Веер молодости В. Маркова Н. Никулин В книгу вошли японские народные сказки, рассказывающие о волшебных превращениях, о животных, разговаривающих на «человеческом языке», и людях, понимающих язык зверей, о чудесном мире, где на каждом шагу ждут читателей таинственные приключения и где Добро всегда побеждает Зло. Для детей среднего школьного возраста. В. Маркова, Н. Никулин Веер молодости ISBN 5-7620-0612-3 © Составление – Новосибирское книжное издательство, 1991 © Маркова В. Н., перевод 1991 © Зайцев Е. Ф., оформление, 1991 ПРЕДИСЛОВИЕ Душа народа, мудрость народа живут в его сказках. Через века, сначала передаваемые рассказчиками из уст в уста, а затем и в письменном виде, дошли до нас предания, сказки и анекдоты, созданные безвестными сказителями «Страны восходящего солнца» – Японии. Сказки – это поэтическая картина мира в том неповторимом образном видении, которое присуще каждому народу. Японский народ отличает тонкое чувство прекрасного, умение понять природу, единение с ней. Вспомним хотя бы поэтический сад камней – удивительное создание японского народа. В нашем сборнике вы сможете прочитать сказку «Огневой Таро», в которой настоящими сокровищами, хранящимися в подземной кладовой, названы не золото и серебро, а времена года: весна с ярким апрельским солнцем и с пестрыми карпами, плывущими в ясном небе, поэтичными праздниками «Днем цветения персиков» и «Днем рождения Будды»; лето с июльским праздником «Встречи двух звезд»; праздник «Осеннего полнолуния» и сбор урожая, в расцвеченных красками осени садах; зима с ее вьюгами и белым царством снега. Характерно, что именно японский народ опоэтизировал времена года, как высшее сокровище, которым только может быть награжден человек. Удивительное чувство сопричастности со всем живым также свойственно японской сказке. Так, в сказке «О чем рассказали птицы» дочь крестьянина заболевает какой-то странной болезнью, причиной которой оказывается то, что во время строительства дома крестьянин случайно прибил змею, и ее боль черной тучей окутывает дом («…словно черная туча… над домом чужое горе»). Чтобы спасти девушку, нужно освободить змею, не убить, а вылечить, и только тогда выздоровеет дочь крестьянина. Боль каждой травинки, каждого живого существа – это и твоя боль, она живет в нашем мире. И чем дальше мы уходим от природы, чем больше мним себя ее царями – тем более мы теряем в себе человеческое. Природа отринет неблагодарных детей своих, не умеющих ее понять, услышать ее голос. Такова мудрость, заложенная в этой японской сказке. Трудолюбивому японскому народу, всегда готовому на борьбу с неподатливыми силами природы, в своей островной, гористой стране, свойственно чувство общности людей. Может быть, именно это чувство и помогло Японии совершить настоящее чудо: из страны, практически закрытой для чужестранцев, еще в XIX веке, шагнуть сразу в XXI век, на пороге которого человечество еще пока только стоит. Сурово наказывают японские сказки тех, кто идет против своего народа, кто жаждет богатства, славы и молодости только для себя. Так, теряет дар Повелителя драконов чудесный кувшинчик с молодильным вином, рыбак Масария, в тот самый миг, как только пожалеет поделиться его содержимым с другими. Японцы – прирожденные поэты. Фантазия японских сказочников создает удивительные существа: синих, красных, длинноносых чертей Тэнгу, корабли-призраки, женщин-змей, они создают целые циклы сказок о барсуках и лисицах-оборотнях. Но несмотря на то, что фантазии японского сказочника может позавидовать не один создатель страшных историй, они несут на себе печать поэтической души японского народа, недаром почти все герои либо сами сочиняют стихи, либо вспоминают старинные песенки, с помощью которых они могут справиться с колдовством. Японской сказке присущ и особый тонкий юмор. Очень популярны в Японии «потешные истории» («варанбанаси»), построенные, на фарсовой ситуации или высмеивающие человеческие недостатки и чудачества. Япония не всегда была закрытой страной и, конечно, японская сказка не избежала влияния фольклора других стран и народов. В первую очередь, это относится к сказкам Индии, пришедшим в Японию через Китай и Корею, некоторые мотивы пришли из сказок страны трех тысяч островов – Индонезии. Большое влияние на японскую сказку оказали и китайские источники. Тем более, что в основе японского письма лежит идеографический принцип, а иероглифы были заимствованы из Китая в VI-VII веках. Но, восприняв в процессе своего формирования прекрасные художественные образы, созданные в других странах, японская сказка не потеряла свою самобытность, и можно с полным правом утверждать, что японская сказка – плод самостоятельного творчества японского народа. Переводчица с японского языка В. Маркова пишет: «Японские сказки – это мост, перекинутый в глубь далекой страны, и тот, кто пройдет по этому волшебному мосту, узнает, в каких трудах, муках, и радостях рождалась нынешняя Япония». Герасимова П. К. ЖУРАВЛИНЫЕ ПЕРЬЯ Давно-давно жили в одной горной деревушке старик со старухой. Очень они печалились, что детей у них не было. Однажды в снежный зимний вечер пошел старик в лес. Собрал он большую охапку хвороста, взвалил на спину и начал спускаться с горы. Вдруг слышит он поблизости жалобный крик. Глядь, а это журавль попался в силок, бьется и стонет, видно, на помощь зовет. – Ах, ты, бедняга! Потерпи немного… Сейчас я тебе помогу. Освободил старик птицу. Взмахнула она крыльями и полетела прочь. Летит и радостно курлычет. Настал вечер. Собрались старики сесть за ужин. Вдруг кто-то тихонько к ним постучался. – Кто бы это мог быть в такой поздний час? Открыл старик дверь. Видит, стоит в дверях девушка, вся запорошенная снегом. – Заблудилась я в горах, – говорит. – А на беду сильно метет, дороги не видно. – Заходи к нам, – приглашает старуха. – Мы гостье рады. Взял старик девушку за руку и повел к очагу: – Садись, обогрейся да поужинай с нами. Поужинали они втроем. Видят старики, девушка красивая да такая ласковая. Стала она старухе по хозяйству помогать, а потом и говорит: – Хочешь, бабушка, разомну тебе плечи, спину потру? – Вот спасибо, доченька. Спина-то у меня и вправду болит. А как тебя по имени зовут? – О-Цуру. – О-Цуру, Журушка, хорошее имя, – похвалила старуха. Пришлась старикам по сердцу приветливая девушка. Жалко им с пей расставаться. На другое утро собирается о-Цуру в путь дорогу, а старики ей говорят: – Нет у нас детей, Журушка. Останься с нами жить. – С радостью останусь, у меня ведь на свете никого нет… А в благодарность за доброту вашу натку я для вас хорошего полотна. Об одном только прошу: не заглядывайте в комнату, где я ткать буду. Не люблю, когда смотрят, как я работаю. Взялась девушка за работу. Только и слышно в соседней комнате: кирикара тон-тон-тон. На третий день вынесла о-Цуру старикам сверток узорчатой ткани. По красному полю золотые журавли летят. – Красота-то какая! – дивится старуха. – Глаз не отвести! Пощупала ткань: мягче пуха, легче пера. А старик взглянул на девушку и встревожился: – Сдается мне, Журушка, что похудела ты. Щеки у тебя вон как впали. В другой раз не позволю тебе так много работать. Вдруг послышался хриплый голос: – Эй, дома хозяева? Это пришел торговец Гонта. Ходил он по деревням, скупал у крестьян полотно. Спрашивает Гонта: – Ну что, бабушка, есть у тебя полотно на продажу? Наткала, верно, за зиму-то? – Есть на этот раз у нас кое-что получше, господин Гонта, – отвечает старуха. – Вот взгляни-ка. Это наткала дочка наша Журушка. – И развернула перед Гонтой алую ткань. Золотые журавли словно живые летят. – О, такого прекрасного узора и в столице никто не видал! Ваша дочь, я смотрю, мастерица! Гонта сразу полез в кошелек, достал пригоршню золотых монет. Понял он, что в княжеском дворце продаст такую замечательную ткань во сто раз дороже. – Золотые монеты! Смотрите, настоящее золото! – Старики глазам своим не поверили. Впервые на своем веку видели они золото. – Спасибо тебе, Журушка, спасибо! – от всего сердца поблагодарили девушку старик со старухой. – Заживем мы теперь по-другому. Сошьем тебе новое платье к празднику. Пусть все любуются, какая ты у нас красавица. Наступила весна. Пригрело солнце. Что ни день,прибегают к дому стариков деревенские дети: – Сестрица Журушка, выйди, поиграй с нами. Улыбается Журушка: – Ну, хорошо, давайте играть. Поплывем в гости к лунным феям. Поднимут двое детей руки – это ворота в царство феи. А Журушка поет: Поплывем мы в царство фей Дружно, дружно, весело. Облачко – как лодочка, Серебряные весла. Проходят дети в ворота веселой вереницей и стариков зовут: – Дедушка, пойдем с нами играть! Бабушка, пойдем играть! – Да полно вам, не тяните нас за руки так сильно,- смеются старики. Но не всегда светить солнцу. И дождь полям нужен. Поглядит Журушка, что небо облака закрыли, и запоет: Дождик, дождик, лей сильней, Дождик, лей среди полей. Дольше, дольше погости На грушевом дереве. Соберутся дети вокруг Журушки, а она им сказки рассказывает о разных диковинных птицах. Хорошо было детям играть с Журушкой. Но вот как-то раз снова пожаловал Гонта. – Здравствуй, дедушка! Не найдется ли у тебя опять такой же ткани, как в прошлый раз? Продай мне, я охотно куплю. – Нет, и не проси. Дочке моей о-Цуру нельзя больше ткать: очень она от этой работы устает. Боюсь, заболеет. Но Гонта чуть не силой всунул старику в руки кошелек, набитый золотыми монетами. – Я заплачу тебе еще дороже, чем в прошлый раз. А если ты не согласишься, пеняй на себя. Худо тебе будет. Меня ведь сам князь к тебе прислал, – пригрозил Гонта. – Чтоб через три дня была ткань готова, не то головой поплатишься! Ушел Гонта, а старик и старуха стали горевать! – Беда, беда! Что же с нами теперь будет? Пропали наши головы. Все слышала о-Цуру, хоть и была в другой комнате. Стала она утешать стариков: – Не бойтесь, не плачьте. Через три дня будет готова ткань красивее прежней. Пошла девушка в ткацкую комнату и затворила дверь наглухо. Вскоре послышался за стеной быстрый-быстрый стук: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон. День, и другой, и третий стучит ткацкий станок. – Журушка, кончай скорее, будет тебе! – тревожатся старик со старухой. – Ты, верно, устала, доченька? Вдруг послышался грубый голос: – Ну как, готово? Покажите мне. Это был Гонта. – Нет, показать нельзя. Журушка крепко-накрепко запретила к ней входить, пока она ткет. – Ого! Вот еще выдумки! Я вижу, ваша дочь привередница. Ну а я и спрашивать у нее не стану! Оттолкнул Гонта стариков и настежь распахнул двери. – Ой, там журавль, жу-жу-равль! – испуганно забормотал он. Входят старики – и правда, стоит за ткацким станком большая птица. Широко раскрыла она свои крылья, выщипывает у себя клювом самый нежный, мягкий пух и ткет из него красивую ткань: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон. Захлопнули старики дверь поскорее, а Гонта со всех ног убежал – так он испугался. На другое утро прибежали дети звать Журушку. – Журушка, выйди к нам, поиграй с нами или сказку расскажи. Но в ткацкой комнате все было тихо. Испугались старик со старухой, открыли дверь и видят: никого нет. Лежит на полу прекрасная узорчатая ткань, а кругом журавлиные перья рассыпаны… Начали старики звать дочку, искали-искали, да так и не нашли. Под вечер закричали дети во дворе: – Дедушка, бабушка, идите сюда скорее! Выбежали старики, глядят… Ах, да ведь это журавль. Тот самый журавль! Курлычет, кружится над домами. Тяжело так летит… – Журушка, наша Журушка! – заплакали старики. Поняли они, что это птица, спасенная стариком, оборотилась девушкой… Да не сумели они ее удержать. – Журушка, вернись к нам, вернись! Но все было напрасно. Грустно-грустно, точно прощаясь, крикнул журавль в последний раз и скрылся в закатном небе. Долго ждали старик со старухой, но Журушка так и не вернулась. Есть, говорят, на одном из дальних островов большое озеро. Видели там рыбаки журавля с выщипанными перьями. Ходит журавль по берегу и все поглядывает в ту сторону, где старик со старухой остались. Пересказ В. Марковой. О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ ПТИЦЫ Давно-давно это было. Жил в одной деревне старик. Ходил он по горам, хворост собирал да продавал его на базаре. Как-то раз нашел он в лесу красный колпак. Обрадовался старик находке: хоть и дырявый колпак, да ведь у него и такого не было. «В пору ли он мне?» – подумал старик и нахлобучил его на голову. И что же? Слышал он до того только щебет и крики птиц, а тут вдруг весь лес наполнился спорами и разговорами. – Отдай моего червяка! Отдай моего червяка! – Фить, фить, не отдам! Давай пополам. – Сова-то увидела меня и кричит: «Угу-угу!» – А ты что? – А я ни гугу. Так и спасся. – Дети мои, голубяточки, давайте я вас приголублю. Вон на той ветке ссорятся, а на этой идет дружная беседа. И вдруг: – Р-разбой! Разбой! Держи вора! Кар-р! Кар-р! Старик даже в сторону шарахнулся от испуга! Сбила ветка колпак у него с головы, и сразу стихли речи, снова зазвенел непонятный птичий щебет. Поднял старик колпак с земли, надел на голову, и опять послышались разговоры и вверху, на ветках, и внизу, в кустах. Снял колпак – снова птичий щебет да шорох листьев. Надел колпак – опять разумные речи. «Вот оно что! – догадался старик.- Не простой колпак я нашел, а волшебный: зовут его в народе колпак «Чуткие уши». Кто его наденет, тот научится понимать язык птиц и зверей, цветов и деревьев». Пошел старик дальше в лес, присел отдохнуть под большим деревом и задремал. Разбудило его карканье ворон. «Что это я, задремал, кажется?» – встрепенулся старик. Видит он: сидят на ветке над самой его головой два ворона и хрипло каркают. «О чем это они?» – подумал старик. Надел он свой красный колпак и стал слушать. – Давно мы с тобой не встречались, друг Кангарасу, – говорит один ворон другому. – Ты откуда путь держишь? – Был я на морском берегу, но пропала там рыба, нечем стало кормиться, вот я и прилетел сюда, – отвечает другой. – А ты где летал, брат? – Возле деревни на рисовых полях охотился, да только ныне на улиток неурожайный год. И еще мало того – дети дразнятся: Вор-вор-ворон, Где ты закоптел? Выкради краски, Выкраси перья. – Да, друг, беда нам от этих озорников. Но скажи мне, что на свете нового, небывалого? – Каркнуть по правде – ничего. Ах да, вспомнил. Расскажу я тебе, что в наших краях случилось. Лет шесть назад, не соврать бы… Да, точно, шесть лет назад строил один крестьянин кладовую. Стали настилать крышу из дранки… – Драную, драную крышу? – Да нет, из дранки. Словом, стали дощечки одну к другой приколачивать. И случилось так, что заползла на крышу змея, ее невзначай и прибили гвоздем. Лежит змея полуживая и не умирает. Все эти годы ее кормит верная подруга. Приползет к ней, и плачут они обе, плачут Растет чужое горе над домом, словно черная туча. И тут пришла к крестьянину беда: заболела его единственная дочь. – Кра-кра-красивая? – Красавица, да еще какая! Жаль ее! Если никто не догадается приподнять доску и освободить змею, то змея умрет. В тот же миг умрет и девушка. Много раз летал я над крышей и каркал об этом во все горло, да что проку! Никто меня не послушал. Другой ворон отвечал ему: – Правда твоя, непонятливы люди! Как громко ни каркай, все им невдомек. Наговорились вороны и разлетелись в разные стороны. Услышал это старик и подумал: «Хорошо, что на мне чудесный колпак! Надо скорей идти спасать девушку. Но раньше выряжусь-ка я чародеем, а то и не поверят». Сплел старик из соломы высокую-высокую шапку с острым концом, обклеил ее пестрой бумагой и напялил на голову. Вот приходит старик к дому крестьянина и кричит у ворот: – Гадатель пришел, гадатель! Все на свете разгадать могу, что, отчего и почему случилось. Позвал хозяин старика: – Эй, гадатель, не стой у ворот, зайди ко мне в дом. погадай! Зашел старик в дом, спрашивает: – А что ты узнать хочешь? Может, есть у тебя какое-нибудь заветное желание? – Одно у меня есть заветное желание: чтобы дочка выздоровела. Болеет она уже много лет. А какая болезнь на нее напала, ни один знахарь понять не может. – Хорошо, я погадаю. Только надо мне сперва на больную посмотреть. Ведите меня к вашей дочери, – говорит старик. Лежит девушка, тонкая, желтая, словно листок осенью. Вот-вот упадет листок с ветки… Сел старик у изголовья больной, забормотал про себя, будто заклинания читает: Гуру-гуру, буру-буру Хвороба – вон. Здоровье – в дом. Буру-буру, гуру-гуру. Бормотал он, бормотал, что в голову придет, а потом и говорит хозяину: – Строил ты шесть лет назад новую кладовую, крышу над ней настилал да невзначай прибил гвоздем змею. Страдает змея, день и ночь мучается. За это змеиное племя болезнь на твой дом наслало. – Правду говорит гадатель! – воскликнул крестьянин. – Как раз шесть лет назад строил я кладовую… Надо скорее освободить змею. Тут же позвали соседа-плотника. Полез он на крышу и стал поднимать дощечки. А под одной и в самом деле змея лежит, вся белая, высохшая, еле живая. – Вот она, причина болезни! – сказал старик. Осторожно положили змею в корзинку, поставили корзинку на берегу ручья и давай поить и кормить змею. Стала змея оживать. В то же самое время стала и девушка поправляться. Вернулась к девушке прежняя красота. А как отпустили змею на волю, девушка и совсем выздоровела. То-то пошло в доме веселье. Подарил крестьянин старику новую одежду. Решил старик свет посмотреть и отправился странствовать. Ходит он из деревни в деревню, из города в город. Однажды сел он отдохнуть под раскидистым деревом возле дороги. Глядь, снова прилетают два ворона. Уселись они на дереве и повели между собой разговор. – Тоскливо жить все в одном и том же городе, мало слышишь нового, – жалуется первый ворон, – поневоле улетишь в другие края. – Да что ты! – отвечает второй ворон. – А вот у нас, в нашей маленькой деревушке, случилось небывалое. Тяжко заболел один крестьянин, не сегодня завтра умрет. А все отчего? Лет пять назад пристроил он к своему дому еще одну комнату. Чтобы расчистить место, срубил он старое камфарное дерево[1 - Камфарное дерево – вечнозеленое дерево из семейства лавровых.]. Остался пень стоять возле самого дома, и течет на него дождевая вода с крыши. Не погибли корни дерева, каждую весну дают они новые побеги. Да только их тут же обрезают. И жить дерево не живет, и умирать не умирает. Вот и постигла крестьянина за это тяжелая кара… – А ты каркал на крыше, сказал, от чего болезнь приключилась? – Каркал, каркал, даже охрип. Да разве люди что понимают! – Правда твоя. Прошлую ночь у нас в городе воры дом обокрали. Уж как я кричал: «Караул, караул!» И все без проку, не проснулся никто. Но рассказывай дальше. – Страдает камфарное дерево, мучается, бедное. Каждую ночь из горных лесов приходит множество деревьев навещать своего несчастного друга. Уж дали бы ему люди жить на свободе или выкопали бы, чтоб сразу засохло и не мучилось больше. Тогда бы и крестьянин сразу поправился… Услышал старик рассказ ворона и отправился в дальний край к больному крестьянину. Пришел и кричит у ворот: – Гадатель пришел, гадатель! Выбежали люди из дому и зовут старика: – Гадатель, зайди сюда, хозяин тебя приглашает. Ввели старика в дом. Видит он: лежит на постели больной, еле дышит. Сел старик у его изголовья и спрашивает: – О чем же тебе погадать? – Погадай, долго ли мне мучиться? Или, может, есть на свете какое средство спасти меня. – Не горюй! – говорит старик. – Я узнаю причину болезни и вмиг тебя вылечу. Для меня это проще простого. Забормотал старик про себя: Гуру-гуру, буру-буру, Хвороба – вон. Здоровье – в дом. Буру-буру, гуру-гуру. Бормотал-бормотал старик, а потом и сказал: – Пять лет назад сделал ты, хозяин, пристройку к своему дому. – Ах, гадатель, откуда ты это узнал? – удивились все кругом. – Это мне открыло мое гаданье. Оставьте меня одного в той комнате, и за одну только ночь я открою причину болезни вашего хозяина и вылечу его. Отвели туда старика. Первым делом он приказал: – Не входите ко мне, пока не позову! Настала ночь, но старик не лег спать. Надел он свой волшебный колпак и ждет, что будет. В полночь что-то зашелестело, зашуршало под окном: – Эй, камфарное дерево, отзовись! Как нынче твое здоровье? В ответ послышался тихий-тихий голос, точно из-под земли: – Кто это говорит? Верно, криптомерия[2 - Криптомерия – вечнозеленое хвойное дерево, родиной которого считаются Япония и Китай.] с горы Криптомерий? Ты приходишь ко мне каждую ночь. Как мне благодарить тебя за твою заботу? Плохо мне, чуть дышу… Об одном только думаю: как бы мне поскорее умереть… Стала криптомерия утешать друга: – Что ты, что ты, нельзя так падать духом! Мужайся! А теперь мне пора. Завтра опять приду. Ушла криптомерия. Но не прошло и часа, как снова послышался шорох и чей-то голос спросил: – Здравствуй, друг, камфарное дерево! Может, полегчало тебе? – Кто говорит со мной? Уж не сосна ли с Сосновой горы? – Да, это я. – Ты пришла издалека!.. Спасибо тебе. Сама ведь устаешь, да и птиц на своих ветках беспокоишь. – Полно, полно! Просто я собралась погулять и зашла к тебе по дороге. Настанет весна, и ты непременно поправишься! Не теряй надежды! И снова послышалось: шурх-шурх! Это уходила сосна. Старик в своем колпаке «Чуткие уши» слышал все их речи и думал: «Поскорее бы рассвело!!» Едва наступило утро, старик поспешил к больному и опять забормотал свои заклинания: «Гуру-гуру, буру-буру…» А потом сказал: – Срубил ты камфарное дерево… А пень возле дома остался. Живой он, растут на нем зеленые побеги. А ты их каждый раз обрезаешь. Чужое горе – вот причина болезни. Ведь не только камфарное дерево страдает – все деревья на высоких горах вокруг горюют о своем друге. Никому в лесах покою нет. Оставьте камфарное дерево, не обрезайте его побеги, тогда ты и поправишься. – Не трогайте камфарное дерево, – наказал крестьянин своим сыновьям. – Если нужно, и крышу над ним разберите. А как зазеленели на камфарном дереве молодые побеги – и крестьянин поправился. Болезнь как рукой сняло. Построили сыновья крестьянина по соседству дом старику. Возле дома сад разбили. Поселились там самые красивые деревья со всей округи и цвели каждую весну небывалым цветом. И все звери и птицы тоже дружили со стариком, потому что он их понимал и любил. Пересказ В. Марковой. ШИШКА СПРАВА И ШИШКА СЛЕВА Давным-давно жил в деревне Асано старик. Звали его Гоэмон. Это был необыкновенный старик: на правой щеке у него торчала шишка. Большая круглая шишка, похожая на хорошее яблоко. Когда Гоэмон смотрел налево, он все видел. А когда смотрел направо, то видел только свою шишку. Это ему очень не нравилось. А вдобавок от тяжелой шишки голова у него свешивалась набок. Это тоже было неудобно. Старик только и думал, как бы ему избавиться от шишки. Вот раз пошел он в лес на гору нарубить себе дров. Вдруг началась гроза. Ударила молния, загремел гром, полил дождь. «Куда бы мне спрятаться?» – подумал старик и стал смотреть по сторонам. Неподалеку он увидел большое дуплистое дерево. Обрадовался старик, побежал к дереву и забрался в дупло. А уже стемнело. В горах не стучали больше топоры дровосеков. Было совсем тихо. Только ветер с воем проносился мимо дерева. Гоэмону стало страшно. Со страху он съежился на самом дне дупла, крепко зажмурился и стал бормотать про себя: «Кувабара! Кувабара! Чур меня! Чур меня!» В полночь, когда ветер утих и капли дождя стали падать все реже и реже, с горы раздался какой-то шум – громкий топот и голоса. Сидеть в дупле старику было так скучно, что он очень обрадовался голосам. Открыл глаза, поднялся во весь рост и осторожно высунул голову из дупла. Что же он увидел? С горы к дереву шли не люди, а горные чудища. Красные, синие, зеленые. У кого было три глаза, у кого два носа, у кого рог на лбу, у кого рот до ушей. А только такой шишки, как у Гоэмона, не было ни у одного чудища. Гоэмон еще больше испугался, присел в дупле и так съежился, что стал чуть ли не меньше своей собственной шишки. Тем временем чудища с воем и ревом подошли к самому дереву и стали рассаживаться на траве. Главное чудище село посредине, а по бокам полукругом уселись чудища поменьше. Потом все они достали из карманов фарфоровые чашечки и стали угощать друг друга чаем, совсем как люди. Сначала пили молча, потом хором запели песню, а потом вдруг одно маленькое чудище вскочило, выбежало на середину круга и пустилось плясать. За ним пошли в пляс и остальные. Одни плясали получше, другие похуже. Когда пляска кончилась, главное чудище одобрительно кивнуло головой и сказало: – Хорошо, очень хорошо! У нас сегодня весело. Но только вы все пляшете одинаково. Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому! Старик все это слышал. Он сначала сидел в дупле и боялся открыть глаза. Но потом понемногу его стало разбирать любопытство. Он осторожно приподнялся и чуть-чуть высунул голову наружу, так, что только его левый глаз был над дуплом, а правый глаз, нос и шишка оставались в дупле. А когда Гоэмон увидел, как весело чудища пляшут, он совсем забыл про страх. Ноги у него так и заерзали. Но в дупле было тесно – там не то что плясать, а и пошевелиться нельзя было. И вдруг Гоэмон услышал, как главное чудище проговорило: – Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому! Тут старику до смерти захотелось выскочить из дупла и поплясать на свободе. Нет, страшно! А вдруг съедят? Пока он так раздумывал, чудища принялись все разом хлопать в ладоши, да так дружно и весело, что Гоэмон больше не мог утерпеть. – Эх, чего бояться! Попляшу в последний раз, а там пускай едят! Он оперся рукой на край дупла, перекинул ногу и выскочил прямо на середину круга. Чудища даже перепугались. Повскакали с мест, всполошились: – Что такое? – Что случилось? – Человек! А старик, не слушая ничего, давай плясать. То подскочит, то пригнется, то сожмется, то вытянется, то направо забежит, то налево отойдет, то волчком завертится. Пляшет и покрякивает: – Э-э, коря, э, коря… Чудища засмотрелись на него, стали притоптывать ногами, прищелкивать языком, бить в ладоши. – Ярэ! Здорово! Когда Гоэмон наконец выбился из сил и остановился, главное чудище сказало: – Вот спасибо, старик! Мы сами любим поплясать, а такой пляски еще никогда не видели. Приходи завтра вечером, спляши нам еще раз. Гоэмон только улыбнулся: – Ладно! Я и без вашего зову приду. Сегодня, по правде говоря, я не собирался плясать, не приготовился. А уж к завтрашнему вечеру я припомню все, что плясал в молодости. Тут одно чудище, которое сидело справа от главного, сказало: – А может, старик задумал нас обмануть и не придет? Надо взять у него что-нибудь в залог. Главное чудище кивнуло головой: В самом деле надо. – Но что же у него взять? Чудища зашумели. Одни кричали: «Шляпу!», другие: «Топор!» Но главное чудище подняло руку и, когда все замолкли, сказало: – Лучше всего взять у него шишку со щеки. Я видал людей и знаю, что такой шишки ни у кого нет. Наверно, это очень драгоценная вещь. У Гоэмона от радости задрожали руки и ноги. Но он притворился, что ему очень жаль своей шишки. – Лучше вырвите у меня глаз! – закричал он. – Лучше выдерните язык, оторвите нос, уши, но только, пожалуйста, не трогайте шишку! Я столько лет ношу ее, я так берегу ее! Что я стану делать без шишки? Главное чудище, услыхав это, сказало: – Поглядите, как он дорожит своей шишкой! Ну, если так, взять ее! Сейчас же самое маленькое чудище подскочило к старику и мигом открутило шишку с его щеки. Гоэмон даже ничего не почувствовал. В это время стало светать. Закаркали вороны. Чудища засуетились. – Ну, старик, приходи завтра! Получишь назад шишку. И вдруг все исчезли. Гоэмон оглянулся – никого нет. Потрогал щеку – гладко. Скосил глаза вправо – и сосну видит, и ветки, а шишку не видит. Нет больше шишки! Вот счастье! Ну и чудеса бывают на свете! И старик побежал домой, чтобы поскорей обрадовать свою старуху. Когда старуха увидала его без шишки, она всплеснула руками: – Куда же ты девал свою шишку? – У меня ее черти взяли! – Ну-ну! – только и сказала старуха, и глаза у нее стали круглые. А в той же самой деревне жил другой старик. Звали его Буэмон. Он так был похож на Гоэмона, как будто один из них был настоящий, а другой вышел из зеркала. У Буэмона тоже была на щеке большая шишка, только не на правой, а на левой. Поэтому, когда он смотрел направо, то видел все, что хотел видеть, а когда смотрел налево, то видел не то, что хотел, а только свою шишку. И голова у него тоже свешивалась, только не направо, а налево. Шишка Буэмону давно надоела. Ему очень хотелось, чтобы у него не было шишки. Вот идет он по деревне и встречает своего соседа, Гоэмона. Смотрит, а у Гоэмона правая щека стала такая же гладкая, как и левая. Будто и не было у него шишки. – Слушай, – спросил он, – куда же девалась твоя шишка? Может, ее срезал какой-нибудь искусный лекарь? Скажи мне, пожалуйста, где он живет, и я сейчас же пойду к нему. Пусть он срежет и мою шишку. А Гоэмон отвечает: – Нет, это не лекарь снял мою шишку. – Не лекарь? А кто же? Тут Гоэмон рассказал Буэмону все, что с ним случилось в прошлую ночь. – Вот оно что! – сказал Буэмон. – Ну, плясать-то и я умею! Сегодня же пойду к чертям и спляшу. Скажи только, где это место, куда они приходят ночью. Гоэмон рассказал подробно, как найти дерево с дуплом, в котором он просидел ночь. Буэмон, конечно, обрадовался и сейчас же побежал в лес, нашел дерево, залез в дупло и стал ждать чудищ. Ровно в полночь сверху, с горы, послышался шум – громкий топот и голоса. К дереву с воем и ревом бежали красные, синие, зеленые чудища. Как и накануне, они расселись на траве перед деревом и начали пировать, потом запели хором песню. А старик, как только увидел чудищ, забился в дупло и зажмурил глаза. Со страху он даже забыл, зачем пришел. И вдруг он услышал, как главное чудище проревело: – Ну что, нет еще старика? Маленькие чудища запищали в ответ: – Где старик? Что же нет старика? Тут Буэмон вспомнил про свою шишку и подумал: «Ну, уж если пришел, надо вылезать. Так и быть, спляшу им!» II он кое-как выкарабкался из дупла. Самое маленькое чудище увидело его и завизжало во весь голос: – Пришел! Пришел! Вот он! Главное чудище обрадовалось: – А, пришел? Ну, молодец, старик! Ступай-ка сюда, попляши. Чудища захлопали в ладоши. А старик от страха чуть жив: поднял он правую ногу – левая подогнулась, чуть не упал. Поднял левую – правая подогнулась, опять чуть не свалился. Главное чудище смотрело-смотрело и вдруг рассердилось: – Это что за пляска! Ты сегодня так скверно пляшешь, что смотреть противно! Довольно! Убирайся! Эй, отдать ему залог! Сейчас же самое маленькое чудище подбежало к старику: – На, получай обратно! И шлеп! – прилепило ему шишку на правую щеку. Теперь у старика две шишки: справа шишка и слева шишка. Зато хоть голова не свешивается ни направо, ни налево, а держится прямо. Пересказ Н. Фельдман. ЗЕМЛЯНИКА ПОД СНЕГОМ Давно-давно это случилось. Жила в одной деревне вдова. И было у нее две дочери: старшая, о-Тиё, – неродная дочь, а младшая, о-Хана, – родная. Родная дочь в нарядных платьях ходила, а падчерица – в лохмотьях. На долю родной дочери доставались ласка да баловство, а на долю падчерицы колотушки да черная работа. Падчерица и воду носила, и стирала, и обед варила, и ткала, и пряла, и весь дом обшивала. А родная дочка была ленивица. Не любила она ткать и прясть, а любила лакомиться всласть. Вот как-то раз поссорилась мачеха с соседкой. Стала соседка кричать: – Не указывай мне, учи лучше свою родную дочь! Вон она как ленива и привередлива! Придет время – к падчерице твоей любой жених посватается, а дочку твою никто не возьмет. Твоя дочка, раньше чем пальцем шевельнет, три раза подумает, а потом все равно раздумает. Никогда не любила мачеха свою падчерицу, а после этих слов так ее возненавидела, что решила со свету сжить. Вот пришла холодная зима. Падчерица во дворе работает, а мачеха и о-Хана у очага греются. Однажды разморилась о-Хана от жары и говорит: – Ох, как мне жарко стало. Сейчас бы съела чего-нибудь холодненького. – Хочешь немного снежку? – Снег ведь невкусный, а я хочу чего-нибудь холодного да вкусного. Задумалась о-Хана и вдруг как хлопнет в ладоши: – Земляники, хочу земляники! Красных, спелых ягод хочу! О-Хана была упряма. Уж если чего ей захочется, так подай. Подняла она громкий плач: – Мама, дай земляники! Мама, дай земляники! – О-Тиё, о-Тиё, поди-ка сюда! – позвала мачеха падчерицу. А она как раз стирала белье на дворе. Бежит на зов мачехи, на ходу мокрые руки передником вытирает. Приказала ей мачеха: – Эй ты, лентяйка, живо иди в лес и набери в эту корзинку спелой земляники. А не наберешь полной корзинки, домой и не возвращайся. Поняла? – Но, матушка, разве растет земляника в середине зимы? – Растет не растет, а ты одно помни: придешь с пустыми руками – в дом не пущу. Вытолкнула мачеха девочку за порог и дверь за ней крепко-накрепко заперла. Постояла-постояла о-Тиё на дворе, взяла корзинку и пошла в горы. Зимой земляника не растет. Да делать нечего, боится о-Тиё ослушаться мачеху. В горах тихо-тихо. Снег валит хлопьями. Кругом сосны, словно белые великаны, стоят. Ищет о-Тиё землянику в глубоком снегу, а сама думает: «Верно, мачеха послала меня сюда на погибель. Никогда не найду я в снегу земляники. Тут и замерзну». Заплакала девочка, бредет, не разбирая дороги. То взберется, спотыкаясь и падая, на гору, то в ложбинку скатится. Наконец от усталости и холода упала она в сугроб. А снег валил все гуще и гуще и скоро намел над ней белый холмик. Вдруг кто-то окликнул о-Тиё по имени. Подняла она голову. Приоткрыла глаза. Видит: наклонился над ней старый дед с белой бородой. – Скажи, о-Тиё, зачем ты пришла сюда в такой холод? – Матушка послала меня, велела набрать спелой земляники, – ответила девочка, еле шевеля губами. – Да разве не знает она, что зимой земляника не растет? Но не печалься, я тебе помогу. Идем со мной. Поднялась о-Тиё с земли. Стало ей вдруг тепло и радостно. Шагает старик по снегу легко-легко. О-Тиё за ним бежит. И вот диво: только что она в рыхлый сугроб по пояс проваливалась, а теперь стелется перед пей крепкая, хорошая дорога. – Вон там на поляне спелая земляника, – говорит старик. – Собери, сколько надо, и ступай домой. Поглядела о-Тиё и глазам своим не верит. Растет в снегу крупная красная земляника. Вся поляна ягодами усыпана. – Ой, земляника! – закричала о-Тиё. Вдруг смотрит: старик куда-то пропал, одни сосны кругом стоят. «Видно, не человек это был, а дух – хранитель наших гор, – подумала о-Тиё. – Вот кто спас меня!» – Спасибо тебе, дедушка! – крикнула она и низко-низко поклонилась. Набрала о-Тиё полную корзинку земляники и побежала домой. – Как, ты нашла землянику?! – изумилась мачеха. Думала она, что ненавистной падчерицы уже и в живых нет. Покривилась-покосилась мачеха от досады и дала своей родной дочке корзинку с ягодами. Обрадовалась о-Хана, села у самого очага и давай совать в рот землянику пригоршнями: – Хороши ягоды! Слаще меда! – Ну-ка, ну-ка, и мне дай! – потребовала мачеха, а падчерице ни одной ягодки так и не дали. Прикорнула усталая о-Тиё у очага и дремлет. Только не долго ей отдыхать пришлось. Слышит, кто-то за плечо трясет. – О-Тиё, о-Тиё! – кричит ей мачеха в самое ухо. – Эй ты, слушай, о-Хана не хочет больше красных ягод, хочет синих. Ступай живо в горы, собери синей земляники. – Но, матушка, ведь уже вечер на дворе, а синей земляники, поди, на свете нет. Не гони меня в горы, матушка. – Как тебе не стыдно! Ты ведь старшая, должна заботиться о своей младшей сестренке. Нашла же ты красные ягоды, найдешь и синие! Вытолкнула она падчерицу на мороз без всякой жалости и дверь за пей со стуком захлопнула. Побрела о-Тиё в горы. А в горах еще больше снегу намело. Сделает один шаг о-Тиё – провалится по колено, сделает другой – провалится по пояс и заплачет, заплачет. Да полно, уж не во сне ли собирала она здесь свежую землянику? Совсем темно стало в лесу. Где-то волки завыли. Обняла о-Тиё руками дерево, прижалась к нему. – О-Тиё! – послышался вдруг тихий зов, и, откуда ни возьмись, появился перед ней знакомый дед с белой бородой. Словно темное дерево вдруг ожило. – Ну что, о-Тиё, понравилась твоей матушке красная земляника? – ласково спросил ее старик. Полились у о-Тиё слезы ручьем. – Матушка опять меня в горы послала. Велит принести синей земляники, а не то и домой меня не пустит. Тут засверкали глаза у старика недобрым блеском. – Пожалел я тебя, оттого и послал твоей мачехе красных ягод, а эта злодейка вон что придумала! Ну хорошо же, я проучу ее! Ступай за мной! Старик пошел вперед большими шагами. Идет – словно по воздуху летит. Девочка за ним еле поспевает. – Смотри, о-Тиё, вот синяя земляника. И правда, весь снег вокруг светится синими огоньками. Повсюду рассыпана крупная, красивая синяя земляника. Боязливо сорвала о-Тиё первую ягоду. Даже на дне корзинки сияла она синим блеском. Набрала о-Тиё полную корзину и побежала со всех ног домой. Тут горы сами собой раздвинулись и в одно мгновение оказались далеко позади, а перед девочкой, словно из-под земли, родной дом вырос. Постучала в дверь о-Тиё: – Отвори, матушка, я нашла синюю землянику. – Как? Синюю землянику?! – ахнула мачеха. – Быть того не может! Думала она, падчерицу волки съели. И что же! О-Тиё не только вернулась живая-здоровая, но и земляники принесла, какой на свете не бывает. Неохотно отперла мачеха дверь и глазам своим не поверила: – Синяя земляника! О-Хана выхватила корзину из рук сестры и давай скорей ягоды есть. – Ах, вкусно! Язык можно проглотить! Синяя земляника еще слаще красной. Попробуй и ты, мама. О-Тиё начала было отговаривать сестру с мачехой: – Матушка, сестрица, уж слишком эти ягоды красивы. Так и сверкают, словно огоньки. Не ешьте их… Но о-Хана злобно крикнула: – Наелась, верно, в лесу до отвала, да мало тебе, хочешь, чтоб тебе одной все досталось! Нашла дурочек! И вдруг как залает, залает. Видит о-Тиё: выросли у мачехи и о-Ханы острые уши и длинные хвосты. Обратились они в рыжих лисиц, да так с лаем и убежали в горы. Осталась о-Тиё одна. Со временем вышла она замуж и жила счастливо. Родились у нее дети. Много собирали они в лесу красных, спелых ягод, но в зимнюю пору земляники под снегом никто больше не находил, ни красной, ни синей. Пересказ В. Марковой. ВОЛШЕБНЫЙ КОТЕЛОК Давным-давно жил на свете старик. Страсть как он любил чай пить и всегда сам чай заваривал. Да и за чайной посудой следил с великим тщанием. Однажды зашел старик в лавку, смотрит, на полке чугунный котелок стоит. Старый такой, ржавый. Но у старика глаз наметанный, живо разглядел, что котелок и под ржавчиной красив на диво. Вернулся старик домой с покупкой и тотчас взялся за дело: старательно почистил котелок – не осталось на нем и следа прежней ржавчины,- а потом друзей позвал. – Посмотрите, какой чудесный котелок я сегодня купил, – похвастался он. – Сейчас налью в него воды и отменным чаем вас попотчую. Положил старик угли в жаровню, разжег огонь, котелок на него поставил. Все уселись вокруг – ждут, когда вода закипит. Котелок потихоньку нагревался, нагревался, но тут началось такое! Просто чудеса! Сперва у котелка барсучья голова появилась, потом барсучий хвост вырос, а вскоре и четыре короткие барсучьи лапы высунулись. – Уф! Уф! Как жарко! – закричал котелок человеческим голосом. – Похоже, я закипаю! Да-да, закипаю! Выскочил котелок из огня и на своих коротких барсучьих лапах опрометью бросился к двери. Остолбенел старик, глядит – глазам не верит! Где же это видано, чтоб котелки по дому бегали! – Скорей! Скорей! – завопил старик. – Держите его! Не упустите! Один из гостей веник схватил, другой палочки, которыми угли в жаровне помешивают, третий – черпачок. Все в погоню за котелком пустились! Долго гонялись они за необычайным котелком, а когда наконец настигли его, видят, барсучья голова, барсучий хвост и четыре короткие барсучьи лапы куда-то пропали – самый обыкновенный котелок, да и только! – Странно! – удивился старик. – Котелок-то, видно, заколдованный. Ни к чему он мне. Надо бы его отдать кому-нибудь. Тут как раз старьевщик объявился. Протянул ему старик котелок и говорит: – Вот, в доме завалялся. Отдам задешево. Сколько можешь, столько и заплати. Взял старьевщик котелок, повертел в руках и дал за него медную монетку. Старьевщик доволен выгодной сделкой, а старик тем, что от странного котелка избавился. Вечером лег старьевщик ночевать, в доме тихо-тихо, вдруг голос: – Уважаемый, где вы? Сделайте милость, откликнитесь! Открыл старьевщик глаза, зажег лампу: – Кто это меня зовет? Смотрит, на подушке котелок стоит: с барсучьей головой, с барсучьим хвостом и с четырьмя короткими барсучьими лапками. – Кто ты? Уж не тебя ли я сегодня у старика купил? – заговорил старьевщик. – Да, – раздалось в ответ, – только знайте, я не котелок, я барсук, и зовут меня Бумбуку. Я приношу удачу. Старик меня на огонь поставил, решил воду вскипятить, я от него и сбежал. Не будете меня обижать, не поставите на огонь, я вам удачу принесу. – Удивительные вещи ты рассказываешь, – проговорил старьевщик. – Скажи на милость, как ты можешь принести мне удачу? – О! Не беспокойтесь! – Котелок весело помахал барсучьим хвостом. – Я умею делать уморительные трюки, сами увидите! Станем мы с вами представления давать, деньги со зрителей собирать. Что ж, хорошо! Смастерил старьевщик подмостки, афишу написал: Волшебный котелок Бумбуку приносит удачу! Посмотреть на Бумбуку народ тянулся с большой охотой. Чего только не делал барсук, как только не ублажал людей: и прыгал, и перекатывался, и на перекладине повисал. Но больше всего зрителям нравилось, когда Бумбуку по веревке ходил: в одной лапе фонарь, в другой веер. Чудеса, да и только! А после каждого выступления старьевщик давал Бумбуку несколько рисовых лепешек. Разбогател старьевщик. Вот однажды и говорит он барсуку: – Каждый день потешаешь ты людей, устал небось. Денег у меня теперь вдоволь. Возвращайся лучше к старику, живи у него тихо да спокойно. Обрадовался Бумбуку. – Я очень устал и с радостью пожил бы у старика, да ведь он все норовил поставить меня на огонь. А вдруг он не будет угощать меня рисовыми лепешками? – Не беспокойся, Бумбуку, я все улажу, – ответил старьевщик. Взял он денег, любимые барсучьи лепешки прихватил и вместе с Бумбуку пошел к старику. – Позвольте, почтенный, Бумбуку пожить у вас, – попросил старьевщик. – Только, пожалуйста, не ставьте его на огонь и угощайте рисовыми лепешками. – Конечно, пусть остается, – согласился старик. – Я отведу Бумбуку самое почетное место в доме, он ведь и впрямь удачу приносит. Знал бы я об этом раньше, разве стал бы его на огонь ставить! Поставил старик у себя в доме две высокие тумбы. На одной котелок красуется, на другой рисовые лепешки разложены. Говорят, Бумбуку и по сей день в стариковом доме стоит, очень ему это нравится. Люди приходят, приносят рисовые лепешки и больше никогда на огонь его не ставят. Так и живет Бумбуку – спокойно и счастливо. Перевод А. Садоковой. ИСКУСНАЯ ТКАЧИХА Жил на свете крестьянин Ёсаку. Работал он как-то в поле, вдруг видит, змея крадется, сейчас съест паучка. Жалко стало Ёсаку паучка, замахнулся он на змею мотыгой, испугалась змея и уползла. А паучок поблагодарил Ёсаку и исчез в траве. На следующее утро постучала к Ёсаку в дом девушка необыкновенной красоты: – Слышала я, ты ткачиху ищешь. Разреши мне в твоем доме жить, буду ткать для тебя. Обрадовался Ёсаку, провел девушку в комнату, где ткацкий станок стоял. Целый день работала девушка, не отдыхала и из комнаты не выходила. Зашел поздно вечером Ёсаку посмотреть, сколько она за день наработала, да так и обомлел – лежат в комнате восемь кусков. На восемь кимоно хватит! А какие красивые узоры! Никогда раньше не видел Ёсаку таких чудесных тканей. – Да ты самая искусная ткачиха на свете, – похвалил он девушку. – Как тебе удается так быстро ткать? – Никогда не спрашивай меня об этом, никогда не заходи в комнату, где я работаю, – молвила красавица. Удивился Ёсаку словам девушки, ничего не ответил, а самому любопытно. Подкрался он однажды к окну, заглянул в комнату да чуть не вскрикнул. Сидит за станком не красивая девушка, а паучок. Пригляделся Ёсаку получше: да ведь это тот самый паучок, которого Ёсаку от змеи спас. Не простой, видно, этот паучок. А паучок без устали работает: кладет в рот хлопок, пережевывает его, глядишь, нить тонкая-претонкая получается, паучок лапками споро перебирает, чудесную ткань ткет. Как-то вечером говорит девушка Ёсаку: – Хлопок у меня кончается. Сходи завтра в город, купи еще хлопка. Пошел Ёсаку в город, купил тюк хлопка, домой повернул, а по дороге присел отдохнуть. Сел, да и не заметил, как к тюку змея подползла – та самая, которая паучка съесть хотела. Заползла змея в тюк и лежит там тихо-тихо. Отдохнул Ёсаку, взвалил тюк на спину и дальше пошел. Взяла девушка у Ёсаку хлопок, в комнату отнесла. Обернулась паучком и села за ткацкий станок. Набрал паучок в рот хлопок. Вдруг из тюка как выскочит змея, как бросится на паучка! Паучок в окно, бежит от змеи, да бежать-то трудно – полон рот хлопка. А змея все ближе, ближе.. И вдруг случилось чудо! Как раз в это время Солнечный старец[3 - Солнечный старец – по японским народным поверьям, дух, живущий на Солнце.] смотрел с неба на землю. Жалко стало старцу паучка. Протянул он солнечный луч, ухватился за кончик нитки, что у паука изо рта торчала, и поднял его на небо. Поблагодарил паучок Солнечного старца за спасение и в благодарность наткал из хлопка пушистые облака. С тех самых пор и плывут по небу облака белые и мягкие, как хлопок. А в Японии с тех самых пор паучка и облако одинаково называют – кумо. Перевод А. Садоковой. КУВШИННЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК В старину, далекую старину, жил в одной деревне молодой парень по имени Таро. Был он бездельник, каких мало. И к тому же любопытен. С утра бродит по улицам и глазеет по сторонам. Тут новую крышу настилают, там бочку чинят, а вот собака за кошкой погналась. Кошка сидит на дереве, а Таро стоит под деревом. Ждет, когда кошка с собакой помирятся. Мальчишки даже песню сложили: Кто глаза таращит, Словно филин в чаще, Как лягушка на болоте? Это наш Таро. Оророн-коророн! Оророн-коророн! Настала осенняя страда. Все парии жали и молотили, рук не покладая. Один Таро шатался по деревне как ни в чем не бывало. Вдруг приметил он на обочине дороги глиняный кувшинчик. – О-о, ходишь далеко – найдешь больше, – обрадовался Таро. – И целехонький, ни трещины. Но что в нем шуршит? Верно, полевая мышь туда забралась. Заглянул Таро в кувшин – и что же видит? Не мышь там прячется, не ящерица, не лягушка, а маленький человечек. Головенка у него ну не больше каштана, а сам он, если на ноги встанет, будет ростом с гороховый стручок. Вот чудо! Таро так широко рот разинул от удивления, что в него, как в ворота, повозка с конем могла бы въехать. Человечек заговорил голосом тонким-топким, как писк цикады: – Здравствуй, Таро! Вот мы и встретились. Из всей вашей деревни один ты мне полюбился. Ох, как я не люблю других парней! Возьми меня к себе домой жить. – Что ж, – отвечает Таро, – пожалуй, возьму. Отчего не позабавиться? Дома вынул он маленького человечка из кувшина и бережно, двумя пальцами, посадил посреди комнаты. А кошку на улицу выгнал за то, что стала облизываться. – Кувшинный человечек, какой ты забавный! Верно, меньше самого крошечного карлика на свете. Хочешь, поиграем? Целый день играл Таро с Кувшинным человечком. Посадил его в деревянную чашку и катал в кадке с водой. Подует посильнее – в кадке буря поднимается. Тележку сделал и мышь в нее запряг. Мышь побегала-побегала и бросилась в норку, тележку опрокинула. Смеялся-смеялся Таро, но к вечеру надоела ему новая забава. Не привык он долго одним и тем же заниматься. На другой день опять пошел Таро шататься по улицам. Солнце уже начало садиться, когда вспомнил он о Кувшинном человечке. Вернулся Таро домой, смотрит, а там какой-то долговязый верзила на полу развалился, руки-ноги раскинул… Кто бы это мог быть? Стал Таро вглядываться в незваного гостя. Словно он его уже где-то видел. Да ведь это Кувшинный человечек! – Вот чудо из чудес! Как же ты так сразу, в один день, вырос? – спрашивает Таро. – Еще вчера был меньше мыши, а теперь меня перерос. – Все твоими трудами, друг мой, твоими заботами, – отвечает Кувшинный человечек. – Недаром я тебя из тысячи выбрал. Гуляй, гуляй больше, я еще и не так вырасту. В первый раз в жизни призадумался Таро: что бы эти слова значили? А Кувшинный человечек уже не гостем, а хозяином себя держит. Принеси ему то, подай это, да поживее. На другой день Таро ушел из дому раньше обычного. Сказать по правде, сбежал от своего гостя. Весь день бродил он по деревне без дела. Вечером вернулся, открыл дверь – и замер на пороге. В дом войти нельзя. Гость так вырос, что ему и одному в доме тесно. – Тоже выстроили домишко, недотепы деревенские! – ворчит Кувшинный человечек. – Повернуться негде. Очаг посредине, то и дело ногой в него попадаю. А угли-то горячие! Пришлось Таро спать под открытым небом. Чуть свет ушел он со двора подальше. А вскоре соседки у колодца поспорили, чей ребенок в драке виноват. Ну как тут не послушать! Вернулся Таро домой уже в сумерках и понять не может, что за толстые бревна из окон и дверей торчат? Пригляделся, а это руки и ноги гостя. Стал Кувшинный человечек великаном. Того и гляди, крышу своротит. Всю ночь Таро думал, как от беды избавиться, – ничего придумать не мог. А наутро вот что случилось. Пришел к нему сосед и говорит: – Сын у меня заболел. Одному мне, старику, не управиться. Помоги в поле урожай убрать. Не хотелось Таро за работу браться, но и отказать совестно. Взял он серп в руки, пошел помогать старику соседу. Вечером сосед говорит: – Спасибо тебе, что помог. Вот на, возьми, за свой труд. И дал ему немного денег. Первый раз в жизни заработал Таро деньги. Держит их в руке, и на душе у него легко так стало. Пошел он домой. Только смотрит, не торчат больше из дверей руки и ноги непрошеного гостя. Ворчит гость в доме, ворочается, как медведь. Припер Таро дверь покрепче и лег спать во дворе. На другое утро опять пошел Таро помогать соседу. Вернулся к себе домой поздно вечером, а гость почему-то вдвое меньше стал. Сидит в углу сердитый. В доме так хорошо стало, просторно. Можно после работы чайку попить. А гость жалуется: – Ошибся я в тебе, Таро! Думал, ты стоящий человек: мухи с головы не сгонишь – так ленив. Еще бы дня два ты поленился, я бы с гору вырос, до самых облаков. Ну чего ты серпом целый день махал? В гроб, что ли, меня вогнать хочешь? «Э-э, – смекнул Таро, – вот оно в чем дело! Ну уж завтра я так работать буду, что никто за мной и не угонится». Назавтра к вечеру Кувшинный человечек стал опять ростом с гороховый стручок. – Прошу тебя, Таро-сан[4 - Частица «сан» добавляется к японским именам при вежливом обращении.], – запищал он плаксивым голоском. – Посади меня снова в кувшин да и оставь возле дороги. Поищу я себе другого хозяина, поленивее. Таро так и сделал. Старые люди в деревне сказали: верно, это сама лень была в образе Кувшинного человечка. А кто потом нашел его, не знаю. Может, и сейчас Кувшинный человечек лежит возле дороги, ждет нового хозяина. Пересказ В. Марковой. ПЕПЕЛЬНИК Давным-давно жили в краю Омура муж с женой. Родился у них сынок, и дали они ему имя Мамитиганэ. Но не исполнилось мальчику и трех лет, как мать его умерла. Погрустил отец, погрустил и привел в дом новую жену. Невзлюбила мачеха пасынка, но при отце и виду не подавала. Когда исполнилось Мамитиганэ девять лет, отец поехал в Эдо[5 - Эдо (ныне Токио) – резиденция верховного правителя Японии, сёгуна; с 1868 г. – столица страны.] на три месяца, а перед отъездом сказал своей жене: – Можешь хоть ничего в доме не делать, но одного не забывай: каждый день причесывай Мамитиганэ. Пошла мачеха провожать мужа на корабль, а как вернулась, так и приказала пасынку: – Эй, ты, иди в горы, наруби дров. Принес Мамитиганэ большую охапку дров. – А теперь двор подмети, – велит мачеха. Так и пошло. Ни единого раза мачеха гребнем не провела по волосам мальчика. Целый день Мамитиганэ делал черную работу по дому и скоро стал лохматым и грязным оборвышем, словно нищий с большой дороги. Через три месяца пришло письмо из Эдо, а в письме сказано: «Ждите меня. Завтра приеду на корабле». На другой день рано утром Мамитиганэ говорит мачехе: – Матушка, я пойду на берег встречать отца. – Хорошо, – ступай вперед. Я как следует причешусь, приберусь и приду вслед за тобой. Еще поспею. Послала мачеха пасынка вперед, а сама порезала себе лицо острой бритвой, легла в постель и укрылась с головой одеялом. Сошел с корабля отец на берег и увидел, какой Мамитиганэ нечесаный и грязный. – Что с тобой? Да ты сам на себя не похож, -удивился отец. – Матушка меня ни разу не мыла, не чесала, – ответил мальчик. – Где же она? – Сказала, что придет потом, как нарядится и причешется. Стали отец с сыном ждать ее на берегу. Не дождались и пошли домой. Видит отец: лежит его молодая жена в постели. – Здорова ли ты? Уж не захворала ли? – спрашивает отец. Приподнялась мачеха и откинула одеяло с головы. Ахнул отец: все лицо у нее в кровь изрезано. – Полюбуйся, что твой сынок со мной сделал. С той самой поры, как уехал ты на корабле, он каждый день не переставал бранить меня. Только я и слышала от него: «У-у, подлая мачеха!» А однажды бросился на меня с бритвой и поранил. Стыдно мне на людях лицо показать, потому и не встретила тебя на берегу. В страшный гнев пришел отец. Не стал он слушать мальчика. – Уходи из моего дома, непочтительный сын. Видеть тебя больше не хочу! Нарядил он сына в красивую одежду, которую привез ему в подарок из Эдо, посадил на самого лучшего коня и прогнал из дому. Пришлось Мамитиганэ покинуть родную деревню. Поехал он, сам не зная куда. Едет-едет, вдруг перед ним река, длиной в тысячу ри, шириной в одно ри. Не перейти через реку в верховье, не переплыть в низовье. – Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети! Как хлестнет он коня бичом. Перелетел конь птицей на другой берег. Поехал Мамитиганэ дальше. Едет-едет, вдруг явилась перед ним гора Ибара в венце белых туч. Не объедешь справа, не объедешь слева. – Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети! Хлестнул он коня бичом раз, конь только головой мотнул. Хлестнул другой, конь птицей перелетел через гору. Поехал дальше. Едет Мамитиганэ, едет, и встретился ему косматый старик. – Дедушка, дедушка, скажи мне, не нужен ли в этой деревне кому-нибудь работник? – Вон в том доме на Западной горе, – ответил старик, – держат тридцать пять работников. Нынче седьмой день пошел, как один из них умер. Там бы нашлась для тебя работенка, да только уж слишком ты нарядно одет для простого слуги. – Ну, так сменяй свою безрукавку на мое платье. – Что ты, сынок, слыхано ли это менять такой богатый наряд на старое отрепье! Лучше бери мою безрукавку даром. – Ведь я, дедушка, сам по своей доброй воле предложил меняться. Но уж если ты хочешь подарить мне безрукавку, дай в придачу и сундучок. Я спрячу в нем свое платье. Старик согласился. Надел мальчик старую безрукавку, а нарядное свое платье и богатое седло спрятал в сундучок. Отпустил он коня пастись на воле в бамбуковой чаще, а сам отправился к богачу на Западную гору и просит: – Возьмите меня в работники. Богач охотно нанял его в услужение. Стал Мамитиганэ работать в доме богача. Послали его для начала рубить солому на корм скоту. Прошло немного времени, воротился он и говорит хозяину: – Эта работа не по мне, только руки себе натрудил. Лучше велите мне двор подметать. Послал его богач двор мести. Но скоро мальчик опять пришел к хозяину: – Нет, и эта работа не по мне. Вон какие на ладонях волдыри вскочили! Лучше вот что, дайте мне в подмогу семь работников, я сложу такие печи, что кушанье будет поспевать сразу для всего дома, а не так, как теперь: одни едят, а другие голодными дожидаются. – Ну что ж, постарайся, сложи печи,- согласился хозяин. Дали мальчику в подмогу семерых работников. Работа так и закипела. Кто песок тащит, кто камни кладет, кто ведра с водой носит, тот рубит солому, этот глину месит. Скоро сложили работники семь хороших, печей и стали варить рис сразу в семи котлах. Прежде случалось, завтрак поспевал лишь к полудню полдник к вечеру, а ужин бывал готов лишь к середине ночи. Теперь же, едва рассвет забелеет, а уж рис к завтраку для всех готов. Не успеет солнце подняться высоко в небе, как поспеет обед. Чуть начнет темнеть, как готов ужин. Люди всегда сыты. А Мамитиганэ знай себе топливо в печи подкладывает. Дали ему прозвище «Пепельник», потому что теперь он всегда был измазан пеплом и сажей. Обрадовался богач. – Хорошего истопника мы нашли, – похвалил его богач. – Оставайся у меня сколько захочешь. Прошло с тех пор немало времени. Однажды богач говорит: – Завтра в храме большой праздник. Будут давать представление[6 - С давних времен при японских храмах устраивают зрелища с целью привлечения паломников. На открытом воздухе под специально устроенным навесом или в простом здании типа балагана разыгрывают мистерии и фарсы, исполняют пляски, показывают марионеток. Такие зрелища – один из истоков японского театра.]. Пойду-ка я посмотреть. Приготовь пораньше еды на дорогу. На другое утро приготовил Мамитиганэ завтрак рано-рано. Хозяин позвал его: – Иди, Пепельник, и ты с нами. – Нет, сегодня как раз третья годовщина со дня смерти моей матушки. Не могу я идти туда, где люди веселятся. – Тогда оставайся за сторожа дом караулить. – Хорошо, – говорит Пепельник. Вот ушел хозяин вместе с семьей и со всеми слугами смотреть на представление. Зрителей там собралось видимо-невидимо, сам владетельный князь приехал зрелищем полюбоваться. Возле храма помост поставлен под высокой крышей. А Мамитиганэ отмылся добела, взял из сундучка свой красивый наряд, оделся, обулся и позвал коня из бамбуковой чащи. Конь мигом прибежал на голос своего хозяина. Оседлал Мамитиганэ коня, вскочил на него и крикнул: – Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети! Хлестнул он коня один раз, конь понесся, как птица, и остановился перед самым помостом, с южной его стороны. Хлестнул Мамитиганэ коня другой раз, перескочил конь через крышу, только копыта в воздухе сверкнули, и остановился возле помоста, с северной его стороны. Все зрители разом вскричали: – Глядите! Глядите! Это светлый бог спустился к нам с неба. Встанем, поклонимся ему! Все встали со своих мест и, молитвенно сложив руки, поклонились Пепельнику. Хозяин Мамитиганэ тоже склонился перед ним. Но дочка богача сказала: – Это совсем не бог, это же наш Пепельник! Я его узнала. У него на левом ухе черная метина. Девушка, лукаво смеясь, тоже преклонила голову перед Пепельником. А Пепельник вернулся домой раньше всех, отпустил своего копя пастись в бамбуковую чащу, спрятав свой драгоценный наряд в сундучок и скорей надел старую безрукавку. Потом затопил он все семь печей и улегся на куче золы, подложив охапку бамбука себе под голову. Вскоре возвратился хозяин со слугами и домочадцами. – Пепельник, эй, Пепельник, отворяй ворота! Отворил Пепельник ворота. Хозяин говорит ему: – Жаль, что не ходил ты смотреть представление. Сегодня прилетел туда с неба светлый бог невиданной красоты и все поклонились ему. – Ах, знал бы я, непременно пошел бы вместе с вами. – Послезавтра мы опять пойдем на праздник. Встань с утра пораньше и приготовь нам еды на дорогу, – приказал хозяин. В назначенный день Пепельник поднялся рано на заре и сварил рису больше, чем обычно, всех накормил и еще дал с собой на дорогу. Хозяин опять позвал его: – Иди и ты с нами, Пепельник. – Нет, сегодня как раз годовщина со дня смерти моего дедушки. Не пойду я туда, где люди веселятся, а останусь в тишине дом сторожить. Проводил Пепельник всех в дорогу, живо помылся, нарядился и только оседлал коня, как вдруг хозяйская дочь во двор входит. Придумала она для отвода глаз, будто забыла дома свои дорожные сандалии. Что будешь делать! Говорит ей Пепельник: – Садись и ты со мной на коня. Села девушка на коня позади Мамитиганэ. Конь поскакал и остановился у самого помоста, с восточной его стороны. Хлестнул Пепельник коня бичом и крикнул: – Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети! Конь взлетел, как птица, перескочил через крышу и остановился возле помоста с западной его стороны. Все зрители закричали: – К нам с небес божественная пожаловала чета. Поклонились они Пепельнику и девушке. А Пепельник с дочерью богача воротился домой. Отпустил он своего коня пастись в бамбуковой чаще, снял богатое платье, развел огонь в печах и лег на куче золы отдыхать. А девушка спряталась у себя в самом дальнем покое и притворилась больной. Вот послышались крики: – Эй, Пепельник, отворяй ворота! Это возвратился хозяин со своими слугами и домочадцами. Говорит хозяин Пепельнику: – Напрасно ты не пошел с нами. Сегодня пожаловала на представление чета небесных богов. – И правда, жаль, что я остался дома, – посетовал Пепельник. Вошел богач в дом и стал искать свою дочь. А она на постели лежит, будто занемогла. Поднялась в доме суматоха. Хотели сейчас же позвать врача, но девушка попросила: – Нет, мне врача не надо. Позовите лучше жрицу-мико[7 - Жрицы-мико – исполняют в синтоистских храмах священные пляски. Бродячие мико занимаются также прорицанием и врачеванием недугов. Они гадают о причине болезни и затем «изгоняют» ее с помощью камлания и других магических средств.]. Позвали трех жриц и велели им погадать. Погадали они и говорят: – Эту болезнь скоро не вылечить. Тяжелым недугом занемогла ваша дочь. Девушка в ответ: – Нет, не отгадали они правды. Позовите еще одну жрицу, ту, что недавно приехала в наши места. Пригласили и ее. Погадала она и говорит: – Не телесный это недуг, а любовный. Полюбила девушка одного из ваших работников. Дайте ей чарку вина, пусть поднесет любому из них по своему выбору, тогда и узнаем, который ей мил. Послушался богач. Дал своей дочери чарку вина и велел всем своим работникам вереницей пройти перед нею. Прошло их тридцать четыре, но она никому чарки не подала. – Нет ли еще какого-нибудь слуги в доме? – спрашивает богач. – Да будто все здесь. Только один грязный Пепельник возле печи остался, – отвечают слуги. – Что ж, и он такой же человек, как вы. Зовите и его, да пусть принарядится немного. Послал хозяин Пепельнику старое платье со своих плеч. А Пепельник помылся в чане с горячей водой, обтерся пожалованным ему платьем, да и забросил его в свинарню. Услышал об этом хозяин и послал ему новое, хорошее платье. Но Пепельник и этим платьем обтерся и кинул его, словно старую тряпку, позади конюшни. Тогда послал ему хозяин парадную накидку с гербами. А Пепельник накидкой ноги вытер и сунул ее в навоз. Потом достал он из сундучка свой драгоценный наряд, надел его и вскочил на своего копя. Как увидел богач прекрасного юношу, взял его за руку и почтительно провел в парадные покои. Болезнь девушки как рукой сняло. Радостно поднесла она своему избраннику чарку вина. – У дочери моей острее глаза, чем у меня, – улыбнулся богач. – Прошу тебя, будь моим зятем. Сыграли свадьбу. Три дня шло веселье, а на четвертый сказал Мамитиганэ своему тестю: – Отпустите меня на три дня. Хочу я отца своего навестить. Но тесть молвил в ответ: – Нет, на три дня я тебя не отпущу. Даю тебе сроку лишь один день от утра до вечера. Пришел Мамитиганэ проститься со своей молодой женой, а она его спросила: – Какой дорогой поедешь ты: по берегу моря или через горы? – Берегом моря надо три дня ехать, отец же твой отпустил меня лишь на один день. Поеду я через горы напрямик. – А если поедешь ты горной дорогой, – говорит жена, – то упадут тебе на луку седла тутовые ягоды. Как бы ни мучился ты жаждой в пути, смотри не ешь их. Если поешь ты этих ягод, то мы с тобой больше в этой жизни не увидимся. Поскакал Мамитиганэ через горы напрямик, и упало к нему на луку седла несколько ягод с тутового дерева. Спелые они были и сочные, но вспомнил юноша наказ своей жены и первое время крепился. Стояла жаркая пора. В полдень так захотелось ему пить, что язык к гортани присох. Не выдержал Мамитиганэ и съел одну ягоду. В тот же миг отлетело от него дыхание и повалился он на шею своего коня. Почуял конь, что хозяин его мертв, захрапел и понесся, как птица. Взлетает на гору, передние ноги подгибает. Слетает с горы, задние ноги на скаку подгибает. Принес он хозяина к воротам родного дома и три раза тревожно заржал. Услышал его отец Мамитиганэ: – Ах, это конь моего сына! Что же сын мой сам меня не зовет! Ступай, посмотри, что там такое, – послал он свою жену. Жена отворила ворота. И в то же мгновение конь бросился на нее и загрыз насмерть. Вышел тогда к воротам сам отец. – О, горе, сын мой! Уехал ты от меня живым, а вернулся ко мне мертвым. Положил он мертвого Мамитиганэ в большую бочку с вином и крышкой прикрыл. А жена Мамитиганэ ждет его не дождется: – Если б знала я, куда уехал мой муж, так письмо бы ему послала. Уже прошел день, другой, и третий миновал, а его все нет. Уж не поел ли он в пути тутовых ягод? Купила жена три мерки живой воды и помчалась, как ветер, по следам своего мужа. За полдня пробежала она столько, сколько быстроногий конь Мамитиганэ за целый день проскакал, и оказалась у чьих-то ворот. – Не здесь ли дом Мамитиганэ? – спросила она. – Здесь-то здесь, да только Мамитиганэ уж на свете нет, – ответил ей отец юноши. – Покажите мне его хоть мертвого, – заплакала жена. – Нет, не могу я сына моего показать чужому человеку. – Разве я чужая ему? Он был мужем мне, да только уехал четыре дня тому назад и не вернулся… – Ну простите, коли так. Вот он, бедный мой сын… Вынул отец тело Мамитиганэ из бочки с вином и показал невестке. Лежит Мамитиганэ как живой, только что не дышит. Омыла жена мужнино тело чистой водой из родника, а потом сбрызнула живой водою. Открыл глаза Мамитиганэ и спрашивает: – Спал ли я утренним сном? Спал ли вечерним сном? – Нет, не спал ты утренним сном, не спал ты вечерним сном, – отвечает молодая жена, – а спал мертвым сном. Не послушал ты меня, поел тутовых ягод..! Но я тебя спрыснула живой водой, и возвратилось к тебе дыханье. Пойдем же теперь ко мне домой. Тут отец Мамитиганэ воспротивился: – Это мой родной, мой единственный сын. Не отпущу его больше от себя. – Что ж, тогда мы останемся с вами, отец, – сказала молодая жена. Но Мамитиганэ сказал: – Не могу я сразу служить двум отцам. Возьми себе приемыша, а я навсегда останусь в доме жены, ведь она мне жизнь спасла. Простились молодые супруги с отцом Мамитиганэ и пошли в обратный путь. Слышно, они и теперь живут в любви и согласии. Перевод В. Марковой. ВЕЕР МОЛОДОСТИ Во времена давние один молодой крестьянин, звали его Macao, полюбил дочь рыбака – красавицу о-Такэ. О-Такэ тоже полюбила Macao. День и ночь думали они друг о друге. Встретив раз девушку, Macao сказал: – Завтра я пошлю к твоему отцу сватов с подарками… Довольная о-Такэ побежала домой. Но дома ее ожидало горе. В гостях у отца сидел старый богатый лавочник и говорил: – Ты, конечно, помнишь, что должен мне сто рё[8 - Рё – старинная денежная единица.]? Рыбак поклонился лавочнику и сказал: – Кто забывает о своих долгах, тот годен только на корм рыбам. – В таком случае возврати мне через день весь мой долг. Если не вернешь,- я посажу тебя в тюрьму. Взмолился бедный рыбак: – Не губи меня, пожалей хотя бы дочь мою!.. Тогда лавочник сказал: – Хорошо. Я пощажу тебя, но только при одном условии: через день о-Такэ должна стать моей женой. Так сказав, старик поднялся и ушел. Утром, когда сваты Macao пришли с подарками к отцу о-Такэ они узнали, что завтра девушка станет женою старого лавочника. Сваты поспешили к Macao и поведали ему печальную новость. Узнал об этом Macao и побежал к рыбаку. Он увидел отца славной о-Такэ, распластался перед ним на земле и стал умолять: – Я люблю твою дочь больше жизни. Отдай мне ее в жены; и клянусь тебе, что за всю жизнь она не прольет ни одной слезы. Вздохнул рыбак и сказал: – Разве у тебя есть сто рё? Разве ты можешь отдать мой долг лавочнику? Разве ты можешь спасти меня от тюрьмы? Ничего не поделаешь, придется моей дочери покинуть послезавтра мой бедный дом. Воскликнул в горести Macao: – Легче мне ослепнуть, чем видеть о-Такэ женою уродливого и жадного старика! И в тот же день он покинул родную деревню, чтобы поселиться в соседней провинции. Много часов прошел Macao без отдыха, и ночь застала его в лесу. Молодой крестьянин выбрал большое дупло, залез в него и задремал. В полночь Macao проснулся от сильного шума. Он выглянул из дупла и увидел летящего демона-людоеда с ящиком на спине. Демон опустился у соседнего дуба, сорвал с ящика крышку и вытащил оттуда почтенного старца. Злобно воя, демон схватил старика, привязал его накрепко к дубу, зевнул и сказал: – Хочу спать. На заре проснусь я съем тебя!.. Демон зевнул еще раз, потом положил рядом с собой меч и сразу захрапел. Macao видел из своего дупла, как привязанный к дереву старец пытался разорвать веревки. Но демон привязал его так крепко, что все старания человека оказались напрасными. Тогда Macao вылез из дупла, подполз бесшумно к старцу и перерезал веревки, которыми тот был связан. Не теряя секунды, освобожденный человек подбежал к демону, схватил меч и пронзил им спящее чудище. После этого он поклонился Macao в пояс и промолвил: – Благородный человек, ты спас мне жизнь, и я хочу наградить тебя. С этими словами старик вытащил из-за пояса мертвого демона веер и начал обмахиваться им. И о чудо! Старец начал молодеть. Не прошло и минуты, как перед Macao стоял сильный мужчина. – О, Macao! – сказал человек. – Демон украл у меня этот веер молодости. Теперь я дарю его тебе. Знай, что старому человеку стоит обмахнуться этим веером пять раз – и он станет вдвое моложе. И человек исчез на глазах изумленного Macao. Молодой крестьянин посмотрел на волшебный веер и подумал: «В нашей деревне почти в каждом доме живут немощные старики. Пусть же веер принесет им счастье». В полдень он подошел к своей деревне и сразу же заметил у дома лавочника много нарядных людей. – Что здесь происходит? – спросил Macao. Кто-то ответил ему: – Сегодня старый лавочник женится на красавице о-Такэ. Он простил ее отцу долг и подарил ему пять жемчужин. Пойдем с нами на свадьбу. Когда Macao переступил порог дома лавочника, все гости были уже в сборе и ждали невесту. Macao сел невдалеке от лавочника и тоже стая ждать о-Такэ. Вскоре раздались радостные возгласы: это несли в паланкине невесту. Печальная о-Такэ села, как полагается, напротив жениха и сразу же увидела Macao. Лавочник заметил, что невеста смотрит на Macao, рассердился и сказал молодому крестьянину: – Сейчас же уходи отсюда! Я тебя не звал на свою свадьбу! Macao поднялся и сказал: – Для счастья о-Такэ мне не жаль ничего. Вот тебе веер молодости, обмахнись им пять раз, и ты станешь вдвое моложе. Лавочник вырвал из рук Macao веер и начал обмахиваться. Сразу же с лица его исчезли глубокие морщины, седые волосы вновь стали черными, спина распрямилась, в глазах появился блеск. Когда он взмахнул веером в пятый раз, то превратился в крепкого сорокалетнего мужчину. – А теперь верни мне веер, и я пойду, – сказал Macao. – Ведь в нашей деревне так много старцев. Сегодня же все они будут снова молодыми. Но лавочник оттолкнул Macao и закричал: – Я не хочу оставаться сорокалетним! Я хочу быть таким же молодым, как и ты! С этими словами он взмахнул веером в шестой раз. И тут все гости увидели, как жених мгновенно превратился в младенца. Младенец барахтался в праздничных одеждах лавочника и вопил на весь дом. Гости не могли удержаться от смеха. – Ну и жених! Все хорошо, только ему нужна не жена, а нянька! Macao же не стал смеяться над лавочником. Он подошел к отцу о-Такэ, протянул ему веер и сказал: – Вот мой свадебный подарок. Разве молодость стоит меньше, чем пять жемчужин? И тут все старики, которые были на свадьбе, закричали: – Нет ничего на свете дороже молодости! Отец о-Такэ принял от Macao свадебный подарок, и на другой же день была отпразднована свадьба Macao и о-Такэ. На свадьбу была приглашена вся деревня. Не пришел только лавочник. Да и как он мог явиться на праздник, если еще не умел ходить и лежал запеленутый у себя дома? О-Такэ и Macao прожили долгую молодую жизнь. Потому что со дня свадьбы о-Такэ никто в их деревне не знал старости, все были молоды и здоровы. Пересказ Н. Ходза. ГЛАЗА ЗМЕИ Жил в старину лесоруб по имени Нихати. Однажды, спускаясь с гор, шел он через рощу. Вдруг видит: что-то черное обвилось вокруг дерева и шевелится как живое. Не из робких был Нихати, но и его страх пронял. Остановился он, смотрит издали, и что же! Прикручена какая-то незнакомая женщина к стволу дерева черной веревкой. С опаской подошел лесоруб поближе. Еще страшнее ему стало. Не веревкой привязана эта женщина к стволу, а жгутами собственных длинных волос. Глаза у нее закрыты, словно она без памяти. Пожалел ее Нихати и, победив свой страх, развязал узлы волос. Упала женщина на траву, глубоко вздохнула и открыла глаза. Была она молода и прекрасна. – Что случилось с тобой? Кто тебя обидел? – спросил Нихати. Тут полились у женщины слезы ручьями. Но сколько ни расспрашивал ее лесоруб, она только плакала, уткнувшись в землю лицом, и ничего не отвечала. Постоял, постоял возле нее Нихати и, не добившись толку, пошел было прочь. Вдруг она поднялась на ноги и позвала его: – Постой! Подожди! Нихати обернулся, а женщина просит его: – Не оставляй меня одну в лесу. Позволь мне пойти с тобою. Неведомо откуда пришла эта женщина, но как покинуть ее в беде? Приютил Нихати незнакомку у себя в хижине. Живет она у лесоруба педелю и другую, но о том, что с ней прежде было, не говорит ни слова. Нихати больше и не спрашивал: верно, есть у нее какая-нибудь тайна на сердце. Но однажды решился лесоруб и сказал ей: – Не пойдешь ли за меня замуж? Стану я о тебе всю жизнь заботиться. – Спасибо тебе за то, что ты меня, несчастную, полюбил, – отвечает она. – Я согласна стать твоей женой, но раньше обещай никогда ни о чем меня не расспрашивать. – Что было, то прошло! Какое мне до этого дело? Никогда ни о чем тебя не спрошу, – обещал Нихати. Поженились они и зажили счастливо. Понесла молодая жена дитя под сердцем. Когда пришло ей время разрешиться от бремени, попросила она мужа: – Построй вокруг дома ограду. И смотри не заглядывай в дом, пока я сама не выйду к тебе с ребенком на руках. Построил Нихати вокруг дома высокий забор, а сам ушел из дому, как жена велела. Ждет он два дня, ждет три, и напала на него тревога. Места он себе не находит. Жива ли жена? Благополучно ли родила? Не выдержал он наконец, просверлил в заборе дырку и заглянул… Тут подкосились у него от ужаса ноги, чуть-чуть он памяти не лишился. Лежит в доме огромная змея. Обвилась она кольцами вокруг младенца. Насилу опамятовался Нихати, пошел потихоньку прочь. Идет он и горько-горько кается: – Значит, не человек она, а змея! Но уж раз я на ней женился, так тому и быть. Ах, зачем я не послушался, зачем подглядел! Через семь дней вышла жена из дому с хорошеньким сынком на руках, а из глаз у нее слезы так и катятся. – Просила я тебя, уж так молила не подглядывать за мной. Не послушал ты меня. До сих пор ничего я тебе не рассказывала, но, видно, придется теперь все тебе открыть. Разгневался на меня горный бог, проклял меня и обратил в страшную змею. Но все же мне было дозволено принять на время человеческий образ. Если бы встретился мне верный друг, полюбил меня и не изменил своему слову, то я бы навсегда осталась человеком. Но не сдержал ты слова! Должна я теперь навеки остаться змеей! Прощай! Я вернусь на дно горного озера, а ты позаботься о нашем ребенке. Береги его! Смотрит Нихати, а она уже до половины змеей оборотилась. Вместо ног чешуйчатый хвост вьется. Взял от нее Нихати сына и говорит: – Ты покидаешь меня! Как же я один выращу нашего младенца? Чем я буду его кормить? – Когда он заплачет, дай ему вот это. Заменит оно материнскую грудь. Вынула жена у себя из глазницы левое око и пропала, осталась вместо нее змея. Оглянулась змея на опечаленного Нихати, будто прощалась с ним, и медленно-медленно уползла в горы. Дал лесоруб своему маленькому сыну имя Ботаро и начал растить его один. Только дитя заплачет, даст он ему вместо соски материнское око. Верно, заключена была в нем великая материнская любовь: сразу ребенок утихнет и улыбнется. Но раз от разу становилось оно все меньше и однажды растаяло совсем. Как не стало материнского ока, начал Ботаро криком кричать. Давал ему отец и то и другое, ничего не берет. Измучился Нихати вконец. Привязал он ребенка к спине и пошел искать горное озеро. Долго-долго блуждал по лесам и горам Нихати. Вдруг блеснула перед ним в темной лощине вода. Подошел Нихати к берегу и позвал: – Где здесь матушка маленького Ботаро? Отзовись, покажись! Я тебе сына принес. Всколыхнулась вода, и выплыла со дна озера огромная змея, слепая на один глаз. Сказал ей Нихати: – Ребенок наш день и ночь криком кричит. С тех пор как ты ушла от нас, он все время кормился только твоим оком. Но понемногу растаяло оно. Боюсь, умрет наше дитя с голоду. Пожалей его, дай для него другое свое око. Грустно, грустно отвечала ему змея: – Хорошо, отдам я и второе свое око, но останусь я слепою и уже не смогу отличать утреннего рассвета от вечерних сумерек. Прошу тебя, каждое утро и каждый вечер звони в колокол возле этого озера. Так буду узнавать я, что настал новый день и пришла новая ночь. Вынула она из глазницы свое правое око и дала его плачущему Ботаро. – Заботься о нашем сыночке, муж мой. Тяжко мне расстаться с вами, но лежит на мне проклятье горного бога. Такова моя жестокая судьба! Но я и вдали буду хранить нашего ребенка. Тут полились у нее из пустых глазниц кровавые слезы, и опустилась она на дно озера. А дитя как взяло в рот материнское око, так сразу утешилось и перестало плакать. Нихати попросил в соседнем храме большой колокол, повесил его у горного озера и стал звонить каждое утро и вечер. Так слепая змея узнавала, что настал еще один вечер и занялось еще одно утро. А когда и второго материнского ока не стало, Ботаро уже подрос. Стал он здоровым и сильным на удивление. Вот исполнилось ему десять лет. Играет он с деревенскими мальчиками, а сам думает: «У каждого есть родная мать, почему у одного меня нет?» Стал он расспрашивать отца, и рассказал ему Нихати все, как было. Подумал тогда мальчик: «Пусть у меня мать – страшная змея, все равно я хочу ее увидеть». На другое утро вышел Ботаро потихоньку из дому и отправился к горному озеру. Стал он на берегу и закричал во весь голос: – Матушка, матушка, это я, Ботаро, пришел! Тут всколыхнулась вода, и выплыла со дна озера огромная слепая змея. Испугался мальчик и кинулся было бежать. Но тут вспомнил он, как мать из любви к нему своих очей не пожалела, вернулся назад и, крепко обняв змею за шею, заплакал, повторяя: – Матушка, дорогая матушка! Упали его слезы на пустые глазницы змеи, и вдруг прозрела она и обратилась в женщину. – Ботаро, Ботаро, не побоялся ты один пойти в глубину гор и обнять меня. Не устрашился ты моего безобразного вида. Теперь проклятье горного бога потеряло власть надо мною и я снова приняла человеческий образ. С этими словами матушка Ботаро крепко прижала его к сердцу. Пошли они, радостные, домой. С тех пор все трое жили счастливо и не разлучались до конца своих дней. Перевод В. Марковой. ОТКУДА ПОШЛИ ЗОЛОТЫЕ ЖУКИ В старину, в далекую старину, жил у самого подножья горы Хикодзан один бедный вдовец по имени Токубэй. Всю жизнь усердно работал Токубэй, но в старости сломила его болезнь. Слег он в постель. Пришла в дом Токубэя горькая нужда. Каждый день приходилось гадать: умрешь ли сегодня голодной смертью или еще до завтра протянешь? Было у Токубэя двое детей: сын Гэнкити и дочка по имени Юки. Позвал он их однажды и сказал: – Простите меня, дети мои. Лежу я беспомощный и не могу вас прокормить. Из-за меня вы голодаете. – Что ты, что ты, отец! Об этом мы и не думаем. Одно нас печалит, что не можем мы для тебя лекарства купить. А ты с каждым днем все больше слабеешь… Наконец сказал Гэнкити: – Разве вот что! Пойду-ка я к дяде моему Гондзе, попрошу у него денег в долг. Тогда и ты, отец, поправишься, и сестренка Юки перестанет хныкать от голода. – Но, Гэнкити, ты ведь знаешь, этот Гондза – страшный скряга. Он хуже собаки. Когда умирала твоя мать, Гондза не подумал навестить ее. А теперь делает вид, будто не знает, что я, его родной брат, при смерти. Если ты попросишь у него денег, только обидных слов наслушаешься. Ведь он готов из-за медного гроша удавиться! – Но ведь не погибать же нам голодной смертью! – Ах, бедный мой сын! Прости меня… – Постой, отец! Пришла мне в голову хорошая мысль, – и с этими словами Гэнкити выбежал из дому прямо под проливной дождь…. Но куда бежать, этого он и сам не знал. Гэнкити только хотел успокоить отца. Понемногу ноги юноши сами понесли его к дому дяди. «А вдруг да сжалится? – думал Гэнкити. – Ведь не каменное же у него сердце!» Но все случилось, как говорил отец. Гондза его и слушать не стал. – Нашел тоже богача! Нет у меня денег для таких, как вы, попрошаек. Убирайся отсюда! – Но ведь отец умирает! Я вам отработаю, дядюшка. Буду трудиться день и ночь. – Мне какое дело, кто будет жить, кто умрет. Ведь я не бог. Пошел прочь, ну, живо! Грязный оборванец, весь пол в кухне измарал. Проваливай отсюда! Выскочил Гэнкити из дома дяди как ошпаренный. Пошел он по горной дороге, ничего не видя от слез. С веток сосен и криптомерий струями лилась вода, будто и они плакали. Долго бродил Гэнкити. Он и сам не знал, сколько времени прошло. Вдруг услышал он ласковый старческий голос: – Стой, Гэнкити! Гэнкити, подожди! – Кто меня зовет? Перед Гэнкити, как из-под земли, вырос седобородый старик с парой грязных деревянных сандалий[9 - Сандалия (гэта) – представляет собою деревянную подошву на двух поперечных подставках, удерживается на пальцах ноги при помощи двух петель.] в руках. – Скажи мне, отчего ты плачешь? – спрашивает старик. – Мне очень нужны деньги, да негде их взять. – А для чего тебе деньги? – Надо купить лекарство и риса. – Самому они тебе нужны или кому другому? – Да если б мне самому, не стал бы я плакать. Отец у меня от болезни и голода умирает. – Хорошо, тогда я дам тебе эти сандалии. – А что я с ними делать стану? – Они принесут тебе деньги. Надень – и увидишь… При каждом твоем шаге из-под них червонцы сыпаться будут. Но если одолеет тебя жадность и пожелаешь ты золота для одного себя, то случится с тобой страшная беда. Червонцы польются рекою, но сам ты будешь становиться все меньше и меньше. Помни это да ступай скорее к своему отцу. И пропал старик из глаз, будто растаял. «Уж не почудилось ли мне?» – подумал Гэнкити. Но нет, в руках у него пара деревянных сандалий… Вернулся домой Гэнкити. Надел он сандалии, сделал шаг-другой, у него из-под ног золотые монеты посыпались. Купил Гэнкити на них лекарство для отца. Старик поправился, и сестренка перестала плакать от голода. Зажили они втроем хорошо, как в прежние времена. Прошел слух об этом чуде по всем окрестным селеньям. Один за другим стали наведываться люди к Гэнкити, чтобы попросить у него сандалии в долг, и всем задавал юноша лишь один вопрос: – Для кого тебе нужны деньги: для себя самого или для других людей? И он охотно давал сандалии каждому, кто хотел помочь другим. Но однажды вдруг раздался у его дверей голос: – Что, братец Токубэй дома? Это я, Гондза. О-о, Гэнкити, каким ты стал молодцом! Ну, я вижу, дела у вас идут на лад, а я-то о вас беспокоился. Как ты себя чувствуешь, братец? Береги себя! Здоровье дороже всего. – Гондза! Зачем ты к нам пожаловал? – Зачем? Хе-хе-хе. Дай, думаю, проведаю больного брата. Но Гондза на брата и не глядел. Так и впился глазами в чудесные сандалии. – Знаю я тебя, Гондза, хорошо тебя знаю. Только из-за этих сандалий ты к нам и пришел. Недобрая у тебя душа. Уходи отсюда прочь. – Хе-хе-хе… Но, братец, ведь сандалии-то не твои. Они принадлежат твоему сыну Гэнкити. Выходит, я у тебя ничего не прошу. – Что? Ах ты, бессовестный! Да как у тебя язык повернулся! – Ты, братец, помалкивай лучше. Послушай, Гэнкити, добрый мой Гэнкити! Как-никак, я у тебя единственный дядя. Дай мне эти сандалии на один только вечер. – На один вечер?.. – Только на один! – Хорошо, Гэнкити, дай сандалии дяде, – приказал Токубэй. Не успел он договорить, как Гондза уже схватил сандалии с божницы[10 - Божница – в японском доме – особая полка, на которой стоят изображения богов.] и, не помня себя от радости, помчался домой. – Ах, отец, беда может случиться! Тому, кто наденет эти сандалии, опасно только о своей корысти думать. Побегу-ка я вдогонку за дядюшкой Гондзой. Встревоженный Гэнкити помчался по горной дороге следом за Гондзой. Прибежал он к его дому и видит: в пустой комнате золото грудой навалено. Повсюду рассыпаны червонцы. И среди них, поблескивая золотом, бегает маленький жук, – все, что осталось от жадного Гондзы. Перевод В. Марковой. СЫНОК-УЛИТКА Жил некогда один богач. В кладовых у него были скоплены несметные сокровища. Кругом, до самых дальних гор, тянулись его рисовые поля. Ни в чем богач себе не отказывал. А между тем был у него батрак беднее любого нищего: над его очагом никогда дымок не курился. От зари до зари работал батрак со своей женою на полях хозяина, а из бедности не выходил. Но пуще всего горевали они, что обоим уже за четвертый десяток перевалило, а детей у них все нет. Вернутся батрак с женой в свою пустую лачужку и вздыхают: – Ах, если б родилось у нас дитя, все равно какое, ростом хоть с лягушонка, хоть с улиточку. Вот как-то раз отправилась жена батрака полоть траву на рисовом поле. Стоит по колени в воде, полет траву, а в душе молится: «О, прошу тебя, бог воды на рисовых полях, даруй мне ребенка, ростом хоть с эту улиточку». Вдруг почувствовала она сильную боль. Словно кто ее ножом режет. Терпела, терпела, а боль все сильнее. Вернулась она с поля домой. Встревожился батрак, испробовал все средства, какие только знал, ничего не помогло. Лекаря бы позвать, а в доме ни гроша. Что тут делать? Совсем он голову потерял. К счастью, нашлась поблизости повитуха. Пришла она, осмотрела больную и говорит: «Да ведь она рожает!» Обрадовались батрак с женою. Зажгли поскорее огонь перед божницей и стали просить бога воды, чтобы дитя появилось на свет благополучно. В скором времени родила жена сынка: маленькую улиточку. Огорчился было батрак, но потом сказал: «Ведь это дитя вымоленное, выпрошенное нами у бога воды. Хоть какой ни на есть, а все наш родной сыночек!» Налили они в чашку воды, положили туда улитку и поставили чашку на божницу. Прошло двадцать лет. Сынок-улитка нисколько не подрос за это время и ни единого слова не сказал, но ел он как настоящий человек. Однажды надо было отвезти годовой оброк хозяину. Взвалил старик отец тяжелые мешки с рисом на спину лошади и горько вздохнул: – Услышал бог воды наши мольбы и послал нам желанного сыночка. Уж как мы обрадовались! А только сыночек-то наш – улитка. Какая польза от такого детища! Всю жизнь я работал, не жалея сил, и теперь на старости лет приходится одному без всякой помощи кормить семью. И вдруг откуда-то донесся голос: – Не печалься, отец, сегодня я вместо тебя повезу хозяину мешки. Посмотрел батрак вокруг, в доме нет никого. Что за чудо! Спрашивает он: – Кто со мной говорит? – Это я, отец. Долго ты меня кормил. Настала пора и мне о тебе позаботиться, и себя людям показать. Сегодня я вместо тебя отвезу нашему хозяину оброк. – Как же ты, сынок, погонишь лошадей? – Не тревожься, отец. Посади меня на мешок с рисом, вот увидишь, лошадь сама послушно пойдет, куда надо, а за ней и другие две, – ответил сынок-улитка. Удивился старик. Сын его за двадцать лет ни единого слова не вымолвил, а теперь вдруг так бойко заговорил, да мало того! Сам хочет оброк хозяину отвезти. «Но ведь это говорит сын, посланный мне богом воды. Грех было бы мне противиться», – подумал он и нагрузил мешки с рисом на трех лошадей. Потом снял с божницы чашку, в которой жил сынок-улитка, и поставил ее бережно на спину одной лошади посреди мешков с рисом. Сказал сынок-улитка: – До свиданья, отец, до свиданья, матушка! – да как крикнет на лошадей, будто всю жизнь их погонял: – Хайдо-о, хайдо-о! Эй вы, кони, ну-у, пошли! Лошади тронулись и вышли из ворот на дорогу. Сынок-улитка едет на передней. Отпустил батрак сына, а у самого родительское сердце так и щемит, так и ноет. Стоит он в воротах и смотрит вслед. А той порой сынок-улитка знай себе коней понукает. Как подъедут они к водоему или мосту, кричит, словно заправский погонщик: – Хай-хай, сян-сян! Да вдобавок еще затянул он песню погонщиков. Красивый голос так и льется, кони в лад выступают, колокольчиками позвякивают. Встречные на дороге и крестьяне на полях только диву даются. Слышен звонкий голос, а никого не видно. Ведь это кони батрака! Сразу можно узнать эти заморенные клячонки. Но кто же песни поет? И кто лошадьми правит? Удивляются люди: «Каких только чудес на свете не бывает!» Посмотрел отец, посмотрел, как сынок-улитка ловко лошадьми правит, – и бегом домой. Склонились батрак с женой перед божницей и молят оба: – Внемли нам, бог воды на рисовых полях! До сих пор не ведали мы, какого прекрасного сына ты послал нам, и не так ценили его, как надо. Просим тебя охранять его в пути. А сынок-улитка знай себе коней понукает. Так и подъехал к воротам богача. Вышли навстречу слуги, ворота отпирают. А как отперли, глазам своим не верят. Стоят клячонки с тяжелой поклажей, а при них и нет никого. Вдруг со спины копя донесся голос, будто мешок заговорил: – Эй, слуги! Привез я оброк хозяину. Помогите мешки с лошадей снять. – Кто это голос подает? Никого словно не видать. Смотрят, а между мешками примостилась маленькая улиточка. Говорит им улитка человечьим голосом: – Сами видите, ростом я не вышел. Не могу снять мешки с лошадей. Уж потрудитесь за меня. Да осторожно положите меня на край веранды. Не раздавите ненароком. Слуги перепугались: – Хозяин, хозяин, выйдите поглядеть! Улитка оброк привезла. Вышел на их зов сам хозяин. Видит, истинная правда! Улитка трех лошадей пригнала. Высыпали тут из дому все домочадцы, ахают, удивляются. Слуги по приказу улитки снесли мешки в кладовую и лошадей накормили как следует. А улитку пригласили честью в дом и поставили перед ним столик с разными кушаньями[11 - …и поставили перед ним столик с разными кушаньями. – В Японии кушанья подаются на низком столике о-дзэн. Такой столик стоит перед каждым гостем.]. Взобрался сынок-улитка на самый край столика. Как он ел, никто не видел, палочки[12 - …палочки. – в Японии пользуются вместо вилки двумя деревянными палочками.] с места не сдвинуты, а в чашках ни одной рисинки не осталось. Глядят, и миска с похлебкой стоит пустая. Исчезла и рыба. Наконец молвил сынок-улитка: – Спасибо хозяевам за вкусное угощенье. Теперь бы я чайку выпил! Хозяин и раньше слыхал, что есть у батрака с женой сынок-улитка, вымоленный у бога воды. Говорили, что за весь свой век он слова не вымолвил и ни к чему не пригоден, лежит себе в чашке воды на божнице. А выходит не то, – и разговаривает он человечьим голосом, и работать умеет. «Мне бы в дом такое бесценное сокровище! – думает богач. – Надо как-нибудь залучить его к себе даром». И повел он речь ласковым голосом: – Господин улитка, господин улитка! Наши два дома дружили между собой еще с дедовских времен. Нехудо бы нам породниться. Есть у меня две дочери. Бери себе в жены любую! Услышал эти слова сынок-улитка, обрадовался. Спрашивает он: – Вправду ли ты это говоришь, хозяин, или шутишь со мной? – Верное мое слово. Хоть сейчас отдам за тебя любую из моих дочерей, – поручился ему богач. А отец его и мать места себе от тревоги не находили: «Что-то долго наш сынок не возвращается? Уж не случилось ли с ним чего-нибудь в пути?» Вдруг зазвякали за воротами колокольчики. Вернулся сынок веселый-развеселый, на одной клячонке сам едет, двух других подгоняет. Собрала мать поужинать. За ужином стал сынок-улитка рассказывать: – Отдает за меня хозяин одну из своих дочерей. Родители так и ахнули: может ли это быть? Но потом рассудили: сын у них не простой, а чудесный, с таким все может случиться. – Ну что ж, – говорят, – пошлем к хозяину сваху. Тогда узнаем, правду ли он сказал. Послали свахой тетушку сынка-улитки. Не стал богач отнекиваться, позвал обеих дочерей и спрашивает у них: – Которая из вас согласна идти замуж за улитку? Старшая так ногами и затопала: – Что же я, безумная какая или последняя на свете, чтобы взять себе в мужья погань ползучую, гада водяного? Да по мне – помереть лучше! А младшая ласково молвила: – Не огорчайся, отец. Уж если обещал ты выдать меня замуж за улитку, то я согласна. На том и порешили. Поспешила сваха к батраку с радостной вестью. Вскоре доставили приданое на семи лошадях, да еще носильщики принесли сундуки и укладки на семи шестах. А уж ручной клади и не счесть было. Не нашлось в бедной хижине места для такого богатства, и построил для него отец невесты особую кладовую[13 - Кладовая. – Ввиду частых землетрясений и пожаров кладовая в Японии строится отдельно от дома.]. В доме батрака одни голые стены. Некого было и на свадьбу позвать. Встречали невесту только свекор со свекровью да тетушка-сваха. Всего-то гостей пришло: одна соседняя старуха. Видят родители, досталась им невестка красивая и приветливая. Порадовались они, что сынку-улитке такое счастье выпало. Стала невестка служить старикам как преданная дочь. И на поле она работала, не покладая рук. Хорошо зажили старики. По обычаю, молодая должна была вскоре после свадьбы навестить родной дом. Выбрали восьмой день месяца зайца, когда справляется праздник Будды Целителя, чтимого в той деревне. Вишневые цветы только-только начали распускаться. Вот пришел назначенный день. Хотелось молодой полюбоваться на праздник. Набелилась она, нарумянилась, достала из сундука самое свое нарядное платье и так стала хороша, что ни одной небесной деве с ней не сравниться. Кончила она наряжаться и молвит своему мужу-улитке: – Пойди и ты со мной поглядеть на праздник! – Ну что ж, пожалуй, пойду. Денек нынче выпал хороший. Засиделся я дома зимою, приятно будет на свет поглядеть. Спрятала молодая улитку в узел своего нарядного пояса и отправилась на праздник, а по дороге с мужем беседует. Кто ни пройдет мимо, всякий на нее оглянется: «Такая красивая девушка, а сама с собой говорит и смеется. Видно, помутился разум у бедняжки!» Пришла молодая к священным воротам перед храмом Будды Целителя. Вдруг говорит ей улитка: – Эй, послушай, дальше ворот мне ходу нет. Ты иди себе в храм, а я тебя тут подожду, на меже рисового поля. – Изволь, но будь осторожен, чтоб не приметил тебя какой-нибудь ворон. Я скоро вернусь, – сказала молодая жена и пошла вверх по склону холма к пагоде. Помолилась там и спешит обратно. Смотрит: пропал муж-улитка, нигде его не видно. Испугалась жена, ищет там и сям, не может найти. Уж не напал ли на него злой ворон? Может, раздолбил его скорлупку своим крепким носом? Или, может, упал ее дорогой муженек в воду на рисовом поле? Ведь там улиток видимо-невидимо. Вошла молодая жена в воду по колено, вынимает она из воды одну улитку за другой, на какую ни поглядит, все не та! Бросит ее обратно и достанет другую. Ищет жена и поет: Улитка, улитка, Муж мой дорогой! Где ты, где ты? Скорее отзовись! Может, злой ворон Отыскал тебя? Тук-тук по скорлупке Носом застучал: Тёккура-моккура! Тёккура-моккура. Лицо у нее грязью забрызгано, рукава и подол намокли, а она все шарит руками в воде. Вот уже и стемнело. Начали люди по домам расходиться. Глядят на молодую жену, жалеют: – Ах, горе, такая красавица, и ума решилась! Долго искала жена, да все понапрасну! «Теперь, – думает, – все кончено! Нет больше в живых моей дорогой улиточки. Брошусь я в самую глубокую яму вниз головой и утоплюсь». Только собралась она в яму кинуться, как кто-то ее окликнул: – Стой, погоди, что ты делаешь? Оглянулась она. Стоит перед ней прекрасный собой юноша, на глаза широкая шляпа надвинута, за поясом флейта. Рассказала ему молодая жена все, что с ней случилось. – Хочу я, – плачет она, – в яме утопиться. Зачем мне жить, если я своего дорогого мужа-улитку потеряла? – Ну если так, – молвил ей юноша, – не о чем тебе печалиться. Ведь я и есть тот, кого ты ищешь. Не поверила ему жена: быть того не может! – Не мудрено, что ты не признала меня. Послал меня моим родителям бог воды на рисовых полях, оттого и родился я полевой улиткой. Но сегодня в награду за твою верность и любовь возвращен мне человеческий образ. Пошли молодые домой. Не наглядится муж на свою пригожую жену, и ей тоже по сердцу прекрасный юноша! Обрадовались старик со старухой, ни в одной повести о старых временах, ни в одной сказке такого счастья еще никому не выпадало! Окружил сынок-улитка своих старых родителей почетом и заботой, а тетушку-сваху выдал замуж в хорошую семью. Не позабыл и нищую старуху-соседку, что на свадьбе была. Всех счастьем оделил! Перевод В. Марковой. СОЛОВЬИНЫЙ ДОМ В старину, далекую старину, жил бедный лесоруб. Каждый день ходил он в горы деревья рубить. Пришла однажды к его лесному шалашу незнакомая девушка. Лицо у нее белое, от солнца большим зонтом закрывается. Загляделся на нее лесоруб. «Бывают же на свете такие красавицы! Вот бы мне ее в жены!» – Позволь мне отдохнуть в твоем шалаше, – просит девушка. – Сделай милость, отдохни. Стали они беседовать между собой. Спрашивает девушка у лесоруба: – Не хочешь ли на мне жениться? Ты мне по душе пришелся. Дом у меня просторный, пойдем ко мне жить. – Да оно бы хорошо… Я ведь младший сын в семье, отцу не наследник, а земли у нас с кошкин лоб. – Так идем со мной. Я буду о тебе заботиться. Взял с собой лесоруб все свое добро – пилу и топор, и пошел вслед за девушкой. Повела она его в самую глубь гор. Шел, шел лесоруб – и усталость его взяла. – Сестрица, а сестрица, далеко ли еще до твоего дома? – Да, не близко. Живу я вон за той горой, что за теми горами. Нечего делать. Пошел лесоруб за девушкой дальше. Перевалили они через одну гору, другую, третью и вышли к озеру. Стоит на его берегу красивый дом под высокой крышей. – Вот мы и пришли. Входи, будешь здесь хозяином. Видит лесоруб, в доме покои просторные, убраны богато, а ни души не видно. Кипит чайник над огнем, крышкой позвякивает, в чане горячая вода ждет… выкупался лесоруб, а столик с едой уже наготове. Никогда лесоруб не ел такого белого риса, не пил такого вкусного вина. Женился он на девушке и зажил с ней без всяких забот. Все к его услугам, только пожелай. В скором времени родился у них пригожий сынок. Однажды говорит лесорубу жена: – Хочу я своих родителей навестить, пусть полюбуются на внучка. Ты оставайся дом сторожить. Вот тебе двенадцать ключей от двенадцати кладовых. Одиннадцать можешь отпереть, но берегись заходить в двенадцатую. Много раз на прощанье наказывала она лесорубу не отпирать двенадцатой двери. Наконец простилась с мужем, посадила ребенка на спину и ушла еще дальше в горы. Скучно показалось лесорубу одному. Вышел он во двор и стал отпирать одну кладовую за другой. Первая была доверху полна отборным рисом. Во второй стояли бочки с мисо[14 - Мисо – приправа к кушаньям, приготовленная из перебродившей смеси бобов, риса и ячменя.]. Третья была набита сахаром, в четвертой высились горы белой ваты, в пятой хранилась соль. В шестой у самого порога ходили волны, а в воде плескалось множество морских рыб. «Подумать только, здесь, в глубине гор, водится морская рыба!» – удивился лесоруб. Много еще добра было и в других кладовых. Так, дивясь и любуясь, дошел он до двенадцатой кладовой. Тут вспомнились ему слова жены. Строго-настрого запретила она отпирать двенадцатую дверь. «Да ведь в доме никого нет. Кто меня увидит?» – подумал лесоруб и стал подбирать ключ к замку. Один слишком велик, другой слишком мал. Наконец щелкнул замок. С опаской приотворил дверь лесоруб, заглянул одним глазом, нет ничего в кладовой – пустая. – Вот тебе на! Что бы это значило? Стоило тогда держать дверь на запоре! Пригляделся он получше и увидел, что кладовая перегорожена. Стоит посреди нее стенка, да, к счастью, не глухая, проделано в ней маленькое оконце. «А, будь что будет! Дай посмотрю», – думает лесоруб. Отворил он окошечко и заглянул. И что же он увидел? Цветет в глубине кладовой сливовый сад. На дворе поздняя осень, а в кладовой ранняя весна. Деревья – словно розовые облака. С ветки на ветку порхают соловьи, заливаясь звонкими песнями. Замер на месте лесоруб, заслушался. Но вдруг соловьи перестали петь, вспорхнули стайкой, словно что-то их спугнуло, и улетели неведомо куда. А сливовые деревья сразу осыпались. В кладовой дохнуло осенним холодом. Зашуршала желтая трава, зашелестели сухие камыши. Испугался лесоруб, выскочил из кладовой и поскорей захлопнул дверь. Вдруг видит: идет навстречу ему жена и горько-горько плачет. – Что ты наделал! Просила я тебя, уж так просила не заглядывать в эту кладовую. Теперь всему конец! Знай, не человек я, а соловей. Пела я весной на ветке дерева возле твоего шалаша и полюбила тебя. Если бы ты не отпер этой двери, жил бы со мной вечно, не зная ни трудов, ни старости, ни болезней… Но ты не сдержал слова! Теперь мы должны навеки расстаться. В ту двенадцатую кладовую часто приходит бог этих гор слушать соловьиное пение. Ты разгневал его, прощай! И вдруг жена обратилась в соловья, посадила ребенка верхом на свой хвостик и с жалобным криком пропала вдали. Тут лесоруб словно от сна очнулся. Сидит он в своем шалаше, а в руках у него топор и пила. Перевод В. Марковой. ОГНЕВОЙ ТАРО В старину, в далекую старину, жила одна девушка но имени о-Кику. Как-то раз гуляла она в поле позади своего дома и вдруг видит: в земле большая яма чернеется. Никогда такой ямы здесь не было. И откуда только она взялась?! Наклонилась о-Кику над ямой и заглянула в глубину. Темно там и ничего не видно. Разобрало девушку любопытство. Спустилась она в яму и попала в подземное царство. Идет о-Кику по длинной, длинной дороге, а вдоль дороги растут прекрасные, невиданные на земле цветы. Много ли, мало ли она прошла, вдруг видит – стоят черные ворота. Постучала о-Кику в ворота: дон-дон-дон. Вышел ей навстречу юноша, красивый собой, но бледный до синевы, в лице ни кровинки. Пригласил он ее зайти в дом. – Зовут меня, – говорит, – Огневой Таро, а это царство огня. Отец мой был владыкой этого царства, но он умер, и с тех пор черти не дают мне покоя. Терплю я жестокие муки, и кто меня от них освободит, не знаю… Пожалела девушка Огневого Таро и осталась с ним. На другое утро собрался юноша уходить и наказывает ей: – Не вздумай подсматривать, куда я иду. Жди меня здесь, в этой комнате. Никуда отсюда не выходи. Отодвинул он фусума[15 - Фусума – раздвижные перегородки между комнатами в японском доме. Представляют собой решетчатые рамы, с двух сторон обклеенные бумагой.] в сторону, снова за собой задвинул и ушел в глубь дома. А в самых дальних покоях кто-то шумит, и галдит, и гремит железом. Не выдержала о-Кику, выглянула потихоньку. И что же она увидела? Страшные черти раздели юношу догола, растянули на железной решетке и подвесили над огромным очагом. Корчится юноша в пламени. Уж когда совсем почти жизни в нем не осталось, приказал старший черт: – На сегодня довольно. Вынули черти юношу из огня. От ужаса девушка чуть разума не лишилась. Задвинула она потихоньку фусума и вернулась назад в комнату. На другое утро юноша сказал ей: – Нынче я опять проведу весь день в дальних покоях дома. Тебе, верно, тоскливо одной… Погуляй в саду, там есть чем полюбоваться. Вот тебе тринадцать ключей от тринадцати кладовых. Двенадцать кладовых можешь отпереть, а в тринадцатую не входи. Еще мой покойный отец запретил ее открывать. Я и сам никогда там не бывал. Слышишь? Не вздумай открыть тринадцатую дверь! С этими словами Огневой Таро вручил девушке связку черных ключей, а сам опять ушел во внутренние покой. С тоской в сердце вышла о-Кику на двор. Стоят во дворе рядышком тринадцать каменных кладовых. Захотелось девушке поглядеть, что в них спрятано. Отперла она ключом первую кладовую. А как увидела, что в ней, все на свете позабыла. В первой кладовой праздновали Новый год[16 - Новый год в старой Японии был переходящей датой (конец января – начало февраля) и считался первым днем весны. В этот день перед воротами домов выставляются украшения из сосновых веток и стеблей бамбука – символов долголетия и стойкости, устраиваются игры.]. Множество маленьких человечков в парадных накидках с гербами украшали новогодние сосны, а крошечные девочки в ярких платьицах подбрасывали мячики с перьями. Весело там было и шумно. Во второй кладовой стоял февраль. Цвели, благоухая, сливы. Крошечные мальчики пускали по ветру воздушные змеи. А что же было в третьей кладовой? Там справляли Праздник цветения персиков. Девочки, ростом с пальчик, нарядные и веселые, любовались великолепно разряженными куколками[17 - День цветения персиков – празднуется 3 марта. Одновременно – праздник девочек. В этот день девочки ходят друг к другу в гости. На полочках выставляются куколки (хина), изображающие придворных сановников и дам, воинов и даже оркестр музыкантов. Куклами-хина не играют, ими только любуются.] величиной в горошину. В четвертой кладовой светило апрельское солнце. Седобородые карлики, ведя за руку своих внуков, чинно шли в храм по случаю дня рождения Будды[18 - День рождения Будды – празднуется 8 апреля.]. А в пятой кладовой? О-Кику не терпелось заглянуть в пятую кладовую. Там стоял теплый май. В синем небе плавали, как живые, пестрые карпы[19 - Пестрые карпы – 5 мая в Японии справляется праздник мальчиков. Возле домов, где есть маленькие мальчики, вывешиваются на шестах бумажные карпы. Карп, плывущий против течения, считается символом стойкости. Кровли домов с магической целью устилают цветущими ирисами и чернобыльником, парадные комнаты украшают флагами и ставят в них игрушечные фигурки воинов.], а крошечные мальчики, весело распевая, устилали кровли домов цветущими ирисами. В парадных покоях красовались куклы-воины с ноготок величиной. В шестой кладовой солнце сияло жарче. На берегу прозрачной реки заботливые хозяюшки-карлицы усердно мыли белье. А за рекой виднелись рисовые поля. Крестьяне и крестьянки, такие маленькие, что можно было каждого посадить на ладонь, пели песни, высаживая рядами зеленые ростки риса… О-Кику отперла дверь седьмой кладовой и увидела ясное звездное небо. То был вечер «Встречи двух звезд»[20 - Праздник «Встречи двух звезд» (Танабата) – справляется 7 июля. Согласно древней легенде, лишь в этот вечер, один раз в году, встречаются две влюбленные друг в друга звезды: Ткачиха (Вега) и Пастух (Альтаир). Сороки строят для них мост через Небесную реку (Млечный Путь). Но если в этот вечер упадет хоть одна капля дождя, звезды не смогут встретиться, так как Небесная река разольется.В день Танабата дети пишут на полосках цветной бумаги разные надписи и стихи на тему праздника. Тушь для письма разводится на утренней росе. Полоски с надписями прикрепляют к веткам бамбука, а на четвертый день эти ветки пускают по течению реки.]. Дети карликов привязывали к листьям бамбука тоненькие полоски разноцветной бумаги с надписью «Небесная река» и много других украшений. Наглядевшись вдоволь, о-Кику отперла дверь восьмой кладовой. Там была ночь осеннего полнолуния[21 - Ночь осеннего полнолуния (август) – народный праздник Японии.]. Крошечные дети любовались светлой луной, а перед ними на столиках лежали пестрыми горками яблоки и груши, не крупнее лесной земляники. Луна, похожая на большой круглый поднос, пристально смотрела с неба на рисовые колобки-данго. О-Кику заглянула в девятую кладовую. Там все было красное и золотое. Карлики, опираясь на посох, неторопливо гуляли по горам. То подымались они по крутому склону, то спускались в глубокую долину, любуясь осенними кленами. Пришла очередь десятой кладовой. Там стоял октябрь. Карлики, взобравшись на деревья, трясли изо всей силы ветви, и на землю градом сыпались спелый каштаны. Весело было смотреть, как дети собирают их в корзины. О-Кику открыла одиннадцатую кладовую. Навстречу ей потянуло холодным ветром. Вся земля была покрыта мелкой россыпью первого инея. Под каждой застрехой висели сушеная хурма и редька. Крошечные крестьяне молотили рис, радуясь богатому урожаю. В двенадцатой кладовой – было царство снега. Куда ни взглянешь – глубокие сугробы. Дети веселятся, играют в снежки, лепят снежных человечков… Вот и еще одна кладовая. Но Огневой Таро строго-настрого запретил отпирать тринадцатую дверь. Держит о-Кику черный ключ в руке… И не велено входить, а хочется. Думает девушка, открыть или не открыть, а сама шаг за шагом, шаг за шагом, все ближе к двери, словно тянет ее что-то… Вложила девушка ключ в замочную скважину, пробует повернуть, но заржавел замок, не поддается. Насилу-то насилу отперла она дверь и вошла в кладовую. Эта кладовая не похожа была на все остальные. Не было в ней ни карликов, ни праздничных зрелищ. Попала о-Кику в богато убранный покой. Оглянулась она вокруг и видит: на полочке в парадной нише стоит шкатулка, покрытая черным лаком. Захотелось о-Кику посмотреть, что в ней спрятано. Приоткрыла девушка крышку и заглянула. Лежат в шкатулке два красных шара. Словно из стекла они сделаны, да только мягкие. Что бы это могло быть? Сунула о-Кику шкатулку за пазуху и выбежала из кладовой. А солнце уже высоко поднялось. Захотелось девушке пить. Видит она: в саду бежит ручеек. Наклонилась о-Кику над ручьем, пригоршню воды зачерпнула. В чистой воде, как в зеркале, были видны прибрежные деревья, а на одном из них что-то пестрое шевелилось… Подняла она голову. Огромная змея обвилась вокруг ветки сосны и смотрит на нее, сверкая глазами. Не помня себя от страха, перепрыгнула о-Кику через ручей и бросилась бежать. И в тот же самый миг приоткрылась у ней за пазухой шкатулка, выкатился оттуда один шар и упал в ручей. Но девушка с перепугу ничего не заметила. Вбежала она в дом, а навстречу ей идет Огневой Таро. Рассказывает она ему, какие чудеса видела в двенадцати кладовых, а про тринадцатую ни слова. Слушает ее юноша и улыбается. Вдруг раздался топот и гам. Высыпала из глубины дома ватага чертей. Затряслась от страха о-Кику, а черти низко ей поклонились и говорят: – Добрый вечер! Благодаря вам нашли мы один глаз нашего главного военачальника. Змея все нам рассказала… Наш военачальник повелел, чтобы предстали вы оба перед его лицом. Повели черти юношу с девушкой к своему главарю. А у того лишь один-единственный глаз сверкает во лбу красным огнем, вместо другого – пустая глазница. – Великое вам спасибо! – склонил главный черт свои рога перед ними. – Тому уж несколько десятков лет, как покойный отец твой, юноша, разгневался на меня за одно недоброе дело и лишил меня обоих глаз. С тех пор я долгие годы ходил слепым. В отместку за это я и мучил тебя немилосердно. Но сегодня у меня большая радость, один глаз нашелся. Отдайте же мне и второй. Я больше ничем вас не потревожу. Если будут у меня оба глаза, мне и сокровищ никаких не надо. Все вам подарю, только верните мне второй глаз! Слушает Огневой Таро и ничего не понимает. Спросил он у девушки: – Ты от меня ничего не скрыла? – Да, правду сказать, я нарушила твой запрет, отперла тринадцатую кладовую. А в ней стояла шкатулка с двумя красными шарами… Не знала я, что это глаза черта. Положила я шкатулку себе за пазуху, да увидела змею возле ручья и, сама не знаю как, уронила один шар в воду. Обрадовался военачальник чертей: – Вот, вот, этот самый глаз. Отдай же мне другой, прошу тебя! Вынула девушка из-за пазухи шкатулку и отдала черту второй красный шар, а черт сейчас же вставил его себе в пустую глазницу. Засверкали оба его глаза, словно два огня. На радостях одарил он о-Кику и Огневого Таро несметными сокровищами. Поженились юноша с девушкой. Весело им жилось, ведь они каждый день могли любоваться всеми временами года. Желаю счастья! Желаю счастья! Перевод В. Марковой. ЖЕНА-ЛИСИЦА В старину, в глубокую старину, были у одного микадо охотничьи угодья на горах, богатые зверем и птицей. Как-то раз устроили для него кэраи[22 - Кэрай – в средневековой Япония слуга или вассал знатного человека.] облаву на лисиц. Вдруг выскочила из кустов тысячелетняя белая лисица, притаилась у самых ног одного кэрая, по имени Ясунари, и просит-молит его со слезами: – Смилуйся, пощади меня! Оставь мне жизнь хоть до того дня, когда я от бремени разрешусь. Пощадил Ясунари белую лисицу, отпустил ее на свободу. Узнал про это микадо и сослал виновного в далекий пустынный край. Была у Ясунари молодая жена, по имени Кудзуноха – «Листок плюща». Не поехала она вслед за мужем в изгнание, осталась в столице. А Ясунари так по ней тосковал, что занемог тяжелым недугом. Десять верных слуг, не покинувших его в беде, заботливо за ним ухаживали, но помочь ничем не могли. Ясунари словно таял. Видно было, что уж немного дней осталось ему жить на свете, но жена все не приезжала. Узнала про это белая лисица, приняла образ Кудзуноха и отправилась к больному. Но только хотела она войти в дом, как замерла у порога. Амулет, наклеенный на двери, заградил ей путь. Стала она просить слуг: «Сорвите амулет!» Сняли амулет – и только тогда смогла лисица-оборотень войти в дом. Обрадовался Ясунари, что жена, наконец, к нему приехала, и с того часу начал быстро поправляться. Через год родился у белой лисицы сынок, и назвали его Досимару. Прошло немало времени с тех пор, как сослан был Ясунари, и вот, наконец, микадо даровал ему долгожданное прощение. Только тогда приехала Кудзуноха навестить своего мужа. И что же! Видит: место ее занято. Живет в доме другая Кудзуноха, похожая на нее, как одна капля воды похожа на другую. И сынок у мужа от той женщины родился: Досимару. Глядя на них обеих, никто – даже сам Ясунари – не мог понять, которая же из двух настоящая Кудзуноха. Тогда велел им Ясунари считаться годами. Сочли обе жены свои годы, и вышло, что лисице Кудзуноха исполнилось тысячу три года, а настоящей Кудзуноха всего тридцать три года. Пришлось белой лисице уходить. Написала она со слезами прощальное письмо: Кому я еще дорога, Тот в дальнем лесу Синода Пускай навестит меня. Досимару любил белую лисицу, ведь она была его родной матерью. Он пошел навестить ее в лесу Синода. Радостно выбежала к мальчику белая лисица: – Добро пожаловать, сынок! – и подарила ему камышовую палку. С тех пор Досимару с этой палкой не расставался. Получив прощение микадо, Ясунари с семьей воротился в столицу и зажил прежней жизнью. Как-то раз отправился он на поклонение в храм морского бога Сумиёси[23 - Бог Сумиёси – считается повелителем морских волн. Он покровитель мореплавателей. Храм его находится на побережье Сумиёси, где ныне на месте простой рыбачьей деревушки вырос город Осака.] и взял с собой маленького сына. Получил Досимару от своего отца сто монов[24 - Мон – старинная монета невысокой ценности.] и, заглядевшись на разные диковины, не заметил, как потерялся в толпе паломников. Блуждал он, блуждал, да и вышел на морской берег. Вдруг видит: поймал какой-то мальчишка черепаху и мучает ее немилосердно. Пожалел ее Досимару, выкупил за сто монов и отпустил на свободу. Вскоре начался прилив. Поплыл озорной мальчишка в море, и, на беду, попалась ему та самая черепаха. Поймал он ее снова и давай мучить хуже прежнего. Но у Досимару больше не осталось ни одной монетки. Стал он просить мальчика: – Отпусти черепаху. За это я обменяюсь с тобой одеждой. Досимару был сыном придворного, а тот мальчик – сыном рыбака. Досимару ходил в богатом платье, а сын рыбака – в лохмотьях. Обрадовался он и отдал черепаху. Досимару отнес ее к самому морю и крикнул на прощанье: – Плыви, черепаха, уплывай скорее, да смотри больше не попадайся, не то худо тебе будет. Нырнула в воду черепаха и пропала из виду. Стал Досимару бродить но берегу. Все кругом ему незнакомо. Где ему своего отца искать? Вдруг видит он: плывет к нему по волнам красивая ладья. Вышел из нее сам Повелитель драконов[25 - Повелитель драконов – согласно древним японским сказаниям, морской бог, царящий над водной стихией. Он живет на дне моря в великолепном дворце со своей прекрасной дочерью Отохимэ и является людям в образе величавого старика.] и говорит: – Приехал я звать тебя в гости к себе. Спас ты от смерти не черепаху, а дочь мою любимую, принцессу Отохимэ. Сел Досимару в ладью и поплыл в подводное царство Повелителя драконов. Радостно встретила своего спасителя прекрасная Отохимэ. В честь Досимару был устроен веселый праздник. Все рыбы на нем танцевали. Тридцать дней пролетели незаметно, пятьдесят дней промелькнули, как один час. Начал Досимару тревожиться о своих родителях. Потянуло его вернуться на родную землю. Поведал он о своем желанье Повелителю драконов, и тот вручил ему три прощальных дара. Первый дар – жемчужина прилива. Поднять ее высоко над головой, хлынет море на землю, затопит все вокруг, а опустить, так снова уйдет в свои берега. Второй дар – жемчужина сытости. Кто ее лизнет – пятнадцать дней будет сыт, да еще исцеляла она многие недуги. Третий дар – «жемчужина – чуткие уши». Кто поднесет ее к уху – станет понимать язык птиц и зверей. В придачу к чудесным жемчужинам подарил Повелитель драконов мальчику наряд из золотой парчи и проводил его в ладье до самого берега Сумиёси. Вышел на берег Досимару, поглядел вокруг. Когда отплывал он в море, на полях только-только начали зеленеть побеги риса, а сейчас спелые колосья отливают золотом. Был он еще мал годами и не знал, что же ему делать теперь, куда идти. Вдруг прилетела к нему белая лебедь. Досимару быстро поднес к уху «жемчужину – чуткие уши» и услышал, как лебедь стонет: – Досимару, Досимару, спеши скорее домой. Твоя приемная мать с горя умерла, твой отец тяжко болен. Опечалился Досимару. А лебедь кричит: – Ты, верно, не знаешь дороги. Иди за мной, я полечу вперед, стану путь показывать. Пошел Досимару вслед за лебедью, и вскоре привела она его к родному дому. Правду сказала лебедь. Кудзуноха, его приемная мать, умерла от горя, а Ясунари был при смерти. Едва теплилось в нем дыхание. Досимару потер отца чудесной жемчужиной, полученной в дар от Повелителя драконов, и Ясунари опять стал здоров. Болезни как не бывало. Как-то раз видит Досимару: опустился на кровлю его дома голубок и воркует. Быстро поднес мальчик жемчужину к уху. Воркует голубок: – Досимару, Досимару, скорее ступай в столицу. Не пойдешь – упустишь свое счастье. Отпросился мальчик у отца и пошел в столицу. Не взял он с собой никакой еды, ведь с ним была жемчужина сытости: лизнешь – пятнадцать дней есть не захочется. Пришел он в столицу в самый разгар дня, притомился на солнцепеке и лег возле дороги отдыхать в тени. Вдруг прилетели два ворона, один с запада, другой с востока. Опустились они на соседнее дерево и повели между собой беседу. – Ты, друг, откуда? – спрашивает восточный ворон. – Я из Кумано[26 - Кумано – местность в префектуре Вакаяма, где находятся очень известные синтоистские храмы. В них торгуют бумажными амулетами с изображениями воронов. Некоторые японские исследователи возводят имя божества, чтимого в этих храмах, Гоодзин, к скандинавскому богу Одину, на плечах которого сидели два вещих ворона.], – отвечает западный. – У нас в этом году плохой урожай, с голоду умираем. А у вас как? – У нас в столице все бы хорошо, – отвечает западный ворон. – Вот только люди – страшные они существа. Волшебник Доман напустил на государя злые чары. Зарыл он под северо-западным углом[27 - Под северо-западным углом дворца… – Северо-западное направление считалось несчастливым, ибо оно якобы открыто для вторжения демонических сил.] дворца змею, источающую три смертельных яда. Люди этого не знают. Им и невдомек, отчего государь тяжко заболел. Созвали они знахарей и заклинателей, но ничего не помогает. Не будет государю легче, пока не выкопают змею. «Важную весть я услышал, – подумал Досимару и поспешил в столицу. Там остановился он в доме одного друга своего отца по имени Цунэмото. На следующее утро пошел Досимару по городу с камышовой палкой в руках. Идет он и кричит громким голосом: «Достоин жалости тот, кто не ведает, почему его постигла нежданная беда!» Как раз тогда по улице проходили слуги чародея Домана. Услышали они возгласы Досимару: «Неспроста этот мальчик говорит такие слова», – подумали слуги и набросились было на Досимару, но он их всех крепко побил и разогнал своей камышовой палкой. Узнал об этом Цунэмото и подивился силе мальчика. А тот говорит ему: – Я могу исцелить нашего государя. Поверил ему Цунэмото, явился к государю и доложил, что пришел в столицу один мальчик по имени Досимару. Наделен он чудесной силой и берется излечить недуг государя. Чародей Доман находился в это время в опочивальне больного. – Я сам лечу государя! – воскликнул он. – Мне это дело поручено, и я не отступлюсь от него ради глупых россказней какого-то мальчишки. Цунэмото вспыхнул от гнева. – Если так, – говорит, – то надо устроить состязание между Доманом и Досимару. Пусть каждый покажет свое умение. Кто победит, тот пусть и пользует государя. На том и порешили. Микадо захотел сам посмотреть, как будут состязаться чародеи. Призвали Досимару. Вот уселись оба, мальчик и чародей Доман, друг против друга. Сначала Досимару взял листок бумаги и положил в цветочный горшок. Потом прикоснулся камышовой палкой к листку, и вдруг обратился он в дерево сливы. Стали распускаться на ветках алые цветы. Весь дворец наполнился ароматом. Взял Досимару другой листок бумаги, изрезал его на мелкие кусочки, коснулся их камышовой палкой, и обратились они в соловьев. Вспорхнули соловьи на ветки сливы и запели. Потом Досимару три раза хлопнул в ладоши, и все сразу исчезло. Тут пришлось Доману призадуматься. Непростой оказался у него соперник. Взял Доман два листка бумаги и сделал из них змею. Поползла змея к Досимару, вот-вот ужалит. Но Досимару даже не пошевельнулся, только взглянул на нее – и змеи как не бывало. «В самом деле, он хоть с виду и мал, но могучий волшебник»,- решил Доман. Незаметно положил он в ларец-дзюбако[28 - Ларец с набором коробочек для еды и сластей.] двенадцать лимонов и апельсинов и спрашивает мальчика: – Отгадай, что я положил в ларец? И сколько? Не мог отгадать Досимару и спросил потихоньку у своей камышовой палки. – Двенадцать мышей, – шепнула ему камышовая палка. – Двенадцать мышей, – повторил Досимару. Обрадовался чародей: «Моя победа!» С торжеством раскрыл он ларец, и что же! Стали из всех ящичков ларца мыши выскакивать, и было их ровным счетом двенадцать. Увидел Доман, что побежден, и бросился бежать. Но поднял Досимару над головой жемчужину прилива, и в то же мгновение нахлынула откуда ни возьмись высокая волна и накрыла Домана с головой. Тут и пришел конец чародею. Тогда опустил Досимару жемчужину низко-низко: – Волна, воротись, воротись, – и волна послушно отхлынула. – Вели копать под северо-западным углом дворца, – сказал мальчик государю, – там зарыл чародей змею, испускающую три страшных яда. В этом причина твоего недуга. Бросились государевы слуги копать землю там, где указано. И правда! Появилась из земли смертоносная змея. Только змею убили, как прошел недуг микадо. Получил Досимару богатую награду и вернулся в дом своего отца, опираясь на камышовую палку. Перевод В. Марковой. ИССУМБОСИ В давние времена в провинции Сетцу, в деревне Нанива, жили-были муж с женой. Всего у них было вдоволь, только вот беда – детей они не имели. Стали они усердно молить божество Сумиёси, чтобы послало им хоть какое-нибудь дитя, пусть даже величиною с палец. И вот вскоре родился у них маленький мальчик. Обрадовались муж с женою. Принялись растить сына, да только не растет малыш: как был, так и остается не больше пальца. Поэтому дали ему имя Иссумбоси[29 - Иссумбоси – «мальчик с Нальчик».]. Минуло Иссумбоси семь лет, а он все такой же. Едва выйдет на улицу, соседские дети кричат: – Смотрите, вон эта горошина катится! Осторожно, не наступите на него! А Иссумбоси только улыбается. Но вот исполнилось Иссумбоси шестнадцать лет. Пришел он однажды к родителям и просит: – Отпустите меня из дому. – Куда это ты собрался? – удивился отец. – Хочу в Киото поехать. – Что же ты будешь делать в Киото? – В столице Японии, в Киото, сам император живет, дело найдется. Хочу я испытать свою судьбу. – Ну что ж, ступай,- согласился отец. Обрадовался Иссумбоси и принялся за сборы в дорогу. Попросил он у матери швейную иглу, сделал для нее рукоять, смастерил ножны из соломинки – получился меч. Заткнул его Иссумбоси за пояс. Потом нашел маленькую деревянную чашку, приспособил ее под лодку, а из палочек для еды выстрогал весла. – Ну, прощай, отец, прощай, мать. Счастливо вам оставаться. Сел Иссумбоси в свою лодочку и поплыл вверх по реке Ёдогава. Плыл он медленно: чуть ветер набежит или дождь пойдет, того и гляди опрокинется лодочка. В такую погоду одно оставалось Иссумбоси: прятаться в щель между прибрежных камней или сидеть под мостом у свай; там он и отдыхал. Так плыл он месяц и, наконец, прибыл в местечко Тоба, а оттуда до Киото рукой подать. Много улиц в Киото. Пышные экипажи, толпы нарядных прохожих; вечный шум и оживление. Вот она столица Японии! Растерялся Иссумбоси. Забыв обо всем на свете, бродил он по большому городу и незаметно для себя очутился перед дворцом с красивыми воротами. «Не иначе как живет здесь знатный вельможа, – подумал Иссумбоси. – Пойду служить к нему». И в самом деле принадлежал этот дворец Сандзё, первому министру императорского двора. Вошел Иссумбоси во дворец и что было мочи крикнул: – Здравствуйте, хозяева! Случайно министр находился в передней и услышал возглас. Вышел он, посмотрел – никого нет. «Что за чудеса?» – думает вельможа. Стал он осматривать прихожую и вдруг внизу, где стояли в ряд асида[30 - Асида – японские деревянные сандалии на высоких подставках.], увидел маленького человечка величиной с палец. – Это ты кричал? – удивился министр. – Я. – Кто же ты такой? – Я из деревни Нанива, а зовут меня Иссумбоси. – И в самом деле Иссумбоси! Зачем же ты пришел ко мне? – Я приехал в Киото счастья искать. Возьмите меня во дворец, буду служить вам исправно. – Вот забавный малыш! Что ж, оставайся! – согласился министр. И стал служить Иссумбоси во дворце у министра. Хоть ростом он был невелик, но все поручения выполнял внимательно и усердно. В любом деле выказывал он ум и сообразительность, и вскоре все в доме его полюбили. Только и слышно было: «Иссумбоси! Иссумбоси!» Но больше всех любила его дочь министра, тринадцатилетняя красавица. Иссумбоси втайне вздыхал по ней, но ничего не говорил, боялся, что его засмеют и прогонят. Просто служил он ей верно, и были они неразлучны. И вот однажды пошла дочь министра на поклонение в храм богини милосердия. Как всегда, она взяла Иссумбоси с собой. На обратном пути к дому вдруг, откуда ни возьмись, выскочили на дорогу два огромных черта, преградили им путь и протягивают свои страшные лапы к девушке. Насмерть перепугалась девушка, пустилась бежать. А черти за ней, вот-вот догонят и схватят! Но тут под ноги чертям бросился Иссумбоси. – Эй, вы! Не видите разве, кто идет? – громко закричал он. – Это дочь Сандзё, первого министра императорского двора. Убирайтесь прочь! Дорогу! Удивились черти: откуда такой голосок слышится? Поглядели под ноги, видят: стоит маленький человечек в воинственной позе и размахивает иголкой, словно мечом. Громко захохотали черти: – Ха-ха-ха! Такая козявка и еще грозит нам! Да мы тебя проглотим со всеми потрохами! С этими словами схватил один из них Иссумбоси, сунул его в рот и проглотил. Попал Иссумбоси с мечом в руках прямо к черту в живот. Стал он там бегать да колоть иглой во все стороны. Не вытерпел черт. От резкой боли дыхание у него захватило, взвыл он, катается по земле. Наконец, вздохнул поглубже и вместе с воздухом выбросил Иссумбоси наружу. А Иссумбоси взмахнул своим мечом и опять на черта бросился. – Ах ты наглец! Вот я тебя! – закричал другой черт, схватил Иссумбоси и сунул себе в рот. А Иссумбоси пробрался через горло в ноздри, а из ноздрей в глаза и давай колоть черта в зрачки. От страшной боли подпрыгнул черт вверх, и от этого толчка вылетел Иссумбоси из его глаза на землю. Испуская дикие вопли, бросился черт бежать. А второй за ним следом. – Ну что, получили? – кричал им вслед Иссумбоси. – Эх вы, а еще чертями называетесь! Жалкие козявки, вот вы кто! Смотрите, в другой раз не попадайтесь! Вернулся он к перепуганной девушке, помог ей прийти в себя. Очнулась она и говорит: – Спасибо тебе! Спас ты меня от лютой смерти. Как придем домой, я обо всем расскажу отцу; он тебя щедро наградит. Весело направились они во дворец, но тут вдруг попалась им под ноги небольшая колотушка. – Откуда она здесь? – удивилась девушка. – Должно быть, черти второпях обронили. – Поднял Иссумбоси колотушку, повертел, посмотрел. – Э-э! – говорит. – Кажется, это не простая колотушка, а волшебная. Стоит такой постучать, сбудется все, что ты пожелаешь. Вот я сейчас попробую настучать себе рост! Взмахнул он колотушкой и говорит: – Иссумбоси, стань большим! Стань таким, как все! Стукнул раз колотушкой – и сразу вырос на целый сяку. Стукнул другой – вырос еще на три сяку. Стукнул третий раз – и стал рослым красивым юношей. Несказанно обрадовался Иссумбоси, рада была и девушка. Пришли они домой, рассказали о случившемся. Все восхваляли подвиг Иссумбоси и изумлялись его чудесному превращению. Весть об этом дошла до императора. Позвал он к себе во дворец Иссумбоси, одарил его разными дарами и пожаловал ему чин военачальника. А спустя некоторое время отдал первый министр свою дочь Иссумбоси в жены. Приехали к Иссумбоси отец и мать из Нанива, и зажили они все вместе дружно и весело. Перевод Б. Бейко. БЛАГОДАРНОСТЬ ЛИСИЧКИ Жил в одной деревне бедный старик. Понадобилось ему как-то раз пойти в город. Вышел он за околицу и видит: поймали ребята лисичку, связали ей лапы веревкой и таскают по земле. Пожалел старик бедного зверька: – Эй, ребята, продайте мне лисичку! Я вам за нее сто мон дам. Дети с радостью согласились. Взвалил старик лисичку на плечи, отнес в сосновую чащу и говорит: – Послушай, лисичка, ты больше среди бела дня с гор не спускайся, в деревню не забирайся. Попадешься снова, несдобровать тебе! Ну, а теперь беги, беги домой! Отпустил старик лисичку на свободу. А у нее от благодарности слезы так и льются, так и катятся. Побежала она в чащу, но, пока не скрылась из виду, все оглядывалась на старика. А надо сказать, что любил тот старик при случае выпить. И на этот раз выпил он в городе сакэ[31 - Сакэ – рисовая водка.] и бредет себе домой через сосновую чащу, покачивается да спотыкается. Вдруг выбежала на обочину дороги та самая лисичка, почтительно склонилась перед стариком и говорит: – Дедушка, дедушка, спас ты меня сегодня от верной смерти. Хочется мне тебя отблагодарить, да нечем; я ведь только лисичка. Разве вот что! В деревне у настоятеля храма на днях котел разбился, не в чем мисо приготовить. Я обернусь котлом, а ты отнеси его настоятелю и продай. Так я тебе денег добуду. Обвила лисичка хвост вокруг себя кольцом, повернулась три раза кругом и пропала из глаз. Лежит вместо нее котел у дороги. Старик подумал: «Раз уж лисичка обернулась котлом, чтобы услужить мне, не годится бросать ее на дороге». Поднял он ее и отнес в храм. Вышел к нему настоятель. – Не нужен ли вам котел? – спрашивает старик. А тому без котла зарез. Сразу отсчитал настоятель деньги и взял котел. Обрадовался старик. Взял деньги и даже считать не стал – пошел поскорее домой. И настоятель тоже рад, что дешево купил такой большой и красивый котел. Задумал он приготовить в котле мисо сразу на целый год. Созвал на помощь людей, приказал служкам налить в котел воды, насыпать бобов и развести под котлом большой огонь. Но только огонь разгорелся, котел как запищит: – Ой, ой, служки, жжет, жжет! Да как ударится бежать с бобами вместе! Все кричат: «Держи его! Держи его!» Бросились за котлом, да – куда там! – не догнали. Пошел старик на другой день в горы за хворостом. Вдруг откуда ни возьмись опять перед ним лисичка. – Что, дедушка, хворост собираешь? Обрадовался старик: – Ты, верно, вчерашняя лисичка? Худо тебе пришлось, когда ты котлом была. Ох, думаю, что-то с ней станет? Но вижу, ты, к счастью, жива-здорова. А лисичка отвечает: – Служки в меня бобов насыпали, хотели мисо приготовить, да я убежала. Бобы отнесла тебе в подарок, а сама в горах спряталась. Только я еще не отблагодарила тебя сполна за твою доброту. На этот раз обернусь я в коня, а ты отведи меня к какому-нибудь богачу. Сказала так, обвила хвост вокруг себя кольцом, повернулась три раза кругом и стала прекрасным вороным конем. – Что ты, что ты! – замахал руками старик. – Не стоит так беспокоиться! Эх, раз уж ты обернулась конем, делать нечего! Взял старик коня под уздцы и отвел его в город к богачу-купцу. Залюбовался богач конем: – До чего же хорош! – И заплатил за него старику триста рё. Старик таких денег в жизни не видал. Пошел он домой, не помня себя от радости. А богач думает: «Выгодно я коня купил! Статный конь, красивый, хорошо объезженный. В столице бы такой куда дороже стоил!» Вечером, едва разнуздали коня, он сразу же умчался в горы. Но пошел на другой день старик снова за хворостом, а лисичка опять его кличет: – Дедушка! дедушка! Я нынче ночью убежала из конюшни. Слушай, у одного старого богача умерла жена. Хочет он жениться на молодой красавице. Отведи меня к нему! Сказала так лисичка и обернулась красивой молодой женщиной. Отвел ее старик к богачу. Как увидел ее старый богач, сразу голову потерял. Отвалил он старику кучу денег и назначил свадьбу на следующий день. Только ночью лисичка от него убежала и вернулась в горы. С тех пор разбогател старик. Стали они с лисичкой неразлучными друзьями, и жила она у старика в почете до самой смерти. Перевод В. Марковой. ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ Жили когда-то муж с женой, и была у них маленькая дочка. Только вдруг занемогла жена и умерла. Остался вдовец вдвоем с дочкой. Трудно ему было без хозяйки, а тут нашлись сваты, и он женился снова. Невзлюбила мачеха падчерицу, бьет ее смертным боем без всякой вины. А девочка терпит несправедливые побои и все равно из послушания не выходит. Такая была разумная и хорошая, что все кругом ее жалели: «Бедная сиротка! За что ей такая мука?!» Как-то раз пошла девочка в поле пропалывать рис[32 - Рис обычно выращивается в воде на полях, огороженных особыми запрудами. В этой воде разводят рыбу, чаще всего вьюнов.]. Вдруг видит, ловят мальчишки сачками вьюна. Мечется бедный вьюн во все стороны, хочет спрятаться, а некуда. Подумала падчерица, что и ее так же мучит мачеха без всякой жалости и у нее такая же горькая доля. Подумала так и говорит: – Ах, как жестоко, братцы! Не мучьте рыбку, оставьте ее. Денег, правда, у меня нет, но я вам дам за вьюна новенький передник. – Хорошо, сестрица! – согласились ребята. – Так и быть, отпустим вьюна, если дашь за него свой новенький передник. Бросили они вьюна, взяли передник и убежали. А рыбка бьется на земле, так и подскакивает, вся израненная. – Смотри, вьюн, больше не попадайся ребятам, – говорит ему девочка. Подняла она осторожно рыбку с земли, положила в подол платья, отнесла к ручью возле своего родного дома и выпустила. – Живи в нашем ручье, тут тебя мальчишки не тронут, не бойся! Каждый день девочка собирала остатки риса, разбросанные возле нагаси[33 - Нагаси – утварь для мойки посуды с отверстием для стока воды.], шла к ручью и звала рыбку: – Вьюн, вьюн, где ты? Ждешь ли меня? Вьюн привык к девочке. Только тень ее упадет на воду, а он уже тут как тут, всплывет наверх и ловит зернышки риса, пока не наестся вволю. Заметила мачеха, что падчерица каждый день зачем-то ходит к ручью, и давай ее бранить: – Ты что это делаешь, негодная? Что ты в воду бросаешь? А вьюн, получая от девочки вдоволь корма, рос с каждым днем. Той порой дошел до мачехи слух, что в глубине гор есть домик, где собираются люди для любования цветами[34 - Любование цветами – японский народный обычай. Особенной славой пользуются цветущие вишни. Любование цветами носит характер увеселения и часто превращается в настоящий народный праздник.], а возле домика – глубокий омут. Кто к этому омуту близко подойдет, того схватит хозяин омута[35 - Хозяин омута – страшный змей или дракон, пожирающий людей.], затащит в воду и съест. Подумала мачеха: «Надо послать туда мою падчерицу!» Позвала она девочку и говорит ей так ласково: – Доченька, слыхала ты, что в глубине гор есть домик для любования цветами? Как там красиво! Все туда ходят полюбоваться на цветы да повеселиться. Вот бы и тебе туда сходить, а то ты все трудишься с утра до ночи и не видишь никакой радости. Сходи туда, повеселись вволю! Только помни: возле домика бьет чистый родник и растет возле него большое дерево. Слыхала я, что цветут там у самой воды цветы неслыханной красоты! Ты посиди под деревом, полюбуйся на прозрачный родник, дома все нам потом расскажешь. Да не забудь принести мне оттуда самый красивый цветок! Дала мачеха падчерице денег и ласково проводила в дорогу. Пошла девочка в горы. Дошла она до леса. Вдруг слышит, окликает ее охотник: – Эй, девочка, подожди, не ходи дальше! Вон там на дереве сидит обезьяна, хочу я ее подстрелить из ружья, да боюсь в тебя попасть. Обожди немного! Взглянула девочка туда, куда показывал охотник, и видит: сидит на дереве обезьяна, сложила с умоляющим видом лапки, точно хочет сказать: «Пощади меня!». Стала девочка просить: – Дядюшка, дядюшка, пожалуйста, не стреляй в обезьяну. Сколько бы тебе за нее дали? – Я – охотник, только тем и живу, что зверей бью, а потом продаю и покупаю себе рис и мясо. За эту обезьяну мне бы в городе триста монов дали. А на триста монов я с женой и детьми могу прожить три дня. – Дядюшка, мне моя матушка дала как раз триста монов. Вот они, возьми, только не стреляй, пожалуйста, в обезьяну! – Что ж, охотно! – говорит охотник. – Давай сюда деньги. – Взял он у девочки триста монов, а сам думает: «Неплохо вышло! Нынче я настреляю других зверей, а завтра убью и эту обезьяну, заработаю на ней вдвойне». Ушел он в другой лес, а девочка поманила к себе обезьяну. Обезьяна спустилась с дерева, сложила лапы на груди и давай кланяться. Говорит ей девочка: – Сегодня мне удалось тебя спасти, но тебе здесь оставаться дольше нельзя. Уходи-ка ты лучше в другие леса! Охотник вернется и подстрелит тебя. Будь осторожна, обезьяна, живи благополучно, а мне пора в путь. Выслушала обезьяна речь девочки, снова сложила лапки и поклонилась. Девочка пошла дальше, а обезьяна провожала ее глазами, пока та не скрылась из виду. Наконец, пришла девочка к тому месту, куда ее мачеха послала. Видит, стоит домик, а возле него – большой омут. Только вода в омуте не стоит спокойно, а крутит ее страшный водоворот. «Пойду-ка я в домик, попрошу разрешения отдохнуть немножко», – подумала девочка. Подошла она к домику и говорит: – Хозяева, отзовитесь! Выглянули из домика люди, увидели девочку и спрашивают: – Ты из каких мест? Рассказала им девочка про мачехин наказ: – Надо мне идти к омуту, заглянуть в его глубину. Опечалились люди: – Ах, какая жалость! Ведь если упадет твоя тень на воду, не бывать тебе в живых! – Но там, на берегу, растут цветы неслыханной красоты. Вон, вон они алеют! Я должна принести такой цветок в подарок моей мачехе. – Дошел и до нас слух о твоей мачехе, – говорят ей хозяева домика. – Знаем мы, какие муки ты от нее терпишь. Ах ты бедняжка! Жалко нам тебя! Пойдешь к омуту, пропадешь! Заплакала девочка: – Все равно придется мне пойти за цветами для мачехи, а то она меня забранит. Нельзя мне к мачехе без цветка возвращаться. Как ни отговаривали ее хозяева, девочка только плакала и твердила свое: – Надо идти, мачеха приказала! И вот пошла девочка к омуту. Ходит она вокруг дерева, высматривает, где бы сорвать цветок покрасивее. Наклонилась она к цветку, и упала ее тень на воду. Но вдруг откуда ни возьмись целая стайка вьюнов замелькала в воде. Пошла вся вода серебряной рябью и водяной не увидел девочку. А в это время на дерево, на другом берегу, взобралась обезьяна и давай скакать по веткам! Засмотрелся на нее хозяин омута. А девочка тем временем сорвала самый алый цветок и отошла от берега. Но среди рыбок, что играли в воде, девочка успела узнать того самого вьюна, которого она выкупила у ребят и кормила каждый день в ручье возле дома: с тех пор у него осталась отметинка на хвосте, там, где его мальчишки поранили. И обезьяна, прыгавшая по веткам, была той самой, что девочка спасла от охотника. Так отблагодарили ее верные друзья. Вернулась девочка домой благополучно и принесла мачехе в подарок алый цветок. Удивилась мачеха: ведь от страшного омута никто еще живым не возвращался! Отбросила цветок и спрашивает: – Ты ничего не видела необыкновенного в глубине гор? – Нет, – отвечает девочка, – ничего особенного я не заметила. И решила тогда мачеха отравить свою падчерицу. Когда отец отлучился из дома, испекла она мандзю[36 - Мандзю – пирожок из пшеничной муки, начиненный сладким бобовым тестом.], подложила в него яду и говорит: – Пойди, доченька, в горы, собери там разной зелени. Вот тебе на дорогу мандзю. Взяла девочка мандзю, пошла в горы и стала собирать зелень. Захотелось ей есть. «Спущусь-ка я вниз к ручейку, – подумала девочка. – Съем мандзю и воды напьюсь». Спустилась она вниз и видит: бежит по склону горы чистый, прозрачный поток. И плавает у самого берега вьюн, голову из воды выставляет, точно что-то сказать ей хочет. Присела девочка на бережку под ветвистым деревом, ест мандзю и водой запивает. Вдруг напал на нее неодолимый сон, глаза сами закрылись, и заснула она крепко-крепко. Проснулась девочка только тогда, когда вечерний ветер повеял на нее прохладой. «Надо скорее вставать!» – подумала она. Хочет поднять голову – и не может, хочет пошевельнуться – а сил нет, точно все ее тело сковано. Вдруг видит, закачались над ней с тихим шелестом ветки дерева, послышался серебряный звон и что-то ярко заблестело вокруг. Присмотрелась, – а это золото рассыпано, так и горит огнем, так и сверкает. Ахнула она, и в ту же минуту прошло ее оцепенение. Поглядела наверх и видит: сидит на дереве обезьяна, трясет ветки, и сыплются, сыплются на траву золотые монеты… «Надо собрать вместо листьев золото»[37 - Листья некоторых видов папоротника употребляются японскими крестьянами в пищу.],- подумала девочка. Собрала она золото, взвалила мешок на плечи и понесла домой. Диву далась мачеха, что падчерица снова вернулась живой и невредимой. – Ты чего допоздна в горах пропадала? Какой зелени набрала? Вырвала она мешок из рук девочки, глянула, а он полон чистого золота! У мачехи глаза на лоб полезли от удивления. – Доченька, а там в горах еще осталось золото? Все ли ты собрала? – Там его еще много, – отвечает девочка. – А как тебе удалось найти его? – спрашивает мачеха. – Съела я мандзю, которое ты мне, матушка, дала, – рассказывает девочка,- и вдруг напал на меня неодолимый сон. Проснулась, вижу, кругом не трава, а золото рассыпано. – Тогда и я завтра в горы пойду, – говорит мачеха, – наберу золота побольше тебя! Испекла она снова мандзю с ядом и пошла с ним рано утром в горы, куда падчерица ей указала. Спустилась она в ту же долину, нашла тот же самый поток, намочила мандзю и съела. В самом деле напал на нее скоро неодолимый сон. Обрадовалась мачеха: «Вот хорошо!» Прилегла на бережку и заснула. Только больше мачеха уж не проснулась. Перевод В. Марковой. ХРОМАЯ ЛИСИЧКА Жил когда-то на одной горе лис, старший над всеми окрестными лисицами. Подстрелили его зимой из ружья, и пришлось ему отлеживаться в норе. Долго он проболел. Но к весне, наконец, поправился, и все подвластные ему лисицы явились с приношениями его поздравить: кто фазана поймал, а кто даже зайца. Жила в глубине долины одна старая хромая лисичка. Подумала она: «Надо и мне поздравить лиса с благополучным выздоровлением и принести ему что-нибудь в подарок». Долго бродила лисичка в горах, но ничего не могла поймать. Как завидят ее зайцы, так сразу и убегают. Не могла их настичь хромая лисичка, и пришлось ей в назначенный день идти на поклон к старшему лису с пустыми руками. Приходит она и видит: за спиной господина лиса навалена целая куча подарков от всех подвластных лисиц. Были там даже олени и барсуки, были украденные у людей куры и кошки, а про мелкую дичь и говорить нечего! Спрашивает старший лис хромую лисичку: – А ты мне что принесла? Сгорела бедная от стыда, мнется, не знает, что отвечать. Тут все подняли ее на смех и выгнали по приказу старшего лиса. Пошла хромая лисичка в свою нору, идет и плачет: – Горе мне, горе! Не будь я такой калекой, отнесла бы и я подарочек старшему лису. За что он меня опозорил? Разве я виновата! Забралась хромая лисичка в свою нору и льет горькие слезы. Вдруг слышит: возвращаются мимо ее поры лисицы, веселые, пьяные, и громко толкуют между собой: – В назначенный день женится наш старший лис на дочке богатого деда из нижней деревни. Все пойдем на свадьбу! Там будет славное угощение, наедимся вволю. А эту хромую калеку даже на сватовство не возьмем. Вот будет забавно, право, забавно! Подумала хромая лисичка: «Обидные речи я слышу! Только еще посмотрим, кто из нас позабавится!» На другой день обернулась хромая лисичка в хромого старика и заковыляла к богачу в нижнюю деревню. Подошла к воротам, крикнула: – Эй, послушайте, дома ли дедушка? Старик был дома, хлопотал по случаю свадьбы дочери. Удивился он: – Никогда я тебя, хромой старичок, не видел. Из каких мест ты будешь? Отвечает незнакомый путник: – По правде тебе сказать, я – лисица. Знай, что жених, который к тебе скоро явится, тоже не человек, а старый лис. Еще больше удивился старик: – Вот тебе и на! Что ты говоришь такое? Ведь к нам приходили важные сваты, и жених к нам едет из богатого и знатного дома. А хромая лисичка ему в ответ: – Все это только лисьи плутни! Но если ты думаешь, что я тебя обманываю, насыпь в день свадьбы бобов перед воротами. Увидишь тогда, как разряженный жених, сваты и гости набросятся на бобы и начнут их хватать! А еще поставь во всех четырех углах парадной комнаты по большому чану и в каждом чане спрячь но собаке. Жениха посади в чан для купанья и крышку гвоздями заколоти. Тогда сам увидишь, что все они – лисицы. Встревожился старик от таких речей. Решил он последовать совету. Приготовил четыре чана, привел собак, в день свадьбы насыпал бобов от дверей дома до самых ворот и стал ждать. В назначенный час явился жених со своими гостями. Все такие нарядные, такие важные, что, глядя на них, просто дух захватывает! Вдруг увидели гости рассыпанные бобы. Не стерпели и давай хватать их с земли да совать в рот. Ввели гостей в парадную комнату. А в это время у старика на кухне нарочно начали мышей жарить: по всему дому слышно, как они в масле шипят, и дух такой от этого жаркого, что спасенья нет! Не выдержали разряженные гости, забегали по комнате, поводя носами. Еще бы! Почуяли свое любимое кушанье! Стали у них носы вытягиваться, длинные-предлинные, ну в точности как у лисиц! «Хо-хо! – думает старик. – Видно, это и в самом деле не люди!» Не стал он их ничем угощать, кинул только рыбьи кишки на столик, а сам позвал молодых парней из соседних домов, заранее предупрежденных на тот случай. Потом вернулся старик к гостям и говорит: – Послушайте, господа гости! Есть в наших местах обычай по случаю свадьбы плясать танец топоров. Вот поглядите-ка! Тут взмахнули здоровенные молодцы топорами и давай рубить гостей! С перепугу все гости сразу снова в лисиц превратились. Тогда выскочили из чанов собаки и начали их хватать. Тем временем жениха посадили в большой чан, будто бы для того, чтобы выкупать. Но едва открылось, что все это – лисьи плутни, накрыли жениха-лиса крышкой и сварили. Так все лисы попались. Только одна худая лиса успела выскочить из дома и убежать в горы. Прибежала она к хромой лисичке, которая сидела в своей норе, и рассказывает: – Вот что с нами случилось! Я одна спаслась! – Так им и надо! – говорит хромая лисичка в ответ. – Не будут больше людей морочить! – Что ты говоришь! Да я этим людям отомщу страшною местью! – Как же ты им отомстишь? – спрашивает хромая лисичка. А худая лиса в ответ: – Я знаю страшные чары. В пятнадцатую ночь первого месяца влезу я на крышу того дома и крикну три раза: «Танкорорин, танкорорин, танкорорин!» Все люди в доме сразу умрут. – Не делай этого! – говорит хромая лисичка. – Ведь, знаешь сама, если старик услышит шум, когда ты на крышу станешь взбираться, да если повесит он свою набедренную повязку на ключ и крикнет три раза: «Киндзикарэн, киндзикарэн, киндзикарэн!» – что тогда будет? Конец тебе! – Пустое! Откуда люди узнают эту тайну? Нет, мне бояться нечего! – Напрасно ты так думаешь, все может случиться! – сказала хромая лисичка. Но худая лиса ни о чем не хотела слышать и только ждала назначенной ночи. Увидела хромая лисичка, что ее не отговоришь, и предупредила обо всем старика. В пятнадцатую ночь первого месяца подкралась худая лиса к дому старика и тихонько взобралась на крышу. Услышал старик, как она зашуршала соломой: «шурх! шурх!». Поскорее снял он с себя набедренную повязку, повесил ее на ключ и как крикнет три раза: «Киндзикарэн, киндзикарэн, киндзикарэн!» Вдруг что-то покатилось по крыше, ударилось об землю, и все стихло. На другое утро встали люди, смотрят, лежит на снегу дохлая лиса, сама худая-прехудая, а морда злобно оскалена. Перевод В. Марковой. ГРУШИ НАРА Жили в одной деревне муж с женою. Было у них два сына, и должен был скоро родиться третий. Когда приблизилось время родов, захотелось жене поесть груш нара. Пошел муж искать их в горы. Шел он, шел и забрел в самую глушь. Вдруг видит: сидит на скале старушка. – Куда идешь, отец? – спрашивает она. – Иду я искать груши нара, да не знаю, где они растут. – Растут они здесь, в глубине гор, – говорит ему старушка. – Только кто за ними ни ходил, живым не возвращался. Оставь ты свою затею! – Нет, – говорит муж, – должен я их добыть во что бы то ни стало. – Ну, если так, делать нечего! Сверни с дороги на тропинку и увидишь три зеленых бамбуковых деревца. Если зашелестят они: «Гаса-гаса, иди, гаса-гаса, иди!», то смело ступай вперед. А если зашумят они: «Гаса-гаса, вернись, гаса-гаса, вернись!», то спеши назад. И еще вот что: как пойдешь ты мимо них дальше, увидишь: висит на ветке высокого дерева красивая тыква-горлянка. Если можно идти вперед, то она прозвенит: «Кара-кара, иди, кара-кара, иди!», а если беда тебя стережет, загудит она: «Кара-кара, вернись!» Слушайся ее непременно! Пошел муж вперед. В самом деле, свернул он с дороги на тропинку и видит: растут возле нее три зеленых бамбуковых деревца, как сказала старушка. Подул ветер, и зашелестели они: «Гаса-гаса, вернись, гаса-гаса, вернись!» Но не послушался муж и пошел дальше. Скоро увидел он на ветке высокого дерева красивую тыкву-горлянку. Загудела она: «Кара-кара, вернись, кара-кара, вернись!» Но муж все шел и шел дальше. Вдруг раскинулось перед ним болото, а посреди него страшный омут. Растут возле омута деревья нара, увешанные спелыми плодами. Обрадовался он, но только хотел их сорвать, как упало его отражение на воду омута. Появился из глубины страшный змей и проглотил мужа одним глотком. А дома сыновья ждут отца: вот сегодня вернется, вот завтра вернется! Но не дождались они, и пошел старший сын за грушами пара. Шел он, шел и забрел в самую глушь. Увидел он там на большой скале старушку, и сказала она юноше все то, что говорила его отцу. И снова три бамбуковых зеленых деревца прошелестели: «Гаса-гаса, вернись, гаса-гаса, вернись!» Не послушался старший сын и пошел дальше. Увидел он на ветке высокого дерева над самой тропинкой тыкву-горлянку. Тревожно загудела тыква: «Кара-кара, вернись, кара-кара, вернись!» Прошел он мимо нее, не слушая, и увидел большой омут. А кругом висят на деревьях спелые груши. Пригнул старший сын к себе ветку и только хотел сорвать грушу, как упало его отражение на воду омута. Появился вдруг из глубины страшный змей и проглотил старшего сына одним глотком. Ждал, ждал младший сын, – не возвращаются домой ни отец, ни брат! Настал и его черед идти в горы. Шел он, шел, зашел в самую глушь и видит: сидит на скале старушка. Стала она ему говорить все то же, что говорила его отцу и брату. И дала она ему нож: – Если появится из воды страшилище, бей его насмерть этим ножом! Взял младший сын нож, поклонился старушке и пошел вперед. Только свернул он с дороги на тесную тропинку, как увидел три зеленых бамбуковых деревца. Налетел порыв ветра, и зашелестели они: «Гаса-гаса, иди, гаса-гаса, иди!» Пошел младший сын дальше и видит: висит над самой тропинкой на ветке дерева тыква-горлянка. Качается она на ветру и звенит: «Кара-кара, иди, кара-кара, иди!» Прошел он еще немного и увидел прозрачный пруд. А на нем пляшет красный столик с тремя красными деревянными чашками: то нырнет, то вынырнет. Поймал младший сын столик с чашками и пошел дальше. Так дошел он до глубокого болота. Видит: посреди болота чернеет страшный омут, а по берегам омута растут груши, к самой воде склоняются. Схватил младший сын ветку дерева, притянул к себе и стал рвать груши. Вдруг закипела вода, вынырнул из нее змей и разинул страшную пасть, чтобы младшего сына одним глотком проглотить. – А, так это ты пожрал моего отца и брата! – вскричал в гневе младший сын. – Ну, постой! Ловко увернулся он от змея и вонзил ему острый нож между глаз по самую рукоять. Забился змей, выскочил из воды и подох. Тут вспорол ему юноша брюхо – а там старший брат лежит! Разрезал он брюхо змея дальше – а там и отец. Только оба они уже мертвые. Заплакал младший сын от горя. Потом зачерпнул большой красной чашкой воды и омыл тело отца. Из самой маленькой красной чашки омыл он его уста и влил в них несколько капель. Обмывает сын отца, а сам плачет, зовет: – Отец, отец, милый отец! Вдруг отец вздохнул, открыл глаза и ожил. Обрадовался младший сын. Поскорей зачерпнул воды в среднюю красную чашку, омыл тело брата, а из маленькой чашки влил ему в рот глоток. Потом наклонился к самому уху и закричал: – Брат, брат, очнись! Открыл старший брат глаза и ожил. Положили они груши нара на красный столик и, счастливые, пошли домой. – Матушка, матушка, мы принесли тебе груши нара, которых тебе так хотелось! Ешь на здоровье! Как обрадовалась мать, увидев их всех троих живыми и невредимыми! Поела она груш нара и благополучно разрешилась от бремени. С тех пор жили они счастливо и весело, а столик с красными чашками берегли, как святыню. Перевод В. Марковой. ГРИБ-СМЕХУН Жили в старину в одной деревне три брата. Старший и средний были умные, а младший, Коскэ, слыл дурачком. Все в деревне его так и звали: Коскэ-дурачок. Вырос Коскэ-дурачок, настала для него пора идти по свету искать свое счастье. Покинул он вместе со старшими братьями родную деревню и пошел с ними, сам не зная куда. Но не долго шли они вместе. По какому-то случаю отстал Коскэ-дурачок от своих братьев и забрел один-одинешенек далеко в горы. Закатилось солнце, пришлось Коскэ заночевать прямо в лесу. Постелью ему служили сухие листья, а изголовьем – корни деревьев. На рассвете Коскэ снова пустился в путь. Скоро вышел он на опушку леса и вдруг увидел возле старого пня множество грибов. Обрадовался голодный Коскэ, набрал их полный узелок. Потом насадил несколько грибов на палочку, кое-как поджарил на костре и съел. И тут охватило его такое веселье, что и описать невозможно! Захотелось ему смеяться, плясать, хохотать во все горло… «Странно! С чего бы это?» – подумал Коскэ, крепился он, крепился да как зальется безудержным смехом: – Ха-ха-ха! Ох-ха-ха-ха-ха! Смеясь, прихлопывая в ладоши, приплясывая и распевая песни, стал он спускаться в долину. Люди, что жили в деревне у подножья горы, смотрят на него и дивятся: – Смотрите, пожалуйста, какой весельчак! Просто зависть берет. Если бы он мог подарить хоть десятую часть своей веселости нашему правителю, тот бы его озолотил! Так толковали крестьяне, провожая Коскэ завистливыми взглядами. Где и как он провел следующую ночь, Коскэ и сам не знал. Настал день, и только тут он очнулся и увидел, что сидит на ступеньке какого-то храма. Принялся Коскэ рассуждать сам с собой: – Где я? Что со мной? С чего это напало на меня такое веселье? Должно быть, причиной всему – вчерашние грибы! – И тут он увидел, что у него в узелке еще много таких грибов. Плюнул Коскэ, бросил их все до единого и снова пошел куда глаза глядят. Так дошел он до большого города. Вдруг видит, у городских ворот собралась толпа людей и все глядят на какое-то объявление, вывешенное на столбе. «Что там такое?» – подумал Коскэ и тоже вмешался в толпу. А в объявлении было написано, что принцесса, дочь правителя, ни разу даже не улыбнулась с самого дня своего рождения. Кто заставит ее рассмеяться, тот получит ее в жены. «Хо, вот забавно! – подумал Коскэ. – Попробую накормить ее грибом-смехуном!» Поспешил Коскэ назад к храму, где бросил свои грибы. И что же он видит? Грызет мышка его гриб, а несколько других мышей, не помня себя, уже пляшут и кружатся посреди сада. И тоненько-тоненько пищат, точно хихикают: – И-и-и! А рядом кружится кошка, не обращая на мышей внимания, и тоже смеется, но только более грубым голосом: – Ня-ня-ня! Забывшись, хлопнул Коскэ в ладоши, но тут вспомнил, что стоит перед храмом, и попросил у богов, чтобы они помогли ему рассмешить принцессу и получить ее в жены. Потом собрал Коскэ свои грибы, пришел во дворец правителя и говорит: – Я – лучший повар в мире. Кто отведает моих кушаний, тот от смеха не удержится! Разрешите мне приготовить для принцессы обед на пробу. А случилось так, что незадолго перед тем во дворец уже явились какие-то два молодца и попросили позволить им рассмешить принцессу. Как раз в это время они наперебой выкидывали перед принцессой разные забавные штуки, чтобы она рассмеялась. После них должна была наступить очередь Коскэ. Но вот что самое удивительное! Эти незнакомцы оказались родными братьями Коскэ-дурачка! Старший брат корчил смешные рожи, прыгал, кувыркался вовсю, но принцесса даже улыбнуться не захотела. Средний брат стал рассказывать забавные истории, но принцесса только досадливо хмурила брови. Даже уголки ее губ не дрогнули. Наконец, настала очередь Коскэ. Братья в душе потешались над ним: если они, умники, не смогли рассмешить принцессу, где уж там ему, дураку! Но Коскэ хорошо помнил, что с ним было вчера, и совсем не боялся. Он даже решил рассмешить заодно всех гостей. В каждое кушанье положил Коскэ немного приправы из гриба-смехуна. В первую очередь Коскэ почтительно поставил столик с кушаньями перед принцессой и сказал: – Отведайте, прошу вас! Съела принцесса кусочек гриба – и чуть-чуть улыбнулась. Проглотила другой – и вся расплылась в улыбке. А как поела все до конца, так и прыснула со смеху. А тут и другие гости, приглашенные к обеду, побросали свои палочки и принялись хохотать. Поднялся во дворце небывалый шум. Только и слышно со всех сторон: – Ха-ха-ха! О-хо-хо-хо! Хэ-хэ-хэ-хэ-э! Фу-фу-фу! Хи-хи-хи-хи-хи! А потом все пустились в пляс, заскакали, запрыгали, закружились… И принцесса тоже стала кружиться в пляске, заливаясь веселым смехом, только рукава в воздухе мелькают. Правитель, не помня себя от радости, крикнул Коскэ-дурачку: – Молодец! Получай мою дочку в жены! И-хи-хи-хи-хи! Не умолкая, раскатывался по всему дворцу громкий смех и веселые крики: – Поздравляем принцессу с помолвкой! А-ха-ха-ха! Желаем счастья! Э-хе-хе-хе!! С таким мужем не соскучишься! Ох-хо-хо-хо-хо! Перевод В. Марковой. ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ Жил в старину в городе Сэндай юноша по имени Канноскэ. Родители лишили его наследства за мотовство и выгнали из дома. Отправился он в Эдо и стал там бродить по улицам, играя на флейте. Так добывал он жалкие гроши себе на пропитание и жил скудно, только что не умирал с голоду. Однажды играл он на своей флейте перед домом богатого торговца тканями. Дочка хозяина по имени Огин услышала его. «Как печально звучит флейта! – подумала она. – Но кто так чудесно играет?» Выбежала Огин из внутренних покоев и стала глядеть на улицу из-за синей занавески, что висела перед входом в лавку. Канноскэ тоже украдкой посматривал на ее прекрасное лицо из-под полей своей большой соломенной шляпы. Увидели они друг друга, и каждый подумал: «Ах, может ли быть на свете такой красавец?» «Ах, может ли быть на свете такая красавица?» С этого дня Канноскэ только и думал о прекрасной девушке. Он не подносил больше к губам свою любимую флейту, бродил целые дни напролет возле дома красавицы в надежде увидеть ее хоть на мгновение. Но она все не показывалась. Тогда пошел Канноскэ к одной старушке, что жила как раз напротив, и сказал ей: – Родители лишили меня наследства за мое своеволие. Пришлось мне покинуть родину и уйти в ваши края. Но здесь не могу я даже прокормиться. Помоги мне, прошу тебя! Найди мне какую-нибудь службу. – Ах ты бедняга! – пожалела его старушка. – Такой молодой, и такая грустная судьба! Послушай, мой муж служил у торговца тканями, что живет через улицу, выполнял в его доме всю грязную работу. Но моего старика сгубила внезапная болезнь, и теперь купец ищет кого-нибудь на его место. Пожалуй, я могла бы сходить к нему, замолвить за тебя словечко. Только вот не знаю, захочешь ли ты выполнять работу моего мужа? Канноскэ подумал: «Вот и паром для переправы к желанному берегу! Можно ли отказываться?» – Бабушка, бабушка, я буду делать все, что делал твой муж. Прошу тебя, устрой меня к этому купцу! Старуха согласилась. – Ну, если так, пойду сейчас поговорю с купцом, а ты обожди меня здесь. А купцу работник был нужен до зарезу. – Если есть у тебя кто на примете, веди его скорей сюда! – сказал купец. Старушка, очень довольная, поспешила к Канноскэ и рассказала ему о своей удаче. С этого дня Канноскэ из Сэндай стал служить у торговца тканями в Эдо. Он выполнял самую грязную работу на кухне и во дворе и не имел доступа во внутренние покои. Не удавалась ему даже одним глазком взглянуть на хозяйскую дочь. Так прожил он целых два года, изнывая от любви и мечтая когда-нибудь увидеть прекрасную девушку. Весь день Канноскэ убирал грязь в доме и на дворе, но когда наступал вечер, он мылся в ванне, правда после всех остальных, потом причесывался, прибирал свою каморку и садился за учение. Однажды ночью вышла Огин на двор и случайно заметила, что из чуланчика слуги пробивается луч света. «Что там, не пожар ли?» – подумала она и заглянула внутрь сквозь щелку в сёдзи[38 - Сёдзи – раздвижные рамы в окнах, заклеенные бумагой.]. Что ж она видит? Сидит в чуланчике юноша необыкновенной красоты и учится чтению и письму. Показалось ей, что она уже где-то его встречала. Вгляделась хорошенько: ах, да ведь это тот самый комусо[39 - Комусо – бродячий певец в шляпе, закрывающей все лицо. Обычно комусо становились прогнанные со службы самураи.], которого она, увидев однажды, не может с тех пор позабыть! Вернулась девушка в свои покои и загрустила. Напала на нее непонятная болезнь. Но вскоре наступила весна, и Огин, как будто, сделалось полегче. Однажды она сказала, что пойдет завтра любоваться на цветы вишни, и попросила приготовить ей с утра горячую ванну. Канноскэ встал ни свет ни заря, налил в ванну воды. Потом он взял палочку для зажигания огня и написал на ней: «Однажды, играя на флейте, увидел я твое лицо, прекрасное, как цветок, и полюбил тебя! Долгие годы я служу здесь, чтобы только видеть тебя хоть издали. Я самый последний слуга в твоем доме». Палочку с надписью Канноскэ опустил в ванну и удалился. Стала Огин принимать ванну и сразу заметила палочку. Она спрятала ее незаметно к себе в рукав, а когда вернулась в свои покои, прочла то, что было на ней написано. – Не пойду я любоваться на цветущие вишни! – сказала Огин и упала на постель с горьким плачем. Родители и все домашние перепугались. Призвали врачей, но никто не мог излечить Огин от тоски. Пригласили гадалку. Погадала она и говорит: – Это любовный недуг! Виновник его живет в вашем доме. Нет ли у вас на кого подозрения? Тогда родители объявили, что хотят всем домом пойти на праздник цветения вишни. Всем слугам, начиная от старшего приказчика и до последнего мальчика на побегушках, приказали они вымыться в ванне, причесаться и пройти мимо покоев Огин. Но девушка и головы не повернула. Не пошел только один слуга, что выполнял самую грязную работу. – Эй! – крикнули ему. – Иди и ты! – Зачем я пойду? – отвечает он. – От моего вида барышне еще хуже станет. – Все равно, иди! – приказали хозяева. Тогда Канноскэ вымылся, причесался и прошел перед девушкой. И впервые за долгое время Огин улыбнулась. Родители обрадовались и, недолго думая, отдали свою дочь в жены Канноскэ. Зажили Огин и Канноскэ в радости и любви. Пришел срок, и родился у них сын. Как-то раз Канноскэ, держа своего сына за ручку, гулял с ним в саду. Поглядел он вдаль, на край неба, вспомнил свою родину, отца с матерью и затосковал. «Надо бы мне повидаться с ними, рассказать им про свое счастье», – решил Канноскэ. Простился он с молодой женой и отправился в путь. Но на родине заболел он и умер. А в Эдо ждут Канноскэ не дождутся. Вот сегодня приедет, вот завтра – только нет его и нет! Не выдержала Огин и отправилась в Сэндай искать своего мужа. Уже приходило к концу ее долгое путешествие, и Огин думала к вечеру добраться до города. Но солнце село, когда она еще брела одна среди пустынных полей. «Ах, как же быть теперь?» – подумала она. Вдруг замигал вдали красный огонек. Пошла Огин на огонек и увидела перед собой маленький сельский храм. На ее зов вышел из храма молодой служка лет двадцати. – Кто ты? – спрашивает. – Откуда идешь? – Зовут меня Огин. Родом я из Эдо. Иду искать моего мужа, по застала меня ночь в дороге. – Если так, заходи в храм, отдохни, – пригласил ее служка. Огин зашла в храм и присела. Вскоре вышел к ней настоятель и начал ее расспрашивать. – Я пришла издалека, из самого Эдо, чтобы найти моего мужа Канноскэ, – поведала ему Огин. Настоятель обрадовался: – Значит, ты жена Канноскэ? Он каждый вечер приходит сюда побеседовать со мной. Должно быть, и нынче придет. Что-то он задержался. Удивили Огин эти слова, но она радовалась, что скоро встретится с мужем. Вдруг вдали послышались звуки флейты. Песня флейты приближалась. Наконец, за дверью раздался голос Канноскэ, такой знакомый! – Это я, отец настоятель! Канноскэ вошел в храм и воскликнул: – Неужели это ты, моя далекая Огин? Неужели ты пришла, моя милая Огин? Долго беседовали они! Наконец, усталая Огин положила голову на колени мужа, как на подушку, и забылась сном. Очнулась она далеко за полдень. Посмотрела – что такое? Вокруг нее кладбище, под головой у нее могильный камень. «Что за чудо?» – думает Огин и вдруг видит: идет к ней вереница людей. – Глядите, глядите, у Канноскэ на могиле какая-то женщина! – говорят они между собой. Тут вышли из толпы старик и старуха в богатой одежде и спрашивают: – Откуда ты, женщина, и кто ты? – Я – Огин, родом из Эдо. Пришла издалека искать своего мужа Канноскэ. Провела я здесь эту ночь, и вот какое чудо со мной случилось. И Огин рассказала все как было. – Так, значит, ты наша невестка! – сказали старики. – Несчастная! Ведь Канноскэ, едва вернулся домой, тут же заболел и умер. Сегодня седьмой день со дня его смерти, и мы пришли навестить его могилу. Сон это или явь, что в такой день и в таком месте встретили мы нашу невестку из Эдо? Как же вы крепко любили друг друга, что даже смерть не может вас разлучить! Горько заплакали все трое, и старики и невестка. Никуда не ушла Огин от могилы, своего любимого Канноскэ. Осталась она со стариками и заботилась о них, как родная дочь. А торговый дом в Сэндай перешел в наследство ее сыну. Перевод В. Марковой. ЧУДЕСНЫЙ КУВШИНЧИК Некогда на острове Мияко жил один молодой рыбак по имени Масария. Было ему лет двадцать, не больше. Однажды в ясный лунный вечер пошел он на берег моря рыбу ловить. Вдруг удочка в его руках изогнулась дугой, словно лук: – А-а, клюет! Вытащил Масария из воды огромную рыбину. От глаз до хвоста была она длиной в добрых три сяку[40 - Сяку – японская мера длины, равна 30,3 см.]. Только хотел обрадованный Масария снять ее с крючка, как вдруг его руки онемели, словно их отшибло. Свалился он на землю без памяти. А как пришел в себя, видит: рыба исчезла и стоит перед ним, откуда ни возьмись, девушка дивной красоты. – Застала меня темнота в дороге, – говорит она голосом чистым, как серебряный колокольчик. – Позволь мне провести одну ночь в твоей хижине. – Да ведь живу я в тесном шалаше, там и лечь-то как следует негде. – Мне все равно, лишь бы укрыться от дождя и ночной росы. Прошу тебя, дай мне приют на одну ночь. Впустил Масария девушку в свой шалаш, а у самого сердце так и стучит в груди! В жизни не видал он такой красавицы. Провели они вместе ночь, а на другое утро, только открыл молодой рыбак глаза, красавица исчезла, словно ветром ее унесло. Долго не мог рыбак позабыть красавицу. Каждый вечер ходил он на берег моря, но она все не появлялась. Как-то раз, в безветренный тихий день, закинул Масария сети в море и стал поджидать улова. Вдруг он видит: на волнах покачивается челнок-однодеревка, а в нем сидят двое маленьких мальчиков – каппа[41 - Каппа – фантастическое существо, японский водяной. Согласно поверьям, он небольшого роста, покрыт чешуей, пучеглазый, между пальцами перепонки. На голове венчик волос, посреди которого ямка, где находится вода. Если вода выльется в то время, когда каппа находится на земле, он потеряет, силу. В старину гибель в воде людей и животных приписывали злым проказам водяного – каппа.]. Тело у них чешуей покрыто, а глаза навыкате, как у больших рыб. – Отец! Здравствуй, наш отец! – закричали они. Сильно удивился Масария. – Почему вы меня так зовете? Какой я вам отец! Вы же каппа, дети воды! – Что ты отпираешься! Разве не было у тебя любовной встречи с нашей матушкой года два-три назад? – не по возрасту смело спрашивают дети. – После этого и родились мы на свет, двое братьев-близнецов. – Ну, если так, то вы и вправду мои дети. Но где же ваша матушка? – На дне моря, во дворце Повелителя драконов. – Да неужто? – Она послала нас за тобой, отец. Как услышал это Масария, не стал долго раздумывать, обнял своих детей за плечи и нырнул на дно моря. В то же мгновенье очутился он перед воротами подводного дворца. – Матушка, матушка, мы отца привели! – крикнули мальчики. Громко заскрипели подводные ворота из алого коралла и распахнулись настежь. Окруженная толпой прекрасных прислужниц, под звуки тихой музыки вышла ему навстречу в ослепительном наряде сама принцесса Отохимэ, дочь Повелителя драконов. – Добро пожаловать, долго я тебя ждала. Взяла Отохимэ своей рукой, похожей на белую рыбку, Масария за руку и повела во дворец. Вся утварь в покоях кораллом изукрашена, алым, черным, белым и лазоревым. В зеркалах пестрые рыбы проплывают, морские чудища глаза пялят. – Давно я хотела с тобой свидеться. Ведь родилось у нас двое сыновей. Останься же с нами навек в этом дворце. Будем с тобой жить неразлучно, – молвила Отохимэ. Масария только смотрел во все глаза и слова не мог вымолвить в ответ. Провела его Отохимэ в парадную залу. А там уже веселый пир наготове, столы яствами уставлены, прислужники-рыбы вино наливают. Заиграли лютни, цитры, скрипицы, флейты, барабаны[42 - Заиграли лютни, цитры, скрипицы, флейты, барабаны. – Под лютней имеется в виду дзябисэн – трехструнный щипковый музыкальный инструмент типа гитары с длинным грифом, корпус дзябисэна обтягивался змеиной кожей. Под скрипицей имеется в виду кокко – старинный четырехструнный смычковый инструмент. Эти инструменты были в ходу на острове Окинава.]. Начались веселые пляски. То краб ходит боком, то осьминог выкидывает коленца. До слез хохотал Масария. Так прошло пять дней. Но не в радость молодому рыбаку был вечный праздник. Потянуло его на землю, к людям. Видят дети, что у отца лицо затуманилось, ходит он нерадостный, и спрашивают: – Невесело тебе у нас, отец? Верно, хочешь на землю вернуться. Удивился Масария. – Вот правду говорят, что дети приметливы! Тяжко мне стало на морском дне. Помогите же мне вернуться на вольный воздух. – А наша матушка что говорит? – Я попрошу ее отпустить меня. – Да, расскажи ей все, что у тебя на сердце. Но когда будешь с ней прощаться, то, уж верно, она подарит тебе что-нибудь на память. Попроси тогда маленький голубой кувшинчик. Это лучшее сокровище нашего дворца, – посоветовал Масария один из мальчиков и повел его в покои Отохимэ. – Я уже все знаю от наших детей. Так ты непременно хочешь вернуться на землю? – Что поделаешь! Привык я каждый день трудиться. От безделья не по себе мне стало, тоска грызет. Я – созданье земли и должен вернуться на землю. – Если так, то и говорить не о чем. Но хочу я дать тебе подарок на память. Выбери сам, что приглянется. – Что ж, дай мне тогда вот этот лазоревый кувшинчик. Опечалилась было Отохимэ, но потом улыбнулась: – Этот кувшинчик – бесценное сокровище. Но для тебя, мой любимый Масария, мне ничего не жаль, возьми его. Только всегда помни обо мне. И с этими словами Отохимэ отдала Масария лазоревый кувшинчик. Простился с женой молодой рыбак, обнял своих сыновей за плечи и в тот же миг очутился на берегу острова Мияко. Пошел Масария назад в свою деревню. Но что это? Как она изменилась! Все в ней выглядит чужим. Если б не горы да не река, он и места того не признал бы. Ищет рыбак свой дом, но от него и следа не осталось. Там, где он стоял, поднялась высокая роща. Глазам своим не верит Масария. Уж не сон ли? Вдруг увидел он, что по дороге бредет, опираясь на палку, седой старичок лет семидесяти. Сказал ему Масария: – Я рыбак из здешних мест, зовут меня Масария. Пять дней пробыл я во дворце Повелителя драконов, и вот – не узнаю родной деревни. Все здесь так изменилось! – Масария, говоришь ты? Верно, был такой среди нас, рыбаков. Да только добрых пятьдесят лет прошло, как уплыл он в море и не вернулся. Уж не призрак ли ты? Скройся с моих глаз! Пропади! – И старик замахнулся на Масария посохом. «Дивное, непонятной дело!» – И Масария, спотыкаясь, неверным шагом побрел к старому пруду на краю деревни. Наклонился Масария над прудом. Но в воде он увидел не юношу двадцати лет. Нет, на него глядел седой, морщинистый старик, похожий на того, с каким он повстречался. – О, я несчастный! Пять дней провел я во дворце Повелителя драконов, а за это время на земле прошло пятьдесят лет! Потерял я свою молодость! И в отчаянии Масария встряхнул свой лазоревый кувшинчик. Что-то в нем заплескалось. Он открыл крышку, и оттуда потянуло крепким духом старого вина. – Так, значит, там драгоценное ароматное вино. Что ж, хоть напиться с горя, что ли! И, опрокинув вверх дном кувшинчик, Масария осушил его одним духом. Побежало вино по его жилам горячей струей. Поднес он руки к лицу,- лицо стало гладким, как прежде. Поглядел Масария в пруд и подскочил от радости. – Мне снова двадцать лет! Так вот отчего этот кувшинчик – бесценное сокровище! Эх, жалко, что я все вино сразу выпил. Потряс он кувшинчик, а в нем опять вино булькает. – Эге, чудо за чудом! Выходит, пей, сколько хочешь, из того кувшинчика, а вино никогда в нем не иссякнет, как струя в роднике. Масария не помнил себя от счастья: – Теперь я смогу помогать людям. Вина на всех хватит. Начал он ходить по всему острову и всюду рассказывать людям про свои приключения. Выпьют чудесного вина старики – станут молодыми, выпьют больные – и станут здоровыми. Пронесся об этих чудесах слух по всем окрестным островам. Люди толпами пошли к дому Масария. Кто сам идет, кого ведут, а кого и несут. Но верно говорят: между радостью и горем тонкая стена. Как-то раз пришло к Масария людей втрое больше обычного. Лег он спать еле живой от усталости, но только заснул первым сном, как в ворота так сильно застучали, словно хотели разнести их вдребезги. – Эй, Масария, отворяй! С дальнего острова привезли на лодке больного. Он чуть дышит. Дай ему выпить целебного вина. Скорей, а не то помрет. Отворяй ворота, Живо! Не откроешь подобру-поздорову, вышибем. Масария встал с постели, протирая заспанные глаза. – Это что еще! Что за наглость такая! Я даром пою каждого, кто ни попросит, чудесным вином из дворца Повелителя драконов. Могли бы, кажется, быть мне благодарны. А вы ломитесь в мой дом посреди ночи, покоя не даете. Хороша награда за мою доброту. Что я нажил, кроме хлопот и беспокойства! Из-за этого проклятого кувшина мне и ночью отдыха нет. Да пропади он пропадом! И только он это вымолвил, как кувшинчик с треском разломился пополам. Обратились его осколки в двух белых лебедей и полетели в сторожу моря. С криком бросился Масария за ними в погоню. Но лебеди, сверкая в лунном свете белыми крыльями, скрылись из виду. В ту же минуту Масария вновь превратился в дряхлого старика. И все люди, кому чудесное вино вернуло молодость, снова стали стариками. А больные, исцеленные вином, сразу умерли. Вот что случилось в далекую старину. Перевод В. Марковой. ЖИВАЯ ИГЛА, МЕРТВАЯ ИГЛА И ЛЕТУЧАЯ КОЛЕСНИЦА Давно, давно тому назад жил один богач. В доме у него заведен был такой обычай. Когда наступал первый день Нового года, слуги рассаживались возле очага в господских покоях, а хозяин сам своими руками еду им подавал и вино наливал. Вот однажды слуги весело праздновали Новый год. Вдруг хозяин, наливая им полные чарки, говорит: – А ведь в эту ночь первый сон вещим бывает. Хорошенько запомните, что кому привидится. Завтра мне расскажете. Я заплачу за каждый сон по серебряной монете. На другое утро хозяин спросил: – Ну, кто из вас хороший сон видел? Рассказывайте по очереди. Сидевший на главном месте старший слуга замялся: – Уж прости, господин, проспал я до самого утра как убитый. Никаких снов не видел[43 - Сон, приснившийся на вторую новогоднюю ночь, считался вещим. Под изголовье клали картинку, изображающую «такарабунэ» – корабль, на котором едут семь богов счастья, а иногда и баку, фантастические звери, которые, по поверьям, пожирают дурные сны. Но если все же приснился дурной сон, то картинку пускали по воде. О хорошем сне не рассказывали – из опасения, что он не сбудется. Толкование снов было очень распространено, существовали «сонники» и специальные гадатели. Существовал даже обычай продажи сна, счастье при этом как бы переходило к лицу, купившему сон.]. Следом за ним и другой стал отнекиваться: – Я только закрыл вечером глаза, а открыл, смотрю: на дворе уже утро. И не заметил я, как ночь прошла. Все слуги один за другим стали уверять, что снов не видели. Но самый молодой слуга, юноша лет пятнадцати – шестнадцати, признался: – А я видел чудесный сон. – Вот как, в самом деле? Ну, так продай мне его. Вот тебе серебряная монета. – Нет, не могу я продать свой счастливый сон. Вдруг он тогда не сбудется. – Так я дам тебе две монеты. Но юноша только покачал головой. – Хочешь три? – И за три не продам. – Какой ты несговорчивый! Бери четыре. Хозяин, раззадорясь, все набавлял и набавлял цену. Но молодой слуга только головой качал. Наконец хозяин предложил двадцать золотых монет. Но и тут юноша не согласился. В страшный гнев пришел хозяин. Посадил он юношу в челнок без паруса и весел и пустил плыть по воле волн в открытое море. Но все же дал ему с собой рисовых лепешек, чтоб не умер он голодной смертью. Долго играли волны и ветер с челноком и принесли его к далекому острову. Вышел на берег молодой слуга и видит, что остров дик и безлюден, живут на нем одни обезьяны. Приметили они юношу и залопотали: – Человек! Смотрите – человек! Хватай его, попробуем, каков-то он на вкус. Кинулись обезьяны на юношу всей стаей. Испугался он и стал бросать в них рисовыми лепешками. Начали обезьяны лепешки подбирать, а он вскочил в челнок и оттолкнулся от берега. Снова поплыл челнок, куда ветер его гонит и волны несут, и вскоре прибился к берегу другого острова. Не успел молодой слуга ступить на землю, как из лесу с диким воем выбежала ватага чудищ. То были черти разных мастей, красные, синие, черные… – Человек! Смотрите – человек! Давно нам такой лакомый кусочек на зуб не попадался, – заорали черти. Что делать, как тут спастись! Стал молодой слуга кидать в чертей рисовыми лепешками, но черти на них и не взглянули. Схватили юношу когтями, вот-вот разорвут на части. Но главный черт закричал: – Погодите, ребятки, съесть его мы всегда успеем. Спросим наперед, каким ветром его к нам занесло. Эй, человечье отродье, по своей воле или нет приплыл ты к нам сюда? – Нет, не сам я приплыл, волны меня принесли. Посадил меня мой хозяин в челнок без паруса и весел за то, что не захотел я рассказать ему свой первый новогодний сон. – Что ж это за сон такой тебе приснился? Расскажи-ка нам поскорее. – Ого, какие хитрые! Я не продал свой сон хозяину за двадцать золотых, а вы хотите даром его послушать. Не стану рассказывать, хоть разорвите меня на мелкие кусочки! Стали красные, синие и черные черти между собой совещаться. Погалдели, погалдели и говорят юноше: – Давай меняться! Ты нам поведай свой чудесный сон, а мы тебе дадим нашу чудесную колесницу. Побежали черти со всех ног в глубь леса и прикатили великолепную колесницу. – Вот она, смотри! Это летучая колесница! Если стукнуть по ней один раз железной палицей, она тысячу ри пролетит, стукнуть два раза, десять тысяч ри пролетит. Поглядел молодой слуга на колесницу и сделал вид, что раздумывает: – Гм, гм! Не прогадаю ли? Снова черти залопотали, загомонили, – совещаются между собой. На этот раз принесли они две длинные иглы[44 - В народной медицине на Дальнем Востоке широко распространен способ лечения всех болезней путем уколов особыми иглами (акупунктура). Уколы наносятся в определенные точки тела. Врач определяет, сколько надо сделать уколов, куда и на какую глубину погрузить иглы.]. – Смотри, человек! Вот мертвая игла. Если уколоть мертвой иглой какого хочешь силача, ему сразу конец. А это – живая игла. Стоит живой иглой уколоть больного, он мигом станет здоров. Эти две иглы – бесценное сокровище: и смерть дают они, и жизнь. – Скажите! Неужели! Тогда я, пожалуй, расскажу вам свой новогодний сон. Ох, и чудеса мне привиделись! Но только раньше испробую я вашу колесницу, так ли она хороша, как вы говорите. Взял молодой слуга обе иглы, стал на колесницу и стукнул по ней раз железной палицей. Взвилась колесница, как птица, и полетела. Черти подняли было ужасный крик, но колесница вмиг пропала в небе. Заплакали черти от горя слезами крупными, как мельничные жернова. Летела колесница через море, летела через горы и остановилась где-то посреди широких рисовых полей. Стукнул молодой слуга железной палицей два раза. Снова понеслась колесница под самыми облаками и спустилась на землю в каком-то селенье. Течет посреди селенья река, а на обеих ее берегах стоят друг против друга два богатых дома под черепичными крышами, а возле одного из них чайный домик примостился, как раз по эту сторону реки. Зашел в него юноша подкрепиться. Только вдруг слышит: в соседнем доме поднялась страшная суматоха. Люди мечутся, кричат, плачут. – Что там случилось? – спросил молодой слуга хозяйку чайного домика. – Какая беда? – Ах, и не спрашивай! – отвечает хозяйка. – Умирает у моего соседа-богача единственная дочь, и такая красавица! Отец с матерью от горя совсем обезумели. Сколько ни звали они врачей и знахарей, ни один не сумел ей помочь. – Жаль мне их, несчастных! Поди, хозяюшка, скажи соседям, что прибыл в ваши края великий целитель всех недугов. Я вылечу больную. Обрадовались отец с матерью, услышав такую весть, и скорее повели молодого слугу к постели больной. Лежит она, чуть дышит. Уколол он девушку живой иглой. И в тот же миг смертельной болезни как не бывало. Вскочила девушка с постели, здоровая и румяная. Тут сменилось горе великой радостью. Хотел было юноша уйти, но родители девушки не отпустили его. Повторяют: «Ты наш спаситель!» Не знают, как получше угостить. Званые пиры в его честь созывают, зрелища ему показывают, плясками забавляют. Наконец стали они умолять молодого слугу, чтоб женился он на их дочери. Полюбилась ему красавица-девушка, и взял он ее в жены. Между тем в доме по ту сторону реки тоже заболела единственная дочь, да так тяжело, что родители всякую надежду потеряли. Плачут в голос. Пожалел их молодой слуга, пришел к ним и с помощью живой иглы сразу вылечил девушку. Вскочила она с постели такая веселая, будто никогда и больна не была. Отец с матерью не знают, как своего спасителя и благодарить. Стали и они тоже устраивать в его честь пиры и разные увеселения. Не хотелось им отпускать юношу из своего дома. Наконец, сдавшись на их уговоры, женился молодой слуга и на этой девушке тоже. Сильно он призадумался, в котором доме ему жить? Посоветовались между собой обе семьи и построили золотой мост через реку. Стал юноша жить полмесяца в одном доме, полмесяца в другом. По всей Японии пошла о нем слава как о великом целителе. Многих людей вылечил он живой иглой. А вот мертвая игла ему так и не пригодилась: врагов не было. Как-то раз переходил юноша по золотому мосту с одного берега на другой. По правую его руку идет красавица-жена, а по левую руку другая, столь же прекрасная. Под ногами золотой настил так и сверкает. Тут вспомнил юноша, что уже видел все это однажды – в своем новогоднем сне. Перевод В. Марковой. ВЕЕР ТЭНГУ Стоял теплый весенний день. Хэйсаку пошел в горы накосить себе сена. Солнце ласково припекало, и ленивому Хэйсаку захотелось отдохнуть и погреть спину. Он уселся на пень, стал смотреть на высокое голубое небо и слушать чириканье воробьев. Слушал-слушал и совсем забыл о работе. А когда ему надоело сидеть, он вынул из кармана игральные кости и принялся подбрасывать их. Кости падали на большой плоский камень, который лежал тут же около пня, а Хэйсаку приговаривал: Кости, кости, Ложитесь, кости, Белые кости. Вдруг сзади, с высокой сосны, послышался тоненький голосок: – Хэйсаку, что это ты делаешь? Хэйсаку испугался. Он оглянулся и увидел прямо перед собой на ветке сосны носатого черта – Тэнгу, настоящего Тэнгу, как его рисуют на картинках: длинный нос торчит выше головы, а в руке веер. Хэйсаку упал на колени, задрожал и заплакал: – Пощади меня, Тэнгу, не тронь меня! – Да ты не бойся! – ласково сказал Тэнгу. – Я вовсе и не собираюсь тебя убивать. Я только хочу знать, что это ты подбрасываешь и зачем бормочешь какие-то слова? Что у тебя в руках? – Это? Это игральные кости. Вот видишь, так будет одно очко, а так два, может выпасть и три, и четыре, и даже шесть. В кости можно выиграть много денег. Тэнгу ничего не понял, но все-таки подумал, что игральные кости – забавная штука. И ему очень захотелось их получить. – Хэйсаку, отдай-ка мне твои игральные кости. Но Хэйсаку не согласился: – Как же я отдам тебе кости? Это все равно что отдать свою голову. Носатому Тэнгу еще больше захотелось получить кости. – Я ведь не прошу их у тебя даром! Я дам тебе за них одну очень хорошую вещь, – сказал он как можно ласковее. – Что ж ты мне дашь? – А вот что. И Тэнгу показал ему веер, который держал в руке. – Только и всего? А на что мне такой потрепанный веер? – Как! Ты не знаешь, что такое веер Тэнгу? Вот я тебе сейчас объясню. Если постучать по разрисованной стороне веера и три раза сказать: «Нос, расти! Нос, расти! Нос, расти!» – тогда кончик носа, твоего или чужого, это как тебе понадобится, станет расти кверху. Захочешь, чтобы нос вырос еще повыше, постучи сильнее. Захочешь, чтобы он рос медленно, постучи тихонько. Если же ты пожелаешь, чтобы нос стал опять короче, и это можно сделать: только постучи по оборотной стороне веера и три раза скажи: «Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись!» – и нос понемножку начнет делаться меньше. Видишь, какая это замечательная вещь, веер Тэнгу. Ну, говори, веришь ли ты мне или не веришь? А не то я сейчас вытяну твой плоский нос выше головы. Хэйсаку испугался и закрыл нос рукой: – Верю, верю! Помилуй! Пощади! Как я буду жить с таким длинным носом! – Ну так давай меняться. Вот тебе веер, а я возьму твои игральные кости. – Хорошо, – ответил Хэйсаку. Он был очень рад, но притворился, что слушается Тэнгу только из страха. Хэйсаку отдал Тэнгу старые, потрескавшиеся кости, получил за них волшебный веер и, довольный, пошел домой. …Ленивый Хэйсаку шел по дороге и думал: «На ком бы попробовать волшебную силу веера?» Вдруг он увидел торжественное шествие: четверо слуг несли на бамбуковых носилках под шелковым балдахином красавицу, а спереди, сзади, справа и слева шла целая толпа слуг и служанок. Эта красавица была дочерью самого богатого князя в округе. «А ну-ка, попробую я вытянуть ей нос! Вот будет забавно!» – подумал Хэйсаку. Он незаметно вмешался в толпу слуг, пробрался к самым носилкам, легонько стукнул веер с разрисованной стороны и прошептал три раза: – Нос, расти! Нос,-расти! Нос, расти! И вот у красавицы нос слегка загнулся, а потом стал понемножечку вытягиваться кверху – вырос на вершок, потом на два вершка, потом на три. А Хэйсаку так испугался, что поскорей убежал домой. Через два-три дня повсюду разнесся слух, что дочь князя заболела небывалой болезнью: у нее вырос кверху кончик носа и она стала похожа на Тэнгу. Ни лекарства врачей, ни молитвы монахов, ни заклинания знахарей – ничто ей не помогает. Бедная красавица заперлась у себя в замке, закрыла лицо широким рукавом и целый день плачет. А родители совсем потеряли голову от горя. Наконец перед воротами княжеского замка вывесили большое объявление: КТО ВЫЛЕЧИТ КНЯЖНУ ОТ НЕБЫВАЛОЙ БОЛЕЗНИ, ТОТ ПОЛУЧИТ ЕЕ В ЖЕНЫ. Когда ленивый Хэйсаку увидел это объявление, он сейчас же побежал домой, взял свой волшебный веер и поспешил в замок. – Я могу вылечить княжну! – сказал Хэйсаку, как только его впустили в замок. Слуги повели его в покои княжны. Хэйсаку низко поклонился красавице, а потом постучал в оборотную сторону веера и прошептал три раза: – Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись! И сейчас же нос красавицы стал уменьшаться – сначала на один вершок, потом на два, потом на три. Кончик его выпрямился, и нос стал такой же красивый, как был раньше. А сама красавица стала еще лучше, чем была. Нечего делать, пришлось ей выйти за Хэйсаку замуж. Так с помощью волшебного веера Тэнгу ленивый Хэйсаку сделался самым богатым человеком в деревне. Он мог теперь есть жареных угрей с белым рисом сколько ему хотелось, целыми днями мог валяться в постели или гулять по горам, а главное – ничего не делать. Так он и жил. Один день наедался до отвала, другой день спал без просыпу, третий день слонялся по своим владениям, а потом начинал сначала. Но все это ему скоро надоело, ничего не делать было очень скучно. Однажды Хэйсаку лежал в саду и от скуки зевал. Чтобы хоть как-нибудь позабавиться, он вытащил из-за пояса свой веер, посмотрел на него и подумал: «А как далеко может вытянуться мой собственный нос?» И тут. ему сразу стало веселее. Он сел, постучал в веер и сказал три раза: – Нос, расти! Нос, расти! Нос, расти! Сейчас же кончик носа у Хэйсаку загнулся кверху и стал расти. Вырос на вершок, на два, на три. Хэйсаку постучал еще. Нос вырос на шесть вершков, на целый аршин, на два аршина, на три. Вот он вырос выше дома, выше самого высокого дерева. Вот вытянулся кверху так высоко, что сам Хэйсаку уже не мог разглядеть снизу кончик своего носа. Хэйсаку совсем развеселился. Он забарабанил по вееру что было сил. Нос вытягивался, вытягивался, вырос выше облаков, дорос до самого неба и проткнул небо насквозь. А на небе сидел в это время Гром. Вдруг он видит: что-то тоненькое, красное и острое проткнуло небо и лезет кверху. Гром удивился. «Похоже на морковку. Но я никогда не видел, чтобы морковка росла на небе, да еще кончиком вверх!» – подумал Гром. И он крепко ухватился за морковку своей ручищей. – Ай! – крикнул Хэйсаку внизу на земле. Хоть кончик носа и ушел от него далеко, но все же это был кончик его собственного носа и бедному Хэйсаку стало больно. Он сейчас же перевернул веер, забарабанил по другой его стороне и заговорил быстро-быстро: – Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись! И в самом деле: нос сразу стал уменьшаться – на вершок, на два, на три. Но Гром крепко держал кончик носа в руке, а Гром, конечно, был сильнее Хэйсаку. Нос становился все меньше и меньше, а кончик его по-прежнему оставался на небе. А так как кончик носа не мог опуститься с неба на землю, то самому Хэйсаку пришлось подняться с земли на небо. Сначала он должен был встать на ноги, потом подняться на цыпочки, потом совсем оторваться от земли. Чем меньше делался нос, тем выше подымался Хэйсаку. Его подняло выше дома, выше самого высокого дерева в саду, выше облаков и, наконец, подтянуло к самому небу. Но дырка, которую он проткнул носом, была так мала, что сам Хэйсаку не мог в нее пролезть. И он остался висеть на копчике своего собственного носа под самым небом. Так и висит он до сих пор. Пересказ Н. Фельдман. МОМОТАРО Давным-давно жили в домике над рекой старик со старухой. Старик ходил в лес за дровами, а старуха стирала на реке белье. Однажды сидела старуха возле воды, белье полоскала. Вдруг видит: плывет по реке огромный персик, плывет, с боку на бок переворачивается. «Ох, какой прекрасный персик! – подумала старуха. – Вот бы поймать его: хороший бы гостинец был старику!» Наклонилась она над водой, протянула руку, да никак не может дотянуться. Стала она тогда хлопать в ладоши и приговаривать: Дальше вода горькая, А ближе ко мне – сладкая. Не плыви в воду горькую, Плыви ко мне, в сладкую! И вот закачался персик на волнах, подплыл к самым ногам старухи и остановился. Обрадовалась старуха: «Скорей отнесу его старику, съедим персик вместе». Подобрала она персик, положила его в таз с бельем и пошла домой. Наступил вечер; с вязанкой дров за спиною вернулся из лесу старик. – Ну, старуха, как ты тут без меня? – Ах, это ты, старик? Да все тебя ждала. Заходи скорее, у меня для тебя припасен гостинец. – Посмотрим, посмотрим, что ты там приготовила! Снял старик соломенные сандалии[45 - При входе в японский дом принято снимать обувь.], вошел в дом. Тут старуха достала персик, большой да тяжелый… – Ну-ка, посмотри! – Хо-хо, вот это да!.. Где же ты купила такой чудесный персик? – Не купила, а в реке поймала! – Что? В реке поймала? Ну, совсем диво дивное! С этими словами старик взял персик и принялся его разглядывать со всех сторон. И вдруг персик в руках старика с треском разломился на две половинки, и оттуда с громким плачем выпрыгнул красивый мальчик. – Ох! – вскрикнули в испуге старик и старуха. – Что-же это такое? Но потом подумали: «Мы все время горевали, что у нас нет детей. Вот боги и послали нам этого мальчика!» Поднялась тут в доме суматоха: старик принялся воду греть, старуха пеленки готовить. Искупали они найденыша. Взяла старуха младенца на руки, а он как толкнет ее! – Вот это крепыш! В удивлении переглянулись старик со старухой. Чудесный достался им сын! И так как родился он из персика, назвали они его Момотаро[46 - Момо – значит «персик», таро – широко распространенная в Японии составная часть мужского имени.]. Стали старик и старуха бережно растить мальчика. Оба души в нем не чаяли, рос Момотаро не по дням, а по часам. Другим детям за ним было не угнаться. Вскоре стал он таким богатырем, что не было в целой округе никого, кто мог бы помериться с ним силой. Но сердце у Момотаро было доброе, старика и старуху почитал он как своих родителей. Минуло Момотаро пятнадцать лет. К этому времени во всей Японии не было человека сильнее его. И захотелось Момотаро отправиться куда-нибудь в другую страну испытать свою богатырскую силу. Тут как раз объявился в их краях один купец. Объездил он весь свет, побывал на разных островах и в далеких заморских землях и много рассказывал интересного. Рассказывал он и про остров Онигасима, что стоит далеко за морем, на самом краю земли. Плыть туда нужно много лет. А живут там черти в неприступном железном замке, сторожат они несметные богатства, что награбили в разных странах. Услышал Момотаро про остров чертей и потерял покой: решил он до него добраться. Приходит Момотаро домой и говорит старику: – Отпусти меня, отец! Испугался старик: – Куда же ты собрался? – Хочу походом идти на Онигасима, – отвечает Момотаро. – Хочу чертей разогнать! – Ну, что ж, ступай! Дело это достойное. Старуха тоже согласилась и добавила: – Дорога будет дальняя, в пути, пожалуй, есть захочется. Ну, ничего, мы тебе наготовим припасов. Вытащили тут старик со старухой большую ступку на середину двора; старик взялся за пест, старуха принесла зерно, и начали они толочь просо для лепешек. Удались лепешки на славу. А к тому времени и Момотаро свои сборы закончил. Облачился он в плащ, что носят в походе воины, пристегнул к поясу меч, а с другого боку подвесил мешок с просяными лепешками. Потом взял в руки боевой веер с персиками[47 - Боевой веер – одна из регалий японских военачальников. Поле такого веера украшалось фамильными гербами.] и благоговейно склонил голову. – Прощай, отец, прощай, мать! – Задай чертям хорошенько! – сказал ему на прощанье старик. – Будь осторожен, береги себя! – напутствовала его старуха. – Ну что ты, не беспокойся! Ведь у меня лепешки, каких во всей Японии не сыскать, – ответил Момотаро и весело отправился в путь. А старик и старуха вышли за ворота и долго смотрели ему вслед, пока он не скрылся вдали. Долго ли, коротко шел Момотаро, а пришел он на высокую гору. Вдруг из густой травы с лаем выскочила большая собака. Оглянулся Момотаро, а собака поклонилась ему почтительно и спрашивает человечьим голосом: – Момотаро-сан, куда это ты путь держишь? – Иду походом на Онигасима. – А что это у тебя в мешке? – Просяные лепешки, каких во всей Японии не сыскать. – Дай одну, с тобой пойду. – Ладно, пойдем! Вот тебе лепешка! Съела собака лепешку и пошла следом за Момотаро. Спустились они с горы, прошли немного и очутились в лесу. Вдруг откуда ни возьмись с громким криком соскочила с дерева обезьяна. Оглянулся Момотаро, а обезьяна поклонилась ему почтительно и спрашивает человечьим голосом: – Момотаро-сан, куда ты путь держишь? – Иду походом на Онигасима. – А что у тебя в мешке? – Просяные лепешки, каких во всей Японии не сыскать. – Дай одну, с тобой пойду. – Ладно, пойдем! Вот тебе лепешка! Съела обезьяна лепешку и тоже пошла следом за Момотаро. Спустились они с горы, прошли лес и вышли в широкое поле. Вдруг откуда ни возьмись с неба фазан летит. Оглянулся Момотаро, а фазан сел перед ним, поклонился почтительно и спрашивает человечьим голосом: – Момотаро-сан, куда это ты путь держишь? – Иду походом на Онигасима. – А что это у тебя в мешке? – Просяные лепешки, каких во всей Японии не сыскать. – Дай одну, с тобой пойду. – Ладно, пойдем! Вот тебе лепешка! Склевал фазан лепешку и полетел следом за Момотаро. Стало у Момотаро три верных слуги: собака, обезьяна и фазан. Вчетвером идти веселей. Долго ли, коротко ли шли они; наконец, вышли на берег моря. Здесь, как на счастье, увидели они лодку. Быстро вскочил в нее Момотаро, а за ним его верные слуги. – Я буду грести, – сказала собака и взялась за весла. – Я буду править, – сказала обезьяна и уселась за руль. – Я буду смотреть вперед,- сказал фазан и примостился на носу лодки. Ярко светило солнце, море сверкало, как зеркало. Понеслась лодка, точно стрела из лука, точно молния, пронзающая тучи. И скоро фазан на носу закричал: – Вижу остров, остров вижу! Захлопал он громко крыльями, взмыл в небо и полетел прямо навстречу ветру. Посмотрел Момотаро в ту сторону, куда полетел фазан. Далеко-далеко, где небо с морем сходилось, заметил он что-то темное, вроде облачка. Но чем ближе подплывала лодка, тем яснее видел Момотаро, что это не облако, а мрачный остров. Наконец, он сказал: – Вот он, остров Онигасима, перед нами! Смотрите! – Банзай, банзай![48 - Банзай – (дословно «десять тысяч лет») – равнозначно нашему «ура».] – дружно закричали в ответ собака и обезьяна. А лодка уже подплывала к берегу. Вот показался и замок чертей. Со всех сторон его обступили неприступные скалы. У огромных чугунных ворот виднелись часовые. На самой высокой крыше сидел фазан и смотрел в их сторону. Много, много лет понадобилось бы другому, чтобы доплыть до острова чертей, а Момотаро и глазом не успел моргнуть, как был возле него. Момотаро выскочил на берег, а за ним его верные слуги. Увидели черти незнакомых пришельцев, испугались. Поспешно скрылись они за стенами замка, а чугунные ворота за собой крепко заперли. Подбежала тогда собака к воротам, стала скрести лапами и громко лаять: – Эй вы, черти, отпирайте ворота! Пришел к вам сам Момотаро из Японии! Услышали черти эти слова, задрожали от страха. Изо всех сил навалились они на ворота и держат, не пускают. Слетел тут с крыши фазан и давай им клевать глаза! Не выдержали черти – разбежались. Тогда обезьяна вскарабкалась на высокую степу и отворила изнутри ворота. С боевым кличем ворвались Момотаро и его воины в замок. Навстречу им выскочил сам главный черт, окруженный толпой чертенят. Все они размахивали толстыми железными палицами и испускали страшные вопли. Но только видом страшны были черти, а как стал им фазан глаза клевать, а собака за ноги хватать, заметались они, вереща от боли. А когда и обезьяна пустила свои когти в дело, взвыли они еще громче, побросали свои палицы и попрятались кто куда. До конца бился только главный черт, но и его Момотаро придавил к земле. Сел он верхом на широкую спину черта, сжал ему шею сильными руками и говорит: – Ну что, пришел твой конец? Перехватило у черта дух, из глаз его покатились слезы, и запросил он пощады: – Отпусти меня, пощади мою жизнь! Я тебе за это все свои богатства отдам! Отпустил его Момотаро. Тут открыл главный черт кладовые и отдал ему все свои сокровища. А тем сокровищам равных на свете нет. Были тут и плащ-невидимка и зонт-невидимка, и волшебная колотушка бога счастья[49 - Бог счастья – Дайкоку – изображается с колотушкой в руке. Удар этой колотушки приносит исполнение любого желания.], и драгоценный жемчуг, и кораллы, и черепаховые щиты, и много-много другого добра. Сложил все это Момотаро в лодку и с тремя своими слугами поплыл обратно. Еще быстрее прежнего полетела лодка по волнам. И вскоре добрались они до Японии. Пристали они к берегу, нагрузили драгоценностями целую повозку. Впряглась в нее собака и повезла, фазан за веревку сбоку тянет, обезьяна сзади подталкивает – так втроем они и тащили тяжелый воз. А дома старик со старухой ждут не дождутся Момотаро. То один, то другой повторяет: «Пора бы ему вернуться!» Но вот настал радостный день, и Момотаро вернулся домой. Он гордо шел впереди, а за ним его верные слуги везли богатую добычу. Увидели его старик со старухой и обрадовались. – Вот это герой! – восхищался старик. – Нет ему равных в Японии! – Хорошо, что целым вернулся! – говорила старуха. – Это дороже всего! А Момотаро обернулся к своим верным слугам и спрашивает: – Ну как, страшно было биться с чертями? В ответ ему радостно залаяла собака, обезьяна громко засмеялась и показала белые зубы, а фазан прокричал свое «кен-кен», взлетел вверх и несколько раз перевернулся в воздухе. День был ясным, безоблачным, и вишни буйно цвели в саду. Перевод Б. Бейко. СТРАШИЛИЩЕ И ПЕТУХ В давние времена у подножия горы была деревня, и в той деревне жили очень трудолюбивые люди – с раннего утра до позднего вечера работали они в поле. Но вот случилась беда: неведомо откуда появилось страшилище – синее-пресинее, а из головы рог торчит. Поселилось страшилище на вершине горы, оттуда вся деревня как на ладони видна. Только уйдут крестьяне с поля, страшилище тут же поле истопчет, рассаду вырвет, камней набросает. Долго терпели крестьяне проделки страшилища, а поделать с ним ничего не могли. Раз пришли утром на поле, видят, вся рассада из земли выдернута и потоптана. Выступил тогда вперед один юноша и прокричал: – Эй ты, злое страшилище! Когда наконец ты бросишь свои проделки, перестанешь нам вредить? Глянуло страшилище с вершины горы да как захохочет – с деревьев листья так и посыпались. – Кто это там еще пищит? Желаю я, чтоб каждый вечер присылали вы мне человека на съедение! Тогда, может, и оставлю вас в покое! Испугались крестьяне, а юноша опять вперед вышел: – Да кто ты такой, чтоб каждый вечер по человеку съедать? – Как кто? – загромыхало чудовище в ответ. – Нет в мире могущественнее меня никого! Я все могу! Ха-ха-ха-ха! Захохотало страшилище, умолкли от страха птицы, а деревья к земле пригнулись. Не испугался смельчак, подождал, пока утихнут раскаты хохота, и снова прокричал: – Мы бы поверили, что нет на свете никого могущественнее тебя, только сделай сначала что-нибудь необыкновенное. А то пока вся твоя сила на вред нам уходит да на разорение. Мог бы ты, к примеру, до первого петуха построить лестницу в сто ступенек от деревни до вершины горы? Построишь – будь по-твоему: станем мы тебе каждый вечер присылать на съедение кого-нибудь, а не построишь – уходи из наших мест и не мешай нам жить! – Ох, ох, не могу, насмешил ты меня, ничтожный! – пуще прежнего захохотало страшилище. – Да мне это сделать – тьфу! – ничего не стоит! Гляди, завтра еще до первого петуха будет вам лестница готова! На том и порешили. Разошлись вечером люди по домам, а заснуть не могут. «Что такому чудовищу стоит лестницу в сто ступеней построить! Он ведь и впрямь могуч! От одного его крика камни с горы падают», – думают. А страшилище, как стемнело, потихоньку в деревню спустилось, всех петухов повылавливало и в корзину запрятало. А потом камни на гору стало таскать. Часа не прошло, а уж девяносто девять ступенек готовы! – Вот глупец! Нашел, чем меня испугать! – усмехалось страшилище. На небе звездочки мерцают, до рассвета еще далеко. – Вздремну-ка я, пока не светает, – решило страшилище. – Не сторожить же мне камни. Последнюю ступеньку уложу, как проснусь, все равно глупые петухи сидят в корзине, им и невдомек, что скоро утро. Крепко заснуло чудовище, и в деревне все задремали. Только смельчак юноша за ночь глаз не сомкнул. Как стала заря заниматься, подошел он к корзине и выпустил петуха. Видит петух, новый день начинается, заголосил во все горло: «Ку-ка-ре-ку!» А за ним и остальные петухи «ку-ка-ре-ку» запели. Проснулось страшилище: что такое? Снится ему, что ли, петушиное пенье? Смотрит, солнышко уже вовсю сияет, из деревни крестьяне бегут, а камень для сотой ступеньки как лежал, так и лежит у его ног. – Вижу я, не удалось тебе до первого петуха лестницу закончить, – сказал юноша. Нечего чудищу сказать в ответ. Раз слово дано, надо его держать, даже страшилищам. Печально вздохнуло страшилище, придется, видно, собирать свои пожитки и уходить куда подальше. Больше никто не мешал крестьянам работать на полях. Уложили они последнюю, сотую ступеньку и часто поднимались на вершину горы – восход солнца встречать. Перевод А. Садоковой. БЛАГОДАРНЫЕ СТАТУИ Жили в горной деревушке старик со старухой, жили бедно. Сплетут несколько соломенных шляп, старик несет их в город, продаст – купит чего-нибудь поесть, не продаст – голодными старики спать ложатся. Так кое-как и перебивались. Раз перед Новым годом старик и говорит: – Страсть как хочется отведать на Новый год рисовых лепешек. Да вот беда, в доме ни одного рисового зернышка! – Да, – вздохнула старуха, – сходил бы ты, старый, в город, продал бы шляпы да купил риса. – И то правда, – обрадовался старик. Встал пораньше, перекинул шляпы через плечо и зашагал в город. Целый день бродил по городу, а ни одной шляпы так и не продал. Уж смеркаться стало. Побрел старик домой, думы невеселые его одолевают. Вдруг видит, у моста стоят в ряд шесть статуй Дзидзо. Всякий знает, что добрый дух Дзидзо покровительствует путникам и детям. Удивился старик: – Откуда в такой глуши статуи Дзидзо? Подошел он ближе, смотрит, статуи все снегом запорошило. И показалось вдруг старику, что каменные статуи съежились от холода. «Совсем, бедняжки, замерзли», – подумал старик. Взял он непроданные шляпы и надел их статуям на головы. Только вот незадача: шляп-то пять, а статуй – шесть. Не долго думал старик. Снял с головы старенькую шляпу и шестую статую одел. – Хоть моя шляпа и дырява, но и это все же лучше, чем ничего, – пробормотал он. Повалил снег еще сильнее, еле добрался старик до дому. Старуха уж и не чаяла живым его увидеть. Малость отогрелся старик и поведал ей о том, как у моста попались ему неизвестно откуда взявшиеся статуи Дзидзо и как он их шляпами одарил. – Ты у меня добрый! – вздохнула старуха. – Не печалься! Нет у нас шляп, нет рисовых лепешек. Ну, да ничего! Все на свете рисовые лепешки не стоят одного доброго дела. Вздохнули старики да спать пошли. Только легли, слышат, вроде поет кто-то: В снежную ночь, новогоднюю ночь Сжалился старец, решил нам помочь: Каждому шляпу он подарил, Славное дело от совершил. Доброму старцу за то воздадим. Благодарим тебя, благодарим! Песня все ближе, ближе. Вот и шаги у дверей. Теперь затихло все, и вдруг раздался страшный грохот. Вскочили старики, бросились к двери, распахнули… и остановились как вкопанные: на самом пороге лежал огромный сверток! А на свежем снегу – следы необычные: и не человеческие, и не звериные. Глянули старики в сторону леса и видят: шесть статуй мерно шагают, а на голове у каждой широкополая шляпа покачивается. Подняли старики сверток, внесли в дом, развернули – там целая гора рисовых лепешек! Никогда еще в жизни старик со старухой не праздновали так весело Новый год! Перевод А. Садоковой. КАТИ-КАТИ-ГОРОШИНКА Давно-давно жили старик со старухой. Вот как-то утром стали они дом подметать. Старуха горницу подметает, а старик кухню. Нашел в углу горошину и радуется: Старуха, а старуха, Я горошину нашел. Если в поле посадить, Крупный вырастет горох, Если в ступке истолочь, Будет вкусная мука. Стал старик советоваться со своей старухой, как тут быть, горошинка и проскользни у него между пальцев. Упала на земляной пол и покатилась. Катилась, катилась и попала в мышиную норку. – Стой, стой, держи! Вот горе, вот беда! В кои веки горошинку нашел, круглую, сладкую, а она от меня укатилась. Старуха, неси топор! Шумит дед, из себя выходит. Принесла старуха топор. Раскопал старик топором проход пошире и полез в мышиную норку. Лез, лез и очутился под землей. Пошел он вперед, громко распевая: Укатилась от меня Кати-кати-горошинка. Кто горошинку видал? Кто горошинку нашел? Вдруг видит он: стоит у самой дороги каменный Дзидзо-сама[50 - Дзидзо – буддийское божество, считается покровителем детей и путников. Каменные статуи его часто ставились возле проезжей дороги. Один из любимых персонажей японской сказки. Сама – почтительная приставка к именам.]. – Не видал ли ты, Дзидзо-сама, моей горошинки? – спрашивает старик. – Видать-то видал, но вот беда, поднял я ее с земли, сварил и съел, – отвечает Дзидзо-сама. – Ха-ха, вот оно как! Ну, тогда не о чем и толковать. Съел, и на здоровье. Пойду к себе домой. Собрался старик идти домой ни с чем. Дзидзо-сама пожалел его: – Дедушка, дедушка, подожди немного. Не отпущу тебя с пустыми руками. – Что ж ты для меня можешь сделать, Дзидзо-сама? – Я дам тебе добрый совет. Ступай дальше по этой дороге, увидишь красные сёдзи, это мышиный домик. Мыши сейчас к свадьбе готовятся, рис в ступке толкут. Ты им подсоби. Потом иди дальше. Увидишь черные сёдзи, это логово чертей. Будут черти в кости играть. Крикни петухом три раза, черти убегут, а тебе все их деньги достанутся. – Вот спасибо тебе за науку, – сказал старик и пошел дальше, все вниз и вниз. Вдруг увидел он красные сёдзи. – Эй, хозяева! Есть ли кто дома? – крикнул старик. Выглянула тут мышка-невеста в свадебном наряде, спрашивает: – Ты зачем к нам, дедушка, пожаловал? – Слышал я, что у вас свадьба, вот и пришел вам подсобить рис в ступке толочь. – А, вот это хорошо! Нам как раз помощник нужен. Подсоби нам, дедушка, скорее, – и пригласила старика я дом. А в доме все так красиво убрано! В первой комнате стоят красные лакированные чашки на красных лакированных столиках и бронзовые жаровни. Во второй комнате шелковые халаты развешаны. Столько их, что и не счесть! А в третьей комнате много-много мышей. Толкут они в ступке чистое золото – звяк-звяк-звяк, припевая: Пестиком толку, толку. Так и пляшет он в руках! А услышу мяу-мяу, Всех проворней убегу. Просо я толку, толку, А устану – не беда! Лишь бы мне жених достался Из богатых закромов. Взял старик пестик и начал толочь, да так проворно и ловко! Обрадовались мыши и подарили ему два халата из красного шелка. Взял старик подарки, поблагодарил мышей и пошел дальше по крутому склону, в самую глубь подземного царства. Вдруг увидел он черные сёдзи, а из-за них стук и бренчанье доносится. Это черти в кости играют. Забрался старик на стропила в конюшне, чтобы его не приметили. Когда настала глубокая ночь, взял он веялку и давай ею хлопать. Поднял страшный шум, а потом как закричит петухом: «кэкэро-о». Черти загалдели: – Ого, да уж, никак, первые петухи пропели! Подождал дед немного, а потом опять давай хлопать веялкой и кричать: «кэкэро-о». – Вот уж и вторые петухи, – встревожились черти. А дед еще больше зашумел, еще громче закричал: «кэкэро-о, кэкэро-о!» Переполошились черти вконец: – Вот и третьи петухи! Зазевались мы за игрой. Побросали они деньги – и врассыпную. А дед потихоньку спустился вниз, забрал все деньги – и скорее домой. То-то радости было! Сбросили старик со старухой свою худую одежду с плеч и нарядились в новые халаты, а потом стали золото и серебро меркой мерить, так что звон кругом пошел. Услышала старуха-соседка, и взяло ее любопытство. Заглянула она в дверь: – Дома ли хозяева? Позвольте огонька занять. Поглядела и ахнула: – Ой, глазам не верю! Откуда вдруг такое богатство?! Стал старик ей все по порядку рассказывать: – Так, мол, и так. Добыл я и красные халаты, и денег целую кучу. Пойди-ка сюда, соседка, посмотри! – Ах, зависть берет! – говорит соседка. – Привалит же людям счастье! Побегу-ка я скорей домой, пошлю в мышиную норку своего старика. Побежала она со всех ног домой – и давай в комнатах подметать, а мужу велела в кухне подмести. Но как он ни старался, а горошины не нашел. – Старуха, а старуха, – говорит сосед жене, – поди возьми горошину из мешка. Принесла старуха горошину. Бросил ее старик в мышиную норку, раскопал себе топором проход и попал под землю. Прошел немного – и верно! Как ему и говорили, стоит у дороги каменный Дзидзо-сама. Спрашивает старик у него: – Не видал ли ты моей горошинки? Она сюда покатилась. – Видать-то видел, только вот беда! Поднял я ее с земли и съел. – Что ты говоришь такое, негодный Дзидзо! – вскинулся на него жадный старик.- Да как ты смел съесть чужую горошину! Подумать только, целую горошину. Ввел меня в такой убыток! И как ты теперь со мной разочтешься. Сейчас же подавай мне взамен кучу шелковых халатов и гору денег. Нахмурился Дзидзо-сама, но повторил и ему свои прежние советы. Пошел жадный старик дальше, распевая песню: Убежала от меня Кати-кати-горошинка. Кто горошинку украл, Гору золота отдай. Вдруг увидел он красные сёдзи. А в глубине дома слышится: звяк-звяк-звяк. Это мыши толкут в ступке золото, припевая: Пестиком толку, толку. Так и пляшет он в руках! А услышу мяу-мяу, Всех проворней убегу. Зашел жадный старик в мышиный дом, а сокровищ там и не сосчитать; повсюду красные халаты развешаны, красные лакированные чашки на красных столиках стоят, деньги грудой навалены. Разгорелись у старика глаза. «Как бы так сделать, – думает, – чтобы все это богатство мне одному досталось. А ведь дело-то простое – стоит только кошкой замяукать». Крикнул он во весь голос: «Мя-ау! Мя-ау!» Сразу погасли огни в мышином домике. Кругом стало темно, все пропало из глаз. Ни домика, ни мышей. Шарит вокруг руками жадный старик, как слепой. Кое-как отыскал дорогу, пошел дальше ощупью. Шел, шел, вдруг впереди блеснул огонек, появились перед ним черные сёдзи, за ними в доме что-то стучит-бренчит. Заглянул дед в щелку, видит: черти в кости играют. Деньги перед ними кучами насыпаны. «Правду мне сказал этот каменный столб», – думает жадный старик. И потихоньку, чтоб черти не приметили, забрался на стропила конюшни, но впопыхах не слишком надежно там примостился. Настала полночь. «Теперь самое время!» – думает жадный старик. Взял веялку и давай хлопать. А потом как крикнет во весь голос: – Ха-а, первые петухи! Чертей оторопь взяла. – Что там? Что такое? Подумал старик: «Дело-то на лад идет!» – и заорал еще громче прежнего. – Ха-а, вторые петухи! Еще сильнее всполошились черти, залопотали: – Эй, слышите! Опять! А жадный старик совсем расходился. «Надо, – думает, – хорошенько их пронять, чтобы дали стрекача!» Как рявкнет: – Ха-а! Третьи петухи! Черти удивляются: – Слышите! Чей это голос? – Вот и прошлую ночь кричал кто-то петухом, да все наши денежки и подтибрил. – Мало ему! Снова пришел. – Бейте его, колотите! Испугался жадный старик, сорвался с потолочной балки, вот-вот упадет в самую гущу чертей, но зацепился носом за гвоздь и повис, болтая ногами. Хоть и страшно ему, а невольно самого смех пробрал: «Хе-хе!» Еще больше разозлились черти. – Держите старикашку! – Так это ты наши денежки стащил! И давай его колотить. Избили, искровенили всего, не помнил старик, как и вырвался. Вылез он из мышиной норки, плачет в голос. А старуха радуется: – Муженек-то мой в красном халате идет, веселые песни поет. Не хочу больше ходить в лохмотьях! Сорвала она с себя свое рваное платье и бросила в огонь. На том и сказке конец. Желаю счастья, желаю счастья! Перевод В. Марковой. ОТЧЕГО В МОРЕ ВОДА СОЛОНА? В старину, в далекую старину, жили на свете два брата. Старший был богат, а младший беден. Вот как-то раз под Новый год пошел бедный брат к богатому попросить в долг мерку риса. Ничего не дал ему богатый брат, наговорил много обидных слов и прогнал. Что делать? Побрел младший брат домой ни с чем. Вдруг повстречался ему на горной тропинке старик с белыми, как снег, волосами. – Куда идешь? – спрашивает у него старик. – Да вот, сегодня канун Нового года, а у меня в доме даже горсточки риса нет, чтобы поднести в дар богу-подателю новогоднего счастья. Понапрасну только ходил я к своему брату, не дал он мне ничего. Иду домой с пустыми руками. – Ну, если так, я тебе помогу. Возьми этот мандзю и ступай к лесной кумирне. Есть за ней пещера. В той пещере карлики живут. Станут они у тебя мандзю просить. будут сулить за него горы золота, но ты не бери. Скажи, что сменяешь мандзю только на ручную мельницу[51 - Ручная мельница – здесь – крупорушка для обдирки риса; состоит из двух каменных жерновов: верхний из них вращают при помощи рукояти.]. С этими словами дал старик бедному брату маленький пирожок – мандзю. Пошел бедный брат к лесной кумирне. В самом деле, за ней пещера в горе видна. Суетится возле нее множество крошечных человечков. «Что они там делают?!» – подумал он. Глядит, а они, спотыкаясь и падая, всей гурьбой одну тоненькую камышинку тащат. – Стойте, я подсоблю, – говорит бедный брат. Взял он камышинку и отнес к пещере. Вдруг у него под ногами словно комар запищал: – Помогите, разбой! Человека убили! Удивился бедный брат, глянул себе под ноги. Видит: чуть не задавил он одного карлика. Попал карлик между подставками сандалии, бьется, кричит, зовет на помощь. Нагнулся поскорее бедный брат и осторожно, двумя пальцами вытащил карлика. А тот пищит: – Ну и силен же ты, великан! На что я тяжел, а ты меня, как пушинку, поднял. Тут заметил он в руке у бедного брата пирожок – мандзю и начал просить: – Дай нам этот пирожок. Мы за него ничего не пожалеем. Стали карлики носить из пещеры золото. По песчинке, по песчинке целую груду натаскали. Но вспомнил бедный брат, чему его старик учил, и стал отказываться. – Не возьму я золота, дайте мне взамен ручную мельницу. Видят карлики, что его не переспоришь, и повели в пещеру. Стоит там в углу ручная мельница с каменными жерновами. – Эта мельница – самое дорогое наше сокровище! – говорят карлики. – Жалко нам с ней расставаться, но уж очень нам твой пирожок понравился. Бери мельницу, так и быть! Покрути жернов вправо, намелет она тебе все, что только пожелаешь. Покрути влево, перестанет мельница молоть. Не забудь же, влево покрути, а то она вовек не остановится. Понес бедный брат мельницу домой. А дома жена его заждалась. Не успел он показаться на пороге, как жена закричала: – Ну что, достал хоть немного рису? – Не спрашивай ни о чем, – отвечает, – а стели скорее на пол циновку. Бросила жена на пол циновку. Поставил на нее бедный брат ручную мельницу и повернул жернов вправо, приговаривая: – Мельница, намели нам рису, мельница, намели нам рису. И вдруг посыпался на циновку крупный белый рис. – Мельница, намели нам семги, мельница, намели нам семги. Тут упало на циновку несколько больших соленых рыбин. Много еще намолола мельница разной вкусной еды. Лишь тогда бедный брат повернул жернов влево, когда уж ничего больше придумать не мог. Остановилась мельница, а муж с женой, радостные, сели ужинать. На следующее утро говорит он жене: – Довольно мы с тобой скитались по чужим лачугам. Пора нам и пожить в своем углу, как люди живут. Велел он мельнице: – Мельница, намели нам новый хороший дом с просторными кладовыми и большой конюшней, да чтоб стояли в конюшне на привязи семьдесят четыре коня. А потом намели побольше рисовых лепешек и вкусного вина. Созвал младший брат всех соседей и родственников. То-то они удивились. Последний в деревне бедняк всех на пир созывает. Не обошел он приглашением и старшего брата. Пришел старший брат, смотрит, глазам не верит. Младший брат только вчера вечером меру риса у него вымаливал. А сейчас он первый богач на селе. «Как это можно за одну ночь так разбогатеть! Откуда что взялось! Жив не буду, – думает, – а узнаю, в чем тут дело». Пирует с гостями старший брат, а сам зорко так по сторонам поглядывает. Стали гости домой собираться. Захотелось младшему брату оделить их на прощанье подарками. Пошел он потихоньку в другую комнату, где мельница стояла, и стал крутить ее вправо, приговаривая: – Мельница, мельница, намели мне сластей для всех моих гостей. А старший брат все в щелку и увидел. – Ха-ха, теперь-то я узнал, откуда у этого голыша богатство взялось! Проводили хозяева гостей и улеглись спать. Стало в доме тихо. Тут старший брат прокрался в дом и сунул мельницу в мешок, заодно и разных сластей прихватил с собою. Вышел старший брат на берег моря, а там, по счастью, лодка стоит на приколе. Бросил он в нее мешок и поплыл в открытое море. «Уплыву, я на какой-нибудь далекий остров, пусть чудесная мельница мелет для меня одного, – думает он. – Тогда я стану богаче всех на свете». Долго плыла по морю лодка. Настало время обеда. Тут старший брат хватился, что в мешке у него сластей много, а лепешка-то всего одна. Поглядел он на нее, поглядел и до смерти захотелось ему солененького. – Попрошу-ка я у мельницы прежде всего соли. Посолю лепешку. Повернул он жернов вправо и приказал: – Эй, мельница, намели мне соли. Посыпалась соль из мельницы широкой белой струей. И глазом он моргнуть не успел, а дно лодки сплошь солью покрыто. Увяз в ней старший брат по щиколотки. Захотел он остановить мельницу, а мельница все вертится. Не знал старший брат, что надо влево жернов повернуть. – Эй, мельница, остановись, довольно! Стой, проклятая, стой! – кричит старший брат. Соль ему уже но колено, лодка но края в воду ушла, а мельница все мелет и мелет. Пошла лодка ко дну вместе с мельницей. Утонул с ней и старший брат. Лежит мельница на дне моря, сыплется из нее соль бесконечной струей. И будет сыпаться до скончания века. Вот почему вода в море такая соленая. Перевод В. Марковой. САБУРО БИТАЯ МИСКА В старину жили три брата: старшего звали Таро, среднего Дзиро, а младшего Сабуро. Как-то раз говорят они друг другу: – Давайте, братья, научимся какому-нибудь искусству, утешим нашего старика-отца. Покинули они на три года родной дом, и каждый выбрал себе дело по сердцу. Учились все трое, не жалея сил, и через три года стали искуснейшими мастерами. Первым вернулся домой старший сын Таро. – Здравствуй, отец! Порадуйся за меня, я стал лучшим шапочником Японии. Умею я делать такие шапки, что они любому впору придутся. Попросит у меня шапку чиновник или воин, не успеет договорить, а она уже готова! Не нахвалятся мною, когда шапку моей работы надевают! – Ну, тогда сделай шапку для нашего князя. Чтобы красивой была и сидела на голове как следует, – сказал отец. – Давно князь огорчается, что нет у него хорошей шапки. Последовал Таро совету отца, сделал шапку для князя. Обрадовался князь: – Хо-хо, красивая шапка! И как раз по голове пришлась. Отныне пусть все шапки в моем княжестве делает один Таро! С этого дня шапочное дело Таро пошло в гору, и отец очень этому радовался. Второй сын, Дзиро, с самого детства больше всего на свете любил стрелять из лука. Постиг он все хитрости этого искусства, учась у самых знаменитых мастеров. Дошла слава о нем до слуха самого князя, и вот призвал его князь и велел ему сбить стрелой грушу с дерева на расстоянии в сто кэнов[52 - Кэн – японская мера длины, равна 1,82 метра.]. Дзиро с радостью согласился показать князю свое умение. Выстрелил он и сбил грушу. Но вот чудо! Стрела полетела назад и упала у его ног. Всего тремя стрелами сбил он все груши с дерева, густо увешанного плодами. И его тоже отблагодарил князь: приказал он ему обучать стрельбе из лука всех своих воинов. А третий сын, Сабуро, изучил искусство подкрадываться незаметно. Услышав это, старик-отец нахмурил брови и велел сыну держать свое уменье в тайне от людей. Но Сабуро стал уверять, что его искусство нельзя равнять с воровской сноровкой, и вот что поведал он своему отцу: – Шел я как-то раз полем, сам не зная куда, и вдруг вижу: стоит вдали необыкновенный домик. Был он похож на круглую миску, перевернутую вверх дном, а вход в него напоминал отбитый край миски. Подошел я ближе, заглянул внутрь, и что же вижу? Навалены внутри деревянные миски целыми грудами. И сидит посреди домика дряхлая старушка. Поглядела она на меня с удивлением и спрашивает: – Откуда ты пожаловал? Я ей отвечаю: вот так-то и так-то, иду учиться какому-нибудь ремеслу. – Ну, выходит, ты попал как раз туда, куда тебе надо. Остался я у старушки, но в первый год и во второй год ничему она меня не научила. Прошел третий год, и попросил я у старушки отпустить меня домой. Не стала она меня удерживать и только сказала: – Ты усердно служил мне, хотелось бы мне дать что-нибудь тебе на память, но видишь сам: у меня в доме только одни миски. Бери любую, какая понравится. Обидно мне это показалось. – Ах вот как, говорю, ты даешь мне миску в награду? Тогда для меня и эта хороша! – да и выбрал с досады никуда не годную, разбитую миску. Иду я по полю и думаю: «Ну и глупо же вышло! Три года усердно служил, а получил в награду одну разбитую миску!» Швырнул я ее на землю и пошел было прочь. Но тут миска вдруг заговорила человечьим голосом: – Сабуро, зря бросил ты свое счастье! Знай, что я владею великим искусством незаметно подкрадываться. Меня подарили тебе нарочно, чтоб я тебя этому искусству обучила. Я за тобой повсюду пойду! И с этими словами запрыгала миска за мной по пятам. Откуда ни возьмись вдруг выросли у нее две ноги! Испугался я до полусмерти… Но ведь миска обещала принести мне счастье. Пошел я с ней вместе по горам и долинам назад к родному дому. По дороге разбитая миска научила меня искусству незаметно подкрадываться. Теперь я тоже мастер в этом деле! Опечалился отец, что сын его выучился такому ремеслу, какое только для воров годится. Не хотел он, чтоб пошла об этом молва, и решил держать все в тайне. Но не тут-то было! По всему княжеству разнесся слух о таком диковинном ремесле Сабуро и дошел до ушей самого князя. Призвал князь Сабуро к себе и говорит ему: – Есть в моем княжестве один жадный богач. Я скажу ему заранее, что ты берешься похитить у него всю казну. А ты незаметно подкрадись и унеси все его богатство. Сабуро ему в ответ: – Я учился подкрадываться не для того, чтобы воровать. Это воинское искусство, оно может пригодиться, если нападут на нас враги. Не хочу я унижать свое ремесло. Но князь заупрямился. – Говори, что хочешь, а я желаю испытать твое умение. Да и сам богач, уж на что труслив, и то расхрабрился. Говорит: «Я все сделаю, чтобы деньги мои устеречь. Но если этот Сабуро их украдет – так тому и быть! Не буду на него жаловаться. Только ничего у него не выйдет!» Так что смотри, не промахнись! Как ни отказывался Сабуро, пришлось ему подчиниться приказу князя. А в доме богача уже поднялась суматоха. Все ждали, что сегодня к ним прокрадется Сабуро, и были начеку. Сундуки с деньгами оставить в кладовой побоялись, вытащили их оттуда и сложили один на другой в домашних покоях. Сам богач нес возле них стражу. А слугам и служанкам он приказал: – Как закричат: «Вор!» – сразу же не мешкая зажигайте огонь и бегите сюда с фонарями. Каждому слуге дали кремни и палочку для зажигания огня. На конюшне все тоже были наготове. Слуги держали оседланных коней под уздцы, чтобы можно было немедля пуститься в погоню. Наступила ночь, полил сильный дождь. И вот явился Сабуро в дом богача. Пришел он открыто, не таясь, под большим зонтом. Удивился богач и обрадовался. – Эге, поглядите-ка! – закричал он. – Наш мастер в искусстве подкрадываться явился под раскрытым зонтом! Вон, вон, стоит у входа! Как же он теперь на глазах у всех украдет сундуки с деньгами? Ха-ха-ха! Слушает богач, как дождь стучит по зонту Сабуро, и заливается смехом. А в это время Сабуро Битая Миска оставил свой зонт у входа и пробрался в дом сквозь незапертые ставни. И пока все слуги бока надрывали от смеха, подменил он палочки для зажигания огня флейтами, а вместо кремней положил барабанчики. Потом в чашку, где был налит чай для богача, подмешал он снотворного зелья из своей битой миски и стал ждать, что дальше будет. Вскоре богач выпил свой чай и вдруг почувствовал неладное! Глаза не смотрят, голова тяжелая! Завопил он из последних сил: – Это проделки Сабуро! Здесь Сабуро! Зажигайте скорее огни, несите сюда фонари! Слуги, служанки – все бросились зажигать огни. Поднялся страшный шум. Флейты пищат: «пи-ро-ро! пи-ро-ро!» Барабанчики гудят: «дон-дон! дон-дон-дон!» Богач в ярость пришел, вопит: – Дураки, огня, огня! А слуги совсем одурели с перепугу. Им в суматохе слышится: – Сундуки на коня! Они и давай сундуки с деньгами навьючивать на коней. Увидел это Сабуро Битая Миска и сказал: – Вот теперь все в порядке. И потихоньку он отвел коней с сундуками к князю. Но не остался Сабуро на княжеской службе. Отправился он по свету искать такое место, где бы его искусство незаметно подкрадываться могло принести настоящую пользу. Перевод В. Марковой. ЧЕРНОЕ ПОЛОТЕНЦЕ В старину это было, в далекую старину. Как-то раз под вечер постучался нищий паломник в ворота большого дома. Попросил пустить его на ночлег. А хозяином того дома был староста[53 - Во главе деревни в феодальной Японии стоял староста. Он заправлял всеми делами в деревне и следил за тем, чтобы вовремя выполнялись все повинности.], первый на деревне богач. Известно, кошка и староста без добычи не остаются. Хозяйка в ту пору сидела за ткацким станом. Прогнала она паломника с бранью: уходи, бродяга, куда сам знаешь! Ничего не сказал паломник и тихо побрел прочь. А на самой околице стояла кособокая халупка, крытая тростником. Постучал паломник в дверь. Медленно, медленно, еле волоча ноги, вышли к нему навстречу из дверей старик со старухой и говорят, опечаленные: – Не обессудь нас, горько нам отпускать тебя с пустыми руками, но сам видишь, как мы бедны. Нет у нас в доме ни зернышка риса, ни лишней одежонки… – Не тревожьтесь, ничего мне не надо, только пустите меня переночевать. Лягу я на голом полу, а голову положу на край очага… – Ну что ж, коли так, милости просим, – приветливо отвечают старики. Провели они гостя в свою тесную хижину. Говорит паломник старухе: – Прости, что докучаю тебе, но наполни водой свой самый большой котелок и повесь над очагом. Послушалась старуха. Когда закипела в котелке вода, достал тогда паломник из своей монашеской сумы горсточку риса и стал сыпать в воду по зернышку. Вдруг – что за диво – котелок до краев наполнился рисом, белым, как утренний снег, мягким и рассыпчатым… То-то обрадовались старики! Совестно им было, что гость хозяев угощает, но под конец сдались они на его уговоры и поели досыта. Не часто случалось старикам отведать белого риса. Только кончили они втроем ужинать, как отворилась дверь на кухне и в дом весело вбежала дочка стариков о-Коно. Была она девушка хорошая и душевная, но собой черна и дурна, все лицо в рябинах, гладкого места нет. О-Коно прислуживала в доме у старосты, и ей частенько позволяли относить отцу с матерью, что она со дна котлов и чашек наскребет. Вот и нынче вечером принесла она полную миску с верхом бурого пригорелого риса, а старики говорят ей с довольной улыбкой: – О-Коно, доченька о-Коно, сегодня мы сыты: наш гость угостил нас на славу. Застыдилась о-Коно, услышав это, закраснелась вся и стала благодарить гостя. А старик со старухой сетуют: – Ах, горе, горе, добрая у нас дочка, да только сам видишь, собой нехороша… При нашей-то бедности где найти ей жениха! А ведь так бы хотелось, уж она у нас на возрасте. – Это небольшая беда! – отвечает паломник. – Не печальтесь, я вам помогу. Вынул он из рукава черное-черное полотенце. – На, девушка, возьми! Станешь мыться в чане[54 - Станешь мыться в чане… – В японской деревне, согласно старинному обычаю, каждый вечер купаются в чане или котле с горячей водой. Обычно вода нагревается лишь один раз для всей семьи.], потри этим полотенцем лицо. Вернулась о-Коно к своим хозяевам и согрела воду для вечернего купанья. Первым в чан полез сам хозяин, потом все его семейные по очереди, а дочка стариков окунулась, как всегда, самой последней. Взяла она черное полотенце и с опаской легонько потерла свои щеки. Но что это? Шершавая кожа стала вдруг мягкой и нежной, словно шелк. Шею потерла, шея стала гладкой-гладкой… Страх взял девушку, выскочила она не помня себя из чана и побежала к зеркалу. Смотрит: все рябины сошли с лица, сияет оно нежной белизной. Стала о-Коно красавицей, каких мало. Увидела это чудо жена старосты и приступила к девушке с допросом: как, да что, да почему. Рассказала о-Коно все, как было. Захотелось хозяйке испытать на себе чудесную силу полотенца. Попросила она его в долг, один раз потереться. На другой вечер залезла жена старосты в чан последней, чего отроду с ней не случалось, и давай тереть лицо полотенцем. Стало оно гладким и нежным. Потом руки потерла. Сделались руки мягкими и белыми, словно свежие рисовые лепешки. Обрадовалась хозяйка, трет себя полотенцем с головы до ног. Насилу-то, насилу, решилась она вылезти из чана, приговаривая: – Ну, хватит! Уф, устала! Зато теперь меня и не узнаешь, такой я стала красавицей. Но не тут-то было! Ее белые-белые ноги и белая-белая спина словно приросли к чану. Как ни билась жена старосты, сколько ни старалась, а так и не смогла отлепиться. Завопила она во весь голос. Прибежала о-Коно, схватила хозяйку за руки, хочет вытащить ее из чана, да не может. Что тут делать? Просит хозяйка: – Беги скорей, о-Коно, ищи того паломника, что дал тебе черное полотенце. Приведи его сюда, пусть освободит меня силою своих чар. О-Коно со всех ног бросилась к себе домой. Видит: паломник все еще гостит у стариков: уговорили они его пожить денек-другой. Привела о-Коно паломника к своим хозяевам. Взглянула на него жена старосты – и обомлела. Ведь это тот самый нищий, кого она вчера от ворот с бранью прогнала. А нищий знай себе тихонько посмеивается. – Хорошо, – говорит, – я согласен освободить тебя. Но только вот мое условие: устройте наперед веселый пир и созовите всю свою родню, и ближнюю, и дальнюю. Много времени не прошло, собрались родичи старосты в парадном покое для гостей. Увидел паломник, что все в сборе, и неторопливо подошел к чану с водой, где сидела хозяйка, плача и охая. Вынул он из рукава зеленую бамбуковую палочку. Светилась-сверкала она ярким огнем. Взмахнул паломник бамбуковой палочкой и прочитал заклинание. В тот же миг жена старосты отлепилась от чана. Обрадовалась она, наспех нарядилась и побежала к гостям. Еще веселее стали гости пировать, пили вино, пели песни и шумели, а о паломнике и думать забыли. Даже не поблагодарили его. Вдруг он словно из-под земли вырос посреди парадного покоя и крикнул громовым голосом: – Обратитесь в обезьян! Обратитесь в обезьян! Ударил он раз-другой о пол бамбуковой палочкой, и тотчас же все бывшие там обратились в краснорожих обезьян. Запрыгали они, заверещали. Снова взмахнул паломник зеленой бамбуковой палочкой и повелел: – Бегите в горы! Бегите в горы! Только он это вымолвил, как обезьяны пустились наутек во главе со своим вожаком – бывшим старостой и пропали в темной глубине гор. Только их и видели. Стало в просторном доме тихо-тихо. О-Коно в страхе забилась в самый дальний угол кухни, дохнуть боится. Ласково окликнул ее паломник и велел привести старика со старухой. Сбегала девушка домой и привела отца с матерью за руки. Сказал им чародей на прощанье: – У кого сердце шерстью обросло, тому лучше стать обезьяной. Отныне живите в этом доме. Староста сюда больше не вернется. И вдруг он исчез быстрее ветра. Скоро девушка нашла себе хорошего жениха и зажила вместе со своими родителями в радости и довольстве. Перевод В. Марковой. ЧЕРТОВА СМОЛА В давние времена жил в одной приморской деревушке молодой рыбак по имени Ёдзиро. Глухое это было место: с одной стороны – море, а с трех сторон – дремучие леса да дикие горы. Захочешь в город поехать – путь один, через чащу. Однажды повез Ёдзиро иваси на базар. Едет он на лошади горной тропой и вдруг слышит, кто-то окликает его сзади: «Ёдзиро! Ёдзиро!» Обернулся Ёдзиро, посмотрел, и душа от страху в пятки ушла: гонится за ним огромный трехглазый черт, не подал виду Ёдзиро, что испугался черта, и спрашивает: – Чего тебе надобно? – Отдай мне рыбу! – Э, чего захотел! Не для тебя наловлена! У черта от этих слов глаза так и загорелись злобой. – Не дашь, сам все заберу! – зарычал он. Догнал черт рыбака, протянул свои ручищи, вот-вот схватит. Пришлось Ёдзиро бросить на дорогу немного иваси. Черт тут же их проглотил и опять требует рыбы. – Не дашь, – говорит, – не только иваси, но и лошадь твою съем! Что было делать? Отдал Ёдзиро черту всю рыбу. Да только и это не помогло. Мигом проглотил черт иваси и требует у Ёдзиро теперь лошадь. «Ну, – думает рыбак, – пропал я! Съест черт лошадь, а потом и за меня примется!» Бросил он лошадь, а сам пустился бежать без оглядки. Добежал он до большого дерева, забрался на самую верхушку и притаился там. Вскоре пробежал черт мимо дерева: должно быть, лошадь уже сожрал и теперь искал Ёдзиро. Но рыбак спрятался так хорошо, что черт его не учуял и ушел в старую хижину, что стояла неподалеку от дерева. «Так вот он где поселился!» – подумал Ёдзиро. Немного успокоившись, он спустился с дерева и незаметно пробрался на чердак чертова логова. Решил Ёдзиро посмотреть, чем черт занимается у себя дома. Заглянул он вниз и видит: пошел черт в кладовую, принес оттуда целую груду рисовых лепешек и начал поджаривать их на жаровне-хибати. Потом опять отправился в кладовую: видно, что-то забыл. Тем временем Ёдзиро достал длинный бамбуковый шест, наколол на него все рисовые лепешки, что внизу лежали, и утащил их к себе на чердак. Вернулся черт из кладовой, принес мисо. Глядь, а лепешек и нет! Пробурчал черт что-то себе под нос и опять пошел в кладовую. А пока он ходил, Ёдзиро своим шестом утащил на чердак все мисо. Принес черт лепешки, смотрит: и мисо не стало. Пошел он опять за мисо, а Ёдзиро снова утащил к себе лепешки. Так черт и ходил то за тем, то за другим, а Ёдзиро все утаскивал к себе на чердак. Устал черт от этой беготни. – А, ладно, – говорит, – обойдусь сегодня без лепешек! Лучше отдохну немного. Так он решил и стал гадать, где ему лучше улечься: на чердаке или в котле. Услышал это Ёдзиро, забеспокоился. А что если черт в самом деле на чердак спать полезет? – В котле спать лягу, – проговорил, наконец, черт и направился на кухню. Забрался он там в огромный котел. а сверху закрыл себя крышкой. Обрадовался Ёдзиро, спустился быстро с чердака и наложил побольше тяжелых камней на крышку котла. Потом натаскал дров и стал высекать огонь кремнем. Слышит черт, как чикает кресало, и кажется ему, что это птицы чирикают. «Бо-бо-бо!» – загудело пламя под котлом. А черт думает: «Должно быть, это ветер в трубе так воет!» А Ёдзиро изо всех сил старается: раздувает огонь, подбавляет жару. Накалился котел, начало черта припекать. Хотел он выбраться наружу, да не тут-то было! Крышка тяжела – не пускает. Взмолился тогда черт: – Пощади меня, Ёдзиро, я тебе отдам и рыбу и лошадь! – Ишь, чего захотел. Нет уж, получай по заслугам, – ответил Ёдзиро и еще подкинул дров под котел. Так черт и зажарился. На другой день поднял Ёдзиро крышку, посмотрел, а котел до самых краев полон древесной смолы. Отвез он ее в город и нежданно-негаданно продал за большие деньги. Перевод Б. Бейко. УРАСИМА ТАРО В давние времена в провинции Танго, в деревне Мидзуноуэ, жил рыбак по имени Урасима Таро. Каждый день выплывал он утром в море ловить рыбу, а вечером возвращался домой. И вот как-то вечером идет он вдоль берега и видит: собрались возле самой воды дети. «Чем это они забавляются?» – подумал Урасима. Подошел он ближе, – оказывается, поймали ребята молодую черепаху и гоняют ее по песку. Забавлялись, забавлялись, а потом начали мучить беднягу: кто камнем бросит, кто палкой ткнет. Жалко стало Урасиме черепаху. – Эй, вы! – обратился он к детям. – Отпустите черепаху! Ведь вы ее совсем замучаете! Но те только смеются: – Ну и пусть! А тебе-то что? Наша черепаха – что хотим, то и делаем. – Отдали бы лучше мне, – попросил Урасима. – Ишь чего захотел! Поймай сам! – Так я ведь не даром прошу. Я за нее заплачу. – Заплатишь – дело другое. Давай деньги! Отдал Урасима ребятам несколько мелких монет, а взамен получил черепаху. Довольные ребятишки куда-то убежали, остался Урасима один с черепахой. Поглаживает он ее по панцирю и говорит: – Эх ты, бедняга! Ну что, досталось тебе? Слышал я, что цапля тысячу лет живет, а черепаха и того больше, а вот ты сегодня чуть не погибла. Хорошо, я подоспел вовремя! Видно, в самом деле суждено тебе долголетие. Ну, плыви себе, да смотри, больше не попадайся ребятам в руки. С этими словами отпустил Урасима черепаху в море, а сам отправился домой. На другой день, как всегда, отправился Урасима в море рыбу ловить. Вдруг слышит, кто-то окликает его: – Урасима-сан! Урасима-сан! Испугался Урасима, смотрит на волны и думает: «Кто бы это мог быть? Кругом ни души: ни лодки, ни людей не видно». Но тут совсем рядом вынырнула из воды черепаха. – Неужели это ты звала меня? – в изумлении спросил Урасима. – Да, я, – с почтительным поклоном отвечала черепаха. – Ты вчера выручил меня из большой беды, жизнь мне спас. Вот я и приплыла поблагодарить тебя. В знак глубокой признательности прошу тебя пожаловать во дворец бога морей Дракона. Случалось ли тебе его видеть? – Нет! – отрицательно покачал головой Урасима. – Ведь он, говорят, где-то очень далеко отсюда! – Ну, для нас с тобой расстояние ничего не значит. Хочешь, провожу тебя во дворец? – Спасибо за любезное приглашение, только мне ведь за тобой не угнаться. – А тебе и незачем плыть самому. Сядешь на меня и доедешь спокойно. – Как же я помещусь на твоей маленькой спине? – Не беспокойся, усядешься. И вот на глазах у рыбака панцирь черепахи вдруг стал расти. Он сделался таким большим, что на нем теперь мог свободно поместиться человек. Забрался Урасима на спину черепахе, и пустились они в путь по бурным волнам океана ко дворцу Дракона. Плыли они, плыли, наконец вдали показались красные ворота. – Что это там впереди? – спросил Урасима черепаху. – А это и есть дворец Дракона. Вон, видишь, высокая кровля виднеется? – Значит, мы уже на месте? – Да, я же тебе говорила, что мы с тобой быстро доберемся. А теперь сходи на берег. Пойдем пешком. Проводила черепаха Урасиму до ворот дворца, а у ворот стража стоит. – Эй вы, привратники! – громко крикнула черепаха. – Доложите, что прибыл к нам гость из Японии, великодушный рыбак Урасима Таро. Доложили привратники, как было велено. Вышли навстречу Урасиме придворные сановники Таи, Хирамэ, Карэй[55 - Таи; Хирамэ, Карэй – названия рыб.] и другие высокочтимые рыбы. Стали они церемонно раскланиваться и приветствовать его: – Добро пожаловать, почтенный Урасима Таро! Большую честь оказал ты нам, прибыв сюда, в подводное царство. Спасибо и тебе, благородная черепаха, что потрудилась, привезла желанного гостя. Повели они Урасиму во внутренние покои, а там встретила его сама хозяйка дворца, прекрасная дочь морского Дракона, Отохимэ с многочисленною свитой придворных. Усадила она Урасиму на почетное место и повела такую речь: – Благодарим тебя, славный Урасима, что соизволил пожаловать к нам. Ты оказал большую услугу нашему царству – спас жизнь черепахе. Вот мы и пригласили тебя, чтобы отблагодарить чем только сможем. Располагайся в этом дворце, как дома, и отдыхай. Понял Урасима, что он здесь желанный гость, и радостно и беззаботно стало у него на душе. – Спасибо за приглашение! – сказал он. – Никогда еще я не был в таком дивном дворце. Подали тут угощение: яства разные и вино. А потом начались песни и веселые пляски, и пошел пир горой. А когда улеглось хмельное веселье, пошли они осматривать дворец. Ведет Отохимэ гостя и показывает ему палаты дворцовые: все тут из драгоценных кораллов, жемчуга и лазурита. Глядит Урасима, не налюбуется – так здесь разубрано, так разукрашено, что и не рассказать. Но настоящим чудом был дворцовый сад! На восточной стороне его, как весной, распускались нежные цветы вишни и сливы, из густой изумрудной листвы неслась соловьиная трель. На южной стороне царило лето: буйно росли травы, стрекотали цикады и кузнечики. На западной стороне сада тихо шелестели багряные листья клена и пышно цвели хризантемы – там стояла золотая осень. А на северной стороне сада была зима: деревья утопали в снегу, звонким прозрачным льдом были скованы реки и ручьи. С восторгом смотрел на все это Урасима Таро, забыв обо всем на свете. Как волшебный сон, незаметно текло здесь время. Но скоро опомнился Урасима. Спохватился он, что оставил дома мать и отца, собрался быстро в дорогу и пришел проститься с Отохимэ. – Не один день провел я под твоим гостеприимным кровом. Хорошо здесь было, но надо мне идти. Прощай! – Не покидай нас, погости еще немного! – стала упрашивать его дочь Дракона. Но непреклонен был Урасима. – Что ж, так и быть, не стану тебя удерживать, – согласилась Отохимэ. – Только так я тебя не отпущу. Вот, возьми на прощанье! – С этими словами поднесла она Урасиме красивую шкатулку. Стал было отказываться Урасима, да куда там – хозяйка дворца и слушать не захотела. Взял он шкатулку, а Отохимэ ему и говорит: – Смотри, что бы с тобой ни случилось, никогда не открывай ее, не то быть беде! Простился Урасима с красавицей Отохимэ и, держа шкатулку в руках, уселся опять на спину черепахе. Доставила черепаха его на берег моря, попрощалась и уплыла. Осмотрелся Урасима. Все как будто осталось по-прежнему, но только, странно, людей знакомых почему-то не было! – Что бы это могло значить? – недоумевал Урасима. В смутной тревоге поспешил он домой. Но и дома его встретили незнакомые люди. «Наверное, за время моего отсутствия родители куда-нибудь переехали», – подумал он. – Я Урасима Таро и жил в этом доме,- обратился он к людям. – Скажите, куда переехали мои родные? – Ты Урасима Таро? – удивленно спросили те. – Да, я самый! – Ха-ха-ха! Да ты, оказывается, шутник! Здесь действительно жил когда-то рыбак Урасима, только было это лет семьсот тому назад. Как же ты вдруг живым объявился?.. Смутился Урасима, не поверил им: – Какие там семьсот лет! Всего два-три дня назад я жил здесь с отцом и матерью. Зачем вы смеетесь надо мной? Сказали бы лучше правду! – Правду говорим мы, – отвечают ему жители деревни. – Есть у нас преданье, что жил здесь когда-то молодой рыбак Урасима. Отправился он однажды в море рыбу ловить и не вернулся домой. Ждали его, ждали отец с матерью, да так и не дождались – померли. Было это очень давно. Уж не призрак ли ты, который пришел навестить родные места? Беспомощно оглянулся кругом Урасима. И в самом деле, все показалось ему не таким, как прежде. «Неужели люди правы?» – думал Урасима, но поверить им боялся. Как во сне, не зная сам зачем, побрел он опять на берег моря. Не было у него теперь ни дома, ни родных. Тяжело и мрачно стало у него на душе. И тут вдруг вспомнил Урасима о шкатулке, которую держал в руках. «Зачем подарила мне дочь морского Дракона этот дивный ларец? И почему наказывала никогда не открывать его? Может, в нем разгадка всей тайны? Открою его!» Развязал Урасима шнуры шкатулки, поднял крышку и только было хотел заглянуть внутрь ее, как взвилось оттуда фиолетовое облачко дыма. Коснулось оно лица Урасимы, и в тот же миг цветущий юноша превратился в дряхлого, покрытого морщинами старца. В одно мгновение поседели его волосы, согнулась спина, задрожали ноги, в одно мгновение пронеслась над ним вереница лет, пронеслась его жизнь и замерло дыхание в груди его. Перевод Б. Бейко. ДЕД ХАНАСАКА Давно-давно жили на белом свете старик со старухой. Были они люди честные и добрые, да вот беда – детей не имели. А потому держали они собаку по кличке Сиро. Любили они ее, как родное дитя, и Сиро за любовь да ласку служил им верно и преданно. А по соседству жили тоже старик и старуха. Но эти были люди жадные и злые, Сиро они ненавидели и всегда ругали его или старались чем-нибудь ударить. Однажды перекапывал добрый старик свое поле, а Сиро бегал за ним по пятам. Побегал он, побегал, понюхал землю, потом вдруг схватил хозяина за полу зубами и потащил в дальний угол поля, где рос старый вяз. Притащил Сиро старика к дереву и давай лапами землю скрести. Скребет, а сам лает, будто хочет сказать: «Рой здесь! Рой здесь!» «Что за притча?» – подумал старик. Копнул он мотыгой – зазвенело что-то. Стал рыть дальше и выкопал целую кучу золотых. Испугался старик, позвал скорее старуху. Вдвоем кое-как перенесли они клад к себе в дом. Так нежданно-негаданно разбогатели добрые люди… Узнал про это жадный сосед, и одолела его зависть. Пошел он к старику, стал просить, чтобы тот дал ему собаку на время. Старик, по своей простоте, возьми да и дай. Обвязал сосед шею Сиро веревкой и потащил на свое поле. – У меня тут тоже должно быть золото. Ищи! Ищи! – закричал он и так сильно дернул веревку, что бедный Сиро от боли заскреб землю лапами. – Ага, значит, здесь! Взялся сосед за мотыгу. Копал он, копал, но, кроме камней да обломков черепицы, ничего не выкопал. Однако не отступил от своей затеи: стал рыть глубже. Но тут вдруг из-под земли повалил густой смрад и яма наполнилась нечистотами. – Фу, гадость какая! – вне себя от злости закричал жадный старик. – Вот же тебе за это! Размахнулся он мотыгой и ударил собаку по голове. Сиро только взвизгнул и вытянулся на земле. Как ни горевали после старик со старухой, делать было нечего. Перенесли они Сиро в сад, вырыли там яму и похоронили его со слезами. А сверху на этом месте посадили маленькую сосенку. Стала сосенка расти не по дням, а по часам и скоро превратилась в огромное могучее дерево. «Сделаю-ка я что-нибудь на память о Сиро!» – подумал старик. Срубил он сосну и выдолбил из нее ступку. – Давай напечем рисовых лепешек, – сказал он старухе. – Наш Сиро так их любил! И вот принялись они вдвоем толочь рис в ступке. Но что за диво! Сколько они ни толкут, рису в ступке только прибавляется. Стал он сыпаться через край и скоро засыпал всю кухню. Узнали про это жадные соседи, и пуще прежнего заела их зависть. Пошли они, не стыдясь, опять к старику и старухе, просят одолжить им ступку. А старик со старухой люди добрые: как не одолжить, если соседи просят! Принес сосед ступку домой, насыпал в нее рису и принялся со своей старухой толочь. Да только вместо риса из ступки вдруг пошел дурной запах и полились нечистоты – всю кухню загадили. Обозлились жадные соседи, разбили ступку на мелкие кусочки и сожгли ее. Пришел добрый старик за своей ступкой, а от нее только кучка пепла осталась. Опечалился он, да делать нечего. Собрал пепел в корзинку и печально побрел домой. – Посмотри, старуха, что осталось от сосны Сиро! Понес старик пепел в сад, хотел на то место высыпать, где Сиро был похоронен, но тут дунул ветер и развеял горсть пепла по всему саду. Попал пепел на ветви слив и вишен, что мерзли под снегом, и вдруг – что за чудеса! – на глазах у старика покрылись они цветами. Была середина зимы, а в саду у старика настоящая весна наступила. От радости старик даже в ладоши захлопал. – Ах, как хорошо! Так, пожалуй, если я захочу, все кругом зацветет! Собрал он остатки пепла в корзину и отправился в город. Идет по улице и кричит: Я – дед Ханасака! Я – дед «Зацветай вишневый цвет»! Куда приду, Там цветут вишни в саду! Как раз в это время возвращался с охоты правитель провинции со своею свитой. Услышал он старика, подозвал к себе и говорит: – Я такого еще не видал. А ну-ка, попробуй! Пусть зацветут вот эти засохшие ветки вишни. Старик быстро забрался с корзиной на дерево. – Цвети, золотая, цвети, серебряная! – крикнул он и высыпал на ветки пригоршню пепла. В тот же миг на глазах у князя все дерево покрылось пышными цветами. – Удивительное дело! – изумился правитель. – Невиданная красота! – Похвалил он старика и щедро одарил. Прослышал об этом жадный сосед, и опять взяла его зависть. Наскреб он в корзину пепла, что остался от ступки, и тоже отправился в город. Идет по улице и кричит: Я – дед Ханасака! Я – дед «Зацветай вишневый цвет»! Куда приду, Там цветут вишни в саду! Как раз в это время опять проезжал мимо правитель провинции. – Ах, это ты, сеятель цветов? Ну что ж, покажи нам еще раз, как цветут у тебя деревья! Жадный старик с самодовольным видом полез на вишневое дерево. Забрался на самую верхушку и давай как попало швырять пепел да приговаривать: – Цвети, золотая, цвети, серебряная! Налетел сильный ветер, понес он пепел во все стороны. Досталось тут князю и его свите. Набился им пепел и в нос и в глаза, и в рот. Поднялась здесь невообразимая суматоха; кто глаза протирает, кто чихает, кто кашляет, кто отряхивается. Разгневался правитель: – Ах ты, лживый старикашка! Да как ты смел надо мной смеяться?! Приказал он схватить старика, отколотить хорошенько и бросить его в темницу – чтобы в другой раз людей не обманывал. Перевод Б. Бейко. КИНТАРО В давние времена жил в провинции Сагами мальчик по имени Кинтаро. Родился он в горах Асикага и жил там вместе с матерью. С детства был Кинтаро силы необычайной. Восьми лет от роду свободно поднимал он каменную ступку и мешок с обмолоченным рисом. Немногие из взрослых брались с ним состязаться в сумотори[56 - Сумотори – японская борьба.]. И скоро в округе не стало никого, кто бы решился помериться с ним силою. Заскучал Кинтаро. Стал уходить в горы и бродить целыми днями по лесу. Взвалит на плечи огромный топор и ходит, крушит великаны-криптомерии, словно заправский дровосек. Тем и забавлялся. Однажды забрел Кинтаро в самую чащу леса и валит там деревья. Вдруг откуда ни возьмись здоровенный медведь. Загорелись у медведя глаза. – Кто это мой лес рубит?! – заревел он и бросился на мальчика. – А ты что, меня не знаешь? – отозвался Кинтаро. Бросил он топор, и схватились они с медведем в обнимку. Недолго борьба длилась, прижал Кинтаро медведя к земле. Видит медведь: дело худо! Запросил он пощады и стал с тех пор верно служить Кинтаро. Узнали заяц, олень и обезьяна, что сам хозяин леса, медведь, сдался на милость Кинтаро. Пришли к нему и просят: – Возьми и нас в услужение! – Ладно, идите за мной! – согласился Кинтаро. И звери стали его слугами. Наберет, бывало, Кинтаро у матери рисовых колобков и отправляется с утра в лес. Придет, свистнет: – Эй, все сюда! И бегут к нему слуги: впереди всех медведь, а за ним олень, обезьяна да заяц. И пойдут они вместе бродить по горам. Вот однажды бродили так целый день и вышли на лужайку. Трава – что шелк. Стали тут звери валяться да кувыркаться. А солнце светит так весело! Вот Кинтаро и говорит: – А ну, поборитесь, кто кого одолеет? Победителю – рисовый колобок. Разгреб медведь сильными лапами землю и сделал круг. В первой паре вышли заяц и обезьяна. Олень судил. Ухватил заяц обезьяну за хвост и хотел было вытащить за черту круга. Разозлилась обезьяна, схватила сама зайца за длинные уши и ну тянуть! Не вытерпел заяц, отпустил обезьяну. На этом и кончилась борьба: никто не победил, никто и награды не получил. Во второй паре сошлись олень и медведь. Теперь стал судьею заяц. Пригнулся олень да как поддаст медведя рогами! Кубарем выкатился медведь из круга. Кинтаро от удовольствия даже в ладоши захлопал. Наконец, вышел он сам на середину круга. – А ну, подходите по очереди! – сказал он и расставил руки. Заяц, обезьяна, олень, а за ними и медведь – все попробовали свою силу, и все оказались битыми. – Эх вы, горе-богатыри! А ну, давайте все разом! Навалились звери: заяц тащит Кинтаро за ногу, обезьяна за шею, олень в спину толкает, а медведь спереди наседает. Все пыхтят, тужатся, Кинтаро свалить пытаются, да куда там! Надоела Кинтаро эта возня, тряхнул он плечами, и полетели звери во все стороны! Опомнились, охают все, один спину трет, другой плечо щупает: не сломано ли? – Жаль мне вас! – сказал Кинтаро. – Так уж и быть, угощу всех. Усадил он в кружок зайца, медведя, оленя и обезьяну, а сам сел в середине и раздал всем рисовые колобки. Подкрепились они и отправились в обратный путь. Идут, по дороге песни поют, ни о чем не заботятся. Но вот дошли они до глубокого ущелья. На дне его бурный поток шумит, а моста, как на зло, нет – водой снесло. Что тут делать? – Давай вернемся назад! – предложили звери. – Ничего, обойдется, – говорит Кинтаро. Посмотрел он вокруг, видит, у самого края ущелья стоит высокая криптомерия в два обхвата толщиной. Положил Кинтаро на землю свой топор, а сам взялся руками за ствол. Нажал раз, другой, и дерево-великан со страшным треском рухнуло поперек ущелья. Получился прекрасный мост. Поднял Кинтаро свой топор и первым перешел по дереву через ущелье. – Вот это силища! В изумлении переглянулись звери и последовали за своим повелителем. А как раз в это время неподалеку сидел на скале один дровосек. Увидел он, как Кинтаро без особого труда повалил огромное дерево, и подумал: «Вот это мальчик! Откуда такой силач взялся?» Слез он со скалы и незаметно пошел следом за Кинтаро. Вскоре простился Кинтаро со своими зверями и один отправился дальше. Легко и проворно перебирался он через пропасти, поднимался на утесы и, наконец, пришел к хижине, что стояла в самой глуши среди диких гор. Над хижиной вился белый дымок. Дровосек с трудом поспевал за мальчиком. Наконец, и он очутился возле хижины. Заглянул внутрь: сидит Кинтаро у очага и рассказывает матери о том, как боролись медведь и олень. Слушает его мать, смеется. Просунул тут дровосек голову в окно и говорит: – Послушай, малыш, а со мной ты поборешься? Не дожидаясь ответа, зашел он в хижину, сел на пол и выставил перед Кинтаро волосатую толстую руку. – Ах! – испуганно вскрикнула мать. Но Кинтаро только обрадовался. – Ну что ж, давай! – сказал он и выставил тоже свою маленькую руку. Некоторое время каждый из борцов силился пригнуть руку другого к земле, но, сколько они ни старались, никто не мог одолеть. – Ну, хватит, вижу, силой мы одинаковы! – сказал дровосек и первый убрал руку. Потом он опустился на циновку и, поклонившись, обратился к матери Кинтаро: – Простите, что пришел к вам незваным. Я видел, как ваш сын повалил огромную криптомерию возле ущелья, и очень удивился. Пошел я следом за ним и вот очутился здесь. Сейчас, после нашей короткой схватки, я еще больше поражен его могучей силой. Почему бы этому мальчику не стать храбрым воином? Потом обратился он к Кинтаро: – Как, малыш, поедешь со мной в столицу? Хочешь стать славным воином? У Кинтаро глаза заблестели от радости. – Конечно! – ответил он. Тогда тот, кто выдавал себя за дровосека, рассказал, что на самом деле имя его Усуи-но-Садамицу и служит он у знаменитого полководца Минамото Райко. Приказал ему полководец набрать самых сильных воинов, нарядился он дровосеком и в таком виде ходит по всей Японии. Услышала это мать, обрадовалась: – Вот хорошо! Ведь отец Кинтаро тоже служил когда-то у князя Саката. Мне вот пришлось жить в горах, но я всегда мечтала послать сына в столицу. Стал бы он воином и прославил подвигами свое имя. Я рада, что вы его берете! Узнали звери, что Кинтаро отправляется в столицу, пришли с ним проститься все четверо: медведь, обезьяна, олень и заяц. Кинтаро всех погладил по голове и сказал им: – Живите дружно, меня вспоминайте! Ушли звери. Поклонился Кинтаро матери, попрощался с ней и пошел вместе с воином Садамицу. Долго ли, коротко шли они, наконец добрались до столицы. Приходят во дворец к Минамото Райко. Подвел Садамицу Кинтаро к полководцу и говорит: – Вот нашел мальчика в горах Асикага, полюбуйтесь! Зовут его Кинтаро. – О, вот так малыш! Ну и силач! – сказал Минамото Райко и погладил Кинтаро по голове. – Хороший будет воин. Вот только имя Кинтаро[57 - Кинтаро – дословно значит «золотой старший сын».] для воина не годится. Твой отец служил у князя Саката, поэтому отныне будет твое имя Саката-но-Кинтоки. И стал Кинтаро называться Саката-но-Кинтоки. А когда вырос, сделался он великим воином и вместе с Ватанабэ-но-Цуна, Урабэ-но-Суэтакэ и Усуи-но-Садамицу[58 - Ватанабэ-но-Цуна, Урабэ-но-Суэтакэ, Усуи-но-Садамицу – сподвижники Минамото Райко.] совершили под знаменами Минамото Райко множество славных подвигов. Перевод Б. Бейко. ГОРБАТЫЙ ВОРОБЕЙ В давние времена жила в одной деревне добрая старушка. Как-то раз весной, в яркий солнечный день пошла она в сад обирать там с цветов и листьев вредных гусениц. Вдруг, откуда ни возьмись, подлетает воробышек. Прыг-скок, прыг-скок – чирикает, корм себе ищет. А в это время за изгородью играл соседский мальчишка. Увидел он птицу и бросил в нее камнем. И вот несчастье: попал камень прямо в воробышка, перебил ему спину. Жалобно пищит воробышек, хочет взлететь и не может, только крыльями машет да кружится по земле. Тут заметила его большая ворона. Слетела с дерева, подступает ближе – вот-вот долбанет воробышка своим клювом! Увидала это добрая старушка, жалко ей стало воробышка. – Эх ты, бедняга!.. Ну, ничего, я тебя не оставлю. С этими словами отогнала она ворону, подобрала с земли воробышка и посадила себе на ладонь. А воробышек совсем ослаб, лежит на ладони и еле дышит: очень уж он вороны испугался. Подула на него старуха, отогрела своим дыханием, отнесла в дом. Потом натолкла рису и накормила. А на ночь, чтобы уберечь воробышка от кошек и крыс, устроила ему гнездышко в корзинке. Утром старушка, как только встала, нарезала мелко нежной зелени и дала воробышку вместе с зернами. Ухаживает старушка за птицей, как за больным ребенком, а сыновья и внуки бранят ее, насмехаются: – Ты что, бабка, совсем из ума выжила? Откармливает воробья, а к чему? Но старушка сносила все насмешки и по-прежнему заботилась о своем воробышке. Стал он поправляться, и хоть не совсем еще окреп, но уж по комнате мог перепархивать. Рад-радехонек воробышек, что жив остался! Полюбил он за это старушку. Да и она привязалась к своему воробышку: нужно ей отлучиться, так она обязательно наказывает домашним: – Вы уж тут присмотрите за воробышком, не забудьте его накормить. И так надоела она своими напоминаниями, что все в доме на нее ворчали. Но старушка в ответ только улыбалась и говорила: – Разве вам не жаль бедную птичку? Кому она мешает? Наконец, благодаря заботам старушки воробышек совсем окреп и начал летать. Однажды, как обычно, посадила его старуха на ладонь и вышла на веранду. – Ну как, полетишь? – спросила она воробышка. И воробышек расправил крылышки, вспорхнул с руки и взвился высоко в небо. Старушка растерянно смотрела ему вслед: – Значит, все-таки улетаешь? Скучно мне будет без тебя. О ком теперь заботиться? Но ты опять прилетай, слышишь? Так говорила старушка, а все смеялись: – Вы только послушайте, что она говорит! Совсем из ума выжила! Но и после этого не было часа, чтобы старушка не вспоминала о своем воробышке. Так прошло двадцать дней. И вот как-то утром перед ее окном громко зачирикал воробей. «Уж не мой ли воробышек прилетел?» – подумала старушка и вышла посмотреть. И в самом деле это был он. – Спасибо тебе, что не забыл! – приветствовала старушка своего знакомого. А воробышек, будто желая что-то сказать, заглянул ей в лицо, бросил на веранду небольшое семечко, что принес в клюве, и снова улетел. – О, да он что-то оставил мне! – заметила старушка. Подошла И видит: лежит белое семечко тыквы. «Видно, неспроста он принес!» – подумала старушка. Осторожно подобрала она семечко и спрятала в парчовый мешочек. А дома все снова смеются: – Странная у нас бабка, носится с каким-то семечком, как с драгоценностью! – Это зерно не простое, его принес воробышек,- отвечала старушка. – Должно быть, хорошие тыквы вырастут! И она посадила семечко в саду. Наступила осень, и на самом деле из семечка выросли прекрасные тыквы: бесчисленное множество огромных плодов золотилось среди листвы. Обрадовалась старушка, накормила тыквами всех своих сыновей и внуков, угостила соседей, и еще осталось столько, что девать некуда. Оделила тогда старушка тыквами всю деревню, а семь-восемь самых больших подвесила на веранде сушить. Прошло около месяца. «Дай, – думает старушка, – посмотрю свои тыквы. Наверное, уже высохли». Спустила она их на пол и диву далась: стали тыквы не легче, а намного тяжелее. «Что за чудо?» – недоумевает старушка. Разрезала она одну тыкву, а из нее вдруг как посыплется белый отборный рис! Обрадовалась она, подставила пустую кадку. Кадка вмиг наполнилась, а рис все сыплется да сыплется. Пододвинула она большую лохань, не успела оглянуться – и лохань полна. А в тыкве зерна не убавляется. Проделала старушка отверстия в других тыквах, оказывается, и они до самого верха набиты рисом. Пересыпала старушка зерно, а они, как были, так и остались полными – прямо кубышки неисчерпаемые. Зажили в доме старушки припеваючи, и не было в деревне хозяйства богаче. А рядом жила другая старуха, скупая да жадная. Глядя на счастье соседей, старуха от зависти и досады места не находила. И вот однажды не вытерпела, пошла она к своей счастливой соседке и спрашивает: – Говорят, вам в дом счастье воробей принес. Правда ли это? – Правда, – отвечает соседка. – Воробей семечко тыквы принес, вот и зажили… Только скупая старуха не унимается, до самой сути докопаться хочет. «А зачем мне скрывать?» – подумала соседка. Взяла да и рассказала, как она спасла воробья и все, что потом было. Но и этого мало скупой старухе. – Не дашь ли мне счастливое семечко? – попросила она. – Семечко воробей одно принес, – отвечала добрая старушка, – я его посадила, а больше у меня нет. Вот рисом могу поделиться. – Ну что ж, давай хоть рису! – недовольно пробурчала скупая, но мешок насыпала доверху и отправилась домой. После стала она думать да гадать, как найти ей горбатого воробья. Начала она каждый день рано утром вставать и ходить по саду, что за домом был. Смотрела, смотрела, но горбатого воробья так и не увидела. Рассердилась старуха, схватила она камень и бросила в воробьев, что прыгали неподалеку. Угодил камень в самую гущу стайки и подбил одного воробья. Поймала его старуха, изломала и без того искалеченной птице кости, да так, что та, бедняга, и сидеть не могла, а потом отнесла домой и корму насыпала. – Ну вот, наконец-то и у меня счастье в руках! – радовалась жестокая старуха. Но жадным все мало. – У соседки один воробей был, и вон ей какое богатство привалило! Значит, от трех-четырех птиц и счастья будет в три-четыре раза больше, – рассуждала она. Пошла старуха опять в сад, насыпала там рису и стала ждать. Как всегда, на зерно скоро налетели воробьи. А старуха набрала камней и ну швырять в них. Бросала-бросала – еще двух подбила. Стало у нее три воробья. Радуется старуха: – Теперь-то я заживу! Посадила она несчастных птиц в кадку, начала их кормить и ухаживать за ними. Прошел месяц, поправились воробьи. Выпустила их старуха на волю, взвились они и полетели. Смотрит им вслед старуха и думает: «Ну, теперь я спокойна! За такую доброту обязательно будет мне награда». А воробьи, конечно, страшно сердятся. Летят и клянут ее: – Эта старая ведьма нас покалечила да еще целый месяц в темной кадке продержала! Никогда такой беды с нами не случалось! С той поры стала старуха ждать, когда прилетят к ней воробьи и принесут свои семечки. Каждый день выходила она во двор и смотрела в небо – не летят ли? И вот на десятый день, вечером, наконец, прилетают три воробья, и у каждого в клюве по семечку тыквы. Бросили они их старухе и улетели. Поднялась в доме суматоха: «Вот и к нам бог счастья пожаловал!» А старуха подобрала семечки и поскорей посадила их у себя в саду. Прошло полгода, и выросли там три огромных тыквенных плети с пышными листьями. Но почему-то плодов на них было мало: всего семь-восемь штук, да и те какие-то сморщенные. Старуха и этому рада без памяти, ходит всюду и хвастается: – Вот теперь мы заживем получше соседей! Но вот беда: тыкв было мало, и скупая старуха, чтобы получить побольше риса, сама их не ела, а другим тем более не давала. Тогда стали ей говорить сыновья: – Будешь скупиться – не будет тебе счастья. Вон соседка наша и людей кормила и сама ела – оттого у ней и много всего. «И в самом деле! – подумала старуха. – Придется мне расщедриться». Созвала она всех своих родственников и с большой неохотой разрезала перед ними тыкву. Увидели гости, что старуха собирается потчевать их всего одной тыквой, рассердились и ушли домой. Остались только немногие, самые жадные. Принялись они было за тыкву, но она оказалась такой противной и горькой, что и не скажешь! Это бы еще полбеды, но потом начались у всех страшные боли в животе, будто кто ножом режет. Испугались гости: – И чем это нас таким накормили? Стали они все вместе ругать старуху, а старухе и ее домашним тоже не легче: ползают они вокруг стола, мучаются от тошноты и боли, места себе не находят. Дело едва не дошло до драки. Побранились гости, побранились и разошлись по домам. Только после еще три дня проболели. Но жадной старухе все это впрок не пошло. Через несколько дней позабыла она, как мучилась от воробьиных тыкв. – Из тыквы-то рис должен был получиться, а мы ее съели, – рассуждала старуха. – Вот и досталось нам по заслугам! Больше уж я никому их не дам! Связала она оставшиеся тыквы шнурком и повесила на гвоздь. Прошло еще около месяца. Ждет старуха не дождется, когда из тыкв рис посыплется. И вот однажды не вытерпела: «Пора, – думает, – снимать». Опустила она тыквы на пол, а рядом понаставила все пустые кадки, что в доме нашлись: рису-то много должно быть!.. Взяла старуха одну тыкву, продырявила и опрокинула над кадкой. Ждет, что вот сейчас оттуда белой струйкой посыплется рис. Только вместо риса стали выползать из тыквы оводы, осы да разные ядовитые мухи. Набросились они на старуху, жалят, кусают ее куда попало. Смотреть и то страшно, а старуха от жадности словно ослепла: кажется ей, что это рис так сыплется. Отмахивается она от оводов и мух, разрезает тыкву за тыквой и приговаривает: – Воробьи, воробьи, не разбрасывайте рис, сыпьте потихоньку! Но как разрезала она седьмую тыкву, выползли оттуда ядовитые змеи и закусали жестокую жадную старуху насмерть. Перевод Б. Бейко. ХАТИКАЦУГИ В деревне Катано провинции Кавати жил когда-то самурай по имени Санэтака. Много у него было земли и денег, имел он жену-красавицу, одного только ему недоставало – детей. Стали супруги молить богиню Каннон[59 - Каннон (санскр. Авалокитешвара) – богиня милосердия. Согласно буддийским поверьям, она помогает людям, появляясь в тридцати трех образах. Существует много рассказов о том, что богиня Каннон в вещем сне посылает счастье молящимся в ее храме, но счастье это иногда покупается тяжелой ценой.], чтобы та послала им хоть одного ребенка. И вот родилась у них дочка. Поблагодарили отец и мать в храме Хасэ богиню за то, что она вняла их мольбам, и попросили Будду быть заступником их дочери в жизни. Быстро шло время. Но, когда минуло девочке тринадцать лет, вдруг тяжело заболела ее мать. Как ни ухаживали отец и дочь за больной, с каждым днем становилось ей все хуже и хуже. Однажды вечером подозвала мать девочку к постели, погладила ее по голове исхудалой рукой и говорит: – Вон какие у тебя длинные волосы! Пожить бы мне еще года три, совсем бы ты стала взрослой. Заплакала она тут горько. Потом взяла лаковый ящичек, что стоял рядом, и положила дочери на голову. А пока девочка гадала, что в этом ящичке, мать спокойно накрыла ее сверху огромным деревянным горшком, да таким большим, что из-под него ничего не было видно. – Ну вот, – вздохнула мать с облегчением, – выполнила я волю богини милосердия. Закрыла она глаза и тихо умерла, как будто заснула. С громкими причитаниями бросились к ней отец с дочерью, но она уже не проснулась. Похоронил Санэтака свою жену и только тогда заметил, что у девочки на голове большой деревянный горшок. Попробовал он его спять, да не тут-то было. Горшок как будто прирос к голове. «Вот бедняга! – думал отец, с печалью глядя на дочку, – Осталась без матери да еще вдобавок стала таким уродом». А люди с любопытством посматривали на бедную девочку и в шутку дали ей прозвище «Хатикацуги», что значит «Носи Горшок». Прошло немного времени, и Санэтака по совету родных и друзей женился второй раз. Но Хатикацуги не могла забыть свою мать и часто о ней вспоминала. Не нравилось это мачехе. Невзлюбила она падчерицу и стала думать, как бы от нее избавиться. А когда у мачехи родился ребенок, совсем не осталось для Хатикацуги места в доме. Даже отец наслушался наговоров мачехи и перестал думать о родной дочери. Всем она была только помехой. Каждый день ходила Хатикацуги на могилу к матери. Придет и со слезами просит ее: «Возьми меня поскорее, родная, к себе! Нет больше сил терпеть!» Узнала мачеха, что Хатикацуги на кладбище ходит, и говорит мужу: – Твоя дочка хочет нас со свету сжить, проклятье на дом накликает. Рассердился отец, закричал на Хатикацуги: – Я тебя жалел, думал, что с тебя взять, раз ты такая уродина, а ты проклятье на нас накликаешь, негодная! Вон из моего дома! Обрадовалась мачеха, схватила Хатикацуги за руку, надела на нее грязные лохмотья и вытолкала за дверь. Пошла Хатикацуги с отцовского двора, горько плача. А куда теперь идти – и сама не знает. Шла она, шла и увидела большую реку. «Чем скитаться бездомной и с голоду умирать, лучше сразу расстаться с этой жизнью», – подумала Хатикацуги. Подошла она к глубокому омуту и бросилась вниз. Да только утонуть не смогла: удержал ее на воде большой деревянный горшок, что был у нее на голове. В это время проплывали мимо рыбаки на лодке. Заметили они горшок, только было хотели вытащить его из воды, а под ним человек! Испугались рыбаки, бросили Хатикацуги и уплыли прочь. «Нет несчастней меня на свете! – с горечью думала девочка. – Даже умереть и то не могу». Кое-как выползла она на берег и побрела опять, сама не зная куда. Так доплелась она до какой-то деревни. Идет по улице, а все на нее пальцем со страхом показывают и шепчутся: «Смотри, смотри – горшок-оборотень к нам зашел!» И не было в деревне человека, кто бы решился накормить или приютить бедную Хатикацуги. Случилось так, что ехал через ту деревню правитель провинции со своей свитой. Заметил он издали девочку с большим горшком на голове, а вокруг нее толпу крестьян. – Что там происходит? Пойди узнай! – приказал он слуге. Слуга поспешил к толпе. Увидели его крестьяне, разбежались, осталась только Хатикацуги. Стоит она и горько плачет. Не поймет слуга, почему у девочки горшок на голове! Подвел он ее к своему господину, посмотрел тот на Хатикацуги и говорит: – А ну, снимите с нее горшок! Подскочили к девочке несколько слуг, только дотронулись до горшка, а она как закричит: – Нет, нет, этот горшок нельзя снять! Не поверили слуги: – Это еще почему? Глупости говоришь! – Принялись они силой стаскивать горшок, да не тут-то было: прирос он к голове девочки, не отодрать. Нечего делать, пришлось так его и оставить. Удивился правитель. – Ты откуда? – спросил он Хатикацуги. – Кто тебя сделал таким уродом? «Скажу ему правду, отца посрамлю», – подумала Хатикацуги и отвечает правителю: – Родилась я в бедной семье. Умерла у меня мать, вот я и ходила все время плакала. Вдруг однажды упал с неба горшок прямо мне на голову, да так и остался. – Бывают же чудеса на свете! – удивился правитель. – А куда ты теперь идешь? – Некуда мне идти, – отвечает девочка. – После смерти матери не осталось у меня родных. Кому я нужна, такой урод? Все меня гонят, все сторонятся. Сжалился над ней правитель и говорит: – Да, плохо тебе живется. Ступай-ка ты ко мне в дом! Так и попала Хатикацуги в дом правителя. Здесь спросила ее старшая прислуга: – Ты что-нибудь умеешь делать? Когда Хатикацуги была маленькой, мать учила ее и читать, и стихи слагать, и на кото, и на бива[60 - Кото – тринадцатиструнный музыкальный инструмент, напоминающий гусли. Бива – музыкальный инструмент типа лютни.] играть. Но все это теперь не годилось для служанки. Смутилась Хатикацуги. – Нет, – отвечает, – ничего я не умею. – Ну, тогда ступай, будешь для купания воду греть, – сказала старшая прислуга. И стала Хатикацуги истопницей. Встанет чуть свет и работает день-деньской до самого вечера, пока все не улягутся: то воду носит, то огонь под котлом разводит. Вечно ходила она вся в копоти да в саже. Утром кричат ей: – Эй, хватит спать, вставай! Готовь воду для умывания, да поскорее! Вечером ругают: – Чего зеваешь? Хозяин уже пришел! Так и проводила она день за днем в едком дыму возле котла. А если выпадала свободная минутка, забивалась Хатикацуги куда-нибудь в темный уголок, чтоб никто ее не видел, и горько плакала. У правителя было четыре сына. Трое старших уже женились, привели они в дом жен-красавиц, а самому младшему – Сайсё – даже невесту еще не подыскали. Доброе сердце было у Сайсё. Посмотрит он, как бедная Хатикацуги трудится с утра до ночи, самую черную работу выполняет, и сердце у него сожмется от жалости, Другие только бранят Хатикацуги, а он при каждой встрече ласково с ней беседует. Зависть взяла других служанок: – И за что только молодой хозяин любит такого урода! Стали они наговаривать на Хатикацуги хозяевам, и те тоже ее невзлюбили. Решили они при первом же случае прогнать Хатикацуги из дому. Узнал об этом Сайсё, опечалился. Приходит он к отцу с матерью и говорит: – Как вам не жалко бедную девушку! Пусть она некрасива, но я ее люблю. Позвольте мне на ней жениться. Рассердился правитель, отругал сына и запретил ему даже разговаривать с Хатикацуги. Но Сайсё решил, что не оставит в беде несчастную девушку. Ночей он не спит, все думает, как бы навсегда оставить Хатикацуги в доме отца. Заметила это мать Сайсё, встревожилась. Позвала она кормилицу и спрашивает: – Нет ли средства заставить Хатикацуги саму уйти из дому? Старая нянька была женщиной хитрой. Смекнула она, в чем дело, и говорит: – А вы объявите, что решили отдать Хатикацуги в жены Сайсё, да смотрины устройте. Пригласите на них невесток, пусть Хатикацуги померится с ними красотой да ученостью. Какой бы ни была бесстыжей эта девчонка, а такого позора не вынесет, обязательно сбежит из дому. Тогда и молодой хозяин Сайсё от нее отступится. Обрадовалась госпожа, что нашла способ избавиться от Хатикацуги, и объявила, что назначаются в доме правителя смотрины. Услышал о смотринах Сайсё, сразу все понял, и горько ему стало. Пришел он к Хатикацуги и говорит: – Ненавидят тебя в нашем доме, хотят над тобой посмеяться. Что будешь делать? Заплакала девушка: – Все это затеяли, чтобы выжить меня отсюда. Я лучше сама уйду из вашего дома. Испугался Сайсё: – Что ты! Куда ты одна пойдешь? Ведь над тобою все издеваться будут! А я этого не переживу. Нет уж, куда бы ты ни пошла, я тебя не оставлю. Принялись они за сборы в дорогу и темной ночью, когда все было готово, потихоньку покинули дом. Только вышли они со двора, как вдруг появилась на небе луна, большая, блестящая, как медное зеркало[61 - Раньше зеркалом служила отполированная металлическая пластинка, обычно круглой формы.]. Посмотрела Хатикацуги на луну. Сияет луна как раз в той стороне, где стоит храм Хасэ. Сложила девушка руки и прошептала: – Не оставь меня, богиня милосердия! И в ту же минуту свалился с ее головы горшок, а вместе с ним посыпались на землю золотые монеты и драгоценные камни. Взглянул Сайсё на Хатикацуги и диву дался: стоит перед ним писаная красавица, каких еще никто не видал. Нагнулся он над деревянным горшком, а в нем два ларца драгоценных. В одном – украшения из серебра и золота, в другом – наряды дорогие с замысловатыми узорами. Обрадовались они. Теперь им незачем было бежать из дома правителя. Вернулись Сайсё и Хатикацуги обратно и стали спокойно ждать наступления дня. А в доме только и разговору, что о смотринах. Все думают да гадают, хватит ли у Хатикацуги смелости поспорить с женами старших сыновей правителя. Но вот и время смотрин пришло. В празднично убранные палаты привели старшие сыновья своих жен и усадили на почетные места. Жене самого старшего – двадцать три года; жене второго брата – двадцать лет, а жене третьего брата восемнадцать недавно минуло. Все наряжены, разодеты – не налюбуешься! Все красавицы как на подбор, одна другой ни в чем не уступит. А внизу, подальше от них, на голых досках постелили дырявую соломенную циновку, какими пол покрывают. Сюда думали посадить Хатикацуги. Собрались все и ждут, когда Хатикацуги появится. А ее все нет и нет. «И зачем только она сама не ушла из дома?» – с сожалением думал правитель. Но вот, наконец, появился Сайсё и за руку ввел Хатикацуги. Диву дались все, когда увидели вместо перепачканной в саже жалкой служанки шестнадцатилетнюю девушку несказанной красоты, в богатых одеждах и с благородной осанкой. «Уж не с неба ли она к нам спустилась!» – думал каждый. Наряды Хатикацуги были так ослепительно ярки и пышны, что, казалось, с ее появлением в доме сразу стало светлее. Все так и застыли на месте, не в силах вымолвить ни слова от удивления. А тем временем Хатикацуги в своем блистательном наряде подошла к отведенному ей месту. Но только хотела она опуститься на дырявую циновку, сам правитель подбежал к ней и удержал за руку: – Разве можно такую красавицу здесь оставить! Отвел он ее на камидза[62 - Камидза – почетное место в приемных палатах дворца, где восседал князь. Все присутствовавшие сидели ниже хозяина дома, то есть на циновках-татами, которыми устилался пол.] и усадил возле себя. Вынула тут Хатикацуги украшения из золота и дорогие наряды, что нашла в деревянном горшке, и преподнесла их отцу и матери Сайсё. Ни у кого из трех жен старших сыновей не нашлось таких дорогих и красивых подарков. Да и сама Хатикацуги была несравненно красивее всех собравшихся. Рады отец и мать Сайсё, что у него такая невеста-красавица. А женам старших братьев зависть покою не дает. Думают они, как бы досадить Хатикацуги. Думали, думали и надумали устроить состязание на музыкальных инструментах. Стала старшая из них играть на бива средняя – на флейте, младшая – на барабане, а Хатикацуги дали кото. Вначале она было отказывалась, а потом вспомнила, как ее мать учила, и тронула струны рукой. Полились дивные звуки, и никто не мог сыграть лучше ее. Видят жены братьев, что и здесь им не удалось посрамить Хатикацуги. Тогда достали они бумагу и тушь и говорят: – Давайте стихи сочинять! Кто в одной танка[63 - Танка – короткое стихотворение в пять строк.] воспоет цветы весны, лета и осени, той и быть первой среди нас. Стала Хатикацуги отказываться: где, мол, ей, неученой, стихи сочинять. Но никто и слушать ее не захотел. Делать нечего, взяла она кисть и красивым почерком написала стихотворение: Вишня цветет весной, Летом цветет померанец, Осень – пора хризантем. Ах, на какой из цветов Жемчуг росы упадет! Прочитали его жены старших братьев и умолкли: поняли, что лучше им в жизни не написать. И склонились перед Хатикацуги. Построил правитель своему младшему сыну красивый дворец, подарил ему плодородные поля, и зажил Сайсё с Хатикацуги счастливо. Прошло несколько лет, родились у них дети. Вспомнила Хатикацуги о своем отце и подумала: «Вот бы посмотрел он, какие внучата у него растут!» Случилось, что приехала Хатикацуги с мужем в храм Хасэ поблагодарить богиню милосердия. Вдруг видит: сидит в углу храма какой-то старик монах в грязных лохмотьях и усердно молится Будде. Присмотрелась Хатикацуги и узнала в старом монахе своего отца. Со слезами бросился старик обнимать свою дочь. А потом стал рассказывать: – Выгнал я тебя из дома, и с тех пор отвернулась от меня судьба. Прожил я все свое богатство, а слуги из-за злой жены сами меня оставили. Вспомнил я о тебе, и захотелось мне хоть один раз взглянуть на свою Хатикацуги. Нарядился я монахом, чтобы удобнее было странствовать, и отправился на поиски. Долго ходил я по свету, обошел всю Японию, думал, что вот-вот встречу тебя… Но только сегодня улыбнулось мне счастье. Взяла Хатикацуги отца к себе в дом, и зажил он на покое вместе с дочерью и своими внучатами. Перевод Б. Бейко. ФЛЕЙТИСТ ТОХЭЙ Жил когда-то флейтист по имени Тохэй. Больше всего на свете любил он играть на своей флейте. Так он играл и жил беспечно, пока не прожил все свое добро. Друзья его покинули, и остался он один со своею флейтой. А флейта у него была знаменитая – таких во всей Японии только три. С нею исходил Тохэй всю страну, побывал даже в Китае и Индии. И везде его принимали с радостью, слушали его игру и хвалили его искусство. Так провел он в странствиях долгие годы и, наконец, стосковался по старикам родителям. Стал он думать: «Как-то живут они? Что теперь с ними стало?» Одолела его тревога, и вернулся Тохэй на родину. Видит, родной дом так обветшал, что и узнать нельзя. Зашел он внутрь, глядит – нет никого! Стал расспрашивать соседей, а те ему и говорят: – Старики твои уже несколько лет как померли. Мать перед кончиной о тебе вспоминала и отец тоже. Все в точности пересказали ему, что говорили родители на смертном одре. В глубокой печали пошел Тохэй навестить могилу родителей. Не нашлось никого, кто бы поставил на ней надгробный камень; увидел он на могиле только старое худое ведро. Целый день молился Тохэй на могиле родителей. А потом вернулся к себе и поселился в старом доме один-одинешенек. Только о бедных своих стариках он и думал и грустил целыми днями. Но вот однажды неизвестно откуда пришла к дому Тохэя незнакомая красавица. Смело приблизилась и спрашивает: – Не здесь ли живет Тохэй? – Здесь, – отвечает Тохэй. – Меня прислали твои родители, чтобы я была тебе верной женой. Позволь мне у тебя поселиться. Удивился Тохэй. – Не знаю, кто ты и откуда, но сама видишь, я последний бедняк, мне тебя и прокормить будет нечем. Нет, не могу я взять тебя в жены! А она ему отвечает: – Если ты меня прогонишь, останется мне только умереть от стыда. Ведь я даже домой не смогу вернуться! Смутился Тохэй, а что будешь делать? Пришлось ему согласиться. Вошла красавица в дом, видит, давно тут не метено, и сразу взялась за уборку. Вскоре весь дом так и засиял чистотой. На другой день достала молодая жена мешочек из-за пазухи, высыпала оттуда несколько монет и говорит мужу: – Купи на эти деньги ниток, а останутся лишние – купи рису. Тохэй пошел в город, купил ниток, и красавица стала ткать день и ночь. Выткала она картину небывалой красоты и говорит мужу: – Поди отнеси мою работу в город и продай за триста рё. Это мандара[64 - Мандара – священная буддийская картина.], а на ней изображена богиня Каннон в тридцати трех разных образах. Пошел Тохэй в город и стал выкликать: – Смотрите, смотрите, вот мандара, а на ней тридцать три лика богини Каннон. Сбежались горожане, просят: – А ну, покажи! Посмотрели и говорят: – Да это подлинно диковинка! Невиданной красоты картина! Сколько за нее просишь? – Прошу триста рё, – отвечает Тохэй. Один богатый купец сразу выложил ему деньги и спрашивает: – Кто ты такой? Где добыл такое сокровище? – Я – бедный флейтист по имени Тохэй, а картину выткала моя жена. Слух о небывалом чуде разнесся по всему городу. Народ валом валил полюбоваться на прекрасную мандару. Дела купца сразу пошли в гору. Но вот дошло это дело до слуха самого владетельного князя. Князь и говорит своим приближенным: – Как это так – у бедного флейтиста такая мастерица жена? Она ему не ровня! Надо отвести ее в мой дворец. Придумайте какую-нибудь невыполнимую задачу, чтобы можно было отнять жену у Тохэя. Старший вассал отвечает: – Это дело нехитрое. Прикажите Тохэю, чтобы он свил тысячу мотков веревки из пепла. А если не сможет, пусть отдаст жену. – Хорошо придумано! – сказал князь и велел призвать к себе Тохэя. Тохэй встревожился: зачем он князю понадобился? Но делать нечего, пришел он во дворец. Тут князь ему и говорит: – Это твоя жена выткала мандару? Искусная она мастерица! Покажи и ты свое уменье: свей тысячу мотков веревки из пепла. И чтоб завтра была веревка готова! А не сможешь – значит, такая жена тебе не ровня! Приведешь ее ко мне! – Слушаюсь, – сказал Тохэй и пошел домой. «Как же быть? – думал он. – Что теперь делать?» А дома жена ждет его не дождется: – Зачем посылал за тобой князь? Рассказал он жене про свое горе. А она ему говорит: – Это дело нехитрое. Купи тысячу мотков веревки. Послушался Тохэй, принес веревки. Сложила жена веревки в ящик, густо-густо обсыпала солью и подожгла. Веревки прогорели, а соль осталась сверху твердой корочкой. Вот и готовы веревки из пепла! Наутро отнес Тохэй веревки из пепла во дворец. Подивился князь, но ничего не поделаешь, пришлось отпустить флейтиста. Однако прошло немного времени, и снова зовут Тохэя во дворец. Встревожился Тохэй: «Что теперь будет?» А князь ему новую задачу выдумал, похитрее первой. – Принеси, – говорит, – такой барабан, чтобы сам собой гудел! Грустный вернулся Тохэй домой. Дома жена ждет его не дождется: – Зачем тебя к князю призывали? – Велел мне князь достать такой барабан, чтоб сам собой гудел, а где я его достану? – Только-то и всего? – говорит жена. – Это проще простого. Ступай в город, купи старый барабан. А завтра утром спозаранок сходи в горы, отыщи там гнездо шершней и принеси мне. Тохэй так и сделал. Взяла жена гнездо шершней, положила в барабан, заклеила отверстие бумагой и велела мужу отнести барабан в княжеский дворец. Принес Тохэй барабан во дворец, поставил его перед князем и говорит: – Вот, по твоему княжескому повелению, принес я барабан-самогуд. Слушают князь и слуги его и диву даются: барабан сам собой гудит! Наверное, очень хитро он внутри устроен. Захотелось им посмотреть, что такое спрятано внутри барабана. Открыли его, а оттуда вылетел рой шершней и давай жалить всех без разбору! Князь и слуги перепугались, бросились врассыпную и попрятались кто куда. Да разве от шершней спрячешься! Летают они но всему дворцу, жалят без пощады и гудят, как сто барабанов сразу. Тем временем Тохэй благополучно выбрался из дворца и пошел домой. Немного времени прошло, и опять князь потребовал Тохэя к себе. Опечалился Тохэй и говорит: – Милая женушка, два раза ты меня выручала, но на этот раз не избежать нам беды. Придумает князь какую-нибудь невыполнимую задачу и заберет тебя силой. Пришел, видно, час нашей разлуки. А что поделаешь? Во дворец идти все равно надо… Грустный побрел Тохэй к князю. А князь уже новую задачу придумал. – Два раза исполнил ты мои повеленья, все тебе удается. На этот раз приведи-ка ты мне девять громовиков[65 - По японскому народному поверью, грозу вызывают «громовики», черти устрашающего вида. Живут они на небесах и бьют в огромные барабаны, а на земле в это время слышны раскаты грома.]. А если не можешь – отдавай жену! Испугался Тохэй, но делать нечего! Ответил князю: «Слушаюсь!» – и побрел домой. А дома жена поджидает его с нетерпением: – Какую задачу задал тебе князь сегодня? – Велел привести мне девять громовиков с неба. Пропал я совсем! – Это и мне сразу не исполнить, – говорит жена. – Ступай к князю, попроси у него неделю отсрочки. Пошел Тохэй к князю просить отсрочки. Подумал князь, согласился. Вернулся Тохэй домой, а жена ждет его на пороге, беспокоится: – Согласился ли князь на отсрочку? – Согласился. – Ну тогда, муженек, у меня есть время побывать на небе. Стала она на камень под застрехой, куда дождевая вода стекает, подняла глаза к небу и взмахнула лиловым веером. Вдруг тихо-тихо спустилось с неба лиловое облачко, и она на нем улетела легче птицы. Онемел Тохэй от удивления. Прошло несколько дней, и жена вернулась, да не одна: прилетели с ней на большом черном облаке девять громовиков. У каждого громовика большой барабан, мешок с дождем, мешок с молниями и кремень для высекания огня. Встали они в ряд и кричат: – Веди нас к князю! Повел Тохэй громовиков к князю. Пришел он во дворец и говорит: – Привел я, по твоему княжескому повелению, девять небесных громовиков. Они за дверями дожидаются. Не поверил князь: – Быть того не может! Вдруг за дверями как загрохочет гром! Пришлось князю поверить. Приказывает он: – Веди их сюда! Сел князь на возвышение в парадных покоях, справа и слева встали его приближенные. Велел князь громовикам поплясать. – Что ж, попляшем, если хотите! – закричали громовики и давай стучать в свои огромные барабаны, хлопать по мешкам с ливнем и молниями, высекать огонь из кремней. Пустились громовики в пляс, стали вертеться и прыгать. Загудел ветер в княжеских покоях. Сдуло князя с его места, подняло, закрутило и швырнуло в колючий кустарник. А за ним и слуг разметало вихрем: кого ушибло, а кого насмерть расшибло. А потом ударило сразу девять молний, и княжеский дворец запылал. Взмолился князь еле слышным голосом, жалобней, чем цикада осенью: – Тохэй, Тохэй, виноват я перед тобой! Помилуй, отпусти меня живым, уйми своих громовиков! Я тебе целую деревню подарю… Посоветовался Тохэй с женой и говорит князю: – Хорошо, отпущу тебя живым. Но смотри, если снова будешь ко мне приставать, я к тебе опять громовиков приводу. Унял Тохэй громовиков, чтобы зря людей не пугали. Посадила их жена на белое облако и отослала обратно на небо. С того дня пошел по всей стране слух, что Тохэй породнился с громовиками. Князь поспешил послать ему богатые дары и больше никогда не осмеливался его тревожить. И жил Тохэй со своей мастерицей женой в мире и достатке, играя на флейте на радость себе и людям. Перевод В. Марковой. ПОДАРОК ДЕВЫ ОЗЕРА Давным-давно, когда нынешний город Тоно был еще деревней, жил в тех местах крестьянин по имени Магосиро. Был он трудолюбив, работал не покладая рук, а все не выходил из горькой бедности. Вдобавок жена досталась ему бранчливая да сварливая. Недаром говорят: злая жена все равно что сто лет неурожая. В доме от нее житья не было, целый день ворчала она и бранилась. Одна была радость у Магосиро: косить траву на склоне горы Мономи. Бывало, еще только заря на небе разгорается, а он уже накосит столько, что иному и к вечеру не успеть. Значит, и отдохнуть можно. Положит Магосиро косу и любуется, как солнце над дальней горой восходит. За весь день не выпадало ему другой такой счастливой минуты. Как-то раз косил Магосиро траву на берегу горного озера. Вдруг словно бы кто-то его позвал: – Магосиро-доно! Магосиро-доно[66 - Доно – вежливая приставка к имени.]! Поглядел он вокруг: никого! «Верно, померещилось», – решил он и снова начал махать косой. Но тут окликнули его второй раз: – Магосиро-доно! Магосиро-доно! Распрямил он спину и посмотрел в ту сторону, откуда слышался зов. Что за чудо! Только что здесь ни души не было, а теперь откуда ни возьмись явилась на берегу озера молодая девушка. Магосиро такие красавицы и во сне не снились! Девушка, ласково улыбаясь, поманила его рукой. И вдруг Магосиро почувствовал, что ноги сами несут его к озеру. «Ах, пропал я! Засосет меня озерная топь!» – в страхе подумал он, но не мог противиться невидимой силе. Шаг за шагом шел он к берегу, точно тянул его кто-то, и остановился перед девушкой. Склонилась она перед ним в вежливом поклоне и повела такую речь: – Магосиро-доно, у меня к тебе большая просьба. Слышала я, что твои односельчане собираются в скором времени идти на поклонение к храму Исэ[67 - Храмы в Исэ (о. Хонсю, префектура Миэ) – самые древние и почитаемые в стране. Посвящены синтоистскому культу, в основе которого лежит поклонение силам природы и духам предков.]. Пойдешь ли ты с ними? При этих словах у Магосиро отлегло от сердца. – Где уж мне, бедняку, откуда у меня деньги, – ответил он. – Об этом не заботься, будут у тебя деньги. Только обещай мне исполнить одну мою просьбу. И девушка грустно поникла головой. – Сказать по правде, я – водяная дева, живу на дне этого озера. Тоскливо мне, одиноко… Еще в раннем детстве была я разлучена с моей любимой старшей сестрою. Живет она в озере Ко, далеко отсюда, возле города Осака. Давно нет у меня от нее вестей, и я тревожусь, как она, что с ней? Очень бы мне хотелось, чтоб ты отнес ей письмо от меня, как пойдешь на поклонение в Исэ. Прошу тебя, не откажи мне… Добряк Магосиро готов был исполнить просьбу девушки, не спрашивая с нее никакой награды. – Что ж, пожалуй, отнесу письмо. Вот только отпустит ли жена… Она у меня несговорчивая. – Отпросись у нее и пойди непременно. Вся моя надежда – на доброту твою. Девушка достала из-за пазухи письмо и кошелек. – Вот тебе чудесный кошелек. В нем ровно сто монов. Потратишь все монеты, кроме последней, а к утру кошелек опять станет полон. Кошелек будет верно служить тебе, пока ты не вернешься домой. Не забудь же, последнюю монету тратить нельзя. Потом водяная дева рассказала, как найти озеро Ко и какой знак надо подать возле озера. – Прощай же, доброго пути! Но остерегись рассказывать кому-нибудь о том, что здесь видел и слышал. С этими словами дева озера вдруг пропала из глаз, словно никогда ее и не было. Только легкие круги побежали по воде и тихо заколебались на волнах белые утренние облака. Магосиро протер глаза, словно от сна очнулся. Кругом было пустынно, лишь две вороны с громким карканьем пролетели по небу. Но ведь в руках у него остались письмо и кошелек,- значит, это был не сон! Постоял-постоял Магосиро, постоял, но ведь пора и за работу браться. Неласково встретит его жена, если он запоздает. И Магосиро поспешно схватил косу в руки. Вскоре люди из его деревни собрались большой компанией идти на поклонение к храмам Исэ. Захотел и Магосиро пойти с ними. Услышала об этом жена и давай кричать: – Не дам тебе гроша медного! Дохни в дороге с голоду. Долго Магосиро уговаривал жену, и так и этак, насилу упросил отпустить его. Само собой, он не сказал жене, что дева озера дала ему чудесный кошелек. Не пришлось Магосиро заботиться в пути о деньгах. Потратит все монеты, кроме одной – последней, а к утру кошелек опять полон. Но Магосиро не только о себе думал. Многим путникам помог он в нужде, на каждом привале кормил голодных. Посетил Магосиро вместе со своими односельчанами храмы в Исэ, побывал с ними и в городе Осака, а уж оттуда пошел один к озеру Ко. Лежит оно к северо-западу от Осака, у подножия горы Нагано. С давних пор ходили об этом озере страшные рассказы, живет-де в нем нечисть, и местные люди очень его боялись. Магосиро смело подошел к самому берегу и три раза громко хлопнул в ладоши, как водяная дева его учила. Вдруг в глубине озера что-то засверкало, и к берегу побежала золотая полоса. Разбилась она в золотые брызги, и очутилась перед Магосиро молодая девушка дивной красоты. Читает девушка письмо, радостными слезами заливается: – О, какое счастье! Благодаря тебе я получила весть от своей младшей сестры, с которой так давно разлучена. Не согласишься ли ты отнести ей мое ответное письмо? Как она была бы рада! Магосиро кивнул головой в знак, согласия. – Тогда подожди немного, – сказала девушка и исчезла в волнах. Когда же она вновь вышла на берег, вслед за нею из глубины озера поднялось белое облако и побежало к берегу. Вдруг из воды с громким плеском выплыл конь, белый как снег. Девушка вручила Магосиро ответное письмо. – Прошу тебя, передай его моей сестре! Из-за меня ты отстал от своих односельчан, но на этом коне ты быстро их нагонишь. Только не открывай глаз, пока конь не остановится. Магосиро вскочил на коня, крепко ухватился за гриву и зажмурился. Конь громко заржал, сделал два-три скачка и вдруг птицею взвился в воздух. Магосиро чувствовал, что они летят высоко-высоко в небе, только ветер в ушах свистит. Наконец копыта громко застучали по земле, и конь стал как вкопанный. Магосиро открыл глаза. Перед ним был чайный домик на каком-то горном перевале. На шум из чайного домика выбежали люди. Это были дорожные товарищи Магосиро. Они забросали его вопросами: – Как ты сюда попал? Откуда ты? Словно с неба свалился… Удивился и хозяин чайного домика: – И правда, откуда ты? В той стороне лежат непроходимые горы. Нет через них пути. Как же ты одни мог пройти там, где человеческая нога не ступала? Магосиро словно во сне бормотал что-то невнятное… Так и не добились от него толку. Вернувшись в свою деревню, он на другое же утро первым делом поспешил к озеру возле горы Мономи и три раза громко хлопнул в ладоши. Заходили по озеру волны, засверкала золотая пена, видит Магосиро: на берегу прекрасная девушка стоит. Поблагодарил Магосиро деву озера и передал ей письмо от сестры. Сильно обрадовалась водяная дева и в награду подарила Магосиро маленькую каменную мельницу. Но при этом сказала: – Каждый день клади в эту мельницу одно рисовое зернышко. Повернешь один раз жернов, и зернышко станет золотым. Но смотри не сыпь в ступку много рисовых зерен зараз и не поворачивай жернов два раза в один и тот же день. Магосиро поставил чудесную мельницу на божницу. Каждый день мельница дарила ему одно золотое зернышко. Понемногу он стал богатеть. Но злой жене все было мало. Известно, неблагодарный человек что дырявое ведро. – Подумаешь, одно зернышко! Не умеет дурак намолоть побольше… Погоди же, я сама возьмусь за дело! – ворчала она. Однажды, когда Магосиро ушел из дому, жена всыпала в мельницу целую миску рисовых зерен и давай вертеть жернов, только грохот пошел! Вдруг мельница скатилась с божницы – и за дверь! Напрасно гналась за ней жена. Мельница быстро-быстро катилась с горки на горку и – плюх! – нырнула в озеро, только круги пошли. Так и пропала… Перевод В. Марковой. МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ РИСОВАЛ КОШЕК Жил в старину мальчик, который больше всего на свете любил рисовать кошек. Целыми днями не выпускал он кисти из рук. Как ни бранили его родители, а он все свое. Нарисует одну кошку и начнет рисовать другую. Рассердились, наконец, родители, так рассердились, что лишили его наследства и выгнали вон из дому. Взял с собой мальчик тот рисунок кошки, который ему больше всех удался, и пошел куда глаза глядят. Вот шел он, шел, и начало смеркаться. Увидел перед собой мальчик сельский храм и подумал, что не худо бы попроситься туда на ночлег… Постучался он в ворота, да только никто ему не откликнулся. «Верно, это заброшенный храм», – подумал мальчик и стал расспрашивать про него людей в соседней деревне. А те отвечают: – Кто останется ночевать в этом храме, до утра не доживет. Проклятое место. Поселились в нем оборотни. Но мальчик был упрямого нрава. Лег он спать в пустом храме. В середине ночи вдруг что-то зашуршало, зашуршало… Послышались возня и писк. Но потом все утихло. Забелело утро, встал мальчик, и что же он увидел? Лежит на полу мертвой огромная крыса с несколькими хвостами. Кто-то загрыз ее насмерть. Поглядел он на свой любимый рисунок,- а у кошки мордочка кровью выпачкана. «Значит, она и убила крысу-оборотня», – подумал мальчик. Немного позже пришли в храм люди. Толкуют между собой: – Верно, этого мальчика уж и в живых нет… Жаль его, беднягу! Только смотрят: он здоров и весел, как ни в чем не бывало, а в углу храма страшная крыса валяется с множеством хвостов. Стали крестьяне хвалить мальчика: – Вот молодец! Герой! Какое чудовище убил! Говорит нм мальчик на это: – Один я на свете. Отказались от меня мои родители. Позвольте мне поселиться в этом храме. Мне больше некуда идти. Обрадовались крестьяне, ведь никто в нем жить не хотел, все боялись нечистой силы. Так мальчик стал настоятелем храма Умпэндзи. Понемногу выучился он читать сутры. Как-то раз положил он свой рисунок кошки перед статуей Будды, а сам читает молитвы. Вдруг кошка зашевелилась, сошла с рисунка и стала настоящей кошкой. Стали они жить в храме вдвоем. Уйдет настоятель к кому-нибудь из прихожан, а кошка храм сторожит и хлопочет по хозяйству. Вернется он, а к его приходу все готово, и чайник на огне. Шли годы. Настоятель уже стал немолод, а кошка совсем постарела. Забросили прихожане храм Умпэндзи, перешли к священнику другого храма. Был он хитер и речист и убедил их в своей святости. Дошло до того, что старику-настоятелю и его кошке порой есть было нечего. Худое настало у них житье. Однажды настоятель вдруг заметил, что у кошки вместо одного хвоста сделалось несколько. Распушила она свои хвосты и подметает ими храм, словно метлой. – Неужели моя кошка превратилась в чудовище! – огорчился настоятель. – Не печалься, дедушка! – отвечает кошка. – Стала я от старости оборотнем и уйду доживать свой век в горы. Но раньше я хочу помочь тебе. Вот послушай! Через три дня в доме того богача, что живет у подножья горы, будут похороны. А я обращусь в огненную колесницу ада[68 - Согласно буддийским поверьям, грешные души уносит в ад огненная колесница.] и сделаю вид, что хочу унести покойника. Ты ударь своими четками по гробу, и колесница тотчас исчезнет. Настоятель кивнул головой в знак согласия, и кошка ушла из храма неведомо куда. Через три дня пошел настоятель в деревню, что стояла у подножья горы. Собралось там множество народу по случаю похорон одного из родственников местного богача. Приглашен был и настоятель из другого храма. Но когда понесли гроб на кладбище, вдруг на небе показалась черная грозовая туча и потоками хлынул дождь. Засверкали молнии, спустилась с неба страшная огненная колесница, летит прямо к гробу, чтобы унести покойника в ад. Священник из другого храма только трясся от ужаса. Все бывшие там люди вопили и горевали, не зная, что делать. Но настоятель храма Умпэндзи подумал: «Это все проделки моей верной кошки!» Смело подошел он к гробу и ударил по нему раз-другой четками. И вдруг дождь кончился, небо прояснилось, и огненная колесница исчезла. Смотрят, а покойник по-прежнему мирно лежит в гробе. Все изумились. Велика святость настоятеля из храма Умпэндзи, если ему покорны силы ада! Все перепуганные грешники бросились за помощью к старому настоятелю, и у него снова стало много прихожан. Перевод В. Марковой. СЧАСТЛИВАЯ СОЛОМИНКА В старину, в далекую старину, жил один бедный юноша. За что он ни брался, во всем терпел неудачу. Пошел он помолиться богине Каннон в тот ее храм, что находится в селенье Хасэ провинции Ямато. С утра до вечера и с вечера до самого утра просил он богиню: «Помоги мне, сжалься надо мною, пошли мне счастье в жизни!» Много ночей провел он в храме, но богиня ни разу не явилась ему во сне и не подала никакого знака. Но юноша все не уходил. Кончилась у него еда, вышли все деньги. Приметили монахи, что он ничего не ест, и стали между собой совещаться: «Нехорошая слава про нас пойдет, если мы дадим человеку умереть на наших глазах. И храм будет осквернен». Начали они кормить юношу. Так прошло еще много дней. Однажды на рассвете юноша вдруг увидел желанный сон. Из глубины святилища вышла сама богиня и сказала ему: – Долго ли ты будешь, упрямец, докучать мне неотступными просьбами? Все вы, люди, одинаковы: просите себе готовое легкое счастье не по заслугам. Ты много грешил в своей прежней жизни, за это и терпишь. Напрасны все твои моленья. Но мне жаль тебя. Одно, самое маленькое счастье я все же вправе тебе послать. Упустишь его, пеняй на себя. Помни же: первая вещь, что тебе в руки попадется, когда ты выйдешь утром из храма, это и есть твое счастье. Другого не будет. Проснулся юноша и опрометью бросился из храма. Не терпится ему добыть свое счастье. Но впопыхах споткнулся он о камень у ворот и упал лицом в пыль. Встал юноша с земли и вдруг видит, что невзначай зажал в руке соломинку. Так вот он, дар богини Каннон! Сжалось сердце у юноши, но нравом был он упрям и соломинку все же не бросил. Подумал юноша, подумал и пошел в столицу[69 - …и пошел в столицу. – Имеется в виду древняя столица Японии – Киото.]. День стоял весенний, теплый. Откуда ни возьмись прилетел шмель, вьется над самой головой юноши. Чтобы как-нибудь рассеять свое горе, поймал он шмеля и привязал травинкой к соломинке. Гудит и бьется шмель, а юноша с соломинкой в руках идет себе дальше. Вдруг попалась ему навстречу богатая повозка, запряженная быком, а вокруг нее скачут конные слуги. Это ехала на богомолье знатная госпожа со своим маленьким сыном. Соскучился мальчик и выглянул из-за занавесок. Заметил он шмеля на соломинке и поднял крик: – А-а, хочу вон это, дайте, дайте, дайте! Тут один из конных слуг подскакал к юноше и говорит: – Нашему молодому господину понравилась твоя соломинка. Не подаришь ли ему на забаву? – Соломинка моя не простая, ее послала мне в дар сама богиня Каннон, – отвечает юноша. – Но не могу я отказать ребенку. Возьмите ее. Услышала эти слова госпожа. – Спасибо тебе, – говорит. – Но чем мне тебя отблагодарить? Вот, разве что, у тебя, может, в горле пересохло от пыли, так на, возьми. Завернула она в белую бумагу три апельсина и подала юноше. «Что ж, – думает он, – для начала неплохо. Много времени не прошло, а уж одна-единственная соломинка обратилась в три апельсина». Пошел юноша дальше по дороге, а солнце поднимается все выше и выше. Вдруг видит он: лежит у обочины молодая женщина. Возле нее растерянно слуги суетятся: – Вот ведь беда какая. Захотелось нашей госпоже пить, вконец сомлела. Эй, прохожий! Нет ли тут где-нибудь поблизости воды? – Как не быть, есть и колодец, и ручей, но до них еще далеко. Лучше возьмите эти три апельсина, пусть ваша госпожа освежится… Может, ей и полегчает. Выжали слуги сок из апельсинов и напоили женщину. Опомнилась она и говорит: – Великое тебе спасибо. Если б не ты, пришлось бы мне, верно, умереть на большой дороге. Вот возьми это в знак благодарности. Невелик подарок, но другого у меня ничего нет под рукой. Достала она из дорожного узла три свертка полотна и отдала юноше. Заткнул он свертки за пояс и пошел дальше, радостный. Начало смеркаться. Вдруг скачет ему навстречу самурай на великолепном коне, а сзади слуга трусит на лошадке. «Эх, бывают же на свете такие красавцы-кони!» – подумал юноша. Поравнялся с ним самурай, и в тот же миг могучий конь упал, как сраженный молнией. Сильно огорчился самурай. Пересел он на лошадь слуги, а ему велел остаться и присмотреть за конем. Скрылся господин вдалеке, а слуга присел на корточки возле коня и рассуждает сам с собой: «Беда какая! Не выдержал он дальнего пути… Продать, что ли, шкуру хоть за бесценок». Тут подошел к нему юноша. – Есть у меня с собой сверток хорошего полотна. Хочешь, возьми, ведь все лучше, чем ничего. Взял слуга полотно и пустился догонять своего господина. Обрадовался юноша: «Вот и день еще не кончился, а соломинка уже обратилась в великолепного коня. Теперь я верю в свое счастье! Конь непременно оживет». И правда, конь приоткрыл мутные глаза и шевельнулся. Смочил юноша ему голову водой и потянул за уздечку. Поднялся конь на ноги, дрожа всем телом. «Увидят меня с таким конем, – подумал юноша, – еще скажут, что украл». Завел он коня в чащу леса и привязал к дереву, а сам сбегал в соседнюю деревню и выменял остальные две штуки полотна на овес и сено да на самую плохонькую конскую сбрую. Три дня ухаживал юноша за конем, пока тот не оправился от болезни, а потом сел на него тайком и ускакал под покровом ночи. Рано утром на другой день приехал юноша в столицу. Увидел он, что возле одного большого дома в предместье идут дорожные сборы. Люди вьюки увязывают, зовут друг друга, суетятся. Видно, кто-то всей семьей отправляется в дальний путь. Остановил юноша своего коня у ворот: – Эй, хозяева! Не купите ли у меня мою лошадку? Вышел тут из дому хозяин и воскликнул: – Ах, что за конь! Что за красавец! Купил бы я его, да денег у меня в обрез. Но, если хочешь, возьми в промен рисовое поле да в придачу можешь жить в моем доме, пока я не вернусь. Он у меня пустым остался… А если что со мной случится в дороге, дом будет твой. Так и порешили. В тот же день уехал хозяин вместе со всей семьей в далекие края на Восток. Прошел год, и другой, и третий. Не вернулся хозяин с чужбины. Достались юноше и дом и поле. С тех пор зажил он хорошо, усердно обрабатывал землю. А когда состарился, то не раз говорил внучатам. «Тому, кто верит в свое счастье, и простая соломинка поможет». Перевод В. Марковой. БОЧАР НА НЕБЕ Жил в одном месте бочар. Как-то раз делал он большую бочку. Только стал он набивать на нее обручи туго-туго, а один обруч вдруг как отскочит да как подбросит его на самое небо. Шел он, шел по небу и зашел в чертог, где жили громовики. Удивились громовики: – Откуда здесь взялся человек? – Я из Японии, – отвечает бочар. – Вот кстати пришел! Мы как раз собрались землю дождем полить, но некому за нами нести мешки с водой. Помоги-ка нам! – Хорошо, я послужу вам, – согласился бочар. Начали громовики бить в свои огромные барабаны, а бочар носится с ними на облаках и поливает землю из мешка струями дождя. Целый ливень устроил. А в нижнем-то мире такая поднялась сумятица! Там бабка хватает белье, что развесила на шестах просушиться, тут крестьяне со всех ног бегут на поля, боятся, как бы не смыло водой насыпи вокруг рисовых полей. Бочару все видать так ясно, точно на ладони. Увлекся он зрелищем, бегает по облакам, не помня себя, и вдруг, забыв про всякую осторожность, оступился и полетел в просвет между облаками вниз на землю вверх тормашками. Слетел он вниз и зацепился за ветки высокого дерева, росшего возле большого храма. Видит он, что не слезть ему оттуда, и давай голосить: «Спасите! Помогите!» Вышел из храма отец настоятель, смотрит на верхушку дерева. Вышли из храма и другие монахи, говорят: – Что такое! Во время грозы человек с неба свалился! Сбежались все служки, собралась огромная толпа народа, окружили дерево со всех сторон, и поднялся такой шум н гомон! А с дерева слышится: «Спасите! Помогите!» Люди внизу советуются: – Надо что-то делать! Принесли сети, давай их на дерево забрасывать, думали сетями снять бочара с дерева, как птицу, да ничего не вышло. – Ну, тогда вот что сделаем! – решили люди. Принесли из храма огромный платок, схватили его за края, натянули и держат. – Эй, эй, человек на дереве! Прыгай сюда! Прыгай сюда! «Будь, что будет!» – подумал бочар и прыгнул на платок: хлоп! От тяжести его платок прогнулся в середине, а державшие платок люди как столкнутся лбами, только треск пошел! Посыпались от удара искры, попали на дерево, оно и загорелось. С тех пор и стали называть его «деревом огня» – хиноки[70 - Xиноки – род кипариса.]. Перевод В. Марковой. ПОЛОТНО, ВЫБЕЛЕННОЕ НА ЛУННОМ СВЕТУ В давние годы у старосты одной деревни была дочь. Решил он выдать ее замуж за сына богача из соседней деревни. Не подумал только, по сердцу ли жених дочери. Сыграли свадьбу. Поселился муж в доме у тестя, но стали все примечать, что молодая жена и глядеть-то не хочет на своего мужа. В один прекрасный день пошла она к старой гадалке, что жила у самой околицы. – Совестно мне признаться, бабушка, но выдали меня замуж за нелюбимого. Опротивел мне мой муж, так опротивел, видеть его не могу! Нельзя ли помочь беде? Затрясла гадалка седыми космами, зажмурила глаза и быстро невнятно забормотала себе что-то под нос. Потом уставилась на молодую жену пронзительным взглядом и говорит; – Сотки полотно лунной ночью, выбели его лунной ночью, сшей наряд лунной ночью и надень его на мужа лунной ночью. Так и сделала молодая жена. В лунную ночь соткала она полотно, выбелила его на лунном свету и сшила наряд для своего мужа в ночь полнолуния. Был этот наряд красивый, белый-белый и прозрачный, как лунный свет. Снова настала лунная ночь. Накинула молодая жена потихоньку белую одежду на плечи мужа. Вышел муж на веранду и молча, печально стал смотреть на луну. И вдруг он растаял, словно легкий дымок. Луна зашла, наступило утро, но муж так и не вернулся. Хоть и ненавистен был он жене, но тут и ей поневоле стало как-то не по себе. Побежала она снова к гадалке. Та и говорит: – Если хочешь вновь его увидеть, то ступай лунной ночью в самый глухой час на перекресток шести дорог. Стой там и жди. Стала молодая жена, как велено, на перекрестке шести дорог. Когда наступил самый глухой час ночи, вдруг показалась издали в сиянии луны какая-то белая тень. Она словно плыла по воздуху, не касаясь земли. У молодой жены по спине пробежал холодок. Видит она: это ее муж в наряде из полотна, выбеленном на лунном свету. Приблизился к ней муж, взглянул на нее с печалью и упреком и тихо прошептал плачущим голосом: В несчастный час я надел Платье из лунного света. Теперь я навеки стал Спутником бога ночи. Проплыла мимо белая тень и навсегда пропала в ночном мраке. Перевод В. Марковой. КАК ВПЕРВЫЕ ВЫПАЛ СНЕГ В глубокой древности страна Аидзу[71 - Страна Аидзу – название местности, расположенной в западной части префектуры Фукусима.] не знала ни снега, ни зимнего холода. Круглый год там было тепло. Однажды пришел туда с севера какой-то бродячий монах. В одной руке у него был посох, а в другой – широкий зонт. Устал он и решил отдохнуть в чайном домике. А там народу полным-полно. Уже долгие часы совещаются между собой крестьяне этого села, а ничего придумать не могут. У всех тревога на лицах написана… Понял монах, что дело нешуточное, и захотелось ему помочь людям. – Вижу я, вы сильно чем-то озабочены. Скажите, что за беда у вас случилась? Отвечают ему крестьяне: – Получили мы бумагу, что прибудет завтра в нашу деревню с досмотром сам владетельный господин здешних земель. И содержится в этой бумаге вот какой строгий приказ: «Чисто-начисто все прибрать, чтобы господин ни единой пылинки не заметил, ни по дороге в деревню, ни в самой деревне. Ничто не должно оскорбить его взора». А в других деревнях, мы знаем, не сумели выполнить этот приказ, и вот кого мечом насмерть зарубили, кого в темницу бросили, а кому оброк удвоили. Всюду плач и стопы, и у нас в деревне тоже великое смятение. Совсем мы голову потеряли, ведь времени-то на уборку почти не осталось… Что тут придумаешь! – Хо-хо, в самом деле, вот неожиданность, – улыбнулся монах, – словно птица из-под ног выпорхнула. Досадное дело! Поразмыслил он немного и сказал: – Не тревожьтесь, я придумал, как избыть беду. Прежде всего надо, чтоб завтра ударили сильные холода. Самый придирчивый господин скрючится тогда в глубине своего паланкина и даже носа наружу не высунет. А если все-таки выглянет, и тут я могу помочь. Знаете ли вы, что такое снег? Он холодный-холодный, но белый и красивый. Засыплет снег всю деревню, заметет поля и горы… Как господин ваш ни строг, но и ему будет не к чему придраться. Успокойтесь же, ничего худого с вами не случится. Он говорил так уверенно, с такой добротой, что крестьяне удивились и обрадовались. Успокоенные, разошлись они по домам, толкуя о том, что такое «снег» и на что он похож… На другой день все в деревне проснулись раньше обычного. Стали вставать крестьяне с постели, и вдруг их обдало небывалым холодом… Вот это был холод! Кожа на руках и ногах, того и гляди, потрескается… Вышли они из дому и ахнули! Неужели это снег, тот самый снег, о котором вчера рассказывал монах в чайном домике? И поля, и горы, и дома, и деревья, и дороги – все кругом белым-бело стало, а с неба все падают и падают белые хлопья… Вся деревня, и стар и млад, высыпала на улицу, позабыв о лютом холоде. Люди кричали и шумели, бегали и прыгали, ловили снежинки и дивились на них. А между тем прибыло известие, что господин сегодня с осмотром не приедет. Крестьяне на радостях побежали к дому старосты, где остановился на ночь бродячий монах. Но куда же он девался? Видят, постель его пуста, а сам он исчез бесследно. Так и не нашли. Говорят, это Снег и был. Впервые посетил он тогда Аидзу. С тех пор там привыкли к снегу и полюбили его. В краю Аидзу и родилась пословица: «Большие снега – хороший урожай». Перевод В. Марковой. ДВОРЕЦ КОРОЛЕВЫ КОШЕК У огневой горы Асо несколько вершин. Одна из них зовется Нэкодакэ – Кошачьей горой. В старину жила на ее склоне королева кошек. Каждый год в ночь накануне праздника Сэцубун[72 - Сэцубун – праздник весеннего солнцеворота. В этот день, чтобы отогнать злых духов, в домах рассыпают бобы, приговаривая: «Черти – вон, счастье – в дом». К воротам прикрепляют с этой же целью ветки остролиста с подвешенными к ним головами иваси.] собирались к ней с поздравлением все почтенные кошки из соседних селений. В это время повсюду на этой горе можно было услышать кошачье мяуканье. Иные даже видели торжественное шествие кошек. Как-то раз шел там по тропинке один запоздалый путник. Начало уже смеркаться. Как ни торопился он, а до конца пути еще было далеко. Кругом одни пустынные луга тянутся, сухой ковыль шуршит. Путник уже был не в силах ни повернуть назад, ни идти дальше, так он устал. Жутко у него было на душе, да и голод давал себя знать. Сел он на тропинке посреди высокого ковыля и начал растирать одеревеневшие от ходьбы ноги. – Ах, если бы где-нибудь здесь найти приют на ночь! – вздохнул путник. Солнце зашло за края гор, и вокруг сразу потемнело. Вдруг услышал он где-то над собой человеческие голоса. «Значит, тут неподалеку есть жилье», – подумал путник. С трудом поднялся он на ноги и заковылял в ту сторону, откуда слышались голоса. Вскоре увидел он высокие ворота, а за ними великолепный дом. «Кто бы мог подумать! Здесь – в такой глуши – и такие богатые палаты! – удивился он. – Может, пустят меня переночевать на одну ночь…» И путник смело вошел в ворота. У входа в дом он окликнул хозяев. Выглянула на его зов какая-то женщина, как видно, служанка. – Я сбился с пути, а на дворе уже темно. Позвольте мне переночевать здесь. – Милости просим, – ответила женщина тихим ласковым голосом. – Заходите в дом, – и провела его во внутренние покои. Оставшись один, путник вытянул свои усталые ноги и снова начал растирать их. Голод все сильнее мучил его. Подождал он, подождал и снова позвал хозяев. Тут вышла к нему другая женщина и склонилась перед ним в таком низком поклоне, что спина у нее стала совсем круглая. – Прости меня, но я с самого утра ничего не ел. В глазах темно. Не найдется ли у вас поужинать? – Не извольте беспокоиться, сейчас подам. А может, тем временем хотите выкупаться? Горячая вода в чане готова, – услужливо предложила женщина. Указала она ему, как пройти в баню, и удалилась. Путник, очень довольный, встал с места, чтобы идти в баню. Вдруг вошла в комнату еще одна женщина, не первой молодости. Поглядела она ему в лицо и ахнула от изумления. Потом, с опаской оглядевшись по сторонам, дружески с ним заговорила: – Тебе, верно, не в догадку, кто я такая, но я-то тебя сразу признала. Скажи, как ты сюда попал? Странно это показалось путнику. Незнакомая женщина разговаривает с ним, словно старая приятельница! Начал он ей рассказывать, как заблудился в горах. Вдруг женщина шепнула ему: – Сюда вам, людям, ходить нельзя. Здесь для вас гиблое место. Беги отсюда без оглядки, не то пропадешь! – А что здесь может случиться со мной плохого? – удивился путник. Замялась женщина: – Не хочу я ничего дурного говорить про этот дом. Одно скажу: скорей убегай, спасайся! – повторила женщина, и так сердечно да ласково! Нельзя было ей не поверить. – Ну что ж, послушаюсь тебя, уйду, коли так. По нельзя ли мне сначала хоть поужинать, ведь я с голоду умираю. Да не худо было бы и отогреться в горячей воде,- начал было путник, но женщина еще больше встревожилась. – Не должна бы я тебе ни слова говорить, но пять лет тому назад, когда я еще жила у своих хозяев, ты очень любил меня. Бывало, вечером вылезу я из-под плетня по дороге к себе домой, а ты меня и по головке погладишь, и посадишь на колени, и за ушком почешешь. Я не забыла твоей ласки. Ведь я та самая пестрая кошка, что, помнишь, жила у твоих соседей. А здесь дворец нашей королевы. Если ты поешь тут и выкупаешься, то все тело у тебя обрастет шерстью и превратишься ты в кота. Понял теперь? Вконец испугался путник. Поблагодарил он женщину от всей души и бросился опрометью вон, но, видно, успели пронюхать об этом в доме. Погнались за ним по пятам три молодые девушки с ушатом воды. Бежит путник из последних сил, падая и спотыкаясь. Добежал он до крутого спуска в долину и оглянулся. Видит: вот-вот его настигнут. Не помня себя от страха, помчался он стремглав вниз с горы. Тут схватила одна из девушек черпачок и плеснула на него сверху горячей водой. Но путник уже был далеко. Всего лишь несколько капель до него долетело. Одна упала ему на шею под самым ухом, а две-три на его голые икры. Наконец добрался путник до города, а оттуда благополучно вернулся к себе домой. Первым делом спросил он у соседей, куда делась их пестрая кошка. Ушла, говорят, из дому и не вернулась. Стали подсчитывать, когда она пропала. Оказалось, ровно пять лет назад. Скоро стал тот человек замечать, что растут у него клочки кошачьей шерсти на шее возле уха и на ногах, всюду, куда попали брызги воды. Часто он говаривал потом: – Помедли я еще немного, непременно попал бы в свиту королевы кошек. Перевод В. Марковой. НОППЭРАПОН В прежние времена холм Хоккэдзака возле города Кумамото был тихим и пустынным местом. Как-то раз прошел слух, что там появляется ведьма-оборотень. На самой вершине холма и у его подножья стояли два чайных домика, очень похожих друг на друга. Каждый путник, раньше чем попасть в Кумамото, непременно заходил в чайный домик на вершине холма. Попивая горячий чай, радостный и веселый, он поглядывал вниз на город. А покидая Кумамото, путник непременно заходил в домик у подножья холма и за чашкой чая мысленно прощался с городом. Как-то раз один человек дал обет посетить тысячу храмов. После долгих скитаний шел он в Кумамото. На вершине холма паломник остановился и вздохнул с облегчением, увидев внизу крыши города. «Дай немного отдохну», – подумал он и зашел в чайный домик. Видит паломник: стоит спиной к нему в глубине дома какая-то женщина и трудится над чем-то. Попросил путник у нее, поправляя завязки на своих дорожных сандалиях: – Хозяйка, дай мне чего-нибудь горячего. – Сейчас-сейчас, – отозвалась женщина, не оборачиваясь. Захотелось паломнику с ней разговориться. Тут пришел ему на память один слышанный им в дороге рассказ. – Послушай, хозяйка, это ведь холм Хоккэдзака? – Да, как же, как же, он самый и есть. – Слышал я, что в прежнее время здесь ведьма-оборотень водилась. Ну, а теперь появляется она здесь? – Появляется, частенько ее видят! – Хо! Скажите! Ну, а какова она видом? – спрашивает любопытный паломник, поглядывая на хозяйку. – Ведьма-то? Какова она видом? А вот такая! И с этими словами круто повернулась к гостю. Взглянул он на нее и, завопив от ужаса, бросился вон из чайного домика, позабыв о своем дорожном мешке. У женщины вместо лица был, что называется, ноппэрапон – гладкий шар без единой отметины. Не было на нем ни глаз, ни бровей, ни рта, ни носа. Мчится паломник вниз по холму. Добежал до подножья и влетел почти без памяти в другой чайный домик. Задыхаясь, ухватился он за столб посреди домика, опомнился немного и кое-как добрел до скамейки. Смотрит: в чайном домике тоже стоит спиной к входу какая-то женщина и трудится над чем-то. Стал он ей рассказывать дрожащим голосом про то, что с ним случилось. – Ух, и набрался же я страху! Первый раз в жизни видел ведьму. А ты, хозяюшка, неужели не боишься жить в таком страшном месте? – Я-то? Вот уж нисколько, – отвечает женщина, не оборачиваясь. – Неужели! А я так чуть не умер от страха. Стоит вспомнить, так сразу холод пробирает. Вдруг женщина в глубине дома спросила: – А ведьма эта, поди, на меня похожа! – и повернулась к путнику. Взглянул он на хозяйку, а у нее тоже вместо лица – ноппэрапон – ни глаз, ни рта и ни носа, словно рыбий пузырь на шее качается. У путника от ужаса встали волосы дыбом. Трясясь всем телом, стуча зубами, выскочил он опрометью из чайного домика и помчался к городу, прочь от страшного холма. А вот что еще рассказывают в городе Кумамото. Возле храма Хоммёдзи есть пустынная поляна. Как-то раз поздно ночью шел по ней один человек с фонарем в руках. И попался навстречу ему паломник. – Постой минутку, посвети мне фонарем, – просит паломник. – Зачем тебе? – Да у меня ноговицы спустились, надо их хорошенько подтянуть. – Что ж, посвечу, дело не трудное. Поднес прохожий фонарь к самым ногам паломника, а у того на голых икрах множество страшных глаз так и сверкают. Уставились они все, не мигая, на него. Кинулся прохожий бежать. Бежал, бежал, вдруг увидел одинокий домик. То была харчевня, где по ночам лапшой торгуют. Бросился прохожий к хозяину харчевни, от страха так в него и вцепился. – Что с тобой стряслось? – спрашивает хозяин. – Ах, ужас такой, опомниться не могу! Встретил я сейчас паломника. Попросил он посветить ему фонарем. Дескать, ноговицы у него спустились. Посветил я ему, а у него на голых икрах всюду глаза, глаза, глаза… И все сразу на меня вытаращились! И не помню, как сюда добежал! – задыхаясь, рассказывает прохожий. – Вытаращились, говоришь? Вот так или еще сильнее? Тут хозяин обнажил свои ноги и показал их прохожему. Взглянул прохожий, а у хозяина на икрах тоже сверкают страшным светом множество глаз – еще страшнее, чем у паломника. Тут, говорят, подкосились у прохожего ноги. Упал он и только к утру опомнился. Вот что в старину бывало. Перевод В. Марковой. САМУРАЙ НЕОЖИДАННО ДЛЯ СЕБЯ В старину, в далекую старину, жил один крестьянин по имени Хатибэй. Как-то раз пошел он в горы собирать хворост и вдруг увидел: лежит на земле самурай, из глубоких ран кровь так и льется. Пожалел его Хатибэй, взвалил на спину, принес домой и начал за ним ухаживать. Но все было напрасно. Почувствовал самурай близкую смерть и сказал Хатибэю: – Возьми себе мою одежду, возьми и этот меч. Верно он мне служил, пусть теперь тебе послужит. Так Хатибэй нежданно-негаданно стал самураем. Нарядился он, вооружился и отправился в путь. В первом же городе вызвал Хатибэя на поединок какой-то забияка-самурай. Замерло у Хатибэя сердце от страха. Рад бы убежать, да совестно. Кругом любопытные толпятся… Впервые отроду обнажил он меч дрожащей рукой и начал рубить вслепую, как попало, и направо, и налево. Р-раз! Слетела голова у какого-то зеваки. Толпа врассыпную! Перепугался и противник Хатибэя, скрылся с поля боя. Стоит Хатибэй как потерянный. Вдруг торжественно подводят к нему великолепного коня. Оказалось, что в том городе бесчинствовала шайка разбойников. Никому от них житья не было. Переодетый главарь разбойников шатался в толпе, его-то Хатибэй нечаянно и зарубил! Обрадованные горожане подарили Хатибэю коня. Поехал он дальше верхом. Много времени не прошло, скачет навстречу самурай в доспехах: – Эй ты, стой! Сразимся не на жизнь, а на смерть. Повернул Хатибэй коня вспять и погнал что было силы. Летит конь, как ветер, унося своего хозяина подальше от врага, а самурай мчится сзади в погоню. – Стой, трус! Жалкий трус! Куда ты? Припал к шее копя Хатибэй, дух у него от ужаса перехватило. На перевале через гору полетел он вверх тормашками и со страху схватился за пучок травы. Вдруг у него в руках захлопал крыльями огромный фазан! Упал Хатибэй прямо на фазанье гнездо, а ухватился не за пучок травы, а за хвост фазана. Увидел это противник Хатибэя и удивился его ловкости. Соскочил с коня: – Сдаюсь, побежден, – и просит Хатибэя: – Согласись поступить на службу к нашему князю. Он всюду ищет таких молодцев-ловкачей! Услышал князь, что Хатибэй на скаку поймал фазана за хвост, и принял его в число своих воинов. Вдруг прошел слух, что появился в лесах страшный оборотень и на людей нападает. Целый край стонал от его проделок. Князь тотчас же призвал к себе Хатибэя и велел уничтожить чудовище. Хатибэй попробовал было отказаться: – Не хочу я марать свои руки зря… Лучше подожду, пока сыщется для меня настоящий противник, а пока пошлите какого-нибудь молодого воина, пусть отличится. Но и другие воины тоже отказались, никто не захотел сражаться с оборотнем. «Приходится, видно, прощаться с этим светом», – подумал Хатибэй. Взял он с собой мешочек со своим любимым кушаньем: мукой из поджаренных рисовых зерен и отправился в лес, оборотня искать. День прошел благополучно. Настали сумерки. Сел Хатибэй на поляне ужинать. Вдруг выскакивает из глубины леса прямо на Хатибэя невиданное страшилище: на голове рога в добрый локоть длиной. Свет затмился в глазах у Хатибэя, упал он на землю без памяти. А оборотень увидел мешок с едой и давай горстями муку в глотку себе запихивать. Очнулся Хатибэй и слышит, что оборотень стонет и от боли по земле катается. От жадности да с непривычки подавился он мукой! Выхватил Хатибэй меч, хватил им оборотня со всей силы и зарубил насмерть. Щедро наградил его князь и поставил начальником над своей воинской дружиной. Теперь уж Хатибэю незачем было самому за меч браться. Надо, так пошлют кого-нибудь другого. И все славили его небывалое воинское искусство. Желаю счастья, желаю счастья! Перевод В. Марковой. КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК Случилось это в годы Хорэки[73 - Годы Хорэки – 1751-1764 годы.]. Однажды в осеннюю пору от побережья Мацумаэ[74 - Мацумаэ – старинное название острова Хоккайдо, расположенного к северу от главного острова Хонсю.] отплыл парусник. Было на нем семь человек команды во главе с кормчим Магоскэ. Они возвращались к себе на родину в Ниигата. На третий день стал уже маячить вдали остров Садо и влево от него родной берег, как вдруг налетела внезапная буря. Море закипело, как в водовороте. Казалось, вот-вот парусник опрокинется вверх килем. Матросы бросились убирать паруса. А море бушевало все сильнее. Крикнул кормчий Магоскэ: – Бросай груз за борт! Руби мачты! Но тут набежала волна, высотой до самого неба. С грохотом обрушилась она на корабль. Корма раскололась надвое, нос корабля разлетелся в щепы, и матросы пошли рыбам на корм. Один лишь Магоскэ успел ухватиться за какую-то доску. Море понесло его вдаль, словно обломок корабля. Дождь и ветер слепили его. Лишь иногда удавалось ему, поднявшись на гребень волны, поглядеть вдаль, не покажется ли где парус? День склонился к вечеру, начало темнеть. Одна за другой набегали волны, похожие на громадных китов, подымали его на спину и снова бросали в пучину. Магоскэ не мог понять, куда его несло течением, где берег, а где открытое море. Настает ночь, а навстречу ему не попалось ни одного корабля. В отчаянии Магоскэ то умолял бога Компира о спасении, то давал обеты богу Ияхико…[75 - Компира (санскр. Кумбхира) – буддийское божество, охраняющее мореплавателей. Ияхико – бог синтоистского пантеона, чтимый в Ниигата.] Цепляясь за тонкую доску, он летел с гребня волны в пучину. Казалось ему, вот он, конец, пришел, но новый вал подхватывал его и выносил наверх. Магоскэ было уже совсем отчаялся, как вдруг услышал громкие крики: – Руби мачты! Бросай груз за борт! Держи руль! Прямо на него в ночном мраке несся какой-то корабль. Собрав последние силы, Магоскэ завопил: – Спаси-ите! Тону-у! Вдруг он совсем близко от себя увидел полуразбитый корабль. Человек десять команды цеплялись за него, крича во весь голос. Люди эти не походили на живых. Иссохшие, с синими лицами, они были видны, как смутные тени, в такой кромешной тьме, где, казалось, глаз ничего не мог бы различить. Весь корабль тоже выступил из мглы, не сливаясь с нею. Крик замер на губах Магоскэ. Корабль прошел справа от него и быстро стал удаляться. Вдруг послышался отчаянный вопль многих голосов; «А-а-а!» И в тот же миг корабль разбило в щепы, а цеплявшиеся за него люди словно растаяли. Крики их стихли, только страшно грохотали волны. – Корабль-призрак! – подумал Магоскэ; вспомнились тут ему все страшные рассказы об этом корабле. Теперь он был рад, что один остался. Но вдруг опять послышались крики: – Руби мачты! Груз за борт! Держи руль! Погибаем! – И корабль-призрак появился снова. И снова люди цеплялись за него, призывая на помощь. Набежала волна и разбила корабль в щепы… Раздался опять тот же самый дикий вопль – такой ужасный, что, казалось, никто не мог бы услышать его дважды и остаться в живых. Виденье исчезло, лишь страшно загудели волны. Не успел Магоскэ перевести дух, как снова ветер донес до него крики: – Руби мачты! Груз за борт! Держи руль! И все повторилось снова. Мольбы, призывы, проклятья, последний вопль погибающих… Неужели этому не будет конца? Сердце Магоскэ замирало, душа у него готова была расстаться с телом, но он не выпускал доски из рук и все-таки держался на воде. Наконец забелел рассвет. С первыми его лучами корабль-призрак исчез навсегда. Ветер и дождь стали утихать, волны немного улеглись. Три дня носился Магоскэ по волнам и вконец обессилел от усталости и голода. В глазах у него было темно, руки одеревенели… К чему было дольше надеяться? Жизнь уже покидала его, как вдруг в море что-то мелькнуло… На волнах качалась связка соломы. Магоскэ поймал ее. Внутри, в полотняном мешочке оказались две сухих плети со стручками красного перца. Магоскэ съел стручков десять – и воспрянул духом. А тут вскоре его заметили с корабля, вытащили из воды и благополучно доставили в залив Ниигата, назад к родным берегам. Перевод В. Марковой. ПЯТЬ ТАНОВ ЗЕМЛИ Некогда в селенье Оку деревни Окадзаки[76 - …Деревня Окадзаки – находится в префектуре Канагава. Варианты данной легенды широко распространены в Японии. Согласно некоторым из них, богач сам останавливает солнце взмахом веера, но терпит за это жестокое наказание. Например, поле проваливается сквозь землю и на его месте разливается озеро.] жил один великий богач. Владел он множеством рисовых полей, и было среди них одно величиной в пять танов[77 - Тан – единица измерения земельной площади. Пять танов – около половины гектара.]. Называли его «полем без межей», таким оно было широким. Каждый год в мае, когда наступало время высаживать рисовую рассаду, богач нанимал несметное число работников. Если успеют они за один день закончить всю работу, богач бывал очень этим доволен и горд. Правда, не всегда это удавалось. Но уж на «поле без межей» непременно надо было посадить все рисовые ростки до единого в один и тот же день до захода солнца. Таков был старинный обычай в семье богача. Однажды нанялась к нему в услужение молодая девушка тихого права и прекрасная собой. В крестьянских работах была она так сноровиста, что никто не мог за ней угнаться. Понравилась девушка богачу, и решил он выдать ее замуж за своего сына. Созвал он на совет всю свою родню. Но многие из его родичей воспротивились. – Как можно, чтоб наследник богатого дома женился на простой поденщице! Где это слыхано! Спорили, спорили и порешили вот на чем: – Если успеет она засадить «поле без межей» до захода солнца, – что ж, значит, так тому и быть! Пусть войдет в нашу семью как законная жена. Сказали об этом девушке. От радости она своим ушам не поверила. Вскоре был назначен день испытания. Девушка в то утро не могла дождаться, когда солнце взойдет. С первыми его лучами поспешила она в поле. Сажает девушка ростки так быстро, словно за ней зеленая дорожка сама бежит, по полю расстилается. Хоть и долгие в мае стоят дни, но одной засадить поле в пять танов – неслыханное дело! Вот и полдень настал, но девушка не дала себе роздыху, не подкрепила себя едой. Время дорого! Не поет она «песни посадки риса», не разогнет спины, не подымет головы. Скорее, скорее! Много собралось на поле народу. Все хвалят девушку за быстроту и ловкость, да поторапливают: «Скорее! Скорее!» Но вот уже солнце клонится к западу. Растут тени. Вот солнце края горы достигло, вот уже скрылось наполовину за горой. А девушке всего только один последний ряд остался. В отчаянье сложила она молитвенно руки и крикнула солнцу: – Солнце, остановись! Остановись! Подожди еще немного… И вдруг в самом деле солнце воротилось вспять и снова всплыло над горою. Снова начала девушка высаживать ростки, еще скорее прежнего, не уследить даже. Закончила она последний ряд, и лишь тогда солнце скатилось за горы так быстро, как падает мяч. При виде этого чуда люди словно окаменели. Когда же пришли в себя, смотрят: девушка лежит ничком на поле, мертвая. Убил ее непосильный труд. С того часа одно за другим посыпались на богача несчастья, и скоро обнищал он вконец. Теперь в деревне давно уже ни у кого нет большого поля, а все по-прежнему место это зовется «Пять танов земли». Перевод В. Марковой. ДЕРЕВЯННЫЙ БУДДА И ЗОЛОТОЙ БУДДА Жил когда-то один бедняк в услужении у богача. И был у этого богача великолепный Будда из чистого золота. День и ночь думал слуга: «Ах, если бы у меня был такой Будда! Может быть, он послал бы мне лучшую долю. Ведь мой хозяин всегда говорил, что нет на свете ничего сильнее золота». Но при его бедности это была пустая мечта. Как-то раз пошел слуга в горы рубить дрова и приметил чурбан, немного похожий на статую Будды. Принес он его в свою каморку и начал по три раза в день ставить перед ним столик с кушаньем. – Поешь, мой чурбанчик, а я тебе расскажу, как мне плохо живется. Так делал слуга многие годы, и все в доме потешались над ним, а хозяин больше всех. Слуга был честным и работящим. Стал думать богач, как бы заставить его работать всю жизнь даром, и вдруг вспомнил про деревянного Будду. – Придумал! – обрадовался богач и зовет слугу: – Слушай, устроим сумо[78 - Сумо – род японской борьбы. Победителем считается тот, кто свалит противника на землю или столкнет противника с площадки. Все борцы сумо – тяжеловесы, они отличаются особенной толщиной.] между твоим божком и моим золотым Буддой. Если чурбан будет побежден, то будешь ты мне служить без всякой платы до конца своих дней, а если мой золотой Будда даст себя победить – я отдам тебе все мое богатство. Собрал богач всех слуг и служанок и торжественно поклялся перед ними, что сдержит свое обещание. Пошел бедняк в свою клетушку сам не свой и говорит чурбану: – Послушай, мой божок, какая беда над нами стряслась! Трудную задачу задал мне хозяин! Велит тебе победить в борьбе его золотого Будду, а не то придется мне даром служить всю свою жизнь. Лучше я взвалю тебя на спину и убегу отсюда. Божок ему в ответ: – Полно, не тревожься, не падай духом! Ничего страшного нет. Неси меня к хозяину без страха. Попробую я одолеть золотого Будду. Торопит хозяин слугу скорее устроить сумо. Нечего делать, понес бедняк свой чурбан в парадные покои. Хозяин тоже принес туда своего золотого Будду. Слуг и служанок собралось там видимо-невидимо. Обратился богач к божкам с такой речью: – Дал я клятву, что если ты, мой золотой Будда, победишь, то будет мне служить этот работник даром всю свою жизнь. Если же победишь ты, деревянный божок, то твой хозяин получит все мое богатство! Помните это, вы, оба! – И с этими словами, взмахнув своим веером, он подал знак начинать борьбу. И – о диво! – оба Будды встали на ноги, отошли друг от друга и медленно, враскачку, стали сходиться. Вот они схватились и стали бороться в обнимку. То один одолевает, то другой. Целых два долгих часа длилась борьба! Зрители кричали наперебой: – Ара! Ара![79 - Ара – восклицание, выражающее удивление.] Нy-ка, чья возьмет?! Глядите! Глядите! Слуги и служанки старались подбодрить деревянного Будду: – Эй, чурбанчик, держись, не сдавайся! Не сдавайся! Не дай хозяину победить! У хозяина глаза налились кровью. Он тоже все время кричал охрипшим голосом: – Золотой Будда, не сдавайся! Золотой Будда, не отступай! С золотого Будды пот катится градом. Стал он двигаться все медленнее, с трудом и, наконец, зашатался в изнеможении. У хозяина тоже заструился пот по лицу, он побагровел и завопил: – Золотой Будда, не сдавайся! Держись! Тебе ли не воздавали почести в моем доме, тебе ли не поклонялись? Неужели ты поддашься простому чурбану, жалкой деревяшке? Покажи всем, что нет на свете ничего сильнее золота! Ах ты, жалкий трус! И в гневе хозяин стал поносить золотого Будду бранными словами, но чем больше он бранился, тем больше слабел золотой Будда и, наконец, громко заплакал, застонал и повалился на пол. Обрадовались слуги и стали осыпать золотого божка насмешками. Потребовали они, чтобы сдержал богач свое обещание. Нечего делать, пришлось богачу убираться восвояси вместе со своим золотым Буддой. Досталось все его богатство бедняку. Щедро оделил бедняк всех остальных слуг, и пошло веселье в дома, где раньше лились один слезы. Стал богач скитаться по свету. Скоро у него и медного гроша не осталось. Как-то раз заночевал он в открытом поле и начал со слезами упрекать золотого Будду: – Эх, золотой божок, зачем ты дал себя побороть какому-то чурбану? Из-за твоего малодушия я с позором изгнан из своего дома, и хозяйничает в нем нищий оборвыш. А я-то на тебя понадеялся! Разве не отлил я тебя из чистого золота? Золотой Будда ему в ответ: – Напрасно ты меня винишь. Пеняй на самого себя! Вспомни, как ты кормил меня! Только два раза в год, по большим праздникам! А слуга делился всем, чем мог, со своим простым чурбаном. Вот и стал чурбан сильнее золота. Горькая моя судьба, что мне такой хозяин достался! Одно мне осталось утешение: стукать тебя по спине на каждой кочке. Узнаешь, сколько весит золото! Пришлось хозяину нищенствовать до скончания своих дней да еще таскать на спине тяжелого золотого Будду. Перевод В. Марковой. НЕЗАДАЧЛИВЫЙ РОТОЗЕЙ Жила в городе Осака одна бедная вдова, и был у нее сын, по имени Тораян. Часто бранила она сына за то, что он первый на свете ротозей, вечно в беду попадает. Посуда у него из рук валилась. Кошелек сам, без помощи вора, исчезал неизвестно куда. Веревка вокруг ног оплеталась, грабли по лбу били. А уж если Тораяи падал, то, как нарочно, в самую грязную лужу во всем городе. По приказу своей матушки жарил он угрей на продажу. Тем и промышлял. Как-то раз купил Тораян большого жирного угря, положил на доску и хотел было ножом отхватить ему голову, да, как всегда, зазевался. Соскользнул угорь с доски, вильнул хвостом – и в канаву. А там в другую. А из другой в третью. – Эй, куда ты? Постой, милый, подожди! Бежит Тораян за угрем. Уже за хвост его было схватил, да споткнулся и снова выпустил. Бежит дальше. Вот и городу конец. Прибежал Тораян на поле, где редька росла. А хозяин поля как закричит: – Эй ты, чего-здесь бегаешь по моей земле? Овощи топчешь! – «Чего, чего»!.. Ловлю сбежавшего угря, вот чего! Да, уж видно, не поймаю. Как же я теперь вернусь домой? Мать у меня знаешь какая строгая?! Ах, несчастный я, лучше бы не родиться мне на свет! Куда я теперь денусь? – Ну, чего ревешь! – говорит ему крестьянин. – Слезами горю не поможешь. Если боишься домой идти, оставайся у меня. Возьму я тебя в работники, поможешь редьку убирать. Обрадовался Тораян, взялся за работу. На беду попалась ему большая редька с таким крепким корнем, что никак не выдернешь. Понатужился Тораяи, уперся ногами, тянет изо всех сил: – А ну, еще раз!.. Идет, идет, пошла!.. Опять ни с места… Ну погоди, я сейчас тебя так рвану, что если б ты деревом была, и то бы с корнями из земли выскочила. Как рванет он редьку! Выскочила она из земли – пон! А Тораяна подбросило, словно щелчком, высоко-высоко. Полетел он вверх, как стрела, спущенная с тетивы, и хлоп! Упал возле дома одного бочара на улице Бочаров. Онемел бочар от испуга. – Откуда ты? Вот уж, правда, с неба свалился. – Тянул я из земли большую редьку да как дерну изо всех сил, ка-ак выскочит она – пон!.. Меня к вам и забросило, – рассказал Тораян, потирая ушибленную спину. – Не могу я теперь идти к моему хозяину – огороднику. Засмеет он меня. И домой не могу идти, матушки боюсь! Куда мне теперь деваться, бедняге! Не приютишь ли ты меня, хозяин? – Вот оно, выходит, какое дело! – удивился бочар. – Ну что же, мне как раз нужен работник. Будешь ободья на бочки набивать. Начал Тораян набивать бамбуковый обод на бочку, да, видно, у него от рождения обе руки были левые. Согнул обод в круг и не удержал. – Пин! – щелкнул обод да как подбросил Тораяна высоко-высоко! Хлоп! Упал он на землю. Глядит, где это он? Оказалось – во дворе зонтичных дел мастера на улице Зонтов. – Ты откуда такой взялся, с молотком в руке? – удивился хозяин. – Каким ветром тебя занесло? – Служил я у одного бочара, набивал ободья на бочку. А один обод так сильно щелкнул меня, что взлетел я под самые небеса… Стыдно мне теперь бочару на глаза показаться. Не приютишь ли ты меня, хозяин, у себя? – Что ж, хорошо! Натягивай бумагу на зонты, это дело нетрудное. Поглядел Тораян вокруг. Повсюду во дворе зонты пестреют, словно медузы в море. «Что ж, я, кажется, нехудо устроился, – думает Тораян. – Возьмусь-ка я за работу». Натянул он бумагу на самый большой зонт и понес его показывать хозяину. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел вихрь. Ему бы бросить зонт, да не догадался Тораян, и понес его ветер, закрутил, как пушинку. Держится Тораян за ручку зонтика, болтает в воздухе ногами. Так высоко, верно, ни один воздушный змей не залетал. Все выше и выше летит ротозей и очутился на самом небе. Под ногами у него облака. Видит он, стоит на облаках высокий красивый дом. Крикнул Тораян: – Эй, хозяева, кто в доме есть, отзовитесь! Вышла из дверей на зов Тораяна диковинного вида женщина. Глаза у нее так и сверкают, так и сверкают как молнии. Даже зажмурился Тораян. Говорит она: – Как ты попал к нам сюда, человек? Это ведь дом громовиков, а я – Огненная зарница. Подкосились ноги у Тораяна. Насилу-то, насилу сошло у него с языка: – Так, значит, зонт меня на самое небо занес? Что теперь со мной будет? Пожалей меня, дай приют. Тут как раз идут рогатые черти, стучат в барабаны. Это и были громовики. Рассказал им Тораян про свою беду. – Ну что ж, пожалуй, поживи у нас, – говорят громовики. – Поможешь нам. Как ударим мы в свои барабаны: горо-горо-горо-горо, – ты сразу лей воду из кувшина. – Уж постараюсь. Стали черти бить в барабаны, Тораян воду из кувшина на землю льет, Огненная зарница то и дело глазами сверкает. Посмотрел Тораян сквозь облака на землю: – Вот смех-то, веселая работенка! Ой, вот потеха! Льет Тораян воду из кувшина, а на земле суматоха. Люди бегают, как испуганные муравьи, белье с шестов снимают, зонты раскрывают, прячутся кто куда. Загляделся Тораян, зазевался да и ступил в просвет между облаками. Летит Тораян с неба вверх тормашками. Ухватился было за крыло пролетного дикого гуся… Закричал дикий гусь не своим голосом. Выпустил его Тораян – и шлеп! Угодил в самую середину Осакского залива. Только круги по воде пошли. В один миг очутился Тораян на морском дне. Стоит под водою дворец дивной красоты, весь жемчугами изукрашен. – Ой, что это? Никак, дворец Повелителя драконов? Вышла к Тораяну Отохимэ, прекрасная дочь морского царя, и повела гостя к своему отцу. Ласково встретил морской царь Тораяна. – Ты откуда взялся, гость? Волны ли морские тебя унесли, с корабля ли ты упал? – Нет, не с корабля я упал, с самого неба. И рассказал морскому царю все, что с ним приключилось. Стал морской царь хохотать. Рыбы и те до слез смеются. Осьминог за бока хватается. – Ну, развеселил нас гость, спасибо тебе. Подали тут богатое угощение. Стали рыбы танцевать, осьминог прыгать. Морские девы песни запели. Говорит Отохимэ гостю: – А видел ли ты, какой прекрасный у нас сад? В нем все цветы года разом цветут. Захотелось Тораяну сад посмотреть. Прекрасная царевна Отохимэ ему наказывает: – Смотри же, гость, будь осторожен. Если спустится сверху какое-нибудь вкусное лакомство, не польстись на него, – беда случится. Хорош сад у морского царя. Все сразу в нем цветет: и весенние вишни, и летние ирисы, и осенние хризантемы. Гуляет Тораян по серебряным дорожкам, посматривает вокруг. Вдруг спускается, откуда ни возьмись, кусочек мяса, да такой на вид нежный и вкусный. Висит он перед самым носом Тораяна. Забыл Тораян слова морской царевны, поймал приманку ртом да как завопит: – Ой! Ай! Что-то мне в губу впилось. Спасите! Мясо-то было на рыболовный крючок насажено! Чувствует Тораян – тащат его кверху. Как показалась его голова из воды, рыбаки на лодке всполошились: – Чудище! Чудище! Поймали мы на крючок чудище морское! Тораян им в ответ со слезами: – Да какое я чудище! Такой же человек, как и вы! Спасите, помогите! – И правда, как будто человек! Вот диво! Вытащили рыбаки Тораяна из воды и спрашивают: – Откуда ты взялся такой? Какого роду-племени? Где живешь? – Живу я в городе Осака, тут неподалеку. – Вот так штука! Поймали мы на удочку здешнего парня. Куда только наш брат не заберется! Взвалили они Тораяна на плечи и понесли домой к строгой матушке на расправу. Пересказ В. Марковой. ДУРАК ЁТАРО В одной деревне жила женщина с сыном. Сына звали Ётаро. Он был тихий и послушный мальчик: не шалил, не проказил, старался всем услужить, но только был очень недогадлив. Однажды мать сказала ему: – Ётаро, я пойду на речку белье полоскать, а ты посмотри за рыбой. Она на кухне, а там сидит кот. Мать взяла корзину с бельем и пошла на речку. А Ётаро сейчас же побежал на кухню, посмотрел по сторонам и увидел на полке блюдо с рыбой. «Не могу я сидеть, задрав голову, и все время смотреть на полку! – подумал Ётаро. – Лучше поставлю блюдо на пол». Ётаро так и сделал: поставил блюдо с рыбой на пол, а сам уселся рядом и не моргая стал смотреть на рыбу. Про кота он и забыл. А кот в это время подкрадывался к рыбе все ближе и ближе. Подобрался к самому блюду, ухватил лапой рыбью голову и стащил ее на пол. Ётаро и не пошевелился. Кот съел рыбью голову, стащил с блюда рыбий бок и тоже съел. Так понемногу он съел всю рыбу. На блюде остался один только рыбий хвост. Наевшись досыта, кот отошел в сторону, свернулся в клубок и уснул. «Вот теперь мне и смотреть не на что! – подумал Ётаро. – Рыбы на блюде больше нет. Пойду-ка я во двор, погуляю немножко». Ётаро выбежал из дому, а навстречу ему мать с бельем. – Ётаро, что ты делаешь во дворе? – спросила мать. – Я же тебе велела смотреть за рыбой. – Я и смотрел. – Отчего же ты убежал из кухни? – А мне больше не на что было смотреть. От рыбы один хвост остался. – А где же вся рыба? – Кот съел. – А ты что делал? – А я на рыбу смотрел. Ты велела мне смотреть, я и смотрел. – Ах, какой ты у меня глупый! – сказала мать. – Как ты не догадался крикнуть коту «брысь». Кот бы убежал, и рыба осталась бы цела. – Верно,- сказал Ётаро.- В другой раз буду умнее. На другое утро мать сказала: – Ётаро, сходи на огород, посмотри, поспела ли редька. Да заодно погляди, не едят ли гусеницы капусту. Ётаро сейчас же побежал в огород. Видит, редька и в самом деле поспела. Уже кое-где из земли торчат белые головки. Зато капуста вся изъедена. На листьях ее сидят большие зеленые гусеницы. Ётаро посмотрел на гусениц и подумал: «Теперь-то я знаю, что мне делать. Надо прогнать гусениц с капусты». И он закричал во весь голос: – Брысь! Брысь! Гусеницы и не пошевелились. – Брысь! – еще громче крикнул Ётаро. Но, как он ни кричал, гусеницы спокойно сидели на листьях. Ётаро заплакал и побежал к матери. – Чего ты плачешь? – спросила мать. – Как же мне не плакать? Гусеницы едят нашу капусту. Я кричал им «брысь, брысь», а они не слушаются. – Какой ты глупый! – сказала мать. – Разве гусеница и кошка одно и то же? Надо было убить их, вот и все. – Верно, – сказал Ётаро. – В другой раз буду умнее. В тот же день после обеда Ётаро сказал матери: – Сегодня у нас в деревне представление – борцы приехали. Можно мне пойти посмотреть на них? – Можно, – ответила мать. – Только не толкайся в толпе и веди себя повежливее. Ётаро обрадовался и побежал к деревенскому храму. Там во дворе уже шло представление. Посреди двора был выстроен дощатый помост, и на нем боролись два больших, толстых человека. Вокруг помоста толпились зрители. Вся деревня сбежалась на представление, и поэтому во дворе было очень тесно и жарко. У всех зрителей в руках были круглые бумажные веера, разукрашенные черными знаками. Веера тихо шелестели, и по всему двору проносился легкий ветерок. Ётаро пришел поздно и оказался в самом конце двора. Ему ничего не было видно, кроме затылков и спин зрителей. От нечего делать он стал рассматривать затылки. И тут он увидел розовую, блестящую, будто покрытую лаком, лысину. На самой ее середине на единственном волоске сидела большая черная муха. «Муха сидит на лысине совсем как гусеница на капусте, – подумал Ётаро. – Она съест последний волос старика. Надо ее поскорее убить. Это будет очень вежливо». Ётаро высоко поднял свой веер и хлопнул старика по затылку. Муха сейчас же перелетела на голову другого соседа. А старик охнул и обернулся. Увидев Ётаро, он сердито закричал: – Как ты смеешь драться, негодный мальчишка! И, размахнувшись, он больно ударил Ётаро по щеке. Ётаро заплакал, щека у него вздулась и покраснела. С плачем выбрался он из толпы и побежал домой к матери. – Что ты так рано вернулся? – удивилась мать. – Из-за моей вежливости меня побили, – сказал Ётаро. – Я хлопнул одного старика по голове веером, чтобы убить муху, а он рассердился и поколотил меня. – Ах, какой ты глупый! – сказала мать. – Зачем же ты хлопнул старика по голове? Надо было помахать веером, муха бы и улетела. – Верно, – сказал Ётаро. – В другой раз буду умнее. На другой день в деревне случился пожар. Ётаро никогда в жизни не видел пожара и побежал со всех ног смотреть, как горит дом. Еще издали он увидел желтое пламя в густом черном дыму. По всей улице бегали и суетились люди. Ётаро добежал до горящего дома и остановился на другой стороне улицы. Вдруг раздался грохот, и во все стороны полетели искры: это обвалилась горящая балка. Одна искра перелетела через улицу и упала на бумажное окно, у которого стоял Ётаро. – Ой! ой! – закричал Ётаро. – Надо прогнать искру, а то от нее загорится весь дом. Он вытащил из-за пояса веер и стал махать им изо всей силы. От этого искра еще сильнее разгорелась и бумага начала тлеть. Люди, которые жили в доме, заметили, что бумага у них на окне дымится, испугались и выбежали на улицу. Тут они увидели Ётаро, который стоял у окна и раздувал веером огонь. Люди так рассердились на него, что вырвали у него из рук веер и хорошенько отколотили Ётаро. А загоревшуюся бумагу сейчас же залили водой. Испуганный и заплаканный, Ётаро поплелся домой. – Что с тобой случилось? – спросила мать, увидев заплаканного сына. – Меня опять побили, – сказал Ётаро, плача. – Я хотел согнать искру с бумажного окна, чтобы не загорелся дом, и стал махать на нее веером, а у меня отняли веер и поколотили. – Ну и глупый же ты, – сказала мать. – Разве можно тушить искру веером? Огонь надо заливать водой. – Это верно, – ответил Ётаро. – В другой раз буду умнее. На следующий день утром Ётаро пошел погулять. Он дошел до самого края деревни. А на краю деревни стояла кузница. Дверь в нее всегда была открыта настежь, а внутри целый день полыхало пламя. Перед огнем раскачивались взад и вперед два парня. Они били но раскаленному железу молотами на длинных ручках. Когда молот ударял по железу, во все стороны сыпались искры. Ётаро остановился перед дверью и заглянул внутрь. – Опять пожар! – обрадовался Ётаро. – Ну, теперь я знаю, что делать. Он набрал полное ведро воды и вылил его в огонь. Кузнецы сначала только рты разинули. А когда вода в пламени зашипела, они набросились на Ётаро, надавали ему тумаков и вытолкали на улицу. С громким плачем побежал он домой. – Что опять случилось? – спросила мать. – Опять побили меня, – сказал Ётаро. – Я проходил мимо кузницы, а там горел огонь и сыпались искры, совсем как на пожаре. Я хотел залить огонь водой, как ты мне велела, а кузнецы рассердились и побили меня. – Ну и глупый же ты! – сказала мать. – Ведь в кузнице огонь нужен для работы. Разве ты не видел, как там кузнецы бьют молотами по железу? Уж если ты хотел им помочь, так делал бы то же, что и они. – Верно,- сказал Ётаро.- В другой раз буду умнее. Через два дня, когда царапины и синяки у Ётаро зажили, он пошел опять гулять. Только отошел он от дома, как увидел двух парней, которые колотили друг друга палками. «Надо им помочь!» – подумал Ётаро. Он поднял с земли толстую суковатую палку и что есть силы ударил сначала одного, потом другого парня по голове. Парни сейчас же перестали драться, и оба накинулись на Ётаро. Они были старше и сильнее его, да к тому же их было двое. Они так больно избили Ётаро, что он еле дотащился до дому. – Что с тобой? – спросила мать. – Опять тебя побили? – Опять, – сказал Ётаро. – Я увидел на улице двух парней. Они били друг друга палками. Я стал им помогать, а они оба вдруг набросились на меня и давай меня колотить. Мать только рукой махнула: – До чего же ты глуп, Ётаро! Ведь тут надо было не помогать, а разнимать. – Верно,- сказал Ётаро. – В другой раз буду умнее. Семь дней после этого сидел Ётаро дома, боялся показаться на улицу. Но на восьмой не утерпел и пошел погулять. Вышел он на улицу и видит: посреди дороги грызутся две собаки. Ётаро остановился и закричал: – Перестаньте драться! Собаки его, конечно, не послушались. Тогда Ётаро подбежал к ним, ухватил их обеих за хвосты и стал растаскивать в разные стороны. Собаки еще больше рассвирепели, зарычали и вцепились бедному Ётаро в икры. Если бы прохожие не подоспели на помощь, собаки разорвали бы его в клочья. Едва живой вернулся Ётаро к матери. Мать посмотрела на него и ничего уж больше не сказала. Дурака учить – только время терять. Перевод и обработка Н. Фельдман. ШКАТУЛКА С ЛОЖЬЮ Жил на свете один бедняк, великий мастер небылицы сочинять. Как-то раз позвал его богач и говорит: – Слышал я, здорово ты всех надуваешь. Но бьюсь об заклад, меня тебе не обмануть. Ну а коль обманешь, получишь десять золотых. – Премного благодарен, – обрадовался бедняк, – очень кстати мне эти десять золотых. Только вот незадача какая… – Что такое? – Да не знал я, зачем ты меня к себе зовешь… Не знал, вот и не взял шкатулку с ложью, дома ее оставил. – Что это за шкатулка такая? – удивился богач. – Замечательная шкатулка! В ней столько всякой лжи! Без нее где мне с тобой тягаться! Пошли слуг ко мне домой, пусть они скорее шкатулку принесут, тогда и сразимся. Послал богач слуг к бедняку домой. Прибежали слуги, весь дом обшарили, а шкатулки не нашли. Так и вернулись ни с чем. – Недотепы вы эдакие, плохо искали! – рассердился богач. А бедняк молчал-молчал да как захохочет: – Не так уж и трудно обмануть тебя! Взял бедняк свои десять золотых и отправился домой. Перевод А. Садоковой. ПИСЬМА ОТ БИМБОГАМИ Случилось это давным-давно. Перед самым Новым годом делал бедняк в доме большую уборку, вдруг видит, в дальнем углу спит Бимбогами – бог Бедности, уютно так почивает, калачиком свернулся. – Что же это за напасть такая! Вот уж премного благодарен! – огорчился бедняк. – У меня в доме и так деньги не водятся, а теперь, посмотрите только, и сам бог Бедности пожаловал. Значит, и в Новом году ничего хорошего не жди. Нет уж, так дело не пойдет! – закричал он .- Убирайся, Бимбогами! Вон из моего дома! – Прошу тебя, почтенный, смилуйся, не гони меня, – взмолился бог Бедности. – Новый год вот-вот наступит, куда же мне идти? – Вот и я про то же, – не унимался бедняк. – Новый год на пороге, и, полюбуйтесь, пожалуйста, ты в моем доме! Выходит, опять целый год не видать мне удачи! Убирайся прочь! Закрыл бог Бедности лицо руками и горько заплакал: – Не прогоняй меня, умоляю тебя. Оставь в доме. А о достатке не печалься, будет у тебя достаток. – О чем ты болтаешь, Бимбогами? – оторопел бедняк. – Подумай сам, ты же бог Бедности! Какой от тебя достаток может быть? – Не скажи, почтенный, знаю я у вас в саду счастливый уголок, – вежливо вымолвил Бимбогами и улыбнулся. – Вон он! Поставь там для меня крошечный домик. Сам увидишь, народ валом валить станет и монетки оставлять. – Пожалуй, я подумаю, – почесал бедняк в затылке. Пораскинул он умом и сделал так, как Бимбогами ему посоветовал, а перед домиком ширму поставил и написал на ней: Бимбогами – бог Бедности, всякому удачу приносит. Шло время, но никто не спешил к домику, никто не желал поклониться богу Бедности. Минул месяц, другой был уж на исходе. И вдруг однажды утром проснулся бедняк и глазам своим не верит. Видит: тянется со всей округи народ к крошечному домику и каждый человек монетку у ширмы оставляет. Пришел бедняку в дом достаток. Дивится он, не верит: из бедности одним махом в достаток шагнул! Спрашивает бедняк у Бимбогами: – Скажи, пожалуйста, откуда мне столько денег привалило? И что это с народом стало: то обходили нас с тобой стороной, а теперь валом валят. – Про то я тебе и толковал, – ответил бог Бедности, – Я, видишь ли, во все стороны письма разослал… – Какие еще письма? – удивился бедняк. – Пожалуйста, почитай,- протянул Бимбогами лист бумаги. Взглянул бедняк, а там написано: Уважаемый, стоит тебе посетить бога Бедности, станет Бимбогами для тебя богом Богатства. Понял тут бедняк хитрость Бимбогами, головой закивал и языком от восхищения прищелкнул. Перевод А. Садоковой. ЖИВОЙ ЗОНТ В давние времена славился на всю округу мастер Хикоити – никто лучше его не умел зонты делать. А один зонт был у Хикоити совсем замечательный. Только дождь начнется – он сам собой откроется, кончится дождь – зонт сам собой закроется. Стоял тот зонт на крыше дома Хикоити, и все по зонту погоду узнавали. Приносил тот зонт людям радость. Много разных историй ходило по округе о зонте Хикоити. Прослышал про зонт князь, удивился: – Что за чудеса в моем княжестве творятся! И послал слуг узнать, что это за зонт такой появился. Пришли слуги в деревню и стали выспрашивать: – Правда ли, что у Хикоити живой зонт есть? – Правда, – отвечают им, – совсем живой. Возвратились слуги в замок, рассказали обо всем князю: – Чудеса, да и только. Зонт у Хикоити и впрямь живой. Снова отправил князь слуг в деревню. Пришли они к Хикоити и говорят: – Очень понравился князю твой живой зонт, хочет князь купить его у тебя. – Не могу я продать зонт, – ответил Хикоити, – зонт этот – самое дорогое, что есть в моем доме. Не могу я с ним расстаться. – Да как ты смеешь, негодный, самому князю перечить! – закричали слуги. – Так и передайте князю, – твердо сказал Хикоити, – зонт не продается. Возвратились слуги, обо всем хозяину рассказали. Рассердился князь: – Надо бы заставить Хикоити зонт продать. Очень хочу я любоваться живым зонтом. Возьмите из казны столько, сколько унести в руках сможете. Заплатите этому мастеру. Снова пришли княжеские слуги к Хикоити, целыми пригоршнями золото несут. А мастер никак своего решения не меняет. Стали тогда слуги каждый день к Хикоити приходить. Наконец согласился мастер. – Ладно, отдам вам зонт, – говорит, – только послушайте, как обращаться с ним… – Да что тебя слушать, – заворчали слуги, – деньги получил, так и молчи. Вздохнул Хикоити: делать нечего, согласие уж дано. Но очень не хотелось мастеру отдавать зонт в злые руки. Снял он с крыши живой зонт и спрятал его, а слугам дал обыкновенный. Схватили слуги зонт и поспешили к князю. – О, наконец-то! – обрадовался князь и положил зонт на самое почетное место. Стали князь и его слуги ждать, когда дождь пойдет. Ждали-ждали, наконец через девять дней дождь закапал – кап-кап, кап-кап. – Эй, зонт, откройся! – повелел князь, а все уселись рядышком, ждут – сейчас зонт откроется, сейчас откроется… Дождь стал стихать, а зонт так и не раскрылся. Рассердился князь, велел привести Хикоити. – Вот полюбуйся, Хикоити! – говорит. – Что это значит? Дождь идет, а зонт не раскрывается? Уж не обманул ли ты меня? – Что же ты, князь, наделал! – ахнул Хикоити. – Ты, наверное, очень громко при нем говорил. – А что? – не понял князь. – Не любит живой зонт, когда при нем кричат. – Взял Хикоити зонт на руки и запричитал: – Бедный мой зонтик, совсем тебя уморили здесь: не поили, не кормили, да еще и кричали! Вот ты и умер. А ведь живой был! Стоят князь и слуги, от неожиданности дар речи потеряли. Хоть и живой зонт был, но чтоб зонты кормить… Такого еще никто не слышал! Остался зонт у князя лежать на почетном месте, так никто в замке и не видел, чтобы зонт сам при дожде открывался. Перевод А. Садоковой. БЕДНЫЕ БОГАТЫЕ Жили в одной деревне бедняк и богач. Много было денег у богача. Позвал как-то богач бедняка к себе. Думает бедняк: «Никак, он решил сделать мне подарок. Для того и зовет». Пришел и говорит: – Какое это счастье иметь так много денег! – Да что ты, – отвечает богач, – какое ж это счастье! Я вот подумал, что самый богатый человек в нашей деревне – это ты! У тебя целых два богатства: первое – здоровье, второе – дети. А у меня одни только деньги. Какой же я богач? Послушал, послушал бедняк, да и думает: «И то правда, не так уж я и беден». И домой пошел – старухе обо всем рассказать. Старуха только руками всплеснула: – А разве ты, старый, не знал, что самое большое счастье – дети да здоровье? – Счастливо жизнь свою мы прожили, – решили старики. На следующее утро отправился старик в море и много-много рыбы поймал. Обрадовались старики и решили своей радостью с соседями поделиться – часть улова им раздали. А потом пошли на берег моря, где недавно ветер бушевал да деревья поломал. Набрали древесины, наделали игрушек – то-то радость деревенским ребятишкам! – Вот мы с тобой какие богачи, всех детишек подарками одарили! – радовались старик со старухой. С тех пор прозвали их в деревне бедными богатыми. Перевод А. Садоковой. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ ЗНАЛ, КАК РАСКРЫТЬ ЗОНТ Жил как-то на свете человек, который никогда в жизни зонта не видел. Отправился он гулять. Вдруг дождь. Что делать? Дождь барабанит все сильнее, а спрятаться негде. Пycтился человек бежать. Добежал до первого попавшегося дома, под крышу встал. Хозяину дома стало жаль прохожего, он и говорит: – Хоть мы видимся с вами впервые, но уж больно жалко на вас смотреть. Дождь идет, а вы без зонта. Возьмите мой. Раскройте зонт поскорей. А в Японии слова «раскройте зонт» и «заткните за пояс» звучат совсем одинаково. Вот человек, который не знал, как пользоваться зонтом, и решил, что хозяин ему советует зонт за пояс засунуть. Поблагодарил он хозяина, заткнул зонт за пояс, словно меч, и под дождь выскочил. Долго под дождем шел, совсем продрог. «Никак, обманул меня этот человек, – думает, – говорит, мол, заткните за пояс», я и заткнул зонт за пояс, а толку никакого, все равно под дождем до костей промок». Так он и шел, пока не повстречал старика. – Ну и ну, – удивился старик. – Вода с тебя так и льет! Возьми зонт. Вот он, раскрой зонт поскорей! «Хм, вот так штука! И почтенный старик говорит, чтобы я заткнул зонт за пояс», – подумал человек, который не знал, как пользоваться зонтом. Никак он уразуметь не мог, что же все-таки с зонтом сделать надо. – Как это скверно – мокнуть под дождем, – ворчал он. Теперь за поясом у него торчало уже два зонта. – Разве вам не холодно? Вы же совсем промокли! – послышался чей-то голос. Навстречу ему шел прохожий. – Совсем доконал меня этот дождь, – пожаловался человек, который никогда не видел зонта. – Добрые люди дали мне целых два зонта, сказали: засуньте, мол, их за пояс – и дождь будет не страшен. Я так и сделал, как они говорили, но вот видите – все равно промок до нитки. Подошел прохожий к чудаку, вынул у него из-за пояса зонт и раскрыл над головой. – Ой! – вскрикнул тот от неожиданности. – Вот что значит волшебство! Раз – и зонт сам собой раскрылся! Теперь дождь мне не страшен! Перевод А. Садоковой. ПОЛЫНЬ – СРЕДСТВО ОТ ВСЕХ НАПАСТЕЙ В давние времена жил один крестьянин. И крепко верил тот крестьянин в волшебные свойства полыни. Каждое лето собирал он полынь, сушил, в вязанки связывал и приговаривал: – Нет такой напасти, от которой полынь не помогла бы. Однажды забрался к нему ночью вор. Прокрался в дом, вытащил из-под подушки кубышку с деньгами и из дома выскочил. Да убежать далеко не успел – проснулся крестьянин. Вот и пришлось вору в саду под кустом спрятаться. А крестьянин вышел во двор, огляделся, вдруг видит – около куста след. «Не иначе, вор след оставил, – подумал крестьянин, – надо бы его получше рассмотреть». Принес вязанку сухой полыни и разжег огонь. Вся жарче костер разгорается. Лежит вор под кустом – слезами обливается, огонь к самым пяткам уже подбирается. Терпел, терпел вор, да не выдержал, бросился наутек. Бежит и думает: «Что это за траву такую невиданную поджег он? Никак, трава волшебная – сразу на то место, где я спрятался, указала! Чудеса! Надо бы деньги-то вернуть». А крестьянин ничего и не заметил, сидит на корточках, след вора рассматривает. Вдруг видит: выползает из кустов вор, кубышку с деньгами протягивает. – Возьми свою кубышку, – говорит. – А что это за волшебную траву ты поджигал? – Это полынь, средство от всех напастей, – ответил крестьянин, а потом добавил: – В том числе – и от воров. Перевод А. Садоковой. КАК ДЕВУШКА В БЫЧКА ОБРАТИЛАСЬ Жили в деревне старик со старухой, и была у них дочь красоты невиданной. Как-то раз охотился молодой князь в тех лесах. Начался дождь, и решил князь переждать его у старика со старухой. Вошел и онемел – никогда не видел князь такой красавицы, как старикова дочка. – Возьму я вашу дочь в жены, – сказал князь. С тем и уехал. Опечалились старик со старухой, не хотели они единственную дочь за злого князя отдавать. День, другой проходит – плачут старики горькими слезами. А девушка смышленая была, решила она князя перехитрить. Вот и говорит родителям: – Видела я сегодня вещий сон, слышала голос: «Пойдешь замуж за злого князя, превратишься в бычка». Еще больше огорчились старики, да делать нечего. Прислал князь за красавицей паланкин, посадили туда девушку и понесли в княжий замок. Долго несли слуги паланкин, устали и решили отдохнуть. Остановились около харчевни, а девушке наказали: – Никуда не выходи, князь не велел. Только ушли слуги, выбралась красавица из паланкина, видит, на лугу бычок пасется. Посадила девушка бычка в паланкин, а сама убежала. Вышли слуги из харчевни, подняли паланкин и понесли в замок. Приоткрыл князь паланкин да обомлел – сидит вместо красавицы бычок. Рассердился князь и приказал стариков в замок привести. – Дурачить меня вздумали! Вместо красавицы дочери быка подсунули! – Не гневайся, князь, – молвили старики. – Видела наша дочь вещий сон, слышала голос: «Пойдешь замуж за злого князя, превратишься в бычка». Ничего не оставалось князю, как отказаться от девушки-красавицы. Взяли старики бычка за веревку и домой повели. Горевали, плакали, да делать нечего. Время шло, бычок рос, и старики любили его всем сердцем. Однажды вечером стук-стук кто-то в дверь. Открыли старики, глазам не верят – стоит перед ними дочка жива и невредима. Не было конца радости! Стали они опять жить все вместе да над глупым князем посмеиваться. Перевод А. Садоковой. НЕОСТОРОЖНОСТЬ Одному человеку захотелось поиграть на флейте, а флейты у него не было. Он пошел в лавку купить себе флейту. В лавке он долго выбирал и осматривал одну флейту за другой, дул в каждую и щупал снаружи и даже внутри. В одну флейту он так глубоко засунул палец, что никак не мог вытащить его обратно. Тянул-тянул – палец не вылезает. Дернул изо всей силы – палец еще крепче застрял. Как он ни бился, а палец не двигался ни взад, ни вперед. Чтобы вытащить палец, оставалось только одно: разбить флейту. Но ведь флейта была чужая. Значит, надо было ее сначала купить. – Извините, пожалуйста, сколько стоит ваша флейта? – спросил он у хозяина лавки. Хозяин подумал: «Этот неосторожный человек слишком глубоко засунул палец в мою флейту не никак не может от нее освободиться. Значит, он заплатит сколько мне вздумается». И он запросил за флейту столько, сколько стоили три флейты. Покупатель торговаться не стал и, заплатив за флейту, побежал домой, чтобы дома разбить ее молотком и высвободить палец. Свою покупку ему не пришлось нести ни в руках, ни в кармане: она была надета на палец. Он махал пальцем во все стороны, потому что палец болел. Вдруг из-за высокой бамбуковой изгороди одного дома он услышал прекрасные звуки флейты. Ему захотелось узнать, кто это так хорошо играет. Он даже позабыл, что у него болит палец. В изгороди он нашел наконец место, где бамбуковые жерди разошлись и между ними образовалась щель. Он поглядел одним глазом в щель, стараясь разглядеть, что делается за изгородью. Но щель была такая узкая, что он ничего не увидел. Тогда он еще крепче прижался лицом к изгороди. От этого бамбуковые прутья еще больше разошлись, и ему удалось просунуть в щель всю голову. Но в эту самую минуту прекрасная музыка кончилась, и на балконе опустили занавеску. – Вот досада! Еле-еле просунул голову, а смотреть не на что! Любитель флейты опять вспомнил, что у него болит палец, и потянул голову назад. Но голова его плотно застряла в щели. Бамбуковые жерди, которые он раздвинул лбом, теперь снова сошлись и зажали ему шею, как ошейник. Он дергался и вертел головой так, что изгородь трещала. На шум выбежали хозяева дома. Когда они увидели голову, торчавшую среди бамбуковых прутьев изгороди, они закричали: – Что тебе надо? Зачем ты сюда сунулся? – Извините, пожалуйста, – сказал любитель флейты, – сколько стоит ваша изгородь? Я хотел бы унести ее с собой. Перевод и обработка Н. Фельдман. ВРУН В городе Осака жил врун. Он всегда врал, и все это знали. Поэтому ему никто не верил. Один раз он пошел гулять в горы. Когда он вернулся, он сказал соседке: – Какую змею я сейчас видел! Громадную, толщиной с бочку, а длиной с эту улицу. Соседка только плечами пожала: – Сам знаешь, что змей длиной с эту улицу не бывает. – Нет, змея в самом деле была очень длинная. Ну, не с улицу, так с переулок. – Где же это виданы змеи длиной с переулок? – Ну, не с переулок, так с эту сосну. – С эту сосну? Не может быть! – Ну, постой, на этот раз я тебе скажу правду. Змея была такая, как мостик через нашу речку. – И этого не может быть. – Ну ладно, сейчас я тебе скажу самую настоящую правду. Змея была длиной с бочку. – Ах, вот как! Змея была толщиной с бочку и длиной с бочку? Так, верно, это и была не змея, а бочка. Перевод и обработка Н. Фельдман. ДЫРКА В СЁДЗИ Как-то в самый канун Нового года в дом бедняка постучал торговец рисом: – Добрый вечер! – Кто там? – Это я, торговец рисом. Сегодня последний день года, пора тебе долги отдавать! – А! Торговец рисом… Меня нет дома, – послышалось в ответ. Удивился торговец – он же с хозяином говорил. Стоит и не знает, что делать. А сам тем временем водит пальцем по сёдзи. Водил-водил, пока в сёдзи дырка не получилась. Заглянул в нее торговец и обомлел: хозяин-то дома! Лежит себе, отдыхает. Рассердился торговец: – Никак, ты меня надуть вздумал! Оказывается, ты дома, милейший. Я тебя вижу. Вскочил тут бедняк, подбежал к сёдзи, да как завопит: – Где же это видано! Приходит в чужой дом и сёдзи дырявит! – Как нескладно получилось, – смутился торговец рисом. Вынул он из кармана бумагу и стал затыкать дырку. – Взгляни, дырки больше нет, – сказал он. – И ты что же, не видишь меня больше? – отозвался бедняк. – Не вижу, – выдохнул с облегчением торговец. – Совсем не видишь? – Совсем не вижу. – Ну и славно, – обрадовался бедняк, – а раз так – нет меня дома. Перевод А. Садоковой. ГЛУПЫЙ САБУРО Жил некогда в одной деревне мальчик по имени Сабуро. Был он так глуп, что соседи прозвали его Глупый Сабуро. Если поручат ему одно дело, он кое-как сделает, а если два поручат – все перепутает. Вечно попадал он впросак. Родители очень огорчались, но все же надеялись, что Сабуро когда-нибудь поумнеет. Как-то раз отец говорит ему: – Пойди, Сабуро, и выкопай бататы[80 - Батат – сладкий картофель.]. Все, что из земли достанешь, разложи на грядке и просуши на солнышке. – Хорошо, – ответил Сабуро и отправился на поле. Только начал он копать бататы, как вдруг мотыга ударилась о что-то твердое. Копнул Сабуро глубже и вытащил большой горшок. Открыл, а там полно золотых монет – целое богатство. «Отец сказал, чтобы все, что я из-под земли достану, сушиться положил», – вспомнил Глупый Сабуро и разложил монеты на грядках. Потом пошел домой и говорит: – Нашел сегодня я горшок с золотом, теперь золотые монеты на грядках сушатся. Родители только руками развели. Прибежали на ноле, а золота давно уж след простыл. – В следующий раз, – наказал отец, – как найдешь что-нибудь, так заверни и домой принеси. – Хорошо, – ответил Сабуро. На следующий день увидел он на дороге дохлую кошку. Завернул ее и домой принес. – Ну нельзя же быть таким глупым! – рассердился отец. – Надо было выбросить ее в реку. Наутро увидел Сабуро огромный пень. Страшно тяжелый был пень, но Глупый Сабуро хорошо помнил наказ отца – схватил он пень и потащил к реке. В это время мимо шел сосед. – Что ты делаешь, глупец! Этот пень еще для топки сгодится. Надо было разрубить его и домой отнести. – Хорошо, – сказал Сабуро, – в следующий раз я так и сделаю. Пошел он домой, вдруг видит, на обочине дороги красивая чашка валяется. Видно, кто-то потерял ее. Поднял Сабуро чашку да как хлопнет о землю! Разлетелась чашка на куски. Собрал их Глупый Сабуро и домой понес. – Посмотри, мама, что нашел я сегодня! Глянула мать: да ведь это осколки чашки, которую отец взял с собой в поле! Утром родители решили: – Все, что ты делаешь, никуда не годится. Мы сегодня на поле пойдем, а ты уж дома сиди. И оставили Сабуро одного. «Не понимаю, почему люди зовут меня Глупый Сабуро? – подумал мальчик. – Я ведь все-все делаю точно так, как они мне советуют». Перевод А. Садоковой. ДЛИННОЕ ИМЯ Жили в старину муж с женою, и родился у них сынок. Обрадовалась молодая мать, и захотелось ей придумать для мальчика хорошее имя, чтобы жизнь у него была хорошая. Думала она три дня и три ночи, думала, думала, но заболела и, умирая, успела только еле слышно прошептать: – Ах, наконец придумала! Назовите его Тён… Так и не договорила. Пришлось назвать мальчика Только-Тёном. Много времени не прошло, отец Тёна взял в дом вторую жену, и родился у него еще один сын. Кто-то сказал матери, что, если ребенку дать короткое имя, у него и жизнь будет короткая. Чем длиннее имя у ребенка, тем и жизнь его будет длиннее. Захотелось ей дать своему сыну длинное, длинное имя, чтобы жил он подольше. Думала она, думала, долго ломала себе голову и, наконец, придумала вот какое имя: «Бонза-большой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-в-мошне-деньгами-бряк, Бонза-простак, Бонза-не-знаю-дальше-как, Богач-разбогач, Богаче-самого-как-бишь-его, Чашка-да-чайник, Главный-начальник, Все-пьют-воду-сам-пью-чай, Чудо-герой, Серебро-горой, Звать-по-таковски, Звать-по-сяковски, И-эдак-и-так, И-пере-так-так-так, На-горе-храм, На-храме-крыша, Над-крышей-сосна, Над-сосной-луна, Эй-эй-расти-скорей-Эйскэ!» Стали братья подрастать, начали ссориться между собой. Младший брат досадит старшему, выкинет какую-нибудь злую шутку, а потом убежит подальше и дразнится: – Тён-Тён, Только-Тён! Тён-Тён, Только-Тён! Тёну станет обидно, захочет он отплатить брату тем же и начнет в насмешку выкрикивать скороговоркой его имя: – Бонза-большой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-бряк… Нет, не так! Бо-бон-за… Бонза… Тьфу! Заплетется у него язык, и только еще досадней на душе – ну, никак не выговоришь. А за это время братец убежит так далеко, что его и не догнать. Да и отец тоже, если нужно что-нибудь сделать, все время звал Тёна, потому что его имя легче было выговорить. – Тён, сделай это! Тён, сделай то! Вся работа доставалась на долю одного Тёна. И за шалости Тёну сразу же крепко попадало: – Эй, Тён, а ну-ка, поди сюда! Вот тебе, озорник! А если младший брат что-нибудь натворит, отец начнет его звать на расправу: – Бонза-большой! Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-в-мошне-деньгами-бряк… Уф! Да ну его совсем! Устанет и отстанет. А мать радуется: «Как хорошо, что я своему сыну такое длинное имя дала!» Как-то раз играл Только-Тён на дворе с ребятами и нечаянно угодил в колодец. Дети закричали: – Ай-ай, Тён упал в колодец! Ай-ай, Только-Тён упал в колодец! Все прибежали, кто с веревкой, кто с лестницей, и вытащили Тёна из колодца. А мачеха подумала: «Видно, правду говорили, что дети с короткими именами долго не живут. Ведь едва вытащили!» Дня через три опять затеяли дети игру на дворе. Эйскэ – Длинное имя стал хвалиться: – Тён свалился в колодец потому, что у него имя короткое. А я буду делать, что хочу, и не упаду, потому что я счастливый, у меня имя длинное! Тут свесился он над колодцем и стал ловить ведро, да и полетел камнем в воду. Дети перепугались, бросились в дом, стали звать на помощь: – Сейчас Бонза-большой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-дурак… Нет, не то!.. Бонза-не-знаешь-дальше-как, Бонза-загребай-деньги в кошель… Так, что ли?.. Богач-разбогач, Перебогаче-самого-перебогача… Нет, еще богаче! Забыли! Вот незадача! Миска-да-ложка? Сбились немножко! Подушка-да-одеяло? Не начать ли сначала? Ступка-да-пестик? Вспоминайте все вместе! Ага! Чашка-да-чайник! Сам староста? Нет, нет! Главный начальник! Пьет чай? Нет, не было сроду. Пьет-вино-как-воду. Кажется, так! А кто под горой? Старый-дед-под-горой! Да нет же, Толстый-дядя-гора-горой! Звать-по-таковски, Не-знаем-по-каковски… Не-то-эдак, не-то-так, не вспомнить никак! Стоит-дом, На-крыше-дома-старая-солома. На-соломе-кот-мышку-ждет, кот-прыг-прыг, мышь-дрыг-дрыг, заплелся язык… Эй-эй, бегите скорей! Эйскэ упал в колодец! – Ах, какое несчастье! Все бросились на помощь, но было слишком поздно: Эйскэ – Длинное имя уже утонул. Перевод В. Марковой. РАССЕЯННЫЙ Жил некогда один человек, на редкость рассеянный и суматошливый. Как-то раз собрался он пойти в храм бога Инари на праздник и говорит своей жене: – Жена, завтра я пойду в храм бога Инари[81 - Инари – бог-покровитель земледелия и шелководства. Так как он божество полей, то культ его стал отождествляться с культом полевой лисицы. Праздник в его честь справляют в апреле.]. Приготовь мне с вечера моти[82 - Моти – род лепешек. Сваренный на воде рис разминают в ступке пестом, пока не получится однородная вязкая масса. Моти бывают разной формы: круглые, в виде полумесяца и т. д.] на дорогу. Мне идти далеко. Утром он встал рано, до рассвета. Жена еще лежала в постели. – Жена, а жена! Где моти? – У окна. А ему послышалось: «У очага!» Пошарил он у очага и нашел круглый горшочек, в котором жена держала краску – зубы чернить. Впопыхах он решил, что отыскал моти. – Жена, а жена! Где платок – завязать моти? – На полочке. А ему послышалось: «На постели». Поискал он на постели, нашел широкий женин пояс и думает – платок. Завязал в него горшочек и привесил к поясу. А за пояс вместо ножа деревянный пестик засунул. – Жена, а жена! Где моя плетеная шляпа? – Поищи на кухне. Поискал он на кухне, нашел соломенную корзину и надел ее себе на голову. Потом стал обуваться. На правую ногу надел носок[83 - Японцы носят белые матерчатые носки (таби) с отдельным колпачком для каждого пальца.], а на левую – забыл. На левую ногу надел сандалию, а на правую – забыл. Так и вышел из дому. Идет рассеянный по дороге. Начал день заниматься. Попалась ему на пути деревня, а люди там показывают на него пальцами и смеются. – Глядите! Глядите! Вон идет какой-то чудак с корзиной на голове. И откуда только у него такая невиданная шляпа! Он подумал: – Про кого это говорят? Оглянулся назад, никого нет. – Неужели про меня? Снял шляпу, взглянул – вот тебе и на! Да это не шляпа, а корзина. Забросил он ее подальше в траву. Шел, шел, и снова деревня на дороге. Опять люди смеются. – Смотрите, как этот прохожий обулся! С пьяных глаз, что ли? Поглядел – правда. Отошел он от деревни, разулся, забросил в траву носок с сандалией и пошел босиком. Опять деревня на дороге. Люди на него показывают: – Смотрите! Берегись, заколет! Вот чудак, пестик за пояс заткнул! Посмотрел – и в самом деле, у него за поясом деревянный пестик. Отошел он от деревни и забросил пестик в поле. Пришел рассеянный в храм, видит: у ворот храма амулетами торгуют. Было у него с собой сто монов. За амулет хотел он отдать три мона, а на остальные выпить и погулять, да опять впопыхах ошибся. Три мона оставил себе, а девяносто семь бросил в ящик для сбора денег. Что будешь делать? Взять назад совестно, а на три мона не попируешь. Пошел он за горку позади храма, где народу не было. Развязал узелок с едой – глядь, а там пустой горшочек. Схватил он его да как швырнет с досады! Покатился горшочек, ударился о камень и разбился. Стал рассеянный сворачивать платок, – что это! – длинные завязки болтаются. Посмотрел, а это не платок, а женин нижний пояс. Бросил его рассеянный, точно обжегся. Стал искать, чем подпоясаться, да вдруг видит: халат-то на нем надет шиворот-навыворот. Ахнул рассеянный и побежал с горки подальше от людей. А есть, как на грех, все больше хочется. Не до праздника ему стало, не пошел в храм на представление поглядеть, а повернул домой. Попалась ему по дороге лавка. Выставлен перед ней белый камень, похожий на рисовую лепешку, в знак того, что здесь торгуют лепешками. Спросил рассеянный: – Сколько лепешка стоит? Ему говорят: – Три мона. «Куплю, – думает, – одну. У меня как раз три мона осталось». Положил деньги, схватил камешек и пошел. Удивился продавец, закричал ему вслед: – Стой! Это не лепешка, а камень! Настоящую лепешку я тебе сейчас дам. Куда там! Рассеянный подумал, что с него еще денег просят. Крикнул: – Я же положил тебе три мона! – и побежал со всех ног. Продавец хотел было догнать его, да не смог. Отдышался рассеянный, положил лепешку в рот и – крак! – сломал зуб. Глядит, а это не лепешка, а белый камешек. Бросил рассеянный его в реку и еще скорей побежал домой. Бежит он, злой, голодный, и думает: «Жена во всем виновата! Не сумела собрать меня в дорогу как следует. Приду домой, я ей покажу!» Вбежал он в дом и кричит с порога: – Ах ты, негодница! Осрамила меня, на весь свет ославила! – Ты чего ругаешься, сосед? Чем я тебя осрамила? Глянул, а это не его жена, а соседка, и дом-то не его, а соседский. Выскочил он оттуда как ошпаренный. Побежал в лавочку, взял в долг чаю, чтобы с соседкой помириться. Пошел к ней опять, протягивает сверточек чаю: – Я сейчас нагрубил тебе. Прости, пожалуйста. А она в ответ: – Как же ты рано вернулся! Никогда еще этого не бывало. Поглядел – а это его жена! По ошибке он в собственный дом вбежал. Делать нечего, отвечает рассеянный жене: – Да там ничего любопытного не было. Не на что и глядеть. Решил я вместо выпивки побаловать тебя: видишь, подарочек принес. Завари-ка чаю! Перевод В. Марковой. ЗАПАСНАЯ ГОЛОВА Как-то раз в старину отправился один князь на соколиную охоту. Несли его по горам в паланкине. Вдруг пролетел мимо ястреб и уронил свой помет на крышу паланкина. – Сменить князю паланкин! – громовым голосом крикнул старший кэрай. – Сменить паланкин князя, подать сменный паланкин! – закричали слуги один другому. Пересадили князя в новый паланкин и тронулись дальше. Только вдруг летит по небу другой ястреб. Высунул, как на грех, князь свою руку из паланкина, и упал помет на край одежды. – Сменить князю одежду! – приказал старший кэрай. – Сменить одежду князя, подать сменную одежду! – кричит один слуга другому. Переодели князя в новые одежды и едут дальше. А тут выставил князь ногу из паланкина. И уронил пролетный ястреб ему помет на сандалию. – Сменить сандалии князю, – загремел старший кэрай. – Запасные сандалии, подать запасные сандалии!- кричат слуги. Переобули князя, едут дальше. Захотелось князю посмотреть, какова погода. Высунул он голову из паланкина и посмотрел на небо, и упал ястребиный помет ему прямо на лоб. – Сменить голову князю! Скорее! – заорал старший кэрай. – Запасную голову, подать запасную голову князя, – пробежало по рядам. Принесли корзину с запасной головой и живо переменили князю голову. И снова чинно и важно поехал он дальше. Перевод В. Марковой. СТОЙКИЙ САМУРАЙ Случилось как-то раз одному самураю заночевать в простой крестьянской хижине. Приготовил ему крестьянин постель и спрашивает: – Не прикажет ли господин прикрыть его чем-нибудь на ночь? Отвечает ему гордо самурай: – Это вы, мужики, привыкли в тепле нежиться. А я – воин! Мне случалось ночевать под открытым небом в любую непогоду. Я ли стану бояться ночного холодка! Под утро ударили заморозки. Проснулся самурай, зуб на зуб у него не попадает. Терпел он, терпел, не вытерпел и спрашивает: – Хозяин, а хозяин! У тебя в доме мыши есть? – Как не быть, водятся. – А вы, мужики, моете на ночь лапки мышам? – Нет, господин! Я про такой обычай никогда и не слыхивал. – Ах, так! Тогда накрой меня поскорей чем-нибудь, чтоб мыши не запачкали моей шелковой одежды! Перевод В. Марковой. ДВА ЛЕНТЯЯ Стоял знойный летний день. Лентяй из восточной деревни с самого раннего утра брел в западную деревню. К поясу ему привязали узелок с едой, чтобы он не проголодался в дороге. Лентяй из западной деревни с самого раннего утра тащился в восточную деревню. На голову ему надели соломенную шляпу и, чтобы она не свалилась, подвязали шнурком под подбородком. Когда оба они добрели кое-как до середины пути между восточной и западной деревней, солнце уже стояло высоко в небе и пекло немилосердно. Тут лентяя из восточной деревни вдруг пробрал голод, да такой, что у него даже в глазах потемнело. Но ведь для того, чтобы поесть, надо развязать узелок, вынуть лепешку да еще в рот ее положить! Поневоле призадумаешься! Хлопотливое это дело, такое хлопотливое, что уж лучше остаться голодным. Вдруг видит он: бредет навстречу ему по дороге человек в соломенной шляпе. Тащится, еле-еле ноги переставляет, а рот у него широко разинут. «Эге, да он, бедный, видно, тоже проголодался! – подумал лентяй из восточной деревни. – Вон как широко рот разинул!» Окликнул он прохожего: – Эй, приятель, если ты голоден, я, так и быть, дам тебе половину моей лепешки. Только, будь добр, потрудись, отвяжи этот узелок от моего пояса, достань оттуда лепешку, разломи пополам и положи одну половинку мне в рот. А лентяй из западной деревни ему отвечает: – Хм, лучше сделаем вот что: затяни мне, пожалуйста, потуже шнурок под подбородком! А то с меня шляпа все время сваливается и приходится мне брести с разинутым ртом! Перевод В. Марковой. СОПЕРНИЦА В ЗЕРКАЛЕ В старину, в далекую старину, восстали друг на друга два могучих рода: Минамото и Тайра. Род Минамото истребил своих врагов. Немногим из сторонников Тайра удалось спастись. Скрылись они в далеких северных горах и жили там, вдали от чужих глаз. Когда же потомки их стали наконец появляться открыто среди людей, то были они несведущи в самых простых делах. Поэтому случалось с ними немало смешного. Как-то раз один молодой человек из рода Тайра первый раз в своей жизни спустился в долину и попал в замковый город Кумамото. Там уже и следов былого не осталось. Но, проходя по одной из улиц, вдруг заметил он в лавке зеркал портрет своего умершего отца. Портрет был удивительно похож, но, как видно, нарисован давно, когда отец еще был молод. – О, какая радость! Я снова вижу моего отца! Не помня себя от счастья, молодой человек купил драгоценный портрет и бережно отнес домой. Дома он спрятал его в шкаф. Каждый день любовался он портретом, и тот улыбался ему, как живой. Но скоро жена приметила, что муж часто подходит к шкафу, открывает его и подолгу чем-то любуется. Разобрало ее любопытство. Выдвинула она ящик из шкафа, взглянула – и ах! Оттуда глядит на нее какая-то красотка. Побледнела жена, вся дрожит и рыдает в голос. Прибежала свекровь: – Что с тобой, дочка? Что случилось? – Ах, матушка, матушка! Муж разлюбил меня, привез какую-то городскую красавицу и прячет ее в нашем доме. – В своем ли ты уме! Где прячет? Покажи. – Здесь, в шкафу, смотрите сами. Поглядела свекровь и говорит: – Вот эта, что ли? Не плачь, доченька. И стара она, и дурна собой. Уж поверь мне, он ее скоро разлюбит. Пришла тут знакомая монашка. Услышала она, какая беда случилась в доме, и тоже захотела взглянуть на разлучницу. – Успокойтесь, не плачьте! Правда, на лице у нее написано, что была она большой негодяйкой, но зато теперь раскаялась и постриглась в монахини. Так что не о чем вам больше тревожиться. Перевод В. Марковой. НАСТОЯТЕЛЬ И СЛУЖКА Первый рассказ. В деревне Титоса в храме был скупой и жадный настоятель. Он никогда не давал своему служке ничего сладкого, а съедал все сам. А служка очень любил сладкое. Как-то раз настоятелю принесли из деревни душистого, свежего меду. Он положил мед в банку, а банку поставил в укромное место, в божницу. И не дал служке даже попробовать. Через несколько дней настоятелю пришлось уйти на целый день. Он сказал служке: – Будь осторожен: тут, в божнице, у меня стоит банка со страшным ядом. С виду он похож на мед, но это только так кажется. Стоит лизнуть этого яду – и ты умрешь. Как только настоятель ушел, служка вытащил банку и съел весь мед. А когда в банке уж ничего не осталось, он испугался и стал думать, как бы ему обмануть настоятеля. Думал, думал и придумал. Он взял любимую чашку настоятеля, разбил ее и положил черепки посреди комнаты, а сам лег, укрылся одеялом и стал ждать. Поздно вечером вернулся настоятель. В комнате было темно. Настоятель сердито крикнул: – Эй, служка, где ты? Что ж ты не зажег фонаря? А служка из-под одеяла только стонет: – Простите, отец настоятель! Я умираю! Сейчас мне конец. Скорей прочитайте молитву! Настоятель испуганно спросил: – Что с тобой, служка, что с тобой? – Я виноват перед вами, отец настоятель. Сегодня я сидел на полу и мыл вашу любимую чашку, да вдруг пробежал кот и толкнул меня под руку. Я уронил чашку, и чашка разбилась. Мне только и осталось, что умереть. Я вытащил из божницы яд и съел всю банку. Ох, я уже чувствую, как яд разливается по моим жилам. Ох, мне худо! Прочитайте скорей молитву, отец настоятель! И служка еще громче застонал. Настоятель понял, что служка его обманывает, а сказать ничего не мог. Так он и остался без меда. Второй рассказ. Как-то раз настоятеля опять не было дома. Служка сидел у входа и дремал. Вдруг кто-то постучался. Служка открыл дверь и увидел старушку соседку с узелком. – Нынче праздник, отдайте это отцу настоятелю, – сказала соседка и отдала служке узелок. Как только она ушла, служка поднес узелок к носу: от узелка шел теплый сдобный запах. «Если я отдам узелок жадному настоятелю, я даже не узнаю, что в нем было, – подумал служка. – Лучше посмотреть сейчас». Служка развязал узелок; в платке оказалась корзинка с теплыми сдобными лепешками. Служка осторожно вынул одну лепешку и съел, потом вытащил другую и тоже съел, потом третью и так незаметно съел все лепешки. А когда ни одной лепешки уже не осталось, служка схватился за голову: «Пропал я! Что мне делать?» Думал он, думал и придумал: снова завязал корзину в платок и побежал с ней в храм. Там он положил узелок у ног статуи будды Амида, а крошки от лепешек налепил будде на губы. Потом вернулся домой, уселся на прежнее место и как ни в чем не бывало стал ждать настоятеля. Скоро вернулся и настоятель. Первым делом он спросил у служки: – Приходил кто-нибудь, пока меня не было? – Да, была соседка. Принесла к празднику узелок отцу настоятелю. – Где же этот узелок? – Я отнес в храм и положил у ног Амида. – А, это ты хорошо сделал! Пойду посмотрю. Настоятель отправился в храм и в самом деле у ног Амида нашел узелок. Недолго думая он развязал узелок, открыл корзинку и увидел, что она пустая, только крошки были на дне. – Эй, служка, ты все съел? – сердито крикнул настоятель. Служка прибежал, посмотрел на пустую корзинку и притворился, что очень удивлен. – Вот чудеса! Никогда бы не поверил! – сказал он и показал на статую Амида. – Смотрите, отец настоятель: видно, Амида решил, что этот узелок принесли ему, и все съел. Видите, у него и крошки на губах остались. Настоятель тоже посмотрел на статую и рассердился: – Это ты съел мои лепешки? Вот скверный идол! И он в гневе одарил медную статую посохом по голове. Статуя зазвонила: бо-о-он, бо-о-он… А настоятелю показалось, что статуя говорит: «Он… он…» Настоятель снова накинулся на служку: – Слышишь, Амида говорит: «Он, он». Значит, это ты съел! Что ж ты отпираешься? Служка пожал плечами: – Так он вам сразу и признается! Надо его пугнуть как следует. Погодите, я его заставлю говорить! Служка сбегал за чайником с кипятком и стал лить кипяток на голову Амида и приговаривать: – Ну что, правду я сказал? Было это или не было? Вода потекла с головы статуи на пол и забулькала: буль-буль-буль… – Вот видите, отец настоятель, – сказал служка, – вот он и признается: «Было, было, было». Настоятель покачал головой и пошел спать голодный. Третий рассказ. Однажды во время сильного дождя настоятель куда-то ушел, а служка остался дома один. Вдруг в дверь постучался крестьянин: дождь застал его в пути и он сильно промок. Крестьянин попросил одолжить зонтик, потому что ему нужно было далеко идти. Служка вынес новый зонтик настоятеля, только что купленный в городе. Крестьянин поблагодарил, взял зонтик и ушел. Вечером настоятель вернулся домой и, как всегда, спросил, не заходил ли кто-нибудь, пока его не было дома. – Да, был один крестьянин, попросил меня одолжить ему зонтик. – И ты дал? – Да, я ему дал ваш зонтик. – Зачем же это ты сделал? – рассердился скупой настоятель. – Надо было не давать. – Как же я мог не дать, когда шел такой сильный дождь. – А ты бы сказал, что зонтик сломан! Стоял, мол, вчера долго на солнце, ребра у него рассохлись, обтяжка лопнула, его и бросили в чулан. – Другой раз буду знать, – ответил служка. Через несколько дней пришел с просьбой другой крестьянин. Настоятель был в это время в храме, а служка возился во дворе. Вот крестьянин и обратился прямо к служке: – Погода стоит сегодня хорошая. Надо бы мне съездить за горы к дочери, да лошадь моя захромала. Не даст ли мне настоятель на денек свою лошадь? – Нет, – ответил служка, – не даст. Он говорит, что лошадь, мол, вчера долго стояла на солнце, ребра у нее рассохлись, обтяжка лопнула, вот ее и бросили в чулан. Удивился крестьянин, покачал головой и ушел. А настоятель, сидя в храме, слышал весь этот разговор. И как только крестьянин ушел, он выбежал на двор и стал бранить служку: – Что за глупости ты говоришь! Лошадь – не зонтик. Надо было сказать, что лошадь, мол, вчера объелась белены, скакала весь день как бешеная, отбила себе все ноги и теперь дрыхнет в конюшне. – Хорошо! – ответил служка. – Следующий раз буду знать. Через несколько дней в деревне умер один богач. Родные умершего пришли звать настоятеля. Встретили они служку на дворе и говорят: – У нас в доме покойник. Не может ли настоятель прийти к нам отслужить заупокойную службу? – Нет, – ответил служка, – не может. Настоятель вчера объелся белены, весь день скакал как бешеный, отбил себе все ноги и теперь дрыхнет в конюшне. – Ну, такого настоятеля нам не надо! – ответили родственники умершего и ушли прочь. Перевод и обработка Н. Фельдман. ГОМБЭЙ-ПТИЦЕЛОВ На самом севере Японии, на острове Хоккайдо, в деревне Инаги, жил крестьянин Гомбэй. Не было у него ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. И земли у него не было. Жил он один на самом краю деревни, в маленькой избушке, а промышлял охотой на диких уток. Каждый день Гомбэй поднимался до зари, шел к большому озеру неподалеку от деревни, расставлял ивовые силки и долго-долго стоял у воды, подстерегая уток. За день ему удавалось поймать когда трех, а когда двух уток. А бывало, что в силки к нему попадала всего одна утка, а то и вовсе ни одной. Вот как-то ранней весной Гомбэй три дня подряд приносил домой только по одной утке. На третий вечер, возвращаясь с охоты, он стал думать: «Ставлю я каждый день по три силка, просиживаю у озера с зари до зари, а ловлю всего-навсего по одной утке в день. Вот и завтра мне опять придется встать ни свет ни заря, а потом весь день мерзнуть на берегу. А что, если бы я поставил на озере сто силков? Наловил бы я тогда сразу столько уток, что мог бы целый месяц сидеть дома и греться у печки». На другое утро Гомбэй никуда не пошел, а сел плести из ивовых прутьев силки. Сплел сто силков, расставил их на озере, а сам на ночь ушел спать. Всю ночь ему снился один и тот же сон: будто со всего света слетаются утки и садятся прямо в его силки. Проснулся Гомбэй среди ночи, быстро оделся и побежал к озеру. Прибегает на берег, а никаких уток на озере нет. Как стояли силки с вечера, так и стоят. Все силки связаны веревкой, а конец веревки обмотан вокруг дерева. Гомбэй оглядел силки и притаился на берегу у дерева. Понемногу стало светать. И вдруг откуда-то в самом деле налетело много-много уток. Покружились они всей стаей над озером, а потом на воду села одна утка, за ней другая, третья, четвертая. И как только садилась утка на воду, так прямо и попадала в силки Гомбэя. Скоро во всех силках было по утке. Только один силок еще оставался пустым, а над озером летала последняя утка. Тут Гомбэй отвязал от дерева конец веревки и стал медленно наматывать ее себе на руку. Ему жаль было вытаскивать силки, пока хоть один силок оставался пустым. «Еще бы одну утку поймать, и у меня будет целых сто. Тогда я и вытащу силки». А тем временем уже совсем рассвело и взошло солнце. Когда оно показалось из-за гребня гор, яркие лучи его упали на озеро, и вода в озере заблестела, засверкала. Утки на воде встрепенулись, замахали крыльями, и все девяносто девять с силками на ногах поднялись над озером. Гомбэй крепко натянул веревку. Но утки были сильнее его – их ведь было девяносто девять. Они поднимались все выше, а с ними вместе уходила веревка. Уже не Гомбэй тянул веревку, а веревка тянула Гомбэя. И вот он отделился от земли и поднялся в воздух. Чем выше летели утки, тем выше поднимался и Гомбэй. Он висел на конце веревки и крепко держался за нее обеими руками. Озеро осталось далеко внизу. Гомбэй только жмурился – он боялся посмотреть вниз. А утки летели все выше, все дальше, пролетели над озером, над деревней, над лесом, взвились над горой. И вдруг веревка, на которой висел Гомбэй, оборвалась. Утки улетели дальше, а Гомбэй повис в воздухе. Сердце у него замерло от страха. Тут бы Гомбэю и упасть, но он не падал. Удивился Гомбэй и осторожно открыл глаза. И что же? Он увидел, что по-прежнему летит по воздуху. Его подхватил ветер. Сильный ветер нес Гомбэя высоко над землей, над лесами, над горами, над долинами, над морем, далеко-далеко к югу. Летел Гомбэй день, летел другой, летел третий. На третий день ветер немного утих, и Гомбэй стал медленно-медленно спускаться на землю. Смотрит, а под ним крыши домов и кругом поле. На поле крестьяне сеют ячмень. Как раз посреди поля и опустился Гомбэй. Тут крестьяне бросили работу и со всех сторон побежали к нему. Гомбэй потопал ногами, помахал руками – от долгого полета он не чувствовал ни рук, ни ног, – а потом вежливо поздоровался с крестьянами и спросил: – Что это за деревня? Куда я попал? – Это деревня Акано, – ответили крестьяне. – Никогда не слыхал про такую деревню. А вы-то сами японцы? – Конечно, мы японцы! А ты, верно, издалека, раз не знаешь деревни Акано? – Я с острова Хоккайдо, с самого севера Японии. – А деревня Акано – на острове Кюсю, на самом юге Японии. Как же ты попал к нам и почему свалился с неба? Тогда Гомбэй рассказал крестьянам, как его подняли в воздух утки, а потом три дня нес ветер. – Теперь тебе до дому не добраться, – сказали крестьяне, выслушав рассказ Гомбэя. – Для этого пришлось бы переплыть много проливов и морей и пройти пешком всю Японию с юга на север. Это тебе будет не по силам. Оставайся лучше с нами. Поселись у нас в деревне, помогай нам в работе, а мы тебя будем кормить. Гомбэй немного подумал и согласился. – На родине у меня никого и ничего не осталось. Отчего бы мне и не пожить у вас? Так Гомбэй и остался жить на острове Кюсю, в деревне Акано. Поселился он у крестьян, помогал им в работе, сеял с ними ячмень, вырывал сорняки. Время шло быстро, кончилась весна, а потом и лето. Ячмень вырос и созрел, настала пора жатвы. Однажды рано утром крестьяне пошли с серпами в поле и принялись за жатву. Гомбэй тоже усердно взялся за работу. Вдруг ему попался очень толстый, высокий колос. Гомбэй пригнул его к земле и хотел уже срезать серпом, как вдруг колос отпрянул обратно и ударил Гомбэя с такой силой, что подбросил его в воздух. Но Гомбэй не упал на землю. Его снова подхватил ветер и поднял высоко над полем. Гомбэй не удивился. Он сразу понял, в чем дело. – Это, верно, тот самый ветер, который принес меня на Кюсю! Теперь ветер возвращается обратно и, конечно, донесет меня домой. На этот раз Гомбэй устроился в воздухе поудобнее, чтобы у него опять не затекли руки и ноги. А ветер нес Гомбэя высоко над землей: над лесами, над горами, над долинами, над морем, далеко-далеко на север. Целый день несся по воздуху Гомбэй, но вот к вечеру ветер утих, и Гомбэй медленно-медленно опустился на землю. «Я летел нынче только день, а в тот раз летел три дня. Значит, я еще не прилетел на Хоккайдо», – подумал Гомбэй. Он огляделся. В самом деле: место было незнакомое. Кругом – пустынная равнина. Не то что жилья – даже деревца или кустика не было видно вдалеке. Гомбэю стало страшно. К тому же солнце уже село, и стало темнеть, и со всех сторон надвигались темные тучи. «Скоро дождь пойдет. Куда я укроюсь?» – подумал Гомбэй. И он быстро зашагал вперед, надеясь дойти до какого-нибудь жилья. Вдруг он наткнулся на большой белый гриб. «Вот какие удивительные грибы растут в этой стране!» – подумал Гомбэй. Но, нагнувшись, он увидел, что это вовсе не гриб, а широкая крестьянская шляпа, сплетенная из рисовой соломы. «Вот хорошо! – обрадовался Гомбэй. – В такой шляпе я и в дождь не промокну!» Он поднял шляпу и хотел надеть ее на голову. Но шляпа была ему мала. Долго тянул ее за широкие поля Гомбэй и наконец все-таки напялил ее себе на голову. А чтобы она не улетела, завязал под подбородком тесемками и зашагал дальше. Не прошел Гомбэй и сотни шагов, как в самом деле стал накрапывать дождь. Все небо застлали тучи. Ветер так и рвал шляпу с головы. Но шляпа плотно сидела на голове у Гомбэя, да и тесемки были завязаны крепко. Долго рвал ветер шляпу и наконец поднял ее в воздух вместе с Гомбэем, да так высоко, что Гомбэй уже не видел под собой земли – ни лесов, ни гор, ни моря, – а видел только облака под ногами. Первый раз в жизни Гомбэй видел облака так близко. Одни облака были курчавые, а другие гладкие, одни толстые и пушистые, а другие сплющенные и тонкие. Так летел он над облаками день, летел другой. А на третий день ветер утих, и Гомбэй стал опускаться на землю. «Куда-то теперь я попаду?» – подумал Гомбэй. Он посмотрел вниз и увидел, что опускается в большую деревню. Посреди деревни стояла высокая пятиэтажная пагода. Не успел Гомбэй ее как следует разглядеть, как очутился на самой ее вышке и ухватился руками за шпиль пагоды. Стоять так высоко было страшней, чем летать. Огляделся Гомбэй кругом, поискал, нет ли ступенек, но никакой лестницы не было. Тогда Гомбэй громко, но весь голос, закричал: – Помогите! Помогите! На крик изо всех домов выбежали люди. Вся деревня сбежалась к пагоде. Сначала никто не мог понять, откуда слышен голос. Вдруг один мальчик крикнул: – На пагоде человек! Тогда все столпились вокруг пагоды и задрали головы кверху. Снизу Гомбэй казался таким крошечным, что его трудно было даже разглядеть. А он смотрел вниз и кричал: – Помогите! Помогите! И вдруг у него закружилась голова. Гомбэй покачнулся, выпустил из рук шпиль и упал с пагоды прямо на столпившихся внизу крестьян. Крестьяне ахнули, бросились в стороны да так стукнулись лбами друг о друга, что у всех из глаз посыпались искры. От искр все кругом загорелось. И крестьяне сгорели. И пагода сгорела. И Гомбэй сгорел. И сказка вся тоже сгорела. Перевод и обработка Н. Фельдман. УРАГАН И БОЧКИ На краю города жил бондарь. Работы у него не было, и денег, значит, тоже не было. А зима выдалась суровая. Каждый день дул сильный ветер. Маленький домик бондаря скрипел и шатался. Даже самые толстые деревья в саду гнулись до земли. Как-то раз утром бондарь посмотрел в окно и сказал своей жене: – Посмотри, какой ураган! Наконец-то мы с тобой разбогатеем. – Как же это мы разбогатеем от урагана? Не понимаю! – ответила жена. – Ну и глупы вы, женщины! Никогда не слушаете мужей, вот и упускаете из рук счастье. – Что же это за счастье – ураган? Бондарь откашлялся и сказал: – Видишь ли, дело вот в чем. Когда дует сильный ветер, подымается пыль. Пыль попадает людям в глаза. От пыли глаза краснеют, слезятся. Вот в этом наше счастье. – Ну и пусть у людей глаза слезятся, в чем же тут наше счастье? – Какая ты непонятливая! Люди будут болеть глазами. Много народу ослепнет. Появятся, значит, слепые. А что могут делать слепые? Им только и остается бродить по дорогам, играть, петь и просить милостыню. А на чем они будут играть? Понятно, на сямисэнах[84 - Сямисэн – «три оттенка струн» (яп.) – японский щипковый трёхструнный музыкальный инструмент. Ближайший европейский аналог сямисэна – лютня.]. Вот в этом наше счастье. Ну и пусть играют на сямисэнах, в чем же тут наше счастье? – Вот бестолковая? Ведь сямисэны обтягивают кошачьей кожей. Понадобятся сямисэны – понадобятся и кошки. Всех кошек перебьют. Вот в этом наше счастье. – Ну и пусть перебьют кошек, в чем же тут наше счастье? – Да ведь если кошек не будет, во всех кладовых разведутся мыши. Мыши изгрызут все кадушки и бочки. Значит, людям нужны будут новые бочки и обручи. У меня будет много работы. Вот мы с тобой и разбогатеем! Перевод и обработка Н. Фельдман. НЕ ПРОГАДАЛ Жили в одном селе муж с женою, а вместе с ними старушка – мать мужа. Жили они бедно, кое-как изо дня в день перебивались. А когда стало совсем невтерпеж, отправился муж в город на заработки. Проработал он там три года, получил у хозяина деньги и спешит домой. Дорогой остановился он в небольшом местечке. Видит: лавка с вывеской, а на вывеске написано: «Продаются изречения». Дай, думает, зайду! Зашел он, спросил, сколько стоит изречение. Оказывается, сто рё. Дорого, конечно, да неудобно уходить, ничего не купив. Отсчитал он хозяину сто рё из своих заработанных денег, и тот ему сказал изречение: «Не отдыхай там, где нет опоры для кровли». Только и всего! Денег отдал как будто много, а услышал пустяк какой-то! «Будь что будет! – думает работник. – Дай еще куплю!» Заплатил он опять сто рё и на этот раз услышал: «Не останавливайся на ночлег у людей льстивых». Тут дал он еще сто рё хозяину лавки, и тот ему сказал: «Истинное терпение есть такое терпение, когда терпеть не под силу». Потратил работник почти все свои деньги, что с трудом заработал за три года, а взамен услышал всего несколько слов. «Ну и дурак же я! – досадовал работник. – И за что только деньги отдал!» Но делать нечего, пошел он дальше. Идет но горам, устал – мочи нет! Вдруг видит, впереди большая пещера. Обрадовался человек, зашел в пещеру и уже было расположился отдохнуть под ее сводами, как вдруг вспомнил изречение: «Не отдыхай там, где нет опоры для кровли». «И в самом деле, – подумал он, – лучше уйти отсюда!» Только он вылез из пещеры, отошел на несколько шагов, – задрожала земля и пещера обрушилась. «Вот тебе и продавец изречений! Дешево я заплатил ему», – подумал человек и пошел дальше. Застала его ночь в пути. Зашел он на постоялый двор. Встретили постояльца необычайно ласково, все за ним ухаживают, стараются угодить. Лег он спать, а на душе неспокойно. Ворочался, ворочался с боку на бок, и тут припомнилось ему второе изречение, что слышал он днем в лавке: «Не останавливайся на ночлег у людей льстивых». «Э, да здесь ухо надо держать востро! – решил человек. – Уйду-ка я лучше отсюда». Вышел он на улицу и видит: крадутся к тому месту, где он спал, трое, в руках ножи поблескивают. «Вот как можно ни за грош погибнуть!» Поблагодарил он в душе продавца изречений и быстро зашагал домой. Пришел он к себе на двор, а его никто не встречает. – Эй, жена, где ты? – громко крикнул он. Но ответа не последовало. Рассердился муж, заглянул он в дом и видит: лежит жена возле его матери-старухи и спит. Совсем вышел из себя хозяин дома: – Ах вы лентяйки! Только и знаете что спать! Вот я вас! Схватил он палку, хотел было броситься на спящих, но вспомнил третье изречение, что слышал в лавке, и передумал. Разве истинное терпение не есть такое терпение, когда терпеть не под силу? Подошел он к жене, дотронулся до ее плеча и тихо сказал: – Жена, а жена, проснись! Я вернулся домой! Поднялась жена потихоньку с постели и говорит ему: – Как ты ушел из дому, стала мать о тебе беспокоиться и вести себя как-то странно. Ни за что не хочет одна ложиться. Вот я и укладываю ее каждый раз. Я слышала, как ты пришел, но боялась мать разбудить, потому и не откликалась. Ты уж прости меня. Рассказал ей муж, как купил он в лавке три изречения, и оба согласились, что стоили они недорого. Перевод Б. Бейко. МОНАХ-ЧУДОТВОРЕЦ Однажды простудился старик крестьянин. Надо бы к врачу сходить, да где его взять в глухой горной деревушке? Пошел он к буддийскому монаху. Приходит и спрашивает: – Нет ли у тебя снадобья какого от простуды? Монах хоть и был человеком ученый, но в этом деле ничего не смыслил. Посмотрел он на старика и говорит наугад: – Отвари почки вистарии и пей. Все пройдет! Набрал крестьянин в лесу почек, отварил их, выпил, и – удивительное дело! – простуду как рукой сняло. «Молодец бонза, – думает крестьянин, – вылечил!» Прошло еще немного времени, и заболели у крестьянина глаза. Пришел он опять к монаху за помощью. Тот снова посмотрел на него и говорит: – Отвари почки вистарии и пей. Все пройдет! Крестьянин так и поступил. И опять чудо: выздоровели глаза, будто и не болели. – Ну и бонза у нас! – восторженно рассказывал всем крестьянин. – Лекарь, каких поискать! Прошло еще немного времени, и пропала у крестьянина единственная лошадь. Опять побежал он к монаху: – Посоветуй, – говорит, – как лошадь найти? А монах опять твердит свое: – Отвари почки вистарии и пей… На что уж был прост крестьянин, а и то усомнился, как это можно лошадь отыскать с помощью какого-то питья?! «Но раз сказал сам бонза… – подумал он, – значит, так нужно». Отправился крестьянин искать почки вистарии. А дело было зимой, где их найдешь? Все же пошел он в лес. Идет и вдруг слышит: в лощине лошадь заржала. И таким знакомым показалось ему это ржание. Спустился крестьянин с горы и видит: пасется его лошадь, как ни в чем не бывало. – Ну и монах! – в восхищении воскликнул крестьянин. – Настоящий чудотворец! Перевод Б. Бейко. КАК ТРИ ПУТНИКА СОСТЯЗАЛИСЬ В ИСКУССТВЕ СЛАГАТЬ ПЕСНИ Как-то раз настоятель буддийского храма, странствующий монах-ямабуси и крестьянин отправились втроем на поклонение в храмы Исэ. С утра они бодро шли по дороге, но когда взошло солнце, начал их томить летний зной. – Вот монах-ямабуси и говорит: – Ну и жара сегодня! Далеко мы так не уйдем. Давайте сделаем вот что: пусть каждый сочинит по песне. Кто сочинит хуже всех, тот пусть и несет поклажу! – Сказал он так, а сам подмигивает настоятелю. Настоятель согласился: – Ловко ты придумал! Так и сделаем. А сам думает: «Придется нести нашу поклажу крестьянину! Разве он сочинит хорошо!» Первым должен был сложить песню настоятель. Он и говорит: Когда б голова моя стала, Как Япония, велика, Я мог бы надеть, пожалуй, Весь мир вместо шляпы моей… И то не закрыл бы ушей! Следом за ним стал слагать песню монах-ямабуси. Он решил тоже воспеть что-нибудь огромное, чтобы не уступить настоятелю. Когда б эта слива стала, Как Япония, велика, Тогда б на весь мир, пожалуй, На все чужие края, Прозвучала бы песнь соловья. Переглянулись оба с ухмылкой и говорят: – Ну-ка, крестьянин, теперь твоя очередь! – Что ж, раз так, я тоже сложу песню, – сказал крестьянин. И, посмеиваясь, пропел: Когда бы Японию нашу Одним проглотил я глотком, То бонзы, жрецы и монашки, Столь гордые силой ума, Все вышли бы кучей дерьма. Перевод В. Марковой. НЕОБЫЧНЫЙ СУД Однажды обронил скупец кошелек. Было в нем сто золотых. Нашел этот кошелек честный человек и отдал его чиновнику. Приходит скупец в присутственное место заявить о своей потере, а чиновник показывает ему кошелек и спрашивает: – Не твой ли это? Обрадовался скупец, заулыбался. – Он самый! – говорит. Протянул было к кошельку руку, но чиновник остановил его. – Нет, погоди. Где это видано, чтобы потерянное возвращали даром? Ты должен отблагодарить того, кто нашел твои деньги. Не хотелось скупцу отдавать кому-то деньги. Заглянул он в кошелек и говорит: – Тут всего только сто золотых, а я потерял сто двадцать. Не иначе как этот человек уже взял себе двадцать золотых. – Что ты выдумываешь! – возмутился тот, кто нашел деньги. – В кошельке было ровно сто кобан[85 - Кобан – старинная золотая монета овальной формы.]. – Нет, сто двадцать! – не унимался скупец. Спорили они, спорили, а конца спору и не видно. Что было делать чиновнику? Повел он их к правителю. Выслушал обоих правитель, а потом и спрашивает скупца: – Ты уверен, что у тебя в кошельке было сто двадцать золотых? – Да, господин, я хорошо помню, было ровно сто двадцать. – Ну, тогда этот кошелек не твой. А раз он не твой, пусть деньги возьмет тот, кто их нашел. Тебе же лучше самому пойти поискать свои сто двадцать кобанов. Ищи лучше! Может быть, и найдешь! Перевод Б. Бейко. ГЛУПЫЙ ЗЯТЬ Как-то пришел глупый зять в гости к родственникам жены. Те его и тем и другим потчуют, а на закуску подали ему рисовых лепешек. И такие эти лепешки были вкусные – ну, прямо язык проглотишь! Ест зять, пальцы облизывает и думает: «В жизни такого не пробовал!» – Что это за кушанье такое чудесное? – спрашивает он. Рассмеялась теща и говорит ему: – Так ведь это данго[86 - Данго – рисовая лепешка.], неужели не знаешь? – Ах, данго!.. – смутился зять, – знаю, конечно знаю! А сам, думает: «Как только вернусь домой, сразу же заставлю жену настряпать мне таких данго». Поблагодарил зять тещу за гостеприимство и отправился в обратный путь. Идет и, чтобы не забыть дорогой, все время твердит: «Данго, данго…» Попалась ему на пути глубокая канава. Разбежался он: «Эх, доккуисё!»[87 - Доккуисё – восклицание, по смыслу близкое к русскому «гоп!»] – и перепрыгнул. Да так и стал повторять: «Доккуисё, доккуисё», а слово «данго» забыл. Пришел он домой, и еще не переступил порога, а уже приказывает жене: – Сделай мне доккуисё! Понимаешь! Доккуисё! Испугалась жена: «Уж не случилось ли чего с мужем?» – Ну, как ты погостил, хорошо ли тебя встретили? – спрашивает она. А муж и слушать ни о чем не хочет. – Сперва доккуисё сделай, да побыстрее! – О чем ты говоришь? Какое доккуисё? Я такого не знаю. – Как не знаешь? Брось свои шутки, скорее принимайся за дело! – Но ты же глупости говоришь! – Глупости? Доккуисё, по-твоему, глупости? – окончательно вышел из себя муж. Набросился он на жену с кулаками и давай ее колотить. Не вытерпела жена, заплакала: – За что же ты меня бьешь? Посмотри, какую шишку на голове посадил, с данго будет! – Вот, вот, я и говорю – данго! Понимаешь? Данго! Уж очень они мне понравились! – радостно подхватил муж. Перевод Б. Бейко. БЕЛЕНА Однажды бродячий торговец шелком остановился на ночь в харчевне. Жена хозяина харчевни была женщина жадная да завистливая. Увидела она за свиной у торговца увесистый тюк и думает: «Хорошо бы он забыл у нас свою ношу, мы бы тогда поживились!» Посоветовалась она с мужем. А тот в жадности не уступал жене и к тому же слыл хитрецом. Вот он и говорит: – Нет лучшего средства, как накормить его беленой. От белены люди сразу глупеют и делаются забывчивыми. Сказано – сделано. Сбегала хозяйка в поле и нарвала там столько белены, что еле унесла в охапке. Потом она намешала этого зелья во все кушанья, даже рис с беленой сварила, и накормила постояльца. Торговец от всего этого совсем одурел и с раскрасневшимся лицом, тяжело отдуваясь, всю ночь пролежал в постели без сна. А наутро, чуть только забрезжил свет, он торопливо поднялся и ушел из харчевни. Хозяйка сразу бросилась в его комнату. «Ну, наверное, все нам оставил!» – подумала она и, заранее предвкушая находку, принялась неторопливо осматривать спальню торговца. Но, кроме постели, в ней ничего не оказалось. – Ведь сколько белены скормила, а толку никакого! – сетовала хозяйка. – Не может этого быть! – возразил ей муж. Он тоже вошел в спальню, осмотрел ее, но ничего не нашел. Некоторое время хозяин харчевни стоял, о чем-то раздумывая, и бормотал про себя: «Не может быть, чтобы он после белены чего-нибудь не забыл. Не может быть». Потом он вдруг хлопнул себя по коленям и закричал: – Ну, конечно! Забыл! Забыл! – Забыл?.. Что же он забыл? – Заплатить за ночлег!.. Перевод Б. Бейко. СОСТЯЗАНИЕ В ИСКУССТВЕ Давным-давно жил в одном городе плотник Хиданотакуми и художник Каванари. Оба слыли большими мастерами, любили похвастаться каждый своим уменьем и ни в чем друг другу не уступали. Слава о них шла повсюду. И действительно, трудно было судить, кто из них искуснее – Хиданотакуми или Каванари. И вот однажды приходит к Каванари от Хиданотакуми слуга с посланием, а в том послании говорится: «Построил я дом со стенами в один кэн. И кажется мне, что вышел дом на славу, да вот не знаю, понравится ли тебе. Приходи, посмотришь, а если понравится, прошу, распиши стены этого дома». «Гм, дом со стенами в один кэн… Что же тут удивительного?» – подумал художник. Но отказываться от приглашения не годилось, и он отправился к плотнику вместе с его слугою. Пришел Каванари и видит: стоит посреди двора невзрачная лачуга, с четырех сторон двери – и все закрыты. Возмутился Каванари: – Есть же предел для наглости! Где это видано, звать людей любоваться на такое убожество? Поворчал он, поворчал, да нечего делать, решил взглянуть, что там внутри дома. Как был в грязных башмаках, поднялся он на крыльцо с южной стороны, хотел открыть дверь, да не тут-то было: оттолкнула дверь Каванари и не пускает в дом. «Ладно, – думает художник, – зайду с другого края». Подошел он к восточному входу, но и здесь дверь плотно заперта, отталкивает Каванари, не дает войти. И в то же время видит он, что с южной стороны, где он только что был, дверь плавно растворилась. Рассердился Каванари, пошел к северному входу – и опять то же самое: открылась дверь, да не та, которую он толкал, а с восточной стороны, где он только что был. Совсем вышел из себя художник, побежал к последней, западной, двери и снова вернулся от нее ни с чем. А с северной стороны, как нарочно, дверь плавно растворилась. Понял Каванари, что все это шутки плотника, и красный, как рак, от обиды без оглядки пустился в обратный путь. До изнеможения смеялся Хиданотакуми, видя, как ловко одурачил он художника. Но прошло три-четыре дня, и вот к плотнику приходит от Каванари слуга и передает такие слова хозяина: «На днях приходил посмотреть твой дом, да двери у него плохо устроены – не открываются. Так мне и не удалось заглянуть внутрь. Ты уж впредь будь повнимательней, делай двери такие, чтобы как толкнул, так и растворялись бы. Я тоже потрудился – получилась интересная картина. Хочу, чтобы ты пришел, посмотрел и сказал свое мнение». Слушает Хиданотакуми, а сам думает: «Знаю я этого Каванари! Отомстить мне хочет за мою шутку». Но и не пойти – значит трусом себя показать. И отправился Хиданотакуми к художнику вместе с его слугою. Подходят, а Каванари из окна выглядывает, гостя к себе зазывает: – Очень рад, что ты пришел! Заходи, пожалуйста! Ничего не подозревая, Хиданотакуми направился прямо в дом. Только хотел переступить порог, вдруг видит: прямо перед ним с потолка свешивается распухший мертвец, зеленый, страшный, кажется, так и разит от него зловонием! – Ох! – вырвалось с перепуга у Хиданотакуми. Выскочил он из дома и, не оглядываясь, бросился прочь. А за окном Каванари хохочет: – Эй, куда это ты понесся? Ведь ничего страшного-то нет. Подойди, посмотри получше. Услышал эти слова Хиданотакуми, вернулся назад. Пригляделся, – а это не мертвец, а картина, искусно написанная на раздвижной перегородке. Перевод Б. Бейко. ДУХ БЕДНОСТИ Жил как-то один лентяй. Ничего он не делал, а потому всегда жил в бедности. О том, что бедность его от лени, ему и в голову не приходило, целыми днями он сидел дома и лениво раздумывал, почему это он живет в нищете! Наконец, однажды пришел он к богатому соседу и говорит: – Надоело мне терпеть нужду. Научи, как с бедой справиться. А тот ему отвечает: – Не иначе как поселился у тебя дух бедности, оттого и живешь так плохо. Хочешь справиться с бедой, избавься от этого духа. Другого выхода нет. – Как же мне от него избавиться? – Ну, это очень просто! В середине одиннадцатого месяца в день Быка, вечером, подмети хорошенько в доме, вокруг дома протяни соломенную веревку с бумажными полосками, а потом возвращайся в комнату, пляши да припевай: Счастье, приходи в мой дом! Ставь, бедняк, богачом! Убирайся, нищета! Для тебя дверь заперта. Яра-корэ-то-то. Услышит дух бедности и обязательно уйдет из твоего дома, – объяснил сосед. Обрадовался лентяй, вернулся домой, ждет не дождется, когда подойдет день Быка. Наконец, долгожданный день пришел. Наступил вечер. Подмел лентяй пол, протянул вокруг дома соломенную веревку с бумажными полосками и принялся скакать и прыгать по всему дому, распевая во всю глотку: Счастье, приходи в мой дом! Стань, бедняк, богачом! Убирайся, нищета! Для тебя дверь заперта, Ярэ-корэ-то-то. Так носился он, пока совсем не стемнело, а когда стемнело, услыхал лентяй на кухне чьи-то шаги. Потом вдруг откуда-то явился перед ним страшный черт с черным сломанным веером в руках и маленькими, как шишки, рожками на голове. Черт направился к выходу, напевая: Счастье, приходи в мой дом! Стань, бедняк, богачом!.. «Так это же дух бедности удирает!» – подумал лентяй, плясавший уже в исступлении. – Что, испугался? – крикнул он. Дух бедности обернулся и, осклабившись, сказал: – Почему? Просто ты так здорово пляшешь, что такого плясуна одному смотреть не годится. Вот я и решил позвать своих друзей, чтобы вместе с ними на тебя полюбоваться. Перевод Б. Бейко. КУВШИН С АМЭ У одного князя был фарфоровый кувшин, которым он очень дорожил. Говорили, что этот редкостный сосуд ему привезли из Китая. В кувшине князь хранил вкусные тянучки – амэ. Горлышко у кувшина было узкое, так что туда с трудом пролезало несколько пальцев. Князь время от времени запускал в кувшин руку и лакомился конфетами. Жил в доме князя старый слуга по прозванию Дзия. Он стал служить князю, когда тот еще был ребенком. Теперь Дзия совсем состарился и поглупел. Однажды увидел Дзия, как князь достает из кувшина что-то, кладет в рот и жует, причмокивает. «Наверное, что-нибудь вкусное!» – подумал слуга и, не стесняясь, попросил князя угостить его. – Да это же пустяк, тянучки! – сказал князь, с неохотой передавая слуге кувшин. Дзия поблагодарил князя и поспешно сунул руку в горлышко кувшина. Потом он попытался вытащить руку обратно, но не тут-то было! Что случилось с кувшином – неизвестно, только он, казалось, втянул в себя руку и не отпускал. Бедный слуга, как ни силился, ничего не мог поделать. Казалось, чем больше он тянет руку, тем крепче кувшин ее держит. Князь испугался, позвал на помощь других слуг. Слуги схватились за кувшин и начали дергать все разом. – Ой, больно, больно! – закричал старик. Но, несмотря на его вопли, слуги продолжали тянуть все сильнее. Наконец, кувшин с громким треском разлетелся на части. – Ах, мой кувшин! – побледнев, вскрикнул князь. – Хе-хе, зато руку спасли! – сказал старик. Все посмотрели: в руке у него было крепко зажато столько тянучек, что, конечно, пролезть сквозь горлышко кувшина рука уже не могла. Перевод Б. Бейко. ЛЕПЕШКИ ДАЙБУЦУ[88 - Дайбуцу – по-японски значит «большой Будда».] Один паломник пришел на поклонение к большой статуе Будды, что стоит в городе Нара. На обратном пути зашел он в лавку и купил несколько рисовых лепешек. Лепешки эти оказались такими тонкими и невзрачными, что паломник рассердился. – Что это лепешки у вас такие маленькие? – спросил он торговца. – Где это видано, чтобы такими торговали!.. – Что вы, что вы, наши лепешки нисколько не меньше обычных! – с невозмутимым видом возразил торговец. – Они вам просто кажутся маленькими, потому что вы пришли в лавку, насмотревшись на огромного Будду. Вам теперь все будет казаться в уменьшенном виде. – Должно быть, и в самом деле показалось, – пробормотал паломник. Сунул он лепешки за пазуху и вышел из лавки. Отошел немного, видит: спит на обочине дороги человечек со стриженой головой. – Ой, ой, бедняжка! Кто же тебя здесь бросил? Ишь как сладко спит, наверное, мамино молочко во сне видит! С этими словами взял паломник ребенка на руки и пошел дальше. Но скоро почувствовал он, что ноша его становится все тяжелее и, наконец, стала такой тяжелой, что, казалось, руки вот-вот оторвутся. Невмоготу стала паломнику. «Ничего не поделаешь, – подумал он, – придется отдохнуть немного». Опустил он ребенка на землю, посмотрел, да так и ахнул: оказывается, это была монахиня-нищенка. Перевод Б. Бейко. ВАЖНЫЙ СПОР Однажды отправились три паломника на поклонение в храмы Исэ. По дороге они заспорили: – Если мы найдем на дороге тридцать рё, – говорит один, – надо разделить деньги поровну, по десять рё на каждого. – Нет! – кричит другой. – Кто первый заметят, тот пусть и берет себе большую долю. – Несправедливо это! – возражает третий. – Надо делить поровну, чтобы никому не было обидно. – Да ведь есть же такой обычай на оленьей охоте: кто первый попадет в оленя стрелой, тот и берет себе голову. И тут то же самое: кто первый заметит деньги, тот пусть и берет себе большую долю. Спорят паломники, ссорятся, кричат! Попался им навстречу торговец маслом, услышал их спор. Поставил он на обочину кувшин с маслом и взялся их рассудить: – Вот что, дорожные люди, надо сделать так. Прежде всего, положите сюда найденные деньги… А паломники тем временем уже драку затеяли. Посохи так и замелькали в воздухе. Тут и торговцу попало, и кувшин его опрокинулся, и все масло вытекло на дорогу. – Стойте, стойте! – кричит торговец. – Давайте сюда ваши тридцать рё. Вы мне масло разлили! – Какие тридцать рё? – удивились паломники. Да ведь мы их еще не нашли! Отдышались они и пошли дальше. Закаялся торговец маслом наперед лезть в чужое дело, не разобравшись толком, о чем спор идет. Перевод В. Марковой. СТАРАЯ ЛОШАДЬ Однажды крестьянин, ведя в поводу старую лошадь, подошел к лавке, где торговали жмыхами. – Ты, что же, сразу все двенадцать плиток хочешь увезти? Не много ли будет? Приезжай еще раз. Все равно лошадь больше восьми не увезет, – сказал ему продавец. – Да, пожалуй, ты прав, – согласился крестьянин. – Моя лошадь стара, для нее и восьми плиток многовато. Давай я положу на нее только шесть. Приторочил он шесть плиток к седлу, а остальные шесть взвалил себе на спину. Покряхтел, подумал и сам уселся на лошадь верхом. – Но! – закричал он. – Поехали! Под такой поклажей бедная лошадь еле ноги переставляла. Сделает шаг и остановится, еще шагнет и снова остановится. Разве так доберешься до деревни? Рассердился крестьянин: – Эй ты, мертвая! Ведь и положил-то на тебя всего шесть плиток, остальные на себе несу, а ты все ни с места! Перевод Б. Бейко. ЗАБЫВЧИВЫЙ КЛАД Один скупой зарыл в землю клад и положил на него заклятье: – Явись чужому змеей, передо мной будь самим собой! Услышал эти слова один воришка. Только успел скупой уйти, как он выкопал клад и положил вместо него дохлую змею. Немного времени спустя вздумал скупой откопать свой клад. Проговорил заклинание: – Явись чужому змеей, а предо мной будь самим собой! Разрыл землю, глядь – лежит вместо денег змея. Испугался скупой: – Клад, а клад, не признал меня, что ли? Это я! Твой хозяин! Но сколько ни кричал скупой, клад его так и не признал. Рассердился скупой: – До чего же ты забывчив! Не мог простого заклинания выучить! Перевод В. Марковой. ДЛИННАЯ-ДЛИННАЯ СКАЗКА В старину, далекую старину, жил один владетельный князь. Больше всего на свете любил он слушать сказки. Придут к нему его приближенные: – Чем угодно, князь, сегодня позабавиться? В лесу много всякого зверья: и вепрей, и оленей, и лисиц… – Нет, не хочу на охоту ехать. Лучше мне сказки сказывайте, да подлиннее. Начнет, бывало, князь суд чинить. Пожалуется ему обиженный на виноватого: – Обманул он меня, вконец разорил… А виноватый в ответ: – Князь, я новую сказку знаю. – Длинную? – Длинную-длинную и страшную-страшную. – Ну, рассказывай! Вот тебе и суд, и управа! Станет князь совет держать, и там ему одни небылицы плетут. Слуги князя все деревни в том краю обегали, всех расспрашивали, не знает ли кто новой сказки позанятнее. Поставили по дороге заставы: – Эй, путник, стой! Стой, тебе говорят! Обомлеет путник от испуга. Что за беда нагрянула! – Стой, говори правду! Был ли ты на морском дне в гостях у морского царя? – Не-не-не был. Не довелось. – А на журавле летал? – Нет-нет, не летал. Клянусь, не летал! – Ну, так полетишь у нас, если сейчас же, тут же, на этом самом месте, не сплетешь небылицы почуднее. Но князю никто угодить не мог. – Сказки-то в наши времена пошли короткие, куцые… Только начнешь слушать с утра пораньше, как уже к вечеру сказка кончается. Нет, не те пошли теперь сказки, не те… И повелел князь повсюду объявить: «Кто придумает такую длинную сказку, что князь скажет: «Довольно!» – тот получит в награду все, что пожелает». Ну, тут уж со всех концов Японии, с ближних и дальних островов, потянулись к замку князя самые искусные рассказчики. Попадались среди них и такие, что целый день говорили без умолку, да еще и всю ночь в придачу. Но ни разу князь не сказал: «Довольно!» Только вздохнет: – Ну и сказка! Короткая, короче воробьиного носа. Была бы с журавлиный нос, я и то наградил бы! Но вот однажды пришла в замок седая сгорбленная старушонка. – Осмелюсь доложить, я первая в Японии мастерица длинные сказки сказывать. Многие у вас побывали, да никто из них и в ученики мне не годится. Обрадовались слуги, привели ее к князю. – Начинай, – приказал князь. – Но смотри у меня, худо тебе будет, если зря похвасталась. Надоели мне короткие сказки. – Давным-давно это было, – начала старуха. – Плывут по морю сто больших кораблей, к нашему острову путь держат. Нагружены корабли по самые края драгоценным товаром: не шелком, не кораллом, а лягушками. – Как ты говоришь – лягушками? – удивился князь. – Занятно, такого я еще не слыхал. Видно, ты и в самом деле мастерица на сказки. – То ли еще ты услышишь, князь. Плывут лягушки на корабле. На беду, только показался вдали наш берег, как все сто судов – трах! – разом налетели на камни. А волны кругом так и кипят, так и бушуют. Стали тут лягушки совет держать. «Давайте, сестры, – говорит одна лягушка, – доплывем до берега, пока не разбило наши корабли в мелкую щепу. Я старшая, я и пример покажу». Поскакала она к борту корабля. «Ква-ква-ква, ква-ква-ква, ква-ква-ква. Куда голова, туда и ноги». И прыг в воду – шлеп! Тут и вторая лягушка поскакала к борту корабля. «Ква-ква-ква, ква-ква-ква, ква-ква-ква. Куда одна лягушка, туда и другая». И прыг в воду – шлеп! Следом третья лягушка поскакала к борту корабля. «Ква-ква-ква, ква-ква-ква, ква-ква-ква. Куда две лягушки, туда и третья». И прыг в воду – шлеп! Следом четвертая лягушка поскакала к борту корабля… Целый день говорила старуха, а не пересчитала всех лягушек даже на одном корабле. А когда попрыгали все лягушки с первого корабля, принялась старуха пересчитывать лягушек на другом: – Вот запрыгала первая лягушка к борту корабля: «Ква-ква-ква, ква-ква-ква, ква-ква-ква. Куда голова, туда и ноги». И прыг в воду – шлеп! …Семь дней не умолкала старуха. На восьмой день не вытерпел князь: – Довольно, довольно! Сил моих больше нет. – Как прикажешь, князь. Но ведь жаль. Я только-только за седьмой корабль принялась. Еще много лягушек осталось. Но делать нечего. Пожалуй мне обещанную награду, я домой пойду. – Вот наглая старуха! Заладила одно и то же, как осенний дождик, еще и награду просит. – Но ведь ты молвил: «Довольно!» А слово князя, так я всегда слышала, крепче тысячелетней сосны. Видит князь, от старухи не отговоришься. Приказал он выдать ей богатую награду и прогнать за двери. Долго еще у князя в ушах звучало: «Ква-ква-ква, ква-ква-ква… И прыг в воду – шлеп!» С тех пор разлюбил князь длинные сказки. Пересказ В. Марковой. ОБЕЗЬЯНКА С ОБРЕЗАННЫМ ХВОСТОМ Жила-была обезьянка, маленькая и глупая. Целыми днями она только и делала, что прыгала с ветки на ветку. – Будь осторожней, – говорили ей большие обезьяны, – так недолго и упасть! Но обезьянка никого не желала слушать. Она забиралась на самые высокие деревья и прыгала на самые тонкие ветки. Как-то раз забралась она на высокое дерево. Вдруг ветка под ней обломилась, и обезьянка упала в колючий куст, а длинная острая колючка вонзилась ей в хвост. – Ой, ой! Как больно! – заплакала обезьянка, и все увидели, что она, к тому, же трусиха. Как раз в это время шел по лесу брадобрей и нес в котомке свои бритвы. Обрадовалась обезьянка: – Помоги мне, пожалуйста, отрежь бритвой кончик хвоста вместе с этой противной колючкой. Достал брадобрей бритву, только поднес ее к хвосту, а обезьянка как закричит: – Ой! Это будет больно! – и отскочила в сторону. Брадобрей и отхватил обезьянке почти весь хвост. Увидела это обезьянка и заплакала: – Посмотри, что ты наделал с моим хвостом! Верни мне хвост или отдай свою острую бритву! Не мог брадобрей вернуть обезьянке хвост и отдал ей свою бритву. Бежит обезьянка по лесу дальше, острой бритвой размахивает. Вдруг видит, старушка хворост собирает. А хворостины толстые, длинные. Никак их старушке не разломить. Захотелось обезьянке похвастаться острой бритвой, подошла она к старушке и говорит: – Посмотри, какая у меня бритва. Мигом хворост ею расщепишь. Обрадовалась старушка, ну хворост щепать, только ведь бритва для этого дела непригодна – быстро затупилась. – Что ты наделала с моей острой бритвой! – рассердилась обезьянка. – Верни мне бритву или отдай свой хворост! Не могла старушка вернуть обезьянке бритву и отдала ей свой хворост. Взвалила обезьянка хворост на спину в поскакала дальше. Вдруг видит, во дворе хозяйка рисовые лепешки печет. Захотелось обезьянке рисовых лепешек. Подошла она к хозяйке и стала смотреть. А у хозяйки хворост сырой, горит плохо. – Возьми лучше мой хворост, он совсем сухой! – предложила обезьянка. Обрадовалась хозяйка, взяла вязанку в бросила в огонь. Разгорелся огонь, стали лепешки подрумяниваться. А как догорел хворост и хозяйка вынула лепешки, закричала обезьянка: – Что ты наделала с моим хворостом! Верни мне его или отдавай свои лепешки! Не могла хозяйка вернуть обезьянке хворост в отдала ей свои лепешки. Схватила их обезьянка и побежала дальше. Бежала, бежала, повстречала старика с большим медным гонгом. Захотелось обезьянке иметь такой гонг, она и говорит: – Есть у меня, старик, вкусные рисовые лепешки. Дай мне за них твой гонг. – Ладно, – согласился старик, – можно и поменяться. Схватила обезьяна гонг, забралась на вершину дерева и давай бить в гонг. – Я самая красивая на свете обезьяна! – кричит. – У меня самый замечательный на свете гонг! Бом! Бом! Был у меня хвост, отдала я его за бритву. Бритву выменяла на хворост, а хворост на лепешки, а за лепешки получила этот чудесный гонг! Бом! Бом! Бом! Обезьянка так сильно ударила в гонг, что не удержалась и свалилась в колючий куст. Громко засмеялись обезьяны и с тех пор стали называть ее бесхвостой Бом-Бом. Перевод А. Садоковой. КАК ЗАЯЦ МОРЕ ПЕРЕПЛЫЛ Жил на свете заяц, и было у него заветное желание – море переплыть, на далеком морском острове побывать. Но плавать зайчишка не умел, и лодки у него не было. Думал-думал заяц и придумал. Гулял он как-то раз по берегу моря, увидел акулу и спрашивает: – Как думаешь, акула, у кого больше друзей – у тебя или у меня? – Тут и думать нечего, у меня, конечно, – сказала акула. – Все акулы в морях и океанах – мои друзья. – И сколько же у тебя друзей? – Не знаю, – задумалась акула, – много, очень много, но сколько именно – откуда мне знать! Я их не считала. – А давай посчитаем, – предложил заяц. – Да как же мы их посчитаем? – удивилась акула. – А ты подзови акул к нашему берегу, – предложил заяц. – Раз они твои друзья – обязательно приплыть должны. Лягут акулы на волны бок о бок друг к другу, как раз до того вон острова вытянутся. Вот я их и пересчитаю. «Ай, да заяц!» – удивилась акула. Позвала она на следующее утро всех своих друзей, легли акулы бок о бок в одну линию от берега до самого острова. – Ну, начинай! Попробуй-ка сосчитать моих подруг! – крикнула зайцу акула. Взобрался заяц на спину акуле, постоял, подумал, а потом с одной акульей спины на другую стал перескакивать и громко считать: – Одна, две, три, четыре… Так и считал, пока не добрался до заветного острова. А там спрыгнул на землю да как закричит: – Здорово я вас одурачил, глупые акулы! Очень мне нужно знать, сколько у акулы друзей! Я на остров попасть хотел! А вы-то и поверили! Рассердились акулы, ринулись к острову, да заяц давно уж на земле стоит, попробуй достань его. Правда, одной акуле все же удалось схватить Зайца за хвост и вырвать клок шерсти. Уплыли акулы. Сидит заяц на камне, лапой оборванный хвост поглаживает. «Вот так дела! – думает. – Как же я теперь домой попаду? Как через море переберусь?» А уж темнеет, страшно зайцу на незнакомом острове. Услышал дух, хозяин острова, как горько плачет заяц, и подошел к нему: – Что ты, заяц, слезы льешь? Акул обмануть надумал? А что же вышло? Разве можно так! Попросил бы акулу, она бы тебя и так по морю покатала. Ложись-ка спать, завтра утром что-нибудь придумаем. Наутро дух и говорит: – Обещаешь мне никого больше не обманывать? А перед акулой повинишься? – Да, – молвил заяц. – Бери мою лодку, – сказал дух, хозяин острова, – и возвращайся домой. Вернулся заяц домой, перед акулой повинился и с тех пор никого больше не обманывал. Перевод А. Садоковой. КАК СОСНА ЗА ДОБРО ОТПЛАТИЛА Жил-был на свете дровосек, добрый, но очень бедный. Любили деревья дровосека – никогда он без надобности живой ветки не срубит, не поломает. Знал дровосек: сломаешь ветку – зачахнуть может дерево, а он берег деревья в лесу. Шел как-то раз дровосек по лесу. Устал и прилег отдохнуть под сосной. Слышит, шумит сосна, словно говорит что-то. А сосна и впрямь с ним разговаривает: – Больно моим веточкам, сломали мои веточки! Больно! Больно! Поднял дровосек голову, видит, сломаны у сосны ветки и смола капает. – Кто же такую беду сотворил? – возмутился дровосек. Оторвал он тряпицу от рубахи, перевязал сосновые веточки. Тут вдруг с дерева золотые монеты посыпались. Словно дождь хлынул! Много монет нападало, и не унесешь! Взял дровосек немного золота, поклонился сосне в пояс и домой зашагал. Разбогател дровосек. Сосна ведь не простое дерево, это всем известно, вот и отблагодарила она дровосека за доброту. А в той же деревне жил другой дровосек – богатый, жадный и злой. Как придет в лес, давай ветки ломать, кору с деревьев обдирать, цветы топтать. Не любили деревья злого дровосека, да ничего поделать с ним не могли. Узнал злой дровосек, что бедняк разбогател, прибежал, выпытывать стал: – Откуда у тебя золото? Где ты его взял? А бедному дровосеку скрывать нечего. Вот он и рассказал, как щедро одарила его старая сосна. Не успел досказать, а уж злого дровосека и след простыл. Бежит, спотыкается. Прибежал в лес, нашел старую сосну. – Поближе подойди, – слышит, – не бойся! Дотронься до веток моих, и на тебя обрушится поток… – Да, да, поток, поток, – заторопился богач, – пусть обрушится на меня поток золотых монет! И с силой обломил сосновую ветку. В тот же миг на богача обрушился поток, только не золота, а липкой, тягучей смолы. Облила старая сосна злого дровосека с ног до головы. Лежит тот, шелохнуться не может. Звал, звал на помощь, да кто его в глухом лесу услышит?! Так и пролежал злой богач под сосной, пока смола с него не стекла. С той поры богач присмирел – веток в лесу не ломал, кору не обдирал, цветы не топтал. Не то деревья его и в лес больше бы не пустили! Перевод А. Садоковой. ПЕЧЕНЬ ЖИВОЙ ОБЕЗЬЯНЫ На дне моря случилась беда – у морского дракона заболела дочка. Дракон был сильнее всех в море: страшный длинный хвост кольцами, из пасти огонь. Все его боялись: и акулы, и рыбы, и медузы. И вот у дракона заболела дочка. Собрал он у себя во дворце самых лучших лекарей. Лечили они драконову дочку на все лады, поили ее всякими лекарствами – ничего ей не помогало. Дочка все худела и синела. Тогда дракон созвал своих подданных и спросил: – Что мне делать? – Са! – только ответили рыбы и склонили головы набок. А когда в Японии говорят «са», это значит: «сказать нечего». Тогда послали за каракатицей. Каракатица поплавала-поплавала вокруг больной и сказала: – Нужно достать печень живой обезьяны. Дракон рассердился: – Чтобы раздобыть печень живой обезьяны, надо сначала достать живую обезьяну! А где же найдешь ее здесь, на дне моря? – Не сердись! – сказала каракатица. Она была очень старая и все знала. – Далеко на юге есть в море Обезьяний остров. Пошли туда кого-нибудь, тебе и привезут живую обезьяну. За таким большим делом не пошлешь кого попало. Стали думать, кого бы послать. Дракон говорит: – Пошлем акулу. Она зубастая. Каракатица замахала всеми своими восемью ногами: – Нет! Нет! Разве можно посылать акулу? Вдруг она проглотит обезьяну вместе с печенью! – Ну, тогда пошлем рыбу-пилу. Она юркая. – Нет! – опять сказала каракатица. – А вдруг рыба-пила по дороге перепилит обезьяну пополам! – Кого же тогда послать? – Вот что! – сказала каракатица. Она была старая и все знала. – Пошли медузу. Всем известно, что обезьяна живет на суше. Значит, чтоб достать ее, надо вылезть из воды. А это может только медуза. Медуза хвастается, что у нее четыре ноги и ей нипочем ходить но земле. Пусть же достанет обезьяну. – Слышишь, медуза? – спросил дракон. – Слышу, – сказала медуза. – Только мне никогда до сих пор не приходилось доставать обезьян. Обезьяна – какая она с виду? – У обезьяны красное лицо, красный зад и короткий хвост. Она любит лазить по деревьям и есть каштаны. – А-а, – сказала медуза. Она хотела уже отправиться в путь, но задумалась и опять спросила: – А как достают обезьян? – Конечно, тебе силой обезьяну не захватить. Ты маленькая, а она большая. Надо ее обмануть. – А-а,- второй раз сказала медуза и тронулась было в путь, но опять остановилась и спросила: – Как же я ее на себе довезу, если я маленькая, а она большая? Мне будет тяжело. – Что поделаешь! Придется тебе потерпеть. – А-а, – в третий раз сказала медуза, всплыла со дна моря наверх и поплыла по волнам далеко-далеко к югу. Всю дорогу медуза думала. Она думала о том, как бы ей обмануть обезьяну, и дорога показалась ей короткой. А плыла она целых три дня. Наконец далеко-далеко впереди на голубой воде показалась черная точка. «Вот и обезьяний остров!» – подумала медуза. Она поплыла быстрей, добралась до берега, отряхнулась и вылезла на сушу. И сразу же она увидела дерево, а на дереве красный зад и короткий хвост. «Вот она, живая обезьяна!» – Здравствуй, обезьяна! – заговорила медуза. – Какая хорошая погода! – Здравствуй, не знаю, как тебя зовут. Погода хорошая, это правда, а кто ты такая и откуда взялась? – Я – медуза. Я живу на дне моря. Мне захотелось погреться на солнышке, и я всплыла наверх погулять. Нечаянно заплыла сюда и вылезла на берег. У меня, видишь ли, четыре ноги. Мне все равно, что по воде плавать, что по суше ходить. А славный у вас тут островок! – Лучший остров в мире, – сказала обезьяна, – Посмотри, какие у нас высокие деревья, сколько кругом орехов и каштанов. Тебе, верно, никогда еще не приходилось бывать в таком прекрасном месте. – Ну, как сказать! – ответила медуза. – Я похвалила твой остров потому, что я вежливая. Но ты сама должна понимать, что я видела на свете места и получше. Ведь я живу на дне моря! – Неужели? – удивилась обезьяна и перебралась на ветку пониже: отсюда ей было слышнее. – А разве там можно жить? – Что ты, неужели не знаешь? Неужели не слыхала про дворец морского дракона? Я живу около самого дворца. – Слыхать-то слыхала, а видеть не пришлось,- призналась обезьяна. – Разве только на картинках… – Ну, наше дно гораздо красивей, чем на картинках! – перебила медуза. – Ты даже не можешь себе представить, как там хорошо! – Что же там хорошего? – спросила обезьяна. Медуза хотела было сказать, что там густая соленая вода и много-много тины и слизней. Ведь для нее это было самое вкусное. Но она вовремя вспомнила, что ей велели обмануть обезьяну, и сказала: – Там очень высокие деревья, вдвое выше, чем у вас. – А есть ли на них каштаны? – спросила обезьяна и перебралась на самую нижнюю ветку. – Каштаны? Да сколько хочешь! Они растут у нас на всех деревьях. Не то что на каштановых, а даже и на соснах! – О! – удивилась обезьяна. Она совсем слезла с дерева и подошла к самой воде. – Как бы я хотела побывать у вас. Медуза обрадовалась, но притворилась, что ей все равно. – Если уж тебе так хочется побывать у нас, я могу тебе, пожалуй, показать дорогу, – сказала она. – Но ведь я не умею ходить по воде. – Не умеешь? Жалко. Ну, да уж раз тебе очень хочется, так и быть, я повезу тебя на своей спине. – Нет, как можно! Тебе будет тяжело. – Не беспокойся, я потерплю. – Ну, если ты так любезна, спасибо! Давай поедем. Медуза плюхнулась в воду, а любопытная обезьяна осторожно шагнула на ее широкую спину, уселась на корточки и длинными руками ухватилась за бока медузы. – Только потише, – сказала она. – Я боюсь свалиться в воду: спина и бока у тебя такие скользкие! – Ничего, держись покрепче! Медуза поплыла быстро-быстро. Дело было сделано: живая обезьяна сидела у нее на спине. Теперь медузе больше не о чем было думать. Ей даже стало скучно. К тому же она была болтлива и не любила молчать, когда есть с кем поговорить. – Скажи, пожалуйста, – спросила вдруг медуза, – у тебя есть печень? Обезьяна удивилась: – А зачем тебе это знать? – О, это очень важно! – Для чего же важно? – Так. Не могу сказать. Обезьяна даже испугалась. Она сразу поняла, что против нее что-то затевают. – Нет, пожалуйста, скажи мне, – попросила она медузу. – А то вдруг окажется, что печень у меня совсем не такая, как тебе нужно. Тут уж и медуза испугалась. Она забыла, чему ее учили, и рассказала обезьяне всю правду: – Твоя печень нужна для дочки морского дракона. Она заболела, и ее никак не могут вылечить. Вот меня и послали за тобой. Когда я тебя привезу, у тебя возьмут печень, драконова дочка ее съест и будет здорова. Обезьяна так и задрожала от страха. Она чуть не соскочила со спины медузы, но кругом было море. Что ей было делать? Попросить, чтобы медуза отвезла ее обратно? Но ведь медуза ее не послушается. Обезьяна подумала немного и сказала самым спокойным голосом: – Конечно, я с удовольствием отдам свою печень. У меня их много. Неужели же я пожалею одну или две печенки, да еще для кого? Для дочки морского дракона! Не такая я обезьяна, чтобы жалеть. Но отчего же ты не сказала мне этого сразу? Ведь я, как нарочно, оставила все свои печени дома. – Как – оставила? – Да так и оставила! Утром я их выстирала и повесила на дерево сушить. Печени надо раз я неделю стирать, а то они делаются грязные. «Вот беда! – подумала медуза. – Хорошо еще, что я вовремя ее спросила». – Эй, ты! – сказала она обезьяне.. – Чего же я тебя даром везу? На что ты мне без печени? – Верно, – ответила обезьяна. – Давай вернемся на остров за печенью. – А ты правду говоришь? Они и в самой деле висят там на дереве? – Вот увидишь! У меня там есть одна очень хорошая, жирная печень. – Так ты ее и возьми, самую жирную. Хорошо. – Непременно. Только поскорей довези меня до берега! Медуза повернулась и поплыла обратно к острову. Как только она очутилась у берега, обезьяна спрыгнула с ее спины на землю, в два скачка добралась до дерева и ухватилась за нижнюю ветку руками я ногами. – Что же ты так долго? – позвала ее медуза. – Скорей! Мы и так потеряли много времени. А обезьяна взобралась на самую верхушку дерева я показала медузе язык. – Невежа! – рассердилась медуза. – Слезай скорей! – И не подумаю! Спасибо за прогулку. Больше я на тебе не поеду. – А печень? Как же я без нее останусь? – заплакала медуза. – Как ты без нее останешься, мне все равно. А вот я без нее не хочу оставаться. Ты думаешь, мои печени я в самом деле висят на дереве? Нет, у меня всего одна печень, и та у меня внутри, где ей и полагается быть. – Так ты, значит, меня обманула? – рассердилась медуза. – Ведь это же бессовестно! Я на тебя пожалуюсь морскому дракону. – Не боюсь я твоего морского дракона. А если тебе уж так хочется получить мою печень, полезай ко мне на дерево сама. У тебя ведь четыре ноги. Но лазить по деревьям медуза не умела. – Послушай, – сказала она тогда, – а как же дворец морского дракона? Ты ведь собиралась на него посмотреть. А каштаны на соснах? – Не нужны мне твои каштаны на соснах. Я люблю только каштаны с каштанов, – ответила обезьяна. Так и пришлось глупой медузе возвращаться ни с чем. Она опять поплыла по волнам далеко-далеко на север, домой. И опять дорога показалась ей короткой: она все время думала. Думала теперь она о том, отчего это обезьяна больше не хочет поглядеть на подводное царство. А дома ее уже три дня ожидал дракон и все его подданные. – Где же обезьяна? – закричали рыбы, как только увидели медузу. – На дереве, – печально ответила медуза. – Сначала я ее обманула, а потом она меня. Я ей рассказала, что у нас на соснах растут каштаны. Обезьяне это понравилось. Она уселась ко мне на спину, и я ее повезла. Но потом по дороге обезьяна вспомнила, что оставила свою печень дома, и нам пришлось вернуться на остров. А на самом деле обезьяна меня обманула: печень была у нее с собой. Ей просто не хотелось ехать к нам в подводное царство. Она думает, что каштаны на соснах не сладкие. Морской дракон послушал-послушал медузу, потом ударил хвостом по дну и закричал: – Бейте ее изо всей силы! Так бейте, чтобы все кости из нее выколотить! Такая дура и без костей проживет. Били медузу, били, били ее, били – и вправду все кости из нее выбили. С тех пор медуза и осталась без костей. И колышется она на волнах, как мягкий зыбкий комок. На что дураку кости? Перевод и обработка Н. Фельдман. ДВЕ ЛЯГУШКИ Давным-давно, когда город Киото еще был столицей Японии, жила в Киото лягушка. Жила она не где-нибудь, а при храме, в маленьком полувысохшем колодце во дворце. Хорошо ей там было: дно мягкое, липкое, сырое. Но вот наступило жаркое лето. Такое жаркое, что все кругом повысохло – лужи, канавы, ручьи. И старый колодец, конечно, тоже совсем пересох. Дно потрескалось, стало сухое и твердое. Даже не верилось, что в колодце сидишь. «Придется переезжать! – подумала бедная лягушка. – Но куда же? Поблизости все кругом высохло. Пойду-ка я в город Осака. Осака, говорят, у моря, а я моря никогда не видела. Хоть погляжу, какое оно!» Выбралась лягушка из колодца и тихонько поскакала по дороге в город Осака. А в городе Осака жила другая лягушка. В большом круглом пруду ей жилось привольно. Она зарывалась с головой в мягкий ил или плавала в мутной воде среди качающихся водорослей, а в солнечный день грелась на теплом гладком камне. Но и в Осака тоже стало очень жарко. Там тоже высохли и канавы, и ручьи, и пруды. Высох и тот круглый пруд, в котором жила лягушка. Дно совсем обмелело. Всю жизнь жила лягушка в пруду и вдруг очутилась на суше – ни воды, ни ила, одна сухая пыль. «В Осака засуха! – подумала лягушка. – Надо куда-нибудь перебираться. Пойду-ка я в город Киото. Киото, говорят, столица Японии. Заодно посмотрю на столичные дворцы и храмы». Подумала так лягушка и поскакала не спеша по дороге в Киото. И случилось так, что обе лягушки отправились в путь в один и тот же день и даже один и тот же час – рано утром. Одна поскакала из Киото в Осака. Другая из Осака в Киото. Скакали лягушки не торопясь: скок – и посидят, скок – и посидят. И так как вышли они в путь в одно и то же время и каждая из них скакала не быстрее и не медленнее другой, то, значит, и встретиться они должны были как раз посередине дороги. А как раз посередине дороги между Осака и Киото стоит гора Тэнодзан. Вот лягушки прискакали к этой горе, отдохнули немного и стали потихоньку взбираться вверх по склону. Взбирались они, конечно, очень медленно, потому что не привыкли скакать по горам. Пыхтя и надуваясь, лезли они все выше и выше. Друг друга они еще не видели, потому что между ними была гора. Наконец лягушки добрались до самой вершины. Тут-то они столкнулись головами. – Вот так так! – сказала киотоская лягушка. – Вот так так! – сказала осакская лягушка. – Я лягушка из Киото и скачу в Осака. А вы? – спросила киотоская лягушка. – Я лягушка из Осака и скачу в Киото. У нас в Осака такая засуха! – В Осака засуха? В Осака засуха? – всполошилась киотоская лягушка. – Как и в Киото? Как и в Киото? – А разве в Киото тоже жарко? – Как же, как же! У нас в Киото не то что лужи, а даже и колодцы пересохли. – Значит, незачем нам и скакать дальше, – печально сказала осакская лягушка. – Если у вас засуха и у нас засуха, так уж лучше погибать у себя дома. Лягушки замолчали и задумались. Обидно возвращаться с полдороги! Думали они, думали и решили друг друга проверить. Мало ли что тебе наговорят прохожие! – Я вот что думаю, – сказала киотоская лягушка. – Уж если я взобралась на этакую гору, так хоть погляжу отсюда на город Осака. Ведь с горы, должно быть, можно увидеть и море. – Вот это хорошо придумано! – сказала осакская лягушка. – Посмотрю-ка и я с вершины горы. Ведь отсюда, пожалуй, можно увидеть и дворцы и храмы города Киото. Обе лягушки поднялись на задние лапки, вытянулись во весь свой лягушечий рост, выкатили свои лягушечьи глаза и стали глядеть вдаль. Смотрели, смотрели, и вдруг киотоская лягушка шлепнулась на землю и сердито сказала: – Да что же это такое? Ничего нового, ничего интересного! Точь-в-точь наш Киото! Все говорят: море, море! А никакого моря я в Осака не вижу. И осакская лягушка тоже рассердилась: – Что же это такое! Какая же это столица! Точь-в-точь наш Осака. Я-то думала увидеть столичные дворцы и храмы. А на самом деле ничего там нет интересного, все как у нас. – Ну, если так, надо возвращаться в Киото! – сказала киотоская лягушка. – Будем ждать дождя дома. – Ну, если так, надо возвращаться в Осака! – сказала осакская лягушка. – Если пойдет дождь, и дома мокро будет. Лягушки простились, повернули каждая в свою сторону и зашлепали вниз по горе. И как только скакнули разок-другой, так и потеряли друг друга из виду, потому что между ними снова поднялась острая вершина горы. Тем все и кончилось: киотоская лягушка вернулась в Киото, а осакская лягушка – в Осака. И до конца своей жизни думали они, что город Киото как две капли воды похож на город Осака, а город Осака – на город Киото. Но только это неверно. Совсем не похожи эти города. Так в чем же дело? А в том, что киотоская лягушка видела вовсе не Осака, а свой родной Киото, а осакская лягушка видела вовсе не Киото, а Осака. Ведь у лягушек глаза на макушке. И поэтому, когда они стали на задние лапки и задрали головы кверху, то глаза у них оказались сзади. Вот они н смотрели не вперед, а назад: каждая лягушка смотрела туда, откуда пришла. Только сами они об этом не знали. И вот осакская лягушка вернулась в Осака, в свой пруд, и грустно сказала своим лягушатам: – Что Осака, что Киото – все одно болото! И лягушата горько заплакали. Оттого и говорят: «Дети лягушки – те же лягушки». А киотоская лягушка вернулась в Киото, на старое место, забралась опять в свой колодец и сказала соседкам-лягушкам: – Никакого моря на свете нет! Оттого и говорят: «Колодезная лягушка моря не знает». Перевод и обработка Н. Фельдман. ОТЧЕГО ЗЕМЛЯНЫЕ ЧЕРВИ НЕ ПОЮТ В старину у змеи не было глаз. Поэтому стала она учиться искусству пения, выучилась и восхищала всех своим чудным голосом. В старину у земляного червя были зоркие глаза. Но он не мог никому рассказать о том, что видел, потому что был немым. Как-то в один весенний денек, когда змея разливалась сладкими трелями, прискакал к ней сверчок: – А, змея, ты уже проснулась после зимней спячки и выползла на солнышко!.. – На солнышко-то я выползла, – ответила змея, – только что мне в этом за радость? Кругом, говорят, такая красота, а я ничего не вижу! – Знаешь что, змея, если б ты только решилась расстаться со своим прекрасным голосом, то могла бы увидеть все, что хочешь. – Радостную весть я слышу! Но как это сделать? – Случилось мне недавно повстречаться с земляным червем. Он сказал мне взглядом, что хотел бы обменять своя глаза на твой чудный голос. – Хм, тут надо подумать! Менять или нет песни на глаза? Глаза-то, как будто, лучше… И змея попросила сверчка быть посредником в обмене. Побежал сверчок к земляному червю: – Приятель, ты, как будто, хотел обменять свои глаза на песни змеи? Земляной червь подмигнул в знак согласия. – Я рассказал об этом змее. Змея говорит, что тоже согласна меняться. У земляного червя глаза так и заблестели. Это значило: «Прошу, очень прошу!» – Ну тогда я буду между вами посредником. А за это вы мне чем-нибудь заплатите. Мне бы вот хотелось самому спеть хоть одну-две песни… Скажи, земляной червь, когда ты обменяешься со змеей, не одолжишь ли ты мне ненадолго ее голос? Я тебе верну, как только потребуешь! Земляной червь сказал глазами, что согласен. И вот обмен совершился. Змея отдала ему свой голос, земляной червь получил от нее чудные песни, но одолжил их на время сверчку, как было условлено. С этого дня сверчок стал прекрасным певцом и весело распевал: «Рю-рю-рю! Рю-рю-рю!» Но он не захотел возвращать такие чудесные песни земляному червю. Он ведь немой и не может потребовать их обратно! С тех пор земляной червь все ждет понапрасну, чтоб сверчок вернул ему свой долг, и всюду ползает за ним следом. Когда люди начинают копать землю возле канав и луж, они находят земляных червей и думают, что это земляные черви поют так красиво: «Рю-рю-рю!..» Но на самом деле земляной червь петь не может. У него украли его песни! Перевод В. Марковой. НЕВЕСТА ОБЕЗЬЯНЫ Давным-давно жил в горах крестьянин. И было у него три дочери, а сыновей – ни одного. Трудно крестьянину приходилось, – известное дело, какая от женщины помощь! А тут еще беда: поселилась в лесу по соседству обезьяна и начала озоровать. Едва уйдет крестьянин, она раскопает насыпь, которая воду на поле держит, вся вода и вытечет. Крестьянин насыпь починит, воду из ручья наносит, а обезьяна за ночь все снова испортит. Не мог крестьянин уследить за водой на своем поле. Вытекала вода, засыхал и рис. Что тут было делать! Стал крестьянин богов молить, чтобы те помогли ему удержать воду на поле, но вода по-прежнему уходила. Совсем загоревал крестьянин. И вот однажды в отчаянии он сказал: – Любую из трех дочерей отдал бы, только бы поле без воды не оставалось! Услышала обезьяна, что крестьянин готов свою дочь отдать тому, кто воду на поле сохранит, и обрадовалась. «Если на то пошло, я больше насыпь портить не стану!» – решила она. И с тех пор вода с поля крестьянина не уходила. Пришел крестьянин дня через три, посмотрел – все поле до самых краев залито водой. Радостно и спокойно стало у него на душе. Спустя еще несколько дней опять отправился он посмотреть на поле. Стоит вода, как стояла, ни капельки не спадает! И колосья риса уже наливаются. Совсем обрадовался крестьянин. «Ну, – думает, – в этом году будем и мы с урожаем!» Так оно и вышло. Наступила осень, убрал крестьянин рис с поля и веселится с семьей дома. Вдруг нежданно-негаданно входит к нему в дом разодетая обезьяна. – Вот так образина! Тебе что здесь надо? – возмутился крестьянин. А обезьяна спокойно отвечает: – Я пришла за твоей дочерью. Помнишь, что ты обещал? Уселась обезьяна посреди комнаты, а крестьянин почесал затылок и думает: «Неужели эта обезьяна смотрела за моим полем? Знал бы, ни за что бы не давал такого обещания!» Пожалел крестьянин, да поздно: сказанного не воротишь. Пришлось крестьянину позвать старшую дочь. Стал он просить ее пойти замуж за обезьяну, да куда там! Убежала старшая дочь и слушать отца не захотела. Позвал он среднюю, но и та отказалась. Что тут было делать крестьянину! Позвал он младшую дочь, просит ее пойти замуж за обезьяну. Выслушала она отца и говорит: – Воля твоя, отец! Как прикажешь, так и будет. Обрадовалась обезьяна, взяла девушку за руку и увела с собой в горы. Не легко жить девушке с обезьяной! Плачет она, места себе не находит, а что делать – не знает. Но вот однажды пришел к ним в горы из деревни человек и приглашает ее вместе с обезьяной пожаловать в гости к отцу на праздник. Позвала девушка обезьяну и говорит: – Мой отец очень любит рисовые лепешки. Давай напечем ему немного в подарок! Согласилась обезьяна. Взяла она каменную ступку, натолкла рису и напекла лепешек. Только хотела положить их в корзину, а девушка и говорит: – Положишь в корзину – лепешки будут корзиной пахнуть, отцу не понравятся. Неси их в ступке. Взвалила обезьяна ступку с лепешками на спину, взяла за руку девушку и пошла в деревню. Прошли они немного, дошли до высокой скалы. Смотрит девушка, а на самой верхушке скалы красивый цветок распустился. Вот девушка и говорит обезьяне: – Мой отец цветы очень любит. Ты бы сорвала вон тот, что на скале, в подарок ему. Согласилась обезьяна. Но только хотела опустить ступку на землю, чтобы не мешала, девушка замахала руками и говорит: – Что ты, что ты! Разве можно ставить на землю! Ведь лепешки землей пропахнут, отцу не понравятся. Лезь за цветком со ступкой! Нечего делать, полезла обезьяна на скалу с тяжелой ступкой за плечами. Добралась она до вершины, где цветок цвел. Тут бы и сорвать его, да вот беда – лапы коротки, никак достать не может! Стала обезьяна тянуться, наклонилась над краем пропасти, покачнулась. Хотела обратно шагнуть, да поздно – перетянула ее тяжелая ступка, и полетела обезьяна вниз. Там и конец свой нашла. Перевод Б. Бейко. ПЛОТНИК И КОШКА Жил в старину бедный плотник, и была у него кошка. Любил хозяин свою кошку, каждое утро, как уходил работать, оставлял ей еду, а вечером рыбы приносил. Кошка тоже любила плотника. Так они и жили. Но вот как-то напала на плотника хворь: глаза заболели. Осмотрел лекарь хворого н говорит: – Тяжкий недуг, ведать не ведаю, как тебя исцелить. Разболелся плотник, работать не может, денег совсем не стало – как тут купишь кошке рыбу? Вот он и говорит кошке: – Хоть и бедно мы с тобой жили, но все же сносно. А теперь я совсем ослеп, исцелить меня никто не может. Нечем мне тебя кормить. Уж не сердись, придется тебе, видно, другого хозяина искать. Заснул плотник. А кошка будто поняла слова хозяина. Подошла к нему, села на подушку и стала усердно глаза плотнику вылизывать. Сначала левый, потом правый, левый – правый, левый – правый. Ночь прошла, день наступил, а кошка все глаза хозяина вылизывает. Вот так диво! Резь в глазах у бедняги утихать начала. Прошло десять дней, а на одиннадцатый глаза у плотника перестали болеть и стал он видеть так же хорошо, как и прежде. Только у кошки глаза стали слабнуть, день ото дня все хуже она видела. А однажды, когда хозяин спал, тихонько исчезла. Перевод А. Садоковой. СОВА-КРАСИЛЬЩИЦА В старину, далекую старину, были у ворона перья белые-белые. Прискучил ему белый наряд. Вот и полетел ворон к сове. В те времена сова была красильщицей. Она красила всем птицам платья в самые разные цвета. Не было отбою у нее от заказчиков. – Выкр-р-рась мой наряд в самый кр-р-расивый цвет, – попросил ее ворон. – У-гу, у-гу! – согласилась сова. – Могу в любой! Хочешь голубое платье, как у цапли? Хочешь узорчатый; наряд, как у сокола? Хочешь пестрый, как у дятла? – Нет, выбери для меня цвет совсем невиданный, чтобы я не был похож ни на какую другую птицу на свете! Снял с себя ворон свой белый наряд, оставил его сове, а сам улетел. Думала-думала сова, какой цвет самый невиданный, и выкрасила платье ворону в черный-черный цвет, чернее угля, чернее туши. Страшно рассердился ворон. С той поры как увидит он сову, так и бросится на нее. Вот почему сова день-деньской прячется в дупле. Не показывается она на свет, пока ворон летает. Перевод В. Марковой. УПРЯМАЯ ЖАБА Как-то раз жаба и краб шли вместе по дороге. Вдруг навстречу им скачет лошадь во весь опор. – Ай, задавит! – испугался краб. – Спрячемся скорее в камнях! Надулась жаба и пыхтит: – А мне-то что? Прячься, если хочешь. Я как прыгну, от любого коня ускачу. Спрятался краб в камнях, а жаба осталась посреди дороги. Но не успела отпрыгнуть она в сторону, и лошадь больно ударила ее копытом. – Говорил я тебе! – упрекает жабу краб. – Так нет же! Вот теперь на кого ты похожа! Совсем тебя расплющило: глаза на лоб вылезли. – Ничего они не вылезли, – стоит на своем жаба, – это я от злобы сама так вытаращилась! И с дороги я нарочно не сошла, могла бы лошадь-невежа и стороной объехать! С той самой поры у жабы глаза навыкате. Перевод В. Марковой. КОРШУН, ВОРОБЕЙ, ГОЛУБЬ И ВОРОН В старину это было. Весною расцвели вишни в горах. Стали слетаться туда разные птицы. Первым прилетел коршун с криком «тон-бироро», следом воробей, чирикая «тинтико-тинтико», за ним голубь, воркуя «хаттобо-хаттобо». А последним явился ворон, каркая «гао-гао». Стали они вчетвером между собой советоваться: – Какую бы нам придумать веселую затею, раз уж мы вместе собрались? – А вот что. Вишни цветут, погода на славу, нас тут целая компания. Устроим-ка пирушку. – Правда, правда, лучше не придумаешь. Порешили птицы, что кому делать. Коршун – мастер рыбу ловить. «Тонбироро, тонбироро» – полетел он к реке. Воробей – «тинтико-тинтико» – поспешил за вином в харчевню. Голубь – «хаттобо-хаттобо»- ножом стучит, закуску готовит. Ворон – «гао-гао» – полетел взять в долг столики и чашки. Вот началась пирушка. Сначала веселье не ладилось, ели, пили молча. – Что ж это за пирушка, когда никто не поет и не играет. Пусть каждый покажет свое уменье! Коршун сказал: – Я сыграю на флейте. Надел он накидку с гербами, достал из-за пояса флейту, покрытую красным лаком, и засвистел: «Тонбироро-тонбироро! Хёроро-хёроро!» – Ах, как чудесно,- похваливал воробей. – А я подыграю на сямисэне. Вычернил он себе зубы и затренькал на струнах: «Тинтико-тинтико-тинтикотин!» Настала очередь голубя: – Не могу я сидеть на месте, когда флейта свистит и сямисэн звенит. Пущусь в пляс. Повязал себе голову полотенцем в крупных горошинах и начал подпрыгивать, крутиться и хлопать крыльями, припевая: «Хаттобо-хаттобо! Хаттобо!» А пока они играли и плясали, ворон, каркая «гао-гао, гао-гао», кусок за куском отправил себе в глотку всю закуску. Опомнились остальные трое, глядят: в чашках пусто, ни вина, ни закуски, а ворона и след простыл. Сильно разгневался коршун. С тех пор где ни увидит ворона, сейчас за ним погонится. Все думает, как бы поймать и наказать обидчика. Перевод В. Марковой. СОЛНЦЕ И ЖАВОРОНОК Как-то раз в один погожий весенний день опустился жаворонок отдохнуть на поле. Вдруг выглянул крот из норки и говорит: – Жаворонок, а жаворонок, исполни мою просьбу! – Что ж, охотно, коли только смогу, – отвечает жаворонок. – Вот видишь ли, одолжил я деньги солнцу. Уж с тех пор немало времени прошло, случилась у меня нужда в деньгах. Ты летаешь высоко. Попроси солнце, чтобы вернуло мне свой долг. Поверил жаворонок небылице хитрого крота, поднялся к самому солнцу и зазвенел: – День-день-день, солнце, верни деньги! День-день-день, солнце, верни деньги! Солнце так и вспыхнуло от гнева. Даже облака кругом загорелись. – Лжец! От кого я брало деньги, а ну отвечай! – загремело оно, да так страшно, что жаворонок камнем полетел вниз. Но потом набрался смелости и снова взмыл к самому солнцу: – День-день-день, солнце, верни кроту деньги! День-день-день, солнце, верни кроту деньги! – Погоди! Вот я тебе покажу! – сверкнуло очами солнце. Жаворонок снова полетел вниз. Так с тех пор и повелось. Крот давно на свет из-под земли не показывается. Боится, что спалит его своими лучами разгневанное солнце. А жаворонок, ничего про это не зная, и до сих пор весь долгий весенний день звенит над облаками: – День-день-день, солнце, верни деньги! День-день, солнце, верни деньги! Перевод В. Марковой. КАК СОРОКОНОЖКУ ЗА ЛЕКАРЕМ ПОСЫЛАЛИ В старину, далекую старину, как-то раз под вечер шло у цикад[89 - Цикада – насекомое; в теплых странах обитают крупные цикады (до 6 сантиметров длиной) с широкими крыльями. Цикады издают громкий характерный треск.] большое веселье. Вдруг одна из них жалобно заверещала: – Ой, больно! Ой, не могу! Ой, голову ломит! Поднялся переполох. Решили цикады скорее послать за лекарем. Тут заспорили они между собой: – Пошлем ту, нет, лучше эту… А самая старая и мудрая цикада посоветовала: – Надо сороконожку послать. У нее ног много, она скорее всех добежит. Попросили цикады сороконожку сбегать за лекарем, а сами стрекочут возле больной: – Потерпи немного, потерпи, потерпи! Стонет больная, а лекаря все нет как нет. «Где же наша сороконожка? Отчего она до сих пор лекаря не привела?» – тревожатся цикады Пошли они посмотреть, не вернулась ли сороконожка к себе домой. Видят: сидит сороконожка, обливаясь потом, на пороге своего домика, а перед ней – ворох соломенных сандалий. Спрашивают ее цикады: – Что же лекарь так долго не идет? А сороконожка в ответ: – Не видите разве, я спешу изо всех сил. Как раз двадцать первую ногу обуваю. Надену сандалии на все свои ноги и сразу же побегу за лекарем. Тут только догадались цикады, что сороконожка еще только обувается в дорогу. Хорошо, что больная тем временем и без лекаря выздоровела. Недаром старики говорят: «Первым добежит не тот. кто быстрее всех бегает, а тот, кто скорее всех в дорогу соберется». Пересказ В. Марковой. ЯМОРИ На краю деревни Тояма, почти у самого леса, жили старик со старухой. Однажды осенним вечером они сидели и грелись у печки. По крыше стучал дождь, в домике было холодно и сыро. – Кого ты боишься больше всего на свете? – спросила старуха старика. Старик подумал и ответил: – Конечно, тигра. Страшнее тигра нет никого на свете! Старуха покачала головой: – Это верно, тигр страшный зверь. Он нападает на овец, на коров и даже на лошадей. Но ведь у нас с тобой скота нет, что ж нам, беднякам, бояться тигра? Нет, я гораздо больше боюсь ямори, они такие противные, скользкие. Смотри, вон один уже ползет. И старуха показала на потолок: по потолку медленно полз ямори – маленькая серая ящерица. А за окном притаился в это время тигр. Это был молодой, глупый тигр. Он крался вдоль стен и хотел пробраться в домик, чтобы съесть старика и старуху. Слух у тигра острый. Стоя под окном, он услышал, что больше всего на свете старуха боится ямори. Тигр обиделся. «Что это за ямори? До сих пор я думал, что страшнее меня нет никого. А выходит, что ямори еще страшней. Хотел бы я посмотреть на этого зверя», – сказал про себя тигр. И он задумался о том, какая морда, какие клыки и лапы должны быть у ямори, которого люди боятся больше, чем самого тигра. В темноте ему представились самые страшные чудовища, какие только могут представиться молодому и глупому тигру ночью, в дождь, под чужим окном. И тигру стало страшно. Ему казалось, что ямори вот-вот выскочит из домика и набросится на него. Вдруг старик в домике крикнул: – Ай, ползет! Тут бедный тигр задрожал от ужаса и пустился бежать так быстро, как мог, так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. Только добравшись до самого леса, тигр побежал тише. «Ну, теперь ямори далеко от меня, а я далеко от ямори», – подумал тигр. Он почти успокоился и хотел уже передохнуть, как вдруг опять задрожал от страха: что-то вскочило ему на спину. «Ямори!» – подумал тигр. На самом деле это был не ямори, а человек, деревенский конокрад. Он давно уже стоял под деревом на опушке леса и посматривал, не бродит ли где-нибудь поблизости отвязавшаяся лошадь. И вдруг он увидел, что к опушке леса бежит кто-то на четырех ногах. От жадности у вора зарябило в глазах: ему показалось, что это жеребенок. Конокрад изловчился, прыгнул на спину тигру и вцепился ему в шею. А тигр со страху не разобрал, кто на него вскочил, да он и не мог видеть, что делается у него на спине. Еще больше испугался тигр и пустился бежать во второй раз, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. Конокрад еле держался у тигра на спине. Никогда до сих пор он не видел, чтобы жеребенок бегал так быстро. Испугался конокрад и еще крепче ухватился за шею своего «жеребенка». А тигру показалось, что это страшный ямори запустил в него свои когти. Он помчался еще быстрей. А чем быстрей он бежал, тем крепче цеплялся за его шею конокрад, а чем крепче цеплялся за его шею конокрад, тем быстрее бежал тигр. Так, пугая друг друга, неслись они в глубь леса. Тигр знал, что в лесу есть гора, а под горой глубокая яма. К этой яме он и бежал. «Надо сбросить ямори в яму! Если не сброшу, он меня съест», – думал тигр. Наконец он подбежал к самому краю ямы и что есть силы тряхнул головой. От толчка конокрад разжал руки, перекувыркнулся и полетел вверх ногами в яму. Тут только тигр перевел дух и медленно поплелся прочь. Он очень устал за этот вечер. Хвост у него повис, морда опустилась, и все, что было на морде, тоже обвисло – и усы, и брови, только нос не обвис: нос у тигра плоский и поэтому висеть не может. Неподалеку от ямы сидела на дереве обезьяна. Когда тигр бежал мимо нее, она показала на него пальцем и засмеялась. – Отчего ты смеешься? – спросил тигр обиженно. – Уж очень у тебя смешной вид! Что с тобой? – О, что со мной! Я сейчас видел ямори! – сказал тигр. – А что это такое – ямори? – спросила обезьяна. – Это страшное чудовище! Оно кинулось на меня и вскочило мне на спину. Но я не испугался. Я побежал к яме и сбросил чудовище на дно. Обезьяна оскалила зубы и еще громче засмеялась: – Ах ты, дурак, дурак! Я видела, кого ты сбросил в яму. Это был вовсе не ямори, а человек. Тигр рассердился: – Обезьяна, а говоришь дерзости. Докажи, что это был не ямори, а человек! – Что ж тут доказывать? Пойди сам к яме да и посмотри! Тигр поежился. Очень ему не хотелось возвращаться к яме. Но и отказаться нельзя было – стыдно перед обезьяной. Он стоял на месте и переминался с ноги на ногу, а так как у него было целых четыре ноги, то это продолжалось очень долго. Обезьяна посмотрела на него и опять засмеялась: – Ну и трус же ты! Давай пойдем вместе. Обезьяна слезла с дерева и храбро зашагала к яме. Ничего не поделаешь, пришлось тигру пойти за обезьяной. Но до самой ямы он не дошел, а остановился недалеко от края, спрятался за деревом и стал ждать, что будет. Обезьяна подошла к яме и нагнулась. – Ну, что там? – спросил тигр из-за дерева. – Не знаю. В яме темно, ничего не видно. Как тут разберешь, кто сидит в яме? Обезьяна задумалась. – А, придумала! Опущу-ка я туда хвост и пощупаю. А надо сказать, что дело это происходило давным-давно. Обезьяны были тогда не такие, как теперь. У них был длинный-длинный хвост, такой длинный, что обезьяна могла свободно закинуть его себе на плечо и обмотать несколько раз вокруг шеи, как шарф. Вот такой длинный хвост обезьяна и опустила в яму. А в яме барахтался конокрад. Он пробовал вскарабкиваться по отвесной земляной стене наверх, но каждый раз земля обваливалась и он падал на дно. И вдруг он увидел, что в яму опускается какая-то длинная веревка. «Наконец-то пришли мне на помощь!» – обрадовался конокрад. Он подпрыгнул, крепко ухватился обеими руками за обезьяний хвост и повис на нем. Обезьяна сразу почувствовала, что за хвост кто-то уцепился. Она испугалась и дернула хвост кверху, но вытянуть его не могла, потому что конокрад был тяжелый и крепко держался за хвост. Тянула обезьяна, тянула, дергала-дергала, но так и не вытянула хвост. Только лицо у нее покраснело от натуги. А конокрад услышал, как она кряхтит, и подумал: – Вот как стараются добрые люди меня вытащить! Только бы мне не сорваться. Подумал он это и еще крепче уцепился за хвост. Обезьяна так и завизжала от боли. Тигр услышал ее визг, осторожно выглянул из-за ствола и увидел, что обезьяна мечется по краю ямы, дергается изо всех сил, а отойти от ямы не может. «Вот беда! – подумал тигр. – Видно, ямори поймал обезьяну за хвост. Сейчас он взберется по хвосту наверх и выскочит!» Тигр зажмурился от страха и в третий раз пустился бежать, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. А обезьяна и не заметила, как он убежал. В последний раз собрала она все свои силы и выдернула хвост. Но тут ее длинный хвост оборвался и упал на дно, а у обезьяны остался только самый корешок хвоста. С той поры хвост у обезьяны короткий, а лицо красное. Перевод и обработка Н. Фельдман. СВАТОВСТВО МЫШКИ Как-то в амбаре поселились мыши и зажили припеваючи. Всего у них было вдоволь: и рису, и пшеницы, и проса, и бобов. Не было только детей. Стали они просить богов, и вот родилась у них мышка-девочка. Подросла она, превратилась в мышку ослепительной красоты. Во всем мышином царстве Японии не было невесты краше. Стали родители приглядывать ей жениха, да куда там! Разве найдешь среди мышей пару такой красавице. – Наша дочь – первая красавица в Японии, – рассудили отец с матерью. – Так нужно и жениха ей найти самого лучшего. Думали они, думали, кто же на свете самый лучший, самый могущественный, и решили, что солнце. Живет оно высоко в небе и освещает весь мир земной. Взяли отец с матерью дочку с собой и отправились на небо. Приходят к солнцу, поклонились низко и говорят: – О, солнце! Ты самое могущественное. Просим тебя, возьми нашу дочку в жены. Улыбнулось приветливо солнце и отвечает: – Спасибо вам за предложение, только есть на свете другой жених, он могущественнее меня. – Могущественнее тебя? – удивился отец. – Кто ж это такой? – Облако! – отвечает солнце. – Сколько бы я ни старалось светить, сквозь облако мне не пробиться. – Вот оно что! Делать нечего, отправил отец мышки жену с дочерью домой, а сам пошел к облаку. Приходит и говорит: – Облако! Ты самое могущественное на свете. Просим, возьми нашу дочку в жены! – Спасибо вам за предложение. Только есть на свете другой жених, он могущественнее меня. – Могущественнее тебя? – удивился отец. – Кто ж это такой? – Ветер! – отвечает облако. – Подует он – и гонит меня, куда хочет. – Вот оно что! Покачал отец мышки головой и отправился к ветру. Приходит и говорит: – О, ветер! Ты самый могущественный на свете! Просим тебя, возьми нашу дочку в жены! – Спасибо вам за предложение. Только есть на свете другой жених, он могущественнее меня. – Могущественнее тебя? – удивился отец. – Кто же это такой? – Стена! – отвечает ветер. – Сколько бы я ни дул, опрокинуть ее не могу. – Вот оно что! Почесал отец мышки за ухом и потихоньку пошел к стене. Приходит и говорит: – О, стена! Ты самая могущественная на свете! Просим тебя, возьми нашу дочку в жены! – Спасибо вам за предложение. Только есть на свете другой жених, он могущественнее меня. – Могущественнее тебя? – удивился отец. – Кто же это такой? – Да любая мышь! – отвечает стена. – Какой бы я ни была прочной, мыши свободно прогрызают во мне свои норы. С ними я ничего не могу поделать. – Вот оно что! – воскликнул отец мышки, изумившись на этот раз еще больше. Захлопал он от удовольствия в ладоши и говорит: – Как это я раньше не замечал, что мы и есть самые могущественные существа на свете. Ну, спасибо тебе, стена. И с гордым видом он отправился домой. Вскоре выдали родители свою дочку замуж за соседнюю мышь. Зажили молодые дружно да весело. Почитали они своих родителей, и было у них много детей, так что мышиный род в амбаре и по сей день процветает да здравствует. Перевод Б. Бейко. МЕСТЬ КРАБА Давным-давно жили по соседству краб и обезьяна. Однажды в погожий день отправились они прогуляться. Идут по горной тропинке – лежит на земле зернышко хурмы. Обезьяна его подобрала, и пошли они дальше. Подходят к реке, и тут краб нашел рисовый колобок. Поднял его краб и показывает обезьяне: – Смотри-ка, что я нашел! – А я нашла вот это зернышко! – отвечает обезьяна. А сама с завистью думает: «Эх, мне бы такой колобок!» И начала она уговаривать краба: – Давай поменяемся: ты мне рисовый колобок, а я тебе семечко хурмы. – Э, нет. Мой колобок вон какой большой… – Но ведь семечко можно посадить, взойдет оно, вырастет дерево, сколько хурмы ты соберешь, подумай! Подумал краб и согласился: – Ну что ж, пожалуй, ты права! – И краб променял свой большой колобок на маленькое семечко хурмы. Схватила обезьяна колобок и тут же, у краба на глазах, стала им лакомиться. А когда съела, сказала: – До свидания, краб! Спасибо тебе за угощение! И, посмеиваясь, убежала. А краб поспешил к себе в сад и посадил там семечко. Посадил и приговаривает: Скорее всходи, семечко хурмы, А не то раздавлю клешней. Скоро появился из земли нежный росток. Ползает краб вокруг и приговаривает: Скорей расти, дерево хурмы, А не то срежу клешней. Стало расти дерево не по дням, а по часам; выросло высоким, раскинуло ветви, оделось листвою, и уже цветы на нем цветут. Ползает краб вокруг дерева и грозится: Скорей зрейте, плоды хурмы, А не то изрублю клешней. И вот на ветвях появилось множество красных плодов. Любуется на них краб и думает: «Ну и вкусны, должно быть! Сейчас попробую!» Протянул он клешню, да сам ростом не велик – не может достать. Попытался влезть на дерево, да ползал-то он все боком – ничего у него не выходит. Как ни старается, все время валится на землю. Так каждый день ползал краб под деревом и с досадой смотрел вверх. Однажды прибежала к нему обезьяна и видит: все дерево, словно бубенчиками, увешано спелой хурмой. «Знала бы, никогда не променяла свое семечко на рисовый колобок!» – с досадой подумала она. А краб и говорит ей: – Что стоишь, смотришь? Полезай наверх! Кушай! Да и мне сбрось немного. «Ну, не все еще пропало!» – подумала обезьяна. Однако виду не подала и говорит: – Хорошо, хорошо! Я и тебе достану. Подожди здесь внизу. Вскарабкалась она на дерево, уселась на ветвях поудобнее и принялась за дело. Сорвала самый сочный да спелый плод, сунула в рот и давай уписывать за обе щеки. Уплетает и приговаривает: – Ах, какая вкусная хурма! Долго смотрел краб на обезьяну, а потом не вытерпел и говорит: – Что ж ты ешь там одна? Брось и мне что-нибудь! – Ладно, ладно, сейчас! – отвечает обезьяна. Сорвала она зеленый, недозрелый плод и швырнула вниз. Краб бросился к хурме, попробовал – рот свело от горечи! – Эй, ты! Зачем рвешь такие горькие? – закричал краб. – Давай что-нибудь повкуснее! – Ладно, ладно, сейчас сорву! – отвечает опять обезьяна. А сама нашла совсем зеленую хурму и швырнула вниз. – Ты опять мне бросила горький! Найди хоть один сладкий плод! – просит краб. – Ну, тогда получай вот это! С этими словами сорвала обезьяна самую зеленую и твердую хурму, да как швырнет ее изо всех сил прямо в голову краба. – Ах! – вскрикнул краб и с разбитым панцирем свалился замертво под деревом. – Туда тебе и дорога! – сказала обезьяна. – Вот теперь мы полакомимся! Наелась она до отвала спелой хурмы да еще с собой набрала столько, что еле в лапах унести, и отправилась восвояси. Только убежала обезьяна, пришел сын краба. Подошел он к дереву и видит: лежит его отец мертвый, с разбитым панцирем. Испугался молодой краб, стал горько плакать. Плачет, а сам думает: «Кто же этот злодей? Кто убил отца?» Взглянул он на дерево, а там только одни зеленые плоды висят, спелых – как не бывало. Понял молодой краб, что это дело рук обезьяны: она и отца убила и хурму оборвала. Заплакал он еще горше. Тут подкатывается к нему каштан и спрашивает: – Ты чего, краб, плачешь? – Как же мне не плакать, – отвечает краб, – убила обезьяна моего отца, а как отомстить ей – не знаю. – Ах, эта подлая обезьяна! Ну, ничего, не плачь, я тебе помогу. Но не слушает его молодой краб, все плачет. Подлетает тогда оса и спрашивает: – Ты чего, краб, плачешь? – Как же мне не плакать, – отвечает краб, – убила обезьяна моего отца, а как отомстить ей – не знаю. – Ах, эта подлая обезьяна! Ну, ничего, не плачь, я тебе помогу. Но не унимается молодой краб, плачет громче прежнего. Подползает тогда к нему, шевеля стеблями, морская капуста и спрашивает: – Ты чего, краб, плачешь? – Как же мне не плакать, – отвечает краб, – убила обезьяна моего отца, а как отомстить ей – не знаю. – Ах, эта подлая обезьяна! Ну, ничего, не плачь, я тебе помогу. Но безутешен молодой краб, плачет и плачет. Тут подкатывается к нему с грохотом ступка и спрашивает: – Ты чего, краб, плачешь? – Как же мне не плакать, – отвечает краб, – убила обезьяна моего отца, а как отомстить ей – не знаю. – Ах, эта подлая обезьяна! Ну, ничего, не плачь, я тебе помогу. Тогда перестал молодой краб плакать. Собрались вокруг него каштан, оса, морская капуста да ступка, и стали они совет держать, как отомстить обезьяне. Посоветовались и отправились в путь. Приходят, а обезьяны нет дома: видно, наелась она хурмы и пошла прогуляться в горы. – Вот и хорошо! – сказала ступка. – Ступайте все в дом, спрячьтесь там и ждите. Вошли они в дом. Огляделся каштан и говорит: – Я тут спрячусь! – Забрался в очаг и зарылся в золу. – А я здесь, – сказала оса и притаилась возле кувшина с водой. – А я здесь, – сказала морская капуста и раскинула свои стебли на пороге. – Ну, а я сюда заберусь, – сказала ступка и влезла на притолоку. Наступил вечер. Вернулась обезьяна домой и говорит: – Уф, в горле все пересохло! Присела она у очага, протянула руку к чайнику, но тут из горячей золы с треском вылетел каштан, да как стукнет ее прямо по носу! – Ой! – вскрикнула обезьяна и, закрыв морду лапами, побежала на кухню. Только нагнулась она над кувшином с водой, чтобы нос омыть, как вдруг с жужжанием вылетела из своего укрытия оса и впилась ей в глаз. – Ай! – закричала обезьяна пуще прежнего и стремглав бросилась на улицу. Второпях поскользнулась она на стеблях морской капусты, что дожидались ее на пороге, и растянулась плашмя у входа. Этого только и нужно было ступке. С грохотом свалилась она на обезьяну и придавила. Лежит обезьяна под ступкой, только лапами дрыгает. Тут и подполз к обезьяне молодой краб. – Вот тебе за отца! – крикнул он, взмахнул своими клешнями и отхватил обезьяне голову. Перевод Б. Бейко. ЛЯГУШКА И ОБЕЗЬЯНА Жили на одной горе лягушка и обезьяна. Вот однажды приходит обезьяна к лягушке и говорит: – Там внизу, в долине, есть заброшенное поле. Вот бы нам посеять рис! Уродится – вдвоем есть будем!.. – Ну что ж, – согласилась лягушка. – Это можно. Давай вместе крестьянствовать. С завтрашнего дня и начнем. На том и порешили. На другой день заходит лягушка к обезьяне и говорит: – Сегодня погода хорошая. Пойдем наше поле мотыжить. А обезьяна ей отвечает: – Жаль, не могу сегодня – живот разболелся. Нечего делать, пошла лягушка мотыжить одна. Вскопала она поле и опять приходит к обезьяне. – Пойдем, – говорит, – сажать рис. Погода сегодня хорошая… Обезьяна скривила рожу и отвечает: – Ох, знаешь, сегодня так поясницу ломит, что терпенья нет. Уж ты уважь, поработай одна. – Что ж, ничего не поделаешь, – сказала лягушка и отправилась сажать рис. Посадила рис и опять приходит к обезьяне: – Пойдем на поле, сегодня полоть в самый раз. – Не могу, – отвечает обезьяна. – Вчера упала с дерева, руку себе повредила. Ты уж извини, ступай одна поработай. – Ах, вот оно что? Ну, ничего не поделаешь. И пошла лягушка полоть одна. Уродился рис на славу. Лягушка снова приходит к обезьяне. – Ну, обезьяна, поспел наш рис. Пойдем жать. А обезьяна опять отказывается: – Ты уж извини, лягушка! Заболела моя тетка барсучиха, нужно сходить навестить ее. Так пришлось лягушке одной жать рис, и сушить, и молотить, и в ступе обрушивать. Наконец, получилось чистое, отборное зерно. Пришла обезьяна, посмотрела и говорит: – Вот это рис! Только, знаешь, жаль его так есть. Давай вместе колобков наделаем. – Давай, давай, – согласилась лягушка. Наделали они колобков, а обезьяна опять свое: – Не годится нам так есть эти колобки. Давай пустим их под гору. Кто первый добежит до колобков, тот и будет их есть! Сказала она так, побросала все колобки вниз в долину и что было прыти пустилась за ними вслед. Сбежала она с горы, посмотрела, а колобков-то и нет. – Вот тебе и на! Полезла обезьяна назад. Идет и видит: все рисовые колобки, что она побросала с горы, застряли на полдороге в бамбуковых зарослях. Сидит возле них лягушка и уписывает колобки за обе щеки. Перевод Б. Бейко. ВЕРОЛОМНЫЙ МЫШОНОК Жили две мыши, ни о чем не думали. Но вот пришла к ним старость: глаза стали плохо видеть, зубы притупились, да и сил у них поубавилось. Посоветовались мыши друг с другом и взяли себе в услужение молоденького мышонка по имени Тюскэ, что означает «Верная помощь». Уговор был такой: старые мыши научат Тюскэ всем мышиным хитростям, а он им за это будет прислуживать. – Сегодня неплохо бы рыбки отведать, ступай на кухню, стащи потихоньку кусочек кеты! – попросили мыши нового слугу. – Слушаюсь, – ответил Тюскэ и побежал на кухню. Нашел он там рыбу и думает: «Чего ради я понесу весь кусок хозяевам? Съем-ка лучше сам, а старикам и рыбьей шелухи да костей хватит». Так и сделал. Посмотрели старые мыши, что принес им Тюскэ, и спрашивают: – А где же рыба? А он им в ответ: – Рыбу люди съели, вот я и принес, что осталось. – Ничего не поделаешь, – принялись старые мыши за объедки. А хитрый Тюскэ только посмеивался над ними втихомолку. На другой вечер опять позвали мыши своего слугу. – Доставь-ка нам теперь по яичку, – попросили они. – Слушаюсь, – отвечал Тюскэ. Забрался он в буфет и утащил оттуда большущее куриное яйцо. Выел сам всю середину, а скорлупу принес хозяевам. – Вот вам яйцо! – Спасибо тебе за труды, но ведь здесь только скорлупа. – Все люди съели, что осталось, то и принес. – Ну, ничего не поделаешь, – опять согласились старые мыши и принялись грызть невкусную яичную скорлупу. Так и повелось. Попросят старые мыши Тюскэ принести что-нибудь съестное, а он сам все съест и притащит хозяевам одни отбросы: если апельсин – то кожуру да семечки, если рисовый колобок – то одну только палочку. И вот однажды позвали старые мыши Тюскэ и говорят: – Хочется нам чего-нибудь сладкого. Пойди, может быть, найдешь рисовое печенье! Отправился Тюскэ на промысел. Забрался он на одну полку, а там лежит на бамбуковых листьях сладкий пирог с бобовой начинкой. Обрадовался Тюскэ такой находке и, как обычно, съел весь пирог сам. Но пирог был без костей и корки, а потому от него ничего не осталось. Взял тогда Тюскэ бамбуковый лист и потащил его к хозяевам. Приходит и говорит: – Пошел я за сладким для вас и нашел только это. Вот, посмотрите! Понюхали старые мыши лист бамбука, скривили испуганно мордочки и говорят: – О, это очень, очень опасно! К таким сладостям лучше не прикасаться! Сказали так старые мыши и отбежали подальше. Странным показалось Тюскэ поведение хозяев. Хотел он спросить у старой мыши, что случилось, но тут в глазах у него потемнело, перевернулся Тюскэ несколько раз и подох. А случилось то, что в пироге был мышиный яд. Так Тюскэ и поплатился за свое вероломство. Перевод Б. Бейко. notes 1 Камфарное дерево – вечнозеленое дерево из семейства лавровых. 2 Криптомерия – вечнозеленое хвойное дерево, родиной которого считаются Япония и Китай. 3 Солнечный старец – по японским народным поверьям, дух, живущий на Солнце. 4 Частица «сан» добавляется к японским именам при вежливом обращении. 5 Эдо (ныне Токио) – резиденция верховного правителя Японии, сёгуна; с 1868 г. – столица страны. 6 С давних времен при японских храмах устраивают зрелища с целью привлечения паломников. На открытом воздухе под специально устроенным навесом или в простом здании типа балагана разыгрывают мистерии и фарсы, исполняют пляски, показывают марионеток. Такие зрелища – один из истоков японского театра. 7 Жрицы-мико – исполняют в синтоистских храмах священные пляски. Бродячие мико занимаются также прорицанием и врачеванием недугов. Они гадают о причине болезни и затем «изгоняют» ее с помощью камлания и других магических средств. 8 Рё – старинная денежная единица. 9 Сандалия (гэта) – представляет собою деревянную подошву на двух поперечных подставках, удерживается на пальцах ноги при помощи двух петель. 10 Божница – в японском доме – особая полка, на которой стоят изображения богов. 11 …и поставили перед ним столик с разными кушаньями. – В Японии кушанья подаются на низком столике о-дзэн. Такой столик стоит перед каждым гостем. 12 …палочки. – в Японии пользуются вместо вилки двумя деревянными палочками. 13 Кладовая. – Ввиду частых землетрясений и пожаров кладовая в Японии строится отдельно от дома. 14 Мисо – приправа к кушаньям, приготовленная из перебродившей смеси бобов, риса и ячменя. 15 Фусума – раздвижные перегородки между комнатами в японском доме. Представляют собой решетчатые рамы, с двух сторон обклеенные бумагой. 16 Новый год в старой Японии был переходящей датой (конец января – начало февраля) и считался первым днем весны. В этот день перед воротами домов выставляются украшения из сосновых веток и стеблей бамбука – символов долголетия и стойкости, устраиваются игры. 17 День цветения персиков – празднуется 3 марта. Одновременно – праздник девочек. В этот день девочки ходят друг к другу в гости. На полочках выставляются куколки (хина), изображающие придворных сановников и дам, воинов и даже оркестр музыкантов. Куклами-хина не играют, ими только любуются. 18 День рождения Будды – празднуется 8 апреля. 19 Пестрые карпы – 5 мая в Японии справляется праздник мальчиков. Возле домов, где есть маленькие мальчики, вывешиваются на шестах бумажные карпы. Карп, плывущий против течения, считается символом стойкости. Кровли домов с магической целью устилают цветущими ирисами и чернобыльником, парадные комнаты украшают флагами и ставят в них игрушечные фигурки воинов. 20 Праздник «Встречи двух звезд» (Танабата) – справляется 7 июля. Согласно древней легенде, лишь в этот вечер, один раз в году, встречаются две влюбленные друг в друга звезды: Ткачиха (Вега) и Пастух (Альтаир). Сороки строят для них мост через Небесную реку (Млечный Путь). Но если в этот вечер упадет хоть одна капля дождя, звезды не смогут встретиться, так как Небесная река разольется. В день Танабата дети пишут на полосках цветной бумаги разные надписи и стихи на тему праздника. Тушь для письма разводится на утренней росе. Полоски с надписями прикрепляют к веткам бамбука, а на четвертый день эти ветки пускают по течению реки. 21 Ночь осеннего полнолуния (август) – народный праздник Японии. 22 Кэрай – в средневековой Япония слуга или вассал знатного человека. 23 Бог Сумиёси – считается повелителем морских волн. Он покровитель мореплавателей. Храм его находится на побережье Сумиёси, где ныне на месте простой рыбачьей деревушки вырос город Осака. 24 Мон – старинная монета невысокой ценности. 25 Повелитель драконов – согласно древним японским сказаниям, морской бог, царящий над водной стихией. Он живет на дне моря в великолепном дворце со своей прекрасной дочерью Отохимэ и является людям в образе величавого старика. 26 Кумано – местность в префектуре Вакаяма, где находятся очень известные синтоистские храмы. В них торгуют бумажными амулетами с изображениями воронов. Некоторые японские исследователи возводят имя божества, чтимого в этих храмах, Гоодзин, к скандинавскому богу Одину, на плечах которого сидели два вещих ворона. 27 Под северо-западным углом дворца… – Северо-западное направление считалось несчастливым, ибо оно якобы открыто для вторжения демонических сил. 28 Ларец с набором коробочек для еды и сластей. 29 Иссумбоси – «мальчик с Нальчик». 30 Асида – японские деревянные сандалии на высоких подставках. 31 Сакэ – рисовая водка. 32 Рис обычно выращивается в воде на полях, огороженных особыми запрудами. В этой воде разводят рыбу, чаще всего вьюнов. 33 Нагаси – утварь для мойки посуды с отверстием для стока воды. 34 Любование цветами – японский народный обычай. Особенной славой пользуются цветущие вишни. Любование цветами носит характер увеселения и часто превращается в настоящий народный праздник. 35 Хозяин омута – страшный змей или дракон, пожирающий людей. 36 Мандзю – пирожок из пшеничной муки, начиненный сладким бобовым тестом. 37 Листья некоторых видов папоротника употребляются японскими крестьянами в пищу. 38 Сёдзи – раздвижные рамы в окнах, заклеенные бумагой. 39 Комусо – бродячий певец в шляпе, закрывающей все лицо. Обычно комусо становились прогнанные со службы самураи. 40 Сяку – японская мера длины, равна 30,3 см. 41 Каппа – фантастическое существо, японский водяной. Согласно поверьям, он небольшого роста, покрыт чешуей, пучеглазый, между пальцами перепонки. На голове венчик волос, посреди которого ямка, где находится вода. Если вода выльется в то время, когда каппа находится на земле, он потеряет, силу. В старину гибель в воде людей и животных приписывали злым проказам водяного – каппа. 42 Заиграли лютни, цитры, скрипицы, флейты, барабаны. – Под лютней имеется в виду дзябисэн – трехструнный щипковый музыкальный инструмент типа гитары с длинным грифом, корпус дзябисэна обтягивался змеиной кожей. Под скрипицей имеется в виду кокко – старинный четырехструнный смычковый инструмент. Эти инструменты были в ходу на острове Окинава. 43 Сон, приснившийся на вторую новогоднюю ночь, считался вещим. Под изголовье клали картинку, изображающую «такарабунэ» – корабль, на котором едут семь богов счастья, а иногда и баку, фантастические звери, которые, по поверьям, пожирают дурные сны. Но если все же приснился дурной сон, то картинку пускали по воде. О хорошем сне не рассказывали – из опасения, что он не сбудется. Толкование снов было очень распространено, существовали «сонники» и специальные гадатели. Существовал даже обычай продажи сна, счастье при этом как бы переходило к лицу, купившему сон. 44 В народной медицине на Дальнем Востоке широко распространен способ лечения всех болезней путем уколов особыми иглами (акупунктура). Уколы наносятся в определенные точки тела. Врач определяет, сколько надо сделать уколов, куда и на какую глубину погрузить иглы. 45 При входе в японский дом принято снимать обувь. 46 Момо – значит «персик», таро – широко распространенная в Японии составная часть мужского имени. 47 Боевой веер – одна из регалий японских военачальников. Поле такого веера украшалось фамильными гербами. 48 Банзай – (дословно «десять тысяч лет») – равнозначно нашему «ура». 49 Бог счастья – Дайкоку – изображается с колотушкой в руке. Удар этой колотушки приносит исполнение любого желания. 50 Дзидзо – буддийское божество, считается покровителем детей и путников. Каменные статуи его часто ставились возле проезжей дороги. Один из любимых персонажей японской сказки. Сама – почтительная приставка к именам. 51 Ручная мельница – здесь – крупорушка для обдирки риса; состоит из двух каменных жерновов: верхний из них вращают при помощи рукояти. 52 Кэн – японская мера длины, равна 1,82 метра. 53 Во главе деревни в феодальной Японии стоял староста. Он заправлял всеми делами в деревне и следил за тем, чтобы вовремя выполнялись все повинности. 54 Станешь мыться в чане… – В японской деревне, согласно старинному обычаю, каждый вечер купаются в чане или котле с горячей водой. Обычно вода нагревается лишь один раз для всей семьи. 55 Таи; Хирамэ, Карэй – названия рыб. 56 Сумотори – японская борьба. 57 Кинтаро – дословно значит «золотой старший сын». 58 Ватанабэ-но-Цуна, Урабэ-но-Суэтакэ, Усуи-но-Садамицу – сподвижники Минамото Райко. 59 Каннон (санскр. Авалокитешвара) – богиня милосердия. Согласно буддийским поверьям, она помогает людям, появляясь в тридцати трех образах. Существует много рассказов о том, что богиня Каннон в вещем сне посылает счастье молящимся в ее храме, но счастье это иногда покупается тяжелой ценой. 60 Кото – тринадцатиструнный музыкальный инструмент, напоминающий гусли. Бива – музыкальный инструмент типа лютни. 61 Раньше зеркалом служила отполированная металлическая пластинка, обычно круглой формы. 62 Камидза – почетное место в приемных палатах дворца, где восседал князь. Все присутствовавшие сидели ниже хозяина дома, то есть на циновках-татами, которыми устилался пол. 63 Танка – короткое стихотворение в пять строк. 64 Мандара – священная буддийская картина. 65 По японскому народному поверью, грозу вызывают «громовики», черти устрашающего вида. Живут они на небесах и бьют в огромные барабаны, а на земле в это время слышны раскаты грома. 66 Доно – вежливая приставка к имени. 67 Храмы в Исэ (о. Хонсю, префектура Миэ) – самые древние и почитаемые в стране. Посвящены синтоистскому культу, в основе которого лежит поклонение силам природы и духам предков. 68 Согласно буддийским поверьям, грешные души уносит в ад огненная колесница. 69 …и пошел в столицу. – Имеется в виду древняя столица Японии – Киото. 70 Xиноки – род кипариса. 71 Страна Аидзу – название местности, расположенной в западной части префектуры Фукусима. 72 Сэцубун – праздник весеннего солнцеворота. В этот день, чтобы отогнать злых духов, в домах рассыпают бобы, приговаривая: «Черти – вон, счастье – в дом». К воротам прикрепляют с этой же целью ветки остролиста с подвешенными к ним головами иваси. 73 Годы Хорэки – 1751-1764 годы. 74 Мацумаэ – старинное название острова Хоккайдо, расположенного к северу от главного острова Хонсю. 75 Компира (санскр. Кумбхира) – буддийское божество, охраняющее мореплавателей. Ияхико – бог синтоистского пантеона, чтимый в Ниигата. 76 …Деревня Окадзаки – находится в префектуре Канагава. Варианты данной легенды широко распространены в Японии. Согласно некоторым из них, богач сам останавливает солнце взмахом веера, но терпит за это жестокое наказание. Например, поле проваливается сквозь землю и на его месте разливается озеро. 77 Тан – единица измерения земельной площади. Пять танов – около половины гектара. 78 Сумо – род японской борьбы. Победителем считается тот, кто свалит противника на землю или столкнет противника с площадки. Все борцы сумо – тяжеловесы, они отличаются особенной толщиной. 79 Ара – восклицание, выражающее удивление. 80 Батат – сладкий картофель. 81 Инари – бог-покровитель земледелия и шелководства. Так как он божество полей, то культ его стал отождествляться с культом полевой лисицы. Праздник в его честь справляют в апреле. 82 Моти – род лепешек. Сваренный на воде рис разминают в ступке пестом, пока не получится однородная вязкая масса. Моти бывают разной формы: круглые, в виде полумесяца и т. д. 83 Японцы носят белые матерчатые носки (таби) с отдельным колпачком для каждого пальца. 84 Сямисэн – «три оттенка струн» (яп.) – японский щипковый трёхструнный музыкальный инструмент. Ближайший европейский аналог сямисэна – лютня. 85 Кобан – старинная золотая монета овальной формы. 86 Данго – рисовая лепешка. 87 Доккуисё – восклицание, по смыслу близкое к русскому «гоп!» 88 Дайбуцу – по-японски значит «большой Будда». 89 Цикада – насекомое; в теплых странах обитают крупные цикады (до 6 сантиметров длиной) с широкими крыльями. Цикады издают громкий характерный треск.