В аду нет выбора
Николас Блейк


Найджел Стрейнджуэйс #15


В детективных романах Николаса Блейка сюжеты построены увлекательно, действие развивается динамично и напряженно. Автор умело использует прием «скрытой» экспозиции, постепенно раскрывая прошлое героев. Романы Николаса Блейка отличаются глубоким психологизмом, который позволяет раскрыть двойственный сложный характер героев, их внутренний мир, полный противоречивых страстей.


Николас Блейк

В АДУ НЕТ ВЫБОРА

Роман


Всем Стоунам


И все печальное разнообразие Ада.

    
Джон Драйден


Глава 1

Прелюдия в стиле № 3


— Но я не могу понять, зачем…

— Что — зачем? — спросил Петров.

Пол Каннингем взглянул на него так, будто случайно поднял с земли скорпиона. Он привык сам командовать и не терпел возражений.

— Стоит ли впутывать в это дело детей? Куда лучше…

— Напрямую общаться с главным чиновником? — весело спросил Петров. — Но, дорогой мистер Каннингем, разве я не говорил вам, что этот профессор крепкий орешек. Допустим, удастся тайно вывезти его из страны, но неизвестно, как долго он будет артачиться, несмотря на всю эффективность наших методов. Нужно время. Да, он крепкий орешек, но и у него есть уязвимое место. — Он повернулся к Полу Каннингему: — Мы знаем, что вы любите молодых, дорогой сэр. Но личное отношение ничего не значит, когда…

— Все это мне не нравится.

— Боюсь, у вас нет выбора.

Пол вспыхнул. У этого Петрова хватка боа-констриктора. Сначала нежные объятия, затем кольца сжимаются. Нет, скорее хватка медведя. Петров и внешне похож на него: неуклюжий, с покатыми плечами. У Пола перехватило дыхание.

— Еще чашечку кофе, дружище? — спросила Энни Стотт, болезненного вида женщина лет сорока, с тонкими губами, жидкими волосами и пустыми глазами фанатички. Пол никогда не встречал ее прежде. «Наверное, она старый член партии», — подумал Пол. Даже Венгерское восстание не изменило ее взглядов. Пол знал только, что она занимала квартиру здесь, в Эктоне, и работала неподалеку — в фирме по продаже электронной аппаратуры.

— Полагаю, эта особа мой политкомиссар, — сказал он, уставившись в широкую спину Петрова.

— Мисс Стотт умна и сообразительна, — ответил Петров, даже не обернувшись и продолжая внимательно изучать содержимое полок в книжном шкафу Энни Стотт. — Она присмотрит за вами.

— Тут все хорошие книги: Маркс, Энгельс, Палм Датт, Джек Лондон, чтобы почитать на досуге. Серьезный писатель… Видите темное пятно на стене? Когда-то тут висел портрет Сталина, оплакиваемого и поныне. Замечательно! — Петров от души рассмеялся; смех его напоминал звериный рык.

Весьма забавный способ скрывать свою политическую принадлежность. Унизительное положение и грозящая опасность угнетали Пола.

— Здесь хорошее убежище, мой друг. А вот и кофе. — Петров выпил глоток, облизнул губы. — Восхитительно!

— Вам налить? — Энни Стотт как-то неловко стукнула перед носом Пола чашкой о стол.

— Нет, спасибо, товарищ. Я не люблю растворимого кофе.

Она бросила на него презрительный взгляд:

— Вы, вероятно, хотите лучшего бразильского кофе? Но в прошлом году двадцать тысяч тонн кофе были утоплены в море, по приказу хозяев. Разве вы не знаете?

— Но я тут ни при чем. Я ведь не капиталист.

Петров зааплодировал.

— Прекрасно сказано! Вы прямо как брат с сестрой. А младшие братья всегда возражают старшим сестрам. Я вижу, вас не нужно учить, как вести себя.

«Значит, отвратительная мисс Стотт возьмет на себя роль моей сестры, — подумал Пол. — Две или три недели в уединенном доме к юго-западу от Лондона. Это просто невыносимо».

Он оглядел квартиру. Все здесь было слишком просто и скромно и разительно отличалось от его комфортабельного жилья в доме для преподавателей колледжа, не говоря уже о квартире в Пимлико, с элементами экзотики. Он взглянул на убогую газовую плиту рядом с буфетом и вздрогнул: она напоминала свою невзрачную хозяйку. В комнате пахло пылью, типографской краской, листовками и… ограниченным умом.

— Удача улыбнулась нам, — громко сказал Петров, подбоченившись, — этот мистер Каннингем весьма респектабелен… Это может продолжаться довольно долго.

— Вы имеете в виду то шикарное место, где он преподавал? — неприязненно спросила мисс Стотт.

— Я имею в виду прежде всего его контакты с людьми влиятельными. Нам необыкновенно повезло, что он близко знаком с ректором колледжа в Оксфорде и сумел арендовать его коттедж на рождественские праздники. Право же, Бог послал.

— Будьте осторожны. — Мисс Стотт даже вздрогнула. — Она не верит в Бога.

— Это просто образное выражение, Пол. И поскольку она ваша сестра, то вам лучше ее называть Энни…

Пол снова вспыхнул:

— Очень хорошо.

— Разрешите мне кратко повторить все снова. Вы возьмете свои вещички и в декабре отправитесь в Коттедж контрабандистов. Захватите с собой необходимые продукты. В ста ярдах от холма стоит ферма, где вас будут снабжать молоком и маслом. Ваша несравненная сестра приедет по железной дороге с ребенком двадцать первого декабря. Вы встретите их на станции Лонгпорт с поездом, прибывающим в шесть часов двадцать три минуты вечера. До ее приезда объясните свое пребывание в этом доме, найдите подходящую причину. Вам нужно писать книгу. Так, какую книгу вы пишете?

— Я… ну, еще не…

— Ну-ну, Пол. Так не годится. Пожалуйста, больше внимания к деталям. Вы должны не только решить, о чем собираетесь писать, но и начать это делать. Одно слабое место — и легенда рассыплется.

— О Боже! Я думаю, что вся эта абсурдная маскировочная чепуха…

— Товарища не интересует, что ты думаешь, — произнесла женщина.

— Вы можете называть все это абсурдом, но ваша жизнь и более серьезные вещи, чем ваша жизнь, зависят от этого. Вы и Энни должны предстать перед соседями как брат и сестра, которые проводят рождественские праздники вместе с ребенком другой сестры. Недавно он перенес болезнь, и ему особенно полезен деревенский воздух. Прежде чем вы отправитесь туда, Энни снабдит вас всеми необходимыми данными относительно вашей семьи, воспитания, карьеры и так далее. Не забывайте, что сельские жители очень интересуются приезжими. И потому не должно быть никаких несоответствий, которые привели бы к пересудам или подозрению.

В душной комнате Пол Каннингем слушал гипнотически урчащий голос Петрова.

— Телефоном в доме после похищения не должны пользоваться, за исключением крайней необходимости. В миле от холма, в деревушке Эггерсуэлл, есть телефонная будка… С Лондоном можно соединяться, вызвав предварительно абонента. Энни это сделает. Предварительный осмотр Домика для гостей в пяти милях отсюда должны произвести оба. Сколько времени потребуется, чтобы он поддался на уговоры, неизвестно…

— Но вдруг ему вздумается позвонить в полицию? — запротестовал Пол. — Тогда нам конец.

— Мы дадим ему понять, что это нежелательно. Он пожалеет ребенка и не захочет никаких осложнений.

— Даже если он и не проболтается, ребенок скажет, где мы… Я арендовал коттедж на свое имя.

— Ребенка привезут, когда будет уже темно. Навряд ли он что-нибудь запомнит…

— Но вам не приходит в голову, что станет со мной! — закричал Пол. — Вы-то, я полагаю, ускользнете из этой страны.

— Мы все идем на большой риск. Вам следует помнить, что если не вступите в игру, наверняка пропадете. У нас такие случаи бывали и раньше. — Петров, зевая, обхватил своими мощными руками голову. — Кроме всего, ребенок одноразового применения.

Огонь в газовой горелке вспыхнул и погас. Маленькая душная комната точно сжалась вокруг Пола.

— Ну-ка, вы не чувствуете?

Его голос упал до шепота.

Энни Стотт потянула носом воздух.

— Пол все еще думает, что мы играем с ним в поцелуи. Мой бедный брат, никто не просит тебя быть палачом. — Она постучала по столу, накрытому скатертью. — Попытайся взять в толк, что большие дела требуют риска. Рэгби сделал важное открытие, благодаря которому западные державы на пять лет опередили нас в области противоракетной обороны. Если план не удастся, империалисты могут рассчитывать на пятилетний период нашей незащищенности. Ты думаешь, Пентагон не поддастся искушению напасть на Россию? А это означает смерть сотен тысяч детей, а не одного.

— Я просто не могу согласиться…

— Напрасно теряем время, — вмешался Петров. — Если мистер Каннингем решил не участвовать, он может сдать коттедж в поднаем вам, Энни, и мы найдем другого помощника. Но последствия вам известны, мой друг. Вы уже слишком увязли в этом деле.

Пол это хорошо знал. Он вспомнил о своем детстве, бедной матери-вдове, любимой работе, жизненных благах и о своем строгом дядюшке из Южной Африки, который оставит ему наследство, если только Пол не впутается в какое-нибудь скандальное происшествие, и вздохнул. Все это может исчезнуть по мановению руки Петрова.

Он настойчиво отгонял от себя мысль о ребенке профессора Рэгби, но она гвоздем сидела у него в голове.

— Я не передумал, я…

— Так-то лучше. — Петров стиснул его в объятиях. — Никогда не считал вас робкой душонкой.

Пол заметил, что Энни Стотт скептически смотрит на него. Ведьма. Сущая ведьма со своим нелепым коммунистическим жаргоном и политической паранойей.

— Я говорю лишь, что Рэгби и не подумает сообщить о своей формуле и других подробностях, прежде чем не устроит нам полицейской ловушки.

— Мой дорогой Пол, вы сущий младенец в подобных вещах. Рэгби не сможет обмануть нас.

— Как так?

— У нас будет… друг в Домике для гостей.

— Черт возьми! Вы достаточно предусмотрительны! Вы имеете в виду подслушивающего телефонные разговоры?

— Чтобы избежать какого бы то ни было жульничества со стороны профессора, — широко улыбнулся Петров.

Пола вдруг охватило чувство жалости к этому человеку. Петров был ярким представителем мужского пола: обобщенно он напоминал ему фигуру отца, которого Полу так не хватало в детстве.

— Тогда кто же это?

— О, вы не должны интересоваться. Даже Энни не знает. В таком деле лучше, чтобы каждый из его участников знал поменьше о другом.

— Значит, мы только пешки для вас?

— Каждый из нас пешка, — нетерпеливо сказала женщина, — которой движет рука исторической необходимости.

— Историческая необходимость в данном случае представлена товарищем Петровым?

— Нет-нет, Пол. Я не Бог. Я лишь другая фигура на доске.

— Хотя и сильная. Слон?

— Великолепно! Великолепно! — сказал Петров с мальчишеским энтузиазмом. — Что вы думаете обо мне как о слоне, Энни? Хорошо ли я буду выглядеть в гетрах и с передником на животе?

Мисс Стотт пыталась изобразить на лице улыбку — одновременно подобострастную и неодобрительную.

— Я восхищен всем этим, — сказал Пол. — Каким образом всем удалось узнать, что Рэгби собирается побывать в Домике для гостей в Даункомби?

— Все очень просто. Он был здесь на Рождество в прошлом году, безусловно, чтобы улизнуть от ученого истеблишмента из того места, где он работает. Расспросив кого следует, мы установили, что он снова появится здесь на Рождество. У нас есть свой агент среди этого истеблишмента. Но, к сожалению, он занимает не очень-то высокое положение.

— И это тот, кого вы внедрили в Домик для гостей?

— Безусловно, нет. Вы очень наивны, Пол. — Петров снисходительно улыбнулся, показывая крупные зубы с золотыми пломбами. Он думал о тех тонких улыбках, с помощью которых они заполучили человека, информирующего о приездах Рэгби в Домик для гостей. Все прошло весьма успешно. Петров любил точность — никаких промахов, никаких уверток. Он посмотрел на Энни Стотт. Она сидела у стола, обхватив колени руками. Отличный работник, дисциплинированный и в меру умный. Ей не приходилось прежде выполнять секретные задания, и британская контрразведка знала лишь о ее членстве в партии. Другое дело этот молодой человек. Достаточно умный, но ненадежный, морально неустойчивый. Однако у него есть доступ в коттедж. Вот почему он был привлечен для участия в деле. Но не разорвет ли эта попытка прежние его связи, хотя он и выказал какое-то желание участвовать в борьбе? И тем не менее требовалось еще одно усилие.

— Но есть одно «но», — сказал он. — Мы узнали, что все комнаты в Домике для гостей уже заказаны для приезжающих на Рождество. К счастью, с одним из ожидаемых гостей произошел непредвиденный случай.

Петров увидел, как выражение недоверчивого интереса на лице Пола Каннингема сменилось всевозрастающим страхом.

— Вы предполагаете худшее, мой дорогой Пол. Но это не смертельный случай. Хотя нельзя думать, что смертельных случаев не происходит.

«Будто у ребенка отнимают шоколад, — подумала Энни Стотт. — Молодой глупец готов всему верить. Буржуазное воспитание, завершенное дозой фантазии в духе Джеймса Бонды. Безусловно, даже он должен знать, что партия запрещает акты индивидуального насилия. Конечно, были времена, когда насилие считалось необходимым — покончить с контрреволюционным движением или же помочь Советскому Союзу быть на равных с империалистическими державами. Но такое должно быть санкционировано на самом высшем партийном уровне».

Мисс Стотт не видела, как наносят удары в приступе ярости, с тех времен, когда в сэлфордских трущобах ее истязали соученики. Ее голова была полна абстрактных понятий, лозунгов, диаграмм, статистических данных, где все, даже похищение детей, было деперсонализировано. Представить себе все это иначе она просто бы не могла, как не могла бы понять причины, почему именно она была выбрана для выполнения данной задачи. Суть заключалась в том, что нужна была женщина, которую бы не смягчили мольбы ребенка.

— Ну, что-нибудь еще? — спросила она быстро.

Пол очнулся от оцепенения. С тех пор как они сказали ему о губительных последствиях предприятия, его не покидало чувство ужаса. Хотя он и надеялся втайне, что это страшное предприятие как-то само собой отпадет, беспокойство все же не покидало его. Сегодня вечером оно достигло предела. Пол едва слышал короткий разговор Петрова и Энни. И те обычные вещи, о которых они говорили, лишь усилили его ощущение нереальности происходящего.

— Хорошо, Пол. Я еще увижусь с вами. — Голос Петрова с легким американским акцентом ворвался в его кошмар.

— Одно слово, — сказал Пол. — Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.

— Энн, у вас нет микрофонов на лестнице? — прорычал Петров. Схватив, словно клещами, Пола за плечи, он вышел с ним из помещения. На лестнице было темно. В прихожей пахло кошками и карболкой.

— Ну что?

— Фотографии. Когда я получу их обратно?

— Вы можете получить их сейчас. — Петров достал конверт из кармана длинного пальто. — Вот они. Можете взглянуть на них, если не верите мне. Они в порядке, не так ли?

Торопясь и в то же время робко, при желтом газовом свете в прихожей Пол взглянул на фотографии. Петров смотрел поверх его плеча.

— Ну что за шутовство!

Облизнув губы, Пол произнес:

— А где негативы?

— Их вернут после операции. Мы едва могли…

— Нет, конечно нет. Но как я узнаю, что мне возвращают?

Грозный мужчина больно сжал руку Пола.

— Вы узнаете. Иначе вы могли бы получить копии негативов. Вы должны доверять старине Петрову. Мы же доверяем вам! Ну-ну, не огорчайтесь. Постараемся, чтобы с вами ничего не случилось. Вы хороший парень. У меня было немало таких, как вы.

Его грузная фигура исчезла на улице. Пол уныло стал подниматься по лестнице. Энни Стотт все в той же позе сидела у стола. Огонь в газовой горелке то шипел, то вспыхивал.

— По всей вероятности, мне следовало бы начать вас инструктировать. Лучше сразу же. Мой поезд отходит в девять часов пятьдесят минут.

Женщина сидела неподвижно. Полу пришла в голову неожиданная фантазия, будто Петров, вернувшись, убил ее из пистолета с глушителем.

— С вами все в порядке, Энни? — Его голос немного дрожал.

— Конечно, все в порядке. Я все обдумываю. Ну, Пол, первое, что вы должны не забыть, так это привезти банку французской горчицы вместе с другими продуктами. Я терпеть не могу английскую горчицу.


Глава 2

Домик для гостей


27 декабря

Был первый четверг после Рождества. Люси Рэгби проснулась раньше всех обитателей Домика для гостей. Она любила просыпаться рано, потому что ей никогда не хватало дня, чтобы выполнить все намеченное. На каминной полке стояли часы, секундная, в виде клоуна, стрелка которых безостановочно вращалась вокруг горизонтальной планки. Часы показывали семь часов десять минут. Маленькие рождественские подарки были разбросаны по комнате. Голубой теплый свитер с капюшоном от отца; черные колготки, висевшие на стуле, от Елены, великолепная кукла в костюме для катания на коньках времен короля Эдуарда VII лежала лицом вниз на подоконнике. Интерес Люси к куклам совершенно пропал год назад, когда ей исполнилось семь лет и она стала брать уроки верховой езды. На ночном столике лежала коробка цветных мелков, яблоки и тетрадь с первыми главами ее нового романа.

Люси распустила волосы по плечам и быстро встала с постели. Включив электрический камин, она раздвинула занавески. Начинало светать. Ветви вязов в конце лужайки чуть покачивались от полета невидимых грачей. Между стволами просвечивали огни просыпающейся деревушки. Лужайка словно была освещена лунным светом. Лишь через несколько секунд Люси поняла, что это снег. «Какая радость! — подумала она. — Можно кататься на санках. Расписание на сегодняшний день нужно совершенно пересмотреть».

Она решила прежде всего отправиться в соседнюю комнату, чтобы сказать родителям о радостном событии и попросить отца купить или сделать сани. Но потом сообразила, что даже в праздничные дни к определенным правилам взрослых следует относиться с уважением.

У окна было холодно. Люси включила верхний свет и на обратном пути к кровати посмотрелась в зеркало. На нее взглянуло знакомое лицо. Тонкое, бледное, с широко расставленными серыми глазами и длинными темными ресницами.

— Привет, — произнесла она, затем добавила: — Ну, эта девочка просто красавица, — повторяя подслушанные ею в день приезда слова старого адмирала. Было немного неловко, когда адмирал сказал, что она похожа на свою мать, и Елена должна была объяснить ему, что приходится Люси мачехой.

Елена, безусловно, была замечательной мачехой, нисколько не похожей на тех, о ком говорится в сказках. И Люси хвастливо рассказывала о ней своим школьным друзьям. Елена ведь была знаменитой венгерской актрисой и совершила какой-то смелый поступок, когда там было восстание. А затем ей удалось покинуть страну и приехать в Англию, где через несколько лет на ней женился отец Люси. Она помнила, как во время свадьбы один из гостей сказал другому: «Она очень похожа на Кэролайн, не так ли?» На что другой ответил: «Да, думаю, Алфред потому и женился на ней, он так любил бедную Кэрол». Кэролайн, мать Люси, умерла, когда девочке было три года.

Вернувшись к себе в постель, Люси вспомнила обо всем этом. Насколько она знала, Елена ни разу не поступала неправильно. Она никогда ни к кому не подлизывалась, никогда не напрашивалась на комплименты, никогда не обходилась с людьми неприветливо или пренебрежительно; никогда не выуживала никаких признаний из Люси насчет ее собственной матери или отца. Конечно, Елена бывала и не в духе. Но Люси научилась относиться с пониманием к такому настроению и старалась тогда не попадаться Елене на глаза. Отец объяснял такие перепады частично актерским темпераментом Елены, а частично теми ужасными вещами, которые произошли с Еленой в Венгрии.

Было очень приятно видеть, как хорошо поладили между собой Елена и папа. Когда она была в расположении, то отличалась необыкновенной веселостью. Тогда ей удавалось расшевелить даже папу. Он бывал иногда невероятно суровым, ушедшим в себя, даже несправедливым — таковы мужчины. Но Люси знала, как он ее любит, и никогда не обижалась долго на случайные проявления вспыльчивости. Чего она терпеть не могла, так это когда взрослые ссорились. Насколько ей было известно, между отцом и Еленой никогда не случалось размолвок. Тем неожиданней было для Люси, когда два месяца назад между отцом и Еленой произошла ссора, в разгар которой в комнату вошла Люси. Это была глупая сцена из-за фотографии Кэролайн. Фотография всегда стояла на письменном столе отца. Елене захотелось ее убрать. Ее можно было понять: ни одна женщина не захочет, чтобы первая жена мужа смотрела на нее, когда бы она ни вошла в комнату. Однако было странно, почему Елена так долго выжидала, прежде чем попросить убрать эту фотографию. Теперь ее на письменном столе отца не было. Но Люси глубоко, как могла, спрятала в себя воспоминание об этой ссоре.

Однако девочка смутно, каким-то странным образом осознавала, что с тех пор не все идет по-прежнему хорошо. Люси знала, что ее отец очень напряженно трудится в своем научном учреждении, и догадывалась, что он бьется над какой-то трудноразрешимой проблемой. Но приступы дурного настроения Елены, по-видимому, теперь продолжались дольше. И когда однажды папа вернулся домой с сияющим лицом, Елена встретила его при этом не очень приветливо. Люси это почувствовала: что-то в ее поведении изменилось.

Люси оторвалась от этих мыслей и начала обдумывать новую главу своего романа, в котором героиня (она сама) должна быть засыпана снегом в Домике для гостей вместе с какими-то отвратительными людьми. Но потом она спасается оттуда на санках и приводит в Домик полицию, чтобы схватить всю банду.

В соседней комнате Елена Рэгби пробудилась после неспокойно проведенной ночи и положила голову на плечо мужа, как бы защищаясь от утреннего света. У нее были какие-то моменты забывчивости, когда они занимались любовью, затем снова ее мысли устремлялись по этому страшному, проложенному ранее руслу. И так было все время. Алфред Рэгби лежал на спине, с очень ясной головой, переживая вновь триумф, которого достигли он и его группа ученых. Неделю, последовавшую за их открытием, он чувствовал полнейшее истощение сил, дойдя, казалось, до последней черты. Теперь он вновь обрел себя. В будущем возникнут новые проблемы. Но несколько дней он должен посвятить Люси, чтобы устроить ей замечательный праздник.

Лэнс Аттерсон проснулся рядом с Черри, которая записалась как миссис Аттерсон в регистрационном журнале Домика для гостей. Отбросив со лба прядь волос, он ткнулся бородой в лицо девушки. Она не пошевелилась. Лэнс скосил глаза на гитару, лежащую на кучке одежды Черри на полу, и подумал, может ли он разбудить ее громким звучанием струн. Он решил этого не делать — чем меньше внимания они проявляют друг к другу в этой дыре, тем лучше. Ему пришло в голову, что впервые за двадцать пять лет, насколько ему известно, он проснулся рядом с богатой наследницей. Он встал, чтобы взглянуть на этот феномен. Припухшие веки, мертвенно-бледное лицо с зеленоватыми полосками под глазами, спутанные прямые желтоватые волосы, губы бледные, словно у рыбы. Безусловно, она не Брижит Бардо. Он стянул простыню, обозревая большие груди, каждая из которых напоминала расползшийся пудинг.

Странность заключалась в том, что она выглядела совсем невинной. Точно переразвитый ребенок. Ничего общего между телом женщины и лицом ребенка. И не то чтобы она была нехороша в постели. «Ну, — подумал Лэнс, — я ничего не смогу поделать, если она усядется на меня. Кто я такой, чтобы лишать ее удовольствия?»

— Просыпайся! — Он потряс девушку за пухлые плечи. — Вставай и свети, клецка.

Адмирал Салливан дотянулся до ночного столика и вставил зубные протезы. На соседней постели храпела его жена Мюриел.

Часть ее лица, не прикрытая простыней, а также и то, что скрывала простыня, напоминало раздраженного мопса. Адмирал не взглянул на нее. Он открыл книгу индийского мистика, которую читал, но безмятежное состояние духа, которое ей надлежало вызывать у читателя, отнюдь не овладело адмиралом. «Земные блага, — провозглашало повествование, — лишь тени вечного…» «Без сомнения, — подумал адмирал, — но я мог бы иметь побольше таких теней».

Жена Салливана, проснувшись, начала говорить о проблемах прислуги, дороговизне, необходимости соблюдать приличия и гибельных спекуляциях, которые привели к тому, что адмирал потерял все деньги, кроме половины своего пенсиона. По природе она была ворчунья и придира, адмирал ежедневно страдал от этого, но все же любил ее. Когда-то она была такой веселой франтихой! Швырнув мудрость Востока на пол, адмирал снова принялся размышлять о разных путях и возможностях, особенно о намеках, брошенных этим эксцентричным парнем, которого его жена называла «мой таинственный мужчина».

В комнате по соседству с семьей Рэгби, которую удалось получить сразу же по приезде, мистер Джастин Лики сел на кровать, сцепив руки на шее, довольный своей проницательностью. Теперь все заключалось лишь в том, где и когда лучше всего оказать давление. Сначала желателен лишь легкий контакт, чтобы жертва не впала в панику и не стала бы вести себя неразумно, а затем уже всевозрастающая настойчивость. Да, безусловно, теперешний случай особый: заниматься человеком, который был не в том возрасте, когда можно было достигнуть согласия. И на этот раз он не был хозяином положения.

Найджел Стрэйнджуэйз оставил Клэр Мэссинджер одевающейся и вышел на лужайку для утреннего моциона. Восточный ветер, дувший вот уже несколько дней, все не унимался. «Не помешало бы немного снега, — подумал Найджел, — хотя едва ли это возможно». Ведомство безопасности, для которого он выполнял одно или два задания в прошлом, напомнило ему о себе несколько недель назад. Надо было просто понаблюдать за профессором Алфредом Рэгби, когда тот будет отдыхать на Рождество в Даункомби. Что же касается научного учреждения, где работал профессор, то там ему была обеспечена надежная охрана. Но в голове Рэгби хранился важный секрет, который противная сторона была бы рада заполучить. Ведомство безопасности испытывало недостаток в сотрудниках, именно теперь было в цейтноте и потому не могло так легко выделить человека для наблюдения. Дело было обычное: Рэгби считался абсолютно надежным парнем, непохожим на кое-кого из этих ученых, он привык контролировать себя сам — служил во время войны в военной разведке. И потому это были всего лишь приятные праздничные дни для мистера Стрэйнджуэйза.

— Ведите себя тактично, старина, — сказал ему глава ведомства. — Рэгби человек немного вспыльчивый, и ему не понравится присутствие няни. Нет необходимости проявлять вашу жалкую личность. Пока, конечно…

— Как насчет его семьи? — спросил Найджел.

— У него жена… вторая жена. Дочь восьми лет.

— Что из себя представляет жена?

— Бывшая актриса. Довольно нервная. Натурализовавшаяся англичанка.

— А раньше?

— Венгерка.

— О Боже!

— Ну, Найджел, не задавайте лишних вопросов. Насчет нее мы спокойны. Она боролась против правительства во время Восстания в Венгрии — я говорю «боролась», на баррикадах, с пистолетом-пулеметом. Ей удалось перейти австрийскую границу уже после того, как вошли русские.

— Но нет ли у нее здесь семьи?

— Отец и мать умерли. Братьев и сестер нет. Был ребенок от первого мужа, который погиб во время Восстания. Трагическая ситуация. В сумятице на границе ребенок потерялся. Она дала его нести своему спутнику, мужчине, когда они бежали по ничейной территории. Их застрелили. Когда она оказалась в безопасности, то обернулась и увидела, что мужчина лежит на земле. Он был мертв. Ребенок лежал рядом. Люди из ее группы силой удержали ее: она хотела вернуться и взять ребенка. Бедная женщина чуть не сошла с ума. Позже она узнала, что умер и ребенок, примерно через месяц.

— Ну, это, по-видимому, хорошо.

— Не говорите ерунды, Найджел. Мы проверяли и перепроверяли ее…

Сейчас Найджел вспомнил этот разговор, меряя шагами лужайку. В холодном свете солнца Домик для гостей выглядел словно символ безопасности — особняк восемнадцатого века, изящно перевоплотившийся из поместья многих поколений сквайров в свой теперешний статус. Его восемь спальных комнат обычно всегда были заняты «правильным сортом людей», которых владелец, по-видимому, безошибочно выбирал с помощью своего рода осморегулирующих процессов. Он совершил ошибку, подумал Найджел, с молодым Аттерсоном, и это удивило девушку, которая сопровождала его. А возможно, это и не была ошибка. На Черри был какой-то налет человека, получившего воспитание, который она не могла скрыть, как ни пыталась, за своими грубыми манерами и вызывающим тоном.

За завтраком Найджел посмотрел на нее. Она сидела наискосок от него рядом с Лэнсом Аттерсоном и Джастином Лики. В Домике для гостей придерживались правила сажать всех гостей за длинный стол во время ленча и обеда, но перемешивать их за отдельными столиками во время утреннего завтрака, когда большинство гостей не очень-то склонны к общению. Мертвенно-бледное лицо Черри резко выделялось на фоне черного свитера со значком ДЯР.

— О, я испорчена до мозга костей. Я превращусь в психопатку, — произнесла она в ответ на какую-то фразу Лики. Ее резкий, но неестественно безжизненный голос словно разрезал тишину.

Миссис Салливан выглядела так, будто кто-то ущипнул ее за зад во время Святого причастия.

— Беда в том, что Черри именно этим и кончит, — прошептала Найджелу Клэр.

Адмирал покашлял. Стало слышно, как его мягкий шепелявый голос произнес:

— Думаю, выпал снег. Чувствую это по воздуху. Ветер утих. Плохой признак.

— О, папа, разве нельзя будет поиграть в снежки? Я бы сделала снежную бабу. И не достанешь ли ты мне санки? Я еще никогда не каталась на санках.

— Думаю, что можно. Но всему свое время, дорогая. Мы еще пробудем здесь неделю, — прозвучал голос Рэгби с чуть заметным йоркширским акцентом.

Адмирал повернулся к их столу:

— Ты можешь прожить здесь и дольше, Люси. Последний раз снегопад был здесь в сорок седьмом году. Долина была отрезана от мира на две недели.

Глаза девочки метнулись в его сторону.

— Это будет здорово, Елена! Папа не сможет возвратиться на работу, и мы все будем вместе долго-долго.

Ответа миссис Рэгби, произнесенного тихо, не было слышно. Но Найджел уловил на ее лице быстро исчезнувшее выражение глубокого горя и беспокойства. Сможет ли она когда-нибудь забыть эту страшную перебежку через границу и тела, лежащие на снегу? У нее было необычайно выразительное лицо, хотя и со следами глубоких переживаний: худое, с высокими скулами и впалыми щеками. Ее волосы поседели, а глаза казались бездонными. Но голос Елены Рэгби запомнился ему прежде всего: низкое вибрирующее контральто, с нотками грусти.

В первый же вечер пребывания в Домике для гостей Найджел заметил, что взгляд Клэр задерживается на миссис Рэгби, и почувствовал, как просто чешутся ее руки скульптора.

— Этот объект для тебя, — сказал он позже.

— Да. Будет ли она позировать?

— Почему бы не спросить ее? Бюст?

— Нет, мне бы хотелось вылепить ее в полный рост. Плачущая Ниобея.

Найджел решил, что она необыкновенно проницательна. Он был при исполнении служебных обязанностей и потому ничего не сообщил Клэр о погибшем ребенке Елены.

К пяти часам дня прогнозы адмирала, видимо, не оправдались. Чуть потеплело, и снег на извилистой деревенской улице превратился в слякоть.

Но на холмах, пятью милями выше Эггерсуэлла, снег все еще покрывал землю на дюйм или два. По каменистой проселочной дороге, ведущей из деревни мимо фермы мистера Туэйта к Коттеджу контрабандистов, шагали Пол Каннингем и Энни Стотт вместе с мальчиком, которого они называли Ивэн. По лицу он выглядел старше своих девяти лет, но физически до этого возраста явно не дотягивал. У него было узкое, бледное, почти морщинистое личико, а круглая голова увенчивалась торчащими рыжеватыми волосами, которые лишь недавно чуть отросли.

Ивэн был вежливым ребенком, если только не молчаливым, и не доставлял хлопот своим дяде и тете. Было странно, что после долгого путешествия в незнакомую страну его поручили двум абсолютно незнакомым людям. Но короткая жизнь Ивэна уже явно не походила на нормальную жизнь. Он привык, что с ним обращались как с ненужной посылкой с прикрепленной биркой. Его посылали туда-сюда, но каждый раз с новой биркой. Ему приходилось трудно, и он понял, что лучше не задавать вопросов. В данную минуту он думал о том, что они ему обещали, а это открыло бы перед ним невиданные перспективы. Его рука потянулась к голубому свитеру из грубой шерсти и нащупала на груди талисман, потайную вещь, которая говорила ему, кто он такой.

Снежок попал ему за шиворот.

— Пошли, сынок, шевелись, — сказал дядя Пол.

Ивэн взглянул на него, счищая снег с воротника.

— Разве культурно бросаться снежками? — спросил он в замешательстве. У него был почти великолепный английский, поскольку его хорошо учили.

— Культурно ли? О Боже, да, возможно, что и нет в странах народной демократии, но хорошо в невежественной империалистической стране.

Ивэн наклонился, как бы колеблясь, слепил снежок и кинул его в дядю Пола. Они миновали ферму. Толстая миссис Туэйт улыбнулась в окне, глядя, как они бросаются снежками. «Симпатичный молодой человек этот Каннингем, — подумала она. — А эта сестра его, доктор Эверли, сущий дракон. Не разрешает бедному мальчугану играть с моими детьми. Говорит, что он был серьезно болен и должен немного отдохнуть. Желтомордая корова! Не выносит, когда дети играют. Да поможет Бог ее пациентам».

— Хватит, перестань, — закричала желтомордая корова, — Ивэн может вспотеть.

Они прошли через ворота фермы. За ней был Коттедж контрабандистов, двухэтажное строение с готическими окнами на верхнем этаже. Вокруг него ничего не росло, давая возможность хорошо обозреть окрестность. Дом стоял на склоне холма, круто поднимавшегося за ним, что исключало всякую возможность обозрения с тыла. Чуть в отдалении от коттеджа рос ряд ясеней, защищавших от восточного ветра. В самом доме было довольно уютно. Правда, обстановка казалась несколько строгой, как подобало ученому мужу из Оксфорда. В гостиной в камине полыхал огонь.

— Что ты собираешься делать завтра? — спросила Энни, когда был готов чай для Пола. — Завтра твой последний день. Ты должен как можно лучше использовать время.

— Что я могу сделать? — спросил мальчик своим грубоватым голоском. И затем, совсем осмелев, добавил: — Могу ли я пойти в кино?

— Боюсь, что нет, дорогой. Понимаешь, в деревне кино бывает только вечером, а твой поезд отходит в шесть часов десять минут.

— И тогда я вернусь в Лондон и посмотрю…

— Да, Ивэн. Но ты не должен слишком волноваться из-за этого.

— Да, доктор Эверли, — вмешался Пол. — Ни под каким видом он не должен слишком волноваться. — В его голосе послышалась нота горечи, что заставило Энни Стотт поднять в изумлении брови. Всегда существовала возможность того, что Пол расслабится, но она не ожидала этого так скоро.

— Возьми еще сдобную булочку с изюмом, Ивэн, — сказала она.

Чаепитие в Домике для гостей закончилось. Елена Рэгби с мужем поднялись наверх, чтобы написать письма. Остальные гости собрались в большой отделанной панелями гостиной, пытаясь протиснуться поближе к огню. Последнее лучше всего удалось миссис Салливан, Лэнсу Аттерсону и Черри. Они были первыми.

— Другим тоже хочется тепла, мистер Аттерсон, — произнесла миссис Салливан, заняв выгодную позицию.

— Безусловно, уважаемая леди. Это желание всего человечества. Сначала оно было удовлетворено, как говорят мифы, смелым прожектером Прометеем.

— Не знаю, о чем вы говорите, — высокомерно ответила леди. Она повернулась и в подчеркнутой манере сказала Черри: — В мое время молодые люди были так воспитаны, чтобы уступать места старшим.

— О, вы мне очень симпатичны, — ответила Черри, как обычно растягивая слова. — Но лично я чувствую себя старей, чем дерево, на котором сижу.

Вошел Джастин Лики, человек неопределенного вида, с внимательным, но отсутствующим выражением лица, присущим журналисту.

— Это едва ли верно, миссис Аттерсон. Вы выглядите очаровательной и молодой. Я делаю вам комплимент.

— И с места в карьер, — пробормотал Лэнс, демонстрируя свои сверкающие зубы над черной бородой.

Мистер Лики не мог успокоиться:

— Уверен, что видел ваше лицо где-то раньше. Возможно, на фото? В печати?

— Как один чужеземец сказал египтянину: «Имя забыл, но феску помню», — заметил Лэнс.

Люси фыркнула. Она лежала на коврике, разрисовывая что-то мелками.

— Мой муж и я восхитительно провели время в Египте как раз перед войной. Он был расквартирован в Александрии, — объявила миссис Салливан.

— Вы видели когда-нибудь танец живота? — поинтересовалась Черри.

— Нет, дорогая. Не думаю, чтобы там была балетная труппа.

Лэнс Аттерсон воздел очи к небу:

— У вас было много рабов?

— Слуг. Конечно. Эти фуззи-вуззи, солдаты, очень покладисты. Вспомните этого человека, Насера. Я всегда говорю, что у них великолепные слуги. Такие внимательные и вежливые.

— Во всей стране?..

— Да, мистер Лики. Низшие классы совершенно разорены. Это, конечно, государство всеобщего благоденствия. Но теперь никто не идет в услужение. Адмирал и я должны были переехать из нашего красивого дома в Сток-Трентоне только потому, что мы не могли найти прислуги. Думаю, что в Лондоне это сделать легче, миссис Стрэйнджуэйз.

— Не совсем так. Между прочим, меня зовут Клэр Мэссинджер.

— Известное имя, — сказал мистер Лики, чтобы скрыть смущение миссис Салливан. — Мисс Мэссинджер — выдающийся скульптор. Мне понравилась ваша последняя выставка.

— Вы очень добры. — Клэр никак не могла понять, почему этот человек заставляет ее как-то внутренне содрогаться. Видимо, было жестоко осадить такого безобидного человека. — И что же вам понравилось больше всего?

Мистер Лики замялся.

— Ну, я не могу точно вспомнить название…

— Опишите хотя бы один экспонат, — вмешался Лэнс, ухмыляясь.

— Ну, там была женская фигура, обнаженная, — начал неуверенно мистер Лики.

— Не верится, чтобы вы когда-нибудь были на выставке, — заявила Клэр резким тоном.

Жена адмирала обернулась к Клэр:

— Вы делаете эти модернистские вещи из проволоки? Мне кажется, они в высшей степени нелепы. Не вижу в них никакого искусства.

— Нет.

— Но, полагаю, это модно, дает много денег?

— Клэр создает большие обнаженные фигуры. Камень или мрамор. Зарабатывает на них кучу денег, — сказал Найджел.

— Что? Такие, как эти ужасные скульптуры Эпстайна?

Миссис Салливан выглядела раздраженной, и в то же время глаза ее разгорелись жадностью.

— Не совсем, — сказала Клэр.

— А мне нравится «Дева и младенец», — прошепелявил адмирал. — Но работы Генри Мура мне больше по вкусу.

— И правильно, — сказала Клэр.

— Эти ужасные вещи с дырками в них, — пробормотал Лэнс.

В этот момент в комнату вошел профессор Рэгби и тихо сел в угол.

Жена адмирала переменила тему разговора со скрежетом шестеренки:

— Что за значок вы всегда носите, миссис Аттерсон? Значок клуба велосипедистов?

— Нет. Это ДЯР.

— ДЯР?

— Движение за ядерное разоружение.

Миссис Салливан просто отпрянула от нее в возмущении, точно Черри произнесла что-то ужасно неприличное.

— Неужели? То есть вы сидите на мокрых тротуарах и устраиваете эти отвратительные марши? И даже в пятницу на Страстной неделе! Но это же просто богохульство.

Голос Черри вдруг стал удивительно оживленным:

— Ну, а я думаю, что богохульство строить планы убийства миллионов невинных людей во всем мире.

— Вы не хотите защищать собственную страну? Ну, знаете ли!

— Атомная бомба создана не для защиты, а для нападения на другие страны.

— Вы не считаете ее средством сдерживания? — осторожно спросил адмирал.

— Вы предпочитаете скорее быть красной, чем мертвой? — поинтересовался Джастин Лики, испытующе в упор глядя на девушку.

— Безусловно. А кто не предпочитает? По крайней мере, я скорее захочу быть красной, чем нести ответственность за убийство миллионов невинных людей, белых, красных и черных.

— Черри фанатик, — сказал Аттерсон, ухмыляясь в бороду.

— И я не верю, что атомная бомба будет средством сдерживания. Не надолго, — упрямо продолжала девушка.

— Представляется, что так и произойдет, Черри, — заметил адмирал, и его выцветшие голубые глаза посмотрели на нее хотя и приветливо, но обеспокоенно. А она, поняв, что обрела сочувствие, воскликнула:

— Я не пытаюсь упрекнуть вас, адмирал. Говорю честно. Солдаты и матросы, ну, я думаю, они делают свое дело.

— Не нам рассуждать, моя дорогая, — ответил адмирал с улыбкой.

— Но на практике ваше дело сторона. Что меня раздражает, так это проклятые ученые, которые, по-видимому, никогда не рассуждают на тему «почему».

— Тихо, клецка, — сказал Лэнс, — тут есть ученые.

Люси тревожно посмотрела на отца. Но она знала, когда он может вспылить. Сейчас все было в порядке. Профессор подошел к камину, высокий, широкоплечий, чуть сутулый, рыжеволосый.

— Ну-с, девушка, вы могли бы и дальше распространяться на эту тему.

— Извините, я не знала, что вы здесь.

— Не обращайте внимания. Я не укушу вас. Продолжайте.

Черри крепко сцепила пальцы.

— Ну, тогда я считаю, что вы, ученые, безрассудно выступаете со своими теориями и экспериментами и никогда не задумываетесь о последствиях для человечества.

— Вы полагаете, что мы должны быть не только учеными, но и пророками и моральными цензорами нашей собственной работы?

Черри вспыхнула, но продолжала храбриться:

— Вам нет необходимости быть пророком, дабы знать, что когда вы делаете атомную бомбу, вы делаете именно атомную бомбу, а она уничтожает огромное число людей.

— Деление атомного ядра при цепной реакции было нейтральным открытием. Оно могло быть использовано для разрушительных целей и быть продуктивным одновременно. И вы, безусловно, можете это видеть. Запретили ли бы вы открытие двигателя внутреннего сгорания, потому что легковые автомобили могут давить людей? — Профессор говорил не запальчиво, но с ноткой педагогического высокомерия в голосе.

— Значит, ученые не испытывают какого-либо морального беспокойства в отношении конечного продукта их деятельности?

— Чисто ученый — нет. Технолог, безусловно, да.

— Как чисто ученый вы не испытываете беспокойства. Прекрасно. Но вы ведь в то же время и человек.

— Как человек я должен испытывать беспокойство, мисс Мэссинджер. Я согласен. Может возникнуть очень реальный конфликт.

— Но почему обязательно должен возникнуть какой-либо конфликт из-за этого? — спросил Джастин Лики. — Разве первая заповедь ученого не гласит, что каждое новое открытие должно быть опубликовано и доступно для человечества в целом?

— В теории — безусловно. Но на практике, если вы начнете широко оповещать об этом открытии, то лишь расширите область морального конфликта. Я имею в виду, что представители власти любого другого государства, как и вашего собственного, станут думать о том, какую пользу они могли бы извлечь из такого открытия.

— Но некоторые ученые привержены этой заповеди, — заметил Лики. — Это те, которых многие из нас называют предателями. Вы одобряете их поведение?

— Это зависит от каждого в отдельности. Я не одобрил бы, если бы ученый передал свое научное сообщение другому государству, противостоящему его собственному.

— Без всяких «если». Поступая таким образом, ученый восстанавливает баланс мощи? — спросил Найджел. — Разве аргумент в пользу сдерживания целиком не основывается на обеих позициях, имея приблизительно равный вес?

Алфред Рэгби засмеялся и развел руками. Жена адмирала заснула в своем кресле.

— Все это пустые разговоры, — заметил Лэнс Аттерсон, зевая. — Во всяком случае, не ученые делают бомбы. Как вы думаете, профессор?

— Я занимаюсь математической физикой.

— Которая объясняет все, — пробормотал Лэнс сердито. Найджел подумал, что молодой человек был раздражен самоуверенностью Черри и собственным неумением сказать что-то интересное.

— Нам, военным, повезло больше, — сказал адмирал. — Круг сужается до исполнения долга, и это, вообще говоря, достаточно просто. Обнаружить врага, вступить с ним в бой и уничтожить его, а? Никаких моральных конфликтов.

— Ну, вы, моряки, всегда стремитесь уйти от ответственности, не так ли? — сказала Черри. Адмирал хмыкнул, глядя на нее.

— О, вот и миссис Рэгби. Подходи, почтальон. — Профессор повернулся в сторону Люси.

Она вскочила, надела голубой свитер с капюшоном и зюйдвестку, которые принесла с собой Елена, и взяла у нее пачку писем. С того дня, как они поселились в этом доме, Люси ходила на дорогу за вечерней почтой. Она была маленькой независимой девочкой, и ей нравилось делать это одной.

— И не задерживайся там, миленькая, — сказал профессор. — На улице холодно.

Через несколько секунд Найджел незаметно последовал за Люси и ее мачехой в холл. Он слышал, как миссис Рэгби быстро поднялась наверх, а входная дверь захлопнулась. Было очевидно, что Люси — уязвимое место профессора. Он не мог себе представить агентов врага, которые, что-либо зная о Рэгби, решились бы на лобовую атаку. Это слишком уж рискованное дело. Но ведь Найджел не мог охранять Люси день и ночь. Ведомство само не поощряло явного надзора. Имелся один шанс из тысячи, что Люси станет объектом нападения, думал Найджел. И все же он держал ее в поле зрения каждый вечер, когда она отправлялась к почтовому ящику.

Но сегодня вечером это оказалось не так просто. Луну, находившуюся в своей последней, четвертой, фазе, скрывали тяжелые облака. При слабом ее свете снег казался странным. Найджел спустился вниз по холму ниже, чем обычно. У самой подошвы холма, в ста ярдах от Домика для гостей, лужайка выходила на дорогу. На перекрестке висел почтовый ящик, едва освещенный светом из окна почтового отделения за углом. В пяти ярдах от него Найджел заметил автомобиль с выключенным светом. Найджел ускорил шаги, но в следующее мгновение почувствовал тяжелый удар по затылку. У него потемнело в глазах.

Пол Каннингем откатил тело в канаву и тихо поспешил вниз по лужайке, чтобы переждать в тени деревьев, если кто-либо последует за Люси из Домика для гостей. Ему также доставляло удовольствие думать, что у него достаточно крепкие нервы, чтобы схватиться с любым, и столь успешно.

Энни Стотт, сидя в автомобиле, увидела приближающуюся Люси и выглянула из окна.

— Не можешь ли сказать мне, как проехать до Лонгпорта? — спросила она, выходя из машины, предварительно выключив свет фар, чтобы не ослепить того, кто мог бы приблизиться со стороны деревенской улицы.

— Поверните здесь направо. Но… — Люси не успела больше ничего сказать. Женщина вырвала пачку писем из ее рук, набросила плед ей на голову и бросила ее на заднее сиденье. В этот момент подошел Пол, взял письма у Энни и опустил их в ящик. Затем он вскочил в автомобиль, хлопнул дверцей и покатил по дороге в Лонгпорт.

Все дело не заняло и десяти секунд. На заднем сиденье Люси билась словно рыба в сети, но ее держали крепко, а плед заглушал ее крики. Пол через плечо сказал:

— Парень шел за ней. Я дал ему по голове.

— Ты? — спросила Энн, на которую его слова не произвели впечатления. — Остановись вон у тех деревьев.

Проехав четверть мили по пустынной дороге, Пол затормозил. Машина с риском увязнуть съехала на снег. Он достал из отделения для перчаток уже наполненный шприц для подкожного впрыскивания и сел на заднее сиденье.

— Свет, — сказала Энни.

Он включил свет. Она сдвинула плед, схватила руку Люси, закатала рукав голубого свитера и ввела иглу. Другой рукой Пол пригнул девочку к сиденью.

— Прекратите! Мне больно! — воскликнула Люси. — Что вы делаете?

— Берем тебя на приятную и долгую прогулку, — ответил Пол, которого охватило маниакальное возбуждение. Энни Стотт снова завернула Люси в плед. Пол уселся рядом, и вскоре всхлипы прекратились.


Глава 3

Коттедж контрабандистов


28 декабря

Профессор Рэгби надел пальто и вышел из дома. Почти десять минут назад Люси отправилась к почтовому ящику. Конечно, она где-то замешкалась, отдавшись своим мечтательным настроениям, которые так раздражали ее школьных преподавателей. Но какая-то безотчетная тревога охватила профессора. Десять минут, и в такой холодный вечер! Люси обычно возвращалась минуты через три или четыре.

Из канавы справа послышался стон. Профессор направил в ту сторону свет своего фонаря. Там темнела распластанная на снегу фигура какого-то человека.

— Боже мой, Стрэйнджуэйз, вы ушиблись?

Найджел с помощью Рэгби выбрался из канавы. Он приподнялся на снегу на четвереньках, его рвало. Поднять голову было мучительно больно, но наконец он это сделал.

— Люси, — выдохнул он. — Она вернулась?

— Нет. Что вы этим хотите сказать, черт возьми?

— Давно она ушла?

— Около десяти минут назад. Но…

— Телефон. Домик для гостей. Боюсь, они ее схватили. Быстро.

Найджел попытался встать на ноги. При поддержке Рэгби они стали взбираться на холм. В голове Найджела постепенно стало проясняться. И он рассказал отцу Люси о том, что видел до того, как получил удар по затылку.

— Скажите Чалмерсу. Никому больше. Позвоните в полицию по его личному телефону.

— Послушайте, с вами произошел неприятный случай. Вы уверены? Может быть, она зашла к Эмме?

— Кто-то дал мне по голове. И это является доказательством. — Найджел пошарил в карманах, вытащил бумажник. — Не ограблен. — Он показал свои документы. — Вот. Прочитайте это перед тем, как будете разговаривать по телефону. И никому, кроме полиции, о них не упоминайте.

Свет из входной двери упал на профессора. Он выглядел более ошеломленным, чем его спутник.

Минуту спустя пальцы Клэр ощупывали затылок Найджела.

— Не думаю, что поврежден череп, — сказала она, стараясь быть спокойной.

— Конечно нет, — ответил он раздраженно, — иначе бы я с тобой не беседовал. Промой и приложи какое-нибудь антисептическое средство. Я тут здорово напортачил. Где Рэгби?

— Пошел звонить.

После того как Клэр перевязала ему рану, Найджел настойчиво спросил:

— Клэр, дорогая, когда я вышел, кто-нибудь последовал за мной?

Она помолчала.

— Ну, мы были в гостиной. Миссис Рэгби вышла вместе с Люси.

— Да, она быстро поднялась по лестнице. А потом?

— Мистер Лики вышел из комнаты вслед за вами.

— Как скоро это произошло?

— О, почти сразу. И Черри и Лэнс Аттерсон тут же. Остались только адмирал, его жена и я. Ну, из-за чего все это?

— Люси похитили.

— О, Найджел! Нет! Как вы?..

Профессор Рэгби быстро вошел в комнату.

— Местный полицейский сейчас придет. Я позвонил и доктору. Как вы себя чувствуете?

— Чертовски плохо. На кой черт нам местный полицейский? Мне нужно главное полицейское управление графства, — рассердился Найджел.

— Он свяжется с ними. — Профессор полностью сохранял контроль над собой. — Жаль, что вам не удалось получше рассмотреть автомобиль.

— Да, безусловно.

— Но я не виню вас, Стрэйнджуэйз.

— Хотя имеете на это право.

Рэгби вернул ему документы ведомства.

— Вот ваши документы. Но почему, черт возьми, они не могли мне раньше сказать о том, что у них на уме?

— Вы уже сообщили своей жене?

— Нет. Дело в том, что я немного боюсь. Она очень привязана к Люси. И я не хочу тревожить ее, пока мы не будем все знать точно. Люси могла заглянуть и в дом к Эмме или еще к кому-нибудь в деревне.

— Вы не возражаете, если ей обо всем расскажет Клэр?

— Нет, конечно. Буду благодарен мисс Мэссинджер. Жена начнет беспокоиться.

Найджел кивнул Клэр, и она выскользнула из комнаты. Он хорошо знал, что может полагаться на ее наблюдательность.

Поморщившись от боли, он взглянул на Алфреда Рэгби, который уставился в окно, точно мог там увидеть маленькую фигурку в голубом свитере, бегущую, приплясывая, по дороге.

— Я до сих пор не могу этого осознать. Грязные ублюдки! — Медлительный йоркширец только теперь дал волю своему гневу. — Если ваши люди подозревали, что подобное может случиться…

— Такая возможность представлялась им весьма туманной.

— Все равно они должны были предупредить меня.

— Да, вероятно. Но даже и тогда вы не смогли бы быть неотступно при ней круглые сутки.

Рэгби смотрел на него, не замечая ничего. Помолчав, он добавил:

— Чего же хотят эти парни, которые…

— Они хотят получить ваше последнее открытие.

— Да, я это знаю, конечно. — Он сделал глотательное движение. — Они вернут Люси, если получат его?

Это был вопрос, которого опасался Найджел. Но он избежал ответа, потому что в этот момент вошел местный полицейский, которого ввел владелец Домика. Найджел обратился к последнему:

— Мистер Чалмерс, пожалуйста, дайте нам знать, если кто-нибудь из гостей попытается покинуть дом.

Чалмерс посмотрел с недоумением и молча кивнул головой.

— Извините, констебль. Я вам все объясню. Это профессор Рэгби. Моя фамилия Стрэйнджуэйз. Маленькую дочь профессора посадили в автомобиль, когда она шла к почтовому ящику за письмами. Она проделывала это в одно и то же время каждый вечер, с тех пор как семья Рэгби приехала в этот дом. Похитители едва ли могли знать об этом и строить планы, пока сообщник в Домике для гостей не снабдил их информацией. Итак, что теперь может предпринять главное полицейское управление графства?

Полицейский, к счастью, был не из тех, кто соображает туго. Поняв, что дело не терпит отлагательства, он тут же не мешкая начал действовать. Прежде всего было оповещено главное полицейское управление графства. За истекшие с момента похищения пятнадцать минут, когда старший полицейский офицер начал действовать, машина похитителей по этим ухабистым петляющим дорогам не могла отъехать более чем на двенадцать миль от Даункомби. На дорогах, ведущих из долины, были выставлены посты на этом участке и наружный кордон. Каждый автомобиль должны были останавливать и осматривать. Мобильная полиция в радиусе пятидесяти миль приведена в состояние готовности, железнодорожные станции оповещены. Описание Люси было передано по телефону в каждый полицейский участок этой части Англии, и региональная станция Би-би-си сообщила об этом в выпуске новостей.

— О, это похоже на настоящую работу, — сказал Рэгби.

— Ну, мы здесь не дремлем, — заметил молодой констебль. — Том Оукс из «Льва» организовал поисковую группу, на случай если девочка заблудилась где-нибудь тут.

— Боюсь, это бесполезно, — сказал Найджел.

— Думаю, что нет, сэр. После того как профессор рассказал мне о том, кто вы и что с вами случилось. Но для этого мне потребовалось убедить старшего полицейского офицера. Он будет здесь в течение часа.

— Безусловно, вы действовали правильно. А теперь я попросил бы вас пройти в конец лужайки. Не разрешайте никому находиться у того места, где стояла машина. Там должны быть следы колес и отпечатки ног. И осмотрите место, где этот похититель дал мне по голове. Может, он оставил там свою визитную карточку. Профессор проводит вас. — Надо было заставить Рэгби что-нибудь делать: выражение застывшего отчаяния на его лице лишний раз говорило о провале Найджела.

Тем временем Клэр была с Еленой Рэгби. Когда она постучала в дверь комнаты Рэгби, Елена крикнула:

— Люси! Где ты была все это время?

Клэр вошла в комнату. При свете лампы, стоявшей у кровати, Елена Рэгби походила на человека, обезумевшего от горя.

— А, это вы. Что случилось? Это с Люси? — Ее голос дрожал от волнения.

«Актриса, — подумала Клэр, — не может не разыгрывать драматических сцен, даже когда она не на сцене». Клэр сказала:

— Сожалею, моя дорогая.

В три величественных шага Елена пересекла комнату.

— Она… несчастный случай?

Клэр схватила ее за запястья.

— Нет, она не вернулась. Постарайтесь быть спокойной. Ее увезли. Похитили.

— Нет! Это невозможно. — Огромные глаза впились в лицо Клэр. — Маленькую Люси? Похитили? Но почему? Мы не богачи. Я не понимаю этого. — Ужас постепенно проступал на лице Елены, не оставив и следа непонимания. — Да, вы именно это и имеете в виду. Расскажите мне… Но как вы узнали об этом?

Клэр рассказала ей то немногое, что знала. Елена тяжело опустилась на постель. При свете затененной лампы ее лицо было подобно мраморному изваянию. Ниобея, подумала Клэр; Рахиль, оплакивающая своих погибших детей. Затем ее лицо стало оживать, задрожали губы, тонкое тело сотрясли рыдания.

— Я приведу вашего мужа. Он разговаривает с Найджелом. Вы не должны так переживать. Мы вернем ее.

Елена судорожно вздрогнула в ее объятиях.

— Нет, не сейчас. Останьтесь со мной! Я не могу смотреть ему в лицо.

— Но, моя дорогая…

— Если бы я не послала ее за почтой, она бы никогда… Я хотела видеть ее независимой. Единственный ребенок может так легко… О, я не знаю, что говорю. Я схожу с ума. Это так тяжело. Она похожа на моего собственного ребенка. — Залитое слезами лицо казалось безумным. — У вас нет детей?

— Нет.

— У меня был ребенок. Они убили его. А теперь они схватили и Люси.

Этой ночью ветер стих. Падал сильный снег, тихо заносивший все вокруг. И когда на следующее утро люди проснулись, прежде чем они выглянули в окно, их охватило предчувствие какой-то перемены.

Люси Рэгби под влиянием впрыснутого ей наркотика спала до десяти часов утра. Проснувшись, она почувствовала головокружение, словно у нее начинался грипп, когда голова точно набита ватой, хотя и кажется удивительно легкой. Она смутно понимала, что случилось нечто такое, о чем ей не хочется вспоминать, и пыталась заснуть снова. Но это ей не удавалось. Люси с трудом выбралась из кровати и отдернула занавески. До этого момента она не осознавала, что уже больше не находится в Домике для гостей, в своей комнате. На нижней половине окна была решетка, точно в детской. Снаружи лился яркий свет. Но сквозь решетку она могла разглядеть лишь белую стену и небо. Ей разом вспомнилось происшедшее прошлой ночью: заснеженная лужайка, почтовый ящик, автомобиль, женщина, укол в руку, пахнувший парафином плед.

Она взглянула на свою руку и увидела, что одета в пижаму.

— Я — Люси Рэгби, — услышала она свой голос. — Я — Люси Рэгби, — повторила она, точно тут могли возникнуть какие-либо сомнения. Когда ей случалось быть в растерянности, она обычно засовывала себе в рот кончик темного локона и принималась жевать его. Машинально ее рука потянулась к волосам, которые должны были лежать у нее на плечах. Их не было. Люси ощупала свою голову: она была покрыта щетиной.

— Но я — Люси Рэгби.

В ее голосе слышался испуг, в нем дрожали слезы. В страхе оглядев комнату, она заметила на туалетном столике зеркало и, спотыкаясь, подошла к нему. Это был самый ужасный момент в ее жизни. Лицо, смотревшее на нее из зеркала, было не ее лицо. Это было лицо мальчика с короткими светлыми волосами и такими же бровями.

Люси бросилась снова к кровати, натянула на голову простыню и безутешно зарыдала.

В нижнем этаже Коттеджа контрабандистов Энни Стотт готовила кое-какую еду для девочки, которая, по всей вероятности, еще не проснулась. До сих пор все шло по плану. Прошлой ночью они возвратились без каких-либо злоключений и сообщили обо всем товарищу Петрову по коротковолновому передатчику. После этого действовать должен был он. Затем Энни отрезала длинные локоны Люси, сожгла их в мусоросжигателе и выкрасила в светлый цвет то, что осталось от них. Она пошла в гостиную и подбросила дров в камин. Снаружи снег покрывал все вокруг. Пол Каннингем и Ивэн отправились на ферму за молоком, по их следам она определила, что снежный покров доходил до половины голени. Если снег не перестанет падать, могут возникнуть затруднения. Энни с каким-то чувством неприязни посмотрела на панораму расстилавшихся перед ней холмов, одетых в белое. Она не любила деревню. Уже почти неделю, как Пол ее просто раздражал, а Ивэн надоел.

На ферме, пока в бидончик наливали молоко, а Ивэн без всякого интереса смотрел на кур, роющихся во дворе, Пол Каннингем разговорился с мистером Туэйтом:

— Думаете, снег еще будет падать?

— Не удивлюсь, — ответил фермер. — У вас есть цепи для автомобиля? Могут понадобиться.

— Боюсь, что цепей нет.

— У меня где-то завалялся комплект.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Еще долго здесь пробудете?

— Мы должны возвратиться в Лондон в субботу. Но… — тут Пол понизил голос: — Ивэн еще не поправился. Он очень слабого здоровья, знаете. Не хочется рисковать этим путешествием…

— Хорошо еще, что у вас в доме есть доктор.

— Что? О да, моя сестра была очень способной. Но ей пришлось отказаться от практики, когда она вышла замуж…

— Вот ваше молоко.

Пол позвал Ивэна, и они пошли обратно. Пол с раздражением сознавал, что болтал на ферме как-то неубедительно, дабы скрыть свои грубые промахи. Тем не менее он установил для себя главное: от деревенщины Туэйта всего можно ожидать…

Люси обладала жизнерадостностью ребенка, который всегда был окружен любовью и заботой. Более того, у нее была завидная способность понимать драматизм событий, в которых она участвовала. Ее отец, которого она боготворила, как-то сказал ей: «Никогда не бойся правды. Смело смотри в лицо фактам. Пойми, в чем их суть, и обдумай их. Если ты научишься примиряться с ними, особенно с самыми неприятными, значит, ты выиграла сражение».

Теперь она лучше поняла его слова. Факты свидетельствовали о том, что ее похитили и она стала пленницей в незнакомом доме. Но так ли? Люси выскользнула из кровати и повернула ручку двери. Дверь была заперта. Не могла она и вылезти из окна поверх решетки. Похитители отрезали ее длинные волосы и выкрасили их в другой цвет. Для чего? Чтобы полицейский, придя в дом, не узнал в ней маленькой девочки, о чьем исчезновении несомненно уже написали газеты и оповестило радио. До чего глупо пугаться этого изменившегося лица в зеркале! Люси потрогала пальцем шрам под ухом и, стянув пижаму, оглядела родинку слева от пупка. Все это доказывало, что она Люси Рэгби.

Кем бы ни были ее похитители, они не похожи на тех, кого показывают по телевизору. Ее не прятали на разрушенном чердаке, не заставляли лежать на куче грязных тряпок, пока небритые, неряшливые мужчины играли в карты в углу, изрыгая проклятия и хватаясь за револьверы. Она находилась в опрятной и просторной комнате с яркими занавесками, натертым паркетом и достаточным количеством теплых постельных принадлежностей. На стенах красовались утки и гуси, это заставляло предполагать, что некогда здесь была детская. На полке лежало несколько растрепанных детских книжек, а в шкафу оказались детские игрушки. Необычным было лишь то, что страницы книжек, где значились имена их владельцев, были вырваны.

Люси поняла, что хочет есть. И в то же самое время почувствовала, что ее охватывает страх. Ей совсем не хотелось видеть эту противную женщину, которая втащила ее в автомобиль. Никогда. В течение десяти минут Люси боролась со своим страхом. Смотрела фактам в лицо. Мерзкое старое чучело. Это факт. Прекрасно. Рассмотри его. Люси почти слышала, как ее отец произносит эти слова. Снизу раздавались какие-то звуки. Люси подергала ручку двери и стала кричать. Затем она снова прыгнула в кровать и улеглась там, дрожа. Может быть, придет та же самая женщина.

И она пришла. Отвратительное лицо горчичного цвета, розовый джемпер. Это так явно не подходило одно другому. Юбка болталась до колен. Женщина поставила поднос на кровать Люси — два вареных яйца, хлеб и масло, кружка молока. Затем она безмолвно направилась к двери. «Должно быть, глухонемая, — подумала Люси, вспоминая то, о чем читала в сенсационных романах. — Нет, конечно нет… Она ведь спрашивала у меня дорогу в Лонгпорт».

— Одну минуту, — произнесла робко маленькая девочка.

Женщина чуть задержалась.

— Да?

— Допустим, мне захочется пойти в уборную. — Это было совсем не то, что хотела сказать Люси.

— За занавеской таз, а горшок стоит под кроватью.

— Но я… я не могу все делать только в горшок.

— Ты можешь, ты должна.

Бесцветные глаза женщины смотрели поверх плеча Люси.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Ты можешь называть меня тетя Энни.

— Но вы не моя тетя.

— А твое имя Ивэн. Не забывай.

Люси была убеждена, что имеет дело с сумасшедшей. У нее заработала фантазия. Она подумала о женщине, которая потеряла сына по имени Ивэн и потому повредилась в уме и украла маленькую девочку, чтобы она ей заменила сына.

— Ну, ты не хочешь завтракать? — спросила чокнутая.

Люси выпила немного молока и принялась за яйцо.

— Я предполагаю, что вы украли меня, — произнесла она насмешливо.

— Ты можешь предполагать все, что тебе хочется.

— Где находится этот дом?

Тетя Энни стала словоохотливей.

— Это мой коттедж в Бакингемшире. Почти в тридцати милях от Лондона. Мы проделали долгий путь прошлой ночью. Ты все время спала.

— Сколько я здесь пробуду?

— Это зависит от обстоятельств.

— Вкусное яйцо. — Люси раздражало, что она не могла поймать взгляд женщины. Но, решила она, так ведут себя чокнутые.

— Когда ты кончишь завтракать, надень эти вещи. Они пойдут тебе. — Женщина достала из комода фуфайку для мальчика, трусы, носки, брюки и нательное белье. «Все это выглядит чуть поношенным, — подумала Люси. — Наверное, скучает по бедному ребенку, которого потеряла, как мне кажется». Женщина вышла, закрыв дверь на замок. Люси взяла другое яйцо, и, пока ела, в ее голове появился иной, радикально измененный, вариант нового романа. Возможно, ей придется выбросить написанное и начать все заново, поскольку теперь она пережила настоящее приключение. Она подумала о своей тетрадке для записей в Домике для гостей. Папа и Елена будут беспокоиться о ней. Бедный дорогой папа! Люси перестала есть. Чувство одиночества стало закрадываться в нее…

— Как она? — спросил внизу Пол Каннингем.

— Проснулась. Завтракает. Странная маленькая девочка, должна я сказать.

— Что ты имеешь в виду, говоря «странная»?

— Все воспринимает спокойно, — ответила Энни Стотт.

— А тебе бы хотелось, чтобы она закатывала истерики?

Энни так скривила свои тонкие губы, что они стали похожи на кожуру какого-то гнилого фрукта. Она посмотрела на своего компаньона. Он не внушал ей симпатии. Он был похож на одного русского танцора, который недавно покинул свою балетную труппу и переметнулся к капиталистам.

— Бедный ребенок, — сказал он.

— Если тебе так жаль ее, — огрызнулась Энни, — иди и нянчись с ней.

— Конечно, не пойду, — ответил он холодно. — Согласно договоренности, она не должна видеть никого, кроме тебя. Если она увидит меня, то может узнать при неожиданной встрече. О, я совсем забыл, что вы собираетесь перерезать ей горло, когда все будет кончено.

— Не будь дураком. Девчонка думает, что находится в Бакингемшире. Чтобы не смогла ничего выболтать впоследствии о нас…

— Обо мне, ты имеешь в виду. Вы-то будете в полной безопасности, греясь под солнышком в благотворном Крыму.

— Применять насилие было бы неправильным. Когда я передам информацию и она будет проверена, то сделаю девчонке другой укол в руку. Тогда ты можешь увезти ее и выгрузить где захочешь. У тебя нет оснований впадать в панику, — добавила презрительно женщина.

— Я бы и не паниковал, если бы верил хотя бы одному слову ваших людей.

— В чем же дело сейчас?

— Ты прекрасно знаешь в чем. — В голосе Пола послышались крикливые нотки. — Я не считаю себя образцом всяческих добродетелей, но по крайней мере и не претендую на то, что все, соответствующее моим планам, является непреложной истиной. А именно так поступаете вы и ваша проклятая партия.

— Нет никакой необходимости кричать на меня. Где Ивэн?

— Убирает снег от дверей гаража. Туэйт сказал, что одолжит мне цепи для колес.

— Хорошо. Ты бы лучше пошел и одел их. Мое свидание назначено на полдень.

— Не попадись, дорогая сестрица. Сегодня вечером мне понадобится автомобиль, чтобы отвезти Ивэна на станцию. Послушай, а ты не боишься запускать руку в осиное гнездо? Белкастер сегодня кишит полицейскими.

— Нет, не боюсь, если Рэгби будет следовать указаниям.

— А если нет?

— Тем хуже для него.

— Да и для тебя.

— О нет. Мне сообщат, если он попытается пойти на хитрость.

— Ты думаешь, он может это сделать?

— Искать меня? Один раз да. Но не второй. Он не сделает этого, после того как мы прибегнем к какой-либо вынужденной мере.

— Ты хочешь сказать, что можешь отпилить один пальчик Люси и послать его ему по почте? — спросил Пол дерзко. Потом, поскольку женщина не отвечала, он добавил со страхом: — Боже милостивый! Я думаю, ты способна на это.

— Ты должен сообщить последние данные, — сказала Энни. — Как ты думаешь, для чего у нас тут магнитофон?

— Я считал, что ты собираешься практиковаться в произнесении каких-нибудь скучных политических речей.

Энни не успела ответить. Раздался стук в пол где-то над их головами.

— Ты уверен, что Ивэн во дворе? Он не должен знать, что еще кто-то, кроме нас, находится в доме.

— Не впадай в панику, товарищ. — Пол подошел к окну и посмотрел в сторону. — Да, он там. Отгребает снег весьма усердно.

Когда Энни спустилась вниз, Пол спросил:

— Что ей нужно?

— Бумагу и карандаш.

— Собирается писать письмо домой?

— Нет. Она хочет сочинить роман. Это займет ее. Где та бумага, на которой ты собирался писать свою книгу?

Пол достал несколько листков чистой бумаги и карандаш из стола, стоящего в углу. Когда Энни поднялась наверх снова, послышался звук тракторного мотора. Пол вышел. Фермер Туэйт стоял на тракторе, а один из его работников сидел за рулем. Фермер протянул ему комплект ржавых цепей.

— Вы сможете их надеть или хотите, чтобы Джим помог вам здесь?

— Это чрезвычайно любезно с вашей стороны. Если бы вы разрешили ему…

— Пожалуйста. Я расчищаю от снега дорожку вдоль лужайки до деревни. Иначе тележка, забирающая молоко, не пройдет.

Джим сошел с большого трактора, который высился над Полом. Резиновые колеса были ему по плечо. Позади трактора была лебедка. Джим потрогал ее.

— Всегда отбуксирую вас, если застрянете, мистер Каннингем.

Когда фермер уже собирался отъехать, из дома выскочила Энни Стотт.

— Где Ивэн? О, доброе утро, мистер Туэйт. Ивэн! Иди сюда сейчас же! Тебе нельзя выходить.

— Но мне тепло. Спасибо. И дядя Пол сказал…

— Не слушай его. Пол, забери его. — Она приложила руку ко лбу Ивэна, затем потянула его к двери. Сквозь шум работающего вхолостую тракторного мотора она произнесла, обращаясь к мистеру Туэйту:

— Я знаю, что слишком уж беспокоюсь, но это единственный сын моей сестры и ему нельзя переутомляться. Мне нужно измерить ему температуру.

Трактор повернул и медленно покатил прочь. Пол провел Джима в гараж. Энни велела мальчику сидеть у камина в столовой и заниматься своим конструктором. Сама же принялась вязать, ожидая в соседней комнате телефонного звонка из Домика для гостей. Через десять минут телефон зазвонил.


Глава 4

Главный почтамт


28 декабря

Профессор Рэгби также ожидал телефонного звонка. Он раздался вскоре после завтрака. Профессор пришел в комнату владельца Домика. Найджел Стрэйнджуэйз слушал, наклонившись над его плечом.

— Это профессор Алфред Рэгби? — раздался голос телефонистки. — Вас вызывает Лондон.

В трубке послышался щелчок. Потом заговорил голос, принадлежавший, как точно определил Найджел, славянину, с акцентом, приобретенным сначала у учителя-американца, но затем подправленным в результате какого-то периода пребывания в Англии.

— Я говорю с профессором Рэгби? — спросил голос.

— Да. Это Рэгби. А с кем я говорю?

— Вам мое имя незнакомо. У меня есть новости о вашей дочери.

Профессор так вцепился в трубку, что суставы его пальцев побелели. Но голос оставался спокойным.

— Вы человек, который украл ее. Я так понимаю.

— Давайте говорить «взял на время», профессор. С ней все в порядке, и ее совсем скоро возвратят, если наша сделка окажется успешной.

— Где она?

— В Лондоне.

— Дайте мне поговорить с ней.

— Боюсь, это невозможно. Я говорю из телефонной будки на улице. Я один.

— Ну, что это за сделка, о которой вы сказали?

— Вы обладаете тем, профессор Рэгби, в чем нуждаются мои друзья. Мы же имеем то, что нужно вам. Я предлагаю обмен.

— Догадываюсь. Ваши методы ведения дела достойны презрения, но я не ожидал ничего иного.

— Брань на вороту не виснет, мой дорогой сэр. — Голос был спокойный, почти веселый. — Для вас это просто вопрос о том, как вы оцениваете свою дочь.

— Не читайте мне наставлений. Ближе к делу.

— Прекрасно. Если вы согласны на сделку, будьте на главном почтамте в Белкастере сегодня в полдень. Налево от входа будет длинная стойка, где пишут телеграммы. Над ближним ее концом, прикрепленным к стене, висит полка, где лежат бланки для облигаций государственного выигрышного займа. Вы должны положить листок бумаги, на котором изложена ваша информация, под эти бланки и сразу же покинуть почтамт.

— И затем я получу Люси обратно?

— В свое время. Мы, конечно, должны убедиться в том, что информация правильна… формула, которую вы дадите нам. На этих условиях, профессор Рэгби, хотите ли вы заключить сделку?

— Ну, это похоже на… — начал было Рэгби, помолчав.

Найджел движением правой руки показал ему, что не следует торопиться.

— Вы ставите меня в безвыходное положение. Если я откажусь, вы окажетесь там, где начинали. Если же соглашусь, то у меня нет гарантии, что я получу обратно свою дочь.

— Мы даем вам слово.

— Ваше слово! — Презрение в голосе Рэгби было явным.

— Следовательно, вы отказываетесь?

Рэгби издал какой-то неопределенный звук.

— Ну, подумайте, каким образом я могу знать, что Люси еще жива? А вдруг я обменяю жизненно важный секрет на мертвого ребенка?

— Ну-ну, мы не убиваем людей без необходимости. Я сам люблю детей. Конечно, я не могу отвечать за моих друзей, которые присматривают за ней в Лондоне. Они народ нетерпеливый. Есть так много способов причинить ребенку вред и не убивая его. Она хорошенькая маленькая девочка, сказали мне.

Рэгби потерял контроль над собой. Его дыхание стало прерывистым.

— Хорошо. Хорошо. Вы обещаете мне не причинять ей вреда?

— Я обещаю это вам, мой друг.

Странно, но Найджел поверил в это, во всяком случае, немного.

— Тогда я сделаю то, о чем вы просите.

— Вы умный человек, профессор. Это все превратности войны. — Добродушный голос стал жестким. — Но не пытайтесь никого обмануть. Я не могу помешать вашим сообщениям по радио об исчезновении вашей дочери. Полиция ожидает услышать от вас о ее похитителях. Ни под каким видом вы не должны передавать ей суть нашего разговора или говорить о вашем согласии на сделку. Несомненно, ваш изобретательный ум может придумать какую-нибудь историю, чтобы полиция отвязалась от вас. В конце концов, там не так уж умны. Не могли даже помешать нам доставить ребенка в Лондон. Когда ваша специальная служба уголовного розыска нападет на след, нам придется нелегко. Поэтому ход в игре нужно делать немедленно. Вы, конечно, придете на почтамт в Белкастере один. Любая попытка устроить ловушку для нашего агента будет иметь для вас катастрофические последствия. Прощайте.

Профессор Рэгби посмотрел на Найджела. Под шапкой рыжих волос его лицо было белее мела.

— Что я должен делать? — В голосе Рэгби слышалась мука.

— Мы должны выиграть время. Делайте то, что он сказал вам. Напишите какие-нибудь данные обозначения, что, знаете ли, выглядело бы правдоподобным, но в действительности вводило бы в заблуждение. Можете вы это сделать?

— Да, но…

— Похитители имеют своего агента в Домике для гостей. Он может и не оказаться тем человеком, который собирается зайти за вашей информацией. Если мы сможем установить, кто это, то один конец нити в наших руках. Я свяжусь со старшим полицейским офицером отделения уголовного розыска графства, попрошу его установить на почтамте незаметное наблюдение начиная с двенадцати часов дня: один из его людей будет находиться за решеткой и наблюдать за тем, кто зайдет за информацией. За ним станут следить, и след, возможно, приведет нас к месту, где содержится Люси, если, так сказать, агент не находится среди гостей здесь.

— Но, Боже милостивый, Люси же в Лондоне. Вы предполагаете…

— Я размышляю. — Бледно-голубые глаза Найджела уставились на пошлую гравюру над головой Рэгби, изображающую сцену ухаживания в восемнадцатом веке. — Я размышляю. Наш друг в телефонном разговоре приложил максимум усилий, дабы убедить нас в том, что Люси находится в Лондоне, куда они перевезли ее. Он хочет, чтобы поиски были сосредоточены именно в этом месте.

— Она может находиться гораздо ближе? — Слабая надежда вызвала оживление на безутешном лице Рэгби.

— Они могли проскользнуть через два полицейских кордона прошлой ночью. Но я предполагаю, что они прячут ее в радиусе двадцати миль отсюда.

— В этом случае мы будем скоро иметь о ней кое-какие новости. Описание ее внешности поместили газеты и сообщили по радио в выпуске новостей. Конечно, кто-нибудь обратит внимание…

— Не забегайте вперед. В графстве много уединенно стоящих домов. Ее могут прятать в одном из них в течение нескольких дней. И никто ничего не будет знать.

— Я должен поспешить к Елене. Не хотелось бы оставлять ее надолго. Она страшно расстроена. Я знаю, вы приложите все усилия.

Высокая сутулая фигура поторопилась уйти.

«Какие же это жалкие „все усилия“, — подумал Найджел. Шанс получить Люси обратно был один из тысячи. Ее похитители будут слишком бояться, что ребенок опознает их потом. Безусловно, когда они получат и начнут проверять информацию Рэгби, им будет выгодно сохранять ей жизнь… или же заставлять его верить, что она еще жива. Старая уловка похитителей.

Прошлой ночью старший полицейский офицер обнаружил отпечатки ног и следы шин на снегу против почтового ящика. Высокие сапоги. Они были гораздо большего размера, чем у человека, выходившего из машины, возможно женщины. Один из полицейских поехал по следам похитителей на запад, по редко используемой дороге. В одном месте они остановились. Затем снова двинулись в путь. След потерялся среди других там, где дорога выходила на магистраль. Автомобиль ехал теперь в северо-западном направлении. Но водитель с успехом мог действовать таким образом, чтобы избавиться от преследования и немного времени спустя повернуть обратно в сторону Лондона. Вся местность перерезана массой небольших извилистых дорог, и обильный снег, выпавший позже той ночью, скрыл все следы.

Но снег мог повлиять и в другом. Если начнется сильный снегопад, он заблокирует дороги, ведущие из долины, а возможно, повредит линии телеграфной связи, и профессору будет просто физически невозможно добраться до условленного места. Противная сторона должна знать его. Для Рэгби и, как можно надеяться, для Люси будет выиграно драгоценное время.

После телефонного разговора с отделением уголовного розыска графства Найджел поднялся с места и направился в гостиную. Все гости, кроме четы Рэгби, были там.

— Боже мой! — воскликнула жена адмирала. — Что вы сделали с собой?

— Кто-то ударил меня прошлой ночью. Доктор сказал мне, что это был непрофессиональный удар, иначе бы я умер. Доктор был весьма недоволен, что такое не произошло.

— Мало ему всяких случаев в этих местах, — зевнул Лэнс Аттерсон.

— Грабитель, конечно, — мудро заметила миссис Салливан.

Найджел повернулся в сторону мистера Лики.

— Случайно вы не запомнили его?

— Кого? — произнес Джастин Лики в замешательстве.

— Ну… грабителя.

— Конечно нет, мой дорогой. Где это произошло?

— На середине дорожки.

— Прошлой ночью? Я не выходил. Почему вы спрашиваете меня?

— Потому что вы покинули эту комнату сразу же после меня.

— Послушайте, мистер Стрэйнджуэйз, мне не нравятся эти вопросы.

— Хорошая практика для вас, мистер Лики. Когда они приедут, то полиция спросит всех вас, где вы были во время нападения на меня.

Внимательный взгляд Джастина Лики не отрывался от Найджела.

— Когда они приедут? А сейчас они особенно перегружены работой?

— Безусловно. Вы знаете почему?

— Не имею ни малейшего представления.

— Странно. Вы производите впечатление необычайно наблюдательного человека.

В голосе Найджела слышалось раздражение, что заставило остальных податься вперед и с беспокойством посмотреть на него.

— Разве вы не заметили, — продолжал Найджел, — отсутствия Люси Рэгби?

— Я еще не видел никого из них сегодня утром, — заметил Лики, — за исключением профессора, который промелькнул в холле. Он казался встревоженным. — Какая-то догадка мелькнула на его лице. — Отсутствия? Уж не полагаете ли вы?..

Найджел обвел взглядом присутствующих.

— Да. Люси похитили прошедшей ночью. Разве никто из вас не слышал сводки новостей по Би-би-си?

— Приемник не в порядке, — сказала Черри.

И Найджела это не удивило, поскольку он сам испортил его. Он хотел видеть первую реакцию окружающих на это известие.

— Вы узнаете все из газет, когда их принесут. Из-за снегопада доставка задержалась.

Джастин Лики, казалось, ушел в себя, точно улитка в свою раковину. Черри словно не могла в это поверить. Лэнс забеспокоился. У жены адмирала был вид, точно ее оскорбили.

— Никаких сомнений на этот счет? — спросил адмирал.

Найджел покачал головой.

— Возмутительно! Бедная маленькая Люси. Кому понадобилось?..

— Не говорите глупостей, мой дорогой! — крикнула его супруга. И Найджел представил себе, какой страх нагоняла она на жен младших офицеров. — Это явно заговор красных. Эти дьяволы способны на все.

— Но, моя дорогая леди, — вмешался Джастин Лики, — зачем им похищать маленькую девочку?

На лице миссис Салливан, которое было похоже на морду мопса, отразилось еще большее негодование.

— Вполне понятно. Они хотят оказать давление на отца Люси.

— Все плохое, что происходит в этой стране, приписывают красным, — сердито заметила Черри.

— И правильно, моя милочка. А кроме того, если вы меня спросите, я скажу вам еще одну вещь: профессор сделал какое-то научное открытие и они хотят завладеть им.

— Это ваша догадка, мадам, или у вас есть какие-то свои источники информации? — Мистер Лики был вежлив, его тон серьезен.

— Конечно, у меня нет таких источников информации. Я только шевелю мозгами. Надеюсь, что это будет делать и полиция, мистер Стрэйнджуэйз. А вы что предпринимаете по этому поводу?

— Могу ли я спросить, — вкрадчиво сказал Джастин Лики, — откуда у мистера Стрэйнджуэйза приватная информация?

Найджел проигнорировал вопрос, а собравшимся предложил тщательно продуманный им отчет о действиях полиции. Затем, пытаясь обнаружить лису в курятнике и надеясь на результат, добавил:

— Одна вещь мне представляется возможной: похитители имели в этом доме сообщника. И полиция сосредоточит свои усилия на том, чтобы выяснить, кто из нас таковым является.

— Явно кто-то из обслуживающего персонала, — заявила жена адмирала.

— Все они работают здесь несколько лет. Боюсь, что подобный вариант не подходит.

— О, — сказала леди с презрением. — На домашнюю прислугу теперь нельзя полагаться.

— Опять принялась за свое, — пробормотал Лэнс.

Найджел снова овладел вниманием присутствующих.

— Все мы должны будем ответить на ряд очень серьезных вопросов. И надеюсь, никому из нас, за исключением неизвестного сообщника, скрывать нечего. Вы же знаете, что полицейское расследование носит широкий и всеобъемлющий характер.

После этих слов в комнате воцарилась атмосфера беспокойства. Даже на лице неугомонного Лэнса Аттерсона застыло глубокомысленное выражение.

В этот момент в комнату вошел профессор Рэгби. Почти шепотом ему было выражено всеобщее сочувствие. Когда же адмирал спросил у него о миссис Рэгби, профессор ответил, что она уже встала и теперь отправилась в деревню: хочет расспросить работников почты, не знают ли они чего-нибудь об исчезновении Люси. Ему было известно, что полиция интересовалась уже этим, но он полагал, что неплохо было бы и его жене почувствовать себя причастной к расследованию.

Наступило неловкое молчание. Затем жена адмирала с присущей ей прямолинейностью спросила:

— Эти негодяи уже дали о себе знать?

— Да. Мне звонили. Сказали, что Люси жива и здорова.

— Чего они хотят? Денег? — спросил Джастин Лики.

Алфред Рэгби вопросительно взглянул на Найджела, который почти незаметно кивнул ему.

— Нет. То, что считают более ценным.

— Но вы же не собираетесь отдавать им это? — Миссис Салливан смотрела на него широко открытыми глазами.

— Более ценное для вас, чем Люси? — Манера Черри протяжно произносить слова сделала ее вопрос еще более впечатляющим.

Гримаса боли исказила лицо Рэгби, и он прикрыл его на какой-то момент рукой.

— Я не отдам ничего без борьбы, миссис Салливан, — выдавил он из себя наконец.

— Вы собираетесь подстроить ловушку этим парням, когда они придут, чтобы взять… то, что они предполагают взять? — Зубы Лэнса Аттерсона сверкнули над его черной бородой, придавая его лицу хитрое и озабоченное выражение.

— Ничего не произойдет, я считаю, если вы их как-нибудь перехитрите. Но не причинят ли они чего-либо плохого Люси? — спросила Черри дрожащим голосом.

— Люси представляет для них ценность, пока жива. В ином случае ее нельзя использовать как оружие против меня. — Тон Рэгби был холодным и бесстрастным.

— О Боже! В вас нет ничего человеческого! — воскликнула Черри. — Простите, я не то хотела сказать, но…

— Тогда попридержите свой язык, деточка, — сказала жена адмирала. — Вам не понять подобных вещей. На карту поставлены огромные ценности.

— О, какая чушь! — вмешался Лэнс. — Какой еще секрет может сравниться с жизнью ребенка?

— Без сомнения, вы думаете так, как и полагается в вашем юношеском возрасте, но вы должны учиться не говорить так, как говорите сейчас, молодой человек. — Назидательная нота офицера послышалась в шепелявости адмирала.

— Ну, я думаю, у каждого из нас есть свои маленькие тайны, — произнес Джастин Лики. Если это и была попытка как-то успокоить собравшихся, то она не удалась. Воцарилось зловещее молчание.

Найджел полагал, что Рэгби вел себя согласно составленному ими ранее плану. Вражеский агент в Домике для гостей, кем бы он ни был, теперь узнал, что профессор не станет покорно выполнять их требования и что какая-то ловушка, похоже, будет подстроена в Белкастере. Этот агент, безусловно, сейчас же свяжется с человеком, которому поручено взять информацию Рэгби на главном почтамте города, и предупредит его. Если он не воспользуется телефоном, как поступил бы любой опытный агент, то может назначить встречу с человеком, которому поручено взять информацию Рэгби, и предупредить его устно или же прибегнет к помощи какого-либо знака, нарисованного на стене или на почтовом ящике. Конечно, имелась и третья возможность: это в том случае, если человек, которому поручено взять информацию Рэгби, и агент, живущий в Домике для гостей, одно и то же лицо. Но по ряду причин Найджел счел последнее предположение нереальным: если бы оно было верным, то агент раньше или позже должен был бы связаться со своими руководителями в Лондоне, чтобы сообщить им о провале первой попытки и получить дальнейшие инструкции. Если он свяжется с ними по телефону, то личность его будет установлена.

И оставалась проблема с Люси. Найджел вспомнил ее худенькое живое личико, зюйдвестку, длинные темные волосы, голубой свитер, и сердце его сжалось от дурного предчувствия…

В Коттедже контрабандистов Люси играла в солитер[1 - Солитер — игра для одного человека. (Здесь и далее примеч. перев.)] на доске, которую она нашла на полке для игрушек. Прошлый раз она закончила игру только с тремя шариками на доске. „Если я закончу игру с одним шариком, — сказала она себе, — все будет хорошо: эти люди отпустят меня или же я проснусь в моей комнате в Домике для гостей“.

Вошла Энни Стотт, с магнитофоном. По-видимому, она была в дурном настроении. Возможно, она получила плохие известия по телефону. Люси слышала телефонный звонок минут пять назад. Энни закрыла дверь, поставила магнитофон на стол и открыла его.

— Ты знаешь, что это такое?

— Да. Это магнитофон. Мы будем слушать его?

Женщина с лицом горчичного цвета достала из своей сумки лист бумаги и развернула его.

— Думаю, ты умеешь читать?

— Конечно умею. Не говорите глупостей.

— Прекрасно. Я хочу, чтобы ты прочитала это в микрофон. Это сообщение твоему отцу, всего лишь о том, что о тебе хорошо заботятся.

— Вы собираетесь послать ему эту запись?

— Мы… Я помогу ему получить ее.

— Но почему я не могу поговорить с ним? По телефону?

— Не прерывай меня все время. Ты должна прочитать только эти слова и ничего больше. Точно ты разговариваешь с ним. Поняла? А там, где стоят три точки, ты можешь сделать паузу. Это будет довольно смешно. Точно в пьесе, передаваемой по радио. Давай попрактикуемся.

Люси уже научилась приноравливаться к этой хитрой женщине. Она начала читать напечатанный на машинке текст.

— „Здравствуй, дэдди! Это я“. Нет, это не годится.

— Что ты имеешь в виду?

— Я никогда не называю его „дэдди“. Только „папа“ и „отец“.

— Тогда измени это.

Люси начала снова:

— „Здравствуй, папа. Это я, Люси… Да. Я здорова, ко мне очень хорошо относятся. Меня хорошо кормят. У меня хорошая комната. Много книг и игрушек… Нет, мне не разрешают говорить, где я нахожусь. Где-то в Лондоне. Как себя чувствует Елена?“

— Нет, детка, — вмешалась мисс Стотт. — Ты читаешь, словно это книжка. Говори, да поживее. Ты никогда не выступала на сцене в школе?

— Как я могу это сделать? Вы же написали это для семилетнего ребенка. Я так и говорю, — обиделась Люси. Мисс Стотт напомнила ей одну из ее самых нелюбимых школьных наставниц.

— Не теряй время, — огрызнулась мисс Стотт, вся вспыхнув. — Повтори все сначала. Представь, что ты говоришь с ним по телефону. Пофантазируй немного, глупая малышка.

Люси подавила в себе слезы, готовые брызнуть из глаз при мысли о том, что она разговаривает со своим отцом по телефону, и снова приступила к чтению.

После нескольких попыток мисс Стотт, казалось, была удовлетворена. Она поставила Люси перед микрофоном и приготовилась записывать.

Люси отчаянно старалась придумать, как бы ей вложить тайный смысл в это послание отцу. Или, предположим, в самом конце она издаст крик о помощи. Это было бы здорово. И эта фантазия стала реальностью. Уже в самом конце записи Люси подняла глаза от текста и увидела, что Энни держит в руке шприц. Люси закричала…

Через несколько минут мисс Стотт вышла из дома, села в автомобиль и осторожно поехала по дороге, покрытой снегом, в Лонгпорт. Оттуда она послала в Лондон небольшой пакет, затем ее машина направилась в Белкастер. Было одиннадцать часов двадцать пять минут утра.

Алфред Рэгби поставил свой автомобиль на общественной стоянке и обернулся к Елене:

— Подожди меня, дорогая. Почтамт в двух минутах ходьбы отсюда. Я скоро вернусь. А это случайно не машина Лики?

Печальные глаза его жены на миг встретились с его глазами.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты поступал подобным образом, — произнесла она.

— Ну, подумай, ведь мы так решили. Если даже я передам им то, что они хотят, нет никакой гарантии, что нам вернут Люси. Ты же знаешь их.

— Да, — прошептала она почти неслышно. — Но…

— Единственная возможность — это следить за человеком, который должен взять информацию. Он может привести нас к Люси. Я же говорил тебе — Стрэйнджуэйз думает, что она где-то недалеко.

Он оставил Елену сидящей неподвижно, с устремленным вперед взглядом. Часы на городской ратуше пробили двенадцать, когда он вошел в здание главного почтамта. Он вынул из бумажника сложенный лист бумаги, положил его под бланки облигаций государственного выигрышного займа, в ящичек над длинной стойкой, и вышел.

Мужчина в штатском за решеткой в противоположном конце помещения был начеку.

За поворотом ожидала полицейская машина. Вдоль главных дорог при выезде из города патрулировали другие полицейские машины, радисты в них были наготове. Обычный фургон, снабженный радиоаппаратурой и мощным мотором, стоял в тридцати ярдах от почтамта на главной улице. Водитель его, по-видимому, уснул, остальных пассажиров не было видно. Все пятеро были вооружены. Этот фургон должен был преследовать того, кто возьмет информацию, когда будет получено его описание.

Пробило полдень. Найджел перелистывал страницы книги в книжном магазине, из окна которого был виден почтамт, на противоположной стороне улицы. Человек начищал почтовые ящики на стене почтамта. Сквозь окно он мог наблюдать своего коллегу внутри здания. Когда тот подаст знак, ему станет ясно, что информацию взяли и тот, кто ее получил, направляется к выходу.

Приземистая женщина с лицом желтого цвета вошла в книжный магазин. Она взяла книгу и начала ее перелистывать, затем подошла ближе к окну, стараясь на свету что-то получше разглядеть. Найджел почувствовал, как ее взгляд скользнул по его лицу. Но он не обратил на нее особого внимания, поскольку через несколько секунд увидел, что Джастин Лики вошел в здание почтамта. Стоя в полутемном маленьком книжном магазинчике, Найджел почувствовал сильное волнение: его руки, державшие книгу, стали дрожать, и он поставил книгу на место. Его глаза неотрывно следили за входной дверью почтамта. Джастин Лики. Это могло быть совпадение. Но если бы Найджела попросили указать на секретного агента среди обитателей Домика для гостей, он назвал бы Лики: в нем было нечто подозрительное.

Прошло минуты две. Лики вышел из дверей почтамта и направился к стоянке автомобилей. Но человек, наводящий блеск на почтовые ящики, не подавал никакого знака.

Это был горький момент разочарования. Действия человека в штатском за стойкой убедили Найджела в том, что Лики и не подходил к ящику с бланками. Он просто купил несколько марок и отправил телеграмму. Найджел попросил человека в штатском сделать так, чтобы его старший полицейский офицер прочитал копию телеграммы, и стал ожидать, не спуская глаз с ящика, где лежали бланки, пока человек вернется.

Люди входили в помещение главного почтамта, стряхивая снег со своих высоких сапог. Автомобили, снующие вверх и вниз по улице, превратили снег в слякоть. Грузовой автомобиль с людьми, разбрасывающими гравий, медленно курсировал вдоль дороги. Ребенок на новеньком велосипеде затормозил и упал, плача, на тротуар. Мать подняла его и стала ругать, точно он совершил какой-то проступок. Городок, по-видимому, все еще был погружен в послерождественскую апатию. Северо-западный ветер гулял по улицам, продувая Найджела до мозга костей, когда он шел мимо памятника какой-то забытой знаменитости, на голове которого красовалась снежная шапка. Затем Найджел вошел в главное полицейское управление графства.

— Хорошо бы перекусить, — сказал он старшему полицейскому офицеру Спарксу, — но рыбка еще не подплыла к крючку. Малый по фамилии Лики, который живет в Домике для гостей. Подозрительная личность.

— Еще много времени в запасе, мистер Стрэйнджуэйз. Выпейте чашечку чаю, вы выглядите усталым.

— Спасибо. С удовольствием. Я чувствую, что их человек решил пока не высовываться.

— Вы имеете в виду, что он получил сообщение из Домика для гостей о том, что профессор Рэгби не вступил в игру? Думаю, вы правы. Но сегодня утром не было никакого телефонного звонка из Домика, по крайней мере ничего, вызывающего подозрение.

— Лики мог приехать сюда в целях предупреждения.

— Моим ребятам не было сказано следить за ним, — заметил старший полицейский офицер с легкой обидой.

— Я не виню вас. Вы не можете следить за всеми. А что он написал в телеграмме, между прочим? Вы уже получили текст?

Старший полицейский офицер протянул Найджелу листок бумаги.

„Суррей, Элтрингем. Красный дом. Сэру Джеймсу Алленби. Пока сообщить нечего, возможно, иду по следу. Лики“.

— Что это за птица — Алленби? — спросил Найджел.

— Крупный промышленник, полагаю. Я припоминаю, что читал о нем в газетах в прошлом году. Что-то произошло с его дочерью. Точно не помню.

„Возможно, иду по следу“? — размышлял Найджел. — Ну, он похож на видавшего виды частного сыщика. Во всяком случае, я не думаю, что это относится к делу».

Офицер положил свои сильные руки на стол.

— Я бы сам задушил того человека. У вас есть дети, мистер Стрэйнджуэйз?

— Нет. Но я понимаю, о чем вы говорите. Истинным победителем окажется Люси. — Найджел поймал себя на том, что бормочет: — «Недолго я искал Люси».

— Это Вордсворт, не так ли? Учили наизусть в школе. Не отчаивайтесь, сэр.

— Как на войне. Девяносто девять процентов ожидания и один процент боя.

— Да, мы как на войне.

Оба условились о действиях. Полиция графства обследует каждую уединенно стоящую ферму и коттедж на случай, если Найджел был прав в своем подозрении и Люси не провезли через полицейский кордон в Лондон. Что же касается главного почтамта в Белкастере, то переодетые полицейские будут на дежурстве всю ночь, чтобы наблюдать за персоналом почтамта, если вражеский агент вдруг окажется среди него.

«Это значит запереть конюшню до того, как туда вошла лошадь», — подумал Найджел. Из анонимного телефонного звонка Рэгби вряд ли мог заключить, что его информация, положенная точно в полдень, будет немедленно взята. Во второй половине дня сигнала с почтамта тоже не последовало, и постепенно становилось очевидно, что тот, кому она предназначалась, был предупрежден. Но каким образом? Найджел прочитал с помощью монитора все телефонные разговоры, состоявшиеся сегодня утром в Домике для гостей. Их было немного, и все они казались достаточно малозначащими. Но старший полицейский офицер взял на заметку один из них в целях дальнейшего расследования. Он также должен был выяснить, кто из гостей Домика, кроме Джастина Лики и четы Рэгби, возвратился туда из Даункомби до полудня.

Найджел отправился из Белкастера в Даункомби в сильный снегопад, когда снег буквально залеплял ветровое стекло его автомобиля, а «дворники» почти не действовали. На обратном пути желтый свет огромного фонаря мигнул из темноты приблизительно в пятидесяти ярдах впереди. Это был снегоочиститель. Найджел отъехал в сторону, освобождая ему путь.

— Куда едете? — крикнул ему водитель.

— В Даункомби.

— Прекрасно. Дальше не проедете. Все дороги в долине занесены снегом.


Глава 5

Снежный буран


28–29 декабря

За полчаса до того, как Найджел встретил снегоочиститель, Пол Каннингем отправился в Лонгпорт с мальчиком по имени Ивэн. Он завернул его в плед и положил на заднее сиденье. Мальчик согласился с Полом, чтобы его закутали подобным образом, из-за холода, как с покорным видом соглашался с разными другими странными вещами, происходившими за последнюю неделю. Этому его научила короткая жизнь. Конечно, ему было совсем не холодно: одна вещь согревала ему не только душу, но и тело. Теперь восхитительное событие произойдет уже через несколько часов. И, укутанный в плед, он потрогал кружок на своей груди.

Пол Каннингем вглядывался в дорогу сквозь пелену снежинок, плясавших и клубившихся в свете фар его автомобиля. Слава Богу, они наконец избавятся от этого мальчишки. Рыжий и послушный Ивэн не нравился ему. Он был словно маленький коренастый автомат, вежливо отвечавший на вопросы, редко задававший их, спрашивавший о пустяках, если с ним не обращались грубо. Пол казался человеком без эмоций: управлять автомобилем с цепями на задних колесах было чертовски трудно.

От стен фермерского дома отразилось лязганье цепей, когда Пол проезжал мимо. Трактор хорошо утрамбовал дорогу. Проехав еще с полмили, автомобиль выехал еще на одну дорогу, проходящую по задам деревни. Здесь то в одном месте, то в другом снег, наметенный ветром через калитки, образовал что-то вроде снежных полуостровов, захвативших даже дорогу. Автомобиль поехал медленнее, пробивая себе путь через эти наносы. В такую погоду Пол посчитал за удачу, если бы добрался до Лонгпорта за сорок минут, хотя до него было всего четыре мили.

Это была неровная холмистая местность, защищенная с северо-востока высокой грядой холмов в миле отсюда. Теперь у Пола был выбор. Он мог ехать по этой же дороге через гряду холмов и спуститься к Лонгпорту через полмили в соседней долине. Или же, проехав еще несколько сот ярдов, свернуть влево на главную дорогу, проехать по ней с милю, а потом свернуть вправо на небольшую дорогу, которая огибала гряду холмов, и, проехав по ней еще две мили, добраться до Лонгпорта. Несколько дней назад Пол разведал оба пути. Инстинкт подсказывал ему, что надо избегать главных дорог. Все погибнет, если их остановят и увидят мальчишку на заднем сиденье. Повинуясь инстинкту, Пол пересек главную дорогу и поехал по длинному петляющему склону к верхушке хребта.

Но еще не достигнув вершины, он почувствовал всю силу снежного бурана. Северо-восточный ветер сдувал снег с вершин холмов, так что автомобилю преграждала путь белая пелена, через которую не проникал свет фар. Пол поехал очень медленно и открыл окно со своей стороны, чтобы лучше видеть. В машину ворвался снежный вихрь, ударив его в щеку, точно молотком. Удар заставил его отклониться от прямого пути. Колеса машины завязли в сугробе, возвышавшемся слева от дороги.

Он вышел из машины, сделал несколько шагов и провалился по колено в снег. На дороге крутились снежные вихри. Почти ничего не было видно. Он осмотрел колеса. Все четыре увязли в снегу, а задние, видимо, угодили в канаву, поскольку автомобиль стоял накренившись влево. В багажнике у него была лопата. Но к тому времени, когда он откопает задние колеса, съедет с холма, поедет по главной дороге и, сделав большой крюк, доберется до Лонгпорта, поезд, возможно, уже уйдет. А это был последний вечерний поезд до Лондона.

Пол снова сел в машину. На заднем сиденье лежал спеленутый мальчишка, неподвижный и молчаливый. Это был тяжкий груз на совести Пола. И рано или поздно он должен был избавиться от него. Пол почувствовал, что его охватывает паника.

— Мы завязли и должны идти пешком. Всего лишь полмили. Времени с избытком. Потребуется не больше десяти минут. Выходи, Ивэн.

Мальчик послушно вылез из машины, держа в руке свою дешевую матерчатую сумку на молнии. Другой рукой после минутного колебания он уцепился за руку Пола. Они побрели по снегу к вершине холма. Здесь дорога обозначалась уже более отчетливо. Когда снегопад чуть стих, они увидели внизу в долине огни Лонгпорта. Затем снежный вихрь скрыл от них все. И они с трудом протащились еще пять — десять ярдов.

Пол скоро понял, что по открытому склону холма идти гораздо труднее. Если он даже доведет мальчишку до станции, то должен будет потом снова карабкаться на этот проклятый холм, но если снег будет продолжать валить, он не сможет вытащить свой автомобиль. Провести в нем ночь — значило нарушить их план: его не должны были видеть вблизи Лонгпорта. Не должно быть никакой связи между мальчишкой, который сядет в поезд в Лонгпорте, и «мальчишкой», который теперь находится в Коттедже контрабандистов.

Страх быть остановленным на главной дороге толкнул Пола на то, чтобы поехать предательским коротким путем. Теперь же страх склонял его к еще худшему предательству: страшный ветер, неуемные снежные вихри окончательно лишили его того мужества, которое в нем еще оставалось. Он выдернул свою руку из руки мальчика.

— Я должен сейчас же вернуться обратно, — пробормотал он. — Откопать автомобиль. Срочно. С тобой все будет в порядке. Иди по дороге. Только четверть мили. — Он повернулся и поспешил вверх по холму, чувствуя блаженство оттого, что этот дьявольский ветер больше не дует ему в лицо.

— Прощайте, — произнес мальчик неуверенно, но его компаньон уже исчез в снежной ночной сумятице. В своем пальто из синтетического волокна мальчик просто дрожал от холода, но снова пошел вперед. Он не должен пропустить поезд. Еще есть время, сказал дядя Пол. Его лицо онемело от холода и потому почти ничего не чувствовало. С каждым шагом снег становился все более глубоким. Теперь он доходил мальчику уже почти до пояса, и потому его движения были неловкими, точно у пловца, выходящего из воды. В какой-то миг огни блеснули снова. Они были ближе, но еще недостаточно близко. Теперь перед ним во впадине на дороге был самый большой сугроб. Но он не мог одолеть его. Тогда он собрал все свои силы и всю решимость и вскарабкался на сугроб с краю дороги, намереваясь вновь выбраться на дорогу, уже одолев сугроб.

Но, сбитый с ног резким ветром, он потерял направление и, спотыкаясь, стал кругами ходить по полю, пока не свалился у края покрытой снежными сугробами дороги, в том же самом месте. Он прополз еще несколько ярдов, не имея сил даже позвать на помощь. Затем упал и так и остался лежать, больше не ощущая холода. Это была перина, на которой можно было спать.

Мальчик приложил руку к груди, нащупав круглую вещь, спрятанную там. Он вздохнул и вскоре уже спал. Он видел замечательный сон о человеке, который должен был встретить его в Лондоне. А когда сон кончился, мальчик умер. Снег падал на уголки его улыбающегося рта, на его голову, на все его тельце и дешевую сумку на молнии, которую все еще держала его рука.

— О Боже, — сказал Пол с видом человека, героически преодолевшего величайшие несчастья, — страшная снежная буря. Я еле откопал автомобиль из сугроба, в который мы попали. — Он потер руки перед огнем у камина.

— Он успел на поезд? — спросила Энни Стотт, на которую его слова не произвели впечатления.

— О, безусловно. Я не дошел с ним ста ярдов до станции: повернуть обратно и откапывать автомобиль, пока его совсем не занесло.

— Ты должен был проделать с ним весь путь.

— И превратиться там в льдышку?

— О, не разыгрывай трагедию, Пол.

— Ты даже не представляешь, что творится там, на холмах. Думаю, что и сама-то ты не очень преуспела бы, — добавил Пол обидчиво.

— Я же говорила тебе. Рэгби пытался перехитрить нас. Было бы не слишком разумно угодить в полицейскую ловушку, чтобы получить фальшивую информацию. Не так ли?

— Что же мы будем делать дальше?

— Петров применит давление. Затем мы приступим к выполнению плана Б.

— Напоминает пятилетний план в данных условиях. Уразумела ли ты тот простой факт, что мы скоро будем погребены под снегом? И Рэгби тоже. Наступит безвыходное положение. Или же умник Петров появится с бригадой советских снегоочистителей?

Энни Стотт посмотрела на него с презрением и вышла, чтобы приготовить что-нибудь на ужин. Пол налил себе второй стакан виски. Какой-то момент он думал о маленькой девочке, запертой наверху, затем отбросил такие неприятные мысли. Эта противная Энни за последние две недели несколько раз назвала его эскапистом, а кто бы не хотел избавиться от того кошмара, в котором он теперь жил.

После ужина они слушали радио. Вскоре стали передавать местные новости. Спицы Энни перестали двигаться. Пол сидел, напряженно вслушиваясь.

— «…Люси Рэгби, девочка восьми лет, исчезнувшая из Домика для гостей в Даункомби прошлой ночью, до сих пор не найдена. Возникают опасения, что ее украли. Полиция ведет расследование по всему графству и проявляет особое внимание к уединенно расположенным домам в радиусе пятидесяти миль от Даункомби. Когда последний раз видели Люси, на ней был голубой свитер, зюйдвестка и платье из шотландки в голубую с зеленым клетку. У Люси длинные темные волосы, худое бледное лицо, серые глаза, послеоперационный шрам под левым ухом. Однако власти полагают, что не исключены попытки изменить ее внешность. Всех, кто видел ребенка, внешность которого отвечает этому описанию, или знает о каком-либо вновь появившемся ребенке по соседству, присутствие которого необъяснимо, настоятельно просят связаться с местной полицией или же с главным полицейским управлением в Белкастере: Белкастер, триста девяносто. Я повторяю, что…»

Пол Каннингем уставился на Энни, пытаясь скрыть свое беспокойство под легкомысленным тоном:

— Итак, полицейские скоро будут жужжать у наших ушей. Неужели непогрешимый Петров позволит это?

Энни сдвинула свои желтоватые брови.

— Я не вполне понимаю все это. Он не смог убедить Рэгби, что ребенок перевезен в Лондон. И все же ничего страшного не произошло. Туэйты, по-видимому, не смогут узнать, что мы подменили Ивэна, поэтому в этом коттедже нет ребенка, пропавшего без вести.

— Но если появится бобби и начнет искать…

— Он найдет больного мальчика в постели. Рыжего мальчишку, который живет здесь уже две недели. Туэйты подтвердят это. Им же говорили, что Ивэн слабого здоровья. Завтра я скажу им, что мы не можем отвезти его в Лондон, потому что он заболел опять. И ты не должен сейчас нервничать.

— А когда полицейский увидит ребенка в постели, со шрамом под левым ухом, не думаешь ли ты, что он начнет что-то подозревать?

— Он не увидит шрама. Девочка примет наркотик, а я наложу повязку ей на горло.

— Ты все предусмотрела, не так ли? — произнес Пол мрачно.

— Кто-то должен это делать.

— Кроме того, что чувствует ребенок. Ты хоть на минуту задумалась о том, что она ощущает? И не говори мне всякий вздор, что чувства человека не имеют никакого значения, если речь идет о величайших политических проблемах.

— Если ты уж так чувствителен, то пойди и утешь ребенка, почитай ей или сделай еще что-нибудь.

— Ты прекрасно знаешь…

— Да. Ты заинтересован только в том, чтобы спасти собственную шкуру. Ты даже боишься показаться ей на глаза, чтобы она когда-нибудь не опознала тебя.

В соседней комнате зазвонил телефон. Пол вздрогнул.

— Кто это еще звонит так поздно?

Когда Энни Стотт вернулась, ее лицо было мрачнее тучи, губы крепко сжаты.

— Это Петров. Он вне себя. Ивэн не приехал на вокзал Ватерлоо.

— Но он должен был приехать.

— Не юли. Почему ты не довел его до станции?

— Я же говорил тебе…

— Ты испугался, когда пошел снег. Господи, какой же ты дурак! Видимо, мальчишка опоздал на поезд и зашел в чей-нибудь дом. Не сомневайся, он рассказал там все о тебе, обо мне и Коттедже контрабандистов. Из-за тебя все пропало, — продолжала она, приходя в ярость. — Я предупреждала Петрова, что ему не миновать беды, если он доверится такому трусливому идиоту, как ты.

— Не смей так со мной разговаривать, желторотая ведьма! — Голос Пола сорвался до фальцета.

Женщина с силой ударила его по лицу. Он грубо тряхнул ее, затем толкнул, и она неуклюже растянулась в кресле, откуда злобно смотрела на него.

— Я думал, что партия не поощряет акты индивидуального насилия, — сказал он с издевкой.

Женщина смотрела на него, тяжело и хрипло дыша.

— Никогда прежде не попадала в лапы мужчин, а? Заговорила сексуальность?

— Благодаря чему же?

Энни с трудом встала и отправилась спать.

На следующее утро она разбудила Люси в восемь часов.

— Одевайся и иди за мной.

Энни привела Люси в спальню в другом конце коридора. Это была комната Ивэна. Она указала девочке на кровать, придвинутую к окну. Занавески на нем были задернуты.

— Ложись.

Люси испуганно повиновалась. Она не могла забыть того, что произошло накануне утром.

— Только что принесли молоко. Когда я скажу тебе, открой занавески, выгляни в окно, помаши рукой и скажи: «Здравствуйте, Джим». Помни, тебя зовут… Как тебя зовут?

— Люси Рэгби.

— Ну нет. Скажи снова.

— Простите. Ивэн.

— Так-то лучше. Джим, возможно, ответит тебе: «Здравствуй, Ивэн. Как поживаешь?» Или что-нибудь в этом роде.

— А что мне сказать потом?

— Улыбнись только и помаши рукой еще раз. Тогда я задерну занавески опять. Легкая игра, не так ли?

Энни обвязала горло Люси.

— Ты не должна больше ничего говорить. И конечно, никакой чепухи вроде призыва на помощь.

— Я понимаю, — произнесла Люси чуть слышно.

— Иначе я опять уколю тебя. — И женщина достала из своей сумочки шприц. — Ты знаешь, что я всегда делаю то, что обещаю.

— Да. — Девочка отшатнулась от нее. Она была напугана, но это не мешало ей быстро соображать. Она должна запомнить то, что сможет увидеть из окна, когда занавески будут отдернуты, а затем описать это в рассказе о похищении ребенка, который она сочиняет. Где-то в глубине души у Люси теплилась надежда, что как-нибудь она сможет передать этот рассказ отцу, а это подскажет ему, где она находится, и он придет и спасет ее.

Минуты две она слышала голоса, раздававшиеся снаружи. Тетя Энни раздвинула занавески. Человек с молочным бидоном. Это Джим. И еще один. Она могла видеть лишь его макушку. Это, должно быть, тот, который ссорился с тетей Энни прошлой ночью. И тогда она впервые поняла, что в доме находится еще человек. Из окна открывался прекрасный вид на покрытые снегом холмы, один из которых как бы выступал вперед, поскольку его увенчивала группа деревьев. Справа находился двор фермы. Она не могла ничего увидеть еще, потому что женщина, стоявшая рядом, произнесла:

— Давай.

Люси постучала по стеклу. Человек по имени Джим посмотрел вверх, улыбнулся и крикнул:

— Здравствуй, Ивэн! Жаль, что ты опять неважно себя чувствуешь.

Люси улыбнулась в ответ и помахала ему рукой. Тетя Энни задернула занавески.

— Теперь ты можешь отправляться в свою комнату. Я скоро принесу тебе завтрак.

— Все ли я сделала как надо? — Люси уже решила, что раз эта чокнутая обращается с ней, как с семилеткой, то она и будет вести себя, как семилетка.

— Да, Ивэн. Я рада, что ты ведешь себя разумно.

Пока Люси ела яйца и гренок, она бегло набросала на листок бумаги все, что могла запомнить, глядя пятнадцать секунд из окна, когда занавески были открыты.

Люси оделась и достала стопку бумаги. В первой главе героиню по имени Синдерс (так называл ее иногда отец) украли и заточили в уединенно стоящий дом, где жили главным образом чокнутые женщины с унылыми лицами. Люси прочитала эту главу, одобрительно кивая головой. Это было то, что надо. Затем она взяла карандаш.

«Глава вторая. Где я нахожусь?

На следующее утро чокнутая, которую Синдерс должна была называть тетя Энни, привела ее в комнату в передней части дома. Она разрешила Синдерс, которую по какой-то идиотской причине называла Ивэн, выглянуть в окно. Внизу стоял человек по имени Джим. Он принес молоко. Был там и другой человек. Он стоял в дверях. Синдерс увидела только его макушку. „Вероятно, он живет в доме и сторожит Энни“, — подумала Синдерс. Джим помахал ей рукой. И она тоже махнула ему. На нем были высокие сапоги, старая армейская шинель и красная шерстяная шапка. „Не смей звать на помощь, — прошипела чокнутая, — или я воткну в тебя этот шприц“. И потому Синдерс не позвала. Она ненавидела уколы с тех пор, когда еще была маленькой и болела.

Панорама из окна открывалась замечательная. Покрытые снегом холмы лежали как замерзшие волны взбаламученного моря. Один холм слева привлек ее внимание. Он был конический. На его вершине росла группа деревьев, четыре или пять. Коттедж стоял на склоне холма, по крайней мере участок земли под ним переходил перед домом в долину. Внимательный взгляд Синдерс заметил строения, относящиеся к ферме, совсем близко справа. Видимо, оттуда приносили молоко. Только этот дом и можно было видеть. Окно, из которого смотрела Синдерс, вверху было стрельчатым, с белыми деревянными перекладинами, которые закрывали вид из окна. Синдерс не могла ничего усмотреть больше, потому что чокнутая задернула занавески и с грязными ругательствами велела ей убираться в свою комнату. Синдерс отправилась туда. Но еще раньше она заметила на стене фотографию бородатого мужчины в берете и плаще, как у ее отца».

Люси принялась грызть кончик карандаша. Дверь открылась. Появилась чокнутая, чтобы забрать поднос. Она бросила взгляд через плечо Люси. Это был ужасный момент. Люси подавила в себе желание прикрыть листок бумаги, который бы выдал ее. Женщина вышла опять, закрыв на замок дверь. Люси спрятала листок, на котором писала, под разлинованную бумагу в ящик. Затем у нее появилась более удачная мысль. Она вынула листок, сделала с него копию и спрятала ее в ящик. Если тетя Энни найдет этот рассказ и уничтожит его, то никогда не догадается, что есть еще такой же.

Но как она сможет послать этот рассказ своему отцу? И если ей даже удастся это сделать, то как он узнает, где она находится? Эта женщина сказала, что в Бакингемшире, в тридцати милях от Лондона. Этот разговор был точно повторен Синдерс в первой главе. В Англии миллионы островерхих холмов, где деревья растут на вершине. Затем ей в голову пришла замечательная мысль: почтовая марка на письме подскажет ее отцу, где приблизительно она находится. «Ну ты, вонючка, — вдруг сказала она себе, — как же ты отошлешь письмо папе? У тебя же нет ни марки, ни конверта, а если и будут, они же никогда не разрешат тебе отправить письмо. Ведь они даже не позволяют тебе выходить из комнаты. Да, но перед завтраком позволили. И ты увидела Джима. Он принес молоко. Если бы ты хотя бы секунду была одна в той комнате, когда он приходит, возможно, ты смогла бы бросить листок бумаги прямо ему на голову. Сделала бы голубя из бумаги…»

— Не понимаю, почему устроили всю эту кутерьму с почтамтом. Могли бы сказать, чтобы я послал информацию по почте, по какому-нибудь подходящему адресу в Лондоне, или продиктовал бы по телефону.

Голос профессора Рэгби был хриплым от бессонницы. Он и его жена сидели вместе с Найджелом после завтрака в комнате хозяина Домика, вот уже в течение многих часов ожидая телефонный звонок.

— Что вы можете сказать, миссис Рэгби? Вы знаете этих людей лучше, чем мы, — сказал Найджел.

По-видимому, вопрос ее поразил.

— «Этих людей»? Но… О, вы имеете в виду коммунистов? Безусловно, они не доверяют друг другу. Они не могут себе этого позволить. — Вибрирующее контральто Елены самое банальное замечание делало драматическим.

— Что ты предполагаешь? — спросил ее муж.

— Тот, кто вчера говорил с тобой из Лондона, не является главным. Его начальники могут подозревать его в том, что он двойной агент или же оппортунист, который продает информацию тому, кто больше заплатит.

— Поэтому они не могут пойти на то, чтобы она попала прямо ему в руки?

— Не такой ценный секрет, как информация Алфреда. Они пошлют кого-нибудь абсолютно надежного, чтобы взять ее и передать руководителям. Они следят за тем, чтобы каждый агент имел минимальные контакты с другими агентами. Это самое важное правило шпионажа.

Елена плавным шагом актрисы прошлась по комнате. Остановившись у двери, прижав ладони к вискам, точно у нее голова раскалывалась от боли, она с горечью произнесла:

— О, Господи! Я думала, когда бежала из своей страны, что эти ужасные вещи остались позади.

— Дорогая, ты не должна воспринимать все так тяжело. Тебе не нужно винить себя за то, что произошло с Люси.

Елена посмотрела на мужа как на чужого.

— К чему ты мне все это говоришь? — взорвалась она. — Мы сидим здесь и рассуждаем, а маленькая Люси…

— Конечно, есть и другая возможность. — Ровный голос Найджела успокоил Елену. — Они могут использовать Люси как приманку, чтобы захватить ее отца. Вы принесете им больше пользы, чем эта часть информации.

— О Боже, дружище, уж не предполагаете ли вы, что они попытаются схватить меня и вывезти из страны?

— Они могут заставить вас покинуть ее.

— Алфред никогда не сделает этого. Он не предатель, — сказала Елена.

— Я верю в это. Но мы должны быть готовы к любой новой тактике, которую они могут использовать. Допустим, они позвонят вам и скажут прийти одному в определенное место, где вы найдете Люси. Что вы предпримете?

— Пойду, — сказал Рэгби.

— Чтобы попасть в западню?

— Если будет хоть малейший шанс найти Люси именно таким образом, освободить ее, то, безусловно, пойду. Я смогу позаботиться о себе.

— О Алфред, ты не знаешь этих людей! — воскликнула Елена.

— Начинаю узнавать, — мрачно сказал профессор. — Не забывай, что я выполнял кое-какую не вполне приятную работу во время войны. Я до сих пор храню капсулу с цианистой кислотой на случай, если произойдет самое плохое.

Телефон зазвонил.

Найджел поспешил к параллельному телефонному аппарату в холле, чтобы подслушать разговор.

— Профессора Рэгби вызывает Лондон.

— Рэгби у телефона.

— Лондон, говорите.

— Это отец Люси?

— Да.

— Вы не сделали того, о чем вам было сказано вчера. Это глупо с вашей стороны. Вы не только предупредили полицию, но и подсунули фальшивку. Такое не должно повториться, — сказал громкий голос.

— Но это повторится.

— В таком случае ваша дочь пострадает от вашего упрямства. И очень серьезно.

— Я не верю вам. Понимаете, я уверен, что Люси нет в живых.

Найджел широко раскрыл глаза, услышав о подобном отходе от обсужденного ранее сценария. Наступила короткая пауза. Затем голос произнес:

— Вы ошибаетесь, профессор. Она рядом со мной в комнате. Люси, подойди и поговори со своим отцом.

Снова молчание. Затем в трубке послышался детский голос:

— Здравствуй, папа. Это я, Люси.

— Господи! Люси, дорогая. С тобой все в порядке?

— Да. Я здорова, ко мне хорошо относятся. Меня хорошо кормят. У меня хорошая комната. Много книг и игрушек.

— Но где ты находишься, дорогая?

— Мне не разрешают говорить о том, где я нахожусь. Где-то в Лондоне. Как себя чувствует Елена?

Прежде чем Рэгби смог ответить, голос ребенка изменился. Она стала плакать.

— Нет, не делайте этого опять. Пожалуйста! Не это! Уберите это! О-о! — кричала она пронзительно.

Постепенно голос Люси стих. Мужчина заговорил вновь:

— Вы слышите, профессор? Люси жива. Но жизнь может стать для нее мучением, и она будет становиться все хуже из-за вашего упрямства. Будьте готовы получить дальнейшие указания. До свидания.

Рэгби уронил телефонную трубку на стол. Елена, сидевшая рядом с ним и слышавшая весь разговор, кусала пальцы, когда Найджел вернулся в комнату.

— Это уже чуть больше, чем я могу вынести, — промолвил наконец профессор. Его лицо было мертвенно-бледным. Спотыкаясь и плача, Елена вышла из комнаты.

— Это была Люси?

— Да. Бедная малышка. Так она в Лондоне! — печально произнес Рэгби.

— Сомневаюсь.

— Что вы имеете в виду? Звонок же был из Лондона.

— Она говорила как-то неестественно.

— Кто же будет говорить естественно при таких обстоятельствах?

— Она говорила таким тоном, будто повторяла урок или читала вслух.

— Ради Бога, дорогой мой, уж не собираетесь ли вы сказать, что это был на самом деле не ее голос?

— Нет. Боюсь, что это была она. Но разве вы не слышали слабое шипенье перед тем, как она начала кричать?

— Я был не в состоянии…

— Магнитофонная запись. Сфабриковано. Совершенно ясно.

— Во всяком случае, она должна быть жива.

— Тот, кто ее похитил, послал запись в Лондон. Они стараются лишить вас самообладания и вбить нам в голову, что Люси находится в Лондоне.

Профессор снова задумался.

— Все телефонные звонки в Домике прослушиваются?

— Да.

— Знаете, Стрэйнджуэйз, я не могу представить человека, который берет с собой магнитофон в телефонную будку на улице. Он должен держать его у микрофона и включать. Это ведь очень неудобно. А кроме того, он должен здорово следить за собой.

Найджел позвонил старшему полицейскому офицеру в Белкастер и попросил выяснить, откуда раздался этот звонок. Через несколько минут последовал ответ: это был номер «Эксчейндж телеграф компани» в Экорне, а не телефонная будка на улице.

— Это в направлении на Эктон, — сказал Найджел. — Может быть, наконец мы что-нибудь узнаем. Свяжитесь с местной полицией, попросите их выяснить адрес абонента и обследуйте это место. Без промедления. Нам только что звонили оттуда. Угрожают еще больше.

— Обследуем каждый кусочек, — ответил старший полицейский офицер.


Глава 6

Спросите о чем-нибудь полегче


29 декабря

Снег шуршал по ветровому стеклу полицейской автомашины, когда она, продираясь через кусты, направлялась к Домику для гостей. Туда в сопровождении сержанта ехал старший полицейский офицер Спаркс. Он двигался с осмотрительностью, унаследованной от поколений предков, фермеров в соседнем графстве. Перекинувшись несколькими словами с группой газетчиков в холле, он направился в офис владельца Домика, где его ожидал Найджел Стрэйнджуэйз.

— Чертовски тяжело добираться сюда, — сказал Спаркс, снимая пальто. — Снегоочистители освободили только одну проселочную дорогу. Это сержант Дикэн. Мистер Стрэйнджуэйз. Главная дорога на Лондон занесена снегом. Возможно, выпадет еще больше осадков, чем в сорок седьмом году. Когда сюда прибыли эти газетные хищники?

— Вчера вечером. Те, кто из Лондона, доехали поездом до Лонгпорта, а там наняли машину до Домика.

— А где же они поселились? Ведь свободных комнат нет, не так ли?

— О, они ночевали в деревне. Жители Даункомби будут довольны, если их упомянут в новостях. Сейчас они усиленно стараются вспомнить, что же предшествовало событию.

— Но о них недолго будут говорить. Что вы можете сказать о последнем телефонном звонке?

Найджел коротко передал его содержание. При последних словах Найджела Спаркс сжал кулаки.

— Ублюдки! Использовать такого ребенка…

— Представляете, тот, кто должен был взять информацию, был предупрежден, и не только о полицейской ловушке, но и о том, что Рэгби собирается сообщить неправильную или неполную информацию. Парень, который звонил, сказал: «Вы не только предупредили полицию, но и пытались подсунуть фальшивку».

— Кто из живущих здесь мог знать об этом?

— Рэгби. Его жена, я допускаю. И я сам.

— А другие гости?

— Не понимаю, каким образом. Рэгби сообщил им после завтрака, что собирается бороться. И конечно, кто-то мог оказаться слишком догадлив.

Суперинтендант Спаркс закурил трубку и задумчиво посмотрел на Найджела.

— А вы не думаете, что профессор забавляется игрой собственного изобретения?

— Нет. Уверен в этом.

— Остается его жена. Венгерка по национальности, как вы сказали.

— Да. Ее благонадежность не вызывает сомнений. Проверена службой безопасности, когда приехала сюда. Они сказали, что она абсолютно вне всяких подозрений.

— Как она могла допустить, что ее собственную дочь похитили?

— Падчерицу. С этим я согласен. Но вчера после завтрака она отправилась в деревню, на почту. Там рядом с ней есть телефонная будка. Я попросил мисс Мэссинджер проследить. Повидимому, миссис Рэгби просила начальницу почтового отделения разменять деньги, чтобы позвонить по телефону.

— Что она едва ли делала столь открыто, если бы… Не лучше ли нам спросить ее об этом? Сержант, найдите миссис Рэгби.

— У вас есть какие-нибудь новости о ней? — спросила Елена срывающимся голосом.

— Боюсь, что нет, миссис Рэгби. Но не отчаивайтесь. Я пошлю сегодня своих лучших сотрудников на розыски. Возможно, имеется ключ для решения всей проблемы — этот звонок из Лондона.

— Если бы только я могла сделать что-то! — воскликнула она.

Спаркс похлопал ее по плечу и заставил сесть.

— Вероятно, вы можете, мадам. К сожалению, я должен вам сейчас задать несколько вопросов, и не исключено, вы окажете помощь.

— О да! Все, что угодно.

Спаркс посмотрел на сержанта, который вынул записную книжку и карандаш.

— Итак, мадам, вчера утром, перед тем как ваш муж отправился в Белкастер, вы обсуждали с ним требования шантажистов?

— Тогда звонка еще не было. Я имею в виду, когда мы с ним разговаривали об этом. Во время завтрака в нашей комнате.

— Он сказал вам, что собирается противиться любым их требованиям?

— Да. Боюсь, что мы даже немного поспорили с ним из-за этого. Понимаете, я не могу думать больше ни о чем, как о возвращении Люси.

— Вполне естественно. Говорил ли профессор, как именно он намеревается отнестись к их требованиям?

— О да. Он намеревался дать им ложную информацию, чтобы выиграть время.

— И он сказал, что собирается сообщить полиции, как только похитители войдут с ним в контакт?

— Да. Я же считала это неразумным. Но Алфред упрямый человек.

— После звонка он сразу же сообщил вам об этом?

— Да.

— Это произошло вскоре после десяти часов утра. Затем вы отправились в деревню? — Голос у суперинтенданта был сонный. — Ваш муж сказал, что вы хотели порасспросить на почте, не видел или не слышал ли кто чего-либо в то время, когда похищали Люси?

— Да. Я же должна была что-то делать. Разве вы не понимаете?

— Безусловно. Но вы не выяснили ничего нового.

— Уверена, что ваши люди задавали мне те же самые вопросы.

— И тогда, — сказал Спаркс, — вы позвонили по телефону?

Большие печальные глаза Елены смотрели на него.

— Да.

— Частный телефонный разговор, как я понимаю?

— О, не возражаю, чтобы вы знали. Я вспомнила, что мы приглашены в Лимут на второй завтрак к друзьям. Это совсем вылетело у меня из головы. Я ведь была так расстроена. И я хотела объяснить им, почему мы не приедем.

— Обычный вопрос. Как зовут и какой номер телефона этих друзей?

— Пожалуйста. Миссис Эллаби, Лимут, двести шестьдесят три.

Спаркс слегка кивнул сержанту, и тот пошел к телефону в холле.

— Вы не верите мне? — воскликнула Елена, сверкнув глазами. Это напомнило Найджелу, что она была героиней Восстания. — Вы думаете, я могу принять участие в этом грязном заговоре против?..

— Успокойтесь, мадам. Я хочу выяснить, кто вчера утром предупредил похитителей и каким образом.

Ли до Елены стало непроницаемым. Она принялась жевать прядь своих густых серебристых волос. Затем, почувствовав на себе взгляд Найджела, сказала ему:

— Знаю. Это детская привычка. Люси переняла ее от меня.

Вернулся сержант Дикэн:

— Все правильно, сэр.

Спаркс лениво улыбнулся Елене.

— С этим покончено. Вы не очень обиделись, а? Итак, потом вместе с мужем вы отправились в Белкастер. Вы ожидали его на автомобильной стоянке. Видели ли вы там кого-нибудь из живущих в Домике для гостей?

— Я видела автомобиль мистера Лики. Но в нем никого не было. Кроме того, в дальнем конце улицы я заметила молодую пару. Мне показалось, что это мистер и миссис Аттерсон. Однако я не уверена. Боюсь, что не слишком уж много я заметила.

— Естественно. И ваш муж возвратился?..

— Через четыре или пять минут. После этого мы поехали обратно сюда.

— И вы не увидели никого знакомого?

— Нет.

Когда она ушла, Найджел сказал:

— Ну, это освобождает ее от подозрений.

Суперинтендант, прежде чем ответить, вновь стал раскуривать свою трубку с неторопливостью, которая просто раздражала Найджела.

— Я удивляюсь. Она могла бы заметить Икса, следящего за ней на автомобильной стоянке. Или она дважды позвонила из телефонной будки.

— Разве её негодование не убедило вас?

— Она же по профессии актриса, мистер Стрэйнджуэйз. Им платят за убедительность. А миссис Рэгби единственное лицо в этом раскладе, которое в прошлом имело контакт с коммунистами. Давайте посмотрим, что скажут эти Аттерсоны. Дикэн, братец, сходи-ка да пригони этих Аттерсонов ко мне.

Бородатый Лэнс махнул рукой в сторону Найджела и посмотрел на суперинтенданта взглядом, в котором отражалась не только бравада, но и беспокойство.

— Мое первое знакомство с полицией, — сказал он, усаживаясь на ручку большого кресла.

Спаркс, проглядывавший какие-то бумаги, полминуты делал вид, что не замечает его.

— Мистер Аттерсон? — произнес он наконец. — Я суперинтендант Спаркс, занимающийся расследованием этого случая.

— Ну, я и не предполагал, что вы архиепископ Кентерберийский, — ответил Лэнс, самоуверенно оглядываясь вокруг, точно он развлекал толпу тинэйджеров.

— Это, безусловно, серьезный случай, и мне бы хотелось успешно заниматься им…

— Конечно, конечно.

— …слыша как можно меньше образчиков вашего остроумия. У меня тут имеется ваше первое заявление, сделанное полиции. Вам двадцать восемь лет. Вы живете в Челси. Женаты на миссис Аттерсон. Это произошло неделю назад в отделе записи актов гражданского состояния. В Челси?

— Нет.

— А где?

— Какое это имеет значение? Я думал, вы хотите поговорить об этом случае.

— В каком отделе актов записи гражданского состояния?

— Занимайтесь-ка лучше своим делом, дружище. Мы с Черри выдаем себя за мужа и жену…

— Почему?

— Почему? Из-за всяких там мещанских предрассудков.

— Неженатый. Вы профессиональный джазовый певец?

— Можете это повторить.

— И преуспевающий?

— Ну, бывает по-всякому.

— Не преуспевающий, — решил Спаркс, делая запись.

— Эй, я не говорил…

— Кто устроил так, чтобы вы остались здесь на Рождество?

— Устроил? На что вы намекаете? — неуверенно ухмыльнулся Лэнс.

— Кто заказал для вас комнату?

— О, я понял. Черри.

— И она оплатит счет при вашем отъезде?

— Послушайте. Я сыт по горло этим разговором.

— Я допрошу ее потом. Зачем вы отправились в Белкастер вчера днем?

— Черри и я решили поразвлечься.

— Как вы добрались туда?

— Да этот тип Лики подбросил нас туда на своей машине.

— Вы были с ним все время? Опишите все свои передвижения очень подробно.

— Ну, Лики поставил свою тачку на стоянку. Потом мы вместе выпили кофе. Затем минут пять прошвырнулись по магазинам.

— И он все это время был с вами?

— Не могли от него избавиться. Хорошая обуза.

— Продолжайте.

— Наконец он сказал, что должен отправить телеграмму, и условился встретиться с нами через пять минут на автостоянке.

— А в то время, пока мистер Лики был с вами, разговаривал ли он еще с кем-нибудь?

— Только с тем, кто подавал нам кофе.

— Мог ли он там оставить сообщение? Скажем, на счете? Или черкнуть какой-нибудь знак на стене на улице? Что-нибудь в этом роде.

— Только не на счете. Черри платила по нему. Черкнул мелом? Так поступают шпионы, да? Какая чушь! Мог. Только я не видел, чтобы он делал подобное.

— Благодарю вас. В настоящий момент достаточно. Дикэн, попросите молодую леди пройти сюда. Миссис Аттерсон… мисс Черри… как ее настоящая фамилия?

— Смит, — ответил Лэнс Аттерсон, выскальзывая из комнаты впереди сержанта.

Суперинтендант покачал головой.

— Этот молодой человек плохо кончит.

— Если эти двое нашли Лики таким уж скучным, то почему они увиваются около него все время?

— Или же он около них? Спросите о чем-нибудь полегче.

— Вы можете спросить ее. — Найджел скосил глаза на кончик своего носа. — Мне интересно знать, что было в телеграмме, которую отослал Лики.

— Я жду ответа от полиции в Суррее. Они сегодня же посетят сэра Джеймса Алленби. Еще один тупик.

Черри проскользнула в комнату. Ее голова и большая часть лица были закрыты шелковым шарфом, который она теперь сняла и бросила на стол. Найджел встал.

— А, мисс Алленби, думаю, вы не встречались с суперинтендантом Спарксом. Он занимается этим случаем.

Черри стояла как вкопанная, уставясь на Найджела. Она облизнула губы.

— Алленби? Что все это значит? — произнесла она наконец.

— Разве вас не так зовут?

— Конечно нет. Я миссис Аттерсон.

— Но не по утверждению мистера Аттерсона.

— Предатель! Сукин сын! Я…

— Тогда как ваша девичья фамилия?

— Смит.

— Ну хорошо. Оставим пока этот вопрос. Как давно вы знаете мистера Лики?

— С тех пор как приехали сюда.

— Что заставило вас выбрать Домик для гостей, чтобы провести в нем рождественские праздники?

— О, Лэнс увидел название в каком-то журнале, — едва слышно ответила она.

— Вам и вашему… мистеру Аттерсону, видимо, нравится быть в компании с мистером Лики?

— Нравится? Да он просто прилип к нам. Это сводит меня с ума.

— Что же ему нужно?

Голос Черри оживился:

— Думаю, он хочет шантажировать нас.

— О Господи! Из-за чего же?

— Конечно, из-за того, что мы живем в грехе.

— И он пытается шантажировать вас?

— Ну, не прямо. Но делает какие-то зловещие намеки. И знаете, он удивительно назойлив. Пытается влезть к вам в доверие. Честно говоря, я его совершенно не могу раскусить.

Необычная смесь искренности и раскованности в натуре Черри никогда еще не проявлялась так откровенно.

— Не пытался ли он когда-нибудь заставить вас что-либо сделать? Передать сообщение, например вчера? Не предлагал ли он вам чего-либо необычного?

— Нет, не припоминаю.

Суперинтендант расспросил ее о вчерашнем посещении Белкастера. Ее рассказ совпадал с тем, что говорил Лэнс Аттерсон: она не заметила ничего подозрительного.

— Но знаете, — сказала она с присущей ей откровенностью, — я не видела бы и белого медведя на улице, пока не столкнулась бы с ним нос к носу. Понимаете, я невротичка — погружаюсь в себя.

— Вы говорите мне правду, мисс… Смит?

— Конечно. Я обычно так и поступаю. Иногда мне это надоедает, и я пытаюсь что-то изменить.

Суперинтенданту редко доводилось брать столь необычное интервью. Потрясающая искренность Черри, по-видимому, привела его в замешательство. Он принялся перебирать свои бумаги, тогда как она сидела перед ним, словно глыба, чем-то напоминающая умственно отсталого ученика в классе.

— Есть ли у вас запись, мисс Смит?

— О, очень много. Несколько лет назад запись Лэнса попала в первую десятку наиболее популярных. Но я-то предпочитаю классику.

— Я имею в виду запись, сделанную в полиции.

— Ну, я еще не побывала в тюрьме. Меня штрафовали за то, что я сидела на Трафальгарской площади. Это был один из пикников Комитета ста.[2 - Комитет ста — организация, примыкающая к Движению за ядерное разоружение.]

— Понимаю. Вы верите в одностороннее разоружение?

— Каждый разумный человек верит. — Черри глубоко вздохнула, собираясь произнести политическую речь, но Спаркс предупредил ее:

— Считаете ли вы, что, выдавая секреты своей страны врагу, вы способствуете ядерному разоружению?

Одутловатое лицо девушки вспыхнуло.

— Зависит от обстоятельств. Но если вы считаете, что я причастна каким-то образом к похищению Люси, то вы глубоко ошибаетесь.

Спаркс задал ей еще несколько вопросов. Но все его усилия разбивались о весьма удивительную открытость Черри. Когда она, уходя, закрывала шарфом голову, Найджел заметил:

— Прятать лицо нет необходимости. Газетчики отправились в деревню.

Черри бросила на него испуганный взгляд и выскользнула из комнаты. Спаркс взглянул на Найджела, вопросительно подняв брови. Найджел заметил:

— Не хочет, чтобы ее узнали, следовательно, о ней уже говорили в программе новостей. Возможно, она еще в том возрасте, когда требуется согласие родителей на брак, и они пытаются отыскать ее, чтобы разорвать ее отношения с этим идиотом Аттерсоном. Они наняли Лики для слежки. Лики же ведет какую-то двойную игру — я подозреваю, что она получает большое содержание, а когда достигнет нужного возраста, получит гораздо больше, и Лики интересуется, нельзя ли ему чем-нибудь тут поживиться самому.

— Вам бы следовало быть писателем, мистер Стрэйнджуэйз, — улыбнулся суперинтендант. — Если Лики хочет шантажировать эту девицу, то я ему не завидую. Между прочим, вы заметили, как она сказала, что это Лэнс выбрал Домик для гостей? Дикэн, дружище, мы попробуем теперь побеседовать с миссис Салливан.

Поначалу Спаркс разговаривал с женой адмирала чрезвычайно любезно. Но она обращалась с ним, точно со старшей прислугой. Ее лицо мопса, покрытое красными пятнами, приняло властное выражение, что показалось Найджелу не только смешным, но и жалким.

— Итак, мистер Спаркс, что предпринимает полиция в связи с этим позорным проявлением насилия?

— Мы делаем все, что в наших силах.

— Не знаю, куда идет страна, если красным агентам позволяют выкрадывать маленьких девочек под носом у их родителей.

— Безусловно, это непозволительное положение дел, — согласился суперинтендант. — Кого вы подозреваете? Похитители, как вы понимаете, должны были иметь контакты в доме.

— По-видимому, это ужасный тип Аттерсон.

— Что заставляет вас так думать?

— Он просто дрянь. За деньги сделает что угодно. Мы, жены военных, знаем таких. Но, к счастью, на флоте Ее Величества подобных не много.

— А что вы можете сказать о мистере Лики?

Тут она насторожилась:

— Мистер Лики? Он, видимо, человек хорошо воспитанный, хотя и не совсем джентльмен. Но я, конечно, не находилась с ним в дружеских отношениях.

— Дружеские отношения? А в какого же рода отношениях вы с ним находились?

Женщина заволновалась:

— Я же сказала, что не находилась с ним вообще в каких-либо отношениях. Иногда перебрасывались словами. Ведь надо же проявлять вежливость. В конце концов, он ведь человек не нашего круга.

— Понимаю. Поэтому у вас нет оснований подозревать его в чем-либо, кроме низкого социального происхождения? — сухо заметил Спаркс.

— Правда, есть одно «но».

— Слушаю.

— Я терпеть не могу всякие сплетни.

— Всякое сообщение полиции, мадам, к числу таких не относится, — сказал Спаркс почтительно и вместе с тем не придавая этому особого значения.

— Ну хорошо. На следующее утро после исчезновения Люси я спускалась к завтраку почти в девять часов, минуя при этом комнату мистера Лики. И знаете, что я услышала при этом? — Она сделала многозначительную паузу. — Там разговаривала женщина.

— Неужели? И вы узнали ее голос?

— Боюсь, что нет.

— Или услышали что-либо из сказанного там?

— Естественно, нет. Я быстро прошла мимо.

— Естественно.

— Но это был весьма недовольный голос, а возможно, и сердитый.

— Ну что ж. Это может оказаться полезной информацией, — сказал Спаркс, разочарованно глядя на Найджела. Он переложил бумаги на столе. — Ну а теперь, мадам, сущая формальность. Понимаете? Вчера утром вы послали телефонограмму. Где это она? А, вот: «Не принимайте предложение. Напишу». Можете ли вы?..

— Да это самое отвратительное вмешательство в мои дела! Как вы осмелились перехватить мою личную телеграмму, которую я посылала?

Лицо женщины стало красным, как пион.

— Вы отказываетесь дать какое-либо разъяснение по поводу этого послания?

— Безусловно. Я прослежу, чтобы начальник полиции графства узнал об этом. — И жена адмирала выбежала из комнаты. Дикэн последовал за ней.

Найджел усмехнулся:

— Смотрите не обожгитесь, дружище. О чем она все-таки?

— Телеграмма, — сказал Спаркс, — адресована миссис Холлинз, владелице магазина одежды в Белкастере. Ничего предосудительного о ней известно не было, за исключением того, что ее дела немного пошатнулись. Однако, будучи вызванной в полицию, она заявила, что не может обсуждать содержание телеграммы без разрешения ее клиентки.

— В отличие от мисс Черри, миссис Салливан имела запись или должна была иметь.

— О Боже, и из-за чего же? — спросил Найджел. — Ударила какого-нибудь лейбориста зонтиком?

— Стащила что-то в магазине. Во время войны. Адмирал тогда был в Средиземном море. Ее друзья по школе оказали кое-какое воздействие, и дело замяли. Признания виновности не было. Но мой друг, который занимался этим делом, сказал, что тут возникли кое-какие сомнения. Насколько я помню, в деле была замешана другая женщина. Но она назвала ложный адрес, ложное имя и ускользнула…

— Возможно, подлинное ее имя было Холлинз? — Найджел в раздумье посмотрел на гравюру на стене, на которой изображалась охота. — Понимаете, миссис Салливан, как представляется, немного с приветом. Она сноб. Но она и жадная, и не может иметь все, что ей бы хотелось. Кража в магазине это доказывает. На людей такого рода всегда можно оказать давление. Используйте этот легкий прием — и получите пятьдесят фунтов. А если она заартачится, то скажите, что мы расскажем всем о ее ужасном прошлом. Что скажут тогда соседи?

— Куда провалился этот сержант? Не можете ли вы поискать его и попросить доставить сюда адмирала?

Найджел нашел адмирала и его жену в гостиной. Рядом с ними стоял сержант, который, казалось, был в затруднении. Ему было велено обеспечить, чтобы ни один из тех, кого еще предстояло допрашивать, не вступал бы в разговоры с теми, кого уже допросили. Но авторитетный вид адмирала вкупе с нескончаемым потоком негодующего красноречия, который изливала его супруга, не позволяли Дикэну выполнить его обязанности.

— Хотите снова побеседовать с моей женой, а? — сказал адмирал, когда Спаркс представился ему.

— Не могу понять, почему она пришла в такое негодование, сэр. Я только попросил ее рассказать мне чуть больше о телеграмме, которую она отправила вчера утром. Вот ее копия.

Адмирал надел очки для чтения в взял телеграмму.

— Миссис Холлинз? Ну, это может быть вдова того Джимми. Бедняга был убит в Средиземном море. Мюриел и она во время войны были неразлучны. Жили вместе в Девоне. Но после сорок пятого года мы потеряли ее из вида. Я сам не очень-то ее жаловал. Так она живет теперь в Белкастере?

— Если это одно и то же лицо, сэр. Она владелица магазина одежды. Можете ли вы мне объяснить, почему миссис Салливан из-за этого пришла в такое негодование?

— А можете ли вы, суперинтендант, сказать мне, какое это имеет отношение к случаю, которым вы занимаетесь?

— Я должен проверить каждый телефонный звонок, который был сделан отсюда вчера утром. У похитителей тут имеется свой человек. Он сообщил им о наших планах. Поэтому нужно исключить всех остальных. — Спаркс действовал осторожно, точно шел по минному полю.

— Понимаю. «Не принимайте предложение». Да, это звучит зловеще. — Адмирал улыбнулся своей доброй улыбкой. — Могу вас заверить, что моя жена не является вражеским агентом. Магазин одежды, вы говорите? Можете ли вы сохранить это в тайне, если это не имеет отношения к делу?

— Безусловно, сэр.

— Конечно, это только догадка. Но возможно, речь идет о норковой шубе Мюриел?

— Норковой шубе Мюриел? — запинаясь, произнес совсем сбитый с толку Спаркс.

— Да. В последнее время я ее что-то не видел. Возможно, она попросила вашу миссис Холлинз продать ее конфиденциально. Понимаете, Мюриел не любит шумихи. Она беспокоится о своей репутации и своем положении в обществе. Дело в том, что я потерял уйму денег, ее и моих, играя на бирже в пятидесятые годы. И мы должны сильно сократить свои расходы. Знаете, женщине смириться с этим нелегко. Я же другое дело, могу мириться с лишениями.

У Найджела вдруг появилось желание обнять старика. В нем было столько благородства, достоинства, порядочности.

Суперинтендант расспросил его о гостях Домика. Нет, он не слышал и не видел ничего хоть в малейшей степени подозрительного.

— Вам попался не тот человек, суперинтендант, — прошепелявил адмирал. — Последние дни витаю в облаках. Не замечаю многого. Это все из-за чтения книг по восточной мистике. Вы когда-нибудь, мой дорогой, изучали буддизм?

— Нет, сэр.

— Доживите до того времени, когда сделаетесь таким старым и ненужным, как я. Возможно, я займусь осуществлением идеи, которую предложил этот парень Лики. Буду писать для колонки сплетен.

Спаркс выглядел, будто его ударили.

— Для колонки сплетен?

— Да. Ну, не писать в прямом смысле слова, а посылать сообщения. Лики знает одного журналиста, который печатает такую колонку. А материал для публикации он получает отовсюду. Они платят за это, за все, что используют, и вполне прилично. Пять или шесть фунтов, возможно. — Выцветшие голубые глаза улыбнулись им. — У этого хлыща журналиста, по-видимому, нет никого, кто сообщал бы ему новости из наших мест. А я знаю людей в графстве. Что вы об этом думаете, Стрэйнджуэйз?

Найджел легко представил себе, как этот симпатичный младенец мог потерять все свои деньги. Адмирал же продолжал не без удовольствия:

— Немного лишних денег не помешает, знаете ли. Беда в том, что требуется всякая грязь. Пикантные заметки. Местные сплетни. Думаете, что я не сумею или что я знаю недостаточно, а?

— Я больше склоняюсь к учению Лао-Цзы, — сказал Найджел. — Но еще не решил. Держите мистера Лики под контролем.

— Могу принять его предложение? Ха-ха. Хороший совет.

— И не говорите ему, что обсуждали этот вопрос с нами.

— Нет? Ну конечно нет.

Адмирал хитро подмигнул Найджелу и удалился.

Найджел повернулся к сержанту Дикэну:

— Когда мистер Спаркс опять обретет дар речи, он, возможно, захочет побеседовать с мистером Джастином Лики.

Взявшись рукой за лоб, Спаркс утвердительно кивнул, и сержант вышел.

— Ну так что насчет британского флота?

— Точно так же была поражена и Джейн Остин, — ответил Найджел.

— Капитан Уэнтуорт мой любимый герой. Честный малый.

И они принялись обсуждать роман «Убеждение», но вошел Джастин Лики. Суперинтендант, который молниеносно менял свою тактику, не сделал Лики никакого намека на любопытные показания предыдущих свидетелей.

— Полное имя? Адрес? Профессия?

— Я владелец розыскного агентства.

— Какого рода розысков, сэр?

— Фактов, которых люди не хотели бы доводить до сведения полиции. Например, розыски пропавшего человека. И конечно, определенное количество случаев, связанных с разводом. Приходится совать нос в чужие дела. — Джастин Лики произнес это присущим ему невыразительным тоном, без следа смущения или самозащиты.

— Я полагаю, ваша телеграмма сэру Джеймсу Алленби имеет отношение к вашим профессиональным делам?

— Безусловно.

— Каков характер этого дела, мистер Лики?

— Это вопрос сугубо конфиденциальный, имеющий отношение к моему клиенту и ко мне.

— Вы сообщили ему, что, возможно, идете по верному следу?

— Да.

— Это о пропавшем родственнике?

— Мистер Спаркс, мои клиенты перестали бы доверять мне, если бы я разглашал сведения об их личных делах. Это было бы все равно что предавать их.

— Понимаю.

Спаркс оставил этот тон допроса к почти не скрываемому облегчению Лики и стал интересоваться его передвижениями в Белкастере в то самое пресловутое утро.

Найджел же изучал свидетеля. Человек он был явно холодный. Почти бесчувственный. Голова его прямой линией соединялась со спиной, без всякого шейного изгиба. На макушке сверкала лысина. Скромный костюм. Короткие грязные обшлага. Пальцы с желтыми пятнами от табака. Голос почти монотонный. И этот внимательный, но странно безучастный взгляд.

Агент по розыску, думал Найджел, имеет ни с чем не сравнимые возможности для шантажа. А шантаж сегодня — это широко применяемое орудие давления для шпиона. Если сам Лики и не тот Икс, которого они ищут, то он один из тех, кто может оказать воздействие на Икса, подготовить похищение в Домике для гостей. Но если так, то Лики нежелательно было бы обнаруживать себя раньше времени, пока, конечно, одним ударом он не поразит несколько целей. Кто же тогда будет следующий Икс? Черри? Лэнс? Жена адмирала?

Сообщение Лики о посещении им Белкастера соответствовало показаниям Аттерсонов. Супер неожиданно решил отказаться от своей безопасной тактики собеседования:

— Вы подозреваете Аттерсонов в соучастии?

— Аттерсонов? Не особенно. Почему?

— Вы проводите с ними много времени. И скорее, чем я, можете заметить их промахи, а вы опытный наблюдатель. Вы уверены в том, что они не связаны с кем-либо в Белкастере?

— Насколько я знаю, нет. Но я же не наблюдаю их все время.

— Ничего особенного в их поведении? Подавленность? Нервозность?

— Ничего не могу сказать на этот счет.

— Вчера утром до завтрака… Кто была та женщина, с которой вы разговаривали в своей комнате?

В первый раз Лики явно оживился:

— Женщина? В моей комнате не было женщины. Откуда у вас такие сведения?

— Получена информация, сэр.

— Гнусная недостоверная информация. Хотя постойте-ка минутку. Я перекинулся парой слов со служанкой, которая принесла мне мой ранний утренний чай. В восемь часов. Может быть, это?

— Нет. Около девяти.

— Это же нелепо. В моей комнате никого не было тогда.

— Что могло бы объяснить подобное показание? Вы не слушали радио или магнитофонную запись?

— О Господи! Я совсем забыл. У меня же есть транзистор. Думаю, что включил его на какое-то время, пока одевался.

— Какую же программу? «Внутреннее вещание» или «Легкую программу»?

— Видит Бог, я забыл. Думаю, «Легкую программу».

«Неужели? — подумал Найджел. — „Легкая“ в восемь часов пятьдесят пять минут всегда передает погоду, и голосом не весьма недовольным, а возможно, и сердитым».

— Вы не вспомните, звучал ли в этой программе женский голос?

— Я не обратил внимания. Радиослушатель из меня не очень-то прилежный.

«Уместное определение, — подумал Найджел, — для такой неопределенной личности».

— Итак, благодарю вас за помощь, мистер Лики. Мы еще увидимся.

— Когда нам будет разрешено покинуть этот дом, суперинтендант?

— Сколько времени вы хотели бы оставаться здесь еще, сэр?

— О, еще несколько дней.

— Ваше агентство справится с делами?

— У меня очень компетентный помощник, а также и секретарь.

— Ну что ж, прекрасно. Во всяком случае, никто не покинет этот дом, пока не будет расчищена главная дорога на Лондон. Будьте здоровы.

Спаркс проводил взглядом уходящего, затем сказал:

— Они должны иметь его карточку в картотеке случаев в вагонах-ресторанах?

— Ну?

— Единственная вещь, о которой не стоит болтать.

— Кто же из них говорит правду о женщине, голос которой был слышен в его комнате?

— Мы это выясним, — заметил угрюмо Спаркс. — Дикэн, сынок, достань-ка газету «Радио таймс» и посмотри, что там передавали вчера утром. И проверь, есть ли у него транзистор. Знаете, мистер Стрэйнджуэйз, мы стоим на месте, и, похоже, у нас уже нет времени.


Глава 7

Пропавшая маленькая девочка


29 декабря

В то же самое утро в десять часов тридцать минут полицейский Хардман поднимался вверх по холму из Эггерсуэлла в направлении фермы Туэйтов и Коттеджа контрабандистов. Он шел по колее, проложенной в снегу большим трактором фермера, то и дело поглядывая на небо, с которого, как подсказывало ему чутье жителя провинции, вот-вот снова повалит снег. Мелкие взъерошенные пташки стайками сидели на заснеженных изгородях. Им было так холодно и грустно, что они даже не встрепенулись, когда полицейский проходил мимо. Впереди над ним возвышалась гряда холмов, очертания которой были похожи на женщину, лежавшую на боку под белым покрывалом.

Приближаясь к ферме, Хардман услышал два выстрела, сопровождавшихся шумным хлопаньем крыльев. Это Джим Стокс в своей красной шерстяной шапке, высоких сапогах и армейской шинели стрелял в стаи голодных голубей, которые разворовывали брюссельскую капусту его хозяина.

Звук выстрелов напугал Пола Каннингема. Он и Энни Стотт, с тех пор как услышали новости по радио о том, что полиция будет осматривать все уединенные дома, поочередно дежурили днем у окна. Если же этот визит произойдет ночью, то Пол должен задержать полицейских разговорами внизу, пока Энни не сделает необходимых приготовлений наверху.

Пол видел, как полицейский миновал ворота фермы, и поспешил предупредить об этом свою компаньоншу. Тридцать секунд спустя Энни уже была в комнате Люси, протягивая ей стакан апельсинового сока. Люси быстро его выпила. Наркотик подействовал почти немедленно. Энни раздела бесчувственную девочку, натянула на нее пижаму, отнесла в комнату, которую прежде занимал Ивэн, впихнула в кровать, а вокруг ее шеи обмотала кусок материи, смоченной камфорным маслом, и такой же компресс положила ей на грудь под пижаму. Теперь Люси лихорадило, и она тяжело дышала.

Перед тем как задернуть занавески, Энни быстро оглядела комнату. Все казалось в порядке. Нет, здесь было очень холодно для комнаты больного ребенка. Здесь постоянно должен гореть электрический камин. Нищенское детство приучило ее к тому, чтобы не тратить зря топливо. В этом и была ее беда. Она включила обе батареи камина, внутренне ругая себя за ужасную ошибку, которую чуть не совершила. Они не должны впускать сюда полицейского, пока комната не нагреется.

Энни Стотт понимала, что, с тех пор как Ивэн исчез, ситуация изменилась. Ни по радио, ни в газетах о нем ничего не было слышно. А это могло означать, что гнусный мальчишка проболтался и полиция здесь для того, чтобы поинтересоваться насчет него, а не Люси. Тревога, вызванная этим соображением, выбила ее из колеи: она все еще стояла у раздвинутых занавесок, смотря в сторону хозяйственных построек, совсем забыв о том, что не привела в порядок постель в комнате Люси.

Полицейский Хардман вошел в кухню на ферме.

— Здравствуйте, мистер Туэйт. Еще одна неприятность. Не похитили ли вы недавно какого-нибудь ребенка?

— Чертовски не похоже, Берт. Своих хватает. Мерзкое это дело.

— И когда только погода наладится? Моя жена сильно простудилась. Болеет тяжело.

— Мы попали в хорошую заварушку, если вы меня спрашиваете. Мать!

Миссис Туэйт вышла, торопясь.

— Слышала ваш голос, мистер Хардман. Что случилось? Хозяин опять не так заполнил анкету?

— Предложи Берту чашку чаю, мать. Он ищет ребенка, которого украли.

— Ну, он не найдет здесь его, бедняжку. Считаю, что это просто позор. Три куска сахару, мистер Хардман?

— Спасибо. — У Хардмана были пушистые усы, и он пил чай, громко причмокивая. — Ваши ребята не видели кого-нибудь, похожего на пропавшего ребенка? — важно спросил он.

— Если бы они видели, то мы бы вам сказали, — ответила миссис Туэйт чуть резко. — Хотите осмотреть дом?

— Я-то не хочу, миссис. Мне приказано это сделать.

— Мать, не лезь в бутылку. Берт находится при исполнении служебных обязанностей.

— Это все процесс исключения, — сказал Хардман, отдуваясь в усы. — Только быстро осмотрю все, понимаете? А как те люди в Коттедже контрабандистов?

— Мы мало видимся, — сказала миссис Туэйт. — Эта доктор Эверли пренеприятная штучка. Считает, что ее племянник слишком любит моих ребят.

— Ну-ну, мать. Ивэн слабого здоровья. Джим сказал, что сегодня он опять в постели.

— Они давно тут?

— Две недели. Молодой мистер Каннингем, это ее брат, приехал сначала, за несколько дней до миссис Эверли и мальчика.

Очень приятный джентльмен. Удивительно, что его и эту брюзгу родила одна мать.

— Они что, близнецы? — спросил Берт.

— Нет. Вы же понимаете, о чем я говорю. Они совершенно не похожи.

— Ну, наследственность иногда откалывает странные номера, миссис Туэйт. Посмотрите на наших Дадли и Марлен. Никто не подумает, что это брат и сестра. А вы?

— Кукушка в чужом гнезде, Берт? — улыбаясь, произнес фермер. Его жена была шокирована. Берт Хардман затрясся от подавленного смеха.

— Помните, когда я впервые поступил в полицию… Чарли Пирс… был фермером в Ноухилле… он женился на одной из дочерей старого сквайра. Уж очень капризной она была. Ну… — У этой истории был весьма заковыристый конец.

Берт Хардман неохотно встал.

— Спасибо за чай, миссис. Я только обойду дом, а потом отправлюсь к Контрабандистам.

— Напрасно потратите время, мистер Хардман, — съязвила миссис Туэйт. — Сэр Генри никогда не сдаст свой коттедж банде похитителей. Как вы думаете?

— Никогда и не думал. Ну, вы ведь читаете теперь в газетах, что эти самые важные персоны из Оксфорда и Кембриджа ничуть не лучше большевиков.

— Вы только послушайте его! — злобно хихикнула миссис Туэйт. — Может быть, вы наконец получите повышение, Берт!

Коэффициент умственного развития полицейского Хардмана не был высоким. Но он обладал способностью, которая служила ему достаточно хорошо в его скромной профессии: инстинктивной реакцией сельского жителя на определенные человеческие типы. Он не пробыл с Полом и Энни и двух минут, как внутреннее чутье подсказало ему, что эта парочка чем-то напугана и что, в то время как мистера Каннингема можно считать джентльменом, в докторе Эверли он не признал бы леди. Однако по опыту он знал, что даже господа, особенно молодое поколение, могут себя беспокойно чувствовать в присутствии представителя закона. Он увидел их сидящими рядом в небольшой гостиной, отказался от предложения что-либо выпить и достал записную книжку.

— Я занимаюсь расследованием дела по исчезновению девочки Люси Рэгби. Может быть, вы слышали…

— О да. Об этом говорили по радио.

— Всего лишь заведенный порядок. Могу я узнать ваши имена и адреса?

Пол сказал ему о себе. Энни назвала имя и адрес доктора по фамилии Эверли, который она нашла в медицинском справочнике.

— Проживает ли здесь вместе с вами еще кто-нибудь?

— Да, — ответил Пол. — Наш племянник Ивэн. Мы привезли его сюда на праздники. У него страшный бронхит.

— Боюсь, как бы болезнь не осложнилась, — сказала Энни. — Не перешла бы в плеврит. Мы хотели отослать его вчера обратно к родителям в Лондон, но решили пока не тревожить.

«Так вот чем они обеспокоены, а не визитом полиции», — подумал Хардман. Тем не менее он продолжал беседу:

— Насколько я понимаю, сэр, вы арендовали этот коттедж у сэра Генри…

— Да. Он — ректор колледжа в Оксфорде. У меня где-то были его письма, если… — Пол сделал движение в сторону стола, но в следующий момент остановился как бы в силу ненужности такого поступка.

— Ну, сэр, ради того, чтобы все было по правилам.

Пока Пол Каннингем искал письма в ящике стола, полицейский Хардман взглянул на доктора Эверли: она не двигаясь сидела, вжавшись в кресло, чем-то напомнив ему голодных птиц на изгороди, увиденных по дороге сюда. Неприятная женщина, и весьма. Он внимательно прочитал письмо, которое Пол вручил ему. Сэр Генри обращался к нему, называя его «дорогой Пол», что произвело благоприятное впечатление на полицейского.

— Ну а теперь, сэр и мадам, не возражаете, если я осмотрю дом?

— Нисколько, — ответил Пол. — Пойдемте.

— Думаю, вы убедитесь, что тут все в порядке, — проворчала Энни, — никто бы не стал здесь прятать ребенка.

— Простая формальность, доктор.

— А могу ли я для начала ознакомиться с вашим удостоверением личности… для формальности.

«Эта старая гусыня миссис Туэйт была права», — подумал Хардман, нашаривая в кармане документ. И он решил, что потратит уйму времени на осмотр дома, чтобы позлить эту женщину.

Энни Стотт пошла впереди, а Пол Каннингем замыкал шествие. Хардман осмотрел комнаты на нижнем этаже, открывал ящики, наклонялся, чтобы заглянуть под столы. И нетерпение Энни с каждой минутой возрастало.

— А что здесь? — спросил он, указывая на дверь в коридоре позади лестницы и вертя ручку двери.

— Думаю, что сэр Генри хранит там свои вина.

Пол сказал правду. Но он не упомянул, что чулан этот был приспособлен ими для коротковолнового передатчика Энни.

— Откройте, пожалуйста.

— Извините, у нас нет ключа.

— Я не хочу ломать замок.

— Думаю, что и сэр Генри не одобрил бы этого, — съязвила женщина. — Сказал же вам мой брат, что сэр Генри не оставил нам ключа.

Пол Каннингем почувствовал, как ручеек пота стекает по его спине. Он спрашивал себя, должен ли он, как честный съемщик дома, арендатор, проявить хоть толику возмущения. Но прежде чем он смог ответить на этот вопрос, полицейский опять повертел ручку двери, сделал какую-то заметку в своей записной книжке и стал тяжело взбираться наверх.

В комнате Энни, а затем и Пола Хардман медленно проделал тот же бессмысленный осмотр. Энни и Пол теперь молчали, поскольку истинное испытание приближалось с минуты на минуту, и они не осмеливались выдать себя малейшим изменением в голосе. Но Хардман невыносимо долго медлил, предпочитая прежде обследовать ванную комнату и туалет.

— Что там за комната впереди? — спросил он наконец.

— Это комната Ивэна. Он болен, лежит в постели и спит, — твердо сказала Энни.

— Служебные обязанности есть служебные обязанности. Согласно полученным мной инструкциям…

— О, очень хорошо. Если вы должны, то должны. Но вы не должны будить его или как-то беспокоить. Он принял легкое снотворное.

Полицейский Хардман на цыпочках вошел в комнату. Теперь здесь было очень тепло и чувствовался запах камфорного масла. Свет, падавший сквозь занавески, освещал голову рыжего мальчика, лежащего в постели. Он тяжело дышал, на его щеках были красные пятна, а шея обмотана теплым. Полицейский несколько мгновений смотрел на него, затем легко коснулся влажных волос на его лбу и прошептал:

— Бедный парнишка. — После этого он вышел в коридор. — Надеюсь, он скоро поправится, доктор. Симпатичный мальчуган.

— Сейчас его сильно лихорадит. Ему требуется покой.

Облегченно вздохнув, Пол спросил раздраженно:

— В чем все-таки смысл всего этого? Вы же говорили о пропавшей девочке, которую ищете.

Но Энни резко вмешалась:

— Разве ты не помнишь, Пол, по радио говорили, что похитители могут изменить внешность ребенка?

— Да, это так. Но…

— Не волнуйтесь, сэр. Ребенок соответствует тому описанию, которое дали мне мистер и миссис Туэйт относительно вашего племянника. В чем все-таки… Я должен представить моим начальникам отчет о том, что я осмотрел каждый дом в округе.

— Вы поступаете совершенно правильно, — заверила его Энни.

«Медленно, но верно. Вот его девиз», — процитировал Пол про себя.

— Больше нет комнат в конце дома? — спросил Хардман.

— Только чулан и комната для гостей.

— Лучше сунуть нос и туда.

В чулане была всякая рухлядь. Хардман немного потоптался там, потом пошел в комнату, где обычно оставалась запертой Люси.

— Своего рода детская, а? Да, я помню, у сэра Генри тут резвились внуки. Отсюда не так уж много увидишь. — Полицейский посмотрел в окно, затем повернулся к Энни и Полу: — Вы не говорили мне, что в доме живет еще один человек.

— Но такого нет. Нас только трое, — запротестовала Энни.

— Кто-то спит в этой постели, сэр.

Энни Стотт уставилась на неприбранную постель, на смятые простыни, не в силах вымолвить слова. Однако Пол вдруг овладел ситуацией.

— Ну, ты забыла убрать постель, Энни. — Затем он обернулся к полицейскому: — Ивэн играет здесь. И мы укладывали его отдыхать здесь днем, пока вчера он не заболел.

И снова интуиция подсказала Хардману, что здесь что-то не так. Машинально он взял пачку бумаги, лежавшую на столе.

— Мальчуган пишет книгу, а? Во дает! «Глава первая. Синдерс схватили», — прочел он.

— Извините. Я слышу, что меня зовет Ивэн. — И Энни Стотт выбежала из комнаты.

— Кто такая эта Синдерс? — спросил Хардман.

— Ивэн слышал о похищении по радио и начал писать об этом рассказ. Не знаю, почему он назвал героиню Синдерс. Эти ребята просто маленькие бессердечные негодяи, — спокойно произнес Пол, подавляя в себе дикое желание вырвать эту пачку бумаги из рук полицейского. Но это было бы излишне и неразумно. Хардман положил рукопись обратно на стол, не читая ее дальше.

— Итак, сэр, премного вам благодарен. Извините за беспокойство. Теперь я должен продолжить обход. Дайте мне знать, если могу что-нибудь сделать для мальчугана. До свидания.

— Мы чуть не дали маху, — сказал Пол несколько минут спустя, описав этот эпизод Энни. Он все еще не переставал в душе восхищаться собой, поскольку сумел сохранить спокойствие, когда Энни потеряла самообладание. Это поставило их на одну доску после того, как он в панике бросил Ивэна в снежную бурю. И впервые Энни стала относиться к нему с чувством, похожим на уважение.

— Ты поступил правильно, — сказала она. — А что это еще за рассказ, который она пишет?

— О, я сжег его. Он просто взбесил меня. Сколько времени мы должны еще возиться с этой противной девчонкой?

— Это зависит от Петрова.

— Он будет действовать дальше, не так ли?

Женщина не ответила. Она выходила на связь с Петровым по коротковолновому передатчику прошлой ночью. И это было все, что знал ее напарник.

— Если бы знать, что произошло с Ивэном, — сказала она. — Он не мог расколоться, иначе мы уже были бы за решеткой.

— Знаешь, что мне кажется? Ивэн добрался до Лондона, но Петров делает вид, что этого не произошло.

Энни внимательно посмотрела в лицо фавна, какое было у ее напарника.

— Чего это ради он должен так поступать?

— Почем я знаю? Возможно, чтобы держать нас в страхе. Он же любит власть, тайные происки, обман ради них самих. Я так думаю.

— Вздор, — возразила Энни, однако не будучи в этом внутренне убежденной.

— А ты доверяешь ему?

— Безусловно.

— Тем хуже для тебя. Если эта его авантюра не удастся, то ты понимаешь, что он сделает? Он вывернется и оставит нас с девчонкой.

Лицо женщины приняло жесткое выражение.

— Понимаю. Ты предлагаешь нам самим выкрутиться, пока не поздно.

— Ты должна, Энни, если у тебя есть хоть толика разума. Я же не могу. Он держит меня на коротком поводке, как ты хорошо знаешь. Но ты, конечно, будешь твердить свое: партийная дисциплина, нет ничего важнее победы дела и прочее.

— Очень многое важно, Пол. Ты рассуждаешь так, словно мы не люди. Но только мы знаем, что в жизни самое главное. И действуем согласно нашему знанию.

Выражение ее лица смягчилось, стало почти трогательным, что больше обеспокоило Пола, чем ее обычное безразличие или враждебность. Он внутренне отшатнулся от нее, словно она предприняла какие-то сексуальные поползновения в отношении его.

— Беда вашей кучки людей в том, что ваша мораль заставляет вас говорить неправду нам или друг другу, когда это выгодно.

— А ты считаешь, что капиталистические политиканы никогда не лгут?

— Не в этом дело. Твое убеждение в том, что нет правды, кроме правды целесообразности. Это означает, в сущности, что вы никому не доверяете. Люди же, которые не доверяют другим, присуждают себя к аду. Все ваши скучные лозунги о солидарности масс и подобного рода лицемерие служат лишь для того, чтобы тщательно скрыть правду о том, что солидарность — это абстракция, бумажный фасад, мешающий установлению истинного контакта с другими. Вы не можете, если только не держите их под подозрением, излишне не доверять людям или лишать их жизни в интересах человечества. Вы живете в аду, хотя и не знаете об этом. Ад — это изоляция. Вы поклоняетесь божеству и делаете это столь раболепно, что, когда ваше божество говорит вам: «Отправляйтесь в ад ради меня», то вы торопитесь попасть туда.

— Тебе бы следовало быть квакером, — сказала Энни, однако не агрессивно. — С твоим буржуазным романтизмом, Пол.

— Опять ты за свое. Когда тебе нечего сказать в ответ, то ты отделываешься ничего не значащей хитрой фразой.

— После того как я рассказала тебе о своем детстве, ты еще говоришь, будто я не знаю действительности? Мы знаем действительность, так как действуем в ней, а не сидим и не рассуждаем о ней с почтительного расстояния, высказывая разного рода теории.

— Но…

— Ты сам входишь в действующую группу. Ты должен знать, что я, как член партии и цеховой староста, имею активные контакты с другими людьми. Мы вместе участвуем в одном деле, имеющем целью сделать мир лучше для…

— О Господи! Чтобы дети не ходили в школу голодными и холодными, как ты в свое время, и чтобы над ними не измывались старшие дети, и при всем при этом ты считаешь возможным измываться над этим ребенком наверху.

— И ты тоже так поступаешь.

— Меня заставили. А ты это делаешь по доброй воле, если я могу употребить это грязное выражение в отношении детерминиста.

— Мог бы и отказаться.

— Я должен был отказаться. Нет необходимости, Энни, напоминать мне, что я струсил. Почему женщины никогда не упускают возможности пустить в ход когти?

— Ты можешь успокоить свою совесть, мой дорогой Пол, — произнесла Энни, вновь возвращаясь к своей язвительной манере, — составив ребенку компанию сейчас и потом. Если ты считаешь, будто твое присутствие может как-то смягчить воздействие этого ада, как ты говоришь, в котором она живет.

После паузы Пол как бы угрожающе произнес:

— Прекрасно. — С этими словами он выскочил из комнаты. Однако через несколько минут вернулся: — Все еще спит. Она очень тяжело дышит. Надеюсь, ты не дала ей слишком большой дозы снотворного.

— Конечно нет…

Люси не просыпалась до двух часов пятнадцати минут. А проснувшись, почувствовала сильную головную боль и вспомнила о своих кошмарных сновидениях. Вспомнила, что эта чокнутая дала ей выпить стакан апельсинового сока. После этого она не помнила ничего, только существа, которые смеялись над ней и что-то тараторили в ее сновидениях, подкравшись к ней, когда она бежала по бесконечным улицам в поисках отца. Но обуявший ее ужас был просто невыносим. Люси, плача, прятала голову под подушки. Она знала, что никогда больше не увидит своего отца. Приключенческие фантазии, так долго поддерживавшие ее дух, рассеялись, и она осталась одна, совсем одна.

Через некоторое время она услышала какой-то новый голос:

— Привет, Люси.

Зажегся электрический свет. Она села в постели, протирая глаза, не очень-то веря в то, что это снова не какой-то новый ужасный сон.

— Как ты себя сейчас чувствуешь?

— Мне очень жарко.

— Мы выключим камин.

Люси увидела, что находится в другой комнате. На нее смотрел мужчина. У него были довольно длинные волосы и маленький, как пуговка, рот. Рот открылся и произнес:

— Ты плачешь, моя дорогая. Не плачь.

— Не могу, — ответила она горько.

— На второй завтрак картофельная запеканка с мясом и компот из консервированных персиков. Хочешь ли это слопать, ты, бедный больной ребеночек?

Люси попробовала улыбнуться. Ей нравилось, когда так разговаривают.

— Думаю, да. Долго я спала?

— Несколько часов.

— Но я никогда не сплю после завтрака. У меня очень болит голова.

— Не повезло. Скоро пройдет.

— Да?.. Кто вы?

— Меня зовут Пол.

— Вы сторож этой чокнутой?

Человек хихикнул весьма одобрительно. Люси заметила, что у него длинные ресницы. Когда он смотрит в сторону, взгляд его становится какой-то виноватый.

— Сторож тети Энни? Да, я такой, как ты сказала. Но не говори ей. Корова стояла, хозяин стоял и стерег корову.

Люси засмеялась, хотя не знала почему.

— Вы говорите загадками. О, что это за вонючая штука у меня на шее? А другая на груди.

— Тетя Энни решила, что у тебя бронхит или что-то в этом роде. Думаю, что теперь можно их снять. Если ты обещаешь не открывать окно. Холодный воздух опасен. Обещаешь?

— Обещаю.

Пол убрал английские булавки, которыми были закреплены повязки, и бросил все в угол комнаты.

— Теперь надевай фуфайку. Я принесу тебе завтрак.

Пол сел и стал наблюдать за тем, как Люси ела. «Кажется, он симпатичный человек», — подумала Люси. Но на деле-то он не может быть симпатичным, если помогает сторожить ее. А кроме того, когда он смотрел на нее, ей становилось как-то не по себе.

Пол же думал о том, какой хорошенький мальчик из нее получился, с ее красивой головкой и лучистыми серыми глазами.

— Можем ли мы открыть занавески? — спросила она немного спустя.

— А почему нет?

Люси оглядела снежную пустыню.

— Хотелось бы покататься на санках, — произнесла она тоскливо.

— Возможно, в один прекрасный день это и произойдет.

— О, когда же? Завтра? Но снег может растаять… — Голос Люси задрожал, и она не могла продолжать, вспомнив, что отец обещал покатать ее на санках.

— Уж не собираешься ли ты опять заплакать?

Его тон не только вызвал в ней возмущение, но и осушил ее слезы.

— Это нечестно. Вы же знаете, что я не могу здесь чувствовать себя счастливой.

— За тобой ведь хорошо присматривают, не так ли? — сказал Пол, отводя глаза.

— Но я хочу обратно к папе и Елене. Я не знаю, зачем вы тут меня держите.

— Надеюсь, что скоро… ты вернешься к ним.

Люси пристально посмотрела на него, пытаясь, понять, можно ли ему верить.

— Вы можете поклясться? Поклянитесь страшной клятвой.

Пол проглотил комок, стоявший у него в горле.

— Клянусь.

— Сегодня утром я видела страшный сон. Как будто я ищу везде папу и не могу найти его.

— Не унывай, Люси. Не сыграть ли нам в шашки?

— Я бы лучше приняла ванну. Я вся вспотела.

— Прекрасно.

Он проводил ее в ванную комнату, открыл воду. Когда она кончила мыться, он уже ждал ее у двери и нарочно вдохнул воздух у ее головы.

— Ты пахнешь замечательно, Люси.

— Что? Я должна оставаться взаперти весь день? Там так скучно. Из окна ничего не видно.

— Спрошу у Энни. Не понимаю, почему бы не разрешить тебе погулять немного у дома. — Ведь теперь Ивэна здесь больше не было. — Но ты, знаешь, что такое слово чести?

— Это то, что дают узники.

— Да. Можешь ты обещать, что не будешь пытаться убежать? Все равно далеко не убежишь. Все дороги занесены снегом. Так даешь слово чести?

Возможно, так следовало бы обращаться с мальчиком. Люси простодушно посмотрела на него широко открытыми глазами.

— Конечно, даю. Мое слово чести. — Она уже была достаточно женщиной, чтобы не обращать внимания на такие пустяки, и смутно понимала, что Пол был тем «слабым местом» в стенах ее тюрьмы, с которым можно было пошутить.

— Ну, я посмотрю, что скажет Энни.

— Но я думала… вы считаете, что она вовсе не чокнутая?

Маленький пухлый рот мужчины недовольно скривился.

— Не все время. Ее можно и задобрить. — Он размышлял о том, что независимо от того, удастся ли их попытка шантажа или нет, они должны решить, как поступить с ребенком, и было бы как раз неплохо расположить девочку к себе. Он перестал думать о неприятных вещах, о том, что Петров мог заставить ее замолчать навсегда.

Пол потрепал торчащие волосы Люси.

— Не беспокойся. Я присмотрю за тобой.

Она машинально наклонила голову в сторону, так как не любила, чтобы ее ласкали незнакомые люди. Но потом, вспомнив, что должна подыгрывать ему, схватила его за руку.

— Можно мне остаться в этой комнате? — спросила она.

— Но все твои книги и вещи в другой комнате.

— Могли бы вы принести мне что-нибудь, чтобы поиграть? Я писала… — выпалила Люси.

— О, этот твой рассказ. Мне очень жаль, но Энни нашла его сегодня утром и уничтожила.

— Уничтожила? Но почему?

— Она иногда делает странные вещи. Не обращай внимания. Можешь начать писать другой рассказ.

— Но она не имела права…

— А я прослежу, чтобы она не хватала его своими длинными-длинными когтями.

Но Люси не успокоилась:

— Я думаю, она разорвала эти листки, потому что там было написано про девочку, которую украли. Это низко с ее стороны.

— Не придирайся ко мне, девочка. Вы, женщины, как привяжетесь к чему-то одному… Ну, что тебе принести?

— Пожалуйста, принесите книжку. Она около кровати.

— Хорошо, дружок. А как твоя голова?

— Благодарю, прошла, приятель.

«Пока все хорошо», — подумала Люси. Пол принес ей книгу и удалился. «Все-таки подозрительный тип», — решила она, хотя он разговаривал с ней гораздо дружелюбнее, чем эта чокнутая. Но она, по-видимому, не была чокнутой, во всяком случае, не все время. Люси удостоверилась, что Пол не запер дверь. Она могла слышать голоса спорящих внизу и решила не пытаться бежать из этого дома.

На цыпочках она прошла по коридору в детскую в задней части дома, вынула пачку бумаги, которую спрятала в самом низу ящика. Потом опять легла в постель и прочитала все сначала. «Глава вторая. Где я нахожусь?» Затем сунула сложенные листки себе под фуфайку и стала думать.

«Должен же кто-нибудь прийти в этот дом. Например, Джим, который приносит молоко. Из этой комнаты я смогу увидеть его, но разговаривать с ним через закрытое окно бесполезно. Он все равно не услышит. А если я закричу, то прибежит женщина с этим страшным шприцем. Что, если открыть окно…»

Она встала на кровати и попыталась это сделать. Нижняя половина окна была закреплена намертво. С большими усилиями Люси смогла опустить верхнюю часть всего лишь на пару дюймов. Ее рот не доставал до щели наверху. И она не только не могла что-то тихо сказать человеку внизу, но и услышать его.

Если же она начнет изображать что-то на своем лице или делать знаки рукой, то человек решит, что она либо сумасшедшая, либо дразнит его. Никто не будет искать Люси Рэгби в Бакингемшире.

Они даже и не услышат о том, что она здесь. Поэтому бесполезно что-либо писать вроде: «Помогите! Спасите! Я Люси Рэгби. Меня украли. Сообщите в полицию». И бросать такие записки в окно. Человек подумает, что это какая-то детская игра.

Люси очень хорошо знала о неспособности взрослых понять, когда дети серьезны, а когда шутят. И у нее появилась идея. Допустим, она напишет на обратной стороне бумажного голубя, что тот, кто найдет его, должен отослать его сразу же профессору Рэгби в Домик для гостей в Даункомби за вознаграждение в пять фунтов. Это научный эксперимент.

Обрадованная тем, что обещала эта идея, Люси взяла карандаш и большими буквами написала эти слова на обратной стороне бумаги. Если повезет, то она запустит этого бумажного голубя через щель наверху окна. Люси аккуратно сделала из листка бумаги голубя. Но куда она могла его спрятать, пока не появится человек, которому она его бросит?

Подумав немного, она осторожно засунула его за висевшую в рамке на стене фотографию мужчины в берете и плаще.

Итак, оставалось только ждать. Теперь, когда она выработала план действий, время потянулось еще более невыносимо медленно. За окном расстилался снежный ландшафт, который уже наскучил ей. Иногда слышно было, как на ферме мычали коровы. Она принялась было за свою книгу, но приключения невероятно изобретательных детей мистера Рэнсома не могли надолго привлечь ее внимание. «Держу пари, — подумала Люси, — что в жизни они выглядели бы очень глупо, если бы попали в такую же переделку, как я. Хотя очень хорошо уметь управлять лодкой и готовить себе еду».

Она посмотрела на тень от дерева, голубоватую на снегу, желая, чтобы она удлинилась. «Спеши, время. Хотя нет, потому что скоро станет темно и никто не сможет найти моего голубя, белую бумажку, торчащую в снегу под окном, и я должна буду ждать до завтра».

Но что за человек это будет? Печальная мысль пришла ей в голову. Как она узнает, что он на ее стороне? Он может быть сообщником ее тюремщиков. Рабочий с фермы Джим, если он в курсе дела, то почему Энни заставила ее помахать ему через окно сегодня рано утром? А было ли это сегодня утром? А может, неделю назад?

Хотя подожди минутку. Энни уложила ее в эту постель, заставила ее помахать рукой Джиму. Он крикнул что-то, сочувствуя ей. Но конечно же, она показалась ему мальчиком, больным мальчиком. Эта желтолицая ведьма сказала Джиму, что она, то есть Ивэн, заболела какой-нибудь заразной болезнью, корью или проказой, и потому она, то есть Энни, не может разрешить ему или какому-нибудь другому человеку с фермы навестить ее. Следовательно, Джим в заговоре не принимает участия.

Люси пришла в такое восхищение от этих прекрасных рассуждений, что почти не услышала скрипа башмаков по снегу, который становился все слышнее, приближаясь со стороны фермы.

Люси выпрыгнула из постели, вытащила голубя из-за фотографии в рамке на стене, ухватила его за сгиб и встала на кровати близко к окну.

Это был Джим, который нес корзинку с большими апельсинами.

Люси легонько постучала в стекло, поскольку боялась делать это громко. Потом постучала громче. Джим взглянул вверх, помахал ей рукой. Она приложила палец к губам, шепча: «Тс-с», чего он, конечно, не услышал. Прежде чем он смог крикнуть ей что-то и вызвать тех двоих из дома, Люси бросила голубя через оконную щель. Он описал красивую дугу и упал к ногам Джима.

Но победа обернулась неудачей. Джим поднял голубя и бросил его обратно Люси. Затеял игру с парнишкой. Любитель поиграть этот Ивэн.

Голубь ударился об оконное стекло и, точно подстреленная птица, упал в снег на расстоянии фута от стены коттеджа. Люси за окном делала безумные знаки, показывая пальцем вниз, открывая воображаемый голубь и как будто читая, что там написано. Джим засмеялся со смущенным видом. И в этот момент Люси услышала шаги в коридоре в направлении входной двери. Любой ценой она должна помешать им выйти из дома и увидеть послание. Она закричала:

— Помогите! Помогите!

Шаги направились в другую сторону и стали с шумом приближаться по лестнице. Ворвавшись в комнату, Энни Стотт зажала Люси рот и оттащила от окна.

— Кто разрешил тебе устраивать этот страшный шум? Ты отвратительный ребенок.

— Извините, — произнесла Люси, когда смогла говорить. — Мне приснился страшный сон, как будто горит дом.

Энни подошла к двери и крикнула:

— Пол, поднимись сюда сейчас же, пожалуйста.

Джим уже стучал во входную дверь.

— Пол, последи, чтобы этот ребенок вел себя тихо. Она говорит, что видела страшный сон. Это ты открыла окно?

— Мне было жарко. Потом я заснула и видела ужасный сон.

— Закрой окно, Пол, и оставайся здесь. Держи ее подальше от окна.

Злая и раздраженная, Энни Стотт поспешила вниз.

— Что вам нужно? — спросила она Джима. — Что произошло? Вы разговаривали с Ивэном?

Как большинство деревенских жителей, Джим, хотя и был тугодум, мог быть также упрямым и хитрым. Он не хотел, чтобы сердитая тетка Энни сделала выговор парнишке. Лучше уж ничего не говорить о голубе.

— Да ничего не произошло, ничего такого, о чем бы я знал. Я помахал рукой Ивэну. А потом вы пришли и стали кричать на меня.

— У мальчика бред. Ему нужен покой.

— Сожалею, что слышу такое. Берт Хардман просил меня отнести эти апельсины Ивэну.

— Хардман?

— Наш деревенский полицейский.

— О да, тот, который приходил сегодня утром. Очень мило с его стороны.

Энни Стотт с подозрением посмотрела вокруг. Джим стоял между ней и голубем. Когда она, взяв корзину, ушла в дом, Джим нагнулся, подобрал голубя и засунул в карман своей шинели. А потом совсем забыл об этом.

Люси не знала, взял ли он ее послание или же оно до сих пор лежит около стены. Ее немедленно отправили в детскую комнату в задней части коттеджа.


Глава 8

Потайной микрофон


30 декабря

Резинка, если ее долго растягивать, теряет упругость. В атмосфере Домика для гостей в воскресенье утром чувствовалась усталость и уныние, что явилось следствием нервного напряжения. Елена Рэгби сидела за завтраком с каменным лицом, опустив глаза, ела мало и избегала смотреть на стул рядом, где прежде сидела Люси. Ее муж проявлял к ней внимание, но с рассеянным видом. Она слабо на это реагировала. Он же чутко прислушивался, не раздастся ли ожидаемый звонок телефона. Почему они не звонили ему со вчерашнего дня? Утро прошло, но звонка не было. Они сказали, что он получит от них новые инструкции! Их не было. И это мучило его, тем более что он уже решил, как ему поступать, когда будут получены эти инструкции.

Ночью ветер утих, и дороги, где снег уже начал подтаивать, покрылись ледяной коркой. В десять часов пятьдесят минут адмирал и его жена отправились в деревенскую церковь, скользя по дороге и поддерживая друг друга, точно пьяные.

В гостиной Лэнс Аттерсон наигрывал на гитаре, и маленькая толстая фигура Черри ритмично, хотя и бессознательно, подергивалась, точно тело сонной собаки. Джастин Лики читал книгу в мягкой глянцевой обложке, то есть он держал ее открытой, но ни разу не перевернул страницы. Этот человек не поддавался расшифровке. Сомнений в том, какую роль он играл тут, не было. Но не вел ли он двойную игру?

Суперинтендант Спаркс прошлой ночью звонил Найджелу.

— Положение суррейских сожителей наконец прояснилось, — сказал, он. — Сэра Джеймса Алленби дома не оказалось, его неожиданно вызвали в Стокгольм, но мы поговорили с домоправительницей. — Тут голос Спаркса стал веселым: — Эта Черри, по-видимому, действительно мисс Смит, точнее, Фробишер-Смит. Сэр Джеймс ее опекун. Ей семнадцать лет и десять месяцев.

— Ну, это объясняет многое. Вы собираетесь разрешить им продолжить еще немного в том же духе?

— Безусловно. Я буду действовать, если она действительно передает информацию о нашем друге и получает указания. Но не раньше.

— Потворствуете противозаконному поведению, а?

— Именно так.

— О Люси пока ничего?

— Ничего. Мы все прочесали в окрестностях. Это меня тревожит.

— Что выяснили о телефонном звонке Рэгби из Лондона?

— Он был из квартиры, владелец которой за границей. Пока еще не установили где. Возможно, это тайный член партии. Желательно, чтобы вы узнали имя связного в Домике.

— Информатора? Я думаю, что знаю.

— Вы знаете? Знаете?

— Да. — Найджел назвал имя. Наступило долгое молчание.

— Ну, это резко меняет дело, — произнес наконец Спаркс.

Найджел и Клэр беседовали за полночь. Он пришел в ее комнату, находившуюся рядом с его комнатой, сел на кровать.

— Сегодня ты прекрасней, чем всегда, Клэр, дорогая, — сказал он, восхищенным взглядом любуясь ее белоснежным лицом и плечами, по которым струились черные блестящие волосы. — Можно ли тебя любить сегодня?

Она взглянула на него:

— Нет. Тебе от меня что-то нужно. Что?

— Вот что значит жить с колдуньей. Нельзя ни о чем подумать.

— Ты же знаешь, что не можешь жить с кем-нибудь еще, дорогой, — ответила она, не подчеркивая своих прав на него, без всякой аффектации, что так нравилось ему.

— Ты можешь отказаться. Я не стану тебя упрекать. Это очень противное дело.

— Ладно, дальше.

— Точно я даю тебе нож и прошу повернуть его в чужой ране.

— Ну?

— А человек, может, и не заслуживает этого. Он, может быть, вовсе и не виноват.

Клэр не отрывала глаз от его обеспокоенного лица. Высоким протяжным голосом она произнесла:

— Ты имеешь в виду Елену Рэгби?

— Опять ясновидение?

— Боже сохрани, нет. Просто мы слишком хорошо знаем друг друга. А кроме того, у меня есть голова.

— И восхитительное тело. Накинь на себя что-нибудь. Я хочу поговорить об этом деле.

И Найджел приступил к разговору, держа ее руку в своей, а ее пальцы легко постукивали о его ладонь. Вопрос был в том, чтобы установить личность сообщника похитителей. Они были предупреждены о ловушке на главном почтамте. Но каким образом? Либо по телефону из Даункомби, либо с помощью какого-то связного в Белкастере. Единственный подозрительный звонок из Домика для гостей в то утро был сделан миссис Салливан. Но она послала телефонограмму. Вы не можете этого сделать, если не уверены, что получатель находится дома. Если миссис Холлинз, друг миссис Салливан, замешана в похищении ребенка, она, безусловно, должна оставаться дома, ожидая сообщения из Домика для гостей.

— Ни адмирал, ни его жена не покидали Домик в то утро. Лики, Лэнс Аттерсон и Черри посетили Белкастер. Если они все являются участниками заговора, во что я не верю, то полностью снимают подозрение в отношении друг друга, поскольку основную часть времени провели там вместе. Конечно, один из них мог сделать какой-либо предупредительный знак похитителям, что не было замечено двумя другими. Но наш Икс, весьма вероятно, подумал, что полиция будет следить за каждым, кто отправляется в Белкастер, и я не верю, что он рискнул бы пойти на какой-либо контакт там. Кроме того, следует помнить, что Рэгби всего лишь намекнул, что будет продолжать бороться. Он даже не сказал, что собирается оставить на почтамте ложную информацию. Но похитители знали об этом, даже не проверив ее.

— Итак, остается Елена.

— После завтрака она звонила кое-каким друзьям из телефонной будки в деревне. К сожалению, мы не прослушали эти звонки. Ничто не могло помешать ей сделать еще один звонок в ряду других. Но нет и доказательств, что она звонила еще куда-то. Главное состоит в том, что Рэгби точно сообщил ей, что собирается предпринять, и не только он, но и полиция. Елена — единственный человек здесь, который кроме меня знает о деталях этих планов.

— Понимаю, — произнесла Клэр после паузы. — Понимаю, но не верю. Она любит Люси. Я уверена в этом. Ничто не может заставить ее… Ну, это же просто невозможно. Я думала, что ее очень хорошо проверили власти.

— Они это и сделали. Я был в службе безопасности, они обещали просмотреть все свои досье. Но на это требуется время. А его у нас нет. Может быть, уже сейчас поздно что-либо предпринимать, — добавил уныло Найджел.

— Ты должен считать, что Люси жива.

— Или попридержать язык. Я знаю. Я восхищаюсь Еленой. Мне она нравится. Но мы не знаем, какого рода давление другая сторона может оказать на нее… Расскажи мне еще раз, что произошло, когда ты сообщила ей об исчезновении Люси.

Клэр повторила ему свой рассказ.

— Не приходило ли тебе на ум, что она разыграла эту сцену? Ты постучала в дверь ее комнаты и вошла. Прежде чем ты промолвила слово, она допустила, что с Люси что-то произошло. Если бы она так уж была обеспокоена отсутствием девочки, то могла бы спуститься вниз, спросить, не вернулась ли Люси, и вышла бы из дома поискать ее. Она пыталась объяснить тебе свое нервное состояние тем, что считает себя виноватой, послав Люси за письмами к почтовому ящику. Это был не только умный поступок, но и искренний. Не сомневаюсь, что ее мучает совесть. Она не злая женщина.

Клэр смотрела на Найджела глазами блестящими и темными, словно анютины глазки.

— Понимаю. Это разумный вывод. Но ты сказал, что она не злая женщина. Тогда что же все-таки заставило славную женщину принести ребенка, которого она любит, в жертву «делу», которое она ненавидит?

— Вот это и предстоит выяснить тебе, моя дорогая.

— Мне? Но Боже мой..!

— Если я не прав, значит, не прав. Если Елена невиновна, то для нее это будет еще одно тяжелое переживание. Я очень не хочу такого. Но жизнь Люси гораздо важнее, чем переживания ее мачехи.

После долгого молчания Клэр произнесла:

— Чего же ты хочешь от меня?


Во второй половине дня Клэр отправилась в комнату супругов Рэгби с альбомом для зарисовок и карандашами. Муж убедил Елену позировать Клэр.

— Вы проявили любезность, разрешив мне…

— Я польщена. Алфред сказал, что это будет… Как это называется?.. Терапия, — ответила Елена с горькой усмешкой. Она села так, как указывала ей Клэр, на стул у окна, легко приняв позу отдыхающего человека, что противоречило напряженному выражению ее лица и нервному подергиванию кожи на висках. Клэр минуту или две смотрела на гордый профиль, изучая строение костей, пытаясь освободиться от посторонних мыслей и видеть только то, что было перед ней.

Затем она взяла карандаш. Инстинктивно уважая труд другого художника, Елена в это время молчала. Но когда карандаш коснулся бумаги, она спросила:

— Вы всегда начинаете свою работу с портретных зарисовок, моя дорогая?

— Нет. Я предпочитаю прямо лепить модель из глины, но здесь ее нет. Чуть поднимите подбородок… да, так… В вашей стране вы должны были позировать многим художникам.

— О да. В молодости. Тогда я была красивой. Мой муж… мой первый муж часто рисовал меня.

— Ваше лицо с возрастом стало еще красивей. Расскажите мне о вашем первом муже.

— О, он был человек необузданного нрава. Но очень талантливый и смелый. Как художника его раздражал режим.

— Социалистический реализм?

— Да. Он был такой несдержанный. Я всегда боялась, что его слова дойдут до ушей партийных чиновников. Но, конечно, он был еще молод… на пять лет моложе меня. В конце концов они его убили. Он умер у меня на руках в забаррикадированном доме. Бедняга, он злился, когда умирал. Знаете, что он сказал перед смертью? «Только теперь я знаю, как рисовать. А все те картины… я никогда не буду рисовать, как раньше». Не думала никогда, что буду завидовать его смерти.

«О Боже, — подумала Клэр, — я не смогу этого вынести. Проклятый предатель. Чертов Найджел». Она разорвала лист, скомкав его, бросила на пол. И начала все снова.

— Вы скучаете по сцене?

Елена пожала плечами.

— Все это в прошлом.

— «Тяни свою телегу и вспахивай поле над костями мертвых».

— Я не знаю, откуда это.

— Уильям Блейк. Одна из «Притчей ада».

— «Притчи ада»? Нужно прочесть их. Думаю, что я одна из тех, кого преследует, как болезнь, злой рок. Носительницы.[3 - Намек на то, что в Британской Колумбии вдовы индейцев одного племени носили на себе прах своих мужей три года.] Так их называют?

— Вы не должны так думать. Ведь вы дарили многим людям радость, умиротворение, любовь.

— Благодарю вас, моя дорогая. — Слеза скатилась по щеке Елены. Следующие ее слова вырвались у нее невольно, точно кровь брызнула: — Но не… моему ребенку. Я бы с радостью отдала все… цветы, аплодисменты… лишь за то, чтобы быть хорошей матерью. А теперь мне говорят, что я опять не могу быть матерью.

— Вы думаете о ребенке, которого потеряли? — тихо спросила Клэр.

Елена повернула голову. Казалось, в ее глазах умирала прекрасная мечта.

— О моем ребенке? О да. Все это было очень грустно. Но это также осталось в прошлом. Нет, я думаю о бедной маленькой Люси. Ее я тоже потеряла.

На лице Елены отразилось страдание. И Клэр просто не могла смотреть на нее.

— Иметь выбор… — пробормотала Елена. — Я поступила неправильно? Ничего не могла поделать. Подобно раку, это разъедает меня. Простите. Сама не знаю, что говорю. У вас были дети, Клэр?

— Нет.

— Вы художник. Создаете произведения. Я же только воспроизвожу их, интерпретирую. Ваши дети — это ваши рукотворные создания, и их нельзя отнять у вас.

Клэр сидела молча. Она почувствовала, что обе они находятся на пороге какого-то откровения, только в шаге от него.

— Странно, — продолжала Елена, — что рожденные нами дети имеют над нами такую власть. Ваши произведения — дети вашего ума и ваших рук. Вы столько страдали, чтобы создать их, столько трудились. И все же, когда вы создали произведение, вы не заботитесь о том, что с ним произойдет. Не так ли? Вы обособлены от него, точно это чужое дитя?

— Да, в какой-то мере это справедливо.

— Но его нельзя отобрать у вас, потому что оно никогда и не принадлежало вам.

— И это так же верно.

Глаза Елены были устремлены на Клэр.

— Но если бы вы увидели человека, который поднял молоток, чтобы разбить одно из ваших произведений на куски, что бы вы сделали? Умоляли бы не делать этого?

— Прежде всего я ударила бы его своей колотушкой.

Елена тяжело вздохнула. Молчание продолжалось несколько минут. Клэр работала, стараясь оттянуть момент, когда она должна была сделать то, о чем ее просил Найджел, и все более сознавая, что ее нежелание идет во вред ее искусству художника. В конце концов Елена первой проявила инициативу.

— Ох, провались все пропадом! — Клэр вырвала лист из альбома. Но, прежде чем она успела его отбросить, Елена сказала:

— Можно мне взглянуть?

— Ничего хорошего. Можете, если хотите.

Елена внимательно рассмотрела рисунок.

— Нет, — сказала она наконец, — это сделано с умом и интересом. Но, возможно, вы сегодня не в настроении? Вы не сосредоточились на рисунке. Почему?

Настал решающий момент. Клэр не могла больше вести себя уклончиво или предательски. Она должна быть откровенной.

— Елена, я должна сказать вам все. Я пришла к вам под фальшивым предлогом. Найджел считает, что вы принимали участие в похищении Люси.

Елена уставилась на нее, потом с недоверием покачала головой. Затем поднялась со своего места и, страшно возмущенная, подошла к Клэр.

— Нет! Это уж слишком! Вы что? С ума сошли?

— Надеюсь, что Найджел ошибается. В глубине души надеюсь, — сказала доверчиво Клэр.

— Он послал вас шпионить за мной? — Взгляд Елены был тверд. Глаза ее сверкали.

— Дело не в этом. Я с вами полностью откровенна. Кто-то в этом доме информировал похитителей о плане вашего мужа перехитрить их и устроить им ловушку на почтамте. Об этом знали только вы, Найджел и полиция, — мрачно сказала Клэр.

— Почему же ваш мистер Стрэйнджуэйз не пришел сюда сам и не предъявил мне это обвинение лично? — воскликнула Елена.

— Он считал, что со мной вы будете говорить более непринужденно, чем с официальными представителями.

— Говорить более непринужденно? О чем?

Клэр взглянула в окно на украшенные снегом деревья.

— Ну, например, пытался ли кто-либо повлиять на вас, чтобы узнать о планах вашего мужа в отношении похитителей?

— Конечно нет. В этом случае я сама бы прямо обратилась к полиции. — Взгляд Елены стал блуждающим. — Но это же безумие. Почему? Почему? Почему я должна помогать людям, которые украли бедную малютку Люси? Я любила ее. Вы можете это понять?

— Могу, Елена.

— А если я даже и не любила ее, то я люблю Алфреда. Как же я могла бы причинить ему такое горе?

Клэр отвернулась от окна. Наступил самый трудный момент их разговора.

— Думаю, что это как-то можно объяснить. Но Найджел обеспокоен. Он считает, что вы должны были знать о предстоящем похищении Люси. Когда я пришла к вам сразу же после этого, прежде чем я успела что-то рассказать, вы уже нервничали. Люси еще не так долго отсутствовала. И вы еще не спускались вниз справиться о ней. Итак, вы видите…

— Да, да, да. Мне не нужно ставить все точки над «и». Ведь это типичная логика полицейских. Неужели они не понимают, что у меня, женщины и матери, могут, быть какие-то предчувствия, касающиеся ребенка? О Господи, вы же женщина! Можете ли вы меня понять? Я чувствовала, что должно произойти что-то ужасное. Но логика подсказала мне, что не нужно вести себя глупо и бежать разыскивать Люси, как поступают некоторые сумасшедшие матери, только потому, что их дети где-то задержались.

Возмущение и горе Елены были неподдельны. Клэр почувствовала, что это не игра. Ни одна актриса в мире не смогла бы имитировать те глубочайшие терзания, которые разрывали душу Елены. Никогда больше, поклялась себе Клэр, не буду выполнять такую грязную работу для Найджела.

Молчание наступило в комнате, где выплеснувшиеся эмоции, казалось, все еще трепыхались, словно клочья тряпки на заборе с колючей проволокой. Клэр уже хотела удалиться, когда с лужайки перед домом донеслись крики ссорящихся. Она прошла к окну мимо взволнованной Елены, сидевшей в кресле…

Найджел был внизу. Услышав громкие голоса, он поспешил выйти и, обогнув дом, увидел Лэнса Аттерсона, пытающегося засунуть снежок за воротник Лики.

— На, ешь, старый паршивый ублюдок! — кричал Лэнс. — Ты меня довел. Почему бы тебе не отправиться в одно место и там не отдать концы? Можешь ли ты понять своей башкой, что Черри не забавляется?

— Это уж точно, не забавляюсь, — сказала девушка, выйдя из-за куста на краю дороги. — Давай закидаем снежками этого вонючку.

Черри и Аттерсон принялись делать снежки почти рядом с несчастным Джастином, который, увидев Найджела, попытался сделать вид, что это всего лишь шумная игра, и бросил снежок в ответ, но вскоре стал ругать своих мучителей. Он пытался убежать в дом, но Лэнс подставил ему подножку. Джастин Лики с визгом растянулся у ног Лэнса, стащил его на землю и ткнул пальцем ему в глаз. Черри напала на Лики, когда он попытался встать, вцепилась ему в волосы и вонзила свои ногти ему в шею.

— Почему вы не остановите их, мистер Стрэйнджуэйз? — крикнула жена адмирала, стоя у окна в гостиной. — Это самое постыдное зрелище, которое я вообще…

— Не волнуйтесь, — отозвался Найджел. — Они дилетанты и не причинят друг другу много вреда. — Он уже бежал к дому, потому что одна фраза Лэнса буквально ужалила его. Он без стука влетел в комнату четы Рэгби. Обе женщины уставились на него в немом изумлении, когда он обежал комнату, обследуя электрическую арматуру над двуспальной кроватью, верхнюю лампу, штепсель для электрического камина.

— Бога ради, что ты делаешь, Найджел? — спросила Клэр.

— Я думаю, он сошел с ума. — От возмущения и недоверия голос Елены дрожал.

— Извините. Надеюсь, вы не возражаете, — пробормотал Найджел, распахивая дверцы шкафа. Отодвинув платья Елены, он стал обследовать заднюю его стенку. Затем, к ужасу Клэр, он на четвереньках залез под туалетный столик и посмотрел вверх. После этого он залез под кровать и обследовал ее снизу. Наконец он отодвинул комод от стены, снова встал на колени и издал вздох облегчения.

— Это будет уроком мне, миссис Рэгби. Покорнейше прошу прощения.

— Думаю, что вы должны это сделать, не врываясь в мою комнату подобным образом. Объясните, пожалуйста…

— У вас был потайной микрофон.

— Потайной микрофон? О чем вы говорите?

— Смотрите. Через деревянную стенную панель просверлена дырка. Видите? Остались следы опилок. Не очень-то аккуратный мастер. Должен был их удалить. За комодом микрофон не был виден. Провод был просунут через дырку… Чья комната рядом с вашей?

— Мистера Лики, — ответила Елена.

— Отвратительная личность. Следовательно, голос, который слышала миссис Салливан в его комнате в то утро, был ваш.

— Мой? Но я никогда… В какое утро?

— В последнюю пятницу. Ваш муж рассказывал вам, как он намеревается отнестись к требованию похитителей, когда они уже вошли с ним в контакт. Вы были расстроены и не соглашались с ним. Лики в своей комнате слушал этот разговор. Он должен был в Белкастере каким-то образом предупредить похитителей уже через три часа. После этого он не решился оставить потайной микрофон на месте.

В прекрасных глазах Елены Рэгби отразились облегчение и взволнованность.

— Слава Богу, что мы знаем это. Теперь вы его арестуете?

— Нет. Сейчас мы не можем себе позволить это.

— Но он должен знать, где находится Люси.

— Сомневаюсь. А если и знает, то не скажет.

— Но полиция сможет выудить у него эти сведения.

— Ей запрещено подвергать пыткам заключенных. Если Спаркс обнаружит устройство в комнате Лики, то это нам поможет. Но у Лики хватит ума избавиться от него. И все же мы не должны пока никому говорить о нашем открытии. Если Лики узнает, что мы знаем о «жучке», то он не будет пытаться снова установить контакт с похитителями. А мы хотим, чтобы он это сделал. Он ведь наша единственная нить, которая ведет к ним. С этих пор за ним будут следить более внимательно, чем раньше.

— Я только что подумала вот о чем, Найджел, — сказала Клэр. — Все телефонные звонки из Домика для гостей и Даункомби прослушиваются. Так?

— Да.

— И никто из нас не может покинуть деревню без того, чтобы за ним не следили?

— Да.

— Но допустим, кто-то из этих газетчиков — осведомитель… Я просто пытаюсь представить, как мистер Лики может снестись с похитителями…

— Это хорошая мысль. Но все полномочия Спаркса строго определены и согласованы с его руководством. Я должен ему сейчас позвонить. — У двери Найджел обернулся: — Миссис Рэгби, вы обещали не проронить ни слова об этом открытии.

— Но я, конечно, могу рассказать все моему мужу?

— Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали.

— Хорошо.

— А если вы будете разговаривать с Джастином Лики, ведите себя, как будто ничего не произошло. Не дайте ему возможности подозревать…

— Я понимаю. Можете положиться на меня. — Елена улыбнулась своей очаровательной улыбкой. — Я ведь актриса и приучена носить маску.

— Как это говорят в Шотландии? «Фальшивое лицо»? — заметила Клэр. — Елена, думаю, что теперь мне удастся лучше схватить ваше истинное лицо. Можете ли вы позировать мне опять?

Найджел поговорил по телефону с суперинтендантом, в результате чего Спаркс приказал человеку в штатском, находившемуся в Домике для гостей, осмотреть комнату Джастина Лики. Это должно было быть сделано сегодня вечером во время обеда, когда сыщик мог быть уверен, что ему не помешают.

Когда Найджел вошел в гостиную, там были трое.

— Кончили играть в снежки? — спросил он у Черри, сгорбившейся у камина. — Как чувствует себя побежденный?

— О, хорошо, я думаю. Он и Лэнс немного подрались. Теперь оба отдыхают наверху.

— Отвратительно. Взрослые люди — и так скандалят. Сегодня же воскресенье! — сказала жена адмирала.

— Но здесь, видимо, по воскресеньям больше и делать нечего.

Адмирал оторвался от своей книги о восточной мистике.

— Вы не доводите учение об отказе от применения насильственных методов до крайности, Черри?

— На деле я не могла бы убить Лики.

— А вы бы убили скорпиона, окажись он на вашей подушке?

— Фу! Я бы убежала.

— Но вы не убежали от мистера Лики, — сказала жена адмирала. — Ведь вы, трое, видимо, неразлучные друзья.

— Интересное выражение, — мечтательно заметил адмирал. — Я всегда считал, что члены криминальных классов ни на йоту не доверяют друг другу.

— Ну, я не принадлежу к криминальному классу.

— Конечно нет, моя дорогая. Вы не так меня поняли. Я хотел сказать, что, если бы вы считали, будто всякая жизнь неприкосновенна, как, например, вот эти люди… — И он указал на книгу. Но Черри перебила его:

— Неприкосновенна? Почему она должна быть такой? Я думаю, что жизнь — это проклятое бремя. Я ненавижу ее. Между прочим, для чего она? Вы рождаетесь, опорожняете кишечник, чтобы быть живым, затем умираете. Вы едите, вы гадите. Какая болтовня! Все приходит к концу.

— «Участь тех, кто не родился, я чту превыше всего. А потом и тех, кто умер и снова ушел в небытие», — процитировал Найджел. — Вы считаете, что это можно отнести к Люси? — спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Вы же сказали, что ей было бы лучше, если бы похитители убили ее?

— Вы знаете, что я не имела этого в виду. Она ангел, а не ребенок.

— Вот в этом все и дело, Черри, — произнес адмирал. — Один человек не видит, ради чего ему оставаться в живых. Другой же чувствует и знает, не испытывая и тени сомнения, какую ценность представляет жизнь Люси.

— Да, безусловно. Но чувствует ли она сама? Чувствует ли это она сейчас в отношении самой себя? — Голос Черри дрожал.

Миссис Салливан вмешалась в разговор с язвительностью человека, желающего прекратить разговор, который она не может поддержать:

— Вся беда в том, моя дорогая, что вы мало бываете на свежем воздухе. Это делает вас склонной к меланхолии.

Черри взглянула на нее.

— Меня всегда учили не делать замечаний в чей-либо адрес.

— Миссис Салливан права, — заметил Найджел. — А теперь пойдемте со мной на прогулку.

Три минуты спустя они уже шли по дорожке. У ворот Найджел повернул вправо, пошел вверх по холму.

— Вы предпочитаете этот путь, — сказал он.

— Неужели? Почему же? Мне безразлично, куда идти.

— Но в деревне вы можете встретить газетчиков, которые вас узнают.

Черри остановилась как вкопанная. Затем начала разбрасывать снег ногой в высоком сапоге. Ее взгляд, устремленный на Найджела, скользнул в сторону.

— Я не…

— Да-да. Не глупите. И Бога ради, не останавливайтесь, иначе мы тут превратимся в льдышку. Вы совсем не хотите, чтобы до ушей вашего опекуна дошли слухи о вашем бегстве с Аттерсоном и о том, где вы сейчас находитесь.

Черри молча зашагала по снегу рядом с ним.

— Сэр Джеймс узнал о вашем любовном дельце с Аттерсоном. Он понимает, что парень гоняется за вашими деньгами. Я предполагаю, что вы вступите во владение наследством, когда вам исполнится двадцать один год. А пока вы получаете содержание через вашего опекуна, он может прибегнуть к санкциям. Но он на деле обеспокоен вопросом о том, выйдете ли вы замуж за Аттерсона. Верно?

— Да, — ответила она мрачно.

— Он не хочет публичного скандала, поэтому нанял кое-кого разыскать вас и разлучить с этим злосчастным Аттерсоном. Вот это и важно для меня. О, смотрите! Заяц!

Найджел показал на пару длинных ушей, удаляющихся по снежному холму влево от них. Минуту они стояли молча, наблюдая эту картину. Рука Черри в меховой перчатке коснулась его руки.

— Я никогда не видела живого зайца, только его тушку в мясной лавке. Замечательно. Итак, что вы собираетесь предпринять в отношении нас?

— Если вы действительно решили связаться с этим голодранцем Аттерсоном, это ваше дело. Меня же интересует Джастин Лики. Что у него на уме?

— Могли бы спросить его самого.

— Я спрашиваю вас. И если вы все не выложите начистоту, я сегодня же вечером поговорю с вашим опекуном. Лики пытался шантажировать вас? Не так ли?

Черри взглянула на него. Ее мертвенно-бледное лицо исказилось хитрой улыбкой.

— Без комментариев.

Схватив ее за пухлые плечи, Найджел принялся трясти девушку изо всех сил.

— Не смейте так говорить, — сказал он, наконец отпустив ее. — Лики шантажирует вас. Что еще?

— Мне это даже нравится. — Она бесстыдно ухмыльнулась. — Да. Сама мысль, что я должна ежемесячно платить ему, пока не вступлю во владение наследством. А затем дать ему хороший кус. Я должна написать заявление, касающееся меня и Лэнса, которое он покажет моему опекуну, если я обману его насчет выплат.

— Но вы отказались?

— Чертовски верно. Конечно, отказалась.

— А вас не беспокоит, что Лики расскажет обо всем вашему опекуну?

— Почему я должна беспокоиться? Джеймс никаким образом не может повредить мне.

— Только разорвать вашу связь с Лэнсом.

— О, я не возражаю. — Голос Черри стал вялым и безразличным. — Понимаете, с меня уже хватит этого Лэнса. Я была желторотым птенцом, когда познакомилась с ним. Но теперь я не очень-то хватаюсь за него. Правда, он хорош в постели. Но меня тошнит оттого, что он все время «выставляет», да еще врет.

Найджел посмотрел на девушку, семенящую рядом: точно толстая обросшая шерстью собачка.

— Наш мистер Лики явно не ожидал, что вы не откликнетесь на его дьявольские задумки.

Черри захихикала.

— Просто смех, как он удивился — клянусь, — что мне чихать на то, что он скажет опекуну. Представляете? Шантажист — и был удивлен! Этот старый дуралей сразу и не усек. Вы бы видели его физиономию, когда я сказала ему: «Все мое поколение не очень-то разборчиво — хотя это и не совсем так, я чуть приврала, — вы смотрите прежде всего, не порченый ли это товар, как бы скандал не погубил навсегда репутацию женщины. Все это допотопная чушь! Вы как с луны свалились, мой бедный Лики. Ваши мысли так же смешны, как и ваша одежда». Хорошо? Как вы думаете?

Но Найджел прервал веселую болтовню Черри:

— Когда Лики проявил себя? Начал ли он с каких-либо инсинуаций?

— Да. Пытался смягчить нас, испугать, я думаю, хотел поднажать на нас в то утро, когда схватили Люси.

— Правду ли вы говорите? Не пытался ли он заставить вас сделать еще что-нибудь, кроме подписания документа и выплаты денег?

— Нет. Честно.

Найджел, задумавшись, сдвинул брови. Насколько можно полагаться на слова этой эксцентричной девицы?

— Нам лучше повернуть обратно, — сказал он отрывисто.

— Хорошо. Вы не верите мне?

— Мне бы хотелось верить. Это осложняет дело.

Черри сняла с руки перчатку и сунула руку в пальто Найджела. Затем переплела свои пальцы с его пальцами.

— Вы собираетесь теперь меня соблазнить?

— Мне бы хотелось.

— Ну, вам это не удастся. Скажите мне, Черри, если вы находите Лики таким скучным и совершенно не поддаетесь шантажу, почему же вы проводите с ним так много времени? Вы и Аттерсон?

Пальцы Черри замерли, она пыталась высвободить руку, но Найджел не отпускал ее.

— Это не моя тайна, — произнесла она наконец, опустив голову.

— Тогда я должен спросить об этом Аттерсона?

— О нет… Ну хорошо… возможно, я могу сказать вам. Когда Лики понял, что не получит от меня денег, он начал клевать Лэнса. У него есть доказательства, что Лэнс приторговывал «колесами» для бомжей, знаете? И кокаином тоже. Насчет героина сказать не могу. Честно.

— Мысль Лики состояла в том, что если вам чихать на вашу репутацию, то вы позаботитесь об Аттерсоне? Да, упорный этот парень Лики.

— Точно.

Черри выглядела смущенной. Ее маленькое толстое тельце просто извивалось.

— Ну, все это не так просто. Мы говорим лишь об отрицательных сторонах Лэнса, я знаю. И вы никогда не поймете…

— Следует осознать, что Аттерсон никудышный человек. Но вы все же не хотите, чтобы он пошел под суд из-за того, что приторговывает наркотиками?

Черри молча наклонила голову.

— Своего рода извращенное чувство преданности? Вы бы лучше расплатились с ним вовремя. Это облегчит вашу совесть, когда начнете рассчитываться с ним.

— Да, я предполагаю так и сделать. Знаю, что он дрянь. Но своего рода трогательная, где-то там, под кожей.

— О Господи, — пробормотал Найджел, — когда они только поумнеют? — И удивил Черри, затянув протяжную песню с этим припевом, когда они приближались к воротам на подъездной дороге к Домику.


Глава 9

Кафе в осаде


31 декабря — 1 января

В понедельник профессор Рэгби проснулся около семи утра. В комнате было темно. Он машинально взглянул в сторону комнаты Люси, точно она призывала его из какого-то кошмарного сна. Вопреки действительности он был уверен, что последние две ночи, несмотря на происшедшее, он спал почти столько же, сколько и всегда. Сначала он размышлял над решением математической задачи, засевшей у него в голове, словно пианист, который проигрывает гаммы, чтобы размять пальцы. Затем перед ним встал более серьезный вопрос.

Почему не поступили инструкции от похитителей, о которых шла речь два дня назад? Возможно, они побоялись звонить по телефону еще раз.

Но вероятней всего, они оставили попытки получить от него нужную информацию. Они не поступили бы так, будь у них на руках козырная карта — живая и невредимая Люси.

Сердце Рэгби сжалось от мучительной боли. Допустим, они выполнили свои угрозы, причинив вред девочке, и зашли так далеко, что пошли на убийство? Он вспомнил, что однажды прочел ей довольно сносную лекцию о том, как следует относиться к жизненным невзгодам. Теперь ему бы самому себя инструктировать. Он с тоской вспоминал о том, что интеллектуальные запросы и режим работы слишком часто отрывали его от дочери, мешали проявлять отцовское внимание, которое было необходимо. Такое тщетное сожаление человек испытывает, вспоминая о небрежении к теперь уже умершему, но ранее любимому другу.

Мысль о работе как о самом главном в его жизни представлялась сейчас малоутешительной. Нельзя оправдать невнимание к живущим. Нужно смотреть фактам в лицо.

Рядом с ним зашевелилась Елена. Во время этого страшного испытания ему следует оказывать жене больше внимания. В прошлом она страдала куда тяжелей, чем он. И у нее нет работы, которая бы отвлекала ее. Он вспомнил, как впервые увидел Елену и как ее сходство с первой женой заставило его сердце учащенно забиться. Что он может для нее сделать? Вчера вечером она казалась более оживленной, но потом на нее напала такая тоска, от которой он никак не мог ее избавить. Теперь между ними существовала только физическая близость.

Чувство беспомощности, охватившее Рэгби, усиливалось и от ситуации в Домике для гостей. Там можно было лишь есть, вести пустые разговоры да бродить по заснеженным дорожкам. Они жили в преддверии ада…


В то утро в семь часов жена Джима сунула пакет с сандвичами в карман его шинели. При этом ее рука наткнулась на комок бумаги, который она тут же извлекла.

— Что это, Джим? Тебе кто-то пишет любовные письма?

— Не знаю. А, это парнишка в Коттедже контрабандистов бросил мне из окна. Видишь, голубь?

— Тут что-то написано: «Глава вторая. Где я нахожусь?»

— Похоже, Ивэн сочиняет истории.

— Бумажный голубь! Бумажный голубь! Дай мне! — закричал маленький мальчик, которого звали Эрни.

Джим сложил лист бумаги по уже намеченным линиям и бросил его Эрни, который тут же метнул его обратно. Но голубь попал в старшую сестру Сью. Она как раз входила в кухню.

— Прекратите, — сказала жена Джима. — Ваш отец уже должен быть на ферме. Поцелуйте его на прощание.

Голубь валялся на полу — там, где упал, а дети ели свою овсяную кашу. Через окно они видели, как снег падал на маленькую деревенскую улицу Эггерсуэлла, по которой их отец в своей шинели и красной вязаной шапке шагал на работу…


Джастин Лики повернулся в постели, сморщившись от боли из-за ушибов, полученных от Лэнса Аттерсона, посмотрел на часы и включил транзистор, чтобы послушать сообщение о погоде. Ничего хорошего. Никаких изменений. Участок дороги на Лондон между Белкастером и Лонгпортом был расчищен снегоочистителями, но дальше на запад дорога была завалена высокими сугробами.

Так или иначе, принимая во внимание недавние события, лучше было оставаться здесь, избегая наблюдения полиции, поскольку выбраться из долины все равно невозможно. Джастин Лики, родившийся и выросший в городе, проклинал капризы и враждебность природы и эту чертову коротышку — шлюху Черри. Затем его мысли, точно паутина, перекинулись на другое…


Найджел Стрэйнджуэйз сидел в постели и думал. Никаких вызывающих подозрение улик в комнате Лики прошедшим вечером обнаружено не было. Вряд ли бы он оставил их до прихода полиции. Найджел вспомнил, как он был накануне вечером в сарае позади дома, где у владельца Домика был верстак и хранились плотнические инструменты. Затем он подумал и о Лэнсе Аттерсоне: возможно, следует больше уделить внимания этому неприятному типу. Лицо, приторговывающее наркотиками, может стать легкой приманкой для противной стороны. В то утро в Белкастере Аттерсон мог предупредить их. Но каким образом он мог получить информацию? Провод, тянувшийся из комнаты Рэгби в комнату Лики, можно было под ковром в коридоре дотянуть и до комнаты Аттерсона. Но Лики, конечно, видел его. И кому принадлежал голос, который жена адмирала слышала в то утро в комнате Лики? И если, как заявляет Лики, у него был включен транзистор, а также если провод тянулся в комнату Аттерсона, то Черри должна была знать, что там работает радист, но скрыла этот факт, дабы защитить своего любовника…


В девять часов утра в детской Коттеджа контрабандистов Люси пыталась съесть свой завтрак. Она не была уверена, какой сегодня день, но предполагала, что понедельник. Дядя Пол провел с ней какое-то время вчера. Они разговаривали и играли в шашки, и он слишком уж часто для взрослого приходил в раздражение. Остальную часть дня она провела в одиночестве. Продолжать писать историю о Синдерс, видимо, не имело смысла, поскольку безотрадность собственного существования лишала ее возможности придумать еще какие-либо приключения. Люси не питала особых надежд, что голубь, запущенный вчера — два дня или две недели тому назад? — мог достигнуть своего адресата.

Если ее не спасут, она должна бежать. Вчера она об этом много размышляла. Будучи разумным ребенком, Люси понимала, что должна найти где-то сапожки и свой голубой свитер с капюшоном или даже какое-нибудь пальто, иначе она замерзнет. Ферма находилась от коттеджа всего в сотне ярдов, но обитатели фермы могли быть в сговоре с ее мучителями. Люси не могла рисковать, обращаясь к ним за помощью. И все это означало, что она должна ускользнуть из коттеджа и быстро в темноте пройти мимо фермы.

Прошлым вечером после ужина удача улыбнулась ей. Когда дядя Пол уносил поднос с посудой, она не услышала, как ключ повернулся в замке снаружи. Люси подкралась к двери и открыла ее, потом, стоя у лестницы, прислушалась к звукам внизу. Теперь ей представилась возможность обследовать нижний этаж и найти самый удобный путь для побега, когда она будет к нему готова. Возможно, она даже обнаружит здесь свой голубой свитер и высокие сапожки. Вдруг она услышала голос этой женщины, Энни: «Он приезжает сам». И ответ дяди Пола: «Какого дьявола ему тут надо?»

Люси скользнула обратно в свою комнату. Это было замечательно. Приезжает ее папа, чтобы спасти ее. Она совсем не сомневалась в том, кто это «он». Возможно, они потребуют с него выкуп. Люси надеялась, что он сможет уплатить его. Наконец-то он приезжает. Она разделась, легла в постель и вскоре уснула с улыбкой на лице.

Наутро она была так взволнована, что едва съела свой завтрак. За окном по-прежнему лежал снег. Папа заберет ее, и она наконец несколько часов и даже дней будет кататься на санках…


А в полумиле от этого места жена Джима вышла из дома, чтобы отправиться в Эггерсуэлл за покупками, строго наказав детям не подходить к кухонной плите. Вскоре после ее ухода Эрни поднял с пола бумажного голубя и попросил сестру прочитать, что там написано. Расправив бумагу, она принялась было читать, но, перевернув ее, увидела, что и тут что-то написано.

— О, Эрни, тут написано: «Отослать это профессору Альфреду Рэгби, ЧКО[4 - ЧКО — член Королевского общества, то есть Национальной академии наук.]».

— Что такое ЧКО?

— Не знаю. Тут только адрес, и все. В Даункомби.

— Так что? Не имеет ко мне никакого отношения.

— Тут написано, что это научный эксперимент.

— Ха! Точно с луны свалилось!

— Написано, что будет вознаграждение. Пять фунтов.

— Читай дальше!

— И мы его получим?

— Сью, это первоапрельская шутка.

— В апреле будут другие шутки. Сейчас декабрь.

— Мама не велела нам выходить.

— Ведь пять фунтов, Эрни. Подумай. Ты сможешь купить этот автомат Томпсона, который мы видели в Лонгпорте.

— И кучу жевательной резинки с пузырем. Действуй. Возьми у мамы конверт. Я тебе разрешаю.

Сью выдвинула ящик комода, достала конверт и написала на нем адрес. Затем она сложила голубя, вложила его в конверт и заклеила его.

— Мама не погладит тебя по головке за то, что ты взяла у нее конверт, — сказал Эрни укоризненным тоном.

— Не важно. Я только выбегу и брошу его в почтовый ящик…


В понедельник утром почтальон добрался до Домика для гостей в десять часов пятьдесят минут. Рэгби решил, что, возможно, этот Икс, предполагая, что полиция перехватывает сообщения, попытается связаться с ним по почте, написав на конверте имя, которое будет понятно ему, но не возбудит подозрений полиции. Проходя мимо стола в холле, он увидел письмо, адресованное одному из его коллег по работе, теперь уже покойному. Считая, что вокруг никого нет, Рэгби вскрыл конверт. В нем содержалось приглашение посетить сегодня вечером кафе «Бельвю», находившееся у дороги Белкастер — Лонгпорт, для дальнейших инструкций. К письму была приложена карта-чертеж. Без всякой на то необходимости, поскольку Рэгби знал место: закусочная для шоферов в нескольких сотнях ярдов от места, где одна из дорог, пересекавших долину, круто поднималась вверх, чтобы соединиться с дорогой на Лондон. В письме говорилось, что это его последний шанс и Люси тоже.

Войдя в гостиную, он бросил скомканное письмо в огонь камина, ощущая на себе испытующий взгляд миссис Салливан. Порыв ветра наполнил комнату теплым запахом дымящегося дерева. За окном не переставая падал редкий снег. Его хлопья плясали и кружились на фоне деревьев за лужайкой.

— Никаких новостей, я полагаю? — спросила жена адмирала таким голосом, точно она находилась в комнате больного.

— Боюсь, что нет, — ответил Рэгби коротко. Несомненно, эта женщина была ему симпатична, но он не хотел, чтобы с ним обращались, как с больным.

— Вы не должны терять надежды, — настаивала она.

— Пытаюсь, мадам.

— Как сегодня себя чувствует миссис Рэгби?

— Ночью у нее очень болела голова. Я просил ее остаться в постели.

— У меня есть лекарство…

— Не надо. Я поеду в Белкастер и куплю лекарство по рецепту, который у нее есть, если приступ повторится.

Алфред Рэгби вышел из комнаты. Миссис Салливан посмотрела ему вслед с обиженным видом.

— Он может быть великим ученым, и я уверена, что все мы сочувствуем ему. Но он грубиян, — заметила она уже в присутствии других обитателей дома.

Войдя в небольшой кабинет, Рэгби четко и ясно изложил на бумаге некоторые свои мысли, которые, как ему хотелось, станут известны, если дела обернутся плохо. Он адресовал письмо главе своего научного учреждения, вложив его в конверт для своих поверенных с сопроводительным примечанием, что этот документ должен быть вручен адресату в случае его смерти или исчезновения.

Он еще посидел некоторое время. Теперь, когда нужно было действовать, его ум снова работал с прежней быстротой и ясностью. Он даже почувствовал себя почти бодрым.

Кафе «Бельвю» было в двух милях от Даункомби. Он полагал, что ему лучше добраться туда пешком, поскольку он должен отделаться от полиции, так как существовала опасность, что его автомобиль могут узнать. Жена адмирала, несомненно, оповестила всех о его явном намерении отправиться в Белкастер за специальным лекарством для своей жены. Если полиция спохватится, когда он исчезнет, и начнет поиски в этом направлении, то будет выиграно время. Но Рэгби не знал, в какой мере он сам находится под наблюдением. Будет ли ему разрешено одному покинуть Даункомби либо пешком, либо на автомобиле?

— Мне осточертело сидеть здесь, — сказал он, увидя Найджела. — Почему я не могу отправиться в Белкастер? Мне нужно купить лекарство для Елены.

— Позвоните Спарксу. Он привезет его, когда приедет сегодня вечером. Сожалею.

Ничего не поделаешь. Рэгби не стал спорить. Власти не могли упустить также и его. Здесь он был под защитой, но на дороге в Белкастер всякое могло произойти с одиноким водителем.

Рэгби ощутил пристальный взгляд бледно-голубых глаз своего собеседника.

— Странно, что у вас нет никаких вестей от них. Я думал, что если они решили не звонить, то должны написать вам.

— Может быть, они хотят обратиться ко мне лично.

— А вы не получали писем от них?

— Нет, — мрачно ответил профессор. — А если бы и получал, то полиция прочитала бы их прежде меня.

Он пошел в свою комнату. Без косметики, с седыми волосами и измученным лицом Елена выглядела старухой.

— Новостей нет? — спросила она.

— Ничего.

Молча она прошла в комнату Люси, взяла куклу с туалетного столика, положила ее обратно. Рэгби пошел за ней следом, обнял ее.

— В чем дело? — спросил он. — В чем дело, любимая? Что-то произошло между нами.

— Ты удивлен? — спросила она хриплым голосом, освобождаясь от его объятий.

— И теперь, любимая, ты все еще винишь себя из-за Люси?

— Ты это делаешь, Алфред, в глубине души.

— Но это неправда. Ты слишком переутомлена. Ты…

— Я ужасное, злое существо. Я ненавижу себя, — вырвалось у нее. — Люси, твоя работа, твоя первая жена — они значат гораздо больше для тебя, чем я. Я завидую им.

— Но это нелепо, моя дорогая. Разве я не доказал тебе, как…

— Извини. — Елена чуть улыбнулась. — Мы не должны кричать друг на друга в комнате Люси. Ты помнишь, как она не любила, когда мы ссорились.

— Не говори так, словно она умерла.

— Но ты веришь в это, не так ли, бедный мой Алфред?

— Я скоро узнаю… так или нет, — нашел он в себе силы произнести уныло.

Елена отстранилась от него, ее печальные глаза смотрели прямо на мужа.

— Я понимаю… — сказала она наконец. — Они?.. Ты будешь осторожен?

Он снова обнял ее, а ее длинные пальцы гладили ему виски.

— Елена, ты будешь презирать меня, если я передам им то, что они хотят?

— Я никогда не буду презирать тебя, мой дорогой. — Она загадочно посмотрела на него. — Мы все должны делать то, что должны, ради того, что мы любим больше всего…


Профессор Рэгби исчез в сумерки. Он ушел не по дороге, а через заднюю дверь, миновав огороженный участок за домом. Снег вскоре замел его следы. Оружия, за исключением тяжелого гаечного ключа в кармане пальто, у него не было, а капсула с ядом находилась там, где обычно хранилась у него во время самых опасных разведывательных операций в годы войны. Рэгби не имел ни малейшего представления о том, что ожидает его в кафе «Бельвю». Он должен будет «играть по слуху», как говорили его молодые коллеги. Профессор медленно взбирался на холм. Теперь снег падал неравномерно. Прямая, покрытая снегом дорога походила на бинт, убегающий от него в темноту. Впервые после похищения Люси он почувствовал себя хозяином положения; теперь все зависело от него, и он пришел к решению: все сложности остались позади.

Менее чем через час он достиг вершины холма, где соединялись обе дороги. Здесь дул сильный ветер, вздымая вихри снега, сквозь который он различил огни. Несколько больших грузовых машин и частных автомобилей выстроились на стоянке у кафе. Их номера залепило снегом. Когда он открыл дверь кафе, на него пахнуло теплом, послышались звуки музыкального автомата.

— Еще один, гонимый бурей, — послышался чей-то веселый голос.

За столиками расположились шоферы. В углу двое детей потягивали через соломинку кока-колу. Их встревоженные родители тихо переговаривались друг с другом. Рэгби подошел к стойке и заказал кофе и сандвичи. Сквозь шум музыкального автомата послышался голос хозяина:

— Еще немного, и вас пришлось бы откапывать, сэр. Дорогу на полмили к западу снова занесло. Вы из Лондона?

Рэгби кивнул головой. Прихлебывая кофе, он стал оглядываться вокруг. От дыма сигарет тут можно было хоть топор вешать. Он почувствовал атмосферу товарищества, которое так характерно для англичан, особенно для английского рабочего класса, в периоды национального кризиса. У столика возле двери он заметил трех хулиганского вида типов, небритых и мрачных, — маленький зловещий кружок среди дыма и шума. Один из них встал, чтобы бросить монету в музыкальный автомат, второй тихо вышел на улицу, чтобы возвратиться через минуту, кивнув при этом здоровенному, похожему на медведя детине в кепке и длинном пальто, который сидел отдельно от них недалеко от стойки. Этот человек, поймав взгляд Рэгби, поманил его к себе. Рэгби подошел и сел за его столик.

— Добрый вечер, профессор. — Это был голос, который Рэгби слышал по телефону. — Я ждал вас. Приехали на автомобиле?

— Пешком.

— Прекрасно! Умный вы человек. Я так понимаю, что вы никому не рассказали об этом небольшом путешествии?

— Никому. Ваше имя?

— Вы можете называть меня Петров. Я с самого начала должен предупредить вас, профессор, что если вы попытались подстроить нам другую ловушку, то мы пристрелим вас, затем выскочим отсюда и поспешим ликвидировать вашу маленькую хорошенькую дочку.

— Далеко не убежите. Дорога на запад опять занесена.

— Да? Ну, это временно. Снегоочистители… — Петров замолчал, прикрыв глаза. — Это меня не интересует. Как только очистят дорогу на Лондон… — Остальные его слова заглушил громкий звук музыки из музыкального автомата. Рэгби в душе обрадовался. Промах Петрова подтвердил предположение Найджела, что Люси не в Лондоне, а где-то в западном направлении, возможно, и не так далеко отсюда.

— Конечно, — сказал он, — если снег не перестанет падать, то дорога на Лондон будет еще долго закрыта. Природа вроде бы против вас, Петров. Ситуация, достойная иронии, если подумать: и похитители, и полиция сидят без дела. Положение безвыходное.

— Вы удивительный человек, профессор: рассуждаете о таких отвлеченных вещах в подобной ситуации.

Рэгби пожал плечами. Он внимательно разглядывал человека рядом. Огромное мощное тело, покатые плечи, круглая голова, маленькие глазки, широкие волосатые запястья. Громадный противник, не считая тех головорезов, которых он привез с собой. У Рэгби зачесались руки, чтобы вцепиться в эту толстую шею, растоптать эту обезьяну. Но это подождет. Он сказал:

— Почему вы не снимете пальто? Здесь жарко, как в аду.

— Сэр, — прогромыхал голос, — у меня там в кармане револьвер. Понятно?

Семейная компания прошествовала мимо их столика. Один из детей принялся скулить:

— Должны возвращаться обратно в Лондон…

— Посмотрим, нельзя ли переночевать в соседнем городке, — объяснил отец семейства всем вокруг.

— Удачи, дружище! — крикнул один шофер. — Мы приедем и откопаем вас, только извести нас с почтовым голубем.

— Какого дьявола он таскает с собой детей в такую погоду?

— Приезжай в солнечный Торки.

Порыв холодного ветра немного разогнал дым, когда дверь открылась, а потом захлопнулась.

— Итак, к делу, — произнес Петров. — Здесь карандаш и бумага. Пишите, профессор.

Рэгби не пошевелился. Глаза Петрова сузились.

— Что такое? Передумали? Давайте, давайте. Мы и так уже из-за вас потеряли время. Я не хочу торчать здесь всю ночь. Собираетесь вы передать мне информацию или нет?

— Да, — произнес Рэгби, — но не теперь.

— Вы передадите ее мне сейчас или же ваша дорогая маленькая дочка умрет не очень-то приятной смертью.

Рэгби уронил голову на руки. Его голос прерывался:

— Вы уже убили ее. Я знаю.

«Мой беби — лучший беби…» — доносилось из музыкального автомата.

— Это неправда.

Рэгби поднял голову и мрачно посмотрел Петрову в глаза.

— Докажите это.

— Доказать? Но, сэр…

— Это очень просто. Отвезите меня туда, где вы ее держите, освободите ребенка — и я передам вам информацию.

— Об этом не может быть и речи. Не вам ставить условия, по крайней мере не сейчас, мой друг.

— И тем не менее я выдвигаю свои условия. Ваше дело принять их или нет.

— А если я их отвергну?

— Вы не получите того, что хотите, а ваши люди не простят вам неудачи.

— Значит, теперь вы угрожаете мне? — Петров весело засмеялся. — Итак, я не получу информации. И я отдам маленькую Люси моим здешним друзьям. — Он мотнул головой в сторону двери, где стояла группа людей. — Они очень грубые люди, некультурные. Старший из них, тот, с бледным лицом, первый раз сидел в тюрьме за то, что отпилил лобзиком соски у своей девушки. А второй раз — за изнасилование пятилетней девочки. Остальные два парня ради денег пойдут на все. Но этот, первый, старается не ради денег. Вы поняли меня?

— Прекратите эту детскую болтовню. Если бы Люси была жива, то это имело бы какой-то смысл, но…

— Но я же говорю вам, что она жива. Вы слышали ее голос по телефону.

— Это было два дня назад. И кроме того, это была магнитофонная запись.

Петров сжал губы и нахмурился. Рэгби, чувствуя преимущество, продолжал:

— Это была лишь уловка, чтобы заставить нас поверить, будто вы ее держите в Лондоне. И уловка не очень тонкая. Отсюда можно заключить, что она, живая или мертвая, находится где-то недалеко отсюда. Поскольку полиция обследовала каждый дом в радиусе двадцати пяти миль или что-то в этом роде, то следует думать, что она мертва и похоронена. Вы можете доказать обратное.

Хозяин кафе подошел к их столику и небрежно протер его тряпкой.

— Еще два кофе, пожалуйста.

— Вы правы, сэр. Забавно: два джентльмена встречаются в таком необычном месте. Совпадение, можно сказать.

— Можно.

— Два друга из Лондона встречаются случайно в такой глуши, — продолжал хозяин, явно довольный этим обстоятельством. — Поистине тесен мир.

Он отошел и вернулся с двумя полными чашками кофе, затем снова удалился.

— Как вы добрались сюда, между прочим? — спросил Рэгби.

— Мои друзья водят грузовики. Я ехал за ними в своем автомобиле.

Наступило молчание. Вскоре дверь кафе снова распахнулась, впустив не только сильный порыв ветра, но и семейную компанию. Ребенок теперь уже не скулил, а вопил благим матом: «Хочу домой!»

— Мы все опять тут? — воскликнул балагур за соседним столиком. — Лето, приходи скорей!

Отец семейства объявил, что в ста ярдах от кафе дорога на Лондон перегорожена сугробами и его автомобиль не смог преодолеть их.

Рэгби наклонился к своему соседу:

— Ну, что я говорил вам? Положение безвыходное. Вы не выберетесь отсюда, полиция не может прорваться сюда. Это может продолжаться несколько дней. Мне говорили, что голодная смерть — вещь исключительно неприятная. Вы понимаете, что в кафе скоро кончится продовольствие?

— Господи, что за мерзкая страна! — пробурчал Петров. — Есть ли тут телефон?

— Продовольствие не пришлешь по телефону. Я кое-что вспомнил.

Рэгби встал и быстро направился к стойке. Петров поспешил вслед, ступая неслышно, точно огромная кошка. В коридоре сбоку от стойки он нагнал Рэгби:

— Если вы дотронетесь до телефона, я застрелю вас.

— Мне нужен туалет, а не телефон. Не волнуйтесь. — Грузный Петров посмотрел на Рэгби с подозрением. — А если вы думаете, что я могу убежать через окно, то вы не так умны, как я предполагал, — продолжал Рэгби. — Я надеюсь, что вы привезете меня к Люси.

Алфреда Рэгби охватила эйфория. Страстное желание действовать, мальчишеский порыв, не заглушенный в нем годами напряженного умственного труда, сознание того, что он заставил своего подлого и огромного противника недоумевать, — все это вызвало в нем душевный подъем.

— Вы согласны на мои условия? — спросил он, когда они снова уселись за столик.

Глаза Петрова были холодны как лед.

— Я отвезу вас к вашей дочери, когда мы выберемся из этой проклятой дыры.

— И освободите ее?

— Когда вы передадите мне информацию.

— До того, как я передам ее вам.

— Ну-ну, профессор, так дело не пойдет: Я отпущу ее, а вы потом не выполните обещания.

— Не делайте из себя посмешище. Как я могу не выполнить обещания, если ваши мерзкие дружки готовы прикончить меня?

— Дорогой сэр, если бы мы считали, что на вас можно воздействовать физически, то украли бы вас, а не вашу дочь.

— Где она?

Петров весело засмеялся:

— Я не ребенок, чтобы меня можно было обмануть. Я отвезу вас к ней. — Он помолчал. — Возможно, вы не узнаете ее с первого взгляда…

Постепенно в кафе стало тихо. Музыкальный автомат наконец умолк. На скамьях, стульях, даже на полу люди пытались уснуть. Только над стойкой горела электрическая лампочка, освещая фотографии голых красоток на стене. Храп, сопенье, беспокойные движения во сне. Воздух становился тяжелым. Рэгби без сна сидел на твердом сиденье, ощущая, как медленно текут ночные часы, точно ледник двигался. Он то и дело вспоминал последнюю фразу Петрова. Кровь застывала у него в жилах, он холодел от ужаса, буквально лишался сознания. Если Люси была изуродована, то вина лежала на нем, поскольку он сначала отказался сотрудничать с похитителями. Он мучил себя, воображал пытки, которые претерпела Люси. Петров спал тут же. Рэгби мог вытащить револьвер из кармана его пальто и застрелить его, а самому проложить себе путь мимо этих бандитов к двери. Но это означало бы потворство своим желаниям, а Петров был единственной нитью, которая привела бы его к Люси…

На рассвете спящие в кафе зашевелились. Несколько шоферов вышли наружу, чтобы прогреть моторы. Бледнолицый психопат бросил монету в музыкальный автомат и, растянув губы в застывшей улыбке, принялся подергивать руками и ногами при звуках музыки. Хозяин подогревал воду для тех, кто хотел умыться. В воздухе стоял запах немытых тел и кофейной гущи. Два других бандита, сопровождавших Петрова, стали требовать от хозяина еды, не желая верить, что он ничего не припрятал. Дело кончилось бы плохо, но Петров встал на сторону хозяина и, не показывая вида, что знает этих людей, заставил их ретироваться.

Через четверть часа шоферы снова ввалились в помещение, дуя на пальцы. Дорога на запад все еще была завалена снегом, но снегоочиститель на востоке уже работал, разгребая сугроб в полумиле от кафе. Услышав эту новость, один из знакомых шоферов Петрова вышел, чтобы завести мотор своего грузовика. Оставшиеся в кафе, выглядевшие словно группа беженцев, неряшливые и унылые, заметно оживились.

— Мы скоро можем выехать, — сказал Рэгби. — Не прогреть ли вам мотор?

— Терпение, дорогой сэр. — Петров дружески хлопнул Рэгби по спине.

Рэгби не мог думать ни о чем, кроме Люси, желая поскорее увидеть и приласкать ее.

Но затем все пошло не так. Спустя полчаса, которые Рэгби показались вечностью, снаружи послышались голоса. Дверь распахнулась, и в кафе ввалилось несколько солдат с лопатами и пакетами еды. За ними шел полицейский.

Во время радостной суматохи, последовавшей за этим, Рэгби нырнул под стойку и пробрался в туалет. Он понимал, что полиция была уведомлена о его исчезновении и каждый полицейский знал его описание. Если его здесь обнаружат, он потеряет шанс добраться до Люси, а в ходе длительных объяснений Петрова либо арестуют, либо он убежит. Если случится первое, Петров, конечно, ничего не скажет.

Но тот со своей стороны решил, что ему была подстроена ловушка. Солдаты, полиция, вся проделанная им работа пошла насмарку, прежде чем он мог заставить замолчать ускользнувшего профессора. Петров мотнул головой в направлении трех головорезов, сгрудившихся у двери и походивших на овец, вокруг которых шныряла овчарка. Они не знали, для чего их нанял Петров. Не похоже, чтобы дело было законное. Инстинкт подсказывал им исчезнуть из поля зрения полицейского. Они рванулись было через дверь, но столкнулись с начальником военного отряда, который стал чертыхаться в их адрес.

Для бледнолицего бандита этого было достаточно. Выхватив бритву, он полоснул капрала наискосок по лицу. Несколько солдат, услышав перебранку, подошли ближе. Они увидели капрала, катающегося по земле, красный от крови снег и трех убегающих человек. Солдаты бросились за ними, стащили их с грузовика, а затем и сами подверглись нападению, где в ход были пущены бритва, тяжелая дубинка и велосипедная цепь. Солдаты отбивались лопатами, кулаками и башмаками. Их товарищи поспешили им на помощь. Полицейский перенес раненого капрала в помещение и оказал ему первую помощь. Во время этой заварушки Петров прокрался в заднюю часть дома, ища Рэгби.

Поскольку профессора нельзя было увезти, его следовало тут же заставить замолчать. Использовать для этого револьвер представлялось неразумным. Его нужно было задушить. И как можно тише. Легко двигаясь, Петров заглянул в грязную кухню и судомойню. Никого. Затем высунулся наружу через заднюю дверь дома: никаких следов, ведущих прочь. Петров пошел обратно и, улыбаясь, потряс ручку двери туалета.

— Это я, Петров. Теперь мы можем ехать. Поторапливайтесь.

Рэгби вышел из туалета. Его шею обхватили две огромные мощные руки.

Насилие, как это часто бывает, имеет какой-то фарсовый привкус. Двое крупных мужчин, тяжело дыша, налетели друг на друга в узком коридоре, безнадежно преследуя при этом противоположные цели. Один был уверен, что другой подстроил ему ловушку и за это его надо убить. Другой же старался избежать убийства, так как его враг мог бы открыть ему путь к Люси.

Рэгби был захвачен врасплох и недооценил силу своего противника. Если он сумеет оторвать эти пальцы от своей шеи, то обретет дыхание, возможно, для того, чтобы объясниться. Он соединил свои руки над головой и затем тяжело обрушил их на волосатые запястья. Никакого эффекта. Он поднял ногу, согнутую в колене. Но Петров увернулся. Последним конвульсивным усилием он бросил свое тело назад, заставив Петрова сделать сальто над его головой. Пальцы разжались, и Рэгби мог вздохнуть. Но прежде чем он заговорил, Петров снова набросился на него в этом узком коридоре, двигаясь мягко и неумолимо, словно поршень в цилиндре.

Теперь Рэгби забыл о своем намерении, о гаечном ключе в кармане, даже о Люси. Его обуяла ненависть к этому человеку. Он нанес ему удар снизу, заставив откинуться назад эту круглую голову. Правой рукой он нокаутировал Петрова. Все это походило на сражение с осьминогом. Детина откатился в сторону, распахнув при этом не защелкнутую на замок дверь позади него.

Теперь они были на открытом пространстве двора. Рэгби приходилось бывать и в более невыгодном положении. Но в таких случаях он становился хладнокровным и жажда крови не овладевала им полностью. И потому какое-то мгновение он колебался. Оно оказалось роковым. Он открыл рот, чтобы объясниться. Но Петров уже вскочил с покрытой снегом земли, и его пальцы опять вцепились в горло Рэгби.

Когда тело обмякло, Петров оттащил его в туалет и уже почти убедился в том, что его жертва мертва, как услышал отдаленные, но приближающиеся шаги со стороны бара. Он выскользнул из туалета, прошел через заднюю дверь дома и на виду у всех солдат, которым приветственно помахал рукой, сел в свой автомобиль и укатил.

Осторожно пробираясь по узкой обледенелой дороге, проложенной снегоочистителем, он обдумывал доклад, который должен был представить своему начальству. Оно одобрило, вернее, навязало ему план личного контакта с профессором. Он выполнил его не только умело, но и бесстрашно. И не его вина, что профессор оказался так непроходимо глуп, чтобы устроить ему ловушку вторично. Да, конечно, не его вина, но дело провалилось. А его начальники не терпели такого.

И только в этот момент Петров, порядком избитый во время потасовки, понял, что снова может соображать, как и прежде. Была ли это ловушка? Если так, то солдаты не разрешили бы никому покинуть кафе и уехать из этого места. Солдаты, и теперь он это осознал, были вооружены всего лишь лопатками для снега и пакетами с едой.

Петров, безусловно, должен был тщательно подготовить свой доклад. Он должен сообщить, что избежал ловушки. И во время бегства у него появилась необходимость убрать профессора. Очень плохо, что профессор должен был потом умереть. Нанятые бандиты не станут выступать против этой версии. Во всяком случае, они не знают, кто он такой на самом деле.

Для того чтобы раскрыть тайну профессора, все придется начинать сначала. Жаль, конечно, но в такого рода работе неудачи бывают обязательно. Если Петров и в дальнейшем должен оставаться полезным своим начальникам, то ему следует замести следы, что явно потребует среди других практических действий и ликвидации ребенка, Люси…

В этот момент хозяин кафе, войдя в туалет, увидел тело одного из этих джентльменов из Лондона. Он позвал на помощь. Полицейский к тому времени уже отбыл, но два солдата помогли вынести тело. Профессор Алфред Рэгби — прочитали они в его водительских правах — был без сознания, но, как оказалось, жив. Если он недооценил силу Петрова, то Петров недооценил способность Рэгби цепляться за жизнь. Они сделали для него что могли, а хозяин кафе вызвал санитарную карету. Через полчаса этот тугодум сообразил, что об этом лежащем без сознания человеке говорили по радио, и позвонил в белкастерскую полицию.


Глава 10

Маленький мальчик нашелся


31 декабря

В то время как ее отец пробирался по узкой дороге к кафе «Бельвю», Люси ждала момента, чтобы убежать. Но во второй половине дня тщательно лелеемые ею надежды рассыпались в прах. Когда Энни Стотт принесла в комнату поднос с чаем, Люси, захлебываясь от волнения, спросила:

— Он приедет сегодня?

— Кто приедет?

— Мой папа, конечно.

— Он не приедет.

У Люси задрожали губы.

— Но я слышала, вы сказали: «Он сам приезжает».

— О! Это наш друг. — Женщина холодно воззрилась на Люси. — А как ты это услышала?

— Я… ну, я стояла наверху у лестницы и…

— Ты очень непослушная. Тебе не разрешали выходить из комнаты. И ты прекрасно это знаешь. Если такое повторится, то быть тебе битой.

Это был двойной удар. Ее отец не приезжает, и теперь они обязательно будут закрывать дверь на замок. От горя Люси долго плакала. Потом, устав от слез, снова принялась думать о том, как бы ей убежать.

Героиням приключенческих рассказов нередко удается смягчить сердце одного из своих похитителей. Чокнутая Энни на такое не пойдет. Она так же тверда, как печенье из крутого теста, которое однажды испекла Люси. И чуть зуб не сломала, пробуя его. Дядя Пол? Он не такой и относится к ней гораздо лучше. Но инстинкт говорил Люси, что ему нельзя доверять. Что-то в нем было ненадежное, думала она. На него нельзя полагаться. Сейчас он улыбается и шутит, а через секунду уже совсем другой, с холодными и равнодушными глазами. Он напоминал Люси принцессу, у которой в сердце льдинка.

В приключенческих рассказах узник подпиливал решетку окна или же прорывал ход под полом. Такое было ей не по силам. Она могла выбраться только через дверь, а та была на замке. Почему ее не научили чему-нибудь полезному в школе, например открывать чем-нибудь замок? Люси улыбнулась про себя, представив ужас своих мучителей, когда они обнаружат, что комната пуста, хотя они закрыли ее на замок. Эта вонючка Энни придет в бешенство. Но…

Но почему бы нет? Люси вдруг вспомнила еще об одном освященном веками плане побега из приключенческих историй. «Что же это ты не подумала об этом раньше?» — упрекнула она себя. И, не забыв о том, что вокруг дома все занесено глубоким снегом, принялась раздеваться. Потом она натянула на себя пижаму, нижнее белье и, наконец, шорты и фуфайку; на поиски высоких сапог у нее уже не было времени. Ничего, она обойдется и башмаками на низком каблуке, которые они ей дали. Но лучше она их свяжет шнурками и повесит себе на шею, а по лестнице спустится в носках. Если только этот план удастся. Она ждала, замерев от страха.

Когда полчаса спустя Пол принес ей какао и бисквиты, в комнате было темно. Перед этим он изрядно выпил, чтобы избавиться от дурного настроения, и потому соображал довольно туго. Он поставил поднос на кровать, увидел маленькое тело под одеялом (ребенок, должно быть, уснул) и стал нащупывать выключатель. В это время Люси тихо выскользнула за дверь, повернула ключ и спустилась с лестницы.

Еще не добравшись до входной двери, она услышала страшный шум и крик наверху. Люси скользнула, в ближайшее убежище, туалет, потому что Энни выскочила из гостиной. Услышав тяжелые шаги Энни, взбирающейся наверх, Люси вбежала в прихожую и через входную дверь выскочила на улицу, помчавшись вперед по снегу. Надевать башмаки времени не было. Не пробежав и тридцати ярдов, она услышала звуки погони.

Глупая, глупая, сказала она себе, почему ты не взяла с собой ключ, когда закрыла дверь? Тогда за тобой бежала бы она одна. Впереди блестела дорога. Путь к свободе. Задыхаясь и плача, Люси устремилась вперед. Это уже была не игра. Спрятаться было негде. Она миновала гараж, где можно было бы укрыться. Единственной надеждой оставалась ферма. Если там окажутся враги, то ей конец. Ее ноги в чулках скользили по обледенелой дороге, проложенной трактором. Она упала на обочину. Когда она лежала там, сжавшись в комок, в темноте мимо нее кто-то пробежал. Это была Энни. Низким голосом она все время повторяла: «Ивэн! Где ты? Сейчас же иди сюда».

Когда Энни исчезла, девочка встала, вскрикнув от боли: она повредила себе лодыжку. Она слышала, как Пол обшаривает все вокруг гаража и строений у дома. Сжав зубы, Люси заковыляла на свет в окне фермы, добралась до ее двери. Звонка не было. Она принялась стучать дверным молотком. Мистер Туэйт открыл дверь.

— О, Ивэн, сынок, что ты тут делаешь?

Плача, Люси под его рукой проскользнула в дом, вошла в кухню, зажмурясь от яркого света после темноты на улице.

— Я не Ивэн! Помогите мне! Я…

— Ну-ну, малыш, — ласково сказала жена фермера. — Посиди немного. Ты нездоров.

— Они украли меня! Вы должны поверить…

В этот момент раздался громовой удар в дверь. Энни Стотт, услышав, как девочка стучала в дверь, повернула назад. Люси застыла, точно кролик перед удавом: ее голос отказывался ей служить. Она бросилась в объятия миссис Туэйт, пряча у нее на груди голову.

— О, он здесь, — произнесла Энни. — Ивэн, ты действительно непослушный ребенок. Ну ладно. Забудем это. — Она понизила голос: — У ребенка опять бред, миссис Туэйт.

— Он говорил тут, что его украли. Господи помилуй, да он весь горит, не так ли?

Это было неудивительно, принимая во внимание, какая одежда была на Люси и как она торопилась.

— Я должна снова уложить его в постель. Сожалею, что он доставил вам беспокойство.

— А ноги бедного малыша совсем мокрые, — воскликнула миссис Туэйт.

— А, вот и ты, Пол. Отнеси Ивэна обратно!

Люси стала отпихивать Пола и визжать, но тот быстро унес ее, пока Энни объясняла, что у ребенка высокая температура и, услышав по радио сообщение о похищении дочери профессора Рэгби, он вообразил, что и его украли. У мистера и миссис Туэйт, хотя и встревоженных происшедшим, подозрений не возникло: подмена одного ребенка другим полностью ввела их в заблуждение.

По возвращении в свою тюрьму — детскую — Люси безутешно плакала. Она почти не слышала, как Энни сказала ей: «Ты меня вывела из терпения, несносная девчонка. Отвратительное существо! Я тебя вздую». И может быть, это Пол произнес, вырвав из руки Энни комнатную туфлю: «Ничего такого в этом роде. С ребенка и так хватит. Во всяком случае, я против телесных наказаний…»


В сумерках, когда Люси замышляла свой побег, снегоочиститель со своим желтым мигающим фонарем прокладывал себе путь на вершину холма над Лонгпортом. Водитель поздравил себя с тем, что, очистив от снега всего полторы мили, он может считать свой рабочий день законченным и, прежде чем отправиться домой ужинать, сумеет заглянуть в трактир «Кингс Армс».

В открытой кабине снегоочистителя было чертовски холодно, и водитель завидовал своим товарищам, которые ехали по его следу, защищенные от ветра сугробами по сторонам. Работа его заключалась в том, чтобы время от времени высовываться наружу и проделывать ниши в снегу, где автомобили могли бы разминуться.

Снег вылетал из-под лопастей снегоочистителя бесконечной дугообразной массой. Огни Лонгпорта светились в долине. Вдруг с дороги послышался страшный крик. Водитель остановился, выскочил из машины и побежал назад. Следовавшие за ним также вышли на дорогу. Сгрудившись, они стояли у темного предмета, распластанного на куче снега, который снегоочиститель убрал с дороги и выбросил на обочину…


Суперинтендант Спаркс приехал в Домик для гостей, когда там собирались пить чай. Он привез лекарство для миссис Рэгби, а потом заперся с Найджелом. Его люди осмотрели дом и все вокруг дома в поисках потайного микрофона, но ничего не обнаружили. Если Джастин Лики и спрятал его в каком-либо месте, то все следы такого погребения замело вновь выпавшим снегом. Полиция графства не могла обнаружить и след Люси. Неизвестно, была ли девочка все эти дни жива, поскольку никакого известия или даже намека на этот счет никому в окрестностях не поступало, но каждый дом там теперь уже был обследован полицией.

— Боюсь, мы должны «списать» ее. Дело выглядит таким образом, — сказал Спаркс, и красные пятна раздражения медленно выступили у него на щеках. — Хочу сказать вам, мистер Стрэйнджуэйз, что на службе в полиции у меня бывали неудачи, но я никогда не переживал их, как сейчас. Просто ни на что не похоже.

— Да. Боюсь, вы правы. И поэтому противная сторона не пытается снова войти в контакт с Рэгби.

— Не знаю. Похитители нередко продолжают держать полицию в напряжении… вспомните хотя бы случай с Линдбергом…

— Если бы только мы сами знали, куда направить усилия полиции, — заметил Найджел. — Этот жалкий тип Лики, например…

— Я сделал другой заход на него. Результат прежний. Он знает, что нам известно, кто он такой. Мы обследовали его контору и дом в Лондоне. Однако материала недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение, несмотря на все разоблачения мисс Черри. Это не доказательства для суда. Во всяком случае, шантаж — одно дело, а участие в заговоре с иностранными агентами — другое.

— Конечно. Но процветающий шантажист в силу своих личных качеств, очень похоже, не будет впутываться в их дела.

— Пока они не поссорятся с ним и не начнут ему угрожать.

— И это верно. Итак, что мы предпримем дальше?

— Хотелось бы выяснить еще кое-какие моменты. Ваше мнение о Лэнсе Аттерсоне. И жене адмирала.

После непродолжительного обсуждения они вызвали к себе Черри и Лэнса вместе. Спаркс попросил их сесть на жесткие стулья, отдельно друг от друга, по другую сторону стола, за которым сидел он.

— Ну, Аттерсон, — произнес Спаркс, — я уже достаточно много времени потратил на вас. Ваше положение не из приятных. Известно, приторговываете наркотиками…

— Это ложь! Кто это сообщил вам?

— Мы получили информацию.

— Если вы будете стращать меня, то я действительно разозлюсь, вы, чертов полицейский.

— Не хамите, бородатое чудище, или же я покажу вам кузькину мать.

— Очень крупная сделка, — усмехнулся Лэнс, но побледнел.

— В настоящее время я не интересуюсь вашим паршивым рэкетом и наркотиками. К этому мы вернемся позже. Вам нравится портить девушек. Да? А может, вы к тому же и любитель похищать детей? До чего вы дошли!

— Да я просто не понимаю, о чем вы говорите, — заикаясь, сказал Лэнс.

— Разве вы не заметили, что был похищен ребенок? Вы что, слабоумный или вас это не интересует?

— Это не имеет ко мне никакого отношения, — мрачно ответил Лэнс.

— Допустим, я скажу вам, что вы слышали разговор между профессором Рэгби и его женой утром в последнюю пятницу и передали его содержание похитителям?

— Ну, предположим, это вы говорите мне?

Тяжелый кулак Спаркса опустился на стол.

— Вы допускаете это?

Лэнс провел языком по губам.

— Нет.

— Вы установили микрофон в комнате Рэгби и соединили его проводом с вашей комнатой.

— Чушь.

— Вы слышали разговор около девяти часов утра.

— Нет. Я этого не делал. Черри находилась рядом. Ты видела, чтобы я прикладывал ухо к такому устройству?

— Нет. Я и не могла видеть. Меня не было в нашей комнате, — ответила Черри, как обычно, в своей вялой манере. — Я была в комнате Джастина.

— Ах ты проклятая сучка!

— Замолчите! — рявкнул суперинтендант. — Теперь вы, мисс Черри. Я говорю о времени, скажем, между восемью сорока пятью и девятью в пятницу утром. Так, значит, вас не было в вашей комнате?

— Нет. Я отправилась вниз завтракать примерно без десяти девять.

— Отправилась?

— Да. По пути я встретила Джастина Лики, и он попросил меня зайти в его комнату. Он хотел поговорить со мной… вы знаете о чем.

— Еще одна попытка шантажировать вас и мистера Аттерсона?

— Да. Он торопил меня что-то подписать.

— И как долго вы там оставались?

— Вероятно, минут десять.

— Следовательно, в оперативное время вас в вашей комнате не было. Аттерсон мог прослушивать разговор, о чем вы и не знали, — торжественно произнес Спаркс.

Выждав время, девушка сказала:

— Я так не считаю. Я ничего не знаю об этих потайных микрофонах, но полагаю, что тут требуется кое-какая аппаратура. Мы привезли с собой один чемодан. Его распаковывала я и не увидела там никаких потайных микрофонов, проводов и тому подобного.

Вот так обстояли дела. Спаркс не мог заставить ее говорить иначе. Да и обслуживающий персонал Домика позднее подтвердил, что они прибыли с одним чемоданом и гитарой. Безусловно, Лэнс мог установить аппаратуру, не исключено, полученную от агента в Белкастере, уже после того, как они приехали.

Но этот вариант был явно бесперспективный, поскольку Черри поклялась, что Лэнс не делал никаких попыток выпроводить ее из комнаты в восемь часов сорок пять минут. И кроме того, как он мог знать, что Рэгби станет обсуждать свои планы именно в это время?

— Что-то вы очень спокойны, — заметил Спаркс, отпустив пару.

— Я очень огорчен. Моими собственными мыслями. Точно смотришь в дыру и видишь внизу ад.

Найджел вдруг замолчал, потом пробормотал:

— Почему? Почему? Почему?

Спаркс быстро взглянул на него:

— Дыру?

— Небольшую дырку.

— А… Лучше нам привести в порядок другие дела.

— Я бы предложил допросить адмирала и его жену вместе. Не возражаете, если я примусь за это?

— Это все ваши дела. Уверен, что вы окажетесь более тактичным человеком, нежели я, — ответил Спаркс, причем глаза его насмешливо блеснули.

Однако тут требовался не такт, а терпение. Миссис Салливан была очень говорлива. Она явно дала понять, возможно, и не в таких словах, что она и адмирал удовлетворены тем, что расследование ведет джентльмен (тут Спаркс украдкой моргнул Найджелу). Она довольно пространно продолжала выражать свое возмущение положением дел в стране, когда агентам красных разрешается поднимать бунт. Это все — результат действий последнего лейбористского правительства и этого ужасного Кэнона Коллинза. Найджел был не в состоянии остановить поток ее красноречия. Наконец адмиралу удалось сказать:

— Мюриел, дорогая, я думаю, они хотят задать нам несколько вопросов.

Найджел тут же воспользовался мгновенной паузой:

— Да. Я хотел бы, чтобы вы рассказали нам немного больше о мистере Джастине Лики.

— Отвратительная личность.

— О его попытке шантажировать вас.

— Поверьте мне, я дала ему резкий отпор.

— Можно услышать об этом более подробно? Если вы предпочитаете разговаривать конфиденциально… — Найджел посмотрел на адмирала.

— О нет. Мой муж знает об этом все. — На ее густо обсыпанных пудрой щеках вспыхнул румянец, что придало им неприятный розовато-лиловый оттенок. Но глаза ее оставались яркими, в какое-то мгновение почти девическими.

— Это дело насчет кражи в магазине, — произнес адмирал. — Моя вина. Был в Средиземном море. Голова все время занята… конвой, знаете ли… совсем не думал о повышении цен дома, должен был увеличить денежное пособие своей жене.

— Да, — сказал Найджел после паузы, за которую супруги были ему признательны, — это дело старое и оконченное. Джастин Лики угрожал рассказать все вашему мужу?

— Да. И вел себя очень настойчиво…

— До тех пор, пока?.. — твердо прервал ее Найджел.

— Пока?

— Что же он требовал в обмен на молчание?

— Я понимаю. Это просто глупо, вы не поверите. Он хотел, чтобы я убедила своего мужа раскопать какой-нибудь скандальный случай для него. Точно Том способен на такое!

Адмирал кашлянул, бесстрастно взглянул на Найджела, будто не слышал об этом прежде, но с каким-то озорным блеском в глазах.

— Хм. Для отдела светской хроники в газетах, как я полагаю. Понимаете, своего рода разоблачения среди господ землевладельцев и так далее.

— Чудеса, да и только! — заметил Найджел, точно и он не слышал о таком прежде. — Наглец предлагает вам стать шпионом и шантажистом. Вы поступили мудро, мадам, рассказав все вашему мужу.

— И храбро, — сказал адмирал, с улыбкой глядя на жену. — Не так-то все просто, знаете ли.

— Есть еще одна вещь, миссис Салливан. Не настаивал ли в разговоре с вами Лики еще на чем-либо… не открыто, а намеками?

— Я не…

— Не говорил ли он, что ему нужна любая информация, которую вы можете услышать о семье Рэгби… или о других гостях Домика?

— О нет. Ничего такого, уверяю вас.

— Нас немного встревожила телеграмма, которую вы послали своей приятельнице в Белкастер.

— Это о норковой шубе, — вставил словечко адмирал.

— Почему вы послали ей телеграмму, вместо того чтобы просто позвонить?

Миссис Салливан немного рассердилась:

— Ну, это уж мое дело, мистер Стрэйнджуэйз. Но вам я скажу. Сузи Холлинз два дня была в отъезде. Адреса ее я не знала. А по телефону обсуждать свои дела с ее помощницей я не хотела. Эта девчонка страшная сплетница.

Губы Спаркса неслышно произнесли:

— Никогда не думал о таком…

Разговор с Джастином Лики, состоявшийся тут же, не удовлетворил Спаркса. Суперинтендант не мог ни запугать, ни выманить у него дальнейших признаний.

— Вы пытались снова завинтить гайки?

— Я?

— Не придуривайтесь! — взревел суперинтендант, стукнув кулаком по столу. — Вас нанял ее опекун, чтобы помешать ей выйти замуж за Аттерсона. Вы нашли ее, затем начали вынюхивать, чем бы поживиться самому. Вы пытались заставить ее подписать документ… заплатить вам за то, что не выдадите ее своему нанимателю, да еще с обещанием заплатить сверх того после ее совершеннолетия.

— Это ваша интерпретация, — заметил Лики спокойно, — дело в том, что я пытался заставить ее бросить Аттерсона. Я говорил ей, что, если она поступит таким образом, я буду молчать о ее эскападе.

— За просто так? Вы что, Лики, за дурака меня принимаете?

— Я должен отвечать на этот вопрос?

Спаркс с трудом сдержал себя.

— Ваш рассказ расходится с ее словами. Почему она должна лгать?

— Думаю, потому что она испытывает ко мне неприязнь. Ей не нравится, что я нашел ее, и она хочет напакостить мне, в чем только может, — ответил этот непримечательный человечек. — Вы, конечно, понимаете, что она патологическая лгунья. Не думаю, чтобы суд принял во внимание ее показания.

От такой наглости у Спаркса перехватило дыхание. Найджел пришел ему на помощь:

— Вы сказали, мистер Лики, что ваши попытки вкрасться в доверие к Черри были обусловлены бескорыстным желанием спасти молодую женщину от охотника за приданым?

Лики с осторожностью взглянул на него.

— Вы можете думать именно так.

— Я это и делаю. Вы были готовы разорвать ваше соглашение с ее опекуном?

— Если появится необходимость. Я…

— И, безусловно, вернуть ему деньги, которые он вам платит?

— О нет. Я заработал эти деньги тем, что предотвратил это замужество.

— Понимаю. Благодарю вас, мистер Лики. Вы, — продолжал Найджел тем же бесстрастным тоном, — одна из самых отвратительных и презренных личностей, которых я имел несчастье встретить. Но вы внесли один небольшой полезный вклад в дело, которым занимается мистер Спаркс. И потому, я полагаю, мы должны быть вам признательны. Всего хорошего.

— Вы бы все-таки надели свой пуленепробиваемый жилет, — сказал Спаркс, когда Лики ушел. — Обратили внимание, как он посмотрел на вас?

— Итак, теперь мы знаем, кто предупредил похитителей. Вопрос в том, как нам поступать дальше?

Найджел и Спаркс обсуждали это довольно долго. Они были готовы действовать, не имея неопровержимых доказательств. Но в столь щекотливой ситуации малейший неверный поступок мог иметь гибельные последствия. Наконец они выработали план. Однако осуществление его зависело от предварительного разговора с профессором Рэгби.

Его же не могли нигде найти.

Спаркс и его сержант проявили бешеную активность. Домик для гостей был тщательно обследован. Ни одна автомашина не покидала гаража. Если и были следы, то их замело снегом. Невероятно, чтобы Рэгби выкрали у них из-под носа. Не было и никаких следов борьбы. Должно быть, он по собственному желанию вышел из Домика и скрылся.

Последними, кто его видел, были его жена — после десяти часов, когда он сказал ей, что собирается написать несколько писем, — и человек в штатском, находившийся на дежурстве, заметивший Рэгби, когда тот направлялся через холл в кабинет. После того как ее муж удалился, миссис Рэгби еще с минуту разговаривала с ним.

Профессор мог пройти и через другую дверь в кабинете, которая вела в заднюю часть дома, пока Найджел и Спаркс беседовали с гостями, хотя ни владелец Домика, ни обслуживающий персонал не видели, как он выходил.

Все расследования привели к одному выводу. После девяти часов вечера профессор ушел и больше не возвращался. Следовательно, он каким-то образом связался с похитителями и пешком отправился на свидание с ними. Посадили ли его в автомобиль, или же он пешком пошел к месту встречи — свидание могло происходить не так уж далеко от Домика. Спаркс поднял по тревоге все полицейские силы графства. Немногие дороги, еще свободные от снега, были блокированы.

— Думаете, он уступил им в конце концов? — устало спросил Спаркс, рассматривая карту военно-геодезического ведомства, на которой он отметил свободные от снега дороги.

— Отказываюсь в это верить, — ответил Найджел. — Он не трус. Мы не могли найти Люси, и он решился сделать это сам. Единственное, на что профессор надеялся, так это встретиться с агентом противной стороны и о чем-нибудь договориться.

— Договориться он мог только относительно информации, которую они требовали. Следовательно, он собирается стать предателем.

— Он будет пытаться обмануть их снова: «Я отдам то, что вы хотите иметь, когда вы покажете мне живую Люси и отпустите ее». Затем он будет мешкать сколько возможно, а потом убьет себя. Во всяком случае, я так понимаю все это.

— Приблизительно то же самое сказала мне и его жена.

— Неужели? Вы думаете, она знала, что он хотел уйти?

— Не могу утверждать. Судя по ее поведению, это весьма сомнительно. Но она актриса. Да и задержала моего человека, поболтав с ним немного, хотя никогда прежде такого не было. Как раз в то время Рэгби и направлялся в кабинет писать письма.

— А этот ребенок, которого нашли замерзшим в сугробе…

— Не имеет никакого отношения к этому делу. Мальчик. Я же говорил вам.

— Убитый?

— Никаких видимых признаков телесного повреждения. Мне позвонят, если при вскрытии что-либо обнаружат. — Голос Спаркса был хриплым от усталости. — Послушайте ночной выпуск новостей по радио. Они все расскажут. Теперь я должен идти и бросить кусок мяса стервятникам.

— Вы их всех отгоните от Елены Рэгби, когда скажете, что профессор исчез.

— Она в своей комнате. Один из моих парней находится у ее дверей, — сказал Спаркс. — Никто туда не войдет и оттуда не выйдет, — добавил он мрачно.

Но Елене Рэгби это удалось. За несколько минут до передачи новостей по местному радио Найджел, условившись с человеком, стоявшим у дверей Елены, попросил Клэр привести Елену вниз. Он знал, что все обитатели дома соберутся в гостиной послушать новости по радио, и хотел увидеть, как они воспримут сообщение, особенно один человек. Мысль, созревшая в его голове, могла найти свое подтверждение именно таким образом. Однако мысль эта совсем не заслуживала похвалы, если бы не холодная логика, лежавшая в ее основе.

Остальные гости, которые вели отрывочный разговор, умолкли, когда в комнату вошли обе женщины. Присутствовавшие знали об исчезновении профессора, но не знали, как это расценить. Был ли он похищен? Перешел ли он на сторону противника? А может быть, после тяжелых переживаний в эти последние дни он просто помешался и теперь блуждает где-то снежной ночью?

Адмирал взял Елену за руку и осторожно подвел к креслу у камина. Напротив сидела его жена. Елена, как всегда, держалась с чувством собственного достоинства, но она словно окаменела, словно только что прошла сквозь тяжкое физическое испытание. Взгляд ее был отсутствующим.

Все принялись украдкой разглядывать Елену, испытывая то ли замешательство, то ли какую-то стыдливую заботливость, точно она была живой мученицей. Лишь миссис Салливан, взглянув на нее, тотчас отвела глаза и стала мешать угли в камине. На ее губах появилась чуть самодовольная улыбка, которая как бы говорила: «Я же вас предупреждала. Иностранцам доверять нельзя. Можете мне поверить: так или иначе она замешана в этом деле».

На столе, стоящем в стороне, Джастин Лики раскладывал пасьянс. Он то и дело начинал все сначала, небрежно бросая карты одна на другую, а выражение его лица говорило о настороженном внимании к чему-то совершенно иному. Лэнс Аттерсон буквально изнемогал от скуки, поглаживая за ушами кошку, обитающую в Домике. Гнетущее молчание прервала Черри. Придвинувшись по полу к ногам Елены, она сказала:

— Я глубоко сочувствую вам, но я уверена, что все будет хорошо. Не волнуйтесь, миссис Рэгби.

— Благодарю вас, моя дорогая.

Адмирал взглянул на часы, включил радио погромче и вернулся на свое место. Найджел, стоя у радиоприемника, видел, как пальцы Клэр сжались в кулаки: его собственное напряженное состояние передалось и ей. Остальные придвинулись ближе или же просто наклонились вперед, точно голос диктора был голосом дельфийского оракула.

— «Профессор Алфред Рэгби, дочь которого исчезла в прошлый четверг — как полагают, была похищена, — пропал. Последний раз его видели…» — произнес хорошо поставленный голос. Затем прозвучало описание профессора. Ко всем, кто, возможно, видел его, обращались с просьбой сообщить об этом. Полиция высказывала предположение, что он мог лишиться памяти… Это было весьма завуалированное объявление. Лишь единицы в Англии, знавшие характер работы Рэгби, осознали бы, что его исчезновение означает большой урон для страны.

Слегка покашляв, диктор принес свои извинения. Послышался шелест страниц. И он продолжал:

— «Сегодня вечером снегоочиститель, разгребая от снега дорогу вблизи Лонгпорта, неожиданно отрыл тело ребенка. — У Елены Рэгби остановилось дыхание, точно кто-то ударил ее в сердце. — Это было тело мальчика около девяти лет, которое пролежало под снежным сугробом несколько дней. Следов насилия на теле не обнаружено. Предполагают, что ребенок мог погибнуть в снежный буран, направляясь по дороге в Лонгпорт на железнодорожный вокзал. Около мальчика найдена сумка на молнии с предметами его одежды. В кармане у мальчика лежал обратный билет до Лондона. В настоящий момент установить его личность представляется невозможным, поскольку полиция не располагает сведениями ни об одном пропавшем мальчике в данном районе».

Елена, несколько расслабившись в своем кресле, при известии о том, что это мальчик, снова напряглась, словно струна.

— «Весьма любопытно, что никаких инициалов или других отличительных отметок на одежде мальчика нет. Единственным ключом к разгадке является тонкий серебряный медальон размером с личный знак на цепочке. Он был на шее у мальчика, под бельем. На одной стороне медальона изображен феникс, встающий из пепла. На другой стороне выгравирована надпись…»

Голос диктора заглушил страшный крик, какого Найджел никогда не слышал. Лицо Елены стало пепельного цвета. Глаза ее не отрываясь смотрели на радиоприемник, словно из него шел голос, осуждавший ее на вечные муки. Прерывистый крик сорвался с ее бескровных губ. Он пугал не потому, что был громким. И все же, заполнив комнату и отразившись от стен, он словно повис в воздухе, когда Елена, встав, затем опустилась на пол и, теряя сознание, произнесла:

— Ивэн.


Глава 11

Признание


31 декабря

Найджел отнес Елену Рэгби наверх и положил на постель, где за ней стала ухаживать Клэр. Человек в штатском снова стал охранять ее дверь со стороны коридора.

Елена, придя в себя, попыталась сказать:

— Извините, я вела себя глупо, доставив вам столько хлопот. — Она посмотрела на Найджела: — Узнав, что это не Люси…

— Нет, Елена, — произнес Найджел мягко. — Об этом говорить уже поздно. Ивэн ведь ваш ребенок, не так ли?

— Да, — прошептала она наконец и разразилась рыданиями без слез, которые сотрясали все ее тело. Казалось, они никогда не кончатся. Клэр взяла ее за руки, утешая, как только могла. Она сама тихо плакала.

Это должна была быть Елена, думал Найджел. Многое говорит в пользу этого предположения. То, как она восприняла новость об исчезновении Люси. Тот факт, что другие источники информации были практически исключены. Но более всего то, что в панельной обшивке было отверстие, с помощью которого ей какое-то время удавалось вводить его в заблуждение. Когда Елена поняла, как велики подозрения, падающие на нее, она позаимствовала сверло в мастерской владельца Домика и проделала это отверстие. Она была женщиной изобретательной и с большим самообладанием. Не поддавшись искушению самой его «обнаружить», она показала его Найджелу. Мысль о потайном микрофоне пришла ему в голову без всякого подталкивания с ее стороны. Но как только было установлено, что в комнате Лики разговаривала Черри, а не Елена, коварный замысел относительно потайного микрофона отпал: ни у кого из обитателей Домика не было убедительной причины проделывать отверстие в стене. В любом случае это было всего лишь последнее и временное средство. Ей необходимо было отсрочить свое разоблачение, дабы дать время тем, кто ее нанимал.

Перед Найджелом была женщина, рыдавшая на постели, женщина, которая помогла похитить свою падчерицу и, весьма вероятно, погубила жизнь своего мужа. И все же Найджел не находил в своей душе ни отвращения к ней, ни ненависти, ни презрения. Елена, подобно героине греческой трагедии, оказалась перед дилеммой, поставленной перед ней роком: она стала жертвой безликих сил, которые использовали ее сокровенные инстинкты, чтобы отсрочить свой конец, уничтожив ее. У Найджела не было ни малейшего сомнения, что Ивэн каким-то образом был использован в этом деле с целью оказать нестерпимое давление на Елену, так же как и Люси была использована в целях принуждения ее отца.

Мало-помалу рыдания утихли. Елена села на постели, поддерживаемая рукой Клэр, отхлебнула из стаканчика бренди, которое ей предложил Найджел.

— Вы должны презирать меня, — были ее первые слова.

Найджел взглянул на когда-то прекрасное лицо, теперь же измученное и изменившееся до неузнаваемости.

— Нет, Елена, я не презираю вас. Я могу лишь догадываться о том, что случилось. Вы же должны рассказать нам все. Но прежде всего — знаете ли вы, куда они увезли Люси?

— О, если бы я только знала, я бы сказала вам! Верите ли вы мне?

— Да. Но вы даже не можете предполагать… в Лондоне ли она или где-нибудь поблизости от нас?

— Нет. Сожалею. О Боже, зачем я только доверяла им! — вскрикнула Елена.

— Вы и должны были это сделать. Это был шанс обрести Ивэна.

— Да, — ответила она живо. — Вы понимаете. Может быть, если бы я могла иметь еще одного ребенка… Я пыталась полюбить Люси. И я любила ее. Но это было не мое родное дитя. Жизнь моя теперь кончена. Если бы я только могла возвратить Люси Алфреду… Но боюсь, ее уже нет в живых. И я несу ответственность за все происшедшее.

Вдали послышался перезвон колоколов. Они возвещали пришествие Нового года. «Только этого нам и не хватало», — с горечью подумал Найджел.

— Расскажите мне все с самого начала, — попросил он Елену.

— В сентябре они вступили со мной в контакт. Я думала, когда бежала в эту страну, что все подобное осталось позади. Мне следовало быть умнее.

— Прежде всего они сообщили вам, что Ивэн жив.

— Да.

— И вы поверили им?

— Сначала нет. Я не доверяла им. Я ведь не глупа и уже знала, какие методы они используют. Слишком хорошо знала. Даже тогда, когда они рассказали мне про медальон. Это фамильная ценность, оставшаяся от моего первого мужа. Его тоже звали Ивэн. И даже когда они сказали о родимом пятне на теле мальчика, я не очень поверила им. Но хотела верить. Очень хотела. Можете вы понять меня?

— Да, моя дорогая, — ответила Клэр.

— Я подумала, что они осмотрели мальчика после того, как застрелили человека, который нес сына до границы. Тогда шел снег. Я хотела бежать обратно к моему ребенку, но друзья остановили меня. Они сказали, что мой мальчик… Это и заставило меня не возвращаться обратно. Ребенок лежал совершенно спокойно на снегу в нейтральной зоне. Я думаю, что он был оглушен во время падения. Мой маленький Ивэн! А теперь он замерз в снежном сугробе.

Елена не могла говорить, представив эту ужасную картину, возникшую в ее воображении.

— Но в конце концов они вас убедили? — продолжил вопросы Найджел.

— Да. Пограничники, стрелявшие в нас, подобрали ребенка и обнаружили, что он жив. Один из них принес его на ферму, где его накормили и обогрели. Случилось так, что фермер тайно сочувствовал нам. Мы прятались у него на ферме накануне перехода через границу. Фермер и его жена держали у себя Ивэна почти год. Но связи со мной не было. По прошествии года режим решил, что Ивэн должен быть передан в государственный приют для сирот. Когда человек, установивший со мной контакт прошлой осенью, увидел, что я не верю тому, что Ивэн жив, он устроил мне свидание с этим добрым фермером. Он также устроил свидание фермера и его жены с Ивэном в приюте, чтобы они удостоверились, увидев родимое пятно на теле Ивэна, что он тот самый ребенок, которого они когда-то приютили. Поэтому я в конце концов поверила.

В комнате наступило долгое молчание. Лишь порывы ветра доносили сюда временами перезвон колоколов.

— Теперь мы подошли к самой трудной части рассказа, — заметила Клэр, грея в своих руках холодные руки Елены. Та слабо улыбнулась, тронутая вниманием Клэр.

— Да. Пожалуйста, учтите, что я не пытаюсь оправдаться, а лишь все объясняю. Я никогда не прощу себе, что покинула Ивэна. Но когда я узнала, что он жив… узнала, что обрекла его на детство в приюте, на то, чтобы его оболванили и превратили в маленький автомат… тогда я стала страдать более, чем прежде. Понимаете, когда мой муж умирал у меня на руках во время Восстания, его последними словами были слова, в которых он вверял моим заботам маленького Ивэна. Это был священный долг… О, почему колокола все продолжают звонить?

— Они скоро перестанут. Они возвещают Новый год.

— Новый год! Он может быть хуже, чем прошедший. Он должен возвещать смерть, а не жизнь… в этом проклятом мире. — Даже испытывая душевные страдания, Елена бессознательно в какой-то мере выказала себя актрисой. — Пожалуйста, поймите. Я любила Алфреда и бедную маленькую Люси. Они помогли мне обрести душевный покой. Но Ивэн, мой первый муж, был величайшей любовью в моей жизни. Такая приходит лишь один раз. А возможно, и никогда. Но уж если приходит, ничто потом уже не может сравниться с ней… во всяком случае, для женщины. Когда я услышала, что маленький Ивэн жив, все остальное для меня утратило всякое значение. Лишь бы спасти его… и попытаться возвратить ему потерянные годы, быть верной клятве, данной его отцу.

— Да, — вздохнул Найджел. — Они сказали, что вернут его вам, если вы выполните их просьбу. И поскольку они сказали вам правду о том, что Ивэн остался жив, вы почувствовали, что можете доверять им и в этом?

Елена прикрыла глаза рукой.

— Я должна была доверять им. Я не могла упускать малейшего шанса вернуть Ивэна. Формула Алфреда… какое это имело значение в сравнении с моей собственной плотью и кровью? Ах, эти ученые и их великие открытия!.. Почему я должна беспокоиться о том, какая из сторон возьмет верх? Пускай дерутся между собой за их мерзкие секреты… как лучше истребить человечество! Я — мать.

— Да, — сказал Найджел. — Но Люси…

— Вы имеете право упрекать меня. Я не безжалостна по отношению к маленькой Люси. Поэтому я помогала вернуть ее. Я живу в таком аду, какой ни один проповедник, ни одна картина на религиозную тему не могут передать. Но они обещали мне не причинять ей вреда. И я снова поверила им. Да, я вела себя глупо и безнравственно. Но это была Люси против Ивэна. И для меня не оставалось выбора.

— После того как они узнают секретную формулу вашего мужа, Люси будет возвращена ему, а вы и Ивэн?..

— Я должна была встретиться с Ивэном в Лондоне. А потом они переправили бы нас в Венгрию. Я не могла думать ни о чем другом… лишь бы снова обнять Ивэна. — Лицо Елены исказилось от муки. — Почему они привезли его сюда? Почему? Если они хотели обмануть меня, зачем было привозить его из Венгрии?

— Боюсь, что ответ очень прост. Чтобы быть дублером Люси.

— Дублером? Не понимаю, о чем вы говорите.

— Ивэн и Люси были похожи друг на друга?

— Не знаю. Все эти годы я не видела ни его, ни его фотографии.

— Но он похож на вас? Не так ли?

— Да, конечно. Еще когда он был младенцем, говорили, что он просто моя копия.

— А вы, случилось так, напоминаете первую жену Алфреда.

— Да. Но…

— Люси же похожа на нее.

В больших тревожных глазах Елены мелькнула догадка.

— Ах да. Понимаю. Вот почему я прятала фотографию первой жены Алфреда. Чтобы ваши агенты не могли догадаться о сходстве и подмене. Так вы полагаете, что Ивэна привезли сюда, чтобы Люси могла сойти за него?

— Это лишь один из возможных выводов. Мне представляется, что похитители арендовали дом где-то по соседству, возможно, недалеко от Лонгпорта. Они привезли туда Ивэна. И соседи знали, что в доме есть ребенок. Какого цвета у него волосы?

— Рыжеватые. Как и мои, до того как я поседела.

— После похищения они могли выкрасить Люси волосы в другой цвет, одеть в одежду мальчика, сделать так, чтобы соседи видели ее, но не разговаривали с ней. Если полиция начнет интересоваться, то найдутся убедительные доказательства, что ребенок, живущий сейчас в доме, жил в нем и до похищения Люси. Дом не будет вызывать никаких подозрений.

— Эти дьяволы использовали Ивэна, а потом убили его и бросили в сугроб?

— Но он не был ранен, — вмешалась Клэр.

— Они могут убивать, не оставляя видимых следов.

— В его кармане был обратный билет до Лондона, — сказал Найджел. — Если бы они намеревались убить его, то не покупали бы ему билет. Нет. Я полагаю, что они хотели посадить его на лондонский поезд, но по пути в Лонгпорт что-то произошло. Несомненно, они выпроводили его вечером, чтобы соседи не заметили его ухода. Возможно, они увидели, что в каком-то месте дорога занесена снегом и нужно было остаток пути пройти пешком. Но бедный парнишка не смог это сделать.

— Они убили его. Потому что… — вдруг произнесла Елена. Ее окаменевшее лицо походило на лик богини мщения — они оставили его умирать там.

— Это легкая смерть, — пробормотала Клэр, но Елена не ответила, погруженная в свои мысли.

Перезвон колоколов рвался в дом, точно призраки, молившие, чтобы их впустили внутрь.

Найджел подождал несколько минут, а потом стал задавать Елене вопросы об агентах, которые первыми вступили с ней в контакт. Она отвечала довольно охотно. Но ее информация ограничивалась лишь несколькими фразами: первоначальными телефонными звонками, двумя свиданиями в чайной с огромным, похожим на медведя человеком, а также тем способом, каким она связывалась с фермером, приютившим младенца Ивэна. Вскоре стало ясно, что Елена плохо помнит о том, как все это происходило. Несомненно, она хотела забыть о деталях, а ужас, пережитый ею за последнюю неделю, просто вытеснил многое из ее памяти. К несчастью, и самый значительный факт, интересующий Найджела.

— Вы должны были сообщить им, какова оказалась реакция вашего мужа на их требование об информации. И после первого телефонного звонка из телефонной будки в прошлую пятницу вы позвонили им и сказали, что он собирается оставить на главном почтамте ложную информацию, а полиция подстроит ловушку для того, кто за ней придет. Верно?

— Да, — прошептала она почти неслышно.

— По какому номеру телефона вы звонили?

Елена взглянула на Найджела. В глазах ее было отчаяние.

— Боюсь, что это вылетело из моей головы. Но, пожалуйста, верьте мне. Я все время пытаюсь его вспомнить с тех пор, как узнала, что они сделали с Ивэном. Они сказали мне, что я должна запомнить этот номер телефона. Но у меня плохая память, и я не послушала их и записала этот номер на листочке бумаги, который порвала и выбросила после звонка.

— Но вы, безусловно, должны его вспомнить, если это был номер местного телефона.

— О да. Это так, он состоял из трех цифр. Четыре и девять, я думаю. Четыреста семьдесят девять? Четыреста девяносто семь? Нет, это безнадежное дело.

— Ничего. Возможно, еще вспомните. Кто ответил вам?

— Женщина. Я должна была сказать: «Это Милли». И если ответ будет: «Алло! Как Ингэм?» — это место, где родился мой муж, — мне следовало передать сообщение. Лишь несколько слов. Если им все благоприятствует, я должна ответить: «Спасибо, гораздо лучше». Если же мой муж не соглашается на их требования, я должна сказать: «Почти так же». А если подстроена ловушка: «Не так уж хорошо». О, если бы я только могла вспомнить номер телефона! — Елена сжала виски руками, сходя с ума от отчаяния.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, — попыталась утешить ее Клэр. — Безусловно, они не могли бы держать Люси в том же доме, куда вы звонили. Думаю, они не верили в то, что вы не изменили своего решения сотрудничать с ними после того, как исчезла Люси, и сообщили полиции номер телефона.

— Ну, теперь кое-что проясняется, — заметил Найджел. — Клэр, дорогая, принеси, пожалуйста, карту и расписание поездов.

Когда она вернулась, Найджел разложил карту на столе.

— Здесь Лонгпорт. Его телефонная станция обслуживает целую группу населенных пунктов. — И он очертил круг на карте. — Вы разговаривали с одним из них или же с кем-то в самом Лонгпорте. Вот место, где было найдено тело Ивэна, на спуске с холма в направлении Лонгпорта. — На этом месте он поставил крест. — Простите, Елена, что я говорю об этом так прямо.

— Мои переживания теперь не имеют никакого значения. Самое главное — это найти Люси. — Елена пристально вглядывалась в карту, точно могла увидеть там изображение девочки.

— Люси держат в доме где-то в этом районе и выдают за Ивэна. В доме, ближайшей железнодорожной станцией к которому является Лонгпорт. Последний поезд на Лондон из Лонгпорта отправляется в шесть часов двенадцать минут. Если бы у похитителей не было двух автомобилей, они не могли бы доставить Ивэна на железнодорожный вокзал до следующего вечера в пятницу. Конечно, там могла бы быть целая банда с автомобильным парком. Но такое количество автомобилей в загородном доме сразу же вызовет пересуды соседей. Поэтому я думаю, что там их всего двое или трое, возможно двое, и они выдают себя за родителей Ивэна.

В этот момент вмешалась Клэр:

— Можно еще больше ограничить круг предположений? Подумайте, они ведь не могли незаметно отправить Ивэна до наступления темноты. Кроме того, они хотели быть уверены в том, что он сядет на поезд. Но некоторые дороги оказались занесены снегом, пришлось высадить Ивэна за полмили от железнодорожной станции. Даже если бы они проделали весь путь, отправившись после наступления темноты и намереваясь добраться до станции вовремя, то есть к шести часам, они ехали бы чуть более часа. Сколько миль в час может проехать обычный автомобиль, взбираясь на холм по покрытой снегом дороге? Двадцать пять? В лучшем случае тридцать. Следовательно, этот дом находится в радиусе тридцати миль от Лонгпорта. Не очень-то это утешительно. Но вспомните, какая была погода в тот вечер. Они могли выйти из дома и пройти какую-то часть пути пешком до того места, где был найден Ивэн. А это очень сокращает расстояние до дома, где находится Люси.

— Да, — сказал Найджел. — Это справедливое заключение. Думаю, мы можем его развить дальше. Завтра мы узнаем, какие именно дороги были занесены снегом в пятницу вечером! Безусловно, они должны были быть уверены, что Ивэн сядет на поезд, в противном случае в доме оказалось бы два ребенка вместо одного. Они не могли знать, сколько дорог было занесено снегом в тот вечер. Поэтому они могли избрать окольный путь, и не один. В подобных обстоятельствах им не следовало бы идти на риск, считая, что они могут проехать тридцать миль, имея лишь час времени в своем распоряжении. Они должны были быть в известной мере уверены, что доберутся до железнодорожного вокзала, проделывая, скажем, десять миль кратчайшим путем. — Найджел очертил кружок на карте. — Думаю, что Люси находится где-то в этом районе. — Помолчав, он добавил: — Если она жива.

— Можно мне кое-что сказать? — спросила Елена. — Вы полагаете, что Ивэна не могли отправить из дома до наступления темноты. Но его могли спрятать на заднем сиденье машины, завернув, например, в плед. И поэтому они могли выехать раньше.

— Да, это, безусловно, возможно. Но взгляните на карту. В радиусе тридцати миль от Лонгпорта есть еще две железнодорожные станции, где останавливается поезд. Но они хотели попасть в Лонгпорт. Это ближайшая станция к убежищу. И именно это указывает на радиус в десять миль.

— Разве полиция не проверила каждый дом в этом районе? — спросила Клэр.

— Они искали девочку, а не мальчика. Мы предупреждали их, что внешность Люси может быть изменена. Но в этот момент мы не думали о подмене одного ребенка другим. Я не удивлюсь, если какой-нибудь местный полицейский видел Люси во время осмотра дома. Не исключено, что она в тот момент находилась под воздействием наркотика и похитители сказали полицейскому, что она больна и ее нельзя будить. А потом были весьма довольны, что она сошла за маленького мальчика, которого видели в этом месте уже в течение недели.

— Возможно, там теперь находится и Алфред, — заметила Елена.

— Вы думаете, они увезли его в автомобиле? — Голубые глаза Найджела были спокойно устремлены на Елену. — Вы знали, что он намеревается встретиться с ними?

— Он не очень-то распространялся на эту тему. Полагаю, что он не совсем доверял мне, как было прежде. Он сказал лишь одну вещь. Мы разговаривали о Люси, о том, жива она или нет, и он заметил, что скоро все узнает. Да, а потом спросил, буду ли я презирать его, если он передаст требующуюся им информацию.

— В обмен на Люси? И он сделал бы это?

— Точно не знаю. Он не только хороший человек, но и сильная личность. Порой несколько безжалостная. Возможно, такова и суть его работы. Но он очень любит Люси. Нет, я не думаю, что он передаст им что-либо, пока не удостоверится, что Люси жива и ее отпускают. А после этого… — Елена пожала плечами.

— Следовательно, можно предполагать, что Рэгби находится в том же доме, что и Люси, или скоро будет там, если дорогу к нему очистят от снега.

— Тогда почему же мы сидим здесь и ничего не предпринимаем? — воскликнула Елена. Она стала метаться по комнате, точно зверь в клетке. — Полиция должна осмотреть весь район еще раз, и немедленно. Или же вы должны сначала получить на это разрешение какого-нибудь бюрократа из Лондона? О, как вы медленно поворачиваетесь в этой стране.

Диктаторский тон женщины, потерявшей всякое право командовать, вызвал кривую улыбку на лице Найджела. И все же это было внушительное зрелище. В ее фигуре, как это нередко происходит на театральной сцене, появилось что-то величественное.

— Елена, — заметил Найджел. — Я не могу сейчас нажать кнопку и приступить к выполнению всей операции. Уже темно. Вокруг сугробы. Думаю, что Спаркс задействует своих людей, как только рассветет. Если Люси еще жива, то похитители теперь не причинят ей вреда, когда ваш муж у них в руках. А он начнет тянуть время. Возможно, он пришлет нам какое-нибудь известие.

— Но он в смертельной опасности! Пожалуйста! Я уже столько горя принесла ему, я не вынесу…

— И ему и Люси грозит еще большая опасность, если мы поступим необдуманно, — коротко отрезал Найджел. — Если похитители узнают, что мы настигаем их, они убьют обоих и скроются от нас. Дороги сейчас расчищены. Но похитители далеко не убегут, если попытаются вывезти Люси и ее отца из графства.

Какое-то время Елена молчала. Затем решительно произнесла:

— Очень хорошо. Теперь я попытаюсь заснуть. Утром вы отвезете меня к суперинтенданту, и я сделаю заявление. А колокольный перезвон прекратился.

— Наступил тысяча девятьсот шестьдесят третий год, — сказала Клэр. — Желаю всем счастья!

Елена повернулась к ней:

— Счастья Алфреду и Люси. Моя дорогая, вы были очень добры ко мне. Могу я попросить вас кое о чем? Побудьте еще немного со мной. Я плохо переношу одиночество.

Это было произнесено с чувством и вызвало слезы на глазах Клэр. Однако походило на приказ королевы.

Найджел оставил их, предупредив человека в штатском у дверей снаружи комнаты, что тот должен считать Елену находящейся под арестом. Затем он набрал номер домашнего телефона Спаркса и кратко пересказал ему содержание исповеди Елены.

— Мы должны искать прежде всего дом в радиусе десяти миль от Лонгпорта, — сказал он, — где мальчик, отвечающий описанию мальчика, найденного в снежном сугробе, находился в течение нескольких дней до похищения Люси. Этот мальчик был новичком для округи, они были незнакомы соседям, снимали уединенно стоящий коттедж на время рождественских праздников или же тихую нору в самом Лонгпорте. Самое главное, если обнаружите такое место, не вспугните его обитателей.

— Сейчас же разбужу всех полицейских в графстве.

— С Новым годом! И желаю удачи.

Следующие два часа Спаркс по телефону поднимал своих людей с постели. Сначала он позвонил в Лонгпорт, а затем в каждый населенный пункт. Но все было бесполезно. Случилось так, что Берт Хардман, местный полицейский в Эггерсуэлле, был отправлен в то утро в больницу Белкастера, поскольку заболел тяжелой формой плеврита.


Глава 12

Голубь попал в цель


1 января

Несмотря на то что суперинтендант чуть ли не всю ночь звонил по телефону, в восемь часов тридцать минут новогоднего утра он уже находился на своем рабочем месте. И это было как раз вовремя, поскольку заторы на дорогах начинали рассасываться. Спаркс только приступил к работе, когда раздался телефонный звонок. Это был хозяин кафе «Бельвю». На человека, похожего по описанию на профессора Рэгби, в его кафе было совершено нападение. Санитарной каретой он был отправлен в Центральную больницу Белкастера. Свидетелей драки, видимо, не было. Но крупных размеров человек из Лондона, который поздоровался с профессором, когда тот вошел в кафе, и разговаривал с ним некоторое время, скрылся незадолго до того, как было обнаружено почти безжизненное тело профессора.

Спаркс достал описание человека, который, вероятно, был агентом, посланным для контакта с Рэгби, и распространил его по всей стране. Единственная посетившая его догадка заключалась в том, что на профессора напал этот агент. После получения информации, решив, что профессор умер, он скрылся, иначе зачем же ему было убивать профессора, не получив информацию?

Но у Спаркса не было времени на дальнейшие обдумывания. Хозяин кафе рассказал ему о стычке между тремя бандитами, которые провели ночь в его кафе, и отрядом солдат. Этих троих вскоре под охраной должны были доставить в отделение полиции в Белкастере.

— Посмотрим, что можно из них вытянуть, — сказал Спаркс сыскному инспектору. — И ни словом не упоминайте о ребенке. Этот увалень в кафе думает, что они были в сговоре с тем здоровым парнем, которого мы ищем. Если понадоблюсь, буду в больнице.

К тому времени, когда он приехал в лечебницу, туда только что привезли Рэгби, которого осматривали врачи. Спаркс, не обращая внимания на медицинский распорядок, устремился в отдельную палату, где два врача и сестра стояли у кровати Рэгби. Сестра бросила на Спаркса сердитый взгляд и попыталась его выпроводить, но успех был такой же, как если бы она хотела сдвинуть с места одну из каменных скульптур на острове Пасхи. Старший из врачей произнес:

— Привет, Спаркс. Вы приехали рано. Интересуетесь моим пациентом? Кто он?

Спаркс объяснил ему. Врач даже присвистнул.

— Как он?

— Я думаю, мы оставим его. Крепкий организм. Ему это и необходимо. Похоже, что он дрался с какой-то гориллой. Мы выведем его из шока, а потом сделаем трахеотомию.

— Когда он сможет говорить, доктор?

— Не сейчас. Вы только взгляните на него.

На мертвенно-бледном лице Рэгби веснушки выступали словно пятна болезни. Его дыхание напоминало звук, производимый наждачной бумагой.

— Мы дадим вам знать, когда…

— Извините. Я буду ждать здесь.

— Ну, как знаете. Он на моем попечении. Я должен спасти ему жизнь.

Спаркс вышел вместе с доктором из палаты. Здесь он шепотом сообщил:

— Рэгби мог выдать жизненно важный секрет агенту врага. Но мог и не сделать этого. Не исключено, что он знает, где находится его похищенная дочь. Я должен это выяснить. Дорога каждая минута.

Но минуты превращались в часы. Спаркс, прислонившись к стене, все смотрел на человека, лежащего перед ним без сознания, точно желая заставить его раскрыть свои секреты.

Наконец веки Рэгби затрепетали. Спаркс придвинулся ближе. Доктор удержал его за рукав.

— Он еще не в состоянии говорить. Вы можете задать ему несколько вопросов и попросить его ответить вам движением головы. Но ждите, пока я разрешу это вам.

Два врача суетились у постели больного, а Спаркс стоял рядом, сгорая от нетерпения.

— Не пытайтесь говорить, старина, — сказал старший врач.

Но это был излишний совет, потому что Рэгби, хотя и отчаянно старался что-то произнести, едва мог вымолвить слово.

Наконец врач сделал знак Спарксу, и тот наклонился над пациентом.

— Профессор Рэгби, вы узнаете меня? Я — суперинтендант Спаркс. Нет-нет, не произносите ни слова. Только делайте знак головой. Я должен задать вам несколько вопросов. Вы понимаете, о чем я говорю?

Кивок головой.

Спаркс описал ему приметы человека, скрывшегося из кафе.

— Это был агент, которого вы должны были встретить?

Кивок головой.

— Он пытался убить вас?

Кивок толовой.

— Сообщили ли вы ему информацию, которую он хотел получить?

Рэгби, несмотря на слабость, так отчаянно замотал головой, что доктору пришлось вмешаться и послушать его пульс.

— Не волнуйтесь, старина… Все в порядке, суперинтендант. Продолжайте.

— Этот агент вступил с вами в контакт, написав письмо, в котором назначал встречу?

Кивок головой.

— Знала ли ваша жена о том, что вы решили отправиться на эту встречу?

Рэгби отрицательно покачал головой.

— Вы хотели, профессор, вступить с ним в сделку? Если бы он отвез вас туда, где они держат Люси, и они освободили бы ее, то вы передали бы им информацию?

На лице Рэгби отразилась мука. Он пытался говорить, но из его груди вырвался лишь какой-то хриплый шепот:

— Подождите минуту. Я вижу, что расстроил вас. Возможно, будет лучше, если я скажу, что ваш план заключался в следующем: согласно договоренности, он должен был отвезти вас к Люси, они бы отпустили ее, ну а вы отказались бы сообщить им информацию?

Рэгби кивнул головой.

— Прекрасно, сэр. Еще один вопрос. Во время вашего разговора с агентом получили ли вы хоть какое-то представление о том, где находится Люси?

Кивок головой. Но выражение лица Рэгби было невыразимо печальным.

— Где? В Лондоне?

Профессор покачал головой.

— В этом графстве?

Рэгби почти незаметно пожал плечами.

— Где-нибудь в западном направлении?

Рэгби кивнул. Но тут вмешался врач, внимательно наблюдавший за состоянием пациента:

— На сегодня хватит. Я позвоню вам, мистер Спаркс, как только он сможет продолжить разговор.

«Бедняга, — думал суперинтендант, покидая больницу. — Такая близкая возможность увидеть свою маленькую дочку, а потом такой крах надежд! И все же подтверждается предположение Стрэйнджуэйза, что Люси находится где-то в районе Лонгпорта».

Уже в полицейском управлении города Спаркс получил дальнейшее подтверждение этому. Один из солдат, конвоировавших трех бандитов, вспомнил, что видел, как крупный мужчина, внешность которого соответствовала описанию хозяина кафе, сел в автомобиль и укатил в западном направлении по главной дороге, проходившей через Лонгпорт. Солдат не запомнил номера автомобиля. Но это был «морис» с оксфордским номером, черного или темно-бордового цвета, со следами грязи и снега. Это сообщение было передано патрульным машинам. Кольцо начинало сужаться.

Инспектор сообщил Спарксу, что трое парней, находившиеся под арестом, сначала отказывались говорить. В конце концов один из них вынужден был признаться, что в субботу их нанял человек по имени Петерс. Они вчера должны были приехать на своем фургоне из Лондона, встретиться с ним в кафе и провернуть небольшое дельце. А какое это дело, им скажут позже. Нет, они никогда не видели Петерса раньше. Познакомились во время встречи.

Спаркс хорошо понимал, зачем их наняли: чтобы применить силу в интересах «Петерса» и вывезти Люси, живую или мертвую, в своем фургоне из того места, где она находилась и которое уже становилось слишком опасным для похитителей.

— Хорошо, — сказал Спаркс инспектору, — предъявите им обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений. Возьмите отпечатки пальцев. Справьтесь о них в Скотленд-Ярде. Я с ними поговорю позже.

Но оставалась мучительная проблема. Как могло произойти, что ни один полицейский в Лонгпорте и его округе не натолкнулся во время своего осмотра на псевдо-Ивэна или не услышал о настоящем Ивэне, который жил в том же доме? Потом Спаркс припомнил, что Берт Хардман, его приятель из Эггерсуэлла, попал в больницу. Эггерсуэлл находился всего в нескольких милях от Лонгпорта. Это была маленькая и отдаленная деревушка в малонаселенной местности. Конечно, Хардман не отличался догадливостью, но…

Спаркс взял телефон и спросил, может ли он поговорить с Хардманом. Нет, твердо ответила старшая сестра больницы, о разговоре с пациентом не может быть и речи: Берт Хардман в тяжелом состоянии, у него бред.

Спаркс положил трубку на рычаг. Лицо его стало мрачным. Почти сразу же раздался звонок.

— Спаркс у телефона.

— Это Стрэйнджуэйз. Я узнал, где она. Люси. Если она еще там.

— Слава Богу! Вы… это Эггерсуэлл?

— Никогда не слышал о таком месте. У меня есть описание дома и вида из окна фасада.

— Что вы там плетете? Как вы?..

— Люси прислала письмо. Сегодня утром. Можно сказать, что оно местное. На нем штемпель почтового отделения Лонгпорта. Это, должно быть, одна из окрестных деревушек, небольшая. Письма забирают, отвозят в Лонгпорт, где и ставят почтовый штемпель.

— Но подумайте, Стрэйнджуэйз…

— Хватит разговаривать, старина. Время не ждет. Я еду к вам. — Найджел говорил как сумасшедший. — Экспедиционные войска должны быть наготове. Возьмите кого-нибудь, кто знает местность. Мы ищем уединенно стоящий коттедж на склоне холма. Рядом с ним ферма. Готические окна, хороший обзор с фасада и конусообразный холм, слева между ним и домом группа деревьев. Узнать нетрудно. Да, еще фотография бородатого мужчины в одной из спален. Скоро увидимся.

Найджел положил телефонную трубку, прежде чем Спаркс успел сказать ему, что профессор нашелся…


Автомобиль, развозивший почту, приехал в Домик для гостей во время завтрака. Владелец Домика раздал письма адресатам, но почту Рэгби оставил лежать на столе в холле. Клэр и Елена завтракали в его помещении. Найджел, ожидавший звонка от суперинтенданта, сказал человеку из обслуживающего персонала Домика, где его можно будет найти, и отправился в гараж. Снег, выпавший ночью, опять образовал сугроб у ворот гаража, да и сам двор Домика оказался на целый фут покрытым снегом. Чем скорее они доставят Елену в Белкастер, тем лучше. Найджел нашел лопату и принялся за дело. Снег хоть и успел слежаться, но был рыхлым, точно глазированный сахар. Найджел отбрасывал его целыми комками. Наконец он открыл дверь гаража, прогрел мотор, завел свой «ситроен» и, дав задний ход машине, выехал из гаража. Подъездная дорога к заднему двору поднималась вверх по склону холма, и в этом месте при наличии передних ведущих колес автомобилю не за что было зацепиться на поверхности земли. Автомобиль съехал на обочину, и мотор заглох. Найджел завел его снова и въехал обратно во двор. Десять минут ушло на то, чтобы выкопать две колеи вдоль подъездной дороги. Найджел опять дал задний ход машине, которую мотор заставлял карабкаться вверх по холму, пока не повернул ее в нужном направлении.

Когда Найджел вошел в холл Домика для гостей, то увидел на столе письма, адресованные профессору Рэгби. Одно из них было надписано крупным детским почерком, и Найджел решил, что это письмо анонимное. Очевидно, какой-то сумасшедший обрушивался на профессора за то, что тот плохо смотрел за своей дочерью: трагедии других всегда заставляют разных анонимщиков, психопатов и даже представителей властей вспоминать о всяких мерзостях.

Сначала Найджел решил уничтожить это письмо, но потом передумал и, взяв почту, поднялся наверх. Елена была уже одета. Она даже кое-что съела за завтраком. Найджел отослал человека в штатском, стоявшего у дверей, завтракать. Клэр с тревогой посмотрела на Найджела.

— От Спаркса пока никаких известий, — сказал Найджел. — Елена, тут несколько писем для вашего мужа. Одно из них я собираюсь вскрыть.

Она равнодушно кивнула головой.

Найджел уставился на лист бумаги и стал читать:

— «Того, кто найдет это, очень прошу отослать профессору Алфреду Рэгби, ЧКО. Даункомби. Домик для гостей. Это научный эксперимент. Вознаграждение 5 фунтов».

Найджел стал читать с обратной стороны. Нетерпение его росло по мере того, как глаза бегали по строчкам.

— Кто такая Синдерс?

— Ну, это давнее прозвище Люси, — сказала Елена.

— Я так и думал. Это не розыгрыш. Читайте!

Наклонившись поверх его плеча, обе женщины стали читать:

— «Глава вторая. Где я нахожусь?

На следующее утро чокнутая, которую Синдерс должна была называть тетя Энни, привела ее в комнату в передней части дома. Она разрешила Синдерс, которую по какой-то идиотской причине называла Ивэн, выглянуть в окно. Внизу стоял человек по имени Джим. Он принес молоко. Был там и другой человек. Он стоял в дверях. Синдерс увидела только его макушку. „Вероятно, он живет в доме и сторожит Энни“, — подумала Синдерс. Джим помахал ей рукой. И она тоже махнула ему. На нем были высокие сапоги, старая армейская шинель и красная шерстяная шапка. „Не смей звать на помощь, — прошипела чокнутая, — или я воткну в тебя этот шприц“. И поэтому Синдерс не позвала. Она ненавидела уколы с тех пор, когда еще была маленькой и болела.

Панорама из окна открывалась замечательная. Покрытые снегом холмы лежали как замерзшие волны взбаламученного моря. Один холм слева привлек ее внимание. Он был конический. На его вершине росла группа деревьев, четыре или пять. Коттедж стоял на склоне холма, по крайней мере, участок земли под ним переходил перед домом в долину. Внимательный взгляд Синдерс заметил строения, относящиеся к ферме, совсем близко справа. Видимо, оттуда приносили молоко. Только этот дом и можно было видеть. Окно, из которого смотрела Синдерс, вверху было стрельчатым, с белыми деревянными перекладинами, которые закрывали вид из окна. Синдерс не могла ничего видеть больше, потому что чокнутая задернула занавески и с грязными ругательствами велела ей убираться в свою собственную комнату. Синдерс отправилась туда. Но еще раньше она заметила на стене фотографию бородатого мужчины в берете и плаще, как у ее отца».

— Семь при десятибалльной системе за правописание, десять за сочинение, — сказал Найджел, обдумывая, — сто за находчивость.

— Как оно попало сюда? — спросила Клэр.

— Смотри. Видишь эти едва заметные линии сгиба? Она сделала из бумаги голубя и бросила его из окна.

— Но…

— А какие-то дети, я думаю, подняли его — ведь ни один взрослый не обратит на него внимания — и, прочитав о вознаграждении, отправили письмо по почте. К сожалению, впопыхах они забыли надписать свой адрес, куда мы должны отослать вознаграждение.

— Но на конверте почтовый штемпель Лонгпорта, — сказала Клэр.

— Быстро! — закричала Елена. — Поехали туда сейчас же!

Найджел уже спускался по лестнице, чтобы позвонить Спарксу. Ожидая у телефона ответа на свой вызов, он думал об имени в этом пространном сочинении. Ивэном они называли Люси, желая создать видимость того, что Ивэн все еще находится в коттедже. Нет сомнения, они Люси называли Ивэном.

Пять минут спустя они уже мчались из Даункомби в Белкастер. Клэр сидела за рулем, Найджел рядом с ней, а человек в штатском, которому не дали кончить завтрак, сидел позади с Еленой Рэгби…


Петров с трудом тащился по дороге, ведущей к Эггерсуэллу. Он был в ярости. Но ярость его обычно не улетучивалась в пространство, а находила объект приложения. За две мили до этого места его автомобиль занесло в сугроб, из которого он выбирался минут десять. Сугроб был длиной ярдов в двенадцать и доходил Петрову до бедра. В багажнике лежала лопата. Но если бы Петров решил прорыть для машины коридор в сугробе, то на это потребовалось бы слишком много времени. Петрову нельзя было себе этого позволить. Кроме того, на дороге мог появиться еще один автомобиль, водитель остановится и начнет задавать ему ненужные вопросы.

Петров откопал передние колеса, залез в автомобиль, и дал задний ход. В сотне ярдов была небольшая роща. Петров вышел из машины и обследовал дорогу. В рощице снег был не столь глубок. Он проехал еще немного, затем поставил автомобиль между деревьями так, чтобы его нельзя было заметить со стороны дороги.

Еще несколько минут он сидел в автомобиле, изучая карту местности. Его никто не должен видеть в Эггерсуэлле — какие чудные названия дают англичане своим деревням!

Он должен сойти с дороги за четверть мили до деревни и затем пробираться по полю. Кроме того, ему следует избегать людей с фермы около Коттеджа контрабандистов, а это удлинит его окольный путь.

Петров думал о времени и расстоянии. Прошло около пятидесяти минут, как он убил профессора. Вполне возможно, что сначала в этом будет заподозрен один из тех, кого он нанял. Попытки задержать его, когда он покидал кафе, сделано не было. Тем не менее рано или поздно какой-нибудь тупица из этих английских полицейских начнет интересоваться человеком, который так долго разговаривал с профессором в кафе прошлым вечером, и его описание будет обнародовано. Но, подытожил Петров, у него есть еще несколько часов в запасе.

Досадно, конечно, что он потерял трех человек и фургон, в котором собирался перевезти профессора и его маленькую дочь, живыми или мертвыми. Все зависело от того, как скоро профессор выдаст свою информацию. Правда, еще был автомобиль Пола Каннингема, который, возможно, больше и не понадобится. Петров мог бы доехать на нем до рощицы, разделаться там с Люси и Полом и уехать с Энни. Не исключено, что у него не будет времени закопать тела Пола и Люси. Но даже и непогребенные, они могут остаться незамеченными недели, если не месяцы.

Петров вышел из машины, закрыл дверцы на ключ, нащупал револьвер в кармане пальто и, беззвучно насвистывая, отправился в путь…


В Коттедже контрабандистов его ждали Энни и Пол, но с разной степенью нетерпения. Прошлым вечером они слышали сообщение по радио об исчезновении Рэгби. Петров должен был приехать вместе с профессором либо без него. Таков был план, который он сообщил Энни в воскресенье по коротковолновому передатчику. Но, очевидно, случилось что-то непредвиденное, возможно, дорогу завалило снегом.

Они узнали также о том, что было обнаружено тело Ивэна. Тут Энни набросилась на Пола, словно ведьма, нагнав на него панику. Она продолжала ворчать на него и утром.

— Если бы я хоть немного соображал, — сказал он, — то смылся бы отсюда еще вчера вечером.

— Соображал! Ты ничего не соображаешь, потому что трясешься за собственную шкуру: боишься, попадешь в еще один снежный буран и замерзнешь там, как этот жалкий мальчишка, которого ты оставил умирать.

Он с раздражением подумал, что даже самая неженственная женщина обладает способностями ее пола бесконечно и неустанно говорить об одном и том же, точно капли воды, долбящие камень.

— Ты как китайская пытка водой, — заметил Пол.

— На каком расстоянии от станции ты бросил его?

— Я уже говорил тебе десятки раз: в ста ярдах. Он, должно быть, сбился с пути и стал ходить кругами. Я не бросал его умирать!

— Ты понимаешь это по-своему. Ты бросил его, и он умер, если так тебе больше нравится.

— Ради Бога, перестань! Разве ты не видишь главного? Это привело к тому, что в округе полно полиции. Мы должны уехать отсюда, пока есть шанс.

— Мы должны ждать, пока Петров приедет сюда или позвонит.

— Петров, как и мы, слышал сообщение по радио прошлым вечером. И отправился в Лондон. Поэтому его и нет здесь, моя бедная Энни. Как всякий хороший коммунист, Петров обучен спасать собственную шкуру и оставил своих подопечных товарищей нянчиться с ребенком.

Энни Стотт не поддалась на провокацию. Она как раз думала о ребенке, которого они держали взаперти. Энни прошла тяжелую школу жизни: она обожала упорство и смелость, и за последние день или два, прошедшие с тех пор, как Люси пыталась убежать, Энни прониклась уважением к этим качествам маленькой девочки. Люси редко хныкала, всегда была чем-то занята и использовала наилучшим образом то, что было под рукой в том неестественном образе жизни, который она вела.

Пол также был настроен в пользу девочки, но лишь потому, что та не доставляла ему хлопот. Все, чего он хотел теперь, так это сбыть ее с рук. Если он сможет это сделать, не причинив себе вреда, он сделает. Сегодня вечером, когда Энни заснет, он тайком пронесет девочку в свою машину, высадит в любой деревне, где она смогла бы постучаться в какой-нибудь дом, и уедет. Кроме этой, он не видел никаких иных возможностей. Такова была примитивная реакция убийцы, который надеялся, что если его руки не запятнает кровь, то все содеянное им исчезнет, точно дурной сон.

Наверху Люси засунула скакалку за шкаф. В первый день после попытки бежать она могла скакать только на одной ножке. Но теперь боль в ее вывихнутой лодыжке прошла, и она могла прыгать, как всегда. Если ты попал в плен, как-то сказал ей отец, то важно по возможности сохранять себя физически здоровым. Чтобы, когда появится возможность бежать, у тебя будет лучший шанс на успех. Папа знал. Он ведь был в плену и бежал. Люси верила ему во всем. Она знала, что он должен прийти и спасти ее. Нужно было только терпеливо ждать и быть готовой. И такой, чтобы она не была тяжкой обузой для него, когда им обоим придется бежать. Отец также говорил ей, что военнопленные, которым удалось выжить в лагерях, всегда чем-то занимали свой ум. Они не сидели и не предавались грустным размышлениям. Раскрасневшись после прыжков со скакалкой, Люси взяла бумагу и карандаш и стала вспоминать всех животных, которые начинались на букву «А». Затем она принялась перечислять города на букву «Л». Она посасывала свой карандаш, в раздумье глядя в окно, когда произошло удивительное событие.

На вершине отвесного утеса, которая находилась на уровне окна, возникла голова мужчины, затем его тело и ноги. Он казался огромным, словно статуя. Это было первое живое существо, которое Люси видела из своего окна. Минуту он стоял не двигаясь, затем зашагал вдоль снежного сугроба, скрывшись из виду, вспахивая снег, вылетавший из-под его сапог, словно легкий дымок. Своей неуклюжей походкой он напоминал Люси медведя. Это, должно быть, друг, которого ждала Энни. Однако странно, что он приближается к коттеджу окольным путем, вместо того чтобы идти по дороге мимо фермы. «Это гангстер, — решила Люси, — хотя он похож на него не больше, чем Пол и Энни. Но он, конечно, может оказаться и полицейским в штатском платье, который ищет меня». И она была удивлена, когда этот увалень забарабанил в окно.

Петров стряхнул снег с сапог и вошел в дом. Шаги в холле были для Пола первым признаком его появления в доме. Энни поспешила встретить гостя. Пол Каннингем съежился в своем кресле у камина. Он уверил себя, что Петров никогда не появится. Но грохочущий голос в холле не оставлял на этот счет никаких сомнений.

— Итак, вы здесь, в тепле и уюте. — Петров подошел к огню, чтобы подсохли его брюки. — Я проделал немалый путь и проголодался.

Пол встал, чтобы принести еду, ему нужен был предлог, чтобы уйти из комнаты, которую заполняла массивная фигура Петрова.

— Нет-нет. Сидите. Сначала разговор, потом еда.

— Вы получили ее? — нетерпеливо спросила Энни.

— Информацию? Нет.

— Но… но разве Рэгби не с вами?

— Профессор Рэгби находится вместе со своими праотцами.

— Я не…

— Я должен был избавиться от него. Он подстроил мне еще одну ловушку. Я задушил его. Вам холодно, мистер Каннингем?

— Нет, что вы.

— Но вы дрожите.

Пол понял, что Петров разъярен, несмотря на спокойный внешний вид, и задрожал еще больше, не сумев сдержать себя. Он облизнул губы и осмелился спросить:

— Следовательно, мы должны признать свое поражение?

— Заткнись! — Петров обернулся к Энни: — Почему вы не возвратили мальчишку в Лондон, как вам было приказано? Он все еще в этом доме?

— Он умер. Его тело нашли вчера. Разве вы не слышали сообщения по радио прошлым вечером, товарищ?

— Нет, не слышал. Расскажите подробнее, пожалуйста.

— Об этом вам может рассказать Каннингем, — злобно сказала женщина.

— Неужели? Тогда послушаем его. Вам что, очень жарко, Каннингем? Лучше отойдите от камина. Вы же вспотели.

— Это не моя вина! — Голос Пола сорвался до фальцета.

— Ну, об этом следует судить мне. Говорите.

Пол рассказал историю этого путешествия сквозь снежный буран. В присутствии грозного Петрова финал этого путешествия предстал в куда более неприглядном свете, чем прежде.

— Понимаю. Вы струсили. — Маленькие сулящие угрозу глазки Петрова впились в лицо Пола. — Я ошибся, выбрав вас. Ошибку следует исправить. Не потеряли ли и другого ребенка, Энни?

— Конечно нет. Она наверху. Вы же слышите, как она прыгает.

Люси, надев башмаки, прыгала так громко, как могла, желая привлечь внимание посетителя, если тот был полицейским, разыскивающим ее. Кричать она не осмеливалась, памятуя об уколе.

— Надеюсь, вы не скучали в компании с ней, — сказал Петров. — Теперь это кончится.

— Вы увозите ее? — спросила женщина как-то неуверенно.

— Мы все скоро покинем это место, но у каждого свое предназначение.

— Надеюсь, — пробормотал Пол.

— Надежда, мистер Каннингем, как говорит ваш поэт, всегда живет в человеческом сердце. К сожалению, ваша неумелая работа изменила мои планы. Этот мертвый мальчишка заставил какого-то олуха полицейского догадаться о подмене.

— У нас был местный полицейский, — подобострастно заметил Пол, — когда обходил свой район в поисках Люси.

— В другой раз такого не произойдет, дорогой сэр… после того, как будет обнародовано описание мертвого мальчишки.

— Ну что о нем вспоминать! — произнесла Энни.

— Джим, рабочий на ферме, сказал мне, что этот полицейский в больнице, и в тяжелом состоянии.

— Какие драматические события произошли с вами всеми тут!

— Действительно профессор мертв? — резко спросила Энни.

— Вот те на! Уж если я убиваю кого-нибудь, то он не возвращается к жизни. — Петров ухмыльнулся собственной шутке. Полу показалось, что это ухмылка крокодила.

— Не обращайте внимания, Энни, вы не совершили никакой ошибки. Партия вас не забудет. — Петров ткнул пальцем в сторону Пола: — Теперь еду. Да поживей. И много черного кофе.

Когда Петров и Энни остались одни, он доверительно обратился к ней:

— Если кто-нибудь поинтересуется, то я — отец Ивэна, приехал забрать его домой. Теперь о моем плане. Упакуйте свои вещи, разберите передатчик, отнесите все в багажник машины Каннингема. Мы все четверо доедем до того места, где я оставил машину, в лесу, за две мили отсюда. Мы не можем ждать, пока стемнеет. Должны выехать через полчаса. Может ли автомобиль доехать до деревни?

— Да. Путь утрамбован трактором.

— Ну, тогда проехать можно. Я прошел по этой дороге большую часть пути. Доедем до сугроба, где застряла моя машина. Закопаем эту машину в сугроб как можно глубже. Потом доберемся до моей машины и поедем на ней по главной дороге на запад. У меня в Плимуте контакты. В случае необходимости машину бросим и сядем на поезд. — Он энергично потер руки. — Если повезет, проскочим. В чем дело? Вы можете предложить что-нибудь лучше?

— Нет. Но мы не можем взять… а что мы сделаем с Люси и Полом?

— Ну, это просто. Оставим их в машине Пола.

— Но…

— Сначала я хотел оставить их в лесу, где стоит моя машина. Но по дороге сюда я придумал кое-что получше. Перед отъездом мы поднимем прощальный кубок, все четверо. В два из них вы добавите наркотик. К тому времени как мы доедем до сугроба, двое из нас уже уснут. Прекрасно. Мы въедем на машине в сугроб, если нужно будет, набьем снега в выхлопную трубу и оставим мотор работать. Вскоре выхлопные газы совсем усыпят их. Я уверен, что снег пойдет опять. Машину занесет. Это пустынная дорога. По пути сюда мне никто не встретился.

— Понимаю.

— Вся прелесть этого плана в том, что он запутает следы. Понимаете? Пропавший ребенок будет обнаружен в автомобиле вместе с похитителем, который пытался вывезти девчонку из данного района. В багажнике у него, кроме того, будет разобранный передатчик. Полиция нашла преступника. После этого они не будут столь жестоки… Вы все еще сомневаетесь, товарищ?

Энни покраснела и опустила глаза.

— Так ли необходимо… ликвидировать их?

— Почему вы должны беспокоиться? — Петров кивнул головой в сторону кухни. — Это дерьмо… кто о нем заплачет? Из-за его трусости и глупости сорвались все мои планы. Вы что, влюбились в него?

— Не говорите глупостей. Это Люси. Я думаю о ней. Какой смысл убивать ее?

— А что вы предлагаете? Запереть ее в комнате, чтобы она там голодала? Взять с собой и вежливо вручить полицейскому? Она слишком много видела. Вы же знаете, что ребенок годится только для одноразового применения.

Как это произошло, Энни сама не поняла. Она не принадлежала к числу женщин, которые отличаются тонкой чувствительностью или интуицией. Не много в ней было от этих качеств, чтобы гордиться ими. Но она вдруг почувствовала какую-то фальшь в словах Петрова. Она преисполнилась уверенности, что ему нравится убивать и он получит удовольствие от убийства маленькой девочки. Она стала размышлять о смерти профессора. Если секретные сведения, в которых они нуждаются, может выдать только живой профессор, то непонятно, почему Петрову понадобилось его убивать. Она смотрела, как он пожирает, точно животное, еду, которую принес Пол. Петров сказал, что профессор подстроил ему западню во время этого свидания: полицию, а возможно, и солдат. Нужно ли было Петрову душить профессора для того, чтобы скрыться? На это требовалось время, хотя дорога была каждая секунда. А кроме всего, у Петрова ведь был еще револьвер.

Энни спросила у него о ловушке. То, что он ответил ей с набитым едой ртом, лишь подтвердило ее подозрения. Он даже немного похвастался насчет схватки, следы которой остались на нем. «Его ярость и ожесточенность еще не прошли, — подумала она. — Он хочет убить Люси лишь из чувства неутоленной мстительности. Петрову нельзя доверять».

Недоверие считалось смертельным грехом в тех политических кругах, где, вращалась Энни. Но недоверие к Петрову позволяло ей уклониться от безоговорочного подчинения указаниям старшего товарища по партии, чему она неуклонно должна была следовать.

— Я должна разобрать передатчик, — сказала Энни коротко.

Она тихо поднялась наверх и вошла в комнату Люси, приложив палец к губам.

— Мы скоро уезжаем. Надень на себя все, что можешь. До отъезда мы немного выпьем с нашим другом, который только что прибыл.

— Я видела его!

— Тсс! Сделай вид, что пьешь, но вылей это куда-нибудь. Вскоре после отъезда прикинься, что хочешь спать.

— О, я еду с вами?

— Да. И не просыпайся… пока машина не остановится и мы тебя не покинем.

— Но я не…

— Обещай, Люси! Если ты не сделаешь все в точности, как я сказала, с тобой может случиться большая беда.

— О, хорошо. Я обещаю.

— Ты славная девочка. — Энни наклонилась и неловко поцеловала Люси в макушку.

Когда Энни спустилась, Петров стоял у лестницы внизу.

— Что вы там делали? — недоверчиво спросил он.

— Передатчик в этом чулане. Я быстро.

— Вы когда-нибудь выдергиваете штепсельную вилку? — Петров сделал два шага по лестнице.

— Посмотрите. Мне некогда. Мы должны вот-вот уехать. Лучше бы последили, как Пол прогревает мотор.

— Думаю, вы правы.

— И не спускайте с него глаз, а то еще уедет без нас.

— Доверьтесь мне, товарищ Стотт, — ответил Петров весело.


За полчаса до того, как Люси увидела фигуру человека, возникшую на снежном холме за ее окном, Найджел и его сопровождавшие сидели в офисе Спаркса в Белкастере.

Елену Рэгби, не знавшую о том, как много потрудился Спаркс, явно раздражала его неторопливость.

— Вы уже нашли этот дом?

— Да. Мы также отыскали вашего мужа.

Елена побледнела.

— О, я рада. Он здесь?

— Он в больнице. Очень серьезно ранен, но врачи считают, что есть надежда.

— О Боже! Можно мне видеть его? Нет, это подождет. Сначала мы должны спасти Люси.

— Я вынужден напомнить вам, миссис Рэгби, что вы находитесь под арестом. Вы здесь для того, чтобы сделать заявление.

— Да. Да. Я сейчас. Однако есть вещи более важные.

В глубине души Спаркс восхищался и поражался повелительными манерами этой седой женщины. Но он ответил твердо:

— Об этом судить мне, мадам.

Она ударила кулаком по колену.

— О эта британская страсть к законности! Разве вы не понимаете, что Люси находится в страшной опасности?

— Но вы были первопричиной ее нынешнего положения, — внушительно заметил Спаркс. — И вы несете ответственность за то, что ваш муж находится в тяжелом состоянии. Вражеский агент, с которым он шел на встречу, напал на него и бросил умирающего.

Елена обхватила голову руками.

— Где теперь этот человек… агент? — прерывающимся голосом пробормотала она.

— Последний раз его видели, когда он направлялся к Лонгпорту. Дом, в котором заключена ваша падчерица, находится в нескольких милях от него к югу, на склоне холма у Эггерсуэлла.

— Он собирается убить ее. Я знаю. Я чувствую это. — Елена приложила руку к сердцу жестом одновременно театральным, но и в высшей степени искренним.

— И такое возможно.

— Тогда почему вы сидите здесь сложа руки? — воскликнула она. — Вы знаете, что она уже мертва?

— Успокойтесь, мадам. Мы контролируем положение. Через несколько минут я отправляюсь туда.

— Я поеду с вами.

— Боюсь, это невозможно.

Встретив умоляющий взгляд Елены, Найджел тут же вмешался:

— Одну минуту, мистер Спаркс. Это место окружено?

— Пока нет. Но деревня находится под наблюдением. — Суперинтендант показал карандашом в сторону крупномасштабной карты на стене. — Вот здесь деревня. Дом, он называется Коттедж контрабандистов, немного выше. Недалеко находится ферма, о которой упоминает Люси. Если человек, напавший на профессора, попытается добраться до коттеджа, он пойдет вот по этой дороге и будет остановлен полицейской машиной на краю деревни.

— Но допустим, он выйдет из своей машины и пойдет пешком?

— Я не могу предвидеть каждую случайность. В моем распоряжении нет армейских сил, — недовольным тоном ответил Спаркс. — Сержант из полицейской машины оставил одного человека на ферме Туэйтов, чтобы наблюдать за коттеджем.

— Это великолепно. Похитители не должны знать, что мы напали на их след. Дело в том, что этот Икс — убийца. Если он доберется до коттеджа и увидит, что находится в окружении, инстинкт заставит его убить Люси и прорываться вместе с остальными из окружения.

— Он далеко не уйдет.

— Возможно, и так. Но…

— Смотрите. Я еду из Эггерсуэлла по одной из двух главных дорог, на север или на юг. Когда я проезжаю через деревню, то натыкаюсь на снегоочистители на более короткой дороге. Здесь и здесь.

— Чтобы они освободили путь беглецам?

— Чтобы они набросали снег на дорогу… искусственные сугробы. Это преграда лучше, чем любая полицейская машина. Кроме того, люди в моей машине не вооружены.

— Кто сказал, что полиции недостает находчивости? Но сейчас наша задача — проникнуть в Коттедж контрабандистов и схватить этого Икса и его подручных до того, как они убьют своего заложника. Мы должны захватить их врасплох.

— Это невозможно.

— Нет, возможно. Есть лишь один человек, которого они ни в чем не заподозрят.

— Я против.

— Понимаю, — сказала Елена. — Вы имеете в виду меня?

— Да.

— Но миссис Рэгби находится под арестом.

— К черту формальности, дружище. Разрешите ей в одиночку направиться в коттедж и попытаться отвлечь их внимание, чтобы мы могли подготовиться и двинуться на них.

— Да, удачная мысль, — с сомнением произнес Спаркс. — Но как она объяснит свое появление?

— Я покажу им послание Люси. Скажу, что получила его сегодня утром и тут же отправилась в путь. Буду делать вид, что я до сих пор на их стороне и пришла, чтобы предупредить их.

— Думаю, что вы должны разрешить ей это, — сказала Клэр. — Она хочет как-то загладить вину. Разве вы не понимаете?

Несколько минут Спаркс размышлял. Затем с решительным видом встал.

— Хорошо, — произнес он.


Глава 13

Расплата


1 января

Клэр Мэссинджер вела «ситроен», следуя за двумя машинами, в которых находились вооруженные полицейские. На заднем сиденье Елена кусала ногти, а сержант Дикэн про себя молился Богу, когда Клэр лихо, но умело срезала углы на покрытой снегом дороге. Сидя рядом с ней, Найджел изучал крупномасштабную карту местности. До Эггерсуэлла оставалось четыре мили. Они приближались к нему с юга, в отличие от Петрова, который подъехал к деревне с противоположного направления. Слева от них, когда они мчались по напоминающей «американские горки» прибрежной дороге, было море. Полицейские машины на какой-то момент остановились, и Спаркс перекинулся словом с водителем желтого снегоочистителя. После этого они свернули на север, на узкую дорогу, ведущую к деревне. Когда три автомобиля проехали, снегоочиститель принялся сгребать снег.

Найджел изучил карту. Коттедж контрабандистов, обведенный красным кружком, был на полпути к западу между горизонталями, обозначающими холмы, и Эггерсуэллом. Петляющий пунктир изображал дорогу, соединяющую коттедж и примыкающую к нему ферму с деревней. Глядя на горизонтали, Найджел пытался прикинуть, сколько времени они еще могут ехать по дороге, оставаясь в «мертвом пространстве», то есть невидимыми из коттеджа. Три или четыре сотни ярдов, решил он. Не более.

— Как супер узнал, что это то самое место? — спросил он, оборачиваясь к сержанту.

— Очень просто, сэр. Я родился в Эггерсуэлле. И сразу же узнал коттедж по вашему описанию, когда вы звонили по телефону. Эти стрельчатые окна на втором этаже, о которых упоминает девочка. И конический холм с купой деревьев. Мы сейчас объедем его. О Боже! — воскликнул он, когда автомобиль съехал в сторону и стал крутиться, разбрасывая снег в стороны.

Клэр нажала на акселератор, автомобиль въехал на дорогу и помчался вперед.

— Кто владелец коттеджа?

— Джентльмен из Оксфорда. Думаю, он редко бывает здесь. Может быть, неделю-другую летом. Сдает на время друзьям или арендаторам. Уединенное местечко. Я бы не поехал сюда на праздники. Когда-то, лет двести назад, возможно, тут бывали контрабандисты. Они привозили с моря свой товар на повозках и хранили в подвале, пока могли продать его без всяких помех на берегу.

— Думаю, что с точки зрения стратегии коттедж весьма подходил для таких дел.

— Безусловно, сэр. Случись что, местность из него хорошо простреливается, хотя я никогда о таком не слыхивал.

— Можно ли подойти к дому с тыла?

— Пешком можно. Зависит от того, какой толщины снег. Супер собирается послать пару ребят с той стороны, если преступники попытаются ускользнуть через задний ход с тыла по холму вверх. Проклятые идиоты! Извините, мадам.

— Скорее! Пожалуйста, скорее! — торопила Елена, нервно переплетая пальцы. Они миновали конический холм и ехали теперь по неровной, бугристой местности с хлопьями снега на кустарнике, молодых деревьях, веточках куманики, которые были слева, и кочковатому пастбищу, постепенно уходившему вверх, справа.

— Это выгон Тома Блоджета. Ну, теперь только миля осталась. Господи!

Повернув, Клэр увидела в тридцати ярдах от себя черную полицейскую машину. Если бы она затормозила резко, то не избежать бы заноса или столкновения. На узкой дороге разминуться было невозможно. Она снизила скорость и, выключив двигатель, мягко затормозила. «Ситроен» замедлил ход, въехав в сугроб точно в пуховую перину. Клэр снова снизила скорость и остановилась в шести футах от полицейской машины, из которой уже начали выскакивать люди.

Найджел вышел из машины и побежал вперед. Дорогу перед машиной суперинтенданта блокировал большой фургон, с водителем которого Спаркс вступил в яростную перебранку.

— Кто вы такой, подумаешь! Стерлинг Мосс? — кричал водитель из кабины.

— Не хами! Съезжай с дороги. У нас срочное дело.

— Вы хотите, чтобы я тащил задним ходом эту махину целую милю? Пошевелите мозгами.

— Именно это ты и сделаешь, парень. После того как мы обыщем кузов. Открой заднюю дверь. Да поскорей!

Водитель спустился вниз, не переставая ворчать, и распахнул заднюю дверь фургона. Спаркс прыгнул в него.

— Что вы там ищете? Ворованные товары?

— Да! — крикнул Спаркс из кузова.

— Но это же клевета на меня, — заметил водитель с нескрываемым удовольствием. — Подождите, вот мой хозяин узнает об этом!

— Все в порядке, — сказал Спаркс, спрыгивая на землю. — Теперь подавай свой драндулет задним ходом, пока мы не сможем разъехаться.

— Задницей, — пробормотал водитель, влезая на свое место в машине.

Это был один из тех больших фургонов, задней части которых водитель не видит, пока не высунется из окна кабины. На все требовалось время. Задние колеса быстро вращались, и автомобиль не мог тронуться с места, он лишь утрамбовывал под собой снег и делал более скользкой поверхность земли. Потребовались бешеные усилия восьми полицейских, толкавших машину сзади, чтобы она сдвинулась с места и, точно покалеченная улитка, проползла ярдов тридцать. Здесь дорога круто поворачивала. И на этом месте то ли из-за своей проклятой халатности, то ли из-за трудной дороги, ведя машину слишком далеко от канавы слева и не заметив канавы справа, водитель и угодил в нее задним колесом. Послышался приглушенный шум. Фургон перевернулся, давно изношенный задний мост сломался. Дорога на Эггерсуэлл была безнадежно перекрыта…

В гараже Коттеджа контрабандистов Пол Каннингем пытался завести свою машину, а Петров, наблюдая за ним, курил. Пять минут назад он положил багаж в заднее отделение кузова автомобиля. Но автоматический стартер не действовал, и мотор не заводился, даже не чихал.

— Когда в последний раз вы ездили на этой развалюхе? — сердито поинтересовался Петров.

— День или два назад. Все было в порядке.

— Разве вы не получали приказаний прогревать мотор ежедневно?

Лязганье стартера заглушило его слова. Петров сел на место водителя, отпихнув Пола в сторону.

— Смотри, проклятый ублюдок, у тебя тут все засорилось.

— Да? Сами заводите эту чертову машину! — мрачно пробормотал Пол.

— Не смей так со мной разговаривать! Открой капот. Нужно прочистить свечи.

— Я не умею это делать, — пролепетал Пол.

— Ты умеешь, видимо, лишь путаться с мальчиками.

— Послушайте, я…

— Заткнись! Где набор инструментов? Надеюсь, тут есть гаечный ключ, или ты потерял его, как и свою голову?

Пол передал ему набор инструментов и открыл капот машины. Наклонившись над мотором, Петров стал отсоединять мокрые провода. Пол украдкой взял большой гаечный ключ из набора инструментов на полу. Он никогда никого так не ненавидел, как этого жестокого великана. Он заметил пятно на его бычьей шее, куда наметил нанести первый удар, и поднял гаечный ключ.

В следующее мгновение он уже летел в направлении стены гаража. Мощная рука схватила его за лацканы, а другая тяжело ударила три раза, разбив ему скулу. Скорчившись и воя, Пол тяжело оперся о стену.

Петров даже не взглянул в его сторону. Он стал аккуратно снимать и прочищать свечи. Его движения казались неторопливыми, словно у него впереди было целое утро. Он насвистывал сквозь зубы, то и дело поглядывая из-за двери гаража во двор. Но на дороге никого не было. Работник с фермы ехал на тракторе, направляясь к деревне. С крыши гаража свисали сосульки, похожие на зубья огромной гребенки.

Через пять минут свечи снова оказались на своем месте. Петров нажал на стартер. Мотор ожил и заработал. Минуты две он прогревал его. Датчик показывал, что бензобак был на три четверти полный. Петров выключил мотор и вышел из машины. Осмотрел цепи на задних колесах. Они были в порядке. Взглянул на Пола Каннингема, сидящего у стены и поглаживающего свою щеку, подумал, не прикончить ли его тут же на месте, и, наконец, открыв заднюю дверцу машины, втолкнул его в машину.

— Оставайся здесь. Мы скоро выйдем.

Молодой человек, совершенно запуганный, улыбнулся, жалкой улыбкой и кивнул головой. Петров, взяв ключи зажигания, вернулся в коттедж.


— Дорога прочно блокирована, — сообщил Найджел, вернувшись к тому месту, где стоял «ситроен».

— Что же нам теперь делать? — спросила Клэр.

— Люди Спаркса остальной путь проделают пешком. Нам лучше всего последовать их примеру. Хотя подождите минуту. — Он обратился к сержанту: — Вы хорошо знаете местность. Мы можем добраться напрямик?

— Пешком? Конечно, сэр, но…

— Нет, проехать. По открытому пространству. Можем ли мы пересечь поле и выехать на дорогу перед фургоном?

— Машина не пройдет.

— Эта машина, — сказала Клэр, — преодолеет на своем пути все, кроме реки и дома.

Глаза сержанта загорелись.

— Думаю, надо проехать через несколько полей и двор фермы старого Тома.

— О'кей, влезайте. Эй, Спаркс! — крикнул Найджел. Суперинтендант с трудом выбрался на дорогу. — Мы хотим проехать через эти ворота. Откройте их.

— Вы сошли с ума.

— Сильный ветер сдул много снега со склонов на дорожки между изгородями. А на полях его не так уж много.

Спаркс распахнул ворота в поле. Клэр с помощью рычага подняла машину над землей, подождала минуту, пока пассажиры в ней не почувствовали себя сидящими как в паланкине на спине слона, затем, перенеся ее через канаву, которая была здесь не столь глубокой, опустила машину на землю уже в поле.

— Подождите минуту. Я поеду с ними, — проревел Спаркс своим людям на дороге.

Одна группа людей должна была двигаться трусцой по дороге к деревне, другой же он приказал следовать в их машине за «ситроеном».

Сержант Дикэн, сидевший теперь рядом с Клэр, обладал просто фотографической памятью.

— Поезжайте по тропе, мисс, — сказал он.

— Какой тропе?

— Которая по диагонали пересекает поле. Ворота в дальнем углу.

На малой скорости они протряслись по пастбищу. Да, в конце его были ворота. Спаркс спрыгнул с машины и открыл их.

— Теперь видно ферму Тома. За следующей изгородью. Держите на изгородь ниже дымовой трубы. Там еще одни ворота.

Вскакивая на машину, Спаркс обернулся и увидел, что полицейская машина застряла посреди поля. Она ехала по следу, проложенному первой машиной. Но ее низкий клиренс не позволил ей, как «ситроену», преодолеть засыпанную снегом небольшую рытвину.

— Если не сможете выбраться, идите пешком! — прокричал Спаркс своей команде.

Клэр доехала до следующих ворот. Машина миновала и их, трясясь, словно больной малярией, в тех местах, где выбоины от тележных колес и следы копыт превратились под снегом в крепкий лед.

— Обогните амбар, мисс. Держитесь края двора. Здесь у Тома навозная куча. Скоро выедем на подъездную дорожку к его дому, а потом через пятьдесят ярдов снова на нашу дорогу.

Заворачивая за амбар, они распугали кур и гусей. Румяный старик, поначалу онемевший от удивления, принялся ругать их на чем свет стоит. Казалось, он хотел бы проткнуть сидящих в автомобиле своими вилами, бросив их на кучу навоза.

Наконец он сумел открыть рот:

— Какого черта вам тут нужно? Убирайтесь с моей земли!

Сержант высунул голову из окна.

— Доброе утро, Том. Извините, что потревожили вас. Должны были сократить путь. Дело полиции.

— Ладно. Это молодой Чарли Дикэн, не так ли? Давненько не видел тебя. — Фермер подошел к машине, опустив вилы. — А кто эта молодая леди?

— Мой водитель. Суперинтендант сзади. Все остальные — важные лица.

Фермер стоял перед машиной, пытаясь осознать всю необычность подобного визита.

— Том, мы спешим. Не можем останавливаться. Поехали, мисс.

Клэр включила мотор и медленно двинулась вперед. Неподвижно стоявший фермер в последний момент сделал шаг в сторону, угодив в навозную кучу. Проезжая мимо него, сержант, которого охватила эйфория, высунулся из окна машины и сказал:

— До скорого свидания, Том. Мы хотим взорвать Коттедж контрабандистов.

— Не будет толку, — заметил фермер своей жене несколько минут спустя. — У молодого Чарли нет пушек в машине.

К этому времени «ситроен» въезжал в Эггерсуэлл.

— Где эта чертова полицейская машина? — спросил Спаркс.

— На том конце деревни, сэр. Вы сказали Энтикопу ждать там.

У деревенской лавки стоял огромный трактор, тихо работая вхолостую. Когда они подъезжали, на пороге лавки показался шофер — мужчина в высоких сапогах, старой армейской шинели и красной шапке.

— Стой! — приказал Найджел. Клэр выполнила убийственный маневр скольжения на крыло и остановила «ситроен» в нескольких футах от трактора. Сержант сидел бледный, опустив глаза.

— Вас зовут Джим? — спросил Найджел, выскакивая из машины.

— Да, верно.

— Нам нужен ваш трактор.

— Может, и так. Но вы его не получите, — ответил Джим, поглядывая с осторожностью на этого длинного и тощего маньяка.

Сержант вышел из машины, и вскоре все разъяснилось. Спаркс уже быстро шел по деревенской улице в поисках полицейской машины. Да, Джим был тот человек, которого описала Люси. Он работал на ферме мистера Туэйта. Нет, в последние два дня он не видел ребенка в Коттедже контрабандистов. При этих словах сердце Найджела упало. Он быстро объяснил Джиму, как Ивэн был подменен Люси. Джим же рассказал ему, что этот так называемый мальчик недавно ночью прибежал в дом его хозяина. Но его взяли обратно «тетя» и «дядя», которые заявили, что ребенок бредит.

— Это вы подобрали бумажного голубя, брошенного из окна?

— Верно.

— И отправили по почте?

— Нет, мистер. Я сунул его в карман и забыл о нем. Мои дети стали играть с ним, как я помню. Они могли прочитать, что там было написано, и отослать по почте, ничего не сказав ни отцу, ни матери.

— Им полагается вознаграждение.

К этому времени уже вся деревня высыпала на улицу, смутно ожидая, что что-то должно произойти. Ведь полицейская машина, в которой было битком набито сосредоточенных неразговорчивых людей, уже два часа как находилась в деревне. И это было просто удивительно. Теперь же жители деревни увидели, как грузный человек в темном пальто и фетровой шляпе спускается вниз по лестнице.

Деревню облетел слух еще более удивительный: Джим арестован за убийство своего хозяина во время пирушки с четырьмя русскими красавицами шпионками.

— Спаркс, Джим довезет нас до фермы на тракторе, — сказал Найджел.

Суперинтендант, тяжело дыша, уставился на Найджела. Наконец он все понял.

— Хорошая мысль. Единственное средство передвижения, которое не вызовет у них подозрений, если они только ведут наблюдение.

Джим взобрался на место тракториста. Найджел поместился сзади. Спаркс одним духом отбарабанил целую серию инструкций своему сержанту, объяснив, как тот должен поступать, когда подойдет подкрепление. Затем он занял место рядом с Найджелом, подал руку Елене и втащил ее на узкую платформу позади тракториста, где и так уже были железные подпорки, лебедка, две масляные лампы, несколько молочных бидонов и много чего другого.

— Можно только стоять, — заметил суперинтендант.

Найджел посмотрел вниз, на Клэр.

— Стой здесь. Это не займет много времени! — прокричал он ей сквозь глухой шум мотора.

С так хорошо знакомым ему лукавым и застенчивым видом она неслышно произнесла:

— Желаю успеха. Береги себя, дорогой.

Он сомневался, выполнит ли она его просьбу. Но спорить об этом уже не было времени.

Огромный трактор поехал вниз по улице, сопровождаемый, как казалось, всей деревней (население пятьсот тридцать два человека).

— Этот эскорт нам ни к чему, — заметил Найджел.

И Спаркс сопроводил эти слова такими жестами, точно отгоняя от себя рой мух. В ответ кое-где раздались веселые возгласы.

Через сто ярдов процессия была задержана командой полицейской машины, которая, пропустив трактор, перекрыла дорогу и заставила население Эггерсуэлла разойтись по домам. После этого Джим сразу же свернул вправо на дорогу, ведущую к ферме.

В автомобиле и в деревне они были защищены. Теперь же, забравшись на огромную машину, ничем не защищенные, они почувствовали, как северо-восточный ветер когтями дикого зверя впивается в их лица. Трактор медленно вкатывался на холм, оставляя следы своих огромных шин на заледеневших лужах, кренясь в сторону, точно маленькая лодочка, которую швыряли волны, когда колесо попадало в глубокую твердокаменную выбоину.

Найджел, хотя его ноги были зажаты железными деталями, обхватил одной рукой Елену, желая поддержать ее. Он чувствовал, как она дрожит. Ее бледное лицо окаменело. Она вцепилась в его руку, царапая ее своими ногтями.

— Только бы она была жива! — повторяла Елена, словно заклиная.

На полпути к ферме Найджел заметил:

— Отсюда нас не видно. Давайте попытаемся.

Впереди, на фоне бледного неба, стала видна крыша фермы. Пассажиры за широкой спиной Джима низко пригнулись. Если кто-то и вел наблюдение за подъездной дорогой к ферме, то мог увидеть лишь знакомую фигуру Джима, возвращающегося обратно на тракторе.

Джим свернул вправо во двор фермы за выступающим вперед строением, которое закрывало вид из Коттеджа контрабандистов. Все, кто был на тракторе, сошли на землю и поспешили в дом хозяина, где их встретил полицейский, наблюдавший за коттеджем.

— Произошли какие-либо изменения? — спросил Спаркс.

— Нет, сэр. Но вы прибыли как раз вовремя. Этот здоровенный детина — полагаю, он подходит под описание, которое вы нам дали, — вышел из коттеджа с другим мужчиной минут пятнадцать или двадцать назад. Они направились в гараж. Возможно, у них были затруднения с мотором. Здоровяк только что вернулся в коттедж. Другой, должно быть, все еще в машине или в гараже.

— Хорошо. Это двое из них. Видели ли вы остальных?

— Нет, сэр.

— И никаких признаков присутствия ребенка?

— Боюсь, что нет, сэр.

— Хорошо. Возвращайтесь на свой наблюдательный пост.

Полицейский быстро поднялся наверх.

Спаркс повернулся к Найджелу:

— Похоже, они еще ни о чем не подозревают. Мы не можем ничего предпринять, пока не прибудут мои ребята. Думаю, минут через десять. Неизвестно, сколько людей находится в коттедже. Известно лишь, что они готовы покинуть его в любую минуту. Если ребенок еще жив…

— Ребенок жив. Мы должны действовать, основываясь именно на этом допущении.

— Хорошо. Они постараются захватить девочку с собой. Далеко уехать им не удастся. Мы не можем рисковать ее жизнью во время перестрелки. Но если они увидят, что мы приближаемся к коттеджу, это создаст опасную ситуацию. — Он обратился к Елене: — Миссис Рэгби, теперь все зависит от вас. Постарайтесь задержать их разговорами как можно дольше, а также не находиться вблизи окон. Мы встретимся очень скоро…

— Не беспокойтесь. Я все поняла.

Спаркс колебался какое-то мгновение, затем пожал руку подопечной ему арестантки и, пожелав успеха, разрешил ей идти.

Из окна спальной комнаты хозяина фермы они видели, как она твердым шагом шла по дороге, постучала в дверь коттеджа…


— Идите и узнайте, кто там, — приказал Петров Энни. — Меня не должны видеть.

Он не заметил фигуры женщины, промелькнувшей за окном гостиной. Энни направилась к двери, решив, что это кто-то из деревни захотел осведомиться о здоровье «Ивэна». Поэтому когда она открыла дверь и посетительница, произнесла: «Здравствуйте. Я пришла узнать о…», то Энни с преувеличенной чистосердечностью прервала ее: «Очень любезно с вашей стороны. Ивэну лучше. Приехал его отец, чтобы отвезти его в Лондон. Мы уже уезжаем. Боюсь, я должна просить…»

Голос Энни постепенно смолк, потому что лицо посетительницы стало таким непреклонным и ожесточенным, точно перед ней была Медуза Горгона.

— Отец Ивэна? Он давно умер. Я — его мать.

Энни в замешательстве уставилась на нее. Петров никогда не рассказывал ей в подробностях о происхождении Ивэна. Но теперь Энни узнала голос посетительницы. Это была миссис Рэгби, которая звонила ей из Домика для гостей.

Энни попыталась захлопнуть дверь, но Елена оттолкнула ее в сторону и вошла в холл.

— Где Люси? Я пришла за ней.

Лицо Энни стало совсем желтым. Прежде чем она смогла ответить, Елена широко распахнула дверь, сделав это более величественно и впечатляюще, чем на сцене.

— Так это вы! — сказала она Петрову.

— Как вы попали сюда, черт возьми, миссис Рэгби?

Елена пересекла комнату и села у окна. «Слава Богу, — подумала она, — здесь только одно окно».

— Я доехала до деревни, спросила, где находится этот дом, и пришла сюда.

— А каким образом вы узнали об этом доме? — мрачно пробасил Петров.

Елена рассказала о послании, которое ухитрилась отправить Люси.

— Я получила его сегодня утром. Оно было адресовано моему мужу, и я вскрыла его.

— Вы вскрыли его?

— Мой муж едва ли смог бы это сделать. Он в больнице.

— В больнице?

— Вам не удалось убить его, — произнесла Елена бесстрастно и сухо. Она презрительно взглянула на Петрова. — Вам нет надобности так беспокоиться. Он все еще без сознания и ничего не рассказал полиции. Не понимаю, зачем вам понадобилось убивать его, если вы получили от него информацию.

Маленькие медвежьи глазки Петрова испытующе смотрели на Елену.

— Это вас не касается, — произнес он наконец. — Вы, конечно, сообщили полиции о письме Люси?

— Сообщила им? — Голос Елены был усталым и раздраженным. Она не совершила ошибки, произнеся следующие за этим фразы возмущенным тоном: — За кого вы меня принимаете? Я слишком глубоко увязла в этом деле, чтобы бежать в полицию.

— Тогда как вы одна нашли сюда дорогу?

— На конверте стоял почтовый штемпель Лонгпорта. Я вспомнила, что видела один коттедж, похожий на тот, что описала Люси, когда мы с мужем в прошлом году проезжали на автомобиле по этим местам.

— Хорошо. Продолжайте.

— Сегодня утром мне разрешили отправиться в Белкастер. Я сказала, что хочу навестить мужа в больнице. Но меня не пустили к нему… он в очень тяжелом состоянии. Потом я приехала сюда.

— С полицией, которая следует за вами по пятам. Это было глупо. Глупо, если не хуже.

— Совершенно уверена, что полиция не следовала за мной. Я привыкла уходить от преследования еще с давних времен.

— Когда вы пытались предать Народное правительство.

Елена пожала плечами.

— Я слишком дорого заплатила за это. Разве не так?

— Можете заплатить еще дороже. Я опять спрашиваю вас: зачем вы пришли сюда? Быстро. Мы должны уезжать.

Елена дотянулась до своей сумки на диване у окна. Петров с быстротой, казалось бы неожиданной в таком увальне, вскочил с места, вырвал сумку из рук Елены, открыл и высыпал содержимое на пол.

— Револьвера нет. До чего же вы нервный, мой бедный Петров, — произнесла Елена соболезнующе. — Вы бы лучше сняли пальто. Вы же вспотели.

— Я задал вам вопрос.

— Чего ради я оказалась здесь? Чтобы задать вам два вопроса. Первый вопрос. Где Люси? Жива ли она? — Произнеся последние две фразы, Елена повысила голос, глубокий и мелодичный.

Наверху их разговор почти не был слышен, но тут Люси узнала голос своей мачехи. Последняя неделя научила ее быть осторожной. Она подавила в себе желание крикнуть и снова стала прыгать через скакалку.

— Люси? — пролепетала Энни, которая слушала все, точно находясь в состоянии гипноза. — О, ее здесь больше нет. Ее увезли прошлой ночью. Она пыталась бежать, и мы подумали…

— Заткнитесь! — произнес Петров.

Легкий стук прыгающих ног, слышался откуда-то сверху.

— Это и есть ответ на мой первый вопрос, — сказала Елена.

На безразличном лице не отразилось ни малейшего признака радости, переполнявшей ее сердце. Люси здесь, и живая. «Мне как-нибудь нужно постараться, чтобы она и осталась живой. Время, время, старайся выиграть время». Она даже не решилась посмотреть в окно, чтобы узнать, не приближается ли полиция.

— Мой второй вопрос. Зачем вы убили Ивэна?

— Я не убивал его.

Елена бросила на Петрова взгляд, который другого человека заставил бы испугаться.

— И не пытайтесь отделаться ложью в добавление к вашим другим презренным качествам.

— Энни, через пять минут мы должны выехать. Вы хотели предложить нам выпить на дорогу. Угостите также и миссис Рэгби. — Когда Энни вышла, Петров обернулся к Елене: — Смерть Ивэна была ошибкой. Я об этом очень сожалею.

— Вы сожалеете! — воскликнула она.

— Да. Глупый молодой парень, который помогал Энни во всем этом деле, должен был отвезти его на станцию. По-видимому, начался буран, автомобиль угодил в сугроб, и этот молодой дурак испугался и велел Ивэну остальной путь пройти пешком.

На лице Елены, белом и неподвижном, словно мрамор, не отразилось и намека на ее чувства.

— Мы заключили сделку, — сказала она спокойно. — В обмен на мою помощь вы собирались вернуть мне Ивэна и в целости и сохранности доставить нас в нашу страну. Теперь я вижу, что доверять такому человеку, как вы, было просто глупо. — Она добавила еще два слова по-венгерски, которые привели Петрова в бешенство.

— Я совсем не собираюсь расторгать нашу сделку, — заметил он, сверкнув глазами.

— Но ее условия не были выполнены. Как я могу верить всему вами рассказанному? Вы не способны говорить правду. Вы так много лгали в своей жизни, что даже забыли, что такое правда. Мне жаль вас.

— А что вы скажете насчет той лжи, которую вы говорили своему мужу? Вы говорите о правде, вы — женщина, предавшая своего мужа и его маленькую дочь!

— Мне нечем гордиться, — сказала Елена дрожащим и умоляющим голосом. — Жизнь для меня потеряла всякий смысл. Поэтому я предлагаю вам сделку. Отпустите Люси, а со мной поступайте как хотите. Убейте меня, сделайте меня своей любовницей — что угодно.

— Ну-ну. Вы думаете, мне нужна такая старая кляча?

— Возможно, и нет. Но вам нравится убивать, не так ли? Не так ли, Петров? Возможно, вы раньше не убивали женщину и вам это понравится больше? И я уже не буду представлять для вас никакой опасности.

Елена произнесла эти слова глубоким, волнующим голосом, что привело Петрова в замешательство. Их неожиданная встреча показалась ему какой-то нереальной, просто фантазией. Избавиться от этого ощущения он не мог. Безусловно, с этой женщиной надо кончать. Но она способна хоть на какой-то момент вселить в него глубокое беспокойство. Его первой реакцией была мысль, что у нее имеется какой-то козырь в запасе. Оттолкнув ее, он подошел к окну.

Нет, на ферме справа все, казалось, было так же спокойно, как и раньше.

Вошла Энни с подносом и рюмками на нем. Бренди, содовая, лимонад. Петров обменялся с ней молчаливыми взглядами. Энни кивком головы указала на стакан с лимонадом и рюмку с бренди. В них был наркотик.

— Где Пол? — спросила Энни.

— Ждет около дома.

Петров передал Елене рюмку с бренди, на которую ему указала Энни. Его ум снова заработал с лихорадочной быстротой, звериное чутье опять вернулось к нему. Пускай выпьет эту рюмку с наркотиком. Нужно подумать о месте для нее в автомобиле. Она просила его убить ее. Ну что ж, прекрасно. Она также должна умереть смертью, которую он готовил для Пола и Люси.

— Ура! — сказал Петров, поднимая свою рюмку. — Подойдите, миссис Рэгби, и выпейте. Вы, должно быть, замерзли, а мы торопимся.

— Я не пью с провокаторами. Я предложила вам сделку. Вы согласны на нее?

Петров пристально посмотрел на Елену.

— Приведите ребенка, — приказал он Энни.


Вооруженные полицейские с отставшего автомобиля лишь за пять минут до этого добрались до Эггерсуэлла. Чарли Дикэн, которому Спаркс приказал ожидать их, двоих из них послал окольным путем подойти с тыла к Коттеджу контрабандистов и предотвратить чье бы то ни было бегство оттуда. Остальных он повел вверх по склону холма, но справа от дороги, так что ферма оказалась между коттеджем и ними, шестью вооруженными людьми, запыхавшимися после пробежки длиной в милю.

Еще со времен мальчишеских проделок он помнил здесь каждую впадину в земле и каждый пролом в изгороди. Они тихо, один за другим прошли через ворота огороженного пастбища и приблизились к ферме с тыла.

— Супер наверху, — сказал мистер Туэйт. — Я провожу вас.

— Все налицо, сэр, — отрапортовал Чарли. — Двоих я послал в обход к задней двери фермы. Они доберутся туда через три-четыре минуты.

— Молодец. Пусть два лучших стрелка с винтовками поднимутся наверх. Холфорд и Брайт. Если этот детина попытается удрать, они накроют его.

Чарли быстро спустился вниз и прислал Спарксу двух стрелков.

— Ну вот, — произнес Спаркс, продолжая наблюдать через окно. — Один из них выходит из гаража. Это уже другой. Идет чуть пошатываясь.

Пол Каннингем вошел в дом через парадную дверь.

— Хорошо, — сказал Спаркс, — остальные пойдут со мной. — Он быстро спустился вниз. Найджел и Чарли следовали за ним. — Мы собираемся выступать, — объяснил он четверым полицейским. — Думаю, что ребята Чарли уже на месте. Кто из вас хочет получить медаль? — Полицейские смущенно улыбнулись. — Сегодня это вполне возможно. Человек, находящийся в коттедже, — убийца. Там же могут быть и другие люди. Мы должны застать их врасплох до того, как они успеют причинить какой-либо вред маленькой девочке. С этой стороны в коттедже нет окон. Поэтому, пока кто-нибудь из них не растянет себе шейную мышцу, высовываясь из окна на фасаде дома, они не увидят, как мы приближаемся. Мы выйдем из двора фермы, пересечем дорогу и по траве пойдем вдоль ее левой стороны. Дойдя до гаража, если такое произойдет, мы обсудим наш дальнейший маневр. А теперь берите вот это. — И Спаркс протянул своим людям рабочую одежду доильщиков коров, которую он взял у мистера Туэйта. — И не очень-то привлекайте к этой одежде внимание. Держите свое оружие под ней. — Он отступил два шага назад, чтобы полюбоваться на своих молодцов. — Ламми, как ты выглядишь? Точно третейский судья в игре в крикет.

Ребята заулыбались. Чарли спросил:

— А что мне делать?

— Ты организуй пункт первой медицинской помощи.

Парни снова засмеялись.

— А у вас самого есть белый халат, сэр?

— Не волнуйся по пустякам, Чарли. Я буду командовать этими молодцами с тыла. Пошли.


Энни Стотт втолкнула Люси в комнату. Несколько мгновений Елена не могла узнать ее. Люси же не видела Елену, сидевшую спиной к окну. Сверкающий снег за ним резал глаза Люси.

— Здравствуй, дорогая, — произнесла Елена тихо. — Что они с тобой сделали?

Глаза Люси широко раскрылись. Затем она бросилась Елене в объятия.

— Я знала, что вы найдете меня! Ты приехала выкупить меня? Где папа?

— Он в больнице. Не волнуйся. Произошел несчастный случай. Но он скоро поправится. Он сожалеет, что не мог приехать со мной.

— Когда он поправится, мы все будем кататься на санках, правда?

— Да, дорогая, — ответила Елена, вздрогнув.

— А мои волосы отрастут?

— Конечно. И будут прежнего цвета.

Люси просияла от радости.

— Елена, ты просто замечательная мать.

Елена на секунду спрятала свое лицо на плече у девочки. «О Господи, чего же они медлят? У меня уже нет сил».

Люси обернулась:

— Кто этот человек?

— Не показывай пальцем. Друг вот этой леди.

— Друг тети Энни. Она говорила, что он приедет. Но я не понимаю…

— Так это Люси, — сказал Петров, положив руку на ее тонкую шейку. — Хорошенькая маленькая девочка. Ну, Люси, мы сейчас уезжаем. Вот вкусный лимонад. Пей быстро, и мы отправляемся.

Люси взяла стакан, помня о словах, сказанных ей Энни. Та сидела сжавшись в комок, боясь пошевелиться. Она чувствовала себя растерянной и беспомощной и даже думать не могла о том, что у Петрова на уме. Уготована ли такая же смерть миссис Рэгби, как Полу и Люси, или же он собирался откликнуться на ее предложение и заключить с ней сделку? Предчувствие провала и несчастья охватило Энни. Миссия, которую она с такой гордостью возложила на себя и столь успешно выполняла, теперь была окутана пеленой нереальности, за последние дни все более сгущавшейся, скрывая какие бы то ни было очертания будущего.

Она заметила, что Люси лишь делает вид, что пьет из стакана, пересекая комнату и направляясь в угол, где стоял горшок с комнатными растениями. Энни должна отвлечь внимание Петрова в тот момент, когда Люси выплеснет содержимое своего стакана в этот цветочный горшок. Ведь если эта самая девчонка теперь умрет, то их затея потеряет всякий смысл и послужит лишь страсти, которая обуревала Петрова. Энни поднялась со своего места, намереваясь встать между Петровым и Люси. Но вдруг остановилась, подумав, что, может, оно и лучше, если Петров заставит ребенка выпить напиток, лучше, если он убьет ее сонной.

Елена Рэгби сидела молча, уйдя в себя, точно молясь или ожидая чего-то — как подумала Энни, результата, который теперь уже не зависел от нее.

— Ты еще не выпила лимонад? — пробасил Петров, наклонившись так, чтобы видеть девочку.

Распахнулась дверь. Пошатываясь, вошел Пол Каннингем. Пять минут назад он выбрался из автомобиля. Хотя дворовые постройки и не позволяли находившимся в коттедже видеть приближающихся по полю со стороны Эггерсуэлла людей, в тридцати ярдах справа от коттеджа уже был другой угол зрения. Глядя из окна гаража, Пол заметил хвост отряда полицейских, двигающихся по огороженному пастбищу: их шлемы и винтовки покачивались над изгородью.

На минуту или две Пол просто онемел от отчаяния и нерешительности. Это был конец: длительное заключение в тюрьме. Будет куда лучше, если он прямиком отправится на ферму и признается во всем полиции. Но Петров мог увидеть, как он уходит. А Петрова он боялся больше, чем полиции. Боялся и ненавидел, но каким-то непостижимым образом был связан с ним, точно подросток с гораздо более умным и находчивым отцом. Презрительное отношение к нему Петрова мучило его сильнее, чем боль в разбитой скуле. Презрение может смениться благодарностью, даже восхищением, если он, как преданный сын, будет заодно с Петровым, войдет в дом и расскажет о том, что увидел. Возможно, тогда Петров, с присущей ему дьявольской хитростью, сумеет вырваться из этой ловушки и возьмет Пола с собой. Пол завел мотор и поспешил к коттеджу, увязая в снегу.

— Я же сказал, чтобы ты оставался в гараже! — закричал Петров.

— Полиция! Я видел, как они идут к ферме. Мотор заведен. У них ружья, — выпалил Пол.

Петров круто повернулся к Елене, нависая над ней, точно огромный камень, готовый вот-вот сорваться вниз.

— Ну, ты, продажная сука! — Он вытащил револьвер из кармана своего пальто и схватил Люси за шею. Он намеревался прорваться в гараж, прикрываясь Люси, как щитом, перед вооруженной полицией.

— Не трогай ребенка! — Елена вскочила на ноги, но он толкнул ее на прежнее место у окна.

— Задняя дверь, — сказал Пол. — Парадная дверь под обстрелом.

Елена еще раз кинулась на Петрова, но он поставил между ними Люси.

— Прочь с дороги — или я убью вас обеих.

Пятясь, он выскочил в коридор, затем в буфетную и, держа оружие в руке, потрогал ручку двери за собой. Елена устремилась за ним, словно тигрица. Когда он открывал дверь, она оторвала от него Люси.

— Беги! — крикнула она. Теперь Елена стояла между Люси и Петровым, который уже ступил на порог.

Петров выстрелил в Елену. Собрав последние силы, она захлопнула перед ним дверь и повернула ключ в замке.


Найджел, стоя у окна в спальне фермерского дома, услыхал выстрел и ринулся вниз, во двор. Там стоял трактор. Он был на ходу, а Джим сидел на своем месте.

— Ждите! — прокричал Найджел и побежал к низкой изгороди между двором фермы и дорогой. Спаркс и его люди только что вышли со двора фермы и теперь шли по траве вдоль левой стороны дороги. А два человека Чарли спускались по склону холма позади коттеджа и были уже в пятидесяти ярдах от него.

Петров крадущейся походкой шел по глубокому проходу за коттеджем, оставаясь незамеченным. Он достиг гаража, скользнул в него еще до того, как полицейские с фермы могли в него выстрелить. Спаркс и его полицейские, приближавшиеся к дому с фасада, бросились бежать. Но они находились все еще в двадцати ярдах от двери гаража, когда из нее буквально вылетела машина, которая, очутившись на дороге, увеличила скорость.

Пока люди из отряда Спаркса неловко пытались вытащить свое оружие, спрятанное у них под белыми халатами, Петров уже оказался почти вне пределов их досягаемости. Спаркс вскочил на подножку автомобиля, но сорвался и растянулся на снегу. Его люди начали стрелять по удаляющемуся автомобилю, и один из тех, кто находился в доме фермера, попал в переднее стекло, но водитель остался невредим.

Найджел видел, как автомобиль вылетел из гаража. Замахав руками, он крикнул Джиму:

— Выезжайте! Блокируйте дорогу!

Джим не успел этого сделать, потому что двигатель трактора заглох. Но он тут же завел его снова, и трактор выехал со двора фермы на дорогу. Джим мог слышать ружейные выстрелы. Со своего высокого места он видел, как автомобиль съезжает с холма в десяти ярдах от него. Джим прибавил скорость. Трактор ударил машину как раз посередине, опрокинул ее на кромку дороги и снова ударил. Передние колеса его вздыбились. Затем он остановился, похожий на красно-голубое геральдическое животное, замершее над своей добычей.

— Готов, — произнес Джим с удовлетворением.

Все это стоило растянутой связки запястья и царапин, которые он получил при столкновении, когда отчаянно вцепился в руль трактора, чтобы не быть выброшенным со своего места.

Спаркс и Найджел, теперь уже подбежавшие к месту столкновения, увидели страшную картину. Трактор, своей громадой нависший над автомобилем, и так поврежденным при первом столкновении, начал оседать на него, медленно подминая водителя. Через покореженный металл и разбитые окна они увидели искаженное лицо Петрова и услышали его душераздирающий вопль, похожий на крик животного, попавшего в капкан.

Помочь ему они не могли ничем. Трактор неумолимо вдавливался в остатки корпуса машины.

Подбежал полицейский из коттеджа.

— С девочкой все в порядке, сэр. Миссис Рэгби умерла. Она хотела помешать ему захватить девочку, и он застрелил ее. Остальные двое арестованы.

— Слава Богу, — раздался позади них голос Клэр. Во время предшествующей суматохи никто не заметил, что она приближалась к ним по дороге. Если бы Петрову удалось уйти от них, подумал Найджел, то он, мчась на сумасшедшей скорости, вполне мог наехать на Клэр.

— Иди к Люси! — сказал Найджел.

Петров наконец перестал кричать. Казалось, наступила мертвая тишина. Вокруг простиралось лишь белое безмолвие.

Когда Клэр приблизилась к коттеджу, из него в сопровождении двух полицейских вышли мужчина и женщина. Оба в наручниках. На их лицах была написана крайняя растерянность. Они двигались словно марионетки.

В гостиной у сержанта на коленях сидела Люси. Он пытался ее утешить. С фермы пришли люди с носилками, чтобы унести тело Елены.

Увидев Клэр, Люси снова разразилась рыданиями. Клэр приняла ее из рук сержанта.

— Он хотел убить меня, — всхлипывая, произнесла Люси.

— Все прошло, дорогая. Ты теперь в безопасности. Найджел и я отвезем тебя к папе. Он будет гордиться тобой… когда услышит о том, какая ты храбрая. Это была замечательная мысль — написать историю про Синдерс и сделать из бумаги голубя.

— Ну, я и сама так считала. Но никогда не думала, что вы получите письмо. — Люси постепенно успокаивалась.

— Мы получили его. Об этом поговорим позже. Тут есть один очень симпатичный сержант Чарли, который раньше бывал в этой деревне, и он сразу узнал дом, который ты описала. Поэтому мы все уселись в машину и помчались сюда через сугробы, поля и дворы ферм…

— Не может быть! — Глаза Люси засветились.

— Нет, мы так и сделали. Ехали через два поля и двор одной фермы, распугивая гусей, уток и свиней. Это было здорово!

— И Елена была с вами?

— Да. Она была тем человеком, который на деле-то и спас тебя.

Какое-то мгновение Люси помолчала, пытаясь что-то понять. Два человека прошли мимо окна, но носилки с телом, которые они несли, оказались ниже уровня подоконника, и потому Люси ничего не видела.

— Они правда были шпионами? — спросила она.

— Да. Они украли тебя и хотели обменять на важный научный секрет, который знает твой папа.

— Понимаю. Но он не выдал им этот секрет.

— Нет.

— Этот большой человек… он был главный шпион?

— Да. Твой папа вступил в драку с ним. Вот почему он оказался в больнице. Он замечательно дрался с ним. Но Петров был гораздо сильнее.

— Бедный папа.

Клэр решила, что наступил подходящий момент:

— Ты сейчас должна быть особенно добра и внимательна к нему.

— И Елена тоже.

— Но ты должна будешь делать это и за Елену, дорогая.

Люси взяла руку Клэр, обнимавшую ее.

— Вы хотите сказать, что она умерла?

— Да. Петров убил ее. Она погибла, спасая тебя. — Клэр заговорила быстро: — Он хотел увезти тебя с собой, но Елена помешала ему. Она…

— Я знаю. Она вырвала меня у него и велела бежать. И я прибежала в эту комнату. Потом был ужасный шум, — быстро сказала Люси.

— Елена — настоящая героиня. Никогда не забывай об этом. Она ради твоего спасения не пожалела жизни.

Люси сидела тихо, переживая сказанное. Но вдруг она вздрогнула:

— Он больше не вернется?

— Петров? Не бойся! Он пытался ускользнуть в автомобиле, но Джим наехал на него своим трактором. Перед этим произошло настоящее сражение. Ты ведь слышала ружейные выстрелы?

— Да… Вы считаете, что Джим убил его?

— Да. Трактор расплющил автомобиль, а Петров находился в нем.

— Правильно, — сказала Люси, и ее глаза сверкнули. — Расплющил его, как селедку, как селедку в бочке.

Клэр вздохнула облегченно, поскольку инстинкт не обманул ее. Люси была всего лишь ребенком, полным не только детского неведения, но и восхищения боевыми подробностями. К счастью, скоро вся последняя неделя покажется ей не более чем сказкой… сказкой, в которой жестокий и страшный человек получает заслуженное наказание.

— Можем ли мы уехать отсюда и побыстрей увидеть папу? — спросила Люси.

— Поедем сейчас же.


notes


Примечания


1


Солитер — игра для одного человека. (Здесь и далее примеч. перев.)


2


Комитет ста — организация, примыкающая к Движению за ядерное разоружение.


3


Намек на то, что в Британской Колумбии вдовы индейцев одного племени носили на себе прах своих мужей три года.


4


ЧКО — член Королевского общества, то есть Национальной академии наук.