Месть подают холодной
Наталья Александрова


Детектив-любитель Надежда Лебедева #0






Любительница криминальных историй Надежда Лебедева расследует череду загадочных убийств и самоубийств Жертвы — красавица-фотомодель, крупный бизнесмен, популярная телеведущая, известнейший тележурналист На первый взгляд, эти случаи ничто не объединяет — кроме исполнителей, странных людей, погибающих вместе со своими жертвами Надежда Лебедева вычисляет алгоритм, по которому отбираются камикадзе, но даже ее изощренной фантазии трудно разгадать невероятный мотив убийств.






Наталья АЛЕКСАНДРОВА

МЕСТЬ ПОДАЮТ ХОЛОДНОЙ





* * *


Павел осторожно повернул ключ в замке.

Конечно, в его просторном коттедже спальня была далеко от входных дверей, но он знал, какой слух у его жены, какой у нее чуткий сон, и старался не шуметь. Стальная дверь предательски лязгнула. Павел шагнул в коридор.., и вполголоса выругался.

Холл был залит светом. Манана стояла против дверей в полупрозрачном золотистом пеньюаре, с бледным от ненависти лицом.

— Ты что, так здесь и стояла всю ночь? — осведомился Павел с холодной язвительностью.

— Да, а что? Тебя разве интересует, что я делаю по ночам? Разве ты еще помнишь, что у тебя есть жена? По-моему, тебя давно уже интересуют только дорогие шлюхи! Наверное, только с ними ты что-то еще можешь, импотент несчастный! — Она швырнула в него дорогую саксонскую тарелку.

Павел легко отклонился, и тарелка вдребезги разлетелась, ударившись о косяк. Заранее приготовила, стерва, чтобы бросить в мужа! Так и стояла всю ночь с тарелкой в руках, как кошка в засаде.., дикая кошка, бешеная сука!

Когда-то его забавлял ее кавказский темперамент, но в последний год она стала совершенно невыносимой. Он больше не может выносить ее ненормальную ревность, эти многочасовые скандалы…

Павел попытался обойти жену, но Манана с яростным воплем бросилась к нему, целясь лиловыми ногтями в глаза. Он еле увернулся, закрывая глаза, и сильно толкнул наугад. Манана вскрикнула, поскользнулась и отлетела в угол. Павел шагнул было, собираясь запереться в кабинете, но резко остановился, смущенный наступившей тишиной.

Он обернулся.

Манана лежала на полу в позе уснувшего ребенка. Ее лицо, только что обезображенное ненавистью, медленно разглаживалось, и на нем проступала сквозь напластования ссор, горечи, обид ее изумительная восточная красота.

А на полу возле ее виска расплывалось огромное черно-красное пятно.

Павел наклонился над женой, назвал ее по имени, потрогал запястье, пытаясь нащупать пульс, но подсознательно он понял уже, что случилось. Он знал, что Манана мертва, и, если до конца быть честным с самим собой, обрадовался этому. Она стала невыносима, и пыталась такой же невыносимой сделать его жизнь. Разумеется, такая ее смерть может причинить ему массу неприятностей… Но для чего же тогда существует Кандауров, как не для таких случаев? За что Павел платит ему такие огромные деньги?

Павел достал из кармана трубку и нажал кнопку с номером телефона Кандаурова.

— Женя, приезжай немедленно.

Кандауров появился через двадцать минут, свежий и энергичный, как будто его и не разбудили в четыре утра. С первого взгляда оценив ситуацию, он начал действовать.

— Переодень ее. Ничего не забудь — одежда, нижнее белье — все должно быть надето так, будто она одевалась сама.

Павел со вздохом подошел к телу жены.

Красное пятно стало бурым и подсохло, волосы на затылке слиплись. Он обнажил такое знакомое холеное тело и начал одевать его.

Жуткое занятие, но надо все вытерпеть, слишком многим он рискует, если его заподозрят.

Не забыть потом отмыть пол от крови, а то утром прислуга придет, заметит.

Павел провозился почти час. Кандауров в это время куда-то уезжал. Через час он вернулся. На заднем сиденье его машины лежала, скорчившись, рыжеволосая молодая женщина.

— Это еще кто такая? — недовольно спросил Павел.

— Не бойся. Ей придется сыграть роль Мананы, потом она исчезнет. Дай ей плащ Мананы, темный парик у нас есть.

Пока гостья переодевалась, Павел с Кандауровым вынесли тело Мананы в гараж и положили в багажник черной БМВ.

Потом женщина села за руль, выехала к воротам жилмассива и посигналила. Сонный охранник выглянул в окно, увидел знакомую машину, женский силуэт за рулем и открыл ворота. Отъехав на пару километров, машина остановилась.

Кандауров выехал чуть позже и, не торопясь, приблизился к БМВ. Женщина вышла и подсела к нему, протягивая парик и плащ Мананы. Кандауров в свою очередь протянул ей пачку денег.

— Здесь маловато, — скривилась рыжеволосая, — ты не предупреждал, что тут убийство.

— Это несчастный случай, — отрывисто ответил Кандауров, — бери деньги и мотай отсюда немедленно, если не хочешь неприятностей.

— Мало денег, — упрямо проговорила женщина.

— Рискуешь — угрожающе прошипел Кандауров.

«Ты сам еще больше рискуешь», — подумала она, но сделала вид, что смирилась.

Затем они поменялись машинами. Подъезжая к Москве, Кандауров внимательно осмотрел шоссе и, убедившись в отсутствии свидетелей, резко крутанул руль и выпрыгнул из машины.

Черная БМВ слетела в кювет и перевернулась. Наступила глухая предрассветная тишина. Бензобак не взорвался. Машина не загорелась, но этого было и не нужно: удар был настолько сильным, что женщина за рулем неминуемо разбилась бы насмерть. Ремнем Манана никогда не пристегивалась, а аэрбэга в БМВ не было, поэтому именно эту машину и выбрал Кандауров у Павла в гараже.

Убедившись, что все выглядит достаточно правдоподобно, Кандауров зашагал к условленному месту, где его партнерша должна была оставить его машину.

* * *


— Твою сестру убили, а ты ничего не делаешь. — Старая женщина с лицом хищной птицы и гордой посадкой головы шевелила пальцами, будто перебирала невидимые четки. — Если ты настоящий мужчина, ты должен отомстить за Манану.

— Мама, это был несчастный случай. — поморщился Арам, — никто ее не убивал. Ты же знаешь, как она ужасно водила! И куда ей понадобилось мчаться в такую рань?

— Вот именно! Куда она ехала? Может быть, она ехала ко мне, чтобы рассказать что-то?

— Мама, ты всегда не любила Павла, но обвинять его в убийстве — это чересчур.

— Он негодяй. Моя девочка всегда была с ним несчастна…

— Брось ты, мама, все мы не святые. Мы с Ларисой тоже вечно ссоримся…

— Но ты же ее не убиваешь!

— Ну с чего ты взяла, что это Павел убил Манану? Зачем ему это нужно?

— Ты думаешь, что твоя мать выжила из ума? — Старуха, не покидая глубокого кресла, дважды стукнула в пол тяжелой резной палкой.

Дверь в соседнюю комнату открылась, оттуда вышла молодая рыжеволосая женщина и остановилась в ожидании.

— Расскажи ему то, что рассказывала мне, — властным голосом сказала старуха.

Когда рассказ был окончен, и мать с сыном снова остались наедине, она спросила:

— Ну а теперь что ты скажешь?

— Это будет очень трудно… — задумчиво произнес сын.

— Но ты должен сделать это, если ты мужчина.

— Он всегда и всюду с охраной.

— Это его не спасет.

— Кроме всего, за ним стоят очень влиятельные и могущественные люди. С ними нельзя ссориться.

— Ты должен это сделать.

— Мне нужно это сделать так, чтобы подозрения не пали на нас. Ты понимаешь…

— Но ты это сделаешь. Вот, посмотри, — старая женщина развернула небольшой сверток и протянула сыну кружевной платок в бурых пятнах, — посмотри, это кровь твоей сестры. Когда я приехала в морг, этот платок лежал рядом.., рядом с ее телом. Возьми его.

Он будет напоминать тебе о том, что ты должен сделать. И пока ты не сделаешь этого, тебе не будет покоя.

— Да, мне не будет покоя, — повторил сын, как эхо, мрачно уставившись в пол.

— А если ты не сумеешь, — угрожающе продолжала мать, — то я сама этим займусь…




Газета «Асток-Пресс»:

Академия иррациональной психологии Черномор Андрей Ипатьевич — наставник многих ныне практикующих колдунов Москвы и Санкт-Петербурга.

Виртуальная магия действия.

Диагностика и коррекция кармы, снятие порчи, венца безбрачия, проклятий.

Золотой обряд на деньги, бизнес.

Заговор на удачу, (серебряное кольцо — талисман).

Приворот. Возврат любимых. Ритуал на верность.

Заговор на расположение нужной вам особы (в бизнесе, в личной жизни).

Защита от суда.

Реализация конкретной цели.

Он не гадает и не убеждает воспользоваться колдовством. Но если вы знаете, чего именно хотите, он действительно может это осуществить.




Ресторан назывался «У Карла и Клары», и на вывеске рядом с названием были нарисованы две симпатичные вороны. Собственно, это был даже не ресторан, а ресторанчик — небольшое уютное помещение, всего столиков двадцать. Ресторан держала семейная пара средних лет, хозяйку действительно звали Клара. Муж ее не был тезкой знаменитого ворона из сказки, но это было не важно, так как всем заправляла Клара Леонидовна — она встречала наиболее почетных гостей, с ней договаривались об особенно важных мероприятиях. Мероприятия у Клары были специфические. Никаких шумных застолий, Боже упаси нас от свадеб с пьяными гостями, орущими «Горько!», да и места маловато. Не посещали также Клару развеселые компании со шлюхами, этим вход в заведение был закрыт навсегда. Все было иначе. Скромный деловой ужин с женами на шесть, максимум на восемь персон, или небольшое семейное торжество — совершеннолетие дочери, например, которое родители хотят отпраздновать отдельно, без молодежи. Для этой цели имелась у Клары отдельная комната. Кухня преимущественно была французская, Клара держала неплохого повара. Ресторан был известен винами, и мало кто из завсегдатаев знал, что замечательный ассортимент обеспечивает муж Клары Константин Петрович. Он также набирал штат и следил неусыпно, чтобы все было в порядке.

Дела в ресторане шли неплохо.

Столики, за небольшим исключением, были на двоих, так что Клару посещали в основном пары. Сюда приходили не просто с дамой, а с дамой сердца, с возлюбленной, с кем хотелось провести тихий спокойный вечер, глядя в глаза и наслаждаясь приятной беседой. У Клары не принято было разглядывать соседей и, тем более, пытаться заговаривать с ними или, не дай Бог, посылать бутылку вина, посетители находили особую прелесть в уединении. Ресторан открывался в полседьмого, к семи собирались первые клиенты. Столики, в основном, заказывались заранее. В глубине зала была небольшая эстрада, где стоял маленький кабинетный рояль, за которым хозяйничал маэстро Эдик — всегда во фраке, с длинными седыми волосами, собранными в хвост. Оркестра не было, танцев тоже. Эдик наигрывал мелодии пятидесятых годов, импровизировал, не брезговал и классикой. У входных дверей стоял не бритоголовый молодой человек с накачанными мускулами, а мужчина лет тридцати пяти в хорошо сшитом темном костюме с приветливым выражением лица. Мужчина был мастером по восточным единоборствам, но про это знали только хозяева ресторана. Еще мужчина в свое время закончил психологический факультет Государственного университета и даже собирался защищать кандидатскую диссертацию, а от природы был неплохим физиономистом. Нежелательных посетителей он угадывал, еще когда те были на улице, и отказывал им вежливо, но твердо. Гардеробщицей держали молоденькую девушку Дину. Она казалась младше своих лет и всех посетителей встречала чудесной, почти детской улыбкой, от которой все личико ее расцветало. На чай ей не давали — никому не приходило в голову. Но у Клары чаевые было принято приплюсовывать к счету. Меню подавались отдельно дамам и джентльменам, у дам в меню не были указаны цены.

Столики на двоих стояли вдоль стен, а в простенках были установлены длинные узкие зеркала. Ровно в восемь часов вечера, когда все столики были заняты, гасили верхний свет, а на столы ставили свечи под стеклянными колпаками. Эдик наигрывал тихую мелодию, и в зале появлялась хозяйка Клара в узком черном — цвета воронова крыла — платье, с гладко причесанными темными волосами. Ее шею охватывало ожерелье — удачная имитация бриллиантов. Ожерелье блестело, свечи отражались в зеркалах, музыка звучала таинственно — словом, в заведении у Клары была своя собственная аура, которую ценили постоянные посетители. Клара приветствовала гостей и уходила, после чего никто уже их не беспокоил, только официанты сновали бесшумно, как тени.

В этот вечер все было как обычно с той лишь разницей, что охранник, он же швейцар, встречал гостей с меньшей доли приветливости, а когда оставался один, то даже морщился тихонько, как от зубной боли. Геннадий был здоров как бык, за одним исключением — его желудок не переносил молока. Но кофе с молоком он очень любил, по утрам не мог выйти из дому, чтобы не выпить большую чашку, поэтому опытным путем он выяснил, что организм принимает только один вид молока — детское пастеризованное, в синеньком пакете, под названием «Тема». У охранника было двое детей, жена сидела с ними дома и всегда покупала «Тему» в ларьке на углу. Но накануне она проторчала с младшим долго в поликлинике, торопилась за старшим в школу, а «Тему» в ларьке на углу уже раскупили. Жена была страшно замотана, ребенок в коляске капризничал после прививки, так что, не найдя синеньких пакетиков, жена махнула рукой и купила молоко обычное, Лужского молочного комбината, а утром, наливая мужу кофе, абсолютно забыла об этом. Да и еще бы ей на забыть, когда у младшего после прививки поднялась температура, и он плакал всю ночь, не давая матери заснуть ни на минуту.

Молоко подействовало к вечеру, как раз когда нужно было идти в ресторан, поэтому охранник морщился и, улучив минутку, удалялся в конец коридора, где находился служебный туалет. Время близилось к восьми, в зале все столики были заняты кроме одного, заказанного заранее. Публика была респектабельная, как и всегда у Клары, — несколько воркующих пар, деловой ужин партнеров даже без дам, а в углу сидели две женщины. Они пришли сюда одни именно поужинать, и это никого не удивляло. Старшая дама была очень хорошо знакома не только Кларе, но и нескольким посетителям, только никому из них не пришло в голову показать, что они узнали владелицу самого крупного и престижного в городе агентства фотомоделей Викторию Павловну Куницыну. Куницына приходила в ресторан часто, повар готовил специально для нее, а такой привилегией у Клары могли похвастать немногие. Виктория ела не спеша, не глядя по сторонам, изредка бросая два-три слова своей визави. Девушка сидела так, чтобы посетители даже украдкой не могли разглядеть ее. Лицо Куницыной было непроницаемым, только изредка глаза темнели от тревожных мыслей, но она легонько встряхивала породистой головой с гладкой прической, отгоняя плохое. Вот в дверях показался муж Клары Константин Петрович. Заметив Викторию, он слегка поклонился ей. Виктория Павловна улыбнулась ему одними глазами и стало заметно, что в свои без малого пятьдесят она все еще красива зрелой женской красотой.

Изящной формы рукой Виктория подняла бокал с минеральной водой — это был ее принцип, того же она требовала от девушек — никакого спиртного, никогда, и сигарет тоже.

— Выпьем, Катюша, завтра — твой день!

Девушка напротив засмеялась тихонько и чокнулась бокалом. Виктория Павловна взглянула на нее и в который раз поразилась красоте. Девушка была необыкновенно, просто фантастически хороша, даже Викторию Павловну, которая повидала многое, красота этого лица временами просто завораживала. Она вспомнила, как она впервые увидела девушку случайно, в компании неблизких знакомых. Это было год назад. Долговязое создание, ходит чуть ссутулившись и глядит исподлобья. Кате было семнадцать, то есть пора бы уж сформироваться. Но выяснилось, что незадолго до этого с ней произошла метаморфоза — за лето она выросла на пятнадцать сантиметров. Организм бурно перестраивался, это отразилось на психике.

— Я чувствую себя жирафой! — жаловалась Катя.

Виктория Павловна вгляделась в симпатичную мордашку наметанным глазом. Что-то такое было в зеленых глазах, что заставило ее призадуматься.

— Если за месяц похудеешь на десять килограммов, то приходи, — сказала она Кате и забыла об этом.

Через месяц девушка явилась к ней в агентство, она похудела не на десять килограммов, а на пятнадцать. И вот тогда ее слегка осунувшееся лицо необыкновенно похорошело. Зеленые глаза казались огромными, чуть резче выступили скулы. Кожа была матовая, с оттенком слоновой кости…

Рост вполне подходил — 178 сантиметров, вес даже меньше чем нужно, грацию и свободу движений придаст ежедневная гимнастика по методу самой Куницыной, но что-то останавливало Викторию Павловну, смутные опасения насчет Кати. Девушке с таким лицом нельзя рекламировать шампуни и лак для волос, а тем более белье. Невозможно представить себе мадонну в кружевном боди, это неприлично. Но с другой стороны, такое лицо создано для того, чтобы на него смотрели, чтобы им гордились…

Несмотря на всю свою занятость, Куницына долго размышляла по поводу Кати. И решила позаботиться о девушке сама, без всяких спонсоров. Она приложит все силы для того, чтобы найти Кате выгодный контракт за границей, причем с крупной престижной фирмой. Хочется думать, что там найдутся профессионалы, которые оценят Катино необычное лицо и найдут достойную сферу применения. Кате надо уехать из этой страны, от нашего ужасного климата. Больно думать, что сделают с таким лицом через несколько лет дожди, морозы и наша ужасная вода.

— Доверься мне, — сказала Куницына Кате. — С этого дня — диета, гимнастика, — все, чтобы сделать фигуру безупречной. И вот еще что… — Она внимательно посмотрела в зеленые глаза. — У тебя есть кто-нибудь? Друг, любовник…

— Пока нет, — смутилась Катя, — как-то не до того было.

— И не надо, — мягко ответила Виктория Павловна, — никаких мальчиков и никаких спонсоров, я сама о тебе позабочусь. Подожди пока, никакого секса.

Катя опустила глаза, а Куницына усмехнулась, поймав себя на опасениях: что, если какой-нибудь богатенький красавчик уговорит Катю переспать с ним, и тогда необычная ее красота исчезнет? Неужели очарование этому лицу придает непорочность?

Почти год прошел в напряженных трудах.

Катя закончила школу, поступила учиться на дизайнера и одновременно занималась гимнастикой и самосовершенствованием. Виктория Павловна не показывала ее никому, дожидалась своего часа. И вот он настал. Большой конкурс «Мисс Обаяние». Победительница автоматически подписывает контракт с крупнейшей французской фирмой «Рив Гош». Уж там-то, в Париже, сумеют разглядеть Катю.

Она, Виктория Павловна, явит Европе настоящее чудо, и деньги, что она вложила в Катерину, вернутся с лихвой.

А деньги пришлось вложить немалые, потому что все места на конкурсе были распределены заранее. И Куницыной пришлось вступить в конфликт с Вадимом Крутицким — крупным бизнесменом, одним из спонсоров «Мисс Обаяние». У него была протеже — Арина Сазонова. Виктория Павловна не могла не признать, что девчонка была неплоха — яркая эффектная блондинка. Куницына знала все ее достоинства, потому что в свое время Арина прошла через ее агентство. Но ведь Катя — это нечто совсем другое…

* * *


Виктория Павловна взглянула на часы — без четверти восемь. Сейчас появится Клара, потом принесут кофе и можно будет уходить.

Что-то она сегодня устала, надо будет завезти Катю домой, а потом ехать к себе, принять ванну и лечь пораньше. Завтра — тяжелый день. Опять мелькнула мысль — не зря ли она все затеяла, но Виктория только вздохнула.

В зале появился новый клиент и сел за свободный столик. Мужчина был прилично одет — хороший серый костюм, и галстук повязан аккуратно, но что-то в нем настораживало, какая-то скованность в движениях. Мужчину впустила гардеробщица Дина, потому что охранник Геннадий опять отлучился в конец коридора по неотложному делу.

— У вас заказано? — спросила Дина, вежливо улыбаясь.

— Да-да, — рассеянно ответил мужчина, — я жду даму.

Он снял пальто, пригладил волосы, не глядя на себя в зеркало, и прошел в зал. Дина пожала плечами и вернулась в гардероб. Так случилось, что никто не обратил внимания на странного посетителя. Клара готовилась к торжественному выходу и наводила последнюю красоту перед зеркалом в кабинете, Константин Петрович вообще редко появлялся на людях, а официанты были заняты с клиентами. Посетители же ресторана «У Карла и Клары», как уже говорилось, по сторонам не смотрели и соседей не разглядывали.

Вынесли свечи, Эдик заиграл что-то романтическое, появилась Клара. Она двигалась по проходу, наклоняясь к каждому столику, следуя установленному ритуалу. Вот она приблизилась к столику посетителя, пришедшего последним, и недоуменно нахмурилась, заметив, что стол пустой, даже стакана минеральной воды не было перед мужчиной. Сохраняя на лице приветливое выражение, Клара поискала глазами официанта. Тот сделал знак, что все сейчас будет, Клара обернулась к посетителю, присмотрелась внимательнее и вздрогнула — мимо нее глядели абсолютно пустые неживые глаза. Но музыка играла, свечи отражались в зеркалах, и пара за соседним столиком уже подняла бокалы, улыбаясь. Клара продолжала двигаться в установленном ритме, удивляясь, каким образом странный посетитель смог пройти мимо надежного охранника, как вдруг ее остановили глаза женщины, сидевшей за столиком у самых дверей. Женщина завороженно глядела на что-то позади Клары.

Клара обернулась, медленно, сохраняя достоинство, в глубине души чувствуя, что происходит непоправимое. Странный подозрительный мужчина стоял уже в проходе, костюм его был облит темной жидкостью, резко запахло химией. Клара окаменела, официанты тоже.

В полной тишине, двигаясь плавно, как в замедленном кино, мужчина протянул руку, разбил стеклянный колпак и вынул горящую свечу. Женщина за ближайшим к нему столиком закричала. Мужчина, не обращая внимания, поднес свечу к себе, и мгновенно вся его одежда вспыхнула факелом. Он сделал несколько беспорядочных движений, вытянув вперед руки, опрокинул стул. Обезумев от ужаса, посетители ресторана кинулись к двери, раздались грохот, женский визг и звон разбитой посуды.

Живой факел в это время метался по небольшому помещению, издавая жуткий вой.

В дверях образовалась пробка. Кое-где занялись огнем скатерти и занавески. Клара, одной из первых выскочившая в холл, так как находилась ближе всех к дверям, успела дать знак охраннику, чтобы отворил настежь входную дверь. Таким образом выбегающие из зала люди не скапливались в маленьком холле, а выскакивали прямо на улицу.

С начала происшествия прошло всего минуты три, не больше, как в дверях кухни появился хозяин Константин Петрович, держа в руках огнетушитель. Направив мощную струю на полыхающую фигуру, в которой не осталось уже ничего человеческого, он сбил огонь пеной. Но тот, горевший, был еще жив, он остановился на мгновение, круто развернулся и вдруг резко бросился головой в зеркало в углу. Посыпались осколки, тело рухнуло на пол под ноги Виктории Павловне. Куницына вскочила, с ужасом глядя вниз, как вдруг ее остановил стон. Катя прижала руки к лицу, и сквозь пальцы капала кровь. Сердце Виктории глухо ухнуло вниз. Она шагнула на негнущихся ногах и осторожно отняла Катины руки.

Все лицо было залито кровью. «Конец», — поняла Виктория Павловна.

Катя сидела у самого зеркала, и осколки сильно порезали ей лицо. Когда начался этот кошмар, Виктория с Катей из своего угла просто не успели броситься вместе со всеми к выходу, а потом испугались, что затопчут.

Константин Петрович вызывал «скорую».

Милиционеры уже заглядывали в двери — они приехали по специальному сигналу, — охранник нажал кнопку, как только услышал шум и звон бьющейся посуды. Хозяин молча кивнул им на обгорелое тело, вышел в холл, куда помаленьку возвращались выбежавшие посетители — на улице мороз, в феврале месяце долго на свежем воздухе не погуляешь в вечерних туалетах. Константин Петрович окинул взглядом публику, убедился, что все живы-здоровы, если не считать нескольких синяков, растрепанных дамских причесок и порванных колготок. Мужчины держались, в общем, спокойно, кое-кто из дам всхлипывал, размазывая по лицу макияж. Клара стояла у дверей кабинета и дрожала крупной дрожью, из гардероба слышался истерический хохот Дины. Константин Петрович направился к жене, мимоходом залепив Дине пощечину — не слабую и не сильную, как раз такую, от которой она перестала хохотать и очнулась, недоуменно хлопая глазами. Константин Петрович взял жену за руку и отвел в кабинет.

Там он налил ей полстакана коньяку и заставил выпить. Клара перестала дрожать и встрепенулась.

— Кто же его пустил? — недоуменно спрашивала она.

— Об этом после, — процедил муж и вышел.

Молоденький милиционер подступал уже к посетителям с блокнотом, желая записать адреса и фамилии, что вызвало в их рядах ропот недовольства. Многие Кларины клиенты вовсе не желали, чтобы кто-то, а тем более милиция, знал, с кем они ходят по ресторанам, проводят свободное время и обсуждают деловые вопросы.

Константин Петрович сказал вполголоса несколько слов старшему опергруппы, тот кивнул и разрешил свидетелям расходиться. Дина уже полностью пришла в себя и выдавала шубы и дубленки.

Катю пронесли на носилках через холл.

Виктория Павловна оделась и вышла на улицу. Дверь микроавтобуса «скорой» открылась, и выглянул врач.

— Как она?

— Похоже, что глаза не задеты, но на лице сильные порезы.

— Боже! — простонала Виктория Павловна.

— Красивая была? — догадался врач.

Куницына посмотрела на него с немым отчаянием и отошла.

— Вы поедете с нами? — крикнул ей вслед доктор. — Мы сейчас ее в Эрисмана везем.

— Я на своей, — не оборачиваясь, ответила Куницына.

Она села в синюю «тойоту» и тронулась с места, держась на расстоянии от белого микроавтобуса «скорой» и не упуская его из виду.

«Все кончено, — стучало у нее в голове, — значит, не судьба».

Что она может предпринять, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями? Возможно, она еще успеет сторговаться с Крутицким? Прижав мобильник к уху, она набрала номер.

— Вадим? — она постаралась, чтобы голос ее не дрожал. — Я думаю, мы могли бы договориться насчет завтрашнего…

Виктория послушала, что ответил ей холодный голос, сжала зубы, когда на том конце линии высказались неуважительно, но дождалась-таки, что Крутицкий предложил встретиться через полтора часа и все обсудить.

Куницына проводила глазами микроавтобус «скорой» и решительно развернулась на первом же перекрестке. Дело не терпит, нужно действовать, пока Крутицкий не прослышал о пожаре в ресторане. У нее нет времени разъезжать по больницам. В волнении Куницына не заметила микроавтобус телевизионных новостей, который аккуратно вывернул из тупичка, и оператор уже снимал прямо на ходу и двери ресторана, откуда выходили помятые посетители, и окна в копоти, и милицию, и пожарных, услуги которых были уже без надобности.

Константин Петрович из окна заметил телевизионщиков и расстроился.

— Да это никак Камерный! Принесла его нелегкая…

— Как он всюду успевает? — вздохнула Клара. — Теперь через час весь город знать будет.

— Как успевает? — буркнул муж. — Небось из ментов кто-то и сообщил.., за малое количество баксов.

Пожарные уехали, следственная бригада возилась в зале. Обгорелые останки увезли, но долго еще в ресторане и в нескольких кварталах вокруг стоял запах горелого мяса, так что жилец из соседнего дома, ставивший машину на ночь в том же тупичке у ресторана, поздно вечером, вернувшись из клуба, потянул носом и сказал своей киске:

— Шашлык у Клары, что ли, подгорел?

С чего это им вздумалось шашлык готовить?

Такая была приличная кухня…

А пока двери ресторана заперли изнутри, предварительно впустив знакомого милицейского подполковника, большого любителя французской кухни и приятеля Константина Петровича. Подполковника вызвонили по мобильному телефону, и он тотчас же приехал, чтобы осмотреться на месте и помочь ликвидировать ЧП. Клара отправилась начерно подсчитывать убытки, а подполковник с хозяином обосновались в кабинете и вызвали туда Дину и охранника Геннадия.

Константин Петрович посмотрел на них из-под нависших бровей и молвил одно слово:

— Ну?

— Он сказал, что ждет даму, — нервно заговорила Дина, — и столик был заказан…

Хозяин перевел тяжелый взгляд на Геннадия.

— М-молоко, — выдавил тот и отвел глаза, после чего подробно обрисовал ситуацию.

— Та-ак, — протянул подполковник, — и столик, говоришь, заказан был?

В дальнейшем разговоре выяснилось, что столик заказали в тот же день по телефону на фамилию Колосков. У Клары было принято заказывать по телефону, и если до шести вечера заказ не отменяли, следовательно, клиент обязательно приходил. Накладки бывали редко, но в таком случае столики не пустовали — желающих попасть в ресторан было предостаточно. Дина, естественно, не спросила фамилию у странного посетителя, но судя по той уверенности, с которой он вошел, столик действительно был заказан для него.

— Это что же получается, — заговорил Константин Петрович, — человек специально заказал столик заранее, чтобы устроить в нашем ресторане самосожжение? Для каких, извиняюсь, целей?

— Кого же вы могли так сильно обидеть? — подначил подполковник.

— Мне не до шуток, — отмахнулся Константин Петрович. — И потом.., убытки, конечно, есть, но, насколько могу судить, небольшие, могло быть хуже. Пожар предотвратили. Морально, конечно.., да переживем как-нибудь. Только репортер этот, Каморный, растрезвонит на весь город…

— Тут я помочь не могу, — помрачнел подполковник, — ему рот не заткнешь. Везде у него все схвачено, все он знает, всюду успевает, в каждой бочке затычка. Как, говоришь, тот тип выглядел? — обратился он к Дине.

— Нормально выглядел, прилично, костюм новый, пальто опять же.., ой, пальто же осталось!

— Ну-ка, пойдем посмотрим! — оживился подполковник.

Но в карманах пальто нашли только горсть мелочи, и больше ничего, никакой, даже ненужной бумажки.

— Посмотрим, что эксперты скажут. — На этом подполковник откланялся.

Не напрасно владельцы ресторана так опасались вездесущего репортера. Александр Камерный, самый известный в городе репортер криминальных новостей, дело свое знал. Подъехав по звонку одного знакомого сотрудника милиции к ресторану, он велел немедленно снимать все, что вокруг — машины, людей, пожарных. В ресторан съемочную группу не пустили под предлогом того, что они будут мешать работе милиции. Каморный не растерялся, мигом заскочил во двор и заглянул в дверь служебного входа. На лестнице толклись растерянные официанты. Каморный успел только выяснить про самосожжение, как персонал брызнул в стороны от грозного окрика появившейся Клары. Вежливо, но твердо Клара закрыла дверь перед носом настырного репортера, но тот успел разглядеть на лестничной площадке маэстро Эдика и приободрился. Репортер от природы и в силу специфики своей работы имел феноменальную память на лица и фамилии. Эдика он сразу вспомнил, и когда через полчаса маэстро показался в дверях служебного входа, Каморный дал знак шоферу тихонько следовать за ним. За углом музыкант услышал, как его зовут:

— Эдуард Яковлевич, на минуточку!

Эдик с неудовольствием обернулся и ничуть не удивился, увидев Камерного, он примерно этого и ждал.

— Садитесь, подвезем!

Эдик со вздохом согласился.

— Слушаю вас! — любезно произнес репортер. — И поподробнее, пожалуйста.

Эдик задумался. Чертов репортер имел на него компромат. И в общем, не Бог весть что — как-то случайно милиция застукала его с мальчишкой. Парень оказался совершеннолетним, так что все обошлось, Эдик сунул ментам все деньги, что у него в данный момент были, и уже думал, что выкрутился, но тут некстати оказался поблизости наглый репортер, который был в отделении совершенно по другому делу. Камерный Эдика запомнил и с тех пор норовил получить от него кое-какие сведения, угрожая разоблачением. Что ему будет от разоблачения? — лениво размышлял Эдик. Будет скандал, жена узнает… да и черт с ней, она ему давно надоела. Гораздо хуже, что узнают в ресторане. Константин Петрович неоднократно предупреждал, что ему нужны сотрудники с незапятнанной репутацией, никакого криминала, никаких грязных историй. Жалко терять такую хорошую работу.., тем более что он не сделает ничего противозаконного, если расскажет Каморному подробно, что произошло сегодня у Клары.

Эдик откашлялся и толково пересказал Камерному все случившееся, описал мужчину, насколько он мог его видеть с эстрады, рассказал, что жертва была только одна — молодая девушка, которая не успела выскочить из-за столика, и ей сильно порезало лицо осколками зеркала. Кто такая девушка, Эдик не знал, а если и знал бы, то не сказал — на этот счет было строгое предупреждение от хозяина — не трепаться по поводу клиентов, не называть фамилий.




Газета «Курьер» от 15 марта 1999 года:

Академия иррациональной психологии.

Павлова Ангелина Александровна.

Астролог. Специалист по аналитической магии. Ваш вопрос позволяет подключиться к Вашей ситуации и посмотреть, как развернутся события.

Все про любовь:

— прогноз отношений с партнером;

— выбор дня бракосочетания;

— любовный гороскоп.

Деловые консультации:

— работа, профориентация;

— контроль сделок;

— квартира (выбор вариантов, выбор даты переезда);

— описание вора;

— ваш личный гороскоп как ключ к успеху.

Будущее рождается в настоящем…




Ждать полтора часа до встречи с Куницыной нужно было Крутицкому для того, чтобы навести кое-какие справки. Услышав ее голос по телефону, он очень удивился, потому что в свое время пытался ее уломать, но Куницына стояла насмерть — первое место на конкурсе должна занять ее девушка, она интриговала, вложила кучу денег, и Крутицкий вынужден был признать себя побежденным. Он этого очень не любил, а тут еще Аринка закатывала форменные истерики. Крутицкий уже для себя решил, что он даже не появится завтра в «Голден-холле», где будет проходить конкурс. И вдруг Куницына огорошила его новостью — она согласна на переговоры. «Что бы это значило? — задумался Крутицкий. — Что-то случилось с девушкой, и она не сможет выйти завтра на подиум? Но что могло с ней случиться, если всем известно, что Куницына в последнее время просто не отпускала ее от себя, ни с кем не давала общаться». Ругая себя за то, что в свое время не велел приставить хвост к мерзкой бабе, Крутицкий вызвал своего доверенного помощника Антона, как будто за спиной у этого колдуна стояли, и велел доступными ему способами выяснить, где сегодня была и что делала Виктория Павловна Куницына. Через двадцать минут Антон доложил, что Куницына до обеда находилась неизвестно где, после обеда до шести — в агентстве, а потом уехала ужинать, прихватив Катю Михайлову.

— И где, интересно, они ужинали, если после такого ужина она решила полностью поменять свои планы? — задумался Крутицкий. — Потому что если бы что-то случилось с утра, то она бы сразу мне позвонила, не в ее правилах откладывать, тем более что время-то поджимает.

— Вадим Георгиевич! — окликнул Крутицкого из соседней комнаты проворный Антон.

По телевизору показывали новости, и вот в конце выпуска, после новостей культуры и перед погодой, на экране появился Александр Каморный.

— Сегодня в ресторан «У Карла и Клары» на улице Савушкина, дом восемь, вошел неизвестный гражданин, облил себя горючей жидкостью и поджег. Пожар удалось потушить, никто из посетителей ресторана не пострадал от ожогов. Человек, выбравший такой оригинальный способ самоубийства, скончался на месте. Его личность устанавливается. Как уже говорилось, жертв нет, только молодая девушка ранена осколками стекла…

Камера показала вход в ресторан, милиционеров, выносящих тело, покрытое простыней, мелькнули испуганные посетители ресторана, автобус «скорой помощи»…

— Ужинала, говоришь, Куницына, в ресторане, — пробормотал Крутицкий, — девушка молодая ранена… Как бы эту пленочку подробнее рассмотреть…

Антон уже набирал номер одной знакомой девушки, работающей на том же телеканале, что и Каморный. Девушка тоже оказалась расторопной и неглупой, как и все, с кем Антон водил деловое знакомство. Она не стала соваться к самому Камерному, а дождалась, пока он вышел, и перемолвилась словечком с оператором, намекнула ему, что в дальнейшем сможет быть ему полезной, подарила бутылку хорошего коньяку и посулила, что их близкое знакомство в будущем сможет перерасти в тесную дружбу. В результате недолгой беседы девушка получила копию видеокассеты, причем не только то, что было в новостях, а вообще весь отснятый при пожаре материал.

Оператор отдал копию без зазрения совести, потому что материал уже пошел в эфир, так что Камерного он не подвел.

Когда видеокассету привезли Крутицкому, до встречи с Куницыной оставалось сорок минут. Они с Антоном внимательно изучили запись. Вот показалась выруливающая на магистраль «скорая», следом за ней держалась синяя «тойота».

Номера «тойоты» было не рассмотреть.

— У Куницыной какая машина?

— Вроде бы «тойота», возможно, синяя…

Но номер «скорой» хорошо виден, так что все выясним.

Антон опять-таки по телефону поговорил со знакомым гаишником и выяснил, к какому пункту приписана данная машина «скорой помощи». Гаишник, даже без лишних напоминаний, связался с диспетчером и не в службу, а в дружбу выяснил, что сегодня та бригада возит всех в больницу имени Эрисмана, что при Первом медицинском институте.

— Синяя «тойота», ужин в ресторане… — задумчиво бормотал Крутицкий. — Для верности нужно в больнице выяснить фамилию девушки. И тогда я устрою этой Куницыной варфоломеевскую ночь. Пошли кого-нибудь…

— Сам поеду, — поднялся Антон.

Крутицкий взглянул на него внимательнее и прищурился:

— Шустрый ты, прямо землю носом роешь…

— За то и держите, — открыто улыбнулся Антон.

* * *


Куницына использовала полтора часа для того, чтобы съездить в свой офис и взять там кое-какие бумаги. Если удастся сторговаться с Крутицким, они подпишут соглашение, и тогда он вернет ей хотя бы часть вложенных в конкурс денег. Просто удивительно, досадная случайность испортила все задуманное!

Но некогда расслабляться. Виктория Павловна внимательно оглядела себя в зеркало, подправила макияж, стерла платком легонькое пятнышко от копоти возле брови — Крутицкий очень наблюдателен и далеко не глуп, нужно быть во всеоружии. Эх, Катя, Катя, как же ты подвела!..

Она аккуратно припарковала синюю «тойоту» возле офиса Крутицкого, посидела немного в машине, вздохнула и вошла в подъезд.

Охранник кивнул равнодушно и нажал кнопку вызова лифта. Такая встреча Куницыной не понравилась, она не предвещала ничего хорошего. Приготовившись к долгому изнурительному разговору, Виктория Павловна вышла из лифта. Перед ней была дверь в приемную, и секретарь уже махала приветливо. Охрана несомненно была, но в самом офисе лишний раз старалась глаза не мозолить.

— Виктория Павловна, — Крутицкий сам встретил ее в дверях кабинета, — я рад вас видеть у себя.

Его показное радушие еще больше не понравилась Куницыной — в деловых кругах Крутицкий был известен как жесткий, даже жестокий человек.

— Выпьете что-нибудь, кофе? — предложил хозяин.

— Кофе, — со вздохом согласилась Куницына.

Принесли кофе, Крутицкий оживился и подвел Викторию Павловну к маленькому столику.

— Присаживайтесь, дорогая, посидим-поболтаем.

Куницына села, закинув повыше еще стройную ногу, но вовремя опомнилась — Крутицкого этим не проймешь, да и возраст все же не тот.

— Видите ли, в чем дело, Вадим, — вкрадчиво начала она. — Прошу вас не делать вид, что я пришла к вам в гости. Мы с вами никогда, как бы это выразиться, не дружили домами. И сегодня я пришла к вам по делу, по важному делу.

— Очень жаль! — огорчился Крутицкий, и сделал это настолько напоказ, что Виктория " Павловна поняла: дело нечисто. Он не просто что-то подозревает, он имеет информацию.

И насколько эта информация полная, ей предстояло выяснить в самое ближайшее время.

Крутицкий встал, достал из бара бутылку коньяку и налил в два бокала янтарную жидкость, невзирая на протесты Виктории Павловны. Делал он это нарочито медленно.

Если бы он следил за ней, то уже знал бы все, — размышляла Куницына. И тогда он бы не стал с ней встречаться, просто отказался, и все. Стало быть, он не знает всего, но тянет время, чего-то ждет. Но чего? Она пристально вгляделась в мужчину напротив. Молод, нет и сорока, нагл и нахрапист. Фигура полновата, так что одежда сидит не очень, но он компенсирует это якобы полным пренебрежением к своему внешнему виду. Что ж, он выбрал верную линию поведения. Он неглуп, далеко неглуп, в этом сходятся все его враги и конкуренты.

— Вот что, Вадим, — начала она деловито, — мы оба с вами люди занятые, давайте-ка приступим к переговорам.

— Слушаю вас, — неохотно произнес Крутицкий.

— Я тут поразмыслила на досуге и пришла к выводу, что вы человек жесткий.

«А то ты раньше этого не знала!» — подумал Крутицкий.

— И ссориться с вами опасно, — продолжала Куницына, — гораздо разумнее жить с вами в мире. Поэтому еще не поздно пересмотреть наше соглашение насчет завтрашнего конкурса «Мисс Обаяние».

Крутицкий поднял брови.

— Значит ли это, что вы согласны уступить Арине Сазоновой первое место?

— Если мы договоримся, — уклончиво отвечала Куницына.

— А контракт с фирмой «Рив Гош»?

— Контракт входит в пакет документов, которые мы согласуем.

— И каковы будут ваши условия?

— Вот мои условия. — Куницына протянула ему листок, где от руки были написаны цифры.

— Хм-м. — Крутицкий сделал вид, что углубился в расчеты, а сам украдкой посмотрел на часы.

Что-то Антон долго не дает о себе знать…

Антон подъехал к зданию больницы в то же время, когда Куницына входила в офис его шефа. Было около десяти часов вечера, в больнице было тихо. Антон не стал ломиться в справочное, он обогнул здание и приоткрыл дверь, над которой светилась надпись «Приемный покой», рассудив, что коль сегодня больница имени Эрисмана дежурная по городу, то сюда будут возить и ночью, а стало быть, двери открыты. Его предположения оказались верными — на скрип двери выглянула заспанная тетка и уже открыла было рот, чтобы заорать, но Антон мигом утихомирил ее двумя сотенными бумажками.

— Да куда же тебя несет, — сбавила тетка тон, — утром приходи..

— Спокойно, тетя, мне только выяснить, куда жену положили. А то сказали, что к вам, а куда конкретно… — Он уже приближался к девушке за стойкой, которая с интересом поглядывала на стройного молодого человека в модной одежде.

— Сестричка, милая, к вам сегодня привезли девушку, ранена она на пожаре.., в ресторане.

— «У Клары»? — оживилась девушка. — По телевизору передавали.

— Вот-вот. Так как ее фамилия?

— А вам кого нужно? — нахмурилась девушка.

— Не Михайлова Катя?

— Точно, она.

— А вы не путаете?

— Ну что вы, сами посмотрите, вот: Михайлова Катерина Андреевна. На хирургию ее положили, лицо поранено сильно. Но вы не бойтесь — главное — глаза не задеты.

— Спасибо, милая, за сочувствие, — улыбнулся Антон, — вот вам за доброе сердце. — Он поставил на стойку коробку с французскими духами.

— Ну что вы.., такой пустяк, — растерялась сестричка.

— А я еще не раз приду, — лукаво засмеялся Антон, — давайте дружить!

— Так на хирургию же придете-то! — крикнула сестра; но симпатичного посетителя и след простыл.

В машине он набрал номер телефона офиса Крутицкого.

Услышав долгожданный звонок, Крутицкий так живо встрепенулся, что Виктория Павловна вздрогнула. Она наблюдала за его лицом во время разговора и поняла, что проиграла, проиграла вчистую. Ничего у нее не выйдет, и незачем унижаться и торговаться. Самое умное будет сейчас встать и уйти, но она почему-то медлила.

Крутицкий положил трубку и улыбнулся, обнажив клыки, как зверь.

— Что, ведьма старая, обмануть меня захотела? — процедил он.

Куницына передернулась как от озноба.

— Вот тебе соглашение! — Он порвал листок в клочки и бросил ей в лицо.

Она продолжала сидеть молча, не шевельнувшись.

— Ты с кем вздумала шутки шутить? — Он вскочил и навис над ней всей тушей.

Виктории Павловне показалось на миг, что сейчас он ее ударит, но усилием воли она продолжала сидеть, не делая попытки отклониться. Минуты две они молча глядели друг другу в глаза, наконец он отошел к окну и отвернулся.

— Не понимаю, отчего вы так кипятитесь, — вымолвила Куницына, стараясь, чтобы голос ее не дрожал и не срывался. — Вы же выиграли, так чем вы недовольны?

— Пошла вон! — не оборачиваясь, процедил Крутицкий. — Гроша ломаного от меня не получишь.

Перед глазами Виктории Павловны поплыли красные круги, он сжала зубы, и думая только о том, чтобы не упасть, двинулась к двери, не забыв прихватить пальто и бумаги. Молча прошла она мимо секретаря, молча спустилась в лифте и опомнилась только в машине, заметив, как дрожат руки, лежащие на руле.

Ехать в таком состоянии нечего было и думать.

Но и стоять тут, возле офиса Крутицкого, она не хотела. Медленно она тронулась с места, поглядывая по сторонам и заметив подходящую подворотню, свернула туда. Остановив машину, она испугалась, что сейчас умрет, так ей стало плохо. Тело сотрясала крупная дрожь, зубы стучали, воздуха не хватало. Виктория Павловна открыла окно, нашла в «бардачке» тюбик валидола и сунула таблетку под язык. Чуть полегчало, и она осторожно вдохнула полной грудью морозный воздух.

Вот, значит, как. Вот какие мы оказывается джентльмены… Ерничал, пальтишко помогал снять, кофейком поил, а как понял, что сила на его стороне, так и вылезло хамское мурло на поверхность. Как был господин Крутицкий одесским жлобом, так и остался.

И ничего уже не сделаешь. Она уже не успеет выставить на конкурс никого вместо Кати. Как назло, приличные модели в данный момент все пристроены, остались девушки так себе, далеко не высший класс, а представитель фирмы «Рив Гош» тоже ведь дело свое знает, ему кошку драную не подсунешь…

Вот и получается, что единственной претенденткой автоматически становится Арина Сазонова, то есть за ее, Куницыной, деньги, Крутицкий получит победу для своей девки, а она кругом в дураках. И мало того, что убытки, так ее, Викторию Павловну Куницыну, уважаемую женщину, владелицу крупнейшего в городе агентства фотомоделей, еще унизили, оскорбили, выгнали вон, как назойливую побирушку!

Ну что ж, бизнес — это не игра в шахматы.

Здесь не соревнуются отдельно мужские и женские команды. В бизнесе все равны, слабому женскому полу не делают скидку. Стало быть, нужно держать удар, как мужчина. И она это сумеет. Но господину Крутицкому она отомстит, уж будьте уверены. Понадобится ждать, она подождет. И когда наступит этот сладкий день, она не будет глумиться над ним и открыто издеваться. Она будет с ним любезна и приветлива, а местью насладится потом, в одиночестве, так гораздо приятнее…




Газета «Виват, Петербург!» от 24 апреля 1999 года:

Александра Марникова — магистр психоэнергосуггестии:

— успокоение нервной системы;

— снятие с первого же обращения всех видов порчи;

— избавление от сосудистых заболеваний, заикания, полиартрита;

— избавление от кожных и аллергических заболеваний;

— коррекция семейных отношений;

— заговоры на удачу в любви и в бизнесе;

— заговоры грыжи и алкоголизма.




Надежда плюхнулась на сиденье, аккуратно поставила у ног тяжеленную сумку и облегченно перевела дух. Теперь никакая сила не заставит ее подняться до нужной станции метро. Однако что-то сегодня она устала, хотя, чтобы этакую тяжесть носить, нужно Жаботинским быть! Хорошо, что она успеет прийти домой раньше мужа, а то он увидит, что сумка неподъемная, и будет ее ругать.

Надежда почувствовала раздражение. Сам не велит таскать тяжести, говорит, что в ее возрасте это очень вредно, а сам послал ее за лампой. Все дело было в коте, вернее не в коте, а в муже. Муж у Надежды был второй, поженились они семь лет назад, его первая жена к тому времени давно умерла, а Надежда с мужем были в разводе. Дети у обоих были взрослые, жили отдельно, так что Сан Саныч поселился в Надеждиной однокомнатной квартире и страшно привязался к ее рыжему коту Бейсику.

Бейсик, превратившийся за семь лет из молодого шустрого котика в наглого толстого пушистого котищу, пользовался этим обожанием вовсю, так что Надежда иногда даже ревновала мужа к рыжему сокровищу. Сан Саныч рьяно следил за кошачьим питанием, раз в месяц консультировался у знакомого ветеринара и вычесывал кота два раза в день. Кот чувствовал себя прекрасно, но нынешней зимой, несмотря на витамины и свежепророщенную травку, неожиданно начал лысеть. То есть из обычного полупушистого кота (в свое время дядечка, у которого Надежда с дочкой купили заморенного котенка, утверждал, что его бабушка была ангорская белая кошка) превратился в обычного же, но четверть пушистого. На взгляд Надежды так было даже лучше — меньше шерсти оседало на ковре и черном пальто, но Сан Саныч был безутешен. Вызванный домой ветеринар посоветовал кварцевание. Возить больного в лечебницу Надежда категорически отказалась (кот, благодаря заботам Сан Саныча, весил полпуда). Бросили клич по знакомым, и Надеждина мать раздобыла кварцевую лампу у соседки. Тут возникла еще одна забота. Одна знакомая Надежды вдруг внезапно заболела.

Женщина она была пожилая, и стариковские болезни давно уже никого не удивляют, но все дело было в том, что знакомая никак не могла себе позволить болеть, потому что на ней висел внук-первоклассник. Родители ребенка работали в коммерческих структурах и, в свою очередь, не могли себе позволить такую роскошь, как взять внеочередной отпуск или за свой счет. Тем не менее они как-то перебивались недели две, а потом бабушку отправили в санаторий для срочного поправления здоровья, а сами упросили Надежду взять на себя заботы о шустром первокласснике, потому что не хотели доверять ребенка чужому человеку. У Надежды на работе как раз было очередное затишье, то есть снова перестали платить зарплату, поэтому она с радостью согласилась, тем более что вознаграждение за истрепанные первоклассником нервы намного превышало размеры ее скромной зарплаты инженера. Договорились начать с понедельника, то есть со вчерашнего дня. Надежда должна была приезжать к часу дня прямо к школе, забирать Диму, потом вести его в бассейн, на гимнастику и в кружок рисования, а потом надзирать за ним до шести часов вечера, не забывая контролировать приготовление уроков. Однако вчера понадобилось еще утром забежать на работу — разобраться с делами, так что поехать к матери за лампой Надежда смогла только сегодня. Кроме лампы, мать впихнула еще банку огурцов и варенье, а также здоровенную тыкву, так что сумка весила не меньше пятнадцати килограммов, а мать еще ворчала и говорила, что для чего тогда она гнет спину на даче, если Надежда ничего не хочет брать, а ей одной столько не съесть и вообще ничего не нужно.

Надежда перевела дух, помассировала онемевшую правую руку и повеселела. Все не так плохо, и общение с первоклассником проходит успешно, во всяком случае, три недели она выдержит. Она потянулась в сумку за книжкой и снова расстроилась. Детектив лежал на самом дне, нечего было и думать выкопать его из-под банок и лампы. Теперь придется сорок пять минут маяться дурью, потому что спать в транспорте Надежда не умеет, уж такая особенность у ее организма. И детектив интересный, а дома не почитаешь — куча хозяйственных дел. Донельзя разозленная, Надежда мрачно уставилась на скамейку напротив. Там дремала женщина ее лет, старичок читал газету, а в самом углу сидел странный парень. Надежда отвела глаза, чтобы не пялиться на незнакомого человека, прочитала над головой парня рекламу водки и магазина одежды для полных, а потом опять скосила глаза на парня. Одет он был просто, скромно и как-то неприметно — серая куртка, вязаная шапочка по самые брови. Но странность заключалась в другом. Во-первых, сидел он неестественно прямо, как говорят — «аршин проглотил». Хотя… Надежда пригляделась внимательнее и поняла, что аршин тут не подходит. Было похоже, что парень проглотил не аршин, а ватерпас и теперь старается сидеть так, чтобы уровень не колебался. Парень как бы прислушивался к чему-то внутри себя, глядя на окружающих отсутствующими глазами.

Надежда пожала плечами и отвернулась, но глаза ее опять уперлись в надоевшую рекламу. Тогда она попыталась прочитать что-нибудь в газете старичка напротив. Удалось разглядеть только заголовок «Пожар У Клары и Карла»". Она искоса посмотрела на молодого человека напротив. Он продолжал сидеть в той же скованной позе, ни разу не пошевелился. «Как он не устает все время в таком напряжении?» — заинтересовалась Надежда.

Как бы в ответ на ее мысли, парень осторожно приподнялся, причем не наклонясь, как бы стараясь не расплескать что-то ценное внутри, на лице его проявилось напряжение от усилия, потом он встал, медленно распрямился и направился к выходу. Двери открылись, парень пошел, механически переставляя ноги.

В походке его было что-то знакомое. Надежда встрепенулась, потрясла головой, стремясь избавиться от наваждения, и вдруг вспомнила.

Точно такую же походку она видела вчера и именно здесь, в метро. Она так же сидела на этом же месте — в первом вагоне в углу, и напротив сидел мужчина. Приличный такой мужчина, в хорошем кашемировом пальто, волосы густые, светлые. Надежда мельком взглянула на него и уткнулась в детектив, отметив некоторую странность. Но вчера ей некогда было думать о посторонних мужчинах в метро. Сегодня же Надежда напрягла память, вызвав в голове воспоминание, и поняла, что вчерашний мужчина был похож на сегодняшнего молодого парня, — не внешностью и не одеждой, а именно таким странным выражением лица, этой напряженностью, как будто человек прислушивается к себе и держится неестественно прямо. Мужчина вышел на «Черной речке» и пошел к эскалатору точно такой же походкой, как и сегодняшний молодой человек.

Немного удивившись такому совпадению, Надежда пожала плечами и сосредоточилась на мыслях о приготовлении ужина.




Газета «Нива», номер 29 за 1915 год:

Действительный член Гессенской Королевской академии Г. Мельц посредством древнеассирийских магических приемов гарантирует вам полнейший успех в любых негоциях или коммерческих начинаниях.




Чертог, то бишь «Голден-Холл», сиял. Все действо было задумано и оформлено с большим вкусом. Несмотря на бешено дорогие билеты, зал был полностью заполнен публикой.

Конкурс подходил к финалу. По сцене в торжественном дефиле проплыли пять претенденток на первое место. Нельзя было не признать, что Арина Сазонова в изумительном черном с серебром платье от Юдашкина, прекрасно оттенявшем светлый шелк ее волос, была чудо как хороша. Легкая, почти неуловимая вульгарность ее лица сегодня совершенно не была заметна. И зрители, и члены жюри любовались ею, но члены жюри, в отличие от зрителей, знали, сколько труда и денег было вложено в то, чтобы в финал вместе с Ариной вышли три девушки, не составлявшие ей конкуренции да к тому же не имеющие достаточно богатых спонсоров… Четвертой, вернее первой, должна была стать Катя Михайлова, неожиданно снявшая свою кандидатуру, — и теперь вместо нее шла по подиуму случайно пробившаяся в финал модель из второразрядного агентства.

Судьба первого места была предрешена.

Ведущая конкурса, многообещающая молодая актриса, изображая немыслимое волнение, как это делают ведущие «Оскара», вскрыла конверт с именем победительницы и радостно пропела:

— В этом году корону «Мисс Обаяние» завоевала… Арина Сазонова!

Зал разразился аплодисментами — Арина действительно произвела на всех сильное впечатление. Началось вручение наград и призов.

Одним из первых по приглашению ведущей поднялся на сцену Вадим Крутицкий — спонсор Арины, один из богатейших и влиятельных людей города. У него был для Арины специальный приз — документы на новую серебристо-голубую «ауди», которая прекрасно подходила к ее глазам. Крутицкий поставил условие, чтобы он вышел на сцену первым — даже раньше представителя французской фирмы «Рив Гош», контракт с которой был гарантирован обладательнице первого места в конкурсе «Мисс Обаяние».

Крутицкий поднялся на сцену и уже доставал из кармана своего мешковатого, несмотря на немыслимую цену, пиджака, конверт и хотел произнести речь, как вдруг, повинуясь импульсу, поднял глаза. Сверху, из будки осветителя, на него смотрел мертвыми невыразительными глазами худощавый парень, одетый в униформу.

— Что, что такое? — вполголоса проговорил Крутицкий, за долгие годы занятий полукриминальным бизнесом развивший в себе звериное чутье опасности.

Парень молча смотрел на него мертвыми глазами, и Крутицкому вдруг показалось, что это смерть смотрит на него сверху. В ту же секунду от будки осветителя отделилась громадная металлическая штанга с софитами и, как огромный маятник, понеслась по плавной дуге вниз, к сцене, к нему, Крутицкому… Вадим замер как громом пораженный. Он не мог ни вскрикнуть, ни пошевелиться, только смотрел, как неумолимо приближается к нему смертоносный маятник…

Увидев выражение его лица, Арина тоже подняла глаза. Она не успела испугаться, все происшедшее заняло, должно быть, несколько секунд, только Крутицкому эти секунды показались вечностью.

Металлическая конструкция пронеслась над ним как нож гильотины, снеся напрочь голову и, оборвав провода, отлетела в дальний конец сцены. Кроме Крутицкого, никто не пострадал, но Арина, увидев своего обезглавленного спонсора, любовника, хозяина, завизжала тонко и страшно. Все прекрасное платье от Юдашкина было залито кровью, она стояла посреди сцены с ужасным, перекошенным лицом и визжала. Остальные девушки сбились в кучку в углу, их не задело.

Охранник Крутицкого, проследив за взглядом окружающих и за гирляндами оборванных проводов, увидел осветителя и, выхватив из наплечной кобуры «беретту», дважды выстрелил.

Угол стрельбы был очень неудачен, пули не достигли цели, но осветитель сам двинулся к краю площадки. Он шел со странной скованностью, словно пытался не расплескать что-то внутри себя, но с края площадки шагнул в пустоту и, пролетев отделявшие его от сцены двадцать метров, ударился о подиум со страшным, чавкающим звуком.

Весь зал давно уже стоял, затаив дыхание, в ужасе наблюдая за разворачивающейся на сцене трагедией.

В самом центре сцены, между двумя трупами, стояла Арина Сазонова в немыслимо прекрасном платье от Юдашкина, залитом кровью и темными сгустками, и истошно, страшно кричала на одной ноге. Растерянный охранник оглядывался по сторонам, судорожно думая единственную оставшуюся мысль: кого замочить?

Первым опомнился помощник Крутицкого Антон Ребров. Он взбежал на сцену, подскочил к Арине, протянул руки, как бы обнимая ее, а сам незаметно нажал болевую точку на ключице. Арина вскрикнула громко, потом замолчала, опомнилась и завертела головой по сторонам, пытаясь осознать, где она находится и что случилось. Антон тут же подхватил ее под руку, стараясь не испачкаться в крови и прочей дряни, и скорее повел прочь, пока она снова не впала в истерику. Он уже начал прибирать к рукам наследство своего погибшего босса.

* * *


Сан Саныч пришел с работы поздно — по вторникам у него были вечерние лекции для пользователей персональных компьютеров.

Несмотря на позднее время, решили все же после ужина провести сеанс облучения кота кварцевой лампой. Надежда была не против — ей-то завтра вставать не рано, ребенка она забирала из школы в час дня. Сан Саныч тоже готов был хоть всю ночь не спать ради своего любимца, но выяснилось, что активно протестует кот Лампа слепила ему глаза, и вообще, владельцы кошек знают, что эти капризные создания способны лежать только там, где сами хотят, и заставить их что-то сделать помимо их собственной воли практически невозможно. Смазывая йодом пятую по счету царапину и слыша нежный голос мужа, который пытался выманить рыжего членовредителя из-под ванны. Надежда окончательно озверела. Она удалилась в комнату, плотно закрыв за собой дверь, и, чтобы не слышать воркования Сан Саныча, включила телевизор погромче.

Время было позднее, передавали криминальные новости.

— Сегодня весь выпуск посвящен только одному событию — перестрелке в «Голден-Холле» в результате которой был убит известный в нашем городе бизнесмен Вадим Крутицкий…

Надежда поморщилась и выключила звук, глядя как шевелятся губы ведущей. Интересная, достаточно молодая женщина, видно, что следит за собой и неплохо одевается. Костюмчик неплохой, сидит хорошо, нигде не морщит. Правда, на вид он из дешевой ткани, но, как объяснила недавно Надежде ее молодая сослуживица, это только кажется, что ткань дешевая, сейчас это самое модное. Надежда видела эту ведущую, Алену Багун, как-то в обычных новостях и еще кое в каких передачах. Странную она выбрала профессию — сообщать людям об убийствах, ограблениях и различных неприятностях. «Но если обывателям нравится узнавать, что с другими людьми произошло что-то плохое, — возразила сама себе Надежда, — то почему бы не дать им возможность выслушать это из уст хорошенькой женщины? Хотя как раз хорошенькой ее не назовешь… Но, несомненно, есть что-то в твердых чертах лица, что привлекает людей к нему. По крайней мере, смотреть на нее приятно, она не какой-нибудь приблатненный репортер или косноязычный сотрудник компетентных органов».

На экране в это время появился знаменитый Александр Каморный, уж без него-то не обойдется ни одно криминальное событие в городе. Надежде он не нравился, напоминал ворона, летящего на падаль, тем более что на экране он появлялся всегда в черном, тем не менее что-то заставило ее включить звук.

— Удивительно смелое убийство! — захлебывался Каморный. — При полном скоплении народа в зале так точно рассчитать и поразить свою жертву. Странно, на что рассчитывал убийца — шансов выйти из зала живым у него практически не было.

Камера показала «Голден-Холл», целую кучу милицейских машин с «мигалками», омоновцев почему-то с закрытыми лицами, хотя от кого они прячутся, Надежде было непонятно, — убийца-то уже обнаружен.

— Надя, помоги! — послышался крик мужа из ванной.

Они вдвоем с трудом извлекли кота и уложили его на кухонный диванчик. Сан Саныч успокаивал животное, а Надежда держала лампу. Кот извивался и царапался, через пять минут такой пытки Надежда снова не выдержала и ушла в комнату.

— Сейчас вы увидите, — слышался голос Камерного за кадром, — уникальные кадры.

Оператору, который снимал конкурс, удалось заснять и момент убийства.

Камера обвела зал, полный шикарно одетой публики, девушек на подиуме — их осталось уже пять, то есть действо подходило к концу, и вскоре, как сообразила Надежда, должна была окончательно определиться победительница «Мисс Обаяния». Надежда загляделась на платья девушек, отметив одну, несомненно привлекательную яркую блондинку в черном, в это время хорошенькая ведущая, казавшаяся форменной пигалицей среди высоких претенденток, вышла на сцену с запечатанным конвертом в руках. Она вскрыла конверт, после этого началось всеобщее ликование, все поздравляли блондинку в черном. Ведущая обратилась в зал, где в первом ряду поднялся улыбающийся полный мужчина в плохо сидящем дорогом пиджаке. Девушка улыбалась и говорила неразборчиво — ведь пленка-то была прямо с пылу с жару, то есть над ней еще не успели поработать звукооператоры и монтажеры, а шустрый Камерный уже пустил ее в эфир.

Крутицкий, судя по всему это был он, подошел к сцене сбоку и поднимался уже по лесенке наверх, как вдруг что-то замешкался, оступился, поднял вверх лицо. И здоровенная такая штуковина, Надежда не поняла, что это такое, свалилась сверху прямо Крутицкому на голову. После этого изображение пропало, очевидно оператор от неожиданности сбил ракурс.

Потом опять на экране появился Каморный.

— Как вы видели, жертву кто-то окликнул сверху, чтобы он остановился, а после этого ему сбросили на голову штангу с софитами.

Охрана Крутицкого заметила человека наверху и начала стрелять. Очевидно, раненый, он не удержался, сорвался и разбился насмерть.

Преступника опознали. Им оказался осветитель Виталий Локотков, 1975 года рождения.

Камера показала лежащее скорченное тело.

— Локотков работал в «Голден-Холле» несколько месяцев, и ни в чем предосудительном не был замечен, — продолжал Каморный. — Начальством и сотрудниками характеризуется положительно.

На экране появилась крупным планом показанная фотография, очевидно, из личного дела Локоткова.

— Нетрудно догадаться, что Виталий Локотков был только орудием в руках настоящего убийцы, — продолжал вещать за кадром Каморный, но Надежда его не слушала.

Она уставилась на экран, не веря своим глазам. С черно-белой фотографии на нее смотрел сегодняшний парень из метро, который выглядел так странно и вышел на Петроградской, — как раз там, где находится «Голден-Холл».

В комнате появился умиротворенный муж с котом на руках.

— Вот видишь, Надя, мы взяли себя в руки и провели сеанс, — с облегчением сказал Сан Саныч.

— С чем вас и поздравляю, — вздохнула Надежда.




Газета «Телезритель» от 17 мая 1999 года:

Ставропольская знахарка Агриппина принимает индивидуально. Она освободит вас от порчи, сглаза, наговора. Если вас преследуют неудачи, пропало взаимопонимание в семье и на работе, а также измучили недуги и вредные привычки — обращайтесь к Агриппине, она поможет…




Виктория Павловна Куницына расчесала подсохшие после ванны волосы, плотнее запахнула мягкий махровый халат и устроилась на диване в своей уютной гостиной, накрывшись шотландским пледом. Была глубокая ночь, неярким светом горел торшер, Виктория Павловна нажала кнопку включения видеомагнитофона и посмотрела на экран телевизора.

Сегодня с утра после вчерашней, с позволения сказать, беседы с Крутицким, она чувствовала себя совершенно разбитой. Поэтому она сделала несколько неотложных звонков и позволила себе расслабиться, провести день дома.

На конкурс в «Голден-Холл» она и не собиралась. Но вечером ей позвонила секретарь агентства, до которой дошли слухи о страшном событии, случившемся только что в «Голден-Холле». Куницына не поверила своим ушам, пока не дозвонилась до распорядителя конкурса и не услышала подробности из уст непосредственного наблюдателя. Она долго сидела в кресле, задумавшись, потом поужинала, приняла душ, а потом посмотрела криминальные новости и даже записала их на видео. И вот, в который раз, перед ней проплывали кадры убийства.

Да, вот как бывает. Еще вчера Крутицкий орал на нее, издевался, а где он теперь? В холодильнике морга. Она хотела отомстить за унижение, так даже не понадобилось трудиться самой — судьба все сделала за нее. Полно, судьба ли? Ясно, что это заказное убийство, хоть и выполнено таким оригинальным способом. Крутицкий — очень крупный бизнесмен, под его началом была одна из двух компаний, контролирующих продажу бензина по городу и области, врагов у него предостаточно.

Однако что изменилось для нее самой?

Крутицкого нет, конкурс завершился на самой трагической ноте — хоть и объявили победительницу, но официального утверждения победителей не было. Придется все отложить до лучших времен, а пока суть да дело, представитель фирмы «Рив Гош» улизнет от греха подальше к себе в Париж, она, Куницына, на его месте так бы и сделала. Вопрос с контрактом спустят на тормозах, Арина Сазонова ничего не получит — спонсора у нее теперь нет.

Разумеется, деньги, вложенные Куницыной, пропали безвозвратно, но не в них, в конце концов, дело. Для Арины она найдет со временем контракт попроще, девушка ведь не виновата ни в чем.

Но чем грозит ей расследование убийства Крутицкого? Милиция, разумеется, никого не найдет, да и не будет сильно стараться. Но вот его партнеры… Уже небось известно, что накануне, то есть вчера, они с Крутицким ссорились в его офисе. Но это же смешно, она не стала бы нанимать киллера, да еще такого странного, камикадзе, ведь шансов спастись у него не было… Но сможет ли она доказать это партнерам Крутицкого? И не нанять ли охрану?

Подумав, Виктория Павловна решила, что охрану нанимать не будет, — если захотят, ее и с охраной достанут;

Она еще раз просмотрела пленку с записью убийства. А что, если это не заказ, а просто ненормальный осветитель решил таким образом кому-то что-то доказать? И если бы Катя вчера не пострадала в ресторане, то сегодня Катя стояла бы на подиуме, а она, Куницына, тоже мелькала бы поблизости. Но нет, она не стала бы лезть на сцену, это Крутицкий решил выставиться, а она держалась бы в тени. Но псих, если он, конечно, псих, мог сбросить что-то на девушек, так что можно считать, что Катя легко отделалась…

Виктория Павловна вздохнула. Нелепая случайность отняла у девушки все… Хотя не все, вот Крутицкий действительно потерял все…

* * *


Как уже говорилось, репортер криминальных новостей Александр Камерный дело свое знал отлично. К тому времени, как в эфир пошли криминальные новости, он уже успел многое выяснить — и про конкурс, и про смену претенденток на первое место, и про вчерашнюю трагическую случайность в ресторане, в результате которой замечательная красавица Катерина Михайлова не смогла участвовать в конкурсе «Мисс Обаяние», да и вряд ли теперь сможет продолжать карьеру. Камерный мигом сопоставил в уме случайный пожар «У Карла и Клары», раненую девушку, ее счастливую соперницу, которая из-за убийства своего покровителя тоже, надо сказать, ни черта не получила… Запахло журналистским расследованием.

Загадочное самосожжение, изуродованная красавица-фотомодель — публика такое обожает.

Что касается убийства Крутицкого, то, если заказали его конкуренты, в это дело Каморный нос не сунет, а вот если порезвиться вокруг всей истории с фотомоделями и конкурсом — можно сделать интересный материал.

На следующее утро Каморный решил ковать железо пока горячо и с этой целью позвонил в агентство Куницыной. Там ответили, что Виктория Павловна очень занята и уделить время для интервью в этом месяце вряд ли сумеет.

Пробовали подъехать в больницу имени Эрисмана и уже уговорили было Катину лечащую врачиху пропустить их к девушке, как вдруг совершенно некстати заявился завотделением, глянул на врачиху так, что она мгновенно стала вдвое меньше ростом, а на самого Камерного с оператором рявкнул, чтобы духу не было на отделении разных проходимцев.

Он проследил, как невезучие телевизионщики вышли на лестницу, и там, оглянувшись на дверь, добавил вполголоса несколько крепких мужских словечек, чем, надо сказать, Камерного нисколько не удивил.

— Странно все это, — задумчиво тянул Каморный, — с одной стороны, вроде бы все логично — вывели из игры претендентку на первое место, чтобы протеже Крутицкого смогла получить выгодный контракт с этой фирмой, как ее… «Рив Гош». Но не слишком ли дорогой способ? Поджег себя и кинулся головой в зеркало, чтобы осколки порезали девчонку… Не проще ли было действовать бритвой, а, Коль?

Оператор Николай поежился, но кивнул.

— И ничего у них не вышло, — продолжал Каморный, — самого Крутицкого кто-то замочил, то есть не кто-то, а этот осветитель ненормальный.

— Она его наняла, баба эта, Куницына, — оживился Николай, — за то что он ее девчонку порезал.

— Очень смешно, — буркнул Каморный. — Прямо бандитские разборки какие-то получаются. Ты вот что скажи, — наугад забросил он удочку, — вокруг тебя по поводу этого дела никто не крутился, ничего такого не спрашивали?

— Да нет, вроде, — неуверенно хрюкнул Николай, и Каморный сразу же отметил эту малую толику неуверенности и насторожился.

Николай был замечательным оператором, но имел один недостаток — изредка любил заложить за воротник, то есть оттянуться на всю катушку. На телевидении знали про этот его недостаток, и не напрасно Каморный что-то подозревал, потому что кое-кто использовал его себе на благо. Каморный же очень не любил, когда таскали его материал, даже уже использованный. Это была его прерогатива — знать про всех все и иметь компромат на всех.

— Устал я что-то сегодня, — потянулся он, — надо бы стресс снять.

— Это можно, — оживился Николай, — вот приедем, у меня коньячок хороший имеется.

Коньяк действительно оказался хорошим, Каморный наливал, умело направляя разговор в нужное русло, и вскоре опьяневший Николай проболтался, что коньяк ему подарила девушка Света из монтажной.

«Чтобы такому валенку девушка дарила хороший коньяк?» — Каморный окончательно уверился, что дело нечисто.

— Николай, ты работой своей доволен? — спросил Каморный таким тихим голосом, что с Николая мигом слетел весь хмель.

— Д-доволен, — ответил он и отвел глаза.

— Тогда колись, за что тебе Светочка подарила коньяк? — отрубил Каморный.

Николай хотел была начать канючить, но посмотрел в очень светлые глаза Камерного, они становились такими, только когда тот злился, и, путаясь и запинаясь, сообщил Каморному, что Света попросила сделать ей на память копию видеокассеты с пожаром в ресторане. Он согласился — ведь пустяк, потому что материал уже был в эфире, так что никого он, Николай, не подвел и ничего плохого не сделал.

— Так-так, — пробормотал Каморный, — на память, говоришь… Ты знаешь, как я этого не люблю?

Николай мямлил что-то невразумительное.

— Может, тебе у нас работать надоело, ты вообще хочешь с телевидения уйти? Ты смотри, Николай, если от меня уйдешь, то я так могу устроить, что ты вообще ни на одном телеканале работы не найдешь. Может, ты думаешь, у меня связей не хватит?

Николай знал, что чего-чего, а связей, чтобы подгадить ему как следует, у Каморного хватит.

— Извини, Шура. — Он повесил повинную голову.

— Ладно, сейчас работаем, с девчонкой я сам потом поговорю. На память, значит… ну-ну.

Сама по себе девушка Света из монтажной нисколько Каморного не интересовала, но его очень интересовал вопрос, зачем она попросила копию видеокассеты. Для чего или, вернее, для кого она это сделала? Александр Каморный очень любил задавать вопросы. Но еще больше он любил на них отвечать. Если сам он не знал ответа, он находил людей которые знали и любыми средствами добивался, чтобы ему ответили.

Как герой замечательного советского романа «Золотой теленок» великий комбинатор Остап Бендер имел с своем активе четыреста относительно честных способов отъема денег у обывателя, так и репортер криминальной хроники Александр Каморный знал не менее четырехсот способов заставить человека ответить на его вопросы. Относительно честности этих способов можно было высказать некоторое сомнение, потому что входили в них и шантаж, и запугивание, а также элементарный подкуп. С принципами у Саши Камерного с детства проблем не было. Информация давала ему власть над людьми, а совесть, честь и достоинство — это, по выражению известного юмориста, слова греческие, мы их не понимаем. Некоторую информацию Каморный придерживал, она дожидалась своего часа, и это был вариант беспроигрышным. Некоторую информацию за хорошие деньги он соглашался забыть — не навсегда, на время. Информация — товар ходкий, грех этим не воспользоваться. И Каморный пользовался этим вовсю, сколотив за годы работы неплохой капитал.

Это идиотам-зрителям он представлялся бессребреником, болеющим за город и его жителей. Его невысокая, узкоплечая фигура, всегда в одном и том же черном свитере стала символом.., чего? — он не уточнял.

Света сидела в маленькой полутемной комнате одна, как вдруг почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Она скосила глаза — на соседнем пустом столе сидел Каморный, как всегда, весь в черном, и болтал ногами.

— Что за манера — подходить неслышно? — раздраженно сказала Света. — Тебе чего?

Каморный мягко спрыгнул со стола на пол и, крадучись, подошел к Свете.

— Лапушка, — он наклонился к самому ее уху, — говорят, ты мной интересуешься?

— С чего ты взял? — Она отстранилась и пожала плечами. — По-твоему, если бабули обмирают, на тебя по телевизору глядя, так и все должны тобой интересоваться?

— Ну не надо скромничать, — засмеялся Каморный неприятным скрипучим смехом.

Своему голосу он умел придать любое звучание — мягкое или грозное, смотря по обстоятельствам, но со смехом ничего не мог сделать — смеялся он очень неприятно. Он это знал, поэтому на экране всегда был серьезен, даже строг — выбрал такой имидж.

— Слушай, ты мне мешаешь, — раздраженно проговорила Света. — У меня работа, да и тебе, я знаю, скоро в эфир.

— Деточка, — проникновенно начал Каморный, — ты как со мной разговариваешь?

Ты как смеешь?

По ходу вопроса он нависал над Светой, и теперь она видела совсем рядом его светлые, почти прозрачные страшные глаза.

«Да он псих!» — мелькнуло в голове.

— Отстань от меня! — помимо воли, в голосе прозвучал страх.

Она даже махнула рукой, стараясь оттолкнуть его страшное лицо. Каморный перехватил ее руку и сжал кисть железной хваткой.

— А ну говори быстро, для кого брала у Кольки копию видеокассеты! — прошипел он, — Отпусти, мне больно, — застонала Света. — Я сейчас заору.

Каморный усмехнулся и немного ослабил хватку. Это был один из его способов получения нужной информации — от невысокого, даже щуплого на вид, узкоплечего репортера никто не ожидал физической силы, поэтому на многих, особенно на женщин, такой прием действовал безотказно — женщины слабели от страха и неожиданности и рассказывали все.

Разумеется, с мужчинами — настоящими мужчинами, а не слизняками и тряпками, — Каморный опасался разговаривать в таком духе — можно было запросто получить в морду. Разозленный мужчина способен на многое под влиянием минуты — потом он может пожалеть, что не сдержался, но в ярости очень даже просто может отметелить будь здоров, так что две недели в эфир не выйдешь. Каморный очень заботился о своей внешности.

— Ну так для кого ты взяла кассету? — обратился он к Свете.

— Тебе какая разница, — отмахнулась она, — я с Колькой расплатилась.

— А со мной — нет. — Он опять больно защемил ее руку, но Света была начеку и двинула его каблуком под коленку.

— А ну, пошел отсюда, а то как тресну!

Александр Каморный был очень хорошим репортером и замечательным знатоком человеческой души. В данный момент он сразу понял, что Света его не боится и что следует срочно сменить тактику.

— Дорогая, — он отпустил Свету и даже отошел подальше, — я привык получать ответы на свои вопросы. И ты мне сейчас все расскажешь, иначе…

— Иначе — что? — прищурилась Света. — Ты сделаешь так, что меня уволят с телевидения? Я тебя умоляю, неужели ты думаешь, что я стану цепляться за эту работу?

— Да, — задумчиво произнес Каморный, — за эту работу ты, разумеется, цепляться не будешь… И чувствуешь себя в полной безопасности, имея покровителя — я еще не знаю, какого, но догадываюсь. Светлана Малькова, 1974 года рождения, проживает с матерью и младшей сестрой Ириной, 1978 года рождения, — начал он голосом старого кадровика.

Света насторожилась.

— Ирочка очень хорошенькая и умница, закончила платное отделение при институте Герцена. Знает два языка. И в прошлом году она познакомилась с английским моряком.

Корабли приходили с визитом вежливости, и девушек приглашали переводить. Такой милый молодой человек, Джулиан, мама и папа имеют ферму в графстве Йоркшир. Дети влюбились с первого взгляда, и вот как раз сейчас Ирочка получила диплом и собралась ехать в Англию к жениху. Прелестная девушка, английские папа с мамой просто в восторге от будущей невестки. Но вот интересно, как изменится их мнение, если они узнают, что в шестнадцать лет Ира попала в плохую компанию, увлеклась наркотиками и даже была задержана однажды в ночном клубе и в состоянии сильного наркотического опьянения привезена в двадцать третье отделение милиции города Санкт-Петербурга, о чем имеется запись в протоколе от семнадцатого марта одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года.

Каморный весело посмотрел на побледневшую Свету и продолжил:

— И еще так некстати случившийся в отделении репортер успел щелкнуть юную наркоманку в таком виде, что чопорные англичане копыта отбросят, когда увидят фотографию.

Света не издала ни звука, Каморный даже удивился такой выдержке.

— Вы с сестрицей, конечно, можете надеяться, что если Джулиан любит свою невесту, то не посмотрит на ее прошлое — с кем по молодости не бывает? И даже родители, когда увидят Ирочку воочию, изменят свое мнение.

Так вот, напрасно вы на это надеетесь. Ни хрена они не изменят мнение, потому что ни Джулиану, ни респектабельным родителям просто не дадут возможности узнать Ирочку поближе. Англичане вообще не любят пускать на свой остров чужих, в особенности молодых женщин сомнительной репутации. Если не ошибаюсь, Ирочке как раз в эти дни оформляют визу? Как думаешь, какой ответ даст консульство, если послать им фотографию шестнадцатилетней наркоманки и копию протокола?

Каморный с нетерпением ожидал взрыва, рыданий, того, что Света бросится на него с кулаками. Именно эти минуты он, сам себе не признаваясь, находил самыми приятными в своей работе. Опасаясь нападения, он даже отошел в угол комнаты, но Света молчала, отвернувшись. В глубине души Каморный несколько растерялся — он исчерпал все свои аргументы, а результата пока не достиг. Наконец она повернулась и посмотрела на него пристально. Взгляд ее Камерному понравился. Хороший взгляд, прямой и честный, чувствовалась, что его обладательница, не задумываясь, разорвала бы Каморного на куски или переехала автомобилем, причем сделала это своими руками, никому не поручая, и не надеясь на посторонних.

— Ты понимаешь, что я готова сделать все, чтобы Ирка уехала из этой паршивой страны?

— Понимаю, дорогая, иначе я не стал бы затрагивать этот вопрос.

— Ты понимаешь так же, что если ты по злобе или подлости характера все же сделаешь так, что ей не дадут визу, то мне станет нечего терять.

Каморный еще раз заглянул ей в глаза и согласился.

Далее, отвечая на его наводящие вопросы она рассказала, что копию видеокассеты ее просил достать Антон Ребров, доверенный помощник Вадима Крутицкого, ныне покойного. Зачем ему это было нужно, она, Света, понятия не имеет.

— Доверенный помощник, говоришь… — задумчиво бормотал Каморный. — А откуда ты его знаешь? Спала с ним, что ли?

— Ты не поверишь, но не спала и не собираюсь, — устало улыбнулась Света. — Просто в детстве мы жили в одном доме.

— А как он живет сейчас? — заинтересовался Каморный. — Семья, дети, какая квартира?

— Откуда я знаю! — Света пожала плечами. — Я сказала, что знала, а теперь — проваливай. И помни наш уговор: мне терять нечего.

* * *


Света Малькова, сколько себя помнила, всегда считалась старшей. Это внушили ей родители лет примерно с четырех, когда родилась младшая сестренка Ирочка.

«Ты старшая, — говорили ей, — и должна понимать, что младенцу нужен покой, поэтому нельзя прыгать и играть в шумные игры».

«Ты старшая, — говорили ей, по прошествии шести лет, — и должна не бегать с подружками, а присматривать за сестрой во дворе, не отпуская ее от себя ни на минуту».

«Ты старшая, — твердила мать, — и должна вовремя приводить сестру из школы и контролировать приготовление уроков».

И Света все делала, не потому что была особенно послушным ребенком, а потому что действительно чувствовала ответственность за младшую сестренку. Родителям было некогда: отец часто ездил в командировки, а мать работала, но все как-то неудачно — какие-то у нее все время были проблемы с работой, потому что была она человеком взбалмошным и долго не могла ужиться ни в одном коллективе. Она часто меняла места работы и, не имея специального образования, устраивалась то техником, то секретаршей, то вообще лаборанткой. В первое время шла она на новую работу как на праздник и по утрам, тщательно накладывая макияж перед зеркалом, рассказывала дочерям, какие замечательные работают люди в ее новом коллективе, какая в отделе творческая атмосфера и здоровый психологический климат. Так продолжалось несколько месяцев, после чего мать начинала приходить с работы взвинченная, начальника называла старым козлом, сотрудники мужского пола становились у нее хамами, а сотрудницы — все поголовно стервами и старыми грымзами. Заканчивалось все тоже всегда одинаково — мать увольнялась по собственному желанию и проводила время, лежа на диване с телефоном в одной руке и с сигаретой в другой. Потом она оживала, говорила, что ей осточертел быт — все эти кастрюли и грязное белье, и история с устройством на работу начиналась по новой. Естественно, при такой сложной жизни матери некогда было заниматься дочерьми.

И Света учила Ирочку самым необходимым вещам: кататься на двухколесном велосипеде, собирать кубик Рубика, читать, потом, лет в двенадцать, — красиво укладывать волосы и красить ресницы.

Когда Свете исполнилось семнадцать и она заканчивала школу, а Ирка вступила в беспокойный возраст тинейджеров, родители не придумали ничего лучшего, как развестись.

Дело происходило летом, Ирочку отправили в пионерский лагерь, а Света сдавала выпускные экзамены. И вот, как раз перед математикой родители и огорошили ее известием.

— Вы что — рехнулись? — только и нашлась она что сказать.

Мать бегала как безумная по комнате, беспрерывно куря и рассыпая вокруг пепел, отец морщился и отводил глаза.

— Выйдем на балкон, — кивнула ему Света.

— Ты соображаешь, что делаешь? — накинулась она на него злым шепотом. — На кого ты нас оставляешь? Ведь она же совершенно не умеет жить!

Отец промямлил что-то по поводу того, что он будет присылать деньги.

— Сколько? — агрессивно наступала на него Света. — И потом — что значит — присылать?

Отец пробормотал, что да, он переезжает жить в Москву — не случайно ездил так часто туда в командировки, поняла Света. Он все оставляет им — квартиру, имущество, а сам начинает с нуля — на новом месте, с новой женой.

— В одной семье порядка не навел, так и в другой ничего не получится! — зло прошипела Света.

— Стерва какая выросла! — отшатнулся он.

— Заткнись! — закричала дочь уже в полный голос. — Ирка еще маленькая совсем, кто ее будет растить? Ты об этом подумал?

Отец только махнул рукой и через несколько дней уехал, а у матери, как Света и опасалась, началась сильнейшая депрессия. «Ей только повод дай себя пожалеть!» — зло думала Света. Иру оставили в лагере еще на одну смену, а про то, что Света сдает выпускные экзамены и нужно как-то определяться с дальнейшей учебой, родители просто забыли.

Мать валялась на диване, нечесаная и курила так, что Свете хотелось иногда вызвать пожарную команду. Потом мать стала куда-то уходить надолго, Свете некогда было за ней следить. Выпускные она сдала кое-как, о поступлении в институт нечего было и думать — ни денег нет платить репетиторам, ни времени на подготовку, да и желание пропало.

Прошел месяц, Света с недобрым чувством ждала приезда младшей сестры, и предчувствия ее не обманули. Узнав новости, Ирка стала проводить время так же, как мать, — рыдала и валялась на диване, только что не курила. Они вообще с матерью были похожи не только внешне — обе имели неустойчивый, слишком эмоциональный характер, только мать была неуживчива и неприятна в общении, а Иришка была человек легкий, только слишком сентиментальный.

Денег от отца не поступало, и тогда Света позвонила ему в Москву и задала прямой вопрос, на который получила такой же прямой и достаточно холодный ответ. Отец сказал, что все деньги, что были отложены у него — три тысячи долларов, — он оставил матери, и что неужели за два месяца они уже кончились, и пусть Света передаст матери, что он не Рокфеллер, и не может содержать их как королев.

Света похолодела и повесила трубку. Матери не было дома, Света перевернула вверх дном всю квартиру и нашла деньги, вернее, то, что от них осталось — немногим больше тысячи баксов. Как выяснилось позже, остальное мать уже успела потратить на всевозможных колдунов и экстрасенсов, которые обещали ей вернуть мужа с помощью самых различных способов. Деньги ушли как вода в песок, а муж и не собирался возвращаться. Света забрала остатки долларов и, в свою очередь, спрятала их так, что ни матери, ни Ирке ни за что было их не найти. С Иркиной депрессией она расправилась быстро — схватила сестру за волосы и выволокла в ванную под холодный душ — все как рукой сняло, а потом отправила в школу — благо наступило первое сентября. Руки чесались устроить такую же трепку матери, но Света прикинула свои возможности и отступилась: мать, несмотря на тонкую душевную организацию, имела приличный вес и комплекцию плотную — в свое время и начала из-за этого курить, надеясь отодвинуть надвигающуюся полноту.

Лишившись денег, мать стала ходить в районную поликлинику, жалуясь на несуществующие болезни, а Света устроилась продавщицей в хозяйственный магазин рядом с домом. Мать о работе и не помышляла — выяснилось, что у нее пониженное давление, и теперь встать раньше одиннадцати утра стало ей невозможно.

Умерла бабушка и оставила Свете маленькую однокомнатную квартиру. Света сдала ее знакомым, жить стало полегче, да и отец иногда кое-что присылал на Ирку. Так и жили, Света нашла работу получше — в одной фирме, пришлось, правда, спать с директором, но не очень часто. А потом Ирка попала в плохую компанию, начала курить травку и даже колоться. Света тогда как-то ослабила контроль — нужно же было и о себе немножко подумать. В общем, выяснилось все, только когда Ирку задержали в ночном клубе и отправили в отделение.

Вот тогда очень помог Антон Ребров. Они раньше жили в одном доме, Антон был старше Светы на три года. Потом он переехал в свою квартиру, но изредка навещал родителей.

Они тогда совершенно случайно столкнулись во дворе, Антон сам поинтересовался, что же случилось — как видно, выглядела Света так, что даже постороннему человеку было ясно, что у нее несчастье. Антон выслушал Свету, дал телефон частной клиники, сказал, что платить не надо — у него там связи. Через два месяца Ирку выписали и перевели в другую школу, все наладилось. Антону Света просто сказала, что сделает все, что он попросит, в любое время и в любом месте. Тот посмотрел оценивающе и кивнул согласно.

Он мало к ней обращался, и, в общем-то, по мелочам: сообщать ему некоторые новости до того, как они пойдут в эфир, а также то, что поступает из Москвы. Света к тому времени ушла из своей фирмы — уж очень директор надоел — и устроилась на телевидение.

* * *


На следующий день после трагедии в «Голден-Холле» Антон Ребров созвал экстренное заседание Городской Нефтяной Компании.

Увидев, что он занял место Крутицкого во главе стола, учредители переглянулись, но до поры промолчали. Они не хотели пока решать между собой главный вопрос — кто займет место покойника, поскольку не выяснили еще пока главный расклад сил и позволили Антону посидеть на этом месте — пусть мальчик потешит самолюбие.

— Вы все знаете, по какому трагическому поводу я пригласил вас сегодня в этот кабинет.

Вадим Георгиевич трагически погиб, и мы сегодня должны оценить сложившуюся ситуацию и наметить первоочередные шаги, которые следует предпринять, чтобы наша компания не утратила своих позиций в топливном бизнесе города…

Участники совещания — тертые, опытные люди, много повидавшие на своем веку, без особого интереса слушали речь Антона, — говорит парень общие слова, сотрясает воздух…

Гораздо больше их интересовал расклад сил в правлении фирмы после смерти Крутицкого, поэтому они с опаской поглядывали друг на друга, пытаясь оценить — спелся ли кто-нибудь из них втихую, чтобы захватить власть и потеснить остальных компаньонов, возникли ли в правлении какие-либо сепаратные группировки…

Антон между тем продолжал:

— Мне кажутся особенно важными два момента. Мы не знаем, кто убил Крутицкого, но наиболее вероятно, что за этим убийством стоят наши основные конкуренты. Кому еще может быть настолько выгодна его смерть? Теперь, в сложившейся ситуации, они попробуют использовать временное преимущество — то есть, они будут считать, что приобрели временное преимущество, обезглавив нашу фирму… — Антон не заметил или сделал вид, что не заметил, насколько буквально он употребил слово «обезглавив», но сидевший справа от него Теймураз Аполлонович Нодия невольно поморщился, — и, постараются вытеснить нас с рынка. Значит, мы должны, во-первых, полностью сохранить под контролем ситуацию в нашей компании, не растерять силы в борьбе за власть, — Антон жестким внимательным взглядом окинул сидящих за столом. — И во-вторых, нанести ответный удар — именно сейчас, когда они этого совершенно не ожидают.

Люди за столом зашевелились, слова Антона явно произвели на них надлежащее впечатление. Разумеется, они и без Антона подозревали, что за убийством Крутицкого стоит их главный конкурент на топливном рынке города — компания «Петройл», — но предложение нанести конкурентам ответный удар — никто не сказал вслух, что под этим имеется в виду, но было для всех очевидно, — это предложение показалось компаньонам неожиданным, опасным, но выдающим решительного и жесткого руководителя. От молодого Антона, которого все считали всего лишь «шестеркой» Крутицкого, мальчиком на побегушках, такого не ждали.

Антон тем временем продолжал:

— Я взял на себя смелость подготовить этот ответный удар, нашел квалифицированного исполнителя и провел с ним предварительные переговоры. Не напрямую, конечно, — с соблюдением всех необходимых мер предосторожности. Если вы, господа, не возражаете против такой меры, — а она представляется мне абсолютно разумной и своевременной, — я дам команду на исполнение нашей.., просьбы.

Члены правления переглянулись. Никто из них не возразил. Антон кивнул и сказал:

— Я расцениваю ваше молчание как поддержку этой акции и благодарю всех за оказанное мне доверие. Теперь я хотел бы поделиться с вами некоторыми своими соображениями по организационным вопросам. Только что вы оказали мне доверие… Было бы разумным, чтобы ваше доверие оказалось еще большим, и вы доверили мне руководство компанией, по крайней мере, на первое время.

За столом поднялся возмущенный ропот: такой наглости от Антона не ожидали.

Антон же поднял руку, призывая собравшихся к тишине и продолжал:

— Мое предложение могло показаться вам необдуманным, но, однако, я попрошу вашего внимания еще на несколько минут и постараюсь привести несколько аргументов в поддержку этого варианта.

Члены правления по-прежнему возмущенно переговаривались, но одновременно старались не пропустить ни слова из выступления Антона.

— Аргумент первый. Покойный Вадим Георгиевич очень мне доверял… Конечно, такое доверие мне, возможно, не удалось еще полностью оправдать… Однако оно, это доверие, было так велико, что я стал единственным человеком, кроме него, имеющим право распоряжаться суммами из «Фонда В». Все вы знаете, насколько значительны эти суммы. Конечно, вполне возможно изменить право доступа к фонду, но это потребует значительного времени, а время — это то, чем мы на данный момент не располагаем.

После таких слов в кабинете началось уже что-то невообразимое. Господа учредители кричали все одновременно, кто-то вскочил и полез за пазуху, забыв, что все сдали личное оружие охранникам. Дело заключалось в том, что «Фонд В», предназначенный для специальных целей — подкупа высокопоставленных государственных чиновников, — был святая святых фирмы. Счет был размещен в одном из знаменитых швейцарских банков, славящихся своей надежностью и конфиденциальностью, деньги на нем хранились огромные, и распоряжаться ими мог только председатель правления с разрешения всего совета. И вот теперь выясняется, что мальчишка каким-то образом сумел прибрать счет к рукам!

А «мальчишка» потратил на это всю предыдущую ночь. Сразу же после убийства Крутицкого, как только смог уехать из «Голден-Холла», Антон обыскал кабинет шефа, и поиск его увенчался успехом: он нашел в сейфе секретный код, которым сопровождались все распоряжения по швейцарскому счету. Затем с личного факса шефа он отправил сообщение о том, что операции по счету доверяются лично ему, Антону Реброву, и поставил внизу подпись Крутицкого, аккуратно сняв ее при помощи обычного ксерокса с кадрового приказа по фирме. Швейцарцы убедились, что распоряжение поступило с личного факса Крутицкого, подписано им и сопровождено его личным кодом, — и дали ему ход. Так что в данный момент Антон Ребров был единственным человеком, который мог распоряжаться многомиллионным фондом.

— Аргумент второй, — продолжал Антон спокойным и твердым голосом, мгновенно заставив всех присутствующих затихнуть и прислушаться. Он включил переговорное устройство и негромко распорядился:

— Алиса, принесите, пожалуйста, конверты.

В кабинет вошла секретарша председателя Алиса. Обойдя вокруг стола, она положила перед каждым из участников совещания конверт с напечатанным на нем именем получателя.

— Прошу вас, господа, вскройте свои конверты.

Заинтригованные учредители разорвали конверты и углубились в чтение. Впрочем, долго читать им не пришлось — в каждом конверте был только один листок, и на большинстве листков была напечатана только одна фраза.

Однако этого оказалось достаточно для того, чтобы в комнате стало жарко, как в бане.

— Ты, молокосос, что себе позволяешь? — заорал, вскочив из-за стола, Павел Шмарин, чьи связи в уголовном мире города ни для кого не были секретом. — Да я тебя в пыль разотру!

Антон спокойно улыбнулся и снова включил переговорное устройство и произнес на этот раз только одно слово:

— Олег!

Двери кабинета распахнулись — все двери одновременно, — и в кабинете показались плечистые коротко стриженные молодые люди с короткими десантными автоматами в руках.

— Господа! — как ни в чем не бывало продолжал Антон. — Я не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо. Просто я предвидел некоторую слишком нервную реакцию участников сегодняшнего совещания и принял меры для того, чтобы никто из вас не поспешил с необдуманным решением. Я прошу вас только некоторое время сохранять спокойствие, еще раз прочитать содержимое своих конвертов и подумать.

Нервно оглядываясь на стоящих у дверей бойцов, «господа учредители» вновь перечитали свои листки. Каждый из них прочел краткий перечень имеющегося на него компромата. Этот материал собирал Крутицкий, и Антон в свое время внес немалый вклад в его частные расследования. Крутицкому компромат на партнеров нужен был для полного контроля над компанией, и ту же цель преследовал сейчас Антон… Только один листок был чистым: листок Нодия. Теймураз Аполлонович понял смысл чистого листа: это было недвусмысленное предложение поддержать молодого председателя и разделить с ним фактическое руководство компанией. Нодия оглядел сидящих за столом, увидел их лица, искаженные страхом и злобой, и внутренне одобрил действия Антона Реброва. Этот парень достаточно решителен, жесток и беспринципен для того, чтобы руководить компанией.

— Что вы слушаете этого сопляка? — заорал Шмарин, снова вскочив на ноги. — Да ему, дешевке, ларек на рынке доверить нельзя! Он до вечера не доживет, я обещаю! — И Шмарин бросился к двери, не обращая внимания на дула автоматов.

Антон, не торопясь, вынул из кармана небольшой плоский пистолет и выстрелил в затылок несговорчивому компаньону. Шмарин споткнулся и рухнул на ковер как подкошенный.

— Это была вынужденная мера, господа, — сказал Антон вежливым, чуть виноватым голосом. — Павел Артурович вел с нами не вполне честную игру. В прошлом году он присвоил деньги компании… Довольно значительную сумму. Помните — неожиданное требование «тамбовцев»? «Тамбовцы» были тут ни при чем, это Павел разыграл тогда собственную игру. Кроме того, он неоднократно продавал конкурентам наши коммерческие секреты…

Такой человек не может быть участником совета учредителей, не правда ли? Я думаю, мы воспользуемся кворумом и выведем его из совета. Олег! — обратился Антон к начальнику охраны. — Распорядись, чтобы здесь убрали.

— Я думаю, — медленно и весомо заговорил Теймураз Аполлонович, — что господа учредители со мной согласятся: сегодня наша компания входит в новый, блестящий период.

В лице господина Реброва мы видим очень многообещающего руководителя. Пусть он молод… Но этот недостаток со временем пройдет.

А в остальном он кажется мне замечательным кандидатом на пост председателя совета. Кто согласен со мной? — И старый пират поднял руку, как делал это не раз на пленумах обкома партии, на коллегии КГБ.

Руки начали неуверенно подниматься одна за другой, и зоркий глаз Теймураза фиксировал все — растерянность на одном лице, колебания на другом, страх и ненависть на третьем…

Замечать все было у Теймураза профессиональной чертой: политика — бизнес психологический.

Антон обменялся с ним взглядом, и оба они поняли, что сегодня сыграли свою игру, и карта им пошла, сегодня они — партнеры, но иметь такого партнера — все равно, что ложиться спать с гремучей змеей под подушкой.

— Итак, — резюмировал Теймураз, — сегодня мы единогласно выбрали господина Реброва председателем совета учредителей.

Ответом ему было угрюмое молчание. Антон нажал кнопку переговорного устройства и произнес:

— Алиса, принесите, пожалуйста, кофе.

Для всех участников совета.

* * *


Каморный ушел от Светы с двойственным чувством. С одной стороны, приятно было испытывать легкое удовлетворение оттого, что заставил девчонку говорить. С другой стороны, он наехал на нее так, что любо-дорого было послушать, а взамен получил ерундовую информацию: кассету она отдала Антону Реброву, то есть в конечном итоге — Крутицкому. Стало быть, Крутицкий что-то заподозрил после пожара в ресторане и срочно захотел уточнить. И выяснил, надо думать, что раненая девушка — та самая Катя Михайлова, конкурентка его блондинки. Ну и что из этого следует? Только одно: что Крутицкий не имел никакого отношения к случаю в ресторане, все произошло совершенно случайно, для него это было неожиданностью. Но тогда как быть с убийством самого Крутицкого? Там, в «Голден-Холле», было множество народа — зрители, сотрудники… И на сцене в самый трагический момент находились девушки, ведущая… Каморный по горячим следам сумел выяснить вчера, что козел-охранник даже не смог подстрелить этого ненормального осветителя, как его… Локоткова. Тот сам бросился вниз. Именно бросился, а не сорвался, хотя спокойно мог удержаться. Или пытаться как-то выбраться… Стало быть, опять самоубийство. Один сжег себя, другой бросился вниз и разбился. И если в первом случае можно думать, что девушка действительно пострадала случайно, то в «Голден-Холле» ни о какой случайности не может быть и речи: здоровенную штангу случайно вниз не уронишь — это не перчатка. Так или иначе, все это очень интересно, и он, Каморный, постарается загадку разгадать.

Каморный начал со способов традиционных. Через знакомого сотрудника уголовного розыска, которых, надо сказать, у него были десятки, если не сотни, он сумел разузнать, как продвигается расследование пожара в ресторане. Труп человека, выбравшего такой оригинальный способ для того, чтобы расстаться с жизнью, благодаря своевременному вмешательству хозяина ресторана с огнетушителем, обгорел не полностью. Остались лохмотья одежды, и даже в кармане пиджака эксперты нашли обгорелый бумажник. Патологоанатом дал заключение, что смерть наступила не от ожогов, а от сильного удара головой о зеркало.

То есть ожоги были очень сильные, и, несомненно, человек не выжил бы, но умер в таком случае не сразу, долго бы мучился. В бумажнике же, надо сказать, ничего интересного не было — пара обгорелых визиток, прочитать фамилии на которых не было никакой возможности, да еще пластиковая карточка водительских прав, на которой с огромным трудом при помощи специального оборудования высмотрели эксперты, что фамилия владельца начинается с буквы не то "Б", не то "В".

И это было все, что узнал Камерный в компетентных органах. Он не впал в уныние, а потолкался еще немного в здании городского УВД, поинтриговал с начальством и, чтобы помочь следствию, вызвался объявить в следующем выпуске криминальных новостей обращение к родственникам или знакомым неизвестного самоубийцы. Милицейское начальство, подумав, дало добро, и уже вечером обращение пошло в эфир.

* * *


Сан Саныч Лебедев, муж Надежды, находился в недоумении. Его жена, которая терпеть не могла смотреть телевизор, в последние два дня просто не отлипала от голубого экрана.

И самое странное, что смотрела она не дамские сериалы, не мелодрамы и не передачу «Поле чудес», а любые новости — обычные, светские, криминальные и передачу «Совершенно секретно». Сан Саныч удивлялся недолго, потому что был очень занятым человеком — работал во многих местах, чтобы создать мало-мальски приличные условия существования для своей любимой жены Надежды и прокормить своего горячо любимого рыжего кота Бейсика.

Надежда же, как уже говорилось, имела достаточно свободного времени, так как в институте опять задерживали зарплату, а работать за идею ей не позволяло сильно развитое чувство собственного достоинства. Найти же приличную работу в какой-нибудь коммерческой фирме Надежда и не пыталась по причине возраста — через год, как ни противно это признавать, ей должно было исполниться пятьдесят лет. Голова у Надежды Николаевны всегда была светлая, поэтому она нашла себе весьма своеобразное хобби — разгадывать всякие криминальные случаи, которые происходили с ее многочисленными знакомыми.

Надежда от природы была женщиной очень общительной, и знакомые ее, хоть и были все людьми приличными, но часто попадали во всякие сомнительные истории, весьма интересные с Надеждиной точки зрения. Однако муж ее, Сан Саныч, так не думал, и очень не одобрял увлечение своей жены, потому что считал его весьма опасным. Поэтому Надежда старалась не утомлять его подробностями своих изысканий.

Но вот уже почти полгода с Надеждиными знакомыми не случалось ничего интересного, и она слегка заскучала. Поэтому и согласилась посидеть три недели с беспокойным первоклассником Димочкой, надеясь на какую-то смену обстановки. И она не обманулась в своих ожиданиях, потому что уже на второй день своей новой работы она встретила в метро человека, который оказался убийцей бизнесмена Крутицкого. Такое совпадение само по себе очень заинтересовало Надежду, и она стала смотреть все подряд новости, чтобы по горячим следам выяснить подробности трагедии в «Голден-Холле». Это не составило особого труда, потому что телевизионщики буквально кричали о таком знаменательном событии. Вадим Крутицкий был крупной фигурой в топливном бизнесе города. В течении трех дней, до субботы, Надежда оказалась полностью в курсе всей истории и предыстории. Каморный трудился как пчелка, проводил параллели, не забывал и о пожаре в ресторане. Среди прочего Надежда услышала в четверг вечером его обращение к телезрителям:

— Мужчина, совершивший в понедельник ужасный акт самосожжения в ресторане «У Карла и Клары», что находится на улице Савушкина, остался неопознанным, потому что сильно обгорел. Милиция просит заслушать его приметы, которые сообщили сотрудники ресторана: возраст около сорока, рост примерно 178 — 180 см, волосы светлые, был одет в черное кашемировое пальто и серый костюм. На водительских правах, что оказались при нем, удалось прочитать только заглавную букву фамилии, "В" или "Б". Итак, лиц, узнавших по описанию своего знакомого или родственника просят связаться с милицией по телефонам таким-то. Или можно позвонить на телевидение мне, Александру Камерному.

При этих словах на экране всплыл номер телефона.

Надежда машинально записала его на листке бумаги, а потом выключила телевизор и задумалась. Если в убийце Крутицкого она, не колеблясь, узнала молодого человека, которого видела в метро во вторник, то по приметам, описанным Каморным, она вспомнила второго человека, похожего на парня скованной походкой, неестественно прямой осанкой и странным выражением в глазах. Того типа она встретила в понедельник, он так же сидел напротив нее в первом вагоне в углу и вышел на «Черной речке». Ресторан «У Карла и Клары» находится на улице Савушкина. А улица Савушкина — это рядом со станцией метро «Черная речка».

Все сходится! Надежда встрепенулась. Два странных человека ехали с ней в метро, а потом вышли каждый на нужной ему станции и совершили весьма странные, мягко говоря, поступки. Сели они в поезд, как и Надежда, на станции метро «Московские ворота». Возле этой станции в десяти минутах ходьбы жили Надеждины работодатели, родители Димочки.

А вот что делали там те двое самоубийц?




Газета «Курьер» от 11 июня 1999 года:

Академия иррациональной психологии.

НЕ ЖДИТЕ ВТОРОГО ЗВОНКА!

Ведущий специалист по критическим и кризисным ситуациям аналитический астролог Михаил Белугин приглашает на консультацию всех, чья профессиональная деятельность связана с риском: бизнесменов, спортсменов, водителей, брокеров, пожарных, военных, представителей силовых структур, летчиков, спасателей.

Проанализируйте свою жизнь! Если в ней уже были аварии, в которых вы чудом остались живы; если вы пережили тяжелые приступы болезни, были ранены, травмированы, но выздоровели; если вы стали один раз объектом ограбления, покушения или сексуального домогательства, но избежали опасности; если у вас сорвалась крупная сделка, вас настигли неожиданные финансовые потери, предал друг или близкий человек — знайте, это первый звонок!

Не дожидайтесь, чтобы он прозвенел вновь!

Обратитесь к специалисту по кризисным ситуациям, чтобы сделать риск оправданным.




Невозможно описать, что делалось на телевидении сразу же после обращения Каморного. Телефоны буквально раскалились от звонков. Оказалось, что неизвестного мужчину в черном кашемировом пальто видело полгорода, причем в самых разных местах одновременно, а одна сильно немолодая, судя по голосу, дама назвала сразу трех подходящих личностей, предлагая Камерному выбрать из них нужного.

Разумеется, сам Каморный на звонки не отвечал, он просто физически не смог бы этого сделать, но девушки на телефонах очень скоро стали мысленно желать ему всего наихудшего, и как можно скорее.

Бестолковость населения впечатляла. Достаточно было наличия черного кашемирового пальто, чтобы его владелец был выбран в кандидаты на самосожжение. Среди всех прочих названы были член городского Законодательного собрания Григорий Баранок, потому что накануне его показали в новостях на улице, и черное кашемировое пальто, отлично сидевшее на крепкой фигуре, бросалось в глаза, а также артист театра на Фонтанке Евгений Велосипедов, потому что имел он замечательную светлую шевелюру. Незачем говорить, что оба известных человека пребывали в добром здравии и совершенно не собирались кончать жизнь самоубийством, тем более, таким странным способом.

И уже поздно ночью пробилась какая-то женщина из области, которая клятвенно утверждала, что как раз в понедельник именно такой мужчина, в черном пальто со светлыми волосами, бросился на переезде вблизи их деревни под поезд и так страшно крикнул, что она, женщина, три дня потом заснуть не могла, а труп увезла милиция.

После этого телефоны отключили до утра, потому что девушки всерьез подумывали, не устроить ли Камерному «темную».

А утром позвонила женщина и сдавленным от слез голосом просила передать Камерному, что приметы человека, устроившего самосожжение в ресторане, полностью совпадают с приметами ее мужа, Веретенникова Анатолия Викторовича, пропавшего в понедельник и не дающего о себе знать до сегодняшнего дня. Во вторник утром, проведя бессонную ночь, она отправилась в ближайшее отделение милиции, чтобы заявить о пропаже человека, но там над ней только посмеялись — подумаешь, мужик ночевать не пришел! Ну у бабы задержался, или с друзьями выпили сильно, он и заснул, так что не волнуйтесь, гражданочка, явится ваш благоверный, никуда не денется. А если не явится, то приходите через три дня, оставьте заявление, мы объявим официальный розыск.

Вот прошло три дня, но она ни за что больше не пойдет в то отделение, потому что разговаривали там с ней невежливо, можно даже сказать — грубо.

Передали Камерному, он заинтересовался.

Женщина производила приличное впечатление — не фантазерка и не истеричка, а что плачет, так есть причина — муж пропал. Каморный договорился о встрече, и через полчаса уже звонил в квартиру Веретенниковых, нацепив на лицо маску внимательного сочувствия.

Дверь открыли, не спрашивая. Каморный бросил беглый взгляд на хозяйку квартиры и сразу оценил ее. Вполне еще симпатичная женщина, лет около тридцати пяти. Он понял, что за те полчаса, что он ехал, женщина успела наскоро привести себя в порядок — причесалась и чуть тронула помадой бледные губы.

Надеты на женщине были черные брюки и темная свободная блузка — еще не траур, но дело к тому шло. Хозяйка была спокойна — видно, уже выплакала все слезы.

Спокойным, ровным, почти равнодушным голосом она рассказала Камерному, что муж ее Анатолий ушел утром в понедельник на работу в свою фирму, как обычно, в девять часов утра. И с тех пор она больше его не видела. Вечером она в фирму звонить постеснялась, а уж когда ночевать муж не пришел — заподозрила неладное, но не стала звонить по знакомым, мужа позорить, да и самой стыдно было. А утром муж тоже не явился, тогда она дождалась, когда фирма откроется и туда позвонила. А там девушка ответила, что Анатолий Викторович ушел вчера пораньше, часа в три, а сегодня нет его на работе, и она не знает, что делать, потому что назначены были с утра важные переговоры и клиент уже звонил, что выезжает, а директора и в помине нет. И что если очень нужно найти Анатолия Викторовича, то можете позвонить ему домой, вот домашний телефон, и жену зовут Нина, кстати, сама секретарь так и собирается сделать.

Услышав такой ответ, жена Нина впала в панику, пролепетала, что директор не ночевал дома, а потом бросила трубку и помчалась в ближайшее отделение милиции, но там с ней и разговаривать не стали, а даже посмеялись.., но про это она уже рассказы-. вала Камерному по телефону. И вот, сегодня пятница, и хорошо, что она услышала вчера обращение Камерного в криминальных новостях, а то просто хоть вешайся от неизвестности.

Каморный внимательно выслушал бедную женщину и решил вклиниться в ее скорбный монолог.

— Говорите, по приметам вы опознали вашего мужа?

— Конечно! Я потому и позвонила вам, что вы просто описали Толю. Черное кашемировое пальто, он всегда, в любой мороз ходил без шапки, потому что волосы очень густые были… — поняв, что сама того не желая, уже говорит о муже в прошедшем времени, она в ужасе закрыла рот рукой.

— А машина? — быстро спросил Каморный, пока она не начала рыдать. — Была у него машина?

— Конечно, он на работу на ней всегда ездил. Черная «ауди», новая, в прошлом году он ее купил.

— И где же она сейчас? — Каморный спросил так, на всякий случай.

— Понятия не имею, — женщина пожала плечами абсолютно искренне. — У меня муж пропал, так думаете, я буду по машине сокрушаться?

— Так какие еще приметы? — Каморный счел за лучшее перевести разговор на другую тему.

— Костюм темно-серый, хороший, рубашка голубая, новая, галстук французский, в золотистых тонах, как сейчас модно… — Она все-таки заплакала.

— А могу я посмотреть его фотографию? — поинтересовался Каморный.

— Разумеется, вот, самая последняя.

На фото был изображен довольно симпатичный мужчина, загорелый, светловолосый.

Одет мужчина был в светлую рубашку с коротким рукавом и белые шорты.

— Это прошлым летом, в Сочи мы с ним были.

— Нельзя ли мне эту фотографию взять с собой? — осторожно начал Каморный. — Ее следует показать кое-кому, кто может точно сказать, ваш ли муж был в ресторане.

Он ожидал нового взрыва слез, но женщина огорчилась по другому поводу:

— Вы уже уходите? Подождите, хотите, я кофе сварю?

Каморный понял, что ей страшно и одиноко сидеть в пустой квартире в полной неизвестности.

— Хорошо, я выпью кофе.

— У вас есть родственники? — спросил он, отхлебывая горячий напиток. — Нехорошо быть одной в такое время.

— Близких нет, — отозвалась она. — Я ведь сама не отсюда, не здесь родилась, так что и подруг близких здесь нету.

— А в какой фирме работал ваш муж? — гнул свое Каморный — ему нужно было узнать побольше подробностей про странного самоубийцу, потому что в глубине души он чувствовал, что Анатолий Веретенников — это он и есть, уж больно много совпадений — и приметы, и наличие машины, и фамилия на "В" начинается.

— Фирма называется «Теллур», а вот что они там делали, я и не знаю, — смущенно призналась женщина, — Толя не посвящал меня в свои дела.

— Расскажите мне о нем, — доверительным голосом попросил Каморный, надеясь, что узнает что-либо важное. — Понимаете, если это он там, в ресторане, то ведь не может же быть так вдруг, ни с того, ни с сего… Вы не замечали за ним никаких странностей в последнее время?

Она помолчала, глядя в пустую чашку.

— Конечно замечала, больше вам скажу — я почти уверена, что это он там, чувствовала я, что с ним что-то происходит. Это с прошлого лета началось, какой-то он стал молчаливый, все задумывался. Друг у него погиб в аварии, а он. Толя-то, должен был с ним на дачу ехать, да в последний день что-то спину у него прихватило — радикулит вдруг ни с того, ни с сего. Он и остался дома, а те ехали по скользкой дороге в дождь, машину занесло, и друга насмерть, а остальных ранило сильно.

Я сначала не придала значения — близкий друг погиб, естественно, человек переживать должен. Думала, время все излечит. Съездили мы с ним в Сочи, там муж ожил немного — море, солнце, сами понимаете, а осенью все еще хуже стало. Со мной совсем перестал разговаривать, все молчит, думает, раздражаться стал по пустякам. Душевный кризис у него какой-то. Я так переживала, даже работу бросила, чтобы ничего не мешало о нем заботиться.

— Вы работали? — удивился Камерный, судя по тому, что он узнал и мог видеть в квартире, жили супруги Веретенниковы в достатке, незачем было жене работать.

— Работала, — оживилась хозяйка, — вы знаете, долго не могла работу бросить, а осенью решилась. Работала я в интернате для слаборазвитых детей. Нет, вы не думайте, — заторопилась она, заметив, очевидно, как репортер невольно поморщился, — у нас не дебилы, которым уже ничем помочь нельзя, а просто дети с замедленным развитием. Некоторые внешне как нормальные, просто близки к нижней границе развития. Ведь их-то как раз обязательно нужно учить, потому что нормальный ребенок что-то может спросить, что-то по телевизору ухватит, а этим-то как трудно все дается.

"Странное дело, — размышлял Каморный, — если муж стал мрачный, раздражается по пустякам, то какая мысль сразу же приходит в голову любой жене? Увлекся другой.

А когда муж начинает приходить поздно, говорит, что задерживается на работе, но дома тихий и смирный, то нормальная жена сразу же сообразит, что с той, другой, у мужа все в порядке, любовь взаимна, и нашли место для встреч. Дальше жены поступают по-разному, но в первой, так сказать, стадии супружеской измены все мыслят одинаково. Но этой жене, судя по всему, такая мысль в голову не приходила. А почему? Откровенно, говоря, женщина она, может, и неплохая, но зануда порядочная. И запросто мог муженек от такой загулять. Но получается несоответствие: Веретенников был хмур, раздражен, но приходил поздно, не рассказывал жене, где пропадает, и вообще мало с ней общался. Уж если бы он с бабой был, то заранее придумывал оправдания. И потом, если у тебя женщина, то зачем самоубийством жизнь кончать?

Нет, тут не то…"

— И что же вы преподавали? — из вежливости спросил Камерный.

Ему стало скучно, он понял, что вряд ли выяснит у этой курицы что-либо интересное, и нужно скорее уходить, не забыв прихватить фотографию, чтобы предъявить ее для опознания гардеробщице Дине из ресторана. Но, если он хочет продолжать свое расследование, то потом придется уговорить эту бабу дать интервью для программы криминальных новостей, если выяснится, что это ее муж сгорел в ресторане. Стало быть, нужно оставить о себе благоприятное впечатление, иначе в следующий раз она его и на порог не пустит.

— Я преподавала ручной труд, — с гордостью ответила Нина.

Камерный чуть не поперхнулся остывшим кофе, но она этого не заметила.

— Да, ручной труд для девочек.

— Домоводство, что ли? — с трудом вспомнил Каморный слово из школьной жизни.

— Видите ли, домоводство подразумевает наличие дома, семьи. А для моих девочек это, сами понимаете, вряд ли возможно. Ведь головки-то слабые — кто на такой захочет жениться? И детей нельзя заводить. И ко всякой умственной работе они не способны. Но как раз руки-то у многих очень хорошие. Вот я и старалась дать им побольше умения всякого — учила шить, вязать, вышивать, даже ковры мы ткали.

Тут Каморный понял, почему квартира с первого взгляда показалась ему несколько своеобразной — на стенах висело множество панно и тканых ковриков, выполненных, как он понял, самой хозяйкой.

— И пришлось работу бросить, ради мужа, — пригорюнилась хозяйка. — А как уж меня уговаривали, завуч Валерия Петровна прямо обиделась, что я ухожу.

Каморный испугался, что сейчас начнется перечисление всех школьных сплетен и поднялся.

— Уж простите, Нина, но я на работе, нужно идти. Я вам позвоню и сообщу, если будут новости.

— Обязательно, я вас очень прошу!

* * *


Оператор Николай в машине изнывал от скуки.

— Ты, Шура, с ней там что делал? — возмущенно спросил он.

— Кофе пил, — буркнул Каморный. — Давай на Савушкина, в ресторан.

«У Карла и Клары» по дневному времени было закрыто. Охранник Геннадий еще не заступил, а Дина убирала в холле. На стук она приоткрыла дверь и высунула голову.

— У нас закрыто!

— Ты что, девочка, меня не узнаешь? — вкрадчиво начал Каморный. — Открой дверь, мне с тобой переговорить нужно. Это недолго.

— Хозяин не велел, — потупилась Дина.

— Да брось ты, пять минут всего. — Каморный нажал на дверь.

— Константин Петрович! — звонко крикнула Дина.

Появился хозяин и не спеша подошел к двери.

— Чего ломитесь? Закрыто у нас.

— Мне по делу…

— Знаю я твои дела, — разозлился Константин Петрович, — шныряешь тут. Имей в виду, что Эдуарда я уволил.

— Налоговую напущу! — пригрозил расстроенный Камерный, он-то рассчитывал, если не пустят к Дине, разжиться информацией у Эдуарда.

Константин Петрович только хмыкнул: в налоговой уже давно у него все было схвачено.

— Ладно, хозяин, давай по-хорошему. — Камерный всегда умел признать свои ошибки и сменить тактику. — Мне нужно девочке предъявить фотографию того типа, что у вас в понедельник шухер устроил. Так скорее будет, а не то через милицию буду действовать.

Понаедут, корми их всех. Опять же проверки всякие… Тебе это надо?

Константин Петрович снова хмыкнул, потому что в милиции у него тоже все было схвачено, но, поразмыслив, решил, что вреда не будет, если Дина посмотрит на фото.

— Ладно, только этого, — он кивнул на оператора Николая с камерой, — вон!

Камерный выложил перед Диной фотографию.

— Ну?

— Что — ну? Не он это, — дала Дина однозначный ответ.

— Почему — не он? Пальто нету? — рассердился Камерный.

— При чем тут пальто? Не в пальто дело.

Не он — и все.

— Ты подожди, — Каморный взял себя в руки, — ты внимательно посмотри. Чем этот, на фото, от того отличается? Ты представь, что на нем та же одежда — костюм серый…

— Ну да, — начала вспоминать Дина, — рубашка не помню, какая, а галстук красивый, в золотистых тонах, волосы вроде похожи…

— Так, все сходится, а что не то?

— Этот, на фото — мужчина симпатичный, интересный даже, а тот, в понедельник, был какой-то странный… Глаза у него.., дикие какие-то, неживые, смотрел как из могилы.

— А ты представь, что у этого тоже такие глаза, тогда были бы они похожи?

— Вроде бы, — с сомнением сказала Дина, — но я не уверена.

— Ну ладно, — поднялся Каморный, — я сейчас в милицию, пускай опознают его по зубам там или как еще, а вам спасибо.

По дороге из милиции в студию Каморный позвонил в фирму «Теллур», чьим учредителем и директором был Веретенников, и узнал, что фирма занимается поставками промышленного осветительного оборудования. Перед глазами его всплыла рухнувшая в «Голден-Холле» стойка с софитами, и он, выяснив у знакомого администратора «Голден-Холла» название и номер телефона строительной фирмы, что выполняла внутреннюю отделку здания, без труда узнал, что да, осветительное оборудование в «Голден-Холл» поставляла фирма «Теллур».

— Ну дела-а, — сам себе тихонько сказал Каморный, — как все взаимосвязано;

Он не сомневался в завтрашнем ответе экспертов: человек, устроивший самосожжение в ресторане, был директор фирмы «Теллур» Анатолий Викторович Веретенников. Оставалось выяснить, за каким чертом он это сделал?




Газета «Асток-Пресс» от 19 января 1999 года: академия иррациональной психологии.

Маг, эзотерический психолог, египтолог, основатель ордена «Золотой путь магии»

А. В. ЧУПЛАЕВ.

Расклад Сета.

Предсказания, диагностика и снятие порчи, венца безбрачия.

Заговор на удачу в бизнесе.

Заговор на сексуальное обольщение.

Приворот (возврат любимых).

Коррекция семейных отношений.




Антон Ребров дождался контрольного времени и набрал на сотовом телефоне нужный номер. Выждав два гудка, дал отбой и снова набрал тот же номер. Теперь он выждал три гудка и уже окончательно отключил телефон. Два звонка по этому номеру были паролем — вызывали на встречу. Теперь Антон поехал к известному ему дому на Вознесенском проспекте.

Войдя в подъезд, Антон сдержал желание оглянуться и поднялся на площадку второго этажа. Дом уже долгое время был в состоянии непрерывного ремонта, и Антон аккуратно перешагивал через разбитые ступеньки, стараясь не подвернуть ногу и не испачкаться в строительной пыли.

На площадке второго этажа в стене было незастекленное окно, соединявшее два подъезда, выходившие на разные улицы. Антон остановился возле окна, не заглядывая по ту сторону и сказал негромко:

— Свет перегорел.

— Возможно, его отключили за неуплату, — раздался из окна такой же негромкий ответ.

Антон все так же, не глядя, просунул в окно плотный конверт, в котором лежал аванс, фотография объекта и краткие инструкции. Невидимая рука схватила конверт, и Антон поспешно зашагал по лестнице вниз. Ему неприятно было сталкиваться с этим человеком — каким-то от него веяло смертельным холодом.

Это было страшновато, хотя Антон всегда считал себя человеком смелым и решительным, не теряющим спокойствия в самый трудный момент. Но человек за окном сделал смерть своей профессией, и это накладывало на него определенный отпечаток. И хотя по договоренности ни киллер, ни его наниматель не должны были общаться и видеть лиц друг друга, Антон не сомневался, что человеку за окном известно, кто он такой, и какой пост занимает последние три дня.

* * *


Курт внимательно ознакомился с содержимым конверта и удовлетворенно улыбнулся.

Его порадовал не только аванс — Курт спокойно относился к деньгам, поскольку их у него было достаточно, кроме того, размер аванса был стандартным, — его порадовал не сколько аванс, сколько заказанный объект. Председатель компании «Петройл», один из богатейших и влиятельнейших людей в городе Аркадий Бураго! Курт представил себе, какая у того мощная и хорошо организованная охрана, как трудно будет выполнить заказ. Именно это его и радовало — Курт спокойно относился к деньгам, но очень любил свою работу, и чем труднее было выполнить заказ, тем большее удовлетворение он приносил Курту. Кроме того, ликвидация такого влиятельного человека, как глава компании «Петройл», еще больше повысит его, Курта, профессиональный рейтинг, и без того достаточно высокий.

Теперь начиналась самая сложная, самая кропотливая фаза работы — подготовка.

Курт начал следить за Бураго в первый же день после получения заказа. Он побегал по дорожкам Таврического сада в неброском темно-синем спортивном костюме, внимательно окидывая быстрыми взглядами импозантный серый дом стиля модерн, где жил его «клиент».

Окна выходили на сад, но были прикрыты жалюзи. В подъезде, разумеется, располагался пост охраны, на улице, возле дверей, были закреплены телевизионные камеры.

Что ж, Курт тоже не остался в долгу: увидев в саду игравшую с ребенком симпатичную молодую мамашу, присоединился к чужой семейной идиллии и как бы нечаянно забросил «летающую тарелку» на дерево. Ребенок заплакал, мамаша рассердилась на «неуклюжего дядю», а Курт тут же с извинениями полез на дерево. Там он быстро и незаметно установил свою маленькую камеру, достал тарелку и возвратил рыдающему малышу, тут же ретировавшись, к глубокому разочарованию мамаши.

Как и положено человеку его профессии, Курт имел внешность неяркую, не запоминающуюся, хотя происхождение его было достаточно необычным — отец его был поволжский немец, а мать — лезгинка. Встретились родители в Казахстане, куда попали со своими семьями в результате известных перегибов в национальной политике.

От немецкого отца Курт унаследовал аккуратность, педантичность и выдержку, от кавказской матери — временами прорывающийся сквозь немецкое спокойствие темперамент.

В совокупности эти качества делали его прекрасным мастером своего опасного и рискованного ремесла. Унаследованная от отца лютеранская религия вместе с немецким именем и фамилией увеличивали перевес отцовских качеств в ею облике и характере. Никому не приходило в голову отнести его к «лицам кавказской национальности», и это было для него очень удобно. Курт посещал лютеранскую церковь, что находится на Невском проспекте, периодически делал умеренно щедрые взносы в церковные благотворительные фонды и был в приходе на хорошем счету. Пастор Пауль относился к нему с симпатией и время от времени пытался сосватать ему какую-нибудь скромную девушку из хорошей лютеранской семьи, но всегда наталкивался на сдержанное, но непоколебимое сопротивление.

Пастор пожимал плечами и отступался: он не мог знать, что наличие семьи недопустимо для Курта по чисто профессиональным причинам.

Придя домой, Курт настроил аппаратуру на камеру в Таврическом саду и включил систему записи видеоизображения. Просмотрев через сутки накопившийся материал, он выяснил, что его «клиент» Бураго приезжает домой в восьмом часу, естественно, на черном «шестисотом» «мерседесе» с шофером и охранником, его высаживают прямо у подъезда, после чего он с охранником проходит в дом, а шофер отгоняет машину куда-то в гараж.

«Мерседес», разумеется, бронированный, проходит Бураго от машины до подъезда очень быстро, при этом его заслоняет корпус машины и прикрывают два охранника — свой и дежурный по подъезду, выходящий ему навстречу.

Так что здесь проводить операцию достаточно сложно.

В загородной резиденции, куда Бураго уезжал по выходным, система безопасности еще сложнее: охрана на вышке, телекамеры по периметру забора. Машина въезжает прямо в гараж — там не подберешься.

По ходу дела Курт внимательно ознакомился со всей возможной информацией о компании «Петройл». Наиболее интересными ему показались статьи о проводимой кампании благотворительности. Все крупные фирмы в городе в целях рекламы и привлечения общественных симпатий занимаются крупными благотворительными проектами — тем более что это помогает снизить налоги. Компания «Петройл» выбрала объектом своих благодеяний школы и интернаты для детей, отстающих в развитии. Причем, по наблюдению Курта, вся благотворительная шумиха особенно развернулась после убийства главного конкурента «Петройла» Вадима Крутицкого.

Представители «Петройла» формировали общественное мнение в городе и за его пределами, вложили огромные деньги в рекламу.

Щиты с огромными красными буквами на синем фоне были расставлены где только можно. При таком натиске акции конкурентов — Городской Нефтяной Компании резко падали вниз, тем более что фирма потеряла своего председателя и, несмотря на то что был назначен уже новый — Антон Ребров, о чем Курт прочел в той же газете, все же Городской Нефтяной Компании было в данный момент не до рекламы и благотворительных дел.

Отдел связей с общественностью компании «Петройл» заботился о том, чтобы ни одно из добрых дел не оставалось в тайне, чтобы все как можно шире освещалось прессой и телевидением, поэтому Курт очень быстро узнал о готовящейся на днях благотворительной акции — передаче интернату для детей с замедленным развитием, расположенному в Удельной, прекрасного экскурсионного автобуса. Акция должна была проходить в сквере перед зданием интерната, были приглашены представители средств массовой информации, а вручать директору интерната ключи от автобуса собирался, конечно же, сам Бураго.

Более удобного случая для выполнения заказа нечего было и ждать.

* * *


Надежда встрепенулась на звонок:

— Дмитрий, мама пришла!

Но первоклассник уже летел со всех ног к входной двери. Он только позволил Надежде открыть замки, а потом отпихнул его и повис на шее у миловидной молодой женщины.

— Ой, простите, Надежда Николаевна, я опоздала… Договорились на шесть, а сейчас…

— А сейчас пять минут седьмого! Зачем же вы. Вероника, так бежали, запыхались совсем?

— Да что вы! А у меня на часах уже скоро семь. Ну надо же, так спешить стали!

— Дай мне! — Дима выхватил часы у матери из рук и побежал в комнату.

— Я знаю, что с ними нужно сделать: на один камушек положить, а другим прихлопнуть!

— Димка, ты с ума сошел, они же золотые, папин подарок!

Из комнаты послышались возня, звук шлепка и визг. Надежда, улыбаясь, надевала пальто в прихожей, когда появилась Вероника уже без шапки с всклокоченными волосами.

— Как наш разбойник, не очень вас утомляет?

— Нормальный ребенок, в меру шустрый, по-моему, мы поладили.

Вероника причесалась перед зеркалом.

И теперь критически себя осматривала.

— О, новая прическа! — оживилась Надежда.

— Да, в субботу сделала стрижку и мелирование, — откликнулась Вероника, — да вот как-то не привыкну.

— Вам очень идет, не сомневайтесь.

— Всего доброго, до завтра, — при этих словах Вероника закрыла за Надеждой входную дверь.

Надежда не спеша направилась к станции метро, хотя погода не благоприятствовала прогулке — после морозов на прошлой неделе наступила оттепель, сверху шел дождь со снегом, а под ногами ощущалась каша из грязи, мокрого снега и растаявшего льда. Но Надежде не хотелось никуда торопиться, да и не надо было, потому что у мужа сегодня вечерние лекции, он придет только в половину одиннадцатого, а обед и вообще все хозяйственные дела она переделала утром, так что вечером нужно будет только покормить мужа и опять прогреть кота кварцевой лампой. Эта процедура, на взгляд Надежды, являлась совершенно бесполезной, потому что если раньше кот лысел от недостатка солнечных лучей, то теперь он стал хуже себя чувствовать от ежедневного кварцевого стресса. Но с мужем в этом вопросе она спорить и не пыталась.

Вот показался впереди освещенный вход в метрополитен. Надежда машинально окинула взглядом несколько ларьков, вспоминая, не забыла ли она купить кое-что, необходимое для ужина, как вдруг шедшая впереди женщина выронила что-то — не то сложенный листок, не то небольшую тетрадку. Надежда была слегка близорука, но тщательно это скрывала, очки не любила и надевала их только в самом крайнем случае, будучи дома перед телевизором или в темном кинотеатре.

Поравнявшись с белеющим пятном на асфальте, Надежда наклонилась и уже хотела было окликнуть женщину, но заметила, что упавший предмет представляет собой буклет — что-то типа театральной программки. Как видно женщина не выронила его, а бросила нарочно, поленившись дойти два шага до ближайшей урны. Укоризненно покачав головой, Надежда подняла буклет и хотела уже распрямиться, как вдруг снизу совершенно случайно посмотрела на женщину и остолбенела. В походке, да и во всей фигуре женщины было что-то знакомое. Эту неуверенность движений и скованную походку она видела уже два раза — у тех мужчин, которые так страшно закончили свой жизненный путь. Женщина держалась неестественно прямо, как будто старалась не расплескать то, что у нее внутри, плечи ее застыли в неестественном напряжении, а голова была опущена, но возможно, так казалось из-за капюшона. На женщине было пальто из того непонятного материала, который продавцы на рынке уважительно называют «микрофибрана-двойном-синтепоне». Пальто было грязно-голубого цвета, капюшон отделан мехом в тон пальто.

Тут до Надежды вдруг дошло, какое она представляет зрелище со стороны — немолодая дама наклонилась и не может распрямиться, подставляя мокрому снегу и взорам прохожих отнюдь не самую привлекательную часть своего тела. Она поднялась рывком, сунула буклет в карман и устремилась вслед за подозрительной незнакомкой в гостеприимно распахнутые двери метро.

В теплом помещении женщина сняла капюшон, под которым не было ничего особенного — коротко стриженные подкрашенные рыжеватой краской волосы. Женщина прошла турникет, вставив проездную карточку, в чем тоже не было ничего необычного. Надежда проскочила следом за ней, стараясь не делать резких движений, чтобы незнакомка не обернулась. К великому облегчению Надежды женщина села на поезд, идущий в ту же сторону, куда было нужно и Надежде. Иначе пришлось бы срочно принимать решение — преследовать неизвестную женщину только за то, что у нее странная походка, или спокойно ехать домой кормить кота и ждать мужа. Народа в метро в час пик было множество, поэтому Надежда решила протолкаться поближе к предмету своего наблюдения, а зачем — она и сама не знала. На следующей станции в вагон ворвалась компания молодых людей, они с налету проскочили в середину, пропихнув заодно и Надежду с незнакомкой. Они обе схватились за поручень, руки их оказались рядом, и Надежда ощутила, что женщина сильно напряжена, просто вся, как натянутая струна.

Сидящая девушка рассеянно подняла голову, перелистывая страницу учебника немецкого языка, и, встретившись глазами с Надеждиной соседкой, побледнела и вскочила с места.

— Садитесь, — пролепетала она и отошла поскорее в сторону.

Незнакомка села, не поблагодарив и вообще никак не проявив своего отношения. На «Техноложке» полвагона вышло, и освободилось место напротив странной женщины. Надежда решила рискнуть и села. Полперегона она делала вид, что ищет что-то в сумке, потом якобы нашла, сделала незаинтересованное выражение лица и осторожно посмотрела напротив. А посмотрев, поняла, что все ее предосторожности были излишни, потому что женщина смотрела перед собой невидящим взглядом, и глаза ее были пусты и холодны, в них не было ничего живого.

Если до этого Надежда и испытывала сомнения, то теперь они исчезли, потому что этот взгляд она хорошо запомнила — точно такой же был у того парня, что убил Крутицкого в «Голден-Холле», у Виталия Локоткова.

Стало быть, тот, первый мужчина, которого Надежда видела в прошлый понедельник, сначала сидел в метро с мертвыми глазами, потом пошел в ресторан и поджег сам себя. Второй, Локотков, во вторник, так же сидел, глядя перед собой неживыми глазами, а потом пошел на работу в «Голден-Холл» и свалил человеку на голову здоровенную стойку, да так ловко, что и голова с плеч.

Теперь, следуя логике, можно предположить, что женщина, едущая в метро и смотрящая прямо перед собой мертвыми глазами, тоже сейчас выйдет на нужной станции и убьет либо себя, либо кого-то другого.

Додумав до конца эту мысль, Надежда вздохнула. Получается полный бред. Да если посмотреть внимательно на лица людей в метро, то едва ли у каждого десятого на лице увидишь проблеск хоть какой-то мысли. В основном люди спят или бездумно читают детективы, либо же просто сидят, уставившись в одну точку, вот как эта тетка напротив.

Нет, возразила себе Надежда, хватит саму себя обманывать. Женщина действительно выглядит необычно, жутко даже, не случайно девчонка уступила ей место и шарахнулась от нее, как от чумной. И если бы не те двое мужчин, то Надежда, конечно, не обратила бы внимания, то есть, обратила бы, но не придала значения. Но ведь действительно с теми двумя случилась жуткая история. А что если сегодня она, Надежда, вечером включит криминальные новости, и Александр Каморный, который стал в последнее время ей просто как родной, потому что видит она его хоть и на экране, но гораздо чаще собственного мужа, так вот, Каморный расскажет ей, что сегодня вечером там-то и там-то произошло очередное убийство или самоубийство, и виноватой окажется эта женщина, сидящая напротив.

Женщина напротив подняла голову, затем встала, не меняя выражения лица и держась неестественно прямо, и направилась к выходу.

Заглянув ей в лицо, люди расступались. Надежда, держась в кильватере, тоже пробралась к двери и вышла следом за незнакомкой на «Горьковской». Поднявшись наверх, та средним шагом, не быстро и не медленно, направилась, надо полагать, к своей цели. Надежда припустила за ней, не очень скрываясь: во-первых, женщина явно была сосредоточена на своей внутренней жизни, а во-вторых, по иронии судьбы и по капризу погоды, на самой Надежде сегодня было пальто из той же непонятной микрофибры, только цвет его был не грязно-голубой, а серый, то есть неяркий, немаркий и абсолютно незаметный слякотной петербургской зимой.

Перешли Кронверский и углубились в проход между домами, затем вышли на улицу Братьев Васильевых. Женщина дошла до дома пять, свернула во вторую парадную, Надежда еле успела войти за ней, чтобы услышать, как на втором этаже открывают дверь своим ключом. Дверь захлопнулась. Надежда в это время преодолела один лестничный марш и успела заметить, в какую квартиру вошла женщина — номер 17. Потом она развернулась и пошла вниз, на первый этаж. В парадную влетел парень лет шестнадцати с пачкой писем и остановился у почтовых ящиков.

— В семнадцатую ничего нет? — рискнула Надежда.

Она рассчитала так, что парень явно не почтальон, а либо подрабатывает, либо помогает матери, и всех жильцов знать в лицо не может. Если бы на его месте была пожилая почтальонша, Надежда просто прошла бы мимо.

Парень поискал и протянул Надежде открытку, а сам хлопнул дверью и был таков. При свете тусклой лестничной лампочки Надежда прочитала имя адресата: Анищенко В. П.

Интересно, кто такой Анищенко — Валентина Павловна или Василий Петрович?

«Дорогую Лерочку, — прочитала Надежда, — поздравляю с праздником Восьмого марта! Желаю всяческих благ и здоровья. Тетя Аня».

Вот так. Стало быть, Анищенко Валерия Петровна. Или Павловна. Или Полиеновна.

Но кто бы она ни была, похоже, что к нашей истории она отношения не имеет. Пришел человек с работы в собственную квартиру, открыл дверь своим ключом — что тут странного, а тем более криминального? А что глядит мертвыми глазами, так, может, это у нее с детства такое выражение? А что люди шарахаются, так на людей ведь не угодишь. Не нравится — не смотрите…

«Ладно, — усмехнулась про себя Надежда, — если я и сделала глупость, то никто про это не узнает».

Она тихонько опустила открытку в почтовый ящик и поспешила домой.

Вечером, включив по привычке криминальные новости, пока муж нежничал с обессилевшим после кварцевания котом, Надежда опять узрела на экране поднадоевшую уже физиономию Александра Камерного. В деле о пожаре в ресторане вскрылись новые обстоятельства, установлено было совершенно точно, что сгоревший мужчина — это Веретенников Анатолий Викторович, бизнесмен, директор фирмы «Теллур». Показали интервью с женой покойного. Несчастная женщина с запавшими глазами, кутаясь в черный платок, как будто ее бил озноб, сдавленным тихим голосом бормотала:

— Все у нас было хорошо… Толя всегда был спокойный, серьезный очень… Работал много… Только в последние несколько месяцев стал он хмурый, все молчит. Спал плохо, кошмары его мучили… Как подменили человека, как будто сглазил кто…

Не в силах дольше смотреть на такое издевательство над горем бедной жены, Надежда протянула было руку, чтобы выключить телевизор, как на экране снова появился Каморный и говорил долго, хорошо поставленным голосом. Смысл его речи заключался в том, что никто, ни сослуживцы, ни жена Веретенникова, абсолютно не представляют, почему он сделал с собой такое. Но он, Александр Каморный, проводит свое собственное журналистское расследование, и только с его помощью телезрители поймут и выяснят все подробности страшного преступления, потому что пожар в ресторане связан с последующим убийством в «Голден-Холле», и он. Камерный, обязательно это докажет, а когда будет иметь на руках неоспоримые доказательства, то обнародует их в своей программе криминальных новостей.

— В общем, наше шоу не кончается. Оставайтесь с нами! — резюмировала Надежда.

— Надя, мы спать сегодня будем ложиться? — недовольно спросил муж. — Мне завтра рано. И вообще: ты слишком много смотришь телевизор. Это вредно — плохо будешь спать.

— Я буду плохо спать? — изумилась Надежда. — Ты прекрасно знаешь, что сплю я отлично, и такая чушь, что вещает в своих новостях противный Камерный, меня сна не лишит.

— Зачем же ты смотришь на него каждый вечер с упорством, достойным лучшего применения?

— Интересно, — пробурчала Надежда и нагнулась к тумбе с постельным бельем, чтобы не отвечать на подозрительный взгляд Сан Саныча.

Уж ему-то слишком хорошо было известно, чем кончаются все истории, заинтересовавшие его любопытную жену.




Газета «Асток-Пресс» от 15 ноября 1999 года:

МОЯ РАБОТА — ТВОРИТЬ ДОБРО Известная петербургская предсказательница Евдокия.

Предсказания на картах ТАРО.

Коррекция судьбы.

Снятие порчи, сглаза, родовых проклятий, остуд, венцов безбрачия.

Восстановление семейных отношений.

Постановка якорей удачи в любви и бизнесе.




Валерия Петровна Анищенко пришла домой позднее обычного. Но этого никто не заметил, потому что она жила одна и не заводила даже ни кошки, ни собаки. Тем не менее от одиночества Валерия Петровна никогда не страдала, потому что вся жизнь ее была заполнена детьми, ее питомцами.

Валерия Петровна много лет, с самого окончания специального факультета Педагогического института работала в интернате для слаборазвитых детей, что находится в Удельной. Интернат занимал большой двухэтажный особняк, вокруг располагался сад, достаточно дикий и разросшийся. Свежий воздух и уединенность, полагала Валерия Петровна, как нельзя лучше способствует настроению и умственному состоянию обитателей интерната, а что совсем рядом, тут же, в Удельной, находится самая большая городская психиатрическая больница, то это можно считать простым совпадением.

Валерия Петровна преподавала детям русский язык и литературу и относилась к своей работе с большой ответственностью. Кроме того, она жалела детей и привязывалась ко многим своим ученикам. Дети тоже, в основном, относились к ней неплохо, потому что она никогда не кричала на них, не наказывала за мелкие провинности и никогда не выходила из себя. Она вообще обладала безграничным терпением, во-первых, в силу своего выдержанного характера, а во-вторых, как уже говорилось, она относилась к своей работе с большой ответственностью и считала повышение голоса на больного ребенка совершенно недопустимым.

Валерия Петровна часто читала специальную литературу и даже выписывала журнал «Детская психиатрия», где описывались новейшие методы лечения отклонений детской психики. Нельзя сказать, что Валерия Петровна полностью их принимала да и понимала-то не все — ведь она не была профессиональным психиатром. Но за долгие годы работы в интернате у нее выработалась своя концепция. Не случайно интернат устроили в таком уединенном месте — детям с ослабленным развитием нужен покой. Не нужно сравнивать их с нормальными детьми, нужно защищать их слабую психику от внешнего беспокойного мира с его нестабильностью и преступлениями.

Все шло замечательно, пока не ушла на пенсию старая директриса и не прислали новую, молодую и нахальную. То есть молодой не в меру она казалась только Валерии Петровне, которой было прилично за сорок, а директрисе Елене Сергеевне было тридцать пять — возраст вполне достаточный, чтобы взять на себя ответственность руководства интернатом.

Как выяснилось вскоре и обсуждалось в интернатских кулуарах, у Елены Сергеевны была бурная биография. Она закончила медицинский институт, по специальности детская психиатрия, после чего с мужем — корреспондентом-международником уехала в Штаты на несколько лет, стажировалась там в Калифорнийском университете, изучала психоанализ. По прошествии нескольких лет мужа перевели в Москву, а Елена Сергеевна почему-то вернулась в свой родной город Санкт-Петербург и устроилась к ним в интернат, да не кем-нибудь, а сразу директором. Как единодушно решил персонал, у новой директрисы огромная лапа и в роно, и в самом министерстве. Валерия Петровна, хоть и не принимала участия в обсуждении внешних и внутренних качеств новой начальницы, не могла не согласиться с предположениями насчет лапы.

Им, работавшим в интернате много лет, замкнувшимся в своем маленьком мирке, не дано было знать, что интернат, в сущности, доживал последние дни. Здание находилось в угрожающем состоянии, денег на ремонт взять было неоткуда. Брошенных детей с отсталым умственным развитием с годами становилось все больше, работать с ними стало все труднее. То есть педагоги и обслуживающий персонал интерната, разумеется, видели и нищету, и недостаток медикаментов, и зарплату им частенько задерживали, но такое ведь никого не удивляет в бюджетной организации. А между тем Горздрав и гороно пытались спихнуть Друг на друга проблему интерната; оттого и выскочила на пенсию прежняя директриса, с трудом дождавшись положенного возраста, что не было у нее больше сил тянуть этот хомут.

В общем, вопрос закрытия интерната встал на пороге, и тут подвернулась Елена Сергеевна. Чиновники из гороно и Горздрава заразились ее энергией и жизнерадостностью и сказали в приватной беседе, что она молодая, ей и карты в руки: пусть ищет спонсоров и деньги, жизнь ста восьмидесяти детей зависит от нее.

Елена Сергеевна взялась за дело с огоньком.

Она носилась по городу на своем «фольксвагене», искала спонсоров и деньги. В интернате замелькали разные люди на иномарках.

Валерии Петровне все не нравилось в новом директоре: ее громкий голос, ее слишком белозубая и слишком широкая американская улыбка, ее манера приходить на уроки в любое время без предупреждения, да еще приведет целую толпу народа, и все смотрят, детей расспрашивают, урок срывают. Дети после ухода многочисленных визитеров приходили в возбуждение, смеялись и совершенно не слушались.

Когда удавалось поймать директрису на месте, Валерия Петровна пыталась с ней разговаривать, но это было трудно.

— Дорогая моя, Валерия Петровна! — кричала директриса. — Почему мы должны все время подчеркивать то, что дети наши слаборазвитые? Почему мы должны им внушать, что они неполноценны? В Америке ни один инвалид не чувствует себя заброшенным! Они все живут полноценной жизнью — путешествуют, спортом занимаются! Ведь очень скоро для наших детей настанет время, когда они выйдут отсюда в ту самую жизнь, от которой мы их оберегаем! Что они там будут делать — вязать носочки?

Валерия Петровна прекрасно понимала, что директриса только из вежливости говорит «мы». На самом деле везде надо было ставить местоимение «вы».

На ее прямой вопрос, не считает ли Елена Сергеевна, что она, Валерия, всю жизнь не правильно воспитывала детей, директриса нисколько не смутившись, ответила, что раньше, возможно, такой метод и был правильным., но теперь жизнь изменилась, и дети должны почувствовать это в первую очередь.

Итак, Валерия Петровна Анищенко пришла домой позднее обычного, и вид у нее был несколько странный, но, как уже говорилось, некому было отметить эту ее странность. Валерия Петровна поужинала, механически переделала накопившиеся мелкие хозяйственные дела, посидела немного на диване, смотря в темный экран неработающего телевизора, и рано легла спать. Весь вечер никто ее не беспокоил — телефон не звонил, и соседка не заходила ни за солью, ни за уксусом или просто так поболтать.

Но разбудил Валерию Петровну в шесть утра именно телефонный звонок. Она послушала, что говорят ей в трубку, ничего не ответила и аккуратно положила трубку на рычаг.

Затем она приняла душ, выпила чашку чаю с булочкой, оделась и расчесала коротко стриженные подкрашенные рыжеватым тоном волосы, на корнях которых пробивалась уже седина. Но Валерия Петровна не обратила на это внимание, потому что причесывалась она, не глядя в зеркало. Словом, она выполнила все те процедуры, которые выполняла каждое утро, собираясь на работу.

На улице сегодня подморозило, и снежок выпал небольшой, так что Валерия Петровна не стала надевать непромокаемое пальто с капюшоном, а достала из стенного шкафа зимнее — зеленое, с большим воротником из рыжей лисы. Мода на такие пальто прошла очень давно, но Валерия Петровна была женщиной экономной, вещи носила аккуратно, и пальто выглядело еще вполне прилично. К пальто полагался зеленый вязаный берет. Взяв сумку, Валерия Петровна подошла к столику в коридоре и сняла трубку телефонного аппарата.

Глядя мимо себя в зеркало невидящими неживыми глазами, она поинтересовалась, как только ей ответил на том конце провода еще сонный по раннему времени голос:

— Это Елена Сергеевна?

— Слушаю вас, Валерия Петровна, что-то случилось?

— Нет, но мне срочно нужно с вами поговорить, — твердо ответила Валерия.

— Поговорим на работе, — удивилась директриса.

— Дело очень важное, не терпит отлагательств. Я подъеду к вам через полчаса.

— Хорошо, поговорим, а потом поедем в интернат на машине.

Елена Сергеевна послушала короткие гудки и пожала плечами. Потом она посмотрела на часы — почти полвосьмого — и скрылась в ванной комнате, чтобы привести себя в порядок.

* * *


Курт приехал на место накануне, обошел окрестности. Самой подходящей для работы позицией был строящейся неподалеку многоэтажный дом. Зимой, судя по всему, строительство прекратилось. Выбрав наилучшую точку для ведения огня (на самом деле, конечно, Курт рассчитывал только на один выстрел) и тщательно продумав план отхода, он поехал домой готовить оружие и амуницию.

На следующий день он встал в четыре часа утра — для его работы важнее всего было оказаться на месте первым — и выехал из дому на своей невзрачной бежевой «пятерке».

Медленно проезжая по улицам Выборгской стороны, он внимательно осматривал припаркованные у обочины машины. Заметив то, что наиболее подходило для его сегодняшних целей, он отъехал на пару кварталов и, оставив свою «пятерку», вернулся пешком. Машина была выбрана им по следующим соображениям: это была довольно новая «восьмерка», стоящая без движения не одну неделю (прилично заросла снегом и льдом, хотя снегопада не было уже дней десять), причем «обута» была в хорошую, почти новую финскую резину. Открыть и завести чужую машину для профессионала не составляло никакого труда. Положив на сиденье «восьмерки» сумку со своим оборудованием, Курт поехал в Удельную. Там он поставил «восьмерку» неподалеку от выбранного им строящегося дома, пробрался через заранее помеченную им щель в заборе на стройплощадку и поднялся на седьмой этаж.

Ранним утром вокруг было совершенно безлюдно. Курт занял удобную позицию, собрал снайперскую винтовку и приготовился ждать. Выдержка у него была прекрасная, как он полагал — в немецкого папу. Главным его врагом теперь был холод. Курт оделся как можно теплее, ему не раз случалось караулить свою жертву зимой, и он знал, как трудно на холоде сохранять неподвижность.

Он внимательно осматривал двухэтажный особняк интерната, окружающую его территорию с садом и спортивной площадкой, прикидывая, где разместится охрана Бураго. Курт планировал сделать только один выстрел, после этого перебежать на противоположную сторону здания, спуститься по веревке (он заранее закрепил ее, привязав морским узлом к металлической скобе) и уехать на угнанной «восьмерке». На все должно было уйти не более трех минут.

В половине девятого возле интерната началось движение — приходили сотрудники, открывались и закрывались двери. Вился дымок из кочегарки, запахло подгорелой кашей — по этому устойчивому и неизменному запаху слепой может всегда обнаружить больницу и любое детское учреждение. Курта, лежащего на седьмом этаже, запах не достигал, но он все равно его чувствовал.

После девяти жизнь забурлила: в школе начались уроки, одну группу вывели на улицу — на занятия физкультурой. Дети с большого расстояния казались особенно маленькими и беззащитными.

Около одиннадцати начали подъезжать телевизионщики, они тянули провода, устанавливали аппаратуру. Потом из здания интерната вывели большую группу детей, выстроили их перед крыльцом — видимо, спонсоры должны были появиться с минуты на минуту. Наконец на аллее перед въездом в ворота показалась вереница дорогих машин — впереди два джипа с охраной, затем — «шестисотый» «мерседес»

Аркадия Бураго, следом ехал красивый ярко раскрашенный туристический автобус — подарок фирмы, и завершал кавалькаду еще один джип.

Машины остановились, первыми выскочили охранники и заняли позиции по углам площадки. Курт лег поудобнее и дослал патрон. Теперь оставалось совсем недолго — дождаться только, когда Бураго выйдет из, машины и окажется в наиболее удобной точке для хорошего точного выстрела.

На площади перед школой возникла, как понял Курт, небольшая заминка — учителя и воспитатели суетились, переговаривались, роились в некоторой неуверенности, будто что-то пошло не по плану. Одна молодая женщина время от времени вбегала в открытые двери интерната и возвращалась через пять минут, растерянно качая головой. Преподаватели еще переговорили, и от группы навстречу тяжело вылезающему из «мерседеса» Аркадию Бураго выступила коротко стриженная женщина в накинутом на плечи зеленом пальто с рыжим лисьим воротником.

Увидев Бураго, Курт замедлил дыхание, положил палец на спусковой крючок и плавно повел перекрестье прицела вслед за объектом, выбирая оптимальным момент для выстрела.

Бураго шел навстречу женщине в зеленом пальто, которую Курт мысленно окрестил директрисой, — держа что-то в высоко поднятой руке — надо думать, ключи от того самого автобуса. «Директриса» же сжимала в левой руке яркую папку — какой-нибудь благодарственный адрес, которыми злоупотребляли в учреждениях еще со времен Советской власти.

Курт задержал дыхание, готовясь нажать на спуск, как вдруг случилось что-то совершенно немыслимое: эта самая немолодая «директриса» отбросила папку, выхватила из-за пазухи пистолет (Курт, разумеется, не мог разглядеть его на таком расстоянии, но что это пистолет — понял сразу) — и несколько раз в упор выстрелила в Бураго. Она разрядила бы в него всю обойму, но двое ближайших охранников, едва опомнившись, от неожиданности, изрешетили ее пулями.

На площадке перед интернатом началось форменное безумие: дети метались в ужасе и кричали, кто-то из воспитателей пытался увести их в здание школы, кто-то впал в панику не меньше учеников; охранники сгрудились вокруг шефа и понесли его к машине — впрочем, торопились они зря, потому что Курт профессиональным взглядом разглядел, что при таком расстоянии и при таком характере стрельбы ненормальная «директриса» наверняка убила Бураго на месте.

Что, черт возьми, случилось? Курт растерялся, что происходило с ним крайне редко.

Заказчик обманул его, решил нанять еще одного исполнителя? Для чего это могло понадобиться? Он никогда не давал повода сомневаться в себе, всегда аккуратно и в срок выполнял все заказы. Неужели его самого, Курта, решили списать? Но почему?

Он быстро разобрал винтовку, оглядел свою позицию, убедившись, что не оставил никаких следов, ползком перебрался к месту, где была закреплена веревка, стрелой спустился вниз, внимательно оглядевшись, перебежками добрался до дырки в заборе, выбрался на улицу и пошел, не привлекая внимания, к угнанной «восьмерке». Он действовал механически, как говорят — «на автопилоте», голова же его была занята одним. Он анализировал сегодняшний инцидент и пытался понять его причину.

Женщина, застрелившая Бураго, не была профессиональным киллером, в этом Курт был стопроцентно убежден. Не говоря уже о том, что она погибла сразу после убийства объекта, — а настоящий профессионал, конечно же, подготовил бы пути отхода и не стал бы стрелять в такой безнадежной ситуации, прямо под дулами многочисленных охранников, — кроме этого, Курт узнал бы профессионала даже на таком расстоянии, с какого он видел сегодня эту тетку, — профессионал двигается с экономной и гибкой грацией хищника, а эта странная женщина шла медленной тяжелой походкой, как будто боялась расплескать что-то внутри себя. Естественно, она непрофессионал. Кто же и зачем мог нанять для такого серьезного дела любителя? Это была загадка, непосильная для Курта.

Но, как бы там ни было, ему-то не удалось в этот раз выполнить заказ. Это был удар по его профессиональной репутации. Кроме того, сегодняшнее происшествие было неожиданным, а всякая неожиданность звучала для Курта сигналом опасности.




Газета «Привет, Петербург!» от 22 декабря 1999 года:

Виталий ВИХАРД

Исследователь в области оккультных наук, эзотерический психолог, автор возрожденной уникальной техники практической магии, ясновидящий, один из сильнейших колдунов России.

Решение ваших проблем вне зависимости от расстояния и срока давности.

МАГИЯ ДЕЙСТВИЯ:

— диагностика и снятие порчи, сглаза, проклятий, венца безбрачия;

— заговор на удачу в любви и бизнесе;

— реализация конкретных целей;

— коррекция семейных отношений;

— ясновидение: просмотр ситуации с выходом на причину неудач;

— любовная остуда (отворот);

Эксклюзивная техника любовной магии:

Приворотные действия с одновременным устранением соперниц или соперников.

100-процентный результат гарантирован!




Во вторник Надежда добралась до дому только к девяти часам, потому что позвонила взволнованная Вероника, мама Димки, и плачущим голосом умоляла Надежду посидеть до восьми — у нее, дескать, какие-то курсы, никак нельзя пропустить, а муж обещал ей утром прийти с работы пораньше, но никак не сможет, потому что у них в фирме огромные неприятности, такое случилось, что по телефону она говорить не хочет, при встрече объяснит.

— Не беспокойтесь, дорогая, я ребенка не брошу, — вздохнула Надежда.

Все дела были переделаны, уроки выполнены, первоклассник развлекался игрой на компьютере, а Надежда от скуки занялась ужином, хоть это и не входило в ее обязанности. Но она представила, как прибежит запыхавшаяся Вероника и не будет знать за что схватиться, а муж вернется голодный и обязательно злой, раз в его фирме неприятности.

А Надежда по собственному опыту знает, что в такой ситуации нужно срочно пихать мужикам еду, и как можно больше — пока жуют, они молчат. А потом, когда насытятся, то становятся сонными и добрыми и ругаться у них уже нет желания. Поэтому Надежда начистила и нажарила картошки и поставила в духовку латку с тушеным мясом, чтобы разогревалось потихоньку. А когда она не спеша нарезала овощи для салата, раздался Димкин вопль:

— Ну, круто!

— Что у тебя стряслось? — Надежда прибежала из кухни, держа нож наперевес.

— Папиного директора пришили!

— Что-что? Какого директора, откуда ты знаешь?

— Да смотрите сами. — Димка уткнулся в экран телевизора.

Шли новости — обычные, не специально криминальные. Но кадры хроники уже прошли, и теперь на экране возникло как всегда серьезное лицо ведущей Алены Багун.

— Как вы видели, убийство совершено открыто, Бураго застрелен в упор из пистолета.

Убийца скончался на месте. Ведется следствие.

Ведущая заговорила о предстоящем визите губернатора Санкт-Петербурга в Штаты, и Димка переключил на другой канал, где нахальный мышонок Джерри издевался над бедным запуганным котом.

— Постой, Дима, кого убили? При чем тут твой папа?

— Директора компании «Петройл», — солидно объяснил первоклассник. — Тетка его застрелила, прямо так из пистолета — пах, пах! — в полном восторге закричал он.

— Ты уверен? — в сомнении проговорила Надежда.

Потом она спохватилась, что не следует обсуждать с ребенком такие вещи и замолчала.

— Так по телевизору же показывали! — обиделся Димка. — Она так стоит, и вдруг…

— Слышала — пах, пах! — улыбнулась Надежда. — А с чего ты взял, что это папин директор? И почему ты смотришь такие передачи? — строго добавила она.

— Так я же случайно включил, а там — про папину фирму. И я точно знаю, потому что в школе Ирина Валентиновна велела нам сообщить, где работают родители, я спросил и запомнил. Папа работает в компании «Петройл», а мама — в одной фирме, называется «Аста-плюс», вот, — с гордостью сообщил первоклассник.

— Ох, и умный ты парень! — восхитилась Надежда. — Все запомнил, ничего не перепутал, далеко пойдешь…

Раздался звонок, и влетела Вероника, серая от усталости. Она наскоро поцеловала Димку, скрылась с ванной и вернулась через десять минут без косметики и в золотистом шелковом халате.

— Господи, как хорошо, что не надо готовить! — воскликнула она с неподдельной радостью. — Вы не думайте, Надежда Николаевна, обычно я все успеваю и так поздно редко прихожу, просто сегодня день ужасный.

Поужинайте с нами…

Димка забрался к матери на колени и теребил сережку в ухе.

— Котик, пойди выключи телевизор, — мягко отстранилась она.

— Скажите, Вероника, — нерешительно начала Надежда, — а вы никогда не думали о том, чтобы на время бросить работу? Не подумайте, что мне тяжело сидеть с Димой или я им недовольна, — заторопилась она, — просто я вижу, как он к вам тянется, скучает без матери, да и вы тоже… А ведь это скоро пройдет. Сколько ему еще будет нужна мама? Год, два, три… Потом он станет самостоятельным.

А вы, насколько я понимаю, можете себе позволить посидеть дома, муж прилично зарабатывает.

Вероника отложила вилку и посмотрела на Надежду.

— Конечно, я об этом думала. Но, Надежда Николаевна, мне тридцать два года.

Если сейчас уйти года на три, то потом все придется начинать сначала, а в тридцать пять лет карьеру не начинают, во всяком случае, в нашей стране. Да и потом, я могу не захотеть опять начинать всю эту нервотрепку. Стану откладывать, придумывать причины, по которым не стоит сейчас идти на работу, а нужно еще подождать… Годы пройдут, и я вообще останусь ни с чем. Не думаю, что это понравится мужу, то есть, наверное, он не будет против, но я сама хочу чего-то добиться в жизни, а то получится, что я как будто сразу на пенсии'.

— Это правильно, — кивнула Надежда.

— Что касается денег, которые зарабатывает муж, — продолжала Вероника, — то сейчас это тоже вопрос спорный. У него в компании такие неприятности, что неясно, усидит ли он на своем месте.

— Да, кстати, — вспомнила Надежда, — мы видели в новостях…

— Вот именно. Сегодня убили директора фирмы «Петройл», а мой муж работает в этой компании заместителем по безопасности. Так что, сами понимаете, что у них там сейчас творится. Муж звонил, сказал, что даже ночевать не придет.

— В этом есть и свои преимущества, — усмехнулась Надежда. — Вы сможете провести спокойный вечер с сыном.

— Точно! — поддержал появившийся на кухне Димка. — Я же говорил вам, что тетка его застрелила, а вы не верили, — обратился он к Надежде.

— Да, мы днем слышали по радио, а потом муж что-то такое сказал, — рассеянно добавила Вероника. — Он, директор Бураго, ездил за город куда-то, с благотворительной акцией, и там его убила какая-то женщина.

— Вот и делай после этого людям добрые дела, — пробормотала Надежда. — А какая женщина?

Но Вероника дала понять, что ей неинтересна никакая женщина, а хочется отдохнуть и пообщаться с сыном, поэтому Надежда устремилась домой. В метро, думая о неизвестной женщине-убийце, она ощущала легкое беспокойство и обреченно думала, что опять придется провести вечер у телевизора, слушая Камерного.

Так и вышло. Глядя на довольное лицо Александра Камерного, можно было подумать, что он именинник, таким ликующим голосом он рассказывал о случившемся днем убийстве генерального директора компании «Петройл»

Аркадия Бураго.

— Война в топливном бизнесе нашего города! — захлебывался он. — Не прошло и недели с убийства директора Городской Нефтяной Компании Вадима Крутицкого, как — вот, пожалуйста, — убит Аркадий Бураго. Ни у кого нет сомнений, что обе смерти связаны друг с другом, но как же трудно будет искать эту связь! В обоих случаях исполнители — не профессиональные киллеры, а, на первый взгляд, случайные люди. Крутицкого убил сотрудник «Голден-Холла» Виталий Локотков, а Бураго — женщина, завуч того самого интерната для детей с ослабленным развитием Анищенко Валерия Петровна.

— Так я и думала, — тихонько простонала Надежда и опасливо оглянулась на дверь кухни, откуда раздавался воркующий голос Сан Саныча, уговаривающего кота еще немножко полежать под кварцевой лампой.

Ну это же надо! Значит, вчера Валерия Петровна под наблюдением Надежды тихо и послушно пошла себе домой, а утром встала, приоделась и отправилась на работу в интернат, где спокойно застрелила в упор человека, который не сделал ей лично ничего плохого, а наоборот, собирался подарить ее воспитанникам очень красивый туристический автобус, чтобы дети могли выезжать на экскурсии. Надежда спохватилась, что отвлеклась и не слушает Каморного, а он между тем продолжал.

Александр Каморный чувствовал, что сегодня — его день. Жизнь редко преподносит человеку подарки, уж он-то хорошо это знал.

Но вот сегодня…

Начать с того, что снимать благотворительную акцию Бураго в интернате поехал его приятель. У Александра Каморного в силу специфики его работы и подловатого, прямо скажем, характера, друзей не было совсем, но некоторые приятели имели место. То есть это были не то чтобы приятели, но люди, которым он в свое время не то чтобы помог, а оказал кое-какие услуги — не за так, разумеется, а с дальним прицелом.

И вот, минут через двадцать после убийства Бураго, в кармане у Каморного запищал мобильник.

— Старик, дуй сюда, не пожалеешь! — вполголоса бормотал приятель. — У нас тут такое делается — Бураго шлепнули!

— Адрес давай, не тяни, — процедил Камерный.

— Это в Удельной…

Через минуту автобус телевизионных новостей уже мчался по городу. Однако раньше Каморного уже успела милиция, да и своя охрана никого к месту убийства не подпускала. Каморный, конечно, разузнал все об убийце — что это женщина, немолодая, работает в интернате почти двадцать лет и всегда отличалась спокойным характером и небуйным нравом. И что на нее нашло? — пожимали плечами заплаканные воспитательницы. Правда, сегодня с утра все пошло наперекосяк. Не явилась на работу директриса Елена Сергеевна. Это было странно, потому что была она женщиной молодой и здоровой и если задерживалась, то всегда предупреждала, тем более что сегодня такой день — богатый спонсор должен был приехать с благотворительной акцией. И вот с утра ей звонили, но в квартире никто не отвечает. И тогда решили, что получать торжественно ключи от автобуса будет завуч Валерия Петровна — не отменять же акцию, а то еще спонсор передумает. А она вместо того, чтобы принять ключи, вдруг достала пистолет и выстрелила в спонсора несколько раз, пока ее саму… — дальше опять начались слезы и причитания.

«И где она взяла пистолет?» — задумалась милиция.

«И куда делать директриса Елена Сергеевна?» — задал себе вопрос Каморный.

И пока милицейская бригада по инструкции опрашивала свидетелей и огораживала место происшествия, Каморный тихонько выяснил адрес директрисы, и автобус помчался в город. На стук и звонки в квартире Елены Сергеевны долго никто не отвечал, так что Каморный подумал уже, что зря они приехали, когда наконец за дверью послышалось неуверенное движение, и открыли, не спрашивая. Директриса Елена Сергеевна была бледна и растрепана. Она морщилась и держалась за голову, где в области затылка просматривалась у нее огромная шишка. Каморный представился и с ходу огорошил ее новостями, правильно разглядев в сидящей перед ним молодой женщине силу воли и твердый характер, а это значит, что она примет все спокойно и не станет опять падать в обморок. И действительно, Елена Сергеевна только закусила губу оттого, что, услышав страшные новости, сделала непроизвольно резкое движение головой. Оператор Николай услужливо протянул ей мокрое полотенце, чтобы приложила к затылку. Елена Сергеевна благодарно кивнула и рассказала Камерному, как Валерия Петровна позвонила ей рано утром, как очень просила поговорить, и как она, ни о чем не подозревая, согласилась. Потом Валерия пришла, даже разделась в прихожей, а когда Елена Сергеевна отвернулась, очевидно, ее стукнули по голове чем-то тяжелым, потому что она почувствовала удар, и очнулась только от сильного грохота, который производили Каморный с оператором, когда стучали в дверь ее квартиры.

— Очень интересно, — вежливо произнес Каморный. — А скажите, у вас в квартире не было никакого оружия?

Он спросил это наугад, просто интуиция ему подсказывала, что дело на этом не закончится.

Да, у нее был пистолет, отвечала Елена Сергеевна, — муж купил, когда они вернулись в Россию, и оформил разрешение. Он говорил, что в России очень криминогенная ситуация, и поэтому оставил ей пистолет, пока сам в Москве. Разумеется, она, хоть и умеет стрелять, не брала этот пистолет, так он и лежал в ящике стола.

— Но теперь не лежит, — заметил Каморный, нахально открыв ящик стола.

— Да, — согласилась директриса, — его нет.

Вот за чем она приходила.

— Похоже, что именно из вашего пистолета ухлопали Бураго, — осторожно сказал Каморный. — Но я, разумеется, не милиция, выводы делать не могу.

— Вот, теперь еще из-за этого у мужа неприятности будут, — вздохнула Елена Сергеевна.

Каморный несколько расслабился и задал вопрос, кто такой муж и почему он живет отдельно в Москве, но Елена Сергеевна, хоть и выглядела несколько растерянной после сильного удара по голове, тут опомнилась и сухо сказала, что она, конечно, очень благодарна господам репортерам за то, что привели ее в чувство, но не слишком ли много вопросов они задают больному человеку? И не пришло ли время позволить ей отдохнуть и привести себя в порядок, поскольку она определенно знает, что сегодня еще предстоит ей разбираться с милицией и другими правоохранительными органами.

Каморный быстро ретировался, задав последний вопрос: знала ли Валерия Петровна о наличии пистолета.

— Да все знали, я рассказывала, — отмахнулась от него Елена Сергеевна.

И теперь в новостях, уверенно пересказывая телезрителям всю историю с пистолетом и выведенной из строя директрисой, сам Каморный находился в недоумении. Все говорило о том, что акцию Валерия Петровна Анищенко планировала заранее. Она рано утром пришла домой к директрисе, сделала так, чтобы та не смогла выйти из дома несколько часов и взяла у нее пистолет. Таким образом, она убивала двух зайцев сразу — добывала оружие и устраняла на время директрису, чтобы занять ее место. Все было сделано толково и аккуратно. Но зачем?

Чтобы убить Бураго, естественно. Но убить его она должна была только ценой собственной жизни, иначе ничего бы не вышло — слишком сильная охрана была у директора компании «Петройл».

К тому времени, как новости пошли в эфир, Каморный уже знал через знакомых в милиции, что дал опрос: никогда ни при каких обстоятельствах Валерия Петровна Анищенко не встречалась с Аркадием Бураго. То же самое, кстати, утверждалось и по поводу Виталия Локоткова: нигде и никак он не мог познакомиться с покойным Вадимом Крутицким. И это было загадочно, но именно в таком совпадении, казалось Камерному, и таится разгадка тайны.

Внимательно выслушав все, что сообщил ей с экрана Каморный, (а он не только изложил события, но и провел кое-какие параллели), Надежда удовлетворенно вздохнула и выключила телевизор.

— Силен Каморный! Репортер отличный!

Но я-то какова? Подозревала вчера эту Анищенко — так оно и вышло!




Газета «Санкт-Петербургские ведомости» за номером 12 от 1913 года:

Особам, пострадавшим через тайное недоброжелательство своих недругов, поможет средствами современного практического чародейства вдова титулярного советника Кнаббе.




За Каморным на экране монитора наблюдала еще одна женщина. Она пристально смотрела на экран, покусывая губы и постукивая карандашом по столу. И хотя лицо ее было непроницаемо, те, кто очень близко знал ведущую телеканала Алену Багун, поняли бы, что она в ярости. Алена поглядывала на разливающегося соловьем Камерного и усмехалась одним уголком губ.

Этот тип за последние дни не просто расцвел махровым цветом, он скоро колоситься начнет! Решил использовать нынешнюю ситуацию себе во благо. Сейчас-то он на коне — как же, смелый и удачливый репортер, сам, без милиции, расследует два крупнейших убийства, всех преступников выведет на чистую воду. Как же, нужно ему было преступников разоблачать. Ему главное — побольше мелькать на экране, и не только на Петербургском телевидении, но и в Москве. Очень удачный момент: их каналу дали четыре часа в день вещания на Москву, так что если Каморного запомнят и отметят в Москве, то это уже будет совершенно другая карьера. Алена знает, чего он добивается: своей, лично своей передачи. Сам собирает материал, сам ведет.

И в данный момент очень даже просто может его мечта осуществиться. То есть, это он так считает. Но она, Алена Багун, так просто не сдастся. Она не привыкла, чтобы ее, основную ведущую, лицо канала, отодвигали в сторону, как ненужную вещь. Этому Каморному только дай послабление, он и всю руку откусит…

Да, те, кто знал Алену Багун достаточно близко, поняли бы, что она в ярости. Но таких людей было очень немного, во всяком случае, на телевидении никто не мог похвастаться тем, что хорошо знал Алену.

Каморный вошел в помещение, улыбаясь, и натолкнулся на жесткий взгляд Алены.

Взгляд ее всегда внушал ему если не уважение, то небольшие опасения. Какие точно, он не смог бы сказать даже себе. В этой женщине всегда было для него что-то непонятное, а все непонятное Камерного беспокоило. До последнего времени он старался не задевать ведущую, потому что чувствовал за ней силу. Но вот сегодня Каморный немного расслабился — уж больно хороший выдался денек. Все складывалось для него очень удачно. Эти убийства сыпались прямо как по заказу, чтобы позволить ему, Александру Камерному, закрепиться на канале, сделать свою собственную передачу, а там — кто знает? — если повести дело с умом, то и в Москве заметят, и плевать он тогда хотел на Алену Багун, да и вообще на весь этот город с областной судьбой, как называют Петербург журналисты.

Алена сразу перешла к делу, она вообще не любила ходить вокруг да около, а сразу брала быка за рога.

— Не кажется ли тебе, Александр, что ты слишком много на себя берешь? — холодно произнесла она.

Камерный тоже решил не юлить, а разговаривать с Аленой открыто — она была умна и решительна, это все за ней признавали.

— Нет, не кажется, — коротко ответил он.

— Я знаю, чего ты добиваешься, — продолжала Алена, — ты, дорогой мой, весь как на ладони.

— Представь себе, я ни сколько этого не скрываю, — усмехнулся Каморный. — Да.

Я хочу свою собственную передачу на канале, и не только одну. Я считаю, что давно имею на это право. Рассказывать зрителям должен тот, кто готовил материал, у него это получается лучше.

— Ты намекаешь на то, что я работаю как диктор? — прищурилась Алена.

— Не всегда, — отмахнулся Каморный, — да и не о тебе сейчас речь.

— Вот как? — Она была совершенно спокойна, напряжение выдавали лишь пальцы, сильно сжимавшие карандаш.

— Не нужно мне мешать! — резко сказал Каморный. — Мы могли бы договориться. Тебе я оставлю новости обычные и еще там что-нибудь — а криминальные новости, «Дежурная часть», «Совершенно секретно» — это будет мое, а потом — ежедневный получасовой обзор и полуторачасовая передача.., ну, например, называться будет «Петербургский криминал» или еще как-то.

— Ты столько криминальных новостей не соберешь, — усмехнулась Алена.

— За это не беспокойся, это уж моя забота! — нагло произнес Каморный.

— До сих пор лицом канала была я, — в голосе ее послышались жесткие нотки, — и ничего не изменится в ближайшее время. Я сумею с тобой справиться.

— Ах, так! — Он заглянул в глаза сидящей перед ним женщины.

Та хоть была и не робкого десятка, но внутренне сжалась: таким ненавидящим был его взгляд, и глаза казались бесцветными на перекошенном лице.

— Ты совершаешь большую ошибку, — внешне мягко начала она, — ты решил, что все эти события, эти убийства произошли как бы специально для тебя, ты посчитал, что судьба именно теперь дала тебе шанс выдвинуться, что сейчас — наиболее подходящее время.

Каморный отвернулся, чтобы она не заметила, как блеснули его глаза: именно так он и считал в глубине души. Ишь какая проницательная, стерва!

— Так вот, дорогой мой, — продолжала Алена, — напрасно ты так считаешь. Тебе не дадут освещать этот материал так, как ты хочешь, а скорее всего, просто заставят спустить все на тормозах. Ни о каком журналистском расследовании заказных убийств руководителей Городской Нефтяной Компании и фирмы «Петройл» не может быть и речи, советую тебе проникнуться этой идеей, пока не стало слишком поздно.

Она разглядывала его отстраненно-презрительно, и Каморный, что называется, завелся, хотя редко позволял себе такое. Обычно он доводил людей до бешенства, но с этой женщиной у него не получалось.

— Вряд ли так просто можно заткнуть мне рот, — прошипел он. — Я весьма популярен, я очень популярен, как ни противно тебе это признавать. Есть такая штука, как общественное мнение, и хоть в нашей стране оно никогда не играло особой роли, но в моем случае, безусловно, сработает. Телезрители разорвут вас всех на куски, разумеется, если направить их энергию в нужное русло, а уж об этом я позабочусь. Да меня любой канал примет с распростертыми объятиями!

Алена блеснула глазами. Он прекрасно понимает, что их канал из петербургских каналов самый крупный. И именно он будет вещать на Москву. А уж в Москве своих ушлых репортеров хватает. Так что Каморный не так уж неуязвим, это он хорохорится. И если бы было ему лучше на другом канале, то давно бы уж он ушел.

— Я тебя предупредила, — произнесла она устало.

Каморный еще раз посмотрел на Алену и заметил в глазах ее нечто такое, что заставило его призадуматься. Но что она может? Поговорить с директором, чтобы его уволили?

Чушь какая, он популярен, не станет директор ее слушать. Он еще раз поймал Аленин взгляд.

«Блефует!» — решил он и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Их разговору имелся один свидетель — девушка Света из монтажной. Света подслушивала не то чтобы случайно, просто ей нужно было обязательно знать все про Камерного.

Тогда, после разговора с ним про младшую сестру, Света долго не могла оправиться от шока, хоть внешне и осталась спокойной.

Подумать только, она с таким трудом создавала хрупкое здание Иркиного благополучия, отказывала себе во всем, просыпалась ночью в холодном поту, с ужасом ожидая, что однажды на студенческой вечеринке какой-нибудь козел предложит ей покурить травку, и Ирка не выдержит и сорвется. А тогда — конец, потому что Антон больше не будет помогать, и денег у них нет. Крошечную квартирку, что Свете оставила бабушка, пришлось продать еще несколько лет назад — нужны были деньги на Иркино обучение. Когда судьба послала сестре знакомство с английским моряком Джулианом, Света всерьез подумывала о том, чтобы начать верить в Бога. Удержала ее только здравая мысль, что нельзя вступать с Богом в какие бы то ни было торги, нельзя ставить условия: Ты, мол, мне помоги, а тогда я в Тебя поверю.

Оставалось подождать еще чуть-чуть, Ирка уже закончила институт, нужно только получить визу — и уезжать, уезжать из этой страны навсегда. Сколько сил потратила Света, чтобы убедить Ирку не обращать внимания на своих однокурсников — что они могли ей дать?

И вот теперь все может рухнуть из-за одного подлеца. Каморный и не предполагал, насколько он близок к смерти — если бы можно было убивать взглядом, его давно бы уже не было на свете. Но, очевидно, его ангел-хранитель знал свое дело, потому что существовало множество людей, проклинающих его и .призывающих на его голову всевозможные кары. Но ничего, пока Каморный держался.

Света решила быть начеку, а пока на всякий случай присматривать за Камерным, подслушивать и собирать все сплетни. А вдруг представится шанс ему отомстить? Так она, Света, всегда готова. Хоть она и маленький человек, по выражению известного драматурга — «женщина, не стоящая внимания», но, как знать, иногда и маленький человек может сделать большую гадость, если успеет вовремя…

Из разговора Каморного с Аленой Багун Света поняла: они ссорятся и терпеть не могут друг друга. И еще: у Алены большие возможности Каморного приструнить. Такой поворот дела Свету вполне устраивал.

Время было позднее, и Света собралась уходить. Дома как раз все угомонятся, и она спокойно поужинает и ляжет. В последнее время Света очень нервничала — еще бы, Каморный мог устроить такие неприятности, — поэтому была на пределе, в любую минуту могла сорваться, а мать, как нарочно, заводила ее все время. С тех пор, как от нее ушел муж прошло десять лет, но за это время она из молодой и, в общем-то, достаточно симпатичной женщины превратилась в форменную развалину. Она нигде не работала, таскалась по врачам, бесконечно лечилась всякими народными средствами, и ничего, кроме брезгливой жалости, у Светы не вызывала. Иное дело — Ирка. Та вечно ласкалась к матери, сюсюкалась с ней и потакала во всем. Еще она время от времени упрекала Свету за ее плохое отношение к матери. Света молчала, сдерживаясь из последних сил, стараясь не устраивать ссор, потому что Ирка могла психануть, уйти из дома, хлопнув дверью, остаться ночевать у знакомого парня — так и было однажды, когда сестра пропала на три дня, и Света, чуть не сойдя с ума от беспокойства, обнаружила ее, совершенно пьяную, в постели с таким козлом, что волосы встали дыбом.

— Ты соображаешь, что делаешь? — у Светы не было даже сил кричать, она говорила севшим, еле слышным голосом. — А если Джулиан узнает?

Ирка в пьяном запале ответила, что на Джулиана ей плевать, что он какой-то странный, что за все время их знакомства они ни разу не спали, и еще неизвестно, все ли у него там в порядке.

— У этого зато все в порядке, — издевательски заметила Света, — одна рожа чего стоит.

— Не в роже дело! — неожиданно трезвым голосом отозвался «козел». — Ты на другое посмотри.

— Отвяжись от моей сестры, придурок! — Света наконец обрела голос. — А ты одевайся, дома поговорим.

Но пока ехали до дома, Света успокоилась, и скандала в этот раз не получилось, Выйдя на улицу. Света заметила, что оператор Камерного Николай отпирает двери своего старенького «жигуленка».

— Коля! — Она обрадованно подбежала к нему. — Как хорошо, что ты задержался!

— Чего тебе? — неприветливо спросил Николай, в последнее время, после той истории с кассетой, он ее избегал.

— Подвези хоть на полпути, — рассмеялась Света.

— Садись, — процедил он.

— Какой-то ты, Коля, в последнее время мрачный, — завела Света разговор в машине. — Скучный такой, на девушек не смотришь.

— Чего на них смотреть? — пробурчал Николай.

Сегодня он имел разговор с начальством насчет прибавки к зарплате и нарвался на отказ. Сволочь Камерный, обещал же замолвить словечко. Сам всегда при деньгах, а он, Николай, должен выклянчивать жалкие гроши…

Он знает, что Камерный не брезгует и шантажом, чтобы денежки раздобыть. Так делился бы с другими, не все самому хапать!

Уже несколько часов Николай чувствовал сильнейшее желание напиться и теперь сердито посматривал на сидевшую рядом Свету.

Денег у него было в обрез, только на самую дешевую бутылку водки, при Свете он такое покупать стеснялся, а теперь еще придется подвозить ее до дому — нельзя же, действительно, высадить девчонку посреди ночи, — стало быть, вожделенная попойка откладывалась.

— Действительно, что на девушек просто так смотреть, — игриво приговаривала Света, — с ними надо делом заниматься.

И поскольку он продолжал угрюмом молчать, заговорила серьезней:

— Ты зря сердишься, Николай, я перед тобой не виновата.

— Ты меня использовала, — он смотрел прямо перед собой на дорогу, — из-за тебя у меня неприятности были.

«А если бы ты знал, какие у меня из-за тебя неприятности были», — подумала Света, а вслух сказала:

— С Камерным мы разобрались, он не в претензии.

— Ты меня подставила, — упрямо тянул свое Николай.

«Ну и скотина! — даже весело подумала Света. — Это кто кого подставил. Если бы ты не трепался в пьяном виде, откуда коньяк взял, то Камерный ничего бы и не узнал. А теперь этот пьяница, видите ли, делает оскорбленную мину».

— Камерный, конечно; тоже сволочь, — Николай как бы прочитал ее мысли, — надоел, паразит, до чертиков. Гоняет туда-сюда, а как до денег дело доходит, так у него слух напрочь отказывает.

В его ворчании Света уловила отзвук настоящей ненависти. Это было неудивительно — как уже говорилось, Александр Каморный умел вызывать в людях это сильное чувство.

— Как будто я не знаю, как он деньги зарабатывает, — себе под нос произнес Николай.

Света сделала вид, что не расслышала, а сама насторожилась.

— Вот что, Коля, я знаю, что нам с тобой сейчас надо, — примиряюще произнесла она и положила руку на его колено. — А нужны нам бутылочка чего-нибудь покрепче и место, где мы ее спокойно можем уговорить.

А то день сегодня был утомительный и тяжелый… Ну как, идет? Если у меня не хватит, ты добавишь?

— А то, — повеселел Николай, — и едем ко мне.

— Едем. — Света отвернулась к окну, чтобы он не заметил презрения на ее лице.

Квартира была в старом доме, и довольно захламленная, насколько Света могла заметить в темноте — Николай почему-то не зажег свет в прихожей.

— Дверь не забудь закрыть! — , донеслось из дальней комнаты.

— Кто там — соседка? — шепотом спросила Света.

— Это мать, она спит.

«Как противно все! — с тоской подумала Света. — И на черта я сюда поперлась?»

В комнате он смахнул какое-то барахло со стола — старые газеты, тетрадки, — торопясь расставил стаканы, принес с кухни какую-то еду на тарелке.

«Да он же скоро совсем сопьется, — с удивлением думала Света, наблюдая как дрожат руки Николая, когда он подносил стакан ко. рту. — А впрочем, какое мне до этого дело?»

Сама она только пригубила, чтобы не возбуждать у него подозрений. Николай выпил, закусил и расслабился. Теперь он уже поглядывал на Свету ласково.

— Не дрейфь, лапочка, прорвемся! Давай-ка еще по одной…

Дело пошло быстро. Николай, как все алкоголики, скоро опьянел, и его потянуло на разговоры. Тема была одна: вероломство и неблагодарность Сашки Каморного. Света только в нужную минуту поддакивала или, наоборот, выражала недоверие, и беседа текла ровно, как ручей после дождя. Она узнала много про Каморного, в основном, какой он подлец, но Свете было неинтересно, потому что это она и раньше про Каморного знала.

— Однако ты не будешь спорить, — осторожно начала она, — что Камерный как репортер очень удачлив — все у него везде схвачено, никто из криминальных личностей никогда его не трогает, и вообще…

— Что — «вообще»? — пьяно возмутился Николай. — Стал бы кто внимание на него обращать, если бы он.., под «ладожскими» не ходил?

— Да ну? — искренне удивилась Света.

— А ты — репортер, смелый, удачливый! — распалился Николай. — Да я сам видел и слышал, как он.., в общем, под ними он, это его крыша. Поэтому другие его не трогают.

— Ну надо же… — задумчиво бормотала Света.

— А ты.., ты зачем это расспрашиваешь? — теперь Николаем овладела пьяная подозрительность. — Опять меня во что-то втягиваешь?

Зачем пришла — про Сашку разведать?

— Да что ты все про Сашку, — торопливо сказала Света, — как будто нам нечем заняться…

Она подошла к нему близко и заглянула в глаза. Ничего там не было интересного, кроме пьяной злобы и куража.

«Ну и дерьмо же мужик! — подумала Света. — За что его Камерный держит? Впрочем, Каморный сам дерьмо».

С этой мыслью она начала быстро расстегивать пуговицы на рубашке Николая. Он посмотрел тупо, потом до него наконец дошло, к чему Света клонит, и он несколько оживился, даже погладил ее по голове и пробормотал что-то ласковое, как ему казалось. Света даже удивилась, как быстро он пришел в возбужденное состояние — она думала, что он сильно пьян и будет как кисель. Он встал и даже сделал попытку отнести ее на руках на постель, но попытка окончилась неудачей. Света ощутила запах нестиранного постельного белья, похоже, что кровать в этой комнате не застилалась на день никогда.

Действо закончилось быстро: секс и пьянство — две вещи взаимоисключающие. Николай, перевернулся на спину и через минуту задышал ровно.

«Теперь утром если он и вспомнит, что я была у него, то про разговоры наши точно забудет, — думала Света. — А то протрепался бы Камерному, а тот, если узнает, что я в курсе его отношений с ладожскими», устроит мне не жизнь, а каторгу".

Она оделась и вышла в прихожую. На пороге своей комнаты возникла старуха в длинной ночной рубашке, худая морщинистая шея была обвязана стареньким шарфом.

— Я ухожу, — обратилась к ней Света, иначе жутко было стоять в полутьме и молчать.

Старуха ничего не ответила, только заперла за ней дверь. Слушая, как лязгает старинный замок, Света почувствовала отвращение ко всему миру.

Дома, однако, не спали, ждали ее. В комнате горел свет и даже играла музыка, — это в два часа ночи. Услышав, как Света вошла, Иришка появилась в прихожей в коротеньком халатике с бутылкой шампанского в руках.

— Ты что так долго, Светик? — Она закружилась, напевая. — Ой, ты у хахаля была?

Хорошо, что ночевать не осталась!

— С чего ты взяла, что я была у хахаля? — отшатнулась Света.

— Да по тебе же видно, по женщине всегда видно, когда она занималась любовью! — авторитетно ответила сестра.

Света стремительно отвернулась к зеркалу, потому что ей вдруг стало ужасно плохо — до чего же она дошла, если на ней отражаются занятия даже таким, с позволения сказать, сексом! Любовь… Она вспомнила мятые простыни, запах водки…

— Я в ванную, а ты подожди, после поговорим.

В ванной под шум льющейся воды Света немного поплакала. Минут пятнадцать, большего она не могла себе позволить — Ирка забеспокоится, начнет ломиться в ванную, а увидев Свету плачущей, сама разревется, и неизвестно, чем потом дело кончится. Ирка очень эмоциональна, как и мать, Света нарочно усвоила жесткий тон с ними, иначе начнутся слезы да сопли. Нет, Света не может себе позволить плакать.

После горячего душа стало легче, Света даже усмехнулась, вспоминая Николая, — тоже еще, герой-любовник! Небось и не вспомнит, кто у него ночью был. Может, и к лучшему, уж сама-то Света ему напоминать не будет.

Она расчесала мокрые волосы и пригляделась к себе в зеркале. Никакой косметики на чисто вымытом лице, и никакой прически — ничего не отвлекает — ни кудряшки, ни челка. В зеркале проступило просто лицо. Света не похожа на мать и сестру. У Ирки мордашка хорошенькая, глаза большие, серые, и волосы Вьются вокруг лица светлым ореолом. Приятно смотреть на Иришку. Но Света находила в лице сестры материнские черты, и видела, какой Ирка станет лет через двадцать, конечно, если не уедет из этой страны. Черты ее расплывутся, потеряют форму, рано появятся морщины, двойной подбородок… Нет, у Светы не такое лицо. Взгляд прямой, жесткий даже, черты твердые, и все лицо поражает задумчивой серьезностью. Именно женщинам с такими лицами можно доверить сообщать людям серьезные события, происходящие в стране и в мире. Вот у Алены Багун тоже своеобразное лицо — не скажешь, что правильные черты, но есть в них что-то, виден характер, а в характере ее, как и у Светы, присутствует твердый стержень, таких женщин просто так не собьешь с намеченной цели. И Камерному Алена просто так не спустит то, как он с ней разговаривал сегодня вечером.

Света надела халатик, похожий на тот, что был на Ирке, и вышла в коридор. Тут только она заметила в руках сестры бутылку шампанского.

— Ты что это, на ночь глядя? — недовольно спросила она.

— А ты не догадываешься? — засмеялась Иришка.

— Неужели? — Света невольно прижала руки к колотившемуся сердцу.

— Ну да, ну да! Мне дали визу! — Ирка закружилась по комнате. — Открывай шампанское скорее!

— Покажи! — потребовала Света.

— Вот, смотри, — Ирка совала ей паспорт, — вон какая красивая. Ты подумай.

Сколько меня мариновали! Они, видишь ли, не хотят меня пускать в Англию, потому что я хорошо знаю язык и могу там остаться. Я разозлилась и говорю, что действительно могу там остаться, потому что выйду замуж за Джулиана.

Я все сомневалась, а теперь назло им выйду!

Светлана, не слушая, рассматривала в паспорте разноцветный квадратик. Господи! Наконец-то!

— Виза на четыре месяца, — стрекотала сестра, — как раз месяца полтора на сборы, а потом, в апреле, Джулиан будет в отпуске, и у них цветут рододендроны… Представляешь, целый лес цветущих розовых, сиреневых, желтых… Выпьем за поездку!

Света залпом выпила шампанское и поставила бокал на стол.

— Ну вот что, — медленно начала она, — слушай меня внимательно, сестричка. Ты не будешь ждать полтора месяца, ты пойдешь за билетом завтра утром. И возьмешь его на послезавтра. И вещи соберешь за один день — барахла меньше будет. И улетишь в Туманный Альбион послезавтра, Джулиану я сама позвоню, чтобы встречал.

— Но как же.., так быстро? — растерянно спросила Ирка.

— Не перебивай! — отмахнулась Света. — Так вот, прилетишь к нему. А дальше.., говоришь, вы с ним не спали? Так вот, делай что хочешь, хоть спиралью закрутись, но изволь уложить его в постель, и чтобы там все было в порядке, чтобы ему и думать было страшно — тебя обратно отпустить! Заруби себе на носу: никакая это у тебя не увеселительная поездка, ты уезжаешь отсюда, уезжаешь навсегда и сможешь приехать ненадолго погостить, только когда получишь тамошнее гражданство! И родителям его хоть задницу лижи, но изволь понравиться, чтобы они лучшей жены для своего сына не желали!

— Почему ты так хочешь от меня избавиться? — вскипела Ирка.

— Потому что для тебя это — единственный шанс жить нормальной человеческой жизнью! Вопрос закрыт, мы это тысячу раз обсуждали. Попробуй только вернуться — и я задушу тебя в аэропорту собственными руками!

— А вы? Как вы здесь будете жить? — закричала Ирка. — Я просто боюсь оставить на тебя маму, ты уморишь ее голодом!

— Дура, — спокойно ответила Света. — А кто содержал ее все это время?

— Дело даже не в этом, — запинаясь, ответила сестра, — ты.., у тебя нет к ней никаких чувств, ты не можешь ей простить, что она не удержала отца.

— Да кто сейчас об этом будет думать?

Через десять-то лет? Ирка, не валяй дурака, поезжай, потом может быть поздно. Даю тебе слово, что с матерью буду обращаться сносно, все же я ее родная дочь.

— Ну спасибо, — неожиданно раздался с порога голос матери. — О чем вы так яростно спорите в два часа ночи?

«Господи, хоть бы раз в жизни она поддержала меня!» — взмолилась Света.

И Бог внял ее мольбам.

* * *


Каморный после разговора с Аленой страшно разозлился. Экая сволочная баба, еще угрожать смеет! По привычке он стал рыться в памяти, чтобы вспомнить что-то, чем можно Алену прищучить. И с удивлением понял, что ничем, что ничего такого он про нее не знает. Мало того, он вообще знает про ведущую своего канала очень мало, как, впрочем, и все сотрудники. Но все — это ладно, но как же он, Александр Каморный, так прокололся. Не ждал от Алены неприятностей, никогда ее не задевал, вот и не подстраховался вовремя.

Он перебрал в памяти скудные сведения о биографии Алены. Когда-то была она замужем за одним типом, который сделал политическую карьеру и уехал в Москву, предварительно с ней разведясь. Но никаких скандалов вокруг имени и его, и Алены Каморный не припомнит. Все было тихо-мирно, он уехал, она осталась здесь. Тогда еще Алена не была столь известна как ведущая, да и канала-то этого еще не было, его организовали недавно, года три назад. Потом она вроде бы снова была замужем за скромным служащим банка, привезла его откуда-то из провинции. Он вдруг как-то неожиданно для всех сделал карьеру, разбогател, создал свой собственный банк и опять-таки после этого вскоре развелся с Аленой. Но снова без всякого скандала, нигде ни слова ни строчки про это не мелькнуло.

Банкир не уехал в Москву, и известно, что он с Аленой поддерживает хорошие отношения, дружеские, как-то их видели вместе в ресторане. И уже когда Алена работала на канале ПТЦ, стали видеть ее с одним молодым рок-музыкантом, который тоже вскоре вдруг стал ужасно знаменитым и популярным, после чего уехал за границу, и с тех пор живет и плодотворно работает в Штатах. Недавно сама Алена сделала про него часовую передачу, кстати, весьма неплохую. Вот и все. Как сейчас у Алены с личной жизнью, никто не знает, с кем она живет, есть ли дети.., нет, детей, кажется, нет, да это не важно.

Каморный вздохнул и отправился домой, а наутро решил отбросить посторонние мысли и заняться работой, то есть расследованием загадочных убийств. Ведь он же обещал своим зрителям, что каждый день будет сообщать им все новые подробности, так нужно держать слово.

Прежде всего, нужно заняться этой ненормальной теткой — убийцей Бураго. Каморного мучила мысль, что он упускает очень важную деталь. Где же он слышал про Валерию Петровну Анищенко?

Память репортера Александра Камерного никогда еще не подводила, и он вскоре вспомнил, где слышал про интернат для слаборазвитых детей. Жена Веретенникова, устроившего акт самосожжения в ресторане «У Карла и Клары», раньше работала в этом интернате и даже, помнится, она поминала в разговоре завуча Валерию Петровну.

Ощутив эту мысль, Каморный, что называется, взмыл орлом, крикнул оператора Николая, который, надо сказать, был сегодня не в лучшей форме, очевидно, опять с похмелья, и запихнул его в машину.

— Опять вчера нализался? — ворчливо начал Каморный. — Смотри, Николай, таким манером недолго ты у меня продержишься.

Лучше бы за девками бегал, для здоровья полезней.

— Я совмещаю, — угрюмо буркнул Николай.

«Кто на тебя, валенка такого, польстится?» — издевательски подумал Каморный, но вслух этого не сказал, потому что голова его была занята другим.

Николай тоже промолчал. Какие-то смутные воспоминания бродили в его проспиртованном мозгу, он помнил, как Света Малькова пришла к нему, а вот дальше.., ну и ладно, было бы что вспоминать.

Нина, жена Анатолия Веретенникова, встретила их не очень любезно, но подтвердила, что с завучем интерната для слаборазвитых детей она хорошо знакома.

— А муж ваш, — осторожно начал Каморный, — мог он ее знать?

— Да.., подвозил как-то на машине; кажется, она у нас даже пару раз бывала…

— Вот как, — задумался репортер.

— У вас все? — неприязненно проговорила Нина, — Ходите и ходите…

«Значит, эти двое были знакомы. Человек, с которого все начиналось — самоубийца в ресторане и учительница из интерната, — думал Каморный по дороге. — А вот интересно, знакомы ли они с Виталием Локотковым — тем самым странным осветителем, который скинул на голову Крутицкому стойку с софитами?»

Быстро смотались в «Голден-Холл», раздобыли там адрес и телефон Локоткова, узнали, что жил он вдвоем с матерью. На телефонные звонки ответил женский голос, объяснив что это соседка, а мать Виталия Локоткова, похоронив сына, уехала к родственникам в деревню. Неудача расстроила бы Каморного, если бы, взглянув повнимательнее на адрес и сравнив его с домашним адресом Валерии Петровны Анищенко, он не обнаружил, что Анищенко и Локотков жили в одном доме на улице Братьев Васильевых. То есть, несомненно, между ними тоже была связь, но вот какая? И что ему, Камерному, со всем этим делать?




Газета «Нива», номер 23 за 1917 год:

Будущее каждого человека мгновенно и безошибочно раскрывает по магическим картам известнейший немецкий ученый, придворный астролог мекленбургского двора профессор М. ЗАНГ.




Антон Ребров, после того, как узнал из новостей про убийство Аркадия Бураго, находился в большом беспокойстве. Странное какое-то убийство. Репортеры кричат про заказное — естественно, кто же поверит, что такого человека любовница застрелила из ревности.

Но вы меня простите, где вы тут видите работу профессионального исполнителя? Антон Ребров определенно ничего не видел, а уж ему-то полагалось бы разбираться, потому что именно он сделал заказ на убийство Аркадия Бураго. Антон позвонил Свете Мальковой, велел собрать все сведения, что мелькнут у них на телевидении. Однако ничего нового Света ему не сообщила. Он и сам знал, что убийствами вплотную занимается репортер Александр Каморный. Тоже мне новость, да он об этом каждый раз в новостях кричит!

Антону было некогда раздумывать, что такое произошло с киллером, почему он избрал такой странный путь вместо того, чтобы действовать старым проверенным способом — с помощью снайперской винтовки. В конце концов, это уже не важно. Важно скорее от киллера избавиться, чтобы никакая ниточка не могла связать его, Антона Реброва, с убийством конкурента из компании «Петройл».

Окрыленный достаточно легкой победой на собрании Городской Нефтяной Компании, Антон несколько расслабился, он начал думать, что ему все удается не потому, что настала для него полоса везения, а потому, что это он сам такой гениальный и предусмотрительный, а также смелый, решительный и жесткий. Дело осталось только за малым: нужно нейтрализовать киллера, чтобы никогда никто не узнал, что заказчиком убийства Бураго был Антон Ребров, то есть — ГНК.

Во всей суете последних событий Антону как-то не пришла в голову одна простая мысль: если человек, к которому он обратился, чтобы тот избавил его от конкурента, считается опытным профессионалом и достаточно долго держится в своем бизнесе, то, следовательно, он умен и осторожен. У Антона в мозгу сработал стереотип: «раз я нанимаю тебе на работу — значит, я умнее». Это сослужило ему плохую службу.

В условленное ранее время Антон как ни в чем не бывало сделал два звонка по известному номеру, вызывая киллера на установленную встречу. В конце концов, задание он выполнил? Выполнил. Клиент устранен? Так точно.

И теперь заказчик, то есть Антон, желает произвести окончательный расчет. Антон очень надеялся, что киллер будет думать так и ничего не заподозрит.

Однако в этот раз встречаться он собирался не совсем так, как раньше. Антон приказал остановить машину за квартал до нужного дома на Вознесенском проспекте. Четверо молодых людей из его «силовой структуры» уже были проинструктированы и заранее посланы на место встречи с недвусмысленным приказом ликвидировать пришедшего на встречу, то есть подошедшего к лестничному окну человека. Хотя киллер не знал его ни в лицо, ни по имени, Антон не мог спать спокойно, пока оставался в живых кто-то, кто мог связать его с убийством Бураго. Его очень беспокоила непонятная женщина, которая убила Бураго ценой собственной жизни. Но ее нет в живых, и Антон теперь должен произвести тщательную зачистку, только тогда дело будет закончено.

Через полчаса один из посланных вернулся с докладом.

— Ребята ждут, но, судя по всему, никто туда не придет — был раньше. На месте лежал вот этот пакет. Внутри все тихо.

Ребров подозрительно оглядел сверток в подарочной упаковке — яркая бумага в зайчиках и слониках, перевязанная шелковой лентой. Вполне может это быть бомбой, рассуждал Ребров. Но если выбросить пакет в Фонтанку — киллер больше не пойдет на контакт, и зачистка не будет выполнена. И он, Антон, так и будет волноваться, занозой будет сидеть в нем вопрос — что же случилось?

— Отойди от машины и развяжи пакет, — приказал он охраннику.

Тот не посмел ослушаться, хоть и понял грозящую опасность. Он отошел шагов на двадцать и трясущимися руками развязал розовую ленту.

— Ну что там? — крикнул Антон.

— Мобильник, — хриплым голосом ответил парень.

— Давай сюда.

Охранник подошел к машине, утирая обильный пот, выступивший на лбу. В руке у него был маленький черный «эриксоновский» телефон. Антон протянул руку, и телефон тут же зазвонил, как будто невидимый режиссер специально ждал момента для создания наибольшего драматического эффекта. Антон поднес аппарат к уху.

— Вы мне остались кое-что должны, — раздался в трубке знакомый голос.

— Я для этого и хотел с вами встретиться, — ответил Антон.

В голосе, помимо его желания, прозвучало суетливое беспокойство.

— Допустим. Подъезжайте через полчаса в парк Победы, к площадке аттракционов. Там я с вами свяжусь.

В трубке запели короткие гудки.

— Быстро снимай всех ребят с наблюдения, — скомандовал Антон. — Здесь он уже не появится никогда.

Через минуту машина мчалась к парку Победы. По дороге Антон связался со своими и вызвал к парку. Победы еще четверых со снайперскими винтовками.

Оставив машины у входа в парк, люди Реброва рассредоточились, оцепив площадку аттракционов. По зимнему времени половина аттракционов не работала. Не успел Антон осмотреться, как мобильник снова зазвонил.

— Подойдите к колесу обозрения, только один, без охраны. Подсядьте в мою кабину, там мы поговорим и рассчитаемся.

«Дожидайся», — подумал Антон, в глубине души понимая, что киллер и не ждет, что он согласится. Он поднял глаза на огромное колесо. Оно медленно вращалось, почти пустое, только в одной кабинке виднелась одинокая человеческая фигура. Ребров схватил переговорное устройство и тихо скомандовал:

— Снайперы, быстро снять человека на колесе обозрения.

Выстрелы не были слышны — винтовки у снайперов были, разумеется, с глушителями, но Антон, внимательно наблюдавший за одинокой фигурой на колесе, заметил, как она дважды чуть дернулась. Было в этих движения что-то странное, как неживое, но Ребров в спешке не придал этому значения.

— Все по машинам! — скомандовал он.

И тут же снова зазвонил мобильник.

— Нехорошо, Антон Арнольдович, — произнес голос в трубке. — Вы ведь знаете, что с людьми моей профессии шутить опасно. Можно нарваться на ответную шутку.

Антон поднял глаза к колесу обозрения.

Кабинка с одинокой фигурой как раз подплывала к земле. Антон почувствовал, что если сейчас утратит самообладание, то произойдет непоправимое. Усилием воли он взял себя в руки, лихорадочно пытаясь понять, как действовать дальше. Колесо остановилось, человек, сидевший в кабинке, не выходил и вообще не шевелился.

— Даю вам последний шанс, Антон Арнольдович, — сказал голос. — Подойдите к колесу, только один. Думаю, вы понимаете, что произошло недоразумение, и нам необходимо договориться.

Антон представил себе, какую замечательную мишень он будет представлять из себя — один, на полупустой площадке, но нельзя было показывать, что он струсил. Охранник пытался было его остановить, но Антон нетерпеливо сбросил его руку со своего плеча. Подбежав к кабинке, он уставился на то, что принял за одинокую человеческую фигуру.

Впрочем, ошибка была вполне простительна.

В кабинке сидел манекен в длинном оливковом плаще и надвинутой на глаза темно-серой шляпе. На коленях манекена лежала коробка от торта.

Снова зазвонил мобильник. Антон, ощущая, как липкий страх ползет по всему телу, механически поднял трубку.

— Сюрприз! — с дурацким смешком произнес ненавистный голос.

И тут же в коробке от торта раздался щелчок таймера. Антон посерел от страха. Он смотрел, не отрываясь, на коробку и ждал слепящей вспышки выстрела, ждал неминуемого конца. Нужно было бежать или хотя бы упасть на землю, подкатиться под ограждение аттракциона, в мертвую зону взрыва — но ужас сковал его тело, совершенно парализовал его. Он только стоял, как соляной столп, отсчитывая мысленные последние мгновения жизни…

И вдруг коробка с громким хлопком распахнулась, и из нее выскочил дурацкий тряпичный клоун.

Антон перевел дух и огляделся. С нескольких сторон к нему бежала охрана.

Снова зазвонил телефон. Антон привычно поднес трубку к уху и севшим от пережитого страха голосом произнес:

— Ну что еще?

— Я же сказал — сюрприз! Лицо-то вытрите, Антон Арнольдович!

Машинально Антон вытащил из кармана платок и вытер совершенно мокрое от пота лицо. Взглянув на платок в своей руке, он встрепенулся — откуда этот мерзавец за ним наблюдает?

В трубке снова раздался издевательский смех:

— Я ведь говорил — можно нарваться на ответную шутку! Вы совершенно правы — я все время за вами наблюдаю и, как видите, уже не один раз мог бы вас убить. Но я предпочитаю еще немного.., пошутить. Как вам понравилось мое представление? Не правда ли, наш друг в серой шляпе очень симпатичный?

— Что вам нужно? — прокричал Антон в трубку. — Я ведь готов с вами окончательно расплатиться, хоть вы и выбрали странный способ выполнения заказа… Мне кажется даже, что эту работу выполнили не вы. Смею думать, что на глазах множества свидетелей эту работу выполнила какая-то сумасшедшая…

— Вот именно. Как раз это мне больше всего не нравится. Вы даете мне заказ, а когда я все уже тщательно подготовил для выполнения задачи, на моих глазах объект устраняет кто-то совершенно посторонний. Как вы считаете, могло ли это мне понравиться? Вы что же это себе вообразили — что можно мой заказ отдать кому-то другому, кто выполнит его лучше или, может быть.., дешевле?

— Нет.., клянусь вам, я совершенно не имею представления, кто стоит за этим… Я даже думал, что это вы все сделали таким странным способом, и хотел с вами расплатиться…

— Я видел, как вы собирались со мной расплатиться, — прервал его голос в трубке. — Почему-то вы решили, что лучшее средство при окончательных расчетах — это снайперская винтовка. Кстати, вам будет интересно узнать, что же случилось с вашими снайперами. А лично вам, Антон Арнольдович, я очень рекомендую внимательно смотреть телевизор, особенно то, что сообщает Александр Каморный. Вы сможете увидеть там самого себя в очень интересной роли. — В трубке снова раздался жутковатый смех, и собеседник Антона окончательно прервал разговор.

Антон злобно взглянул на подбежавших к нему охранников и скомандовал:

— Живо проверить, что там случилось со снайперами!

Двое бегом кинулись проверять и уже через минуту вернулись бледные как смерть.

Снайперов нашли в кустах, оба были задушены тонкой проволочной петлей.

— Та-ак, — задумчиво протянул Антон, — у этого человека интересные представления об игре, но одно точно — он не блефует. Очень интересно, что же он такое припас для телевидения.

Немного подумав, Антон приказал ехать снова на Вознесенский проспект. Там он отрядил всю свою оставшуюся команду на тщательное обследование полуразрушенного дома. Впрочем, особенно долго искать не пришлось: оторвав вентиляционную решетку на площадке второго этажа, как раз напротив того места, где Антон передавал киллеру конверт с авансом и заказом, один из охранников нашел миниатюрную видеокамеру с передающим устройством.

— Ясно, — кивнул Антон, заметив находку, — теперь ясно, что он собирается предложить Камерному. Ну что ж, киллер он, возможно, и очень хороший, но здесь он предложил такую игру, в которой мои карты всегда будут сильнее.

И Антон набрал номер телефона Теймураза Аполлоновича Нодии.

В этот же день Александр Каморный, известный тележурналист и не менее известный в околотелевизионных кругах скандалист и склочник, вернулся домой в четвертом часу утра. Это было его обычное время — ночью в городе происходит множество криминальных событий, на которые собратья Камерного слетаются, как стервятники на запах падали, и только под утро наступает относительное затишье.

Войдя в свою квартиру и захлопнув дверь, Каморный щелкнул выключателем, но свет в коридоре не зажегся. Подумав, что лампочка перегорела, и вполголоса чертыхнувшись, Каморный побрел по коридору, спотыкаясь в темноте о разбросанную обувь. Добравшись на ощупь до комнаты, он нашел на стене выключатель, но здесь света тоже не было.

— Не пугайтесь, Александр, — раздался рядом негромкий мужской голос, — я просто вывернул пробки.

Каморный похолодел, во рту у него мгновенно пересохло. Вот оно! Он всегда чувствовал, что его жизнь закончится рано и страшно.

Профессия тележурналиста — очень опасная профессия, он многим влиятельным людям успел насолить…

— Не пугайтесь, Александр, — снова повторил тот же самый негромкий голос, — Я вам ничего плохого не сделаю.

— Кто вы? — спросил Каморный, с трудом справившись со своим голосом. — И как вы сюда попали?

— Как я сюда попал? — незнакомец чуть слышно рассмеялся. — Да сюда кто угодно попадет, ваша дверь легко открывается при помощи вязальной спицы или пилочки для ногтей. А кто я… Вы часто в своих репортажах любите упоминать людей моей профессии, хотя, мне кажется, ни разу до сих пор ни с одним из них не сталкивались. Я.., уборщик.

— Киллер?

— Если вам так больше нравится. Но я, честно говоря, слово это не очень люблю.

— И вы говорите, что не собираетесь сделать мне ничего плохого? — переспросил Каморный дрожащим от страха голосом.

— Не собираюсь, — повторил незнакомец.

— Зачем же вы ко мне пришли?

— Я пришел к вам как к журналисту, репортеру. Я хочу дать вам определенную информацию и надеюсь, что вы сможете выдать ее в эфир в самое ближайшее время.

— Что же это за информация? — в голосе Камерного страх уступил место профессиональному интересу и возбуждению — он понял, что сейчас ему в руки попадет настоящая сенсация.

— Информация, связанная с убийствами в топливном бизнесе.

— Как же эта информация попала вам в руки?

— Очень просто. Меня наняли для устранения Аркадия Бураго.

— Но ведь Бураго убила женщина, сумасшедшая учительница!

— Вот именно. Мне дали заказ, а потом произошло что-то непонятное. Либо этот заказ перехватил кто-то другой, либо нелепая случайность, но так или иначе, с профессионалами моего уровня так не поступают! — В голосе киллера уловил Каморный даже обиду. — Заказчики поступили со мной нечестно, мало того, что не дали выполнить заказ, так еще не захотели полностью рассчитаться, а вместо этого пытались убить, но, естественно, это было у них идеей неудачной — ведь они, в отличие от меня, непрофессионалы. Но я очень рассердился и счел себя свободным от обязательств, данных заказчику.

— Кто заказал вам убийство Бураго? — Каморный окончательно справился со своими страхами, и теперь им двигало только профессиональное любопытство, больше всего он жалел, что не может записать ночной разговор с таинственным незнакомцем на видео или хотя бы на магнитофон.

— Мне заказал его новый руководитель Городской Нефтяной Компании Антон Ребров.

— Но мы не можем выступить с таким обвинением без всяких доказательств, ведь Ребров тут же подаст на телеканал в суд! А я, простите, не могу даже быть полностью уверен в том, что вы — именно тот человек, за которого себя выдаете. Вы не представляете, сколько людей в наше время готовы взять на себя самые страшные преступления, только чтобы хоть как-то прославиться! По-моему, появилось просто какое-то психическое заболевание…

В темноте снова послышался тихий смех.

— Да, действительно, — проговорил незнакомец, — ситуация несколько парадоксальная. Всю жизнь я старался все делать, чтобы скрыть от всех свою настоящую профессию, а теперь мне приходится доказывать вам, что я — киллер… Впрочем, не хотите — не надо.

Я могу предложить свой материал вашим конкурентам…

— Нет, что вы, что вы! — поспешно заговорил Каморный. — Я нисколько не хотел усомниться в достоверности ваших слов. А какого рода материал вы мне предлагаете?

— Вы посмотрите его после моего ухода.

Но предупреждаю вас: я оставлю эти материалы только в том случае, если вы обещаете показать их в эфире.

— Если материалы того заслуживают.

— Заслуживают, уж не сомневайтесь. Но предупреждаю вас еще раз: если вы меня обманете, то есть, если вы возьмете пакет, а сами под давлением или из-за денег не дадите материалу ходу — я найду вас где угодно.

С людьми моей профессии не шутят!

— Я вас понял. Я сделаю все от меня зависящее, — негромко ответил Каморный.

— Я не сомневаюсь, — раздался голос в темноте.

Неизвестный прошел к дверям, щелкнул замками, и Каморный вздохнул с облегчением: дверь его дома захлопнулась за страшным ночным гостем. Найдя с трудом фонарик, Каморный ввернул пробки и включил свет. На журнальном столике лежал пакет из плотной желтой бумаги. Вскрыв его с опаской, Каморный нашел видеокассету и еще один конверт, небольшого размера. Торопливо вставив кассету в видеомагнитофон, Александр вгляделся в экран. Видна была лестничная площадка, засыпанная строительным мусором. Некоторое время ничего не происходило, затем на площадке появился хорошо одетый молодой человек. Он был виден в довольно неудачном ракурсе, но Каморный тем не менее узнал нового руководителя ГНК Антона Реброва.

Ребров подошел к не застекленному окну, расположенному в стене на высоте чуть больше человеческого роста, и, что-то сказав, протянул в окно конверт.

Каморный нажал на видео кнопку «Стоп» и внимательно всмотрелся в конверт на экране.

Этот конверт был как две капли воды похож на тот небольшой конверт, который лежал сейчас рядом на журнальном столике. Каморный снова пустил изображение. Ребров на экране, передав конверт кому-то невидимому за окном, повернулся и пошел вниз по лестнице.

Теперь он шел прямо на камеру, и лицо его было видно совершенно отчетливо. В том, что это именно Антон Ребров, не оставалось больше никаких сомнений. Запись кончилась. Каморный, стараясь не смазать с конверта отпечатки пальцев (он почти не сомневался, что на конверте нет никаких отпечатков), вытряхнул на стол его содержимое. Из конверта вылетела цветная фотография размером 9 на 12. На фотографии был изображен покойный председатель компании «Петройл» Аркадий Бураго.

* * *


Надежда Николаевна дня три — со вторника, когда убили Бураго, и до пятницы — напряженно раздумывала обо всем случившемся, смотрела телепередачи и даже читала всевозможные газеты. Но ценной информации она почерпнула для себя мало, в основном газеты допускали туманные намеки на войну в топливном бизнесе, но прямо утверждать что-либо без доказательств боялись. Самым авторитетным источником по-прежнему для Надежды оставался Александр Каморный, она с одобрительным интересом выслушала его сообщение о том, что между исполнителями двух убийств — осветителем в «Голден-Холле» и ненормальной учительницей — существует связь: они жили в одном доме. Одобрила Надежда и то, что Каморный присоединяет к двум последним и самоубийство в ресторане, он показал телезрителям, что и с этим событием была связь. Надежда, со своей стороны, не сомневалась, что исполнители как-то связаны между собой, не зря она видела их всех в свое время в метро. Очень правильный ход сделал Каморный, думала Надежда, искать связь не среди жертв, а среди исполнителей.

Значит, они были знакомы, допустим шапочно, но были. В какие дни недели она, Надежда, видела их в метро? Надежда пошевелила мозгами и вспомнила, что в метро она встречала первого, Веретенникова, в понедельник, второго, Локоткова, — во вторник, а Валерию Петровну Анищенко — в следующий понедельник. В остальные дни, хоть она и была на станции «Московские ворота» примерно в это же время, но никого, похожего на тех странных людей не видела.

«Это ничего не значит, — возразила она себе, — в такой толчее можно их просто не заметить, да и по времени могло не совпасть их и мое появление. Но, с другой стороны, больше не было странных случаев, когда ненормальный убивает кого-то, а потом сам кончает жизнь самоубийством или заведомо идет на то, что его убьют, во всяком случае, по телевизору об этом не сообщали».

Стало быть, можно допустить, что странные люди появляются на станции метро «Московские ворота» по понедельникам и вторникам. Но вот откуда они все приходят?

В пятницу с утра была жуткая погода — опять наступила оттепель, шел мокрый снег, который постепенно переходил в сильный дождь, к тому же еще дул сильный южный ветер, и под ногами был сплошной каток, покрытый талой водой.

После прогулки по такой погоде крашеный песец на воротнике пальто неминуемо превратился бы в драную кошку, поэтому Надежда достала из стенного шкафа то самое межсезонное пальто из микрофибры. Перекладывая в карманы карточку и ключи, она вытащила буклет, который нашла в прошлый понедельник, когда шпионила за Валерией Петровной. Та бросила его мимо урны, а Надежда подобрала без всякой задней мысли и сунула в карман, а потом, после последовавшего во вторник убийства Бураго, это совершенно выскочило у нее из головы. И непромокаемое пальто она с того дня не надевала, потому что подморозило, и она ходила в теплом, зимнем.

Надежда развернула буклет и прочла:

Ваша жизнь дала трещину? Вы устали от одиночества? Проблемы обступили вас со всех сторон? Тогда вам поможет настоящий тибетский маг РАНБАН САНМИН — действительный член Всемирной академии эзотерических наук, великий мастер белой магии, посвященный в тайны верховных лам Тибета.

— снятие порчи, сглаза, родовых проклятий;

— очищение кармы;

— обретение внутренней гармонии;

— раскрытие тайны прежних воплощений;

— предсказание судьбы по древней тибетской Красной книге.

Уникальная магическая методика!

Запись на консультации по телефону такому-то…

Ознакомительные лекции по средам и пятницам в Центре культуры и отдыха по адресу…

Надежда внимательно прочитала адрес и удовлетворенно вздохнула. Центр культуры и отдыха находился в десяти минутах ходьбы от станции метро «Московские ворота».

Стало быть, можно предположить, что все трое ходили на лекции этого тибетского мага, потому и возвращались в одно и то же время, после шести вечера. Да, но в буклете сказано, что лекции по средам и пятницам, а Надежда видела тех людей в понедельник и вторник.

Надежда Николаевна почувствовала знакомое ощущение где-то на голове, в корнях волос. Пора уже ей перестать быть пассивным наблюдателем и начать собственное расследование!

Для начала нужно зайти в этот Центр досуга, или как там его, и выяснить про тибетского мага на месте. Она быстренько собралась и вышла из дому пораньше, чтобы успеть заскочить в Центр до того, как заберет из школы первоклассника Диму.

Центр оказался огромным круглым зданием.

«Да ведь это же Дворец культуры имени Цурюпы!» — вспомнила Надежда.

"Странно, — размышляла она, обходя здание в поисках входа, — я не представляю себе, кто такой Цурюпа, кажется, был такой человек, большевик, а может, это вовсе даже организация? ЦУРЮПА — Центральное управление чего-нибудь там… Был же на Петроградской раньше Дом культуры имени Промкооперации? И вообще, какой логикой руководствовались большевики, когда называли улицы и Дома культуры именем своих соратников? Ну например, город Самару переименовали в Куйбышев — это понятно, Куйбышев был оттуда родом, также и Нижний Новгород при большевиках стал Горьким, потому что Горький там жил в юности.

Но все эти многочисленные Дома культуры — имени Ногина, имени Шелгунова, опять же Цурюпы… Дом культуры имени Шелгунова — от общества слепых, и, кажется, Шелгунов был слепой большевик. Что ж, логика есть. Но тогда большевик Скворцов-Степанов, именем которого названа самая большая в городе психиатрическая больница по той же логике вещей должен был быть сумасшедшим? Навряд ли, если бы он был психом и проводил долгое время в дурдоме, больницу назвали бы его именем. Лечебные учреждения называют именем известных врачей — институт известного психиатра Бехтерева, например. Но психиатром Скворцов-Степанов точно не был, — а тогда за что же ему такая сомнительная честь?"

Тут Надежда заметила, что, отвлекшись на глупые мысли, прошла вход и теперь, как лошадь по кругу, обходит огромный дом заново.

Пришлось выбросить из головы старых большевиков и возвращаться.

В холле Центра было пустынно, потому что время неподходящее для занятий — слишком рано. Надежда вошла и с любопытством огляделась по сторонам. Холл был большой и красивый, чувствовалось, что Центр культуры и отдыха процветает. Висели красочные плакаты и афиши, было множество комнатных растений в кадках и красиво вьющихся по стенам, а в одном углу Надежда заметила выложенный из камней настоящий маленький бассейн, в который с тихим журчанием стекала вода из крошечного фонтанчика. Ближе к центру зала за стойкой сидела симпатичная девушка, и, судя по тому, что рядом с ней был повешен большой плакат с теми самыми сведениями о тибетском маге, она была в курсе всех его дел.

— Добрый день, — нерешительно начала Надежда. — Я бы хотела узнать.., вот. — Она указала на плакат.

— Вы хотели бы записаться на ознакомительную лекцию? — приветливо сказала девушка.

— Ага, — Надежда решила поменьше говорить и побольше слушать, — но.., я не уверена.

— Я вам сейчас все объясню, — обрадовалась девушка. — Присядьте.

Надежда с удовольствием опустилась в мягкое кожаное кресло и расстегнула пальто.

— Понимаете, — задушевно начала девушка, — Учитель установил свой порядок приема. Человек приходит к нам в первый раз и идет на ознакомительную бесплатную лекцию, — она голосом подчеркнула слово «бесплатную». — Лекция является ознакомительной не только для вновь поступающих к нам, но и для Учителя. В процессе лекции он знакомится с людьми, со своими будущими учениками, определяет их психологический тип, степень омраченности их кармы и распределяет по группам. Ведь нельзя одновременно собрать в одной комнате людей с различным состоянием ауры. Они будут мешать друг другу. Разумеется, Мастер настолько могущественен, что мог бы работать и в таких трудных условиях, — тут в голосе девушки прозвучали восторженные нотки, — но ведь прежде всего мы должны думать о наших посетителях. Мы должны создать им максимальный душевный комфорт, верно?

— Верно, — согласилась Надежда. — А скажите, эти группы — они большие? Много в них.., учеников?

— По-разному, — ответила девушка. — Это определяет Учитель. Десять групповых занятий, оплата соответственно вперед, двадцать долларов за сеанс.

— Ничего себе! — невольно охнула Надежда. — А тут про цену ничего не сказано. — Она достала из кармана буклет.

— Зачем же вы спрашивали, раз вы уже ходите на групповые занятия? — удивленно заговорила девушка. — И оплата у вас произведена вперед, вот, видите. — Она указала на какую-то закорючку в верхнем уголке, на которую Надежда не обратила внимания.

— Не все так просто, — вздохнула Надежда, лихорадочно соображая, как ей выкрутиться из неприятного положения. — Видите ли, не сочтите меня рассеянной до такой степени, что я забыла, что уже оплатила вам курс занятий Все дело в том, что ходила к Учителю моя приятельница. Вы говорите, десять занятий? А она говорила, что прошла меньше половины, — что-то подсказывало Надежде, что покойная Валерия Петровна действительно не закончила полностью курс. — И вот, — вдохновенно врала Надежда, — ей пришлось срочно уехать в командировку. Она и объяснить-то мне толком ничего не успела, только сунула бумажку эту и сказала, чтобы я пришла сюда к вам на лекции, чтобы деньги не пропали.

Вы ведь, я так понимаю, деньги обратно не возвращаете?

— Нет, такого пункта в договоре нет, чтобы деньги возвращать, — недовольно сказала девушка.

— Так вот, не могу ли я вместо приятельницы на эти занятия походить? — допытывалась Надежда.

— Не знаю, — неуверенно протянула девушка. — Учитель так тщательно отбирает группы. Вы человек неподготовленный, будете мешать.

— Это не правильно, что деньги не возвращают, — начала Надежда упрямым и склочным голосом, — так нельзя.

— Вы знаете, — задумалась девушка, — вам нужно поговорить с Беллой Александровной.

Она занимается учетом и подбором групп, у нее списки. Ваша группа, — она взглянула на купон, — занимается по понедельникам и вторникам с четырех до шести.

— А как вы определили? — полюбопытствовала Надежда. — Время занятий же нигде не указано.

— Буклет белый, — улыбнулась девушка, — значит, такое время. А у других групп будет другой цвет.

«Конспирация!» — сообразила Надежда.

— Значит, я зайду в понедельник после шести, раньше не могу. — Она поспешно вышла на улицу, потому что ей стало как-то неуютно.

И что же она вынесла из получасовой беседы с симпатичной девушкой? Валерия Петровна Анишенко ходила на групповые занятия к этому самому тибетскому магу с очень сложным именем и фамилией. Занятия проходили по понедельникам и вторникам с четырех до шести, именно поэтому Надежда встретила ее в метро примерно в четверть седьмого. И, судя по тому, что двоих мужчин на предыдущей неделе она встретила тоже после шести, то они ходили в ту же группу, что и Валерия Петровна. И очень интересно, что же такое делает с людьми замечательный тибетский Учитель на своих групповых занятиях, если после этих занятий они жгут себя, кидают на других стойки с софитами или стреляют в упор в человека, который подарил им туристический автобус?

* * *


В последующие за этим выходные Надежда Николаевна проявляла такой повышенный интерес ко всевозможным колдунам, экстрасенсам и знахарям, что это не осталось незамеченным ее мужем.

Глядя на кипу газет в которых давалась реклама магов и ясновидящ их, он поинтересовался, зачем это нужно его жене и не собирается ли она действительно отправиться ко всем этим шарлатанам и доверить им свою судьбу и здоровье?

— А кстати, Саша, — оживилась Надежда, — как-то мы никогда об этом не говорили. Скажи честно: как ты относишься к белой магии?

— Так же, как и к черной — никак.

— Ну, Саша. Я ведь серьезно спрашиваю…

— Некорректно поставленный вопрос, — нахмурился муж. — Прежде всего — что такое белая магия?

— Ну.., в противовес черной магии белая магия призвана творить добро, — несколько неуверенно ответила Надежда.

Муж встал с кресла и приготовился произнести речь, а Надежда сложила руки на коленях, как примерная школьница и приготовилась слушать.

— До того, как дикари изобрели религию, — начал Сан Саныч, — они руководствовались в своей жизни представлением о том, что все вещи во Вселенной, в том числе и люди, связаны друг с другом. И нельзя передвинуть ни один камешек, так чтобы это не изменило судьбы какого-нибудь человека. Особенно это касалось предметов, похожих друг на друга или одинаково называемых.

— К примеру, вот мы с тобой Лебедевы, — вставила Надежда. — Так если вдруг какой-нибудь браконьер подстрелит лебедя, то мы с тобой можем заболеть?

Муж слегка поморщился, но кивнул:

— Где-то так. Более простые и проверенные способы — провести магические процедуры с кусочками волос или ногтей, взятыми у конкретного человека. Или с его фигуркой.

— Или с фотографией, — вставила Надежда.

— Вот-вот. С этим же связано представление об астрологии. Каждому человеку приписывают связь с определенной звездой и по поведению этой звезды судят о его судьбе.

— А в чем же тогда разница между черной и белой магией? — задала Надежда провокационный вопрос.

— Надежда, тебе не надоело? — рассердился муж. — Черная — плохая, белая — хорошая, и не пора ли ужинать?

— Одного я не пойму, — задумчиво говорила Надежда, наливая себе вторую чашку чаю, — почему в последнее время среди народа так возрос интерес ко всевозможным колдунам и магам? Ведь вон их сколько, — она потрясла пачкой газет, — и везде реклама: снятие порчи, сглаза, проклятий…

— Жизнь у народа тяжелая, — заметил Сан Саныч, — вот и верит от безысходности.

— Скорее, от серости, — сердилась Надежда, — ты только посмотри: заговор на удачу в бизнесе. Но, Саша, если бы ты был бизнесменом, то неужели перед каждой сделкой ходил бы к такому, с позволения сказать, магу и спрашивал: можно тебе покупать эту партию товаров или нет? Что маг-то понимает в торговле? Или вот, допустим, коррекция кармы. Про карму-то никто ничего определенного не знает, так что тут можно человеку лапшу на уши навешать… Но вот: определение сроков операции — это уже ни в какие ворота! Чтобы доверить какому-то магу определить, когда мне нужно операцию делать!

— Типун тебе на язык, — поморщился муж, — еще накаркаешь.

— Ну да, — опомнилась Надежда, — чтоб не сглазить.

— Ага, значит, ты тоже веришь в сглаз и порчу! — обрадовался муж.

— Конечно, верю. И верю в высшие силы. Только не верю в то, что мне поможет абсолютно незнакомый человек. — Она опять потрясла пачкой газет. — Почему я должна ему доверять? Они тут пишут: окончили академию каких-то изотерических наук, откуда я знаю, что это за академия? Вот когда мне показывают диплом Государственного университета, тогда я этому диплому доверяю! Потому что университет — это фирма, его и в других странах признают.

— Не все так просто, — возразил муж, — многие дамы, например, обращаются для того, чтобы вернуть любимых. А когда женщина в отчаянии, она хватается за соломинку. И вот, побеседовав с доброжелательным, внимательным к ней человеком, женщина и сама немного успокаивается. Ей кажется, что все не так плохо, появляется надежда. А со временем, возможно, ее любимый вернется, так что все будет хорошо.

— А вот кстати, — оживилась Надежда. — Представь себе такую ситуацию: от одной дамы ушел.., ну не муж, а, допустим, просто любимый человек. И ушел он к ее подруге — возможна такая ситуация?

— Сколько угодно.

— Да. И она, та, которую бросили, идет к одному там, допустим, магу, как он себя рекомендует и просит его возвратить любимого.

И этот маг начинает действовать. И представляешь себе — ему удается, мужчина обратно возвращается к этой женщине!

— И что дальше? — Сан Саныч смотрел, улыбаясь.

— А дальше та, подруга, которую теперь тоже, можно сказать, бросили, обращается к тому же самому магу — случайно — и тоже просит его вернуть любимого! Саша, ведь это же беспроигрышная лотерея! Заработок магу обеспечен на очень долгое время. Так можно гонять бедного мужика от одной к другой, пока у дам деньги не кончатся!

— Это при условии, что они обратятся к одному и тому же колдуну, — справедливо заметил Сан Саныч. — А если это будут разные люди?

— Тогда победит сильнейший! — согласилась Надежда. — И это правильно: должна быть конкуренция.

— У тебя сегодня хорошее настроение, — сказал муж, — но нельзя в открытую смеяться над людьми: они-то верят, что маги и колдуны им помогут.

— Но почему нужно идти и рассказывать о самом наболевшем абсолютно незнакомому человеку? — упрямо возражала Надежда.

— Хотя бы потому, что он выслушает, — мягко напомнил Сан Саныч. — Но тебе нет необходимости ходить к колдунам и магам, у тебя есть я. Я всегда тебя выслушаю и разведу все твои беды.

— Это верно, — рассмеялась Надежда, а про себя подумала, что бывают, конечно, моменты, когда мужу вовсе не обязательно раскрывать душу, но на такой случай у нее есть подруга детства Алка Тимофеева. Алка выслушает все, что Надежда ей наболтает, и хоть навряд ли посоветует что-либо дельное, но в одном Надежда уверена твердо: никому Алка не расскажет, что узнала, и никогда не использует услышанное во вред Надежде.

В таких беседах прошли выходные, и к понедельнику Надежда решила, что не пойдет к тибетскому магу, потому что дело там явно нечисто. И уж если он может своих учеников довести до такого состояния, что они убивают людей, то где гарантия, что и Надежде он что-нибудь такое не внушит? Нервная система у нее крепкая, гипнозу ее организм не поддается, это проверено, такая уж особенность, но кто поручиться, что этот, с позволения сказать, маг не использует какие-нибудь способы, против которых организм Надежды не устоит? Так что Надежда решила позвонить Александру Камерному — благо телефон его показывали в каждой передаче криминальных новостей, — и сдать ему тибетского мага со всеми потрохами. Если Каморный ей не поверит — тем хуже для него и для его расследования, а подставлять свою голову просто так Надежда не собиралась.




Газета «Нива», номер 38 за 1916 год:

Если вы желаете узнать свою судьбу и характер, сообщите, когда вы родились.

Девица Бельтрам, используя тайныя знания египетских фараонов, поможет вам заключить наивыгоднейший брачный союз.




Директор телевизионного канала ПТЦ Павел Павлович Строгов — или Палыч, как уважительно называли его все сотрудники ведущего городского канала, — был крупный, яркий, представительный мужчина, довольно полный, но очень вальяжный и импозантный.

Он прекрасно умел носить дорогие костюмы, неплохо держался в обществе и перед телекамерой, а также очень ловко вел огромный корабль своего канала по бурному морю современного бизнеса.

Все сотрудники канала, кому приходилось иметь дело лично с Палычем, знали, что наиболее важной, наиболее говорящей деталью его красивого фотогеничного лица были брови. Его густые, темные, сросшиеся на переносице брови всегда четко и ясно говорили о его настроении, о его мыслях и о его ближайших планах.

Если правая бровь поднималась вверх, изгибаясь, подобно мохнатой гусенице на тропинке, — следовательно Палыч уже сформировал собственное мнение по поводу доклада, который делает ему подчиненный, и сейчас он прервет этот доклад и выгонит подчиненного вон из своего кабинета, а может быть, и вообще с канала. Без выходного пособия.

Однако если вверх лезла левая бровь — все было не так плохо, доклад Палычу понравился и подчиненного ждет, возможно, даже повышение. Если же вверх поднимались обе брови, то подчиненному стоило быстренько свернуть свое сообщение и тихо-тихо удалиться из кабинета, поскольку Палыч давно уже его не слушает, а думает о чем-то своем, глубоко личном. После этого Палыч обычно снимал трубку своего собственного телефона — того, который шел не через секретаршу, — звонил по некоему номеру, разговаривал совершенно кошачьим, мурлыкающим голосом, постоянно повторяя: «Да-да, котик.., конечно, котик…», после чего одевался и уезжал по неотложному и очень важному делу.

Но в этот день секретарша Палыча Катерина, заглянув в его кабинет с чашкой кофе, которую он просил принести две минуты назад, увидела его брови в редчайшем, просто удивительном положении.

Они обе опустились книзу домиком, и представляли собой прямо-таки жалкое зрелище. Катерина очень испугалась и задом вылетела из кабинета, расплескивая кофе, но в самых дверях расслышала короткий и совершенно растерянный ответ шефа на чье-то распоряжение, отданное в трубку того самого «личного» телефона.

— Конечно, Теймураз Аполлонович. Вы знаете, ваше слово для меня — закон.

Это было действительно так, потому что именно Теймураз Аполлонович Нодия был настоящим, реальным хозяином канала ПТЦ.

Конечно, об этом никто или почти никто, кроме Павла Павловича и нескольких серьезных юристов, не имел ни малейшего представления, но тем не менее именно старый флибустьер Нодия заправлял наиболее серьезными процессами, происходящими на ведущем городском телеканале. Именно он решал, какие события считать первостепенными, а какие — нет, какие крупные городские компании или каких политиков считать образцом честного бизнеса или светочами прогресса, а кого объявлять до мозга костей прогнившими, коррумпированными, связанными с криминальными структурами… В общем, именно Теймураз Аполлонович определял политику канала.

И среди тех немногих людей, кто об этом кое-что знал, была Алена Багун. Она, основная ведущая, лицо канала, не могла хотя бы отчасти не быть посвящена в закулисные пружины политики, что вел телеканал. На этом знании была в значительной мере основана ее уверенность в своих силах при столкновении с Каморным: при всей своей нахрапистости, наглости, ловкости и удачливости Александр в закулисные игры посвящен не был и не знал, что ему не позволят глубоко копать в деле, где прозвучало название «Городская Нефтяная Компания».

После разговора с Теймуразом Аполлоновичем Отрогов нажал кнопку переговорника и скомандовал:

— Катя, срочно ко мне Камерного.

Камерного нашли в монтажной. Узнав, что его срочно вызывает директор, Александр встрепенулся, встряхнулся, как большая собака после купания, и мысленно принял боевую стойку: он решил, что Строгова накачала Алена Багун и Палыч хочет устроить ему выволочку, а тут-то он и вывалит на него свои сенсационные материалы… Каморный и вообще-то обожал волнующую обстановку скандала, а сейчас тем более чувствовал себя во всеоружии и надеялся выйти из кабинета директора победителем, хозяином собственной постоянной передачи, а может, и не одной. И эту стерву Багун тогда можно будет как-нибудь прижучить и вообще выгнать с канала!

Войдя в кабинет Строгова он увидел, что правая бровь директора высоко поднята, однако это дурное предзнаменование нисколько его не испугало.

— Пал Палыч, вы хотели меня видеть?

— Да, Каморный. Объясните, что там у вас за самостоятельное расследование? Что еще за войну в нефтяном бизнесе вы раскопали?

— Вы же знаете, Пал Палыч, прошла серия заказных убийств. Убиты Крутицкий, Бураго…

— То, что эти убийства заказные, — исключительно ваши домыслы. Где вы слышали о таких заказных убийствах — то штанга на голову упадет, то сумасшедшая тетка-камикадзе…

— Это не мои домыслы, Пал Палыч, — прервал Каморный директора, из последних сил сохраняя лояльный, сдержанный тон, но внутри начиная закипать. — Я располагаю неопровержимыми документальными материалами, подтверждающим причастность к убийству Бураго нового руководителя ГНК…

Если бы Каморный внимательнее наблюдал за своим собеседником, то почувствовал бы, что перегибает палку: Отрогов заметно побледнел, руки его непроизвольно напряглись, едва не сломав дорогую «паркеровскую» ручку. Но Каморный, как это свойственно самовлюбленным эгоистическим натурам, видел и слышал только самого себя — в данный момент, момент, как он считал, когда настало время проявить жесткость. Поэтому сигнал опасности прошел мимо его внимания.

— Что это за документальный материал? — спросил Строгов необычно тихим голосом.

Слова репортера взволновали и испугали его, он представил, как разъярится Теймураз Аполлонович, если его же собственный телеканал позволит себе недвусмысленное, и, хуже того, документально подтвержденное обвинение в адрес Городской Нефтяной…

Ладони Строгова вспотели от страха: он хорошо знал Теймураза и не сомневался, что расправа может быть достаточно крутой.

— Что это за документальный материал? — повторил Павел Павлович с изрядной долей металла в голосе. — Немедленно предоставь его мне!

Каморный наконец почувствовал, что вступил на опасную почву и, хоть и не понимая, с чего это, собственно, директор нынче так разъярился, пошел на попятную: ;

— Пал Палыч, материал еще не совсем готов.., с ним надо еще немного поработать.

Буквально два-три дня — и можно будет давать в эфир…

— В эфир?! — заорал директор. — Да ты у меня с сегодняшнего дня забудешь такое словосочетание — прямой эфир! Все материалы — только через меня! — И тут же, яростно ударив по клавише интеркома, он рявкнул в переговорное устройство:

— Екатерина, немедленно напечатайте приказ по каналу, сегодняшним числом. Все материалы Александра Камерного пропускать через монтажную и лично мне на просмотр. Выход в прямой эфир для журналиста Камерного запретить впредь до особого распоряжения. Дата, подпись. Все.

И, подняв глаза на Камерного, Павел Павлович сказал уже спокойнее:

— Понял? Все! Я тебя больше на задерживаю.

Каморный вышел из кабинета директора, еле передвигая ноги. Катерина смотрела на него с любопытством: она совершенно не сочувствовала Александру — эгоистичного, беспринципного и безжалостного репортера на канале никто особенно не любил, но ей было интересно, чем этот ловкий карьерист так не угодил директору. Лишиться права на прямой эфир — что может быть хуже для репортера? За что же он впал в такую немилость?

«За что? — думал Каморный. — Что могло так разозлить этого паразита? Алена, стерва, наверняка его настроила против меня..'. Но почему он так разъярился? Лишить меня прямого эфира! Меня! Да без меня весь его поганый канал гроша ломаного не стоит!»

Дойдя до своей комнаты, Каморный плюхнулся в кресло и тупо уставился в стену, размышляя, где же он допустил промах. Уйти сейчас с канала — глупо. Разумеется, его возьмут с распростертыми руками куда угодно, но ПТЦ — наиболее значительный канал в городе, наиболее успешно развивающийся, а самое главное — им дают сейчас вещание на Москву, а Москва — это настоящая карьера, настоящая известность, настоящие деньги…

Что делать? Что же делать?

Его безрадостные размышления прервал помощник, Слава Бахтеев:

— Саша, на Черной речке взрыв, несколько человек погибло! Только что на милицейской волне сообщение перехватили!

Каморный вскочил: все его раздумья отошли на задний план, в нем проснулся профессиональный репортер.

— На выход! — закричал он.

Его бригаде не нужно было повторять дважды — каждый знал свою задачу, и через пять минут автобус с ярким логотипом «ПТЦ» мчался на место происшествия. Они не попали в пробки и оказались на Черной речке одновременно с милицией и медиками. Распоряжавшийся на месте капитан был с Каморным хорошо знаком и позволил отснять материал — покореженные останки «мерседеса», в который было подложено взрывное устройство, обломки разрушенных взрывом ларьков, кровь на асфальте, раненых, с которыми возились подъехавшие медики, и тех, кому помощь была уже не нужна… Среди погибших оказался ребенок — Каморный, опытный и хладнокровный телевизионный стервятник, приказал тщательно снять его, несмотря на возмущенные реплики врача, — он знал, что такие кадры привлекают множество зрителей, и даже бросил на асфальт возле кровавого пятна куклу с оторванной ногой, которую возил с собой в машине специально для таких случаев.

Отсняв весь материал и тихо выругавшись при мысли о том, что прямой эфир для него с сегодняшнего дня закрыт, Каморный погнал машину обратно в студию, чтобы успеть подготовить материал к четырехчасовому выпуску новостей.

Когда материал, отснятый Камерным, попал в руки Светы Мальковой, она поняла, что настал ее час. Точнее, ее двадцать минут — ровно столько времени было у нее до того, как в соответствии с сегодняшним приказом, нужно было передать кассету директору для личного просмотра перед выпуском в эфир.

Впрочем, у нее все было заранее обдумано и подготовлено.

На экране проходили страшные кадры.

Безвольно свисающая с носилок детская рука… Кровь на асфальте.., искалеченная кукла… Голос Камерного вещал за кадром:

— До какой же степени падения должны дойти эти люди, чтобы не останавливаться в своих кровавых разборках перед убийством детей! Наших с вами детей! Мы не знаем, кто конкретно стоит за этим бесчеловечным злодеянием, но пусть они не думают, что останутся безнаказанными!

Светлана осторожно отмотала пленку на несколько сантиметров назад, пустила прежний видеоряд, но наложила его изображение на другую звуковую дорожку, тщательно смонтировала заранее подготовленный текст. Просмотрев и прослушав полученную запись, она удовлетворенно улыбнулась. То, что ей удалось выяснить несколько дней назад о Каморном при помощи пьющего оператора Николая, и та запись, которую она сейчас подготовила, представляли в сочетании весьма взрывоопасную смесь.

Светлана выскочила из монтажной и побежала в кабинет директора. Палыч наспех просмотрел материал и, не увидев в нем выпадов против Городской Нефтяной Компании, разрешил пустить его в эфир.

Александр Каморный включил монитор, чтобы посмотреть, как смотрится его сегодняшний материал в новостях.

Детская рука.., кровь.., кукла…

— До какой же степени падения должны дойти эти люди, — гремел пламенным возмущением его собственный голос за кадром, — чтобы не останавливаться в своих кровавых разборках перед убийством детей! Наших с вами детей! И мы знаем, кто конкретно стоит за этими бесчеловечными злодеяниями — это руководители так называемой «ладожской» группировки! Пусть они не думают, что останутся безнаказанными!

Каморный похолодел. Сначала он подумал, что ему послышалось, но эта надежда тут же угасла, потому что Слава Бахтеев, удивленно посмотрев на шефа, спросил:

— А откуда ты знаешь, что это «ладожские» бомбу заложили?

Каморный застонал. Его подставили, его страшно, безнадежно подставили! Все это было задумано и подготовлено заранее, специально для этой подставки директор устроил ему утром непонятный разнос — чтобы запретить выход в прямой эфир и смонтировать эту фальшивку…

Что смонтировать при современной технике можно все что угодно, Каморный не сомневался. Но как его подставили! Для этого должны были раскопать информацию об особых отношениях, связывающих его. Камерного, с преступной «ладожской» группировкой, о том, что именно благодаря поддержке «ладожских», он так уверенно и безопасно чувствует себя в сегодняшнем криминальном мире, что именно от «ладожских» проистекает его необыкновенная осведомленность, и что обязательным условием его осведомленности и даже условием его безопасности было данное два года назад обещание никогда ни при каких обстоятельствах не задевать «ладожских» ни словом…

Вспоминая то время и свои встречи с верхушкой «ладожских», он понял, что наверняка из отснятых два года назад, когда у него еще не сложились отношения с группировкой, материалов и взяли подмонтированный сегодня в передачу фрагмент текста…

Черт! Черт! Так подставить его, репортера Камерного, который раньше сам практиковал такие штучки! Что теперь делать? Да «ладожские» могут его просто пристрелить, не разбираясь. За то, что слово не держит… Какие же сволочи Павел с Аленой!

В том, что это дело рук ненавистной ведущей и директора, Каморный не сомневался, и самая простая мысль — про Свету из монтажной — просто не пришла ему в голову.

«Ну хорошо же, дорогие коллеги! Как вы со мной, так и я с вами!»

Каморный, белый от бешенства, набрал номер знакомого продюсера с конкурирующего канала. Жаль, конечно, что придется поставить крест на мечтах о Москве, но сейчас он горел только желанием мести. Кроме того, нельзя было тянуть с материалом про ГНК, а то киллер подумает, что Каморный его кинул, и тогда за жизнь криминального репортера Камерного никто не даст и ломаного гроша.

Услышав голос своего знакомого, он взял себя в руки и, стараясь не выдавать голосом переполнявших его эмоций, поздоровался:

— Привет, Костя, Каморный беспокоит.

У меня вот какое предложение. Дашь мне двадцать минут прямого эфира на своем канале? Я тебе такую сенсацию подарю — пальчики оближешь!

— А что, со своими поцапался? — моментально ухватил Константин корень проблемы.

— А тебе-то не все ли равно? Ну поцапался.

— Да, в общем-то, все равно. Из какой оперы сенсация твоя?

— Серия убийств в топливном бизнесе.

Я обрисую общую картину, а потом дам такой документальный материал — зрители будут визжать и плакать. У меня есть подлинная кассета… Ну это не по телефону. Давай встретимся.

— Подъезжай ко мне, все обсудим, скажешь, какая понадобится техника, какие люди. Кстати, ты не передумал по поводу нашего прежнего разговора?

Константин давно уже пытался переманить Каморного на свой канал, но до сих пор — безуспешно. На ПТЦ перспективы были более радужные. Однако сегодня ситуация изменилась, и Камерный коротко ответил:

— Приеду — поговорим.

* * *


Три микроавтобуса с ярким логотипом коммерческого телевизионного канала свернули с Выборгского шоссе к бензоколонке Городской Нефтяной Компании. Камерному бензоколонка понадобилась как выразительный фон для рассказа в прямом эфире о войне в петербургском топливном бизнесе. Они договорились с продюсером коммерческого канала, что Каморный сначала расскажет о результатах своего журналистского расследования, а потом, когда интерес зрителей будет максимально разогрет, — в эфир дадут сенсационный материал, подтверждающий сообщение Камерного о том, что именно Антон Ребров, новый руководитель ГНК, заказал наемному убийце шефа «Петройла» Аркадия Бураго.

Возле бензоколонки телевизионщики начали расставлять оборудование. Подъехавшая вместе с операторами охрана быстро заняла круговую оборону — таково было требование Камерного, очень беспокоившегося о своей безопасности. Вышедшему на шум директору бензоколонки что-то объяснили наскоро, что-то сунули в конверте, и он, поворчав немного, удалился в своей офис.

Включили освещение, Каморный встал перед камерой и начал:

— С вами в прямом эфире Александр Каморный. Я уверен, что многие из вас следили за проводимым мною журналистским расследованием. Вкратце напомню вам о сути событий. В нашем городе, который давно уже завоевал малопочетный титул «криминальной столицы России», около восьмидесяти процентов рынка нефтепродуктов поделили две крупнейшие компании — «Петройл» и «Городская Нефтяная». — При этих словах Каморного оператор сместил изображение, показав крупные красные буквы «ГНК» на крыше бензоколонки. — В последние недели конкурентная борьба между этими двумя компаниями из экономической цивилизованной формы перешла в форму криминальную, кровавую. Сначала на финале конкурса красоты в «Голден-Холле» странной и страшной смертью погибает президент Городской Нефтяной Компании Вадим Крутицкий, потом — всего через неделю — в момент передачи благотворительного дара школе для слаборазвитых детей убивают директора «Петройла» Аркадия Бураго. Понятно, что первый мотив этих преступлений, который приходит в голову, — это доминирование на рынке…

Каморный неожиданно прервал свой монолог: он увидел, что снимающий его оператор, с удивлением глядя на что-то, находящееся за спиной Камерного, пятится, позабыв про камеру. Обернувшись назад, Александр заметил, что к нему приближается мужчина в форменной спецовке с логотипом «ГНК» на груди, высоко подняв руку с зажатой в ней горящей зажигалкой.

— Ты что, мужик, рехнулся? — крикнул было Каморный, но, скосив глаза к земле, увидел, что на асфальте возле его ног растекается и разрастается огромная лужа бензина.

Стоявший неподалеку охранник поднял пистолет, но боялся стрелять: попади он в человека с зажигалкой — и бензин заполыхает, а через считанные секунды и вся бензоколонка превратится в пылающий ад.

Каморный почувствовал охватившую его отвратительную слабость. Человек в синей спецовке приближался к нему медленно и неотвратимо, как смерть. Он шел странной скованной походкой, как будто боялся расплескать что-то драгоценное внутри себя.

Оператор стремглав бросился к машине, в которой сидел продюсер коммерческого канала.

Каморный, преодолев сковывавшее его оцепенение, сделал шаг в ту же сторону, но человек в спецовке вдруг бросил к его ногам свой импровизированный факел. Залитая бензином земля вспыхнула, и огонь тотчас же охватил одежду Камерного. В ужасе он заметался, крича от боли, но никто не сделал и шага к нему — все удирали от огня. Оператор добежал уже до машины, держа в руках камеру, навстречу ему выскочил продюсер и рявкнул истошно:

— Снимай! Снимай, так твою!..

Оператор дрожащими руками поднял камеру и навел ее на две пылающие человеческие фигуры — своего коллегу-журналиста Каморного и неизвестного самоубийцу-камикадзе. Подбежавший к их машине охранник втолкнул обоих — продюсера и оператора в машину и крикнул шоферу:

— Гони! Сейчас рванет!

Машина дернулась с места. Оператор продолжал через опущенное стекло снимать горящую бензоколонку. Остальные сотрудники разбежались, как тараканы. В это время пламя добралось до главных резервуаров бензохранилища, и тут-то бензозаправка превратилась в настоящее региональное отделение преисподней. Взрывы гремели один за другим, сливаясь в непрерывный оглушительный грохот. Все вокруг заволокло пламенем и клубами черно-сизого дыма. В пламени летали поднятые взрывом в воздух обломки построек и оборудования, куски развороченных автомашин.

Машина с продюсером и оператором успела, однако, отъехать на безопасное расстояние. Оператор, совершенно потрясенный всем случившимся, продолжал тем не менее снимать огненную стихию, продюсер, стараясь перекричать грохот непрерывно следующих друг за другом взрывов, комментировал происходящее в микрофон:

— Прямо на ваших глазах разворачивается следующий акт трагедии, о которой вам только что говорил Александр Каморный. Вы видели, как трагически завершилась жизнь этого выдающегося журналиста — он пал жертвой в той самой бензиновой войне, о которой он честно и правдиво рассказывал телезрителям. Рано еще делать выводы, но возьму на себя смелость предположить, что Саша погиб не случайно, не как жертва в чужой войне — именно против него была спланирована сегодняшняя кровавая акция, именно он был ее настоящей мишенью, потому что он слишком много узнал в ходе своего журналистского расследования. Мне приходится завершать его сегодняшний репортаж, так трагически прервавшийся, хотя я — не репортер, я — продюсер телевизионного канала. Но я обещаю вам, обещаю Саше Камерному, что смерть его не будет напрасной, мы, его коллеги, доведем расследование до конца и посадим его убийц, кто бы они ни были, на скамью подсудимых…

На этой патетической ноте продюсер закончил свое выступление и выключил аппаратуру. Глаза его возбужденно блестели: сегодняшний день мог стать поворотным в его карьере. Хотя ему и не удалось передать в эфир сенсационное выступление Камерного, но снятая сцена взрыва на бензоколонке и гибели Камерного была сама по себе гораздо большей сенсацией — ведь зрители всегда предпочтут кадры настоящего, происходящего на их глазах события, рассказу о любом, самом успешном журналистском расследовании.

Кроме того, из-за смерти Каморного продюсер сам вышел в прямой эфир — пусть даже только голосом, но это было для него большой удачей — шансом сделать карьеру телеведущего, а сегодняшний сенсационный материал мог создать ему имя в телевизионных кругах, и, кто знает, даже помочь ему перебраться в Москву… При этой мысли продюсер мечтательно зажмурился: Москва — это настоящая жизнь, настоящие деньги… Он не знал, что точно так же мечтал о Москве покойный ныне Александр Камерный, и совершенно уже не думал о только что произошедшей на его глазах трагедии.

* * *


С утра в понедельник Надежда позвонить на студию не успела — накопилось много хозяйственных дел, потом она заторопилась за Димкой, потом ходили в бассейн, и там тоже было не до того, а когда пришли домой, то нужно было обедать. А еще Надежда подумала и решила на всякий случай не звонить из чужой квартиры, да и из своей тоже, а лучше вечером позвонить из автомата. Кто их знает, у них там небось АОНы, так потом вычислят номер и будут звонить, расспрашивать.

После плавания у ребенка всегда зверский аппетит, поэтому Димка смолотил и суп, и второе мгновенно и удалился в комнату с огромным апельсином, предвкушая очередную серию «Трансформеров» или еще каких-то там современных мультиков. Надежда в задумчивости пила послеобеденный кофе, когда унылый ребенок, разбрасывая апельсиновую кожуру, появился на пороге кухни:

— Что случилось?

— Мультики отменили. Вместо них новости, Камерный выступает.

— Ну-ка, ну-ка, — оживилась Надежда.

Она уселась перед телевизором, взяла предложенную Димкой дольку апельсина и приготовилась слушать. Каморный выступал не на своем канале, вид у него был непривычно взволнованный, и Надежда поняла, что ее ждет много интересного. Но действительность превзошла все ее ожидания. Правда, удалось посмотреть не все, потому что ушло много времени на то, чтобы выгнать из комнаты Димку, так как Надежда решила, что ребенку такое смотреть ни в коем случае нельзя. Но и того, что увидела Надежда было вполне достаточно, чтобы привести ее в шок. Ужасная смерть! Комментариев пока еще никаких не было, но Надежда отчетливо видела вторую фигуру за Камерным. То есть история полностью повторялась: некто сделал так, чтобы сгорел Каморный, и сам сгорел вместе с ним. Причем не случайно — не мог же он не знать, что нельзя чиркать зажигалкой вблизи разлитого бензина.

На человеке был надет форменный комбинезон сотрудника бензоколонки, но Надежду это не смутило. Теперь она уже не сомневалась, что этот человек, кто бы он ни был, тоже каким-то образом связан с тибетским магом. Но сегодня был понедельник, то есть, если бы человек ходил в ту самую группу, что и предыдущие трое, то он должен бы быть сейчас на занятиях. Потому что на часах было пятнадцать минут пятого. Но это ничего не доказывает, возможно, у него с тибетским магом какая-то иная связь.

И ничего бы не изменилось, если бы Надежда с утра позвонила Каморному на студию. Он все равно был занят — готовил сенсационный репортаж — и не отреагировал бы на ее сообщение. Кстати, что же он хотел сказать зрителям?

Это осталось неизвестным, ему заткнули рот.

Это доказывает только то, что она, Надежда, правильно сделала, что не пошла к тибетскому колдуну, дело это очень опасное. И если не побоялись убить известного телерепортера, то уж ее-то, обычную женщину, запросто бы прикончили, если бы заподозрили, что она знает что-то.

И что теперь делать? По идее надо бы выбросить все события из головы и помалкивать.

Но, во-первых, Надежду замучает совесть. Надежда никогда не симпатизировала Камерному, но все же такой смерти никому не пожелаешь. Во-вторых, уж очень охота разобраться в этом деле, узнать, почему же убивают всех этих людей. Хоть она и не разбирается в криминальных событиях, но не очень-то верится, что тибетского мага наняли те, кто хотел устроить в городе топливную войну. Тогда бы уж убивали кого-то из одной компании, а то мочат, извиняюсь за выражение, всех подряд.

Этак скоро топливный бизнес в городе рухнет, некому работать станет!

Так все-таки, к кому бы ей, Надежде, обратиться? В милицию просто так не сунешься, ведь у нее нет никаких доказательств. Раньше жил у нее на площадке сосед — оперативник, но он женился, поменял квартиру и переехал, так что Надежда не знает даже, где его сейчас искать… А не поговорить ли с Димкиным папой, Олегом? Он работает в фирме «Петройл» заместителем директора по безопасности. Возможно, ему будет интересно узнать некоторые подробности дела об убийстве своего председателя Аркадия Бураго. Надежда мало была с ним знакома, но почему-то хотелось думать, что Олег — человек порядочный. Уж очень ей нравился Димка, и не верилось что у такого замечательного парня может быть подловатый отец. Но вот как бы к нему подступиться?

Надежда подумала немного и решила положиться на судьбу — авось та даст ей шанс.




Газета «Нива», номер 17 за 1915 год:

Вы сможете без особаго труда заработать более тридцати тысяч рублей в месяц, используя практическую магию господина Надворскаго. Некоторым особам удалось заработать даже до ста тысяч рублей.




Теймураз Аполлонович Нодия был уверен, что власть в руках у того, кто владеет информацией. Из этого убеждения он делал простой и конкретный вывод — везде надо иметь своих информаторов.

«Мы должны учиться этому у товарища Сталина, — говорил он своим близким друзьям во время застольных бесед. — У Иосифа Виссарионовича», — уточнял он, как будто его друзья могли не понять и подумать на какого-нибудь другого Сталина, например, Василия Иосифовича. Или Якова.

Имел Теймураз своего информатора и в непосредственном окружении Антона Реброва. От этого информатора он получил подробное сообщение о странной суете вокруг полуразрушенного дома на Вознесенском проспекте и площадки аттракционов в парке Победы, о явной неудаче, постигшей Антона, и о человеческих жертвах в рядах его охраны.

Жертвы Нодия мало интересовали, а вот неудач у руководителя не должно быть. Тем более, в таких серьезных делах.

Теймураз Аполлонович позвонил Антону и очень вежливо попросил его о встрече.

Приехав в офис ГНК и поднявшись в кабинет Антона, Теймураз Аполлонович дружелюбно заглянул в карие глаза молодого президента и спросил:

— Ну, дорогой мой, что у тебя случилось?

От отеческого тона Теймураза Аполлоновича Антона прошиб холодный пот. Однако взяв себя в руки и придав своему голосу как можно больше твердости, Антон ответил:

— Да все нормально, а что вас волнует?

— Если у тебя, дорогой, проблемы — звони, я всегда приеду, помогу. И делом, и советом… Ты еще молодой, тебе нужно учиться… у старших товарищей. Главное, ты не стесняйся. Для чего же еще друзья, как не для того, чтобы помогать в трудную минуту?

Антон очень хорошо знал, как трудно и опасно быть другом Теймураза Аполлоновича, какая среди его друзей высокая смертность. Он не без труда изобразил некое подобие улыбки и повторил:

— У меня все нормально, Теймураз Аполлонович.

— Да? А у меня что-то на душе беспокойно. Что-то мне внутренний голос подсказывает.., будто не все так хорошо, как хотелось бы, дорогой мой. Будто что-то не так, как надо.

— Да нет; Теймураз Аполлонович, все путем. Вот и Бураго.., не стало…

Теймураз Аполлонович чуть заметно отшатнулся от Антона:

— Что ты, что же в этом хорошего? Ты, дорогой мой, так не говори, а то люди подумают, что мы радуемся его смерти!

— Какие здесь люди? — удивленно переспросил Антон.

— Ты, дорогой, странно рассуждаешь. Ты что, думаешь, что от людей можно отгородиться стенами своего кабинета? Нет, дорогой, ты всегда должен думать о людях и об их мнении! Я тебе скажу, дорогой, что ты правильно решил примерно наказать.., преступника, виновного в смерти нашего коллеги. Но каждое дело нужно доводить до конца. Если ты хочешь стать настоящим руководителем…

А ведь ты хочешь им стать?

— Конечно, Теймураз Аполлонович.

— То-то. Тогда ты должен доводить до конца каждое начатое дело! — Теймураз Аполлонович сел в удобное кресло и откинулся на спинку. — Я — пожилой человек, — начал он издалека. — Я прожил большую и трудную жизнь.

Антон мысленно воздел глаза к потолку: ну начинается вечер воспоминаний.

— И вот я тебе скажу, чему я научился за свою долгую жизнь: осторожности. И еще: никогда не нужно недооценивать людей, кем бы они ни были.

— — Теймураз Аполлонович! — задиристо начал Антон. — Что вы можете мне предъявить конкретно?

Конкретно Теймураз мог Антону предъявить многое: и неаккуратность обращения с киллером, и то, что устроили стрельбу в парке Победы, и то, что прокололся и позволил киллеру записать компрометирующую кассету — старый пират и об этом узнал от своего информатора. Но рассказывать об этом Антону было уже ни к чему. Поэтому Теймураз напомнил ему только о сгоревшей бензозаправке.

— Про это Ничего не знаю, Теймураз Аполлонович! — честно ответил Антон. — Сам в недоумении нахожусь. Если те, из «Петройла», так нам отомстить решили, то где они такого идиота нашли, чтобы он сам сгорел вместе с бензином?

— Ну ладно, спишем на непредвиденные убытки. — Теймураз неожиданно поднялся и, ни слова не говоря, вышел из кабинета.

«У, змей старый! — подумал Антон, провожая его взглядом. — Самого бы тебя заказать! Но опасно, да и нужен ты мне еще, фашист проклятый!»

А Теймураз Аполлонович, посмотрев на Антона и поговорив с ним, принял окончательное решение. Антон Ребров слишком суетлив, слишком неосторожен, слишком самонадеян. После смерти Крутицкого он сослужил ему, Теймуразу, неплохую службу, но на этом его работа на должности председателя совета ГНК должна быть закончена.

Он дождался контрольного времени и набрал на сотовом телефоне нужный номер. Выждав два гудка, дал отбой и снова набрал нужный номер. Теперь он выждал три гудка и окончательно отключил телефон.

После этого он поехал на новое место встречи к дому на Лермонтовском проспекте. Там он вышел из машины, поднялся на площадку третьего этажа и подошел к пролому в стене.

Пролом выходил на стройплощадку, в данное время пустующую из-за отсутствия финансирования. Когда Теймураз Аполлонович подошел к месту встречи, кто-то включил за стеной подъемник. Клеть подъемника поползла по внешней стене дома и подъехала к пролому. Теймураз Аполлонович бросил в подошедшую клеть плотный пакет из желтоватой крафтовой бумаги. Подъемник снова заработал, увозя пакет к земле, где его поджидал приглашенный Теймуразом Аполлоновичем на встречу специалист.

Вскрыв конверт, этот специалист остался очень доволен: ему предлагали деньги за то, что он и сам хотел сделать: больше того, за то, что ему просто необходимо было сделать: ведь Курт совершенно не сомневался, что из соображений профессионального престижа и из соображений личной безопасности ему совершенно необходимо устранить Антона Реброва.

Единственное уточнение, которое заказчик вносил в его планы, заключалась в требовании, чтобы смерть Реброва выглядела как несчастный случай или, еще лучше — как смерть от естественных, причин. Но это требование Курт посчитал вполне разумным и целесообразным.

Операция была практически подготовлена: в последние дни Курт так внимательно следил за Ребровым, что знал его распорядок дня лучше, чем свой собственный. Он изучил его привычки, его манеру водить машину, знал где и когда тот обедает, какие предпочитает сигареты и каких женщин.

А женщин Антон любил. На этой-то его вполне естественной слабости Курт и решил построить свой план выполнения заказа.

Дело в том, что требование заказчика сымитировать несчастный случай или естественную смерть делали для Курта невозможным его наиболее привычные способы убийства: снайперскую винтовку и взрывчатку. Для других способов требовалось подобраться к объекту очень близко, а этому мешала постоянно сопровождавшая Антона охрана. Кроме того, Курт хотел, естественно, остаться после выполнения заказа живым, более того — на свободе.

Понаблюдав за Антоном, Курт вычислил одну из его временных подруг, подсадил ее на улице в свою машину и щедрыми подачками развязал девушке язык. Ночная бабочка охотно поделилась со своим нескупым собеседником подробностями интимных встреч с Антоном, рассказала о его привычках и склонностях.

Среди всего прочего она с легким смешком сообщила, что Ребров вообще-то в постели не супермен, но в последнее время стал просто другим человеком.

«Я-то удивлялась, думала — что такое случилось, как подменили мужика, а потом смотрю — упаковка от виагры в ванной на полочке валяется. Ну тогда я все поняла, удивляться перестала».

Курт внимательно выслушал информацию и принял ее к сведению. Надо ли добавлять, что днем позже словоохотливая девица поздно возвращалась домой и стала жертвой дорожно-транспортного происшествия. Ее «девятка» столкнулась на Володарском мосту с «Нивой» и, перелетев через ограждение, упала в Неву и затонула. «Нива» была брошена на месте столкновения. Естественно, она была в угоне.

Следственные мероприятия ничего не дали, Еще днем позже Антон Ребров зашел вечером с эффектной темпераментной блондинкой в небольшой уютный ресторан на улице Марата. По обыкновению после ужина он заказал чашечку кофе по-восточному. Его спутница усмехнулась: «Боишься заснуть?» — и от кофе отказалась.

«Ничего я не боюсь, — обиженно буркнул Антон, — просто здесь кофе прекрасно варят».

Кофе в этом ресторанчике действительно варили отменный. Но в тот момент, когда официант уже взял приготовленную для Антона джезву, его позвали к телефону. Он отвлекся на считанные секунды — трубку уже повесили, — но в эти секунды мимо прошел какой-то незапоминающийся человек в плаще с бородкой — по-видимому, деловой партнер шел в кабинет к хозяину. То, что этот человек до кабинета не дошел, а быстро выскользнул через черный ход во двор ресторана, сел в угнанную машину и уехал, сняв темный плащ и отцепив бороду, уже никто не заметил.

А Антон, выпив свой кофе, подумал, что и здесь уже кофе варить разучились. Дело в том, что нитросорбит, сердечное лекарство, которое человек с бородкой добавил в кофе Антону, хотя и не обладает сильно выраженным вкусом, но на вкус кофе слегка повлиял.

Из ресторана Антон повез свою эффектную приятельницу в уютную небольшую квартирку, которую он купил специально для таких приятных визитов. Яркая, темпераментная внешность девушки обещала много приятного, но и вызвала у Антона легкую неуверенность в своих силах, поэтому, как это у него уже повелось, он зашел в ванную и принял таблетку виагры. 4 Девушка не обманула его ожиданий. Ее хорошо оплаченный темперамент вдохновлял Антона на все новые и новые подвиги, но вдруг, испустив короткий стон, в котором наслаждение смешалось с болью; он бессильно обмяк, придавив своим крупным телом хрупкую жрицу любви. Некоторое время она лежала неподвижно, думая, что партнер просто обессилел после очередного пароксизма страсти. Наконец она забеспокоилась.

— Эй, дружок, ты что это? Если заснул, то почему на мне? Ты, золотой мой, уж слишком тяжелый!

Почувствовав, что мужчина не подает никаких признаков жизни, девушка осторожно спихнула его, пощупала его пульс и, окончательно убедившись, что он мертв, длинно и грязно выругалась. Выразив таким традиционным способом первый всплеск эмоций, она тоскливо произнесла в пространство:

— Интересно, за что? Ну почему это должно было случиться именно со мной? И главное, был бы какой-нибудь старый хрыч, а тут-то — молодой здоровый мужик… Кто же мог подумать, что он сердечник? А если больной, то спи с женой и не выпендривайся! Нет, бурных страстей ему захотелось! А мне что теперь прикажете делать?

В конце концов она сделала то, что всегда привыкла делать в затруднительных ситуациях: она позвонила своему покровителю Жорику.

Жорик моментально приехал и первым делом осмотрел квартиру — нельзя ли в ней чем-нибудь поживиться. Ребров в этой квартире никаких ценностей не держал — только коньяк, шампанское и прочите приятные вещи, столь же необходимые в любовном гнездышке.

Убедившись в этом, Жорик слегка огорчился и как следует отлупил свою подопечную — сильно, но аккуратно, чтобы не повредить ее дорогостоящую внешность. Отлупил он ее в профилактических целях — чтобы впредь была осторожнее. Девица, получив привычную порцию тумаков, сразу успокоилась: она почувствовала себя в надежных мужских руках.

А Жорик забрал бумажник Реброва, тщательно протер дверные ручки и другие места, где могли остаться отпечатки пальцев, и ,скомандовал:

— Все, сматываемся быстро.

— А как же он? — в полной растерянности спросила девица.

— А он сам о себе позаботится. Взрослый уже как-никак. Ты на всякий случай запомни: знать его не знаешь, никогда не видела и вообще всю эту ночь со мной была.

— Но ведь нас с ним могли видеть в том ресторане на Марата, запомнит еще кто-нибудь…

— Не обольщайся, дура. Не такая уж ты незабываемая. В глазах рядового лоха все вы, девки, на одно лицо, только и отличий — блондинки, брюнетки или рыжие. Так и то вечно вы масть меняете — либо перекраситесь, либо парик напялите.

— А официант? — упрямо возразила его собеседница. — Эти-то как раз все запоминают.

— А этому на фиг надо было тебя узнавать.

Неприятности с милицией никому не нужны.

* * *


Когда на следующий день Антон Ребров не появился на работе, его секретарша Алиса позвонила ему домой, выждав некоторое время. Там ответили, что дома его не было со вчерашнего дня, и не очень по этому поводу волновались, потому что Антон часто практиковал такие ситуации — мог не ночевать дома без всякого предупреждения, его домашние к этому привыкли. Но иное дело — чтобы председатель совета компании ГНК не вышел на работу. Полдня ждали звонка, потом секретарша забила тревогу. Мобильник Антона был отключен, посовещались и выяснили, что один доверенный охранник знал адрес «конспиративной» квартиры. Он съездил туда, нашел там шефа в весьма красноречиво говорящей о его кончине позе и сделал самый умный в своей жизни шаг: позвонил не в офис, а Теймуразу Аполлоновичу.

Теймураз приехал, помрачнел и взял все в свои руки. Скандал замяли, констатировали смерть от сердечного приступа, напечатали скромный некролог. "Умный охранник получил повышение.

А экстренно собранный совет учредителей ГНК единогласно избрал своим председателем Теймураза Аполлоновича Нодия.

Шанса поговорить с Олегом не пришлось ждать слишком долго — уже на следующий день, во вторник. Вероника позвонила с работы и попросила посидеть с Димкой не до шести, как обычно, а до позднего вечера, потому что у нее, дескать, какое-то мероприятие — фирма устраивает прием, никак нельзя пропустить, а у мужа, как всегда, срочная работа. Надежда согласилась, несмотря на то что предчувствовала неприятный разговор дома с собственным мужем.

Супруги — ее работодатели — явились вдвоем около двенадцати ночи. Глядя на их довольные лица, Надежда сразу сообразила, что были на приеме они вдвоем, уж очень одинаково блестели глаза — сразу видно, что люди провели вместе весь вечер. Ну что ж, нужно ведь и повеселиться, люди они молодые, с грустью подумала Надежда, вспомнив свою молодость. Разумеется, о том, чтобы отпустить Надежду одну ночью, не было и речи, поэтому Олег вызвался подвезти ее на машине до самого дома. Радуясь, что представился такой удобный случай поговорить без помех, Надежда уселась в машину.

— А что, Олег, — начала она, помолчав, — разве «Голден-Холл» уже функционирует?

Принимает гостей? После того случая, когда стойка упала человеку на голову, они полностью восстановились?

— А как же! — откликнулся Олег. — Что ж теперь, закрывать его, что ли? Такие деньги в строительство вложены были! Постойте, Надежда Николаевна, а вы откуда знаете, что мы в «Голден-Холле» были? Вероника ведь вам не говорила!

— Правильно, не говорила, — подтвердила Надежда. — Но я заметила у вас на капоте их фирменную наклейку.

— Верно, — засмеялся Олег. — Они на своей стоянке всем гостям бесплатно машины моют. И оставляют фирменный знак, на память.

А вы, я смотрю, женщина наблюдательная, ничего от вас не скроешь…

— Если бы, — вздохнула Надежда. — То есть я хочу сказать, что я, конечно, наблюдательная, но есть некоторые вещи, которые меня очень интересуют, но выяснить их я не. имею возможности.

— Например? — спросил Олег, гладя на дорогу.

" — Не буду оригинальничать, — призналась Надежда, — меня очень интересует вся эта цепочка убийств, которая задела и вашего директора…

— Ах вот вы о чем… — помрачнел Олег.

— Именно об этом. Вы, конечно, посчитаете меня просто любопытной обывательницей, ищущей острых ощущений и с этой целью смотрящей все подряд криминальные новости, но это не совсем так. Так что сделайте мне одолжение, давайте побеседуем, пока едем, все равно вам деваться некуда.

Олег недовольно хмыкнул, но промолчал.

— Можете не выдавать мне никаких секретов, поговорим о том, что знают все, что сообщалось в средствах массовой информации.

Я хочу знать ваше мнение, как компетентного человека: считаете ли вы, что все убийства действительно связаны между собой?

— Может, и связаны, — неохотно согласился Олег, — но пусть о них о всех болит голова у милиции, а мне бы со своим убийством разобраться. Это Каморный пусть разводит там турусы на колесах, ох, извиняюсь, Каморный уже из игры выбыл.., так найдется у них еще кто-нибудь, чтобы ажиотаж поддерживать вокруг этих убийств!

— Ну хорошо, — примирительно заговорила Надежда, — давайте говорить только об одном убийстве — вашего директора Аркадия Бураго. Вы, я так понимаю, составили, так сказать, психологический портрет убийцы, этой учительницы?

— Составили, — угрюмо пробормотал Олег. — На вид нормальная женщина, одинокая только и довольно нелюдимая.

— Угу, на учете в психдиспансере не состояла, иначе бы ей детей не доверили, так ведь?

— Да, здоровая была.

— Но разве здоровый человек может вот просто так, за здорово живешь, расстрелять в упор свою жертву?

— Расстрелять-то он может, — протянул Олег, — да не в нашем случае, потому что там охрана стояла вооруженная и шансов уйти живой у нее не было никаких.

— Вот! — обрадовалась Надежда. — И я об этом же. То есть что делал в этом случае инстинкт самосохранения, который присущ каждому нормальному человеку? ;

— Крепко спал, — прямо высказался Олег.

— Можно пренебречь инстинктом самосохранения, допустим, если очень ненавидеть свою жертву. Но в нашем случае этого не было, потому что вы, я думаю, точно доказали, то Валерия Петровна не могла ненавидеть вашего директора, потому что никогда с ним не встречалась, то есть вообще никак не пересекалась.

— Да-да, конечно.

— Я вам больше скажу: я абсолютно уверена, что при вскрытии покойной Анищенко эксперты не нашли в ее организме ни малейшего следа наркотиков и вообще никаких лекарств!

— Точно, — в голосе Олега появились заинтересованные нотки.

— Ну так можете вы мне определенно сказать, что же с ней произошло? Зачем она это сделала?

— Черт ее знает, — честно ответил Олег.

— Ну тогда слушайте меня. Я нарочно начала издалека, чтобы подвести вас к одной мысли. Вы небось производили обыск в ее квартире на улице Братьев Васильевых?

— Как вам сказать.., официально обыск производила милиция.., но мы там тоже побывали, так сказать, по негласному соглашению с милицией нам разрешили.

— И когда вы беседовали с ее окружением, вам никто не рассказывал, что Валерия.

Петровна интересовалась.., ну, колдовством, белой магией и так далее? Дома у нее вы никаких материалов не нашли?

— Вы знаете, — оживился Олег, — что-то такое было. Дома мы нашли книжки по трансакциональному анализу, что-то про карму…

И сослуживцы ее говорили, что раньше она этим интересовалась, а в последнее время перестала упоминать. Она вообще в последнее время как-то от людей отдалилась, все одна да одна была. Там злые языки говорили, что это оттого, что она с директрисой интерната конфликтовала.

— Директриса, я думаю, тут ни при чем, — решительно высказалась Надежда. — Так вот, слушайте. Занятия в интернате заканчиваются часа в два, стало быть в три учителя уже свободны. У вас есть сведения, что Валерия Петровна делала с трех часов и до вечера? Когда она возвращалась домой, во сколько?

— Это трудно выяснить, потому что жила она одна, а соседи ведь не каждый день ее на лестнице встречали. По-разному она домой возвращалась, иногда в четыре часа дня, а иногда — в семь вечера. А где она бывала — никто не знает.

— Так я вам могу сказать, где она бывала по понедельникам и вторникам. Она ходила на занятия к тибетскому магу Ранбану Санмину в Центр культуры и отдыха, который находится недалеко от вашего дома у Московских ворот.

— Точно?

— Абсолютно точно. И знаете что, Олег, давайте-ка постоим немножко, чтобы вы не отвлекались на вождение, и я вам все вкратце объясню.

Олег беспрекословно согласился, он вообще поглядывал на Надежду с уважением. Он пристроил машину в небольшом тупичке, и Надежда коротко и сжато рассказала ему про трех типов, которых она видела в метро, про то, как подняла брошенный Валерией Петровной буклет и проследила ее до дома, а также про то, как она ходила узнавать насчет мага, и что буклет оказался оплаченным пропуском на специальные занятия к тибетскому магу Ранбану, как его там дальше, язык сломаешь…

— И что это доказывает? — недоверчиво щурился Олег.

— Пока это мало что доказывает, — признала Надежда. — Видела их в метро одна я, то есть только я заметила, что с этими людьми что-то не так и потом смогла связать их с убийствами. Теперь перехожу собственно к делу.

Девушка в Центре отдыха посылала меня к какой-то Белле Александровне, сказала, что у нее списки групп и вообще весь учет. Я, разумеется, к ней не пошла и не пойду, потому что там стали бы меня спрашивать, кто такая моя приятельница, как ее фамилия. А если бы я назвала фамилию Анищенко, то, надо думать, недолго бы после этого прожила.

— Вы так считаете?

— Да, потому что, в отличие от вас, убеждена, что я права и у тибетского мага занятия не простые, дело там нечисто. Понимаю, что мои утверждения кажутся вам пока голословными, но вот если бы каким-то образом поинтересоваться этими списками.., осторожненько так снять копии.., так, чтобы никто ничего не заподозрил. Есть у вас, наверное, такие специалисты?

— Есть. — Надежда не видела в темноте лица Олега, но почувствовала, что он улыбается.

— И вот если бы в списке группы, которая занимается по понедельникам и вторникам с четырех до шести обнаружились бы фамилии не только Анищенко, но и Локоткова, и Веретенникова, то вы бы согласились со мной, что дело нечисто?

— Да, пожалуй;

— Скажите, Олег, а что вы сами-то обо всем этот думаете?

— Откровенно говоря, не знаю, что и думать, — вздохнул Олег. — По городу ходят слухи, да и телевидение нагнетает обстановку — война в топливном бизнесе, передел рынка. То есть, грубо говоря, наша компания «Петройл» заказала Крутицкого, а те за это нам отомстили и заказали нашего Бураго. Но я вам вот что скажу: директор наш Бураго не был, конечно, кристально честным человеком, но политика компании была совсем не такой. Сами посудите, все было направлено на то, чтобы повысить популярность — благотворительность эта самая, а тут вдруг — заказать убийство конкурента! Ведь это весь так тщательно создаваемый имидж — псу под хвост! И потом: убийство произошло в «Голден-Холле». Да ни один уважающий себя киллер в таком большом закрытом помещении действовать не станет! После выстрела перекроют все выходы — и он пропал! Опять же, винтовку не протащить — смотрят на входе… Не-а, не наших это рук дело.

А когда нашего ухлопали.., кстати, вот там-то момент удобный был, чтобы киллеру действовать, как положено. И я предупреждал своего непосредственного начальника, что опасно там Бураго находиться, уж больно место открытое.

И вот, вместо того, чтобы стрелять издалека, из снайперской винтовки, выходит какая-то тетка и… — Олег даже плюнул в сердцах.

— А как быть с последним убийством Каморного? Тот идиот на коммерческом канале прямо орет, что убили, мол, Сашу, чтобы заткнуть рот…

— Кто убил — ГНК? То есть они, значит, его заказали? — фыркнул Олег. — Да бросьте вы, Надежда Николаевна, нужно больно было его заказывать! Припугнули бы на худой конец и заплатили… Он сволочь, деньги еще как брал, все знают!

— Ну надо же, — поразилась Надежда, — а с виду такой честный. Прямо хоть в пионеры принимай!

— Вот-вот, и потом, ну сами посудите, стали бы эти, из ГНК, для того чтобы Камерного прикончить, свою собственную бензоколонку взрывать? Ведь это три миллиона долларов!

— Да, такая цифра впечатляет. Кстати, не знаете ли вы, кто там орудовал? Идентифицировали ли того человека, который поджег бензоколонку и Камерного вместе с ней? Прошли сутки, а эти, в средствах массовой информации, ни гу-гу. Вот когда Каморный был, то, конечно, оперативно работал, все сразу узнавал и — в эфир.

— Я мало знаю — только то, что по некоторым признакам это оказался вовсе не работник бензоколонки, а посторонний человек.

— Что значит посторонний?

— То и значит. Обгорелый труп того самого дежурного, что должен был быть на месте, нашли в кладовке. То есть преступник оглушил его, взял спецодежду и начал действовать. А кто это был — пока неизвестно.

— Стало быть, у вас нет своей подходящей версии и выбора тогда нет, соглашайтесь на мое предложение — искать списки.

— Так-то оно так, но неужели вы думаете, что если действительно какой-то маг там злодействует, то он будет списки составлять?

— Понимаете, стоимость этих занятий довольно высокая. Двадцать долларов за сеанс, это за десять занятий получается двести долларов.

А раз берут деньги, то должен быть учет. Ведь это же коммерческое учреждение, стало быть, бухгалтерия должна быть. Ну, конечно, не все показывается, уклонение от налогов, это понятно, но какой-то учет обязательно там есть.

— Что ж, поверю вам, рассуждаете вы довольно логично.

— Вот и ладненько, а теперь везите меня быстрее домой, а то уже полпервого. ;

Всю дорогу Надежда отвлекала его пустой болтовней, чтобы он не успел спросить, за каким чертом ей-то, Надежде, сдалось все это расследование и зачем она влезла в это опасное дело.

* * *


На следующий день после убийства Каморного в кабинете директора канала ПТЦ сидели Алена Багун и сам Пал Палыч. Секретарше Катерине было ведено лечь у двери и никого не пускать, пусть хоть сам мэр города заявится — нет, и все! Судя по внешнему виду, происшедшие трагические события никак не сказались на Алене, только чуть резче выступили скулы, да чуть больше обычного запали глаза, но это можно было списать на усталость и недосып.

— Что делать будем, Пал Палыч.? — нарушила наконец Алена тягостное молчание.

— Сухари сушить, — грубо ответил он. — Потому что не знаю, как ты, а я точно с этого места скоро слечу. Одни старухи чего стоят.

Сегодня еле на работу проскочил.

Действительно, неистовые поклонники, точнее поклонницы знаменитого борца с мафией и всяческой несправедливостью журналиста Александра Камерного прямо с вечера, с того времени, как посмотрели злополучный прямой эфир, немедленно организовали пикеты возле здания студии ПТЦ". Ночью горели костры, собирались небольшие толпы, под утро настроение толпы стало более угрожающим.

На плакатах было написано: «Саша, мы отомстим за тебя!», «Долой руководителей ПТЦ — самого коррумпированного канала!» и даже чуть ли не «Вечно живой!». Участники самостийного несанкционированного митинга требовали немедленного расследования и наказания убийц их кумира — то есть они требовали немедленного разоблачения происков Городской Нефтяной Компании, и это было хуже всего. Следовало немедленно митинг прекратить, но милиция, приехавшая по сигналу о беспорядках, держалась пока в стороне и вела себя, по выражению известного писателя, весьма индифферентно. К тому же этот кретин с коммерческого канала продолжал повторять с экрана одно и то же — что Саше, дескать, заткнули рот, и что все знают, кто это сделал, только молчат, потому что боятся мафии.

— Идиот! — плюнул Пал Палыч и выключил телевизор. — Дождется, что ему самому рот заткнут.

— Не в нем дело, — заметила Алена, — нам не о нем беспокоиться нужно.

— Верно, — со вздохом согласился директор.

За прошедшую ночь он здорово сдал. Руки его дрожали, под глазами набрякли мешки, и весь он как-то сник, как спущенный воздушный шар, так что занимал теперь свой шикарный костюм не полностью, оставалось еще много места. Брови, точный индикатор его настроения и самочувствия, потеряли всю свою значимость и даже бархатный черный цвет, и свисали теперь двумя серыми червячками.

— Значит, так. — Директор встряхнулся, потер висок и поморщился. — Вытащить из архива все передачи Камерного, которые не про топливные дела. И крутить их подряд, просмотреть только предварительно, как бы чего лишнего в эфир не пустить. И всякие слова, слезы и сопли там… Три дня такое посмотрят — всех затошнит, и после похорон про Камерного уже никто и не вспомнит. Так что нам только несколько дней продержаться. Теперь дальше…

— Как с новостями быть? — напомнила Алена. — В новостях никак нельзя этот факт обойти.

— Утренних не будет, а к двум часам что-нибудь придумаем. Ты иди там, сама с Катериной поговори, а я звонить буду. — Палыч приосанился и взял трубку своего личного телефона, чтобы отчитаться перед Теймуразом Аполлоновичем Нодия.

— Вот что, ребята, — говорила Алена нескольким сотрудникам, собравшимся вокруг нее, — давайте-ка расстараемся. Времени у нас мало, так что быстренько просмотреть несколько передач Камерного и решить, что можно показать в первую очередь.

— Алена Вячеславовна, — позвал бывший помощник Камерного Слава Бахтеев, — у нас тут вот какая идея — кое-что перемонтировать.

Они подошли к монтажному столу, за которым сидела Света Малькова. Собственно, идея-то была не Славкина, а ее, она удачно использовала ее в свое время в репортаже Каморного о взрыве на Черной речке. Идея заключалась в том, чтобы подмонтировать к голосу Камерного кадры из другой передачи. То есть чтобы не было никаких разговоров о топливном бизнесе, а как только речь зайдет о разборках и мафии, так сразу показывать полки винных магазинов. Все знали — винный бизнес контролируется «ладожскими». Вот пусть они теперь и отдуваются. Прямо никаких имен не называть, чтобы не было потом к каналу претензий.

Алена внимательно посмотрела на экран монитора, потом перевела взгляд на Свету. Она правильно поняла, чья была идея, и еще то, что Света уловила настроение директора канала и ее, Алены, и решила иметь дело с ней.

— Слава, бери Николая и езжайте снимать сюжет для новостей, как народ реагирует на убийство Камерного.

— Тут и ехать никуда не надо, из окна снимать можно, — угрюмо пробормотал Николай.

— Снимай все подряд, ничего не выбирая, там разберемся.

После их ухода Алена обратилась к Свете:

— Еще что-то хочешь мне предложить?

— Можно, — спокойно сказала Света. — Если перемонтировать некоторые его передачи… Вот, смотрите.

Она показала на мониторе кадры знаменитой передачи Камерного, которую он сделал в свое время по поводу обманов и жульничеств в торговле недвижимостью. Потом пошли кадры, переделанные Светой, и Алена поразилась.

Голос за кадром звучал тот же самый, и материал был тот же самый. Но благодаря монтажу передача получалась совершенно пресной и безликой.

— Неплохо, — протянула Алена и испытующе поглядела Свете в глаза. — Работа сделана большая, не понимаю только, какой у тебя в этом деле интерес.

— Он мне не нравился, — спокойно ответила Света. — Он был.., не совсем таким человеком, каким считали его пламенные старушки.

— Это я знаю, — подтвердила Алена.

— Так что если вам подходит мое предложение — перемонтировать некоторые передачи — что успеем, конечно…

— Дело! — решительно сказала Алена. — Телезрители долго такое смотреть не будут — на другой канал переключат. А там про Каморного много не скажут — работал-то он у нас, стало быть, и все материалы у нас.

Они еще долго сидели за монтажным столом и работали. А когда вернулись Слава с оператором, то Алена уже ушла доложить Пал Палычу.

— Ну что, Светик, делаешь карьеру? — по-свойски спросил ее Николай.

И, поскольку она молчала, продолжал в том же духе:

— Не дрейфь, мы с тобой теперь свои!

— О чем ты, Коля? — мягко спросила она и отвела его руку, которую он по-хозяйски положил ей на плечо.

Он отступил на шаг и пригляделся к девушке, сидящей за столом.

Вчера утром Света проводила сестру в аэропорт, и вечером Ирка уже звонила из Лондона и сказала, что все прекрасно, Джулиан ее встретил, завтра они едут к его родителям, а рододендроны оказывается, цветут не в апреле, а в марте, так что скоро она их увидит. У Светы с души свалилась скала. Больше не надо каждый вечер беспокоиться, что Ирка задержится и загуляет где-то. Больше не надо трястись, что проклятый Каморный все же выполнит свою угрозу насчет визы. С сестрой теперь будет все в порядке, пора подумать и о себе. Но пока хотелось просто отдохнуть. Исчез тугой комок, который образовался у Светы в душе после того, как ушел отец. Этим комком было беспокойство за сестру..

Света посмотрела на Николая ясным незамутненным взором и повторила свой вопрос, приветливо улыбнувшись. Он открыл было рот, чтобы ответить, что они теперь вроде бы любовники, но запнулся. Она вся была такая аккуратная, в красивом костюме, который придавал ей деловой вид. Темные волосы свободно ложились на плечи. Она смотрела на него приветливо, но чуть настороженно Он вдруг вспомнил свою захламленную квартиру, мать, вечно кашляющую за стенкой, несвежий запах и вздрогнул. Как он мог подумать, что такая девушка придет к нему ночью просто переспать? Что ей в нем? Если бы она сейчас юлила, отводила глаза или, наоборот, кричала бы, что он ей напрочь был не нужен и что пусть катится, он бы сомневался. Но во взгляде ее было сегодня умиротворение, и он понял, что все, что произошло глубокой ночью несколько дней назад, ему просто привиделось в пьяном угаре.

— Извини, — глухо пробормотал он и вышел из монтажной.

Позвонили от директора и велели срочно Свете идти туда, захватив весь отснятый Николаем материал Столкнувшийся с ней в дверях Слава Бахтеев посмотрел вслед тяжелым взглядом.

— Ну как, Света, сможем мы что-то сделать из этого материала для новостей? — Алена смотрела требовательно.

Света смотрела на экран:

— Можно попробовать. Вот это выбросить и это, а потом после портрета крупным планом — вот этих бомжей с бутылкой и старуху пьяную.

То есть нужно было подать материал так, чтобы создавалось впечатление, что Каморного поддерживали всякие сомнительные личности, а базарят теперь пьяные бомжи просто чтобы поорать и покуражиться. Пал Палыч с интересом глядел на Свету, потом отпустил ее мановением руки.

— За что ты ее выбрала? — спросил он Алену.

— Оказывается, она умеет работать, и потом, она сразу уловила, что мне нужно, не задавая никаких вопросов. Очевидно, у нее с Каморным свои счеты, чем-то он успел ей нагадить.

— Ну это теперь не важно. Иди, пригляди за новостями.., и макияж там попроще.., слезы в голос добавь..

Она задержалась в дверях и посмотрела на директора с загадочной полуулыбкой на губах:

— Не волнуйтесь, Пал Палыч, все будет нормально.

— И завтра траурный митинг будем снимать, тебе придется вести передачу. Сможешь подобающе выглядеть? Ведь все знали, что вы с ним ругались…

— Какая разница? — Алена пожала плечами. — Раз надо, значит, смогу.

Пал Палыч поглядел на аккуратно притворенную Аленой дверь и подумал, что она сможет многое, даже сместить его с поста директора и сесть на его место. Ишь, заулыбалась как! Что твоя Джоконда В монтажной Алена оказалась в самый разгар скандала. Слава Бахтеев наступал на Свету и шипел:

— Дождалась своего часа! Выслужилась!

Ишь, тихоня! Это мой материал! Сама добывай, если надо, а то — на все готовое!

Николай участия в споре не принимал, он стоял в стороне и угрюмо молчал. Алена вошла незамеченной и тихонько понаблюдала за Светой. То, как себя вела девушка, ей понравилось. Света не оправдывалась, не кричала визгливым голосом в ответ, а просто смотрела на Бахтеева спокойно, без нервов. Ее поведение Алене импонировало, пожалуй, сама Алена в такой ситуации действовала бы так же. Света, почувствовав посторонний взгляд, взглянула на Алену поверх Славиной головы, и Алена вмешалась в разговор:

— Тебе что-то не нравится? — спокойно спросила она Бахтеева.

Тот замолчал, но смотрел агрессивно.

— Ты вот что, Слава, ты ошибся, когда подумал, что дело Камерного и его зрители свалятся к тебе прямо в услужливо протянутые руки только потому, что ты считался его ближайшим помощником. Некоторые люди всю жизнь только помощники и самостоятельно работать не смогут никогда. В данном случае, боюсь, так и получилось. Вижу, что самостоятельно мыслить ты не умеешь, а к чужим словам прислушиваться не хочешь. Так что извини, дорогой, помощники нам не нужны. Ты уволен.

В комнате повисло тяжелое молчание. Алена прошла к столу и села.

— Да, кстати, Света, если тебе Николай не нужен, то можно его тоже. Вы все должны понять, что Александр Каморный у нас больше не работает. И пусть вам не хочется это признавать, но так оно и есть.

Света помедлила с ответом долю секунды.

Вот удобный случай избавиться от внимания Николая. Но внезапно она вспомнила старуху, стоящую в темной прихожей, и старенький шарфик, обмотанный вокруг худой морщинистой шеи. Если Николая уволят, то он больше работы не найдет, небось на материну пенсию будут жить.

— Николай хороший оператор, ты же знаешь, — тихо сказала Света, — он нам пригодится.

— Да, — согласилась Алена, — только чтобы без фокусов и без водки. А сейчас езжайте-ка быстренько, тут надо кое-что доснять — и в эфир.

Света с Николаем вышли и молча пошли по длинному коридору.

— Спасибо, — хрипло произнес Николай.

— Мать чем болеет, что все горло кутает? — отрывисто спросила Света.

— Щитовидка у нее, операцию делать надо.

И только в машине до него дошло, то раз Света расспрашивала про мать, значит, она все-таки была у него тогда ночью.

— Может, я и пьяница, и совсем не стоящий человек, — произнес он, глядя в окно, — но добро я помню.

Света не ответила.

* * *


В среду, когда Надежда безуспешно пыталась засадить Димку за уроки, вдруг раздался неожиданный звонок в дверь.

— Папа! — взвизгнул шустрый первоклассник, вперед Надежды уже успевший открыть двери.

На пороге действительно стоял Олег.

— Привет, старик, — обратился он к повисшему на нем Димке, — получи.

И он сунул сыну яркую коробку с надписью «Лето». У Димки за спиной был, по подозрению Надежды, средней мощности моторчик. Увидев коробку, моторчик сам собой включился, ребенок взвился и исчез, чтобы через секунду материализоваться в комнате, откуда немедленно послышались звуки раздирания коробки.

— Зря вы это, — укоризненно покачала головой Надежда, — как раз у нас проблемы с уроками, а так он отвлечется и вообще про домашнее задание забудет.

— Зато он даст нам спокойно поговорить хотя бы полчаса, не будет мешать.

— Неужели вы раздобыли списки? — воскликнула Надежда. — Оперативно работаете.

— Куда там! — вздохнул Олег. — Уже все сроки прошли, не усидеть мне на своем месте, чувствую.

Он протянул Надежде пачку фотографий.

— Как мелко, — недовольно прищурилась Надежда.

— У него там ксерокса под рукой не было! — вскипел Олег. — Значит, я поставил своему специалисту вот какую задачу: списки за последний квартал. Кстати, оказалось, что ваш тибетский маг и работает-то в этом Центре всего несколько месяцев.

— Правильно, раз он занимается такими странными делами, то не может же он долго там быть! Кто-нибудь заподозрит, мало ли как дело повернется. Ну так что там у нас есть… — Надежда углубилась в списки.

— Итак, вот списки групп. Вот видите — тут наверху беленький квадратик, значит, это наше время — с четырех до шести, также буклет тоже белый — это для конспирации! А если розовый буклет, то время занятий с шести до восьми, а зеленоватый — то с восьми до десяти. Ну те группы нас пока не интересуют, будем надеяться, что тех своих учеников Мастер действительно обучает белой магии и всякой трепотне. А в нашем списке читаем по алфавиту: Анищенко В. П., затем Веретенников А. В., — при этих словах Надежда торжествующе оглянулась на Олега, — дальше Виктюк, потом Гарусова, потом Локотков В. М. — очевидно, тот самый, хоть я отчества его и не знаю, дальше Марчук, Олейникова, Тарасов… — всего десять фамилий. Правильно, девушка говорила, что группы небольшие. Ну что, Олег, убедились?

— Н-да, это кое о чем говорит. Значит, они все занимались у этого белого мага…

Очень интересно!

Надежда в это время листала списки.

— Что вы еще там нашли. Надежда Николаевна?

— Вот, смотрите, список группы, которая была сформирована два месяца назад. И на первом месте по алфавиту кто? Правильно, Анищенко В. П. Значит, можно предположить, что она, Валерия Петровна, просто в один прекрасный день пришла к нему на занятия, по объявлению. И прошла курс — десять занятий, деньги небось заплатила. Возможно, были у него обычные группы. Или тоже что-то он там мудрил, но не в таком масштабе, в городе бы заметили, если бы цепочка громких и непонятных убийств была.

А кстати, Олег, нет ли у вас возможности посмотреть милицейскую статистику за последние полгода? Бывали случаи таких вот непонятных самоубийств или убийств, при которых сам убийца тоже погибал, причем шел на это сознательно?

— Ну это уж вы хватили, Надежда Николаевна, прямо целую теорию разработали! Мы еще не знаем, верно ли то, что этот тибетский колдун в нашем деле руку приложил, а вы уже обобщаете! И потом, я же вам говорил: мне бы со своими делами разобраться, а про остальное пусть у других голова болит.

— Ну ладно, — согласилась Надежда, чтобы не спорить понапрасну. — Так вот, значит, училась она у тибетца этого, а потом с ее помощью он привлек в группу еще двоих, а может, и нескольких. Или только этих двоих — Берете Аникова и Локоткова, потому что про них точно известно, что были они с Анищенко знакомы.

— Откуда вы знаете, что это она их позвала на занятия?

— Я точно не знаю, но могу предположить. Жена Веретенникова в интервью по телевизору говорила, что муж в последнее время какой-то странный стал, все переживал, спал плохо, цитирую дословно: «как будто его кто сглазил». А раз речь идет о том, что кто-то сглазил — тут уж без белой магии не обойтись! Они про это во всех объявлениях пишут:

«снимаю, мол, сглаз и порчу». То же и про Локоткова: когда-то мелькнуло у Камерного, что был он парень тихий, весь в себе, жил одиноко — то есть девушки не было, только мать одна. Чисто гипотетически — могла его Валерия Петровна по-соседски в группу пристроить?

— Только гипотетически… Мы, наверное, этого никогда не узнаем.

— А я вот сейчас о чем подумала, — перебила его Надежда. — Двести долларов — сумма солидная. Допустим, у Валерии Петровны деньги были — она жила одна, работала и могла себе позволить тратить деньги на то, что ее интересовало. Для Веретенникова, директора фирмы — такая сумма не проблема А вот для нищего осветителя — многовато будет. Значит, ищем бухгалтерскую ведомость. — Она снова уткнулась в бумаги и очень скоро нашла:

— Вот! Так я и думала!

Смотрите: сводная бухгалтерская ведомость.

И фамилии Локоткова в ней нет!

— Но там нет и многих других фамилий, — заметил Олег, заглядывая через ее плечо.

— Верно, они указывали не всех обучаемых, с некоторых просто брали наличными, чтобы налог поменьше платить. Но тем не менее фамилии Локоткова — нету. Да, кстати, вы не выяснили, что там с тем типом на бензоколонке?

— Выяснил, — вздохнул Олег. — Его опознали по часам. В общем, у них там, на коммерческом канале, который Камерному прямой эфир предоставил, пропал один.., диспетчер.

— Какой диспетчер?

— Ну который распределяет машины, курирует, какую группу куда послать.

— И в тот день, то есть в понедельник, он дежурил? — воскликнула Надежда.

— Ну да, он, значит, услышал, куда Каморный с операторами поедет, на какую бензоколонку, сам — за ними, а дальше провернул операцию с тамошним дежурным и сжег к чертовой матери всю бензоколонку вместе с Камерным.

— Так-так. И фамилия его… — Надежда вела пальцем по списку.

— Сорокин.

— Точно, как в аптеке! Есть такой Сорокин в списке!

— Да я уж и сам видел.

— Ну теперь-то вы мне верите? Насчет того, что маг этот — злодей! Что-то такое он делает с людьми, что они подчиняются его, приказам. Гипнотизирует или околдовывает, что ли… Я, признаться, во всю эту чепуху не верила, но такие факты заставляют задуматься.

— Могу я, конечно, через верных людей напустить на него милицию, — осторожно начал Олег, — но вряд ли это что-нибудь даст.

Доказательств никаких, он свернет свою деятельность, затихарится…

— А мне не дает покоя вопрос — зачем он это делает? — в задумчивости произнесла Надежда. — Должен же быть во всей его деятельности какой-то смысл.

— Ладно, Надежда Николаевна, я вообще-то на работе. Так что побегу.

— Бумаги можно себе оставить?

— Берите, у меня еще копия есть, — ответил Олег уже из прихожей.

* * *


В этот вечер мужа не было дома — у него опять были вечерние лекции, и Надежда, наскоро переделав мелкие хозяйственные дела и накормив ненасытное рыжее чудовище, именуемое котом Бейсиком, уселась на кухне поразмыслить над бумагами, налив предварительно себе большую кружку крепкого несладкого чаю.

С чаем ей всегда лучше думалось, и к тому же теперь не было необходимости просиживать вечера у телевизора, потому что никто не мог сообщить ей ничего интересного. По всем петербургским каналам шла всякая слезливая мура, по ПТЦ — передачи о Каморном, и скорбный голос Алены Багун звенел за кадром. Да, вот если бы был жив Каморный, и если бы Надежде удалось его заинтересовать версией о колдуне-злодее — какой бы был материал! Надежда поймала себя на глупых мечтах, страшно на себя рассердилась и сосредоточилась на бумагах.

Так, что мы имеем? Четыре фамилии, четыре человека, которых выбрал тибетский маг.

Почему он их выбрал? Или за что? Надежда записала четыре фамилии в столбик по алфавиту. Потом подумала и переписала их в порядке, так сказать поступления или преступления, начиная с пожара в ресторане:

Веретенников

Локотков

Анищенко

Сорокин

Потом она отвлеклась на телефонный звонок матери, поговорила с ней немного, а когда вернулась, то в глаза ей бросились первые буквы четырех фамилий — кажется, это называется акростих. Она прочитала их сверху вниз, и похолодела. Получилось слово «влас». То есть слова такого нет, есть имя, мужское имя, но при чем тут оно? Не было ли это простым совпадением, и она, Надежда, просто, что называется, высасывает из пальца? Нет, что-то подсказывало ей, что неизвестный тибетский маг — человек очень серьезный и опасный, и никаких простых совпадений быть с ним не может. И вполне можно предположить, что этот чертов колдун, как показывают в западных фильмах, составляет послание из фамилий. Только там обычно маньяки составляют послание из фамилий или частей тела своих жертв. А этот решил послать что-то, состоящее из первых букв фамилий своих, с позволения сказать, учеников. Надежда решила временно отбросить в сторону здравый смысл, который криком кричал, чтобы она прекратила заниматься ерундой, а то сама вскоре сбрендит, и поверить в послание. И что же этот колдун мог послать? Какое слово составить? «ВЛАС»…

Разумеется, это слово — ВЛАСТЬ. И по смыслу подходит: власть над людьми, она-то у него есть, если может заставить нормального человека проделывать такие ужасы. Ну, положим, они были не совсем нормальные, возразила себе Надежда. Если на то пошло, нормальный человек вообще не будет двести долларов на такую чушь тратить. Но факт есть факт: слово «власть». И тогда становится понятной некоторая незавершенность того, что сделал колдун.

То есть можно предположить, что все убийства были как бы подготовкой к одному, последнему, которое должен совершить человек с фамилией, начинающейся на "Т". Надежда просмотрела список и нашла там фамилию Тарасов, единственную фамилию, начинающуюся на "Т".

Через минуту она уже набирала номер телефона Димкиных родителей. Хорошо, что трубку взял сам Олег, а то неудобно было бы объяснять Веронике, зачем Надежде срочно понадобился ее муж поздно вечером, — Олег, не сочтите меня ненормальной, но я вот что заметила… — шепотом она поведала ему о своих изысканиях.

— Я, конечно, понимаю, что выглядит это несолидно, но вы сами над этим подумайте и решите, что можно предпринять. Но хорошо бы выяснить что-нибудь про этого Тарасова, проследить за ним что ли… У вас возможностей больше.

— Подумаю, — коротко ответил Олег и отключился, очевидно, за этот день Надежда ему порядком надоела.

Лежа в постели. Надежда поймала себя на некотором беспокойстве, какой-то червячок точил ее тихонько. Она проанализировала собственные чувства и поняла, что ее беспокоит мягкий знак в слове «власть». Никакая фамилия не может начинаться с мягкого знака. Надежда подумала еще немного и решила пока на мягкий знак не обращать внимания.

На следующее утро после разговора с Надеждой перед Олегом лежала компьютерная распечатка, в которой было все, что удалось узнать по поводу Тарасова Это не составило особого труда, поскольку в списках, которые специалист Олега похитил из офиса тибетского мага, рядом с фамилией стояли инициалы и телефон, чтобы, надо полагать, Мастер мог сообщить своим ученикам, если у него изменятся обстоятельства, что занятия, допустим, переносятся на другое время и тому подобное. Телефон оказался домашним, то есть квартирным. Но при проверке выяснилось, что по этому адресу Тарасов Ю. М, хоть и проживает, но не прописан. Позвонили по телефону, Олег представился сотрудником Центра, ответил женский голос, довольно испуганный. Долго препирались, хозяйка сначала сказала, что тут такой не живет, потом — что живет, но сегодня его не будет, потом — что будет, но попозже, к вечеру, и бросила трубку. После этого Олега осенило, и он попросил девушку из приемной перезвонить по тому же телефону и попросить женским голосом Юру (он решил рискнуть и посчитать Тарасова Юрием, а не Юлианом).

После того, как девушка натурально женским голосом попросила Юру, хозяйка квартиры мгновенно озверела и крикнула в трубку, чтобы сами приходили и расталкивали этого пьяницу, а у нее уже сил нет его каждое утро водой обливать. И что для чего он ей нужен, она сама не понимает, потому что тот нигде не работает, а только ест и пьет, и чтобы в следующий раз звонили ему домой по месту прописки, потому что она, хозяйка квартиры, сегодня же Юрку выгонит обратно домой к жене, и чтобы духу его здесь не было, и всех его девиц тоже…

Девушка несколько ошарашенно посмотрела на трубку, потом перевела недоуменный взгляд на Олега, но он поблагодарил ее и отпустил, не вдаваясь в подробности. Из всего услышанного Олег сделал вывод, что Тарасов Юрий Михайлович, надо полагать, сильно зашибает и именно поэтому записался на курсы к тибетскому магу, чтобы тот помог ему прийти в норму. Вряд ли такой человек может представлять интерес для преступных замыслов тибетского колдуна, но Олег вспомнил нищего осветителя Локоткова и решил не пренебрегать ничем. Поэтому он подумал немного, потом позвонил по телефону своему хорошему знакомому из милиции и в приватной беседе попросил у него двух оперативников для слежки. Пришлось кое-что рассказать приятелю по поводу тибетского мага и странной серии убийств, иначе тот не дал бы сотрудников — все же контора у них государственная, нельзя людей просто так по личной надобности гонять.

Перед ребятами Олег поставил задачу — проследить за Тарасовым в течение дня.

Надо так надо! — пожали парни плечами и отправились на задание.

Юрий Михайлович Тарасов вышел из дому часов в одиннадцать. Вид он имел слегка потертый в старенькой курточке и стоптанных ботинках, да и на лице отражались все его вредные привычки. Простояв пятнадцать минут на остановке на пронизывающем февральском сыром ветру, Юрий Михайлович сел в автобус маршрута 115 и поехал в Уткину Заводь. Его преследователи обрадовались, что он выбрал наземный транспорт, — так можно было следить за ним на машине. В Уткиной Заводи Тарасов вышел и прошел пешком еще метров пятьсот вдоль бесконечных глухих заборов. Один из парней вышел из машины и тоже отправился за Тарасовым пешком. Наконец забор кончился, и появилось достаточно новое здание — постройки примерно восьмидесятых годов. Здание было большое и двухэтажное, в нем располагался завод электронного оборудования. Тарасов зашел в вестибюль и позвонил куда-то по местному телефону. После этого он вышел, обогнул здание, спустился на три ступеньки вниз и постучал в низенькую дверцу подвала. Его впустили и захлопнули дверь. Там Тарасов пробыл недолго и вышел вскоре с большой сумкой, потертой, как и его одежда. Судя по тому, как он морщился и кряхтел, когда нес сумку обратно к остановке автобуса, она была тяжелой.

«Наверное, воруют что-то с завода», — решили оперативники.

Опять долго ехали вслед за 115-м маршрутом, затем Тарасов пересел на трамвай и приехал на улицу Подводника Герасимова, нашел там маленький двухэтажный домик — не то бывшую кочегарку, не то еще что-то хозяйственное и позвонил в звонок на двери. Из окошка выглянуло чье-то лицо, потом скрылось, и двери отворились.

Теперь уже второй преследователь вышел из машины, напоказ неуверенно потоптался возле той же двери и заглянул в окно. В маленьком помещении двое рассматривали содержимое сумки. Потом один сверился со списком, удовлетворенно кивнул и отсчитал Тарасову пачку денег. Тот отслюнил от пачки сотенную и спрятал в карман, а всю пачку убрал за пазуху.

Парень еле успел отскочить от окна, потому что дверь раскрылась и выпустила радостного Тарасова, избавившегося от тяжеленной сумки.

Он бодро потрусил к ближайшей станции метро, где опять-таки позвонил по телефону и устремился вниз. Пришлось ребятам разделиться и одному спускаться в метро вслед за Тарасовым.

Тарасов вышел в центре, подождал прямо на улице, вскоре подъехала бежевая «девятка» (его преследователь на всякий случай записал номер), Тарасов подсел в нее на минуту и отдал толстую пачку денег водителю — полному мужчине с брезгливо оттопыренными губами.

"Все ясно: воруют с завода комплектующие, продают в какую-то мелкую фирмочку, те что-то из них собирают и продают уже изделиями.

У них таким образом существенно сокращаются накладные расходы, и все довольны. Договариваются об этом заранее начальники, а чтобы не светиться, посылают этакую шестерку — он взял, передал и ни о чем не спрашивает. Одного я только не пойму, — задумался парень. — Олегу-то какой с этого интерес?"

Он позвонил по мобильнику прямо Олегу, чтобы узнать, продолжать ли наблюдение за объектом. Олег его плохо слышал, потому что в кабинете орал телевизор. Когда же удалось докричаться, то Олег, поняв, в чем дело, рявкнул, чтобы бросали к чертовой матери Тарасова и возвращались к себе по месту работы, потому что сейчас такая кутерьма начнется — у милиции каждый сотрудник будет на счету.

* * *


Телевизионный канал ПТЦ размещался в помещении, арендованном у роно. Прежде в этом здании находилась средняя школа номер 218, и самым большим помещением был, разумеется, школьный актовый зал.

В этом зале руководство канала и решило организовать всенародное прощание с любимцем публики Александром Камерным.

— Пускать всех, — распорядился Палыч, — пускай старухи пар выпустят, поглядят на своего кумира в последний раз.

Прощание было объявлено в четверг. ?И народ повалил. Основную массу прощающихся составляли пламенные пенсионерки и отставные военные — самый верный контингент почитателей покойного.

Алена Багун скомандовала на всякий случай снимать циркулирующую в зале публику — мол, был бы материал, а как его потом смонтировать, они со Светой разберутся. Траурный митинг, или гражданскую панихиду, назначили на два часа дня. К этому времени народные страсти несколько поутихли, самые активные пенсионеры основательно выдохлись и подустали, народа в зале стало меньше. Пал Палыч объявил митинг открытым.

Первой выпустили энергичную даму из бухгалтерии, которая славилась на канале оставшейся от советских времен страстью к общественной работе. Она обожала собирать деньги на чужие свадьбы и похороны, а также произносить прочувствованным фальшивым голосом длинные скучные речи. И сейчас она завела такую же бесконечную речь о невероятной порядочности и отзывчивости покойного, о его общественной позиции и ответственности перед зрителями канала. Алена, по причине своего достаточно молодого возраста, никогда не бывала на пленумах райкома, но сейчас, слушая энергичную даму из бухгалтерии, почувствовала себя в партийной атмосфере.

Пенсионеры, с одной стороны, услышали что-то родное, но с другой — от длинных речей за последнее время несколько отвыкли, необходимую выносливость утратили. Алена посмотрела на лица и поняла, что все пройдет спокойно, не будет никаких эксцессов — публика на них просто уже не способна. Дождавшись конца выступления неистовой ораторши, она попросила слова.

Операторы многочисленных каналов, которые собрались снимать прощание с их бывшим коллегой, проснулись и поймали камерами одну из наиболее популярных телеведущих города. Алена, работая на контрасте, постаралась говорить коротко и выразительно.

Она преподнесла слушателям покойного Каморного, как выдающегося борца со спаивающей несчастный русский народ алкогольной мафией, тонко намекнула, что именно в результате этой борьбы и пал в конце концов неугомонный журналист, и что родной телеканал продолжит его дело и не даст спуску служителям зеленого змия…

В самый разгар своего патетического выступления Алена боковым зрением заметила какое-то движение в окружающей толпе.

Скосив глаза, она увидела, что сквозь ряды отставников и пенсионерок к ней пробирается невысокая худощавая девушка. Подумав, что это очередная поклонница Каморного, которая хочет воспользоваться случаем и высказать перед телекамерой свою великую и неразделенную любовь, Алена сделала знак глазами оператору — снимать, мол, может потом пригодиться, — и присмотрелась внимательнее.

Вблизи она увидела, что девушка не так юна, как ей показалось — сначала, — скорее всего, это была женщина за тридцать, только очень худая и миниатюрная. Кроме того, она показалась Алене моложе из-за своей молодежной одежды — черных облегающих джинсов и кожаной куртки-"косухи" в металлических заклепках. На лице у нее было какое-то странное, погруженное в себя выражение, глаза смотрели прямо перед собой, не моргая, спина была неестественно выпрямлена, и двигалась она тоже как-то странно, осторожно, как будто боялась расплескать что-то у себя внутри.

Алена насторожилась: лицо, да и вся личность приближающейся женщины ей не понравились, она опасалась, что та сейчас закатит истерику перед камерой или сделает кое-что похуже. Продолжая говорить ничего не значащие слова, Алена оглянулась, но поймала только взгляд стоящей неподалеку Светы Мальковой. Та беспомощно пожала плечами, показывая, что понимает Аленины опасения, но сделать ничего не может — девица уже слишком близко, нельзя оттаскивать ее прямо перед камерами. Алене стало тревожно.

И она не ошиблась.

Подойдя к Алене вплотную, девушка распахнула куртку. Алена в ужасе ахнула: изнутри, к полам куртки было подвешено несколько гранат. В ту же секунду эта ненормальная выдернула у одной гранаты чеку.

В глазах у Алены потемнело; Неужели это все? Неужели ее жизнь сейчас закончится из-за какой-то ненормальной? Неужели все зря — все ее труды, интриги, все ее трудолюбие и все ее коварство, все средства, которые она использовала для того, чтобы сделать карьеру, чтобы пробиться наверх…

Алена медленно отступала, но девушка с гранатами шла к ней неотвратимо, как смерть.

Время почти остановилось. Наверное, прошли считанные секунды, но Алена успела передумать и перечувствовать так много… Надо было броситься прочь, упасть на пол, забиться в какую-нибудь щель, но не было сил сбросить страшное смертельное оцепенение, словно злые чары сковали ее тело незримыми оковами.

Кое-кто из стоящих рядом увидел, что происходит непонятное; кто-то заметил гранаты; кто-то закричал истошно, но до Алены все звуки и движения доходили, как сквозь толстое стекло, как если бы она находилась в огромном аквариуме одна.., нет, не одна, а вдвоем с этой ненормальной.., вдвоем со своей смертью.

Женщина в кожаной куртке подошла к Алене вплотную с тем же странным отрешенным выражением лица. Она прижалась к Алене всем телом, как в любовном объятии, обхватила ее руками… Алена ощутила тяжелую рубчатую сталь гранат, почувствовала сквозь одежду их металлический холод, попыталась вырваться, но сил уже не было.

Больше она ничего уже не успела понять: страшный грохот потряс импровизированный траурный зал, и обезображенные искореженные тела двух женщин отлетели друг от друга, отброшенные взрывом, как двое влюбленных, разделенных неумолимой судьбой.

Грохот взрыва не успел стихнуть, как его заглушили вопли ужаса — наполнявшие зал люди кричали от страха и рвались к; выходу, отталкивая друг друга, подминая слабых, топча тех, кто не устоял на ногах…

Перед взрывом Николай, повинуясь знаку Алены, начал снимать неизвестную женщину, она шла странной колеблющейся походкой, и показалась Николаю нереальной, как на экране компьютера. И вместе с тем в ее приближении чувствовалась та неотвратимость, с какой прибывает вода при наводнении — спрятаться негде и убежать невозможно. В Николае проснулся оператор, и он снимал, ничего не видя вокруг, стараясь запечатлеть на пленке эту неотвратимость, и даже сделал несколько шагов вперед, стремясь отыскать лучший ракурс.

Женщина распахнула куртку шире, и Николай, да и все, кто стоял поблизости, заметили то, что видела Алена, — гранаты. Телевизионщики народ сообразительный и глазастый, кто-то заметил, как убийца вытащила чеку у гранаты, бросил камеру и втиснулся в толпу, стремясь отдалиться от страшной пары — убийцы и ее жертвы. Николай не задумывался о своих действиях, им руководило подсознание, и только подсознание может помочь спастись, когда счет идет на секунды. Он мог упасть и откатиться под стол, на котором стоял гроб Каморного, — там осколки не задели бы его. Но тут в глаза ему бросилось безмятежное серьезное лицо Светы Мальковой. Она стояла чуть в стороне, и смертоносная женщина повернулась к ней спиной. Света не видела гранат, и теперь удивление от начинающейся паники уже начинало затуманивать ее ясный взгляд. Все произошло за долю секунды, и этот миг стал переломным в жизни Николая. Не каждому человеку судьба устраивает проверки на прочность, не каждый сумеет обуздать приступ слепого ужаса при виде надвигающейся опасности. Николаю повезло: он сумел. Одним прыжком он бросился к Свете, сбил с ног и повалил на пол, после чего упал сверху и закрыл ее своим телом.

— Ты что? — начала было она, но прогремел взрыв.

Света замерла. Через несколько секунд истина начала доходить до нее. Она шевельнулась. Прикрывавшее ее тело Николая было страшно тяжелым. Она почувствовала теплые капли на своей щеке и, скосив глаза, увидела сбегающую и шеи Николая темно-красную струйку.

— Коля! — слабо позвала она. — Коля, ты меня слышишь?

Он молчал. Вокруг сразит и визжали, но возле них, у гроба Камерного, образовался вакуум — все стремились поскорее пробиться к дверям, там обезумевшая толпа смела охрану, образовалась свалка, слышались стоны покалеченных. С трудом Света высвободилась, перевернув Николая на бок. Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Глаза были закрыты, и сам он был страшно бледный. Света встала на колени, осмотрела Николая и вскрикнула от ужаса. На спине зияла кровавая рана.

«Осколком задело! — мелькнуло в голове. — Моим осколком!»

— Эй, кто-нибудь! — беспомощно позвала Света.

Из-под стола, на котором располагался гроб с телом Камерного, вылез человек. Света узнала в нем оператора с конкурирующего коммерческого канала. Он был помят, испуган, но невредим — очевидно, вовремя сообразил, что огромный тяжелый стол явится надежной защитой от осколков. Стоя на коленях перед Николаем, Света подняла глаза и бросила на вылезшего всего один взгляд. После случившегося они никогда больше не встречались, оператор ушел с этого канала и даже переехал в другой город, потому что развелся с женой.

Жизнь его сложилась, в общем-то, удачно, никто никогда не узнал подробностей его поведения во всей истории, никто его не осуждал — да и за что? Удалось спастись, повезло, можно сказать. Но иногда, в тяжелые минуты, он видел перед собой взгляд, который бросила на него девушка, стоя на коленях перед мужчиной, который ее спас. Тогда бывший оператор, понимал, что самой главной проверки, что устроила ему судьба, он не выдержал. И если другим можно еще на что-то надеяться и уважать себя, то он про себя точно знает, что он полное дерьмо, и ничего уже с этим не поделаешь. После этого бывший оператор напивался в стельку, а наутро в его больной голове оставалась только одна мысль — где бы опохмелиться.

Света же, стоя на коленях возле Николая, посмотрев на оператора, внезапно обрела прежнюю решительность и ясность мысли. Она взяла его запястье, потом приложила руку к шее, как это делают врачи. Ей показалось, что прослушиваются слабые толчки пульса.

— У тебя мобильник есть? — окликнула она оператора.

Тот кивнул и набрал номер «скорой». Света поговорила сама, после чего посмотрела на свалку у двери, форменное побоище. Они подхватили Николая и понесли его к маленькой дверце в углу. В суматохе ее никто не заметил, да и все стремились поскорее удалиться от страшного места взрыва. Дверь была закрыта, но оператор легко выбил ее плечом. Они вынесли Николая в маленький коридор за актовым залом, потом положили на диван в чьем-то кабинете. Им не встретилось ни души — все находились на митинге в актовом зале и теперь не могли оттуда выбраться. Николай застонал.

Кровь из раны текла, не переставая. Света посмотрела на часы и спустилась по маленькой лесенке встретить «скорую» — она объяснили им ситуацию по телефону, сказала,! чтобы не пытались проникнуть в зал — там столпотворение, сначала нужно, чтобы милиция всех успокоила. А у нее раненый, так что удобнее подъехать с черного хода, она встретит машину.

Врач осмотрел Николая, покачал головой, наложил временную повязку. Сказал, что нужна операция и рентген обязательно. В больнице Свете выдали белый халат и разрешили посидеть у дверей операционной. Она была спокойна, только очень бледна.

Вышел врач, поглядел на Свету одобрительно — не плачет, сидит смирно.

— Ну осколок мы вытащили, вроде бы позвоночник не задет. Крови много потерял.

У тебя какая группа?

— Вторая, — не колеблясь ответила Света.

— Ну тогда давай, не жадничай.

После переливания Свете разрешили взглянуть на Николая. Он чуть порозовел, но по-прежнему был без сознания.

— В палату его, — распорядился врач, — а ты — ночуй здесь, пока кровать пустая.

— Да я и не дойду сейчас до дому, слабость такая после переливания.

Света проснулась рано утром. Николай лежал на животе и сопел, потому что нос его уткнулся в подушку.

«Как бы не задохнулся!» — испугалась Света.

Она спустила ноги с кровати и подошла к нему тихонько. Чуть повернула голову, появился один открытый глаз.

— Куда это нас занесло? — удивленно спросил Николай.

— В больницу, — прошептала Света одними губами. — Ты не бойся, доктор сказал, что операция прошла успешно и позвоночник не задет.

— Ну-ну. А тебя как, не задело?

— Н-нет..

— А чего тогда плачешь? Болит что-нибудь?

Ответом ему были бурные всхлипывания.

— Ну вот, — протянул Николай и поморщился от кольнувшей боли, — я-то думал, что ты особенная, а ты, оказывается, как все девчонки, — чуть что — сразу в слезы…

* * *


Надолго запомнили петербуржцы похороны Каморного. Давненько город не будоражили таким скандалом. Шутка ли — при всем честном народе, прямо на похоронах убить самую популярную телеведущую в городе! Да не просто убить, а взорвать, буквально разорвать в клочья. И при том, что все до последнего момента снимало множество телеоператоров!

В общем, скандал был жуткий. По городу поползли слухи. Говорили о чеченских террористах, поминали Хаттаба — очевидно, подсказала связка гранат под курткой неизвестной девицы. Говорили о мести, будто бы неизвестная женщина убила Алену Багун из-за того, что та когда-то в юности украла у нее возлюбленного. Каким-то образом просочились слухи о том, что Алена с Камерным находились в состоянии враждебном, и злые языки поговаривали о том, что неизвестная — это бывшая любовница Камерного, и что она якобы поклялась отомстить за него обидчице и не пожалеть для этого жизни, Что она и выполнила с большим тщанием.

Высказывались несусветные предположения о количестве жертв, якобы растоптаны и погибли в свалке тысячи и тысячи; называли уже похороны журналиста Камерного второй Ходынкой.

Надо отдать должное милиции — она действовала быстро и, даже можно сказать, что и с умом. Приехали в большом количестве милиция и ОМОН, оцепили здание бывшей школы, заворачивали всех опоздавших на митинг и просто праздных зевак. Омоновцы взлетели на второй этаж, где находился актовый зал.

Своя охрана пыталась отворить широкие двойные двери, в которых по советской еще привычке была приоткрыта одна половинка. Омоновцы мигом разобрали дверь чуть не на досочки и проникли в зал. Там им пришлось разнимать дерущихся обезумевших людей и выбрасывать в коридор. Те, кто мог идти, шли сами вниз, раненых подбирали.

В общем и целом дело обстояло не так плохо — тут сыграло роль то, что в два часа, когда начался митинг, народа на прощании было уже значительно меньше. Пенсионеры — ранние пташки. Собственно от взрыва пострадал только Николай. Так что когда подсчитали потери, то убитых оказалось всего двое — Алена и ее убийца, зато десять тяжелораненых, а кроме того, множество переломанных конечностей, разбитых голов и расцарапанных лиц. Уже вечером начальник городского УВД выступил по телевизору с кратким отчетом, были названы цифры, чтобы успокоить население, но именно после солидного немногословного сообщения генерала и пошли жуткие слухи о количестве убитых и раненых.

В общем, высказывались разные предположения о том, кому и за что понадобилось убить Алену Багун. Не говорили только об одном: о войне в топливном бизнесе города, так что Алена своей смертью способствовала уходу этой истории в небытие. Канал ПТЦ вообще молчал. Там на экране стояла заставка с фотографией Алены и играла классическая музыка. Говорили, что после такой жуткой истории директора канала снимут, а сам канал закроют. Пока что Пал Палыч тихо сидел в своем кабинете и тупо смотрел на телефон — он ждал указаний. И дождался: по личному телефону ему позвонил Теймураз Аполлонович и сказал одно слово: «Жди».

— А я чем занимаюсь? — удивился Пал Палыч, но в трубке уже пикало.

Под давлением общественности в эфире выступил мэр города. Он призвал население к спокойствию, сказал, что меры к раскрытию преступлений принимаются и чтобы граждане не сомневались, что виновные будут найдены и наказаны по всей строгости закона.

Незачем говорить, что после выступления мэра утихшие было слухи начали распространяться с новой силой.

Несколько дней жуткая история не сходила с экранов телевизоров и со страниц газет, причем дошло и до столицы. Говорили, что снимут всю верхушку питерской милиции и пришлют из Москвы специальную бригаду.

Говорили, что делом занимается ФСБ. Говорили, что второй муж Алены, банкир, заказал огромный памятник на Серафимовском кладбище. И еще говорили, что на похороны непременно приедет ее первый муж — выдающийся политик и общественный деятель.

* * *


Надежда Николаевна от всех событий, происшедших в четверг на похоронах Камерного, которого, надо сказать, так и не успели похоронить в четверг — как-то не до того было, — так вот, Надежда просто ошалела, как, впрочем, и весь город. Жалела Надежда только об одном — что не смогла посмотреть все случившееся по телевизору, так как именно в это время ей пришлось вести Димку на рисование. Но возвращаясь, они встретили на лестничной площадке соседку и получили полный и подробный пересказ всего, что произошло в актовом зале бывшей школы. Услышав, что убийцей была женщина, Надежда ахнула и быстренько затащила Димку в квартиру. По телевизору ничего интересного больше не показали, но зато раздался телефонный звонок.

— Олег, это вы? — несколько смущенно спросила Надежда.

— Я, — последовал мрачный ответ.

— Что вы мне хотите сказать?

— А вы разве сами не в курсе?

— Откуда? — фальшиво удивилась Надежда. — Я телевизор даже не смотрела, с Димочкой занята была.

— Ну, Надежда Николаевна, втравили вы меня в историю! — вздохнул Олег на том конце провода. — Простить себе не могу, что вам поверил. Буквы, буквы. Послание… Вы прямо не хуже того тибетского мага можете людей охмурять: Я, как полный дурак, к знакомому из милиции обратился, еле уговорил его. И что теперь? Полным идиотом перед ним оказался!

Поскольку Надежда покаянно молчала, Олег продолжал тоном ниже:

— Знаете, стихи есть такие детские, мы раньше с Димкой читали, это про фокусника:




…Потом с ладони бил фонтан.

Потом он воду лил в карман.

Потом в кармане у него

Не оказалось ничего.

Потом он съел стакан. Потом

Он показал кота. Затем

Он был уже с другим котом,

А мы следили не за тем…




Так вот. Надежда Николаевна, хочу вам сказать, что мы следили не за тем!

— Это я и сама поняла, — тихонько проговорила Надежда. — Вы лучше скажите мне, кто убил Алену Багун?

— Откуда я знаю! — огрызнулся Олег.

Знаю, что Тарасов тут совершенно ни при чем.

Тихий такой пьющий мужичонка, работает шестеркой у жуликов — детали ворованные перевозит. Нехорошо, конечно, но к нашему делу это совершенно никакого касательства не имеет.

Вряд ли тибетский маг заставляет его воровать детали с завода электронного оборудования.

Надежда собралась было обидеться на ехидное замечание, но решила пока с этим подождать.

— А вы, собственно, по какому вопросу мне звоните? — невинно поинтересовалась она.

Олегу стало стыдно, потому что звонил он, чтобы поругаться с Надеждой и дать выход своему раздражению. Но поскольку Надежда ругаться с ним не стала, то он пробормотал извинения и повесил трубку.

Надежда расстроилась и телевизор включила уже только дома поздно вечером, прослушала выступление милицейского генерала, вздохнула и переключила на канал ПТЦ. Там, однако, звучала музыка Чайковского, и Алена Багун сурово смотрела на нее с экрана. В сильном раздражении Надежда легла спать, но сон не шел. Неужели она. Надежда, ошиблась, глупо попалась на удочку своего собственного воображения?

Придумала несуществующее послание, которое якобы тибетский маг составил из первых букв фамилий своих, если можно так выразиться, подопечных? Но уж очень хорошо все совпадало: Веретенников, Локотков, Анищенко, Сорокин… Но что же дальше? Значит, слово «власть» в данном случае никак не подходит — кроме Тарасова в списке нет никого, чья фамилия начиналась бы на букву "Т". Но кто убил Алену Багун? Что за неизвестная женщина-камикадзе?

В том, что Алену убил кто-то из той же группы, Надежда почти не сомневалась: все говорило об этом. Как говорят в детективах, почерк убийцы был тот же самый.

Проворочавшись всю ночь, Надежда заснула под утро и встала с больной головой и в дурном настроении. Мрачно проводила она мужа на работу, мрачно начала прибирать в квартире и машинально включила телевизор. Но, как оказалось, вовремя, потому что увидела интересное. Оказалось, что кое-кто из репортеров и операторов, вчера бросившихся врассыпную при виде страшной женщины с гранатами, успел прихватить с собой камеры. И дальше в потасовке у дверей, тоже не вся техника пострадала, кое-что уцелело по чистой случайности. Поэтому сегодня с утра по одному каналу (не ПТЦ, там по-прежнему играла музыка), показали смонтированные последние кадры перед убийством Алены Багун. Вот Алена говорит в микрофон, вот наплывает на нее медлен-" но черная фигура. Женщина идет скованно, но неотвратимо, голова ее наклонена низко, вот она поднимает голову и лицо ее крупно на экране. Обычное лицо, только глаза пустые и неживые… Все точно, такие же глаза Надежда видела в свое время у Валерии Петровны Анищенко и у тех двух предыдущих мужчин. Ясно, и эта дама с гранатами из той же компании…

Но как это доказать? К Олегу больше Надежда обращаться не будет, она на него не то чтобы обиделась, но все же разговаривал он с ней вчера грубовато. Конечно, она тоже виновата, ошиблась с фамилиями. Но кто же знал? История-то необыкновенная, маги, колдуны…

С детства Надежду учили не верить в колдунов и магов. «Чудеса делают люди своими руками!» — твердила учительница в первом классе.

Но теперь кругом столько объявлений в газетах, где обыкновенные с виду люди рекомендуются колдунами и магами', и никто этому не удивляется. Разумеется, почти все они шарлатаны, раньше Надежда даже думала, что не почти, а все. Но в последнее время, наблюдая со стороны за деятельностью одного отдельно взятого тибетского специалиста Надежда сильно поколебалась в своих убеждениях насчет того, что колдунов не бывает.

В таких размышлениях прошло все утро, а потом пришло время идти за Димкой. Далее пришлось отбросить все посторонние мысли и сосредоточиться на первокласснике, — не такой это был ребенок, чтобы можно было грезить в его присутствии о постороннем. За ним только поглядывай, а не то какую-нибудь каверзу живо учинит!

Димка сам включил телевизор и позвал Надежду — ему тоже было интересно, потому что в силу последних событий весь город не отлипал от телевизоров, включая малолетних детей и домашних животных.

Ведущий зачитывал новости, потом опять пошли кадры страшного события на канале ПТЦ. Все это Надежде уже порядком надоело, она протянула было руку, чтобы переключить телевизор на другой канал, как вдруг ведущий сообщил:

— С того времени, как мы утром показали эти же кадры в эфире, произошли некоторые изменения. Поскольку вчерашние события потрясли город, люди следят за новостями, смотрят наш канал. Благодаря этому была оказана помощь милиции, так как убийцу опознали. Ей оказалась Олейникова Маргарита Ивановна 1968 года рождения, временно не работающая.

Надежда стремглав скатилась с дивана и кинулась к сумочке. Так и есть, список — вот он, хорошо, что не оставила его дома. И пожалуйста: Олейникова М. И., как в аптеке! Из той же группы, что обучал тибетский маг! И наверняка милиция опять ничего не выяснит. Наверняка эта Олейникова одинокая, нет ни друзей, ни знакомых, со странностями небось. Опознали, надо думать, ее какие-нибудь соседи или бывшие сослуживцы, которые сейчас про нее никаких подробностей не знают. И уж точно никто не знает, что она ходила на занятия к тибетскому магу. А там есть, конечно, Белла Александровна, которая составляла списки, но не станет она выносить сор из избы, даже если ей и придет в голову, что Олейникова, что ходила в группу к ее тибетцу, — та самая. А скорее всего, нет уже никаких списков преступной группы в Центре культуры и отдыха, потому что дело идет к концу, и колдун должен замести следы. Идиотизм какой-то, она, Надежда, знает, что совершаются преступления, гибнут люди, и ничем не может помочь, никто ей не поверит…




Газета «Нива», номер 44 за 1916 год:

МИР ТАИНСТВЕННАГО

Девица Аспазия обучает:

Практическая магия, по которой каждый может достигнуть необычайной власти над силами человека, обладать могуществом и действовать чудесным, с приложением сочинения «Деревенская магия»: чародейство, знахарство и народные заговоры на все жизненные случаи (привлечение и чары любви, угадывание чужих тайн, счастливые выигрыши, талисманы, живая вода, ключи Соломона, вызывание духов и пр.).




В газетах опубликовали биографию Алены Багун, а также всевозможные слухи и сплетни.

Надежда прилежно читала все, потому что на душе у нее было гадостно. Она чувствовала себя виноватой и беспомощной. Зачем, зачем тибетский колдун это делает? Хотелось еще узнать, как, но Надежда понимала, что этого-то она никогда не узнает. Зачем он посылает на смерть совершенно посторонних людей? Что им движет? Не может быть, чтобы это было сделано просто так, она, Надежда, не верит. О том, что все это делается с какой-то одному колдуну ведомой тайной целью, говорила тщательность подготовки. Ни одного сбоя, все прошло как по маслу. Все «ученики» злодейского мага действовали как хорошо запрограммированные роботы.

И никакая случайность не вмешалась в его планы, он все предусмотрел.

В субботу Надежда, сидя на кухне, пила утренний кофе и читала газету. Муж с утра пораньше отбыл на одну из своих многочисленных халтур, первоклассники в субботу не учатся, так что Надежда пребывала в блаженном состоянии покоя, когда известно, что впереди долгий спокойный день, никто не будет дергать по пустякам, можно не спеша позавтракать и распределить время по своему усмотрению. Можно, например, заняться долго откладываемыми хозяйственными делами — разобрать платяной шкаф; можно приготовить на обед что-то сложное из поваренной книги, а можно наложить на лицо питательную маску и поболтать часок с близкой подругой по телефону.

Рассеянно водя глазами по строчкам, Надежда вдруг чуть не подавилась кофе. В газете она прочла заметку, что прощаться с Аленой Багун приезжает из Москвы ее первый муж Павел Васильевич Власов, когда-то давно он был вице-мэром Санкт-Петербурга, потом уехал в Москву, и теперь это крупный политик, председатель одного из комитетов Государственной Думы. Важный государственный человек нашел тем не менее время в своем чересчур уплотненном графике, чтобы приехать в наш город проститься с бывшей женой. Его пример, говорилось далее в заметке, показывает нам, что всеобщее убеждение, что власть делает человека черствым и жестоким, в данном случае не соответствует истине.

Надежда отставила дрожащей рукой чашку, затем вытерла внезапно выступившую на лбу испарину. Вот так-так. Значит, власть не делает человека черствым и жестоким.

ВЛАСТЬ… ВЛАСОВ!

Она метнулась в комнату за своими бумажками. Выписываем опять в порядке совершения преступлений фамилии из списка:

Веретенников

Локотков

Анищенко

Сорокин

Олейникова

Читаем заглавные буквы фамилий, это называется акростих, — ВЛАСО… ВЛАСОВ!

Все понятно — конечная цель — это убийство Павла Власова, первого мужа Алены Багун. Уж теперь-то исчезли все сомнения. Надежда сверилась со списком и нашла там еще одного человека с фамилией, начинающейся на букву "В", — Виктюк. Значит, Виктюк — это как раз последнее недостающее звено. Так и только так можно рассматривать все ужасные события, случившиеся в городе за последнее время. Ах ты, черт! Надежда заметалась по квартире, как тигр в тесной клетке. Угораздило же ее прочитать с утра эту заметочку! Теперь день пропал — никакого покоя. И тут же раздался телефонный звонок. Звонила Димкина мама Вероника и извиняющимся голосом спрашивала, не сможет ли Надежда приехать и посидеть немного с Димкой в последний раз. Сегодня ей нужно ехать забирать бабушку из санатория, она хотела взять сына с собой, но у него с утра сильный насморк и горлышко красное, так что она боится ребенка за город тащить. На невысказанный вопрос Надежды, что же отец ребенка делает в это время, Вероника вздохнула и сказала, что у Олега срочные дела, никак не может он дома остаться, хорошо еще, что подождет до ее, Надеждиного, прихода.

«Ну что ж, — подумала Надежда, — очень кстати», — и согласилась.

Димку она застала очень грустным, с красным носом и слезящимися глазами.

— Ох, милый, нет ли у тебя температуры? — встревожилась Надежда. — Иди-ка ты к себе, не стой на сквозняке.

Димка только горестно вздохнул и отправился в свою комнату заниматься с игрушками. Надежда удивилась такой покладистости и забеспокоилась не на шутку — ребенок явно болен. В прихожую вышел Олег, на ходу застегивая пиджак, поздоровался с Надеждой довольно сухо — он все еще сердился на нее за то, что заморочила голову и заставила следить за ни в чем не повинным Тарасовым.

— Послушайте, вы знаете, что сегодня приезжает бывший муж Алены Павел Власов? — напряженно спросила Надежда.

— Теперь знаю, от вас, — усмехнулся Олег.

Она молча сунула ему под нос листочек с выписанными фамилиями.

— Читайте!

— Власо…

— А дальше — Виктюк! И получается — Власов! Павел Власов! — торжествующе выкрикнула Надежда.

— Н-да-а, — с сомнением протянул он.

— Вы знали, что убийца Алены — это Олейникова из той же группы? — агрессивно наступала на него Надежда.

— Не знал, я с этой историей уже распростился, — отведя глаза, ответил Олег. — Понимаете, я все же работаю не в милиции. Ну не нашли мы убийцу нашего шефа Аркадия Бураго, так что ж теперь делать? У нас уже новый начальник, нельзя же до бесконечности тем делом заниматься. Теперь надо этому безопасность обеспечивать.

— Да-да, я понимаю, — устало ответила Надежда. — Но я ведь никуда с этим обратиться не могу, никто же не поверит.

— Насчет Павла Власова — я пас, — решительно ответил Олег. — Он из Москвы приедет со своей охраной, очень, кстати, крутой.

Так что, я думаю, они его защитят и без нашей с вами помощи.

— Будем надеяться, — с сомнением пробормотала Надежда и закрыла за ним входную дверь.

Часа через два раздался телефонный звонок.

— Ох, Надежда Николаевна, — злорадно, как показалось Надежде, произнес Олег, — опять чуть не поддался на вашу провокацию.

Сомнение меня взяло и постарался я выяснить кое-что про Виктюка этого вашего. Так вот, спешу вас обрадовать: Виктюк Владимир Алексеевич скончался позавчера ночью. Диагноз — отравление неизвестным ядом.

— С ума сойти! — упавшим голосом проговорила Надежда. — А вы уверены, что это тот самый Виктюк, наш?

— Уверен. Там в списке ведь был его домашний телефон. Так что выяснить не составило большого труда. И вот что я вам скажу: опять ваша концепция оказалась несостоятельной, так что выбросите вы все это из головы, если суждено Павлу Власову в нашем городе пострадать, то пусть пеняет на свою охрану, а больше никто ничего тут не сможет сделать.

Только Надежда положила трубку, как вернулись Димкины мама и бабушка. Выглядела она посвежевшей и очень рекомендовала Надежде санаторий, в котором поправляла здоровье. Оставляли пить чай, но Надежда заспешила домой.

Она шла по улице, машинально переступая через лужи, вошла в метро и села в поезд, по-прежнему глубоко задумавшись. В голове у нее никак не укладывалось то, что рассказал ей Олег. Судя по всему, судьба вмешалась и подкорректировала планы тибетского мага. Виктюк, которого готовили для устранения Власова, сам неожиданно умер от отравления. Но Надежда уже имела случай убедиться, что все составляющие грандиозного злодейства, организованного тибетским колдуном, работают как часы. У него не бывает срывов и досадных случайностей. И тут вдруг — случайная смерть.

«Случайная смерть, — возразила сама себе Надежда, — которую очень даже просто можно организовать. Уж если колдун заставляет людей делать такие жуткие вещи, то отравить несчастного Виктюка ему вообще не составило бы труда. Да, но каким же образом мертвый Виктюк сможет убить Павла Власова?»

Что-то тут не вяжется… Внезапно Надежда осознала себя едущей на эскалаторе. Она огляделась и поняла, что это не ее станция. Вот до чего дошла она со своими размышлениями, совершенно уже не соображает, где находится.

Когда эскалатор поднялся наверх, она определила, что вышла на «Петроградской». Слава богу, хоть по своей ветке, не занесло ее на другой край города! Она вышла на улицу, намереваясь обойти здание и войти опять, чтобы спуститься вниз. Но тут вдруг какая-то непреодолимая сила буквально развернула ее и не дала войти в метро. Надежда остановилась и огляделась вокруг. Все было как всегда — площадь лежала перед ней, и сугробы старого снега казались синими в наступивших сумерках.

Люди обгоняли ее, торопясь в метро, и только она, Надежда, как дура, стояла поперек течения и не могла тронуться с места.

Тогда она отвернулась от дверей метро и потихоньку пошла прочь. Никто и ничто ей не мешали.

«Так-так, — подумала Надежда. — И сколько мне еще так топать?»

Она внезапно развернулась и почти бегом кинулась обратно. Но — стоп! — не смогла тронуться с места.

«Доигралась, — обреченно подумала она. — Либо я сама сбрендила, либо со мной шутит свои шуточки тибетский колдун, а скорей всего — и то и другое вместе».

Надежда отошла в сторонку, сделала вид, что у нее что-то попало в глаз и достала из сумочки пудреницу. В маленьком зеркальце отражалась нормальная Надежда Николаевна Лебедева, не было пустых неживых глаз и отрешенного выражения на лице.

«И что же он от меня хочет? — задумалась Надежда. — Не готовит ли он меня на роль убийцы? Глупости, я же все соображаю. Но, однако, уйти отсюда не могу. Так что выбора у меня нет, придется подчиниться».

Ноги сами понесли ее дальше. Одним духом Надежда проскочила площадь и свернула на маленькую боковую улочку, дальше дело пошло еще быстрее. Проскочив примерно пять домов, она свернула в подворотню, пронеслась под аркой, краем глаза отметив, что в подворотню выходит массивная железная дверь, выкрашенная яркой рыжей краской, затем без остановки пролетела проходной двор и вошла в следующий. Там она остановилась перевести дух и ощутила себя уже поднимающейся по лестнице. Выглянув на ходу в грязное лестничное окошко. Надежда поняла, что вошла в самую угловую парадную. Остановившись перед темно-серой железной дверью. Надежда мысленно попрощалась сама с собой и решительно надавила кнопку звонка.

Дверь открылась почти мгновенно, как будто кто-то стоял за дверью и ждал, когда она позвонит. На пороге стоял какой-то сгорбленный крошечный уродец — полустарик, полуребенок, с приклеенными к блестящему черепу реденькими светлыми волосиками. Посмотрев на Надежду маленькими хитрыми глазками, он отступил, приглашая следовать за собой, и почти шепотом проговорил:

— Пойдемте, вас ждут, — и тут же засеменил по узкому темному коридору куда-то в глубь квартиры.

— Постойте, — окликнула карлика Надежда, стараясь не отставать, — почему вы думаете, что ждут.., именно меня? Откуда вы знаете, кто я такая?

Карлик обернулся на мгновение, блеснул в полутьме бусинками хитрых глаз и прижал палец к губам: тише, мол. Еще некоторое время они быстро и безмолвно шли по длинному, чудовищно извилистому коридору и оказались наконец перед высокой полуприкрытой дверью, из-за которой пробивался странный мерцающий свет. Карлик раскрыл дверь и посторонился, пропуская Надежду. Страх, который она испытывала, уступил место жгучему любопытству. Она вошла в помещение и застыла в совершенном изумлении.

Комната, куда она попала, была необыкновенно велика.., хотя истинные ее размеры определить было чрезвычайно трудно, поскольку комната заставлена и завешана была бесчисленными зеркалами, необычайно искажавшими ее размеры и форму. Еще больше, чем зеркала, странный и фантастический вид придавало этой комнате освещение: на полу и на многочисленных подставках расставлены были десятки свечей и светильников — не то масляных, не то керосиновых. Неровное колеблющееся пламя, отражаясь в зеркалах, бесконечно повторяясь в них, обманывало и запутывало взгляд. Несмотря на такое обилие светильников, в помещении было полутемно. В дополнение ко всему, Надежда почувствовала странный, пряный и томительный запах. Этот запах был ей незнаком, но почему-то вызывал неясные воспоминания и смутное тоскливое беспокойство. В первый момент она не заметила хозяина. Только привыкнув к странному освещению, она увидела сидящего в глубине комнаты человека. Худощавый невысокий мужчина с выбритым наголо черепом сидел на коврике, скрестив ноги, лицом к вошедшим. Глаза его были полузакрыты, но Надежда чувствовала, что он внимательно за ней наблюдает.

Присмотревшись внимательно, Надежда увидела разложенные на полу перед этим странным человеком, пожалуй, еще более странные предметы: сухой цветок чертополоха, несколько косточек — не то птичьих, не от какого-то маленького зверька, пустую змеиную кожу и большую живую лягушку, перевернутую на спину. Голый белый лягушачий живот заставил Надежду вздрогнуть от жалости — так он был беззащитен…

Надежда негромко кашлянула и сказала:

— Недурные спецэффекты. Кино снимаете?

Человек на коврике чуть пошевелился, но ничего не ответил.

— Вот ваш.., привратник сказал, что вы меня ждали, — опять нахально начала Надежда. — Значит, вы были уверены, что я приду?

Видимо, эту реплику хозяин посчитал более серьезной, потому что соизволил ответить:

— Я всегда все знаю заранее.

— Верно, вы не умрете от скромности, — с Надежды вдруг полностью сошли все чары и она ужасно разозлилась.

Пламя всех свечей и ламп плавно качнулось — сперва вправо, затем влево, будто легкий ветер прошел по комнате, — хотя Надежда не ощущала ни дуновения, напротив, воздух был душен и неподвижен, как в склепе… и этот запах, этот странный пряный запах…

— Когда вы не можете подобрать достойного ответа, — промолвила Надежда, — вы устраиваете очередной фокус? Своих учеников вы тоже фокусами задуривали, а потом отправляли на верную смерть, да еще и посторонних людей в это дело втягивали?

— Отдельная жизнь ничего не стоит перед ледяным взором вечности!

— Да, конечно, — кивнула Надежда, — особенно, если это не ваша жизнь!

Хозяин взглянул на нее с равнодушной неприязнью, как смотрит человек на попавшее в салат насекомое, и спросил:

— Зачем вы пришли ко мне? Что вам от меня нужно?

— Я к вам пришла? — завопила Надежда, не стесняясь. — Да вы сами меня приволокли, какой-то своей темной силой!

— Но ведь вы хотели меня увидеть? И даже хотели мне что-то сказать? — Странный человек поднял голову и посмотрел на Надежду широко раскрытыми все видящими глазами.

От этого взгляда она смешалась и ответила честно:

— Я хотела понять, зачем вы все это сделали, зачем убили столько ни в чем не повинных людей.

— Вы уверены, что они ни в чем не повинны? И вы уверены, что я имею к этому отношение? — вежливо спросил маг.

— Уверена, и даже знаю, в какое слово складываются буквы. Ваша цель — Павел Власов! — выбросила Надежда свою козырную карту.

Маг поднял на нее глаза, во взгляде его появился интерес.

— Вы еще умнее, чем я думал, — произнес он тихо, — вы значительно умнее! Но я вызвал вас затем, чтобы объяснить, что вы ничего не сможете сделать..

С этими словами он поднял руку и протянул ее к беззащитной опрокинутой навзничь лягушке. Необычайно длинным и острым ногтем мизинца он коснулся белого нежного лягушачьего живота, и Надежда вздрогнула от пронзившей ее тело острой ледяной боли.

В глазах у нее потемнело, она приоткрыла рот, хватая скудеющий, казалось, лишенный кислорода воздух. Боль немного отпустила.

Снова несуществующий ветер качнул пламя свечей и ламп, и странный терпкий запах стал еще сильнее, он стал почти осязаемым, почти непереносимым.

Надежда перевела дух и поднесла руку к колотившемуся сердцу.

— Я прочитала ваше послание, — начала Надежда. — Зачем же вы тогда его составляли, если не хотели, чтобы его кто-то читал… — Она растерянно замолчала.

О каком послании она говорит? В затылке у нее возникла тупая пульсирующая боль. Что она хотела сказать? Пытаясь собрать воедино ускользающие мысли. Надежда удивленно оглянулась по сторонам. Что за странная комната? Такая большая, такая темная… И эти зеркала, они делают комнату еще больше, искажая размеры и форму помещения. И этот странный свет, и запах, томительный пряный запах, вызывающий смутное, тоскливое беспокойство.., и что это за человек сидит на коврике в глубине комнаты, скрестив ноги?

Худощавый мужчина с наголо выбритым черепом внимательно смотрел прямо в глаза Надежде своими темными, глубокими, выразительными глазами.

— Так что вы мне хотели сказать, Надежда Николаевна? — спросил он мягким обволакивающим голосом.

— Мы.., знакомы? — спросила Надежда, испытывая чувство неловкости: этот человек называет ее по имени-отчеству, значит, они знакомы, а она совершенно не может вспомнить, кто он такой.

— Это не важно, — мягко ответил он, — возможно, что мы знакомы, а возможно, и нет, вас не должно это беспокоить… Карл Иванович, проводите гостью! — последнюю фразу хозяин произнес чуть громче, и тут же на пороге комнаты возник маленький уродливый человечек с полудетским-полустарческим лицом.

К его лысому, блестящему в свете колеблющегося пламени черепу были приклеены реденькие светлые волосики. Надежде показалось, что она когда-то уже видела этого уродца…

Карлик взглянул на нее хитрыми маленькими глазками и пропищал:

— Пойдемте, я покажу вам дорогу, — и тут же затопал ножками по коридору.

Надежда пошла за ним в чрезвычайной растерянности. Ей было неловко оттого, что она не может вспомнить, как она очутилась в этой странной темной квартире… И еще эта пульсирующая боль в затылке, и запах, пряный беспокойный запах…

Она пошла за уродцем по темному извилистому коридору, вышла на лестничную площадку, Карл Иванович захлопнул за ней дверь. с тяжелым звоном, и от этого звона Надежда очнулась в поезде метро. Она посидела немного, очухиваясь и столкнулась взглядом с мужчиной напротив.

— Сейчас «Озерки» будут! — ответил он, не дожидаясь ее вопроса, и добавил, смеясь:

— Ну вы и спать!

— Спасибо, — пробормотала Надежда и очень сконфуженная, направилась к выходу, потому что «Озерки» — это ее родная остановка.

Подумать только, заснуть в метро! Никогда с ней не случалось ничего подобного, иногда и хочется заснуть, да не в силах, уже такой у Надежды организм. Да еще такой сон. Неужели это был сон? Надежда ясно представила себе человека с бритым черепом, и странную комнату, как наяву ощутила пряный запах… Ведь она точно помнит, что вышла из метро на «Петроградской»!

Уже на эскалаторе Надежда посмотрела на свои наручные часы. Она вспомнила, что из квартиры Димы вышла в тридцать пять минут седьмого. А сейчас на ее часиках было без двадцати восемь. Значит, она действительно просто заснула в метро и ей приснились чудеса, потому что ни в какое другое место она бы просто не успела. Тут времени только-только дойти от Димкиного дома до «Московских ворот», да чистой езды пятьдесят минут.

Итого получается час, остается только пять минут, за пять минут она не успела бы выйти на «Петроградской», найти дом, поговорить со странным человеком и вернуться обратно.

Стареете, Надежда Николаевна, скоро остановки будете просыпать! А все оттого, что голову всякой ерундой загружаете, вместо того, чтобы за домом, смотреть. Небось муж и кот дома голодные сидят.

Осознав полностью эту ужасную мысль, Надежда припустила домой что было духу и только уже у самого дома сообразила, что замерзли руки. На бегу она сунулась в сумку за перчатками и к своему глубокому огорчению обнаружила, что перчатка — всего одна. Она огорчилась и подумала, что выронила ее в метро, когда спала. Перчатка была новая, кожаная, но не очень дорогая, так что Надежда решила не расстраиваться по пустякам.

* * *


Полина Васильевна Багун открыла дверь и увидела на пороге Павла Власова. Это зрелище не доставило ей удовольствия — первого своего зятя она очень не любила.

— Здравствуйте, Полина Васильевна. — Павел постарался вложить в свой голос побольше скорбного смирения.

— Как же это ты — и без охраны? — осведомилась пожилая женщина, недобро сверкнув глазами. — Или на лестнице оставил?

— На лестнице, — стушевался Павел. — А вот вы зря сразу, не спрашивая, открываете — мало ли кто войти может!

— Ну вот и вошел. А мне теперь бояться нечего, я уже все, что могла, потеряла.

— Я глубоко соболезную вам. Я ведь тоже был к Алене очень привязан.

— Это ты, зятек, можешь на публике так распинаться, — прервала его Полина Васильевна, — а я-то все про твою привязанность знаю… Знаю, зачем ты приехал. Интересуешься, где синяя папочка находится? Боишься, что теперь, после смерти Алены, кто-то тому давнему делу может ход дать?

— Что вы, зачем вы такое говорите! — возмущение Власова выглядело вполне натурально, да и скорбные интонации в его голосе были достаточно достоверные. — Вы никогда меня не любили, я знаю, но не будете спорить — к Алене я относился с уважением, помогал ей в меру своих возможностей. Ведь и карьеру на телевидении она сделала не без моей поддержки…

— Моя дочь всего добилась сама! У нее был талант! А если ты чем и помогал ей, так не по доброте своей душевной, не из уважения к ней, как ты тут утверждаешь, а все из-за той же синей папочки! Из страха за свою карьеру, из страха за свою шкуру!

— Полина Васильевна! — Павел с трудом сдерживался, но все же старался не сорваться на вульгарный скандал. — Полина Васильевна, неужели мы с вами будем ссориться даже в такой день? Мне казалось, что наша общая потеря должна если не сблизить, то хотя бы примирить нас…

— Общая потеря?! — Казалось, слова Павла только подлили масла в огонь. — Общая потеря?

Только для меня это — потеря! Для меня Алена была всем! Всем в жизни! Ради нее я в свое время отказалась от личной жизни… Такие люди предлагали мне руку! Но я зачеркнула свою жизнь и стала жить жизнью Алены… Я все сделала для того, чтобы дать ей хорошее образование, для того, чтобы она была счастлива… Нет, никто не может понять, что я потеряла с ее смертью! Пережить единственную дочь…

Неожиданно Полина Васильевна замолчала, ненависть сошла с ее лица, как краска, сменившись тихой скорбью. Она подняла глаза на Павла и тихо сказала:

— Ты прав, Павел. В такой день ссориться негоже. Хотя я и знаю, что ты неискренен, что приехал сюда только из-за компрометирующих тебя бумаг… Ну да Бог с тобой… Отдам я тебе эту несчастную папку. Только об одном прошу: поезжай в морг, простись с ней по-человечески. Похороны скромные будут, я так решила. Не будет никаких торжественных митингов и прощаний — вот, прощались уже с Камерным, — и что из этого вышло? Я ведь понимаю, на кладбище ты не пойдешь — не можешь себе этого позволить.., ты человек государственный, заметный… — Лицо ее снова скривилось недоброй гримасой, но она справилась с, собой и продолжила:

— Хотя тебе и не в новинку с женами прощаться… Еще и трех месяцев не будет, как ты свою Манану похоронил. Тоже не своей смертью женщина померла. Что с ней было?

— Автокатастрофа, — угрюмо сообщил Павел.

— Ну вот, так если теперь на кладбище придешь — слухи пойдут: какая еще жена, чья жена.., не везет, скажут, Власову с женами…

Если бы кто другой, то что людям за дело?

А ты весь на виду. — Она опять замолчала, прижав руку к груди. — Я тебя ни в чем не виню. Ты в своих поступках неволен. Но в морг-то… В морг ты можешь прийти. Там посторонних не будет, журналисты еще до такого не дошли, чтобы в морге снимать… Да твои.., охранники их и не пустят. Сходи, простись, я тебе после папку-то и отдам.

— Полина Васильевна! — В голосе Павла прозвучала сложная смесь чувств, но понятно было, что гора свалилась у него с плеч. — Полина Васильевна! Я с тем и из Москвы приехал, чтобы с Аленой проститься. Неужели вы так плохо обо мне думаете?

— Оставь, Павел, — старая женщина слабо махнула рукой, — не будем зря воздух сотрясать. Все я про тебя знаю, изучила давно. Мое слово твердое, как сказала, так и сделаю.

— Я вам верю, — тихо ответил Павел и вышел на лестницу.

Охранник вскочил с подоконника, глянул вопросительно. Павел отвернулся и стал медленно спускаться по лестнице. В душе было двойственное чувство. С одной стороны, после того, как бывшая теща обещала вернуть заветную папку, он немного успокоился. Совсем он успокоится, когда будет держать ее в руках или даже только тогда, когда собственноручно сожжет ее содержимое в укромном месте. Эх, грехи молодости! Водились тогда за ним некрасивые делишки, да и криминала кое-какого хватало. И если бы не стал он сейчас государственным человеком, то можно было бы на папочку и махнуть рукой. Но в нынешнем его положении очень может ему эта папочка жизнь испортить. То есть жизнь-то, положим, — нет, но карьеру — это на сто процентов…

Когда расставались с Аленой несколько лет назад, она ему про папочку-то и бухнула.

Где только раздобыла тот компромат, стерва?

Я, говорит, ничего тебе плохого не сделаю. Не стану тебе жизнь портить из ревности там или еще по какому поводу. А папка эта, говорит, нужна для того, чтобы ты мне плохого не сделал. И слово свое сдержала: ни разу его папкой не шантажировала, ничего не требовала.

Но теперь все образуется: у них, что у матери, что у дочери, слово твердое. Раз обещала теща папку отдать, то так оно и будет.

Павел вышел из парадной и сел в машину.

* * *


Весь вечер Надежда была очень ласкова с мужем, а на телевизор вообще даже и не взглянула. Сан Саныч очень обрадовался этому обстоятельству, потому что зрелище собственной жены, прилипшей к голубому экрану, его порядком раздражало. Так что в этот вечер в доме Лебедевых царила чудесная атмосфера, этому способствовало еще то, что кот получил свою порцию кварцевых лучей и перестал наконец лысеть. Спать легли рано, и спала Надежда Николаевна крепко и без сновидений.

Наутро муж вышел в магазин, а Надежда занялась уборкой. Вытирая пыль, она обнаружила, что кот ночью опять скинул ее часы с журнального столика. Это было его любимым занятием — сбрасывать вниз различные мелкие предметы. Надежда не очень рассердилась, потому что привыкла, к тому же часы были противоударные, и на полу у нее лежал ковер, так что все падало на мягкое. Наклонившись и отыскав часы, она вгляделась в них и удивилась, что прошло так мало времени — получалось, что Сан Саныч отсутствовал всего десять минут.

«Не может быть, — засомневалась Надежда, — чтобы прошло так мало времени, я вон сколько дел переделала».

Она перевела глаза на настенные часы и убедилась, что была права: часы показывали одиннадцать, в то время как на ее маленьких наручных было десять. Часы шли, причем точно, потому что батарейку в них она меняла месяц назад. На всякий случай она справилась по телефону: все точно, одиннадцать часов две минуты. Стало быть, наручные отстают почти на час.

Когда она в последний раз смотрела на них?

И Надежда вспомнила, что смотрела она на свои часы, когда очнулась вчера вечером в метро от тяжелого сна. И на них было без двадцати восемь. Надежда понеслась домой, дома бросила часы на столик и занялась приготовлением ужина, торопясь к приходу мужа.

Муж пришел поздно, ей незачем было следить за временем. И если предположить, что ее часы тогда отставали, то это значит, что перевести их можно было только во время ее поездки в метро, потому что из дома Димки она вышла в полседьмого: она посмотрела на их часы в коридоре.

"Ага, — сказала себе Надежда, — стало быть мой сон в метро тут совершенно ни при чем.

Значит, действительно я выходила на, станции Петроградская", заходила в ту странную квартиру и беседовала там с тибетским магом. Вот так так, господин колдун, стало быть, время вы останавливать не умеете, и пришлось вам опуститься до вульгарного жульничества — перевести мои часы на час назад, чтобы заморочить голову бедной женщине…"

А Олег снова над ней посмеется, если она ему расскажет про вчерашнее. Как бы в ответ на ее мысли раздался телефонный звонок.

— Надежда Николаевна, вы уж извините, — каялся Олег, — но Вероника вам вчера подарок приготовила, а я забыл отдать. И теперь мне попало от жены и от тещи за забывчивость.

Как видно, с приездом тещи власть Олега в доме значительно уменьшилась.

— Ну что вы, какие подарки, — растрогалась Надежда, — мы же заранее обо всем договорились…

— Нет-нет, если позволите, я сейчас завезу! — взволнованно сказал Олег и тихонько добавил:

— А то все равно покоя не дадут, будут все воскресенье пилить.

— Ну хорошо, только ради спокойствия в семье! — рассмеялась Надежда. — И.., вот что, Олег, вы мне не дадите ли телефон домашний Виктюка?

— А вам зачем? — недобро осведомился Олег.

— Хочу кое-что выяснить, — не вдаваясь в подробности, ответила Надежда.

— Хорошо. Только я хочу вас предупредить, что по домашнему телефону вам мало что скажут. Когда я вчера звонил, там ответили только, что Виктюк скончался в больнице, и дали телефон, чтобы узнавать по поводу похорон.

— И вы не позвонили по этому телефону, не узнали — где умер, в больнице или дома?

Нелюбопытный вы человек! — рассердилась Надежда.

— Да некогда мне! — ответно рассердился Олег. — И неинтересно!

Надежда записала оба телефона и отключилась. По домашнему она звонить не стала, набрала другой номер.

— Центр помощи наркологическим больным! — бодро ответил женский голос.

— Я по поводу Владимира Алексеевича, — от неожиданности не своим голосом пискнула Надежда.

— Да-да, — в голосе женщины появились скорбные нотки, — вы хотели что-то узнать?

— Я хотела узнать… — тянула Надежда, лихорадочно соображая, как выкрутиться.

— Вы плачете? — спросила ее женщина. — Не стесняйтесь, дорогая, мы все тоже плачем.

Мы так его жалеем, такого директора у нас уже никогда не будет. А вы.., вы имели дело с нашим Центром? — деликатно осведомилась женщина.

— Не я, — Надежда сделала вид, что сморкается, — не я, а мой сын… Владимир Алексеевич спас моего сына! — воскликнула она с пафосом, повинуясь наитию.

— Да-да, он многим очень помог. Он так понимал наркоманов.., таких больных, — поправилась она. — Он замечательный человек!

Вы ведь знаете, что он сам через это прошел?

— Через наркотики? — изумилась Надежда. — Я не знала, — ответила она чистую правду.

— И поэтому он чувствовал беды таких людей, как никто. И вы же знаете, что у него были свои методы лечения, он считал, что вылечить… таких людей можно, если разбудить в организме неиспользованные резервы, что нужно научиться управлять своим телом и душой…

Надежда подумала, что, очевидно, Виктюк и пошел-то на занятия к тибетскому магу для того, чтобы расширить свои познания по поводу человеческой души. И выходит, что не в добрый час он это сделал, потому что не нашел там ничего, кроме своей смерти.

— А скажите, как он умер? — вклинилась Надежда в причитания женщины на том конце провода.

— Медики не дают однозначного ответа, — помолчав, ответила та. — Возможно, неадекватная реакция на какое-то лекарство… Ему стало плохо прямо на работе.., и к вечеру уже он умер… в больнице святой Елизаветы, это на улице Вавиловых. Похороны сегодня в два часа дня.

Надежда повесила трубку и посидела немного, задумавшись, пока не пришел муж. Не успели разобраться с продуктами, что Сан Саныч принес из магазина, как в дверь позвонил Олег.

— Я на минутку! — сразу же предупредил он.

" — Нет-нет, вы уж проходите, — угрожающе произнесла Надежда.

Олег испуганно подчинился, а Сан Саныч деликатно удалился на кухню с котом на руках.

— За подарок, конечно, спасибо, — начала Надежда, — но вы должны мне ответить на несколько вопросов.

— Опять? — поморщился Олег.

— Ну скажите откровенно, Олег, неужели вы можете так спокойно отставить эту историю? Вам самому-то неинтересно?

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — покорно произнес Олег.

— Хочу, чтобы вы выяснили сегодняшние передвижения Павла Власова. Ведь он приехал вчера в наш город?

— Ну да, про это в новостях было. Дальше, рассуждая логически, можно сделать вывод, что если он приехал проститься со своей бывшей женой, то и должен с ней сегодня прощаться. Вот я как чувствовал, что вы, Надежда Николаевна, меня будете пытать, так что с утра навел кое-какие справки. Наблюдается усиление милицейского контроля в районе улицы Вавиловых, возле больницы…

— Святой Елизаветы! — воскликнула Надежда. — Так я и знала!

— Что-что? — недоумевал Олег.

— То самое. Где по-вашему сейчас находится труп Виктюка Владимира Алексеевича?

В морге той самой больницы! То есть, я так думаю, что раз он умер в этой больнице, то и лежит сейчас там. И похороны его сегодня тоже будут в два часа. Неужели вас не настораживает такое совпадение? Только честно отвечайте.

— , Честно — настораживает, — признался Олег. — Но еще раз вам повторяю — ничего тут никто не сможет сделать. У этого Власова охрана на таком уровне, что никого не подпустят.

— Я бы поспорила с вами на что угодно, что никакая охрана Власову не поможет, если бы это не было так ужасно — спорить: убьют человека или не убьют. Вы поймите, Олег: то, с чем мы столкнулись, не поддается рациональному объяснению. Как ни банально это звучит, боюсь, что это действительно потусторонние силы.

— Вы серьезно? — усмехнулся Олег.

— Абсолютно серьезно. И я должна поехать туда, к больнице, чтобы увидеть все на месте и доказать, что я права.

— Кому доказать?

— Прежде всего, самой себе, — призналась Надежда. — Вот смотрите, — она потрясла стопкой газет, — в каждой из них реклама, да и не одна разных колдунов, магов, специалистов белой магии. И никого это не удивляет — знаете почему? Потому что на самом деле люди не верят в нечистую силу. Вот в сказках — там да, там настоящие колдуны и волшебники. А сейчас — сидит какой-нибудь дядечка в очках и в цивильном костюме и утверждает, что он колдун. Или дама в серьгах пытается нас уверить, что она ведьма. Нормальный человек что думает по этому поводу?

Что эти двое — шарлатаны, а те, кто к ним ходит — дураки.

— Совершенно правильно.

— И я так тоже раньше думала. Но теперь я думаю иначе: а вдруг среди всего множества шарлатанов нашелся один — настоящий?

— Надежда Николаевна, вы меня удивляете, — сердито начал Олег. — Да, была цепь злосчастных совпадений, возможно, этот человек — сильный гипнотизер, он заставляет людей совершать ужасные поступки, он полностью подчиняет их своей воле, но…

— — Я его видела, — перебила Надежда, загадочно блестя глазами. — Вчера я видела его и говорила с ним. Но дело даже не в этом. Я его поняла. Я вычислила всю его сложную задачу.

Понимаете, только убийство Власова придаст его действиям смысл. В противном случае получается, что он затратил массу усилий зря, зря ухлопал такое количество людей. То есть я знаю, что человеческая жизнь для него ничего не стоит, но ему нужно было все рассчитать, подобрать подходящих кандидатов, заставить людей делать то, что он хочет. Очевидно, это требует от него значительных усилий, так что просто так он не стал бы заводиться.

— Но где же вы его видели? — вскричал совершенно сбитый с толку Олег.

— Вчера он пригласил, если можно так выразиться, меня в свою квартиру. Вот пока едем в больницу, я вам все в подробностях расскажу.

— Надежда, ты куда это? — Оказалось, муж давно уже стоит на пороге комнаты. — Ведь нас же Соколовы ждут на обед, ты забыла?

— Я не забыла, Сашенька, — опомнилась Надежда, — но нам тут очень нужно смотаться быстренько в одно место, а потом Олег меня доставит прямо к Соколовым. А ты уж сам добирайся.

Она кинулась в прихожую, невзирая на грозные взгляды, которые бросал на нее муж, рассчитав верно, что такой деликатный человек, как Сан Саныч, не станет скандалить при постороннем.

* * *


Павел Власов вошел в холодное мрачное помещение морга. Охранники предварительно осмотрели зал и остались у дверей, чтобы не мешать боссу. На санитара, который сдуру захотел подойти к представительному посетителю за традиционной мздой, так цыкнули, что его как будто ветром сдуло. Власов, заметив это, велел охраннику дать санитару сотенную, но того не смогли найти.

Власов вошел в морг и, несмотря на протесты охраны, захлопнул за собой тяжелую, обитую железом дверь.

В помещении находилось шесть мертвецов, подготовленных к похоронам. Трое — старые, умершие, по-видимому, естественной смертью люди, двое — мужчины достаточно молодого возраста — должно быть, жертвы дорожных происшествий, либо же погибшие в криминальных разборках — это сейчас нередкая причина смерти, а возможно, и сердечники — инфаркт часто забирает молодых людей.

Павел нарочно долго осматривался, он не находил в себе силы подойти к гробу бывшей жены, потому что шестой в этом жутком помещении была Алена. Должно быть, работники морга немало потрудились над ее лицом — во всяком случае, после взрыва Павел готов был увидеть худшее. Все тело ниже подбородка было закрыто белой кружевной тканью и завалено грудой цветов.

Павел подошел к ней, положил руку на край гроба… Ему трудно было заставить себя прикоснуться к покойнице, но он сделал над собой усилие, наклонился и коснулся сухими губами холодного воскового лба. Он ощутил на губах привкус дешевой парфюмерии — крема, которым санитары покрыли кожу, чтобы придать ей живой вид. Павла передернуло от отвращения. Неужели это Алена?

Он вспомнил недавнюю церемонию похорон второй жены Мананы. Там все было по-другому — шикарная церемония, море цветов и толпа людей. Он, Павел, ежесекундно помнил, что на него смотрят сотни глаз, и всячески выставлял напоказ свое горе.

Здесь не было никого, никто его не увидит, ему не надо играть. Он мог ненадолго здесь, рядом с Аленой, стать самим собой.

Наверное, годы, прожитые с ней, были лучшими в его жизни… Как она была весела и энергична, как переполнена жизненными силами… Они часто ссорились, и ссоры бывали очень тяжелыми — два человека с сильными независимыми характерами не могут ужиться вместе. Но даже эти ссоры что-то давали ему, оставляли ощущение свежести, какое бывает после грозы или шторма.

Почему они разошлись? Наверное, у нее все же был слишком сильный, слишком независимый характер, а каждый — или почти каждый мужчина — ищет женщину мягкую, покладистую, может быть, немного недалекую…

Когда карьера Павла сделала очередной крутой виток, и его пригласили в Москву, он посчитал это удобным поводом для того, чтобы сжечь за собой все мосты. В то время их ссоры стали почти непрерывны, и Павел решил поставить точку. Алена, как ни странно, согласилась на развод удивительно легко — у нее на телевидении дела тоже пошли успешно, и уходить с работы она не собиралась…

Потом у него были другие женщины, потом появилась Манана… В каждой своей женщине Павел, должно быть, неосознанно искал Алену, искал безуспешно.

И теперь — вот она, Алена, точнее — то, что от нее осталось, — искалеченное взрывом тело, заваленное ворохом цветов, запах прозекторской вместо ее любимых «Палома Пикассо», лицо восковой куклы, смутно напоминающее ее резкие, выразительные черты…

Павлу послышался какой-то негромкий звук за спиной, но он не обратил на это внимания — он был занят своими мыслями, он думал о том, виноват ли он перед Аленой. Однозначно он не мог ответить на этот вопрос. Зато он был уверен, что многим обязан своей первой жене.

Она не давала ему расслабиться, она заставляла Павла постоянно работать, делать карьеру…

За спиной снова раздался какой-то скрип.

Павел возмущенно оглянулся — он хотел обругать наглеца, который посмел мешать ему в такой момент…

Но то, что он увидел, поразило его как удар грома. Молодой мужчина — один из тех двоих, кого Павел, войдя, посчитал жертвой дорожной аварии или раннего инфаркта — вылезал из гроба. Его изжелто-бледное лицо, грубо подкрашенное неумелым санитаром, было так же неподвижно, как и у остальных покойников, но бледно-голубые глаза открылись и страшным, немигающим взглядом уставились на Павла. От этого взгляда веяло страшным холодом, ледяным холодом могилы. Павла забила крупная дрожь.

«Бред какой, — подумал он. — Такого не бывает. Что со мной? Я переработал, и у меня начались галлюцинации? А может быть, этот человек находился в летаргическом сне и сейчас пришел в себя от холода?»

Павел огляделся. Оживший мертвец находился как раз между ним и дверью морга, так что выйти можно было только пройдя мимо этого зомби, а о таком страшно было даже подумать. Закричать? Получится глупо и унизительно. Власов представил себе, как о нем будут шептаться — испугался покойника, вызвал охрану… Охранники любят сплетничать о своих патронах, через неделю над ним будет смеяться вся Москва…

Тем временем «живой труп» уже вылез из гроба и двинулся прямо к Павлу. Черный похоронный костюм треснул в плечах — он не был рассчитан на физические усилия. На ногах покойника были пресловутые белые тапочки, и это почему-то особенно напугало Власова.

Лицо мертвеца, как и положено покойнику, было неподвижно и невыразительно, но его глаза, по-прежнему прикованные к лицу Павла, горели страшным ледяным огнем. В этих глазах светилась неотвратимость судьбы.

Павел попятился. Монстр приближался к нему — не слишком быстро, но неуклонно.

Павел еще отступил назад и почувствовал спиной холодную стену. Шаг за шагом оживший покойник приближался…

Павла охватил невероятный животный ужас. Он даже не представлял себе, что ему может быть так страшно. Забыв о своих амбициях, забыв, как он только что боялся насмешек, он хотел крикнуть, позвать на помощь, но спазм ужаса сжал его голосовые связки, и он смог только чуть слышно прохрипеть:

— На помощь!

Разумеется, через толстую дверь морга его хрип никто не услышал. А «живой труп» уже подошел к нему вплотную, и его ледяные руки плотным кольцом сжали горло Власова…

В глазах у Павла потемнело, он попытался сбросить эти страшные руки, но с таким же успехом можно было пытаться разорвать стальной ошейник.

«За что? — думал Павел. — Неужели за Манану?»

Это была его последняя мысль. Монстр со страшной силой сжал пальцы, в горле у Павла что-то отвратительно хрустнуло, и он перестал существовать.

* * *


Возле морга больницы святой Елизаветы, что находится на улице Вавиловых, толпилась обычная в таких местах публика — заплаканные женщины в черных кружевных платочках, сухонькие задумчивые старушки, краснолицые насупленные мужчины. Но сегодня была в этом месте и более необычная публика: плечистые подтянутые молодые люди, хорошо одетые деловые господа — охрана и свита Павла Васильевича Власова. Обычную публику охранники отодвинули в сторону, несмотря на всеобщее возмущение. Судя по напряженно-ожидающим лицам охранников и сосредоточенному безделью свиты, сам Власов был внутри. Двое молодцев у входа стояли с таким видом, как будто они вдвоем собираются защищать Фермопильское ущелье.

Олег припарковал машину в сторонке и огляделся.

— Сами видите. Надежда Николаевна, как дело серьезно поставлено.

— Вижу, но давайте все же подойдем поближе.

Надежда взяла его под руку, и они медленно пошли к небольшой толпе, которую охрана Власова оттеснила в сторону от дверей. Надежда рассеянным взглядом обводила окрестности, как вдруг какое-то движение заставило ее вздрогнуть.

— Куда вы смотрите? — отреагировал Олег. — Что случилось?

— Там.., вон, видите, человек удаляется от здания морга.

— Ребенок? — с сомнением протянул Олег.

— Нет, не ребенок, — твердо ответила Надежда.

От морга поспешал странный маленький человечек. Он был сгорблен, одет в старый ватник и без шапки. К лысому черепу были приклеены реденькие волосики. Он очень торопился и на бегу странно подволакивал ногу.

— Это он! — Надежда бегом устремилась за незнакомцем. — Я видела его вчера у колдуна. Карл Иванович! — выкрикнула она на бегу.

Карлик дернул шеей и, не оглядываясь, почти побежал по тропинке. Но Надежда прочно висела у него на хвосте и догнала через минуту.

— Карл Иванович, — проговорила она, запыхаясь, — куда же вы? Постойте!

Горбатенький уродец обернулся, посмотрел на нее маленькими хитрыми глазками и пропищал хрипло:

— Ошиблись, гражданочка! Не знаю я никакого Карла Ивановича.

— Ах ты, старый прохиндей! — разозлилась Надежда и схватила его за рукав. — Сейчас в милицию сдам!

Карлик молча вырывался.

— Вы что — с ума сошли? — подоспел Олег. — Драку тут устроили!

Рассвирепевшая Надежда обернулась к нему, чтобы объяснить, и выпустила рукав старого ватника.

— Вы не понимаете! Это же он, его помощник! Теперь я точно знаю, что дело нечисто!

— Черт, а куда он делся? — недоуменно спросил Олег. — Только что тут был, а потом за вас спрятался — и нет его!

— Из-за вас упустили! — сгоряча выпалила Надежда, но поняла вскоре, что все равно бы у нее не вышло поймать Карла Ивановича — не справиться ей с тибетским колдуном, не та квалификация…

Она выразительно посмотрела на Олега:

— Вы можете хоть что-то сделать? Ведь куча охраны, а он там один.

Олег шумно втянул воздух сквозь зубы и сказал:

— Ох, Надежда Николаевна, вы меня без ножа режете! Что вы хотите — чтобы я сейчас первоклассным охранникам высокопоставленного государственного человека сказал: «Полундра, ребята, вашего шефа покойник убивает!» Да вы представляете, что они мне ответят?

— Олег, мы имеем дело с необычным преступником, с очень опасным. Хотите вы предотвратить еще одно убийство? Хотя.., думаю, что уже поздно, так что не стоит вам рисковать.

Надежда сказала последнюю фразу совершенно искренне, но Олег, как все мужчины, поступал всегда наперекор советам. Так что когда Надежда стала его отговаривать, он как раз преисполнился решимости и сказал, рассматривая охранников.

— Вон тот, мордатый, вроде мне знакомый…

Он со страдальческим выражением лица подошел к одному из сотрудников охраны, действительно, по наблюдению Надежды, чересчур мордатому.

— Прошу прощения, не помните меня?

Я Олег Малышев, мы года четыре назад сталкивались в Нижнем Новгороде, — с этими словами Олег достал свое служебное удостоверение.

— А, Олег! Как же, помню, — улыбнулся охранник, — и как ты, где сейчас?

— Извини, после поговорим. Я к тебе по очень срочному делу. Есть информация, что на вашего босса планируется покушение, причем именно сейчас и именно здесь, в морге.

Где он сейчас находится?

— Там внутри, с женой убитой прощается.

— Ваши люди ситуацию контролируют?

— Зал осмотрели. Кроме покойников там никого нет. Все входы-выходы контролируем.

А внутрь он входить не велел — мешаем, значит…

Олег нерешительно кашлянул и проговорил, делая над собой заметное усилие:

— Извини, что лезу не в свое дело. Но никак нельзя проверить, что там сейчас происходит?

— Ну, парень, ты даешь! Босс у нас крутой — если без приказа сунемся, мало не будет!

— Но если покушение провороните — тоже мало не будет, — справедливо заметил Олег.

— А откуда у тебя такая информация? — с подозрением спросил мордатый.

Олег еще больше помрачнел:

— Из конфиденциального источника. Больше ничего сказать не могу.

— Сам ничего сказать не можешь, а от меня хочешь, чтобы я приказ нарушил, — угрожающе проговорил мордатый собеседник Олега.

Олег почувствовал, что нужно ему уходить отсюда подальше, и сделал шаг в сторону. Но, видно, он заронил в голову мордатого искру сомнения, потому что тот постоял немного, потом подошел к старшему охраны — коренастому человеку средних лет и что-то зашептал ему в ухо. Старший тоже вполголоса ему ответил и некоторое время они негромко препирались. Наконец начальник охраны кивнул и подошел к закрытой металлической двери.

Набрав в грудь побольше воздуха, он осторожно приоткрыл дверь.

Заглянув внутрь помещения, он тут же распахнул дверь настежь и, махнув рукой своим подчиненным, бросился в зал. Охранники вбежали следом. Олег, подхваченный общей волной, приблизился к дверям. Но как профессионал он понимал, что в такой момент нельзя соваться под руку, поэтому в зал не вошел, но от двери увидел страшную картину: на бетонном полу морга лежали, одно на другом, два тела, не подающих признаков жизни. С трудом растащив их в разные стороны, охранники убедились, что оба человека мертвы — Павел Власов задушен, багрово-синее лицо его искажено судорогой удушья и гримасой страха, второй труп не имел видимых внешних повреждений, но его желто-серое лицо наводило на мысль, что этот человек умер уже давно.

Власову попробовали сделать искусственное дыхание, но очень быстро убедились, что сделать ничего невозможно и что, скорее всего, у него сломаны шейные позвонки.

Все произошло очень быстро, дверь снова закрыли, и начальник охраны тихо матерясь, двинулся к заместителю Власова, который растерянно смотрел на дверь, еще не осознав ситуацию, но чувствуя, что происходит что-то непредусмотренное протоколом. Мордатый знакомый Олега обшаривал труп Власова в надежде отыскать хоть какую-нибудь улику.

— Что за черт? — недоуменно вскрикнул он.

Из нагрудного кармана торчал кокетливо свернутый дамский кружевной платочек, испачканный засохшей коричневой кровью.

Олег круто развернулся и бросился к машине, по дороге прихватив Надежду:

— Едем скорее отсюда, а то они меня сейчас возьмут в оборот — что за информация, откуда я ее взял, да не причастны ли мы с вами к покушению… Оцепят здесь все, потом и не уедешь!

— Но ведь они могут вас и позже найти, — осторожно вставила Надежда.

— Вряд ли, разговаривал со мной, один этот, мордатый, а он, насколько я помню по Нижнему Новгороду, не дурак. Обратился я к нему? А он вовремя не отреагировал, так зачем ему себя самого подводить, тем более что наказать кого-то обязательно накажут. В морге никого кроме покойников не было? Не было.

Охрана у дверей стояла? Стояла. Стало быть, либо они не разглядели покойника, что он еще не совсем покойник и может функционировать, либо пропустили кого-то в дверь. И так, и так охране влетит. Так зачем еще упоминать, что, дескать, предупреждали их, а они не отреагировали?

— Хорошо бы так было, как вы считаете.

— Так и будет, — уверенно пообещал Олег. — Не зря они дверь сразу закрыли, сор из избы выносить не будут, чтобы в прессу ничего не просочилось. Вас куда отвезти?

— Слушайте, не сочтите меня неблагодарной, но мне бы очень хотелось побывать в той квартире на Петроградской, где вчера я виделась с колдуном.

— Опять! — вздохнул Олег. — Неугомонная вы женщина, ничему вас жизнь не учит.

— Но я же была там, у него в квартире, понимаете — была! — не унималась Надежда.

— Вы уверены, что вам это не показалось? — осторожно спросил Олег.

— Молодой человек! — строго сказала Надежда. — Понимаю, конечно, что вы наняли меня в няни к своему ребенку. Но это совершенно не значит, что я уже выжила из ума.

— Что вы, Надежда Николаевна, я совершенно так не думаю, — кротко возразил Олег. — Если бы я считал, что вы выжили из ума, я бы ни за что не доверил вам своего ребенка.

— Вот именно. Так что попрошу вас быть повежливее. Никогда я не теряла память в метро, такого за мной не водилось. Конечно, все когда-нибудь случается в первый раз.., но эпизод с часами доказывает, что я действительно была в той квартире на Петроградской, что мне это не приснилось. Или вы думаете, что я так заснула, что ездила взад и вперед с одной конечной станции на другую? Так работники метрополитена меня разбудили бы и высадили.

— Спокойно, Надежда Николаевна, я чувствую, куда вы клоните. Хотите, чтобы я отвез вас сейчас туда, на квартиру к этому магу?

А зачем, позвольте спросить, это вам нужно?

— Сама не знаю, — откровенно ответила Надежда. — Видите ли, я в уме уже нарисовала картину всей цепочки убийств. Как я ее понимаю. Остались, правда, некоторые неясности.

— И вы хотите, чтобы вам тибетский маг все объяснил? — съехидничал Олег. — Вряд ли он станет с вами разговаривать.

Надежда подумала, что захотел же ведь маг с ней разговаривать в тот, первый раз. Зачем-то он мысленно велел ей прийти в ту странную квартиру, когда просто мог что-то сделать с ней на расстоянии.

— Даже если предположить, что вы правы насчет мага, то задачу свою он выполнил, и вам, я так понимаю, отчет давать не собирается.

— Я должна найти ту квартиру, а то я и сама сомневаюсь, не приснилось ли мне это все, — призналась Надежда.

Они проехали мимо станции метро «Петроградская», вот и площадь, вон магазин модной одежды.

— Теперь налево по этой улочке, — без колебаний скомандовала Надежда. — А теперь помедленней, а то я заплутаюсь. Значит, так… несколько домов я проскочила.., вот, та самая подворотня.

Машина медленно свернула в подворотню.

— Не то! — вскрикнула Надежда. — Там было сбоку что-то рыжее.

— Что еще рыжее? — ворчал Олег. — Этак мы до вечера проездим.

В следующей подворотне Надежда удовлетворенно показала ему на выкрашенную ярко-рыжей краской железную дверь прямо под аркой. Они оставили машину во дворе и в следующий двор пошли пешком. Надежда без всяких сомнений пересекла двор и направилась к угловой парадной. Олег молча шел за ней. Поднимаясь по грязноватой, но достаточно широкой лестнице, Надежда пыталась отыскать в памяти что-то знакомое. Вот оно — грязное окошко, в которое она заглянула тогда.

— Вот сейчас на стене появится надпись «Клефа — дура!», — уверенно сказала Надежда.

Олег шел впереди, но возглас, который он издал, увидев надпись, показал Надежде, что она была права.

— Все верно — это та самая парадная! — повеселела Надежда. — На следующем этаже квартира.

Они остановились на третьем этаже перед темно-серой железной дверью.

— Сюда! — уверенно сказала Надежда, и тут же малодушно добавила:

— Что будем делать?

— Не знаю, это была ваша идея. — Олег недовольно пожал плечами.

Надежда прижала ухо к двери и прислушалась. Оттуда, из квартиры, доносились какие-то звуки, похоже, кто-то что-то сверлил или циклевал пол.

— Что, так и будем стоять? — начал Олег, но тут вдруг дверь сама собой открылась и на пороге появился мужичок с большой коробкой строительного мусора.

— Здрас-сьте! — приветливо сказал он. — А вы куда это идете?

— Мы пока никуда не идем, — не менее приветливо ответила Надежда, — мы интересуемся, что вы тут делаете?

— Как — что делаем? — весело удивился мужичок. — Работаем, квартиру ремонтируем всей бригадой.

— Как — ремонтируете? — притворно ахнула Надежда. — Кто вас нанял?

— Хозяин, Валентин Степаныч, — нахмурился мужичок и крикнул в глубину квартиры:

— Семеныч, выйди-ка, тут какие-то интересуются!

На крик вышел бригадир Семеныч, окинул вновь пришедших хмурым подозрительным взглядом:

— Чего надо?

— Это квартира семнадцать? — спросила Надежда.

— Ну да, Рентгена, дом пять, квартира семнадцать, — угрожающе сказал бригадир. — А в чем дело-то?

— Видите ли, в чем дело, — начала Надежда, — мы из агентства по недвижимости.

Сказали, эта квартира продается. И нас директор сюда направил.

— Не знаю. Как она может продаваться, раз ее уже купили? — с сомнением протянул бригадир. — Евроремонт вот делаем.

— А давно ее купили?

— Три месяца назад оформил хозяин. Но ремонт только сегодня начали, потому что у нас большой заказ был, пока там не закончили, здесь не начинали.

— И квартира пустая стояла, никто здесь не жил? — допытывалась Надежда.

— Естественно. Кто тут жить будет, когда сантехники никакой нет, полы и то разобраны были.

Надежда готова была поклясться, что вчера, когда она сюда приходила, квартира имела вполне жилой вид, во всяком случае, полы были на месте и обои не свисали клочьями со стен.

— Да что они там — совсем рехнулись, нас гонять в такую даль зазря? Олег, звони! — в сердцах крикнула она.

Олег вытащил мобильник, набрал номер, послушал немного.

— Занято, ладно, из машины позвоним, — и отвернулся к дверям.

Надежда помедлила еще на пороге, рассматривая прихожую. Обои кое-где были сорваны, виднелся слой газет.

— Стали газеты срывать, — поймал ее взгляд мужичок, который выносил мусор, — там такой слой! Есть довоенные, а в одном месте даже двадцать какого-то года. Вот, смотрите.

Надежда подошла было к указанному месту, но тут заметила торчащий из коробки с мусором черный предмет, в котором с непонятным удовлетворением узнала свою черную кожаную перчатку. Мужичок манил ее в угол к газете. Надежда незаметно наклонилась и вытащила перчатку из коробки, а потом прошла в угол и увидела выглядывающий из-под обоев грязно-желтый кусок газеты. Очевидно, это была последняя страница, вся заполненная объявлениями. Предлагали покупать папиросы «Ира», давали уроки игры на фортепьяно, комсомолец Иисусов менял фамилию на Ленинский, гражданка Гречкина Е. Е. возбуждала дело о разводе с гражданином Гречкиным же, но А. А., и среди всего прочего Надежде бросилось в глаза объявление, отчеркнутое красным карандашом:




Тибетский маг РАНБАН САНМИН

настоящий специалист в области черной магии

для него нет ничего невозможного

выполнит любые ваши желания

ЕСЛИ ВЫ ИМЕЕТЕ В НЕМ НУЖДУ, ОН НАЙДЕТ ВАС САМ!




Надежда застыла на месте, потом протянула руку и потрогала объявление. Газета была старая и неприятно-шершавая на ощупь.

— Вы идете? — крикнул Олег уже с лестницы.

— Да-да, — очнулась Надежда, — иду.

— Ну и что вам дало посещение этой квартиры? — устало спросил Олег в машине.

Надежда молча показала ему найденную перчатку. Олег хмыкнул и рывком тронул машину с места.

— Не пора ли поставить во всей этой истории точку, а, Надежда Николаевна? — произнес он после некоторого молчания.

— Боюсь, что это уже сделали за нас, — грустно вымолвила Надежда. — История закончена, и никто никогда не узнает, в чем там было дело. Милиция будет трудиться, но все напрасно, и все дела со временем закроют. Головы милицейские, разумеется, полетят, за Власова-то.

Скажет Москва — не уберегли, мол.

— Официально обнародуют версию, что умер он от разрыва сердца — мол, не выдержал человек такого зрелища, расстроился, прощаясь с бывшей женой, к которой был привязан.

Нельзя же в газетах писать что его оживший покойник задушил — скажут, что редактор рехнулся!

— Да, думаю, так и сделают. Как я говорила, никто ничего не узнает.

— А вы знаете? — спросил Олег, глядя на дорогу.

— Предполагаю… — задумчиво ответила Надежда. — Но теория, моя основана на том, что тибетский колдун был настоящий. Так что если не будете скептически фыркать, так я вам расскажу.

— Давайте, — согласился Олег, — пока едем.

— Итак, предположим, что кто-то очень хотел отомстить Павлу Власову. Только я думаю, что это не было обычное заказное убийство, за деньги. Тут явно что-то более.., страстное, что ли. Месть подходит. Как вы не раз мне говорили, просто так такого человека, как Власов, было не достать. И к тому же нужно было еще сделать так, чтобы никто не заподозрил, что убийство Власова — дело рук того человека. Очевидно, на него первого могли бы пасть подозрения. Дальше начинается мистика, только не перебивайте. Значит, как сказано в старом объявлении, колдун появляется там, где есть в нем нужда.

— Прямо как сам дьявол, предлагает свои услуги в обмен на душу! — не удержался Олег.

— Да уж, не знаю, как насчет души, но не думаю, чтобы он брал плату за свои услуги обычными деньгами! — согласилась Надежда. — И вот перед колдуном поставили задачу, и он принялся за дело. Он оценил ситуацию и решил поставленную задачу, как говорил в свое время мой начальник, качественно и в срок. Он прикинул свои возможности и правильно рассчитал свои силы. А то, что для выполнения задачи пришлось угробить кучу непричастного народа, его не волновало — как он мне сам сказал, человеческая жизнь для него не имеет значения.

Значит, все началось с Валерии Петровны Анищенко. Именно она познакомилась с ним первая. То есть я так предполагаю. И он, колдун, разрабатывая операцию, внушил ей мысль пригласить на занятия Веретенникова и Локоткова, — известно, что она была с ними знакома.

Значит, набрав в специальную группу нужных людей, тибетский маг начал работать. Что уж он делал с обычными, в общем-то, людьми, чтобы подчинить их своей воле — вы меня не спрашивайте, но результатов добивался потрясающих.

Итак, номер первый, Веретенников Анатолий Викторович. Приличный человек, бизнесмен, все было у него хорошо, но случился с ним досадный сбой — чуть не погиб в аварии.

Другой бы, наоборот, счастлив был, что его смерть миновала, а он, грубо говоря, малость запсиховал. Стал задумываться о смысле жизни, все у него из рук валится, и тут подворачивается ему очень кстати знакомая его жены Валерия Петровна и уговаривает записаться в группу к тибетскому магу, который якобы людей от таких заскоков легко излечивает.

Пошел он, на свое горе. И в один ужасный понедельник после занятий тибетский маг послал его прямехонько в тот ресторанчик «У Карла и Клары», где именно в этот вечер ужинала девушка — будущая победительница конкурса красоты. Девушку нужно было вывести из игры, чтобы она не вышла завтра на подиум, причем сделать это накануне, потому что иначе, если бы было больше времени, ее спонсоры нашли бы ей замену. Весь акт самосожжения был осуществлен для того, чтобы бедной девушке изрезать лицо осколками стекла. И знаете что? — прервала сама себя Надежда. — Пожалуй, эта девушка, Катя, — единственный человек, замешанный в этой истории, кто остался в живых. То есть, шрамы, конечно, конец так и не начавшейся карьеры фотомодели, но глаза остались целы, то есть калекой она не будет.

— И чем же вы это объясняете? — заинтересованно спросил Олег.

— Совершенно невероятные мысли лезут в голову, — смущенно ответила Надежда. — Возможно, маг не лишил ее жизни потому, что она по причине своей молодости не успела еще сделать ничего плохого.

— Тут вы сами себе противоречите, — усмехнулся Олег. — Колдун-то у вас — злой!

Магия у него — черная! А вы считаете, что он пожалел хорошую девушку.

— Слушайте, что вы все спрашиваете! — рассердилась Надежда. — Ну откуда я знаю, почему он ей жизнь оставил! Может, из прихоти, или вмешались другие силы…

— Ох ты, Господи, скорее бы вас до места доставить, а то совсем вы мне голову заморочили, — вздохнул Олег. — Кстати, а почему он заставлял всех исполнителей потом кончать жизнь самоубийством?

— Чтобы никто не догадался, — процедила Надежда. — Может, он долго не мог их в трансе держать, а там бы они очухались и могли милиции кое-что рассказать. В общем, в результате самосожжения на конкурсе в «Голден-Холле» появился Крутицкий. И полез на сцену, чтобы вручить своей протеже приз. Тут-то его и достал осветитель Локотков, предварительно введенный в транс тибетским Мастером. Дальше — паника, Локотков разбивается насмерть, милиция ничего не может найти, а ваша компания «Петройл» начинает цвести пышным цветом. Ваш шеф Бураго кует железо пока горячо — куча рекламы, благотворительности, чтобы подмять под себя конкурентов, которые не успели оправиться после потери шефа.

— Все так и было, — кивнул Олег.

— Вот видите, как чертов тибетец верно рассчитал? Но для вашего Бураго, что называется, недолго музыка играла: на сцене появляется Валерия Петровна Анищенко с пистолетом.., дальше вы все и сами знаете.

— Слушайте, а откуда вы-то все знаете? — не выдержал Олег. — Вы так рассказываете уверенно, как будто сами там были.

— Как — откуда? — удивилась Надежда. — А для чего же я по-вашему, так внимательно слушала Александра Камерного? Он мне все и рассказал — хороший был репортер, хоть человек дрянной, вот как раз до него очередь дошла. Значит, после убийства Бураго город гудит, все считают, что началась война в топливном бизнесе, а Каморный просто звереет — как же, такой материал!

— Вы считаете, что колдун и это предусмотрел?

— Ну уж Каморный-то был весьма предсказуем! Для его устранения тибетский злодей тоже подобрал подходящего человека. Уж не знаю, как он его выбрал…

— Ага, значит, есть вещи, которых вы все же не знаете? — подначил Олег.

— Да, и их очень много, — серьезно ответила Надежда. — Но кое-что я знаю, вернее предполагаю.

— Но доказательств у вас нет!

— Мы же не в милиции и не в суде, — кротко напомнила Надежда.

— Действительно, просто едем, разговариваем. Итак, нетрудно было рассчитать, что Каморному устроят пышные похороны, — заговорил Олег. — И что Алена Багун там обязательно будет.

— Верно. И опять-таки нетрудно подобрать подходящую женщину, потому что пускали в тот день на канал ПТЦ всех.

— Но вот как он мог рассчитать, что Павел Власов непременно приедет проститься со своей бывшей женой?

— Очевидно, он знал, что есть причина, по которой Павел обязательно должен приехать, ведь он же все-таки колдун, — мягко напомнила Надежда. — Вот и все, дело закончено, он выполнил его с блеском. Никому и в голову не придет, что причиной всех страшных событий был Павел Власов.

— Да-а, оживший покойник — это никакому объяснению не поддается, — протянул Олег.

— Ну сделал какого-нибудь зомби. — Надежда пожала плечами. — Говорят, что на Карибских островах это обычное явление.

— А зачем же он составил послание из фамилий?

— Думаю, из тщеславия. Или вот, например, как математик, который доказывает теорему. Он стремится сделать доказательство самым оптимальным, изящным, чтобы ничего лишнего. Так и этот, тибетский Мастер, стремился не только решить поставленную задачу, но еще и послание составить, чтобы уж совсем с блеском…

— Но одного тибетский маг не предусмотрел, — улыбнулся Олег. — Никак он не мог предположить, что вы его посланцев засечете в метро. Ну не укладывалось у него в голове, что Надежда Николаевна Лебедева вместо того, чтобы спать или читать детектив, будет в метро разглядывать пассажиров, заметит какие-то странности, проанализирует и разработает потом целую теорию!

— Ну при чем здесь я? — вздохнула Надежда. — Вы поймите, то, что он сделал было неотвратимо. Не случайно никто не смог ему помешать… И несомненно он знал, что я этим делом интересуюсь, возможно, ему даже было интересно, догадаюсь я или нет, для того и послание составил. А куда вы меня везете?

Соколовы вон в том доме живут!

— Виноват, Надежда Николаевна, заслушался, отвлекся.

Соколовы жили на первом этаже, и на звук открываемой дверцы вылупились в окно все их гости и сами хозяева. Олег распахнул дверцу и подал Надежде руку. Она вышла и направилась к парадной, предчувствуя, что скажет ей взбешенный муж.

* * *


Надежда вошла в просторный холл Центра культуры и отдыха. Несколько дней ей не давала покоя история с тибетским магом, и она хотела найти какие-нибудь весомые доказательства его существования, если не удалось уличить его в злодействах.

В Центре все было по-прежнему: те же экзотические растения в кадках, убаюкивающее журчание фонтанчика, мягкие кожаные кресла для посетителей, симпатичная девушка за столиком с надписью «администратор». Не было только афиши тибетского мага на щите рядом с ней.

"Интересно, как они объяснят, что занятия прервались. Ведь небось маг-то уже — тю-тю!

Удалился. Нечего ему больше здесь делать".

Надежда открыла уже рот, чтобы задать вопрос, но тут сообразила, что не помнит, как зовут тибетского мага. Какое-то странное, сложно произносимое имя…

— Скажите, — обратилась она к любезной девушке с несвойственной ей неуверенностью в голосе, — а вот у вас здесь раньше были занятия тибетского мага, я, знаете ли, что-то забыла как его звали, такое имя… — Надежда напрягла память, но внезапно почувствовала легкое головокружение и странно знакомый запах — пряный, волнующий, беспокойный…

— Мага? — удивленно переспросила администратор. — Я не помню, чтобы у нас вел занятия какой-нибудь маг… Возможно, это было раньше, но я пришла сюда работать около двух лет назад, и в это время никакого мага у нас не было.

Надежда прикоснулась пальцами к виску, где неприятно забилась тупая боль.

— Простите, что вы сказали? У вас были раньше такие интересные занятия… Такой человек их проводил.., необычный. — Надежда мучительно пыталась вспомнить, какой человек ее настолько заинтересовал, что она даже приехала специально в такую даль, но ей мешал странный терпкий запах — может быть, так сильно пахли расставленные в холле тропические растения?

— Занятия? — терпеливо напомнила девушка. — Вы хотели узнать о каких-то занятиях?

— Да, кажется. — Надежда растерянно огляделась по сторонам, думая найти подсказку — зачем она приехала сюда, в этот Центр?

Что ей было тут нужно? Боже мой, неужели это первые проявления склероза?

— Вы хотели записаться на какие-нибудь курсы? Может быть, в группу быстрого чтения и укрепления памяти?

В голосе девушки Надежде послышались ехидные нотки, и от злости в голове у нее немного прояснилось.

— Нет, спасибо, — холодно ответила она, — до сегодняшнего дня я на память не жаловалась.

А вообще, расскажите мне, какие у вас есть группы? — Она подумала, что перечисление групп натолкнет ее на мысль, зачем же она приехала сюда, в Центр.

— Пожалуйста, — любезно улыбнулась девушка, — о быстром чтении я вам уже говорила. Далее, кружок аквариумистов…

— Нет-нет, об этом не может быть и речи, у меня кот! — Надежда представила радость Бейсика при виде аквариума, и как он будет запускать туда лапу, а потом оставлять на паркете мокрые следы.

— Кот? — девушка неподдельно обрадовалась. — Тогда вас может заинтересовать клуб «Котофей»! Они собираются раз в неделю, приглашают специалистов, а также устраивают выставки…

— Спасибо, конечно, но кот у меня не очень породистый. Я уж как-нибудь сама его воспитаю.

— Ну что ж. Есть кружки макраме, фриволите…

Надежда в целом представляла себе смысл этих иностранных слов, но чтобы заняться таким делом на практике… Нет, на такое у нее, конечно, нет времени. Кроме того, в слове «фриволите» ей слышалось что-то порочное.

— Есть еще несколько языковых групп.

Есть, конечно, английский, немецкий, французский, финский, есть даже язык нганасанов и суахили — можете себе представить, ходят!

— Суахили? — с интересом повторила Надежда. — В этом, несомненно, что-то есть, но вряд ли у меня найдется время для занятий суахили…

Про себя она при этом подумала, что ни за что не потащилась бы в такую даль, чтобы записаться на курсы суахили.

— Ну еще у нас есть кружок кактусоводов… — девушка явно поднимала в бой все свои последние резервы, — и группа любителей городской спелеологии…

— Городской спелеологии? — удивилась Надежда. — А это еще что такое?

— Да, есть такой кружок, они изучают подвалы и подземелья города. Говорят, это очень интересно. Ну, конечно, это не для вас… — Девушка вежливо и выразительно потупила глазки — странная посетительница начала ее утомлять, и она позволила себе подпустить шпильку.

— Да, это действительно не для меня, — растерянно протянула Надежда, поблагодарила девушку и пошла к выходу, недоумевая на ходу: для чего же она все-таки приезжала в этот Центр культуры и отдыха?

На улице похолодало. Надежда плотнее запахнула пальто и сунула руку в карман за перчатками. В руке у нее оказался плотный листок бумаги. Надежда развернула его, это оказался буклет и прочла:

Ваша жизнь дала трещину? Вы устали от одиночества? Проблемы обступили вас со всех сторон? Тогда вам поможет…

Что за чушь! Опять какие-нибудь шарлатаны! Надежда аккуратно выбросила буклет в ближайшую урну и целеустремленно направилась к станции метро «Московские ворота».

* * *


Старая женщина с лицом хищной птицы махнула рукой, и кладбищенский сторож; угодливо согнувшись, ушел, оставив ее возле могилы одну. Старуха неловко согнулась. Положила к надгробию две темно-красные розы, дотронулась пальцами до черной мраморной плиты и тяжело выпрямилась.

Потом достала из сумки платок и вытерла глаза — она не плакала, просто в последний год глаза стали слезиться на ветру.

— Вот и все, Манана, — сказала старуха, — вот и все. Мужчины теперь ничего не могут, но я за тебя отомстила. Спи, доченька. Скоро я присоединюсь к тебе, только доделаю кое-какие дела… Кое-какие дела.