Все сошли с ума
Наталья Никольская


Валандра


Одна предприимчивая девица выкрала у криминального авторитета Троши негативы и фотографии, компрометирующие очень влиятельного чиновника, и предложила тому купить у нее негативы. Не подумала девица, что откусила кусок больше, чем могла проглотить. И была убита. Злополучная пленка исчезла... Чиновник обращается в фирму «Кайзер» с просьбой найти негативы и передать ему. Начальник службы безопасности Вершинина начинает расследование и вскоре выясняет, что за пленкой идет настоящая охота...


Наталья Никольская 

Все сошли с ума


Глава первая 


Из спальни, где находился Сергей Васильевич, по всей квартире разносился мощный переливчатый храп, заглушая хриплый голос Рэя Чарльза. Мария, на которой из одежды были только белые кружевные чулки, поддерживаемые поясом, и кремовые туфли на высоком каблуке, вышла из туалета. На вешалке в прихожей висел ее темно-розовый плащ. Телохранитель Сергея Васильевича часа полтора назад был выпровожен шефом, и теперь кроме Марии и хозяина в доме никого не было. 

«Ну что, Маша, — подумала она, — за дело». Она прошла в гостиную, обставленную богато, но довольно безвкусно, и, подняв с пола пиджак Сергея Васильевича, принялась шарить по карманам. Она не то чтобы хотела что-то украсть, просто обычное женское любопытство, может быть, немного утрированное всегда толкало ее на подобные авантюры. Содержимое карманов брюк, пиджаков и сумочек обычно много говорило о характере их хозяев. 

В первый раз, когда она была у Сергея Васильевича, случая осмотреть его карманы не представилось, и теперь она с удвоенным любопытством доставала из карманов ручку, зажигалку, записную книжку в темно-синем кожаном переплете, брелок с ключами, полупустой бумажник, в котором кроме небольшой суммы денег было лишь несколько пластиковых карточек. Из нагрудного кармана Мария достала небольшую стопку серебристых визиток. Она развернула их веером, достала одну, как карту, и прочла ни о чем ей не говорящую надпись: «Председатель совета директоров ЗАО «Север-Юг» Трофимов Сергей Васильевич». Телефон. Факс. E-mail. 

В боковых карманах были деньги: рубли и доллары вперемешку. Часть из них была сложена в небольшие, свернутые пополам пачки, остальные были помяты и засунуты кое-как. Выбрав две скомканные купюры по сто баксов, Мария расправила их и положила на маленький столик, столешница которого была отделана шпоном красного дерева с инкрустацией из зеленого и коричневого камня. 

«Этот хрен ни хрена не заметит, — промелькнуло у нее в голове, — наклюкался, как свинья». Она рассовала все, что вынула, обратно по карманам и бросила пиджак на мягкий диван с огромной спинкой. Взяв со столика деньги, она скинула туфли, босиком прошла в прихожую и положила приятно шуршащие купюры во внутренний карман плаща. «Неизвестно еще, сколько он мне заплатит?» 

Первый раз, правда, ей обломилось триста баксов, но и потрудиться пришлось изрядно. Сергей Васильевич был тогда навеселе, не так как сегодня, конечно. В тот раз он успокоился, несмотря на свои сорок восемь, только под утро. 

«Хорошо хоть, что у него тепло! Вот что значит, иметь автономную систему отопления!» 

В этом году центральное отопление отключили, как всегда, в середине апреля, когда температура днем поднималась выше двадцати, но в конце месяца вновь захолодало, и в квартире у Марии уже неделю столбик термометра не поднимался выше плюс десяти градусов. Приходилось включать обогреватель на полную мощность, натягивать на ноги шерстяные носки и все равно холод пробирал до костей. На короткий срок выручала горячая ванна, но в связи с опрессовкой системы отключили горячую воду, и тогда пришлось совсем туго. 

Здесь Мария наслаждалась теплом, с удовольствием бродя нагишом по всему дому. Подойдя к большому в, рост, зеркалу в старинной резной раме, она полюбовалась своим отражением, поправила чулки, провела ладонями по плоскому животу. Зайдя в комнату, которая служила Сергею Васильевичу кабинетом, огляделась. «Странно, — подумала она, — по обстановке совершенно не скажешь, что хозяин кабинета крутой мафиози, а проще говоря — бандит. Интересно, сам он убил кого-нибудь? Встретила бы его на улице, подумала бы, что это торгаш средней руки, владелец двух-трех продуктовых магазинчиков». 

Мария подошла к письменному столу, на котором стоял компьютер, просмотрела оставленные бумаги. Попробовала выдвинуть ящики. Заперто. Тихонько насвистывая себе под нос, она прошла в гостиную и, достав из пиджака Сергея Васильевича брелок с ключами, вернулась в кабинет. Погремев связкой, выбрала нужный четырехгранный ключ и вставила его в замочную скважину. 

В верхнем ящике лежали разноцветные пластиковые папки с бумагами, которые она даже не стала рассматривать. Средний был наполовину заполнен всякими канцелярскими принадлежностями. В нижнем были письма. Мария взяла несколько штук и посмотрела обратные адреса: в основном, местные, но были и из других городов, а несколько даже из Америки. 

Один конверт был без марок и без адреса. Она отложила другие и, отогнув треугольный клапан, заглянула внутрь. Кусочек черно-белой пленки из пяти-шести кадров и несколько «контролек» — такого же размера, как и негативы, отпечатков. «Ба, знакомые все лица!» Снимки были сделаны, видимо, на какой-то вечеринке, немногочисленные участники которой сидели за небольшим овальным столом, уставленным изысканными закусками и вели оживленную беседу. На одном из снимков — сидел знакомый Марии криминальный авторитет в обнимку с представительным худощавым мужчиной лет пятидесяти. 

«Вот ведь, правильно говорила Ольга, Тарасов — большая деревня! Это ведь наш мэр — Юрий Григорьевич! А ведь за такие снимки его по головке не погладят! Если Сергей Васильевич узнает, что я их сперла… С другой стороны, мало ли кто у него здесь бывает… Скрыться на несколько дней, потом в Москву, а там…» Она сложила контрольки и негативы в конверт и заперла ящик. Держа конверт в руке, заглянула в спальню — Сергей Васильевич лежал на спине на кровати со спущенными до колен трусами, которые он даже не успел снять. Храп стал потише и с мажора перешел в минор. «Дрыхни, дрыхни», — Мария сняла со спинки кровати свою сумочку и, положив конверт в кармашек, щелкнула замочком. 

Она вернулась в спальню. Проходя мимо стула, на гладкой спинке которого висело ее сильно декольтированное белое платье, провела рукой по его светоносной ткани. «Неплохо бы подремать часок-другой», — подумала она и как ни в чем не бывало вытянулась рядом с храпящим и сопящим Сергеем Васильевичем. 

* * *


— Ты что предлагаешь мне поучаствовать в предпраздничной гонке? — зевая, спросила Вершинина у сидевшего за рулем малиновой «ауди» Виктора, когда он коротко сказал, что недурно было бы заехать на рынок. 

— Ты, кажется, не выспалась? — Виктор лукаво покосился на Валентину. 

— А кто мне дал выспаться?! — усмехнулась Валентина. 

— Ты жалеешь? — многозначительно улыбнулся Виктор, зевая в свой черед. 

— Разве можно садиться за руль в таком состоянии, разве можно ни свет ни заря будить женщину, единственное достояние которой — пара выходных в конце недели, и тащить ее на рынок, да еще в один из предпраздничных дней? — Вершинина серьезно посмотрела на Виктора, но потом не удержалась от улыбки. 

— Вот что значит связать свои самые смелые и сладостные надежды с начальником службы безопасности! — Виктор пожал плечами и наигранно тяжело вздохнул. 

— Нет, я понимаю еще, если бы погода календарю соответствовала, — не унималась Валентина. — Май называется… Только что снег не идет. 

— «Мороз и солнце — день чудесный!» — процитировал классика Виктор, останавливаясь перед светофором. — Хватит, девушка, брюзжать! Мне, Валюха, конечно, нравится, когда серьезные тетеньки вроде тебя маленьких капризных девочек из себя начинают разыгрывать. Оно и понятно — где же они еще могут себе это позволить, как не в обществе наивно верящих им, не слишком серьезных дядечек, которыми вышеназванные тетеньки могут помыкать, как им только заблагорассудится! 

— Ну ты скажешь, — рассмеялась Валентина. — Шутки — шутками, Витя, а меня этот холод достал. Максим спит под тремя одеялами. 

— Ну, тебе вчера немножко повезло… — Виктор остановил машину за рынком. 

— Да уж, с тобой никакого обогревателя не нужно, — Валентина сняла ремень безопасности. 

Выйдя из машины и обогнув ее, Ромашов галантно открыл перед Валентиной дверцу. 

— Мерси, — она подала ему руку. — А народищу-то! Пестрые толпы, сливаясь одна с другой, заполонили пространство рядом с рынком и прилегающими к нему торговыми рядами. «Газели», «ЗИЛы» и «пирожки», груженые коробками, ящиками, мясными тушами, подъезжали и отъезжали от разгрузочных площадок. Крепкие ребята в фартуках подхватывали провизию и — кто на тележках, кто на плечах — тащили ее на склады. Рядом со своими крутыми тачками кучковались коротко стриженные парни в спортивных костюмах и куртках. Их колоритная внешность говорила об их принадлежности к определенному слою населения. 

Под сводами рынка висел гул человеческих голосов. Плотные потоки людей двигались между прилавками, на которых высились желто-белые глыбы масла, восковые круги сыра, пластиковые пакеты с крупами, сахаром, сухими сливками, макаронными изделиями разных форм и размеров, висели гирлянды колбас, сарделек, сосисок, стояли банки сгущенного молока, майонеза, томатной пасты, зеленого горошка, рыбных консервов. 

С левой стороны зала торговали овощами, зеленью, корейскими соленостями-перченостями, справа шли цветочные ряды, плавно переходящие в прилавки с медом, свино-копченостями и молочными изделиями. 

Вершинина с Ромашовым двинулись по центральному проходу. 

— Как насчет сыра? — Виктор тормознул у прилавка, за которым размалеванная блондинка с собранными в высокую прическу волосами бойко скандировала: 

— Самое свежее и вкусное масло! За сыром подходим, за маслом! 

Они уже миновали давно не действующий фонтан со скульптурой колхозницы, расположенный в центре торгового зала, и направились к мясным рядам, когда немного отставший от Валентины Виктор почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Он обернулся и удивленно поднял брови. Сзади стояла девушка лет двадцати с рыжими распущенными волосами до плеч. Вид у нее был испуганный: в серо-голубых глазах застыл ужас, губы тряслись. Она то и дело оборачивалась назад, как бы высматривая кого-то в плотной людской толпе. 

— Помогите! — прошептала она и еще крепче уцепилась за рукав его куртки. 

— Да в чем дело?! Что с тобой? 

Но девушка тряслась, как в лихорадке, не в силах вымолвить ни слова. В эту минуту, Вершинина, приценивавшаяся к аппетитному кусочку говяжьей грудинки, заметила, что ее спутник отстал, и начала выискивать его темно-русую голову. 

— Витя! — крикнула она, видя что он замешкался у фруктового прилавка. 

Но Ромашов только молча махнул рукой, подзывая ее. 

— Помогите, — снова прошептала рыжая и даже чуть-чуть присела от страха. 

— Да объясни ты, наконец, — Виктор тоже принялся озираться по сторонам, — в чем дело?! Что ты так трясешься-то? 

В это мгновенье Валентина, которой удалось протиснуться сквозь бурлящую толпу, подошла к Виктору. Она непонимающе переводила взгляд с Виктора на рыжую девицу, продолжавшую висеть на его руке. 

— Вот, не пойму что она от меня хочет? — произнес впавший в замешательство Виктор. 

— Помогите! — пробормотала девушка и вдруг, кого-то увидев в толпе, оттолкнулась от Ромашова и, неистово работая локтями, ринулась к боковому выходу. 

Следом за ней сквозь толпу молча продирался высокий плечистый парень в короткой кожаной куртке. Его цепкий пронзительный взгляд обшаривал пространство у выхода. Не обращая внимания на возгласы возмущенных его бесцеремонностью граждан, он стремительно приближался к фруктовому прилавку. 

— Ты что, ее знаешь? — Валентина вопросительно взглянула на Виктора. 

— Понятия не имею, кто она… — Ромашов не отрывая глаз, смотрел на продиравшегося сквозь толпу парня. 

Теперь уже ничего не понимающая Валентина теребила рукав его плаща. 

— Да кого ты там увидел? Пошли. 

В эту самую секунду парень в кожаной куртке поравнялся с Ромашовым. 

— Стой! — Виктор схватил парня за руку. 

Тот от неожиданности замер на месте, но потом попытался вырвать руку. 

— Виктор, объясни, наконец… — Вершинина продолжала удерживать Виктора. 

— Подожди, Валентина… 

Воспользовавшись этой заминкой и возросшим напором ломившейся к выходу толпы, парень изо всех сил рванулся в сторону. Ромашов выпустил его руку, и, прежде чем успел сделать шаг по направлению к этому рослому дитяти, тот исчез в водовороте человеческих тел. 

— Черт! — выругался Виктор, глядя в сторону выхода. 

— Я решительно ничего не понимаю! — Вершинина была раздосадована. 

— Я и сам, поверь мне, понимаю не больше твоего. Представь себе, ко мне подбегает эта рыжая: «Помогите, помогите!» Я спрашиваю, в чем, мол, дело? Она только губами шевелит — понять ничего невозможно! Вырывается. А тут этот бугай! 

— Так она от него что ль бежала? 

— Похоже, что так. 

— С ума все посходили, — Вершинина, скептически улыбнувшись, пожала плечами, — ну что, ты идешь? 

— Может, сперла чего-нибудь? — вслух размышлял Виктор. 

— Стала бы она тогда у тебя искать защиты, — ответила Валентина, — сразу видно, что ты не подумал. 

— Почему это я не подумал? — обиделся Виктор, пробираясь следом за Вершининой. 

— Потому что, Витя. — Она остановилась перед прилавком с говядиной, — Как тебе этот кусочек? По-моему, ничего, а? 

* * *


Мои подчиненные меж собой зовут меня Валандрой. Это сокращение от Валентины Андреевны. Я помню, как они смутились, когда на Двадцать третье февраля я вручила каждому из них поздравительную открытку — пожелания здоровья, счастья и прочих благ заканчивались подписью «Валандра». 

Совсем не обязательно путать это симпатичное прозвище со всякими там шлындрами, полундрами, шлендрами и т. д. 

Надо сказать, что я не просто снисходительно, но, можно сказать, с воодушевлением отношусь к продуктам языкового творчества моих подчиненных. Для меня это, если хотите, показатель их физического и морального здоровья. Изобретательская жилка, юмор, спокойная ирония, терпимость, живой интерес к происходящему, быстрая реакция, умение общаться — вот то, что я ценю в людях. Если к этому добавить работоспособность, исполнительность, сообразительность, расторопность, деловитость, энергичность, не говоря о специальных профессиональных навыках, то вы получите набор тех качеств, согласно наличию которых я подбирала свою команду. 

Возглавляя службу безопасности фирмы «Кайзер» в течение трех лет, я имела возможность убедиться, насколько важно составить себе трезвое представление о людях, которые работают вместе с тобой. 

Взять к примеру Алискера Мамедова, моего секретаря-референта. Энергичный, выдержанный, подтянутый, корректный, он тем не менее склонен подчас излишне увлекаться, брать инициативу на себя, как бы исподволь нарушая субординацию. Таким образом, его понятное желание быть самостоятельным имеет свою оборотную сторону. У него есть еще одна ахиллесова пята. Какая? 

Если я вам скажу, что он обладает незаурядной внешностью, искрометным обаянием, хорошими манерами, но при этом бывает излишне экспансивен и впечатлителен, думаю, вам не трудно будет догадаться, о чем идет речь. Женщины? Ну, конечно же, они! 

Блондинки, брюнетки, шатенки, рыжие, белые, цветные… 

Он весьма разборчив, своего рода «гурме». Иногда он использует их, иногда они — его. Иногда он играет, забавляется, испытывает свою харизму, иногда влюбляется не на шутку, страдает, сохнет. И все это — на моих глазах! 

К его чести нужно сказать, что он, как говорится, на все руки — от скуки! Отлично соображает, стреляет, водит машину, разбирается в электронике, умеет разговаривать с людьми. 

Подождите, кто-то стучит. 

Вершинина прервала свои записи. 

— Войдите! 

На пороге в длинном кожаном плаще появился Алискер. 

— Валентина Андреевна, добрый день, — он положил папку и пару газет на свой стол и начал снимать плащ, — я только что из «Сигмы-А», носил им смету на утверждение. 

— Ну и как? 

— Конечно, сначала они заохали: «это грабеж», да «вы нас по миру пустить хотите!», ну, я им на пальцах объяснил, что к чему, они призадумались. В общем, договорились встретиться в четверг. Мне кажется, они должны согласиться. Хоть наши двери процентов на десять дороже, чем у «Преграды», но в комплексе с сигнализацией получается примерно та же цена. Да что я вам-то объясняю… Короче, я надавил на то, что наши двери надежнее. 

— Понятно. Нам этот заказ просто необходим. Если получим, Мещеряков в восторге будет. Он мне все уши прожужжал: дело чести, дело престижа! 

— У нас и так репутация солидная, — Алискер подсел к столу Вершининой. 

— Любая, даже солидная репутация нуждается в постоянном упрочении. — Валентина Андреевна взяла со стола зажигалку в виде дракона с разверстой пастью. Когда она щелкнула кнопкой, его пасть извергла ярко-желтое пламя, от которого Валандра и прикурила. 

— Чтобы наверняка заполучить «Сигм» в качестве заказчика, мне нужно знать, что я могу сбросить им хотя бы пять процентов. 

— Считай, что у тебя есть такая возможность, только используй ее в самом крайнем случае! 

— Естественно, что я мал… 

Телефонная трель не дала Алискеру закончить его мысль. 

— Погоди, — Валентина Андреевна сняла трубку, — Вершинина слушает. 

— Это фирма «Кайзер»? — голос немолодого мужчины на том конце провода явно принадлежал человеку, привыкшему повелевать, но сейчас в нем сквозила некоторая неуверенность. 

— Вы не ошиблись, — Вершинина выпустила тонкую струйку дыма и постучала указательным пальцем по сигарете, стряхивая пепел в большую хрустальную пепельницу, — с кем имею честь? 

— Я вам обязательно представлюсь, — замялся мужчина, — но только при личной встрече, у меня к вам конфиденциальное дело, и я бы не хотел, чтобы о нашей встрече кто-нибудь узнал. 

— Как вы это себе представляете? 

— Могу я приехать к вам домой? 

— Домой? — Вершинина искренне удивилась такому предложению, — вы что шутите? 

— Мне не до шуток, Валентина Андреевна, скажите согласны вы или нет? — собеседник начинал проявлять нетерпение. 

— Если у вас нет другого варианта… — что-то говорило Вершининой, что абонент действительно говорит серьезно. 

— Тогда не будем откладывать нашу встречу, — мужчина вздохнул с облегчением, — назовите время, когда я могу к вам подъехать. Разумеется, ваше время будет оплачено, независимо от результата нашего разговора. 

— Ну, это само собой, — Вершинина задумалась, — восемь часов вас устроит? 

— Устроит, если вы не можете раньше, — согласился абонент. 

— Тогда запишите адрес. 

— Спасибо, я знаю. 

— Вот как, — в голосе Вершининой появился металл, — тогда до встречи. 

Она положила трубку и, сделав еще одну затяжку, смяла сигарету в пепельнице. Мамедов с интересом поглядывал на начальницу, но не произносил ни слова, ожидая, когда она сама что-нибудь скажет. Не дождавшись, он все-таки спросил: 

— Очередной клиент? 

— Может быть… — туманно ответила Валентина Андреевна. 

* * *


— Черт бы побрал этот холод! — Болдырев встал из-за стола, на котором размещался пульт и, подойдя к радиатору, склонился над ним, простерев руки над своим горячим «другом». 

— Да уж, тебе не позавидуешь! — поддел Толкушкин излишне теплолюбивого, по дружному мнению коллег, Болдырева. 

— Помалкивай, писатель хренов! — огрызнулся тот. 

— Вадим, — обратился Толкушкин к Маркелову, — тебе не кажется, что наш друг Сергей сегодня слишком агрессивен? 

— Оно понятно и даже, я бы сказал, извинительно. — Поправив очки на переносице, Маркелов улыбнулся. — Вспомни, как все мы тут нервничали, когда на улице было плюс восемнадцать, а в дежурке стояла «болдыревская осень». 

— Ну, вы, интеллигенты гребаные, все вам хиханьки да хаханьки! Жара, жара, — пищали. Ан вот и холод. Я как чувствовал, домой радиатор не унес. Небось когда с улицы прибегаете — сразу к нему — греться. Хотя по нынешней Антарктиде не мешало бы иметь здесь парочку таких. 

— И еще тройку каминов, — ехидно заметил Толкушкин. 

— А что? — ухмыльнулся Болдырев. 

— Действительно, — подхватил Маркелов, — мы бы тогда чай не за этим кургузым столом пили, а усевшись перед камином. 

— Еще бы кресел нам помягче! — на манер Обломова со слащавой мечтательностью произнес Болдырев. 

— И каждому на колени — по гурии! — Плотоядно облизнулся Толкушкин. 

— А это еще кто? — Болдырев приоткрыл рот. 

— Темнота! — Толкушкин дефилировал вокруг стола, ловя свое искривленное отражение на крутых боках начищенного до блеска самовара. — Ну, это что-то вроде дриад и наяд. — Он лукаво улыбнулся. 

— Чего-о-о? — Болдырев был близок к нервному срыву. 

— Или сильфид… — как ни в чем не бывало продолжал издеваться над бесконечно далеким от литературы Болдыревым Толкушкин. 

— Да бабы это, только красивые… — пошутил Маркелов. 

— Бабы — это по части Алиске… 

— Легок на помине, — прошептал на ухо Маркелову приблизившийся к нему в этот момент Толкушкин. 

Мамедов стоял на пороге, сверля пронзительным взглядом оторопевшего Болдырева. 

— Я что-то, Сергей, не пойму, ты дежуришь или дурака валяешь? — Строго спросил Алискер. — А ты, Вадим, почему все еще здесь? Разве ты не должен сейчас заниматься проводкой в «Техасе»? И где Ганке? 

— В «Техасе» нам сказали, что все переносится на завтра. А Валентиныч пошел домой обедать. 

— В таком случае, почему вы мне не доложили, как только приехали? 

— Ты же в кабинете у Валандры был. 

— Я уже два часа, как освободился! — Алискер повысил голос — Самодеятельностью занимаетесь? А ты что, Валера, улыбаешься? — Обратился он к Толкушкину, который переглядывался с Вадиком. — В общем, друзья, давайте так: кто работать не хочет, пусть прямо об этом скажет. 

— Да что ты Алискер… — Хотел было что-то возразить Толкушкин. 

— Я тебе слово давал?! — вспылил Мамедов. — Здесь тебе не творческая тусовка! Я созвонился с «Интимом»… 

По дежурке пронесся легкий смешок. 

— Что смешного, блин! — Мамедов оглядел присутствующих, — маленькие, что ли! Валера и Вадик, вы пойдете. Сделаете замеры. К концу дня доложите. Смету я сам составлю. 

— К концу доложим, — сострил Маркелов. 

— Очень остроумно! — Мамедов нахмурился, — все понятно? 

— Понятно, — Вадик кивнул, — они расплачиваться будут презервативами? 

— Резиновыми куклами, остряк, — оборвал его Мамедов, — а я вам их буду выдавать, если хорошо работать будете. 

— Ладно, Валера, пошли, — Маркелов поднялся и направился к выходу, — а то мы сейчас договоримся. 


Глава вторая 


Ровно в восемь в прихожей раздался звонок. К этому времени Вершинина успела приготовить ужин, покормить сына и поесть сама. Естественно, привела себя в порядок, по-новому уложила волосы, освежила макияж, сменила халат на брючный костюм в тонкую полоску и надела туфли на высоком каблуке. 

Посмотрев в глазок, она увидела темноволосого мужчину средних лет, на вытянутом лице которого застыло напряженно-тревожное выражение. Тем не менее его маленькие черные глазки и высоко расположенные над ними густые, на клоунский манер поигрывающие брови придавали его продолговатой физиономии забавную живость и шарм непосредственности. 

Впрочем, это благоприятное впечатление почти сводила на нет прямая длинная линия его рта. Тонкие губы мужчины были не сомкнуты, и темная щель между ними, как показалось наблюдательной Валентине Андреевне, даже в своих детективных романах прибегавшей к ярким метафорам, зияла пугающей неизвестностью. 

— Кто там? — Возлагая руку на щеколду, спросила Вершинина. 

— Мы с вами договаривались, Валентина Андреевна. 

— Проходите, — Валандра открыла дверь и посторонилась, пропуская таинственного незнакомца. 

На госте был строгий темно-синий костюм и начищенные до зеркального блеска туфли. 

— Сюда, пожалуйста, — она сделала рукой приглашающий жест. 

Гость молча прошел в гостиную. 

— Присаживайтесь. Кофе хотите? 

— Спасибо, не откажусь. — Он медленно опустился в кресло. 

Валандра прошла на кухню и вскоре вернулась с подносом, на котором возвышался эффектный фарфоровый кофейник. Компанию ему составляли две миниатюрные чашки на таких же игрушечных, разрисованных пастушками со свирелями блюдцах. 

Кофе она решила предложить посетителю, чтобы выиграть время. Дело в том, что его лицо показалось ей знакомым. Она точно знала, что никогда не встречалась с ним лично, ей не был знаком его голос, но что-то такое подсказывало ей, что где-то она его видела. «Господи! — Осенило ее, — это же Дыкин — мэр нашего города». Его фото частенько мелькают в прессе, да и на телевидении он появлялся не раз. Вершинина вышла в гостиную с подносом в руках. 

Разлив кофе по чашкам, она устроилась в соседнем кресле. 

— Итак? Я вас слушаю. 

— В квартире кроме нас есть еще кто-нибудь? — он покосился на дверь в смежную комнату, из-за которой раздавались звуки смодулированных компьютером выстрелов. 

— Только мой сын. 

— Я бы не хотел, чтобы он меня видел, — с серьезным лицом произнес незнакомец. 

— К чему такие предосторожности? — спросила Вершинина, но все же сходила и предупредила Максима, чтобы он не выходил из комнаты без разрешения. 

— Сейчас вы все узнаете, — таинственно произнес посетитель. 

— Сразу хочу вас предупредить, что я работаю с группой людей, которых я, в случае, если мы с вами договоримся, должна буду посвятить в обстоятельства дела. 

— Это очень конфиденциально. Я бы попросил вас… 

— Я вас понимаю, но изменить порядок ведения расследования не могу. У меня своя команда, люди, которые работают со мной не первый год и которые помогли мне раскрыть ни одно преступление, — авторитетно сказала Валентина Андреевна. 

— Именно поэтому я к вам и решил обратиться, — бегающие глазки незнакомца прервали свое движение и остановились на ее сосредоточенном лице, — я навел о вас справки. На вашем счету нет ни одного нераскрытого дела. Это, согласитесь, внушает доверие… 

— Стараемся, — скромно ответила Вершинина, не сводя глаз с посетителя. 

— И все-таки, я настаиваю на строгой конфиденциальности… — В его голосе усилилась повелительная интонация. 

— Боюсь, что в этом случае я ничем не могу вам помочь, — спокойно констатировала Валандра, допивая кофе, — никто ничего не потерял, если не считать нескольких бесцельно проведенных минут. Вы ведь даже не представились, так что конфиденциальность соблюдена. 

Последняя реплика Вершининой была окрашена насмешливой иронией, но гость ничуть не смутился. 

— Меня зовут Юрий Григорьевич… 

— Фамилия ваша мне известна, — произнесла Вершинина. 

— Тем лучше. — Сухо заметил он. 

— Не могу взять в толк, зачем вы… 

— Представился? 

— Мы с вами ни о чем не договорились. Мои условия остаются прежними. 

— Хорошо. Я согласен. — Как-то устало произнес он. — Но можете ли вы мне обещать, что информация, которую я намерен вам сообщить, не просочится… 

— Могу, — смело ответила Вершинина. Она была по горло сыта лирическими отступлениями тарасовского мэра. Да, именно он, важно закинув ногу на ногу, сидел сейчас перед ней. 

— Я попал в щекотливую ситуацию. Меня шантажируют. — Он на минуту замолчал, как бы собираясь с мыслями. — Несколько дней назад мне позвонила… одна девушка… и предложила за определенную сумму денег купить негативы. 

— Вам так легко дозвониться? 

— Она позвонила мне по прямому телефону, который я даю лишь в исключительных случаях. 

— Это был именно такой случай? 

— Все мы люди… — мэр замялся, — так или иначе, она мне дозвонилась. 

— Что на негативах? 

Юрий Григорьевич поморщился. Ему не нравилась напористость Вершининой. Он привык к другой манере общения с теми, кто непосредственно был или кого он заочно считал своими подчиненными. 

— Об этом потом, — уклончиво сказал он. — Она предложила мне купить пленку за сто тысяч… долларов. Они этого стоят, можете мне поверить! — Юрий Григорьевич вздохнул, — Я договорился с ней о встрече. Но в назначенный срок она не явилась. 

Он растерянно заморгал. 

— Почему? 

— Она погибла. 

— Вы что же, сами должны были с ней встретиться? 

— Нет, конечно. Я поручил это своему помощнику. Передал ему дипломат с деньгами… 

— Так вы знаете эту девушку или нет? 

— Когда она разговаривала со мной по телефону, ее голос показался мне знакомым… Я поручил своим людям добыть максимальное количество информации об одной моей знакомой, голос которой был как две капли похож на голос звонившей мне шантажистки… — Юрий Григорьевич замялся. 

— И что же? — Валандра внимательно посмотрела на его вытянутую физиономию. 

— Скорее всего, это Мария Беспалова. 

— Что с ней случилось? 

— Ее зарезали. — Он едва не поперхнулся, выдавив из себя эту реплику. 

— Вы уверены, что именно эта девушка, я говорю о вашей знакомой, и была той шантажисткой, которая требовала с вас деньги? 

— Да, это она. 

Вершинина работала с людьми и старалась им доверять, но никогда не обольщалась насчет правдивости их высказываний, оценок и показаний. К тому же сидевший перед ней человек, по всей видимости, принадлежал к той категории людей, которые в силу обладания различного рода привилегиями привыкли считать себя и свои суждения непогрешимыми. 

— И потом, я не верю в случайные совпадения. Мария погибла совсем недавно. — После минутной паузы выговорил Юрий Григорьевич. 

— Вы полагаете, что ее смерть связана с… — хотела было предположить Валандра, но мэр перебил ее самым бесцеремонным образом: 

— У нее были эти чертовы негативы. Ее убили из-за них! 

— Значит, кто-то еще охотится за пленкой… — задумчиво проговорила Вершинина, вытягивая из лежащей на столе пачки «Кэмэла» сигарету. 

— Вне всякого сомнения. — Отчеканил Юрий Григорьевич, перекладывая ногу. 

— Кто кроме вас и вашей знакомой знал о существовании негативов? 

— Понятия не имею! — всплеснул руками мэр. 

— Мария, без сомнения, посвятила вас в то, что снято на пленку, так ведь? 

— Естественно, — Юрий Григорьевич отвел глаза. 

— Она сказала вам об этом по телефону? 

— Да. 

— И вы ей поверили? 

— Не сразу, конечно. Я потребовал доказательств. 

— И она вам их предоставила? 

— Она прислала мне одну контрольку, этого оказалось достаточно. 

— Прислала? Куда же? 

— Ну, мы обговорили, как лучше это сделать… — растерялся мэр, — я дал ей адрес моей знакомой… 

— Понятно. — Валандра невозмутимо выпустила в потолок сизое колечко дыма. — Так что же на этих негативах? 

— Как вам сказать… Это довольно деликатный вопрос… 

— Это я понимаю. Иначе зачем бы вам так срочно понадобилась эта пленка? — Не удержалась от усмешки Вершинина. 

— Мне не до смеха! — одернул ее Юрий Григорьевич, меняясь в лице. 

— Мне тоже, — твердо сказала она. Улыбка слетела с ее лица. Она брезгливо поджала губы. — Давайте начистоту! Пока я не узнаю, что на пленке, я ничем не смогу вам помочь. 

Юрий Григоьевич явно не ожидал такой решительной отповеди. 

— Вы могли бы разговаривать немного полюбезней… — обиделся он. 

— Светские беседы и салонные развлечения, простите, — не мое хобби. В начале нашего разговора я сказала вам, что вы можете полностью довериться мне. Доверие клиентов — один из моих императивов. Никаких недомолвок и недоговоренностей! Вы сами должны понимать: чем больше информации — тем лучше. Я не из полиции нравов, и в мою компетенцию не входит моральная оценка поведения моих клиентов. Если меня интересует та или иная подробность, то лишь в качестве дополнительной возможности прояснить ситуацию. 

— Звучит убедительно. — Юрий Григорьевич взмахнул своими подвижными бровями мима и наморщил лоб. 

— Итак, Юрий Григорьевич, что на негативах? 

— Вы — железная леди, Валентина Андреевна, — вымученно улыбнулся он. 

— Приходится, — пожала она плечами, — здесь не институт благородных девиц, — Валандра улыбнулась уголками губ. 

— Не знаю, как так получилось… Я был на одной закрытой вечеринке в компании определенного рода людей… 

— Из криминальных структур? — прямо спросила Валентина Адреевна, гася сигарету в пепельнице и щурясь от поднимающегося дыма. 

— Я этого не знал… 

«Надо же, какой нежный народец нами руководит — прямо-таки в муках корчатся, а некоторых слов выговорить не могут, как ни стараются!» 

— Значит, кто-то проник на эту вечеринку с целью сфотографировать вас в обществе «людей определенного рода», как вы выразились. Сфотографировать, чтобы иметь возможность оказывать на вас давление… — размышляла вслух Валандра. — Сама я не участвовала в подобных мероприятиях, но все-таки мне с трудом верится, что кто-то мог так изловчиться чтобы, не пользуясь благорасположением или опекой кого-нибудь из, так сказать, официально приглашенных, получить доступ на это сборище. 

Валентина Андреевна с удовлетворением отметила про себя гримасу недовольства, появившуюся на лице мэра при слове «сборище», которое она употребила намеренно. 

— Что вы хотите этим сказать? — Юрий Григорьевич сделал вид, что пропустил это слово мимо ушей. 

«Вот и настало время для дипломатии», — иронично прокомментировала Валандра про себя его реакцию. 

— Только то, что человек, сфотографировавший вас, выполнял работу для одного из гостей, а скорее всего для хозяина. Тот специально провел его на эту тусовку. 

— Что?! 

— А вам самому разве не приходило это в голову? 

— Насколько мне известно, там не было нуждающихся… 

— Юрий Григорьевич, шантажировать можно не только из-за денег. Вы занимаете высокий пост. Очевидно, у кого-то возникло желание путем шантажа чего-то от вас добиться. Может быть, припугнуть… 

— Но как тогда негативы попали к девушке? — Юрий Григорьевич вопросительно воззрился на Вершинину. 

— Скорее всего она их просто-напросто украла. И если укравшая и попытавшаяся шантажировать вас девушка и ваша знакомая, которую, как вы сказали, зарезали, — одно и то же лицо, то вероятней всего, что она пострадала именно из-за этой пленки. 

— Наверное, вы правы. — Черные глазки мэра опять беспокойно забегали. 

— Итак, вы хотите, чтобы я нашла для вас эти негативы? 

— Именно. 

— Кто там запечатлен вместе с вами? 

— Шаров. 

— И все? 

— Этого достаточно, чтобы я потерял свое место. 

— Кто такой этот Шаров? 

— Официально он председатель совета директоров компании «Север-Юг». 

— А неофициально? 

— Я сам не знал этого до определенного момента. 

— Не тяните резину, Юрий Григорьевич. 

— В общем, он один из шести главных криминальных авторитетов в нашей губернии, наряду с Трофимовым, Шуруповым и так далее. 

— И вы хотите сказать, что не знали этого? — недоверчиво посмотрела на него Вершинина. 

— Ей Богу, то есть, честное слово, — скороговоркой выпалил мэр, — впрочем, какая теперь разница! — он уныло опустил голову. 

— Действительно, — согласилась с ним Вершинина, — теперь это не имеет значения. 

* * *


— Так где он познакомился с этой Марией Беспаловой? — Алискер отхлебнул чай. 

— Вообще-то она работает в модельном агентстве «Олл старз». — Вершинина сидела в кабинете за столом и курила, — Дыкин приметил ее на какой-то презентации, шепнул несколько слов своим помощникам, и ночью она уже была в его постели. 

— Все так просто? 

— Я тебе говорю только то, что он сам мне сообщил. Наша задача отделить зерна от плевел. 

— Нас просят о помощи, — возмутился Алискер, — и мы же еще должны думать, что из сказанного ими правда, а что нет. 

— Это не так уж сложно, Алискер, тем более, если учитывать то, сколько он обещал нам заплатить. 

— Сколько же, если не секрет? 

— Двадцать тысяч, плюс расходы. 

— Неплохо, — Мамедов допил чай и поставил чашку на стол. 

— Это только пятая часть того, что он собирался выложить за эти негативы. 

Алискер поднялся и начал прохаживаться по кабинету. 

— Вы говорите — Беспалову зарезали? 

— Да. Выясни, где это случилось. Вообще, разузнай о ней поподробнее. Работа, сослуживцы, друзья, родственники. 

— Не могли ее убить те, у кого она украла негативы? 

— Если это так, то наша задача сильно осложнится. Тебе все понятно? — Вершинина оторвала взгляд от бумаг, лежащих на столе и посмотрела на Алискера. 

— Понятно, — Мамедов кивнул. 

— Тогда действуй. Вечером доложишь. 

* * *


Агентство «Олл старз» арендовало несколько комнат в городском Доме офицеров. 

— Молодой человек, вы к кому? — окликнула Мамедова седая бабулька, голова которой едва выглядывала из-за перегородки, отделявшей вахтерскую от холла. 

Десятое мая было нерабочим днем, и вероятность того, что он кого-то застанет на месте, была ничтожно мала, но Алискер решил все-таки зайти в агентство на свой страх и риск. 

— Мне нужно в «Олл старз», — он улыбнулся и подошел к перегородке, — там есть кто-нибудь? 

— Сегодня выходной, — уклончиво ответила старушка и покосилась на щит, где под стеклом висели ключи от кабинетов. 

— Я по личному вопросу, — Мамедов облокотился на стойку и выжидательно посмотрел на вахтершу. 

— Если тебе к Женьке, можешь пройти, — смягчилась она, — он, похоже, там, неугомонный. 

— Спасибо, — Алискер направился к лестнице, — какой этаж? 

— Третий, комната триста шесть, там у него студия, — уважительно произнесла старушка. 

В Доме офицеров было еще холодней, чем на улице. Шаги Алискера гулко отдавались эхом в пустых коридорах. Взбежав по широкой лестнице на третий этаж, Мамедов не без труда нашел большую, метра три в высоту, филенчатую дверь с номером триста шесть и, постучав, толкнул ее. 

В высоком просторном помещении царил творческий беспорядок. Кругом стояли лампы на подставках и софиты, валялись отрезы однотонной и цветной ткани, огромные открытые зонты висели на ширмах и лежали на паркетном полу. Дополняли картину кубы самых разнообразных размеров: от маленьких, величиной десять на десять сантиметров, до огромных, со стороной почти полтора метра. 

— Есть здесь кто? — негромко спросил Мамедов, делая несколько шагов по студии. 

Никто не отозвался. 

«Вышел, что ли, куда?», — подумал Мамедов и увидел, что большая ширма, отгораживающая угол комнаты, как-то странно подрагивает. Мягко ступая, он подошел к ширме и заглянул за нее. Сразу стало ясно, почему она дрожит. Прижав колени к подбородку на куче цветных тряпок лежал молодой парень в светлых, почти белых джинсах и черной рубашке на выпуск. Его темные волосы длинными прядями спадали на лицо. Парня колотило, как в лихорадке, и дрожь его передавалась на ширму, к которой он прислонился. 

«Замерз, бедный», — подумал Мамедов и подошел поближе. 

— Эй, — он потрогал парня за плечо и тут ему все стало ясно. 

От парня разило перегаром, а за его головой валялась порожняя бутылка «Джонни Уолкера». «Неугомонный», как назвала парня вахтерша, похоже валялся здесь со вчерашнего дня, а может, с ночи. «Неужели в одного вылакал? — Мамедов толкнул бутылку носком ботинка, — здесь ведь больше пол-литра!» Алискер пил редко, но мог себе представить состояние парня. «Если его не похмелить — разговора не получится». 

Он вышел из студи, прикрыв за собой дверь, и спустился вниз. 

— Что, нету Женьки? — окликнула его вахтерша. 

— Да там он, работает, — ответил Мамедов, — я сейчас, только куплю чего-нибудь перекусить. 

Ближайший магазин был в нескольких кварталах, и Мамедову пришлось снова садиться за руль «Нивы». Купив «лекарство» и кусок краковской колбасы, через пятнадцать минут он уже снова входил в Дом офицеров. Предусмотрительно спрятав чекушку в нагрудный карман, с колбасой в руке, он миновал вахтершу и поднялся наверх. Нашел стакан на столике в углу, отвинтил пробку и плеснул в него граммов сто пятьдесят. 

— Евгений, — потряс он «больного» за плечо, — подъем. 

— А-а-а, — протянул тот, не открывая глаз. 

— Вставай, тебе говорят. 

— О-о-о, — Женька на секунду перестал дрожать и схватился за голову. 

— Евгений, — он снова потряс его, — доктор приехал, вставай. 

— Ну-у-у, — сделав неимоверное усилие, Женька сел на своем ложе, обхватив колени руками, но глаза его под длинной модельной челкой оставались закрытыми. 

— Кончай мычать, сейчас лечиться будем. 

Евгений приоткрыл один глаз и уставился на Алискера, покачиваясь из стороны в сторону и не переставая трястись всем телом. 

— Ты кто? — наконец произнес он. 

— Сейчас я для тебя доктор, — Алискер поднял стакан с куба, используемого в качестве стола, и протянул его Евгению, — держи. 

— Что это? — Женька недоверчиво посмотрел на стакан, но все же взял его. 

— Пей, не отравишься. 

Сунув нос в стакан, Евгений потянул воздух ноздрями. Волна отвращения прошла по всему его телу, он открыл рот и тяжело задышал. 

— Давай, давай, — подгонял его Алискер, — как говорит Михал Михалыч, водка в малых дозах полезна в любых количествах. 

Наконец, собравшись с силами, Женька поднес стакан ко рту и маленькими глоточками, сморщившись точно печеное яблоко, влил в себя содержимое стакана. 

— Закусывать будешь? — Алискер показал ему колбасу. 

Женька отрицательно покачал головой и поставил пустой стакан на пол рядом с собой. Он еще дрожал, но щеки его порозовели, в глазах появился здоровый блеск, дыхание стало ровнее. 

— Че ж это я вчера так накушался? — спросил он сам себя, — а-а, после вчерашнего салюта зашли сюда вместе с Наташкой и ее новым приятелем. Че ж это они меня здесь бросили, свиньи! Как пить за мой счет, так — пожалуйста, а как домой меня проводить, так нету никого. Ну ничего, попляшут они у меня! Тебя как зовут, друг? — вскинул он на Мамедова свои карие глаза. 

— Алискер. 

— Слушай, — он прищурился, — у тебя очень неординарная внешность, давай я тебя поснимаю. 

— Давай в другой раз, — улыбнулся Мамедов, — а сейчас я бы хотел тебя кое о чем спросить. 

— Спрашивай, о чем разговор, — Евгений развел руками, — я добро не забываю. Давай только еще грамм по сто, а? Потом пойдем перекусим, я угощаю, там можешь спрашивать о чем угодно. 

— Колбасы не хочешь? 

— Нет, нужно чего-нибудь горяченького. 

* * *


— Гора не идет к Магомету — Магомет идет к горе, — на пороге кабинета Вершининой стоял Мещеряков. Его опухшая, помятая физиономия хранила следы вчерашнего праздничного возлияния. — Можно? 

— Чего ты спрашиваешь? — улыбнулась Вершинина. — Входи, конечно! 

— Ты своего престарелого шефа навестить не хочешь — дай, думаю, на огонек зайду. — Мещеряков водрузил свои тучные ягодицы на кожаное сиденье кресла. 

— Я думала, Миша, ты сегодня на работу не выйдешь, еще денек дома потусуешься, — Вершинина лукаво посмотрела на Мещерякова. 

— Да разве Томка даст спокойно посидеть: то это ей нужно сделать, то — другое. Хотела меня на дачу утянуть! Ну уж нет! Пойду-ка, думаю, я лучше на работу. А ты как, Валентина, отпраздновала? В гордом одиночестве? — Михаил Анатольевич хитро сощурил свои и без того похожие на щелочки глаза. 

— Тебе, Миша, как ты говоришь, Тамара Петровна на нервы действует, а мне — твои намеки, догадки да подковырки! 

С Мещеряковым я когда-то работала в органах. Сидели мы на разных этажах, в разных отделах: я — в аналитическом, он — в оперативном. Организовав фирму «Кайзер», он перетянул и меня, вернее, не перетянул, а спас от безработицы. Ведь к тому времени я «осталась на бобах». Из органов пришлось уволиться, и я пребывала в раздумьях: куда пойти, куда податься? А здесь такой случай! «Кайзер» занимался изготовлением стальных дверей и установкой сигнализации. И вот я возглавила службу безопасности при этой фирме. 

У меня не было причин жаловаться на своего шефа, если не считать его постоянного вмешательства в ход проводимых мной расследований и в мою личную жизнь. Мое положение разведенной женщины не давало ему покоя, и он считал себя просто обязанным помогать мне словом и делом. Он выступал в роли мудрого советчика, когда в кабинетных беседах пытался донести до моего сознания, как это разумно и прекрасно — жить парами. Иногда он брал на себя роль легкомысленной свахи, пытаясь свести меня с некоторыми из своих солидных друзей и приятелей. 

— Да ты, Валентина, не кипятись! Я просто так полюбопытствовал, а ты — с места в карьер! Олег-то не приходил? 

— Звонил. — Нехотя ответила Вершинина. 

— И все? — разочарованно произнес Михаил Анатольевич. 

— В гости набивался. Но у меня были другие планы. 

— Правда? Все-то ты от меня скрываешь! Могла бы и поделиться хоть раз со своим старым другом! 

— Он, естественно, не меня хотел увидеть, а Максима. 

— А как он с Мариной своей поживает? Доволен? 

— Меня это не интересует. Главное — чтоб о сыне почаще вспоминал. Материальная сторона меня не волнует, просто чтоб не забывал, что у него сын подрастает, внимание ему оказывал. Максим его любит! 

— Это понятно, — Мещеряков закурил, — а кто этот твой новый на «ауди»? 

— Ну, шагу не шагнешь, чтобы кто-нибудь не узнал! Приятель. Ты удовлетворен? 

— Удовлетворен. — С обидой произнес Мещеряков. — Ладно, не хочешь о личном, — потер он свой тройной подбородок, — расскажи че у тебя на работе новенького. 

— Расследование начинаю, Миша… 

— А я почему об этом не знаю? 

— Не успела доложить — праздник был. — Усмехнулась Валандра. 

— Когда ж ты успела клиента-то подцепить? — хитро прищурился Мещеряков. 

— Он сюда позвонил, а потом ко мне домой подъехал, — не моргнув глазом, сказала Вершинина. 

— На дому прием ведешь, значит? 

— Клиент, Миша, солидный. Я твоей формулировкой пользуюсь. И дело конфиденциальное. — Вершинина шутливо понизила голос. 

— Не слишком ли много таинственности? 

— Прямо уж не знаю, Миша, посвящать ли тебя… 

— У тебя, никак, секреты от шефа завелись? Так кто же он, твой мистер Икс? 

— Мэр наш. 

— Дыкин? — как-то бессмысленно заморгав, переспросил Михаил Анатольевич. 

— Негативы ему нужно найти. Если не найдем — ему каюк! Его на какой-то вечеринке один фотограф-любитель в компании с Шаровым заснял. Сам понимаешь — дело серьезное! 

— Подожди-ка, Шаров — это же… 

— Да, да. Крутой парень. Так вот, какая-то девица украла пленку и попробовала Дыкина шантажировать. 

— И что же? 

— Грохнули ее, вот что! Кто-то еще за пленкой гоняется. Так что, Миша, и для нас настал черед поучаствовать в гонке. 

— Каков призовой фонд? — В бесцветных глазках Михаила Анатольевича загорелись синие огоньки алчности. 

— Двадцать тысяч. Расходы, разумеется, в призовой фонд не входят. 

— Двадцать тысяч — чего? 

— Миша, я же тебе сказала, что наш клиент — мэр! — Вершинина сделала ударение на последнем слове. 

— Так что же, Дыкин через мою голову к тебе обратился? — В Мещерякове заклокотала обида. 

— Миша, это — второстепенный вопрос! Главное теперь — в грязь лицом не ударить! 


Глава третья 


Войдя в помещение кафе, Алискер с удовольствием окунулся в его приятную, почти интимную атмосферу: в зале царил теплый полумрак, по которому мягко стелились волны медленной мелодии Леграна. Бесшумно скользили официантки в белых передниках. 

— Люблю ненавязчивый сервис, — манерно произнес Евгений, усаживаясь за круглый столик и живописным жестом подзывая к себе коренастую рыжую официантку. — Ты что будешь? 

Мамедов заглянул в меню. 

— Возьму, пожалуй, крабовый салат, минеральную воду и кофе. 

— У тебя рацион прямо как у топ-модели! — пошутил Женька. — А мне, девушка, пожалуйста, цыпленка-табака, сливки с черносливом и каппучино. Так, а выпивать что будем? — Он лукаво посмотрел на замершую в ожидании официантку, — что вы нам посоветуете? 

— Есть водка, пиво, коньяк, вино, бренди, портвейн хороший. Да вот же карта вин! — неохотно, точно ее просили рассказать таблицу умножения, ответила рыжая. 

— Может, по пятьдесят коньяку? — утратив интерес к официантке, предложил Мамедову Женька. 

— Давай. Для согрева. 

— Девушка, два по пятьдесят «Дербента»! — Женька артистично щелкнул пальцами и рассмеялся. 

Когда официантка с достоинством удалилась, он нагнулся через стол к Мамедову. 

— Нет, ты видал? Ну и краля! Мало того, что ноги — колесом, так еще и цедит сквозь зубы. Ха-ха, помнишь, как там у Горация:«Будь же мудрой, вина цеди!» Нет, эта рыжая, весь интерьер портит, я тебе как фотограф и стилист говорю! «Есть водка, пиво, коньяк…» — спародировал он нелюбезную официантку. 

— Она здесь долго не задержится, — предположил Мамедов, вошедший в роль милосердного друга с «неординарной внешностью». 

— Знаешь, почему она на нас так пялилась поначалу? Думала, ха-ха, что мы — голубые, ей Богу! Из какой-нибудь деревни, небось, приехала. Начиталась в журналах про гомов, а тут — мы с тобой как нарисованные. У баб ведь как? — страшный, кривой, косой, бицепсы как у Шварца — значит, ортодокс, чуть посмазливей — гей! 

— Может, ты и прав. Слушай, Жень, давно ты фотограф и стилист? — Мамедов решил, что пора переходить к делу. 

— Ты имеешь в виду в «Олл старз»? 

— Да. 

— Два года, а что? 

— Беспалова Мария у вас работала? 

— Так ты что, из милиции? — насторожился Евгений. 

— Почему сразу — из милиции? 

— Хочешь страхи мои развеять? Я вот сижу тут, с тобой болтаю, а сам думаю: что это вдруг он такой добрый? Так это, значит, у вас теперь подход такой? Раньше корки красные в морду — и шабаш, а сейчас у вас вон какие методы — напоить, обогреть… 

— Прекрати этот треп! Я тебе еще раз говорю: к милиции я никакого отношения не имею! Я что, на мента похож? 

— Не похож, для мента у тебя внешность слишком неординарная… — замялся Женька. 

— Так работала у вас Беспалова? 

— А что это ты ей интересуешься? — В карих Женькиных глазах опять появилось недоверчивое выражение. 

— Расследование одно провожу. — Уклончиво ответил Мамедов. 

В эту минуту им принесли заказ. Все та же рыжая официантка, как робот, выставила содержимое подноса на стол и, не удостоив приятелей взглядом, направилась к соседнему столику, где томилась ожиданием немолодая парочка. 

— Ну и мымра! — не удержался от нелестного замечания по адресу официантки Женька. — Человек более впечатлительный распростился бы с аппетитом, пообщавшись с этой корягой! 

Окинув критическим взором цыпленка, он принялся не спеша протирать салфеткой вилку. Алискер молча приступил к салату из крабов. 

— Расследование, говоришь? — Замешкавшийся было Евгений как будто осмелел. 

— Вот мои корочки. — Алискер положил на скатерть свое удостоверение. 

— Частный детектив? — Женька с уважением посмотрел на Мамедова. — А че ж ты сразу не сказал? 

— Налаживал личные контакты, — иронично отозвался Алискер. 

— При помощи водки и краковской? 

Мамедов улыбнулся. Женька ему решительно нравился. 

— Давай лучше про баб поговорим, а? 

— Про Беспалову. 

— Ну, работала она, работала, а потом — бац! — перестала, — цинично усмехнулся Евгений. 

— Я серьезно. Расскажи о ней. 

— Классная девка была! Только со вкусом не очень дружила. Ну, правда, после того, как я дал ей несколько дельных советов, кое в чем разбираться стала. Без ложной скромности, — Женька с усмешкой посмотрел на Алискера. — Приехала она в Тарасов из Красногвардейска. Есть такой глухой, но милый сердцу уголок… 

— Жень, ты мне глубоко симпатичен, но… 

— Насколько глубоко? — Женька рассмеялся, хитро прищурив глаза. 

— Без поясничанья, можешь? — Алискер смерил его строгим взглядом. 

— Могу. А что ж мы коньяк не пьем? 

— На дессерт оставим. 

— В общем, приехала она из провинции. Девка видная, высокая, двигалась неплохо. По мне — поработать с ней серьезно — любой Тарлингтон сто очков вперед бы дала! Фотогенична, трудолюбива. Вот только зазнаваться в последнее время стала и как-то поглупела, что ли? 

— Ты ее хорошо знал? 

— Я с ней спал. Хотя это, в большинстве случаев, не показатель. 

— У тебя с ней роман был? 

— У меня почти с каждой из моделей рано или поздно он бывает… — усмехнулся Женька. 

— Понятно. — Алискер многозначительно посмотрел на него. — И долго ты с ней спал? 

— Тебя это как детектива или как мужика интересует? 

— И то, и другое… 

— Люблю честных людей! Не долго. 

— Что так? 

— Какая-то она, говорю тебе, другая стала. Капризная, мелочная, с прикидкой да приглядкой. Исчезла в ней, как бы это сказать, непосредственность, что ли. И осталась одна посредственность, — рассмеялся своему каламбуру Женька, — и в постели тоже… «Все человеческое исчезает с ее лица…» — как сказал поэт. А все-таки странно и даже жутко, согласись, когда узнаешь, что с твоей подружкой, с которой ты еще недавно в постели кувыркался, случается такое… 

Женька погрустнел и принял задумчивый вид. 

— «…как та пугающая лучшая подруга, что спит с тобой…» — процитировал он после небольшой паузы. Бр-р-р! Лучше поэта никто не скажет. Это Моррисон про смерть написал, — пояснил он, ловя на себе вопросительный взгляд Алискера. — А потом у нее появились деньги. Ох уж эта проза бытия! Не просто деньги, а много денег, по нашим совдеповским понятиям, разумеется. 

— Откуда же у нее взялись деньги? 

— В том-то и дело, что никто об этом не знал. В общем-то, наши девчонки не бедствуют, но Машка всех перещеголяла. И это учитывая то, что работать стала меньше. То она на больничном, то просто прогуляет. Несколько заказов из-за нее задержали. 

— Может, у нее спонсор какой появился? — Мамедов поднял глаза от тарелки с салатом. 

— Может быть, — пожал плечами Евгений, давая понять, что ему сие неизвестно. 

— А где она жила? 

— Машка приехала в Тарасов со своей подружкой, Ольгой. У той мордашка ничего, только ростом не вышла для модели. Так вот, они сначала вместе комнату снимали недалеко отсюда, а как у Марии деньги появились, она на квартиру переехала, а подружка так и осталась в комнате. Она потом секретаршей в какую-то фирму устроилась. Вообще, она с головой дружит, в отличие от Беспаловой. 

— А что, та совсем уж дура была? 

— Ну, дурра — не дура, — Евгений положил обглоданную цыплячью косточку на край тарелки, — витала где-то в облаках, ждала манны небесной. Мечта у нее была, уехать заграницу. Она даже загранпаспорт сделала, — он невесело усмехнулся, — уехала. 

— Как ты говоришь, фамилия ее подружки? 

— Рыбакова. 

— Говоришь, она недалеко живет? 

— Я точного адреса не знаю, если хочешь, после обеда дойдем до нее. Я был там пару раз, когда они еще вместе с Машкой жили. Так ты что же, ее убийцу ищешь? 

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Мамедов, — а как она погибла, ты не знаешь? 

— Ее нашли в подъезде дома на улице Тараса Бульбы. Ножевое ранение в живот. Сосед возвращался домой, а она у лифта лежит. Он скорую вызвал, но до больницы ее не довезли. 

— Она там жила? 

— Никто этого не знал. Она, оказывается, туда недавно переехала. 

— Может быть, захотела жить поближе к работе? — предположил Мамедов. 

— В том-то и дело, что это не ближе. Главное, никому об этом не сказала. 

— Не знаешь, у нее ничего не пропало? 

— Серьги и цепочка остались на ней, а вот пустую сумку нашли в двух кварталах от дома. 

— Откуда такие сведения, Жень? — недоверчиво посмотрел на него Мамедов. 

— Да нас же всех там опрашивали, кто где был тридцатого апреля вечером. 

— Проверяли алиби… 

— Вот-вот. Ну так потихоньку все и прояснилось, или почти все. 

— А в вашем агентстве она с кем-то дружила? 

— Характерец, надо сказать, у нее был не ахти какой! Пожалуй, ближе всех она была с Любкой Городницкой и Оксаной Цой. 

— А где их можно увидеть? Ты адреса их знаешь? 

— Да зачем тебе адреса? Приди завтра с утреца, они все в агентстве должны быть. 

— Хорошо. — Мамедов добавил немного коньяка в кофе и поднял рюмку с остатками напитка. 

— Ладно, — Женька поднял свою рюмку, — давай помянем Марию, — и одним махом опрокинул содержимое в рот. 

— Ну что, — Мамедов вопросительно посмотрел на него, — пошли? 

* * *


— Здесь направо, — Женька, сидевший на переднем сиденье рядом с Алискером, показал пальцем, куда свернуть, — тормози, приехали. 

Мамедов остановил «Ниву» на тихой улочке недалеко от центра, застроенной старыми одно— и двухэтажными домами. Выйдя из машины, они прошли во двор, в дальнем конце которого стоял новый туалет из свежеструганных досок. 

— Удобства во дворе, — произнес Мамедов. 

Две огромные немецкие овчарки при их приближении беспокойно забегали за забором из сетки рабицы, и вскоре двор огласился их злобным лаем. Женька подошел к низкой деревянной оградке с покосившейся калиткой и, перегнувшись, снял крючок. Он вошел в крохотное пространство палисадника, куда выходили две двери. Приблизившись к правой, надавил кнопку звонка. 

— Навряд ли она сейчас будет дома, — Женька надавил на кнопку еще раз. 

— Давай спросим соседей, — Алискер поискал глазами звонок у левой двери и, не найдя, постучал в маленькое окошечко. 

За дверью раздались шаркающие шаги, но прежде чем она открылась, прошло еще не меньше минуты. Когда же дверь со скрипом отворилась, Алискера обдало запахом рыбы и еще какой-то кислятины. Поморщившись, он сделал шаг назад. 

Сгорбленной старухе, появившейся в проеме, можно было дать лет двести. Совершенно непонятно было, во что она одета: голова повязана пестрым платком, платок побольше прикрывал ее старческие плечи, несколько юбок, как у цыганок, торчали одна из-под другой. Двигалась она с большим трудом, но подслеповатые слезящиеся глаза смотрели на Алискера с живым интересом. 

— Мы ищем Олю, — произнес Алискер, указывая на соседнюю дверь, — она здесь комнату снимает. 

Возле бабкиных ног, обутых в старые кожаные тапки, отороченные мехом, терлась пара кошек. 

— А-а? — старушка приложила сложенную рупором ладонь к уху. 

— Мы ищем вашу соседку, — наклонившись к ней, крикнул Мамедов. 

— Нету ее, — поняла, наконец, старушка. 

— Когда она будет? 

Овчарки у дома напротив немного успокоились и теперь только порыкивали. 

— Не знаю, милый, ее уж, почитай, два дня как нету. 

— Два дня? — Алискер сделал удивленное лицо, — а где же она? Может, загуляла, а? 

— Все может быть, — философски заметила старушка, — только раньше она так надолго не пропадала. Да вы уж не первые, кто ее разыскивает. Вчерась тоже двое приходили. 

— Наверное, приятели, — как можно громче произнес Мамедов. 

— Может кому и приятели, только не Оле. 

— Это почему же? — спросил Мамедов. 

— Потому, — старушка наклонившись, погладила своих кошек, — вот взять к примеру вас, сразу видать, люди порядочные. А энти приперлись ни свет ни заря, весь двор перебаламутили, я с ними даже разговаривать не стала. Тьфу, — старушка в сердцах плюнула на порог. 

— Понятно, — задумчиво произнес Алискер, — а как хоть они выглядели? 

— Эти двое-то? Ну, знамо как выглядели, как уроды какие. В костюмах с ненашенскими надписями, в глазах туман, на головах ежики. Тьфу, как после пятнадцати суток. 

— Ага, бритоголовые, значит? — решил уточнить Мамедов. 

— Во-во, милай, совсем безголовые, — согласилась старушка, — а вы что же, Олины приятели? 

— Приятели, — Мамедов достал из кармана визитную карточку и вложил в старческую руку, — у меня к вам будет просьба: передайте это Оле. Попросите ее позвонить, скажите — это очень важно! 

— Передам, милок, че ж не передать, — старушка снова потрепала кошек по загривкам, — как только ее увижу, так сразу и передам. 

— Спасибо вам, бабушка, вас как звать-то? 

— Бабой Верой меня здесь кличут, люди хорошие и за хлебом и за молоком мне ходят, и животным моим рыбки приносят. 

Она, похоже, еще долго могла бы рассказывать о своей жизни и о помощи сердобольных соседей, но Алискер с Женькой попрощались с ней и пошли к машине. 

Женька попросил отвезти его домой. 

— Поехали, — сказал Алискер и нажал на педаль акселератора. 

* * *


На обратном пути Алискер заскочил в «Сигму-А», поинтересовался, не приняли ли они решения по поводу установки дверей и сигнализации. 

— Пока думаем, — заместитель директора, плотный усатый мужчина с плешью вяло покуривал, сидя за огромным столом. 

— Если возникнут какие-то сомнения, сразу звоните, — Алискер даже не присел, — с прошедшими вас. 

— Ага, — ответил зам, встал и, подойдя к холодильнику, достал две бутылки пива, — не хочешь? 

— Благодарю, я за рулем. Ну так до встречи? — попрощался он. 

Когда он поъехал к офису «Кайзера», часы на приборном щитке его «Нивы» показывали половину четвертого. В конторе было тихо и прохладно как на осеннем кладбище. 

— Привет, Алискер, — Антонов-старший вышел из дежурки. 

— Здорово, Шурик, — Мамедов пожал протянутую ему руку, — ты сегодня дежуришь? 

— Да, сегодня с Маркеловым. 

— Как у Валандры настроение? 

— С утра к ней патрон заходил, а после его посещений, сам понимаешь, какое может быть настроение. 

* * *


Затрахала меня мещеряковская въедливость. Ну что человеку спокойно не сидится? Все-то ему нужно знать, во все сунуть свой мясистый нос. Ну, понятно, достала тебя дома жена, так приди на работу, возьми книжку какую и отдыхай от дома. Так нет же, надо на мне отыграться! Подумаешь, мэр его не поставил в известность, напрямую ко мне обратился! Так работа у меня такая, деликатная. Ты скажи спасибо, что я тебя в известность поставила. 

Никакой личной жизни. Откуда-то узнал про Виктора! Я же не бегаю за ним по подвальчикам. Прошлый раз все совершенно случайно получилось, ей богу. Возвращалась домой после десяти вечера, забыла Максу мюсли его любимые купить, спустилась в этот магазинчик, он круглосуточно работает, а там шеф собственной персоной! Водочки уже принял и пивом ее, родимую, запивает. Ладно бы еще заведение было приличное. Два ободранных стола, вокруг которых трутся недоросли из ближайшего общежития. И Мещеряков. В помятом, как всегда, костюме, да еще продавщице глазки строит. 

Но это же его дело. Я-то ему ни словом об этом ни обмолвилась. А он запомнил. Вот теперь и расхлебываю. Вообще-то как профессионал, администратор он свое дело знает. Ну создал структуру, которая приносит тебе стабильный немалый доход, и отдыхай! Так нет же, ему надо и мою жизнь наладить. 

Я отложила тетрадь и ручку и закурила. 

Взгляд Вершининой скользнул по висевшему над журнальным столиком портрету Ларошфуко кисти одного тарасовского «пикассо». Полотно было подарен Валандре мужским коллективом «Кайзера» на Восьмое марта и с тех пор не переставало забавлять ее или раздражать — смотря по настроению. Сейчас его барометр замер где-то на нуле. Волна недовольства дотошностью Мещерякова схлынула, но во рту оставался неприятный привкус досады. 

Как раз за этим «смакованием» и застал ее Мамедов. Постучав в дверь, он толкнул ее и вошел в кабинет. 

— Валентина Андреевна… — Мамедов застыл посреди комнаты. 

— Садись, Алискер, что у тебя? 

— Ситуация следующая, — он снял плащ и, перекинув его через спинку стула, подсел к столу, — Беспалову убили в подъезде дома по улице Тараса Бульбы, где она незадолго до этого сняла квартиру. Прежде она жила на улице Рыжова сорок пять дробь девятнадцать. Мне кажется она… 

— Не торопись с выводами, Алискер, — прервала его Вершинина, — давай сначала факты. 

— Почему-то она поменяла жилье, и через несколько дней ее убили. 

— Как это произошло? 

— Ударили ножом в живот. 

— Оружие нашли? 

— Не знаю, сегодня у многих нерабочий день. Мне удалось поговорить только с фотографом «Олл старз»… 

— И все? — в голосе Вершининой появилось недовольство. 

— Нет. Еще я нашел дом, где снимает квартиру Ольга Рыбакова. Она приехала в Тарасов вместе с Марией, и они там сначала жили вдвоем. 

— И что же? — Вершинина достала из пачки «Кэмела» сигарету и закурила. 

— Соседка Рыбаковой сказала, что та уже два дня не появляется дома и что кроме нас ей интересовались бритоголовые ребята. 

— Так, так, — Вершинина на минуту задумалась, выпуская дым через тонкие ноздри, — отлично, очень хорошо. 

— Не понял, — черные брови Мамедова вопросительно округлились. 

— Ну как же, Алискер… — она покрутила сигарету в пепельнице, — а тебя еще Визирем прозвали! За что спрашивается? 

Мамедов некоторое время растерянно смотрел на начальницу, потом хлопнул себя ладонью по лбу. 

— Ну вот, — улыбнулась Вершинина, — я была уверена, что ты знаешь, о чем я говорю. 

— Вы хотите сказать, что если кто-то разыскивает подружку Марии Беспаловой, значит, негативов у них нет? 

— Конечно, Алискер. Теперь выиграет тот, кто быстрее найдет Ольгу Рыбакову. Мне кажется, ниточка тянется к ней. И еще. Если мы предполагаем, а нам приходится это делать, что негативы были у Марии, то как ты думаешь, стали бы убивать Беспалову, не найдя у нее негативов? 

— Думаю нет, но что нам это дает? 

— А то, что ее убил не тот, у кого эти негативы украла Беспалова, а кто-то еще, кто украл их у Беспаловой. 

— Получается, что действует не одна команда, а как минимум две? 

Вершинина кивнула головой. 

— Не считая нас. И негативы сейчас находятся у убийцы Беспаловой. Если мы найдем убийцу, найдем и негативы. 

— А какую роль в этой игре вы отводите Рыбаковой? 

— Одно из двух: либо она знает о местонахождении негативов и скрывается ото всех, либо негативы у нее, и она тоже должна скрываться. 

— А может быть, Рыбакова просто оказалась втянутой в это дело, как подружка Беспаловой, и эти бритоголовые ее запугали до такой степени, что ей приходится скрываться? 

— Эта версия тоже имеет право на существование, но здесь есть одно «но». Когда, ты говоришь, убили Беспалову? 

— Тридцатого. 

— Тридцатого… — повторила Валандра, — а Рыбакова пропала только два дня назад… Больше недели она спокойно жила себе на прежнем месте, и никто ей не интересовался… 

Вершинина смотрела прямо перед собой, напряженно о чем-то размышляя. Так прошла одна минута, две, три. Наконец она посмотрела на Мамедова. 

— У Беспаловой пропало что-нибудь из вещей? 

— Золото осталось на ней, а сумку нашли в нескольких кварталах от места убийства. Что у нее было в сумке, я не знаю. 

— Ладно, — Вершинина махнула рукой, — содержимое сумочки не так уж и важно для нас. Что ты еще узнал о Беспаловой? 

Мамедов пересказал ей свой разговор с Женькой. 

— Значит, он говорит, что у нее стали появляться большие деньги? Надо узнать их источник. Теперь по Рыбаковой. Ты обратил внимание, что у нее за замок на входной двери? 

* * *


Вечером в конторе остались только Антонов-старший с Маркеловым и Алискер. Шурику с Вадимом предстояло нести ночную вахту у пульта. Алискер готовился к ночному вояжу. 

— Слушай, Алискер, — Вадим крутанулся в кресле и затормозил носками ботинок, — я имею в виду не какой-то конкретный случай, а вообще. 

— Чего? — переспросил Мамедов. 

— Ну вот, ты знаешь, нам иногда приходится проникать в чужие квартиры, ну там «жучка» установить, камеру приспособить или там обыск… 

— Ну и что? 

— Это ведь незаконно? 

— Вообще-то, незаконно. Ну и что? 

— Как ты к этому относишься? Ты думаешь, если тебя или кого-то из нас застукают, Валандра что-нибудь сделает, чтобы помочь нам? 

— Я думаю, что не надо попадаться, — уклонился от прямого ответа Алискер. 

— Нет, ты скажи, стоит нам так рисковать из-за не слишком-то больших денег? 

— Мы же не воруем… И потом, что тебе зарплаты не хватает? 

— Человеку всегда не хватает, но я не об этом. Я о морально-этической, так сказать, стороне… 

— Ну что ты ко мне пристал со своей моралью! Мне еще работать сегодня. Но раз уж ты спросил, могу сказать тебе свою точку зрения. По букве закона — это, конечно, нарушение, а по духу — ничего особенного я в этом не вижу. В конце концов, мы раскрываем преступления и преступления серьезные. Устраивает тебя это? 

— Честно? 

— Честно. 

— Вообще-то, не очень. 

— Ну, это твое дело, — Алискер посмотрел на часы, — скоро одиннадцать, мне пора. 

Он подошел к телефону и набрал номер Ганке. 

— Валентиныч, я выезжаю, буду у тебя минут через десять, ты готов? 

— А что мне готовиться, взял чемоданчик и все, — бодро ответил Валентиныч. 

— Тогда выходи, от тебя заедем за Колей. 

— Ты ему позвони, он, кажется, хотел на своей машине ехать. 

— Ладно, я ему объяснял, где это находится, пусть на своей едет. Ну все, хоп. 

— Хоп, — Валентиныч повесил трубку. 

— Я поехал, — Мамедов махнул рукой дежурным и вышел во двор. 

На него повеяло какой-то осенней сыростью. Погода стояла совсем не майская. Небо было затянуто тучами. Холодный пронизывающий ветер пытался пробиться сквозь их чернильно-серое волокно. Подхваченные неожиданно налетающим шквалом ветра ветви деревьев протяжно скрипели и раскачивались, шумя первой весенней листвой. 

В воздухе пахло дождем и унынием. Мамедов поежился, поднял воротник плаща и направился к машине. Освещенная тусклым мигающим светом фонаря, «Нива» выделялась на фоне неприветливых сумерек светлым пятном. 

Запустив двигатель, Мамедов дал ему прогреться пару минут и, плавно отпустив педаль сцепления, выехал на пустынную дорогу. Только сзади осталась недвижно стоять какая-то машина с выключенными габаритными огнями. Как только он начал набирать скорость, фары этой машины трижды включились и погасли. 

«Кому это он семафорит?» — подумал Мамедов и в свете фар «Нивы» увидел двигающийся по встречной полосе самосвал. 

«Что они все без света-то ездят? Ментов на них нет!» — успел подумать Мамедов и скорее инстинктивно, чем сознательно крутанул руль вправо. 

Ему пришлось это сделать, чтобы не оказаться смятым встречным грузовиком, который, неожиданно для него, выехал на правую сторону. Благодаря этому маневру ему удалось ослабить силу удара, который пришелся в заднее колесо по касательной. Мамедов, почувствовав острую боль в плече и одновременно в левой части головы, на какое-то мгновение потерял сознание. 

Самосвал, зацепившись чем-то за колесо и протащив «Ниву» метров двадцать, остановился, и Алискер увидел, как из него метнулась тень к подъехавшей сзади машине. Затем взвизгнула резина на асфальте и мощный двигатель легковушки унес ее прочь. Громада самосвала нависала над водительской дверью. 

«С этой стороны не выбраться!» — подумал Мамедов и попытался сдвинуться вправо. Тут сознание снова покинуло его. Он не слышал, как надрывался в кармане его сотовый, и вообще ничего не слышал. 

* * *


Наступило время представить самого старшего из обитателей дежурки. Ганке Валентин Валентинович, прошу любить и жаловать. Если бы вы случайно столкнулись с ним на улице, вы, без сомнения, прониклись бы к нему доверием. У него солидная внешность преуспевающего бизнесмена. 

Гардероб Ганке, точно так же, как и его внушительная наружность, производит на обывателей самое благожелательное впечатление. Как иронично выразился Толкушкин: от Валентиныча за версту несет благонадежностью. 

Спокойные манеры, взвешенные суждения, чувство собственного достоинства, уверенная, неспешная походка, гордая осанка, присущая ему степенность и аккуратность во всем, его ухоженная седеющая шевелюра и усы, в общем, весь его облик вкупе с безупречного покроя плащами, пальто и костюмами не могли не отозваться в пугливых душах местных филистеров уважением, а в трепетных сердцах старых дев и вдовствующих матрон — тайной надеждой. 

Но если бы только они знали, что за этой импозантной внешностью, как за ширмой, скрываются замашки медвежатника, перед виртуозными манипуляциями которого не может устоять ни один замок! Прошлое каждого человека хранит немало загадок, прошлое Ганке включало в себя двусмысленный опыт вскрывателя чужих замков, будь то замки дверные или сейфовые. 

Предки Валентиныча были родом из Вестфалии. В массовом сознании обывателей немецкий народ награждается эпитетами «трудолюбивый», «педантичный», «скрупулезный». 

Ганке и был таким, чем вполне устраивал меня. Свой талант медвежатника Валентиныч теперь, как он говорил, использовал в мирных целях. 

В каких таких, мирных? — спросите вы. Починка и наладка заклинивших или сломанных замков, вскрытие опять-таки чужих замков, когда речь идет об обыске, установка подслушивающих устройств, срочное вскрытие сейфов при утере ключей их хозяевами и так далее, и тому подобное. 

* * *


Вершинина отложила тетрадь и устало откинулась на взбитую подушку. Максим был уже в постели, но Валентина знала, что он не спит. Сегодня к нему пришлось применить драконовские меры. Дело в том, что вечером позвонила классный руководитель Максима и пожаловалась на его плохое поведение. Успеваемость тоже оставляла желать лучшего. Вершинина, конечно, отдавала, себе отчет в том, что у мальчика переходный возраст, когда процессы, происходящие в организме, способны даже в самом робком, спокойном и послушном ребенке вызвать бурю протеста и разрушительных эмоций. 

По мнению Валентины, проделка сына, из-за которой тот схлопотал «неуд» по поведению, была вызвана и просыпающимся в этом возрасте интересом к женскому полу, что выражается зачастую в непонятной взрослым агрессивности по отношению к объекту увлечения. Ревность, обида, уязвленное самолюбие — таковы были слова, при помощи которых Вершинина пыталась отыскать ключ к создавшейся в классе сына ситуации. 

Максим подрался со своим одноклассником. Яблоком раздора послужила Астафьева Света, посмевшая предпочесть Максиму Жору Шерозию. Раскипятившийся Максим отдубасил Жору, а заодно надавал оплеух и своей пассии. В общем, слезы, слюни, сопли. Софья Марковна выразила горячее сочувствие к пострадавшим и живейшее желание как можно скорее встретиться с мамой Максима. 

Что же касается успеваемости, Вершинина знала из-за чего интерес сына к школьным дисциплинам заметно поугас. Причиной тому был компьютер, за которым Максим готов был проводить дни и ночи напролет. 

Вершинина была наслышана о так называемой компьютерной наркомании и очень беспокоилась за сына. 

Единственно, что ее успокаивало, — это мысль, что, как правило, выдающимися людьми становятся те, кто в школе учился посредственно. 

От невеселых размышлений Вершинину оторвал телефонный звонок. Она нагнулась к аппарату, стоявшему на тумбочке, и сняла трубку. Звонил Ганке. 

— Валентина Андреевна, у нас проблема. 

— В чем дело, Валентиныч? 

— Алискер куда-то пропал. 

— Что значит, пропал? 

— Он связался со мной без десяти одиннадцать, сказал, что выезжает, и все. Я позвонил в контору, Вадик сообщил, что он выехал, сразу, как только переговорил со мной. Его сотовый не отвечает. Будем отменять операцию? 

— Не отвечает как? Блокирован? 

— Нет, сигнал проходит, просто не отвечает. 

— С вами кто должен был ехать? 

— Николай. Он уже на месте, только что сообщил. 

— Так, Валентиныч, у нас нет времени откладывать мероприятие. Связывайся с Колей и дуйте вместе с ним. Действуйте по обстановке, на рожон не лезьте. Понял меня? 

— Что искать-то? — спросил Валентиныч, — Алискер нас не проинструктировал. 

— Любые адреса: в записных книжках, на конвертах, открытках — это во-первых, все, какие есть, фотографии, это во-вторых, в-третьих, и самое главное — это негативы. Ну и, если будут, личные документы, бланки, все, что может сказать о работе. Окей? 

— Окей. 

«Куда делся Мамедов?» — Вершинина поставила телефон на колени и позвонила в контору. 

— Вадик? Это Вершинина. У тебя там должна быть машина. 

— Конечно, Валентина Андреевна, мы ж на дежурстве. 

— Какой дорогой должен был поехать Алискер к Валентинычу? 

— Налево до улицы Тухачевского, дальше прямо, особо не пофантазируешь. 

— Садись в машину и езжай по этому маршруту. Все понял? 

— Понял. 

— Давай, быстро, — она нажала на рычаг телефона и набрала номер Мамедова. 

Один гудок, два… пять… десять… Вдруг трубка ожила и незнакомый Вершининой голос ответил: 

— Да. 

— С кем я разговариваю? 

— Сержант Мирзоев, — с акцентом представился говорящий. 

— Это телефон Алискера Мамедова. Что с ним? 

— Ваш приятель попал в аварию, сейчас им занимаются врачи со скорой. 

— Он жив? 

— Когда вытаскивали его из машины, был вроде бы живой, — бесцветным голосом ответил сержант. 

— Узнайте, пожалуйста, что с ним, — взволнованно попросила Вершинина. 

— Некогда мне, работать надо, — ответил Мирзоев и отключился. 

«Твою мать», — выругалась Вершинина и стала набирать номер Маркелова. 


Глава четвертая 


Выехав на дорогу, Вадик сразу же заметил, что в конце улицы что-то происходит. Подъехав ближе, в свете фар он сразу же узнал машину Алискера, стоявшую передними колесами на бордюре. Бампер самосвала упирался ей в левый бок, вдавив его в салон. Рядом стоял «РАФ» скорой помощи и милицейский «УАЗик». Запиликал сотовый, и он, достав аппарат из кармана, откинул крышку микрофона. 

— Вадим, — он узнал взволнованный голос Вершининой, — ты где? 

— На перекрестке перед Тухачевского. Алискер, кажись, в аварию попал. 

— Это я уже знаю, — сухо сказала Валандра, — узнай у врачей, как он. Потом проследи, чтобы обследовали машину, которая в него въехала. Наверняка это не случайность! И не забудь спросить, в какую больницу его отправят. 

— Я понял, — Маркелов вышел из машины, — вам перезвонить или вы подождете? 

— Как только все выяснишь — перезвони. 

Начал накрапывать дождь. Маркелов спрятал телефон в карман, поднял воротник куртки и подошел к «РАФику», в котором на носилках лежал Мамедов. Санитар в белом халате поверх куртки, собирался закрывать заднюю дверцу. 

— Мы вместе работаем, — сказал Вадим, — что с ним? 

— Легко отделался твой приятель, — санитар невозмутимо посмотрел на встревоженного Вадима, — сотрясение мозга — это наверняка, череп, похоже, не поврежден и что-то с рукой, скорее всего, перелом. 

— Можно с ним поговорить? 

— Попробуй, только недолго, — санитар достал из кармана смятую пачку сигарет, — зайди со средней двери, там удобнее. 

Вадим забрался в салон, в котором пахло лекарствами и бензином, и наклонился над Мамедовым. 

— Алискер, — негромко произнес он, — ты меня слышишь? 

Мамедов открыл глаза и попытался повернуть голову, но застонал от тупой боли. Волна тошноты, подступившая к горлу, мешала говорить. 

— Где я? — чуть слышно спросил он. 

— Ты что, — Вадим наклонился еще ниже, — ничего не помнишь? 

— Помню, что я куда-то ехал… Кто-то мигал… Потом резкая боль… темнота… 

— Ты меня-то помнишь? 

Мамедов попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась какая-то жалкая гримаса. 

— Тебя помню. 

— Ладно, — Маркелов осторожно коснулся кончиками пальцев его плеча, — я здесь сейчас покружусь немного и подъеду к тебе. 

Мамедов в знак согласия моргнул, но и это движение глаз заставило его поморщиться от боли. 

— Куда вы его? — выйдя, он обратился к санитару, который как раз закончил курить. 

— В первую горбольницу. Документы у него с собой, так что, найдете, — он захлопнул дверцу и пошел к кабине. 

Дождь стал припускать. За какую-то минуту асфальт почернел и покрылся лужами, по поверхности которых побежали огромные пузыри. Маркелов направился к сидевшему на переднем сиденье «УАЗика» лейтенанту, наносившему на схему дорожно-транспортного происшествия размеры, которые ему говорил сержант, с рулеткой в руках. 

— Добрый вечер, лейтенант, — он вытащил из кармана визитку и быстро, чтобы она не успела вымокнуть, протянул ее офицеру, — я сотрудник службы безопасности «Кайзера». Мамедов, который был за рулем «Нивы», тоже работает у нас. 

— Я видел его документы, — произнес лейтенант простуженным голосом, без особого интереса ознакомившись с визиткой Маркелова. Вернув ее хозяину, он надвинул глубже на лоб козырек фуражки и опять опустил глаза к схеме. 

— Я бы хотел поговорить с водителем самосвала. 

Лейтенант, мокрое лицо которого воплощало чудо сосредоточенности, снова поднял глаза на Маркелова. 

— Я бы сам хотел с ним поговорить. 

— Значит, он сбежал? — Маркелов не обращал внимания на дождь. Капая с его мокрых кудрей, дождевая вода струилась по его лицу. 

— Далеко не убежит, — флегматично ответил лейтенант и, повернувшись в сторону сержанта, крикнул, — ну что там, Мирзоев? 

— Сейчас, Виталий Иваныч, — отозвался Мирзоев. 

— Виталий Иванович, — Маркелов снова обратился к лейтенанту, — мне кажется, что это не несчастный случай. «Зилок» наверняка числится в угоне. Надо бы снять отпечатки пальцев. 

— Ой, вы все такие умные, — лейтенант, придерживая рукой козырек, поморщился не то от насморка, не то от того, что он услышал, — мы сами знаем, что нужно делать! 

— Если хотите, я сам могу это сделать, — настаивал Маркелов, — только за инструментами смотаюсь. 

— Да успокойся ты, — лейтенант все-таки чихнул, поднимая рой капель, — сейчас схему закончу, вызову криминалистов. Похоже здесь действительно не все чисто. Провода выдраны из замка зажигания и соединены напрямую. 

— Так вы уже были в кабине? — встревоженно спросил Маркелов. 

— Да не трогал я там ничего, — успокоил его лейтенант, — заглянул только. Водила-то дверцу открытой оставил. 

* * *


Николай остановил свою «шестерку» недалеко от ларьков на улице Радищева, где в дневное время толпились неугомонные дачники, поджидая пригородные автобусы, которые отвозили их к «земле обетованной». Сейчас здесь стояла лишь «Волга»-такси, да старенький красный «фольксваген»-универсал, поджидавшие припозднившихся пассажиров. 

Прозвенел на повороте дежурный трамвай одиннадцатого маршрута. Гремя бутылками в пластиковом пакете и оживленно болтая, прошла влюбленная парочка. Парень в светло-зеленой куртке и голубых джинсах крепко держал за руку смеющуюся брюнетку с развевающейся по ветру гривой. На девушке была харлейка и темно-синие джинсы в обтяжку. 

Коля позавидовал их веселой беззаботности. Он взглянул на часы: двенадцатый час. В этот момент в кармане куртки запиликал сотовый. 

— Слушаю, — Николай прижал трубку к уху. 

— Это Валентиныч. — Антонов различил в голосе Ганке беспокойство. — С Алискером что-то случилось, Валандра, сказала, чтобы мы с тобой вдвоем занялись обыском. Так что, Коля, двигай ко мне. Обыск будем делать вдвоем. 

— Вот те на! Ладно, еду. 

Он нажал на педаль акселератора и резко стартанул с места. 

Ганке ждал Антонова на улице. Завидев его «шестерку», он направился к ней. 

— Ну и погодка! — Ганке сложил зонт, сел на переднее сиденье рядом с Колей и пристроил на коленях свой чемоданчик. 

— А ты че ж под дождем тусуешься? — спросил Антонов, трогаясь с места. 

Как только Антонов отъехал от остановки на Радищева, начал накрапывать дождь, который перерос в ливень, когда он затормозил перед домом Ганке. 

— Да вышел на улицу, думал, чтоб быстрее. И так время подпирает! 

— Что там с Мамедовым? 

— Я же тебе сказал… 

— Так ты что, Валандре не звонил больше? 

— А это зачем? — нахмурился Валентиныч. 

— Ну, чтоб поподробней узнать… 

— Ты лучше за дорогой следи, — сухо посоветовал Ганке, — меньше знаешь — крепче спишь! Лишние эмоции нам сейчас не нужны, а то занервничаем, какую-нибудь оплошность допустим… — невесело пошутил он. 

— Ты про этот обыск, как про операцию «Бурю в пустыне» говоришь! А всего-то делов — проверить комнату девчонки! 

— К любой работе должно относиться ответственно, — назидательно сказал Ганке. 

— Вечно с Алискером что-то случается, — хмыкнул Антонов, — то он с клиенткой где-то пропадает… 

— Попридержи язык! — одернул Колю Валентиныч. — Это не твое дело! 

— А чье же? 

— Вершининой, — коротко и строго сказал Ганке. — А твое дело сейчас — на дорогу смотреть. 

— Что-то ты стал, Валентиныч, повторяться! — Антонов затормозил у въезда во двор. — Приехали. 

Он выключил зажигание, фары и первым вылез под дождевые потоки. Ганке последовал за ним. Зонт он оставил в машине. 

— А песку-то! — Антонов осторожно ступал по скользким песчаным разводам, старательно обходя провалы чавкающей жижи. 

— Ну, блин, тут и глина, и песок, и земля! — Коля едва не поскользнулся. — Смотри, Валентиныч, штиблеты попортишь! — сострил он. 

Ганке, освещая себе путь фонариком, осторожно выбирал место, куда можно было без неприятных последствий опустить ногу. 

— Под ноги смотри, балагур чертов! — Ганке ухватился за ветхие клинья деревянного забора и, держась за них, чтобы не соскочить в хлюпающую грязь, по узенькой, относительно чистой, тропке пробирался к дому. 

— Черт! — споткнулся Коля, — булыжники! 

Добравшись наконец до калитки, Ганке спокойно обследовал ее и, обнаружив крючок, снял его. 

— Вон в ту! — указал пальцем Антонов на правую дверь. 

— Пальцем не показывай — дурной тон, — вполголоса сказал Ганке, — и не думай, что тебе одному все известно! 

— Та-ак, — Ганке достал из чемоданчика отмычки, — дело-то плевое! 

— А я тебе что говорил! 

— Ну ты, мистер-всезнайка, помалкивай! 

Через несколько секунд они, спустившись на пару ступенек, уже вошли в темную прихожую. Внутри было не то что тепло — жарко. Котел работал во всю мощь. 

— Здесь посвети! — Антонов, следуя за желтой полосой фонарного света, нашел на стене выключатель. — Эврика! 

Вспыхнуло электричество, открывая внутреннее пространство дома удивленным взорам Ганке и Антонова. 

Справа был туалет, прямо — кухня, слева — жилая комната. 

— Кто-то здесь уже побывал, — Ганке оглядел ступенчатую прихожую. 

Одежда, обувь и сама вешалка валялись на полу вперемешку с потрошенными книгами, журналами и газетами. 

— Если бы не фонарь — загремели бы мы здесь! — Заметил Коля, который, присев на корточки, вертел в руках обувную ложку. 

— Я займусь комнатой, а ты пока кухню обследуй. — Невозмутимо сказал Ганке. 

— Че обследовать-то, Валентиныч, неужели ты не понял, что искать тут нечего? Кто-то нас опередил… 

— Делай, что говорят, умничать потом будешь! — Ганке направился в комнату. 

В ней царил страшный беспорядок: мебель была разворочена, подушки вспороты, ящики письменного стола со всем высыпанным из них на пол содержимым образовали некое подобие импровизированных мини-баррикад. Ганке, минуя завалы, подошел к книжному шкафу. На полках, точно калеки на костылях, приткнувшись друг к другу, застыли всклокоченные тома, остальные послужили материалом для спорадических построек. 

«Все пролазили!» — подумал Ганке о тех, кто раньше его и Антонова побывал в этой комнате. 

Без воодушевления он принялся перелистывать книги. 

* * *


Дворники черной «Волги» как сумасшедшие метались по поверхности стекла, разгоняя широкие дождевые струи. Вершинина курила одну сигарету за другой. В салоне царило напряженное молчание. Болдырев, узнав, что с Мамедовым случилось несчастье, решил не досаждать Валандре излишними вопросами и разговорами. Он знал, что в критические минуты начальница не любила вести тары-бары. Она предпочитала молча собираться с мыслями и чувствами. Миновав перекресток и свернув направо, машина проехала еще метров двести и остановилась перед центральным входом в больницу. 

В приемном покое томилось ожиданием несколько человек: пожилой, хорошо одетый мужчина, супружеская пара средних лет, высокий светловолосый парень в кожаной куртке и женщина с молчаливой бледненькой девочкой лет семи-восьми. 

В вестибюле было прохладно и неуютно. В единственной и неповторимой кадке медленно, но верно засыхала одинокая пальма. На стуле у входа нес свою унылую вахту охранник в сизо-серой форме, который с тупым бессмысленным видом пялился на посетителей. 

Вершинина влетела в гулкую, пересыпаемую только шелестом дождя за окном тишину приемного покоя подобно шаровой молнии, обратив на себя внимание всех присутствующих. Закрыв зонт, она быстро огляделась и направилась в глубь холла. 

— Добрый вечер, девушка, — наклонилась она к окошечку, за которым склонилась над карточками и журналами миловидная блондинка, — к вам недавно поступил Мамедов Алискер. Я хочу узнать, в каком он состоянии. 

— Здесь все хотят… — возразила было блондинка. 

— Все меня не интересуют, — понеслась с места в карьер Вершинина, нервы которой были напряжены сверх всякой меры, — я вас спрашиваю о Мамедове. Вы здесь, вообще, зачем сидите?! 

— Успокойтесь, гражданка, — взяла на пол тона ниже медсестра, — сейчас я узнаю. 

Блондинка начала крутить диск на телефонном аппарате. 

В этот момент сотовый, лежащий у Вершининой в кармане плаща, требовательно запиликал. 

— Слушаю, — Валандра прижала трубку к уху. 

Публика, собравшаяся в вестибюле вкупе со скучающим охранником с интересом разглядывала ее статную фигуру и обрамленное густыми русыми волосами красивое волевое лицо, на котором сверкали лихорадочным блеском большие голубые глаза. 

— Докладывает Ганке. Обыск сделан. Но вот незадача — кто-то нас, Валентина Андреевна опередил. 

— Что?! 

— В квартире Рыбаковой кто-то раньше нас сделал обыск, нам, как говорится, остались одни крохи. 

— Что за крохи? — Вершинина не сводила глаз с медсестры, которая, очевидно, уже что-то узнала и теперь ждала, пока Вершинина закончит телефонный разговор. 

— Фотографии, бланк один, кое-какие записи. На одной фотографии… 

— Потом, Валентиныч, завтра. — Валандра торопилась узнать о самочувствии Алискера. 

— А с Мамедовым что? 

— Я сейчас в больнице. Он попал в аварию, его самосвал протаранил. Вадик звонил с места аварии, сказал, что вроде сотрясение и перелом руки. 

— Мы сейчас подъедем. Колька тут икру мечет. Заодно и о результатах обыска подробно доложим. 

— Ни к чему это, Валентиныч, поздно уже. Отдыхайте. Завтра работать. 

— Да что вы, Валентина Андреевна, разве ж мы уснем? Вы в какой больнице-то? 

— Валентиныч, — строго произнесла она, — отбой! 

Спрятав сотовый, Вершинина обратилась к блондинке. 

— Ну что, девушка? 

— Ему только что сделали рентген. Закрытый перелом средней трети левого плеча без смещения и сотрясение мозга, средней степени, скорее всего. Точнее можно будет сказать завтра. 

— Ему что-нибудь нужно? Лекарства там, бинты? У вас же сейчас нет ничего. 

— Зайдите завтра после обхода, поговорите с лечащим врачом. Сейчас ему наложат гипс, и он будет отдыхать до утра. 

— Спасибо, — Вершинина подняла голову от окошечка и посмотрела в окно. 

Дождь почти перестал, ветер тоже стих. Капли воды кривыми струйками ползли по стеклу. Она вышла на улицу и остановилась на крыльце, ища по карманам плаща сигареты. Болдырев выскочил из машины и подбежал к ней. 

— Ну что? — коротко спросил он. 

— Жить будет, — успокоила его Валандра. 

* * *


Утро следующего дня для Вершининой началось в восемь часов с разговора с Мещеряковым. Она рассказала своему дотошному шефу об инциденте с Алискером. Мещеряков, выждав долгую паузу, вперил свои маленькие водянистые глазки в Вершинину и спросил: 

— Думаешь, это случайность? 

— Ну что ты, Миша, я не первый год работаю. — Она закурила, — я же тебе сказала, что за этой пленкой еще кто-то гоняется. Нетрудно предположить, что это тот, кто знает о ее существовании. Нет сомнений в том, что это тот самый, как ты говоришь, мистер Икс с вечеринки, который дал задание сфотографировать Дыкина в компании с Шаровым. Это мог быть человек одного уровня с Шаровым, и никак не меньше. 

— В любом случае, если этот мистер способен устраивать такие аварии, дело принимает серьезный оборот, — торжественно, точно открыл Америку, изрек Мещеряков. 

— А мы что, привыкли в бирюльки играть? Я тебе сразу сказала, что за двадцать кусков придется попыхтеть. Или ты думаешь, что это первый случай, когда мои люди своей жизнью рискуют? — обиженно сказала Валандра, выпуская дым в потолок. 

— Да ладно тебе, Валентина, тебе, прям, ничего сказать нельзя. Что-то ты очень чувствительная стала… 

— Это плохо? — с вызовом спросила Вершинина. 

— Неплохо, если тебе это не мешает с людьми общаться и работать. 

— Могу тебя, Миша, заверить, что это не бабская сентиментальность и не уязвленное самолюбие! Просто я немного устала. А тут еще с Максимом что-то творится… Да и за Алискера я вчера перенервничала… 

— Может, по стопарику? — Мещеряков выпятил губы. — Ну че молчишь? 

Он открыл сейф, достал оттуда початую бутылку «смирновки» и две рюмки. Потом прошел к холодильнику, вынул банку ветчины и тарелку, на которой аппетитно сочно краснели соленые помидоры. 

— В собственном соку! — причмокнул толстыми губами Михаил Анатольевич. — Вот и мы с тобой в собственном соку варимся, а, Валентина? 

— Пришла сегодня на работу пораньше, хотела поразмышлять в тишине, так нет же, разве Михал Анатолич даст… 

— Давай, давай, подсаживайся. Щас твою меланхолию как рукой снимет, можешь уж мне поверить. Да ты не бойся, у меня «Уинтафреш» есть, термоядерная! 

Мещеряков лихо вскрыл консервную банку и разлил водку по рюмкам. 

— Неплохо ты, Миша, устроился… — усмехнулась Валандра, усаживаясь за стол. 

— Сам о себе не позаботишься… Ну, хватит демагогию разводить, — он поднял рюмку. 

Вершинина взяла свою. 

— Это из запасов Тамары Петровны? — осторожно постучав по хрустальному стопарику, поддела она шефа. 

— Фу-ты, Валентина! В такой знаменательный миг, ты, понимаешь… Ну ее к лешему, Тамару Петровну! Устроила мне сегодня истерику… 

— А что такое? 

— Да я Ладу ее не выгулял, ну она в переднем углу и наложила прямо на ковер, ха-ха! — Из глаз Мещерякова брызнули слезы. — Ну, — выдохнул он, — за тебя! Хоть ты иногда строптивость свою проявляешь, а че греха таить, люблю я тебя! 

Мещеряков одним махом опрокинул содержимое рюмки в рот. Крякнув от удовольствия, он впился своими губами-лепешками в сочную помидорину. Сок заструился у него по подбородку. 

— А ты че рот полощешь? Выпей и дело с концом! 

Вершинина осушила рюмку и взяла кусочек ветчины. 

— Эх, хороша «смирновка», мягкая, как женские ягодицы! — попробовал сострить Мещеряков. 

Вершинина рассмеялась. 

— Ты, Миш, поэт! 

— Ты лучше мне скажи, — резко сменил тему разговора Михаил Анатольевич, — что делать собираешься? 

— Рыбакову искать. 

— А конкретнее? Сегодня, например? — Мещеряков снова наполнил рюмки. 

— В агентство поеду сама, а если что с работой и друзьями-знакомыми Рыбаковой прояснится, Толкушкина с Колей Антоновым пошлю. На обратном пути к Алискеру заскочу и в школу наведаюсь. 

— Горячий график! А я-то думаю-гадаю: куда ты так расфуфырилась, а ты, оказывается, в агентство модельное собралась. Хороша ты мать, хороша, — Мещеряков удовлетворенно посмотрел на Валандру. Ну, давай еще по одной? 


Глава пятая 


Вершинина спустилась со второго этажа и по дороге в свой кабинет заглянула в дежурку. Маркелов с Антоновым собирались домой, Болдырев сидел с газетой на дерматиновом диване. 

— Вадик, — Вершинина подошла к Маркелову, — что там с машиной, вообще, с этой аварией? 

— «ЗИЛ», который врезался в «Ниву» Алискера, числится в угоне со вчерашнего утра. Водитель вышел набрать воды у колонки, повернулся, а машина тю-тю. Столкновение, скорее всего не случайное, тормозного пути у «ЗИЛа» нет совсем, хотя тормоза в порядке. 

— Отпечатки пальцев в кабине сняли? 

— После моей настойчивой просьбы. 

— Ладно, «Нива» пока пусть стоит во дворе, будет время — оттащите ее на станцию. 

— Может, прям сейчас отбуксируем? — Вадим посмотрел на Шурика. 

— Не надо, — остановила его Валандра, — успеете еще. Сегодня отдыхайте. И будьте осторожны! Мы, кажется, потревожили осиное гнездо, — она посмотрела на свои часы, — появятся Валентиныч с Колей — сразу ко мне. 

— Понятно. 

Она вышла из дежурки и нос к носу столкнулась с Валентинычем. 

— Ага, на ловца и зверь, — она кивнула в ответ на его «здрасьте», — давай ко мне. 

Они прошли в ее кабинет и сели в креслах у маленького столика. 

— Показывай, Валентиныч. 

Ганке открыл свой дипломат и, вынув лежащий сверху целлофановый пакет, высыпал его содержимое на стол. Вершинина начала перебирать фотографии, и тут брови ее удивленно поползли вверх. 

— Елки-палки, это же та девица, которая к Виктору пристала на рынке. 

С цветной фотографии на нее смотрела голубоглазая скуластая девица с тонкими округлыми бровями, прямым носом, четко очерченными плотно сжатыми губами. Пронзительный взгляд, линия губ, впалые щеки и тяжелый подбородок придавали ее лицу непокорно-упрямое выражение. Рыжие волосы крупными блестящими прядями падали ей на плечи. 

— Где пристала? — не понял Валентиныч. 

— Потом объясню, — отмахнулась Вершинина и стала перебирать содержимое пакета дальше. 

На другой фотографии Рыбакова стояла в обнимку с высокой стройной брюнеткой в коротеньком темно-синем сарафане стрейч с нашитыми красными розочками и в темно-красных босоножках на высоком каблуке. Вершинина перевернула фото обратной стороной и прочла надпись сделанную черной шариковой ручкой: «Оля + Маша. Семнадцатое июля, девяносто восьмого года». 

Снова перевернув фотографию, Вершинина еще некоторое время смотрела на обнявшуюся парочку. Лицо Олиной подруги притягивало к себе взгляд. Оно не было слащаво-красивым, но покоряло неуловимым шармом, выражавшимся в контрасте распахнутых светло-карих глаз инженю и решительной линией волевого рта. 

— Хороша, ничего не скажешь, — она взяла со стола оставшиеся несколько фотографий. 

На них на всех непременно присутствовала Рыбакова. На одной Ольга была запечатлена в большой компании за праздничным столом. Там же была и Мария, на плече которой лежала рука улыбающегося худощавого шатена с модной стрижкой. Все были явно подшофе и весело улыбались. Еще один парень с длинными русыми волосами уронил голову на плечо своей соседки. На оборотной стороне фотографии Вершинина прочитала: «Машин день рождения. Август, девяносто восьмого года.» 

На других фотографиях никаких надписей не было. 

— Больше ничего интересного? — Вершинина посмотрела на Валентиныча. 

Тот пожал плечами. 

— Нет, как будто. 

— Ты можешь идти, я сама посмотрю. Кстати, я надеюсь, вы в перчатках работали? 

— Само собой, — спокойно ответил Валентиныч, поднимаясь с кресла. 

— Да, — произнесла ему вдогонку Вершинина, — позови, пожалуйста, Толкушкина. Он уже должен прийти. 

— Хорошо, Валентина Андреевна. 

Вершинина отложила фотографии в сторону и взяла со стола пустой бланк «шапка» которого была отпечатана на принтере. 

«ОАО Тарасовмонтаж», — прочла она вслух. 

Вошел Толкушкин. 

— Вызывали? 

— Да, проходи. Знаешь такую организацию? — она показала ему бумагу. 

Толкушкин пожал плечами. 

— Там есть адрес. Если не ошибаюсь, это напротив налоговой полиции. Давай быстро туда. Узнаешь, не работает ли у них Ольга Рыбакова. Если да, то попытайся узнать, где ее можно найти, и вообще, любую информацию о ней. Если вдруг найдешь ее, делай что хочешь, но не дай ей улизнуть. Мне нужно с ней пообщаться. Понял? 

— Я понятливый, — улыбнулся Валера и направился к выходу. 

— Погоди, понятливый ты наш, — тормознула его Валандра, — вот ее фото, взгляни. 

— Ничего девушка, люблю рыженьких. 

— Теперь можешь идти. Как только что-нибудь узнаешь, сразу звони мне на сотовый. 

* * *


Для Мамедова утро следующего дня началось с мучительного пробуждения. Мозг плавал в какой-то бесцветной вязкой жидкости. Но едва Алискер всплыл на поверхность яви, тупая боль набатом ударила в голову. Он поморщился, пытаясь воскресить в памяти вчерашний день, но кроме тусклых рваных фрагментов ему ничего не удавалось вспомнить. 

Белый больничный потолок не прибавлял оптимизма. Его ровное меловое пространство раздражало Мамедова, ему казалось, что оно, подобно непроницаемой ширме, скрывает он него то, что отказывалась воспроизвести его память. 

Мамедов с трудом повернул голову. За окном свирепствовал ветер — ветви деревьев с отчаянным остервенением, подобно гигантским граблям, скребли серое, в чернильно-сизых прожилках небо. Было такое ощущение, что они хотят оторваться от стволов и полететь. Одна ветка долбила оконное стекло. 

Рядом на узкой койке лежал пожилой мужчина. Его правая нога была подвешена на вытяжении. Мамедов, преодолевая страшную боль, приподнял голову: в палате кроме него находились еще девять человек. Они были на разных этапах выздоровления: грузный мужчина средних лет с подвязанной к шее рукой, седой как лунь, курчавый симпатичный парень, рядом с кроватью которого стояли костыли, и всклокоченный долговязый очкарик сидели на постелях, в то время как остальные, подобно Мамедову и мужчине справа, лежали, как бревна. 

— А с тобой-то что приключилось? — спросил Алискера седой толстяк. 

— Дорожно-транспортное… 

В палату влетела медсестра. 

— Так, ребятки, температурку смерим! Полевой, — подошла она к кудрявому парню, возьмите градусник. 

В этот момент Мамедов почувствовал подступившую к горлу тошноту. Он сглотнул слюну и снова откинулся на подушку. 

— В десять обход. — Смазливая сестренка в белом халате раздавала градусники. 

— Катюша, а кто сегодня придет? — поинтересовался седой. 

— Геннадий Денисович, как вчера. Валерий Степанович на больничном. Она направилась к кровати Алискера. — А как тут у нас новенький? 

Мамедов открыл глаза. На фоне белого потолка засияла белозубая Катина улыбка. Одна темная прядь выбилась из-под ее колпака и щекотала крупную соблазнительную родинку на шее. У Кати был нежный овал лица, ореховые глаза, немного вздернутый носик и миниатюрные ладошки, влажную прохладу которых Мамедов ощутил на своем лбу. 

— Как у нас дела? — Она еще ниже наклонилась над Алискером. — Тошнота есть? Температура? 

— Немного, — соврал Мамедов про тошноту. 

— Да ты, Алискер, горячий какой-то… — Ее лицо приняло серьезное выражение. 

«Откуда ей известно мое имя? Ах, да, в карточке…» 

— Я всегда такой… — шутливо улыбнулся Мамедов. 

Катерина кокетливо улыбнулась и протянула ему градусник. 

— Сам справишься? — озабоченно спросила она. 

— Навряд ли, — поморщился схитривший Мамедов. 

Она профессионально отдернула одеяло и, отогнув ворот больничной пижамы, вставила Алискеру градусник подмышку. 

— Спасибо, — произнес он слабым голосом, преданно заглядывая в ее красивые глаза. 

— Перестаньте паясничать! — она была на редкость догадливой и проницательной. 

— С больными нужно обращаться бережно, — процедил Мамедов, — побольше им улыбаться, говорить ласко… 

В эту минуту дверь в палату распахнулась, и на пороге появился подслеповато щурящийся высокий мужчина в белом халате с фонендоскопом на груди. Благодушное лицо доктора излучало завидное спокойствие, в котором так нуждаются изводящие себя реальными и ложными страхами больные. 

За ним следовали студенты. Их внимательные лица порядком бы позабавили папашу Гиппократа. Неисправимого Мамедова тут же посетило мучительное чувство раздвоенности. В толпе студенток он приметил одну симпатичную мордашку и теперь не знал, кому отдать предпочтение: ореховоглазой медсестре или свеженькой, как майское утро в теплых краях, сосредоточенной блондинке. 

* * *


Болдырев мягко остановил «Волгу» у Дома офицеров. Вершинина вышла из машины и направилась к входу, придерживая распахиваемые порывами ветра полы плаща. Миновав просторный вестибюль, она поднялась на третий этаж и остановилась перед комнатой номер триста шесть. Дверь неожиданно распахнулась и из комнаты вышли две смеющиеся, ярко накрашенные девушки, которые с интересом воззрились на Вершинину. Они были почти одного роста с Валандрой, только гораздо тоньше. 

— Евгений на месте? — обратилась она к ним. 

— Да, а вы кто? — бесцеремонно спросила одна из них — кореянка с длинными черными, как вороново крыло, волосами. 

Вершинина улыбнулась ее непосредственности. 

— Детектив, — бросила она оторопевшим подружкам и вошла в студию. 

Там царил творческий полумрак: окна были задернуты тяжелыми шторами, софиты, закрепленные на треногах, были погашены и направлены на торцевую стену, задрапированную серой мешковиной, к которой в хаотическом беспорядке были прикреплены звезды из цветной фольги. 

У стены стояли кубы, покрытые тонкой прозрачной тканью, волнами спадавшей вниз и стелившейся по паркету. Темноволосый парень с челкой, закрывавшей ему пол-лица, с фотоаппаратом на шее поправлял драпировку. 

— Вы Евгений? — шагнула к нему Валандра. 

— Я, — он обернулся и удивленно уставился на нее. 

— Не пугайтесь, — она улыбнулась, — я не из налоговой инспекции. 

— А чего мне бояться? — он пожал плечами и с интересом начал рассматривать Вершинину. 

— Я хотела бы поговорить с вами и с некоторыми из девушек. Дело в том, что Мамедов попал в аварию… 

— Так вы из «Кайзера» что ли? Я думал, Алискер сам приедет. — Не скрывая любопытства, он смотрел на эффектно одетую Валентину, под распахнутым плащом которой был костюм из змеиной кожи с короткой юбкой. 

— Вы разочарованы? 

— Наоборот, очень рад вас видеть, а вот девушки будут расстроены, — он усмехнулся, — я им описал Алискера в красках. 

— Значит, они уже в курсе? Тем лучше. — Валентина видела, как у Евгения загорелись глаза. — Может быть, тогда приступим. Я постараюсь не отрывать вас надолго от работы. 

— Ну что вы, вы совершенно нас не отрываете. Сейчас я провожу вас в гримерную и соберу девчонок. 

Он прошел в дальний конец студии, где была еще одна дверь, и провел Вершинину в комнату поменьше с зеркалами и столиками, стоящими вдоль стен. 

— Присаживайтесь, — он указал Вершининой на низенький диванчик, — сейчас кофе организуем. 

— Кстати, — спохватилась Вершинина, — я, кажется, не представилась, меня зовут Валентина. Может быть, нам удобнее будет общаться на «ты»? 

— Конечно, конечно, — отозвался Евгений, колдовавший над электрическим чайником. 

Наконец, он щелкнул тумблером и направился к выходу. 

— Я — мигом. 

Вершинина окинула гримерную взглядом: с дюжину узких шкафчиков для одежды, несколько пуфиков с пестрой обивкой, мягкие стулья. Вдоль одной стены в ряд выстроились стойки в человеческий рост, заканчивающиеся деревянными болванками, на которые были надеты парики с короткими и длинными волосами самых разнообразных цветов: от ослепительно-серебряных до иссиня-черных. Одна болванка была без парика и почему-то напомнила Вершининой аскетичного буддийского монаха без рясы. 

Вошел Евгений в сопровождении двух девушек, которых Вершинина встретила при входе, и представил их. Кореянку звали Оксаной Цой, ее подружку Любой Городницкой. Нимало не смущаясь, они поглядывали на статную Валентину, которая закинув ногу на ногу, сидела с не зажженной сигаретой в руке, не решаясь закурить. 

— Можно курить, — Евгений достал позолоченную «зиппо», ловким движением руки отбросил крышечку и, крутанув колесико, поднес зажигалку Вершининой. 

— Хорошая зажигалка, — Валентина поблагодарила Женьку и уселась на диване поудобнее. 

Девушки устроились на стульях и тоже достали сигареты. 

— У Машки покруче была, — закурив, произнесла Любка, — серебряный «ронсон». Работала, как часы. Ей один знакомый подарил. 

— Могу поспорить, — завелся Женька, — что у меня из десяти раз загорится десять. 

— Спорим на твой мизинец, — схохмила Оксана, — у нас где-то здесь топорик завалялся. 

— Ты у нас свихнулась на своем Тарантино, — улыбнулась Городницкая, — а у него кроме «Криминального чтива» да «Четырех комнат» и посмотреть больше нечего. 

— А «От заката…»! — возмутилась Цой, — а «Джекки Браун»! 

Городницкая фыркнула, всем своим видом показывая, что последние два фильма так себе. 

— Ну, завелись, — тормознул их Женька, — Валентина хочет с вами серьезно поговорить. 

— Ты нам сказал, — зыркнула на него Оксана, — что будет знойный метис. Так ты, кажется, выразился? 

— Во-первых, это образное сравнение, — огрызнулся Женька, — а во-вторых… 

— Погоди Евгений, — Валентина остановила фотографа и посмотрела на девушек, — как только Алискер подлечится, я выпишу ему командировку в ваше агентство, он с удовольствием с вами пообщается и, может быть, даже угостит вас шампанским. Хотя шампанским и я могу вас угостить. 

Вершинина решила, что для простоты общения это не помешает. 

— Нет, — воспротивился Евгений, — им еще работать, а если они выпьют хотя бы грамм… 

— Брось, Евгений, — хитро посмотрела на него Городницкая, — скажи лучше, бежать не хочется! 

— Он должен куда-то бежать? — наивно спросила Вершинина и, вынув телефон, позвонила Болдыреву, — Сергей, слетай быстро до какого-нибудь супермаркета, возьми бутылку шампанского и шоколад или лучше коробку конфет. 

Она посмотрела на замерших в ожидании девушек. 

— Вам можно конфеты? 

Они молча кивнули. 

— Принесешь в триста шестую комнату, запомнил? 

Сложив трубку сотового, она спрятала ее в карман плаща, стряхнула пепел с сигареты в латунную пепельницу, которую успел поставить на пуфик Женька, и спросила: 

— Так вы говорите, у Беспаловой тоже хорошая зажигалка была? 

— Она ей перед всеми хвалилась, — Оксана загасила сигарету, — таких у нас не купишь! 

— Что же в ней было особенного? 

— Она, конечно, не женская была, слишком большая, — сказала Городницкая, — такая… в форме трапеции и на крышке выгравирована буква «М». Горела при любом ветре. 

— При ней ее не оказалось? — спросила Вершинина, — я имею в виду, когда Марию нашли в подъезде? 

— Кажется, нет. 

— Тридцатого апреля Беспалова была на работе? 

— Мы все были на работе, — встрял Евгений до этого отвлекшийся приготовлением кофе, — к обеду накрыли стол. Не плохо повеселились. 

Он подал сначала Вершининой, а потом Любе с Оксаной по небольшой чашечке ароматного напитка. 

— Повеселились… — задумчиво произнесла Оксана. 

— Вы поздно разошлись? 

— Да нет, часов в восемь, наверное, — Цой посмотрела на Городницкую. 

— Да, около этого, — подтвердила она. 

— А Мария с кем пошла? — Вершинина понемногу отхлебывала горячий кофе. 

— Она собиралась пойти домой, — Женька, стараясь этого не показать, поглядывал на ноги Вершининой. 

— Ты че, Жуков, перепил тогда, что ли? — зыркнула на Женьку Оксана своими черными глазами. — Мы ж все сначала на площадь отправились. 

— Да помню я, — смутился Жуков, откидывая с глаз челку, — потом-то все разбежались. 

— Потом мы завалили в бар на Радищева, — продолжала Оксана, — а Машка смылась от нас. 

Открылась дверь, и в гримерку вошел Болдырев с шампанским в руке и коробкой конфет подмышкой. Не привыкший к такому «яркому» обществу, он смущенно переминался с ноги на ногу. 

— Еле нашел вас, Валентина Андреевна, — он протянул коробку с бутылкой Вершининой, искоса поглядывая на девушек, которые в свою очередь в упор смотрели на него, — ну, я пошел. 

— Спасибо, Сергей, — Вершинина взяла конфеты и шампанское и передала все Жукову, — я скоро. 

— Я не тороплюсь, — неуклюже развернувшись, Болдырев вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. 

— Как медвежонок, — хихикнула Городницкая, глядя ему вслед. 

— Оксан, — Вершинина поставила пустую чашку на пуфик рядом с пепельницей, — так Мария никому не сказала, почему она не идет с вами и куда направляется? 

— Да она вообще какая-то скрытная стала, как связалась с этим… Как оно называется-то…? «Морем жизни», вот. Знаем мы, чем они там занимаются! 

— «Море жизни»? — Вершинина вопросительно взглянула на Оксану. 

Она заметила, как Городницкая потихоньку толкает Оксану коленом. 

— Да не толкай ты меня, — вспылила Цой, — что ты теперь поможешь Машке, если молчать будешь? 

— Если не молчать, тоже не поможешь, — зло посмотрела на нее Люба, в милиции же ты об этом не сказала! 

— Не сказала, — с вызовом посмотрела на нее Оксана, — ты посмотри на них, у каждого на лбу написано «восемь классов»! Может быть, Валентина найдет, кто ее убил. 

— У некоторых десять классов, — примирительно добавила Городницкая и махнула рукой, — ладно уж, говори. 

— «Море жизни» тоже работает под маркой модельного агентства, — Оксана достала сигарету и закурила, — только мы-то знаем, что они там готовят девочек по вызову для высокопоставленных чиновников, да и вообще, для тех кто в состоянии заплатить большие бабки. После того как Машка туда попала, она и стала такая скрытная. Ну как же — деньги появились. Нос стала воротить. Квартиру новую сняла. Продалась, проще говоря. 

Она в тот день была озабочена больше обычного. Почти ничего не пила. В бар не пошла, сказала, что у нее встреча какая-то. Но я заметила, что она вниз по Радищева пошла, где Рыбакова комнату снимает. Может быть, к ней? 

— Да она могла тыщу раз свернуть куда угодно, — Жуков достал откуда-то высокие фужеры на тонких ножках и, открыв бесшумно шампанское, наполнил их до краев, — держите. 

Подав дамам фужеры, он распечатал конфеты и поставил коробку на диванчик рядом с Вершининой. Когда все уже собрались выпить, в гримерку вошла совсем молоденькая девушка с волосами цвета спелой соломы, а за ней девушка постарше с кругленьким кукольным личиком. Увидев незнакомого человека, они замерли на секунду и вопросительно посмотрели на присутствующих. 

— Это тоже наши модели: Галя и Наташа, — представил их Жуков, — а это Валентина. 

— Подсаживайтесь, девушки, — пригласила их Вершинина, — Евгений, найдется еще пара фужеров? 

С интересом поглядывая на Вершинину, они устроились на пуфиках. Жуков разлил шампанское. 

— А эта Рыбакова, она ведь была подругой Беспаловой, — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Вершинина. 

— Да они с ней жили сначала вместе, когда только в Тарасов приехали, — ответила Городницкая. — Потом Машка съехала от нее. 

— Кто-нибудь из вас видел Рыбакову после смерти Беспаловой? 

— Все видели, — Оксана сделала несколько глотков шампанского, — в прокуратуре, четвертого мая, когда с нас показания снимали. 

— А потом? 

— Кажется, нет, — Городницкая оглядела присутствующих, — я, во всяком случае, не видела. 

— Я тоже — нет. 

— И я. 

— Я тоже. 

— Дело в том, — серьезно произнесла Вершинина, — что мы ее не можем найти. Дома она уже несколько дней не появляется. У меня есть основания полагать, что она в Тарасове, но вот где? 

Все молчали. 

— Кроме нас ее ищет еще кое-кто. Если они найдут Рыбакову раньше нас, то ей может быть очень плохо, мягко говоря. 

— Жень, а ты ничего не знаешь? — Галя, широко открытыми глазами уставилась на Жукова. 

— Нет, — он помотал головой и пригубил фужер, — а почему я должен что-то знать о ней? Ну, было у нас с ней когда-то, так прошло уже все давно, — он улыбнулся. 

— Она что же, и на работе не появляется? — спросила Галина. 

— Думаю, что нет, хотя сегодня мы это проверим, — Вершинина допила шампанское и крутила фужер в руках. — Кстати, — Валентина посмотрела на блондинку, — она работает в организации «Тарасовмонтаж»? 

— Кажется, да, — неуверенно произнесла Галина. 

— Значит, никто не знает, куда она могла исчезнуть? 

— Был у нее один знакомый. Снабженец, — задумчиво произнесла Городницкая, — кажется, Лешей зовут. Она с ним никогда в нашей компании не появлялась, раз только проговорилась, когда мы с ней курили вместе. Может, она у него скрывается? 

— А как фамилия этого Леши? 

Городницкая с сожалением пожала плечами. 

— Этого я не знаю. Но работает он, по-моему, тоже в «Тарасовмонтаже». 

— Извините, — Вершинина отдала порожний фужер Жукову, достала телефон и набрала Толкушкина. 

— Валера, это Вершинина, ты узнал что-нибудь о Рыбаковой? 

— Пока немного. 

— Тогда, слушай внимательно. У Рыбаковой есть приятель, зовут Алексей, работает снабженцем или что-то в этом роде, скорее всего, в той же организации, что и Ольга. Параллельно ищи и его, понял меня? 

Толкушкин повторил Вершининское задание. 

— Правильно? 

— Да, действуй. 

Она убрала трубку и, вынув из кармана визитки, раздала всем присутствующим. 

— Спасибо вам за помощь, если что-нибудь вспомните, звоните мне в любое время, хорошо? 


Глава шестая 


Самое время представить нашего недавнего стажера, а ныне полноправного члена нашего коллектива — Толкушкина Валеру. Молодой, энергичный, полный оптимизма, несмотря на свой удел непризнанного гения, Толкушкин, за исключением некоторых случаев проявил себя как исполнительный и сообразительный работник. Не возлагая особых надежд на писательское ремесло, он продолжал творить. 

На протяжении нескольких лет он пестовал в себе самодостаточность и здоровое пренебрежение оценками окружающих, поэтому и сумел справиться с горьким разочарованием, которое постигает многих талантливых авторов, когда их произведение, в которое они вложили самих себя и образ мира в себе, натыкается на холодное равнодушие рабски покорных конъюнктурным требованиям редакторов. 

У меня не было оснований жаловаться на Валеру. Один раз, правда, я влепила ему выговор. Но кто прошлое помянет… 

Как говаривал Ларошфуко, люди некогда не бывают ни безмерно хороши, ни безмерно плохи. 

* * *


Офис «Тарасовмонтаж» занимал весь второй этаж семиэтажного крупнопанельного монолита, радующего глаз своим коричнево-розовым фасадом. Припарковав болдыревскую «шестерку» между белым понтиаком, без зазрения совести демонстрирующим свой безучастный к нуждам простых смертных шик, и обыкновенной красной «девяткой», Толкушкин вошел в здание. Благополучно миновав вертушку и бабульку, сверлящую из своей застекленной конурки подозрительным взглядом входящих, Толкушкин взбежал на второй этаж. 

Вдоль светлых стен шли выкрашенные бежевой краской двери. Он остановился перед той, на которой висела табличка с надписью: «Приемная». Валера легонько постучал, но так как стук его не вызвал ни малейшего резонанса, толкнул дверь и сунул голову в проем. 

В небольшой комнате с жизнерадостно-белыми жалюзи на окнах и полом, застеленным голубым ковролином, суетились две молоденькие девушки. Одна стояла на стуле и перебирала толстые и тонкие цветные папки, аккуратно расставленные на полках шкафа из светлого дерева, другая что-то искала в нижнем ящике. Они вполголоса переговаривались. Наконец, та, что рылась в ящике, хрупкая шатенка с короткой стрижкой, встала с корточек и, не отрывая взгляда от содержимого серой бумажной папки, которую держала в руках, повернулась к двери. 

— Кха, кха, — многозначительно кашлянул Толкушкин, скрывая за этим «кха, кха» свою до конца не преодоленную застенчивость. — Доброе утро, девушки. 

— Доброе… — голубоглазая шатенка удивленно посмотрела на него, — вы к Федору Константиновичу? 

Девушка, стоявшая на стуле, тоже повернулась и вопросительно воззрилась на Валеру. У нее были живые карие глаза, матовая кожа и аккуратный носик. Голова — в густых, мелких кудряшках. Бледно-розовая, почти прозрачная помада и тонкий, едва уловимый контур, сделанный чуть более ярким карандашом, придавали рту этой знойной красотки сексуальную припухлость. На девушке был белый блейзер и серая мини-юбка, позволявшая Толкушкину с ходу оценить стройную красоту ее точеных ножек. Толкушкин слегка оторопел. Ему расхотелось продолжать разговор с коллегой этой темноволосой «гурии». 

— Нет, — наконец произнес смущенный Валера, — я скорее к вам, — сказал он шатенке, хотя сам смотрел на ее подружку. 

— Ко мне? — с недоумением отозвалась шатенка. 

— А если уж совсем быть точным, то — к вам, — Толкушкин пожирал глазами «гурию». 

Девушки переглянулись и пожали плечами. Наконец «гурия», грациозно спустившись со стула и обувшись, подошла к столу и села перед экраном монитора. 

— Мне нужно с вами поговорить, — Толкушкин подошел к столу. 

— О чем же? — Она подняла на него свои лукавые продолговатые глаза. 

— О Рыбаковой Ольге, — произнес Толкушкин, — можно? — Он указал на стул. 

— Пожалуйста, — пожав плечами, как-то неуверенно сказала девушка. — Свет, — обратилась она к шатенке, — может, ты этим займешься? 

При упоминании фамилии Рыбаковой Света с интересом посмотрела на Валеру. 

— Я вас прошу уделить мне всего несколько минут, — Толкушкин проникновенно посмотрел на брюнетку. — Моя фамилия Толкушкин. — Он вынул из кармана свое удостоверение и показал его «гурии». 

Она лишь краем глаза взглянула на предмет Валериной гордости и занялась бумагами. 

— Что же вы хотите узнать? — не поднимая глаз на Толкушкина, спросила она. 

— Во-первых, как вас зовут. А то я даже не знаю, как к вам обратиться… 

— Анжеликой, — коротко ответила девушка. 

— Очень приятно, Валера, — улыбнулся он, косясь на внимающую ему Свету. — Анжелика, просветите меня на предмет того, — витиевато начал Валера, — работает ли у вас Рыбакова? 

— Да, а что? — равнодушно спросила она. 

— А кем она работает, и где она сейчас? 

— Она уже неделю как на больничном, — поспешила принять участие в разговоре Света, — а работала она здесь. Меня попросили заменить ее, пока она не выйдет. 

— Спасибо, — Толкушкин бросил беглый взгляд на Светлану и полный невысказанного укора — на Анжелике. «Наверное поклонники замучили», — подумал он. 

— Что вы еще хотите узнать? — соизволила поинтересоваться Анжелика. 

— Вы Рыбакову хорошо знаете? 

— Полтора года вместе работаем. — Анжелика как-то удивленно взглянула на Толкушкина. — Она что-нибудь натворила? 

— Почему сразу — натворила? 

— Ну вы же — детектив. Служба безопасности и все такое… — с непонятной язвительностью сказала Анжелика. 

— Работа у меня, конечно, ответственная, — иронично отозвался Валера, — но она заключается ни только в том, чтобы наводить справки о тех, кто что-нибудь натворил. Просто мне нужна информация об Ольге. Так вы хорошо ее знаете? 

— Пару раз были вместе в компании, а так только на работе и виделись… 

— А вы случайно не знаете подругу Ольги — Марию Беспалову? 

— Знаю, а что? — Теперь Анжелика в упор смотрела на Валеру. 

— А то, что ее убили, вы тоже знаете? 

— Да. 

— И от кого, если не секрет? 

Она замешкалась. 

— Так ведь в газетах писали, и сама Ольга говорила… 

— С какого числа Рыбакова не работает? 

— С четвертого, — опять вмешалась в разговор Светлана, которая перебирала бумаги за соседним столом. 

— И вы не видели ее с четвертого? 

— Не видели. — Анжелика отложила ручку, выключила компьютер и откинулась на спинку стула. 

— А вы ничего странного не заметили в ее поведении? Я имею в виду, в последние две недели? 

— Да нет, все было как обычно… — Анжелика пожала плечами. — Вот только какая-то она рассеянная стала. Ну, может, это весеннее? 

— Мечты? — сиронизировал Валера. — Она разговаривала с кем-нибудь по телефону? 

— Не часто. Ей звонила эта ее подруга, Беспалова. 

— А когда это было? 

— В середине апреля, в конце… 

— А с самой Беспаловой вы не встречались? 

— Она сюда несколько раз приходила, Ольгу ждала. 

— Значит, отношения у них были самые нежные? — Толкушкин лукаво посмотрел на Анжелику. 

— С чего это вы взяли? Они просто хорошо друг друга знали — ведь из одной деревни приехали. 

— Вы хотите сказать, что не все было так гладко в их отношениях? 

— Я сама видела, как они ругались. 

— И где это было, здесь? 

— Нет, на одной вечеринке. 

— На какой? Извините уж за назойливость, — дипломатично улыбнулся Валера. 

— У Беспаловой дома. Меня Ольга пригласила, дело перед Новым годом было. 

— И что же не поделили Ольга с Марией? 

— Подвыпили, конечно, все, расслабились, ну, слово за слово… На социальной почве. 

— Это как же? 

— Ну, Ольга бесилась: у Беспаловой кругом одна ваниль — деньги, мужики, квартира приличная… 

— Ольга завидовала ей? 

— Открыто она своих чувств не проявляла, ей даже вроде было как-то наплевать… А под газом, сами понимаете… 

— Понимаю. И чем же это все кончилось? 

— Несколько дней они не разговаривали, а потом вроде помирились. 

— Откуда вы узнали об этом? 

— Машка сюда звонила, приходила, и они общались как раньше… 

— А кого-нибудь из агентства, где работала Мария, вы, случайно не знаете? 

— Кое-кого видела просто. Как раз на той вечеринке, когда Ольга с Беспаловой сцепилась. Девчонок некоторых, фотографа… 

— Вы не помните, кто из девушек конкретно был на той самой вечеринке? 

— Наташа какая-то, узкоглазая одна и Люба еще… Так по крайней мере к ней Машка обращалась. 

— А из парней, кроме фотографа? 

— Два парня. Один — бой-френд Машкин, Сергей Зарубин, а другой — ой, не помню, как фамилия, его Кунгуром называли все. Он манекенщик. 

— А вы не могли бы вспомнить, что было тридцатого апреля? Рыбакова работала? — Толкушкин не сводил своих зеленых проницательных глаз с Анжелики. 

— Работала как обычно. Свет, какой день недели был тридцатого? 

— Пятница, по-моему, — Света подняла глаза от папок. 

— Был короткий день, в три уже разошлись. — Анжелика покусывала кончик карандаша. 

— К ней на работу никто не заходил? 

— Да нет, — напрягая память, Анжелика приподняла свои красиво изогнутые брови. 

В кармане Толкушкинского плаща запиликал сотовый. 

— Толкушкин, — коротко сказал он, прижав трубку к уху. 

Звонила Вершинина. Она сообщила, что у Рыбаковой есть приятель, который тоже работает в «Тарасовмонтаже», и просила параллельно навести справки и о нем. Спрятав сотовый, Толкушкин обратил ясный взгляд на Анжелику. 

— А молодой человек у Рыбаковой есть? — Толкушкин сверлил ее глазами. 

— Да, он здесь тоже работает, Лешка Бодров. Он снабженец. 

— Подождите, я сейчас узнаю, — предложила опять свои услуги Светлана, с деловым видом пододвигая к себе один из трех телефонов. 

— Вы очень любезны, — улыбнулся Толкушкин. 

— Валюш, привет, там Бодров не появлялся? — мягко произнесла она в трубку. 

Пролетела минута. Света чутко внимала тому, что говорила ей «Валюша». Наконец, она повесила трубку. 

— Лешка сегодня был, но полчаса назад уехал на объект. 

— А адрес его нельзя узнать? — Толкушкин нежно посмотрел на услужливую Светлану. Хотел он того или нет, но с ней, как оказалось, общаться было намного приятней и проще, нежели с Анжеликой. 

— А что мне за это будет? — улыбнулась та, уже вставая из-за стола. 

— С меня бутылка шампанского, — Толкушкин продолжал поглядывать на Анжелику, хотя в глубине души отчаялся преуспеть в деле завоевания ее расположения и доверия. 

«Наверное, я не в ее вкусе. Алискеру бы повезло больше,» — с горечью подумал незадачливый Валера, мысленно прощаясь со своими смелыми упованиями. 

— Посиди, — встрепенулась Анжелика, — я сама схожу. 

Она стремительно поднялась и вышла из приемной. Света застыла на месте. Толкушкин не ожидал такого разворота событий. 

— А хотите я вам одну интересную вещь скажу, — Светлана сделала попытку привлечь к себе внимание. 

— Какую? — Толкушкин замер в ожидании, тупо уставясь на дверь. 

— Может быть, это вам не покажется странным… — начала издалека Светлана, — я работала здесь четвертого мая вместо Анжелики, у нее отгул был. Так вот… 

В этот момент дверь распахнулась и в приемную влетела Анжелика. 

— Записывайте адрес: Кизлярская семьдесят восемь, квартира тридцать три. 

— Прямо, возраст Христа, — обиженно и иронично заметила Светлана, сделав умную физиономию. 

— Отлично, — записав адрес в блокнот, Толкушкин с удвоенной благодарностью взирал на Анжелику. 

— Ну так как насчет шампанского? — впервые за все время разговора улыбнулась Анжелика. 

Конечно, Толкушкин не мог ни подивиться про себя произошедшей с «гурией» метаморфозе. Он еще верил в лучшие побуждения, поэтому, наперекор трезвой очевидности, перемену в поведении Анжелики склонен был приписать чему угодно, только не обещанию презентовать ей за услуги бутылку напитка, изобретенного веселым аббатом Бургиньоном. Что поделать, если молодые люди предпочтение отдают не душевным сокровищам, а физическому совершенству? И даже такой начитанный малый, как Толкушкин! 

— С превеликим удовольствием. Может, мы полчасика где-нибудь посидим? 

Толкушкин был, что называется, на седьмом небе, поэтому послал к черту деликатность. Он забыл ни только о Светланиной любезности, но даже о ее присутствии. 

— Свет, я быстренько… Все равно Константиныча нет, а? — Анжелика уже открыла шкаф и снимала с плечиков элегантное черное пальто. 

— Иди уж, — махнула рукой Света и зарылась в бумаги. 

— А что вы мне хотели сказать? — выйдя из счастливого забытья, обратился к ней Толкушкин. 

— Ничего особенного, — усмехнулась она, — думаю, для вас это не будет иметь никакого значения. 

— И все же? — настаивал Толкушкин. 

— Я же сказала, что это не имеет к делу никакого отношения, — резко ответила раздосадованная Света. 

— В таком случае, до свидания и спасибо за помощь, — Толкушкин пропустил вперед себя Анжелику. 

— Всего, — сухо отозвалась Светлана. 

* * *


Алискер полулежал в постели. Его многострадальная голова покоилась на высоко взбитой подушке. Валандра в белом халате стояла рядом с тумбочкой и деловито выгружала из пакета продукты. 

— Так, вот тебе сок, ты же ананасовый любишь? Болдырев тут еще томатный купил и нектар… 

Вскоре на тумбочке уже громоздилась гора фруктов и деликатесов. 

— Заставь дурака молиться… — усмехнулся Алискер, — зачем он столько всего накупил? 

— Как это зачем? Ты поправляться-то думаешь? — Вершинина села на стул. — Что врачи говорят, серьезно это? — она кивнула головой, показывая на забинтованную руку Мамедова. 

— Да нет. Скоро буду как новенький! — Алискер сглотнул слюну. 

— Тошнит? — сочувственно спросила Валандра, поглаживая его по здоровой руке. 

— Немного. Не очень приятно, конечно. — Алискер улыбнулся. 

Сидя рядом с Алискером, Вершинина ловила на себе заинтересованные взгляды его соратников по палате. 

— А народищу-то! — Валандра окинула взглядом комнату, — как сельди в бочке! Может, с врачами поговорить, перевести тебя в люкс? 

— Не стоит беспокоиться, Валентина Андреевна, я уже здесь со всеми перезнакомился. А потом, я думаю, что надолго я здесь не задержусь… 

— Врачам виднее… 

— Я с ума сойду… — Алискер прикрыл веки. 

— Не надо так отчаиваться! — Вершинина потрепала Мамедова по плечу. — Выглядишь ты неплохо, бледный только… 

Она внимательно посмотрела на Алискера. 

— Толку-то! Валяться здесь, в то время, как… 

— Расследование идет своим чередом. 

— Но я как бы ни при чем! — с досадой в голосе произнес Мамедов. 

— Перестань, Алискер, а то я заплачу! — рассмеялась Вершинина, смахнув несуществующую слезу, — ты уже принял участие… — на ее лице вновь появилось серьезное выражение. — … жизнью рисковал. 

Да и вообще человек никогда не бывает так счастлив или так несчастлив как это ему кажется самому, — процитировала она своего любимого Ларошфуко, — кстати, пижама тебе очень идет… Вершинина опять улыбнулась. 

— А вам, Валентина Андреевна, этот халатик тоже очень к лицу, — шутливым тоном произнес Мамедов. 

— Спасибо за комплимент! Ну, а если ты так переживаешь за ход расследования, то имею тебе сообщить, что сегодня я сама ездила в агентство, общалась с Жуковым Женей и манекенщицами. 

— Удалось выяснить что-нибудь новое? — глаза Алискера заблестели. 

— Обольщаться, конечно, нечем, но ты же сам знаешь, что наша работа требует не только сообразительности и быстроты реакции, но зачастую и занудной кропотливости. Общаться с людьми не так-то просто: кто слишком возбудим, уязвим и забывчив, кто специально умалчивает о чем-то, то ли из соображений глупой надоедливой морали, то ли хочет скрыть свою причастность к преступлению. Да тебе это не хуже меня известно, — махнула она рукой. 

— Известно-то — известно, а обобщить все так только вы можете, Валентина Андреевна. 

— Ты мне льстишь… — смущенно улыбнулась Валандра, — говорила я с этим Женей — интересный фрукт. С виду такой наивно-непосредственный, живой, жизнерадостный, а поди, проверь, что у него в душе творится… 

— Так вы не доверяете своей интуиции? 

— Не об интуиции речь, Алискер. Интуиция как раз меня редко подводит. Именно она-то и учит меня не доверять первому впечатлению! Я ведь тебе о первом своем впечатлении рассказала. 

— И мне Женька интересным субъектом показался, стихи цитировал… 

— Да, тип он незаурядный, вертлявый только. Молодость… Немного циничный, а в общем, симпатичный малый. Как сказал Ларошфуко: «Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу». 

— А другие? — Алискер, голова которого немного съехала с подушки, вопросительно скосил глаза на Валандру. 

— Не такие яркие индивиды, — шутливо отозвалась Вершинина, — Городницкая на меня, вообще, впечатления не произвела… Хотя ты, возможно, был бы другого мнения… — она хитро посмотрела на Алискера. 

— Валентина Андреевна, — с укором произнес он, — я настолько слаб, что не могу сопротивляться подобным… 

— … оскорбительным намекам? — улыбнулась Вершинина, — а мне такие намеки кажутся лестными… 

Улыбнуться же в полный рот Алискеру мешала постоянная головная боль. 

— Ослаб, говоришь? — продолжала шутить Вершинина, — да ты, наверное, тут ни одну медсестру совратил с пути истинного… 

— Скажете тоже… — Алискер все-таки улыбнулся, но тут же поморщился от глухого набата в голове. 

— Ладно, теперь о главном. — наклонившись к лицу Алискера, вполголоса сказала Валандра. — Тридцатого апреля в агентстве был сабантуй. В обеденное время. Компания в составе Жукова, Беспаловой, Городницкой, Цой… К ее чарам ты бы уж точно не остался равнодушен, — провокационно добавила она, не обращая на протестующий жест Алискера, — так вот, весь этот дружный коллектив веселился сначала в агентстве, потом продолжил веселье в баре на Радищева. Только Беспалова почему-то не соизволила присоединиться к большинству. Она, согласно показаниям Цой Оксаны, пошла вниз по Радищева, по направлению к дому, где живет Рыбакова. Зашла ли Мария к ней — неизвестно. Работу в агентстве Беспалова, по всей видимости, удачно сочетала с работой в «Море жизни»… 

— А это что такое и с чем его едят? 

— Напряги воображение, Визирь, — лукаво посмотрела на Мамедова Вершинина, — слово «море», что оно вызывает… 

— Секс-услуги? — догадался Алискер. 

— Ну ты, Мамедов, окончательно испорчен, — иронично заметила Валандра, довольная понятливостью своего секретаря-референта. — Сердцевину деятельности этого «Моря жизни» действительно составляет забота о полноценной сексуальной жизни высокопоставленных чиновников и просто богачей, а с фасада — обычное модельное агентство. 

— Вот откуда у Беспаловой появились деньги… 

— Дивлюсь твоей проницательности, Визирь, — улыбнулась Валандра, — а теперь подумай, где могла Беспалова раздобыть негативы? 

— Украла у одного из клиентов… — предположил Мамедов. 

— Полагаю, ты не далек от истины. — Вершинина на минуту задумалась, — да, еще одна деталь: у Марии всегда была при себе зажигалка «ронсон». 

— Крутая зажигалка, — заметил Мамедов. 

— Не знаю, пригодится ли нам эта информация… — медленно проговорила Вершинина, — только вот в сумке Беспаловой, выброшенной убийцей за два квартала от места преступления, «ронсона» не оказалось… 

— Полагаете, зажигалка у того, кто пырнул Беспалову? 

— Вполне возможно… 

— Мне кажется, что это было бы правдоподобно в том случае, если убийца не часто контактировал и контактирует с непосредственным окружением Беспаловой. Иначе, эту вещицу мог бы кто-нибудь увидеть… 

— Если только он не припрятал ее, не продал… — Валандра смотрела в пустое пространство. 

— Или не выбросил еще через несколько метров, а кто-нибудь не подобрал. 

— Зачем тогда убийца вообще ее брал? Он мог бы оставить ее в сумке. 

— Вы правы, что-то я не подумал… — в голосе Алискера прозвучала досада. 

— Беспалову прирезал в подъезде тот, кто знал о негативах и кому было известно, что тридцатого апреля они находились у нее в сумке. 

— Человек, с которым она поделилась своими соображениями по поводу пленки? — с трудом повернув голову, Алискер вопросительно посмотрел на Валандру. 

— Да не крути ты головой! — воскликнула Вершинина, — лежи спокойно! 

Они на минуту замолчали. В палату вошла невысокая худенькая девушка в белом халате. Взгляд ее светло-карих, с красивым разрезом глаз обежал комнату и остановился сначала на Мамедове, а потом переместился на сосредоточенное лицо Валандры. 

— Геннадий Денисович просит вас зайти, — приблизилась она к Валентине. 

У медсестры был приятный мягкий голос и грациозные движения. 

«Тебе бы в Бежаровской труппе танцевать, а не уколы делать!» — подумала Валандра и, поблагодарив девушку, вышла из палаты. 

— Как наши дела? — Катерина наклонилась к Алискеру, но в ее продолговатых ореховых глазах застыла настороженность. 

— Неплохо, — ответил Мамедов. 

— Это ваша… 

— … начальница, а что? 

— Начальница? — Катерина недоверчиво посмотрела на Алискера. 

— Пришла проведать меня, травма-то у меня производственная. Мы как раз обсуждали с ней, на какую материальную компенсацию могу я рассчитывать… — улыбнулся он, сгорая от нетерпения перейти на «ты». 

— Все-то вы шутите, — кокетливо улыбнулась кареглазая медсестра, поправляя подушку Алискера. 

— А вот ко мне почему-то такого внимания нет… — с наигранной обидой в голосе произнес седоволосой грузный мужчина, — и Майя тоже все норовит лишний раз Алискеру подушку поправить… 

В палате раздался дружный смех. Нежные щечки Катерины заметно порозовели. 

— Павел Сергеевич, — укоризненно обратилась она к нему, — имейте совесть, когда вы только к нам поступили, мы ежечасно интересовались вашим самочувствием. 

— Значит, я вам надоел? — не унимался Павел Сергеевич, — «кто на новенького»? 

— Кстати, Павел Сергеевич, завтра готовьтесь к рентгену, — строго сказала медсестра. 

— А чего мне готовиться? Я человек бывалый! 

— Ну ладно, отдыхайте, — она посмотрела на Алискера. 

— А может, мы на «ты» перейдем? — предложил Мамедов, которому не давали покоя красивые глаза Катерины. 

— Не знаю, — она пожала плечами и, одновременно смущенно и многообещающе улыбнувшись, направилась к выходу. 

В дверях она столкнулась с Валандрой. 

— Что говорит Геннадий Денисович? — обратился Алискер к подсевшей к нему Валандре. 

— Говорит, что, возможно, у тебя будут пункцию брать… 

— Это не больно? — наигранно жалобным голосом спросил Мамедов. 

— Перестань дурака валять, — Валандра строго посмотрела на него, — сотрясение у тебя нешуточное! 

— Сколько я здесь пробуду? — озабоченно спросил сразу посерьезневший Мамедов. 

— Сколько положено, шестьдесят дней минимум. Рука твоя опасений не внушает, а вот… — Вершнина лукаво улыбнулась, — твое впечатлительное сердечко… 

— Валентина Андреевна, опять вы за свое! 

— Ладно, ладно, я же вижу, не слепая. Симпатичная сестричка… Я бы на твоем месте радовалась возможности провети здесь пару месяцев! 

— С Катей я мог бы встретиться и в другой обстановке… 

— Окей, — миролюбиво завершила Валандра свою ироническую экзекуцию. — Возвращаюсь к теме. С Беспаловой все более-менее ясно, а вот с Рыбаковой… 

— Что с ней? — нетерпеливо спросил Мамедов. 

— Помнишь, я тебе рассказывала, что в рынке к нам с Виктором девица одна подбегала? 

— Помощи у него просила? 

— Так вот, эта девица — Рыбакова. Валентиныч с Колей добыли несколько фотографий, я и узнала Рыбакову. 

— Ну и совпадение! Если б мы тогда знали! 

— Если б кто-нибудь из нас будущее умел предсказывать! — усмехнулась Вершинина. — Вот посмотри. 

Валандра достала из портфеля прозрачную папку, расстегнула кнопки и протянула Мамедову фото. 

— А это кто? — указал он глазами на стоящую в обнимку с Рыбаковой высокую эффектную брюнетку. 

— Вкус у тебя есть… — опять поддела Алискера Валандра, — переверни. 

На обороте фото Визирь вслух прочитал:«Оля плюс Маша…» 

— Беспалова? 

— Она самая. Яркая девушка, а? 

— Ничего… А где вы взяли эти фото? — положив цветные глянцевые картонки на простынь рядом с собой, Алискер перебирал их, поднося то одну, то другую к глазам. 

— Ты действительно ничего не помнишь? 

— Помню, что куда-то собирался… Вы сказали, что в меня самосвал въехал? 

— Это не было случайностью. Кто-то не хочет, чтобы мы вели расследование. 

— Думаете, это может повториться? 

— Запросто. Вот только кто станет новой жертвой?… — мрачно произнесла она. 

— Так вы говорите, что я тогда к Ганке ехал? 

— Да. Вы должны были сделать обыск в квартире Рыбаковой. Именно при обыске Ганке и Антонов обнаружили эти фотографии и бланк «Тарасовмонтаж». Там и работает Рыбакова. 

— А это кто? — Алискер указал на кудрявую брюнетку в ярко-синем батнике и черных кожаных «дудочках», переходящих у щиколоток в небольшой клеш. 

— Тоже недурна. «…все как на подбор, с ними дядька-Черномор»! 

— Манекенщица? 

— Нет. Жуков Женя сказал, что видел ее всего один раз. На эту вечеринку ее якобы Беспалова пригласила. Анжелой зовут. У Рыбаковой нашей приятель есть, работает с ней в одной конторе. 

— «Тарасовмонтаж»? 

— Да. Я сегодня туда Толкушкина отправила. Он мне, кстати, звонил, когда я к тебе ехала. Сообщил, что разговаривал с двумя секретаршами. Тридцатого апреля и четвертого мая Рыбакова работала как обычно. Беспалова довольно регулярно навещала Рыбакову в конторе. Отношения у них были далеко не идиллические, на какой-то вечеринке они публично разругались, но потом вроде бы помирились. 

— Из-за чего же они поссорились? 

— Зависть, если верить Ларошфуко, еще непримиримее, чем ненависть. А Рыбакова завидовала удачливости Беспаловой. Подумай сам, обе приехали из Красногвардейска, так сказать, покорять областной центр. Одна — на ведущих ролях в модельном агентстве, мужики вокруг вьются, деньги повалили, квартиру сменила… Другая живет все в той же комнате, работает в конторе, каких тыщи… 

— Рыбакова ведь тоже хотела попробовать себя в модельном бизнесе. Тем более… Одной повезло, а другой, мягко говоря, не очень. 

— А приятель Рыбаковой? 

— Бодров. Его на месте не оказалось, Толкушкин взял его адрес. 

— А вам не кажется, что если бы Беспалова кому-то захотела довериться, то этим человеком, судя по всему, должна была бы быть Рыбакова? 

— Хочешь сказать, что… 

Лежащий на столе в окружении бананов, апельсинов и цветных упаковок сотовый отчаянно запиликал. 

— Вершинина слушает, — Валандра поднесла трубку к уху. 

— Это Мещеряков, — в голосе Михаил Анатольевича сквозило беспокойство, — срочно приезжай. 

— Что случилось? — Вершинина почувствовала, как у нее холодеют пальцы рук. 

— Дело — дрянь, но это не телефонный разговор. Я тебя жду, — глухо прорычал шеф. 

— Миша, ты можешь хоть в двух словах объяснить? 

— Звонил Трофимов. Слышала про такого? Хочет встретиться с тобой, в общем — запахло жареным… 

— Ясно. Через пятнадцать минут буду. 

Вершнинина нажала на кнопку «отбой» и обратила к Алискеру взволнованное лицо. 

— Что случилось? — встревожился Мамедов. 

— Троша хочет меня видеть. 

— И что вы думаете об этом? — в черных глазах Алискера появился лихорадочный блеск. 

— Думаю, что все это неспроста… Сдается мне, что ты здесь оказался как раз благодаря ему. 

— Вы считаете, что это он охотится за пленкой? 

— Похоже на то… 

— Мне кажется, что вам не стоит встречаться с ним наедине! — забыв о боли, Мамедов привстал. 

— Работа у меня такая, — улыбнулась Валандра, поднимаясь со стула. 

— Я серьезно… 

— Отставить! Твое дело сейчас — выздоравливать. Завтра ребята тебя навестят. Ну, до скорого! 

Вершинина взяла портфель и направилась к выходу. На душе скребли кошки. Не то, что она боялась встречи с Трошей, просто все это было как-то неожиданно. 


Глава седьмая 


Мещеряков ждал ее в своем кабинете, меряя нервными шагами одну и ту же диагональ от правого окна до высокого офисного шкафа. 

— Садись, — тоном не терпящим возражением произнес он, как только Вершинина появилась на пороге. 

— Теперь-то ты можешь рассказать поподробнее… — Валандру начинало раздражать это маятниковое хождение туда-сюда, служившее симптомом охватившего шефа беспокойства. 

— Да что тут рассказывать! — в сердцах махнул он рукой, — так я и знал… 

Мещеряков наконец остановился и теперь стоял у сейфа, лихорадочно скобля рукой свой тройной подбородок. Его дряблые щеки при этом желеобразно подрагивали. 

— Ну и вляпались! А день так хорошо начинался! Выпили с тобой по рюмашке, погутарили… 

Похоже, невозмутимое молчание Валандры действовало Анатоличу на нервы не меньше, чем ей — его суетливые движения и дурацкие восклицания, потому что, бросив на нее свирепый взгляд, он заорал: 

— Да что ты как в рот воды набрала?! 

— А что мне делать, если ты заладил одно и то же:«дело пахнет керосином, вляпались?!» Я что-то, Миша, не замечала за тобой такой импульсивности… 

Вершинина не удержалась от усмешки. 

— Смеешься?! — окончательно взбесился Мещеряков. 

— Миша, ты не в органах, говори потише, на меня твой ор не действует. 

— Я как чувствовал, что не сулит нам это дело ничего хорошего — одни неприятности! — Михаил Анатольевич опять начал ходить туда-сюда. — Черт бы побрал этого Дыкина! 

— Ты невзлюбил мэра только за то, чо он прямо ко мне обратился? 

— Да пошел он на… 

Мещеряков с размаха плюхнулся в кресло, достал из лежащей на столе пачки «Мальбро» сигарету, из кармана мятого пиджака — зажигалку и закурил. Вершинина безмолвно наблюдала за ним. 

— Ты сказал, что Троша хочет со мной встретиться. Где и когда? 

— Он еще звонить будет. Ни о чем конкретно я с ним не договаривался. Ты что же это, на самом деле собираешься с ним базарить? — как бы спохватился Мещеряков. 

— Ну он же со мной хочет пообщаться… — скромно заметила Валандра. 

— Что-то все лично с тобой теперь хотят иметь дело! — с обидой в голосе воскликнул он, — и чиновники, и мафиози… 

— Так ты только из-за этого так волнуешься? — саркастически усмехнулась Валентина. — Это что же, в тебе, Миша, твое уязвленное самолюбие говорит? А я решила, что ты за меня беспокоишься… 

— За тебя-я-я! — ухмыльнулся он. — В первую очередь я об общих наших интересах пекусь, о фирме, поняла? 

— Поняла, — удрученно сказала Валандра и тоже закурила. 

— Ты не представляешь, с какими тузами Троша дружит! 

— Он не сказал тебе, что ему от нас нужно? Ох, прости, от меня? — ехидно добавила Валандра. 

— От меня-я-я! — передразнил ее Михаил Анатольевич, — Если что — нам всем не сдобровать! 

— Троша угрожал? 

— Пока нет, но я-то знаю, что из всего этого может получиться… 

— Неужели он такой всесильный? 

— Наивная! Да ты знаешь, какие связи у него в обладминистрации?! Прикроют нашу лавочку — никто и глазом моргнуть не успеет, — Мещеряков выпустил дым в потолок и с какой-то враждебностью уставился на Вершинину. — Ах да, я и забыл, у тебя же тоже в обладминистрации все схвачено! 

— Сколько злой иронии! Живи ты, Миша, в древнем Риме, Ювеналу бы нечего было делать, он бы захлебнулся в твоей ядовитой слюне! — Вершинина демонстративно поднялась с кресла и направилась к двери. 

— Стой, черт возьми! Я тебя не отпускал! — взревел Мещеряков. 

— Слушай, Миша, я, конечно, понимаю, как ты своим «Кайзером» дорожишь, но и я не лыком шита, и у меня тоже гордость имеется… 

— Ну, это уж я знаю! — перебил Валандру Михаил Анатольевич. 

— С Трошей я сама разберусь. Как только завершу это дело, подам заявление, — спокойным голосом сказала Вершинина, хотя ее бледное лицо и слегка подрагивающие руки выдавали внутреннее напряжение. 

— Разберешься?! С Трошей?! — водянистые глаза Мещерякова полезли из орбит. — Попробуй. Только постарайся меня в свои разборки не впутывать! И если хочешь знать, — Михаил Анатольевич с трудом перевел дыхание, — расследование твое накроется медным тазом, помяни мое слово! 

Вершинина скептически пожала плечами. 

— Мания величия, Валентина, — такая же болезнь, как и все прочие, ее лечить надо, — съязвил он, — а увольнением меня не пугай — пуганый уже! 

— Это все? — Валандра недовольно поджала губы. 

— Кстати, где ты собираешься с Трофимовым встречаться? 

— В своем кабинете. 

— Ты что, с ума сошла?! Не хватало мне… — опешил Мещеряков. 

— А что же мне к нему на хату прикажешь ехать? — вызывающе спросила нахмурившаяся Вершинина. — Встречи-то он жаждет, пусть сам ко мне и приезжает! 

— Ты совсем рехнулась! 

— В твоих устах, Миша, это звучит как комплимент! Или ты думал, — поставила она руки в боки, — я перед этим дерьмом на колени встану, расследование прекращу?! Ты что же, предлагаешь мне своим людям сказать: ребята, дело оставляем, дядя Троша запретил?! Троша охотится за негативами, я уверена, что это именно он заказал их фотографу, которого провел на вечеринку. Пленка нужна ему, чтобы оказывать давление на Дыкина. Ты, значит, Миша, согласен жить по указке какого-то отребья, так что ли? И хочешь, чтобы и я так жила, посапывала в тряпочку?! 

— Все! — вскочивший с кресла Мещеряков вытянул вперед скрещенные руки в испуганно-отмахивающемся жесте. — Делай что хочешь, но меня не вмешивай, ясно?! 

— Ясно, — Вершинина хлопнула дверью. 

Спустившись в свой кабинет, она рухнула в кресло и несколько минут сидела, пытаясь собраться с мыслями. 

«Конечно, Мещеряков напуган, поэтому и завелся так, но мне-то от этого не легче. По-другому он вел себя, когда впереди двадцать кусков замаячили. Что-то дядя Миша наш в конец издергался. Никакого самообладания! И это он, с которого я всегда пример брала, когда дело заходило о необходимости держать себя в руках! 

Троша, Троша… Уж не зарвалась ли ты, Валентина? Не сражаешься ли ты с ветряными мельницами? Пафос — пафосом, благородство, конечно, вещь прекрасная, но и голову на плечах надо иметь. Противника недооценивать нельзя. Ну надо же, — опять подумала она о Мещерякове, — сам завелся и меня взбаламутил, черт бы его побрал! Нет, чтобы спокойно и сообща все обсудить, стратегию и тактику выработать, мозгами раскинуть, так он орет, как циклоп раненый! 

И в школу не успела заскочить! Софья Марковна недовольна будет…» 

В эту минуту зазвонил телефон. «Троша!» — подумала Вершинина, внутренне собираясь. Но каково же было ее изумление, когда в трубке она услышала похожий на звон бубенца голос Оксаны Цой. 

— Валентина Андреевна? 

— Слушаю тебя, Оксана. 

— Когда мы разговаривали с вами в агентстве, я не сказала вам одну важную вещь… 

— Какую же? — Валентина вся обратилась в слух. 

— Помните, вы спрашивали, видели ли мы Рыбакову после смерти Беспаловой? 

— Помню и что же? 

— А потом я еще сказала, что мы виделись с ней в прокуратуре, когда с нас показания снимали? 

— Да, да. Ближе к делу, Оксана. Что ты мне хотела сказать? — нетерпеливо проговорила Валандра. 

— Ну так вот, шестого мая я Жукову решила позвонить… Его дома не была, а трубку взяла Рыбакова. Я спросила ее, что она у Жукова в его отсутствие делает. Она мне ответила, что просто так, по старой дружбе к нему наведалась, а Женька, мол, вышел ненадолго и скоро придет. 

— Значит, шестого числа Ольга была в гостях у Жукова? — задумчиво произнесла Вершинина. — А во сколько ты звонила? 

— Часов в девять утра, а что? 

— «Кто ходит в гости по утрам…» — усмехнулась Валандра. — А что же ты сразу об этом не сказала? 

— Да не знаю, там же Женька был… Я думала, может, ему неприятно будет… — неуверенным голосом произнесла Оксана. 

— Больше ничего не забыла? 

— Нет. Это, правда, важно, то, что я вам сообщила? 

— Ты даже не представляешь, как! Спасибо тебе огромное! Если что — звони. 

— Хорошо. 

— Постой-ка, ты мне адрес Жукова не дашь? 

— Улица Девятого мая, дом тринадцать, квартира семь. 

— Мерси. С кем он живет? 

— Раньше — с матерью, теперь один. 

— А где же его мать? — поинтересовалась Валентина Андреевна. 

— С каким-то мужиком сошлась, живет у него. 

— Понятно. Вот что, ты Жукову не говори, что адрес мне дала, хорошо? 

— Ладно. 

Вершинина повесила трубку, достала из пачки последнюю сигарету и прикурила от «дракоши». 

«Интересная ситуация! Почему Жуков и словом не обмолвился о визите Рыбаковой? Забыл? Непохоже… Может, его Ольга просила никому не говорить об этом? Но почему такая скрытность? Охота за ней тогда уже началась… Знал ли Жуков о том, что Рыбакову преследуют какие-то молодчики? 

Какова была цель посещения Жукова Рыбаковой? Может, Ольга у него скрывалась и, до смерти напуганная, просила его никому не рассказывать о том, что она живет у него? А что, если она у него до сих пор? Тогда как объяснить то обстоятельство, что она запросто в отсутствие Жукова снимает телефонную трубку? 

А эпизод на рынке восьмого мая? Что если шестого гонка еще не началась, и Жуков вообще ничего не знает? Вполне возможно, что Рыбакова, не объясняя Жене причину своей просьбы никому не рассказывать о своем визите к нему, предупредила, чтобы он лишний раз об этом не трепался? А если шестого…» 

Поток вершининского самовопрошания был прерван телефонным звонком. 

— Вершинина слушает, — железобетонным голосом сказала Валандра, догадываясь, кто это может быть. 

— Трофимов беспокоит, — высокомерно-пренебрежительно произнес абонент. 

— Михаил Анатольевич передал мне, что вы звонили. Чем могу быть полезна? — бодро спросила Валандра, решившая стоять до конца. 

— Полезной, ха-ха, — развязно ухмыльнулся Троша, — можешь быть, а можешь и бесполезной стать… 

— Я намеков, тем более агрессивных намеков не люблю, выражайтесь яснее, — ледяным голосом парировала Валандра. 

— Поговорить надо и немедля, — властный голос Троши заряжался раздражением. 

— Всегда пожалуйста. Только вот о чем? — невозмутимо спросила Вершинина. 

— Не нравишься ты мне что-то… — прогубошлепил в трубку Трофимов, — и время ты попусту тратишь… 

— Насчет «нравишься — не нравишься» могу сказать, что в дамы сердца к вам не набиваюсь, а насчет времени — это как посмотреть… Что вы хотите? 

— Хочу, чтоб ты поосторожней да повнимательней была… 

— У меня нет ни времени, ни настроения выслушивать ваши угрозы, — жестко произнесла она. 

— Ладно, крутая ты наша, по ручнику таких дел не обкашляешь. Встретиться надо. Приезжай-ка ты… 

— Вам надо — вы и приезжайте, — не дала договорить Троше Валандра. 

— А не много ли ты на себя берешь? — злобно усмехнулся Трофимов. 

— Сегодня я занята, так что могу принять вас только завтра. Скажем, в десять утра, вас устроит? — на одном дыхании выпалила Вершинина. 

— Ну ты — смелая! Только музыку всегда я привык заказывать, понятно? Так что, оторви свой зад и потрудись приехать… 

— Завтра в десять я вас жду, — Вершинина положила трубку. 

Казалось, сердце бьется не в груди, а где-то в горле. Прошла буквально секунда, и телефон зазвонил снова. 

— Слушаю, — она услышала, как ее голос предательски дрогнул. 

— Ты, сыщица, трубками не швыряйся! — свирепо прорычал Троша, — один твой уже в кювет съехал… Встретимся сегодня, подъезжай к ресторану «Охотничий» — поохотимся… ха-ха, — загоготал Трофимов. 

«Самый настоящий урка!» — подумала Валандра, все еще полная решимости поставить на своем. 

— Я вам уже сказала, что занята сегодня, через десять минут уезжаю. Так что если вы хотите пообщаться, ориентируйтесь на завтрашнее утро, Сергей Васильевич, — корректно, но строго произнесла Валандра. 

— Ну, бл… ты и упрямая! Ладно, жди завтра. Только будь на месте, я просто так шляться не люблю. 

Валандра облегченно вздохнула. 

— Надеюсь, — решила закончить Валентина Андреевна этот, по ее мнению, бездарный диалог фразой из разряда черного юмора — аварии со мной не случится, и в подъезде меня никто поджидать не будет… 

— Живи пока, — с фамильярной снисходительностью сказал Троша, вот только сына побереги… 

Кровь ударила Валандре в голову, потом гулко плеснула в виски и заполнила уши ватной глухотой. От беспокойства больно засосало под ложечкой. Было ощущение, что в груди, издав противный металлический звук, лопнула какая-то сверхпрочная пружина. Она хотела что-то сказать, но боясь, что голос выдаст ее, молча повесила трубку. 

Сигареты кончились. Похолодевшими пальцами она набрала номер лицея, где учился Максим. 

— Будьте добры, Софью Марковну… 

— Алло, — взяла трубку классная руководительница. 

— Здравтствуйте, это мама Максима. Он сегодня был на занятиях? 

Вершинина пыталась придать своему голосу спокойную уверенность и деловитость. 

— Сегодня был, но опять не на всех. Черчение пропустил, в туалете отсиживался. Валентина Андреевна, вы мне очень нужны, с Максимом что-то происходит… — картаво-важная речь «класснухи» почему-то раздражала Валентину. 

— Я хотела сегодня к вам заехать, но не успела… работа… Софья Марковна, вы не знаете, когда он домой пошел? 

— Как все, после урока музыки. А что, что-нибудь случилось? 

Наверное, Софья Марковна различила в голосе Вершининой тревожные нотки. Валентина взглянула на часы: без пяти четыре — Максим или на пути к дому, или уже дома. 

— Спасибо. Я обязательно подъеду в ближайшие два дня, — Валандра торопилась закончить разговор. 

— Но он… 

— Софья Марковна, извините, я очень спешу, поговорим позже… 

Вершинина нажала на рычаг и по внутреннему телефону вызвала к себе Бодырева. 

— Вызывали? — Сергей застыл посреди кабинета. 

— Сергей, дуй ко мне домой. Если Максим дома, привези его сюда, если нет — обязательно дождись. Понял? 

— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовал Болдырев, который заметил беспокойство своей начальницы. 

— Выполняй! — закричала она, — расспросы после! 

Последнюю реплику она не выкрикнула, а скорее выдохнула. 

— Да, Сергей, — более спокойно обратилась она к оторопевшему от такой нервозности Болдыреву, — у тебя сигареты есть? 

Он молча подошел к столу, сидя за которым Валандра без конца туда-сюда крутилась на кресле, и протянул пачку «Винстон». 

— Спасибо. Не обращай внимания… — Вершинина прикурила от «дракоши» и, прекратив вращаться в кресле, с глубоким вздохом откинулась на его высокую спинку, — звони на сотовый, если что… 

— Угу, — пробурчал смущенный Сергей и вышел из кабинета. 

Оставшись одна, Валандра поднялась с кресла и принялась нервно расхаживать по кабинету. 

«Может, прав Мещеряков? Не послать ли все к черту? Имею ли я право так рисковать чужими жизнями? Своей — ладно! Максим, Максим, Максим…» — крутилось у нее в голове, точно рефрен песни. Она подошла к столу, стряхнула пепел в хрустальную пепельницу и тупо уставилась в окно. 

«Что делать? А если Максим…» Она поморщилась, стараясь отогнать от себя страшную мысль. «Сколько еще ждать? двадцать минут, полчаса? А вдруг Максим… Стоп, так ведь можно и свихнуться!» 

Валентину колотил озноб, руки дрожали, в желудке точно опухоль разрасталась тревожная пустота. 

«Это только предупреждение, предупреждение…» — как заведенная повторяла она, пытаясь оторвать от сердца пиявку беспокойства. 

Чтобы как-то отвлечься, она прошла в дежурку. За пультом сидел Толкушкин, жутко сосредоточенный Маркелов возился с компьютером. 

— Все спокойно? — спросила Валандра, прислонясь к косяку. 

Толкушкин обернулся, а Вадик оторвался от процессора. 

— Даже скучно, — вздохнул Валера. 

Вершинина подошла к журнальному столику и опустилась в кресло. 

— Сигаретой угостишь? — обратилась она к Вадику, заметив лежащую на столе пачку «Кэмела». 

Вадик передал Вершининой через Толкушкина сигарету и закурил сам. Валера поднес Валандре зажигалку. 

— А где у нас Коля? 

— С обеда еще не возвращался. 

— Из скольких же блюд состоит его обед, если время уже пятый час, а его все нет? — с некоторым раздражением спросила Вершинина, глубоко затягиваясь. 

— Да он минут сорок как ушел, — каким-то виноватым голосом произнес Валера, — хотел вообще без обеда, а потом у него в желудке засосало… 

— Совсем вы от рук отбились! А ты почему не доложился? 

— Так я ж вам звонил… — смутился Толкушкин. 

— Значит, к тому, что ты мне сообщил, тебе добавить больше нечего? — она строго посмотрела на растерянного Толкушкина. 

— Да вроде нечего, — пожал Валера плечами. 

— Так ты ж тут рассказывал… — неосторожно начал было Вадик, но осекся, поймав на себе запрещающий взгляд Толкушкина. 

Но было уже поздно. 

— Так о чем ты Вадику рассказывал? Ну-ка давай, колись, — на ее красиво очерченных губах появилась усмешка, а в голубых глазах полыхнули лукавые огоньки. 

— Да ни о чем особенном не… 

— Хва врать-то! — заулыбался Вадик, который, поняв, что просто так его оговорка не пройдет, решил переметнуться на сторону старшей по званию. — А как же те две красотки, которые, только завидев тебя, этакого агента 007, устроили настоящий поединок? 

— Что же ты, Валера, скрыл от меня самое интересное? — не унималась Валандра. 

— О Господи! — взмолился Толкушкин, картинно закатив глаза. 

— Имя Господа всуе не упоминай и драматические эффекты свои брось — не на подмостках! Так что ты от меня утаил? И почему от тебя опять спиртным попахивает? — Валандра всем корпусом развернулась к Толкушкину. 

— Принял чуть-чуть, для храбрости… — смущенно сказал он, — а что жвачка не отбивает, что ли? 

Валера вопросительно посмотрел на невозмутимо сидящего Вадика, на худом, подвижном лице которого вскоре заиграла ехидная улыбочка. 

— Так это ж я тебе не термоядерную дал, а у Валентины Андреевны нюх как у… 

— … ищейки, ты хотел сказать? — оживилась Вершинина, — ладно, Толкушкин, соловья баснями не кормят… 

— С Анжеликой это я в кафе… — замялся Валера. 

— А вторая девица? — лаконично спросила Валандра. 

— А что вторая? — Толкушкин часто заморгал. 

— Хватит из себя святошу разыгрывать! — вмешался Вадик, — ты ж говорил, что Света, кажется так вторую секретаршу зовут, не на шутку расстроилась, если даже разговаривать с тобой отказалась! 

— Занятно, — Вершинина, приподняв брови так, что они исчезли под ее волнистой челкой, с интересом посмотрела на Толкушкина. 

— Чушь собачья! Я вначале со Светой и разговаривал… Это потом, когда инициативу перехватила Анжелика, она чего-то заортачилась… 

— Ты ж сказал, что она как будто о чем-то важном сообщить тебе хотела, но потом передумала? 

— Да заткнись ты! 

— Полегче, Толкушкин, — одернула его Вершинина, — так значит, из-за своих интрижек ты теряешь доверие тех людей, которые могли бы нам помочь? 

— Да это просто был способ привлечь к себе внимание… — оправдывался Толкушкин. 

— Ах, эти заезженные психологические клише! Тебе, Валера, не кажется, что они дезориентируют твой неокрепший ум? — язвительно заметила Валандра. 

— Ну хотите, сами ее об этом спросите, вот телефон, — он вынул из кармана блокнот и вырвал из него страницу. 

— Ты как со мной разговариваешь?! — взбеленилась Вершинина, — «хотите — сами спросите»! Ты на меня свою работу не перекладывай! Если ты такой ершистый да самостоятельный — открывай свое агентство и — скатертью дорога! 

Валандра затушила сигарету и встала. Лежавший в кармане ее приталенного пиджака сотовый по-прежнему молчал. 

«Надо было самой ехать, черт! Что за день сегодня?!» 

— Извините, Валентина Андреевна, — спохватился Толкушкин. 

Он тоже поднялся со стула и теперь точно нашкодивший мальчишка боялся поднять на Валандру глаза. 

— Не советую тебе в плане женщин брать пример с Мамедова, — резко сказала она, — хотя ему в конце концов удавалось вытрясти из них необходимую информацию. Дай сюда листок. 

Толкушкин протянул ей вырванную из блокнота страницу. 

— В последний раз, Валера! Не хочешь работать — пиши заявление, здесь не какой-нибудь подростково-молодежный клуб, не исправительная колония, не интернат… Подумай хорошенько и сообщи мне о своем решении: хочешь ты здесь работать или нет, понял? 

— Понял, — понуро отозвался пристыженный Толкушкин. 

Наконец запиликал сотовый. 

— Даю тебе время до завтра, — Вершинина пристально посмотрела на Валеру, — надеюсь, ты не забудешь Бодрова навестить и мне отзвониться? 

Она вышла из дежурки. 

— Докладываю, — услышала Валандра долгожданный голос Болдырева, — сидим с Максимом на кухне и пьем чай. 

«Уф!» — облегченно выдохнула Вершинина, сразу как-то обессилев. Ноги подкашивались, руки дрожали, на лбу выступила испарина. 

«Перенервничала…» — поставила она себе диагноз. 

— Какие будут распоряжения? 

Валентина оперлась о стену. 

— Дай трубку Максу… 

— Ма-а-ам, — услышала она голос сына, — Софья Марковна спрашивала, почему ты в школу сегодня не пришла? 

— Об этом потом. Вот что, собери самые необходимые вещи, белье на пару дней, джинсы, майки, что-нибудь теплое, носки не забудь, пижаму, у дедушки с бабушкой — холодно… 

— Мне что, к ним ехать? 

— Помолчи немного. Книги с тетрадками не забудь, так, что еще? 

— А ты приедешь? 

— Приеду. Дядя Сережа тебя отвезет. Не тяни время, собирайся немедленно! Полагаюсь на тебя, ты у меня самостоятельный! Передай трубку Сергею. Сергей, — быстро проговорила она, когда Болдырев взял трубку, — отвези Максима к моим родителям, адрес Максим знает, и возвращайся, ты мне нужен, понял? 

— Окей. 

— Как только приедешь к предкам — позвони мне. 

— Нет проблем! 

Валандра нажала кнопку «отбой» и перевела дыхание. 

«Вечер — в моем распоряжении, Троша приедет только завтра…» 


Глава восьмая 


— Вить, привет! У меня к тебе дело… 

— Ушам своим не верю, ты ли это, луноликая? — услышала Валандра в трубке радостный баритон Ромашова. 

— Ты, естественно, на работе… — предположила Вершинина. 

— Естественно, а что, тебе невмочь? 

— Оставь свои плоские шутки и грязные намеки… 

— Ой, Валюх, подожди, котировки объявляют. 

Прошло как минимум минуты две, прежде, чем Виктор вернулся к разговору. 

— Ну мне-то ты можешь довериться, — продолжал он шутить. 

— Времени — в обрез! Слушай, ты ведь знаешь, где мои предки живут? 

— Я и самих предков твоих знаю, ты что, забыла, как мы с Андреем Дмитриевичем за жизнь… 

— Подожди, Вить, мне сейчас не до шуток. В общем, Максим у них. А у меня к тебе будет просьба: заскочи после работы к моим, забери Макса к себе, идет? 

— Идет, только ты, Валентина, сегодня какая-то суматошная… — озадаченно сказал Ромашов. 

— Угадал, но ведь я тебе и такой нравлюсь, а? 

— Умеешь ты… 

— Ладно, Вить, — снова перебила Валандра Виктора, — мне пора, — она сделала рукой приглашающий жест застывшему на пороге Болдыреву. — Век буду благодарна… 

— Ой, смотри, не расплатишься! — рассмеялся напоследок Ромашов, — Максим будет у меня, а ты? — вдруг обеспокоился он. 

— Тоже приеду. 

— А что случилось? 

— Проснулся, голубчик! Ничего не случилось. Ну, чао, увидимся вечером. 

Валандра повесила трубку. Болдырев вопросительно посмотрел на нее. 

— Заводи мотор, Сергей, я — скоро! 

Болдырев направился к двери. 

* * *


Ветер немного поутих, и небо заметно посветлело, но было по-прежнему холодно и по-осеннему неуютно. Выйдя на крыльцо в плаще нараспашку, Вершинина поежилась и, окунув лицо в ледяной поток встречного ветра, быстрым шагом пошла к ожидавшей ее черной «Волге». 

— Ну и погодка — весна называется! — с досадой произнес Болдырев, выбросив окурок через приоткрытое окошко. 

— Осень, хотя и не «болдыревская»… — иронично отозвалась Валандра, садясь рядом с ним на переднее сиденье и захлопывая дверцу. 

Устроившись на сиденье, она пригладила растрепавшиеся волосы. 

— Куда едем? — деловито спросил Сергей, сделав вид, что пропустил мимо ушей ее ироническое замечание. 

— Сначала в «Тарасовмонтаж», потом — на Девятого мая. 

«Волга» плавно двинулась с места. 

— Валентина Андреевна, вы бы ремешок накинули… 

— Ой, прости, Сереж, — Вершинина взялась за ремень безопасности. 

Сергей Болдырев работал в «Кайзере» два с половиной года. Бывший спортсмен-гонщик, он решил завязать с опасным спортом, уступив ультиматуму жены: семья или гонки. Не последнюю роль в этом решении сыграла так называемая крестьянская стать Болдырева. Он прочно стоял на земле, и мне, откровенно говоря, трудно было себе представить его в гоночной машине. 

Не то чтобы Болдырев казался мне неповоротливым, осторожным и чересчур трезво смотрящим на жизнь, просто я никогда не видела его в состоянии бурного эмоционального всплеска, полным энтузиазма и горения. В любое дело он вносил присущую его натуре основательность и деловитость. Ведь мы привыкли окружать нелегкое ремесло гонщика неким романтическим ореолом, думать о нем как о зарвавшемся смельчаке, играющем со смертью в кошки-мышки. 

Признаю, что моя неспособность вообразить Болдырева стоящим на призовой тумбе и задыхающимся от восторга проистекала из того факта, что я была жертвой распространенного мифа о гонщиках, который словно был призван поколебать Болдырев. 

Его виртуозное вождение автомобиля и прочие технические навыки очень пригодились «Кайзеру», и, не скрою, моему самолюбию льстило, что за рулем служебной «Волги», отданной мне Мещеряковым в ленное владение, сидит бывший покоритель крутых опасных виражей. 

— А что это Толкушкин такой мрачный? — полюбопытствовал Сергей. 

— А то, что как раз по его милости мы и едем сейчас в «Тарасовмонтаж», — загадочно ответила Валандра. 

Болдырев решил промолчать, хотя вершининское объяснение не прояснило ему эмоциональное состояние Валеры. Про себя же он подумал о Толкушкине: «Так тебе и надо, а то больно ты нос задираешь! Видать, это Валандра тебя осадила — честь ей и хвала!» 

Он остановил машину у семиэтажного коричнево-розоватого здания, перед которым выстроился ряд автомобилей самых разных цветов и марок. 

— Веселенькая окраска! — покосился Болдырев на фасад. 

— Я скоро, — Вершинина сняла ремень безопасности и открыла дверцу. 

Поднявшись на второй этаж, Валандра без труда нашла приемную. Она деликатно постучала в дверь. 

— Да, да, — раздалось в ответ, голос был мягким и любезным. 

— Добрый вечер, — Вершинина вошла в приемную и остановилась у шкафа. 

— Здравствуйте, — приветливо сказала худенькая шатенка с короткой стрижкой и большими голубыми глазами. 

Кроме нее в кабинете никого не было. 

— Вы — Светлана? — улыбнулась Валандра. 

— Да, а что? — насторожилась девушка. 

— Мне нужно с вами поговорить… 

— Сегодня странный день — все непременно жаждут со мной поговорить, — усмехнулась она, перекладывая бумаги. 

— Моя фамилия Вершинина, я возглавляю службу безопасности при фирме «Кайзер». — Вершинина приготовила удостоверение. 

— Подождите, что-то знакомое… Ах да, сегодня нас уже посетил один молодой человек, Толкушкин, если не ошибаюсь… 

«Если фамилию запомнила, значит, действительно Валера ей приглянулся.» 

— Да, это наш сотрудник. 

— Тогда я не понимаю… — удивленно округлила она тонкие брови. 

— Валера, мягко говоря, не до конца справился с заданием, — улыбнулась Валандра, — вы меня понимаете? — молодость, рассеянность, робость перед противоположным полом… 

— Что-то я не заметила, чтобы ваш сотрудник был уж слишком застенчив, — иронично отозвалась Светлана. — Да вы проходите, садитесь! 

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны. — Валандра подошла к столу, за которым сидела Света и опустилась на стул с мягким сиденьем. 

— О чем же вы хотите поговорить со мной? 

— Валера мне сказал, что перед его уходом вы намеривались сообщить ему что-то важное… 

— Ах, это… 

— Может, Толкушкин вас чем-то расстроил, но поверьте, парень он добрый, отзывчивый, правда, иногда нос задирает… Ну так что вы хотели ему сказать? 

— Да я не знаю, что он раздул? Ничего особенного… Просто когда у Анжелики был отгул и я вместо нее с Рыбаковой работала, я была свидетельницей одной странной вещи. Ваш сотрудник как раз задавал нам вопрос: не заметили ли мы чего-нибудь странного в поведении Рыбаковой? 

— Так-так, и что же вы увидели? 

— Что она конверт запечатала, а потом его надписывать начала… 

— Что же тут удивительного? — недоумевала Валентина Андреевна. 

— Я в туалет ходила и когда вернулась, застала ее за этим занятием. Она не слышала, как я вошла — так поглощена была… Я, значит, подхожу, заглядываю ей через плечо… 

— И что же? — нетерпеливо спросила Валандра. 

— А то, что там, где указываются координаты абонента, она написала свою фамилию! Я ее спросила, для чего это ей? Она чуть не подпрыгнула от неожиданности — не ждала, что я так бесшумно появлюсь, потом замялась немного и ответила, что это, мол, прикол такой. 

— А что было в конверте, вы не знаете? 

— Я же говорю, что она его уже запечатала. 

Пока шел разговор, Валандра косилась на фотографию, прислоненную к торцу монитора. «Знакомое лицо», — подумала она. 

— А это кто? — Вершинина указала на фото. 

— Анжелика, она здесь секретарем работает. 

— Можно? — Вершинина взяла фотографию и принялась рассматривать ее. 

«Так это та самая кудрявая брюнетка, которая понравилась Мамедову, когда я показывала ему фото из квартиры Рыбаковой. Наверное, Толкушкин запал именно на нее». 

Валандра вспомнила, что когда она спросила Жукова об этой девушке, он назвал ее Анжелой. «Так значит, не Анжела, а Анжелика, ангелоликая, ангелоподобная… Перепутал Жуков, что ли?» 

— А где она сейчас? — поинтересовалась Валентина Андреевна. 

— С шефом, — ехидно усмехнулась Светлана, многозначительно посмотрев на Вершинину. Ясно было, что большой симпатии она к Анжелике не питает. 

Валандра ответила Свете понимающим взглядом. 

— А когда это было? Когда Рыбакова надписывала конверт? 

— Четвертого. 

— Может быть, у вас еще есть какая-нибудь информация? 

— Да нет, обо всем, что знала, я уже сказала… 

— Вот мой телефон, — Вершинина протянула Светлане визитку, если вдруг что-нибудь еще вспомните или узнаете, звоните. Спасибо вам большое, вы нам очень помогли! 

— Правда? — недоверчиво, но с затаенной надеждой, блеснувшей в ясных голубых глазах, спросила Света. 

— Еще бы! До свидания, приятно было с вами пообщаться, — Вершинина поднялась со стула. 

— Взаимно, — улыбнулась Света. 

* * *


— Теперь на Девятого мая? — спросил Болдырев, когда Вершинина заняла свое место в машине. 

— Подожди-ка, — она достала из плаща сотовый и набрала номер агентства. 

— Алло, — раздался в трубке бодрый юношеский голос. 

— Добрый вечер, не могли бы вы пригласить к телефону Жукова? 

— Его нет, а кто спрашивает? 

— Старая знакомая. Так он что же, домой ушел? 

— Не совсем… — замялся парень. 

— Что значит «не совсем»? — настойчиво спросила Вершинина. 

— Он сейчас в кафе, у него там встреча… 

— Понятно. А как называется это кафе? 

— Я право не знаю… — манерно промямлил парень. 

— Не волнуйтесь, мы с Евгением просто друзья, и мне он нужен по делу. 

— «Флора», на углу Губернской и Сент-Экзюпери — «раскололся» юноша. 

— Спасибо, Вершинина повесила трубку и обратилась к Болдыреву: 

— Угол Губернской и Сент-Экзюпери, кафе «Флора». 

Он молча нажал на педаль акселератора и тронулся с места. 

— Ну, блин, эти новые названия улиц! — прервал он минутное молчание недовольным восклицанием, — что это за Экзюпери? 

— У Толукшкина спроси, он тебе все об этом самом Антуане расскажет. А если коротенько, то писателем он был и военным летчиком, погиб при исполнении боевого задания. Я бы на месте хозяина кафе назвала его не «Флора», а «Маленький принц». Было бы оригинально и подходяще, а ты как считаешь? — с веселой поддевкой спросила она непросвещенного Болдырева. 

— А почему это, «Маленький принц»? — недоумевал Сергей. 

— Да роман у Экзюпери такой есть, советую почитать на досуге. 

В ответ Болдырев промычал что-то нечленораздельное. 

Минут через десять они были у «Флоры». 

— Я недолго, — бросила Валандра, выходя из машины. — Хотя, нет, передумала она, отъехай-ка на квартал-другой и приготовься ждать, хорошо? 

Она взглянула на Болдырева, лицо которого выражало живое удивление. 

— Я свяжусь с тобой по телефону, скажу, что дальше делать… 

— Окей, — скептически выдавил из себя Сергей, с крестьянской опаской относящийся ко всякого рода выдумкам и неожиданным решениям, вроде того, которое приняла вдруг повеселевшая Валандра. 

Не обращая внимания на его недоверчивый взгляд, она направилась к входу. 

Войдя в кафе, где играла приятная легкая музыка, Вершинина оставила плащ в гардеробе и подошла к зеркалу. Окинув критическим взором свое отражение и поправив прическу, она устремилась в зал. Народу было немного: за столиком в углу уютно устроилась немолодая пара, юная парочка вольготно расположилась в самом центре, а у окна, ковыряя что-то вилкой в тарелке, скучал в одиночестве Жуков. Перед ним стояла бутылка красного вина и до краев наполненный фужер, другой — с минеральной водой был отодвинут к противоположной стороне стола. Настроение у Жени, похоже, было не самое радужное. 

Вершинина не стала гадать, почему он один, а не с тем или с той, с кем у него назначена была здесь встреча. Это было ей даже на руку. 

Делая вид, что она не заметила Жукова, Валентина приземлилась недалеко от него. К ней тут же подошла официантка и протянула меню. Пробежав глазами список блюд, Вершинина сказала намеренно громче обычного: 

— Мне, пожалуйста, салат из огурцов, жюльен, и телятину с грибами. Так, а на десерет… ладно, — улыбнулась она официантке, — ограничусь кофе. 

— Может быть, закажете вино или коньяк? — вежливо предложила смазливая блондинка в белом переднике. 

— Так, — Вершинина опустила глаза на карту вин, бутылку мукузани, пожалуйста. 

Официантка молча кивнула и бесшумно удалилась. 

Сидя вполоборота к Жукову, Валандра могла краем глаза наблюдать за ним. Женя, вне всякого сомнения, слышал, как она делала заказ. О том же, что он узнал ее голос, можно было судить по его мгновенной реакции: он поднялся со стула и подошел к столику Вершининой. 

— Привет, не занято? — улыбаясь, резво поздоровался он и сел за столик, — вот уж не ожидал тебя здесь увидеть! — не отрывая глаз, он смотрел на Валандру. 

Чуткий нос Валентины тут же уловил исходящий от Женьки «свежак». Вторая бутылка уже, — отметила она, бросив взгляд на столик, за которым он только что сидел. 

— Представь себе, я тоже не ожидала встретиться с тобой в «Флоре», — Вершинина изобразила на лице живейшее удивление. 

— Нечаянная радость — лучшая радость! — философски изрек Жуков, кладя локти на стол и опуская на сцепленные пальцы подбородок. 

— Радость всегда в какой-то мере — неожиданная, даже самая незначительная мелочь может послужить ее причиной… — мечтательно произнесла Валандра. 

— Трудно с тобой не согласиться… — Жуков продолжал буравить взглядом ее отрешенное лицо. 

— А что же твоя работа? — полюбопытствовала она. 

— Решил немного отдохнуть, — Женька быстрым движением откинулся на спинку стула и, картинно потянувшись, заложил руки за голову, — осточертело все! 

Он поморщился и, прищурившись, склонил голову набок. 

— А что же делать другим людям, чья работа далека от какого бы то ни было творчества? — усмехнулась Валандра, изучая Женькину физиономию. 

«Симпатичный малый, манерный немного, строит из себя пресыщенного эстета…» 

— Ох уж это творчество! — вздохнул он, — простор для воображения, конечно, есть… Еще бы бабки нормальные платили! 

— Сколько человеку не дай — все ему мало, разве не так? 

К столу, за которым они сидели, приблизилась официантка и принялась выставлять на кипельно-белую скатерть Валандрин заказ. 

— О-о-о! — Женька взял в руки бутылку мукузани и стал внимательно изучать этикетку, — десять! 

— Что десять? — спросила Валентина, ловя на себе заинтересованные взгляды блондинки в белом переднике. 

— Медалей десять, — Женька опустил бутылку на стол, — налить? — проявил он галантность. 

— Налей. И себе тоже, — обворожительно улыбнулась Вершинина, чувствуя себя Сарой Бернар или Гретой Гарбо. 

«Вот они — подмостки! Все эти слова, жесты…» 

Женька принес свой до краев наполненный фужер и узкую початую бутылку «Лидии». Официантка завершила свою работу и, одарив парочку внимательным взглядом, как будто прикидывая в уме шансы обоих, удалилась. 

— Давай устроим пьянку?! — Женька заговорщически посмотрел на Валентину. 

— У тебя неприятности? — сбилась она на сочувственный тон. 

— А! — пренебрежительно махнул он рукой. Экстравагантный плоский браслет из серебра скользнул к запястью. 

— Не хочешь говорить? 

— Ты, прям, как из службы 911, — усмехнулся Женька, откидывая длинную челку, — лучше скажи, как идет расследование? 

— А ты, я вижу, уже изрядно принял… — парировала Валандра. 

— Что хочу — то и ворочу! — засмеялся Жуков, ставя перед Вершининой только что наполненный фужер. 

— Спасибо, — она пригубила вино. — терпкое! 

— А ты чего хотела?! У меня книга есть, «О вкусной и здоровой пище» называется, пятьдесят третьего года издания, так там этому вину такие дифирамбы поют! — Женька закатил глаза. — А знаешь что, Валентина, давай проведем вечер у меня, а? — карие глаза Женьки заблестели. 

— Смелая мысль! И что же мы будем делать? 

— Тебе сколько лет? — Женька лукаво приподнял одну бровь. 

— В каком смысле? — посмотрела она на него с прохладцей. 

— Ты такие вопросы задаешь! 

— Ты что же, меня откровенно снимаешь? — Валандра перестала жевать и, не мигая, смотрела на Жукова. 

— А если и так?! Хотя это слово мне не нравится, истасканное какое-то… 

— Может тогда — «клеешь»? — Вершинина невозмутимо принялась за жюльен. 

— Тоже не очень, — поморщился Женька. 

— Но суть-то одна — как это не назови. 

— А почему бы не… Да, я тебя снимаю! — решительно сказал Женька, сделав серьезное выражение лица. 

— Занятно! — усмехнулась Валандра, — так вот что значит «называть вещи своими именами»? 

— Мы — дети своего времени, потерянное поколение, так сказать, пользуемся языковыми штампами, которые кто-то придумывает за нас, — Женька сделал несколько больших глотков и поставил фужер на стол. — Ты мне нравишься… 

— Ты думаешь, этого достаточно? 

— Для того, чтобы лечь в постель? 

— Тебе не хватает внимания со стороны женского пола? — иронично спросила Валентина, уклонившись от прямого ответа. 

— Твоего внимания! — он в драматическом жесте схватил ее левую руку, в которой она держала смятую салфетку, и притянул к губам. 

— Ну хватит! — недовольно сказала Валандра, вырывая руку, — комедиантства я не люблю. 

— А что ты любишь? 

— Неиспорченных женским вниманием мальчиков, — пошутила она. 

— Нет, а все-таки, тебе удалось что-нибудь раскопать? — сменил вдруг тему Женька. 

— Переживаешь за подругу? 

— Просто интересно… 

— Пока только предположения, — отмахнулась Валандра. 


Глава девятая 


Жуков долго ковырялся с замком. Наконец он открыл дверь и, галантно пропустив Вершинину, вошел сам. В прихожей было довольно темно. Нащупав на стене выключатель, Женька включил электричество. 

— Уютно здесь у тебя, — Вершинина окинула взглядом прихожую: бордово-коричневые обои в каких-то бронзовых флейтах, декоративные тарелки на стенах, небольшие картины, писаные маслом. 

— Садись, — Женька указал на симпатичный пуфик рядом с зеркалом. 

Валандра с удовольствием опустилась на мягкое сиденье. 

— Да я сама, — неловко улыбнулась она, видя, что Женька, встав на колени, собирается снять с нее обувь. 

— Позволь это сделать мне, не отказывай в удовольствии… — он профессиональным жестом расстегнул молнию на замшевом сапоге и стянул его, потом расправился и со вторым. 

— Приятно, черт возьми! — не удержалась от восклицания Валандра. 

— Устала? — Женька принялся осторожно массировать Валентине стопы. 

— Да перестань… — смутилась она. 

«Парень, как видно, вообще лишен комплексов…» 

— Тебе не нравится? — Женька поднялся с колен и прошел в комнату. — Тогда проходи, будь как дома! 

Он вернулся в прихожую и замер, прислонившись к косяку и уставившись на слегка растерянную Валандру, которая в свою очередь молча смотрела на него. Потом он небрежно, двумя пальцами, подхватил пластиковый пакет и отправился на кухню. 

— Не стесняйся! 

— Я и не стесняюсь, — Валандра поднялась с пуфика и пошла в гостиную. 

В центре комнаты стояла огромная разложенная софа, покрытая ярким пледом с причудливыми абстрактными фигурами насыщенных цветов: синего, красного и желтого. На стенах были синие обои, напоминавшие скорее атласную драпировочную ткань. Щадящее освещение придавало обстановке комнаты непередаваемый шарм. 

Вершинина подумала, что подобное световое решение является результатом строго выверенного расчета. Медные блики мягко ложились на стены, увешанные солидных размеров холстами в темных и светлых рамах, на оранжево-коричневый ковер с рисунком, напоминающим ацтекскую символику, на низкие широкие кресла, чей авангардно-прихотливый дизайн как нельзя кстати подходил к цветным абстракциям пледа. Деревянные, до пола, жалюзи на окнах удачно сочетались с желтыми кругами и квадратами на все том же пледе. 

Миниатюрный проигрыватель для лазерных дисков в ретро-стиле легко уместился на одной из книжных полок, на которых, мерцая и поблескивая высокими глянцевыми корешками, выстроились книги по искусству, художественной фотографии и дизайну. 

— Здорово! — воскликнула она, когда в гостиную вошел Женька. В руках он держал бутылку вина и пару изящных фужеров. 

— А там у тебя что? — кивнула восхищенная Валандра в сторону прихожей, имея в виду дверь, ведущую в другую комнату. 

— Что-то вроде творческой лаборатории, — неопределенно ответил он, наполняя бокалы. — Ну, за нас? 

Женька протянул фужер Валандре. Та сделала несколько глотков и поставила фужер на миниатюрный столик, стоящий справа от входа. 

— Иди сюда, — он осушил бокал до дна и нетерпеливо притянул к себе Валандру. 

— Что, прям так, с хода? — усмехнулась она, но не вырвалась. 

— Нет, нам еще предстоит долго и упорно узнавать друг друга в течение лет этак двадцати… — пошутил Жуков, нежно обеими руками беря Валентину за шею, — нет, мне правда интересно, как работают сыщики. Ты уже знаешь, кто убил Беспалову? 

Женька был чуть пониже Валандры, и это обстоятельство удивило и позабавило ее: она привыкла иметь дело с таким шкафом, как Виктор. 

«Вот бы видел он меня сейчас!» — пронеслось у нее в голове, когда на своих губах она ощутила намеренно несмелый поцелуй Жукова. Валентина обняла его за талию, не в силах сопротивляться обаянию юности, исходящему от его худощавого, стройного тела. 

— Пока нет, — она посмотрела в его глаза, — но скоро узнаю. Вообще, что ты ко мне прицепился со своей Беспаловой? Мы что пришли сюда говорить о том, как работают сыщики? 

— Давай вместе примем ванну, — он заглянул ей в глаза и снова поднес губы к ее рту. 

— Где у тебя простыни? 

Женька прошел в «лабораторию» и вскоре вернулся с постельным комплектом, который бросил на софу. 

— Включи музыку, что-то меня на романтику потянуло… — она обвила руками его шею. 

— Потанцуем? — Женька прижался к Валентине. 

— Не-е-ет, — протянула она, осторожно высвобождаясь из его объятий, — ты иди, наливай воду. 

— А ты? 

— Приду потереть спинку моему маленькому мальчику… — хихикнула Валандра. 

— Не думал, что с тобой будет так просто и хорошо! — прошептал Женька, нехотя выпуская Валентину. — Не пойму, как ты там работаешь, в своей службе безопасности? Ты ведь такая нежная… 

— Я — разная, — уклончиво ответила Вершинина, — ну иди, мне надо немного одной побыть, помечтать… Ступай… 

Поцеловав Валентину и включив «Люксембургский сад» Дассена, Женька направился в ванную. Через минуту Вершинина услышала шум воды. 

— Иди же! — вскоре донесся до Валандры нетерпеливый призыв. 

— Ты уже в ванне? — она вышла из «лаборатории», которую упела только осмотреть. 

— Да, и жду тебя, сгораю от нетерпения! 

«Оно и понятно…» — с некоторым цинизмом подумала Валандра и вернулась в «лабораторию». 

Комната была поменьше гостиной, но отличалась от последней ни столько размерами, сколько декором. Здесь царил не творческий беспорядок, а самый настоящий бардак: по углам были навалены горы цветного картона, ошметки декораций, какая-то золотисто-серебряная мишура, у окна стояли два манекена, причем один из них — хромоногий. На старом письменном столе возвышалась груда бумаг, стопки книг, в беспорядке валялись папки, пакеты с фотографиями, выпавшие из них фото, конверты, обертки из-под шоколада. 

Справа стоял старинный платяной шкаф из покрытого лаком светлого дерева, на котором громоздились коробки из-под бытовой техники и обуви, ванночки для проявки. Как только Валандра вошла, огромный фотоаппарат на треноге уставился на нее черным любопытным глазом. 

Валандра ринулась к письменному шкафу и стала лихорадочно выдвигать и задвигать ящики, на ходу знакомясь с их содержимым. В основном это были конверты с фотографиями, пленки, попался ей и фотоаппарат «Кодак» простой модификации. 

Вершинина принялась вынимать из конвертов фото. На них были запечатлены обнаженные и полуобнаженные девушки в самых разных позах. Настоящие художественные фото! — подумала Вершинина, перебирая мастерски сделанные фотографии — цветные и черно-белые. Мягкие тени, продуманный декор, интересный, порой неожиданный ракурс — все это свидетельствовало о незаурядных способностях и профессионализме Жукова. 

Вдруг Валандру как током дернуло: на нескольких фото фигурировала та самая Анжелика, фотографию которой она видела в приемной директора «Тарасовмонтаж». 

Сунув пару фото в карман, Вершинина подошла к манекенам: как же это она раньше не заметила! На шее одного из них была повязана сиреневая в пеструю крапинку косынка. «Где-то я уже ее видела!» — Вершинина застыла как вкопанная, оглушенная мгновенной вспышкой «дежа вю». 

«Ну, конечно… Та самая фотография, которую я видела в приемной, на ней Анжелика была в этой косынке!» 

Вершинина придвинула к шифоньеру стул и, встав на него, принялась шарить по коробкам. 

«Уф! Ничего интересного», — она спустилась на пол и открыла правую створку шкафа. 

— Ну куда ты пропала?! — донеслось из ванной — Вершинина оставила дверь «лаборатории» открытой. 

— Иду! — она с неохотой прекратила поиски и устремилась на зов. В прихожей она быстро сбросила пиджак, юбку и осталась в чулках и черной атласной рубашке на тонких лямочках. 

Голубая «под мрамор» ванная сияла Женькиной улыбкой. Жуков утопал в душистой снежной пене. Как только Валентина появилась на пороге, он нетерпеливо протянул к ней обе руки. 

— Я думал, ты уже разделась… — с сожаление произнес он, увидев, что она сняла только пиджак и юбку. 

— Не все сразу… — лукаво улыбнулась Валандра, принимая пенное рукопожатие Женьки. — Ой, ты что?! — вскрикнула она, едва не плюхнувшись в ванну, когда Женька с силой потянул ее к себе. 

Женька захохотал. 

— Сумасшедший! — Валандра трясла кистями рук, чтобы смахнуть обильную пену, доходящую почти до локтей. 

— Я весь истомился, — Женька пожирал глазами пышную полуобнаженную грудь Валентины. 

Вдруг он поднялся из ванны, точно лохнесское чудовище, рассыпая пену и брызги. 

— Иди сюда! — он обхватил Валентину за талию и притянул к себе. 

— Да ты сам сейчас вывалишься! — отбрыкивалась она, в то время как Женька стал лихорадочно покрывать поцелуями ее шею, плечи и соблазнительную грудь в глубоком вырезе рубашки. 

— Ну хватит, дай я потру тебе спинку… — захихикала Валандра. 

— На! — Женька взял с полки мочалку и повесил ее Валентине на плечо. 

— Она же мокрая! — смахнула она рукой мочалку в ванну. 

— А ты как думала! 

Пока Валандра терла Женьке спину, в ее мозгу, точно на кинопленке, прокручивались события сегодняшнего дня. 

«Жуков, вне всякого сомнения, знаком с Анжеликой. Наверняка он с ней спал… Но почему тогда делает вид, что едва с ней знаком? И где Рыбакова? Толкушкин почему-то молчит… Скорей всего, отношения Рыбаковой и этой предоброй Анжелики выходят за рамки служебных, все это одна компания. Не исключено, что Женька знает, где сейчас Рыбакова… 

Итак, что мы имеем? 

Тридцатого апреля Жуков с компанией отправляется в бар, Беспалова покидает их. С ножом в животе ее находят в подъезде дома, где она снимала квартиру, пустую сумку — за два квартала от места преступления. Четвертого мая Рыбакову видят в последний раз. Шестого Цой звонит Жукову — трубку снимает Рыбакова. 

Коллега Ольги видит, как та надписывает конверт, указывая свою фамилию там, где указываются координаты получателя. Для чего ей это было нужно? И что было в конверте?… Черт, как же я сразу не догадалась?!» 

— Постой, Жень, по-моему, сотовый! — она выпрямилась и прислушалась. 

— Я ничего не слышу, — пожал он плечами. 

— А я слышу! — Вершинина побежала в прихожую. 

В кармане ее плаща действительно пиликал сотовый. 

— Слушаю, — Валандра затаила дыханье. 

— Толкушкин, — лаконично представился Валера, — докладываю: был у Бодрова, Рыбакову он видел в последний раз седьмого, пятого она была у него, потом куда-то исчезла. 

— У него есть телефон? 

— Да, а что? 

— Рыбаковой кто-нибудь звонил? 

— Звонили шестого и седьмого. 

— Кто, выяснил? 

— Шестого — мужчина, седьмого — женщина. 

— Он не заметил чего-нибудь странного в ее поведении? 

— Сказал, что она возбуждена была… 

— Так она что же, и словом ему ни о чем не обмолвилась? Валера, ну что мне приходится из тебя клещами тянуть? — Нетерпеливо сказала Вершинина. 

— Говорила о каких-то неприятностях, но конкретно ничего не сказала. 

— Ладно, отдыхай. 

— Валентина Андреевна, я по поводу того, хочу я работать или нет… — замялся Толкушкин. 

— Завтра поговорим, Валера, сейчас времени нет. 

Нажав на кнопку «отбой», Вершинина тут же набрала номер сотового Болдырева. 

— Сергей, ты там еще не заснул? Минут через пятнадцать подъезжай к дому тринадцать по Девятого мая, первый подъезд, понял? 

— Конечно. 

Спрятав мобильный в карман, Вершинина, прежде чем вернуться в ванную, заглянула в «лабораторию». Не обнаружив ничего интересного, она прошла в гостиную. 

— А-у! — донеслось из ванной, — куда ты опять делась?! 

— Постель стелю, — Вершинина и вправду начала расстилать простынь. 

«А тут что?» — бросив простынь, она опустилась на колени, приподняла подушку софы и заглянула внутрь, а потом сунула туда и руку. Пошарив, она достала несколько книг и…рыжий парик. Повертев в руках, она положила его обратно. Вслед за париком отправились и книжки. 

Вершинина сняла со спинки кресла юбку и пиджак, оделась и не спеша направилась в ванную. 

Увидев ее одетой, Жуков, который по-прежнему плескался в ванне, оторопел. Не давая ему опомниться, Валандра спросила: 

— Так когда ты, говоришь, в последний раз видел Рыбакову? — она пристально смотрела на него. 

— Четвертого, а что? — его растерянность уступила место явному недовольству, — ты далеко собралась? 

— А где она сейчас, ты не знаешь? — проигнорировала Женькин вопрос Валандра. 

— Откуда ж мне знать? — выпятив губы, пожал он плечами. 

— А что делала Рыбакова у тебя шестого мая? — она не сводила с Жукова глаз. 

— Шесто-о-го? — туповато переспросил он, намеренно затягивая время, чтобы успеть придумать какую-нибудь отмазку. 

— Именно. Ведь она была у тебя? Утром? — Валандра буравила его недобрым взглядом. 

— А-а! Как же это я забыл… да, да, она забегала, книжка одна ей срочно понадобилась… 

— Какая книжка? — спросила неумолимая Валандра. 

— «Истые галлюцинации» Маккены, а что? — нашелся Женька. 

— Точно? 

— Да что ты прицепилась? — Женька обиженно надул губы. 

— Ты хорошо помнишь название книги? 

— Амнезией не страдаю. Я смотрю, ты домой собралась? 

— С работы звонили, дел полно… 

— Да и у меня, честно говоря, тоже охота пропала… — меланхолично заметил он. 

— Что это вдруг? — разыграла она наивную девочку. 

— То, что ты мне не доверяешь, все на каком-то вранье подловить хочешь… 

— Ну зачем ты так! — Вершинина приблизилась к Жукову и провела ладонью по его мокрым волосам, — работа у меня такая — накладывает отпечаток… 

— Оставь! — он отстранил ее руку. 

— Мальчик нервничает? — иронично спросила Вершинина, проводя Женьке пальцем по спине. 

— Ты меня всерьез не воспринимаешь, да что с тебя взять! — в его глазах появилось презрительное выражение, — сыщица! 

— Конечно, на подиумах не выступаю. Не пойму, зачем ты меня пригласил, если я не в твоем вкусе? 

— Да что ты знаешь о моем вкусе? — он посмотрел на нее с вызовом. 

— Если ты — любитель безгрудых скелетов, — ответила задетая за живое Валандра, — так с ними и цацкайся! 

— Эти, как ты выразилась, безгрудые скелеты у меня в печенках сидят! Думал, у нас что-то состоится… 

— Ладно, мне пора. — Вершинина повернулась к Женьке спиной, намереваясь уйти. 

— Подожди, я тебя хоть провожу… — он перекинул правую ногу через бортик ванны. 

— Да куда ты! Сиди уж… 

Валандра уже надевала плащ, когда мимо нее пронесся завернутый в полотенце Женька. 

— Ты все равно не сможешь дверь открыть! — торжествующе крикнул он из гостиной, где лихорадочно натягивал на себя одежду. 

— Ну и замок у тебя! — Вершинина ковырялась с дверью. 

— А вот и я! — появился в прихожей Женька и, сняв с вешалки плащ, надел его. — Я готов. 

Он легко справился с замком, и вскоре они очутились на тускло освещенной лестничной площадке. 

«Вот бы Ганке рассказать про то, как я мучилась с замком, а этот дуралей так быстро справился с ним!» 

Вершинина устремилась вниз по лестнице. 

— Да куда ты так спешишь? — недоумевал Женька, сбегая вслед за ней. 

— Я же тебе сказала, а еще говоришь, что амнезией не страдаешь… — поддела она своего ухажера. 

На крыльце она затормозила. Черная «Волга» стояла чуть поодаль справа. Увидев Валандру, Болдырев медленно двинулся по направлению к ней. 

— Ну, до свидания, — Вершинина сошла с крыльца. 

— Я провожу тебя. 

— За мной уже приехали, — кивнула она в сторону «Волги». 

Перед тем как сесть в машину, она оглянулась. Лицо у Женьки было такое, точно он проиграл в казино последний миллион долларов. «Помятое», — какой верный эпитет! Надо не забыть употребить в романе», — подумала Валандра, когда они уже выехала со двора. 

* * *


Лежа в постели с Виктором, я размышляла о своих находках, пытаясь связать концы. Виктор уже спал, Максим — тоже. Я курила, вслушиваясь в тишину темного полуночного пространства. 

У меня не было сомнений в том, что в конверте, который надписывала на работе Рыбакова, находились негативы. Как они попали к ней? 

Тут же возникал вопрос о мотиве преступления: что толкнуло Рыбакову на убийство. Жажда обогащения? Несомненно, Рыбакова знала о негативах, о том, что они у ее подруги. Каким образом ей стало это известно — вопрос второстепенный. Либо Беспалова сама с ней поделилась, либо Рыбакова случайно на это наткнулась… 

Желание завладеть пленкой и получить за нее солидную денежную сумму подогревалось завистью Рыбаковой к более удачливой подруге. Характер отношений Рыбаковой и Жукова тоже не оставлял сомнений. Вполне возможно, что Мария отбила Жукова у Ольги, хотя и бросила его потом сама. 

Нужно завтра позвонить Цой, расспросить ее на этот предмет, установить хронологию любовных недугов и метаний по постелям. 

И все-таки в самых недрах моей души притаилось сомнение — больно уж гладко получается: Рыбакова убивает Беспалову, завладевает пленкой, за ней охотятся люди Троши, она пускается в бега, предварительно отправив по почте негативы на свое имя(нужно отдать должное ее сообразительности: лучшего способа спрятать и сохранить пленку в ее стесненных обстоятельствах не было), кто-то — скорее всего трошинцы — у нее в квартире устраивает обыск… Получалось, что Беспалову убила Рыбакова — у нее был мотив и возможность… Какая? Вернемся к тридцатому мая. Не исключено, что после агентства Беспалова навестила Рыбакову и та… 

А сама Ольга, где она сейчас? Хотим мы того или нет, она — единственная ниточка, способная привести к этим чертовым негативам. А что, если не единственная? 

Рыбакова собиралась отправить пленку по почте, но, кто знает, сделала ли она это, успела ли?… 

А что наш мачо? Жуков соврал, что Рыбаковой срочно понадобилась книга, «Истые галлюцинации» я обнаружила в софе. Да и так ли уж психологически правдоподобен тот факт, что девушка, за которой гоняются мафиози, будет зачитываться Маккеной или любой другой литературой? До того ли ей, бедной, было? 

Кроме того, мне не давала покоя Анжелика — уж больно много совпадений! Она знает Жукова(причем, он это скрывает) и работает вместе с Рыбаковой. А что если Света, видевшая, как Ольга надписывает конверт, сказала об этом Анжелике. Ну и что это мне дает? Надо завтра повидаться с Анжеликой или… 

* * *


Без двадцати десять Вершинина вошла в свой кабинет, сняла плащ и направилась в дежурку. Оглядев присутствующих, она кивком головы ответила на приветствия Антонова-младшего, Маркелова и Валентиныча. 

— Так, ребята, внимание сюда, — сдерживая волнение, начала она, — сегодня в десять у меня будет один посетитель… Довольно известный в городе человек. Известный и опасный. 

— Бандит, что ли? — прямо спросил Маркелов. 

— Не имеет значения, кто он, — отрезала Валандра, — главное, чтобы все вы были начеку! Может быть, он войдет не один, в этом случае никого не задерживать, пусть проходят. Возьмите все оружие, но предупреждаю: без моей команды не стрелять. Все понятно? 

— Осталось пятнадцать минут, — констатировал Маркелов, взглянув на часы. 

— Вопросы есть? — повторила Вершинина, доставая сигарету. 

— Да все понятно, Валентина Андреевна, — Антонов откинул крышку серебряной зажигалки и, крутанув колесико, поднес Вершининой. 

Она прикурила и уставилась на блестящую трапецию в Колиных руках. 

— Ну-ка, покажи, — она протянула раскрытую ладонь, — откуда это у тебя? 

— Так я как раз собирался вам сказать… — Антонов положил зажигалку в руку Вершининой. 

— Что ты собирался? — Вершинина гневно свела брови и в упор посмотрела на Николая, — откуда она у тебя? 

Коля опустил глаза, не выдержав ее взгляда. 

— Когда делали обыск у Рыбаковой, я нашел ее в куче тряпок, покрутил в руках, чиркнул несколько раз, закрыл крышку и по инерции сунул себе в карман. Потом, когда уже ушли из ее квартиры, я обнаружил зажигалку в кармане, хотел сказать об этом вам, но после опять позабыл… 

Вершинина крутила плоскую серебряную коробочку с выгравированной сбоку заглавной буквой «М». На крышке тоненькой вязью было выведено латинскими буквами «Ронсон». 

— Как сказал Ларошфуко: «Все жалуются на недостаток памяти, но никто — на недостаток ума». Ладно, — она опустила зажигалку в карман, — с этим потом разберемся, а сейчас — готовимся к встрече гостя. 


Глава десятая 


Вернувшись в кабинет, я некоторое время сидела без движения, напряженно размышляя о том, какое бы приняли направление мои ночные раздумья в свете новой находки. Найденная в квартире у Рыбаковой зажигалка бросала дополнительную мрачную тень на Рыбакову, как бы говоря о том, что именно она убила свою подругу. Но, но… опять уж больно все гладко… 

Во мне зашевелилось сомнение. 

Что меня смущало? То, что трошинцы, раньше Ганке и Антонова побывавшие у Рыбаковой, зажигалки не обнаружили. Чем это можно было объяснить? 

Их невнимательностью, случайностью, небрежностью? Странно. Или зажигалка появилась в квартире Рыбаковой уже после обыска, учиненного сподручными Троши? Может, ей кто-то ее подбросил? 

И кто же это мог быть? Если все так и было, то не исключено, что тому, кто подбросил «ронсон» Рыбаковой, известно ее местонахождение. А возможно, что и нет. 

Так отправила Рыбакова негативы по почте или нет? 

Этот вопрос упорно возникал в моем мозгу. И вдруг догадка осенила меня! Я в один миг связала все виденное, слышанное, найденное и проведенное мной в один крепкий узел… 

* * *


Валентина Андреевна бросила взгляд на часы: ровно десять. Еще минуту она сидела, молча глядя на абстрактный портрет Ларошфуко, ни о чем не думая и, как ни странно, совершенно не волнуясь. 

В десять ноль одну дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился среднего роста мужчина в серо-зеленом костюме с искрой и светло-орехового цвета сорочке без галстука. Он обернулся и, что-то сказав худощавому жилистому парню с короткими темными волосами, шагнул в кабинет. 

Никакой суетливости в движеньях и, в то же время, никакого снобизма. Он двигался так, как будто тысячу раз уже был в этом помещении, и вся его обстановка была ему давно знакома. 

— Доброе утро, — он улыбнулся уголками губ, оценивающе глядя на Вершинину. 

— Здравствуйте, Сергей Васильевич, — она посмотрела на его лицо, за внешней простотой которого скрывался, судя по высокому лбу и пытливому взгляду зеленовато-карих глаз, недюжинный ум, — присаживайтесь. 

Гость и без ее приглашения уже опускался в приготовленное для него кресло. 

— Вы мне казались немного другой, — Троша закинул ногу на ногу и обхватил колено кистями рук, сплетенными в замок, — все-таки фотография не дает точного представления о человеке. 

— По телефону вы разговаривали со мной на «ты», — Вершинина достала из пачки сигарету и чиркнула «дракошей». 

— Ах, это, — Сергей Васильевич усмехнулся, — это «Пи Ар» со мной проводят работу. Вы ведь знаете, что это такое? 

— Паблик рилэйшнз, имиджмейкеры, — ответила Вершинина, — а вы, значит, решили послужить народу? Для этого вам и нужны фотографии? 

— Вы очень проницательны, — Троша вперил в Вершинину долгий взгляд исподлобья, — я бы даже сказал, чересчур… 

— Я занимаюсь своим делом, — отрезала Вершинина, — вы что-то имеете против? 

— Имею, но сейчас речь не об этом. У меня к вам деловое предложение. 

— Вот как? — Вершинина искренне удивилась. 

Она могла ожидать от Троши чего угодно: угрозы, запугивания, оскорбления, презрительных фраз, но деловое предложение… 

— Сейчас я вам коротенько обрисую сложившуюся ситуацию, — Троша сменил ногу, сложил руки на животе и еще больше откинулся в кресле, — у меня кое-что пропало. Впрочем, не будем ходить вокруг да около. У меня украли негативы, очень ценные негативы, — подчеркнул он. — Знаете, сколько они могут стоить? 

Вершинина пожала плечами и продолжала невозмутимо курить. 

— Я вам объясню. Знаете, сколько сейчас стоит предвыборная компания? 

— Примерно. 

— От трехсот тысяч до миллиона… долларов, разумеется. 

— Неужели? 

— Вы когда-нибудь держали в руках хотя бы сто тысяч? Нет? Так вот, поверьте мне, это очень большие деньги! В конечном итоге негативы могут стоить именно столько. Я хочу, чтобы Дыкин снял свою кандидатуру на выборах. Вы меня понимаете? 

— Другими словами, вы собирались его шантажировать? 

— Называйте это как хотите, — поморщился Сергей Васильевич, — но суть вы уловили верно. 

— Так в чем же состоит ваше предложение? 

— Вы занимаетесь поиском моих негативов… — Троша сделал ударение на притяжательном местоимении. 

— Допустим, и что же? — Вершинина спокойно смотрела на Трошу. 

— Сначала я решил, что вы должны прекратить поиски негативов, и вам было сделано первое предупреждение, — Троша не смотрел теперь на Вершинину и рассуждал как бы сам с собой, уставившись на носок своей туфли, — но потом, взвесив все «за» и «против», я подумал, что раз профессионал занимается поиском того, что тебе нужно, то пусть он этим и занимается. Вы понимаете меня? — Троша поднял глаза на Вершинину. 

— Мне кажется, что не совсем, — она потянулась за новой сигаретой. 

— Не прикидывайтесь, пожалуйста, наивной девушкой, — Троша недовольно покачал головой, — все вы прекрасно понимаете. Но я все же объясню. Вы находите пленку и передаете ее мне, а я вам за это заплачу, скажем, сто тысяч, идет? 

— Это и есть ваше деловое предложение? — Вершинина сделала глубокую затяжку и стряхнула пепел с сигареты. 

— Да, — Троша скрестил руки на груди, — принимаете? 

— Вынуждена вас огорчить, Сергей Васильевич, у меня уже есть клиент. 

— Хорошо, сто пятьдесят тысяч, — Троша выжидательно глядел на Вершинину. 

— Дело не в деньгах, — Валандра выпустила струю дыма к потолку, — я дала слово. 

— Бросьте, — в голосе Троши появился металл, — вы, кажется, не понимаете, что я не шучу! Меня выгоднее иметь в качестве друга, чем врага! 

— Кое-что я все-таки понимаю, — твердо сказала Вершинина, — именно поэтому не могу принять вашего предложения. 

Правая рука Троши скользнула во внутренний карман пиджака. Заметив его движение, Вершинина, опустила свою к выдвинутому ящику стола, где наготове лежал снятый с предохранителя «макаров». Своим взглядом Троша, казалось, хотел продырявить Вершинину, пришпилить ее к креслу, испепелить как назойливое насекомое в пламени плазменной горелки. Наконец, он медленно вытащил руку из-под лацкана пиджака, поднялся и быстро перегнулся через стол. Вершинина, не ожидавшая от него такой прыти, едва успела задвинуть ящик, но Троша все же успел заметить пистолет. 

— Вы что же, выстрелили бы в меня? — спросил Троша выпрямляясь. 

— Можете не сомневаться. 

— Верю, верю, — снисходительно кивнул головой Троша, — итак, я вас последний раз спрашиваю, вы принимаете мое предложение? 

— Вы уже знаете мой ответ, — пепел с сигареты Вершининой упал на стол. 

— Жаль, честное слово, жаль, — Сергей Васильевич пожал плечами, — хотелось бы иметь вас в своей команде. Ну что ж, игра еще не закончена. Если передумаете, позвоните мне. 

Он двумя пальцами выудил из кармана серебристую визитную карточку и положил на стол перед Вершининой. 

— Смелая ты женщина, Валентина, — произнес он, уже открывая дверь. 

Валандра смахнула ладонью пепел со стола и, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. В дверь заглянул Маркелов. 

— Все в порядке, Валентина Андреевна? 

— В порядке, Вадим. 

* * *


— Ну что, поехали? — Болдырев оглянулся назад, где сидели Толкушкин и Антонов-старший, а потом посмотрел на Вершинину, сидевшую рядом с ним. 

— Трогай, Сергей, — Валандра надела солнцезащитные очки. 

— Валентина Андреевна, — Толкушкин слегка тронул ее за плечо, — ну так как насчет моей работы? 

— Это я должна у тебя спросить, — Вершинина полуобернулась назад. 

— Вы просили меня подумать, хочу ли я работать? Отвечаю: хочу. 

— И все? 

— Обещаю больше не пить… 

— И меньше тоже, — хохотнул Антонов. 

— Не лезь, Шурик, — огрызнулся на него Толкушкин. 

— Пойми, Валера, — Вершинина закурила, — дело не в том, пьешь ты или нет, а в отношении к делу, которым ты занимаешься. 

— Я все понимаю, Валентина Андреевна, и приношу свои извинения. Но ведь могут быть такие случаи, когда просто необходимо выпить ради дела. Ну, чтобы добыть ценные сведения, например, — начал философствовать Толкушкин. 

— Чтобы добывать сведения, голова должна быть ясной, Валера, а не залитой спиртным. 

— А вы вспомните, как я раскрутил того мента из общежития с помощью двух бутылок водки, — вспомнил Толкушкин свое первое самостоятельное задание. 

— Если бы у тебя было побольше мозгов, ты смог бы обойтись и без спиртного, — с улыбкой подковырнула его Вершинина. 

— Что же у меня мозгов что ли нет? — обиделся Толкушкин. 

— Слушай, писатель, — толкнул его в бок Антонов, — тебе же не сказали, что у тебя нет мозгов, а лишь пожелали чтобы их было побольше. Что-то ты сегодня невнимательный. 

— Отстань, старший, — грозно посмотрел на него Валера, — родился на полчаса раньше брата, а все кичишься своим старшинством. 

Договорить они не успели, так как кайзеровская «Волга» тормознула у здания, где располагался офис ОАО «Тарасовмонтаж». 

— Вперед, Валера, — скомандовала Вершинина, — ты знаешь, что делать. 

Толкушкин выбрался из машины, взбежал по ступеням и вошел внутрь семиэтажки. Минут через пятнадцать он снова появился в дверях, но уже не один: под руку он держал Анжелику, медленно переступавшую ногами, и что-то говорил ей на ходу. 

Толкушкин открыл заднюю дверцу «Волги» и, помогая Анжелике сесть, сказал: 

— Сейчас Валентина Андреевна тебе все объяснит, может быть, тебе ничего за это не будет. 

* * *


Подъехав к Дому офицеров, Болдырев плавно нажал на педаль тормоза, и машина мягко остановилась. Завершив свой разговор с Анжеликой, Вершинина спросила: 

— Всем все понятно? 

— Понятно. 

Оставив Болдырева в машине, Вершинина, сопровождаемая Толкушкиным, Анжеликой и Антоновым, поднялась на крыльцо и, открыв массивную дверь, вошла внутрь. Миновав вахтершу, они поднялись на третий этаж. Вершинина вошла в студию и остановилась. 

Жуков, склонившись над фотоаппаратом, установленном на штативе, руководил девушками, одетыми в костюмы восточных танцовщиц. Другой аппарат висел у него на шее. Заметив вошедшую Валентину, он замер на мгновение. Удивление на его лице сменилось натянутой улыбкой. 

— Девочки, перерыв, — он хлопнул в ладоши и подошел к Вершининой, — не ожидал, не ожидал. Какими судьбами? 

— Поговорить надо, — сделав бесстрастное лицо, сказала Валандра, — пойдем в гримерку. 

— О чем это? — Жуков насторожился. 

— Сейчас узнаешь, — она взяла его под локоть и увлекла в гримерную. 

Сбитый с толку настойчивостью Вершининой, Жуков в замешательстве опустился на диван и стал ощупывать карманы в поисках сигарет. Наконец закурив, он откинулся на спинку. Вершинина заметила, что пальцы его рук подрагивали. 

— Так что за спешка, Валентина? 

— Жуков, — Валентина Андреевна тоже достала сигарету, — мне нужны негативы. 

— Негативы? — сделал он удивленное лицо, — зачем тебе негативы? Я могу напечатать тебе фотографии. 

— Нет, Жуков, — она отрицательно покачала головой, — мне нужны именно негативы. 

— Ты можешь выражаться яснее, — недовольно пробурчал он, — и почему Жуков, у меня есть имя. 

— Неужели ты думал, что тебе удастся выйти сухим из воды? Тебе еще повезло, что об этом первой узнала я, а не Троша. У тебя нет ни малейшего шанса выкрутиться. 

Жуков на минуту задумался, уставившись в пол. Потом поднял голову, на его губах играла презрительная ухмылка. 

— Попробуй доказать… 

— Что ж, — спокойно согласилась Вершинина, — попытаюсь. Начнем с самого начала. 

Один тарасовский криминальный авторитет по кличке Троша заказывает сделать компрометирующие фото, на которых он запечатлен в обнимку с влиятельным чиновником. Кстати, чиновник, возможно, даже не знал, с кем на самом деле он обнимался. Негативы и контрольки у Троши из дома выкрадывает приглашенная им Мария Беспалова, которая предлагает вышеназванному чиновнику купить у нее негативы. Не подумала барышня, что откусила кусок больше, чем могла проглотить. 

На ее несчастье, о существовании негативов узнает Ольга Рыбакова, которая давно ей завидовала и к тому же была не прочь погреть на пленке руки. Она не могла с этим справиться одна и поэтому предложила тебе войти с ней в долю. 

Когда вы с Рыбаковой подстерегали ее в подъезде дома, чтобы убить, вам на сто процентов было известно, что злополучная пленка находится у нее в сумке. Именно уверенность в этом толкнула вас на такое решительное действие. Из этого я делаю вывод, что Беспалова, находясь, мягко говоря, в щекотливом положении, отдала негативы на хранение своей подруге. Тридцатого апреля Беспалова, как я думаю, решила забрать их у Рыбаковой и, оставив вашу шумную компанию, направилась к ней. Ты продолжал веселиться в баре. Видимо, подругам было о чем поговорить, и когда Беспалова ушла, Рыбакова тут же побежала звонить тебе. Ты к тому времени уже был дома. Так ведь? — Вершинина пристально посмотрела на Жукова. 

— Ну, ну, продолжай, складно у тебя получается… 

Он все еще ухмылялся, но Валандра видела, как гаснет в нем решимость противоречить и сопротивляться. 

— Так вот, — она смотрела в зеркало, боковым зрением наблюдая за Жуковым, — вы убили Беспалову, забрали негативы, а заодно деньги и зажигалку. Негативы тебе пришлось оставить Рыбаковой, так как в противном случае она пообещала сообщить об убийстве, и этим подписала себе смертный приговор. Сначала ты решил просто свалить убийство на нее и подкинул ей зажигалку Беспаловой, ведь у тебя были ключи от комнаты Рыбаковой. Но потом ты понял, что если Ольгу найдут трошинские ребята, то доберутся и до тебя. Поэтому ты решил ее убрать. Но сначала тебе нужно было заполучить негативы. К счастью для тебя, Света, которая работает вместе с Рыбаковой увидела, как она сама себе отправляет письмо, и поделилась с Анжеликой, а та в свою очередь выложила все тебе. 

— Как ты узнала про Анжелику? — хрипло спросил Женька. 

— Фотографию Анжелики в сиреневом платке я увидела в офисе «Тарасовмонтажа», а вчера ту же самую косынку я обнаружила у тебя, пока ты плескался в ванной. 

— Ищейка чертова! — Жуков бросил на Вершинину злобный взгляд, кинул потухшую сигарету на пол и потянулся за новой. 

— Остальное было делом техники, — невозмутимо продолжала Вершинина, — ты выкрал у Рыбаковой паспорт, когда шестого мая она зачем-то пришла к тебе, одел на Анжелику рыжий парик — здесь как раз не хватает одного, — она показала на болванки с париками, — он у тебя дома в софе, и попросил ее получить письмо, отправленное Рыбаковой на свое имя «до востребования». После этого тебе осталось убрать Рыбакову, чтобы замести следы, что ты и сделал. 

— Это Рыбакова убила Беспалову, и на праздники уехала к родителям в Красногвардейск, я сам ее провожал, — заявил Евгений, — и ни про какие негативы я не знаю. 

— Интересно, когда же ты ее проводил? 

— Седьмого вечером. 

— Может быть, я бы тебе и поверила, — скептически произнесла Вершинина, — если бы восьмого, совершенно случайно, не встретила Рыбакову на базаре. Ее преследовали. Скорее всего трошинские ребята. От них она сумела сбежать, а вот от тебя не получилось! Так что лучше тебе признаться, где ты спрятал ее тело. 

— Ты все это придумала, — Жуков, похоже, пришел немного в себя, — у меня нет никаких негативов, и никого я не убивал. Вершинина сделала несколько шагов и приоткрыла дверь. 

— Анжелика, — позвала она. 

Опустив голову, в гримерку вошла Анжелика. 

— Как ты узнала, что Рыбакова отправила сама себе письмо? 

— Светка случайно заметила, как она надписывает конверт и проболталась мне. 

— И ты сразу сообщила об этом Жукову? 

Анжелика кивнула. 

— Почему ты эта сделала? 

— Он просил меня понаблюдать за Ольгой. 

— Ты получала письмо, адресованное Рыбаковой? 

— Получала. 

— Куда ты его дела? 

— Отдала Жукову. 

— Что он тебе за это обещал? 

— Сказал, что подарит мне духи. 

— Что ты на это скажешь, Жуков? 

— Ты все это подстроила. 

— Нет, Жуков, — Вершинина, поблагодарив Анжелику, выпроводила ее за дверь, — это ты все подстроил, а я только все это раскрыла, — Валандра достала из кармана серебристую визитку и показала ее Жукову, — здесь телефон Сергея Васильевича Трофимова, того самого, что запечатлен на негативах. Сейчас я ему позвоню и скажу, у кого находится пленка. Знаешь, сколько после этого тебе останется жить? Часа полтора, от силы — два. Ну что, звонить? — она достала сотовый, выдвинула антенну и откинула крышку микрофона. 

Сидя на диване в напряженной позе, Жуков тяжело дышал, продолжая молчать. 

— Если ты отдашь мне негативы и признаешься в убийствах, тебя посадят, конечно, но ты останешься жить. Итак, Жуков, где негативы? Конечно, они у тебя не дома. Валера, — она приоткрыла дверь, — посмотри в студии, там у него должен быть архив… 

Жуков, резко вскочив и оттолкнув Валандру, кинулся в студию. Раздался вскрик, шум борьбы и через минуту Жуков снова вошел в комнату, сопровождаемый Антоновым, заломившем ему руку за спину. Толкнув фотографа на диван, Коля встал рядом. 

— Не надумал, Жуков? — Вершинина набрала номер, — алло, будьте добры, Сергея Васильевича, пожалуйста. 

— Не надо… — проблеял Жуков, — я скажу. 

— Ну, — Вершинина, опустила руку, которой сжимала телефонную трубку. 

— Негативы в конверте с надписью «Т». 

— Хорошо, Жуков, а труп Рыбаковой? 

— Я закопал ее на даче, под яблоней… — голова его безвольно упала на руки… 

— Зачем Рыбакова приходила к тебе шестого мая? 

— Обнаружила пропажу паспорта и обвинила меня. Мне пришлось ее убрать, когда она прибежала ко мне восьмого и сказала, что за ней гоняются. Если бы ее нашли, она наверняка выдала бы меня. Я предложил ей спрятаться у меня на даче и… 

— Как ты намеревался распорядиться пленкой? 

— Продать, естественно. 

— Кому? 

— Дыкину. 

— А почему ты решил, что он купит ее у тебя? 

— Ольга так сказала, — Жуков не мигая смотрел в одну точку на полу. 

— А ей сказала Беспалова, так? 

— Да, — вздохнул он. 

— Что же ты тянул до сих пор? — поинтересовалась Вершинина. 

— Дыкин был в командировке, сегодня должен был приехать. 

— Понятно, а я-то думала, что это он не интересуется, как идет расследование? А вот тебе очень хотелось узнать, что я раскопала. Ведь именно поэтому ты пригласил меня к себе? 

Жуков молча посмотрел в окно. 

— Коля, позови лейтенанта, он наверное уже подъехал. 

Антонов вышел, и через мгновенье в комнате появился лейтенант Силантьев в сопровождении двух автоматчиков. 

— Добрый день, лейтенант, — Вершинина показала на Жукова, — вот этот гражданин хочет признаться в двойном убийстве. А мне пора. Мы с вами договорились — негативы я забираю себе. 

— О чем речь, раз договорились… Мы уж чего-нибудь придумаем — поспешил ответить Силантьев, все внимание которого уже было направлено на Жукова. 

Вершинина вышла из гримерной. Ей навстречу уже спешил Толкушкин с конвертом в руке. 

* * *


Из конторы я позвонила Дыкину. Меня сразу же с ним соединили. 

— Добрый день, Юрий Григорьевич. Как командировка? 

— Вы мне уже звонили? 

— Тарасов — большая деревня, — уклончиво ответила я, — негативы у меня, можете забрать их в любое время. 

В трубке повисла минутная пауза. Видно, Дыкин не ожидал от меня такой прыти. 

— Через полчаса я буду у вас, — еле сдерживая радость, произнес он. 

— Отлично, жду вас. 

Я повесила трубку и, немного подумав, набрала номер лицея. 

— Будьте добры, Софью Марковну… 

— Она сейчас на уроке, что ей передать? — спросили на том конце провода. 

— Передайте, пожалуйста, что звонила мама Вершинина Максима и просила сказать, что она завтра подойдет к ней вместе с сыном. 

— Хорошо, обязательно передам. 

— А если что-то важное, пусть Софья Марковна позвонит мне сегодня вечером домой. 

— Конечно, конечно, — поторопился заверить меня любезный женский голос. 

* * *


Беседа с Дыкиным длилась не больше часа. Едва за ним захлопнулась дверь, в кабинет ввалился сияющий Мещеряков. 

— Ну, рассказывай! Такое дело! То одна шишка, то другая… У тебя, прям, не кабинет, а Смольный какой-то! — Мещеряков был в приподнятом настроении, в его обычно бесцветных глазах полыхало синее пламя, загоравшееся только в особых случаях: в момент наивысшей уверенности, что солидный гонорар прямиком плывет в его толстые клешни или в минуту, когда он бывал по-настоящему захвачен расказом о ходе проводимого мной расследования. 

— Чего рассказывать? — мой серьезный тон и несколько отстраненный вид были призваны немного охладить его пыл. 

После сколь тягостных, столь и лихорадочных раздумий на сюжет: как бы мне нейтрализовать Трошу, мещеряковский задор казался мне более чем неуместным, он прямо-таки злил меня. 

— Ну, что-то я тебя совсем не узнаю! — Михаил Анатольевич с размаху плюхнулся в кресло, — Дыкин доволен? 

— Доволен, — сухо ответила я, чувствуя себя страшно усталой. Еще бы! Столько нервничать! 

— А Троша, что с ним? — сбавив радостные обороты, как-то опасливо спросил Михаил Анатольевич, — вижу… 

— Все нормально, Миша. Дыкин обещал помочь, вернее уже помог… 

— Как это? — насторожился Мещеряков. 

— Решил вопрос с Трошей, не выходя из моего кабинета, — загадочно ответила я. 

— Я смотрю, Валентина, что на диалог ты сейчас не настроена… — проницательно предположил он. 

— Ты угадал… С меня довольно того, что Максим теперь в безопасности. 

— Да, такая штука жизнь, — Михаил Анатольевич замотал головой, — нет, а все-таки, Валентина… 

— Потом, Миша, все расскажу… завтра. А сейчас я, пожалуй, домой пойду. Ты не возражаешь? 

— Может, ко мне поднимемся, по рюмашке… Такое дело обмыть надо! 

«В своем амплуа», — подумала я. — Я вот тут заявление написала… 

— Да хватит тебе, Валентина, не смеши народ! Ну что бы я без тебя делал? — Мещеряков лукаво улыбнулся. — Остаешься? — насторожился он, видя, что я продолжаю сохранять серьезное выражение лица и молчать. 

— Только при одном условии… — я поймала себя на мысли, что еще минута, и я то ли рассмеюсь, то ли разрыдаюсь. В горле стоял непроходимый комок слез, в то время как улыбка силилась растянуть мои плотно сжатые и уже начавшие подрагивать губы. Озадаченная физиономия Мещерякова сыграла роль допинга для этой несвоевременной, на мой взгляд, улыбки, которая все-таки пробилась сквозь горячее клокотание всхлипа в груди. 

— Это какое еще условие? 

— Иди, Миша, иди… — я устало махнула рукой, — не сегодня.