Фигляр дьявола
Мюррей Смит


В этом «крутом» политическом детективе рассказывается о борьбе британской разведки с колумбийской наркомафией — известным медельинским картелем, крупнейшим в мире производителем и распространителем наркотиков. Описываются связи с картелем ирландских подпольных террористических организаций. Жизнь и поступки главных героев произведения переплетены в художественной форме со многими реальными историческими событиями.


Мюррей Смит

Фигляр дьявола


Посвящаю Джейн


Коррида (исп., букв.: состязание в беге) бой с быком


		«И хлынул кроваво-мутный прилив,


		Невинные души в себе поглотив…»


У. Б. Йитс (1865–1936 гг.)


…Вот таким образом все это и закончилось. Человек, который доверился ему, лежал теперь в тесной, пропахшей благовониями часовне, освещенной свечами в старинных высоких подсвечниках. По одной свече возле каждого угла гроба. Прямо под гробом скулил и завывал пес, не в силах смириться с тем, что холодное, любимое существо, лежащее в гробу, с каждым часом теряло знакомый запах пота, табака, рома и ружейного масла.

Шел дождь. В октябре в Боготе вообще все время идут дожди. Потоки воды цвета навозной жижи заполняют канавы. Узенькая улочка ведет к южному кварталу города, она вьется мимо переулков, заполненных нищими и ворами-карманниками, выходит в старый оживленный квартал Канделария, где за гроши торгуют наркотиками и человеческим телом на любой вкус. В переполненных барах гремит музыка и раздается смех, но во всем этом чувствуется какое-то отчаяние, будто веселые посетители знают, что эта ночь может стать для них последней.

Он отыскал машину, старую «тойоту» с бронированным кузовом, пуленепробиваемым лобовым стеклом, усиленной подвеской, головкой блока цилиндров из специального сплава и прямоточным выхлопом двигателя. Машину эту достал ему один молодой издатель, который занимался еще и продажей таких автомобилей. В Колумбии это довольно прибыльное дело. «Тойота» неплохо послужила человеку, чей труп сейчас лежал в часовне. Она завелась не сразу, пришлось несколько раз включать стартер. Худенький мальчишка-нищий, стоявший на ухабистой дороге, над которой поднимались испарения, во все глаза уставился на него. У мальчишки закругленные скулы и немного раскосые глаза, выдающие в нем местного индейца. В глазах не видно мольбы, читался лишь страх. Перед собой мальчишка держал металлическую пепельницу. Сидевший за рулем мужчина на секунду подумал, что ему предлагают сувенир, и только потом понял, что пепельница — это копилка, куда нужно положить несколько монет. Он внимательно посмотрел в темные глаза мальчишки, словно прикованные к обшарпанной дверце «тойоты», и слегка нажал на педаль газа, подумав при этом, что любой мало-мальски здравомыслящий человек сперва проверил бы, не заложена ли в машину бомба.

В баре гостиницы было пустовато, трое стройных музыкантов в костюмах испанских тореадоров спокойно играли песню «Кабацкая женщина». Рамон, задумчиво сидевший за стойкой бара, поднял голову, когда рядом сел вошедший.

— Анисовой, подружка, — кивнул барменше Рамон, глаза его стали еще непроницаемее, чем обычно.

Барменша поставила перед незнакомцем стакан, тепло и призывно улыбнулась и удалилась, оставив его наедине с Рамоном.

Мужчина отхлебнул анисовой, «жидкой Колумбии», как называл ее человек, лежавший теперь в часовне на склоне холма, потом поднял стакан, спокойно глядя в зеркало позади стойки бара.

— Ты должен прямо сейчас уехать из Колумбии, — сказал Рамон, передернув плечами, будто надевая пальто, и наблюдая за собеседником в зеркало.

— Не знаю, нужно ли…

— Луис ждет на улице. В десять есть рейс компании «Авианка». Можешь улететь этим рейсом.

— Куда?

— А куда хочешь.

Незнакомец бросил взгляд на стройную, с кожей цвета кофе барменшу, занятую разговором с несколькими мелкими дельцами из Кали, позади которых стоял английский служащий одной из страховых компаний, которые уверяют, что даже в случае вашего похищения они выручат вас, или, по крайней мере, попытаются сделать это. В дальнем углу бара, рядом с музыкантами в костюмах тореадоров, расположились двое братьев, владельцев фабрики керамики, находившейся по дороге на Гуатавиту, они решили пообедать вместе с женами в этом старом квартале. Позади, за его спиной, находились трое неизвестных, подходя к стойке, он слышал, как они говорили по-немецки. За соседним столиком справа, рядом со столиком телохранителей Рамона, сидел Мики Смолл из отдела по борьбе с наркотиками тайной полиции Колумбии, чье имя он должен знать, но в данный момент просто не мог вспомнить. Может быть, он просто был потрясен событиями этого дня. Стрельба слегка оглушила его и, сказать по правде, слегка напугала. Он осушил свой стакан и, не глядя на барменшу, пустил его по стойке в ее сторону. Та тотчас же потянулась за бутылкой, и он знал, что она улыбается улыбкой прекрасной колумбийской женщины.

— Тебе пора, — бросил Рамон и кивнул барменше на свой стакан.

— Да, знаю.

— Если ты останешься, случится то же самое. Опасная страна. Возможно, сказывается большая высота над уровнем моря. Разве тут нужен кокаин?

— Не знаю, Рамон. Как тебе музыканты?.. — Мужчина выдавил из себя кислую улыбку.

Рамон встретился с ним взглядом, слегка приподняв с глаз непроницаемую завесу.

— Я имею в виду то же самое, что случилось с твоим коллегой. Ты читал «Сердце тьмы»?

— Да, читал.

— Так вот, в этот раз все произошло по-другому.

Незнакомец, к которому обращался Рамон, как обычно экономя английские фразы, поднял стакан, но не донес его до рта. Пора отправляться в аэропорт. Он не хотел, чтобы этот человек из банановой республики думал, что людей «фирмы» может смутить такая мелочь как… убийство.

— Возможно, они отправят кого-нибудь потолковать с тобой.

— От меня они ничего не добьются, приятель.

Мужчина несколько раз перекатил по полированной стойке бара стакан из руки в руку. Рамон по-прежнему сидел спокойно.

— Что ж, если я должен лететь, мне пора.

Полковник из тайной полиции наклонил голову, и один из его телохранителей сразу же поднялся из-за столика, поправив кобуру под плащом. Затем Рамон, небрежно, как бы между прочим, поинтересовался:

— Ты не возражаешь, если мы воспользуемся твоей «тойотой»? Я поменяю номера и перекрашу ее.

Его собеседник моргнул и немного растерялся, как в тот момент, когда мальчишка-нищий протянул ему пепельницу. Конечно. Мотовство до нужды доведет.

— Разумеется. Если найдешь какие-то его вещи…

— Отослать их его жене?

— Уничтожь их.

Вот таким образом все это и закончилось. Встав из-за стойки и бросив взгляд на телохранителя, ожидавшего у дверей, он спросил самого себя, во имя какого черта или Бога все обернулось именно так?


1

Неопознанный труп на Центральном вокзале


Размер скомканного пластикового мешочка в разглаженном состоянии составлял примерно три на два дюйма. Честно говоря, сержант Эдди Лукко не представлял, на какой стадии осмотра полицейский эксперт разгладит этот мешочек, но зато знал точно, что, когда он сделает это и пинцетом положит мешочек в прозрачный пакет для вещественных доказательств, размер его будет именно три на два дюйма. К этому моменту будут взяты на анализ крупинки белого порошка и эксперты установят, что это порошок кокаина, но не чистый, а разбавленный примерно раз в восемь и смешанный с мелом и с содой или еще с чем-нибудь белым аналогичной консистенции и не слишком вредным для здоровья, затем снова смешанный в равных количествах с питьевой содой и вскипяченный в котле с водой до такого состояния, когда на дне останутся только кристаллы, называемые «крэк».

И бледная, откинутая рука молодой наркоманки с загнутыми вверх пальцами тоже, возможно, будет выпрямлена, когда придет время. Лукко любил так говорить — «когда придет время» — и часто употреблял эту фразу. Ее нередко применял также и судья Альмеда из суда пятого округа Нью-Йорка. Грубый стреляный воробей. Но до всего дошел своим умом. Получил диплом юриста, отыграв восемь лет на пианино в Алгонкине, когда там еще не собирались знаменитости. Наглядный пример «американской мечты».

Лукко опустил глаза и посмотрел на мертвую девушку. Вряд ли больше восемнадцати. Вот и говори ей теперь об «американской мечте». Будучи опытным полицейским с укоренившимися привычками, он не забыл бросить взгляд на наручные часы. Без десяти семь утра.

Когда он пришел к себе в 14-й полицейский участок, крупный чернокожий полицейский Бенуэлл запирал там в каталажку двух подростков лет примерно шестнадцати. Плечи у Бенуэлла такие же широкие, как и массивные бедра, которые казались еще шире из-за «смит-вессона» калибра 0,38 дюйма в кожаной кобуре, дубинки, наручников и двух подсумков — один для рации, другой для батареек. Бенуэлл бросил взгляд на прошедших мимо двух детективов и на проститутку, заявлявшую официальный протест дежурному сержанту по поводу того, что с ней нелюбезно обошлись во время ареста. Заметив Лукко, он кивнул ему, повернул ключ в двери камеры и направился к Эдди.

— Ну, как ночка?..

— Еще одна сучка.

— Вот так оно всегда и бывает, парень.

Они посмотрели друг на друга, и только теперь их каменные лица приняли человеческое выражение. Эдди Лукко, сын итальянца из Неаполя, поздоровался за руку со своим чернокожим приятелем, все еще продолжая думать о девушке, чей скрюченный труп лежал в чисто убранном туалете Центрального вокзала.

Эдди Лукко был детективом из отдела по расследованию убийств в чине сержанта, работал в 14-м полицейском участке и вел девять различных дел об убийствах и подозрительных смертях, случившихся за последние два месяца на территории участка. Четыре торговца наркотиками, двое из которых подростки; два владельца магазинчиков — одна негритянка, сорок пять лет, замужняя, четверо детей, другой — натурализованный поляк, шестьдесят один год, вдовец, две замужних дочери; водитель такси, белый мужчина в возрасте около тридцати лет, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто шестьдесят четыре фунта, на левой руке отсутствует средний палец; бродяга-испанец, возраст между сорока и пятьюдесятью годами, рост неизвестен, потому что отсутствовала голова. Эти двое последних числились как неопознанные трупы.

Когда на вокзале обнаружили труп девушки, Лукко не находился на дежурстве. Он просто провожал свою жену Нэнси на утренний поезд из Нью-Йорка в Олбани, где она защищала в суде мошенника, торговавшего недвижимостью. При благоприятных обстоятельствах это дело могло затянуться на целую неделю, и за это время Лукко успел бы сделать больше, чем сделал за два последних месяца.

Служительница туалетной комнаты на вокзале — чернокожая пожилая женщина, которую называли Бесси Смит — работала там уже около восемнадцати лет и была свидетельницей четырех убийств, двух десятков грабежей, пары гангстерских налетов. Она в панике выскочила на заполненную людьми железнодорожную платформу и узнала проходившего мимо Эдди Лукко, чьи мысли были наполовину заняты уехавшей в поезде женой, а наполовину убийством из автомата «узи» двух подростков, торговцев «крэком», погибших в предыдущую пятницу на пустынной автостоянке менее чем в восьмидесяти ярдах от здания полицейского участка.

— Сэр, вы ведь полицейский, да? Мистер, я помню, вы были здесь в прошлом году, отвезли нас в участок для дачи показаний, угостили кофе и пришли в ярость, когда мы не смогли опознать Нормана — этого сумасшедшего парня с заячьей губой.

Лукко усмехнулся и сказал, что помнит даже ее имя, потому что не только был любителем джаза и для него имя Бесси Смит равносильно имени Билли Холидей, но еще и потому, что читал пьесу Эдварда Олби «Смерть Бесси Смит».

— Вы имеете в виду, что так еще кого-то зовут?..

Это Бесси слышала и раньше. Она сообщила сержанту о девушке, скорчившейся в туалете, о том, что она, возможно, мертва, но может быть, еще и жива.

Лукко сбежал вниз по ступенькам, опустился на колени возле тела девушки и попытался нащупать пульс, но пульса не было, а ужасающая холодность ее конечностей передалась даже его коленям. Лукко разжал девушке рот и попытался сделать искусственное дыхание, не обращая внимания ни на следы рвоты, ни на запах смерти. Он так и стоял на коленях, положив два пальца на худенькое запястье, когда прибыли двое полицейских в форме, и оставался там до прибытия патрульного сержанта из 14-го полицейского участка, на территории которого находится Центральный вокзал. Сержанту Юджину Уортону оставался час до смены, и в соответствии с правилами департамента полиции Нью-Йорка он автоматически становился ответственным за расследование преступления, что вызвало на его когда-то симпатичном ирландском лице неподдельное огорчение.

К тому времени как Эдди Лукко вернулся на работу в свой отдел, труп девушки, так и не опознанный, был уже сфотографирован, бесцеремонно обследован, а затем доктор средних лет, от которого так и разило спиртным, констатировал смерть. Тело девушки положили на санитарную тележку, закрыли лицо, провезли через толпу спешивших и не обращавших внимания на санитарную тележку пассажиров и отправили на машине «скорой помощи» в больницу Бельвью на углу Первой авеню и Восточной Двадцать восьмой улицы, где Юджин Уортон с готовностью передал труп детективу из отдела розыска без вести пропавших, который снял отпечатки пальцев, сфотографировал и осмотрел труп в поисках каких-либо особых отметок для последующего опознания. Затем труп отправили на вскрытие.


А в это время за три тысячи сто четыре мили от Нью-Йорка было уже два часа пятьдесят четыре минуты дня. Там в уголовном суде Дублина вел судебную процедуру судья Юджин Пирсон, стремительно делающий карьеру сорокадвухлетний юрист и политик. В пивных барах широко обсуждали, почему бы ему не сменить на посту премьер-министра Ирландии своего бывшего партнера в юридической фирме «Пирсон энд Пирсон», который до сих пор оставался его покровителем и близким другом. Разве пресса не любила его? Ведь даже английская печать неохотно признавала, что, с тех пор как судья Пирсон занялся делами о выдаче преступников, дела пошли лучше и проще. Стало меньше разногласий, затихали яростные споры.

Судья Пирсон знал, что его очки со стеклами в форме полумесяца придают ему карикатурный вид, но они помогали ему видеть весь зал судебного заседания и одновременно читать свои записи и разглядывать различные вещественные доказательства, представленные в суд. Поэтому его не волновало, как он выглядит в глазах остальных людей. Судья бросил взгляд поверх очков на человека, подлежащего выдаче. Доминик Мария Макмарраф, или как его называла пресса — Доминик Бешеный Пес Макмарраф. Хрупкий, довольно симпатичный парень с умными глазами. Ведет себя раскованно, слегка рисуется, доволен собой.

Судья откашлялся, и его беспристрастный взгляд встретился со спокойным взглядом Макмаррафа.

— Мистер Макмарраф. Восемь королевских констеблей Ольстера, трое британских солдат. Человек был привязан к рулю своего фургона, и его силой заставили поехать на машине и врезаться в военный контрольно-пропускной пункт, в то время как его жена на седьмом месяце беременности и двое малолетних детей находились под прицелом автоматов ваших сообщников. Этого человека вынудили пойти на верную смерть в такой жестокой, садистской манере, что просто удивительно, как он не умер от разрыва сердца. Девять гражданских лиц убиты или покалечены взрывными устройствами, установленными вами лично или по вашему указанию. Я просмотрел свои записи слушания дела о вашей выдаче и нигде не обнаружил, что вы отрицаете обвинения, выдвинутые против вас государственным обвинением Британской короны и за которые вы были осуждены в Англии до побега из-под ареста. Можете ли вы в помощь своему защитнику сказать, что вменяемые вам преступления не относятся к юрисдикции нашего суда, что вы не признаете действие юридической системы Соединенного Королевства по отношению к преступлениям, предположительно совершенным в Северной Ирландии, или в шести графствах, как вы ее называете? Что эти предполагаемые преступления носили политический характер и, таким образом, не подпадают под действие закона о выдаче преступников в соответствии с конституцией Республики Ирландия, и, если это не доказано в законном порядке, юридическая система Соединенного Королевства по отношению к так называемым «республиканским» преступлениям такова, что вам не будет гарантировано справедливое судебное разбирательство, что ваша физическая безопасность, а возможно, и жизнь, будут в опасности? Можете ли вы что-то сказать, прежде чем я приму решение?..

В наступившей тишине судья Пирсон услышал яростный скрип ручек репортеров. Кто-то закашлялся. Он продолжал невозмутимо оглядывать зал, подсудимого, встречаясь взглядом с его родственниками и сочувствующими. Если Макмарраф умен, то он будет молчать, как если бы находился в Каслрее — этом ужасном месте в Белфасте, где проводили допросы королевские констебли Ольстера. Но такие люди редко бывают умны. В конце концов, разве этот Макмарраф не был республиканцем? И разве не за это боролось республиканское движение? «Временная» Ирландская республиканская армия (ИРА) или Шинн фейн, или Ирландская национально-освободительная армия[1 - Ирландские организации террористического толка — Здесь и далее прим. перев.] — какие бы смертельные разногласия ни возникали у них время от времени, это была Ирландия, и какую бы чепуху ни несли публично политики, церковь и органы правосудия, сторонники республиканского движения знали, что здесь к ним относятся с сочувствием и невольным восхищением. Если бы они не верили в это, то не смогли бы оправдать свою вооруженную борьбу.

Но судья ошибся относительно Макмаррафа, у худощавого террориста все-таки хватило ума промолчать. Он только пробормотал:

— Мне нечего сказать, ваша честь.

— Доминик Макмарраф. Я знаю, в глубине души вы верите, что здесь, в Ирландии, народ относится со снисхождением и, возможно, с невольным восхищением к вам и вашим друзьям республиканцам, которые не отрицают своего участия в так называемой вооруженной борьбе. И что закон постарается оградить вас от юридических процедур, существующих в стране, где якобы были совершены ваши предполагаемые преступления. Ладно, я знаю закон Ирландии и поклялся соблюдать его. Поэтому, изучив доказательства, представленные под присягой арестовавшими вас офицерами отдела по борьбе с терроризмом столичной полиции и специальным отделом королевских констеблей Ольстера, я не имею другой альтернативы перед лицом закона, кроме как передать вас государственному обвинению Британской короны Великобритании и Северной Ирландии.

— Я подаю на апелляцию! — вскочил со своего места Питер Бейкер — очень способный и умный адвокат ИРА, который отказался от высокооплачиваемой работы в Брюсселе ради того, чтобы, как говорили, вести свою борьбу в области правосудия.

— Мотивы для апелляций исчерпаны, мистер Бейкер. Все. Я подпишу бумаги. Отведите его в тюрьму, но постарайтесь не упустить, как это сделали лондонские полицейские. Заседание закрыто, слушание следующего дела завтра утром.


В телевизионных новостях в Лондоне только и говорилось об этом. Слава Богу. Наконец-то ирландский суд повел себя как цивилизованный орган правосудия, стал выдавать этих скотов из ИРА, чтобы они получали бы по заслугам. «Теперь им негде укрыться», — возвестила на следующее утро «Дейли телеграф», и даже премьер-министра Ирландии Чарли Хоги уже больше не называли обабившимся пустобрехом, что являлось любимым выражением британской прессы по отношению к нему.

Судья Пирсон был популярной личностью в уставшей от террора Великобритании и отчасти Северной Ирландии. В то время как Лондон начал передавать шестичасовые новости, справедливый судья ловил рыбу на удочку в небольшом ручье, протекавшем между пологими холмами в окрестностях Брея в графстве Уиклоу. Его спутником был бородатый, куривший трубку человек с Севера, обладавший такой же спокойной уверенностью, как и Доминик Макмарраф. И, конечно, подобной же уверенностью обладал и судья Юджин Пирсон. Потому что в одном они были совершенно схожи — все они принадлежали к ИРА, хотя брошенный на произвол судьбы Доминик так никогда и не узнал об этом.

Мужчина с Севера, куривший трубку, выбил ее о каблук и теперь смотрел на медленно текущие воды ручья, мох и водоросли, покрывавшие коричневые и серо-голубые камни внизу, восхищаясь чистотой русла. Вверху над головой, на ветке высокой березы засвистел черный дрозд, потом его свист и еще свист кроншнепа послышались в поле. Пятерых надежных ребят, одетых в обычную одежду деревенских рабочих, которые спрятались среди деревьев, следя за тем, чтобы никто не нарушил уединение судьи и его гостя, совсем не было видно.

— Как Мараид? — спросил мужчина, разглядывая трубку.

— Отлично.

— А Сиобан?..

— Как всегда независима.

Мужчина с Севера — а это был начальник штаба ИРА — достал кисет из кармана удобной твидовой куртки.

— Юджин, мы начинаем испытывать недостаток в деньгах.

— О какой сумме идет речь?..

— В зависимости от расходов. Если мы хотим продолжать действовать так, как действовали на протяжении последних двадцати лет, то, возможно, хватит нескольких сот тысяч. Но если Совет будет настаивать на активизации деятельности в ближайшие несколько лет, то речь может идти, пожалуй, и о четырех миллионах.

Пирсон понимал, что под активизацией деятельности начальник штаба подразумевает взрывы бомб и убийства не только на территории Великобритании, но и в странах Европы, да и вообще везде, где британским интересам может быть нанесен ощутимый ущерб. Погибнет много людей, и правительство Соединенного Королевства окажется вынужденным сесть за стол переговоров. В результате будет достигнуто соглашение о выводе войск из Северной Ирландии, и таким образом двадцать лет вооруженной борьбы не пропадут даром. Юджин Пирсон был здравомыслящим и порядочным человеком, он считал себя патриотом, но не верил, что ИРА сможет долго продолжать свою борьбу. Симпатии к ней охладевали месяц за месяцем. Ливийский лидер Каддафи предоставил ИРА тонны взрывчатки «Семтекс», оружие, боеприпасы, и сейчас все это надежно спрятано в подземных бункерах на территории Ирландии, а часть — в потайных хранилищах в Англии и на континенте. Но большая часть оружия будет ржаветь и приходить в негодность, пока не соберут необходимые суммы для оплаты тайных агентов, безопасных квартир, машин и разъездов.

— Фонды истощаются. От северян вряд ли можно ожидать больше нескольких сот тысяч. Крах Восточного блока вообще катастрофа, а наши друзья арабы с Ближнего Востока скупятся.

Пирсон знал об этом. Он посмотрел, как гость из Белфаста раскуривает трубку, подумав при этом, к чему приведет их беседа. Она должна быть очень серьезной, потому что подобные встречи сводились до минимума по вполне понятным причинам безопасности.

— Юджин, я хочу, чтобы ты встретился с человеком из Боготы.

Пирсон вздохнул. Если дело касалось крупных нелегальных финансовых средств, то все дороги неизменно вели в Колумбию.

— Но мы же не связываемся с деньгами, выручаемыми от продажи наркотиков.

Он посмотрел на крупную форель, медленно двигавшуюся в ручье к берегу и не обращавшую никакого внимания на мушку, предлагаемую ей в качестве наживки.

— Ты просто встреться с ним. Сделаешь, а..? Этот человек имеет доступ к миллионам. К деньгам, а не к наркотикам. Человек чистый и умеет держать язык за зубами. Наш агент в Майами проверял его.

— Богота для меня означает кокаин. Наше движение не может запятнать себя наркотиками, Брендан, и это моя твердая позиция.

Хотя судья был убежденным, активным и наиболее законспирированным сторонником ИРА, он не испытывал угрызений совести, потому что одновременно с этим оставался порядочным человеком, способным блюстителем закона и его места в ирландском обществе.

Брендан Кейси раскурил трубку, наполнив окружающий теплый июньский воздух запахом ароматного табака. Когда спичка начала уже обжигать пальцы, он отшвырнул ее в ручей.

— Я переговорил с четырьмя мудрыми людьми. Будь в следующее воскресенье в семь часов в баре отеля «Георг V» в Париже. Этого парня зовут сеньор Рестрепо. Выслушай его, Юджин. Хотя бы послушай, что он хочет сказать…

Пирсон занимал равное положение с Кейси в Совете ИРА, но не принимал непосредственного участия в вооруженной борьбе. Вклад Пирсона в общее дело заключался во всесторонней оценке того, каким образом террористическое движение должно развиваться, не теряя при этом симпатии и получая поддержку определенных кругов на родине и в мире. И Пирсон подтвердил, что обладает здравой и точной интуицией. Но Кейси был выходцем из ирландского гетто, он убил своего первого британского солдата в возрасте шестнадцати лет. В двадцать лет он командовал «Бригадой Белфаста», отсидел три года в тюрьме, в составе делегации «временных»[2 - Члены и сторонники «временного» крыла партии Шинн фейн выступают за объединение Ирландии путем вооруженной борьбы и террора.] участвовал в секретных переговорах с британским правительством, проходивших в красивом особняке на Чейни-уок в лондонском районе Челси, снова вернулся к вооруженной борьбе, а затем занял высокий пост в политической иерархии партии Шинн фейн. Уверенный в себе, не знающий отдыха, с горящими глазами, он очень хорошо вписался в борьбу, которую вели средства массовой информации, и примерно тогда же начал курить трубку. И вот теперь он — влиятельная фигура в ИРА. И если кто-то становился на его пути, Пирсон не сомневался, останется ли в таком случае тот человек в живых. Это было ясно, как дважды два — четыре.


Черный дрозд был, безусловно, редкой птицей на Даунинг-стрит в Лондоне. Но действительно ли это черный дрозд? Дэвид Джардин отнюдь не был экспертом по черным дроздам. На самом деле это мог быть соловей, хотя Дэвид не был уверен, поют ли соловьи в три часа дня. Джардин не был также экспертом и по Даунинг-стрит, 10.[3 - Лондонская резиденция премьер-министра.] Полем его деятельности являлась активная разведка, которую секретная разведывательная служба Великобритании называла «отрезанным ломтем», потому что агентов этой разведки при провале убивали. А может быть, это был воробей, но разве воробьи могут так хорошо петь? Нет, они чирикают, это известно каждому дураку. Боже мой! Премьер-министр только что задал ему вопрос. Уже два года Джардин курировал Южную Америку, и за это время седьмой раз находился на Даунинг-стрит, 10. И вот теперь замечтался. Он встретил вопросительный взгляд премьер-министра и в свою очередь вежливо посмотрел на него.

Молчание.

Джардину стукнуло сорок восемь лет. Высокий, широкоплечий, он выглядел благополучным человеком, обладавшим чувством юмора. Он понял значение взглядов, которые бросили на него Стивен Маккрей — шеф секретной разведывательной службы и Джайлс Фоули — секретарь кабинета министров.

«Боже, не оставь меня своей милостью, помоги мне сообразить», — взмолился про себя Джардин, потому что был верующим человеком.

— Трудно? Или невозможно? Мне кажется, вы считаете это невозможным, мистер Джардин.

«Спасительная соломинка. Слава Богу, надо хвататься за нее», — подумал Джардин. Он выпрямил длинные ноги и задумчиво потер нос указательным пальцем. Маккрей кашлянул, на каминной полке тикали часы.

— Мне кажется… это чрезвычайно трудно, господин премьер-министр. А невозможно только в том случае, если политические аспекты сведут на нет наши тщательные приготовления.

«Действительно ли отец премьер-министра был акробатом? Если так, то он наверняка распознает словесное заднее сальто, которое я выполнил в пустоте…»

— Мне все ясно. — На лице премьер-министра появилась довольная улыбка, будто он повернул воображаемый рычаг, чтобы отвлечь Джардина от черных дроздов и вернуть его в строгий, официальный кабинет премьер-министра, являвшийся средоточием политической власти в Англии. — Джайлс?

— Министерство иностранных дел не имеет возражений, так как правительство Ее Величества будет оказывать поддержку правительству и избранному президенту Колумбии. Они полностью одобряют решение вашего предшественника о завоевании сфер влияния в Южной Америке, где Соединенные Штаты провалились, так сказать.

— Прекрасно. Ладно, я не хочу знать детали. Но когда встречусь с президентом Гавириа, хотел бы заверить его, что мы предпринимаем все шаги для уничтожения кокаиновых картелей в Южной Америке.

Стивен Маккрей наклонил голову и вежливо улыбнулся.

— Господин премьер-министр, существует всего один картель и находится он в Колумбии.

— Я знаю это, Стивен. Но, возможно, если я расширю поле нашей деятельности, президент не будет возражать против того, что мы проводим разведывательные операции на территории его собственного суверенного государства. Просто помогаем колумбийцам, что выглядит довольно невинным… пустяком, так ведь?

Да, это расчетливый акробат. Джардин широко улыбнулся в ответ на холодный взгляд премьер-министра и кивнул головой в знак одобрения. Так вот, значит, о чем шла речь. О куске пирога.


Николь ловко застегнула пояс и наклонилась, пристегивая чулки. Длинные волосы, еще влажные от душа, мешали, и она откинула их назад. Джардин стоял возле раковины, черпая пригоршнями воду и смывая мыло с половых органов. Сердце его успокоилось и билось теперь уже почти нормально. В сотый раз он удивлялся тому, что́ эта прекрасная молодая женщина могла найти в таком стареющем развратнике, как он. Но, честно говоря, Дэвид, ты чертовски хороший стареющий развратник, прекрасно сложен, может быть, разве что, слегка пополнел со времен юности, нежен, полон сил… и не лишен воображения. Боже мой, она великолепна, эта Николь Уотсон-Холл, и всегда чуточку распущенна. Да, ему повезло с ней.

Снизу с улицы донесся нетерпеливый гудок автомобиля. До того как в Сент-Джеймсе на нескольких улицах ввели одностороннее движение, район был перегружен транспортом. Джардин наклонил голову и бросил взгляд на поддельный «Ролекс». Часы лежали на стеклянной полочке над раковиной. Ему осталось двадцать пять минут, чтобы вернуться на службу и начать как всегда сложные процессы поисков, вербовки, подготовки и отправки команды агентов для внедрения в очередной «отрезанный ломоть» в интересах секретной разведывательной службы. На этот раз в колумбийский кокаиновый картель. В зеркале он увидел Николь в нижнем белье и туфлях. Быстрый взгляд на «Ролекс»… нет, совершенно нет времени. Проклятие. «Но время пока еще играет на меня», как пели «Роллинг стоунз».

— Этот раз должен стать последним, — сказала Николь, быстро натягивая комбинацию. — Понимаешь, Дэвид, я беременна. И я на самом деле люблю Майкла, поэтому между нами все должно закончиться.

— Беременна? Ох, Николь, это чудесно, ты должна быть очень счастлива. Вас двое, это же так здорово. — Он произнес это таким тоном, будто они вели вежливую беседу на вечеринке или в чайной комнате лондонского магазина «Фортнум».

— Не дожидаясь вопроса, я отвечу тебе, что это не твой ребенок. Все случилось в апреле, когда ты был в Перу.

— Дорогуша, я никогда бы и не посмел спросить. И, разумеется, с уважением отношусь к твоему решению. Но если тебе что-нибудь нужно, можешь без всяких колебаний попросить меня.

Она застегнула молнию на юбке, разгладив на привлекательных бедрах джерсовую ткань «гермес», ослепительно улыбнулась, избегая его нежного, понимающего взгляда.

— Понимаешь, Дэвид, я ни о чем не жалею, это было прекрасно, а сейчас мне нужно бежать. Мама уезжает в час сорок из Годалминга, надо ее проводить.

Она выскочила из спальни, пробежала через тесную прихожую, хлопнула дверь, и вот ее уже нет в квартире. Два года счастливой любовной связи. Проклятие.

В британском Министерстве иностранных дел, частью которого считается отдельно финансируемая организация Дэвида Джардина, пятница называется «днем поэтов». Слово «поэты» здесь по буквам расшифровывали как «мотаем отсюда пораньше, завтра суббота».[4 - По буквам английского слова «poets»: «piss off early tomorrow’s Saturday».] Целые отделы покидали здания, пока Дэвид шел мимо бетонных столбов, поддерживавших часть старого, с некогда блестевшим стеклянным фасадом многоэтажного здания — творения пятидесяти архитекторов. Правда или нет, но говорили, что под этой выступающей частью здания когда-то располагались небольшой гараж и заправочная станция, и их небольшой штат — несколько механиков, заправщиков и бухгалтер — постоянно подвергался нападкам со стороны разведчиков нескольких иностранных держав, ошибочно считавших служащих гаража и заправочной станции частью громадной коробки из стекла и бетона, под которой они располагались, как медведи в берлоге, у подножия самой темной, величественной и таинственной горы.

Джардин подумал о том, что такое может быть только в Великобритании. Удивительно, но он был в хорошем настроении и его не покинуло чувство юмора, хотя только что закончился один из самых приятных периодов его личной одиссеи. Только в Великобритании могли допустить, чтобы на углах величественного здания, в котором размещалась самая секретная организация, проводившая в жизнь внешнюю политику правительства, располагалось частное предприятие и заправочная станция, куда заходили все, кому не лень. Впрочем, в архитектуре Джардин разбирался не больше, чем в черных дроздах.

Карьера Дэвида Джардина складывалась довольно сложно и беспорядочно, прежде чем стать начальником, он многие годы работал рядовым оперативником, рисковал собственной шкурой, выполняя тайные операции. Он повредил крестец, верх и низ спины, шею, получив травмы при прыжках с парашютом и в уличных драках, борясь за свою жизнь в Берлине, от левого глаза к уголку рта тянулся бледный шрам. Бурное прошлое делало Дэвида героем в глазах подчиненных, чья работа не выходила за рамки кабинетов, и своим парнем в глазах действующих оперативных агентов.

Его офис включал вереницу кабинетов с собственной охраной, оперативными комнатами, залом для совещаний, узлом связи. Войти туда можно было лишь предъявив специальную пластиковую карточку и зная определенную цифровую комбинацию не только для каждого дня, но и времени суток. И только после этого стальная дверь, обшитая деревом, открывалась. Но даже если ваше лицо не было знакомо миссис Браунлоу, дверь в кабинет которой всегда оставалась открытой, вежливый молодой человек или привлекательная девушка любезно, но твердо останавливали посетителя и интересовались его личностью и целью прибытия. У Дэвида была серьезная, опасная профессия, и здесь, в этом реальном мире, его никогда не должны были застать врасплох.


В Лондоне было уже три часа дня, когда Джардин уселся за свой стол и попросил застенчивую секретаршу Хетер подобрать досье на Пабло Энвигадо, Фабио Очоа и нескольких других подозрительно богатых граждан Колумбии. В Нью-Йорке в это время часы показывали десять часов утра. В 14-м полицейском участке, известном также как Мидтаун-Саут, сотрудники занимались сортировкой задержанных прошлой ночью и изучением преступлений за прошедшую ночь, неделю, месяц и намечали мероприятия на предстоящий день: расследования, аресты, явки в суд и прочее. Как всегда не стихали постоянные споры по поводу того, кто заплатил, а кто нет за пиццу и копченую говядину с ржаным хлебом, доставленные из ресторанчика Бергмана, расположенного через улицу от участка. И за кофе, большая часть которого, похоже, пролилась на копии протоколов ночных допросов.

Сержант Эдди Лукко из отдела расследования убийств вел трудный разговор с Джимми Гарсиа — детективом из отдела по розыску пропавших без вести, в чьи обязанности входило попытаться установить личность мертвой девушки, обнаруженной на Центральном вокзале. Джимми разослал ориентировку по всем полицейским департаментам страны с просьбой сообщить, числится ли женщина или девушка с похожим описанием в списках пропавших. Как обычно, поступили малообнадеживающие ответы. Под разосланное описание подходили примерно двести женщин со всей страны от побережья до побережья. И теперь двумстам родителям, большинство из которых непременно хватит сердечный приступ, а остальные отнесутся к этому философски, обеспокоенные собственными проблемами, связанными с алкоголем или наркотиками, будут показывать цветную фотографию мертвой девушки размером пять на четыре дюйма. Внимательный смотритель морга причесал ее после вскрытия и удалил следы рвоты с ее прекрасного, спокойного в смерти лица. Процедура опознания тяжела как для полицейских, так и для родителей, она может принести результаты, а может и нет.

Причина враждебного поведения Гарсиа заключалась в том, что на нем висело несколько десятков подобных дел, а тут еще этот итальяшка из отдела расследования убийств заинтересовался неопознанным трупом вместо того, чтобы заняться уже третьим за неделю убийством из автомата «узи».

— Зачем ты задаешь мне эти вопросы, сержант? Вскрытие? Может, тебя неожиданно перевели в отдел по розыску пропавших без вести?

— Джимми, мы ведь много дерьма повидали на службе, так ведь?

— Еще бы, тут с тобой не поспоришь.

Занимаясь ночами, как судья Альмеда, Гарсиа получил степень магистра права, но считал, что для поддержания своего авторитета в участке должен выражаться, как Микки Спиллейн.

— Поэтому девчушка и заинтересовала меня, вот и все. — Сержант Лукко внимательно посмотрел на свою пластмассовую чашку с кофе.

Гарсиа осторожно взглянул на Лукко. Сержант хотел знать, обнаружило ли вскрытие следы «крэка», наличие которых объяснялось бы тем, что кокаин был смешан с чем-то белым и не слишком опасным для жизни. В этом случае уведомят не только отдел по борьбе с наркотиками, но и будет подключен к делу отдел по расследованию убийств, потому что наличие примесей при отравлении чрезмерной дозой наркотиков могло означать, что кто-то помог девчонке отправиться на тот свет.

Такое случалось все время, и Гарсиа не испытывал чувства вины за свою скрытность. Подобных случаев чертовски много, и если каждый раз следовать инструкции, то вообще не вылезешь из кабинета, потому что будешь все время печатать отчеты, арестовывать кого-то и допрашивать. А отдыхать когда?

Гарсиа продолжал смотреть на Лукко. Он знал, что сержанта считали первоклассным детективом, но чертовски упрямым. Этакий похожий на мафиози неаполитанец, в котором странно перемешаны злоба и доброжелательность. Детектив Гарсиа вздохнул и опустил плечи, признавая, что первый раунд выиграл Лукко. Сержант улыбнулся, но глаза остались серьезными.

— Хорошо, — сдался Гарсиа, — но это неофициально, идет?

— Что значит неофициально?

Боже, да у этого Лукко глаза сделаны изо льда. Гарсиа поблагодарил святую Марию, что он не убийца и даже не подозреваемый. Он выпрямился на неудобном деревянном стуле.

— Если официально, то я ничего не могу тебе сообщить, пока дело не будет передано в отдел расследования убийств. И я могу получить хорошую взбучку, потому что еще не подготовил отчет для отдела по борьбе с наркотиками и копию для отдела по убийствам.

Лукко согласно кивнул.

— У тебя полно неопознанных трупов людей, погибших в результате употребления чрезмерной дозы наркотиков, захлестывает бумажная работа, ты не знаешь, что нас интересуют торговцы наркотиками, и так далее. А теперь, парень, расскажи мне все, записывать ничего не будем. — И снова холодная улыбка, каменное лицо дружески наклонилось к Гарсиа.

— Мог бы и сам догадаться, ведь это ты нашел труп. Все же и так ясно.

— Я никогда не спешу с выводами — ошибочный путь для детектива.

Молчание. Из-за перегородок и разных уголков участка доносились резкий смех, стук пишущих машинок, звон ключей, отпиравших камеру.

— Это был «крэк». Смешанный с тальком и мелом. По данным вскрытия она не принимала чрезмерной дозы. Ее вырвало, потому что желудок не удержал кофе и половину пирожка, которые она только что съела. До этого пила спиртное.

— И что это значит?

— Непонятно, что убило эту маленькую наркоманку: «крэк» или пирожок.

— Только не мне. — Лукко медленно потер носок ботинка о штанину.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне ясно, что здесь дело в грязном кокаине. Преступление по статье сорок четыре, подлежит расследованию в моем отделе. Пришли нам копию, Гарсиа, и сделай пометку, что это для меня.

Стройный полицейский-испанец расценил это просто как насилие.

— Ведь ты же сказал, что не будет никаких записей!

— Я тебя обманул. А теперь поднимай задницу и занимайся своей чертовой работой. Я вынужден был приложиться своими губами к губам этой мертвой наркоманки, когда на них была еще теплая рвота. Так что кто-то ответит за это передо мной. И перед ней. — Сержант внимательно посмотрел на носок левого ботинка. — А теперь тебе пора идти.

— Разумеется.


2

Венецианская Шлюха


Джардин поморгал глазами, вновь сосредоточиваясь на чтении сорок третьей страницы из 108-страничного досье PDW 8/5009—КИТС, которую просматривал уже в одиннадцатый раз.

«Он свободно разъезжает по департаменту Антьокия, и без преувеличения можно сказать, что местные крестьяне считают его героической личностью. Имея огромный доход — около 24 миллионов долларов США в неделю, может позволить себе широкие жесты и строит школы, дома, больницы и, конечно, футбольные стадионы.

Пабло Энвигадо считается самым кровавым головорезом и самонадеянным выскочкой среди семей в Кали и Боготе, которые говорят, что ведут свой род от конкистадоров, завоевавших Южную Америку в XVI и XVII веках и смешавшихся затем с индейцами и испанскими искателями приключений, чьи потомки в настоящее время заселяют субконтинент».

Спасибо за урок истории, Джайлс. Джардин улыбнулся при мысли о Джайлсе Аберкромби, напряженно трудившемся в столице Эквадора Кито на втором этаже посольства Великобритании. Здание посольства построено в старом испанском колониальном стиле, со ставнями, оштукатуренное, с вращающимися вентиляторами и начищенными до блеска деревянными полами. Джайлсу тридцать два года, а впервые он обратил на себя внимание «фирмы» в шестнадцать лет. В то время он учился в одной из респектабельных старинных английских школ-интернатов, из которых выпускаются торговцы недвижимостью, гвардейцы Королевского конного полка, ленивые и смешные составители рекламных объявлений, разъездные страховые агенты, продавцы книжных магазинов. Джардин еще подумал о том, что несколько подобных школ выпускали даже врачей. В школе, где учился Джайлс, классическую литературу преподавал человек, прошлого которого никто не знал. Этот учитель целых восемнадцать лет работал на «фирму», но резиновые дубинки и электроды следователей из латвийского КГБ сделали его непригодным для дальнейшей службы. Именно этот джентльмен сразу понял, что молодому Аберкромби не суждено стать ни торговцем недвижимостью, ни даже гвардейцем. Джайлс закончил Манчестерский университет, какое-то время работал в известной испанской пароходной компании, а теперь, занимая пост первого секретаря посольства Великобритании в Эквадоре, работал под дипломатическим прикрытием на людей из стеклянного здания, под которым когда-то примостилась заправочная станция.

— Сэр, — громко позвала Хетер.

Джардин отодвинул досье, выгнул больную спину, прижавшись несколько раз к спинке кресла, затем снял очки, которыми пользовался во время чтения, и посмотрел на секретаршу.

— Который час?

— Десять минут восьмого.

Хетер завербовали в колледже Мар в шотландском городке Трун. Джардин знал, что она страстно мечтала о какой-нибудь руководящей должности, но пока не было возможности найти человека, который оплатил бы ее обучение в университете, ее мечте не суждено сбыться. Однако юность не знает преград, и Хетер, которая была достаточно умной, чтобы понимать, что к чему, поверила, что в этом здании взмахнут волшебной палочкой, оценят ее и допустят в мир настоящих секретов. Боже, бедная Хетер, но… примерно то же самое произошло и с Джайлсом Аберкромби.

— Боже, ты ведь не отпустила этих людей домой? Они долго ждут?

— С шести. Я выдала им малозначительный материал и попросила ознакомиться с ним. А еще несколько карт Колумбии и досье с подборкой информации прессы. Так что они думают, что задержались исключительно по делу.

Джардин одобрительно посмотрел на секретаршу.

— Отлично сделано…

— Это было нетрудно, сэр.

Хетер повернулась и вышла из кабинета, слегка покраснев от гордости.

В офис Джардина входили узел связи и две оперативные комнаты, разделенные перегородками на квадратные кабинки, расположенные вдоль стен. В каждой кабинке лежит свой набор карт, блокнотов, ручек, скрепок. Они напоминали Джардину лошадиные стойла частной школы Дорсет, где в третьем классе учился его сын Эндрю. Имелся и зал для совещаний, где принимали чиновников из Министерства иностранных дел, Министерства обороны, ЦРУ, секретной службы и Кабинета министров, но, естественно, не одновременно, потому что это было бы слишком нахально. Чрезвычайно ограниченный круг людей попадал в личный кабинет Джардина, охраняемый от нежданных посетителей Хетер, бдительно стоящей на посту в маленькой приемной. Попадали к Джардину только начальники отделов, заместитель шефа и, конечно же, сам шеф, хотя на практике обычно самого Дэвида Джардина вызывали в офис, расположенный на самом верху здания, для встречи с шефом Стивеном Маккрейем — сэром Стивеном.

Если зал для совещаний пустовал, то он служил сотрудникам офиса своего рода клубом, они чувствовали себя уютно среди развешанных по стенам карт, классных досок, экранов, магнитофонов. В одном из картотечных шкафов держали джин, виски, пиво и херес. В ящике стола под картой района Анд хранились стаканы и чайные салфетки, на которых было написано на гэльском языке: «Подарок из Бангора». Эти салфетки привезла миссис Браунлоу из одной из своих летних поездок во время отпуска.

В зале сидели скромно одетые, со скучающим выражением на лицах трое мужчин и женщина. Они посмотрели на Джардина, который закрыл за собой дверь, осторожно прошел мимо них, словно боялся нарушить благоговейную тишину, и открыл ящик картотечного шкафа, в котором стоял холодильник для пикников. Дэвид достал из холодильника бутылку пива «Дос Эквис», ловко откупорил крышку об угол шкафа и повернулся лицом к присутствующим.

— Давайте помолимся. — Его начальственный голос прозвучал мрачно. — Давайте помолимся за молодого человека, обладающего инстинктом выживания лисицы, хитрого, как Дженис Чизолм, из отдела оперативных расходов, умеющего менять внешность, как хамелеон, обладающего памятью, как у тещи, интеллектом средневекового дона… свободно говорящего на двух языках, особенно на испанском, на котором говорят в Южной Америке.

Джардин задумчиво потер горлышком бутылки подбородок, разглядывая папки с досье, лежащие на столах перед участниками собранной группы, чтением которых был занят каждый из них. В группу входили Билл Дженкинз — начальник оперативного отдела, Кейт Говард — из отдела кадров (вербовка и планирование), Ронни Шабодо — из отдела специальных проектов и Тони Льюис, отвечающий за безопасность в отделе «Вест-8», как официально именовалась в офисе Южная Америка.

Кейт еще некоторое время продолжала читать лежащее перед ней досье, ее очки в пластмассовой оправе сползли на кончик носа. В Оксфордском университете Кейт входила в команду гребцов, привыкла рваться к победе, несмотря на встречный ветер и волны, и вот сейчас она тоже согнулась в напряжении, заставляя себя дочитать до конца досье «Контакты между подлежащими выдаче преступниками и колумбийскими официальными и неофициальными лицами», явно не обращая внимания на присутствие опоздавшего на два часа куратора Южной Америки. Остальные знали, что Кейт любит подчеркивать свою ученую степень в области психологии поведения, поэтому обменялись взглядами и продолжали терпеливо ждать.

Джардин подул на бутылку с мексиканским пивом и заткнул горлышко подбородком, будто решив для себя не утолять жажду, пока Кейт не закончит чтения. Забавная сценка.

Наконец она подняла глаза, средним пальцем левой руки водрузила очки на переносицу и, близоруко щурясь, остановила свои умные глаза на Джардине. В ее взгляде также сквозил умеренный интерес, обусловленный теми историями из его личной жизни, которые она слышала.

Джардин прислонился спиной к карте Анд, зажав бутылку двумя руками.

— Объектом беседы является Китс, такой причудливый псевдоним присвоила Пабло Энвигадо миссис Браунлоу. У Очоа кличка Шелли, у остальных — Милтон, Браунинг и Вордсворт. Но Коулриджа среди них нет…

— Коулридж? — удивился Тони Льюис, сверяясь со своими записями.

— Это шутка, — подала голос Кейт.

— Понимаешь, Сэмьюэл Тейлор Коулридж курил опиум, — вмешался Шабодо, отодвигая кресло от стола и вытягивая ноги. Он сцепил пальцы и начал медленно вытягивать руки, при этом раздался хруст, похожий на радиопомехи.

— Это я знаю. — Тони посмотрел, как Джардин отхлебнул пиво из запотевшей бутылки. — Я просто не вижу связи между опиумом и кокаином, но, может, я что-то упустил?

Джардин встретился взглядом с Тони и прикрыл ладонью рот.

— Другая вещь, за которую мне, похоже, стоило помолиться, это ваше единодушное прощение. Сегодня пятница, и вы уже несколько часов как должны были быть дома. — На бутылке появились капли влаги, как в телевизионной рекламе «кока-колы». Присутствующие наблюдали за ним, и только профессиональное спокойствие удерживало их от проявления недовольства. — Однако сегодня премьер-министр попросил меня усилить — именно это слово он и употребил — усилить наше внедрение в колумбийский картель.

— Усилить?.. — Льюис нахмурился. — Извини, Дэвид, но разве сегодня я толще, чем обычно? Что значит усилить?

Кейт сняла очки в пластмассовой оправе и принялась протирать их краешком джемпера.

Джардин улыбнулся.

— На встрече присутствовал шеф и еще Джайлс Фоули. У каждого создалось свое впечатление. Видит Бог, я не частый гость на Даунинг-стрит из-за своих разъездов, но у них сложилось определенное мнение со слов шефа, что наша служба крутится в самых темных уголках медельинской мафии. В тавернах и гостиницах ведет доверительные разговоры с надежными агентами среди химиков, грузоотправителей, адвокатов, любовниц, слуг и телохранителей, обслуживающих Пабло, Джордже, Фабио, их жен и детей и так далее. На следующий четверг у премьер-министра назначена встреча с президентом Колумбии Гавириа, и он намерен с уверенностью заявить президенту, что мы, я цитирую: «…ведем разведывательные операции против южноамериканских картелей». Результаты этой деятельности будут сообщаться тем представителям властей в Боготе, которым можно доверять, а, как мы знаем, там на самом деле мало честных и храбрых людей. Вот таковыми являются на сегодняшний день задачи нашей операции в этой стране.

— Дэвид, ты сказал картели во множественном числе, но, судя по этим досье, существует один-единственный картель, и он находится в Колумбии.

— Совершенно верно, Кейт, и Стивен тоже поправил премьер-министра. А теперь вот что: к понедельнику… скажем, к одиннадцати утра, отберите, пожалуйста, из досье имена десяти человек, подходящих для выполнения задания. Они должны свободно говорить по-испански, возраст от двадцати шести до тридцати двух. Согласуй этот список с Биллом и Тони, которые оценят их как с точки зрения оперативных способностей, так и с точки зрения надежности. Хотелось бы, чтобы вы втроем уменьшили этот список до пяти человек. Затем мы с Биллом еще урежем этот список до трех кандидатур, и к десяти утра в пятницу, то есть через неделю, Ронни любезно предоставит нам весь возможный материал на трех этих кандидатов, а также план по их вербовке на контрактной основе в качестве оперативных агентов.

— Или это будет очередное задание, если кто-то из них числится у нас в штате? — спросила Кейт и недовольно посмотрела на стекла очков, ставшие еще грязнее, после того как она потерла их о джемпер.

— Возможно, и так. Но, может быть, и нет. — Джардин принялся наливать выпивку для всех. Как всегда задумчив, на лице написана доброжелательность. — Кокаин является основным источником экономики Колумбии. Или, если быть точным, переработка кокаина и контрабандный его ввоз в Соединенные Штаты и Европу являются основным, главным источником экономики. Что на втором месте? Кофе. На третьем? Изумруды. На четвертом? Цветы.

— Ты хочешь сказать, что все в Колумбии втянуты в своего рода гигантский национальный заговор? Все, начиная с окружения президента? — не удержался Тони Льюис. Он как шеф безопасности всегда готов поверить в худшее. Увидев, как Джардин открывает для него бутылку лимонада с запахом лайма, он улыбнулся.

— Нет, Тони. — Билл Дженкинз выпрямился в кресле и повернулся к Льюису, устремив на него взгляд серьезных серых глаз. — Колумбийцы просто потрясающие люди. Доброжелательные, трудолюбивые, искренние, очень дорожат своей честью. Любят музыку и танцы, у них прекрасная кухня, великолепная смешанная природа — от гор до джунглей, пампасов и пустыни. А еще пляжи Карибского моря. А их женщины… это что-то необыкновенное: грациозны, любят пофлиртовать, доброжелательны. Должен сказать тебе, что, если бы не кокаин, Колумбия стала бы лучшим местом в мире для проживания. Или для отпуска.

— Если бы я не так хорошо знал тебя, Билл, то заподозрил бы в сотрудничестве с колумбийским управлением по туризму. Спасибо, Дэвид, — заметил Ронни Шабодо и взял из рук Джардина бутылку пива.

— Но, если бы не кокаин, — подала голос Кейт, — страна не смогла бы поддерживать на таком прекрасном уровне сервис и индустрию туризма и развлечений. — Ходили слухи, что Кейт хочет перейти из отдела кадров в оперативный отдел. — Дэвид, пока мы ждали тебя, я прочитала весь этот материал, и у меня создалось впечатление, что каждый в стране имеет ко всему этому прямое или косвенное отношение. Люди предоставляют в аренду самолеты для мафиози, перевозят их, строят для них прекрасные дома под черепичными крышами, где отдыхают мафиози и их продажные подручные, возят их в такси, лечат их или даже хоронят. Все так или иначе имеют отношение к картелю.

— Безусловно имеют. — Джардин присел возле стола Кейт и развернул кресло таким образом, чтобы видеть остальных. — Поэтому проникновение в картель будет длительной и сложной операцией. Серией операций. Мы с вами опытные люди и десятки раз проводили подобные операции в других сферах. Даже сотни раз. Вы сказали, что это может быть наш штатный оперативник, но это будет несправедливо по отношению к служебной карьере этого человека, если операция затянется на годы. А кроме того, у Пабло есть свои люди в самых лучших разведывательных службах, и нет смысла подвергать нашего человека риску, делать его заложником случая, если окажется, что наш кандидат действительно числится у нас в штате. Но если карты все-таки лягут так, что мы будем вынуждены отобрать для этой операции нашего человека, то мы с Ронни посоветуем ему уйти со службы и оборвать старые связи.

Наступило молчание. Джардин понимал, что остальные присутствующие с определенной долей цинизма взвешивали высказанную им заботу о судьбе агента, так как засылка внештатных агентов или агентов для выполнения краткосрочного задания проводилась неофициально. И уж никогда подобный вопрос не обсуждался на подобных совещаниях. Но Джардин на самом деле всегда заботился о своих агентах, и его репутация непревзойденного руководителя агентов была известна всем серьезным разведывательным службам, интересовавшимся деятельностью британской секретной разведывательной службы.

— Кое-что осталось невысказанным, и я хотел бы это прояснить.

Ронни Шабодо вытащил из кармана пиджака видавшую виды старую трубку и с радостным удивлением уставился на нее, словно фокусник, до конца не веривший, что голубь все-таки вылетит из его рукава. Ронни подражал тому скучному, замкнутому типу офицеров разведки — выпускников английских школ-интернатов и Кембриджа, которых еще было большинство в британской секретной службе, когда Ронни завербовали туда в 1957 году в Венгрии. Однако его явный венгерский акцент превращал каждое его изречение в очаровательную пародию на тот класс, в который он, по его мнению, четко вписался.

— Мне кажется, — продолжал он, — твой план заключается во внедрении нескольких агентов, которые не будут контактировать с нашей сетью, организованной в Южной Америке. И, судя по требованиям, которые ты предъявляешь к агентам, тебе нужны новички, в том смысле, что никто не сможет проследить их связь с нами. Вот поэтому я и торчу здесь в восемь часов вечера, вместо того чтобы сидеть в баре возле дома.

— Именно поэтому, — ответил Джардин.

Он моментально представил себе Шабодо в баре: кружка на пинту в руке, спортивный пиджак с иголочки, рубашка в клетку и шейный платок, возможно, цветов королевских ВВС. Ронни никогда не служил в королевских ВВС, но это его не смущало.

— Я просто хотел, чтобы это было сказано вслух. Во избежание недоразумений.

— Да, Ронни.

— Тогда пойдем дальше, — продолжал упорствовать Шабодо. — Мы говорим о тайных агентах, которыми можно пожертвовать. Верно ведь?

— Верно. — Джардин ласково посмотрел на Шабодо.

Кейт про себя отметила, что так он, должно быть, смотрит на любимую охотничью собаку, когда та отказывается выполнять команду «к ноге».

— Поэтому не будем наводить тень на плетень, — продолжил венгр, не обращая внимания на взгляд Джардина.

— В ходе подготовки, — мягко начал Джардин, — мы с тобой, Ронни, отберем самого лучшего, и, если служба безопасности не раскопает в его биографии чего-нибудь ужасного, он и будет задействован в колумбийской операции против Пабло Энвигадо.

Шабодо кивнул и порылся в карманах в поисках табака для трубки.

— И если этому бедняге не отпилят яйца тупой пилой, то тогда по этой схеме будут внедряться другие агенты, которых одновременно будут подбирать Кейт и Билл.

Джардин аккуратно поставил пустую бутылку из-под пива на карту Колумбии рядом с горным озером вблизи Боготы.

— Совершенно верно.


Из трех лучших отелей Парижа — «Ритца», «Георга V» и «Крильона» — Эрнест Хемингуэй больше всего любил «Ритц», а особенно его бар, где он вместе со своими закадычными друзьями устраивал приемы. Хемингуэй изобрел вариант коктейля «Дайкири», рецепт которого до сих пор сохранился в старинной черной книге, хранящейся у бармена. Судья Пирсон никогда не бывал ни в одном из этих отелей, но намеревался посетить коктейль-бар отеля «Ритц», потому что читал «Смерть после полудня», «Праздник, который всегда с тобой» и «По ком звонит колокол».

Но вместо отеля «Ритц» Юджин Пирсон сидел в коктейль-баре отеля «Георг V», который располагался на авеню Георга V, на другой стороне Сены, как раз напротив Министерства иностранных дел Франции. Пианист наигрывал замысловатые мелодии, играл спокойно и свободно, Пирсон оценил легкость профессионала, потому что сам был довольно талантливым исполнителем современного джаза от Кола Портера до Телониуса Монка. Неплохо играла и его дочь. У Сиобан, которой только что исполнилось восемнадцать, было такое вдохновение и природная способность к музыке, что он с готовностью согласился с изменениями в ее будущей карьере. Вместо юриспруденции она продолжала заниматься музыкой и теперь училась в консерватории. Они с Мараид ужасно скучали по дочери, которая позволяла им иногда навещать ее. Вот и в этот раз они собрались ненадолго съездить к ней во время отпуска летом.

Этот отель «Георг V» был совсем неплох. Пирсон потягивал «перье» со льдом и долькой лимона, вполне ощущая себя космополитом и отмечая про себя, что если бы его «организация» смогла устроить ему еще несколько поездок вроде этой, то можно было бы примириться со всеми нудными заседаниями политического комитета, которые регулярно проводились, чтобы дать рекомендации Военному совету ИРА относительно повышения эффективности вооруженной борьбы и планируемых акций. Подобные заседания скрытно проходили в окрестностях Дублина в районе «Вулф-таун», застроенном муниципальными домами, или в задних комнатах офисов некоторых юридических фирм, тайно сочувствующих движению. И места́ этих заседаний не имели ничего общего с классным коктейль-баром отеля «Георг V» в Париже. Стыдно пить в таком месте содовую, но судья Пирсон знал, что бывают моменты, когда непременно нужно иметь трезвую голову, а предстоящая встреча с человеком из Боготы и была именно таким моментом.

За одним из низеньких столиков бара сидела семья: муж лет сорока пяти, элегантная, стройная жена с коротко остриженными волосами соломенного цвета, и два мальчика с аккуратными прическами в твидовых пиджаках, лет примерно четырнадцати и десяти. Приятные люди. Говорили они по-французски, что вполне резонно, потому что находились они в Париже. В баре еще присутствовали двое сильно загорелых мужчин, один из них со слегка раскосыми глазами. Сидели они по отдельности: мужчина в пиджаке из верблюжьей шерсти расположился за стойкой бара, а второй, пониже и потолще, — в углу. Глаза его настороженно оглядывали бар; газету, которую держал в руках, он не читал. На втором мужчине был блейзер синего цвета. Парочка нападающих — так обычно называли тайных телохранителей. Если только он все это не вообразил себе. Может быть, это просто бизнесмены. Тайная деятельность приучала видеть все в ином свете. Так можно и паранойю заработать.

В этот момент в бар вошел широкоплечий мужчина в дорогом темном шерстяном костюме английского покроя. Легкая походка, стройный, подвижный мужчина. Чистые, с дорогой стрижкой волосы чуть длиннее, чем сейчас модно в Европе. Смуглый, взгляд наблюдательный, лицо привлекательное, но не симпатичное. Но с… характером. Вновь пришедший осмотрел бар, оглянулся назад и, улыбаясь, легкой походкой направился прямо к Пирсону.

Пирсон встал. Он почувствовал, что мужчина в синем блейзере тоже поднялся из-за столика. Боже, а что если это наемный убийца? Мужчина подошел к Пирсону и протянул руку.

— Сеньор Росс?..

Пирсон кивнул и пожал протянутую руку.

— Мистер Рестрепо?

— Рад, что вы смогли приехать. Что будете пить? Возможно, это удивит вас, но подобные встречи вызывают у меня опасения. Я, пожалуй, выпью большую порцию шотландского с содовой. — Последняя фраза была обращена к бармену, возникшему у столика словно из-под земли, когда Рестрепо и Пирсон сели. Телохранитель, что был пониже ростом, направился в обеденный зал.

Пирсон почувствовал, как сердце у него учащенно забилось.

— Принесите две порции, — приказал он бармену.

Рестрепо внимательно огляделся вокруг, игнорируя человека, расположившегося за стойкой бара, и подождал, пока отойдет официант. Наконец его взгляд остановился на Пирсоне.

— Как идет борьба?

Пирсон выдержал его взгляд. Черт побери, этот человек был просто адвокатом, а разве Юджин Пирсон не судья Апелляционного суда?

— Не совсем понял, что вы имеете в виду? Жизнь? Жизнь — это всегда борьба.

— Я осведомлен, что вы были на рыбалке. В прошлую пятницу.

— Самое лучшее времяпрепровождение, чтобы расслабиться.

— В результате состоявшегося там разговора я и прилетел из Южной Америки встретиться с вами.

— Не люблю обсуждать дела на публике, сеньор. Может быть, лучше после обеда?

— Обеда?

— Ну, я подумал…

— Что? Раз я имею доступ к миллионам, то мы должны обедать здесь? В «Георге V»?

Пирсон покраснел.

— Париж цивилизованный город. Поэтому, сеньор, я и подумал, что наша встреча пройдет в цивилизованной обстановке.

— У нас в Колумбии есть поговорка: «Чтобы быть цивилизованным человеком, нужно радоваться жизни и уважать ее».

Пирсон ждал. Они молчали, пока официант расставлял на столике напитки. Доносившаяся до судьи негромкая, культурная речь французской пары и их детей подчеркивала неуместность этой тайной встречи.

— Двойное виски с содовой, месье.

— Спасибо.

— Пожалуйста, месье.

— Итак?

— Мне хотелось бы вначале немного поговорить.

Пианист ненавязчиво играл «Муд индиго». Это была одна из первых мелодий, которую сыграла Сиобан, и ее чистота открыла для Пирсона музыкальные способности дочери. Он встретился взглядом с колумбийцем.

— Войны неизбежны. Вы считаете, солдаты не могут быть цивилизованными людьми?

— Войны ведутся от имени стран. Ваше здоровье, сеньор Росс.

— Ваше здоровье.

Впервые с того момента как Пирсон, рискуя, въехал во Францию с британским паспортом и зарегистрировался как британский бизнесмен в отеле «Каир» на бульваре Распай, он позволил себе выразиться на гэльском языке, задетый словами этого безукоризненно одетого адвоката колумбийских гангстеров.

— Или войны ведутся революционерами, обличенными доверием народа для свержения тирана.

Темные умные глаза Рестрепо были непроницаемы, но Пирсон уловил в них насмешку.

— Или от имени нации, закованной в цепи, — ответил он.

— Последние несколько недель я занимался изучением вашей двадцатилетней борьбы в Северной Ирландии, — сказал колумбиец. — И не заметил, чтобы ваша организация на самом деле пользовалась большой поддержкой. Может, она просто пускает пыль в глаза? — невинным тоном поинтересовался Рестрепо.

— Если бы не вооруженная борьба, то народ оказал бы нам полнейшее доверие. Кровавая бойня утомила многих людей, симпатизировавших республиканцам. Возможно, цель и оправдывает средства, но некоторые средства только вредят общему делу. Примером этому могут служить случаи, когда людей привязывали к сидениям автомобилей, начиненных взрывчаткой, и под страхом убийства детей заставляли несчастные жертвы идти на верную смерть. Убийство двух британских капралов на телевидении возмутило многих людей на юге. А убийство из автомата шестимесячного ребенка активистом движения, давно страдавшим психопатией? И много других случаев в течение двадцати лет. Это вряд ли добавляет поддержки со стороны народа, но война есть война.

— У вас вполне зрелый взгляд на вещи.

— Нельзя считать нас просто стадом ирландцев, кипящих от ненависти. Мне, например, случается выдавать ирландцев британскому правосудию. Прелести демократии заключаются в ее соблюдении.

— Тогда, возможно, вооруженная борьба необходима для того, чтобы требования вашей организации были включены в какой-либо серьезный проект относительно будущего шести графств. И их последующего преобразования в республику.

— Я рад, мистер Рестрепо. Вы стали понимать меня. Хотя я все-таки чувствую в ваших словах что-то сродни неодобрению.

Рестрепо поставил свой стакан, он едва пригубил виски. Стакан же Пирсона был пуст, в нем осталось только три кусочка льда. За спиной судьи в бар вошел телохранитель в синем блейзере, он спокойно огляделся по сторонам, словно искал кого-то. Рестрепо поднял руку и, поймав взгляд бармена, сделал жест, означавший, что он просит счет.

— Думаю, нам следует прогуляться. Улицы Парижа просто предназначены для прогулок, не так ли? — предложил Рестрепо.

Пирсон осторожно посмотрел на колумбийца, пытаясь уловить в адвокате какую-нибудь слабость, отыскать уязвимое место.

Судья Пирсон был известен среди ирландских адвокатов и многих обвиняемых своей исключительной способностью чувствовать и нащупывать незащищенный нерв, прежде чем воткнуть в него острое жало своего языка и поразить противника. Но если у этого адвоката-мафиози и были уязвимые места, то судья их не обнаружил. Пирсон посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

— Наверное именно поэтому парижане и называют свои улицы бульварами.

Рестрепо наклонил голову и улыбнулся. Бармен положил счет на маленький серебряный поднос и направился к их столику, но его остановил колумбиец в пиджаке из верблюжьей шерсти, который посмотрел счет, вытащил из кармана несколько смятых банкнот и положил их на поднос. Человек в синем блейзере вышел из бара впереди Рестрепо и судьи Пирсона.

Теплые огни плавучего ресторана отражались на сверкающей поверхности Сены, блики различных желтых и янтарных оттенков тянулись к правому берегу, уходя за середину реки. Телохранитель в пиджаке из верблюжьей шерсти дошел уже до середины моста, ведущего на другой берег, на набережную Анатоля Франса. Пирсон и Рестрепо, увлеченные разговором, медленно брели рядом, засунув руки в карманы. Телохранитель в синем блейзере шел шагах в тридцати позади них, а еще появился парень в джинсах и кожаной куртке на мотоцикле «Судзуки-125», который держался то позади, то впереди, но далеко не отрывался. На багажнике мотоцикла с помощью эластичной резины был закреплен небольшой сверток из брезента, и у Пирсона не оставалось никаких сомнений по поводу содержимого свертка. Колумбийцы известны своим пристрастием к девятимиллиметровым автоматам «узи», скорострельность которых превышает 1400 выстрелов в минуту. Значит, Рестрепо предусмотрительно обеспечил надежную охрану. Лучшие телохранители натренированы так, чтобы не привлекать ни малейшего внимания своих хозяев, а на Пабло Энвигадо работали именно лучшие телохранители. Ходили слухи, что их готовит специальная команда, состоящая из людей, которые в прошлом служили в специальном воздушно-десантном полку — элитной британской части по борьбе с терроризмом, а возглавляет эту команду тоже бывший британский сержант-десантник по фамилии Макатир. А еще ходили слухи, что специальные воздушно-десантные войска в настоящее время принимают участие в тайных операциях в Колумбии, выслеживая и уничтожая ведущие фигуры кокаинового картеля. Интересно, какова во всем этом истинная роль Макатира. Двое дезертиров из специальных воздушно-десантных войск предложили свои услуги даже ИРА, но руководство проявило предельную осторожность (свое мнение, как политический советник, высказал и судья Пирсон). Нельзя было с уверенностью сказать, что они не подосланы британской разведкой, поэтому их тела выбросили на безлюдных сельских дорогах — одно в Южной Фермане, а второе в окрестностях Ньютаунардса. ИРА не взяла на себя ответственность за эти убийства, но и так все было ясно.

— …Венецианская Шлюха.

— Простите?

Рестрепо покосился на Пирсона. Они шли по мосту, оставляя за спиной парижские улицы.

— Я спросил, слышали ли вы когда-нибудь о Венецианской Шлюхе?

— Боюсь, что нет. Этот мотоцикл гремит, как паровоз.

Юноша на «судзуки» развернулся в дальнем конце моста на левом берегу и медленно поехал обратно. Что он может видеть в темноте, да еще в шлеме? Просто рисуется. Вечные проблемы с этими молодыми мужчинами и женщинами, они слишком возбуждены и стремятся подражать во всем героям кинофильмов.

— «Венецианская Шлюха» — это кличка одного итальянского миллионера. Он владеет несколькими ресторанами и магазинами модной одежды в Венеции. Тайный трансвестит,[5 - Трансвестизм — стремление носить одежду противоположного пола.] а также видная фигура в местном торговом профсоюзе.

— Я не слышал о нем. Мы в Дублине не слишком интересуемся европейскими сплетнями, предпочитаем наслаждаться собственным театром и искусством. И собственными сплетнями. Боже, трансвеститу было бы трудно сохранить свой секрет в Дублине.

— Венецианская Шлюха также занимается распространением нашего кокаина в Европе. Только он лично заработал на этом деле двадцать семь миллионов долларов.

— Доходный бизнес, — ответил судья, — но он делает других людей несчастными.

— Да, с таким лакомым кусочком он добровольно не расстанется.

— Он из мафии? — спросил Пирсон.

— Я ничего не слышал о такой организации.

Выражение лица Рестрепо осталось бесстрастным. Позади послышался шум мотоцикла.

— Сеньор Рестрепо, меня попросили встретиться с вами. И вот я здесь. Что вы хотите мне сказать?

Приземистая темно-синяя с белым полицейская «симка» с синей мигалкой проехала мимо них в направлении Сен-Жермен-де-Пре и скрылась из виду.

Справа, позади Собора инвалидов, виднелась Эйфелева башня.

Рестрепо казался озабоченным. Наконец он поднял взгляд на судью.

— Кокаин не всегда несет людям несчастье. Во всяком случае не больше, чем шотландское виски. Или, простите меня, ирландское. Алкоголь — это тот же наркотик, насчитывающий вековую историю, такой же, как кокаин и его производные.

— Ловко сказано. Но вам не приходилось видеть в судах результаты действия наркотиков. Разбитые семьи. Жестокие преступления ради пагубной привычки. Потерянные жизни. Смерть в молодом возрасте.

— Джин. Вы описываете действие джина в XIX веке в Лондоне.

— Какая разница. Это грязный бизнес.

— А посылать людей на смерть, привязанными в автомобилях, начиненных взрывчаткой, — это, по-вашему, хорошо, судья Пирсон?

— В нашей борьбе за освобождение Ирландии бывают… издержки. Наши… солдаты становятся жестокими, сталкиваясь с убийствами, но это всегда было неизбежной отрицательной чертой всех военных действий. Однако мы стараемся учиться на собственных ошибках.

— Предоставьте лабораторным животным неограниченный доступ к кокаину, пище и воде. Они снова и снова будут выбирать кокаин, пока не умрут от недоедания.

— Это звучит для меня как признание. Вы только что подтвердили мою правоту.

— Мы ведь с вами не обсуждаем достоинства бара отеля «Шелбоурн» в Дублине, судья. Это деловой разговор. — Рестрепо замолчал, глядя через парапет на Сену, крыши парижских домов вдоль набережных и купол Собора Дома инвалидов. Казалось, он что-то высматривает. — Концентрированный кокаин, когда его шприцем вводят в кровь или нюхают, обладает мгновенным и уникальным воздействием на мозг и центральную нервную систему, вызывающим в первую очередь потрясающую ясность мыслей и в высшей степени утонченное чувство эйфории. Это похоже на оргазм мозга.

— И бедная жертва всю оставшуюся жизнь будет пытаться повторить первый опыт. Это прямо как секс. — Пирсон подумал, что последнее пикантное замечание может сузить пропасть, которая, как он почувствовал, начала расти между ними.

— Но более, гораздо более притягательнее. — Рестрепо снова двинулся вперед. — Тот, кто говорит, что кокаин не притягателен, или не пробовал его, или просто лжец. Когда дон Фабио Очоа начал серьезно заниматься кокаином, превратив его в предмет экспорта, он зарабатывал от сорока до пятидесяти тысяч долларов за килограмм. Его сын отправился в Нью-Йорк и Майами подготовить плацдарм для будущих поставок, затрудненных законами США. Агенты управления по борьбе с наркотиками и таможенники буквально свирепствовали. И, как вы думаете, что он выяснил в США?

— Что парни, которым они продают кокаин, в свою очередь перепродают его по сто тридцать тысяч долларов за килограмм. Я тоже подготовился к нашей встрече, мистер Рестрепо.

— Семья Очоа ведет свой род от конкистадоров — испанцев, покоривших Южную Америку. Эта семья испытала множество удач и потерпела очень мало поражений, но все эти четыреста лет они были уверены, что выжить и процветать на этом субконтиненте можно, только имея мечту, воображение, крепкие мускулы… и не имея жалости.

— Значит, вы представляете семью Очоа?

— Я работаю на Пабло, а он в свою очередь связан с доном Фабио и другими. Меня попросили сделать вам предложение.

— Ну, вы знаете мое отношение к кокаину. Я не вижу для него места в политике нашего движения, но я любезно выслушаю вас.

Телохранитель в пиджаке из верблюжьей шерсти остановился, прикуривая, мотоциклист медленно проехал мимо, съехал с моста и повернул налево, на набережную Анатоля Франса.

— Мы располагаем информацией, что ваши средства истощаются. — Казалось, Рестрепо мало занимало то, что он говорил. Он смотрел вдаль, разглядывая мост. — У вас есть девять тонн оружия и взрывчатки «Семтекс», спрятанных в тайниках по всей Ирландии, в Англии и Европе, но у вас нет денег, чтобы организовать и профинансировать операции, необходимые для полезного использования всего этого арсенала. Я также понимаю, что поддержка вооруженной борьбы стремительно тает и что ваши так называемые «голуби» из Военного совета и из Шинн фейн теряют интерес к убийству британцев, поскольку видят, что все это может затянуться еще на двадцать лет. Но к тому времени ИРА будет представлять собой не что иное, как кучку измученных психопатов, рассматривающих бомбы и террор просто как образ жизни и не имеющих абсолютно никакой поддержки среди общества. Все будут считать эту кучку главной причиной затяжки британским правительством решения вопроса предоставления свободы шести графствам.

— Ваше предложение…

— В рядах «временной» ИРА имеется опытная, профессионально подготовленная тайная организация, охватывающая пространство от западного побережья Ирландии до востока Германии и Северной Африки. У вас накоплен двадцатилетний опыт тайной деятельности и хранения своих секретов. Я представляю тайную организацию, охватывающую пространство от Южной Америки до Аляски. Организация занимается изготовлением и распространением кокаина, получая при этом доходы, превышающие государственный долг Колумбии. Европейская сеть, организованная Венецианской Шлюхой, ненадежна. Там есть утечка информации, в ее ряды проникли агенты управления по борьбе с наркотиками и европейских таможенных служб. А Шлюху обуревает жадность, ему больше нельзя доверять.

— Если вы предлагаете какую-либо форму сотрудничества, то это оскорбительно для моей организации. У нас свои моральные принципы, и мы высокодисциплинированное движение. — Юджин Пирсон вложил смысл в каждое слово своей гневной отповеди. Впереди, ярдах в сорока, показалась темная, приближающаяся фигура, человек шел не спеша, видимо, прогуливался. Плотного телосложения, средних лет, в пальто с широким воротником из каракуля или какого-то другого похожего меха, длинный темный шарф, свободно обмотанный вокруг шеи, черная широкополая шляпа. «Типичный парижанин», — подумал Пирсон. И вовсе не похож на Тулуз-Лотрека в исполнении того актера, чью афишу он повесил на стене кабинета, будучи еще студентом юридического факультета Тринити-колледж. И было это, наверное, миллион лет назад. Как же звали того актера? Браун, Аристид Браун. Прохожий держал трость из черного дерева с серебряным набалдашником.

Рестрепо тоже обратил внимание на эту театральную фигуру. Но телохранитель в пиджаке из верблюжьей шерсти даже не удостоил незнакомца повторного взгляда. Колумбийский адвокат продолжил свою речь и вел себя так, будто и не слышал возмущений Пирсона.

— С помощью нескольких опытных мужчин и женщин организуйте сеть распространения в Европе, и могу заверить вас, что каждый месяц в любом месте вам будет выплачиваться два миллиона долларов. В любой точке земного шара и в любой валюте. Используйте эти деньги для вашего движения или купите себе виллу на юге Франции. Честно говоря, для нас это не имеет значения.

— Не говоря уж о том, что ваше предложение оскорбительно и наивно, как быть с Венецианской Шлюхой?

— Возможно, мы спросим об этом у нее. Вот она идет. То есть теперь это он…

Пирсон внимательно вгляделся в приближающуюся фигуру. Высокий человек, плотного телосложения, полы длинного пальто с каракулевым воротником хлопают по ногам, тростью пользуется умело, ее движения напоминают взмахи дирижерской палочки учителя танцев XVIII века. Морщины разбросаны в беспорядке, но придают лицу определенный типаж, длинный нос с высокой переносицей, внимательные темные глаза. Он производит впечатление когда-то симпатичного Полишинеля, настоящий венецианский типаж для комедии масок. И вторично за этот вечер сердце судьи из Дублина забилось учащенно. Его обеспокоил тот факт, что его обманом заманили на встречу с человеком, ответственным за распространение в Европе кокаина колумбийского картеля. Боже мой, а что, если за этим человеком следят люди из управления по борьбе с наркотиками или таможенные службы? Как тогда объяснить наличие фальшивых документов? Ужас. Святая Мария, матерь Божья, этот адвокат гангстеров из Боготы только что предложил ему, Пирсону, долю в деле, составляющую два миллиона долларов в месяц.

— Мне очень не хочется, чтобы меня видели с ним.

— Чепуха, кто вас увидит? На мосту практически никого нет, мой человек проверил, нет ли за ним хвоста, и, поверьте моему слову, он чист. Кстати, его зовут Луиджи Монтепалчино.

Высокая, плотная, театральная фигура остановилась, раскинув руки. Голос у него оказался на удивление низким.

— Амиго. Как дела?

Рестрепо тоже остановился, на лице его появилась широкая улыбка. Сделав шаг вперед, он схватил итальянца за руку, а левой рукой обнял его за плечо. Со скоростью пулемета они принялись обмениваться приветствиями на итальянском или испанском. Пирсон не разобрал, что это был за язык. Они явно были рады встрече. Рестрепо отступил в сторону, улыбаясь, повернулся к Пирсону и, встретив его настороженный взгляд, дружелюбно произнес:

— Сеньор Росс, познакомьтесь с моим очень хорошим другом. Я и понятия не имел, что он в Париже…

Пирсон пристально посмотрел на Рестрепо, как бы спрашивая взглядом: «А вы уверены, что это действительно случайность? И мы с вами ни о чем не говорили, верно?» Поскольку Монтепалчино ожидал с вежливой полуулыбкой на лице, а Пирсон не видел причины вести себя грубо, он шагнул навстречу итальянцу. Неужели этот человек действительно тайный трансвестит? Боже мой, как далеко сейчас мушки для ловли форели и сама форель в ручье среди холмов Уиклоу. Рестрепо подхватил нерешительного Пирсона под левый локоть и подтолкнул в объятия наркобарона. Судья подумал, что в этом нет никакой необходимости и с ошеломленной улыбкой начал отодвигаться от итальянца, чтобы между ними сохранилась некоторая дистанция.

— Здравствуйте, сеньор?..

— Монтепалчино.

Итальянец улыбнулся, выпячивая толстые губы. И вдруг верхняя часть его головы поднялась, словно крышка, волосы взметнулись вверх, как будто подхваченные ветром, и на месте правого глаза появилась темно-малиновая студенистая масса. В ушах Пирсона зазвенела очередь автомата «узи», и, к его ужасу, убитый итальянец рухнул на колени, цепляясь за него, а он, оцепенев от страха, попытался оттолкнуть его. Автоматная очередь резко оборвалась, теперь отчетливо слышался рев мотоцикла «Судзуки», направлявшегося к правому берегу. Пирсон словно прирос к мосту, штанины его брюк стали мокрыми от собственной мочи, лицо забрызгано кровью. Мертвый Венецианская Шлюха лежал возле его ног, вцепившись рукой в левую ногу судьи.

Вспышка!

Черный «ситроен»-фургон остановился рядом с ними. Смуглый молодой человек убрал фотоаппарат, и «ситроен» двинулся дальше.

Тут же на мосту остановилась вторая машина — «БМВ». Место убийства становилось похожим на стоянку такси. Рестрепо оттащил Пирсона от трупа, втолкнул в машину и сам следом забрался в нее. Не жалея покрышек, машина резко развернулась и рванула вперед в направлении Сен-Жермен-де-Пре. Потрясенный, дрожащий Пирсон дышал так, словно пробежал стометровку в спринтерском темпе. Судья заметил, как за окном проплывает бульвар Распай, и даже успел бросить взгляд на оставшийся позади отель, где он зарегистрировался по фальшивому паспорту под фамилией Росс.

— У вас еще есть время, — спокойно заметил Рестрепо, как будто возвращался на машине домой из офиса. — Предложение остается в силе до полудня пятницы.


3

Оборотень


Нью-Йорк сам по себе унылый город, но нет в нем более унылого места, чем морг больницы Бельвью. Сержант Эдди Лукко взглянул на часы: десять минут третьего утра. Он отхлебнул из пластмассового стаканчика чуть теплой коричневой жидкости, от которой кофе даже и не пахло. Электрические часы на бледно-зеленой стене тихонько щелкнули, отметив, что прошла еще одна минута. Сержант услышал приближающиеся шаги доктора Генри Грейса, глухим эхом отражавшиеся от твердого пола с резиновым покрытием, и перевернул вторую страницу чрезвычайно сжатого отчета о судебно-медицинском вскрытии.

— Извини, Эдди, но сейчас воскресная ночь и как раз такое время, когда они начинают поступать. — Грейс был маленьким, коренастым человеком лет пятидесяти, с густыми жесткими седыми волосами и в очках в роговой оправе.

— И кто поступил? — поинтересовался Лукко.

— Два смертельных случая — автокатастрофа и запланированное самоубийство.

— Запланированное? Черт возьми, похоже, это как раз по моей части.

— Тут ты ошибаешься, парень. — Патологоанатом бросил взгляд на карточки, лежащие на столе. — Покойник выскользнул из спасательного пояса для пожарников. Я все время твердил им, что эти пояса чертовски ненадежны, три часа двадцать минут втолковывал, что нужно отказаться от них. И знаешь, что мне в конце концов сказали?

— Нет.

— И правильно, сержант, я слишком во многое влезаю.

— Боже… — детектив покачал головой.

— А жизнь это просто сука.

— Аминь.

— Значит, об этой неизвестной. Что ты прицепился к этому делу? Ты ведь большая шишка в отделе по убийствам.

— Таков уж мой жребий.

— Сука…

— Это ты уже говорил.

Грейс пошарил в ящике стола и извлек оттуда свежую упаковку резиновых перчаток. Он сел напротив Лукко и потер лицо руками.

— Так чем я могу помочь тебе?

— Речь идет о той девушке. Ты пишешь здесь, что ее возраст между семнадцатью и девятнадцатью. А почему не шестнадцать? Или не двадцать?

— Можешь не сомневаться в моем заключении.

Некоторое время в комнате стояла тишина.

— Ладно, — Лукко с отвращением посмотрел на остатки кофе.

Нэнси уже третью неделю занималась своим судебным процессом, приезжая из Олбани по пятницам и уезжая по понедельникам. Зарабатывала деньги, чтобы оплатить новую систему кондиционирования и отделочные работы в их квартире в Куинзе. А это значит, что они получат за квартиру более высокую цену, когда продадут ее и переедут в лучший район. Прошлой ночью он занимался расследованием двойного убийства в Мэдисон, в квартире, где на стенах висели картины стоимостью, должно быть, свыше миллиона долларов. И два трупа в отделанной мрамором ванной со старинными итальянскими зеркалами. Мать и отца застрелил ошалевший от героина сынок, а его подружка в это время находилась в коме от чрезмерной дозы наркотика и лежала в спальне, на стене которой висел вымпел Йельского университета.

— Хорошо, Генри, сосредоточь свои мозги на этой неизвестной. Говоришь, можно не сомневаться?..

— Конечно. После тысячи вскрытий я приобрел определенный… навык.

— Отлично. Мне нужна твоя помощь, Генри.

— Спрашивай.

— Просто расскажи мне о своих подсознательных ощущениях, которые ты не отразил в акте вскрытия. Например, была ли она наркоманкой? Необразованная, из бедной семьи? Может, она работала уборщицей и мыла полы? Или была машинисткой? А еще ее зубы. Их лечили в Нью-Йорке или в Теннесси? Что ты скажешь? Поработай над этим, Генри, но только для меня.

Сержант вытащил из кармана поллитровую бутылку «Джек Дэниелз» и толкнул ее по столу в направлении патологоанатома, чьи руки едва заметно затряслись, но это не ускользнуло от внимания детектива.


— Я пыталась отобрать десять кандидатов. — Кейт Говард присела на краешек стола Джардина, положив перед ним тощую розовую папку, и почесала лоб ластиком карандаша, который держала в руке. — Но это невозможно.

Джардин раскрыл папку и пробежал глазами первую страницу. На ней записаны шесть фамилий с краткими биографиями. А еще в папке лежали шесть досье, каждое с фотографией кандидата, подробной информацией, включая психологический портрет, результаты тайных наблюдений, форму оценки пригодности для работы в секретной разведывательной службе. Досье по сути дела являлось перечнем сильных сторон кандидата и его слабостей. Слабости отнюдь не служили фактором для отвода кандидатуры, если только они явно не подвергали кандидата большому риску и даже отдаленно не преобладали над сильными сторонами. Коэффициент четыре к одному в пользу сильных сторон был вполне приемлем для характера потенциального агента по контракту. Однако, как и в браке, подобные теоретические допущения обычно оказывались несостоятельными.

Джардин бросил взгляд на бедро Кейт, обтянутое юбкой из твида, и усмехнулся про себя. Кейт довольно умна, но несколько не от мира сего. Трудяги из их службы быстро привыкали к ответственной, требующей большого ума и способностей работе, к непринужденной, дружеской атмосфере, к оперативникам и тайным агентам, радиооператорам и шифровальщикам, круглосуточно снующим туда-сюда, к псевдонимам и устройствам для прослушивания телефонных разговоров, ко всем этим тайным операциям, ведущимся по всему миру.

И к жестокости по отношению к людям.

И вот Кейт, которой вряд ли дашь больше тридцати, уютно устроилась на краешке стола начальника, словно он был руководителем группы Оксфордского университета или ее любимым дядюшкой.

— Зачем ты мне это принесла? Я думал, что ты будешь работать с Биллом и Тони.

— Так и будет, Дэвид. Мне просто нужно знать, хватит ли этих шестерых потенциальных кандидатов.

Джардину нравилось употреблять слово «хватит», в отличие от «достаточно». Было что-то ужасно привлекательное в этих молодых, не заботящихся о хороших манерах девушках, которых до сих пор интересовала работа в «фирме». От одежды Кейт исходил запах гвоздики. Очень тонкий запах и очень свежий.

— Сказать по правде, я удивлен, что тебе удалось выудить даже шестерых. — Дэвид поднял взгляд и посмотрел на Кейт. А без очков она… — Откровенно говоря, Кейт, шесть кандидатов — это чертовски здорово.

— Правда? — Она бросила довольный взгляд на Дэвида. — Думаю, мы смогли бы подобрать и десять, но они не подошли бы.

— Вот и отлично. А теперь будь хорошей девочкой и поработай над этим с Биллом и Тони. Сократите список до трех.

— Я подумала, что ты захочешь предварительно ознакомиться.

— Нет, не захочу. Но за предложение спасибо.

— Означает ли это, что мне пора уходить?

— Кейт, я нежно люблю тебя, но посмотри на гору дел, которые мне предстоит переделать. В Южной Америке полно всего и кроме колумбийского наркосиндиката. Кстати, а как ты попала ко мне?

— Подождала, пока Хетер выйдет за кофе. — Кейт усмехнулась, слезла со стола и вышла из кабинета, заботливо прижимая к себе секретную розовую папку.

«У этой девочки есть стиль», — подумал Джардин, вздохнул и вернулся к своей куче дел.


Этим же полднем в Апелляционном суде Дублина двум несовершеннолетним боевикам из Ирландской национально-освободительной армии, представляющей собой отдельную и менее значительную группу участников борьбы, чем «временные», было отказано в дальнейшей задержке рассмотрения их дела, и они должны были предстать перед судом в Англии за убийство пары влюбленных, которые как-то вечером припарковали свою машину слишком близко от тайного склада оружия, охранявшегося подсудимыми. Председательствовал на заседании подавленный и занятый своими мыслями судья Юджин Пирсон. Вид разорванного пулями лица преследовал его, словно запах милтаунского кладбища после дождя. Судья пытался отыскать какую-нибудь уважительную причину, чтобы отказаться от тайной встречи, намеченной на вечер среди холмов Уиклоу с начальником штаба «временной» ИРА. Но, естественно, когда дело касалось денежных средств организации, не могло быть никаких уважительных причин.


А в это время в трех тысячах четыреста шестидесяти одной миле к юго-востоку трое бедуинов наблюдали за колонной, состоящей из восьми танков «Т-62», десяти шестиколесных бронетранспортеров, трех радарных установок «Пэт-хэнд» на гусеничном ходу и четырех зенитно-самоходных установок ЗСУ-23/4, на полной скорости направляющейся на юг к границе Кувейта с Саудовской Аравией. Иракские опознавательные знаки на танках говорили об их принадлежности к 17-й мотопехотной бригаде республиканской гвардии. Наличие группы танков, радарных установок и штабных бронетранспортеров указывало на то, что это колонна штаба бригады. Командовал бригадой некий полковник Талиб Джафар эль-Хадиффи, и на борту его транспортера развевался красно-зеленый флажок.

Иракцы не обратили никакого внимания на трех бедуинов, которые вместе с четырьмя верблюдами разместились вокруг небольшого, почти бездымного костра. Дорожная пыль окутала колонну и так и осталась висеть в воздухе, после того как она на скорости сорок миль в час промчалась на юг и исчезла за барханами.

Один из тощих, бородатых бедуинов сунул руку в складки одежды и бросил взгляд на своих спутников, оглядывавших пустыню. Их глаза встретились, они кивнули. Бедуин вытащил из складок одежды передатчик и тихонько заговорил в него, а потом нажал несколько кнопок.

Спустя тридцать одну секунду на высоте одиннадцати тысяч футов над пустыней в Саудовской Аравии два истребителя «Харриер» морской пехоты США получили закодированный сигнал. Каждый из истребителей был вооружен ракетами класса «воздух-земля» с лазерной системой наведения, кассетными бомбами и пушкой. Ведущий проверил индикатор проецирования показаний приборов, отвернул в сторону и направил истребитель в пологое пике. Второй истребитель повторил его маневр, и они пронеслись над границей на территорию Кувейта, оккупированного Ираком.

В наушниках каждый из летчиков слышал только размеренное дыхание напарника. Пустыня стремительно понеслась им навстречу. На высоте сто футов они вышли из пике и, заложив вираж, помчались к дороге, по которой двигалась колонна.

Боевые машины бригады были уничтожены и превращены в горящие обломки еще до того, как иракцы обнаружили присутствие истребителей. Со второго захода бомбы и пушки добили уцелевших после первой атаки. Грохот, столбы песка, бушующий огонь моментально превратили уверенно шедшую вперед колонну в кромешный ад.

Потом наступила тишина.

А затем раздались стоны раненых.

Спустя двадцать минут к месту гибели колонны на верблюдах подъехали трое бедуинов. Спешившись, они пробрались среди дымящихся обломков к бронетранспортеру полковника. Старший из бедуинов посмотрел на своих спутников, которые оглядывались вокруг. Они кивнули. Все чисто.

Гарри Форд просунул голову в башенный люк транспортера. Перед ним открылась жуткая картина. Взрыв ракеты изуродовал людей, находившихся внутри. Гарри попытался вытащить брезентовую сумку, зажатую в руках искромсанного трупа, бывшего когда-то полковником эль-Хадиффи. Наконец ему удалось выхватить ее, и он спрыгнул на землю с еще горячего шестиколесного гроба.

Не говоря ни слова — потому что вокруг находились раненые и умирающие, и если бы они услышали его речь, то их пришлось бы убить, а это не входило в планы Гарри, — он забрался на верблюда, которого, к изумлению сослуживцев, называл Дейзи, и трое бедуинов спокойно поехали вперед к месту встречи вертолета из отряда войск специального назначения, базировавшегося в столице Саудовской Аравии Эр-Рияде.


— Мы сократили список до трех кандидатур, — сказал Джардин, терпеливо ожидая, пока Ронни Шабодо снимал куртку и искал место, куда бы ее положить. Как обычно, он остановился на том, что положил ее на пол, рядом с креслом. Ронни осторожно раскрыл футляр для очков и надел очки в стальной оправе, которыми пользовался для чтения.

Венгр поднял голову и вежливо посмотрел на Джардина.

— Я готов.

Джардин раскрыл одну из трех папок и толкнул ее через стол к Шабодо.

— Тут юрист, летчик морской авиации и солдат.

Ронни взял папку, быстро просмотрел ее, а затем начал читать уже более тщательно. До Джардина донесся шум отбойного молотка, работавшего где-то в районе Ламбетского дворца, и приглушенные сигналы автомобилей. К своему удивлению Дэвид почувствовал сожаление по поводу того, что примерно пять лет назад бросил курить. Располагающий к лени июньский день, вроде сегодняшнего, как раз хорош для того, чтобы затянуться прекрасным турецким табаком.

Сзади на книжной полке тикали часы. Часы эти Дороти подарила ему в день третьей годовщины их свадьбы, и выполнены они в виде выездного экипажа Георга III, причем механизм был работы Томаса Маджа, изобретателя анкерного механизма, а футляр и все внешнее оформление — работы Кристофера Пинчбека-младшего. Этакий хронометр-гибрид, но именно поэтому очень редкая вещь. Дороти купила их случайно, ничего не понимая в часовом деле, она просто знала, что дед Дэвида был часовым мастером и самым любимым родственником. И она отдала за них последние двести фунтов, проявив при этом такую же неукротимую энергию юности, какую сейчас явно демонстрировала его секретарша Хетер.

Джардин повернулся к Шабодо, поймав конец фразы:

— …о них.

— Извини, Ронни. В такие июньские полдни я обычно дремал на занятиях.

— В Итоне, да?

Боже, Ронни был таким же снобом, как и умницей. Словно пес, который не мог вытащить нос из мусорного ящика. И это делало его уязвимым. Как и Хетер, с ее непоколебимой верой в свое будущее в этом загадочном офисе настоящих секретов. Джардин инстинктивно чувствовал слабости других людей, что позволяло ему полностью понимать их. Настоящие лидеры, как учил его дед, должны четко осознавать собственные недостатки. Иногда в самых сокровенных мыслях Дэвид Джардин желал иметь подобную уверенность и относительно своих сильных сторон.

— Нет, Ронни, не в Итоне.

— Расскажи мне о них, обо всех троих. В этих досье все хорошо сказано: каждый из них родился в Южной Америке, каждый обладает определенными талантами, надежны, и мозги у них варят. Все хорошо, они выглядят способными парнями, которых впереди ожидает хорошая карьера. Но я знаю тебя, Дэвид, и мы с тобой не сидели бы здесь, если бы ты не проделал чертовски большую предварительную работу и не собрал бы сведений больше, чем в этих тощих розовых папках…

Джардин взглянул на Шабодо.

— Юрист мало знаком с нашими делами, хотя три года проработал в прокуратуре и ему приходилось контактировать со специальной службой и службой безопасности. Дважды он имел дело с этими учреждениями. Первый раз, когда отказался замять дело офицера, которого уже нет с нами, проникшего в дом советника по экономике бельгийского посольства и застуканного во время попытки вскрыть сейф. А в другой раз, когда кто-то в интересах Советов передал кое-какие секретные документы в «Санди таймс». Впоследствии оказалось, что это секретарша Билла, с большой грудью.

— Мы не пытались давить на него? — поинтересовался венгр.

— Не слишком сильно. Юридический отдел попытался объяснить, что это наносит вред национальным интересам и все такое прочее, но Малькольм и бровью не повел.

— Из левых?

— Как это обычно бывает, он член Лейбористской партии, но не особенно интересуется политикой. Написал сильную статью с осуждением агрессивных левацких настроений в Ламбетском дворце.[6 - Лондонская резиденция архиепископов Кентерберийских.] Человек активный, хорошие мозги.

— Значит, нам он не подойдет, потому что, — Ронни медленно отвел взгляд от досье Малькольма Стронга, — этот человек себе на уме.

— Похоже, что так.

Шабодо взглянул на досье с чувством неудовлетворения, он явно был разочарован.

— Родился в Криффе, Пертшир. Родители навещали родственников, а затем вернулись в Аргентину, когда малютке Стронгу было два месяца.

— У него британское свидетельство о рождении. — Джардин бросил сердитый взгляд на Хетер, появившуюся в дверях и показывающую жестом, что у нее срочное дело. Секретарша исчезла, закрыв за собой дверь.

— Так, значит, двойная национальность, — продолжил Шабодо читать досье. — Отец шотландец, фермер в третьем поколении, мать аргентинка. До тринадцати лет учился в Буэнос-Айресе, потом Эдинбургская академия и Королевский колледж в Лондоне. Степень бакалавра гуманитарных наук с отличием. Часто посещает Южную Америку. В первый год своего обучения на юридическом факультете работал переводчиком испанского языка в одной из пароходных компаний. Принят в коллегию адвокатов… работа в государственном обвинении. Взят на заметку… Генриеттой из юридического отдела. У службы безопасности на него ничего нет… коллеги отзываются очень хорошо, начальство считает, что он достигнет многого… им уже заинтересовалось Министерство финансов. Хороший слушатель… меткий репортер… не поддается давлению. Отличное здоровье. Не женат, но живет с женщиной старше его. — Шабодо удивленно посмотрел на Джардина поверх очков.

— У нее свое дело — фирма по продаже вина. Отец — поверенный в Солсбери.

— Тридцать четыре — это такой возраст, когда женщины стремятся обзавестись детьми, не так ли?

Не отрывая взгляда от Джардина, Ронни протянул руку к валяющейся на полу куртке и принялся, словно слепой, шарить в ней в поисках трубки.

— Давай оставим подобные вопросы для общества незамужних женщин, хорошо?

Шабодо пожал плечами.

— Тебе, наверное, просто нравится его внешность.

— Именно так. — Джардин никак не прореагировал на колкость, он обладал потрясающей выдержкой. — Следующий?

— Лейтенант Уильям Героло, ВМС Великобритании, пилот истребителя «Харриер». Поступил на службу во время войны за Фолкленды, сейчас находится на борту авиабазы военно-морских сил в Йовиле. Я правильно употребил термин «на борту», Дэвид, хотя Йовил и сухопутная база.

— Летает на выполнение специальных заданий, — добавил Джардин. — Исключительно храбро вел себя во время побега из плена. Его поймали, но он мужественно выдержал допрос в течение пяти суток. Два сломанных ребра и покалеченное запястье в результате.

— Чертов глупец, мог бы уже и не летать.

Это сказал Ронни, который в 1956 году швырял бутылки с «коктейлем Молотова»[7 - Так на Западе называют бутылки с горючей смесью, впервые применявшиеся советскими солдатами во время Отечественной войны.] в русские танки в Будапеште.

— Гордость перуанца, как понимаешь. Мать перуанка, преуспевающая банкирша, отец из Лестершира. Богатый скотовод.

Шабодо выглядел совсем разочарованным.

— А на испанском он говорит, это точно?

Джардин чувствовал, что венгр теряет всякий энтузиазм, и это беспокоило его, так как подобное настроение могло передаться и на следующего кандидата.

— Разумеется, говорит. Ронни, твоя трубка выпала из куртки. Она под креслом… чуть дальше… левее.

— Спасибо, Дэвид. А третий?

Шабодо положил перед собой досье с таким видом, будто его мало интересовал следующий кандидат.

— Генри Форд. Сейчас находится в составе войск специального назначения в Персидском заливе. Сначала служил офицером в Шотландском гвардейском полку, был в составе секретного подразделения в Северной Ирландии, отмечен в рапортах. Отец из графства Антрим, мать — дочь министра иностранных дел Аргентины в правительстве президента Перона, в ее жилах течет шотландская и аргентинская кровь. Форд отлично говорит по-испански, поэтому военные и отправили его в Кувейт. Ты ищешь спички?

Ронни поймал коробок спичек, достал пачку табака «Свон Вестас» и принялся набивать трубку, бросив на Джардина злобный взгляд.

— Да, Дэвид, по-моему, ты засиделся на этой кабинетной работе.

— А чем ты недоволен?

— Послушай, Дэвид, тебе не надо было рассказывать мне всю эту чепуху. Это моя работа. Я отыскиваю способных людей и помогаю завербовать их, если они нужны нашей службе, превращаю их в профессиональных агентов, оказывая тем самым услугу и им и нам.

— И что?..

— Мне нужно знать их слабые стороны и пороки. С кем они спят? Как ведут себя в безнадежных ситуациях? Платят ли они свои долги? Я имею в виду не просто деньги, а вообще их отношение к друзьям. Что говорят о них самые злобные враги? Жадны ли они? Глупы? Умны? Высокомерны? Как у них с личной гигиеной, потому что если от них пахнет потом, то они никогда и близко не подойдут к Пабло Энвигадо, который буквально помешался на чистоте. Ты знаешь все это? Если хочешь, чтобы я помог тебе, то мне нужна вся грязь об этих людях. Поэтому, пожалуйста, сними трубку телефона, дай указания отыскать всех их недоброжелателей, и, когда соберешь всю грязь на наших троих кандидатов, мы с тобой снова встретимся. — Шабодо взял с пола куртку и поднялся из кресла, сняв левой рукой очки в металлической оправе. Он посмотрел сверху вниз на Джардина и улыбнулся.

— Я горжусь тобой, Дэвид, потому что помню, как привел тебя сюда из «Страны Чудес» и сделал разведчиком. Меня слишком беспокоит твоя судьба, чтобы позволить тебе превратиться в заурядного гражданского чиновника. — Венгр остановился у двери, взявшись за ручку и слегка склонив набок лысеющую голову. — Похоже я нарушил субординацию.

Где-то в «Стране Чудес», как Ронни Шабодо называл тот другой, несекретный мир, послышалась сирена удаляющейся «скорой помощи».

— И сделал это как раз вовремя. Черт побери, что происходит со мной, Ронни? Я не воспринял это всерьез. А ведь один из кандидатов должен отправиться в Колумбию, рискуя жизнью.

Шабодо широко улыбнулся.

— Дай мне знать, когда закончишь работу. Я буду дома.

И он вышел из кабинета, оставив дверь открытой, как знак для Хетер, что ей можно войти.

Джардин бросил взгляд на пустой дверной проем и улыбнулся. Слава Богу, что есть друзья…


Пара ворон терзали внутренности мертвого зайца, невдалеке раздавался стук дятла. Судья Юджин Пирсон присел на валун, глядя вниз на долину, в направлении низенького побеленного коттеджа с шиферной крышей. Он увидел стройную, бородатую фигуру начальника штаба, легко взбиравшегося по склону холма в его сторону, с зажатой между прокуренными зубами старой трубкой из вереска. На этот раз судья увидел и трех телохранителей Кейси, двигавшихся позади. У двоих в руках были дробовики, рядом с третьим бежала большая охотничья собака. Как всегда, они смотрели по сторонам, опасаясь присутствия посторонних.

Кейси подошел к судье, кивнул в знак приветствия и уселся прямо на траву, прислонившись спиной к валуну. Спокойный и уверенный в себе человек. Довольный собой.

— Я слышал, что ты встретился с ним.

— А ты разве не знал об этом? Наверняка знал и о том, что должно было при этом произойти. Ты сделал меня соучастником… убийства.

Кейси нахмурился, словно его задел гневный, но сдержанный тон Пирсона.

— Я слышал, что в Париже была стрельба, убили какого-то парня из Венеции… Боже мой, Юджин. Это работа Рестрепо? А каким образом ты оказался втянутым в это дело?

— Как будто сам не знаешь. Они сфотографировали меня. Я стоял на мосту, у моих ног лежал труп Венецианской Шлюхи, и на лице у меня была его кровь.

— Понятно, ты действительно оказался втянутым. Но Бог свидетель, Юджин, я даже и не подозревал, что может произойти подобное. Бедняга, расскажи, как все случилось…

И Кейси своими глазами убийцы невинно уставился на Пирсона.

Юджин Пирсон рассказал все, начиная с того момента, когда Рестрепо сел за его столик. О предложении Рестрепо, о Венецианской Шлюхе, распространявшем кокаин для картеля в Европе, о его убийстве мотоциклистом, о вспышке фотоаппарата, о том, как его провезли по Парижу и высадили на Монпарнасе, предоставив самому добираться до отеля, где, как он был уверен, его поджидала полиция.

Тут Кейси заметил, что, естественно, никакой полиции там и быть не могло. Боевики ИРА знали, что можно убить человека при свете дня и после этого спокойно бесследно исчезнуть. Разве Кейси не проделал то же самое с двумя британскими солдатами, когда они вышли из супермаркета с женами и маленькими детьми?

Он до сих пор помнил детскую коляску и упитанного ребенка, когда пробежал мимо охваченных ужасом жен солдат и нырнул в толпу субботних покупателей, бросив свой револьвер «вэбли» калибра 0,45 в тележку для покупок, которую везли две молоденькие девушки, в седьмой раз уже проделывавшие подобный трюк. Казалось, это произошло только вчера, но на самом деле в следующем месяце стукнет уже девятнадцать лет с момента того убийства.

Пирсон закончил свое вполне трагическое повествование, и Брендан Кейси внимательно посмотрел на него.

— Так что ты думаешь, Юджин, с этим человеком можно иметь дело? Два миллиона долларов в месяц решат все проблемы.

Судья удивленно уставился на него.

— Брендан, мы не можем связывать нашу вооруженную борьбу с контрабандой наркотиков. Это же не торговля сахарной глазурью и мороженым в Дублине и Корке. Подумай о том, какое влияние это окажет на Фианну и родителей.

Фианна была молодежной организацией, политическим крылом «временных» из Шинн фейн.

Кейси внимательно разглядывал потухшую трубку. Стук дятла прекратился, телохранители замаскировались, теперь их не было видно. Долгое время Кейси молчал, потом заговорил, глядя на расположенный внизу в долине коттедж.

— Юджин, я могу здорово тряхнуть британское правительство. У меня достаточно взрывчатки и оружия, чтобы напомнить Лондону бомбежки времен второй мировой войны. У меня достаточно бойцов, чтобы казнить британских солдат и их шлюх по всей Европе и кое-где в районе Персидского залива. Ведь и ты приложил руку к разработке этой стратегии, так ведь?

— Ты же хорошо знаешь, что я принимал в этом участие.

— И у тебя есть брат, последователь иезуитов…

— Переходи к главному, Брендан.

— А главное заключается в том, — сказал начальник штаба, — что я вступлю в сделку хоть с самим дьяволом, если это будет на пользу нашему делу.

— А когда это станет известно?.. Разразится скандал, в результате которого мы потеряем всякую поддержку.

Кейси ехидно усмехнулся, привычная маска спокойствия слетела с его лица.

— Поддержку? Да где бы мы были, если бы не плевали на эту поддержку? Эти люди не подходят для Ирландии, за которую мы боремся, Юджин. Боремся с помощью свинца и крови. И не напоминай мне больше об этой проклятой поддержке. Если бы мы вели себя так, как им хочется, то не было бы вообще никакой вооруженной борьбы. Ну разве что парочка бомб и несколько убитых британских солдат для передачи в шестичасовых новостях. Им вполне достаточно этого, чтобы толкать друг друга локтем, подмигивать, поднимать бокалы и кричать: «Это мы сделали». Однако их «мы» здесь совершенно не при чем. Когда дело касается вооруженной борьбы, то это наша заслуга. Твоя, моя и еще сорока трех мужчин и женщин, составляющих боевое крыло «временной» ИРА. Боже мой, англичане уписались бы, узнай, как нас мало на самом деле.

Кейси встал и устремил взгляд в долину, но видел он не траву и деревья, а прошлое и будущее Ирландии.

— Твоя задача включает три пункта, Юджин. Убедиться, что мы можем иметь дело с Рестрепо. Выработать схему для абсолютно надежной группы, которая будет заниматься получением товара от… импортеров и его распространением. Ты также будешь ответственным за то, чтобы эта группа держалась в стороне от движения, так что, если все-таки дерьмо и выплывет наружу, наша организация останется чистой.

Где-то в лесу снова раздался стук дятла. Пирсон был зол и напуган. Зол за то, что дал заманить себя в ту опасную ловушку, в которую угодил благодаря банде колумбийцев, владеющих фотографиями, способными погубить его в любой момент. И еще злился на себя за то, что боялся этого малообразованного громилы из Белфаста, пережившего десяток попыток более кровожадных коллег убрать его и теперь руководившего «временными» с помощью нецивилизованных, жестоких методов.

— И все-таки я не могу порекомендовать совету иметь хотя бы самое отдаленное дело с такой отвратительной вещью, как наркотики, — сказал Юджин то, что обязан был сказать.

— Во Флоренции есть отель, — начал Кейси, будто вовсе и не слышал последних слов судьи. — Называется он «Вилла Сен-Мишель». Это старый монастырь, украшенный фресками якобы работы Микеланджело. Зарегистрируйся там на одну ночь в промежутке от шестого до десятого числа следующего месяца. Я обеспечу тебе прикрытие, помогут местные друзья из «красных бригад». Мне не нравится, что Рестрепо скомпрометировал тебя подобным образом, и мы сделаем все, чтобы такого больше не повторилось. — Кейси обернулся и посмотрел на Пирсона. — Передай от меня привет Мараид и девочке.

С этими словами он, не оглядываясь, начал спускаться вниз.

Пирсон посмотрел ему вслед. Ладно, так и быть, он отправится на встречу во Флоренцию. Но помощь «красных бригад» ему не нужна, чем меньше людей задействовано, тем лучше. Придется ехать. Он не сомневался, что Кейси, этот макиавеллиевский ублюдок, специально подставил его в Париже, нейтрализовав таким образом противника в Военном совете. Но Пирсон знал также, что на какой-то стадии переговоров он найдет способ разрушить опасные и потенциально губительные планы Кейси.

Судья невольно вздрогнул, вспомнив разбитое, окровавленное лицо и вспышку фотоаппарата. А еще пятна крови на воротнике пальто и пиджаке. Он сжег пальто и пиджак в комнате отеля, разрывая их на мелкие лоскуты дрожащими пальцами. Это заняло у него всю ночь, но спокойствие с рассветом так и не наступило.


Рядом с офисом находилась пивная под названием «Гусь и бочонок». Работники секретных служб из стеклянного здания не жаловали ее своим присутствием, но окорок там подавали жирный, свежий и сочный, с салатом и помидорами, а еще с продирающей до слез горчицей, разведенной уксусом.

Дэвид Джардин — элегантный, в светло-коричневом двубортном костюме из шотландки «Принц Уэльский» с цветным шелковым платочком в верхнем кармане пиджака, с нарочитой небрежностью, в попытках достичь которой Ронни Шабодо безуспешно проводил часы перед зеркалом, осторожно ступал по посыпанному опилками полу, держа в руках две кружки пива. Он шел мимо студентов, служащих «Телекома», персонала глазной больницы по направлению к венгру, сидевшему за столиком рядом с пианистом из джаза, чтобы никто не мог подслушать их разговор.

Джардин подключил службы безопасности к проверке трех возможных кандидатов и потом позвонил Шабодо, потому что теперь они знали все о Стронге, Героло и Форде, включая подробности, которые не понравились бы матерям, женам или банкирам кандидатов, узнай они об этом. Героло, например, влез в долги к букмекеру и расплатился с ним деньгами, взятыми в долг у своего банкира «на приобретение полного комплекта обмундирования».

Форд любил намекать, что принадлежит к династии знаменитого автомобильного короля. Солдаты любили его, но офицеры считали слишком жестоким. На выпускном курсе Стронг время от времени посещал кабинеты массажа с сомнительной репутацией и наверняка теперь стыдился этого.

Героло иногда слишком напивался, но при этом соображал, что надо держать язык за зубами. Стронга арестовывали за нарушение общественного порядка, и он умолчал об этом, поступая на работу в прокуратуру, потому что был уверен, что этот факт не выплывет наружу по прошествии восьми лет, тем более что он переехал в другую часть страны.

Форд спал с девушкой-капралом из войск связи, пока не обручился с другой избранницей, которая вот уже полтора года, как его жена. Для офицера подобная связь с подчиненной является дисциплинарным нарушением, грозившим трибуналом. Правда, об этом никто не узнал, за исключением людей из службы безопасности.

— Теперь доволен? — спросил Джардин, усаживаясь за столик и ставя кружку перед венгром.

— Слушай меня, — ответил Шабодо, поднеся кружку к губам и сделав большой глоток. Опустив кружку на выскобленный деревянный столик, он встретился взглядом с Джардином. — Первая кандидатура — юрист. На данном этапе.

— Есть масса оговорок, Ронни, но я готов согласиться с тобой.

— Летчик тоже подходит, да и солдат. Но у нас не было очень хороших агентов из военных, если только мы не вербовали их в молодом возрасте. — Ронни посмотрел на Джардина поверх кружки. — Героло и Форд чуть-чуть староваты. У них уже сложился определенный образ мышления, как у всех людей, носящих форму.

— А они здорово отличаются от наших агентов? — Джардин никогда не догадывался, к чему клонит Ронни. Иногда ему казалось, что мозги венгра настроены на другую частоту.

Шабодо усмехнулся. Отсутствие нескольких зубов рядом с двумя передними походило на темную брешь, проделанную пиратами. Неудобные вставные зубы венгр носил только в приличной компании и явно не считал Дэвида Джардина заслуживающим такой жертвы.

— Несоразмеримо, — ответил он. — Ты не думаешь, что пора их прощупать?


Такси, в котором ехал Джардин, свернуло направо с улицы Мэлл и проехало мимо Сент-Джеймского дворца. Дэвид подумал, что на самом деле не существует разработанных критериев для вербовки агентов. Взять, к примеру, рвение. К рвению в службе относились с большим подозрением по той причине, что для дилетантов секретная разведывательная служба знакома только по шпионским романам и публикациям настырных журналистов, часто намекающих на мошенничество, царящее на задворках международной политики, о котором рассказывают лишенные гражданских прав бывшие шпионы и «эксперты», пуская в ход топорные инсинуации. А также гипотезы и предположения. На самом деле гипотез и предположений полно даже у самых лучших журналистов, не говоря уж о государственных служащих, обладающих более полной информацией. Вот о чем мрачно размышлял Джардин, расплачиваясь с таксистом в конце Сент-Джеймс-стрит.

Вот и эта встреча с премьер-министром. Сам премьер был слишком практичным человеком, чтобы представлять себе всю эту дикую чепуху о работе секретной службы. А вот секретарь кабинета министров Джайлс Фоули, контактировавший с секретной службой даже больше, чем он, Джардин, в глубине души любил секретные, тайные, энергичные шпионские дела.

И, конечно же, их любил Дэвид Арбатнот Джардин, но, как и другие обитатели большого стеклянного здания, он тщательно скрывал этот факт. Люди, работавшие в разведке, притворялись, что это ужасно скучное дело. Притворялись даже друг перед другом.

Поэтому рвение считалось подозрительным. Считалось, что оно базируется на дешевых триллерах, сверхактивном воображении и, хуже того, на идеализме. Самое плохое — это идеализм. Единственное, что могло спасти возможного кандидата от проклятого рвения, это если он жил под гнетом жестокого угнетателя и мечтал о возможности отомстить, или если слышал, что за эту работу хорошо платят (еще одно заблуждение).

Но, с другой стороны, ничто не могло спасти возможного кандидата от идеализма.

Джардин подошел к клубу. Не к своему клубу, который находился на этой же улице и где он никогда не рассчитывал встретить потенциального агента, а к другому клубу, известному своей прочной репутацией. Клуб размещался рядом с конспиративной квартирой, где допрашивали Дмитрия в тот день, когда он перебежал к ним. И всего в двух кварталах отсюда он арендовал на сутки квартиру, где встречался с Николь. «Какие расходы», — подумал Дэвид и тут же напомнил себе, что нельзя быть циником. Никогда не следует доверять человеку, который ни во что не верит. Он тогда и в себя не сможет верить.

Он сделал несколько шагов по ступенькам величественного здания.

А может быть, Стронг циник? Этого Джардин не знал, но надеялся скоро выяснить.

— Добрый вечер, сэр. Похоже, начинается дождь?

— Добрый вечер. Я гость мистера Гудвина.

Дэвид небрежно протянул намокший зонт Патерсону — высокому, бледному, со следами оспы на лице швейцару клуба «Пеллингс», одного из старейших и респектабельных лондонских клубов.

В баре клуба стоял Арнольд Гудвин, королевский адвокат, один из самых известных банкиров в стране. Он увлеченно беседовал с коренастым упитанным молодым человеком с редеющими волосами и пытливыми, умными глазами. Они бегло говорили по-испански.

— Привет, Дэвид. Рад тебя видеть. Это Малькольм Стронг.

— Здравствуйте. — Дэвид Джардин улыбнулся улыбкой кобры. Николь уменьшительно называла его «Кобра», и ему всегда хотелось выяснить, по какой причине. — Я Дэвид Джардин.

— Здравствуйте, — сказал Малькольм Стронг, пожав руку Джардина.

Эта встреча изменила всю его дальнейшую жизнь.


4

В тупике


Эдди Лукко с наслаждением вел свой «додж-седан» с включенной сиреной и красной полицейской мигалкой. После двух аварий, случившихся с ним в начале 70-х годов, он не ездил слишком быстро. Стив Маккуин и Джин Хакман, которым, видимо, поручили освещать в прессе убийства и ранения полицейских, буквально устроили сумасшедшие гонки, к неудовольствию сигналивших им водителей. На месте преступления дежурил младший брат Бенуэлла Мартин. Он поднял желтую ленту, огораживающую место преступления, пропуская «додж» Лукко. Сержант выключил сирену и проехал вперед, провожаемый взглядами собравшейся немногочисленной толпы.

Лукко заглушил двигатель, открыл дверцу и выбрался из машины, повернувшись так, чтобы сразу увидеть, кто из полицейских, репортеров и других людей присутствуют на месте преступления. Из-под черной полицейской накидки торчали раскинутые в стороны ноги одной из жертв. У Лукко создалось впечатление, что это рухнул на землю Бэтман, одетый в джинсы. Сержант кивнул в знак приветствия лейтенанту Дэнни Малруни из отдела по борьбе с наркотиками, тучному, рыжеволосому детективу, встретившись взглядом с его маленькими свинячьими глазками под редкими рыжими бровями.

— Плохие дела, Пигги.[8 - По-английски — поросенок.] Как это случилось?

Где-то позади раздался вой сирены еще одного автомобиля, пробирающегося сквозь интенсивный поток машин. Ирландец вытащил пластинку жвачки и задумчиво сунул ее в рот с видом, будто Лукко задал ему чрезвычайно важный вопрос. Потом пожал плечами.

— Эти гребаные ублюдки прослушивали его телефон. Чертова техника. А от наших остолопов из департамента толку не больше, чем от дерьма, мне хочется прямо сейчас собрать всю их проклятую технику и засунуть им сам знаешь куда. Парню было всего двадцать семь лет, неплохой полицейский, и вот четыре гребаных месяца гребаной работы пошли гребаному коту под хвост.

Лукко согласился с ним, что это чертовски неприятно, и сердито посмотрел на Остряка Робсона — похожего на крысу внештатного корреспондента газеты «Ивнинг ньюс», который, словно тень, вертелся рядом и подошел к ним настолько близко, что мог слышать сетования Поросенка Малруни.

Робсон дернулся, встретившись с недовольным взглядом Лукко, опустил плечи и развел руками.

— Эй, Лукко, дай мне хоть немного информации. Ты же знаешь, я не буду на тебя ссылаться.

— Послушай, Остряк, ты бы лучше убрался отсюда.

Лукко подошел к трупу убитого детектива Бенджамина Ортеги и поднял накидку. Убит выстрелом в голову, но одна половина лица осталась нетронутой. Эдди подумал, будет ли фотограф, делающий посмертные фотографии, настолько тактичен, что обмоет лицо и приведет в порядок волосы. Как на фотографии неизвестной для отдела розыска пропавших без вести, которой было между семнадцатью и девятнадцатью и чей холодный невостребованный труп лежал сейчас в морге больницы Бельвью.

— Я слышал, что ты серьезно заинтересовался тем неопознанным трупом, — заметил Малруни.

Лукко внимательно посмотрел на входное отверстие от пули диаметром с рюмку для яйца прямо позади левого уха. Судя по этой ужасной ране, полицейский, по всей видимости, был убит из автомата «узи». Любимое оружие колумбийцев и продавцов наркотиков с Ямайки.

— Да, заинтересовался. Потому что здесь мы имеем дело с «крэком», а тут ты не далеко продвинулся. — Убитый детектив был темнокожим. — Здесь замешаны торговцы с Ямайки, верно? А здесь, на Девяносто третьей улице, думаю, орудует Симба Патрис и один из его братьев. Послушай, в час пятьдесят Абдулла находился в гастрономическом магазине на углу Бродвея и 44-й улицы, поэтому я предполагаю, что речь идет о Малыше Пи и об этом здоровенном кубинце, который у них работает шофером — о Большом Негре.

Кличкой Малыш Пи полицейские наградили младшего из трех братьев Патрис. Хотя старшему из них исполнилось лишь двадцать четыре, все они уже были заядлыми торговцами «крэком» и жестокими убийцами.

— Эдди, а ты на самом деле не даром получаешь свои денежки. — Свинячьи глазки Малруни забегали по сторонам, пока Лукко опускал черную накидку на труп убитого тайного агента полиции. — Малыш Пи предлагал взятку Бенджамину, а посредником был кубинец Роберто Фердинанд. Их разговор записан тайком, поэтому окружной прокурор не позволит мне воспользоваться этой гребаной пленкой в качестве доказательства. Да на кого они там работают в этом чертовом учреждении?

Лукко выяснил, что второй убитый оказался просто случайным прохожим, пьянчужкой, который, наверное, по ошибке подошел к переодетому детективу. Для себя он решил, что обязательно постарается арестовать Малыша Пи Патриса и Роберто Фердинанда. А еще он прихватит Симбу Патриса — главаря банды уличных гангстеров «Острый коготь» и основного контакта колумбийцев, занимающихся контрабандой и распространением кокаина, поступающего в Нью-Йорк из Антьокии через Медельин, Барранкилью и Новый Орлеан.

Эдди вернулся к машине, сопровождаемый ирландцем. Подъехало еще несколько полицейских машин, а телевизионщики из службы новостей сидели в своем бело-голубом джипе и разговаривали с Бенуэллом, пытаясь решить для себя, стоит ли убийство средь бела дня детектива из отдела по борьбе с наркотиками того, чтобы вытаскивать ради этого аппаратуру из машины. Затем они увидели Малруни, известного активного борца против наркотиков, доверительно беседующего с Лукко, который, как они знали, работал в отделе по расследованию убийств. Тогда телевизионщики обменялись взглядами, пожали плечами и не слишком охотно начали выбираться из джипа.

— Кажется, ты должен попросить об этом, — заметил Малруни, когда они подошли к желто-коричневому «доджу» Лукко, на котором уже не было никаких опознавательных знаков.

— О чем попросить? — озадаченно поинтересовался Эдди.

— Чтобы тебе передали дело этой неизвестной. Думаю, это как раз для тебя. Ты побыл здесь несколько минут, а уже знаешь, кто, каким образом и тому подобное. Голова у тебя варит, ты действительно лучший детектив отдела по убийствам. Только, знаешь что?

— Что?

— Я слышал, что ты был на Центральном вокзале, когда обнаружили труп этой девчонки. Это верно?

— Да.

— Что же, в нашей работе приходится иногда сталкиваться с этими гребаными трупами.

Малруни пожал плечами, глядя, как в окне дверцы, которую открыл Лукко, отражается тело мертвого детектива. Лукко подождал, пока Малруни снова посмотрел на него.

— Я поймаю тебе Малыша Пи.

Ирландец удивленно посмотрел на Эдди, заморгал глазами, и по его мясистой щеке кельта скатилась слеза. Он кивнул, повернулся и ушел.

Лукко уселся за руль и завел двигатель, но вдруг услышал голос Малруни, кричавшего на Остряка Робсона и телевизионщиков, чтобы они держали свои гребаные ноги подальше от гребаных следов и улик. Эдди Лукко улыбнулся и тронул машину с места, а Бенуэлл поднял оградительную ленту. Лукко подумал, что, если арестует Малыша Пи и кубинца, может, они хотя бы опознают фотографию той девчонки. Неопознанного трупа.


Малькольм Стронг совсем не походил на человека, описанного в досье, что, в общем-то, и не удивило Дэвида Джардина. Все данные отдела кадров, службы безопасности и составленный психологический портрет имели лишь небольшое сходство со слегка располневшим, среднего роста, компетентным человеком с хорошим чувством юмора, стоявшим на ступеньках клуба «Пеллингс» рядом с Джардином, который смотрел на темное небо, пытаясь определить, пойдет ли снова дождь.

— Вам далеко идти? — спросил юрист.

Джардин сказал, что в Фулем, но сначала ему нужно зайти в магазин на Кингз-роуд купить молока и что-нибудь из еды, которую можно хранить в морозилке. В предыдущей беседе он упомянул, что его жена работает телережиссером на Би-би-си и сейчас уехала на несколько дней для съемок в Голландию. Стронг сказал, что у него тут машина и он был бы рад подвезти его.

— Если только это вам по пути.

— Конечно. Я живу на Маллорд-стрит, — ответил Стронг.

Это Джардину было известно, он знал и номер дома — 64Б, а еще знал, сколько пинт молока приносят Стронгу и Джин каждую неделю и что каждый день он получает «Индепендент» и «Телеграф», а в конце недели «Ньюстейтсмен» и «Яхтинг мансли». Конечно же, Дэвид знал и о том, что Стронг приехал на машине, потому что Ронни и двое людей Кейт из отдела кадров сообщили ему этот факт перед тем, как он вышел из офиса, прошелся пешком до Вестминстерского моста, где и поймал такси. Он отправился в «Страну Чудес», как сказал бы венгр.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Она здесь, прямо за углом. Иногда удается отыскать местечко для парковки у Сент-Джеймского дворца.

И Малькольм Стронг направился вверх по улочке к узкому тупику, называемому Сент-Джеймс-ярд, где стояла его голубая «БМВ-320».

Первоначальная, на первый взгляд, случайная встреча прошла хорошо. Арнольд Гудвин и Стронг были знакомы друг с другом не только как члены клуба «Пеллингс», но и как страстные любители скачек. Стронг восхищался банкиром, который ушел в деловой мир из коллегии адвокатов, где специализировался на законодательстве в области корпоративного права, в возрасте сорока двух лет, и за пять лет достиг вершин бизнеса. Джардин догадывался, что и Стронг мечтает о подобной карьере.

Дэвид прошел вместе с ними в курительную комнату, где убивали время за выпивкой несколько общих знакомых. Джардин не был завсегдатаем клубов, и, хотя являлся членом одного из самых старых и престижных джентльменских клубов города, ему больше нравился обслуживающий персонал, швейцары и бармены, чем большинство членов клуба. Он по секрету сообщил об этом Стронгу, и молодой правовед рассмеялся, оценив искренность Джардина. Дэвид считал, что ничто так не производит хорошего впечатления на порядочного человека, как откровенность. Беседа лилась свободно, но Дэвид Джардин обладал природным обаянием, которое помогло ему выбраться из многих сложных ситуаций и попасть в парочку наиболее неприступных спален. Он искусно повел разговор так, что Стронг предложил подвезти его до Кингз-роуд, и очень бы удивился (а вместе с ним и Ронни Шабодо, находившийся неподалеку), если бы карты легли как-нибудь по-другому.

Проявление интереса к потенциальному агенту, который даже отдаленно не подозревает об этом, похоже на своего рода приманку, как при ловле рыбы на мушку, где нельзя предпринимать никаких попыток, пока реально не насладишься трепетом клева. Джардин знал, что при ловле на мушку не было никакого клева, но понимал, что имеет в виду.

Джардин спросил у него, куда он собирается в отпуск, и, услышав в ответ, что в Мадрид, поинтересовался, вроде бы для поддержания вежливого разговора, знает ли адвокат какие-нибудь иностранные языки.

— Испанский, — сказал Малькольм Стронг, выезжая на Гайд-Парк-корнер. — Испанский и французский. И немного итальянский.

— Итальянский? — переспросил Джардин. — Боже, мне так хотелось свободно владеть итальянским. Тогда мне были бы гораздо более понятны мои записи Пуччини.

— А какими вы, будучи дипломатом, владеете иностранными языками? — в свою очередь осведомился Стронг.

— Как и вы, испанским. Немного французским, русским. Еще немецким и чуть-чуть арабским.

— Бог мой, — рассмеялся Стронг. — Значит, вы должны понимать итальянский. — Он бросил взгляд на Джардина и улыбнулся. — Но понятно, вы же сказали, что хотели бы свободно владеть.

— Вы правы, сеньор, — ответил Джардин на хорошем испанском, на котором говорили в Южной Америке, без кастильской шепелявости.

— Вы говорите на испанском так, будто всю жизнь прожили в Виго или Эквадоре.

Они продолжили разговор на испанском, и Джардин, к своему удовольствию, отметил, что Стронг совершенно свободно, без акцента, говорит на аргентинском испанском. Когда машина остановилась возле магазина на Кингз-роуд в Челси, первую встречу можно было считать настолько удачной, что Джардин уже приготовился было предложить Малькольму выпить пива в соседней пивной «Фин», при которой имелся прекрасный, обнесенный стеной сад. Но пятнадцатилетний опыт деликатной работы в области вербовки агентов удержал его от этого, и вместо приглашения он посмотрел на небо.

Начали капать крупные капли дождя. Джардин наклонился, дотронувшись до лба указательным пальцем.

— Большое спасибо, сеньор. Спокойной ночи, и желаю удачи, — попрощался он по-испански.

Малькольм Стронг улыбнулся и опустил боковое стекло, как это всегда делают водители, разговаривая с человеком, стоящим рядом с машиной.

— Рад был познакомиться с вами, Дэвид. Послушайте, если сегодня вы один, то почему бы не поехать ко мне домой? Прихватим по дороге гамбургеры или что-нибудь в этом роде.

— Даже и не думайте об этом, дорогой юноша, — усмехнулся Джардин.

Он удержался и не сказал, что знает, чем Малькольм и Джин — тридцатичетырехлетняя владелица компании по продаже вина — предпочитают заниматься по вечерам после тяжелого дня, проведенного в своих офисах.

— Может быть, как-нибудь пообедаем вместе? Так здорово иметь возможность поговорить на родном языке с человеком, свободно владеющим им.

— На вашем родном языке? — сделал удивленный вид Джардин, ненавидя в душе свое притворство. — Как такое может быть?

— Я родился в Аргентине. Послушайте, можно вам позвонить? У вас есть с собой визитная карточка?

— Позвоните просто в Министерство иностранных дел — 233-30-00 и попросите Дэвида Джардина из протокольного отдела.

Крупные капли дождя тяжело шлепались на голову и плечи Джардина.

— 233-30-00, протокольный отдел. Я позвоню, если не возражаете.

— Ну что вы, дорогуша. Буду рад любой возможности удрать из офиса.

— Вы работаете на Кинг Карл-стрит? — спросил Стронг, бросая взгляд в зеркало заднего вида, потому что сзади раздался сигнал автомобиля.

— В главном здании, Малькольм. Поезжайте, пока свободен путь. Рад был познакомиться с вами. До встречи.

«БМВ», набирая скорость, влился в поток машин. Джардин удовлетворенно посмотрел ему вслед. Серый «форд-эскорт» Ронни Шабодо остановился на противоположной стороне улицы. Джардин поднял воротник, укрываясь от дождя, бегом пересек Кингз-роуд и подбежал к «форду».

Заскочив в машину, он захлопнул дверцу. Капли дождя стекали с волос на лоб.

— Как прошла встреча? — спросил венгр.

— Чертовски удачно, Ронни. Господи, если бы я имел такой же успех у женщин.

— Я захватил для тебя сумку с дорожными принадлежностями.

— Зачем?

Джардин рассчитывал, что они с Ронни выпьют немного виски в его квартире на Тайт-стрит, а потом обсудят план заполучения в свои сети Героло и молодого офицера Генри Форда.

— Капитан Генри Форд должен вот-вот получить звание майора и должность командира роты в 22-м специальном воздушно-десантном полку. Судя по событиям в Персидском заливе, это его звездный час. Он очень тщеславный молодой человек и только что представлен к «Военному кресту» за выполнение заданий в тылу врага. Действовал там, как Лоуренс, переодетый арабом. Так что вряд ли есть возможность убедить Гарри Форда — между прочим, его называют Гарри, а не Генри — оставить свою службу и подписать контракт с нашей фирмой. Ты согласен со мной?

Джардин вжался в сидение, настроение у него потускнело.

— Да, сомнительно.

— Значит, вычеркиваем этого парня из списка кандидатов?

— Черта с два. Мне кажется, это как раз тот парень, которого я смогу использовать в операции «Коррида».

— Коррида?

— Кодовое название этой операции. Миссис Браунлоу клянется, что это случайная выборка компьютера. Нет, мы не вычеркиваем этого парня из списка кандидатов. А где сейчас Джонни Макалпин?

Подполковник Дж. С. Д. Макалпин был командиром 22-го специального воздушно-десантного полка.

— В Стерлинг Лайнз, Херефорд.

— Хорошо, едем туда, если устанешь, я сяду за руль.

Джардин снял трубку телефона, установленного в машине, и набрал номер 192 справочного бюро.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Шабодо.

— Хочу забронировать номера в «Дайнадоре».

— Уже сделано. Поэтому я и захватил для тебя сумку с вещами.

— Ронни, тебе следовало бы поменять свое имя на Дживз.[9 - Олицетворение идеального слуги, по фамилии камердинера в комических романах П. Г. Вудхауса.] Знаешь что, закажу-ка я для нас обед в том приятном маленьком местечке, которым заправляют два гомика.

— Уже заказал, — буркнул венгр, поворачивая направо на Гантер-Гров и направляясь на север к Оксфорду, Челтнему и подвесному Бристольскому мосту.


Примерно в то время, когда Дэвид Джардин и Шабодо шли пешком по улицам Херефорда, возвращаясь в уютный отель «Дайнадор» после приятного обеда, состоявшего из салата из спаржи, вареной лососины, украшенной кусочками помидор и молодого картофеля, и сдобренного полутора бутылками калифорнийского вина, Гарри Форд медленно полз на животе среди песчаных холмиков к тщательно замаскированному бункеру, где под камуфляжной сетью бледно-зеленые вспышки электронных циферблатов изредка освещали лица двух иракских сержантов-связистов и майора из военной разведки, сидевшего позади них на перевернутом снарядном ящике. Ночь была безлунной, над головой в небе ревели американские бомбардировщики «Б-52», иногда их рев сменял уже привычный грохот разрывов реактивных артиллерийских снарядов.

На Гарри была грязная, потрепанная форма иракского капрала 43-й специальной роты 17-й парашютно-десантной бригады республиканской гвардии. Вооружение его состояло из автомата А КМ советского производства с глушителем и складывающимся прикладом. Лентой, обмотанной вокруг головы, к одному глазу был привязан прибор ночного видения, в котором все в поле действия четко видно в различных оттенках зеленого цвета. На ремне разместились различные подсумки, фляжки с водой, девятимиллиметровый «Макаров», ножницы для разрезания проволоки и нож с выкидывающимся лезвием. Выдавала его только обувь, потому что ни Гарри, ни сержант, ни два капрала, ползшие позади, не носили другой обуви, кроме непроницаемых для песка, удобных ботинок на шнуровке, разработанных много лет назад в научно-исследовательском отделе в Херефорде и изготовленных специально для их полка старинной, солидной английской обувной фирмой.

Под маскировочной сетью и мешками с песком, уложенными поверх металлических балок, усиливавших крышу, майор Модафар Наджи эль-Салим усиленно вслушивался в радиосигналы союзных войск противника, которые перехватывали два его техника. Модафар закончил Принстонский университет, где специализировался на общественных науках. Его желанием было обосноваться в США и работать в средствах массовой информации, занимаясь, возможно, одновременно и преподавательской деятельностью. Но ему пришлось вернуться в Багдад, чтобы провести последние часы у постели умирающей матери, и по времени его приезд почти совпал с окончанием губительной восьмилетней войны с Ираном. В свое время Модафар прошел обязательную военную службу и отслужил год в пехоте, а затем семейные связи (его мать состояла на дипломатической службе) помогли ему уволиться и уехать в Америку навстречу новой жизни.

К несчастью для Модафара, Ирак испытывал острый недостаток в экспертах по американской политической системе, и его вновь призвали на действительную военную службу, вручив повестку в тот момент, когда он уже регистрировался в аэропорту на рейс, чтобы вернуться в Соединенные Штаты. И вот сейчас, спустя пять лет, он, в чине майора разведки (радиоперехват и анализ боевых действий), уже четыре недели участвовал в очередной губительной войне. Успеху его удивительной военной карьеры способствовало обслуживаемое двумя сержантами оборудование «Секоникс-В» — произведение искусства в области средств электронного перехвата, изготовленное в Мюнхене немецкой фирмой «Омега веркен ГмБх» и тайком доставленное в Ирак через Иорданию торговцем оружием из ЮАР, который, по убеждению швейцарских и бельгийских посредников, и был конечным получателем. В условия сделки стоимостью восемнадцать миллионов входил и курс обучения, поэтому Модафар и его люди в составе группы из двадцати иракских специалистов по разведке и связи прошли такой курс обучения в ходе тайного четырехнедельного пребывания на заводе в Мюнхене.

В задачу их поста входило слежение за переговорами и перемещением войск союзников, находящихся сразу к югу от их позиции, с целью определить наиболее подходящий момент для нанесения химического удара с использованием ракет «Фрог» и артиллерийских снарядов по бронетанковым и пехотным группировкам противника.

Войсками союзников, находящимися к югу, являлась 1-я британская дивизия под командованием генерал-лейтенанта сэра Питера де ла Биллье, украшенного боевыми наградами, который на одном из этапов своей военной карьеры умело и с блеском командовал войсками специального назначения.

Следя за различными электронными приборами и экранами и слыша в наушниках доклады двух других постов «Секоникс-В», находящихся во втором эшелоне, Модафар заметил, что войска противника перемещаются не по определенной привычной схеме. Заинтересовавшись этим, он прикинул их примерную группировку и понял, что впервые британские войска представляют собой наиболее удачную цель для нанесения химического удара. Ракеты «Фрог» оснащены отравляющими веществами нервно-паралитического действия, вызывающими агонию и неизбежную смерть через несколько минут после попадания на кожу или вдыхания. Модафар догадался, что подобный риск со стороны противника означает только одно — подготовку к скорому наступлению. К этому моменту снаружи бункера Гарри Форд и трое его подчиненных уже убили последнего солдата из взвода республиканской гвардии, несшего охрану операторов «Секоникс-В».

Бесшумное убийство является частью арсенала войск специального назначения. Гарри и его команда были зрелыми профессионалами, которых обучали инструкторы из отдельного батальона охотников из Борнео и моджахеды-патаны[10 - Устаревшее название пуштунов.] из долины Паншир в Афганистане, испытывая их на умение бесшумно убивать и незаметно проникать на вражескую территорию.

Модафар Наджи эль-Салим слегка удивился, когда сержант Мукдад ткнулся лицом в приборную доску. Еще бы, за тридцать часов им удалось подремать всего несколько минут… И вдруг его охватила тревога, ужас сдавил горло, когда второй сержант Исмаил дернулся, приподнявшись на стуле, и из горла у него хлынула кровь, заливая экраны «Секоникс-В». Затем твердая, сухая, теплая рука зажала ему рот, руки и ноги были моментально связаны какой-то лентой. Расширенные и побелевшие от страха глаза майора лихорадочно метались между двумя темными фигурами, которые крепили небольшие заряды взрывчатки к оборудованию, и именно с таким расчетом, чтобы уничтожить его навсегда.

Затем одна из фигур повернулась и нагнулась к его лицу. Мужчина заговорил на языке, на котором говорили в Ираке, правда, акцент у него был оманский.

— Слушайте меня, Наджи эль-Салим, — прошептал смуглый усатый мужчина. К удивлению Модафара, на неизвестных была форма десантников республиканской гвардии. — Вы захвачены в плен, и обращаться с вами будут в соответствии с Женевской конвенцией. Мы заберем вас отсюда. Можете пойти с нами или можете остаться здесь мертвым вместе с вашими людьми. Наверное, все-таки предпочтете пойти с нами?

Майора охватил ужас, сердце колотилось так, что, казалось, выскочит из груди, руки и ноги дрожали, но ведь человек, пленивший его, намекнул… на хорошее отношение. Майор согласно кивнул. Гарри Форд развязал ему ноги, помог эль-Салиму встать, выбраться из бункера и быстро потащил его в сторону. Модафар заметил на темном песке с десяток трупов, все они застыли в скрюченных позах, не успев сделать ни единого выстрела. Ноги у майора подкосились, но его подхватили под руки, не дав упасть.

— Мне кажется, — прошептал один из солдат по-английски с шотландским акцентом, — что он предпочел бы бомбежку.

Второй солдат хмыкнул в ответ.

* * *


— Гарри Форд? — спросил Джонни Макалпин, разливая чай из серебряного чайника в три чашки из китайского фарфора. — Замечательный парень. Огромное чувство юмора…

Джардин улыбнулся и взял свою чашку. Они сидели в гостиной загородного дома Макалпина недалеко от Херефорда, где находился 22-й специальный воздушно-десантный полк, которым командовал Джонни. Оба посетителя отнюдь не были незнакомцами для Макалпина, поскольку специальные воздушно-десантные войска действовали в Колумбии, помогая обучать личный состав охранных и разведывательных подразделений, специальных штурмовых отрядов колумбийской тайной полиции, национальной полиции и, конечно, элитных армейских спецподразделений. На самом деле взаимоотношения между специальными воздушно-десантными войсками и их клиентами из Министерства иностранных дел и секретной разведывательной службы уходили корнями в Афганистан, Аргентину, Борнео, Оман, Аден и далее во вторую мировую войну. Десантники проводили операции во многих странах, иногда враждебных, иногда нейтральных, но без сомнения эти страны были бы напуганы, узнай они об этом. Полк также действовал в Северной Ирландии, но в интересах другого клиента — службы безопасности, называемой в прессе «МИ-5».

Макалпин отхлебнул чай и посмотрел в окно своего кабинета на лужайку, позади которой тянулось поле. Несколько ильмов и берез скрашивали унылый пейзаж. Стая ворон устроилась на дальнем углу пастбища справа от пшеничного поля. Полковник был одет в удобные брюки из корда и рубашку из хлопка, рукава которой стягивали золотые запонки. На шее пестрый платок, а на ногах старые, тщательно вычищенные кожаные башмаки. Полковник невысок и выглядит не слишком агрессивно, учитывая грозную репутацию его полка. Дэвид Джардин подумал, что он скорее похож на учителя частной средней школы, преподающего историю или классическую литературу, чем на профессионального военного. Выдавали его только крепкая стройная фигура и глаза.

— Как Джерри? — поинтересовался Макалпин.

— Отлично.

Джерри Кеннеди, которого сменил на посту шефа разведки Стивен Маккрей, давно работал с полком, и именно он вытащил специальный воздушно-десантный полк из того болота, где его потенциальные конкуренты, такие как отдельные роты десантного полка и подразделения морской пехоты, толкали друг друга локтями за право участвовать в специальных операциях в период «холодной войны» в начале 60-х годов.

В секретном мире имена известных личностей использовались как талисманы, указывавшие на то, в каких близких и доверительных отношениях находится говорящий с этой личностью, насколько он в курсе главных событий. Это был мир, где большинство произносимых слов больше походило на мракобесие. Загадочные разговоры, непонятные для непосвященных и перегруженные всевозможными намеками и утверждениями, с торговлей обрывками информации.

Так рассуждал Джардин, наблюдая за Макалпином и прихлебывая чай, он даже не представлял себе, что сможет быть грубым и неискренним с солдатом, который так долго проработал на «фирму» и с которым не требовалось ходить вокруг да около. Работая в офисе, быстро становишься подозрительным и высокомерным, и Джардин не знал, как далеко он отошел от «Страны Чудес», чтобы побороть в себе подобный недостаток. Он искренне надеялся, что не слишком далеко.

— Очень любезно с твоей стороны, что ты сразу согласился встретиться со мной.

— Я страшно удивился, когда ты позвонил. — Джонни обернулся, чтобы видеть Джардина, и прислонился к подоконнику. — Вчера вечером ты остановился в отеле «Дайнадор», а не в полку, где тебе всегда рады, Дэвид. По многим причинам я не могу подумать, что ты прибыл в Херефорд не к нам, хотя, возможно, это и несколько самонадеянно. И ты привез с собой венгра, который вместе с моими парнями принимал участие в операции «Кодицилл».[11 - Дополнительное распоряжение к завещанию.]

— Ронни. — Операция «Кодицилл» заключалась в тайном вывозе из Восточной Германии агентов, оказавшихся в затруднительном положении после падения Берлинской стены. — Это козырная карта.

— Он все еще занимается вывозом агентов? Я слышал, он перешел в отдел подготовки операций.

— Ронни занимается всем понемногу, уже дважды уходил в отставку.

— Да, но чем еще он может заниматься?..

— В настоящее время он вместе со мной занят подбором кандидатур.

— Ах вот что… — Полковник встретился глазами с откровенным взглядом Джардина, и Дэвид подумал, что это не тот человек, с которым хотелось бы ссориться. — Ты не можешь получить Гарри Форда, Дэвид. Он мне нужен, я хочу назначить его командиром роты. Ты же знаешь, мы сейчас воюем. — Он холодно улыбнулся.

Джардин понял, что не только их контора страдает подозрительностью и высокомерием. И от этого ему стало несколько легче. Он сообщил Макалпину о требовании премьер-министра подыскать и завербовать несколько человек, обладающих определенными способностями для выполнения задачи, которую премьер-министр очень близко принимает к сердцу. Джардин объяснил, что попал в трудное положение, потому что его шеф Стивен Маккрей сделал вид, что люди уже подобраны.

Спокойное и радушное выражение пропало с лица Макалпина.

— И в этом контексте был упомянут один из моих офицеров?

— Дорогой Джонни, конечно нет. Нет, нет и еще раз нет. Но в стране оказалось очень мало подходящих кандидатов, и твой Гарри Форд один из всего троих. Уверен, что ты не предложишь мне обсудить две другие кандидатуры.

— А что такого особенного в Гарри?

— Его подготовка. Способности. Надежность. И его… биография.

— И еще, наверное, тот факт, что он свободно владеет иностранным языком.

— Иностранным языком? Да, конечно, это есть в его досье. Кажется, испанским?

Безразличие на лице Джардина предполагало, что лингвистические способности Форда ему известны, но не имеют большого значения.

— Испанским, — подтвердил Джонни и задумчиво посмотрел на него.

За окном потрепанная, старенькая «вольво» Макалпина проехала мимо серой каменной стены и свернула во двор. За рулем сидела жена Джонни — Шейла, а рядом восседал стройный смуглый человек в свитере и кожаной куртке на молнии. В этот же момент на дороге, блокируя ворота, остановился запыленный приземистый «лендровер», в котором сидели двое молодых людей с длинными, нечесанными волосами. Джардин с одобрением отметил тот факт, что служащие полка охраняют своего командира и его семью. Из «вольво» вылез стройный мужчина, потом Шейла, а затем женщина лет двадцати шести с прекрасными шелковистыми волосами, зачесанными на косой пробор. Она была чуть выше среднего роста и, выбравшись с заднего сидения машины, что-то сказала, от чего Шейла и телохранитель рассмеялись. Ее живые, умные глаза как будто встретились с глазами Джардина, наблюдавшего за ней из окна гостиной. Но, конечно, женщина и не подозревала, что он стоит там и смотрит на нее.

Джонни Макалпин отошел от окна и плюхнулся в старое кресло, с трудом удержав в руках чашку и блюдце, демонстрируя своей расслабленной позой, что успокоился, увидев Шейлу, благополучно вернувшуюся из очередной поездки в школу. Джардин подумал о том, какое невероятное напряжение должен испытывать этот человек, представляющий для различных террористов одну из самых желанных целей в Англии. Он знал, что террористы из ИРА шныряли в Херефорде и его окрестностях, и по крайней мере шесть заговоров с целью убийства Джонни или его сослуживцев были уже раскрыты, причем два из них в последнюю минуту. К своему удивлению, Дэвид Джардин почувствовал какой-то странный прилив эмоций и симпатии. Циники такого не испытывают. Слава Богу.

Он поставил свою чашку на блюдце на столе.

— Джонни, это Колумбия. Мне нужно внедрить человека в медельинский картель.

Его искренность наконец вырвалась наружу, передавшись Макалпину, внимательно смотревшему на него.

— Ты же знаешь, Дэвид, что в вашем офисе есть парень, который сидит в Богом забытом отделе по связи разведки с армией.

Теоретически этот отдел занимался тем, что, когда разведке требовалось поработать с армией, получить на время нескольких армейских специалистов или использовать армейские подразделения в отдаленных точках, где они дислоцировались, для прикрытия тайных операций, в работу включался этот отдел. И вообще, по существующему порядку всеми вопросами, связанными с армией, должен заниматься именно этот отдел.

— Проблема… проблема в том, Джонни, что это тайная операция. Чем меньше людей будут знать о ней, тем лучше. Клянусь тебе, что даже в моем собственном отделе не будут знать настоящие имена этих троих кандидатов.

Он втянул голову в плечи так, что шея просто исчезла. Вид Джардина, пытающегося выглядеть расстроенным, до слез рассмешил бы Кейт как специалиста в области психологии поведения.

— Когда? — спросил полковник, сбитый с толку этим представлением.

С кухни донесся звон чашек и блюдец, приглушенный смех Шейлы, разговаривавшей с неизвестной девушкой с шелковистыми волосами. Звук воды, наливаемой в чайник. Прекрасные, типичные звуки домашней обстановки.

— Прямо сейчас. Ронни занят подготовкой тренировочных курсов в Уэльсе. Мы готовим трех кандидатов, для работы отберем одного. Двое других, возможно, тоже отправятся в Колумбию, но с другими задачами.

Джонни Макалпин задумался. Из кухни продолжали доноситься звуки, в прихожей за кабинетом тикали часы, слышался храп Хэла — старого черного ньюфаундленда, растянувшегося на зеленом потрепанном коврике перед окном, выходящим в сад, как раз на том месте, где пригревало солнце. Наконец полковник поднял взгляд на Джардина.

— Благодарю за откровенность, которую ты можешь позволить себе, Дэвид.

— Для его же безопасности, он будет вынужден уволиться с военной службы. Но, естественно, его зачислят в мою службу, со всеми вытекающими отсюда материальными привилегиями, включая пенсию.

— Значит, ты хочешь не просто на время одолжить Гарри, а украсть его, да?

— Только на время выполнения операции. Возможно, что она продлится год. В контракте будет оговорено, что по завершении операции он сможет свободно вернуться в армию.

Макалпин покачал головой.

— Дэвид, давай поговорим как друзья. Ведь это чертовски дорогостоящее дело — отбирать и готовить талантливых ребят для специальных воздушно-десантных войск. Чтобы они могли действовать, как вторая рота, в которой, как ты знаешь, служит Гарри. Обучать языкам, затяжным прыжкам с большой высоты, скрытым действиям, диверсиям и прочим нашим специальным дисциплинам… Честно говоря, я не считаю, что ты можешь приходить и воровать их, когда они как раз достигли настоящей кондиции… Что случилось с твоими собственными кадрами? Возьми кого-нибудь из Министерства иностранных дел. Или у этих чертовых моряков.

— Гарри Форд как раз тот человек, который нам нужен. Во всяком случае, так считают в моем офисе.

Джардин решил облечь свою просьбу в более официальные рамки. Такой легкий намек, что в случае отказа в ход будут пущены определенные рычаги.

Но командир 22-го специального воздушно-десантного полка перенес это спокойно.

— Мне очень жаль, Дэвид. Мы слишком много времени и средств потратили на Гарри Форда, чтобы он достиг своего теперешнего положения. У меня есть парочка людей, отлично говорящих по-испански, и они сейчас как раз находятся в Колумбии. Секретная служба может связаться с любым из них. Но только не с Гарри Фордом. — Полковник улыбнулся, к нему вернулось хорошее настроение. — Передай премьер-министру, что я очень сожалею. Чашечку свежего чая перед уходом? Мой адъютант передаст тебе по факсу данные на этих двух ребят. Они смогут прибыть в Англию в течение недели.

Дэвид Джардин пожал плечами.

— Спасибо, что выслушал меня. С удовольствием выпью чашку свежего чая.

Они прошли на кухню, уселись за стол вместе с Шейлой, пили чай и ели ее домашние пшеничные лепешки, которые оказались просто восхитительными. Джардин оглядывался вокруг, но девушка, умевшая смешить людей, исчезла.

— Мы давно не видели тебя, Дэвид. — Шейла улыбнулась. — Полагаю, что ты, как и наши ребята, полностью занят сейчас этим ужасным Хусейном…

Джардин подтвердил, что она совершенно права, застенчиво улыбнулся полковнику, поблагодарил Шейлу за чай и вернулся на машине в Херефорд, где отыскал Ронни Шабодо, встретившегося с двумя старшими сержантами из специального воздушно-десантного полка, в свое время принимавшими вместе с ним участие во многих тайных операциях по всему миру. Теперь Ронни Шабодо знал о Гарри Форде раз в десять больше, чем раньше.

— Он отказался?.. — предположил Шабодо, увидев выражение лица Джардина.

— Не стоит его ругать. — Джардин смотрел, как венгр укладывает в багажник машины дорожные сумки и закрывает крышку.

— И что теперь? Оставим его в покое и займемся Героло?

Шабодо уселся на сидение рядом с водительским. Джардин сел за руль.

— Ронни, я думаю, нам следует вылететь в Эр-Рияд. Давай поговорим с капитаном Генри Фордом. — Он снял трубку телефона, установленного в машине, и протянул ее Шабодо.

Венгр взял трубку и, нахмурившись, посмотрел на Джардина.

— Когда, Дэвид?

— Скажем, завтра тебя устроит? — спросил Джардин, мягко напоминая Ронни, на кого тот работает.

— Завтра просто здорово, — облегченно ответил венгр. Он начал набирать номер. — Мы сможем вылететь с базы Лайнхем королевских ВВС завтра в четыре часа дня. Но прибыть туда нужно за четыре часа, чтобы нас научили обращаться со скафандрами и кислородными масками. В Эр-Рияде у нас свой человек — Чарли Малоун. Ходят слухи, что он разгуливает там в форме полковника Генерального штаба.

— Чарли в форме, — хмыкнул Джардин, — мне это нравится… — Он бросил взгляд на Шабодо. — Ты ведь так и думал, что Джонни откажет, да?

— Да, я так и думал. Если агент стоит того, чтобы его завербовали, то его трудно заполучить. Страница третья инструкции.

Джардин расслабился, нога слегка отпустила педаль газа. Дорогой старина Ронни, он никогда не ошибался в прогнозах. Шабодо бросил взгляд на Джардина и криво улыбнулся. Наконец ему ответил нужный абонент, и Ронни принялся давать необходимые указания.


Эдди Лукко сидел на высоком стуле за стойкой в баре «Манхэттен» в районе Нью-Йорка, называемом Маленькой Италией. Когда-то белые стены уютного бара украшали вставленные в рамки черно-белые фотографии более или менее известных музыкантов джаза. Эдди Лукко посмотрел на фотографию бледного, с заостренным подбородком молодого человека лет двадцати с небольшим, улыбавшегося и сидевшего за пианино, которое до сих пор загораживало путь в туалет в дальнем углу бара. Молодого человека звали Альберт Альмеда, и в молодости он по вечерам играл в этом баре, учась одновременно в колледже. Судья Альмеда. Одна из немногих героических личностей в понимании сержанта. Сейчас ему было около шестидесяти, и улыбка со временем исчезла с лица. Он правил бал в Пятом окружном суде Нью-Йорка, как опытный крупье, наблюдая за игрой, чувствуя ставки и разоблачая жуликов. При определенных обстоятельствах резко стучал молотком, призывая суд образумиться.

Плохо нарисованная афиша, прикрепленная к деревянной стене позади стойки, сообщила Лукко, что позже вечером девушка будет исполнять на пианино произведения Джорджа Гершвина, а пока звучала магнитофонная запись «Сонни Роллинс живет в Монтре». Бармен Стив, в прошлом сержант морской пехоты, всегда был начеку, даже если мыл стаканы или занимался подсчетами на калькуляторе. Когда позади Лукко открылась дверь, бармен тихонько двинулся к дальнему концу стойки.

Эдди незаметно расстегнул пуговицы пиджака из стопроцентной шерсти. Подарок Нэнси, которая завтра заканчивает свои дела. И все снова будет нормально: никаких больше закусочных, никакого пива с ребятами, потому что уже становится неудобно при взвешивании.

Вошедший в бар человек находился теперь прямо справа от него, он уселся на соседний стул. Парню было около тридцати, плотный, ниже среднего роста, редеющие темные волосы. Одет в шелковый костюм стоимостью, должно быть, в тысячу долларов, но шикарный итальянский покрой пиджака портила плечевая кобура. Большим пальцем правой руки Эдди нащупал рукоятку своего пистолета, который носил слева за поясом, под пиджаком из стопроцентной шерсти. Ни в коем случае нельзя рисковать, если дело касалось Лентяя Минни.

— Как дела? — заботливо поинтересовался Минни.

— Паршиво, — ответил Эдди.

— Да-а.

Минни поймал взгляд бармена Стива, кивнул на пиво, стоящее перед Лукко, и поднял вверх два пальца. Стив кивнул, но по его виду нельзя было сказать, что он сейчас же, сломя голову, кинется выполнять заказ.

Минни вздохнул.

— Так что за пожар?

Сицилиец и житель Нью-Йорка в третьем поколении снова вздохнул.

Эдди Лукко задумчиво обнял пальцами левой руки край своего стакана с пивом.

— Мне нужен Малыш Пи, — сказал он.

— Я что тебе, гребаное бюро по розыску пропавших без вести, что ли? — Минни дернулся, когда Лукко плеснул ему пиво прямо в рот, и задохнулся, почувствовав, как короткий ствол «магнума» больно уперся ему в горло как раз ниже кадыка.

Лукко сдернул громилу со стула, левой рукой, словно тисками, сдавил ему запястье, швырнул на пол лицом вниз, наступил одним коленом на спину и ловко вытащил из плечевой кобуры «кольт» калибра 9 мм. Джулиано Минеоваре почувствовал, что на сведенные назад руки надеты наручники. Шелковый пиджак промок от пива, обостренному чувству собственного достоинства Минни был нанесен серьезный урон.

— Считай себя покойником, итальянская свинья.

Минни плюнул на пол, находившийся в нескольких дюймах от его лица.

— Незаконное ношение оружия, от пяти до десяти, Минни, — сказал Лукко, поднимая сицилийца на ноги и отряхивая его. Потом наклонился к нему и тихо, доверительно продолжил: — Ты, должно быть, очень высоко ценишь мистера Малыша Пи Патриса, если готов пожертвовать ради него несколькими годами своей жизни. Подумай о всех тех девочках, которые пройдут мимо тебя за это время…

Лукко вытолкал Минеоваре из бара и подвел его по тротуару к коричневому «седану», за рулем которого сидел детектив Сэм Варгос.

Заскрипели пружины обтянутых кожзаменителем сидений, Лукко захлопнул дверцу, и Варгос рванул автомобиль с места.

Лукко сидел, расслабившись, в углу, галстук ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Нэнси всегда говорила, что не пойдет с ним рядом, если у него такой вид, но конечно же шла, и Эдди втайне считал, что ей на самом деле нравится образ этакого крутого полицейского.

Молчание длилось восемь минут, что, в общем-то, большой срок, когда никто не произносит ни слова. Сэм Варгос был хорошим полицейским, и они с Лукко слаженно работали, когда попадали в одну бригаду. Поэтому оба и молчали, проезжая по Восточной Девяносто шестой улице в направлении испанского Гарлема.

— В какой участок вы меня везете? Черт побери, мне нужен адвокат.

Никто не ответил. За окном темнокожие шлюхи в белых париках и мини-юбках обступили «додж» с тремя турками.

— А знаешь что, Сэм… — начал Лукко.

— Что? — спросил Варгос.

— Давай-ка высадим здесь этот кусок итальянского дерьма, только дай мне сначала несколько сотенных, и я засуну их ему в верхний карман.

— Ублюдок, — бросил Минеоваре.

— А когда высадим его из машины, громко скажем: «Спасибо за помощь, Минни». Или что-то в этом роде. Как ты на это смотришь?

— Сработает. Наверняка сработает. — Сэм уверенно кивнул.

Минеоваре уставился своими ленивыми, словно искусственными глазами на Лукко.

— А если я найду тебе младшего Патриса?

— Ты не понял меня, Минни. Ты скажешь мне, где он, прямо сейчас, я позвоню и проверю, так что, когда выйдешь из этой машины и отправишься в лучшую часть города, я точно буду знать, где искать его.

— Говори, Минни, — сказал Варгос. — Сержант спрашивает тебя об этом, потому что мы знаем, что вчера ты получил на десять тысяч героина за предоставление убежища Малышу Пи. — Он усмехнулся. — Пока все не уляжется.

Еще три минуты они ехали молча, потом Минеоваре вздохнул.

— Если ты нарушишь наш договор, — обратился он к Лукко на сицилийском диалекте, — то с тобой все равно когда-нибудь рассчитаются.

— Что? Что он сказал? — спросил Варгос.

— Хорошо, Минни. Договорились. — Эдди протянул руку за спину гангстера и расстегнул наручники, не сводя с него твердого, неумолимого взгляда. — Где?

Лентяй Минни, заикаясь, назвал адрес, Варгос передал информацию по радио, и они еще пятьдесят минут кружили по улицам, пока наконец переодетые детективы из 14-го участка не сообщили, что они обнаружили Малыша Пи.

Варгос включил сирену и, повернув налево, поперек интенсивного движения, рванул вперед.

— Эй, парни, выпустите меня из этой чертовой машины! Я не поеду с вами, мы же договорились…

— Не утомляй меня, — сказал Лукко, пристегивая запястье громилы к поручню. Затем он открыл барабан револьвера и перезарядил его запрещенными, но более эффективными разрывными пулями.


«Додж» незаметно пристроился позади большого грузовика с рекламой пива «Мичлоб». Один из детективов остался сторожить Минеоваре, а Эдди Лукко и детектив Сэм Варгос пешком направились к павильону электронных игр «Пинбол уорлд», освещенному яркими неоновыми огнями. Темнокожие и белые юноши со своими девушками толпились возле павильона, ожидая своей очереди и весело болтая. Некоторые из них были просто асами в электронных играх, на которые тратили все свои наличные деньги. Сейчас среди молодежи, заполнившей «Пинбол уорлд», крутились девять переодетых полицейских из отдела по убийствам и детективы из 14-го участка.

Лукко и Варгос прошли прямо в павильон, прекрасно понимая, что выглядят именно теми, кем были на самом деле, — полицейскими из отдела по расследованию убийств, зашедшими сюда по службе. Они переговаривались по рации с переодетыми агентами, и стремительность, с которой ворвались в павильон, произвела на тощего темнокожего служащего в очках в золотой оправе и комбинезоне с надписью на спине «Пинбол уорлд» впечатление парочки бомб с лазерной системой наведения.

Малыш Пи совершил две кардинальных ошибки. Во-первых, он повернулся спиной и опустился на колени возле игры «Инди-500», намереваясь поиграть. Во-вторых, когда полицейские подошли довольно близко и стало понятно, что они ищут именно его, он обернулся и сунул руку в карман за пистолетом. Звук выстрелов «беретты» Варгоса перекрыл писк электронных игр, и Малыш Пи внезапно оказался на полу, схватившись за правую руку чуть ниже плеча и дергая ногами, как исполнитель брейк-данса.

Лукко остановился возле арестованного и поднял лежавший рядом «узи». Остальные девять полицейских, выглядевшие в своих разнообразных одеяниях как уличные гангстеры, окружили их, прикрывая от толпы.

— Проклятье… — простонал Малыш Пи. Эдди Лукко надел на него наручники, снял галстук и крепко перетянул арестованному раненую руку.

Кто-то из полицейских вызвал по рации «скорую помощь».

— Ты имеешь право не отвечать на наши вопросы, — сказал Лукко, сожалея о том, что испортил вполне приличный галстук. — А еще у тебя есть право вызвать адвоката, дешевый ты кусок дерьма…

Вот так Малыш Пи был арестован за убийство двадцатисемилетнего детектива из отдела по борьбе с наркотиками. Но в глубине души Лукко понимал, что взялся за Патриса по другой причине: он хотел выяснить, узнает ли торговец наркотиками фотографию той неизвестной девушки, которая лежала сейчас на стеллаже в морге больницы Бельвью.


— Больше всего мне нравится в Юджине то, что за все те годы, которые я его знаю, он не изменился ни на йоту.

Падрик О’Шей, которого все прочили в будущие премьер-министры Ирландии, вытянул ноги под обеденным столом и слегка отодвинул назад свой стул. Он обращался к жене Пирсона Мараид, сидевшей справа от него. О’Шей сидел на одном конце стола, а Пирсон на другом. Между ними расположились Тим Карсон — банкир из Дублина, Десмонд Браун — биржевой торговец, владевший племенной фермой на полуострове Дингл, и Кэл Фицгиббон — нейрохирург из Дублина, работающий теперь в Нью-Йорке и пользующийся международным признанием. И их уважаемые жены.

Они отмечали встречу пяти в прошлом президентов «Субботнего клуба Тринити-колледж», которая проводилась каждую последнюю пятницу месяца семестра. После обеда и споров следовали танцы, длившиеся до завтрака в субботу, и затем команда членов «Субботнего клуба» играла в регби против приглашенной команды соперников. В результате встреч в клубе трое из присутствующих сейчас за обеденным столом мужчин познакомились со своими женами, и одна из них Мараид, которая не была студенткой колледжа, но всегда вращалась в студенческой среде, потому что ее отец был профессором и преподавал гэльскую поэзию.

Мараид улыбнулась и ответила, что больше всего ей в Юджине нравится то, что он здорово изменился с момента их первой встречи. Ее ответ вызвал одобрительный смех, а Тим поинтересовался, каким же образом изменился Юджин.

— Начнем с того, — сказала Мараид, — что в те времена он был отпетым хулиганом и слишком высокого мнения о себе.

— Один из наших главных судей был хулиганом? — удивился биржевой торговец Десмонд Браун. — Странно, Юджин, ты мне всегда казался образцом благопристойности…

Он удивленно поднял густые брови. Все засмеялись, в этот момент подали портвейн, и мужчины закурили сигары.

— Боже мой, всю жизнь никак не могу понять, почему в этот момент обеда англичане выпроваживают дам из комнаты, — подал реплику банкир Карсон. — Когда обед в самом разгаре.

— Тим, тебе завтра рано вставать, поэтому слишком не расходись.

Его жена Маргарет посмотрела на него с таким выражением, словно знала, что бороться с мужем бесполезно. Присутствующие захихикали. Группа преуспевающих жителей Дублина, уютно чувствующих себя в компании друг друга.

— Дамы и господа, позвольте мне предложить тост. — Кэл Фицгиббон поднялся из-за стола. Десмонд Браун поспешил наполнить свой бокал. Фицгиббон поднял бокал с портвейном. — За республику…

Все встали, подняв бокалы, и воскликнули:

— За республику…

И выпили, а потом снова сели.

Дебора Браун, радовавшаяся очередному приезду в Дублин, повернулась к Мараид.

— Я слышала, старшая дочь Молли О’Шонесси опять беременна. Ты знаешь, она подцепила этого парня в театре «Абби», и…

Дебора сделала виноватое лицо и быстренько замолкла, увидев, что Тим Карсон с серьезным видом поднялся со стула. «Типичный банкир», — подумала она.

— И еще один тост за человека, который, как я слышал, поведет нас на предстоящие выборы в качестве главы партии. И, если выборы пройдут нормально, а все указывает именно на это, этот человек будет следующим премьер-министром Ирландии. Дамы и господа, бывшие президенты «Субботнего клуба» и их жены… я говорю о докторе философии Падрике О’Шейе.

Все поднялись и протянули бокалы в сторону О’Шейа, который продолжал сидеть, лучезарно улыбаясь. Раздались голоса: «За Падрика». Все выпили и сели.

— Скажи нам речь, Падрик, — потребовал Десмонд.

— Речь… — поддержал нейрохирург.

Падрик О’Шей заерзал на стуле, продолжая сидеть и лучезарно улыбаясь. Он поднял третий бокал портвейна и описал им полукруг, как бы чокаясь с каждым из присутствующих. Этот человек был опытным политиканом.

Когда он заговорил, в его голосе не было бахвальства. Звучала дружеская речь, обращенная к друзьям.

— Вы понимаете, я даже не знаю, как вы все проголосуете, — начал он, — но в этом и заключается прелесть демократии. Однако я склонен верить, что наша партия Фине гал получит абсолютное большинство на предстоящих всеобщих выборах. И это правда, что я поведу нас на эти выборы, и с Божьей помощью, — при этих словах Дебора осторожно перекрестилась, — стану премьер-министром. Как говорят, первым среди равных.

Раздался одобрительный гул. Всегда приятно, когда тебе доверяют секреты. Приятно получить подтверждение слухам, распространяемым серьезной прессой до того, как об этом узнает вся страна. Честно говоря, секрет обладает определенной притягательной силой.

— А теперь, если я могу рассчитывать на вашу скромность… — О’Шей произнес эти слова в полной тишине, но затем раздались возгласы: «О, да. Конечно, Падрик», присутствующие страшно желали услышать еще какой-нибудь секрет от будущего премьер-министра. — …Я хотел бы сказать, что за этим столом сидит еще один преданный сторонник моей партии — Юджин Пирсон. Уверен, что он будет так же удивлен, как и все вы, когда я сейчас, прямо здесь, попрошу его как члена самого тайного братства… — При этих словах Юджин чуть не упал в обморок от страха — …Почетного общества «Субботнего клуба»… — Раздался одобрительный шум, и бокалы снова наполнились портвейном. — …Юджин, я очень серьезно прошу тебя подумать о посте министра юстиции в моем будущем правительстве.

Все оцепенели, наступила тишина. И вдруг раздались одобрительные возгласы и поздравления. Пирсон сидел, словно окаменевший. Мараид, сидевшая напротив, не сводила с него глаз, по щекам ее текли слезы гордости.

— О, Юджин, — вымолвила она. — О, Падрик. Это чудесно…

А все, что видел судья Юджин Пирсон, было лицо Венецианской Шлюхи со снесенной верхушкой черепа. И малиновым желе вместо левого глаза.


5

Наивные агенты


Гарри Форду всегда нравился запах ружейного масла. Поэтому он приобрел несколько банок антикоррозийной смазки «Янгз-303», продаваемой в Лондоне фирмой «Джеймс Парди и сыновья», чьи ружья изготавливались для каждого клиента по индивидуальному заказу и стоили от пятидесяти тысяч до полумиллиона фунтов за пару. Такого расточительства Гарри себе позволить не мог, но все-таки боеприпасы и всякие охотничьи принадлежности предпочитал покупать в отделанном деревом магазине компании «Парди» на углу Маунт-стрит и Саут Одли-стрит в Мейфэр. Безупречно вышколенные продавцы магазина считали его воспитанным и преуспевающим молодым человеком, а Гарри нравилась их любезность и слова: «Доброе утро, мистер Форд, очень рады снова видеть вас». Такой прием ему оказывали у «Парди» и в других старых, солидных магазинах, таких как обувной магазин «Лоббз», а также в ателье «Хантсман», баре и ресторане отеля «Коннот».

Гарри считался хорошим солдатом и прирожденным лидером. Даже его недоброжелатели признавали, что бывший офицер гвардии заслуженно добился высокого для своих лет положения. Гарри сидел, скрестив ноги, в палатке — или «шатре», как называли десантники временные места отдыха в полевых условиях, — установленной в глубокой воронке, вырытой в песке и укрытой маскировочной сетью. Разобранный на части автомат с глушителем лежал на полу на чистой тряпке, каждая деталь сверкала, будучи смазанной ружейным маслом. Протирая четвертый запасной магазин, капитан войск специального назначения был вполне доволен своей жизнью. Он только что вернулся с совещания, на котором детально анализировалась и утверждалась следующая стадия операции «Гранат», предполагавшая действия специальных воздушно-десантных войск в глубоком тылу на территории Ирака. Подразделению Гарри предстояло выполнить задачу, связанную с большим риском. Через несколько часов они должны погрузиться в вертолеты «Чинук», которые перелетят через границу Ирака и сбросят десант с высоты двенадцати тысяч футов. Десантникам предстояло совершить затяжной прыжок в милю, прежде чем раскрыть свои управляемые парашюты и бесшумно и, желательно незаметно, приземлиться в двадцати минутах хода от командного бункера республиканской гвардии Ирака, засеченного сегодня утром станцией перехвата спутниковой связи, расположенной рядом со столицей Австралии Канберрой.

После совещания командир десантников майор Десмонд Максуини отвел Гарри в сторонку и сообщил, что, хотя полковник Джонни Макалпин уже представил его к «Военному кресту» за последние операции в тылу врага, командование войск специального назначения в Лондоне считает, что, несмотря на дипломатические усилия с целью прекратить конфликт, наземные наступательные действия будут продолжаться. И командование считает, что с наградами за храбрость стоит повременить до освобождения Кувейта и вторжения на территорию Ирака, и тогда в каждом подразделении многих будут награждать «Военными крестами» и даже несколько человек орденами «За боевые заслуги». А еще можно рассчитывать на королевскую медаль «За храбрость», ну и, конечно, на вторую благодарность в приказе.

Гарри Форд служил в армии уже почти семь лет, не раз сталкиваясь при этом с бездумным равнодушием армейской системы. Он не был твердо уверен, что именно его следовало представить к награде, поэтому просто пожал плечами и поблагодарил майора за сообщение.

Максуини добавил, что все не так уж плохо и ходят слухи, если у Гарри все пойдет дальше так же гладко, у него есть прекрасный шанс стать командиром роты.

Таким образом, Генри Майкл Алькасар Форд имел веские основания быть довольным жизнью. Пугали ли его опасности постоянных боевых действий? На самом деле нет, потому что даже во время мирной службы в полку он подвергался большим опасностям. Гарри участвовал в тайных операциях в Северной Ирландии, воевал вместе с моджахедами в Афганистане и еще действовал в таких местах, о которых британское правительство предпочитало помалкивать.

Главное удовлетворение от теперешней войны Гарри Форд испытывал от того, что это действительно была настоящая война. Война, в которой можно в открытую сражаться с врагами и убивать их, а не сдерживать себя в действиях, как на территории шести графств Северной Ирландии, где известные убийцы разгуливали по улицам, уверенные в том, что им не грозит возмездие, потому что, вопреки мнению прессы и населения, личный состав полка мог действовать только в рамках закона. И «временные» прекрасно знали об этом. И самое худшее, что могли получить «республиканские» и «лоялистские» террористы и палачи, это несколько месяцев тюрьмы за незаконное ношение оружия. Иногда террористам не везло, и их хватали на месте преступления, но такие удачи случались довольно редко.

Вот такие мысли неторопливо крутились в голове Гарри Форда, когда старший сержант Джорди просунул голову в «шатер», откинув в сторону полог. Джорди и был тем усатым мужчиной, который принимал участие в захвате установки «Секоникс-В» — крупный, но худощавый шотландец, и когда он усмехался, что делал довольно часто, хорошо была видна щель между двумя передними зубами.

— Босс, вас там хочет видеть какой-то забавный старый тип с иностранным акцентом. Какой-то шпион. Один из наших ребят помнит его по операции «Морская пена».

— Что ему нужно?

— Откуда я знаю, мне просто поручено передать. С ним наш «Медведь», у них к вам какой-то срочный разговор…

Форд вздохнул, бросил взгляд на Джорди, быстро собрал свой АКС, ловко навернув глушитель.

— Чертовы шпионы. Мне только этого и не хватало.

Но, как и секретарь кабинета министров, как и другие люди, он испытывал удовольствие от соприкосновения с секретным миром.


— Гарри, это Фред Эстергоми из Министерства иностранных дел. — Десмонд Максуини, которого солдаты называли «Медведь», указал на Ронни Шабодо, который в своих путешествиях по «Стране Чудес» пользовался различными псевдонимами, одним из которых и был Фред Эстергоми.

— Рад познакомиться с вами.

Гарри Форд окинул взглядом приземистого, улыбающегося, слегка располневшего человека, стоявшего возле карты в кабинете оперативного отделения и набивавшего табаком видавшую виды трубку. Одет он в куртку, которая ему слегка великовата, и брюки, составлявшие маскировочный комплект специально для пустыни. На полу возле ног лежала сумка с комплектом «химзащиты» и противогаз. Первым делом Гарри отметил для себя, что незнакомцу слегка за пятьдесят, вторым, что бросилось в глаза, были его прокуренные, неровные зубы. Потом увидел на предплечье у Эстергоми два небольших круглых шрама с неровными краями. Следы пулевых ранений.

— Где это вас угораздило? — спросил Гарри, кивнув на шрамы.

— Будапешт, 1956 год. Думаю, мне для начала надо поздравить вас.

— Правда? А с чем?

— С «Военным крестом», молодой человек. Отличная работа.

Гарри усмехнулся. У этого типичного шпиона устаревшие сведения.

— Вы несколько торопитесь. Начальство передумало.

Наступила неловкая пауза. Эстергоми бросил взгляд на «Медведя», и тот поднялся со стула.

— Ладно, я оставлю вас. Не хочется расставаться, но в пять я должен быть у генерала. Гарри, у Фреда есть полномочия от командования войск специального назначения в Эр-Рияде объяснить тебе, что им от тебя нужно.

Так как ни Шабодо, ни Форд не ответили ему, Максуини взял противогаз, комплект «химзащиты» и вышел, пожалуй, слегка сожалея о том, что оставляет своего молодого капитана в компании этого седовласого пожилого шпиона.

Венгр мелкими затяжками раскурил трубку, и голова его окуталась клубами дыма. Запах табака долетел до Гарри, и он узнал «Данхилл» — чрезвычайно ароматный и один из самых дорогих сортов табака. Иногда Гарри тоже позволял себе покупать его.

В наступившей тишине Гарри не произнес ни слова. Он позволил Ронни оглядеть себя с головы до ног, как тренер осматривает лошадь. Что ж, перед ним стояла безупречная, чистопородная лошадь. Гарри вежливо глядел на Эстергоми, чувствуя себя спокойным и уверенным.

Наконец Шабодо улыбнулся.

— Все воюете, капитан, и мне жаль отрывать вас от этого. Боюсь, вам не понравятся мои слова, но у меня есть разрешение вашего командования забрать вас отсюда на двадцать четыре часа.

Слова разведчика повисли в тишине. Лицо Гарри не выражало ни враждебности, ни радушия. Он оказался в этом бункере только потому, что получил приказ командира.

У Шабодо были свои соображения по поводу молчания Гарри Форда. Ронни умел оценивать людей, и, может быть, не имел себе в этом равных.

В прошлом у него часто возникали ситуации, когда его жизнь зависела от принятия правильного решения и порой на такое решение отводились всего считанные секунды. Ронни видел, что у Форда повадки индивидуалиста. Способного, умного, закаленного в боях профессионального солдата. Гарри был также представителем вполне определенного слоя общества, обладавшим естественной самоуверенностью и манерами. Из досье Шабодо знал, что Гарри является опытным наездником, и первые же минуты, проведенные наедине с ничего не подозревающим кандидатом, наполнили венгра оптимизмом. У парня чувствовалась какая-то неанглийская внутренняя энергия, скрытый порыв, и это, пожалуй, сослужит хорошую службу в ходе подготовки и внедрения под видом аргентинца или перуанца из хорошей семьи именно в те круги общества в Боготе или Медельине, где его смогут заметить люди из картеля.

И глазом не моргнув, Шабодо наплел Гарри, что пленение иракского майора Модафара Эль-Салима имело очень важное значение и что допросы этого неудачника принесли массу ценной информации. Еще Ронни сообщил, что его собственный начальник заинтересовался этим делом, прилетел из Лондона и договорился с командующим войсками специального назначения в Саудовской Аравии, чтобы Гарри Форда доставили на вертолете в Эр-Рияд, где ему придется дополнить свои отчеты и дать из первых рук информацию секретной службе о политической ситуации в тылу на территории Ирака.

Командующий дал разрешение оторвать Гарри на двадцать четыре часа от выполнения служебных обязанностей.

— На самом деле не знаю, чем еще смогу быть полезен, — сказал Гарри, пожимая плечами. — Наши ребята из разведки уже выжали меня как лимон.

Тогда Шабодо сказал, что существует еще одна причина его визита, но его просили не обсуждать ее до прибытия в Эр-Рияд. Ронни был вежлив, но настойчив. Чем раньте они вылетят, тем быстрее Гарри вернется назад.

Гарри Форд был знаком с этой вызывающей раздражение привычкой секретной службы расспрашивать о всяких деталях операций. Он объяснил Шабодо, что в ближайшее время ему предстоит ночное десантирование на территорию Ирака и операция займет примерно восемь дней. Таким образом, он очень сожалеет, но служебные обязанности не позволяют ему выполнить его просьбу до возвращения с задания.

Шабодо улыбнулся.

— Ваши служебные обязанности будут продолжаться аж до капитуляции Багдада, и это, возможно, займет несколько недель. Майор Максуини сказал мне, что ваша группа вполне сможет прожить без вас двадцать четыре часа, и если говорить откровенно, капитан, то я работаю непосредственно на кабинет министров, и вам не к лицу ломаться, как примадонне.

С профессиональной беспристрастностью Шабодо отметил, что молодой офицер не выдал своего возмущения и никак не среагировал на его провокацию.

— Все необходимые документы готовы, и ваше начальство в Эр-Рияде отдало приказ об освобождении вас от служебных обязанностей до полудня вторника. Но я уверен, что вы вернетесь гораздо раньше. — Ронни всплеснул руками, словно понимая колебания Гарри. — Мы все участвуем в этой войне, капитан Форд.

Гарри кивнул и задумался. Он уже подготовился к тайной операции по захвату штаба десантной дивизии республиканской гвардии Ирака. Но Гарри также знал, что первая фаза операции, заключающаяся в наблюдении за объектом и оценке возможного успеха, продлится довольно долго, потому что, как он подозревал, проникнуть в этот штаб, охраняемый подготовленными профессионалами, будет чрезвычайно сложно. В любом случае он не пропустит ничего, что могло бы повлиять на его дальнейшую военную карьеру. Тем более, что, похоже, боевые награды разыгрывались в лотерею политиканами от армии, а не выдавались за настоящие заслуги. Именно так Гарри Форд и относился к своей службе. Исследования по военной истории показывали, что многие преуспевающие генералы относились к ней точно так же.

— Мне требуется, чтобы майор Максуини устно подтвердил ваши слова.

— Конечно. Пожалуйста, будьте готовы отправиться со мной через двадцать минут.

Старый венгр бросил взгляд на Гарри и отвернулся к карте боевых действий с грифом «секретно».

Спустя двадцать минут капитан Гарри Форд уже сидел в вертолете «линкс», имея при себе комплект «химзащиты», бритвенный прибор и смену белья. Ведь он уезжал всего на двадцать четыре часа.

Стоя внизу на земле, майор Десмонд Максуини глядел вслед поднявшемуся над пустыней вертолету. Заходящее вечернее солнце окрасило песчаные барханы в различные оттенки розового и красно-коричневого цвета. Он нутром чувствовал, что больше никогда не увидит Гарри Форда.

Когда вертолет приземлялся на площадке возле штаб-квартиры союзного командования, город только что бомбардировали ракетами «Скад». Гарри Форд не был в столице со времени начала войны и сейчас наблюдал сквозь плексигласовый колпак кабины вертолета, как в темное, ночное небо, оставляя след, взметнулись три ракеты «Патриот», моментально исчезнув в низко нависших облаках. Затем небо разорвали желто-оранжевые вспышки и «линкс» слегка тряхнуло взрывной волной.

Гарри бросил взгляд на человека, известного ему как Фред Эстергоми, который с интересом и без всякого страха наблюдал за происходящим. Поймав взгляд Гарри, Шабодо подмигнул ему и поднял вверх большой палец.

Вращающиеся лопасти вертолета подняли пыльную бурю. Гарри открыл дверь и двинулся на выход, пригибая голову, хотя прекрасно знал, что вращающиеся лопасти ни в коем случае не заденут его. Шабодо последовал за ним.

Гарри старался не слишком удивляться, и все же на него произвел сильное впечатление спуск на скоростном лифте в глубь атомного убежища — казалось, они опустились под землю футов на сто. Наконец лифт остановился, и, когда они с Шабодо вышли из него, Гарри еще раз с профессиональной точки зрения потрясло высокое техническое оснащение бункера союзного командования.

Сопровождали их два сержанта военной полиции и высокий загорелый полковник с петлицами Генерального штаба, который встретил их на вертолетной площадке. Он вел себя как энергичный профессионал, имеющий доступ во многие секретные зоны. Ронни Шабодо прикрепил на куртку запаянный в пластик пропуск с фотографией, и, к удивлению Гарри, полковник, представившийся Чарльзом Малоуном, вручил такой же пропуск и Гарри, где была его фотография, звание и имя.

Они шли по длинному коридору с серыми стенами и покрытым резиной полом, встречая штабных офицеров и высокопоставленных военных в форме американской, британской армии и армии Саудовской Аравии. По обе стороны коридора виднелись светло-зеленые двери, обозначенные только номерами. Возле двери с номером 116 они остановились, Ронни и полковник обменялись какими-то обрывочными фразами по поводу войны и танцовщиц, присутствовавших на вечеринке у морских пехотинцев тайно, чтобы не шокировать арабов. Танцовщицы явно представляли для них определенный интерес.

Сбоку от двери укреплен диск с цифровой панелью. Полковник Малоун набрал комбинацию цифр, и электронный замок щелкнул, отпирая бронированную дверь. Малоун распахнул дверь и пошел внутрь впереди Шабодо и Гарри, сопровождавшие их сержанты военной полиции остались снаружи.

За дверью находился тамбур, как в газоубежище, и всем троим пришлось немного подождать, прежде чем открылась вторая, внутренняя дверь и на пороге показался Дэвид Джардин в рубашке с короткими рукавами и брюках от светло-коричневого костюма из шотландки «Принц Уэльский».

— Входите, — пригласил Джардин. — Хорошо долетели?

— Обычный полет, — ответил венгр. — Правда, приземлялись в самый разгар налета ракет «Скад».

— В самом деле? — Джардин покачал головой. — Вся беда в том, что мы здесь совсем изолированы от мира. На город могут сбросить ядерную бомбу, а мы и знать не будем. Добро пожаловать, капитан Форд.

Дэвид провел их в кабинет с двумя столами, несколькими телефонами разных цветов и арабскими ковриками на полу. Еще в кабинете стояли три удобных кресла, и на стене висела карта региона.

«Прекрасные кресла, — подумал Гарри. — Как раз подходят для кабинетных вояк».

Джардин опустился в кресло и усмехнулся, словно прочитав мысли капитана.

— Можете устраиваться поудобнее, — сказал он, указывая на кресло.

Гарри положил комплект «химзащиты» на пол и уселся в кресло. Шабодо открыл сейф в стене и вытащил бутылку с наклейкой «медицинский спирт». Он взглянул на Гарри.

— Водки?

— Нет, спасибо.

Чарли Малоун нерешительно замялся в дверях.

— Если вам, парни, что-нибудь нужно…

Джардин поднял руку.

— Спасибо, Чарли. Все в порядке.

Малоун пожал плечами и вышел, закрыв за собой дверь.

На столе тикали часы. Старомодный заводной будильник с полусферической крышкой звонка сверху. Он напомнил Форду мультфильмы из сериала «Том и Джерри».

Шабодо налил водки в две дешевенькие китайские чашки, и одну из них поставил на стол рядом с Джардином.

— Ну что ж, капитан, — сказал Дэвид по-испански, — я слышал, что вы успешно воюете.

Гарри удивленно посмотрел на Джардина. Что тут происходит, черт побери? В этом человеке так и сквозило что-то начальственное. Но он явно не из военных. Да еще испанский?..

Гарри в свое время высказывал желание отправиться в Колумбию в составе группы инструкторов. Это было еще до кризиса в Персидском заливе, и ему казалось, что это неплохой шаг для карьеры, но Джонни Макалпин не пустил его в Колумбию, объяснив, что испанский Гарри слишком хорош и, возможно, понадобится в будущем для выполнения какого-либо специального задания. Может быть, это была вполне разумная предусмотрительность, но при чем здесь шпионы? Гарри слишком хорошо знал Джонни Макалпина, поэтому не мог представить себе, что полковник захочет отдать лучшие кадры в лапы представителей разведки.

И вот теперь он сидит в каком-то фантастическом бункере и играет в глупые игры с этими сметными людьми. Причем еще и подыгрывать им надо.

— Да, сеньор, — ответил Гарри с колумбийским акцентом, потому что отнюдь не был дураком. Совсем ведь не похоже, что они намерены отправить его в Коста-дель-Соль. — У меня прекрасная возможность делать то, что я умею делать лучше всего. — «Убивать людей», — угрюмо подумал он и моментально почувствовал, что его мысли передались Джардину.

— Думаю, вы несправедливы к себе, капитан. Я очень тщательно изучил ваше досье, мы разговаривали со многими людьми, контактировавшими с вами. И с друзьями, и с недругами. У моего офиса в этом плане громадные возможности, и, хотя все это не идет в сравнение с личным контактом, мне все же кажется, что я знаю вас довольно хорошо. И верю, что ваши лучшие потенциальные способности еще не использованы.

Все это Джардин произнес бегло по-испански.

— Сеньор, я простой солдат. Но мне кажется, что вы не стали бы привозить меня вертолетом в Эр-Рияд, чтобы просто расспросить о политической ситуации на территории Ирака, а ваше замечание о том, что вы все время находитесь под землей, и отсутствие загара позволяют мне предположить, что вы прибыли из Англии. Человек в форме полковника все прикидывался простачком, но он явно не дурак. А сейчас вы говорите со мной на моем родном языке. По вашему акценту можно предположить, что вы жили в Испании, в Виго, или, может быть, в Эквадоре, где много выходцев из северной Испании. Значит, вы занимаетесь странами, где говорят не на арабском. Тогда, сеньор, может, мы не будем терять время даром и сразу перейдем к делу? Зачем я вам понадобился?

Джардин сидел, сгорбившись в кресле, не меняя позы. Он подумал, что стареет, потому что полет из Англии здорово утомил его. Но, хвала Всевышнему, похоже, этот парень как раз то, что надо.

— Ронни, будь любезен, оставь нас.

Шабодо допил оставшуюся в чашке водку и вышел, закрыв за собой дверь. На столе размеренно тикал будильник. Гарри Форд еще подумал, а не спрятаны ли в комнате микрофоны. Тот факт, что человека, которого, судя по пластиковому пропуску, звали Фредерик Эстергоми, назвали Ронни, ничуть не удивил его.

«Пора польстить кандидату, — подумал Джардин. — Пора подпустить немного секретности. Они все это любят».

— Прежде чем я начну, Гарри, — он перешел на английский, — вам будет интересно узнать, хотя об этом известно только секретной службе, что Модафар эль-Салим, тот самый майор разведки, которого вы выкрали из бункера несколько дней назад, просто заливается соловьем на допросах. Он добровольно вызвался тайно вернуться назад в Ирак и организовать группу противников режима. — Джардин наклонил голову. — Мы продолжаем работать с ним, потому что это, возможно, просто трюк. Но в любом случае, мы ваши должники.

Гарри посмотрел на собеседника.

— Не могли бы вы сообщить мне свое имя?..

— Меня зовут Дэвид. Гарри, расскажите мне о вашей работе в Северной Ирландии.

— Боюсь, что не смогу этого сделать.

— Давайте тогда по-другому. Нам известно, что вы тайно работали там два года. Под псевдонимом Ричард Кларк. И служили для прикрытия разъездным торговым агентом фирмы «Принсвик», производящей детскую обувь. Командовал вашей группой из второй отдельной роты капитан Билл Фултон, его псевдоним был Билл Макай, а связником службы безопасности была Мэнди Саймингтон, которой вы слегка увлекались, пока она не вышла замуж за молодого офицера из ВВС. Основным вашим источником информации был Лайм Кассиди. Надо продолжать?

Глаза Джардина следили за малейшими изменениями выражения лица Гарри. Капитан поднял руки в знак капитуляции. Оба усмехнулись.

— Я имел в виду, чтобы вы рассказали мне, какие чувства вы испытывали по отношению к подобной работе. Вам нравилось это задание? Что вы испытывали, ведя двойную жизнь? Сколько раз вам хотелось послать все это к черту? Ведь о таких моментах знаете только вы.

— Была ли у меня склонность к этой работе? Ведь вы об этом спрашиваете?

— Интересуюсь.

— Интересуетесь… Значит вам это просто интересно? Но если так, Дэвид, то почему? Почему вы оторвали меня от подготовки к важной военной операции, говорите на испанском, приоткрываете мелкие секреты и спрашиваете, нравилось ли мне быть… заурядным шпионом?

Во взгляде Гарри, устремленном на Джардина, появилась враждебность. Чертова секретная служба, да что они там возомнили о себе? Самонадеянные ублюдки.

Джардин выдержал паузу. Радость его работы, как и во время охоты, заключалась в выборе правильного момента. Он инстинктивно почувствовал, что всякие сложные заморочки и шарады, которые они с Шабодо спланировали для привлечения к работе Гарри Форда, тут вовсе не нужны. И в данном случае можно легко проигнорировать приманку, потому что охотник и жертва хотели одного и того же, даже если еще и не полностью осознали это.

— Вы абсолютно правы, задавая подобные вопросы. Я прилетел из Англии потому, что ваш командир, исходя, конечно, из самых лучших побуждений, отказался перевести вас на время к нам. Капитан Форд, меня зовут Дэвид Джардин. У меня ранг советника дипломатической службы, а в секретной службе я являюсь куратором направления, если вам что-то это говорит. Отвечаю перед премьер-министром и кабинетом министров за разведывательные операции в Латинской Америке. А вы один из трех кандидатов, которые, по мнению моих коллег, да и по моему собственному мнению, могли бы сыграть очень важную роль — поверьте, я не преувеличиваю — в операции по внедрению в кокаиновые картели этого региона. Я нарушаю правила, существующие между нашими службами, Гарри, и предлагаю вам работу в секретной службе. Но это означает уход с военной службы. Конечно, мое начальство может поговорить с высшим военным руководством и устроить все так, что после окончания нашего контракта вы сможете вернуться в армию. Но это значит, что вам, по крайней мере, на несколько лет придется распроститься с мыслью о командовании ротой. Взамен могу предложить вам постоянную опасность, одиночество и шанс послужить своей стране тайно, без публичных восхвалений или наград.

Наступила тишина.

— Я буду работать в Колумбии? — спросил Гарри.

— В Южной Америке.

— А как насчет моей жены?

— Она будет знать, что вы поступили к нам на службу в качестве тайного агента, но должна хранить это в секрете. Элизабет уже проверяла наша служба безопасности, так что проблем здесь не будет.

Гарри Форд задумался, выглядел он явно разочарованным. «Я все испортил, — подумал Джардин. — Проклятье».

Гарри поднял глаза. До этого момента он не ощущал, как сильно обидел его самодовольный тон «Медведя» Максуини, сообщившего, что сейчас он не получит награды за храбрость. А ведь он был очень храбрым. Действительно чертовски храбрым.

— Расскажите мне об оплате и прочих условиях.

«О, радость. Благодарю тебя, Отец небесный. Ты в самом деле отличный парень».

Джардин выпрямился в кресле, поднял чашку с нетронутой водкой и сделал жест, означающий, что он пьет за здоровье молодого офицера.

— Вы не пожалеете о своем решении, — солгал он.


В полиции Лондона имеется отдел, в чьи обязанности входит разведка и специальные контрмеры по борьбе с терроризмом. Называется он специальным отделом. Когда он был создан в конце прошлого века, то первоначально назывался специальным ирландским отделом и в его задачу входило подавление на территории Великобритании террористических действий шинн-фейнеров и ИРА, осуществлявших мелкомасштабные, но жестокие партизанские вылазки в ходе борьбы за независимость Ирландии. За более чем сто лет своего существования специальный отдел значительно расширил масштабы своей деятельности и увеличил штат, но ирландская проблема по-прежнему оставалась главной головной болью.

В 1919 году двадцать шесть из тридцати двух графств Изумрудного острова добились независимости. Но благодаря сделке, заключенной британским премьер-министром Ллойд Джорджем и лидером мятежных ирландцев Имоном Де Валера, шесть северных графств, населенных главным образом протестантами шотландского происхождения, не были включены в соглашение о независимости, и оставшиеся члены ИРА поклялись освободить их от британского ига.

К 60-м годам редкие взрывы бомб и нападения на пограничные таможенные пункты уже стали привычными для Северной Ирландии, но вызывали определенное недовольство среди взрослых граждан.

Такое положение дел в корне изменилось в 1969 году в результате активизации действий молодежи и радикально настроенного католического меньшинства в Северной Ирландии, объединившихся в общем протесте против репрессивных действий английского правительства, неравенства в избирательных правах, в борьбе за права на труд и жилье, а также против жестокости королевских констеблей Ольстера и их добровольных помощников из специального отдела.

Телевидение показывало их малочисленные демонстрации. Это зрелище производило угнетающее впечатление на добропорядочных зрителей — они видели полицейских из специального отдела в касках и с дубинками в руках, стреляющих слезоточивым газом в безработных.

Что за прекрасный подарок для восхваляемой в балладах мафии, называющей себя Ирландской республиканской армией! Заржавевшие винтовки «ли энфилд» были выкопаны из болот, с чердаков извлечены на свет божий револьверы «вэбли» калибра 0,45, все оружие тщательно смазали. И «мальчики», как их любовно называли, произвели несколько выстрелов и напали на хорошо вооруженных и подготовленных полицейских из специального отдела и их тайных союзников из числа гражданских лиц, входящих в Ассоциацию защиты протестантского Ольстера и в такие организации, как «Бойцы за свободу Ольстера» и «Добровольческие силы Ольстера».

Британский парламент послал в Северную Ирландию войска, солдат, не имевших отношения ни к специальному отделу, ни к военизированным протестантским организациям, поначалу встречали как героев, прибывших для защиты угнетаемого меньшинства и восстановления нормальной жизни.

А теперь появились ярковыраженные радикалы. Они призвали ИРА вновь раздуть тлеющий костер мятежа. За этим последовали ожесточенные перестрелки и террористические акты не только в Северной Ирландии, но и в других частях распавшейся Британской империи. Разве не были застрелены на Кипре на глазах детей женщины, вышедшие в магазин за покупками? Разве в Кении представители «Мау-Мау»[12 - Тайное религиозно-политическое движение, ставившее своей целью возврат африканских земель, захваченных европейскими колонизаторами.] не выпустили кишки британским школьникам? И что получилось в результате? И те и другие обрели независимость. А где лидеры этих храбрых борцов за свободу? Боже мой, да разве не их пригласили через несколько лет сформировать правительства?

Но грандиозные мечты ИРА вскоре растаяли. Тогдашние их лидеры получили неплохое образование и досконально знали историю борьбы против Британии. Они не были уверены, что взрывы бомб и убийства сослужат хорошую службу будущему Ирландии. В ходе секретных переговоров англичане намекнули на возможность принятия решения, лишающего безграничной власти протестантское большинство.

Это был опасный момент для горстки политических экстремистов, у которых повышался адреналин в крови от взрывов бомб, запаха оружейного масла, тайных операций, от Че Гевары, Организации освобождения Палестины, от «Руководства по ведению партизанской борьбы в городских условиях». Их завязывающиеся связи с группировкой «Баадер-Майнхоф», «Ассоциацией борцов за свободу Страны басков» и русским корреспондентом Агентства печати «Новости» в Дублине моментально бы порвались, если бы движение проявило слабость и пошло на переговоры.

После ряда внутренних смертельных ссор младотурки вышли из старой ИРА и объявили себя «временной» ИРА, а оставшиеся члены движения назвали себя «официальной» ИРА. Во время раскола «временные» утащили несколько эмблем из картона, но забыли прихватить булавки, чтобы прикрепить их к лацканам пиджаков, и поэтому приклеили их клеем. С этого дня и стали «временных» называть в Ирландии «липкими».


Вот какие мысли занимали сержанта из специального отдела, дежурившего в зале номер 1 лондонского аэропорта Хитроу и наблюдавшего за пассажирами с дублинского рейса, уходящими в зал прибытия. Часы показывали двадцать три минуты девятого утра. Сержант узнал трех молодых политических активистов из белфастского отделения Шинн фейн и незаметно кивнул на них своим детективам, давая указание проследить за ними. Он был так рад этому небольшому событию, развеевшему скуку, что даже не посмотрел второй раз на мужчину среднего возраста в хорошо сшитом синем пальто, выглядевшего слегка усталым, как, впрочем, всегда выглядят пассажиры. Мужчина прошел мимо, неся на плече сумку, а в руке кожаный чемодан. Но если бы даже сержант и узнал судью Пирсона, то только кивнул бы в знак одобрения действий «судьи, выдающего преступников», как называла «Дейли телеграф» возможного будущего министра юстиции в парламенте Дублина.

Пирсон прилетел из Дублина под своим собственным именем. Слишком велик был риск столкнуться с представителями прессы, путешествуя с фальшивым паспортом, хотя у него имелась прекрасная отговорка и причина пользоваться вымышленным именем. «Временные» пригрозили ему смертью за выдачу преступников, и только на этой неделе суперинтендант из службы охраны звонил ему, чтобы обсудить вопрос о его личной безопасности, и в разговоре посоветовал по возможности пользоваться псевдонимами. Пирсон ответил, что обдумает это предложение.

Судья доехал до вокзала Виктории на метро, что заняло у него двадцать пять минут, и направился пешком к гостинице «Гроувенор», находившейся позади высокой стены, окружающей Букингемский дворец. Там он взял такси и в девять часов сорок две минуты вышел из него на Джудд-стрит рядом с вокзалом Кингз-Кросс. Он пересек Юстон-роуд и зашел в заполненный пассажирами главный зал вокзала, где по странной случайности заметил двух террористов, входящих в одну из двух боевых групп организации, действующих на территории Англии. Судья взмолился Богу, чтобы они не подложили бомбу на вокзале, поскольку взрыв мог бы задержать, а то и вовсе отменить его поезд на Эдинбург, что, в свою очередь, нарушило бы его дальнейшее жесткое расписание.

О причастности Пирсона к движению эти два террориста — Джерард Прайс и Розина Макевой — не знали. Прайсу было тридцать четыре года, а Розине — симпатичной темноволосой девушке — двадцать шесть. Джерард, одетый в скромный темно-серый костюм с неярким галстуком, нес в руке дорогой чемодан-дипломат, на Розине была коричневая юбка, жакет цвета морской волны и однотонная кремовая блузка. Они выглядели как обычная пара служащих, отправляющихся по делам. Вместе с тремя остальными членами боевой группы на их счету уже числилось четыре вооруженных нападения, две бомбы в машинах, убившие политического деятеля и жену генерала, четыре бомбы на железнодорожных станциях, в результате взрыва которых погибли шестеро пассажиров, включая двенадцатилетнюю школьницу и будущего священника, а также взрыв минометной мины на Даунинг-стрит, который чуть не привел к отставке премьер-министра и военных из его кабинета.

Держась подальше и стараясь не попасться террористам на глаза, Пирсон кружным путем направился к билетной кассе и купил билет в первый класс до Эдинбурга. Поезд должен был отправиться через тридцать четыре минуты, и ровно в десять минут одиннадцатого судья позвонил в телефон-автомат на Уэверли-стрит в Эдинбурге. Разговор длился семь секунд, а потом, так как Прайс и Розина уже вышли из здания вокзала, судья прошел на перрон, ожидая в любой момент услышать глухой взрыв четырех или пяти фунтов пластиковой бомбы.

Пирсон нашел свободное купе первого класса и первую часть поездки провел за чтением эпического романа Марио Варгаса Льосы «Война на краю света» в переводе с испанского Элен Лейн, повествующего об интригующих загадках Южной Америки. Затем он позавтракал, но не в пульмановском вагоне-ресторане, а в своем купе. Съел бутерброды, приготовленные накануне вечером Мараид, и яблоко. Жене он сказал, что его поездки связаны с тайными консультациями с американской международной корпорацией, занятой поиском объектов крупных инвестиций в Европе. Еще он сообщил Мараид, что ему предложили абсолютно законную работу, заработную плату, в четыре раза превышающую его теперешнее жалование, и место в правлении. И, хотя предложение Падрика занять пост министра юстиции может стать венцом его карьеры, он будет продолжать переговоры с янки, пока предложение Падрика не станет ощутимой реальностью.

— Но когда тебе официально сделают его, Юджин, ты ведь согласишься, не так ли?

И Юджин Пирсон согласился, что, по всей вероятности, займет этот пост. А пока Мараид надо продолжать держать в тайне его поездки за границу и говорить всем, что он уехал с друзьями в Англию ловить рыбу.

Но на самом деле судья отнюдь не был уверен, займет ли он пост министра юстиции. Одно дело быть крупной фигурой в системе правосудия и работать при этом на движение. Но министр юстиции — это слишком высокий пост, и Пирсон постоянно задавал себе вопрос, что́ принесет наибольшую пользу Ирландии. Ведь он искренне верил, что его тайное влияние на Военный совет «временных» является действием истинного патриота, что после смерти, без сомнения, поставит его имя среди величайших героев-республиканцев в ирландской литературе. А про кого из министров юстиции слагали баллады?

Баллада о Юджине Пирсоне… Он усмехнулся про себя, наблюдая поверх очков за проносившимся за окном пейзажем. Машинист, видно сразу, вел поезд слишком быстро, словно сумасшедший, вагоны качало на поворотах, колеса угрожающе гремели на стыках.

Выйдя в Эдинбурге на вокзале Уэверли, Пирсон направился к стоянке такси и остановился там, оглядываясь вокруг. Нужный ему голубой «ягуар» стоял на противоположной стороне улицы, к заднему стеклу машины подушечками лап были приклеены игрушечные котята.

Судья перешел улицу, подошел к машине и забрался на заднее сиденье. Водитель был членом организации, но понятия не имел, кто такой Пирсон, да и Пирсон не знал его. В этом заключалось одно из правил системы, разработанной несколько лет назад Пирсоном вместе с Мартином Магинессом и Рори О’Брейди в целях изменения структуры организации «временных» и повышения безопасности.

Водителю на вид было около тридцати, аккуратная стрижка, слегка располневший. Массивное золотое кольцо на пальце, спортивный пиджак из донегольского твида. Включив зажигание, он бросил в зеркало взгляд на Пирсона.

— Вы тот самый человек из управления по сбыту молока? — спросил водитель с шотландским акцентом, типичным для восточного побережья.

— Нет. Я из общества гэльской литературы.

Водитель кивнул. Обмен условными фразами завершился, и машина тронулась с места, вливаясь в транспортный поток.

По дороге в аэропорт, которая заняла тридцать одну минуту, водитель передал Пирсону большой конверт, в котором находился британский паспорт с фотографией Пирсона на имя Кевина Эдуарда Патерсона, родившегося в Глазго в 1946 году. И другие документы, включая водительские права и кредитные карточки на это же имя. Адрес в документах гласил: Стритхем, Лондон. Свои настоящие документы судья убрал в плоский кожаный бумажник и засунул под фальшивое дно кожаного несессера. На фотографии на новом паспорте он снят в очках в черепаховой оправе, такую пару очков Пирсон обнаружил в конверте, а для чтения еще имелись специальные выпуклые линзы, изготовленные по его указанию. Он надел очки и принялся крутить головой по сторонам, привыкая к ним.

Рейс на Пизу был чартерный, на нем пассажиры летели на футбольный матч, проводившийся на приз европейского кубка. В Пизе играл эдинбургский клуб «Хиберниан», а Кевин Патерсон — агент по импорту — являлся ярым болельщиком этого клуба.

В семь вечера самолет приземлился в Пизе в самый разгар грозы. У Юджина имелась только ручная кладь, он быстро прошел таможню и иммиграционную службу. Он убедился, что темно-синяя «БМВ-325», купленная неделю назад в Риме за наличные, как и было условлено, ожидала его на стоянке в аэропорту. На связке ключей у него имелся и ключ от нее, переданный ему в прошлую субботу во время утренней партии в гольф.

Судья Пирсон знал, как обнаруживать слежку и уходить от нее. Он целенаправленно обошел вокруг стоянки, чтобы не казаться слоняющимся без дела, потом остановился у входа, поглядывая на часы и людей на стоянке. Наконец, удовлетворенный, сел в машину, завел двигатель и выехал со стоянки.

Перед самой автострадой он остановился, чтобы убедиться в правильности намеченного пути на Флоренцию и снова поменять фальшивые документы и кредитные карточки на новые. Теперь он стал торговцем антикварными книгами из Нью-Йорка по имени Джеймс Ханлон. Такой человек существовал на самом деле. Он был американцем ирландского происхождения в третьем поколении, и семь лет назад на обеде в поддержку Северной Ирландии изъявил добровольное желание помочь общему делу. Организация проверила его и сочла надежным. С того времени организация стала пользоваться документами Ханлона для оперативных целей. Один телефонный звонок, и настоящий Джеймс Ханлон уезжал в расположенную в глуши хижину в Коннектикут, чтобы можно было долгое время действовать под его именем.

В девять пятнадцать «БМВ» свернула на крутую дорогу между Флоренцией и Фьезоле — маленькой деревушкой, из которой открывался прекрасный вид на средневековый город. Посредине холма Пирсон повернул ко входу в старый монастырь, украшенный фресками Микеланджело, который во время второй мировой войны и оккупации Италии Германией служил штаб-квартирой фельдмаршалу Кессельрингу. А теперь его переделали в элегантный, роскошный, дорогой отель с террасными садами и изумительным видом на старую Флоренцию, раскинувшуюся внизу в долине.

Персонал отеля был чрезвычайно любезен и прекрасно вышколен. Да, конечно, они ожидают сеньора Ханлона. Его провели через старинный внутренний дворик, украшенный зелеными растениями в терракотовых вазах, потом вверх по каменным ступенькам и вдоль вымощенного камнем коридора, по обе стороны которого на одинаковом расстоянии виднелись массивные двери из темного дуба.

Пирсону вспомнился его первый день в школе-интернате Святого Доминика в Уэстмите, где он обучался у иезуитов вместе со своим старшим братом Томом, который в настоящее время работал старшим воспитателем в школе «Эмплфорт» в Англии, являясь непримиримым врагом ИРА и всего того, за что она боролась. Юджин частенько жалел, что организация потеряла в лице Тома очень умного человека, но никогда даже и не пытался намекнуть о своей тайной деятельности брату, который был так же страшен в ярости, как великодушен в сострадании.

Номер с ванной, куда его провел управляющий, походил на монашескую келью, обставленную мебелью из журнала «Вог». Деревянные полы, покрытые турецкими коврами, кровать с пологом на четырех ножках, окно со ставнями, выходящее на склон холма.

Смывая под душем усталость долгого дня, Юджин Пирсон был переполнен различными эмоциями. Перспектива занять пост министра юстиции, похоже, становилась реальностью. Существовала большая вероятность, что партия Финн гэл получит большинство в ирландском парламенте. Но разоблачение его деятельности в руководстве «временной» ИРА могло стать для него катастрофой. Конечно, это же можно было сказать и о его теперешнем положении, но судья заставлял себя не думать о подобной возможности. Правда, это было до того, как его безжалостно подставили и начали шантажировать с помощью фотографий Венецианской Шлюхи, лежащего убитым у его ног.

Пирсон был совершенно уверен, что весь этот тайный визит в Париж и встреча с Рестрепо были подстроены Бренданом Кейси именно для этой цели. И теперь его голос, всегда принципиально возражавший по этому вопросу на Военном совете, молчал, и, более того, Кейси цинично, даже с какой-то садистской жестокостью заставлял его вести переговоры с колумбийским картелем и организовывать сеть по распространению кокаина в Европе, Англии и в горячо любимой Ирландии. Причем ему четко приказали держаться подальше от движения на случай провала. Идиотское положение.

А еще его тревожила предстоящая встреча с Рестрепо. Как бы там ни было, но прошлая их встреча закончилась весьма трагично. Одно дело планировать вооруженную борьбу, которая не обходится без жестоких смертей и тяжких потерь, и совсем другое дело, когда мозги еще не старого человека забрызгивают твой лучший костюм. Боже мой, что же сулит новая встреча? Какой очередной ужас? Как ни странно, но это убийство на мосту в Париже было первым столкновением судьи с насильственной смертью.

А еще у него промелькнула мысль, что если встреча с Рестрепо пройдет без очередного кровопролития, то можно нарушить правила своей профессионально организованной тайной жизни и посетить консерваторию в Риме, где училась Сиобан. Он почти до умопомрачения любил свою дочь. Мараид всегда говорила ему, чтобы он не тревожил девушку, потому что она должна жить собственной жизнью. Вспомни, как часто ты писал домой, когда был студентом? Но он уже четыре недели не имел известий от дочери, а это для него уже большой срок. Три раза судья пытался позвонить из рабочего кабинета на квартиру, где она жила, но отвечавшая женщина плохо говорила по-английски, и он не был уверен, что она понимала его просьбы передать Сиобан, чтобы та позвонила домой.

Но как он сможет объяснить дочери свое появление в Риме? Наверное, Мараид права — надо не тревожить девочку и дать ей жить своей жизнью. Боже мой, как сложно быть отцом. Судья решил снова подумать об этом утром, когда проснется, если только сможет уснуть после вечера, проведенного в обществе адвоката колумбийских гангстеров.

Пирсон выключил душ и ступил на пол, покрытый флорентийским мрамором. Приятный, мягкий камень, с текстурой, напоминающей творог. Судья вытерся и завернулся в громадное пушистое полотенце. Точное время встречи с Рестрепо не обговорено, но отель стоял обособленно и, похоже, был довольно маленьким, так что они, без сомнения, найдут здесь друг друга. К своему удивлению, судья ощутил эрекцию. Может быть, это каким-то образом физиологически сказалось длительное путешествие, тревожное предчувствие и теплый душ? Как это сказал Сирано де Бержерак? Если десять тысяч мужчин пройдут по улицам Парижа, размахивая орудиями смерти, то их встретят восторженными криками и осыплют розами. Но если десять человек пройдут по улицам Парижа, размахивая орудиями жизни, то их арестуют и бросят в Бастилию!

Пирсон почти застенчиво улыбнулся и вышел голым из ванной, его «орудие жизни» торчало вперед, указывая путь в со вкусом обставленную спальню с деревянными полами. И вдруг он резко остановился, увидев Рестрепо и полного, похожего на мексиканца человека в аккуратно выглаженных фланелевых брюках и синем блейзере, чисто выбритого, в очках с золотой оправой. Рестрепо стоял у двери, а второй мужчина расположился в кресле из красного дерева и кожи.

Оба незваных гостя обменялись насмешливыми взглядами, когда Пирсон от страха и неожиданности попытался прикрыть руками свою наготу. Никогда в жизни он не чувствовал себя столь беззащитным, за исключением того случая на мосту, когда возле его ног лежал мертвый Венецианская Шлюха, а в ушах все еще звучали очереди «узи».

— Привет, дружище. — Рестрепо улыбнулся. — Хотите, чтобы я позвонил в бюро обслуживания?

— Что? Нет, нет. Я просто… я только что принимал душ.

Эрекцию как рукой сняло, сердце билось так, словно собиралось выскочить из груди. От прилива адреналина дыхание стало таким, будто он пробежал сто ярдов в спринтерском темпе. Судья понимал, что стоит в какой-то мучительной, оборонительной позе: колени согнуты, плечи опущены, руки дрожат. Глаза его перебегали с Рестрепо на сидящего в кресле мужчину, который, как он понял — и от этого вся кожа покрылась пупырышками — был не кто иной, как кровожадный атаман медельинского картеля — Пабло Энвигадо собственной персоной. Человек, о котором по секрету сообщалось, что он обложен полицией и управлением по борьбе с наркотиками в своей родной провинции Антьокии, в отдаленной колумбийской провинции на другом краю света.

— Извините нас за вторжение, сеньор Ханлон, — голос Энвигадо звучал мягко, с особым испанско-американским акцентом, который Пирсону приходилось раньше слышать только в старых вестернах, где главную роль обычно исполнял Чарльз Бронсон, — но этот номер чист, мои люди проверили его. — Пирсон понял, что он имеет в виду электронные средства подслушивания. — Я буду краток.

«Ублюдок, — подумал Пирсон, — он даже не дал мне время одеться». Судья был уверен, что другой мужчина в блейзере и еще один в пиджаке из верблюжьей шерсти находятся в коридоре за дверью номера. А уж о парне на мотоцикле ему и думать не хотелось.

Энвигадо между тем продолжал:

— Я с большим уважением отношусь к вашей организации и желаю вам успехов в вашей борьбе. Англичане живут в сюрреалистическом мире, где мечтают колонизировать нас всех, от Боготы до Дублина…

«Слишком упрощенный взгляд на международную политику», — подумал Пирсон, но был не в том положении, чтобы спорить на эту тему.

И тут у перепуганного судьи вдруг взыграло самолюбие, на свет божий появился бесстрашный, острый на язык судья Юджин Пирсон, старший член коллегии адвокатов, номинально равный по положению в Военном совете с Бренданом Кейси и Мартином Мари, член такой же грозной, жестокой, кровавой организации, каковой являлась «временная» ИРА. Будущий министр юстиции Ирландии. Человек, о котором в один прекрасный день будут распевать баллады в школах и барах Керри и Килдэра.

— Убирайтесь к чертовой матери из моего номера, — услышал судья свой голос. Его гэльский темперамент превозобладал над инстинктом самосохранения. — Я встречусь с вами обоими в баре через пятнадцать минут. — Он все еще задыхался, но теперь уже от ярости. — Если вы собираетесь иметь со мной какие-то дела, сеньоры, то зарубите себе на носу, что я нахожусь под защитой организации, по сравнению с которой ваши банды поганых убийц выглядят, как хор мормонов в молельном доме!..

Теперь он стоял, выпрямившись, закутанный в полотенце, как римский сенатор в тогу, глаза угрожающе сверкали, как во время заседания в суде.

Человек по имени Рестрепо отошел от двери, пересек комнату и без малейшего предупреждения влепил Пирсону пощечину, потом так резко рванул с него полотенце, что судью развернуло. Далее Рестрепо безукоризненно вычищенным правым ботинком пнул судью по лодыжке, да так, что Пирсон рухнул тощим бедром на пол.

— Через пятнадцать минут, сеньор Ханлон.

Он перешагнул через лежащего Пирсона и направился к открытой двери. Пабло Энвигадо уже вышел из комнаты.

Юджин Пирсон с трудом сел, поджав колени. Дотянувшись до полотенца, он накрыл им дрожащие плечи. Судья зашмыгал носом, он готов был расплакаться от злости и стыда. Во всем виноват этот ублюдок Кейси, и Бог — свидетель, он заплатит за это…


Британская армия действовала на удивление эффективно. После некоторого ослабления в 60-х и 70-х годах она приобрела опыт и закалилась в боях, одержав победу на Фолклендах, и вот теперь успешно поддерживала американскую армию и морскую пехоту в Саудовской Аравии, Ираке и Кувейте.

Двадцать лет партизанской борьбы в Северной Ирландии превратили ее специальные и разведывательные подразделения в самые опытные в мире силы по борьбе с терроризмом, и теперь не проходило года, чтобы они не вели операции в какой-либо точке земного шара.

Этот опыт приобретался на улицах Белфаста, в тайных операциях против городских партизан Ольстера, в войне в джунглях против индонезийцев на Борнео, в операциях против террористов на Кипре, в Адене, Йемене, Омане, в жестоких десантных операциях за возвращение Фолклендских островов в Южной Атлантике. Большой процент в этих подразделениях составляли выпускники университетов, некоторым офицерам разрешили на несколько лет оставить военную службу, пожить гражданской жизнью, чтобы затем вернуться в армию со свежими идеями и более современным подходом к делу.

В армии не осталось больше слабовольных и неопытных генералов, и лучшим примером нового поколения военных стал генерал-майор Роберт Вульф Андерсон, награжденный орденом «За боевые заслуги» и «Военным крестом» с пряжкой на орденской ленте, участвовавший почти во всех перечисленных выше военных операциях. Он начал свою карьеру офицером бронетанковой дивизии, потом служил в войсках специального назначения, командовал 22-м специальным воздушно-десантным полком, потом войсками и разведкой британских войск в зоне Персидского залива в ходе операции «Буря в пустыне».

Генерал Андерсон отличался прямолинейностью и практическим подходом к делу, он внимательно выслушал Дэвида Джардина, с которым проводил раньше совместные операции. Дэвид кратко, без лишних слов, попросил генерала освободить капитана Гарри Форда от участия в предстоящих боевых операциях. Разрешение Андерсона требовалось ему для того, чтобы убедить командование сухопутных войск Великобритании согласиться на увольнение Форда из армии, но с таким условием, чтобы через три года, когда закончится его контракт с секретной службой, молодой офицер снова смог бы вернуться на военную службу.

Джардин раскрыл перед генералом почти все свои карты. Он рассказал Андерсону о том, что Гарри нужен секретной службе для тайной операции внедрения, что объектом операции является Пабло Энвигадо и что в этой операции непосредственно заинтересован сам премьер-министр. Правда, он умолчал, что есть еще два кандидата и окончательный выбор не обязательно падет на Гарри Форда.

Их разговор проходил во время прогулки по темным, обсаженным пальмами улицам в пригороде Эр-Рияда. Джардин понимал, что отнимает время у Андерсона, который через каждые двенадцать часов работы выкраивал всего по четыре часа для сна, но генерал любезно согласился уделить ему десять минут, о которых попросил Джардин. Старый солдат не задавал лишних вопросов, он понимал, насколько важен этот вопрос для секретной службы, если уж куратор направления лично прилетел сюда в разгар боевых действий.

— Когда он вам понадобится? — спросил Андерсон.

— Я хотел бы, чтобы он прибыл в Англию в течение двух недель.

Они продолжили прогулку. Над головой в ночное небо взмыли два истребителя-бомбардировщика «торнадо», за ними еще два, а потом еще два.

— Ладно, Гарри нет необходимости участвовать в операциях. Будет обидно, если его подстрелят, после того как ваша контора затратила столько усилий, чтобы заполучить его. Насколько я понимаю, вы уже подкатывались к Джонни, и он отшил вас?

— Да. Да, боюсь, что так.

«И я не осуждаю его за это», — подумал Джардин.

Еще два самолета пролетели над городом, на этот раз ниже и с большим шумом. Бесшумные бомбардировщики «Ф-111». Пожалуй, они бесшумные только для глухих.

— Что ж, командир полка — капитан на своем корабле, Дэвид. Он будет самым несчастным солдатом, если вы, если мы перепрыгнем через его голову.

— Да, я понимаю, Роберт.

— Не знаю, почему он захотел пойти к вам? Вы же знаете, у Гарри Форда есть все задатки, чтобы стать генералом.

— Разве он не сможет стать им потом?..

Андерсон молчал некоторое время. Он стоял на углу улицы, серьезно обдумывая этот вопрос. Мимо с включенными мигалками и сиренами промчались две машины «скорой помощи» американской морской пехоты. Их шум стих вдали, и теперь из сада роскошной виллы доносились звуки песни в исполнении ансамбля «Дорз». Джим Моррисон пел: «Давай, крошка, зажги во мне огонь». Это напомнило Джардину другую войну, но он надеялся, что нынешняя закончится более удачно. Наконец высокий генерал-майор взглянул на Джардина.

— Ладно. Можно сделать и так, если он на самом деле вернется в армию. — Похоже, генерала томило какое-то предчувствие. Или, может, это просто холодный ночной воздух заставил его вздрогнуть. — Вы же…

«Что, мы? — подумал Джардин. — Мы что, уцепимся за него, что ли? Или бросим его, чтобы Пабло и его дружки подвесили его за яйца?» Он молчал, и тишину нарушал только чуть слышный шепот Джима Моррисона: «Давай, крошка, зажги во мне огонь»…

— Я прослежу, чтобы к концу недели он был в Лондоне. Остальное — ваша забота. У меня такое ужасное чувство, словно я знаю, что у вас на уме…

«Слава Богу. Большое спасибо тебе, Господи, ты и впрямь отлично нам помогаешь».

— Спасибо, Роберт. Большое вам спасибо.

— Ладно, а теперь я собираюсь поспать, так что проваливай.

Дэвид Джардин улыбнулся и протянул руку. Андерсон крепко пожал ее, но тихонько вздохнул, будто инстинктивно чувствовал во всем этом какой-то подвох, в котором не желал принимать участия.

* * *


По иронии судьбы Малыш Пи Патрис содержался под охраной полиции на восьмом этаже больницы Бельвью, при нем постоянно находилось не менее трех одетых в штатское полицейских из 14-го участка, чтобы его братцы — убийцы и торговцы наркотиками — не смогли выкрасть его отсюда. А в морге этой же больницы все еще лежал на льду неопознанный труп молодой девушки.

Сержант Эдди Лукко кивнул полицейским, сидевшим возле двери. Когда он появился из лифта, один из полицейских быстренько прекратил подсчитывать, сколько он переработал сверхурочно, а второй поставил чашку с кофе на пол с резиновым покрытием.

— Как дела? — спросил Лукко и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел в палату.

В дальнем углу палаты сидел еще один полицейский в штатском и жевал бутерброд с копченой говядиной. Хорошенькая темнокожая медсестра заполняла на Малыша Пи медицинскую карту.

Рана у Малыша Пи оказалась гораздо серьезнее, чем сначала показалось Лукко. Пуля раздробила кость в правом предплечье, он потерял много крови и чуть не умер в результате потери крови. Очень плохо. Но если бы парню удалось выхватить свой «узи», то Эдди Лукко и детектив Варгос сейчас лежали бы внизу в морге, рядом с неизвестной девушкой и последней жертвой Малыша Пи — детективом из отдела по борьбе с наркотиками Бенджамином Ортегой.

На больничной койке Малыш Пи выглядел очень молодым, закованную в гипс руку поддерживал какой-то шкив. Его томные карие глаза настороженно следили за Лукко, который взял стоявший у стенки пластмассовый стул и уселся возле кровати. Сестра, узнавшая сержанта, радостно улыбнулась.

— Привет, Бернис, как дела?

Два года назад Бернис и ее сестру в подземке между Куинз и Манхэттен-Саут изнасиловала банда негодяев, называвших себя «красными бродягами». Сестра ударила одного из насильников его же собственным ножом. В ту неделю Лукко как раз дежурил ночью, а старший полицейского патруля сообщил об этом случае в отдел по убийствам, поскольку имела место насильственная смерть. Эдди решил, что девушке и так здорово досталось, и, после того как он резко поговорил с чиновником из окружной прокуратуры, ее отпустили, не предъявив обвинения в непреднамеренном убийстве, а позже она храбро давала показания в суде против остальных членов банды.

— У меня все хорошо. А как жизнь в вашем отделе?

— Ох, жизнь — это как раз не то, чем я обязан заниматься.

Она усмехнулась.

— Я не так выразилась, да?

— Все нормально.

Сержант бросил взгляд на Малыша Пи, и Бернис поняла его намек.

— Закончу позже, — сказала она, кладя медицинскую карту рядом с кроватью. — Не повредите пациента.

Легкая улыбка промелькнула на каменном лице сержанта.

— Ладно, посмотрим.

Глаза его засверкали, когда Бернис спокойно вышла из палаты, словно и не слыша его последних слов.

— Послушай, Стив, закончи свой завтрак в коридоре.

— Конечно, сержант.

Полицейский в штатском встал и вышел из палаты, зажав в руке остаток бутерброда.

В комнате внезапно стало тихо. Малыш Пи притворился, что это его не волнует, закрыл глаза и сделал вид, будто спит, но Лукко видел, как напряженно вздымается его грудь при дыхании.

— Глупо было убивать полицейского, Малыш.

Тишина.

— Теперь ты выйдешь на свободу лет через четырнадцать. Как минимум. Мы проследим, чтобы твоим делом занялся судья Альмеда, а он постарается посадить тебя на электрический стул.

Малыш Пи старался играть роль Джеймса Кагни, которого видел по телевизору, и пытался дышать спокойно, и только дрожащая грудь выдавала его волнение.

— Ты знаешь свои права. Окружной прокурор говорил с твоим адвокатом, и отсюда тебя переведут в тюремный госпиталь. Хочешь ли ты сообщить мне что-нибудь, что могло бы помочь тебе, что учел бы судья при вынесении решения?

— Ты не имеешь права допрашивать меня здесь, белый человек, а свои права я хорошо знаю.

Этот злой шепот прозвучал жалко, не слышно было знаменитого громкого и визгливого голоса Малыша Пи. Лукко подумал, что парень действительно серьезно ранен, и, может быть, Варгос тоже пользовался запрещенными пулями. Хорошо бы расследование вел кто-то из своих, надежных ребят.

— Будь благоразумен, Малыш. Я взял в городе кубинца Роберто, и он выложил мне много чего правдоподобного о тебе и твоих братцах.

К удивлению Лукко, Малыш Пи улыбнулся. Совершенно неожиданная реакция.

— Я сказал что-то смешное?

— Конечно, парень. Ты говоришь, как сын черной женщины. Правдоподобного? — Он рассмеялся, закашлялся и откинул голову назад, тяжело дыша, но продолжая улыбаться. — Ты меня рассмешил, а мне это вредно, парень. Лучше уж пристрели меня, это будет более милосердным поступком с твоей стороны. Только не смеши больше, ладно?

Похоже, Малыша Пи на самом деле позабавили его слова. Лукко пожалел, что назвал его во время ареста куском дерьма. Никого нельзя называть так. Но затем он вспомнил детектива Бенджамина Ортегу, у которого выстрелами разнесло половину лица. Скольким подросткам сгубил жизнь этот двадцатилетний парень? А сам ведь не употребляет наркотики, хватает ума держаться подальше от них.

— Ладно, парень, ты все равно узнаешь об этом разговоре.

— О каком разговоре, Малыш?

— Слушай, я устал, позови сестру. Мне на самом деле плохо.

— Расскажи мне об этом разговоре, — голос Лукко прозвучал мягко, доверительно.

— Я договорился с Малруни, с этим большим ирландцем из отдела по борьбе с наркотиками.

Оказывается, этот маленький ублюдок уже заключил сделку.

— А-а, ты об этом, — это называлось брести наощупь, когда не знаешь о чем идет речь.

— Он сможет меня вытащить? — Глаза парня расширились, на лице появилась тревога.

— Но тебе придется… — «Что же ему ответить?»

Малыш Пи задумался.

— Расскажи мне о мерах по защите свидетелей…

Вот это да! Неужели Малыш Пи может так много рассказать? Лукко внимательно посмотрел на раненого убийцу. Ходили слухи, что его старший брат Симба Патрис непосредственно связан с колумбийцами Велесом и Кардоной, основными людьми картеля в Нью-Йорке, отвечающими за распространение наркотиков. Но Лукко также знал, что отдел по борьбе с наркотиками прослушивал разговоры Симбы и постоянно висел у него на «хвосте», и, хотя главарь банды «Острый коготь» торговал «крэком», героином и марихуаной, длившуюся восемь месяцев операцию пришлось свернуть, потому что в ходе ее было установлено, что слухи о непосредственной связи Симбы с колумбийцами оказались ложными.

И вот теперь Поросенок Малруни заключил серьезную сделку с этим мальчишкой, который хладнокровно пристрелил одного из его детективов. Неужели же отдел по борьбе с наркотиками не следил все это время за Малышом Пи? А если не следил, то, может быть, именно младший из братьев осуществлял тайную связь?.. Боже мой.

Он встретился взглядом с юношей, глаза у того были старыми, как само время.

— Малыш, ты ведь хочешь остаться в живых, так ведь? Тогда никогда и никому не говори о том, что только что рассказал мне. Даже своему адвокату, особенно адвокату. И никому из полицейских. Пусть это останется между тобой и лейтенантом Малруни, хорошо?

Малыш Пи задумался над этим превосходным советом, и тут его осенило:

— Ты хочешь сказать, что ничего не знал…

— Именно так. И я забуду о том, что слышал. Но в следующий раз тебе может не повезти.

Лукко поднялся. Теперь ему стало понятным и наличие фургона телефонной компании, который он заметил на Двадцать восьмой улице напротив заднего входа в больницу, и появление в больнице мускулистых «медбратьев», протиравших уже вымытый коридор.

Малыш Пи выглядел подавленным, он продолжал смотреть на сержанта, но достоинство члена «Острого когтя» в любом случае не позволяло ему поблагодарить полицейского.

Лукко подошел к двери и остановился, будто вспоминая какую-то незначительную мелочь. Он вернулся к кровати и наклонился над Малышом.

— Ты выбрал единственный путь, чтобы избежать наказания, и это разумно. Разумно самому помогать себе, потому что мы приходим в этот мир в одиночку и в одиночку уходим из него, не так ли?

Малыш Пи настороженно посмотрел на него. Куда клонит этот мент?

Эдди Лукко достал из кармана фотографию. Симпатичная белая девушка, глаза закрыты. Похожа на мертвую. Малыш пожал здоровым плечом и покачал головой.

— Я ее не знаю, парень.

— Отравилась «крэком», ее нашли две недели назад на Центральном вокзале. У кого она могла получить наркотик?

— Послушай… да она могла купить его у двадцати, тридцати, «докторов», ошивающихся на вокзале и соседних улицах.

«Докторами» члены банды называли уличных торговцев наркотиками.

— Да, конечно. — Лукко засунул фотографию обратно в карман и повернулся, чтобы уйти.

— А у нее была при себе сумочка?

Сержант замер, глядя на дверь, волосы у него на затылке встали дыбом.

— Нет.

Он продолжал стоять, не двигаясь.

— Там только Апач срезает сумочки. Другим способом он не может достать денег на наркотики. Он примечает какую-нибудь девушку, подкрадывается, срезает сумочку и убегает. Сумасшествие, конечно, но он не выбрасывает сумочки и содержимое. Там у него есть укромное местечко под тротуаром, так оно забито сумочками и прочей мурой. Забирает только наличные, а кредитные карточки не берет, потому что не знает, как ими пользоваться. Ну и, конечно, наркотики, если попадаются, а более или менее ценные вещи продает. Поищи там, если у твоей отравившейся не было при себе сумочки.

— А где это место, Малыш? — спросил Лукко таким тоном, словно это вовсе и не имело для него никакого значения.


С окруженной аркадами террасы ресторана отеля «Вилла Сен-Мишель» открывался потрясающий вид на ночную Флоренцию. Из бара доносились звуки пианино, исполнялись мелодии из популярных мюзиклов Ллойда Уэббера. Официанты в белых пиджаках и черных галстуках бесшумно и сноровисто обслуживали десять или двенадцать столиков. Мужчина в пиджаке из верблюжьей шерсти, потягивая апельсиновый сок, сидел за стойкой украшенного фресками бара, откуда хорошо просматривался ресторан. После встречи в Париже его коллега сменил блейзер цвета морской волны на зеленый пиджак из шерсти и темные брюки. Сначала Юджин даже не заметил его, потому что внимание его было обращено на парочку загорелых мужчин лет тридцати пяти. Один из них, возможно, был европейцем, а во втором оливковый цвет кожи, широкие скулы и усы выдавали южноамериканца. Они сидели за столиком в дальнем конце бара, держа под наблюдением все пространство. Вина на столике не было, только бутылка минеральной воды, мужчины поглощали салат и рыбное филе. Рядом с каждым, чтобы можно было легко дотянуться, стоял прямоугольный чемодан-дипломат, и у Пирсона не было никаких сомнений в том, что в них находятся автоматы «узи».

Остановившись возле стойки бара и не обращая внимания на телохранителя в пиджаке из верблюжьей шерсти, Пирсон заметил еще одного телохранителя, медленно прогуливавшегося во внутреннем дворике рядом с террасой ресторана. Этот был одет в длинный хлопчатобумажный плащ, правую руку держал в кармане, готовый в любой момент воспользоваться каким-то солидным оружием, висевшим на плече под плащом. Потом Пирсон перевел взгляд на Рестрепо и второго человека. Перед отъездом из Дублина Юджин попросил начальника разведки ИРА снабдить его всей имеющейся информацией о картеле и особенно о Пабло Энвигадо.

Он изучил бумаги, включая секретные документы департамента полиции Нью-Йорка, добытые тайными сторонниками ИРА. Просмотрел фотографии и редкие видеозаписи Энвигадо и его советников. Энвигадо посещает футбольный матч в Санта Фе в своей любимой провинции Антьокии, Энвигадо во время корриды в окрестностях Медельина, где толпа приветствует его радостными улыбками и аплодисментами. А разве не он построил новые дома и больницу, да и этот стадион для корриды и все для местных бедняков, считавших его современным Робин Гудом?

Таким образом Юджин Пирсон имел представление о фигуре и внешности колумбийского крестного отца кокаинового картеля. По мере того как он подходил к их столику, у него исчезали последние сомнения в том, что это был именно Пабло Энвигадо. Дон Пабло, как уважительно называли его соратники.

Боже мой, какой прекрасный шанс для его ареста. Преступник номер один, разыскиваемый в Колумбии. Человек, при попытке схватить или убить которого американская таможенная служба, управление по борьбе с наркотиками и ЦРУ потеряли двенадцать отличных агентов. Человек, ответственный за то, что в Колумбии воцарилось постоянное осадное положение, приказавший «казнить» предыдущего президента страны Эмилио Барко, посмевшего дать согласие на выдачу Соединенным Штатам главарей картеля по обвинению в контрабанде наркотиков, тайной деятельности, убийствах, вымогательстве. Другие, более цивилизованные заправилы картеля даже заключили тайную сделку с тайной полицией Боготы с целью схватить Энвигадо и убить его, чтобы вернуться к прошлому, более приемлемому положению вещей, к тем временам, когда не допускалось убийство любого полицейского в ранге выше капитана и чиновника в ранге выше младшего окружного судьи.

В мире бизнеса, где обычным способом подкупа неугодного, соблюдающего закон чиновника является вежливое предложение получить пару миллионов долларов в любой точке земного шара или лишиться любимого отпрыска, жены или брата, осуществляемые с одобрения Пабло поголовные убийства были не только неоправданными, но и губительными для самой прибыльной колумбийской индустрии — изготовления, контрабанды и распространения кокаина.

Пирсон уже оправился от пощечины и унижения. Он понимал, что у него есть два выхода, как и тогда, на склоне холма в Уиклоу, когда Брендан Кейси приказал ему — иначе это и нельзя было назвать — от имени организации продолжить переговоры с колумбийцами с целью получить согласие картеля на распространение наркотиков в Европе, включая и его горячо любимую Ирландию, чьи крупные города — Дублин и Корк — уже начала захлестывать волна пристрастия к героину и гашишу. Бог свидетель, он насмотрелся на это в суде. А пристрастие к наркотикам тянуло за собой жестокие преступления с целью добыть денег для удовлетворения пагубной привычки.

Можно, конечно, обратиться к властям Дублина, но это означает крах его профессиональной карьеры, несмываемый позор не только для него, но и для Мараид и любимой Сиобан, отказ от борьбы, которой посвятил жизнь, а может быть, и смерть. Или же он может продолжить переговоры, чтобы впоследствии контролировать разработанные Кейси планы (на что его, без сомнения, подтолкнули толстосумы, нажившиеся на вооруженной борьбе и разбогатевшие на отмывании денег, вымогательстве, порнографии и проституции в массажных кабинетах Белфаста) и, пользуясь своим положением и изворотливым умом, расстроить их и уничтожить Брендана Кейси, к которому он испытывал теперь непреодолимую ненависть.

Рестрепо бросил взгляд на приближающегося Пирсона. Судья подержал на лице намоченное холодной водой полотенце, и следа на левой щеке и скуле от пощечины Рестрепо уже почти не видно. На судье был отличный твидовый пиджак от «Брукс бразерс» с этикетками этого нью-йоркского магазина, что соответствовало его роли торговца антикварными книгами Джеймса Ханлона.

Пирсон был зол, что его швырнули на пол в прекрасно обставленном гостиничном номере, но чувствовал себя уверенно от того, что принял решение продолжить переговоры и с головой пуститься в это рискованное предприятие. Да, он найдет способ, и да поможет ему Господь полностью развалить его, и причем так, что никто не сможет заподозрить его — патриота, о котором в один прекрасный день будут распевать песни в прокуренных барах Ирландии.

Рестрепо встал и подвинул кресло для Пирсона, бросив на судью прямо-таки дружелюбный взгляд.

— Прошу, присоединяйтесь к нам, мистер Ханлон. Я искренне надеюсь, что вас не обидела наша предыдущая деловая консультация.

Пирсон, в свою очередь, посмотрел на Рестрепо взглядом, который как бы говорил: «Нет проблем, я реально смотрю на вещи, и мы играем в жестокую игру. Оставим личные счеты».

— Оставим личные счеты, — пробормотал Рестрепо, наблюдая, как судья усаживается за стол.

— Хватит об этом. Поговорим лучше о будущем.

Пирсон взглянул в затянутые поволокой глаза второго мужчины, сидевшего за столом напротив. И в глубине души поклялся, что увидит его в преисподней.

— Я очень рассердился на Луиса. У него шалят нервы, а все эти путешествия очень утомили его.

«Боже мой, — промелькнуло в голове судьи, — это же Энвигадо, спокойный… властный. Как Падрик, который скоро станет премьер-министром».

— Я понимаю.

«Я понимаю? Этот ублюдок влепил пощечину судье апелляционного суда Ирландии и патриоту, швырнул меня на пол, а я сижу здесь и говорю, что понимаю? Матерь Божья, дай мне силы вытерпеть этого ублюдка, да простит меня Бог».

— Луис, извинись. Немедленно.

Рестрепо повернулся к Пирсону.

— Глубоко сожалею, сеньор. Я вел себя как… — Он подождал, пока официант передавал Пирсону меню и наливал в бокал белое вино «Шардонне», — …как животное.

Заключительную часть фразы он произнес тише и тоном искреннего раскаяния.

— Забудем об этом. — Пирсон улыбнулся, почувствовав при этом боль в щеке. — Но если я когда-нибудь встречу вас на темной дорожке, после того как мы завершим наши дела, то найму троих убийц, чтобы они перерезали вашу поганую глотку.

Энвигадо хмыкнул в салфетку, а затем рассмеялся. Его по-настоящему позабавили слова судьи.

— Вы говорите, прямо как колумбиец! — И доверительным тоном добавил по-испански, обращаясь к Рестрепо. — Мне нравится этот человек…

«Всего один верный удар, — подумал Пирсон, — и ты мертвец, Рестрепо. Не связывайся с „временными“ и держись от них подальше». Судья усмехнулся.

— А теперь расскажите мне о своих планах, джентльмены…


6

Джейк разговорился


Ему стукнуло лет сорок пять. Высокий и тощий, с вытянутым угловатым лицом, покрытым въевшейся городской грязью. Поверх черной футболки с короткими рукавами на нем надето несколько рубашек, выбивающихся наружу из рваных джинсов. Длинные, до плеч, волосы перевязаны на лбу ленточкой. Лукко подумал, что он действительно выглядит, как апач, только, как совсем опустившийся апач. Двое полицейских вели его к ожидавшему фургону, а он громко кричал о своих правах и клялся, что грязная дыра под крышкой канализационного люка не имеет к нему никакого отношения, он просто заночевал там, потому что шел дождь, а больше податься ему некуда, так как мэр Нью-Йорка целенаправленно проводит политику искоренения в городе всех апачей.

Джо и Олби Ковик были близнецами. Они работали экспертами в отделе осмотра места происшествия, который не входил в 14-й полицейский участок, но обслуживал отдел по расследованию убийств. Даже во время предварительного осмотра места происшествия ничто не ускользнуло от их внимания. Эдди как-то прочитал об английских полицейских из знаменитого отдела по борьбе с терроризмом Скотленд-Ярда, которые во время обыска перевернули вверх дном конспиративную квартиру ИРА в Лондоне, а спустя четыре месяца, работавшие в доме маляры нашли фальшивые паспорта, несколько обойм с патронами и список важных лиц, подлежащих уничтожению. Близнецы Ковик ни в коем случае не опростоволосились бы подобным образом. Они не отличались разговорчивостью, но, когда уходили с места преступления, можно было быть уверенным, что ничто не ускользнуло от их опыта и интуиции.

Эдди наблюдал, как они работали в грязной норе под тротуаром, которую Апач назвал своим домом. Джо сделал снимки «полароидом», а потом начал вынимать лежащие сверху ворованные сумочки, кошельки, чемоданы, коробки из-под пищевых полуфабрикатов, журналы для женщин, смятые бумажные пакетики, подобные тому, что был зажат в вытянутой руке неизвестной мертвой девушки на Центральном вокзале, грязные носки и футболки, банки из-под пива и прочую дребедень. Каждый предмет, представляющий интерес, фотографировался отдельно, укладывался в чистый пластиковый пакет, помечавшийся специальной биркой.

Время от времени Джо появлялся над крышкой люка, вытаскивая очередную порцию пакетов с вещественными доказательствами и передавая их молодому стажеру-детективу Уолтеру Расселлу.

Эдди Лукко испытывал желание забраться в эту дыру и порыться там, он нутром чуял, что обнаружит что-нибудь, что позволит ему опознать ту худенькую, похожую на бродяжку, девушку, чье лицо похоже на ангела, когда полицейский фотограф вымыл его и расчесал ее длинные прекрасные волосы. Но он был слишком опытен, чтобы проявлять нетерпение, потому что никто бы не разобрался лучше и быстрее с этим хламом, чем близнецы Ковик. И все-таки он испытывал большое нетерпение. Лукко понимал, что Малруни и Джимми Гарсиа из отдела по розыску пропавших без вести правы — он зациклился на этой девушке. Чем-то глубоко тронул его этот труп, и ему не хотелось, чтобы его положили в гроб без всякой надписи и передали мрачному, измученному, изредка отпускающему ехидные шуточки лодочнику, который в сером предрассветном тумане переправит его через Ист-Ривер на мрачный, унылый остров и опустит в безымянную могилу на кладбище для бедняков и бродяг.

Это стало для него делом чести.

Эдди был уверен в успехе и ожидал, что вот-вот раздастся крик Олби или Джо: «Эй, шеф, мы кое-что нашли», но вместо этого слышал только шум машин и печальные гудки пароходов на Гудзоне.

Он поежился и бросил взгляд на часы. В участке считали, что нынешнее мероприятие связано с Патрисом и убийством Ортеги, потому что никто не стал бы тратить деньги и время на какую-то мертвую наркоманку.

— Эй, шеф… — это был голос Олби Ковика.

— Да, что там?

— Ну и вонища же здесь.


В эту же пятницу (а именно в пятницу Эдди Лукко обыскивал «гнездышко» Апача) за три с лишним тысячи миль через Атлантику куратор направления «Вест-8» секретной разведывательной службы добавлял оливкового масла в лук, жарившийся в глубокой большой сковороде, стоявшей на конфорке газовой плиты в уютной кухне загородного дома.

— Спайк слегка прихрамывает, наверное, потянул ногу. Не лей слишком много оливкового масла, а то все просто слипнется. Ты откроешь вино или мне открыть? Боже, что за неделя была. А как дела в твоем офисе?

Дэвид Джардин улыбнулся и закрыл пробкой бутылку «Олио ди олива» — тосканского оливкового масла первого отжима компании «Тэйлор энд Лейк» из Оксфорда.

— У собак это бывает, наверное, потянул мышцу. Не открывай… (Дэвид знал, что его обожаемая жена Дороти под его словами «не открывай» правильно поймет «не выбирай»)… калифорнийское, моя голубка, это будет слишком шикарно и изысканно. И не строй мне рожицы.

— Я открою «Бароло», оно пойдет к рисовому пудингу. Зачем так много чеснока, Дэвид? От нас будет нести, как от этрусских землекопов.

— Это полезно для сердца. Попробуем «Шато де Бон Дье», только не 78-го года, у нас есть пара бутылок 85-го, вот одну и попробуем.

— Сухое красное вино с рисовым пудингом? Думаешь, подойдет?

— Так что за неделя у тебя была?

Джардин убавил газ под кастрюлей с бараньим бульоном, куда добавил кожуру от ветчины, порезанную на мелкие кусочки на разделочной доске рядом с плитой.

— Просто ужасная неделя.

— Ох, вот это здорово.

— Этот чертов коротышка Ангус Агнью решил взять интервью у труппы бельгийских комиков на французском языке. Эти бельгийские комики несли какую-то несуразицу, и в результате мы получили интервью на французском, в ходе которого никто не смеется и которое будет показано в десять сорок вечера с чертовыми субтитрами. Я бы торжественно вытряхнула внутренности из этого претенциозного маленького засранца.

Джардина разобрал смех, и он даже обжег мизинец о сковороду.

Дороти вернулась в кухню из кладовой и стала с таким удовольствием вкручивать штопор в пробку, будто действительно думала, что перед ней Ангус Агнью.

— Ты не заметила, сколько раз упомянула Бога в своей речи?

— Нет, и я его не упоминала. Прекрасный букет, это урожая 78-го года.

— Тебе повезло, что ты взяла именно эту бутылку, ведь в винном погребе снова перегорела лампочка.

Пробка с шумом вылетела из бутылки.

— А где ты так загорел, или я не должна об этом спрашивать?

— Я был в Эр-Рияде.

— О-хо-хо. Вот как? Но разве там не идет маленькая война или что-то в этом роде?

— Да вроде так. У меня было небольшое дело к Чарли Малоуну. Он расхаживает там в форме полковника Генерального штаба. Поездка заняла всего пару дней.

— Милый Чарли. Могу себе представить его. Дэвид, не сожги рис, пора добавлять бульон. Боже, а что ты бросил туда?

— Шкурку от ветчины, это будет восхитительно. Вот ты, кстати, и помянула Бога.

— А у тебя все по-другому. Похоже, ты постоянно советуешься с Богом, даже после того, как сменил веру.

— Ты говоришь так, будто я вообще двоеверец.

— А как насчет ракет «Скад», ты не испугался?..

Дороти села за выскобленный сосновый стол, который считался обеденным. Откинувшись назад и не отрывая глаз от мужа, она сняла с уэльской полки для посуды два стакана.

Джардин отвернулся от плиты, подошел к жене, наклонился и поцеловал ее в лоб, отбросив волосы с лица.

— Ты же знаешь, что я слишком толстокожий, чтобы бояться, — пробормотал он и коснулся рукой щеки жены.

Волосы ее пахли точно так же, как и в тот полдень, когда они впервые занялись любовью позади павильона для игры в крикет в последний день его пребывания в Оксфорде. Дороти было тогда двадцать лет, она потрясающе привлекательна, загорелая, грациозная. Как раз в его вкусе. А теперь получилось бы две с половиной таких девушки из крупной, располневшей, курящей Дороти Джардин — шефа отдела новостей телецентра. Но от этого он любил ее еще больше.

Но все-таки загорелые и грациозные женщины время от времени неудержимо влекли его к себе. Он рассказал об этом Богу через духовника-иезуита отца Уитли из церкви на Фарм-стрит в лондонском районе Мейфэр. И Бог через отца Уитли сообщил, что понял его и простил, но супружеская измена является грехом, и Джардин должен стараться быть верным своему брачному обету. Подобные сообщения Бог посылал Джардину не единожды, прощая каждый раз за грех, в котором тот вроде бы искренне раскаивался.

И Дэвид каялся гораздо чаще, чем в действительности испытывал раскаяние, но покаяния касались только того, что на самом деле он не испытывал сколь-нибудь серьезных угрызений совести из-за своих маленьких наслаждений, легких шалостей с грациозными, молоденькими девушками — хотя именно с такими уже редко приходилось иметь дело — не жалел о своей изредка вспыхивавшей страсти к стройным ножкам.

Отец Уитли сказал, что каждый христианин должен быть в ладах со своей совестью. Нам всем надо стараться походить на Христа, и Джардин чувствами и разумом был согласен с этими словами. «Старайся, сын мой, — предостерег священник, — но не терзай себя тревогами, потому что все мы люди. И все мы бренны. Господь любит нас и вознаградит наши искренние усилия быть похожими на него».

«Аминь», — подумал Джардин и нежно поцеловал Дороти, прежде чем снова вернуться к пудингу.

Дороти посмотрела, как он занимается приготовлением пищи, потом взглянула на свои полные, пухлые руки и снова на мужа.

— Ты в самом деле большой и нежный прохвост, — она налила вино в стаканы, — поэтому давай выпьем за твое благополучное возвращение. И за окончание этой проклятой недели.

— И за мучительную, продолжительную смерть Ангуса Агнью, которую покажут в лучшее телевизионное время без субтитров.

— Аминь.

Жилище Дэвида Джардина представляло собой уютный сельский дом на окраине обширного охотничьего имения в Уилтшир-Даунс. Они с Дороти купили его в 1973 году вместе с четырьмя акрами леса и луга, на котором он и стоял. Покупка состоялась на деньги, вырученные от продажи их лондонской трехкомнатной квартиры в Хайгейте и акций, доставшихся Дэвиду после смерти отца, погибшего в результате дорожного происшествия при столкновении его велосипеда с автобусом на Трафальгар-сквер. Да плюс еще твердая пятипроцентная ссуда, предоставленная банком, имевшим неофициальные контакты с «фирмой».

Перед домом протянулся прекрасный луг, росло несколько яблонь и вишен, с востока и севера луг окружала березовая роща, а на западе луг плавно спускался к фруктовому саду. Построен дом был в 1638 году для местного сквайра, погибшего вскоре в мощеном булыжником внутреннем дворике, когда он с мечом в руках защищал своего девятнадцатилетнего сына, потерявшего ногу во время второй битвы при Ньюбери, и за которым охотились шотландские кавалеристы Кромвеля. Дом подожгли, а сына казнили в сарае, где он прятался, но перед этим он успел отправить к праотцам троих «круглоголовых». Двоих застрелил из седельных пистолетов, а третьего убил, метнув через весь сарай кавалерийский тесак.

Отца и сына похоронили на маленьком церковном кладбище, и Джардин с Дороти приносили цветы на их могилы каждую весну в годовщину того дня, когда в 1648 году сэр Ричард и Гай Фодерингем храбро погибли в бою. Этот ритуал превратился у них в непременную семейную традицию, и когда их дочь Салли и маленький Эндрю бывали дома, то всегда сопровождали родителей на кладбище. Викарий местного прихода как-то сделал замечание по поводу «маленькой церемонии» и попытался выразить свое неудовольствие, на что Джардин вежливо поинтересовался, не собираются ли викарий и живущий с ним любовник устроить маленькую неофициальную церемонию, чтобы освятить свой союз. С тех пор они были с викарием на ножах.

«Конечно, у Дэвида в характере есть слабости, — подумала Дороти, наблюдая за мужем, возившимся с рисовым пудингом, — что делает его вовсе неплохим парнем. Но очень хорошо, что он, похоже, не подозревает о них».

Когда Салли слегка задурила, учась в последнем классе школы-интерната, именно Дэвид взял отпуск, несмотря на панику, царившую в его офисе в связи с вторжением американцев в Панаму, поехал на машине в Дорсет, привез девушку домой, сидел с ней, выслушивал, ласково убеждал, страдая от вспышек раздражительности дочери. Он снова и снова слушал ее, не уставая, давал советы, а потом отвез назад в школу, и ей удалось нагнать в учебе и вполне прилично сдать экзамены по повышенной программе, что позволило поступить в университет. Сейчас она изучала в университете биологию, намеревалась заняться медициной, и, похоже, все у нее в жизни наладилось.

А когда Дороти стала серьезно прикладываться к бутылке, о чем не подозревали коллеги из Би-би-си, и вести себя отвратительно по отношению ко всем членам семьи, именно Дэвид сказал ей тогда жестокие, но столь необходимые слова о том, что скоро она может превратиться в алкоголичку, что эта пагубная слабость поставит ее в унизительное положение. Но в то же время ему не нравится идея жить со скучной трезвенницей, которая вообще не берет в рот ни капли спиртного.

— Черт побери, у тебя же есть чувство самосохранения, Дот, — сказал он ей тогда, — и ты обязательно выкарабкаешься из этого чертова кризиса. Но начинай прямо сейчас… чтобы на закате наших дней мы могли с тобой выпивать время от времени, но при этом наше существование не будут отравлять трясущиеся руки.

— Ты хочешь сказать, что не оставишь меня?.. — спросила она сквозь слезы.

— Конечно нет, глупышка.

Он был прекрасен в своем терпении и умении слушать. Да, он был прирожденным слушателем, что, возможно, очень помогало ему в работе, и обладал чувством юмора, которое, по его словам, было у него оттого, что он знал собственные недостатки. А уж если у человека не появится чувство юмора от знания собственных недостатков, то оно не появится вообще. Дэвид убедил Дороти бросить пить, затем, как он сам говорил, вернул ее на землю к реальной жизни, в которой она вполне могла с удовольствием выпить бокал или два вина без всякой боязни запить, чтобы забыть обо всем, о чем следовало забыть.

Он во всех смыслах хороший парень, старина Дэвид Арбатнот Джардин, кавалер ордена Святого Михаила и Святого Георгия III степени и почти отличный начальник. Дороти улыбнулась и без всякого чувства вины отхлебнула большой глоток «Шато де Бон Дье».

Счастливые денечки!


— Эй, здравствуйте!

Малькольм Стронг покатил свою тележку для продуктов от прилавка с пирожными и бисквитами к прилавку с замороженными продуктами, где Джардин перебирал различные пакеты «Лин Квизин», чтобы пополнить припасы в своей лондонской квартире.

— Гм, подождите-ка… Стронг, Малькольм Стронг.

— Мы познакомились в клубе «Пеллингз», и я подвез вас сюда. Правда, именно сюда?

— Да, конечно, подвезли. Просто я не мог вспомнить вашу фамилию.

Они рассмеялись, оба несколько смущенные.

— Я собирался позвонить вам в Министерство иностранных дел, но в последнее время мы по горло были загружены работой. Много калорий набрали? — Малькольм посмотрел на пакеты. — Триста двадцать, дружище, да вы так с голоду помрете.

— Я съедаю по две порции за один раз, — доверительно сообщил Джардин.

— Послушайте, моя подружка ушла на вечерние занятия чертовой аэробикой. А вы свободны?

— Ну, на самом деле… да. Да, кстати, свободен.

— А что вы скажете насчет тушеного мяса с соусом?

— Обожаю.

— Его подают в одном небольшом заведении на Смит-стрит. Что вы на это скажете?

— Что ж… если только выпьем сначала по пинте пива.

— Договорились! Удачное совпадение, да?

— Просто замечательное. — Джардин улыбнулся, и они покатили свои полупустые тележки в направлении кассы мимо коренастого венгра, разглядывавшего джемы и приправы. — А как называется этот индийский ресторанчик?

— Кажется, «Свет Индии», но не уверен. Он находится на Смит-стрит, чуть подальше пивной «Феникс».

— Я знаю его. А пиво сможем выпить в «Фениксе».

— Прекрасная идея.

Они расплатились за покупки и вышли из магазина.

Ронни Шабодо выбрал банку мармелада «Фрэнк Куперз Оксфорд» главным образом потому, что был ужасным снобом и считал, что изделия со словом «Оксфорд» в названии выше классом. Он заплатил в кассу и не спеша вернулся к принадлежащей офису «сьерре». За рулем машины сидела Кейт Говард, она нагнулась и открыла Ронни дверь.

— Знаешь что, Кейт, ты просто напрасно теряешь время в отделе кадров. Никогда не думала перейти в оперативный отдел?

— Слава Богу, нет, — ответила Кейт, солгав с легкостью, хотя всем было известно об этом ее желании.

— Хорошая девочка.

Припарковав машину около пивной «Феникс», Ронни распахнул дверь и они вошли в душный зал, не глядя в сторону Джардина и Стронга, стоявших у стойки бара слева от двери.

— Что будешь пить?

— Двойное шотландское, — ответила Кейт, подтверждая свое желание перейти на оперативную работу, потому что оперативники с подозрением относились к трезвенникам.


Джардин и юрист сидели за маленьким столиком в индийском ресторанчике, который, как оказалось, назывался «Мохти Махал». В компании друг друга они чувствовали себя легко и свободно, и после второй пинты пива перешли на испанский. Они уже выяснили, что оба любят парусный спорт, средневековую музыку и «Роллинг стоунз» и терпеть не могут телевизионные «мыльные оперы». Джардин выслушал некоторые подробности личной жизни Стронга, о которых уже был осведомлен, и снова, как и тогда в клубе «Пеллингз», отметил про себя, что Стронг довольно скрытен, хотя и не показывает этого.

Они снова перешли на английский, чтобы заказать первые блюда, и остановились на баранине и цыпленке с отварным рисом.

— И два пива, — добавил Стронг. Официант вежливо поклонился и отошел от стола.

— Вы курите? — спросил Стронг, снова переходя на испанский.

— Время от времени, в постоянную привычку не вошло.

— Странно, у вас, должно быть, невероятная сила воли.

— Отнюдь нет, если дело касается хорошего секса, — откровенно признался Джардин и улыбнулся.

— А я курю трубку.

— Вот как? — Джардин удивился гораздо сильнее, чем это позволительно разведчику.

— Начал на этой неделе. Джин купила мне вересковую трубку «Петерсон» на день рождения. («В прошлый вторник», — подумал Джардин.) И пачку прекрасного табака.

— В моем офисе ребята курят «Данхилл», и мне действительно нравится запах.

— Дэвид, вы ведь работаете в протокольном отделе, так?

— Что-то вроде того. — «Начинается», — подумал Джардин.

Стронг внимательно посмотрел на него, рассчитывая, словно компьютер, свой следующий вопрос. Как бы там ни было, парень преуспевающий юрист. По данным Кейт, коэффициент его умственного развития составлял 169.

— Но у меня двоюродная сестра работает в Министерстве иностранных дел, и ее работа связана с протокольными делами: организация визитов министров иностранных дел и прочее.

— И она никогда не встречалась со мной?..

— Сначала она сказала, что вы не можете работать в протокольном отделе, иначе бы она вас обязательно знала. А когда позже мы с ней встретились, она уже ответила более уклончиво. Сказала, что вы большая шишка и один из секретных сотрудников. И покраснела при этом. Виктория ужасная лгунья.

— В моем офисе она бы не удержалась.

Джардин искренне улыбнулся и дружелюбно посмотрел на Стронга. Молодчага старушка Кейт, она на самом деле великолепна в подборе потенциальных агентов.

— Конечно, это, само собой, не мое дело…

— Дружище, я прямо заинтригован.

— А я себя сейчас чувствую круглым дураком. Извините, но моя работа сделала меня чересчур любопытным. Ладно, мне пора заткнуться, — Малькольм, слегка смущенный, пожал плечами.

«Отлично, — подумал Джардин, — мальчишка ведет себя естественно».

— Продолжайте, пожалуйста, Малькольм. Меня всегда интересовало, как работают другие люди.

— Ну хорошо. Я отыскал вас в справочнике Министерства иностранных дел.

— Добрый старый справочник.

Этот справочник представлял собой правительственное издание, где приводились имена и послужные списки каждого человека, работающего в Министерстве иностранных дел и по делам Содружества. Они помолчали, пока официант ставил на стол две стеклянные кружки со светлым пивом.

— И там я прочитал о вас. О вашей карьере. Берлин, Аден, Сайгон, Москва, Буэнос-Айрес, Тегеран, Эквадор. И в придачу кавалер ордена Святого Михаила и Святого Георгия. — (Со следующей степенью уже жалуется рыцарское достоинство). — А поскольку вы кавалер этого ордена, то должны быть занесены в справочник «Кто есть кто», и я позволил себе и там отыскать вас…

«Боже мой, — подумал Джардин, — да он просто допрашивает меня. Наглый тип».

— И там вы меня нашли?

— Нашел. Школа, военная служба, Оксфордский университет. История и современные языки. Два года работы корреспондентом «Саут Чайна морнинг пост», затем дипломатическая служба Ее Величества. Увлекаетесь средневековой музыкой, джазом и парусным спортом.

— И столько затруднений ради меня, Малькольм.

— Никаких затруднений, все эти справочники есть у меня в офисе. Но такое может быть только в Англии, да? — Он устремил на Джардина насмешливый взгляд.

— Что может быть только в Англии?

— Только в Англии работник высокого ранга… — Стронг оглянулся вокруг. Народу в ресторане было много, но никто не обращал ни малейшего внимания на их угловой столик, — …вашей профессии может быть занесен в справочник «Кто есть кто».

Джардин решил про себя, что у этого парня есть мозги. Малькольм смотрел на него честным и открытым взглядом, который привел бы в замешательство даже тех, кто проводил перекрестные допросы в Центральном уголовном суде. Дэвид отхлебнул пива и рассказал Малькольму Стронгу историю о заправочной станции и гараже, примостившихся под величественным зданием из стекла и бетона. Таким образом он как бы признал подозрения Стронга в том, что является важной шишкой в секретной службе.

Малькольм казался удовлетворенным своей маленькой победой. Разговор переключился на дам. Стронг сообщил, что его Джин имеет свое дело по торговле вином, а Джардин рассказал, что его Дороти работает на телевидении. Дэвид с облегчением отметил про себя, что Малькольма Стронга не слишком встревожил и не слишком заинтересовал тот факт, что его новый знакомый работает в разведке. Он просто хотел разрушить легенду Джардина о протокольном отделе.

Дэвид снова перевел разговор на карьеру Стронга, и ему стало ясно, как сильно тот любит свою работу и какие у него амбициозные планы на будущее.

— И сразу после университета вы стали заниматься юриспруденцией?

— Нет, я отдыхал шесть месяцев, путешествуя по Южной Америке.

Джардин знал об этом, и у него даже имелась схема маршрутов.

— А в армии не служили?

— В Аргентине? Ни в коем случае. Я гражданин Великобритании.

— Я и имел в виду в Великобритании.

— Нет, меня не призывали.

— Некоторые люди проходят трехгодичную службу для получения офицерского звания.

— Как вы, например. В парашютно-десантном полку. Об этом есть в «Кто есть кто».

— А вас, значит, никогда не привлекала подобная идея?

— Я человек не военного склада, Дэвид. Не люблю, когда на меня кричат.

— Или приказывают убивать людей.

— Да, я думал об этом в связи с заварушкой в Персидском заливе.

— И что?

— Меня не волнуют эти события. Скажу откровенно, вот если бы началась настоящая война, такая, как с Гитлером, или если бы захватчики вторглись в Европу, то тогда я моментально пошел бы в армию. Думаю, так поступили бы большинство парней моего возраста.

— В пехоту? Во флот? В авиацию?

— Летать я не люблю. Полагаю, что в силу моей подготовки мне подошло бы что-нибудь сродни вашей деятельности. Скажем, анализ информации.

Джардину это понравилось. Стронг не употребил таких слов, как «разведчик» или «шпион».

— Не знаю, может быть, даже допрашивать вражеских агентов, — добавил Малькольм.

— А почему? Почему не оперативная деятельность? Вы говорите на французском и итальянском, а испанский для вас вообще родной.

— Знаете, я не имею представления о нелегальной работе. О фальшивых документах и прочих подобных вещах. Я даже не читал Джона Ле Карре и не смотрел всю эту муру по телевизору.

Джардин наклонился вперед и как бы невзначай произнес фразу, которой на самом деле придавал большой смысл.

— Существуют профессии, которым всегда можно научиться, Малькольм.

Стронг резко взглянул в глаза Джардину. Тот факт, что он назвал его по имени, подчеркивал, что эти слова обращены именно к нему. Наступила длительная пауза, они не слышали даже шума, стоявшего в ресторане.

— Возможно, мои слова покажутся вам просто сумасшествием, Дэвид. Это можно расценивать как предложение?

Джардин сделал вид, что задумался над его словами, затем наклонил голову в знак согласия.

— Не такое уж это и сумасшествие. Некоторое время назад вы попали в поле нашего зрения. Должен признать, что некоторые ваши способности соответствуют высокому уровню. Кое в чем вы могли бы нам помочь. Я хотел бы знать, интересна ли вам вообще такая идея или нам следует отбросить ее.

Стронг задумался. Он был очень сообразительным, настолько сообразительным, что Джардин даже подумал, не намекнул ли ему о чем-нибудь Арнольд Гудвин, устроивший им встречу в клубе «Пеллингз». Но Арнольд был очень осторожен с подобными вещами.

Как только Стронг открыл рот для ответа, перед столиком внезапно вырос официант-индиец.

— Все в порядке, господа?.. — поинтересовался он.

«Как им удается прерывать разговор в самый нужный момент?» — подумал Джардин и посмотрел на официанта.

— Все отлично.

— Благодарю вас, саиб.

— Все просто восхитительно.

— О, вы так добры.

— Никогда не пробовал ничего вкуснее. Передайте мою благодарность вашему шеф-повару.

Лицо Джардина приняло каменное выражение, и даже официант начал понимать, что ему лучше убраться.

— Вы очень добры, сэр, я передам ваши слова повару.

Дэвид повернулся к усмехающемуся Стронгу.

— Эти официанты всегда выбирают самый неподходящий момент. Извините, Малькольм.

— Пустяки. — Стронг вновь стал серьезным. — Так что дальше?

«Ох, благодарю тебя, Господи, в моем сердце звучит праздничная месса и соло на органе».

— Если у вас завтра выкроится свободное время, то я хотел бы, чтобы вы встретились с парой моих коллег.

— А вы будете присутствовать?

— Разумеется.

— Я свободен до половины третьего, а потом присутствую на судебном заседании по делу Грейса.

— В одиннадцать устроит?

— Отлично.

— Вот и хорошо. — Джардин вытащил из кармана визитную карточку, на которой каллиграфическим почерком было выведено «Д. А. Джардин», и больше ничего. Он написал на ней несколько слов. — Приходите по этому адресу, это между Маунт-стрит и Гроувенор-сквер.

— Значит, не в большое стеклянное здание? Туда, где была бензоколонка?

— Нам хотелось бы держать вас подальше от этого здания.

Снова наступила небольшая пауза. Джардин даже не подумал о том, что в этот момент в корне меняется жизнь другого человека.

— Так наша встреча не была случайной?

— Нет, честно говоря.

— Простите, саиб, это Али, наш повар. — Официант показывал на худенького смуглого человека в белом фартуке и белых штанах, забрызганных соусом карри всех оттенков. — Я передал ему ваши слова, и он вам чрезвычайно благодарен. Если не возражаете, джентльмены, разрешите предложить вам выпить за счет нашего заведения.

— С удовольствием выпью двойное виски, — сказал Стронг.

— Спасибо, и мне тоже.

— Два виски, быстро, — крикнул официант и сделал знак Али, выглядывавшему с кухни.

— Итак, — сказал Стронг, откидываясь на спинку кресла, — расскажите мне о своей семье. В какой учились школе?..

Джардин смотрел на свою добычу, еще не вытащенную на берег, но уже крепко заглотившую крючок, и ему вспомнилась строчка из стихотворения Йитса: «Невинные души в себе поглотив…» Он не мог вспомнить предыдущие строчки, которые, по-видимому, тоже звучали неплохо.


Обед с Пабло Энвигадо и Рестрепо проходил в натянутой обстановке. Они обсуждали проблемы распространения наркотиков, пользуясь условными фразами, и любой, подслушавший их разговор, решил бы, что речь идет об обычном коммерческом бизнесе. Суть предложения картеля заключалась в том, что он будет ежемесячно различными контрабандными методами поставлять в Европу партии кокаина общим объемом примерно 3,68 тонны, причем они планировали 30 % потерь за счет деятельности таможни и полиции. Таким образом, оставалось 2,57 тонны чистого кокаина, который будет тайно распространяться «временными» среди надежных оптовых торговцев во всех странах Европейского экономического сообщества. ИРА будет и дальше контролировать распространение кокаина вплоть до городских розничных торговцев, обеспечивая безопасность всех операций.

От «временных» не требовалось вступать в контакт с распространителями. Их контракт с Боготой и Медельином предусматривал организацию, в тесном взаимодействии с Рестрепо, безопасного получения наркотиков в Европе крупными торговцами, которые разбавляли кокаин, прежде чем передать его торговцам помельче, а те снова разбавляли его и передавали розничным торговцам, а эти опять разбавляли (мелом, тальком или чем-нибудь подходящим) и рассыпали конечный продукт в маленькие бумажные пакетики размером примерно три на два дюйма.

В обмен на это два миллиона долларов США будут переводиться в любую запутанную международную банковскую систему, которыми пользовалась ИРА для пополнения своих фондов, складывающихся от присвоения субсидий Европейского экономического сообщества, мошенничества в области социального страхования, ограбления банков, содержания нелегальных баров, проституции и порнографии.

Энвигадо говорил мало. Разговор в условных фразах и обтекаемых выражениях велся человеком, называвшим себя Рестрепо. Но Рестрепо все-таки проинформировал судью, что дон Пабло, путешествующий под именем Хавьер Пречиозо, о чем и свидетельствовал его испанский дипломатический паспорт, одобряет разработанную и осуществляемую ИРА систему пополнения и распоряжения фондами, скопированную с той, которую уже в течение более семидесяти лет преступной деятельности развивают и совершенствуют пять семей нью-йоркской мафии.

Пирсон был слишком скромным и трезвомыслящим человеком, чтобы признаться в своем участии в разработке этой системы. А кроме того, он был глубоко опечален тем, что Брендан Кейси запятнал эту четкую, хотя и незаконную, экономическую систему проституцией и порнографическими видеофильмами. А теперь еще и наркотиками. Предел бесстыдства.

Он улыбнулся и поблагодарил дона Пабло за комплимент. Предполагалось, что следующим шагом «временных» будет организация системы складов и сети курьеров, которую впоследствии проверит и одобрит Рестрепо. Детальную информацию об основных пунктах доставки кокаина в Европу сообщат Пирсону, когда он официально от имени ИРА примет предложение Энвигадо. Тогда же и будет проведено расширенное совещание с целью установления контактов с оптовыми торговцами из всех стран.

Ошеломляющие масштабы операции поразили Пирсона. Он был опытным судьей и располагал собственной информацией и текущими документами Управления по борьбе с наркотиками и таможни относительно наркотиков и возбуждающих средств в Европе. Кокаин считался не наркотиком, а сильнейшим возбуждающим средством.

И вот Пабло Энвигадо собственной персоной сидел за столом напротив и рассуждал о партиях смертоносного белого порошка, в десять раз превышающих те, которые власти могли представить себе в самом кошмарном сне.

— Давайте подышим вечерним воздухом, джентльмены. И сможем обсудить детали… — услышал Пирсон собственный голос, как бы смиряющийся с новыми, ошеломляющими планами адвоката медельинских гангстеров.

— А я, пожалуй, пойду спать, последние несколько дней меня сильно утомили, — сказал Энвигадо. — Если вы можете, сеньор, посмотреть мне в глаза и сказать, что мы договорились, у Луиса есть все полномочия продолжить разговор…

Пирсон сидел не шевелясь. Он был уверен, что где-то в темноте, ближе к откосу, раздался звук, будто лопнула покрышка. Пистолет с глушителем. И слабый вскрик. Судья чувствовал на себе пристальные взгляды обоих колумбийцев, ожидавших его ответа. И еще он чувствовал, как на висках выступили капельки пота.

Официанты в белом бесшумно сновали по залу, приглушенный шум сдержанных разговоров доносился со столиков, стоящих поодаль, а соседние столики с двух сторон пустовали. Пирсон пытался уловить звуки, не вписывающиеся в окружающую обстановку, к этому его приучила тайная жизнь и профессия. В суде, где заседал он, во время слушания важных уголовных дел иногда стояла такая тишина, что, казалось, можно услышать, как пролетит муха. И он, пожалуй, слышал, потому что обладал обостренным слухом.

Но, похоже, никто, кроме него, ничего не слышал, и судья отнес это на счет своей усталости, затруднительного положения и ясного понимания того, что этот зал, заполненный неприметными, но вооруженными до зубов телохранителями, в данный момент, возможно, является самым опасным местом в Европе.

Пианист в баре за террасой ресторана заиграл «Не плачь по мне, Аргентина». Пабло Энвигадо встретился взглядом с судьей и улыбнулся.

— От имени моей компании я принимаю ваше предложение, сеньор Пречиозо. Следующим шагом будет изучение возможности его осуществления.

— О, все вполне осуществимо, — подал голос Рестрепо. — Мы бы не сидели здесь, если бы не были убеждены в этом.

Его холодный взгляд, устремленный на Пирсона, как бы говорил: «Не порите ерунду».

— Я имел в виду, какой из методов транспортировки, оформления документации и доставки наиболее осуществим. И еще вопрос людей. Боюсь, вы считаете, что моя компания располагает бо́льшими возможностями, чем есть на самом деле.

Энвигадо вытер рот белоснежной салфеткой.

— Это вы после обсудите вдвоем. Приятно было иметь с вами дело, приятель.

«Приятель? Боже мой, до чего невоспитанный человек».

— Можем мы что-нибудь сделать для вас? Пока вы здесь.

— В каком смысле?

— В смысле женщин. Я имею в виду… — Пабло наклонился вперед и с отталкивающей фамильярностью схватил Пирсона за запястье, — …что мы видели вашу прекрасную потенцию.

Его плечи затряслись от смеха.

— Я, пожалуй, подожду, пока вернусь к жене, — резко отрезал судья и ужаснулся в душе, представив себе, что Мараид могла бы изменить ему.

— Как угодно. Луис, прогуляйся с нашим другом. Объясни детали и договорись о новой встрече в ближайшем будущем. Хорошо? Прощайте, я иду спать. Ты ведь приготовил мне пару цыпочек, да?

Теперь настала очередь Рестрепо выглядеть смущенным. Оказывается, он еще и подыскивал шлюх для Энвигадо. Адвокат сказал что-то по-испански, и это наверняка начало: «Да, сэр, все устроено, парочка самых послушных цыпочек из Флоренции уже ожидает вас в спальне».

Энвигадо кивнул, вставил в рот длинную сигару, прикурил от услужливо зажженной Рестрепо спички, поднялся и, довольный, вышел из ресторана, сопровождаемый телохранителями, которые просто заслуживали Оскара, потому что так умело выполняли свои обязанности, что никто из посторонних в ресторане, похоже, даже и внимания на них не обратил.

— Не хотите ли кофе, сеньор? Или коньяку?

Теперь Рестрепо чувствовал себя более раскованно, как будто они были просто равными по положению служащими Энвигадо.

Если быть честным на сто процентов (а когда он последний раз был честным на сто процентов? Когда дела организации позволяли ему это?), то не было в мире другого такого места, где Пирсону так не хотелось бы находиться сейчас, чем этот ресторан, да еще в компании этого громилы.

Судья встретился взглядом с Рестрепо. Адвокат уже не старался производить угрожающее впечатление, после того как Энвигадо назначил его своим доверенным лицом. Опасное доверенное лицо походит на ротвейлера в руках недоброжелателя, но его в присутствии Пирсона проинструктировали, как вести все дела.

— Почему бы нам не прогуляться? Спустимся к подножию. Как вы на это смотрите? — предложил Пирсон.

Рестрепо погасил сигарету, бросил салфетку на стол и поднялся.

— Пожалуйста, если хотите. Прекрасная погода для этого времени года.

Было что-то настолько нереальное в этой банальной фразе, что у Пирсона смешались все мысли, и он глубоко вздохнул, чтобы сбить учащенное дыхание.

Они вышли из ресторана, а человек в зеленом пиджаке, который в тот ужасный вечер в Париже был одет в синий блейзер, уже стоял в маленьком внутреннем дворике, через который можно пройти в холл, где превращенный в светский атрибут алтарь служил в качестве стойки портье. Он был увлечен разговором с низеньким смуглолицым мужчиной с темными усами, выглядевшим местным жителем и одетым в черный костюм, белую хлопчатобумажную рубашку без галстука, а его крестьянские руки теребили темную кепку. При появлении Рестрепо и Пирсона оба замолчали.

Во дворике стояли «феррари», «порше» и прочие дорогие машины, телохранитель в пиджаке из верблюжьей шерсти находился возле открытого багажника «ланчии», внимательно оглядываясь вокруг.

Пирсон почувствовал, как на него накатывает волна страха.

— Какая-то проблема? — спросил он.

— Не думаю, — вкрадчиво ответил Рестрепо и направился через двор к деревянным ступенькам, которые Пирсон не заметил во время приезда в отель. — Эта тропинка ведет на вершину холма, в Фьезоле.

Он начал взбираться наверх. На вершине первого пролета показался третий телохранитель в потрепанном длинном пальто, похожем на шинель. Пирсону стало совершенно ясно, что колумбийцы почему-то внезапно засуетились. Он пожал плечами и двинулся вслед за Рестрепо, все еще испытывая боль в бедре.

Рестрепо не открыл рта, пока они не достигли узкой тропинки, проходящей через поросшую высокой травой седловину. Судья думал о Сиобан. Он никак не мог навестить ее в консерватории в Риме, придется ждать, пока он вернется в Дублин, и, если все-таки опять не удастся связаться с ней по телефону, он вернется в Италию под своим собственным именем и вразумит свое дитя. Она больше думает о матери и о себе. Конечно, девушка молода и, безусловно, развлекается, но пять недель не давать о себе знать — это уж слишком. Пирсон поругал и себя. В следующем семестре он урежет ей содержание, и уж тогда она будет просто вынуждена поддерживать связь с родителями. Внезапно судья почувствовал, что зол на дочь за ее легкомыслие.

— Главный наш порт доставки Виго, — сказал Рестрепо, — затем Кадис. Наши корабли ходят также в Касабланку и столицу Сенегала Дакар. Я знаю, что ваша организация располагает сетью в Виго для хранения и распространения оружия и взрывчатки, которыми вы снабжаете басков, террористические коммунистические группы последователей организации «Баадер-Майнхоф» и французское движение «Аксьон директ», которое сейчас произвело перегруппировку сил. Не знаю, воспользуетесь ли вы для наших целей конспиративными квартирами и транспортом, находящимися в ведении Девлина и группы «Лорка», но желательно подобрать что-либо подобное.

У Пирсона чуть не остановилось сердце. Рестрепо только что проявил свою осведомленность о главных секретах «временных». Эту систему разрабатывали Пирсон, О’Брейди и Мартин Магинесс, а о тайной операции ИРА под кодовым наименованием «Лорка» знают только руководитель группы Джерри Девлин и ирландский священник, разъезжающий по всей Европе и осуществляющий связь с другими террористическими группами. И еще два человека из Военного совета — он сам, как политический координатор, и начальник штаба Брендан Кейси.

Теперь ясно как божий день, что Кейси уже договорился и заключил от имени движения сделку с медельинским картелем. А он, Пирсон, стал просто мальчиком на побегушках и козлом отпущения.

Но взять Юджина Пирсона не так-то легко. Теперь он мог выдвинуть обвинение против Брендана Кейси, поскольку его действия прямо нарушали устав «временной» ИРА: передача сведений о членах и операциях ИРА посторонним лицам и организациям. Подобное преступление требовало судебного разбирательства и влекло за собой неизбежный смертный приговор. Судья с удовольствием подумал, что этот громила из Белфаста, претендующий на наличие интеллекта, вырыл громадную яму, в которую на этот раз сам и угодит. Обсуждая секреты движения с посторонними лицами, Кейси совершил тягчайшее преступление.

Но, возможно, пока рано выдвигать против него обвинение, однако, если что-то случится с группой «Лорка» и след протянется к Рестрепо… тогда Брендану Кейси конец. А после смерти Венецианской Шлюхи и сегодняшнего унижения от наготы и избиения именно такой судьбы страстно желал возможный будущий министр юстиции своему товарищу из Военного совета.


Дэвид Джардин имел небольшую квартиру в Лондоне. Она находилась по адресу Тайт-стрит 173, в небольшом трехэтажном доме в классическом стиле с широкими балконами. Там же находилась и небольшая студия, где его сестра Джессика рисовала по заказу скаковых лошадей, зарабатывая на этом кругленькую сумму, примерно тридцать тысяч фунтов в год. Студию и квартиру ей оставил чайный магнат сэр Гарольд Лиз, бывший когда-то любовником их матери и считавший — совершенно ошибочно, по свидетельству покойной Алисии Джардин, — Джессику плодом их любви.

Джардины, не имевшие никакого отношения к знаменитой семье Джардинов из Гонконга, оказались в тяжелом финансовом положении после смерти их отца Джорджа Джардина, занимавшегося разведением скаковых лошадей (это был любимый и уважаемый всеми человек, поместивший в газете «Таймс» сообщение о смерти своей любимой кобылы) и трагически погибшего при столкновении его велосипеда с автобусом. Алисия посоветовала дочери принять сомнительное наследство и воспользоваться им, но с условием, что будет делить его с Дэвидом до своего замужества.

Джардин стоял в дверях уютной квартиры, прощаясь с Ронни Шабодо, а внутри квартиры Кейт Говард сидела на ковре, купленном Дэвидом лет восемь назад в Кабуле, вытянув ноги в чулках к газовому камину, представляющему собой точную копию настоящего.

Дэвид жил в этой квартире в течение недели, а на выходные уезжал в Уилтшир. Большую часть рабочей недели Дороти находилась за границей, работая над своей программой «Европа сегодня». Большинство выходных они проводили вместе, часто навещали Эндрю в школе в Дорсете или просто чинили изгородь и занимались прочими домашними делами. Иногда Салли удостаивала их своим присутствием, она приезжала из Кембриджского университета и привозила с собой нескольких приятных и умных друзей, одетых, словно беженцы из горячих точек Европы.

Итак, Шабодо стоял на лестнице и, вежливо прощаясь, говорил на венгерский манер, проглатывая гласные и грассируя согласными:

— Исключительно плодотворный вечер, Дэвид. Двое уже на крючке, остался третий. Когда у премьер-министра встреча с Гавириа?

— На этой неделе. Утром я встречусь с Чарли и Джайлсом, потом займусь разработкой легенды, и если у тебя есть время, может, помог бы мне с этим.

«Чарли» служащие офиса называли сэра Стивена Маккрейя, потому что в официальной переписке шеф секретной разведывательной службы обозначался как «С»,[13 - В английском написании имя Чарли начинается с буквы «Си».] и именно слово «Чарли» служит фонетическим обозначением буквы алфавита «С». А Джайлс — это сэр Джайлс Фоули, секретарь кабинета министров. Вымышленная биография агента, имя и профессия назывались «легендой», ее составление представляло довольно сложный процесс.

Ронни кивнул и нахмурился.

— Конечно, с удовольствием. Но не забывай, что третий кандидат будет на Райдер-стрит в два часа.

— Хорошо.

Джардину показалось, что Шабодо что-то не договаривает.

— В чем дело?

Венгр бросил взгляд через плечо Джардина.

— Ты знаешь, что она хочет перейти на оперативную работу?

Дэвид изобразил на лице притворное изумление.

— Боже мой, неужели?

Он встретился взглядом с Шабодо. Ронни усмехнулся и покачал головой.

— Иногда я могу сообщать и запоздалые новости… Спокойной ночи.

— Занимайся собственными делами. И вот что, Ронни…

— Что?

— То, что она здесь, должно остаться между нами. Благодарю тебя.

— Не смеши меня, старина. Твой секрет умрет вместе со мной.

Шабодо усмехнулся, повернулся, вышел на улицу и пошел по Тайт-стрит, слегка прихрамывая. Хромота у него — результат ранения при провале операции (как утверждали недоброжелатели) в кафе Сайгона в 1972 году.


Джардин плеснул виски в массивный прозрачный стакан и посмотрел на Кейт, уютно устроившуюся на ковре возле камина.

— Тебе налить?

Она обернулась, падавшие со лба волосы частично прикрывали лицо, мягкий свет камина освещал фигуру. Уже не в первый раз Джардин отмечал для себя, что у нее прекрасная фигура.

— Мне больше нравится пиво. У тебя есть?

— Разумеется. В холодильнике.

Кейт поднялась на ноги.

— Я возьму?

— Будь любезна.

Джардин вел себя со своими сотрудниками, почти как преподаватель Оксфорда, его прибежище на Тайт-стрит всегда было к их услугам. Сестра Джессика путешествовала по свету с мастером, изготавливающим рамы для картин, которого любила и который был в два раза моложе ее. На самом деле Джессике исполнилось сорок два, а ему двадцать девять, но Джардин считал, что у нее любовник в два раза моложе.

Кейт появилась из кухни с бутылкой «Сан Мигель» в руке, пена слегка вылезла из горлышка открытой бутылки. Она слизнула пену, вернулась на свое место к камину и невинно посмотрела на Джардина, слегка наклонив голову набок. Сердечко у Дэвида заколотилось чуть быстрее, и он заколебался, стоит ли говорить с ней о следующей стадии вербовки кандидатов.

Кейт не шевелилась.

Интересно, знают ли хорошенькие выпускницы факультета психологии поведения о тех эффектах, которые производят позы их собственного тела. «Успокойся, глупое, постаревшее сердце, — сказал про себя Дэвид, — девушка упала бы в обморок от удивления, если бы знала, о чем ты сейчас думаешь. Веди себя прилично, нельзя смешивать дела и удовольствие. Ну, разве что изредка».

Кейт слегка пошевелила головой и, как показалось в отблеске камина, великолепными бедрами.

«Она улыбнулась, может быть, слегка нервно. Что-то вроде игривого намека».

— Итак? — услышал Дэвид ее голос.

— О да, прошу… — пробормотал он, стремительно пересекая комнату, и остановился перед бывшей студенткой Оксфорда, а теперь заместителем начальника по кадрам. Его темные глаза охотничьей собаки не отрывались от ее глаз. Дэвид поставил свой стакан на каминную полку, забрал у нее бутылку, одной рукой обнял Кейт за спину, прижимая к себе ее гибкое тело, а другой рукой нежно придвинул ее лицо к своим губам.

Поцелуй был сладким и нежным, ее холодные губы источали запах свежести и вкус молодости, они приоткрылись, и язык Дэвида коснулся зубов. Кейт откликнулась на его поцелуй поначалу робко, а потом со всей страстью. Джардин прижал ее крепче к себе, и живот Кейт ощутил его отвердевшую плоть. Его ждало фантастическое наслаждение. Дэвид неохотно прервал поцелуй, нежно уткнувшись лицом в ее шею и ухо, колени его подогнулись и оба они тихонько опустились на ковер рядом с камином.

— Дэвид, я…

— Тсс, не надо ничего говорить. Лови момент, Кейт, лови этот прекрасный момент…

Его рука опустилась на ее хрупкую талию, скользнула под джемпер и подняла вверх лифчик, обнажив великолепные груди с аппетитными, бледно-розовыми сосками.

— Ох, Господи…

Он вздохнул и зарылся лицом между грудей, нежно поглаживая языком прохладную кожу с едва уловимым запахом пудры «Джонсонз бейби». «Как сладко», — подумал Дэвид, протягивая руку к подолу юбки.

— Дэвид!

Голос Кейт прозвучал довольно строго, она деликатно отстранила от своей груди куратора направления «Вест-8», как в официальных документах именовалась Южная Америка, спокойно поправила лифчик и опустила джемпер, как бы давая понять своим поведением, что все в порядке и им обоим нет необходимости испытывать неловкость. Она встряхнула за плечи томимого желанием Дэвида и решительно убрала его левую руку со своего бедра.

Это окончательно отрезвило его.

— Дэвид. — Голос ее все же прозвучал дружелюбно, и ему даже послышались обещающие нотки…

— Что? — спросил он охрипшим от предвкушения удовольствия голосом.

— Дэвид, я понимаю, что ты подумал, когда я сказала: «Итак?»… но знаешь, что я имела в виду, говоря это?

Бедняга Джардин. Он выглядел сейчас, как лабрадор, хозяин которого только что выбросил недоеденное жаркое в мусорный ящик.

— Я хотела сказать: «Итак? Что там насчет Героло? Ты читал последний отчет?»

— Ох, Боже мой…

Он глубоко вздохнул, потрясенный, и натянул Кейт юбку на ноги так, что их стало совсем не видно, избегая при этом встречаться с неприятным ему, понимающим взглядом собеседницы. «Болван, сексуально озабоченный старый ублюдок», — подумал Дэвид, испытывая глубокий стыд.

— Бедное дитя. Прости меня, ради Бога…

Кейт обняла его и дружески поцеловала в щеку.

— Нет, это ты меня прости. Я должна была тебя сразу остановить. Только…

Он посмотрел на нее. Здравый смысл превозобладал, и сейчас он полностью владел собой.

— Черт побери, Дэвид, мне было любопытно.

Кейт сидела, поджав ноги и озорно улыбаясь.

— Любопытно?..

— У тебя определенная репутация. Ужасно хороший, но ужасно сварливый. Всегда внимательный, прямо-таки сама любезность. Мне было любопытно…

Чертовы женщины.

— Ты меня совсем сбила с толку. Так это я себя плохо вел, или ты меня раздразнила?

Джардин внимательно посмотрел на Кейт, в голове начала зарождаться мысль, что это просто часть ее какой-то стратегии, и, несмотря на раздражение, в душе промелькнуло невольное восхищение.

— Ты прекрасный, нежный и страстный мужчина. И ты на самом деле завел меня, мне так не хотелось тебя останавливать.

— Тогда почему ты?..

— Потому что это испортит наши служебные отношения. Мне приходилось такое видеть, да и тебе тоже. Не думаю, что тебе хочется завести роман, я же знаю, жена для тебя единственная женщина в мире, даже если ты и охладел к ней в постели. Тебе просто нужны быстрые, ни к чему не обязывающие плотские отношения по обоюдному согласию. Меня такие отношения не привлекают, я намерена дослужиться до солидного поста в нашей «фирме» и поэтому буду удовлетворять свои любовные страсти в «Стране Чудес», пока не подвернется холостой офицер. Сэр, будьте так любезны, передайте мне мое пиво.

Она усмехнулась и отбросила волосы с лица.

— Не знаю почему, но ты нравишься мне все больше, — сказал Джардин и передал Кейт бутылку «Сан Мигель». — Что ты там, черт побери, говорила насчет последнего отчета?

— Я прочитала его как раз перед уходом из офиса. Дополнительный отчет о специальной проверке по твоему приказу людьми службы безопасности. — Она имела в виду отдел специальных расследований при их офисе. — Объект Героло летом 1989 года вылетел на двухнедельный отпуск в Афины, присылал матери и друзьям открытки с Паксоса. А на самом деле находился в колонии нудистов на Миконосе.

— Значит, он страстный любитель солнца. Ну и что?

— Но это чисто мужская колония нудистов.

— Может, он просто стесняется?

— Далее. В течение трех лет объект время от времени навещает двух англиканских священников в Вестминстере, о которых известно, что в свободное время они развлекаются с хорошенькими юношами. Не знаю, Дэвид. Возможно, что он голубой, но это не обязательно является основанием для исключения его из списка кандидатов, и он сможет рисковать своей шеей в компании подонков из медельинского картеля. Он не совершил ни одного неверного шага за все восемь лет службы в морской авиации. Очень храбрый. Надо хорошенько подумать.

— А как у него с проверкой благонадежности?

Проверкой благонадежности называлась процедура, проводимая службой безопасности Министерства обороны и заключавшаяся во всесторонней проверке офицеров, имеющих постоянный доступ к совершенно секретной информации. Изучались документы полиции, опрашивались знакомые и сослуживцы, собирались обрывочные слухи и сплетни, направлялись запросы в специальный отдел и в службу безопасности, подразделением которой и являлся отдел по проверке благонадежности. Опрашивались биржевые маклеры, банкиры, недоброжелатели, неподтвержденные факты принимались во внимание только в тех случаях, если они поступали из разных источников. Номинально это была обязательная к выполнению процедура, но существовали тысячи объектов для проверки в армии, на флоте и в авиации, включая офицеров запаса, гражданских служащих.

Отдел по проверке благонадежности «сачковал», и все равно на каждого следователя выпадала огромная нагрузка. Обычно, если объект проходил первоначальную проверку на благонадежность, скрыв некоторые свои отрицательные черты и идеологические изъяны, его больше не трогали, если только его последующее поведение не вызывало повышенного интереса. Многие большие начальники и горячие патриоты, достигшие высокого положения в разведке, были вынуждены уйти в отставку, когда обнаруживалось, что они проявляли гомосексуальные наклонности в ходе многолетнего, беззаветного служения нации.

Джардин был недоволен системой проверки на благонадежность, потому что проверки проводились поверхностно, велась этакая игра в обеспечение безопасности, а это приводило к тому, что на работу принимали серых, бесцветных и лишенных воображения личностей. Но правила есть правила, и он не мог игнорировать их, за исключением тех случаев, когда это было совершенно необходимо.

— Я и не рассчитываю на него, как на агента по контракту. Хорошенький агент! Нельзя взять человека, сделавшего карьеру на службе государству, попросить уволиться со службы, что, вполне возможно, очень нелегко ему, и отправить в Колумбию, где его маленькая слабость может привести его в бары, заполненные мальчиками с ангельскими личиками и моралью шлюх, у которых в карманах больше пистолетов и ножей, чем у телохранителей Че Гевары. Ему там быстренько перережут горло.

В свете фальшивого камина Джардин выглядел мрачным. Мыслями он был за пять тысяч миль отсюда, в соблазнительном и опасном месте, называемом Колумбия. В стране, которую он любил больше других стран Южной Америки. Ему вспомнились большеглазые, раскосые лица мальчишек-нищих возле баров Медельина и Боготы. И ужас…

— И если повезет, то ему просто перережут горло…

— Но это могут быть просто слухи. — Кейт внимательно посмотрела на него. Джардин казался опечаленным и несколько злым. — Ты же знаешь, как эти придурки из службы безопасности относятся к сплетням.

И вдруг Кейт с удивлением почувствовала, что может влюбиться в этого сложного человека, спрятавшего свою тонкую чувствительность под плотной маской профессионального шпиона и слегка испорченного парня.

— Я имею в виду, — начала она, — что у него, может, есть подобная склонность, но на самом деле он… ну, ты понимаешь. Попытайся.

Джардин недоверчиво взглянул на нее, и Кейт тоже посмотрела ему прямо в глаза. Он медленно улыбнулся, сейчас он был почти настоящим Дэвидом Джардином.

— Кейт, сделай кое-что для меня. — Дэвид тронул ее за руку, и она обхватила пальцами его широкую ладонь. — Встреться с ним завтра на Райдер-стрит. Сделай это для меня. Сделаешь?

— Конечно…

— Если мы отменим встречу, то парень будет знать, что нам о нем все известно. А в этом нет необходимости. Он посадил какой-то чертов истребитель со сломанными закрылками и поврежденным рулем управления, вместо того чтобы катапультироваться. Не стал выпрыгивать, потому что у штурмана не работала катапульта. Разбил самолет, но спас человека. За что и получил крест «За летные боевые заслуги».

— Я читала. И еще благодарность в приказе.

— Так что пусть этот отчет где-нибудь застрянет. Нет смысла портить парню жизнь.

— Согласна.

— Иногда мне хочется, чтобы мы могли забыть о наших проклятых делах. — Серьезное выражение его лица сменилось усмешкой, и он попытался пошутить. — Но нас бы здесь не было, если бы мы не были чересчур любопытными.

Дэвид посмотрел на Кейт, она наклонилась вперед и очень нежно поцеловала его в щеку совсем близко от губ.

— Пожалуй, мне пора домой, — тихо сказала она. — Думаю, это будет самым разумным…

— Я понимаю…

Он погладил Кейт по волосам, прижавшись лицом к ее лицу. «Сейчас или никогда», — подумал Джардин, но, к своему огромному удивлению, повел себя очень благопристойно. Он легонько поцеловал ее, встал сам и помог ей подняться.

В маленькой прихожей он помог Кейт надеть шарф и пальто. Их сердца бились учащенно, но ни одного слова не было произнесено. Но, когда Дэвид потянулся открыть дверь, они крепко обнялись. Она подняла на него свои озорные глаза.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Кэтрин.

Они поцеловались, как брат с сестрой, не имеющие ни малейшего понятия о кровосмешении. Кейт открыла дверь и ушла.

Джардин стоял, уставившись на дверь. Женщины… прекрасные, утонченные создания. Черт бы побрал этого летчика. Сколько денег потратил его офис впустую. Ладно, Стронг и Форд вполне обещающие кандидаты. Теперь осталось выбрать из них двоих.


В Нью-Йорке было восемь минут девятого. Эдди Лукко сидел к своем кабинете, роясь в куче хлама, извлеченного из норы Апача под тротуаром. Все было обработано антисептиком и аккуратно разложено в прозрачные пластиковые пакеты для вещественных доказательств, помеченные соответствующими бирками. Близнецы Ковик проделали чертовски тщательную работу. Некоторые сумочки оказались пустыми и их содержимое перемешалось, так что теперь невозможно было определить, где что находилось. Но в других содержимое оставалось внутри. Во всех обычные женские наборы, кошельки и книжки, это ему приходилось видеть уже тысячу раз. Но, конечно, не такое количество сразу. Пакеты с вещественными доказательствами, составлявшими лишь часть того, что извлекли близнецы, покрывали пол позади него и два стола.

И вдруг он увидел ее. С развевающимися на ветру волосами, смеющуюся, держащую за руку симпатичного парня. Снимок сделан в городе, но не в Нью-Йорке. На нем видны очень старые здания с черепичными крышами и купола старой церкви. Может быть, Южная Америка? А может, и Европа? А вот лицо парня показалось знакомым. Где-то Эдди Лукко видел это лицо раньше. Хорошо, если на фотографии в паспорте. Департамент полиции Нью-Йорка располагал компьютером, способным сравнить эту фотографию с любой, имеющейся в досье. Выход на компьютер имели также ФБР и отдел по борьбе с наркотиками.

Сержант снял трубку телефона и набрал номер.

— Мэнни? У меня тут есть одна фотография, окажи любезность, помоги опознать парня, ладно?

Фотографию в прозрачном пластиковом пакете забрал Стэн Морган, дослуживавший последний месяц перед отставкой. Он старался быть все еще полезным, хотя уже, конечно, не таким, как в первые месяцы своей службы, когда тридцать два года назад пришел в полицию и работал сначала в 14-м участке, а потом в отделе разведки Департамента полиции Нью-Йорка на Гудзон-стрит.

В получении вещественного доказательства расписался помощник Мэнни Шульмана Джейк Гоец, сидевший за первым столом.

Джейку было тридцать два года, и с Шульманом он работал уже восемь лет. Оба являлись экспертами по идентификации фотографий и обладали феноменальной памятью на лица. Для них было делом чести попытаться опознать фотографию быстрее одной из самых сложных на Западе компьютерных систем идентификации личности.

Молодой человек молча стоял рядом с Шульманом, когда тот вскрыл пластиковый пакет и вытащил пинцетом фотографию. Некоторое время они внимательно разглядывали ее. Где-то на улице раздался звук полицейской сирены и растаял в ночи.

— Я знаю этого парня. Видел красавчика… но где, черт побери… не могу вспомнить. Что-то здесь не так, но я не знаю. Девушку никогда не видел, — сказал Шульман. — Увеличь и запусти в машину. С чего это Эдди Лукко решил, что мы должны работать по ночам?

— Мэнни, кажется, я знаю, кто это.

— Так говори, Джейк. Я не собираюсь торчать здесь всю ночь.

— Похоже, этого парня зовут Сантос. Рикардо Сантос. Он есть в досье подразделения отдела по борьбе с наркотиками, наблюдающего за аэропортами. Колумбиец. Это все, что я помню, но, возможно, и ошибаюсь…

Шульман с улыбкой посмотрел на фотографию, потом перевел взгляд на Джейка.

— Я рад, что ты разговорился. Значит, начнем с отдела по борьбе с наркотиками.

Но Мэнни Шульман отнюдь не выглядел довольным.


7

Закулисные игры


В то время как Малькольм Стронг брился, надевал роскошный двубортный темно-синий в мелкую светлую полоску пиджак из магазина мужской одежды «Акуаскьютум», с интересом размышляя о том, как через три часа будет проходить его встреча с людьми из секретной службы, судья Юджин Пирсон расплачивался по счету в отеле «Вилла Сан Мишель». Легким натренированным движением он поставил подпись «Джеймс Ханлон» на дорожном чеке компании «Амекс голд» и забрал свою пластиковую кредитную карточку у управляющего, который отнюдь не выглядел бы так спокойно, если бы знал, что за люди останавливались в его отеле и какие события произошли в течение последних двенадцати часов.

Судья не встретил ни Рестрепо, ни Энвигадо, ни кого-либо из их телохранителей. «Мамлюки», окрестил телохранителей Пирсон по аналогии с отборными и бесстрашными рабами-телохранителями из числа кавказских народов, которые, служа своим господам в XIII веке в Египте, захватили власть в 1254 году и удерживали ее почти триста лет. Интересно, в какой момент отлаженная, как швейцарские часы, охрана Пабло Энвигадо предаст его и ужалит в спину?

Пирсон дал носильщику чаевые, которые, по его мнению, были в два раза выше положенных, но сделал он это с учетом того, что именно так и поступил бы американец из Нью-Йорка вроде Ханлона. Судья ведь был из Дублина и не знал, что в прошлом году американец отошел от дел и скрылся.

Судья вывел свою «БМВ-325» на дорогу, круто сворачивавшую влево и выходящую на шоссе, ведущее вниз от Фьезоле во Флоренцию. Он бросил взгляд на садовника, стоявшего возле тачки на повороте дороги, и подумал, что он один из людей Рестрепо, но это был типичный местный тосканский крестьянин с загорелым, испещренным глубокими морщинами, равнодушным лицом.

Ведя осторожно машину вниз по извивающейся дороге в направлении узкой равнины и реки в предместьях Флоренции, Пирсон включил радио. Приемник был настроен на волну «Голоса Америки», передавали новости о Саддаме Хусейне и его угрозах превратить Кувейт в море крови. Немногочисленные машины, ехавшие впереди, стали замедлять ход и прижиматься вправо. Полицейский на мотоцикле в форме, белых перчатках и солнцезащитных очках махал машинам, чтобы они проезжали мимо места аварии.

Поравнявшись с местом происшествия, Пирсон увидел на траве возле подножия холма две полицейские машины, потом еще две местные патрульные машины и серую «ланчию-седан» с голубой мигалкой на крыше. Место происшествия огорожено белыми пластиковыми лентами, несколько человек в зеленых комбинезонах и резиновых сапогах стояли на коленях, роясь в траве.

Когда «БМВ» судьи проехала мимо второй полицейской машины, он увидел их. Две белые простыни лежали рядышком друг с другом на склоне холма, словно два гигантских носовых платка, упавших с неба. Правда, из-под одной торчала пара ног, одетых в ботинки, а из-под второй — одна нога в кроссовке «Рибок». На простынях не было крови, значит, эти люди умерли до того, как полиция накрыла их трупы. Нигде не видно и разбитой машины, возможно, полицейские уже отогнали ее, но ведь бригады криминалистов не выезжают на дорожные аварии.

И неожиданно Пирсон вспомнил приглушенные выстрелы во время вчерашнего ужина на террасе в компании Рестрепо и Энвигадо. Два приглушенных звука, похожие на звук лопнувшей покрышки. И тихие вскрики.

Его передернуло. Безусловно, в этом бывшем монастыре совершено двойное убийство, и как раз в тот момент, когда он сидел в ресторане и предавал идеалы движения, давая согласие на участие в грязном кокаиновом бизнесе. Идеалы, которые, как он считал, заключаются в честной борьбе за свободу Ирландии и создании совершенно нового социалистического государства.

Дорога резко пошла под уклон, и место происшествия скрылось из виду. «Еще две матери потеряли сыновей», — подумал судья, забыв о том, какими бандитами казались телохранители Энвигадо. Ему и невдомек, что со вторыми петухами — в десять минут шестого утра абсолютно все постояльцы из Медельина покинули отель, исчезли в ночи, ступая тихонько, словно волки.

«Боже мой, сначала в Париже, теперь здесь. Неужели везде, куда я следую, меня сопровождает смерть?»

Будучи человеком реалистичным, он отогнал прочь подобные наивные мысли и снова включил радио.

«…вчера в Белом Доме между президентом Бушем и генералом Колином Пауэллом…

…А теперь новости из-за рубежа. Взрыв большой силы произошел в Лондоне на вокзале Кингз-Кросс полтора часа назад. В результате взрыва погибло около сорока человек, многие получили ранения и увечья. Среди установленных убитых трое американских болельщиков из Канзасского университета, несколько школьников вместе с учительницей, католический священник. Эта трагедия…»

Пирсон выключил радио. Он давно уже приучил себя не реагировать на подобные сообщения. Вооруженная борьба неизбежно влекла за собой невинные жертвы. Собственно, как и любая другая война. Однако, учитывая, что деньги, поступающие от людей и организаций, сочувствующих движению, таяли с каждым месяцем, можно обойтись и без этой непродуманной операции. На самом деле в свое время судья был сторонником и советником по проведению тщательно спланированных, жестоких и кровавых операций. Расчет заключался в том, что сообщения о них запестрят в заголовках газет и заполонят экраны телевизоров. Один из тайных принципов членов Военного совета заключался в том, что не бывает невиновных гражданских лиц. Эта фраза была почерпнута на семинаре по вопросу использования терроризма в политических целях, состоявшемся в 1981 году в Дамаске, где, кроме представителей «временных», присутствовали также Ясир Арафат и Джордж Хаббаш. На семинаре пришли к согласию, что и друзья и враги — все могут использоваться для достижения целей террора и поддержания общественного мнения.

«Не существует невиновных гражданских лиц». Юджин Пирсон повторил про себя эту фразу, как заклинание, двигаясь на большой скорости в направлении аэропорта Пизы. Конечно, он ехал так, чтобы не привлечь внимания полиции за превышение скорости, но все же довольно быстро, потому что его наверняка ждали в Дублине. Он должен помочь движению свести к минимуму ущерб, вызванный этой злой шуткой судьбы, в результате которой три американских болельщика — наверняка симпатичные, с улыбками, обнажающими белоснежные зубы, — погибли от бомбы Джэрарда Прайса и Розин Макевой, которых он вчера засек на вокзале. Цели никогда не выбираются случайно, и предпочтение всегда отдается местам большого скопления людей.

Смерть Венецианской Шлюхи ужаснула Пирсона, потому что раньше он никогда не сталкивался с подобным жестоким убийством, в результате которого кровь и мозги убитого забрызгали его одежду и лицо. А сорок неизвестных людей на вокзале Кингз-Кросс, в самом сердце благополучной столицы врага? А разве не то же самое делают американцы в Багдаде? Война есть война. И, усмехнувшись, политический советник Военного совета «временной» ИРА, все еще чувствуя боль в бедре от того, что вчера вечером его швырнули на пол, начал обдумывать текст заявления. Еще надо позвонить своим людям в Америку, у них есть связи в средствах массовой информации, пусть они постараются смягчить гнев американцев. Мысль о том, что все это просто омерзительно, даже не посетила судью.


Когда Юджин Пирсон регистрировался в аэропорту Пизы под именем Джеймса Ханлона на рейс «Алиталиа» до Парижа (первый этап возвращения в Дублин), Пабло Энвигадо уже спал глубоким сном на борту «Боинга-747» компании «Транскарго корпорейган», который летел на высоте двадцать восемь тысяч футов над Атлантикой и находился на расстоянии восьмисот четырех миль к северо-востоку от островов Зеленого Мыса, держа курс на северную Венесуэлу. «Транскарго» была законно действующей авиакомпанией, но картель завербовал ряд ее пилотов. Трое пилотов отклонили всякие предложения, в результате чего сначала были убиты их родные и близкие, а потом и они сами. Остальные согласились на предложение получать сто тысяч долларов за каждый контрабандный рейс в Европу и Западную Африку, но скорее из-за страха за свою жизнь, чем из-за желания быстро разбогатеть. Но и, конечно, они разбогатели. Экипаж, который в данный момент отвозил Рестрепо и Энвигадо назад в Южную Америку, состоял из самых богатых и наиболее надежных помощников картеля из компании «Транскарго».


И в это же самое время Кейт Говард приветливо встретила Малькольма Стронга на первом этаже офиса компании «Дженерал фасилитиз груп», расположенного в тихом дворике в глубине Маунт-стрит в районе Мэйфэр. Стронг назвал свое имя сидевшему за столом вахтера длинноволосому, неряшливо одетому молодому человеку лет двадцати шести, серьезно задумавшись при этом, не спутал ли он адрес. Через несколько минут к нему вышла довольно симпатичная молодая женщина лет двадцати восьми в твидовой юбке и старушечьих очках. Она любезно поздоровалась, провела его вверх по лестнице в обитый деревянными панелями коридор с ярко-оранжевым ковром на полу. Из-за дверей, расположенных по обе стороны коридора, доносились приглушенные звуки работы компьютерных принтеров. Женщина ввела его в кабинет, где стояли стол с пишущей машинкой, шкафы с картотеками, сейф, и через него они прошли в просторную комнату. В этой комнате по обе стороны от двери стояли столы, а у дальней стены находились софа и два кресла в безвкусном стиле псевдофункционализма 60-х годов. Окна закрывали тюлевые занавески и жалюзи. Стронг бросил взгляд на потолок, ожидая увидеть под ним голую лампочку, и его ожидания оправдались.

Дэвид Джардин и грузный мужчина, по виду напоминавший что-то среднее между сельским сквайром и строительным прорабом, встали и вышли из-за своих столов, а женщина в твидовой юбке и старушечьих очках, от которой так и веяло уверенностью и строгостью, предложила Стронгу располагаться.

— Малькольм… — Джардин радостно улыбнулся, протягивая руку. — Рад, что пришли. Знаю, что вы занятой человек.

Они обменялись рукопожатиями, и Джардин указал на даму, которой естественно, была Кейт Говард.

— Это Фиона Грин из отдела кадров…

— Здравствуйте, — поздоровался Стронг.

Кейт улыбнулась и крепко пожала ему руку.

— А это Фред Эстергоми, он работает со мной.

— Дорогой друг, — сказал Шабодо, — давно хотел с вами познакомиться.

Голос его прозвучал доверительно.

— Рад познакомиться.

Стронг кивнул, пожал руку Ронни Шабодо и прошел дальше в комнату, оглядываясь по сторонам и как бы подчеркивая своим поведением, что он человек самостоятельный и не нуждается в покровительстве. Джардин и Шабодо непроизвольно посмотрели на Кейт, которая с одобрением наблюдала за Стронгом.

— Давайте присядем, — предложил Джардин. — Я сяду здесь.

Стронг сел с одного края софы лицом к двери напротив Джардина, Кейт села с другого края софы, а венгр устроился рядом со Стронгом. На столе стояли керамический кофейник, четыре чашки, пирожные, молоко и сахар.

— Легко нашли нас? — поинтересовалась Кейт, а Джардин принялся разливать кофе.

— Доехал на такси до Оксфорд-стрит, а дальше прошел пешком.

Наступила пауза, во время которой присутствующие разбирали чашки с кофе. Стронг почему-то подумал, что он просто стал жертвой какой-то злой шутки. Малькольм имел слабое представление о секретной службе, но неужели же они ведут себя подобным образом?

— Вы не забыли захватить с собой паспорт? — спросил Шабодо. — Знаю, что это выглядит странным, но закон требует, чтобы мы удостоверились в вашей личности и национальности, прежде чем вести речь о государственных секретах.

Стронг достал из внутреннего кармана пиджака паспорт и протянул его венгру. Наблюдая, как Шабодо просматривает его, он как-то сразу не заметил, что Кейт обращается к нему и предлагает сахар.

— Одну ложку, пожалуйста. — Его удивляло, что никто не говорил по-испански. — Без молока.

— Спасибо. — Шабодо вернул паспорт. — Разрешите еще несколько побеспокоить вас и попросить подписать вот это. Это подписка о неразглашении государственной тайны. Вы уже подписывали такую, поступая на службу в систему прокуратуры, но будьте так любезны…

— Все это означает, Малькольм, — подал голос Джардин, — что в этом нашем разговоре мы на законном основании сможем приоткрыть вам некоторые секретные… проблемы. Или информацию.

Вынимая из кармана ручку, Стронг просмотрел отпечатанный типографским способом документ размером с почтовую открытку. Удовлетворенный его содержанием, он поставил свою подпись.

— Не возражаете, если мы будем обращаться друг к другу по имени? Хорошо?

Кейт закинула ногу на ногу. Держа в руке чашку с блюдцем, она внимательно смотрела на Стронга сквозь очки, которые слегка покосились на ее переносице.

— Нет проблем. Но думаю, мне следовало бы попросить у вас троих удостоверения личности, чтобы знать, с кем я имею дело.

Малькольм взглянул на Джардина, который как раз в этот момент отхлебнул кофе и на лице у него появилось недовольное выражение.

— Кто-нибудь пробовал эту бурду? — спросил Джардин. — Просто отвратительно. Послушайте, давайте после беседы пойдем в пивную и выпьем пива. Фиона и я работаем в том здании…

— Где находилась бензозаправочная станция, — машинально продолжил Стронг. И тут же подумал про себя, что играет в их игру, и, конечно же, никто не будет предъявлять ему удостоверения личности.

— Именно так. Фред работает в другом месте, но очень часто навещает нас. Моя работа заключается в получении разведывательных сведений, которые невозможно добыть обычными методами, из стран Южной Америки и всего, что к ним относится. — Джардин поставил на стол чашку с кофе. — Специальной или секретной информации, тщательно охраняемой ее владельцами. Получение подобной информации представляет огромный ущерб для тех, кто старается хранить ее в секрете. В мои обязанности входит подбор надежных, преданных людей, которых могла бы заинтересовать перспектива, связанная с использованием их квалификации…

— И плюс той, которой мы их обучим, — вставил Ронни.

— Отправиться в Южную Америку, — продолжил Джардин, — с железной легендой и документами, а также с большими средствами, и там тайно работать на секретную разведывательную службу, будучи связанным с ней контрактом. Предложение очень простое, но в корне меняет жизнь таких способных профессионалов, как вы.

— По контракту? — поинтересовался Стронг.

Джардин и Шабодо посмотрели на Кейт. Она повернулась, сняла очки и внимательно посмотрела на него, близоруко щурясь.

— Мы предлагаем тайным агентам контракт. Он обеспечивает высокую страховку, как жизни, так и медицинскую, тайный перевод ему наличных денег и, кроме того, жалование, отдельно поступающее на его банковский счет. По окончании контракта у него скапливается очень приличная сумма, не облагаемая налогами. Агент по контракту связан определенными обязательствами, и не последнее из них сохранение абсолютной тайны.

Ронни Шабодо пояснил, что задачи и условия работы у агентов по контракту одинаковы с кадровыми агентами секретной службы, а разница заключается просто в сроках службы.

Контракты обычно заключаются на несколько лет или до завершения определенного задания. Перед истечением срока действия контракта он может быть возобновлен по обоюдному согласию сторон.

Трое разведчиков наблюдали за Стронгом, обдумывающим вступительную часть разговора. Он взял чашку с кофе, отхлебнул и поморщился. Все улыбнулись, они ждали ответа, как приемные родители ожидают решения об усыновлении ребенка. Наконец Стронг поднял взгляд и посмотрел на них.

— Да вы просто негодяй, Дэвид.

Кейт чуть не подавилась кофе. Если бы главным требованием являлось отсутствие энтузиазма, то этот парень им безусловно бы подошел.

— Это почему же? — спокойно поинтересовался Джардин с улыбкой, и только глаза его не улыбались.

— Вы спросили меня, не хочу ли я послужить своей стране. Я понял, что вы имеете в виду мою службу здесь, в Лондоне, не отрываясь от своей работы. Я цитирую вас: «Вы могли бы оказать нам некоторую помощь». Это были ваши слова. Боже мой, поэтому-то я и пришел сюда. Мне и в голову не пришло потратить все утро на болтовню о каких-то шпионских делах в Южной Америке.

И тут Стронг перешел на испанский, который был его родным языком, и на который он переходил только в случае крайнего раздражения.

— Благодарю вас за пустой разговор, сеньор. Если бы я хотел жить в Южной Америке, то уже давно там бы жил. На годы оторваться от моей работы? Отвяжитесь от меня с вашими шутками, мой друг. Благодарю за кофе. И прощайте…

Он встал. Наступила гнетущая, напряженная тишина, но Джардин, Шабодо и Кейт смотрели на него с пониманием, как будто были точно уверены, что именно так он и поступит.

— А сколько сейчас, Малькольм, находится у вас в суде дел об убийствах, вооруженных нападениях, грабежах, непосредственно связанных с контрабандой, распространением и употреблением кокаина? — спокойно спросил Шабодо, внимательно глядя на Стронга. — Не могли бы вы сказать нам, сколько?..

Никто, кроме Стронга, не встал со своего места.

— Девять убийств, как умышленных, так и непредумышленных, — ответил адвокат. — А других преступлений сотни.

— А сколько убийц в возрасте до двадцати трех лет?

— Все, как вам это наверняка известно.

Стронг начал чувствовать себя глупо, стоя, словно ребенок, затопавший ногами от обиды.

Джардин, казалось, с увлечением рассматривал свои замшевые ботинки.

Кейт подняла взгляд на Стронга и улыбнулась. Внезапно Малькольм услышал, как на одном из столов тикают часы.

— Малькольм, одна из моих задач, полученных от кабинета министров, да-да, именно от кабинета министров, состоит в том, чтобы помочь правительству Колумбии получить информацию о действиях, планах и коррумпированных чиновниках, связанных с наркомафией, которую, уверен, вы знаете, называют картелем. У меня появилась уверенность, что вы единственный или, скажем, один из очень немногих, кто мог бы оказать неоценимую услугу Колумбии, да и всей Южной Америке, работая там тайно, чтобы значительно сократить поток кокаина в Европу и Соединенные Штаты. Мы устроили эту встречу, которая… очень важна для нас, не для того, чтобы развлечься или посмеяться над вами. Могу сказать, что уже затрачено много времени и государственных средств на изучение вашей биографии и способностей. А теперь садитесь, пожалуйста, и давайте поговорим об этом. Хорошо?

Часы отсчитали еще несколько секунд. Джардин так и не поднял взгляда на Стронга, а Кейт и венгр смотрели на него, сохраняя спокойствие на лицах. Иногда очень странные вещи решают судьбы людей, вот и Стронг, глядя на этих троих и слушая тиканье часов, поразился их громадной компетентности, ответственности… и, пожалуй, взаимной привязанности, существовавшей между ними. Ничего подобного нельзя было встретить в кабинетах прокурорской службы.

Значит, этот пожилой, серьезный профессионал моментально, но твердо определил, что он тоже может быть рыцарем плаща и кинжала. «Что за чушь, Малькольм, — сказал он себе. — Будь взрослее. Будь умнее».

Он сел на место и попросил:

— Прошу прощения. Расскажите мне поподробнее.

Сердце Джардина запело, потому что эти слова Стронг произнес по-испански.


В ста восьмидесяти километрах к западу от Рио-Каука в провинции Антьокия и в девяносто трех километрах к юго-западу от древнего, живописного и опасного (даже по колумбийским меркам) города Санта-Фе лежит удаленный район нагорий, покрытый пампасами и лесами. Там находится запретная зона, огораживающая нефтяную буровую площадку с несколькими заброшенными хижинами. А еще там есть взлетно-посадочная полоса.

Именно на ней и приземлился двухмоторный «бич-крафт-бонанза», подняв при посадке на бетонную полосу клубы пыли. Он прокатился мимо покосившегося ветрового конуса с поржавевшей эмблемой «Шелл».

На опушке леса стояли два шестиколесных вездехода «додж», один — темно-коричневого, другой — бледно-зеленого цвета. Никаких хромированных или блестящих металлических деталей, затемненные армированные стекла. Каркасы кузовов пуле- и взрывонепробиваемые, усиленные подвески, выдерживающие тяжесть броневой защиты, изготавливала фирма, выпускающая детали подвесок для пассажирских самолетов. Каждый «додж» имел рацию, постоянно включенную и настроенную на полицейскую и армейскую волны.

Еще там стояли два джипа «ренегад» с укороченной колесной базой, легкие, скоростные, оборудованные коротковолновыми рациями для связи с остальными машинами.

Дальше в лесу стояли семь мотоциклов «судзуки» — горный вариант с объемом двигателя 500 кубических сантиметров. Мотоциклисты, вооруженные пистолетами-пулеметами МАС-10, слушали через наушники информацию и указания от сорока наблюдателей, разбросанных по всему лесу.

Винты двухмоторной «бонанзы» замедлили вращение, и шум двигателей стал тише. Самолет остановился и тут же развернулся, чтобы при необходимости немедленно взлететь.

Дверца самолета открылась, и телохранитель, носивший в Париже и Флоренции пиджак из верблюжьей шерсти, спрыгнул на землю. Сейчас на нем надета темная кожаная куртка, в руках он держит автоматическую винтовку М-16, к магазину которой лентой примотан в перевернутом положении запасной магазин. На голове у него водружены наушники, он что-то слушал, а его глаза, закрытые солнцезащитными цейсовскими очками в золотой оправе, внимательно и профессионально изучали окружающую обстановку. Ровно через семь секунд он сделал несколько шагов вперед, и на землю спрыгнул второй телохранитель, носивший в свое время синий блейзер. У этого в руках был тяжелый ручной пулемет М-60 американского производства, через плечо висела пулеметная лента с патронами калибра 7,62 мм.

В задачу этих двоих входило вступить в бой и прикрыть огнем экстренный взлет самолета на тот случай, если колумбийские власти устроили засаду. Уже одиннадцать преданных солдат из профессионально подготовленной армии Пабло Энвигадо погибли таким образом, прикрывая огнем поспешные отходы своего легендарного босса.

Но сегодня телохранитель в цейсовских очках и с винтовкой М-16, которого звали Мурильо, не заметил ничего подозрительного.

В лесу распевали птицы, в траве трещали кузнечики. Для этой части Антьокии было довольно тепло, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Лица стоящих возле «доджей» людей были знакомы Мурильо. Начальник службы безопасности картеля Хесус Гарсиа Ортец, племянник Пабло-Хорхе Энвигадо Ривера и парень из Майами, занимающийся распространением кокаина в Майами и Нью-Орлеане. Как же, черт побери, его имя?.. Кастанеда. Как бы его ни звали, он все равно свой, один из нас.

Мужчины, стоявшие на опушке леса, выглядели спокойными и расслабленными, за исключением Сантоса. Герман Сантос Кастанеда, судя по опущенным плечам и по тому, как он переминался с ноги на ногу, сильно нервничал. Может быть, этот парень в чем-то провинился перед доном Пабло? Ворочая миллионами, часто поддаешься соблазну запустить в них руку. Мурильо подумал о том, что его, наверное, придется похоронить в лесу, рядом со взлетной полосой, как это сделали с двумя агентами из отдела по борьбе с наркотиками, которые посчитали, что удачно внедрились в картель, — один под видом пилота, а другой покупателя. Ну и ночка тогда была. Мурильо со своим дружком Гуинтеро помогали пытать и допрашивать этих агентов. Кошмарная, кровавая ночка.

Прошло уже одиннадцать секунд с того момента, как Мурильо спрыгнул на землю из самолета. Он поднял левую руку и притронулся к голове — знак для пассажиров и пилота, что на его, Мурильо, взгляд, все в порядке. Подача такого сигнала входит в обязанности Мурильо, этому знаку его обучил британский наемник Макатир — профессионал высокого класса. Возможно, чтобы обезопасить себя, Макатир тайно работал на англичан, но он не мог нанести серьезного ущерба безопасности картеля, потому что, наряду с другими британскими, израильскими и южноафриканскими наемниками, тренировавшими боевиков картеля, ничего не знал об операциях, никогда к ним не привлекался и вообще никогда не подпускался ближе, чем на милю к дону Пабло или другим главным лицам картеля.

Используй их, но остерегайся — таково отношение картеля к наемникам и советникам со стороны.

Человек, называвший себя Рестрепо, выпрыгнул из самолета, за ним последовал Пабло Энвигадо, ростом меньше всех остальных, но глаза его зорче, чем даже у телохранителя Бобби Сонсона, в чьих жилах текла кровь индейцев-муисков из клана Заку, правившего землями вокруг Тунхи более чем за тысячу лет до прихода испанских конкистадоров.

Четверо мужчин осторожно направились к опушке леса. Наивный человек предположил бы, что проще подъехать на машине к самолету и забрать их, но Макатир учил, что спутники-разведчики могут засечь все что угодно на взлетной полосе, поэтому транспорт остался на опушке под деревьями. А так получалось, что люди прибыли на самолете и просто исчезли.

Хесус Гарсиа Ортец вышел из-под деревьев, чтобы поприветствовать своего хозяина. У ног начальника службы безопасности медельинского картеля примостился свирепого вида огромный пес — смесь шотландской овчарки и андалузского мастифа. Пса звали Дьявол, и, где бы ни находился Гарсиа, Дьявол всегда рядом с ним.

Как только Гарсиа встретил группу прибывших и пошел с ними рядом, тихонько разговаривая с Энвигадо, взревели двигатели «бонанзы», самолет двинулся вперед по бетонной полосе и внезапно его колеса оторвались от земли. Самолет спокойно набрал высоту, заложил вираж, лег на курс и вскоре скрылся из виду.

Энвигадо внимательно слушал Гарсиа, рассказывавшего о последних успехах тайной полиции. Полиция захватила и сровняла с землей много лабораторий, многие члены картеля арестованы или застрелены в ходе этих налетов. В то время как Пабло слушал шефа своей службы безопасности, его глаза встретились с печальными глазами Хорхе Энвигадо Риверы, единственного сына его двоюродного брата и правой руки Карлоса Энвигадо Риверы, погибшего на одной из конспиративных квартир в старом квартале Медельина во время схватки с тайной полицией, устроившей облаву. Это произошло всего три недели назад. Тайная полиция создала сверхсекретное специальное подразделение, и перед Риверой поставлена теперь задача выяснить, кто командует этим подразделением с дальнейшей перспективой подкупа. Для этой цели Ривере выделено двадцать миллионов долларов США и прикреплены несколько самых отчаянных и опытных боевиков картеля.

И вот теперь Ривера мертв. Тело его нашпиговали пулями из девятимиллиметровых автоматических пистолетов «Хеклер энд Кох МР-5», находящихся на вооружении нового подразделения тайной полиции, так что не остается никаких сомнений в том, чья это работа. Они как бы подчеркивали — не связывайтесь с нами.

Энвигадо по-своему понравилась… манера действий этого нового подразделения, которое, по-видимому, должно стать его самым опасным врагом. Он любил игры на грани жизни и смерти точно так же, как и свое громадное состояние. Да и вообще, футбол, бой быков, контрабанда наркотиков — все это просто хорошие игры для крестьянина из Санта-Фе-де-Антьокия, с помощью убийств добившегося контроля над второй по величине преуспевающей группировкой колумбийского кокаинового картеля. Первой, самой могущественной группировкой заправлял клан Очоа родом тоже из района Медельины. Этот клан претендовал на то, что ведет свой род от конкистадоров, многие поколения семьи Очоа владели громадным ранчо «Финка ла Лома» в предгорьях вблизи Медельина.

Члены клана Очоа и заправилы картеля из старинных семей Кали и Боготы считали между собой Энвигадо головорезом и выскочкой, которому просто везло. Вместе с другой гангстерской семьей — Гачами — Энвигадо резал, убивал, пытал и запугивал, упорно прокладывая себе путь к вершинам кокаинового бизнеса в Колумбии. А это значит — к вершинам кокаинового бизнеса во всей Южной Америке и, можно сказать, во всем мире.

Но старинные семьи кокаинового картеля возмущали гангстеризм и крайняя жестокость Энвигадо и Гача. Год назад сына Гача выпустили из тюрьмы в Боготе, где он содержался по обвинению в убийстве, но не предстал перед судом из-за «отсутствия свидетелей». Три дня он пьянствовал с проститутками в старом квартале Канделариа, а за ним в это время следили люди из американских войск специального назначения, все они, будучи южноамериканцами, тайно работали в Колумбии. Они проследили младшего Гача до ранчо его отца, где оба Гача и были застрелены в тот момент, когда развлекались с обнаженными девицами в бассейне, по размерам в половину олимпийского.

Энвигадо почти не сомневался, что стареющий глава клана Очоа — дон Фабио, тайные банкиры и промышленники Кали и Боготы приложили руку к убийству семьи Гача. Поэтому он жил с постоянным ощущением, что смерть бродит где-то рядом.

Приближенных он подбирал очень тщательно; любого, вызывавшего хоть малейшее сомнение, убивали преданные Мурильо и Сонсон, а иногда и сам Пабло. Сейчас он был для тайной полиции целью номер один, за ним охотились, чтобы убить или выдать Соединенным Штатам (соглашение о выдаче членов картеля явилось причиной, по которой Энвигадо формально вынес смертный приговор бывшему президенту Колумбии Эмилио Барко, жизни которого теперь угрожала смертельная опасность), поэтому Пабло Энвигадо никогда дважды подряд не ночевал в одном месте. Он не пользовался телефоном, а приближенным запрещалось даже упоминать его настоящее имя.

Жесткая система безопасности и личной охраны в сочетании с настоящей любовью к нему бедных крестьян и обитателей трущоб в Медельине и во всей Антьокии, которые восхищались им за то, что он объявил войну правительству, позволяли Энвигадо пока оставаться в живых.

Он разъезжал по Европе, встречаясь с потенциальными распространителями наркотиков с вызывающей дерзостью. Он понимал, что подобная дерзость помогает поддерживать миф о его могуществе, и считал: если все тщательно спланировать, то такие поездки ничуть не опаснее обеда в роскошном ресторане Боготы «Хостериа Салинас» в обществе дипломатов и высокопоставленных правительственных чиновников. А Пабло нравилось обедать там по крайней мере раз в месяц. Боже мой, как ему нравилась его жизнь!

Последняя поездка в Европу была просто необходима. ИРА прислала своих эмиссаров в Медельин, и именно Кейси предложил использовать тайные каналы террористов для распространения кокаина в Европе. Но Кейси был так же осторожен, как и Энвигадо, поэтому он разработал план в духе Макиавелли, по которому его самый опасный оппонент в Военном совете «временной» ИРА судья Юджин Пирсон принуждался не только дать согласие на сделку с картелем, но и заняться созданием и руководством тайной сетью распространения кокаина, держась при этом подальше от ИРА.

Энвигадо одобрил тщательно разработанный коварный план человека с трубкой из Белфаста, и его люди помогли начать осуществлять его. Пабло нравилась идея стать вместо ливийского полковника Каддафи основным покровителем ИРА. Как бы там ни было, у картеля и ИРА были одни и те же методы, если не одни и те же цели.

Энвигадо удивился, увидев среди встречающих его Германа Сантоса. Брат Германа — Рикардо — явился ключевой фигурой в тонкой комбинации, задуманной Кейси, а Герман осуществлял связь с Рикардо, который должен был уже вернуться в Колумбию, проведя несколько недель в Европе.

— …а теперь еще проблема с Рикардо, — сказал Гарсиа.

Пабло продолжал улыбаться, как будто и не услышал сказанного. Он не произнес ни слова, пока они не подошли к опушке. Окружающие отошли в сторонку от Германа Сантоса, и он остался стоять перед хозяином один.

Гарсиа почувствовал скрытую ярость Энвигадо, замолчал и оставил Энвигадо и Сантоса вдвоем.

Герман Сантос старался не смотреть в глаза Пабло.

— Что за проблема, Герман Сантос? — тихо спросил Энвигадо. Где-то в лесу завизжали обезьяны.

— Дон Пабло, мой брат все еще в Нью-Йорке… — Сантос с трудом заставил себя посмотреть в глаза Энвигадо.

— Почему? Он что там, еще не всех шлюх перетрахал?

— Дон Пабло, Рикардо потерял девчонку.

— Потерял? Что значит потерял?

— Понимаете, мы перехватывали все звонки и письма ее родителей, а сама она не пыталась связаться с ними. Но они с Рикардо поссорились, он сказал ей, что она убивает себя порошком, а ей непременно хотелось попробовать «крэк». Рикардо предупредил ее, чтобы она не глупила, девчонка рассердилась и ушла в спальню. Он запер дверь на ключ и пошел выпить пива, а когда вернулся, ее уже не было. Она позвонила в службу сервиса и удрала. Рикардо предупредил всех на улицах, но девчонка словно сквозь землю провалилась.

Наступила тишина, замолчали даже вопившие в лесу обезьяны, и только где-то вдали раздавался стук дятла. А еще были слышны шумы рации одного из телохранителей. Эти звуки только еще более усиливали зловещую тишину.

Энвигадо внимательно посмотрел на Германа. Его уже можно считать мертвецом, Энвигадо вправе распорядиться его жизнью по своему усмотрению.

— О чем предупредил? На каких улицах?

— У нас связи почти со всеми гангстерскими шайками в Нью-Йорке и в департаменте полиции. Люди уже ищут ее, но они не знают, насколько она важна для нас, мы не стали говорить об этом по определенным причинам. Лично я считаю, что девчонку сбила машина и она находится в больнице. Мы проверяем и больницы, но у Рикардо нет ее фотографии.

— У Рикардо… нет ее… фотографии?

Окружавшие их люди услышали в этих словах смертный приговор, и каждый поблагодарил Деву Марию, что не находится сейчас на месте Германа.

— Так нас учил инструктор-израильтянин. Для Рикардо небезопасно было иметь фотографию девчонки.

Энвигадо задумался, принимая решение.

— А у нас есть ее фотография? — спросил он, не обращаясь ни к кому персонально.

— Конечно, шеф. — Хесус Гарсиа стоял футах в тридцати, но в наступившей тишине все могли слышать его слова. — У меня в досье есть две ее фотографии. Надо было, чтобы Рикардо знал, как она выглядит. Мы получили их от… друзей из Рима.

Энвигадо кивнул и заговорил, обращаясь к Хесусу, но не глядя на него:

— Сделай копии и отправь их нашим друзьям из департамента полиции Нью-Йорка. Как быстро можно это сделать?

— Можем отправить по факсу, шеф. Воспользуемся полицейской линией связи.

— Наш человек на узле связи полиции надежен?

— С ней все в порядке. У нее есть отец, мать и двое братьев в Ланоке. Братья работают на нас.

Энвигадо нахмурился.

— Сегодня?

— Постараемся, в крайнем случае завтра.

— Завтра. Хорошо. Луис…

Рестрепо подошел ближе.

— Луис, лети в Нью-Йорк. Это очень важно.

— Понял.

— Найдешь там Рикардо и передашь ему, что его брат умрет медленной смертью, если к концу недели он не отыщет девчонку и не доставит ее сюда в Антьокию.

Энвигадо без всякой злобы, а даже с симпатией посмотрел на Германа, который заправлял делами картеля в Майами и Новом Орлеане, имея в своем распоряжении миллионы.

— Герман, лично к тебе я ничего не имею. Ты будешь свободен сразу, как только твой сосунок-братец привезет сюда в целости и сохранности эту маленькую наркоманку.

Энвигадо наклонил голову, мысли его были заняты уже другими делами. Он ласково потрепал Германа Сантоса Кастанеду по плечу и направился к поджидавшему «доджу». Двигатель машины ожил, и Мурильо распахнул дверцу.

К своему неудовольствию Герман Сантос никак не мог унять жестокую дрожь в руках. Сонсон показал ему, что он должен сесть во вторую машину.


В то время как Рестрепо на следующий день летел рейсом «Авианка» из города Барранкилья на карибском побережье Колумбии в Майами, где ему предстояло пересесть на рейс «Америкэн эйрлайнз» до Нью-Йорка, Эдди Лукко сидел в нью-йоркском отделе управления по борьбе с наркотиками, изучая подноготную Рикардо Сантоса, который и был тем парнем, изображенным на фотографии вместе с девушкой, найденной мертвой на Центральном вокзале. А персонал южноамериканского отдела Дэвида Джардина, помимо прочих дел, занимался в тот момент улаживанием различных административных формальностей, связанных с увольнением капитана Генри Майкла Алькасара Форда из армии Великобритании, а Малькольма Уильяма Стронга из службы прокуратуры, оформлением их по контракту на службу в секретную разведывательную службу, размещением и подготовкой.


А в это же время в ста девяноста милях к западу от Министерства иностранных дел Великобритании судья Юджин Пирсон сидел в складе для гробов одного из похоронных бюро Дублина вместе с другими пятью мужчинами, составлявшими Военный совет «временной» ИРА.

Предметом обсуждения было смягчение ущерба для ИРА, вызванного возмущением в Соединенных Штатах Америки в связи с гибелью американских болельщиков во время взрыва на вокзале Кингз-Кросс.

Американская пресса и телекомпания Си-эн-эн продемонстрировала ужасные сцены этой кровавой бойни, а особенно потрясала всех фотография молоденькой девушки из Висконсина с оторванной по колено ногой и вылезшими из орбит глазами на залитом кровью лице.

— Они не должны были публиковать подобные фотографии, — сказал лидер партии Шинн фейн Сайаран Мерфи. — Впечатление от них действительно неприятное. Мне кажется, пора припугнуть нескольких редакторов. У них на уме одно — побольше бы продать своих проклятых газет.

При этих словах Юджин Пирсон закрыл глаза. Святые Мария и Иосиф, это действительно был печальный день, когда громилы и политические недоучки из Дерри и Белфаста, получившие свое скудное образование в тюрьме Лонг-Кеш, вышвырнули из рядов «временной» ИРА Рори О’Брейди, Дайти О’Коннелла и других основателей «временной» ИРА. Они захватили лидерство путем быстрого и разрушительного переворота, произошедшего в 1984 году в Дублине во время ежегодной конференции политического движения Ард фейсс. Представителей старой гвардии обругали и унизили с трибуны в этаком маоистском стиле так, что они были вынуждены покинуть конференцию и, чтобы сохранить лицо, заявили на следующий день об окончательном разрыве и образовании партии республиканская Шинн фейн. И, хотя новоиспеченная партия получила небольшую поддержку и некоторое количество оружия и взрывчатки от экстремистов из Ирландской национально-освободительной армии, никто не принимал ее во внимание.

Юджин Пирсон наблюдал за расколом и молча присоединился к победителям в этой схватке, закончившейся, к счастью, без кровопролития.

На самом-то деле именно Пирсон написал большую часть речи для вице-президента Шинн фейн Мартина Магинесса, чье заявление с трибуны вызвало раскол, в результате которого власть из рук «временных» из Дублина перешла к боевикам «временных» из Северной Ирландии. К людям, которые занимались убийствами и чьи руки обагрены кровью.

Теперь «временные» с яростным упорством придерживались стратегии «одного большого толчка», требовавшей больших денег, чтобы с максимальным успехом использовать тонны оружия и взрывчатки «семтекс», предоставленных им ливийским полковником Каддафи в 1987 году. Так и возник план Кейси воспользоваться колумбийскими наркодолларами.

Свои советы Пирсон излагал коротко, без лишних слов, а остальные — даже Кейси — внимательно слушали его. У судьи были хорошие мозги, он инстинктивно чувствовал, как можно последствия самых худших трагедий, вроде взрыва бомбы в поминальное воскресенье во время панихиды по англичанам и ирландцам, погибшим в Эннискиллене или убийства из автомата маленькой девочки в Германии психопатом Мартином Шихи, свести до минимума, а иногда и обернуть себе на пользу.

Именно Пирсону принадлежала идея отстранить Шихи от активных действий и убить в тот момент, когда он разговаривал по телефону с человеком, которому доверял больше всех — с Бренданом Кейси. Для тех, кто следил за такими вещами, его убийство послужило как бы сигналом: убийство девочки — это личная ошибка Шихи, а не организации. И дисциплинированные «временные» казнили его за это.

После того как с основными делами закончили, Кейси и Пирсон прошли в холодильное помещение — облицованную белым кафелем комнату, где хранились трупы перед бальзамированием и куда не проникал ни один звук. Они не обратили никакого внимания на обнаженное, с синими венами тело восьмидесятилетнего продавца книг из университетской книжной лавки, и Пирсон рассказал о своей встрече с Пабло Энвигадо.

Кейси внимательно слушал, как Юджин Пирсон излагал детали предложения картеля. Судья не упомянул об унизительной сцене в номере отеля, когда Рестрепо влепил ему пощечину и швырнул голого на пол. Он умолчал также и о том, что Рестрепо известны самые главные секреты ИРА.

Вместо этого Пирсон поведал начальнику штаба, что он принял предложение картеля по поводу ежемесячных двух миллионов долларов в обмен на обеспечение оптовой торговли и распространение кокаина в Ирландии и Европе, но за исключением Великобритании, где против террористов принимались очень жесткие меры. Поэтому не стоило рисковать и вступать в контакт с уголовным миром, за исключением, может быть, иммигрантов. Но, как он выяснил, иммигранты-наркоманы в основном ограничивались марихуаной и героином и лишь небольшое количество «крэка» поставлял им уголовный ямайский синдикат «Ярдис», у которого налажены свои источники и который слишком жесток и ненадежен, чтобы иметь с ним дело.

Кейси задумчиво посмотрел на Пирсона.

— Ты здорово продвинулся в этом деле, Юджин. А ведь совсем недавно ты был ярым противником этой затеи.

Судья холодно посмотрел на Брендана.

— Это было до этого жестокого шантажа. У них есть мои фотографии на мосту в Париже рядом с убитым.

— Ах да, я и забыл об этом, — вкрадчиво заметил Кейси.

Пирсон пожал плечами, его не обманули слова Брендана.

И внезапно инстинкт подсказал Брендану Кейси, что у этого человека что-то свое на уме. Что-то придавало Пирсону веру, что он сумеет выкрутиться. Начальник штаба «временных» был так же осторожен, как и Пабло Энвигадо, и он ясно почувствовал ощутимую опасность.

Но на вид Пирсон казался полностью сдавшимся.

— Я согласен организовать сеть каналов, — сказал он. — Они привозят товар в Испанию и на африканское побережье. Я свяжусь с немцами и нашими друзьями в Амстердаме, через десять дней представлю Совету план для одобрения.

— Я тоже хотел бы принять участие в составлении плана, Юджин.

— Мы решим это вместе с Сайараном, — ответил Пирсон.

И уверенный тон, которым судья заявил это, полностью убедил Кейси в том, что у Пирсона есть против него какая-то козырная карта. Возможно, это «Лорка». Проклятая группа «Лорка» в Виго.

Уже тогда, в Медельине, когда он поделился этой информацией с Рестрепо, чтобы подчеркнуть большие возможности их организации, он знал, что эта информация еще выйдет ему боком.

Структура иерархии ИРА такова, что ни один человек — даже начальник штаба Брендан Кейси — не имел абсолютной власти над остальными, люди на командных должностях менялись во избежание какого-либо культа личности.

И все-таки сохранялась одна должность, и человек, занимавший ее, бесспорно обладал более реальной и могущественной властью, чем Кейси. Должность начальника службы безопасности. Безопасность для «временных» была превыше всего, потому что здесь речь шла об их жизнях.

Сайаран Мерфи, будучи политиком и занимая официальный пост вице-президента партии «временная» Шинн фейн, являлся в то же время начальником службы безопасности и секретных расследований. Женщин и мужчин пытали в задних комнатах притонов и заброшенных сараях графства Арма именно по приказам Мерфи — бывшего подмастерья мясника из Терф-Лодж, который еще в 1974 году обучался кубинской марксистской доктрине городского террора и партизанской войны у наиболее образованных арестантов из камер смертников тюрьмы Лонг-Кеш.

Интернирование явилось самой большой ошибкой британского правительства в борьбе с террористами. В ходе ночных облав в Северной Ирландии сотни мужчин и женщин бросали в тюрьму без всякого суда и права на апелляцию.

Списки, которыми пользовалась британская контрразведка МИ-5, безнадежно устарели, поэтому она забрасывала чрезвычайно широкие сети. К участникам движения сопротивления не применялось никаких хитроумных планов по вербовке, никаких политических приемов, их просто бросали в лагеря для интернированных в тюрьмах Лонг-Кеш и Магиллиган.

Сайаран Мерфи, этот умный, коварный, жестокий человек с фотогеничным лицом вошел в руководство «временной» ИРА, и по очереди с Джерри Адамсом, Бренданом Кейси и Мартином Магинессом занимал должности начальника штаба, начальника оперативного отдела, а сейчас руководил службой безопасности. Говорили, что из всех руководителей Мерфи самый жестокий. Военный совет передавал Мерфи «для ознакомления» полные ужаса отчеты из Кувейта и Ирака о кошмарных, садистских пытках, применяемых палачами Саддама Хусейна. В его распоряжении имелась ферма на границе графства Арма недалеко от шоссе Ньюри-Дандолк, где выкопано тщательно замаскированное подземелье, изначально предназначавшееся для хранения нескольких тонн оружия от Каддафи, а затем переделанное в «комнату для допросов», оснащенную так, как и не снилось иракской тайной полиции.

Рассказав Рестрепо о сети «Лорка», действовавшей в Виго, Брендан Кейси серьезнейшим образом нарушил правила безопасности. Тот факт, что он был начальником штаба и вроде бы имел право на это, отнюдь не умалял тяжести его проступка. Каким-то шестым чувством он понял, что это и является козырной картой Пирсона. Рестрепо, должно быть, проболтался судье о том, что знает о Джерри Девлине и операции «Лорка» в Виго. Да, наверняка он так и сделал. Рестрепо был профессионалом. А причиной его болтовни наверняка являлся все тот же принцип «разделяй и властвуй».

Кейси уставился на белые кафельные плитки, на ноги с синими венами мертвого продавца книг и с облегчением подумал, что сможет оправдаться перед Мерфи за свое решение выдать часть секретной информации Рестрепо и Пабло Энвигадо. В конце концов они ведь тоже доверили ему свои секреты, и Сайаран Мерфи — единственный член организации, который знал о тайной поездке Кейси в Колумбию и одобрил ее.

Брендан почувствовал, что вспотел, хотя температура в помещении была -8°. Он заставил себя расслабиться и спокойно улыбнулся. Разве не он держал судью за горло? А Пирсон еще об этом ничего не подозревает.

Он повернулся и посмотрел на Пирсона.

— Похоже, во Флоренции что-то произошло, что расстроило тебя, Юджин. В чем дело?

Пирсон посмотрел на бесстрастное лицо Кейси, от холодного воздуха на бороде человека из Белфаста появился иней.

— Между прочим, Рестрепо допустил грубость по отношению ко мне в присутствии Энвигадо. Они потом извинились, но это оскорбление было преднамеренным.

Мужчины смотрели друг на друга. Многим преступникам приходилось видеть этот холодный взгляд судьи Пирсона.

— Да они просто банда головорезов. А где находились два телохранителя, которых я выделил для тебя?

— Каких телохранителя?

— Я попросил наших итальянских друзей присмотреть за тобой. Как раз на тот случай, если колумбийцы попытаются выкинуть что-нибудь типа парижского трюка.

Внезапно Пирсон четко вспомнил два тела, накрытых простынями, на склоне холма.

— Сколько их было? — медленно спросил он.

— Всего двое. Местные парни из «красных бригад».

У этой итальянской террористической организации были хорошие отношения с «временными».

— Все правильно. — Пирсон потер посиневшие от холода руки. — Мне кажется, люди Рестрепо убрали их. Я видел два трупа на склоне холма возле отеля. А перед этим вечером была, по-моему, какая-то возня.

Кейси посмотрел на него и кивнул с недовольным видом.

— Да, значит, парни просто не убереглись.

Брендан открыл ключом дверь и распахнул ее. Как только он вошел в помещение для хранения гробов, его круглые очки в стальной оправе моментально запотели. Он снял их и в задумчивости протер стекла галстуком.

— Юджин, ты все-таки скажи Сайарану, ладно? Я хочу принять участие в планировании операции.

Кейси кивнул и направился к двери. Его личный телохранитель Кольм Мид открыл дверь с другой стороны, и они оба ушли.

Пирсон посмотрел на закрывающуюся дверь, сердце его заколотилось от злости. Ну подожди, храбрец. Подожди, ты еще услышишь о группе «Лорка». Кровь застыла в жилах Пирсона, никогда раньше в жизни он не помышлял причинить ущерб их движению. Безумие какое-то.

Внезапно он вспомнил о Мараид. И о Сиобан. Черт побери, куда же запропастилось его любимое дитя? Он решил полететь в Рим и привезти ее домой. В конце концов ей только восемнадцать, и ему очень хотелось слышать ее нежный смех. Ее ждет новая Ирландия и своя семья в будущем.

Он полетит в Рим в пятницу. Под своим собственным именем. Любящим отцам нет необходимости лгать и прятаться.


8

Происшествие в Бельвью


Половина третьего утра. В некоторых окнах Министерства иностранных дел все еще горит свет.

Какой-то умник из службы безопасности решил потренировать свою паранойю, за что, собственно, ему и платили деньги, и выдвинул идею, известную среди работников службы безопасности, как синдром «а что, если». В данном случае «а что, если» заключалось в следующем: а что, если Советы, или Израиль, или китайцы (все поняли, что неназванным кандидатом можно считать и добрые старые Соединенные Штаты), или кто-нибудь там еще раздобыли схему большого стеклянного здания с обозначениями вроде тех, что встречались на коробках с шоколадными конфетами, — какие кофейные, какие с орехами, какие трюфели, указывающими, на каком этаже и за какими окнами находятся те или иные управления, отделы и кабинеты кураторов?

Тогда заинтересованным людям надо только наблюдать за тем, какие окна горят ночью, чтобы определить, какие регионы мира вызвали столь необычную активность и какие подразделения секретной службы заняты этой проблемой: аналитики, разведчики и тому подобное.

Поэтому умник составил докладную записку с предложением: для того чтобы сбить с толку ночных наблюдателей, кто-то должен ходить по зданию и включать свет в различных комнатах. Если решается какая-то проблема, скажем, по Зимбабве, то в отделах, занимающихся информацией и агентурой в Финляндии, Борнео, Пекине и на Ближнем Востоке, тоже должен гореть свет, причем в некоторых до утра, а в других несколько часов после окончания рабочего дня.

На самом деле все важнейшие офисы размещались глубоко под землей, поэтому подобная практика была не чем иным, как бессмысленной тратой денег налогоплательщиков на электричество.

Дэвид Джардин бросил взгляд на часы. Два тридцать две. Он крепко зажмурил глаза и снова открыл их. Впечатление такое, словно он весь день трудился на пшеничном поле, или его траванули газом «Си-Эс». На самом деле сказывалась усталость в сочетании с табачным дымом.

Он выпрямил спину — позвонки ниже шеи и в области грудной клетки хрустнули и заклинились, чуть не вызвав судорогу.

Поиск и вербовка двух потенциальных агентов для операции «Коррида» заняли гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Южная Америка уже не являлась той тихой заводью для секретной службы, каковой считалась до захвата Аргентиной Фолклендских или Мальвинских островов, как они их называли. В то время премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер обратилась к двум независимым группам аналитиков с просьбой дать оценку современного положения на Южноамериканском субконтиненте. В одну группу входили правительственные служащие, в другую — представители частного капитала: банкиры, промышленники и журналисты. Суть их совместных выводов заключалась в следующем: хотя данный регион всегда рассматривался в Европе как сфера влияния США, на самом деле во многих латиноамериканских странах не слишком любили «гринго».[14 - Так презрительно называют в Латинской Америке белых жителей США.] Некоторые государства и политические группировки с удовольствием получают американские доллары, но лишь немногие готовы со всей радостью заключить торговый или политический союз с США.

В докладе для Маргарет Тэтчер содержались рекомендации и подчеркивалось, что создавшийся в южноамериканских странах вакуум влияния в результате непопулярности США представляет хорошие возможности для стран Европы, и в первую очередь, для Великобритании, заполнить этот вакуум и извлечь выгоду из торговли и политического влияния. Великобритания, к удивлению британского правительства, пользовалась довольно большой популярностью во многих странах Южной Америки, поскольку исторически она в прошлом веке поддерживала различные революции, закончившиеся победой основателей многих современных режимов. Британские войска сражались на стороне Симона Боливара, что укрепляло престиж Великобритании в глазах многих южноамериканцев.

И было принято решение: распространить свое влияние на те страны, где потерпели неудачу США. Информировать американское правительство и действовать решительно. Президенту Рейгану было заявлено, что пусть уж лучше Южная Америка находится под влиянием Западной Европы, чем под влиянием коммунистов. Таким образом, было достигнуто тайное взаимопонимание. США прекрасно знали и одобряли различные шаги Великобритании, направленные на расширение британских интересов в Латинской Америке.

Направление «Вест-8» получило хорошую финансовую поддержку и активизировало свою деятельность. Для Джардина это явилось прекрасным предлогом для продвижения по службе, и он руководил своим отделом с удивительным пониманием дела и профессионализмом. Многие правительственные службы требовали от него информации, и не последними среди них были таможенная служба Министерства внутренних дел и Департамент полиции, упорно стремившиеся остановить поток кокаина и марихуаны из Южной Америки через Европу и Западную Африку.

Не считая полета в зону военных действий в Саудовской Аравии, закончившегося обхаживания и вербовки Малькольма Стронга, у Дэвида Джардина была еще масса обязанностей: он контролировал шестьдесят одну совершенно секретную тайную операцию по сбору разведывательной информации почти в каждой стране южноамериканского континента. Если быть точным, то эта шестьдесят одна операция входила в четырнадцать основных операций, имевших кодовые наименования. У каждой операции имелись свои руководитель и исполнители, замыкавшиеся на Билле Дженкинзе, которому иногда помогал Ронни Шабодо. Но высокий, со шрамом на лице, куратор направления был в курсе хода каждой операции и, используя свой опыт, указывал на настораживающие моменты, давал нагоняй и время от времени спасал шкуры агентов, близких к провалу.

Два тридцать три. Пора выпить пивка. И немного вздремнуть. Позади его кабинета есть комната с походной кроватью и маленькой туалетной комнатой с душем.

Джардин посмотрел на папку с надписью «Конфискация» — таково было кодовое наименование операции. И где только миссис Браунлоу отыскивает такие названия для операций? Буквы расплываются перед глазами, заболела голова. Дэвид закинул руки за голову и широко, громко зевнул.

— Привет, старый негодяй. — Это был шеф, Стивен Маккрей. — Извини, что прервал твои сладкие потягушки, но завтра премьер-министр встречается с Гавириа, и он спросил меня, как идут дела по Колумбии. Не для разглашения, конечно, но он просто хочет чувствовать себя полностью в курсе дела.

В кабинете воцарилась тишина.

Дэвид Джардин медленно повернулся и уставился на Маккрея. Иногда, если длительная операция велась в стране с другим часовым поясом, занятые ею сотрудники жили прямо в здании и перестраивали свой распорядок по тому, другому, часовому поясу. Но шефу делать этого не было необходимости, значит, вопрос действительно чертовски важен. Или важен для самого шефа, а это значит, что он может быть каким-то образом связан с Китаем, который не только сам по себе требовал серьезного внимания, но еще и являлся страной, где Стивен, сэр Стивен, осуществлял легендарные успешные и опасные операции (эти легенды упорно создавал сам Стивен Маккрей) в конце 70-х годов.

А что это за сладкие потягушки? Боже мой, этому человеку следует взять несколько уроков английского у Ронни Шабодо.

Джардин ослепительно улыбнулся и вытащил из нижнего ящика стола бутылку шотландского виски.

— Колумбия. Будь любезен, Стивен, покажи мне на карте, где это место, ладно?

Маккрей покачал головой.

— Я помню, когда ты был просто беспомощным…

Он плюхнулся в потертое зеленое кожаное кресло с деревянными подлокотниками. В то кресло, где Джардин намеревался растянуться с холодным пивом в руках.

Джардин плеснул виски в два стаканчика для полоскания зубов, достав их из того же ящика, и толкнул один по столу к шефу.

— Угощайся.

— Что это, виски?

«Боже мой, этот человек шпион до мозга костей».

— Нет, на самом деле это ядовитое зелье из болиголова.

— Из болиголова?

— Это шутка, шеф. Называется «Лагавуллин», поступает из Исландии. Напиток чистый, это джин, если уж тебе так интересно.

— Ты чем-то слегка раздражен? Тяжело быть куратором направления, не так ли? Дэвид, как движется операция «Коррида»?

Дэвид отхлебнул виски.

— Я завербовал двух агентов. Во вторник начинается их подготовка.

— Ты не терял время даром.

— Во время беседы с премьер-министром я понял, что нельзя терять время.

Джардин бросил взгляд на Маккрея — тот так и не дотронулся до виски.

— Сплошное смешение ошибок.

«Комедия ошибок, неграмотный ты прохвост», — подумал Джардин. Некоторые говорили, правда, в таких местах, где их никто не мог подслушать, что следует заменить руководителя секретной службы. И не как обычно, более молодым, а просто способным офицером разведки и сильным политиком, который отстаивал бы интересы их службы. Стивен Маккрей старался угодить всем, поэтому те, кто рекомендовал кандидатуру для этой должности, и выбрали его. Джардин пожал плечами. Самому ему шел сорок восьмой, возможно, не за горами и отставка. Венцом карьеры может стать через несколько лет назначение на должность директора оперативного отдела. А может, и нет.

Дэвид поймал себя на том, что думает о сэре Ричарде Фодерингеме, умирающем с мечом в руках на мощеном булыжником дворе своего дома, построенного в XVII веке. Он отдал свою жизнь за раненого сына, который полусидит-полулежит на сеновале в сарае, сжимая в руке седельный пистолет, вспотевший и разъяренный, как дьявол. Джардин не сомневался, что именно так и было.

Он встретился взглядом с Маккреем.

— Я планирую внедрить одного в картель. А другой осядет на длительный срок в Боготе. Две отдельных операции. Тренировка и оценка готовности займут десять недель. За это время я организую небольшую группу в Медельине, которая будет работать на человека, внедрившегося в картель. Первую информацию надеюсь получить месяца через четыре.

— Но мы уже получаем информацию.

— Не того качества, я говорю об информации непосредственно из окружения дона Пабло.

— Ты сможешь это устроить?..

— Приложу все силы, — Джардин отхлебнул виски.

Маккрей внимательно посмотрел на него.

— У тебя есть все основания сильно разозлиться.

— Разозлиться? Почему? Что я упустил?

— Я дал понять, что мы гораздо дальше продвинулись в этом деле. Я имею в виду внедрение в картель.

— Значит, ты просто навешал им лапши на уши.

Это была цитата из фильма «Блю бразерз», который Джардин вместе с Эндрю и Салли смотрели по видео никак не меньше одиннадцати раз. Они знали каждую фразу из диалогов, и, когда вся семья собиралась вместе в загородном доме, они озвучивали фильм вместе с актерами Джоном Белуши и Дэном Эйкройдом. Дороти считала их просто чокнутыми.

— На самом деле я никому не вешал никакой лапши. — Стивен не смотрел фильм. — Ты же знаешь, как мы все чертовски осторожны в этом секретном мире.

— Секретном? Это точно.

Дэвид представил себе звон клинков, и по спине его пробежал легкий холодок. Шло сражение, у этих проклятых шотландских кавалеристов Кромвеля в руках грубые, изогнутые клинки из германской стали, а у сэра Ричарда изящный, с оплетенной рукояткой, меч из голубоватой толедской стали.

— Поэтому когда премьер-министр несколько недель назад сказал, что я не хочу знать детали, а я знал, ребята, что вы уже серьезно занялись проблемой кокаина и страной его происхождения, я просто загадочно улыбнулся. Ну, ты знаешь, как это у нас делается.

Джардин, в отличие от Стивена Маккрея, не учился в привилегированной школе-интернате. Он посещал обычную среднюю школу, и ему пришлось изрядно попотеть, чтобы поступить в Оксфорд. А вот дети его учились именно в таких школах-интернатах. Салли в Тюдор Холле, а Эндрю в Шерборне. Дэвид представил себе своего босса в возрасте пятнадцати лет, сидящего, поджав ноги в нечищенных ботинках, за партой и рассуждающего со Смитом-младшим или с кем-нибудь там еще о смешении ошибок в очереди в столовую.

— Да, я сам частенько попадался на такие штуки.

— И теперь он считает, что мы значительно продвинулись в этом деле.

— Да, Стивен, я понял это.

— Возможно, даже сообщил об этом Ее Величеству.

Джардин понял, что Ее Величеству — это значит королеве. Но он как-то сомневался, что она с интересом следит за делами своей секретной разведывательной службы, о которых ей докладывает премьер-министр.

— О, я так не думаю, Стивен. Да и не могу же я сам придумать информацию. Джайлс Аберкромби выполняет там большую работу, у него чертовски обширная сеть информаторов. Могу кое-что выбрать оттуда, а ты передашь это на Даунинг-стрит.

Маккрей задумался над этими словами, глядя на свой стакан с виски.

— Дело в том, старина, что четыре месяца — слишком долгий срок. Мы не можем позволить себе такой роскоши.

— Мне не хотелось бы думать, что ты наложил свои лапы на мою операцию, шеф.

— У меня и в мыслях такого нет. Но, если хочешь, я спущу тебе директиву из своей комнаты.

Он всегда называл кабинет своей комнатой. Просто для того, чтобы напоминать людям о своем кембриджском образовании.

— Давай ближе к делу, парень.

Джардин допил виски и поднялся. Он открыл бутылку и предложил Маккрею долить в его стакан.

— Нет, спасибо. Надо торопиться. И вот что, Дэвид…

— Что?

— Нам нужны серьезные результаты по Медельину в течение семи недель. Можешь потребовать любые резервы, имеющиеся в нашем распоряжении. Если ты подобрал агентов как всегда тщательно, то я не сомневаюсь в успехе. До свидания.

И сэр Стивен ушел. Часы показывали почти три часа утра — похоже, шеф работал по пекинскому времени.

Джардин посмотрел, как за начальником закрылась дверь. Он потер лицо ладонями, вздохнул и набрал номер телефона.

Дэвид терпеливо ждал, когда на другом конце снимут трубку, и наконец начальник его оперативного отдела Билл Дженкинз ответил. Билл жил в Паддингтоне, и Джардин мысленно представил себе его аккуратную спальню и жену Пам, спящую рядом.

— Извини, что нарушил твой сон.

Голос Джардина невозможно спутать, и не столько из-за тембра, сколько из-за налета властности.

— Ничего страшного, — соврал Дженкинз, без сомнения обругавший про себя босса.

— Мы собираемся отправлять назад Адриана?

Адриан — это псевдоним агента, который в течение последних четырех лет по нескольку месяцев в году тренировал телохранителей картеля. К сожалению, колумбийцы чрезвычайно заботились о безопасности и ему не удавалось получить какую-либо дополнительную информацию, выходящую за рамки его работы. Звали агента Макатир.

— В ближайшем будущем не собираемся.

— А где он?

— На севере, думаю, что спит. Как все нормальные люди.

— Утром первым делом вызови его. Я хочу, чтобы он ввел в курс дела моих агентов.

— А это разумно?..

— Нет. Но время поджимает. Они должны быть готовы через пять недель.

— Черт побери.

— Вот именно. Приятных сновидений.

Спустя три дня Гарри Форда встретили в аэропорту Хитроу и на вертолете отправили в уединенный сельский дом в Уэльсе. Несколько ошеломленный Малькольм Стронг уже находился там. Лучшим инструкторам секретной службы отпустили всего четыре недели, чтобы сделать из них тайных агентов.


Лиа Асунсьон — хорошенькая, пухленькая девчушка двадцати шести лет. Она работает в управлении связи национальной полиции в Боготе. Лиа любит пофлиртовать, что вообще-то типично для большинства колумбийских девушек, которые по характеру ближе к европейским, чем остальные представительницы разношерстного колумбийского населения. Это выдает в ней коренную жительницу Антьокии, потому что испанцы, поселившиеся здесь первыми в XVII веке, общались только между собой, и коренные жители этой провинции похожи на европейцев, или, может быть, на евреев, так как многие первые поселенцы вели свой род от евреев-сефардов, прибывших в I и II веках в Испанию из Северной Индии через Финикию.

Два ее брата владели парой грузовиков и занимались транспортными перевозками. Кроме того, они работали на картель, перевозя кокаин по лесам Антьокии из одной лаборатории в другую. Лиа поступила в университет в Боготе и закончила его по специальности «английский язык и история». После окончания университета она работала телефонисткой и секретаршей в Международном центре, а потом познакомилась с лейтенантом из национальной полиции, который и помог ей устроиться на работу в управление связи. В ее обязанности входило осуществлять связь по телексу и факсу между департаментом полиции и полицией англоязычных стран всего мира. Лиа была умной, энергичной девушкой, трудолюбивым и надежным работником. А еще она была агентом картеля в штаб-квартире национальной полиции в Боготе.

Когда ее попросили передать фотографии пропавшей девушки под видом обычного запроса в департамент полиции Нью-Йорка, Лиа знала, кому следует направить факс, и он попал по назначению еще до того, как Рестрепо вылетел из Майами рейсом «Америкэн Эйрлайнз» в Нью-Йорк.

И пока Рестрепо, Мурильо и Бобби Сонсон регистрировались в роскошном отеле «Пиерре» на Пятой авеню по испанским паспортам как торговцы одеждой, Лиа Асунсьон получила в Боготе ответ из штаб-квартиры полиции Нью-Йорка. В сообщении говорилось, что фотография соответствует внешности неизвестной девушки, найденной мертвой две недели назад на Центральном вокзале. Далее сообщалось, что отдел по убийствам располагает фотографией, на которой девушка изображена в каком-то южноевропейском городе в компании известного торговца кокаином по имени Рикардо Сантос Кастанеда.

К тому времени, как Рестрепо, дав чаевые носильщику, заперся в спальне и позвонил в уличный автомат, в котором его звонка дожидался Рикардо Сантос, начальник службы безопасности Хесус Гарсиа Ортец уже был проинформирован о результатах ответа из Нью-Йорка.

Рестрепо договорился с Сантосом о встрече, дал необходимые указания своим телохранителям и надолго ушел в ванную принимать душ. Вытеревшись после душа, он растянулся на громадной кровати, глядя в окно на верхушки деревьев в Центральном парке. Рестрепо решил, что отдохнет минут двадцать, потом оденется и отправится на встречу с Сантосом. Им было строго-настрого приказано разыскать девчонку, хотя в Нью-Йорке подобная задача казалась почти невыполнимой. Рестрепо предполагал, что она села на самолет и вернулась в Рим после ссоры с красавчиком Рикардо Сантосом. Может, даже вернулась к родителям, а в этом случае…

Зазвонил телефон.

Рестрепо снял трубку и ответил. В зашифрованном сообщении с фабрики одежды в Барселоне (куда его передали из Медельина) говорилось, что девушка мертва. Шеф приказывал схватить Сантоса и допросить, а еще Рестрепо должен был «навести порядок», и на этот счет у него имелось собственное мнение. Нельзя оставлять никаких концов. А по возвращении он обо всем доложит дону Пабло.

Прошло сорок две минуты, было как раз пять часов дня, и Шестая авеню заполнилась служащими, высыпавшими из многочисленных небоскребов и спешащими к метро, такси и к своим автомобилям, припаркованным на стоянках.

Рикардо Сантос стоял рядом со входом в «Рейдио-Сити». Начался дождь. У тротуара остановился темно-синий «кадиллак», за рулем которого сидел колумбиец, работавший в Нью-Йорке таксистом и по совместительству обслуживавший картель. В Картахене у него остались жена и пятеро детей, поэтому он крепко держал язык за зубами. Все документы у него были в порядке, и он прекрасно знал город.

Распахнулась задняя дверца, и из машины вышел Бобби Сонсон. Он огляделся вокруг, потом посмотрел на Сантоса, который с улыбкой шагнул навстречу и влез на заднее сиденье «кадиллака», где ожидал Мурильо. Сонсон захлопнул дверцу и сел на переднее сиденье, машина тронулась вперед, вливаясь в транспортный поток.

— А где Луис? — спокойно спросил Сантос, чувствуя себя уверенно среди своих парней.

— Мы как раз к нему и едем, — ответил Мурильо.

И больше никто не произнес ни слова, пока «кадиллак» добирался до строительной площадки в Бруклине, с которой открывался вид на Ист-Ривер.

Труп Рикардо Сантоса выловили из реки через три недели. Опознать его было невозможно, потому что у него отсутствовали голова и руки. Во время восьмичасового допроса, который проводил Рестрепо с помощью Мурильо и Сонсона, Рикардо рассказал все, что знал. Шофера-колумбийца застрелили прямо за рулем его машины на рассвете, то есть за три недели до того, как труп Сантоса был вытащен из воды в районе Куинз, где произошли еще четыре подобных убийства.

Вот так Рестрепо «наводил порядок».

В ходе ночного допроса выяснилось, что никто из уголовных дружков Сантоса, занимавшихся поисками девушки, не имел понятия, кто она такая на самом деле. Отрадный факт. А девушка даже не подозревала, почему этот симпатичный (в прошлом симпатичный) молодой южноамериканский миллионер забрал ее из Рима, чтобы увезти в Колумбию. Тоже отрадный факт. Но Рикардо обратился за помощью в поисках девушки к Симбе Патрису и его уличным гангстерам из банды «Острый коготь», а вот это уже пахло жареным.

Ведь младший брат Симбы Малыш Пи Патрис находился в больнице Бельвью под охраной полиции и обвинялся в убийстве переодетого полицейского. Вот это было плохо. А девушка, оказывается, пропала не несколько дней назад, а более двух недель, и Рикардо пытался сначала сам отыскать ее, прежде чем сообщил картелю о ее исчезновении.

Вот здесь-то и таилась опасность.

Но во всяком случае визит в Нью-Йорк человека, называвшего себя Рестрепо, оказался менее разрушительным, чем налет варваров на Рим.


Пока Юджин Пирсон высаживался из самолета в римском аэропорту Леонардо да Винчи и проходил иммиграционный контроль под своим настоящим именем (что было новым в его практике), Эдди Лукко и его жена Нэнси занимались тем, чем с удовольствием занимались по утрам в субботу. Или во вторник. Или в пятницу, или в любой другой день. Отдавались они этому занятию со всей страстью, оба вспотели, хотя было довольно холодно, и уже приближались к вершине блаженства, как зазвонил телефон.

Будучи чувствительным человеком, Эдди ставил на первое место только желание жены и свое собственное желание, поэтому не обратил внимания на телефон. Но он продолжал настойчиво звонить и в конце концов испортил им самый интересный момент. Эдди взглянул на Нэнси, она улыбнулась ему в ответ. Он нежно поцеловал ее в краешек губ и снял трубку.

— Эдди, а я уж подумал, что тебя нет.

Звонил Поросенок Малруни, лейтенант из отдела по борьбе с наркотиками, под защитой которого как свидетель находился Малыш Пи Патрис.

— Давай без шуток. — Эдди нахмурился и посмотрел на Нэнси, которой явно хотелось продолжить прерванное занятие.

— Мне только что сообщили, что «Когти» разыскивают ту девчонку, что находится в морге в Бельвью.

Лукко посмотрел на блестящие черные волосы Нэнси и погладил ее по плечу.

— Друзья Рикки?

— Под Рикки он подразумевал Рикардо Сантоса.

— Черт побери, меня что-то беспокоит. Не могу объяснить, но у меня какое-то нехорошее чувство.

У Лукко внутри все похолодело. У него, как у некоторых хороших полицейских, иногда бывали такие предчувствия. Он еще не понимал, что происходит, но пахло чем-то нехорошим.

— Ты где?

— Я на пути в больницу. Может быть, что-нибудь там выясню.

— Да, понял тебя. Я тоже еду.

Лукко положил трубку. Нэнси посмотрела на него. Было в ее взгляде что-то такое, что иногда просто сводило его с ума. Сначала он нежно погладил ее, а потом…

И эта небольшая задержка, возможно, спасла ему жизнь.

Первое, что увидел Эдди Лукко, свернув на Двадцать восьмую восточную улицу, было вылетевшее камнем с восьмого этажа тело медсестры. Он резко затормозил, сзади в него врезался фургон, и в этот момент тело женщины шлепнулось на улицу и замерло неподвижно. Распахнув плечом дверцу, Лукко бросился к боковому входу в больницу, услышав, как и предполагал, грохот перестрелки наверху и звон разбитого стекла. Может, ему и показалось, но позже он вспомнил, что слышал слабые вскрики. На бегу он бросил взгляд на скорченное тело медсестры. Без сомнения, она была мертва.

Боковой вход был уже недалеко, и в этот момент из вестибюля показался человек в запачканной кровью кожаной куртке и белой рубашке с пистолетом-пулеметом «инграм», который он навел на Лукко и открыл огонь. Годы тренировки и опыт, сказались: он присел, выхватил свой пистолет калибра 0,38 дюйма и, охваченный холодной яростью, открыл ответный огонь. Люди должны знать, что никто не смеет стрелять в Эдди Лукко, весть об этой перестрелке быстро облетит улицы и заставит многих задуматься. И больше никто не будет настолько глуп, чтобы попытаться стрелять в нью-йоркского полицейского.

Стараясь сохранить хладнокровие, он быстро выстрелил четыре раза, не обращая внимания на пули из «инграма», поливающие улицу и проносящиеся у него над головой. Стрелявший дернулся и упал на спину, выпустив из рук свой «инграм», скатившийся по ступенькам.

Теперь можно подумать и об укрытии. Лукко заскочил за припаркованный «бюик», перезарядил пистолет и, выглянув из-за машины, увидел, как раненый противник поднялся и попытался снова скрыться в вестибюле.

Эдди быстро прицелился и дважды выстрелил ему по ногам, потом, прячась за машинами, побежал к вестибюлю. Ему нужно захватить вражескую территорию. В свое время Лукко служил в морской пехоте и принимал участие в боевых действиях.

Раненый обильно истекал кровью, люди кричали, на верхних этажах продолжалась стрельба. Сержант остановился, перевернул на живот раненого — типичного смуглолицего латиноамериканца, сомкнул у него руки за спиной и защелкнул на них наручники. Сунув пистолет в кобуру, он поднял «инграм», отсоединил магазин, убедился, что там осталось примерно восемнадцать патронов, и через двойные стеклянные вращающиеся двери ворвался в вестибюль, держа в одной руке «инграм», а в другой полицейский значок.

Первое, что он отметил для себя, это резкие звуки звонков тревоги. Двое людей в гражданской одежде — доктор и медсестра в белых халатах лежали мертвыми или тяжелоранеными на покрытом резиновой дорожкой полу. Стены забрызганы кровью, перепуганные насмерть пациенты и медсестры пытались скрыться в различных помещениях вестибюля и в коридорах. Над тяжелораненым патрульным полицейским в форме склонились несколько сестер и молодой врач.

Отмечая все это про себя, он уже точно знал, что произошло и откуда доносилась стрельба. Лукко посмотрел на лифт и тут же решил, что ни в коем случае нельзя пользоваться этой ловушкой, поэтому побежал к лестнице и стал подниматься наверх, но не слишком быстро, соблюдая осторожность.

К тому времени как он достиг восьмого этажа, к звону добавился вой сирен подъезжающих полицейских патрульных машин. Подождав немного и переведя дыхание, Лукко взял наизготовку «инграм» и осторожно выглянул в коридор. Сердце его бешено заколотилось, сцена представляла собой картину кисти Гойи. Восемь трупов. Три «санитара», которые на самом деле были переодетыми полицейскими из отдела охраны свидетелей. Два полицейских из отдела по убийствам, которые постоянно дежурили у дверей палаты Малыша Пи. И два бандита-колумбийца, у одного из которых лицо представляло собой неузнаваемое месиво, а второго Лукко знал — владелец бара в Майами, имевший лицензию частного пилота.

Один полицейский из отдела охраны свидетелей еще дышал, а Бенуэлл из 14-го полицейского участка тихонько шевелился. Спина его представляла собой кровавое месиво. Впрочем, кровь была повсюду. Внезапно звон прекратился.

Кто-то где-то вскрикнул, заплакала женщина.

Теперь Лукко мог прислушаться, но повсюду стояла необычная тишина. Бывший морской пехотинец, а теперь полицейский осторожно двинулся вперед, понимая, что каждая секунда может стать последней в его жизни, он ловил каждый звук и следил глазами за малейшим движением. От него теперь требовалось только одно — остаться в живых.

Лукко подошел к распахнутой двери охраняемой палаты, перешагнул через Бенуэлла, перевернутое кресло и блокнот полицейского с незаконченными подсчетами времени переработки сверхурочных. Малыш Пи был мертвее мертвого. В него стреляли из автомата и обреза, как от двери, так и в упор. Капельница свалилась на Поросенка Малруни, который сидел, прислонившись спиной к стене в углу рядом с кроватью, зажав в безжизненной руке «кольт». Грудь его была разворочена выстрелами из обреза, лицо выражало не удивление, а скорее… сожаление.

Лукко не позволял себе расслабиться, чутье его было обострено до предела. Может быть, здесь есть еще кто-то, кого он не заметил? Может, и сейчас на него направлено дуло? Он украдкой двинулся вдоль стены, следя одним глазом за дверью, а другим заглянул под кровать. И сразу увидел оцепеневшую от страха Бернис, медсестру, чья сестра убила насильника. По ее красивому темнокожему лицу, искаженному от ужаса, текли слезы.

— Ты в порядке?.. — тихонько прошептал Лукко.

Она испуганно кивнула.

— Оставайся там…

Бернис снова кивнула.

— Не двигайся…

Напряжение, в котором находился Лукко, несколько ослабло после краткого общения с живым человеческим существом. Он двинулся назад к двери. Со всех концов здания доносились крики команды, треск полицейских раций, на улице вновь раздался вой сирен. Настоящая трагедия. Убито по крайней мере семь полицейских и очень важный свидетель по делу о наркотиках. А во время своего телефонного звонка Малруни связал все это с Рикардо Сантосом и неизвестной девушкой. Которая лежала здесь же. В этом здании. В морге больницы Бельвью.

Холодок пробежал по спине Лукко.

— Проклятье, — прошептал он, рванулся к лестнице и понесся через три ступеньки на первый этаж, где находился морг.

На шестом, четвертом и третьем этажах его чуть не пристрелили свои же полицейские, и ему пришлось громко кричать на ходу: «…полиция, полиция, полиция…» До него донеслись обрывки фраз: «…шесть полицейских убиты на восьмом этаже… этого я не знаю». Это кто-то отвечал на вопросы вездесущих журналистов, на вполне естественные вопросы, что случилось и откуда взялись эти вооруженные опасные преступники. Репортеры из Си-эн-эн уже окрестили трагедию «кровавой бойней в Бельвью».

В морге стояла тишина.

Зеленые двери захлопнулись за ним. Он смотрел на две недопитые чашки кофе и шахматную доску на сером металлическом столе. Лукко тихонько двинулся к дверям, которые вели в помещения, где в холодильных контейнерах, задвигающихся в стену, хранились трупы.

Дверь открылась, и в комнату вошла смуглая латиноамериканка лет пятидесяти в зеленом комбинезоне, резиновых сапогах и резиновых перчатках. В руках она держала большой, черный, прорезиненный пакет для мусора, казавшийся на вид довольно тяжелым. Она бросила равнодушный взгляд на Лукко, сжимавшего в руке «инграм», и хотела пройти мимо.

Волосы на затылке у сержанта встали дыбом.

— Давай сюда, — сказал он, приглядывая за дверью.

Женщина покорно остановилась. Лукко кивнул на черный, тяжелый, прорезиненный пакет.

— Высыпай, что там есть.

У него свело желудок от предчувствия того, что он может увидеть в пакете.

— Зачем?

— Быстрее высыпай. Прямо сюда, на пол.

Женщина пожала плечами, опустила пакет на кафельный пол, взяла за нижние углы и вывалила содержимое. Вид и запах были ужасными, но сержант Эдди Лукко облегченно вздохнул, потому что среди рассортированных по пластиковым пакетам внутренних органов, удаленных во время вскрытия, он не увидел того, что со страхом ожидал увидеть — голову и руки неизвестной девушки, которая каким-то образом была связана с кровавой бойней на восьмом этаже.

Лукко прошел в помещение, где хранился ее труп, там находился один из работников в зеленом комбинезоне.

— Привет, сержант, что это у тебя за пушка?

Лукко посмотрел на мужчину и опустил «инграм».

— А вы тут в шахматы играете?

— Конечно. Это же не запрещено законом, правда?

— Ты не слышал шум?

— Слышал несколько сирен, но это же больница.

— Значит, все в порядке.

— Разумеется.

Служитель спокойно смотрел на сержанта, наверняка думая про себя, какого черта он сюда заявился.

— В больнице была перестрелка. — Эдди кивнул на «инграм». — Я пришел сюда просто для проверки.

— У нас все в порядке.

— У тебя есть труп неизвестной, под номером 0801.

— Точно. — Служитель пожал плечами. — Труп здесь, парень, он никуда не денется.

Лукко почувствовал себя глупо, наверху находились полицейские, которые нуждались в его помощи.

— Ты мне просто покажи его.

— Нет проблем. Хочешь сам взглянуть?

— Нет. — Он выпалил это быстро, очень быстро. Что с тобой, Эдди? Это просто еще один труп. Нью-йоркский полицейский не должен бояться смотреть на трупы. — Да, конечно, сам.

— Сначала нет, потом да?..

— Пошли, пошли, я не собираюсь торчать здесь весь день.

— Это уж точно, сержант. — Служитель направился к ряду контейнеров в стене. — Ноль восемь ноль один… ага, иди сюда.

И он выдвинул контейнер, в котором лежал труп неопознанной девушки. Кожа у нее бело-голубая, глаза закрыты, волосы не блестят от низкой температуры. Лукко почувствовал некоторую неловкость от того, что видит ее обнаженной, но его сочли бы сумасшедшим, если бы он предложил накрыть ее саваном. Внезапно он понял, как ужасно подействовали на него страшные события последних минут, и к своему удивлению почувствовал подступающую рвоту.

Эдди приказал себе немедленно взять себя в руки. Полицейского из отдела по расследованию убийств не должно тошнить при виде трупа, ведь он только что видел на восьмом этаже страшную, кровавую картину и сам рисковал жизнью. Внизу какой-то идиот пытался убить его. Что за проклятый день, да и время всего — десять сорок две. А кроме того, у него сегодня выходной.

Лукко попытался улыбнуться и сглотнул подступивший к горлу комок. Что за проклятый день. Ты просто жестокосердный, упрямый ублюдок, презренный итальяшка-полицейский.

— Все в порядке?

Смотритель как-то странно взглянул на него.

— Да. Послушай, на восьмом этаже было серьезное дело. Много убитых.

— Сколько? — Это был вопрос профессионала.

— Восемь или девять, что-то вроде этого.

— Спасибо, что предупредил, парень. Мне надо подготовить морг.

И служитель задвинул неизвестную девушку назад в ее ледяное обиталище.


Юджин Пирсон остановился на каменных ступеньках, ведущих в квартиру дочери. Он посмотрел через сводчатое окно в толстой стене на холм Авентин, верхушки деревьев и купола, на красные шиферные крыши, на разбросанные в беспорядке статуи и развалины, делавшие Рим вечным и величественным. Боже мой, как повезло Сиобан, что она учится именно здесь.

Дом принадлежал администрации консерватории, и на его этажах стоял шум от духовых и струнных инструментов. Он улыбнулся, вспомнив, как всего год назад тащил по этим ступенькам сундук Сиобан. Это был сундук ее матери, прошедший с ней Тринити-колледж в Дублине, а до этого женскую католическую школу при монастыре святой Маргариты.

Несколько девушек пробежали вниз по лестнице, смеясь и щебеча на английском с акцентом, присущим жителям восточного побережья США. Судья почувствовал себя несколько неловко за то, что вторгается в мир своей дочери. Мараид права — ребенку хочется чувствовать, что ей доверяют, что она может быть самостоятельной. На современном языке Мараид объяснила, что ребенку нужно собственное пространство.

Он поднялся на четвертый этаж и пошел по коридору. Паркетный пол тщательно натерт, медные таблички на дверях сверкают. Некоторые двери открыты, и судья бросал взгляд на маленькие, уютные гостиные, из которых двери вели в две или три спальни. Кто-то пытался выводить на флейте замысловатый пассаж из «Венецианской мессы» Монтеверди, сбивался, останавливался и начинал сначала. Какое замечательное место, как хорошо, что дочь учится именно здесь.

На табличке комнаты 412 написано три фамилии: Андретти, Томпсон и, конечно, Пирсон.

Юджин Пирсон тихонько постучал в дверь. «Пусть она будет дома, — взмолился он про себя, — пусть она сейчас откроет мне дверь».

Дверь открыла темноволосая девушка лет двадцати, из квартиры доносился запах готовящейся пиццы. Пирсон заметил, что в окно гостиной видны терракотовые черепичные крыши, а за долиной виднеется холм Авентин и голубое небо.

— Что вам угодно? — спросила девушка по-итальянски, недовольная тем, что кто-то тревожит ее в субботний полдень.

— Извините, а Сиобан Пирсон дома?.. — Он улыбнулся. — Понимаете, я ее отец.

Девушка с каким-то пренебрежением посмотрела на него и, не сказав ни слова, удалилась в квартиру, оставив дверь открытой. Пирсон не понял, было ли это приглашением войти. Затем в небольшой прихожей появилась худенькая, с короткой стрижкой, девушка примерно того же возраста. Для Рима ее лицо было слишком бледным, в одном ухе у девушки висела серьга в форме символа ядерного разоружения, на губах черная помада. На ней надета черная футболка, под которой отсутствует лифчик.

— Мистер Пирсон?

Он понял, что она американка, откуда-то со Среднего Запада или чуть южнее.

Судья снова улыбнулся.

— Сиобан дома? Я случайно приехал в Рим.

Он пожал плечами, как бы подчеркивая случайность своего визита.

— Она еще не вернулась.

«Слава Богу, по крайней мере она здесь».

— А когда, вы думаете, она придет?

— Ну… — Девушка, фамилия которой, как он подумал, была Томпсон, смутилась. — Я точно не знаю. Вам лучше пройти в квартиру.

Судья Юджин Пирсон проследовал за Салли Томпсон в гостиную, при этом одна из трех дверей, ведущих в спальни, закрылась. Юджин огляделся, среди различных домашних предметов он увидел фотографию в рамке, на которой он, Мараид и Сиобан изображены в день ее выпуска из школы при монастыре святой Маргариты. Все улыбались, еще одна веха их семейной жизни. Он взглянул на американку, она смотрела на него как-то неуверенно.

— Хотите кофе?

— Так где она?

— Думаю, все еще в Венесуэле…

В Венесуэле??? Он удивленно уставился на девушку.

— В Венесуэле? — вежливо переспросил судья, надеясь, что это название ресторана или их собственное наименование какого-нибудь района Рима.

— С Ричардом.

— Простите?..

Значит, у дочери есть приятель. Что ж, вполне естественно.

— С Ричардом. Вы получили ее письмо, мистер Пирсон?..

— Когда?

— Ох… недели четыре назад. Она все пыталась дозвониться вам и маме, но так и не смогла. Звонила даже вам на работу в суд, но вы уже ушли с работы.

— Я тоже несколько раз пытался дозвониться ей, но отвечала какая-то итальянка и, похоже, никак не могла понять, что мне нужно…

— Так вот, Сиобан написала вам. Это я знаю точно, потому что она отдала мне письмо, чтобы я его отправила. А Ричард сказал, что сам отправит. Потом она снова написала вам за день до их отъезда и в этот же вечер пыталась позвонить, но вы были на какой-то вечеринке, и у нее опять ничего не вышло. Сиобан, она, как бы сказать… очень импульсивна, так ведь? Она сказала, что позвонит вам из аэропорта.

— А куда они полетели?

Теперь судья вполне был похож на расстроенного отца.

— В Венесуэлу… — Девушка внимательно посмотрела на него. — О, Боже, только не говорите мне, что вы не знали об этом.

— Представьте себе, не знал.

— Вы не хотите присесть?

— Пока нет.

— Не возражаете, если я закурю?

— Нет.

Салли Томпсон достала из голубой пачки «Житан» сигарету и прикурила от спички, достав ее из коробка с названием какого-то ночного клуба. Она явно нервничала. Чтобы несколько успокоить ее и чувствуя, что в нем нарастает злоба и ощущение беды, Юджин Пирсон сел. Венесуэла?..

Девушка немного успокоилась.

— С ним все в порядке. Он действительно хороший парень. Его семья владеет в Венесуэле большим ранчо. Его дядя — на самом деле он его двоюродный брат, но поскольку значительно старше, Ричард зовет его дядя — он дирижер и композитор, профессор музыки в университете. Ричард показывал нам статьи в журналах и книгу, которую написал его дядя. А еще три пластинки с его музыкой. Энрике Лопес Фуэрте у нас в консерватории, слышали о нем? — Она замолчала и осторожно взглянула на Пирсона.

Ему надо все выяснить поподробнее.

— Ричард? — вроде бы ненароком спросил он.

— Ему нравится, когда его называют Ричард, но поскольку он из Венесуэлы, то его настоящее имя Рикардо. Весь последний семестр они были просто неразлучны. Поэтому она и вернулась на несколько дней раньше после рождественских каникул. А следующий семестр Сиобан решила пропустить, поехать в Венесуэлу и брать там уроки музыки у Фуэрте. Декан сказал, что этот семестр ей не зачтется, но вы же знаете Сиобан, если уж она что-то решила.

— А в какое место в Венесуэле? — спокойно поинтересовался Пирсон.

— Не знаю. Она описала все подробности в письме, которое отправила вам. Сиобан на самом деле беспокоилась о вас и о маме, но просто не смогла дозвониться по телефону. Но она читала в газетах, как вас хвалили за какой-то вынесенный вердикт, и очень радовалась за вас. Но последние дни перед отъездом прошли у нее в сплошной суматохе.

— Вы не возражаете, если я осмотрю ее комнату?

— Вот сюда, пожалуйста.

— А потом мне нужно будет поговорить с деканом.

— Его не бывает в выходные…

— А этот Ричард. Рикардо. Как его полное имя?

— Ох, что-то чисто испанское, несколько имен, да еще с приставками «де».

— Значит, не помните?

— Очень жаль, но нет. Может быть, она позвонит, пока вы здесь. А ее мама дома?

И в этот момент холодное ощущение вечности возложило свою ледяную длань на судью Юджина Пирсона. Оно было таким же ясным, как ясный зимний день в горах, и голос его любимой дочери внезапно прозвучал в этой комнате, из которой видны ржаво-красные крыши и холм Авентин. Она просто сказала:

— Папа…

И от этого леденящего душу видения Юджин Пирсон почувствовал своей кельтской интуицией, что его дочь, услада его жизни, очень нуждается в нем.


Кровавая бойня в Бельвью заняла заголовки газет и экраны телевизоров по всему миру, отодвинув на второй план трагедию в результате взрыва бомбы на вокзале Кингз-Кросс. Во многих выпусках новостей об этом сообщалось сразу после событий в Персидском заливе и до сообщений о спорте и погоде. Шеф Лукко — начальник отдела по расследованию убийств капитан Дэнни Моллой связался с ФБР и начальником нью-йоркского управления по борьбе с наркотиками Марвином Келли. В результате было решено, что ФБР и отдел по убийствам будут проводить совместное расследование по этому делу в тесном контакте с управлением по борьбе с наркотиками и информировать друг друга о ходе расследования. Эдди Лукко тоже работал по этому делу под руководством Моллойя и представителя управления по борьбе с наркотиками специального агента Дона Мейдера.

Начальство знало, что сержант Лукко уже имел отношение к этому делу, а кроме того, он пользовался отличной репутацией в отделе по убийствам, поэтому ему предоставили права, обычно предоставляемые лейтенантам. Для расследования он выбрал себе в напарники детектива Сэма Варгоса.


Примерно тогда же капитан Гарри Форд и Малькольм Стронг начали свое обучение и подготовку в качестве агентов по контракту секретной разведывательной службы.

Их доставили в загородный дом в Уэльсе на границе заповедника в графстве Бреконшир, представляющего собой безлюдный, удаленный район с живописными холмами, поросшими лесом долинами, отлогими горными склонами, ручьями, опасными болотами. Погода здесь постоянно меняется, и прекрасный весенний день к обеду уже может смениться неистовой бурей. Это идеальное место для испытания характера людей, которые решили (или которых выбрали) воспитать в себе стойкость и выносливость как в физическом, так и в духовном плане, несколько выше, чем у обычных людей.

Дом стоит на изолированной территории площадью восемьдесят акров, окруженной пихтами и соснами. Территория тщательно охраняется расположенными в несколько ярусов электронными средствами защиты и предупредительными табличками, на которых на английском языке и уэльском наречии написано: «Уэльская станция анализа канализационных вод. Посторонним вход воспрещен». Вооруженные ружьями охранники, одетые, как сельские жители, патрулируют зону с собаками. Внутреннюю зону площадью двенадцать акров огораживает забор высотой тринадцать футов, по которому снизу доверху проходит колючая проволока.

Первая неделя была заполнена беседами, тестами, медицинскими осмотрами, занятиями языком, физической подготовкой, вводными лекциями, тренировками в стрельбе, оценками индивидуальных качеств. Постоянно, и днем и ночью, инструктора наблюдали, подгоняли, подбадривали, натаскивали обоих агентов.

В течение всего времени Стронг и Форд не видели ни Дэвида Джардина, ни Шабодо, ни Кейт. Джардин находился в столице Эквадора Кито, куда его пригласил Джайлс Аберкромби на встречу сотрудников секретной службы с сотрудниками других правительственных служб, включая таможенников, возглавляющих борьбу Великобритании с контрабандой кокаина и марихуаны. На встрече присутствовал также британский военный атташе. А еще Джардин встретился там с одним из высших чинов колумбийской тайной полиции, командующим новым секретным подразделением, агенты которого от души нашпиговали свинцом двоюродного брата Пабло Энвигадо. Дэвид давно был знаком с коренастым, с непроницаемыми глазами, генералом Хавьером Рамоном Гомесом, надежным, недавно уволившимся из тайной полиции офицером, занимавшим раньше пост заместителя начальника тайной полиции по контрразведке. Он, как и встарь, оказывал неоценимую помощь англичанам и американцам в борьбе против картеля. Переговорил Джардин также и с местными представителями ЦРУ, управления по борьбе с наркотиками и ФБР.

Используя свою несравненную способность концентрироваться и необычайный талант задавать нужные вопросы, за пять дней постоянного общения с этими людьми Дэвид Джардин собрал всю возможную последнюю информацию о руководителях картеля в Боготе, Кали и Медельине.

Из Кито он вместе с Рамоном вылетел рейсом «Авианса» в Боготу, воспользовавшись документами консультанта английской фирмы по страхованию строительных работ. В Боготе Дэвид взял напрокат машину и проехал по всем значительным и незначительным местам, связанным каким-то образом с руководителями картеля, чтобы как бы проникнуться царящей здесь атмосферой, составить новые впечатления, посмотреть на лица, определить, кто спокоен и уверен, а кто живет в страхе. По-испански он говорил без малейшего акцента, а дешевая одежда из магазина готового платья и неприметное поведение не привлекли к нему внимания, и никто его не запомнил. Вот эта сторона его работы нравилась ему больше других. Он знал, кто они такие, знал, что они говорили и делали буквально в последнее время, а гангстеры и торговцы наркотиками даже не подозревали о его существовании. Он был вроде призрака, и тут сказывался двадцатилетний опыт оперативной работы. Указание шефа обучить этому же самому Стронга и Форда за пять недель до сих пор вызывало в нем холодную ярость.

Рамон приставил к нему трех телохранителей, очень надежных людей, служивших в принадлежащей ему частной охранной фирме. Они тенью следовали за Джардином, но настолько осторожно, что даже Мурильо и Бобби Сонсон не смогли заметить их. Вечером в пятницу Рамон и его жена Беатрикс пригласили Джардина на ужин в национальный ресторанчик в старом квартале Боготы Канделариа. Иностранные посольства предупреждали своих служащих и посетителей, что в этом квартале опасно появляться после шести вечера. В ресторанчике выступали танцовщицы, исполнявшие народные танцы, красивые, задорные, жизнерадостные колумбийские девушки сверкали прекрасными ножками, притопывая ими так, словно намекали на что-то неприличное. И куратор направления «Вест-8» снова влюбился в Колумбию и почти во всех ее очаровательных, благородных, жизнерадостных жителей.

Без двадцати десять Рамон и Беатрикс отвезли Джардина в аэропорт. На прощание они тепло пожали друг другу руки, и Дэвид пошел проходить тщательный контроль, чувствуя спокойствие и удовлетворение. И все-таки он был начеку, потому что именно в такие моменты агенты наиболее уязвимы. Когда они размышляют о полете домой, мечтают, как пойдут с подружкой в любимую пивную или как увидятся с детьми, или о чем-нибудь еще подобном. Именно в такие моменты несколько агентов, к своему удивлению, спикировали в могилы, словно пилоты, выполняющие ночью фигуры высшего пилотажа. С завязанными глазами.

Первые два дня операции и несколько самых последних дней перед ее завершением. Это самое опасное время. Джардин удобно устроился в кресле салона первого класса. «Боинг-747» компании «Авианса» взлетел и пошел на разворот, чтобы не врезаться в горы, возвышавшиеся за взлетной полосой. Огни большого и загадочного города скрылись из виду, и Дэвид подумал, что надо будет обязательно предупредить насчет самого опасного времени операции двух агентов, которых гоняют до седьмого пота в ходе самой трудной первой недели в Уэльсе, так далеко от их конечного пункта назначения.

А потом он уснул.


9

Завтрак с Пабло


Для Малькольма Стронга настала неделя унижений. Ему приказывали, на него кричали разные мужчины и женщины, у некоторых из которых отсутствовал даже элементарный интеллект, необходимый, по его мнению, для шпионажа. Письменные тесты были настолько просты, что приходилось удивляться уму тех, кто их составлял.

Он выслушал короткую скучную лекцию по теории и практике разведки и ее помощи правительству и парочку довольно интересных сообщений, освещающих истинное лицо и методы работы секретной разведывательной службы. Ему давали читать и рассказывали о разведывательных операциях, прошедших удачно или с треском провалившихся, а еще давали читать об операциях, в которых отсутствовала концовка, и от него требовалось объяснить, будут ли операции, по его мнению, успешными или провалятся. А еще эти ужасные подъемы каждый день в пять утра и отвратительные пробежки, начиная с одной мили, а после физической подготовки в пять вечера снова пробежка. Расстояния пробежек каждый день увеличивались, и вот теперь, во вторую субботу своего пребывания здесь, Малькольм, тяжело дыша, совершал четырехмильную утреннюю пробежку после холодного душа, и эту же дистанцию ему предстояло бежать вечером.

Болел каждый мускул тела, ему было больно даже поднимать нож и вилку во время ужина, состоявшего из бифштекса, яичницы, фасоли и жареного картофеля. Сидя в маленькой столовой, он посмотрел через стол на человека, которого знал только как «Пакета». Его собственный идиотский псевдоним был «Багаж». Малькольм ненавидел «Пакета» глубокой, все возрастающей ненавистью. Этот человек пробегал каждый день по десять миль с каким-то рюкзаком за спиной. «Пакет» был здорово загорелым, стройным и мускулистым парнем с насмешливыми серыми глазами и свисающими вниз усами. Он напоминал Стронгу культуристов из журналов.

Десять миль. Все эти изнурительные тренировки просто унизительны… Стронг обязательно каждый год проходил диспансеризацию, и, судя по ее результатам, стабильно соответствовал уровню годности двадцатичетырехлетнего пилота. Поэтому, когда инструктор предложил ему оценить уровень своей физической подготовки, он ответил: «…выше среднего». Как жестоко он ошибся.

И, пока он буквально обливался потом, выполняя приседания, отжимания и всякие другие упражнения на каких-то чертовых тренажерах, «Пакет», этот робот-атлет, лишь слегка поблескивая от пота, проделывал в сотни раз больше подобных упражнений, да и к тому же со штангой. Как же «Багаж» — бывший Малькольм Стронг, юрист, ненавидел этого человека и, конечно же, отсутствующего Дэвида Джардина, да и вообще всю эту проклятую Богом банду психопатов и садистов, заманивающих порядочных людей в эту преисподнюю. Им мало подписки о неразглашении тайны, они должны довести порядочного человека до сумасшествия. Вытаскивают из кровати, когда ты только сбежишь от них в мир сна, бросают в камеру или валяют в грязи, выкрикивая вопросы. И не дай Бог назвать им свое имя, а не кличку «Багаж», если только не хочешь быть отчисленным, сесть на ближайший поезд и вернуться к нормальной жизни, в «Страну Чудес». Но «Багаж» ни в коем случае не желал ударить лицом в грязь перед этими ублюдками.

А это означало, что Джардин и Шабодо, вербуя агентов, снова сделали правильный выбор.


Всю неделю после кровавой бойни в больнице Бельвью Эдди Лукко занимался расследованием этого преступления, которое доказывало, что колумбийцы заставили замолчать Малыша Пи, потому что он слишком много знал, и, значит, этот двадцатилетний гангстер являлся важным связующим звеном между людьми картеля в Нью-Йорке и уличными торговцами. Дэвид Джардин в это время занимался своими делами в Эквадоре и Колумбии. А Юджин Пирсон вернулся в Дублин, связался с посольством Венесуэлы в Лондоне, а потом через Министерство иностранных дел Ирландии с Министерством образования в Каракасе, где попытался выяснить местонахождение профессора музыки и композитора Энрике Лопеса Фуэрте, чтобы выйти через него на человека, называвшего себя Ричардом или Рикардо, с которым уехала его дочь.

Новости оказались малоутешительными. Сеньор Лопес находился где-то в горах. Да, он композитор, да, у него часто бывают молодые музыканты. Для его племянника или двоюродного брата вполне нормально неожиданно заявиться к нему в дом с симпатичной девятнадцатилетней девушкой, обучающейся в консерватории в Европе. Конечно, если они отыщут сеньора Лопеса, то немедленно сообщат об этом судье Пирсону. А девушку вежливо попросят позвонить домой обеспокоенным родителям.

Мараид злилась на дочь за легкомыслие и ужасно волновалась. На обеде, который она устроила, присутствовали Падрик О’Шей — возможный будущий премьер-министр Ирландии, биржевой маклер Десмонд Браун и их жены. Обед прошел хорошо, но ничего нового не говорилось о будущем назначении Юджина министром юстиции. Правда, уже не чувствовалось той чарующей атмосферы, царившей на предыдущем обеде, и, кроме того, его беспокоило исчезновение Сиобан.


Шел дождь, когда самолет Джардина приземлился в аэропорту Хитроу. Дороти находилась в Лионе, снимала свою передачу европейских новостей. На Тайт-стрит он приехал на такси, и после горячей ванны устроился в гостиной с чашкой кофе, обдумывая планы отправки Стронга и Форда в Колумбию. Дэвида серьезно разозлило указание шефа о том, чтобы внедрение в картель осуществилось через семь, а теперь уже через шесть недель. Сделать это невозможно, поэтому следовало предпринять кое-какие шаги, а никто лучше бывшего иезуита Дэвида Арбатнота Джардина не разбирался в закулисных интригах в верхушке секретной разведывательной службы.

Дэвид посмотрел на часы: восемь минут седьмого. Он снял трубку телефона и набрал номер школы-интерната Дорсет. Некоторое время в трубке слышались гудки, а потом ответил очень вежливый, молодой, полный энергии голос.

— Дрейк-Хауз.

— Добрый вечер. Мне хотелось бы поговорить с Эндрю Джардином.

— Сейчас я позову его…

Джардин спокойно ждал, выводя в блокноте: «Премьер-министр. Где с ним встретиться за выпивкой?»

— …Папа?

Он разомлел, услышав бодрый голос сына.

— Как дела?

— Где ты был?

— В Южной Америке.

— Ну спасибо тебе большое. (За то, что не взял с собой.)

— Чудесная оказалась поездка. Прекрасные девушки, исполнявшие народные танцы, и отличное пиво.

— Я тебя ненавижу. Пап, ты приедешь на родительское собрание?

— А когда оно?

— Завтра вечером. Уже забыл?

— Нет, не забыл.

— Мелкий лгунишка…

— Я действительно не забыл.

— Ты привез что-нибудь?

— Резную статуэтку свиньи.

— Ох, здорово.

— Она очень старая, работа индейцев-муисков. И очень симпатичная.

— Тогда я тебя прощаю. Так ты приедешь?

— Разумеется.

— В мемориальном зале, начало в шесть, думаю, директор будет разглагольствовать об университете и прочей чепухе.

— Я приеду. Мама во Франции.

— Да, в Лионе. Она звонила.

— Следует ли мне узнать о каких-нибудь неприятностях до собрания?

— Нет, но…

— Ну так что?

— Пирз попросил принести ему пива, а Патрик застукал меня.

— Срок наказания у тебя закончился?

— В следующие выходные кончается, а пока сижу взаперти.

— Используй это время для занятий.

— Да, пожалуй, так и сделаю.

— Ладно, увидимся завтра. Может быть, пообедаем вместе?

— Понимаешь, меня же никуда не выпускают.

— Значит, еще и курил?

— Я не курю, пап, бросил.

— Ох уж эти дети. С ними…

— Рехнешься без пива.

Они рассмеялись. Это была фраза из кинофильма «Чирз», который они иногда смотрели, если уставали от «Блю бразерз».

— Ладно, веди себя хорошо.

— Договорились.

Наступила тишина.

— Ну, клади трубку.

— Нет, ты.

— Ладно, уже кладу.

— До свидания.

— Храни тебя Господь. Я тебя люблю.

И Джардин с улыбкой положил трубку. После родительского собрания и бокала вина с директором он поедет на машине в Уэльс. Пожалуй, лучше будет вызвать шофера из офиса. Но, если Кейт завтра собирается туда, может быть, она могла бы… Ладно, хватит, веди себя прилично, Дэвид.

Джардин позвонил дежурному в стеклянное здание и дал указание прислать машину с шофером, чтобы забрал его с Тайт-стрит, отвез за сто двадцать пять миль в Дорсет, а затем на «пасеку», как в шутку называли загородный дом в Уэльсе за его маскировку под лабораторию канализационных вод.

После этого он позвонил хорошему другу, близкому к правительственным кругам, который жил на Лорд Норд-стрит в Вестминстере. После обычного обмена любезностями Дэвид перешел к делу.

— Алек, — как бы невзначай начал он, — ты не планируешь в ближайшее время устроить вечеринку, на которой будет присутствовать премьер-министр?

— Конечно, как раз в среду, нас будет несколько человек. Хочешь присоединиться?

— Все политики?

— Нет. Директор колледжа Магдалины, редактор передачи Би-би-си о незаурядных личностях, всего человек десять. Тебя это устроит?

— Ты и впрямь отличный парень.

— Значит, придешь? Как мы тебя представим?

— Дипломат. Из засекреченных.

— Тогда до среды.

— Спасибо.

Еще пару часов Джардин напряженно работал, потом пошел спать. Он с нежностью подумал о сыне, у которого впереди еще вся жизнь, о дочери, о Дороти, которая снимала в Лионе свою программу. Но последним его видением, перед тем как заснуть, были бары и полные опасностей улицы Боготы, улыбающиеся девушки и кокаиновые гангстеры, среди которых он всего день назад бродил, словно призрак. И, неожиданно для него самого, Кейт Говард, стоящая перед ним на коленях. Блики от камина плясали на ее роскошной фигуре, она опускала вниз свитер, закрывая великолепные груди с бледно-розовыми сосками.

Проснулся он в половине восьмого, принял душ, побрился, надел удобные брюки из рубчатого плиса, хлопчатобумажную рубашку и пуловер. А еще надел свои любимые старые кожаные высокие ботинки, сшитые на заказ десять лет назад в Перу. Застегивая на них молнию, он подумал, что их неплохо было бы немного почистить, влез в поношенную теплую куртку с капюшоном и вышел из квартиры, закрыв дверь на три замка. Джардин пошел пешком по Тайт-стрит, наслаждаясь влажным, прохладным английским воздухом, постоянно проверяясь по привычке, нет ли «хвоста», кого-нибудь вроде парочки в машине напротив его дверей или велосипедистов, стоящих и разглядывающих дорожные указатели. Подобным вещам должны научиться Гарри Форд и Малькольм Стронг, и Дэвид собирался убедиться в этом.

Чистые голоса хора мальчиков, исполнявших в церкви «Венецианскую мессу», проникали и в расположенную на Фарм-стрит католическую церковь — штаб-квартиру иезуитов в Англии. В воздухе висел приятный запах ладана, и здесь Джардин по-настоящему почувствовал себя дома. Переход Джардина в другую веру удивил всех, кроме Дороти. Да еще его тогдашнего шефа — похожего на сову мужчину, с толстыми щеками, глазами профессионального плакальщика и хорошим чувством юмора. Шеф был очень знающим специалистом, если не самым способным мастером шпионажа, сам придерживался англиканского вероисповедания, а когда позволяли дела, играл на органе в церкви Святого Матфея в Вестминстере. Он всегда выбирал время поговорить поздно вечером с Дэвидом или в офисе, или иногда в ресторане «Локетт» на Маршам-стрит, где находилась его скромная квартира. Шеф понял желание Джардина опереться на религию, чтобы придать некоторый этический смысл работе, которой они в то время занимались. А так как Дэвид Джардин был человеком определенного склада, да еще романтиком в придачу, его желание перейти в лоно римско-католической церкви стало понятно Морису, и он благословил его. Обрушившийся впоследствии на шефа позор, когда обнаружилось, что во время его почти что сорокалетней службы в разведке он страдал значительными сексуальными отклонениями, встретил гораздо меньшее осуждение со стороны Джардина, чем со стороны большинства его коллег, посчитавших себя опозоренными и преданными. Более того, Дэвид Джардин проявил к шефу редкое сочувствие, присущее только человеку, хорошо понимающему, что за каждым водятся грешки в моральном плане.

— Святой отец, последний раз я исповедовался пять недель назад.

Куратор направления «Вест-8» втиснулся в исповедальню, высоко, под каменными сводами звучали «аллилуйя» и «славься, Иисус».

— Грешил ли ты в это время, сын мой?

— Да. Простите меня, святой отец.

— В чем твой грех?

— Грех вожделения, святой отец. Грех лжи, грехи гордыни.

Знакомый голос священника, звучавший с другой стороны кабинки, успокаивал, потому что он всегда слышал этот голос на исповеди, и этот человек обычно отпускал ему грехи.

— Поведай мне, сын мой…

И Джардин рассказал ему о своей любовной связи, вернее о завершении любовной связи с Николь, которая сейчас беременна, но не от него, а еще о похотливом чувстве к Кейт и о легкой интрижке с хрупким, как тростинка, прелестным созданием в столице Эквадора Кито, которая занималась связями с общественностью в известной авиакомпании и которая, по какой-то известной только ей причине, решила, что он ей нравится. Все эти факты, как и всегда во время исповеди, Дэвид тщательно обезличивал и излагал в такой форме, чтобы не дать священнику ни малейшего намека на характер его работы, связанной с государственными секретами. Он знал, что Бог поймет его, если раскаяние будет искренним. А оно на самом деле не было искренним. Но это, естественно, станет предметом уже совсем другой исповеди.

Господь в лице отца Уитли, похоже, не посчитал грехи Джардина тяжкими, и отпущение грехов ему обещали в обмен на прочтение нескольких молитв.

Джардин вышел из исповедальни и некоторое время провел на коленях в молитве. Отец Уитли тихонько сидел в кабинке, размышляя о натуре этого высокого, сложного человека, чей голос ему хорошо знаком. Священнику было около сорока пяти лет, и он хорошо понимал, когда в ходе исповеди прибегают к своего рода зашифрованным выражениям, чтобы избежать затруднительных ситуаций.

Но этот человек со шрамом на лице с самого начала своих нерегулярных визитов с легкостью профессионала зашифровывал слова исповеди, и отец Уитли посчитал это для себя интеллектуальным вызовом, пытаясь в точности угадать, кем же все-таки является в жизни Дэвид Джардин. Для этой цели он отказался от расспросов, надеясь только на свой ум. И вот однажды мальчик, прислуживавший у алтаря, сообщил священнику, что его мать, работающая шофером в гараже Министерства иностранных дел, как-то раз во время мессы толкнула его локтем, показала на высокого мужчину и прошептала на ухо, что этот человек шпион. Услышав новость, отец Уитли улыбнулся. Он все еще не понимал смысла исповедей этого человека, но раскрывать их смысл — это уже не его дело.

Джардин вышел из церкви, пошел по Саут Одли-стрит, потом по узеньким улочкам вышел на Парк-лейн и, пройдя по Найтсбридж, зашел в пиццерию, где заказал плотный завтрак, пофлиртовал со стройной и симпатичной австралийкой, которую, судя по табличке на груди, звали Джессика, и принялся просматривать воскресные газеты.

Он решил для себя даже не думать о Кейт: она права, их любовная связь могла бы стать полным сумасшествием. И все-таки он вспомнил легкий запах пудры, исходивший от ее чудесных грудей.

Джардин дошел до музыкального раздела «Санди таймс» и прочитал статью о постановке оперы Перселла «Волшебная королева», которую ему очень хотелось бы послушать. И в этот момент за столиком у окна, выходящего на Найтсбридж, он заметил высокую, стройную девушку с чудесными длинными волосами. Она оживленно разговаривала с мужчиной лет шестидесяти, выглядевшим внушительно даже в рубашке для игры в поло и в какой-то штормовке, которые обычно носят бейсболисты.

Черт побери, почему ему знакомо его лицо? Дик Лонгстрит. Конечно же. Предпоследний посол Соединенных Штатов при Сент-Джеймском дворе. Миллионер, банкир из Бостона, добившийся выдающихся успехов в ходе ведения дел с большинством британских политиков. Человек, добившийся успеха своими силами, любезный, острый как бритва, близкий друг нынешнего и бывшего президентов США. Летчик морской пехоты во время войны в Корее. Дик Лонгстрит убежденный англофил, он входит в состав совета директоров крупнейшей в Великобритании пароходной компании, в результате чего очень часто бывает в Лондоне.

А девушка, прямо-таки излучающая добрый смех и холодную самоуверенность… где же он раньше ее видел? Бывший посол широко улыбнулся, покачал головой и рассмеялся от слов девушки, и вдруг Дэвид Джардин вспомнил, что это та самая девушка, которую он заметил в Херефорде, дома у Джонни Макалпина. Она вышла тогда из машины вместе с женой Джонни и двумя десантниками-телохранителями. И их она тоже рассмешила. Он еще слышал их голоса, доносившиеся с кухни, но, когда они с Джонни пошли на кухню выпить чаю с Шейлой, девушка, умевшая смешить людей, уже ушла. И вот теперь она здесь. Но какого черта она делает в компании Лонгстрита?

И вдруг все встало на свои места. Досье 8/2007=Р/ч 411, Форд, капитан Генри Майкл Алькасар, Шотландский гвардейский полк, специальный воздушно-десантный полк. Жена, Элизабет, Ледбиттер в девичестве, место рождения Форт-Уорт, штат Техас, двадцать семь лет. Образование: Хьюстонский университет, колледж леди Маргарет в Оксфорде. Отец умер. Мать состоит в повторном браке с Ричардом Лонгстритом, президентом компании «Лонгстрит бэнкинг корп.». Бывший посол Соединенных Штатов в Лондоне.

Девушка, заставляющая людей смеяться, — это же жена Гарри Форда. И вот она сидит в пиццерии со своим отчимом. Джардину захотелось подойти и познакомиться, но что он скажет? Здравствуйте, я шпион, вы еще этого не знаете, но ваш отважный и бесстрашный муж будет рисковать жизнью, потому что теперь работает на меня.

Да, глупее не скажешь, потому что Гарри не разрешалось контактировать с окружающими, и его жена не знала, что он снова в Англии, хотя жена Джонни Макалпина Шейла сообщила ей по секрету, что Гарри больше не участвует в опасных операциях, и, возможно, она скоро увидит его. Поэтому Джардин решил не обращать на них внимания, с удовольствием закончил завтрак, дочитал газету, расплатился с Джессикой — хорошенькой официанткой-австралийкой, и вышел на улицу. Когда он выходил, Элизабет Форд бросила на него взгляд, в котором сквозило что-то вроде… заинтересованности?

Дэвид сделал вид, что не заметил этого, и направился пешком назад в Челси.


Служебная машина, на этот раз темно-синий «ягуар», сразу после родительского собрания в школе Эндрю в Дорсете провезла Джардина по шоссе А303 мимо Иллминстера, выехала на автостраду № 5, направилась на север, потом свернула на запад в сторону Уэльса, и в двадцать минут первого доставила его к домику ночного сторожа «Дайлиф-хауз», как официально именовалась «пасека».

Дэвид сразу отправился спать, а в семь утра его разбудил Бенедикт — отставной главный старшина королевских ВМС, который управлял «Дайлиф-хауз» со строгостью морского старшины и любезностью дворецкого 30-х годов. Бенедикт поставил на прикроватный столик кружку крепкого кофе и раздвинул шторы. Комната сразу же наполнилась солнечным светом.

— Доброе утро, сэр. Небольшой туман, но небо голубое и чистое. Правда, во второй половине дня обещали небольшой дождь.

— Доброе утро, мистер Бенедикт. Как поживает миссис Бенедикт?

Джин Бенедикт была поваром и главным диетврачом. Она могла приготовить обед, достойный королевской семьи, или различные блюда с высоким содержанием протеина, калорий и углеводов, необходимые «Пакету» и «Багажу» на начальной стадии их суровых испытаний.

— У нее все отлично, сэр. Эта операция по замене ребра прямо-таки вернула ее к жизни.

— Очень здорово, что им это удалось.

— Она передает спасибо вам и миссис Джардин за цветы. А миссис Джардин еще и за то, что она навестила ее в больнице.

— Рад, что у нее все в порядке. Как наши новенькие?

— Ну, если вас интересует мое мнение… — Бенедикт прекрасно понимал, что Джардину очень хорошо известна вся подноготная обоих агентов. — Один из них отличный спортсмен, он из спецподразделения или что-то вроде этого, так что с физической подготовкой у него все в порядке. Да и психологически вполне подготовлен. — (Он имел в виду те моменты, когда их в любое время суток поднимали с постелей, сажали в камеры, валяли в грязи и допрашивали.) — Он уже проходил раньше через все это, так что с точки зрения физической подготовки эта неделя для него — сущая безделица. А вот второй бедняга, которого они называют «Багаж», похоже, готов убить его за это. Он все время злится, но, на мой взгляд, с мозгами у него получше.

— «Багаж»? Ох ты боже мой.

— Это бывает в самые первые дни. — Словно по волшебству в руке Бенедикта появилась щетка, он встал на колени и один за другим до блеска начистил ботинки Джардина, потом посмотрел на него. — А что, надо ускорить подготовку, да?

Сидя на кровати и прихлебывая кофе, Джардин встретился взглядом с Бенедиктом.

— Вовсе нет. Я не посылаю неподготовленных агентов.

— Тогда, наверное, у руководства какая-нибудь глупая идея…

Джардин подумал, что старшина Бенедикт прочитал его мысли и громко и четко высказал их. Не стесняясь в выражениях. Тщательная подготовка Стронга и Форда обусловливалась тем, что Ронни Шабодо явно был не согласен с указаниями сверху. Нельзя взять человека с улицы и хорошо подготовить его за пять недель. Если только речь не идет о военном времени.

— Отличный кофе, старшина. Передавай привет Джин.

Бенедикт кивнул, поставил ботинки рядом с кроватью и вышел из комнаты, не сказав ни слова.

В восемь пятнадцать утра Джардин уже находился в кабинете начальника школы, представляющем собой библиотеку с деревянными стеллажами, на которых хранится вся необходимая литература, касающаяся шпионажа.

У секретной службы имеется несколько таких загородных домов по всей стране от Корнуолла до Росса и Сатерленда в северных горах Шотландии. Некоторые из них используются как конспиративные квартиры для работы с перебежчиками, другие — как дома отдыха, где агенты восстанавливают физические силы и лечат нервы. И только несколько таких домов приспособлены для подготовки очень небольшого количества мужчин и женщин, завербованных для работы, о которой не имеет понятия Министерство иностранных дел, во всяком случае, уж девяносто пять процентов его сотрудников. Это тайные агенты, чьи личности известны только их вербовщикам и лишь нескольким людям из отдела кадров. Плата этим агентам и прочие финансовые вопросы не проходит по бухгалтерским документам отдела. И любая проверка со стороны вражеской или дружеской, но любопытной разведки, должна подтверждать достоверность их легенды.

Скажем, если по легенде агент торгует в Китае компьютерами, значит, он должен состоять в штате настоящей компьютерной фирмы, которая руководит его действиями, выплачивает жалование и комиссионные с каждого проданного компьютера. Руководство фирмы должно считать его своим постоянным служащим, укрепляя таким образом его легенду.

Именно это важно для безопасности и защиты Стронга и Форда, известных руководству как «Багаж» и «Пакет», а их подготовку следует осуществлять под руководством опытных инструкторов при полном соблюдении анонимности.

Вот почему в настоящий момент они только вдвоем проходят подготовку на «пасеке», и это максимальная безопасность, которую можно обеспечить.

Начальником этого специального курса подготовки является Ронни Шабодо. Он налил две чашки чая, добавив себе молоко и сахар и молоко для Джардина. Отвернувшись от стола к окну, он усмехнулся, обнажив в усмешке крупные зубы. На Ронни надеты темно-коричневые брюки из рубчатого плиса и темно-синий рыбацкий свитер поверх цветной клетчатой рубашки — типичный образец английского джентльмена.

— Я решил крепко взяться за них, Дэвид. Солдат чувствовал себя как рыба в воде, а юристу все это было поперек горла, но теперь, я уверен, он наш человек. Или будет им, если хватит времени как следует его подготовить….

У Джардина имелись свои соображения на этот счет. Он взял чашку с чаем и посмотрел в окно.

— Там сейчас очень опасная ситуация. Новый президент Гавириа пытается смягчить напряженность в стране, а Пабло объявил войну вновь избранному правительству Колумбии. Первой его целью намечался предыдущий президент Колумбии Барко, а следующим за ним начальник тайной полиции генерал Маза. Тайная полиция считает, что она вплотную подобралась к Пабло и обложила его в Антьокии, в чем я лично сомневаюсь. После того как на смену Барко пришел Гавириа, тайной полиции разрешено объявлять о награде за поимку менее опасных членов картеля. Пошла речь о сделках, Ронни, а тайная полиция с января потеряла девять тайных агентов, и все местные колумбийцы…

— Использовать колумбийцев опасно, Дэвид. Слишком много шансов, что их легенды не выдержат проверки.

Джардин бросил взгляд на окно, где на когда-то белом подоконнике лежало несколько дохлых мух.

— «Пакет» и «Багаж»… Возможно, именно так мы о них и думаем. Да мы просто жалкие негодяи.

— Почему каждый раз, когда мы делаем это, ты ведешь себя, как нецелованная девочка?.. Уделяешь этому максимально возможное внимание?

— Потому, Ронни, что каждый раз мешают какие-то политические и ведомственные глупости.

Джардину подумалось, что мертвые мухи на подоконнике лежат там еще с прошлого года, с момента неудавшейся операции «Парагон», когда четырех агентов готовили гораздо дольше, чем нужно, потому что начальник оперативного отдела очень нервничал по поводу того, что четырех офицеров из Вест-Индии отправляют на задание без офицера-европейца в качестве няньки. Эта ситуация вызвала изменение в неприглядном расовом подходе к агентам и обусловила появление известного теперь указания начальства относительно темнокожих оперативников. (Тогда Джардину пришлось перевести агентов в низшую категорию, приплести сюда офицера-европейца, и это позволило добиться результатов, до сих пор вызывающих восхищение у начальства из Уайтхолла.) Но это был не тот случай, которым он мог бы гордиться.

— Ты помнишь «Парагон»? — спросил он у Шабодо. — На этот раз проблема как раз противоположная. Как мне обмануть начальство и выцарапать еще несколько недель?

— Зная тебя, могу думать, что ты уже занимаешься этим, — усмехнулся венгр и уставился в глаза Джардину, пока тот не улыбнулся.

Шабодо облегченно вздохнул.

— Слава Богу.

— Так что не очень дави на них, ладно? — попросил Джардин. — Мне кое-что пообещали.

— Я дам им передохнуть, но только слегка. Не думаю, что даже тебе удастся выбить необходимые нам двадцать недель.

— Да, — согласился Джардин, — столько и я не смогу.

— А что тогда?

— Сам полечу в Боготу и завербую агента из местных, — машинально ответил Джардин.

— Я работаю, исходя из худшего. Выбей мне десять недель, и я передам тебе двух агентов, которыми мы все будем гордиться.

Джардин допил чай.

— Сделаю все возможное…


Слабые лучи солнца проникали сквозь окна в дом. Струйки пара лениво поднимались вверх от электрического чайника, стоявшего на полу рядом с переворачивающейся школьной доской. Двое мужчин в серых утепленных тренировочных костюмах сидели за длинным столом, прислушиваясь к отдаленному воркованию диких голубей и щебету снегиря.

Гарри Форд и Малькольм Стронг беседовали с хрупкой, похожей на птичку женщиной по имени Агнес, которая носит очки с сильными, затененными стеклами. Форд предположил, что она австрийка. Агнес было около шестидесяти, и предметом, который она преподносила им спокойным тоном беседы, являлась психология дневной и ночной жизни под чужим именем. Гарри наскучили ее постоянные втолковывания того, что она называла одиннадцатью основными правилами конспиративной деятельности с использованием легенды и фальшивых документов. Прошло уже десять дней с того момента, как он вернулся в Англию, и сейчас половина его мыслей занята войсками специального назначения в Персидском заливе, действующими в тылу на территории Ирака, а вторая половина Элизабет — ее длинными, стройными ногами, страстью и потрясающей сексуальностью. Она самая элегантная, спокойная… и самая чувственная из когда-либо встречавшихся ему женщин. Познакомились они почти два года назад.

Она тогда только что закончила Оксфорд, получив степень бакалавра с отличием, и была очень привлекательна, обладая голосом образованной американки и самоуничтожающим чувством юмора. Они встретились на скачках, когда лошадь, на которой скакал Гарри, пришла последней, но ее участливое отношение к постигшей его неудаче, заставило Гарри почувствовать себя намного лучше.

Он выяснил, что она вроде бы живет с преуспевающим фотографом, который старше ее на двенадцать лет, а ей двадцать четыре. Приглашая Элизабет пообедать, Гарри чувствовал некоторую неуверенность. За обедом последовала поездка в Херефорд, где они провели вечер с несколькими его друзьями в общежитии для семейных офицеров. Потом было еще два свидания, а в субботу они снова пошли на скачки, но на этот раз уже в качестве зрителей. Начался дождь, Элизабет схватила его за руку, и они побежали. Поначалу Гарри думал, что они бегут в поисках ближайшего укрытия от дождя, но они бежали все дальше и дальше под усиливающимся дождем. Выбежав на несколько сот ярдов за скаковой круг, они перебрались через деревянную изгородь и очутились в поле доходящей до пояса и намокшей на дожде пшеницы. Элизабет повалила его на землю, поцеловала жадным, полным желания поцелуем, стянула с Гарри брюки и овладела им сначала нежно, а потом с неистовой страстью. Ветер колыхал пшеницу, и одежда на них моментально промокла насквозь.

Выходные они провели в постели в ее квартире, расположенной в северной части Лондона в Хайгейте, изумляя друг друга неиссякаемой энергией, нежностью и изобретательностью под песни Тины Тернер и музыку ансамбля «Кьюэ». Элизабет по уши влюбилась в него, а он в нее.

Она позвонила фотографу, который работал в Лос-Анджелесе, и в ходе беспорядочного разговора, длившегося сорок одну минуту, сообщила, что их роман закончен и что она нашла мужчину, с которым не хотела бы расставаться до конца жизни.

Венчание Гарри Форда и Элизабет Лидбиттер состоялось спустя три месяца в гвардейской часовне рядом с Сент-Джеймсским парком в Вестминстере. В специальный воздушно-десантный полк набирали лучших офицеров британской армии, и только примерно восемь из сотни желающих успешно проходили тщательный отбор, требующий отличной физической подготовки и интеллекта. Родным полком, в котором капитан Гарри Форд начинал службу, был полк шотландской гвардии, поэтому они и венчались в гвардейской часовне. После медового месяца, проведенного на Карибских островах, они переехали жить в общежитие для семейных офицеров в Херефорде, где Лиз на удивление легко сошлась и подружилась с молодыми женами офицеров. Молодожены проводили время, занимаясь любовью, посещая скачки, плавая на ее маленькой яхте, подаренной на двадцатитрехлетие отчимом, обедая и выпивая в дружном, поистине семейном кругу офицеров и их жен, чем всегда отличался полк.

Счастливые дни.

— …в не такой уж нереальной ситуации, когда сталкиваетесь с кем-то, кто вас знает, скажем, на корриде в Антьокии, а может, в Медельине? Пабло до сих пор посещает корриду. А если вы справитесь со своей задачей, то и вам придется бывать там. В его свите.

Похоже, Агнес задавала вопрос.

Гарри бросил взгляд на Малькольма Стронга, который вскинул брови, и это означало, что он не знает, как ответить.

— Я не обращу внимания. Особенно постараюсь не встречаться взглядом.

— Хорошо, но они машут вам программкой, пытаясь привлечь ваше внимание. Выкрикивают ваше настоящее имя.

— Вы имеете в виду «Пакет»?.. — простодушно поинтересовался Гарри, а Малькольм усмехнулся.

В наступившей тишине Агнес смотрела на него. Гарри уже начала утомлять эта секретная служба. Он нелегально работал в Северной Ирландии, выпивая в пивных и игорных лавках с самыми опасными мужчинами и женщинами из «временной» ИРА. Курс армейской разведки для этой работы довольно сложен. Откровенно говоря, капитан войск специального назначения не понимал, зачем ему нужно выслушивать всю эту болтовню. Он говорил по-испански, объектом его деятельности была Южная Америка, возможно, Колумбия, куда он уже выражал добровольное согласие отправиться служить в составе полка. Гораздо проще было бы указать ему цель и сказать: «Вперед, Гарри, проникай в этот или тот кокаиновый картель. Вот твои документы, чрезвычайные связники, радиочастоты для спутниковой связи, таблица передач и шифры».

И вот теперь его всему этому обучали. Гарри даже начал подумывать, что хваленая секретная служба понятия не имеет о том, как другие подразделения готовят агентов и проводят тайные операции.

И не такие уж они все хитрые. У Агнес только что вырвалось то, о чем он, да безусловно и «Багаж», все время подозревали: главной целью всей этой операции был Пабло Энвигадо.


В то время как «Пакет» и «Багаж» сидели с Агнес на «пасеке», Пабло Энвигадо заканчивал завтракать на веранде ранчо, расположенного в восьмидесяти милях к югу от Санта-Фе-де-Антьокия. Ранчо принадлежало преданному и надежному другу, который благоразумно уехал по делам в Чили. В пампасах, тянущихся за верандой, несколько парней объезжают лошадей, прислуживают в доме преданные картелю слуги, охраняют ранчо вооруженные телохранители. Гостями Пабло, завтракавшими вместе с ним, были человек, называвший себя Рестрепо, и Герман Сантос, миллионер, отвечавший за распространение кокаина в Майами, и брат Рикардо Сантоса Кастанеды, убитого (после того как его всю ночь пытали Мурильо и Бобби Сонсон) Рестрепо по приказу Пабло. Его тело без головы и рук не должны обнаружить еще несколько недель, а пока оно покоилось в иле на дне Ист-Ривер.

— Итак, дорогой друг Герман, Луис привез хорошие новости из Нью-Йорка.

Герман Сантос похудел на несколько фунтов, выглядел изможденным, хотя обращались с ним любезно, как с почетным гостем. При этих словах Герман расслабился и принял из рук Энвигадо чашку со свежим кофе.

— Они нашли девчонку?

Пабло кивнул, добродушно улыбаясь.

— Да, девчонку нашли.

— Слава Богу, — Герман Сантос перекрестился. — Они едут сюда?

— Конечно, дружище. Может быть, это даже уже и они. — Пабло улыбнулся и посмотрел через плечо Сантоса на прерию. Герман тоже обернулся, увидел всадников на пони и больше не увидел в жизни ничего.

Пабло Энвигадо положил свой девятимиллиметровый «ЗИГ-Зауэр-Р226» на клетчатую сине-белую скатерть, эхо выстрела еще гуляло по веранде. Тело Германа Сантоса медленно наклонилось, и стул упал под его тяжестью. Выстрел разворотил ему голову, превратив ее в темно-малиновое месиво.

Рестрепо встретился взглядом с Энвигадо, который возбудился и даже слегка раскраснелся от физического наслаждения убийством.

— На него уже нельзя было полагаться. Когда-нибудь он все равно узнал бы правду.

Энвигадо кивнул, охватившее его возбуждение уже прошло, на лице появилось печальное выражение.

— По крайней мере бедный Герман не испытал горя после смерти брата.

Даже Рестрепо ужаснулся, увидев, как по щеке Пабло Энвигадо скатывается слеза.

— Да, конечно. Они были отличными ребятами…

Дон Пабло вздохнул, перекрестился и вернулся к завтраку, а двое дрожащих от страха слуг убрали труп.


Дон Мейдер был специальным агентом нью-йоркского управления по борьбе с наркотиками, которое вело борьбу с контрабандой и распространением кокаина в США. Он с большим вниманием выслушал доклад сержанта Эдди Лукко о результатах расследования кровавой бойни в Бельвью.

Они сидели в кабинете окружного прокурора, где, кроме самого окружного прокурора Тони Фассиопонти, находились еще специальный агент ФБР, следователь из управления таможни — потому что если в этом кровавом убийстве замешаны колумбийцы, значит, дело непременно касается контрабанды наркотиков, лейтенант Шнейдер из отдела по борьбе с наркотиками департамента полиции Нью-Йорка и шеф Лукко — начальник отдела по расследованию убийств капитан Дэнни Моллой.

— Ну хорошо. — Лукко оглядел присутствующих. — Вот как на мой взгляд обстояло дело. Малыш Пи Патрис обслуживал всю территорию, поставляя «крэк», героин и марихуану. Его старшие братья работали на него. Десять дней назад отдел по борьбе с наркотиками сел ему на хвост, и в результате был убит детектив. За это я и арестовал Малыша Пи, но во время ареста его подстрелили, потому что он схватился за пистолет. Подстрелил мой напарник. — Лукко внезапно вспомнил темнокожее лицо парня, сбитого на землю подпиленными, с тупым наконечником пулями, выпущенными из 9-миллиметрового «глока» Варгоса. Это лицо выражало удивление и… недовольство тем, что его победили. Да, мальчишка действительно был храбрым. — Малыш Пи находился под охраной полиции в Бельвью, и отдел по борьбе с наркотиками уговаривал его заключить с ними соглашение и выступить в качестве свидетеля. Наверное, они считали его показания чертовски важными, потому что мальчишка все-таки убил полицейского. Значит, он должен вывести на колумбийцев, мне это ясно, так что, Фрэнки, можешь от меня это не скрывать. — Фрэнк Шнейдер служил в отделе по борьбе с наркотиками, а эти ребята никогда не обсуждали свои тайные операции с другими полицейскими. — И Поросенок Малруни обеспечил ему защиту как свидетелю. Теперь, что касается меня. Я тоже кое-что раскопал, расследуя смерть неизвестной девушки от передозировки наркотика, чей труп несколько недель назад нашли на Центральном вокзале. Малыш Пи подсказал мне, где поискать сумочку девушки, и, обследовав это место, я нашел ее фотографию, где она изображена смеющейся где-то в Италии, возможно, в Риме, в обнимку с неким Рикардо Сантосом Кастанедой, являющимся отнюдь не последней фигурой среди колумбийцев.

— Брат Германа Сантоса, представителя картеля в Майами?.. — спросил окружной прокурор Фассиопонти, разглядывая свои часы «Ролекс» в корпусе из нержавеющей стали.

Фассиопонти ездил на работу на мотоцикле «харлей лоу райдер» и обычно одевался так, что скорее походил на рокера, чем на юриста. Он считал себя в некотором роде экспертом по организованной преступности, и Лукко думал, что, возможно, именно поэтому он и получил этот пост.

— Именно он. Поэтому я разослал телексы с просьбой выяснить, кто эта девушка и что она делала в Риме с Рикардо. И в какое время она примерно могла там быть. В прошлом году во время каникул? Или в какое-то другое время? Потом мне шепнули, что Рикардо в Нью-Йорке, и тогда мне позвонил Поросенок Малруни, не знаю, может быть, примерно за час до своей смерти. Он сказал, что в городе появились парни, возможно, Рикардо Сантоса, с фотографиями моей неизвестной девушки. Они попросили братьев Патрис помочь разыскать ее. Только ее и никого другого. Похоже, они были уверены, что она еще жива. В конце разговора Малруни сообщил мне, что едет в Бельвью охранять своего свидетеля на тот случай, если эти молодчики захотят расправиться с братьями Патрис, а я сказал ему, что тоже приеду туда.

— Зачем? — поинтересовался сидевший истуканом агент ФБР и посмотрел на Лукко так, словно тот был виноват в той кровавой бойне.

— У меня появилось нехорошее предчувствие, понятно? Малруни сказал, что у него какое-то нехорошее предчувствие, и после его слов и у меня появилось такое же. — Немигающим взглядом Лукко уперся в агента ФБР. — Если бы вы были полицейским, то поняли бы меня.

«Успокойся, Лукко, — подумал Мейдер, — даже агентам ФБР не нравится, когда их оскорбляют».

— Значит, вы решили поехать в Бельвью, чтобы подстраховать его?

— Конечно. Но все уже было кончено.

— За исключением одного, — заметил фэбээровец, — которого вы застрелили. Причем стреляли несколько раз.

— Почитайте мой отчет.

Все несколько смутились, ясно поняв, что Эдди Лукко не любит агентов ФБР.

— Сержант Лукко прибыл на место преступления и действовал, рискуя собственной жизнью, — заявил Дэнни Моллой к немалому удивлению Лукко, потому что они никогда не испытывали взаимной симпатии. Но Моллой не мог позволить, чтобы его отдел обливали помоями.

— Продолжайте, сержант Лукко. — Фассиопонти расслабленно откинулся на спинку кресла и принялся регулировать зажим на своих желто-красных подтяжках. — Вы связываете эту неизвестную девушку с происшествием в Бельвью? Очень хорошо. Я заинтересовался.

«Чудесно, — подумал Лукко. — Фассиопонти „заинтересовался“. Удачный день, окружной прокурор наконец-то вспомнил мое имя». Недавно окружной прокурор пригласил Нэнси выпить с ним в клубе «21» на Пятой авеню. Он и понятия не имел, что гигант-полицейский из отдела по расследованию убийств является ее мужем.

— Я уверен, что это Рикардо Сантос Кастанеда или связанные с ним воротилы картеля отдали приказ убить Малыша Пи, чтобы он ничего не смог рассказать. И они должны были прекрасно понимать, что придется убить нескольких полицейских и просто невольных свидетелей.

— А при чем здесь неизвестная девушка?

— Над этой загадкой я сейчас и работаю. У нас есть ее фотография живой и мертвой. Может быть, она просто девушка Рикардо. Дон, ты мог бы проверить, не видели ли ее в Майами? Может, она приехала оттуда?

— Или из Колумбии. Никто не думал, может быть, она латиноамериканка? — Агент ФБР был не так уж глуп. — Некоторые из них вполне сходят за белых…

— Верно, — согласился Дон Мейдер. — Я пошлю ее фотографию в Управление национальной полиции в Боготе.

Обрывки разговора долетали до Лукко, как холодные брызги волн на пляже. Он вдруг с удивлением обнаружил, что испытывает негодование. Ведь эти… посторонние люди говорили о его неизвестной девушке.

— Пожалуй, мне нужно будет координировать эту работу, — услышал Эдди свой голос.

— Почему? — снова вмешался агент ФБР. — Контакты с колумбийской полицией — это задача федеральных органов.

Моллой хмыкнул и заерзал в кресле.

— Департамент полиции Нью-Йорка расследует групповое убийство, в том числе и семи полицейских. На этой стадии всем занимаемся мы, включая захоронение неизвестной девушки, разрешение на которое получил сержант Лукко. Он является работником отдела по убийствам и расследует причины ее смерти, а поскольку вскрытие показало передозировку наркотиков, то это дело попадает под нашу юрисдикцию.

«Боже, благослови Америку, — промурлыкал про себя Лукко. — А Моллой, оказывается, на моей стороне».

Дон Мейдер, завязывавший шнурки на ботинках, поднял голову.

— Мы можем передать этот запрос по вашим каналам и вместе с тем разошлем собственные запросы.

— Хорошо, — согласился агент ФБР.

— Ну что ж, джентльмены, подведем итоги, — вежливо произнес Фассиопонти. — В течение получаса было девять звонков от начальства. Убито семь полицейских. Люди в ужасе. В настоящий момент наркотики отодвигаются на второй план. Если сможем протянуть ниточку от погибшей девушки к убийцам, то давайте действовать в этом направлении.

На этом совещание закончилось. Присутствующие выходили из кабинета по одному, в коридоре по пути к лифту Эдди Лукко бросил взгляд на Моллоя.

— Спасибо, Дэнни.

Моллой хмыкнул, когда они подошли к лифту, и посмотрел на Лукко.

— Сынок, если ты намереваешься стать лейтенантом, то следует быть более покладистым с ФБР. Они не соперники, а помощники, когда идет работа на таком уровне.

— Лейтенантом?

— Да, — угрюмо ответил Моллой. — Я считаю, что если мы назначим тебя исполняющим обязанности лейтенанта, то это будет выглядеть более весомо. А если добьешься хороших результатов, ты же слышал, как окружной прокурор сказал, что весь город стоит на ушах, то, пожалуй, это звание останется за тобой…

Этим же вечером исполняющий обязанности лейтенанта отдела по расследованию убийств Эдди Лукко повел Нэнси в типичный итальянский ресторанчик в Сохо под названием «Бароло», где они выпили бутылку хорошего вина. Они даже оделись специально по этому поводу, но галстук у Эдди был ослаблен, а верхняя пуговица рубашки расстегнута, так что все равно он оставался упрямым полицейским из Куинза.


Дороти Джардин и руководитель первого телевизионного канала Би-би-си, занятые разговором, стояли в углу отделанной дубовыми панелями библиотеки. Вечеринка проходила в городском доме, построенном в георгианском стиле, парламентского партийного организатора Алека Маберли. Из гостиной, расположенной на первом этаже, с одной стороны лестница вела в библиотеку, а с другой — в зал для приемов. Светлый, устричного цвета ковер покрывал пол от стены до стены, двери из свежеобструганных сосновых досок широко распахнуты, и гости переходили из комнаты в комнату, угощаясь креветками, поджаренными ломтиками хлеба с икрой и другими закусками и попивая превосходное белое бургундское «Пернан-верджелессес-82» или кларет «Шато гильо-83». Для тех, у кого выдался трудный день или кто предпочитал более крепкие напитки, имелся хрустальный графин смертельного напитка «Кровавая Мэри», изготовленного по собственному рецепту Алека Маберли.

— Секрет этого напитка, старина, — сообщал Маберли на ушко Дэвиду Джардину, который опрометчиво осушал уже третий хрустальный бокал «Кровавой Мэри», — заключается в правильном количестве сельдерея с солью, ну и еще, конечно, тонны крепкой водки.

Джардин усмехнулся и сделал еще один глоток. Опуская бокал, он заметил премьер-министра, разговаривавшего с дряхлым и сутулым, но широкоплечим парламентским пэром от партии тори лордом Греффейком, чья поддержка важна даже для премьер-министра. Премьер внимательно слушал собеседника, но задумчиво смотрел в сторону Джардина. Когда их глаза встретились, премьер-министр кивнул мастеру шпионажа, и Джардин отметил для себя, что это был теплый и дружелюбный жест.

Потом Дэвид заметил молодого человека лет тридцати четырех, стройного, крепкого, уверенного в себе, в почти безупречно сшитом костюме светло-серого цвета с рисунком, безуспешно претендующим на рисунок шотландки «Принц Уэльский». А еще на молодом человеке — а именно таковым и считал его Джардин — был старый итонский галстук, что являлось явным признаком плохих манер. В городе не носили итонские галстуки, и даже Дэвид Джардин, окончивший всего лишь классическую школу, знал это.

— Думаю, ты знаешь Майкла? — спросил Алек даже как-то чересчур невзначай.

— Мы встречались.

Майкл Уотсон-Холл был очень способным, высокопоставленным служащим Министерства финансов. Пока Джардин и Алек Маберли говорили о Майкле, в комнату вошла стройная и симпатичная Николь Уотсон-Холл, ее безупречную фигурку обтягивало платье из черного шелковистого джерси. Волосы она постригла в стиле уличных мальчишек 20-х годов: сзади коротко, а впереди прелестная челка. Николь откинула челку со лба, мило улыбнулась Алеку, как хозяину, а потом ее взгляд на секунду задержался на Джардине, который мрачно кивнул ей. Затем Николь повернулась к мужу.

— Николь чертовски привлекательна. Как ты считаешь? — как бы невзначай поинтересовался Алек Маберли.

— Очень хорошая девушка, но я предпочитаю более пухленьких.

— Я слышал, что она беременна.

Алек налил себе из хрустального графина своей смертельной «Кровавой Мэри», бросив при этом внимательный взгляд на Джардина, хотя Дэвиду это, может быть, просто показалось.

— Хороший возраст для создания семьи, — ответил Дэвид, отгоняя от себя образ Николь, перегнувшейся через кресло в маленькой квартирке в Сент-Джеймсе, блестящей от пота, вцепившейся в ручки кресел, задыхающейся и кричащей: «О, да, да, ублюдок!»

Она смотрела в зеркало, как он входил в нее, и оба чувствовали себя на вершине неповторимого блаженства. Высокопоставленный разведчик оглядел комнату, равнодушно прислушиваясь к разговорам людей, обладающих властью.

Он заметил, как премьер-министр что-то тихо сказал лорду Греффейку и отошел в сторонку, встретившись взглядом с Джардином.

— Теперь твоя очередь, старина, — пробормотал Алек Маберли, чьей обязанностью было не пропускать ничего.

Джардин направился в угол, отгороженный дубовым книжным шкафом и креслом с подголовником, что создавало этакую отдельную кабинку. В комнате насчитывалось несколько таких кабинок, и отнюдь не случайно.

— Вижу, вы отважились попробовать «Кровавой Мэри» Алека, — премьер-министр улыбнулся.

— Не смог устоять, — честно признался Джардин.

Подождав несколько секунд и убедившись, что их не слышат, премьер-министр спросил:

— Как продвигается наш проект?..

Джардин был чрезвычайно доволен, ему не пришлось самому поднимать этот вопрос.

— У него хороший шанс на успех, сэр, — ответил Джардин, с удовлетворением отметив, что на лице премьер-министра моментально появилось озабоченное выражение, — если только мне дадут достаточно времени для подготовки моих… игроков.

В этом и состоял смысл всего разговора, премьер сразу понял это, задумался, затем внимательно посмотрел Джардину в глаза и наконец тихо спросил:

— Сколько вам нужно времени?

— Четырнадцать недель, господин премьер-министр. По правде говоря, двадцать, но хватит и четырнадцати. Для полной подготовки.

Позади них послышался шум разговора. Джардин инстинктивно почувствовал, что Дороти заметила, что ее муж беседует с самим премьер-министром и будет очень заинтригована и горда.

— Мне думается, вы серьезно нарушили дисциплину, обратившись ко мне с этим вопросом.

— Я тоже так думаю, сэр.

— Но если бы вы этого не сделали, то другого случая могло бы и не представиться.

— Совершенно верно.

Джардин посмотрел на лидера нации, в глазах которого появилось что-то, похожее на огоньки.

— Будем считать, у нас не было этого разговора?..

— Какого разговора, сэр?

— Я посмотрю, что смогу сделать.

— Благодарю вас, господин премьер-министр. — Они посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Глубоко удовлетворенный Джардин отвернулся, чтобы поставить свой бокал на полку книжного шкафа. — С удовольствием прочитал о том, что ваша дочь признана лучшей в латинском… — Джардин хотел еще немного поболтать, но премьер-министр уже отошел, вернулся в комнату, улыбаясь присутствующим. Он улыбнулся и директору колледжа Магдалины, который низко склонил в ответ голову и тихонько толкнул Дороти, увлеченно говорившую ему что-то.

Дороти посмотрела на Дэвида. Он легонько пожал плечами, а довольная Дороти покачала головой.


10

Ресторанчик «Морта да Паста»


Боль, вызванная бегством Сиобан с каким-то венесуэльцем по имени Ричард или Рикардо, отрицательно сказывалась на отношениях Юджина Пирсона с женой Мараид. А также на его деятельности в суде.

Подобные душевные травмы по-разному сказываются на разных людях. Пирсон, который никогда не был общительным человеком, сейчас совершенно ушел в себя. Он даже перестал заходить в бар отеля «Шелбурн», куда обычно приходил после работы пропустить стаканчик виски, и его отсутствие там стало очевидным, как заметил один остряк из редакции «Айриш таймс».

Мараид тоже ужасно тревожилась за дочь, ведь девочка только недавно закончила школу. Она знала, хотя Юджин и не показывал этого, что муж проклинает ее за ту очевидную легкомысленность, с какой она предоставила девушке свободу действий. Позволила ей поступать по-своему.

Но по крайней мере Мараид уверена в одном — здесь не замешаны наркотики, потому что она несколько раз обсуждала этот вопрос с Сиобан и дочь все поняла, хотя в Дублине, улицы и благотворительные приюты которого заполнены наркоманами, употребляющими героин и опиум, существует масса возможностей приобщиться к наркотикам. Нет, мать и дочь всегда были откровенны друг с другом, любят друг друга без излишней сентиментальности и собственнических инстинктов, которые, к сожалению, проявлялись в том, с каким обожанием судья относился к Сиобан. В своих самых потаенных мыслях Мараид все же несколько раз задумывалась, а что, если… но нет. Жена будущего министра юстиции обязана прогонять подобные мысли из всех закоулков разума. И если бы такая проблема возникла, то Сиобан наверняка рассказала бы ей об этом.

Судья Юджин Пирсон был бы просто потрясен, узнай он об этих тайных, призрачных подозрениях Мараид. И даже не о подозрениях, а вообще о таких мыслях. Но у него есть и другие проблемы, кроме Сиобан и будущего поста министра юстиции. Военный совет ждет от него плана организации отдельной тайной группы для получения и распространения нескольких тонн чистейшего кокаина среди преступных европейских синдикатов в обмен на ежемесячные выплаты двух миллионов долларов.

Пирсон смог взять себя в руки. Он работает на организацию с 1970 года, рискуя репутацией, свободой, семьей и жизнью, именно такую логическую последовательность выстроил для себя Юджин Пирсон. А товарищи, с которыми он вместе руководит организацией, это серьезные люди, искренне и страстно желающие, чтобы «временная» ИРА и ее политическое лицо партия «временная» Шинн фейн были признаны реальной силой в деле решения ирландской проблемы.

Он смог отделить личные и семейные проблемы от своего основного задания, и, как ни странно, исчезновение Сиобан (именно так он к этому отнесся) сыграло свою положительную роль. Коллеги Юджина Пирсона и чиновники из Министерства юстиции знали о несчастье с дочерью, поэтому без всяких возражений предоставили судье по его просьбе двухнедельный отпуск по семейным обстоятельствам.

В противовес общественному мнению, созданному средствами массовой информации в Англии и США, службы безопасности Великобритании и Ирландии сотрудничали очень тесно в плане наблюдения за действиями и обезвреживанием «временных». И только благодаря профессионализму и опыту «временным» удавалось выжить и продолжать свою деятельность даже с некоторой степенью эффективности. Именно профессионализм в плане тайной деятельности и привлекал колумбийский картель. Совещания Военного совета в полном составе проходили в условиях строжайшей конспирации и как можно реже, только тогда, когда этого требовали решения практических вопросов.

В графстве Керри, между Киллорглином и Гленбеем, находится небольшое лох, как на гэльском языке называется озеро. Киллорглин представляет из себя небольшую деревушку, где раз в год осенью крестьяне и торговцы лошадьми, мужчины и юноши, женщины и девушки собираются на древний языческий праздник злого духа-проказника. На покосившуюся деревянную башню высотой футов сорок водружают живого козла, и несколько баров Киллорглина оглашаются звуками дешевых свистулек, старых барабанов с натянутыми на них шкурами, смехом и шумом сделок по продаже и покупке лошадей.

Деревушка Гленбей примерно такого же размера, а может, чуть поменьше. Сюда на машинах приезжают ирландцы из Дублина и Корка, чтобы насладиться лучшей рыбалкой и лучшим гольфом во всей Ирландии (по вечерам здесь можно слышать традиционные жаркие ирландские споры, сопровождаемые такой же традиционной ирландской выпивкой).

Во время гражданской войны в Ирландии, когда сразу после провозглашения независимости ИРА бросила вызов законно избранному правительству Имона де Валера, многие семьи в районе Киллорглин-Гленбей раскололись из-за вражды; братья, сыновья и отцы вели ожесточенные перестрелки друг с другом в зависимости от того, на чьей они были стороне. К последнему десятилетию нашего века раны, нанесенные этой кровавой гражданской войной, зажили, но глухая вражда сохранилась между потомками тех, кто воевал, и, конечно же, между состарившимися бывшими врагами.

Лох называлось Караг-Лейк.

Юджин Пирсон и его соратники из Военного совета сидели на солнышке на крутом, поросшем лесом склоне возле озера, наблюдая за маленькой, деревянной, обшитой внакрой шлюпкой в нескольких сотнях ярдов от берега. Находящиеся в ней двое мужчин ловят рыбу, на дне лодки под рукой у них лежат карабины М-16. И еще не менее четырнадцати телохранителей, главным образом из местных, наблюдают за окрестностями. За исключением двоих, они не были террористами в том понимании, как это считали власти. В организации насчитывается всего только двадцать шесть активных боевиков, действующих в шести графствах, Англии и Европе, поэтому расточительно использовать их просто для охраны. А кроме того, члены Военного совета — которых ни специальный отдел Ирландии, ни даже англичане не могли ни в чем обвинить — не хотели рисковать на тот случай, если их обнаружат в обществе, или хотя бы даже по соседству с разыскиваемыми террористами, потому что среди правящей элиты организации не только один Юджин Пирсон вел двойную жизнь, о чем и понятия не имели республиканские политики.

Поэтому мужчины (и три молодых женщины), охраняющие Военный совет, были не активными боевиками, а просто надежными, сочувствующими движению людьми. Только пятеро из них вооружены, хотя все умеют обращаться с оружием. Остальные полагаются на портативные радиостанции и систему наблюдателей, которые непременно засекли бы, если бы люди из специального отдела даже просто пересекли границу графства.

У «временных» имелся твердый приказ, запрещающий открывать огонь или даже стрелять в ответ по ирландским гражданам, включая и полицейских, если только к этому не вынудят исключительные обстоятельства. Поэтому меры предосторожности для редких заседаний Военного совета, обязательно проводившихся в безопасных местах на территории Ирландии, направлены главным образом на то, чтобы избежать опознания и нарушений правил безопасности, что могло бы поставить под угрозу жизнь и свободу членов Военного совета. Мужчины (и одна женщина), входящие в Военный совет, никогда не брали в руки оружие или взрывчатку, и тщательно следили за тем, чтобы их ни в коем случае не увидели в обществе известных боевиков. Правда, некоторые из них в качестве политических представителей партии Шинн фейн присутствовали на похоронах некоторых «временных», а Юджин Пирсон был заснят с убитым Венецианской Шлюхой на руках, с забрызганным кровью и мозгами лицом и фальшивым паспортом в кармане. Да, Брендан Кейси крепко подцепил его на крючок.

Теплые, золотистые лучи солнца, проникая сквозь ветки, освещают стволы сосен и ильмов. Сухая трава пахнет торфом, как тогда, много лет назад, когда Мараид было восемнадцать, когда по вечерам в пятницу и по утрам в субботу они играли в регби, и самым жестоким испытанием для честного студента-юриста Юджина Пирсона было похмелье.

— Итак, Юджин. Как я понимаю, ты пришел… к определенному соглашению между нами и людьми из страны танго.

Пирсон посмотрел на руководителя Военного совета, выбранного коллегами для руководства вооруженной борьбой. Деклан Бурк был идейным марксистом-самоучкой, и Пирсон не сомневался, что в любой стране и в любое время Бурк оказался бы твердым сталинистом. Именно он в середине 80-х годов вступил в контакт с Юрием Полганиным — работником Первого главного управления КГБ, действовавшим в Дублине под «крышей» корреспондента Агентства печати «Новости». А когда над странами Варшавского договора нависли темные облака перестройки, Юрий Полганин свел в Вене «временных» с двоюродным братом Каддафи. Результатом установления контактов явился подарок ливийского лидера в виде четырех судов, груженых пластиковой взрывчаткой «семтекс», автоматическим стрелковым оружием, ночными прицелами, ручными ракетными установками. Сейчас все это хранится в подземных бункерах в Ирландии, Англии и Европе, и только недостаток средств не позволяет в полной мере использовать кровавый потенциал этого груза.

— Я посчитал себя обязанным согласиться, — ответил Пирсон, не глядя на Брендана Кейси, сидевшего, прислонившись спиной к сосне, и попыхивавшего своей трубкой «Петерсон» из вереска.

Ароматный дымок смешивался с запахом травы и теплого дерева. На верхушках деревьев каркали вороны, и где-то черный дрозд кликал самку.

У Бурка была сложная судьба. В начале 70-х годов его интернировали, и в тюремном лагере Лонг-Кеш он отвечал за поддержание дисциплины и безопасности в своей группе, несколько членов которой уже в то время являлись активными сторонниками «временных». Бурк участвовал в голодовках и похудел на девяносто шесть фунтов к тому моменту, когда британцы сдались и удовлетворили требования бастующих.

Тогда ему было почти двадцать семь лет. Изможденный, мускулистый, он быстро восстановил физические силы, а после освобождения из лагеря вступил в бригаду «Дерри» и завоевал популярность среди участников движения, взорвав несколько бомб на выбранных вроде бы случайно людных гражданских объектах, таких, как ресторан «Ле Мон» и бар «Дроппин Велл». Действиями Бурка руководил тогдашний Военный совет, в который входили Симус Туми и Рори О’Брейди, а юридическим консультантом являлся молодой юрист по имени Юджин Пирсон, считавший, что крупномасштабная кровавая резня настолько напугает британцев, что правительство Лондона будет вынуждено сесть за стол переговоров и обсудить вопросы вывода британских войск из Северной Ирландии и отказа от этой части страны.

Подобные операции, предложенные Пирсоном и одобренные Туми и О’Брейди, приобретали все больший размах, начались взрывы бомб на территории Англии, и в течение нескольких кровавых месяцев лондонцы слышали глухие взрывы и видели осколки стекла, искореженный металл и куски человеческой плоти.

Однако данная стратегия принесла противоположные результаты, и даже «кабинетные» террористы из США оказались вынуждены посоветовать «временным» более избирательно подходить к убийствам.

Следующим шагом Пирсона стала поездка в Нью-Йорк, где он выслушал сочувствующих ИРА и вернулся домой с новой стратегией, определявшей в качестве объектов террора британских солдат и их семьи, а также королевских констеблей Ольстера. Успех новой стратегии приободрил «временных», и деньги потоком хлынули из США. Финансовая поддержка вместе с поставками оружия и взрывчатки, осуществлявшимися советским КГБ через Чехословакию и Организацию освобождения Палестины, вдохнули новую жизнь во «временных» и позволили им достичь вершины своей деятельности, когда мощным взрывом был разнесен на куски «Гранд-отель» в Брайтоне на юге Англии, в результате которого чуть не погибла премьер-министр Маргарет Тэтчер и были убиты несколько видных консерваторов и их жены.

И вот теперь, спустя семь лет, судья Пирсон и нераскаявшийся бывший террорист и марксист-социалист Бурк сидели в узком кругу единомышленников, продолжая заниматься своим кровавым делом. Яркое свидетельство безжалостного патриотизма и целеустремленности.

— И у тебя есть отличный план… — обратился Бурк к Пирсону.

— Наша задача чрезвычайно проста. — Юджин намеренно обвел взглядом всех присутствующих. — Санчо Пансо (так они называли Пабло Энвигадо) хочет, чтобы мы просто осуществляли прием и основное распространение, соблюдая при этом полнейшую секретность. Кроме того, он хочет, чтобы мы дали советы по дальнейшему распространению и проследили за безопасностью.

Молчание.

— И это все? — притворяясь неосведомленным, спросил Кейси, хотя вся эта затея исходила от него.

— Этой операцией мы убиваем сразу двух зайцев. Так как кто-то, по неизвестной мне причине, рассекретил нашу группу «Лорка» и рассказал о ней адвокату Санчо, то я решил в качестве основного исполнителя использовать как раз группу «Лорка». Это значит, что она не станет принимать участия в других операциях, да и вообще будет держаться подальше от организации, а жаль.

— У тебя есть на примете более подходящая группа? Если так, то я с удовольствием выслушаю твои соображения. — В разговор вмешался Сайаран Мерфи, начальник службы безопасности «временных», который не являлся членом Военного совета, но был приглашен именно на это заседание в силу отличного знания обсуждаемого вопроса.

Пирсон отвел взгляд от Кейси. Наверняка начальник штаба покаялся перед Мерфи в нарушении безопасности, в том, что рассказал колумбийцам о группе «Лорка». И наверняка представил это как основной необходимый фактор переговоров. И внезапно Пирсон понял, что, если отбросить в сторону слепую ненависть к Брендану Кейси, группа «Лорка» и в самом деле идеально подходит для выполнения этой задачи.

— Нет, я выбрал «Лорку», — сказал судья таким тоном, будто это с самого начала была его идея. — И, если бы имелась лучшая группа, я не выбрал бы ее.

Бурк улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на двух телохранителей в лодке на озере. Один из них поймал небольшую рыбку, и они смеялись, разглядывая ее.

— Но мне придется еще кое-что организовать, — заявил Пирсон официальным тоном. — Создать альтернативный и параллельный пункт приема. С одобрения Совета я уеду сегодня вечером, но для будущего успеха операции прежде всего должен быть решен основной вопрос — вопрос нравственности.

Наступила тишина, замолк даже черный дрозд.

И как-то угрожающе прозвучал смех и тихие голоса телохранителей в лодке, замершей на спокойной, похожей на стекло поверхности Караг-Лейк.

— А что это за… вопрос нравственности, Юджин? — тихо спросил Деклан Бурк, не отрывая взгляда от телохранителей-рыбаков.

Пирсон обвел взглядом присутствующих, одного за другим, будто сидел на заседании суда в Дублине (на нем даже сейчас надеты очки в виде полумесяца), и вдруг внезапно ему вспомнилась комната дочери в общежитии Римской консерватории, куда он заходил десять дней назад. В памяти четко проявились два кресла, коврики и стол со стоящей на нем выпускной фотографией Сиобан. И чистый голос дочери, произносящий: «Папа…»

Кровь застыла в жилах судьи.

— Кокаин это зло, — услышал Пирсон свой голос и еще пристальнее посмотрел на своих соратников, у которых столь разные судьбы, разная мораль, но которые безусловно умны и объединены одним общим делом.

— Вопрос нравственности неизбежен, и мы должны решить его. Будем ли мы ради денег способствовать массовому распространению наркотиков в Европе? И будем ли настаивать на том, чтобы это не коснулось Ирландии? Но нам не удастся оградить Ирландию, когда наркотик окажется в руках организованных преступников, не признающих границ. Значит, с одной стороны, мы воюем с уличными торговцами наркотиками в Дублине и Корке, а с другой, будем получать ежемесячно два миллиона долларов за помощь в распространении этого проклятого зелья.

— Но мы боремся с торговцами героином и анашой, — заметил Сайаран Мерфи, — кокаина у нас нет.

— Пока нет. Но из него изготавливают «крэк», а это очень опасный, а порой и смертельный наркотик. Хотим ли мы нести ответственность за распространение этого наркотика в странах, не проявляющих враждебности по отношению к нашему делу? И за его распространение на улицах и в университетских городках на нашей родной земле? Вы должны решить этот нравственный вопрос. И должны решить его сейчас же, на этом заседании.

Жестом опытного адвоката Пирсон левой рукой снял очки.

Рыбаки в лодке на озере успокоились, черный дрозд снова затянул свою песню, стеклянная поверхность озера местами подернулась рябью, слышался даже плеск рыбы.

Деклан Бурк сложил свой серый пиджак и растянулся на земле, подложив его под голову в качестве подушки. На нем надета шерстяная безрукавка, без сомнения, связанная его женой Розин, которая прекрасно рукодельничала, и зимой 1972 года связала носки и шарфы доброй половине заключенных лагеря Лонг-Кеш.

— Вот что я об этом думаю, — сказал Бурк, глядя на ветки над головой. — Из твоего доклада, Юджин, мы знаем, что колумбийцы нацелились на Европу. И с их деньгами они добьются успеха… что бы мы ни предпринимали.

— Так почему бы нам тогда не взять их деньги и не использовать для нанесения последнего удара? — подал голос Кейси.

— А я и не предлагаю отказаться от этой попытки, — сказал Пирсон. — Я просто спрашиваю, действительно ли Военный совет берет на себя моральную ответственность за наши действия? Если так, то таковым и должно быть наше решение.

Кейси бросил на него свирепый взгляд. Было ясно, что Пирсон старается заставить присутствующих задуматься.

— А если перекрыть каналы поступления наркотика в Ирландию? И просто обеспечивать его безопасную доставку в Европу?.. — предложил Мерфи, расценивавший каждое приглашение на заседание Военного совета как возможность участия в формировании стратегии организации.

— Юджин прав, Сайаран. — Кейси снова принялся набивать табаком трубку. — Невозможно будет оградить нашу страну от кокаина, когда он заполонит всю Европу, поэтому вопрос заключается в том, сможем ли мы взять на себя ответственность? От имени всей организации? Ведь мы занимаемся рэкетом, контрабандой, массажными салонами, не говоря уж о банковских операциях. И на протяжении многих лет мы спокойно относились к тому, что наши фонды пополняются за счет деятельности не совсем… законной, да простит меня судья. — Он улыбнулся и опять занялся своей трубкой.

— Но это ставит под удар организацию, — не сдавался Пирсон. — Малейший слух, и мы лишимся всякой поддержки. А вас обоих вышвырнут из Шинн фейн.

Последнее замечание Пирсона относилось к Кейси и Мерфи, которые, кроме тайного руководства «временной» ИРА, занимали соответственно посты председателя и заместителя председателя в законной политической партии «временная» Шинн фейн. Она регулярно получала на выборах свыше одного процента голосов демократов в Ирландии и около четырех процентов в оккупированных Англией шести графствах.

— Каждый день происходят вещи, которые по твоему мнению могут привести в ужас наших сторонников, Юджин.

Как только Кейси заговорил, Пирсон вспомнил, как Брендан стоял на склоне холма в Уиклоу и кричал: «…да плевать на всех сторонников», и в голосе его звучало холодное презрение. Безусловно, он не мог позволить себе такой выходки на официальном заседании Военного совета.

— Но ведь ты же ожидал, что они толпами пойдут за нами после взрыва в лондонском Тауэре. — Кейси напомнил о взрыве бомбы в заполненном школьниками зале музея в Тауэре. Это произошло давно, в 70-х годах, но движение жило героическими историями даже шестисотлетней давности, воспетыми в песнях, легендах. А двадцать лет — это почти что вчера. — Или после расстрела из автоматов британских солдат на глазах у их детей. Эти сторонники из числа молодежи жуткие наркоманы, их привлекает насилие, им больше нашего симпатичен Джим Рурк.

Джим Рурк был боевиком «временных», который во время бегства на машине после убийства обычно занимался мастурбацией, настолько сильное сексуальное возбуждение охватывало его после кровавой расправы. В конце концов он был казнен за подрыв репутации движения и похоронен на кладбище в Миллтауне.

— Я считаю, что наркотики — это совсем другое дело, — спокойно ответил Пирсон.

Он заметил как Кейси и Бурк незаметно переглянулись. Боже мой, да ведь они наверняка уже занимались этим.

Бурк посмотрел Юджину Пирсону прямо в глаза.

— Если мы пойдем на это, Юджин, то каковы твои… планы? Не помешает ли это, скажем… твоей основной работе?

Пирсон почувствовал, как внутри закипает ярость, но сдержал себя. Как приятно будет уничтожить этих двоих: Кейси и Бурка. Они предают их дело и вместе с этим прекрасных людей из партии Шинн фейн. Он должен был заметить это раньше. Власть разлагает, а власть распоряжаться жизнью и смертью… это наркотик, в тысячу раз более сильнодействующий, чем кокаин.

Юджин спокойно выдержал взгляд Бурка. Смерть Венецианской Шлюхи, пощечина на вилле «Сан Мишель», махинации Кейси… о да, они за все заплатят. Но не сейчас.

— Приложу все силы для выполнения своих обязанностей. Я политический советник, но никогда не перестану высказывать неприятные факты или говорить о возможном ущербе для нашего… нашего будущего в истории Ирландии.

— Хорошо сказано. — Это произнесла Мэри Коннелли, единственная женщина в Военном совете. Мэри читала лекции по прикладной математике в Тринити-колледж в Дублине и имела на своем счету одну боевую операцию на территории Англии — взрыв бомбы в лондонском универмаге «Харродз». Ей исполнилось тридцать шесть лет, родилась она в Белфасте и примкнула к организации после возвращения из Лондонской школы экономики. Прирожденная активистка, она без сомнения погибла бы, попала в тюрьму или примкнула бы к партии Шинн фейн, если бы Брендан Кейси не прочитал ее доклад о нарушениях конспирации у «временных» и о системе отдельных групп, позволяющей исключить утечку информации об операциях. Доклад перекликался с советами, данными Абу Нидалом Кейси и Бурку во время тайной встречи на Кипре, состоявшейся всего за несколько недель до появления этого доклада. Мэри отстранили от активной деятельности и перевели в службу планирования. Потом она переехала в Дублин, поступила на работу в Тринити-колледж и теперь держалась подальше от политиков и известных республиканских активистов.

Она улыбнулась из-под парика цвета воронова крыла.

— Джентльмены, мы не можем бороться еще двадцать лет. А какие-нибудь умные проходимцы опередят нас. Так что давайте заключим эту сделку, получим столько миллионов долларов, сколько она стоит. Выдоим Энвигадо и вышвырнем британцев из Ирландии.

Мужчины засмеялись, а Кейси сказал: «Браво». С озера донеся скрип весел в уключинах, это два телохранителя меняли позицию.

— Есть ли возражения? — спросил Бурк, оглядывая присутствующих и в последнюю очередь судью Юджина Пирсона.

Молчание.

— Отлично. Юджин, ты говорил, что твой самолет вылетает сегодня вечером…

И тогда последние лоскутки наивности начали слетать с излохмаченной совести Юджина Пирсона.


В районе Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке есть небольшой ресторанчик под названием «Морта да Паста». Дешевый и оживленный, он расположен между Мерсер-стрит и Пятой авеню, недалеко от Вашингтон-сквер, в самом центре студенческого городка Нью-йоркского университета. А при ресторанчике имеется бар с дешевыми коктейлями.

Исполняющий обязанности лейтенанта отдела по убийствам Эдди Лукко сидел в баре, облокотившись на стойку, слегка повернувшись лицом к залу и бросая время от времени взгляды через окно на улицу. При поддержке Дэнни Моллоя и специального агента из нью-йоркского управления по борьбе с наркотиками Дона Мейдера ему удалось сохранить это дело за собой. И вот теперь он зашел в тупик.

Естественно, все знали, что массовое убийство в больнице Бельвью совершено колумбийцами, «теми самыми колумбийцами», как называли их окружной прокурор и агенты ФБР.

Но какими именно колумбийцами?

Лукко несколько дней не заходил в 110-й полицейский участок, пользуясь услугами детективов и переодетых полицейских, имевших осведомителей и доступ к записям телефонных разговоров, прослушиваемых отделом по борьбе с наркотиками и объединенной бригадой департамента полиции Нью-Йорка и управления по борьбе с наркотиками. Таможенная служба, которая фильтровала колумбийцев в Джэксон-Хейтс, наблюдала за ними, фотографировала, прослушивала телефонные разговоры и подкупала, была загружена до предела.

Если бы только на улицах прошел какой-нибудь слух, объединенная разведывательная служба 110-го полицейского участка и отдела по борьбе с наркотиками узнала бы об этом. Они услышали бы любой разговор в барах, мужских туалетах, по телефонам или даже в некоторых спальнях.

Но никто ничего не говорил. Слух на улицах был — ничего. Ноль.

Это означало, что или они ничего не знают, или убийцы настолько крутые, что о них даже и упоминать нельзя во время разговоров в барах и парикмахерских. Лукко не отдавал предпочтения ни одному из этих предположений. Он был слишком опытным детективом.

Отдел по борьбе с наркотиками в Майами никогда не видел погибшую неизвестную девушку. Рикардо Сантос Кастанеда не появлялся в Майами уже более пяти месяцев. О его брате Германе известно, что он около трех недель назад улетел в Барранкилью. Герман не появлялся в своих излюбленных местах, что очень необычно, потому что ему нравилось держать в своих твердых руках бизнес, оптовую торговлю кокаином и укреплять дисциплину среди представителей картеля в Майами.

Убитые колумбийцы — всего их было четверо, включая парня, которого Лукко подстрелил в целях самообороны и который умер от потери крови еще до прибытия врачей — все опознаны. Двое были из Майами, а двое из Боготы, и прибыли они в Соединенные Штаты из Мексики за два дня до убийства по настоящим мексиканским паспортам с бессрочной визой, как импортеры продовольственных товаров. Из двух колумбийцев из Майами один являлся владельцем бара в Бейсайде и служил пилотом в чартерной авиакомпании. Сидел в тюрьме за вооруженное нападение и контрабанду марихуаны, открутился от обвинений в похищении людей и заговоре с целью убийства. Парень был богатым, содержал двух девиц: одну в квартире в Корал-Гейблз, а другую на большой прогулочной яхте, стоявшей на якоре возле небольшого, спокойного островка Ки-Бискейн, служившего базой для воротил наркобизнеса из Майами. Другой убитый из Майами работал механиком чартерного судна. В свое время он служил в национальной полиции Колумбии, потом уволился и купил разрешение на работу в Соединенных Штатах. Его подозревали в работе на заправил организованной преступности и убийствах по контракту. Как оказалось, подозрения подтвердились.

Оба колумбийца из Боготы были «консультантами по безопасности», обслуживающими предпринимателей, они занимались прибыльным бизнесом, поставляя телохранителей в Боготу, где всегда имелось дело для хорошо подготовленных профессионалов.

И на этой точке расследование застопорилось.

Вызывал большое удивление тот факт, что никто из убитых колумбийцев не был известен, как помощник Рикардо Сантоса или даже его брата Германа. За этим наверняка что-то стояло. Но что? Лукко знал, что может справиться с расследованием, но очень скоро окружной прокурор надавит на начальника полиции, тот надавит на Дэнни Моллоя, а капитан в свою очередь посоветует Эдди Лукко вступить в контакт с ФБР или вернуть новенькую лейтенантскую бляху.

Ладно, ФБР и само ничего не знает, что Лукко уяснил по тем глупым вопросам, которые агенты ФБР задавали по всему городу. А вот как быть с бляхой? Пока можно радоваться прибавке к жалованию и каждый раз с наслаждением разглядывать новенькую, сверкающую бляху с надписью «лейтенант» вверху и без серийного номера детектива внизу, и помнить о своей потертой, старой, невзрачной бляхе детектива, прослужившей ему семнадцать лет, о которой он не мог думать иначе как «это настоящая бляха».

— Еще пива, Эдди?

Парнишка за стойкой бара был студентом, подрабатывавшим в свободное от учебы время. Никто в баре не знал, что этот студент уже два года отработал патрульным полицейским и собирался вернуться в департамент полиции Нью-Йорка со степенью бакалавра, а потом работать в отделе по расследованию убийств, если сможет попасть туда.

— Конечно, Тони, почему бы и нет?

Лукко оглядел оба зала ресторанчика. Дела здесь шли хорошо. Итальянская пища вкусна, а сервис бесцеремонный, типичный для Нью-Йорка, но с большой долей сердечности. Лукко посмотрел на часы: десять минут восьмого. Скоро студенческие общежития, расположенные вокруг обнесенной деревьями Вашингтон-сквер, заполнятся студентами, и они начнут дурачиться, возиться и даже заниматься. Именно здесь училась Нэнси перед Гарвардом. Эдди познакомился с ней, когда служил детективом в полицейском участке до перехода в отдел по убийствам. Они вместе гуляли в окрестностях, и спокойно, без лишней суеты, полюбили друг друга, хотя сами поняли это только тогда, когда Нэнси уехала в Массачусетс, в Гарвард. Эдди выдержал три недели, а потом сел в машину и в дождливую ночь отправился к ней, точно как в каком-то французском фильме, который он видел. Он приехал в город утром и отправился искать ее квартиру, и тут увидел ее: Нэнси шла под дождем и выглядела несчастной.

Через три недели они поженились. Лукко улыбнулся, вспомнив об этом.

Тони подвинул к нему по стойке бутылку лучшего колумбийского пива «Корона». В этот момент в бар уверенно и вместе с тем осторожно вошел высокий мужчина. Лукко не пошевелился, но сердце забилось быстрее, и он внутренне напрягся, потому что появившийся в баре симпатичный негр, предки которого, возможно, жили в Сомали, был не кто иной, как Симба Патрис, главарь банды «Ястребиный коготь», торговец наркотиками, сутенер и убийца по крайней мере дюжины своих дружков.

Он направился прямо к стойке и сел рядом с Эдди Лукко.

— Что будете пить? — спросил Тони.

— Я слышал, ты стал лейтенантом, — обратился Симба к Лукко.

— И не говори, — ответил Эдди и как бы случайно расстегнул среднюю пуговицу твидового пиджака.

— И ты ведешь определенное… расследование.

Голос у Симбы по-настоящему низкий, и он забавно растягивает слова на манер жителей Карибских островов. Он произнес: «рассле-дова-ние», и интуиция подсказала Лукко, что в деле появился просвет, которого он так ждал.

— Я тебя слушаю, — сказал он, наблюдая через окно за улицей и за входной дверью.

Люди, убившие семь полицейских, церемониться не станут. Детектив прищурился, заметив Сноублинда, члена банды «Ястребиный коготь», который прошел мимо окна, перешел на другую сторону улицы и прислонился к пожарному гидранту, следя за входом в ресторанчик.

— У меня здесь восемь боевиков, парень, но успокойся, они просто охраняют меня…

Лукко посмотрел на Симбу. Восемь вооруженных бандитов, слоняющихся в это вечернее время возле Вашингтон-сквер, постоянно торчащие здесь торговцы наркотиками (не из банды) и переодетые полицейские, занимающиеся своими делами, — от такого сочетания можно ожидать серьезной драки. Заметил Лукко и автомат «узи», спрятанный под ярко-красной бейсбольной штормовкой Симбы. Размышляя о своем предчувствии, Эдди повернулся спиной к залу и положил локти на стойку бара. Тони, который был хорошим парнем и собирался стать хорошим полицейским, как бы невзначай подошел к магнитофону, из которого лились звуки «Ложись, Салли» Эрика Клэптона, и прибавил звук ровно настолько, чтобы не раздражать посетителей, но и чтобы никто не мог подслушать разговор Лукко и Симбы.

Симба повернулся и осмотрел зал, не отметив ничего необычного и настораживающего. Официанты и официантки то и дело входили и выходили в кухонную дверь рядом с концом стойки бара. Из кухни они несли макароны, суп, мороженое и прочую еду, а на обратном пути пустые тарелки. Симба наклонил голову к Лукко.

— Ты интересуешься белой девчушкой, перебравшей наркотика на Центральном вокзале?

— Да.

— Я разговаривал с ней, когда она еще была жива.

Выражение лица Эдди Лукко не изменилось, но зачесались пальцы и ладони, он почувствовал, как запульсировала жила на мускулистой шее.

— Хм…

— Она была с Рикардо, ты ведь знаешь, о ком я говорю?

— Уточни.

— Сантос, понятно?

— Она была с Рикардо Сантосом? — Лукко бросил взгляд на Тони, занятого подсчетом чеков. Не глядя в сторону Лукко, Тони кивнул. Он понимал, что является важным свидетелем разговора, от которого Симба мог впоследствии отказаться. Лукко надеялся, что Тони сумеет записать их разговор. — Когда это было?

— С месяц назад. А потом Рико пустил слух, что девчушка сбежала от него. Он прямо рехнулся, требовал, чтобы перевернули весь город и нашли ее. Так что мы тоже искали ее. Есть здесь что-то интересное. Ведь не от безумной же любви он пытался разыскать и вернуть ее.

Эдди отхлебнул пива и спокойно ждал продолжения разговора.

— Нет, парень, этот пижон был до смерти напуган.

— Интересно, почему? — пробормотал Лукко таким тоном, будто на самом деле это его не слишком интересовало.

— Не знаю, парень, но говорят, что именно поэтому его и шлепнули.

— Рикардо мертв?

— Я слышал, что мертв. А еще нашли колумбийца-таксиста с пулей в башке. Желтое такси, в Куинзе. В то самое утро, когда убили моего брата Малыша Пи…

Лукко отметил про себя, что большой ошибкой было убивать Малыша Пи, не подумав о мести со стороны брата.

— Малыш Пи был крепким парнишкой, мне жаль, что он так закончил.

— Шутишь, парень? Нас всех это ожидает. Это наша жизнь, и мы сами ее выбрали, поэтому тоже так закончим.

«Черт, времени и так мало, а он еще пускается философствовать», — подумал Лукко.

— Расскажи мне об этой девушке.

— Что тебе рассказать?

— Ну, об этой девушке Рико.

— Ладно, она совсем молоденькая, лет восемнадцать. Они с Рико прилетели на самолете и сразу взяли несколько порций хорошего товара.

— Взяли?

— Купили… на улице.

Это значило, что они приобрели его у Симбы.

— Ты сказал, что разговаривал с ней. Что она говорила? Она латиноамериканка?

— Говорила, как англичанка, а может быть, выговор у нее даже несколько мягче. Но без всяких выкрутасов, не знаю, возможно, она из Бостона. Она сказала, что первый раз в Нью-Йорке. Голосок чистый, выглядела хорошо, но, к сожалению, много пила, как будто завтра запретят спиртное.

— Теперь оно и запрещено для нее.

— Образно выражаешься, парень.

— Что она еще сказала?

— Гм, она хотела попробовать «крэк».

Эти слова Симба произнес очень тихо, он не был дураком и не намеревался сам разоблачать себя.

— Так что она говорила? Что конкретно?..

— Не успела больше ничего сказать, потому что Рико велел ей заткнуться и увел назад в машину.

— Вот как?

— Она ужасно рассердилась на него, и они начали ругаться. А теперь о парнях, которые прикончили моего брата… — Глаза Симбы буквально превратились в льдинки, он посмотрел на улицу, где несли охрану боевики. — …Они не из города. Девять пижонов. Колумбийцы. Работают непосредственно на босса, ты понимаешь, о ком я говорю. Они узнали, что Малыш Пи заключил соглашение с полицией. А ведь именно он работал с колумбийцами.

— Мне нужны имена.

— Это все, парень. У меня к ним должок за Малыша Пи. Если доберусь до них первым, то им кранты.

— Послушай, да ты ничего мне не сказал…

Симба, ясно представлявший себе драматизм ситуации, — ведь он в сопровождении вооруженного эскорта приехал поговорить с полицейским, расследующим убийство его брата, — прислонился спиной к стойке бара и задумался. Лейтенант Лукко понял, что перед ним сидит не грозный предводитель уличной банды цветных, а просто здоровый, беспутный, смертельно опасный, самодовольный негодяй.

— И ты пришел сюда рассказать мне, что это колумбийцы убили твоего младшего брата, который единственный из вашей банды мог указать на колумбийцев, с которыми вы вели дела? Да ты просто дерьмо. А теперь убирайся отсюда, пока я не поджарил тебе задницу.

— И о девушке.

— О том, что ты видел ее, а теперь она мертва. Кто продал ей «крэк»?

— Не знаю. Рико запер ее в номере отеля, а она позвонила в службу сервиса и смылась. Вот так, детка.

— Это тебе Рико сказал?

Ни один мужчина никогда не называл Эдди Лукко «детка». Он подумал, что это, наверное, форма обращения, принятая в банде «Ястребиный коготь», или просто уличный жаргон. Он с трудом держал себя в руках. «Де-етка», — вот как он произнес это.

— Да, мне рассказал Рико.

— А кто продал ей наркотик?

— Купила, да и все тут. Это ведь город, парень.

— Тогда в чем дело, Симба? О чем мы с тобой говорим?

— Дело в том, что парням, которые прикончили ваших полицейских и моего брата…

Эрик Клэптон допел до конца. Они сидели молча, прислушиваясь к шуму посетителей ресторанчика, Лукко прихлебывал пиво «Корона». Тони поставил другую пленку, уныло зазвучал саксофон Бена Вебстера. Лукко подумал, действительно ли появляется какой-то просвет для отдела по убийствам и его лейтенанта. Ему больше везло, когда он был сержантом, и он заскучал по своей изрядно потертой бляхе детектива. Когда он показывал ее, это означало, что предъявитель этой потертой бляхи является опытным нью-йоркским полицейским и не стоит даже пытаться связываться с ним. А теперь эта новая, сверкающая бляха… Боже, что только что сказал Симба?

— Дело в том, детка, что у этих парней был приказ разыскать девчонку. Она очень важная персона. Они начали расспрашивать и обратились с этим к моему брату. Но тогда…

Эдди Лукко обернулся и пристально посмотрел на Симбу Патриса. Тот не отвел взгляда.

— А что с Рикардо Сантосом?.. — спросил Эдди, не отрывая взгляда от Симбы.

— Эти парни еще дня три были в городе. Я слышал, что Рико отвезли в Бруклин к реке, а какие-то зеваки всю ночь слышали там крики. Я имею в виду, детка, что там живет куча бродяг, жуткое место.

— А таксист?

— Как я слышал, этот парень работал на картель, и все удивились, когда его нашли убитым, он ведь был своим человеком. Понимашь, о чем я говорю?

— Погоди, мне надо все это прояснить для себя…

— Только быстрее, мне пора идти отсюда.

Симба отвел взгляд, заметив, как засверкали глаза Лукко.

— Значит, они прибыли в город специально, чтобы разыскать девушку, с которой Рико приехал из аэропорта Кеннеди?..

— Да, все точно, я…

— Остынь. И подвергли допросу с пристрастием Рико, который, как ты слышал, уже мертв.

Симба кивнул, насторожившись. Кожа у него заблестела от пота, похоже, он испугался и все время поглядывал на выход и на улицу.

— А потом они совершили налет на больницу, в результате которого были убиты Малыш Пи и еще пятнадцать человек, включая четырех членов этой банды. Что еще?

Симба встал и огляделся вокруг, показывая всем своим видом, что собирается уходить.

— Они останавливались в отеле «Хэмптон-хауз». Это мне девчонка сказала.

— Это было во второй раз, когда ты увидел ее? Когда она вернулась и ты продал ей «крэк»?

Лукко продолжал сидеть, его правая рука сжимала под пиджаком рукоятку «смит-вессона» калибра 0,38 дюйма, глаза внимательно следили за Симбой.

Некоторое время Симба стоял не шелохнувшись, потом улыбнулся, и улыбка медленно перешла в усмешку на его симпатичном лице.

— Парень, я ничего ей не продавал… — И он спокойно вышел из ресторана с таким видом, будто его вообще ничто не волновало в этом мире.

Глядя ему вслед, Лукко увидел, как телохранители на улице, профессионально оглядываясь по сторонам, двинулись вместе со своим главарем. Тони оторвал взгляд от испещренного записями блокнота.

— Так кто эта девушка? Почему она такая важная персона?

— Если ты ответишь мне на это, Тони, то завтра получишь место в отделе по расследованию убийств…

Лукко перегнулся через стойку, забрал у Тони блокнот с записями, прошел через дверь на кухню и вышел из ресторана через задний вход.


«Хэмптон-хауз» был большим и роскошным отелем на Сентрал-парк-саут, в котором размещалось двести четырнадцать номеров. Назвать его неприметным было бы, пожалуй, несправедливо, но, если нужно остановиться в Нью-Йорке, не привлекая к себе внимания, «Хэмптон-хауз» вполне подходит для этого. Дежуривший помощник управляющего был родом из Калифорнии и вел себя естественно, просто и любезно. Звали его Джон Бордек. Когда лейтенант Эдди Лукко появился перед его конторкой в сопровождении детектива Сэма Варгоса, первой мыслью Джона было, что им следовало бы подтянуть галстуки, так как у обоих они ослаблены, а верхние пуговицы рубашек расстегнуты.

Он вежливо выслушал вопрос Лукко и набрал необходимую информацию на клавиатуре компьютера.

— Давайте посмотрим… Кастанеда… или Сантос…

Лукко и Варгос вежливо ожидали, разглядывая толпившихся в вестибюле японских бизнесменов, англичан и американцев из других городов, латиноамериканцев, немцев.

Джон Бордек оторвал взгляд от компьютера и робко улыбнулся.

— Весьма сожалею, но никто с такой фамилией не останавливался здесь, по крайней мере с Рождества.

— А когда последний раз здесь останавливался кто-нибудь с подобной фамилией? — поинтересовался Варгос.

— Не могу сказать, во всяком случае без распечатки, — ответил Бордек.

— Вот что, Джон, — начал Лукко, — я хочу поговорить со швейцарами, дежурившими четыре недели назад, а также с обслугой из службы сервиса и с горничными. Вы можете это организовать?

— Нет проблем. За исключением тех, у кого выходной и другая смена.

— Отлично. Я вернусь, когда они соберутся.

— Вы собираетесь предложить им для опознания фотографию? — Бордек усмехнулся. Все было точно как в кино.

— Пока я буду говорить со швейцарами, вы можете устроить так, чтобы детектив Варгос опросил службу сервиса?

— Конечно, лейтенант.

Лейтенант Эдди Лукко ухмыльнулся про себя. Ему понравилось, как это прозвучало.


Швейцар посмотрел на фотографию Рикардо и неизвестной девушки.

— Эй, это должно быть Рим, да? Ла белла Рома, я прав?

— Как насчет этой парочки? Они останавливались здесь?

— Не припоминаю. Давайте спросим Луиса, мы с ним работаем в разные смены. Пойдемте.

Швейцар провел Лукко в комнату для носильщиков и швейцаров, расположенную сбоку от главного входа. Луис оказался услужливым человеком со смуглым, оливкового цвета лицом. Он внимательно рассматривал фотографию, поворачивая ее под разными ракурсами. Собравшаяся в вестибюле группа японских бизнесменов двинулась на выход с таким видом, словно они собирались завоевать Нью-Йорк.

— Да, это мистер Энрикес.

Лукко видел, что швейцар совершенно уверен в своих словах.

— Очень хорошо, давайте пройдем в вестибюль. Там сядем и поговорим вдвоем.

Детектив повернулся и направился к выходу, Луис встал, взял пиджак и последовал за ним. Разочарованный дежуривший швейцар был вынужден вернуться на рабочее место.

В вестибюле Лукко отыскал пару кресел рядом с высокой мраморной стеной, отделяющей их от группы рекламных агентов-англичан, которые только что вошли в отель, столкнувшись в дверях с выходившими японцами.

Они сели в кресла, и Лукко снова протянул Луису фотографию.

— Посмотрите хорошенько.

— Это Энрикес. А это его девушка, та самая, что сбежала.

Что там говорил Симба? «Девчонка сбежала от него. Он просто рехнулся…»

— Что вы имеете в виду? Пошла погулять?..

— Он спустился к дверям и спросил меня, не видел ли я его… нет, имени он не назвал. Спросил, не видел ли я молодую леди, которая была с ним.

— А что еще?

«Имя, мы подбираемся к этому…»

— Но она так и не вернулась.

«Да, не вернулась, она лежала в морге больницы Бельвью».

— А Энрикес?..

— Он еще пару дней оставался в отеле, потом выехал. Но он оставил мне записку с номером телефона и попросил позвонить ему, если она вернется и будет его разыскивать. Но она не вернулась.

— А записка у вас?

— Конечно.

Луис вытащил из кармана потрепанную книжку и достал из нее клочок бумаги из гостиничного блокнота. Такие блокноты лежали в номерах возле телефонов. Взглянув на номер, Лукко понял, что это где-то в Джэксон-Хейтс. В зоне действия 110-го полицейского участка, где обитали крупные колумбийские воротилы. Он спрятал бумажку с номером телефона в карман.

— Спасибо, Луис. Что-нибудь еще?

Хороший полицейский обязательно задавал такой вопрос, даже если допрашиваемый только что признался в массовом убийстве, четырех изнасилованиях, краже и вооруженном грабеже.

— Девушка действительно симпатичная. Но, Бог мой, она была такой молоденькой.

— Несовершеннолетняя?

— Ни в коем случае, их бы не зарегистрировали в отеле. Я думаю, ей лет восемнадцать-девятнадцать. Фотография не очень хорошая, лейтенант. Она могла бы стать кинозвездой. — И вдруг вполне логичная мысль осенила Луиса. А логика заключалась в том, что он сидел и разговаривал с полицейским из отдела по убийствам. Он посмотрел в глаза Лукко. — Проклятье, девочка мертва, да?

Лукко кивнул.

Внезапно на Луиса навалилась усталость.

— Этот проклятый город, парень…

Примерно такого же результата Варгос добился от службы сервиса и горничных. Некоторые помнили эту парочку, поселившуюся в номере с громадной кроватью. Мистер Энрикес хотел номер с видом на Сентрал-парк, но вынужден был занять номер, окна которого выходили на противоположную сторону, на Шестую авеню. Они заказали в номер шампанское, а позже отправились обедать. Никто не знал куда. На следующий день до девяти утра оставались в постели, а потом пошли за покупками. Одна из горничных вспомнила фирменные пакеты магазинов «Джакки» и «Блумингдейл». И «Банана рипаблик».

Девушка заказала в номер кока-колу и бутерброды с цыпленком. Это было около десяти вечера. Официант из службы сервиса вошел в гостиную и услышал стук в дверь, доносившийся из спальни. Он открыл дверь, девушка засмеялась и сказала, что ее глупый дружок по ошибке запер ее, пока она спала. Она дала официанту десять долларов чаевых, что сразу показалось ему странным, надела жакет и вышла вместе с ним из номера, даже не притронувшись к бутербродам с цыпленком. Потом спустилась на лифте на первый этаж.

Вот так и обстояло дело. Девушка вышла в город, и где-то между десятью вечера и без десяти семь утра Апач украл у нее сумочку, и она умерла, наглотавшись собственной рвоты, от передозировки «крэка», смешанного со множеством грязных добавок, что и послужило поводом для передачи этого дела в отдел по расследованию убийств.

Лукко подумал, выяснит ли он когда-нибудь, что она делала между десятью вечера и шестью утра. Он вспомнил широкую усмешку Симбы Патриса: «Парень, я ей ничего не продавал…»

Черт побери, что он хотел этим сказать?


— А еще я выяснил ее имя, — сказал Варгос.

Они ехали в коричневом «додже» без опознавательных полицейских знаков, подпрыгивая на выбоинах и с трудом прокладывая себе путь в интенсивном, как всегда в час пик, потоке транспорта, направляясь на восток по Пятьдесят седьмой улице. За рулем сидел Варгос.

Лукко посмотрел на идущий впереди грузовик. Возле тротуара конный полицейский беседовал с высоким темнокожим юношей, который стоял спокойно, уперев руки в бока. Потрескивала рация, самые нетерпеливые водители давили на клаксоны. Лукко знал, что навсегда запомнит этот момент, как запомнил день, когда услышал об убийстве Кеннеди.

— Только без шуток, — небрежно бросил он. — Как ее зовут?

Варгос назвал имя. Лукко кивнул. Да, так и должно быть, мирское имя, которое ему нужно было выяснить, которое непременно имел неопознанный труп.

— А как насчет фамилии?

— Дай передохнуть, Эдди. Это только начало.


11

Хороший парень Бог


— Черт побери, я не понимаю, что за игру ты ведешь, Дэвид?

Стивену Маккрею не хватало той холодной ярости, которую демонстрировали предыдущие шефы секретной службы. Дэвид Джардин подумал, что Маккрей ведет себя как ребенок. А это, возможно, делало его еще более опасным. Они разговаривали в мужском туалете своего клуба в Сент-Джеймсе. Джардин мыл руки, а сэр Стивен заканчивал свои дела возле писсуара.

— Во всяком случае не с тобой, старина.

— На самом деле? Хорошо, а как тогда… — Маккрей застегнул молнию на брюках и включил горячую воду. Пар затянул нижнюю часть зеркала, висевшего над раковиной. — Не очень-то я лажу с министром иностранных дел и его кабинетом… так что если это просто совпадение, то значит я профессор поэзии Пекинского университета. Ах, черт! — Последнее восклицание относилось к воде, потому что она была настолько горячей, что Стивен обжег руки, подставив их под струю. Джардин заставил себя не улыбнуться. — …Отвел меня в сторонку, — продолжил Маккрей, — и спросил, сколько времени точно… они все употребляют именно слово «точно», наверняка это пошло от премьер-министра. Сколько времени точно займет подготовка секретного агента — что уж само по себе точно абсурд, выражаясь их словами, — для внедрения и работы. С разумными шансами на успех…

— Старина, они все время задают такой вопрос. Ты в порядке? Попробуй подержать руки под холодной водой.

— Поскольку мне дважды за день задали этот чертовски глупый вопрос, я был вынужден ответить, что по крайней мере четыре месяца, а иногда и более года… Вот тогда я и понял, что ты приложил свою грязную лапу к этому делу. Боже, как ты думаешь, кожа слезет? Чертовски жжет. А в пять пятнадцать, как раз перед уходом из офиса, мне по закрытому телефону позвонил премьер-министр и сообщил, что ему очень не хотелось бы подгонять нас в этом деле и что мы можем рассчитывать на двенадцать недель, считая с начала подготовки.

— Что ж, очень любезно с его стороны.

— Дэвид, ты совершил глупость. Не думаю, что она пойдет тебе на пользу.

— Послушай, здесь не совсем подходящее место для разговора, да я и не понимаю толком, о чем ты говоришь…

— Не пори чепуху, вполне нормальное место.

Маккрей огляделся, все кабинки были пусты. Он понизил голос и наклонился ближе к Джардину, держа ошпаренные руки под струей холодной воды. Волосы его пахли одним из тех лосьонов, которыми пользовались в парикмахерских для высшего начальства, а изо рта доносился запах мятно-эвкалиптового освежителя дыхания «Фишерменз френдз». Стивен был примерно на пару дюймов ниже Джардина, но все равно выше среднего роста. Джардин бросил на него злобный взгляд в зеркало и продолжил мыть руки, но не из соображений гигиены, а просто потому, что не мог уйти.

— Ладно, — продолжил Маккрей, — продолжишь курс подготовки до десяти недель, считая с самого начала, а началась она две с половиной недели назад. За двенадцать недель они должны быть полностью готовы. Чтобы можно было выпустить их, скажем… через три недели. Тебе все ясно?

— Выпустить?..

— Включить в операцию. Главная цель всего этого…

Джардину было очень любопытно узнать, какая же теперь главная цель, потому что главные цели имели свойство блуждать, как пески в пустыне. И, как ответственному за личную безопасность агентов, Джардину, по возможности, хотелось бы точно знать, что предстоит делать «Багажу» и «Пакету». Ему поставили задачу внедрить своих людей в окружение Пабло Энвигадо, но, похоже, что другая задача будет поставлена в туалете одного из старейших лондонских клубов. Американцы насторожатся, да честно говоря, и сам Дэвид Джардин насторожился, но сейчас самый неподходящий момент читать лекцию по основам безопасности своему шефу.

В туалет вошел Уорвик Смолл — загорелый популярный романист, не выпускающий изо рта сигарету. Он на ходу увлеченно беседовал с бывшим сотрудником «фирмы» Дональдом Флауэром.

— Добрый вечер, Стивен, — поздоровался Смолл, подходя к писсуару. — Как поживает прекрасная Аннабель?

Сэр Стивен Маккрей недавно женился во второй раз, пробыв два года вдовцом. Новая жена была дочерью директора Английского банка и на двадцать три года моложе супруга.

— Прекрасно, спасибо, Уорвик. — Маккрей осторожно вытер полотенцем покрасневшие руки. Джардин уже стоял у двери. Сэр Стивен кивнул Флауэру. — Привет, Дональд…

И вышел из туалета вслед за Джардином.

— Что это за парень был с шефом? — спросил писатель.

— Убей Бог, не могу вспомнить его имя, — солгал Флауэр, который был гораздо более скрытным человеком, чем притворялся.


На следующее утро в десять минут девятого утра в Дублине, в прекрасном городском доме судьи Юджина Пирсона Мараид Пирсон занималась обычными утренними делами: молола кофе, поджаривала тосты, чистила грейпфрут — вырезала середину и разрезала ее на восемь частей. Двенадцатилетний коккер-спаниель Девлин уже гулял на улице, где справлял свои собачьи дела, отнимавшие у него теперь по утрам все больше времени.

В новостях передавали о последних событиях в ходе переговоров между Дублином и Лондоном относительно будущего Северной Ирландии. И о том, что вооруженные люди в масках из организации протестантских добровольцев Ольстера ворвались в муниципальный дом в Ньюри и застрелили тридцативосьмилетнего отца пятерых детей на глазах у жены и двоих детей. А еще о Персидском заливе, где генерал Норман, похоже, готов двинуться прямо на Багдад, чтобы уничтожить Саддама Хусейна и его клику.

Юджин Пирсон спустился в кухню полностью одетым: коричневый костюм, скромный галстук, рубашка в полоску из лондонского магазина «Хилдитч энд Ки», где раз в год в июне он покупал себе шесть рубашек, удобные кожаные туфли, заказанные по почте в соответствии с рекламным объявлением в журнале «Нью-Йоркер», который он постоянно читал, хотя и не понимал большинства напечатанных там шуток.

Мараид услышала, как он положил в прихожей свой потрепанный кожаный портфель.

— Надеюсь, ты все-таки получишь эту работу, потому что эти твои поездки по всему миру…

Пирсон уселся за кухонный стол и налил себе в стакан апельсинового сока.

— Не по всему миру, Мараид, а только по Европе.

— Как бы там ни было, опрос общественного мнения показал, что Падрик впереди на шесть процентов. Не очень много, но, похоже, у Финн гэл есть хороший шанс. — Она налила в чашку мьюзли[15 - Дробленые пшеничные зерна с сухофруктами и орехами, подаются на завтрак с молоком и сахаром.] и поставила ее на стол перед мужем. — А он всей душой желает, чтобы ты стал у него министром юстиции. Боже мой, мы оба трудились ради этого все годы, Юджин.

— Молоко свежее? — как всегда вежливо поинтересовался Пирсон.

— Ты надолго уезжаешь?

— Дней на пять. Садись и съешь что-нибудь, совсем не обязательно рассыпаться передо мной мелким бесом…

Он понимал, что Мараид чувствует себя виноватой в исчезновении Сиобан.

— Мне кажется, у Девлина воспаление предстательной железы, последнее время ему очень тяжело писать.

Разговор готов был перейти на ветеринарную тему, но его нарушил звук опускаемой в ящик почты.

Мараид повернулась и вышла из кухни, оставив дверь открытой. Пирсон, занятый мьюзли, тем не менее поглядывал на дверь.

Из прихожей слышался шорох разбираемых конвертов, и, как всегда по утрам, когда он был дома, эта процедура казалась ему бесконечной. Наконец Мараид вернулась в кухню, рассматривая пачку из четырех или пяти конвертов.

— Это из ассоциации юристов, счет за телефон… — Мараид радостно вздрогнула. — Письмо от Сиобан, с венесуэльским штампом.

В кухне повисла мертвая тишина. Сердце Пирсона готово вырваться из груди. Он трясущимися руками отодвинул молочник и посмотрел на Мараид, которая со слезами на глазах протягивала ему конверт. Он нежно взял ее за руку и погладил.

— Может быть, прочтешь вслух?..

Мараид всхлипнула, кивнула и осторожно распечатала конверт чистым ножом.

— Благослови ее Господь, она написала длинное письмо.

— Когда она его написала?

— Девятнадцатого. Пять недель назад. Но проштемпелевано всего восемь дней назад… Посмотри сам. — Мараид протянула конверт мужу. Венесуэльский штамп, отправлено из Каракаса.

У Пирсона отлегло от души.

— Читай.

«Дорогие мама и папа, жизнь в Риме прекрасна. Я пыталась дозвониться вам, но все время было занято или никто не отвечал. Так что все расскажу подробно, когда нам наконец удастся поговорить. — …Так, здесь стоит восклицательный знак. Ох, я так нервничаю. — Я познакомилась с прекрасным парнем, он из Венесуэлы, это в Южной Америке, если вы не знаете. И, хотя он настаивает на нашей женитьбе, я сказала, что этого не произойдет, пока я не закончу учебу и пока мама и папа не дадут своего благословения. Он пригласил меня на несколько недель в Венесуэлу позаниматься под руководством знаменитого южноамериканского композитора Энрике Лопеса Фуэрте. Мне на самом деле хочется поехать, все равно ведь я не дома, так что ничего здесь страшного. Когда вы получите это письмо, я буду лететь в самолете или уже находиться в Венесуэле, откуда сразу же позвоню вам. Как поживает Девлин? Погладьте его от меня по животику. Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне…»

А далее в письме имелась приписка. Сиобан объясняла, что ей не удалось опустить письмо до отлета из Рима, поэтому отправляет его из Венесуэлы. Полет прошел чудесно, но она немножко устала и позвонит, когда они уже приедут в дом Фуэрте, который находится в горах.

Юджин и Мараид несколько раз перечитали письмо, вместе и по отдельности. У судьи словно гора свалилась с плеч. Они с женой обнялись, и, к удивлению Мараид, муж был очень нежен с ней.

Чуть позже она отвезла мужа на машине в дублинский аэропорт, где он сел на парижский рейс «Эйр Лингус» АЕ-112. В Париже Пирсон превратился в гражданина США по имени Дэниел Руни, юриста-консультанта из Бостона, о чем свидетельствовали соответствующие документы и паспорт.

Под фамилией Руни Юджин Пирсон взял напрокат «пежо» и поехал на юг, в Лион. Дорога заняла у него шесть часов сорок минут. В девять тридцать семь вечера он припарковал машину на улице Победы, зашел в маленький бар с полинявшим желтым навесом, заказал коньяк и омлет, и передал ключи от машины сочувствующему ИРА французскому адвокату из «Аксьон директ» — французской городской террористической группы, почти уничтоженной властями несколько лет назад, а теперь снова собирающей силы. Адвокат должен был вернуть машину в Париж по документам Руни.

Судья из Дублина теперь превратился из Руни в лондонского торговца недвижимостью Майкла Кеннета Дональдсона. На этот раз он воспользовался паспортом, полученным от советника по вопросам иммиграции пакистанцев, который работал на севере Англии и торговал украденными британскими паспортами по восемь тысяч фунтов стерлингов за штуку.

В Лионе Пирсон сел на ночной поезд до Биаррица, расположенного на юго-западном побережье Франции вблизи границы с Испанией. На вокзале его встретила пожилая, пятидесятипятилетняя женщина по имени Мари Лапортье, коммунистка, сестра одного из основателей движения басков за независимость. Мари сама являлась членом этого движения, а еще она поддерживала контакт с группой «Лорка» «временной» ИРА, которая базировалась в Виго — порту, находящемся в четырехстах милях отсюда, по другую сторону Пиренеев. Она имела маленький бизнес, связанный с недвижимостью по обе стороны границы.

Мари Лапортье предложила Юджину Пирсону на завтрак теплые рогалики, горячий шоколад и сыр. И бутылку пива «Кроненбург». Судья молча позавтракал, а затем Мари отвезла его на своем «Рено-20» на границу и дальше в Испанию. Таможенники и пограничники пропустили их без всяких формальностей.

Через восемьдесят четыре минуты Мари Лапортье высадила судью в испанской деревушке Мургуя в предгорьях Пиренеев, и он прождал там два часа, пока наконец потрепанный «додж-пикап», когда-то темно-синий, а теперь облупившийся и поцарапанный, не остановился у маленького бара, где Пирсон сидел и читал «Война на краю света» Варгаса Льосы, потягивая кофе, пиво и минеральную. Неряшливо одетая, но симпатичная девушка лет двадцати девяти выскочила из кабины «доджа», вошла в бар и, проходя мимо Пирсона, поздоровалась с ним на гэльском языке.

В целях предосторожности Юджин Пирсон сначала зашел в туалет, потом вышел из бара и забрался в кабину пикапа. С другой стороны в кабину села девушка, судья внимательно посмотрел на нее.

— Ждете автобус, да? — снова на гэльском спросила девушка, завела двигатель, включила передачу, вывела «додж» на дорогу и развернулась.

— Ты опоздала, — ответил Пирсон тоже на гэльском.

— Я задала вам вопрос, — сказала девушка, снимая правую руку с руля и опуская ее на колено.

Юджин Пирсон вздохнул.

— Я надеялся встретить друга. Он врач…

Эту ответную фразу пароля, предназначенного только для этой встречи, он произнес по-английски.

— Наверное, вы перепутали деревню.

— Он любит приезжать сюда на машине поиграть в карты.

Формальности были завершены, девушка удовлетворенно кивнула и убрала руку с пояса, где под поношенной кожаной курткой у нее торчала рукоятка 9-миллиметрового британского армейского пистолета, который она подобрала на строительной площадке в Белфасте возле тела переодетого английского солдата, корчившегося в смертельной агонии.

— Мы сейчас все чертовски заняты, Джерри и отец Михаил помогают местным парням подготовиться к налету.

Пирсон знал об этом. Баскские террористы планировали летом провести ряд актов в Барселоне, Бильбао и Мадриде. У них не хватало технических экспертов, и Военный совет «временных» приказал группе «Лорка» оказать помощь баскам. Теперь это следовало прекратить, потому что группу «Лорка» отделили от «временной» ИРА, и в ее новую задачу будет входить получение и оптовая торговля кокаином, поступающим в больших количествах из Колумбии через Кубу и Панаму.

— Ты опоздала, Розалин, — повторил судья. — Этого делать не следовало. Я был здесь как на ладони. Наше счастье, что не появились полицейские.

— Черт побери, я же все объяснила.

«Додж» сбросил скорость, Рози надавила на тормоза, переключила передачу, и машина свернула налево, на дорогу с указателем «Бильбао 82 км — Сантандер 127 км». По обе стороны идущей вниз, петляющей дороги тянулся засохший кустарник. Они проехали мимо огромного щита, вырезанного в виде черного буйвола и рекламировавшего пиво или кофе или еще что-то в этом роде.

Рози Хьюз отметила про себя, что после короткого разговора они долгое время не проронили ни слова, но решила не придавать этому значения, а сосредоточилась на дороге. А потом, плюнув на все, включила магнитофон. Певец по имени Сайнид О’Коннор пел «Никто не сравнится с тобой…»

— Давай кое-что уясним в наших отношениях. — Голос Пирсона звучал удивительно мягко. — Я самый большой начальник, которого тебе приходилось встречать в нашей организации, за исключением, естественно, твоего бывшего дружка. — Он говорил о Брендане Кейси, который согласился отправить Розалин в Европу в распоряжение группы «Лорка», чтобы избежать скандала, потому что Кейси был женат и жил в муниципальном доме в Дерри с женой и тремя детьми.

— Значит, так. Опаздывать ты больше не будешь. И прекратишь ругаться. И не потому, что я ханжа, а потому, что люди обращают внимание, когда ругаются хорошенькие женщины вроде тебя, а нам сейчас это абсолютно не требуется.

Рози Хьюз бросила взгляд на Пирсона и пожала плечами.

— Вы начальник?

— Да, начальник, и не сомневаюсь, что ты будешь помнить об этом.

Сказав это, Юджин наклонил голову и задремал.

Рози Хьюз распирала злость. Разве она не доказала, что является надежным боевиком? Разве она не убивала ради их общего дела? Семь мужчин, три женщины и парочка каких-то ублюдочных одаренных детишек, которые случайно проходили мимо. Она решила для себя, что все припомнит этому человеку из Дублина, когда придет время рассчитаться с ним за его высокомерие.

И это явилось роковой ошибкой Рози.

* * *


Пока «Пакет» и «Багаж», то есть Гарри Форд и Малькольм Стронг, завершали начальную подготовку и изучение основ теории и практики шпионажа под руководством Ронни Шабодо, Дэвид Джардин напряженно работал, проводя большую часть времени вне стен стеклянного здания Министерства иностранных дел. Он работал в офисе небольшой туристической компании на Виктория-стрит в Вестминстере, в квартале со старыми домами, в которых размещались похожие друг на друга компании и торговые агентства, занимавшие дома 199–203 по Букингем-гейт. Это средоточие фирм являлось частью оперативного управления и называлось отделом обеспечения тайных операций.

В задачу отдела входило обеспечение агентов самыми надежными легендами, какие только могли предоставить опыт, воображение и технические средства секретной службы. Восхищение у Дэвида Джардина вызывал тот факт, что раньше для составления легенды агента требовались месяцы, а иногда и годы, а теперь отдел обеспечения тайных операций с помощью новейшей техники мог разрабатывать самые различные и настолько надежные легенды, что под них не могли подкопаться даже такие мощные и наиболее опытные службы разведки, как КГБ, Моссад и ЦРУ. И самыми лучшими помощниками в составлении легенд являлись компьютеры, в буквальном смысле слова представлявшие собой произведения искусства. Во всех своих проявлениях. И если один компьютер выдавал информацию, что Джо Браун взял напрокат этот автомобиль, или вылетел этим рейсом, или отсидел такой-то срок… то при подключении к нему другого компьютера (законно или незаконно) проверяющий был вынужден верить в эту ложь и, что Джардин находил наиболее замечательным, передавать эти данные дальше по всем каналам, так что ложь в конце концов превращалась в правду. А несколько хороших актеров, работающих на секретную службу, подтверждали в реальной жизни данные компьютера — спорили и трепались в барах, затевали драки, подвергались аресту в общественных местах, так что ложные данные компьютера очень скоро оседали в реальной памяти доверчивых людей, выполнявших роли статистов в этих сценах.

Так что в Южной Америке, на островах Карибского моря и в Европе оставались следы покупок по кредитным карточкам, авиационных перелетов, гостиничных счетов, проката автомобилей, различных деловых операций. Эта фаза имела кодовое наименование «Затуманивание мозгов», и в ходе ее создавались легенды для агентов операции «Коррида», когда еще даже не было точно известно, кого для нее отберут, — «Багажа» или «Пакета». Легенды подобраны для обоих, Джардин тщательно проверил их, так что могли действовать оба агента. И, если не выйдет у одного, попытается второй.

За этой работой пролетела еще одна неделя.

Четверг, четыре часа вечера. Джардин подумал, что, слава Богу, завтра «день поэтов». Он планировал вылететь на вертолете на «пасеку», ознакомить Малькольма Стронга и Гарри Форда с их оценками и, как он искренне надеялся, удивить их предоставлением трехдневного отпуска и машин. Во вторник к восьми утра они должны вернуться на «пасеку» в готовности к продолжению работы.

Затем он возвратится на вертолете в Лондон и проведет совещание с Ронни Шабодо и людьми из отдела кадров. Дэвид при этой мысли заставил себя не думать о груди и бедрах Кейт Говард.

Но Дэвиду никогда не удавалось обманывать себя. Он знал, когда согрешил, когда был близок к этому, или когда только думал о грехе. После перехода в католическую веру он спал более спокойно и был более… в ладах с собой. Он верил в своего Бога и принимал его как непременную неизбежность, неизбежность… Всепрощенца?.. Вершителя судеб?.. Всемогущую силу в постоянной борьбе с дьяволом?

И да, и нет.

Дэвид Джардин в силу своей наглости, или невежества, или наивности считал Бога этаким приятелем, который знает и понимает единственную среди миллиардов душу — душу Дэвида Арбатнота Джардина. Когда он молился (что часто делал в непозволительной манере, обращаясь к Господу: «Милый Господи, ты на самом деле хороший парень!»), то искренне верил, что его судьба в надежных руках и не стоит суетиться и вырываться из них, потому что хороший парень Бог поможет ему обрести утешение и прощение. Но Дэвид Джардин отнюдь не наивный человек. Он по собственному опыту знал, что жизнь всегда была ужасно дерьмовой для многих людей и довольно дерьмовой для большинства.

А еще он по собственному опыту знал, что бывают в жизни самые неожиданные моменты, когда на глаза наворачиваются слезы: внезапно открывшийся чудесный пейзаж, утонченная музыка, изумление, безрассудная храбрость, детский смех в соседней комнате, понимающий, прощающий взгляд Дороти.

Самая опустошенная, заброшенная душа всегда может найти что-то приятное для себя: солнечный свет, воспоминание… или лучик надежды.

Но если ты не святой и не истинный христианин, то не обходишься без греха, и у Джардина промелькнула еретическая мысль, что, если нет греха, то какая тогда нужда в Боге? А если так, то, значит, Бог сам благословляет грех. И при этой богохульственной мысли он перекрестился, потому что ему нравилось посещать церковь на Фарм-стрит и получать отпущение грехов.

А нынешнее его стремление к греху было связано с Кейт, и он понимал, что это просто вожделение, что она нравится ему, он ее уважает, но в то же время он слишком стар для нее, просто испытывает сексуальный голод после Николь, жены этого ужасного Майкла, приятная любовная связь с которой так внезапно закончилась. Дэвид понимал, что это нанесет ущерб дисциплине в офисе, а если Кейт влюбится в него, то он не сможет сдержаться, а это повредит ее карьере и личной жизни, так что, учитывая все причины, нужно выбросить эту дурь из головы.

Он вовсе не развратник. И, слава Богу, Кейт никогда не узнает о дурацких мыслях, посетивших его.

Зазвонил телефон внутренней закрытой связи.

Джардин снял трубку, и до него дошло, что все это время он смотрел на папку с документами операции «Затуманивание мозгов», занятый мыслями о Боге, грехе и сексе. Он моментально отогнал все мысли.

— Алло… — Голос его прозвучал властно. Горящая лампочка на корпусе телефона означала, что звонок из Министерства иностранных дел.

— Дэвид?

Он улыбнулся.

— Да…

— Дэвид, это Кейт. Ты занят?

— Еще часок поработаю над «Затуманиванием мозгов», потом полечу на вертолете на «пасеку».

— Поосторожней с этими вертолетами. Я слышала, что их называют «божья скорлупка».

— Зато быстрее, чем на машине. Встретимся завтра утром, как и договаривались, да?

— Теперь это зависит от этой маленькой скорлупки с крутящимися лопастями. Я просто хотела узнать, успеешь ли ты к завтрашнему утру.

— Непременно.

Молчание.

— Отлично. Значит, увидимся завтра.

Джардин улыбнулся.

— В вертолете есть еще одно место. Хочешь полететь?

— Я… кто-то пришел ко мне. До завтра.

И телефон замолк.

Дэвид убрал трубку от уха, посмотрел на нее и аккуратно положил на рычаг. Все благородные мысли улетучились, потому что в ее голосе было что-то… обещающее.

Он замурлыкал что-то себе под нос, захлопнул досье, позвонил клерку, чтобы он забрал его и запер, вымыл руки, взял пиджак и дорожную сумку. Садясь в принадлежащую отделу «сьерру», которая должна была отвезти его на вертолетную площадку в Баттерси, Джардин продолжал что-то напевать.


Шесть двадцать восемь утра. Мэг Трефни Вуд, Дайлиф, Уэльс. Сосновые иголки мягким ковром устилают жесткую землю и траву. Дождь шел уже два дня и две ночи, намокшие ветки согнулись под собственной тяжестью, а с небес продолжают падать тяжелые и холодные капли. Мужчина, которого едва видно, неподвижно лежит в мелколесье за рядом сосен и пихт. На нем намокший, разорванный, когда-то синий пиджак и темно-серые брюки, задубевшие от грязи. Поверх одежды натянут толстый пластиковый мешок с дыркой для головы, завязанный на талии веревкой. В левой руке он держит призматический компас, а в правой грязный клочок бумаги с набросками карты местности. Подбородок покрывает грубая щетина. Сквозь утренние сумерки он внимательно вглядывается в заброшенную хижину. Там что-то лязгнуло и послышались приглушенные голоса.

«Не опасно ли идти туда?..» Он напрягся, пытаясь решить для себя этот вопрос. Покрасневшие от воспаления глаза глубоко запали на лице, пахнет от него, как от мокрой свиньи.

А ведь всего пять недель назад это зловещее существо из Мэг Трефни Вуд можно было увидеть на Олд-Бейли в здании лондонского Центрального уголовного суда на слушании дела «Корона против Блума» одетым в мантию и парик. Оно красноречиво обвиняло вора-чиновника выманившего семь миллионов фунтов стерлингов у доверчивых инвесторов, которым страховые компании не собирались возмещать убытки, потому что в документах имелся набранный мелким шрифтом пункт, не предусматривающий ответственности в случае мошенничества.

Малькольм Стронг, то есть «Багаж», энергично вел обвинение, потому что не мог смириться с самой мыслью о том, что самодовольный мистер Блум, объявленный банкротом, будет наслаждаться на свободе миллионами, ловко переведенными на жену. И Малькольм с удовлетворением выслушал приговор, по которому Блума упекли на семь лет.

А теперь он валяется здесь, похудевший на шестнадцать фунтов, похожий на ободранную крысу, и нет ничего в мире важнее для него, чем установление контакта с обитателями хижины, обмен правильными паролями и получение координат последнего места встречи, где, как обещал «Тодзио», его ждет автомобиль, который отвезет его на «пасеку» к сосискам, яйцам, поджаренному хлебу с ветчиной, ко множеству чашек горячего кофе и к чудесной горячей ванне. Малькольм с удивлением понял, что может покалечить любого, кто встанет на его пути.

Первые три недели были заполнены физической подготовкой, изучением основ теории и практики шпионажа, постижением науки подбора тайников и почтовых ящиков для связи, вживанием в легенду, учебой выживания в постоянно враждебной обстановке, тренировками наблюдательности и памяти, обращения с оружием и взрывчаткой, рукопашного боя, ориентирования по звездам. Всему этому их обучали разные инструкторы секретной службы, завоевавшие уважение со стороны двух кандидатов, как еще время от времени называли «Багажа» и «Пакета».

«Багаж» и «Пакет» присвоили кличку «Тодзио»[16 - Тодзио Хидэки — один из главных японских военных преступников, казнен по приговору Международного военного трибунала.] тучному начальнику курсов, у которого на левом предплечье имелись два пулевых шрама и который плохо говорил по-испански, зато бегло по-французски, и, как утверждал этот мускулистый ублюдок «Пакет», отлично владел русским.

И все-таки «Багаж» победил «Пакета», когда они в темноте разбирали и собирали семь пистолетов и автоматов, детали которых были перемешаны по просьбе «Пакета»… что на самом деле было нечестно. «Пакет» подмигнул ему и сказал: «Не так плохо… для любителя». «Я тебе покажу любителя», — подумал «Багаж».

Послышался какой-то шорох, что-то тихонько пошевелилось среди корней засохшей сосны возле заброшенной хижины, из которой во влажный воздух начал струиться дымок.

«Багажу» очень не хотелось быть схваченным. Во второй раз.

После двух ночей занятий случилось неизбежное, и инструкторы схватили их, подвергнув затем энергичному изнурительному допросу. Это было частью курса тренировки поведения на допросах, но разум подсказывал «Багажу», что инструкторы не могут зайти слишком далеко.

Тренировки становились все более серьезными. Теперь все указания давали новые инструкторы, бегло говорившие на аргентинском и колумбийском диалектах. Один раз «Багажа» поймали в маленьком соседнем городке во время занятий по моментальному контакту. Это означает быстрое и незаметное получение чего-то от связников. Возможно, газета, оставленная на столике в кафе, возможно, кассета с пленкой, которую нужно забрать в очереди на автобус, а может, флажок, которыми торгует мальчишка. И как только «Багаж» получил передачу от молодой женщины с коляской — она уронила мягкую игрушку, а он остановился и поднял ее, — его схватили и сбили с ног трое мужчин в рабочей одежде, а потом они затолкали его в фургон, который на первый взгляд загружался у соседнего магазина.

Ему натянули на голову мешок, надели наручники, связали ноги. Допрос и избиение начались прямо в фургоне. И все только на испанском. Малькольму постоянно задавали вопрос, как его зовут, и когда он ответил, что «Багаж», все захохотали.

А потом его бросили в подземную камеру, где бегали крысы. Жестокий допрос без сна продолжался трое суток. Он действительно был жестоким. Дважды «доктор» интересовался, не желает ли он прекратить тренировку и разорвать контракт.

Но Малькольм дал себе клятву, что победит этих ублюдков.

Затем один из охранников допустил ошибку (возможно, преднамеренно?), и «Багаж» огрел его по голове деревянным сидением от унитаза, едва не задушив после цепочкой сливного бачка. И сбежал.

«Багаж» выскочил во двор «Дайлиф-хауза», вдалеке от деревянных домиков. Было около трех часов ночи. Он пробрался в главное здание, где его и нашли утром спящим на кровати одного из инструкторов, которые занимались его поиском.

И, хотя никто даже слегка не похвалил его, похоже, инструкторы остались довольны поведением «Багажа» в данной ситуации.

Да, что-то явно шевелилось возле корней высохшей сосны.

«Багаж» лежал неподвижно. В укрытие он забрался еще затемно, а звуки его шагов заглушил сильный дождь. Ему было не до игры. Пошли все к черту. Он переживет этот… абсурд. И вступит в контакт с «агентами» в якобы заброшенной хижине, только убедившись в полной безопасности, потому что если его схватят, то снова будут допрашивать, как в прошлый раз.

Движение возле сосны стало более заметным. Человек, с профессиональной осторожностью явно изучал окружающую обстановку. Он узнал «Пакета», лицо которого в целях маскировки было вымазано грязью. «Пакет» медленно поднялся и осторожно двинулся к хижине. Единственная дверь хижины сломана и болтается на петлях, окна заколочены досками.

«Багаж», словно рыбка, спрятавшаяся на дне водоема, наблюдал за «Пакетом», затаив дыхание.

«Пакет» остановился в дверях, и «Багаж» услышал донесшийся из хижины спокойный и тихий голос. «Пакет» ответил. Потом ему снова задали вопрос, и он снова ответил. И тут «Багаж» совершенно четко услышал, как кто-то сказал по-испански: «Отличная работа, амиго. Вот координаты последней встречи…»

Но только «Пакет» сделал шаг внутрь хижины, как неизвестно откуда, словно привидения, появились семь инструкторов с «пасеки». Вскочив прямо с земли, они окружили его, завязалась небольшая потасовка, но до серьезной драки дело не дошло. На голову «Пакету» натянули мешок, завернули в пончо, надели наручники и связали ноги, при этом инструкторы сыпали проклятьями по-испански. Раздался шум заведенного двигателя, и к хижине подъехал спрятанный в кустах и укрытый ветками пикап, в который и загрузили «Пакета». Все участники этой сцены тоже забрались в машину, она двинулась вперед и вскоре исчезла в лесу.

«Багаж» пролежал не двигаясь еще час и двенадцать минут, не шевелясь даже тогда, когда требовалось облегчить мочевой пузырь. Он лежал и проклинал секретную службу и вообще всех, кто хоть каким-то образом был связан с ней. И их детей. И детей их детей.

В восемь девятнадцать одинокая фигура выбралась из-под веток пихты. Это была девушка, одетая в джинсы и теплую куртку с капюшоном. Она насквозь промокла и дрожала от холода. Девушка осторожно подошла к хижине, огляделась, вытащила из кармана кусок мела, что-то нацарапала на стене хижины возле двери, повернулась и, пройдя мимо неподвижно застывшего «Багажа», скрылась в лесу.

Спустя восемь минут «Багаж» тихонько поднялся из своего укрытия и подошел к хижине. Все чувства у него были обострены, а повадками он напоминал охотящуюся пантеру. Тишину нарушал только шум капель, падавших с веток.

На стене хижины было написано восемь цифр, из которых «Багаж» узнал, где найти машину, которая отвезет его обратно на «пасеку».

Он шел два часа, прячась, когда чувствовал или слышал присутствие людей. «Машина» оказалась велосипедом с двумя спущенными колесами. Проклиная все на свете, «Багаж» взгромоздился на велосипед и нажал на педали. Через пять минут езды по песчаному склону, который, к счастью, шел вниз прямо в Уэльскую долину, послышался звук приближающегося «лендровера».

«Багаж» быстро спрыгнул с велосипеда, затащил его за кусты и упал на землю позади зарослей папоротника. «Лендровер» показался из-за поворота, который он только что проехал, и к его ужасу замедлил ход и остановился. «Багаж» вжался лицом в землю, полагая, наверное, что, если он никого не видит, то и его не увидят.

Он услышал, как хлопнула дверца, потом тихую английскую речь и мягкий смех. А потом раздались звуки шагов по дороге и траве в его направлении, и вдруг он почувствовал, что кто-то стоит прямо справа от него. В припадке ярости «Багаж», словно тигр, выскочил из кустов папоротника и бросился на врага.

Дэвид Джардин легко отскочил в сторону и, чуть подтолкнув летящего на него «Багажа», опрокинул его на спину. Рядом с Джардином с широкой усмешкой на лице стоял Ронни Шабодо.

— Доброе утро, мистер Стронг, — произнес Джардин, и это было первый раз за пять недель, когда «Багаж» услышал свое настоящее имя. — Поедемте все вместе на завтрак.

На завтрак подали все, о чем Малькольм Стронг мечтал в течение четырех дней. Яичница из трех яиц, гренки, сосиски, грибы, жареная ветчина, маринованные помидоры, пудинг из кровяной колбасы, два стакана сливок, горячий колумбийский кофе, тосты, сливочное масло и толстый кусок оксфордского мармелада «Фрэнк Купер». А еще была горячая ванна, после которой он долго стоял под душем, дважды вымыл голову, прекрасно побрился, освежив задубевшие и осунувшиеся щеки вест-индским экстрактом лайма «Гео Ф. Трампер». Надел чистые хлопчатобумажные носки, джинсы, хлопчатобумажную рубашку от «Блейзера» и свитер из овечьей шерсти цвета морской волны из магазина «Брукс бразерс» в Сити. Малькольм Стронг почувствовал себя обновленным, но ужасно уставшим. Уставшим, но тем не менее злым на систему, подвергнувшую его таким испытаниям, прежде чем он снова очутился в теперь уже привычной обстановке домика из кирпича и дерева, где находилась его комната. Она сверкала безупречной чистотой, паркетные полы тщательно натерты, хрустящие чистые простыни на кровати так и приглашают прилечь. Он посмотрел на часы… шесть минут до назначенной встречи с Дэвидом Джардином и «Тодзио» в главном здании, построенном двести лет назад.

Стронг («Багаж») прилег на кровать и еще раз посмотрел на часы. Путь от «паука», как называли комплекс жилых домиков, до главного здания займет две минуты, так что в его распоряжении имелось еще целых три минуты для полного отдыха.

Гарри Форд первым вошел в главное здание. Он оглядел просторный холл, не зная точно, куда идти. В этот момент в холл вошла худенькая, небольшого роста женщина в зеленом комбинезоне, в руках она держала ведро и швабру, а изо рта торчала сигарета. Форд спросил у нее, как пройти в кабинет директора, причем машинально обратился к ней по-испански. Уборщица посмотрела на него, как на пришельца с другой планеты.

— Извините, дорогой, я не поняла ни слова…

Гарри повторил свой вопрос по-английски. Женщина объяснила ему, что надо подняться по лестнице, пройти по коридору, потом через двери пожарного выхода, спуститься на три ступеньки, пройти в закрытую дверь слева, опять подняться по ступенькам, и там находится кабинет директора.

Разыскивая кабинет, Гарри Форд («Пакет») чувствовал себя не очень счастливым. В начале курса подготовки он понял, что все это ему знакомо, потому что система отбора и тренировки в специальных воздушно-десантных войсках была предназначена для подготовки солдат к ведению тайных операций в глубоком тылу противника в составе маленьких групп или в одиночку, причем в случае необходимости они должны научиться выдавать себя за местных жителей. Физическая подготовка и стрельба для него вообще пустяки, а лекции и занятия по тренировке наблюдательности и памяти похожи на те, с которыми он познакомился в армейской разведшколе в Ашфорде, графство Кент, перед нелегальной работой в Северной Ирландии.

Гарри понимал, что начальство будет делать выбор между ним и этим совсем неподготовленным и чуточку грузным кандидатом, которого он знал только под псевдонимом «Багаж».

Сначала у «Багажа» не было реальных шансов, за исключением того, что он хорошо образован и бегло говорит по-испански с аргентинским акцентом. Но парень оказался упорным. Он все стойко переносил, хотя было ясно, что физическая подготовка причиняет ему страдания. Форд как-то случайно услышал, что «Багажа» очень хвалили за поведение на допросах. А упорство всегда приносит результаты, и этот ублюдок победил его, капитана специальных воздушно-десантных войск, когда они в темной комнате собирали оружие, детали которых были перемешаны. А самое обидное заключалось в том, что его, Гарри Форда, поймали возле этой проклятой хижины в лесу Мэг Трефни после четырехдневных занятий, которые, честно говоря, были трудными даже по меркам специальных воздушно-десантных войск. А «Багажа» не поймали, не подвергли изнурительному допросу, а привезли на машине на завтрак, во время которого он смеялся и шутил с этим начальником Джардином и с «Тодзио», венгром, начальником курсов. Наверняка «Багаж» затаился возле хижины и наблюдал, как хватают его, Форда, а потом выбрал подходящий момент и успешно вернулся назад, а он, герой специальных воздушно-десантных войск, потерпел неудачу.

Тут Гарри подумал, что эта ситуация имеет и свою смешную сторону. Продолжая улыбаться, он нашел кабинет директора, постучал в дверь и вошел.

Комнату заливал солнечный свет, и, наверное, когда «Дайлиф-хауз» был фамильным особняком, здесь размещалась оранжерея. Дэвид Джардин сидел за столом, на котором перед ним лежали две синие папки с белыми наклейками: «Пакет» на одной и «Багаж» на второй.

— Садитесь, Гарри, — пригласил Джардин, раскрыл папку с наклейкой «Пакет» и углубился в чтение.

Через несколько минут раздался стук в дверь. Джардин и не подумал ответить, но через несколько секунд дверь открылась и вошел «Багаж», вежливо оглядев присутствующих.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Дэвид Джардин, не поднимая взгляда от папки.

Прошло долгих четыре минуты, в течение которых Дэвид изучал обе папки. Потом он поднял голову и задумчиво посмотрел на обоих кандидатов.

— Вы оба успешно прошли первый этап подготовки и можете переходить к следующему, — заявил он. — Но теперь мы поможем вам остаться в живых, но не из соображений гуманизма, а потому что от мертвого агента нет никакого толку.

Он посмотрел на каждого из кандидатов.

— Нет ли у вас возражений по этому поводу?

Во взглядах обоих кандидатов появилось что-то похожее на враждебность.

Молчание.

— Отлично, — сказал Джардин и швырнул на стол два конверта. — Это ключи от ваших машин, которые я доставил сюда. Езжайте домой и повидайтесь с любимыми. Назад вернетесь во вторник. В девять утра.

Стронг и Форд уставились на него, потом взяли из конвертов свои ключи. Что это за новый трюк?

— Что мы должны сказать дома? Как много можем рассказать? — спросил Малькольм Стронг.

— Решайте сами. Вы уже многое знаете, и мы вам доверяем. — Джардин поднялся. — Приятного уик-энда.

Вот так все и произошло.


Эдди Лукко сидел на заднем сиденье полицейского коричневого «доджа» без опознавательных полицейских знаков, потягивая через толстую соломинку жидкий шоколад. Рядом с ним на сиденье стояла коробка чипсов с плавленым сыром, и он периодически отправлял их в рот, не отрывая взгляда от входа расположенного на противоположной стороне улицы бара «Чиримиа», который находился между дешевым универмагом и магазином грампластинок с записями валленато. Колумбийский иммигрант Луис, которого 110-й полицейский участок выделил в качестве сопровождающего для Лукко и Варгоса, объяснил им, что валленато — это стиль музыки Карибских островов, весьма популярный в Колумбии.

Колумбийцы с Анд и с побережья Карибского моря называли «Чиримиа» бродячий уличный оркестр, об этом тоже поведал Луис, который в общем-то был индейцем-тайрона с примесью испанской и шотландской крови. Как он сам утверждал, произошло это в результате любовной связи его пра… пра… пра… пра… прабабушки, индианки из племени тайрона, с пиратом по имени Дж. Мурдо Маклеод. Очень скоро Лукко понял, что этот парень так же сильно любит Колумбию, как сильно ненавидит бандитов из Антьокии. Его трех братьев, отца и еще семь человек вытащили из бара в Барранкилье, отвезли на побережье в Картахену и расстреляли партизаны из группы «Национальная народная армия», о которой никто раньше даже и не слыхивал. Ходили слухи, что эту группу составляли изменники, порвавшие с «Революционными вооруженными силами Колумбии», которым не понравилось намерение этой организации примкнуть к популярной в то время на демократической политической арене партизанской группе «М-19».

Исполняющего обязанности лейтенанта Эдди Лукко утомила эта лекция о сложных взаимоотношениях революционных колумбийских группировок. Однако ему все стало ясно, когда Луис пояснил, что убийцы часто устраивали подобную резню по контракту с кокаиновым картелем, которому не удались недавние попытки силой оружия заставить местных индейцев-тайрона работать в спрятанных в джунглях кокаиновых лабораториях, представляющих собой маленькие крепости, построенные картелем для производства кокаиновой пасты почти во всех государствах Южной Америки. Борцы за свободу были просто бандитами. И это стало ясно как божий день.

Лукко также понимал, что у Луиса имеется серьезная причина, чтобы навредить торговцам кокаином и местным наркобаронам, так что его первоначальные возражения против работы с колумбийцем, пусть даже и гражданином США, быстро улетучились после нескольких кружек пива и беседы с Варгосом. На самом деле эти несколько недель, проведенные в районе Джэксон-Хейтс, который называли Маленькой Боготой и в котором находился 110-й полицейский участок, произвели большое впечатление на Лукко. Он увидел, что Луис сообразительный, трудолюбивый парень, симпатичный, гордится тем, что он колумбиец, и, черт побери, способен улыбаться перед лицом несчастья.

И Лукко обнаружил, что в душе ему нравятся колумбийцы. А так как самые опасные люди, с которыми он когда-либо встречался, — которые стреляли, резали, подвергали пыткам итальянские мафиозные семьи Нью-Йорка, ирландскую мафию и кровожадных «ярдиз», чтобы расчистить себе путь и заставить всех иметь дело только с ними, — все были колумбийцами, и Эдди понимал, что убийцы, за которыми он охотился, вполне возможно, окажутся такими же симпатичными, жизнерадостными… и смертельно опасными.

В баре «Чиримиа» и находился тот телефон, номер которого Рикардо Сантос — покойный, по словам Симбы Патриса, дал швейцару Луису (знавшему его как Энрикеса) из отеля «Хэмптон хауз» вместе с банкнотой в сто долларов. Лучшая ниточка, которая оказалась у Лукко, поэтому он и организовал наблюдение за баром в часы его работы. Он также добился разрешения на прослушивание трех телефонов бара, но переведенные с испанского и иногда ломаного английского записи не выявили ничего существенного.

Лукко увидел, как из бара вышел Сэм Варгос. Сэм был американцем во втором поколении, но его родители-кубинцы до сих пор говорили по-испански, а жена была из Пуэрто-Рико, поэтому, как и многие жители Нью-Йорка, он говорил на двух языках. На Варгосе надеты джинсы, клетчатая рубашка, коричневый свитер и старая, потрепанная кожаная куртка. В Нью-Йорке стоял холодный день, подходя к машине Сэм растирал замерзшие руки, а изо рта при дыхании вырывался пар, окутывавший его, словно шарф.

Сиденье заскрипело, когда Луис передвинулся с места водителя на пассажирское кресло, а Варгос уселся за руль и захлопнул дверцу. Слегка потрескивала радиостанция, настроенная на три частоты, — отдел по убийствам, местная сеть и 110-й полицейский участок. Другие сообщения должны передаваться через отдел по убийствам.

— Ну что? — поинтересовался Лукко.

— Все как прежде, обычный бар, ребята пьют пиво и жуют мясо. Слава Богу, нет музыкального автомата. Два бармена и управляющий… как и вчера, позавчера и позапозавчера.

— А о чем хоть они говорят?

— О мужчинах, женщинах, велосипедных гонках, футболе. О зарплате, ценах на пиво, ну в общем все как обычно. Понимаешь, Эдди, не обижайся, но даже несмотря на то, что у тебя здесь четыре машины и пятнадцать топтунов, мы все же можем вытянуть большую пустышку. Это у тебя чипсы? Пахнут неплохо.

Эдди Лукко вздохнул и передал полупустую коробку чипсов с плавленым сыром своему напарнику. Потом задумчиво уставился в затылок Луису. Парень замечательный, всегда дает хорошие, полезные советы, когда его спрашивают, не считается со временем, если того требуют интересы расследования, за него поручились серьезные детективы из 110-го полицейского участка, некоторые из которых даже доверяли ему свои жизни. И все-таки… этот Луис колумбиец.

Внезапно Лукко почувствовал к нему нечто большее, чем обычное недоверие полицейского к гражданскому лицу, но чувство справедливости все же подсказало, что картель и связанные с ним преступники просто опорочили репутацию всех колумбийцев в глазах даже таких непредвзятых людей, как он. В конце концов, ведь и сам Эдди Лукко — американец итальянского происхождения, но он не испытывает ничего, кроме презрения, к мафии. Так что не каждый колумбиец бандит или продажный наемник картеля. Это ясно, и Лукко понимал, что если хочет продвинуться в своем расследовании, то ему придется доверять более чем нескольким обитателям Маленькой Боготы.

И тут его осенила идея, о которой впоследствии капитан Моллой сказал, что так поступил бы любой опытный детектив, когда место наблюдения плотно обложено.

— Сэм, отправь-ка в бар прямо сейчас трех человек. Скажи им, что телефон-автомат прозвонит несколько раз, потом замолкнет и снова зазвонит. Я хочу знать реакцию на звонок и кто подойдет к телефону. Если он с кем-то будет говорить, то мне надо знать с кем. Или, может, напишет записку и передаст ее, понимаешь? А если он или тот, с кем он свяжется, выйдет из бара, я хочу, чтобы проследили весь его маршрут. Куда бы он ни пошел.

— Будь спокоен, — ответил Варгос и взял переговорное устройство, выглядевшее как обычный радиотелефон.

Он начал отдавать указания, а Лукко по другому телефону приказал одному из детективов отправиться к телефону-автомату на Хадсон-стрит рядом с рекой.

Спустя семь минут, три проинструктированных переодетых детектива вошли в бар.

Из машины Лукко связался с отделом по расследованию убийств, и они переключили его на обычную телефонную линию. Он набрал номер телефона-автомата в баре.

Послышалось несколько гудков, потом ответили:

— Бар «Чиримиа», слушаю вас?

— Сеньора Энрикеса, пожалуйста… — попросил Лукко со вполне сносным испанским акцентом.

— Кого?

— Энрикеса, — повторил Лукко и пояснил, что этот номер телефона ему дал сеньор Энрикес, которому запонадобилась кое-какая информация.

Наступила пауза, потом в трубке раздался другой голос.

— Сеньора Энрикеса здесь нет.

— Но сеньор Энрикес просил меня позвонить по этому номеру, — настаивал детектив, — даже собственноручно записал его.

Снова наступила пауза, потом прозвучал ответ:

— Если он появится здесь, то где сможет найти вас?

Сердце у Эдди Лукко заколотилось сильнее, он назвал номер телефона-автомата на Хадсон-стрит, сказав, что застать его можно будет в течение ближайших двух часов.

— Я не знаю сеньора Энрикеса, но если кто-то с таким именем позвонит и спросит, не звонили ли ему, то я передам этот номер, хорошо?

— Большое спасибо, — ответил Лукко и положил трубку.

А тем временем в баре ответивший на звонок бармен Алехандро Доминго вернулся за стойку, поработал еще полчаса, затем снял фартук и приказал младшему бармену заменить его. Вымыв лицо и руки в туалете под наблюдением двух детективов, бармен надел стеганую парку, фетровую шляпу и вышел из бара.

Алехандро Доминго перешел улицу и направился в расположенное в четырех кварталах от бара бюро путешествий «Эль Парадизо», а за ним следовали двое детективов — мужчина и женщина — и пять неприметных машин. Мгновенно и незаконно было организовано прослушивание телефонов бюро путешествий, откуда как раз звонили в телефон-автомат на Хадсон-стрит. Раздавались гудки, но телефон не отвечал. Лукко ругал про себя полицейского, который должен был быть уже там и ответить на звонок. Может быть, он застрял в дорожной пробке или попал в аварию? Лукко понимал, что удачная затея может обернуться крахом. И в этот момент какой-то парень, похоже, просто бродяга, накачавшийся дешевым вином, снял трубку. Разговор получился совершенно бестолковый, и, когда звонивший повесил трубку, не трудно было представить себе, что он поносит Алехандро за то, что тот неправильно записал номер телефона. Так что не произошло ничего страшного, потому что все, что требовалось от этого подслушивания, так это записать на пленку голос звонившего.

Пленка была моментально отправлена в отдел разведки Департамента полиции Нью-Йорка, где хранились записи голосов известных преступников, включая торговцев наркотиками, по которым можно установить их личность с такой же точностью, как по отпечаткам пальцев.

Голос человека, звонившего из бюро путешествий «Эль Парадизо», принадлежал некоему Хуану Бакьеро Камачо, разыскивающемуся в Майами по подозрению в контрабанде наркотиков.

Эдди Лукко откинулся на сиденье и облегченно улыбнулся. Он протянул ладонь Варгосу, который шлепнул по ней, поздравляя напарника.

— Вот мы и зацепились… — сказал Лукко и посмотрел прямо в глаза Луису, который усмехнулся в ответ.


12

Палач, ниспосланный Фигляром


Дэвид Джардин стоял у окна своего углового кабинета на восьмом этаже и смотрел на крышу Ламбетского дворца. После стольких лет пребывания в этом кабинете он уже не обращал внимания на часы-куранты Биг Бена на том берегу реки или на флаг, развевающийся на главной башне палаты лордов всего в миле отсюда. В данный момент он наблюдал за авиалайнером «Конкорд», летевшим в вечернем небе на запад в направлении аэропорта Хитроу. На борту этого авиалайнера находился человек (Дэвид знал это точно, потому что держал в руке список пассажиров), путешествующий с перуанским паспортом на имя Луиса Осорио Рестрепо. По профессии он был адвокатом и консультантом международного банка «Банко ди коммерсио принсипал» с отделениями в Ла-Пасе, Каракасе, Рио-де-Жанейро, Женеве и Барселоне.

Джардин знал, что Рестрепо являлся одним из самых доверенных советников Пабло Энвигадо. В сообщениях из Парижа от французской службы безопасности говорилось, что Рестрепо недавно посетил собрание банкиров в Париже, где обсуждались вопросы финансирования строительства завода по сборке японских автомобилей в Аргентине. Останавливался он в отеле «Крийон» вместе с двумя помощниками, которые скорее всего были телохранителями. На следующий день после совещания Рестрепо вылетел в Женеву, а за полтора часа до вылета его самолета на мосту, ведущем на набережную Анатоля Франса, произошло убийство в гангстерском стиле известного торговца кокаином, владельца ресторана в Венеции по фамилии Монтепалчино. Подобное совпадение привлекло внимание всех заинтересованных служб, в том числе и офиса Джардина. Тот факт, что это сообщение поступило к нему через шесть недель после происшествия, не удивил Джардина. Вполне типично для бюрократии в сфере разведки.

Дэвид Джардин знал, что Пабло Энвигадо был поставщиком Монтепалчино, а венецианский трансвестит руководил частью европейской сети распространения кокаина. И он ничуть не сомневался, что адвокат Энвигадо получил задание найти организацию оптовиков, чтобы заменить убитого, известного в подпольном мире под кличкой Венецианская Шлюха.

Пока он гадал о причинах, побудивших Рестрепо посетить Лондон, Ронни Шабодо, Кейт Говард и Билл Дженкинз, сидя в его кабинете, молча читали оперативный план Джардина для операции «Коррида», включавший и последние корректировки так называемого «выпуклого следа», который в настоящее время прокладывался в Южной и Северной Америках и Европе с целью создания легенд для «Пакета» и «Багажа».

Когда громоподобный, всегда драматичный рев «конкорда» смолк, Дэвид так еще и не решил для себя, что Рестрепо собирается делать в Лондоне. Переодетые агенты отдела специальных расследований таможенной службы уже находились на месте, и они проследят за каждым его шагом, но и Рестрепо наверняка знает об этом, а значит, и будет вести себя соответственно. Но, как бы там ни было, одно можно было утверждать определенно: куда бы ни направлялся Рестрепо, это обязательно связано с делами картеля.

Дэвид пожал плечами и повернулся к присутствующим. Его личная секретарша Хетер молча наливала всем кофе.

Кейт сидела закинув ногу на ногу, прядь волос упала на нос, слегка перекосив очки. Джардин заметил, что одна пуговичка на ее розовой хлопчатобумажной блузке расстегнулась — как раз прямо над поясом твидовой юбки «Егерь». Он точно знал, что юбка имеет эмблему «Егерь», потому что, когда он любезно заметил Кейт, что ему нравится ее юбка, она сообщила, где купила ее. Должно быть, она почувствовала, что он смотрит на нее, потому что подняла взгляд, посмотрела ему прямо в глаза и вновь вернулась к досье.

Дэвид оглянулся и встретился взглядом с Ронни Шабодо, который незаметно, с довольным видом покачал головой и углубился в изучение досье операции «Коррида».

— Все прочитали?.. В «Керзоне» идет хороший фильм, и я надеялся успеть на сеанс в восемь десять.

— Что за фильм? — поинтересовался Билл.

— «Сирано де Бержерак». С Джеральдом Депардье. Слышал, фильм очень хороший.

— Ладно. — Шабодо бросил последний взгляд на досье и закрыл его. — Я готов, — сказал он и посмотрел на часы.

Джардин подумал, есть ли у Ронни маленькая тарталетка, как венгр однажды назвал любовницу известного политика. Кто-нибудь, кто скрашивал бы его скуку в неубранной холостяцкой квартире, которую Шабодо именовал домом.

— Жераром, а не Джеральдом, — поправила Кейт, сняла очки и протерла их краешком розовой хлопчатобумажной блузки.

— Что? — Джардин бросил взгляд на Шабодо, подумав, что это замечание относится к его тщательно продуманному плану.

— Жерар Депардье, — пробормотал Билл Дженкинз, делая какие-то пометки карандашом на полях своей копии совершенно секретного досье операции «Коррида».

Да, кофе, разумеется, не самая хорошая идея. Лучше было бы устроиться в комнате для совещаний с пивом и бутербродами.

— Мне кажется, план очень хорош. — Ронни запустил свою трубку в пакет с табаком «Холланд-хаус». — И, возможно, он даже сработает, — усмехнулся он, обнажив в улыбке зубы.

«Раз он уходит из офиса вставив зубной протез, значит, точно собирается провести ночь с пятницы на субботу с тарталеткой», — подумал Джардин. И вдруг поймал себя на том, что смотрит на Кейт. Она снова водрузила на нос очки, слегка подправив их средним пальцем правой руки.

— Это важно. — Дэвид перевел взгляд с Кейт сначала на Ронни, затем на Билла. — Важно, чтобы Пабло обратил внимание на нашего человека, нашего агента. Он должен думать, что сам им заинтересовался, и не иначе… Это мое личное мнение, оно не изложено на бумаге, и, когда я скажу вам почему… Спасибо, — он принял из рук Хетер чашку кофе и слегка наклонился над столом, упершись локтями в край, — …вы все поймете… Хетер, будь добра, посторожи в приемной.

Он подождал, пока Хетер вышла из кабинета и закрыла за собой дверь, и теперь был уверен, что надежно защищен от неожиданных посетителей. И тогда Дэвид объяснил свой план. Все смотрели на него и слушали с возрастающим интересом, иногда даже слегка сомневаясь в его идее, так прозаично изложенной на бумаге (потому что начальники Джардина были весьма прозаичными людьми). Но идея была где-то даже пугающе… гениальной. У Джардина репутация бездельника, полагающегося только на свою редкую интуицию и держащегося на плаву за счет прежних заслуг. И вот он снова во всем великолепии блистает незаурядностью мышления.

И всем присутствующим в этом уютном кабинете в северо-западном углу громадного здания из стекла и бетона начало казаться, что Дэвид Джардин знает абсолютно все о Пабло Энвигадо, картеле, колумбийских политиках, вообще о колумбийцах, о человеческой натуре, о всех тайных винтиках шпионажа в любой форме.

Но среди впечатляющих и оригинальных мыслей имелась одна, похожая на бомбу, так что, когда он закончил, в кабинете воцарилась мертвая тишина.

Джардин отхлебнул уже остывший кофе.

— Да, это уж слишком дерзко, — подал голос Билл Дженкинз.

— Вопросы… — предложил высказываться Джардин.

Кейт и Дженкинз взглянули на Ронни Шабодо, обладающего наибольшим опытом в вопросе неортодоксальных решений в разведывательной работе. А он смотрел на свою трубку, которую выколачивал в маленькую пепельницу. Спустя минуту, он поднял глаза и внимательно посмотрел на Джардина.

— Дэвид, безусловно ты все тщательно продумал, но нас беспокоит, почему ты считаешь, что можно доверять… «Дельфину»? — Он говорил о той, похожей на бомбу мысли, касавшейся человека по кличке «Дельфин», который должен сыграть основную роль в плане Джардина.

Джардин выдержал его взгляд и долгое время молчал, затем наконец сказал:

— Я знаю, что могу доверять «Дельфину».

Его спокойный и уверенный тон положил конец дальнейшим дискуссиям.

А так как других вопросов не было, совещание на этом закончилось. Присутствующие, какие-то задумчивые и подавленные, собрали свои вещи, кто блокнот, кто пакет с табаком, кто очки. Подавленные, потому что план Джардина буквально ошеломил их. Он основывался на доверии и помощи, рассудительности международного преступника, который провел двадцать лет в тюрьме в Майами. Шабодо очень редко вступал в споры, но по его виду было ясно, что он недоволен тем, что Джардин заранее не обсудил этот вопрос с ним с глазу на глаз. Да и вообще не посоветовался при составлении плана.

Они перекинулись несколькими словами с Хетер, зашедшей в кабинет, и собрали пронумерованные папки с досье операции «Коррида», чтобы сдать их в секретную часть.

Уже направившись к двери, Билл Дженкинз остановился и повернулся к Джардину.

— Ну, если ты считаешь разумным (сэр Стивен сказал бы «благоразумным»)… рисковать нашим агентом, класть его голову на плаху…

— Билл, мы с тобой не сестры милосердия.

— Да, это я понимаю. — У Билла была своя причина волноваться, потому что его работа заключалась в обеспечении необходимого оперативного прикрытия. Именно Билл руководил операцией «Затуманивание мозгов». — Ладно, будем считать, что это сработает. «Дельфин» прикроет… но каким образом, Дэвид, наш человек все же привлечет к себе внимание Пабло? Ведь мы должны заставить Пабло поверить, что он сам обратил внимание на нашего человека.

— Ох, да я что-нибудь придумаю, — ответил Джардин, имея в виду, что он уже придумал, но еще не готов обсуждать этот вопрос с коллегами.

Ронни Шабодо в третий раз за полчаса посмотрел на часы, сердито глянув на Джардина, как это мог сделать только человек из Восточной Европы, и, пожелав всем приятных выходных, вышел из кабинета, а за ним последовал Билл Дженкинз.

Джардин вернулся к окну и посмотрел на темнеющее лондонское небо, тут же внезапно по пуленепробиваемому стеклу застучали капельки дождя. Кейт положила очки в сумочку и сняла со спинки кресла свой вязаный джемпер. После ухода коллег они оба остро ощущали присутствие друг друга.

— Сирано… — произнесла она, глядя на Дэвида и откидывая с лица непослушную прядь волос.

— Именно так, — сказал Джардин и повернулся, чтобы добавить что-нибудь резкое, но был поражен ее взглядом.

«Ради Бога, Дэвид, — подумал он, — не допускай повторения спектакля». И он придал своему лицу безразличное выражение, будто Кейт была для него просто приятной сотрудницей. Но это выражение никого не обмануло.

Дождь тихонько стучал по пуленепробиваемым стеклам, на книжной полке, рядом с ним, тикали старинные часы.

— Я тоже собиралась посмотреть этот фильм. Но все время ужасно занята… — Кейт улыбнулась и пожала плечами. — Уже пройдет, пока я соберусь.

Она повернулась и направилась к двери. Дэвид Джардин поднял с кресла пиджак и сунул руку во внутренний карман, проверяя на месте ли бумажник. Уже в дверях Кейт обернулась, чтобы попрощаться.

«Сейчас или никогда», — подумал Джардин.

— Послушай, Кейт, я иду в кино один.

Кейт посмотрела на него, сейчас у нее на лице было такое же равнодушное выражение, как и у него.

— Не возражаешь, если и я пойду?..

— Только если не будешь есть воздушную кукурузу и хрустеть фантиками от леденцов. — Он усмехнулся. — Встретимся внизу… через полчаса?

Легкая пауза. В этот момент зазвонил телефон.

— Хорошо. — Кейт кивнула в знак согласия, вышла из кабинета, а Дэвид снял трубку телефона.

— Алло?

Звонил молодой и честолюбивый главный суперинтендант специального отдела столичной полиции Энди Ланг.

— Мистер Джардин?

— Энди, как поживаете, черт побери?

— Я по поводу этого типа.

Честолюбивый молодой начальник специального отдела не тратил времени на лишние разговоры. Он координировал разведывательную информацию полиции, таможни, службы безопасности, отдела расследования Управления налоговых сборов и МИ-6, как иногда называли подразделение секретной службы, в котором работал Дэвид Джардин. Под «этим типом» он подразумевал Рестрепо.

— Слушаю.

— Вышел из самолета и тут же пересел на другой.

— Куда направляется?

— В Женеву. Звонил управляющему женевским отделением компании, собираются ужинать в отеле «Ричмонд».

— Что сделано?

— Мы посадили в самолет двух офицеров под видом супружеской пары. Швейцарская таможня просто возьмет его на заметку и все. Мы подумали, не смогут ли ваши люди проследить за ним в Женеве.

Джардин понял, что эти слова означают «прощай Сирано», а кроме того лишают его манящей возможности вдохнуть запах этих прекрасных грудей, пахнущих пудрой «Джонсон». А еще…

Черт бы побрал проклятую «фирму» и вообще всю секретную службу. Надо было пораньше уйти из кабинета, любой стажер знает, что в пятницу надо смываться уже в половине четвертого.

— Разумеется. Правда, не знаю, где прямо сейчас искать людей, но ночной дежурный должен знать, кто где находится… я посмотрю, что можно сделать. И еще одна маленькая деталь. Отправьте мне факс со всеми подробностями, ладно? На мой личный номер. И пусть ваша семейная парочка продолжает наблюдение, пока мы их не сменим. Они могут нам очень понадобиться, подозреваю, что каждый человек будет на счету.

— Понял вас. Чертовы пятницы, прямо закон подлости, не так ли?

И полицейский, к которому Дэвид Джардин начал испытывать непреодолимую антипатию, повесил трубку. А Дэвид машинально снял трубку внутреннего телефона и набрал номер кабинета Кейт. Послышалось несколько звонков, а потом раздался запыхавшийся голос Кейт.

— Алло?

— Ты меня возненавидишь…

— Какой-нибудь чертов звонок, да?

— Да, чертов звонок. Я должен организовать слежку в… Европе. Это подручный нашего главного объекта. Похоже, у меня вся ночь будет занята.

— Тебе нужна помощь?

— Что?

Кейт не участвовала в операциях, за исключением тех моментов, когда требовалось отобрать агентов, как в случае с «Багажом» и «Пакетом». Но Ронни Шабодо предупреждал Джардина, а может, просто трепался, что ее очень привлекает оперативная работа. И вот удача распорядилась так, что вечером в пятницу, когда все уже смылись по домам на выходные, за исключением нескольких энтузиастов и шифровальщиков, и когда возникли… чрезвычайные обстоятельства, заместитель шефа по кадрам оказалась вовремя под рукой.

— Я спросила, нужна ли тебе помощь? Все равно собиралась идти в кино…

Джардин улыбнулся.

— Как хочешь. Но предупреждаю, что это займет много времени.

— Принести что-нибудь из столовой?

— Да мы тут неплохо укомплектованы. Есть печь, холодильник, бутерброды и замороженная пицца. Не хуже, чем в отеле «Ритц».

— Сейчас приду. — С этими словами она положила трубку.

Джардин посмотрел на телефон и покачал головой. Может быть, это просто тоска по прекрасному, но недоступному теперь телу Николь Уотсон-Холл? Или настоящая страсть именно к Кейт?

Но ведь не могут же они позволить себе заняться любовью в офисе? До Джардина доходили слухи о подобных прецедентах, но, конечно, не на уровне куратора направления. Это будет уж слишком. А что, если Стивен Маккрей, живущий в другом часовом поясе, войдет и застанет одного из своих высокопоставленных подчиненных… даже и думать об этом не стоит. Джардин усмехнулся при мысли, что Стивен Маккрей может сказать: «Простите, что помешал вашему приятному занятию». Он поднял взгляд и увидел стоящую в дверях Хетер, готовую уже отправиться домой.

— Что-нибудь еще, Дэвид?

А он совсем и забыл о существовании Хетер. В его взгляде появилось выражение вины. Хетер все знала о Рестрепо, потому что одной из ее обязанностей было собирать данные по Южной Америке, поддерживая постоянную связь со специальным отделом Скотленд-Ярда и таможней. А ведь Хетер тоже мечтала о том, что однажды ее возьмут за руку и введут в мир настоящих секретов, что было для нее почти невозможно из-за отсутствия университетского диплома.

Джардин улыбнулся и запустил пятерню в растрепанные волосы.

— Да, тут возникла довольно интересная ситуация. А ты ведь говоришь по-французски, да? Как ты смотришь на то, чтобы задержаться? Нам надо будет связываться со швейцарцами. — И как бы невзначай добавил: — И Кейт придет, поможет…

Хетер радостно улыбнулась. Ее совершенно не смутил тот факт, что ее ухажер уже выехал, чтобы встретить, после чего они собирались пойти в «Брукс-клаб» в Сент-Джеймсе выпить коктейль и поужинать.

Джардин печально покачал головой, ему вовсе не хотелось выглядеть в глазах Хетер этаким добреньким дядюшкой.

— Ладно, тогда пойди к дежурному и очень вежливо поинтересуйся, сможет ли он быстро организовать нам связь. Еще мне нужен план Женевы и архитектурный план женевского отеля «Ричмонд». Да, и пригласи ко мне шифровальщика, надо будет быстро связаться с нашим посольством в Берне и нашими людьми в Женеве.

В результате энергичных действий Джардина, когда человек, называющий себя Рестрепо, вышел из приземлившегося в Швейцарии самолета компании «Сюисэр», прошел таможню и паспортный контроль, команда, состоящая из агентов британской секретной службы и разведки Швейцарии, уже ждала его на месте. Они заняли наблюдательные посты как внутри, так и вокруг роскошного, пятизвездочного отеля «Ричмонд», из которого открывался изумительный вид на Женевское озеро и освещенный прожекторами фонтан высотой сто футов.

Джардин был благодарен Энди Лангу из Скотленд-Ярда за информацию, но уже во время их разговора Дэвид решил для себя, что нет необходимости привлекать к этой слежке полицию, таможню и прочие официальные службы Швейцарии, потому что для операции «Коррида» был бы крайне нежелателен арест Рестрепо. Ему отводилась главная роль в той игре, которую задумал Дэвид с целью внедрения в кокаиновый картель. Да, именно Рестрепо, и еще одному человеку по кличке «Дельфин», сидевшему в тюрьме в Майами.


Город Виго на севере Испании раскинулся на прибрежных холмах, откуда извилистые улочки ведут вниз к порту. В нем можно наблюдать одни из лучших бои быков. Есть в городе и небольшой бар со столовой для местных рабочих, водителей грузовиков, матросов с лайнеров и грузовых судов, являющихся главной жизненной силой города. Тот бар не отмечен ни в одном путеводителе или указателе мест питания, но в нем стоят чистые, покрытые красным пластиком столы, деревянные стулья, имеется прилавок со стеклянной витриной, где поверх кусков льда лежит свежевыловленная рыба и ракообразные. В любое время дня владелец заведения Альфонсо постоянно что-то готовит на большой, закопченой алюминиевой сковороде. Вино подается в бутылках без этикеток белого, светло-желтого или красного цвета в соответствии с букетом вина, а пробки залиты пурпурно-фиолетовым парафином. Всегда есть холодное испанское и французское пиво, но никогда не бывает немецкого пива, потому что отец и мать Альфонсо были убиты по другую сторону гор во время гражданской войны в Испании в 1938 году, они погибли под бомбами, сброшенными легионом «Кондор» Адольфа Гитлера, который использовал войну в Испании для приобретения ценного опыта блицкрига.

Юджин Пирсон ковырял вилкой салат из креветок, сидя за длинным столом в дальнем углу зала под выцветшим плакатом с изображением матадора по имени Ордонес. Рядом с ним сидел коротко стриженый мужчина лет пятидесяти в дешевом черном костюме, черной рубашке с высоким стоячим воротником, которые носят священники, на уголке которого вышито маленькое золотое распятие. Звали этого человека отец Имон Грегсон, принадлежал он к католической церкви и преподавал в семинарии в графстве Корк, однако его официально предупредили об увольнении и возможном лишении сана за постоянные отлучки и разъезды по Европе по делам партии Шинн фейн, а еще до епископа дошли слухи о его ведущей роли во «временной» ИРА.

Напротив Пирсона сидел худощавый загорелый мужчина в темно-синем свитере, черной кожаной куртке, потертых джинсах и пыльных кожаных массивных коричневых ботинках на толстой резиновой подошве. Щеки и подбородок его покрывала трех-четырехдневная щетина. Один из самых разыскиваемых в Европе людей Джерри Девлин. Один из тех, кто устроил взрыв в «Гранд-отеле» в Брайтоне, когда были убиты несколько ведущих членов британского правительства и едва не погибла Маргарет Тэтчер.

Как и Брендан Кейси, он начал свою карьеру во «временной» ИРА с уличных убийств, как и Кейси, вплотную подбирался к своим ничего не подозревающим жертвам, а потом пускал в ход «кольт» калибра 0,45 дюйма, подаренный сочувствующими фанатиками из Нью-Йорка. Два выстрела в лицо жертвы в клочья разносили голову. Иногда Джерри нравилось наблюдать, как на лице жертвы внезапно появляется выражение страха: «Ох, почему меня, Боже, пожалуйста, не надо». Девлин вынужден признавать, что наслаждается этими моментами, ощущая себя орудием смерти республиканцев.

В конце концов, какой смысл быть террористом, если не можешь наводить ужас на врагов? И тогда он обнаружил, что ему доставляет удовольствие совершать убийства на глазах людей. Сначала на глазах соратников-террористов, затем случайных прохожих на улице или около бензоколонки, посетителей баров. А потом, неизбежно, и на глазах жен и детей объектов, как он именовал свои жертвы. Это было похоже на ощущение… безграничной власти, этакого оргазма-триумфа, когда он убивал какого-нибудь королевского констебля Ольстера или плотника, проигнорировавшего предупреждение не работать по военным контрактам, или какого-нибудь ублюдка-протестанта, а отпрыски и жены ублюдков-протестантов вопили от страха и застывали от ужаса, не в силах поверить в происходящее.

Девлин подошел уже к той стадии, когда все сильнее и сильнее стал ощущать настоятельную потребность срывать с лица черную маску, показывать на себя указательным пальцем и кричать: «Да! Смотрите! Это я, Джерард Мэри Девлин! Ангел смерти!»

Но подобные выходки являлись нарушением дисциплины, и организация отправила его в Нью-Йорк подлечить психику, где он работал в каком-то баре, а ведь могло быть и хуже… Никто из членов движения не забыл печальной участи Джимми Рурка, которого «временные» судили и влепили две пули в затылок за занятие онанизмом в машине после бегства с места убийства.

После двадцати девяти актов с использованием взрывчатки, где отсутствует персональный контакт с жертвой, Девлин заявился к Брендану Кейси и Сайарану Мерфи и заявил, что с него довольно. Не могут ли они дать ему какое-нибудь другое задание? И, к его удивлению, они сообщили, что создают новую группу на севере Испании для взаимодействия с баскскими террористами. Ходили слухи, что члены существующей группы из Барселоны ударились в пьянство и разврат, потеряли всякую осторожность и ведут себя вызывающе. А один из членов группы случайно убил двух студентов-басков, которых обучал изготовлению взрывных устройств, объяснив коротко при этом, что они «неудачно попрактиковались».

Девлин учил испанский в христианской школе, в восьми случаях, когда вокруг него сгущались тучи, он скрывался в Испании. Наиболее серьезная опасность нависла над ним, когда тайный осведомитель, работавший электриком в управлении королевских констеблей Ольстера, сообщил, что специальные воздушно-десантные войска прислали команду из четырех специалистов по тайным операциям — все старшие сержанты, инструкторы по рукопашному бою — с единственной задачей убить Джерри Девлина.

Не случайно разведка «временной» ИРА проявляла повышенный интерес к специальным воздушно-десантным войскам, которые любили и умели устраивать засады и убивать, что вызывало невольное уважение у «временных». А может быть, даже и страх. «Временным» приходилось несколько раз сталкиваться с десантниками из Герефордского полка, и, честно говоря, эти стычки всегда заканчивались для террористов все новыми трупами, тогда как «команда гостей», как называли десантников в бригаде «Белфаст» ИРА, несли минимальные потери.

За время своих восьми вынужденных визитов в Испанию, Джерри Девлин здорово поднатаскался в испанском, совсем не похожем на тот, что он изучал в школе в Белфасте. Поэтому Брендан Кейси и послал его в Испанию с целью реорганизовать группу для связи с басками (это было три года назад), причем он получил инструкции пересмотреть состав группы, укрепить дисциплину, ужесточить конспирацию и быть в готовности для дальнейших действий в поддержку дела республиканцев.

Когда Девлин прибыл в Барселону, ситуация оказалась еще хуже, чем могли себе представить руководители организации. В группу входило несколько левых активистов и радикально настроенных студентов, которые не знали ни настоящих имен, ни псевдонимов руководителей и боевиков «временных».

А еще в группу входило шесть боевиков и пятеро испанцев, которые, наоборот, слишком много знали об организации. К тому моменту, как Девлин закончил свою работу, все они были мертвы, за исключением одного. Четверо погибли в машине, которая разбилась на крутой горной дороге и взорвалась, свалившись в ущелье Пиренеев глубиной тысячу футов. Двое задохнулись в результате утечки газа в снимаемой ими квартире в Барселоне. Один утонул, а еще трое были казнены на дальних склонах гор на французской территории, причем перед казнью их заставили вырыть для себя могилы. Казнил их Девлин лично, и таким образом ему удалось навести порядок и восстановить дисциплину. Оставшийся в живых член группы был братом Сайарана Мерфи, и его Девлин отправил назад в Ирландию с зашифрованным отчетом.

Младший брат Мерфи, перепуганный так, что впоследствии его пришлось перевести в партию Шинн фейн, где он занимался подсчетом бюллетеней при голосовании, вернулся в Ирландию, и его короткий рассказ подтвердил, что Джерри Девлин восстановил репутацию «временных» и пользуется большим авторитетом у баскских террористов, называющих Девлина «палач, ниспосланный Фигляром». Это строчка из стихотворения Йитса «Башня».

Но Брендан Кейси, получивший образование в белфастской тюрьме Лонг-Кеш и разбиравшийся главным образом только в «Калашниковых», взрывчатке «семтекс», руководстве по ведению городской партизанской войны, учениях Маркса и Мао, не знал ни одной строчки из Йитса (за исключением, конечно, «Рождается ужасающая красота…» — именно в таком образе видело себя движение), поэтому с того момента он начал считать, что борцы за свободу басков присвоили ему кличку «Фигляр». Кличка ему понравилась, и он стал ею пользоваться и даже подписываться. А кто посмел бы указать начальнику штаба на недостаток эрудиции?

Джерри Девлин полностью осуществил свой план, принял строжайшие меры конспирации, сократив при этом связи с басками до минимума, и предложил перебросить группу в Виго на северо-западное побережье Испании, где она могла бы организовать канал доставки оружия и взрывчатки, получаемых морем от Каддафи и стран Восточного блока, который к тому времени еще не распался.

Военный совет согласился с его предложением. Ответственным за связь и переговоры с поставщиками оружия, КГБ, ООП и Каддафи назначили странствующего священника отца Имона Грегсона. После разрыва связей с КГБ в результате перестройки отца Грегсона направили в Испанию помочь Девлину организовать новую группу, окрещенную Девлином «Лорка».

Необходимость отправки из Белфаста надежного человека в помощь вновь созданной группе «Лорка» позволила Брендану Кейси одним ударом убить двух зайцев, и он приказал своей любовнице-террористке Розалин Хьюз выехать в Виго, заставив таким образом замолкнуть недовольный ропот наиболее ханжески настроенных членов движения «временных», не одобрявших любовную связь своего лидера.

Все эти мысли пронеслись в голове Юджина Пирсона, пока он заканчивал ужин, запивая его вином. Потом он посмотрел на обоих своих собеседников, которым только что сообщил цель своего приезда.

Он рассказал им, что по решению Военного совета группа «Лорка» полностью отходит от организации. Благодаря жестокости и природной осторожности Девлина, она находилась в безопасности и вне подозрений. Девлину и священнику предстоит заняться организацией среди европейских оптовиков каналов получения и распространения нескольких тонн чистого героина, который будет поступать раз в несколько недель. Вторая задача заключается в наблюдении и проверке надежности основных подпольных сетей распространения кокаина, с которыми им придется иметь дело. Не связываться с теми, в ком не уверены на сто процентов.

Объяснил Пирсон и причину — их движение нуждается в нескольких миллионах долларов для окончательного удара, перенесения вооруженной борьбы на улицы Англии. А в Европе не должно остаться ни одного безопасного места для британских солдат и даже туристов. Стратегия этого заключительного удара состоит в том, чтобы перепуганные террором британцы заставили свое правительство сесть за стол переговоров. Но это будут уже не бесконечные конференции с участием выборных представителей. «Временная» ИРА сама станет диктовать врагу свои условия.

К большому удивлению Пирсона, именно Девлин, а не священник, высказал возражения морального плана, очень совпадавшие с его собственными. Используя свою неумолимую логику юриста, судья спокойно объяснил причины, заставившие Военный совет принять это решение, особо подчеркнув, что нет другого пути улучшить бедственное финансовое положение.

Отец Грегсон полностью согласился с приведенными Пирсоном аргументами.

Девлин сидел, глубоко задумавшись. По взглядам, которые время от времени бросала на него Рози Хьюз, расположившаяся за столиком у двери, было совершенно ясно, что они не просто товарищи по борьбе. Но это не волновало Пирсона. Они были нормальными молодыми людьми, так уж пусть лучше удовлетворяют свои сексуальные потребности внутри группы.

Наконец, Девлин поднял голову и устремил на Пирсона долгий, тяжелый взгляд, который, казалось, проникал в самую душу. Пирсон выдержал этот взгляд, изображая из себя непреклонного лидера «временных».

— Хорошо, — согласился Девлин. — Мы здесь для того, чтобы служить нашему делу. Дай мне четыре дня, я оборву все связи, группа «Лорка» будет действовать в полном одиночестве и в условиях строжайшей конспирации.

Юджин Пирсон даже не пожелал поинтересоваться, каким образом группа собирается обрывать все связи и как прореагируют на это связанные с ней баскские террористы.

— С вами собирается встретиться один человек, — сказал судья. — Он из Боготы, кому-то из вас надо будет поговорить с ним.

— Этим ты займешься, Имон, — обратился Девлин к священнику, который кивнул в знак согласия.

Юджину было понятно, кто в Виго заправляет всеми делами, и он поверил, что его сокровенное, тайное намерение погубить всю эту затею с кокаином должно как можно быстрее приобрести реальную форму. Если даже не принимать во внимание его твердые возражения юридического и морального плана, всему делу их вооруженной борьбы неизбежно будет нанесен громадный урон, когда просочатся слухи о том, что свобода Ирландии покупается за грязные деньги от торговли наркотиков, которой занялась ИРА. И будут опорочены многие честные мужчины и женщины, пожертвовавшие своими жизнями ради их дела.

— Пока ты будешь заниматься своими… приготовлениями, — начал судья, отказавшись от предложенной Грегсоном сигареты, — мы с Имоном купим судно и снимем помещение под офис и склад в порту. Я привез с собой документы, по которым ты будешь считаться управляющим местного отделения реально существующей и действующей европейской компании по перевозке и спасению морских грузов.

Девлин посмотрел на судью, как ротвейлер, еще не решивший, подчиниться ли приказам или съесть хозяина на ужин.

— Как она называется?

— РСТЕ — «Ретьюерс э Советаж Транс Еуроп». Головной офис в Марселе. У компании имеется восемь грузовиков-контейнеров «мерседес» и три буксира. Мы организовали ее три года назад, и управляют ею люди, не имеющие отношения к политике и не проявляющие симпатии к нашему делу.

— Но ирландцы.

— Такие же ирландцы, как и ты, Джерри.

— А чем они занимаются?

— Перевозками и спасением грузов, создают необходимое прикрытие. Первоначально планировалось использовать компанию для контрабанды оружия, но у нас уже и сейчас так много взрывчатки «семтекс» и «Калашниковых», что не знаем, куда их девать.

— Значит, это будет их первое дело? — поинтересовался священник.

— О деле они ничего не знают. Единственная их задача — обеспечение легального прикрытия операции.

Джерри Девлин поднял свой стакан с кока-колой, заглянул в него, затем усмехнулся.

— О тебе всегда говорили, как о дотошном парне, Юджин. Я восхищен твоей деятельностью. А у этой… операции, есть название?

Юджин? Черт побери, да понимает ли этот бандит из Белфаста, с кем говорит?

Он улыбнулся Девлину.

— Ее кодовое наименование «Законнорожденный».

Владелец, повар и бармен Альфонсо закричал что-то по-испански сгорбленной старухе, вытиравшей столы, а сам, с зажатой между губами сигаретой, загремел сковородками. Девлин и отец Грегсон одобрительно закивали.

— «Законнорожденный»… — пробормотал священник на гэльском, — мне это нравится.


Шесть часов сорок восемь минут утра, Женева. Объединенная группа наблюдателей, состоящая из агентов британской секретной службы и швейцарской разведки, установила наблюдение в отеле «Ричмонд», и на всех прилегающих к нему улицах. Среди официантов, чистильщиков обуви, горничных и постояльцев уже действовали агенты из группы наблюдения.

Вокруг отеля расположились водители такси, дворники и парочки в припаркованных машинах. Мотоциклисты и различные неприметные машины ожидали, готовые последовать за объектом, куда бы он ни направился.

Прошлым вечером объект поселился в номере 356, позвонил дорогостоящей мадам, которая прислала ему изумительную пепельную блондинку, чье лицо и фигура были известны читателям роскошных женских журналов мод во всем мире. За два часа, проведенные с объектом, блондинка получила три тысячи долларов. Судя по их разговору, довольно ограниченному, так как Рестрепо явно верил, что время это деньги, они уже несколько раз встречались до этого. Она знала, что ему нравится, и спокойные швейцарские и молчаливые британские агенты, слушавшие и наблюдавшие за их встречей с помощью аппаратуры, установленной в гостиной, ванной и спальне 356-го номера, сухо согласились, что если сексуальная забава и может стоить полторы тысячи долларов в час, то двадцатитрехлетняя манекенщица полностью отработала свои деньги.

В десять минут одиннадцатого объект спустился в бар рядом с несравненным рестораном «Терраса». Выглядел он спокойным и посвежевшим, от него слегка пахло цветочной эссенцией, которой он пользовался, принимая ванну.

Партнер объекта уже поджидал его, им действительно оказался управляющий швейцарским отделением «Банко де коммерсио принсипал». Они прошли в ресторан и поужинали, Рестрепо заказал мясо по-татарски, рыбное филе и «нантский» соус, а его компаньон — заливное мясо и белого палтуса под соусом «шампань». Пили они «Корто Шарлемань-1983» — терпкое белое бургундское и минеральную воду. После ужина выпили кофе, управляющий швейцарского отделения банка заказал к кофе коньяк, но Рестрепо воздержался от коньяка.

Ужин двух агентов секретной службы, сидевших за соседним столиком, обошелся британским налогоплательщикам в триста двенадцать швейцарских франков, то есть примерно двести четырнадцать американских долларов. Этим деньгам можно было бы найти более удачное применение, потому что за ужином Рестрепо обсуждал со своим компаньоном только проект завода для сборки японских автомобилей.

И, кроме того, что особенно удивило Дэвида Джардина, агенты доложили, что и близко не было видно неизменных телохранителей, являвшихся обычным атрибутом наркобарона.

В пять минут двенадцатого колумбийский адвокат пожелал спокойной ночи своему коллеге, поднялся в свой номер, около семи минут смотрел телевизор, а затем отправился спать.

В шесть сорок восемь утра он проснулся, сходил в туалет, принял душ и позвонил в компанию «Сюис эр», чтобы подтвердить заказ билета на рейс, вылетающий из Женевы в двенадцать тридцать этого дня. Затем Рестрепо позвонил администратору и попросил взять для него напрокат машину к десяти часам, из чего можно было предположить, что у него есть какие-то дела перед отъездом в аэропорт.

Дэннис Телфорд, уравновешенный, одетый в джемпер англичанин из цюрихской резидентуры, сухо заметил: «Если он собирается снова заняться сексом, то нам следовало бы запастись успокоительными таблетками. Вчерашний вечер был слишком страстным для такого целомудренного человека, как я». Невинная шутка, но, похоже, его швейцарский коллега воспринял ее серьезно, потому что чуть позже половины девятого к ним прибыл посыльный с коробочкой, в которой находились две таблетки валиума. И это были не только единственные наркотики, которые им пришлось увидеть в этот день, но и прибыли они слишком поздно, потому что человек, называвший себя Рестрепо, исчез из-под носа тридцати четырех агентов, обученных искусству слежки.


Дэвид Джардин сидел за своим столом, рукава рубашки закатаны, от усталости шрам на лице приобрел лиловато-синий оттенок, щеки и подбородок покрылись щетиной. У Лондона с Женевой час разницы во времени, так что было уже пять минут восьмого, когда зазвонил секретный телефон связи с резидентом секретной службы в Женеве. Выслушивая сообщение об исчезновении Рестрепо, в ходе которого резидент перемежал объяснения извинениями, Джардин вставлял кое-какие замечания, а в конце разговора очень любезно поблагодарил резидента и согласился с ним, что необходимо взять под наблюдение все аэропорты и взлетные полосы в Швейцарии и сухопутные границы, но предложил лучше оставить эту работу швейцарским властям.

— Спасибо, Джимми. А сейчас отдохни. Пока. — Джардин положил трубку телефона и потер руками усталое лицо. Затем потянулся, закинув руки за голову, совершенно не выражая беспокойства по поводу такого оборота событий.

Хетер он отослал домой в три часа ночи, а они с Кейт по очереди спали и дежурили возле телефона. Дэвид объяснил Кейт, что операция заключается в слежке за человеком по имени Рестрепо во время его пребывания в Женеве. Он решил, что нет необходимости перегружать ее излишней информацией, но Кейт Говард была чрезвычайно проницательна. И, когда Дэвид Джардин впервые отправился спать, попросив не будить его, пока швейцарские власти не вознамерятся арестовать колумбийского адвоката, Кейт поняла, что уже не первый раз настоящей задачей секретной службы в лице Дэвида Арбатнота Джардина является прикрытие и тайная защита объекта от рук закона.

В пять часов утра Джардин поднялся и сменил Кейт, которая поспала пару часов в комнате отдыха позади кабинета Джардина.

Сейчас она лежала на стеганом спальном мешке, покрывавшем походную кровать, накрытая клетчатым дорожным пледом, о котором Дэвид с гордостью сообщил ей, что им накрывали любимую скаковую лошадь его покойного отца. Глаза у Кейт были открыты, она смотрела на маленький столик около постели, на котором лежала ее аккуратно сложенная юбка, а блузка висела на спинке деревянного стула. Спальный мешок и диванная подушка под головой пахли Дэвидом Джардином. Его стойкой лавровишневой водой с легким запахом корицы, его волосами, запах которых она помнила с того самого вечера, когда он воспылал страстью к ней. Это был запах молодых волос и какого-то мужского кондиционера для волос, смешанный с… запахом пота. Но какой-то свежий, притягательный запах. Ей даже показалось, что сейчас она увидит сумку для крикета или майку для игры в регби, валяющиеся в углу, как в школьных комнатах ее младших братьев. Так вот кого напоминал ей Джардин… большого школьника-переростка.

Еще в Оксфордском университете, когда она занималась в команде гребцов, Кейт к своему смущению и удивлению обнаружила, что некоторые друзья ее восемнадцатилетнего брата могут быть более привлекательны в физическом плане, чем многие из мускулистых, симпатичных гигантов, с которыми она ежедневно тренировалась.

В конце последнего университетского семестра Кейт Говард подумывала о поездке в долгосрочную антропологическую экспедицию в Папуа-Новую Гвинею. И тут руководитель группы пригласил ее на обед в колледж Магдалины, где познакомил со спокойным шотландцем лет пятидесяти, который внимательно слушал ее высказывания о тактике гребных гонок, текущих делах и планах на будущее. У него были добрые, умные глаза, которые все же не могли полностью скрыть таящейся в нем определенной жестокости и крутого нрава.

Он сказал ей, что работает в Министерстве сельского хозяйства и рыболовства.

Как бы там ни было, примерно через неделю Кейт получила письмо от этого человека. Он приглашал ее перед принятием окончательного решения относительно Папуа-Новая Гвинея приехать в Лондон и поговорить с его коллегой, у которого есть интересное предложение по поводу ее дальнейшей карьеры.

И Кейт отправилась в Лондон, скорее просто из любопытства, а там очутилась за чашкой кофе в офисе на Куин-Энн-гейт, как раз позади Бродвея в Вестминстере. Шотландец представил ее женщине лет сорока, у нее было приятное чувство юмора и привычка склонять голову набок, когда она слушала Кейт и не мигая смотрела ей прямо в глаза. А может, Кейт это просто показалось. После часа расспросов, любезно перемежаемых случайными разговорами, они сообщили Кейт, что, по их мнению, она может получить интересную и достойную работу в их правительственном учреждении. Но это было не Министерство сельского хозяйства, не Министерство обороны, хотя и имело довольно тесные связи с последним. Это была служба разведки, называемая иногда МИ-6. Наивная Кейт вежливо поинтересовалась, имеет ли их служба отношение к МИ-5 и чем они вообще занимаются.

— МИ-5, дорогая, — пояснил шотландец, — это правительственная служба безопасности и контрразведки. В ее задачу входит защита государства от иностранных шпионов, подрывной деятельности, диверсий, террористов, а также охрана наиболее важных государственных секретов от любопытных недоброжелателей. МИ-5 тесно взаимодействует с полицией, и особенно со специальным отделом.

— А наша работа, — добавила высокая, приятная женщина спокойным, хорошо поставленным голосом, — заключается в том, чтобы делать во всех странах мира именно то, от чего защищает нас МИ-5. Мы удовлетворяем любопытство нашего правительства относительно их секретов, которые они так тщательно охраняют.

— МИ-5 полицейские, а мы пираты, — заметил шотландец, и в его спокойных, понимающих глазах промелькнули искорки. — Кроме того, мы разъезжаем по всему миру. И одеваемся лучше.

И на эти слова Кейт Говард попалась как на крючок. Ее всегда привлекало пиратство.

В «фирме» она пришлась ко двору, довольно быстро и успешно продвигалась по служебной лестнице и к двадцати девяти годам уже руководила отделом кадров, который занимался подбором и вербовкой агентов по контракту, и ее подопечные принимали участие даже в наиболее секретных операциях. Она очень гордилась подобным доверием и оправдывала его.

И вот теперь она в самом центре службы, о которой всегда мечтала… Оперативная работа.

А может быть, это только начало?..

В любом случае Кейт радовалась, что участвует в операции «Коррида». Она нутром чувствовала, что если успешно справится со всем, то, возможно, в один прекрасный день сама окажется за границей на оперативной работе. В своей наивности она попросила Бога, чтобы он выполнил ее желание.

Наверное, было бы лучше для нее, если бы Господь в этот момент, как в Ветхом Завете, послал Кейт Говард знак. Предостережение.

Но он не сделал этого в своей мудрости.

Кейт услышала конец разговора Дэвида Джардина с швейцарским резидентом, похоже было, что Рестрепо обвел всех вокруг пальца и операция прекращалась. Если чутье не подводило ее, то Джардин будет только доволен тем, что колумбийский адвокат оставался на свободе, а значит, против него можно продолжать вести игру.

Дважды за ночь у нее промелькнуло какое-то нежное чувство к этому большому, сложному человеку, который спокойно и решительно готовил один из классических шпионских ходов в операции «Коррида», если, конечно, он окажется удачным. Несмотря на его явный интерес к ней, Дэвид Джардин вел себя как истинный джентльмен, стараясь не смущать ее.

Раздался тихий стук в дверь.

— Ты проснулась?

— Да…

Небольшая пауза.

— Кейт, наш подопечный исчез. Думаю, мы вполне можем закрыть нашу лавочку и вернуться в свои удобные постели.

Кейт улыбнулась и поднялась с кровати, вымыла лицо, почистила зубы и оделась. Чувствуя себя посвежевшей, она открыла дверь. Джардин оторвал взгляд от стенного сейфа, который закрывал в этот момент.

— А ты не хотел бы пойти позавтракать?.. — спросила Кейт, и сердце у нее учащенно забилось.

Дэвид Джардин медленно улыбнулся и выпрямил болевшую спину.

— Черт побери, а почему бы и нет?..


Хуан Бакьеро был не из тех, кто проявляет свои эмоции, и уж во всяком случае не демонстрировал их перед незнакомцами. Непроницаемый взгляд его карих глаз устремился на Эдди Лукко, он совершенно игнорировал розыскное досье Управления по борьбе с наркотиками, которое детектив протягивал ему для ознакомления. Его фотография, имевшаяся в досье, должно быть, сделана переодетым полицейским в майамском пивном баре «Бергинс».

Внешне-то он мог оставаться спокойным, но внутри у него все оборвалось. Картель посылал своих людей работать за границу, обычно выбирали женатого человека, иногда и с детьми. Они поселялись в удобных домах или квартирах, из которых легко можно улизнуть в случае опасности. Жили скромно, не привлекая к себе внимания, ездили на неприметных автомобилях, купленных за наличные. Занимались они каким-нибудь законным бизнесом, оправдывавшим внезапные разъезды и солидный оборот капитала. Выплачивали страховку, платили налоги, избегали арестов за превышение скорости и штрафов за неправильную парковку.

У картеля имелась целая сеть таких людей. Некоторые действовали активно, другие вели тихую жизнь, готовые приступить к работе в любой момент, как это часто случалось в ходе бесконечной войны с управлением по борьбе с наркотиками, когда арестовывали действующую группу или даже когда вокруг нее только начинали сгущаться тучи.

А теперь вот этот лейтенант из отдела по расследованию убийств с итальянской фамилией расспрашивал о сеньоре Энрикесе, демонстрируя Бакьеро секретное досье Управления по борьбе с наркотиками с его личной фотографией.

Хуан Бакьеро похолодел от страха, понимая, что наступает конец. В Боготе у него осталась жена и трое чудесных ребятишек пяти, семи и двенадцати лет. Их охраняли слуги и телохранители, которые одновременно были и их тюремщиками, хотя его жена Эсперанса и не подозревала об этом.

Инструкция картеля на этот случай была предельно простой. Теперь, когда он раскрыт, следовало как можно быстрее покинуть бюро путешествий «Эль Парадизо», никуда не звонить и не вступать ни в какие контакты, а поймать такси и поехать в чартерную вертолетную компанию в Манхэттене, нанять вертолет у двух американцев, владеющих компанией и знающих его как работника бюро путешествий, и вылететь в условленное место на Лонг-Айленде. Оттуда его на частном реактивном самолете отправят в Нассау, далее быстроходным катером на Кубу, а потом регулярным пассажирским рейсом в Боготу, воспользовавшись одним из шести паспортов, полученных от людей картеля в Панама-Сити.

А когда он вернется домой, в Колумбию? Хуан прекрасно понимал, что судьба его окажется в руках Хесуса Гарсиа, безжалостного начальника службы безопасности Пабло Энвигадо.

Это было все, о чем мог думать охваченный страхом Хуан Бакьеро.

Эдди Лукко продолжал с улыбкой смотреть на него.

— Да ладно тебе, Хуан, — сказал он по-английски, — это ведь не конец света…

Они стояли в приемной бюро путешествий. Двое мужчин и девушка, работающие здесь, уже ушли домой. Хуан Бакьеро Камачо обратил внимание на припаркованный на противоположной стороне улицы коричневый «додж» с тремя мужчинами внутри. Сначала он подумал, что это посланцы конкурирующих семей из Кали, которые, по слухам, были недовольны жестокой войной дона Пабло против колумбийских судей и избранного правительства. И еще ходили слухи, что они намерены уничтожить Пабло Энвигадо, а для этого прослеживают его операции за границей, прежде чем ликвидировать их. А это могло вызвать серьезную кровавую бойню, масштабы которой Хуан Бакьеро даже не мог себе представить.

И в первый момент, когда Лукко предъявил новенькую, сверкающую бляху лейтенанта отдела по убийствам, Бакьеро даже почувствовал некоторое облегчение. Но только до того момента, как выяснилось, что его разыскивает Управление по борьбе с наркотиками.

Хуан проигнорировал слова Лукко и принялся разглядывать офис, стеллаж с проспектами дешевых путешествий по США, Мексике, Южной Америке и Европе. Имелся даже коммерческий шестидневный тур в Ленинград, но никто из местных колумбийцев не воспользовался этим предложением. Хотя двое евреев из Боготы и взяли проспекты.

Он всеми силами старался унять дрожь в теле.

Лукко тщательно сложил документы и сунул их в карман пиджака. Его напарник Сэм Варгос стоял слегка сбоку от колумбийца, не сводя с него глаз.

На улице послышался звук сирены приближающейся пожарной машины, раздавался смех обычных колумбийцев, проходящих мимо витрины и останавливающихся взглянуть на красочные плакаты, приглашающие к далеким путешествиям. Какой-то круглолицый здоровый малыш прилип носом к стеклу витрины, с интересом разглядывая обоих полицейских и Бакьеро.

— Я же сказал тебе, — повторил Лукко, — что это еще…

— Слышал, — бросил в ответ Бакьеро.

Эти двое полицейских зашли сюда не для того, чтобы приобрести коммерческий тур в Рио. И люди заметят это.

Стоявший за окном малыш запищал, когда мать начала оттаскивать его от витрины, запотевшей в том месте, где он прижимался носом. Да, до картеля быстро дойдет слух, что Хуан Бакьеро Камачо якшается с полицией.

Он повернул лицо к Лукко, полный решимости отшить лейтенанта.

— Остынь, — опередил его тот. — Два дня назад в аллее позади бара «Чиримиа» была перестрелка. Ты мне поможешь, Хуан, а я разошлю полицейских в каждый магазин и бар в окрестностях, в некоторые даже сам схожу с детективом Варгосом. Так что никто не увидит ничего подозрительного в том, что тебя навещали полицейские.

— Что тебе нужно? Может быть, деньги?..

Лукко и Варгос обменялись взглядами, не выказывая при этом никаких эмоций.

— Ты меня оскорбил, — предупредил Лукко. — Я здесь по своим полицейским делам. Скажи мне, кто это?

Он протянул Хуану фотографию неизвестной девушки и Рикардо Сантоса. Специалисты к этому моменту уже установили, что они были сфотографированы на площади Санта Сицилиа в римском квартале Трастевере, где проживали главным образом люди искусства.

— Никогда их не видел. Не знаю. — Бакьеро пожал плечами.

Эта фотография была для него смертельным ударом, гвоздем в крышку гроба. Он ясно вспомнил, словно это было вчера, как молодой Рикардо Сантос явился к нему на встречу в один из боксов многоэтажного гаража. Парень был напуган так, что, похоже, слегка тронулся рассудком, потому что упустил девчонку, ту самую, что была на фотографии у детектива. Он умолял Хуана Бакьеро ничего не сообщать картелю и дать ему всего несколько дней, чтобы разыскать ее. А когда в город, словно грозный вождь Аттила, явился Рестрепо, он так и не узнал, что Хуан нарушил строжайшие правила конспирации картеля и пошел навстречу Рикардо. Потом прошел слух, что Рикардо мертв, и Хуан почувствовал себя в безопасности. И вот теперь эти полицейские задают самые худшие вопросы, и он уверен, что уже наверняка поползли слухи.

Он мог считать себя покойником. Хуан даже представил себе горестные завывания Эсперансы. Правда, дон Пабло позаботится о воспитании детей, Хуан слышал, что хозяин так поступал.

Лукко наклонился ближе к нему и тихо произнес:

— Ладно, позволь тебе помочь… Этот парень некто Рикардо Сантос Кастанеда. Покойный. Я об этом знаю… А кто девушка?

Бакьеро решился. Может быть, полицейский действительно даст ему шанс? В конце концов, если они обойдут все заведения…

— А как насчет досье?.. — спросил он таким тихим голосом, что полицейские напрягли слух, чтобы услышать его.

— Это досье Управления по борьбе с наркотиками, Хуан. А мы из отдела по убийствам. Ловить тебя их задача, а не моя…

Даже такому опытному торговцу наркотиками и агенту Медельина, каким был Хуан Бакьеро, показалось, что этому детективу с каменным выражением лица можно доверять. Подобное впечатление было тайным оружием из арсенала Эдди Лукко.

А сдержит ли полицейский свое слово? А как насчет второго, который только наблюдает за ним и все время молчит?

«Слава Богу, — подумал Лукко, — он знает…»

— Но только с глазу на глаз, сеньор. Пожалуйста. Прошу вас.

— Сэм, подожди в машине.

Варгос пожал плечами, бросил на пол окурок сигареты, раздавил его каблуком и направился к выходу. Когда он открывал дверь, она заскрипела, а потом еще раз заскрипела, закрываясь за ним. В комнате повис едкий запах плохо затушенного окурка, где-то на улице залаяла собака.

Хуан Бакьеро медленно вытащил фотографию из рук Лукко, внимательно посмотрел на нее и кивнул.

— Это та девушка, которая приехала в город с… — Он не мог заставить себя произнести имя Сантоса, настолько сильно засела в нем привычка хранить секреты картеля.

— Когда?

— Пару недель назад. А потом она от него сбежала. Он чуть не рехнулся, разыскивая ее. Но так и не нашел.

Не нашел, это точно.

— А кто она, Хуан? Расскажи мне, кто она и откуда, и я оставлю тебя в покое, как и обещал.

Молчание. Было ясно, что Бакьеро подбирал наиболее безопасный вариант ответа. Он вернул фотографию Лукко и пробормотал:

— Девчонку должны были отправить в Боготу. Некоторые люди хотели, чтобы она была их… почетным гостем.

Внезапно Эдди Лукко начал кое-что понимать. «Почетными гостями» картель называл жертвы похищения. Значит, неизвестная девушка, которую нашли мертвой в результате передозировки «крэка» на полу в женском туалете на Центральном вокзале и которая сейчас лежала в морге больницы Бельвью, была связана с кем-то важным, причем настолько важным, что картель решился на ее похищение. И ведь похитили ее даже не в Колумбии, а в Риме, в Европе. Боже мой! Неудивительно, что Рикардо чуть с ума не сошел в поисках этой девушки. Своим бегством бездомное дитя обрекло Сантоса на такую смерть, о которой детективу и думать не хотелось.

— Так кто она?..

— Сеньор… это все, что я могу сказать вам. — Бакьеро совсем сник. — Говорит она по-английски. Рикардо сказал, что кое-кому нужно надавить на ее отца… вот так. — Хуан дрожал от страха за свои слова. У предателя картеля была только одна перспектива. — Проклятье, это все.

— А кто ее отец, Хуан?

— Сеньор, я не знаю. Клянусь. Матерь божья. Я не знаю никаких имен… это все.

По лбу и щекам Хуана катился пот. Эдди Лукко внимательно посмотрел на него. Из этого парня уже нельзя ничего больше выжать.

— Хуан, а ты не хочешь поехать со мной?.. Мы обеспечим тебе защиту как свидетелю.

«Да, можешь спросить об этом у Малыша Пи Патриса и семи убитых полицейских».

Бакьеро молчал, потом тихонько заплакал. Слезы катились по щекам, он всхлипнул и покачал головой.

— Вы собираетесь арестовать меня, сеньор? Отвезете в Управление по борьбе с наркотиками?

У парня определенно имеется опыт общения с полицией.

— Нет, — ответил Лукко, глядя на Хуана, готовый выхватить пистолет.

Именно в такие моменты полицейский может очутиться на полу, а место его падения впоследствии будет очерчено мелом.

Бакьеро снова всхлипнул, его окаменевшее лицо было мокрым от слез. Лукко вздохнул и вытащил свежий носовой платок, который Нэнси утром положила ему в карман. Он смотрел, как колумбиец вытирает нос. Потом Бакьеро поднял голову и посмотрел на детектива глазами, полными страха.

— А вы зайдете к остальным? Ну, вроде бы по поводу убийства, как говорили?

Лукко посмотрел на часы. Он обещал Нэнси пойти с ней на фильм с участием Вуди Аллена. Ей действительно нравился Вуди Аллен, и, чтобы не расстраивать жену, Лукко притворялся, что ему тоже нравится этот актер.

— Обязательно, — ответил Лукко, обдумывая, как уговорить ребят из 110-го полицейского участка заняться этим. — А ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— Я и так сказал вам слишком много. Ах, сеньор, я уже покойник…

— Ладно, но если передумаешь, то позвони мне.

И Лукко протянул колумбийцу пурпурно-зеленую визитную карточку, на одной стороне которой было напечатано «Ф. Ф. Морено», а на другой рабочий телефон.

Эдди вышел из бюро путешествий и направился прямо через улицу в цветочный магазин, сделав сидевшему в «додже» Варгосу знак следовать за ним.

Лукко сдержал свое слово, группа детективов и переодетых полицейских обошла всю улицу, расспрашивая об убийстве, имевшем место два дня назад. Он подумал о том, чтобы установить слежку за Бакьеро в целях его защиты, но это грозило опасностью для его нового информатора. Поэтому когда Хуан Бакьеро Камачо в восемь минут восьмого отправился из бюро путешествий «Эль Парадизо» домой, за ним никто не следил. Его истерзанное тело, а также тела его местной «жены» и домоуправительницы, карибской индианки, были обнаружены в начале двенадцатого на следующий день. Руки и ноги у Хуана были связаны, язык вырезан и засунут в рваную рану на горле.

— Не ругай себя, — успокоил Лукко капитан Моллой, занятый завтраком, состоявшим из копченой говядины на ребрышках. Он жестом пригласил Эдди присесть, для чего пришлось убрать со стула кучу досье. За дверями отдела по расследованию убийств в 14-м полицейском участке слышались звонки телефонов, детективы печатали отчеты на трех стареньких «ремингтонах».

— Парень был покойником уже с той самой минуты, как мы появились у него на работе.

— Считаешь, он был довольно крупной фигурой?..

— Конечно. Неизвестная девушка была похищена по приказу высокопоставленного лица из картеля, может быть, даже по приказу самого Пабло.

Моллой просмотрел отпечатанный на машинке отчет Лукко, перелистывая страницы жирными от мяса пальцами. Наконец удовлетворенно кивнул.

— Совсем неплохо для новоиспеченного исполняющего обязанности лейтенанта. Так кто же на самом деле ее отец? Почему колумбийцы захотели надавить на него?..

— Это я и пытаюсь выяснить.

— Послушай, а может, тебе уже пора обратиться за помощью?

Моллой имел в виду ФБР.

— Пока нет.

— А какое отношение все это имеет к бойне в Бельвью?

— Есть тут связь. Если Сантос мертв, а я верю Симбе Патрису… то, похоже, это сделали одни и те же люди.

Моллой кивнул, продолжая задумчиво жевать. Спустя минуту он рыгнул, легонько постучал себя по груди, взял стакан с водой и посмотрел на Лукко.

— Хорошо, лейтенант. Чего ты, черт побери, ждешь от меня? Может быть, похвал в свой адрес?

И Лукко продолжил заниматься расследованием, но впервые у него появилось дурное предчувствие, что теперь его карьера, а может, и сама жизнь, неразрывно связана с трупом девушки, в который он в свое время путем искусственного дыхания безуспешно пытался вдохнуть жизнь.

Если посмотреть на людей, каким-то образом связанных со всем этим… Малыш Пи, Поросенок Малруни, Рикардо Сантос, Хуан Бакьеро. Все мертвы. Лукко остановился возле бара и, воспользовавшись телефоном-автоматом, позвонил оттуда в кабинет к Нэнси. Секретарша ответила, что она находится в суде. Детектив поблагодарил секретаршу и повесил трубку. У него есть еще время, чтобы обдумать, как объяснить жене, что ей нужно на несколько дней уехать к матери.

Потому что приобретенное на улицах Неаполя и унаследованное чутье подсказывало Лукко, что его имя и заинтересованность в этом деле в конце концов привлекут внимание колумбийского кокаинового картеля. А это грозило смертельной опасностью.


13

Грехи святого отца


В порту Виго было жарко. Первые признаки весны пробивались в бледно-голубом небе, как явный признак наступающей жаркой погоды, звучали шумы моторов, гудели гигантские машины на пристани, изредка раздавались гудки невидимых буксиров. Ощущение жизни вызывали, как всегда, крикливые чайки, тяжелый запах гудрона и машинного масла, смешанный с запахом моря и стойким ароматом соленой от воды, свежевыловленной рыбы.

Юджин Пирсон сидел на грубой, железной швартовой тумбе, левая нога его покоилась на бухте каната толщиной в человеческую ногу. Он прикурил маленькую манильскую сигару, пачку которых в количестве пяти штук приобрел в заведении Альфонсо, расположенном на скале, нависшей над гаванью.

Трое рыбаков в маленьком деревянном баркасе с низкими бортами в середине и высокими на носу и корме осторожно огибали нос русского каботажного судна «Странствующий», название которого священник перевел Пирсону, как «Странник». Имон Грегсон изучал русский язык для удобства общения с КГБ в ходе своих переговоров по поводу оружия и обучения боевиков ИРА. Судья подумал, что название «Странник» сейчас вполне подошло бы к нему самому из-за разъездов по делам организации.

И, может быть, когда Ирландия вновь станет единым государством, будущие поколения прославят в своих песнях роль Юджина Пирсона в борьбе за единую Ирландию и назовут его «Странник». Это будут прекрасные, одухотворенные песни, исполняемые патриотами в сопровождении скрипок и волынок, может быть, лишь слегка приукрашенные.

— Ты поможешь мне с этой вывеской или намерен сидеть там и созерцать свой пупок?.. — крикнул священник, выходя из склада, который они только что арендовали, и держа в руках две сбитых вместе гвоздями длинных доски с надписью «R.S.T.E.» и «Директор П. Дальтон» — рабочий псевдоним Джерри Девлина.

Пирсон вздохнул и посмотрел на скользящий по водам гавани баркас с тремя рыбаками, вспомнив при этом тот день на берегу озера Карраг, когда он поднял вопрос о нравственной стороне этой операции и не нашел поддержки у остальных членов Военного совета.

— Да, конечно, я в твоем распоряжении.

Он резко поднялся, прищурился, глядя на жаркое, яркое солнце, последний раз затянулся сигарой, выкуренной всего до половины, и швырнул окурок в воду. Боже мой, если бы его сейчас могли видеть хотя бы половина тех парней, которых он засадил в тюрьму… Пирсон улыбнулся про себя и повернулся к Грегсону, сейчас на его лице было только одобрение по поводу аккуратных букв, написанных желтой и белой краской на темно-синем фоне. И вдруг судья поймал себя на том, что думает о своем любимом ребенке Сиобан, он почти представил себе, как она со своим любимым дружком сидит рядом с этим южноамериканским композитором в каком-нибудь горном поместье в Андах. И улыбка моментально слетела с его лица. Негодяй. Да какое право имел какой-то латиноамерикашка увозить его дочь…

— Держи за край, — буркнул священник, — и осторожно несем к ступенькам.

В этот момент из тени, которую отбрасывал высокий автомобильный подъемный кран, выступил человек в пиджаке из верблюжьей шерсти. Это Бобби Сонсон, правда Пирсон не знал его имени, а знал только, что он один из телохранителей Рестрепо. Судья инстинктивно бросил взгляд направо, а там, как и следовало ожидать, стоял седан «БМВ-750» стального цвета, к открытой передней дверце которого прислонился второй телохранитель, тот самый, что был в синем блейзере, тогда, миллион лет назад, в отеле «Георг V», известный под именем Мурильо.

Луис Рестрепо (которого половина швейцарской разведки все еще продолжала искать на улицах Женевы) выбрался с заднего сиденья и поднял руку, напомнив Пирсону детектива со стеклянными глазами и в грязном плаще из телесериала. У детектива была любимая уловка: перед тем, как пригвоздить противника, он делал вид, что уходит, но потом оборачивался и говорил: «И еще одна деталь, сэр».

— Очень рад снова видеть вас, — крикнул Рестрепо Пирсону, и у судьи все внутри опустилось. Какую новую подлость заготовил этот адвокат колумбийских гангстеров, чтобы продолжать мучить истинного патриота?

— Взаимно, — ответил Пирсон, продолжая думать о том, какой кошмар приготовил для него Рестрепо на этот раз.

Пирсон представил Рестрепо Имону Грегсону, назвав святого отца Патриком Дальтоном. Потом они ходили по складу, осматривая его, а судья объяснял, что регулярные поставки грузов и поездки грузовиков компании «R.S.T.E.» будут выглядеть вполне законными в глазах испанской таможни и местной полиции. Поставка кокаина морем должна осуществляться нерегулярно и разнообразными способами. Судья заранее все тщательно изучил, в полной мере используя возможности своего доступа к документам ирландской таможни и Интерпола относительно способов контрабанды наркотиков, особенно его интересовали те способы, которые власти признавали наиболее сложными для контроля. Например, морские перевозки цемента из Западной Африки, где пакеты с чистым кокаином прятались глубоко в мешках с цементом, или морские перевозки мебели с Азорских островов, из Панамы и Латинской Америки европейскими дипломатами и специалистами, возвращающимися после работы за границей. Или религиозная утварь, в сухих гипсовых внутренностях которой лежал кокаин, легко отделяемый впоследствии от гипса с помощью простой технологии. Подобная изобретательность произвела большое впечатление на Грегсона, однако Рестрепо просто вежливо слушал, стало ясно, что он знаком со всеми тонкостями, касающимися контрабанды наркотиков.

Пирсон сообщил колумбийскому адвокату, что скоро склад заполнят ящиками и коробками с товарами, которые затем будут развозить по всей Европе восемь специальных грузовых трейлеров для международных перевозок. Когда они подошли к конторе склада, разделенной на кабинки старыми деревянными панелями с застекленными окнами, Пирсон увидел возле открытых входных дверей обоих телохранителей.

В конторе было холоднее, чем в помещении склада. Холодно и пусто. Судья едва сдержал приступ тошноты, увидев черную крысу, которая зыркнула на них из темного угла и скрылась в тени.

— Здесь вашим связником будет Патрик.

— Вы из группы «Лорка», Патрик? — вежливо поинтересовался Рестрепо.

— Не думаю, что вам стоит утруждать себя такими подробностями, — ответил священник на хорошем испанском. — Как вы уже знаете, я Патрик Дальтон, и моя… деятельность подотчетна этому джентльмену. — Он указал на Юджина Пирсона.

— Все детали, касающиеся кличек, паролей, визуальных сигналов и порядка отправки и передачи груза европейским оптовым торговцам вы найдете здесь. — Пирсон протянул Рестрепо конверт с двумя компьютерными дискетами. — Код для входа в банк данных получите тогда, когда я буду удовлетворен вашими последними приготовлениями относительно платежей и конспирации.

— Я доволен. — Рестрепо спрятал конверт во внутренний карман пиджака. — Но хотелось бы несколько большего. Хотелось бы, чтобы сеньор Дальтон обеспечил страховку моего товара на период от его прибытия сюда и до момента передачи оптовым торговцам…

— Страховку? — спросил судья, несколько сбитый с толку.

— Страховку, сеньор. Речь идет о товаре стоимостью много миллионов долларов. А что, если он пропадет, пока будет находиться в ведении этого джентльмена?

— Страховкой служит моя жизнь, сэр, — подал голос Грегсон. — Мы не уголовники, и вы это знаете.

Рестрепо с удивительным спокойствием посмотрел на него.

— Знаете, один из лидеров «Фуэрсас Армадас Революсионариас де Коломбия» заявил мне то же самое, когда они охраняли наши лаборатории в Восточных Кордильерах. — Он бросил взгляд на открытую дверь конторы, через которую ему был виден Бобби Сонсон, стоящий в помещении склада и протирающий солнцезащитные очки темным шелковым носовым платком. — Я ценю ваше предложение и, возможно, приму его… — Взгляд его темных глаз пронзил Грегсона, как скальпель хирурга, — …но наш картель рассчитывает на кое-что более… материальное. А учитывая то, что ваша организация испытывает финансовые затруднения…

— Что ж, пожалуй, мы сможем предложить в качестве страховки часть причитающегося нам материального вознаграждения.

Пирсону не хотелось, чтобы этот бандит пугал такого способного и преданного делу человека, как отец Имон Грегсон.

— Это не покроет даже части предполагаемого риска, — спокойно заметил Рестрепо. — У дона Пабло имеется гораздо более интересное… предложение.

Он прошел мимо судьи и священника и вышел из пыльного, облюбованного крысами помещения конторы. Пирсон бросил взгляд на Имона Грегсона и последовал за Рестрепо.

На улице было довольно жарко. У дверей склада стояли два испанца-рабочих и рассматривали свеженаписанную вывеску, «БМВ» и людей, вышедших из помещения.

Не обращая на них внимания, Рестрепо надел солнцезащитные очки и направился к краю причала в тень высокого автомобильного подъемного крана. Он остановился напротив носа русского сухогруза и посмотрел на гавань, на бело-золотистый греческий пассажирский лайнер, величественно входивший в гавань в сопровождении двух юрких буксиров, похожих на терьеров, загоняющих животное.

Юджин Пирсон и Грегсон шли следом за Рестрепо, один из телохранителей расположился между адвокатом и рабочими-испанцами, другой между теми же рабочими и «БМВ». Один из испанцев шагнул навстречу Пирсону, который холодно взглянул на него, не сбавляя шага.

— Здравствуйте, сеньор… позвольте спросить? Нет ли у вас для нас работы? — Его вопрос был вполне резонен, потому что новая вывеска и подготовительные работы явно указывали на то, что здесь открывается какое-то предприятие.

— Ты не займешься ими, Патрик? — бросил на ходу судья, и Грегсон остановился, вежливо поздоровался с обоими рабочими, и объяснил им, что открывается новая транспортная компания, которой время от времени будут требоваться грузчики.

Такой опытный конспиратор, как Грегсон, прекрасно понимал, что любая попытка засекретить деятельность компании сразу вызовет любопытство, и сплетни поползут с такой быстротой, с какой мухи слетаются на лошадиный навоз. Поэтому он ответил совершенно откровенно.

Юджин Пирсон подошел к Рестрепо и остановился рядом с колумбийцем, а тот стоял, засунув руки в карманы, и в глубокой задумчивости смотрел на пассажирский лайнер и розовые лица пассажиров, рядами выстроившихся вдоль лееров. Даже на таком расстоянии видно, что они слегка возбуждены, некоторые из них были просто любителями путешествий, а несколько человек, наверное, выиграли этот круиз как победители конкурса в воскресной газете. Пирсон был озадачен реакцией Рестрепо на его планы и предложения по поводу контрабанды и распространения кокаина в Европе. И, несмотря на то, что в глубине души он ненавидел эту идею и поклялся себе разрушить планы «временной» ИРА по обогащению за счет наркотиков, судья все-таки определенно гордился своей незаурядной способностью планировать операции и был уверен, что предложенная им схема контрабанды и распространения кокаина довольно хороша.

Он спокойно ждал, пока Рестрепо заговорит, ему показалось, что впервые встреча с этим прихвостнем Пабло Энвигадо пройдет без каких-либо ужасных несчастий или физического насилия.

«Совсем неплохой план», — довольно подумал он про себя. С профессиональной точки зрения трудно найти в нем много недостатков. В конце концов, ведь имеешь дело с одним из высших руководителей «временной» ИРА, чертов мистер Рестрепо.

— Насколько я знаю, ваша дочь берет уроки музыки у очень хорошего друга дона Пабло, — вымолвил человек, называвший себя Рестрепо.

И жизнь судьи Юджина Пирсона пошла под откос.


Потолок украшен лепниной, спускающейся по стенам до встроенных шкафов для одежды. Раньше в этом месте как раз находился центр гипсовой розы. Ровный свет исходит от сверкающего медного бра с тремя матовыми, белыми абажурами из плексигласа в форме листьев лотоса.

На потолке видно пятно в том месте, где вода протекла из квартиры сверху. Оно уже почти исчезло, и сейчас напоминает водяной знак на дорогой писчей бумаге. Обои имеют серо-зелено-голубой фон с разбросанными по нему рисунками в виде облаков бледно-песочного цвета.

Он перевел взгляд с потолка на туалетный столик, два кресла в стиле эпохи Регентства,[17 - Начало XIX века.] довольно хорошо сохранившиеся и даже не перетянутые, на фотографии узких улочек какой-то средиземноморской или мексиканской деревни с ослепительно-белыми оштукатуренными домами, красными или зелеными дверями и терракотовыми шиферными крышами.

Рубашка Джардина свесилась на пол с одного из кресел, остальная его одежда валялась в другой комнате. Когда-то тщательно выглаженная хлопчатобумажная блузка Кейт Говард лежала на краю кровати. Джардин пустился в воспоминания о нескольких последних часах, представляющих собой сочетание нежности и похоти, энтузиазма и изобретательности. Это был изумительный отдых от жестких рамок работы и брака, и, хотя он никогда не тяготился своей семейной жизнью, в ней все-таки не хватало определенной прелести эротики. Да и вообще, честно говоря, чего-то не хватало. Поэтому Джардин не испытывал даже отдаленного чувства вины (чего-нибудь такого, о чем следовало сообщить своему духовнику во время следующего посещения церкви на Фарм-стрит), ощущая рядом упругое, с гладкой кожей, слегка влажное тело Кейт Говард, которая спокойно, словно ребенок, спала под боком, обхватив его руками и ногами.

Возвращаясь мыслями к своему плану по внедрению Малькольма Стронга или Гарри Форда в колумбийский картель с помощью осужденного уголовника в целях укрепления легенды, Дэвид ласково погладил Кейт по волосам. Это прикосновение разбудило ее, она заморгала глазами, а когда подняла голову и посмотрела на Джардина, он крепко прижал ее к себе, и без лишних хлопот они снова занялись любовью.

Когда куратор направления «Вест-8» пробудился после глубокого и приятного сна, часы уже показывали час сорок пять дня, он лежал и прислушивался к доносившимся с кухни звукам: Кейт готовила завтрак, или обед, или что-то в этом роде.

Дэвид надеялся, что Кейт не заметит, как охоч он стал в последнее время до подобных маленьких наслаждений, ему приятно было лежать в ее теплой постели, вдыхать запах яичницы с ветчиной — определенно, это был один из величайших моментов в жизни. Действительно стоило жить ради подобных маленьких запретных оазисов.

И все-таки он несколько оступился как профессионал, нарушил свое личное правило — впервые переспал с женщиной из своего офиса. Но если они оба все сохранят в тайне, а Бог свидетель, секреты они хранить умеют, то разве это принесет какие-нибудь неприятности?

Поскольку работа против колумбийского картеля отнимала у него все больше и больше времени, Дэвид Джардин постарался убедить себя, что их любовная связь вполне оправданна в данной ситуации. А кто мог возразить ему на это?

А могла ли эта связь помешать его продвижению по служебной лестнице? Да, Дэвид Джардин был чертовски честолюбив, пожалуй, даже более честолюбив, чем иногда признавался себе. Из него получится хороший шеф секретной службы. Для этого он обладает всей необходимой квалификацией и опытом. И, конечно, репутацией. И все же сэр Дэвид звучит не так хорошо, как леди Дороти. Бог свидетель, он задолжал жене этот титул и преподнесет его, будучи Дэвидом Джардином.

А кто может возражать против этого? Только его нынешний шеф. Сэр Стивен Маккрей. Но этот чопорный малыш ни разу не выказал недовольства по поводу случайных… грешков Джардина. Так что с этой стороны все в порядке.

Дэвид заставил себя выбраться из постели и прошлепал на кухню с ее манящими запахами яичницы с колбасой и с Кейт, одетой в длинный шерстяной свитер и занятой нарезанием свежего хлеба для поджаривания.

Он подошел к ней сзади, обнял и нежно поцеловал в шею.

Кейт засмеялась, пытаясь сосредоточиться на приготовлении пищи.

— Дэвид, сначала вымой все свои интимные места. В ванной полно горячей воды…

Он с легкой тревогой бросил взгляд на сковородку, затем отправился в ванную, где принял роскошный горячий душ.

Стоя под душем, он напевал арию из оперы Перселла «Волшебная королева», и это являлось верным признаком того, что у него прекрасное настроение.

Подставляя тело под горячие струи, Дэвид поздравил себя с тем, что чувствует себя уверенно. Во всяком случае пока Кейт не начнет относиться к их связи слишком серьезно. Ему не хотелось бы доставлять ей неприятности, если, к сожалению, дело обернется подобным образом, но Дэвид понимал, что Кейт тоже слишком честолюбива, чтобы позволить этому обстоятельству разрушить ее собственную карьеру.

А значит, все в порядке. Он улыбнулся, вспомнив минуты взаимного наслаждения, и решил, что нет ничего страшного в том, что Кейт Говард так удачно заняла место когда-то полной энтузиазма, а теперь беременной Николь Уотсон-Холл.

Дойдя до того места в арии, когда волшебный король Оберон домогается своей застенчивой возлюбленной, будучи при этом слегка пьяным, Джардин выключил душ, вылез из ванной и вытерся громадным голубым банным полотенцем. Он взглянул в зеркало, подмигнул себе и подумал: «Ты счастливый негодяй, Джардин», не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.

На щеках и подбородке уже выросла приличная щетина, и он подумал, нет ли у его дорогой девушки аккуратных маленьких бритвенных лезвий, которыми женщины пользуются для бритья ног и подмышек.

С этим намерением он открыл туалетный шкафчик с зеркалом, висевший над раковиной, и увидел на верхней полке спрятанные от взгляда человека среднего роста, но, конечно, не от человека его роста, не только станочек «Жиллетт» с двойными лезвиями, тюбик крема для бритья «Антеус Пур Хоммес», но и примостившиеся в дальнем левом углу мужские запонки. Это были примечательные запонки, нефритовые, с золотыми цепочками, и на каждой из них искусно вырезан китайский иероглиф, означающий «дракон».

Очень примечательные запонки, спутать которые никак невозможно, без сомнения выполненные на заказ фирмой «Кинг антикс» в Гонконге для тогдашнего руководителя китайской резидентуры, а ныне нового шефа секретной службы Ее Величества сэра Стивена Маккрея.

Джардин молча уставился на неопровержимое доказательство. Восхищение Кейт Говард за ее непоколебимую решимость занять именно то место в «фирме», какое ей хотелось, в сочетании с ее терпением и потрясающей скрытностью все-таки немного смягчило удар, нанесенный его непомерному самомнению.

Он вздохнул, словно ребенок, уронивший на землю мороженое, моментально забыв о мотивчике из оперы.

Проклятие.

Что ж, удачи тебе, девочка. Он побреется станком Стивена Маккрея, оденется, позавтракает, или пообедает, или что там еще, и уйдет, поцеловав ее на прощание, не затаив злобы, а через некоторое время прекрасная Кейт Говард поймет, что это была их последняя встреча.

Никаких упреков. И ни слова об этих чертовых запонках…


Исполняющий обязанности лейтенанта отдела по расследованию убийств Эдди Лукко и его жена Нэнси сидели в кинотеатре в районе Куинз Нью-Йорка и смотрели последний фильм с участием Вуди Аллена. Прошло уже три дня, как ему удалось убедить Нэнси переехать к матери и пожить там немного. Жена согласилась, при условии, что они будут видеться каждый вечер или, во всяком случае, так часто, как позволит ему работа. Лукко снисходительно улыбался, когда Нэнси по ходу фильма смеялась над завуалированными остротами и каламбурами.

Кинотеатр — неплохое место, где можно спокойно сидеть и размышлять над тревожившими событиями, имевшими место в течение трех недель, прошедших с момента убийства владельца туристического бюро колумбийца Бакьеро.

И уже шестнадцать дней прошло с того времени, как распухший, без головы и рук труп неизвестного человека был выловлен из воды в гавани в присутствии группы туристов, разглядывавших статую Свободы. Тело хранило следы жестокого избиения, хуже того, ожоги от серной кислоты указывали на медленную и мучительную смерть. Это совпадало с рассказом Симбы Патриса о том, что Рикардо Сантоса сначала пытали, а затем убили. Вскрытие показало, что труп Рикардо находился в воде уже примерно двадцать один день, а значит, убили его за сутки до кровавой бойни в больнице Бельвью. Как бы там ни было, Эдди Лукко не сомневался, что это труп Рикардо, брата Германа Сантоса — подручного Пабло Энвигадо, ответственного за контрабанду и распространение кокаина в Майами, которого теперь и самого не видать в обычных местах пребывания. Труп любовника (вероятно, похищенной им же) неизвестной девушки, до сих пор лежащей в холодильной камере морга больницы Бельвью, чей отец был настолько важной фигурой — а это могло означать, что он богат, — для картеля, что была организована ее отправка из Рима в Южную Америку, где за нее собирались потребовать выкуп. Но почему?

Лукко объяснили в Управлении по борьбе с наркотиками, что Пабло Энвигадо прибегал к похищению людей только в тех случаях, когда требовалось оказать давление на противников, например, владельцев газет, политиков и судей. В похищении этой девушки из Европы не было никакого смысла, если только ее отец не является крупной фигурой в деле борьбы с кокаиновым картелем. Черт побери, действительно загадка.

Предстояло сделать две вещи. Первое, опознать убитую девушку, что уже превратилось у Лукко в навязчивую идею, и сообщить ее отцу ту самую худшую весть, какую тот может услышать. Лукко уже решил для себя, что сделает это лично, даже если для этого придется полететь в Европу.

И второе, что еще больше тревожило его. Почему свои же люди пытали и убили Рикардо? Потому что он упустил девушку? Так неужели она настолько важная персона? И, кроме того, судя по информации Бакьеро, у прилетевшего в Нью-Йорк посланца картеля имелись копии той фотографии, что Эдди Лукко обнаружил в убежище Апача среди всякого хлама и ворованных сумочек.

Но, если у картеля имеется доступ к секретной информации департамента полиции Нью-Йорка, значит, Лукко не может никому доверять, пока источник информации не будет обнаружен и ликвидирован. А из этого, в свою очередь, следует, что он должен молчать о том, насколько близко подошел к опознанию неизвестной девушки, поскольку это навлечет опасность на ее отца. Он не мог объяснить логики своих рассуждений, но интуиция детектива никогда не подводила его в подобных делах.

Лукко бросил взгляд на Вуди Аллена и Миа Фарроу и вынужденно улыбнулся, потому что Нэнси закатилась от смеха.

Мэнни Шульман. Или его помощник, как там его, Джейк? Из центра компьютерного опознания фотографий отдела разведки департамента полиции Нью-Йорка? Кто-то из них? Или оба?

Эдди Лукко расслабился и сунул руку в пакетик с воздушной кукурузой. За это он и любил фильмы с участием Вуди Аллена. На них можно было подумать.

На следующее утро он повесил пиджак на спинку кресла в своем кабинете в 14-м полицейском участке и отправился на восьмой этаж поговорить с близнецами Джо и Олби Ковик, с теми самыми близнецами-криминалистами, которые так тщательно расчистили убежище Апача, сфотографировали и рассортировали его содержимое.

Уже в который раз Лукко снова спрашивал у них о паспортах, которые они обнаружили. Многие паспорта пролежали в дыре Апача очень долго, и невозможно даже прочитать имена владельцев, но не было паспорта, который мог бы принадлежать неизвестной девушке.

— Ты же знаешь, если бы он был там, то мы нашли бы его… — заявил Джо Ковик.

— Да, конечно. — Лукко почесал затылок и принял из рук Олби пластмассовый стаканчик остывшего кофе. — Наверное, его забрал ее дружок Рикардо. Когда они поссорились и он запер ее в комнате в отеле.

— Говорят, что Рикардо выудили из реки без головы и рук, — заметил Олби.

— Значит, все его вещи могли отправить в Колумбию, — пробормотал Джо, — включая и паспорт этой неизвестной девушки.

Эдди Лукко посмотрел в грязное окно на двух стенографисток в офисе напротив. Одна из них подпиливала ногти, а другая что-то оживленно рассказывала ей, жестикулируя при этом руками. Интересно, может быть, погибшая неизвестная девушка тоже была секретаршей или машинисткой?

— Да-а… — протянул он.

— Так что, похоже, мы ничего не узнаем.

— Ты прав.

— Правда, я слышал, вы узнали ее имя, — заметил Олби, подозрительно посмотрев на Лукко.

— Но только имя, — осторожно согласился Лукко.

— И что это за имя?

Олби Ковик был самым надежным полицейским. Вот что паранойя делает с людьми. Нельзя подозревать людей вроде этих близнецов.

— Шивон. Шивона. Я просмотрел перечень всех имен, но не нашел ничего подобного. — Лукко задумчиво посмотрел на близнецов. — Это ведь не польское имя, да?..

— Нет. Шивона… Слушай, а разве не так зовут жену Поросенка Малруни? Его вдову? Она была на похоронах.

Лукко уставился на Джо Ковика. Конечно же.

— Миссис Малруни. Она, вроде, ирландка?..

— А кто ее знает, но имя звучит точно так. Шивона. Да. А может, эта девушка мики?

И это сказал американский детектив польского происхождения, который вовсе не собирался никого обижать. Эдди был итальяшкой, сами близнецы — полячишками, Варгос — латиноамерикашкой, а ирландские коллеги — мики или пэдди.[18 - Мики, пэдди — презрительные прозвища ирландцев в США.] Подобные прозвища очень редко употреблялись среди близких коллег, поскольку существовала опасность того, что человек, названный этим прозвищем, находится в плохом настроении. А тогда уж можно заработать за подобное прозвище синяк под глазом.

— Черт побери, так что же она делала в Риме?

— Вот ты и выясняй, ты же детектив…

Департаменту полиции Нью-Йорка приходилось иметь дело с ирландцами, так что ровно через восемь минут Эдди Лукко уже выяснил, что это имя ирландцы обычно произносят как Сиобан. В десять минут одиннадцатого, когда в Европе было десять минут пятого, он позвонил представителю Интерпола в Париже, этот офицер осуществлял связь с полицией Рима. А еще Лукко отправил факс двоюродному брату капитана Дэнни Моллоя, служившему в бюро расследований в Дублине. Факс содержал запрос о пропавших без вести за последние четырнадцать недель девушках по имени Сиобан в возрасте от пятнадцати до двадцати лет, причем, и о тех девушках, которые пропали без вести во время поездки в Италию и вообще в Европу.

Иногда бывает так, что дело застревает на месяцы, а потом неожиданно что-то происходит. Но на этот раз все произошло иначе, что, впрочем, не слишком удивило лейтенанта Эдди Лукко.

Поздно вечером он сидел дома в любимом кресле и смотрел телевизор. Эдди уже было поднялся, чтобы выключить его, как раздался звонок телефона.

— Да?..

— Мистер Лукко?

— Да, это я.

— Мистер Лукко, вы должны прекратить свою деятельность против нас.

Голос звучал мягко и спокойно, с легким испанским акцентом.

— Кто это, черт побери?

— Ох, успокойтесь, лейтенант. — Послышался легкий смех. — Вы же знаете, кто это… так что для вашего же блага отвяжитесь от девушки, найденной на Центральном вокзале.

— Пошел вон, подонок.

— Ваша жена, Нэнси. Симпатичная. Она у матери, и это разумно, лейтенант. А у ее мамы действительно хороший домик на Лонг-Айленде, мне нравится веранда и качалки. Будем надеяться, что они доживут до лета, чтобы воспользоваться ими. А может быть, вам даже удастся посмотреть еще один фильм с Вуди Алленом.

Звонивший повесил трубку.

Тук! Тук! Тук! Кто-то колотил во входную дверь квартиры. Сердце Эдди Лукко готово выскочить из груди. Он схватил револьвер с кобурой и осторожно двинулся к двери, но сбоку, потому что знал ребят, которых убили через дверь. Кожаная кобура полетела на пол, Эдди обхватил двумя руками рукоятку револьвера, готовый открыть огонь.

Тишина.

Сердце продолжало рваться из груди, в памяти возникла картинка кровавой бойни в Бельвью.

Где-то в Куинзе раздался вой сирены пожарной машины, и натужный рев ее мощного мотора огласил ночные улицы. Потом послышался скрип лифта, Эдди напряг слух, пытаясь угадать, что же происходит за дверью его квартиры.

И вдруг раздался звонок, звонили в дверь квартиры, но снизу, от главного входа в дом. Лукко смотрел, но не отвечал по домофону, потому что если бы ответил, то стоящим за дверью людям сразу стало бы ясно, где он находится.

Сирена и шум двигателя пожарной машины стихли.

Снова зазвонил дверной звонок, а потом снизу, с улицы, послышался шум автомобильного мотора, визг покрышек, и машина быстро умчалась.

Тишина.

Лукко осмотрел запоры и замки обитой сталью входной двери, убедился, что они закрыты. Затем обошел квартиру, выключая повсюду свет.

После этого он позвонил Варгосу и попросил немедленно приехать к нему с подкреплением, а к Нэнси отправить две патрульные полицейские машины, чтобы они круглосуточно охраняли дом. И только затем позвонил жене на Лонг-Айленд. Голос Нэнси звучал заспанно.

— Послушай, малышка, ты ведь знаешь, что быть женой полицейского довольно хлопотно, да?

— Господи, Эдди, в какое дерьмо мы вляпались на этот раз? — спросила супруга — адвокат и выпускница Гарварда.

— Нэнси, у тебя эта штука далеко?..

— Нет, в ящике стола.

— Достань прямо сейчас и держи в руке. К вам едут две патрульные машины, но не пускай их в дом, пока не убедишься, что они точно из полиции.

— Патрульные машины?..

Они поговорили еще несколько минут, потом Нэнси сказала:

— Эдди, я слышу их.

Она замолчала, подходя от кровати к окну.

— Отойди от окна.

— Я их вижу. Две патрульные машины, одна останавливается, а другая разворачивается. Стала на противоположной стороне улицы. Двое полицейских в форме, один из них сержант. Подожди…

Лукко услышал в трубке звук открываемого окна.

— Сержант! В чем дело?

Тишина. Лукко напряг слух, но ничего не услышал, потом в трубке снова раздался голос Нэнси.

— Все в порядке. Он просил передать тебе, что его фамилия Каплан. Стив Каплан, из 101-го участка. Говорит, что ты задолжал ему пиво еще с того времени, когда были в Дананге.

Лукко облегченно вздохнул. Боже, благослови Америку. Они приехали так быстро, как он и не надеялся. Полицейские всегда спешат на помощь к своим, потому что знают, что в любой момент им может понадобиться такая же быстрая помощь.

— Дорогая, я тебя люблю. Постарайся уснуть.

Они оба тихонько рассмеялись.

— Будь сам осторожен. А со мной все в порядке, не беспокойся, ладно?

— Я позвоню около семи.

— Конечно. Эдди?..

— Да?

— У тебя все в порядке?

— Да, да, все отлично. Нэнси, ты…

— Не желаю с тобой разговаривать, обманщик.

— Потом позвоню.

Он положил трубку.

Тишина. Лукко напрягся в ожидании телефонного звонка, и он раздался. Эдди снял трубку, сейчас он уже успокоился.

Как он и ожидал, на другом конце провода молчали. Только тихий… смешок, и после этого звонивший повесил трубку. Эдди тоже положил трубку и сел на пол, прислонившись спиной к стене, лицо и одежда промокли от пота. Рука, сжимавшая «смит-вессон», покоилась на коленях. Ему захотелось, чтобы появился кто-нибудь, в кого нужно выстрелить.

Спустя двадцать семь минут он услышал шум остановившихся внизу трех машин, распахнулись дверцы и раздался ласкающий слух треск полицейских радиостанций.

У Варгоса был ключ, они имели ключи от квартир друг друга на случай, подобный этому. Лукко расслабился в ожидании, пока его напарник с подкреплением поднимется на четырнадцатый этаж.

От входной двери раздались три коротких, один длинный и снова три коротких звонка. Это был их с Варгосом условный сигнал. Лукко двинулся в темную прихожую, в правой руке револьвер, а в левой тоненький фонарик, который он держал сбоку на расстоянии вытянутой руки, так что если кто-нибудь попытался бы выстрелить на свет, его серьезно не задело бы. Если только стреляющий не знаком с такой уловкой.

Послышались шаги людей, перескакивавших через несколько ступенек, и треск полицейских раций. Через несколько минут шаги раздались уже на площадке перед входной дверью, Эдди даже слышал, как тяжело дышат подошедшие. Затем послышался такой желанный голос Сэма Варгоса:

— Эдди, ты там в порядке?..

— Да.

— Мы все проверили до последнего этажа, никого нет. Эй, Эдди, ты ожидаешь посылку?

— Нет, а что?

— Тут у тебя перед дверью какая-то чертова коробка.

— Не трогай ее.

— Не вчера на свет появился, как ты думаешь меня зовут?..

— Офицер Турки, конечно. — Это был персонаж из мультфильма, который они смотрели пять раз, когда следили за мафиози, а этот гангстер каждый день после обеда торчал в кинотеатре рядом с Таймс-сквер и смотрел бесконечные приключения кролика Бугса и остальных героев.

— Эд, уйди в комнату и оставайся там, ладно? Я вызову по радио собаку, пусть понюхает эту штуку.

— Сам понюхай.

— Что ты сказал?

— Сам, говорю, понюхай.

— Очень остроумно. — Потом Варгос, по-видимому, обратился к людям, стоявшим на площадке и на лестнице. — Так, ребята, освободите место. Джек, Шон, никого не пропускайте из лифта и с лестницы. Действуйте.

Привезли специально натренированную собаку, но в коробке оказалась вовсе не бомба, а человеческая голова. Голова Симбы Патриса. Когда Эдди и Сэм Варгос уже пили на кухне пиво из холодильника, разглядывая стоящую на столе коробку, Эдди заметил:

— В тот день в ресторанчике «Морта да паста» он действительно выглядел испуганным, Сэм, но все-таки на его лице не было и половины такого испуга, как сейчас.

Лукко подумал про себя, что он просто бесчувственный ублюдок, и взмолился в душе, чтобы побыстрее прибыли криминалисты и убрали из кухни этот кошмар. Боже мой, слава Богу, что Нэнси у матери. Она очень заботилась о порядке на своей кухне.

Эдди втянул носом воздух и поморщился. Прижав к щеке холодную банку пива, он спокойно обратился к Варгосу:

— Сэм, знаешь что?

— Что? — спросил Сэм Варгос, выглядевший просто позеленевшим.

— Похоже, эта голова уже протухла.

Лукко встретился взглядом с Варгосом, и они расхохотались и смеялись до слез.


Покатые, густо поросшие лесом горы к западу от Санта-Фе-де-Антьокия достигают в высоту восьми тысяч футов. Речушки и горные ручьи стекают в многочисленные, обрамленные крутыми склонами долины, далее в реки покрупнее, что впадают затем в большую реку Кауку, на берегу которой и расположен Санта-Фе — старинный испанский колониальный городок, основанный в 1581 году Хорхе Робледо. Городок маленький, население около восьми тысяч человек. Как и многие колумбийские города, он мог бы стать раем для туристов, если бы не вооруженные столкновения наркомафии, прокубински настроенные партизаны, боевики движения «Армия национального освобождения», революционного движения маоистского толка «Национально-освободительная армия» и просто бандиты — мужчины (и женщины), зарабатывающие на жизнь разбоем.

Архитектура города прекрасна, оштукатуренные белые дома под шиферными крышами, четыре церкви в простом, элегантном, традиционном испанском стиле. Имеется полицейский участок и размещен небольшой гарнизон солдат, призванных на службу главным образом из провинции Антьокия, но в целях собственной безопасности эти представители закона и порядка проявляют крайне слабую активность.

К западу от городка, на высоких холмах Ла-Круз расположено поместье и плантация площадью тридцать тысяч акров, на которой небольшая армия довольных жизнью и состоятельных крестьян разводит гвоздики и кокаиновые кусты. Местные жители называют поместье «Супружеская постель» или «Постель маршала» в честь конкистадора, испанского маршала, который, по слухам, построил это поместье как тайное убежище для себя и своей пятнадцатилетней невесты Изабеллы — дочери испанского колониального губернатора, решительно возражавшего против этого брака. Конкистадор и его молоденькая жена провели всю жизнь здесь, высоко среди поросших лесами холмов, при этом им тайно покровительствовал и защищал основатель города Санта-Фе Хорхе Робледо.

Исторической записи этой романтической истории не существует, как нет и поместья на всех картах и схемах этого района. Даже местные крестьяне и владельцы ранчо отказываются говорить о нем с посторонними людьми, а более настойчивые расспросы о его местонахождении представляют серьезную опасность для здоровья интересующегося.

Под наклонной черепичной крышей дома находится длинная веранда, а возле дома обустроено несколько расположенных уступом аккуратно подстриженных лужаек в английском стиле, с которых открывается вид на долину, где на расстоянии нескольких тысяч футов видны розовые черепичные крыши домов и верхушки церквей Санта-Фе.

На второй из лужаек в старинных деревянных креслах сидят за столом, покрытым белоснежной льняной скатертью, двое мужчин, между ними стоит графин с лимонадом. Один из них одет в белую хлопчатобумажную рубашку, в распахнутом вороте которой видно золотое распятие. Это Пабло Энвигадо. На втором мужчине — черный сюртук и круглая черная шапочка священника-иезуита. Священник довольно стар, ему уже за восемьдесят, его испещренное многочисленными морщинами старческое лицо несет на себе печать мудрости и усталости от жизни.

Они спокойно разговаривают, ведя непринужденную беседу, Энвигадо с большим уважением относится к священнику. Но, когда приближается кто-то из слуг или близких помощников хозяина, они замолкают, чтобы никто не знал предмета их разговора. Это отнюдь не первый визит старого священника, тайно посещающего человека, известного в этих местах, как дон Пабло. Об этой встрече несколько недель назад договорился человек, называющий себя Рестрепо).

Шпионы Пабло сообщили ему, что после тайных встреч с ним священник обычно направляется прямо в Медельин для бесед с умной и привлекательной женщиной, которую новый президент назначил советником по делам Медельина. Дон Пабло невозмутимо выслушал это сообщение своих информаторов, поблагодарил, а визиты священника к нему продолжились.

А на верхней лужайке в тени веранды сидят двое других мужчин, один из которых раза в два-три старше другого, оба усердно заняты работой, пользуясь при этом ручками, штемпельными подушечками, ксилографическими клише и увеличительными стеклами. У них восточные черты лица, типичные для вьетнамцев из района Хюэ, младший приходится старшему внуком. Оба носят очки с толстыми стеклами, а старшего украшает редкая козлиная бородка, что делает его похожим на буддистского мудреца.

Они принадлежат к семье Нги, чье мастерство подделки документов и денег восходит аж к VIII веку истории Вьетнама. ЦРУ завербовало в свое время пятерых фальшивомонетчиков из семьи Нги и поместило их в тайное убежище в Сайгоне, где они провели всю войну, искусно изготовляя северовьетнамские, китайские, русские паспорта и документы и, конечно же, деньги, потому что самым быстрым способом подрыва экономики государства является наводнение страны фальшивыми, ничего не стоящими деньгами.

В конце войны некоторые члены клана Нги потихоньку ушли со службы в ЦРУ, а впоследствии правительство Северного Вьетнама наградило их, как секретных агентов. Другие же уехали искать счастья в США, где вскоре убедились, что с их талантами они никогда не останутся без работы (или без денег).

Получая в год от продажи кокаина свыше двух миллиардов долларов, Пабло Энвигадо мог позволить себе создать этакое минигосударство с высокопрофессиональными советниками в области политики, экономики, безопасности и разведки. Естественно, он услышал о людях из клана Нги и пригласил их к себе на работу для собственных целей, и здесь надо отметить, что их работа была аналогичной той, которую они выполняли для ЦРУ.

И вот пока Пабло Энвигадо увлеченно беседовал на нижней лужайке со старым священником, Хюин Тан Нги и его внук Ле Сюан Нги трудились над зажатым между двумя стеклами письмом, написанным по-английски и начинающимся словами: «Дорогие мама и папа…», а заканчивавшимся «Очень люблю вас…» и размашистая подпись «Сиобан».

У каждого из вьетнамцев есть блокнот, в котором они воспроизводят почерк погибшей девушки, младший до совершенства отработал ее подпись.

Самая сложная проблема для них — отсутствие надежного советника, который мог бы точно подсказать, о чем восемнадцатилетняя студентка-пианистка из Дублина может написать своим родителям из дома композитора в дебрях Анд.


14

Рискованная затея


По роду своей работы Дэвид Джардин постоянно контактировал с лондонским отделением ЦРУ и людьми из Управления по борьбе с наркотиками, работавшими в посольстве США в Лондоне на Гросвенор-сквер, а также с отделом специальных расследований таможенной службы США.

Поток кокаина из Южной Америки и США в Европу и Англию приобретал угрожающие размеры. Четыре года назад Управление по борьбе с наркотиками предупредило британское правительство, что снижение цен на наркотики у американских уличных торговцев заставит колумбийцев устремить свой взгляд через Атлантику. В соответствии с этим на состоявшемся в Скотленд-Ярде совещании заместитель комиссара сэр Джон Деллоу уведомил собравшихся редакторов и руководителей средств массовой информации, что колумбийский картель нацелился на Европу.

Он предупредил, что Великобритания и вся Европа должны быть готовы к жестокой схватке с медельинским картелем и к настоящим военным действиям, сопровождающим захват картелем американского рынка.

Но, поскольку процесс организации сети или системы сетей распространения кокаина проходил сложно и довольно долго, интерес публики к нему поостыл. Ведь наркотики не заполнили же немедленно улицы городов, не наблюдалось обещанных стычек городских гангстерских банд, погонь, перестрелок из «узи», подобные события не заполняли первые страницы газет и экраны телевизоров, разочаровав охочих до сенсаций журналистов.

А затем в злачных местах городов Франции, Германии, Нидерландов и Великобритании зазвучали выстрелы, появились банды, зачастую состоящие из молодежи, и пресса начала постепенно осознавать, что они и являются предвестниками предсказанного сэром Джоном ближайшего будущего, хотя кое-кто из британской полиции и посчитал его прогнозы чепухой.

Французская полиция и правоохранительные органы многих стран согласились, что убийство Венецианской Шлюхи является шагом, связанным с пересмотром кокаиновым картелем своих планов распространения кокаина в Европе. Пресса проявила некоторый интерес к этому событию, но газеты и телеэкраны были заняты войной в Персидском заливе и событиями, подобными взрыву бомбы на вокзале Кингз-Кросс, в результате которого были убиты и покалечены несколько болельщиков из США. Так что об убийстве Венецианской Шлюхи поговорили всего три дня.

Обо все этом Джардин подумал, обводя взглядом длинный стол в комнате для совещаний лондонского отделения ЦРУ, расположенного под подземным гаражом американского посольства в Лондоне на Гросвенор-сквер.

Вокруг стола расположились шеф лондонского отделения ЦРУ Джим Полдер, его заместитель Эд О’Киф, начальник Управления по борьбе с наркотиками специальный агент Элджин Стюарт, специальный агент Министерства финансов США Джо Ламб и симпатичная женщина Эми Лабитц из отдела по борьбе с наркотиками таможенной службы США. Англичан представляли Джардин, шеф лондонского отделения секретной службы Аллан Гилберт и начальник европейского отдела секретной службы Фрэнк Коттрел.

Секретарша Джима Полдера Дениз Стюарт была замужем за начальником Управления по борьбе с наркотиками, что позволяло семье Стюартов удачно противостоять разным интригам со стороны посольства.

— Так что делал Рестрепо в Женеве без своей обычной охраны?

Элджин Стюарт почесал указательным пальцем пушистую бородку, обрамлявшую его красновато-смуглое лицо, пробежав при этом глазами по присутствующим. Джардину нравились глаза Элджина, казалось, что этот человек всегда готов пошутить, но на самом деле в лучшем случае на его лице можно увидеть широкую усмешку, а глаза… они никогда не отдыхали. Стюарт был серьезным профессионалом.

— Возможно, — подал голос Дэвид Джардин, — он делал что-то такое, о чем не хотел ставить в известность Пабло.

— Например?.. — Стюарт обычно разговаривал в ленивой, спокойной манере, но подобный разговор мог в любой момент перейти в допрос.

— Послушай, старина, он переспал с дорогой, непрофессиональной проституткой, потом пообедал, что вполне естественно, с управляющим банком, а затем исчез. — Джардин пожал плечами. — Но если это Швейцария… то, может быть, что-то связано с деньгами? Правда, верится в это с трудом, у него ведь полно денег.

«А что я еще должен был сказать?» — подумал Джардин, заметив моментальный взгляд, которым обменялись заместитель начальника лондонского отделения ЦРУ О’Киф и Джо Ламб из Министерства финансов США.

— Дэвид, если ты раскроешь свои карты, то и мы раскроем свои, — заявил начальник лондонского отделения ЦРУ Полдер, чьи резкие черты лица и проницательные, умные глаза напомнили Джардину настоящих шпионов, которые еще сохранились в мире разведки и которые так не похожи на теперешних прошедших проверку на детекторе лжи, умеренно пьющих, бегающих по утрам трусцой, осторожно управляющих машиной и сидящих по домам шпионов, занимающихся в безопасности анализом спутниковых фотографий и данных электронного подслушивания.

— Идет. — Джардин часто вставлял в свою речь американские обороты, когда имел дело с американцами, к которым относился с большой теплотой. Впрочем, с большой теплотой он относился и к русским, и к колумбийцам, свободно владея их языками. — Я располагаю информацией, что Рестрепо втайне ведет переговоры с кабинетом колубийского премьер-министра. А также с представителями картеля из Кали и Боготы. Хочет выработать некие условия, на которых Пабло Энвигадо мог бы сдаться властям. Совершенно ясно, что основным предметом этих… переговоров является изданный президентом Гавириа закон о передаче наркобаронов США.

— А почему люди из Кали и Боготы заинтересованы в том, чтобы Энвигадо оказался за решеткой? — спросила Эми Лабитц из таможенной службы США.

— Потому что все устали от насилия. За эти семь лет, как Пабло пришел к власти и объявил войну правительству, разрушено существовавшее положение. Кокаин является в Колумбии основным экспортным товаром, как виски в Шотландии. А мнимые потомки конкистадоров считают жестокие действия Энвигадо нецивилизованным способом ведения дел. — Дэвид вновь оглядел присутствующих. — Так что есть задумка упрятать его в тюрьму.

— А как Рестрепо объясняет это Пабло Энвигадо? — поинтересовался Элджин Стюарт.

— Возможно, он вообще молчит об этом, но все-таки у меня есть информация, что Рестрепо старается уговорить Пабло сдаться. Не сомневаюсь, что и ваши источники сообщают об этом.

— Спасибо, что поделился с нами, Дэвид, — поблагодарил Полдер, с улыбкой глядя в глаза Джардину, так как прекрасно понимал, что высокопоставленный работник секретной службы не сообщил ему ничего нового, о чем бы еще не знало ЦРУ.

Полдер нахмурился в глубокой задумчивости, коллеги с тревогой смотрели на него. Неужели он действительно собирается поделиться настоящими секретами? С британцами? С младшими братьями, как их называли в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния.

— Дэвид, я слышал, что Рестрепо видели с неким Бренданом Кейси, начальником штаба ИРА. Это было некоторое время назад, в Санта-Фе, провинция Антьокия. Получили мы эти сведения в результате обмена разведывательной информацией с Тель-Авивом.

Все американцы уткнулись в свои папки и блокноты. Джардин смотрел Полдеру прямо в глаза. Официально вроде бы ЦРУ делилось информацией, но тактика Полдера была ясна, она не удивила Джардина. Полдер наверняка понимал, что секретная служба вскоре по своим каналам получит эту информацию, а это только вопрос времени.

Возможно, это означало также наличие у Полдера сведений о том, что Дэвид Джардин в ближайшее время внедрит тайного агента в самое сердце кокаинового картеля Пабло Энвигадо.

Кто же мог проболтаться?

Внезапно ему вспомнились эти чертовы запонки на верхней полке шкафчика в ванной у Кет Говард. Проклятый Стивен Маккрей. Он лижет задницу этим янки.

Джардин продолжал смотреть на Полдера, лицо его абсолютно ничего не выражало. Затем он вежливо улыбнулся.

— Спасибо, Джим. Я это учту…

Даже Элджин Стюарт выдавил из себя подобие улыбки.


Дэвид Джардин вышел из посольского гаража, неприметно приткнувшегося позади здания, и пошел по Бернзмьюз, расположенной в самом центре квартала Мейфэр между Верхней Брук-стрит и Верхней Гросвенор-стрит. Он прекрасно знал, что Брендан Кейси в октябре посетил Колумбию. На самом деле он и его коллеги мало чего не знали о «временной» ИРА. Знали ее членов, активистов и поддерживающих, и даже лиц, занесенных в секретный список начальника штаба как прошедших подготовку, но еще не зачисленных в боевики.

Постоянно пополнялись данные о них самих, их семьях, записывались голоса, в основном всегда было известно их местонахождение и прошлые «подвиги», такие, как взрывы бомб, убийства, участие в допросах и пытках, казнях осведомителей и других людей, неугодных организации.

Но, когда некоторые серьезные, активные боевики «временной» ИРА ускользали из-под всестороннего наблюдения британской военной разведки и из поля зрения осведомителей, события нередко заканчивались трагически. Если боевиков отправляли с заданиями в Англию или Европу, они исчезали из своих обычных убежищ. В ходе двадцатилетней вооруженной борьбы, жестокого терроризма в городах «временные» изобретали прямо-таки гениальные схемы прикрытия, создававшие впечатление, что их боевики не ведут активной деятельности.

Детективы из специального отдела королевских констеблей Ольстера, нелегально действующие солдаты 22-го полка специальных воздушно-десантных войск и 14-й группы безопасности и разведки вместе с агентами службы безопасности охватили своим вниманием почту и средства связи, социальные службы, больницы, пивные, клубы, публичные дома, они изучили все уловки и повадки своих противников.

Однако бомбы по-прежнему взрывались, продолжали погибать заезжие болельщики, школьники, жены и дети солдат. Способы действий боевиков постоянно менялись — от таких трусливых операций, когда человека привязывали к сиденью собственной машины, начиненной взрывчаткой, и заставляли врезаться в пропускной пункт, и, идя на верную смерть, водитель знал, что его детей в миле отсюда держат под прицелом автоматов, они перешли к дерзким и изобретательным операциям, вроде минометной атаки на Даунинг-стрит во время заседания кабинета министров. Мины, выпущенные тогда из самодельных минометов, спрятанных в фургоне, припаркованном в середине Уайтхолла — особой зоне внимания службы безопасности, — пробили тонкую крышу и пролетели от цели всего лишь в нескольких футах. Остановив фургон на углу оживленного перекрестка, водитель того фургона спокойно вышел из него, пересел на заднее сиденье подъехавшего мотоцикла и затерялся в потоке утреннего транспорта.

Джардин подумал, что эта операция достойна любого подразделения специальных войск. В тот злополучный момент он находился всего в трехстах ярдах от места происшествия, в музее специальных воздушно-десантных войск, где несколько десантников собрались почтить память отца и создателя их полка сэра Дэвида Стирлинга. Даже они высказали невольное восхищение дерзостью преступников. Именно в данном случае.

Дэвид спустился по Парк-стрит на Маунт-стрит, пересек Баркли-сквер, поднялся по Хей-Хилл к Дувр-стрит и свернул направо на Графтон-стрит. Он прикинул, что придет на пять минут раньше запланированного времени встречи, чтобы пообедать с Гарри Фордом и его женой Элизабет, с которой еще не знаком.

Прошло одиннадцать недель с того момента, как Гарри уволился из британской армии. По документам он работал практикантом-консультантом в отделе оборудования для охраны международного банковского консорциума. В отделе кадров и бухгалтерии британского отделения консорциума имелись документы о приеме на работу Гарри Форда, служба безопасности провела необходимую проверку и выдала ему служебное удостоверение, а также оформила третью, высшую форму допуска, что вполне соответствовало его должности.

Так что по данным компьютеров, человек по имени Гарри Форд работал в данном учреждении, проходя подготовительный курс.

А на самом деле и Гарри, и Малькольм Стронг только что завершили шестинедельный курс выживания во враждебной среде и поведения на допросах, последовавший за пятинедельным курсом физической и теоретической подготовки на «пасеке».

В ходе подготовки они побывали в Испании и Шотландии, кроме практических занятий по внедрению в незнакомую (но не враждебную) среду, Гарри и Малькольм постоянно занимались физической подготовкой, стрельбой, рукопашным боем, организацией тайных встреч, оказанием себе медицинской помощи, теорией и практикой сбора и анализа разведывательных данных.

Оба кандидата изменились. У Гарри Форда поубавилось самоуверенности, он подналег на физическую подготовку, Стронг окреп физически и уже не воображал себя единственным умником.

Оба хорошо себя показали, и даже Ронни Шабодо неохотно согласился, что вскоре любой из них сможет работать без ущерба для дела, а под ущербом он подразумевал гибель агента, политический и профессиональный провал секретной службы.

В прошлый вечер Джардин пригласил Стронга и его привлекательную и веселую сожительницу Джин, которая была на четыре года старше Стронга, на ужин в итальянский ресторан в Ричмонде, расположенный в окрестностях Лондона, в шести милях от Челси; в этом ресторане Дэвид раньше никогда не был и не собирался больше посещать его, а жаль, потому что кормили в нем просто великолепно.

Джардин решил, что настало время поближе познакомиться со своими агентами. Он знал некоторых руководителей, которые гораздо раньше сближались со своими агентами, некоторые из них даже становились большими друзьями со своими подопечными, но Дэвид считал, что подобные отношения могут помешать принять непредвзятое решение, особенно когда требуется проявить холодную жестокость, без которой не обходилась работа их учреждения.

Поэтому в течение одиннадцати недель их новой жизни «Пакет» и «Багаж» доказывали свою пригодность к работе. Они невольно прониклись духом британской секретной службы, так сильно отличавшейся и от войск специального назначения Гарри Форда, и от прокурорской работы Малькольма Стронга. И только теперь Дэвид Джардин сделал шаг, чтобы стать для них чем-то большим, нежели просто спокойным, симпатичным, начальствующим ублюдком — а именно таким они знали его и так о нем думали, — шаг в их жизни, дома́, се́мьи, протянул руку дружбы, позволил их женщинам осознать себя членами очень маленького и ограниченного мира тайных агентов, куда входят сам агент, его инструкторы, начальник и, если необходимо, его женщина. Вот таков ограниченный мир агента. Ни друзей, ни выпивок с коллегами, ни встреч с однокашниками.

Джардин вздохнул с искренним сожалением, поднимаясь по ступенькам в вестибюль отеля «Браунз». Бедняги, это он соблазнил их и заманил в мир тайных операций, наблюдая со стороны за мучительной подготовкой. Это он превратил их в потенциальных способных, умных, профессиональных шпионов, которые при необходимости убьют кого-нибудь в гостиной загородного дома или в туалете кинотеатра, что совсем не походило на доблестные, бесстрашные действия бывшего капитана Гарри Форда за линией фронта в Ираке всего четырнадцать недель назад.

Джардин решил для себя не обращать на это внимания, потому что работа есть работа и делать ее следует с широко открытыми глазами. А еще его не оставляла мысль, почему все-таки Стивен Маккрей сообщил американцам об операции «Коррида». Может быть, он был вынужден сделать это, иногда в их отношениях с ЦРУ возникали довольно сложные ситуации. Джардин позавидовал персонажам из шпионских романов, у которых стояли компьютеры вместо мозгов.

В вестибюле отеля с приветливой улыбкой на лице его встретил Форд, выглядевший шикарно в темно-синем двубортном костюме, сшитом у того же портного, у которого одевался и Джардин. Эти сведения Дэвид вычитал из досье Форда.

— Вы пришли на пять минут раньше, — заметил Джардин, пожимая сухую и твердую руку Гарри и с улыбкой глядя в лицо своему уже оперившемуся агенту.

— Сказывается хорошая подготовка. — Форд рассмеялся и кивнул на высокую, стройную, молодую женщину, стоявшую чуть позади. — Дэвид, это Элизабет. Моя вторая половина, причем лучшая.

В этот момент в гостиной рядом с вестибюлем кто-то из официантов уронил поднос с бокалами и столовыми приборами, и тут же завыла пожарная сирена, но моментально смолкла. Все это длилось пару секунд.

— Могу поспорить, — холодно заметил Джардин, — что кто-то просто из любопытства попросил включить пожарную сирену…

Но это был момент, который ему запомнился на всю жизнь. Возможно, именно в этот момент ему следовало убедить себя, что это дурное предзнаменование.

— Значит, вы и есть тот самый человек, который в тот день приехал в Херефорд?.. — сказала Элизабет, пожав Джардину руку, и засмеялась.

В глазах ее сверкали такие озорные искорки, что Джардин неожиданно для себя тоже рассмеялся. Элизабет снова прыснула, глядя ему прямо в глаза, и Джардин улыбнулся, как болван. А ведь она на самом деле не сказала ничего такого смешного.

Это была та самая девушка, которую он видел в Херефорде из окна гостиной дома Джонни Макалпина, ему запомнились ее развевающиеся на ветру волосы. Трое молодых охранников смеялись тогда над словами девушки, и еще он слышал ее смех на кухне, а жена Макалпина Шейла тоже смеялась.

А потом, черт побери, где же это было? Ах да, в пиццерии, в одно из воскресений несколько недель назад. Элизабет пришла туда со своим отчимом Диком Лонгстритом, бывшим послом США в Лондоне. И он смеялся над ее словами, а Элизабет наклонила голову и отбрасывала назад волосы жестом, который ему предстояло очень хорошо запомнить.

— Похоже, мне следует признать себя виновным, — ответил Джардин, и еще никогда в жизни он не говорил более правдивых слов.

Прихлебывая минеральную воду, Гарри Форд с интересом оглядывал ресторан отеля «Браунз». Раньше он никогда здесь не был, и Гарри нравился этот просторный, шикарный, старомодный отель, отделанные панелями стены в вестибюле, прекрасные манеры обслуживающего персонала. Ему вообще нравились в жизни вещи отличного качества. А еще Гарри был доволен тем, что по контракту с секретной службой ему платили в два раза больше того, что он получал, будучи капитаном специальных воздушно-десантных войск. Он решил для себя, что большая часть денег пойдет на банковский счет, пока он будет выполнять рискованное задание, ради которого его и завербовал Джардин.

Гарри с интересом наблюдал за Дэвидом, внимательно слушавшим Элизабет, чей техасский шарм подкрепляло образование в частной привилегированной школе в Виргинии и колледже Оксфордского университета.

Кроме хороших манер, приятной внешности и с трудом сдерживаемой жизненной энергии, Элизабет Форд обладала редким здравым смыслом, унаследованным, по мнению Гарри, от шотландских предков, прибывших в Америку в 1657 году. Ее мать, урожденная Макферсон, вела свой род от первых американских Макферсонов, которые проделали путь до границы с Мексикой и породили большую династию, лишившуюся многих своих членов после биржевого краха в 1929 году. Мать Элизабет вышла замуж за молодого студента-медика Джеймса Лидбиттера, ставшего впоследствии преуспевающим хирургом и умершего в 1980 году от сердечного приступа.

Лидбиттер был офицером запаса и во время войны во Вьетнаме как хирург добровольно пошел в армию в звании майора. Поэтому Элизабет и родилась на военной базе в Форт-Уорте 14 июня, то есть за двадцать пять лет и одиннадцать месяцев до этого обеда с высокопоставленным сотрудником британской секретной службы.

Высокопоставленного сотрудника, казалось, забавляли слова Элизабет, а она откинула свои длинные волосы и бросила на Гарри взгляд, заставивший его почувствовать обожание. И легкое вожделение.

— Дэвид рассказал мне, в чем будет заключаться твоя работа, Гарри. Ужасно завидую тебе. Целых три года в Оксфорде я провела в ожидании того, что кто-то предложит мне подобную работу.

Джардин отметил про себя, что у нее низкий голос, в нем даже слышалось что-то… животное. Девушка обращалась к собеседнику, демонстрируя сердечность, скрывая за этим неудержимое чувство юмора, глаза ее излучали разум и какую-то ранимость, что отнюдь не делало ее менее привлекательной.

— Это значит, что она не слишком всем довольна, — пояснил Гарри.

— На самом деле она… просто потрясена, — возразила его жена. — Но разве кто-нибудь говорит разумные вещи, когда ему рассказывают о подобных делах?

Элизабет повернулась к Джардину, взгляд ее светился открытостью и честностью.

Дэвиду понравилась ее прямолинейность. Хорошо, что у его агента такая жена, потому что любимая женщина имеет жизненно важное значение для глубоко скрытой личной жизни агента. Ему чрезвычайно необходимо иметь верного человека и думать о нем, когда он находится вдалеке один, постоянно подвергаясь смертельной опасности.

— На самом деле в нашей работе нет ничего грандиозного. — Джардин улыбнулся. — В основном бумажная работа, да скучные совещания. Гарри повезло больше других, ему предстоит небольшое путешествие.

По ее глазам Джардин понял, что его слова не обманули Элизабет. Она посмотрела на мужа как-то озабоченно, словно ее тревожило дурное предчувствие. Дэвид решил для себя, что с Элизабет Форд следует держаться настороже. Она снова повернулась к Дэвиду.

— И насколько в действительности опасна его новая скучная работа?

Ее взгляд словно говорил Джардину: «Я убью тебя, если втянешь его в какое-нибудь дурацкое предприятие».

Дэвид выдержал ее взгляд.

— Дорогая, на самом деле… я важная персона, — запротестовал Гарри.

Не взглянув на мужа, Элизабет ответила:

— Нет, это не так. Я кое-что знаю о шпионах, ведь мой отчим был послом.

Она внимательно, словно цыганка, изучала лицо Дэвида, которому показалось, что она хочет заглянуть ему прямо в душу.

— Элизабет, мы очень рады, что Гарри поступил к нам на службу. Раньше, в армии, ему приходилось выполнять более опасные задания. Не знаю, насколько вы осведомлены об этом…

Он огляделся вокруг, ища взглядом официанта, но краешком глаза наблюдал за их реакцией на его слова.

Секретная служба вела наблюдение за солдатами специальных воздушно-десантных войск, и считалось, что они надежно хранят секреты, связанные со своей службой, как и моряки атомных подводных лодок, их семьи очень редко знали, чем они занимаются. Но все это просто треп. На самом деле наиболее здравомыслящие десантники иногда кое-что рассказывали своим женам, как раз столько, чтобы те могли ощутить себя частью армейской семьи. А жены некоторых старослужащих солдат знали о делах своих мужей очень даже немало.

Гарри Форд, натренированный скрывать свои чувства и в армии, и на «пасеке», и бровью не повел. Но Элизабет сейчас не смотрела на мужа, она продолжала следить за Джардином, к которому уже спешил официант.

— Я знаю больше, чем можно прочитать в газетах, — ответила Элизабет, — но все равно немного. Но иногда в «Ньюсуик» можно прочитать о действиях полка в Ираке гораздо больше того, чем любой из нас узнает в Херефорде.

«Совсем неплохо рассуждает», — подумал Джардин. Если бы только она говорила по-испански, из них получилась бы супружеская агентурная пара. Ему казалось, что он при первой же встрече сумел распознать умную и храбрую женщину.

— Сообщу вам, Элизабет, что Гарри проявил чудеса храбрости. Если бы я не похитил его, то Гарри ждали бы высокие награды.

— А он их и получит, — она с гордостью посмотрела на мужа.

— Простите?

К Джардину подлетел официант.

— Сэр?..

— Нельзя ли заказать бутылку «Питон Лонжвиль» урожая восемьдесят третьего года? Что-то я не заметил его в карточке.

— Конечно, сэр, принести его вместо «Бон Дье»?

— Да. Благодарю вас.

Официант удалился, и Элизабет Форд продолжила:

— Мне по секрету сообщила Шейла Макалпин. Может быть, мне не следовало говорить… ничего страшного, Гарри?

Молодой человек кивнул и обратился к Джардину.

— Элизабет сказала мне эту новость сегодня утром. А вы разве не знали?

— Связи с военными я не поддерживаю, а встречаемся мы очень редко.

Дэвид чувствовал, как внутри закипает ярость. О чем, черт побери, думает Джонни Макалпин, командир 22-го специального воздушно-десантного полка? Ведь идея заключалась в том, чтобы капитан Гарри Форд полностью исчез из его поля зрения.

— «Военный крест». Об этом будет объявлено в следующем месяце, вместе с остальными награжденными за Персидский залив. — Гарри выглядел довольным, как школьник. — А я уж было подумал, что они забыли обо мне.

— Примите мои поздравления, Гарри, я рад за вас. Я читал ваше армейское личное дело и должен сказать, вы давно заслужили орден. — И Дэвид тепло улыбнулся Гарри, но сделал для себя в уме заметку убрать его имя из публикуемых списков награжденных. — Вот видите? — Он улыбнулся Элизабет, которая, похоже, раскусила его озабоченность. — Для нас он не будет совершать ничего подобного…

Элизабет улыбнулась и кивнула.

Обед продолжился, и прошел довольно успешно. Джардин преодолел вспыхнувшую было ярость, он понял, что если совершил ошибку (если? да он знал, что совершал их сотни), то она оправдывалась стремлением полностью контролировать своих агентов. Это шло на пользу и самим агентам, и соответствовало требованиям безопасности, установленным в службе. Значит, Джонни Макалпин наградил храброго офицера? Что ж, он этого вполне заслуживает. А Джонни ненавязчиво подпустил шпильку секретной службе, которую командующий специальными воздушно-десантными войсками вовсе не считал вышестоящей организацией. Под конец Джардин расслабился и улыбнулся. В его задачу входило создать у Элизабет впечатление, что секретная служба принимает не только ее мужа, но и ее в свой круг. В этом был здравый смысл, Гарри не надо лгать ей по поводу своей новой работы, а Элизабет можно ненавязчиво предупредить о строгой необходимости хранить в тайне связь ее мужа с секретной службой.

В конце обеда, когда все потягивали кофе и допивали остатки второй бутылки кларета, Элизабет откинулась на спинку кресла и закурила. Джардину тоже захотелось курить, но он не стал просить у нее сигарету, потому что в очередной раз пытался бросить курить.

— В нашем офисе есть несколько человек, с которыми я хотел бы познакомить вас, Элизабет, чтобы вы получили представление, что мы за люди. Ну и, чтобы вы знали, с кем поддерживать связь. Мы очень заботимся о своих, а когда Гарри отсутствует, проходит подготовку или по другой причине, вы должны чувствовать, что наша семья всегда готова прийти на помощь. Ну, если, скажем, понадобятся деньги или плечо, на котором можно всплакнуть. Хорошо?..

Она внимательно посмотрела ему в глаза, решила для себя, что в словах Дэвида нет никакого тайного смысла, и улыбнулась.

— Спасибо. Но я отношусь к вам… скажем, с подозрительностью. Про людей вашей профессии болтают всякое.

— Это точно… — Джардин выдержал ее взгляд. — Не сомневаюсь, что вполне заслуженно.

А через секунду Элизабет отбросила волосы с лица и рассмеялась. Джардин заметил, что Гарри смотрит на нее, как новоиспеченный молодожен во время медового месяца.

Дэвид так никогда и не понял, что произошло между ними в тот момент, как и не предполагал, что произойдет через несколько недель.


Мараид Пирсон была на седьмом небе от радости. Маргарет О’Шей, жена Падрика, и Дебора Браун, жена Десмонда — биржевого дельца-миллионера, владеющего племенной фермой на полуострове Дингл, сидели в ее гостиной (Мараид считала недостойным называть ее комнатой отдыха) и пили послеобеденный чай из китайских фарфоровых чашек, оставшихся еще от бабушки Юджина. Делфтский фарфор, мечта коллекционера. Но разговор шел не о нем. Женщины обсуждали объявленную утром по радио новость: Падрик О’Шей выбран лидером Финн гэл — основной оппозиционной партии в ирландском парламенте. Нынешние подсчеты голосов показали, что правящая партия Чарли Хоги теряет голоса, и на предстоящих выборах у Падрика есть отличный шанс стать новым премьер-министром Ирландии. Потрясающая новость.

— Маргарет, я представляю себе, как ты станешь такой знатной дамой, чтобы даже разговаривать с людьми, вроде нас… — Дебора прильнула к Мараид, словно «жучок» на скачках в Корке, сообщающий, на кого ставить. — Только представь себе, в следующем году в это время ты будешь проводить время с женой премьер-министра Пакистана или делать покупки в Вашингтоне вместе с Барбарой Буш.

В этот момент зазвонил телефон.

— Простите, — извинилась Мараид и направилась к старому секретеру из розового дерева, доставшемуся ей в наследство от двоюродного дедушки Кольма, того самого, что имел большой дом в георгианском стиле в забытом Богом местечке Коннемара. Дерево покрыто тонкой паутиной. Мараид прикидывала, что может получить за секретер на аукционе тысячи четыре, но не собиралась расставаться с ним.

Она сняла трубку телефона.

— Алло?

— Добрый день, Мараид…

Звонил будущий премьер-министр собственной персоной.

— Послушай, Падрик, ты становишься таким знаменитым, что я подумала, ты теперь будешь звонить только через секретаршу. Если тебе нужна Маргарет, то она как раз у меня.

Падрик хмыкнул.

— Между прочим, мне нужен Юджин. Я звонил в суд, но мне сказали, что он взял отпуск. Где он? Полагаю, что на рыбалке… передай ему, я хотел бы отведать крупной форели, ладно?

— Он уехал на несколько дней, но вот-вот должен вернуться. Я передам, чтобы он позвонил тебе, да?

— Скажи ему, что я рассчитываю увидеть его в своей команде, он именно тот судья, который нужен в эти трудные времена. Без страха и предвзятости. И если мы победим на будущих выборах, то нам потребуется именно такой министр юстиции.

Сердце Мараид учащенно забилось от гордости.

— Как только он приедет, сразу передам, чтобы позвонил тебе.

Она положила трубку, повернулась к подругам, нервно поправила юбку и лучезарно улыбнулась.

— Это звонил твой Падрик, Маргарет. Ему нужен Юджин…

Маргарет понимающе улыбнулась в ответ. Они вовсе не собирались исключать из своего круга Дебору, но ведь в конце концов все любят иметь какие-то секреты.

А в это время судья Юджин Пирсон стоял в складском помещении, расположенном над знаменитым дублинским книжным магазином возле университета. Стопки книг и коробок уложены высокими рядами вдоль стен склада и по всему помещению, образуя этакие аллеи. Запыленные аллеи художественной литературы, мемуаров, исторических книг, учебников и справочников по всевозможным дисциплинам.

Пирсон стоял за одним из таких рядов, закрытый книгами от трех старинных георгианских окон, настолько грязных и пыльных, что сквозь них все равно ничего нельзя увидеть.

На полу рядом с ним стоит потрепанный кожаный дорожный чемодан. Юджин слегка вспотел в плаще, с которого капли дождя, похожие на капельки ртути, стекают на запыленный пол.

Галстук у судьи слегка ослаблен, жилка на виске пульсирует, отмечая каждый удар пульса, который доктор определил бы примерно как девяносто ударов в минуту.

Напротив Пирсона стоит худощавый бородатый Брендан Кейси. Двое неприметно одетых телохранителей из «временных» расположились на лестничной площадке за дверью склада, блокируя единственную крутую лестницу с отполированными деревянными ступеньками, ведущую к складу снизу из конторы в диккенсовском стиле.

Кейси набил трубку и посмотрел на Пирсона сквозь очки в золотой оправе.

— Так он передал тебе письмо? — сочувственно, но с недоверием спросил он.

— Он сказал, что Сиобан изучает музыку у очень хорошего друга Пабло. Пабло Энвигадо.

— Да, у Энвигадо много друзей…

— Заклинаю тебя Девой Марией, Брендан, этот ублюдок похитил мою дочь!

— Разве они так сказали, Юджин? — Кейси сунул руку в карман твидового пиджака и извлек кисет.

— Нет, не такими словами, но этот кусок дерьма Рестрепо протянул мне — мне, отцу девочки — письмо, которое она написала и попросила отправить мне.

— Но может быть, они просто хотят помочь? Послушай, Юджин, твоя дочь в незнакомой стране на другом конце света. А пока мы ведем с ними дела, можно быть уверенными, что с ней все будет в порядке…

— А если что-то пойдет не так? Если мы откажемся иметь дело с картелем? Что тогда?

Кейси задумчиво держал горящую спичку над своей вересковой трубкой, словно что-то прикидывал в уме. Потом раскурил трубку, и клубы ароматного дыма потянулись над рядами книг. Кейси продолжал сохранять задумчивый вид, наконец он поднял глаза на Пирсона и смутился, будто только что вспомнил о присутствии судьи.

— Но ведь этого не случится, Юджин, так что с Сиобан все будет в порядке. Черт побери, может быть, эти занятия музыкой пойдут ей только на пользу?

Юджин Пирсон уставился на Кейси, а тот с невинным видом встретил его взгляд. Ублюдок. Похищение Сиобан было частью их плана. Кейси разгадал Пирсона, понял, что судья при первой же возможности погубит всю затею с кокаином, причем наверняка сделает это очень умно, оставаясь вне подозрений. И именно Кейси организовал вместе с Рестрепо похищение Сиобан, его дорогой девочки, которую отвезли в Южную Америку, — не важно куда, в Венесуэлу или Колумбию, — и будут держать там в качестве заложницы, пока не заработает вовсю план контрабанды и распространения кокаина. План, составленный человеком, которого лондонская «Дейли телеграф» называла врагом ИРА, голосом разума и зрелости дублинского правосудия.

С Бренданом Кейси ему все ясно. Пирсон прищурился, глядя на него. Некоторые заключенные ирландских тюрем до самой смерти помнили этот взгляд судьи Пирсона.

— Я все-таки надеюсь, что организация поможет мне защитить Сиобан и она благополучно вернется в Дублин. И поверь мне, Брендан, в противном случае не жить ни тебе, ни твоим бешеным убийцам…

В голосе Пирсона звучала такая неподдельная угроза, что даже Кейси, постоянно балансировавший на грани смерти, почувствовал зловещее дыхание бледной, костлявой старухи, называемой Смертью. В этот момент они оба поняли, что в живых из них останется только один.

— Прекрасно, Юджин. Мы с тобой поняли друг друга. Рад, что в Виго дела идут хорошо. — Кейси замолчал на некоторое время, внимательно разглядывая лицо судьи, потом холодно улыбнулся. — И ты должен вести себя хорошо…

Начальник штаба «временной» ИРА повернулся и вышел из склада, забрав с собой телохранителей. А вспотевший судья Юджин Пирсон остался в складе, сердце его бешено колотилось, капли дождя стекали с плаща на пыльный пол, в воздухе витали клубы ароматного табачного дыма.

* * *


— Так что ты намерен делать? Хочешь бросить это дело?

Капитан Дэнни Моллой пытался раскурить трехдюймовый окурок шестидюймовой сигары «Суон», глядя при этом на исполняющего обязанности лейтенанта Эдди Лукко.

Лукко порезался, когда брился, предыдущую ночь он не спал, передвигаясь на машине в сопровождении пяти коллег, — причем ребята охраняли его в свое личное время, что и он непременно сделал бы для них, — к дому матери Нэнси на Лонг-Айленд. Там он объяснил жене, что в настоящий момент расследует дело, связанное с подонками, угрожавшими причинить ей неприятности. Что они вполне могли сделать.

Нэнси внимательно выслушала мужа, не прерывая его. У Лукко создалось впечатление, что с таким интересом его рассказ слушает преуспевающий адвокат миссис Лукко, а не жена нью-йоркского полицейского.

Он рассказал ей о кровавой бойне в больнице Бельвью, о Малыше Пи, о колумбийце Бакьеро из бюро путешествий, о Симбе Патрисе и о телефонном звонке, из которого следовало, что колумбийцы следили за ними, когда они смотрели кинофильм с участием Вуди Аллена. А еще он рассказал про труп без головы и рук, выловленный в гавани на глазах туристов, толпившихся возле статуи Свободы. Очень вероятно, что это был труп Рикардо Сантоса, активного члена кокаинового картеля, вызвавшего гнев Пабло Энвигадо.

Нэнси помешала ложечкой кофейную гущу — часы показывали десять минут пятого утра — задумчиво посмотрела на обручальное кольцо и покрутила его на пальце с таким видом, будто только что заметила его. Затем глянула мужу прямо в глаза.

— Черт побери, к чему ты клонишь, Эдди?

— Послушай, успокойся…

— Ты хочешь сказать, что нам надо затаиться на время? Если ты это имеешь в виду, то просто чудесно.

— Не шути… Нэнси, дело очень серьезное.

— Но если ты клонишь к тому, что я, Нэнси Лукко, урожденная Старшински, должна уехать в какую-нибудь хижину в Вермонте или, того хуже, в какую-нибудь квартиру в Сиэтле, то забудь об этом, и точка.

— Нэнси, не будь глупой.

— Не называй меня так.

Она терпеть не могла, когда ее называли глупой. Говорила, что это даже хуже проклятия.

— Хорошо, хорошо… Но, милая…

— И милая мне не нравится.

— Нэнси…

— Вот это уже лучше.

— Нэнси, у меня должны быть развязаны руки. Мне надо выполнять работу.

— Мне тоже.

— Я просто не хочу, чтобы ты пострадала.

— Ни мои нон плас.

— Что ты сказала?

— Не хочу, чтобы и ты пострадал.

— Но я могу защитить себя.

— Я тоже.

Оба разозлились, враждебно оглядывая друг друга через стол. Они сидели на кухне, а полицейские находились в доме. Две патрульных машины стояли на улице, а пять коллег Лукко, и Сэм Варгос в том числе, расположились в гостиной и смотрели по телевизору какую-то спортивную передачу, приглушив до минимума звук, чтобы не разбудить мать Нэнси. Миссис Старшински, как ни странно, так и не проснулась.

— О Боже, Лукко. — Внезапно в глазах Нэнси появились слезы. По фамилии она называла мужа только в ходе серьезных разговоров. — Черт побери, да что же такое происходит? Ведь только вчера мы ходили с тобой в кино.

— Позавчера.

— Да, да, можешь изображать из себя полицейского, если тебе от этого легче.

Она смахнула слезы со щеки. Сердце Эдди Лукко растаяло, он перегнулся через стол и крепко, но нежно, поцеловал жену в губы, а потом прижался щекой к ее щеке. Губы его ощутили холодные, соленые слезы, и к горлу подступил комок. Черт бы их всех побрал!

Прижимаясь к нему лицом, Нэнси прошептала:

— Если ты их не боишься, то и я не буду бояться. Ты выполняешь свою работу, я свою. Мы не станем скрываться от каких-то грязных бандитов. Ни ты, ни я. А сейчас давай решим, останемся ли мы ночевать здесь или поедем домой, потому что в десять утра мне нужно быть в суде…

Эдди Лукко наблюдал за Дэнни Моллоем, раскуривавшим окурок сигары. Он улыбнулся, вспомнив решительность Нэнси, и тут же с тревогой подумал, что она как раз сейчас должна быть в суде.

— Нет, Дэнни, я не собираюсь бросать это дело. Пожалуй, мне надо еще кое в чем покопаться…

Моллой попытался затянуться сигарой, поморщился, вынул окурок изо рта и злобно уставился на него.

— В чем, например?

Взгляд его светло-голубых глаз переместился на Лукко.

— Понимаешь, картель совершил ряд убийств, укокошил семь полицейских, пытал и убил одного из своих главных парней. Ради чего?

Моллой удивленно уставился на него, давая понять всем своим видом, что не собирается отвечать на риторические вопросы.

Лукко пожал плечами.

— Потому что картелю не хотелось, чтобы опознали неизвестную девушку. Но почему? — Он вздрогнул, увидев, как сузились глаза капитана. — Чтобы ближайшие родственники не узнали, что она мертва….

Тишина. Лукко снял с руки часы, поднес к уху, внимательно прислушался, после чего обратился с вопросом к капитану:

— В этом месяце тридцать дней или тридцать один? Никак не могу запомнить…

Моллой посмотрел на обгоревший кончик сигары и швырнул окурок через всю комнату в металлическую урну грязновато-зеленого цвета.

Настенные часы щелкнули, отсчитав очередную минуту, где-то на улице послышалась сирена патрульной машины, но тотчас же смолкла.

— Ладно, умник. Так почему? — спросил Моллой.

Лукко улыбнулся про себя.

— Потому что ее похитили. Рикардо должен был доставить ее в Колумбию. Может быть, ее отец какая-то важная шишка в Европе.

— А где в Европе? — задал вопрос Моллой, и Эдди Лукко, о котором колумбийские гангстеры так быстро узнали все, включая кресла-качалки в доме у тещи и его походы в кино, решил, что сейчас не время говорить о том, насколько близко он подошел к опознанию неизвестной девушки.

— Над этим я как раз и работаю.

— Я слышал, что ты выяснил ее имя.

— Да. Ее зовут Сиобан.

— И еще я слышал, будто ты установил, что это ирландское имя. Черт побери, мог бы и у меня спросить, я бы тебе сразу сказал.

— Может быть. Но ты же знаешь этих европейцев, они могут жить в Италии или в любой другой стране.

— Значит, верной ниточки у тебя нет?..

— Пытаюсь отыскать.

— Ладно, у тебя есть еще семьдесят два часа, а после этого пойдем на поклон к ФБР. Начальство требует результатов, Эдди. Арестуй каких-нибудь тупых подонков, предъяви им обвинение, мне надо что-то подкинуть прессе. Как же так, семь убитых полицейских и никого в каталажке.

Лукко уставился на шефа. Настенные часы отсчитали еще одну минуту.

— Что ж, пожалуй, мне нужно пристрелить парочку или трех человек за сопротивление во время ареста. Как насчет троих с соответствующими биографиями? Из Боготы или Картахены, я знаю подходящую парочку, они работают барменами в ресторанчике в Куинзе. Мы с Сэмом разыграем перестрелку, а в шестичасовых новостях продемонстрируем трупы. Дело закрыто.

Моллой нагнулся и принялся шарить в коробке, стоящей под столом. Затем над столом вновь показалось его покрасневшее лицо, в руке он держал новую упаковку из пяти сигар «Суон». Капитан заморгал, встретившись взглядом с Лукко, и, разворачивая упаковку, не отрывал глаз от исполняющего обязанности лейтенанта.

— У тебя была трудная ночь, парень. Но все-таки это не повод для оскорбления полиции. Дело слишком серьезное.

Моллой попытался зажечь газовую зажигалку, но ничего не получалось. Лукко вытащил из кармана коробок спичек из бара «Чиримиа» и швырнул их через стол капитану.

— Ты сказал глупость, — произнес Эдди.

— Согласен. А теперь иди отсюда, выпей крепкий кофе и занимайся своей чертовой работой. И вот что, Эдди…

Лукко поднялся, чувствуя себя глупым ребенком.

— Что?

— Информацию о тебе колумбийцам передала какая-то сволочь из департамента полиции Нью-Йорка. Хочу, чтобы ты знал, я направил секретный запрос в отдел служебных расследований. Они выяснят, кто это сделал. Но ты береги свою задницу и не забывай хотя бы изредка поспать пару часов…

Лукко твердо взглянул капитану в глаза. Шеф обо всем догадался и принял меры.

— Обязательно.

Эдди повернулся и вышел из кабинета.

В гараже участка он забрался в свой коричневый «додж», потом передумал и взял принадлежащий отделу по борьбе с проституцией и игорными притонами темно-зеленый «мустанг» с мощным восьмицилиндровым двигателем.

Лукко ехал по улицам города, погруженный в свои мысли. Первым делом надо отыскать предателя, события прошлой ночи ясно показали, что у картеля имеется свой человек в департаменте полиции.

Он свернул налево, направляясь к зданию отдела разведки департамента. Мэнни Шульман? Или его помощник Джейк? Они занимаются опознанием фотографий с помощью компьютеров.

Не надо даже быть детективом, чтобы вычислить это.


Седоволосый, с бородкой буддистского мудреца, Хюин Тан Нги очень похож на Хо Ши Мина, и представители ЦРУ в Сайгоне частенько шутили по этому поводу, когда в ходе вьетнамской войны Хюин Тан Нги принимал участие в совершенно секретной операции ЦРУ по изготовлению фальшивых денег и документов, носившей кодовое наименование «Арапахо». Были у вьетнамца и другие черты, схожие с Хо Ши Мином: умение выживать во враждебном окружении и держаться в тени.

Он сидел за своим рабочим столом рядом с верандой дома в поместье «Постель маршала», высоко в горах Ла-Круз, откуда открывается прекрасный вид на долину, по которой, извиваясь, течет Рио-Каука, на розово-ржавые крыши и белые башни церквей городка Санта-Фе, провинция Антьокия. Хюин Тан Нги и его внук Ле Сюан прекрасно освоили почерк девушки и подготовили три почтовые открытки, в которых сообщались обычные вещи «погода чудесная», «южноамериканская пища прекрасна», «люди очень гостеприимные». Подпись Сиобан невозможно отличить от подписи на письме, которое в качестве образца привез сеньор Рестрепо из своей последней поездки. Хюин знал, что адвокат ездил в Нью-Йорк, но, будучи осторожным человеком, не проявлял своей осведомленности.

Он спокойно трудился над адресом на открытке: мистеру и миссис Юджин Пирсон, Феникс-роуд 54, Дублин, Ирландия, и в скобках (Республика Ирландия). Хюин ни разу не позволил себе поинтересоваться, для чего нужны подобные фальшивки.

Пока он работал, слуги в белых куртках приготовили стол на соседней лужайке. Белая льняная скатерть, три удобных кресла, кувшин йогурта с персиками, как любил дон Пабло, графин чая со льдом и переносной холодильник с пивом «Корона» для начальника службы безопасности картеля сеньора Хесуса Гарсиа. При виде графина с холодным чаем непроницаемое лицо вьетнамца подернулось тревогой, потому что этот напиток предназначался сеньору Рестрепо, а Хюин нутром чуял, что его нынешнее задание может оказаться последним, хотя он и вел себя тихонько, словно мышка.

Он хорошо знал людей типа Рестрепо, в Сайгоне хватало умных психопатов как среди вьетнамцев, так и среди американцев. И среди французов. И среди русских нелегалов, которых он втихаря от ЦРУ снабжал документами.

Хюин понимал реальную угрозу того, что Рестрепо, возможно, захочет уничтожить его, чтобы тайна его нынешнего задания умерла вместе с ним. Иначе почему его внука Ле Сюана не допускали к адресу семьи Пирсон в Дублине, Ирландия?

Поэтому, как только Пабло Энвигадо, Хесус Гарсиа и человек, называвший себя Рестрепо, появились на веранде, перебрасываясь между собой отдельными фразами, старый Хюин Тан Нги потихонечку собрал свои рабочие принадлежности и, словно призрак, исчез с лужайки, подстриженной, по словам дона Пабло, так же аккуратно, как в загородных поместьях английских аристократов.

Пабло Энвигадо налил себе в стакан йогурта. Его накрахмаленная белая рубашка распахнута до середины груди, открывая тоненькую золотую цепочку, на которой висит изумруд «Святой Христофор» — подарок родного города Сабанета в благодарность за школы, больницу, футбольный стадион, дома и прочие блага, предоставленные городу от щедрот кокаинового благополучия. Дон Пабло осторожно наблюдал за Рестрепо, развалившимся в кресле. Крестный, как называли Пабло близкие, доверял Рестрепо больше, чем своей семье, никто так много раз не доказывал своей преданности, как Луис, но его связи с ирландцами стали беспокоить Энвигадо. Дон Пабло лично встречался с Бренданом Кейси, и тот не произвел на него впечатления. Этот Кейси был просто политическим фанатиком, возомнившим, что двадцатилетняя борьба, сопровождавшаяся глупыми убийствами и взрывами бомб и зашедшая в тупик, теперь вдруг, словно по волшебству, принесет определенные результаты.

Энвигадо не любил политических фанатиков. Они разрывали на части Колумбию и дошли даже до того, что похитили дочь одного из членов картеля. Пабло усмехнулся про себя, вспомнив, как быстро улетучился весь их фанатизм, как только боевики картеля продемонстрировали крайнюю жестокость, и девушка была моментально возвращена. И все эти марксисты, маоисты, борцы за свободу перешли на службу картелю, они сосредоточились в тех районах Колумбии, где не отваживались появляться полицейские и солдаты, и занялись охраной лабораторий по производству кокаина.

Кейси — сущий осел. Но полезный осел, потому что ИРА явно держала в напряжении Великобританию и соседние европейские страны, правительства лишь немногих из которых закрывали глаза на присутствие в них ирландских психопатов-романтиков. В свое время Ленин назвал подобных ослов «полезные идиоты». КГБ, а до него и ЧК, довольно успешно использовали таких «полезных идиотов».

Но сделка с организацией Кейси определенно могла принести выгоду, она обеспечивала безопасность распространения кокаина в Европе. И тут следовало положиться на Луиса Рестрепо.

Нельзя сказать, что Пабло Энвигадо… волновался, точнее сказать, его несколько тревожило другое обстоятельство. Эта девушка, умершая в Нью-Йорке. Неаккуратная работа. Да еще семь убитых нью-йоркских полицейских. Зачем наживать себе лишних врагов? Тем более, когда операция уже почти закончена.

— Вот что, дорогой друг, расскажи-ка мне об этом детективе из Нью-Йорка и почему ты настаиваешь на его убийстве…

Крестный улыбнулся и отхлебнул йогурт, глядя в долину, где лучи заходящего вечернего солнца поблескивали на золоченых колоколах церквей Санта-Фе. Никто не осмелился бы украсть эти колокола, потому что они были личным подарком дона Пабло Энвигадо.

Рестрепо коротко поведал Пабло Энвигадо и Хесусу Гарсиа об энергичной и эффективной деятельности Эдди Лукко и его верном предположении о том, что если будет установлена личность неизвестной мертвой девушки, то гораздо проще станет расследовать убийство семи полицейских и других жертв в больнице Бельвью.

— Он очень настырный парень, и просто вопрос времени, когда он доберется до моего лучшего информатора в департаменте полиции Нью-Йорка, которому, если вы знаете, мы платим ежемесячно пять тысяч долларов.

— Если мы будем убирать каждого полицейского, занимающегося нами, то не останется времени на другие дела. — Пабло Энвигадо бросил взгляд на ладную служанку, юную гибкую девушку из Картахены с кофейным цветом кожи, которая подметала листья на каменных ступеньках, ведущих вниз с верхней террасы. — В чем здесь проблема? Ну и пусть себе опознает мертвую девушку.

— Мы согласились с предложением Кейси привезти сюда дочь судьи с целью надавить на него после убийства Венецианской Шлюхи. Пирсон представляет наибольшую опасность для наших дел с ИРА, — пояснил Рестрепо.

Гарсиа согласно кивнул головой.

— Этот человек — судья, идеалист. Ему, должно быть, противна сама идея сотрудничества с нами.

— Он бы с радостью навредил нам, если мог бы…

Рестрепо осторожно взглянул на Энвигадо. Глава картеля нахмурился.

— А я думал, ты все держишь под контролем.

Как-то разом, внезапно, исчезли все звуки: пение птиц, шум ветра среди деревьев, шуршание метлы по ступенькам.

— Я виделся с ним в Виго, свою работу он выполняет тщательно. С отъявленным профессионализмом. — Рестрепо употребил слово «отъявленный» в южноамериканском значении, то есть «превосходный». — Дон Пабло, пока он верит, что его дочь в наших руках… — Рестрепо пожал плечами, — …мы держим его за глотку.

Хесус Гарсиа, внимательно слушавший разговор, стер пиво с усов и заговорил:

— Если он узнает, что дочь мертва, не думаю, что его остановит фотография в компании с мертвым Венецианской Шлюхой. Он ненавидит тебя, Луис, ненавидит кокаин, и, как мне известно из других источников… — Хесусу Гарсиа, как шефу службы безопасности картеля, нравилось иметь свои тайные источники, — …считает, что наше сотрудничество нанесет вред их организации и так называемой вооруженной борьбе. Я согласен с Луисом Рестрепо. Он бы с радостью навредил нам, если бы мог. Этот человек не идиот, он уже предпринял кое-какие шаги… для подстраховки. Так что его убийство не решит проблему.

Рестрепо подался вперед.

— Шеф, надо остановить этого нью-йоркского легавого. Представляю, как могут быстро начать развиваться события. — Адвокат в отчаянии поднял руки. — Он на самом деле очень упорный полицейский.

Энвигадо нахмурился в глубокой задумчивости, глядя на крыши домов Санта-Фе. С гор потянуло легким прохладным ветерком. Он поднял с травы рядом с креслом красный пуловер. Оторвав взгляд от долины, он заговорил, похоже, совсем выбросив из головы Эдди Лукко.

— Я уже пять раз встречался со священником, тем самым, из Медельина…

Рестрепо кивнул. Священник, о котором шла речь, и был тем самым стариком, сидевшим за этим же столом, когда дед и внук Нги отрабатывали подпись Сиобан. Он являлся посредником между Пабло Энвигадо и красивой женщиной, назначенной личным советником президента Гавириа по делам Медельина, то есть советником по делам кокаиновой столицы мира. Звали ее Эсперанса-Франческа Арранга де Торо.

Предметом этих секретных переговоров, о которых в картеле знали только трое присутствующих, было гипотетическое предположение: что будет, если Пабло Энвигадо сам сдастся властям? Что, если он устал от постоянного пребывания в бегах? Что, если он не рассчитал свои силы, объявив войну правительству и правосудию Колумбии и вынеся смертный приговор предыдущему президенту? Что, если парламент Колумбии — старейший орган демократии в Южной Америке — аннулирует договор с США об обязательной выдаче наркобаронов и приговоры о длительном тюремном заключении с содержанием в тюрьме Марион, где отбывающие наказание секретные преступники сидели в подземных камерах и никогда даже не видели неба? Что, если в Колумбии примут закон, обеспечивающий более мягкое наказание раскаявшимся преступникам? И, наконец, сколько лет тюрьмы на самом деле получит Крестный, если он сдастся и прикажет остановить насилие, раздирающее страну на части?

В таких тонких делах дон Пабло полагался на совет Рестрепо. Он доверял ему больше, чем любому из братьев. И, пока он рассказывал своему советнику о последней секретной беседе с восьмидесятичетырехлетним священником, Рестрепо внимательно слушал, изредка задавая необходимые вопросы.

— Очень хорошо, шеф, я считаю это очень важным, — убежденно заявил Рестрепо, когда Энвигадо закончил свой рассказ. — Первое, гарантия небольшого срока заключения; второе, защита от врагов, главным образом, от полицейских, судей и политиков, которых вы подкупили за последние десять лет; третье, обеспечение комфорта, и, главное, отношение к вам, как к герою Колумбии, ведь именно таким себе и представляют вас крестьяне Антьокии и других провинций. И, конечно, возможность управления делами из тюрьмы…

— И как ты себе все это представляешь, дорогой друг? — ласковым тоном поинтересовался Пабло Энвигадо.

— Надо сразу дать понять, что условия будете диктовать вы. Возьмем, к примеру, вопрос о… тюрьме, которую собирается предоставить вам правительство. Предлагаю твердо настаивать на том, чтобы это была специально построенная тюрьма и в каком-нибудь месте, имеющем символическое значение.

— Где? — Энвигадо усмехнулся, прихлебывая йогурт. — Ты на самом деле вообразил, будто я собираюсь сдаться этим гиенам? Я встречаюсь с этим стариком только для того, чтобы послушать его и представить ход мыслей моих врагов.

«Матерь Божья, — подумал Рестрепо, — если он передумает, то, похоже, я уже ни за что не уговорю его сдаться».

— Черт возьми, Пабло, конечно. Но постарайтесь загнать их в угол, прежде чем мы отошлем им старикашку обратно по частям. Давайте просто посмотрим, насколько далеко в своих уступках может пойти Гавириа…

Пабло Энвигадо внимательно и долго смотрел на Рестрепо, затем глаза его засверкали, и он разразился смехом. Хесус Гарсиа, задумчиво глядевший на адвоката, слегка улыбнулся.

— Луис, мой хороший друг и самый отъявленный советник. Именно так мы и сделаем…

Рестрепо кивнул и моментально сменил тему разговора.

— А теперь, Крестный, давайте вернемся к этому детективу. Только прикажите, и он умрет еще до полуночи.

Энвигадо оборвал смех, задумался, осторожно положил большой палец на белоснежную льняную скатерть и забарабанил остальными пальцами по поверхности стола. Затем покачал головой.

— Нет, на это мы не пойдем. — Он резко взглянул в глаза Рестрепо. — Луис, какой смысл выводить из себя департамент полиции Нью-Йорка? У нас ведь в Нью-Йорке дела идут вполне даже неплохо.

Рестрепо вскинул вверх руки, только таким способом он мог позволить себе выказать недовольство.

— Мы уже убили семерых нью-йоркских полицейских. Не думаю, что они нас очень любят.

— Черт побери, и ты еще называешь себя адвокатом, Луис Рестрепо Осорио? Мы хотели убить стукача, и полицейские погибли в ходе обычной вооруженной стычки с нами. Но на то они и профессионалы. Лично к ним не было… претензий. Но убить лейтенанта-детектива?.. Это уже будет откровенным вызовом. Для чего? Пусть дела в Нью-Йорке идут своим ходом, нам не нужна война с полицией, не стоит отпугивать клиентов. Успокойся, дружище, подумай лучше, как другим образом добраться до Лукко.

Пабло Энвигадо расслабился и раздавил указательным пальцем какую-то букашку на носу. Хесус Гарсиа предложил ему носовой платок, Пабло тщательно вытер нос и вновь перевел взгляд на Рестрепо.

— Что бы мы делали, если бы это был полицейский из Боготы?

— Подкупили бы или убили семью.

— Так попробуй подкупить.

Пабло не отрывал взгляда от адвоката. Рестрепо нахмурился, затем слегка улыбнулся.

— Почему бы и нет?.. — Он залпом выпил стакан с холодным чаем и с любопытством посмотрел на девушку-служанку из Картахены, подметавшую ступеньки, ведущие на нижнюю лужайку. — Я сам этим займусь.

Энвигадо заметил, что Рестрепо смотрит на девушку.

— Ты должен быть в Барранкилье через три часа. Хочешь несколько минут провести с маленькой Изабеллой? У нее, правда, на лобке нет еще ни одного волоска, но, Боже мой, как она любит это дело.

Рестрепо поднялся, поставив стакан на стол.

— Когда вернусь. А сейчас у меня дела.

— Знаешь, Луис, — заметил Энвигадо, — иногда мне кажется, что ты предпочитаешь работу сексу. Мой друг, меня это беспокоит.

— Дон Пабло, я работаю на вас, а трахаюсь в свободное от работы время.

Все трое рассмеялись, Рестрепо повернулся и направился по ухоженной лужайке к вилле, построенной в XVII веке для испанского маршала и его девочки-любовницы, которую тоже звали Изабелла.

Энвигадо смотрел ему вслед и, не отрывая взгляда от Рестрепо, обратился к Хесусу Гарсиа:

— Гарсиа, почему он так хочет упрятать меня в тюрьму?

— Шеф, вы платите ему за советы. Хорошо, когда он дает их без страха.

— Если эта затея со священником нечто большее, чем просто игра с целью оттянуть время под видом переговоров… то я сниму шкуру с Луиса Рестрепо Осорио.

Хесус Гарсиа низко склонил голову.

— Не сомневаюсь, Крестный…


15

Непосредственная опасность


Дэвид Джардин провел последнюю консультацию с командой по вербовке, подготовке и отбору агентов. Он съездил на машине на «пасеку», переговорил с шестью инструкторами и четырьмя лекторами, как раз перед их отъездом с «пасеки» на другое задание. На несколько дней Дайлиф Хауз опустеет, в нем не останется никого, за исключением мистера Бенедикта и его супруги, уже полностью поправившейся после операции по замене ребра.

Он прочитал досье вместе с начальником курсов Ронни Шабодо, поговорил с каждым, кто сделал способных и профессиональных агентов из двух мужчин, известных только как «Пакет» и «Багаж».

В Лондон Дэвид вернулся на оливково-коричневом вертолете без опознавательных знаков, прикомандированном к их ведомству из Специального авиакрыла королевских ВВС. Какой-то добросовестный профессионал в соответствии с легендой написал белой краской с каждой стороны хвостового оперения «Водонадзор», но Дэвид заставил закрасить эту чепуху. Отсутствие надписи иногда лучше, хотя и не всегда.

Во время совещания в зале заседаний, с пивом и бутербродами, Джардин посоветовался со своей первоначальной командой: Биллом Дженкинзом, Кейт Говард, Тони Льюисом и, конечно же, Ронни Шабодо, которому не было равных в подготовке и отборе тайных агентов. Все сошлись во мнении, что, в зависимости от цели операции, не так уже сложно сделать выбор между двумя кандидатами. Малькольм Стронг более умен, а у Гарри реальный и очень ценный опыт участия в нелегальных операциях в составе специальных воздушно-десантных войск и 14-й группы разведки и безопасности в Северной Ирландии.

В ходе подготовки на «пасеке» Стронг получил высокую оценку — 17, тогда как Форд — 15, что все равно было выше средней оценки. Психологи секретной службы, маскировавшиеся под инструкторов, оценили Малькольма Стронга как человека, полагающегося на собственные силы, в меру сосредоточенного только на себе, без психологических комплексов, с сильно развитым чувством собственного достоинства, высокоразвитым интеллектом. А Гарри Форда — как человека, полагающегося на собственные силы, с большой силой воли, стойкой скрытой агрессивностью, необщительного, с вероятным недостатком самоуверенности и высоким уровнем интеллекта. Все, общавшиеся со Стронгом, определили его как уравновешенного, но слегка скучного человека, а Форда признали стойким, решительным и очень обаятельным.

По всем дисциплинам оба кандидата заработали оценки выше средних, что касается их испанского, то оба могли сойти за аргентинцев даже в центре Буэнос-Айреса.

— Нет сомнений, — заметил Ронни Шабодо, — что оба подходят для выполнения задания.

— В таком случае, Дэвид, — подала голос Кейт Говард, протиравшая очки рукавом кремовой поплиновой блузки, — окончательное решение зависит от тебя…

Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась спокойно и дружелюбно. Дэвид подумал, что она, должно быть, догадалась о запонках, и улыбнулся в ответ.

Куратор направления «Вест-8» задумчиво кивнул и сказал, что примет решение в ходе своего визита в Майами, который состоится в ближайшие четыре дня.

— Дэвид, ты делаешь ставку на «Дельфина»? — спросил Шабодо.

Джардин отметил про себя, что вставная челюсть у Ронни на месте, значит, предстоит свидание с тарталеткой. Да, он полностью делает ставку на «Дельфина». В этот момент появилась Хетер и подтвердила, что все готово для его поездки в Майами и встречи с местным представителем ЦРУ, который доставит его в тюрьму Норт-Дэйд графства Дэйд, штат Флорида, где «Дельфин» отбывает двадцатипятилетнее заключение.


Это было два дня назад, а сейчас он сидел в исповедальне церкви на Фарм-стрит и замаливал грехи.

Черт побери, как же это могло случиться? Ему было очень стыдно за себя, последние двадцать четыре часа он даже размышлял о том, чтобы уйти в отставку.

Все основные жизненные правила, которые он установил для себя касательно так называемых маленьких «развлечений», все они рухнули в один день в неповторимом, похотливом, жарком, нежном, сопровождавшемся сладострастными возгласами… безумии.

Ради такой страсти не жаль и умереть, но в этот раз он зашел слишком далеко. Ведь Дэвид Джардин — особенная личность, всегда способен контролировать себя в любой ситуации. И это одна из самых сильных сторон его личности.

И вот теперь он испытывал угрызения совести и стыд, которые и должен испытывать презираемый в его понимании человек, для которого сексуальное приключение не ограничивается случайным приставанием, при котором не страдает никто из партнеров, который стал жертвой своего естества, действия которого диктуются животными инстинктами, а не человеческими. Джардин всегда сознавал, что внутри него живет развратник, но верил — и, как оказалось, ошибочно, — что укротил в себе зверя. Яркое свидетельство тому — его поведение позавчера.

Хуже того. С его стороны это было полное, непростительное предательство. Потому что Дэвид Джардин совершил смертельный грех, за который ему не было прощения. Сердце его бешено колотилось от осознания тяжести проступка, с трудом подбирались слова для предстоящей исповеди, потому что при его работе ни священника, ни духовника нельзя посвящать в самые сокровенные тайны государства.

По соображениям безопасности любая исповедь, если она касается дел «фирмы», должна маскироваться таким образом, чтобы Господь понял ее, а священник не получил бы ни крохи информации.

Он стоял на коленях, наслаждаясь запахами благовоний, витавших в воздухе, звуками заутрени в исполнении семинаристов, теплыми, желтыми лучами солнца, светившими сквозь высокие окна с витражными стеклами. Конечно же, Дэвид Джардин уже знал, что все пойдет по-прежнему, но впервые с момента перехода в другую веру он испытывал настоящий стыд и глубокие угрызения совести за ту непростительную ситуацию, в которую его завело чрезмерное, бесстыдное распутство.

— Святой отец, прошло три недели с момента моей последней исповеди.

— И ты согрешил за это время?

— Простите меня, святой отец…

Успокаивающий голос отца Уитли глухо прозвучал из-за стенки кабинки для исповеди.

— В чем же твой грех?

— Грех гордыни, святой отец. Грех злобы. Грех вожделения.

— Поведай мне, сын мой…

Отец Дермот Уитли никогда не видел Джардина таким подавленным. Дэвид припомнил все свои главные прегрешения, глубоко вздохнул и рассказал, что случилось у него с Элизабет Форд, женой человека, который работает на него. Эта работа опасна, при такой работе просто необходим крепкий тыл. Но, даже изобретая свою версию грехопадения, обставляя события таким образом, чтобы священник не мог получить никакой информации о характере его работы или об операции «Коррида» (он заранее тщательно продумал свою исповедь и теперь выдавал себя за директора крупной страховой фирмы), даже во время обращения к Богу Дэвид Джардин не мог отогнать от себя воспоминания о ее руках, обнимающих его, о падающей на пол длинной льняной юбке, о ее прекрасной коже, блестящих, длинных волосах, о ее торопливости… невероятной опытности, незабываемых минутах захватывающего дыхание, невообразимого слияния с ним, по сути дела, с незнакомцем.

Дэвид смутился, понимая, что подобные мысли абсолютно не подходят для исповедальни. Сказать ли об этом отцу Уитли? Нет, черт побери… ох, прости меня, пожалуйста, милостивый Боже, мой когда-то закадычный приятель. Может быть, это неистовое влияние дьявола? Нет, это неистовое влияние жаждущей наслаждения штуки, которая сейчас безвольно болтается между ног. Кобра, как однажды назвала ее Николь: если уж она встала, то ничто не удержит ее от нападения на жертву.

— …как она относится к случившемуся? Ты говорил с ней после того? — допытывался священник.

— Святой отец, это случилось только вчера. Через несколько часов я уезжаю по делам за границу. До возвращения не увижусь с ней.

— А когда ты вернешься, сын мой? — ни малейшего признака осуждения в голосе священника.

— Гм, после выходных.

— Ты намерен поддерживать эту связь?

— Боже мой, нет. Простите меня, святой отец. Нет, нет, конечно нет. Понимаете, ставка слишком велика. Ее муж надеется на меня. И на нее. Это на самом деле мой самый большой грех…

— Боже правый…

За стенкой послышался сдавленный смешок.

— Святой отец?..

— Я действительно верю, что ты испытываешь настоящие угрызения совести.

Дэвид удивленно уставился на перегородку исповедальни, лицо его покрылось испариной. Он мрачно улыбнулся.

— Конечно… чувствую себя ужасно.

— Это хорошо. Мы должны сделать из тебя настоящего христианина, Дэвид.


Международный аэропорт в Майами казался настоящим адом после семичасового перелета из лондонского аэропорта Хитроу. Джардин всегда летал первым классом, и, когда в их «конторе» решили, что в целях экономии высокопоставленные сотрудники должны летать бизнес-классом, Дэвид стал подбирать себе для поездок за границу такие документы и прикрытие, что подобному человеку просто не пристало летать иначе, как первым классом. Сейчас по документам он был Алистером Норуэллом, директором небольшого семейного банка «Холл энд Грегг» в лондонском Сити. Более глубокого прикрытия не требовалось, и, пока остальные пассажиры выстраивались в длинную, змеей извивающуюся очередь для прохождения паспортного и таможенного контроля, Джардина встретил плотный мужчина лет сорока в темном, свободного покроя легком костюме, кремовой рубашке и скромном галстуке. Это был Джон Консадайн, шеф отделения ЦРУ в Майами и южной Флориде.

Через четыре минуты Дэвид уже сидел в темно-синем «бьюике» с кондиционером. Его удивило, что в машине нет шофера, и он задал коллеге этот вопрос.

— Это моя собственная машина, — ответил Консадайн. — Вернее, машина Джони. Она очень обрадовалась твоему приезду, завтра вечером мы все вместе отправимся ужинать на Ки-Бискейн, хотя должен предупредить, что сейчас не сезон для твоих любимых клешней крабов…

— Как Джони? — поинтересовался Джардин, наблюдая из окна тронувшегося «бьюика» за латиноамериканцами, в основном населявшими этот район Майами.

— Отлично. Может быть, поправилась на несколько фунтов с того времени, как ты последний раз видел ее в Каракасе. Но это ее не портит.

Спустя девяносто семь минут Джардина ввели в скромно обставленную комнату в тюрьме Норт-Дэйд. Стены комнаты выкрашены в светло-зеленый цвет, пол покрыт серым линолеумом, освещалась она четырьмя белыми прямоугольными светильниками под потолком. В комнате стояли стол и два кресла. А как только дверь за Дэвидом закрылась и он услышал щелчок электронного замка, в противоположной стене отошла в сторону узкая дверь, и в комнату, слегка наклонив голову и щурясь от света, вошел человек, ради встречи с которым Дэвид преодолел расстояние в три тысячи восемьсот миль. Человек узнал Джардина, и его худощавое лицо расплылось в улыбке.

Мужчины обменялись рукопожатиями и сели.

— Черт побери, Дэвид, вот уж никак не ожидал снова встретиться с тобой, — начал Спенсер Перси, самый обаятельный, получивший оксфордское образование преступник, отбывающий двадцатипятилетнее заключение за международную контрабанду марихуаны в особо крупных размерах.

— А ты постарел, — заметил Джардин.

— Приходи ко мне через двадцать четыре года и два месяца, — предложил Перси, выдавив из себя подобие улыбки.

Мужчины сидели молча, чувствуя себя довольно уютно в присутствии друг друга. Позади них за пуленепробиваемым стеклом двое охранников положили на стол большую дорожную сумку из лондонского магазина «Харродз» и начали проверять содержимое, извлекая предметы жестами фокусников, не совсем уверенных, что их трюк сработает.

— Я привез тебе передачу. Батское печенье «Оливер», соус «Ли энд Перринз», сок лайма, журналы «Спектейтор» за полгода, хотя все это конечно…

— По стандартам МИ-6 это довольно солидная взятка. Какого дьявола я тебе понадобился?

— Ты помнишь наш разговор в 1981 году, по-моему, это было в конце августа?

— Я тогда находился в брикстонской тюрьме. Конечно, помню.

— Тогда ты мне кое-что пообещал.

— Вот черт. А ты запомнил…

— А ты?..

Перси посмотрел на Джардина, расположившегося в неудобном кресле, закинув ногу на ногу.

— Допустим.

В сентябре 1981 года Спенсер Перси избрал очень необычный способ защиты, будучи обвиненным в контрабанде пятнадцати тонн марихуаны из Колумбии через Вест-Индию и северную часть Шотландии. Какие-то журналисты подсчитали, что подобного количества марихуаны хватило бы для сигареты каждому подростку в Великобритании. Основная линия защиты Перси заключалась в том, что он еще с тех времен, когда учился на последнем курсе Бейллиол-колледжа в Оксфорде, является платным агентом «фирмы», МИ-6, секретной службы, или как там еще ее называют. И что все его действия, связанные с контрабандой наркотиков, обусловливались исключительно патриотизмом и добросовестным выполнением совершенно секретных заданий правительства Ее Величества. Детали этих заданий он обсуждать не будет даже под страхом лишения свободы. И стойко хранил молчание.

Подобное заявление было явной глупостью. Действительно, один из начинающих сотрудников «фирмы» предложил Перси сообщать ему об ирландце, занимавшемся не только контрабандой марихуаны, но и активно участвовавшем в деятельности ИРА. Несколько раз Перси заплатили за информацию и даже дали крупную сумму денег, чтобы он на них вместе с ирландцем открыл магазинчик на юге Франции.

Однако секретная служба порвала отношения с Перси, потому что расширяющиеся масштабы его деятельности по торговле наркотиками должны были в самое ближайшее время привести его в тюрьму.

Интеллект у Спенсера Перси был выше, чем даже у самых умных людей, он понимал, что может намекать, приукрашивать, выдумывать, но его упорное молчание не оставляло секретной службе шанса с честью выпутаться из этой ситуации. Потому что Спенсер знал, что эта служба является самой тайной и вызывающей дебаты правительственной организацией, не имеющей никакого юридического статуса, обусловливающего ее существование, а значит, она официально не существует, и уж тем более ни в коем случае не позволит обычному уголовному делу раскрыть ее тайны, чтобы подтвердить или опровергнуть столь вызывающую линию защиты.

Однако «фирма» оказалась все-таки достаточно сообразительной, чтобы извлечь хоть какую-то выгоду из сложившейся ситуации, а Дэвид Джардин, бывший в то время заместителем начальника отдела внутренних операций, навестил Перси в лондонской тюрьме Брикстон и заключил сделку с торговцем наркотиками. Он все объяснил контрабандисту, особо подчеркнув, что некоторые адвокаты и следователи, занимающиеся его делом, очень тесно связаны — что вообще-то типично для лондонских профессиональных кругов — с похожей на мафию сетью джентльменских клубов, ассоциаций военных и бывших однокашников.

Достаточно только одного намека в «Уайтс» или «Будлз» в ходе выпивки в баре, или в других престижных заведениях на Сент-Джеймс-стрит, и «фирма» или оставит в покое его линию защиты, или одним кивком головы растопчет ее к чертовой матери.

У Дэвида Джардина и Спенсера Перси состоялся долгий, глубоко секретный разговор, в ходе которого Дэвид дал собственную оценку этому человеку. Он понял, что Перси глубоко презирает и ненавидит торговцев героином и кокаином, но в то же время твердо убежден, что марихуана в небольших дозах приносит только пользу. Они понравились друг другу, и Джардин, как истинный сотрудник секретной службы, решил, что Перси может в дальнейшем быть полезным «фирме».

Так что они негласно заключили незаконную сделку. Секретная служба решила дать Спенсеру шанс в суде, не подтверждая, но и не опровергая его причастность к «фирме», за что в будущем Перси должен отработать этот должок.

Ко всеобщему изумлению жюри присяжных оправдало Перси, и он, не менее удивленный, чем остальные, вышел из здания Центрального уголовного суда на Олд-Бейли свободным человеком.

Но все равно было ясно, что Спенсеру суждено на долгие годы попасть за решетку, один молодой офицер из Управления по борьбе с наркотиками решил всеми силами остановить его, преследуя симпатичного и самонадеянного торговца наркотиками по всему миру, используя при этом всю возможную новейшую аппаратуру слежения.

И вот спустя десять лет после выхода из здания суда на Олд-Бейли Перси сидит в тюрьме Норт-Дэйд, где его разыскала секретная служба в лице Дэвида Джардина.

— Но, мой дорогой Дэвид. Откуда ты знаешь, что мне можно доверять?..

Джардин усмехнулся.

— Именно этот вопрос и задали мне мои коллеги.

И они оба рассмеялись, к удивлению охранников, наблюдавших за ними через пуленепробиваемое стекло.

— Ради Бога, Спенсер. Мне бояться нечего, — как бы невзначай заметил Джардин. Без всякого намека в голосе на угрозу. И только в глазах появилось холодное, безжалостное выражение.

— Ты хочешь сказать, что хуже может быть только мне?.. — Спенсер попытался отыскать во взгляде Дэвида хотя бы намек на гуманность, но такового не оказалось. Он пожал плечами. — Ладно. Что я могу сделать?..

Джардин тихонько объяснил, что ему требуется, не скрывая своих намерений нанести удар по торговле кокаином вообще и колумбийскому картелю в частности. Не сводя глаз с Дэвида, Спенсер внимательно выслушал, пытаясь уловить в его речи какой-либо намек на ловушку, в результате которой власти могли бы подкинуть ему еще несколько лет заключения. Но Джардин был откровенен, не скрывал никаких деталей, а стало быть, искренне решил довериться Спенсеру. И Перси признал, что его идея просто гениальна.

— Значит, ты считаешь, они свяжутся со мной, чтобы проверить твоего агента?..

— Уверен.

— Ты знаешь, что меня переводят в тюрьму Батнер? Это в Северной Каролине.

— Да.

У властей тюрьмы Батнер был договор с университетом Дьюка, и Перси намеревался за время отсидки получить диплом юриста.

— Они и там меня смогут найти?

— А как ты думаешь?..

Перси хмыкнул и кивнул головой.

— Все сделаю. И знаешь почему?

Джардин выдержал насмешливый, но дружелюбный взгляд собеседника.

— Почему, Спенсер?

— Потому что совершенно очевидно, если уж человек является в тюрьму Норт-Дэйд с несколькими бутылками соуса «Ли энд Перринз» и пачками печенья «Оливер», значит, он очень нуждается в помощи.

Они рассмеялись.

— Только не выбрасывай обертки.

Дэвид улыбнулся и встал, собираясь уйти.

Перси тоже поднялся и пожал руку куратору направления, рукопожатие было крепким.

— Желаю удачи, Дэвид. Я вижу, тебя что-то беспокоит. Не воспринимай жизнь слишком серьезно, она всего лишь игра.

— И ты в это веришь? — спросил Джардин.

— Вынужден верить, — ответил человек, которому предстояло еще просидеть в тюрьме двадцать четыре года и два месяца. Он улыбнулся и повернулся к двери, через которую выходили заключенные.

Дэвид смотрел ему вслед. Его предчувствия основывались на комбинации опыта и интуиции, а своему опыту и интуиции он научился доверять. Кого бы из двоих агентов он ни выбрал, у того будет непробиваемая легенда. Потому что международный торговец наркотиками Спенсер Перси подтвердит их мифические деловые отношения, тянущиеся уже шесть лет. Все детали напечатаны на обертках печенья «Оливер», которое Дэвид передал Спенсеру.

Проходя унылым, кофейно-серого цвета коридором к боковому выходу и далее на улицу, он как раз и рассуждал над тем, кого из кандидатов выбрать. И, хотя его визит занял совсем немного времени, Дэвид был рад покинуть атмосферу исправительной тюрьмы, навевающую клаустрофобию.

С Малькольмом Стронгом все ясно. Проблем с парнем никаких, его хоть завтра можно включить в операцию «Коррида». Да хоть сегодня. Но когда он начинал вспоминать Гарри Форда, его сразу обуревало чувство вины за то, что произошло между ним и Элизабет во второй половине дня в воскресенье. «Ладно, возьми себя в руки, Дэвид, — подумал он. — Нехорошо обвинять девушку, но на самом деле оба виноваты. Пожалуй, надо постараться сделать вид, что ничего не произошло».

Пока тюремный охранник запирал боковые ворота, а Джардин смотрел на «бюик» с Джоном Консадайном за рулем (посещение британским шпионом тюрьмы было неофициальным и не регистрировалось в тюремных книгах), ему вспомнилось то самое последнее воскресенье. Он пообещал Гарри пригласить Элизабет выпить кофе и объяснить причину внезапного отъезда мужа, который в воскресенье утром вместе со Стронгом вылетел в Колумбию. Гарри обосновался на конспиративной квартире в Боготе, а Стронг — в Барранкилье. Они встретились в кафе «Хард рок» на Гайд-парк-корнер рядом с Пиккадилли, и Джардин с присущей ему искренностью сообщил Элизабет, что Гарри улетел для тренировки в Гонконг, ничего опасного, вернется, наверное, через несколько недель. Изредка он будет писать ей через «фирму», она тоже может писать ему, разумеется, через «фирму». Когда он рассказывал ей эту байку, о которой был предупрежден и Гарри, Элизабет неожиданно посмотрела ему прямо в глаза. Большую часть ее лица закрывал громадный гамбургер с салатом-латуком, огурцом и горчицей, но глаза ее Дэвид видел и безошибочно определил значение этого взгляда.

Этот долгий, недвусмысленный взгляд говорил: «Возьми меня».

Он совсем не был похож на взгляд Кейт Говард, когда однажды вечером он потерпел неудачу в своей квартире на Тайт-стрит. Разница между этим и тем взглядом была настолько… очевидна, что Дэвид даже задумался, как это его тогда угораздило так ошибиться относительно Кейт Говард. Нет. Элизабет с ее длинными и стройными ногами, блестящими волосами и глубоким утробным голосом ясно говорила глазами: «Ну давай, ублюдок. Я хочу тебя. Настолько ли ты развратный и аморальный тип, каким я тебя вижу?»

И, конечно же, Дэвид Арбатнот Джардин, кавалер ордена Святого Михаила и Святого Георгия III степени, был именно таким типом. Он нагнулся через стол, забрал из ее мокрых пальцев гамбургер, бросил на столик две банкноты по десять фунтов стерлингов, и вывел ее за руку из кафе «Хард рок», где музыкальный автомат надрывался голосом Мика Джаггера: «Ты можешь сделать это, если постараешься…»

Боль и страдания, которые Дэвид испытывал после того бесстыдного и безжалостного в своей страсти воскресенья, буквально убивали его. Он по всем статьям нарушил свои основные правила чести.

Боже мой, это просто невероятно…

А если они оба сделают вид, что ничего не произошло?.. Черт побери, мало ли что бывает. Может быть, они оба заслужили это мимолетное наслаждение.

Дэвид улыбнулся и направился к «бьюику».

— Успешно?.. — поинтересовался Консадайн, уверенный, что Дэвид говорил с Перси о возможной сделке, если Перси расскажет о каналах поставки марихуаны в Англию.

— Ты же знаешь этого негодяя, — ответил Джардин. — Конечно, он заговорит, но для начала хочет, чтобы его перевели в какую-то тюрьму в Северной Каролине. Желает учиться. Получить диплом юриста, представляешь себе?

— Батнер, — подсказал Консадайн. — Это тюрьма Батнер, у них договор с университетом Дьюка.

— Точно, — Дэвид кивнул, высокие, надежные ворота закрылись за ними, и «бьюик» направился в сторону шоссе. — Это то самое место.


А в это время в нескольких сотнях миль к северу Сэм Варгос вел «мустанг» без опознавательных полицейских знаков в интенсивном вечернем потоке транспорта, направляясь к многоквартирному дому на Бродвее недалеко от Линкольновского центра. Эдди Лукко сидел рядом с ним, рация в машине настроена на волну штаб-квартиры отдела по убийствам на Полис-плаза в Манхэттен-саут. Передавали, что в квартире проститутки обнаружен мертвый клиент в кандалах, используемых обычно для садомазохистских развлечений. Лукко слушал вполуха, как это обычно делают полицейские, и в этот момент сообщили, что у парня перерезано горло, а язык вытащен через разрез. Убит точно так же, как и подонок Бакьеро, работавший на картель в бюро путешествий в колумбийском квартале на территории 110-го полицейского участка.

— Пожалуй, надо включить мигалку, — предложил Варгос, демонстрируя чудеса вождения и пробиваясь сквозь плотный поток транспорта.

— Нет… как раз сейчас, Сэм, нам не стоит привлекать к себе внимания.

Варгос бросил взгляд на напарника. Не слишком часто Лукко так осторожничал.


Глаза Мэнни Шульмана были широко раскрыты, дешевая нейлоновая рубашка намокла от крови. Язык уродливо торчал из пореза шириной в девять дюймов, который, как позже определили патологоанатомы, рассек кадык надвое. Оказывается, у человека довольно длинный язык, когда он, будучи полностью вырезанным, лежит на груди трупа.

Вспышки фотоаппаратов освещали убогую, тесную комнатенку, отражаясь от безжизненных глаз Мэнни.

— Он совершил большую ошибку, забравшись сюда, — заметил исполняющий обязанности лейтенанта Эдди Лукко.

Он обошел труп, подвешенный в сложном и причудливом сооружении из цепей, кожаных ремней и подъемного шкива под потолком. Руки Мэнни схвачены наручниками за спиной, а лодыжки ног охватывали кандалы, соединенные с регулировочным блоком на полу. Не считая намокшей от крови рубашки и пары коричневых нейлоновых носок, на трупе больше не было никакой одежды.

— Вот и возбудился в последний раз, — сказал Варгос, кивая на восставшую плоть покойника.

— Такое бывает иногда в случаях насильственной смерти, — подал голос криминалист-фотограф, лицо которого побледнело и слегка пошло пятнами.

Лукко не помнил, чтобы раньше этот молодой парень работал самостоятельно. Должно быть, пошел на повышение. Боже, мы ведь все стареем.

— Да, конечно, — подтвердил Лукко.

Двое криминалистов обрабатывали помещение порошком для снятия отпечатков пальцев. Доктор Генри Грейс, патологоанатом, работавший на отдел по убийствам, вышел спиной из кладовки, держа в одной руке стеклянный диапозитив, а в другой хирургический пинцет. Он бросил взгляд на Лукко и слабо улыбнулся в знак приветствия. Эдди слышал, что теперь дневная норма доктора составляет полторы бутылки виски.

— Как дела, док?

— Лучше не бывает.

Грейс положил пинцет на стол из дерева и металла, похожий на средневековую дыбу для пыток, чем он в общем-то и являлся. С большой осторожностью он убрал диапозитив в пластиковый пакет для вещественных доказательств.

— Что ты там нашел? — Лукко кивнул на кладовку.

— Аниту Франкенгейм. Хозяйку квартиры. Покойную.

— Франкенштейн?[19 - Франкенштейн — герой романа английской писательницы Мэри Шелли, создавший искусственного монстра из частей тела покойников.] — с притворным ужасом переспросил Варгос.

— Это уж как тебе угодно.

— Как ее убили? — спросил Лукко, обходя комнату в поисках каких-нибудь обычных предметов, которые могли оставить убийцы.

— Пуля в голову. В левое ухо. Большая часть ее мозгов оказалась на стенке рядом с дверцей кладовки.

Лукко внезапно понял, что слышит великолепный блюз в исполнении Джона Ли Хукера. Он даже вспомнил его название «Крошка Ли». Эдди поискал взглядом источник звука и увидел аудиосистему «Айва». Она была запрограммирована на повторение этого блюза.

— Черт побери, как этот парень мог заплатить за то, чтобы его связали и мучали под такую хорошую музыку?.. — Эдди никогда не переставал удивляться людским причудам.

— Это я поставил пластинку, когда пришел, — пояснил доктор Грейс, убирая ото рта маленькую бутылку «Джек Дэниелз», обернутую коричневой бумагой. — Люблю работать под музыку.

Лукко почесал затылок, встретившись взглядом с усмехающимся Варгосом.

— Да, я знаю…

— А знаешь ли ты, Эд, как называется такой способ убийства? — спросил доктор, и Лукко подумал, что если он выпьет еще, то его придется тащить на руках до машины. — Они называют его колумбийским галстуком.

Лукко и Варгос переглянулись.

— Брось шутить.

— Предполагаю, что это дело рук кокаинового картеля.

Эдди Лукко еще раз оглядел эту камеру пыток, за час пребывания и истязания в которой мужчины платили около четырехсот долларов. Рехнулись они, что ли? Наверное, у этих ребят не было тещ.

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату в сопровождении двух детективов из местного полицейского участка влетел плотный, лысеющий мужчина, удивительно похожий на киноартиста Дэнни де Вито. Это был сержант Милт Гейнор. Отдел по расследованию убийств.

— Что здесь, черт побери? Пошел поесть баранины на ребрышках, а когда вернулся в 14-й участок, там уже полно всяких вещественных доказательств. Это связано с твоим делом, Эдди? Хочешь, сам им занимайся. У меня убийство семьи из трех человек, один из них пятимесячный ребенок, из-за нескольких унций «крэка». Можешь забирать это дело, оно твое, парень.

Лукко улыбнулся.

— Обычный осмотр, Милт. Мы уже уходим. — И лейтенант Лукко в сопровождении напарника прошел мимо сержанта Гейнора и покинул место преступления.

Уже на улице он обратился к Варгосу:

— Сэм, нам обязательно надо иметь копии отчетов Милта о расследовании, займешься этим?

— Нет проблем.

Они забрались в свой неприметный зеленый «мустанг», а в это время колумбийцы, сидевшие в припаркованном на другой стороне улицы фургоне с раздвижными бортами, получили по телефону приказ не убивать Лукко. Старший из колумбийцев, работавший для прикрытия поваром ресторанчика в Куинзе, отсоединил магазин от своего бесшумного пистолета-пулемета «Инграм МАС-10», свинтил глушитель, завернул оружие в промасленную тряпку, сунул ее в брезентовую сумку и закурил колумбийскую сигарету «Мустанг». Прикрыв глаза, он лениво наблюдал за отъездом полицейских, которые и не подозревали, что находились на краю гибели. Колумбиец пожал плечами и завел двигатель. Ему еще предстояло в этот вечер приготовить в ресторанчике ужин на четырнадцать персон.


Северная часть Боготы считается более безопасным местом, чем центр, университетский квартал или живописный старый квартал Канделария. И проходящая здесь восточная часть проспекта Каракас, который пересекает весь город, считается значительно безопасней западной части. Но, конечно же, все относительно. Северная часть Боготы — приятный район с высокими, современными зданиями отличного дизайна и постройки. Если не считать постоянно снующих туда-сюда седанов с затемненными окнами, окруженные спереди и сзади джипами-вездеходами с вооруженными телохранителями, а по бокам обычно сопровождаемые людьми угрожающего вида с автоматами на плечах на мощных мотоциклах, на улицах здесь менее опасно и сравнительно меньше сурового вида полицейских и военных патрульных джипов с вооруженными пулеметами солдатами, если сравнивать с центром города.

Здесь расположен оживленный комплекс торговли и развлечений, как раз севернее района Чико, между Шоссе № 7 и Шоссе № 20. Называется он «Юнисентро», окружен жилыми домами, а позади его северо-западного угла находится отель, тщательно спроектированный и построенный таким образом, чтобы отражать историю архитектуры города (в большинстве своем, если не полностью, современная колумбийская архитектура отличается хорошим вкусом при соблюдении испанских традиций). Построен отель из терракотовых кирпичей в форме старинного испанского замка-крепости со внутренними двориками, арочными контрфорсами и защитными бойницами на верхних этажах. Во внутреннем дворике имеется фонтан и уютное кафе, в котором по утрам завтракают постояльцы. Есть также и бар, по совершенно непонятной причине украшенный в шотландских мотивах, на сосновых стенах его развешены фотографии шотландцев. Бар называется «Глазго».

А отель называется «Ла Фонтана». В бар «Глазго» ведет устланный ковром коридор, и, если не считать двери за стойкой бармена, это единственный вход и выход. Массивные, обтянутые кожей скамейки, выскобленные дубовые столы.

Прихлебывая холодное пиво «Кроненбург» и незаметно изучая обстановку в баре, Гарри Форд отметил для себя, что этот бар не лучшее место для людей, опасающихся за свою судьбу: имея единственный выход, бар представлял собой хорошую ловушку. Но в данный момент и вся Богота была не лучшим местом для людей, опасающихся за свою жизнь.

У стойки бара стоят три человека, они хорошо одеты и снисходительным тоном ведут разговор на испанском с перуанским акцентом. Гарри невольно подслушал, что двое из них проживают в отеле, а третий дипломат, торговый атташе посольства Перу. В углу, справа за столиком, расположенным возле входа, — что еще больше превращало бар в ловушку, ограничивая пространство входа и выхода, — устроился аристократического вида аргентинец вместе со своей стройной, уравновешенной, благовоспитанной женой и старшей дочерью. У этой супружеской пары было три дочери: восьми, двенадцати и шестнадцати лет. Гарри видел их утром в кафе во время завтрака — элегантная семья с безупречными манерами. Правда, может быть, младшие дочки чуточку шумноваты, но хорошее воспитание помогало им удерживать себя в рамках слегка натянутой атмосферы кафе, где на завтрак предоставляют богатейший выбор блюд: от мьюзли и ячменных лепешек до дынь, ананасов, салями, холодной ветчины, яичницы, вареных яиц, сосисок, мяса и окорока. Разнообразный выбор фруктовых соков и йогурта в высоких, запотевших графинах, в том числе и йогурт с персиками, который, похоже, здесь любимый напиток.

В кафе вышколенная прислуга, два помощника шеф-повара в белых халатах готовят горячие блюда. Клиенты все явно богатые, различных национальностей: японцы, корейцы, немцы и южноамериканцы со всего субконтинента. Не видно англичан, и ни одного американца, потому что под влиянием средств массовой информации у американцев сложилось плохое впечатление о колумбийцах, гринго думают, что их в любое время могут похитить или застрелить.

Отхлебнув пива, Гарри Форд улыбнулся про себя, ощутив, что он, герой специальных воздушно-десантных войск, а сейчас полностью подготовленный шпион МИ-6, думает примерно так же. Слегка напряжен и встревожен. Он тонко чувствовал атмосферу, что помогло ему выжить в клубах республиканцев в Лондондерри, в торговых скотных рядах в пригороде Дандолка в Ирландии, в Басре в Ираке, в долине Паншир в Афганистане. Гарри ощущал натянутую атмосферу в кафе отеля «Ла Фонтана» и был благодарен двум маленьким аргентинским девочкам, чьи игры в загадки, хихиканье, а иногда и взрывы смеха делали это кафе менее похожим на вход в преисподнюю.

Старшая дочь благовоспитанных родителей-аргентинцев сидела ровно, выпрямив спину, с элегантностью наездницы, а судя по позе, она вполне вероятно занималась конным спортом. В течение трех дней пребывания Гарри в отеле, она трижды улучала момент, когда внимание родителей было отвлечено чем-то другим, и, слегка приподняв головку, смотрела прямо в глаза Гарри Форду. Пристально смотрела секунду или две, потом отворачивалась, полностью игнорируя его, но на ее оливкового цвета худеньком лице с классическими чертами появлялась загадочная улыбка.

Девочка высокая, стройная, с тонкой талией и маленькой, начинавшей развиваться грудью. Если ее волосы распустить, то они спадают по плечам и доходят почти до талии. Она казалась самым прекрасным подростком, каких только доводилось встречать Гарри, и девушка понимала это.

Агент секретной службы хоть и молод (хотя по другим понятиям ему было, наверное, тысячу лет, в ходе боевых действий он убил уже около двадцати человек), но быстро сообразил, что девочке просто любопытно, может ли она заинтересовать взрослого мужчину.

И, понимая это, он всегда любезно, с легким интересом, смотрел на нее, улыбаясь при этом так, как, бывало, улыбался подружкам своей младшей сестренки, что означало «не беспокойся, я понимаю что ты просто шутишь».

Гарри расслабился и продолжил притворяться, что читает газету «Эспадор», в которой сообщались детали последних убийств в Медельине. Несколько человек застрелили из автоматов при выходе со стадиона после футбольного матча, а еще писали об убийстве в Боготе пятерых беспризорных детей, живших в городских канализационных трубах. Некоторые из этих детей рождались от таких же беспризорных девочек лет четырнадцати, жили и росли в этих трубах, клянчили милостыню, занимались воровством и проституцией. И вот пятерых из них застрелили. Газета намекала, что убили их полицейские под предводительством жестокого извращенца, капитана полиции, известного подобными деяниями. Иногда перед убийством жертвы грабили и насиловали.

Гарри Форд, естественно, ранее никогда не бывал в Колумбии. Это его первая рабочая поездка после подготовительного курса в отделе средств защиты международного банковского консорциума, который он проходил где-то в Юго-Восточной Азии. Об этом свидетельствовало его личное дело в отделе кадров и данные всех компьютеров — от авиакомпании «Америкэн Экспресс» до агентств по прокату автомобилей «хертц». Все его воздушные путешествия тщательно задокументированы, а его паспорт, подлинный паспорт Гарри Форда, прошел все аэропорты и предъявлялся всем гостиничным клеркам в соответствии с легендой. Легенда подтверждала любой, самый дотошный запрос с того момента, как капитан Гарри Форд, кавалер ордена «Военный крест», оставил службу в специальных воздушно-десантных войсках и работает в банковском консорциуме. И жалование его поступало в лондонский «Банк оф Скотленд» на улице Хеймаркет, платила его бухгалтерия консорциума, где действительно верили, что он существует и работает в Юго-Восточной Азии. Где-то в Юго-Восточной Азии. Иногда он даже присылал отчеты о том, что что-то продал. Этот мифический Гарри Форд.

Нет, человека, сидевшего в углу бара «Глазго» отеля «Ла Фонтана», звали не Гарри Форд, а сеньор Карлос Нельсон Аррижиада, чилиец по национальности, известный под именем Мигель Хосе Гуерра, разыскиваемый во Флориде, Нассау, Каракасе, Мадриде, Нью-Дели и Бангкоке органами по борьбе с наркотиками по поводу контрабанды марихуаны. Эта информация доступна только имеющим допуск к секретному банку данных международных правоохранительных организаций. Персонам типа Луиса Рестрепо, официального адвоката медельинского картеля.

В настоящий момент в задачу Гарри Форда входило просто появление в Боготе, битком набитой информаторами, полицейскими агентами, агентами картеля, агентами партизан, агентами Управления по борьбе с наркотиками, ЦРУ, британской секретной службы и прочими агентами, следившими за обстановкой и докладывавшими своим тайным хозяевам (и зачастую нескольким).

Ронни Шабодо и сотрудник секретной службы, известный Гарри просто, как Джек (на самом деле это был Билл Дженкинз), проводили с ним тренировки по обеспечению прикрытия в Испании, но теперь это уже не тренировка, а оперативная работа. Его ознакомили с легендой Карлоса Нельсона Аррижиада, но, даже после месяцев подготовки и постижения всех тонкостей шпионского ремесла, бывший офицер специальных войск не переставал восхищаться высочайшей степенью тщательной работы «фирмы», которая создала Карлоса как раз под него, под все его привычки и черты характера, словно костюм от портного с Савил-Роу, надев который, сразу чувствуешь себя уютно, будто всю жизнь носил его.

Гарри Форд знал все дни и ночи своей легенды, начиная со школьных дней. У Карлоса Нельсона было несколько родственников, но остались в живых только врач из Чили, владелец ранчо в Аргентине и психиатр в Цюрихе, да несколько старых тетушек и молодых кузенов, разбросанных по отдаленным уголкам Южной Америки. Есть у него еще и родственники, с которыми он никогда не встречался, в английском городе Девон, которые вели свой род от некоего Себастьяна Нельсона, обосновавшегося в Чили в начале XIX века, владельца обширных плантаций в Чили, положивших начало благосостоянию семьи Аррижиада.

Много из этого соответствовало собственной биографии Гарри Форда, но его южноамериканское прошлое было перенесено из Аргентины в Чили, потому что у «фирмы» налажены прекрасные отношения с чилийской разведкой, которая потихоньку уже внесла все необходимые данные на мифического Карлоса Нельсона в компьютеры соответствующих ведомств. Теперь он известен чилийской полиции по борьбе с наркотиками и таможне, которые устроили в портах и аэропортах настоящую облаву на торговца марихуаной, благо, в досье у них имелись фотографии Гарри, сделанные тайком, когда он усталый возвращался на «пасеку» в самые первые дни тренировки. На фотографии у него трехдневная щетина и выглядит он довольно непрезентабельно.

Сейчас его задача заключается в том, чтобы просто осесть в Боготе. Тайная полиция Боготы не знает о его присутствии, но очень скоро она разошлет запросы в дружеские международные правоохранительные организации и службы безопасности, а тогда выяснится, что Карлос Нельсон — мелкий (по колумбийским меркам), но преуспевающий торговец марихуаной, который одно время был связан с крупнейшим торговцем марихуаной Спенсером Перси, отбывающим в настоящее время двадцатипятилетний срок в американской исправительной тюрьме.

Гарри слегка улыбнулся, заметив, как прекрасная девочка-аргентинка наклонила головку и бросила взгляд в его сторону.

Он мог только гадать, какое в дальнейшем задание приготовили ему новые хозяева из «фирмы». Но Гарри понятия не имел, что в это время «Багаж» тоже тихонько сидит в Барранкилье в ожидании задания, и у него тоже надежная легенда.

И уж тем более он не знал, что на данный момент Дэвид Джардин еще не решил окончательно, кто из них будет рисковать жизнью, обращая на себя внимание Пабло Энвигадо и внедряясь в картель.


Значит, информацию колумбийцам передавал Мэнни Шульман. Эдди Лукко покачал головой, листая толстые подшивки распечаток всех исходящих документов от отдела разведки департамента полиции Нью-Йорка другим американским и зарубежным департаментам полиции. Он использовал все свои связи в ходе этого чертового расследования. Казалось, прошла целая сотня лет с того момента, как он сбежал по ступенькам в женский туалет на Центральном вокзале, вытер с лица девушки следы рвоты и, хотя застывшие конечности явно говорили о том, что она мертва, все же попытался вернуть к жизни, заполнив ее холодные легкие своим горячим дыханием.

Сиобан… девушка с ирландским именем, она уехала из Рима со своим смазливым другом, ныне покойным Рикардо Сантосом Кастанедой. Брошенное дитя с прекрасными волосами, отравленное грязным «крэком».

Лукко не сомневался, что она вышла из отеля «Хэмптон Хауз» и направилась к Симбе Патрису, околачивавшемуся невдалеке от того места, где Лукко подстрелил брата Симбы Малыша Пи, и умолила его дать ей несколько порций «крэка». А Симба есть Симба, он потребовал расплаты натурой.

Как он сказал тогда, в ресторанчике «Морта да Паста»? Он стоял возле стойки бара, а бармен Тони записывал их разговор. «Послушай, парень, я ничего ей не продавал…»

Да, он не продавал. Продала она, Сиобан, неопознанный труп номер 0801 в морге больницы Бельвью, она продала себя в обмен на «крэк», который, по ее представлению, должен был открыть ей новый мир.

Что ж, он и вправду открыл его.

Эдди Лукко был опытным детективом, поэтому не особо удивился, прочитав копию компьютерной распечатки, в которой содержалась серия обычных запросов из департамента связи колумбийской национальной полиции. Среди них были и три запроса в отдел компьютерного опознания фотографий, то есть к Мэнни и Джейку. Запрос состоял из фотографии девушки и обычных вопросов: не попадала ли в больницу, не арестовывалась ли и тому подобное. Так что это был вполне обычный, невинный с виду запрос, если не знать, что он поступил от кокаинового картеля.

Мэнни отправил по факсу в отдел поиска без вести пропавших фотографию мертвой девушки. Какой-то заботливый фотограф перед съемкой вымыл лицо девушки и аккуратно причесал волосы. Лукко подумал, не тот ли это самый парень, который фотографировал подвешенный труп Мэнни с перерезанным горлом, в мокрой от крови рубашке, с цепями и наручниками на руках и ногах.

Вот этот факс и решил судьбу Рикардо, Малыша Пи, Поросенка Малруни, почти десятка полицейских, а на руках у исполняющего обязанности лейтенанта отдела по убийствам Эдди Лукко оказалось крупнейшее в его жизни дело, но вместе с тем и самое беспокойное, представляющее серьезную опасность для жизни.

Сиобан, Сиобан… Да кто же ты такая, черт побери? Уже не в первый раз Лукко поймал себя на мысли, что ему хочется поехать в морг больницы Бельвью и постоять там над замерзшим, сине-серым трупом девушки, которая хотела вкусить запретной жизни.

Эдди покинул отдел разведки департамента полиции, пожелал спокойной ночи Сэму, которому предстояло отогнать «мустанг» в 14-й полицейский участок и вернуться домой на собственной машине.

Эдди Лукко брел среди спешащей по делам вечерней толпы, шум и гудки транспорта заставили его почувствовать облегчение от того, что он не за рулем. Газетные стенды пестрели сообщениями о последних перестрелках и убийствах в городе. Он был почти уверен, что это работа единственного оставшегося в живых из братьев Патрис — Абдуллы, который мстит убийцам своих братьев одним единственным известным ему способом. Лукко пожал плечами и подумал, что шанс Абдуллы Патриса добраться до настоящих виновников смерти его братьев отнюдь не больше шанса самому остаться в живых до конца месяца. А другими словами, просто равен нулю.

Только дойдя до Западной 43-й улицы и направившись на север по Шестой авеню, Лукко точно убедился, что за ним следят семь или восемь человек. Все одеты по-разному: двое, как рабочие, трое, как бизнесмены, остальные, как бродяги. Когда он остановился на перекрестке, пережидая сигнал светофора, у тротуара затормозил синий «кадиллак» и Лукко почувствовал, как в ребра уперлись два ствола. Один из «бизнесменов» распахнул заднюю дверцу «кадиллака» и замер возле нее. Эдди не знал, что это был Бобби Сонсон.

— Успокойся, Эдди, — сказал Сонсон. — Я отвезу тебя к человеку, у которого есть кое-какая информация. Только не хватайся за пушку. Мы не собираемся дырявить тебя.

«Бизнесмен» говорил с колумбийским акцентом.

Лукко почувствовал, как замирает сердце, потом оно снова забилось, но уже не так ровно, как секунду назад. Он осторожно оглянулся, чутье бывшего морского пехотинца подсказало ему, что сейчас не время строить из себя героя.

Он пожал плечами и забрался в машину.

Там уже сидел Мурильо. В «кадиллак» втиснулись еще двое колумбийцев, и машина рванула с места.

Мурильо кивнул Лукко без всякой враждебности, как профессионал профессионалу, сунул руку под пиджак полицейского и вытащил короткоствольный револьвер «смит-вессон». Откинув барабан, он вытряхнул на ладонь шесть пуль с медными наконечниками, после чего вернул револьвер владельцу. Лукко сунул его назад в плечевую кобуру.

Спустя двадцать минут детектива из отдела по расследованию убийств ввели в теплую и уютную комнату роскошного дома, расположенного на Мэдисон-сквер. На стенах комнаты висели выполненные маслом картины, стояла дорогая кожаная мебель, лежали восточные ковры, полностью заглушавшие шаги обитателей квартиры.

В комнату вошел холеный мужчина среднего роста. Широкие плечи, волосы чуть длиннее, чем модно носить в Нью-Йорке, безукоризненный темно-серый костюм итальянского покроя и, конечно же, мягкие кожаные туфли. Плоский золотой браслет для часов стоил, пожалуй, столько же, сколько система жизнеобеспечения в дорогой больнице.

— Лейтенант Лукко. Меня зовут Луис Рестрепо Осорио. — Говоривший не протянул руку и не стал рассыпаться в глупых любезностях. — Я здесь для того, чтобы сделать вам предложение от имени моих хозяев.

Лукко мог не спрашивать, кто были эти хозяева.

— Ну так давай свое гребаное предложение, у меня сегодня был трудный день.


У Нэнси Лукко выдался удачный день в суде. Она защищала молодого брокера, обвиняемого в махинациях. С первого же дня судебного заседания стало ясно, что его подвели под монастырь старшие партнеры уважаемой уолл-стритской фирмы «Льюис, Джаспер и Ходжез». Ее перекрестный допрос старого Ходжеза — президента привилегированного манхэттенского яхт-клуба — привел в смущение этого миллионера, столпа общества.

Это не прошло незамеченным, и судья Альмеда, чья фотография до сих пор висела на стене в баре, где он в свое время играл на пианино, одновременно обучаясь в колледже, даже незаметно подмигнул ей. Этим самым он дал понять, что вовсе не возражает против выбранной Нэнси линии защиты, которая встретила протест и возражения со стороны обвинения.

Ей очень хотелось, чтобы в этот момент в суде присутствовал Эдди Лукко, пусть бы он послушал, посмотрел, как она прекрасно работает. А если бы она заранее знала, что судьей будет Альмеда, то позвонила бы в 14-й полицейский участок и пригласила мужа посмотреть на своего кумира. Но он так занят расследованием кровавой бойни в больнице Бельвью, что они лишь мельком виделись за последние несколько дней. Нэнси продолжали охранять два детектива, приставленные к ней департаментом полиции Нью-Йорка, они присутствовали и на заседании суда. До вчерашнего вечера Эдди не звонил на квартиру к сестре Сэма Варгоса, и Нэнси тревожилась за него. Голос у него был нормальный, может быть, чуть усталый… и задумчивый. Как она будет рада, когда завершится это расследование.

И вдруг, к своему радостному удивлению, она увидела в дверях зала заседания высокую, плотную фигуру мужа, он прошел мимо полицейского и сел в заднем ряду. Эдди поймал ее улыбку и кивнул в сторону Альмеды, словно хотел сказать: «Вот это да…». Или «потрясающе!» Это выражение они услышали во время просмотра по телевизору черно-белого кинофильма с участием английских актеров. Дадли Мур или кто-то там еще произнес с лондонским акцентом: «Это потрясающе!», и Лукко выражение понравилось, он посчитал его самой забавной фразой, которую когда-либо слышал. Все-таки у него неважно с чувством юмора. И с тех пор он иногда щеголял этим выражением, на что Нэнси всегда восклицала: «Боже мой, Лукко!»

Рядом со зданием суда находился неплохой китайский ресторанчик, и Нэнси настояла, чтобы они зашли туда перекусить. Она испытывала подъем от удачного продвижения дела.

— Что ты об этом думаешь, Эдди? Похоже, судья настроен…

Нэнси не обращала внимания на двух детективов, пристроившихся за столиком рядом с дверью.

— Здравствуйте, миссис Лукко…

Худенький, очень старый официант-китаец улыбался лучезарной детской улыбкой. Он услужливо протянул им меню.

— Здравствуй, Фредди. Принеси нам две порции цыпленка с лапшой, отдельно каштаны и две кока-колы, хорошо?

— Будет исполнено.

И тщедушный официант-китаец Фредди удалился.

— Цыпленок с лапшой, — пробурчал Лукко. — И кока-кола. А не мог я сам заказать?

— Не будь ребенком, Эдди. А реакция судьи Альмеды, это хороший знак, да?

Исполняющий обязанности лейтенанта Эдди Лукко бросил взгляд на двух детективов из отдела охраны. Они слишком заняты меню, чтобы прислушиваться к разговору, да и в ресторанчике довольно шумно.

Существует хорошо известный феномен: когда люди слишком близки, они становятся телепатами, как многие животные. Так это или нет, но, когда Эдди нежно взял Нэнси за руку, она сразу встревоженно посмотрела на него.

— Что случилось?

Ее глаза внимательно изучали его лицо. Последние несколько недель оказались тяжелыми, и Нэнси Лукко, чтобы сохранять спокойствие, постаралась выбросить из головы колумбийцев. Насколько это было возможно, живя в чужой квартире под вооруженной охраной. Так что когда она спросила, что случилось, то имела в виду, насколько плохо обстоят дела.

Лукко ласково погладил жену по руке, он всегда делал так, когда ему требовалось душевное спокойствие, а в нем иногда нуждались даже детективы департамента полиции с суровыми лицами.

— Ты знаешь, — тихонько начал он, — в подобных делах полицейским иногда делают предложения…

Нэнси оглянулась вокруг, потом внимательно посмотрела на лицо мужа. Чувствовалось, что ему тяжело.

— Взятка?

— Послушай, дорогая, не совсем так.

— Но ведь нет такого… предложения, на которое ты согласился бы, Лукко.

— Конечно, но тут дело очень серьезное. Я сказал, что подумаю.

— Ты?..

— Успокойся, Нэнси, ты ведь знаешь меня, да?

— Ты просто решил потянуть время.

— Вот именно.

— Потому что хочешь… арестовать их? Перехитрить?

— Ты шутишь. Да они из меня салат сделают вместе с моими хитростями.

— Эдди, ты должен сообщить об этом, ты же знаешь, что должен сообщить.

— Не могу, ты просто не представляешь, где у них нет глаз и ушей.

Нэнси никогда раньше не видела мужа таким встревоженным.

— А сколько они предложили? — поинтересовалась она.

Лукко сказал сколько. Даже детективы из охраны подняли головы, когда она воскликнула:

— Боже мой…

Лукко успокаивающе поднял руку и с улыбкой кивнул детективам. Они кивнули в ответ и вернулись к изучению меню, и как раз в этот момент официант принес им китайского пива.

— А как насчет Министерства внутренних дел?

Нэнси начала понимать, что так хорошо начавшийся день испорчен. Но ведь Лукко уже не в первый раз предлагали взятку, и, хотя он колеблется, дело здесь вовсе не в сумме. Для Лукко сумма не имеет значения. Значит, дело здесь в чем-то другом.

Она взяла его за руку.

— Ладно, что еще?..

Лукко почесал затылок. К столику подошел официант-китаец Фредди с двумя стаканами кока-колы, покрытыми снаружи инеем.

— Цыпленок сейчас будет, — пообещал Фредди и заскользил между столиками.

Нэнси не отрывала взгляд от мужа, он подождал, пока отойдет Фредди, снова почесал затылок, осторожно оглядел присутствующих в ресторанчике, наклонился вперед и тихо сказал:

— У меня двадцать четыре часа на размышление. В течение этого времени мы оба в безопасности, но, если я откажусь или вообще не свяжусь с ними, они убьют тебя.

Нэнси инстинктивно схватилась руками за горло и нервно потянула золотую цепочку с висевшей на ней маленькой серебряной звездой Давида. Это был подарок Лукко, он сделал его, когда она сказала ему, что добропорядочным католикам не разрешается жениться на еврейских девушках.

— Иди в Министерство внутренних дел.

Он покачал головой.

— А если в ФБР?

Лукко прищурился.

— Ладно, забудь о моих словах. — Они сидели молча, Нэнси отхлебнула холодной кока-колы. — Серьезная опасность.

— Жизнь или смерть, третьего не дано. Смертельная опасность.

— Лукко, не вздумай принять их предложение.

— Должен сказать тебе, дорогая, что видел, как ты сегодня строила глазки Альмеде…

— Я не строила ему глазки, милый, я всерьез вела защиту своего подопечного.

— Я горжусь тобой. Теперь в твоей конторе обязаны сделать тебя партнером, ты выиграешь этот процесс и они никуда не денутся.

Иногда он смотрел на нее с такой любовью, что ей даже становилось немножко стыдно. Не потому, что она любила его меньше, а потому, что ее самой заветной мечте подарить ему ребенка не суждено сбыться. А Лукко был бы отличным отцом для нью-йоркского ребенка, рожденного от польской еврейки и итальянского католика.

Нэнси взяла его большую руку, медленно прижала ее к своей щеке, потом поднесла к губам и поцеловала в ладонь. Когда она вновь посмотрела на него, в глазах ее стояли слезы. Лукко кивнул, он, словно животное, точно знал, о чем она сейчас думает.

— Пошли они к черту, Эдди. Я верю, ты поступишь правильно. И… пошли они к черту.

Две слезинки катились по ее левой щеке, Нэнси заморгала, но, как профессионал, моментально взяла себя в руки. Эдди нежно погладил жену по лицу, потом, не отрывая от нее глаз, убрал руку. Он улыбнулся, но появившиеся в его глазах злые искорки не сулили врагам ничего хорошего.

— Конечно, мне просто надо было услышать это от тебя. Да в гробу я их видел. А теперь возвращайся в зал суда и разбей в пух и прах окружного прокурора. Я хочу быть женатым на партнерше адвокатской фирмы, тогда уж нам точно придется переехать в Ист-Сайд…

Он бросил взгляд на детективов, которые, наверное, думали, что же, черт побери, такое происходит между супругами Лукко, но оба полицейских были заняты поглощением пищи.

Увидев эту картину, Лукко разозлился.

— Почему это их обслужили раньше нас?

— Может быть, они сказали, что из полиции? — предположила Нэнси.

— Надо проследить, уплатят ли они по счету. Терпеть не могу полицейских, пользующихся служебным положением.

Нэнси испуганно посмотрела на мужа, от страха у нее даже похолодели ладони, но к своему удивлению, она ликовала в душе. Лукко часто рассказывал ей о своем первом напарнике, ворчливом ветеране сорока лет, который погиб, пытаясь спасти самоубийцу, прыгнувшую с моста (она осталась жива, зацепившись при падении за какие-то ветки). Напарник объяснял Лукко разницу между пустяковой, серьезной и непосредственной опасностью. Непосредственная опасность — это смертельная опасность, к которой по его словам… привыкаешь. И тот, кто не жил на грани жизни и смерти, никогда не поймет, что значит привыкнуть к смертельной опасности.

Теперь Нэнси понимала, что́ он имел в виду: внезапно серьезная угроза со стороны картеля превратилась в смертельную опасность.

— Скажи мне еще раз, сколько?.. — тихонько попросила она.

Лукко наклонился ближе и прошептал:

— Четыре миллиона.

— Боже мой! — снова воскликнула Нэнси, но на этот раз тихо. — Но, надеюсь, пока мы в безопасности, а когда истекает срок?

— В полночь.

К столику подошел Фредди с цыплятами.

— Ты что так долго, приятель? — спросил Лукко в типичной нью-йоркской манере, и, пока маленький китаец расставлял тарелки и бормотал что-то насчет кухни, он не отрывал взгляда от жены.

— Жизнь на грани, да? — задал он вопрос, продолжая смотреть в глаза Нэнси.

— Надо держать листки с заказами отдельно, — заявил Фредди, — тогда и путаницы не будет.

— Вот именно, — согласился Лукко, ослабляя галстук. А Нэнси покачала головой и улыбнулась.


16

Удивительная наивность


Два письма и три открытки от Сиобан несколько успокоили Юджина и Мараид Пирсон, ужасно тревожившихся за безопасность дочери, правда, Мараид так до сих пор и не знала о том, где в действительности находится Сиобан, а Юджин был теперь точно уверен, что дочь в руках картеля.

Рестрепо сказал ему, что о Сиобан хорошо заботятся, она занимается музыкой под руководством маэстро из Венесуэлы, но не имеет ни малейшего представления о своей роли пленницы. Конечно, ее сразу отпустят, как только Пирсон прилетит в Боготу, убедившись в готовности всей сети к приему кокаина в Виго и обеспечению безопасности его распространения группой «Лорка» среди оптовых торговцев. Тогда в Боготе он и сообщит Рестрепо код доступа к информации, записанной на двух дискетах, уже врученных колумбийскому адвокату. А потом он вернется в Ирландию вместе со своей любимой дочерью и будет сидеть спокойно, наблюдая, как фонды организации ежемесячно увеличиваются на два миллиона долларов.

Подобная ситуация загнала судью в угол. Безусловно, полученных от картеля средств с избытком хватит для организации террора, взрывов в пивных, танцевальных залах, аэропортах, на людных автобусных остановках и в магазинах, как на территории Великобритании, так и по всей Европе, где расквартированы британские солдаты и их семьи. Денег хватит и на покупку современных ракет класса «земля-воздух» для осуществления плана, против которого Пирсон всегда выступал на тайных заседаниях Военного совета, заключавшегося в том, чтобы сбить ракетой пассажирский авиалайнер на подлете к лондонскому аэропорту Хитроу.

«Пресвятая Дева, нет сомнения, два-три подобных террористических акта быстро заставят британское правительство сесть за стол переговоров», — размышлял Пирсон, выйдя из здания суда и направляясь через Феникс-парк в начальную школу чудотворной Маделины.

Но, с другой стороны, его яростная ненависть к наркотикам и желание тайно разрушить связи ИРА с колумбийцами еще до начала осуществления плана картеля, следовали сразу за желанием в безопасности доставить Сиобан домой из Южной Америки. Так что катастрофа авиалайнера компании «Локерби» может подождать, пока деньги не будут добыты более порядочным способом, например, банковскими махинациями или обширным рэкетом в шести графствах, Килбурне и Лондоне, приносившим несколько десятков тысяч фунтов стерлингов в год, или угрозами крупным торговым фирмам заразить их продукты (идея лично Пирсона). Но кокакин? Юджин Пирсон презирал Кейси за его заявление, что поддерживающие «временных» люди ничего не будут знать или их совершенно не будет волновать тот факт, что у них под носом организация торгует наркотиками.

Но время шло. Компания по спасению и перевозке грузов потихоньку работала, европейские преступные синдикаты — они должны распределять кокаин среди более мелких торговцев, а те в свою очередь дальше, среди уличных торговцев, ведь уличная торговля явно самая доходная — были предупреждены и готовы действовать. Оставалась самая малость — отправить представителя в Боготу и передать картелю компьютерные коды, и тогда колумбийцы будут знать детали, сроки, места поставки примерно двух сотен тонн кокаина в течение шести месяцев.

В школе святой Маделины его ждали Деклан Бурк, Брендан Кейси и Мэри Коннелли, они собрались на одно из редких, но экстренных заседаний Военного совета «временной» ИРА. Целью заседания было официально одобрить отчет Пирсона о действиях группы «Лорка», полностью готовой к работе. Юджин еще хотел поднять вопрос о нежелательном убийстве, которое потрясло ирландцев, слушавших утром новости по радио.

Пока эти ублюдки не похитили Сиобан и не сделали ее заложницей его лояльного поведения, Пирсон намеревался рекомендовать отправить в Боготу Брендана Кейси, начальника штаба «временных». А в его отсутствие планировал сообщить Управлению по борьбе с наркотиками США и испанской таможенной службе детали операции в Виго. Но теперь ему придется лететь в Боготу самому. Ничто не может быть более важным, чем благополучное возвращение домой в Дублин его драгоценного дитя. В Ирландии полно прекрасных мест, где она сможет заниматься музыкой. Во всяком случае должны быть такие места, и он их непременно разыщет.

Проходя мимо группы наркоманов, окруживших торговца наркотиками прямо у ворот Феникс-парка, и глядя на них, с пепельно-серыми лицами, дрожащих от холода или в предвкушении дозы, а может, одновременно и от того и от другого, Пирсон не смог удержаться от презрительной гримасы. Как бы там ни было, ему нужно вернуть домой Сиобан, а потом все же найти какой-то способ разрушить убийственный план Военного совета пополнять средства организации за счет торговли наркотиками. Ведь все равно в один прекрасный день эта авантюра выплывет наружу, что полностью опорочит движение в глазах честных патриотов, которые уже в течение более чем двадцати лет ведут кровавую и напряженную борьбу за освобождение Ольстера от английского ига.

Судья подошел к зеленой двери бокового входа в школу. Шум и радостные возгласы двух сотен развлекающихся подростков напомнили ему, что сейчас в школе перерыв на завтрак, и он пожалел, что не захватил с собой бутерброд.

— Мистер Ханнах? — Пожилая сестра-монахиня улыбнулась ему, и ее старческое лицо, спрятанное под капюшоном сутаны, зарделось. — Входите, ваши друзья уже, наверное, ждут?

Юджин Пирсон вскарабкался по ступенькам, потом пробирался через лабиринт каких-то коридоров, труб, бойлеров, складских помещений. Наконец монахиня указала ему на дверь в дальнем конце коридора, склонила голову, повернулась и отправилась в обратный путь.

Внутри склада, заставленного столами, коробками с учебниками и наглядными пособиями, уже в течение семи лет изредка проводились тайные заседания Военного совета «временной» ИРА.

— Добро пожаловать, дружище, — приветствовал судью Деклан Бурк по-ирландски. — Поздравляю с успешно выполненным этапом работы.

— Убийством молодой девушки и ее бабушки сегодня утром, — без всякого вступления начал Пирсон, поставив перед собой стул с высокой спинкой и бросив на него портфель, — …это работа ИНОА?

ИНОА означало Ирландская народно-освободительная армия — самая кровожадная (даже по стандартам «временных») банда психопатов, которым просто нравилось убивать, оправдывая это борьбой за общее дело.

— Это наша работа, Юджин, — подал голос Брендан Кейси. Он сидел на школьной парте, держа над трубкой зажженную спичку. — Я приказал разобраться.

Убийство, о котором шла речь, произошло в половине восьмого утра. Шестнадцатилетнюю девушку-протестантку вытащили из машины, за рулем которой сидела ее бабушка, под дулами пистолетов заставили ее лечь на землю, прострелили колени, локти, а потом двумя выстрелами в лицо добили корчащуюся в агонии, плачущую и захлебывающуюся от рвоты девушку. Бабушка выскочила из машины, пытаясь остановить это безумие, но ей всадили в живот три пули из американской винтовки М-16, которой был вооружен один из бандитов. Как позже показало вскрытие, в девушку стреляли из автоматического пистолета «кольт» калибра 0,45 дюйма. Бабушка прожила еще три часа и восемь минут возле того места, где упала, вокруг ее тела валялись внутренности.

По словам оцепеневшего от ужаса рабочего-католика, случайно наблюдавшего эту кошмарную сцену, убийцы вопили от радости, уезжая в краденом автомобиле, который позже нашли сожженным в окрестностях Дапдолка, этого пристанища ИРА в Ирландии.

— Расследование — это наше внутреннее дело. Кстати, кто занимается с прессой?

В этот момент Пирсон пожалел о Дэнни Моррисоне, который очень удачно работал с прессой, пока не попал в тюрьму за попытку убийства одного предателя.

— Лиам.

— Надеюсь, он справится. Какова версия?

— Эта протестантская девчонка была матерой убийцей из организации борцов за свободу Ольстера. На ее счету четыре убийства, у нас имеются подробности.

На лице Юджина Пирсона появилось выражение крайнего удивления.

— Неужели так?

Остальные присутствующие спокойно улыбнулись в ответ на проявление подобной удивительной наивности, и обменялись взглядами, означавшими: «Ну, как вам нравится этот наивный дурень?»

— Нет, она не имеет к этому отношения, Юджин, но мы должны ради собственной пользы представить все именно в таком свете. А бабушка случайно попала под перекрестный огонь. Ужасно сожалеем и тому подобное.

Брендан вытащил из стопки цветную детскую книжку «Азбука чудес» и принялся равнодушно листать ее.

— Ты провернул отличную операцию, Юджин, — похвалил судью глава Военного совета Деклан Бурк. — Кто теперь повезет для Рестрепо в Боготу коды?

— Я думаю, Мэри, — Кейси кивнул в сторону Мэри Коннелли, преподавательницы из Тринити-колледж. Пирсон подумал, что этот вопрос у них уже решен.

— Поеду я, — заявил он тоном, не терпящим возражений. — Я уже столько сделал, что хочу сам все довести до конца…

— До какого конца, Юджин? — поинтересовался Кейси, не отрывая взгляда от «Азбуки чудес».

— До конца первого этапа.

Тишина, только сверху доносились приглушенные крики школьников.

Бурк и Мэри Коннелли посмотрели на Кейси. «Этот парень пользуется сейчас большим влиянием, — подумал Пирсон. — Если я не вставлю ему палку в колеса, то он, черт возьми, станет новым главой Военного совета». Судья присел на стол, загроможденный коробками с цветными мелками и азбуками.

— А кроме того, я смогу забрать домой Сиобан…

Пирсон в упор смотрел на Кейси. Этот человек не имел понятия о сострадании. Кейси первым отвел взгляд.

Наступила гнетущая тишина.

Деклан Бурк покашлял, прочищая горло.

— Тогда, конечно, должен ехать ты. Как ты объяснишь свое отсутствие в суде? И поездку за границу?

— Найдется масса причин, Деклан. Не беспокойся об этом.

Обстановка разрядилась, Пирсон несколько успокоился, но тут глава Военного совета перешел к другому вопросу.

— Мэри удачно провернула одно дельце. Ты знаешь, что мы вышли на человека из МИ-6? Работает в Министерстве иностранных дел, это тебе не шутка. Он считает себя очень умным, но Мэри, храни ее Господь, оказалась умнее. Так ведь, Мэри?..

Мэри слегка покраснела и подтвердила, что да, именно так. И Юджина Пирсона посвятили в строгий секрет группы разведки и планирования «временной» ИРА (Бурк, Кейси и Мэри Коннелли), в тайну завуалированных исповедей некоего Дэвида Арбатнота Джардина, кавалера ордена Святого Михаила и Святого Георгия III степени. Англичанин по-своему зашифровывал свои исповеди, но их записывал на пленку духовник отец Уитли, который сначала входил в официальную ИРА, но потом, когда первый, но отнюдь не последний узник Лонг-Кеш Бобби Сэндз умер в результате голодовки, он перешел к «временным».

После того как мальчик, прислуживавший у алтаря, поведал отцу Уитли, что его мама, работающая шофером в правительственном гараже, считает этого высокого человека шпионом, священник передал эту информацию разведчику из лондонского отделения партии Шинн фейн. За Джардином установили постоянную слежку и выяснили его связь с «фирмой», разместившейся в здании Министерства иностранных дел.

Так что все исповеди Джардина перед отцом Уитли записывались на пленку и отсылались в Дублин, где умница Мэри Коннелли расшифровывала их вместе с одним из своих коллег, который не только сочувствовал ИРА, но и являлся еще переводчиком редких текстов и составителем кроссвордов для «Айриш таймс». И считавшиеся непонятными для непосвященных исповеди Дэвида Джардина регулярно изучались «временной» ИРА.

Зачастую исповеди были бессмысленными или неинтересными, потому что Южная Америка не представляла интереса для ИРА как в плане активных действий, так и в плане источника финансов. Но, как только «временные» завязали связи с медельинским картелем, любая информация касательно британцев и Колумбии сразу приобрела огромную важность. Эрудированный коллега Мэри выудил из исповеди Джардина, что тот переспал с женой какого-то важного подчиненного, а также сделал предположение, что секретная служба планирует внедрить своего человека в медельинский картель Пабло Энвигадо.

— Так что будь осторожен, Юджин, — предупредил Бурк.

— И передай Пабло, не Рестрепо, я не доверяю этому засранцу, что англичане постараются влезть в его окружение. Так что пусть подвешивает всех подозрительных над горящими углями, пока они не заговорят. — Кейси с неохотой отложил в сторону «Азбуку чудес». — Особенно, если Пабло будет считать, что сам обратил внимание на этого человека. Это любимая манера англичан, так ведь, Мэри?

— Говорить он будет на испанском, как на родном, — добавила Мэри, — и легенда будет надежная, если только как следует не распотрошить ее. Ты передай все это, Юджин, нашей организации это принесет пользу.

Юджин Пирсон задумался. Дело серьезное, если только это правда. Порой Мэри в голову приходили причудливые и сумасбродные идеи. Он кивнул.

— Очень хорошо, Мэри. — Потом повернулся к Брендану Кейси. — Так зачем же они застрелили девчонку?

— Ты же знаешь Мартина, Юджин. Ему сообщили, что этой дорогой ходит на работу машинистка из управления королевских констеблей Ольстера, и он дожидался ее с четырех утра. А потом просто плюнул на все и пристрелил девчонку, у этого юного Мартина очень шалят нервы. Ты же знаешь, как это бывает, когда ходишь по лезвию. — Казалось, Кейси хотел пронзить своим холодным взглядом Пирсона. — Или не знаешь? Ладно, желаю удачи в Боготе…

С этими словами Брендан Кейси сунул в карман трубку и вышел из склада, забрав с собой трех телохранителей.

Мэри Коннелли вернулась в кабинет настоятельницы, чтобы продолжить беседу о начальном образовании.

Бурк и Пирсон остались вдвоем.

— Как Мараид? — спросил Бурк.

— В полном порядке, — буркнул Юджин Пирсон, кивнул на прощание главе Военного совета и вышел из комнаты, обуреваемый чувствами, которых не испытывал раньше.

Если бы он был семинаристом, то назвал бы эти чувства «сомнениями».

* * *


«Боинг-747» плавно накренился влево, и Дэвид Джардин увидел проплывающие внизу крыши квартала Челси и извивающуюся Темзу, по которой парочка буксиров тянула вереницу барж и проплывали грязно-белые моторные лодки.

Раздавшийся из динамиков голос попросил пассажиров пристегнуть ремни безопасности и поставить спинки кресел в вертикальное положение. Дэвид подчинился, но спинку кресла поставил не совсем в вертикальное положение, потому что так было удобнее, а кроме того, он считал этот свой поступок маленьким актом гражданского неповиновения официальным распоряжениям.

— Ваш пиджак, мистер Норуэлл. — Стюардеса с улыбкой протянула ему легкий льняной пиджак, купленный четыре года назад в магазине «Брукс бразерс» на Мэдисон-авеню.

Американцы выпускали пиджаки более свободного покроя, чем его строгие, сшитые на заказ пиджаки, а поскольку он был довольно крупным мужчиной, да и прибавил в весе на несколько фунтов, то более комфортабельно чувствовал себя в чуточку великоватых пиджаках. Он поблагодарил стюардессу и положил пиджак на соседнее сиденье. Джардин всегда занимал место рядом с проходом, хотя бы для того, чтобы побыстрее выйти из самолета. По еле слышному шуму и по тому, как легонько вздрогнул пол, Дэвид понял, что самолет выпустил шасси, и тогда он поднес к губам наполовину опорожненный стакан колумбийского вина и облегченно вздохнул.

Безусловно, Дэвид Арбатнот Джардин был человеком, любящим наслаждения. Он понимал, что боги понемногу выделяют человеку радости, того же блаженства, за которым часто следуют жизненные неприятности. Но любить наслаждения, это значит быть оптимистом, и Дэвид был достаточно благоразумен, чтобы пользоваться приятными моментами и благодарить за них своего приятеля Бога. Однако за последнее удовольствие он не поблагодарил Бога, потому что чувствовал, что встреча с Элизабет Форд не принесет ему большой радости.

Но вот сейчас такой момент, которым он наслаждался от всей души, ведь он, словно некий языческий бог, парил на Англией, над своей Англией, которую любил гораздо больше, чем Юджин Пирсон (о нем Джардин не имел ни малейшего представления) любил Ирландию. Ведь это была его, как говорили русские, земля, его история и люди, считая даже выходцев из Вест-Индии и Азии и других иммигрантов — вплоть до современников сэра Ричарда Фодерингема с их безумными, героическими жертвами, а не со смутной, злой идеей, называемой страшным словом «патриотизм». Это была его земля, его Англия, и Дэвид Джардин любил ее с глубокой страстью.

Он никому не признавался в этом, за исключением, пожалуй, детей, потому что считал своим долгом помочь им сформироваться как личностям. Только не надо их к этому подталкивать. Дэвид предпочитал не подталкивать, так как это иногда очень смущало тех, кого неожиданно и жестоко толкали.

«Боинг» шел на посадку, гудение и шум элеронов и убираемых закрылков напомнили ему плавание на «Дарт Эстуари» и аккуратные предместья Слау, и едва различимые в тумане иллюминаторы правого борта. Он подумал о своем разговоре со Спенсером Перси в исправительной тюрьме Норт-Дэйд и об ужине в стареньком ресторанчике-хижине «Сандейз он зе Бич» на Ки-Бискейне вблизи гавани, заполненной рыбацкими лодками и яхтами. Прекрасные, очаровательные, сексуальные молоденькие официантки, большие серые пеликаны, восседающие на просоленных деревянных сваях, торчащих над спокойной поверхностью моря, ручные цапли, держащиеся все же в сторонке. Народная музыка, исполняемая музыкантами с соседних Багамских островов, в которой ленивые глухие звуки контрабаса напомнили Джардину шум работы старой маминой стиральной машины выпуска 1957 года.

Джон Консадайн, его коллега и шеф отделения ЦРУ во Флориде, и его жена Джони составили Дэвиду приятную компанию, мужчины ко взаимному удовлетворению обсудили интересующие обоих насущные дела разведки, касающиеся Вест-Индии, Кубы, Центральной и Южной Америки.

«Боинг-747» коснулся колесами шасси взлетной полосы, на которой Дэвид увидел через иллюминатор скользящую тень от крыла. И, будучи Дэвидом Джардином, он опять вспомнил лицо Элизабет, расслабленное и пылающее в момент наивысшего наслаждения, облизывающий губы язык, устремленный на него взгляд, разделяющий наслаждение тайным грехом. А будучи Дэвидом Джардином, он всегда готов простить себе непростительное.

Он прошел паспортный контроль по документам Норуэлла, незамеченный заполнившими аэропорт агентами специального отдела расследований таможенной службы, специального отдела полиции, иммиграционной службы, людьми из «Бокса-500», как называли секретную службу, и людьми из собственной конторы.

Выйдя сквозь автоматические двери зала № 4, Дэвид направился к стоянке автобусов, такси и частного транспорта. Он огляделся в поисках своего водителя Стивенсона, но, к своему удивлению и радости, увидел свой собственный темно-синий, слегка потрепанный «Мерседес-300 ТЕ» и прислонившуюся к нему Дороти, засунувшую руки в карманы брюк. Ее дородную фигуру обтягивал шерстяной свитер, купленный три года назад в Норвегии, с нижней губы свисала сигарета «Житан», она смотрела на мужа тем полунасмешливым, полупризывным взглядом, так возбуждавшим его, когда он был еще студентом Оксфорда, да и до сих пор вызывавшим в нем невиданную страсть. Дэвид подозревал, что именно это и называется любовью. Каким же все-таки он был лицемером.

Он положил чемодан в багажник и так сильно обнял Дороти, что она, задыхаясь, поинтересовалась:

— Что случилось? Опять в тебя кто-то стрелял?..

— На этот раз нет. Может быть, выстрелят в следующий.


Легкий ветерок трепал деревья и траву вокруг маленькой часовни. Дэвид, Дороти, Эндрю и Салли Джардин стояли возле длинного, двойного надгробия, усыпанного свежими цветами. Одеты они официально: Эндрю в темно-серой форме Шерборн-Скул, белой рубашке, начищенных до блеска ботинках (что стало накануне предметом оживленного спора) и галстуке, который он получил в награду за выигрыш в крикет, защищая честь родной школы, чем очень гордился. На Салли была длинная шелковая юбка и ярко-красная шерстяная кофточка. Дороти надела темно-синюю хлопчатобумажную блузку, цветастую шелковую юбку и лучшие кожаные туфли. А Джардин облачился в двубортный темно-серый «в елочку» костюм, темно-бордовый галстук с рисунками в виде крохотных парашютов между синими крыльями. Это был галстук воздушно-десантного полка, в котором он служил после Оксфорда, до того как, тогда еще молодой и стройный, всегда улыбающийся, ненормальный Ронни Шабодо увел его из «Страны Чудес» и превратил в способного и, безусловно, честолюбивого шпиона.

— Милостивый Боже, — без всякой наигранности начал Джардин, — услышь, пожалуйста, наши молитвы за упокой душ сэра Ричарда Фодерингема и его любимого сына Гая, которые умерли здесь в 1648 году, защищая до последней капли крови свой дом, своего короля… и все то, во что они верили без колебаний и тени сомнения.

Внезапно поднявшийся ветер донес с пастбища блеяние овец, зашумел в листве ильмов, отгораживавших один из углов дворика часовни.

— И, дай нам, милостивый Боже, силу и веру прожить наши жизни так же отважно, осознавая, что есть вещи более ценные, чем сама жизнь, и посвящая наши жизни тебе, своей стране и своей семье.

Дэвид подождал несколько секунд и кивнул Эндрю, который на этот раз сумел сдержать глубокое смущение, обычно вызываемое этой церемонией, придуманной его иногда довольно эксцентричным отцом.

— Аминь, — серьезно промолвил Эндрю, стараясь не смотреть на сестру, потому что Салли еле сдерживала себя, чтобы не рассмеяться. И только трясущиеся плечи и плотно сжатые колени выдавали это ее намерение.

— Аминь, — сказала Дороти, умышленно не обращая внимания на дочь.

Салли тоже что-то пробормотала.

Еще пятьдесят восемь секунд Дэвид Джардин стоял молча. За завываниями ветра ему слышался звон стали, короткие, приглушенные крики Гая. У него до колена была отрезана левая нога, повязка намокла от крови, но, прежде чем погибнуть от сабельных ударов шотландцев, он успел пристрелить из двухствольных седельных пистолетов кое-кого из убийц своего отца.

Джардин стоял по стойке смирно, сжав кулаки, большие пальцы касались швов брюк.

— Встретимся в следующем году, друзья, — сказал Дэвид и добавил, — если будет на то воля Божья…

При этих словах Дороти посмотрела на мужа. Было двадцать девять минут седьмого.


У Нью-Йорка разница во времени с Лондоном пять часов, поэтому там было двадцать девять минут второго. После назначенного Рестрепо срока до полуночи прошел час и двадцать девять минут, уже вступил в силу вынесенный Нэнси смертный приговор. Небритый Эдди Лукко сидел во взятом напрокат «форде-седане», стоявшем на крыше многоэтажного гаража вблизи здания ООН. Ночь была душная, где-то милях в двадцати к востоку от Куинз в черном небе сверкали электрические разряды, сопровождаемые приглушенными раскатами грома. Это напомнило Эдди Вьетнам, когда он сидел в окопе, наблюдая за тем, как бомбардировщики «Б-52» утюжили тропу Хо Ши Мина через границу с Камбоджей.

Лукко взглянул на часы, он уже начал волноваться. Он совершил ошибку, надо было в это время находиться рядом с Нэнси. Конечно, ее охраняют пять вооруженных полицейских (на усиление к двум детективам он направил Сэма Варгоса и двух ребят из своего отдела) и две патрульные машины из соседнего полицейского участка, но ведь даже усиленная охрана не спасла Малыша Пи.

Девяносто минут, прошло уже девяносто минут после назначенного Рестрепо срока. А эти ребята слов на ветер не бросают. Лукко глубоко вздохнул, потом сделал еще пару глубоких вздохов, чтобы успокоить нервы. После обеда с Нэнси, во время которого он все ей рассказал, а она сказала, что полностью полагается на любое его решение, лишь бы оно помогло расправиться с Рестрепо и его бандой, Лукко тайно встретился с человеком, которому больше всех доверял вне стен департамента полиции. Эдди Лукко позвонил Дону Мейдеру, специальному агенту нью-йоркского Управления по борьбе с наркотиками, который знал колумбийский картель лучше любого полицейского.

Эдди слышал как от полицейских, так и от преступников, что Мейдер был надежнейшим парнем, которому можно полностью доверять, да и просто нравился ему этот человек, работавший вместе с ним по делу о кровавой бойне в больнице Бельвью.

Они встретились здесь же на крыше гаража в половине шестого вечера, и Эдди рассказал Мейдеру о предложенной Рестрепо взятке, от которой трудно отказаться любому человеку, — четыре миллиона долларов наличными в любой стране мира, или смерть жены. Никакой личной неприязни, обычное деловое предложение.

Честно говоря, сказал Рестрепо, им не хотелось бы убивать хорошенькую женщину. Так что, пожалуйста, возьми лучше деньги.

С одной стороны, нью-йоркские полицейские, а особенно детективы, частенько получали подобные «предложения», просто различными были суммы. Но, с другой стороны, если даже не принимать во внимание огромную сумму, картель наверняка и с максимальной жестокостью выполнит свою угрозу. И причем довольно быстро.

Лукко проверил, нет ли у Мейдера с собой магнитофона, потому что все-таки никому не доверял полностью, а потом они беседовали на крыше в стороне от машины в месте, укрытом от направленных микрофонов.

По виду специального агента было ясно, что его не удивил рассказ Лукко, и он попросил Эдди оставаться на месте. Суть дела Мейдер ухватил моментально, такое часто случалось во Флориде, Лас-Вегасе и, естественно, в самой Колумбии. Лукко напомнил, что срок истекает в полночь, но Мейдер заверил его, что посоветуется с заместителем начальника Управления в Вашингтоне, еще с кое-какими людьми и вернется назад, как он надеялся, с разумным решением.

Эдди согласился подождать его, он не пытался звонить Нэнси или кому-нибудь еще. Так что последние шесть часов обычно ужасно занятой детектив просто сидел без дела. Снова взглянув на отблески грозы, он решил подождать еще полчаса, а потом уехать.

За эти долгие часы он уже привык к шуму автомобилей, взбирающихся с этажа на этаж, но все же каждый раз доставал револьвер и следил за въездом на крышу через зеркало заднего вида. И каждый раз тревога оказывалась ложной, но вот сейчас скрип покрышек становился все громче, и он заметил отблески приближающихся фар. Лукко открыл дверцу автомобиля и нырнул в темноту, он стоял в тени вентиляционной трубы, когда на крыше появился белый «Порше-928» и остановился рядом с его взятым напрокат «фордом».

Из автомобиля вылез один человек — Дон Мейдер. Он прошелся до края крыши, остановился и закурил сигарету, глядя на Нью-Йорк и отблески грозы. Похоже, его не волновало, что Лукко не оказалась в «форде».

Тщательно оглядев крышу, Лукко выбрался из своего укрытия, тихонько подошел к Мейдеру и прислонился спиной к парапету, держа в поле зрения въезд на крышу.

— Эдди, я переговорил со своим начальством из Вашингтона и с теми, кому доверяю в Министерстве финансов. А еще с начальником отдела специальных расследований Министерства юстиции. — Мейдер посмотрел на часы. — Извини, что это заняло так много времени, но мне нужно было продумать всю операцию и получить добро на самом высоком уровне.

— Черт побери, что за операция, Дон? О чем ты говоришь?

Тишина. Внизу по реке с зажженными огнями двигался паром, с вертолетной площадки поднялся вертолет, покрутился над Бруклином и взял курс в направлении аэропорта Кеннеди.

— Ладно. — Мейдер посмотрел Лукко прямо в глаза. — Должен сказать тебе, лейтенант, что ты можешь отказаться… Знаю, что можешь пойти прямо в отдел служебных расследований департамента полиции. Этого требует устав, так ты должен поступить…

Лукко понял, о чем идет речь. Он думал о подобном варианте.

— Предложение опасное. Оно не привлекло бы любого порядочного полицейского, но, поверь мне, мы знаем, что ты честный парень.

Эдди Лукко посмотрел в лицо Мейдера. Речь шла о жизни его жены.

— Ты хочешь, чтобы я принял их предложение?

Он пожал плечами и подчеркнуто посмотрел на часы.

— Дружище, ты можешь отказаться, но если согласишься, то будешь работать как федеральный агент под моим руководством. Деньги передашь Министерству финансов, никакого преступления ты не совершишь.

— Значит, в тюрьму не попаду…

— Эдди, мы говорим об очень сложных и серьезных вещах, касающихся общей борьбы с этими людьми. Если уж они предложили тебе четыре миллиона, то не удовлетворятся только тем, чтобы ты бросил копать насчет этой неизвестной девушки.

— Они не отстанут.

— Ты будешь работать на Пабло. Все их просьбы к тебе станут для нас ценной информацией, буду рад напрямую узнавать об их операциях в Нью-Йорке.

— И Нэнси останется в живых. Если только они уже не выполнили свою угрозу.

— Конечно.

Больше Мейдеру было нечего сказать.

После долгих четырех минут размышления Эдди Лукко кивнул.

— Значит, надо звонить этому засранцу.

* * *


Лондон — город контрастов. Блестящие современные торговые комплексы, банки, модные магазины в таких районах, как Нью-Бонд-стрит и Найтсбридж соседствуют с диккенсовской нищетой и запустением, с людьми, живущими в картонных ящиках, чей нищенский скарб умещается в рекламных пластиковых пакетах супермаркетов. Количество крыс в городе растет с такой быстротой, что тревожные данные статистики нарочно засекречены.

Но нигде так не видны контрасты, как на узенькой улочке, скорее в стиле Хогарта, чем Диккенса, приткнувшейся у вокзала Ватерлоо — памятника из стекла и бетона британским поездам, отличающимся чистотой и комфортом. Уже свыше двухсот лет эта улочка известна как Мефам-стрит.

На одной стороне Мефам-стрит стоит высокая стена из закопченного, раскрошившегося старого красного кирпича, этакий бастион, отделяющий роскошную стеклянную цитадель вокзала Ватерлоо от заполненного грызунами и бродягами городского дефиле.

Вторая сторона улицы примерно такая же, со множеством сводчатых и тоннелеообразных щелей, некоторые из которых приспособлены под склады, мастерские, ручные мойки машин и пабы, как англичане называют свои пивные. Одна из них называется «Дыра в стене», что, собственно, она из себя и представляет, и в ней время от времени разговор посетителей заглушается шумом и грохотом поездов, проходящих по путям, проложенным прямо над головой. Однако в «Дыре в стене» подают великолепное пиво и крепкий ирландский портер «Мерфи». Чуть погорчее «Гиннесса», но темный и плотный.

Дэвид Джардин и Ронни Шабодо время от времени посещали «Дыру в стене», потому что обитали там люди без претензий на социальную значимость, и уж там никак нельзя встретить кого-либо из начальства.

В два часа пятьдесят три минуты на следующий день после возвращения Джардина из Флориды два сотрудника разведки, занимающиеся Южной Америкой, появились из «Дыры в стене». В каждом из них булькало по паре пинт пива «Мерфи». Они прошли мимо нескольких железнодорожных тоннелей, потом остановились и принялись тихонько обсуждать самые секретные планы операции «Коррида». Пожалуй, это был разговор, соответствующий окружающей обстановке, на фоне мелькающих теней в вечно темных арках, на фоне высоких, желто-оранжевых языков пламени костра, разведенного дантовской группкой вороватого вида длинноволосых бродяг в подпоясанных веревками рваных плащах, шерстяных шапочках и помятых шляпах, явно подобранных на помойках. Они спорили между собой, дрались за обладание молочной бутылкой, наполненной бог знает каким суррогатом.

Наблюдая эту живописную картину, Дэвид слушал Шабодо, приводившего доводы за и против Малькольма Стронга и Гарри Форда, которые в настоящее время находились в Колумбии, вживаясь в обстановку и в легенды. Юрист Стронг в Барранкилье, солдат Форд в Боготе.

— Между прочим, Дэвид, на самом деле они оба подходят. С самого начала был сделан удачный выбор, первоклассный материал.

— Но ты более склоняешься к юристу…

— Солдат… — Шабодо сунул руки в карманы плаща, передернул плечами и, споткнувшись, посмотрел под ноги. Он в задумчивости глубоко вздохнул, обнаружив отсутствие вставной челюсти, которая, как знал Джардин, лежала у него в кармане. Венгр то убирал ее, то моментально надевал, когда возникала необходимость. — Солдат. Он очень хорош. С ним никаких проблем. Но полагаю, что быть шпионом — это не совсем то, что быть военным, и я стараюсь не связываться с военными.

— Я тоже был солдатом… когда-то, — заметил Джардин. — Несколько лет.

— У тебя за плечами Оксфорд, Дэвид.

Оксфорд для Ронни Шабодо был тем же самым, чем Валгалла для викинга.[20 - Валгалла — в древнескандинавской мифологии дворец бога Одина, обиталище душ викингов, павших в бою.]

— Гарри Форд — солдат войск специального назначения, Ронни. Он не просто маршировал и чистил до блеска сапоги, а участвовал в боевых действиях. Представь себе, когда кругом свистят пули, меня, надо признаться, это всегда пугало. Он полностью подготовленный агент, меня не слишком заботит его, мягко говоря, неуравновешенность. Да и с чего, черт побери, они это взяли?

— Никогда не увлекался пулями, — ответил Шабодо, и Дэвид Джардин улыбнулся.

Он был осведомлен о том, как его собеседник швырял бутылки с «коктейлем Молотова» в русские танки Т-54 во время неравной битвы за Будапешт в сентябре 1956 года. Тогда Ронни заработал две пули в левое предплечье и удар штыком от азиата-десантника, который пригвоздил левое бедро Ронни к деревянному полу, а сам в свою очередь получил восемь пуль от молодого человека, прикрепленного к редакции британской газеты и снабжавшего борцов за свободу Будапешта медикаментами, морфием, плазмой, оружием и боеприпасами. Этому молодому человеку сейчас было шестьдесят два года, он ушел на пенсию из секретной службы и теперь катал на яхте туристов на юге Испании, проживая с симпатичной женщиной, с которой познакомился, когда она работала официанткой в одном из самых престижных джентльменских клубов на Сент-Джеймс-стрит.

Джардин отвел взгляд от причудливых теней, пляшущих на стене с арками, и внимательно посмотрел на Шабодо. Неуместные вроде бы воспоминания, если вообще есть нужда в таковых, напомнили ему, почему следует прислушаться к тщательно продуманному совету Ронни.

— Если у тебя есть сомнения насчет Гарри…

Ронни выглядел усталым, языки пламени костра с шумом взметнулись вверх, и он прищурился.

— Мне кажется, ему не хватает… уравновешенности Стронга.

В разговоре наступила долгая пауза, во время которой Дэвид почесал лоб.

— И я так думаю… С одной стороны, у нас есть уравновешенный, осторожный, но достаточно инициативный Малькольм Стронг. Но, с другой стороны, Гарри более подготовлен, учитывая его опыт, чтобы выкрутиться, а значит, и спасти нашу репутацию в случае неудачи. У него есть опыт выживания на вражеской территории и ухода от погонь. Кроме того, с психологической точки зрения, ему раньше приходилось выполнять подобную опасную работу. На деле он себя уже показал. — Джардин пожал плечами. — Если выступать в роли защитника дьявола…

— Дэвид, я высказал свое мнение. Решение, естественно, за тобой.

Двое бродяг сцепились в молчаливой схватке за обладание молочной бутылкой, которую каждый тянул к себе двумя руками. На одном из них были шерстяные перчатки без пальцев, на другом потрепанная фетровая шляпа с необычно высокой тульей. Эта сценка напомнила Дэвиду фильм 60-х годов Ингмара Бергмана, а может, испанского сюрреалиста Луиса Бунюэля.

— Хорошо, Ронни, — услышал Джардин собственные слова, — пусть будет солдат.

И в этот момент ему отчетливо вспомнились блестящие от пота бедра Элизабет Форд и ее голова, запрокинутая в экстазе. «Черт побери, Джардин, — попытался он мысленно успокоить себя, — это просто тщательно взвешенная, профессиональная оценка. И никаких личных соображений. С этим безумием покончено, девушка уже в прошлом».

— Забери Стронга из Барранкильи и отвези в «отстойник». — «Отстойником» называлась конспиративная квартира в столице Венесуэлы Каракасе. У Венесуэлы была с Колумбией слабо охраняемая граница большой протяженности. И там второму кандидату предстояло жить под легендой, пока Гарри будет действовать в соответствии с планом операции «Коррида».

— Отлично.

Ронни повернулся и посмотрел на черное такси, ожидавшее возле высокой растрескавшейся стены, отгораживающей вокзал Ватерлоо. Он кивнул, водитель завел двигатель, машина тронулась с места и остановилась перед ними.

— Ты вылетаешь вертолетом с крыши здания Министерства обороны на базу ВВС Нортхолт, оттуда более скоростным вертолетом в Бриз Нортон, а уже оттуда транспортным реактивным самолетом ВВС на аэродром НАТО в окрестностях Мадрида. Успеешь на рейс Мадрид-Богота и к завтраку уже будешь на месте. И вот что, Дэвид…

Джардин вздохнул. Иногда этот венгр волновался по пустякам, словно еврейская мать.

— Что, Ронни?

— Ты готов? Может быть, мы здесь чем-нибудь поможем?

— Нет, спасибо. Уже пора, поехали…

Они влезли в черное такси. Водитель знал, куда ехать, потому что работал на тех же людей, которые платили жалование Джардину и Шабодо.

Как только такси тронулось, являвшаяся предметом спора молочная бутылка выскочила из рук дерущихся бродяг и разбилась о грязную булыжную мостовую. Выплеснувшаяся жидкость попала в костер, и языки пламени взметнулись еще выше.


17

Пикадор


Мэри Коннелли осторожно сняла с себя тяжелую ногу и руку Мод Бурк, которая спала, тихонько посапывая. Именно так обычно заканчивались их любовные утехи. Она погладила любовницу по заду и мысленно напомнила себе разбудить ее и отвезти на машине к театру «Абби» к концу последнего акта, чтобы Мод могла смешаться с выходящей толпой. А там ее встретит муж Деклан — секретарь профсоюза служащих и продавцов мясных магазинов и глава Военного совета «временной» ИРА.

Мэри не спеша пронесла свое короткое и толстое тело через гостиную, служившую одновременно и спальней, вошла на кухню, зажгла газовую горелку и наполнила старенький чайник водой из крана над раковиной. Потом закурила «Мальборо», медленно прошла по короткому, узкому коридору в ванную, заткнула пробкой большую, не совсем белую ванну, открыла горячую и холодную воду, затем добавила в воду, над которой уже начал подниматься пар, немного апельсиново-орехового масла.

Облегчив мочевой пузырь и спустив воду, Мэри, расслабленная и удовлетворенная прошедшим вечером, посмотрела на себя в быстро запотевшее зеркало над раковиной, зачесав непокорные темные волосы сначала в одну сторону, потом в другую.

«Ох, пресвятая Дева Мария, — подумала она, — ты ведь была очень хорошенькой девушкой, а посмотри на себя теперь». Слишком много она ночами работала на организацию, составляя письменные планы, разрабатывая указания боевикам, подготавливая инструкции по безопасности. А ведь она еще преподавала в Тринити-колледж, проверяла студенческие курсовые, готовилась к лекциям.

Ее изможденное лицо нуждалось в свежем воздухе, а заплывшая фигура в физических упражнениях. Мэри очень много курила, питалась всухомятку, никогда не готовила для себя. Да еще алкоголь. Ладно, чего уж об этом.

Налив себе приличную порцию виски, Мэри решила поставить новые записи Сайнид О’Коннор и разбудить Мод, чтобы вместе принять горячую ванну, но в это время раздался стук во входную дверь, серьезно встревоживший ее. Святые Мария и Иосиф, кто был это мог быть?

Стук в дверь повторился. Тук-тук-тук. Тук-тук.

Студент, опоздавший сдать работу? Наверняка нет. Деклан Бурк? Исключено. Служащий мясного магазина не рискнет появиться в университетском городке. Исключено.

Тук-тук-тук.

— Иду, иду, да иду же, черт побери!

Мэри бросила взгляд на Мод, спокойно посапывавшую во сне, улыбнулась и закрыла дверь в комнату, но не совсем плотно, потому что помешала стопка книг Парнелла.

Она набросила старый плащ, который ее коллеги называли макинтошем участника восстания на пасхальной неделе,[21 - Ирландское национальное восстание 24–30 апреля 1916 года против господства англичан.] даже не подозревая, насколько они близки к истине, и подошла к двери.

— Кто там?

— Финбар Макмарр, — раздался в ответ очень знакомый голос.

Мэри Коннелли осторожно приоткрыла дверь, и ее взору предстала мокрая фигура Юджина Пирсона. Плащ намок, струйки дождя стекали с коричневой фетровой шляпы. В руках он держал портфель. Ну конечно же, Финбар Макмарр — это псевдоним Пирсона. Мэри с трудом сдержала смех.

— Что ж, Финбар, могу пригласить тебя в квартиру, но как раз собралась принять ванну. А может быть, ты составишь мне компанию?

Пирсон чуть не отпрыгнул назад. Мэри улыбнулась, она знала этого ханжу как облупленного.

— Мэри, у меня к тебе всего пара срочных вопросов, можно я войду?.. — Он смотрел ей за спину, где пробивался свет из гостиной. — Это очень важно и срочно.

Мэри скривила губы. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы Юджин Пирсон увидел жену главы Военного совета, спящую голой в гостиной.

Она понизила голос до шепота:

— Заходи, но иди прямо в ванную. Я тебе там все объясню…

В ванной было полно пара, Пирсон заморгал и снял свою фетровую шляпу. Мэри проскользнула вслед за ним и закрыла дверь. Еще до того как они начали говорить, лица их покрылись потом.

— Юджин, давай побыстрее, у меня там приятель, и я меньше всего хочу, чтобы он увидел тебя… Черт возьми, что ты тут делаешь? — Мэри Коннелли отнюдь не была дурой. Она знала, что нападение всегда лучший способ защиты.

— Приятель? О, я понял.

Он сжал губы и нахмурился, потом понизил голос и что-то сказал, но из-за шума льющейся воды ничего нельзя разобрать.

— Я тебя не слышу, — сказала Мэри.

Юджин приблизил лицо к ее уху.

— Мне нужны детали об этом англичанине. Ну о том, который ходит исповедоваться.

— Зачем?

— Санчо Пансо не дурак. (Санчо Пансо — это кличка Пабло Энвигадо). Мне нужны факты, только тогда он нам поверит. А это будет нам лишь на пользу…

Мэри вздохнула. Этот вопрос требовал тщательного обсуждения. Всегда нехорошо раскрывать источник информации. Даже для политического советника «временных».

— Не знаю, Юджин…

— Вспомни, я отвечаю за операцию, мне нужно знать.

Боже, в любой момент могла войти Мод, да еще наверняка в руках у нее будет огромный розовый искусственный член, и совершенно ясно — не для того, чтобы вести с его помощью вооруженную борьбу.

На оценку рискованной ситуации у Мэри Коннели ушла ровно секунда. В конце концов она не по своей вине совершила ошибку.

— Его зовут Дэвид Джардин. Работает в секретной службе, руководит разведывательными операциями в Южной Америке. Живет в Челси, Тайт-стрит 143, или в поместье Фодерингем в окрестностях Мальборо, графство Уилтшир. Нерегулярно ходит исповедоваться в церковь на Фарм-стрит. Похоже, пытается внедрить своего человека в окружение Санчо Пансо. Это молодой парень, но его хорошенькая жена наставляет ему рога. Юджин, а почему бы тебе не остаться и не принять со мной ванну? Или вместе с нами… мой приятель на этот счет…

Она засмеялась, когда Пирсон в панике вылетел из ванной и хлопнул входной дверью.

В этот момент распахнулась дверь в гостиную и на пороге появилась Мод, на которой не было ничего, кроме жемчужного ожерелья.

Продолжая хохотать, Мэри посмотрела ей в глаза и тихонько закрыла входную дверь.


Пабло Энвигадо, тяжело дыша и громко топая ногами, бежал по тоннелю, задевая плечами землю и камни. Ноздри щекотал запах сырой, затхлой земли, кровь стучала в висках. Ошибкой было расположиться с комфортом в «Постели маршала» с ее свежим воздухом и прекрасным видом на долину, крыши и церкви Санта-Фе. Но здесь он мог подумать о восстановлении контроля над картелем, постепенно ускользающим из его рук в течение последних двух лет.

На самом деле, конечно, большой ошибкой было объявлять войну правительству и выносить смертный приговор бывшему президенту Барко. Он не предполагал, что правительство может отомстить. А солдат у правительства больше.

Пабло постоянно менял местонахождение, но все равно восемь раз с трудом избегал ареста. И все-таки один раз попался. Тогда, в Нью-Йорке, Рестрепо провел секретные переговоры, вроде тех, которые велись сейчас, чемоданы с миллионами американских долларов обменяли на пленника, и дон Пабло Энвигадо благополучно продолжил руководство своей частью картеля.

Его ноги с глухим звуком шлепали по земле и камням пола тайного тоннеля, в ушах до сих пор звучали взрывы, дробь автоматов, грохот пикирующих вертолетов «хьюи», когда две группы отборных колумбийских коммандос по борьбе с терроризмом и силы национальной полиции, главным образом из подразделения по борьбе с наркотиками, атаковали со всех сторон.

Впервые они вышли на вертолетах прямо на цель, обычно специальные войска высаживались из вертолетов за одну-две мили от объекта атаки и тихонько подкрадывались в пешем порядке, используя эффект внезапности.

Хесус Гарсиа, шеф службы безопасности Энвигадо, ожидал именно такой атаки.

Но сегодняшний налет на рассвете поверг надежную, хорошо вооруженную охрану в полное изумление. В небе появились неспешно летящие грозные военные вертолеты, казалось, они направляются дальше в долину, а так как последние несколько недель активизировались военные операции против партизан, то здесь не было ничего необычного. И вдруг вертолеты внезапно разлетелись вправо и влево и на полной скорости рванулись к поместью. Из них на землю выпрыгивали солдаты специальных войск, стреляя с убийственной меткостью.

Личная охрана Пабло Энвигадо состояла из сорока одного человека, все свирепые, жестокие, прекрасно подготовленные британскими и израильскими наемниками. Во время ожесточенной перестрелки Хесус Гарсиа и двенадцать основных телохранителей — все вроде Мурильо и Бобби Сонсона — хладнокровно и быстро отвели Крестного и его ближайших людей, включая двух вьетнамцев-фальшивомонетчиков с их специфическим оборудованием, в подвал, откуда в глубь горы вел вертикальный шахтный ствол глубиной шестьдесят футов с ручным подъемником. А далее от него отходил новый, подготовленный несколько недель назад тоннель, по которому сейчас и пробирались беглецы, молча, экономя силы.

Перед Энвигадо бежали Хесус Гарсиа и брат Бобби Сонсона Франко, а возглавлял колонну громадный нечистокровный пес Гарсиа по кличке Дьявол, ценный тем, что вцеплялся в глотку каждому, кто покушался на хозяина.

Франко нес ручной пулемет М-60, а Гарсиа был вооружен двенадцатизарядным карабином «спас-франчи», у которого десять пуль в обойме начинены толстыми стреловидными иголками, летящими со скоростью двести миль в час и превращающими человека во что-то невообразимое.

Энвигадо, которому даже нравилась эта игра в прятки со смертью, подумал, что точно слышал английские фразы. И крики по-испански с английским акцентом, когда первые нападавшие спрыгнули из вертолетов с высоты двенадцати футов и начали обстреливать гасиенду гранатами с нервно-паралитическим газом, причем двигались они так расчетливо и уверенно, словно уже отработали атаку на макете. Именно так и тренировал его собственных солдат бывший сержант британских специальных воздушно-десантных войск Макатир.

Пабло Энвигадо улыбнулся, продолжая пробираться затхлым тоннелем. Он знал о нахождении в Антьокии наиболее подготовленных солдат британских специальных воздушно-десантных войск, проводивших рекогносцировки вместе с армейскими коммандос из специального 9-го отряда.

Они выследили сына Гача после его освобождения из тюрьмы, когда с парня сняли обвинение в убийстве (специально, с дальним прицелом). Три дня он пьянствовал с проститутками, а потом вместе с телохранителями отправился на машине прямо туда, где скрывался его отец. Спустя три дня отца и сына застрелили в бассейне на вилле в ходе атаки, похожей на сегодняшнюю, правда, тогда вертолеты не подлетали так близко.

Хесус Гарсиа выяснил, что слежкой и наблюдением в этой операции занимались люди из специальных воздушно-десантных войск. Связь со своей базой в Англии в Херефорде они поддерживали по секретным каналам спутниковой связи, а потом их сменили солдаты 9-го спецотряда.

«Совсем неплохо», — подумал дон Пабло.

— Эй, Хесус, — бросил он на бегу.

— Да, шеф… — Гарсиа даже не обернулся.

— А эти проклятые англичане и вправду хороши. Может быть, нам стоит сманить нескольких из них. Мне кажется, в этом случае я чувствовал бы себя в большей безопасности…

И они рассмеялись, продолжая бежать по камням и сырой земле.


Крупная цапля с широкими крыльями лениво парила над ровной, зеркальной поверхностью заливчика Бахиа-де-Лас-Аминас, который является частью более крупного Картахенского залива, раскинувшегося как раз напротив приморского ресторана «Клуб де Песка», устроенного в форте Сан-Себастьян-дель-Пастильо — одного из многих фортов и крепостей, возведенных в 1533 году, когда конкистадор из Мадрида дон Педро де Хередиа основал здесь город.

Гарри Форд потягивал пиво «Дос Эквис», распечатывая пачку сигарет «Мустанг». Он никогда не курил всерьез, так, иногда, на вечеринках во время обучения в военной академии Сандхерст или после соревнований по стипл-чейзу, где сам участвовал в качестве наездника. Вообще сама идея, образ курильщика ему нравились, и он изредка покупал какие-нибудь хорошие сигареты в уютных табачных магазинчиках в районе Мейфэр и на Пиккадилли. «Собрани» или «Бенсон энд Хеджес», «Кэмел» в аккуратной пачке или «Салем» с ментолом. Но сам понимал, что делал это главным образом для форса, а не ради табака.

Но в последние несколько дней он обнаружил, что курит для спокойствия. Гарри всегда считал, что места с самой опасной репутацией в конце концов более безопасны в любом большом городе, чем в соседних с ним районах. В местах с опасной репутацией запросто можно избежать неприятностей, если не лезть на рожон и не рисковать по глупости.

Но в Колумбии все оказалось иначе. Гарри ощутил это в тот же момент, как только вышел из самолета, следовавшего рейсом «Авианса» из Рио-де-Жанейро, снабженный прочной легендой и паспортом на имя Карлоса Нельсона Аррижиада. Казалось, что прибывшие пассажиры с неохотой покидали тщательно охраняемый и патрулируемый зал прилета, пока не узнавали встречающих родственников, друзей, коллег по бизнесу, ожидавших в темноте за пуленепробиваемыми стеклами под бдительными взглядами солдат, полицейских, агентов службы безопасности. Все они вооружены автоматами, самозарядными карабинами, а агенты службы безопасности пистолетами, висящими в плечевых кобурах или на поясе.

Казалось, что при выходе из зала аэропорта обрывается последняя связь с остальным миром, что возврата назад нет, а вся жизнь спрессовывается не в годы, а в часы.

Гарри уже приходилось испытывать подобные чувства во время первой поездки в Северную Ирландию, когда он, тогда еще армейский лейтенант, был отправлен на конспиративную работу и прикомандирован к 14-й группе разведки и безопасности. Тогда он осторожно вышел из самолета местной авиалинии Лондон-Белфаст с потрепанным чемоданом в руке и рюкзаком на плече. Потертые джинсы и спортивная куртка с этикетками дублинского производства. Он очень тревожился, что «временные» пристрелят его еще до того, как он дойдет до автомобильной стоянки, где ждали два сержанта.

Но он остался в живых и в этот день и на следующий, а вскоре привык к Белфасту и Дерри, Фермане и Саут-Арме. На самом деле Ирландия оказалась очень спокойным местом, и большинство ее жителей видели террористические акты только по телевизору. Люди с прекрасным чувством юмора, всех религиозных и политических убеждений приобрели еще одного почитателя. Потом Гарри съездил туда с Элизабет. Они получили истинное наслаждение, путешествуя по чудесным озерам округа Ферманы, ночуя каждый раз в новой деревне, с удовольствием общаясь с людьми в местных барах.

За три недели, проведенные в Колумбии, Гарри понял, что, хотя колумбийцы и отличаются разительно от ирландцев, многое указывает на то, хотя об этом и не говорится вслух, что они устали от жестокости и насилия и просто ненавидят тех, кто навязывает им это.

Однако, если в шести графствах действовали «временные», Ирландская национально-освободительная армия, протестантская Ассоциация обороны Ольстера, борцы за свободу Ольстера и прочие организации террористического и психо-романтического толка, то у терпеливых, радушных колумбийцев вовсю шуруют кокаиновый картель (все больше раскалывающийся на соперничающие группировки), прокоммунистически настроенные партизаны, прокубинская организация, маоистские группировки, множество сельских бандитов и городских гангстеров, занимающихся розничной продажей кокаина и марихуаны. Плюс к этому не дают покоя какие-то эскадроны смерти правого толка, нервные подростки, ошивающиеся на уличных углах и всегда с радостью готовые пострелять, легион хорошо вооруженных частных телохранителей, команды полицейских в штатском и секретных агентов, а ко всему прочему множество обычных граждан, которые носят пистолеты для защиты.

Гарри смотрел на гавань, продолжая наблюдать за грациозной цаплей и чувствуя, как по спине стекают капли пота. Фолькорный ансамбль исполнял народные мелодии, глухо и лениво звучал контрабас. Гостеприимство. Не такое уж оно и плохое в Колумбии.

И все-таки Богота очень опасное место, похожа на Бейрут. А здесь в Картахене так… спокойно. Конечно, и здесь на улицах шатаются вооруженные солдаты, пару раз передвижные патрули заставляли его выйти из его «рено», но что за прекрасный город. Старый город окружают различные крепостные сооружения; гостиница, в которой он остановился, довольно уютна. Местные карибы очень любезны, любят посмеяться, а девушки… колумбийские девушки, без сомнения, самые очаровательные и привлекательные во всей Южной Америке. Они флиртуют напропалую и, похоже, считают, что секс — это огромное удовольствие. Но не любят чопорных европейцев и янки.

Гарри закурил, расслабился и взглянул на часы. В полученном в Боготе зашифрованном сообщении ему предписывалось взять все необходимое на несколько дней и вылететь в Картахену. На второй день после прибытия, убедившись в полном отсутствии слежки и проявлении даже малейшего к нему интереса, следовало отправиться на завтрак в «Клуб де Песка» и заказать пиво «Дос Эквис». Купить пачку сигарет «Мустанг» и попросить принести два меню. В ресторане к нему присоединится сеньор Армандо Торрес Тейада, брат жены приятеля из Перу Андреаса Квесады. Жену зовут Лидия, последний раз они виделись на рождественской вечеринке у них в Лиме.

И, пока Гарри покуривал «Мустанг», в ресторане появился высокий мужчина, пробиравшийся между столиков. На нем была полосатая хлопчатобумажная рубашка навыпуск, льняные брюки, а на шее платок, завязанный в какой-то пиратской манере.

Гарри Форду следовало бы догадаться, что сеньором Армандо Торресом будет не кто иной, как сотрудник секретной службы Дэвид Джардин.

Джардин говорил по-испански так же хорошо, как и Гарри, они спокойно разыграли встречу друзей на тот случай, если за ними кто-то наблюдает. Друзья заказали кальмары с луком и овощной салат на закуску, а на второе взяли рыбу, которой так славится «Клуб де Песка».

Пока они беседовали о сестре Армандо Лидии и последних сплетнях в перуанском обществе, Джардин вроде бы машинально чиркал что-то на обложке красочного меню на нескольких страницах, где содержалась также краткая история крепостных сооружений и прочая местная информация для туристов. В коротких каракулях Джардина давались точные указания Гарри Форду, как надлежит действовать в качестве основного исполнителя операции «Коррида», чтобы привлечь внимание Пабло Энвигадо.

Когда высокий пожилой официант отошел от их столика, оставив кофе и еще пива, — хотя за завтраком каждый выпил по три бутылки, — Гарри Форд в задумчивости вытащил сигарету из пачки и, вспомнив о хороших манерах, предложил сигарету и Джардину. Тот взял сигарету и щелкнул зажигалкой «Зиппо» с эмблемой перуанского футбольного клуба.

Гарри вздохнул, и Джардин незаметно взглянул на него. Он понимал, что молодой человек будет шокирован полученным приказом и тем, что ему предстояло сделать. Но как он однажды сказал Ронни Шабодо? «У нас работают не сестры милосердия».

— О чем ты думаешь? — спросил Дэвид по-испански.

— Мне хотелось бы быть абсолютно уверенным, что у меня есть право на это, — ответил бывший капитан специальных воздушно-десантных войск.

— Что ж, и у меня такое желание, друг мой.

Джардин огляделся в поисках официанта и показал, что ему нужна пепельница. Гарри Форд прикрыл рукой исписанную часть меню.

— Серьезный шаг. Если я правильно понимаю…

— До меня, как и до других, дошли слухи о том, что наш общий друг уже отдал приказание насчет этого объекта. Это тот небольшой жест, который требуется ему сейчас. Будет хорошо, если ты опередишь его.

— Думаешь, он поймет, что у нас с ним одинаковые мотивы? Ну сделаю я это, и что? Почему он должен определенно заинтересоваться мной? Почему постарается познакомиться со мной?

— Мой дорогой Карлос… в этом у меня нет ни малейших сомнений. — Джардин улыбнулся и поблагодарил официанта, поставившего на стол две чистых пепельницы. Когда он ушел, Дэвид посмотрел Гарри прямо в глаза. Парень волнуется, а это вполне понятно и к тому же хороший признак. — Мы ведь отнюдь не любители в подобных делах. К счастью, люди вроде нашего общего друга вполне предсказуемы. Поверь мне, если ты сделаешь первый шаг, то сеньор Китс (в оперативных документах Энвигадо проходил под псевдонимом Китс) захочет познакомиться с тобой. Ты ведь имеешь представление о его характере, у него даже есть какое-то чувство юмора.

Гарри нахмурился, впервые ощутив признак того… страха, который становится постоянным спутником агента-одиночки. О каких-то деталях операции ему все же не сообщали.

— А ты его знаешь?.. Ты ведь знаешь его, да?

— Не очень хорошо. Но мы встречались пару раз. Один раз на футболе, а второй раз у сестры его жены…

Оба замолчали, прислушиваясь к звукам оркестра и смеху трех парочек, расположившихся за длинным столом в конце ресторана. Наконец Гарри покачал головой.

— Знаешь, ты не перестаешь удивлять меня…

Джардин легонько улыбнулся, понимая, что начинает проникаться уважением к Гарри Форду. Солдат обладал характером, довольно высоким интеллектом и здравым чувством юмора. Дэвид еще раз уверился в том, что сделал правильный выбор, и именно по объективным причинам. О субъективных причинах думать ему не хотелось.

— Если тебе что-то понадобится, обращайся к этому человеку.

Он протянул Гарри визитную карточку, на которой было написано: «Хавьер Рамон Г. Консультант по бизнесу и связям с общественностью» и номер телефона в Боготе.

— Это наш местный помощник и надежный друг. — Джардин использовал термин «друг» в профессиональном значении, то есть надежный платный агент британской секретной службы. — Он предоставит тебе все необходимое, но ему совершенно не обязательно знать, чем ты занимаешься.

— Все ясно. Нет проблем…

Внезапно Дэвид почувствовал настоящее сострадание к начинающему агенту. Недели тренировки и вживания в легенду закончились, и теперь куратор направления сидел со своим тайным агентом за столиком в Картахене, на краю света, пот тек по их спинам, а они говорили о внедрении агента в кокаиновый картель, о тайной связи, что будет постоянно грозить агенту пытками и жестокой смертью.

— Еще есть вопросы, дружище?

— Хм… — Гарри посмотрел на него и внезапно радостно улыбнулся. — Как там Элизабет?

Он продолжал смотреть на Джардина, который, казалось, внимательно разглядывал двухмачтовую шхуну, скользящую по поверхности залива на двигателях. На кормовых шлюпбалках шхуны разместились два надувных плота, а тросами к палубе прикреплен небольшой одноместный вертолет.

Прошло еще несколько секунд, и наконец глаза Джардина встретились с вопрошающим взглядом Гарри.

— У нее все очень хорошо. Просила передать, что любит тебя и прочее…

И он уверенно кивнул головой, ничем не выдав мучивших его угрызений совести за ту сладострастную оргию с женой доверившегося ему агента.

Да что же он за ублюдок? По-хорошему надо бы уйти в отставку, иного пути нет. Но не сейчас. Не сейчас, когда уже запущен механизм, отлаженный, как швейцарские часы.

Гарри усмехнулся.

— Она отличная жена. Дружище, присматривай за ней, пока меня нет. Обещаешь? Уверен, что все будет хорошо, но все-таки так будет лучше.

Агент никогда не будет действовать успешно, руководствуясь эмоциями. И Дэвиду Джардину, кавалеру ордена Святого Михаила и Святого Георгия III степени, это известно лучше, чем кому-либо другому.

Чрезмерная забота об агенте может поставить под вопрос выполнение задания. И, ощущая, как похолодели на спине капельки пота, Дэвид подумал, что его вина в этом случае может оказаться непростительной. Разведывательные операции требуют решительности и жестокости. Вот почему он и сменил веру, укрывшись в новой религии, словно жучок в темной, безопасной щели в полу.

Он очень серьезно посмотрел на Форда.

— Да, Карлос, обещаю.

Дэвид снова посмотрел на шхуну, покидающую Картахенский залив, на огромную цаплю, грациозно взлетевшую со спокойной поверхности воды. Гарри совсем не обязательно знать, что яхтой управляют люди из Управления по борьбе с наркотиками США, перехватывающие морскую контрабанду кокаина с Карибского побережья Колумбии.

— Кто платит за завтрак, Армандо?

— Уж это-то я могу себе позволить, — холодно ответил Джардин, делая знак столпившимся возле двери на кухню официантам, чтобы подали счет.

— Что-нибудь мне еще нужно знать?

— По-моему, нет.

— Ладно. — Гарри встал, захватив меню с пометками Джардина. — Тогда я пошел.

Джардин остался сидеть, хотя его и охватило внезапное желание встать, обнять своего новоиспеченного агента, пожать ему руку и пожелать удачи, в которой он так нуждался. Но, вместо этого, он кивнул, вяло махнув рукой.

— Иди с Богом… — произнес Дэвид по-испански.

— Эстамос хабландо, — ответил Гарри, что означало что-то вроде «до встречи».


Спустя двадцать четыре часа Дэвид Джардин уже в четырнадцатый раз за этот год прилетал в лондонский аэропорт Хитроу рейсом № 216 «Бритиш Эйрлайнз» из Майами. В самолете он хорошо выспался, путешествуя, как всегда, первым классом, и из аэропорта доехал на метро до вокзала Виктория, а оттуда прошел две мили пешком по Виктория-стрит, через Вестминстерский мост до Сент-Джордж-серкус. В двадцать минут девятого утра он уже был в маленькой комнате отдыха рядом со своим кабинетом, принял душ и надел свой любимый двубортный костюм из шотландки «принц Уэльский».

Раздался стук в дверь кабинета, и, выйдя из комнаты отдыха, Дэвид обнаружил в кабинете миссис Браунлоу с чайником и тарелкой поджаренных хлебцев с маслом. А еще с папкой донесений по всем текущим операциям.

— Что бы я делал без вас, Сесили?

— Сами бы готовили эти чертовы хлебцы, — решительным тоном ответила секретарша отдела. — Дэвид, в ваш загородный дом пришло какое-то странное письмо.

— Что значит странное? Там что, бомба?

— Нет, не бомба. Это письмо отправлено из Дублина. Мэгги спрашивала, не хотите ли вы, чтобы она его распечатала.

Мэгги — это приходящая служанка в его загородном доме. До того как умер ее муж, она работала домоправительницей одной из конспиративных баз «фирмы» в Уилтшире, и Дэвид высоко оценил ее способности. Дороти она тоже понравилась, да и немаловажно то обстоятельство, что Мэгги долгое время сотрудничала с «фирмой» и была надежна с точки зрения службы безопасности.

— Пожалуй, ей следует отослать его ко мне на Тайт-стрит. Эта чертовка Мэгги чересчур любопытна.

— На самом деле, Дэвид… она строго следует правилам. Просто ее насторожил почерк, вот и все. До этого она нас никогда не беспокоила, за исключением, конечно, случая с «кубинцем».

«Кубинцем» был майор КГБ, который отправил письмо в загородный дом Джардина, предупреждая о предателе, внедрившемся в сеть, которую Дэвид многие годы с трудом создавал в Гайане. Мэгги каким-то шестым чувством обратила внимание на это письмо с пометкой на обороте «коммандеру Джардину лично». Ей показалось это необычным, она позвонила в офис и тем самым спасла жизнь многим агентам.

Так что, может быть, следует воспринять всерьез подозрения Мэгги относительно этого письма из Дублина?

— Вы абсолютно правы, Сесили. Попросите ее проехать на машине к телефону-автомату и позвонить мне сюда по личному номеру.

Мера предосторожности в виде звонка из случайной телефонной будки являлась элементарным правилом безопасности.

— Я взяла на себя смелость предупредить ее об этом. Она будет звонить в три минуты одиннадцатого.

Джардин уставился на миссис Браунлоу, она, ничуть не смутившись, встретила этот взгляд. Он усмехнулся.

— Отлично. Не следует забывать о случае с «кубинцем».

— Вы выглядите совершенно разбитым, хоть и приняли душ и надели этот костюм, только что из чистки.

— Я в порядке, просто… навалились дела. Пригласите ко мне на десять пятнадцать Ронни и Билла. Со всеми данными по операции «Коррида».

— Слушаюсь. — Она повернулась, чтобы выйти, потом снова оглянулась. — Выпейте чай, пока он горячий.

— Благодарю вас, миссис Браунлоу.

Дэвид знал, что ей нравятся такие притворные выговоры, подчеркивающие, что она несколько фамильярно разговаривает с шефом. Сесили Браунлоу пожала плечами и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.

Джардин вздохнул, потирая ладонями лицо, взял папку с оперативными сводками и попытался сосредоточиться на них, но никак не мог уловить смысл этих кратких, аккуратно отпечатанных донесений. Он ослабил галстук, потянулся и откинулся на спинку кожаного кресла, подаренного ему Дороти. Зазвонивший телефон вырвал его из глубокой дремы. На часах ровно четыре минуты одиннадцатого. Он снял трубку.

— Да?

— Мне посоветовали звонить из автомата.

Это была Мэгги.

— Вы распечатали письмо?

— Мне приказали не делать этого без вашего разрешения…

— Отлично. Сделайте это сейчас. Пожалуйста, вскройте его…

В трубке послышалось дыхание Мэгги, шелест бумаги и блеяние овцы где-то рядом с телефонной будкой. Он представил себе красные, прочные английские телефонные будки, похожие на каски полисменов, но потом вспомнил мрачные желтые и черные стеклянные будки, испортившие, словно плакаты луддистов, живописнейшие места сельской местности Англии. Возможно, Мэгги звонила из одной из таких будок.

— Распечатала, — объявила она, и Джардин сдержанно улыбнулся.

По какой-то причине предшествовавшее этому заявлению звуковое оформление напомнило ему комедийную радиопередачу 50-х годов, название которой он забыл.

— Великолепно.

Тишина. Он слышал только ее дыхание. И блеяние овцы.

— Вам удастся прочитать его мне? — ласково поинтересовался Дэвид.

— Вот что тут написано… Башня. У. Б. Йитс. 57–64. Библиотечка поэзии, издательство «Пингвин», 1991 год.

Джардин торопливо записал все сказанное.

— Вы точно уверены?..

— Это все.

— Написано от руки или напечатано?

— Напечатано.

— Подпись или приписка?

— Ничего нет.

— Переверните письмо. Выделяются ли точки над «i» или в знаках препинания? Вспомните, чему вас учили.

— Я смотрю, для этого и взяла с собой более сильные очки…

— Да вы и в самом деле профессионал.

— Большое спасибо, но обойдусь и без похвалы.

Дэвид понимал, что означает «обойдусь и без похвалы», но это было бы уж слишком грубо.

— Что-нибудь еще?..

Пауза, снова дыхание, снова блеяние овцы и наконец:

— Нет. Это все.

— Спасибо. Вы просто великолепны. И я на самом деле так считаю. Послушайте, я пришлю кого-нибудь за письмом и конвертом. Это будет кто-нибудь, кого вы знаете.

— Тогда присылайте прямо сейчас. Мне еще надо вымыть пол в кухне. Не позволяйте собакам входить в дом мокрыми, они повсюду оставляют свою линялую шерсть.

— Еще раз спасибо. До свидания.

Джардин положил трубку, посмотрел на сделанные записи и нахмурился. Совершенно ясно, что это ключ к какому-то сложному шифру. Наверное, само шифрованное сообщение придет в Министерство иностранных дел или в его клуб, а может, конечно, и на Тайт-стрит.

Очень странно.

— Хетер… — позвал Джардин, и Хетер появилась в дверях кабинета. — Будь любезна, пошли кого-нибудь за томиком стихов У. Б. Йитса, издательство «Пингвин», библиотечка поэзии, хорошо? И отправь молодого Джереми в мой загородный дом в Уилтшире забрать пакет. Скажи, что он мне нужен срочно. Ему передаст его моя служанка Мэгги.

— Будет сделано, — Хетер улыбнулась и удалилась.

Джардин снова раскрыл папку с оперативными сводками, теперь, после небольшого сна, он мог сосредоточиться на них. Но снова зазвонил телефон, и Дэвид снял трубку.

— Да?

— Звонит миссис Форд, — раздался в трубке голос Хетер.

— Кто?

— Жена капитана Форда.

— Ох, соедини меня.

При звуке голоса Элизабет пульс у него забился учащенно.

— Дэвид?..

— Привет.

— Как дела?

— Все в порядке. Гарри передает тебе, что любит.

— Ты его видел?

— Говорил с ним. Недолго.

— Как он?

— Занят, но счастлив.

— Он как ребенок. Послушай, скажи просто нет, если не хочешь, но как ты насчет позавтракать вместе?

Исключено. Никогда. Нет, нет и нет. Мы должны считать, что между нами ничего не было. Но твой блестящий плоский живот, и язык…

— Черт возьми, почему же нет?

— Я в квартире мамы на Киннертон-стрит, это рядом с Белгрейв-сквер.

— Я знаю Киннертон-стрит.

— Почему бы нам не отведать холодной лососины, как ты на это смотришь? Ты любишь лососину?

— Вместе с твоей мамой?

— Она с отчимом в Нью-Йорке.

Безумие.

— Послушай, Элизабет, а как насчет тарелочки спагетти? Рядом с тобой есть чудесный итальянский ресторанчик, называется «Миммо», лучшего в Лондоне не найти. Я буду там… в час пятнадцать. Мы должны с тобой кое-что прояснить. Хорошо?

Сильный мужчина. Я знаю, ты сможешь сделать это. Дэвид даже зауважал себя. Девушка просто великолепна. Он прекрасно понимал, что ей нравятся такие вот безумные сексуальные встречи. Но только не с ним. Ни в коем случае.


«Нью-Йорк так прекрасен… ночью…

Нью-Йорк никогда не бывает так прекрасен… днем…»

Лейтенант (исполняющий обязанности) отдела по расследованию убийств Эдди Лукко покачивал головой в такт музыке, доносящейся из пары громадных динамиков, установленных на тротуаре рядом с Таймс-сквер. Парочка «голубеньких» трансвеститов — один в розовой пачке, как у балерины, а другой в крохотном прямом шерстяном платьице, в поясе с резинками и чулках, губы у обоих накрашены яркой губной помадой, как у ведущей шоу «Рокки хоррор», — вихляя бедрами приплясывали под музыку. Было что-то мерзкое в их поведении, да и в том, как полицейский на чалой лошадке проехал мимо, проигнорировал их, а может, даже просто не заметив, настолько обычной была подобная картина в этом районе. Лукко усмехнулся и вывернул руль, чтобы не задеть соседнюю машину.

— Но мы по крайней мере сможем хоть вытащить их и посмотреть… — сказал его напарник Сэм Варгос, сидящий рядом в неприметном «додже-седане».

— Ни в коем случае. Это может быть просто ловушка, Сэм.

Лукко мягко повернул руль, объезжая безногого человека на самодельной деревянной тележке, с усилием катившего вдоль сточной канавы. На груди и спине у него висели картонные плакаты с надписью: «Помогите слепому и глухому ветерану вьетнамской войны», что вызвало кривые усмешки на лицах обоих детективов.

— Теперь сюда…

Лукко бросил взгляд в зеркало заднего вида и расслабился. Стояла теплая ночь, ощущался приход весны. Нэнси предложили стать партнером в ее адвокатской конторе, после того как судья Альмеда прекратил дело против подставленного молодого брокера. А против старого Ходжеса было выдвинуто обвинение в махинациях, и он обратился к адвокатской конторе с просьбой, чтобы его интересы представляла Нэнси.

— А может быть, все-таки… соблазнимся, Эдди? Четыре миллиона тебе, один мне. Я не жадный.

— Не думай, что я не размышлял над этим, дружище.

— Каждую минуту, да?

— Пару раз в день. Но, видишь ли, я хочу жить в этом городе. А у Министерства юстиции совсем отсутствует чувство юмора.

— Можем и потратить несколько долларов, я имею в виду во славу Господа.

Лукко свернул на Бродвей и остановился возле тротуара. Настроенное на полицейскую волну радио в машине слегка потрескивало, монотонным голосом передавая сводку происшествий по городу. Эдди вытащил из кармана бумажник и отсчитал три банкноты.

— Держи.

— О, это моя доля, да? Грандиозно…

— Сэм, никогда не думал, что деньги могут стать между нами.

— Пять миллионов могут стать даже между мной и моим первенцем. Я не шучу, черт побери. С чем тебе?

— С сыром. Без кетчупа.

— А я думал, вы, итальяшки, любите томаты.

— Конечно. Я так тебе и сказал.

Варгос покачал головой, выбрался из автомобиля и захлопнул дверцу, оставив лейтенанта наедине с его мыслями. Прошло две недели с того момента, как Лукко позвонил по оставленному ему Рестрепо номеру телефона и попросил о встрече.

Без десяти девять на следующее утро он встретился с колумбийским адвокатом на Бруклинском мосту со стороны Бруклина возле поднятого на домкрате «олдсмобиля» без колеса, позади которого стоял ремонтный грузовик. Место окружили четверо латиноамериканцев на мотоциклах, спокойно покуривавших в ожидании. Движение здесь интенсивное, проезжавшие мимо машины не намеревались останавливаться, так что было совершенно ясно, что ни установить наблюдение, ни устроить засаду здесь невозможно.

Эдди Лукко отвели к дальнему борту грузовика и обыскали, нет ли микрофона. Подчеркнуто любезный, с холодным взглядом телохранитель Рестрепо Мурильо, как и в прошлый раз, разрядил револьвер Лукко, после чего вернул его.

После этого к ним подошел Рестрепо и спокойно прислонился к борту грузовика, разглядывая надписи на грязных каменных перилах моста.

— Нам не очень нравится слово «переговоры». Имею в виду своих хозяев.

— Сеньор Рестрепо, я полицейский. И чувствую, когда меня надувают.

Подобную линию разговора Эдди выбрал в соответствии с указаниями Дона Мейдера, специального агента нью-йоркского Управления по борьбе с наркотиками.

Шум постоянно движущегося мимо транспорта мешал нормально разговаривать. В какой-то момент даже возникла определенная опасность, когда полицейский на мотоцикле решил подъехать поближе и посмотреть, что случилось. Руки телохранителей на мотоциклах непроизвольно потянулись к смертоносным сверткам, укрепленным на багажниках. Но, прежде чем Лукко собрался разрядить обстановку, рабочий-ремонтник в комбинезоне преградил путь полицейскому, улыбнулся и предъявил удостоверение агента ФБР, изготовленное младшим Нги. Они перекинулись парой фраз, полицейский посмеялся над какими-то словами ремонтника, дал газ и влился в интенсивный поток машин.

Рестрепо оценивающе оглядел Лукко.

— О чем это вы?

— Послушайте, приятель. Я держу в своих руках все нити. Купив меня, вы добьетесь большего, чем просто замять дело об убийстве в Бельвью.

— Каким образом?..

И лейтенант отдела по убийствам Эдди Лукко сказал Рестрепо, что может заменить покойного Мэнни Шульмана. Свой человек, лейтенант отдела по убийствам, значительно облегчил бы деятельность картеля в Нью-Йорке. Особенно, если у него есть связи в Управлении по борьбе с наркотиками.

— Сколько?

— Четыре миллиона долларов, чтобы замять дело в Бельвью и прекратить расследование о неизвестной девушке. И еще два миллиона за будущие услуги.

Рестрепо почесал ладонь. Лукко заметил, что на руках у него что-то вроде экземы. Ну и черт с ним. Говорят, такие вещи бывают от нервного напряжения.

— Пять миллионов, лейтенант. За все.

— Договорились.

— Вы знаете, что будет, если обманете вас?

— Это каждому известно, Луис.

Лукко улыбнулся про себя. Рестрепо не понравилось, что какой-то нью-йоркский бедняк назвал его по имени.

— Нэнси. — Рестрепо уставился на один из своих наманикюренных ногтей. — Не возражаете, если я позвоню ей? Ее могут схватить в любое время и в любом месте, потом отвезут куда-нибудь, может быть, даже к реке, где мы порезали на части Рикардо. Ее изнасилуют и убьют. Покалечат. Какие-то части ее тела пришлем вам, а остальные, наверное, превратим в угли.

— Сэр, неужели вы считаете меня идиотом?

Адвокат колумбийских гангстеров улыбнулся. Сэр. Ему нравилось когда его называли сэром. Лукко знал это, все бандиты любят, когда их величают «сэр».

Итак, сделка состоялась. Лукко теперь стал продажным полицейским и работал на картель. Эдди настоял на том, что будет иметь дело только с Медельином и как ценный агент получать только самые серьезные задания. Рестрепо был не дурак, он понимал разумность подобных требований. Тот факт, что большую часть своего времени Лукко будет оставаться обычным детективом отдела по расследованию убийств, поможет держать вне подозрений нового ценного помощника.

А Нэнси может ничего не опасаться.

Обо всем этом Эдди Лукко доложил Дону Мейдеру и настоял также на том, чтобы посвятить в эту игру его напарника Сэма Варгоса, иначе невозможно заниматься оперативной работой.

Мейдер согласился. Ничего не говоря Лукко, он уже решил для себя вопрос о подключении Варгоса. Мейдер знал, с какими вопросами надо обращаться к начальству, а какие быстро решать самому.

Деньги перевели в Международный кредитно-коммерческий банк в столице Багамских островов Нассау, и доступ к ним имел только Лукко. Единственное, о чем предупредил его Рестрепо, так это не брать никаких сумм из нью-йоркского отделения Международного кредитно-коммерческого банка. Из Майами — пожалуйста. Но любые проявления внезапного богатства насторожат отдел служебных расследований департамента полиции, и в этом случае счет будет немедленно заблокирован, а в отношении него будут предприняты определенные шаги. Нет необходимости уточнять, что это за шаги.

Лукко пригласил Сэма Варгоса на прогулку в Сентрал-парк и обо всем ему рассказал. Слушая, Варгос с пониманием кивал, а потом без тени улыбки спросил, а не могут ли они поехать в Нассау с женами и его детьми, забрать там деньги и отправиться в Шангри-Ла. И только после этого улыбнулся.

Эдди Лукко смотрел, как его напарник идет по тротуару, держа в руках два гамбургера и две большие бутылки кока-колы. Пока Сэм садился в машину, Эдди отметил для себя, что рассказал все детали своего расследования Дону Мейдеру, который пообещал очень осторожно попытаться выяснить личность неизвестной девушки, лежащей в морге больницы Бельвью. Потому что это до сих пор очень интересовало лейтенанта отдела по расследованию убийств Эдди Лукко.


— Так?..

— Ммм, Боже…

— Так?..

— О Господи…

— Тебе хорошо так? Хорошо?

— Ох, ублюдок, бешеный ублюдок…

Дэвид Арбатнот Джардин ласково, дразняще прижал ее спину к своей вздымающейся груди и начал нежно натирать груди Элизабет лосьоном «Дьюберри 5-Ойлз» из магазина косметики для ухода за телом на Кингз-роуд. Соски набухли под его опытными пальцами.

— Но это точно в последний раз…

— О Боже, ааа… О, да. Да!

Позже, когда Элизабет натягивала шелковый чулок, сидя в кресле в тесной служебной квартирке на Сент-Джеймс-стрит, поблескивая своими длинными, прекрасными волосами, падающими на лицо, она не сводила взгляда с Джардина. Он стоял перед туалетным столиком, завязывая пестрый галстук. В этот момент он поймал в зеркале ее взгляд.

— Но почему? — спросила Элизабет интимным, дружеским тоном, которым говорила с ним наедине.

— Элизабет, накинь что-нибудь, я не могу сосредоточиться, когда ты выглядишь так… обворожительно. Как распутница с картины Дега.

— Почему это должно быть в последний раз?

— Ох, черт возьми, ты знаешь почему.

— Послушай, Дэвид, я уже тебе все объяснила насчет Гарри. Бог свидетель, я люблю его, но ничего не могу с собой поделать. Учитывая его службу, не только у вас, но и в специальных войсках… ладно, я, по-моему, несу чепуху, но я не могу подводить его. Но вот какая-то часть меня, вполне реальная часть…

— Причем чудесная часть, — мягко заметил Джардин.

— Которой надо немного похудеть. Я занимаюсь плаванием, аэробикой, скачу на Бенджамине.

— Счастливчик этот Бенджамин, — усмехнулся Дэвид.

Бенджамином звали жеребца в шестнадцать хендов,[22 - Мера для измерения роста лошадей, равна 10,16 см.] которого Гарри и Элизабет выставляли на скачки с препятствиями. Вороной, как смоль, с прекрасной родословной.

— Но, послушай, большую часть жизни Гарри проводит вдалеке от меня, так что я на самом деле не чувствую за собой вины. Но, ради Бога, не подумай, что я взяла себе это за правило.

Она встала, надевая белье, наклонила головку и посмотрела на него взглядом, который Дэвид оценил как провокационный. Взгляд испорченного ребенка, он не раз шептал ей об этом, вдыхая запах ее волос и ощущая прилив желания.

— А я и не думаю, — тихо ответил Дэвид, затягивая потуже узел галстука, вылезшего из-под воротника рубашки. — На самом деле, не думаю.

— Ты считаешь, что любопытные люди все равно обнаружат это?

— Конечно.

Он взял платье из толстой коричневой ровницы и протянул ей.

— Спасибо, — мрачно поблагодарила Элизабет.

— Дорогая Элизабет, это должно прекратиться по двум вполне весомым причинам. Первая — твой муж доверил мне свою жизнь и карьеру. Он полностью мне доверяет, и поступает совершенно правильно, за исключением одного очень важного момента.

Джардин вздохнул, запустил руку в свои густые волосы, а потом любезно помог Элизабет застегнуть две верхние пуговки на платье.

Внизу на улице послышалось жужжание и тиканье дизельного двигателя лондонского такси. Многие годы Джардин считал, что этот звук издают их счетчики. Интересно, кто там приехал. Может, какие-нибудь туристы, они часто останавливаются в этом дорогом и очень удачно расположенном квартале, где сдаются внаем хорошие квартиры. Бывают здесь и судьи из Высокого суда правосудия, и редактор национальной газеты — по той же причине, что и куратор направления «Вест-8» — украсть минуты тайного наслаждения у этой суматошной жизни.

— А вторая причина?.. — спросила Элизабет, склонив свою элегантную головку набок и внимательно глядя на него.

Дэвид Джардин встретил этот взгляд, наступила долгая пауза.

— Вторую причину ты знаешь, — наконец вымолвил он.

Они продолжали настороженно смотреть друг на друга, Элизабет подняла пальчик и медленно, назидательно погрозила ему.

— Осторожно, Дэвид. Мы с самого начала договорились с тобой, что это просто священный союз между друзьями-единомышленниками. Не примешивай сюда чувства. Иначе весь наш карточный домик рухнет.

И она шагнула ему навстречу, серьезно глядя ему в глаза.

— Мы не должны целоваться, — прошептал Дэвид, когда их губы сблизились, — и на самом деле надо прекратить…

И когда они поцеловались, это был словно их первый поцелуй, громоподобный поцелуй любви, длившийся много часов. Часов, которым суждено изменить всю их жизнь.

Прошло две недели после завтрака в ресторанчике «Миммо», когда Дэвид Джардин спокойно и честно сказал Элизабет Форд, почему тот полный прекрасной страсти день должен перейти в разряд приятных и тайных воспоминаний.

Может быть, этот романтический итальянский ресторанчик просто был фатальным местом для подобных эмоциональных поступков?


По случайному совпадению, в то время как длился этот бесконечный поцелуй, в Боготе Гарри Форд готовился выполнить свой первый, тщательно спланированный этап операции «Коррида», в которой ему отводилась главная роль.

Уверенными движениями он зарядил магазин автоматического «ЗИГ-Заузра Р-226», запах ружейного масла подействовал на него, как средство, усиливающее половое влечение.

К западу от университетского района в Боготе имеется дорога, поднимающаяся к Национальному парку, ею пользуются для проезда напрямик, чтобы избежать интенсивного движения на Каррера-7 и авенида Каракас. На подъезде к пологим холмам Национального парка, где сейчас не рекомендуется гулять одному, примостились бары, пивные и убогие лачуги. Время от времени полиция, иногда и при поддержке армейских подразделений, появляется здесь и разгоняет обитателей трущоб.

С некоторых мест у подножия холмов и с дороги видна высокая белая верхушка церкви на вершине холма Сьерро-де-Монсератте. Этот холм стал источником вдохновения для паломников, стекающихся к статуе погибшего Христа, созданной в XVII веке скульптором Педро Луго де Альбаррачином, ей недаром приписывают многие чудеса.

Капитан Родриго Табио Барбоса сидел на пассажирском месте в полицейском «джипе», прикуривая четвертую за сегодняшнее утро черную манильскую сигару. Сквозь темные солнцезащитные очки он наблюдал за оборванными мальчишками, шныряющими вокруг деревянных хибар и лачуг из кусков покореженного листового железа. Оборванцы закутаны в индейские одеяла, составляющие всю их собственность. Несколько недель назад его внимание привлек тут один пухленький мальчишка-оборванец лет шести или семи, и сейчас он задумчиво наблюдал, как тот бегает вместе с остальными детьми, которые о чем-то спорят между собой.

За водителя, капрала полиции Хайме можно не беспокоиться, он будет держать язык за зубами, Табио убедился в этом, когда Хайме принимал участие в последней «охоте на цыплят». Хайме, как и остальные семь полицейских из подразделения капитана Табио, один за одним были вовлечены в изнасилования и убийства беспризорных детей, в защиту которых сейчас развернули кампанию газета «Эспадор» и телевидение Боготы.

Родриго Табио не принадлежал к зловещим правым экстремистам, объявившим тайную войну уличным нищим и карманникам. Этим занимались неорганизованные фашиствующие элементы, знающие, как пользоваться законом в своих интересах. Таких молодчиков полно в любой стране Южной Америки. Нет, Родриго Табио Барбоса представляет собой образец мутации человеческой личности, и такие люди появлялись во всех обществах, от первобытно-общинного до наиболее цивилизованного.

Он был хроническим психопатом, испытывающим мерзкую тягу к разрушениям, пыткам, садистским убийствам самых беззащитных, уязвимых и физически привлекательных человечков.

Он ощутил эту кошмарную тягу, работая патрульным полицейским в зловещих трущобах. Началось все случайно. Как-то Табио осторожно пробирался по канаве, прокладка которой уже давно была приостановлена из-за нехватки муниципальных средств, преследуя двух подростков, вооруженных ножами, когда внезапный шум заставил его оглянуться. Мелькнула тень, и он выстрелил четыре раза в целях самозащиты. Упавшая, залитая кровью фигура оказалась беспризорным мальчишкой десяти лет. Позади канавы, в одной из пяти труб, где ютились беспризорные дети, раздался громкий топот убегавших детей.

Шум дыхания испуганных детей заставил его обернуться влево, где в темноте сверкали белки детских глаз. До этого ужасного момента Табио был виновен только в том, что по ошибке застрелил мальчишку, но это была честная ошибка, за которую его мало кто обвинил бы в таком опасном городе, как Богота. Но теперь его охватило безумие. Безумие в сочетании с убийственным спокойствием. Безумие вместе с грязной, извращенной похотью.

И после этого капитан Родриго Табио Барбоса одного за другим связал своих подчиненных круговой порукой. Некоторые были смертельно запуганы, другие целиком попали в сети дьявола и верили, что умрут, если будут поступать по-другому.

Но почему же ни один из них не обратился к начальству?

Потому что дьявол загипнотизировал их, подчинил своей воле. И эти семеро навечно проклятых полицейских стали слепыми орудиями воли Табио, такими же, как любой из «бессмертных» в колдовских общинах на Гаити.

Зомби Родриго Табио.

Понаблюдав за мальчишкой сквозь темные очки, Табио постучал по приборной доске своей полицейской дубинкой, капрал завел двигатель, и джип тронулся мимо играющих и спорящих детей, не подозревающих, что над ними уже нависла зловещая тень.

Дело в том, что некоторые детективы из уголовной полиции Боготы подозревали Табио, но он был слишком умен, чтобы попасться с поличным во время своих смертоносных рейдов. У детективов есть семьи и собственные дети, но уж слишком загружены работой полицейские Боготы, чтобы тщательно расследовать редкие убийства, о которых никто и не заявлял, неизвестных беспризорных детей. В столице государства и без того полно подлежащих расследованию преступлений, одних только убийств каждый год насчитывается до двадцати пяти тысяч.

И все же несколько детективов решили поймать капитана Табио. В национальной полиции Колумбии служило довольно много честных полицейских, если принимать во внимание постоянные предложения взяток и смертельные угрозы, а именно таким способом люди картеля и партизаны спасались от тюрьмы. Этих честных полицейских убивали в таком количестве, что по сравнению с ними жертвы союзных войск в ходе войны в Персидском заливе казались просто ничтожными. Порядочность и общая опасность сплотили их. По случайному совпадению некоторые из них проходили подготовку у полковника Хавьера Рамона Г., бывшего начальника отдела безопасности и контршпионажа тайной полиции Колумбии и надежного агента Дэвида Джардина, завербованного в конце 70-х годов во время обучения в полицейской школе по борьбе с терроризмом.

Группа детективов поделилась слухами о капитане Табио с редакторами столичных газет и телевизионных информационных программ. Вот так и появилась на свет статья, которую Гарри Форд прочитал в газете «Эспадор», сидя в баре «Глазго» отеля «Ла Фонтана» и легонько флиртуя с прекрасной шестнадцатилетней девушкой из Аргентины.

Когда стало ясно, что газетная история не привлекла внимания полицейского начальства, детективы предприняли шаг, который показался бы чересчур радикальным за пределами Колумбии. Они привели в действие кое-какие рычаги, то есть связались с некоторыми влиятельными людьми, когда уже поняли, что на закон в данном случае рассчитывать бесполезно. Одним из таких влиятельных людей оказался и дон Пабло Энвигадо, Робин Гуд из Антьокии.

Как раз в этот момент дон Пабло опечалился известием, которое узнал из разговоров с восьмидесятичетырехлетним священником — посредником в переговорах между Эскобаром и советником президента по делам Медельина. В силу чрезмерной жестокости Пабло терял свою возросшую популярность и обожание со стороны простого люда. Поговаривали, что он объявил войну властям, пытаясь заставить их отменить принятый закон о выдаче США арестованных торговцев наркотиками. Пабло рассчитывал на поддержку всех истинных колумбийцев, но он организовал взрывы бомб в нескольких крупных городах, и эта огульная и редкая жестокость стоила ему традиционного и даже, может быть, романтического образа народного героя.

Так что нельзя было подобрать лучшего момента для передачи ему подробного досье на злодея капитана Табио, что и сделала в Антьокии бабушка одного из детективов. Это могло стать актом восстановления справедливости от имени угнетенного народа и помочь Пабло Энвигадо и медельинскому картелю вновь заручиться пошатнувшейся поддержкой населения. А заявления адвокатов и полиции? Верное дело!

Поэтому Бобби Сонсону и Мурильо, только что прибывшим из Нью-Йорка, где Рестрепо подкупил лейтенанта из отдела по убийствам, было приказано отправиться в Боготу и по возможности публично казнить капитана Табио и его банду убийц-педерастов. И вся Колумбия должна знать, что сделать это приказал дон Пабло.

Для подготовки акции требовалось несколько дней, а может, и пара недель. Убить-то Родриго Табио не составляло труда, но вот разыграть необходимый дону Пабло спектакль — тут надо все тщательно спланировать и проявить терпение.

Поэтому, когда капитан Родриго Табио Барбоса опустил свое грузное тело за столик во внутреннем дворе маленького ресторанчика у подножия холма в Национальном парке, а ансамбль из четырех музыкантов начал тихо наигрывать что-то медленное, как раз к обеду, Бобби Сонсон и Мурильо появились в этом же ресторанчике, спокойно устроившись за столиком в углу. Во дворе стояло пять столиков, обслужить капитана полиции и двух незнакомцев с холодными глазами вышел хозяин среднего возраста с сыном и дочерью.

Вскоре бизнесмены из северной части города и парни с местного телевидения заняли остальные столики.

Табио заказал ветчину и мясо по-аргентински, высморкался в грязный синий носовой платок и напомнил сыну хозяина, чтобы не забыл принести два пива. Не одно, а два. Ребята с телевидения впоследствии точно вспомнили, как он говорил это.

Только дочь хозяина принесла капитану ветчину, как в ресторан вошел человек, — по утверждению одних, среднего роста, а по утверждению других, выше среднего роста, — одетый в клетчатый шерстяной пиджак, вроде тех, что продают приезжающие в город индейцы из Санта-Марты. Он прошел мимо музыкантов, не обращая внимания на любезные пояснения хозяина, что здесь все столики заняты, но внутри полно свободных.

Высокий или среднего роста мужчина лет тридцати направился прямо к столику капитана Родриго Табио Барбосы и громким, ясным голосом (в котором, по утверждению бизнесмена из Кали и твердым заверениям парней с телевидения, чувствовался аргентинский акцент) спросил:

— Это вы, капитан Родриго Табио Барбоса?

Табио обтер пивную пену с усов и пухлых щек тем же самым грязным носовым платком, в который только что высморкался.

— Да, это я, — ответил он, разглядывая через темные очки лицо незнакомца.

— Вы тот самый капитан Табио, который насилует детей в Боготе и позорит всех полицейских? Убийца беспризорных детей? Я должен быть уверен, что говорю именно с тем негодяем, так что отвечай!

Зашипев от ярости, полицейский оттолкнул столик и вскочил, выхватив незаметно пистолет и направив его на незнакомца. Бах! Бах! Но эти два выстрела утонули в опередившей их очереди, вырвавшейся прямо из кармана пиджака незнакомца. От вылетевшего из пистолета пламени пиджак задымился. Табио рухнул навзничь, пять из четырнадцати имевшихся в магазине пуль сбили его с ног.

Он умер еще до того, как повалился на опрокинутый стул, но незнакомец продолжал стрелять, пока вообще ничего не осталось от лица маньяка-полицейского.

В наступившей жуткой тишине незнакомец вытащил пистолет из кармана пиджака, выбросил на ладонь, обтянутую красной перчаткой, пустой магазин, и в мгновение ока вставил новый. Пистолет у него был «ЗИГ-Зауэр Р-226». В этот момент все и заметили красные шерстяные перчатки — единственная деталь, на которой сошлись в едином мнении все свидетели.

Незнакомец направился мимо Бобби Сонсона и Мурильо, которые вскочили в готовности к действиям, держа в руках «узи» и «кольт» калибра 0,45 дюйма.

— До встречи, — любезно бросил незнакомец, проходя как раз мимо их столика, не обращая внимания на оружие, только глядя на них спокойным и каким-то пугающим взглядом.

Пытаясь описать впоследствии этот взгляд, оба телохранителя смогли сказать только, что это был взгляд профессионала, в котором можно прочесть: «Для вас я не опасен, ребята. Но шутить со мной не стоит». Не каждый день приходилось Бобби Сонсону чувствовать такой холодок, пробежавший в тот момент по спине.

У ребят с телевидения была с собой аппаратура, они сделали снимки убитого капитана и в шестичасовых новостях объявили об этом событии, повторив слово в слово вынесенный убийцей приговор. А еще убийца мимоходом попрощался с какими-то двумя неизвестными вооруженными мужчинами, выглядевшими просто оторопелыми. Они сразу же потихоньку удалились с места преступления.

Он сказал: «До встречи…»

А еще красные перчатки, все заметили, что на убийце были красные перчатки.

Группа детективов, решивших покончить с капитаном, осталась очень довольна.


Дэвид Джардин просмотрел видеокассету с записью телевизионных новостей, специально присланную сотрудником секретной службы из британского посольства в Боготе. Он смотрел ее в своем кабинете в компании с Ронни Шабодо, который вытащил из холодильника две бутылки пива «Дос Эквис» и, не отрывая глаз от экрана, передал одну из них шефу.

— Хорошее начало, Дэвид, — заметил венгр, и Джардин наклонил голову в знак согласия.


Пабло Энвигадо пришел в ярость. Его имя совсем не было упомянуто, что противоречило приказу. Потом раздался телефонный звонок, звонил начальник службы безопасности Хесус Гарсиа. Когда Пабло выслушал, как было дело, — какой-то выскочка украл у него возможность совершить правосудие и разрушил план казни убийцы детей, — ярость его стала еще неистовей.

Но затем, как и предсказывали психологи секретной службы, дон Пабло рассмеялся. Ярость улетучилась, он развалился в кресле во внутреннем дворике дома в Медельине, где его спрятал Хесус Гарсиа после налета на виллу «Постель маршала» в окрестностях Санта-Фе.

Смех его был естественным и настолько громким, что из дома выскочили телохранители и Луис Рестрепо.

— Что случилось, хозяин? — спросил один из телохранителей.

Продолжая смеяться, Пабло Энвигадо повернулся к Рестрепо.

— Это чистый грабеж! Какой-то засранец разрушил наш план. Этот болван пристрелил маньяка-полицейского!..

— Что требуется от меня, дон Пабло? — задал вопрос Рестрепо. — Убрать Бобби Сонсона и Мурильо?

Вдоволь нахохотавшийся Пабло Энвигадо покачал головой, хватая ртом воздух и широко улыбаясь.

— Нет, черт побери, они хорошие ребята. Я скажу, что от тебя требуется, дорогой Луис… Найди этого парня. Мне нравятся манеры этого сукина сына.

Пабло несколько раз щелкнул пальцами, словно приказывал принести еще один салат.

— Найди его и приведи ко мне. Я с ним пообедаю, а позже, может быть, и… позавтракаю?

Он обвел взглядом присутствующих, и все рассмеялись. Они помнили, что случилось с Германом Сантосом Кастанедой, обреченным на смерть братом Рикардо, который упустил в Нью-Йорке ирландскую девушку Сиобан Пирсон. Завтрак с Пабло мог стать последним.


18

Матадор


Мелкий, но нескончаемый дождь, слегка косой от легкого ветерка, завис над всем районом Ламбет, тот самый дождь, который англичане называют моросящим. Он шлепает по мелким лужам и стекает тонкими струйками в канаву, как раз рядом с пивной «Гуз энд Фиркин» на Боро-Хай-стрит невдалеке от Сент-Джорджз-серкус и массивного стеклянного здания, где аналитики, руководители операций, криптографы, начальники отделов, ученые, работники службы безопасности и специалисты по планированию трудятся в поте лица на благо секретной службы своей страны.

Дэвид Джардин, обутый в сапоги из мягкой кожи, сшитые несколько лет назад на заказ в Перу, брел под дождем по мокрому тротуару, увлеченно беседуя с Ронни Шабодо, который держал в руке большой зонт с надписью «Гардз поло клаб». На Джардине потрепанная, старая, непромокаемая охотничья куртка на молнии с дырками от веток и несколькими заплатками из более светлого материала. Дэвид покосился на манящую вывеску бара, к которому они подходили. Он уже решил для себя, что закажет бутерброд с салатом и ветчиной и прошибающей до слез крепкой английской горчицей «Коулман».

— Сведения насчет Виго проверяются, — заметил Шабодо.

Он имел в виду анонимную, а значит, и весьма подозрительную информацию, поступившую из Дублина, где приводились очень точные данные о некоей неизвестной группе «Лорка» «временной» ИРА и ее отношении к колумбийскому кокаину, поступающему в Европу.

— По нескольким каналам?.. — спросил Джардин, уверенный в том, что если несколько источников подтвердят информацию из Дублина, то, какую бы игру ни вел отправитель, такие классные разведывательные данные пойдут только на пользу его отделу.

Да и на пользу его собственной репутации, хотя он всегда ставил личную репутацию на второе место, потому что субъективизм в оценке разведывательных данных так же опасен, как жгучее солнце для крыльев Икара.

— Этим занимается испанская резидентура. Они очень осторожно следят за этой компанией по транспортировке и спасению грузов, проверяют имена директоров и основных сотрудников. Сделали несколько фотографий девушки и пожилого мужчины. Отдел по борьбе с терроризмом подтверждает, что это, возможно, Рози Хьюз и святой отец Имон Грегсон.

— Возможно?..

— Ты же знаешь Дэниса. (Дэнис Уэстон — это начальник разведки отдела по борьбе с терроризмом.) Он всегда отвечает «возможно». Что-нибудь слышно от криминалистов?..

Когда Дэвид Джардин вернулся домой на Тайт-стрит вечером после обеда в итальянском ресторане «Миммо», который неизбежно закончился в квартире матери Элизабет на Киннертон-стрит, он не очень удивился, обнаружив в почте, среди счетов за электричество, квитанций за автомобильную стоянку и рекламных предложений «Американ Экспресс» толстый конверт со штемпелем Дублина.

Четыре страницы тонкой бумаги были покрыты беспорядочным набором букв, не имеющим смысла. Закодированное послание, ключом к которому, как говорилось в пришедшем в загородный дом письме, служили строчки стихов У. Б. Йитса, изданных в библиотечке поэзии издательства «Пингвин».

Эта система шифрования так же стара, как и сам шпионаж. Ее использовали крестоносцы, древние греки и даже фараоны. Отправитель знает (лучше всего, если держит в памяти) несколько строчек текста — проще запоминаются поэтические строчки, — и только еще один человек в мире знает эти строчки, то есть тот, кому адресовано зашифрованное сообщение. Обычно расшифровывающий начинает с какой-либо заранее обговоренной и произвольно выбранной буквы в тексте и далее движется вперед или назад, вверх или вниз, в зависимости от указаний в начале сообщения.

Физически уставший, выжатый словно лимон, Дэвид Джардин не намерен был утруждать свои мозги, поэтому позвонил ночному дежурному в офис, и тот прислал за письмом тощего молодого парня с собранными в «конский хвост» волосами и серьгой в ухе на мощном мотоцикле «БМВ». Первое письмо и томик стихов Йитса уже лежали на третьем этаже у криптографов.

Когда на следующее утро в девять часов куратор направления «Вест-8» явился в свой кабинет, миссис Браунлоу подала ему кофейник с горячим крепким кофе, хлебцы, поджаренные с маслом, и пластиковую папку с расшифрованным посланием, пришедшим на Тайт-стрит. Ключ к шифру содержался в нескольких строчках из поэмы Йитса «Башня».
		«Я сам создал Ханрахана


		И отвел его, пьяного или трезвого, на рассвете


		Из никуда в соседние хижины.


		Но, попавши в сети старика,


		Он спотыкался, падал взад и вперед,


		И остались у него только переломанные кости,


		Да яростный огонь желания.


		Я все это придумал двадцать лет назад».


Удивительный подтекст этих строчек заставил Дэвида заняться выяснением личности тайного корреспондента. Поэтому, кроме указаний о слежке за группой «Лорка» на предмет связи с колумбийцами, он приказал начальнику службы безопасности Тони Льюису отправить конверты экспертам-криминалистам секретной службы, а также специалистам по почерку и психологам, чтобы они высказали свое мнение относительно содержания письма и попытались набросать портрет отправителя.

— Криминалисты, — начал Дэвид в ответ на вопрос Шабодо, — сообщили, что бумага изготавливается в Гемпшире, продается по всей стране, а также в Ирландии.

— Что ж, это другая страна, Дэвид.

— Ты меня прекрасно понял.

— Но война пошла на убыль.

— Война продолжается, Ронни. Чернила, похоже, от «Болл пентел», марка R50, изготовлены в Японии, фиолетовые. Первый конверт, который пришел ко мне в загородный дом, хорошо известной тебе фирмы «Базилдон бонд». Второй — обычный, длинный конверт из серии, которой пользуются ирландская государственная служба и Министерство юстиции.

— Все вроде бы указывает на то, что это не фальшивка.

— Все указывает на то, что это собственная инициатива какого-то человека из штаба братьев. — Братьями Дэвид Джардин, называл «временных».

— Образованный господин.

— Они все хорошо образованные, система образования у них лучше, чем у нас. Но согласен с тобой. Выбор стихов не случаен, это многое говорит о человеке, выбравшем их.

— Если только они не выбраны совершенно наугад, — осторожно заметил Шабодо.

— Можно провести целый семинар по вопросу случайного выбора. Иногда случайность говорит о многом. У Кейт имеется несколько теорий относительно доли случайности в выборе человека.

Они подошли ко входу в пивную, Ронни в трудом закрыл свой зонтик, и капли дождя застучали по его плечам, пока он открывал дверь для шефа. Уже входя в пивную, он заметил:

— Если этот инициативный дублинский друг не врет, то группа «Лорка» — это просто золотое дно.

— Это точно, — согласился Джардин. — Настолько интересно, что и представить трудно. — Последние слова его означали, что он не намерен дальше обсуждать эту тему.

Венгр пожал плечами, и они вошли в зал. В пивной было шумно, много народу, главным образом, студенты, служащие местных контор и персонал глазной больницы. Худощавый, средних лет человек в черном костюме, похожий на итальянского владельца похоронного бюро, сидел за стареньким пианино. Дэвид обратил внимание на черную повязку у него на глазу. «Пират-владелец похоронного бюро», — подумал он, с легкостью пробираясь между столиков к бару.

— Что желаете, господин? — спросил бармен, бывший сержант, служивший когда-то детективом в специальном отделе лондонской полиции, пока не выбрал себе более спокойную жизнь. Если он и помнил Дэвида Джардина по старым временам, то не подал виду.

— Две пинты эля «Боро», два бутерброда с ветчиной и салатом. И если вы не будете называть меня господин, то и я не буду называть вас сержантом, договорились?

Дородный бармен Руди уставился на Джардина, потом выдавил из себя улыбку и отправился наливать пиво.

— Ненавижу, когда меня называют господином.

Джардин потер переносицу. Перелом давно сросся, но не совсем удачно. Двадцать лет назад такие операции делали быстрее и хуже. Капли дождя падали с его шляпы на пол.

— Но ты ведь не собираешься всерьез заняться этим, да? — продолжал допытываться Шабодо. — Я имею в виду дублинские дела…

— Видишь ли, Ронни, не вижу смысла в устранении от них. У меня… не могу совладать с чувством, что действует очень высокопоставленный человек. Близкий к самой верхушке.

— Несогласный?

Они спокойно могли обсуждать свои дела, потому что шум в это обеденное время стоял приличный. Даже звуки пианино разобрать можно с трудом. А тем более говорили они друг другу на ухо.

— Именно так. И этот незнакомец, а мне очень хочется побыстрее выяснить, кто он такой, считает, что его соратники своими действиями приближают политическую катастрофу. Ведь давно известно, что ИРА торгует наркотиками в притонах, танцевальных залах в дюжине стран, в том числе, и в собственной, так разве они смогут остановиться, раз уж связались с этим? Обратной дороги у них нет. Так зачем, черт побери, нам надо рассказывать кому-то об их планах? Будем просто следить за ними, это наша работа. Я на самом деле не считаю своим делом спасать этих ублюдков от самих себя…

Дэвид потянулся к бармену, протягивавшему две кружки пива, и сделал первый глоток.

— Твое здоровье, приятель, — он улыбнулся Руди.


У Рестрепо не заняло много времени выяснение личности убийцы капитана Родриго Табио.

Мурильо и Бобби Сонсон не были так напуганы убийственной стрельбой и ужасной смертью полицейского-маньяка, как остальные посетители ресторана. Они сами закаленные убийцы, так что из них получились более толковые свидетели, чем из официантов, музыкантов, бизнесменов и парней с телевидения. Если красные перчатки Гарри Форда отвлекли всех от его внешности, то для обоих телохранителей это было лишь подтверждением того, что работал профессионал.

И, когда он проходил мимо, бросив на них тот холодный, вгоняющий в дрожь взгляд, проникающий, казалось, в самую душу, они на мгновение застыли, но каждая деталь лица незнакомца отпечаталась в их памяти, как на фотографии.

И, когда оба колумбийца занялись вместе со специалистом из службы Хесуса Гарсии, составлением фоторобота на компьютере, фотографическое изображение Гарри Форда было готово уже через полчаса.

Сотни копий фоторобота раздали своим людям в Боготе, их показывали барменам, в агентствах по прокату автомобилей, банковским клеркам, проституткам, некоторым доверенным полицейским, водителям такси, официантам ресторанов и, конечно же, агентам по найму жилья и персоналу отелей.

Уборщица из отеля «Ла Фонтана», честная женщина из Момпоса в провинции Боливар, посчитавшая, что говорит с местным детективом (возможно, так оно и было на самом деле), без колебаний опознала сеньора Карлоса Нельсона Аррижиада из номера 303.

Бобби Сонсон и Мурильо без труда проникли в номер и в ходе осмотра личных вещей сеньора Нельсона и комнаты обнаружили за холодильником в кухне завернутую в водонепроницаемый пакет металлическую коробку с ружейным маслом и набором принадлежностей для чистки оружия производства чилийской компании, глушитель для автоматического пистолета и сорок три патрона. Судя по биркам, одежду постоялец приобретал по всему миру, от Буэнос-Айреса до Гонконга, Бомбея и Майами. Еще среди вещей имелись туристические карты Сингапура, Марселя, Танжера и Боготы.

Из вежливого разговора с одним из портье выяснились данные чилийского паспорта Нельсона, а уже через семь часов Хесус Гарсиа получил компьютерное досье на Карлоса Нельсона из Интерпола, иммиграционной службы США, колумбийской тайной полиции и полиции Гонконга. И еще досье из чилийского бюро по борьбе с наркотиками, из которого стало ясно, что Нельсон является торговцем марихуаной, разыскивается многими странами за контрабанду наркотиков, одно время активно работал вместе со Спенсером Перси, королем марихуаны, отбывающим срок в тюрьме Батнер, Северная Каролина, где, по слухам, собирается изучать право в рамках договора тюрьмы с местным университетом.

Хесус Гарсиа и Рестрепо получили эти данные вместе с отчетами о всех передвижениях Карлоса Нельсона, за которым теперь осторожно следила целая армия лучших наблюдателей картеля, куда входили и элегантные парочки, и юноши-студенты, и двенадцатилетние уличные мальчишки.

Шесть дней наблюдения показали, что объект очень осторожно и профессионально ведет дела с серьезными поставщиками марихуаны, приезжающими в город с плантаций для встреч с ним.

По кредитной карточке Карлоса Нельсона быстро установили, что у него имеется счет в отделении Международного кредитно-коммерческого банка в Объединенных Арабских Эмиратах, и еще в его распоряжении находятся несколько миллионов долларов, тайно разбросанных по странам Южной Америки и Карибским островам.

И, наконец, пришло сообщение от надежного высокопоставленного мафиози, чей сын отбывал десятилетний срок в тюрьме. Да, Спенсер Перси помнит Нельсона. Надежный парень, но слегка трехнутый. Безусловно, один из лучших торговцев марихуаной, но с этакими донкихотскими замашками. Из-за девушки запросто может сцепиться с самым опасным бандитом. Иногда и убивает, поэтому миролюбивый Перси и порвал с ним деловые отношения.

Дон Пабло пришел в восторг, услышав это.

— Я же говорил тебе, что мне нравится этот парень, — сказал он Рестрепо, когда они ожидали прихода старого священника, продолжавшего настойчиво вести переговоры о сдаче Крестного колумбийским властям. — Организуй мне обед с ним. Это меня позабавит…


Судья Юджин Пирсон сидел в своем кабинете в Дублине и пытался сосредоточиться на документах сегодняшнего дела, представляющего собой апелляцию против выдачи Англии бывшего мелкого дипломата, который продавал ирландские паспорта нелегальным иммигрантам и террористам с Ближнего Востока, будучи сотрудником ирландского посольства в Лондоне. Аргумент защиты на этот раз не был как всегда стандартным: подзащитному не гарантирован справедливый суд в Англии; нет, на этот раз защита ставила вопрос так: хотя преступление и совершено в Лондоне и на севере Англии, подзащитный пользуется дипломатическими привилегиями и не может быть осужден там.

Случай серьезный, потому что на это дело в дальнейшем будут ссылаться как на прецедент. Политического давления на него тем или иным способом не оказывали, и Пирсон склонялся в решению об отмене решения о выдаче дипломата, но этот человек опозорил Ирландию, и судья решил позвонить обвинителю и договориться, что если решение о выдаче будет отменено, то дипломат подлежит немедленному аресту по обвинению в краже собственности ирландского правительства и преступном заговоре. Но проблема заключалась в том, что, в случае заговора, он просто всегда отказывал в выдаче преступника, так что британская пресса с удовольствием упрекнет его в непоследовательности.

И чем глубже судья Пирсон размышлял над этой проблемой, тем больше сосредоточивался над более важными проблемами своей жизни.

Он выдал главную операцию организации, а за это бывает только одно наказание. И, хотя перспектива разоблачения ввергла его в состояние, близкое к панике, он не испытывал сострадания к членам группы «Лорка», обреченным на муки. О британцах говорили, что они, по вполне понятной причине, с особой жестокостью расправляются с солдатами «временных», застигнутыми на месте преступления. Независимо от пола.

Судья не сомневался, что его поступок правилен с точки зрения этических норм и идеологии, потому что кокаиновому проекту Брендана Кейси нет оправданий, и, что хуже всего, он грозил огромными неприятностями всему их делу.

Но этот чертов англичанин из секретной службы, Джардин, не предпринял никаких шагов в ответ. В своем шифрованном письме Пирсон просил в знак подтверждения получения информации поместить в колонке частных объявлений «Дейли телеграф» следующую фразу: «РЖ любит ночную Флоренцию. Помни о 9-м».

Этого объявления в газете не появилось.

Пирсон решил попробовать еще раз, включив на этот раз в сообщение больше подробностей: псевдонимы, даты, каналы тайной связи. На душе у него было тяжело, и неудивительно, что он никак не мог всерьез сосредоточиться на каком-то мелком засранце, продавшем несколько паспортов.

А еще и Сиобан. Боже, как он любил свое дитя. И вот теперь она настоящая заложница в руках колумбийских наркобаронов. Что же он за отец, если настолько запутался в политике, что подвергает риску собственное дитя?

Хорошо хоть она сейчас пишет, а Рестрепо пообещал, что Сиобан вернется домой вместе с ним, когда он прилетит в Боготу с заключительными деталями операции и кодом к компьютерным дискеткам, где подробно расписывается операция «Законнорожденный», как именовались контрабанда и распространение в Европе колумбийского кокаина.

В глубине души Юджин Пирсон осознавал чудовищность своего положения. Если уж ступил на скользкую дорожку предательства, то назад возврата нет. Несколько намеков могли и не убедить британскую секретную службу. Надо отправить им копии двух дискеток вместе с кодами, чтобы уж точно уничтожить все шансы на успех операции «Законнорожденный».

«Но ведь не ради денег, Юджин, — подумал он. — Не ради поганых тридцати сребреников». В дверь постучали, в кабинет просунул голову Дэнис Мэллори, служивший у него клерком в течение последних шести лет.

— Я только хотел напомнить вам, судья, что сейчас десять минут первого.

— Спасибо, Дэнис, — поблагодарил Пирсон, и клерк скрылся.

Падрик О’Шей, будущий премьер-министр Ирландии, если верить предварительному подсчету голосов, позвонил ему утром во время завтрака, когда у них с Мараид как раз разгорелся спор по поводу Сиобан и спокойствия Юджина, ведь она находится на краю света с незнакомыми людьми, а он не настаивает на ее немедленном возвращении домой. Да любой мало-мальски любящий отец полетел бы в Венесуэлу, где их любимая девочка гостит в горах у какого-то пианиста, и привез бы ее домой следующим же самолетом. И так далее, и тому подобное…

Падрик попросил Пирсона уделить ему несколько минут, может, они съедят по бутерброду и выпьют по стаканчику чего-нибудь в обеденное время в кабинете Падрика в здании ирландского парламента.

Юджин Пирсон согласился, он предполагал, что речь пойдет о должности министра юстиции, на которую решил согласиться. Когда он закончил говорить по телефону, Мараид поостыла, потому что почти так же сильно, как судьба Сиобан, ее заботила перспектива стать женой нового министра юстиции.

Без четырех минут час Пирсон уже входил в центральный вход здания парламента, отвечая на приветственные кивки и вопросы типа «как дела?». Он радовался, что слухи в Дублине распространяются быстро, а в парламенте не было ни одного человека, ни мужчины, ни женщины, который не знал бы о его предполагаемом назначении на пост министра юстиции. На самом деле жизнь не так уж и плоха. А когда в его руках будет такая власть, он сумеет употребить ее для уничтожения врагов организации.

Он прошел по длинному коридору до полированной деревянной двери с черно-белой табличкой с именем Падрика О’Шея. Постучал и вошел.

Комната просторная, с двумя выходящими в город окнами, через которые видны верхушки деревьев.

Падрик О’Шей стоит возле одного из окон, пиджак его висит на вешалке возле двери, а на нем серый пуловер, подаренный Мараид на Рождество три года назад. В глубокой задумчивости он смотрит на верхушки деревьев и крыши домов.

На низеньком столике стоят две тарелки с бутербродами, две банки пива и пластмассовые стаканчики, а сам столик установлен возле кожаного дивана и двух кожаных кресел, очень старых и явно из разных гарнитуров.

— Ровно час, — объявил Пирсон о своем прибытии.

Падрик повернулся, он выглядел постаревшим, уставшим, все перипетии этой чертовой политики ясно отражались на его лице. Он улыбнулся вымученной, печальной улыбкой старой, с отвислым животом, собаки-ищейки.

— Давай-ка, доктор, — начал Падрик, подходя к одному из старых кресел, — выпьем по стаканчику…

— Но только по одному, капитан, — с улыбкой ответил Пирсон, садясь на диван. Капитан и доктор были почетными титулами, которые они присвоили друг другу в Тринити-колледже тысячу лет назад.

Падрик О’Шей открыл банки и молча разлил пиво. Юджин решил, что он создает благоприятную атмосферу и подходящий момент, чтобы перейти к обсуждению состава будущего правительства и места в нем Пирсона.

— Спасибо, Падрик. — Пирсон взял один из пластмассовых стаканчиков, отметив про себя, что слегка нервничает. Да, он проделал долгий и трудный путь от судебного клерка до самой высшей должности.

О’Шей тоже поднял свой стакан:

— Твое здоровье…

— Твое здоровье, — ответил судья.

Они отхлебнули пиво и поставили стаканчики на стол.

«Ну, вот и наступил этот момент», — подумал судья. Он расскажет о нем Мараид, а позже и Сиобан, как о кульминационном пике своей карьеры.

— Юджин… я составлял список своего будущего кабинета и высших правительственных чиновников, и обязан представить его службе безопасности и специальному отделу. Ты, как юрист, должен это понимать.

— О чем речь, обычное дело.

Куда это он клонит?

Падрик О’Шей посмотрел Пирсону прямо в глаза.

— Все отлично, но вот вышла небольшая заминка с твоей кандидатурой.

У Пирсона буквально замерло сердце.

— Что ты имеешь в виду?

— Секретная служба, мы, конечно, ничего не знали о ней, очень маленькая группа, несколько мужчин и женщина. Но исключительные профессионалы. Похоже, у них есть насчет тебя сомнения.

О’Шей продолжал в упор смотреть на Юджина, взгляд по-прежнему дружелюбный, но еще никогда между ними не существовало такой дистанции. Падрик очень осторожный человек.

Пирсон выдержал взгляд лидера партии. Он приподнял плечи и повернул руки ладонями вверх, словно хотел сказать этим жестом: «Мне скрывать нечего». Ему очень хотелось, чтобы дело обстояло именно так, потому что сейчас он чувствовал себя плутом, вроде араба-продавца верблюдов.

— Падрик, я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

О’Шей вздохнул, он явно нервничал.

— Это значит, что у службы безопасности есть возражения по поводу твоего назначения в состав правительства, Юджин. Уверен, что это ерунда, может быть, просто ошибка чертова компьютера. Ты можешь как-то это объяснить? Может быть, есть что-то такое, о чем мне следует знать? — Падрик усмехнулся. — Дикие оргии в камерах суда по ночам? Покуриваешь травку? Долги? Азартные игры? Послушай, если дело только в этом, то признайся чистосердечно. Иногда этого вполне достаточно, чтобы успокоить службу безопасности.

Юджин Пирсон, никогда не отличавшийся особой храбростью, что, кстати, подметил Брендан Кейси и использовал в своих целях, постоянно загоняя судью в новые кошмарные ловушки, был близок к обмороку. Он почувствовал, как кровь отхлынула от головы, и поставил стаканчик с пивом на стол, ощутив дрожь в руках. Сердце бешено колотилось, ему стало трудно дышать.

— Юджин, дружище, ты в порядке?..

Боже, как он ненавидел Падрика за его благопристойность.

— Все отлично. Просто очень зол, вот и все. Проклятый Замок. — Он имел в виду Дублинский замок, где работает маленькая, но очень эффективная группа секретной службы. — Да как они смеют?

— Я подумал то же самое. Господи, я рад видеть твою реакцию, наверняка это какие-то грязные игры. Предоставь это мне, я поговорю с Сином (Син Гант был шефом ирландской разведки), но шума пока не будем поднимать. Беспокоиться тебе нечего, ты в моей команде, потому что я этого хочу. Самый подходящий в Ирландии человек для этого поста, так что, черт с ними, с этими шпионами. Бери бутерброд, баранину с томатами…

После этого ужасающего свидания Юджин Пирсон никак не мог собраться с мыслями. Он всегда понимал, что в один прекрасный день и наверняка в самый неподходящий момент его двойная жизнь и длительная тайная деятельность в рядах «временной» ИРА могут выйти ему боком. Но никогда еще катастрофа не нависала так грозно.

К счастью, у него имелось в запасе еще несколько козырей. Вполне достаточно материала для шантажа некоторых высокопоставленных политиков, известных членов правительства, банкиров, адвокатов и столпов дублинского общества, тайно связанных с организацией. Так что ему не грозит ни тюрьма, ни даже публичный скандал. Но совершенно очевидно, что с постом министра юстиции придется распроститься. А Падрик больше всех заинтересован в том, чтобы все было шито-крыто.

И все-таки, удаляясь быстрым шагом от здания парламента, судья продолжал размышлять над тем, как выпутаться. Нежелательным, но отнюдь не нереальным шагом стоило бы открыться Дэвиду Джардину, англичанину из МИ-6, и выложить все о движении «временных», двух подразделениях боевиков на территории Англии, двадцати двух законсервированных группах, двух реорганизуемых подразделениях в Европе, тайных помощниках, конспиративных квартирах и складах оружия. А в обмен на это попросить Джардина тайно поставить в известность Дублинский замок, что он всегда работал на англичан и… взгляд на часы, через пятнадцать минут ему надо быть в своем кабинете в суде и заняться вынесением решения по делу этого мелкого засранца, который направо и налево торговал ворованными ирландскими паспортами.

Тут ему в голову пришла мысль, что на время рассмотрения дела он может упрятать бывшего дипломата в тюрьму, что справедливый судья Юджин Пирсон и сделал через час.


В Элджине Стюарте было что-то такое, что подсознательно нравилось Дэвиду Джардину. Этот человек чрезвычайно проницателен и осторожен, но, в отличие от многих правительственных чиновников, причастных к государственным секретам, Стюарт не кичится своей властью и обладает удивительным чувством здравого смысла. И Джардин не удивился, когда Стюарт решил иметь дело с секретной службой, а не со службой безопасности, специальным отделом или отделом специальных расследований таможенной службы, когда ему понадобилось вступить в контакт с человеком, наиболее полезным для управления по борьбе с наркотиками, и завязать прочные личные контакты. И такое начало он положил в ходе совещания в подземном офисе посольства США, когда резидент ЦРУ проинформировал секретную службу в лице Дэвида Джардина о связях «временной» ИРА с колумбийским кокаиновым картелем.

Тогда Элджин Стюарт опустил взгляд и улыбнулся в ответ на явно наглый, предназначенный для протокола шаг ЦРУ, потому что Джардин точно знал, что этой информацией ЦРУ располагает уже в течение многих месяцев.

И тем более не удивило Джардина, что Стюарт, решив иметь дело с ним, напросился в гости в офис Джардина в Министерстве иностранных дел. Ведь Стюарт воевал во Вьетнаме и знал старую военную поговорку, что ни одна рекогносцировка не проводится зря.

— Значит, стеклянная коробка, да?

Стюарт усмехнулся, глаза его весело сверкали, а белки глаз цвета кофе с молоком подчеркивали темный цвет кожи. Он поднял чашку с кофе, который предпочел пиву «Дос Эквис», и оглядел кабинет Дэвида Джардина. Куратор направления «Вест-8» специально пригласил его к себе в кабинет, а не в комнату для приема посетителей, какие оборудованы в каждом правительственном учреждении. Эти комнаты словно специально предназначены для того, чтобы создавать у посетителя впечатление холодного безразличия к нему.

Элджин Стюарт очень тонко чувствовал подобные вещи, поэтому оценил жест Джардина, разглядывая фотографии яхт, антикварные каминные часы, фотографии Дороти, Эндрю и Салли, настенную карту Южной Америки, вставленную в рамку эмблему «спецназа КГБ», бойцы которого шлялись по Кабулу и Хайберскому проходу в течение нескольких недель, пока наконец русская военная разведка не выяснила, что у КГБ нет такого подразделения.

«129-й спецназ КГБ» состоял из людей секретной службы и специальных воздушно-десантных войск, бегло говорящих на русском языке и местных афганских диалектах.

Действовал отряд нагло и дерзко, а командовал им майор КГБ Аркадий Андреевич Модин, то бишь Дэвид Арбатнот Джардин.

Под эмблемой висела в рамке групповая фотография бойцов «спецназа» в русской летней полевой форме. Заметив любопытство Стюарта, Дэвид рассказал ему историю «спецназа», снабдив ее несколькими чрезвычайно забавными анекдотами.

Смеясь, Стюарт заметил:

— Ну уж и попортил ты им, наверное, крови, Дэвид?..

— Да, было немного… — с улыбкой признался Джардин.

Элджин Стюарт кивнул. «Тот еще парень», — подумал он и решил перейти прямо к делу.

— Последний раз мы встречались в бункере на Гросвенор-сквер.

— Совершенно верно.

— Джим Полдер поделился с тобой информацией, которая прямо-таки потрясла тебя…

Стюарт с невинным видом разглядывал настенную карту Южной Америки.

— Я всегда очень признателен за информацию, Элджин.

— О том, что ИРА заигрывает с доном Пабло.

— Не припомню, чтобы он сказал именно так.

— Но так оно и есть.

— Очень интересно. Но нельзя сказать, что удивительно, так ведь?

— Но я пришел сюда не по этому поводу.

Элджин Стюарт был прямым человеком, эта его черта нравилась Джардину. Пожалуй, надо пригласить Элджина и его жену, сотрудницу ЦРУ, в свой загородный дом в Уилтшире. Дороти он тоже понравится.

— Понятно. Ты пришел попить кофе, да?

— У нас возникла одна проблема в Нью-Йорке…

— У нас — это значит…

— У Управления по борьбе с наркотиками.

И Элджин Стюарт рассказал Джардину все о найденном несколько месяцев назад на Центральном вокзале трупе неизвестной девушки, о стараниях лейтенанта из отдела по расследованию убийств Эдди Лукко, о кровавой бойне в больнице Бельвью, об убийстве служащего бюро путешествий, о голове Симбы Патриса, о покойном Мэнни Шульмане, который работал на картель. Но он ни словом не обмолвился о том, что Лукко стал тайным агентом Управления по борьбе с наркотиками и получил от картеля пять миллионов долларов.

Но интуиция Дэвида Джардина подсказала ему логический вывод, он понял, что и Стюарт догадался об этом, и был благодарен Элджину за доверие.

— И, как я понимаю, над этим офицером из отдела по убийствам так и висит… смертельная опасность?

Элджин посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.

— Как бы он себя ни вел, всегда опасно иметь дело с картелем, верно?

— Ты говоришь «картель». А кто конкретно? — задал вопрос Джардин.

И Стюарт как-то неохотно назвал имя Рестрепо. Это была ключевая информация, потому что впервые связала неизвестную девушку с Пабло Энвигадо, а значит, и с операцией «Коррида». И неожиданно Джардин проявил к этому делу не просто вежливый интерес.

Стюарт пояснил ему, что Управлению по борьбе с наркотиками требуется опознать девушку, а если быть точнее, то ее отца, тогда станет ясно, почему он так важен для колумбийцев, раз уж они держат в тайне смерть девушки.

— Потому что бедняга отец продолжает считать, что его дочь находится в руках картеля, это ясно как божий день, Элджин. Ты уверен, что не хочешь пива?

— Пиво я люблю. Ладно, но картель берет заложников только в тех случаях, когда требуется оказать на кого-то давление. Деньги их не интересуют.

— А опознав девушку, ты опознаешь отца. Если, конечно, не выйдешь на него другим путем…

— Все верно. — Стюарт взял протянутую Дэвидом открытую бутылку «Дос Эквис». — Я принес тебе все подробности…

Он достал толстый конверт из кармана серого костюма-тройки. В этом костюме он похож на банковского чиновника, а Джардин знал, что совсем не такую одежду носит Стюарт в Миссисипи или Пуэрто-Рико, где он буквально совершал подвиги, борясь с торговцами наркотиками. Знал это Дэвид потому, что досье на Элджина Стюарта лежало сейчас в ящике его стола. Он всегда принимал подобные меры предосторожности, но в данном случае действительно прочитал досье с большим интересом.

В конверте находилось несколько страниц текста, содержащего примерно то, что Элджин только что рассказал Дэвиду, правда, еще называлось имя девушки — Сиобан. Отчет о результатах вскрытия трупа девушки, отчеты криминалистов о последующих убийствах и две фотографии: одна — мертвой Сиобан, из отдела по розыску пропавших без вести, на другой она изображена смеющейся вместе с Рикардо Сантосом в Риме.

Джардин кивнул. Он понимал ход мыслей Стюарта, а еще понял, почему нью-йоркского полицейского из отдела по убийствам так взволновал этот случай. Девушка выглядела такой беззащитной, такой… ранимой. Боже, какое несчастье для родителей, кем бы они ни были!

Он поднял взгляд от фотографий, эмоции никак не отразились на его лице.

— Мы выясним, кто она. И кто ее отец. Ты не хотел бы вместе с Денис как-нибудь приехать к нам на выходные в Уилтшир? По американским меркам это совсем рядом.

Стюарт посмотрел на него своими печальными карими глазами.

— Значит, выяснишь? Именно выяснишь, а не попытаешься? Черт побери, Дэвид, ты так уверен?

— Выясню. — Дэвид выдержал его взгляд. — И как можно быстрее.

Стюарт нахмурился. Заявление англичанина казалось ему просто бахвальством.

— Точно?

— Абсолютно. И ты первый об этом узнаешь. Договорились?

Некоторое время Стюарт продолжал внимательно смотреть на собеседника.

— Так что там происходит, в картеле, Дэвид?

— Ничего такого, о чем бы вы не знали, — спокойно соврал Джардин. — Ведь это твой объект, Колумбия.

Оба улыбнулись. Они прекрасно поняли друг друга.


О том, что именно Гарри Форд убил этого грязного полицейского капитана Табио знал еще один человек. Это был полковник Хавьер Рамон Гомес, отставной заместитель начальника тайной полиции по вопросам безопасности и контршпионажа.

Сейчас Рамон руководил небольшой, но довольно эффективной частной охранной фирмой, заключившей прибыльные контракты с различными американскими, европейскими и японскими корпорациями, вложившими миллионы в природные богатства Колумбии — полезные ископаемые, нефть, кофе, фрукты и тому подобное. Колумбия богата многими природными ресурсами и помимо кокаина, и бывший офицер спецслужбы теперь охранял честных предпринимателей от партизан различного политического толка, наркобаронов и гангстеров.

Но полковник был реалистом, и иногда ему приходилось посещать отдаленные районы страны, где закон не действовал, где все держали в своих руках партизаны или наркобароны. И он очень гордился тем, что сам и все его люди глубоко ненавидят тех, по чьей вине Колумбия приобрела репутацию самой опасной в мире страны, где не соблюдаются никакие законы.

Но почему же, будучи честным человеком и патриотом своей страны, он долгие годы являлся доверенным агентом британской секретной службы?

Ответить на это мог только колумбиец. И еще, пожалуй, Дэвид Джардин. Потому что, чем дольше Рамон вел борьбу с террористами, бандитами и наркобаронами, тем сильнее укреплялась вероятность того, что ради этого он вступит в союз хоть с самим дьяволом.

Поэтому первым правилом в отношениях с Рамоном (Дэвид не позволял себе руководить этим человеком с начальственных позиций) было никогда не требовать от него поступков, которые могли бы причинить вред его стране или народу. А так как правительство Ее Величества преследовало только одну цель — поддерживать законно избранное правительство Боготы в деле укрепления государства, то проблем в этом плане между ними никогда не возникало.

А кроме того, когда Рамон узнавал об операциях и планах секретной службы, он оставлял за собой право сообщать необходимые детали президенту страны. На первый взгляд, это соглашение могло показаться довольно странным, но оно вполне понятно людям, согласным с мерами предосторожности, принимаемыми этим храбрым и благородным человеком.

Дэвид Джардин предупредил своего друга Рамона о предполагаемой встрече с сеньором Карлосом Нельсоном.

Когда Гарри Форд вышел на связь и коротко объяснил, что ему требуются оружие, машина, карты, документы, Рамон предоставил все необходимое без всяких вопросов. Настоящего имени Гарри Форда он не знал, но был твердо уверен, что тот уж никак не Карлос Нельсон, хотя Гарри и трудно отличить от южноамериканца.

Стоимость всего переданного Гарри Хавьер Рамон включил в счет для секретной службы, который всегда бывал значительным и точным до песо.

Одним из предметов переданного Гарри снаряжения был автоматический пистолет «ЗИГ-Заузр Р-226» с тремя сотнями патронов, набором принадлежностей для чистки и навинчивающимся глушителем. Один из доверенных людей Рамона по имени Хайме тайком обследовал номер Гарри в отеле «Ла Фонтана» за два дня до убийства капитана Табио, и в предоставленном им списке вещей постояльца фигурировали ярко-красные шерстяные перчатки.

Почему Рамон приказал обыскать номер Гарри Форда? Потому что он был одним из самых осторожных людей в Колумбии. Дэвид Джардин предполагал такой поворот событий, поэтому заранее предупредил Гарри о маленьких слабостях своего главного связника в операции «Коррида».

И вот теперь Хавьер Рамон направлялся на свидание с Карлосом Нельсоном, это была обычная встреча, в ходе которой следовало выяснить, какие у агента имеются просьбы, если вообще имеются.

Назначена встреча в баре ресторана «Хостериа де ла Канделариа» в старом квартале Боготы. Бар славится своими музыкантами, одетыми в костюмы тореодоров и исполняющими в своем стиле рок-хиты 70-х годов типа «Стоун фри» и «Хонки тонк вумен».

В целях безопасности Рамон не стал проверять Нельсона по компьютерному банку данных тайной полиции, он по возможности строго соблюдал соглашение с британской секретной службой, оставаясь при этом надежным сотрудником тайной полиции Колумбии.

Но разве он не ушел в отставку? Разве Хавьер Рамон теперь не отставной полковник? В наши дни все возможно.

Подходя к ресторану, Рамон заметил Хайме и двух его людей, изображающих нищих. Из кармана Хайме торчал сине-белый платок — это сигнал тревоги, означающий, что Рамону небезопасно идти на встречу. Поэтому полковник прошел мимо ресторана и остановился возле витрины фотомагазина, держа руки в карманах и наблюдая в витрине отражение входа в ресторан.

Возле ресторана остановился синий джип в сопровождении крутого вида трех мотоциклистов на мотоциклах «судзуки» с объемом двигателя 800 кубических сантиметров, одетых на манер героев фильма «Солдат с большой дороги». Это любимый фильм Рамона, дома у него даже имеется его видеокопия. Судя по их виду, это явно люди картеля.

Затем он заметил, как мимо джипа в бар прошли Рестрепо и Хесус Гарсиа.

Внезапно по спине Рамона пробежал холодок, он резко и не слишком осторожно обернулся, ища взглядом переодетых полицейских или сотрудников тайной полиции. Карлос Нельсон явно выбрал не тот бар, если сейчас сюда нагрянут власти.

Но все вокруг вроде спокойно. В конце концов, человек, называвший себя Рестрепо, волен ходить куда угодно. Ордера на его арест не имелось.

Только слухи и подозрения.

В баре Гарри Форд прикурил очередную сигарету, пятую за сегодняшний день. Ему все еще не верилось, что он становится обычным курильщиком. Среди заполнивших бар телохранителей, тайком приглядывающих за своими хозяевами, Гарри заметил двух серьезных профессионалов.

Эти серьезные парни не приглядывали ни за кем специально, но их глаза трудились без остановки, оценивая каждого посетителя, каждого входящего и выходящего. Вскоре Гарри понял, что единственный человек, к которому они не проявляют внимания, это он сам.

Этот профессионально подмеченный факт сообщил Гарри следующее: во-первых, ребят послал вперед проверить обстановку хозяин, который сам еще не прибыл; во-вторых, это именно его хочет увидеть их хозяин, поговорить или пристрелить.

Впрочем, оба парня могли быть просто детективами из какого-либо элитного подразделения. Явно хорошо подготовлены, причем пользуются классическими приемами, это видно даже из их манеры молча обмениваться знаками.

Значит, они или из тайной полиции, или из колумбийских войск специального назначения, потому что тех полтора года тренируют недавние сослуживцы Гарри по 22-му специальному воздушно-десантному полку. Или же они боевики картеля, которых тренировал предатель сержант Макатир.

Гарри посмотрел на тлеющий кончик сигареты «Мустанг» и кивнул смуглой девушке за стойкой бара. Она оживленно и радостно улыбнулась в ответ и открыла бутылку пива «Корона». Боже, эти колумбийские девушки просто прелесть. Один из парней, за которыми Гарри наблюдал в зеркало позади стойки бара, встал и направился к выходу, дотронувшись рукой до уха, где у него наверняка находится наушник для связи с остальными людьми из их группы.

Такой серьезной аппаратурой могут быть оснащены только полицейские. Или люди картеля, которые могут позволить себе любое оружие и аппаратуру.

Он незаметно сделал глубокий вдох, затушил сигарету и улыбнулся барменше, запустившей в его направлении по стойке стакан с ледяным пивом «Корона».

Внезапно чувство тревоги прошло, Гарри успокоился, пульс стал реже. Ведь он был тренированным человеком, а игра, в которой он выступает профессиональным игроком, только начиналась. В этот момент в бар вошли двое мужчин, мимо которых он прошел, выходя из ресторана в Национальном парке, где пристрелил садиста-полицейского. Они быстро обменялись взглядами с оставшимся в баре наблюдателем, который сидел рядом с дверью, прислонившись спиной к стене.

У одного из них спрятан «узи», у другого «кольт» большого калибра.

«До встречи», — сказал им тогда Гарри, уверенный, что может возникнуть нервная перестрелка, но они сохраняли полное спокойствие, а он вышел из ресторана, вскочил на мощную «ямаху» и рванул вперед, потом свернул с дороги и понесся к видневшимся вдалеке холмам Национального парка.

До встречи. И вот теперь они здесь.

Бобби Сонсон проскользнул в конец бара и облокотился левым локтем на стойку, наблюдая за правой стороной зала. Мурильо расположился в другом конце бара, контролируя левую часть зала. Оба даже не взглянули на Гарри.

Да кто же, черт побери, должен прийти? Разговор в баре продолжался, большинство присутствующих здесь людей привыкли к подобным ситуациям. Оркестр играл что-то веселое, Гарри отхлебнул пива и очень осторожно повернулся от стойки лицом к двери, ненароком расстегнув среднюю пуговицу старого твидового пиджака спортивного покроя. Если возникнет перестрелка, то ему придется сражаться с тремя в баре и с теми, кто появится в дверях.

Веселая музыка внезапно сменилась спокойным, печальным испанским фламенко в исполнении гитар. Гарри чувствовал себя матадором, ожидающим появления быка…

Вошли двое мужчин. За ними вплотную следовал покинувший бар наблюдатель, прижимая к уху наушник, он встретился взглядом со своим коллегой. На вновь прибывших была неброская, дорогая одежда, однотонные рубашки и галстуки, обувь ручной работы. Один из них — стройный, широкоплечий, с длинными, ухоженными волосами, второй — пониже, с лицом сифилитика, впалыми щеками, мускулистыми, грубыми руками мастерового. Оба вели себя совершенно спокойно, не обращая внимания на подозрительных и опасных посетителей бара, явно давая понять своим видом: «Мы тоже опасные, самые опасные в этом городе».

Длинноволосый встретился взглядом с Гарри, довольно улыбнулся, глаза его засверкали, хотя в них не чувствовалось даже намека на враждебность. Так смотрит аллигатор, который еще не проголодался.

Они явно искали встречи именно с ним, оба мужчины двигались к нему, а Гарри не отрывал от них взгляда, не забывая при этом держать в поле зрения и телохранителей. Для профессионального военного Гарри Форда все они оставались целями.

Мужчины остановились в двух футах от Гарри. Удивительно, но никто больше в баре не заметил, что происходит что-то необычное.

— Сеньор Нельсон? Меня зовут Луис Рестрепо Осорио. Не знаю, говорит ли вам что-нибудь это имя.

Конечно говорит.

Гарри Форд знал о картеле все, что знал Дэвид Джардин, в том числе и о Рестрепо, о его странном визите в Женеву, роли в картеле Пабло Энвигадо, и даже о присутствии Рестрепо в Париже, когда Венецианскую Шлюху нашли на мосту с простреленной головой.

— Добрый день, сеньор. Рад познакомиться. — Гарри холодно улыбнулся. — Хотите пива?

— Между прочим, я пришел сюда… — Рестрепо презрительным взглядом обвел бар и клиентов, давая понять, что по своей воле никогда не явился бы сюда, — чтобы пригласить вас на обед.

— Я уже договорился насчет обеда с другим человеком.

— Разумеется, с полковником Рамоном.

Гарри Форд почувствовал себя истребителем, в который попала ракета класса «воздух-воздух», но в тренированной памяти возникли слова Ронни Шабодо, первым делом предупреждавшего, что «неприятные сюрпризы» являются неотъемлемой частью повседневной жизни тайного агента, действующего среди умных и опасных противников.

— Совершенно верно, — спокойно ответил Гарри.

— Полковник находится сейчас на другой стороне улицы. Его люди заметили моих людей и предупредили его. Они профессионалы, — откровенно заметил Рестрепо.

— Значит, вы предполагаете, что он вероятнее всего не придет на обед. — Гарри улыбнулся, словно ему нравилась уверенность Рестрепо.

— Так мы идем?

Рестрепо совершенно спокойно смотрел на Гарри. Еще бы, ведь у него на руках все козыри.

— Сеньор Рестрепо, а какой я могу представлять для вас интерес?

— Идемте, мой друг. Ради Бога, это просто обычный обед. Никто не собирается вас убивать.

Гарри посмотрел прямо в глаза адвокату картеля.

— Даете честное слово бойскаута? — спросил он, и при этих словах Рестрепо и Хесус Гарсиа рассмеялись.


— Я же говорил тебе… — Пабло Энвигадо рассмеялся, отправил в рот вилкой кусок рыбы с рисом, потом погрозил ею Рестрепо, сидевшему рядом с Гарри Фордом за круглым столом в ресторане «Салинас», лучшем ресторане в фешенебельном, дипломатическом районе в северной части Боготы, — это потрясающий парень… Честное слово бойскаута. — Пабло смахнул выступившую от смеха слезу. — Сеньор Нельсон, не возражаете, если я буду называть вас Карлос?

— Конечно нет, Крестный, — ответил Гарри.

— Вот видишь? Он еще и покладистый, — обратился Энвигадо к Рестрепо, потом снова повернулся к Гарри. — Я слышал, вы играете в поло.

— Я увлекаюсь скачками с препятствиями, — честно сознался Гарри.

— И убиваете людей, которых не любите.

Как бы поступил опытный агент Дэвид Джардин, если бы ему в лицо бросили обвинение в хладнокровном убийстве? Гарри посчитал глупым выкручиваться и мямлить что-нибудь вроде: «Не понимаю, о чем вы говорите». Его бы здесь не было, если бы Энвигадо знал обо всем. Но и с первой же попытки сдаваться не хотелось.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы посмотрели прямо в глаза моим лучшим людям.

Пабло кивнул в сторону Мурильо и Сонсона, сидевших за столиком возле двери. Затем достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его Гарри. Это был его фоторобот, обошедший всю Боготу.

Гарри внимательно изучил фоторобот, сходство было даже большее, чем на его фотографии на паспорте. Он восхищенно покачал головой, оценивая отличную работу, и вернул бумагу Энвигадо.

— Этого негодяя следовало бы казнить медленной смертью.

Рестрепо и Хесус Гарсиа посмотрели на Энвигадо. От наступившей тишины казалось, что шум в ресторане стал сильнее. Пабло одобрительно кивнул.

— Хорошо сказано. Я тоже так говорил, когда был в вашем возрасте. А что вас связывает с такой ищейкой, как Хавьер Рамон?

— Мне надо здесь на кого-то опереться, для меня это незнакомая страна. А он очень влиятельный человек, и, если я докажу ему чистоту своих намерений, он вполне может посодействовать.

— Вы, наверное, хотите заняться небольшим экспортом? — усмехнулся Энвигадо, жуя очередной кусок рыбы.

— Посмотрим.

Гарри начинала нравиться эта игра.

— Насколько я понимаю, вы знакомы со Спенсером Перси.

Интересно, а было что-нибудь такое, чего этот человек не знал?

— Но вряд ли вы знакомы с ним.

Спенсер Перси ненавидел кокаин, и это все знали.

— Мне нравится его стиль, — ответил Пабло, — как, впрочем, и ваш…

«А мне нравится твой стиль, — подумал Гарри. — Отряды, батальоны солдат и полиции разыскивают тебя по всей Колумбии, а ты вот тут, в Боготе, в двух милях от президентского дворца и штаб-квартиры тайной полиции, которую недавно взорвал, пытаясь убить начальника тайной полиции генерала Мазу. Обедаешь в маленьком ресторанчике среди дипломатов, банкиров и политиков. Простенькие, но здорово меняющие внешность очки в золотой оправе, чисто выбрит, четыре фальшивых зубных коронки для маскировки настоящих зубов, новая прическа, безупречный, сшитый на заказ английский костюм, спокойная уверенность человека, выглядящего своим среди высокопоставленных клиентов. Да еще примерно тридцать охранников, неприметно разместившихся за столиками в ресторане и на улице среди поджидающих машин других клиентов, обедающих в ресторане „Салинас“, в каждой из которых по одному-два телохранителя».

— Так что вам угодно от меня, сеньор? — Гарри сделал вид, что смущен и встревожен. — Ведь мое маленькое дело не конкурент вашему…

— Я слышал, что из-за вашего маленького дела вас разыскивают по всему миру.

Гарри Форд пожал плечами.

— Мне нравится моя жизнь.

Пабло вытер губы светло-зеленой льняной салфеткой.

— Ты слышишь, Луис? — Он нацелился вилкой в Рестрепо, который спокойно улыбнулся. — Ему… нравится… его жизнь… Вот это я понимаю. Послушайте, Карлос, для вас тут пахнет жареным. Вы совершили неверный шаг, обратившись здесь, в Боготе, за помощью к Рамону. Уже поверьте мне. Это очень коварный тип, поэтому и изображает из себя влиятельного человека. Вы умный молодой человек, мой друг, но и глазом моргнуть не успеете, как Рамон обведет вас вокруг пальца и выдаст Соединенным Штатам.

Дон Пабло подождал, пока официант наполнит бокал вином. Гарри отметил про себя, что это было «Батар Монтраше» урожая 83-го года. Для дона Пабло — все самое лучшее.


Вертолет с шумом кружил над крышами домов района Ламбет, наверное, это вертолет дорожной полиции, потому что как раз приближался час пик. Шум его слышен в угловом кабинете куратора направления «Вест-8» в здании Министерства иностранных дел.

Дэвид Джардин видел, что Ронни Шабодо волнуется. Он читал расшифрованное сообщение Гарри Форда, присланное из Санта-Фе в Антьокии.

Прошло две недели со времени обеда с Пабло в самом центре Боготы. Сообщения от Гарри поступали регулярно, чего, впрочем, и следовало ожидать от опытного офицера специальных воздушно-десантных войск, и в каждом послании сообщалось все больше деталей его успешного внедрения в самое сердце медельинского картеля.

Во время обеда в ресторане «Салинас» Пабло Энвигадо благосклонно отнесся к Карлосу Нельсону. Устроенная Хесусом Гарсией тщательная проверка незнакомца выявила именно то, чего и хотела группа операции «Коррида», обосновавшаяся в Министерстве иностранных дел.

Так что ни у Рестрепо, ни у Гарсиа не было веских причин для возражений, когда Пабло Энвигадо в типичной донкихотской манере предложил Карлосу Нельсону поработать на него, заняться реорганизацией и укреплением структуры картеля и, если все пойдет хорошо, приступить в дальнейшем к расследованию явно усиливающихся попыток отделения картеля в Кали (куда входили более «цивилизованные» потомки конкистадоров) подорвать жесткое главенство медельинской группы в деле торговли кокаином.

Гарри попытался отказаться, сославшись на то, что у него уже наметилась пара отличных сделок с марихуаной, а кокаин — не его стихия, да и вообще он предпочитает сам быть себе хозяином. С самого начала он был уверен, и сообщал об этом в донесении, что Рестрепо не понравится идея привлечения его к расследованию деятельности группы из Кали, хотя адвокат и не высказался по этому поводу.

«Присоединяйся ко мне, — заявил дон Пабло, — и я покажу тебе такое богатство и азарт, о которых ты и не мечтал никогда». Потом он усмехнулся и добавил, что если он чего-то хочет, то, как правило, получает. Энвигадо дал понять Гарри, что ему все известно о предстоящих сделках с марихуаной, и поинтересовался, сколько тот намерен на этом заработать после покрытия всех расходов.

Гарри ответил, что свыше полумиллиона долларов.

Тогда Пабло Энвигадо приказал Рестрепо подготовить контракт на пятнадцать недель, по которому Гарри будет получать восемьдесят тысяч долларов в неделю. И тут тайный агент решил, что пора соглашаться.

— Не много для торговца наркотиками, — заметил Джардин, — а для приближенного к Энвигадо человека вообще пустяк…

Ронни Шабодо пожал плечами. Они знали, что своим ближайшим помощникам Пабло платит гораздо больше. Рестрепо, например, получает два миллиона долларов в месяц.

— Может быть, это просто… для начала? — предположил венгр.

И вот спустя две недели агент Гарри Форд по кличке «Пакет» стал удивлять своих руководителей качеством разведывательной информации о картеле. Места расположений кокаиновых лабораторий, данные на представителей картеля в Колумбии и за рубежом, как в Европе, так и в США. Многое из этой информации было уже известно, но это только еще раз подтверждало точность добытых агентом сведений.

Форд «Нельсон» не имел доступа к строжайшим секретам картеля, но действовал даже более удачно, чем того ожидали руководители операции «Коррида». А в донесении, которое Ронни Шабодо сейчас держал в руках, сообщались подробности предстоящего визита Энвигадо в кокаиновую лабораторию недалеко от Санта-Марта в предгорьях гор Сьерра-Невада. Это уже самая свежая, совершенно секретная информация, ради которой, собственно, и трудился Дэвид Джардин.

— Просто великолепно, Дэвид. — Ронни сунул руку в карман пиджака за кисетом. — Если данные верны, мы сможем послать туда из Картахены ребят из специальных войск, и они вместе с колумбийской спецкомандой-9 накроют и уничтожат всю банду.

— Стоит подумать над этим.

Джардин открыл заднюю крышку каминных часов и вставил ключ, чтобы завести их. Потом нажал на кнопку селектора.

— Да, сэр? — раздался голос Хетер.

— Хетер, свяжись с командующим специальными войсками, хорошо? По секретной линии. Если не разыщешь его, постарайся связаться с полковником Макалпином в Херефорде.

И он отключил селектор. Шабодо продул курительную трубку и принялся развязывать кисет.

— Тебя что-то беспокоит, Дэвид? В чем дело?

Джардин закончил заводить часы, осторожно закрыл заднюю крышку и поставил их на стол, занявшись установкой времени.

— Отлично тикают. Надежно и ровно. Как хороший агент…

— Ты все продолжаешь думать, что восемьдесят тысяч это мало?

— Не густо, скажем так.

Позвонила Хетер и сказала, что на секретной линии командующий специальными войсками, а по другой линии звонит сотрудник секретной службы из посольства Великобритании в Дублине.

Дэвид коротко пояснил командующему, что, возможно, предстоит операция по уничтожению и аресту членов колумбийского картеля, и провести ее следует силами специальных войск, расквартированных сейчас в армейских казармах Картахены вместе с колумбийскими спецподразделениями. Для обсуждения подробностей они договорились позже встретиться в кабинете командующего. После этого Джардин взял другую трубку.

— Как дела, Тоби?

Тоби Мейтленд был старшим офицером секретной службы в Дублине. Официальной крышей ему служит пост пресс-атташе при посольстве Великобритании, но это ни в коем случае не обмануло ирландскую разведку и службу безопасности, и они частенько оказывали ему помощь.

— Дэвид, я по поводу той неизвестной девушки…

— Слушаю тебя.

— Понимаешь, тут ходят разговоры насчет одного юриста. Довольно крупная шишка.

Младшему коллеге пора было бы понять, что не всегда следует говорить загадками, пытаясь якобы зашифровать разговор.

— Адвокат?

— Бери выше.

— Отлично, значит, он судья. Да прекрати ты, Тоби.

— Слушай, именно так и зовут его дочь. — В трубке раздался треск помех. — Дэвид?

— Я тебя слушаю.

— Ходят слухи, что она пропала. Вроде бы сейчас где-то в Венесуэле. Хочешь, чтобы я отправил факс?

«Слава Богу», — подумал Джардин.

— Да, это было бы отлично, Тоби.

В голосе Тоби даже появились радостные нотки.

— Правда? Отправить прямо сейчас, Дэвид? Или может подождать? У нас тут что-то вроде вечеринки, в посольстве проводят дегустацию вина, и я с радостью вызвался поучаствовать, ха-ха-ха.

— Лучше прямо сейчас, Тоби. Понимаешь, дело связано с убийством.

— О Боже, я мигом.

— Большое спасибо. И вот что, Тоби…

Тоби изобразил жуткую озабоченность.

— Да, Дэвид?

— Желаю успешной дегустации.

В полученном от Тоби факсе упоминался судья Юджин Пирсон и его дочь Сиобан, которая считается пропавшей без вести и по поводу которой судья послал запросы по ирландским дипломатическим каналам. Уже через семь минут Дэвид Джардин связался со службой радиоэлектронного перехвата секретной службы, базировавшейся в Западной Англии, в Челтенхеме.

Он запросил распечатки перехватов всех разговоров между Министерством иностранных дел Ирландии и всеми странами Южной Америки, в которых упоминались имена Пирсон, Сиобан, слова «судья», «занятия музыкой», а также имя Рикардо или Ричард, имея в виду Рикардо Сантоса, изображенного на фотографии вместе с Сиобан. И еще записи всех телефонных разговоров судьи Пирсона из дома и служебного кабинета дублинского уголовного суда за последние шесть месяцев.

К десяти часам утра на следующее утро Дэвид Джардин уже смог позвонить Элджину Стюарту и сообщить, что, вероятнее всего, девушку зовут Сиобан Пирсон, она дочь судьи Юджина Пирсона, которого прочат в новые министры юстиции, если партия Финн гэл, возглавляемая О’Шеем, победит на следующих выборах.

Оба пришли к согласию, что информацию следует строго засекретить и не сообщать пока Пирсонам об их трагической потере. Потому что им обоим очень важно — хотя и по различным причинам — выяснить, почему судья Пирсон так важен для картеля, если уж они решились шантажировать его таким способом.

В этот же самый день Юджин Пирсон отправил по почте копии дискеток, которые он раньше передал Рестрепо, на домашний адрес Джардина на Тайт-стрит. Отправил он и коды, которых еще не было у картеля, но по другому адресу: мистеру Дэвиду Джардину, Министерство иностранных дел и по делам Содружества, Протокольный отдел, Чарльз-стрит, Уайтхолл.


19

Дьявол


Вороны взлетели с верхушек деревьев, их хриплое, унылое карканье как раз соответствовало настроению Юджина Пирсона. Он смотрел на Брендана Кейси, который, казалось, был глубоко погружен в свои мысли. Судья обязан проинформировать начальника штаба о том, что все в порядке и группа «Лорка» готова принять первую партию колумбийского кокаина.

Юджин также попросил организовать вооруженную охрану из боевиков «временных» первой партии двух тонн кокаина, которые стоили сотни миллионов долларов, пока он с дочерью Сиобан не вернется благополучно из Боготы, где, как было тайно условлено с Рестрепо, Сиобан встретится с обеспокоенным отцом.

— Не знаю, Юджин.

Кейси пнул ногой кучку сосновых иголок. Они находились в сорока милях к северу от Дублина, недалеко от Дандолка. Вокруг шныряли телохранители, похожие на сказочных серо-коричневых болотных леших времен древней Ирландии, являющихся хранителями мифа о порабощенной свободе Ирландии. Мифа, который привел судью Юджина Пирсона в ряды сторонников вооруженной борьбы и который вместе с тем окончательно утвердил его в намерении разрушить союз с кокаиновым картелем, пока еще этот союз не нанес серьезного ущерба его любимой Ирландии и чистоте подлинной борьбы за свободу.

Не раз обдумав свои действия, Пирсон абсолютно успокоился по поводу своего анонимного послания британской разведке. Да, конечно, англичане — это враги и останутся таковыми, пока полностью не очистят территорию шести графств, но, по мнению Пирсона, именно в данный момент большая опасность для движения и всей Ирландии исходит от Брендана Кейси и горстки людей, занимающих не свои места.

В своем первом послании Дэвиду Джардину Пирсон дал понять, что группа «Лорка» состоит из предателей дела «временных» и не имеет отношения к патриотам, руководящим вооруженной борьбой.

Во втором послании, отправленном вместе с копиями дискеток, переданных Рестрепо, Юджин еще раз подчеркнул, что группа «Лорка» не имеет отношения к Военному совету. Это, разумеется, ложь, но она могла впоследствии, когда начнутся внутренние распри, спасти движение.

А еще Пирсон решил для себя, что после возвращения в Дублин со своей любимой дочерью Сиобан, лицом и волосами напоминавшей заблудшего ангела, он убьет Брендана Кейси. Вот тогда наконец и начнется настоящая вооруженная борьба. Он планировал убить его во время встречи вроде сегодняшней. Воспользуется ножом, отвлечет чем-нибудь внимание ублюдка и быстро полоснет по горлу. А внимание отвлечь просто, показать куда-нибудь и спросить: «Что это?»

Пять лет назад ему пришлось вести подобное дело. Девушка-убийца потренировалась на бойне, и все у нее вышло запросто. Тогда это дело произвело на судью большое впечатление.

И Юджин стал тренироваться тайком, пока не заучил это движение так, что мог перерезать горло с закрытыми глазами. Поначалу он думал, что навык пригодится ему для самообороны или когда наступит решительный момент вооруженной борьбы. Ведь самым тайным намерением «временной» ИРА всегда оставалось, когда англичане уберутся из шести графств, поднять народное восстание, типа того, что произошло в Болгарии и много лет назад на Кубе. Отстранить от власти избранный ирландский парламент и создать единое государство. Тридцать два графства под управлением «временных».

Юджин Пирсон всегда мечтал об этом. А нож мясника предстояло пустить в дело очень скоро.

Глядя на Брендана Кейси в ожидании ответа, судья слегка улыбнулся. Боже, какую прекрасную цель представляла его шея прямо сейчас. В свое время ее так легко будет перерезать. Он запасется отпечатанным приговором, который предъявит телохранителям. Официальный смертный приговор, подписанный Декланом Бурком и Мэри Коннелли. Ирландские борцы за свободу уважительно относятся к любому письменному документу, особенно если в нем имеются знаки препинания. Революционеры-республиканцы испытывают прямо-таки любовь к знакам препинания, о чем свидетельствует любая из их прокламаций, объясняющая причину взрыва бомбы или убийства.

— Не знаю, — повторил Кейси. — Контракт есть контракт, и ты это знаешь.

— Боже мой, но они же захватили мою дочь.

Злые глаза Кейси уперлись в Пирсона, он кивнул несколько раз, словно в такт какой-то неслышной мелодии, и наконец усмехнулся, сверкнув на солнце золотыми коронками.

— Ладно. Почему бы и нет?..

У Юджина отлегло от сердца. В этот момент он готов был отменить свой смертный приговор Кейси, настолько он ему благодарен.

— Так когда ты едешь? — тихо спросил Брендан Кейси.

— В течение ближайших двух дней.

— Может, отправить с тобой пару ребят? Мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось.

— Нет, нет. — Судья заискивающе улыбнулся. — Меня пригласили на конференцию юристов во Флориде. Поэтому мне надо ехать туда под своим именем. Оттуда я вылечу самолетом в Боготу, переночую, на следующий день встречусь с Рестрепо, передам коды, заберу Сиобан, может быть, пообедаю с ней в старом квартале, говорят, там очень здорово, дети ведь любят такие вещи, да? Следующим самолетом вернусь в Майами, побуду на конференции, а потом полечу прямо домой. Мараид будет на седьмом небе от счастья.

Кейси поднял взгляд на каркающих ворон, небо уже темнело. Он кивнул и снова посмотрел на Пирсона.

— Что ж, желаю удачи, Юджин. До встречи…

Брендан Кейси повернулся и пошел, мягко утопая в сосновых иголках. Где-то вдали заухал филин.


Кондиционер в кабинете окружного прокурора Фассиопонти барахлил. Он то не работал, то, несмотря на прохладный весенний день, гнал влажный, холодный воздух, в результате чего представители ведомств, принимающих участие в расследовании кровавой бойни в Бельвью, просто задубели от холода.

Внезапно поток холодного воздуха прекратился, Эдди Лукко потер ладони и спрятал их на груди под твидовым пиджаком. Дон Мейдер сунул ладони под мышки, агент ФБР и следователь таможенной службы выглядели так, словно у них начался грипп.

— Да вы ребята просто слизняки, — заявил Фассиопонти, развалившийся в кресле в полосатой рубашке от «Брукс бразерс» и красных подтяжках.

Лукко слышал, что окружной прокурор работает даже в обеденный перерыв, а после работы по пути домой заходит в салон искусственного загара. А еще окружной прокурор был бабником, и уже третий раз приставал к Нэнси, хотя и не мог не знать, что она жена лейтенанта Лукко, и это-то больше всего бесило Эдди.

— Ладно, — начал Фассиопонти, — подведем итоги. Виновники убийства в Бельвью — колумбийцы, они получили приказ заткнуть рот Малышу Пи Патрису до того, как он предстанет перед большим жюри по делу контрабанды и распространения кокаина в штате Нью-Йорк. Руководил ими один из боссов картеля, специально прибывший для этого в Нью-Йорк. В то же время, вероятно, убили и одного из главных дельцов картеля Рикардо Сантоса Кастанеду. Сантос потерял девушку, личность которой не установлена, она приехала вместе с ним из Рима. В списках пассажиров они не числятся, видимо, летели по фальшивым паспортам. К слову сказать, паспорта, должно быть, изготовлены великолепно, иначе иммиграционная служба обнаружила бы подделку. Девушка пошла к Симбе Патрису, брату Малыша Пи, переспала с ним за несколько порций «крэка», а потом ее нашли мертвой в результате передозировки наркотика, смешанного с какой-то отравой. Сейчас ее труп находится в морге согласно ордеру, полученному лейтенантом отдела по убийствам Эдди Лукко, который служит в 14-м полицейском участке, а нашли ее на территории именно этого участка.

Лейтенант Лукко убежден, что девушку похитил картель, чтобы оказать давление на ее отца, который чем-то важен для планов Пабло Энвигадо. Он европеец, возможно, ирландец, а в результате отличной работы детектива Лукко нам теперь известно и имя девушки. Сиобан.

Симбу, без сомнения, убил картель, которому стало известно о его разговоре с мистером Лукко, девушка могла рассказать Симбе что-нибудь такое, о чем ему знать было совсем не обязательно. Да и вообще он представлял опасность для картеля, потому что плохо воспринял шутку с убийством его младшего брата. — Прокурор задумался на секунду. — Есть что-нибудь новое о третьем брате Патрисе? Как его зовут?

— Абдулла, — вставил таможенник.

— Он исчез. — Лукко расслабился, почувствовав, что кондиционер начал гнать теплый воздух. — Ходят слухи, что смылся на Карибы, пока все не утихнет. 110-й полицейский участок разыскивает его за убийство пяти колумбийцев в Куинзе. Он угрохал и одного повара из ресторана, который, как оказалось, активно работал на картель.

— Ловкий парень, — заметил агент ФБР.

— Вот что, ребята, — Фассиопонти развел руками, — …кого же мы представим нью-йоркским избирателям? Если все убийцы смылись?..

— Я постараюсь выяснить некоторые имена. — Лукко вытянул длинные ноги и заметил, что ботинки у него вычищены хуже всех. — Потом потребуем их выдачи у Боготы.

Раздавшийся после его предложения смешок не только не разрядил обстановку, но и усугубил ее напряженность. Мейдер с сочувствием посмотрел на Эдди.

— На самом деле Эдди сделал невероятное, — поддержал лейтенанта Дон. — Но иногда и этого недостаточно. Тони, в США не осталось ни одного человека, которого мы могли бы обвинить в убийстве в Бельвью. Но Лукко постарается откопать парочку имен… Сможешь, Эдди?

Лукко кивнул.

— Опубликуем объявления о розыске и схватим их, когда они в следующий раз сунутся к нам.

— Вот как? — иронически спросил окружной прокурор. — А что, черт побери, мы скажем начальству?

— Это уже ваша проблема, сэр, — бросил Лукко, поднимая взгляд от плохо вычищенных ботинок. — Мы выполняем самую легкую работу.

Присутствующие сочувственно улыбнулись, агент ФБР сделал вид, что открывает портфель.

Фассиопонти взял карандаш и застучал им по столу, как дятел.

— У вас есть еще какие-нибудь умные замечания, лейтенант?

Лукко откинулся в кресле, сложил вместе пальцы рук и потер переносицу, не отрывая взгляда от лица окружного прокурора.

— Конечно, мистер Фассиопонти. — И спокойно добавил по-итальянски на неаполитанском диалекте: — Держи свои поганые руки подальше от моей жены. Понял?

Лицо Фассиопонти стало пунцовым, стук карандаша замолк. Трое остальных присутствующих, не понимавших итальянского, в недоумении уставились на него.

— Поделитесь и с нами шуткой, — попросил таможенник Кортес, примерно догадавшийся о содержании сказанного.

— Это старая неаполитанская шутка. — Лукко холодно улыбнулся, глядя на окружного прокурора. — В переводе она будет звучать непонятно. Как ты считаешь, Тони?..

Наступила долгая пауза, во время которой окружной прокурор постепенно пришел в себя, лицо его уже не было таким красным. Он медленно кивнул.

— Да, это трудно перевести. — Он пожал плечами и, избегая взгляда Лукко, обратился к остальным присутствующим: — Так каковы у нас шансы опознать эту Сиобан или, как там, черт побери, ее зовут?

Все повернулись и посмотрели на Эдди Лукко. Касалось, он размышлял, потом пожал плечами.

— В данный момент? Никаких. Но мы будем продолжать заниматься этим, дело ведь не закрыто.

После совещания, когда все подошли к лифтам, Дон Мейдер и Лукко пропустили остальных вперед.

— Все прошло хорошо, — сказал Мейдер. — Эдди, тебе нужно начинать тратить деньги. Если ты к ним не притронешься, это будет выглядеть очень подозрительно.

— Согласен. Сколько?

— Купи машину, возьми немного наличными, отвези Нэнси куда-нибудь отдохнуть. И дай кое-что своему напарнику.

— Сколько?

— Ну… тридцать тысяч.

— Тьфу ты!

— Только не пользуйся нью-йоркским банком. Езжай в Нассау или в Майами.

— Нам нужен новый холодильник и стеллаж для пластинок.

Мейдер усмехнулся.

— Тридцати тысяч хватит.

— Когда ехать?

— Хоть завтра. Но помни, Эдди, деньги принадлежат Министерству финансов США, и, что бы ты ни купил, мне нужны квитанции. Все, что вы с Варгосом купите, будет принадлежать правительству. Понял? — добавил он по-итальянски.

— Ты говоришь по-итальянски?

— Моя сестра замужем за итальянцем. А теперь послушай меня, Эдди. Я тебе доверяю, ты должен знать эту информацию, но она совершенно секретна, и больше ни одна живая душа…

Лукко кивнул.

— Разумеется.

Дон Мейдер оглянулся по сторонам, достал блокнот, открыл его на чистой странице и написал большими буквами: Сиобан Мэри Пирсон.

Когда Лукко в четвертый раз прочитал эти три слова, у него защемило в груди. Он заморгал, и по его каменному лицу скатилась слеза. Смутившись, Эдди отвернулся и вытер лицо рукавом, потом снова повернулся к Мейдеру. Тот сделал вид, что ничего не заметил, и написал еще одно имя: судья Юджин Пирсон. Апелляционный суд Дублина. Ирландия.

Лукко прочел и запомнил. Он почувствовал усталость после стольких месяцев напряженной работы. Но наконец-то девушка сможет найти свой последний приют.

— Но никто, а главное — отец, не должен об этом знать. Ставки в этой игре слишком высоки, Эдди. Договорились?

Лукко кивнул и посмотрел в глаза Дону.

— Спасибо, Дон, я ценю твой поступок.

— А теперь начинай думать о поездке в Нассау или Майами. И развлекайся. Кто сказал, что в этой работе не бывает маленьких радостей?

Лукко с каменным лицом вздохнул, потом бросил, как бы невзначай:

— Я, пожалуй, куплю белый «феррари».

Он засмеялся, повернулся и пошел по коридору, а Дон Мейдер успел крикнуть ему вслед:

— Только попробуй!..


Гарри Форд наблюдал за Пабло Энвигадо и дряхлым священником, сидящими за деревянным столом в тени высокого тропического дерева с изогнутым стволом, и Гарри почему-то казалось, что он должен знать название этого дерева. Ему даже слышался низкий и грубый голос Лофти Вайсмена, инструктора специальных воздушно-десантных войск, обучавшего Гарри выживанию в различных природных условиях в те времена, когда он только поступил на службу в специальные войска. «Что значит, ты не знаешь, как называется итиокантус ономатопеа? Невежа!» — говорил Лофти. Он знал все о деревьях, съедобных корнях и ягодах, произрастающих на любом континенте и в любом климате. Лофти был вместе с Гарри и во время выполнения первого боевого задания где-то в Юго-Восточной Азии. А англичане даже и не подозревали, что их специальные воздушно-десантные войска ведут там боевые действия.

На дереве сидели три разноцветных попугая, занятых своим делом. Энвигадо с ближайшим окружением укрылся на банановой плантации на склонах холмов Рио-Мулатос к западу от города Брунито, расположенного вблизи Карибского побережья северной Антьокии и залива Ураба.

Наблюдая за Пабло Энвигадо и старым священником, Гарри делал записи в лежащем на коленях блокноте, составлял схему подготовки и оперативные инструкции для боевиков медельинского картеля. Следовало укрепить дисциплину в картеле, чтобы никто не посмел ни предать, ни поставить под угрозу ежедневную деятельность отлаженной машины. На низшем уровне это означало вытащить некоторых крестьян и городских жителей из их убежищ и расстрелять на глазах семей, оставив трупы на месте, как напоминание о длинных руках дона Пабло. На высшем уровне предполагалось сжечь фабрику какого-нибудь миллионера, взорвать виллу судьи Верховного суда или штаб-квартиру тайной полиции в Боготе — по возможности с большим количеством жертв. Цель у этих акций одна и та же — дать понять, что никто не смеет становиться на пути Крестного отца.

И, хотя эта программа просто ужасала, она не вызвала удивления у Гарри Форда, который теперь осведомлен о деталях всех операций картеля. А поскольку он (и его руководитель Дэвид Джардин) в идеале намеревался выяснить все о лабораториях и каналах распространения кокаина, то приходилось выполнять работу, к которой не лежала душа у человека, посвятившего свою жизнь борьбе с преступниками. Это задание не явилось неожиданностью для Гарри, во время их короткой встречи в Испании перед самым началом операции по внедрению в картель Ронни Шабодо предупреждал его, что каждый новый высокопоставленный деятель картеля в качестве первого задания получает приказ руководить действиями групп карателей.

И Гарри не испытывал угрызений совести, он прекрасно понимал, что внедрение в картель одного тайного агента все равно не спасет много жизней. Его задача — сблизиться с Энвигадо и в подходящий момент схватить его и доставить властям. Но до того момента, и это неоднократно подчеркивалось, ему следовало передать секретной службе как можно больше сведений о картеле, его людях, планах на будущее, связях в Европе и с другими отделениями картеля в Колумбии. О связях с отделениями в Кали и Боготе, с Панамой после ухода Норьеги, с боливийскими и бразильскими торговцами наркотиками, с тщательно засекреченными лабораториями в Эквадоре.

Задание довольно сложное, но оно устраивало амбициозного и честолюбивого Гарри Форда. Он понимал, что если останется в живых (а он очень надеялся остаться) и сумеет сделать то, что не удалось Управлению по борьбе с наркотиками и ЦРУ, то ему обеспечена блестящая репутация и карьера. Ведь он оставался тем же Гарри Фордом, который прыгал с парашютом в глубокий тыл противника в Ираке, выполнял опасные и стратегически важные задачи, надеясь в душе на успешную карьеру в рядах специальных воздушно-десантных войск.

В глубине души у него теплилась надежда, что после года успешной работы на секретную службу он сможет вернуться в специальные воздушно-десантные войска, покомандует ротой и, если все пойдет успешно, то получит звание подполковника, а там и должность, о которой мечтал, еще будучи кадетом Сандхерста, девять лет назад. Командира 22-го специального воздушно-десантного полка. И, даже изучая внушительный список боевиков картеля, Гарри продолжал с упоением думать об успешной карьере.

Пабло Энвигадо встал и любезно помог подняться старому священнику.

Мурильо, который стоял прислонившись спиной к кривому стволу тропического дерева, что-то сказал по рации. Гарри услышал, как с другой стороны плантации раздался шум, и безошибочно угадал, что это запустили двигатель вертолета «Аугуста-Белл-212». Вертолет находился в полном распоряжении картеля, хотя по документам он принадлежал студии документальных фильмов из Медельина, управлял им пилот немецко-боливийского происхождения, оператор и любитель приключений, снявший несколько фильмов о дикой природе Колумбии. Работал он в небольшом офисе в столице Антьокии, жил с хорошенькой двадцатидевятилетней женой-колумбийкой, владеющей баром в фешенебельном квартале Эль Побладо.

Пока Пабло Энвигадо вежливо поддерживал под руку старого священника, шум вертолета все нарастал, земля задрожала, и громадная махина с вращающимися лопастями появилась над розовой шиферной крышей гасиенды. Дон Пабло пытался что-то прокричать в ухо священнику, но тот явно все равно ничего не слышал. Вертолет с шумом завис над крышей, тихонько двинулся в сторону и плавно опустился на траву, подняв вокруг такой вихрь, что Гарри был вынужден крепко прижать блокнот к коленям.

Энвигадо и Мурильо осторожно подвели священника к вертолету и помогли ему забраться в кабину. Пока Мурильо застегивал ремни безопасности, священник поднял вверх правую руку, его старческое надменное лицо сияло. Он перекрестил дона Пабло Энвигадо, благославляя его. Вертолет оторвался от земли и пролетел прямо над Гарри, который широко расставил ноги, чтобы его не сбило воздушной волной.

Шум вертолета становился все тише и тише, а потом и вовсе исчез.

Пабло Энвигадо откинул волосы назад и направился к веранде, где его ожидал Луис Рестрепо. Поднимаясь по ступенькам, он бросил взгляд на Гарри Форда — или, как он думал, на Карлоса Нельсона, — а затем на Рестрепо.

— Ты знаешь, что говорит старик?..

— Нет, Пабло. Что он говорит?

— Я могу построить тюрьму по собственному проекту в любом месте, иметь собственных телохранителей и доступ к секретным линиям связи.

— И все же это тюрьма, Крестный.

— И еще, через два года я буду на свободе, уплатив свой долг обществу.

— И что вы тогда будете делать, дон Пабло?

Энвигадо покрутил усы, которые отросли довольно быстро, глаза его озарились вдохновением без малейшего намека на юмор.

— Луис, — ответил он, усмехаясь, — я выставлю свою кандидатуру на выборах.

— Каких выборах, Пабло?..

— В конгресс. Позволь мне напомнить тебе, что Колумбия — родина демократии в Южной Америке. И я намерен получить место в конгрессе, народ без сомнения отдаст мне свои голоса.

— А если нет, Крестный?

Глаза Пабло сузились, улыбка исчезла с лица.

— Так заставь его, Луис. — Он снова бросил взгляд на Гарри Форда. — Ты, Хесус Гарсиа и Карлос, не сомневаюсь, что вы обеспечите мне голоса…

Дон Пабло хмыкнул, а Рестрепо внезапно почувствовал пробежавший по спине холодок.


— Здорово, — сказала Элизабет.

Она стояла возле гладильной доски в гостиной квартиры на Тайт-стрит в одной из старых белых рубашек Джардина, воротник у которой настолько истрепался, что ее уже нельзя носить на работе, но вполне можно надевать для игры в крикет на поляне рядом с загородным домом. Она гладила светло-голубую рубашку Дэвида из стопки четырех или пяти рубашек, все еще теплых от сушильного шкафа.

Дэвид Джардин смотрел на нее снизу вверх, сидя на полу, прислонившись спиной к старому библиотечному креслу с подлокотниками. Рядом с ним на полу стоял массивный хрустальный стакан с виски, а на коленях лежал томик избранных стихотворений У. Б. Йитса.

— Да, но не совсем верно, — ответил он, и Элизабет бросила на него взгляд, которым хотела сказать: «Да хватит тебе ворчать».

И вдруг Дэвид живо представил себе Стивена Маккрея, дергающегося на Кейт Говард и сверкающего своими знаменитыми нефритовыми с золотом запонками. Сегодня четверг, а по четвергам сэр Стивен всегда отпускает шофера. Но его велосипед так и остался пристегнутым цепью к трубе на автомобильной стоянке, да и, сказать по правде, одно колесо у него спущено. Раньше, вечером по четвергам, сэр Стивен ездил домой в Далидж на велосипеде, но последнее время его жена считает, что он занят какой-то секретной работой, о которой и говорить даже нельзя. Одно из преимуществ их работы, обеспечивающее свободу действий.

— Как там у него сказано? — спросила Элизабет Форд, которая иногда просто поражала своего любовника проницательностью, основанной на природном уме и хорошем образовании.

Удивительно, конечно, но она успешно закончила колледж леди Маргарет Оксфордского университета. Дэвиду как-то не хотелось вспоминать, что несколькими годами раньше и Дороти закончила этот же колледж. Мысль о том, что у Элизабет есть что-то общее с его женой (на самом деле она совсем не похожа на Дороти в этом возрасте, потому что в те годы Дороти отличалась редкой красотой) расстроила Дэвида. Такая мысль заставляла его страдать… от предательства. А раньше у него никогда не возникало подобное чувство.

— У кого? — спросил он, хотя понимал, что Элизабет имеет в виду Йитса.

— И срывал время от времени, — процитировала Элизабет, — золотые яблоки солнца… и серебряные…

Она замялась, и внезапно показалось, что готова расплакаться.

— …серебряные яблоки луны. О Боже, только посмотри на меня. — Она промокнула слезы светло-голубой рубашкой, которую гладила. — Проклятый Йитс, всегда заставляет меня плакать.

Еще несколько дней назад романтик и повеса, новообращенный католик и искатель маленьких наслаждений в жизни Дэвид Джардин встал бы, взял у нее рубашку, нежно вытер ее слезы и занялся бы с ней любовью. Но сейчас он знал точно, никогда еще не испытывал в жизни такой абсолютной уверенности, что он влюбился в Элизабет Форд, в ее глаза и губы, в ее голос и взгляд, который делал его беспомощным, уничтожая разумный, хладнокровный контроль над ситуацией. Сейчас он точно знал, что дело зашло слишком далеко.

Но она была женой другого человека. Человека, который доверил ему свою жизнь. Теперь он даже не нуждался в постоянных прощениях отца Уитли.

Джардин прошептал в уме молитву о прощении, обращенную к своему былому приятелю Богу, который теперь из хорошего парня превращался в грозное божество, и на его воображаемом лике не было и тени улыбки.

— Он прекрасный поэт, — сказал Дэвид и, не глядя на Элизабет, взял с пола стакан с виски. — У меня он тоже иногда вызывает слезы. Время от времени…


Десантирование проходило сложно. Штаб-сержанту Джо Муди не нравилась идея выброски затяжными прыжками ветреной, безлунной ночью. Конечно, громоздкие приборы ночного видения все-таки позволяли различать местность в зеленом свете, но пологие горные кряжи и кущи высоких деревьев, которые запросто можно спутать с низкорослым кустарником, сильно затрудняли дело, и уже в воздухе штаб-сержант понял, что будет сложно приземлиться компактно его группе из четырех человек.

По теории следовало полагаться на показания высотомера и выброс барометрического купола, но из-за особенностей ландшафта пришлось прыгать с большой высоты при скорости транспортного средства 120 миль в час, а в таких условиях надежное оборудование дает серьезные ошибки. Так что штаб-сержант Муди решил полагаться на собственные глаза.

Они благополучно приземлились за два часа до рассвета, подобрали и отметили безопасные зоны высадки для роты В колумбийских войск специального назначения, которой предстояло быстро выброситься на парашютах из хвостовых люков самолета «Геркулес С-130», летящего со скоростью 110 узлов. Самолет пролетел над узкой долиной на высоте шестьсот футов в течение двадцати трех секунд, а долина, в свою очередь, находилась на высоте восемь тысяч двести футов над уровнем моря. За это время из самолета десантировались восемьдесят семь офицеров и солдат и выбросили контейнеры с оружием, боеприпасами, медикаментами и питанием.

После приземления колонна быстро и бесшумно вышла из долины, прошла четыре мили по пологому, поросшему лесом горному склону и с первыми лучами солнца устроила привал, замаскировавшись и следя за окружающей обстановкой. Некоторые подкрепились шоколадом.

Четверо британских десантников отделились от колонны и через несколько минут встретились с другими четырьмя своими однополчанами, которых возглавлял Алистер Рид, двадцативосьмилетний капитан специальных воздушно-десантных войск.

Джо уважал Рида, как, впрочем, уважала его и могущественная группа старших сержантов, считавших, что именно она командует 22-м специальным воздушно-десантным полком. Рид выполнял уже четвертое задание в Колумбии, сражался с отборными убийцами из организации «Хезболлах» в Бейруте, убив там двоих и взяв одного в плен, нелегально работал в Северной Ирландии, действуя при этом спокойно и расчетливо. Он с тремя своими людьми уже восемь суток вел наблюдение за тайной лабораторией по производству кокаина. Они выяснили точное количество рабочих, систему охраны (которую Рид назвал «пустяковой»), расположение хижин для работы, отдыха, кухни и туалетов. Выяснили также количество вооруженных охранников и местонахождение радиостанции, которую засек американский военный спутник-разведчик.

На совещании, проходившем в военных казармах в Картахене, им сообщили, что по сведениям надежного информатора именно сегодня днем, в половине двенадцатого, лабораторию посетит Пабло Энвигадо. Им не было необходимости знать, что информация поступила от британской секретной службы, а уж тем более, что ее раздобыл Гарри Форд, сумевший внедриться в окружение Энвигадо. Так что десантники скептически отнеслись к этому сообщению, потому что уже не раз подобные сведения оказывались ложными, да и вообще коммандос недолюбливали «пижонов» из разведки, которые сами не участвовали в боевых действиях. Однако высланная вперед группа обнаружила признаки подготовки к встрече важных гостей. Подобные признаки известны каждому солдату.

Капитан Алистер Рид и семь десантников оценили обстановку и пришли к выводу, что наиболее вероятным местом посадки вертолета или легкого самолета с Энвигадо будет ровный участок местности в миле от лаборатории, где на опушке под деревьями спрятаны канистры с топливом и ракетницы. Рид отослал двух человек назад продолжать наблюдение за лабораторией, а сам повел Джо Муди и майора колумбийца, командующего ротой специальных войск, на посадочную полосу, находившуюся в полумиле от их позиции.

К моменту приближения к посадочной полосе легкого двухмоторного самолета «Эмбраэр Хингу-1» с шестью пассажирами на борту не видно было никаких признаков — ни помятой травы, ни сломанных веток, ни следов на земле, которые могли бы выдать присутствие девяносто пяти профессионально подготовленных, до зубов вооруженных солдат специальных войск. Невидимые и неслышимые, с лицами, затемненными специальной краской, они затаились среди деревьев.

И даже Гарри Форд, сидевший рядом с Хесусом Гарсиа позади Пабло Энвигадо и пилота, не заметил никаких признаков засады. И, хотя его не предупредили о засаде, он предполагал ее возможность, потому что сам же сообщал о планах Энвигадо.

Даже сквозь шум обоих двигателей слышалось клацание хорошо смазанного оружия — это готовили свой арсенал сидевшие на двух задних сиденьях Мурильо и Бобби Сонсон.

Шестым пассажиром был личный химик Пабло Энвигадо, худенький очкарик лет сорока, который отвечал за контроль качества продукции картеля. Все его так и называли химиком, и Гарри не удалось выяснить даже его имя. Ради путешествия в самый дикий и наиболее опасный горный район химик вырядился в мешковатый костюм в полоску с пятнами от воска на локтях и брюках, в белую рубашку со светло-зелеными полосками, в большом, не по размеру, воротнике которой болталась его тощая шея. Дополняли наряд желтый шелковый галстук, поношенные кроссовки «Рибок» и сорокадолларовые синие пластмассовые часы с изображением морских сигнальных флажков вместо цифр. В руках химик держал массивный «дипломат», в котором находилась его аппаратура для контроля качества продукции.

Гарри уловил, что от химика разит потом, и это объясняло, почему привередливый в этом плане Крестный велел ему сесть в самом конце самолета.

Заметив приближающуюся посадочную полосу, Пабло Энвигадо затянул потуже ремни безопасности. Пилот чуть накренил левое крыло, добавив оборотов левому двигателю, и бросил быстрый взгляд на уже выпущенное шасси. Мимо иллюминаторов уже проплывали верхушки деревьев.

Гарри заметил внизу на опушке леса группу из восьми или девяти человек, одетых в потрепанную крестьянскую одежду, на головах у них надеты шляпы и бейсбольные кепки. Вооруженные до зубов, они с напряженными лицами наблюдали за прибытием главы медельинского картеля.

Пилот посадил самолет мастерски, хотя машину здорово потрясло.

— После каждой такой посадки приходится менять шасси и амортизаторы, — усмехнулся Хесус Гарсиа, словно прочитав мысли Гарри.

Самолет остановился, винты еще продолжали крутиться, а Бобби Сонсон и Мурильо уже открыли двери и взяли оружие на изготовку. Сонсон был вооружен ручным пулеметом М-60, а Мурильо — бельгийским десантным самозарядным карабином калибра 7,62 мм со складывающимся прикладом и израильским оптическим прицелом. Гарри держал в руках американский автоматический карабин ближнего боя AAI, в обойму которого входит тринадцать патронов, обоймы оснащены пулями с двадцатью шариками и пулями с восьмиграммовыми стальными стреловидными иголками, разрывавшими человека при попадании на куски.

Все три вида оружия были подобраны очень тщательно: для автоматического огня среднего радиуса действия (М-60), прицельного снайперского огня (снайперский карабин калибра 7,62 мм) и для ближнего боя с широким радиусом поражения (карабин ближнего боя).

Каждый из них имел и другое оружие. Гарри Форд взял свой пистолет «ЗИГ-Зауэр Р-226» и пистолет-пулемет МАС-10, магазин которого вмещал тридцать пуль крупного калибра. А еще прихватил мачете и две ручные гранаты — одну фосфорную, другую большой взрывной силы.

Начальник службы безопасности Хесус Гарсиа вооружился автоматом МАС-10 и пистолетом «беретта» калибра 9 мм. В его задачу входит в случае нападения держаться рядом с доном Пабло и охранять его, пока вооруженные до зубов Мурильо и Сонсон и новичок Карлос Нельсон будут сдерживать огнем атакующих.

Шум двигателей самолета совсем ослаб, пилот развернул машину, чтобы в случае чего сразу взлететь.

Сонсон спрыгнул на траву и опустился на колено, внимательно разглядывая опушку леса. Мурильо выпрыгнул в другую дверь и, подбежав к хвосту самолета, тоже опустился на колено, наблюдая за поляной.

Из левой двери самолета показался Гарри Форд с карабином наготове, химик разглядывал местность в иллюминатор, а Хесус Гарсиа остановился в правой двери.

Гарри увидел на опушке группу встречающих. Сонсон поднял руку и коснулся головы. Гарри улыбнулся, должно быть, этому их научил Макатир. Он спрыгнул на сухую траву и даже сквозь запах высокооктанового авиационного топлива почувствовал аромат земли и деревьев. Когда Гарри осматривал опушку леса и взлетную полосу, чувства его обострились, восприятие сравнялось с восприятием настороженного животного. Он услышал, как позади него на землю тяжело спрыгнул Гарсиа. Сонсон осторожно поднялся во весь рост и оглянулся, ожидая Энвигадо, который вместе с химиком в сопровождении Хесуса Гарсиа прошел мимо Гарри. Гарри машинально двинулся влево, прикрывая группу сзади, успев заметить краешком глаза, что Мурильо прикрывает справа.

Они уже прошли половину пути до опушки, удаляясь с каждым шагом от самолета, готового взлететь в любую секунду в случае опасности, как вдруг Гарри понял, и это была та холодная и твердая уверенность, которую дает только большой боевой опыт, что они не одни в этой поросшей лесом долине. Он понял это по тому, как на самом деле поднялись у него волосы на затылке. Элизабет всегда смеялась, когда он пытался объяснить ей, что такие вещи происходят с ним в прямом, а не в переносном смысле. Ведь подобное случалось и раньше, а когда он рассказал об этом полковому врачу в Херефорде, тот улыбнулся и ответил, что не каждый человек, обладающий подобным первобытным чувством, рассказывает о нем. Первобытное чувство предупреждало тело и мозг о надвигающейся опасности. Гарри посмотрел на остальных. Только Мурильо оглянулся назад, и его глаза сказали Гарри, что парень тоже почуял что-то недоброе.

Они приближались к опушке и к зловещего вида группе встречающих, которые с благоговейным трепетом следили за приближением легендарного Крестного.

Все чувства Гарри настолько обострились, что казалось, будто холодный горный воздух проникает в ноздри, легкие, кончики пальцев, глаза и уши. Предстояла схватка, и он понимал, что она начнется скоро. Гарри поймал взгляд Мурильо и кивнул, они молча договорились спасать дона Пабло, когда все начнется.

Он чувствовал чуть ли не как растет трава, но в тоже время сразу заметил, что в лесу и кустарнике не слышно щебета птиц.


Алистер Рид в камуфляжной форме и с затемненным краской лицом слился с землей, он почувствовал на запястье импульсы, две группы по три импульса. Научно-исследовательский центр специальных воздушно-десантных войск уже в течение многих лет изобретал оригинальные штуки. Риду вручили импульсное устройство индивидуального вызова СРС-4, оно представляет собой резиновый браслет для часов с радиоприемником и передатчиком вместо часов и может работать на пятнадцати частотах, а сила импульса примерно напоминает шлепок по плечу.

У десантников имелись серии довольно сложных условных сигналов, но вся прелесть устройства заключалась в бесшумности, а кроме того, его работа не поддавалась радиоперехвату или обнаружению другими средствами слежения.

Две группы по три импульса означали, что наблюдатель видит противника силою до тридцати человек, приближающегося к засаде. На военном языке это означало, что противник входит в зону поражения, хотя колумбийцы из отряда специального назначения намеревались взять Пабло Энвигадо живым. Погибнуть предстояло его телохранителям.

Алистер Рид дышал глубоко и медленно, палец его лежал на спусковом крючке готовой к бою винтовки М-18. В лесу было так тихо, а солдаты так хорошо замаскировались, что у него на секунду даже мелькнула глупая мысль — колумбийцы ушли, а в лесу остался только он и его десантники.

Рид посоветовал колумбийскому майору расположить тридцать человек с одной стороны тропы, ведущей на юго-запад от посадочной полосы к лаборатории, двадцать человек в полумиле к северо-востоку на опушке, чтобы отсечь самолет, как только начнется стрельба, другие двадцать человек должны отрезать лабораторию и не допустить подхода оттуда подкрепления, а еще двадцать пять человек рассредоточить в глубине леса с задачей отлавливать тех, кто сумеет вырваться из зоны поражения. И вдруг, словно включили радио, послышались голоса людей, приближающихся к засаде.

Запястье ощутило три группы по два импульса. Это означало, что среди прибывших опознан Пабло Энвигадо. Во рту у Рида внезапно пересохло. Боже, ему предстояло поймать самого Пабло! Но он тут же разумно одернул себя — пока еще он его не поймал. Не предвосхищай исход битвы, а просто сражайся. Неувядаемый совет покойного старшины роты Пэдди Наджента.

На мушке появились пятеро хорошо вооруженных, но беспечных мужчин. Их пропустят через зону поражения, чтобы в засаду попали следующие позади. А потом один из его десантников и четверо колумбийцев пристрелят и этих, когда ловушка захлопнется.

И вдруг запястье ощутило две быстрых группы по пять импульсов, пауза и еще пять импульсов.

Рид нахмурился. Этот сигнал означал «в рядах противника находится свой». Обычно такие сигналы применялись в ситуациях с заложниками. Задумавшись, Алистер позволил пятерым бандитам пройти мимо и выйти из основной зоны поражения. Потом показались остальные: шестеро колумбийцев, которые ранее проследовали ко взлетной полосе, какие-то начальники из лаборатории, а дальше, Боже мой, Пабло Энвигадо в окружении настоящих громил, вооруженных до зубов, внимательно оглядывающих тропу и окружающий лес. Они казались встревоженными, но вели себя очень профессионально, один из громил двигался замыкающим, держа в руках карабин ближнего боя AAI в готовности в любую секунду пустить его в дело. Что-то в его фигуре показалось знакомым Риду, и тут громила повернулся.

Это был Гарри Форд.

Мозги капитана Алистера Рида лихорадочно заработали, как компьютер, напоминая ему, что Гарри Форд ушел из специальных войск и связался с людьми из секретной службы. И вот он здесь в лесу, в горах Сьерра-Невады на высоте восьми тысяч футов над уровнем моря, один из главных телохранителей картеля.

У Рида максимум шесть секунд, чтобы решить, отменять ли захват Энвигадо. Может, сейчас происходят какие-то более важные события?

И все же он решил не отменять операцию и послал сигнал, означавший «беречь заложника». В данной ситуации это было лучшее, что он мог сделать. Капитан глубоко вздохнул, медленно выдохнул и поудобнее прижал приклад винтовки М-16 к плечу. «Сначала я сниму этого ублюдка с М-60», — подумал он, поймал на мушку Сонсона и приготовился нажать на спусковой крючок, но в этот момент какой-то осел не выдержал и открыл огонь раньше времени…


Первое, что увидел пришедший в себя Гарри Форд, были плоские камни и струи воды горного ручья. Потом он почувствовал легкий ветерок, шелестевший в ветвях окружающих деревьев. А уж потом ощутил боль в левой руке и увидел стоящего над ним на коленях Мурильо. Он сразу же подумал, что эти ублюдки пытают его. Он приподнял голову с сырого, поросшего травой берега, на котором полулежал-полусидел, и равнодушно посмотрел на Мурильо, накладывавшего ему на руку жгут как раз чуть ниже плеча. Рукава рубашки, свитера и кожаной куртки были отрезаны, и на фоне белой, блестящей мускулистой руки розово-красная рваная рана выглядела разрезанным тропическим фруктом.

Правая рука Гарри лежала на горячем стволе карабина AAI, в воздухе ощущается запах пороха.

Придя окончательно в себя, он услышал шум продолжающейся перестрелки, которая шла примерно в миле где-то над ручьем, позади пологого, поросшего деревьями склона.

Гарри попытался поймать взгляд Мурильо, но тот был занят жгутом. Чувствуя слабость, Гарри повернул голову вправо и увидел Пабло Энвигадо. Лицо землистого цвета, испачкано кровью, рубашка и кожаная куртка порваны, но он улыбался и пристально глядел на Гарри.

— А ты молодчина, Карлос…

Энвигадо протянул ему фляжку с водой, Гарри взял ее правой рукой и жадно припал к горлышку, чувствуя, как приходит в себя и даже как немного прибавляется сил.

— Ну как он? — поинтересовался Пабло у Мурильо.

— Рана поверхностная, кровь уже остановлена, Крестный. — Мурильо повернулся и заглянул Гарри в лицо. — Все в порядке, парень. А ты крепкий орешек.

Он покачал головой, плюхнулся на траву, вытащил из кармана своей армейской куртки пачку сигарет «Мустанг», достал две сигареты, прикурил и, не глядя, протянул одну из них Гарри, который взял сигарету и зажал между губами. Их было только трое, никаких признаков Хесуса Гарсиа или химика в его мешковатом, заляпанном воском костюме в полоску. Похоже, ранен был только один Гарри, Энвигадо и Мурильо просто устали.

И Гарри все вспомнил. Внезапно солдаты численностью примерно до взвода открыли огонь по тропе. Люди вокруг падали, убийственный огонь разносил на части их тела и головы, и в этой суматохе Гарри инстинктивно рванулся вперед по тропе прямо на атакующих. Так его учили, и уже дважды в своей практике он успешно пользовался этой наукой.

Гарри вспомнил, что справа от него находится Мурильо, Хесус Гарсиа левой рукой вел огонь с бедра, держа другой рукой Пабло Энвигадо. Выдергивая чеку зубами, Гарри одну за другой швырнул в атакующих обе гранаты, заметив при этом, как пули вспороли грудь и живот Хесуса Гарсиа. Метнувшись вправо, он машинально выстрелил, встретившись глазами с противником, который находился в каких-то четырех ярдах от него. Это затемненное лицо противника принадлежало Алистеру Риду, но, черт возьми, было уже поздно, палец уже нажал на спусковой крючок. Гарри вспомнил недоуменное выражение на лице Рида, которое через мгновение вместе с другими частями тела превратилось в кровавое месиво, разлетевшиеся стреловидные иголки буквально на части разорвали тело капитана специальных воздушно-десантных войск.

Гарри тяжело задышал, вспомнив этот момент, но Энвигадо и Мурильо слишком устали, чтобы обратить на это внимание. Слишком устали, но почему?

Ах, да. Тоннель. Когда встречавшие их колумбийцы попа́дали под пулями, Гарри схватил Пабло Энвигадо и поволок его через тела колумбийцев, через еще дергающееся тело Алистера Рида, за ними бежал Мурильо и еще несколько человек. Бобби Сонсон поливал вокруг убийственным огнем из ручного пулемета М-60 и чужих и своих. Внезапно Мурильо выскочил вперед и распахнул замаскированный люк, запрятанный между корней разбитого молнией дерева.

Атакующие приближались со всех сторон, Гарри и Сонсон сдерживали их огнем из карабина и ручного пулемета, потом Сонсон толкнул Гарри в люк и сам прыгнул следом, продолжая отстреливаться уже из люка.

Последнее, что слышал Гарри, пробираясь лабиринтами тоннеля вместе с Мурильо и Энвигадо, был грохот ручного пулемета М-60, а потом раздался взрыв. Он заметил струйку крови, вытекающую из правого уха Мурильо. Контузия.

А его руку, должно быть, в перестрелке вскользь зацепило пулей.

Но Алистер Рид. В тысячную долю секунды он превратился из живого, боевого солдата в окровавленную, разнесенную в клочья безжизненную куклу.

Алистер присутствовал на свадьбе Гарри Форда и Элизабет. Гарри помнил, как он распевал какие-то фривольные шотландские народные песни, лицо раскраснелось, в руке он держал здоровенную кружку с пивом. Алистер от души веселился на их свадьбе, венчание состоялось в гвардейской часовне, а уж само гуляние продолжалось в офицерской столовой казарм в Челси. Они никогда не были близкими друзьями, никогда не участвовали вместе в операциях, но Рид был хорошим солдатом и приятным парнем.

Что за проклятие. Какая нелепая смерть…

Гарри Форд вздохнул. Отчаяние сдавило ему грудь, он помотал головой, отгоняя навернувшиеся слезы. Энвигадо наклонился к нему и взял за правую руку.

— Все позади, Карлос. Теперь все будет иначе…

Гарри медленно повернул голову и посмотрел на дона Пабло. «Сейчас я прикончу тебя, негодяй, — решил Гарри. — Только раскрой свой поганый рот, и я пристрелю тебя. Сначала в целях предосторожности Мурильо, а потом уж тебя. По крайней мере твоя бандитская голова хоть как-то окупит смерть Алистера Рида».

Он улыбнулся, все еще ощущая слабость.

— Да, Крестный?..

— Ты спас мне жизнь, Карлос Нельсон. Человек, которого ты убил, уложил беднягу Хесуса и уже целился в меня. Я никогда не был так близко к смерти.

— Всегда к вашим услугам, нет проблем… — ответил Гарри, осторожно нащупывая рукой рукоятку и спусковой крючок карабина. Он силился вспомнить, сколько патронов осталось в магазине. Во время перестрелки сменил четыре магазина.

— Дон Пабло не забывает таких вещей. Карлос, теперь ты мой брат. И стал богаче на два миллиона долларов. Два миллиона американских долларов, мой друг. В любом месте земного шара, в подержанных банкнотах, если хочешь, то в купюрах по десять и пятьдесят долларов. Чек или наличными в чемодане. Как тебе будет угодно.

Гарри уставился на Пабло Энвигадо. Мурильо смотрел на них обоих с таким видом, словно хотел сказать: «Я рискую своей жизнью десятки раз в неделю, но мне ты не предлагаешь такую кучу денег».

— Вы уже заплатили мне, дон Пабло. Я сделал то, что сделал бы любой из верных вам людей.

Пабло прищурился.

— Если ты не возьмешь деньги, то обидишь меня. Неужели ты хочешь расстроить меня, Карлос Нельсон?..

В этот момент послышался шум травы под ногами и с поросшего лесом склона на берег ручья спрыгнул Бобби Сонсон, сжимающий в руках ручной пулемет М-60, в ленте которого из пятисот смертоносных разрывных пуль осталось всего около двадцати. Выглядел он радостно, как охотничья собака во время охоты на кабана.

Грудь его тяжело вздымалась, пытаясь восстановить дыхание. Сонсон усмехнулся.

— Там были англичане, Крестный. Я слышал, как они кричали по-английски. Наверняка снова эти проклятые десантники…

В отдалении еще раздавались звуки перестрелки и глухие взрывы.

— Англичане… — Энвигадо усмехнулся, глядя прямо в глаза Гарри. — Они уже здорово нас потрепали. Хорошо бы завербовать кого-нибудь из них…

— Они не нужны вам, Крестный, если на нашей стороне такой тигр, как Карлос, — подал голос Мурильо и усмехнулся, глядя на Гарри.

— Что скажешь, Карлос? Тигр? Ты возьмешь мои два миллиона долларов или я буду вынужден убить тебя?

Гарри посмотрел на Пабло Энвигадо, уверенный, что Сонсон стоит рядом. Он снял правую руку с карабина и протянул ее дону Пабло, который крепко пожал ее.

— Я не заслужил такой награды, Крестный, но, конечно, я возьму деньги. Смогу найти им применение.

Но даже в этот момент Гарри Форд еще размышлял и вел себя, как офицер, преданный британской секретной службе. Но, пожалуй, подобный момент был последним.

— Добро пожаловать, Карлос, теперь ты равноценный член медельинского картеля… и даже его почетный член! — Энвигадо обнял Гарри Форда, расцеловал в обе щеки и добавил в своей лукавой манере: — Если останешься с нами, то, возможно, появятся и новые миллионы…

— Или шесть футов земли над головой, если не останешься, — уточнил Бобби Сонсон, с усмешкой ковыряя в зубах спичкой.

Все рассмеялись, Пабло Энвигадо и Мурильо помогли Гарри подняться на ноги, и они двинулись через ручей к обусловленному месту сбора на случай чрезвычайных обстоятельств, которое находилось в четырех милях от ручья.

Вскоре вертолет «Аллуетте-III» с опознавательными знаками колумбийского национального заповедника, управляемый пилотом из Сабанеты, доставил их в аэропорт Барранкильи на Карибском побережье. А уже оттуда они вылетели на гидроплане «Грумман Гуз», принадлежащем одной из крупнейших международных нефтяных корпораций, на удаленную косу на реке Рио-Мулатос, которая находилась в тридцати семи милях вверх по течению от прибрежного городка Мулатос в провинции Антьокия. Гидроплан использовался нефтяной компанией как самолет «скорой помощи», так что к моменту его приземления врач-второй пилот, чья сестра была замужем за бухгалтером картеля, обработал рану Гарри, забинтовал и подвесил руку на повязку.

Пока они добирались до вертолета, Сонсон рассказал, что химика буквально разрезало пополам яростной очередью нападавших. Гарри отметил про себя, что смерть хорошей лошади, пожалуй, больше опечалила бы Пабло Энвигадо.

Рестрепо ожидал их на берегу реки с транспортом, который благополучно доставил Пабло Энвигадо и всех остальных на банановую плантацию. Он выслушал рассказ дона Пабло о том, как Карлос Нельсон спас ему жизнь, но нельзя сказать, что пришел от этого в дикий восторг.

Вечером этого же дня, когда Гарри больше всего на свете хотелось выпить крепкого рома, стакан горячего молока и забыться глубоким сном, он оказался почетным гостем на традиционном карибском празднике, проходившем на финиковой плантации. Звучала музыка, стройные, чувственные, почти полностью обнаженные танцовщицы исполняли зажигательные танцы народов побережья, в которых ощущалось сильное влияние африканских и местных индейских мотивов.

Волшебная музыка и много рома.

Гарри накачивал себя ромом, чтобы заглушить боль в плече и оставаться бодрым. Прекрасное, вызывающее желание существо лет шестнадцати, одетое только в короткую белую юбочку с воланами, отделилось от толпы танцовщиц и уселось к нему на колени, обнимая и страстно целуя в губы.

Гарри отвечал на ласки, понимая, что дон Пабло и Рестрепо наблюдают за ним. Затем под аплодисменты подгулявших гостей и звуки оркестра девушка взяла его за правую руку, провела через лужайку и по ступенькам на веранду. Она шла легкой походкой, покачивая бедрами в такт музыке. Гарри поклонился, кивнул дону Пабло и всем остальным, и когда они подошли к двери его спальни, он подарил танцовщице долгий и страстный поцелуй, что вызвало рукоплескания и возгласы одобрения. Затем открыл дверь, и они вошли в спальню.

Остальные гости продолжили веселиться. И только случайные потрескивания портативных раций у многочисленных вооруженных телохранителей, охраняющих своего Крестного, отличали этот праздник от обычных веселых праздников колумбийцев.

Пабло Энвигадо и Рестрепо сидели на высокой террасе, наблюдая за танцующими, вертелами, на которых жарилось мясо, и за развлекающимися сподвижниками.

— Ну и что ты думаешь, Луис? — спросил Энвигадо, зачерпывая порцию чистейшего в мире кокаина маленькой золотой ложечкой, висевшей на золотой цепочке у него на шее.

— Все наши запросы показали, что он серьезный человек. Тот факт, что он никогда не сидел в тюрьме, свидетельствует о незаурядном уме и ловкости. У него репутация жестокого человека, но проявление жестокости всегда оправданно.

— Могу я доверять ему? — Энвигадо резко взглянул на Рестрепо, но тот выдержал этот взгляд.

— Он же спас вам жизнь. И к нам он не набивался, вы сами настояли. — Рестрепо пожал плечами. — Что вы задумали?

— После смерти бедняги Хесуса… — По щеке главы картеля скатилась слеза, не произведя, впрочем, на Рестрепо никакого впечатления. — Я хочу назначить Нельсона начальником службы безопасности. Он хороший парень, реалист, к тому же честолюбив.

— Да, я заметил это.

— А занимая должность Хесуса Гарсиа, — Пабло обнажил зубы в улыбке, — он не будет претендовать на твою, Луис. Расскажи мне о последнем предложении. От этой женщины из Медельина…

Пабло не любил долго сосредоточиваться на одной проблеме, вот и сейчас он перевел разговор на переговоры с правительством Колумбии.

— Они говорят, вы можете сами выбрать место, где будете жить…

— За решеткой? Называй вещи своими именами.

— Пока будете находиться… в тюрьме. Если, конечно, решитесь на это.

— Я могу сесть только в такую тюрьму, весь штат которой будет состоять из военных, а не из полицейских. Мы купили многих полицейских, но и у очень многих убили жен, детей и близких. Я знаю, скольких убили с 1982 года. Они хотят отомстить, поэтому и пытаются убить меня, Луис… именно поэтому. — Пабло заглянул в глаза Рестрепо, казалось, он вот-вот расплачется. — Они не хотят правосудия, и те, кого мы купили, тоже постараются заставить меня замолчать.

— Значит, только в такую тюрьму, Крестный. Но в каком месте? — спокойно поинтересовался Рестрепо с таким видом, словно не верил в вероятность подобного исхода. Задавая свой вопрос, он внимательно разглядывал тщательно наманикюренные ногти.

Оркестр заиграл старую песню «Лас Колондринас» о двух ласточках, которые встретились при перелете из Испании и погибли над полем боя во время битвы за Картахену между английскими пиратами и храбрыми защитниками города. В песне говорилось, что их души навсегда остались в Колумбии, став частью земли, частью неба.

— Сабанета, — ответил Пабло Энвигадо. — Если мы договоримся, то тюрьма должна стоять на горном склоне над моей любимой Сабанетой…

Рестрепо посмотрел на сверкающие на нижней террасе огоньки, качая головой в такт музыки. Каждый раз он делал Пабло Энвигадо небольшие новые предложения, и сейчас общая картина сводилась к следующему: если Энвигадо договорится с новым президентом Колумбии Гавириа о гарантиях того, что глава картеля не будет выдан США, не будет обвинен в серьезных преступлениях вроде убийства или заговора, если сам сможет выбрать себе место и условия содержания, имея при себе персональную охрану и семью, то тогда имеет прямой смысл прекратить объявленную властям войну, укротить излишнюю жестокость и насилие со стороны медельинского картеля, а через два или три года выйти на свободу абсолютно чистым, вернуться к дожидающимся миллионам и, кто знает?.. Почему бы и не место в конгрессе? Энвигадо и раньше с помощью денег прокладывал себе путь в конгресс, так почему бы не попытаться снова.

К невероятному удивлению Рестрепо Крестный, похоже, серьезно загорелся этой идеей.

А может, это просто проверка? Хочет посмотреть, не попытается ли Рестрепо устранить его?

— Я бы не стал им доверять, дон Пабло. Сейчас по крайней мере вы… свободны. И вы среди нас. А для нас это многое значит, Крестный.

Он повернул лицо к Энвигадо, на нем читались забота и преданность.

Пабло Энвигадо кивнул и положил ладонь на руку Рестрепо.

— Если бы все были такими, как ты, Луис… если бы. И этот парень, который спас мне жизнь. Нам бы несколько таких, как он, и как Мурильо и Бобби Сонсон. Тигры… ты бы видел их. Мой Бог, ведь это произошло сегодня утром. Черт побери, вот это драка. Мы сражались, как тигры, жалко, тебя не было.

— Я благодарю святую Деву за ваше благополучное возвращение.

— Послушай, Луис. Мы действительно сделаем этого Карлоса Нельсона Аррижиада миллионером? — Пабло усмехнулся. — Или перережем ему горло, пока он спит, утомленный боем, перелетом, болью и страстью?..

Рестрепо понял, что держит жизнь Нельсона в своих руках. И, хотя он не совсем доверял Карлосу, после гибели Гарсиа среди алчного гангстерского окружения Энвигадо не было человека, которому он мог бы доверить этот пост. Правда, Карлос Нельсон не знаком со структурой картеля, с отделениями в Кали и Боготе, но это по зрелому размышлению не волновало Рестрепо.

— Давайте сделаем его миллионером и назначим вместо Хесуса Гарсиа, — высказал он свое мнение.

Пабло Энвигадо внимательно посмотрел на него, медленно улыбнулся и кивнул.

На следующее утро Гарри Форд проснулся в шесть часов, плечо и зашитая рана побаливали. Шестнадцатилетняя танцовщица посапывала рядом, во сне она походила на обиженного ребенка. Ее коротенькая юбочка висела на спинке кровати, а на полу возле кровати со стороны Гарри стоял раскрытый большой чемодан, набитый американскими долларами в купюрах по десять, пятьдесят и сто долларов.

Уставившись на него, Гарри услышал приглушенное хихиканье и, подняв голову, увидел Рестрепо в накрахмаленной белой льняной рубашке, джинсах и начищенных сапогах для верховой езды.

— Доброе утро, сеньор, — поздоровался Рестрепо.

— Доброе утро, как дела? — ответил Гарри, морщась от боли и садясь на кровати.

— Все хорошо, спасибо. Ну вот, Карлос, тут ваши два миллиона долларов.

«Черт возьми, — подумал Гарри Форд, — а как я передам эти деньги „фирме“? А как их посчитать? А что, если меня схватят и деньги исчезнут?»

— Я предпочел бы положить их в какой-нибудь банк, — сказал Гарри с таким видом, словно чемодан с двумя миллионами долларов для него — обычная картина.

— Послушайте совета, дружище, первые два миллиона всегда нужно хранить в наличных деньгах. Но, если желаете, я могу положить их на секретный счет в банк на Багамах.

— Пожалуй, я сам смогу это сделать. — Гарри улыбнулся, и Рестрепо тоже улыбнулся в ответ.

— Конечно.

И, налив Гарри йогурта, Рестрепо предложил ему должность покойного Хесуса Гарсиа, должность начальника службы безопасности медельинского картеля.

Поломавшись немного, пояснив, что он просто обычный торговец марихуаной, Карлос Нельсон согласился занять эту должность на несколько недель, пока Пабло Энвигадо не подберет кого-нибудь более опытного.

Остаток дня Гарри пролежал в комнате, к нему приходил доктор сменить повязку, явилась масса всяких визитеров с поздравлениями, а он мог думать только о чемодане с двумя миллионами долларов, который покоился под кроватью.

Если бы Бобби Сонсон не появился тогда на берегу ручья в горах Сьерра-Невады со своим ручным пулеметом М-60 и не помешал намерению Гарри убить Мурильо и Пабло Энвигадо, события могли бы принять менее трагичный оборот.

После обеда Гарри задремал на часок, но что-то внезапно встревожило его, и он проснулся. Кто-то пытался проникнуть в его комнату, скребся в дверь. Он сунул правую руку под подушку и вытащил свой «ЗИГ-Зауэр». Дверь отворилась, и огромный, свирепый пес покойного Хесуса Гарсиа по кличке Дьявол вскочил в комнату и подбежал к кровати. Глядя в щелки его желтых глаз, вполне можно было поверить ходившим среди крестьян слухам, что Дьявол наполовину волк.

Дьявол остановился в задумчивости, медленно помахивая хвостом, и внимательно, с серьезным видом посмотрел на Гарри.

Гарри, в свою очередь, посмотрел в желтые щелки, которые расширились, обнажив темно-коричневые глаза.

— Привет, старина, что ты делаешь в моей комнате?.. — ласково спросил он.

Положив свою громадную лохматую голову на кровать, Дьявол тихонько заурчал. Гарри почесал его за ухом.

— Что ж, Дьявол, — пробормотал он, — думаю, кто-то же должен кормить тебя…

Ведь Хесус Гарсиа был мертв.

Дьявол посмотрел Гарри прямо в глаза, словно оценивая, помахал хвостом, повернулся, подбежал к двери и улегся вдоль порога. В готовности насмерть стоять за своего нового хозяина.


20

Трепетание крыльев


— Ты не поссорился с Падриком? — спросила Мараид Пирсон, сидя перед зеркалом в спальне и накручивая бигуди.

— С чего ты взяла?

Судья аккуратно складывал брюки перед тем, как повесить их на спинку стула.

— Просто я сегодня случайно встретилась с Маргарет на О’Коннел-стрит. Она, похоже, настроена слегка враждебно.

— Нет, мы с Падриком не поссорились. — Пирсон снял рубашку и аккуратно уложил ее в корзину для грязного белья. — Но могу сказать тебе, Мараид, что я отказался от поста министра юстиции.

Мариад так и застыла с поднесенными к голове руками, глядя на мужа в зеркало. Потом обернулась.

— Но почему?..

Пирсон натянул пижамные брюки.

— Из-за той работы, о которой я тебе говорил, ну, в международной корпорации. Это сто восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. И пятилетний контракт с премиальными по окончании. Не хочу участвовать в этих… грязных играх.

Он забрался в постель и раскрыл «Войну на краю света» Марио Варгоса Льосы. Жена тупо уставилась на него.

— Ты не считаешь, что нам следует обсудить кое-что? — сказала она, оставив в покое волосы и пытаясь сдержать гнев в голосе. Последние несколько недель они постоянно ругались, и главным образом из-за Сиобан.

— Это произошло, когда я виделся с ним в парламенте. Скажу тебе честно, многие годы на моих плечах лежит огромная ответственность, да плюс постоянная тревога за Сиобан, так что эта должность министра юстиции может просто доконать меня.

Судья отложил книгу в сторону и посмотрел на жену поверх очков. Она отметила про себя, что выглядит он действительно бледным и изможденным, под глазами темные круги.

— Мараид, — промолвил Пирсон по-гэльски, — я так устал…

Жена внимательно посмотрела на него. Это был не тот человек, за которого она выходила замуж. Но женская интуиция и то, как смутилась и повела себя холодно Маргарет О’Шей при встрече с ней, подсказывали Мараид, что муж не говорит ей всей правды.

— Ты помнишь, что у нас никогда не было секретов друг от друга? — спросила она, чувствуя ту же усталость, что и муж. Да стоит ли вообще так изматывать себя?

— Я собираюсь использовать поездку во Флориду, чтобы навестить Сиобан в Южной Америке. Постараюсь привезти ее домой…

Сердце у Мараид замерло. Что-то подсказывало ей, хотя она и старалась отогнать прочь эту мысль, что никогда больше они не увидят свою любимую дочь.

— Как ты узнаешь, где ее искать?

Пирсон слабо улыбнулся, выглядел он совсем усталым.

— У меня есть кое-какие связи. С людьми из Интерпола, — солгал он. — Они постараются узнать ее адрес. Об этом композиторе все отзываются хорошо, не хочу заранее обнадеживать тебя, Мараид, но дело значительно продвинулось…

Мараид Пирсон продолжала сидеть на своем месте. На туалетном столике позади нее лежали три письма и пять открыток от Сиобан. И ни одного телефонного звонка. В одной из открыток дочь сообщила, что на вилле маэстро, расположенной в горах, нет телефона.

— Привези ее домой, Юджин, — попросила Мараид, бледная как смерть, и уткнулась лицом в ладони.

Юджин Пирсон встал с постели и подошел к жене, чтобы успокоить ее, но Мараид, всхлипывая, оттолкнула его.


Когда прима-балерина или примадонна оперы выходит на сцену в свете прожекторов, этот момент является кульминацией многих лет тренировки, месяцев подготовки, он невозможен без закулисной поддержки десятков людей, начиная от директора театра и кончая самым младшим посыльным.

Очень похожая картина наблюдается и в шпионаже, когда отлично подготовленный и глубоко законспирированный агент получает поддержку иногда очень большого числа мужчин и женщин, начиная со своего шефа и кончая местными агентами, выступающими в роли почтовых ящиков или, что еще более опасно, в роли связных (это когда два незнакомых человека встречаются на несколько секунд в определенное время и в определенном месте, например, в туалете или общественном транспорте).

Донесения агента передаются по радио, расшифровываются, раскодируются и анализируются опытными группами разведчиков-профессионалов. По возможности стараются наблюдать за агентом и оберегать его, да еще и задействован целый ряд факторов, о которых агент даже и не подозревает.

Вот один из таких факторов в операции «Коррида» и возник, когда Дэвид Джардин, этот несравненный руководитель агентов и осторожный человек, получил надежную информацию от Марии Эсперанца — сестры жены брата Бобби Сонсона Франко — о картеле и его новом высокопоставленном сотруднике Карлосе Нельсоне. Мария жила в Боготе, но часто ездила в Сабанету, где ее сестра жила в комфортабельной белой вилле с розовой черепичной крышей и пышным садом, за которым ухаживают несколько крестьян, потому что ее муж — один из главных телохранителей Пабло Энвигадо и это дает ему значительные преимущества.

Мария работает на полковника Хавьера Рамона. У него под рукой целая сеть мелких агентов по всей Колумбии, и поток постоянно поступающих от них надежных слухов позволяет полковнику снабжать информацией своих различных клиентов: ФБР, британскую секретную службу и Моссад. Клиенты чрезвычайно благодарны ему за эти сведения и платят за них хорошие деньги. Эти сведения также важны и для его личной бесконечной борьбы с главными врагами страны: торговцами наркотиками, городскими и сельскими партизанами, мелкими мафиози, похитителями людей и бандитами.

Но так как Карлос Нельсон, агент британской секретной службы по кличке «Пакет», и не подозревал о существовании Марии Эсперанца и, как многие примадонны, считал себя недосягаемым профессионалом, то он, естественно, не мог знать, что куратора направления «Вест-8» очень встревожило полученное во вторник утром сообщение, поступившее от Рамона, который подписывает радиограммы псевдонимом Пилластре, что по-испански значит «Негодяй».

Рамон сообщил то, что Джардин уже знал: дела у Гарри Форда идут на удивление замечательно, он занял место покойного Хесуса Гарсиа, назначен начальником службы безопасности медельинского картеля. И еще Рамон сообщил, что Пабло Энвигадо наградил Карлоса Нельсона двумя миллионами долларов за спасение его жизни. А вот об этом не упоминалось в нескольких подробных донесениях «Пакета», переданных по радио с помощью спутниковой связи.

— Что ты об этом думаешь? — Джардин прислонился спиной к настенной карте Колумбии и посмотрел на Ронни Шабодо, продолжающего изучать расшифрованное донесение Рамона.

После долгой паузы Шабодо протянул распечатку донесения назад шефу, почесал плечо и встретился взглядом с Джардином. Левую скулу и глаз куратора направления «Вест-8» украшал пурпурно-голубой синяк, которого еще не было, когда Дэвид отправился на встречу с подполковником Джонни Макалпином, прилетевшим в Лондон вертолетом из Херефорда на срочную встречу с представителем секретной службы в управлении Специальных войск в здании Министерства обороны в Челси.

После возвращения Джардина в офис миссис Браунлоу послала за куском сырого мяса, а сам Дэвид пару раз долго говорил по телефону с командующим специальными воздушно-десантными войсками, который вместе с Джардином служил в Афганистане в составе мифического «спецназа» КГБ. Генерал предложил уволить Джонни, но Дэвид настоял, чтобы дело замяли, и сказал, что в подобной ситуации на месте Макалпина поступил бы точно так же.

По правде говоря, когда Дэвид вошел в кабинет командующего специальными войсками и с порога получил увесистый удар с правой от командира 22-го специального воздушно-десантного полка, который был на целую голову ниже него, первой мыслью было, что это расплата за его любовную связь с Элизабет Форд.

Но, выслушав причину ярости Макалпина, Дэвид пожелал, чтобы правильным оказалось его первое предположение. По сообщению командира десантников, действующих в Колумбии, Пабло Энвигадо благополучно ускользнул из засады, устроенной в горах Сьерра-Невады, и при этом Гарри Форд убил капитана Алистера Рида. Опознали Гарри совершенно точно и даже сфотографировали несколько раз по пути от взлетной полосы к месту засады.

— Что я думаю?.. — переспросил венгр. — Думаю, если бы я попал в засаду, где каждый палит в меня, то стал бы отстреливаться и постарался бы вырваться оттуда.

— Считаешь, я неправильно поступил, не предупредив его?..

— Правильно. И, раз уж ты не сделал этого, Дэвид, я обязан спросить тебя, надеялся ли ты в глубине души на то, что нашему человеку удастся сделать именно это?.. Я имею в виду спасти жизнь Пабло, ведь это отличный способ завоевать доверие.

— Нет, я и не думал об этом, за кого ты меня принимаешь?

Наступила тишина.

— Так что синяк ты получил вполне заслуженно, да?

Джардин внимательно посмотрел на Шабодо, не испытывая восторга от намека венгра.

— Ладно, признаю, это двойная игра. Если бы он поймал Энвигадо, это было бы большим успехом. Правительство Ее Величества преподносит на тарелочке правительству Колумбии врага нации номер один. Президент Гавириа — должник нашего премьер-министра. Ведь именно этим занимаемся и мы и десантники. Тайными средствами продвигаем вперед международную политику Великобритании.

— А если Пабло остается в живых, — продолжил Шабодо, — и они оба вырываются из засады, что вполне вероятно, то еще лучше. Черт побери, Дэвид, Гарри Форд на самом деле спас его поганую жизнь, о такой удаче можно только мечтать.

Джардин вздохнул. Он подтянул брюки и затянул потуже поясной ремень. Явно похудел за последнее время. Проблема — сообщать или нет Гарри о том, что он может попасть в засаду в горах Сьерра-Невады, — здорово измотала Дэвида. Он помолился в церкви на Фарм-стрит и искренне исповедался, рассказал о своих отношениях с Элизабет, объяснил, что не предполагал ничего подобного, что простая любовная интрижка обернулась страстью и, возможно, всеразрушающей любовной связью. Завуалированными словами он поведал Господу о своей тревоге, ведь он нес профессиональную ответственность за ее мужа. Которому сейчас грозила смертельная опасность.

С точки зрения чувств и для очистки совести ему хотелось предупредить парня, но с профессиональной точки зрения это было бы ошибкой. И не в силу скрытых и сумасшедших причин, предложенных Шабодо, а в силу золотого правила Джардина — при работе с агентами никогда не снабжать агента тревожной информацией, если в этом нет крайней необходимости.

Дэвид не знал о намерении Пабло Энвигадо взять Гарри с собой в лабораторию. Возможно, это было спонтанное решение. А значит, необоснованны и подозрения Ронни Шабодо о том, что мастер шпионажа Дэвид Джардин, сидя в центре сотканной им шпионской паутины, предвидел такое развитие событий, а, может быть, даже и смерть капитана Рида.

— Каждый раз, когда специальные войска устраивают засаду или проводят боевую операцию, Ронни, каждый из солдат знает, что рискует жизнью. И Бог свидетель, меня ужасно… опечалила смерть капитана Рида. Я встречался с ним пару раз и хотел бы присутствовать на его похоронах, но в сложившихся обстоятельствах это будет не совсем дипломатично.

— Ерунда, тебе нужно пойти на похороны. Они тоже профессионалы, и понимают, что здесь нет ничего личного…

Джардин засмеялся и осторожно дотронулся до разукрашенной скулы.

— Ты так думаешь?

— Просто ты попал под горячую руку, но об этом никто не узнает. Да и никто не будет знать, что замешан наш человек.

— Он убил своего сослуживца, Ронни.

Джардин прошел через кабинет к Хетер, которая появилась в дверях с вопросом, отправлять ли шифровки резидентам и агентам в Южной Америке, нежно развернул ее и легонько вытолкнул из кабинета, закрыв за ней дверь и заперев ее на ключ. Привыкшая к эксцентричным выходкам шефа девушка безропотно подчинилась.

— Боже мой, ведь он был гостем на свадьбе Гарри.

Джардин сел в кресло, в котором обычно сидел шифровальщик Эрик. Он машинально поиграл заточенными карандашами, ручками, а когда снова взглянул на Шабодо, на его лице не было и тени сомнений.

— Я считаю это просто трагическим несчастным случаем, которые всегда происходят, когда взрослые мальчишки играют с оружием.

— Да, так можно было бы твердо считать, если бы только Гарри сообщил тебе о двух миллионах долларов… — высказал свое мнение Шабодо.

Дэвид забарабанил пальцами левой руки по столу шифровальщика. Затем схватил остро заточенный карандаш, зажал между пальцами и сломал в ярости.

— Что мы упустили? Что в его оценках при отборе могло подсказать нам, что он сразу скурвится, как только увидит чемодан, полный денег? Неужели этот идиот не подумал, что мы узнаем об этом?..

— Ты сам говорил, что восемьдесят тысяч маловато…

По данным Марии Эсперанца, основанным на слухах, просочившихся из окружения Энвигадо, сейчас Карлосу Нельсону предложили для начала сто тысяч в неделю.

— Ронни, надо смотреть правде в глаза. Этот человек ненадежен. — Дэвид потер ладонью неповрежденную правую половину лица. — И хуже того. Если он убил Рида с целью завоевать доверие Пабло Энвигадо и разбогатеть, то он ко всему еще и просто убийца. Боже, скажи, что я неправ…

«А ты спишь с его женой, — подумал Ронни Шабодо, который ничего не упускал. — Бог в помощь, дружище».

— Не думаю, что ты неправ, — угрюмо ответил Ронни. — Если он убил его в порядке самообороны, как утверждает Гарри, и случайно, а этой версии советую и тебе придерживаться, то это просто трагическая издержка войны. Даже если он убил Рида, чтобы укрепить свое положение, то это… жестоко, но хоть как-то объяснимо. Ты сам любишь напоминать, что наша работа не для сестер милосердия. Оставь это мне, Дэвид, я все проверю.

Ронни Шабодо сделалось жалко своего бывшего протеже, который сейчас стал его начальником. Но он понимал, что Дэвид Джардин на сто процентов сам виноват в обрушившихся на него несчастьях.

Но, похоже, куратор направления «Вест-8» уже сумел унять ярость и тревогу.

Джардин сунул руки в карманы брюк и кивнул. Снова спокойный, хладнокровный, здравомыслящий.

— Спасибо, Ронни. Проверка Форда дело срочное. Я имею в виду, что это дело даже ближайших часов, а не дней. Пожалуй, нам следует подключить Тони и Билла. Неизвестно, как все обернется.

— Разумеется.

— Мы должны предпринять меры по защите нашей службы, но мне хотелось бы дать Гарри любой шанс оправдаться…

Дэвид и Ронни обменялись быстрыми взглядами. «Прежде, чем мы убьем его» — такова была незаконченная часть фразы.


Судье Альмеде было лет двадцать семь на этой фотографии. Лейтенант отдела по расследованию убийств Эдди Лукко сидел в баре, потягивая виски с водой и разглядывая обрамленную в рамку черно-белую фотографию. Ему нравился Альмеда, и бескомпромиссные действия его героя позволили Нэнси стать партнером в юридической фирме, где она работала.

— Ты в порядке, Эдди? — спросил бармен, тоже бывший морской пехотинец, улучивший момент протереть стойку.

— В полном.

— Отлично.

Бармен не стал дальше расспрашивать, хотя и заметил, что последние дни полицейский несколько не в себе.

— Великий пианист этот парень. Ты знаешь, что он судья? Говорит на нескольких языках, играл здесь, чтобы иметь возможность оплачивать учебу в юридическом колледже.

— Шутишь, наверное… — ответил Лукко, и в этот момент глаза его прищурились при виде входящего в бар Лентяя Минни. Тот засек лейтенанта, скорчил рожу и без промедления выскочил из бара.

После небольшой паузы бармен попытался продолжить разговор.

— Ты знаешь, нас, барменов, называют психиатрами. Ребята любят рассказывать нам о своих проблемах.

— И не говори, — буркнул Лукко, залпом допил виски, слез со стула, поднял с пола видавшую виды синюю парусиновую дорожную сумку и вышел из бара.

Бармен пожал плечами.

— Странный парень… — заметил он, обращаясь к зеркалу.

Выйдя из бара, Лукко перешел улицу, прошел несколько кварталов, проверяя, нет ли «хвоста», остановил такси, забрался в него и велел шоферу отвезти его в аэропорт Ла Гуардиа.

Из аэропорта он позвонил Нэнси, которая допоздна задержалась на работе.

— Как дела?..

— Я присмотрела отличный домик в Гринвич-Виллидж. Две спальни, большая гостиная, ванная, второй туалет с душем, просторная кухня и громадный холл, где можно поставить обеденный стол.

— Нэнси, Гринвич-Виллидж… послушай, это же не Ист-Сайд.

— Там прекрасно, Эдди. Как раз то, что нам нужно.

В зале вылетов объявили о посадке на рейс компании «Америкэн Эйрлайнз» до Денвера, штат Колорадо.

— Эдди?..

— Не знаю, лучше не стоит.

— Прекрасный район, веселый, живут там люди всех национальностей, я бы даже сказала несколько… пикантный район. Да в чем дело, неужели вместе с душой ты продал и хороший вкус?

— Плохая шутка.

— Черт возьми, извини, Лукко.

— Можешь не извиняться.

— Ладно. Когда твой самолет?

— Скоро.

— Значит, мне забыть про этот домик и продолжать искать? Может быть, что-нибудь роскошное рядом с парком? Черт побери, я даже могу внести залог.

— Тебе придется открыть счет в банке?

— За квартиру рядом с Сентрал-Парк? Сначала нужно обратиться в комиссию по недвижимости…

— Я говорю о домике в Гринвич-Виллидж.

— Две тысячи долларов.

— Так займись этим.

— Мы можем пойти вдвоем и посмотреть.

— Если ты видела, то, значит, он и мне понравится. Ну пока, люблю.

— Вернешься завтра?

— Разумеется. Крепко целую.

Лукко повесил трубку и направился через зал, не забывая поглядывать, нет ли «хвоста», даже уже пройдя регистрацию и выходя на посадку на рейс, следующий в Майами.


А в это время в парижском аэропорту Шарль де Голль судья Юджин Пирсон выходил с рейса «Эйр Лингус», прибывшего из Дублина. Впервые за многие недели в его походке появилась определенная легкость, потому что он верил, что в течение ближайших двадцати четырех часов встретится со своей любимой дочерью, которая, конечно же, станет прекрасной пианисткой и даже будет выступать с концертами после занятий музыкой под руководством Энрике Лопеса Фуэрте.

Он прошел в транзитную зону и отыскал на телемониторах информацию о своем рейсе в Майами. Лететь предстояло рейсом «Эр Франс», отправлявшемся по расписанию в два часа дня. Значит, еще есть время перекусить и выпить чашку кофе. Из вещей у него всего один чемодан, считающийся ручной кладью, куда Мараид уложила одежду и белье для Сиобан, а еще модные часики в качестве подарка дочери, как это обычно делают матери.

Пирсон пожалел, что у него нет времени посмотреть Париж, ведь это его любимый город. Но память об ужасном убийстве Венецианской Шлюхи никогда не покидала его, иногда он даже просыпался и вскакивал среди ночи, пытаясь стереть с лица кровь и мозги убитого.

В аэропорту ощущалась активность полиции, опытным взглядом Пирсон заметил нескольких переодетых детективов, изображавших бунтарей обоих полов в кожаных куртках, обычных пассажиров и носильщиков. Последние были, пожалуй, из специального отряда полиции по борьбе с терроризмом. Ведь за последние две недели в Париже взорвались пять бомб, и, как сообщила ему Мэри Коннелли, это была работа крайне правых экстремистов, пытавшихся скомпрометировать ливанскую организацию «Хезболлах», которая, по слухам, усиленно искала выгодный в политическом отношении способ избавиться от нескольких западных заложников. И действовала она согласно инструкциям иранской разведки, у руководителей которой на первом месте стояло желание вырваться из пропасти критики и забвения, куда ее ввергли предыдущие правители.

По словам Мэри, некая французская экстремистская организация начинила бомбами машины и бросила две гранаты в еврейскую школу, объявив себя террористической группой ливанских фундаменталистов.

Юджин Пирсон покачал головой, подумав о сложности и запутанности всех этих дел. Даже будучи одним из руководителей ИРА, он порой терялся в многообразии лозунгов и политических привязанностей европейских революционеров. Но сейчас его занимало только одно — не впутаться ни в какой скандал и благополучно вылететь в Майами.

Сидя за столиком кафе в транзитном зале и разглядывая меню, он искренне пожелал, чтобы все эти группы сели за стол переговоров и выработали единую политическую линию, а не грызлись друг с другом.

— Пожалуйста кофе, — вежливо обратился он на французском к официантке-алжирке и по-французски продиктовал целый набор закусок.

Юджин гордился своим французским, который уже много лет изучал по лингафонному курсу. Во всяком случае ему понравилось, как бегло прозвучал его заказ.

— Мсье очень любезен… — пробормотала официантка и удалилась.

«Очень любезен, — подумал Юджин Пирсон. — Если бы ты только знала». Он усмехнулся. Вот он сидит здесь один, но уже ничто не отнимет у него радости вновь увидеть Сиобан.


Гарри Форд был поглощен делами, но в то же время встревожен. Он получил первое серьезное задание по охране Пабло Энвигадо с того момента, как занял должность Хесуса Гарсиа и стал начальником службы безопасности картеля. Первая его задача — оберегать жизнь крестного отца медельинского картеля, а вторая — обеспечивать ему свободу передвижения во время случайных набегов в самое сердце вражеской территории.

Врагами Пабло Энвигадо являлись, естественно, не бандиты, а правоохранительные органы Колумбии и армия.

Гарри сидел на переднем сиденье следовавшего вторым джипа, рядом с водителем. Позади расположились Пабло Энвигадо и четверо телохранителей. Франко Сонсон сидел как раз сзади Гарри, держа постоянную радиосвязь с конвоем из пяти бронированных джипов и патрульных фургонов с затемненными стеклами, набитых вооруженными людьми. Спереди, сзади и по бокам конвой сопровождали двенадцать мощных мотоциклов, их водители в шлемах и бронежилетах вооружены автоматами МАС-10 и пистолетами-пулеметами «узи».

Кортеж двигался в предместьях Медельина с постоянной скоростью сорок миль в час, заняв скоростные ряды, не останавливаясь на красные сигналы светофоров и не пропуская транспорт справа на перекрестках.

Охрана важных персон входила в задачу специальных воздушно-десантных войск, и Гарри Форд здорово поднатаскался на этой работе. Но он должен помнить, что Карлос Нельсон просто жестокий торговец марихуаной, поэтому старался выполнять свою работу не слишком профессионально, а то обязательно вызвал бы подозрения.

Сегодняшний выезд связан с тем, что Крестный пожелал отобедать с друзьями и родственниками из Энвигадо и Санта-Фе. Подобные дерзкие и крайне опасные выходки превратили Пабло в легендарную личность по всей Колумбии, а в глазах своих братьев из Антьокии он выглядел просто героем.

Самый фешенебельный ресторан, к которому подъехал кортеж, представлял собой низкое белое здание с внутренним двором, стоящее на холме, с которого открывается прекрасный вид на город.

Франко убрал рацию от уха, наклонился поближе к Гарри и сообщил, что люди из передового дозора уже находятся в ресторане и на стоянке машин. Остальные патрулируют окрестные улицы и докладывают, что подозрительной активности со стороны полиции или армии не замечено.

Кортеж въехал во внутренний дворик ресторана, повсюду стояли вооруженные люди картеля. Джип с Энвигадо направился ко входу в здание и не успел еще остановиться, как Гарри выпрыгнул из него, взбежал по ступенькам и прошел в обеденный зал. Он заранее изучил план ресторана и знал, что обеденный зал располагается справа, за стойкой кассира.

У дверей зала стояли вооруженные люди, и, когда Гарри прошел внутрь, его встретили недоуменные взгляды. Было воскресенье, и около сорока посетителей в лучших одеждах сидели смирно за своими столиками, положив руки ладонями вверх на белоснежные скатерти.

Вдоль стен, одна из которых была с окнами, выходящими во внутренний дворик, расположились семнадцать вооруженных автоматами МАС-10 и пистолетами-пулеметами «узи» телохранителей, державших под прицелом присутствующих.

При появлении Гарри все обратили свои взоры на него. Он остановился и быстро оглядел каждый столик. Несколько подозрительного вида мужчин, но ни один из них не выглядел расслабленным, спокойным, с обманчивым ласковым взглядом, служившим признаком того, что человек может выхватить пистолет и открыть стрельбу.

Гарри бросил взгляд на столик возле двери, на нем горкой возвышалась куча самых разнообразных пистолетов и револьверов, пружинных ножей и даже парочка «узи». Обычный набор для джентльмена или его телохранителей, приехавших пообедать в ресторан в Медельине.

Гарри принял расслабленную позу и развел руками, как бы извиняясь.

— Дамы и господа! Очень сожалеем, что приходится прерывать ваш воскресный обед, — произнес он на испанском с легким аргентинским акцентом. — Но вы совершили ошибку, выбрав для обеда лучшее место в городе… прекрасное место, самые красивые женщины, а мужчины?.. Черт побери, должно быть, они все миллионеры, раз обедают здесь.

Послышались один или два нервных смешка. Не то чтобы засмеявшиеся нашли речь Гарри слишком забавной, просто, они отнюдь не считали себя героями.

— Ладно, мы не собираемся мешать вам, если и вы не будете мешать нам. Сегодня мы обедаем здесь с друзьями, вот и все. Никому не причинят вреда, никого не ограбят. Дамы и господа, ваше личное оружие будет возвращено вам сразу после нашего ухода. Да, еще одна просьба, держите, пожалуйста, руки все время над столом. Можете спокойно продолжать наслаждаться пищей, но если кто-то сунет руку под стол или встанет, то его, естественно, пристрелят.

Гарри бросил взгляд в сторону кухни, откуда появился метрдотель и четверо официантов в черных костюмах и черных галстуках, сопровождаемые по бокам двумя телохранителями с автоматами МАС-10.

Гарри Форд кивнул стоявшим позади него людям, и среди посетителей ресторана пробежал легкий шум, когда в зал вошел Пабло Энвигадо с женой и двумя двоюродными братьями, известным тореадором из Кали, и тремя прекрасными женщинами в нарядах от Карла Лагерфельда и Ива Сен-Лорана. Их окружали Франко Сонсон и еще восемь лучших телохранителей картеля.

Метрдотель шагнул навстречу и поклонился, искренне и тепло приветствуя Крестного отца.

Пабло Энвигадо подождал, пока его гости усядутся за круглый стол возле двери и поднял руки, приветствуя попавших в западню посетителей ресторана.

— Приятного аппетита, — пожелал он и сел за стол.

Гарри не присоединился к хозяину, в его задачу входило обеспечение полной безопасности. Пабло Энвигадо и его друзья ели, пили и смеялись, как самые обычные люди, пришедшие в воскресенье пообедать в ресторан.

Гарри постоянно выслушивал непрерывно поступающие сообщения об обстановке в округе. Все кругом тихо, как будто противник просто вежливо держался на расстоянии.

Наконец обед закончился. Пабло Энвигадо с женой в сопровождении друзей двинулся к поджидавшим джипам, послышался шум заведенных двигателей и рев мотоциклов.

Гарри двинулся следом, но потом обернулся и обвел взглядом обедающих.

— Благодарю вас за понимание и терпение. Наслаждайтесь, пожалуйста, спокойно вашим воскресным обедом. Можете заказывать что угодно на кухне и в баре. Шампанское, виски… водку. Вы все почетные гости дона Пабло Энвигадо, и он платит за все.

Он повернулся к ошалевшему метрдотелю и усмехнулся. Наблюдавший за ним Франко подумал, что Карлос Нельсон, оказывается, может быть похож на волка, на своего пса Дьявола.

— Все правильно, маэстро… — обратился Гарри к метрдотелю, — пришлите счет дону Пабло Энвигадо.

— Почту за честь, — промямлил метрдотель, владевший частью ресторана и распростившийся уже примерно с месячным доходом.

Форд одобрительно кивнул, вытащил из внутреннего кармана куртки толстый конверт и любезно протянул его метрдотелю. Незапечатанный конверт был битком набит купюрами по сто долларов.

— Я пошутил. Мы всегда платим сразу. В конце концов, мы можем себе это позволить…

Смех развеселившихся гостей все еще звучал в ушах Гарри, когда он забрался в джип. Колонна выехала из внутреннего дворика и двинулась по городу, распугивая транспорт, который поспешно уступал дорогу.

«А мне нравится такая жизнь», — подумал капитан Гарри Форд, кавалер ордена «Военный крест».

Превращение из способного, храброго, честолюбивого офицера специальных воздушно-десантных войск в тайного агента разведки не полностью изменило жизнь Гарри, как это произошло, например, с Малькольмом Стронгом. Когда Элизабет спросила его о первых впечатлениях от предложения Дэвида Джардина и от начальной подготовки на «пасеке», Гарри задумался, а потом ответил, что видит в этой цепи событий определенную… неизбежность. Словно он всегда знал, как обернется его жизнь.

А что касается последних событий, когда он неожиданно получил два миллиона долларов и зарабатывал теперь в месяц сто тысяч плюс еженедельно по семь тысяч на мелкие расходы, то Гарри всегда втайне надеялся, что в один прекрасный день станет богатым.

Он договорился с Рестрепо положить свои первые два миллиона долларов в Международный кредитно-коммерческий банк в Абу-Даби на срочный депозит под восемнадцать процентов с корректировкой процентов каждый четверг, и это означало, что, скажем, к примеру, через шесть месяцев на его счету уже должно быть свыше 2,3 миллиона долларов.

Но понимал ли он, что нарушил правила? А ведь инструкторы и преподаватели из секретной службы не раз напоминали ему: «В этой игре нет правил, главное выполнить задачу, следуя инструкциям, и не попасться». А венгр вообще считал это одиннадцатой заповедью.

Гарри Форд понимал, что нечестно зажать пару миллионов, а потом заманить Пабло Энвигадо и Рестрепо в ловушку, где их возьмут живьем. Но шпионаж и строился на лжи и обмане, правды здесь очень мало. А кому он сделал плохо? В конце концов, он не украл эти чертовы деньги. А через полгода у него будет три, а то и четыре миллиона (в картеле в ходу крутится так много наличных денег, что человек с его положением просто не мог не воспользоваться этим), и в это время он будет выполнять свое второе задание: добывать сведения об отделениях картеля в Кали и Боготе, о планах и методах контрабанды кокаина в Европу.

Гарри не был полностью уверен, что ему удастся такое длительное время оберегать Пабло Энвигадо, а совершенно ясно, что, если Крестный погибнет или попадет за решетку, его планам, связанным с картелем, конец. Ведь только Пабло с радостью принял его в свою семью, а остальные просто терпели его, возмущаясь в душе.

Ладно, хватит терзаться. Надо тянуть как можно дольше. В идеальном варианте представлялось, что, если Пабло Энвигадо и Рестрепо погибнут, а значит, не расскажут о нескольких миллионах, герой-агент вернется в Англию, разорвет контракт с «фирмой», отдохнет несколько месяцев, тренируя нескольких хороших лошадей и играя изредка в поло. А потом они с Элизабет переедут в Аргентину, купят ранчо и заживут той жизнью, которая, как всегда знал Гарри Форд, придет к нему.

Жалко, конечно, Алистера Рида. Гарри глубоко расстроило это случайное убийство, хотя и произошло оно в горячке боя. Опыт и чрезвычайно быстрая реакция должны были помочь ему, удержать от убийства. Мучила мысль, что Рид, возможно, специально целился мимо, чтобы не задеть его, а вот он не смог среагировать и поступить так же по отношению к своему сослуживцу.

Ладно, пусть все идет своим чередом (любимое выражение Элизабет, по которой он уже начинал скучать), сейчас он доверенное лицо Пабло, который уверен, что Гарри спас ему жизнь.

В британской армии причудливо называли «скоротечными огневыми контактами» подобные жестокие, оглушающие перестрелки лицом к лицу с противником, переходящие иногда врукопашную. И воспоминания участников о таких «контактах» всегда отличаются, всегда субъективны, потому что в них преобладает первобытный главный инстинкт. А главным инстинктом всегда было и есть стремление остаться в живых. Каждый раз остаться в живых.

И вот теперь, благодаря этому инстинкту, он завоевал прочную репутацию у бандитов. Гарри расслабился, откинулся на спинку сиденья и, взглянув в зеркало заднего вида, встретился взглядом с Пабло Энвигадо, который подмигнул ему.

— Жизнь прекрасна, Карлос, не правда ли?

Карлос Нельсон усмехнулся. Да, жизнь, и впрямь, прекрасна.


— Пап, а чем ты на самом деле занимаешься в секретной службе?

Дэвид Джардин замер, не донеся до рта палочки для еды. Они обедали в небольшом китайском ресторанчике на Уордор-стрит в Сохо. Эндрю приехал в Лондон на собеседование с представителем отдела кадров телеслужбы Би-би-си. Если собеседование пройдет успешно, то ему предстоял четырехдневный вводный курс, во время которого он познакомится с работой телевидения. Собеседование устроила Дороти, а уж дальнейшее зависело от самого Эндрю.

— Ох, на самом деле занимаюсь скучными делами. Разные правительственные совещания, поездки за границу к некоторым нашим дипломатам, составление бесконечных отчетов. А у кого-нибудь из твоих школьных приятелей отец занимается работой… вроде моей?

Эндрю усмехнулся, засовывая в рот кусок цыпленка.

— Не знаю… — промычал он, — я говорю им, что ты работаешь в протокольном отделе.

— Молодец. — Джардину стало стыдно, что только что, хоть и непроизвольно, он допрашивал сына. — Нервничаешь перед собеседованием?

— Не-е, — Эндрю покачал головой. — Получится, так получится, а нет — значит, им не повезло.

Джардин тихонько рассмеялся. Юношеская самоуверенность.

— С кем играете в эти выходные?

— С Брайнстоном.

— Вы их под орех разделаете.

— Не знаю. В этом году они неплохо выступают. У них очень приличный отбивающий, некто Маккрей.

— Родди?

— Ага.

Джардин улыбнулся. Родди — это младший сын Стивена Маккрея, о чем Эндрю, возможно, и знал. Поймав взгляд сына, он усмехнулся.

Дэвид дотронулся до щеки, синяк уже почти сошел.

— Ну-ну, мы еще сделаем из тебя иезуита…

После обеда они вышли на Уордор-стрит, и Дэвид Джардин посадил сына в такси, которое должно доставить его на собеседование на телецентр Би-би-си в Уайт-сити, снабдив предварительно десяткой на проезд и еще одной десяткой на карманные расходы. Дороти находилась в Шотландии, где брала интервью у бывшего министра, заявившего, что регулярно общается со святой Жанной Д’Арк, являющейся к нему на длинном, пустынном пляже в Калбин-Сэндз.

И, как только скрылось такси с Эндрю, занятым уже своими мыслями, куратор направления «Вест-8» вдруг внезапно понял, что сейчас ему следовало бы находиться совсем в другом месте.

Во время обеда он старался не думать о том, что на три часа у него назначено свидание с Элизабет, иначе присутствие сына заставляло бы его чувствовать себя неловко.

Наслаждаясь общением с сыном, Джардин старался также не думать о дорогой и очень серьезной игре, которую под руководством Ронни Шабодо планировали начальник оперативного отдела и начальник службы безопасности с целью заманить в ловушку Гарри Форда и заставить его выдать себя, подтвердив тем самым, что он превратился в ненадежного и потенциально опасного агента.

Секретная служба в строгой тайне и всегда неохотно проводила подобные операции в отношении серьезно скомпрометировавших себя сотрудников, потому что они неизменно заканчивались смертью отступника.

Мокнущий под дождем на Уордор-стрит Дэвид Джардин вдруг совершенно отчетливо понял, что Гарри ни за что не оказался бы в Колумбии, если бы его начальник не пожелал спокойно предаваться любви с Элизабет. Ради нескольких недель удовольствия. Ведь по всем статьям Джардин должен был выбрать Малькольма Стронга. Бог свидетель, все пытались убедить его в этом.

— Но окончательное решение, конечно, за тобой, Дэвид, — сказал ему тогда Ронни Шабодо.

Дэвид Джардин поежился, он чувствовал себя отвратительно. Но по мере того как росла уверенность в том, что он сам, лично, должен во всем разобраться, появлялось и убийственное спокойствие. А вместе с ним и холодное, расчетливое решение.

Он поднял руку и остановил такси.

— Куда поедем? — поинтересовался водитель.

— Сначала на Тайт-стрит, а потом, если согласитесь подождать, в аэропорт Хитроу.

— Мне нравятся такие прибыльные маршруты.

Джардин влез в такси, захлопнул дверцу, и машина тронулась.


Лучи летнего солнца освещали пустой стол Джардина и каминные часы, спокойно отсчитывающие секунды. За окнами виднелась радуга, повисшая над Парламентской площадью.

Атмосфера спокойного, ленивого послеообеденного времени охватила Ронни Шабодо, молча стоявшего на пороге кабинета и разглядывавшего пустое кресло и фотографию 129-го «спецназа» на стене позади него. В руках он сжимал папку с предварительными результатами оценки аналитиками последних сообщений Гарри Форда.

Результаты неутешительны. Службы анализа умела прекрасно работать еще четыреста лет назад во времена королевы Елизаветы I, и до сих пор ей не было равных в умении распознавать, когда агент что-то скрывает или просто дурачит своих хозяев.

«Кабинет пуст, — подумал венгр, оглядываясь вокруг. — Он похож на дом, хозяин которого умер или уехал».

— Он еще не возвращался с обеда, — заявила Хетер, появляясь откуда-то в приемной. — Он вернется?..

Шабодо закрыл глаза.

— Надеюсь, — ответил он.


21

Советы путешественникам


Если бы майамское отделение Международного кредитно-коммерческого банка открылось утром в эту пятницу как обычно, если бы оно не было закрыто до двух часов дня на специальную ревизию, то лейтенант из отдела по расследованию убийств Эдди Лукко осуществил бы свое намерение снять со счета тридцать тысяч долларов наличными и купить в Корал-Гейблз в конторе «Джеррис спешл ауто» прекрасно отремонтированный «форд-мустанг» 1975 года выпуска, заправить его и отправиться на север по шоссе № 1, чтобы на следующий день утром приехать в Нью-Йорк и позавтракать с Нэнси.

Машина эта — просто мечта, точно как в фильме «Буллитт» со Стивом Маккуином, на которого Эдди втайне хотел походить. Но об этом не знала даже Нэнси.

Прошлым вечером он прилетел из Нью-Йорка, взял напрокат неприметный «додж-седан» и остановился в скромном отеле в «Коконат Гроув», на верхнем этаже которого размещается шумный ночной клуб и где говорят в основном по-испански.

Стояла жаркая и влажная погода, Лукко надел легкие льняные брюки, мокасины, рубашку навыпуск, на правой лодыжке закрепил липкой лентой полицейскую бляху, а на другой ноге — тупорылый «смит-вессон» в кобуре. Он поехал на машине в Бейшор, где полно всяких баров и закусочных, на улицах играют музыканты и выступают актеры. В баре «Бергинс», расположенном прямо у моря, симпатичная разведенная хозяйка родом из Нью-Йорка признала в нем земляка и принялась угощать всеми имеющимися в наличии сортами пива.

Когда хозяйка услышала, что Лукко хочет купить какой-нибудь классный, но недорогой автомобиль, она посоветовала ему обратиться в контору «Джеррис спешл ауто» и тут же познакомила с ее владельцем Джерри, сидевшим в баре.

Выяснив, что Эдди Лукко желает приобрести большой «мустанг», Джерри отвез его в свою контору и с гордостью продемонстрировал три прекрасно отреставрированные машины. Лукко выбрал лучшую, по его мнению, и сказал, что заплатит девять тысяч долларов наличными, что здесь, в Майами, не вызвало такого удивления, как в других, более консервативных штатах Америки. Они договорились встретиться на следующий день в половине одиннадцатого.

Но на больших пуленепробиваемых стеклянных дверях банка висело объявление «Закрыт до 14.00».

Лукко выписался из отеля без десяти девять, не выспавшись как следует из-за шумной дискотеки ночного клуба. И вот теперь ему надо как-то коротать время до двух часов дня.

Он пожал плечами, неторопливо вывел автомобиль из делового квартала и поехал куда глаза глядят, обнаружив через некоторое время, что подъезжает к линии шлагбаумов, за которыми бетонная дорога шла по дамбе к острову Ки-Бискейн.

В машине звучало радио, ярко светило солнце. Лукко плюнул на все, заплатил доллар и поехал по дороге на Ки-Бискейн — первый остров в гряде Флорида-Кис, тянущейся на юг и отделяющей побережье Флориды от Мексиканского залива.

Справа он заметил гавань для яхт и ряд низких, грязно-синих деревянных построек, да еще бар, примостившийся прямо возле стоянки лодок. Лукко свернул направо и припарковал машину во дворе заведения, которое, судя по громадной вывеске, называлось «Сандейз он зе Бич». Как раз здесь и ужинал несколько недель назад Дэвид Джардин с Джоном и Джони Консадайнами.

Пешком он прошелся до стоявших на якоре мощных, глубоководных рыбацких баркасов, команда которых занималась подготовкой к дневному лову. Сидевшая на ступеньках бара серая цапля равнодушно наблюдала за стройной, загорелой официанткой, подававшей кофе и вафли влюбленной парочке, которые тихонько переговаривались между собой и смеялись. Лукко зашел в бар и уселся на стул перед стойкой.

— Как дела?.. — с улыбкой поинтересовалась официантка лет девятнадцати.

— Отлично. Можете дать мне большую чашку черного кофе с поджаренным хлебцем, или что там у вас есть?

Он сидел недалеко от веранды, поэтому даже раннее утреннее солнце здорово припекало спину.

— У нас есть вафли, хотите? Эми как раз сейчас их готовит. Я думаю это единственное, что она умеет, но вафли на самом деле очень вкусные…

Официантка засмеялась, повернулась, при этом ее чудесные волосы взметнулись, и улыбающееся, живое, молодое личико на долю секунды стало абсолютно похожим на личико неизвестной девушки, стоявшей на фотографии на какой-то из площадей Рима.

У Эдди все похолодело внутри. Он через силу улыбнулся и сказал, что очень любит вафли. Но, как только официантка упорхнула на кухню, откуда послышалось хихиканье и дружеский треп, ему показалось, что он снова находится в туалете на Центральном вокзале, щупает пульс и стирает следы рвоты с лица девушки, понимая, что все уже кончено для этой очередной жертвы «крэка».

А теперь его вовлекли в какую-то дьявольскую игру. Берет у колумбийцев их грязные деньги, становится секретным агентом Управления по борьбе с наркотиками. И вот давай, покупай себе машину, кто сказал, что ты не умеешь наслаждаться жизнью… Радуйся. Эдди Лукко ощутил, как грудь сдавило чувство вины. Он наслаждается жизнью, эта поездка в Майами хорошенько отвлечет его от всего того дерьма, которым забит 14-й полицейский участок. Позавчера три случая убийств, связанных с «крэком». Самой молодой жертве девять лет, самой старшей около четырнадцати.

А погибшая девушка? Для него она уже не считается неизвестной. Сиобан Пирсон. Дочь Юджина Патрика Пирсона. Судьи из Ирландии.

Но Дон Мейдер взял с него клятву молчать. Судья Юджин Пирсон не должен знать, что его дочь лежит мертвая в морге больницы Бельвью. Если он узнает о смерти дочери, это может помешать некоторым «текущим делам».

Что ж, нет более дисциплинированного полицейского, чем лейтенант Эдди Лукко. Никто лучше него не понимает необходимости время от времени крепко держать язык за зубами.

Но его буквально разрывала на части мысль о том, что где-то в Ирландии этот судья, и, конечно же, его жена, не находят себе места, терзаются и молятся о спасении пропавшей дочери.

«Черт с ним», — решил Лукко, поднялся со стула и спросил у появившейся из кухни с кофе и вафлями официантки:

— У вас есть тут телефон-автомат?..

— Конечно, — она дружески улыбнулась. — Пройдите в ресторан, там через двери, и в дальнем конце увидите телефоны.

— Спасибо.

— Вам нужны монеты?

— Нет, у меня есть.

Хороший детектив всегда имел при себе достаточное количество монет для телефона-автомата.

Эдди Лукко понадобилось двадцать семь минут, чтобы разыскать номер телефона судьи Юджина Пирсона. Молоденькая официантка даже принесла ему к телефону кофе. Служба информации телефонной компании ничем помочь ему не смогла. Девушка на коммутаторе департамента полиции Нью-Йорка занималась его просьбой двенадцать минут, после чего сообщила лейтенанту, что по соображениям безопасности номер телефона судьи Юджина Пирсона не внесен в банк данных компьютера справочного бюро Дублина.

В конце концов Лукко позвонил детективу-ирландцу из 14-го полицейского участка, у которого трое двоюродных братьев служили в ирландской полиции. Объяснив, что ему требуется, Эдди вернулся в бар и занялся вафлями с кленовым сиропом.

Через десять минут в баре зазвонил телефон, и официантка передала трубку Лукко. Он записал номер домашнего телефона судьи Юджина Пирсона из Дублина.

Лейтенант отдела по убийствам поблагодарил официантку, расплатился, добавив хорошие чаевые, и вернулся к телефонам-автоматам в вестибюле рядом с киоском, в котором продавали пляжную одежду и панамы. Для звонка в Дублин требовалось больше монет, чем у него было, а Лукко не хотел пользоваться одной из своих кредитных карточек, которая легко могла вывести на след звонившего.

Поэтому он подошел к полной, добродушной кубинке, торговавшей в киоске, и попросил разрешения воспользоваться ее телефоном, предложив оплатить стоимость разговора плюс пятьдесят долларов за услугу.

Договорившись, Эдди протиснулся в тесную каморку, служившую «офисом», присел на коробки с пляжными рубашками и набрал домашний номер телефона Юджина Пирсона. Сегодня суббота, и он прикинул, что судья вряд ли на работе, правда, учитывая разницу во времени в пять часов, сейчас в Дублине около четырех часов дня.

Лукко насчитал четырнадцать гудков, прежде чем ему ответил женский голос:

— Четыре семь один пять, — сказала она с легким смешком.

— Э-э, доброе утро или, наверное, надо бы сказать добрый день, могу я…

— Кто вы?

— Могу я поговорить с судьей Юджином Пирсоном?

— Кто говорит?..

«Боже мой, а что же я скажу этому человеку?» Лукко глубоко вздохнул.

— Я звоню из Соединенных Штатов по личному делу.

Небольшая пауза. Но линия оставалась чистой, никаких признаков подключения магнитофона или прослушивания.

— Это что-то, связанное с семинаром?..

— Э-э, мне бы хотелось просто поговорить с ним несколько минут.

— Вы опоздали, мистер?..

— Джонсон.

— В два тридцать по местному времени он приземлится в Майами. Но уехал вчера, полет долгий, вы же знаете…

— На… семинар?..

— Да, на конференцию юристов во Флориде. А потом у него еще будут кое-какие личные дела.

— Надеюсь, приятные?

Лукко был настоящим профессионалом, не упускавшим ничего.

— Дело касается нашей дочери. Он встретится с дочерью, и они, по всей вероятности, вернутся домой вместе…

Встретится с дочерью? Лукко охватила дрожь. Может быть, у них есть еще одна дочь? Но интуиция подсказывала ему, что нет.

— Алло? — раздался в трубке голос Мараид Пирсон.

— Благодарю вас, миссис Пирсон. Спасибо.

Внезапная боль в сердце заставила закаленного нью-йоркского полицейского повесить трубку. Он расплатился с продавщицей за звонок, оставив сверх пятьдесят долларов, и вышел из ресторана на жаркое солнце. Откуда-то доносились звуки песни Боба Марли «Нет женщины, нет и слез…»

Эдди Лукко долго стоял, прислонившись к взятому напрокат «доджу». Цапля с грациозным видом прохаживалась вдоль причала, заглядывая в рыбацкие баркасы, куда загружали приманку для рыбы. По спине лейтенанта катился пот. Никогда еще в жизни ему так не хотелось выпить, и, если бы сейчас у него в машине лежала бутылка виски, он с удовольствием сделал бы большой глоток.

«Ладно, — подумал он, — я позвонил отцу девушки за четыре тысячи миль из Майами, из города, в котором был всего четыре раза в жизни, и что я выяснил? Незнакомый мне судья, потерявший дочь, через пару часов приземлится в Майами».

Для чего? Чтобы посетить конференцию юристов?

Минутку.

А какие у него личные дела? Жена сказала, встретиться с дочерью, наверняка это с его слов. Но почему судья решил, что его дочь будет здесь? Может быть, они договорились об этой встрече несколько месяцев назад? Папа, я погуляю по Америке, а такого-то числа мы с тобой встретимся в Майами? Непохоже. Совсем непохоже.

Нет, картель ведь просто пришел в ярость, бойня в Бельвью, Рикардо Сантос, да и взятка в пять миллионов, чтобы он замял это дело. Им нужно иметь основание для шантажа отца девушки, этого судьи Юджина Пирсона, который прилетит в Майами в половине третьего.

И какую бы причину нынешней поездки ни выдвигали судья и его жена, Лукко твердо уверен, что Юджин Пирсон везет в Майами то, что требует от него картель. А может быть, он уже выполнил требования картеля, а сейчас летит сюда в надежде забрать дочь? Если так, то ему не стоило покупать обратный билет.

И, обливаясь потом, струящимся по лицу, Лукко пришел к выводу, что налицо два, нет, три оправдания игре, которую он затеял.

Нет вопросов, что полученная только что информация важна для расследования бойни в Бельвью. И он, как представитель правоохранительных органов, ведущий расследование, обязан воспользоваться ею. Ладно, это один путь.

Но он еще и тайный агент Управления по борьбе с наркотиками, работающий под руководством Дона Мейдера. Значит, обязан информировать Дона о положении дел. Нет проблем.

Но, кроме того, он сотрудник отдела по расследованию убийств, с самого начала расследующий дело об убийстве неизвестной девушки. Заниматься им он имеет право в любом месте. Департамент полиции Нью-Йорка всегда поддержит его в этом.

Лукко забрался в «додж» и поехал в международный аэропорт Майами, находящийся в получасе езды от Ки-Бискейн. Оставив машину на стоянке, он направился в снабженный кондиционерами зал прилета.

Воспользовавшись кредитной карточкой, Эдди позвонил Дону Мейдеру домой на Лонг-Айленд. Миссис Мейдер, с которой он никогда не встречался, сообщала, что Дон играет в гольф и будет дома около четырех. Когда она спросила, кто звонит, Эдди попросил передать Дону, что звонил из Майами Джино Луччезе и что перезвонит позже. Джино Луччезе — это его псевдоним, придуманный Доном Мейдером.

Лукко устраивало отсутствие Мейдера, это развязывало ему руки и позволяло действовать как полицейскому отдела по убийствам. Так что теперь он на вполне законном основании имеет право встретиться с прилетающим в Майами судьей Юджином Пирсоном. И все-таки, с другой стороны, он сожалел, что не заручился в этом вопросе поддержкой Управления по борьбе с наркотиками.

Затем он позвонил в свой 14-й полицейский участок и сообщил, что находится по служебным делам в Майами. О неизвестной девушке или убийстве в Бельвью Лукко не упомянул, потому что, как подчеркивал капитан Дэнни Моллой, нельзя доверять никому, даже департаменту полиции, если дело касается картеля.

Но исполнявший в эту субботу обязанности дежурного детектива сержант Сид Мерсер и не задал никаких вопросов. Лукко был надежным полицейским, да к тому же лейтенантом, что давало ему определенные преимущества. Если ему понадобилось по делам службы отправиться в Майами, значит, так и надо. Сержант молча зарегистрировал звонок.

Положив трубку, Лукко почувствовал себя гораздо лучше, потому что ему очень не нравилась эта поездка в Майами тайком. Теперь, во всяком случае, он мог находиться здесь на законных основаниях. А сейчас надо получить доступ к спискам пассажиров и выяснить, каким рейсом прилетает из Европы судья Пирсон. Значит, придется воспользоваться связями в департаменте полиции графства Дэйд, которому не очень нравилось присутствие на его территории посторонних полицейских.

Без десяти два лейтенант Лукко стоял в зале иммиграционного контроля, ожидая прилета рейса «Эр Франс» из Парижа, задержанного в аэропорту Шарль де Голль из-за проверки на предмет подложенной бомбы.

Сержант Джо Боло из отдела по убийствам департамента полиции графства Дэйд два года назад проходил курс переподготовки в Нью-Йорке, где Эдди и Нэнси Лукко окружили его заботой и скрасили время пребывания. Нарушив правила, Эдди даже пару раз брал с собой Боло на операции по задержанию гангстеров, что было знаком доверия и дружбы, в чем непривыкший к большому городу полицейский нуждался, как дети в теплом молоке.

— Как выглядит этот парень? — спросил Боло.

Лукко пожал плечами.

— Ладно, не волнуйся… — Полицейский из Майами повернулся к сотруднику службы иммиграции. — Сможем мы опознать его во время предъявления?

Он имел в виду предъявление паспорта.

— Разумеется.

Они продолжали ждать.

Лукко воспользовался моментом, позвонил Нэнси и сообщил, что, возможно, не успеет вернуться домой к воскресному завтраку.


Со стороны сеньора Армандо Торреса Тейады, финансиста из Перу, было неблагоразумно появляться в Колумбии в этот момент, когда благонадежность Гарри Форда оказалась под вопросом, потому что Гарри мог опознать Торреса как высокопоставленного сотрудника британской разведки Дэвида Арбатнота Джардина, кавалера ордена Святого Михаила и Святого Георгия III степени.

Джардина это несколько раздражало, во-первых, он чувствовал себя уверенно в личине Армандо Торреса, а во-вторых, еще рано с уверенностью говорить о том, что Гарри Форд ступил на кривую дорожку. Может быть, он просто припрятал несколько миллионов на черный день? Ведь тайные агенты не знали, что их ожидает в будущем. И, естественно, некоторые очень хорошие (и самые надежные) агенты иногда поступали так, но старались соблюдать при этом одиннадцатую заповедь Ронни Шабодо. Но деньгами этими они не пользовались, во всяком случае пока находились на государственной службе. (Был такой случай, когда правительство Ее Величества в лице секретной службы сбросило на парашюте слитки золота еще времен англо-бурской войны на сумму в несколько сот тысяч долларов в Аравийской пустыне, которые предназначались для подкупа вождей и шейхов мятежных племен. Тайный агент, встретивший этот груз, благополучно подкупил кого следовало, а спустя несколько лет приобрел роскошную яхту для чартерных рейсов в Средиземном море. Возил он туристов в Грецию и Ливан, не гнушаясь при этом и мелкими партиями оружия и гашиша.)

Но вот убийство Алистера Рида. Да еще утаивание информации о Пабло Энвигадо, которую Гарри не может не знать, например, местонахождение Энвигадо после бегства из засады. Вот эти факты наводили на мысль, что Гарри Форд, как знать, не ступил ли на скользкий путь предательства или, по меньшей мере, не превратился ли в опасного агента.

Поэтому Дэвид Джардин просто обязан был прилететь в Колумбию, используя тщательно отработанное прикрытие. С тайной полицией в аэропорту он дела не имел, потому что миновал ее без помех, воспользовавшись британским дипломатическим паспортом на имя Джорджа Паттерсона, сотрудника финансового управления Министерства иностранных дел Великобритании, прибывшего в Колумбию для финансовой проверки бухгалтерии посольства.

Паттерсон — это его рабочий псевдоним, когда он приезжает в Боготу по официальным каналам, так что таможенники с улыбкой поприветствовали уважаемого дипломата.

В зале его уже ждали люди из посольства, но не резидент секретной службы или его помощник, а секретарь начальника канцелярии посольства и шофер-охранник.

Из аэропорта они поехали в посольской «хонде», что было вполне естественно, и с этого момента Джордж Паттерсон должен исчезнуть, появившись снова только в момент отлета из страны, защищенный от возможных неприятностей документами дипломата. Такие трюки известны в практике шпионажа и используются главным образом в дружественных или, по крайней мере, не слишком враждебных странах.

К тому времени как «хонда» добралась до посольства Великобритании в северной части Боготы, в ней так и сидели три человека, но ни один из них не был Дэвидом Джардином.

Во время поездки Дэвид снял пиджак в полоску и галстук, натянул свитер, сменил начищенные черные ботинки на растоптанные, но очень удобные кожаные сапоги на каучуковой подошве. Машина свернула в маленькую темную аллею, Дэвид пересел на заднее сиденье поджидавшего его мотоцикла и помчался на встречу с полковником Хавьером Рамоном, у которого хранились все необходимые документы и одежда сеньора Мигеля Херидиа Гомеса, боливийского консультанта частных фирм по вопросам безопасности. В Боготе полно подобных людей.

Встреча состоялась в квартире недалеко от торгового центра в северной части города. Здесь жила бывшая любовница Рамона, которая стала преуспевающей владелицей ночного клуба, а потом уехала с симпатичным молодым писателем на двенадцать лет моложе нее, отец которого был миллионером и владел керамическими заводами в Гуатавита. Будучи практичной женщиной, она оставила за собой квартиру, а Рамон попросил у нее ключи, объяснив, что станет иногда встречаться там с молодыми красивыми женщинами, так что там всегда будет чистота и порядок, да и квартира станет находиться под присмотром.

— Итак, старина, — сказал Рамон по-английски, наполняя большие стаканы виски и протягивая Дэвиду бутылку содовой, — твой юный герой создает нам проблемы…

Многое в Рамоне нравилось Джардину, но больше всего — его потрясающая способность становиться полноправным участником той операции, над которой работал в данный момент. И его слова о том, что Карлос Нельсон создает «нам проблемы», подчеркивали готовность Рамона считать себя полноправным агентом секретной службы. Его манера поведения, плотная фигура, индейские черты лица (результат смешения индейской и испанской крови сотни лет назад) с прикрытыми веками крокодильими глазами напоминали Дэвиду Ронни Шабодо. Оба они цельные натуры, жестокие, с большим опытом работы в разведке, и Джардин был рад выступать в одной с ним команде.

— Я придумал небольшую проверку, — ответил Джардин на испанском. — В ней будет участвовать еще один парень, подготовленный так же, как Карлос, мы с тобой встретимся с ним сегодня же, но попозже. Можно привести его сюда?

— Он в Боготе? — поинтересовался Рамон.

— Мы встретим его на выезде из аэропорта. Его самолет прибывает в семь. Позже я скажу тебе его имя, Хавьер.

Рамон кивнул. Он привык к осмотрительности Джардина. Честно говоря, он частенько рассказывал о приемах Джардина в своих лекциях, которые читал молодым офицерам тайной полиции, естественно, тщательно скрывая источник.

— Что понадобится от меня для этой проверки?..

И Джардин объяснил, как намерен вытащить Карлоса от дружков по картелю и устроить ему простенькую, но эффективную проверку.

— Боже мой, — одобрительно кивнул Рамон, — тебе бы быть иезуитом, Мигель Херидиа.

Дэвид Джардин холодно улыбнулся.

— А я и есть иезуит, — ответил он.


Эдди Лукко стоял вместе со старшим агентом иммиграционной службы и наблюдал за вереницей пассажиров с рейса «Эр Франс», выстроившихся вдоль двенадцати стоек паспортного контроля.

К пассажирам этого рейса добавились пассажиры рейса из Нассау, красочно разодетые туристы, а еще пассажиры только что прибывшего рейса из Германии, возглавляемые тремя горластыми и бесцеремонными женщинами явно тевтонской крови.

— Когда он предъявит паспорт и иммиграционную карточку, компьютер даст нам сигнал, — сказал агент иммиграционной службы Джек Лапонте. — Придется немного подождать…

— Можем объявить по радио, если хочешь, — предложил Джо Боло. — Ты говоришь, он приехал на конференцию юристов, так что можем так и объявить: «Мистер Пирсон, прибывший на конференцию юристов».

— Нет, не хочу его настораживать, — ответил Лукко, уверенный, что в зале Пирсона будет поджидать кто-нибудь из людей картеля.

И они решили делать то, что так часто приходится делать детективу. Терпеливо ждать. Эдди Лукко оглядывал пассажиров, надеясь, что интуиция подскажет ему, кто из трехсот пассажиров отец неизвестной девушки, как он продолжал называть ее…


Пабло Энвигадо и его ближайшие помощники сидели на террасе виллы в окрестностях Сабанеты, города, пользующегося щедростью картеля.

Терраса украшена кустами и карликовыми деревьями в больших терракотовых горшках. Стоят здесь и прочные деревянные стулья в испанском колониальном стиле, бледно-голубые и желтые тенты, под которыми при желании можно укрыться от солнца.

Человек, называвший себя Рестрепо, сидит за столом и, пользуясь портативным компьютером, изучает текущие дела картеля.

Энвигадо стоит в углу террасы, занятый разговором с человеком, которого представили Гарри как Хуана Лондоно Родригеса, представителя отделения картеля в Кали, которым руководит Жильберто Родригес Орежуела…

Начиная с 1988 года Энвигадо подозревал наркобаронов из Кали в постоянных попытках убить его, и Крестный поручил Рестрепо организовать переговоры с Родригесом Орежуелой, чтобы обезопасить себя с этой стороны и бросить все силы на усиление борьбы против правительства.

Из Кали Рестрепо вернулся с заверениями в лояльности, и все же предупредил Энвигадо о явно враждебном отношении Кали и Боготы к Медельину, считавших, что излишняя жестокость Пабло наносит вред всему делу торговли кокаином.

В связи с этим Рестрепо и предложил Энвигадо согласиться на тайные переговоры с восьмидесятичетырехлетним священником, представлявшим советника президента Гавириа по делам Медельина, и одновременно сделать какой-нибудь жест государственного значения, например, запретить своим людям убивать полицейских в ранге выше капитана или окружных судей…

И вот теперь эти секретные переговоры должны закончиться сдачей Пабло Энвигадо властям в обмен на отмену ненавистного закона о выдаче членов наркомафии Соединенным Штатам и на другие условия, которые посоветовал выдвинуть Луис Рестрепо. Главари остальных группировок картеля, которым также грозила выдача США и длительные сроки заключения, тоже нашли привлекательной идею провести два или три года в колумбийской тюрьме, после чего они выйдут на свободу чистенькими и снова займутся своим бизнесом, уже не конфликтуя с правительством.

Рестрепо говорил Гарри, что если реально рассматривать положение вещей, то кокаиновая индустрия является основным фактором колумбийской экономики. В ходе переговоров с правительством об отмене закона о выдаче преступников США картель даже предложил выплатить наличными национальный долг Колумбии.

Ни одна из стран «третьего мира» не могла бы отказаться от такого источника благосостояния, и, пока американцы и европейцы продолжают тратить сотни миллионов на эту пагубную привычку, кокаин, превращающийся в уличный товар, будет расти в цене.

— Боже, не допусти того дня, — произнес Гарри Форд, отступая в тень вместе с Дьяволом, который не отходил от него, — когда у этих гринго хватит ума легализовать наркотики…

— Даже не шути так, — ответил Рестрепо, не отрывая взгляда от компьютера.

Они увидели, как в дальнем конце террасы Пабло Энвигадо показывал собеседнику на горный кряж, который при ярком свете этого чудесного дня, казалось, навис над городом.

— Он показывает Лондоно, где будет построена его тюрьма, — сказал Рестрепо, откидываясь на спинку стула и потягиваясь.

Гарри Форд похолодел от этих слов.

— Что?

— Скоро узнаешь. — Рестрепо поднялся и направился в библиотеку, сделав Гарри знак следовать за ним. Там он открыл холодильник, достал графин охлажденного чая, взял два стакана, наполнил их и протянул стакан Гарри.

— Спасибо.

Гарри насторожился. Не в привычках Рестрепо было угощать кого-нибудь. Даже охлажденным чаем.

— Садись.

Гарри уселся поудобнее в старое кожаное кресло. Библиотека обставлена со вкусом: заставленные книгами деревянные книжные полки, натертый паркет темного дерева, индейские ковры великолепного качества, солидная мебель из дерева и кожи. Что-то подсказывало Гарри, что это дом Рестрепо, но не мог же ближайший советник Пабло Энвигадо засадить своего босса в тюрьму всего в миле от своего дома.

— Карлос Нельсон. — Рестрепо удобно устроился на диване и смотрел на Гарри поверх стакана. — У меня к тебе деликатное поручение.

— Все, что в моих силах, — любезно ответил Гарри.

— О, с этим-то ты прекрасно справишься…

Гарри внимательно смотрел на Рестрепо, но на лице адвоката ничего нельзя было прочесть.

— Скоро в Боготу прибудет один человек. Он остановится в отеле «Ла Фонтана», надеюсь, тебе знакомо это место.

— Конечно.

Гарри начал догадываться, что за этим кроется.

— Он привезет коды для дискеток, принадлежащих картелю. Я хочу… кстати, ты говоришь по-английски? Мне следовало раньше поинтересоваться этим, но, поскольку ты работал со Спенсером Перси…

— Естественно, я говорю по-английски, брось эти игры, Луис, — оборвал его Гарри на английском.

— Извини. — Рестрепо наклонил голову. — Ты заберешь коды, которые он передаст тебе, и отправишь с ними Мурильо ко мне.

— А где ты будешь?

— Поблизости.

— И когда ты убедишься, что это именно те коды?..

Он понимал, к чему идет дело.

Рестрепо улыбнулся.

— Ты все схватываешь на лету, Карлос. Мурильо сообщит тебе, те ли это коды.

— И потом я заплачу этому человеку?..

Гарри в напряжении ждал ответа Рестрепо.

— Ты убьешь его.

Казалось, замерла вся долина, в которой, может быть, в будущем построят тюрьму для Пабло Энвигадо.

— В отеле «Ла Фонтана»?

— Конечно нет. Если бы это было обычное убийство, с ним вполне справились бы Бобби Сонсон или Мурильо. А ты должен устроить так, чтобы тело исчезло навечно. Не забудь обыскать номер и изъять любые следы пребывания этого человека в Колумбии.

— А кто он такой?

С террасы донесся смех Пабло Энвигадо и его собеседника из Кали. Лежавший возле ног Гарри Дьявол настороженно поднял голову в надежде услышать голос своего бывшего хозяина Хесуса Гарсиа, но потом снова опустил голову на лапы и лениво зевнул.

— Его зовут Юджин Пирсон. Он судья из Ирландии и один из руководителей «временной» ИРА. У нас с ними небольшое совместное дельце.

— Послушай, Луис, — Гарри отставил в сторону стакан, — даже картелю следует хорошенько подумать, прежде чем убивать человека ИРА…

— Ты их боишься? — Глаза Рестрепо буквально буравили лицо Гарри.

— Мне на самом деле они до фонаря, но они могут навредить картелю в Европе…

Луис Рестрепо Осорио улыбнулся и отхлебнул холодного чая.

— Успокойся, Карлос, — сказал он по-английски, — именно ИРА и хочет, чтобы его убрали.


Последний пассажир рейса «Эр Франс» прошел паспортный контроль иммиграционной службы. Не хватало только трех пассажиров, значившихся в списке.

Эдди Лукко посмотрел на экран компьютера, потом через стекло на стойки паспортного контроля.

— Еще трое… — сказал он.

— Вероятно, транзитники? — заметил Джек Лапонте.

— Что ты сказал? — Лукко с угрожающим видом повернулся к агенту иммиграционной службы.

— Джеки имеет в виду, что если пассажир сразу пересаживается на рейс, вылетающий в США, то он не проходит паспортный контроль, — пояснил Боло.

— Ох, черт… — Лукко беспомощно опустил руки, словно боксер, отстраненный от дальнейшего ведения боя.

— Хочешь, чтобы я проверил? — Лапонте уже нажимал какие-то кнопки на клавиатуре компьютера.

Лукко встретился с удивленным взглядом Боло.

— Что я за болван. Поверил, что он приезжает в Майами, потому что так мне сказала его жена…

— Послушай, прямо сейчас вылетают восемь рейсов…

Лапонте нажал еще какую-то клавишу.

— А какой-нибудь из них летит в Колумбию?

Мысли у Лукко работали лихорадочно.

— Сейчас посмотрим… Да, рейс «Авианса» в Боготу. Подожди… — Все трое увидели, как на экране компьютера появилась информация о том, что рейс «Авианса» в данную минуту как раз взлетает.

Лапонте запросил список пассажиров, все молчали, ожидая появления информации на экране компьютера.

— Место 18-С, — прочитал Боло.

— Пирсон Ю. П., ну не проклятие ли?

Лукко уперся пальцами в крышку стола и задумался.

— Тяжелый случай, дружище.

Боло бросил взгляд на агента иммиграционной службы и пожал плечами, как бы говоря: «Мы сделали все возможное».

— Попрошу вас о последней услуге.

— Давай, лейтенант, — подбодрил Лапонте. — Кто знает, может быть, мне когда-нибудь понадобится помощь в Нью-Йорке.

На лице Лукко появилась горестная улыбка.

— Есть еще сегодня рейсы в Колумбию?

Снова всеобщее внимание приковано к компьютеру. Был еще один рейс «Америкэн Эйрлайнз» в четыре десять, прибывает в Боготу в семь сорок вечера по местному времени. У Боготы и Майами разница во времени один час.

Лапонте снял трубку телефона и заказал Эдди Лукко билет на этот рейс, потом положил трубку и обратился к Лукко:

— Черт побери, Богота — не то место, где я предпочел бы провести субботний вечер, но раз уж ты так хочешь, то билет тебя ждет.

— Джек, за департаментом полиции Нью-Йорка должок. Если будешь в Нью-Йорке, я угощу тебя потрясающими спагетти, которых ты еще не ел в жизни.

Они попрощались, и Боло с Лукко, предъявив полицейские бляхи, прошли через таможню, вышли из зоны паспортного контроля, прошли прямо к стойке «Америкэн Эйрлайнз», где Эдди купил билет до Боготы, выбрав место возле прохода.

— Ну что, приятель, у тебя есть еще пара часов. Хочешь отдохнуть или предпочтешь выпить?

Лукко ответил, что ему надо съездить в город и получить деньги.

— Послушай, да тут тоже есть отделение банка.

Нет, ему нужен определенный банк. Он сказал, что поедет туда один, и поблагодарил Боло за все.

— Всегда к твоим услугам, дружище…

— И еще последняя просьба, если не возражаешь.

— Говори.

Лукко передал Боло на хранение свой револьвер.

— А как насчет бляхи? Не слишком ли опасно таскать в Южной Америке бляху американского полицейского?

Лукко заметил, что предпочитает держать при себе бляху лейтенанта из отдела по убийствам. Они попрощались, и Лукко заверил приятеля, что вернется ближайшим рейсом, в чем действительно и сам уверен.

Процедура снятия со счета тридцати тысяч долларов в Международном кредитно-коммерческом банке оказалась на редкость легкой. На Лукко это произвело большое впечатление, он подумал, что мафиози и торговцы наркотиками, наверное, осуществляют подобную процедуру два, а то и три раза в неделю.

Он оставил взятую напрокат машину на стоянке в аэропорту, и к тому времени, когда большой ДС-10 компании «Америкэн Эйрлайнз» пролетал над Ки-Бискейн, Лукко уже дремал, не имея понятия, как будет разыскивать в Колумбии судью Пирсона, да и вообще не совсем понимая смысл своего поступка. Но, по большому счету, у него не было выбора. С того самого момента как он нашел мертвую девушку, похоже, все дороги вели его к этому моменту, и вот сейчас он, словно какой-то древний бог, летит в Боготу, чтобы хоть как-то положить конец своим терзаниям.

Он так желал этого, и от осознания неизбежности такого момента у него похолодело в животе. Лукко лихорадочно сглотнул слюну и в этот момент ощутил неприятный холодок в спине и руках, почувствовал, как колотится сердце. Возможно, он подхватил грипп, это обычное явление в Нью-Йорке, в том самом городе, куда ему так не терпелось вернуться. Вернуться в свой полицейский участок и к Нэнси.

Воспоминания о жене вызвали на его лице улыбку, и через несколько секунд он уже крепко спал.


Начальник оперативного отдела направления «Вест-8» Билл Дженкинз дежурил в выходные в офисе вместе с Ронни Шабодо, потому что Дэвид Джардин позвонил им в пятницу после обеда из аэропорта Хитроу. Случайно в приемной трубку сняла Кейт Говард, так как Хетер была занята поисками понадобившихся Кейт досье.

Кейт пошутила по поводу того, что Джардин рановато смылся из офиса, но, услышав не настроенный на шутки тон его голоса, открыла дверь в коридор и позвала Шабодо, который только что вышел. Пятница — «день поэтов».

Ронни Шабодо не удивился, услышав, что Джардин звонит из аэропорта Хитроу и собирается вылететь рейсом «Бритиш Эйруэйз» в Боготу. Он спокойно слушал, кивая, и делал какие-то пометки на только что аккуратно отпечатанном Хетер письме на имя сэра Стивена Маккрея по поводу бюджета на следующий год.

— Хорошо, Дэвид, — повторил он несколько раз, — да, да, хорошо… Да, не волнуйся. Билл Дженкинз… конечно.

Стоявшая в дверях Кейт протянула руку и ухватила за рукав старой куртки Билла Дженкинза, который с портфелем в левой руке направлялся по коридору к выходу, чтобы оставить офис на выходные.

Остановленный таким резким образом, он повернулся к Кейт, продолжавшей крепко держать его за рукав.

— В чем дело?

Кейт кивнула головой в сторону Шабодо, который, слушая указания Дэвида, изредка бросал «да» и «отлично» и писал что-то на письме.

— Но это же первый экземпляр, — пожаловалась Хетер Кейт.

Наконец Ронни Шабодо повесил трубку и закрыл дверь.

— Значит так, Билл, мы с тобой дежурим до четверга. Хетер, ты могла бы поработать в эти выходные?

— Думаю, что да, — ответила Хетер, хотя, конечно, подобная просьба из уст венгра не несла того духа тайных операций, как если бы она исходила от шефа.

— Кейт, — продолжил Шабодо, — дело касается «Пакета» и «Багажа». Ты знаешь их лучше всех, не возражаешь поработать?

— Хорошо…

Сейчас ей отводилась большая роль в операции «Коррида».

Разглядывая безнадежно испорченное письмо о бюджете и пытаясь разобрать собственные каракули, Шабодо продолжил:

— Нам надо прямо сейчас связаться с «Багажом» в Венесуэле. Надеюсь, он не катается на яхте и не отправился с каким-нибудь цыпленочком куда-нибудь на выходные.

— Я займусь этим, — сказал Дженкинз, направляясь к телефону. — Какие передать ему инструкции?

— Как можно быстрее отправляться в Боготу. У нас есть конспиративная квартира в северной части города?

— Гм… — Дженкинз нахмурился. — Да, есть.

— Отлично. Дэвид хочет, чтобы он был там завтра не позднее второй половины дня. Полнейшая конспирация. Действуй. — Шабодо потер ладони, прошел в кабинет Джардина, отодвинул кресло и уселся за пустой стол.


— Какова цель вашего прибытия в Колумбию?

Стройный, смуглый, с аккуратными черными усиками сотрудник иммиграционной службы был одет в легкий серый костюм и накрахмаленную белую рубашку. На лацкане пиджака красовалась бляха сотрудника тайной полиции, и Лукко с уверенностью мог сказать, что под серым пиджаком висит плечевая кобура с револьвером. С правой стороны. Такие вещи Лукко замечал автоматически, что и помогало ему так долго оставаться в живых.

— Туризм, — ответил Лукко и посмотрел в сторону стоек таможни, словно его ничуть не волновал этот вопрос.

Агент-левша просмотрел паспорт американца, внимательно проверил каждую страницу, ввел какие-то запросы в свой компьютер, но Эдди не видел экрана, а значит, и не смог прочитать ответы. Наконец агент сделал отметку в паспорте и вернул его владельцу.

— Добро пожаловать в Боготу, — пробормотал он и повернулся к следующему пассажиру.

За стенами безопасного зала аэропорта, охраняемого полицией и вооруженными солдатами, уже стемнело. Лукко прошел сквозь толпу местных жителей, встречающих родственников, любимых или партнеров по бизнесу. Он направился к поджидавшим такси, не обращая внимания на те, у которых нет радиоантенн, потому что в путеводителе по Колумбии под заголовком «Советы путешественникам», приобретенном в аэропорту Майами, прочел, что более безопасными являются машины такси, имеющие антенны для поддержания двухсторонней радиосвязи с полицией и диспетчерской.

Темно-красный «фиат» оснащен даже двумя антеннами — одна для радиосвязи, а вторая для приема обычных радиопередач, и Лукко услышал, что по радио как раз передают репортаж о велосипедных гонках. Велосипедные гонки в Колумбии любили, Эдди узнал это от информатора из 110-го полицейского участка.

Возраст водителя определить трудно, что-нибудь от двадцати девяти до сорока, круглое лицо и улыбающиеся глазки типичного латиноамериканца, черные волосы, высокие скулы. Когда водитель улыбнулся, оказалось, что у него не хватает переднего зуба.

— Добрый вечер.

Водитель выскочил из машины и взял у Лукко потрепанную сумку.

— Вы знаете отель «Гупараманга»? — спросил Лукко по-английски. Он позвонил в этот отель из Майами и забронировал номер.

— Разумеется, — ответил водитель, переходя на английский. — Нет проблем.

Он положил сумку в багажник, а Эдди тем временем забрался на заднее сиденье и захлопнул дверцу.

В салоне «фиата» пахло табаком, машинным маслом и мятными леденцами. В «Советах путешественникам» ничего не упоминалось о пристрастии колумбийцев к мятным леденцам. По радио продолжали оживленно комментировать велосипедную гонку, водитель уселся за руль и завел двигатель.

Когда «фиат» выехал за территорию аэропорта, Лукко заметил потрепанный грузовик, выкрашенный в синий, зеленый и желтый цвета. Он стоял на домкрате, водитель с торцевым ключом в руках возился у заднего колеса, поднятого над землей.

— Эй, дурень, — окликнул его водитель такси, останавливаясь рядом, — что случилось?

Все это было сказано по-испански, и оба шофера рассмеялись. Водитель грузовика, молодой парень, выпрямился и ответил:

— Нужно новое колесо, это, черт побери, от другого грузовика… — Он выглядел расстроенным. — Ты не подбросишь меня до гаража? Как?

Водитель такси пожал плечами и повернулся к Лукко.

— Сеньор, это брат моей жены. Не возражаете, если мы подбросим его до гаража? Это всего в двух кварталах отсюда, у него сломалась машина.

Лукко тоже пожал плечами.

— Конечно, раз уж так случилось, — ответил он по-английски, не желая показывать, что знает испанский. А если эти парни решили ограбить его? Что ж, они выбрали для этого неподходящий объект. Не так-то легко ограбить нью-йоркского полицейского.

Молодой водитель грузовика с улыбкой забрался в такси.

— Большое спасибо, сеньор, — пробормотал он, с улыбкой глядя большими карими колумбийскими глазами на детектива.

Такси влилось в поток транспорта и двинулось дальше, по радио продолжали передавать репортаж о велосипедной гонке.

Эдди Лукко попытался разглядеть, где же расположена рация двухсторонней связи, но водитель и его родственник, сидевший рядом, загораживали обзор.

Эдди заерзал на сиденье, как бы усаживаясь поудобнее, и увидел все, что требовалось. Несмотря на наличие антенны, никакой рации двухсторонней связи в машине не было и в помине.

Его заманили в ловушку.

Ладно, исключено, что картель подставил ему именно это такси, а значит, его просто собрались ограбить. Лукко улыбнулся при мысли о том, как эти парни попытаются ограбить его и какая их ждет удивительная неожиданность. Черт побери, почему жизнь не может быть простой и хорошей?


Понадобилось некоторое время, чтобы разыскать Малькольма Стронга, который занимался верховой ездой на ранчо возле Каракаса вместе с венесуэльским биржевым дельцом и тренером скаковых лошадей, выполняя таким образом свое оперативное задание вживаться в легенду. Еще несколько месяцев назад, будучи в Испании, он превратился в Эдуардо Кабесаса Вегу, профессионального игрока и предполагаемого наемного убийцу. Сейчас он жил в доме богатого венесуэльского банкира, женатого на его «сестре». Банкир уже длительное время являлся доверенным агентом британской секретной службы.

Резидент секретной службы в посольстве Великобритании в Каракасе связался с одним из своих агентов, работавшим врачом, и тот отправился на машине на ранчо, рассказал там историю о внезапной болезни «сестры» Эдуардо Кабесаса и повез слегка озадаченного агента назад в Каракас.

Уже в машине доктор, с которым Стронг познакомился, вращаясь в местном обществе, и который к изумлению бывшего адвоката оказался агентом секретной службы, сообщил понятную Малькольму Стронгу зашифрованную инструкцию — связаться с секретной службой и быть в готовности завтра до полудня прибыть в Боготу.

Рано утром в воскресенье Ронни Шабодо и Билл Дженкинз по очереди дежурили в комнате оперативной связи. Шабодо дремал в удобном кресле, когда позвонил дежурный и сообщил, что получено совершенно секретное шифрованное донесение из центра связи в колумбийской провинции Антьокия.

Шабодо послал Хетер забрать зашифрованное донесение, и вскоре дежурный шифровальщик Эрик уже вставлял дискетку в свой компьютер. Заработала программа дешифровки, загудел принтер и на экране компьютера высветилось указание ввести коды, позволяющие принтеру выдать распечатку.

Эрик набрал коды, сообщение появилось на экране, и принтер выдал распечатку. Шифровальщик, не читая, протянул ее Шабодо. Расшифрованное донесение от Гарри Форда гласило:


«Пакет. Сабанета. 090114.

Получил задание от Китса встретить некоего, даю по буквам: Ю.Д.Ж.И.Н П.И.Р.С.О.Н. — судья Апелляционного суда в Дублине. Прибывает в Боготу. Встреча в воскресенье 101200. Главный связной картеля с ИРА. Китс-младший (псевдоним Рестрепо) приказал забрать у Пирсона коды к дискеткам со схемой операций картеля в Европе и проверить их. После проверки должен уничтожить Пирсона, скрыв следы его пребывания в Колумбии.

Прошу срочных инструкций. Может быть, следует доставить Пирсона в штаб-квартиру фирмы в Боготе. „Пакет“ вступит в связь по второму варианту из Боготы в воскресенье 06.00. 7445».


Цифры 7445 означали конец донесения и подтверждали, что агент работает не под контролем.

Из столовой вернулся Билл Дженкинз, Шабодо протянул ему сообщение, тот три раза прочитал его и вернул назад.

— Вот это я называю серьезной разведкой. А разве мы не подозревали, что этот Пирсон связан с братьями?


Нельзя сказать, что у беспризорных детей в Боготе совсем нет друзей. Кроме церковных приютов и приютов для несовершеннолетних — в первых пытались удовлетворить духовные потребности детей и дать им прибежище, а во-вторых — научить искусству выживания на опасных улицах, существовала еще группа молодых людей различных профессий. Большинство из них из обеспеченных семей среднего класса, они уже даже не могли точно вспомнить, когда впервые пришли на строительные площадки, в канализационные трубы, в городские трущобы, расположили к себе беспризорных детей, принеся им еду и одежду. Некоторые даже планировали построить на собственные деньги дом для этих детей и вытащить их из канализационных труб. Среди этих людей были и три платные сиделки, которые сами когда-то беспризорничали, словно маленькие зверьки, не надеявшиеся на лучшую жизнь.

В это воскресное утро они, вместо того чтобы пойти к утренней мессе, собрали хлеб, сосиски, бутылки с чистой водой, шоколад, фрукты и… сигареты.

Вскоре женщин уже окружала толпа острозубых маленьких существ, закутанных в рваные одеяла, стремящихся получить не просто свою долю подарков, а заграбастать все. Смеясь и успокаивая их, три добрые самаритянки проследили, чтобы шоколад и сигареты поделили бы поровну.

После легкой драчки за подарки, один из беспризорников посмотрел на своих товарищей, и по тому, как они опустили головы и отвернулись, стало ясно, что у них есть какой-то секрет, скрываемый от посетительниц.

— В чем дело? — спросила Мария де Лева, симпатичная двадцатитрехлетняя девушка с дипломом выпускницы колумбийской гуманитарной школы. Вожаки беспризорников затараторили на языке, который с трудом можно назвать испанским, и наконец один из них потянул девушку за рукав.


Слегка встревоженные, но вдохновляемые бессмертной отвагой мальчуганов, девушки последовали за беспризорниками в одну из труб, и после десяти минут отвратительного, тошнотворного путешествия вылезли на обнесенной забором строительной площадке.

Похоже, мужчину убили выстрелом в голову, потому что кровь залила все волосы и плечи, но рана засохла и кровь остановилась. Рубашка на мужчине разорвана, а на мускулистом животе виднелось несколько порезов от ножа. Можно предположить, что он носил пояс с деньгами, который и срезали грабители. Карманы брюк вывернуты, один ботинок отсутствовал. Черты лица у него скорее европейские, нежели испано-индейские, рядом в луже дождевой воды валяются какие-то бирки аэропорта Майами и кусок авиационного билета.

Такая пугающая и такая знакомая для Боготы картина.

Мария опустилась на колени, перекрестилась и положила руку на шею мужчины, испытывая жалость к своей любимой Колумбии, которой никак не удавалось стать одной из цивилизованных стран мира.


Дэвид Джардин завтракал с Хавьером Рамоном, когда младший сотрудник секретной службы из британского посольства Стив Каннингем доставил ему на квартиру бывшей любовницы Рамона зашифрованную копию донесения Гарри Форда.

— Я должен привезти ответ, сеньор Херидиа, — сказал Стив на прекрасном испанском с хорошо поставленным колумбийским акцентом.

— Тогда подожди, — ответил Джардин.

Он еще не успел побриться, заметил Каннингем и следы синяка на щеке и под глазом у легендарного (во всяком случае, для него) куратора направления «Вест-8». Шрам имел лиловато-синий оттенок.

— Извини, Хавьер, оставь нас, пожалуйста, на несколько минут одних, — попросил Дэвид, вскрывая конверт.

— Разумеется. Мне нужно сходить в свой офис, вернусь, когда будешь готов.

Рамон встал и направился к двери, прихватив по пути пиджак. Его офис находился в современном банковском квартале, примерно в десяти минутах езды от квартиры.

Дэвид Джардин услышал шум лифта, на котором спустился вниз бывший полковник тайной полиции, быстро расшифровал донесение и задумался всерьез и надолго. Вот такие донесения и поступали от прежнего Гарри Форда, важные и своевременные.

Удивительно, хотя вряд ли чем можно удивить Дэвида Джардина. Судья Юджин Пирсон, недавно установленный, как отец молоденькой девушки, умершей в Нью-Йорке от чрезмерной дозы наркотика, и который, похоже, подвергался шантажу со стороны медельинского картеля, оказывается, сейчас в Боготе.

В самом этом факте нет ничего странного, потому что Пирсон продолжал верить, что его дочь в руках у картеля. Как ее звали, черт побери? Сиан? Шона? Но, оказывается, он здесь по заданию «временных»… И его должны убить… но ради чего?

Почему же он так важен картелю, раз уж они решились заманить в Колумбию одного из тайных руководителей ИРА, несомненно пользующегося большим влиянием в организации, убить его здесь, если в Дублине можно было организовать его убийство за несколько бутылок виски?

Напрашивался только один ответ. Наверняка, как и во всех остальных делах картеля, здесь замешаны громадные деньги. От анонимного осведомителя, который прислал ему дискетки со сведениями об операции в Виго, Дэвид узнал все о кокаине и планах группы «Лорка». Настоятельное утверждение информатора о том, что эта группа предала интересы ИРА и не имеет к ней отношения, отнюдь не обманули Джардина. Он знал, что ИРА уже занимается героином и марихуаной, и эта ее деятельность вкупе с контролем над проститутками и рэкетом приносит ей значительные доходы.

Но непонятна роль Пирсона. Он, должно быть, выполняет роль посредника или этакого высокопоставленного эмиссара. Может, девушку взяли заложницей, чтобы он четко выполнял свое задание, ведь он судья и в силу характера своей профессии должен ненавидеть наркотики? Это показалось Дэвиду близким к истине. Но зачем убивать его здесь? И зачем прятать все концы?

Профессиональную оценку всех событий, данную Дэвидом Джардином, можно сравнить с работой высококвалифицированного врача, исследующего рентгеновские снимки, результаты анализов крови и симптомы болезни. Террористические акты, тайные сделки с наркотиками, связь между картелем и ИРА — все это вполне очевидно и понятно. И он решил, что Юджин Пирсон скорее всего представляет наиболее ответственных руководителей «временной» ИРА, возражающих против операций группы «Лорка» по распространению колумбийского кокаина в Европе. Эти оппозиционные руководители сделали из Пирсона что-то вроде посредника, поэтому и похитили его дочь, которая по пути в Колумбию сбежала в Нью-Йорке, где и умерла в грязном туалете, приняв чрезмерную дозу кокаина, смешанного с какой-то отравой.

Какая гримаса судьбы.

А теперь еще судьба обернулась так, что убить Пирсона поручено тайному агенту Джардина.

«Просто невероятно», — подумал Дэвид и повернулся к Каннингему.

— Передай в Лондон, что буду действовать по плану. Но теперь мы знаем, что «Пакет» объявится в Боготе, и моя встреча с ним обязательно, повторяю, обязательно должна состояться раньше его встречи с Пирсоном. Запомнил?

Каннингем состроил обиженную мину. Его кумир Джардин сомневается, что он справится с такой простой задачей. Прищурившись, он посмотрел на начальника и слово в слово повторил задание, скопировав даже паузы.

Дэвид улыбнулся.

— Извини, Стив, это просто шутка. Ты не стоял бы здесь, если бы не был самым лучшим.

Стив Каннингем сиял от счастья, Джардин с легкостью устраивал подобные вещи. Молодой человек улыбнулся и пожал плечами.

— Что нибудь еще, Мигель?

«Желторотый засранец», — подумал Джардин, но ему действительно нравился этот парень.

— Нет, пока все.

После ухода Каннингема Дэвид сел и глубоко задумался, как только может задуматься опытный разведчик и обращенный иезуит.

Наконец он потянулся, встал, прошел в ванную и лег в горячую воду, добавив ароматических средств, оставленных заботливым хозяином Хавьером Рамоном.

Растянувшись расслабленно в ванне, вдыхая аромат воды и ощущая, как пена приятно ласкает кожу, Дэвид Арбатнот Джардин тихонько воскликнул: «Эврика…»

Ведь если следовать логике его рассуждений о Пирсоне, кокаине и «временной» ИРА, то нет ничего неправдоподобного (а в понятии Джардина это означало «вполне вероятно») в том, что именно судья Юджин Пирсон послал информацию о группе «Лорка» в загородный дом Джардина, в квартиру на Тайт-стрит и в клуб.

Что там говорили криминалисты по поводу конвертов из Дублина? Из партии, поставленной ирландским органам правосудия, или что-то вроде этого…


Когда воскресным утром Рамон прибыл в свой офис, на автоответчике его ожидало несколько записанных сообщений, что свидетельствовало о его широкой сети контактов и информаторов.

Одно из сообщений поступило от медсестры из больницы «Хоспитале де ла мизерикордиа» в районе Эдуардо Сантос на пересечении проспекта Каракас и улицы № 1. В больницу доставили раненного выстрелом и ограбленного мужчину. Сразу подключили систему жизнеообеспечения, и он в течение нескольких минут бормотал что-то бессвязное по-английски с американским акцентом. На животе ножевые порезы, похоже, срезали пояс с деньгами. Отметины на лодыжках свидетельствуют, что к левой была привязана кобура, а к правой — еще какой-то предмет меньших размеров.

«Бляха, — подумал Рамон, — полицейский». Поскольку медсестра сказала, что парень очень плох, Рамон попросил свою хорошенькую молоденькую секретаршу, когда позвонит англичанин, передать ему, что он уехал в больницу «Мизерикордиа».

Поехал Рамон туда по двум причинам. Во-первых, он был любопытным человеком, а если раненый парень окажется каким-нибудь правительственным агентом, скажем, из Управления по борьбе с наркотиками или из ЦРУ, то будет о чем сообщить в посольство США. А во-вторых, он слегка обижен тем, что Дэвид Джардин попросил его выйти, когда двое сотрудников секретной службы обсуждали дела, о которых ему не полагалось знать. Но в Колумбии нет более надежного человека, чем Хавьер Рамон, и он справедливо гордился этим.

Так что второй причиной, побудившей бывшего полковника тайной полиции отправиться в больницу, было желание напомнить Джардину, что у него и кроме секретной службы хватает своих дел.

Проходя по коридору мимо открытых дверей палат, где больных осматривали медсестры и измученные доктора, Рамон кивком или за руку поздоровался с несколькими людьми из персонала больницы и с парочкой пациентов, потому что по роду деятельности ему приходилось знакомиться с самыми разными людьми.

Он вошел в отделение экстренной помощи, где его отправили в палату интенсивной терапии, у дверей которой индейская семья ожидала, пока их главе зашивали глубокую рану на плече.

В палате три медсестры окружили лежащего на топчане голого мужчину, отсоединяя различные трубки. Голова мужчины забинтована, раны на животе зашиты.

— Да, к этому парню явно большое внимание, — заявил Рамон, остановившись в дверях палаты. — Надеюсь, когда я в следующий раз попаду в катастрофу, то и меня будет окружать так много хорошеньких медсестер.

— Молитесь, чтобы этого не случилось, — ответила одна из сестер, — потому что этого мы готовим в морг…


Гарри Форд без труда оторвался от сопровождающих, чтобы отправиться на тайную встречу с человеком в Боготе согласно инструкциям, полученным от секретной службы. Но сначала он вместе с Бобби Сонсоном и Мурильо посетил отель «Фонтана» и установил Юджина Пирсона, завтракавшего в кафе в вымощенном камнем внутреннем дворике, окруженном кирпичной стеной с башенками в средневековом стиле.

Он приказал обоим телохранителям наблюдать за судьей, не будет ли он звонить по телефону, говорить с кем-нибудь или обмениваться взглядами. Он вернется через час. После этого Гарри прошел к неприметной на вид машине, специально переоборудованной по заказу картеля: бронированные пластины, пуленепробиваемые стекла, усиленная подвеска и форсированный двигатель.

Гарри оглянулся. Кроме одного или двух явных агентов службы безопасности отеля да парочки телохранителей кого-то из постояльцев, поблизости больше никого нет. Он забрался в «тойоту», проехал через охраняемые чугунные ворота и отправился на встречу. Было холодно, по небу, толкая друг друга, ползли громадные темные облака.


Рамон стоял один в больничном морге и смотрел на труп. Шум больничной жизни остался за обитыми резиной двойными дверями, что вместе с белым кафелем морга только усиливало холод и подчеркивало одиночество смерти.

Симпатичный, здоровый парень, полиция аэропорта называла такие жертвы «добро пожаловать в Боготу». Подобных убийств обычно случалось десять-двенадцать за день. Но этот парень имел какое-то отношение к правоохранительным органам. Рамону не нужны доводы криминалистов, он прочел это на лице парня. Бедняга. При нем нашли только ключи от машины с биркой прокатного агентства «Авис». Он проверит, брал ли покойник напрокат машину в этом агентстве. Но никто почему-то не подумал об авиабилете, кусок которого подобрали в луже пятеро беспризорников.

Хорошенькая медсестра, сообщившая ему о случившемся, просунула голову в дверь.

— Полковник, тут вас хочет видеть какой-то человек.

Но, прежде чем Рамон успел поинтересоваться, что за человек, Дэвид Джардин тихонько прошмыгнул мимо медсестры и печально улыбнулся полковнику, стоявшему с дальней стороны стола, на котором лежал труп. Рамон кивнул, и медсестра удалилась.

Джардин заметил труп.

— Прости, я не хотел помешать тебе.

Рамон пожал плечами.

— Забудь об этом.

— Хавьер, мне нужно срочно обезопасить зону.

— Для чего?

— У меня там встреча. С одним человеком… основным.

Джардин умышленно не употреблял слово «мы», понимая, что и так уязвил самолюбие полковника.

Рамон снова пожал плечами, но в глазах промелькнули довольные искорки.

— Почему бы и нет?

Джардин быстро и спокойно пояснил ему, что требуется, не обращая внимания на труп. Он хотел, чтобы зону обезопасили на время встречи и чтобы кто-нибудь наблюдал за наблюдателями. Еще ему нужно оружие. Рамон знал, что англичанин больше всего любит автомат «узи» калибра 9 мм с тремя магазинами по двадцать патронов.

— Конечно. Нет проблем.

Наконец англичанин все-таки посмотрел на труп Эдди Лукко, оценивая профессиональным взглядом зашитые раны.

— Кто-нибудь, кого мы знаем?

— Просто неопознанный труп, — ответил Рамон. — Не имеет значения…

Они вышли из морга и направились к лифтам.


22

Торо[23 - Возглас, которым зрители подбадривают участников корриды.]


Конспиративная встреча с тайным агентом в условиях враждебной обстановки — всегда рискованное дело, но нет более осторожного и опытного оперативника, чем Джардин.

Он выбрал место встречи с учетом каждого фактора, обеспечивающего безопасность, пути отхода, огневое прикрытие телохранителей. На место он прибыл пораньше, погулял в округе, проверяя, нет ли «хвоста» или признаков засады. Все вроде чисто.

Дэвид специально выбрал этот тесный квартал, где проживали художники, находящийся на подходе к Национальному парку над дорогой, которой пользовались в будние дни, чтобы избежать городских транспортных пробок в час пик. Зону прикрывали двадцать людей Рамона, мужчины и женщины, а сам Дэвид Джардин стоял у дверей маленького, тесного магазинчика, где продаются работы художников и принадлежности для живописи. По случаю воскресенья магазинчик закрыли.

Сначала послышался звук мощного двигателя «тойоты», а через несколько секунд в поле зрения появилась и сама машина.

Он никогда не забудет, как высоко на склоне, куда вела узкая, вся в рытвинах дорога, внезапно раздался звон церковных колоколов, в тот самый момент, когда «тойота» миновала место встречи и остановилась. Открылась дверца со стороны водителя и из машины выбрался Гарри Форд. Джардин почувствовал, что рад снова видеть своего агента. Теперь это уже точно был не мальчик, но муж, с загорелым суровым лицом, быстрыми, настороженными глазами охотника. Гарри сказал несколько слов кому-то, кто остался в машине, машинально сунул руку под пиджак, проверяя, на месте ли пистолет, подошел к магазинчику и остановился, разглядывая витрину.

— Ох, какая честь, — сказал он по-английски. — Я, вообще-то, думал, что вы в Лондоне…

— Кто в машине? — строго спросил Джардин.

— Там моя собака. Досталась в наследство, эта проклятая псина признала меня. Дэвид, не слишком разумно расставить здесь людей Хавьера. Боже, если они увидят меня с вами… Нельзя ручаться, что никто из них не работает на Пабло.

«А ты делаешь успехи», — подумал Дэвид и сказал, не глядя на Гарри:

— Выше на холме есть небольшое кладбище и маленькая часовня. Вам надо привести судью на кладбище, и скажете… кто там вас сопровождает?

— Мурильо и Сонсон.

— Да, несладкая получится прогулка. Приведете их на кладбище и скажете, что у вас там есть дела. Как только появитесь на месте, мы с вами убьем Мурильо и Сонсона. На кладбище есть статуя черного ангела с распростертыми крыльями, похож на громадного ястреба. Слева от входа я буду стоять у статуи на коленях и молиться. Сделаем все быстро, потом отвезем Пирсона на конспиративную квартиру и сразу начнем допрашивать. Думаю, вы знаете сеньора Эдуардо Кабесаса…

И Джардин кивнул в сторону человека, шедшего по другой стороне узкой улочки.

Это был Малькольм Стронг, «Багаж». Он остановился, прикурил тонкую сигару, двинулся дальше и скрылся из виду.

Гарри Форд на секунду потерял ощущение реальности, точно, как Алиса в Стране Чудес.

— Какого черта он здесь делает? Что это за игра, Джардин?

— После того как мы убьем Мурильо и Сонсона, к Пабло вы больше не вернетесь. Вас доставят на конспиративную квартиру в Боготе, где проведете несколько дней и расскажете Эдуардо все, что ему необходимо знать для внедрения в картель.

Гарри Форд уставился на Джардина, пытаясь скрыть внезапную тревогу. Если он исчезнет, оставив Мурильо и Сонсона убитыми на этом проклятом кладбище, то Рестрепо наверняка найдет способ добраться до его двух миллионов. До их с Элизабет миллионов, которые хранятся в Международном кредитно-коммерческом банке и приносят проценты. Тут нет вопросов. «Тяни время, — сказал он себе, — думай быстрее».

— Дэвид, есть кое-что, чего вы не знаете. Пирсон думает, что приехал сюда обменять коды к дискеткам на свою дочь. Послушайте, я не знаю, насколько вы осведомлены обо всем, что сейчас здесь происходит…

«Боже, — подумал Джардин, — они действительно приручили тебя. И это „насколько вы осведомлены“».

— Ну, ну, дальше, — попросил Дэвид.

— Но девушка мертва. Не знаю, в чем тут дело, но она мертва уже несколько месяцев. А Пирсона тоже приказано убить, убедившись в подлинности кодов. Похоже, это просьба «временных».

— На самом деле это ничего не меняет. Приводите судью на кладбище вместе с этими головорезами. Закончим на этом.

Наконец Дэвид повернул голову и посмотрел в глаза своему агенту. Этот взгляд не сулил ничего хорошего.

Гарри Форд казался… сломленным, как будто рушились его какие-то собственные планы.

— Ради Бога, Дэвид, не стоит все бросать. Я могу привести Пирсона одного, а Сонсону и Мурильо сказать, чтобы подождали где-нибудь…

— Не будьте наивным. Картель потребует доказательств убийства судьи. Они не позволят вам своевольничать.

— Неправда! Вы даже не представляете, как дон Пабло доверяет мне.

— Вот как?..

— А после того как я передам вам Пирсона, я смогу вернуться назад в Медельин. У меня на самом деле прочное положение. Господи, Пабло считает, что я спас ему жизнь, куда уж больше…

— Делайте, что вам говорят. Приходите на кладбище в половине четвертого. — Джардин выдержал разъяренный взгляд Гарри. — Послушайте, Карлос, вы поднялись очень высоко, я сталкивался с такими вещами и знаю, как они опасны для всех нас. Но не беспокойтесь, у нас есть для вас масса интересной работы. Да и поимка одного из руководителей «временных» пойдет вам в заслугу, не удивлюсь, если смогу выхлопотать вам премию…

— Ох, как здорово! — Гарри направился к машине, но потом обернулся. — Только не приводите с собой целую толпу, иначе я не остановлюсь. Просто проеду мимо, поняли? Вот и отлично.

И явно разъяренный агент секретной службы вернулся к своей машине.

«Ох ты, Господи, — подумал Дэвид Джардин, — мальчик может навредить сам себе».


Номер в отеле «Фонтана» даже великоват для одного человека: кухня, гостиная с кабинетом, отгороженным темным книжным шкафом.

Юджин Пирсон пребывал в отличном настроении, поглядывая на часы. Он сидел рядом с телефоном со стаканом кока-колы в руке и пытался читать «Войну на краю света», но сосредоточиться никак не мог, поэтому встал, подошел к окну и посмотрел на Боготу. Город не казался ему таким страшным и опасным, как все говорили об этом.

Уже в четвертый раз он снова уселся рядом с телефоном. Интересно, приведут ли они с собой Сиобан. Бог свидетель, он достаточно настрадался…

В дверь позвонили.

Сердце Пирсона заколотилось, он подошел к двери и прильнул к глазку. Перед дверью стоял симпатичный парень лет двадцати девяти, которого он никогда раньше не видел. Это был Гарри Форд.

— Кто там? — спросил судья.

— Это сеньор Диас, по поводу театральных билетов.

Условная фраза правильна, но рядом с парнем стоял кто-то еще. Боже, прошу тебя, пусть это будет Сиобан.

Руки Пирсона слегка дрожали, пока он снимал цепочку и отпирал замок. Он осторожно приоткрыл дверь, думая, изменилась ли Сиобан. Повзрослела ли его дорогая дочь.

Но за дверью стоял только парень, назвавшийся Диасом, и этот ублюдок, телохранитель Рестрепо, как там его зовут (это был Мурильо). Они вошли, и Гарри с профессиональным знанием дела оглядел номер, а Мурильо бесцеремонно прошел в спальню, потом проверил ванную и туалет. Боже, как ему хотелось поскорее избавиться от этих людей.

— Она здесь? — спросил судья. — Здесь, в отеле?

— С вашей дочерью все в порядке, мистер Пирсон. — Диас говорил на хорошем английском с чуть заметным южноамериканским акцентом. — Она просила передать вам вот это…

Он достал из кармана почтовую открытку и с улыбкой протянул Пирсону. А он вполне приличный парень, этот Диас.

На открытке изображена сцена колумбийского оперного театра, а нарисованная чернилами стрелка указывала на пианиста, сидящего на сцене за роялем. На другой стороне открытки знакомым почерком Сиобан было написано: «В один прекрасный день здесь буду я! Люблю. Сиобан».

Пирсон сглотнул слюну, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Гарри смотрел на него с явной симпатией, он тронул судью за руку.

— Уже скоро, сеньор. Коды у вас?

— Конечно, но я предпочел бы передать их одновременно.

Гарри казался смущенным.

— Одновременно с чем?

— В обмен на мою дочь.

Гарри покраснел.

— Дорогой сеньор, ваша дочь наша почетная гостья. Не более того. — Гарри вскинул руки к лицу, и Мурильо подумал, что он слегка переигрывает. — Ведь не подумали же вы, что мы похитили ее?! — Он горько рассмеялся. — Боже мой, какая ужасная репутация у нас, бедных колумбийцев.

«С каких это пор ты, чилийский гаучо, стал колумбийцем», — подумал Мурильо, но, естественно, промолчал.

— Просто я хочу, чтобы она была рядом со мной. Мы идем?

Когда возникала необходимость, Пирсон мог показать, что он стреляный воробей.

Гарри почесал затылок.

— Послушайте, у меня есть приказ от сеньора Энвигадо. Он говорил, что вы имели удовольствие встречаться с ним.

— Ближе к делу, Диас.

— Сеньор Пирсон, я должен получить от вас коды. Я полагаю, они записаны на дискетках. Потом присутствующий здесь сеньор Мурильо отнесет их нашему коллеге, который ожидает в номере на этом же этаже. — Гарри плюхнулся на кожаный диван и развел руками. — Проверка их подлинности займет всего несколько минут, после чего мы с вами отправимся на машине в то место, где вас ждет дочь.

Юджину Пирсону не понравился тон, которым Диас спокойно произнес: «Я должен получить от вас коды».

— Что ж… если вы даете слово, что после этого я сразу встречусь с дочерью…

— В течение часа, гарантирую, — с искренним и честным видом заявил Гарри.

Стоявший позади Пирсона Мурильо бросил на Гарри ничего не выражающий взгляд.

Пирсон задумался на минуту, потом пожал плечами и прошел в спальню. Через несколько секунд он вернулся и протянул Гарри толстый конверт.

— Все здесь, — сказал он, — можете проверять.

Гарри швырнул конверт Мурильо, и тот вышел из номера.

— Устраивайтесь поудобнее, сеньор судья, — предложил Гарри.

— Ну, это уж чересчур, — ответил Юджин Пирсон. — Это мой номер…

Гарри улыбнулся волчьей усмешкой.

— Ах, да. Но зато это мой город…


В Нью-Йорке капитан Дэнни Моллой изменил заведенный порядок работы. Он зашел в 14-й полицейский участок в воскресенье, и впоследствии не мог объяснить, почему сделал это. Задержавшись, как обычно, возле радиооператоров, остановившись возле камер, зайдя к дежурившим в выходные детективам, он заглянул к дежурному по отделу детективов сержанту Сиду Мерсеру. Мерсер ознакомил его со сводкой происшествий и вкратце упомянул о том, что Эдди Лукко находится по делам в Майами.

— В Майами? Я ему покажу Майами. Как с ним связаться?

— Он не сообщил об этом, капитан.

— Ладно, если еще раз позвонит, передай, что я приказал вернуться с первым же самолетом. Здесь дел невпроворот, Мерсер, и хорошие детективы нужны мне здесь. А не в этом чертовом Майами, ясно?

Сид Мерсер ответил: «Ясно, капитан», и Дэнни Моллой вышел. Но Эдди Лукко так никогда больше и не позвонил.


Рамон с недовольным видом слушал Дэвида Джардина, который говорил, что на сегодня помощь ему больше не потребуется.

— Дэвид, ты сошел с ума. Я наблюдал за твоим разговором с Карлосом Нельсоном. Послушай, я многого не знаю, но должен сказать тебе, дружище, что этому парню пришлась по душе жизнь наркобарона. Сейчас он на пару миллионов богаче, и ты думаешь, он вернется назад по зову правительства Великобритании? Да ни за что…

— Хавьер, я принял другие меры, вот и все.

— Думаешь, посольские ребята из секретной службы смогут сделать то же самое, что и я? Я и мои люди?

— Нет, я так не думаю. Ты отлично справляешься, но тут другое дело.

Рамон выглядел растерянным. Он поднял плечи — типичный южноамериканский жест.

— Так объясни мне, я должен знать. Как поступит Карлос? Думаешь, он догадывается, что его проверяют?

Джардин сунул руки в карманы и прислонился к стене. Они стояли возле потрепанного «джипа-ниссан» Джардина на улице, расположенной рядом с университетом. В джипе мирно дремал Малькольм Стронг.

— Как он поступит?.. В идеале, Хавьер, он постарается привезти на кладбище Пирсона одного, без Мурильо и Сонсона. Тогда, как он справедливо заметил, у него будет возможность вернуться обратно в картель. Но он должен будет рассказать о деньгах, полученных от картеля и предложить ввести другого агента, — Дэвид кивнул в сторону Стронга, — в окружение Энвигадо. Но, честно говоря, у меня мало надежды, что он поступит именно так.

— Но он ведь может прийти на кладбище с бандой головорезов и пристрелить тебя. Или даже захватить и отвезти в Медельин. Вот это будет трофей. Прекрасный шанс завоевать полное доверие Пабло.

Джардин улыбнулся.

— Всегда приходится рисковать.


Мурильо задерживался дольше, чем ожидал Гарри. Он посмотрел на часы, прошло, оказывается, всего десять минут.

— Что они там копаются? — спросил Пирсон. — Проверить очень просто.

Гарри пожал плечами.

— Налить вам еще кока-колы, сеньор?

— Я, наверное, лопну, если выпью еще.

А этот Диас казался неплохим парнем. Уж куда лучше этого ублюдка Рестрепо, о котором Пирсон всегда вспоминал со страхом. А в компании этого нового человека он чувствовал себя довольно спокойно.

— У меня есть еще одна информация, которую вам следовало бы знать. — Юджин неожиданно решил довериться Гарри. — Наверное, мне надо передать ее для вашей службы безопасности.

Гарри улыбнулся.

— Сеньор, я начальник службы безопасности дона Пабло.

Вот оно в чем дело, теперь понятна уверенность, с которой держался этот человек.

— В этом случае, мистер Диас… — Пирсон понизил голос, — …вам следует знать, что служба разведки моей организации выяснила, что британская служба МИ-6 внедрила к вам своего человека.

Он откинулся на спинку кресла, довольный произведенным впечатлением. Начальник службы безопасности картеля внимательно посмотрел на него. Затем медленно кивнул.

— Расскажите поподробнее…

— Этот человек наверняка появился у вас недавно. Безупречные документы, бегло говорит по-испански, прекрасная легенда, которая может выдержать любую проверку. Но это агент, подготовленный секретной службой.

Гарри с трудом заставил себя расслабиться.

— Вы знаете его имя?

— К сожалению, нет.

— Описание?..

— Нет. Знаю только, что он белый.

— А как ваши люди получили эту информацию?

Судья Юджин Пирсон улыбнулся, наклонился вперед и доверительно сообщил:

— У нас есть в Лондоне священник, которому исповедуется один из высших чинов секретной службы.

— Здорово! — воскликнул Гарри, стараясь не выдать своего изумления.

— Этот шпион и руководит проникшим к вам агентом, но его терзает чувство вины, угадайте за что, сеньор?..

— Не могу себе представить. — Гарри вежливо улыбнулся.

— За то, что он спит с женой своего агента. По два-три раза в день.

Гарри Форд встал и подошел к окну. Сердце его замерло, а грудь готова была разорваться. Он попытался сосредоточиться на открывавшемся из окна виде.

— То у него в квартире, то у нее, видно, она так хороша, что этому старику все мало.

— Серьезно? — услышал Гарри свой голос и заметил, что в нем не прозвучал южноамериканский акцент.

— Сказать вам по правде, ей нравятся такие штуки, о которых я никогда и не слышал.

«Заткнись, заткнись, проклятый болван!» — Гарри взглянул на часы, рука у него дрожала.

Открылась дверь, и в номер вошел Мурильо в сопровождении Бобби Сонсона.

— Все в порядке, — сказал Мурильо, — можем идти.

Пирсон вскочил с кресла и заспешил к двери, хватая на ходу пиджак. Он торопился на встречу с пропавшим ребенком. Гарри остановил его и начальственным тоном обратился к телохранителям.

— Проверьте вестибюль. Сонсон, спустись по лестнице и жди нас внизу.

— Хорошо, Карлос.

Телохранители удалились.

Гарри повернулся к Юджину Пирсону. Он чувствовал себя тысячелетним стариком, печальным, преданым… и потерявшим близкого человека. Но уже успокоившимся. Он знал, что должен сделать.

— Благодарю вас, сеньор. Но ни с кем больше не делитесь этой информацией. Вы подвергаетесь смертельной опасности.

Пирсон кивнул. Эти колумбийцы склонны к преувеличениям.

— Разумеется. Никому. Но вам следует принять меры по его обезвреживанию.

— Не беспокойтесь. — Гарри распахнул дверь и выглянул в коридор. — Идемте.


Черный каменный ангел и впрямь был похож на здорового хищного ястреба.

Тень от него падает на сломанные железные ворота, в которые вошел Мурильо, держа в одной руке букет цветов. Позади него Гарри Форд вел Пирсона, держа его за локоть. Холодное лицо Гарри полно решимости.

Бобби Сонсон запер дверцы «тойоты» и последовал за ними.

Слева, чуть позади черного ангела, человек в скромном черном костюме стоял на коленях и молился.

— Здесь и состоится наша встреча? — спокойным голосом спросил судья. Он настолько привык к тому, что ИРА проводила свой тайные совещания или в похоронных конторах, или на кладбищах, что это место его ничуть не насторожило. Он посмотрел на Гарри, который повернулся в сторону Сонсона, входившего на кладбище.

— Здесь…

Снова кровь, Боже мой, снова ужас и кровь, горячая кровь на щеке и оглушающий шум стрельбы. В десяти футах от них Сонсон шатался как пьяный, бах! бах! бах! Сеньор Диас, чуть присев, палил из большого черного автоматического пистолета. И кровь, снова кровь? Пирсон рухнул на четвереньки и повернул голову. Кровь продолжала струиться из спины Мурильо, упавшего на колени, ярко-красная кровь хлестала из пробитой пулями артерии.

Тишина. Только чей-то крик. Диас шлепнул ладонью судью по голове, и только тогда Юджин Пирсон понял, что это кричит он сам.

Пирсон дрожал и извивался, как загнанная лошадь. Гарри Форд рывком поднял его на ноги. К ним навстречу шагнул человек в черном костюме, который держал в руках небольшой пистолет-пулемет.

Мурильо лежал лицом вверх, грудь его представляла кровавое месиво. Упавший Сонсон корчился на земле.

— Я не понимаю… — услышал Пирсон свой заикающийся голос.

— Твоя дочь мертва, старик, — сказал Гарри без малейшего испанского акцента. — Сиобан Пирсон умерла несколько месяцев назад в грязном туалете Центрального вокзала в Нью-Йорке, отравившись чрезмерной дозой «крэка».

Слова эти обрушились на Пирсона, как удар молота.

— Луис Рестрепо приказал мне убить тебя. Это одно из условий его сделки с Бренданом Кейси. Тобой пожертвовали.

«Мое дитя, мое любимое дитя, Боже праведный». Взгляд Пирсона упал на человека с пистолетом, и судья почувствовал, как по ногам и брюкам заструилась моча, он даже ощущал ее запах. И запах оружейного масла, исходивший от человека с пистолетом, и запах рома, исходивший от его мучителя.

— Заклинаю вас пресвятой Девой, сэр. Не убивайте меня. Пожалуйста, не убивайте! — Судья Юджин Пирсон опустился на колени и обнял ноги Гарри Форда. — Умоляю вас.

Человек в черном костюме подошел ближе. Гарри взял Пирсона за волосы.

— Ты должен много знать о «временной» ИРА.

— Боже, да я политический советник, член Военного совета, я знаю все. Не убивайте меня, заклинаю Святой Марией…

— Успокойся.

Дэвида Джардина удивило холодное спокойствие Гарри Форда. Как бы там ни было, он все-таки крепкий парень.

— Я тот самый сотрудник секретной службы, о котором ты знаешь.

— Святая Дева Мария!

— Если я оставлю тебя в живых, ты поедешь с этим человеком на конспиративную квартиру и расскажешь англичанам все, что знаешь?

— Да, да…

— О боевиках, их планах, целях, тайных осведомителях? Все расскажешь?

— Все, все… — Пирсон захныкал.

Гарри Форд повернулся к Джардину, лицо его горело от возбуждения.

— Ты слышал? Ты слышал это? Этот человек раскроет все самые сокровенные тайны «временных».

— Великолепно. Просто великолепно. Отличная работа.

Гарри улыбнулся как-то через силу. Его рука, сжимавшая пистолет, ослабла, Джардин заметил это и понял, что это плохой знак.

— Это поможет твоей карьере, Дэвид? Поможет твоей репутации?..

— Успокойся, идем отсюда. Этот парень просто подарок для нас, да?

— Вот это я и хотел услышать, Дэвид.

— Дэвид?.. — Юджин Пирсон зажмурился от охватившего его ужаса.

Гарри Форд закричал:

— Ублюдок! Вероломный предатель и ублюдок! Проклятый мерзавец!

Джардин похолодел.

— Элизабет! Развратник, отъявленный негодяй! Это же моя жена! Я любил ее!

И неуловимо поведя кистью, Гарри Форд выстрелил судье Юджину Пирсону между глаз. На лице судьи было написано удивление, когда его тело повалилось набок.

Того, что произошло дальше, Дэвид Джардин никогда не смог простить себе, не нашел этому никаких оправданий. Хотя никто в мире не посмел бы обвинить его в том, что он выстрелил первым, заметив, как Гарри направляет «ЗИГ-Зауэр Р-226» на своего начальника, на человека, которому доверился.

Пять пуль вошли прямо в сердце капитана Гарри Форда, кавалера «Военного креста». Но к этому моменту его сердце было уже разбито.


notes


Примечания


1


Ирландские организации террористического толка — Здесь и далее прим. перев.


2


Члены и сторонники «временного» крыла партии Шинн фейн выступают за объединение Ирландии путем вооруженной борьбы и террора.


3


Лондонская резиденция премьер-министра.


4


По буквам английского слова «poets»: «piss off early tomorrow’s Saturday».


5


Трансвестизм — стремление носить одежду противоположного пола.


6


Лондонская резиденция архиепископов Кентерберийских.


7


Так на Западе называют бутылки с горючей смесью, впервые применявшиеся советскими солдатами во время Отечественной войны.


8


По-английски — поросенок.


9


Олицетворение идеального слуги, по фамилии камердинера в комических романах П. Г. Вудхауса.


10


Устаревшее название пуштунов.


11


Дополнительное распоряжение к завещанию.


12


Тайное религиозно-политическое движение, ставившее своей целью возврат африканских земель, захваченных европейскими колонизаторами.


13


В английском написании имя Чарли начинается с буквы «Си».


14


Так презрительно называют в Латинской Америке белых жителей США.


15


Дробленые пшеничные зерна с сухофруктами и орехами, подаются на завтрак с молоком и сахаром.


16


Тодзио Хидэки — один из главных японских военных преступников, казнен по приговору Международного военного трибунала.


17


Начало XIX века.


18


Мики, пэдди — презрительные прозвища ирландцев в США.


19


Франкенштейн — герой романа английской писательницы Мэри Шелли, создавший искусственного монстра из частей тела покойников.


20


Валгалла — в древнескандинавской мифологии дворец бога Одина, обиталище душ викингов, павших в бою.


21


Ирландское национальное восстание 24–30 апреля 1916 года против господства англичан.


22


Мера для измерения роста лошадей, равна 10,16 см.


23


Возглас, которым зрители подбадривают участников корриды.