Семья разговляется Надежда Тэффи Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора". Надежда Тэффи Семья разговляется – Поедемте к нам, – упрашивали знакомые, когда стали расходиться из церкви. – Поедемте, вместе разговеемся. Но Хохловы поблагодарили и с достоинством отказывались. – Нет уж, мы всегда дома! Уж это такой праздник – сами понимаете… Вся семья должна быть в сборе. Мы всегда дома разговляемся, все вместе, сами понимаете… И детки ждать будут, как же можно?… Радостно, торжественно. Колокола гудят, на улицах толпа народа. Радостно, торжественно. Хохлов говорит жене: – Швейцару пять, старшему дворнику пять… – Посмотри, какой красивый вензель на подъезде, – перебивает жена. – Надо шесть. Прибавь рубль, а то сразу начнет с квартирными приставать. – Все равно, рублем не замажешь… Для фрейлейн что купила? – Браслетку, – вздохнула жена. – За шесть рублей, дутая, но очень миленькая. И потом, я на коробочку попросила другую цену наклеить. Приказчик очень симпатичный, написал – двенадцать с полтиной. По-моему, это даже еще естественнее, чем, например, просто тринадцать или двенадцать. Не правда ли? Но до чего я устала со всеми этими дрязгами! Обо всех нужно подумать, а ведь я одна. Поручить некому, а у всех претензии. Глаша (вообрази себе нахальство!) подходит ко мне на днях и заявляет: «Будете для меня подарок покупать – купите коричневого бордо на платье». Каково! И ведь прекрасно знает, что я сама коричневое ношу! – Распущенность! Сама виновата. Не надо распускать. Приехали. Швейцар торжественно распахнул двери. – Христос Воскресе! С праздником, ваша милость! Эту радостную весть первых христиан он произнес так спокойно и почтительно, словно докладывал: «Тут без вас господин приходили». А Хохлов молча вытянул из-под отворота шубы бумажник, нахмурившись, вынул пять рублей и отдал их швейцару. – Началось! – вздохнула жена. Поднялись по лестнице. На звонок отворила горничная и неестественно оживленно поздравила. – Подарок после отдам, – сказала барыня и подумала: «И чего эта дура радуется? Воображает, кажется, что я ей коричневого купила». В столовой ждали две девочки. – Мама! – сказала одна. – Катя от большого кулича изюмину выколупала. Теперь там дырка. – А Женя пасху руками трогала. – Очень мило! Очень мило! – запела мать. – Вот как вы встречаете родителей. Вместо того чтобы похристосоваться и поздравить с праздником, вы вот как… А где ваша фрейлейн? Куда она девалась? – Фрейлейн в гостиной, в зеркало смотрится, – отвечали девочки дуэтом. – Час от часу не легче! Жалованье платишь, подарки покупаешь, а уйдешь из дому лоб перекрестить – и детей оставить не на кого. Фрейлейн Эмма! Где же вы? Вошла фрейлейн с напряженно-праздничным лицом. В волосах кокетливо извивалась старая, застиранная лента. Фрейлейн сделала полупоклон, полуреверанс, то есть склонив голову, слегка лягнула ногой под юбкой, и сказала: – Ich gratuliere [1 - Я поздравляю… (нем.)]… – Это очень хорошо, моя милая, – перебила ее хозяйка, – но вы также не должны забывать свои обязанности. Дети шалят, портят куличи… У немки сразу покраснел носик. – Я гавариль Катенько, а Катенько отвешаль, что кулиш не святой. Я не знаю русски обышай, што я могу? – Ну, перестаньте! Об этом потом поговорим. А где Петя? – Петя пошел к заутрени во все церкви сразу, – отвечал дуэт. – Я говорила, что мама рассердится, а он говорит, что он не просил вас, чтобы вы его рождали, и что вы не имеете права вмешиваться. – Ах, дрянь эдакая! Ох, бессовестный! – закудахтала мать. – В чем дело? – спросил, входя, Хохлов. – Вот вам подарок. Фрейлейн, вам браслетка. А вам, дети, – крокет. Дети надулись. – Какой же подарок! Крокет вовсе не подарок. Крокет еще в прошлом году обещали без всякого праздника. – Цыц! Вон пошли! Сидите смирно или убирайтесь вон из комнаты! Не дадут отцу-матери разговеться спокойно. Где Петька? – Во все церкви пошел… не имеете права вмешиваться… он не просил, – отвечал дуэт. – Что такое? Ничего не понимаю. Вот я ему уши надеру, как вернется. Будет помнить! Не давать ему ни кулича, ни пасхи! Эдакая дрянь! Хохлов сел за стол. – Это что? Поросенок? Чего ты там в него натыкала? И к чему было фаршировать, когда я ничего фаршированного в рот не беру! Только добро портят. Муж горбом выколачивает гроши, а вы хоть бы подумали, легко ли это ему дается. Вы только сидите да фаршируете! Эдак, матушка, ты хоть миллион профаршируешь, раз в тебе нет никакой самокритики. Так тоже нельзя! Ну, к чему здесь, спрашивается, огурец лежит? Ну, кого ты думала огурцом удивить? – Да я думала, что, может быть, Август Иванович разговеться заедет. – Август Иваныч! Очень ты его огурцом удивишь! Одна фанаберия. Передай сюда яйца. Хохлов треснул яйцом об край тарелки. Жидкий желток брызнул ему на жилетку и пошел по пальцам. – Это что? А? Всмятку! Позвать сюда Мавру! Позвать сюда мерзавку, которая на Пасху яйца всмятку варит. А? Каково? Двенадцать рублей жалованья, яиц сварить не умеет! Вошла кухарка, встала у дверей. – Это что? А? Это крутое яйцо? А? – Виновата-с! К нему в нутро тоже не влезешь. Кто его знает, отчего оно не сварилось… Я ведь тоже не Свят Дух!… – Скажи лучше, что ты мне с жилеткой сделала! У меня жилет тридцать рублей стоит; я его десять лет ношу, а ты мне его в один миг уничтожила! С меня подарков требуешь, а сама меня по миру норовишь пустить! Вон! Чтоб духу твоего… Кто там звонит? Ara, Петя! Тебя-то мне и нужно! Ты как смел без спросу в церковь уйти? А? Отвечай! – Да что ж, когда вы не пускаете! Я ведь тоже человек. У меня религиозная потребность… – Ах ты, поросенок! Скажите пожалуйста, какие он отцу слова говорит! Отец на них работает, отец их воспитывает, одевает, обувает, ночей не спит да думает, как бы им хорошо было… – А где подарки? – Слушаться не хотят, а о подарках не забудут. Тебе мать коньки купила, только я их тебе не дам! Нет, братец! Ты воображаешь… – Не надо мне ваших коньков! Кто ж к лету коньки дарит! Все только нарочно! – Сам же всю осень ныл, что коньков нет!… – Так это осенью было! А теперь я же вам намекал, что мне удочка нужна. Если вы отец, так вы и должны относиться по-родительски. – Ах ты, поросенок! Вон отсюда! Ничего не получишь! Не давать ему ничего! Ни кулича, ни пасхи! Ничего! – А, так вот же вам! Петя шлепнул ладонью по пасхе и удрал в свою комнату. – Пойду, отдам прислуге подарки, – сказала Хохлова и встала из-за стола. Муж остался один и долго молча жевал. – Ну что, рады небось? – спросил он, когда жена вернулась. – Разве их чем-нибудь обрадуешь? Даже не поблагодарили… Глаша говорит, что фрейлейн плачет. – Чего она? – Браслетка не нравится. Не к лицу. – Вот дура! – Такая миленькая браслетка. И два сердечка подвешены. Им все мало! – Ну, вот и разговелись. Теперь можно и на боковую. Слышишь? Что это там за треск? А? – Ничего. Это девчонки крокет ломают. – Эдакие дряни! Вот я им ужо!! notes Примечания 1 Я поздравляю… (нем.)