут искупить то, что я сделал. Я хотел бы… – Джед шагнул к ней и остановился, увидев, как она вздрогнула. Он предпочел бы удар в солнечное сплетение. – Я бы хотел найти оправдание, но не могу.

– Я хочу знать: почему? Уж это ты мне должен. Ее пальцы нервно теребили ворот халата. У него сжалось горло. Он не знал, что хуже: промолчать или объяснить ей. Но она права. Он перед ней в долгу.

– Спек обыскал мой дом через неделю после убийства моей сестры. – Ни выражение его лица, ни голос не выдали того, что стоили ему эти слова, – На комоде он оставил ее фотографию и пару газетных вырезок о взрыве. – Тошнота нахлынула почти с такой же силой, как в тот день, и Джед побледнел, подавляя ее. – Спек просто хотел, чтобы я знал: он может добраться до меня в любой момент. Он хотел, чтобы я точно знал, кто убил Элейн. Когда я сегодня вернулся домой и подумал, что ты заходила в квартиру, я сорвался.

На ее выразительном лице отражалось все, что она чувствовала. Страх, гнев и – как соль на его раны – сочувствие.

– Не смотри на меня так. Это ничего не меняет, – резко сказал он. – Я сделал то, что сделал, и был способен на худшее.

Дора опустила глаза.

– Ты прав. Это ничего не меняет. Когда ты поцеловал меня вчера вечером, я подумала, что между нами что-то происходит. Что-то очень хорошее. – Она снова взглянула на него, и теперь ее взгляд был холодным. – Но теперь это невозможно. Ничего не выйдет. Потому что ты не можешь доверять мне. Это тоже причиняет боль, Джед, но это моя ошибка.

Горькое, знакомое чувство беспомощности охватило его.

– Если хочешь, я могу съехать. Сегодня же. А вещи забрать позже.

– В этом нет необходимости, но делай, как сочтешь нужным.

Кивнув, он попятился в коридор.

– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? Вместо ответа она подошла к двери, тихо прикрыла ее и заперла.

На следующее утро, найдя в вазочке на своем письменном столе маргаритки, чуть поникшие, но пахнувшие уже весной, Дора упрямо подавила первый порыв удовольствия.

С раннего утра она слышала монотонный стук гантелей. Джед не выехал.

И этому она не собиралась радоваться. Отныне Джед Скиммерхорн будет для нее лишь квартиросъемщиком. Не более того. Она никому не позволит пугать ее, угрожать ей, разбивать ее сердце… а потом снова соблазнять пучком маргариток. Она будет ежемесячно получать в банке деньги по его чеку, вежливо кивать ему, если они случайно столкнутся в коридоре, и продолжать жить своей собственной жизнью.

Гордость не позволит ей поступать иначе.

Поскольку Терри и Ли вполне справлялись с покупателями, Дора решила разобраться со счетами и достала чековую книжку.

Через несколько минут она украдкой взглянула на маргаритки и поймала себя на том, что улыбается. Услышав топот на лестнице, она поджала губы и уставилась на счет за электричество.

Джед остановился в дверях, отчаянно пытаясь найти какие-нибудь подходящие слова. Он мог бы дать голову на отсечение: с момента его появления температура в кладовке опустилась градусов на десять. В общем-то, Дора права, но он почувствовал себя еще большим идиотом, чем когда покупал ей цветы, возвращаясь из спортивного зала.

– Если ты собираешься работать здесь, я могу закончить полки позже.

– Я буду заниматься документами еще часа два, – ответила она, не поднимая головы.

– У меня есть кое-какие дела в городе. – Джед подождал ответа, не дождался. – Тебе ничего не нужно?

– Нет.

– Хорошо. Отлично. – Он стал подниматься по лестнице. – Тогда я покончу с полками днем. После того как съезжу в город и куплю себе власяницу.

Дверь наверху захлопнулась. Дора приподняла брови.

– А ты думал, что, увидев эти цветы, я брошусь тебе на шею? Подонок. – Она взглянула на вошедшую из магазина Терри. – Все мужики – подонки.

Дора ожидала, что Терри, как обычно, ухмыльнется и приведет парочку собственных примеров, но девушка явно была в отчаянии.

– Дора, ты забирала к себе нефритовую собачку? Маленькую, китайскую?

– Китайскую собачку? – Дора задумалась, постукивая ручкой по столу. – Нет. Я с Рождества ничего не трогала. А что случилось?

Терри выдавила слабую улыбку.

– Я не могу найти ее. Я нигде не могу ее найти.

– Может, ее просто задвинули куда-нибудь. Может, Ли…

– Я уже спрашивала Ли, – еле слышно прервала Терри. – Я на днях показывала эту собачку одному посетителю. А сейчас ее нет.

– Не паникуй. – Дора решительно встала. – Пойдем посмотрим. Может, я сама ее передвинула.

Но она точно знала, что ничего не трогала. Может, со стороны «Салон Доры» казался милым нагромождением хлама вперемежку с ценными вещами, но в кажущемся хаосе царила система – собственная система Доры.

Дора знала место каждой вещи, вплоть до последней шелковой открытки.

Ли, показывавшая покупателю табакерки, с тревогой взглянула на сестру и вернулась к своим обязанностям.

– Она была в этом шкафу, – тихо сказала Терри. – Я показывала ее в канун Рождества, перед самым закрытием. И я точно видела ее вчера, когда продала французскую статуэтку. Они стояли рядом. Я бы заметила, если бы ее не было тогда.

– Не волнуйся. – Дора успокаивающе похлопала Терри по плечу. – Давай осмотримся.

Доре хватило одного взгляда на письменный столик атласного дерева, но она постаралась скрыть тревогу.

– Терри, ты что-нибудь продала сегодня утром?

– Чайный сервиз, мейсенский, и пару мундштуков. Ли продала колыбель красного дерева и два медных подсвечника.

– И больше ничего?

– Нет. – Побледневшие щеки Терри стали еще белее. – Что-то еще пропало?

– Флакон для нюхательной соли. – Дора подавила проклятье. – И чернильница, которая стояла рядом.

– Оловянная? – Терри повернулась к столику и застонала:

– О господи!

Дора покачала головой, предотвращая дальнейшие комментарии, и быстро обошла магазин.

– Английское пресс-папье… Хрустальный флакон для духов фирмы «Баккара»… Печать Фаберже… – Одна эта печать стоила пять тысяч двести долларов. Тяжелый удар. – И бакелитовый портсигар. – Почему-то пропажа трехдолларового портсигара разъярила Дору не меньше, чем исчезновение «Фаберже». – Все достаточно мелкое, чтобы сунуть в карман или в сумочку.

– За все утро не было и десятка покупателей. Не понимаю, как… О, Дора, я должна была получше следить.

– Это не твоя вина.

– Но…

– Ты не виновата. – Ласково, несмотря на то что ее мутило от гнева, Дора обняла Терри за талию. – Мы не можем обращаться со всеми, кто входит в эту дверь, как с потенциальными воришками. Кончится тем, что мы поставим повсюду видеокамеры и запрем все витрины. Такая серьезная кража у нас впервые.

– Дора, «Фаберже».

– Да. Я сообщу в страховую компанию. Для этого они и существуют. Терри, иди на обед прямо сейчас.

– Я не смогу проглотить ни кусочка.

– Тогда погуляй. Купи новое платье. Тебе станет легче. Терри высморкалась.

– Ты не злишься?

– Злюсь? Я в бешенстве. – Дора прищурилась. – Надеюсь, они вернутся и попытаются еще что-нибудь украсть. Тогда я смогу переломать их жадные пальчики. А теперь иди, проветрись.

– Хорошо. – Терри снова высморкалась и оставила Дору одну в маленькой комнате.

– Серьезно? – спросила Ли, просовывая голову в дверь.

– Довольно серьезно.

– Милая, мне очень жаль.

– И никаких «Я же говорила тебе, что все надо запирать»?

Ли вздохнула.

– Наверное, эта кража должна была доказать мою правоту, но, поработав здесь несколько недель, я поняла, почему ты ничего не запираешь. Это испортило бы атмосферу.

– Да. – Дора потерла лоб, чувствуя, как наливается болью голова. – За десять тысяч долларов можно купить отличную атмосферу.

– Десять тысяч, – в ужасе повторила Ли. – Десять тысяч долларов? О, Дора, какой кошмар.

– Не волнуйся, я застрахована. Черт побери. Послушай, повесь на часок табличку «Закрыто». Пообедай или еще что-нибудь. Мне необходимо закатить истерику, и я хочу сделать это в одиночестве.

– Ты уверена? – Ли взглянула в сверкающие глаза сестры. – Да, ты уверена. Я запру. Спасибо.


Глава 11


Направляясь к полицейскому участку впервые после отставки, Джед не переставал задавать вопрос, не изобрел ли он еще один способ наказать себя. Вполне можно было встретиться с Брентом в любом другом месте и избежать болезненных воспоминаний.

Но он вошел в свой старый участок, место, где провел восемь из четырнадцати лет службы, потому что знал: рано или поздно ему придется это сделать. После вчерашнего срыва он понял, что ему придется посмотреть в глаза еще многим и многим фактам.

Ничего не изменилось. В спертом воздухе все так же стоял запах пролитого кофе, не очень чистых тел, застоявшегося табачного дыма и еще более отвратительный, но неизменный запах дезинфицирующих средств. И все те же знакомые звуки: трезвон телефонов, стук клавиш компьютеров, слишком громкие голоса.

Отсутствие пистолета под мышкой усугубляло его неловкость. Более того. Он чувствовал себя голым.

Джед чуть не выскочил на улицу, но двое полицейских в форме, направлявшиеся на патрулирование, явно узнали его, а тот, что слева – Снайдер, вспомнил Джед, – отдал ему честь.

– Капитан, сэр.

Все больше молодежи с каждым годом, подумал Джед. Этот вообще вряд ли начал бриться.

– Офицеры, – коротко кивнул он и обреченно двинулся дальше.

У стола дежурного Джед остановился и стал молча ждать, пока широкоплечий сержант повернется к нему.

Глядя сзади на эти бычьи плечи и шею, ни за что не догадаешься, что у парня лицо как у плюшевого медвежонка.

– Привет, Райан.

Сержант расплылся в такой широкой улыбке, что его глаза почти исчезли в мягких складках румяной ирландской кожи.

– Капитан! Черт побери. – Перегнувшись через стол, сержант как тисками сжал руку Джеда. – Рад вас видеть. Очень рад.

– Как дела?

– О, по-старому. Все как прежде. Лоренцо ранили на прошлой неделе в винной лавке.

– Я слышал об этом. Как он?

– Поправляется. – Райан подмигнул. – Прошли те времена, когда парень небрежно стирал кровь и возвращался на улицы.

– Сначала разжевав пулю зубами.

– Вот именно. – Кто-то позвал Райана, и он крикнул, чтобы подождали. – Нам тут скучновато без вас, капитан. Голдмен не так уж плохо командует. Я хочу сказать, что он умеет перекладывать бумажки, но посмотрим правде в глаза: он – козел.

– Привыкнете. Райан покачал головой:

– Нет, сэр. Не ко всему можно привыкнуть. Парни знали, что с вами всегда можно поговорить напрямик. Знали, что найдут вас на улице не реже, чем в кабинете. К Голдмену приходится пробиваться через заслон инструкций. – Добродушное лицо сержанта скривилось в ухмылке. – Не выходит из кабинета, если только его не ждут репортеры.

Джед невозмутимо слушал легко льющийся поток информации.

– Хорошая пресса никогда не мешала департаменту. Лейтенант Чэпмен здесь? Мне надо поговорить с ним.

– Конечно. Кажется, он в своем кабинете. Проходите. Джед не тронулся с места.

– Райан, дай мне гостевой пропуск. Райан порозовел от смущения.

– К черту, капитан.

– Сержант, мне нужен гостевой пропуск.

– Меня тошнит, – пробормотал Райан, вытаскивая пропуск. – Я должен это сказать: меня тошнит.

– Ты сказал.

Джед прикрепил пропуск к рубашке.

Ему пришлось пройти через весь участок, старательно игнорируя удивленные лица, вопрошающие глаза. Он предпочел бы медленный вальс на горячих углях. Каждый раз, как кто-то окликал его по имени, каждый раз, когда он останавливался, чтобы перекинуться парой слов, сжимались все внутренности.

Когда Джед добрался до кабинета Брента, у него уже свело шею и стучало в висках.

Небрежно стукнув в дверь, он вошел. Брент сидел за заваленным бумагами столом, прижимая к уху телефонную трубку.

– Скажи мне что-нибудь новенькое. – Брент поднял глаза, и мгновенно раздражение в них исчезло. – Да, да. Позвони, когда будешь готов говорить начистоту. – Брент положил трубку и откинулся на спинку стула. – То-то мне показалось, что уровень шума в участке повысился. Ты был по соседству и решил заглянуть, так?

– Нет. Джед сел, вытащил сигарету.

– А, знаю. Соскучился по дозе полицейского кофе.

– Если до этого дойдет, мне уже ничто не поможет. – Джед чиркнул спичкой. Он не хотел спрашивать, не хотел вмешиваться в их дела… – Голдмен действительно такой козел, как говорит Райан?

Ухмыльнувшись, Брент поднялся, чтобы налить пару, стаканчиков кофе.

– Ну, мистером Популярностью его не назовешь. На днях я поймал Томаса в раздевалке: он втыкал булавки в маленькую куклу. Я узнал Голдмена по глазкам-пуговкам и большим зубам.

Джед взял кофе.

– И что ты сделал?

– Сам воткнул пару булавок. Но Голдмен, похоже, чувствует себя отлично.

Джед усмехнулся. Первый же глоток кофе стер усмешку с его лица.

– Знаешь, я мог бы замолвить за тебя словечко перед шефом. Думаю, он прислушается к моим рекомендациям.

– Не заинтересован. – Брент снял очки и попытался стереть пятна со стекол. – Я не умею раздавать поручения. Все кончится тем, что Томас будет втыкать булавки в прелестную куколку в роговых очках. Послушай, Джед, возвращайся.

Джед уставился в кофе, затем медленно поднял глаза.

– Не могу, Брент. Я в ужасном состоянии. Верни мне жетон, и я не знаю, кто за это заплатит. Вчера вечером… – Он не смог продолжать и глубоко затянулся сигаретой. – Вчера вечером кто-то был в моей квартире, копался в моих вещах.

– Еще один взлом? Джед покачал головой.

– Едва заметный. Кое-что сдвинуто, закрыт ящик, который я оставил приоткрытым – в таком роде. Меня почти весь день не было дома. Занимался имуществом Элейн. – Джед устало потер шею. – А потом выпил, сходил в кино. Вернулся домой, огляделся и набросился на Дору.

Джед снова отхлебнул кофе. Не горше, чем вкус, уже поселившийся во рту.

– Я бросился на нее, не раздумывая. Заподозрил в преступлении и приговорил. – Джед с отвращением раздавил в пепельнице сигарету, встал и зашагал взад-вперед по кабинету. – Я напугал ее до смерти.

– Господи, Джед. Ты не… ты не ударил ее?

– Нет. – Он заслужил такой вопрос, и нечего обижаться. – Я запугал ее и сам пришел в ужас, когда остыл. Я просто сорвался и не хочу повторить что-либо подобное, прикрываясь полицейским жетоном. Этот жетон кое-что значил для меня.

– Я знаю тебя почти десять лет и ни разу не видел, чтобы ты злоупотребил им.

– И не собираюсь. В любом случае я пришел не за этим. Дора не была в моей квартире. Тогда кто же?

– Может, вернулся тот, кто был в первый раз. Искал что-нибудь ценное.

– У меня почти нет вещей, но в ящике была пара сотен долларов, пистолет, плейер «Сони». Квартира Доры набита ценностями.

– Сигнализация?

– Я осмотрел ее и ничего не заметил. Этот парень – профессионал. Может быть, один из сподвижников Спека. Решил отомстить за него.

– Спек – не из тех, кому хранят верность после смерти. – Однако, как и Джед, Брент не мог отмахнуться от этой возможности. – Я проверю. Почему бы не установить наблюдение за зданием?

В обычных обстоятельствах Джеду была бы противна сама мысль об охране, сейчас он лишь согласно кивнул.

– Я был бы благодарен. Если кто-то охотится за мной, я не хочу, чтобы пострадала Дора.

– Считай дело сделанным. А теперь скажи, как ты собираешься мириться с Дорой.

Джед уставился на плакат на противоположной стене и фыркнул.

– Я извинился, черт побери. И предложил съехать, но ей, кажется, все равно. – Он еще что-то пробормотал под нос, но Брент расслышал.

– Неужели? Ты что-то сказал о цветах?

– Я купил ей эти чертовы цветы. Она даже не взглянула на них. И не желает смотреть на меня. Я бы наплевал, только…

– Что только?

Джед резко развернулся и хмуро уставился на друга.

– Брент, она меня достала. Я не знаю, как она это сделала, но она зацепила меня. Я свихнусь, если не получу ее в ближайшее время.

– Плохой признак. Очень плохой признак. – Тебя это веселит?

– Ну… да. – Брент усмехнулся и надел очки. – Если честно, здорово веселит. Насколько я помню, ты всегда очень хладнокровно управлял своими желаниями. Я считал это следствием первоклассного воспитания. А теперь ты стоишь с рыболовным крючком во рту, и тебе это очень идет.

Джед ответил свирепым взглядом.

– Итак, она злится, – невозмутимо продолжал Брент. – Приятель, она заставит тебя попотеть, поунижаться.

– К дьяволу. Я не собираюсь унижаться. – Джед сунул кулаки в карманы. – Но лучше бы она злилась, а не боялась. – И, говоря это, он осознал, что не сможет больше вынести страх в ее глазах. – Пожалуй, на обратном пути куплю еще цветов.

– Может, лучше камешки. Что-нибудь на шею.

– Драгоценности? Я не собираюсь зарабатывать прощение взяткой.

– Тогда зачем цветы?

– Цветы – не взятка. Как женатый мужчина, ты должен это знать. Цветы сентиментальны. Драгоценности дарят из корыстных побуждений.

– Между прочим, не знаю никого, корыстнее разъяренной женщины. Можешь спросить мою жену. – И уже вслед Джеду Брент крикнул:

– Эй, Скиммерхорн! Я с тобой свяжусь.

Тихо посмеиваясь, Брент вернулся за свой стол и нашел в компьютере файл, касающийся Спека.

Джед удивился, увидев Дору за письменным столом. Он отсутствовал больше трех часов, а за то короткое время, что он знал ее, она никогда не возилась с документами и половины этого времени. Дора явно предпочитала общение с покупателями, а может, ей нравился процесс получения денег.

Возможно, и то, и другое.

Но его не удивило, что она, как и утром, абсолютно проигнорировала его. Он был вполне готов к подобному приему.

– Я кое-что принес тебе.

Джед водрузил на стол большую коробку и с некоторым удовлетворением заметил в ее глазах проблеск интереса.

– Это всего лишь халат. Вместо того, что я порвал вчера.

– Понимаю.

Джед нервно дернул плечами. Ему казалось, что он заслужил большей реакции за свои страдания: шатаясь по отделу женскому белья в сопровождении сияющей продавщицы, он чувствовал себя извращением. Правда, в результате он покинул отдел с практичным махровым халатом.

– Надеюсь, я не ошибся с размером, но, может, проверишь.

Дора медленно закрыла чековую книжку, сложила руки на столе и взглянула на него, только вместо любопытства ее глаза сверкали гневом.

– Давай проясним ситуацию, Скиммерхорн. Ты думаешь, что трогательным пучком цветов и халатом расчистишь себе дорогу?

– Я…

Дора не дала ему ни шанса.

– Ты думаешь, что я растаю от пучка маргариток? Так? Не знаю, как ты справлялся раньше, приятель, но со мной этот фокус не пройдет. – Она поднялась и, хлопнув по коробке, наклонилась к нему. Если бы взгляд мог убивать, он уже валялся бы на полу, истекая кровью. – Непростительное поведение нельзя оправдать парой жалких подарков и щенячьим выражением лица.

Дора почувствовала, что срывается на крик, и умолкла, пытаясь овладеть собой.

– Продолжай, – тихо сказал Джед. – Говори до конца.

– Хорошо. Отлично. Ты врываешься в мою квартиру, вываливая на меня обвинения. Почему? Потому что я оказалась под рукой и потому, что тебе не понравилось, как развиваются наши отношения. Ты даже не подумал, что мог ошибиться, ты просто бросился в атаку. Ты напугал меня до смерти, а самое отвратительное… – Она сжала губы и отвернулась. – Самое унизительное – я просто дрожала и плакала. Я не сопротивлялась. – Теперь, признавшись, она немного успокоилась и снова повернулась к нему. – И это гложет меня больше всего.

Он прекрасно понимал ее.

– Ты – чокнутая, если сожалеешь, что не бросилась на меня.

– Не в этом дело.

– Именно в этом. – Гнев снова зашевелился в нем, только на этот раз направленный на него самого. – Господи помилуй, Дора, ты столкнулась с маньяком, тяжелее тебя на тридцать килограммов. Что бы ты сделала? Свалила бы меня на пол?

– Я знаю приемы самообороны. – Она гордо вскинула голову. – Я могла что-нибудь сделать.

– Ты сделала. – Он вспомнил, как ее слезы остудили его пыл. – Ты сумасшедшая, если стыдишься своего страха.

– Скиммерхорн, я не думаю, что оскорбления помогут тебе все уладить. – Она откинула волосы с лица. Не машинально, заметил Джед. Очень устало. – Послушай, у меня был тяжелый день…

Дора умолкла, когда он взял ее за руку, и замерла. Но он ласково погладил ее руку. Работая, она закатала рукава жакета, и он видел синяки, следы своих пальцев.

– Я могу извиняться до бесконечности, но это ничего не изменит. – Его глаза были выразительнее слов. Он отпустил ее и сунул руки в карманы. – Я не могу сказать, что никогда не оставлял синяков на женщине, потому что это было бы не правдой. Но это всегда происходило при исполнении служебных обязанностей, ничего личного. Я причинил тебе боль. И я не знаю, как это исправить.

Он направился к лестнице.

– Джед. Подожди минутку.

Наивная дурочка, сказала она себе, быстро же ты сдалась.

Она открыла коробку. Халат был почти таким же, как ее, но другого цвета. Она провела пальцем по ярко-зеленому воротнику.

– У них не было белого. – Кажется, Джед никогда еще не чувствовал себя таким идиотом. – Ты носишь яркое, поэтому я…

– Очень мило. Но я не сказала, что прощаю тебя.

– Хорошо.

– Я бы предпочла, чтобы мы вернулись к нормальным отношениям. Я не люблю враждовать с соседями.

– Ты имеешь право установить свои правила. Дора чуть улыбнулась.

– Представляю, как ты страдаешь, отказываясь от власти.

– Ты никогда не была мужчиной, покупающим женское белье. Ты ничего не знаешь о страданиях. – Ему хотелось коснуться ее, но он сдержался. – Дора, мне очень жаль.

– Я знаю, правда, знаю. Утром я злилась на себя не меньше, чем на тебя. И не успела остыть, как возникли проблемы в магазине. Так что, когда ты вернулся, я жаждала крови.

– Какие проблемы?

– Кража. – Ее взгляд снова стал жестким. – Сегодня утром, вскоре после того, как ты уехал покупать власяницу. Джед не улыбнулся.

– Ты уверена, что вчера перед закрытием все было на месте?

– Я знаю свои вещи, Скиммерхорн.

– Вчера ты сказала, что вернулась за несколько минут до меня.

– Да, что это…

– Ты была расстроена, когда я оставил тебя. Ты все еще была расстроена сегодня утром. Ты могла не заметить.

– Не заметить что?

– Пропало ли что-нибудь из квартиры. Пойдем посмотрим.

– О чем ты говоришь?

– Кто-то был вчера в моей квартире.

Дора не ответила, но ее лицо выразило сомнения.

– Я говорю это не ради оправданий, но кто-то был в моей квартире. – Джед постарался говорить спокойно. – Полицейские видят то, что не видят гражданские. Я подумал, что кто-то из людей Спека решил попугать меня, но, возможно, ошибся. Кто-то искал ценности.

– А как же сигнализация? И твои новые замки?

– Нет таких замков, которые нельзя открыть. Джед схватил ее за руку и поволок к лестнице.

– Ну, тебе удалось меня успокоить. Минуту назад я злилась на магазинного воришку, теперь ты говоришь, что грабитель рыскал по моей квартире. Оказывается, я не знала своего счастья.

– Просто проверим. Где ключи?

– Там не заперто. – Его испепеляющий взгляд привел ее в бешенство. – Послушай, всезнайка, наружная дверь заперта, и я сидела внизу. Кроме того… – Она распахнула дверь. – Здесь никого не было.

– Неизвестно. – Джед проверил ее замок. Никаких следов постороннего вмешательства. – Вчера ты запирала дверь?

– Может быть. – Дора надула губы. – Не помню.

– Держишь дома деньги?

– Немного. – Она подошла к двухтумбовому письменному столу и открыла ящик. – Вот они. На месте. Как и все остальное.

– Ты не смотрела.

– Джед, я знаю, что ничего не пропало. Он обвел взглядом комнату, узнавая антикварные вещицы так же легко, как лица преступников.

– Что случилось с картиной? Той, что висела над диваном?

– Абстрактная? Мама решила, что она ей нравится, и я отдала ей на некоторое время. – Дора показала на два портрета, заменившие картину. – Я подумала, что пока эта парочка составит мне компанию, но ошиблась. Они такие строгие….

– Драгоценности?

– Конечно, у меня есть драгоценности. Ладно, ладно. – Она смиренно направилась в спальню, открыла шкатулку, стоявшую на низком комодике. – Похоже, все здесь. Трудновато вспомнить, потому что я кое-что одалживаю Ли, а она – мне… – Дора вытряхнула из бархатного мешочка серьги с изумрудами. – Если бы кто-то ковырялся здесь, то уж это бы не оставил. Изумруды настоящие.

– Ладно, – сказал Джед, бегло осмотрев содержимое шкатулки. Его не удивило, что украшений Доры хватило бы на дюжину женщин. Дора обожала чрезмерность во всем. И его не удивило то, что ее спальня так же загромождена и все равно уютна, как и гостиная. И так же женственна.

Джед уставился на кровать: обтянутое синей парчой Изящное изголовье, ярко-синее атласное покрывало, гора пестрых подушек.

– Ну и кроватка.

– Мне нравится. Людовик XV. Правда, копия. Я купила ее в одном отеле в Сан-Франциско. Не смогла устоять перед этим изголовьем. Я люблю по вечерам развести огонь в камине и читать, сидя в постели. – Дора закрыла шкатулку. – Просторные комнаты, камин в спальне – именно поэтому я купила этот дом. Прости, капитан, мне нечего заявить полиции.

Джед должен был бы испытать облегчение, но дурные предчувствия не отпускали его.

– Дай мне список украденного. Мы… то есть Брент мог бы отправить людей по ломбардам.

– Я уже сообщила в страховую компанию.

– Позволь мне помочь.

На этот раз он не сопротивлялся желанию дотронуться до нее, проверить, не отшатнется ли она. Когда он провел пальцами по ее руке, она лишь улыбнулась.

Итак, он прощен. Вот так, просто.

– Даже если это простая магазинная кража, не очень умно отвергать услуги капитана полиции.

Дора шагнула вперед, но он не шевельнулся, и она просто оказалась на шаг ближе к нему. Ее сердце замерло в груди от чувства, не имеющего ничего общего со страхом.

– Список внизу.

– Я должен сказать: ты была права.

– Это всегда приятно узнать. В чем я была права?

– Я бесился из-за того, что происходило между нами.

– О! – Ее голос дрожал, но с этим она ничего не могла поделать. – И что же происходило между нами?

Его глаза потемнели, напомнив ей о кобальтовых бокалах в витрине ее магазина.

– Я хотел тебя. Я думал о том, как раздеваю тебя, касаюсь тебя, чувствую тебя под собой… И такова ли на вкус твоя кожа, как обещает ее аромат.

Дора, как завороженная, смотрела на него.

– Именно это?

– И я потихоньку сходил с ума.

– А теперь лучше?

Джед отрицательно покачал головой.

– Хуже. Теперь я представляю, что делаю все это в той кровати. Если хочешь отомстить за вчерашнее, просто скажи, что не заинтересована.

Только сейчас Дора заметила, что затаила дыхание, и выдохнула воздух, грозивший разорвать легкие. «Заинтересована»? Не очень точное слово.

– Я думаю… – Она неуверенно рассмеялась, запустила обе руки в волосы. – Думаю, я бы сказала, что готова тщательно рассмотреть твое предложение и напомнить тебе о нем.

– Ты знаешь, где меня найти.

– Да, знаю.

Джед не думал, что смутит ее, но ему это нравилось.

– Не хочешь поужинать где-нибудь? Мы могли бы… обсудить условия.

Дора чувствовала себя очень юной и очень глупой.

– Я не могу. У меня свидание… с племянником. – Она схватила щетку с серебряной ручкой, положила ее обратно на комод. – Он в том возрасте, когда презирают девчонок, и время от времени я хожу с ним в кино или в галерею игральных автоматов. Что-то вроде мальчишника.

– Ты – девчонка.

– Не для Риччи. – Дора снова затеребила в руках щетку. – Я не возражаю против «Оборотней из ада», что делает меня одним из мальчишек.

– Как скажешь. – Джед ухмыльнулся. – Мы устроим свой мальчишник в другой раз.

– Конечно. Может быть, завтра.

– Думаю, смогу втиснуть это мероприятие в свое расписание. – Он ласково вынул щетку из ее беспокойных пальцев и положил на место. – Почему бы не спуститься за тем списком?

Когда они благополучно вышли из спальни, Дора вздохнула с облегчением. Она обязательно обдумает все это… как только снова сможет соображать.

– Ключи внизу? – спросил Джед, выходя в коридор.

– Что?.. Ах, да.

– Хорошо.

Он захлопнул дверь.


Ди Карло мог бы наслаждаться роскошью апартаментов отеля «Ритц-Карлтон»: широченной мягкой кроватью, бесплатным баром, отличным обслуживанием, массажисткой по вызову.

Он мог бы наслаждаться… если бы достал картину.

Поскольку картины у него не было, он кипел от злости.

Если бы не неожиданное появление парня из соседней квартиры, он бы заполучил картину… или узнал бы ее местонахождение.

Вряд ли стоит звонить Финли. До второго января еще есть время. Конечно, ночная неудача нарушила его график, но это всего лишь отсрочка, а не катастрофа.

Ди Карло разжевал еще один орех и запил его оставшимся от ленча «Божоле». Черт побери! Как этот парень узнал, что его квартиру обыскивали?

Раскинувшись в кресле, Ди Карло шаг за шагом прокрутил в голове свои ночные действия. Он не нарушил порядок в квартирах, не взял ни одной вещицы… несмотря на искушение. А то, что он взял внизу, вполне сойдет за магазинную кражу.

Парень заподозрил соседку, значит, можно не менять планы. Надо просто попробовать еще раз. И сделать то, что планировал в минувшую ночь… в точности. Только, теперь женщину придется убить.


Глава 12


Облака рассеялись, и резко похолодало. Узкий лунный серп и звезды, словно заледеневшие капли, разбрызганные по черному небу, не рассеивали темноту, как и крохотные островки света под уличными фонарями. Магазины на Саут-стрит уже закрылись, машины проезжали редко. Время от времени из какого-нибудь ресторана выскакивал запоздалый посетитель и, кутаясь в теплое пальто, бежал к припаркованному у тротуара автомобилю. Затем улица снова затихала.

Заметив патрульную полицейскую машину, Ди Карло крепче сжал руль и повернул за угол, к реке. Подобной помехи он не ожидал. Обычно полицейские слишком заняты, чтобы охранять здания из-за подозрения на взлом или мелкую магазинную кражу.

Может, дамочка ублажает шефа полиции? Или снова невезение? – размышлял Ди Карло. В любом случае это всего лишь еще одно небольшое осложнение. И еще одна причина в конце концов разделаться с аппетитной мисс Конрой…

Ди Карло выключил радиоприемник и, чтобы успокоиться, бесцельно колесил по окрестностям, проигрывая в голове различные сценарии. К тому времени, как он снова появился на Саут-стрит, план действий был готов.

Ди Карло остановился перед полицейской машиной, достал из перчаточного отделения карту Филадельфии и вылез из автомобиля. Он знал, что полицейский увидит лишь дорогую арендованную машину и хорошо одетого, явно заблудившегося мужчину.

– Проблемы, приятель? – Полицейский опустил стекло, обдав Ди Карло ароматами кофе и копченой говядины.

– Точно. – Играя свою роль, Ди Карло застенчиво улыбнулся. – Я обрадовался, увидев вас, офицер. Не знаю, где я не правильно свернул, но, кажется, я кружу на месте.

– Да, думаю, я вас уже видел здесь. Попробуем помочь вам. Куда вы направляетесь?

– Угол Пятнадцатой и Уолнат. – Ди Карло сунул карту в окно. – На карте я его нашел, а вот в реальности все не так просто.

– Никаких проблем. Просто доедете до Пятой и повернете налево. Уткнетесь прямо в Уолнат в районе площади Независимости, потом еще один левый поворот.

– Огромное спасибо, офицер. – Улыбаясь, Ди Карло прижал глушитель пистолета к груди полицейского. Их глаза встретились меньше чем на долю секунды, затем раздались два тихих хлопка. Тело полицейского дернулось, обмякло. Ди Карло тщательно проверил пульс и, не обнаружив его, открыл водительскую дверцу, выпрямил тело, поднял оконное стекло, запер дверцу и спокойно отправился к своей машине. Всю операцию он провел, не снимая перчаток.

И он начинал понимать, почему его кузену Гвидо так нравится убивать.


Дора была разочарована: Риччи, явно получивший более интересное предложение, не принял ее приглашение, и после кино она с сожалением высадила его у дома приятеля.

Надо было заехать к Ли и прихватить двух других племянников. Шумная вечеринка в пижамах успокоила бы ее нервы. Ей не хотелось оставаться в одиночестве.

Нет, поправила она себя, все гораздо сложнее: она не хочет оставаться одна в непосредственной близости от Джеда Скиммерхорна. Несмотря на его очаровательные извинения, нельзя забывать, что он способен на дикие вспышки гнева.

Дора не сомневалась в его искренности и полностью простила его. Она даже поняла его мотивы. Но это не могло изменить тот факт, что парень – ящик с динамитом, причем с очень коротким фитилем. Она не хотела пострадать от следующего взрыва.

И потом, у нее тоже взрывной характер. Может, ее фитиль подлиннее, но разрушительная сила не меньше.

Вполне вероятно, Джеду нужна именно такая женщина. Женщина, которая может дать сдачи, женщина, умеющая не только проигрывать, но и побеждать. Ему было бы легче рядом с человеком, понимающим желание время от времени лягать неодушевленные предметы. Это помогло бы ему выдавить гной из старых ран. Это могло бы…

– Дора, прекрати, – пробормотала она вслух. – Ты все выворачиваешь наизнанку. Это не то, что нужно ему, это то, что нужно тебе.

И тебе точно не нужен любовник с кучей собственных проблем. Как бы обворожительно он ни улыбался.

Машины Джеда не было во дворе. Дора нахмурилась, затем покачала головой. И к лучшему. Раз его нет дома, можно не бороться с желанием постучаться к нему… и навлечь на себя новые неприятности.

Взбежав по лестнице, Дора набрала код, отперла дверь, затем снова включила сигнализацию.

Она не будет испытывать судьбу, прислушиваясь к шагам Джеда, а просто пораньше ляжет спать. Приготовит чай, разожжет огонь в камине, почитает – отличные лекарства от дурацких мыслей.

Дора вошла в квартиру, зажгла елочную гирлянду – разноцветные огоньки всегда улучшали ее настроение – и включила стереопроигрыватель, затем, подпевая Билли Холидею, сняла сапоги и пальто, аккуратно убрала их в стенной шкаф.

Не надев тапочек, в одних чулках, она прошла в кухню поставить чайник. Ее рука, поворачивающая кран, дернулась, когда в гостиной скрипнула половая доска. Сердце рванулось к горлу, вода переполнила чайник и хлынула в раковину… но Дора не услышала больше ни звука, кроме грохота собственного сердца.

– Возьми себя в руки, Конрой, – прошептала она.

Неужели какой-то дурацкий фильм так расшатал ее нервы? Откуда в ее гостиной двухметровый психопат с мясницким ножом? Просто продолжается усадка здания после ремонта.

Удивляясь собственной впечатлительности, Дора поставила чайник на плиту, затем вернулась в гостиную и застыла на пороге.

В комнате было темно, как в пещере. Падавший из кухни свет чуть выделял силуэты мебели… что делало темноту еще более жуткой.

Но ведь она включила елочные фонарики, не так ли? Конечно, включила. Ее рука метнулась к горлу. Короткое замыкание? Нет, нет, музыка звучит, а проигрыватель и гирлянда включены в одну розетку. Дора пыталась мыслить логически, пыталась умерить разыгравшееся воображение.

Наверное, перегорела одна лампочка, и поэтому погасла вся гирлянда.

Дора направилась к елке, и В этот момент свет в кухне за ее спиной погас.

Она с шумом втянула воздух, медленно выдохнула. Липкие пальцы страха заметались по ее коже. Почти минуту она не шевелилась, прислушиваясь к каждому звуку. Ничего, кроме ее сердцебиения и судорожного дыхания. Дора подняла руку к виску, засмеялась. Конечно, ничего. Перегорела лампочка, вот и все.

Богатое воображение – ловкий убийца. Все, что нужно сделать…

Чья-то ладонь зажала ей рот, чья-то рука обхватила талию. Не успев даже подумать о сопротивлении, Дора оказалась прижатой к крепкому телу.

– Детка, ты ведь не возражаешь против темноты? – вкрадчиво прошептал Ди Карло. Шепот только усилит ее страх, да и лишняя мера предосторожности не помешает. – Теперь стой спокойно. Ты знаешь, что это? – Он ослабил хватку лишь настолько, чтобы просунуть пистолет под ее свитер. – Это большой, злой пистолет. Ты же не хочешь, чтобы я им воспользовался, не правда ли?

Она отрицательно покачала головой и крепко сжала веки. Холодная сталь гладила ее тело и абсолютно лишала способности соображать.

– Хорошая девочка. Сейчас я уберу руку. Если завизжишь, мне придется убить тебя.

Когда он убрал ладонь, Дора крепко сжала губы, пытаясь остановить их дрожь. Она не стала спрашивать, что он хочет. Она боялась, что знает.

– Я следил за тобой вчера в спальне, когда ты раздевалась. – Его свободная рука скользнула между ее ногами, его дыхание участилось. – На тебе было черное белье. Кружевное. Мне понравилось.

Его рука заработала, стала тереть ее тело через шерсть брюк. Дора застонала, попыталась вывернуться.

Он следил за ней. Следил. Передергиваясь от отвращения, она ни о чем больше не могла думать.

– Когда мы уладим наше дельце, ты повторишь для меня этот стриптиз.

– Я… у меня есть деньги, – выдавила Дора и снова стиснула зубы, стараясь отключиться от того, что он делал с ее телом. – Несколько сотен наличными. Я отдам их вам.

– Ты много чего отдашь мне. Этот тоже застегивается спереди? – спросил Ди Карло, играя ее бюстгальтером. – О, да. Отлично. А какого цвета? – Она только заскулила в ответ, и он прижал дуло пистолета прямо к ее сердцу. – Отвечай на мои вопросы.

– К-красный.

– И трусики?

Ее покрывшаяся испариной кожа вспыхнула от стыда.

– Да, да, красные.

– Ты горячая штучка.

Он засмеялся. Ее жалобные мольбы, ее дрожащий голос возбуждали его. Неожиданная и приятная награда.

– Мы отлично проведем время, детка, и никто не пострадает. Если ты дашь мне все, чего я хочу. Скажи, что поняла.

– Да.

– Что да?

– Да, я поняла.

– Хорошо. Очень хорошо. Сначала ты скажешь мне, где она, а потом мы устроим вечеринку.

Слезы жгли ей глаза. Вчера она думала, что испугалась Джеда. Но тот испуг не шел ни в какое сравнение с леденящим ужасом, охватившим ее сейчас.

И все, на что она оказалась способной, это дрожать, скулить и покорно ждать, пока ее изнасилуют.

Эта мысль привела ее в чувство. Она не беспомощна… не должна быть беспомощной. Может, он и изнасилует ее, но ему придется потрудиться.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Ей не требовалось симулировать дрожь, и, дай бог, он сочтет ее обмякшее тело достаточным доказательством своей победы. – Пожалуйста, пожалуйста, не причиняйте мне боль. Я сделаю все, что вы хотите, если вы не причините мне боль.

– Надеюсь, не придется.

Она вздрагивала каждый раз, как он проводил пистолетом по ее телу, и кровь его вскипала. Плоть затвердела, и он готов был трахнуть ее немедленно. Кто сказал, что изнасилование – преступление? Размазни, слюнтяи. Это власть. Беспредельная власть.

– Будешь сотрудничать, и мы прекрасно поладим. – Он подцепил застежку ее бюстгальтера дулом пистолета, медленно провел вверх-вниз по ложбинке между грудями. – Теперь слушай. Я все тут обыскал и не нашел ее. Ты скажешь мне, где картина, и я уберу пистолет.

– Картина? – Ее мысли отчаянно метались в голове. Сотрудничать, он сказал? Хорошо, она будет сотрудничать. Но она не будет беспомощной. – Я отдам вам картину, любую картину. Пожалуйста, уберите пистолет. Я не могу думать, мне очень страшно.

– Ладно, детка. – Ди Карло куснул мочку ее уха и опустил пистолет. – Так легче?

– Да.

– Ты не сказала «благодарю вас». – И он снова прижал пистолет к ее груди. Дора закрыла глаза.

– Да, благодарю вас.

Ну вот, теперь она знает, кто здесь главный, с удовлетворением подумал Ди Карло и убрал пистолет.

– Так-то лучше. Гораздо лучше. Просто скажи, где она, и я тебя не обижу.

– Хорошо. – Дора обхватила левый кулак правой ладонью. – Я вам скажу.

Используя силу обеих рук, она воткнула локоть в его живот. Он хрюкнул от боли и отшатнулся. Что-то с грохотом упало на пол. Пистолет?

Дора бросилась к двери, но ноги онемели от страха, и она чуть не потеряла равновесие. Он настиг ее, когда она пыталась открыть дверь на лестницу. Дора завизжала и вонзила ногти в его лицо.

Чертыхаясь, Ди Карло обхватил рукой ее шею точна замком и, надежно преградив доступ воздуха, поволок назад в квартиру.

– Значит, мы не хотим по-хорошему, не так ли? В этот момент они оба услышали топот на лестнице.

Одним отчаянным движением Ди Карло разбил лампочку и затаился в темноте.

Джед пригнулся в дверном проеме, вытянув вперед пистолет.

– Брось его, – прошипел Ди Карло, придушив Дору посильнее. – Одно неверное движение, и я прострелю дамочке позвоночник.

Джед не видел оружие нападавшего, только едва различал бледное лицо Доры.

– Расслабься. – Не сводя глаз с Ди Карло, Джед наклонился и положил пистолет на пол. – Если ты ее задушишь, лишишься щита.

– Встань, руки за голову. Откинь ногой пистолет. Ко мне.

Стараясь не смотреть на Дору, Джед выпрямился, сцепил пальцы на затылке.

– Пистолет сюда.

Джед слегка лягнул пистолет, и тот остановился на полпути между ним и Дорой. Пусть парень подойдет поближе, и тогда у них с Дорой будет шанс. Единственный шанс.

– Извини. Похоже, я промахнулся.

– Назад. Назад, к стене. Черт побери. – Ди Карло начал потеть. Все пошло совсем не так, как он рассчитывал. Но женщина у него, а значит, и картину Финли он получит.

Осторожно, держа женщину между собой и внезапно появившимся мужчиной, Ди Карло стал продвигаться к открытой двери. Чтобы подобрать пистолет, ему пришлось нагнуться и потянуть за собой Дору. Из-за этого маневра его хватка ослабла.

Дора глотнула воздух и выдавила:

– У него нет пистолета.

Она дернулась, задетый ее ногой пистолет Джеда полетел на лестницу. Джед оттолкнул Дору и бросился на грабителя, но тот предпочел бегство.

Джед догнал его внизу у двери, и, сцепившись в клубок, отчаянно ругаясь, они вывалились на улицу. Перила, не выдержавшие их тяжести, с треском разлетелись на два зазубренных куска.

Когда мужчины ударились о землю, в дверном проеме появилась Дора, уже тщетно обшарившая внутреннюю лестницу в поисках пистолета.

Кулак Ди Карло скользнул по почкам Джеда, но следующий удар пришелся ему прямо в низ живота. Джед воткнул кулак в лицо противника и с удовлетворением увидел, как брызнула кровь.

– Я не могу найти пистолет! – крикнула Дора.

– Убирайся отсюда. – Джед блокировал ногу, нацеленную ему в голову, и отшвырнул нападавшего.

Ди Карло схватил кусок сломанных перил и размахнулся. Дерево просвистело в паре сантиметров от лица Джеда. Дора издала звериное рычание, оскалилась и прыгнула на спину грабителя.

Прежде чем он сбросил ее, она успела прокусить ему шею до крови.

Дора отлетела, ударилась головой о нижнюю ступеньку, но, несмотря на дикую боль, попыталась подняться. Только все вокруг вдруг стало двоиться, троиться, затем наступила кромешная тьма.

Когда Дора открыла глаза, они почему-то никак не хотели сфокусироваться. И боль, страшная боль. Дора смежила веки и постаралась провалиться обратно в черную пропасть.

– Нет, не смей. Очнись, детка, очнись. – Джед хлопал Дору по щекам тыльной стороной ладони, пока она не застонала и снова не открыла глаза.

– Отстань.

Дора оттолкнула его руку и привстала. Комната кружилась, как карусель.

– Не так быстро. – Боясь, что ее глаза снова закатятся, Джед осторожно уложил ее на спину. – Старайся не засыпать, но не вставай.

– Моя голова. – Дора дотронулась до макушки и зашипела от боли. – Чем меня стукнули?

– Лестницей. Просто расслабься. – Он протянул руку. – Сколько пальцев?

– Два. Ты играешь в доктора? Джед все еще опасался сотрясения мозга, но, по меньшей мере, зрение и речь ее были ясными.

– Думаю, ничего страшного. – Гнев тут же вытеснил чувство облегчения. – Хотя ты этого не заслуживаешь. О чем ты думала, когда бросилась на него, Конрой? Спутала его с лошадью?

– Я пыталась помочь. – Воспоминания нахлынули на нее слишком внезапно, слишком отчетливо. Она вцепилась в руку Джеда и, несмотря на вспышку боли, резко села. – Где он? Сбежал?

– Да, сбежал, черт побери. Я бы схватил его, если бы ты не…

Дора прищурилась.

– Если бы что?

– Ты свалилась, как срубленное дерево. Я подумал, что ты ошиблась с пистолетом и он пристрелил тебя. Но оказалось, что ты просто треснулась этой своей удивительно крепкой головой.

– Ну и почему же ты не погнался за ним? – Дора попыталась повернуться и только сейчас заметила, что закутана, как в кокон, в вязаный шерстяной плед.

– Наверное, надо было оставить тебя на морозе, без сознания, с кровотечением…

– Кровотечение? – Дора снова осторожно дотронулась до головы.

– Не сильное, – успокоил Джед, быстро превращаясь в полицейского. – Не хочешь рассказать мне, что случилось? Вряд ли это еще одно неудачное свидание.

Дора хмуро взглянула на него и отвернулась.

– Может, надо вызвать полицию?

– Я уже вызвал. Брент едет сюда.

– Понятно. – Дора окинула взглядом комнату. – У него точно был пистолет… сначала. Я не знаю, куда он девался.

– Я нашел его под столом. Она выдавила слабую улыбку.

– Ты не терял времени зря.

– Ты не спешила приходить в себя. Еще пара минут, и я вызвал бы «Скорую помощь».

– Как мне повезло.

– Хватит увиливать. – Джед сел рядом с ней, снова взял ее за руку. Так ласково, что Дора не стала отстраняться. – Расскажи, что случилось. В деталях.

– Думаю, ты был прав, когда говорил, что кто-то вламывался к тебе вчера. Похоже, он и здесь был. Я не заметила никакой пропажи, но он сказал, что следил, как я раздевалась… и поскольку он правильно обрисовал мое нижнее белье, мне пришлось ему поверить.

Все это Джед уже видел не раз: унижение, страх, стыд, гнев.

– Дора, если хочешь, Брент вызовет женщину-офицера.

– Нет. – Она глубоко вздохнула. – Должно быть, он прятался где-то здесь… может, в спальне. Я прошла в кухню поставить чайник… Я оставила чайник на плите.

– Я выключил.

– О, хорошо. Я обожаю этот чайник. – Она затеребила бахрому пледа. – В общем, когда я вернулась в гостиную, елочная гирлянда не горела. Я точно помнила, что включила ее, и решила, что вилка выскочила из розетки или еще что-нибудь. Я только собралась подойти и посмотреть, как свет в кухне погас. И кто-то схватил меня сзади.

Ее голос задрожал, и она откашлялась.

– Я должна была драться. Мне хочется думать, что я стала бы сопротивляться, но он сунул пистолет мне под свитер и начал… э… начал тереть им об меня. – Она горько рассмеялась. – Видимо, некоторые парни считают пистолет фаллическим символом.

– Иди сюда. – Джед обнял ее, положил ее голову на свое плечо. Борясь с собственной яростью, стал гладить ее по волосам. – Теперь все хорошо.

– Я знала, что он собирается изнасиловать меня. – Дора закрыла глаза и уткнулась лицом в его плечо. – В прошлом году мы ходили на курсы самообороны, но я все забыла. Как будто мозги подернулись ледяной коркой. Я не могла ее пробить. А он все говорил, что мы отлично повеселимся, что я просто должна его слушаться, сотрудничать. Обслюнявил мне всю шею. Он решил, что я не смогу защитить себя. И я разозлилась. Можно сказать, что бешенство пробило эту ледяную корку, и я вонзила ему локоть в живот и побежала. В это время на сцене появился ты.

– Ладно. – Джеда затошнило от мысли о том, что могло случиться, если бы он задержался. – Ты его знаешь?

– Не думаю. Я не узнала голос. А лица я не видела: было темно, и он стоял сзади. Я неплохо разглядела его на улице, но он не показался мне знакомым… Твои новенькие перила погибли.

– Боюсь, придется делать новые. У тебя есть аспирин?

– В ванной, в аптечке. – Дора улыбнулась, почувствовав прикосновение его губ к своему виску. Это тоже помогло. – Принеси мне пару дюжин. – Когда Джед встал, она блаженно откинулась на подушку, но тут ее взгляд привлекло брошенное на журнальный столик полотенце. Ее лучшее полотенце, окантованное атласом и с ручной вышивкой. И в пятнах крови.

– Черт побери, Скиммерхорн! Неужели не мог взять что-нибудь попроще? – Дора наклонилась и схватила полотенце. – И к тому же мокрое! Тебя не учили, что мокрые тряпки нельзя оставлять на дереве?

– Я думал не о мебели, – откликнулся Джед, копаясь в аптечке. – Не могу найти аспирин.

– Я сама. – Как приятно передвигаться без посторонней помощи! Но когда она увидела свое отражение в зеркале над раковиной, удовольствие испарилось. – О господи.

– Головокружение?

Джед приготовился подхватить ее, если она потеряет сознание.

– Нет, отвращение. Вся тушь размазалась под глазами. Я похожа на привидение. – Дора достала с верхней полки маленькую синюю бутылочку. – Аспирин.

– Почему он не в аптечной бутылке?

– Потому что пластмассовые бутылки безобразны и оскорбляют мое безупречное чувство стиля.

Дора вытряхнула четыре таблетки и отдала бутылочку Джеду.

– Откуда ты знаешь, что это не антигистамины?

– Потому что антигистамины – в желтой бутылочке, а аспирин – в синей. – Она налила воды в фарфоровую чашку и разом проглотила все четыре таблетки. И поморщилась, когда раздался стук в дверь. Прародительница всех головных болей явно поселилась в ее черепе. – Подкрепление?

– Надеюсь. Оставайся здесь.

Широко раскрыв глаза. Дора уставилась на пистолет, заткнутый за пояс его джинсов. Джед выхватил пистолет и встал у стены рядом с дверью.

– Кто там?

– Брент.

– Наконец-то. – Джед распахнул дверь и излил кипевшую в нем ярость на бывшего напарника:

– Что за полицейские у тебя, если вооруженный насильник может спокойно пройти мимо них и вломиться в запертый дом?

– Трейнор был хорошим полицейским, – мрачно возразил Брент и посмотрел через плечо Джеда на Дору, стоявшую в дверях ванной комнаты. – Она в порядке?

– Не благодаря полиции Филадельфии. Если бы я не… – Джед осекся, заметив наконец выражение глаз Брента. – Был?

– Мертв. Две пули в грудь с близкого расстояния. Такого близкого, что на рубашке остались следы пороха.

Они обменялись многозначительными взглядами, и Дора насторожилась.

– В чем дело? Что случилось?

– Я просил Брента поставить человека у здания на случай, если взломщик вернется. – Джед вытащил сигарету, чиркнул спичкой. – Он вернулся. И полицейский мертв.

– Мертв?

Дора побледнела.

– Сядь, – без всякого выражения сказал Джед. – И повтори все снова, шаг за шагом.

– Как его убили? – Но она уже знала. – Его застрелили, так?

– Дора, давайте присядем.

Брент хотел взять ее за руку, но она отмахнулась.

– Он был женат?

– Какое это…

– Не говори, что это меня не касается. – Дора ударила Джеда в грудь прежде, чем он успел закончить фразу. – Человек пытался защитить меня. Теперь он мертв. Я хочу знать, есть ли у него семья.

– Жена, – тихо сказал Брент. – Двое детей, оба – школьники.

Он понимал, что не виноват, но легче от этого не становилось.

Обхватив себя руками, Дора отвернулась.

– Дора. – Джед хотел утешить ее, но его рука бессильно повисла в воздухе. – Когда мужчина или женщина становятся полицейскими, они понимают, на что идут.

– Заткнись, Скиммерхорн. Просто заткнись. Я приготовлю кофе. – Дора откинула с лица спутанные волосы. – И мы еще раз все обговорим.

Вскоре они сидели за обеденным столом в гостиной и детально обсуждали случившееся.

– Странно, что он вернулся… – Брент проверил свои записи. – Вернулся в третий раз. И убрал полицейского, чтобы попасть внутрь. Не похоже на обычного насильника.

– Не знаю. Чем страшнее мне было, тем больше ему это нравилось. Я чувствовала, что он возбужден, что он не хочет, чтобы все случилось слишком быстро. Он все говорил и говорил. Он сказал… – Дора широко раскрыла глаза. – Я совсем забыла. Он что-то говорил о картине.

– Ему нужны были картины? – спросил Брент.

– Я… нет. Нет, не думаю. Ему нужна была одна картина, и он хотел, чтобы я сказала, где она. Я не особенно прислушивалась. Я понимала, что он собирается изнасиловать меня, и пыталась придумать что-нибудь.

– Какие у тебя есть картины?

– Всякие. Масло, акварели, литографии… Ничего ценного.

– Концы с концами не сходятся, – сказал Джед. – Парень убивает полицейского, затем переходит улицу, чтобы изнасиловать женщину, и спрашивает о какой-то картине?

– Надо же с чего-то начать. Ты достаточно хорошо разглядел его, чтобы сделать фоторобот?

– Рост около 180 сантиметров, вес примерно 80 килограммов. Темные волосы, темные глаза, стройный. Был в кашемировом пальто, сером, костюм темно-синий или черный, красный галстук. Забавно, что парень отправился на изнасилование в костюме и при галстуке.

– Это забавный мир.

– Дора, я бы хотел, чтобы вы и Джед зашли в участок. Надо сделать фоторобот.

– Конечно. – «Шоу должно продолжаться», – уныло подумала она. – Я только возьму пальто.

– Не сейчас. – Брент поправил очки и поднялся. – Вам необходим отдых. Завтра получится лучше. Если вспомните еще что-нибудь, звоните в любое время.

– Хорошо. Спасибо.

Когда Брент ушел, Дора стала собирать чашки с блюдцами, стараясь не встречаться взглядом с Джедом.

– Я так и не поблагодарила тебя.

– Еще не поздно. – Он накрыл ее пальцы ладонями. – Оставь. Наверное, я должен был отвезти тебя в больницу. Чтобы они проверили эту твою крепкую голову.

– Я не хочу, чтобы врачи ковырялись во мне. Аспирин справится с головной болью.

– Но не поможет от сотрясения мозга.

– От этого ничего не помогает. – Дора сжала его пальцы, словно прося о понимании. – Не дави, хорошо?

– Кто давит? – Он приподнял ее голову, вгляделся в глаза. Но увидел в них только усталость. – Иди спать.

– Я не устала. Да еще кофе. Вряд ли я усну… Боже, Джед, я чуть не привезла с собой Риччи. Если бы он… – Ее замутило от этой мысли. – Здесь было безопасно.

– И будет. – Джед опустил ладони на ее плечи и стал ласково разминать напрягшиеся мышцы. – Когда я в следующий раз пойду за молоком и сигаретами, обязательно возьму тебя с собой.

– Именно за этим ты ходил? – Ей так сильно хотелось прислониться к нему, так сильно, что она схватилась за чашки и понесла их в кухню. – Я не видела пакет.

– Я оставил его в машине, когда услышал твой крик. Чашки задребезжали в раковине.

– Хорошая мысль. Ты всегда ходишь в магазин с пиететом?

– В этих круглосуточных лавках вечно обсчитывают. Дора сдавленно хихикнула, и он ласково коснулся ее волос.

– Не волнуйся, я не расклеюсь.

– Я не волнуюсь. – Но он продолжал легко гладить ее. – Хочешь, я позвоню твоей сестре? Или родителям?

– Нет. – Дора заткнула раковину пробкой и пустила воду. – Конечно, завтра придется рассказать им. Никуда не денешься.

Она возится с посудой не из любви к чистоте, понял Джед, просто оттягивает момент, когда придется остаться одной. Уж здесь-то он может ей помочь.

– Знаешь что, почему бы мне не переночевать сегодня на твоем диване? Обещаю не оставлять в ванной хлопья пены для бритья.

С долгим вздохом облегчения Дора закрыла кран и уткнулась лицом в его грудь.

– Спасибо.

Джед неуверенно обнял ее.

– Рано меня благодарить. Вдруг я буду храпеть?

– Я рискну. – Дора потерлась щекой о его щеку'. – Я бы пригласила тебя в свою постель, но…

– Неподходящий момент, – закончил он ее мысль.

– Да. Очень неподходящий. – Она отстранилась. – Я принесу тебе подушку.


Глава 13


Как она красива! Джед никогда не утруждал себя наблюдением за спящими женщинами, разве что они спали в его постели. Однако ни одна из них не могла сравниться с Дорой.

Она спала на животе, обняв подушку. Лоб закрыт челкой, но спутанные волосы открыли щеку. Чертовски соблазнительная картина.

Наверное, из-за огромных темных глаз и выразительного лица. Однако сейчас глаза закрыты, лицо спокойно.

И все равно он с удовольствием смотрел на нее.

Может, все дело в коже, шелковистой, белой, чуть тронутой розовым румянцем.

Джед встряхнулся, смущенный и потрясенный направлением своих мыслей. Когда мужчина начинает так возвышенно думать о женской коже, он точно влип.

Он поставил кружку на ночной столик и присел на край кровати.

И вдохнул ее аромат… необыкновенно чувственный, от которого пересохло во рту. Еще одно доказательство: он – в ловушке.

– Айседора. – Джед коснулся ее плеча, укрытого толстым одеялом, легко потряс, как тряс всю ночь каждые два часа, убеждаясь, что она в сознании.

Дора недовольно забормотала и перевернулась на спину. Одеяло соскользнуло с ее плеч, и Джед уставился на фланелевую сорочку, ослепительно синюю и на вид крепкую, как доспехи. Из-под края одеяла выглянула розовая аппликация: похоже, кончики поросячьих ушек. Джед с любопытством приподнял одеяло. Точно. Толстощекая ухмыляющаяся поросячья морда.

Наверное, Дора выбрала эту рубашку за тепло и, по ее мнению, полную непривлекательность.

Она ошиблась, подумал Джед, опуская одеяло.

– Айседора. – Он снова потряс ее за плечо и прошептал на ухо:

– Иззи, проснись.

– Папа, отстань.

Ухмыляясь, Джед наклонился и поймал зубами мочку ее уха. Ее глаза широко распахнулись, все тело словно охватил пожар.

Она замигала, попыталась сфокусировать зрение, сориентироваться, но не успела. Ее губы попали в плен. Она подняла руку и вцепилась в его плечо. Пожар внутри стал почти невыносимым.

– Теперь проснулась? – прошептал Джед, не отказав себе в удовольствии легко куснуть ее нижнюю губу.

Дора откашлялась, но голос еще оставался хриплым спросонья.

– О да, абсолютно.

– Кто я?

– Кевин Костнер. – Она улыбнулась, потягиваясь. – Это просто моя безобидная фантазия, Скиммерхорн.

– Разве он не женат?

– Не в моих фантазиях.

Совершенно не обескураженный, Джед слегка отстранился.

– Сколько пальцев?

– Три. И мы это уже проходили. Я в порядке.

– Утренняя проверка. – Глаза затуманенные – очень сексуально, заметил он. Но зрачки нормальные. – Как голова?

Дора замерла на минуту, проводя внутреннюю инвентаризацию. Звон в ушах… и боль, сильная боль.

– Болит. И плечо тоже.

– Выпей.

Дора взглянула на его ладонь.

– Две? Скиммерхорн, я принимаю две таблетки, когда ломаю ноготь.

– Не ной.

Джед знал, что этих слов будет достаточно. Дора нахмурилась, взяла у него таблетки и кружку с кофе.

После первого же глотка ее раздражение сменилось удивлением.

– Очень приличный кофе. Почти как мой.

– Он и есть твой… то есть зерна. Я один раз видел, как ты его готовишь.

– Быстро учишься. – Желая полностью насладиться моментом, Дора взбила подушку и уселась поудобнее. – Ты хорошо спал на диване?

– Нет. Но спал. И я воспользовался твоей ванной. Неужели у тебя нет нормального куска мыла? Одни цветочки и лебеди.

– У меня еще было два морских конька, но я их использовала. – Дора наклонилась и обнюхала его, играя его влажными, чуть вьющимися волосами. – М-м-м. Гардения.

Джед осторожно оттолкнул ее.

– Когда я в следующий раз пойду в магазин, обязательно поищу кусок мыла в форме гантели. С неотразимым запахом пропотевших мужских носков. – Обняв кружку обеими руками, Дора сделала еще один глоток и вздохнула. – Не могу вспомнить, когда в последний раз мне подавали кофе в постель. – Она с улыбкой взглянула на Джеда, и ей понравилось то, что она увидела: небритое лицо, раздражение в красивых глазах. – Тебя нелегко понять, Скиммерхорн. Ты точно знал, что при минимальном усилии смог бы оказаться вчера в этой кровати. Ты знал, на какие кнопки нажимать, но не стал.

– Тебе было больно, и ты устала. – Только он думал об этом. О, да, думал. – Я не зверь.

– Еще какой зверь. Большой зверь со скверным характером – и это часть твоего обаяния. – Она погладила его по небритой щеке. – Все эти крепкие мускулы и мрачность. Равная способность к злобе и доброте. Неотразимое сочетание. Обожаю крутых парней с нежными сердцами.

Джед хотел оттолкнуть ее руку, но она сплела их пальцы и села, чтобы поцеловать его. Очень нежно, очень легко, но все его тело бешено запульсировало.

– Дора, ты испытываешь судьбу.

– Я так не думаю.

Он мог бы доказать ее не правоту и доказал бы: опрокинул бы ее на спину и утолил бы свою мучительную жажду… если бы не видел, не чувствовал, как она борется с головной болью.

– Послушай. Ты меня не знаешь. Ты не знаешь, на что я способен. Можешь быть уверена только в одном: я хочу тебя, и, когда буду уверен на все сто процентов, что ты в порядке, я не стану спрашивать разрешения.

– В этом нет необходимости, ведь я уже сказала «да».

– И не жди от меня доброты. – Джед опустил взгляд на их сплетенные пальцы и демонстративно высвободился. – И мне плевать, если потом ты пожалеешь.

– Если я делаю выбор, то никогда потом не жалею. А еще я уверена, что ты предупреждаешь не меня, а себя. Джед встал.

– Сейчас у нас другие дела. Что с магазином?

– Сегодня мы закрыты.

– Хорошо. Нам пора в участок. Соберись, а я приготовлю завтрак.

– Ты сумеешь?

– Я смогу залить хлопья молоком.

– Вкуснотища, – одобрила Дора, откидывая одеяло. Джед оглянулся.

– Да, Конрой, мне понравился твой поросенок.


Пока Джед и Дора завтракали хлопьями, Ди Карло метался по своей нью-йоркской квартире. Он не смог заснуть, он всю ночь лихорадочно пытался успокоиться и что-нибудь придумать, но не помогла даже приличная доза виски.

Возвращаться в Филадельфию нельзя. Дело не только в убитом полицейском: осталась пара свидетелей. И они достаточно хорошо разглядели его лицо, чтобы составить фоторобот.

«Полиция меня поймает, – мрачно думал Ди Карло, наливая себе еще один стакан. – И свяжет с мертвым патрульным». Копы безжалостно преследуют любого, кто убивает одного из них, – в чем другом, а в этом можно не сомневаться.

Значит, он не только не может вернуться, он должен исчезнуть, по меньшей мере до тех пор, пока шум не уляжется.

Месяца на два. Максимум на шесть. С этим проблем не будет. У него полно связей, полно наличных. Можно приятно провести зиму в теплой Мексике, накачиваясь коктейлями. Когда полицейским надоест гоняться за собственным хвостом, он сможет вернуться.

Единственная загвоздка – Эдмунд Финли. Ди Карло уставился на предметы, сваленные у стены, рядом с елкой. Похожи на жалкие, никому не нужные рождественские подарки.

Русалки, попугай, орел, статуя Свободы, фарфоровая собачка. Учитывая ту вальсирующую парочку, шесть из семи. Любой назвал бы это успехом. Только не Финли.

Одна вшивая картина, думал Ди Карло. Видит бог, он старался изо всех сил. Подбитый глаз, рассеченная губа и ноющие почки тому подтверждение. И погубленное кашемировое пальто.

Он сделал гораздо больше, чем должен был, исправляя вовсе не свою ошибку. Как только появится время, он заставит Опал Джонсон заплатить. По полной программе.

А пока необходимо придумать, как подкатиться к Финли. В конце концов, Финли – бизнесмен и должен понимать, что в бизнесе приходится мириться с неизбежными потерями. Не повредит предстать перед Финли бодрым и уверенным, лично вручить ему спасенные ценности, затем вызвать сочувствие и восхищение детальным рассказом о проведенной операции.

И мертвого копа он объяснит. Безусловно, Финли поймет, как он рисковал, разделываясь с полицейским.

Этого недостаточно, признал Ди Карло, снова прикладывая лед к разбитой скуле, и подошел к зеркалу. Да, в таком виде из дома не выйдешь. Лицо словно пропустили через мясорубку.

Ну и ладно, подумал он. Все равно нет времени праздновать Новый год.

Рано или поздно он доберется до этой Конрой и до ее чертова соседа. Ди Карло осторожно дотронулся до распухшего глаза и поморщился. Терпения ему не занимать. Шесть месяцев, год. К тому времени они забудут о его существовании. Но он не забудет.

И пусть Конрой не рассчитывает на легкую смерть. Теперь речь идет о кровной мести. Он будет убивать ее медленно, наслаждаясь каждой секундой ее мучений.

Ди Карло довольно улыбнулся, но тут же поморщился, так как снова лопнула разбитая губа. Вытирая кровь тыльной стороной ладони, он отвернулся от зеркала. Конрой заплатит за все, но сейчас главное – Финли.

От полицейских-то он сбежит, но вряд ли удастся сбежать от босса. Придется встретиться с ним лицом к лицу, воззвать к здравому рассудку, использовать лесть. И… Ди Карло снова прижал лед ко рту и улыбнулся одними глазами. Убедить в своей преданности. Он даже предложит послать другого исполнителя за свой счет.

От подобного предложения практичный и алчный Финли не сможет отказаться.

Ну что же, похоже, проблемы решены. Ди Карло облегченно вздохнул и подошел к телефону. Чем быстрее он закончит дела в Калифорнии, тем быстрее окажется на мексиканских пляжах.

– Забронируйте билет первого класса на самый ранний рейс до Лос-Анджелеса. Только вечером? В шесть пятнадцать? – Ди Карло забарабанил пальцами по столу. – Да, хорошо. Нет, обратный билет не нужен. Забронируйте еще один билет от Лос-Анджелеса до Акапулько на первое января. – Он открыл ящик письменного стола, вытащил паспорт. – Да, конечно, там гораздо теплее.

– Кажется, его лицо было чуть длиннее. – Оператор быстро застучал по клавишам компьютера, и лицо на мониторе изменилось. – Да, да, вот так. И поуже. – Дора неуверенно покачала головой и оглянулась на Джеда. – А брови были гуще? Я делаю его похожим на Аль Пачино – У тебя отлично получается. Заканчивай со своими впечатлениями, потом добавим мои.

– Хорошо. – Закрыв глаза, Дора мысленно представила нападавшего, но задрожала от страха и тут же снова открыла их. – Я видела его лишь долю секунды. – Она отпила воды со льдом. – Думаю, его волосы были гуще… и немного вились.

Оператор изменил прическу.

– Как теперь?

– Ближе. Может, веки чуть тяжелее.

– Вот так?

– Да, наверное… – Дора вздохнула. – Я не знаю. Джед встал за ее стулом и стал автоматически разминать ее плечи.

– Сделай нос и губы тоньше. Глаза посади глубже. Да, вот так. И она права насчет век. Потяжелее. Еще. Подбородок более квадратный.

– Как ты это делаешь? – прошептала Дора.

– Я лучше разглядел его, вот и все.

Нет, не все, подумала она. Джед видел то же, что и она, но запомнил, систематизировал и сохранил. И в результате на мониторе появлялось лицо человека, напавшего на нее.

– Цвет кожи темнее, – предложил Джед, прищуриваясь. – Есть!

– Это он. – Потрясенная, Дора вцепилась в руку Джеда. – Это действительно он. Невероятно.

Брент, как гордый папаша, погладил компьютер.

– Отличная машина. Джеду пришлось здорово постараться, чтобы воткнуть его в смету. – Дора выдавила улыбку и заставила себя посмотреть прямо в глаза на экране. – Дай-ка мне распечатку, – сказал Брент оператору. – Попробуем идентифицировать его.

– И мне тоже, – попросила Дора. – Может, Ли или Терри видели его в магазине.

Теперь, исполнив свой долг, она испытывала некоторое облегчение.

– Обязательно. Пройдемте на пару минут в мой кабинет.

Брент кивнул оператору, взял Дору под руку и вывел в коридор. На одной из наполовину застекленных дверей она увидела надпись: «Капитан Д. – Т. Скиммерхорн».

Как будто департамент оставил свет в окне для заблудшего путника.

Дора взглянула на Джеда:

– Что означает "Т"? Тестостерон?

– Ты за словом в карман не лезешь, Конрой.

– О, совсем забыл вам вчера сказать. – Брент ввел Дору в свой кабинет. – Мне звонила ваша мать.

– Мама? – Дора удивленно подняла брови.

– Пригласила на новогоднюю вечеринку в театре.

– О! – Завтра Новый год, а она совсем об этом забыла. – Надеюсь, вы сможете прийти.

– Ждем с нетерпением. Кто же откажется от встречи Нового года в театре «Либерти»!

– Итак, что мы делаем дальше? – спросила Дора.

– Ты – ничего, – резко ответил Джед. – Делать будет полиция.

– Ах, капитан, вы вернулись на службу? – В ответ на его испепеляющий взгляд Дора лишь улыбнулась. – Кому поручено это дело?

Брент откашлялся и подтолкнул очки на переносицу.

– Ну, мне.

Дора невозмутимо сложила руки на коленях.

– Это хорошо.

Брент краем глаза взглянул на мечущегося по кабинету Джеда.

– Приставим к вашему дому пару полицейских, пока не поймаем этого парня.

Дора подумала о мертвом патрульном, его жене, детях.

– Я не хочу подвергать риску еще кого-то.

– Дора, после смерти Трейнора любой в этом участке вызовется на дежурство добровольно. Этот парень – убийца полицейского. Именно поэтому я так быстро получил результаты баллистической экспертизы. Пули, вынутые из Трейнора, – близнецы тех, что мы выковыряли из стены в вашем доме.

– Сюрприз, сюрприз, – пробормотал Джед. Брент снял очки и стал полировать их о свою мятую рубашку.

– Если мы поймаем этого подонка живым, я хочу иметь кучу неопровержимых улик. Я разослал отчет баллистиков в другие участки города и штата. Что-нибудь может совпасть.

Отличное решение, подумал Джед, сожалея, что не он его принял.

– Где Голдмен?

– В горах. Катается на лыжах. Взял недельный отпуск.

Если бы Джед уже не был в таком бешенстве, то наверняка онемел бы от изумления.

– Сукин сын. Один из его людей убит, остальные вкалывают в праздники по две смены, а он прохлаждается.

– У него подошло время очередного отпуска. – Брент схватил трубку затрезвонившего телефона, рявкнул: «Перезвоните!» – и бросил трубку на рычаг. – Послушай, приятель, я надеюсь, он отобьет себе задницу. Может, тогда ты оторвешь от дивана свою и вернешься на. свое настоящее место. Настроение в участке поганейшее. Мало того, что убит полицейский, так еще приходится подчиняться человеку, для которого белизна собственных зубов дороже подчиненных. – Брент ткнул в Джеда пальцем. – И что ты собираешься предпринять в связи с этим?

Джед медленно затянулся сигаретой, выдохнул, затянулся снова. И, не обронив ни слова, развернулся и вышел.

– Дерьмо. – Брент взглянул на Дору и криво улыбнулся. – Простите.

– Не беспокойтесь. – На самом деле инцидент позволил ей кое-что понять. – Вы думаете, это помогло?

– Нет. – Бренту было неловко от того, что он потерял самообладание при свидетелях. Он всегда этого стеснялся. Его шея побагровела. – Когда Джед принимает какое-то решение, его и минометным огнем не сдвинешь. Правда, мне стало легче.

– Хоть какой-то результат. Я догоню его.

– На вашем месте я не стал бы этого делать. Дора только улыбнулась и подхватила пальто.

– Увидимся завтра вечером, лейтенант.


Дора пробежала за Джедом почти полквартала. Она не окликала его, не просила подождать: это было бы пустой тратой сил. Она просто поравнялась с ним и, приноравливаясь к его шагу, беспечно заметила:

– Хороший день. Кажется, слегка потеплело.

– В данный момент было бы разумнее держаться от меня подальше.

– Да, я знаю. – Дора взяла его под руку. – Люблю гулять на холоде. Очень бодрит. Если повернем здесь, то попадем прямо в Чайнатаун. Там отличные лавочки.

Джед демонстративно повернул в другую сторону.

– Упрямец, – прокомментировала Дора. – Но ты ведь злишься не на Брента, ты и сам это знаешь.

– Не говори за меня. – Джед постарался стряхнуть ее, но она прилипла к нему, как репей, – Может, отвяжешься, Конрой?

– Ни в коем случае. – Дора подавила желание погладить его по щеке, ослабить его напряжение. – Разрешаю поорать на меня, если это улучшит твое настроение. Мне обычно помогает.

– Может, лучше позвать полицейского, чтобы тебя арестовали за приставание на улице? Дора похлопала ресницами.

– Неужели кто-нибудь поверит, что такая малявка, как я, нападает на такого крутого парня, как ты? Джед наградил ее свирепым взглядом.

– Может, хотя бы заткнешься?

– Мне больше нравится раздражать тебя. Знаешь, если будешь так сжимать челюсти, сломаешь зуб. Ли во сне скрежетала зубами, и теперь ей приходится надевать на ночь специальную пластинку. Это стресс. Ли всегда о чем-нибудь беспокоится. Я совсем не такая. Когда я сплю, то от всего отключаюсь. Именно в этом заключается смысл сна, не так ли?

На следующем углу Джед остановился и повернулся к ней:

– Ты ведь не отвяжешься?

– Не-а. Я могу продолжать до бесконечности. – Дора подтянула «молнию» его куртки, поправила воротник. – Брент расстроен, потому что любит тебя. А тебя это гнетет: ты чувствуешь себя виноватым. Представляю, как тебя давил груз ответственности. Должно быть, большое облегчение – ни за что не отвечать некоторое время.

Трудно сохранять самообладание рядом с человеком, который видит тебя насквозь. Но если он сорвется, на место гнева прокрадется отчаяние.

– У меня были основания для отставки. И ничего не изменилось.

– Почему бы тебе не рассказать об этом?

– Это касается только меня.

– Ладно. Хочешь услышать, почему я бросила сцену?

– Нет.

– Отлично, я все равно расскажу. – Дора повернула за угол, на улицу, где Джед оставил машину, и потянула его за собой. – Я любила играть. Неудивительно, учитывая мою наследственность. И я была хорошей актрисой.

Когда я выросла из детских ролей, начала играть классику и современных авторов. Рецензии были потрясающими. Но… – Дора украдкой взглянула на него. – Я заинтересовала тебя?

– Нет.

– Но, – продолжала она, совершенно не обескураженная, – я чувствовала, что хочу заниматься чем-то другим. Затем, около пяти лет назад, я получила наследство от моей крестной матери, Анны Логан. Может, ты слышал о ней? Она блистала во второразрядных фильмах в тридцатых-сороковых годах, а потом открыла свое агентство.

– Я никогда не слышал о ней.

– Ну, у нее было полно денег. – Мимо на огромной скорости промчался автомобиль, и поднявшийся ветер взметнул волосы Доры. – Я ее обожала. Она прожила нелегкую жизнь, а когда умерла, ей было около ста лет. Так что я взяла деньги и закончила курсы менеджеров. Хотя мне это ни к чему – я имею в виду курсы. У меня деловая хватка в крови.

– В твоей болтовне есть какой-то смысл, Конрой?

– Я к нему перехожу. Когда я сказала родным о своих намерениях, они расстроились. Им было больно оттого, что я не хотела использовать мои таланты и продолжать традиции Конроев. Они любили меня, но хотели, чтобы я стала тем, кем не могла быть. Я не была бы счастлива в театре. Я хотела открыть свой магазин, свое дело. И даже понимая, как сильно разочаровываю их, я все же сделала то, что сама считала правильным. Я взяла ответственность на себя, хоть и не сразу привыкла к ней. Трудно, когда тебя любят, волнуются о тебе.

С минуту Джед ничего не отвечал, удивляясь, что больше не злится. Где-то во время ее монолога гнев исчез, словно буря, унесенная ветром, ветром ее настойчивости.

– Итак, мораль твоей невероятно длинной и запутанной истории: раз я не хочу быть полицейским, то и не должен злиться, когда друг пытается заманить меня обратно, взывая к чувству вины.

Дора со вздохом повернулась к нему, остановилась и положила ладони нашего плечи.

– Нет, Скиммерхорн, ты ничего не понял. – Теперь она была совершенно серьезна и смотрела на него с сочувствием. – Я не была создана для театра, так что я приняла решение, с которым не согласилась моя семья, но в глубине души я знала, что права. Ты – полицейский до мозга костей. Просто ты еще не готов признать, что, когда вступил в полицию, принял правильное решение.

Джед схватил ее за руку.

– Хочешь знать, почему я ушел? – В его глазах больше не было гнева, только абсолютная пустота, испугавшая Дору больше, чем любой гнев. – Необязательно было убивать Спека. Были другие способы поймать его, но я на них наплевал. Я довел ситуацию до той черты, за которой один из нас должен был умереть. Так случилось, что умер он, а я получил чертову благодарность, хотя мог арестовать его без единого выстрела. И если бы мне пришлось повторить это, я поступил бы так же.

– Ты сделал свой выбор, – осторожно сказала Дора. – Думаю, большинство людей сочли бы его правильным… твои начальники явно так решили.

– Ты не понимаешь. Я использовал полицейский жетон для личной мести. Не для защиты закона, не ради справедливости. Ради себя.

– Человеческая слабость, – тихо сказала Дора. – Держу пари, тебе нелегко было смириться с тем, что ты не совершенен. Зато теперь ты будешь еще лучшим полицейским.

Джед крепче сжал ее руку и дернул к себе. Дора вскинула голову, и он слегка отстранился, но не отпустил ее.

– Почему ты это делаешь?

Она нашла самый простой ответ: вцепилась в его волосы и прижалась губами к его губам. И ощутила в этом поцелуе все его смятение, все раздражение, но и еще кое-что: глубокое и вполне человеческое желание.

– Вот так, – сказала она, оторвавшись от него. – И думаю, что, несмотря на все мое здравомыслие, ты мне далеко не безразличен. – Джед открыл было рот и снова сжал зубы. – Возьми на себя и эту ответственность, Скиммерхорн.

Дора подошла к его машине, забрала у него ключи.

– Я веду.

Джед молчал, пока она открывала пассажирскую дверцу, пока садилась за руль.

– Конрой?

– Да.

– Ты мне тоже небезразлична.

Дора улыбнулась и включила зажигание.

– Приятно слышать. Знаешь что, Скиммерхорн? Давай прокатимся с ветерком.


Глава 14


Дом Финли возвышался над Лос-Анджелесом великолепным памятником честолюбивым замыслам своего хозяина. Начал строительство один кинорежиссер, чья любовь к архитектурной роскоши вскоре исчерпала его финансовые возможности, а Финли перекупил дом вместе с участком в момент затишья на рынке недвижимости. Естественно, он немедленно установил более сложную сигнализацию, построил крытый бассейн – хотя в Лос-Анджелесе редко шли дожди – и обнес свою собственность высокой каменной стеной, охранявшей ее, как ров – старинный замок.

Будучи прирожденным наблюдателем, Финли не желал выступать в роли наблюдаемого.

Он несколько переделал кинозал, занимавший третий этаж его крепости: добавил целую батарею телеэкранов и мощный телескоп, а вместо широких кресел с подголовниками заказал огромный угловой диван, обтянутый вишневым бархатом. Чаще всего он развлекался здесь в одиночестве, наслаждаясь домашними фильмами, в которых главную роль играл сам.

Естественно, Финли не обошелся без декораторов. Чтобы отделать дом точно по своему вкусу, он потратил шесть месяцев и перебрал три фирмы.

Стены во всех помещениях были белыми: оклеенные обоями, покрытые лаком или крашеные, но обязательно белые, девственно-белые, как и ковры, и плитка, и полы из ценных пород дерева, особым образом обесцвеченных.

Цветными были лишь его сокровища: картины, скульптуры, антикварные безделушки.

Повсюду море стекла – огромные окна, зеркала, застекленные горки и шкафчики – и шелка: шторы, обивка, подушки и гобелены.

Каждый столик, каждая полка, каждая ниша хранили ценности, которые Финли с такой жадностью собирал. Когда какое-то сокровище начинало надоедать ему, а обычно со временем так и случалось, он задвигал его подальше и начинал искать новые.

И никогда не бывал удовлетворен, никогда не останавливался на достигнутом.

Личные апартаменты Финли достояли из гардеробной и спальни.

Две стены гардеробной были сплошь зеркальными. Огромный гардероб в стиле рококо хранил в своих недрах вечернюю одежду. На пристенном столике красовалась лампа от «Тиффани» в форме бабочки. Перед столиком – овальное кресло, рядом – на случай, если у хозяина в процессе одевания пересохнет в горле, – маленький бар.

В стенном шкафу в три ряда висели костюмы: шерстяные и шелковые, льняные и габардиновые. Все – консервативного покроя и строгих цветов: темно-синие, черные, серые и лишь несколько – более легкомысленного светло-синего цвета. Никаких джинсов или слаксов, никаких теннисок или футболок; только один тренировочный костюм и единственная пара белоснежных кроссовок фирмы «Найк», которые каждые две недели слуга менял на другую белоснежную пару.

Галстуки висели в тщательно подобранной цветовой гамме: от черных – к серым, от серых – к синим.

На полках шкафа аккуратными стопками лежали накрахмаленные белые рубашки с монограммами на манжетах, черные носки с вывязанным узором ромбиками, белые шелковые трусы и носовые платки из лучшего ирландского льна. Все это слегка пахло лавандой благодаря саше, которые еженедельно меняла домоправительница.

Гардеробная соединялась с хозяйской спальней.

Подлинники Писсаро, Берты Моризо и Эдуарда Мане украшали обитые белым шелком стены. Каждая картина – с собственной подсветкой. Вычурная резная мебель: от пузатого бюро, подлинника эпохи Людовика XVI, до двух венецианских торшеров в виде негров с факелами в руках, словно охранявших золоченое канапе. Над всем этим великолепием сверкала трехъярусная люстра из уотерфордского хрусталя.

Но настоящей гордостью Финли была массивная дубовая кровать с четырьмя столбиками и балдахином, с изголовьем и изножьем, щедро украшенными резьбой: головками херувимов, цветами и фруктами – произведение известного мастера XVI века.

Финли хотел укрепить в балдахине зеркало, но вовремя образумился, поняв, что подобное вмешательство обесценит шедевр.

Вместо зеркала Финли спрятал в резном потолочном карнизе видеокамеру, нацеленную прямо на постель и управляемую с помощью пульта дистанционного управления, который он хранил в ящике прикроватной тумбочки.

Финли закончил одеваться, включил один из телеэкранов и некоторое время следил за поваром и его помощницей, затем переключил монитор на гостиную и уставился на Ди Карло, посасывающего лимонный сок пополам с содовой… Ди Карло взболтал лед в стакане, дернул узел галстука.

Отлично. Парень нервничает. Самоуверенность всегда раздражала Финли. Подчиненный должен быть предупредительным и расторопным. Все ошибки – от самоуверенности… Пожалуй, скоро можно будет снять парня с крючка. В конце концов, он привез все ценности на два дня раньше срока.

Инициатива заслуживает награды. Может, он и не станет ломать парню руку.


Ди Карло не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают, и поэтому снова одернул галстук, пригладил волосы, проверил костюм, ширинку, еще раз нервно глотнул из стакана, мысленно посмеиваясь над самим собой.

В комнате, набитой сотнями статуй и картин, любой бы решил, что за ним наблюдают. Столько глаз: нарисованные, стеклянные, мраморные… Как только Финли это выдерживает!

И необходима целая армия слуг, чтобы стирать пыль с этого хлама.

Отставив стакан, Ди Карло поднялся и прошелся по комнате. Он прекрасно знал, как фанатично относится Финли к своим вещам, а потому держал руки при себе.

Финли пригласил его в дом, а не в рабочий кабинет в городе. Это хороший признак. И по телефону Финли разговаривал приветливо.

Ди Карло решил, что сможет умаслить босса, сможет убедить его в том, что возвращение пропавшей картины – всего лишь дело времени, очень скорого времени… В общем, Ди Карло почти не сомневался, что после дружеской встречи вернется в «Беверли-Хиллз-отель», найдет себе женщину и весело встретит Новый год. А завтра – солнечная Мексика… Он улыбнулся.

– Мистер Ди Карло, надеюсь, я не слишком долго заставил вас ждать.

– Нет, сэр. Я восхищался вашим домом.

– Понимаю. – Финли прошел к бару и достал хрустальный графин в форме попугая. – Не хотите ли кларета? Отличный «Шато Латур».

Ди Карло почувствовал себя гораздо увереннее.

– Благодарю вас.

Взглянув на побитое лицо гостя, Финли удивленно приподнял брови.

– Боже мой. Вы попали в аварию?

– Да. В некотором роде. – Ди Карло коснулся повязки на загривке и вспыхнул от злобы при воспоминании о впившихся в него зубах Доры. – Ничего серьезного.

– Рад это слышать. Надеюсь, не останется шрамов. – Финли наполнил бокалы кларетом. – И надеюсь, это путешествие не нарушило ваших планов. Я не ждал вас раньше, чем через два дня.

– Хотел привезти ваши ценности как можно скорее.

– Похвальное чувство ответственности. Ваше здоровье. – Финли чокнулся с Ди Карло и улыбнулся, услышав звон дверного колокольчика вдали. – Ах, это, должно быть, мистер Уайнсэп. Он проверит товар вместе с нами. Как вы знаете, мистер Уайнсэп очень детально ведет документацию. А теперь прошу вас обоих простить мое нетерпение, – сказал Финли, когда Уайнсэп вошел. – Я должен увидеть свои сокровища. Кажется, они в библиотеке. Прошу вас, джентльмены.

Они вышли в коридор, выложенный белыми мраморными плитами и достаточно широкий, чтобы все трое могли идти рядом, несмотря на резные деревянные скамьи у стен.

Библиотека оказалась просторным помещением с глубокими кожаными креслами и диваном. На каминной полке в двух высоких дрезденских вазах благоухали розы. Сотни, нет, тысячи книг размещались не на стеллажах, а в шкафах, открытых и застекленных. Очаровательный вращающийся книжный шкафчик начала девятнадцатого века, и еще один, украденный из старинного замка в Девоншире. Коллекция курительных трубок. На стене – портрет мужчины в охотничьем костюме кисти Гейнсборо…

Финли хотел воссоздать атмосферу библиотеки английского сквайра, и ему это прекрасно удалось. А чтобы не нарушать столь любовно созданный уют, он спрятал неизменные телеэкраны за деревянной панелью.

Финли пружинистым шагом подошел к письменному столу.

По его приказу дворецкий оставил в библиотеке молоток, нож и большую мусорную корзину. Финли схватил молоток и аккуратно обезглавил одну из русалок.

– В таких случаях аккуратность никогда не мешает, – тихо сказал он, продолжая осторожно отбивать дешевый гипс. – Это было сделано на Тайване, – объяснил он своим гостям. – На одной из моих фабрик. Оттуда мы – с небольшой, но постоянной прибылью – переправляем изделия, в основном в Северную и Южную Америку. Некоторые предметы – отличные копии известных шедевров, выполненные так безупречно, что могут одурачить даже экспертов.

Финли вынул пакетик из пузырчатого целлофана и отбросил остатки русалки, затем вскрыл ножом упаковку, развернул кусочек замши и достал очень маленькую, очень древнюю нэцкэ из слоновой кости.

И восхищенно замер. Женщина стояла на четвереньках. Пузатый мужчина за ее спиной по-хозяйски обхватил ее груди. Она слегка повернула голову, чтобы видеть его лицо, когда он войдет в нее.

– Изумительно, изумительно.

Отложив нэцкэ, Финли аккуратно разбил вторую русалку.

Появившаяся нэцкэ продолжила тему первой. Женщина стояла на коленях у ног мужчины, обхватив руками его вздыбленный пенис, и, откинув голову, улыбалась.

– Потрясающее мастерство! – дрожащим от волнения голосом воскликнул Финли. – Прошло больше двухсот лет, но никакие современные технологии не смогли бы ничего улучшить. Японцы понимали и высоко ценили эротику в искусстве, когда европейцы стыдливо прикрывали ножки роялей и уверяли детей, что их находят в капусте.

Не теряя времени даром, Финли схватил нож, вспорол чучело попугая и открыл бархатный мешочек.

– А здесь, о, здесь у нас настоящее чудо. Он задрожал, когда на ладонь выскользнула сапфировая брошь.

В тончайшей золотой филиграни, усыпанной бриллиантами, сверкал квадратный ярко-синий сапфир не менее восьми карат весом.

– Эту брошь носила сама Мария, королева Шотландская, в то время, когда плела интриги и устраивала свои любовные делишки… Из трофеев, доставшихся доброй королеве Елизавете, после того как она приказала обезглавить свою хорошенькую кузину.

Поглаживая камень и оправу, Финли словно ощущал запах крови и предательства.

– О, сколько же трудов и денег стоила мне эта безделушка. Она займет достойное место в моей коллекции.

Как избалованный ребенок в рождественское утро, он недолго наслаждался своим подарком.

Ваза, появившаяся из недр статуи Свободы, восхитила его. Он мгновенно забыл о своих гостях, воркуя над новым сокровищем, лаская гибкие женственные формы стеклянного чуда в стиле модерн.

Его глаза засверкали так чувственно, что Уайнсэп смущенно отвел взгляд.

Из пустотелого постамента бронзового орла Финли вынул обернутую войлоком коробочку. Пока он разрывал войлок, его рот наполнился слюной. Маленькая шкатулочка была сделана из красного дерева и любовно отполирована, но настоящее сокровище – крохотная мозаика на крышечке, изображавшая царский дворец. И, конечно, история – снова кровь, снова предательство. Этот подарок заказал для русской императрицы Екатерины Великой ее любовник, коварный граф Орлов… после того как убил мужа возлюбленной и возвел ее на престол.

– Вам случалось видеть что-нибудь более изысканное? Ею гордились цари, короли, императоры, а потом она оказалась за стеклом в музее, где на нее пялились немытые туристы. Теперь она моя. Только моя.

– Действительно, она изумительна. – Ди Карло не хотел бы прерывать поток восхищенных излияний, но настало время сказать свое слово. – Мистер Финли, вы – настоящий ценитель искусства. Какой смысл в обладании сокровищем, если любое ничтожество с улицы может его увидеть?

– Вы правы. Истинными шедеврами необходимо владеть тайно. Музеи покупают для последующих поколений, бездушные богачи – ради капиталовложения. Мне омерзительно и то, и другое. – Его глаза стали очень яркими, очень зелеными… с сумасшедшинкой. – Наивысшая цель – обладание.

– Я понимаю вас и счастлив, что сыграл некоторую роль в возвращении ваших сокровищ. Конечно, возникли кое-какие трудности…

– Конечно. – Финли небрежно взмахнул рукой, не позволяя испортить свое радужное настроение. – Но прежде, чем мы обсудим ваши злоключения… – Он вдребезги разнес молотком фарфоровый животик бассета. Песик родил золотую кошку. – Прекрасная вещь, – объяснил Финли, – но главная ценность в том, что это дар Цезаря Клеопатре. Доказать эту версию невозможно, хотя исторические периоды совпадают. Однако мне достаточно и мифа, – нежно добавил он. – Вполне достаточно.

Трясущимися от возбуждения руками он отложил кошку.

– А теперь картина.

– Я, ах… – Ди Карло вскочил. – С картиной вышло некоторое недоразумение, мистер Финли.

– Недоразумение? – Улыбка Финли не дрогнула. Он обвел взглядом комнату, но не заметил никаких признаков своего последнего приобретения. – Я не ослышался? Вы что-то сказали о недоразумении, мистер Ди Карло?

– Я хотел доставить вам эти ценности без дальнейших задержек. Ведь вы потратили столько времени и денег.

– Сейчас мы говорим о картине, мистер Ди Карло. – Финли уже забыл и о Клеопатре, и о Екатерине Великой, и о Марии Шотландской. Только картина интересовала его. – Я не вижу ее. Может, мое зрение помутилось? Может, у меня галлюцинации?

Ди Карло почувствовал сарказм и покраснел.

– В этот раз я не смог привезти ее, мистер Финли. Как я пытался рассказать вам, возникла проблема.

– Проблема? – Финли продолжал мило улыбаться, хотя чувствовал, как к горлу поднимается желчь. – Какого свойства?

Воодушевленный его улыбкой, Ди Карло снова уселся и быстро рассказал о трех взломах, напомнил, что первый увенчался возвращением фарфорового бассета, подчеркнул собственный риск в поисках картины.

– Итак, сэр, я уверен, вы согласитесь с тем, что мое возвращение в Филадельфию в данный момент опасно для всех нас. У меня есть человек, которому можно поручить это дело, за мой счет, разумеется. Поскольку вы получили шесть из семи ценностей, то несомненно проявите терпение. Не вижу причин, по которым картина не вернулась бы к вам, скажем, через полтора месяца.

– Шесть недель. – Финли кивнул, похлопал указательным пальцем по своим губам. – Вы сказали, что застрелили полицейского офицера.

– Этого нельзя было избежать. Он следил за зданием.

– М-м-м. И как вы полагаете, почему он это делал?

– Точно не знаю. – Ди Карло подался вперед, излучая искренность всеми порами своего существа. – Я не оставил абсолютно никаких следов взлома. Я слышал спор между Конрой и ее жильцом. Он был в бешенстве. Может, она обратилась в полицию за защитой.

– Интересно, почему она просто не выселила его, – вкрадчиво заметил Финли. – Вы, кажется, сказали, что лицо вам разбил этот жилец.

Ди Карло окаменел: Его самолюбие было уязвлено.

– Вероятно, это была ссора любовников, – резко сказал он. – Полагаю, что парень получает от красотки не только крышу над головой.

– Полагаете? – Финли решил пропустить пока грубость мимо ушей. – Мы обсудим это позже, мистер Ди Карло. После ленча.

– Согласен. – Ди Карло с облегчением откинулся на спинку кресла.

– Ну и отлично. Тогда к столу, джентльмены. В обставленной викторианской мебелью столовой с видом на сад мужчины наслаждались салатом из фазана, запивая его охлажденным «Пуи-Фюме», которое Финли собственными руками наливал гостям. Целый час Финли безупречно играл роль радушного хозяина и ни словом не обмолвился о делах: как объяснил он Ди Карло, это испортило бы вкус еды.

Когда последняя капля вина была выпита, а последний кусочек фазана съеден, Финли резко встал из-за стола.

– Эйбел, надеюсь, вы простите нас, но, как ни прискорбно, нам необходимо закончить наше дело. Мистер Ди Карло, не возражаете против прогулки по саду?

Испытывая легкое приятное головокружение, навеянное вкусной едой, вином и успехом, Ди Карло погладил свой живот.

– После такого ленча прогулка не помешает.

– Отлично. Видите ли, я фанат физических упражнений. И люблю хорошую компанию. Эйбел, мы ненадолго.

Финли вывел Ди Карло в сад через солярий с музыкальным фонтаном, уставленный пальмами в горшках.

– Не могу не сказать, как восхищаюсь вами, – начал Ди Карло. – Вы умеете жить, мистер Финли.

– Хотелось бы так думать. – Туфли Финли тихо хрустели по гладким белым камешкам садовой дорожки. – Вы разбираетесь в цветах, мистер Ди Карло?

– Только знаю, что женщины обычно клюют на них. Одобрительно посмеиваясь, Финли наконец остановился, уставился на котловину Лос-Анджелеса, глубоко вдохнул ароматы сада: ранних роз и жасмина с примесью запаха влажной мульчи и подстриженной травы.

– Итак, каковы ваши планы, мистер Ди Карло? Ди Карло не ожидал такого резкого перехода.

– Что? О, очень простые. Я поручу своему человеку позаботиться об этой Конрой. Поверьте, она все ему расскажет. – Ди Карло поджал губы, сожалея, что лишается удовольствия выбить информацию самолично. – Как я уже сказал, ему придется подождать недельку-другую, пока шум не уляжется. Но он не отстанет, пока она не приведет его к картине.

– А дальше?

– Он ее прикончит, не волнуйтесь, сэр. – Ди Карло улыбнулся многозначительно, как профессионал профессионалу. – И не оставит никаких следов.

– Ах да, следы. В высшей степени неприятно. А вы сами?

– Я… ну, я полагал провести несколько месяцев в Мексике. Есть вероятность, что они меня разглядели. Конечно, было темно, но я бы не хотел рисковать. Если им удастся опознать меня, то лучше мне находиться за границей.

– Разумно, очень разумно. – Финли наклонился к розовому кусту, понюхал бледно-розовый, только начавший распускаться бутон. – Мне пришло в голову, мистер Ди Карло, что если вас опознают, то может выплыть мое имя… косвенно, конечно.

– Никоим образом. Не волнуйтесь, мистер Финли, полиция никогда не свяжет такого человека, как вы, с парой взломов в сувенирной лавке в Филадельфии.

– Следы. – Финли вздохнул, а когда выпрямился, то в его руке сверкнул револьвер с инкрустированной перламутром рукояткой. – Необходимо как следует замести следы.

Он выстрелил в живот Ди Карло, прямо над пряжкой его брючного ремня. Испуганные выстрелом, в небо взметнулись птицы.

Глаза Ди Карло удивленно распахнулись и тут же потускнели от боли. Он тупо уставился на свой живот, прижал руку к быстро распространяющемуся красному пятну, колени его подогнулись.

– Вы разочаровываете меня, мистер Ди Карло; – Финли не повысил голос, но склонился над раненым, чтобы тот лучше слышал его. – Неужели вы считаете меня идиотом? Неужели вы так много возомнили о себе, что решили, будто я приму ваши жалкие оправдания и пожелаю вам счастливого пути?

Финли выпрямился и. злобно лягнул Ди Карло в ребра.

– Вы не оправдали ожиданий! – Он лягнул извивающееся тело снова и снова. Его крики заглушали жалобные стоны и мольбы о пощаде, слюна брызгала изо рта. – Я хочу свою картину. Я хочу то, что принадлежит мне. По вашей вине… по вашей вине у меня ее нет.

Он прострелил Ди Карло левую коленную чашечку, затем правую. Ди Карло тонко завизжал от боли, затем заскулил, как умирающее животное.

– Я убил бы вас быстро, если бы вы не нанесли оскорбление моему интеллекту. Теперь вас ждут долгие часы агонии. И все равно этого мало, чтобы искупить вину передо мной.

Огромным усилием воли он заставил себя убрать револьвер в карман, затем вынул носовой платок и аккуратно промокнул выступивший на лбу пот.

– Слишком мало. – Финли наклонился так низко, что его лицо оказалось совсем рядом с лицом Ди Карло. – У вас был приказ. Вы забыли, кому подчиняетесь?

– Пожалуйста, – простонал Ди Карло, не сознавая, что мольбы его тщетны и он уже практически мертвец, – Пожалуйста, помогите мне.

– Я дал вам уйму времени, более чем достаточно, чтобы искупить вашу вину. Я даже подумывал дать вам отпущение грехов. Я умею быть щедрым, но вы подвели меня. А провал, мистер Ди Карло, непростителен.

Все еще трясясь от ярости, Финли выпрямился. Он знал, что потребуется не менее часа медитаций, чтобы вновь обрести самообладание и приготовиться к официальному вечернему приему.

Некомпетентность! Это невозможно воспринимать спокойно. Возвращаясь в столовую, он стряхнул пыль с рукава. Невыносимо!

– Уайнсэп!

– Сэр. – Уайнсэп вытянулся, сцепив дрожащие пальцы. Он слышал выстрелы и очень боялся того, что последует дальше.

– Избавьтесь от мистера Ди Карло. Уайнсэп сгорбился. – Слушаюсь, мистер Финли.

– Не сейчас. – Финли пригладил растрепавшиеся волосы расческой из панциря черепахи. – Пусть умрет от потери крови.

Сквозь стеклянную стену Уайнсэп видел лежащего на спине, жалующегося небесам Ди Карло.

– Мне подождать здесь?

– Конечно. Как еще вы узнаете, когда он умрет? – Финли вздохнул, убрал расческу. – Завтра праздник, Эйбел, и я не хочу нарушать ваши планы. Так что начнете собирать информацию об этой Айседоре Конрой из Филадельфии послезавтра. – Финли понюхал свои пальцы, сморщился от запаха пороха. – Нет. Боюсь, мне самому придется заняться этим делом.


Глава 15


– С Новым годом! – приветствовал Джеда лысый долговязый детина в красном кожаном комбинезоне, усыпанном серебряными звездами. Джед не успел оправиться от изумления, как новый знакомый, излучавший ароматы вина и дорогого одеколона, уже обнимал его и хлопал по спине.

– Я Индиго.

Поскольку цвет кожи парня вполне соответствовал его имени, Джед согласно кивнул:

– Я вижу.

– Отличная вечеринка. – Индиго сунул в золотой мундштук тонкую черную сигарету и принял картинную позу, уперев свободную руку в бедро. – Оркестр – высший класс, шампанское – холодное, а женщины… – он пошевелил бровями, – в избытке.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил Джед и попробовал обойти верзилу, но он явно недооценил дружелюбность Индиго.

– Если хотите, могу вас представить кому угодно. Я здесь знаю всех, – сказал парень, обнимая Джеда за плечи.

– Вы не знаете меня.

– Но умираю от желания узнать. – Сквозь толпу в фойе Индиго провел Джеда к буфету, где два ловких бармена разливали напитки. – Попробую угадать. – Он чуть отступил, откинул голову, затянулся своей длинной европейской сигаретой. – Вы танцор?

– Нет.

– Нет? – Подвижное лицо Индиго стало задумчивым. – Ну, с таким великолепным телом вам следовало бы быть танцором. – Он взмахнул сигаретой, привлекая внимание бармена:

– Шампанское мне и моему другу.

– Виски, – поправил Джед. – Со льдом.

– Виски со льдом? – В миндалевидных глазах Индиго замелькали веселые искры. – Ну конечно же, как я сразу не догадался. Вы – актер, естественно, драматический… из Нью-Йорка.

Джед взял стакан с виски, выудил из кармана доллар на чаевые… и решил, что иногда проще не возражать.

– Да, временно безработный, – сказал он и ретировался.

В фойе театра «Либерти» преобладал готический стиль: на стенах и потолках – золоченые гипсовые завитушки и злые гномы; над дверями, ведущими в зал, – бронзовые маски Комедии и Трагедии.

Все помещение было забито людьми, каждый из которых пытался перекричать другого. В сизом от табачного дыма воздухе царили запахи духов и попкорна, бодро взрывающегося в автомате рядом с буфетом.

Джед решил, что атмосфера далека от театральной, хотя Дора сказала бы ему, что он глубоко заблуждается.

Гости были одеты кто во что горазд: от фраков до драных джинсов. В одном углу на полу сидела троица в строгих черных костюмах и декламировала вслух стихи.

На сцене оркестр очень эмоционально исполнял «Грязный героин» из репертуара «Роллинг стоунз».

Все люстры ярко сияли. Люди толпились в проходах между креслами партера, в ложах, в оркестровой яме, на балконах. Они ели, пили, болтали, танцевали, а великолепная акустика театра многократно усиливала и без того невыносимый шум.

«Да, это не Зимний бал, – подумал Джед. – А самое главное: непросто будет найти в этой толпе Дору. Похоже, здесь собралось все население Пенсильвании».

Джед никогда не любил приемы и вечеринки. Слишком часто в детстве и юности ему приходилось присутствовать при унизительных публичных ссорах своих родителей. Он предпочел бы провести тихий вечер дома, но раз уж Дора вытащила его сюда, то, по меньшей мере, могла бы оказаться где-нибудь поблизости.

Если бы Дора не уехала в театр очень рано, сославшись на то, что должна помочь в подготовке вечера, он не выпустил бы ее из виду.

Неприятно даже думать, что она болтается где-то одна, когда преступник все еще на свободе. Хотя, конечно, в этой толпе и речи нет об одиночестве, но все равно Джед тревожился. Иначе бы он сюда вообще не приехал.

Две вечеринки за одну неделю, черт побери! Слишком много даже для целого года.

Джед отклонил предложение нахлобучить усыпанный блестками картонный цилиндр и уже всерьез подумывал о бегстве с поля боя, как увидел Дору. И удивился, что не заметил ее раньше. Она сидела на краю сцены, в самом центре, и оживленно болтала с двумя женщинами.

Она что-то сделала с волосами, заметил Джед. Собрала их на макушке в копну буйных кудрей. И глаза. Она подкрасила их так, что они казались еще больше, еще бездоннее. Страстные цыганские глаза.

Дора схватила одну из собеседниц за руку и рассмеялась. Ярко-красные губы быстро двигались, произнося слова, не слышные в этой лавине звуков.

Черный с серебром комбинезон с высоким воротом и длинными рукавами обтягивал ее, словно вторая кожа. Подобную одежду следовало бы объявить вне закона, подумал Джед. При каждом движении серебряные блестки комбинезона отражали свет прожекторов и сверкали, как молнии.

Может, Дора и бросила сцену, но не забыла, как привлекать всеобщее внимание.

У него зачесались руки, так захотелось обнять ее. На мгновение ослепительный взрыв желания затмил все остальные мысли.

Поставив стакан на подлокотник ближайшего кресла, Джед пробился к сцене.

– Он же работает по системе Станиславского. – Дора усмехнулась. – Естественно, что он хочет подцепить грипп, чтобы убедительно сыграть больного. Только мне интересно, что случилось после того, как он… – Она не успела закончить фразу, поскольку сильные руки схватили ее под мышки и оторвали от сцены.

Дора успела лишь заметить, что это Джед, и тут же его губы впились в ее рот. Неистовое желание пронзило ее, сердце остановилось и тут же забилось в ритме бушующего оркестра.

– Эй, привет, – задыхаясь, произнесла она, когда Джед отпустил ее, и, пошатнувшись, вцепилась в его руку. – Рада, что ты, все-таки приехал. Я… ах… это…

Дора повернулась к своим приятельницам, но не смогла больше выдавить ни слова.

– Извините нас. – Джед тащил ее за собой, пока не нашел уголок, который никак нельзя было назвать тихим, но, по крайней мере, им не приходилось кричать. – Как бы ты определила то, что на тебе надето?

– Это? – Дора опустила взгляд на свой костюм, затем снова взглянула Джеду в глаза. – Сексуально. Тебе нравится?

– Я дам тебе знать, как только подберу вывалившийся язык.

– Ты так образно выражаешься, Скиммерхорн. Хочешь выпить? Или перекусить?

– Я выпил. Меня поймал в дверях двухметровый черный парень в красной коже. Он меня обнимал.

– Индиго. Он очень общительный.

– Он решил, что я – безработный актер из Нью-Йорка.

Джед дотронулся кончиком пальца до одного из ее буйных локонов, размышляя, как все они будут выглядеть, разметавшись по ее плечам.

– Индиго одевается ярковато и ведет себя несколько раскованно, но он отличный режиссер. Хорошо, что ты не стал разубеждать его. Лучше ему не знать, что ты полицейский. – Дора взяла Джеда за руку и повела за кулисы, где разместили еще один бар и буфет. – Он не любит полицейских.

– Я не полицейский. – Джед хотел заказать виски, но передумал и попросил содовую. Дора выбрала шампанское. – Почему он не любит полицейских?

– Он подрабатывал в клубе… вышибалой. Во время облавы полиция накрыла в задней комнате игроков в кости и загребла его. – Дора склонила голову, повела плечами и точно скопировала Индиго:

– Дорогая, это было ужасно. Ты представляешь, кого они бросают в камеры?

– Преступников.

– Только не говори это ему. Именно я вносила за него залог, и поверь, у парня был нервный срыв. – Дора машинально поправила воротник сорочки Джеда. – Понимаю, что ты не стал бы ему сочувствовать, ведь ты смотришь на мир с другой стороны решетки.

– Я видел мир с обеих сторон решетки.

– Ах, да. – Отработанным движением она откинула волосы с его лба. – Как-нибудь расскажешь мне об этом.

– Может, и расскажу. Ты закончила приводить меня в порядок?

– Да. Тебе очень идет черное. Ты похож на мятежника.

– У тебя богатое воображение, я более реалистичен.

– Большую часть своей жизни я питалась фантазиями. – Дора взяла с блюда редиску и захрустела ею. – Предпочитаю фантазии реальности.

– Естественно, ты ведь была актрисой. Дора рассмеялась.

– Я и сейчас актриса, ведь я – Конрой. – Наклонившись, она шаловливо куснула его за мочку уха, и словно раскаленное копье пронзило его тело. – Если ты когда-нибудь решишь попробовать свои силы на сцене, может, и я вернусь.

– Почему бы нам не остаться теми, кто мы есть?

– И мир никогда не узнает, что потерял. – Дора уставилась на его бокал с содовой. – Знаешь, необязательно оставаться трезвым. Мы можем заказать такси.

Джед ухватил ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

– Я хочу заняться с тобой любовью на ясную голову.

– О… Хорошо.

Дора поднесла бокал к губам. Джед заметил, что ее рука дрожит, и усмехнулся.

– Забыла свою роль, Конрой?

– Я… ах…

– Айседора!

На них, как лавина, обрушилась высокая рыжеволосая женщина в зеленом платье. Сверкающая ткань обтекала стройное тело, вспениваясь жестким веером от колен до лодыжек. В целом создавалось впечатление рассвирепевшей русалки.

Трикси не могла бы появиться более своевременно. Дора с облегчением вздохнула и повернулась к матери:

– Проблемы?

– Этот поставщик – просто животное. Один бог знает, почему я продолжаю пользоваться его услугами. – Трикси бросила через плечо взгляд, который мог бы расплавить сталь. – Он наотрез отказывается слушать мои советы насчет анчоусовой пасты.

Дора огляделась, но брата не увидела. Она свою смену отстояла. Сейчас его очередь ограждать поставщика от матери. Ну, братишка, считай, что ты уже мертв.

– Где Уилл?

– О, он с этой прелестной девушкой, которую привез из Нью-Йорка. – Трикси вскинула руки. Стычка с поставщиком не оставила ей времени на запоминание имен. – С моделью.

– Мисс Январь, – тихо сказала Дора.

– Так вот, анчоусовая паста. – Трикси набрала в легкие побольше воздуха, готовясь произнести пламенную речь.

– Мама, ты еще незнакома с Джедом.

– Джед? – Трикси рассеянно пригладила волосы, посмотрела повнимательнее, и выражение ее лица изменилось. Чуть-чуть приподняв подбородок, она кокетливо взглянула на Джеда из-под густых ресниц. Трикси считала флирт особым видом искусства. – Я счастлива познакомиться с вами.

Джед понял, что от него ожидается, и поцеловал кончики пальцев протянутой руки.

– Я тоже счастлив, миссис Конрой.

– О, пожалуйста, Трикси, – проворковала она. – Иначе я буду чувствовать себя старой и заплесневелой.

– Уверен, что это невозможно. В прошлом году я видел вас в «Привет, Долли». Вы были великолепны.

Атласные щеки Трикси порозовели от удовольствия.

– О, как вы добры. Я обожаю Долли. Такая яркая личность. – И вы прекрасно ухватили ее характер.

– Да. – Трикси вздохнула. – Дора, он мне нравится. Скажите мне, Джед… Боже, какие у вас огромные руки!

Поскольку Джед вел себя безукоризненно, Дора сжалилась над ним.

– Мама. Джед – тот жилец, которого папа нашел мне.

– Жилец… жилец! – Материнские инстинкты мгновенно возобладали над любовью к флирту. – О, мой дорогой, дорогой мальчик! – Преисполненная благодарности, Трикси обхватила Джеда за шею, и он отдал должное ее хватке. – Я в неоплатном долгу перед вами.

Джед бросил на Дору беспомощный взгляд, но она лишь облизнулась.

– Я не сделал ничего особенного, – пробормотал Джед, неловко поглаживая спину Трикси. – Просто откликнулся на объявление.

– Вы спасли мою дорогую Айседору от ужасного грабителя. – Чуть отстранившись, Трикси расцеловала Джеда в обе щеки. – Мы никогда не сможем отблагодарить вас за то, что вы прогнали его и не дали обокрасть нашу малышку.

Джед, прищурившись, уставился на Дору поверх вздрагивающих плеч ее матери, но она отвела взгляд.

– Я пригляжу за ней, – многозначительно сказал он. – Не волнуйтесь.

– Волнения – удел матери, дорогой. – Трикси печально улыбнулась и вздохнула.

– Вот ты где, цветок страсти! – воскликнул Квентин, неотразимый во фраке и белом галстуке. Даже доведя до изнеможения двух барменов, он подошел к жене очень твердой походкой. – Я пришел пригласить тебя на танец.

– С удовольствием, дорогой. – Трикси обняла мужа, и они заскользили в знойном танго.

– Ты познакомилась с молодым человеком, которого я нашел для Иззи?

– Да, только что. – При очередном повороте Трикси откинула голову и ослепительно улыбнулась Джеду. Он не удивился бы, если бы у нее в зубах неожиданно появилась роза. – У тебя отличный вкус.

– Иззи, покажи Джеду театр. В нашей скромной обители есть не только сцена.

Квентин подмигнул и увлек жену прочь.

– Цветок страсти? – переспросил Джед, когда они исчезли.

– У них срабатывает.

– Да, я видел.

Джед не мог вспомнить, чтобы его собственные родители хотя бы обнимались, не говоря уж о пылких поцелуях. Их чувства проявлялись, лишь когда они швырялись посудой и осыпали друг друга оскорблениями.

– Ты не говорил, что бывал здесь раньше.

– Что?

– В театре. «Привет, Долли»?

– Ты не спрашивала. – Джед увлек Дору подальше от толпы у бара. – Ты ничего не рассказала ей?

– Не хотела расстраивать. Не смотри на меня так, – огрызнулась Дора. – Ты же видел, как она отреагировала на простой взлом. Можешь вообразить, что случилось бы, если бы я рассказала ей о маньяке с пистолетом? – Джед не ответил, и Дора в гневе топнула ногой. – Я расскажу ей… когда сочту нужным.

– Как хочешь. – Джед вытащил сигарету. – Но если она узнает от кого-нибудь другого, будет хуже.

– Сейчас я не хочу думать об этом. – Дора выдернула у Джеда сигарету, затянулась и вернула ему. – Пойдем на экскурсию. Театр построен в середине девятнадцатого века. Когда-то здесь был популярный мюзик-холл. – Она повела Джеда со сцены в один из узких боковых коридоров. – Когда водевили вышли из моды, здание начало ветшать и едва избежало полного разрушения. А потом… – Дора распахнула дверь одной из актерских уборных и, уперев руки в бока, уставилась на Уилла, утонувшего в пылких объятиях. – Дезертирство – преступление, караемое смертной казнью.

Уилл усмехнулся, продолжая обнимать роскошную девицу.

– Лорейн помогала мне репетировать роль. У меня контракт на рекламу зубного эликсира.

– Уилл, ты на дежурстве. Я отстояла свою вахту, а Ли придет только после полуночи.

– Ладно, ладно. – Ведя за собой девушку, Уилл протиснулся в дверь. – Встретимся позже.

Даже не пытаясь скрыть восхищение, Джед уставился на мерно покачивающиеся бедра Лорейн.

– Скиммерхорн, подбери глаза с пола, а то на них кто-нибудь наступит.

– Через минуту. – Он повернулся к Доре, только когда Лорейн исчезла из виду. – Какое дежурство?

– Следить, чтобы мама не вцепилась в волосы поставщику. Идем. Я отведу тебя на платформу над колосниками. Оттуда открывается необычный вид на сцену.

С течением вечера Джед перестал спрашивать себя, действительно ли ему здесь нравится. Хотя он не любил столпотворения и болтовню с незнакомцами, ему совершенно расхотелось уходить из театра, тем более когда он столкнулся на балконе первого яруса с Чэпменами.

– Привет, Джед. С Новым годом. – Мэри Пэт поцеловала его и снова перегнулась через перила. – Потрясающая вечеринка. Никогда не видела ничего подобного.

Джед тоже взглянул вниз: яркая толпа, шум, смех, музыка.

– Конрои уникальны.

– Мне можешь об этом не рассказывать. Я познакомилась с отцом Ли. Мы танцевали джиттербаг. – Мэри Пэт раскраснелась от смеха. – Я даже не подозревала, что умею танцевать джиттербаг.

– Ей особенно нечего было делать, только повторять его движения, – заметил Брент. – Этот парень умеет двигаться.

– Наверное, хорошо подзарядился, – предположил Джед, заметив внизу Квентина в сдвинутом набекрень блестящем картонном цилиндре.

– Где Дора? – спросил Брент. – Я еще не видел ее.

– Где-то здесь. Индиго хотел потанцевать с ней.

– Индиго?

Мэри Пэт еще глубже свесилась с балкона, чтобы побросать конфетти. – Вы наверняка его видели. Лысый черный гигант в красной коже.

– О боже! – воскликнула Мэри Пэт, найдя в толпе Индиго. – Как жаль, что я не умею так танцевать. – Она оперлась локтями о балюстраду и слегка задвигала бедрами в ритме музыки.

– Есть новости? – спросил Джед Брента.

– Еще рано. – Брент отхлебнул пива. – Мы разослали фоторобот. Если на парня есть досье, узнаем что-нибудь после праздников. Я сам немного побегал. Искал его среди известных нам насильников и взломщиков. Пока ничего. – Брент взглянул на свой пустой стакан, поправил очки. – Пойдем раздобудем еще пива.

– О нет. – Мэри Пэт выпрямилась и схватила Брента под руку. – Ты будешь танцевать со мной, лейтенант.

Уже почти полночь.

– Может, лучше остаться здесь и пообниматься? – Брент потащился за женой, едва волоча ноги. – Или, может, Джед с тобой потанцует.

– Я иду искать свою женщину. Когда троице удалось протиснуться к оркестру, ведущий поднял руки и закричал в микрофон, требуя тишины:

– Внимание! Все сюда! До полуночи осталась одна минута, так что найдите свою половину… или любую ближайшую пару губ… и приготовьтесь к новогоднему поцелую.

Не обращая внимания на дикий шум и интересные предложения от нескольких одиноких женщин, Джед продолжал протискиваться сквозь толпу к своей цели.

Дора стояла на сцене рядом с братом и, весело смеясь, разливала шампанское в протянутые бокалы.

Отставив пустую бутылку, она взяла другую и повернулась к оркестру проверить, у всех ли есть шампанское. И увидела Джеда.

– Уилл. – Не сводя глаз с Джеда, она сунула бутылку брату. – Дальше ты сам.

– Меня затопчут! – вскрикнул Уилл, но она уже шла к краю сцены.

– Приготовьтесь, друзья! – прогремел голос ведущего. – Считайте вместе со мной. Десять, девять…

Доре казалось, что она медленно, очень медленно плывет в теплой шелковистой воде.

– Восемь, семь…

Она наклонилась, положила ладони на плечи Джеда. Он обхватил ее за талию.

– Шесть, пять…

Стены покачнулись. Дора ступила в пустоту, в разноцветный дождь конфетти, почувствовала, как переливаются его мышцы, и обхватила его ногами.

– Четыре, три…

Дюйм за дюймом скользила она вниз по его телу, глядя ему в глаза, судорожно дыша.

– Два, один…

Ее губы, жаркие и голодные, раскрылись навстречу его губам. Два вздоха удовольствия слились в один под взрыв веселых криков. Дора чуть повернула голову и впилась в его рот, погрузив пальцы в его волосы.

Джед был уверен, что все в нем сейчас взорвется: голова, сердце… все. Даже когда ее ноги коснулись пола, ее тело продолжало облеплять его.

Дора сбивала с ног сильнее, чем виски, кружила голову сильнее, чем шампанское. Он понял, что мужчина может опьянеть, впитывая не алкоголь, а женщину.

Джед оторвался от ее губ, продолжая прижимать ее к себе. Веки ее были чуть опущены, губы приоткрыты. Под его взглядом она легко провела языком по своим губам, как будто хотела насладиться послевкусием поцелуя, и прошептала:

– Еще.

Не успел Джед выполнить ее просьбу, как откуда-то появился Квентин и обнял их обоих.

– Счастливого Нового года, дети мои. – Вскинув голову, он продекламировал звучным, хорошо поставленным голосом:


Под новогодний колокольный звон

Забудь тоску и прежние обиды.

Под новогодний колокольный звон

Открой объятья истинной любви.


– Теннисон, – прошептал Джед, почему-то тронутый до глубины души, и Квентин ослепительно улыбнулся ему.

– Совершенно верно. – Он поцеловал Дору, затем – С не меньшим чувством – Джеда. Не успел Джед оправиться от шока, как на них обрушилась Трикси.

– Обожаю праздники. – И новая волна поцелуев. – Уилл, иди сюда и поцелуй свою мамочку.

Уилл покорно спрыгнул со сцены и обнял мать, затем поцеловал отца и повернулся к Джеду.

Джед не собирался сдавать позиции.

– Только попробуй, и мне придется тебя стукнуть. Уилл только ухмыльнулся.

– Извини, мы – экспансивная семейка. – Несмотря на предупреждение, он крепко обнял Джеда. – А вот и Ли с Джоном.

Еще надеясь выжить, Джед отступил, но оказался прижатым к сцене. И, сдавшись, философски принял поцелуй Ли и объятия Джона… с которым даже не успел познакомиться.

Его лицо так отчетливо отражало все его чувства, что Дора рассмеялась и подняла бокал шампанского.

– За тебя, Скиммерхорн. Это всего лишь цветочки.


Ди Карло все никак не умирал. Уайнсэп терпеливо ждал, изо всех сил пытаясь отключиться от жалобных призывов на помощь, бессвязных просьб и тихих рыданий.

Он не знал, как Финли управился со слугами. И не хотел знать. Но не один раз в течение казавшегося бесконечным трехчасового ожидания он молился, чтобы Ди Карло наконец вспомнил о приличиях и умер.

А когда стало смеркаться и звуки в саду смолкли, Уайнсэп пожалел, что Ди Карло не протянул подольше.

Вздыхая, Уайнсэп вышел из дома, прошел мимо распростертого тела к южной лужайке, к каменному сараю для садовых инструментов.

Следуя инструкциям Финли, он нашел большой рулон брезента, заляпанного белой краской, взвалил его на плечо и, сгибаясь под тяжестью, вернулся в сад… и легко смирился с привычными обязанностями, представив себя на месте Ди Карло, слепо уставившегося в темнеющее небо. Весь процесс просто перестал беспокоить Уайнсэпа.

Он расстелил брезент на белых камнях, липких от крови. Мухи… Все-таки отвратительная работа. И грязная.

Согнувшись, шумно дыша, Уайнсэп перекатил тело Ди Карло на середину брезента. Затем решил передохнуть. От физического труда он всегда обильно потел. Развернув носовой платок, он вытер лицо и шею, затем скомкал платок и бросил его под труп.

Присев на корточки, стараясь не испачкаться в крови, он двумя пальцами вытянул бумажник Ди Карло и решил сжечь его при первой же возможности вместе с деньгами. Затем тщательно обыскал карманы, чтобы исключить все шансы на опознание трупа.

Из окна второго этажа доносилась музыка: какая-то итальянская опера. Видимо, Финли готовился к праздничному вечеру.

В конце концов, завтра праздник.


Глава 16


Прохладный ночной воздух казался совершенно прозрачным. Боковое окно «Тандерберда» подернулось ледяной паутиной, сверкающей в свете уличных фонарей. В салоне тихо и деловито жужжала печка, внося свой вклад в льющуюся из радиоприемника музыку.

Тепло, блюз и медленное движение убаюкали бы Дору.

Если бы не оголенные, готовые взорваться нервы. Чтобы справиться с напряжением, она безостановочно болтала о вечеринке, о гостях и музыке, почти не рассчитывая на ответы Джеда.

Когда автомобиль остановился, все темы были практически исчерпаны.

– Все в порядке?

– Что в порядке? – переспросил Джед.

Ее пальцы крепче сжали вечернюю сумочку.

– Полицейские, которых поставил Брент.

– Ты из-за этого так взвинчена? Дора отвернулась. Над задней дверью горел фонарь, и она оставила свет в своей комнате.

– Мне почти удалось забыть об этом.

– Все в порядке. – Джед наклонился и сам отстегнул ее ремень безопасности. – Оба патрульных на месте.

– Хорошо.

В молчании они вышли из машины. Пока Джед отпирал наружную дверь, Дора пыталась проанализировать свои ощущения. Напряжение не спадало, и оно не имело никакого отношения к грабителям или охранникам. Она дергалась из-за того, что непременно произойдет, как только они окажутся внутри и наедине.

Полная чушь, решила Дора, входя в коридор и копаясь в сумочке в поисках ключей. Она хочет его, хочет как можно скорее покончить с тем, что происходит между ними.

И все же…

Джед вынул ключи из ее непослушных пальцев и отпер дверь.

Все дело в контроле над ситуацией, поняла она, выскальзывая из пальто и бросая его на спинку кресла. Прежде она всегда держала руль в своих руках и могла повернуть в любую сторону.

Но сейчас руль держит Джед, и они оба это знают.

Дверной замок щелкнул за ее спиной, и она чуть не подпрыгнула.

– Хочешь выпить?

Не оборачиваясь, не дожидаясь ответа, Дора отправилась за коньяком.

– Нет.

– Нет? – Ее рука замерла над графином, опустилась. – Я тоже.

Дора прошла к музыкальному центру и включила, даже отдаленно не представляя, какой диск оставила внутри.

– Через несколько дней придется выбросить елку. – Она коснулась ветки. – На двенадцатую ночь. Уберу игрушки, сожгу несколько веточек в камине. Мне всегда от этого становится грустно.

Она вздрогнула, когда Джед положил руки на ее плечи.

– Ты нервничаешь.

– Я? – Дора рассмеялась и пожалела, что не налила себе выпить: горло пересохло.

– Мне нравится.

Чувствуя себя необыкновенно глупо, она повернулась и выдавила улыбку.

– Конечно. Тебе нравится быть главным.

– Вот именно. – Джед опустил голову и поцеловал уголок ее рта. – И кроме того, я могу не сомневаться, что ты запомнишь это, надолго запомнишь. Пойдем со мной.

Джед не отпускал ее руку на всем коротком пути в спальню.

Он не хотел спешить, хотел узнавать ее дюйм за дюймом, смакуя каждое мгновение. Пока она не станет совсем беспомощной и полностью принадлежащей ему.

Джед включил лампочку у кровати и взглянул на Дору.

Она судорожно вздохнула, когда он коснулся губами ее губ. Нежность… самое последнее, что она ожидала от него, и самый ценный его дар. Как трогательно… Ее капитуляция была безусловной и окончательной.

Ее губы раскрылись. Голова откинулась назад, но он продолжал играть ее губами медленно и нежно.

– Ты дрожишь, – прошептал Джед, проводя губами по ее щеке, подбородку, скользя языком по теплой гладкой коже, наслаждаясь ее вкусом и ароматом.

– Это ты дрожишь.

– Может, ты и права.

Его губы вернулись к ее губам. От поцелуя у нее закружилась голова. Вздохи, стоны, задыхающийся шепот, бешеный ритм двух бьющихся сердец…

– Я расстелю постель, – прошептала Дора, отворачиваясь, но Джед снова притянул ее к себе, прижал спиной к своей груди, лаская губами чувствительную кожу за ухом.

– Это может подождать.

От его прикосновений желание свернулось тугим узлом в глубине ее тела.

– Не думаю, что я смогу.

– Это не будет быстро. – Его руки скользили по ее телу. – Это не будет легко.

– Джед… – Его имя закончилось стоном. Его руки уже ласкали ее грудь, зубы слегка покусывали шею, удовлетворяя первобытное желание почувствовать вкус плоти.

Джед начал расстегивать крошечные пуговки, тянувшиеся от ее горла до самых ног. Ее дыхание утихло, стало более глубоким, словно она впала в транс. Неторопливые, мучительно медлительные прикосновения его большого пальца словно воспламеняли ее кожу на месте каждой расстегнутой пуговицы.

– Я всю ночь задавал себе вопрос, – тихо сказал он, наклоняясь к ее уху, сдерживая жадность своих рук. – Всю ночь представлял, что под этим комбинезоном.

Он медленно раскрыл комбинезон, пробежал пальцами по обнаженному телу. Там не было ничего, кроме женщины.

– Боже милостивый. – Джед опустил лицо в ее волосы, пытаясь справиться с пронзившим его желанием. Он хотел возбудить в ней такое же неудержимое, такое же отчаянное желание.

Как во сне, Дора подняла руку и обняла его за шею. Она плывет, плывет в мерцающем, как полированное серебро, воздухе. Вот сейчас он снова коснется ее, и этот нежно сияющий воздух вспыхнет, как меч, отразивший солнечный луч.

Его руки блуждали по ее телу, переполняя ее гордостью и изумлением.

Повернув голову, Дора нашла влажными жадными губами его губы и впилась в них. Она уже не могла определить фокус наслаждения. Слишком много ощущений кружилось в ней. Его губы, да, наслаждение было и в давлении губ, и в царапанье зубов, и в ласкающем языке.

И еще больше наслаждения в ощущении его твердого, как скала, тела, прижимающегося к ней, в легкой дрожи, словно нашептывавшей о непреклонно контролируемом неистовстве. И излучаемый им жар, свидетель темных и отчаянных желаний…

И снова руки. Господи, его руки, властные и ласковые, но не позволяющие забыть о еле сдерживаемой грубости.

Ей стало страшно. Еще немного, и она взмолится о пощаде… или о большем.

Воздух вырывался из ее груди тихими гортанными стонами, ее тело покачивалось в убыстряющемся ритме, прижимаясь к нему.

Рука Джеда оказалась между ее ног, он ощутил жар и влагу. Одними кончиками пальцев он довел ее до кульминации. Ее тело оцепенело, изогнулось, она вскрикнула от неожиданного оргазма. Ее ноги подкосились, и она ошеломленно застонала.

– Еще?

У нее кружилась голова. Чтобы сохранить равновесие, она обхватила его шею обеими руками.

– Да.

И снова ее глаза потемнели, подернулись дымкой, и она простонала его имя. Да, можно опьянеть от женщины, как от алкоголя, как от наркотика. Он развернул ее лицом к себе и сдернул с плеч комбинезон.

Свирепое выражение его лица, неистовство в глазах должны были испугать ее. Ее сердце чуть не выскользнуло из груди, но не от страха.

– Я хочу тебя. – Ее голос был низким и хриплым. Руки дрожали, когда она стягивала через голову его рубашку. Но в ее глазах сверкала уверенность. Она дернула вниз «молнию» его брюк, откинула голову и прижалась к нему. – Я хочу тебя во мне. Немедленно.

В ответ он обхватил ее бедра и упал вместе с ней на кровать.

Они перекатились дважды, нетерпеливо срывая друг с друга одежду, и наконец влажная плоть схлестнулась с влажной плотью. Но когда Дора обхватила его ногами и уже хотела вобрать его в себя, он соскользнул ниже, наслаждаясь вкусом ее тела, лаская губами грудь, пока судороги ее извивающегося тела не превратили ласку в невыносимо сладостную пытку.

Задыхаясь, она вцепилась в его волосы.

– Сейчас, ради бога, сейчас.

Он поймал зубами ее сосок и втянул его в рот, не обращая внимания на ее ногти, впившиеся в его плечи.

– Теперь я хочу больше.

Но чем больше он получал, тем больше жаждал. Она отдавалась безусловно, абсолютно, подчиняясь потоку ощущений. Однако ему было мало.

Как он и обещал себе, он обследовал каждый уголок ее тела, пробуя, вдыхая, прикасаясь. И что бы он ни просил, она давала. Что бы она ни предлагала, он брал.

Свет лампы скользил по ее влажной коже, и ее тело мерцало, как ее фарфоровые статуэтки. Но она была живой – кровь И плоть. Ее руки были такими же любопытными, как его, ее рот – таким же алчным.

Покрывало скользило под ними, как вода. Музыка окутывала их. Рыдал саксофон, выбивали ритм ударные.

Когда он скользнул в нее, хриплый стон сорвался с ее губ в его рот. Медленно, наслаждаясь, он скользил все глубже и глубже, глотая ее отчаянные вздохи, пробуждая новые.

Джед навис над нею, отчаянно вглядываясь в ее лицо, следя за вспышками безумного наслаждения. Она снова содрогнулась в оргазме, заставив его испытать бурю новых ощущений.

Ее глаза широко распахнулись и сосредоточились на его лице. Она попыталась заговорить, но с дрожащих губ сорвался лишь новый стон. Джед. Она видела только его, чувствовала только его и только его хотела. Ее тело превратилось в клубок оголенных нервов и безудержных желаний. И Джед разжигал их все сильнее, пока она не обвилась вокруг него, забыв обо всем…

Она снова вскрикнула. Джед прижался лицом к ее волосам и забыл о самоконтроле.

Музыка изменилась. Элтон Джон запел свою оду Мэрилин. Дора лежала, раскинувшись поперек кровати, ее онемевшее тело почти не ощущало тяжести Джеда. Она чувствовала легкое прикосновение его губ к своей груди, слышала биение его сердца. Она нашла в себе силы поднять руку, провести пальцами по его волосам и плечу.

Джед пошевелился. Он чувствовал себя так, словно без лыж скатился с очень высокой горы и приземлился посреди теплой весны.

Он поцеловал ее в грудь, следя за расцветающей на ее губах улыбкой.

– Ты в порядке?

– Нет, я ничего не вижу. Теперь он улыбнулся.

– У тебя глаза закрыты.

– Оп! – Дора открыла глаза и вздохнула. – Слава богу! Я думала, что ослепла. – Повернув голову, она взглянула на него. – Вряд ли стоит спрашивать, как ты себя чувствуешь. Ты выглядишь слишком довольным собой.

Джед подтянулся, чтобы поцеловать ее. Ее волосы мятежными кудрями рассыпались вокруг лица, как он и представлял себе. Губы распухли, глаза сонные.

Он что-то почувствовал. Не вновь разгоревшееся желание, как он ожидал, и не самодовольство, а что-то еще.

– Все равно спроси.

– Ладно. – Дора откинула волосы с его лба. – Как поживаешь, Скиммерхорн?

– Хорошо.

– Твое красноречие меня ошеломляет. Джед рассмеялся, снова поцеловал ее и, скатившись с нее, прижал к себе.

– Прости, но я не могу вспомнить ни строчки из Теннисона.

Дора представила, как он, голый, декламирует стихи, и ее улыбка стала мечтательной.

– А как насчет Шелли? «В сладких грезах о тебе я очнулся ото сна. Заколдованная ночь звездной тишины полна».

Джед пристыженно помолчал, потом нежно поцеловал ее.

– Мило. Очень, очень мило.

Довольная, Дора теснее прижалась к нему.

– Как все Конрои, я воспитана на поэзии и драматургии.

– Труды твоих воспитателей не пропали даром. – Она только улыбнулась под его испытующим, напряженным взглядом. – Я снова хочу тебя.

– Я надеялась на это.

– Дора, ты выглядишь ужасно.

– Спасибо, Ли. Как бы я жила, если бы ты не подпитывала мое самомнение!

Ли продолжала изучать бледное лицо сестры, круги под глазами.

– Может, ты заболеваешь? Сейчас повсюду грипп. Думаю, тебе следует на сегодня закрыть магазин.

– Именно поэтому ты – наемный работник, а я – босс. – Нацепив на лицо веселую улыбку, Дора вышла из-за прилавка навстречу покупательнице. – Доброе утро. Чем я могу помочь вам?

– Вы Дора Конрои?

– Да. – Дора протянула руку. Она представляла, как выглядит сама из-за недостатка сна, но женщина, сжавшая ее пальцы, казалось, вот-вот упадет от изнеможения. – Не хотите ли кофе? Чаю?

– Я… – Женщина стянула с головы синюю вязаную шапочку. – Я бы выпила кофе, но мне нельзя. – Она приложила ладонь к выступающему животу. – А чай с удовольствием.

– С молоком? С лимоном?

– Нет, просто чай.

– Пожалуйста, присаживайтесь. – Дора провела женщину к креслу. – Мы все еще не пришли в себя после праздников.

В магазин вошла молодая пара, и Дора кивнула Ли, чтобы та занялась ими, а сама налила чай в две чашки.

– Спасибо. Я Шарон Роумен.

– Простите, не припоминаю. О! – Дору словно током ударило. Она выпрямилась в кресле и коснулась руки Шарон. – Вы – племянница миссис Лайл. Мне очень жаль. Когда я в последний раз звонила в больницу, мне сказали, что она еще в коме.

– Она пришла в себя прошлой ночью.

– О, я так рада это слышать.

– Но состояние еще критическое. – Шарон поднесла чашку к губам, но, не отпив, со стуком поставила ее на. блюдце. – Врачи не могут сказать, когда она поправится и поправится ли вообще. Она… она очень слаба.

Глаза Доры наполнились слезами.

– Вам сейчас очень тяжело. Не знаю, есть ли что-либо хуже подобного ожидания.

– Вы правы. – Однако искреннее сочувствие незнакомой женщины помогло Шарон расслабиться. – Мы всегда были очень близки. Почти как подруги. Тетя была первой после мужа, кому я сказала о ребенке.

– Вы выглядите очень усталой, – ласково сказала Дора. – Не хотите подняться в мою квартиру? Вы могли бы полежать и отдохнуть.

Шарон чуть не расплакалась.

– Я не могу остаться. Мне нужно вернуться в больницу.

– Шарон, такой стресс вреден вам и вашему ребенку.

– Я стараюсь не перенапрягаться, насколько это возможно. – Шарон смахнула слезу со щеки. – Поверьте, я делаю все, что велит врач. – Она глубоко вздохнула. – Мисс Конрой…

– Дора.

– Дора. Я приехала поблагодарить вас за цветы. Тетя Элис очень любит цветы. Ее сад – настоящее чудо. И медсестры сказали мне, что вы несколько раз справлялись о ее здоровье.

– Я рада, что ей лучше.

– Спасибо. Но я думала, что знаю всех ее друзей…

– Мы с ней виделись один раз. Здесь. Она заходила в магазин перед Рождеством.

Шарон удивленно покачала головой. – Она что-то у вас купила?

– Пару вещиц. – Доре не хватило мужества сказать, Что это были подарки для Шарон и ее ребенка. – Она упомянула, что пришла сюда, так как вы кое-что покупали у меня.

– Да. – Шарон озадаченно улыбнулась. – У вас всегда такие интересные вещи. Надеюсь, вы не обидитесь, но я нахожу несколько странной вашу заботу о женщине, с которой вы встречались лишь один раз как с покупательницей.

– Она мне понравилась. И я встревожилась, потому что она пострадала так скоро после того, как приходила сюда.

– Тетя покупала для меня, не правда ли?

– Она очень любит вас.

– Да; – Усилием воли Шарон сдержала слезы. Она знала, что должна быть сильной ради своего ребенка, ради тети. – Тот, кто убил Мьюриэл и ранил мою тетю, разбил множество ее вещей. Это кажется таким бессмысленным.

– У полиции есть какие-нибудь зацепки?

– Нет. – Шарон беспомощно вздохнула. – Ничего. К тому времени, как приехала полиция, я уже была в истерике. Я нашла их рождественским утром – тетю и… и бедную Мьюриэл. Я держалась, пока вызывала «Скорую помощь» и полицию, а потом просто сломалась. Разговор с полицейскими помог. Они такие спокойные и бесстрастные.

Дора подумала о Джеде.

– Я знаю. – После секундного колебания она решилась:

– Хотите знать, что она купила для вас?

– Да. Очень, очень.

– Она сказала, что вы шьете, и купила вам викторианский упор для двери. Чтобы дверь не закрывалась и вы слышали ребенка в детской.

– Дверной упор? – Нежная улыбка заиграла на губах Шарон. – Медный слоник?

– Точно.

– Мы нашли его в углу гостиной. – Глаза Шарон снова увлажнились, но отчаяние немного отступило. – Да, она обязательно подумала бы о чем-то в таком роде.

– И она выбрала дверной упор для детской. Фарфоровая собачка, спящая.

– О, это я не видела. Должно быть, она разбилась. Он разбил почти все подарки, что она приготовила, и множество ее вещей. – Шарон обхватила ладонь Доры. – Как будто он сошел с ума. Он точно сумасшедший. Разве нормальный человек может убить одну старую женщину и оставить другую умирать? – Она покачала головой. – Я сейчас еду в больницу и хотела бы привезти ей какой-нибудь подарок. Вы мне поможете выбрать?

– С удовольствием.

Через двадцать минут Шарон села в свою машину и уехала.

– Что с ней? – спросила Ли. – Бедняжка выглядела такой несчастной.

– Это была племянница миссис Лайл… женщины, на которую напали в канун Рождества.

– Сосайети-Хилл? Она, кажется, в коме.

– Она пришла в себя.

– Страшно думать, что кто-то может вот так просто вломиться в твой дом.

При воспоминании о собственном опыте Дора вздрогнула.

– Страшно. Надеюсь, полиция найдет его. Ли решительно повернула Дору лицом к себе.

– А пока поговорим о тебе. Почему ты так ужасно выглядишь, если вчера весь день отдыхала?

– Понятия не имею. Я целый день провела в постели. Дора улыбнулась и начала переставлять музыкальные шкатулки.

– Минуточку. – Орлиный взор Ли снова впился в сестру. – Так, так, так. До меня дошло. Джед.

Дора открыла шкатулку, и раздались первые такты «Лунной сонаты».

– Что Джед?

– Айседора, со мной эти игры не пройдут. Так в чьей постели ты провела вчерашний день?

– В своей собственной. – Она закрыла шкатулку и усмехнулась. – Это было потрясающе.

– Неужели? Выкладывай.

– Ну, он… я не могу. – Дора умолкла, озадаченная. – Это совсем другое.

– Ага. – Точеное личико Ли расплылось в широченной ухмылке. – Ты помнишь, что было со мной, когда Джон в первый раз поцеловал меня?

– Ты вернулась домой, заползла в кровать и целый час ревела.

– Правильно. Я была напугана и потрясена, так как поняла, что встретила мужчину, с которым хочу провести всю свою жизнь.

Улыбка Ли стала мечтательной. Отрешенной.

– Тебе было семнадцать лет, – напомнила Дора. – Ты была слишком чувствительна и девственница.

– Тебе двадцать девять, ты слишком чувствительна и никогда раньше не любила.

– Ничего подобного, – сердито возразила Дора.

– А я говорю: не любила.

Дора схватила тряпку для пыли.

– Я не сказала, что люблю Джеда.

– А любишь?

– Я не знаю.

– Вот именно, – победоносно заявила Ли. – Если бы ты его не любила, то так бы и сказала. А ты любишь, и это приводит тебя в замешательство. Между прочим, где он?

– Ушел куда-то. – Понимая, что ее ловко перехитрили, Дора свирепо уставилась на сестру. – Я не держу его на поводке.

Ли понимающе кивнула.

– Раздражительность. Еще один верный признак.

– Послушай, я проанализирую свои чувства, когда сочту необходимым. – Дора снова схватила тряпку и начала полировать уже безупречно чистый прилавок. – Джед появился так недавно, а столько всего случилось. В магазин вломились, квартиру обыскали, меня чуть не изнасиловали, а ты…

– Что? – Ли подлетела к сестре и схватила ее за руки. – Что ты сказала?

– Проклятье. – Дора попыталась вырваться. – Все не так страшно. Я преувеличила, потому что ты меня достала.

– Подожди. – Ли подошла к двери, заперла ее и повесила табличку «Закрыто». – Дора, ты расскажешь мне все, и немедленно.

Деваться было некуда.

– Ладно. Но лучше присядь.

Дора рассказывала довольно долго, потому что Ли часто перебивала.

– Только обещай, что ничего не скажешь ни маме, ни папе, пока мне самой не представится возможность.

– Немедленно собери вещи. – Ли вскочила. Ее синие глаза сверкали. Словно хрупкий белокурый ангел, готовый отбросить арфу и нимб, подумала Дора. – Ты переезжаешь ко мне.

– Нет. Я здесь в полной безопасности.

– Ну, конечно.

– Правда. Полиция его ищет и охраняет мой дом. – Дора рассмеялась, восхищаясь порывом сестры. – Милая, я же сплю с полицейским.

Это заявление несколько успокоило Ли.

– Я не хочу оставлять тебя одну. Даже на пять минут.

– Ради бога…

– Я не шучу. – Ли не желала выслушивать возражения. – Если ты не пообещаешь беречь себя, я вызову Джона и мы силой утащим тебя к нам. И я сама хочу поговорить с Джедом.

– На здоровье. – Дора вскинула руки, сдаваясь. Невозможно строить из себя старшую сестру перед властной матерью трех сорванцов. – Он не скажет тебе ничего нового. Я в полной, в абсолютной безопасности. Ручаюсь. Дверь задребезжала от дикого стука, и они дружно взвизгнули.

– Эй! – крикнула Терри, продолжая колотить в дверь. – Что вы себе думаете? Запереть магазин в разгар дня!

– Ни слова, – шепнула Дора сестре, открывая дверь. – Прости, Терри, вынужденный перерыв.

Терри задумчиво оглядела обеих женщин. В воздухе явно пахло семейной дракой.

– Похоже, вам действительно необходим отдых. Выдалось тяжелое утро?

– Можно и так сказать. Послушай, поступили новые товары. Пожалуйста, распакуй, а я потом оценю.

– Хорошо. – Снимая на ходу пальто, Терри покорно прошла в кладовую. Если случится что-нибудь интересное, всегда можно послушать у двери.

– Айседора, мы не закончили.

– На данный момент закончили, Офелия. – Дора поцеловала сестру в щеку. – Можешь допросить Джеда, когда он вернется.

– И допрошу.

– И не забудь попилить его как следует, хорошо? С довольствием посмотрю, как он станет выкручиваться.

Ли возмущенно фыркнула.

– Я никогда никого не пилю.

– Ты чемпион мира в этом виде спорта, – заметила Дора.

– И если ты думаешь, что это шуточки…

– Эй, Дора. – Терри просунула голову в дверь и с озадаченной улыбкой протянула Доре компьютерный портрет Ди Карло. – Откуда у тебя портрет парня, который приходил перед Рождеством?

– Что? – Дора постаралась говорить как можно спокойнее. – Ты его знаешь?

– Он был последним покупателем в канун Рождества. Я продала ему стаффордширскую собаку со щенком. – Она недоуменно взглянула на портрет. – Поверь мне, в жизни он гораздо лучше. Это твой приятель?

– Не совсем. – Ее сердце забилось быстрее. – Терри, он расплатился наличными?

– За «стаффордшир»? Конечно, кредитной карточкой.

Поскольку Дора была актрисой до мозга костей, ей удалось скрыть свое волнение.

– Будь добра, поищи квитанцию. Лицо Терри вытянулось.

– Только не говори, что он мошенник. Я получила подтверждение его кредитки.

– Нет, нет. Я уверена, что все в порядке. Просто мне нужна эта квитанция.

– Хорошо. У него какое-то итальянское имя. Делано, Демарко, что-то в этом роде. – Пожав плечами, она закрыла за собой дверь кладовой.


– Ди Карло. – Брент вручил Джеду несколько листков. – Энтони Ди Карло, Нью-Йорк. Полицейский департамент Нью-Йорка прислал этот факс сегодня утром. В основном мелочи: кража, мошенничество, пара взломов с проникновением. Отсидел небольшой срок за вымогательство, но последние шесть лет чист, как стеклышко.

– Если не попался, это еще не значит, что он чист, – тихо сказал Джед, глядя на фотографию из полицейского досье.

– Один из нью-йоркских детективов вызвался помочь мне. Думаю, несложно будет узнать, есть ли у нашего парня алиби на ту ночь.

Джед бросил фотографию на стол Брента.

– Если есть, то это уже из области фантастики. Это он. Пожалуй, я слетаю в Нью-Йорк.

– Может, дадим нашим друзьям из Большого Яблока немного времени?

– Я подумаю.

– Ты выглядишь слишком мягким для парня, который хочет надрать преступнику задницу. Губы Джеда дернулись.

– Неужели?

Откинувшись на спинку стула, Брент вгляделся в приятеля и подтвердил:

– Точно. Так я и думал. – Он усмехнулся. Ли похвалила бы его за проницательность. – Дора – отличная женщина. Молодец, капитан.

– Заткнись, Чэпмен, – кротко попросил Джед, выходя из кабинета. – Держи меня в курсе, хорошо?

– Не сомневайся. – Брент подождал, пока дверь закроется, и схватился за телефонную трубку, чтобы доложить Мэри Пэт о своем открытии.


Глава 17


Джеду действительно надо было подумать, а лучше всего он думал после тяжелой физической нагрузки. Он поднялся к себе, разделся до спортивных трусов и футболки, улегся на скамью тренажера.

Надо решить, сколько можно сказать Доре. Она, конечно, имеет право знать все, но одно дело – права, другое – что лучше для нее. Насколько он узнал Дору, а он начинал думать, что узнал ее хорошо, она захочет что-то Большое Яблоко – прозвище Нью-Йорка. предпринять. Вмешательство гражданских лиц – одна из самых серьезных проблем полицейского.

«Хотя я не полицейский», – напомнил себе Джед, продолжая ритмично поднимать тяжести. Но когда человек почти полжизни прослужил в полиции, его и гражданским считать нельзя.

Нью-йоркские полицейские вполне справятся, только у них нет личной заинтересованности в этом деле. Джеду достаточно было мысленно увидеть бледное лицо потерявшей сознание Доры, чтобы вспомнить, насколько силен его личный интерес.

Надо самому съездить в Нью-Йорк на разведку. Это не повредит официальному расследованию. А если он найдет что-нибудь важное, то, может, не будет чувствовать себя таким…

Каким?

Штанга замерла в его вытянутых руках. Он хмуро уставился в потолок. Каким же он себя чувствует? С шумом выдохнув воздух из легких, он опустил штангу, поднял, снова опустил.

Он чувствует себя бесполезным.

Он ничего не завершил в своей жизни, потому что, по существу, ничего и не начинал. Он старался ничего не принимать близко к сердцу, сохранять отстраненность. Казалось, так легче жить. Легче, черт побери! Это было необходимо, чтобы выжить.

Итак, почему же он стал полицейским? Наверное, в конце концов осознал, как сильно нуждается в порядке, дисциплине и… в семье. Работа дала ему все это. И больше. У него появилась цель в жизни, чувство удовлетворения и гордость.

И все это он потерял из-за Донни Спека. Нет, сейчас речь не о Спеке. И не об Элейн. Сейчас он должен защитить женщину, которая стала ему далеко не безразлична.

И об этом тоже необходимо подумать.

Услышав стук в дверь, он не перестал поднимать штангу, только чуть скривил губы.

– Эй, Скиммерхорн. Я знаю, что ты дома. Мне надо поговорить с тобой.

– Дверь открыта.

– И ты еще заставляешь меня запирать мою? – В темно-зеленом костюме Дора выглядела очень строго, но пахла самим грехом. – О! – Она окинула долгим взглядом тело, распростертое на скамье, мускулы, перекатывающиеся под покрытой потом кожей, и приподняла брови. – Прости, что прерываю твой мужской обряд. А где же шумовое оформление? Языческий напев под грохот барабанов, например?

– Конрой, тебе что-то нужно?

– Мне многое нужно. Красные замшевые туфли, пара недель на Ямайке, мейсенский чайничек восемнадцатого века, что я видела на Антик-роу. – Дора наклонилась и поцеловала его в губы, почувствовала привкус соли. – Ты скоро закончишь? А то я могу возбудиться.

– Кажется, я уже закончил.

Джед с грохотом опустил штангу в скобы.

– Ты перестанешь злиться, когда узнаешь мои новости. – Дора выдержала эффектную паузу. – Терри опознала портрет.

– Какой портрет?

Джед соскользнул со скамьи и потянулся за полотенцем.

– Тот портрет. Волшебную картинку, которую мы с тобой составили на компьютере. Джед, он был в магазине перед Рождеством. – Дора возбужденно зашагала взад-вперед, цокая каблучками по деревянному полу. – Его имя…

– Ди Карло, Энтони, – прервал ее Джед, с удовольствием глядя на ее отвисшую челюсть. – Последний известный адрес – Восточная Восемьдесят третья улица, Нью-Йорк.

– Но как, ты… Черт побери. – Надувшись, Дора вытащила из кармана квитанцию. – Мог хотя бы притвориться, что поражен моими сыщицкими талантами.

– Ты настоящая Нэнси Дру, Конрой. – Джед прошел в кухню, вытащил из холодильника минеральную воду и глотнул прямо из бутылки. Когда он опустил бутылку, Дора стояла в дверях, и глаза ее опасно блестели. – Ладно, ладно. Ты молодец. Полицейские просто работают быстрее. Ты сообщила в полицию?

– Нет. Я хотела рассказать тебе.

– Это расследование ведет Брент. – Джед протянул руку и провел пальцем по ее нижней губе. – И перестань дуться.

– Я не дуюсь. Я никогда не дуюсь.

– Детка, с этими губами тебе даже не надо особенно стараться. Что сказала Терри о Ди Карло?

– Это расследование ведет Брент, – чопорно повторила Дора. – Я пойду к себе и позвоню ему. Может, он оценит мои старания.

Джед поймал ее за подбородок и легко сжал.

– Выкладывай, Нэнси.

– Ну, если ты так ставишь вопрос. Терри сказала, что он был очень мил, очень вежлив. – Проскользнув мимо Джеда, Дора открыла холодильник и с чисто женским отвращением фыркнула. – Боже, Скиммерхорн, что это за гадость в миске?

– Ужин. Что еще она сказала?

– Это нельзя есть. Я приготовлю ужин.

– Помнишь, Ди Карло? – Джед схватил ее за плечи, не давая сунуть нос в кухонные шкафчики.

– Он сказал, что хочет купить особенный подарок для своей тети. Терри показала ему нефритовую собачку. Я уверена, что он украл ее, когда вломился в магазин. – Дора помрачнела. – Она еще сказала, что он был очень хорошо одет и приехал на «Порше».

Джеду этого было недостаточно.

– Терри внизу?

– Нет, она уже ушла. Мы закрыты.

– Я хочу поговорить с ней.

– Сейчас?

– Сейчас.

– Ну извини. Я не знаю, где она: ранний ужин с каким-то новым кавалером. – Джед вышел из кухни, и Дора раздраженно хмыкнула ему вслед. – Если это так важно, мы можем поймать ее позже в театре. Спектакль начинается в восемь.

– Отлично.

– Но я не понимаю, какая от этого польза. – Дора прошла за ним в спальню. – Я уже поговорила с ней, и у нас есть имя и адрес.

– Ты не знаешь, какие вопросы задавать. – Стянув футболку, Джед швырнул ее в угол. – Чем больше мы узнаем, тем легче будет расколоть его на допросе. У нас есть часа два, если ты действительно хочешь готовить…

Но она не слушала. Когда Джед обернулся, она стояла совершенно неподвижно, прижав руку к сердцу, явно ошеломленная.

– Что?

Джед инстинктивно развернулся, оглядывая комнату. – Кровать, – сдавленно произнесла Дора. – О…

Джед расслабился. И смутился… и разозлился. Сначала она критикует его стряпню, теперь его способ ведения домашнего хозяйства.

– У горничной годовой отпуск. – Он хмуро уставился на скомканные простыни и одеяла. – Какой смысл стелить постель, когда все равно придется расстилать.

– Кровать, – благоговейно повторила Дора. – Французский модерн, примерно тысяча девятисотый год. Красное дерево. Боже, посмотри на эту инкрустацию. – Она опустилась на колени у изножья и ласково провела пальцами по изящной женской фигурке в развевающемся платье. И, вспрыгнув на кровать, застонала, как женщина в пылу страсти.

С веселым изумлением Джед смотрел, как она ползает на четвереньках, лаская изголовье.

– О боже, – шептала она, чуть не уткнувшись носом в доску. – Посмотри на эту резьбу. Изумительно.

– У меня тут где-то была лупа.

– Ты даже не представляешь, что это!

– Представляю. Одна из немногих вещей, которые мне нравились в том мавзолее, где я вырос. Остальные на складе.

– Склад. Ты должен показать мне все, что у тебя есть. – Дора откинулась на пятки и молитвенно сложила руки. – Я дам тебе рыночную цену за все, что смогу себе позволить. Пообещай мне, поклянись, что, пока я не посмотрю, ты не обратишься ни к одному другому дилеру.

– Возьми себя в руки, Конрой.

– Пожалуйста. – Дора подползла к краю кровати. – Я не прошу никаких одолжений из-за наших личных отношений. Но если тебе что-то не нужно… – Она оглянулась на изголовье и закатила глаза. – Боже, я этого не выдержу. Подойди сюда.

Джед усмехнулся.

– Соблазняешь, чтобы я снизил цену?

– Соблазняю, черт побери! – Судорожно дыша, Дора сбросила жакет. – Ты запомнишь это на всю оставшуюся жизнь.

Она и поразила, и возбудила его. И он не знал, какое чувство сильнее.

– Неплохое предложение, Конрой.

– Это не предложение, приятель, это факт. – Дора встала на колени, расстегнула «молнию» и, извиваясь, освободилась от юбки. И осталась в короткой зеленой комбинации, зеленом поясе с резинками, черных чулках и туфлях на шпильках. – Если я не получу тебя на этой кровати сию же минуту, я умру.

– Я не желаю отвечать за твою смерть. – Господи, у него задрожали колени. – Конрой, я весь потный.

Дора улыбнулась и потянула его за пояс трусов. Он особенно не сопротивлялся.

– Я знаю. И сейчас ты еще больше вспотеешь.

Когда Джед упал на кровать, Дора перекатилась на него. Он схватил ее за руки.

– Будь со мной поласковее.

– Не надейся.

Ее жадный поцелуй лишил его способности соображать. Даже когда он отпустил ее руки и обхватил за талию, она продолжала безжалостно сокрушать его.

Он глотнул воздух, но это не помогло. Легкие словно закупорились.

– Дора, я…

– Не сейчас.

Вцепившись пальцами в его волосы, она снова впилась губами, зубами, языком в его рот.

Она довела его до такого состояния, что он уже не знал, проклинать ее или молить. Одно ощущение сменяло другое, взрывая его тело, лишая разума. Его руки скользнули под комбинацию.

Дора выгнулась назад, откинула голову и сдернула комбинацию через голову. Тихое одобрительное мурлыканье зародилось в ее горле. Ее руки заскользили по груди, животу и впились в его плечи. Она содрогнулась, но, когда Джед попытался перекатить ее на спину, крепко сжала ногами его бедра и хрипло рассмеялась, услышав его ругательство.

Наклонившись, она впилась зубами в его плечо. Соль, и пот, и раскаленный мужчина. От этого сочетания у нее закружилась голова. Его мышцы перекатывались под ее жадными руками, как рифленое железо, но он беспомощно застонал, задыхаясь, под ее танцующими пальцами, его сердце забилось быстрее под ее губами.

Джед вцепился в гладкую полоску тела над кружевными резинками чулок, не думая о возможных синяках. И наконец она позволила ему приподнять себя. Все поплыло перед его глазами, когда она опустилась на него, глубоко приняв сталь в горячий бархат. Словно в тумане, он видел ее натянувшееся, как тетива, блестящее в испарине тело и ее руки, неосознанно скользящие по нему в безумной ласке.

Он приподнялся, ища губами ее груди, плечи, губы. Схватил ее за волосы и, откинув назад ее голову, впился в ее шею. С его губ слетали какие-то хриплые невнятные обещания. Он понимал одно: в этот момент он смог бы умереть за нее. И не сомневался, что мог бы за нее убить.

Потрясенный яростным, стремительным оргазмом, Джед обвил ее руками и прижался лицом к груди, содрогаясь и задыхаясь.

– Дора. – Его губы ласково заскользили по ее телу. И снова:

– Дора. – Он прижимал ее к себе, пока она не перестала дрожать, затем чуть отстранился и провел пальцем по ее щеке, поймав одинокую слезу. – Что это?

Она молча покачала головой и прижалась щекой к его волосам.

– Я не думала, что будет лучше. Не думала, что может быть лучше, чем вчера.

Ее дрожащий голос встревожил его.

– Если бы я знал, что какая-то старая кровать превратит тебя в сексуальную маньячку, я бы давным-давно затащил тебя сюда.

Дора улыбнулась.

– Потрясающая кровать.

– У меня на складе есть еще штук шесть. Она засмеялась.

– Мы убьем друг друга.

– Я рискну.

«И я, – подумала Дора. – И я. Потому что Ли абсолютно права: я люблю его».


Два часа спустя Дора провела Джеда через служебный вход театра «Либерти». Квентин стоял в кулисах, беззвучно повторяя реплики и жесты актеров.

Дора легко ущипнула отца за щеку.

– Привет. Где мама?

– В костюмерной. Возникла небольшая проблема. Джед, мой мальчик. – Он сжал руку Джеда, не сводя глаз со сцены. – Рад видеть тебя. У нас сегодня ни одного пустого кресла и благодарнейшая публика.

– Мы заглянули посмотреть, как дела, – сказала Дора, бросая предостерегающий взгляд на Джеда. – И мне. необходимо поговорить с Терри в антракте. О магазине. – Я бы не хотел, чтобы ты выдергивала ее из образа.

– Не волнуйся.

Дора обняла отца за плечи, и вскоре пьеса, хоть она и видела ее много раз, захватила ее.

Джед болтался поодаль, больше поглощенный созерцанием Доры и Квентина, чем происходящим на сцене. Склонив головы друг к другу, они обсуждали последние изменения в декорациях. Рука Квентина обнимала талию дочери.

Чувство, которое Джед испытал, поразило его сильнее удара в солнечное сплетение. Это была зависть.

Никогда между ним и его отцом не было подобных дружеских отношений, уныло думал он, не в силах вспомнить ни единого разговора без подводных течений: напряжения, разочарования, негодования. И ничего уже нельзя изменить, и бесполезно пытаться понять причины.

Старая горечь чуть не затопила его, и он тихонько отошел к гримуборным, чтобы закурить.

Дора оглянулась через плечо, не увидела Джеда, и ее улыбка погасла.

– Папа?

– И свет, отличный свет, – прошептал он. – Хорошо, хорошо. Что?

– Я люблю Джеда.

– Да, моя радость, я знаю.

– Нет, папа. Я по-настоящему люблю его.

– Я знаю. – Квентин повернулся к дочери. – Я же сам выбрал его тебе, разве нет?

– Я не думаю, что ему нужна моя любовь. Иногда мне кажется, что я вижу, как его душа истекает кровью.

– Со временем ты это исправишь. Какая рана затянулась сразу?

– «Отелло». – Дора сморщила нос. – Мне там не нравится конец.

– Ты напишешь свой. Конрои – отличные импровизаторы. – Ему в голову пришла еще одна мысль, и глаза его засияли. – Хочешь, я немного подтолкну его? Я мог бы организовать спокойный мужской разговор с особым горючим собственного изготовления.

– Нет. Нет. – Дора прижала ладонь к животу, пытаясь унять дрожь. – Мне страшно. Это случилось так скоро.

– Наследственность, – с мудрым видом сказал Квентин. – Как только я увидел твою мать, меня прошиб пот. Очень неловко. Я две недели собирался с духом, чтобы сделать ей предложение. Начал забывать роли.

– Ты ни строчки не забыл за всю свою жизнь. – Дора поцеловала отца. – Я люблю тебя.

– Это ты должна сказать ему. Послушай, как хлопают, Иззи. Потрясающий успех.

Услышав аплодисменты и заметив суету в кулисах, Джед вернулся. Дора как раз схватила Терри за руку.

– Эй, ты сегодня подаешь реквизит?

– Нет. Мне нужно поговорить с тобой.

– Хорошо. Как тебе понравился танец? Я не зря платила за уроки.

– Ты была великолепна. – Кивнув Джеду, Дора быстро протащила Терри в гримерную.

Несколько девушек из кордебалета уже поправляли там прически и макияж. Меняя костюмы, некоторые успели раздеться до нижнего белья, но удостоили Джеда лишь мимолетными взглядами.

– Можно? – спросила Дора и, не дожидаясь отказа или разрешения, завладела высоким табуретом. – Садись, Терри, дай отдых ногам.

– О боже, как хорошо.

Терри повернулась к зеркалу, выбрала губку и промокнула повлажневший от пота грим.

– Мы пришли поговорить о Ди Карло, – начала Дора.

– О ком? – Терри перестала мысленно повторять роль и улыбнулась Джеду. – О, парень из магазина. Дора напустила столько таинственности.

– Что он купил? – спросил Джед.

– Стаффордширскую статуэтку. Даже глазом не моргнул, когда увидел ценник. Правда, судя по его виду, он вполне мог себе это позволить. Подарок для тети. Его любимой тети. Он сказал, что она практически вырастила его и что она очень старенькая. Видите ли, большинство людей не думает, что старикам нужны красивые вещи, но этот парень точно любит свою тетушку.

Джед не прерывал поток рассуждений Терри, затем задал следующий вопрос:

– Он интересовался еще чем-нибудь?

– Ну, он обошел весь магазин… не спеша. Я думала, может, он клюнет на китайскую собачку, потому что он искал животное.

– Животное? – Глаза Джеда блеснули, но голос не выдал его интереса.

– То есть фигурку животного. Его тетя собирает статуэтки. Собак, – добавила Терри, быстро и ловко подводя глаза. – У нее была эта собака… которая умерла… и…

– Он искал какую-то определенную породу?

– Ну… – Терри задумчиво поджала губы. – Кажется, ему нужна была собака, как та, что была у его тети, а потом умерла… он сказал, что хотел бы найти точно такую же. – Она освежила губную помаду, проверила результат. – Я помню, он говорил о той собачке… о мертвой. А я подумала, что наша фарфоровая собачка прекрасно подошла бы. Будто тот мертвый песик позировал для нашего. То есть пока был жив. – Терри взяла щетку и взбила свою прическу. – Ну, помнишь, Дора, тот бассет, что ты привезла с аукциона. Но он уже был продан.

Доре показалось, что в ней не осталось ни капли крови, голова закружилась.

– Миссис Лайл.

– Я не знаю. Кажется, его продала ты.

– Да. Да, продала.

– Эй! – Терри резко повернулась на табурете. – Ты в порядке?

– В полном. – Дора выдавила улыбку. Она не могла больше здесь оставаться. Ей не хватало воздуха. – Спасибо, Терри.

– Никаких проблем. Ты останешься до конца спектакля?

– Не сегодня. – Не различая ничего вокруг, Дора бросилась к двери. – До завтра.

– Пожалуйста, догоните ее, – сказала Терри Джеду. – Кажется, ей плохо.

– Вы рассказали Ди Карло о фарфоровом бассете?

– Да, думаю, да. – Терри соскользнула с табурета, подошла к двери и выглянула в коридор. – Такое совпадение. Я сказала ему, что у нас было то, что ему нужно, но мы уже продали. Я хочу посмотреть, что с Дорой.

– Я сам посмотрю.

Джед догнал Дору у служебного выхода, когда она распахнула дверь и жадно хватала ртом холодный воздух.

– Успокойся, Конрой.

Он схватил ее за плечи, боясь, что она вот-вот сломается, как соломинка.

– Я продала ей эту собаку. – Дора попыталась вывернуться, но Джед только крепче впился в ее плечи. – Боже милостивый, я это сделала, Джед. Я не знаю, для чего ему эта собака, но зачем убивать из-за нее? Я продала собаку, а на следующий день он узнал.

– Я сказал успокойся. – Джед дернул ее к себе, чуть не оторвав от земли. – Ты продаешь множество вещей… это твоя работа. Ты не несешь ответственности за людей, которые их покупают.

– Я так не могу! – закричала она. – Я не могу отгородиться от всех стеной. Это твой трюк, Скиммерхорн. Тебе на все наплевать. Ты зорко следишь, чтобы никто не пробился сквозь эту стену и не заставил тебя что-нибудь чувствовать. Это ты. Не я.

Этот удар он почувствовал.

– Хочешь винить себя, прекрасно. – Схватив Дору за локоть, он оттащил ее от двери. – Я отвезу тебя домой, и можешь всю ночь биться лбом о стену.

– Я не собираюсь извиняться за то, что у меня есть чувства. И я сама могу отвезти себя домой.

– Ты не проедешь и двух кварталов, как твое чертово сердце выплеснется на тротуар.

Сначала Дора услышала звон в ушах. С этого всегда начинались ее приступы бешенства. Быстрая, как змея, она набросилась на него, выставив левый кулак. Джед увернулся, но оказалось, что это был ложный выпад. Ее правый кулак с такой силой поразил его челюсть, что голова резко откинулась назад, из глаз посыпались звезды.

– Сукин сын.

Позже, может, он и восхитится ее силой и ловкостью, но сейчас он сощурился и сжал кулаки. Дора с вызовом вскинула голову:

– Попробуй. Только попробуй. Джед посмеялся бы… если бы увидел в ее глазах лишь ярость. Если бы не увидел дрожащие в них слезы.

– К дьяволу, – пробормотал он и, нырнув под вскинутые кулаки, обхватил ее за талию и перебросил через плечо.

Дора взорвалась бурей проклятий, еще больше распалившись от унижения, и заколотила его по спине.

– Поставь меня, трусливый ублюдок. Боишься честной драки?

– Конрой, я за всю свою жизнь не оглушил ни одной женщины, но ты можешь стать первой.

– Будь ты проклят. Отпусти меня и попробуй. Тебя придется отскребать от мостовой. Когда я с тобой разделаюсь, тебя будут собирать пинцетами. Тебя… – Приступ прекратился мгновенно, как обычно. Она обмякла, закрыла глаза. – Прости.

Но его гнев не иссяк.

– Заткнись.

Джед вытащил ключи, отпер дверцу и ловким, очень экономным движением сунул Дору в машину, защитив ладонью голову.

Не открывая глаз, Дора слушала, как он обходит автомобиль, открывает свою дверцу, захлопывает ее.

– Джед, прости. Прости, что я ударила тебя. Больно? Он ощупал пульсирующую челюсть, но не признался бы, даже если бы она была сломана.

– Нет. Ты бьешь, как девчонка.

– Черта с два. – Оскорбленная, Дора дернулась к нему, но под его холодным взглядом снова обмякла. – Я сердилась не на тебя, – прошептала она, когда он вывел автомобиль со стоянки. – Мне было необходимо выпустить пар. Ты просто оказался рядом.

– Рад, что смог помочь.

Он хочет наказать ее, подумала Дора, и у него это отлично получается.

– Ты имеешь право злиться, – тоскливо сказала она, не поднимая глаз.

Ему было легче справиться с ее яростью.

– Забудем об этом. И еще одно, Конрой. Не говори никому, что поймала меня врасплох.

Поняв, что худшее позади, Дора с улыбкой повернулась к нему:

– Я унесу эту тайну с собой в могилу. Если тебя это утешит, возможно, я сломала пару пальцев.

– Не утешит. – Джед взял ее руку, поднял и коснулся пальцев губами. Дора так ошеломленно уставилась на него, что он снова нахмурился. – Теперь в чем проблема?

– Ты тоже поймал меня врасплох. Я не ожидала от тебя нежности.

Джед неловко заерзал.

– Не заставляй меня сожалеть.

– Может, не следовало бы говорить тебе, но целование рук и прочие романтические жесты превращают меня в кисель.

– Определи «прочие романтические жесты».

– Ну, цветы и долгие пылкие взгляды. Если подумать, у тебя отлично получаются долгие пылкие взгляды. Потом еще большие пистолеты. И как ты сгребаешь меня в охапку и несешь вверх по винтовой лестнице.

– У тебя нет винтовой лестницы.

– Я могу ее вообразить. – Дора порывисто наклонилась и поцеловала его в щеку. – Я рада, что ты больше на меня не злишься.

– Кто сказал, что я не злюсь? Я просто не хочу драться с тобой, пока веду машину. – Он умолк на минуту. – Насчет миссис Лайл. Я справлюсь о ее состоянии. Если она придет в себя, может, кое-что прояснит мне.

– Нам, – тихо поправила Дора. – Она в сознании. Ее племянница утром заезжала в магазин. – Дора постаралась не расплакаться. – Шарон, племянница, сказала, что миссис Лайл вышла из комы, но врачи опасаются говорить о выздоровлении.

– Сейчас уже поздно. Попробую подергать за веревочки завтра.

– Тебе не придется ничего дергать. Мне стоит лишь попросить Шарон. – Дора уставилась вперед, стараясь не возмущаться полным отсутствием эмоций в своем голосе. – Но я не сделаю это, пока не удостоверюсь, что миссис Лайл выдержит допрос.

Джед повернул в ее дворик, и шины захрустели по гравию.

– Я похож на гестаповца, Конрой? Думаешь, я буду светить ей лампой в глаза или еще что-нибудь в этом роде?

Дора молча рванула дверцу и вылезла из машины. Джед подошел к лестнице первым и загородил ей путь.

– Дора. – Моля бога о терпении, он взял ее за руки. Пальцы были ледяными и негнущимися. – Я знаю, что делаю, и я не имею привычки мучить старых больных дам ради получения информации. Верь мне.

– Я верю. – Следя за выражением его лица, Дора сплела пальцы их рук. – Абсолютно. Я потрясена случившимся, вот и все. Завтра утром я свяжусь с Шарон.

– Хорошо. – Он опустил голову и поцеловал ее. Да, он не любил просить. Он не любил нуждаться. Но ничего не мог с собой поделать. – Останься со мной сегодня.

Тревога покинула ее глаза.

– Я надеялась, что ты попросишь.


Глава 18


Дора и не подозревала, что может впасть в подобную панику. Молодая и здоровая, она бывала прежде в больницах лишь в качестве посетительницы, а потому, если мысли о больнице вообще приходили ей в голову, она представляла себе новорожденных, букеты цветов и тихо скользящих по коридорам уверенных медсестер.

Сейчас все было совсем иначе. Стоя перед реанимационным отделением в ожидании разговора с миссис Лайл, Дора ощущала непривычную тяжесть в груди. Очень тихо. Слишком тихо, только из дальнего конца коридора неслись жалобные рыдания. Приглушенно жужжали, как будто брюзгливо жаловались, аппараты и мониторы. За стеклянными дверями и за тонкими занавесками словно затаилась терпеливо ожидающая своего часа смерть.

Дора почувствовала непреодолимое желание закурить, но в этот момент из отделения вышла Шарон. Несмотря на явную усталость, увидев Дору, она улыбнулась.

– Тетя в сознании. Не могу выразить, как я счастлива.

– Я рада. – Разрываясь между чувством вины и облегчением, Дора обхватила руку Шарон. – Шарон, это капитан Скиммерхорн и лейтенант Чэпмен.

– Здравствуйте. Дора сказала, что вы хотите поговорить с тетей Элис.

– Мы получили разрешение ее врача, – сказал Брент. – И благодарны вам за сотрудничество.

Губы Шарон вытянулись в строгую бескровную линию.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам найти этого человека. Проходите. Тетя ждет вас.

Шарон встревоженно оглянулась на двери, и Джед поспешно сказал:

– Мы не утомим ее.

– Я знаю. – Шарон положила ладонь на выпуклый живот. Ребенок. Семья, которую надо защитить и за которую необходимо отомстить. – Если вы что-то узнаете, вы ведь скажете мне?

– Конечно, скажут. – Дора усадила Шарон на ближайшую банкетку. – А вы пока посидите. Постарайтесь расслабиться.

– У нас всего пятнадцать минут, – тихо напомнил Джед. – Дора, молчи, пока не получишь сигнал действовать.

– Есть, капитан.

Джед повернулся к Бренту.

– Ей вообще здесь не место.

– Она видела статуэтку, а мы нет. Надо выяснить, имеет ли это отношение к делу.

Все трое вошли в отделение, прошли мимо сестринского поста в одну из маленьких, отделенных шторой палат.

Дора была благодарна Джеду за приказ молчать: вряд ли она могла бы выдавить хоть слово. Она помнила миссис Лайл элегантной и полной жизни. Глаза женщины, лежащей на узкой кровати, были закрыты. Черные волосы потускнели, у корней пробилась седина. Лицо, еще более землистое на фоне ослепительно белых бинтов, – в синяках. Кожа, казалось, вот-вот лопнет на резко выступающих скулах.

– Миссис Лайл, – тихо сказал Брент, остановившись у кровати.

Почти прозрачные веки затрепетали.

– Да?

Голос был слабым и хриплым, словно за время сна голосовые связки обработали наждаком.

– Я лейтенант Чэпмен. Вы можете ответить на несколько вопросов?

– Да.

Дора увидела, как миссис Лайл пытается сглотнуть, и автоматически схватила чашку с водой и поднесла трубочку к сухим губам.

– Спасибо. – Миссис Лайл остановила взгляд на Доре и улыбнулась. – Мисс Конрой. Как мило, что вы пришли.

Приказ Джеда тут же был забыт.

– Я рада, что вам лучше. – Дора ласково положила ладонь на тонкие пальцы больной. – Мне очень жаль, что вы пострадали.

– Мне сказали, что Мьюриэл умерла. – Усталые глаза наполнялись слезами медленно, словно отзвук выдохшейся бури. – Она была очень дорога мне.

Чувство вины новой мощной волной окатило Дору и смыло хрупкое самообладание. Она могла бы справиться, но не могла отмахнуться.

– Мне так жаль. Полиция надеется, что вы поможете найти человека, который это сделал.

Дора вытащила бумажную салфетку из коробки на прикроватном столике и осторожно осушила щеки миссис Лайл.

– Я хочу помочь. – Сжав дрожащие губы, миссис Лайл перевела взгляд на Брента. – Я не видела его, лейтенант, я никого не видела. Я… смотрела телевизор и думала, что это Мьюриэл… – Ее голос угас, пальцы сжали руку Доры, словно ища утешения. – Я думала, что это она вошла. А потом ужасная боль, как будто что-то взорвалось в голове.

– Миссис Лайл, – начал Брент, – вы помните, как накануне нападения покупали фарфоровую собачку у мисс Конрой?

– Да, для малыша Шарон. Дверной упор. – Миссис Лайл снова повернула голову к Доре. – Я так боюсь за Шарон. Она совсем не отдыхает. Все эти волнения…

– С ней все в порядке, – успокоила Дора.

– Миссис Лайл. – Джед выступил вперед. – 'Вы помните что-нибудь еще об этой статуэтке?

– Нет. – Она попыталась сосредоточиться, но воспоминания пробивались с трудом, как слабенький солнечный луч сквозь свинцовые тучи. – Такой милый сторожевой пес. Для малыша. Неужели тому человеку нужна была эта маленькая собачка? – Ее пальцы снова беспокойно задвигались. – Кажется… кажется, я слышала, как он что-то кричал о собаке. Но этого не может быть.

Джед наклонился, и старческие, полные страха глаза сосредоточились на его лице, но он должен был продолжать расспросы.

– Вы помните, что именно он кричал?

– «Где собака?» И он ругался. Я лежала на полу и не могла шевельнуться. Я думала, что меня разбил паралич. А он крушил все и кричал, и снова кричал о собаке. А потом ничего. – Истощив все свои силы, миссис Лайл снова закрыла глаза. – Но не мог же он убить Мьюриэл из-за фарфоровой собачки?

Через пару минут они стояли на эскалаторе, несущем их вниз, в вестибюль.

– Но ведь убил? Убил из-за статуэтки! – воскликнула Дора.

– В этом уже можно не сомневаться. – Брент поправил очки и сунул руки в карманы. – Но это еще не все. Пуля, убившая Мьюриэл, выпущена из пистолета, из которого убили Трейнора. – Он взглянул на Джеда. – Как и пули из стены магазина.

– Значит, он вернулся еще за чем-то. Собачка была лишь частью… но частью чего?

– Статуэтка не представляла никакой ценности, – тихо сказала Дора. – На ней даже не было клейма. Я купила ее только потому, что она мне понравилась.

– Ты купила ее на аукционе. – Джед мысленно прокрутил все возможности. – Где?

– В Виргинии. Со мной ездила Ли. Ты же помнишь. Я вернулась в тот день, когда ты переехал в мой дом.

– А на следующий день ты продала эту собаку. – Джед помог Доре сойти с эскалатора. – Что еще ты купила?

– На аукционе? Кучу всего. – Они вышли на улицу, но Дора не стала застегивать пальто. Морозный воздух помогал избавиться от тошнотворных больничных запахов. – В магазине есть список.

– Разве на аукционах продают не лотами? – спросил Брент. – Или группами, прибывшими из одного места Или от одного дилера?

– Конечно. Иногда приходится покупать сундук хлама ради одной вещи. Это же не «Сотби». Скорее блошиный рынок.

Она устала, устала до смерти. Кровь стучала в висках, предупреждая о надвигающейся головной боли.

– Господи, Скиммерхорн, как я могу помнить? Столько всего произошло с тех пор.

– Чушь, Конрой, – оборвал ее Джед так резко, что брови Брента поползли вверх. Ему приходилось слышать подобный тон… когда Джед допрашивал упрямого свидетеля. – Ты знаешь все, что покупаешь, все, что продаешь; точные цены, включая налоги. Что ты купила перед собакой?

– Кувшинчик для бритья в форме лебедя, – отчеканила Дора. – Примерно тысяча девятисотый год. Сорок шесть долларов семьдесят пять центов. Когда покупаешь для перепродажи, налоги не платишь.

– А после собаки?

– Абстрактная картина в раме черного дерева. Яркие краски на белом фоне, подписано Е.Биллингсли. Окончательная цена – пятьдесят два доллара семьдесят пять центов… – Дора прижала руку ко рту. – О боже.

– Точно, – пробормотал Джед.

– Картина, – в ужасе прошептала Дора, бледнея на глазах. – Ему нужна была эта картина.

– Давайте выясним почему.

– Я отдала ее маме… Я отдала ее маме, – повторила она, борясь с тошнотой.


– Обожаю неожиданных гостей. – Хлопая роскошными ресницами, Трикси подхватила Джеда и Брента под руки. – Я счастлива, что вы нашли время заглянуть ко мне.

– Мама, мы всего на пару минут, – начала Дора.

– Ерунда. – Трикси уже провела мужчин через крохотную прихожую в комнату, которую предпочитала называть салоном. – Вы должны остаться на ленч. Я уверена, что Карлотта угостит нас чем-нибудь особенным.

– Вы очень любезны, миссис Конрой, но…

– Трикси. – Она заливисто рассмеялась и шаловливо похлопала пальчиком по груди Брента. – Я – миссис Конрой только для чужих людей и финансовых инспекторов.

– Трикси. – Шея Брента побагровела. С ним никогда еще не флиртовала женщина, годящаяся ему в матери. – Мы действительно очень спешим.

– Язва бывает именно от спешки. В моей семье ни у кого не было проблем с желудком… за исключением дорогого дядюшки Уильяма. Он всю жизнь зарабатывал деньги, но так и не успел получить от них удовольствие. Все кончилось тем, что он оставил свои деньги мне. Пожалуйста, пожалуйста, присаживайтесь.

Трикси указала на два кресла с подголовниками перед камином, в котором весело трещал огонь, а сама расположилась на красном бархатном канапе, как королева – на троне.

– Как поживает ваша очаровательная жена?

– Отлично. Мы провели в вашем театре изумительный вечер.

– Прелестно, не правда ли? – Глаза Трикси засверкали. Рука обвила спинку канапе. Ну, точно повзрослевшая Скарлет, принимающая возлюбленного в Таре. – Я обожаю вечеринки. Айседора, дорогая, вызови, пожалуйста, Карлотту.

Дора покорно дернула старомодный шнур звонка, висевший слева от камина.

– Мама, я забежала забрать картину. Она… она нам нужна.

– Картину? – Трикси скрестила ноги. Зашелестели синие шелковые брюки. – Какую картину, дорогая?

– Абстрактную.

– Ах да. – Трикси наклонилась к Джеду:

– Обычно я предпочитаю традиционную живопись, но в той картине было что-то очень дерзкое, вызывающее. Я понимаю ваш интерес. Вам она очень подошла бы.

Джед решил, что это комплимент. В любом случае казалось легче подыгрывать, а не возражать.

– Спасибо. Я очень люблю абстрактный экспрессионизм… например, Джексон Поллок с его ритмичными линиями и энергичными мазками.

– Да, конечно, – с восторгом согласилась Трикси, хотя понятия не имела, о чем идет речь.

Лицо Доры выразило такое искреннее изумление, что Джед довольно сложил руки на груди и улыбнулся.

– И, конечно, Роберт Мозеруэл. Его суровые цвета и аморфность композиции.

– Гений, бесспорно, гений, – рассеянно согласилась Трикси и боязливо уставилась на дверь, за которой послышался знакомый топот.

Карлотта остановилась в дверях и подбоченилась. Черные спортивные брюки, которые она считала подходящей униформой для служанки, делали ее еще больше похожей на пенек с ручками, а раздраженное выражение, казалось, навечно прилипло к ее желтоватому лицу.

– Чего надо?

– Подай нам чаю, Карлотта, – приказала Трикси тоном светской дамы.

Черные глазки-пуговки поочередно пронзили всех присутствующих, затем Карлотта спросила хрипловатым сексуальным голосом, так не вязавшимся с ее внешностью:

– Они останутся к ленчу?

– Нет, – ответила Дора.

– Да, – одновременно с нею ответила ее мать. – Накрой на четверых, пожалуйста.

Карлотта гордо вскинула голову, выставив квадратный подбородок.

– Тогда они получат тунец. Я его приготовила, они будут его есть.

– Тунец прекрасно подойдет, – сказала Трикси, взмахом длинных пальчиков отпуская служанку.

– Упрямица, – пробормотала Дора, присаживаясь на подлокотник кресла Джед а. Ленча не избежать, но, по крайней мере, можно провести время с пользой. – Я думала, ты хочешь повесить эту картину здесь.

– Да, но она не подошла. Слишком безумная. В гостиной хочется отдохнуть от всего. Мы перевесили ее в кабинет Квентина. Он решил, что она будет подпитывать его энергией.

Дора ушла за картиной, и Трикси повернулась к Джеду, но улыбка не смогла замаскировать расчетливый блеск ее глаз.

– Необыкновенная девушка наша Айседора. Такая умная и честолюбивая. И, конечно, самостоятельная, но это означает лишь то, что ей необходим такой же самостоятельный мужчина. Женщина, ведущая собственный бизнес, с тем же успехом будет управлять домом и семьей. Не так ли, дорогой?

Любой ответ был бы ловушкой.

– Думаю, она справится со всем, что наметит себе.

– Несомненно. Брент, ваша жена – мать троих детей и работает, не так ли?

– Совершенно верно. – Понимая, что Джед чувствует себя как на горячей сковороде, Брент только усмехнулся. – Чтобы все держать под контролем, необходимы совместные усилия, но нам это нравится.

– И одинокий мужчина… после определенного возраста… – Трикси многозначительно взглянула на Джеда, едва подавившего желание съежиться, – …только выиграет от женского общества. Вы были женаты, Джед?

– Нет.

В комнату с картиной в руках вошла Дора.

– Мама, извини, но боюсь, что тебе придется обедать в одиночестве. Я звонила в магазин, там возникла небольшая проблема. Мне необходимо вернуться немедленно.

– Но, дорогая…

– Очень скоро мы обязательно пообедаем вместе. – Дора поцеловала мать в щеку. – Я подберу что-нибудь для папиного кабинета. Ты или папа загляните ко мне.

– Я настаиваю. Это не займет много времени. Я потороплю Карлотту.

Трикси вылетела из гостиной. Джед взял у Доры картину и стал ее осматривать.

– Ловко врешь, Конрой.

– Кстати, о ловкости. Ты что-то рассуждал об аморфности?

– Я некоторое время встречался с художницей. Поневоле набрался умных слов.

– Было бы интересно посмотреть, чего ты наберешься от меня.

– Я вообще-то не люблю тунец, – заявила Дора, снова вонзая зубы в сандвич.

Джед продолжал снимать раму с картины. Брент удовлетворенно вздохнул, отправляя в рот остатки своего второго сандвича.

– Мне нравится, как она нарезала крутые яйца и пикули.

Троица собралась в квартире Доры: здесь было больше места и уединения, чем в кладовке. Брент не предложил отвезти картину в участок, не проинформировал начальство, но все делали вид, будто в этом нет ничего странного.

Доре было совершенно ясно, что Брент все еще считает Джеда своим капитаном.

– В раме ничего. – Джед осторожно отложил раму. – Но пусть ребята из лаборатории посмотрят.

– В самом полотне ведь ничего нельзя спрятать? – Дора запила сандвич диетической пепси. – Художник неизвестный… я проверяла на всякий случай: вдруг мне попался недооцененный шедевр.

Джед задумчиво перевернул картину.

– Полотно натянуто на фанеру. Дай мне какие-нибудь клещи, Конрой.

– Думаешь, что-то спрятано внутри? – Дора поковырялась в кухонных ящиках и принесла отвертку. – Тайник с наркотиками… нет, лучше с бриллиантами. Или с рубинами. Они сейчас дороже бриллиантов.

– Вернись к реальности, – предложил Джед, начиная отделять полотно от фанеры.

– Но это возможно, – настаивала Дора, пытаясь заглянуть через его плечо. – Ведь он убил, а обычно убивают ради денег.

– Перестань дышать мне в шею.

– Но это моя картина. У меня есть квитанция.

– Ничего, – пробормотал Джед. – Никаких тайников.

Дора свирепо взглянула на него:

– Должны быть.

– Ничего, – повторил Джед, проводя ладонью по изнанке полотна.

– Странно. Полотно старое. – Дора наклонилась поближе. – Может быть, Биллингсли рисовал на старом полотне, чтобы сэкономить.

– А иногда люди рисуют поверх картин, чтобы провезти их контрабандой через таможню.

– Думаешь, там старый мастер? – Дора изумленно покачала головой. – Так кто же из нас мечтатель? Джед словно и не слышал ее.

– Необходимо снять краску, посмотреть, что под ней.

– Стой, Скиммерхорн. Я заплатила за эту картину и не дам портить ее из-за какой-то «полицейской интуиции».

Джед нетерпеливо повернулся к ней:

– Сколько?

Довольная его понятливостью, Дора сложила руки на груди.

– Пятьдесят два доллара семьдесят пять центов. Раздраженно бормоча, Джед достал бумажник и отсчитал деньги.

Только сильные чувства к Джеду удержали Дору от того, чтобы пересчитать купюры.

– Накладные расходы покрыты, и неплохая прибыль. Теперь добавь до восьмидесяти, и по рукам.

Джед сунул ей еще несколько долларов.

– Жадина.

– Практичная. – Дора сунула деньги в карман и скрепила сделку поцелуем. – У меня в кладовке есть состав для снятия краски. Сейчас принесу.

– Она заставила тебя заплатить, – восхищенно заметил Брент. – И заработала двадцать семь долларов с мелочью. Я вообще-то думал, что она шутит.

– У нее мягкое сердце, но она никогда не шутит, если речь идет о деньгах.

Джед закурил и вперился в картину, словно пытаясь увидеть то, что лежит под яркими красками.

– Эй! – Дора стукнула ногой в дверь. – Откройте. У меня руки заняты. – Джед открыл дверь. – Но, может, лучше обратиться к эксперту, сделать рентген или еще что?

– Пока мы никому об этом не расскажем. – Джед взял бутылку. – Что здесь?

– Я уже пользовалась этим раствором, но надо быть очень осторожными. Помогите мне.

Дора встала на колени и стала расстилать на полу большую тряпку.

Увидев направление хмурого взгляда приятеля, Брент ухмыльнулся, вскочил с кресла и бросился помогать Доре.

– Хочешь, я попробую? – спросила Дора, откинувшись на пятки.

– Уплачено. Картина теперь моя.

– Я просто предложила помощь. – Дора вручила ему смоченную раствором тряпочку. – На твоем месте я бы начала с угла, чтобы не испортить.

– Я ничего не собираюсь портить, – проворчал Джед, но, опустившись рядом с ней на колени, начал с угла и аккуратными круговыми движениями снял конец подписи.

– Прощай, Биллингсли, – прошептала Дора. Джед снова намочил тряпочку и удалил первый слой краски с подписью.

– Закрой крышку, Конрой… Здесь что-то есть.

– Ты шутишь. Что там? Я не вижу. – Дора подползла ближе и получила локтем в ребра. – Черт побери, Скиммерхорн, я просто хочу посмотреть.

– Отстань. – Джед осторожно снял еще немного краски. – Подонок. Сукин сын.

– Что? – Дора оттолкнула Джеда и склонилась над картиной. – Моне… – благоговейно прошептала она. – Клод Моне. О боже. Я купила Моне за пятьдесят два доллара и семьдесят пять центов.

– Я купил Моне, – напомнил Джед. – За восемьдесят.

– Дети мои. – Брент обнял их. – Я не особый любитель живописи, но даже я слышал о Моне и не думаю, что кто-то стал бы замазывать подлинник абстрактной ерундой, если бы…

– …если бы не хотел провезти его контрабандой, – закончил Джед.

– Вот именно. Я проверю информацию по кражам произведений искусства за последние месяцы, включая нашего друга Моне.

– Он мог быть в частной коллекции. – Дора поднесла пальцы к подписи, но не коснулась ее. – Джед, больше ничего не трогай. Ты можешь все испортить.

На этот раз, несмотря на нетерпение, Джед согласился с ней и отложил тряпку.

– Я знаю человека, который занимается реставрацией и умеет держать язык за зубами.

– Твоя старая подружка? – спросила Дора.

– Она не старая. – Глядя на Брента, Джед машинально погладил волосы Доры. – Тебе придется доложить об этом Голдмену.

– Да.

Джед опустил взгляд на подпись художника.

– Мне не хотелось бы просить тебя…

– Сколько времени тебе нужно? – предвосхитил его просьбу Брент.

– Достаточно, чтобы съездить в Виргинию и найти след.

Брент кивнул и подхватил свое пальто.

– Из Нью-Йорка сообщили, что Ди Карло несколько дней не появлялся в своей квартире. Между его поисками и охраной женщин и детей Филадельфии я вполне мог кое о чем забыть. Ты окажешь мне большую любезность, если найдешь связь между фарфоровой собачкой и картиной. Не пропадай надолго.

– Ни в коем случае.

– И не теряй бдительности. До свидания, Дора.

– Пока, Брент… – Лейтенант ушел, и Дора повернулась к Джеду:

– Насколько он только что превысил свои полномочия?

– Значительно.

– Тогда мы должны подстраховать его.

– Мы? – Джед схватил ее за руку и поставил на ноги. – Я, кажется, ничего не говорил о «нас».

– У тебя плохая память. Звони своей подружке-художнице, а потом закажи нам авиабилеты в Виргинию. Я соберусь за десять минут.

Дора направилась к спальне.

– Не жила еще на земле женщина, которая могла бы собраться за десять минут. Она даже не остановилась.

– Скиммерхорн, я родилась в дороге. Никто не может собраться быстрее, чем актер, смывающийся после провала премьеры.

– Я не возьму тебя с собой. Это может быть опасно.

– Замечательно, я сама закажу себе билет.

– Чертова заноза.

– Это я уже слышала. Да, и обязательно закажи первый класс. Я никогда не путешествую вторым.

Уайнсэп знал, что Финли закончил сорокапятиминутное селекторное совещание, но, не будучи уверен в настроении шефа, тихо постучал и осторожно просунул голову в дверь. Финли стоял у окна, сцепив руки за спиной.

– Сэр?

– Эйбел. Прекрасный день, не правда ли? Замечательный день.

Уайнсэп несколько успокоился.

– Да, сэр, вы правы.

– Я счастливый человек, Эйбел. И то, что я сам себя создал, делает мою победу еще значительнее. Как ты думаешь, сколько действительно довольных своей работой людей копошится там, внизу? Да, Эйбел, я счастливый человек. – Финли обернулся, ослепительно улыбаясь. – Что ты хотел?

– Досье на Айседору Конрой, сэр.

– Отличная работа. Отличная. Эйбел, ты очень полезный работник. Очень. – Финли взял папку и сжал свободной рукой костлявое плечо Уайнсэпа. – Я хотел бы доказать свою признательность.

Финли достал из верхнего ящика стола обтянутую бархатом коробочку.

– Благодарю вас, сэр. – Тронутый до глубины души, Уайнсэп открыл коробочку. – О, мистер Финли! – хрипло воскликнул он, даже отдаленно не представляя, на что смотрит… что-то вроде ложки с короткой ручкой в форме орла.

– Я рад, что тебе нравится. Чайная ложка. Оловянная. Из моей собственной коллекции. Думаю, олово очень тебе подходит. Крепкий материал, который часто недооценивают.

– Благодарю вас, сэр. Благодарю вас. Даже не знаю, что и сказать.

– Ничего не говори, – отмахнулся Финли, усаживаясь за письменный стол. – Это просто символ моей признательности. Ты хорошо служишь мне, Эйбел. Я вознаграждаю преданность и наказываю предательство. Быстро, тщательно и неотвратимо. Ни с кем не соединяй меня в следующий час.

– Да, сэр. Еще раз благодарю вас, сэр. Но Финли уже напрочь исключил Уайнсэпа из своего мира. Он открыл папку и сосредоточился на Айседоре Конрой.


Глава 19


Франт-Ройял притих под мелким холодным дождем. Печка арендованного в аэропорту автомобиля работала лишь на двух режимах: нулевом и максимальном, поэтому каждый раз, как Джед включал ее, салон превращался в маленькую сауну.

Дора не умолкала ни на минуту, но ее болтовня не раздражала Джеда. Он не должен был отвечать, он даже не должен был прислушиваться. Ее настроение словно впитывалось в него, пока он разрабатывал их следующие шаги.

– Ты сколотишь целое состояние, если займешься воздействием на подкорку головного мозга.

– Ты так думаешь? – Дора опустила защитный козырек с зеркалом с обратной стороны и стала подкрашивать губы. – Два правых поворота подряд. Позади здания есть стоянка.

– Поскольку я вижу указатель со стрелкой, то вряд ли заблудился бы.

– Ты все еще злишься, потому что я собралась быстрее тебя.

– Я не злюсь.

– Злишься. – Дора улыбнулась и погладила его по руке. – И демонстрируешь свое мужское превосходство. Поэтому сам повел машину, хотя я знаю дорогу. Но я не возражаю. Мне даже нравится.

– Я просто не хотел попасть в аварию из-за твоей болтовни об озоновом слое и нелетной погоде.

– Ах! – Дора наклонилась и поцеловала его в щеку. – Ты слушал.

– У меня до сих пор в ушах звенит. – Джед остановил машину за ободранным «Фордом» – пикапом. – Не забудь, Конрой, ты приехала не за покупками.

– Знаю, знаю. Ты будешь задавать вопросы, а я – стоять позади и держать рот на замке, как послушная маленькая девочка.

Джед вылез из машины под дождь и ждал, пока Дора не захлопнула свою дверцу.

– Правильно. И между прочим, прелестный ротик, хотя и не закрывается почти никогда.

– Ну, ты заставил трепетать мое сердце. – Дора схватила его под руку и повела к металлической двери. – Внутри теплее не будет, но будет сухо. Мистер Портер знаменит крайней экономностью. Никакой роскоши, никаких сверкающих витрин.

Не успел Джед открыть дверь, как Дора глубоко вздохнула, ее глаза округлились.

– Боже, ты только взгляни на это.

Он взглянул, но увидел лишь бесконечные ряды пыльной мебели и мутных стеклянных витрин, полных всякого хлама: дешевых невзрачных украшений, солонок и перечниц, не очень чистых бутылочек.

– Кажется, первые издания «Максфилд Пэрриш», – взвизгнула Дора, но Джед успел схватить ее за руку прежде, чем она бросилась к картонным коробкам, набитым книжонками в бумажных обложках.

– У нас нет времени. Где контора?

– Вперед и вправо. Джед, я только взгляну… Однако он уже волок ее, как упирающегося щенка на поводке.

– Успокойся, Конрой. У тебя даже ладони вспотели.

– Это жестоко, – пробормотала Дора, но подчинилась. – Ты уверен, что не я должна разговаривать с Портером? Мы бы лучше поняли друг друга.

– Разговаривать буду я.

– Тестостерон бушует, – прошептала Дора. Пустой кабинет показался Джеду единственным местом во всем здании, знакомым со шваброй и тряпкой для пыли. На письменном столе – книга записей и ваза со свежими розами, в воздухе слабый лимонный запах какого-то чистящего средства.

– Странно, – заметила Дора. – В прошлый раз тут все было иначе. На стене висел старый календарь с полуголыми девочками, и вообще, казалось, будто взорвалась небольшая бомба. Я еще подумала, как можно работать в таком хаосе. – Она поймала подчеркнуто невинный взгляд Джеда и пожала плечами. – В моем хаосе есть порядок. Может, Портер где-то бродит. Его очень легко узнать. Он похож на хорька.

– Я Элен Оулинг. Чем могу быть вам полезна? Джед обернулся, предостерегающе положив ладонь на плечо Доры, и обратился к безупречно одетой женщине с висевшими на золотой цепочке очками:

– Мы хотели бы поговорить с мистером Портером. Глаза Элен Оулинг с пугающей быстротой налились слезами.

– О боже, – сказала она, вытаскивая из кармана бумажную салфетку. И, вытирая глаза, снова повторила:

– О боже.

Дора среагировала быстрее Джеда и, взяв женщину за руку, провела ее в кабинет и усадила на стул.

– Принести вам воды?

– Нет, нет. – Элен шмыгнула носом и стала разрывать мокрую салфетку на крошечные кусочки. – Просто я не ожидала. Конечно же, вы не знаете.

– Что мы не знаем? Джед прикрыл дверь.

– Шерман… мистер Портер мертв. Убит. Хотя последнее слово прозвучало несколько театрально, губы женщины дрожали.

– Господи! – вскрикнула Дора, опускаясь на соседний стул.

– Перед самым Рождеством. – Элен высморкалась в остатки салфетки и показала на стол. – Я нашла его. Там.

– Как он был убит? – спросил Джед.

– Его застрелили. – Элен закрыла лицо руками, затем беспомощно сцепила их на коленях. – В голову. Бедный, бедный Шерман;

– Полиция подозревает кого-нибудь?

– Нет. – Элен вздохнула и попыталась собрать остатки потрепанного самообладания. – Никаких мотивов.

Ничего не пропало. Никаких… признаков борьбы. Простите, мистер?..

– Скиммерхорн.

– Мистер Скиммерхорн, вы знали Шермана?

– Нет. – Джед поколебался мгновение, но, как обычно, решил, что чем меньше скажет, тем лучше. – Мисс Конрой торгует антиквариатом в Филадельфии. Мы приехали уточнить кое-что о предметах, продававшихся здесь двадцать первого декабря.

– Наш последний аукцион. – Элен снова вздохнула. – Надеюсь, вы простите меня. Мы открылись только сегодня, и я нервничаю. Возникла проблема?

– Вопрос. – Джед улыбнулся обворожительно и сочувственно. – Мисс Конрой купила две вещи. Мы хотели бы выяснить, где и как вы приобрели их.

– Можно узнать, почему? Обычно мы не раскрываем наши источники, чтобы не потерять их.

– Нас интересует только происхождение вещей, – успокоил ее Джед. – Мы не собираемся переманивать ваших поставщиков.

– Ну… – Конечно, несколько необычная просьба, но бизнес вряд ли пострадает, решила Элен. – Я попробую помочь вам. Вы помните номер лота?

– Ф-пятнадцать и Ф-восемнадцать. – Дора побледнела, потому что вспомнила кое-что еще.

– Ф-пятнадцать и восемнадцать, – повторила Элен, радуясь возможности чем-то занять себя. – О да, Ф-лоты прислали из Нью-Йорка с маленькой распродажи в старинном поместье. – Она улыбнулась, вынимая папку из картотеки. – Если честно, я помню, как удивилась: это было не совсем то, что мы ожидали. Конрой, вы сказали… да, вы купили оба эти предмета. Боюсь, что ничего особенного не смогу рассказать вам о них. Я…

Стук в дверь прервал ее.

– Миссис Оулинг.

– Да, Риччи?

– Тут возник один вопрос. Покупатели спешат.

– Скажи им, что я иду. – Элен поднялась, пригладила волосы, одернула юбку. – Простите, я на минутку.

Как только она вышла, Джед схватил папку, пробежал глазами содержимое и просто положил в карман то, что счел важным.

– Что ты делаешь? – воскликнула Дора. – Так нельзя.

– Это сэкономит время. Пошли.

– Она знает мою фамилию.

– Сделаем копии и пришлем ей оригиналы. – Джед крепко схватил Дору за руку, но теперь в этом не было необходимости. Дора не упиралась, не глядела по сторонам. Когда они оказались в машине, Джед взял ее за подбородок. – Ну, говори. Ты там побелела как полотно.

– Я вспомнила мистера Эшворта. Я говорила тебе о нем. Мы познакомились в тот день на аукционе. Он купил предмет из этой же партии.

– И был убит грабителем, – тихо сказал Джед. – Его лавка где-то недалеко?

– Всего в паре миль.

– Значит, мы едем туда. – Джед включил зажигание. – Ты выдержишь?

– Да. Только сначала остановимся. Я должна позвонить в магазин.

– Ничего не случится с твоим магазином, Конрой.

– Я не хочу, чтобы Ли с Терри и близко к нему подходили. – Дора уставилась прямо перед собой. – Я хочу, чтобы они закрыли магазин.

– Ладно. – Он сжал ее ледяные пальцы. – Ладно.

Джед надеялся, что путешествие в Виргинию и обратно не займет больше суток, но после посещения лавки Эшворта о возвращении не могло быть и речи. Дора нуждалась в отдыхе.

Она почти не раскрывала рта, пока они ехали под дождем из Франт-Ройял, она не произнесла ни слова, когда они регистрировались в маленькой гостинице около аэропорта. Ее молчание тревожило его не меньше, чем информация, полученная от внука Тома Эшворта. Грабитель не только убил старика и разнес вдребезги множество товаров, он явно прихватил с собой статуэтку.

Джед отпер дверь номера, бросил на кровать дорожные сумки и повернулся к Доре.

– Сядь. Тебе необходимо поесть.

– Я не голодна.

– Голодна. – Не спрашивая ее, он поднял телефонную трубку и заказал два бифштекса, кофе и бутылку коньяка. – Полчаса. Что означает минут сорок. Можешь пока полежать.

– Я… – Она тупо взглянула на кровать. – Я приму ванну.

– Чудесно. Не торопись.

Дора встала с кресла, взяла свою сумку и, не глядя на него, спросила:

– Ты ничего не чувствуешь? Три… нет, четыре человека убиты. Может быть, больше. Людям, которых я люблю, угрожает опасность только потому, что они работают на меня. А ты спокойно заказываешь ужин. Тебе не страшно? Тебя не тошнит? Ты вообще ничего не чувствуешь?

Последний вопрос прозвучал как удар хлыста. Дора прижала сумку к груди и заставила себя взглянуть ему в лицо. Джед не отвел глаз.

– Кое-что я чувствую. Я зол. Иди в ванную, Дора. Забудь обо всем хоть ненадолго. Дора устало отвернулась.

– Так не бывает. Так не может быть. Она тихо прикрыла за собой дверь. Через мгновение Джед услышал, как из крана побежала вода.

Он достал сигарету, зачиркал спичками и разразился потоком тихих ругательств.

Дора разочаровалась в нем. И оказалось, что ее мнение небезразлично ему. Наоборот, ему очень важно, как она смотрит на него, что чувствует.

Слишком важно.

Джед подошел к двери ванной комнаты, поднял руку, чтобы постучать… И, поняв, что ему нечего сказать, опустил руку. Слова бессмысленны. Необходимо действовать.

Он подошел к телефону и позвонил Бренту.

– Лейтенант Чэпмен.

– Это Джед.

– Что у тебя?

– Пара трупов. – Джед выдохнул дым и понизил голос:

– Шерман Портер, владелец аукциона, где Дора купила картину и собаку. Застрелен в собственном кабинете перед Рождеством. Можешь позвонить в местную полицию и уточнить детали.

– Диктуй.

– Эшворт Томас, торговец антиквариатом, убит во время ночной кражи со взломом примерно в то же время, что и Портер. Эшворт был на аукционе с Дорой. Купил фарфоровую статуэтку. – Джед сверился со списком. – Мужчина и женщина, около шестидесяти сантиметров высотой, в костюмах середины прошлого века.

– Ценная?

– Нет, ерунда. У меня есть список всей партии, кто и что купил.

– Ты не терял даром время, капитан. Читай, но помедленнее. Я давно не стенографировал. Закончив диктовку, Джед смял сигарету.

– Я был бы тебе очень признателен, если бы ты побыстрее проверил всех этих людей.

– Мог бы не просить.

– Весь товар прибыл из Нью-Йорка, предположительно, с распродажи старинного поместья, но женщина, которая сейчас заправляет аукционом, думает, что это просто хлам… не то, что она ожидала. У меня есть фамилия отправителя. Я сам загляну к нему завтра.

– Назови. На всякий случай проверим, чист ли он.

– Франклин Флауэрс, Бруклин. Как миссис Лайл?

– Ее состояние стабилизируется. Но она не вспомнила ничего, кроме того, что рассказала нам.

– Картина?

– Твоя бывшая подружка все еще работает над ней.

Ты здорово придумал поместить ее в дом твоей бабушки. – В голосе Брента послышались веселые нотки. – И твоя бабушка недвусмысленно приказала мне не торопить ее.

– Ты приставил к ним охрану?

– Круглосуточную. Пришлось задурить голову Голдмену, нажать на кое-какие кнопки. Ребята докладывают, что их потчуют птифурами и кофе с молоком. Я и сам не прочь подежурить там. Дай мне свой номер на случай, если появятся новости.

Джед прочитал номер, записанный на аппарате.

– На тебя давят?

– Справляюсь. Голдмен решил воспользоваться убийством Трейнора и дал интервью перед зданием суда. Лейтмотив: «Когда одного из моих людей убивают, я не могу успокоиться, пока убийца не предстанет перед судом».

– Мы бросим Ди Карло прямо в его объятия, – с отвращением сказал Джед.

– Если сможем найти его. Похоже, наш парень залег на дно.

– Значит, достанем его со дна. Я позвоню тебе из Нью-Йорка, Джед повесил трубку и закурил новую сигарету. Плеска воды больше не было слышно. Дай бог, Дора лежит в ванне с закрытыми глазами, отключившись от всех ужасов.

Дора действительно лежала в ванне. И действительно ее глаза были закрыты. Горячая вода и ароматические соли расслабляли ее тело, но ничего не могли сделать с ее мозгом. Словно наяву она видела полные слез глаза Элен Оулинг, слышала хриплый от горя голос Томаса Эшворта Третьего. Она не могла забыть миссис Лайл, бледную и хрупкую, окруженную медицинскими приборами.

И так же явственно она ощущала холодную сталь пистолета, прижатого к ее собственной груди.

Хуже того, в ее ушах все еще звучал бесстрастный голос Джеда, допрашивающего жертв, она видела его глаза, красивые синие глаза, лишенные всяких эмоций. Ни гнева, ни возмущения, ни сочувствия.

Может, это еще один вид смерти, думала она. Не чувствовать… нет, поправила она себя, не позволять себе чувствовать. А это еще страшнее. Гораздо страшнее. Стоять в стороне невозмутимым наблюдателем, не позволяя чужим страстям задевать тебя.

Может, все это время она ошибалась в нем? Может, его действительно ничто не трогает, ничто не может проникнуть сквозь тщательно возведенные стены бесстрастности и холодной объективности?

Он просто делал свою работу, складывал кусочки картинки-загадки, и каждый кусочек значил для него всего лишь еще один шаг к решению проблемы.

Дора лежала в ванне, пока вода не начала остывать, старательно оттягивая момент, когда придется снова смотреть Джеду в глаза. Затем она тщательно вытерлась полотенцем, медленно намазала тело кремом и потянулась к халату.

Ее рука вздрогнула, коснувшись ярко-зеленой махровой ткани. И только в этот момент Дора осознала, что забыла об этой стороне Джеда: его нежности, пусть неохотно проявляемой, но все равно – нежности.

Тихо вздыхая, она натянула халат, завязала пояс. Что поделать, она всегда стремится к большему, всегда разочаровывается, если большее недостижимо.

Дора открыла дверь и, окруженная облаком душистого пара, вышла в комнату. Джед – с чашкой кофе в руке – стоял около столика на колесиках, сервированного на двоих, и смотрел на дождь за окном.

Почувствовав появление Доры, он обернулся и замер. Легкий румянец вернулся на ее щеки, лицо сияло тем нежным блеском, который дает только крайнее изнеможение. Волосы, небрежно заколотые на макушке, влажно поблескивали. И вдруг все вокруг исчезло, кроме нее, кроме ее неповторимого аромата.

Пока Дора принимала ванну, он притушил лампы… не для романтики, просто подумал, что спокойный свет поможет ей расслабиться. И в полумраке она казалась прелестной и хрупкой, как цветок под стеклом.

Джед заставил себя донести чашку до губ и сделал большой глоток.

– Принесли ужин. Поешь, пока не остыло. Его глаза уже не пустые, заметила Дора. Не бесстрастные. И в них горит не только желание, а нечто большее, чем просто вожделение… голод… жажда. Он хочет ее. Она нужна ему.

Он старается помочь ей. Почему она не поняла это раньше?

– Ты стараешься помочь мне справиться с этим ужасом.

– Тебе нужно подкрепиться, вот и все. – Джед стал отодвигать стул, но она подбежала к нему, обняла, прижалась к его телу, уткнулась лицом в его шею. Он не мог больше сдерживаться и стал нежно гладить ее спину, глядя на дождь за окном.

– Мне было страшно, – прошептала Дора.

– Не бойся. С тобой ничего не случится.

– Я боялась не только за себя. Я боялась, что тебя не будет рядом. А если будешь, то лишь из чувства долга. И потому, что слишком хорошо воспитан. – Дурочка. Я не позволяю воспитанию мешать своим планам.

Дора тихо засмеялась и удивилась, что еще может смеяться.

– Знаю, знаю. Но ведь я действительно путаюсь у тебя под ногами. – Она откинула голову, надеясь увидеть в его лице то, что ей так необходимо было увидеть. – Я заставляю тебя чувствовать то, от чего ты так старательно отгораживаешься. Хочу, чтобы ты испытывал ко мне те чувства, какие не хочешь испытывать, – Я не понимаю своих чувств к тебе. – И это я знаю. – Дора погладила его щеку, пытаясь ослабить его напряжение. – Сейчас ты хочешь меня, и этого достаточно. – Она чуть коснулась губами его губ, прижалась чуть сильнее. – Иди ко мне.

– Тебе не это сейчас нужно.

– Это. – Она потянула его к кровати. – Именно это.

Позже Дора прижалась к нему, свернувшись в комочек. Он был так нежен, думала она, так терпелив. И не только она забыла обо всем, но и он. На тот короткий промежуток времени он забыл обо всем, кроме нее. Она не спала и не бодрствовала, словно витала между небом и землей, слушая монотонную дробь дождя.

– Еда наверняка остыла, – сказал он. – Но ты все равно должна поесть. Когда мы вошли сюда, я боялся, что ты просто свалишься от усталости.

– Мне уже лучше. – Дора улыбнулась, почувствовав, как его пальцы обвили ее пальцы. Он все чаще делает что-нибудь в этом роде. Интересно, сам он сознает это? – Что дальше?

– Утром мы полетим в Нью-Йорк.

– Ты сказал «мы». – Она теснее прижалась к нему. – Ты делаешь успехи, Скиммерхорн.

– Просто избавляю себя от споров.

– Угу. Тебе нравится, когда я рядом. Можешь наконец признать это.

– Мне нравится, когда ты со мной в постели. В остальное время ты просто невыносима.

– Может быть, но все равно тебе это нравится. – Дора села, пробежала рукой по спутанным волосам. – И теперь я действительно чувствую себя лучше.

Джед коснулся кончиком пальца ее груди.

– Я рад, что вылечил тебя. Она рассмеялась.

– Не только это… хотя это было великолепно. Мне тоже нравится быть рядом с тобой.

– Может, тебе лучше бежать в противоположном направлении?

– Я так не думаю.

– Дора, ты не знаешь меня. Ты понятия не имеешь о моем прошлом, а если бы знала, то вряд ли поняла бы.

– Испытай меня.

Джед отрицательно замотал головой.

– Испытай меня, – с вызовом повторила она. Он встал, натянул джинсы и подошел к столику.

– Я хочу есть.

– Замечательно. Мы можем поговорить во время еды. Натянув халат, Дора села около сервировочного столика, заметила, что нет второй чашки для кофе. Джед явно хотел, чтобы она побыстрее заснула. Она налила кофе в коньячный бокал и выпила его холодным.

– Так откуда ты, Скиммерхорн?

Он уже сожалел о своих словах, понимая, что загнал себя в угол.

– Из Филадельфии.

– Из денежной Филадельфии. Это я знаю. Я также знаю, что деньги пришли с обеих сторон. – Дора посолила свой бифштекс. – И что твои родители забавлялись публичными ссорами.

– Они ненавидели друг друга, сколько я себя помню. – Джед пожал плечами, но движение вышло скованным. – Ты правильно слышала. Ни один из них не желал разделять собственность, и они двадцать семь лет прожили в обоюдной ненависти и презрении. И по иронии судьбы… погибли одновременно в собственном лимузине, когда их водитель не справился с управлением.

– Тебе было тяжело потерять их обоих таким образом?

– Нет. – Джед взглянул ей в глаза. – Пока родители были живы, я не испытывал к ним никаких чувств, кроме легкого презрения. Я же говорил, что ты не поймешь.

Дора помолчала, используя еду как способ заполнить паузу. – Ты не прав. Я думаю, что понимаю. Ты не уважал их и постепенно перестал любить.

– Я никогда не любил их.

– Конечно, любил. Ребенок всегда любит, любит до тех пор, пока не разрушат его любовь… и часто еще долго после этого. И если ты перестал их любить, значит, у тебя просто не было другого выхода. А когда они умерли, ты чувствовал себя виноватым, потому что не мог скорбеть о них. – Дора внимательно посмотрела на него. – Я близка к правде?

Она попала в яблочко, но Джед еще не готов был признать это.

– У них было двое детей, в которых они особенно не нуждались. Элейн, а потом я, потому что кто-то должен был продолжать род. Мне напоминали об этом каждый день.

Ты – Скиммерхорн. Ты – наследник. Меньшее, что ты можешь сделать, – не быть таким идиотом. Прояви хоть какую-то благодарность. Не путайся под ногами.

– Мои обязательства, – продолжал Джед, тщетно борясь с призраками прошлого, – и их ожидания. Твои родители хотели, чтобы ты стала актрисой, мои хотели, чтобы я приумножал фамильные богатства.

– И каждый по-своему, но мы оба подвели их.

– Дора, это совсем разные вещи. Твои родители гордились тобой. Моими двигала алчность. В моем доме не было любви.

Джед не хотел говорить это, не хотел вспоминать, но Дора повернула колесо, и он не мог остановиться, пока это колесо не сделало полный круг.

– Твоя сестра…

– Значила для меня не больше, чем я для нее, – бесстрастно сказал он. – Злая судьба бросила нас в одну тюремную камеру, но заключенные не обязаны любить друг друга. Большую часть времени мы все четверо старательно избегали друг друга. – Джед горько улыбнулся. – Даже в таком огромном доме это не всегда удавалось.

– И тебе не с кем было поговорить?

– О чем? – Он коротко рассмеялся. – Обоюдная ненависть моих родителей ни для кого не была секретом. Драки, которые они затевали на людях, были всего лишь прелюдией. Они всегда заканчивали их дома, и если не впивались в глотки друг другу, то кидались на меня или на Элейн. Я отводил душу в мелких кражах, попадал за решетку, правда, ненадолго. Элейн нашла утешение в мужчинах. К двадцати годам она уже сделала два аборта. Родителям всегда удавалось уладить все без шума: и мои неприятности с законом, и проблемы Элейн. В конце концов они отправили нас в закрытые школы. Меня вышибли из моей, Элейн завела роман с одним из учителей.

В итоге им пришлось признать свое бессилие: по– моему, впервые обошлось без споров. Они заключили сделку с Элейн – кругленькая сумма в обмен на согласие выйти замуж за тщательно подобранного кандидата. Я стал жить с бабушкой. Первый брак Элейн продолжался около двух лет. Мое поступление в полицейскую академию по времени совпало с ее разводом. – Джед щедро плеснул в свой бокал коньяка. – Мы, похоже, переполнили чашу их терпения. Они угрожали лишить наследства нас обоих, но нежелание выпускать деньги из семьи возобладало. Элейн снова вышла замуж, я получил полицейский жетон. А они умерли.

Дора жалела того ребенка, каким он был, жалела семью, которая только называлась семьей и членов которой ничто не соединяло; чувствовала горечь того ребенка, как свою собственную. И понимала, что чувствует гораздо больше, чем Джеду понравилось бы.

– Может, ты и прав. Я не в состоянии понять, как люди могут жить вместе без любви, я не в состоянии понять, как можно не любить своих детей. Но это не значит, что я не понимаю тебя.

– Ты должна понять, что я не могу дать тебе то, что ты хочешь.

– Но ведь это моя проблема, не так ли? – Дора взяла бутылку и налила коньяка себе. – И, по-моему, Скиммерхорн, ты боишься, как бы я не дала тебе именно то, что ты хочешь.


Глава 20


Дора всегда любила Нью-Йорк. Много лет назад она представляла, как будет жить здесь. Мансарда в Грин-Виллидж, любимый китайский или японский ресторанчик, круг богемных друзей и обязательно эксцентричная соседка, вечно влюбляющаяся в неподходящих мужчин.

Но тогда ей было четырнадцать, и, естественно, ее мечты успели измениться.

И все равно Дора до сих пор любила Нью-Йорк. Любила за его неумолимый ритм жизни, за энергетику, за высокомерие. Она любила людей, спешащих по тротуарам и старательно избегающих встретиться с кем-то взглядом; любила покупателей, нагруженных пакетами из дорогих универмагов; любила магазины электроники с их вечными распродажами; любила нахальных уличных торговцев с их жареными каштанами и даже наглых таксистов.

– Сукин сын, – пробормотал Джед, когда очередное такси подрезало его и промчалось мимо, чуть не содрав краску с крыла.

Дора просияла.

– Здорово, правда?

– Да. Здорово. Сомневаюсь, что с начала веки здесь был выписан хоть один штраф за нарушение правил дорожного движения.

– Вряд ли это помогло бы. В конце концов… о, посмотри!

Дора опустила окно и высунула голову.

– Если ты вдохнешь эти выхлопы, то сразу же умрешь.

– Ты видел тот костюм?, – Дора прищурилась, но не из-за выхлопов, а чтобы разобрать название и адрес магазина. – Просто роскошь. Если бы ты нашел место для парковки, я бы не задержалась дольше, чем на пять минут.

Джед фыркнул.

– Вернись на землю, Конрой.

Она недовольно засопела и плюхнулась на сиденье.

– Давай вернемся, когда закончим дела. Можно и не искать парковку. Я управлюсь, пока ты объедешь квартал.

– Забудь об этом. Неужели в Филадельфии мало магазинов?

– Конечно, нет. Но не в этом дело. Обувь, – простонала Дора, изучая еще одну витрину. – Послерождественская распродажа.

– Я должен был сообразить, что нельзя везти тебя через Манхэттен. Черт побери! Прочь с дороги! – завопил он, нагло оттесняя очередное такси. – Да, я должен был знать. Это все равно что дразнить бифштексом голодную собаку.

– Посадил бы за руль меня. И настроение бы у меня было лучше, и некогда было бы разглядывать витрины. А кроме того, именно ты хотел проверить квартиру Ди Карло.

– И еще есть надежда, что мы доберемся туда живыми.

– Мы могли взять такси от аэропорта.

– Я же сказал «живыми».

Дора чувствовала себя очень даже живой.

– Знаешь, мы могли бы остаться до завтра, снять номер в каком-нибудь до безобразия дорогом отеле в центре города. Сходить на спектакль Уилла. – Она проводила тоскливым взглядом еще один магазинчик женской одежды. – Побродить по магазинам.

– Конрой, это не экскурсия.

– Я просто пытаюсь извлечь из ситуации максимум удовольствия.

Джед невозмутимо повернул на Восемьдесят третью улицу и, не найдя свободного места для парковки, остановил машину во втором ряду.

– Я вынужден довериться тебе.

– Пожалуйста. – Дора приготовилась оправдать его доверие. – В чем?

– Сядь за руль и жди меня. Я поищу управляющего, может, поговорю с парой соседей. Она явно собралась надуться.

– А почему я не могу пойти с тобой?

– Потому что, когда я вернусь, мне понадобится машина. Если тебе придется убрать ее с дороги, объедешь квартал, не останавливаясь ни ради нарядов, ни ради обуви, и снова припаркуешься здесь. Ясно?

– Яне идиотка, – начала она, но он оборвал ее жалобы поцелуем.

– Запри двери, Конрой.

Пять минут плавно перетекли в десять, десять – в двадцать, и Дора начала подумывать о побеге. Она уже искала в сумочке блокнот, чтобы оставить Джеду записку, когда он подбежал к машине.

– Ну и как мы теперь попадем в Бруклин? – нетерпеливо спросил он, включив зажигание и не видя возможности влиться в непрерывный поток транспорта.

– Это все, что ты можешь сказать мне? Ты оставил меня здесь почти на полчаса!

– Управляющий впустил меня в квартиру Ди Карло.

– Это не оправдание. – Однако ее злости хватило ненадолго, любопытство возобладало. – Итак? Что ты нашел?

– Пару дюжин итальянских туфель. Несколько костюмов от «Армани». Несколько бутылок «Дом Периньон» и шелковое белье всех цветов радуги.

– Значит, Ди Карло любит красивую жизнь.

– Я также нашел чековую книжку с положительным балансом в семь тысяч долларов, фарфоровую мадонну и пару дюжин семейных фотографий в рамочках.

– Он экономит деньги, не забывает свои религиозные корни и любит семью. Пока не похоже на хладнокровного убийцу.

– Я видел много обаятельных убийц. Я также нашел фирменные бланки «Э.Ф. инкорпорейтед», базирующейся в Лос-Анджелесе с филиалом здесь, на Манхэттене, множество документов той же компании и около дюжины посланий на автоответчике: от мамы, кузена Альфонсо, тети Софии и какой-то шлюшки по имени Бамби.

– Если женщину зовут Бамби, это еще не значит, что она – шлюшка.

– Виноват. – Джед прошмыгнул на желтый свет. – Если она называет Ди Карло Тони-пупсик, хихикает и сюсюкает, это еще не повод называть ее шлюшкой.

– Так-то лучше.

– Однако я не нашел ни записной книжки, ни паспорта, ни наличных. К тому же он не ответил ни на одно послание, не брал почту, и никто не видел его по крайней мере неделю. Из чего следует, что он здесь не появлялся.

– Обоснованный вывод, Шерлок. Ты думаешь, он еще в Филадельфии?

Дора сказала это беспечно, но Джед уловил в ее тоне тревогу.

– Возможно. Не волнуйся, никто не потревожит твою семью. На это нет причин.

– Думаю, ты прав. Если он в Филадельфии, то ждет меня. – Она усмехнулась. – Бодрящая мысль.

– Он не подойдет к тебе. Я это обещаю. Джед пробился в Бруклин, поддерживая себя бесконечными сигаретами и обдумывая полученную информацию. Наконец он нашел лавку Франклина Флауэрса и остановился на автостоянке.

– Похоже, ты в деле, Конрой. – Джед перегнулся через нее и вгляделся в витрину. «Ф. Флауэрс. Мы покупаем и продаем». – А кто нет? Не забывай, Конрой…

– Я знаю. Разговариваешь ты.

Они вошли в загроможденную лавку чуть больше средней гостиной. Здесь было все: от потертых плюшевых медвежат до торшеров. Из заднего помещения доносился мужской голос. Следуя инструкции на прилавке, Джед позвонил в медный колокольчик, когда-то явно украшавший дешевый бордель в Бронксе.

– Одну минуточку, – пропел мужской голос, и Флауэрс сдержал свое слово. Не успела Дора закончить осмотр хрустальных флакончиков, как хозяин откинул штору из бус и вышел в лавку, пыхтя тонкой ароматной сигаретой.

Флауэрс оказался начинающим полнеть мужчиной ростом не меньше двух метров, с лицом, очень похожим на его плюшевых медвежат. Пробор, светящийся над самым ухом, позволял редким светлым волосам прикрывать обширную лысину.

– Доброе утро! – снова пропел Флауэрс и, взглянув на ряд часов, поцокал языком. – Нет, нет. Уже день. Куда девается время? Никак не могу за ним поспеть. Этот мир вертится слишком быстро. Чем могу быть вам полезен?

Поскольку Дора с восхищением разглядывала веселого гиганта, ей было нетрудно уступить инициативу Джеду.

– Мистер Флауэрс?

– Да, я Фрэнк Флауэрс, а это мой собственный магазинчик. – Он изящно затянулся сигаретой и выдохнул дым через рот, сложив губы, как для поцелуя. – Как видите, мы покупаем и продаем почти все. Чем интересуетесь?

– Вы знаете Шермана Портера? Лицо Флауэрса вытянулось.

– Бедный Шерман. Я узнал о его смерти два дня назад. Какая трагедия. Мы живем в ужасном мире. Пристрелили как собаку, за собственным столом. – Он содрогнулся. – Отвратительно. Просто отвратительно.

– Вы отправили ему посылку, – продолжил Джед. – Она прибыла в Виргинию двадцать первого декабря.

– Ах да. – Флауэрс печально улыбнулся. – Кто бы мог подумать, что это наша последняя сделка? Судьба так капризна и жестока. Почти шесть лет мы были партнерами и, надеюсь, друзьями.

Джед вытащил документы, взятые из папки Элен Оулинт.

– С посылкой не все ясно.

– Неужели? – Флауэрс нахмурился. – Странно. Элен ничего не сказала… полагаю, это объяснимо, учитывая трагические обстоятельства. Но проще было бы позвонить, чем посылать вас в Нью-Йорк.

– У нас здесь есть и другие дела. Вы купили те товары на распродаже поместья?

– Да, маленького, в Катскилле. Какой воздух, какой пейзаж! Я нашел там несколько настоящих ценностей. Те, что покрупнее, я продал другим клиентам. Непрактично отправлять тяжелую мебель в Виргинию, когда есть рынок сбыта поближе.

Флауэрс выдохнул дым двумя аккуратными колечками.

– Видите ли, я чаще выступаю агентом других торговцев. Это маленькое местечко очень дорого мне, но с трудом спасает от нищеты. – Флауэрс нежно, как отец, безумно любящий слабоумного ребенка, оглядел свою лавку и положил сигарету в маленькую пепельницу. – Насколько помню, я выбрал для Шермана несколько очень милых вещиц. Не представляю, какая проблема могла возникнуть.

– Картина, – начал Джед.

– Картина? – Флауэрс нахмурился. – Я не посылал никакой картины.

– Абстрактная, подписана Е.Биллингсли.

– Абстрактная? – Откинув голову, Флауэрс хихикнул, как девчонка. – О боже мой. Я даже не дотрагиваюсь до абстрактных картин. Слишком эксцентрично для меня. И их так трудно продать. Нет, боюсь, что произошла какая-то ошибка.

– У вас есть перечень отправленных товаров?

– Естественно. Я очень тщательно веду документацию. Абстрактная картина, вы сказали? Неудивительно, что у Элен возникла проблема. Я мигом.

Флауэрс исчез за занавесом из бус.

– Может, у него есть партнер, – прошептала Дора. – И этот партнер вложил картину в посылку. Или может быть… – Она осеклась, поскольку вернулся Флауэрс с двумя папками: солнечно-желтой и огненно-красной.

– Как видите, я использую цветную маркировку. – Улыбаясь, он положил папки на прилавок. – В желтой то, что я купил на распродаже… Итак… двенадцатое декабря, полагаю. – Он быстро пролистнул аккуратно отпечатанные листы. – Ах, это уже январь. Как быстро летит время. – Он отложил верхние листы. – Поместье Вудлоу, Катскилл, двенадцатое декабря. Вот, полный список с квитанциями. Никаких картин.

И никакой фарфоровой собачки, заметил Джед. И никакой статуэтки, соответствующей описанию той, за которую умер Том Эшворт.

– А здесь транспортные накладные на товары, которые я посылаю Шерману… упокой Господь его душу. Вот последняя накладная, и никакой картины в поле зрения. Должно быть, она попала в мой груз после распаковки. Шерман, да будет земля ему пухом, был не очень аккуратен.

– Да, – согласился Джед. – Я уверен, что вы правы.

– Он не прав, – заявила Дора, открывая дверцу машины. – Я сама видела, как тот парень разбирал только что прибывшую партию.

– Да. – Джед задумался, слепо уставившись на ключи.

– Там была эта чертова картина. И я ее купила.

– Картина там была. Там была фарфоровая собачка и множество других вещей. И ни одной из них нет в списке Флауэрса. Ни одно описание не подходит.

– Может, он лжет? – Дора оглянулась на лавку и с сомнением покачала головой. – Только я не думаю, что он лжет.

– Он не лжет. Скажи мне, Конрой, если бы ты хотела тайно провезти Моне и другие ценности – для себя или кого-то другого, потратила бы уйму времени на то, чтобы спрятать их в обычных вещах…

– Я не стала бы отправлять их на аукцион, – подхватила Дора. – Я не допустила бы, чтобы они рассеялись. по всему Восточному побережью.

– Потому что тогда тебе пришлось бы снова рисковать, чтобы собрать их… а ведь они уже были в твоих руках.

– Значит, кто-то что-то напутал. Ди Карло?

– Возможно.

– Или? Я вижу это «или» в твоих глазах.

– Транспортные накладные. Та, что показал Флауэрс, и та, что была в папке Портера. Они обе – из компании «Премиум». – Джед повернул ключ зажигания. – Мне надо кое-куда позвонить.

Пока Джед звонил из телефона-автомата, Дора пила одну чашку кофе за другой и пощипывала огромный бутерброд с мясом, помидорами и салатом. Чтобы привести в порядок свои мысли, она вытащила блокнот и начала чертить диаграммы.

– Похоже, Моне – подлинник, – сказал Джед, усаживаясь и придвигая к себе тарелку с бутербродом. – Конечно, понадобится экспертиза, но бабушка и ее приятель уверены на сто процентов.

– Кто ее приятель?

– Бывший хранитель Метрополитен-музея. – Джед откусил огромный кусок бутерброда и помахал официантке, чтобы та принесла еще кофе. – Брент выяснил, что все, кто купил вещи из того лота, были ограблены между двадцать вторым декабря и Новым годом.

– Ограблены? – Дора побледнела. – И убиты?

– Нет. – Джед слегка сжал ее пальцы. – Просто ограблены. В каждом случае пропали вещи, купленные на том аукционе. Грязная работа, как сказал Брент. Умышленно грязная. Грабитель явно старался представить все как случайную кражу. И до сих пор никаких следов Ди Карло. Он был вице-президентом нью-йоркского филиала «Э.Ф. инкорпорейтед» и не показывался на работе с кануна Рождества. Несколько раз он звонил, но до Нового года. Секретарша и персонал клянутся, что не знают, где он находится, а его мать сегодня утром подала в полицию заявление о его исчезновении.

– Значит, он в бегах. Надеюсь, он будет бежать до тех пор, пока не свалится с какой-нибудь скалы. Что теперь? Джед пожал плечами и впился в бутерброд с другого конца.

– Если мы соберем достаточно улик, чтобы связать его с убийствами в Филадельфии и Виргинии, можно будет вызвать федералов.

– Капитан, я слишком хорошо узнала тебя, чтобы поверить, будто ты хочешь передать дело в ФБР.

– Я люблю доводить до конца то, что начал. – Джед лениво повернул к себе ее блокнот и улыбнулся. – Снова играешь в Нэнси Дру?

– Ну, Скиммерхорн, раз ты не носишь полицейский жетон, значит, можно называть тебя Джо Харди.

Джед предпочел пропустить сарказм мимо ушей. Его больше заинтересовали ее диаграммы. От прямоугольника с надписью «Премиум» две стрелки вели вправо и влево. В конце первой Дора написала «Портер». Вторая заканчивалась знаком вопроса, а под вопросом – перечень товаров, отправленных Флауэрсом. Под фамилией Портера Дора перечислила названия всех вещей из злополучного лота с фамилиями их покупателей. Еще одна линия связывала ее собственное имя с миссис Лайл.

– К чему ты клонишь, Нэнси?

– Это только теория. – Но его небрежный тон явно разозлил ее. – Вернее две. Первая – Ди Карло надули. Кто-то украл его ценности и отправил их в Виргинию.

– Мотив?

– Я не знаю. – Дора обиженно фыркнула и схватилась за свой кофе. – Кто-то отомстил ему: недовольный подчиненный, которого он не повысил в должности, отвергнутая женщина… или просто напортачил затюканный служащий.

– Я бы согласился, если бы недовольный подчиненный или отвергнутая женщина что-нибудь оставили себе. И даже затюканный служащий вряд ли отправит товар на какой-то дрянной аукцион, с которым Ди Карло никак не связан.

– О связях Ди Карло ты ничего не знаешь. Может, он годами пользовался аукционом Портера для легализации контрабандных товаров. – Дора откинула волосы с лица и хмуро уставилась на Джеда. – Как Я понимаю, у тебя есть теория получше.

– Да, есть одна. Но давай-ка сначала заглянем за твою вторую дверь. – Он довольно усмехнулся и похлопал по ее диаграмме. – Что там у тебя?

– Скиммерхорн, не смей смотреть на меня свысока.

– Пожалуйста, расскажи. – Он поднес ее пальцы к губам и поцеловал. – Пожалуйста.

– Ну, если ты так мило просишь. Мне ясно, что было два груза. Один – с распродажи в поместье, а другой – контрабанда. Поскольку мы оба считаем, что Ди Карло не так глуп, чтобы отправлять свою добычу в Виргинию, где ее может купить любой, кто предложит наибольшую цену, остается один логический вывод: грузы перепутаны.

– Продолжай, – подбодрил Джед. – Ты почти заработала медаль.

– И поскольку обе товарные накладные из «Премиум», то можно сделать следующий вывод: путаница произошла там.

– Молодец, Нэнси. – Джед бросил на стол несколько долларов. – Поехали в «Премиум».

– Постой! – Дора догнала его у выхода. – Ты хочешь сказать, что я права?

– Я говорю, что нужно проверить.

– Нет, этого недостаточно. – Она заблокировала дверь. – Посмотри мне в глаза, Скиммерхорн, и скажи:

«Я думаю, что ты права».

– Я думаю, что ты права.

Дора победно взвизгнула и сама дернула дверь.

– Так чего же мы ждем?

Терпение Доры истощилось через пятнадцать минут ожидания в кабинете Билла Таркингтона.

– Никогда не думала, что полицейская работа так скучна.

– Подумываешь о капитуляции, Конрой?

– И этим ты занимался каждый день в течение всех тех лет?

Джед продолжал следить за бегущими лентами конвейеров и деловитыми клерками.

– Я не смог бы сосчитать все часы ожидания. Дора зевнула во весь рот.

– Полагаю, это учит терпению.

– Нет, совершенно необязательно. Просто, перемежаешь часы скуки моментами страха и учишься не терять бдительность.

Глядя на его профиль, Дора вдруг поняла, что мысли Джеда витают где-то далеко от этого кабинета, где-то, куда ей нет доступа.

– Как ты справляешься со страхом?

– Признаю его, принимаю.

– Не могу представить тебя испуганным, – прошептала она.

– Я говорил тебе: ты меня не знаешь. А вот и тот, кого мы ждем.

Таркингтон вразвалочку подбежал к двери и радостно улыбнулся.

– Мистер Скиммерхорн? – Он энергично пожал руку Джеда. – И мисс Конрой. Простите, что заставил вас ждать. Кофе? Пончик? Или кекс?

Дора обворожительно улыбнулась Таркинггону.

– Кофе, если это вас не затруднит.

– Позвольте налить вам чашечку. Всегда готовый услужить, Таркингтон наполнил три чашки.

– Мы знаем, как вы заняты, мистер Таркингтон. Надеюсь, мы задержим вас ненадолго, – сказала Дора, самодовольно взглянув на Джеда.

– Не беспокойтесь. У меня всегда есть время для клиентов. Сливки? Сахар?

– Черный. – Джед содрогнулся, увидев щедрый поток сахарного песка, льющийся в чашку Таркингтона.

– Итак. – Толстяк передал гостям чашки и отхлебнул из своей. – У вас ко мне какой-то вопрос, не так ли?

– Да. – Джед достал из кармана листок. – Нас интересует посылка некоего Франклина Флауэрса, отправленная из этого здания семнадцатого декабря Шерману Портеру, Франт-Ройял, Виргиния. Номер товарной накладной АСВ-54467.

– Отлично. – Таркингтон уселся за свой письменный стол. – Сейчас посмотрим. Так в чем именно проблема?

– Товар, отправленный отсюда, совсем не тот, что был получен.

Пальцы Таркингтона застыли над клавиатурой компьютера.

– О боже, боже, неужели снова! – жалобно заныл он.

Джед насторожился:

– У вас уже было нечто подобное? Таркингтон пришел в себя и вновь застучал по клавишам.

– Уверяю вас, мистер Скиммерхорн, у «Премиум» отличнейшая репутация. Могу только сказать, что в этом году у нас было необычайно напряженное Рождество. Семнадцатое декабря, вы сказали. – Его маленькие глазки вспыхнули. – Вот оно!

– Что именно?

– У нас была жалоба по посылке, отправленной в тот же день. Клиент был очень расстроен. И далеко не так терпелив, как вы и мисс Конрой.

– Ди Карло, – вырвалось у Доры. Джед не успел отругать ее.

– Правильно. Вы его знаете? – просиял Таркингтон.

– Мы встречались.

– Какое совпадение! – Качая головой, Таркингтон бодро застучал по клавишам. – Поверьте, вы сняли тяжкий груз с моих старых плеч. Я столько сил приложил, чтобы найти товар мистера Ди Карло, и вот все сошлось. Просто перепутались адреса двух посылок. Не понимаю, как это случилось, но теперь я немедленно свяжусь с мистером Ди Карло.

– Мы сами позаботимся об этом.

Глядя на экран компьютера через плечо Таркингтона, Джед записал имя клерка.

– Вы избавите меня от неприятных объяснений. – Таркингтон отхлебнул кофе и подмигнул посетителям. – Мы, конечно, возместим все транспортные расходы и вам, и мистеру Ди Карло.

– Отлично.

– Я была права, – тихо сказала Дора, когда они вышли из кабинета.

– Похлопаешь себя по спине позже. – Джед подошел к ближайшему клерку:

– Где Джонсон?

– Опал? – Клерк кивнул на соседний конвейер:

– Там. Шестая линия.

– Что мы здесь делаем? – спросила Дора.

– Уточняем скучные детали.

Дора не могла с ним согласиться, особенно когда они сидели с Опал в служебном кафетерии и слушали ее историю. Дора была так увлечена, так благожелательна, что Джед откинулся на спинку стула, закурил и предоставил ей играть роль доброго полицейского. И он не собирался сообщать ей, что она рождена для этой роли.

– Ты можешь в это поверить? – взволнованно воскликнула Дора, когда они шли к своей машине. – Она роняет пачку накладных, и мы находим контрабандного Моне. Может, мне еще и понравится полицейская работа.

– Держись торговли безделушками, – посоветовал Джед.

– По меньшей мере, ты мог бы сказать, что я хорошо поработала.

– Ты хорошо поработала. Только не задирай нос.

– Я не задираю нос. Теперь мы знаем как, знаем почему и знаем кто. Остается найти Ди Карло.

– Оставь это большим мальчикам, детка. – Не верю своим ушам. Ты хочешь отойти от дела? Теперь, когда мы столько узнали?

– Этого я не говорил. Я сказал, что отступить должна ты.

– Ты не шевельнешься без меня, Скиммерхорн. И не надейся. Если бы я не купила контрабанду и не оказалась в самом центре всей этой неразберихи, ты до сих пор бы дулся и качал мышцы.

– Хочешь, чтобы я поблагодарил тебя?

– И поблагодаришь. Когда очухаешься. – Дора довольно вздохнула и улыбнулась. – Ты уверен, что не хочешь отвезти меня в тот дорогой отель?

– Я уже по горло сыт Нью-Йорком.

Он должен был проверить еще кое-что. Экран компьютера Билла Таркингтона оказался бесценным источником информации, включая и предполагаемого получателя незаконного груза Ди Карло – Эйбела Уайнсэпа из «Э.Ф. инкорпорейтед», Лос-Анджелес.


Глава 21


Холод не помешал утреннему ритуалу Финли. Каждый день, невзирая на погоду, он проплывал пятьдесят кругов в своем бассейне под музыку Вивальди, льющуюся из стереодинамиков, спрятанных в кустах жасмина. Для него это был вопрос самодисциплины. Конечно, вода подогревалась до приятных двадцати восьми градусов по Цельсию, ни больше ни меньше.

Уверенно рассекая теплую воду, Финли сам считал круги, находя в этом необыкновенное удовлетворение.

Бассейн принадлежал ему и только ему. Ни слугам, ни приятелям, ни гостям не позволялось осквернять его воды.

Как-то во время одного из приемов подвыпивший гость упал в бассейн. На следующий же день Финли приказал спустить воду, выскрести дно и стены и заполнить бассейн чистой водой. Излишне говорить, что злосчастный гость больше никогда не получал приглашения к Финли.

Наконец он нащупал ногами дно и выпрямился, наслаждаясь ощущением скользящей по телу воды. Пока он поднимался на бортик по широким ступеням, слуга распахнул белоснежный махровый халат.

– Время? – спросил Финли, быстро растираясь.

– Двенадцать минут восемнадцать секунд, сэр. Слуга всегда останавливал секундомер точно на этом времени. Однажды он совершил ошибку, доведя хронометраж до тринадцати минут с хвостиком. Последовала отвратительная сцена, когда он чуть не потерял прекрасно оплачиваемую работу. С тех пор Финли проплывал свои пятьдесят кругов за двенадцать минут восемнадцать секунд ровно.

– Отлично. – Довольный собой, Финли взял бокал с витаминным напитком, созданным специально для него его личным тренером. Даже поданная в хрустальном бокале, густая смесь трав, овощей и настоя женьшеня не только выглядела отвратительно, но и была омерзительна на вкус. Финли залпом выпил напиток, напомнив себе, что это эликсир молодости… во что он, в общем-то, свято верил.

Затем Финли отпустил слугу и, покончив на этом с первой частью утреннего ритуала, позволил себе сосредоточиться на Айседоре Конрой. Он не стал бы называть эту проблему неприятной. Перспектива общения с молодой красивой женщиной не может раздражать.

Финли принял душ и оделся, затем с наслаждением позавтракал во внутреннем дворике свежими фруктами, пшеничным гренком и травяным чаем… всего в паре шагов от того места, где пристрелил Ди Карло. И все это время он думал об Айседоре. Когда решение было готово, он улыбнулся, даже тихо хихикнул, вытирая салфеткой рот.

Прекрасно сработает, решил он. А если нет… ну, тогда он просто убьет ее.


Дора изо всех сил пыталась подавить бушующее в ней раздражение. Она повторяла себе, что ее реакция слишком предсказуема, слишком типична. Любая женщина пришла бы в ярость, если бы проснулась в одиночестве, не имея ни малейшего представления о том, куда девался ее любовник и когда он вернется.

Но она не любая женщина, напомнила себе Дора. И она не собирается злиться… она возьмет себя в руки и подавит это идиотское раздражение. Они оба свободны, они оба имеют право приходить и уходить, когда вздумается. Она даже не спросит его, где он был, черт его побери.

Услышав стук в дверь, Дора одернула огромную хлопчатобумажную фуфайку, гордо вскинула голову и промаршировала в гостиную.

– Ну, Скиммерхорн, чертова свинья, – пробормотала она. – Сейчас я с тобой разберусь.

Дора распахнула дверь, готовая повторить свою тираду, но жалящие слова замерли на ее языке. Перед ней стояла Онория Скиммерхорн Роджерс собственной персоной.

– О! – Дора дернула себя за волосы, небрежно сколотые на затылке. – Миссис Роджерс. Здравствуйте.

– Доброе утро, Дора. – Наблюдая за яростью, изумлением и наконец смущением, промелькнувшими на выразительном лице девушки, Онория у глазом не моргнула. – Я не вовремя?

– Нет, нет. Просто я… – Дора подавила нервный смешок и улыбнулась. – Если вы ищете Джеда, его здесь нет.

– Вообще-то я надеялась поговорить с вами. Можно войти?

– О, конечно. – Дора отступила.

Как жаль, что она сегодня не собиралась открывать магазин, а потому не оделась для работы. В потрепанной перепачканной фуфайке, босоногая, она чувствовала себя жалкой побирушкой в сравнении с благоухающей Парижем Онорией.

– Как прелестно! – Искреннее восхищение старой дамы несколько успокоило Дору. – Как очаровательно. – Снимая перчатки, Онория окинула комнату одобрительным взглядом. – Должна признать, мне всегда было любопытно, как выглядят квартиры над магазинчиками Саут-стрит. Большая, не так ли?

– Мне нужен простор. Позвольте взять ваш жакет?

– Да, благодарю вас.

Пока Дора вешала норковый жакет в шкаф, Онория бродила по комнате.

– Я была очень разочарована, найдя магазин закрытым, и заглянула в витрину. Но это… – она провела пальцем по изящной лампе в стиле арт деко… – это просто восхитительно.

– Самое чудесное в моем бизнесе то, что я могу жить среди своих товаров столько, сколько захочу. Выпьете кофе? Чаю?

– Я с удовольствием выпила бы кофе, если вас это не затруднит.

– Вовсе нет. Пожалуйста, садитесь, не стесняйтесь.

– Благодарю вас.

Онория не считала себя любопытной… просто заинтересованной. И ей понравился вид на шумную и претенциозную Саут-стрит, как и обстановка квартиры, очень уютная, несмотря на некоторую эклектичность и театральность. Да, чудесная квартира… и зеркальное отражение личности Доры.

Дора внесла поднос с ярким керамическим кофейным сервизом, пытаясь придумать предлог, чтобы улизнуть в ванную и хотя бы подкрасить губы.

Онория быстро освободила часть журнального столика.

– Какой чудесный аромат! Лепешки? – Ее глаза засверкали. – Какая прелесть.

– Я всегда держу под рукой лепешки. В них есть что-то очень домашнее.

Онория рассмеялась и уселась поудобнее.

– Я ценю вашу тактичность. Вы даже не спросили, почему я появилась у вашей двери в девять часов утра. – Онория изящно отпила кофе, замерла на мгновение и сделала еще один глоток. – Необыкновенно.

– Я рада, что вам нравится. – Дора помолчала, пока Онория намазывала лепешку черносмородиновым джемом. – Если честно, мне труднее не расспрашивать вас о картине.

– Изумительно. – Онория задержала кусочек лепешки на языке, затем чуть вздохнула и проглотила его. – Дорогая, моя мама была бы восхищена вами. Я не пробовала ничего вкуснее с тех пор, как она умерла.

– Я с удовольствием дам вам рецепт для вашего повара.

– Благодарю вас. А теперь… – Онория выпрямилась в кресле, балансируя чашкой и блюдечком с поразительной ловкостью, доступной только представительницам высшего класса. – Полагаю, мы с вами можем обменяться информацией.

– Я не совсем понимаю.

– Мой внук просит меня приютить в моем доме некую картину и позволить его старой подружке поработать над ней. Все это под защитой полиции и в строжайшей секретности. – Онория улыбнулась и чуть склонила голову. – Естественно, эта просьба не сопровождается никакими объяснениями.

– Естественно, – подтвердила Дора с такой же заговорщической улыбкой. – Просветите меня, миссис Роджерс, почему мы терпим все это?

– Зовите меня Рией… мой муж всегда так меня называл. Мы терпим его, дорогое дитя, потому что он нам небезразличен. – Многозначительная пауза. – Я права?

– Да. Да, вы правы. Но это не дает никаких прав ему. – Раздражение вспыхнуло в Доре с новой силой. – Рия, я расскажу вам все, что знаю, потом вы расскажете мне о ваших результатах.

– Именно это я и имела в виду.

Дора начала с самого начала. Конечно, она предполагала, что понимает причины, по которым Джед держит свою бабушку в неведении, однако он вполне осознанно втянул Онорию в рискованное предприятие. Дора решила, что старая дама имеет право знать все.

Онория слушала, не перебивая. Ее реакция выражалась лишь в том, что иногда темнели глаза, строго поджимались губы, приподнимались красивые брови. Сказывалось безупречное воспитание. И самообладание.

Вот от кого Джед унаследовал железную волю, подумала Дора.

– Вы пережили ужасные моменты, – наконец сказала Онория.

– Миссис Лайл пострадала гораздо больше. И что бы ни говорил Джед, я чувствую себя виноватой.

– Конечно, дорогая. – Решительное согласие утешило Дору больше, чем дюжина вежливых протестов. – Иначе вы не были бы тем, кто вы есть. Этот Ди Карло… – Онория произнесла имя с отвращением, сдерживаемым хорошими манерами. – Власти представляют, где он может прятаться?

– Вряд ли. А если и знают, то не сочли нужным сказать мне.

– Типично мужское поведение. Я думаю, его корни уходят в те времена, когда мужчины выползали из пещер и охотились на мамонтов с камнями и палками. Добытчики. – Онория улыбнулась с восхитившей Дору снисходительностью– Женщины, естественно, оставались в грязных темных пещерах рожать детей, дубить шкуры и варить мясо на кострах из высохших экскрементов.

– Джед даже не сказал мне, что собирается делать с этой картиной.

– Вот видите! – Удовлетворенная подтверждением своей точки зрения, Онория подлила кофе себе и Доре. – Как бы я хотела рассказать вам о его планах, но он не счел нужным поделиться ими даже со мной. Однако я могу рассказать вам о самой картине. Она бесподобна. – Лицо Онории просияло. – Конечно, еще предстоит экспертиза, но я уверена, что это подлинный Моне. Один из его этюдов с кувшинками. – Ее глаза подернулись мечтательной дымкой, голос стал нежным. – А свет… прозрачный и лирический. Та мягкая непреодолимая сила, что втягивает вас в картину, заставляет ощущать запах влажных цветов и стоячей воды. – Ее глаза снова прояснились. – Он нарисовал более семнадцати этюдов в этой серии.

– Я знаю. Из импрессионистов я больше всего люблю Моне. Никогда не думала, что окажусь собственницей его этюда, пусть даже косвенно.

– У меня есть один этюд с садом… подарок моего мужа на нашу десятую годовщину. Рядом они смотрятся потрясающе. Я поставила обе картины рядом в спальне, смотрю на них и рыдаю. Как бы хотелось верить, что Ди Карло украл ее из-за красоты, а не цены. Тогда я смогла бы понять.

– Я ее купила, а мне даже не разрешили посмотреть.

Я просыпаюсь утром, кровать пуста. Джед смылся и не сказал мне, куда и зачем. Даже не сунул записку под магнит на холодильнике. Мне кажется…

Дора в ужасе осеклась, только сейчас осознав, что жалуется бабушке Джеда. Его бабушке! И тихо сказала:

– Простите.

– Ничего, ничего. – Онория рассмеялась. – О господи. Я просто в восторге. Дорогая моя, надеюсь, когда он вернется, вы сдерете с него шкуру. Необходимо, чтобы это сделал кто-то, кто его любит. Видит бог, слишком часто этим занимались те, кто его не любил. А это совсем другое дело.

– Да, наверное. – Смущение почти испарилось, но злость осталась. – Миссис Роджерс… Рия, я бы не хотела, чтобы вы думали, будто я обычно… вступаю в интимные отношения со своими жильцами.

– Вы все еще думаете, что можете шокировать меня. – Удовлетворенная реакцией Доры, Онория улыбнулась и взяла вторую лепешку. – Хотите, я расскажу вам, почему вышла замуж за дедушку Джеда? Он был невероятно красивым мужчиной… белокурым сексапильным атлетом. Другими словами, меня охватило вожделение.

Онория изящно надкусила лепешку.

– К счастью, Джед унаследовал все физические качества своего деда и ни одного из эмоциональных. Уолтер Скиммерхорн был холодным, часто жестоким и всегда бесконечно скучным человеком. Непростительные недостатки для мужа. Мне хватило меньше года совместной жизни, чтобы осознать свою ошибку. К моему сожалению, чтобы исправить ее, понадобилось гораздо больше времени.

И горечь тех лет еще напоминала о себе.

– В отличие от меня, – продолжала Онория, – вы уже обнаружили в моем внуке гораздо, гораздо больше внешней привлекательности. Если бы современные молодые люди спросили моего совета, я бы сказала. Что очень важно жить вместе – как вы и Джед – до брака.

– Мы не… – К своему глубочайшему замешательству, Дора ощутила чисто женский трепет. – Я надеюсь, у вас не создалось впечатление, что мы думаем о браке.

– Вовсе нет, – беспечно отозвалась Онория, хотя уже представляла красивых внуков, которых могли бы подарить ей Джед и Дора. – Джед говорил мне, что ваши родители – основатели театра «Либерти». Я наслаждалась многими их постановками. Надеюсь, что смогу познакомиться с ними лично.

– Ах… – Дора не успела ответить, поскольку в дверь снова постучали. – Простите, я на минутку.

Встревоженная упоминанием о браке и явным желанием Онории изучить ее семью, Дора открыла дверь. На пороге стоял Джед. Он окинул Дору быстрым взглядом – от босых ног до растрепанных волос, – и она показалась ему чертовски соблазнительной.

– Конрой. – Он притянул ее к себе и жадно поцеловал, не дав сказать ни слова. – Под этой фуфайкой что-нибудь есть?

– Скиммерхорн. – Дора покраснела. – Твоя…

– Ну, я сам это выясню. – Он подхватил ее на руки и, снова впившись губами в ее губы, внес в комнату. Дора уперлась руками в его грудь.

– Скиммерхорн. – Она глотнула воздух. – Думаю, тебе лучше поставить меня и поздороваться со своей бабушкой.

– Что?

– Доброе утро, Джедидая. – Онория невозмутимо вытерла пальцы льняной салфеткой. – Мы с Дорой как раз пьем кофе. Не хочешь присоединиться?

– Бабушка. – Надо отдать ему должное, он сказал это спокойно, хотя поставил Дору на пол довольно резко. – Ты ждала меня?

– Вовсе нет. Я просто пришла с дружеским визитом.

Мы с Дорой обменивались нашими впечатлениями о Моне. Оказывается, мы обе его любим.

– Теперь это дело полиции.

– И где же твой жетон, Скиммерхорн? – ласково спросила Дора, наливая ему кофе.

– Заткнись, Конрой.

– Его плохие манеры – моя недоработка, – Объяснила Онория. – Надеюсь, вы меня простите.

– Не обращайте внимания, – отмахнулась Дора, восхищенная злобным оскалом Джеда. – Я не обращаю. Джедидая, твоя бабушка и я хотели бы знать, что будет дальше с картиной.

Джед решил, что выдать кое-какую информацию безопаснее, чем бороться с ними обеими..

– Мы… то есть Брент сегодня утром изложил дело комиссару Райкеру. Пока решено держать все в секрете. Онория стала размышлять вслух:

– Итак, он действовал через голову этого отвратительного Голдмена. Разумно. Не понимаю, как Голдмену вообще поручили командовать.

– Бабушка, это твое профессиональное мнение? – спросил Джед, чем заработал пристальный взгляд, который в юности так часто заставлял его краснеть. – Видите ли, Дора, – продолжала Онория, – моя ошибка в том, что я до конца не одобряла решение Джеда стать офицером полиции, пока он не вышел в отставку. Боюсь, я слишком поздно сказала ему, как горжусь им.

– Это никогда не поздно, – утешила Дора.

– У вас изумительное чувство сострадания. – Онория поднялась, вполне довольная результатами своего визита. – Ему это необходимо. Благодарю за кофе. Надеюсь, я не злоупотребила вашим вниманием.

– Всегда буду рада видеть вас. – Дора взяла протянутую руку Онории и сделала то, что еще предстояло сделать Джеду: поцеловала старую даму в щеку. – Я принесу ваш жакет.

Онория натянула перчатки.

– Жаль, что я спешу и не успела осмотреть вашу квартиру.

– Здесь нечего смотреть, – спокойно возразил Джед, помогая бабушке надеть жакет. – Спасибо за помощь. – Он наклонился и поцеловал щеку Онории, хотя чувствовал себя довольно неловко под взглядом Доры. – И буду благодарен еще больше, если ты забудешь об этой картине.

Онория только улыбнулась.

– Я бы хотела, чтобы ты привел Дору ко мне на ужин. И поскорее. Позвони, и мы договоримся. Еще раз спасибо, дорогая. Я загляну, когда магазин будет открыт. Я кое-что видела в витрине… бронзовую охотницу.

– Да, я знаю, о чем вы говорите.

– Она меня заинтересовала.

И, подмигнув Доре, Онория выплыла из квартиры.

– Какая потрясающая леди.

– Что ей было нужно?

– Информация. – Дора взялась за поднос и с грохотом опустила его обратно на столик, поскольку Джед схватил ее за плечо.

– Если бы я счел нужным дать ей информацию, я бы сделал это сам, – сказал он с едва контролируемым гневом.

– Ты отдал картину Рии и тем самым подверг ее опасности. Прости, Джед, но, когда она задала прямой вопрос, я ответила без уверток.

– Проклятье. – Ее искренность победила его гнев. – Ты представляешь, чего нам стоит держать все это в тайне?

– Представляю. Ты считаешь, что твоя бабуля побежит давать объявление в газете?

Его губы дернулись. Надо же! Она назвала элегантную Онорию Роджерс бабулей!

– Чем меньше людей будет знать детали, тем лучше.

– Включая меня. – Дора подняла поднос и понесла его в кухню. – Так вот почему ты исчез сегодня без всяких объяснений.

– Постой. О чем ты говоришь?

– Ни о чем, – прошипела Дора, переставляя сервиз в раковину. – Ни о чем.

– Конрой. – Разрываясь между весельем и раздражением, Джед прислонился к дверному косяку. – Ты злишься, потому что я улизнул утром?

– С чего бы мне злиться? – Дора обернулась, и он увидел в ее глазах гнев и обиду. – Я привыкла просыпаться в одиночестве.

– Черт побери. – Джед озадаченно поскреб лицо. – Послушай, я рано встал. Я не хотел будить тебя… – Он вдруг отчетливо вспомнил, как она лежала, свернувшись клубочком, как разметались по подушке ее волосы. Нет, он хотел разбудить ее. Но не для того, чтобы предупредить об уходе. – Я провел час в спортзале, перехватил Брента, и мы вместе позавтракали. Нам надо было поговорить.

– Я просила объяснений? – холодно спросила она, проталкиваясь мимо него.

– Да. – Джед осторожно прошел за ней в гостиную. – Просила.

– О, забудь! – Злясь на себя, она ущипнула переносицу двумя пальцами.

– И мне действительно интересно, что носят женщины под мешковатыми спортивными фуфайками.

Он снова подхватил ее и понес в спальню, целуя на ходу в шею.

– Ничего особенного… – Они свалились на кровать, и Дора рассмеялась. – Совсем ничего.

– У тебя на плече дырка.

– Знаю. Мне было очень стыдно, когда твоя бабушка застала меня в таком виде.

– И пятно. – Он провел пальцем между ее грудями. – Прямо здесь.

– Отличное бургундское. Я забрызгалась, когда готовила лазанью. – Дора вздохнула и погрузила пальцы в его волосы. – Я все собиралась порезать ее на тряпки, но… – Она задохнулась, поскольку Джед рванул фуфайку, и она разлетелась прямо посередине.

– Проблема решена. – Не успела Дора ни рассмеяться, ни отругать его, как он впился губами в ее грудь. – Я хотел разорвать твою одежду, как только увидел тебя в первый раз.

– Ты… – Потрясенная, возбужденная, она судорожно задышала под его ласками. – Когда ты увидел меня в первый раз, то захлопнул дверь перед самым моим носом.

– Тогда эта реакция показалась мне нормальной. – Одним резким движением он разорвал ее спортивные брюки. – Возможно, я ошибся.

Джед навис над нею, разведя ее руки и прижав их к кровати. Яркий солнечный свет врывался через раздвинутые шторы и щедро заливал ее лицо, тело, волосы. Она лежала на разорванной одежде, и он чувствовал себя завоевателем, готовым насладиться военными трофеями.

Ее тело трепетало под его взглядом, словно он касался его руками.

Опустив голову, он стал ласкать языком ее груди, и ее тело напряглось, как тетива. Жилки на запястьях запульсировали под его пальцами.

– Я хочу следить за тобой, – хрипло прошептал он. Оргазм, как готовая ужалить змея, развернул свои кольца и ударил ее быстро и яростно. Она вскрикнула.

– Еще, – прошептал он, удивляясь, что еще может дышать. Наслаждение Доры было изумительно эротичным зрелищем. Она поглощала ласки жадно и щедро дарила их.

Почему-то ему было жизненно важно смотреть на нее, следить за каждым ее вздохом, сменой эмоций на ее лице. Он не сводил глаз с ее лица, даже когда его зрение затуманилось и он потерял контроль над собой.

– Я должен тебе фуфайку. – Джед великодушно натянул на нее свою собственную.

Дора села на край кровати и осмотрела щедрый дар.

– Эта еще более драная, чем та, что ты порвал. – Но она не рассталась бы с ней, предложи ей даже самые дорогие бриллианты в мире. – И еще ты мне должен брюки.

– Мои тебе не подойдут. – Джед натянул штаны, встал и потянулся к ней, намотал прядь ее волос на палец. – Мы могли бы развести огонь в камине, провести остаток утра в постели, посмотрели бы телевизор.

Дора подняла голову.

– Звучит очень соблазнительно, Скиммерхорн. Только почему мне кажется, что ты пытаешься убрать меня с дороги?

– С чьей дороги?

– С твоей.

– Как это возможно, если я планирую провести утро, лежа на тебе?

– Вы с Брентом что-то задумали, и ты не хочешь, чтобы я об этом узнала. – К ее крайнему разочарованию и огорчению, он совершенно не отреагировал на обвинения. – Значит, я права. – Она пожала плечами, разгладила мятое покрывало. – Ладно, я все равно выясню.

– Как?

– Когда я буду лежать на тебе. Я соблазню тебя и все вытяну. – Вытянешь? – Джед вытащил из пачки сплющенную сигарету. – Как же я смогу сосредоточиться на викторинах после подобного заявления?

– Викторины? – Дора засмеялась и бросилась в его объятия. – Викторины? Боже, Скиммерхорн, я люблю тебя.

Она впилась в него жадным поцелуем и вдруг почувствовала, что он окаменел. Медленно, очень медленно ее сердце скользнуло в пятки.

– О-о. – Дора отстранилась, пытаясь сохранить беспечный тон. – Я не должна была это говорить, да? Прости. – Она отвернулась, старательно избегая встретиться с ним взглядом. – Запиши это на счет безумного мгновения или еще чего-нибудь.

Джед не мог вымолвить ни слова, но наконец произнес ее имя:

– Дора…

– Нет, нет. – О господи. Ее охватила паника. Она чуть не разрыдалась. – Это просто оговорка, не обращай внимания.

Дора выдавила улыбку и повернулась к нему. Очень плохо, как она и боялась. Его лицо вытянулось, глаза были совершенно пустыми.

– Послушай, Скиммерхорн, мне легко произносить слово «люблю». В моей семье им перекидываются, как футбольным мячом… ты же знаешь нас, актеров.

Дора подняла голову, запустила руку в волосы тем неосознанным и прелестно женственным жестом, который он успел полюбить.

– Послушай. – Ее голос снова прозвучал бодро, чересчур бодро. – Давай разведем огонь. Перекусим и посмотрим викторины.

Она шагнула к нему. Он не шевельнулся, но остановил ее словно одной своей волей.

– Ты действительно имела это в виду? – тихо спросил он, и его взгляд не позволил ей солгать.

– Да. – Дора расправила плечи, вскинула голову. – Это мои чувства, Джед, и я знаю, как управлять ими. Я не прошу тебя подстраиваться под них или даже принимать их, если тебе это так трудно. – Первые искры гнева сверкнули в ее глазах. – И поскольку ты ясно дал понять, что не хочешь слышать это слово, я постараюсь больше не произносить его. Никогда. Теперь все в порядке?

Нет, все было далеко не в порядке. Он не мог точно определить момент, когда их отношения изменились, когда он перестал понимать свои собственные чувства. Но он еще мог что-то сделать, как-то исправить опасную ситуацию.

– Одевайся. Я хочу кое-что показать тебе.


Глава 22


Погода драматично контрастировала с их настроением. Потеплело. С ярко-синего неба прямо в ветровое стекло било ослепительное солнце, что дало Доре повод надеть темные очки. Пусть хрупкая защита, но так она чувствовала себя немного увереннее.

Джед вел свой «Тандерберд» на север через центр города, избегая продуваемых ветрами набережных. Дора не спрашивала, куда они едут. Она была почти уверена, что знает. Честнат-Хилл. Не так далеко от Саут-стрит, если считать в милях, но бесконечно далеко, если учитывать доходы обитателей.

Причины, погнавшие Джеда в эту поездку, скоро станут ясными… как и последствия ее опрометчивого признания в любви.

Надеясь отвлечься от грустных мыслей, Дора откинулась на спинку сиденья и попыталась наслаждаться пейзажем, красиво отреставрированными домами и фасадами магазинов, блеском хрусталя и золота в витринах, поскрипыванием огромных шин «Тандерберда» по булыжным мостовым.

Вот и вершина холма. Элегантные особняки среди старых величественных деревьев. Царство норковых манто и бриллиантов, фамильных драгоценностей и солидных пакетов акций, членства в загородных клубах и благовоспитанных декоративных собачек… Дора на мгновение попыталась представить, что чувствовал живущий здесь маленький мальчик.

Джед остановил машину на узкой аллее перед прелестным старинным домом. Кирпич выцвел и приобрел густо-розовый оттенок. Высокие окна сверкали, отражая солнечные лучи, и свято хранили таящиеся внутри секреты.

Прекрасный дом, думала Дора, неуловимо женственный и полный достоинства. В чудесной оправе, созданной самой природой. И вдруг она поняла, что если бы выбирала дом для своей семьи, то выбрала бы именно этот. Идеальное совпадение: возраст, традиции, расположение.

Она представила его летом, с пышно цветущими розами под высокими окнами… осенью, когда огромные деревья пламенеют золотом и багрянцем. Кружевные занавеси на окнах… собака во дворе.

И сердце ее дрогнуло. Вряд ли Джед видит этот дом так, как она.

Дора молча вышла из машины и остановилась. Шум города едва доносился сюда. Ни любопытных туристов, нагло щелкающих фотоаппаратами, ни пролетающих на роликах или скейтбордах подростков, ни соблазнительных запахов пиццы из ближайшей закусочной.

Не было всего, к чему она привыкла, что олицетворяло для нее свободу.

– Здесь ты вырос?

– Да. – Джед провел Дору к парадной двери с изумительными витражами по бокам, повернул ключ в замке и отступил, пропуская ее внутрь.

Двухцветный холл с многоярусной хрустальной люстрой, вымощенный мраморными черными и белыми квадратами, величественная дубовая лестница.

В полусапожках на каучуковой подошве Дора двигалась почти бесшумно, не нарушая колдовской тишины.

Во всех пустых домах есть что-то таинственное: прозрачный воздух, гулкая тишина, некая ирреальность. И любопытство: кто жил здесь и как? И свои фантазии: там я поставила бы любимую лампу, а здесь – маленький столик.

Однако сейчас любопытство Доры было окрашено мыслями о Джеде. Она пыталась представить его в этом доме и не могла. Она не чувствовала его здесь. Даже в этот момент, когда он стоял рядом, ей казалось, что он не переступил порог, не вошел в дом вслед за ней и оставил ее одну.

На обоях с крошечными чайными розами остались более светлые прямоугольники – там, где висели картины. И так не хватало цветов. Высоких ваз с пышной фрезией и дерзких стрел лилий. А маленький красивый коврик смягчил бы официальность холодного мрамора.

Дора пробежала ладонью по сверкающим перилам лестницы, словно созданным для попки ребенка, скользящего вниз, или элегантных женских пальцев.

– Ты хочешь продать его.

Джед настороженно следил, как Дора, словно зачарованная, бродит по холлу, идет в парадную гостиную. Его мышцы напряглись, как только он вошел в дом. Дора не ошиблась: он мысленно не видел здесь ни красивых цветов, ни уютных ковриков.

– Дом давно продается. Элейн и я унаследовали его пятьдесят на пятьдесят, но ее не устраивали поступавшие предложения. Мне было все равно. – Подавляя сильное желание сжать кулаки, Джед сунул руки в карманы куртки. – Поскольку у нее был собственный дом, я некоторое время жил здесь. – Он остановился в дверях гостиной. Дора прошла к холодному вычищенному камину. – Дом теперь мой, и агент по продаже недвижимости снова взялся за работу.

– Понимаю.

На камине должны стоять семейные фотографии в рамках. Много-много фотографий, запечатлевших смену поколений. А в глубине – старинные каминные часы, тихо отсчитывающие время.

Дору охватило отчаяние. Куда девались тяжелые подсвечники с тонкими белыми свечами? Где глубокие мягкие кресла с маленькими скамеечками для ног, придвинутыми к огню?

Огонь разогнал бы этот холод, думала Дора, рассеянно растирая руки. В этом доме гораздо холоднее, чем должно быть.

Дора нашла библиотеку, из которой вынесли все книги; еще одну гостиную с видом на мощеный внутренний дворик без единого ящика с цветами; столовую, огромную и пустую, лишь с хрустальной люстрой, и наконец кухню с прелестным кирпичным очагом.

Здесь должен быть центр этого дома, думала она, его сердце. С солнечным светом, струящимся через окно, и ароматом свежеиспеченного хлеба. Но сейчас здесь не было тепла, только холодная гулкая тишина нежеланного, покинутого жилища.

– Отсюда очень красивый вид, – сказала она, просто чтобы заполнить чем-то пустоту, а про себя подумала: должна быть песочница во дворе и качели, свисающие с толстой ветви развесистого клена.

– Нам не разрешалось заходить сюда.

– Прости? – Дора отвернулась от окна, уверенная, что не правильно поняла его.

– Нам не разрешалось заходить сюда, – повторил Джед, не сводя с нее глаз, будто не видя ни ореховых шкафчиков, ни столов красного дерева. – Только слугам. Здесь было их крыло. – Он махнул рукой на боковую дверь, но не повернул головы. – Как прачечная и другие служебные помещения, кухня была для нас под запретом.

Дора хотела рассмеяться, обвинить его во лжи, но вдруг поняла, что он говорит правду.

– А если тебе хотелось печенья?

– Нельзя есть между завтраком, обедом и ужином. Повару платят за то, чтобы готовить, а мы должны отдавать должное еде в восемь утра, в час дня и в семь вечера. Я иногда забегал сюда по ночам просто из принципа. – Только теперь Джед огляделся, но в глазах его не было никаких эмоций. – Я до сих пор чувствую себя здесь правонарушителем.

– Джед…

– Ты должна увидеть все остальное.

Он развернулся и вышел.

Да, он хотел, чтобы она увидела все: каждый камень, каждую панель, каждое пятно краски. И надеялся, что, обойдя с ней весь дом, никогда больше не переступит его порог.

Дора догнала Джеда у основания лестницы, где он ждал ее. Он взял ее под руку:

– Пойдем наверх.

Он помнил, как здесь пахло раньше: воском, и погребальными цветами, и дорогими духами его матери и сестры, и гаванскими сигарами отца.

И он помнил время, когда здесь не было так тихо. Как визжали гневные обвиняющие голоса или как они тихо и с отвращением шипели. Как слуги опускали глаза, закрывали уши, отвлекали себя домашними делами.

Он помнил, как в шестнадцать лет совершенно невинно увлекся одной из новых горничных. Когда его мать застала их флиртующими на верхней площадке лестницы… прямо здесь, вспомнил он, она немедленно уволила девушку.

– Комната моей матери. – Джед кивнул на ближайшую дверь. – Комната отца дальше по коридору. Как видишь, между ними несколько дверей.

Дора хотела сказать ему, что с нее достаточно, но видела, что он еще далеко не удовлетворен.

– Где была твоя комната?

– Там.

Дора прошла по коридору и заглянула в указанную комнату. Она оказалась просторной, полной воздуха и солнечного света. Окна выходили на заднюю лужайку, огороженную живой изгородью. Дора села на узкий диванчик под окном.

Во всех старых домах есть призраки. И если дом простоял двести лет, он не может не хранить воспоминания о тех, кто жил в нем. Джед не желает делиться своими призраками, а ведь как легко избавиться от них. Она могла бы сказать ему это, но стал бы он слушать?

Просто нужны люди. Кто-то, со смехом спускающийся с лестницы или сонно прикорнувший у камина. Дети, бегающие по коридорам и хлопающие дверями.

– Там когда-то был огромный орех. Я по нему пробирался вниз и сбегал в город. Однажды ночью кто-то из слуг заметил меня и доложил отцу. На следующий день отец приказал срубить дерево, поднялся сюда, запер дверь и избил меня до полусмерти. Мне было четырнадцать. – Джед сказал все это совершенно равнодушно, достал и раскурил сигарету. – Тогда я и начал поднимать гири, гантели, штангу. – Его глаза сверкнули сквозь пелену дыма. – Я знал, что больше никогда не позволю ему даже прикоснуться ко мне. А если он попробует, я буду достаточно силен, чтобы справиться с ним. Через пару лет так и случилось. И меня отправили в закрытую школу.

Едкая желчь поднялась к ее горлу, но она заставила себя сглотнуть.

– Ты думаешь, что я не смогу понять тебя, потому что мой отец никогда не поднимал на нас руку. Даже когда мы этого заслуживали.

Джед уставился на кончик сигареты, смахнул пепел на пол.

– У моего отца были большие руки. Он не часто пользовался ими, но когда пользовался, не контролировал себя.

– А твоя мать?

– Она предпочитала швырять вещи, дорогие вещи. Один раз она швырнула мне в голову мейсенскую вазу, и я потерял сознание. А потом она взяла две тысячи долларов из моего университетского фонда на возмещение убытков.

Дора кивнула, продолжая смотреть в окно, борясь с тошнотой.

– Твоя сестра?

– Они обращались с ней то как с фарфоровой куклой, то как с преступницей. Один день – приемы, на другой – запертые двери. – Джед пожал плечами. – Они хотели воспитать ее безупречной леди, девственной дебютанткой, безукоризненно следующей традициям Скиммерхорнов, и как венец всему – удачный брак. Когда она нарушала эти устои, ее изолировали.

– Прости?

– Запирали в ее комнате на пару дней, иногда на неделю. Потом подкупали лихорадочными набегами на магазины и приемами. В конце концов она получала все, что хотела. – Джед затянулся сигаретой, пытаясь избавиться от горечи во рту. – Общее несчастье не сблизило нас. Нам было наплевать друг на друга.

Дора очень медленно повернула голову, посмотрела на него через плечо.

– Ты не должен извиняться передо мной за свои чувства.

– Я не извиняюсь, – резко ответил Джед, не желая смягчаться. – Я объясняю… Мне позвонили от имени Элейн и вызвали к ней. Но это не был ее слуга, это был человек Спека. Они знали, что каждую среду в одиннадцать часов она ездила к парикмахеру, я этого не знал. – Только сейчас Джед посмотрел прямо в глаза Доры. – Я ничего не знал о ней, не хотел ничего знать. Когда пришло сообщение об угрозе взрыва, я был в пятнадцати минутах от ее дома, до смерти злой из-за ее дурацкого вызова. Можешь сказать, что у Спека было отличное чувство времени.

Джед умолк на минуту, прошел к маленькому камину бросил сигарету на камни.

– Я прибыл на место первым, как и планировал Спек. бежал к машине. Цвели розы… – Джед снова видел все не как в кино, не как во сне, а как суровую реальность. – Элейн посмотрела на меня. С удивлением… и раздражением. Ей не понравилось, что я прерываю ее распорядок, и, думаю, ей не понравилось, что соседи могут увидеть меня бегущим по ее лужайке с пистолетом. Она повернула ключ зажигания, и машина взорвалась. Ударная волна отшвырнула меня прямо на розы.

– Джед, ты пытался спасти ее.

– Я ее не спас. Теперь мне жить с этим и с тем, что она была для меня чужой. Даже хуже. Мы прожили в этом доме почти восемнадцать лет, и у нас не было ничего общего.

Дора повернулась и замерла на диванчике. Джед изумленно смотрел на нее. Как она прелестна в этом море солнечного света. Торжественное выражение лица, спокойные глаза. Странно, подумал он. Никогда в этом доме не было ничего, что он назвал бы прекрасным. До этого момента.

– Я понимаю, почему ты привез меня сюда. Почему чувствовал, что должен… но это необязательно. Я рада, что ты это сделал, но в этом не было необходимости. – Дора со вздохом опустила руки на колени. – Ты хотел, чтобы я увидела холодный пустой дом, в котором осталось одно несчастье. И ты хотел, чтобы я поняла: как и этот дом, ты ничего не можешь предложить.

Джед с трудом подавил отчаянное желание броситься к ней и опустить голову на ее колени.

– Мне действительно нечего предложить.

– Ты не хочешь, – поправила она. – И, учитывая твое детство, это логично. Только, Скиммерхорн, проблема в том, что чувства не логичны. Мои, во всяком случае.

Какой у нее теплый голос, подумал он… и ее присутствие согрело эту холодную комнату.

– Я сказала, что люблю тебя, а ты предпочел бы пощечину. Но я все равно тебя люблю. Может, я не хотела это говорить… а может, хотела.

Дора устало провела рукой по волосам и тихо повторила:

– А может, хотела. Потому что, даже подозревая, какой будет твоя реакция, я не привыкла прятать свои чувства. Но это мои чувства, Джед. Они ни к чему тебя не обязывают.

– Когда женщина говорит мужчине, что любит его, она обязывает его ко всему.

– Ты так это видишь? – Дора чуть улыбнулась, но ее глаза оставались печальными. – Позволь сказать, как вижу это я. Любовь – дар, от которого можно отказаться. Но отказаться – не означает разрушить. Ты просто откладываешь подарок в сторону. Я ничего не прошу взамен. Я не говорю, что не хочу ничего, просто не жду.

Дора встала и подошла к нему, ласково обняла ладонями его лицо. В ее глазах была такая бездна сострадания, что он почувствовал себя ничтожеством.

– Прими, что предлагают, Джед, особенно если предлагают великодушно и без всяких ожиданий. Я постараюсь больше не говорить тебе о своей любви… чтобы не смущать нас обоих.

– Дора, ты оставляешь себя уязвимой.

– Я знаю. Но не вижу в этом ничего страшного. – Она поцеловала его… в одну щеку, потом в другую, потом в губы. – Расслабься и наслаждайся жизнью, Скиммерхорн. Как и я.

– Я не тот, кто тебе нужен. – Но он притянул ее к себе. Потому что нуждался в ней. Потому что никто не был нужен ему, кроме нее.

– Ты не прав. – Дора закрыла глаза, чтобы удержать навернувшиеся слезы. – И насчет дома ты ошибаешься. Вы оба просто ждете.

Джед понимал, что обсуждаемые с Брентом детали чрезвычайно важны, но никак не мог заставить себя сосредоточиться. Он мысленно видел окутанную солнечным светом Дору на диванчике под окном в некогда ненавистной ему комнате.

И он продолжал ощущать ее ладони на своем лице, видел улыбку, с которой она предлагала ему свою любовь.

– Джед, я чувствую себя нудным учителем истории. Джед моргнул, сфокусировал взгляд.

– Что?

– Вот об этом я и говорю. – Глубоко вздохнув, Брент откинулся на спинку своего рабочего кресла. – Не хочешь рассказать мне, о чем задумался?

– Ни о чем. – Джед допил остатки отвратительного кофе. – Собранная тобой информация подтверждает, что Уайнсэп – еще один подчиненный. Нам необходимо подобраться к боссу. Финли. Не напролом, конечно. Чем дольше мы будем держать контрабандного Моне в секрете, тем лучше.

– Мои сведения о Финли не наполнят и чайной ложки, – пожаловался Брент. – Он богат… так богат, что ты, Приятель, рядом с ним кажешься нищим… он удачлив, одинок и тщательно охраняет от посторонних свою личную жизнь.

– И руководит крупной импортно-экспортной фирмой. Отличное прикрытие для контрабандной деятельности.

– Одних подозрений недостаточно, – пробормотал Брент. – У нас нет против Финли ни одной неопровержимой улики. Конечно, Уайнсэп – его помощник, и Ди Карло работал на него.

– Ди Карло – мелкий жулик. Достаточно взглянуть на его судимости.

– А у Финли полицейского досье нет. Он – американский идеал, человек, всего добившийся сам, образцовый гражданин.

– Тогда небольшое расследование ему не повредит, – заметил Джед. – Я хочу слетать в Лос-Анджелес.

– Так я и думал. Послушай, Джед, я понимаю, у тебя в этом деле личный интерес, но Голдмен задает вопросы.

– Может, пора ответить на них.

– Комиссар тоже так думает.

– Брент, я – гражданское лицо. Никто не имеет права запретить мне слетать на Западное побережье… за мой собственный счет, в мое личное время.

– Может, хватит дурить мне голову? – выпалил Брент. – Я знаю, что через час у тебя встреча с комиссаром, и мы оба знаем, что он тебе скажет. Ты больше не можешь увиливать. Облегчи мне жизнь и скажи, что ты возвращаешься на работу.

– Этого я не могу сказать. Но могу сказать, что подумываю о возвращении. Брент выругался.

– Серьезно?

– Серьезнее, чем я когда-либо думал. – Джед встал и заметался по крохотному кабинету. – Черт побери, я скучаю по этой дыре. – Джед изумленно взглянул на приятеля. – Ну разве не дерьмо? Я скучаю по каждой минуте этой чертовой работы, по проклятым отчетам, по трусливым новичкам. Девять дней из десяти я спросонья тянусь к кобуре и только потом вспоминаю, что вышел в отставку. Я даже подумывал купить полицейский сканер, чтобы быть в курсе ваших дел.

– Аллилуйя. – Брент сложил руки словно в молитве. – Позволь мне сообщить об этом Голдмену. Не откажи в удовольствии старому другу.

– Я не сказал, что возвращаюсь.

– Сказал, сказал. – Брент вскочил, сгреб Джеда в охапку и поцеловал.

– Боже, Чэпмен, возьми себя в руки.

– Парни встретят тебя, как бога. Что говорит Дора? Глуповатая ухмылка сползла с лица Джеда.

– Ничего. Мы не говорили об этом. Это ее не касается.

– Неужели? – Брент поцокал языком. – Мы с Мэри Пэт заключили пари. Она говорит, что я буду шафером на твоей свадьбе к концу учебного года, а я говорю – на пасхальные каникулы. Мы привыкли отсчитывать время по школьному календарю.

Джеда охватила паника.

– Ты спятил.

– Брось, капитан, ты от нее без ума. Десять минут назад ты таращился в пустоту и грезил. И если не о ней, то я поцелую Голдмена в губы.

– Что-то ты стал очень несдержанным в последнее время. Прекрати, слышишь?

Брент знал этот тон – звуковой эквивалент каменной стены.

– Ладно, но буду признателен, если ты сообщишь мне, о чем договоришься с комиссаром. Полетишь ты в Лос-Анджелес официально или нет, я обеспечу тебе поддержку.

– Договоримся завтра.

– И еще одно, капитан, – добавил Брент, когда Джед направился к двери. – Сделай мне одолжение, позволь им заманить тебя обратно, хорошо? Я напишу тебе список вещей, которые нам тут не помешают.

Брент ухмыльнулся и стал с наслаждением представлять, как сообщит эти новости Голдмену.

Около полуночи Дора бросила все попытки заснуть и встала с постели. Ничего особенного. И то, что Джед не вернулся домой и не позвонил, не имеет к ее бессоннице никакого отношения.

Только когда начинаешь лгать самой себе, дела действительно плохи, признала она.

Дора включила стереопроигрыватель, но сладострастный блюз Бонни Райт так зеркально отражал ее настроение, что она не стала растравлять себя еще больше и выключила музыку, затем прошла в кухню и поставила на огонь чайник.

Как ей удалось так все испортить? Неужели она не знала, что мужчина бросится прочь, как только услышит три роковых слова? Не знала. Дора бросила в чашку чайный пакетик. Не знала, потому что никогда не произносила эти слова раньше. И вот именно теперь она поспешила со своей репликой.

Ну, что сказано, того не вернешь. Остается только жалеть, что Джед читал другой сценарий.

Он не повторил ее слов, не схватил в восторге в объятия. Просто с того самого момента, тридцать шесть часов назад, он стал медленно, но систематично отдаляться от нее. И Дора уже боялась, что он будет отдаляться до тех пор, пока совершенно не исчезнет вдали.

Теперь ничего не исправить. Дора залила горячей водой пакетик, поискала в шкафчике печенье. Она не может насильно научить его дарить и принимать в дар любовь. Она может только сдержать свое обещание и не бросать больше ему в лицо эти слова. Как бы ни было ей больно.

И что бы там ни пела Бонни Райт, у любви есть гордость. Нужно только взять себя в руки и продолжать жить: если бог даст, с Джедом, но если придется, то и без него. И можно начать прямо сейчас: спуститься в кладовую и приспособить не желающий засыпать мозг к работе.

Прихватив чашку, Дора вышла из кухни, в последнюю минуту вспомнила о ключах и, сунув их в карман халата, заперла за собой дверь квартиры.

Как противно не чувствовать себя в безопасности в собственном доме!

Устроившись в кладовой, Дора начала приводить в порядок картотеку, разоренную Ди Карло.

Как всегда, монотонный труд и тишина несколько успокоили ее. Иногда она замирала с какой-нибудь квитанцией в руке, вспоминая приятное волнение, связанное с продажей той или иной вещи.

Джед остановился на середине лестницы, наблюдая за ней. Она включила все лампы, словно ребенок, оставленный один дома. На ней был зеленый халат и огромные красные носки. Каждый раз, как она наклонялась за очередной бумажкой, волосы мягко падали на щеку. Дора плавным движением откидывала их назад, убирала документ и тянулась к другому.

Войдя в дом и увидев дверь коридора открытой, он автоматически выхватил пистолет и успокоился, лишь заметив Дору в кладовой. Когда она повернулась к нему, он уже успел убрать оружие.

Но она увидела лишь неясную фигуру на лестнице и в ужасе попятилась.

– Ты что, с ума сошел? Решил напугать меня до смерти?

– Нет. – Джед спустился к ней. – Ты что здесь делаешь, Конрой? Уже второй час ночи.

– Репетирую менуэт. А ты что подумал? – Злясь на себя за испуг, она присела на корточки, чтобы собрать рассыпавшиеся бумаги.

Джед наклонился и взял ее за руки.

– Ты так увлеклась, а я с удовольствием наблюдал за тобой. Прости, что напугал тебя.

– Забудь.

– Тебе давно пора спать. – Он повернул ее лицо к свету. – Ты выглядишь усталой.

– Спасибо за заботу.

– И стервозной.

– Я не стерва. – Дора задохнулась от возмущения. – Мне не нравится это слово, а еще «феминистка» и «назойливая любовница».

Джед терпеливо убрал прядь ее волос за ухо. Как быстро она подавила испуг, но он еще таился в ее глазах.

– Пойдем наверх, малышка.

– Я еще не закончила здесь.

Джед расслышал в ее голосе негодование и обиду. Он уже причинил ей боль и сколько еще причинит… Почему-то он почувствовал себя ничтожеством и идиотом.

– Ты злишься на меня.

– Ничего подобного. – Дора выпрямилась и глубоко вздохнула, чтобы подавить злость и сделать свое заявление правдивым. – Не злюсь, – повторила она, уже совершенно спокойная. – Просто немного нервничаю. Я не могу открыть магазин и чувствую себя бесполезной… и еще лживой, потому что не могу сказать правду своей семье.

– Все это совершенно необязательно. Открой завтра магазин. И тебе станет легче, если ты все расскажешь своим.

Дора обдумала его предложение.

– Магазин я открою, но семье ничего не скажу. Пока не скажу. Подожду.

Джед не стал спорить. Разве он сам не успокаивал свою совесть подобными рассуждениями? Он не собирался рассказывать Доре о своей встрече с комиссаром и о своем решении вернуться на службу. Пока не собирался.

– Пойдем наверх, – повторил он. – Я помассирую тебе спину.

– Зачем?

– Чтобы снять напряжение, – процедил он сквозь зубы. – Послушай, Конрой, почему ты все время спрашиваешь «зачем» и «почему»? От тебя требуется только спокойно лежать и получать удовольствие.

– Ты пытаешься быть милым. Почему? Ты что-то затеял, Скиммерхорн. Ты планируешь сделать что-то, что мне не понравится.

Дора побежала за ним вверх по лестнице.

– Не скрывай ничего от меня. Пожалуйста. – Она положила ладонь на его плечо. – Это связано с Ди Карло? С картиной? Со всем этим делом?

– Я собираюсь в Лос-Анджелес поговорить с боссом Ди Карло.

– Уайнсэпом? – Дора наморщила лоб. – Ведь это ему была адресована посылка?

– Босса зовут Финли. Эдмунд Финли. Я начну с него.

– И ты думаешь, что это Финли ждал посылку, что это он организовал контрабанду?

– Да. – Джед налил виски им обоим. – Именно это я и думаю.

– Что ты знаешь о нем?

– Достаточно, чтобы купить билет до Лос-Анджелеса. – Джед дал ей стакан и коротко обрисовал ситуацию.

– Импорт-экспорт, – задумчиво сказала Дора, когда он закончил. – Возможно, он коллекционер. Так почти всегда бывает. И возможно, он ничего не знал о побочной деятельности Ди Карло… ты же сказал, что это крупная фирма. Но если знал…

Джед заметил, как заблестели ее глаза, и подавил вздох.

– Только не размышляй, Конрой. Когда ты думаешь, ты становишься опасной.

– Но я думаю. – Одним обжигающим глотком она выпила свое виски и протянула ему стакан за добавкой. – И вот что я придумала: не ты должен разговаривать с Финли, а я.


Глава 23


– Ты сошла с ума.

– Наоборот, это абсолютно разумный шаг. – Поскольку Джед не пошевелился, Дора сама взяла бутылку и наполнила свой стакан. – И если ты переступишь через свое мужское самолюбие, то сам поймешь почему.

– Это не имеет никакого отношения к самолюбию. – Хотя действительно его самолюбие было слегка задето. – Это имеет отношение к здравому смыслу. Ты не сможешь справиться с таким делом.

– Наоборот. – Осенившая ее идея нравилась Доре все больше, она уже представляла, как исполнит свою роль. – Моя позиция безупречна. Ведь это я стала жертвой его подчиненного. Я, сбитая с толку, наивная простушка, обращусь к Финли, взывая к его сочувствию, если он не виноват, и к его богатому воображению, если он виновен. Короче, Скиммерхорн… – Дора чокнулась с ним. – Эта роль просто создана для меня.

– Это не проба на роль, Конрой.

– Именно проба. Господи, когда же ты привезешь сюда хоть немного мебели? – Не найдя приличного стула, Дора уселась на стол. – А что планировал ты, капитан? Ворваться в его кабинет, стреляя направо и налево?

– Не делай из себя посмешище.

– Ничего подобного. Это ты будешь выглядеть глупо, когда я добьюсь встречи с Финли и заручусь его помощью в поисках Ди Карло.

Дора приподняла брови, дожидаясь Джеда, не услышав ни протестов, ни согласия, она стойко продолжила:

– А ты тем временем будешь искать щель в его броне, конечно, если у него есть броня или щели. Ты изучишь его манеру ведения торговых операций и составишь неофициальное мнение о его виновности или невиновности.

– Ты говоришь, как чертов адвокат, – пробормотал Джед. – Ненавижу адвокатов.

– Полицейские штучки. У меня есть друзья среди адвокатов… и папочка как-то прекрасно воплотил адвоката на сцене. Ну, давай подумаем, как мне лучше сыграть эту роль.

Дора скрестила ноги, и халат очень соблазнительно распахнулся.

– Не тебе, Конрой. – Почувствовав, что инициатива ускользает от него, Джед ухватил Дору за подбородок. – Ты ничего не будешь играть.

– Буду, – невозмутимо заявила она. – Потому что мы оба понимаем: это наилучшее решение. – Улыбаясь, она сняла его руку со своего подбородка и поцеловала. – Можешь полететь со мной.

Единственный способ справиться с ней – сохранять спокойствие, подумал Джед.

– Дора, я ничего не знаю об этом Финли. У нас нет никакой информации. Может, он добрый дядюшка, в свободное время коллекционирующий марки и не имеющий ничего общего с контрабандой. Но может, Ди Карло – всего лишь курок его пистолета. Это дело очень рискованное, а я не хочу подвергать тебя риску.

– Почему? – тихо спросила она. – Можно подумать, что тебе не все равно.

Джед разочарованно сунул руки в карманы.

– Проклятье, ты знаешь, что мне не все равно.

– Я знаю, что ты не хочешь быть безразличным, но это не одно и то же. Однако мне очень приятно.

Джед не мог позволить ей снова втянуть себя в опасную дискуссию о чувствах.

– Не пытайся подловить меня. Мы говорим о Финли. Если он замешан в контрабанде, ему стоит только взглянуть на твое прелестное личико, и он увидит тебя насквозь.

– О-ля-ля. За одну ночь я слышу, что небезразлична тебе и что я прелестна. Мое бедное сердце сейчас разорвется от счастья.

– Надо бы тебя отшлепать.

– Но ты ведь этого не сделаешь? – Дора улыбнулась и погладила его щеку. – Скиммерхорн, ты много лаешь, но мало кусаешь. Идем спать. Обсудим это утром.

– Нечего обсуждать. Я лечу один.

– Ты не доверяешь мне, не так ли? – Дора закусила дрожащую нижнюю губу, бессильно опустила руку, ее глаза налились слезами.

– Дело не в доверии. Ничего личного.

– А в чем же еще? – Крупная одинокая слеза скатилась по ее щеке. – Неужели ты не понимаешь, что я должна что-то сделать? Что я не могу сидеть сложа руки после того, как на меня напали, осквернили мой дом? Я этого не вынесу, Джед. Я не могу думать о себе как о беспомощной жертве, которая только путается у тебя под ногами.

– Перестань. – Дора стояла перед ним обиженная, хрупкая, но у нее было грозное оружие против него: ее слезы. Джед неловко поднял руку, погладил ее по голове, нежно поцеловал дрожащие губы. – Перестань. Я не считаю тебя беспомощной.

– Тогда бесполезной, – судорожно всхлипнула она.

– Нет. – Джед смахнул слезы с ее щек, уже готовый молить о прощении. – Ты не готова к таким заданиям. Если он что-то заподозрит, все дело рассыплется, не успев начаться.

Дора шмыгнула носом и уткнулась лицом в его шею.

– А ты заподозрил?

– Что?

– А ты заподозрил? – повторила она совершенно спокойным голосом и, откинув голову, ухмыльнулась без всяких признаков раскаяния. – Попался, дружок? – Смеясь и не обращая внимания на его испепеляющий взгляд, она похлопала его по щеке. – Не дуйся, Скиммерхорн. Я же говорила, что я хорошая актриса. – Она подняла стакан в свою честь. – И я действительно очень, очень хороша. А ведь это была всего лишь импровизация.

– Может быть, я все-таки отшлепаю тебя. Еще раз попробуешь выдавить слезы, и клянусь, я тебя нашлепаю.

– Чувствуешь себя обманутым? – Дора сладко вздохнула. – Иногда я действительно скучаю по сцене. – Она встряхнулась и пожала плечами. – Но не так уж часто. Не сомневайся, капитан, наш мистер Финли увидит только то, что я позволю ему увидеть.

И у нее получится. Как ни противно признавать, но он был уверен, что у нее получится.

– А если я сдуру соглашусь на твое безрассудное предложение, ты обещаешь выполнять все мои инструкции?

– Нет… но я постараюсь. Это же просто разведка, Джед.

Разведка. Но он предпочитал работать на своей территории и закидывать собственную наживку. – Я не хочу, чтобы ты пострадала. Дора совершенно размякла.

– Это самое лучшее из всего, что ты мне говорил.

– Если он тебя обидит, я его убью. Она перестала улыбаться.

– Не перекладывай эту тяжесть на мои плечи, ладно?

Ты пугаешь меня.

Джед снял ее со стола, поставил на пол.

– Конрой, я сказал, что не считаю тебя беспомощной или бесполезной, но я никогда не говорил, какой я тебя считаю.

– Не говорил. – Дора скорчила гримаску и приготовилась к худшему.

– Очень важной для меня, – просто сказал он и растопил ее сердце. – Очень, очень важной.

К двенадцати часам следующего дня Дора почувствовала, что хотя бы одна часть ее жизни возвращается в привычную колею. Магазин был открыт. Непомерно обрадовавшись первой сделке, она импульсивно дала покупателю десятипроцентную скидку. Когда появилась Ли, чтобы помочь с дневным потоком покупателей, Дора крепко обняла ее.

Ли со смехом высвободилась из ее объятий.

– Что случилось? Ты выиграла в лотерею?

– Лучше. Мы открылись.

Ли стянула пальто и поправила прическу.

– Ты так и не объяснила, почему мы закрывались.

– Это слишком сложно, – беспечно сказала Дора. – Мне необходимо было передохнуть. Ли самодовольно кивнула.

– Тот взлом встревожил тебя гораздо больше, чем ты призналась.

– Наверное. В любом случае покупатели бродят по магазину, а я только что купила печенье к чаю… с шоколадной начинкой.

Ли глубоко вздохнула.

– Как же мне потерять те полтора килограмма, что я набрала за праздники?

– Силой воли.

– Хорошо. Да, мама просила напомнить тебе о картине.

Коробка чуть не выскользнула из рук Доры.

– Картина?

– Она сказала, что ты одолжила ей какую-то картину, а потом забрала. – Ли отбросила мысли о диете и выбрала глазированное печенье. – Мама хочет купить ее папе на День святого Валентина. Кажется, он искренне привязался к ней.

– О… я… ах, я ее продала.

Дора утешила себя тем, что это не ложь. Восемьдесят долларов, уплаченных Джедом, хранились в ее шкатулке, как любовные письма.

– Ты в порядке? – Ли внимательно вгляделась в лицо Доры. – Ты кажешься немного взволнованной.

– Что? Нет, я в полном порядке. Просто включаюсь в рабочий ритм и, если честно, не могу собраться с мыслями. Возможно, я на пару дней улечу в Лос-Анджелес.

– Зачем?

– Есть одно перспективное дело, но я не хочу снова закрывать магазин. – «И у меня нет на это причин, – мысленно добавила она, – ведь Брент – одному ему известными способами – продолжает обеспечивать полицейскую защиту».

– Не беспокойся. Мы с Терри прекрасно справимся. – Телефон на прилавке дважды звякнул. – Хочешь, я подойду?

– Нет. – Дора постаралась стряхнуть с себя чувство вины и подняла трубку:

– Добрый день. «Салон Доры».

– Я хотел бы поговорить с мисс Айседорой Конрой.

– Я у телефона.

– Мисс Конрой. – В далеком Лос-Анджелесе Эйбел Уайнсэп уткнулся в свои тщательно отрепетированные записи. – Говорит Фрэнсис Петрой.

– Да, мистер Петрой, – сказала Дора, глядя вслед Ли, уже приветствующей очередного посетителя.

– Надеюсь, я не отвлекаю вас. Я узнал ваше имя и номер телефона у миссис Элен Оулинг из Франт-Ройял, Виргиния.

– Да. – Пальцы Доры непроизвольно сжали трубку. – Чем могу быть вам полезна?

– Я надеюсь, мы кое-что сможем сделать друг для друга. – Уайнсэп прочитал в своих записях слова «искренний смешок» и выполнил инструкцию, насколько позволяли его таланты. – Это касается картины, которую вы купили в декабре на аукционе. Некий Биллингсли.

У Доры моментально пересохло в горле.

– Да, я помню. Абстрактная.

– Точно. Так сложилось, что я коллекционирую абстрактное искусство. Специализируюсь на неизвестных и молодых художниках, к сожалению, не в очень крупных масштабах, как вы понимаете.

– Понимаю.

– Я не смог посетить тот аукцион… семейная проблема. Когда миссис Оулинг сказала, что картина продана торговцу, а не коллекционеру, у меня появились некоторые надежды.

– Вообще-то, – сказала Дора, пытаясь выиграть время, – я немного и то, и другое.

– Неужели? – Уайнсэп перелистнул свои бумаги. Подобная реплика в его обширных записях не была предусмотрена. – О боже.

– Но я никогда не пренебрегаю интересными предложениями, мистер Петрой. Может быть, вы заглянете ко мне и посмотрите картину? Только боюсь, что до конца следующей недели я занята. – Дора умолкла и сделала вид, что листает свой ежедневник. – У меня довольно плотное расписание.

Уайнсэп с облегчением вытер вспотевшую шею.

– В какой день вам удобно, мисс Конрой?

– Я могла бы втиснуть вас в четверг, скажем, в два часа.

– Отлично. – Уайнсэп поспешно нацарапал дату. – Надеюсь, что до тех пор вы придержите картину. Мне не хотелось бы упускать ее.

– О да, мне тоже не хотелось бы, чтобы вы ее упустили. – Дора мрачно улыбнулась ближайшей стене. – Обещаю, она никуда не денется, пока мы с вами не обговорим условия. У вас есть телефон, по которому я могу связаться с вами, если возникнет что-то непредвиденное?

– Конечно. – Как было указано в его записях, Уайнсэп продиктовал номер одного из филиалов Финли в Нью-Джерси и добавил:

– В рабочие часы. Простите, но мой личный номер не внесен в телефонные справочники.

– Прекрасно вас понимаю. До следующего четверга, мистер Петрой.

Дора повесила трубку, слишком злая, чтобы наслаждаться победой. Он принимает ее за идиотку! Ну, мистер Ди Карло, или Финли, или Петрой, или кто бы ты ни был, черт подери, тебя ждет неприятный сюрприз.

– Ли! Я должна уехать на часок. Если Джед появится, скажи, что нам надо поговорить.

– Хорошо, но куда… – Ли возмущенно умолкла, уставившись на закрывающуюся дверь.

Надо было предварительно позвонить, сердилась Дора, возвращаясь домой после бесплодной поездки в полицейский участок.

Как прикажете рассказать кому-то об установленном контакте, если рассказать некому? Заметив автомобиль Джеда, Дора самодовольно улыбнулась. Сейчас он узнает, что не он единственный умеет быстро соображать.

Она нашла Джеда в кладовке.

– Вот ты где. Не люблю пользоваться штампами, но где полицейский, когда он нужен?

Джед спокойно продолжал красить полки.

– Если тебе нужен был полицейский, следовало позвонить 911.

– Я поехала прямо к первоисточнику. – Желая продлить удовольствие, Дора медленно стянула пальто. – Но Брента не было.

– Почему ты его искала?

– Потому что… – Дора позволила себе театральную паузу. – Я установила контакт.

– С чем?

– Не с чем, а с кем, Скиммерхорн, глупая голова.

Мне позвонил некто мистер Петрой… только я не думаю, что это был мистер Петрой. Это мог быть Ди Карло, хотя голос другой. Может, он изменил его, но я не ошибаюсь с голосами. Может, попросил кого-нибудь позвонить… Или это был Финли, но…

– Сядь, Конрой. – Джед положил кисть на банку с краской. – И ближе к делу.

– Тебе нужны факты, как я понимаю.

– Умница, сядь.

– Хорошо. – Дора уселась и представила, что заполняет рапорт. В результате она передала весь телефонный разговор слово в слово, ничего не приукрасив. – Ну как?

– О чем ты думала, черт побери, когда назначала ему свидание, не посоветовавшись со мной?

Дора ожидала, что Джед придет в восторг, а не разозлится.

– А что я должна была делать? Разве у него не возникли бы подозрения, если бы я не захотела с ним встретиться? Но сам он молол чушь. Коллекционер спрашивает о художнике, которого нет в природе! Я проверяла. Никакого Биллингсли не существует. Зачем же кому-то гоняться за картиной Биллингсли? А затем, – Дора подняла палец, подчеркивая свой вывод, – что ему нужен Моне.

– Гениально, Конрой. Чертовски гениально. Но дело не в этом.

– В этом, именно в этом. – Дора возмущенно выдохнула, взметнув челку. – Он считает меня идиоткой. Он считает меня старьевщицей, которая не может отличить свою задницу от делфтской фаянсовой вазы, но скоро он поймет, как сильно ошибается.

– Опять не то, Конрой. Ты должна была отложить разговор с ним до моего возвращения.

– Я прекрасно обошлась без тебя. Я не идиотка.

– У тебя есть в телефоне звездочка шестьдесят-девять?

– Что?

– Обратный звонок. Нажимаешь пару кнопок, и твой телефон автоматически набирает последний номер, с которого тебе звонили.

– Ой. – Дора уставилась на свои ногти. – Да, наверное, есть.

Джед взглянул на ее склоненную голову.

– Вряд ли ты подумала об этом?

– Я не могу думать обо всем, – пробормотала она и с надеждой взглянула на него. – Мы еще можем попробовать.

– После моего возвращения телефон звонил трижды. Дора вскочила:

– Ну, давай. Скажи, что я все испортила.

– Зачем? Ты только что сама это сказала. – Джед дернул ее за волосы. – Не слишком переживай, Нэнси Дру. Даже сыщики-любители иногда ошибаются, не все же издеваться над полицией.

Дора отбросила его руку.

– Не задавайся, Скиммерхорн.

– Я и Брент подумаем, что делать с Петроем. К четвергу мы уже вернемся.

– Вернетесь? Ты и Брент куда-то уезжаете?

– Нет, ты и я. – Джед сунул руки в карманы. Ему эта идея все еще не нравилась, но он не мог отрицать, что в ней есть кое-какой смысл. – Завтра мы летим в Лос-Анджелес.

– Неужели? – Дора прижала ладонь к сердцу, затем раскинула руки, бросилась к Джеду и осыпала его лицо поцелуями. – Я знала, что ты согласишься.

– Я не согласился. Просто оказался в меньшинстве. Джед ни за что не признался бы, что увидел красивую простоту ее идеи и сам рекомендовал ее Бренту.

– Как скажешь. – Дора снова поцеловала его, на этот раз крепко. – Завтра? Господи, как быстро. Я должна решить, что надеть.

– Тебе больше не о чем беспокоиться?

– Ты не понимаешь. Образ очень важен. Темно-синий костюм в тонкую полоску… Слишком строго. Или красный двубортный – энергия и сексуальность. И открывает ноги.

– Придерживайся строгости.

Услышав легкое раздражение в его голосе, Дора улыбнулась.

– Точно. Красный.

– Я уверен, что Финли даже не встретится с тобой.

– Обязательно встретится. – Дора нахмурилась. – Как же нам заставить его?

– Ты позвонишь ему и скажешь то, что я прикажу.

– Понимаю… Ты написал мне сценарий, Скиммерхорн? Я быстро учу роли. И перевоплощаюсь мгновенно.

– Просто делай, что тебе говорят.


Встревоженный Уайнсэп вошел в лос-анджелесский кабинет Финли.

– Мистер Финли, сэр. Мисс Конрой на второй линии. Она хочет поговорить с вами.

– Неужели? – Финли закрыл досье на Айседору Кон-рой. – Интересный поворот. Уайнсэп нервно сжал руки.

– Мистер Финли, когда я разговаривал с ней сегодня утром, она согласилась сотрудничать. И, безусловно, я не упоминал о вас. Не знаю, что бы это могло значить.

– Так выясним. Присядь, Эйбел. – Финли поднял трубку и, улыбаясь, откинулся на спинку кресла. – Мисс Конрой? Говорит Эдмунд Финли.

Он слушал, и его улыбка становилась все более жестокой.

– Боюсь, не совсем понимаю вас, мисс Конрой. Вы интересуетесь одним из моих служащих… Энтони Ди Карло, вы сказали? Понимаю. Понимаю. – Финли взял со стола нож для открывания писем и подушечкой большого пальца проверил остроту лезвия. – Не знаю, смогу ли помочь. Мы сообщили полиции все, что нам известно о необъяснимом исчезновении мистера Ди Карло, то есть, к сожалению, ничего. Хорошо, – добавил он через минуту. – Если вы не можете обсуждать это по телефону, буду счастлив увидеться с вами. Завтра? – Он удивленно приподнял брови и провел лезвием по папке. – Боюсь, что я занят. Вопрос жизни и смерти? – Финли едва подавил смешок. – Посмотрим, что можно сделать. Подождите, пожалуйста, я передам трубку моему помощнику. Он сверится с расписанием. С нетерпением жду встречи с вами. Финли нажал на кнопку ожидания.

– Назначь ее на четыре часа.

– Сэр, у вас деловая встреча в три тридцать.

– На четыре, – повторил Финли, передавая Уайнсэпу трубку.

– Да, сэр. – Уайнсэп взял трубку вспотевшей рукой и восстановил связь. – Мисс Конрой? Говорит Эйбел Уайнсэп, помощник мистера Финли. Вы хотели встретиться с ним завтра? Боюсь, что это возможно только в четыре часа. Да? У вас есть адрес? Отлично. Будем ждать вас.

– Великолепно. – Финли одобрительно кивнул. – Просто великолепно. Дураки, как мотыльки, сами летят на огонек, Эйбел. – Он снова открыл папку и мечтательно улыбнулся. – Я полон нетерпения. Отмени на завтра все дневные и вечерние встречи. Не хочу, чтобы меня отвлекали от мисс Айседоры Конрой. Она получит мое полное внимание.

– Завтра в четыре часа, – сказала Дора, поворачиваясь к Джеду. – Он показался мне несколько озадаченным и сдержанным, но любезным и готовым помочь.

– А ты была на грани истерики, но сумела удержаться. – Джед поцеловал ее, невольно восхищенный ее самообладанием. – Неплохо, Конрой. Совсем неплохо.

– Это не все. – Дора не дотронулась до него, хотя ей очень этого хотелось. Он бы заметил, какие у нее ледяные руки. – Кажется, я только что разговаривала с мистером Петроем.

– Финли?

– Нет. – Она выдавила слабую улыбку. – Его помощник, Уайнсэп.


Глава 24


Роскошный фасад отеля «Беверли-Хиллз» приятно поразил Дору.

– Ну-ну, Скиммерхорн, тебе удалось удивить меня. Компенсируешь несостоявшуюся ночь в «Плаза-Нью-Йорк»?

– Номер заказан на твое имя. Расплатишься своей кредиткой.

Дора протянула руку открывшему дверцу швейцару с таким изяществом, будто всю свою жизнь выскальзывала из шикарных лимузинов, и бросила через плечо испепеляющий взгляд.

– Огромное спасибо, великий транжира.

– Ты хочешь, чтобы все знали о том, что ты путешествуешь с приятелем? С полицейским?

– Ты забыл слово «бывший».

– Ну, забыл, – пробормотал Джед, следуя за ней. Элегантный вестибюль отеля казался не самым подходящим местом для объяснений.

Регистрируясь, Дора исподтишка оглядела вестибюль, надеясь увидеть хоть одну кинозвезду.

– Я выставлю тебе счет, Скиммерхорн.

– Это была твоя идея.

Справедливо, но Дора не собиралась сдаваться.

– Тогда ты заплатишь половину. – Она забрала у портье свою кредитную карточку, два ключа и передала один ключ поджидавшему служащему. – Не все из нас независимо богаты.

– Но кое-кто заплатил за авиабилеты, – парировал Джед, обнимая ее за талию.

Тронутая его неосознанной нежностью, Дора проследовала за служащим к лифту.

Войдя в номер, она сразу скинула туфли и босиком прошлепала к окну взглянуть на зеленые лужайки, царственные пальмы и уютные виллы.

– Нет ничего красивее Калифорнии. Я не бывала в Лос-Анджелесе с тех пор, как мне было пятнадцать. Папа снимался в каком-то ерундовом фильме, и мы жили в ужасном отеле.

Дора потянулась, повела плечами.

– Наверное, я сноб. Считаю, что нет ничего лучше Восточного побережья. Лос-Анджелес мне просто не подходит.

Она обернулась и увидела, что Джед пристально смотрит на нее.

– В чем дело?

– Мне иногда нравится просто смотреть на тебя, вот и все.

– О!

Джед увидел, как она обрадовалась его словам, и улыбнулся.

– Ты красивая, Конрой. Даже с этим острым подбородком.

Дора немедленно бросилась на защиту своего подбородка:

– Он не острый. Он изящно вылепленный. Знаешь, может, надо было заказать люкс. Эта комната чуть больше стенного шкафа. Или давай просто уйдем отсюда, поедим, подышим смогом.

– Ты нервничаешь.

– Ничего подобного. – Дора швырнула свою сумку на кровать и раскрыла «молнию».

– Нервничаешь, – повторил Джед. – Когда ты нервничаешь, ты очень много говоришь. Конечно, ты всегда болтаешь почти без умолку, но, когда нервничаешь, немножко иначе. И не знаешь, куда девать руки.

Он ласково сжал ее пальцы.

– Кажется, я становлюсь слишком прозрачной – первый предвестник конца любых отношений. Джед просто повернул ее лицом к себе.

– Ты имеешь полное право нервничать. Я больше тревожился бы, если бы ты была спокойна.

– Не надо тревожиться. Все пройдет замечательно. Это самое обычное волнение, как перед премьерой.

– Я могу пойти на встречу вместо тебя.

– Я никогда не уступала и не уступлю свою роль дублеру. – Дора дважды глубоко вдохнула и выдохнула. – Я в порядке. Вот увидишь, какие будут рецензии.

Джед почувствовал себя обязанным подыграть ей.

– Что ты обычно делала перед премьерой? Дора задумалась, присела на край кровати.

– Ну, много ходишь взад-вперед. Это помогает. И повторяешь роль. Я надевала халат, вроде как меняла кожу. И громко декламировала. И повторяла скороговорки. Чтобы размять язык.

– Твой язык кажется мне достаточно гибким. Дора рассмеялась.

– Хорошая работа, Скиммерхорн. Мне уже лучше. Спасибо.

– На здоровье. – Он по-братски взъерошил ее волосы, затем повернулся к телефону. – Закажу еду в номер, и мы еще раз пройдем твою роль.

Дора со стоном повалилась на кровать.

– Ненавижу деспотичных режиссеров.

Через дверь ванной Джед прислушивался к ее скороговоркам. После еды они репетировали два часа: спорили, пытались предусмотреть все непредвиденные обстоятельства, но он все равно остался недоволен. Он чувствовал бы себя спокойнее, если бы мог закрепить на Доре микрофон с радиопередатчиком. Глупо, конечно. Ведь она идет в полное персонала административное здание среди бела дня. Если бы он не боялся, что охранники Финли обнаружат микрофон, он настоял бы на своем.

Это простая работа, напомнил себе Джед. Он уже предпринял меры предосторожности, чтобы исключить почти весь риск.

Но его мучило это «почти».

Дверь открылась, и появилась Дора в красном костюме, подчеркивающем все изгибы ее соблазнительной фигуры и открывающем ноги так, что у любого мужчины по эту сторону могилы непременно должны были потечь слюнки.

– Что ты посоветуешь? – Дора держала у каждой мочки разные серьги. – Подвески или клипсы?

– Откуда мне знать, черт побери?

– Клипсы, – решила она. – Так скромнее. Я забыла, насколько лучше чувствуешь себя в костюме. Осталась только легкая нервозность, которая поддерживает необходимый уровень адреналина.

Она потянулась к флакончику с духами, побрызгала горло, запястья, под коленками. Джед нахмурился. От этого женского ритуала почему-то занервничал он. Когда Дора медленно провела по волосам серебряной щеткой, он понял, в чем дело: он не привык к роли пассивного наблюдателя.

– Ты выглядишь великолепно. – Ему пришлось откашляться. – И хватит прихорашиваться.

– Я причесываюсь, а не прихорашиваюсь. Просто привожу себя в порядок. – Проводя щеткой по волосам еще раз, она перехватила его взгляд в зеркале. – Клянусь, ты психуешь больше меня.

– Просто придерживайся нашего плана и запоминай все, что увидишь. И не поднимай сама разговор о картине. Ты понятия не имеешь ни о какой картине. Постарайся увидеть Уайнсэпа. Мы проверяем его, но я хочу узнать твои впечатления… не твои выводы, а твои впечатления.

Дора проявила удивительное терпение.

– Джед, я в точности знаю, что и как делать. Это просто. Еще проще потому, что я сделала бы точно то же самое, если бы действительно не знала о картине. Это очень логичный шаг.

– Просто береги свою задницу.

– Дорогой, я рассчитывала, что это будешь делать ты.

Обстановка приемной Финли произвела на Дору колоссальное впечатление. Как Дора и подозревала, Финли оказался коллекционером, а следовательно, у их разговора будет хорошая база – общие интересы. Ее руки были холодными. И это хорошо. Искренняя нервозность сделает причины ее визита более убедительными.

Однако очень сложно сохранять нервозность, когда так хочется получше рассмотреть сокровища Финли. Дора не могла плохо думать о человеке, украсившем свою приемную малахитовыми вазами и английским диваном начала XVIII века. Она ни на секунду не усомнилась, что сидит на подлинном раннем чиппендейле, а о чистом рококо она могла думать только с благоговением. Как ей хотелось надеяться, что Финли ни в чем не виноват! Она с удовольствием завела бы с ним деловые отношения.

Но если он…

При этой мысли Дора снова занервничала, затеребила золотую булавку-лилию на лацкане пиджака, провела рукой по юбке, взглянула на часы.

Проклятье! Уже десять минут пятого. Сколько еще он заставит ее ждать?

– Изумительно. Изумительно, – прошептал Финли, глядя на экран. Она оправдала его ожидания. Даже еще прелестнее, чем на нечетких фотографиях театральных рецензий, которые раскопал Уайнсэп в старых газетах. И как безупречно одета. Финли уважал женщин, которые умеют показать себя в самом выгодном свете.

Он с удовольствием смотрел, как ее ладони беспокойно скользят по волосам, по телу. Нервничает. Паукам больше нравятся испуганные мухи. И несмотря на нервозность, как он заметил, ее взгляд снова и снова притягивается к его сокровищам. Это польстило ему.

Они прекрасно поладят, решил Финли. Прекрасно поладят.

Он нажал на кнопку вызова секретарши. Пора начинать представление.

Когда Дора вошла, Финли встал и радушно улыбнулся.

– Мисс Конрой, простите, что заставил вас ждать.

– Я счастлива, что вы вообще смогли принять меня. Дора пересекла кабинет, устланный огромным белым ковром, и пожала протянутую руку. Первое впечатление от Финли – здоровье и хорошо контролируемая энергия.

– Мне показалось, что для вас эта встреча очень важна. Что будете пить? Кофе, чай или, может, вино?

– Вина, пожалуй.

И ей будет чем занять руки, рассказывая свою историю.

– Барбара, «Пуи-Фюме». Пожалуйста, садитесь, мисс Конрой. – Рассчитывая обезоружить ее, он вышел из-за стола и сел в кресло рядом с ней. – Как прошел полет?

– Утомительно. – Дора позволила себе мимолетную улыбку. – Но я не должна жаловаться. Дома такая отвратительная погода. Правда, завтра мне придется вернуться.

– Так скоро? – В зеленых глазах сверкнуло подобающее моменту легкое любопытство. – Я польщен, что такая красивая молодая женщина проделала весь этот путь только для того, чтобы увидеться со мной.

С ловкостью квалифицированной официантки секретарша откупорила бутылку, передала Финли пробку и налила чуть-чуть вина в его бокал на пробу.

Финли покатал вино во рту, проглотил.

– Да, прекрасно. – Когда секретарша наполнила оба бокала и бесшумно вышла, он поднял свой бокал. – За ваше здоровье, мисс Конрой, и за благополучное возвращение домой.

– Благодарю вас. – Вино оказалось изумительным, нежным и с едва заметным привкусом дыма. – Я понимаю, вам кажется глупым, что я прилетела только для того, чтобы встретиться с вами, но у меня не было другого выхода. – Словно не в силах справиться с волнением, Дора опустила взгляд на бледно-золотистое вино и крепче сжала ножку бокала. – И вот теперь, когда я здесь, я даже не знаю, с чего начать.

– Вы расстроены, – ласково произнес Финли. – Не торопитесь. По телефону вы сказали, что это связано с Энтони Ди Карло. Вы… – Он деликатно умолк. – Вы его ДРУГ?

– О нет. – Вспомнив угрожающий шепот Ди Карло, Дора без труда вложила в свой возглас необходимую нотку ужаса и отвращения. – Нет. Он… Мистер Финли, я должна спросить, хорошо ли вы его знаете.

– Лично? – Финли задумчиво поджал губы. – Боюсь, что я не знаю большинство своих служащих так хорошо, как следовало бы. Компания сильно разрослась, столько филиалов. К сожалению, это очень обезличивает персонал. Я видел его здесь на совещании, перед Рождеством и не заметил ничего необычного.

– Он давно работает на вас?

– Шесть лет, полагаю. Около шести лет. – Финли изящно отпил вина. – После его странного исчезновения я изучил его досье, чтобы освежить память. У мистера Ди Карло отличный послужной список в компании. Будучи честолюбивым и инициативным, он довольно быстро продвигался по служебной лестнице. Я верю в справедливое вознаграждение этих качеств. Видите ли, он из бедной семьи.

Дора только покачала головой, и Финли продолжил с улыбкой:

– Как и я сам. Я уважаю в подчиненных именно желание повысить свой статус. Ди Карло был одним из самых надежных и проницательных руководителей филиалов на Восточном побережье. – Финли опять улыбнулся. – В моем бизнесе проницательность необходима. Я очень сильно опасаюсь нечестной игры. Как доказывает послужной список мистера Ди Карло, он не пренебрегал своими обязанностями.

– Я думаю… мне кажется… я знаю, где он.

– Неужели?

– Я думаю, он в Филадельфии. – Будто собираясь с духом, Дора быстро глотнула вина. – Я думаю, он… следит за мной.

– О, моя дорогая. – Финли положил ладонь на ее дрожащие пальцы. – Следит за вами? Что вы имеете в виду?

– Простите, может, это кажется глупым. Позвольте мне начать с начала.

Дора прекрасно рассказала всю историю: с несколькими душераздирающими паузами и с одним очень искренним срывом – когда описывала нападение.

– И я не понимаю, – закончила она, глядя на Финли блестящими от навернувшихся слез глазами. – Я не понимаю почему.

– Дорогая, как это было ужасно для вас. – Финли изобразил искреннее недоумение и сочувствие, хотя его мозг работал очень быстро и четко. Ди Карло явно опустил несколько существенных деталей: он не упомянул о попытке изнасилования и несколько иначе представил драку с соседом. – Вы утверждаете, что мужчина, вломившийся в ваш магазин… и напавший на вас, – Энтони Ди Карло?

– Я видела его лицо. – Дора закрыла собственное лицо ладонью. – Я никогда его не забуду. Я опознала его в полиции. О, мистер Финли, он убил полицейского офицера и женщину. И оставил умирать другую женщину… одну из моих покупательниц. – При мысли о миссис Лайл настоящая слеза скатилась по ее щеке. – Простите. Я так расстроена, так напугана… Благодарю вас, – выдавила она, когда Финли галантно предложил ей свой носовой платок. – Все это кажется таким бессмысленным. У меня он украл несколько безделушек, а у миссис Лайл, моей клиентки, он не взял ничего ценного. Только фарфоровую собачку, статуэтку, которую она купила у меня накануне. Должно быть, он сумасшедший, – прошептала Дора, опуская руку. – Я думаю, он сумасшедший.

– Дорогая, надеюсь, вы понимаете мое замешательство. Мистер Ди Карло работал на меня годами. Мне трудно поверить, что один из моих служащих нападает на женщин, убивает полицейских. Мисс Конрой… Айседора. – Финли снова ласково сжал ее руку, как отец, утешающий проснувшегося от кошмара ребенка. – Вы абсолютно уверены в том, что это был Энтони Ди Карло?

– Я видела его лицо, – упрямо повторила Дора. – В полиции сказали, что у него были судимости. Ничего… ничего подобного, он отсидел всего пару лет, но…

– Я знал о его неприятностях с законом. – С глубоким вздохом Финли откинулся на спинку кресла. – И я хотел помочь ему искупить ошибки прошлого. Но мне и в голову не приходило… Похоже, я сильно ошибался в нем, очень сильно. Так чем я могу помочь вам?

– Я не знаю, – прошептала Дора, комкая платок. – Я надеялась, вы подскажете мне, что делать… где полиция могла бы найти его. Если бы он связался с вами…

– Дорогая, уверяю вас, если он свяжется со мной, я сделаю все, что в моих силах, чтобы навести на него полицию. Вероятно, его семья что-нибудь знает?

Дора вытерла слезы и отрицательно покачала головой.

– Кажется, полицейские допрашивали их. Я даже сама хотела повидаться с его матерью, но не смогла. Я бы этого не выдержала.

– Я наведу справки. Я сделаю все, чтобы помочь вам.

– Благодарю вас. – Дора всхлипнула и неуверенно улыбнулась. – Я чувствую себя лучше, когда что-то делаю. Самое страшное – ждать и не знать, где он и что планирует. Мне страшно. Я не могу спать. Если он вернется… – Она содрогнулась совершенно искренне.

– У вас нет никаких оснований думать, что он вернется. Вы действительно не представляете, почему он выбрал ваш магазин?

– Совершенно не представляю. И это самое ужасное. Оказаться невольной жертвой вот так, наобум. И миссис Лайл. Он застрелил экономку и оставил миссис Лайл умирать. И все из-за какой-то маленькой статуэтки! – Глаза Доры, еще полные слез, смотрели на Финли так жалобно, так простодушно. – Ведь за это не убивают, не правда ли?

– Хотел бы я знать, – вздохнул Финли. – Вероятно, как вы и сказали, он сошел с ума. Но я всецело доверяю властям. И я абсолютно уверен, что мистер Ди Карло вас больше не потревожит.

– Я пытаюсь верить в это. Вы очень добры, мистер Финли.

– Эдмунд.

– Эдмунд. – Дора улыбнулась несколько смелее. – Простой разговор об этом помог мне. Я только хотела бы попросить вас… если вы что-то выясните, даже самую малость, пожалуйста, позвоните мне. Полиция очень скупа на информацию.

– Понимаю. Конечно, я свяжусь с вами. У нас отличная служба безопасности. Я поручу им это дело. Если Ди Карло оставил хоть какой-то след, они его найдут.

Дора с притворным облегчением прикрыла глаза.

– Я чувствовала, что правильно поступила, прилетев сюда. Благодарю вас. – Когда она встала, Финли взял ее руки в свои. – Спасибо, что выслушали меня.

– Я только сожалею, что не могу сделать большего. Я был бы счастлив, если бы вы согласились поужинать со мной сегодня.

– Поужинать? – озадаченно спросила Дора. Такого поворота событий они с Джедом не предвидели.

– Я не хочу, чтобы вы провели вечер в одиночестве. Вы так расстроены. Я чувствую свою ответственность. В конце концов, Ди Карло – мой служащий. Или был им, – поправил себя Финли с легкой улыбкой.

– Вы очень любезны.

– Тогда доставьте мне удовольствие. Успокойте мою совесть. И признаю, что был бы счастлив провести вечер с прелестной молодой женщиной, разделяющей некоторые из моих интересов.

– Ваших интересов?

– Коллекционирование. – Финли указал на старинный шкафчик. – Поскольку вы владеете антикварным магазином, думаю, вас заинтересуют мои сокровища.

– Да, конечно. Но я уверена, что вы гораздо лучше Я меня разбираетесь в искусстве. Вот эта лошадиная голова, например. – Дора кивнула на каменную скульптуру. – Период китайской династии Хань, третий век нашей эры.

– У вас изумительные знания и вкус! – воскликнул Финли. Так профессор мог бы похвалить свою лучшую студентку.

– Я люблю красивые вещи, – призналась Дора. – Люблю владеть ими.

– О да, я понимаю. – Финли коснулся золотой булавки на лацкане ее пиджака. – Начало нашего века. Дора ослепительно улыбнулась.

– Вы – знаток.

– У меня есть одна брошь. Я бы очень хотел показать ее вам. – Он подумал о сапфире и о том, с каким удовольствием подразнит ее этим чудом. – Я приобрел ее совсем недавно и уверен, что вы по достоинству ее оцените. Итак, решено. Я пришлю за вами машину в отель. Скажем, в семь тридцать.

– Я…

– Пожалуйста, не поймите меня превратно. В моем доме полно слуг, так что вы будете в полной безопасности. Не часто мне представляется возможность показать свои сокровища истинному ценителю. Я бы хотел услышать ваше мнение о моей коллекции футляров для ароматических шариков.

– О боже. – Дора восхищенно вздохнула. Она не смогла бы устоять, даже если бы не выполняла секретное задание. – С удовольствием.


Дора вернулась в номер гостиницы, воодушевленная успехом. Джед метался из угла в угол в облаке сигаретного дыма, не обращая внимания на работающий телевизор, хотя сизый воздух дрожал от грохота сражений старого военного фильма.

– Какого черта ты так задержалась?

– Меня не было какой-то час. – Дора скинула туфли, подошла к нему и обняла. – Я сыграла великолепно.

– Об этом я буду судить. – Джед толкнул ее в кресло, затем схватил пульт и одним нажатием кнопки прекратил войну. – Рассказывай о Финли. Все и с самого начала.

– У нас остался кофе? – Дора схватила кофейник и понюхала содержимое. – Позволь мне насладиться моментом. Я хочу творожный пудинг. Закажи нам творожный пудинг, пожалуйста.

– Конрой, ты злоупотребляешь моим терпением.

– Ну, ты умеешь лишить человека радости. Ладно. Дора выпила тепловатый кофе, поудобнее устроилась в кресле и все ему рассказала.

– Финли был очень мил, – закончила она свой монолог. – Очень чуток и надлежащим образом шокирован. Я, конечно, безукоризненно сыграла роль нервной, шарахающейся от собственной тени простушки. И поскольку полиция не в состоянии меня успокоить, он очень любезно предложил сделать все, что в его силах, чтобы найти Ди Карло. Даже нанять частную охранную фирму.

– Что с Уайнсэпом?

– Его там не было. Я первым делом о нем спросила, но секретарша сказала, что у него выходной.

– Если он собирается встретиться с тобой в следующий четверг, то, естественно, не мог показаться тебе на глаза.

– Я подумала об этом и на обратном пути остановилась поговорить с охранником в вестибюле. Я сказала ему, что увидела на справочном табло имя Эйбела Уайнсэпа и что мой отец когда-то работал с Эйбелом Уайнсэпом, а потом потерял его из виду. Я сказала, что тот Уайнсэп был высоким и рыжеволосым. Как оказалось, этот Уайнсэп маленький, костлявый, сутулый и лысый.

– Умница, Нэнси.

– Спасибо, Нед. Как ты думаешь, Нэнси и Нэд когда-нибудь занимались любовью? На заднем сиденье ее седана после особенно успешного дела?

– Мне нравится так думать. Ближе к делу, Конрой.

– Хорошо. – Однако ей предстояло самое сложное. Всю дорогу она тщательно продумывала, как сообщит это Джеду. – У Финли потрясающий кабинет… ах да, я забыла упомянуть о телеэкранах. У него их целая стена. Знаешь, довольно жутко. Звук выключен, и на всех экранах телепрограммы и разные его офисы. Наверное, у него повсюду расставлены видеокамеры. Но не это самое невероятное. В его кабинете стоит лампа самого Галле. Я чуть не бросилась на колени, чтобы вымолить ее. И китайская скульптура, которой больше полутора тысяч лет, лошадиная голова. Но это мелочи. Сегодня за ужином я увижу его личную коллекцию.

Джед схватил ее за запястье.

– Еще раз, Конрой, и помедленнее.

– Я сегодня ужинаю с ним.

– С чего ты взяла?

– Он пригласил меня, а я согласилась. И прежде, чем ты начнешь перечислять, почему мне не следует с ним ужинать, я скажу тебе, почему это необходимо. Он был очень любезен со мной, очень чутко отреагировал на мою беду. Он думает, что я одна в городе, что я в ужасном настроении. Он знает, что я безумно интересуюсь антиквариатом. Если бы я отказалась, то все испортила бы.

– Если он замешан в контрабанде, последнее, что тебе следует делать, – это оставаться с ним наедине в его доме.

– Если он замешан, – возразила Дора, – последнее, что ему придет в голову, это разделаться со мной в своем собственном доме. Особенно если я скажу ему, что позвонила родителям и рассказала об ужине с ним.

– Глупая идея.

– Ничего глупого. Я смогу поближе познакомиться с ним. Я ему нравлюсь. – Дора вынула из шкафа привезенные на всякий случай маленькое черное платье с блестящим коротким жакетом-болеро в красную и золотую полоски и, приложив их к себе, повернулась к зеркалу. – Он не хочет, чтобы одинокая расстроенная женщина скучала вечером в Лос-Анджелесе.

Джед, прищурившись, смотрел на ослепительные блестки.

– Он приставал к тебе?

Дора с подчеркнутой медлительностью расстегнула жакет и рассмеялась.

– Ты ревнуешь, Скиммерхорн? Как мило!

– Я не ревную. – Джед никогда в своей жизни не ревновал ни одну женщину. Никогда. И не собирался признаваться в этом сейчас. – Я задал простой вопрос и хотел бы услышать ответ.

Дора сняла жакет, оставшись в кремовой шелковой комбинации с кружевами.

– Ты сам ставишь себя в неловкое положение, заставляя повторить, что я люблю тебя. Но ведь мы этого не хотим, не так ли?

У него все сжалось внутри, и, тихо выругавшись, он выхватил из пачки еще одну сигарету.

– Может быть, мне просто надоело смотреть, как ты наряжаешься для другого мужчины.

– Но ведь именно за этим я сюда приехала, правда? Чтобы познакомиться с ним, завоевать его сочувствие и доверие, чтобы узнать как можно больше. – Склонив голову, Дора вгляделась в застывшее лицо Джеда. – Тебе будет легче, если я скажу, что не собираюсь спать с ним?

– Да, мне будет намного легче. – Он раздраженно выдохнул дым. – Мне не нравится, что ты едешь туда одна. Я слишком мало знаю о нем, и мне это не нравится.

– Ты будешь знать больше, когда я вернусь. – Дора отвернулась, чтобы повесить жакет, и вздрогнула, потому что не слышала, как Джед подошел к ней и положил ладони на ее плечи.

– Я не привык стоять в стороне и ждать. Дора тщательно расправила жакет на вешалке.

– Это я могу понять.

– Я никогда ни о ком так не волновался. Мне это не нравится.

– И это я могу понять. – Дора стянула юбку и аккуратно закрепила ее на другой вешалке. – Со мной все будет хорошо.

– Конечно. – Джед прижался щекой к ее макушке. – Дора… – Но что он мог сказать? Ничто из того, что бурлило в нем, не казалось правильным. – Я буду очень скучать по тебе вечером. Наверное, я привык к тебе.

Необыкновенно тронутая его словами, она улыбнулась и сжала его руку.

– Ты такой сентиментальный парень, Скиммерхорн. Сплошные нежные чувства и цветы.

– И тебе это нравится? Именно это ты ищешь? Дора погладила его щеку и улыбнулась, но улыбка не достигла ее глаз.

– У меня есть свои чувства, и я могу покупать себе цветы, когда захочу. – Она провела губами по его губам. – У меня также есть свободный час. Почему бы тебе не пригласить меня в постель?

Он был бы счастлив…

– Нам надо работать, Конрой. Надевай халат, и разберем основные правила твоего вечернего поведения. Надувшись, она отодвинулась от него.

– Я стою перед тобой, можно сказать, в одном кружевном поясе, а ты велишь мне надеть халат?

– Совершенно верно.

– Ты действительно привык ко мне.


Глава 25


Ровно в половине восьмого Дора вышла из отеля и села в белый «Мерседес». На сиденье лежала белая роза, из динамиков лилась соната Бетховена. Рядом с охлаждающейся в ведерке бутылкой шампанского стояла хрустальная вазочка с белугой.

Поглаживая щеку розовым бутоном, Дора посмотрела вверх, на окно, откуда должен был наблюдать за нею Джед, затем оглянулась назад и заметила мужчину в сером костюме, скользнувшего в темный седан. Следом за «Мерседесом» седан влился в поток транспорта.

Дора закрыла глаза, скинула туфли, опустила босые ноги на роскошный плюшевый ковер и отбросила все мысли о Джеде.

В следующие несколько часов никто не сможет помочь ей.

Вооруженная бокалом шампанского и тостом с черной икрой, Дора наслаждалась поездкой в горы. При других обстоятельствах она, возможно, заговорила бы с шофером, но сейчас, погрузившись в молчание, готовилась ко второму акту.

Познакомившись с офисом Финли, она была готова к роскоши его дома, но действительность превзошла все ее ожидания.

Подъездная аллея змеей вилась вверх. Здание, словно поддразнивая, то появлялось на мгновение, то вновь исчезало и наконец ослепительно засверкало в последних лучах заходящего солнца – отличная мизансцена.

Дора взяла розу с собой.

Не успела она сполна восхититься медным дверным молотком в форме дельфина, как горничная открыла дверь.

– Мисс Конрой. Мистер Финли просит вас подождать в гостиной.

Через роскошный вестибюль горничная провела Дору в гостиную, предложила бокал вина и тихо вышла.

Доре показалось, что она попала в музей, созданный только для нее. Все экспонаты были необыкновенными. Оставалось лишь таращиться на них, затаив дыхание.

Она увидела свое отражение в роскошном георгианском зеркале, благоговейно провела кончиками пальцев по спинке кресла того же периода, восхищенно уставилась на японского фарфорового тигра, безусловно, работы самого Какиэмона, выдающегося японского мастера XVII века.

Финли застал ее, завороженную коллекцией нэцкэ.

– Я вижу, вы наслаждаетесь моими игрушками.

– О, да. Я чувствую себя Алисой в самом прекрасном уголке страны чудес.

Финли рассмеялся и налил себе бокал вина.

– Я был уверен, что получу удовольствие, показывая вам свою коллекцию. Боюсь, я слишком много времени провожу наедине с ней.

– Теперь я точно знаю, что не зря прилетела в Лос-Анджелес, мистер Финли.

– Тогда я счастлив. – Он подошел к Доре и легко обнял ее за талию. В его жесте не было ничего двусмысленного, тогда почему по ее спине пробежали мурашки? – Вы разглядывали нэцкэ. – Он открыл шкафчик и намеренно выбрал одно из двух последних приобретений. – Не все могут оценить юмор и сексуальность наряду с художественностью этого образца.

Тихо посмеиваясь, Дора положила на ладонь обнаженную парочку.

– Но они кажутся такими самодовольными, навечно застигнутыми в момент предвкушения. Трудно вообразить мужественного самурая с чем-то подобным на поясе.

Финли только улыбнулся.

– Однако мне нравится думать, что какой-то высокопоставленный военачальник не расставался с этой нэцкэ ни в постели, ни в пылу сражения. – Он убрал фигурку в шкафчик. – Экскурсия перед ужином?

Дора взяла его под руку:

– Да, пожалуйста.

Финли оказался эрудированным и приятным собеседником, он вел себя безупречно, но почему-то ей становилось все более не по себе, почему-то казалось, что он ловко и изысканно оскорбляет ее. И дело не в его алчном восхищении своими сокровищами. Это она понимала всегда, но к концу часовой экскурсии она так же поняла, что даже прекрасное и бесценное может пресытить.

– А вот брошь, о которой я упоминал. – Восхищенный возможностью показать ей все украденные сокровища, Финли протянул сапфировую брошь. – Конечно, и сам камень великолепен, но взгляните на эту оправу и прибавьте историю и интригу.

– Она прекрасна.

Словно синий глаз подмигнул ей с изысканной золотой филиграни и сверкающих бриллиантов, прекрасный и трагический. Да, трагический, поняла Дора, потому что никогда больше он не будет украшать женское платье, никогда не будет отражать восхищенную женскую улыбку.

Может, разница между Финли и ею самой именно в этом? Она передавала свои сокровища людям, давала им новую жизнь. Финли надежно запирал свои.

– Говорят, она принадлежала королеве. – Финли пристально вглядывался в лицо гостьи, ища признаки узнавания. – Марии Шотландской. Я часто думаю, не была ли эта брошь на ней в тот день, когда ее арестовали за измену.

– Или когда она спешила к возлюбленному.

– А это принадлежало другой королеве. – Финли показал Доре золотой футлярчик. – Наполеон подарил его Жозефине перед тем, как развелся с нею за то, что она была бесплодной.

– Вы дарите своим сокровищам печальную историю, Эдмунд.

– Пикантность увеличивает их ценность в моих глазах. Безделушки царственных особ стали частью коллекции простого смертного. А теперь прошу к столу.

Суп из омаров и тающая на языке пекинская утка были поданы на лиможском фарфоре и георгианском серебре. В старинных хрустальных бокалах искрился «Дом Периньон», но Дора лишь усилием воли заставляла себя поддерживать непринужденную беседу.

– Расскажите мне о вашем магазине, – предложил Финли. – Должно быть, интересно каждый день покупать и продавать красивые вещи.

– Я это обожаю, но боюсь, большинство моих товаров не идет ни в какое сравнение с вашей коллекцией. Наряду с антиквариатом, я торгую просто старыми вещами… – Она, словно наяву, услышала презрительный голос Джеда: «Хлам», но почему-то успокоилась и чопорно заявила:

– Я люблю нелепости.

– О, понимаю. Вы, как и я, цените власть, обладание. Не всем хватает мужества и таланта превратить то, что любишь, в профессию, создать успешный бизнес. Я верю в вас, Айседора. Вы очень смелая женщина.

У «смелой женщины» сжался желудок, и она с трудом проглотила кусочек утки.

– Моя семья считает это упрямством. Неприятно признаваться, но меня очень легко напугать.

– Вы недооцениваете себя. – Финли улыбнулся, глядя на нее поверх края бокала холодными, как нефрит, глазами. – Вы приехали ко мне, а ведь могло оказаться, что Ди Карло действовал по моему приказу. В конце концов, ведь он мой… был моим служащим.

Дора побледнела и резко отложила вилку.

– А теперь я действительно напугал вас. Простите. – Финли рассмеялся и погладил ее руку. – Просто я проиллюстрировал свою точку зрения. Зачем бы мне приказывать Ди Карло вламываться в ваш магазин и красть безделушки, когда я легко мог бы купить их?

– Сомневаюсь, что вы нашли бы у меня что-то интересное.

– О, я с этим не согласен. – Финли улыбнулся и дал знак принести десерт. – Полагаю, я бы нашел у вас очень много интересного.

Обсуждая особенности французского фарфора, Дора почти поверила, что ее тревоги необоснованны.

Покончив с изумительным шоколадным суфле, они вернулись в гостиную, куда подали кофе и коньяк, и продолжали болтать, как старые друзья, но у Доры вдруг возникло непреодолимое желание немедленно сбежать.

– Мне так жаль, что вы не можете продлить ваш визит, – заметил Финли, перекладывая из руки в руку маленькую фарфоровую обнаженную женщину.

– Собственный бизнес не позволяет так свободно распоряжаться временем, как думают очень многие.

– Да, действительно. Иногда я чувствую себя заложником своего успеха. А вы? – Финли нежно погладил обнаженную фарфоровую грудь. – Не чувствуете себя в ловушке?

– Нет. – Но Дора никак не могла избавиться от ощущения, что стены смыкаются вокруг нее. – Вы, вероятно, много путешествуете, чтобы приобретать такие сокровища?

– Теперь не так много, как хотелось бы. В последние годы приходится уступать эту привилегию другим. Но иногда я навещаю Азию и Европу. Время от времени бываю на Восточном побережье.

– Я была бы счастлива отплатить вам за оказанное мне гостеприимство, если вы будете в Филадельфии.

– Я обязательно загляну к вам.

– Надеюсь, это произойдет в ближайшем будущем. Благодарю за великолепный ужин, Эдмунд.

Дора встала, безукоризненно исполняя роль довольной гостьи, неохотно покидающей радушного хозяина.

– Поверьте, я провел незабываемый вечер. – Финли тоже встал и галантно поцеловал ее пальцы. – Мой шофер отвезет вас завтра в аэропорт.

– Вы очень любезны, но я уже заказала такси. – Дора устыдилась вспыхнувшего желания немедленно вытереть руку о платье. – Пожалуйста, позвоните мне, если… что-нибудь узнаете о Ди Карло.

– Непременно. У меня такое чувство, что все очень скоро уладится.


Дора вышла из лимузина у своего отеля и остановилась на тротуаре, вдыхая ночной воздух.

Она понимала, что придется рассказать Джеду о всех своих дурацких тревогах, но хотела предстать перед ним во всеоружии самообладания.

Лимузин Финли исчез в потоке транспорта, зато у противоположного тротуара остановился уже знакомый ей темный седан, и из него вышел мужчина в сером костюме. Дора в панике бросилась в вестибюль.

Шарахаешься от собственной тени, Конрой, упрекнула она себя, хотя сердце, казалось, колотилось прямо в ушах. Виновато нарушение биоритмов из-за перелета через несколько часовых поясов. Как только она поговорит с Джедом и выспится, все пройдет.

Когда Дора, немного успокоившись, вошла в номер, Джед стоял у окна, хмуро глядя в темноту.

– Как мило. Ты ждал меня.

– Не теряешь чувства юмора, Конрой. Ты должна была… – Взглянув на ее измученное лицо, он осекся на полуслове и бросился к ней.

Она отшатнулась и схватилась за горло.

– Что? Что случилось?

– Ничего.

Он удивился, как она вообще держится на ногах.

– Присядь.

– Как только вылезу из этого платья.

– Я помогу тебе. – Джед расстегнул «молнию» и начал массировать ее плечи, напряженные, как он и предполагал. – Ночную сорочку или еще что?

– Или еще что. – Она устало опустилась на край кровати и стала стягивать чулки. – Ты поужинал?

– Я уже большой мальчик, Конрой. – Он расстегнул ее черный бюстгальтер без бретелей, отшвырнул его и натянул на нее тонкую ночную сорочку.

– Мы ели утку.

– Мой чизбургер унижен.

– Это было изумительно. Сам дом… О, тебе следовало увидеть его. Он огромен. Бесконечные анфилады просторных комнат с высокими потолками. И я никогда не видела столько музейных ценностей в одном месте.

Ее веки начали опускаться, и она потрясла головой.

– Я должна вымыть лицо. Хорошо, если бы ты смог познакомиться с финансовыми отчетами «Э.Ф. инкорпорейтед». – Дора побрела в ванную комнату и плеснула на лицо холодной водой. – Дворецкий подал кофе в мейсенском сервизе, стоимостью десять-двенадцать тысяч. – Она зевнула и снова сполоснула лицо. – Пресс-папье в библиотеке… я видела похожее на аукционе «Кристи»… тысяч пятнадцать. Плюс…

– Мне не нужен подробный перечень.

– Прости. – Выбрав один из многочисленных тюбиков на полке, Дора начала снимать макияж. – Никогда не видела подобной частной коллекции. И не слышала о такой. Даже трудно назвать это коллекцией. Скорее маленькая империя. – Она нанесла на лицо увлажняющий крем. – И было что-то странное в том, как он показывал ее.

– В чем это проявлялось?

– Как будто он ждал, что я что-то сделаю или скажу… Я не знаю. Я не могу объяснить, но все было не так, как в его кабинете. – Их взгляды встретились в зеркале. Теперь, когда она сняла макияж, Джед видел под ее глазами темные круги. – Джед, он напугал меня. Он вел себя безупречно, а мне было страшно.

Джед запустил пятерню в волосы.

– Это не имеет смысла. Расскажи.

Дора вернулась в спальню и снова села на край кровати.

– Он провел меня по всему дому и, как я сказала, очень странно показывал свои ценности, особенно некоторые из них. Я чувствовала, что он следит за моей реакцией… и у него был такой взгляд… словно он следит за онанистом. Я все время говорила себе, что мне это кажется. Потом мы ужинали. Такой изысканный ужин, такая элегантная комната. И мы говорили об искусстве и музыке. Он не позволил себе ни малейшей пошлости или неучтивости, однако…

Она тихо засмеялась.

– Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты не стал говорить о моем разыгравшемся воображении. Мне казалось, что он раздевает меня глазами. Мы ели воздушное суфле с георгианского серебра, а я чувствовала себя так, словно сижу перед ним голая. Я не могу это объяснить, но мне было жутко.

– Может быть, он именно так думал о тебе. Так бывает даже с элегантными мужчинами.

– Нет… в этом не было никакой сексуальности, ни с моей, ни с его стороны. Я чувствовала себя беззащитной.

– Ты была там одна.

– Не совсем… или не всегда. У него целая армия слуг. Я не боялась, что он причинит мне какой-то вред, я боялась, что он этого хочет. И потом эта ванная комната.

– Он проводил тебя в ванную комнату?

– Нет. Я была там одна после ужина. Освежала макияж и все время ощущала его рядом, словно он смотрел на меня.

Джед не фыркнул, не сказал, что считает ее дурой, и она вздохнула с облегчением.

– Выходя из его офиса, я в самом деле не думала, что он имеет ко всему этому делу какое-то отношение, а теперь я не знаю, что и думать. Я только знаю, что не вернулась бы в тот дом, даже если бы он захотел подарить мне один из футлярчиков для ароматических шариков, хотя могу добавить, что они великолепны.

– Ты не должна туда возвращаться. Натравим на него финансовую инспекцию.

– Хорошо. – Дора потерла пульсирующие виски. – Наведи справки о сапфировой броши… шестнадцатый век. Камень около восьми карат в прямоугольной золотой филиграни с мелкими бриллиантами. Финли так театрально показывал ее.

– Молодец. Ты отлично поработала. Дора сонно улыбнулась.

– Я получу золотую медаль детектива?

– Золотой жетон, Нэнси. И нет, не получишь. Ты в отставке.

– Хорошо.

– Хочешь что-нибудь принять от головной боли? Дора поморщилась.

– Морфий, но я его не захватила с собой. У меня есть кое-что в косметичке.

– Я принесу. Ложись.

Дора покорно легла, не потрудившись поднять одеяло.

– Да, совсем забыла. Я видела одного парня в темном седане. Он преследовал лимузин и вернулся к отелю через несколько минут после меня. Не знаю, почему Финли следил за мной.

– Это не он. Это я. Где твои таблетки, черт побери? Я не могу разобраться в этих склянках.

– Таблетки не в склянке, а в коробочке, эмалевой с фиалками. Мы, антиквары, называем это коробочкой для пилюль. Почему ты следил за мной?

– За тобой следили целый день. Местная полиция. Когда он вернулся с таблетками, Дора мечтательно улыбалась.

– Почти так же чудесно, как цветы. Ты нанял для меня телохранителя.

– Я нанял его для собственного спокойствия. Джед начал растирать ее шею и плечи.

– Расслабься, Конрой, ты не избавишься от головной боли, если не расслабишься.

Но его пальцы уже совершили чудо.

– Джед? – едва слышно прошептала она.

– Да.

– Зеркала. Я забыла. У него дюжины зеркал. Нельзя войти в комнату, чтобы не увидеть кучу своих отражений.

– Значит, он тщеславен.

– Я могла бы продать ему. свое зеркало в подвижной раме.

– Заткнись, Конрой, твоя миссия закончена.

– Ладно. Но я не думаю, что он просто любит смотреть на себя. Я думаю, он любит наблюдать.

– Хорошо. Он самовлюбленный извращенец.

– Но это не делает его контрабандистом. Я хотела бы…

– Что?

Но он так и не узнал, что она хотела. Она уже спала. Джед осторожно приподнял ее и положил под одеяло. Она даже не пошевелилась. Он с минуту смотрел на нее, потом выключил свет и лег в кровать рядом с нею. Через некоторое время он прижал ее к себе и скоро заснул сам.

Поскольку Джед обнимал ее, то проснулся от первых же ее вздрагиваний. Он инстинктивно сжал ее крепче и стал ласково гладить шею.

– Эй, Дора, проснись. Проснись. – Она шумно хватала ртом воздух, ее тело дрожало в его руках. – Плохой сон, малышка?

Дора вжалась лицом в его грудь.

– Зажги свет. Мне нужен свет.

– Конечно. – Продолжая одной рукой обнимать ее, Джед нащупал выключатель. Свет вспыхнул, разогнав давящий мрак. – Так лучше?

– Да.

Но она продолжала дрожать.

– Хочешь воды?

– Нет! – Дора закусила дрожащую губу. – Просто не отпускай меня.

– Не отпущу.

Ее сердце начало потихоньку успокаиваться.

– Это мой первый кошмар с тех пор, как я перечитала «Сияние» Стивена Кинга.

– Страшная книга. И кино тоже. Джед поцеловал ее волосы, и она неуверенно хихикнула.

– Я не знала, что ты смотришь фильмы ужасов, Скиммерхорн.

– Это снимает напряжение. Дети-вампиры и ходячие мертвецы отвлекают от реальных проблем.

– Обожаю ходячих мертвецов… – Чувствуя себя в полной безопасности рядом с ним, она нашла силы пересказать ему свой кошмар:

– Я была в доме, в доме Финли… со всеми теми комнатами и зеркалами… и прекрасными вещами… Ты читал «Чую, что Зло грядет»?

– Брэдбери. Конечно, читал.

– Помнишь зеркальный дом? Тебе обещают, что, купив билет, ты найдешь внутри то, что хочешь. Но это просто гадкий фокус. Я хотела посмотреть сокровища, а потом не могла выбраться. И Ди Карло был там, и Финли. Каждый раз, как я оборачивалась, кто-то из них оказывался рядом, вокруг меня, отраженный множеством зеркал. А я все бежала и натыкалась на стеклянные стены… Я чувствую себя полной идиоткой.

– Ты не должна. У меня самого бывали кошмары.

– У тебя? – Дора приподняла голову и недоверчиво уставилась на его лицо. – Правда?

– В первые дни службы я отвечал на сообщения о выстрелах. И мне повезло первым прибыть на место… самоубийства. – Джед не стал уточнять, что осталось от человеческой головы после ружейного выстрела. – Несколько недель потом мое подсознание повторяло эту сцену по ночам. И после смерти Элейн… Мне снилось, как я бегу по лужайке мимо роз. Как Элейн поворачивает голову и смотрит на меня. И сам взрыв… Я предпочитаю маленьких вампирчиков.

– Да. Я тоже… Джед?

– Что?

– Не хочешь включить телевизор? Может, показывают какой-нибудь старый «ужастик»?

– Побойся бога, Конрой. Почти шесть утра.

– Слишком темно для шести утра.

– Шторы задернуты.

– А-а.

– Знаешь что? – Джед перекатился на нее и поймал зубами ее подбородок. – Почему бы не показать тебе что-то по-настоящему ужасное?

Дора хихикнула и обвила руками его шею… рядом с ними зазвонил телефон. Она взвизгнула.

– Подожди минутку, – прошептал Джед и снял трубку. – Скиммерхорн.

– Джед, прости, что разбудил. – Однако голос Брента был далеко не извиняющимся. – У меня есть кое-что. Ты наверняка захочешь проверить.

– Говори. – Джед скатился с Доры и схватил авторучку.

– Я только что получил факс из конторы шерифа недалеко от Лос-Анджелеса. Несколько дней назад пара туристов наткнулась на мертвеца, спрятанного в мелкой расщелине в горах. То, что осталось от тела, сфотографировали. Можно прекратить поиски Ди Карло. Он мертв.

– Как давно?

– Они не могут сказать точно. Над трупом поработали дикие животные и птицы. Что-то около первого января. Поскольку ты там, то мог бы поговорить с коронером, с детективами. Запиши фамилии… Я сейчас отправлю им факс. Сообщу, что ты ведешь это дело.

– Спасибо. Я свяжусь с тобой. Дора сидела в постели, положив голову на подтянутые к подбородку колени, и внимательно смотрела на Джеда.

– Интересно смотреть, как ты превращаешься в полицейского.

– Лучше закажи завтрак. – Джед уже выскочил из постели и шел в душ. – Мы вылетим более поздним рейсом.

– Хорошо. – Услышав шум воды, Дора стиснула зубы, бросилась за ним в ванную комнату и отдернула занавеску. – Недостаточно отдавать приказы, капитан. Некоторым из нас, новобранцев, требуется хотя бы минимальная информация.

– Мне нужно кое-что проверить. – Джед схватил мыло. – Туда или сюда, Конрой. Ты залила весь пол.

– Что ты должен проверить?

Джед решил проблему сам: сдернул с нее ночную рубашку и поставил в ванну рядом с собой. Она не возражала, только подкрутила кран, чтобы вода не обжигала кожу.

– Так что ты должен проверить?

– Ди Карло. Его нашли.


Глава 26


Шериф Куртис Диаборн испытывал врожденную неприязнь к чужакам. А поскольку он считал чужаками даже полицейских Лос-Анджелеса, то решил, что парень с Восточного побережья требует особенно осторожного обращения.

Шериф был высок и мускулист, тщательно ухаживал за рыжеватыми усами и гордо носил накрахмаленную форму и до блеска начищенные ботинки, однако за военными манерами мелькало бездонное обаяние деревенского парня, которым Диаборн очень разумно и успешно пользовался.

Когда незваные гости вошли в его кабинет, шериф встал из-за стола и крепко, но сдержанно пожал им руки.

– Капитан Скиммерхорн. Очень удобно, что вы оказались в наших краях, как раз когда у нас появился неопознанный труп.

Джед раскусил Диаборна мгновенно.

– Я высоко ценю ваше сотрудничество, шериф. Уверен, что лейтенант Чэпмен обрисовал вам наши трудности. Ваша быстрая работа послужит утешением вдове офицера Трейнора.

Он выбрал правильную линию поведения. Глаза Диаборна заледенели, губы вытянулись в тонкую линию.

– Ваш лейтенант сообщил мне, что этот парень убил полицейского. Я только сожалею, что койоты не сильно заинтересовались им. Садитесь, капитан, мисс Конрой.

– Благодарю вас. – Джед сел, с трудом подавляя нетерпение: если торопить Диаборна, дело только затянется. – Мне сказали, что тело пока не опознали.

Диаборн тоже уселся, и стул жалобно застонал под ним.

– Мы исключили ограбление. Бумажник исчез, но осталось бриллиантовое кольцо на мизинце и золотая цепь на шее. – Диаборн презрительно фыркнул, давая понять, что считает подобные украшения недостойными мужчины. – Труп в неважном состоянии, но и без коронера видно, что послужило причиной смерти. Пуля в живот. На брезенте, в который был завернут труп, крови мало. Несомненно, что тело переносили после того, как парень истек кровью. Похоже, он долго и нелегко умирал. Прошу прощения, мадам. Коронер подтвердил это.

– Я хотел бы посмотреть рапорт коронера, если вы не возражаете, – начал Джед. – И собранные вами улики. Чем больше я узнаю, тем полезнее для дела.

Диаборн задумчиво забарабанил пальцами по столу и наконец решил, что мистер Восточное Побережье ведет себя вполне уважительно.

– Думаю, мы сможем помочь вам. У нас есть брезент и то, что осталось от его одежды. Когда вы закончите осмотр, я прикажу, чтобы вам принесли документы. Если хотите взглянуть на тело, мы обратимся к коронеру.

– Благодарю вас. Можно мисс Конрой подождать здесь?

– Конечно. – Диаборн восхищался женщинами, знающими свое место. – Устраивайтесь поудобнее.

– Спасибо, шериф. Я не хотела бы путаться у вас под ногами. – Сарказм был едва завуалирован, но Диаборн пропустил его мимо ушей. – Можно позвонить по моей кредитной карточке?

– Пожалуйста. – Диаборн показал на телефон на своем столе. – Первая линия.

– Благодарю.

Бесполезно обижаться на Джеда, подумала она. А пока он занимается своими полицейскими делами, она предупредит родных, что задерживается на несколько часов. Когда Джед и Диаборн вышли из кабинета, Дора села за стол и улыбнулась. Интересно, заметил ли Джед, что Диаборн назвал его капитаном… во всяком случае, он даже не поморщился.

Несомненно, к весне он вернется на службу, и очень любопытно будет посмотреть на абсолютно счастливого Джеда Скиммерхорна.

– Добрый день. «Салон Доры».

– У тебя изумительный голос, дорогая. Никогда не думала заняться телефонным сексом? Ли звонко рассмеялась.

– Только об этом и думаю. Ты откуда? С высоты в девять тысяч метров?

– Нет. – Дора откинула упавшие на лицо волосы и улыбнулась офицеру, который принес кружку с кофе и папку. – Спасибо, сержант, – поблагодарила она, умышленно повысив его в звании.

– О, всего лишь помощник шерифа, мадам. – Он покраснел и ухмыльнулся. – Не стоит благодарности.

– Сержант? – переспросила Ли. – Ты в тюрьме? Я должна выслать залог?

– Пока нет. – Дора взяла кружку и рассеянно постучала пальцем по папке, которую положил на стол помощник шерифа. – Просто Джед занимается одним делом. – Ни к чему упоминать трупы, решила она. Совсем ни к чему. – Поэтому мы вылетим позже. У вас все в порядке?

– Все прекрасно. Утром мы продали английский письменный столик.

– Понимаю.

Как всегда, расставаясь с особенно любимой вещью, Дора почувствовала одновременно и удовольствие, и сожаление.

– Покупатель даже не торговался, – гордо сообщила Ли. – Да, как прошла твоя встреча?

– Встреча?

– Ну, твое дело?

Пытаясь выиграть время, Дора подцепила пальцем обложку папки.

– Нормально, но не думаю, что в конце концов буду этим заниматься.

– Надеюсь, ты все-таки не потратила время зря. Видела кинозвезд?

– Нет, ни одной.

– Ничего страшного. Вы с Джедом позагорали?

– Что-то в этом роде.

Дора не стала уточнять, что видела Джеда в самолете больше, чем после того, как они приземлились.

– Позвони мне, когда прилетишь. Я хочу знать, что ты в целости и сохранности.

– Хорошо, дорогая. Но не думаю, что мы прилетим раньше десяти по вашему времени, так что начинай волноваться не раньше одиннадцати.

– Постараюсь держать себя в руках. Да, должна предупредить, что мама планирует неформальное сборище… чтобы поближе познакомиться с Джедом. Думаю, тебе следует это знать.

– Большое спасибо. – Вздохнув, Дора лениво открыла папку. – Попробую подготовить Джеда к… – Она лишилась дара речи, увидев фотографию. Голос сестры с трудом проник в ее сознание.

– Дора? Дора? Ты еще там? Говори. Нас не разъединили?

Титаническим усилием воли Дора заставила себя заговорить, но, даже переведя взгляд на стену, не избавилась от ужаса. Фотография словно отпечаталась в ее мозгу.

– Нет. Прости, я должна идти. Перезвоню тебе позже.

– До завтра, дорогая. Желаю безопасного полета.

– Спасибо. До свидания.

Очень медленно, очень осторожно Дора положила трубку на рычаг. Ее ладони заледенели и стали влажными. Еле дыша, она снова опустила взгляд на фотографию.

Ди Карло. То, что осталось от его лица, не вызывало сомнений. Дора так же не сомневалась в том, что он умер в страданиях. Занемевшими пальцами она отложила первую фотографию и уставилась на вторую.

Теперь она знала, как отвратительна и жестока смерть. Никакие голливудские ужасы не подготовили ее к этой безобразной реальности. Она видела, куда попала пуля, видела, где пировали животные. Палящее солнце оказалось таким же безжалостным, как пуля и хищники. Цветная фотография лежала перед ней, одновременно и жуткая, и беспристрастная.

Дора не могла отвести взгляд, даже когда жужжание в голове перешло в грохот, зрение затуманилось, а раздутое тело словно оторвалось от фотографии и подплыло к ее округлившимся от ужаса глазам.

Джед вошел в кабинет и выругался, увидев ее мертвенно-бледное лицо и открытую папку. Он, как молния, подскочил к ней, отдернул стул от стола и прижал ее голову к коленям.

– Просто дыши медленно, – приказал он, быстро захлопывая папку.

– Я позвонила Ли. – Дора отчаянно сглотнула подступившую к горлу желчь. – Я просто разговаривала с Ли.

– Не поднимай голову. И дыши.

– Попробуйте это. – Диаборн протянул Джеду стакан с водой. В его голосе прозвучало сочувствие. Он помнил свою первую жертву убийства. Большинство хороших полицейских помнят. – В задней комнате есть кушетка, если девушка захочет прилечь.

– Она справится. – Продолжая легко прижимать голову Доры, Джед взял стакан. – Вы не оставите нас на минуту, шериф?

– Конечно. Не спешите. Диаборн закрыл за собой дверь.

– Теперь подними голову осторожно. Если почувствуешь, что снова теряешь сознание, просто опусти голову.

– Я в порядке. – Но подавить дрожь оказалось труднее, чем справиться с тошнотой. Дора закрыла глаза. – Думаю, я произвела неизгладимое впечатление на шерифа.

– Выпей. – Джед поднес стакан к ее губам, заставил сделать глоток. – Я хочу, чтобы ты чувствовала себя лучше, когда я начну орать на тебя.

– Подожди немного. – Дора открыла глаза и сделала еще глоток. Да, он злится. Здорово злится, но об этом она побеспокоится позже. – Как ты можешь смотреть на это? – тихо спросила она. – Как ты можешь выдерживать это регулярно?

Джед обмакнул пальцы в холодную воду и потер ей шею.

– Хочешь прилечь?

– Нет, я не хочу прилечь. – Дора отвернулась. – И если тебе так необходимо орать, давай, и поскорее по кончим с этим. Но ты должен знать, что я не хотела это видеть. Мне не нужно было это видеть.

– Теперь начинай забывать.

– Так поступаешь ты? – Дора заставила себя снова взглянуть на него. – Просто откладываешь подобное в сторону и забываешь?

– Мы говорим не обо мне. Ты подошла слишком близко, Дора. Это не твое дело.

– Не мое дело? – Она облизнула пересохшие губы, отставила стакан и встала. – Мужчина из этой папки пытался изнасиловать меня. Он точно убил бы меня. Это не может быть не моим делом. Но даже зная то, что он сделал и пытался сделать, я не могу оправдать то, что вижу на этих фотографиях. Просто не могу. И хочу знать, можешь ли ты?

Джед прекрасно понимал ее, но это только ухудшало ситуацию.

– Дора, если ты хочешь знать, могу ли я жить с этим, то да, могу. Я могу смотреть на это. Могу прямо сейчас пойти к коронеру и посмотреть на сам труп. И я могу с этим жить.

Она кивнула и нетвердо подошла к двери.

– Я подожду тебя в машине.

Джед изучил фотографии и выругался. Не из-за увиденного, а потому, что это видела Дора.

– Как она? – спросил вошедший Диаборн.

– Нормально. – Джед отдал папку шерифу. – Я хотел бы воспользоваться вашим предложением и поговорить с коронером.

– Думаю, вы и труп хотите увидеть.

– Я был бы вам очень признателен.

– Никаких проблем. – Джед надел шляпу. – По дороге можете прочитать протокол вскрытия. Очень интересно. Наш приятель отлично поел перед смертью.

Дора отказалась от предложенной стюардессой еды и тихонько потягивала ледяной имбирный эль. Ее организм восставал даже при мысли о еде, и она изо всех сил пыталась отключиться от запахов мяса и майонеза, поглощаемых другими пассажирами.

У нее было много времени на размышления. Достаточно времени, чтобы преодолеть шок и отвращение.

– Ты еще не наорал на меня.

Джед продолжал разгадывать кроссворд. Он предпочел бы перечитать рапорты Диаборна, но придется подождать, пока он не останется один.

– Показалось излишним.

– Лучше бы наорал и перестал на меня злиться.

– Я не злюсь на тебя.

– Ты меня не одурачишь. Ты почти не разговаривал со мной с тех пор, как мы покинули Лос-Анджелес. И если бы я не сваляла дурака в кабинете шерифа, ты бы разорвал меня в клочья. – Джед оторвался от кроссворда и увидел ее натянутую улыбку. – Ты же хочешь этого.

– Да, хотел бы. Но я злился не на тебя. Я злился потому, что ты увидела те фотографии. Потому что знал: ты вошла в дверь, которую не сможешь закрыть легко и навсегда. Но я ничего не мог изменить.

– Ты прав в одном: увидев эти фотографии, я действительно подошла слишком близко, и мне было бы легче, гели бы ты рассказал мне, что узнал от шерифа Диаборна и коронера. Лучше знать, чем предполагать.

– Особенно не о чем говорить. – Но Джед уронил газету на колени. – Мы знаем, что Ди Карло вылетел в Лос-Анджелес перед Новым годом, арендовал автомобиль, зарегистрировался в отеле. Но он не ночевал в своем номере и не вернул автомобиль. Машину еще не нашли. Также выяснилось, что он заказал авиабилет в Акапулько, но не воспользовался им.

– Значит, в ближайшем будущем он не планировал вернуться на Восточное побережье. Ты думаешь, он прилетел, чтобы встретиться с Финли?

– Если и так, он не зарегистрировался в его офисе. Если придерживаться теории о том, что Ди Карло работал на себя, то, может, ему просто не повезло. Или у него был партнер, и они не договорились.

– Как хорошо, что у меня нет партнеров, – прошептала Дора.

– Но я думаю, что он работал на Финли, приехал с докладом, и Финли убил или приказал его убить.

– Но почему? Ведь Ди Карло не закончил работу?

Картина все еще у меня. Джед пожал плечами:

– Может быть, именно поэтому. Однако у нас нет никаких улик против Финли. Мы знаем только, что Ди Карло прилетел в Лос-Анджелес и был убит где-то между тридцать первым декабря и вторым января. Он умер от огнестрельной раны в живот и, судя по небольшому количеству крови на брезенте, был перенесен несколько часов спустя. У кого-то хватило самообладания вытащить его бумажник, чтобы оттянуть опознание в случае обнаружения тела. Синяки на лице на несколько дней старше. Я сам их наставил. Остальные повреждения нанесены после смерти.

Джед не смог сказать ей, что у Ди Карло также были прострелены коленные чашечки.

– Понимаю. – Дора продолжала потягивать эль, как лекарство. – И никаких признаков борьбы?

– Правильно, мисс Дру. – Джед одобрительно сжал ее руку. Она старается справиться со своим ужасом, думал он и восхищался ею за это. – Приговоренный отлично поел перед смертью: фазан, вино и клубника с белым шоколадом.

Желудок Доры отреагировал спазмами, и она поняла, что не скоро еще сможет есть.

– Тогда можно предположить, что он не ожидал смерти.

– Трудновато столько съесть, если ты напряжен. Диаборн занят по горло проверкой ресторанных меню. На брезенте еще обнаружили белые камешки и мульчу.

– Интересно, сколько в Лос-Анджелесе клумб.

– Я говорил тебе, что полицейская работа скучна.

У Финли есть сады?

– Огромные. Он очень гордится ими и был разочарован от того, что облачность не позволила показать их мне свете звезд. Но я кое-что видела с террасы. – Дора побледнела. – Очень ухоженные сады, много мульчи, узкие дорожки выложены белым камнем.

– У тебя зоркие глаза, Конрой. – Джед наклонился и поцеловал ее. – А теперь закрой их.

– Пожалуй, я посмотрю кино. – Дрожащими руками на взяла наушники. – Что там показывают?

– Новый фильм с Костнером. Кажется, он играет полицейского.

– Отлично. – Дора вздохнула, надела наушники и постаралась сбежать от реальности.


Робкие мужчины, как маленькие собачки, чувствуют настроение своих хозяев. Уайнсэп вошел в кабинет Финли, чуть ли не заламывая руки.

– Мистер Финли, вы хотели видеть меня? Не поднимая глаз от контракта, Финли одним росчерком пера лишил работы двести человек, затем откинулся на спинку рабочего кресла.

– Эйбел, как давно ты работаешь на меня?

– Восемь лет, сэр.

– Восемь лет… Большой срок. Ты доволен своей работой, Эйбел?

– О да, сэр. Вы очень щедры, мистер Финли.

– Надеюсь. И справедлив. Ты согласен, Эйбел?

– Всегда. – Непрошеный образ окровавленного тела и Карло вспыхнул в его мозгу. – Без исключения, сэр.

– Я думал о тебе, Эйбел, все утро и весь день. И мне пришло в голову, что за эти… восемь лет ты сказал?

– Восемь, сэр.

– Что за эти восемь лет мне почти не приходилось критиковать твою работу. Ты очень квалифицирован, исполнителен и – в большинстве случаев – скрупулезен.

– Благодарю вас, сэр. – Однако слова «в большинстве случаев» испугали Уайнсэпа. – Я старался изо всех сил.

– Да, и именно поэтому я так разочарован сегодня. Я верю, что ты старался, но этого оказалось недостаточно.

– Сэр? – пискнул Уайнсэп.

– Вероятно, ты не нашел времени прочитать утреннюю газету?

– Я просмотрел заголовки. Сегодня был очень суматошный день, сэр.

– Не следует пренебрегать текущими событиями. – Глядя дрожащему подчиненному в глаза, Финли ткнул пальцем в лежавшую на столе газету. – Прочти сейчас, Эйбел.

– Да, сэр. – Уайнсэп робко приблизился к столу и взял газету. Одна из статей была обведена красными чернилами. – «Тело, найденное туристами», – начал Уайнсэп. – «Неопознанное тело было обнаружено несколько дней назад в расщелине…»

Финли выхватил у него газету.

– Ты очень тихо читаешь, Эйбел. Я сам прочту. – И он с выражением прочитал короткую заметку. – Но мы, Эйбел, смогли бы опознать тело, не так ли?

– Мистер Финли. Сэр. Оно было найдено в нескольких милях отсюда. Никто никогда… Уайнсэп съежился и уставился в пол.

– Эйбел, я ждал от тебя большего. Это моя ошибка. Ты был неаккуратен. Естественно, тело рано или поздно опознают, и мне придется отвечать на новые вопросы. Я уверен, что справлюсь с полицией, но неудобства, Эйбел. Ты должен был оградить меня от неудобств.

– Да, сэр. Простите, сэр. – Уайнсэп вспомнил отвратительную поездку в горы, вспомнил, как волочил тело, и ссутулился еще больше. – Любых моих извинений будет недостаточно.

– Конечно. Однако я тщательно изучил твой послужной список и не нашел ничего неприглядного, поэтому постараюсь забыть об этом случае. Через день-два, Эйбел, ты улетаешь на восток. Надеюсь, ты справишься с мисс Конрой с большим мастерством, чем с мистером Ди Карло.

– Да, сэр. Благодарю вас. Я буду аккуратен.

– Я в этом не сомневаюсь. – Финли улыбнулся, напомнив Уайнсэпу голодную акулу. – Забудем о твоей плачевной ошибке. Надеюсь, нам больше не придется обсуждать ее.

– Вы очень великодушны, сэр. – Уайнсэп попятился к двери. – Благодарю вас.

– Ах да, Эйбел. Я думаю, в данных обстоятельствах тебе следует вернуть ложечку. Лицо Уайнсэпа вытянулось.

– Конечно, сэр.

Повеселев, Финли проводил взглядом перепуганного подчиненного, почтительно прикрывшего за собой дверь, и решил успокоить себя дыхательными упражнениями.

Надо получше приглядывать за Эйбелом, с печалью подумал он. А если над ним самим из-за Ди Карло сгустятся тучи, всегда можно бросить преданного Эйбела на съедение волкам.

Однако Финли искренне надеялся, что до этого не дойдет.

За себя он не волновался. Когда человек достаточно богат и имеет достаточно власти, он вне досягаемости закона.

Полиция не посмеет его тронуть. Никто не посмеет.

А Эйбела можно простить. Если он будет тщательно выполнять полученные инструкции, то, может, в конце концов, и не придется убивать его.


Глава 27


Дора радовалась возвращению домой и старалась не думать о предстоящей встрече с мистером Петроем.

Только теперь Дора осознала, что она обыкновенный человек, что ей вовсе не нужны приключения. Ей нужно только, чтобы ее жизнь снова вошла в прежнюю колею. Ей даже хотелось поскучать.

Она почти ничего не ела, однако старалась, чтобы Джед не замечал этого, а синяки под глазами и бледность скрывала кремами и пудрой. И надеялась, что ей удастся Продержаться до четверга… только даже большие дозы аспирина не могли победить непрекращающуюся головную боль.

И сегодня с утра пульсирование внутри глаз было почти невыносимым, настроение – отвратительным, а потому, когда дверь магазина открылась, она чуть не взвизгнула от счастья, увидев улыбающееся и слегка пьяненькое лицо отца.

– Иззи, моя радость.

– Папочка, любимый. – Дора вышла из-за прилавка, поцеловала отца и уткнулась лицом в его плечо.

Квентин обнял свою девочку, и глаза его затуманились, однако, когда он чуть отстранился, они снова улыбались.

– Совсем одна, малышка?

– Уже нет. Но утро действительно пустое. Хочешь кофе?

– Полчашечки.

Квентин задумчиво смотрел, как Дора идет к столику и наливает кофе в две чашки. Он хорошо знал своих детей: выражения их лиц, оттенки голосов и мимики. Айседора что-то скрывает, подумал он и решил, что легко это выяснит.

– Твоя мама послала меня с дипломатической миссией. – Он взял свой кофе и добавил в него солидную порцию виски из фляжки. – Она приглашает на коктейль тебя и твоего молодого человека.

– Если ты говоришь о Джеде, я думаю, ему не понравилось бы такое определение, но приглашение он примет. Когда?

– В четверг вечером. – Квентин заметил странное выражение, мелькнувшее на лице дочери. – Перед спектаклем, конечно.

– Конечно. Я поговорю с ним.

– Я сам его приглашу. Он наверху?

– Нет, кажется, уехал. – Дора глотнула кофе и вздохнула с облегчением, когда парочка, разглядывавшая витрину, прошла мимо. – Поговоришь с ним позже, – добавила она, рассеянно переставляя сахарницу.

– Вы поссорились?

– Мы не ссоримся. – Дора выдавила улыбку. – Иногда мы деремся, но ссоры не входят в наш ритуал. – Она взяла печенье, повертела его в руках и отложила. – Знаешь, как-то мне сегодня не по себе. Может, прогуляемся?

– С красивой женщиной? Всегда готов.

– Я только возьму пальто.

Квентин задумчиво прищурился. Неужели девочку расстроил с таким тщанием выбранный им парень? Однако, когда Дора вернулась, застегивая на ходу пальто, он уже улыбался.

– Прокатимся до Нью-Маркета и поглазеем на витрины?

– Да, мой герой.

Дора повесила табличку «Закрыто», заперла магазин и подхватила отца под руку.

Отец купил ей мармелад-горошек, и у нее не хватило духу отказаться. А когда ей захотелось купить одновременно и шкатулочку из лиможского фарфора, и дорогой свитер, она сразу почувствовала себя лучше.

Погуляв, они сидели на скамеечке, потягивая горячий кофе – свой Квентин снова щедро сдобрил виски, над их головами со свистом метались голые ветви высоких деревьев.

– Хочешь подарок? – спросил Квентин. – Ты всегда радовалась, когда тебе удавалось выманить у меня какую-нибудь безделушку.

Довольная, Дора положила голову на отцовское плечо.

– Ты хочешь сказать, что я всегда была корыстна?

– Ты всегда любила красивые вещи и ценила их. Иззи, это талант, а не недостаток. Слезы защипали ей глаза.

– Наверное, я капризничаю. Хотя я всегда думала, что капризуля у нас Уилл.

– Все мои дети великолепно капризничают. Театр у нас в крови. Видишь ли, малышка, с артистами нелегко иметь дело. Мы неуживчивы, но такими мы созданы.

– А как насчет полицейских?

Квентин с наслаждением глотнул кофе с виски.

– Я считаю охрану закона искусством, очень похожим на драматическое… Расскажи мне о своих чувствах, Иззи.

И она рассказала. Она всегда могла поговорить с отцом, не боясь ни критики, ни неодобрения.

– Я так люблю его. Я хочу чувствовать себя счастливой. Мне почти всегда это удается, но он не доверяет такого рода чувствам. У него нет опыта. Его родители никогда не давали ему то, что ты и мама дали нам.

Дора вздохнула, глядя на молодую мать, подталкивающую ходунок с розовощеким, хохочущим малышом. «Господи, я тоже этого хочу», – с изумлением и некоторой неловкостью вдруг поняла она.

– Боюсь, мы не можем дать друг другу то, в чем нуждаемся, – осторожно добавила она.

– Сначала надо выяснить, в чем вы нуждаетесь. Дора с легкой завистью проводила взглядом довольных мать и малыша.

– Думаю, я знаю, чего хочу. Но как можно ожидать, чтобы мужчина, чье детство было сплошным несчастьем, сделал первый шаг к созданию собственной семьи? Несправедливо подталкивать его к этому шагу, но несправедливо лишать счастья себя.

– Ты действительно думаешь, что только люди из счастливых семей создают свои счастливые семьи?

– Я не знаю.

– Бабушка Джеда явно считает, что он уже сделал первый шаг и тщательно обдумывает второй.

– Я не… – Дора осеклась, выпрямилась и хмуро уставилась на отца. – Его бабушка? Ты разговаривал с ней?

– Рия, твоя мать и я провели отличный вечер, пока ты была в Калифорнии. Изумительная женщина Рия. И ты ей очень нравишься.

Глаза Доры превратились в щелочки.

– Кажется, самое время напомнить тебе, что я и Джед – абсолютно дееспособные взрослые. Вы не имеете права обсуждать нас, как слабоумных детей.

– Но вы и есть наши дети. – Квентин ласково улыбнулся и погладил ее по раскрасневшейся щеке. – Когда у тебя будут собственные дети, ты поймешь, что, когда дети вырастают, любовь и тревога за них не проходят. Я люблю тебя, Иззи, и верю в тебя. – Он ущипнул ее за подбородок. – А теперь расскажи, что еще тебя беспокоит.

– Я не могу, – с сожалением ответила она. – Но я могу сказать, что через несколько дней все будет в порядке.

– Я не стану выпытывать, – сказал Квентин, решив про себя, что сделает это, когда дочка будет менее настороженной. – Но если ты не станешь счастливее в ближайшее время, я натравлю на тебя твою мать.

Дора ослепительно улыбнулась ему.

– Видишь, я улыбаюсь. Я очень счастлива. Квентин не стал спорить, встал и, швырнув стаканчик в урну, протянул дочери руку:

– Пошли по магазинам.

Джед встретился с Брентом в спортивном зале, так как ему необходимо было расслабиться, а для этого вполне подходила тяжелая боксерская груша, держать которую он и заставил Брента.

– Она – комок нервов. Она не признается, но я же вижу и ничем не могу ей помочь.

Брент хрюкнул, с трудом удерживая дрожащий от ударов мешок с песком.

– Мы делаем все, что в наших силах. – Его рубашка уже промокла от пота, и он жалел, что не уговорил приятеля встретиться в каком-нибудь симпатичном кафе. – После четверга мы сможем вытащить ее из этой заварухи.

– Дело не только в этом. – К огромному облегчению Брента, Джед перешел от тяжелой груши к легкой и заколотил по ней так, что она замелькала в воздухе, превратившись в расплывчатое пятно. – Дора меня любит.

Брент снял очки и начал протирать запотевшие стекла.

– Тоже мне новость.

– Ей нужно больше, чем я могу ей дать. Она заслуживает большего.

– Возможно. Она жалуется?

– Нет.

Джед замигал, смахивая капли пота с глаз, и снова заработал кулаками.

– Тогда расслабься и получай удовольствие. Джед развернулся так быстро, так яростно, что Брент приготовился к удару.

– Это не забава. С Дорой все не так. Это… – Он осекся, разъярившись еще больше от самодовольной улыбки Брента. – Не провоцируй меня.

– Просто небольшая разведка, капитан. – Джед протянул руки, и Брент покорно расшнуровал перчатки. – Ходят слухи, что первого февраля ты возвращаешься на командный пост. Голдмен дуется.

– Вряд ли он перестанет дуться, когда я подпишу его переводные документы.

– О, позволь мне припасть к твоим ногам. Джед ухмыльнулся и сжал кулак.

– Официальное объявление в понедельник. И если, приятель, ты попробуешь поцеловать меня здесь, придется тебя разукрасить. – Джед схватил полотенце и стал вытирать лицо. – А пока командует Голдмен. К четвергу все готово?

– Мы поставим двух парней в магазине. Еще одну пару снаружи и фургон с аппаратурой напротив. Если Дора не отклонится от инструкций, мы будем слышать каждое слово.

– Не отклонится.


После прогулки с отцом Дора почувствовала непреодолимое желание провести вечер в семье. Она закрыла магазин на час раньше и поехала к Ли.

– Думаю, Риччи играет намного лучше, – заметила Дора.

Склонив голову, Ли прислушалась к жалобному реву трубы. На ее лице отразилась смесь гордости и смирения.

– Через три недели концерт школьного оркестра. Я займу тебе местечко в первом ряду.

– Да хранит тебя бог. – Глухие удары и мятежный вопль, донесшиеся из гостиной, возвестили о начале сражения. Дора довольно вздохнула, опускаясь на высокий табурет у кухонной стойки. – Мне это было необходимо.

– Если хочешь, останься с ними на несколько часов, – предложила Ли, наливая бургундское в кастрюлю с чем-то удивительно ароматным.

– Не настолько необходимо. – Дора отпила вина из своего бокала. – Я сегодня погуляла с папой. Он спас меня от тоски.

– Что-то происходит. – Ли нахмурилась и постучала ложкой по кастрюле. – Ты бледная. И эта складка между бровями. Ты всегда бледная, когда нервничаешь.

– Ты бы тоже нервничала, если бы тебе пришлось искать нового бухгалтера перед январской инвентаризацией.

– Неубедительно. Дора, ты вся как на иголках, и это не имеет никакого отношения к бизнесу. Если ты мне не расскажешь, я натравлю на тебя маму.

– Почему все пугают меня мамой? Я расстроена? Не спорю. Моя жизнь сделала несколько резких поворотов, но я хочу, чтобы моя семья уважала мою личную жизнь.

– Ладно. Извини.

Дора провела ладонью по лицу и вздохнула.

– Нет, ты меня извини. Я не должна была рычать на тебя. Наверное, я еще не пришла в себя после перелета. Поеду домой, приму горячую ванну, посплю часов двенадцать.

– Если нужно, я могу прийти завтра пораньше.

– Спасибо. Я дам тебе знать.

Дора уже соскальзывала с табурета, когда в дверь черного хода постучали.

– Привет. – Мэри Пэт просунула голову в дверь. – Я пришла забрать свою долю монстров. – Снова раздались крики и рев трубы. – Ах, топот милых маленьких ножек. Чудесно, не правда ли?

– Садись, если не спешишь, – пригласила Ли.

– С удовольствием посижу. – Мэри Пэт со вздохом уселась на табурет рядом с Дорой. – Я простояла на ногах восемь часов. Две операции подряд. Боже, как тебе удается воспитывать детей, работать и так готовить?

– У меня чуткий босс – Улыбаясь, Ли налила Мэри Пэт бокал вина. – Она дала мне выходной.

– Кстати, если уж мы заговорили о работе, потрясающие новости о Джеде, не правда ли?

– Какие новости?

– Он возвращается на работу. – Поскольку Мэри Пэт с закрытыми глазами вертела головой, разминая шею, она не заметила пустой взгляд Доры. – Брент просто летает. Он терпеть не может Голдмена. А кто может? Но дело не в этом. Департамент нуждается в Джеде, а Джед нуждается в департаменте. Теперь, приняв решение вернуться, он, конечно, не станет тянуть. Вряд ли он будет ждать до первого февраля. Иначе… – Увидев лицо Доры, Мэри Пэт осеклась. – Проклятье. Я опередила события? Брент сказал, что официальное объявление в понедельник, и я решила, что ты знаешь.

– Нет, Джед ничего не говорил. – Дора с трудом выдавила улыбку. – Хорошие новости. Нет, отличные новости. Это именно то, что ему необходимо. Как давно ты знаешь?

– Пару дней. Я уверена, что Джед хотел рассказать тебе сам. Как только он… – Но Мэри Пэт не смогла придумать ни одного оправдания. – Прости.

– Не за что. – Дора соскользнула с табурета и машинально потянулась к пальто. – Я должна идти.

– Останься поужинать, – быстро сказала Ли. – Всем хватит.

– Нет, у меня еще кое-какие дела. – Дора повернулась к Мэри Пэт:

– Передай привет Бренту. – Обязательно. – Когда дверь закрылась, Мэри Пэт опустила голову на сжатые кулаки. – Я чувствую себя так, будто задавила щенка. Почему он ничего не сказал ей?

– Потому что он подонок. – Тихий голос Ли дрожал от ярости. – Все мужики подонки.

– Истина, не требующая доказательств. Ли, это жестоко, а я знаю Джеда много лет, и он не жестокий. Осторожный, но не жестокий.

– Может быть, он забыл разницу.

Странные мысли мелькают в голове в два часа ночи. Особенно в голове мужчины, ждущего женщину. Джед метался по своей гостиной и коридору между квартирами уже в течение четырех часов. Каждые несколько минут он подходил к задней двери и выглядывал во двор. Его автомобиль казался таким же одиноким на улице, как он сам – в доме.

Где она, черт побери? Джед вернулся в свою квартиру, сверил настенные часы с наручными. Два часа одна минута. Если через десять минут Дора не вернется, пообещал он себе, он позвонит в участок и объявит ее в розыск.

Джед уставился на телефон. И только когда снял трубку, заметил, что ладонь вспотела. Ругаясь, он бросил трубку обратно на рычаг. Нет, он не станет обзванивать больницы. Он не позволит себе думать о плохом.

Но где она, черт побери? Где она может быть в два часа ночи?

Джед снова потянулся к телефону и замер, поскольку в голову пришла свежая мысль. Дора ему мстит. Он немного успокоился, обдумывая этот вариант. Она хочет, чтобы он прочувствовал, каково ей, когда он возвращается поздно, не предупредив.

Ей это не сойдет, решил он. Она за это заплатит. Но когда в наружном замке повернулся ключ, он опять тянулся к телефону.

Джед оказался у двери раньше, чем Дора успела открыть ее.

– Где ты была, черт побери? Ты представляешь, который час?

– Да. – Очень медленно Дора закрыла и заперла дверь. – Извини, я не знала, что у меня комендантский час.

Она проскользнула мимо него только потому, что он был слишком ошеломлен. Однако он быстро оправился, догнал ее у двери ее квартиры и резко развернул лицом к себе.

– Одну чертову минуточку, Конрой. Забудем пока о личных отношениях. Ты – главная мишень преступника. Безответственно слоняться неизвестно где среди ночи.

– Я сама за себя отвечаю и ни перед кем не должна отчитываться. – Дора воткнула ключ в замок и распахнула дверь. – И как видишь, я в полном порядке.

Джед не дал ей закрыть дверь перед своим носом.

– Ты не имела права….

– Не говори мне о правах, – прервала она очень холодно, очень спокойно. – Я провела вечер так, как предпочла его провести.

Джед разрывался от гнева и негодования.

– И как же?

– Одна.

Дора сняла пальто и повесила его в шкаф.

– Ты решила отомстить мне, так?

– Не так. – Дора прошла мимо него в кухню, чтобы налить себе стакан воды. – Я сделала то, что хотела. Мне не пришло в голову, что ты будешь волноваться. Извини.

– Не пришло в голову. – Джед выхватил у нее стакан и швырнул его в раковину. Стакан разбился вдребезги. – Черт тебя побери, Конрой. Ты прекрасно знала, что я буду сходить с ума. Я уже собирался объявить тебя в розыск.

– Забавно, с какой легкостью полицейские термины соскальзывают с твоего языка. Хорошо, что ты возвращаешься в полицию, Скиммерхорн. Из тебя получился паршивый гражданский. – Ее глаза были такими же безразличными, как и голос. – Пожалуй, уместны поздравления, капитан. Или просто наилучшие пожелания? – Джед не ответил. – Ну, можешь получить и то, и другое.

– Официально будет объявлено только на следующей неделе, – осторожно сказал Джед, пристально глядя на нее. Он никогда не видел ее глаза такими холодными, такими безразличными. – Как ты узнала?

– Какая разница? Гораздо важнее, что я узнала не от тебя. Прости.

Она прошмыгнула мимо него в гостиную. Джед на секунду закрыл глаза и мысленно обозвал себя идиотом.

– Значит, ты злишься. Хорошо. Но…

– Нет, – прервала Дора. – Не хорошо. И я не злюсь. – Она устало опустилась на подлокотник кресла. – Можешь сказать, что меня просветили. Можешь даже сказать, что я раздавлена, но я не злюсь.

– Дора, я не хотел обидеть тебя.

– Я знаю. Вернее, ты не хотел подпустить меня слишком близко к себе. Ты принял главное решение своей жизни. Твоей жизни, – язвительно подчеркнула она. – Не моей. Так при чем же тут я?

Дора ускользала от него. Он стоял в полуметре от нее и с ужасом ощущал, как расстояние между ними стремительно увеличивается.

– Ты говоришь так, словно я умышленно скрывал это от тебя. Я должен был подумать, вот и все. Я не знал, поймешь ли ты меня.

– Джед, ты не дал мне ни одного шанса. Неужели я могла чувствовать к тебе то, что чувствовала, и не понимать, как важна тебе твоя работа?

От прошедшего времени ее вопроса Джед впал в панику.

– Это не имеет к тебе никакого отношения. – Не успели слова сорваться с его языка, как он понял, что не мог бы выбрать более неудачной формулировки, даже если бы очень здорово постарался. Дора не плакала, но ее глаза наполнились болью. – Я не это хотел сказать.

– Думаю, именно это. Я не хочу винить тебя, но виню.

Ты решил отмахнуться от моих чувств, и ты решил ничего не чувствовать сам. И я виню тебя за это, Джед.

Ни голос ее, ни взгляд не дрогнули, но она неосознанно, сцепила руки, лежавшие на коленях.

– Я виню тебя и за то, что ты причинил мне боль. Я говорила тебе, что не очень хорошо справляюсь с болью, и не буду притворяться. Мне больно. Потому что ты первый мужчина, разбивший мое сердце. Думаю, ты должен это знать.

– Ради бога, Дора.

Джед шагнул к ней, но она вскочила как ошпаренная и отшатнулась от него.

– Не прикасайся ко мне. – Она говорила очень тихо, едва сохраняя самообладание. – Я действительно не хочу. Унизительно сознавать, что, кроме этого, у нас ничего не было.

– Это не правда. – Но он уже понимал, что не сможет пробить стену, которую сам воздвиг между ними. – Дора, ты раздуваешь пустяк до невероятных размеров. Это всего лишь работа.

– Хорошо бы. Но мы оба знаем, что это не так. Это – самая важная часть твоей жизни. Ты отказался от нее, чтобы наказать себя, и ты возвращаешься, потому что не можешь быть счастливым без нее. Я рада за тебя, Джед. Искренне рада.

– Мне не нужен анализ. Я просто хочу остановить этот бред. Прояви благоразумие.

– Я в здравом уме, поверь мне. Я так разумна, что хочу облегчить ситуацию для нас обоих. Послезавтра ты сможешь закончить дело о картине. Более или менее. После этого я не буду нужна тебе.

– Черт побери, ты знаешь, что нужна мне. Только теперь ее глаза наполнились слезами, но она расправилась с ними, как со злейшими врагами.

– Ты даже представить не можешь, что бы я отдала за то, чтобы услышать это раньше. Но я слабая женщина, Джед, и должна защищать себя.

Он не мог пробиться к ней через эту стену, но ее боль сочилась через все щели и убивала его.

– Что ты хочешь, Дора?

– Когда мы закончим в четверг, я на пару недель закрою магазин и уеду куда-нибудь, где тепло. У тебя будет достаточно времени, чтобы найти новое жилье и выехать.

– Это не способ решения проблемы.

– Это мой способ. И думаю, я имею право устанавливать правила. Прости, но я хочу, чтобы тебя не было здесь, когда я вернусь.

– Вот так?

– Да, вот так.

– Прекрасно. – У него тоже есть гордость. Его уже отвергали раньше. Правда, никогда не было так больно, но он найдет, чем заполнить зияющую пустоту. И он не будет умолять. Ни за что не будет умолять. – Я уеду, как только соберу вещи.

Он прикрыл свои раны профессиональным щитом.

– Завтра после закрытия придут парни, чтобы установить микрофоны. Когда они закончат, мы все отрепетируем.

– Хорошо. А сейчас, пожалуйста, уходи. Я очень устала. – Дора прошла к двери и открыла ее. – Пожалуйста.

Джед вдруг заметил, что у него дрожат руки. А когда дверь за ним захлопнулась, у него возникло тошнотворное ощущение, что он потерял лучшую часть своей жизни.


Глава 28


– Что с вами происходит? – спросил Брент, когда Джед влез в фургон наблюдения.

Не отвечая на вопрос, Джед вытащил сигарету.

– Как звук?

– Громкий и отчетливый. Достаточно громко и отчетливо, чтобы слышать, как вы разговаривали там, словно два вежливых незнакомца. Ты не думаешь, что моральная поддержка помогла бы ей больше лекции?

– Перестань. – Джед надел наушники и оглянулся на заднее окно проверить, хорошо ли виден магазин. – Все на месте?

– Все. Послушай, может, тебе лучше вернуться в магазин?

– Ей будет спокойнее без меня. Я сделаю свое дело. – Джед глубоко затянулся сигаретой. – Ты делай свое.

– Ты еще не командуешь, капитан, – сердито заявил Брент. Джед не успел ответить, как в наушниках затрещало.

– База, говорит Первый. Мужчина, отвечающий описанию объекта, только что вышел из такси на углу Саут и Франт. Направляется на запад.

– Похоже, занавес поднимается, – пробормотал Брент, но Джед уже тянулся к переносному телефону. Дора ответила после первого гудка:

– Добрый день. «Салон Доры».

– Он в полуквартале, – без всякого выражения сказал Джед. – Я вижу его.

– Хорошо. Здесь все готово.

– Держись непринужденно, Конрой.

– Конечно.

– Дора… – Но она уже повесила трубку. – Дьявол, – выругался он тихо, беспомощно.

– Джед, она справится.

– Да. Но не знаю, справлюсь ли я. – Джед следил, как Уайнсэп торопливо семенит по тротуару, ссутулившись под порывами ветра. – Я только что понял, что люблю ее. – Стараясь не обращать внимания на боль в шее, он надел наушники и услышал, как звякнул дверной колокольчик: Уайнсэп вошел в магазин.

– Добрый день. – Дора вышла из-за прилавка и улыбнулась самой радушной улыбкой, предназначенной для новых и богатых клиентов. – Чем могу помочь вам?

– Мисс Конрой? Я – Фрэнсис Петрой.

– Да, мистер Петрой. Я ждала вас. – Улыбнувшись еще ослепительнее, Дора прошла к двери и перевернула табличку надписью «Закрыто» к улице. Ее взгляд лишь на мгновение метнулся к фургону наблюдения. – Я так рада, что вы смогли приехать. Кофе? Чай?

– Я не хотел бы утруждать вас.

– Вовсе нет. Я всегда держу наготове чай и кофе. Это делает бизнес более приятным.

– Тогда, пожалуйста, чаю. – Может, чай смягчит его желудок лучше минеральной воды, выпитой час назад. – Ваш магазин производит прекрасное впечатление.

– Благодарю вас. – Дора с удовлетворением увидела, что ее руки не дрожат. – Мне нравится окружать себя красивыми вещами. Не вам это объяснять.

– Простите?

– Вы же коллекционер. – Улыбаясь, Дора протянула ему чашку чая. – Молоко? Лимон?

– Нет, нет, ничего, спасибо.

– Вы сказали, что специализируетесь на абстрактной живописи, но, может, вам понравятся некоторые из моих литографий?

Он проследовал взглядом за ее рукой.

– Да, ах, очень мило. Очень, очень мило.

– У меня также есть несколько хороших иллюстраций к «Ярмарке тщеславия». Хотя, как поклонника абстрактной живописи, вас больше заинтересует, скажем, Ботсби или Клиппингдейл, – сказала она, на ходу изобретая имена.

– Да, конечно. Они очень талантливы. – Чай обжигал желудок, словно уксус. Уайнсэп вспомнил, как готовился к этой встрече. Проштудировал несколько книг по абстрактной живописи, но фамилии художников и названия картин не задержались в его голове. – Видите ли, моя коллекция невелика. Именно поэтому я сосредоточился на неизвестных художниках.

– Таких, как Биллингсли.

– Вот именно, – сказал он со вздохом облегчения. – Я очень хочу поскорее увидеть эту картину, мисс Конрой.

– Я вас понимаю.

Дора провела Уайнсэпа в соседнюю комнату. Подружка Джеда воспроизвела картину, и теперь яркая мазня выделялась в прелестной гостиной, как наглая стриптизерша среди чопорных викторианских дам.

– Ах.

Чувство облегчения было так велико, что Уайнсэп чуть не разрыдался. Кошмар, конечно. Смотреть страшно, но точно подходит к описанию.

– Такая дерзость, такое высокомерие, – прокомментировала Дора. – Она просто захватила меня.

– Да, конечно. Именно то, на что я надеялся. – Уайнсэп уткнулся носом в полотно, делая вид, что изучает мазки. – Я с удовольствием прибавлю ее к своей коллекции.

– Не сомневаюсь, – слегка развеселившись, сказала Дора. – Вы обдумали свое предложение, мистер Петрой.

– Да, естественно, – сказал он, изображая застенчивость. – Но для начала переговоров я предпочел бы услышать вашу цену.

– С удовольствием. – Дора села в кресло и закинула ногу на ногу. – Почему бы не начать с двухсот пятидесяти тысяч?

На несколько секунд Уайнсэп потерял дар речи, затем воскликнул:

– Мисс Конрой, мисс Конрой, вы, конечно, шутите!

– Нет, не шучу. Мне кажется, вам необходимо присесть, мистер Петрой. – Дора указала на расшитый пуфик, и Эйбел послушно уселся, вернее, свалился на него. – А теперь давайте поговорим откровенно. Вы же ни черта не понимаете в живописи?

– Ну… – Он ослабил душивший его галстук. – Как я и говорил, у меня маленькая коллекция.

– Но вы солгали, мистер Петрой, – ласково сказала Дора. – Может, проще признать, что мы оба больше интересуемся импрессионистами, чем экспрессионистами.

Он не сразу ее понял. Затем его одутловатое лицо побледнело.

– Вы знаете о картине?

– Я купила ее, разве нет?

– Да, но это была ошибка. – Его глаза округлились от отчаяния. – Нет? Вы знали… с самого начала знали о Моне? Вы работали с Ди Карло? Вы… вы мошенничали, – обвинил он с жалким пафосом.

Дора чуть не захихикала и наклонилась вперед.

– Ну зачем строить из себя оскорбленного. В конце концов, ведь это вы послали сюда Ди Карло?

– Это его вина. – Уайнсэп с отвращением взмахнул руками. – Вся эта путаница – его вина. Не понимаю, как я мог так сожалеть о его ужасной смерти.

Фотография из полицейского досье вспыхнула в ее мозгу с ужасающей ясностью.

– Вы убили его, – прошептала Дора. – За это. Но Уайнсэп не слушал.

– А всю грязь опять убирать мне. Меня не радует ваше требование о двухстах пятидесяти тысячах, мисс Конрой. Совсем не радует.

Он встал. В тот момент, когда его рука потянулась под пальто, через заднюю дверь ворвались два полицейских офицера.

– Не двигаться.

Уайнсэп только взглянул на наставленные на него пистолеты и замертво рухнул на пол. Чековая книжка выскользнула из его руки и шлепнулась рядом.

– Он хотел заплатить мне, – тупо сказала Дора, глядя, как офицеры выводят из магазина лепечущего и закованного в наручники Уайнсэпа.

У нее кружилась голова. Не так сильно, чтобы прижимать голову к коленям, но вставать было страшновато. Еще не известно, удержат ли ноги.

– Он хотел мне заплатить. – Ее смех прозвучал почти истерично. – Боже милостивый.

– Вот. – Джед сунул ей в руки чашку.

– Что это?

– Чай, который ты не допила… с коньяком.

– Хорошая мысль. – Дора опрокинула содержимое в глотку, как воду, и почувствовала приятное тепло. – Надеюсь, парни, вы получили все, что хотели.

– Достаточно. – Джед хотел коснуться ее волос, но боялся, что она отшатнется. – Ты хорошо поработала, Нэнси.

– Да, хорошо. – Она заставила себя взглянуть ему в глаза. – Пожалуй, в некотором отношении мы не такая уж плохая команда.

Джед долго смотрел на нее.

– Тебе здорово досталось.

– У меня хорошие гены, Скиммерхорн. Конрой легко не сдаются.

– Вы были великолепны. – Брент наклонился и, взяв Дору за локти, поднял ее из кресла. И крепко поцеловал. – Отличная работа, Дора. Если решите вступить в полицию, я дам рекомендацию.

– Спасибо. Но я решила пересыпать свою лупу и седан нафталином.

– Не понял.

– Нэнси Дру, – уныло пояснил Джед. – Я поеду с Брентом на допрос. С тобой все будет в порядке?

– Со мной все будет прекрасно. – Дора очень осторожно опустилась на подлокотник кресла. – И все же трудно поверить, что этот жалкий человечек провернул такую операцию и убил Ди Карло.

Брент открыл рот, но, заметив предостерегающий взгляд Джеда, быстро закрыл.

– У нас на пленке достаточно, чтобы вытянуть из него правду. – Чувствуя себя совершенно бесполезным, Джед сунул руки в карманы. – Ты уверена, что придешь в себя?

– Я же сказала. Иди и спокойно работай, полицейский. – Дора смягчила слова улыбкой. – Тебе это очень идет. – Она взъерошила свои волосы, и Джед завороженно смотрел, как красиво они ниспадают. – Я была бы признательна, если бы ты позвонил и рассказал мне о результатах допроса.

– Вы получите полный отчет, – пообещал Брент.

– Утром. – Дора снова поднялась, на этот раз более уверенно. – А пока я лягу спать. Если вы здесь закончили, я запру за вами.

Она проводила их до двери. Джед обернулся и, не удержавшись, накрыл ладонью ее пальцы, сжимавшие дверную ручку.

– Я бы хотел поговорить с тобой утром. В его глазах было не меньше боли, чем она спрятала в глубине своей души. Она чуть не уступила, но быстро справилась со слабостью.

– Джед, у меня очень напряженное расписание. Я заказала билет на утренний рейс на Арубу. Надо успеть собраться.

Ни ее голос, ни выражение лица не давали ему никакой надежды.

– Ты движешься быстро.

– Мне кажется, что так лучше. Я пришлю тебе открытку. – Ей самой не понравилось, как прозвучали ее слова, и она чуть сжала его руку. – Не давай ему спуску, капитан.

– Почему ты не сказал ей, что лос-анджелесская полиция должна задержать Финли? – спросил Брент.

Джед чувствовал себя так, словно его избивали безжалостно и методично.

– Ты думаешь, что тогда она крепче спала бы?

– Нет, – пробормотал Брент удаляющейся спине Джеда. – Думаю, нет.

Дора убеждала себя, что сон – это все, что ей нужно, ведь она не спала нормально больше недели.

Зашторив парадную дверь магазина, она заставила себя взяться за чайный поднос и пообещала себе, что на Арубе будет спать, спать и спать. Она вдоволь насладится карибским солнцем и вернется домой загорелой и возрожденной.

Дора поставила поднос на письменный стол, тщательно заперла дверь кладовой и, прежде чем подняться в свою квартиру, включила сигнализацию.

Скорее по привычке, а не из стремления к аккуратности она отнесла поднос в кухню, а когда отвернулась от раковины, то оказалась лицом к лицу с Финли.

Он с улыбкой взял ее за руку.

– Я принял ваше любезное приглашение, Айседора. И могу сказать, что у вас прелестный дом.

– Без адвоката я не буду делать никаких заявлений. – Уайнсэп жевал обгрызенные ногти, бросая косые взгляды на полицейских. – Не буду.

– Как хотите. – Равнодушно пожав плечами, Брент оседлал стул. – У нас полно времени. Хотите позвонить своему адвокату или согласны на общественного?

– Общественный защитник? – возмутился Уайнсэп и даже расправил плечи. – О нет. Я могу позволить себе адвоката. Я занимаю очень высокий пост. – Но тут он вспомнил, что его адвокат находится в Лос-Анджелесе. – Может, если вы объясните наконец, почему я здесь, мы могли бы обойтись без формальностей?

– Вы задержаны по подозрению в краже, контрабанде, заговоре с целью убийства полицейского офицера и – среди всего прочего – в убийстве, – сказал Брент.

– Абсурд. – Уайнсэп снова обмяк на стуле. – Не знаю, откуда у вас такие смехотворные идеи.

– Может, прослушаете запись вашей беседы с мисс Конрой? – Джед прошел к магнитофону.

– Это была обычная сделка… частная.

Уайнсэп постарался замаскировать свой страх, изобразив оскорбленное достоинство, однако, когда Джед включил магнитофон, не проронил ни звука. Через несколько секунд у него не осталось никаких сомнений: он был необыкновенно, отвратительно глуп.

Отчаянно пытаясь найти выход, Эйбел сосал костяшки пальцев. Вряд ли он выдержит тюремное заключение. Нет, точно не выдержит. Правда, мысль о мести Финли оказалась еще страшнее.

– Может, мы придем к соглашению. Я хотел бы выпить воды.

– Конечно, – любезно согласился Брент и налил в стаканчик охлажденной воды из бачка.

– Благодарю вас. – Уайнсэп потягивал воду, продолжая обдумывать свои шансы. – Думаю, меня устроит юридический иммунитет и место в программе защиты свидетелей. Да, меня это вполне устроит.

– Лично меня больше устроит, если вы будете гнить в тюрьме следующие пятьдесят лет, – мило возразил Джед.

– Капитан, – Брент легко включился в игру «Плохой полицейский, хороший полицейский», – дадим парню шанс. Может, у него есть что предложить.

– Есть, уверяю вас. Если вы пообещаете, что мое сотрудничество будет вознаграждено, я дам вам все необходимое для громкого ареста. – Преданность, тяжелой цепью душившая его восемь лет, легко соскользнула с шеи. – Очень громкого, – повторил он.

Джед незаметно кивнул Бренту.

– Я вызову окружного прокурора.

– Почему бы нам не присесть? – Схватив Дору за руку, Финли протащил ее в гостиную. – И поболтать.

– Как вы попали в дом?

– Весь вечер здесь была такая суматоха. – Улыбнувшись, он толкнул ее в кресло. – Я был не уверен, что Эйбел… мистер Уайнсэп эффективно справится с заданием. Я приехал проследить за ним. И не зря.

Финли сел в соседнее кресло и сложил руки на груди. Увидев, как взгляд Доры метнулся к двери, он покачал головой:

– Пожалуйста, не пытайтесь бежать, Айседора. Я в отличной спортивной форме. И мне не хотелось бы прибегнуть к физическому насилию.

Ей бы тоже этого не хотелось. Тем более что в своих силах она была не настолько уверена. Единственное, что ей оставалось, это тянуть время и ждать помощи.

– Значит, Ди Карло послали вы.

– О, эта история долгая и печальная. Но мне очень нравится ваше общество.

Финли удобно откинулся на спинку кресла и рассказал Доре о тщательно спланированных кражах в разных странах, о людях и средствах, необходимых для успешного ведения бизнеса – легального и нелегального. Когда дело дошло до Ди Карло, он вздохнул.

– Но ведь здесь мои объяснения не требуются, не так ли, дорогая? Вы необыкновенно талантливая актриса. Непонятно, почему вы бросили сцену. Вскоре после того, как вы покинули мой кабинет, я понял, что вы были в заговоре с Ди Карло.

Дора не сразу нашла, что ответить на это обвинение.

– Вы думаете, что я была его партнером?

– Я уверен, что вы были его любовницей. Вы меня разочаровали. И теперь я понимаю, как вы соблазнили его и заставили предать меня. Очень жаль. У него были прекрасные перспективы.

– Я сказала вам абсолютную правду. Он ворвался сюда и атаковал меня.

– Уверен, что вы просто поссорились. Жадность и секс не всегда успешно сотрудничают. – Финли прищурился. Зеленые глаза опасно блеснули. – Полагаю, вы нашли другого любовника, Айседора, более управляемого, и натравили его на Ди Карло. Поэтому бедняга и явился ко мне с какими-то жалкими оправданиями. Лепетал, что ему помешали вернуть мою собственность!

– Картина – не ваша собственность. Вы украли ее. И я никогда не была в заговоре с Ди Карло.

– А когда Ди Карло не вернулся, – продолжал Финли, словно и не слыша ее, – вы встревожились и решили прозондировать почву. О, вы вели себя очень умно. Сплошное очарование и душевные страдания. Я почти поверил вам. Оставались лишь ничтожные сомнения, подтвердившиеся сегодня вечером. Вас соблазнило вознаграждение, Айседора, и вы обратились в полицию. – Он погрозил ей пальцем, как нашкодившему ребенку. – Я был более высокого мнения о вас. Вы стоили мне двух очень хороших работников и картины, которую я так жаждал иметь. Как же нам уладить это дело?

Дора в ужасе вскочила.

– Ваш мистер Уайнсэп в участке. Наверняка он уже все выкладывает полиции.

– Вы думаете, ему хватит духу? – Финли задумался, затем элегантно повел плечами. – Возможно. Но пусть вас это не беспокоит. Мистер Уайнсэп умрет очень скоро и совершенно случайно. Я бы хотел поговорить о моей картине. Как вы можете помочь мне вернуть ее?

– Я не могу.

– Вы недооцениваете себя. Поскольку вы помогли полиции, вам наверняка известно, где хранится картина.

Дора изумленно уставилась на Финли. Она лишь сейчас осознала, что ей даже не пришло в голову спросить, куда полиция девала картину.

– Так я и думал. – Финли улыбнулся во весь рот и встал. – Айседора, просто скажите мне, где она. Остальное – моя забота.

– Я не знаю.

– Не лгите, пожалуйста. – Из внутреннего кармана шикарного пиджака появился отполированный «люгер». – Великолепно, не правда ли? – спросил Финли, когда взгляд Доры остановился на оружии. – Немецкий. Времен Второй мировой войны. Мне нравится думать, что какой-то нацистский офицер очень эффективно убивал им. Ну, Айседора, так где же моя картина?

Дора беспомощно взглянула в безжалостные глаза.

– Я не знаю.

Ее отбросило к стене, но, даже когда в плече вспыхнул пожар, Дора не смогла поверить, что Финли действительно выстрелил. Ошеломленная, она коснулась пальцами горящего плеча и слепо уставилась на свои окровавленные пальцы. Соскальзывая по стене на пол, она все еще не могла отвести от них взгляд.

– Пожалуй, вам лучше довериться мне. – Финли решительно подошел к обмякшей на полу Доре. – Вы теряете много крови. – Стараясь не испачкать костюм, он присел на корточки рядом с ней. – Я не хочу доставлять вам лишних страданий. Ди Карло умирал очень долго, но вам необязательно следовать его примеру. – Дора тихонько заскулила, и Финли вздохнул. – Мы дадим вам немного времени, чтобы прийти в себя.

Оставив Дору истекать кровью, он начал методически осматривать ее сокровища.

– Этот маленький мерзавец все-таки запел. – Брент сам готов был запеть, пробиваясь сквозь транспортные потоки к Саут-стрит.

– Не люблю заключать сделки с негодяями, – пробормотал Джед.

– Даже ради такой добычи, как Финли?

– Даже ради такой. – Джед взглянул на часы. – Мне станет легче, когда лос-анджелесские коллеги засадят его за решетку.

– У них есть ордер, приятель. Сегодня Финли не будет спать в своей постели.

Джеду стало чуть спокойнее, но не намного. Он был бы счастливее, если бы смог сам произвести этот арест.

– Ты мог и не делать такой крюк. Я поймал бы такси.

– Ради своего капитана я готов и не на такие жертвы. Особенно сегодня. И на твоем месте я не стал бы ждать до утра, чтобы сообщить хорошие новости одной очаровательной брюнетке.

– Ей необходимо выспаться.

– Ей необходим душевный покой.

– Она найдет кучу душевного покоя на Арубе.

– Прости, не понял.

– Не обращай внимания.

Машина повернула на Саут-стрит, а Джед хмуро уставился на тихо падающий мокрый снег.

Финли снова опустился в кресло, довольный тем, что Дора нашла в себе силы подтянуться по стене и сесть. Кровь медленно сочилась из раны в ее плече.

– Итак. Поговорим о картине.

Ее зубы стучали. Ей никогда не было так холодно. Казалось, что все кости превратились в заледеневшие папочки, хотя плечо горело огнем.

– Полиция… Ее взяла полиция, – прошептала она, едва ворочая языком.

– Это я знаю. – Впервые в его голосе зашипела ярость. – Айседора, что бы вы ни думали, я не идиот. Картина у полицейских, и я намерен получить ее назад. Я заплатил за нее.

– Ее забрали. – Голова Доры упала на плечо, затем медленно перекатилась назад и уперлась в стену. Комната быстро теряла свои цвета, сливаясь в одно серое пятно. – В дом бабушки. – Дора явно начинала бредить. – Потом я не знаю куда.

– Я вижу, вам необходим стимул.

Финли отложил пистолет и ослабил галстук. Дора тупо смотрела, как он снимает пиджак. Когда он потянулся к золотой пряжке брючного ремня, скользкие щупальца ужаса впились в нее.

– Не прикасайтесь ко мне. – Она попыталась отползти, но смогла лишь свернуться клубочком в луже собственной крови. – Пожалуйста, не надо.

– Нет, нет. Я же не Ди Карло. Я не собираюсь навязываться вам против вашей воли. Но хорошая порка, возможно, развяжет вам язык. Вероятно, вам трудно поверить, но я обожаю причинять боль. – Финли намотал конец пояса на кулак. Золотая пряжка заколебалась перед глазами Доры, как головка злобной змеи. – Ну же, Айседора, где моя картина?

Единственное, что она могла сделать, чтобы защититься от пистолета и ремня, это закрыть глаза.

– Можешь высадить меня у магазина.

– Ни в коем случае. Спецобслуживание. Я довезу тебя до самой двери. – Брент завернул во двор. – А если у тебя есть сердце, ты пригласишь меня выпить пива.

– У меня нет сердца. – Джед распахнул дверцу и оглянулся на ухмыляющегося Брента. – Но я тебя приглашаю.

Это поможет оттянуть момент, когда он останется один на один с бессонным ожиданием утра.

– Может, у тебя есть импортное? – Брент по-дружески обнял Джеда за плечи. – Может, мексиканское? Я бы хотел…

Услышав слабый крик, бывшие напарники мгновенно выхватили оружие и бросились наверх. Они ворвались в квартиру Доры, вытянув вперед взведенные пистолеты:

Джед – во весь рост, Брент – пригнувшись.

Финли обернулся. На его лице мелькнуло легкое раздражение. Два выстрела слились в один. Две девятимиллиметровые пули попали Финли в грудь.

– Боже, о боже. – Джед бросился к Доре. Разрывая ее блузку и пытаясь остановить сочащуюся кровь, он снова и снова, как молитву, повторял ее имя. – Держись, малышка. Держись.

Сколько крови, в отчаянии думал он. Море крови. И уже началось свертывание, значит, прошло слишком много времени. Лицо Доры было абсолютно белым, и на какой-то безумный момент ему показалось, что она умерла. Но она дрожала в его руках.

– Все будет хорошо, малышка, – шептал он, укрывая ее своей курткой. – Дора, ты слышишь меня?

Ее глаза распахнулись. Зрачки были огромными, несфокусированными. Вторую пулю, пронзившую мышцы предплечья, она даже не почувствовала.

– Возьми. – Брент сунул одно полотенце в трясущиеся руки Джеда, а другое подложил под голову Доры. – «Скорая» уже едет. – Он оглянулся на лежащее на ковре тело. – Финли мертв.

– Дора, послушай меня. Слушай меня, черт побери. – Не переставая разговаривать с ней, Джед заткнул полотенцем рану и стянул предплечье жгутом из остатков блузки. – Держись, просто держись. – Больше он ничего не мог сделать, а потому прижал ее к себе и стал укачивать. – Пожалуйста, останься со мной. Ты нужна мне. Останься со мной.

Он почувствовал легкое прикосновение ее пальцев к своей щеке и опустил глаза на ее лицо. Ее губы задрожали, раскрылись.

– Не… не говори родителям, – прошептала она. – Я не хочу тревожить их.


Глава 29


Он разрыдался бы, если бы верил, что это поможет. Все остальное он перепробовал. Метался по приемной больницы, ругался, молился. Теперь он просто сидел, обхватив голову руками, и ждал.

Конрои тоже были здесь. Пожалуй, Дора не представляет, сколько в них мужества. Да, сначала они пришли в ужас, он видел их слезы, но сейчас они держались единым фронтом и считали минуты до конца операции.

Джед ждал упреков и не дождался. Он ждал обвинений, но они ни в чем его не обвиняли. Даже когда он стоял перед ними, измазанный кровью Доры, и говорил, что оставил ее одну, беззащитную, они не обвиняли его.

Лучше бы обвиняли.

Джон принес им всем кофе. Ли спустилась в вестибюль, чтобы встретить прилетевшего из Нью-Йорка Уилла, а Квентин и Трикси сидели на банкетке, держась за руки.

Когда второй час ожидания подполз к концу, Трикси что-то шепнула мужу и после его одобрительного кивка встала и подошла к Джеду, села рядом с ним.

– Дора всегда была очень крепкой девочкой, – начала Трикси. – Она затевала драки в школе… ну, не затевала, но никогда не уклонялась от них. Я только удивлялась. Стоило ей поцарапать коленку, и она визжала, как сумасшедшая. Но если она приходила домой с разбитой убой или распухшим глазом, я никогда не слышала ни одной жалобы. Из гордости, наверное.

– Это была не ее драка. – Джед надавил пальцами на глаза. – Это не должно было случиться.

– Она сама приняла решение. А теперь она захочет, чтобы все плясали вокруг нее. Она не часто болела, но когда болела… – Голос Трикси прервался, она быстро вытерла навернувшиеся слезы. – Когда болела, то требовала всеобщего и безраздельного внимания. Дора никогда не любила страдать молча.

Трикси ласково дотронулась до его руки, затем крепко сжала ее.

– Гораздо труднее ждать в одиночестве.

– Миссис Конрой… – но он не нашел слов и беспомощно прислонился к ней.

Услышав приближающиеся шаги, они все вскочили. Вошла Мэри Пэт. Она явно спешила, даже не сняла хлопчатобумажные штаны и рубаху хирургической сестры.

– Дора еще в операционной. Все хорошо. Врач скоро выйдет.

Трикси разрыдалась, и Джед автоматически обнял ее, глядя в глаза Мэри Пэт.

– Когда можно будет увидеть ее? – Врач даст вам знать. Она крепкая, это я могу сказать.

– Разве я не говорила? – прошептала Трикси и, как слепая, побрела к мужу. Они обнялись и разрыдались уже от облегчения.


Джед покинул приемный покой, решив, что в этот момент ему не место рядом с семьей, и, только когда он остался один, его начала бить дрожь. Он вышел на улицу. Теперь, когда он узнал, что она выкарабкается, нет смысла слоняться по больнице.

Но он не смог перейти улицу, чтобы остановить такси, опустился на ступеньки и стал ждать, пока дрожь утихнет. Крупные снежные хлопья кружились в свете уличных фонарей, и в этом было что-то потустороннее и завораживающее. Закуривая, он уставился на один сноп света, затем на другой. Затем вернулся в больницу и поднялся на этаж, где лежала Дора.

Мэри Пэт устало улыбнулась ему.

– Так и знала, что ты вернешься. Черт побери, Джед, ты же промок насквозь. Найти тебе пустую кровать?

– Я просто хочу увидеть ее. Я понимаю, что она спит. Я только хочу ее увидеть.

– Я принесу тебе полотенце.

– Мэри Пэт.

– Сначала ты должен высушиться. Потом я отведу тебя к ней.

Она сдержала слово и, когда, по ее мнению, он стал достаточно сух, отвела его в палату Доры.

Дора лежала неподвижная и белая, как смерть. Сердце Джеда словно бросилось к горлу.

– Ты уверена, что она выздоровеет?

– Сделано все необходимое, и осложнений нет. Доктор Форсайт очень хорош, поверь мне. – Ей не хотелось вспоминать, сколько донорской крови они влили в Дору и как долго не могли стабилизировать ее исчезающий пульс. – Пулю вынули… ткани порваны, но рана затянется. Некоторое время она будет очень слаба и ей будет очень больно.

– Я не хочу, чтобы ей было больно. – Он чуть не сорвался. – Ты уверена, что ей дают все необходимые обезболивающие?

– Почему бы тебе просто не посидеть с ней? Тебе станет легче.

– Спасибо.

– Моя смена заканчивается через час. Я зайду. Но когда через час она заглянула в палату, то тихонько отступила и оставила их одних. Утром Джед еще был в палате.


Она просыпалась медленно, словно поднималась к поверхности спокойной темной воды. Было трудно дышать. Воздух казался густым. В голове что-то шуршало, словно волны накатывались на берег.

Джед видел, как вздрагивали ее веки. Один раз ее пальцы дернулись под его ладонью, затем снова замерли.

– Дора, очнись, не уходи.

Он провел кончиками пальцев по ее волосам, по щеке, подумал, какая она еще бледная, слишком бледная. Но ее ресницы снова затрепетали, затем глаза открылись. Он подождал, пока они сфокусировались.

– Джед?

Ее голос был глухим, безжизненным. У него заныло сердце.

– Да, малышка. Я здесь.

– Мне приснился страшный сон. Джед прижался губами к ее ладони, борясь с желанием положить голову на край постели и разрыдаться.

– Теперь все хорошо.

– Такой реальный кошмар. Я… – Она пошевелилась, и резкая боль пронзила руку. – О боже!

– Тебе нельзя двигаться. Вместе с болью вернулась память.

– Он стрелял в меня. Господи. – Дора начала поднимать здоровую руку к горящему плечу, но Джед остановил ее. – Это был Финли.

– Все страшное закончилось. Теперь все будет хорошо.

– Я в больнице. – Ее охватила паника. – Как… как плохо?

– Тебя подремонтировали. Теперь тебе просто нужен отдых. – Четырнадцать лет в полиции не подготовили его к жуткой боли, затуманившей ее глаза. – Я приведу медсестру.

– Не надо. Я помню. Он был в квартире, ждал меня. Он хотел вернуть картину. Я сказала, что не знаю, где она, и он выстрелил в меня.

– Он никогда больше не причинит тебе боли. Клянусь. – Джед прижался лбом к их сплетенным пальцам. – Прости, малышка. Прости меня.

Но она уже снова погружалась в темную воду подальше от боли.

– Не оставляй меня здесь одну.

– Не оставлю.


В следующий раз, когда он увидел ее в сознании, она была окружена морем цветов, больших и маленьких, простеньких и экзотических, в корзинах и букетах. И вместо тусклой больничной сорочки на ней было что-то розовое в оборочках. Волосы вымыты и уложены, лицо подкрашено.

И все равно она показалась Джеду ужасающе хрупкой.

– Как дела, Конрой?

– Привет. – Дора улыбнулась и протянула руку, показавшуюся Джеду слабенькой, как крыло маленькой птички. – Как ты пробрался? Здесь очень строго соблюдают часы посещений.

– Воспользовался своим званием. Если ты устала, я могу заглянуть позже.

– Нет. Если ты останешься, то сможешь выгнать их, когда они придут со своими шприцами.

– Рад помочь. – Чувствуя себя удивительно неуклюжим, Джед отвернулся к цветам. – Похоже, тебе следует начать новое дело.

– Здорово, правда? Обожаю, когда надо мной трясутся. – Дора повернулась, вздрогнула от боли и порадовалась, что Джед стоит к ней спиной. – Ты предал меня, Скиммерхорн.

– Что?

– Ты рассказал моей семье.

– Я решил, что так лучше, чем прочитать в газете.

– Может, ты и прав. Так что происходит в твоем мире? Мэри Пэт сказала, что ты раньше времени вышиб Голдмена и вернулся к работе.

– Да.

Надо же было чем-то заполнить дни, чтобы не сойти с ума.

– Можно посмотреть твой жетон?

– Что?

– Жетон. – Дора улыбнулась. – Можно взглянуть?

– Конечно.

Джед вытащил полицейский жетон и подошел к кровати. Дора внимательно изучила его, несколько раз открыла и закрыла.

– Здорово. Как ты себя чувствуешь?

– Соответственно.

Джед убрал жетон в карман. Переступил с ноги на ногу. Он просто не мог болтать, когда видел выглядывавшую из-под розовых оборок ослепительно белую повязку.

– Послушай, я только хотел узнать, как у тебя дела. Мне надо идти.

– До того, как ты отдашь мне мой подарок? – Не дождавшись ответа, она снова улыбнулась, хотя действие лекарства заканчивалось и боль возвращалась. – Коробка, которую ты держишь? Разве она не для меня?

– Да, для тебя. – Он положил коробку ей на колени. – Я заходил пару раз, когда ты спала, и, увидев этот цветочный магазин, подумал, что цветов достаточно.

– Цветов никогда не бывает достаточно. – Дора потянулась к пышному банту, но откинулась на подушки. – Пожалуйста, помоги мне. Я еще не очень ловко пользуюсь рукой.

Джед не шевельнулся, но глаза его вспыхнули.

– Врачи сказали, что не останется никаких повреждений.

– Ну да. – Дора надула губы. – Как будто шрам – не повреждение. Я никогда не буду выглядеть в бикини так, как раньше.

Джед резко отвернулся, отошел и слепо уставился в окно.

– Я должен был быть там. Ты не должна была оставаться одна.

Его голос был таким гневным, плечи – такими непреклонными, что Дора затаила дыхание. Но, не дождавшись бури, потянула за бант здоровой рукой.

– Насколько я поняла Брента, Финли ускользнул от лос-анджелесской полиции. Никто понятия не имел, что он покинул Калифорнию. И ты не мог предвидеть, что он проберется в мою квартиру и пристрелит меня.

– Моя работа – знать такие вещи.

– Ты не можешь быть везде. – Здоровой рукой Дора умудрилась развязать ленту и развернуть упаковку. – Я обожаю подарки, Джед, и не стыжусь говорить об этом. И даже готова пострадать ради… О, Джед, какая красота!

Потрясенная до глубины души, она приподняла крышку старинной деревянной шкатулки, изящно расписанной сценами из греческой мифологии, и раздалась тихая мелодия.

Джед сунул руки в карманы, чувствуя себя довольно глупо.

– Валялась на складе. Я подумал, что тебе понравится.

– Какая красота, – повторила Дора и посмотрела на Джеда с таким искренним недоумением, что он почувствовал себя еще большим идиотом. – Спасибо.

– Подумаешь, ничего особенного. Можешь складывать всякую мелочь, пока ты здесь. Мне правда пора идти. Да, тебе точно ничего не нужно?

Поглаживая шкатулку, Дора неуверенно взглянула на него.

– Если бы ты оказал мне одну услугу…

– Говори.

– Ты не мог бы дернуть за какие-нибудь ниточки и вытащить меня отсюда?

Ему понадобилось несколько часов и море красноречия, но Дора наконец преклонила голову на собственную подушку в собственной кровати.

– Благодарю тебя, господи. – Глубоко вздохнув, Дора закрыла глаза, снова открыла их и улыбнулась Мэри Пэт. – Ничего личного, Мэри Пэт, но я возненавидела место твоей работы.

– Детка, ты сама не была идеальной пациенткой. Ну-ка, открой рот. – Она воткнула термометр в рот Доры.

– Я была бриллиантом, – процедила Дора.

– Скорее необработанным алмазом. Совсем необработанным. Однако мне не на что жаловаться; несколько дней домашних дежурств меня вполне устраивают. – Мэри Пэт ловко надела манжет измерителя кровяного давления на здоровое предплечье Доры. – Отлично, – добавила она, взглянув на термометр, но Дора заметила, что ее давление Мэри Пэт не понравилось.

– Что-то не так?

– Ничего, что не исправит хорошее поведение.

– Я отлично себя веду, только никогда не думала, что устану валяться в постели.

– Переживешь. – Присев на краешек кровати, Мэри Пэт проверила пульс пациентки. – Дора, с хорошим уходом и отдыхом ты поправишься. Но давай начистоту. Если бы Джед задержался, ты бы сейчас не жаловалась. Еще немного, и было бы поздно.

– Я знаю. Я помню все гораздо отчетливее, чем мне хотелось бы.

– Можешь ныть и ворчать. Я не возражаю. Но ты должна беспрекословно выполнять все предписания, или я доложу капитану.

Дора хитро улыбнулась.

– У вас, медсестер, есть звания?

– Я говорю о Джеде, тупица. Он финансирует эту операцию.

– О чем ты?

– О том, что тебе предоставлен круглосуточный домашний уход за счет капитана Д. – Т. Скиммерхорна.

– Но… я думала, что страховка это покрывает.

– Вернись с небес на землю. – Посмеиваясь, Мэри Пэт взбила подушки, разгладила простыни. – И отдыхай. Я приготовлю тебе что-нибудь поесть.

– Он не должен чувствовать себя виноватым, – прошептала Дора.

Мэри Пэт остановилась, обернулась.

– Когда дело касается тебя, он испытывает гораздо больше, чем чувство вины. Ты знаешь, что он не выходил из больницы первые сорок восемь часов?

Дора уставилась на свои руки.

– Нет, я не знала.

– А то, что он заходил к тебе каждую ночь?

Дора только помотала головой.

– Большинство женщин всю жизнь ждут, Чтобы кто-то чувствовал себя настолько виноватым.

Оставшись одна, Дора дотянулась до музыкальной шкатулки, открыла крышку, закрыла глаза и задумалась. Ей было о чем подумать.

Закончив дежурство, Мэри Пэт передала пациентку сменщице, но свой долг она еще не считала выполненным. Решительно промаршировав через коридор, она резко постучала в дверь Джеда и, когда он открыл, ткнула пальцем ему в грудь.

– Неужели у тебя не хватает мужества пересечь этот чертов коридор и… – Она умолкла, нахмурилась. – Что ты делаешь?

– Собираю вещи.

Праведный гнев засверкал в ее глазах.

– Черта с два! – Она протопала в комнату и вывернула на пол ящик с книгами. – Ты не бросишь ее, неподвижную и беззащитную.

– Я ее не бросаю. – Джеду стоило большого труда не взорваться. Он убедил себя, что выезжает ради Доры. – Она попросила меня освободить квартиру и только расстроится, если обнаружит меня здесь.

Мэри Пэт подбоченилась.

– Ты – идиот. С этим я могла бы смириться. Однако я никогда не считала тебя трусом.

– Мэри Пэт, отвяжись.

– И не подумаю. Ты можешь посмотреть мне в глаза и сказать, что ты ее не любишь?

– Нет. Но не в этом дело. Врач предельно ясно объяснил, что ее надо ограждать от стрессов. Она расстроится, если я буду болтаться здесь. Ей это не нужно.

Джед потянулся за сигаретой. Мэри Пэт выхватила ее и разломила пополам. Он свирепо взглянул на нее. Она ответила не менее свирепым взглядом и подтолкнула его к креслу.

– Сядь. Сядь, черт побери. Я скажу тебе, что ей нужно.

– Прекрасно. – Джед плюхнулся в кресло. – Я сижу.

– Ты когда-нибудь говорил ей, что любишь ее?

– Это не твое дело.

– Я так не думаю. – Мэри Пэт нетерпеливо зашагала по комнате, едва удержавшись, чтобы не лягнуть тренажер. – Ты дарил ей полевые цветы?

– Сейчас февраль.

– Ты прекрасно меня понял. – Мэри Пэт вцепилась обеими руками в подлокотники его кресла, отрезав ему все пути к побегу. – Держу пари, ты никогда не зажигал для нее свечи, не водил гулять к реке, не дарил глупых подарков.

– Я подарил ей эту чертову шкатулку.

– Мало. Ей необходимы ухаживания.

Невероятно, но он почувствовал, что его шея багровеет.

– Дай мне передохнуть.

– Я с удовольствием надрала бы тебе задницу, но дала клятву лечить. Ты чуть не потерял ее. Джед метнул на нее испепеляющий взгляд.

– Ты думаешь, я не понимаю? Каждую ночь я просыпаюсь в поту, вспоминая, как это было.

– Тогда сделай что-нибудь. Покажи ей, как много она для тебя значит.

– Я не хочу навязываться ей, особенно когда она не может защититься.

Мэри Пэт закатила глаза.

– Тогда ты круглый дурак. – Но из сострадания она поцеловала его. – Найди полевые цветочки, Джед. Я верю в тебя.

На следующий день прибыл огромный ящик.

– Еще подарки, – объявила Ли, волоча ящик по полу к дивану, на котором лежала Дора. – Я уже подумываю подставить себя под пулю… конечно, при условии, что рана будет поверхностная.

– Поверь мне, оно того не стоит. Дай, пожалуйста, ножницы. – Дора наклонилась над ящиком. – Обратного адреса нет.

– О, тайный поклонник. – Прикусив язык, Ли атаковала скотч, открыла ящик и разочарованно присвистнула. – Книги.

– Боже. О мой боже. Кэролин Кин. – Дора соскользнула на колени и запустила руки в ящик. – Нэнси Дру… похоже, вся серия. И первые издания. Ли, посмотри на это. «Тайна падающей каминной трубы», «Потайная лестница». – Дора обняла книги и разрыдалась.

– Милая, милая, тебе больно? Давай я помогу тебе лечь.

– Нет. – Дора прижала к щеке «Пропуск на Дельфиниум-Лейн». – Они от Джеда.

– Понимаю, – осторожно сказала Ли.

– Сколько же он бегал, просто чтобы доставить мне удовольствие! Почему он это сделал? Посмотри, несколько дней назад он прислал мне этот браслет. – Дора вытянула руку и продолжала лепетать что-то под восхищенные «охи» и «ахи» сестры. – А еще та глупая корова и вот эта акварель. Почему он это делает? Что с ним случилось?

– Я бы сказала, что он сохнет от любви.

Дора шмыгнула носом и вытерла слезы рукавом халата.

– Не смеши меня.

– Милочка, неужели ты не понимаешь, когда за тобой ухаживают?

Ли взяла одну из книг; покрутила ее в руке и покачала головой.

– Я лично предпочитаю несколько другой стиль, но на тебя действует именно этот.

– Он просто жалеет меня. И чувствует себя виноватым. – Дора моргнула, смахивая слезы с ресниц. – Разве нет?

– Милочка, мужчина, которого я видела в больнице, слонялся там не из чувства вины. Ты не хочешь пожалеть его?

Дора положила книжку на колени, ласково пробежала пальцами по обложке.

– Перед тем, как в меня стреляли, я порвала с ним. Я велела ему выехать. Он обидел меня. Ли. Я не хочу, чтобы он снова меня обидел.

– Я не могу командовать тобой, но мне кажется, несправедливо заставлять его страдать. – Ли поцеловала Дору в лоб и, услышав стук в дверь, побежала открывать. – Привет, Джед. – Ли улыбнулась и поцеловала его в щеку. – Твой сюрприз попал в цель. Она рыдает над книжками.

Джед автоматически отступил, но Ли схватила его за руку и втянула в квартиру.

– Посмотри, кто к нам пришел.

– Привет. – Дора неуверенно улыбнулась сквозь слезы. – Они великолепны. Правда, великолепны.

– Их ценность резко упадет, если они промокнут, – предупредил Джед.

– Ты прав. Но я всегда рыдаю над первыми изданиями.

– Я как раз ухожу.

Ли схватила пальто, но ни Джед, ни Дора не обратили внимания на ее исчезновение. Дора продолжала прижимать к груди «Потайную лестницу»… как любимое дитя.

– Я не знаю, что сказать.

– Скажи спасибо, – предложил Джед.

– Спасибо. Но, Джед…

– Послушай, я хотел украсть тебя ненадолго. Хочешь прокатиться?

– Ты не шутишь? – Дора осторожно встала с дивана. – На свежий воздух? И не в больницу?

– Одевайся, Конрой.

Через несколько минут Дора уже удобно расположилась в машине Джеда.

– Поверить не могу. Никаких медсестер, никаких термометров и измерителей давления.

– Как плечо?

– Побаливает. – Дора открыла окно, чтобы подставить лицо прохладному ветру, и не заметила, как пальцы Джеда крепче вцепились в руль. – Меня заставляют делать специальную гимнастику, что… скажем так – неприятно, но эффективно. – Она осторожно приподняла локоть. – Неплохо, а?

– Отлично.

Но он сказал это с такой плохо сдерживаемой яростью, что Дора подняла брови.

– На работе все в порядке?

– Прекрасно. Ты была абсолютно права. Я не должен был уходить.

– Тебе просто нужно было время. – Она коснулась его руки, но отпустила, когда он дернулся. Видимо, пора прояснить отношения. – Джед, у нас были трудности, ну… до того, как я попала в больницу. Я понимаю, что была слишком сурова.

– Нет. Ты была права. Все, что ты говорила, было правдой. Я не хотел подпускать тебя слишком близко и делал для этого все, что мог. Ты помогла мне вернуться на работу, но я не поделился с тобой, потому что не хотел признавать, будто это имеет значение. Что твое мнение обо мне имеет значение. Я действовал умышленно.

Дора подняла стекло.

– Ни к чему ворошить прошлое.

– Наверное, сейчас удобный момент сказать, что, перед тем как в тебя стреляли, я хотел просить у тебя прощения, хотел вымаливать еще один шанс. – Джед искоса взглянул на нее, перехватил взгляд ее широко распахнутых глаз и раздраженно уставился в ветровое стекло. – Да, так я и думал.

– Я не совсем понимаю, – осторожно сказала Дора, – что входит в еще один шанс.

Он как раз собирался показать ей.

Остановив машину на подъездной аллее, Джед обошел капот, чтобы помочь ей выйти, но поскольку она глазела на дом, то ударилась больной рукой о дверцу и, задохнувшись от боли, выругалась.

– Я не могу выдержать твою боль. – Оберегая ее больную руку, он прижал Дору к себе. – Просто не могу.

Каждый раз, как я думаю об этом, начинаю сходить с ума. Я вспоминаю, как ты лежала на полу, вспоминаю твою кровь на моих руках. – Дора почувствовала, как он задрожал всем телом, все эти натренированные мускулы задрожали, как натянутые струны. – Я думал, что ты умерла. Я смотрел на тебя и думал, что ты умерла.

– Не надо, – автоматически успокоила Дора. – Со мной все в порядке.

– Я не предотвратил это, – гневно сказал он. – Я опоздал.

– Нет. Ты спас мне жизнь. Он убил бы меня. Он хотел убить меня так же сильно, как хотел картину. Ты остановил его.

– Этого мало. – С трудом сохраняя самообладание, Джед несколько ослабил хватку и отступил.

– Мне этого достаточно.

Дора провела рукой по его щеке. Он схватил ее запястье и прижал ее пальцы к своим губам.

– Дай мне минуту.

Он замер на холодном ветру среди шепчущих голых деревьев и спящей зимней травы.

– Здесь чудесно.

– Я хочу, чтобы ты вошла в дом. Я хочу закончить этот разговор в доме.

– Хорошо.

Хоть Дора не чувствовала слабости, но позволила Джеду поддерживать себя. Ей казалось, что он в этом нуждается.

Именно у него дрожали руки, когда он отпирал дверь и пропускал ее внутрь. И чуть не подпрыгнул, когда, ступив на бухарский ковер, она испустила тихий довольный возглас.

– Ты привез назад вещи.

– Некоторые. – Он смотрел, как она проводит кончиками пальцев по столу красного дерева, по изогнутой спинке кресла, как улыбается зеркалу в красивой золоченой раме. – Моя домовладелица вышвырнула меня, так что я взял из хранилища некоторые вещи.

– Необходимые вещи. – Дора прошла в парадную гостиную. Здесь появились обитое полосатой тканью канапе и столик из атласного дерева с прелестной лампой от «Тиффани». В камине горел огонь. – Ты возвращаешься домой.

– Как сказать. – Джед осторожно снял с нее пальто и положил на спинку канапе. – Я вернулся сюда на прошлой неделе. И дом изменился. Я видел, как ты поднимаешься по лестнице, сидишь на диванчике под окном в этой комнате, выглядываешь из окна кухни. Ты изменила дом. – Он повернул ее лицом к себе. – Ты изменила меня. Я хочу вернуться. Если ты будешь со мной.

Дора сомневалась, что неожиданное головокружение имеет хоть какое-то отношение к ее заживающим ранам.

– Думаю, мне надо присесть. – Она опустилась на полосатые подушки и сделала два глубоких вздоха. – Ты собираешься сюда вернуться? Ты хочешь сюда вернуться?

– Да.

– И ты хочешь, чтобы я жила с тобой?

– Если это лучшее, чего я смогу добиться. – Он вынул из кармана маленькую коробочку и сунул ей в руки. – Но я бы хотел, чтобы ты вышла за меня замуж.

– Можно… – Голос изменил ей. – Можно немного воды?

Джед запустил пятерню в волосы.

– Проклятье, Конрой, конечно. Сейчас принесу. Дора подождала, пока он не вышел из комнаты, и только тогда набралась смелости открыть коробочку… и обрадовалась, что подождала, потому что ее рот широко раскрылся. Она все еще как завороженная смотрела на кольцо, когда Джед вернулся с хрустальным бокалом, наполненным тепловатой водой из-под крана.

– Спасибо. – Дора сделала огромный глоток. – Какая громадина.

Джед вытащил сигарету.

– Да, он слишком большой.

– О нет. Бриллиант не может быть слишком большим. – Она положила коробочку на колени, но по-хозяйски накрыла ее рукой. – Джед, я думаю, в эти последние недели тебе было очень нелегко, как и мне. Возможно, я не…

– Дора, я люблю тебя.

Она осеклась на полуслове и не успела собраться с мыслями, как Джед уже сидел рядом с нею, сжимая ее пальцы так, что у нее захрустели кости.

– Только не проси еще воды. Если не хочешь отвечать сейчас, я подожду. Я только хочу, чтобы ты постаралась снова полюбить меня.

– Так вот из-за чего все эти подарки и телефонные звонки? Ты пытался расшатать мою оборону, пока я не могла пошевелиться.

Джед взглянул на их сплетенные руки.

– Правильный вывод.

Дора кивнула, затем встала и подошла к окну. На этой лужайке она посадила бы тюльпаны и желтые нарциссы.

– Хорошая работа. Чертовски хорошая работа, Скиммерхорн. Хотя изменили все книги. Как я могла противостоять полному собранию первого издания Нэнси Дру? – Она опустила взгляд на огромный квадратный бриллиант, зажатый в ее руке. – Ты использовал мою слабость к романтике и материальной выгоде.

– Я не такой уж плохой вариант. – Джед подошел к ней и положил ладонь на ее волосы. – У меня, конечно, есть недостатки, но я чертовски богат.

Дора улыбнулась.

– Это могло сработать раньше, но я и сама теперь богата, поскольку получу щедрое вознаграждение за Моне. Может, я и алчная, Скиммерхорн, но у меня высокие требования.

– Я с ума по тебе схожу.

– Вот это уже лучше.

– Ты – единственная женщина, с которой я когда-либо хотел провести жизнь. – Он легко поцеловал ее в шею, и она вздохнула. – Единственная женщина, которую я когда-либо любил или хочу любить.

– Отлично.

– Дора, я не смогу жить без тебя. Слезы обожгли ее горло.

– Прямое попадание.

– Я могу надеяться, что ты постараешься снова полюбить меня?

– С чего ты взял, что я переставала?

Его пальцы непроизвольно сжались, дернув ее волосы, и она поморщилась.

– А брак? Ты попробуешь?

Дора усмехнулась. Может, это и не самое романтическое предложение, но ее оно вполне устраивает.

– Джед, нам нужны будут кружевные шторы. И у меня есть кресло чиппендейл, которое будет отлично смотреться у камина.

Джед повернул ее к себе, обнял ладонями ее лицо, заглянул в ее глаза, и его паники как не бывало.

– Дети?

– Трое.

– Хорошее число. – Он прижался лбом к ее лбу. – Наверху, в главной спальне, есть кровать. Кажется, Георг III.

– На четырех столбиках?

– И с балдахином. Останься сегодня со мной. Она засмеялась и поцеловала его.

– Я уж думала, что ты никогда не попросишь.