Тропою духов Мэдлин Бейкер Двадцатипятилетний индеец племени лакота Черный Ястреб в 1872 году перенимает знания, искусство и опыт состарившегося шамана Волчье Сердце. Среди Пана Сапа — «холмов, являющихся в черном цвете», — находится Священная Пещера. Все таинственные свойства этой пещеры и загадочные силы хозяйничающих в ней Духов не до конца известны даже Волчьему Сердцу… Тридцатидвухлетняя Мэгги Сент Клер, потеряв в автомобильной аварии сестру Сюзи и способность ходить, уединилась на благоустроенном ранчо близ Черных Холмов. Она сочиняет романы об индейцах, населявших эти местности испокон веков, и бледнолицых завоевателях, пришедших с востока. На страницах ее произведений причудливым образом переплетаются история, этнография и любовь… Мадлен БЕЙКЕР ТРОПОЮ ДУХОВ С любовью и уважением посвящается моему драгоценному Дэвиду. Нам так не хватало тебя, когда ты отсутствовал, и мы были всегда так счастливы, когда ты возвращался! Высокий, гордый, несравненный — Из бронзы будто бы отлит. О память сердца — дар бесценный — Любимый образ сохранит. Неужто нет его со мною, У смерти на него права? Что делать мне с больной душою, Как жить теперь без божества?  Покинул он мир этот бурный, И к звездам все ведут пути. Давно ль заката свет пурпурный Мерцал на бронзовой груди?  Растаял рыцарь в вышине И лишь печаль оставил мне. Бесстрастное лицо сурово, Как в нем увидеть что-нибудь?  В глаза его смотрю я снова, Но если в душу заглянуть! В ней гордость и любовь без края К индейцам коренных племен.  И не нужна земля иная Тому, кто в этой был рожден. Глаза грустны, а взгляд так тих, И слезы вдруг блеснули в них.  В борьбе за землю дорогую Ни сил, ни крови не жалел, Тиранов армию большую Он все-таки не одолел.  Их легион, а он один… Где ты, Лакоты верный сын?      Мэри Лу ВонМитер Глава 1 — Ее здесь нет. Черный Ястреб хмуро взглянул на старика-шамана, сидевшего напротив. — Нет? Не понимаю. — Ее здесь нет. Этой женщины нет среди людей. Черный Ястреб на мгновение потерял дар речи. Нет среди людей. Как это понимать? Но прежде чем он успел задать вопрос, Волчье Сердце — мудрый, старый шаман — наклонился к нему, пристально всматриваясь в Черного Ястреба. Взгляд его темных глаз, казалось, проникал в самую душу юноши: — Достаточно ли ты смел? Черный Ястреб резко вскинул голову, придя в замешательство от такого вопроса. Затем с неким подобием улыбки он поднес руку к ожерелью на шее из медвежьих когтей, провел загрубевшим большим пальцем по рваным краям рубцов, алевшим на груди, — следам обряда Танца Солнца. Волчье Сердце понимающе кивнул: — Ты сильный. Ты убил матохота [1 - В конце книги дан краткий словарь языка индейцев сиу.] и принес свою кровь и страдания на алтарь Вэкэн Танка, но вновь спрошу тебя, Черный Ястреб. Достаточно ли у тебя храбрости? Рывком, на диво гибким и стремительным для такого великана, Черный Ястреб вскочил на ноги, в ярости сжав кулаки и бросив свирепый взгляд на шамана: — Что-то я не пойму твоих вопросов, — он ударил себя кулаком в грудь. — Я — Черный Ястреб, я доказал свою отвагу в Танце Солнца у Жертвенного Столба [2 - Обряд истязания плоти у индейцев: на груди делались надрезы на коже, и под нее продевались ремни, которые привязывались к столбу. Индеец плясал, причиняя себе боль.]. Я выиграл сражение и снял скальпы с наших врагов — кроу и пауни. [3 - Кроу и пауни — враждебные племена.] Так к чему эти вопросы о моей храбрости? Волчье Сердце кивнул, не обращая внимания на вспышку юноши, и спустя мгновение Черный Ястреб снова сел на место. Старик глубоко вздохнул и медленно сделал выдох. Когда он вновь заговорил, то очень тщательно подбирал слова: —Мои глаза и уши всегда открыты, Кетэн, и служат нашему племени больше сорока лет, но с каждым днем мне все труднее стоять на страже интересов Лакоты. Мои ноги слабеют, глаза меркнут; лишь сердце бьется с прежней силой. Шаман смолк и некоторое время сидел, закрыв глаза. Черный Ястреб ждал, не нарушая молчания. — Это тяжкое время для нашего племени, — продолжал Волчье Сердце. — Я чую, — вот-вот нагрянут васичи. Они, подобно летним степным травам, накроют страну Пятнистого Орла. Наше племя чтит тебя как нового вождя. И потому я вновь спрошу тебя, Черный Ястреб: достаточно ли ты отважен? Достанет ли тебе храбрости отправиться Тропой Духов и понять, что сулит нам будущее? Хватит ли тебе сил для такого пути? Так ли ты храбр, чтобы войти в Священную Пещеру и найти обитающего там призрака? Черный Ястреб взглянул на Волчье Сердце, удивившись, что в жилище вдруг похолодало. Может, то потух очаг в вигваме, а быть может, было что-то в словах старого шамана, что заставило застыть кровь в жилах юноши? Пещера Тропы Духов. Эта притча была неразрывно связана с историей племени, но он не знал ни одного, кто вошел бы в Священную Пещеру и вернулся, живым, чтобы поведать о тамошних чудесах… Воин испытующе взглянул на старика: — Ты сам побывал в Священной Пещере! Вот откуда ты узнал об опасности, что грозила нам два лета тому назад, и о вторжении васичи. Волчье Сердце кивнул: —Я боюсь еще худших бед. Пусть твои глаза и ноги послужат мне. Ведь мои отказались служить. Черный Ястреб поднял руку к ожерелью на шее, собранному из медвежьих когтей. Мужество бывает разным. Обладал ли он тою отвагою, что позволит пройти Тропою Духов навстречу неведомой и оттого еще более пугающей опасности? Гордые слова, произнесенные незадолго до того, застряли у него в горле. — Тебе не надо отвечать сразу, — мягко заметил старик. — Это трудный выбор, но помни — я прошу не для себя, а для нашего народа! Глава 2 Покинув вигвам шамана, Черный Ястреб оседлал коня и поскакал на холмы. Ему нужно было обдумать все без помех. Юноша не сдерживал жеребца, и Вохитика, горячий конь, бежал легко, не ведая усталости и взбираясь все круче и круче по степным холмам, подобно орлу, воспаряющему в поднебесье. Слова шамана не выходили у молодого индейца из головы. Он знал ответ. То, к чему призывал Волчье Сердце, наверное, было нелегко, но то была великая честь — и взгляд старого шамана, полный веры в него, Черного Ястреба, выражал это. Волчье Сердце вверял ему свое дело, огромную ответственность нес теперь Черный Ястреб, и он готов был отправиться в Пещеру Тропы Духов, когда придет время, и заглянуть в неведомое. Черный Ястреб остановил Вохитика у гребня высокой горы. Именно здесь он впервые увидел Женщину-Призрака. Тогда ему было четырнадцать, и он с жаром выполнял обряд. В то время он жаждал стать достойным воином. Даже теперь, одиннадцать весен спустя, он ясно помнил тот день. Это был вэцуетеказа ви — месяц спелых ягод. Небо казалось прозрачно-голубым, теплый воздух ласкал кожу. Почти обнаженный, юноша стоял на выделанном матерью одеяле. Руки были воздеты к небу, голова откинута назад, он обратил взор к солнцу. Три ночи и четыре дня он ожидал знамения. Он выпускал дым из священной трубки во все четыре стороны света, а также и к Матери-Земле, и к Великому Духу в небеса, но тщетно — ничто не открылось ни глазу, ни слуху юноши. Ослабев от голода, томимый жаждою, он вознес горячую молитву к Вэкэн Танка, умоляя о видении, что станет его «тайным помощником» и будет сопровождать всю жизнь. Юноша был близок к отчаянью, и в эту самую минуту на него упала тень Великого Черного Ястреба. Зачарованный, он пристально смотрел на тень; и постепенно его существо было полностью объято ею. Теперь юноша обладал и ногами, и крыльями, и волосами, и опереньем. Он мог смотреть так далеко, словно имел ястребиные глаза. Время перестало существовать, и юноша ощутил себя парящим в воздухе, скользящим за ветром в синеве. Долго-долго парил он в небесах, а затем, к собственному безмерному удивлению, обнаружил, что теперь он — предводитель всех птиц. Он повел за собой воробьев, и соек, и одинокого орла, уводя их от страшных, рвущих когтей стервятника. Глазами ястреба он выискивал безопасное укрытие на севере, подальше от священной земли Лакоты. Орел догнал его раньше, чем он отыскал убежище, и, не успев поразиться этому, он обнаружил, что тень ястреба исчезла, а он остался на горе в одиночестве. Он следил за ястребом, пока тот был в пределах досягаемости, а затем, ослабев настолько, что не мог двигаться, опустился на колени и закрыл глаза. Вот тогда он в первый раз увидел Женщину-Призрака. Когда он поведал Волчьему Сердцу о видении, посетившем его на горе, то не стал упоминать о таинственной Женщине. Быть может, это был лишь плод его воображения; немудрено — после всего, что ему пришлось испытать. Старый шаман растолковал вещий сон. Его первая часть означает, что мальчику предстоит стать сильным и мудрым, подобно Великому Черному Ястребу. Эта сила будет неотделима от него на всем жизненном пути во славу Лакоты. — А что скажешь о второй части? — спросил Ястреб. Не сразу ответил Волчье Сердце, и, когда он заговорил, голос его изменился: — Ты защитишь наш народ от врагов. — Я слышу сомнение в твоем голосе. Волчье Сердце кивнул: — Может статься, ты не сам поведешь людей, но ты поведешь орла, что летит за тобой. Как бы то ни было, знай, что ты выбран Высшим Духом, чтобы стать вождем нашего племени. Тебе нужно новое имя. С этого дня тебя станут звать Черным Ястребом. * * * Ему было уже двадцать лет, когда он снова увидел Женщину-Призрака. Это вновь было летом, во время Виваньянк Васипи, Танца Солнца. Привязанный дважды к жертвенному столбу сыромятными ремнями, впивавшимися в грудь при каждом движении, он плясал вокруг столба, принося в жертву кровь и страдание на алтарь Вэкэн Танка, прося благословения у богов Лакоты для себя и своего народа на грядущий год. Обратив глаза к солнцу, он разрывал кожу, сжав зубы и сдерживая крик, переполнявший грудь. С последним мощным рывком кожа его лопнула, и Танец Солнца вокруг Жертвенного Столба был закончен. Черный Ястреб покачнулся и опустился на землю, грудь его обагрилась кровью. И вот, когда он лежал там, закрыв глаза от нестерпимой боли, Женщина-Призрак появилась вновь. Он не смог как следует разглядеть ее лицо — только золотистую кожу, да пышные пряди черных волос, подобных ястребиному оперению. И как раз тогда тень Великого Черного Ястреба пала рядом с нею, и он услышал голос: — Она ждет тебя. Слова были едва различимы, но он отчетливо их услышал. — Тебе не жить без нее. В третий раз Черный Ястреб увидел Женщину-Призрака нынче утром, как раз перед посещением вигвама Волчьего Сердца. Тут уж он не мог приписать видение усталости или потере крови. Он отправился в лес, чтобы сотворить молитву, и, взирая на небеса, увидел ее лицо: полные алые губы, глаза голубые, как небо в летний зной. Кто она? Отчего ее образ вторгается в мечты и даже молитвы? Что за власть дана этой женщине? Он не в силах забыть ее. Что за колдовство? С тех пор, как он впервые увидел ее, все его помыслы лишь с нею. День и ночь она в его мечтах. Что нужно от него этой женщине? — Тайна, — невесело подумал юноша. Он проникнет в Пещеру Тропы Духов и отыщет ответы на вопросы Волчьего Сердца, а потом разгадает тайну Женщины-Призрака. Его мать Винона ждала, пока он вернется от шамана. Взглянув на нее, он снова подумал, что она как будто не старилась с годами, а, наоборот, становилась краше. Ястреб улыбнулся ей, сел и принял предложенную чашу. — Ты снова видел Женщину, — сказала она скорее утвердительно, чем вопросительно. —Да. — А не мог бы Волчье Сердце объяснить, что же это означает? Черный Ястреб отставил чашу: — Мы не говорили о ней. Он желает, чтобы я пошел в Пещеру Тропы Духов. Винона взглянула на сына и непроизвольно зажала рот рукой, скрывая возглас изумления. Она была страшно взволнована. Черный Ястреб улыбнулся ей: — Он хочет, чтобы молодые глаза и ноги заменили его глаза и ноги, ослабевшие за столько десятилетий. Винона покачала головой: — Хейян. — Я должен сделать это. — Хейян, — повторила мать, — нет. — Как же мне быть? — Никто, кроме шамана, не должен вторгаться в Пещеру. Для простого смертного это означает верную гибель, — горячо вскричала Винона. — Раз Волчье Сердце потерял свою силу, значит, время найти ему замену. — Его сила не утеряна, а сердце и разум по-прежнему сильны. Лишь глаза и ноги ослабели. Черный Ястреб остановил на матери долгий взгляд: —Я стану новым шаманом. — Неужто Волчье Сердце принял решение? —Да. Винона взглянула на сына и тут же улыбнулась. В глазах светилась гордость: — Неплохо иметь шамана в собственном вигваме. Юноша глубоко задумался. Чтобы стать Виказа Вакэн, или шаманом, надо многое знать. Это огромная ответственность. Шаман должен уметь растолковывать вещие сны и видения, разрешать споры, хорошо знать всех богов Лакоты. Вэкэн Танка — высший бог, ему было подвластно все вокруг, четыре божества подчинялись ему: Ви — солнечное божество, правящее миром, Скэн — небесное божество, источник силы, Мака — божество земли, мать всего живого, Иниан — божество скал, защитник дома и семьи. А Скэну были, кроме того, подвластны души умерших. Черный Ястреб глубоко вздохнул. Волчье Сердце многому его научил, и юноша испытывал гордость. Ведь старый шаман считал, что он, Ястреб, достоин этой чести. Ах, но была еще Женщина-Призрак, что совсем заполонила собою его душу. — Когда я вернусь из Пещеры, то попрошу Волчье Сердце рассказать о Женщине-Призраке, — и тут же заметил, облекая свои мысли в слова: — Она волнует меня, ина. Я непременно узнаю, чего она хочет от меня. Винона крепко сжала его руку, покачав головой: — Священные Пещеры и Женщины-Призраки! Вах! Забудь эту вэсикун винуэм, что вторглась в твою душу. Тебе пора взять в вигвам скво. Черный Ястреб глубоко вздохнул — мать была права. Давно пора взять жену в вигвам. Но никто из девушек Лакоты не был ему по сердцу. Среди них были красавицы. Многие зазывно смотрели на него. Все они могли стать чудесными женами и прекрасными матерями. Но они не взволновали его кровь. Ни одна не заставила трепетно забиться его сердце, и он оставался одиноким, сторонясь любви. У него были военные отличия, ему были ниспосланы видения свыше, он выдержал боль Танца Солнца и получил награду, но так и не нашел достойной женщины. Возможно, ему суждено томиться в одиночестве и жить, словно человеку, лишенному пола. Черный Ястреб покачал головой в раздумье. Будучи воином, он закалил себя в битвах, на его счету было больше побед, чем у кого-либо другого. И ему-то не иметь подруги! Ему суждено жить в одиночестве? Горькая усмешка искривила рот. Быть может, мать права, и пришло время жениться. Но прежде он должен пройти Тропою Духов. Глава 3 Старик Ви пять раз подымался в небо и уходил. И вот уже Черный Ястреб снова сидел в вигваме Волчьего Сердца, чтобы узнать все, что нужно, прежде чем вторгаться в Пещеру Тропы Духов. — Ты не должен ни пить, ни есть целый день перед входом в Священную Пещеру, — говорил Волчье Сердце. — Никаких перьев на голове. Нельзя осквернить себя снятием вражеских скальпов. Никакого оружия с собою. И сними ожерелье из когтей матохота. Нужно смиренно входить в Царство Духов. Надень лишь набедренную повязку из шкуры оленя да старые мокасины. Не следует украшать волосы. Никакой боевой раскраски! Черный Ястреб торжественно кивнул. — Когда войдешь в Пещеру, ты должен вознести святые молитвы всем четырем богам, затем Высшему Духу и Матери-Земле. Когда все выполнишь, сядь лицом к востоку. В Пещере темно, но не вздумай зажечь огонь. Говорить нельзя. Думай о будущем и ни о чем другом. Напряги ум и сердце и проси Вэкэн Танка открыть — что ждет наш народ в следующем году. — Что, если Великий Дух не откроет мне будущего? — спросил Черный Ястреб. — Может статься, мне не снискать благоволения бога? Волчье Сердце положил руку ему на плечо: — В Пещере ты не останешься совсем один. С тобою войдут туда мои молитвы. Моя душа будет там, в Пещере. — Когда, — спросил Черный Ястреб, — когда мне отправляться? — В следующее полнолуние. Все три дня Черный Ястреб готовил себя к походу. Он был, как натянутая тетива. * * * Следующие два дня тянулись невыносимо медленно. Черный Ястреб провел много часов, размышляя о своем, долге, спрашивая себя: хватит ли у него отваги войти в Пещеру, так ли силен его дар, чтобы подчинить силу духов? Волчье Сердце научил Ястреба всему, что знал о способах исцеления, подробно разъяснил все, что касалось песнопений и ритуалов, о которых должен знать любой шаман. Волчье Сердце передал Черному Ястребу все эти знания, как собственному сыну. Он ничего не утаил. Юноша внимательно выслушал все, что поведал ему старый шаман. Он узнал, что мудрец разыскал ханонпа — медведя, который дает ключ к познанию, что Тэтитоб — слияние четырех божеств в одном, изображаемое, как четыре ветра. Тэтитоб ведал погодой и ветрилами. Бог Йюмни управлял бурями. Красный цвет — цвет Солнца. Голубой — это Небо, зеленый — это Земля, а желтый — цвет Скалистых гор. Огненный разветвленный зигзаг — знак Вэкинуэн, гром-птицы. Дым мог изгонять дьявольские силы, а тэтэнка — клык бизона — заключал в себе добрую силу. Черный Ястреб узнал и понял многое, пройдя все необходимые испытания, и теперь был перед лицом главного. Он всегда обладал огромной отвагой и не ведал сомнений, а сейчас горячо молился, чтобы эти свойства не покинули его в решающую минуту. Вечером, в ожидании назначенного часа, он спустился к реке, чтобы побыть в одиночестве. Пронизывающий ветер дул с гор, клоня деревья до земли из стороны в сторону, словно в неком танце посреди высоких трав. Черный Ястреб глубоко вздохнул. Нельзя допускать и мысли о страхе. Он должен войти в Священную Пещеру. Не следует даже думать о том, что звание шамана ему не по плечу! Юноша выпрямился и отбросил все сомнения. Коль Волчье Сердце смог вступить на Тропу Духов и вернуться невредимым, то и он сможет сделать это. Черный Ястреб слабо улыбнулся, вспоминая прошедшие годы, и тот трепет, который вызывали в его сердце безошибочные предсказания шамана. Волчье Сердце всегда знал, когда переменить стоянку лагеря, где поймать бизона, как избежать вторжения бледнолицых врагов. Черный Ястреб поражался силе шамана. Теперь он знал ее истоки и понял, что Пещера Духов — не просто легенда. Завтра ночью он войдет в Священную Пещеру и узнает все ее тайны. Но сердце Ястреба вдруг сжалось от тяжкого предчувствия: налетевший ветер шептал о том, что, войдя однажды в Пещеру, он никогда уже не останется прежним… Остановившись и глядя в звездное небо, юноша заметил огромного черного ястреба, парящего в небесах. Закрыв глаза, он силой внушения заставил свой дух соединиться с ястребом и осознал, что сам парит наверху, ощутил ястребиную силу, мудрость, терпение в душе и понял, что ничего не случится с ним в Пещере — так силен его дух. Постепенно облик ястреба исчез, оставив его освеженным и успокоенным. Завтра ночью он войдет в Пещеру Духов. Глава 4 С наступлением утра Черный Ястреб покинул вигвам матери и направился к излучине реки, чтобы вознести гимн Вэкэн Танка — песнь радости, что поднималась в небо, подобно целебному дыму от священного огня. В песне говорилось о земле и небе, о том, что Великий Дух — властелин всего, а человек — лишь песчинка. — Хей-эй-хи-ии, — издал он крик, воздевая руки к небу, — помоги мне, Вэкэн Танка, направь мой путь! Он опустил руки, вслушиваясь в рев водоворота у ног его, в трели птицы, порхающей с ветки на ветку, глядя на коня, пасущегося на лугу. Обратив взор к небу и ощутив тепло первых солнечных лучей, он снова воздел руки. — Услышь меня, Вэкэн Танка, — прошептал он, — даруй мне отвагу, дабы смог я совершить то, что повелевает мне долг, чего ждет от меня мое племя. Он еще долго стоял так, сердцем и душою вознося молитвы Великому Духу, готовясь выполнить свою миссию. В назначенное время он направился с Волчьим Сердцем и его племянником Черной Выдрой в Синткала Вакси — «вигвам для потения». Шаман вырыл небольшую яму в центре этого вигвама. Вокруг нее требовалось выложить священные камни, которые зовутся «ини-ан». Цепочки камней образовывали концентрические окружности, символизирующие жизнь, что возрождается вновь и вновь. Вход в вигвам был обращен к восходящему солнцу, а пол покрыт одеялом из кожи. Из вынутой земли возвели бугор в двух шагах от входа. Бугор назывался Хэнбилачча — «холм, где являются видения». Между углублением и холмом грунт уложили в виде дорожки — она называлась «Гладкий Путь» и символизировала тропу, которой пойдет Черный Ястреб, чтобы узреть видение. Крошечные пучки ароматических трав прикрепили к полкам и поместили на западной стороне вещего холма. Священная трубка была тут же, обращенная чубуком на восток. Черный Ястреб зашел в «вигвам для потения» обнаженным. Племянник Волчьего Сердца, Черная Выдра, остался снаружи, следя за огнем и передавая раскаленные камни в вигвам. Черный Ястреб глубоко вздохнул, а Черная Выдра уже укладывал первые четыре камня, ворочая их рогатиной. С величайшими предосторожностями Волчье Сердце взял трубку и прислонил ее чубуком к камням. — Четвероногие создания, — прошептал шаман благоговейно. Ведь его сила шла от волка! Он передал трубку Черному Ястребу, а тот выпустил дым четыре раза и вернул ее шаману. Ритуал повторяли четырежды, пока весь дым не вышел. Тогда Волчье Сердце осторожно положил трубку на холм Хэнбилачча. Трубка курилась — это делалось для того, чтобы избежать бурь, для ниспослания удачной охоты, чтобы воззвать к помощи богов, а, кроме того, в знак мира и дружбы. Шаманы священнодействовали, дым возносил молитвы людей к Вэкэн Танка. — Все четвероногие создания, — со значением подчеркнул Волчье Сердце, брызнув холодной водой из ложки, сделанной из бизоньего клыка, на горячие камни. Он проделал это четырежды, так как четыре было священным числом. Ведь были четыре стороны света и четыре божества над землею: небо, солнце, луна и звезды, а кроме того, четыре времени года и четыре вида зверей: летающие, когтистые, двуногие и четвероногие. Все растения на Земле состояли из четырех частей: корней, стеблей, листьев и плодов. И, наконец, жизнь человеческая проходила четыре стадии: младенчество, детство, отрочество и зрелость. Огромное облако пара наполнило вигвам. Волчье Сердце затянул песнь, призывающую недобрых духов покинуть собравшихся здесь. Черный Ястреб задыхался от пара. Холодная вода и горячие камни связывали его с Землей и Небом, Живой Водой и Священным Духом. Когда он вдыхал пар, то вливал в себя Живую Воду, молясь богам о ниспослании ему силы, отваги и мужества. Вдруг Она опять явилась ему — Женщина его видений. Ее волнистые черные волосы окутывали плечи, подобно облаку. Ее губы были, словно спелые ягоды, глаза — голубые, как полевые цветы, покрывающие холмы летом. И эти глаза были наполнены слезами. Она сидела на странном ящике с большими колесами. Черный Ястреб видел такие колеса у солдатских фургонов. За нею можно было различить силуэт высокого индейца верхом на скакуне и даже рассмотреть ожерелье из медвежьих когтей на его шее, конь был похож на Вохитика. Несмотря на духоту в вигваме, Черный Ястреб почувствовал, как его сковал внезапный холод. — Видишь ли ты ее, старик? — прошептал он чуть слышно, едва осмеливаясь подать голос из страха спугнуть явление. Волчье Сердце что-то тихо бормотал, пораженный отчетливостью видения, испугавшись власти Женщины-Призрака, того, что она сумела явить себя Черному Ястребу в священном круге вигвама. Больше всего старика смутило то, что она пришла не одна. Откуда такая громадная сила у этой бледнолицей женщины? Волчье Сердце наклонился вперед, впившись взглядом в силуэт, маячивший за нею. Нет, невозможно, чтоб это был Черный Ястреб… — Тебе надо выбросить ее из головы, — строго изрек он, — тебе надо думать только о Пещере и видении, что ждет тебя там. Юноша утвердительно кивнул головой. — Я понял тебя, танкасила, — прошептал он, И, как только он произнес эти слова, образ Женщины-Призрака начал таять и растворяться, пока не исчез вовсе. В памяти осталась лишь неизбывная грусть в ее глазах. Глава 5 К тому времени, когда солнце село за гору, Черный Ястреб достиг входа в Пещеру Священного Духа. Он глубоко вздохнул — сердце стучало так громко, словно грохот орудий на земле Лакоты. Пещера располагалась на узкой площадке у гребня холма, окруженного деревьями. Их ветви сплелись так густо, что нельзя было увидеть ни клочка неба. Вход в нее скрывался во мгле. Он глубоко вздохнул, освобождаясь от неясного страха, тяготеющего над ним. Сделано все, что повелел Волчье Сердце. Он не ел целый день, пришел безоружным, без перьев и ожерелья из медвежьих когтей, надел лишь набедренную повязку из оленьей шкуры да старые мокасины. Волосы свободно рассыпались по плечам. Он шагнул в темный туннель, что уводил в глубь холма. На мгновение Ястреб остановился в проеме, давая глазам привыкнуть к темноте, которая казалась чернее ночи. Он ожидал затхлости и сырости, но встретил лишь прохладу и благоухание. Он сделал четыре шага вперед. Ноги в мокасинах ступали по земле бесшумно, но в ушах отозвался стук собственного сердца. Ему случалось раньше испытывать страх, но это не было похоже на то, что пришлось изведать теперь. Лицо его покрылось холодным потом. Успокаивая себя воспоминанием о том, что Волчье Сердце входил в Пещеру и возвратился, он сделал еще четыре шага. И еще четыре. Потом остановился в самой глубине Пещеры. Развязав маленький мешочек из оленьей шкуры, висевший на поясе, он достал содержимое — горсть пыльцы — и бросил часть на восток, часть на запад, север и юг, а также Великому Духу и Матери-Земле. Покончив с этим, Ястреб высыпал остаток в мешочек и сел, обратив лицо к востоку. Мгла, сомкнувшаяся вокруг него, была такой плотной, что казалось, будто до нее можно дотронуться. Высоко подняв голову, напрягшись, он неотрывно смотрел на восточную стену пещеры, молча умоляя Великого Духа даровать ему видение — открыть будущее. Этого требовал Волчье Сердце. Это поможет племени благополучно пережить грядущий год. Снова и снова он возносил ту же молитву, перестав следить за ходом времени. И оно отступило. Мгла казалась живым существом. Она бросала ему вызов, охватывая со всех сторон, скользя по обнаженной коже. Сжав руки, Черный Ястреб пристально вглядывался в восточную стену. Все его помыслы и силы устремились в будущее. Медленно, так медленно — он решил, что ему это только мерещится, — бледный отсвет пал в темень Пещеры, и в тот же момент стали появляться образы. Они проявлялись все отчетливее, а мгла в пещере сгущалась. И тогда он ощутил что-то рядом и в себе самом. Он снова услышал голос Волчьего Сердца, призывающий сосредоточиться на будущем и только на нем. Черный Ястреб изгнал страх из сердца, и мягкий свет и образы стали отчетливее. Сейчас он уже довольно ясно видел Лакоту, узнал собственный вигвам и вигвам Волчьего Сердца. Снег покрывал землю, небо было низким и хмурым. — Это зимний лагерь на Черных Холмах, — удивился он. Теперь образы, казалось, наполнили Священную Пещеру, а он, похоже, стал одним из них. Черный Ястреб ощутил дуновение холодного ветра, вдохнул дым, и запах жареного мяса коснулся его ноздрей. Он почувствовал капли дождя, но дождь был голубым, сухим — и там, где дождь падал на снег, тот покрывался багряными пятнами. Испугавшись, Черный Ястреб отскочил, а затем ощутил что-то теплое и мокрое на правом боку. — Ax, — вскрикнул он, и образы растаяли, подобно морозным узорам под ярким весенним солнцем. Свет померк, воздух стал легче, и вдруг он ощутил пустоту и одиночество. Вскочив, Черный Ястреб бросился вон из Пещеры — и поразился тому, что солнце стояло высоко над горой. Солнечный утренний свет показался необычайно ярким после пещерной мглы. Он чувствовал слабость и головокружение, словно кто-то отнял у него все силы. Тут Ястреба пронзила внезапная боль в правом боку. Когда он бросил туда взгляд, то увидел кровавое пятно выше пояса. Но раны не оказалось. В полном смятении он повернулся, чтобы взглянуть на вход в Пещеру, спрашивая себя о том, что же это означает. У входа он увидел Ее силуэт. Смоляные волосы сливались с окружающей мглой. Женщина-Призрак. — Не может быть, — прошептал он, снова увидев ее воочию сидящей на колеснице и протягивающей к нему руки. Глубокие голубые глаза молчаливо умоляли приблизиться. Дыхание холодного воздуха пахнуло из Священной Пещеры и пронизало его насквозь. — Не может быть, — повторил он. Стараясь не бежать, повернулся и стал спускаться с гребня холма, где ни за что и никогда, конечно, не появится вновь. * * * Волчье Сердце внимательно выслушал рассказ Черного Ястреба о том, что случилось с ним в Священной Пещере. Он глубоко задумался, когда молодой воин поведал о дожде, что обратил снег в кровь. — Были ли ты васичи в твоем видении? —Нет. —Но дождь был голубым, а снег стал багряным? Черный Ястреб кивнул. — Это худо, — размышлял Волчье Сердце, — я думаю, мы не пойдем к Пана Сапа, к Черным Холмам этой зимой. Голубой дождь — солдатские мундиры, алый снег — кровь наших людей. Вэкэн Танка предостерегает нас о вторжении бледнолицых, — он кивнул, словно удовлетворенный собственным объяснением, — найдем другое место для зимовки… — Всегда ли сбывается виденное в Пещере? — Эй, да, если объяснено верно. — Были ли когда-нибудь ошибки? Старик кивнул: — Однажды — очень давно. Несколько видений за раз трудно истолковать верно. — Как же знать, правильно ли теперь? — Голубой дождь всегда говорит о нашествии бледнолицых. — Быть может, алый снег означает поражение врагов? — Возможно, — допустил Волчье Сердце, — но правильнее предполагать худшее. Видел ли ты что-то еще? Черный Ястреб покачал головой: — Нет. — Может, больше ничего и не было… — Я нарушил молчание Пещеры, ощутив струящуюся по телу кровь, — виновато признался Черный Ястреб, — и видения исчезли. — Вах! Тогда надо вернуться. Видения не всегда являются в том порядке, в каком происходят события в жизни. Твое же связано с зимой, а сейчас только весна. Быть может, другое видение ожидает тебя там. — Вернуться? — неохотно отозвался Черный Ястреб. — Когда? — Завтра ночью, в полнолуние. Черный Ястреб кивнул. Он пойдет снова, раз Волчье Сердце требует, но не только по этой причине. — Кровь на теле! Что это значит? Волчье Сердце вгляделся в темное пятно на теле Ястреба. Он тщательно обследовал кожу под засохшей кровью — не только раны, даже царапины не было. — Нет уверенности, — отвечал шаман. Черный Ястреб глубоко вздохнул. — Женщина-Призрак была там, в Пещере, — произнес он, склонившись к шаману. — Что ей надо от меня? Почему она словно зовет меня взглядом? Волчье Сердце покачал головой: — Сейчас я не отвечу и на этот вопрос. Мне надо обдумать то, что явилось тебе в Священной Пещере. Мы поговорим об этом, когда ты вернешься. Черный Ястреб кивнул, вскочил на ноги и покинул вигвам шамана. — Ждать, всегда ждать, — думал он, спускаясь к реке и смывая кровь. Сколько же ему придется ждать, чтобы открыть тайну Женщины-Призрака? Когда он вошел в вигвам, мать ждала его. Она приготовила еду, и воздух благоухал запахами жареного мяса бизона, тростниковым супом и крепким чаем. Она не стала расспрашивать его, но он чувствовал, как ей хочется узнать о случившемся в пещере. Ястреб улыбнулся ей, слизывая жир с пальцев. — Я в порядке, ина, — заверил он. — Давай поговорим завтра, а сейчас я пойду спать. Винона кивнула. Материнское чутье победило женское любопытство. Она видела, как проголодался и устал ее сын. Что же было в Священной Пещере? Видел ли он Женщину-Призрака? Что сулит будущее племени? Глава 6 Пронзительный крик, в котором слышались ужас и боль, неожиданно прервал сон Черного Ястреба. Быстро вскочив на ноги, он схватил лук, колчан со стрелами и выбежал из вигвама. В одно мгновение окинул взглядом хаос, царивший вокруг. Поднимавшееся светило отбрасывало зловещую багряную тень на селение, так что все выглядело ненастоящим, словно во сне. Ненавистные всадники — солдаты в голубых мундирах врезались в толпу, расстреливая все живое. Люди, кони, псы — все становилось жертвами и добычей грабителей — Длинных Ножей. Воздух пропах порохом и кровью. Гнев переполнял Ястреба. Он схватил поводья Вохитика. Ведь сейчас Красное Облако и Совет Старейшин племени находились в Вашингтоне, ведя переговоры о мире. Как это похоже на бледнолицых: протягивать одну руку, обещая мир, а другою убивать детей и женщин? Поворачиваясь в седле, Черный Ястреб окидывал взглядом всю панораму битвы, отыскивая мать, но не мог найти ее в такой толчее. Вохитика становился на дыбы, видя кавалерийских лошадей, мчавшихся навстречу. С диким криком Черный Ястреб выпустил стрелу, ощутив настоящее торжество, когда она вонзилась в грудь врага. Черный Ястреб очутился в гуще схватки, гнев переполнил его, когда он увидел малыша, затоптанного железными копытами лошадей. Узнал он и лучшего друга, Красную Стрелу, глубоко вонзившего томагавк в горло одного из бледнолицых. Увидал и еще одного ребенка, проткнутого штыком волосатого траппера [4 - Траппером называют в Америке охотника, добывающего пушных зверей с помощью капканов и ловушек.]. Бешеный крик возмущения вырвался из горла Черного Ястреба, он поверг врага на землю. Краем глаза он видел одного из солдат. Тот боролся со скво Красной Стрелы. Пришпорив Вохитика, Черный Ястреб сбил с ног бледнолицего. Он поймал благодарный взгляд жены Красной Стрелы и сразу же потерял ее из виду. Женщина схватила маленького сына и скрылась в убежище. Черный Ястреб всматривался в толпу, все еще надеясь отыскать мать. Ноздри впитывали запах пыли и пота, страха и крови. Справа пылал вигвам. Глаза слезились от дыма и чада, его преследовал запах горелых шкур. В ушах звенело от шума битвы: лошади метались в панике, дети плакали, женщины пронзительно голосили — всюду стоны и смерть. И надо всем этим — ужас, воющий плач всей Лакоты. Ястреб убил еще двух бледнолицых, прежде чем повернуть назад. Пронесясь через лагерь и повернув направо, он увидел Волчье Сердце, который шел к лесам, на восток от лагеря. Ястреб подъехал к шаману. Нагнувшись и обхватив старика, он поднял его на коня, усадив сзади. Ястреб намеревался отвезти старца в лесное укрытие, а потом вернуться в лагерь, чтобы отыскать Винону. Но не успел Черный Ястреб высадить шамана, как, откуда ни возьмись, налетело трое солдат, преследуя их с дикими воплями. — Держись! — воскликнул Волчье Сердце, — едем в Пещеру. Там мы будем в безопасности. Юношу раздирали сомнения. Племя сражалось за свою жизнь, он жаждал быть с ними, но не мог сейчас рисковать жизнью шамана. Черный Ястреб заставил коня бежать скорее. Он слышал звуки погони. Выстрелы были все ближе и ближе. Он почувствовал, как дернулось тело Волчьего Сердца, услышал звук выстрела. Ястреб вонзил пятки в бока коня, горячо уповая на то, что удастся уйти от погони. Теперь они достигли холмов, взбираясь все круче и круче, отрываясь все дальше от выстрелов и криков преследователей и, наконец, увидели Священную Пещеру, раскрывшую им навстречу свою пасть, черную как ночь. Опустив поводья, Черный Ястреб слез с коня. Не обращая внимания на протесты Волчьего Сердца, он взял его на руки, как малого ребенка, и поспешил в Пещеру. — Оружие, — напомнил Волчье Сердце, когда они достигли входа, — ты не должен брать, его туда. Воин колебался лишь мгновение, затем бросил лук и колчан на землю и направился в глубь Пещеры. Там он опустил старика на землю. Тот тяжело дышал, и Ястребу пришлось поддерживать его. Он напрягся, услышав голоса, и увидел у входа одного из бледнолицых солдат. — Оставайся на месте, — спокойно предупредил Волчье Сердце. — Мне надо было захватить оружие с собой, — вскинулся Черный Ястреб, — они настигнут нас здесь. — Нет, — убежденно отвечал Волчье Сердце, — надо только смотреть и ждать. «Голубой мундир» помедлил минуту, помаячив у входа на фоне гаснувших сумерек, и, обнажив штык, переступил порог и вошел в мрачную темноту. Ястреб затаил дыхание. Он был так близок к смерти. Темнота окружала их. Схватка была неминуема, но, как ни странно, она не состоялась. Еще три шага — и солдат был в Пещере. Черный Ястреб впился взглядом в бледнолицего, едва различимого во мгле. Тишина царила недолго, потом со сдавленным стоном бледнолицый упал, как подкошенный. Голоса у входа заставили юношу насторожиться. Он заметил двух других бледнолицых, заглядывавших внутрь и, очевидно, зовущих товарища. Черный Ястреб нахмурился. Он жалел, что язык бледнолицых незнаком ему. Но и без слов было ясно, что васичи спорят — стоит ли входить в Пещеру. Было очевидно, что они встревожены исчезновением товарища. Посовещавшись немного, бледнолицые удалились. — А теперь? — спросил он, обернувшись к Волчьему Сердцу, хотя и не видел старца в окутавшей их густой мгле. — Подождем, пока они не уйдут. —Я должен вернуться, — настаивал Черный Ястреб, не находя себе места, — быть может, я нужен людям. — Нет, «голубые мундиры» убьют тебя прежде, чем ты доберешься до оружия. Ты принесешь больше пользы, будучи живым, нежели мертвым. — Мне не следовало нарушать молчания в Пещере, когда мне явилось видение, — с горечью произнес Черный Ястреб, — если бы не я, мы знали бы об опасности заранее. — Не обвиняй себя. Ты вошел в Пещеру. Для этого нужно огромное мужество. Ты совершил это. Воин покачал головой. Люди гибли из-за его оплошности. Возможно, его мать убита «голубыми мундирами», пока он скрывается в Пещере, словно трусливый заяц. —Я должен вернуться, — сказал он, обратив взор к выходу, — я вернусь, когда битва закончится. — Постой. Боль, прозвучавшая в голосе старца, заставила его остановиться и обернуться к шаману. — Что? — Тебе не следует винить себя в том, что произошло, — прошептал Волчье Сердце внезапно ослабевшим голосом, — еще не успеет сесть солнце, а людям уже будет нужен новый шаман. Помни все, чему я научил тебя. — Танкасила! — Черный Ястреб со сдавленным стоном обнял Волчье Сердце. Он отказывался верить в очевидное, уже чувствуя теплую кровь, струящуюся по спине старого индейца.? — Ты ничем не можешь мне помочь, Кетэн. Может быть, Вэкэн Танка направит тебя, пока мы не встретимся в лучшем мире. —Пусть бог поможет и тебе. Черный Ястреб проглотил ком в горле. Слезы душили его. Он опустил Волчье Сердце на гладкое песчаное дно Пещеры. Шаман положил руку на ладонь Ястреба. — С твоей матерью все в порядке, — сказал он. Его голос был слаб и едва слышен даже в безмолвии Священной Пещеры. — Кетэн, Женщина-Призрак явилась мне в сновидении, как раз перед вторжением солдат. Слушай ее. Придет время, и она укажет тебе путь. Черный Ястреб прошептал имя шамана. Чувствуя, как силы уходят из рук старца, он видел, что глаза его потухли. Вдруг Ястреб ощутил тепло, словно летний ветерок коснулся щеки. Он вздрогнул, спрашивая себя о том, что это такое — плод его воображения или душа Волчьего Сердца, вступившая на Вэнэги Тэсэка, Тропу Духов, |ведущую к Вэнэги Юати, Долине Душ?.. Долго сидел Черный Ястреб у тела старца. Волчье Сердце был частью его жизни. Сколько помнил себя Черный Ястреб, старик учил его, отвечал на все вопросы, сделал воином. А сейчас его нет больше — старика, достойного того, чтобы умереть здесь, в самом центре Священной Пещеры. Справившись со слезами горя и отчаяния, он убрал волосы с лица покойного, скрестил застывшие руки на узкой груди старца, бережно закрыл глаза мертвого шамана. Гортанными звуками, вложив в голос всю свою душу, он начал погребальную песнь в честь Волчьего Сердца, прося Великого Духа принять старого шамана и направить его стопы в мир Великой Тайны — Смерти. Долго он сидел так, и ненависть к бледнолицым чужеземцам вскипала в нем, зажигая кровь жаждой мести. Вскочив на ноги, Черный Ястреб бросился к выходу, решив вернуться в лагерь, но, услышав голоса, замер. Бледнолицые вернулись и ждали у входа, а он был безоружен. Он даже увидел свой лук, лежавший там, где его бросили, видел и Вохитика, мирно щиплющего траву, но не видел «голубых мундиров». Вернувшись в Пещеру, Черный Ястреб прислонился к стене. Какое-то время мысли его блуждали. Затем он вонзил взгляд в восточную стену, спрашивая себя, хватит ли у него сил вызвать Дух Пещеры теперь, когда он лишился поддержки молитв и заклинаний Волчьего Сердца. Закрыв глаза, Ястреб пытался сосредоточиться на исходе битвы. Вместо этого он обнаружил, что думает о Женщине-Призраке и, казалось, слышит тихий голос старика — последние слова Волчьего Сердца: «Слушай ее. Придет время, и она поможет тебе». Но Волчьего Сердца больше нет, и ему никогда уже не узнать этой тайны. Черный Ястреб выпрямился, освободившись от видения — над ним витал Дух Пещеры. Словно ведомый невидимой рукою, он повернул голову и увидел, как восточная стена пещеры засветилась и появился дом белого человека. — Нет, — юноша тряхнул головой. Дух Пещеры закружил его, окутал, потащил за собой… И он потерял сознание. * * * Черный Ястреб с трудом пробудился ото сна, мысли и тело его крепли медленно… Он вспомнил о битве и бросился из Пещеры. Чуть помедлил у выхода и, ничего не услышав, вышел наружу. Солнце вставало над Черными Холмами, освещая горные вершины на востоке, украшая небосклон сверкающим алым и золотым сиянием. Ястреб стоял не двигаясь. Каждый мускул его тела был в напряжении. Но никто не стрелял. Ни души вокруг. Лишь мягкое дуновение ветра на вершине холма да шелест листвы. Только теперь он заметил, что оружие исчезло. Коня тоже нигде не было. Черный Ястреб перевел дыхание. Ненависть к бледнолицым захватчикам разрасталась в его сердце. До сих пор он считал их странным племенем, народом, не ведающим истины, которую давно постигло его родное племя. Но сейчас он ненавидел их, и гнев его был безграничен. Бледнолицые позвали Красное Облако в Вашингтон, чтобы заключить мир, а хотели войны; они убили Волчье Сердце; они украли у Черного Ястреба коня и оружие. Он перевел дыхание, а затем стал спускаться с холма, спрашивая себя, остался ли кто в живых после этой ужасной битвы и не найдет ли он племя истребленным, а селение сожженным дотла. Волчье Сердце уверял, что мать его жива. Подумав об этом, он перешел на бег. В его сердце страх сменялся надеждой. Ястреб несся сломя голову по узкой оленьей тропе, ловко огибая колючие кусты, что покрывали холм. Вдруг что-то ударило его в правый бок, сбив с ног. Падая на землю, Ястреб услыхал звук выстрела. Чуть позже за густым кустарником мелькнул и исчез огромный индеец. Секунду Черный Ястреб с недоумением глядел на пулевую рану в боку над повязкой. Из раны хлестала кровь. Ястреб вдруг почувствовал холод и прижал руку к ране. Но там была только теплая кровь, что просачивалась меж пальцев. Прижав руку к ране, он всмотрелся вниз и заметил высокого индейца в тугой белой оленьей куртке и черных штанах, который со всех ног бежал к нему по тропе. А за спиной индейца сквозь ветви деревьев виднелся дом бледнолицего человека. Первой мыслью Ястреба было «спрятаться!», — но ноги отказались повиноваться, и он упал навзничь, слабо застонав. Он падал, падал, падал в никуда. Глава 7 Мэгги Сент Клер сидела возле кровати в спальне для гостей, не в силах оторвать глаз от лежащего в постели. Это было невероятно. Он как две капли воды был похож на воина, изображенного на полотне, что висело над камином. Но этого просто не могло быть. Ведь тот воин существовал лишь во сне, много лет назад. Сколько же, подумала она, нахмурившись. Пять, шесть? Даже сейчас тот сон и страх, обуявший ее тогда, не изгладились из памяти. Она вспомнила, как конь воина, цокая копытами, настиг ее, а индеец, нагнувшись, поднял ее на коня. Вдвоем они умчались в ночь. Рука его обвилась вокруг ее талии, горячее дыхание обжигало шею — он вез ее в вигвам. Пробудившись, она тотчас бросилась в студию и зарисовала человека из сна. Благо, образ того четко запечатлелся в ее сознании. С использованием зарисовки-эскиза Мэгги изобразила нескольких персонажей своих книг. Сфотографировав законченные полотна, она послала их своему редактору Шейле Гудман. Та призналась, что индеец был красивейшим из мужчин, каких ей только приходилось видеть в жизни. Они единодушно решили, что индеец точь-в-точь походил на героя ее книги «Недозволенная страсть». Прекрасный индеец прочно занял место на обложках ее романов. Мэгги бросила быстрый взгляд через всю комнату, туда, где лежали книги. Она чувствовала гордость создателя. Двенадцать историко-романтических новелл за шесть лет, а кроме того, четыре лучших бестселлера. И везде воин-индеец украшал обложку. Мэгги снова взглянула на юношу. Как случилось, что он — точная копия того воина из ее сна? Что делал он в ее владениях, почти обнаженный, одетый лишь в набедренную повязку и мягкие мокасины? Слава Богу, что Бобби Бегущий Конь не убил его! Мэгги вновь рассеянно бросила взгляд на индейца, отметив длинные черные волосы, прямые брови, орлиный нос и волевой подбородок. Кожа у него была цвета старой меди, гладкая и нежная с двумя бледными рубцами на груди и страшной раной на правом боку. Она решила, что юноша прекрасно сложен. Фигурой он мог бы соперничать с Фабио [5 - Фабио — герой романов Джоанны Линдсей.], великолепным итальянским прорицателем, изображения которого так часто появлялись на обложках книг Джоанны Линдсей. Те же широкие плечи и сильные руки, красивое и, вдобавок, волевое лицо. Мэгги встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Ведь это не роман, а действительность. Будь он трижды красив и привлекателен, она не желала иметь дела ни с кем из мужчин. Однажды она уже была ранена любовью и не желала разбить свое сердце снова. К чему опять страдать! Она бесшумно откатила инвалидное кресло и тихо покинула спальню. Приблизившись к столу, что стоял в просторном кабинете, облицованном дубовыми панелями, она устроилась у компьютера, пытаясь сосредоточиться на любовной сцене романа. Она работала как раз над нею в ту минуту, когда Бобби ворвался в дом, оповестив, что подстрелил индейца. Мэгги тут же позвонила доктору в Старгис, но ей ответили, что доктора вызвали, он вернется только ночью. Мэгги сообщила слуге доктора о несчастье на ранчо и дала отбой. К счастью, ее домоправительница Вероника Маленькая Луна оказалась на ранчо, когда Бобби принес в дом незнакомца. Вероника обработала рану, заверив Мэгги, что юноша вне опасности, хотя и потерял много крови. Вероника предупредила ее, что ночью, возможно, его будет лихорадить, и выразила готовность остаться и ухаживать за раненым. Все же Мэгги отослала ее домой. Веронику ждали там муж-работяга и двое сыновей-подростков, а здесь Мэгги всегда могла рассчитывать на Бобби, жившего в домике для гостей. Его, при необходимости, можно было вызвать по телефону. Мэгги усмехнулась. Бобби мечтал стать воином и не смог отличить человека от оленя! Она устремила взгляд в голубой экран компьютера, но тщетно. Мэгги просто не в силах была перестать думать о мужчине в соседней комнате и не переставала спрашивать себя о том, кто он и откуда. Вероника позвонила в полицию Старгиса и рассказала о случившемся. Час спустя шериф Линдсей Холистер выехал для расследования. Он допросил Бобби и пришел к заключению, что имел место несчастный случай на охоте. Шериф согласился с Вероникой, что во избежание осложнений лучше всего не трогать раненого. Единственное, чем был озабочен Холистер, — тем, что личность индейца не удалось установить. В конце концов шериф решил, что краснокожий заблудился спьяна. Рано или поздно объявится кто-то из резервации, разыскивая следы пропавшего. Тогда полиция и установит его личность. Прежде чем вернуться в город, Холистер пробыл в доме остаток дня, приняв приглашение Мэгги на обед, затем задержался за кофе — и уехал, явно убежденный в том, что индеец просто заблудился. Устав, Мэгги выключила компьютер и направилась в спальню. Раздевшись и облачившись в ночную рубашку, она принялась убирать волосы. Уже лежа в постели и глядя в потолок, Мэгги припомнила прошедший день. Внезапно на нее нахлынуло чувство одиночества. Она закрыла глаза, сдерживая слезы. Два с половиной года пролетело со времени несчастья, превратившего ее в калеку, не способную самостоятельно передвигаться на ногах. Доктора уверяли, что это чисто физиологические явления, нет никаких органических поражений, и она могла бы ходить, если бы только хорошенько постаралась. Грешно, считали они, что она не делает должных усилий, чтобы встать с кресла. Грешно и малодушно. Ведь она не погибла, как Сюзи, она жива. Мэгги разразилась рыданиями. Слезы градом катились из глаз. Тупые врачи! Неужто они думают, что ей нравится оставаться в ненавистном кресле?! Да разве она не пошла бы, если б могла?! Несомненно, она чувствовала вину. Ведь Сюзи погибла. Да и кто не ощущал бы вины, явившись причиной несчастья, оборвавшего жизнь младшей сестры? Рыдания душили Мэгги. Она тогда так быстро неслась по дороге, смеясь какому-то пустяку, сказанному Сюзи, и тут под колеса лег крутой поворот. От души хохоча, она даже не заметила приближающегося грузовика, а потом было поздно. Мэгги резко вывернула руль вправо, чтобы избежать столкновения, почувствовала резкий удар — и, не справившись с управлением, они соскользнули с насыпи. И врезались в дерево. И Сюзи, которую никогда нельзя было заставить надеть пристежной ремень, выбросило из машины. Зная, что сестре необходима немедленная помощь, Мэгги ухитрилась выкарабкаться на дорожное полотно, стремясь остановить какую-нибудь машину, потом сознание покинуло ее. Очнулась она на больничной койке средь зеленых стен лечебницы. Там, в окружении врачей, она осознала, что сестры больше нет. Сюзи, девочка, любившая каток, танцы, теннис, наслаждавшаяся всеми радостями жизни, погибла в девятнадцать лет из-за легкомыслия старшей сестры. Фрэнк разорвал свою помолвку с Мэгги. Он даже не искал себе оправданий и не лгал, а сказал все напрямик, так доброжелательно, как только мог. Фрэнк сожалел, очень сожалел, но честно заявил, что не может даже помыслить о том, чтобы разделить жизнь с калекой, прикованной к инвалидному креслу. Мэгги долго плакала, а затем бросилась в сочинительство, спасаясь от настоящего описаниями прошлого, скрываясь от собственных невзгод. Она зарабатывала, создавая фантастические ситуации, где подлинная любовь способна преодолеть всевозможные препятствия и где все счастливы до конца дней. Спустя четыре месяца она переехала в Южную Дакоту, купив небольшое ранчо, расположенное в живописной местности на заливном лугу между Старгисом и Черными Холмами. Красивое место! Холмы овевались ветрами. Мэгги понимала, почему сиуксы мечтали вернуть их. Мэгги казалось, будто Холмы живут собственной жизнью. Восемнадцать вершин возвышались на семь тысяч футов над землею — настоящий островок гор в мире прерий. Гряда хребтов тянулась на много миль. Она была без ума от сосен, осин, ясного голубого неба, бескрайних прерий. Все было овеяно дыханием ушедших времен. Она ощущала это всякий раз, глядя из окна на величественные черные горы вдали. Исконные народы Лакоты называли их «Пана Сапа», что означает «Холмы, являющиеся в черном цвете». Их также называли «О’Онакезин», что значило «Приют», или «Вамакаогнака иканти», то есть «сердце всего живущего». По приезде на ранчо Мэгги дала объявление в местной газетке, ища помощников для ведения хозяйства. Девятнадцатилетний Бобби появился на другой же день. Мэгги наняла его сторожем. По словам парня, деньги нужны были ему, чтобы помочь брату, кроме того, сам Бобби намеревался поступить в колледж и изучать медицину. В этот же день она наняла и Веронику, прельстившись ее редкими качествами. Заручившись помощью Бобби, наблюдавшего за ранчо, и Вероники, взявшей на себя хлопоты кухарки и уборку дома, Мэгги целиком посвятила себя сочинению романтических историй о белой красавице и прекрасном индейце. Она ни с кем не виделась, даже никогда не ездила в Старгис — небольшой городок в десяти милях южнее Медвежьей Горы. Вероника закупала все необходимое. Она же получала и отправляла почту. Мэгги все больше привязывалась к этим местам. Некогда сиу и чейенны [6 - Индейские племена, проживавшие в Северной Америке.] являлись сюда, к Пана Сапа, для священного ритуала Танца Солнца. Ей было приятно думать, что Спящий Буйвол, Бешеный Конь, Красное Облако, Горб и Талл когда-то посещали эти места, где теперь стоял ее дом. Холмы были неотъемлемой частью американской истории, которую делали выдающиеся люди своего времени — такие, как Капашити Джон, Вилд Билл Хискок, Джим Бриджер и обреченный генерал Джордж Армстронг Кастер. Мэгги всегда восторгалась Старым Западом, а особенно индейцами. Ее трогали их наивные поверья и печалила их судьба. Начав карьеру романистки, она считала естественным написать о сиу и чейеннах. Возможно, почувствовав это и откликаясь на доброту души Мэгги, Вероника предложила обучить ее языку Лакоты, и Мэгги находила особую прелесть в том, чтобы изъясняться на древнем языке сиу. Ее совершенно очаровали старые сказания Вероники, легенды, истории о ловком Иктоми, об Анктехи, который хватал людей и бросал на съедение диким зверям, об Иа, людоеде, поедавшем как зверей, так и людей. О, пусть бы тот явился и сожрал этого проклятого Фрэнка Вильямса! Мэгги утерла слезы уголком простыни, решив раз и навсегда покончить с воспоминаниями. Мысли о Фрэнке и о том, как могла бы сложиться ее судьба, все еще причиняли жгучую боль. Она сомкнула ресницы, заставляя себя расслабиться, думать о тихом синем океане, о шелесте ветра в бескрайних прериях, о нежном шепоте трав. Но вместо этого, засыпая, она думала об индейце, лежавшем в комнате для гостей. В ее грезах он мчался верхом, темноволосый, сильный, прекрасный, с глазами черными, как ночь, кожей цвета старой меди. Но теперь страх улетучился, и она не собиралась убегать. Глава 8 Солнечный луч упал на лицо юноши. Он услыхал чье-то негромкое пение, почуял запах жареного мяса. Стало ясно, что пора вставать, бежать на реку искупаться, прежде чем исполнить Песнь Глубин в честь Вэкэн Танка. Черный Ястреб стал подниматься, но острая боль в боку пронзила его. Прижав руку к бинтам, он сел, откинув тонкое голубое одеяло, которое соскользнуло с груди, и остолбенел, увидев то, что его окружало. Не будучи искушен в общении с бледнолицыми, он все-таки сразу сообразил, что находится в доме белых. Пленник ли он? Нахмурившись, Ястреб пытался припомнить вигвам бледнолицых из своего видения в Священной Пещере, но теперь его больше интересовало настоящее. Он индеец, а одет как васичи. Ястреб внимательно осмотрел белую материю. Он в жизни не видел ничего подобного. Будто сеть! Ястреб потрогал мягкий матрас, покрытый бледно-голубой тканью, и решил, что это называется «кровать». Его двоюродная сестра, Яркий Цветок, спала в такой. Она вышла замуж за белого траппера, когда Черному Ястребу было шестнадцать. Он навещал ее пару раз, желая узнать, хорошо ли обращается с нею муж. Он нашел, что вигвам бледнолицего — удивительное строение и очень странно обставлен. Яркий Цветок и ее муж ели на чем-то, что называлось «стол», с цветной посуды, вылепленной из плотной глины. Сестра стряпала на странном черном металлическом предмете — «плите», как она его называла. Плита заменяла очаг. Ястреб отказался спать на предложенной ему узкой «кровати» и сидел на полу, а не на деревянном сиденье — «кресле»… — Вот на чем сидела Женщина-Призрак, — подумал он. Ястреб покачал головой, поражаясь причудам бледнолицых. Прижав руку к ране на боку, он выскользнул из-под одеяла и направился к дверям, пренебрегая острой болью, пронзающей бок с каждым сделанным шагом. Пора уходить, вернуться в лагерь и разыскать мать, если она еще жива. Звук отдаленных голосов заставил его замедлить шаги. Он повернул назад и, забыв о жгучей боли, бросился к окну, чтобы немедленно покинуть вигвам бледнолицых. Ястреб взялся за раму, ощутив под рукою металлический поручень. Окна в доме двоюродной сестры были затянуты слюдой, через которую трудно смотреть. А эти казались тяжелыми и прозрачными, словно лед. Он толкнул окно, но оно не открывалось. Ястреб попробовал раз, другой, а затем, услыхав голоса явственнее, заметался по комнате, озираясь в поисках оружия. Он схватился за трехногий стул у кровати — это было все же лучше, чем ничего, но вдруг почуял чье-то дыхание. Подняв глаза, он остолбенел, зрачки расширились от изумления. В комнате была Женщина-Призрак. Она сидела в кресле на колесах, которое тихо въехало через деревянную дверь, Черный Ястреб посмотрел на женщину, на странное кресло, не в силах поверить собственным глазам. Он задавал себе вопрос, не находится ли он все еще в Священной Пещере. Может быть, битвы не было? Возможно, Волчье Сердце жив еще? Или это еще одно видение? — Виньян Ванаги, — робко прошептал он. — Женщина-Призрак. Она оказалась прекраснее, чем в видениях. Чистая гладкая кожа, длинные густые ресницы, черные, как у него, волосы, свитые в косы, украшенные яркими голубыми лентами — под цвет глаз. Мэгги вгляделась в краснокожего воина. Теперь, когда он пробудился ото сна, сходство с индейцем на картине было еще разительнее. Облик мужчины из ее сна был размыт, нереален, человек на картине был просто образом, начертанным ею по памяти, а стоящий перед нею излучал жизненную энергию и силу. Ее охватило предчувствие неясной опасности. Мэгги услышала шумное дыхание Вероники у себя за спиной. Как бы поднос с завтраком не грохнулся на пол! — Доброе утро, — приветствовала юношу Мэгги, надеясь, что голос не подвел ее и не встревожил больного, стоявшего в чем мать-родила посреди комнаты. — Как вы себя чувствуете? Черный Ястреб устремил взор на нее, жалея, что так мало почерпнул из языка бледнолицых у Яркого Цветка. Сейчас он мог бы лучше понимать Женщину-Призрака. Мэгги нахмурилась. Уж не глухой ли он? — Как дела? — снова спросила она, медленно и отчетливо проговаривая слова, чтобы он мог понять все по движению губ. — Наверное, он не понимает, — предположила Вероника. Мэгги покачала головой. — Но почему? Ты говорила, что все индейцы в резервациях понимают английский. —А может, он не оттуда. —А откуда еще он может быть? Вероника пожала плечами: — Я не знаю, но он выглядит… другим. — Другим? — Мэгги посмотрела на него внимательнее. Его волосы не длиннее, чем у других индейцев, кожа не темнее, чем у большинства, но все же он выглядит как-то иначе. У него такая гордая осанка, она в жизни не видала такой у индейцев из резервации. В этом незнакомце была какая-то первозданность, мрачный огонь в глубине глаз напоминал о загнанном льве или загнанной птице. Мэгги сдвинула брови при виде шрамов на мощной груди. Нет, не может быть это следом от Танца Солнца… в наши-то дни! — Нитиве хи? — спросила Мэгги на языке Лакоты. — Кто вы? — Миебо Кетэн Нэгин, — отвечал он, поражаясь, что она знает его язык. — Я Черный Ястреб. — Токийятанхан йэхи хи? — спросила Мэгги, радуясь, что он понял. — Откуда вы? — Викоти Митава. —Его лагерь, — пояснила она, взглянув на Веронику, — как ты думаешь, о каком лагере он говорит? Вероника пожала плечами: — Я не знаю. Поблизости нет никакого лагеря. Покачав головой, домоправительница обошла Мэгги и поставила поднос с завтраком на кровать, — Войюте, — произнесла она глядя на индейца. — Еда. Мгновение Черный Ястреб изучал индианку. Это была высокая женщина с глубоко посаженными черными глазами, с сединой в смоляных волосах, одетая в просторную белую рубаху, цветную юбку, какие носят женщины апачей, и расшитые бусами мокасины. Она изучающе оглядела Ястреба и придвинула поднос. — Йюта, — мягко, по-матерински, сказала она, — ешь. Черный Ястреб перевел взгляд на поднос, глаза его недоверчиво блеснули. — Ну, может, вы сумеете узнать, откуда он, — проронила Вероника, — я пеку пирог, и все сгорит, если я тотчас не поспешу. — Вероника… Вероника бросила взгляд на индейца — тот не отрывал глаз от Мэгги, затем перевела взгляд на хозяйку. Она так же завороженно смотрела на незнакомца. Вероника никогда не обладала особым чутьем в любовных делах, но нужно быть слепой и глухой, подумала она, чтобы не заметить взаимного влечения между Мэгги и этим молодым красавцем. — Если понадоблюсь, буду на кухне, — бросила она, подумав при этом, что, может быть, необычный индеец и явится тем лекарством, которое требовалось Мэгги. Мэгги мгновение смотрела на гостя, затем указала на повязку на поясе. — Как вы себя чувствуете? — снова спросила она на языке Лакоты. — Все в порядке, — отвечал он. Голос казался бархатистым и глубоким. Мэгги устремила взгляд на широкую грудь и плечи индейца, мускулистые и длинные руки. Она ощутила, как вспыхнули ее щеки, и вновь поглядела на него, в который раз изумляясь его красоте. Досадуя на себя, Мэгги опустила глаза, а потом, успокоившись немного, вновь подняла их. Что с нею сталось? Ведь она не невинная девочка-подросток. Бог мой, ей тридцать два года. А этот незнакомец! Будь он трижды красив, и даже знай она его получше, все равно ему лишь двадцать — слишком молод. И она так горячо пожалела об этом. Ах, зачем он так юн и неискушен! — Бобби не хотел ранить вас, — сказала она, отводя взгляд, — он охотился на оленя. — Где я? Как попал сюда? —Это мой дом. Бобби принес вас сюда. Ее дом… Так он уже в Стране Духов? Черный Ястреб пристально взглянул на женщину. Он не ощущал смерти — умерший не чувствует ни голода, ни боли. Так он жив, и Женщина-Призрак звала его к себе. Ему приходилось слышать древние сказания о людях, связанных с духами. Желание задержать ее, дотронуться до нее нахлынуло на него горячей волной. — Сколько я здесь? — Два дня. Пожалуйста, сядьте и поешьте, — сказала она, чувствуя, что щеки ее горят огнем под его внимательным взглядом. — Вы, наверное, голодны. Она заметила настороженность в его взгляде, то, как он напрягся, готовый сорваться с места. — Кола, — воскликнула она, ударив себя в грудь, — друг. Прошу тебя, сядь и поешь. Черный Ястреб чуть поколебался, а затем, кивнув, взял поднос и сел на пол, скрестив ноги и поставив поднос рядом. Какое-то время он изучал необычную пищу: что-то белое с желтым посередине, узкие полоски аппетитно пахнущего мяса. Желудок подвело от голода. — Завтракайте на здоровье, — сказала Мэгги, — я прослежу, чтобы Бобби дал вам подходящую одежду. Черный Ястреб кивнул. Он выждал, пока она покинет комнату, и стал жадно поглощать пищу. Он совсем запутался. Ведь его долг — вернуться в Священную Пещеру. Если кто-то из племени пережил битву, то он нужен там. Он нужен матери и не может оставаться здесь. Оттолкнув поднос, он устремился к выходу, но помедлил минуту. Надо же разгадать, отчего зов Женщины-Призрака сильнее долга? Ястреб все еще терзался этим вопросом, но тут вернулась Женщина-Призрак, въехав в кресле на колесах. — Ну вот, — протянула она узел с одеждой, — поглядите, подойдет ли вам что-нибудь. После того, как она вышла, он взял предложенные одежды и осмотрел их. Штаны были из темной плотной голубой ткани, рубашка — из более мягкой. Белая рубаха была похожа на ту, что он видел на парне. Кроме того, в узле было что-то невиданное, наподобие штанов, но без штанин. Черный Ястреб с глухим клекотом швырнул одежду на кровать. Только взглянув на эти одеяния, он понял, что они чересчур узки. Да он и не желал их. Для индейцев непостижим обычай бледнолицых напяливать столько слоев одежды. В лагерях Лакоты мужчина летом носил лишь набедренную повязку и мокасины — ну, может, еще расшитую бисером рубаху. Только зимой, чтобы защитить себя от холода, они облачались в ноговицы и куртки. А бледнолицые навешивали на себя одежду с головы до ног круглый год. Как странно, но васичи вообще удивительные создания. Чего стоит одна эта бледная кожа и волосатые лица! Они живут в прямоугольных домах, а ведь каждому индейцу известно, что гармония только в круге. Скэн пожелал, чтобы мир был круглым. Солнце, луна, земля и небо были круглые, плоды, растений, тела животных — тоже. Все в природе, кроме Скалистых гор, было круглым. А стало быть, Лакота жила в Священном Круге в согласии с силами природы. «Да, — думал он, затягивая пояс, — бледнолицые — странные существа.» Сидя в небольшом кресле у окна, он натягивал мокасины, скривившись от боли, так как при этом невольно надавливал на рану. Каждое движение причиняло боль. Он метнул взгляд на ложе. Оно было мягче и удобнее, чем твердая земля. У Ястреба мелькнула мысль отдохнуть хоть час, но его терзало чувство долга. Надо вернуться в лагерь и разыскать мать, если та еще жива. Погрузившись в размышления, он не заметил, как в комнате оказалась Женщина-Призрак. — Разве одежда Бобби вам не подошла? спросила она. — Вы хорошо говорите на языке Лакоты, — вместо ответа заметил Черный Ястреб, глядя ей в лицо. — Меня научила Вероника. Она же обучила и Бобби. — Он уроженец этих мест. Отчего же не говорит на родном языке? — Думаю, он и не знал его никогда. — Боб-би и Вер-он-ника, — он с трудом выговаривал необычные имена. Мэгги усмехнулась: — Настоящее имя Бобби— Бегущий Конь, а Вероники — Маленькая Луна. —Я должен идти, — тихо проговорил' Черный Ястреб. —В самом деле? Может, вы отдохнете денек? — Мне надо вернуться в лагерь. Люди ждут. —Где же ваш лагерь? — На той стороне Холмов. — Там нет лагеря, — нахмурившись, заметила Мэгги. — Иногда на Медвежьей Горе проводят ритуальные церемонии, но никто не живет там, — она чуть помолчала. — Вы не с Сосновой Горы? — Сосновая Гора? — Там резервация. Час ходьбы отсюда. — Наше племя не живет в резервации. — О! А есть ли кто-то, кто может приехать за вами, кому я могла бы позвонить? — Позвонить? — По телефону, — она указала на голубой роскошный аппарат на тумбочке, — телефон. Мэгги произнесла это по-английски, так как не знала произношения слова на языке Лакоты. Да и было ли там такое слово? Индеец взглянул на нее в таком замешательстве, что в ней волной всколыхнулось сочувствие. О Боже, он совершенно отстал от века! Без сомнения, он отбился от резервации и заблудился. — Кто ваши люди, — спросила она, — кто стоит во главе лагеря? — Махпийя Лита. — Махпийя Лита… — повторила Мэгги. — Красное Облако?! Черный Ястреб кивнул. Он не удивился Ее осведомленности. Красное Облако — мудрец, известный в мире бледнолицых, хотя и не столь почитаем Лакотой, как Сидящий Буйвол или уважаемый всеми храбрец Бешеный Конь. — Красное Облако, — пробормотала Мэгги. Но ведь он не может быть тем Красным Облаком. Он умер в 1909 году. — Знаете ли вы, какой сейчас год? — Год? Вероятно, у него потеря памяти, решила Мэгги. О, возможно ли, чтоб он был так неразвит, чтобы всерьез считать, что живет в 1900 году. — Знаете ли вы, кто наш Президент? — спросила она и тут же осеклась. В те далекие годы индейцы не звали его Президентом. — Отец в Вашингтоне, — пояснила она, желая пошутить немного, — знаете ли вы, кто он? Черный Ястреб задумался, пытаясь вспомнить имя Отца, к которому отправился Красное Облако: — Грант? — О Боже, — прошептала Мэгги. Грант был президентом где-то в 1872 году. — Вы когда-нибудь слышали о Билле Клинтоне? — спросила она, заранее зная ответ. Он покачал головой. — Знаете ли, вы, что такое телевизор? — Нет. — А машины, «форды»? — Нет. Мэгги тряхнула головой, не в силах поверить собственным умозаключениям. Ей приходилось, читать романы о путешествиях во времени, о людях, с легкостью переносящихся из одного столетия в другое, она даже сама сочинила один такой роман, но ведь то всё фантастика. Разве на самом деле это возможно? Но несмотря на то, что она твердила себе, в глубине души Мэгги знала, что это правда. Он никак не походил на умалишенного или недоразвитого. Казалось, незнакомец потерял ориентацию во времени. — Полагаю, вы также не слышали о Мадонне, о Вьетнаме или войне в Персидском Заливе, или…, — перечисляла она. Черный Ястреб покачал головой, теряясь от странных слов, со страхом и недоверием глядя в лицо Женщины-Призрака. — Для чего Вы позвали меня сюда? — спросил он, во что бы то ни стало желая разрешить загадку до своего возвращения в Пещеру. — Я звала вас? — Вы являлись мне в вещих снах четырежды, — Черный Ястреб глянул в окно. Четырежды, подумал он. Священное число. А если это произошло именно потому, что Она являлась ему четыре раза? — Я никогда не звала вас, — отозвалась Мэгги, — не знаю даже, что вы имеете в виду. Он снова вскинул на нее глаза: — Я видел Вас на горе во время вещего сна, а потом снова, во время Танца Солнца. Я видел Вас в «вигваме для потения» и в Священной Пещере и всякий раз ощущал Ваш Зов. Для чего Вы меня призываете? Мэгги бросило в жар и в холод, когда она припомнила свой сон и то, как изображала его на полотне и на страницах книг. Быть может, этим она как-то потревожила его, вызвав из прошлого, из мглы времен? — Как Вы очутились здесь, — вопрошал индеец, — почему поселились на Священных Холмах, где обитает наше племя? Два дня назад я входил в Священную Пещеру и не видел на лугу вигвама бледнолицего человека. Два дня назад Вас еще не было здесь. — Я ли это? — спрашивала себя Мэгги. Может, это снова сон? Она услышала вздох и увидела, как ослабел ее странный гость. — Отчего вы не сядете? — Мэгги старалась отмахнуться от мучивших ее вопросов, — вы потеряли много крови. Нужно время, чтобы восстановить силы. Впору было возразить Ей. Воину ни к чему слушать женщин, но Ястребу было так тяжело, и он был слишком растерян, чтобы возражать. Двинувшись к постели, он сел на матрас, опустив руки на колени. — Вы упоминали о пещере, — вспомнила Мэгги, — сказали, что не видели моего дома, когда вошли в нее, но когда вышли, дом уже стоял? Я что-то не пойму. — Была битва, — объяснил Черный Ястреб, — мы скрывались в Пещере… — Он хотел пояснить, что произошло, и понять, почему Она звала его сюда, но боль в боку мучила непрестанно, не давая думать и говорить. Мэгги уловила страшную усталость в глазах, гримасу боли на губах индейца, и поняла, что воину нужен отдых, но ее переполняли вопросы, не дающие ей покоя. Как он попал сюда, как долго намерен оставаться? Неужто он вправду знал Красное Облако? Она ощутила страшное волнение, подумав о необычайных возможностях, что могут открыться в беседах с человеком из прошлого. Воспользовавшись бесценными сведениями о минувшем веке, она могла создать непревзойденные исторические романы, подобных которым не было и не будет. — Я должен идти, — произнес он, продолжая, однако, сидеть на кровати. Силы покинули его. — Вам, действительно, надо отдохнуть, — возразила Мэгги, — сегодня у вас не хватит сил дойти до Холмов. Вот, может быть, завтра… Вытянувшись на кровати, он прикрыл глаза, уступая охватившей его усталости. Завтра он спросит Ее снова и выяснит, зачем Она призывала его. Завтра… Глава 9 Вероника взглянула на Мэгги, как на умалишенную: — Человек из прошлого! Да вы сошли с ума? — Возможно. — Возможно! Мэгги, вы проглатываете чересчур много романов. Люди не путешествуют во времени. Это невозможно. Вероятнее всего, это еще один пьяница-индеец. Вот и потерял голову. Не знает, какой день в календаре! — Не думаю, что он знает, в каком столетии находится. Вероника покачала головой: — Это невозможно. — Он сказал, что видел меня в вещем сне, на горе, в Священной Пещере. Вероника вдруг вскочила, как будто ее ударили. Она была в полном смятении: — Священная Пещера? Он упоминал о Священной Пещере? — Да, а что такое? Вероника покачала головой: — Да нет, ничего. — Скажи же мне! — В нашем народе живет легенда о Священной Пещере. Люди верят, что шаман, обладавший необыкновенной таинственной силой, мог войти в пещеру и узнать будущее. — На столетие вперед? — Не знаю. Я-то никогда не верила в это, но мой отец верил. Из уст в уста передавались рассказы о шамане, известном под именем Волчье Сердце, который видел вещие сны в Священной Пещере. Мэгги почувствовала холодок в груди, как и в тот раз, когда Черный Ястреб сказал, что видел ее в вещем сне. Это ощущение было выше ее понимания. Совершенно необъяснимо. — Индейцы путешествовали во времени? — Нет, насколько мне известно. — Но, если шаман мог заглянуть в будущее, отчего же он не мог оказаться здесь? — Я не знаю, — ответила Вероника. Она посмотрела на пирог и покачала головой. — Это же была легенда. — Но некоторые мифы основаны на реальности… —Мне не хочется толковать об этом, — сказала Вероника, — это причиняет мне беспокойство. Она занялась пирогом, твердо решив выбросить все из головы. Но невольно вспомнила время, когда была еще девчонкой. Она сидела в уголке, а старцы говорили о прошлом, о шамане Волчье Сердце — предсказателе будущего, который умер в Священной Пещере. Согласно легенде, его тело нашли там среди тел бледнолицых. Молодой шаман сопровождал Волчье Сердце, но его имя утрачено в веках. — Почему бы вам не посмотреть, не проснулся ли он? — спросила Вероника, — Обед скоро будет готов. Глубоко задумавшись, Мэгги покинула кухню и двинулась в комнату для гостей. Черный Ястреб все еще спал. Она взглянула на него, задаваясь вопросом — не подводит ли ее богатое воображение? Неужели она действительно поверила, что он явился из прошлого? В самом деле, ей было нетрудно вообразить такое, может быть, потому, что она провела столько дней в выдуманном мире. В ее последней книге содержалась новелла о путешествии во времени. История современного индейца, попавшего в прошлое. Мэгги получила сотни писем от читателей. Они заявляли, что хотели бы оказаться в прошлом, а были и такие, которые считали это возможным. Она вгляделась в лежащего, вновь отмечая его красоту. Даже во сне он излучал какую-то необъяснимую внутреннюю силу. Она выглянула из окна, устремив взор на Черные Холмы. Сиуксы верили, что Холмы священны, что там, в самом сердце земли, и зародилась жизнь. Не там ли наверху Священная Пещера, скрывающая тайны времен? Возможно, она могла бы войти в Пещеру и увидеть прошлое, изменить его так, чтобы несчастья не было вовсе. Она оглянулась и встретила взгляд Черного Ястреба. — Хтайети Вэсти, — сказала она, — добрый вечер. Черный Ястреб кивнул в ответ. Она казалась удивительно красивой на фоне сумерек за окном. На Ней было розовое длинное платье с пышной юбкой до пят, волосы рассыпались по плечам, подобно черному облаку. Вдруг ему захотелось дотронуться до Нее. — Вы голодны? — спросила она. — Обед готов. — Вы предпочитаете есть здесь или в… — она не находила слов на языке сиу, обозначающих кухню, и кивнула на дверь. — Не хотели бы вы есть в другой части дома, со мною? — Да, — торжественно ответил он, — с Вами. Скользнув взглядом по круглому белому горшку, которым он пользовался, Ястреб снова посмотрел на нее. — Мм… — она сдвинула брови, тщетно ища слово, обозначающее ванную комнату на языке Лакоты. Потом пожала плечами. Две ночи он обходился ночным горшком — ну, так еще одна ночь ничего не изменит. Покраснев, она удалилась. Несколькими минутами позже Черный Ястреб вошел на кухню. На нем снова были только набедренная повязка и мокасины. Густые длинные прямые волосы доходили почти до пояса. В его присутствии кухня словно уменьшилась в размерах. Мэгги устроилась в кресле напротив него: — Садитесь. Он усаживался так осторожно, как будто опасался, что плетеное кресло не выдержит его веса, а потом уперся взглядом в тарелку, поставленную перед ним Вероникой. Подняв глаза, он бросил на Мэгги такой взгляд, что она отложила нож и вилку. — Мясной ростбиф, — пояснила Мэгги, подцепив мясо вилкой. — Ростбиф, — повторил он, — о, из чего это? — Говядина, — ответила Мэгги. Черный Ястреб кивнул. Он слышал о говядине — мясе от домашних животных бледнолицых. Ястреб нехотя отведал мясо. — Вэйст, — одобрил он, распробовав его. — Да, — откликнулась Мэгги, — ничего. Она прервала еду, чтобы объяснить, как называются продукты: — Картофель, морковь. Он кивал, с видимым наслаждением поглощая пищу и запивая ее черным кофе. Вероника вновь наполнила его тарелку, потом еще раз, покачав при этом головой. Он уничтожил три порции мяса, две — картофельного пюре с морковью, а также три чашки кофе, прежде чем откинулся в кресле, вполне насытившись. — Я всегда утверждала, что ты отличная кухарка, — посмеиваясь, заметила Мэгги, — пошлюка я Бобби за покупками. Чувствую, что нам, точно, потребуется провизия, — она бросила взгляд на Ястреба. — Хотите посмотреть остальные помещения? —Да. Он последовал за нею из комнаты в комнату, изредка перебрасываясь с нею словами, когда она объясняла назначение вещей, называя их: кофейный столик, диван, скамейка для ног, коврик, шторы, камин, пианино, буфет, стол, компьютер, плита, посудомоечная машина, чулан, книга, зеркало… Он старательно повторял каждое название. Английские слова звучали как-то безжизненно по сравнению со словами на языке Лакоты. Его совершенно восхитили лампы, которые вспыхивали, едва нажать на кнопку. Его заворожили холодильник, микроволновая печь и телевизор. Он поражался звукам стереомагнитофона, хотя даже не понимал слов песен. Мэгги отчаянно покраснела, пытаясь объяснить устройство канализации, и решила передоверить это Бобби. К тому моменту, когда они закончили осмотр гостиной, чулана, кухни, спален для гостей, ванной, он выглядел ошеломленным и так устал, что она решила отправить его спать. Сев на кровати, Ястреб поглядел в окно. Где он? Было очевидно, что недалеко от родных мест — Черные Холмы четко просматривались в лунном свете. Места были те самые, но все же совсем другие. Он ведь отправился в Священную Пещеру с Волчьим Сердцем, а, выйдя, попал в иной мир — мир Женщины-Призрака. Позвала ли она его, чтобы показать все то удивительное, что могут бледнолицые, и тем самым доказать тщетность борьбы с ними? Он вспомнил о Веронике Маленькой Луне и Бобби Бегущем Коне. Уроженцы Лакоты — они были ближе к бледнолицым, чем к индейцам, носили одежду бледнолицых, ели их пищу, пели их песни. Так вот какова судьба его народа — стать слугами бледнолицых, забыть свое наследие, историю, поверья?! — Полагаю, вы немного растеряны, — сочувственно сказала Мэгги. Черный Ястреб утвердительно кивнул. — Вероника рассказала мне о вашей Священной Пещере, о том, что шаманы отправлялись туда, чтобы узнать будущее. Она поведала мне легенду о шамане. Его звали Волчье Сердце… Черный Ястреб подался вперед, впившись глазами в ее лицо: — Ей известно о Волчьем Сердце?! — Ну, она сказала, что это только легенда. — Нет! Он был мне другом и умер в Пещере на моих руках. — Но Вероника говорила, что только шаманы смели войти туда. Черный Ястреб утвердительно кивнул: — Я должен был заменить его. — Вы кажетесь слишком юным для этого. — Мне двадцать пять зим. — Вы молоды, — прошептала Мэгги. — А разве Вы стары? — Тридцать два. — Ну не так стары, как горы, — серьезно ответил он, хотя в уголках рта играла улыбка. Она и прежде находила его привлекательным, но когда он улыбнулся — словно ночь сменилась ярким полднем, словно дождь пролился в знойной пустыне. Она смотрела на него, чувствуя, что щеки ее пылают. Ей никогда не приходилось так краснеть, ощущая на себе мужские взгляды. А Черный Ястреб был просто необыкновенно хорош, с фигурой, словно у греческого божества, и улыбкой, осветившей все вокруг. — А другие ваши люди решались путешествовать в будущее? — Будущее? Там, где я сейчас? — Похоже на то. По нашему календарю, вы перенеслись более чем на сотню лет в будущее. Черный Ястреб осмотрелся. Теперь он знал названия незнакомых предметов: подушка, матрас, простыня, бюро, комод, ночник, лампа, стены, потолок, пол. Но все это, включая и Женщину-Призрака, казалось ненастоящим. Он жаждал дотронуться до Нее, убедиться, что Она живая и в Ее жилах течет настоящая кровь, в том, что Она не мираж. Всматриваясь в синеву Ее глаз, сияние кожи, он ощущал странный жар в груди и жажду чего-то, чему он не мог подобрать названия. — Почему Вы всегда в кресле? — спросил он, стараясь думать о чем-то ином. — Я не могу ходить. Черный Ястреб помрачнел: — Вы ранены? — Да, это случилось несколько лет назад, — она пожала плечами, — и я больше не хожу. Она произнесла это так легко, но он успел поймать боль в ее глазах, которые она тотчас отвела. — Вам следует отдохнуть немного, — сказала Мэгги. — Вы потеряли много крови. Черный Ястреб кивнул, провожая ее взглядом, когда она покидала комнату. Улегшись снова, он устремил взор за окно на Черные Холмы. Мать и племя не выходили из головы. Теперь битва завершена. Волчье Сердце убеждал его, что мать жива, но Ястреб знал, что не поверит этому, не убедившись воочию. Что с племенем? Убиты ли они или, что еще хуже, взяты в плен и уведены в рабство? Его мучила тревога о их судьбе. Пещера, думал он. В пещере он найдет ответ. В следующее полнолуние он, Ястреб, пойдет туда и выяснит, сможет ли он вернуться домой Тропою Духов. Глава 10 Черный Ястреб проспал весь следующий день, а затем, чувствуя, что сойдет с ума, если тотчас не выйдет отсюда, покинул дом и зашагал к Черным Холмам. Суровые, прекрасные, покрытые высоченными соснами, в скорбном молчании поднявшими ветви к небесам, вставали перед ним Холмы. Там скрывалась Священная Пещера, ожидая возвращения Ястреба. Поднявшись на холм и войдя в Пещеру, найдет ли он тело Волчьего Сердца там, где оставил его? Прижав руку к ране, он замедлил шаг. Женщина-Призрак права. Он чересчур ослабел, чтобы подняться на Холмы. Рана, хоть и не была опасной, мучила и отнимала силы. Вздохнув, Черный Ястреб повернулся и медленно побрел к дому. Юный Бобби, мечтающий стать воином, стоял у огражденного с четырех сторон кораля и расчесывал гриву большого черного жеребца. — Рад видеть вас на ногах, — приветствовал его Бобби на языке Лакоты, — мне очень жаль, что все так случилось. Я охотился на оленя. Черный Ястреб понимающе кивнул: — Все в порядке. Бобби не мог оторвать глаз от индейца. Неужто он, действительно, воин из прошлого? Это было слишком невероятно, чтобы оказаться правдой, но в народе ходило столько легенд. Многие из них нельзя было объяснить сколько-нибудь логично. — Надолго вы здесь? Ястреб задумчиво улыбнулся: — Не знаю. Бобби робко предложил: — Может быть, мы съездили бы в город, когда вам станет лучше? Черный Ястреб кивнул и устремил взгляда на коня. Это был прекрасный жеребец — гордый, длинноногий, с умными глазами и широкой грудью. Бобби усмехнулся. Откуда бы ни взялся этот человек — из прошлого или из будущего, но в лошадях он разбирался! — Прекрасное животное. Я пытался его объездить, но безуспешно. Он чересчур упрям и силен. Я весь в синяках. Черный Ястреб улыбнулся, воображая, сколь чудесно будет проехаться верхом, как только позволит рана. Он кивнул Бобби и вошел в дом. Там он помедлил, глядя на картину над камином. Он узнал место на полотне — подножие холма за Медвежьей Горой. И конь был Вохитика. Тут не могло быть ошибки. Всадник-то он сам. Ястреб задрожал от волнения. Индеец почуял Ее присутствие еще до того, как Она оказалась перед ним. — Вам нравится? —спросила Мэгги. — Трудно ответить. Где Вы достали мой портрет? — Его создала я сама, — ответила Мэгги. — Я… — она помедлила. Она не представляла, как прозвучит признание в том, что она видела его во сне, но индеец имел право знать правду. — Однажды ночью вы явились мне во сне, и я изобразила это на полотне. Она глубоко вздохнула: — У вас есть такой конь? — Вохитика. — Храбрый конь. Черный Ястреб кивнул, соглашаясь. Затем медленно произнес: — Вы не ответили мне. Зачем Вы позвали меня из моего столетия? — Я не звала. Да и возможно ли звать сквозь века? — Может, и нет, — ответил он, ослепительно улыбнувшись, — но я здесь. — Да, — прошептала Мэгги, но по-английски, — вы здесь. Разглядывая его профиль, она восхищалась твердым очертанием рта, сильным подбородком, чистым овалом лица. — Может быть, вы сможете вернуться тем же путем, что пришли, — предположила она и сама удивилась той боли, что причинила ей мысль о его уходе. — Попытаюсь, — ответил он. Как он хотел узнать о том, что сталось с матерью и племенем. Эти мысли жгли его. — Но мне надо ждать следующего полнолуния. — О, конечно, — подхватила Мэгги, звонко рассмеявшись, — колдовство всегда удачнее при лунном свете. Он повернулся к ней. Мэгти ощутила всей кожей, как ее словно омыла теплая волна от его улыбки — светлой, как луч летнего солнышка. — Мне следует вернуться к работе, — сказала она, сдерживая волнение. — Вероника приготовила ленч. Он в кухне. — Женщина-Призрак… Мэгги замерла в дверях: — Что? — Есть ли у Вас имя? — Мэгги, — спокойно ответила она, — Мэгги Сент Клер. — Мэг-ги, — прошептал он, и звук его голоса, глубокий и проникновенный, взволновал все ее существо. — Бобби звал меня в город. — Вы хотите поехать? — Не знаю. — Ну, если вы решили отправиться с ним вам следует одеться. — Я одет. — Я подразумеваю такую одежду, как у Бобби. Черный Ястреб опустил глаза на пояс и мокасины. — А если я останусь в этом? — Ничего не случится, но большинство людей не привыкли видеть индейцев, одетых таким образом. Я имею в виду то, что одежда не закрывает тела и… ну вот, Ястреб, я должна вернуться к делам. Увидимся за обедом. Ястреб посмотрел ей вслед. Она рассказывала ему о своей работе, но он не видел в этом смысла, что толку описывать то, чего не было! Он вглядывался в картины, изображавшие мускулистых индейцев в объятиях полуобнаженных бледнолицых женщин. Ястреб был растерян. Ведь бледнолицые женщины боялись индейцев. Те, которых ему довелось видеть, смотрели на него со страхом. Он не мог бы представить никого из них, срывающих одежды и падающих в его объятия. В тот вечер, сидя за столом напротив Мэгги и с аппетитом поглощая еду, он время от времени бросал на нее взгляды. Отблеск свечей озарял ее холеную белую кожу и плясал в черных волосах. Ястреб вслушивался в звуки ее голоса, дивясь тому, как свободно льется ее речь на языке Лакоты, лишь изредка перемежаясь словами бледнолицых, которые он не понимал. Она рассказывала о семье Вероники и о том, что юный Бобби жаждал стать воином, настоящим воином, как в былые времена. — Но, конечно, это неосуществимо, — с сожалением заметила Мэгги. — Отчего же? — Да ведь те дни прошли. Он хочет узреть видение для успехов в битве и сражаться верхом, как Бешеный Конь. — Вы знаете о Бешеном Коне? — Естественно. Все знают. — Но откуда? — Из учебников истории, по которым дети учатся в школе. — Дети бледнолицых? — недоверчиво спросил он. —Да. — Что же они учат? — То, что он был великим воином. Они узнают также о Сидящем Буйволе и Красном Облаке, — Мэгги помедлила, так как это навело ее на мысль, — а может, я могла бы научить вас говорить по-английски, пока вы здесь? Черный Ястреб обдумывал это предложение Ему нельзя вернуться в Пещеру до следующего полнолуния. Возможно, было бы полезно изучать язык бледнолицых, пока не настало время вернуться. Мудрец всегда знает врагов до мелочей. — Научите меня, — согласился он. Мэгги отложила свой труд романистки и посвятила всю следующую неделю обучению Ястреба английскому. Она предполагала уделять этому по часу каждое утро, но час превращался в два, три, а к концу недели они занимались почти восемь часов в сутки. Мэгги радовалась помощи Вероники. Ведь грамматика английского слишком уж отлична от языка Лакоты. Таких глаголов просто не существовало в нем. Там, где бледнолицый говорил: «Трава высока», — по-лакотски говорят «Педжи ханска», означающее «Высокая трава». «Солнце горячо» переводится, как «Ви ката», то есть «Солнечный жар». Фраза «Собака съела цыпленка» преображалась в «Санка хи кокойахаи ла тебиа», что значит «Собака, которую съел цыпленок»… К концу недели Мэгги поражалась успехам своего ученика. Едва она успевала раз-другой объяснить что-то, как он усваивал это тут же. Теперь, сидя напротив него за кухонным столом, она то и дело ловила себя на том, что не в силах оторвать от него взгляд. Ястреб до сих пор отказывался носить что-либо, кроме набедренной повязки и мокасин, и взгляд ее был прикован к широким плечам и медной груди. А притягательный взгляд глубоких черных глаз, а чувственный рот?! Она ловила себя на мысли, что жаждет кончиками пальцев прикоснуться к его губам, дотронуться до бледных рубцов на груди. «Что за мощная грудь,» — подумала она. Встряхнув головой, Мэгги отбросила подобные мысли. Даже в юности мальчики не поглощали всех ее мыслей. Ее матушка твердила, что порядочная девушка бережет себя для брака, а Мэгги такой и была. Без сомнения, это была единственная тридцатидвухлетняя девственница в Соединенных Штатах. Она подняла голову. До ее сознания долетел голос Черного Ястреба. — Простите, я не слышала. — Вы устали? — повторил Черный Ястреб, дивясь ее продолжительному молчанию. — Нет, все прекрасно, — ответила Мэгги, улыбнувшись — ведь он обратился к ней по-английски. Черный Ястреб не отводил от нее задумчивого взора. Ему много раз удавалось перехватить украдкой бросаемые на него взгляды. Ничто не могло ускользнуть от зоркого глаза Ястреба. Был ли он желанным для нее, или то было простое любопытство к человеку, попавшему в «сегодня» из мглы веков? Желание волной поднялось в нем, когда его глаза встретились с глазами Мэгги. Когда он думал о Ней, как о Призраке, его не влекла так красота ее лица, кожи, рта. Но сейчас, зная, что она создана из плоти и крови, ему приходилось сдерживать себя, чтобы не коснуться ее щеки ладонью, не окунуть лицо в гущу черных волос, вдыхая сладостный запах этой женщины… Разом оборвав свои мечты, он резко встал: — Мы начнем завтра снова. — Хорошо. Он по-прежнему не двигался. Его взгляд скользнул по лицу женщины, и он вновь спросил себя — зачем она позвала его? Мэгги почувствовала, как вспыхнули ее щеки под долгим взглядом Ястреба. О чем он думал? Почему так смотрел на нее? — Спокойной ночи, Мэг-ги, — тихо сказал он, и голос его, такой глубокий, бархатистый и сладостный, обволакивал сознание дурманящей пеленой. — Доброй ночи, — прошептала она, пожалев, что не нашла предлога оставить его здесь. Черный Ястреб неохотно покинул кухню, зная: нужно уйти, пока он не сделал чего-нибудь непоправимого, недостойного воина. Он спустился по узкому коридору, что вел в прихожую, здесь задержался на мгновение, чтобы взглянуть на картину над камином, затем вышел из дома. Стоя на крыльце, он закрыл глаза и замер, жадно вдыхая свежие запахи земли и травы, благоухание сосен. Он слышал шум крыльев, тихое ржание коня, волчий вой — родные звуки. Открыв глаза, он устремил взор на Холмы, ощущая их близость и силу. Он думал о Волчьем Сердце, о матери и молился, чтобы она осталась жива, но мысли всякий раз возвращались к Мэгги. Ему было невыносимо больно думать, что она прикована к креслу, и он не мог, взяв ее за руку, мчаться по прерии. Она прекрасна. И такая красавица обречена оставаться в инвалидном кресле! Ей не следовало бы жить в этом неуютном доме с одной лишь старой служанкой да юнцом. Он заметил грусть в глазах Мэгги и понял, что она мечтает о том, к чему стремится любая женщина. Ей нужен любимый мужчина, тот, кто даст ей детей и станет спутником жизни. Глядя в темное небо, он мечтал стать ее избранником. Возвратившись в дом и тихо пройдя через холл, он направился к себе. Ястреб помедлил у спальни Мэгги, представив ее спящей с волосами, темным облаком разметавшимся по подушке. Он уже собирался пройти мимо, когда услышал тихий плач. Ястреб невольно открыл дверь и вошел. — Мэг-ги? Все в порядке? — Да, уходите. — Почему вы плачете? «Действительно, почему?» — горько подумала она, а вслух произнесла: — Пожалуйста, Черный Ястреб, немедленно уходите. Он слышал слова, велящие уйти, но в глубине души знал, что она не хочет этого. Он пересек комнату и сел на кровать, привлекая ее к себе. — Отпустите меня! — закричала она. Необъяснимый страх охватил Мэгги, когда индеец заключил ее в свои объятия. — Мэг-ги, не бойся. Я не причиню тебе вреда. Его голос, этот чудный глубокий голос проник сквозь мглу, отрезвив ее. Она почувствовала, как его руки гладят ей волосы и опустила голову ему на грудь, закрыв глаза. Сто лет никто не держал ее в объятиях. Она слышала, как колотится его сердце, и ощущала жар его тела. — Мэгги, почему ты плачешь? — Я не могу сказать. — Почему? — Пока не могу. Я еще плохо знаю тебя. Он продолжал гладить ее волосы: — Ты можешь мне сказать, — мягко подбодрил он. Она покачала головой, не желая облекать свои опасения в слова. Причина не только в том, что она калека. Все было потеряно, все прошло мимо: верховая езда, теннис, пляж, плавание, магазины… И, хотя она и зареклась любить вновь, мужчина, о котором она бы заботилась и кто думал бы о ней. Но об этом она не могла сказать. Это значило бы раскрыть душу и сердце. Черный Ястреб все еще держал ее и ждал, что она заговорит, но и без слов он уже догадался, отчего она плакала, почему звала его. Она была одинока и боялась старости, того, что некого любить и некому любить ее, Мэгги. В снах и видениях он видел слезы в ее глазах и знал, о чем молит ее сердце. Он нежно взял ее лицо в ладони и пристально вгляделся в глаза: — Не плачь, Мэг-ги. Ты больше не одна. Она подняла голову. Голубые глаза блестели сквозь слезы: — Не знаю, о чем вы? — прошептала она. — Не надо лжи, — ответил он, кончиками пальцев утирая ее слезы. — Я не могу остаться навсегда, но пока я здесь, ты не будешь одна. Глава 11 Утром, проснувшись, Мэгги почувствовала, что находится в полном замешательстве. Она едва знала человека, в чьих объятиях позволила себе оказаться ночью. Плакать на его плече! Она не могла поверить, что способна на такое. Ничего подобного с нею не случалось. В конце концов, она решила забыть этот эпизод и после завтрака продолжить работу над романом. Когда Мэгги появилась на кухне. Черный Ястреб уже сидел за столом. Один лишь взгляд в его лицо всколыхнул в ее сознании все происшедшее. Мэгги вмиг вспомнила его руки. Его черные выразительные глаза говорили о том, что он также все помнит, что ему понятны смятение и боль одиночества, владевшие ею в ту ночь. Писательский труд был единственной отдушиной, с помощью которой она могла забыть душевные раны, предательство Фрэнка, сознание того, что жизнь промчалась мимо. Друзья, которые у нее были в Лос-Анджелесе, не знали, как себя вести, когда являлись навестить ее после несчастного случая. Одни не находили слов, другие не могли смотреть в глаза и с притворным интересом рассматривали комнату. Она не осуждала их. Это были в основном товарищи по развлечениям: каток, лодки, лыжи, теннис. А так как спорт был теперь не для нее, то их больше ничего не связывало, и не о чем было поговорить друг с другом. После того, как Фрэнк разорвал помолвку, она покинула Лос-Анджелес, не оставив даже адреса. Только редактор знала, где ее найти. Пожелав Веронике доброго утра, Мэгги принялась за еду, твердо решив не смотреть на Черного Ястреба. Она не желала найти сожаление в его взгляде. Ей не нужна жалость. Мэгги не хотела никакого сочувствия. Покончив с завтраком, она направилась в кабинет и села у компьютера. Мэгги знала — Ястреб ждет ее на кухне, чтобы продолжить занятия английским, но не могла после этой ночи встретить его взгляд. Она не слышала шагов, но почувствовала его присутствие, знала, что он стоит в дверях, но не обернулась. Постояв чуть-чуть, Ястреб удалился. Она набрала несколько строк, но решила, что они никуда не годятся, и убрала написанное, а потом сидела, глядя в пустой голубой экран. Шум снаружи привлек ее внимание, она подъехала к окну. Выглядывая из-за штор, она увидела Черного Ястреба, вскочившего на жеребца, которого безуспешно пытался объездить Бобби. Вот уже три месяца ему это не удавалось. Конь был хорош — весь черный, с белой звездочкой на лбу. Стоило Ястребу вскочить ему на спину, животное опустило морду и стало бешено брыкаться. Мэгги не могла оторвать глаз от этой сцены, поражаясь, как удавалось Черному Ястребу удержаться на коне. Ей приходилось видеть, как время от времени это тщетно пытался сделать Бобби. Черный Ястреб так прямо держался на коне, что, казалось, слился с ним воедино. Мэгги подумала, что никогда не видела ничего более впечатляющего, чем это зрелище. Черные длинные волосы Ястреба развевались на ветру, широкая грудь блестела от пота, а сильные ноги сжимали бока животного. Вдруг жеребец вскинул голову и встал на дыбы, взбрыкивая передними ногами. Уши его поднялись торчком. С диким криком Черный Ястреб опустил кулак на голову коня за ушами. Жеребец бил копытами в землю и снова становился на дыбы. «Я должна это изобразить» — вздрогнув, решила Мэгги. Взмыленный конь в гневе пытался сбросить седока. А человек… Она не могла оторвать от него глаз. Казалось, Ястреб так легко держится на коне. Он улыбался, он был победителем. Грандиозная картина! Великолепный наездник! Она даже ощутила разочарование, когда схватка закончилась. Жеребец дернулся в последний раз и вдруг затих, тело его ослабело, ноздри трепетали, уши дергались. Мэгги следила, как Черный Ястреб спешился, а затем подошел к морде коня. Взяв ее в руки, Ястреб нежно дунул в ноздри животного. Их дыхание смешалось. Индеец провел рукой за ушами жеребца, тихо говоря что-то при этом. Мэгги, словно загипнотизированная, сидела у окна. Тем временем Черный Ястреб обвел коня вокруг кораля, дав ему остыть, а затем минут двадцать расчесывал его гриву, пока она не заблестела, будто черный шелк. Не желая быть застигнутой у окна, Мэгги отвернулась, как только индеец, перепрыгнув через изгородь кораля, направился к дому. Сидя за компьютером, она прислушивалась к шуму воды, льющейся из душа. Черный Ястреб охотно перенял эту привычку бледнолицых. Щеки Мэгги вспыхнули, стоило ей представить, как потоки воды струятся по его великолепному телу. Она сразу почувствовала, что он вошел в комнату, но не обернулась. — Мы будем заниматься сегодня? — спросил он. — Мне еще так много нужно усвоить. Ну что за волшебство в его голосе! Мэгги медленно покачала головой. Она с ума сходила по этому пришельцу из прошлого. А между тем, он слишком юн для нее, да и может исчезнуть из ее жизни в любой момент. Неблагоразумно так безотчетно следовать порывам своего сердца. — Мэг-ги? Звук собственного имени в этих устах смешал все благие намерения Мэгги. А она-то собиралась избегать его! И вот они уже устроились друг против друга на кухне. Мэгги произносила фразы на языке Лакоты, а он тут же переводил их на английский. — Хау, — говорила она. — Привет, — отзывался он. — Тониктика хи? — спрашивала она. — Как вы? — переводил он. — Матаньян юлоу. — Со мною все в порядке. Звуки его голоса захватили Мэгги. Ее неудержимо влекла глубина его глаз. Ноздри ее трепетали, вдыхая запах сильного мужского тела. Взгляд ее снова остановился на обнаженной груди индейца, и она тут же решила попросить Веронику купить ему современную одежду. Рубаху, куртку — что-нибудь! Совершенно немыслимо сосредоточиться на наречиях и глаголах при виде этих мускулов, этой бронзовой груди, от которой она не в силах отвести взгляда. Лучше бы ему не ездить в Старгис с Бобби, подумала она. Случись женщинам за рулем встретить его на дороге — аварии не миновать. Она и не заметила, как вошла Вероника, пока та не тронула ее за плечо. — Хау, вы тут? — пропела индианка, приподняв удивленно бровь. — Я уж в третий раз спрашиваю, что бы вам приготовить на ленч? — О, не беспокойся, — отозвалась Мэгги, — что считаешь нужным. — Так, может быть, сэндвичи? — Прекрасно. Мэгги продолжала урок, пока Вероника не приготовила ленч, и старалась не смотреть на Ястреба, когда он ел. А тот с аппетитом поглощал сэндвичи с сыром. — Вэйст, — одобрил он. Мэгги счастливо улыбнулась его радости. Он быстро уничтожал сэндвичи, и она отдала ему еще и свой, довольная тем, что юноше из прошлого пришлась по вкусу пища современного человека. После ленча занятия продолжились, Мэгги стала объяснять разницу между существительным и местоимением. Как раз в этот момент Черный Ястреб накрыл ее руку своею и стал поглаживать большим пальцем своей руки. У Мэгги перехватило дыхание, глаза наполнились слезами. Прикосновение было таким неожиданно теплым и нежным, что захватило все ее существо. И все же она мгновенно отдернула руку, потрясения тем взрывом чувств, что вызвал в ней этот простой жест, затем взглянула на него, боясь, что причинила боль. Он молча взирал на нее. — Мне так жаль, — прошептала она. — Я… О, Боже, в смятении думала она. Что он делает с нею? Почему смотрит так, словно заблудился и лишь она в силах спасти его? Внезапно ей захотелось обнять его, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Но вместо этого она накрыла его руку своею. — Мне так жаль, — повторила она. Он улыбнулся ей, наклонился, рывком поднял Мэгги на руки, оттолкнув кресло от стола. — Что ты делаешь, — воспротивилась Мэгги. — Я хочу пройтись. — Но я не могу ходить. — Я могу, — просто ответил он, направляясь к двери. Она начала было протестовать, говорить, что не желает выходить, что слишком тяжела, чтобы нести ее на руках, но в конце концов обвила руками шею индейца и склонила голову ему на плечо. Был чудесный ясный и теплый день, дул нежный ветерок. Он нес ее легко, без усилий, словно она не взрослая женщина, а маленький ребенок. Ястреб рассказывал ей о своей юности, о днях, проведенных на Черных Холмах. — Я родился здесь, в Пана Сапа. В тот год мое племя отобрало стрелы у пауни, — начал Черный Ястреб. — Мой отец, могучий воин, много раз побеждал кроу и пауни. Он погиб от когтей медведя-гризли. В ту пору мне было двенадцать лет. Мэгги кивнула, понимая, что он не договаривает до конца, а ведь легко догадаться: с того времени, как погиб отец, подросток стал кормильцем и защитником семьи, а ведь ему было только двенадцать! — Вот тут, среди Пана Сапа, я и стал воином. Волчье Сердце научил меня охотиться, выслеживать оленя, лося, отыскивать пищу и воду. Он рассказал мне все, что знал о растениях. Здесь я впервые сражался и убил врага из племени пауни. Мэгги внимала ему, зачарованная звуками его голоса. Воображение рисовало облик мальчика — высокого и сильного, стремящегося познать мир, чудесно справляющегося со всем, за что бы он ни брался. Но ей вовсе не хотелось видеть его убивающим врага. Сердце Мэгги неистово билось, как только она представляла Ястреба в пылу схватки, верхом, окровавленного, олицетворяющего войну. — Волчье Сердце готовил меня к важнейшим испытаниям моей жизни — к тому, чтобы встретить видение, чтобы принять участие в Танце Солнца. Мы собирались здесь каждое лето, чтобы исполнить Танец Солнца с дружественными нам чейенами. Это были чудесные времена. Дни были наполнены играми и весельем, а ночи танцами и захватывающими историями. И всякий раз, танцуя, ты не мог не вспомнить Танец Солнца у Жертвенного Столба. — Было страшно? — спросила Мэгги, глядя на шрамы, пересекающие грудь Ястреба. Она достаточно прочла о ритуале Танца Солнца и, хотя в общих чертах, понимала значение древнего обряда, это испытание отталкивало ее своею жестокостью. — Страшно? — задумчиво проговорил Ястреб. — Страшила не боль. Я знал о боли и был готов к этому. Юноши боялись неудачи, того, что не хватит мужества выдержать до конца. А больше всего я боялся навлечь позор на мать и Волчье Сердце. — Оказалось ли это так ужасно, как ты думал? — Хуже, но в то же время и лучше, — мягко улыбнулся Ястреб. Мэгги опустила руку, желая дотронуться до отметин на груди. Но у нее не хватило духу сделать это. Тогда он взял ее руку и провел ею по каждому шраму. — То была ты, Мэг-ги, — сказал он дрогнувшим голосом. — Это твой образ явился мне, когда я принес свою кровь и страдание на алтарь Вэкэн Танка в Танце Солнца у Жертвенного Столба. Мэгги заглянула в глаза Ястреба. Ей ясно представилось все: лагерная стоянка индейцев посреди Черных Холмов, священный Танец Солнца у Жертвенного Столба. Она, казалось, воочию видела танец измученного воина и зрителей вокруг. Ей показалось, что у нее пылает лицо от летнего зноя, грохот барабана отдается в сердце, орлиный крик звенит в ушах. Она почувствовала невыносимую боль, испытанную Черным Ястребом от ремней, впивавшихся в тело, и ту жгучую боль, что он испытал, освобождаясь от пут. Мэгги ощутила незнакомое ей доныне чувство любви и огромного уважения к народу, населявшему эту землю много лет назад, к человеку, который олицетворял свое племя, к тому, кто держал ее сейчас в своих объятиях. Черный Ястреб остановился у маленького ручья. По-прежнему держа Мэгги на руках, он сел на траву, посадив ее к себе на колени. — Ты можешь опустить меня теперь, — сказала Мэгги, почувствовав внезапный прилив сил. — Я, должно быть, тяжела. — Ты вовсе не тяжелая, — искренне ответил он, — и мне нравится держать тебя. Краска залила лицо Мэгги, она отвернулась, а потом почувствовала, как рука Ястреба гладит ее волосы. Тогда он заговорил на языке Лакоты. — Видишь эту высокую гору? — спросил он. — Наш народ верит, что на самом гребне этой горы живет великая Гром-птица, Вэкинуэн Танка. Она имеет четыре лика. Вэкинуэн запада особенно сильна. Она скрывается в облаках. У этой птицы нет тела, но у нее гигантские крылья, нет ног, но есть ужасные когти, нет головы, но есть огромный острый клюв и страшные зубы. Птица черна, как ночь. Индеец на мгновение смолк, в задумчивости глядя на вершину горы. — Вэкинуэн севера — красная, Вэкинуэн востока — желтая, а четвертая птица — белая. Она без глаз и ушей, но видит и слышит все вокруг. Никто не видел птицу целиком, кроме, разве, шаманов. Им изредка удавалось увидеть часть птицы в снах или видениях. — А ты видел когда-нибудь? — спросила Мэгги. — Нет, но Волчье Сердце однажды видел ее крылья. — Расскажи мне о других поверьях. — Ты вовсе не похожа на других бледнолицых, — заметил Черный Ястреб, — ты говоришь на нашем языке и не чураешься наших обычаев. Я даже думаю, что твое сердце скорее красного цвета, нежели белого, — он улыбнулся, радуясь, что из ее глаз исчезла грусть, — слыхала ли ты когда-нибудь, как возникла Лакота? — Нет. Расскажи мне. — Давно, когда земля была молодой, Унктехи, водяное чудовище, напало на людей и вызвало величайший потоп. Никто не знал, отчего это случилось. Возможно, Вэкэн Танка разозлился на людей. Может быть, он позволил Унктехи победить оттого, что люди жили не так, как хотелось Вэкэн Танка. Ястреб с благодарностью взглянул на Мэгги, внимательно слушавшую его, и негромко продолжал: — Вода поднималась выше и выше, пока над гладью не остался всего лишь один холм, где сейчас находятся Священные Огненные Каменные Трубы. Люди старались взобраться на холм, чтобы спастись от потопа, но безуспешно. Вода сметала все вокруг. Погибли все. Из их крови образовался омут, который потом превратился в каменную трубу. Получилась новая горная порода. Вот отчего трубка, сделанная из той красной скалы, священна для всех индейцев. Ведь она — из крови и плоти предков, а дым — благословение умерших, их дыхание. После потопа Унктехи обратилось в камень. Его останки можно увидеть на заброшенных землях даже сейчас… Только одна девушка осталась в живых после потопа, спасенная большим пятнистым орлом, Вэнбли Гэйлсика. Он отнес девушку к самой высокой вершине Пана Сапа и усадил на большое дерево — единственное место, не затопленное водой. Вэнбли оставил красавицу у себя и сделал своей женой. Вскоре она родила двойняшек — мальчика и девочку. Когда вода схлынула, Вэнбли помог детям и их матери спуститься со скалы. Так они и росли с тех пор. Мать умерла, а дети стали взрослыми, оказавшись единственными мужчиной и женщиной. Они стали мужем и женой. От них и пошел Великий Народ — Лакота Ойате. — Это похоже на две истории, слитые воедино. Первая — об Адаме и Еве, вторая — о Ное и потопе, — заметила Мэгги. — Адам и Ева? — удивленно переспросил Ястреб. — У нас есть легенда о том, что Адам и Ева были первыми мужчиной и женщиной на земле. Бог, Отец Небесный, поместил их в прекрасный сад и велел ухаживать за ним. Бог разрешил им отведать фрукты с каждого дерева, кроме древа познания Добра и Зла. Но Ева ослушалась Господа, отведав запретный плод, и их изгнали из райского сада. —А Ной?-мягко напомнил Ястреб. — Во времена Ноя человечество погрязло в грехе и пороке. Бог разгневался и устроил потоп, чтобы погубить все, что создал. Господь благоволил к Ною, тот сумел устроить ковчег и тем самым спас свою семью от потопа. Черный Ястреб кивнул, глаза их встретились. Сердце Мэгги учащенно забилось. — Удивительно, правда? — спросила она. — Я думаю, культуры наших народов же различны, как, и эти простые легенды. Она смотрела на Черные Холмы, чувствуя, что они излучают некую волшебную силу, как и руки, что легко лежали у нее на плечах. Она ощущала, как черные глаза Ястреба неотрывно глядели ей в душу. Таинственная сила, соединяющая их, все крепла. А может быть, верно, что ее одиночество позвало его сквозь века? И потому он здесь? Ах, что же она станет делать, когда он покинет ее? Она не должна, не может, ни за что не позволит себе думать об этом. Глава 12 На следующий день Ястреб оседлал черного жеребца. Бобби наблюдал за ним, забравшись на ограду кораля. — Тебе удалось это! — воскликнул юноша. Его голос зазвенел от гордости и чуть-чуть от зависти. — Но только после того, как ты «снял пробу». Бобби наклонил голову, радуясь похвале Ястреба. — Давай, — предложил Ястреб, подъехав поближе к ограде, — попытайся. — Может быть, попозже. Бобби глубоко вздохнул, потом выпалил: — Трудно поверить, что ты из прошлого. Это кажется невероятным. — Мне самому трудно в это поверить, — тихо ответил Ястреб. Он устремил взор на Черные Холмы. Скоро придет время направиться в Священную Пещеру и узнать, сможет ли он найти Тропу Духов, которая приведет его домой, назад, в его собственное время. — Скажи-ка мне, Бобби Бегущий Конь, что это, как это — быть индейцем сегодня? — Не так уж хорошо. Особенно для жителей резервации. Они пали духом, ищут истину в виски или того хуже. — Резервации, — пробормотал Черный Ястреб. В его голосе слышалось отвращение. — Дело обстоит хуже, чем ты можешь себе представить. Наш народ нищ. Многие растеряны. Мне повезло. Мисс Сент Клер дала мне работу здесь, я живу хорошо и посылаю деньги домой, брату. — Деньги? — Это то, чем пользуются бледнолицые, чтобы получить то, что им нужно. — И они всегда получают все, что им надо. Уж это-то не изменилось. Как же ты вырос, не зная родного языка? — Никто и не заботился о том, чтобы научить меня, пока я не попал сюда. Мать умерла, когда я был мальчишкой, а отец пропивает все, что ему удается получить. Черный Ястреб грустно размышлял над услышанным. В его время тоже встречались индейцы, приверженные к огненной воде, привозимой бледнолицыми, воины, менявшие меха и шкуры на виски. Но это осуждалось племенем и навлекало несмываемый позор на их семьи. — Расскажи мне, как жилось в старые времена? — попросил Бобби, его темные глаза блеснули. — Хорошо ли жилось? Черный Ястреб погладил шею коня. Вид у индейца был задумчивый. — Жизнь была неплоха. Каждый наш человек знал, кто он. — Каково это — участвовать в битве, несясь на скакуне? — Сражаться против вражеского племени — почетно для воина. Считается достойным делом украсть вражеских коней, отобрать оружие. Но бледнолицые не дорожат честью. Они сражаются, чтобы убивать. Им безразлично, кто перед ними: мужчина, ребенок, женщина. Они не чтят ни землю, ни людей, ни зверей. — И сегодня та же картина. Они истощают землю, загрязняют воду, отравляют небо. Они губят леса и истребляют живность. Черный Ястреб задумался. Так может, вот зачем он послан в будущее! Чтобы воочию убедиться, во что превратилось племя и что стало со святой землей Лакоты? Глядя на Бобби, облаченного в одежду бледнолицых, он ощутил глубокую грусть, что этот юноша-индеец вырос равнодушным к обычаям и языку своего народа. Бобби не сводил глаз с Черного Ястреба, стараясь представить себя на его месте. Всю жизнь ему хотелось стать воином, жить, как в старину жили его предки, охотиться на бизонов, сражаться с врагом. — А ты?.. — Что? Бобби указал на рубцы на груди Черного Ястреба. — Ты прошел испытание Танца Солнца. Так, значит, тебе было видение? —Да. — А ты… не можешь ли ты помочь мне? Черный Ястреб чуть наклонил голову. — Если хочешь. — Когда? — волнуясь, спросил Бобби срывающимся голосом. — Сегодня, завтра? — Ты должен думать об этом день и ночь. Видение не является так скоро. Тебе нужно молиться о том, чтобы «защитник» направил твои шаги, а когда ты почувствуешь, что готов, настанет время «вигвама для потения». И тогда ты должен в полном одиночестве идти на Холмы и искать Дух. — Пиламайа, спасибо, — поблагодарил Бобби, его темные глаза сверкнули. — Благодарю тебя! Подожди, пока я предупрежу Веронику. Перепрыгнув через забор, он помчался к дому. * * * — Бобби говорит, что ты хочешь помочь ему встретить видение, — сказала Мэгги. Она сидела у открытого окна, наблюдая за ними, и, как всегда, не могла оторвать глаз от Ястреба. И теперь он стоял перед нею, повествуя о «вигваме для потения», о видениях и обо всех тех вещах, о которых она читала и даже писала и в которые никогда до конца не верила, пока воин Лакоты не вошел в ее жизнь. Черный Ястреб добавил: — Хорошо найти поддержку Духов. — А ты думаешь, что он сможет? Что касается меня, то я считаю, что с индейцами такого больше не происходит. — Если его сердце обращено к богам, если он всей душой верит, Вэкэн Танка ниспошлет то, что он ищет. Мэгги понимающе кивнула, вспомнив, что и она была послана Черному Ястребу в видении. Когда он впервые рассказал об этом, ей было нелегко поверить. Но вскоре она почувствовала родство с Ястребом, таинственную связь, которую не могла объяснить, что волновало ее. — Сегодня я видела тебя верхом. Ястреб улыбнулся. — Жеребец великолепный. Из него вышел бы прекрасный боевой конь. — Он твой. — Разве он не принадлежит Бобби? — Нет, он принадлежит мне, а сейчас он твой. — Но мне нечего подарить тебе. — Ничего и не нужно. — Зачем же тебе конь, раз ты не можешь ездить верхом? — У меня несколько лошадей, — ответила Мэгги, — но черного я приобрела потому, что он очень красив. Ястреб наклонил голову. — Хорошо, — сказал он, — я возьму тебя на прогулку верхом. — Нет, — она решительно замотала головой. Прежде она так любила верховую езду, и сейчас одна мысль оказаться верхом на лошади наполнила ее трепетом. — Да, — он улыбнулся и поднял ее с кресла. Мэгги вновь подумала о том, как заразительна его улыбка, какую энергию она излучает, как быстро ее «нет» превратилось в «да». Обладая такой улыбкой, можно осветить весь мир. Эгоистично и жестоко было бы отказать ему. Она должна разделить его радость, удержать его, пока возможно. Ведь скоро он исчезнет, и ей снова грозит забвение. Мэгги сидела на плоском выступе возле кораля, наблюдая за каждым движением индейца, который умело вел под уздцы черного жеребца. Вероника приобрела для Ястреба джинсы и рубашку, но он упрямо ограничивался набедренной повязкой и мокасинами, и Мэгги в который раз восхищалась бронзовым оттенком кожи, игрой мускулов. Ястреб двигался легко и грациозно, как танцор. Он легко поднял Мэгги на коня. Она ощутила, как застучало ее сердце, когда он обхватил ее талию и они помчались к холмам. Воздух благоухал запахами сосны, земли, было слышно гудение насекомых, пели птицы. Небо казалось ясным, лазурно-голубым, безбрежным, как океан. Вдали величественно вздымались вершины Холмов. Зелень деревьев покрывала склоны, словно одеяло, сотканное из всевозможных оттенков зеленого цвета. Ястреб пустил коня рысью, и Мэгги не смогла сдержать счастливого вздоха. Она совсем забыла верховую езду, то ни с чем не сравнимое чувство свободы, что охватывало ее тогда. Большинство мужчин недоумевало, отчего многие девушки обожают верховую езду? А ведь это так просто! Мэгги знала, что женщин очаровывает не только красота благородных животных, но и то, что при этом испытываешь небывалый подъем душевных сил, и то, что отдаешься во власть могучего коня, который неудержимо несется вперед. Скорость пьянит сильнее вина, а дух захватывает от чувства полной свободы. Мужчины помешаны на машинах — неживых металлических моторах. Но машины — холодные железки, а лошади способны любить и быть преданными. Чуть выждав. Ястреб пустил коня вскачь. Сердце Мэгги замирало от волнения. Было так чудесно снова почувствовать, как ветер бьет в лицо, воображать себя неразрывно связанной с той свободной стихией, что влекла ее вперед. Черный жеребец бежал так легко. Его длинные ноги несли их к подножию Холмов. Ястреб опустил поводья, и они стали подниматься в гору. Она чувствовала, что грудь юноши прижата к ее спине, рука крепко держала ее в седле, обхватив за пояс. Они взбирались все выше и выше, пока не добрались до площадки. Ястреб натянул поводья. Спешившись, он взял Мэгги на руки. Она не отрывала от него глаз, а он не опускал ее. Ястреб чувствовал ее дыхание. — Я… ты… отчего ты не опустишь меня, — пролепетала она. — Я, наверное, тяжелая. Он медленно покачал головой. Мэгги чувствовала тепло его рук. Он вдыхал ее дивный запах — душистее сосновых деревьев и трав. — Ястреб, я…, — ее голос дрогнул. Что она собиралась сказать? Мэгги вдруг обнаружила, что сама не знает этого. Ей просто нравилось произносить его имя. — Что, Мэгги? — Ничего. Все еще не выпуская ее из рук, Черный Ястреб сел, прислонившись спиной к большой сосне. Он долго смотрел на Мэгги, потом перевел взгляд на холмы. Священная Пещера. По-прежнему ли она на месте? — Чудесно, — сказала Мэгги, проследив за направлением взгляда индейца, — я часто жалела о том, что не могу добраться до вершины. Черный Ястреб понимающе кивнул: — Боб-би отправится сюда в поисках своего видения. — Надеюсь, ему повезет. Хороший мальчик. Он хочет поступить в колледж. — Колледж? — Это место, где учатся. — Бледнолицые? — Да, он надеется стать доктором — современным шаманом. Он сможет помочь людям в резервации. — Для этого надо учиться в колледже? — Да, в прежние времена такие знания переходили от шамана к шаману. С тех пор мир стал другим. Теперь все гораздо сложнее. Человек должен иметь документ — разрешение лечить. Люди многому научились за прошедшее столетие. — Да ну? Вы даже не выучились жить на земле и ладить друг с другом. Мэгги тут же напомнила себе, что он чрезвычайно быстро схватывает все, что видит и слышит каждый день. Он внимательно следил за телевизионными новостями. С экрана пугали войнами, нищетой, убийствами. Кое-что было трудно перевести. Тяжело объяснить, что такое СПИД, человеку, явившемуся из другого века, другой культуры. Почти невозможно объяснить растление детей, наркоманию, рост преступности, загрязнение воздуха и воды, истощение запасов нефти, аборты… Мэгги порывисто вздохнула. Здесь, на вершине, где чистое небо, целебный сосновый запах, совсем не хочется думать о том, что творится в мире. Она сидела на коленях у Ястреба, его руки крепко обнимали ее, его дыхание согревало. Так как же она могла думать о чем бы то ни было! — Расскажи, как ты получил свое имя? — помолчав, спросила Мэгги. — Я тогда ожидал видения. Тень ястреба накрыла меня, и мы слились воедино. Шаман сказал, что я стану таким же сильным и мудрым, как ястреб, если посвящу свою жизнь Лакоте. Он чуть помолчал, вспомнив Волчье Сердце, и перевел взгляд на Мэгги: — Я тогда видел и тебя, хотя никому не рассказал об этом. Я не мог рассмотреть лица, а видел лишь туманный образ женщины с темными волосами. Я видел тебя вновь во время Танца Солнца. И, наконец, когда молился, я видел тебя так же ясно, как теперь. Его слова согревали, словно солнечные лучи. Многие верили в перевоплощения, другие — в то, что словами можно вызвать духов. Находились такие, что верили в привидения и путешествия во времени. Мэгги до сих пор была скептиком и теперь спрашивала себя, как же случилось, что она так сразу поверила в то, что он явился из прошлого, отчего она ни разу не усомнилась в этом? Ястреб заглянул в самую глубину ее глаз. Его душа стремилась к ней: — Земля, Пана Сапа, — моя кровь. Это часть меня самого. — Его темные глаза лучились, согревая Мэгги до самого сердца. — Все самое ценное и важное в моей жизни пришло ко мне там, — тихо сказал он, — на Священных Холмах Лакоты. Они долго не отрывали глаз друг от друга. Потом он медленно провел рукой по ее щеке, изгибу шеи. Прикосновение волновало его, а Мэгги вдруг ощутила смущение и неловкость. Она опустила глаза, с трудом отводя взгляд от широких плеч и мощной груди. Она судорожно облизала губы. Мэгги вдруг захотелось, чтобы он поцеловал ее. Хоть раз! Ах, куда ушли ее юность и беспечность? Взять бы его за руку, и всегда и везде быть рядом! Нежиться в лучах солнца, а ночью плескаться в озере под загадочным светом луны… Скрывая безумную жажду в глубине своего сердца, Мэгги заглянула ему в глаза. Только один поцелуй, думала она. Ведь это ничему не повредит. Подавшись к нему в непреодолимом порыве, она приникла губами к его губам. Всего лишь намек на поцелуй, но это показалось ей вспышкой молнии. Ничего подобного ей не приходилось испытывать никогда в жизни. Мэгги отпрянула, смущенная своим порывом. Черный Ястреб, казалось, был в смятении, и вдруг ей пришло в голову, что он, вероятно, женат. Эта мысль пронзила ее. Но будь у него жена, неужели он ни слова не сказал бы о ней? Невероятно! Но вполне может быть — Ты не… Я хочу сказать… Ждет ли тебя дома семья? — Только моя мать, если она спаслась. — А разве ты не женат? А быть может, у тебя есть любимая девушка? — Нет, — Ястреб покачал головой. Мэгги недоверчиво выслушала ответ. Да что же, у них нет глаз, у этих индианок? Пренебречь таким красавцем! — Почему же? — спросила она. — Почему ты не женился? Юноша посмотрел на Мэгги, вбирая взглядом ее черные кудри, бездонные голубые глаза, что проникли в самую глубину его сердца. Он впервые понял, отчего никто из лакотских невест не привлекал его, отчего он никогда не давал надежды тем, кому был желанным. Он влюбился в Женщину-Призрака с того самого момента, как она впервые явилась ему в видении. — Мэгги, — чуть слышно прошептал он, потом нежно взял в ладони ее лицо и поцеловал. Постепенно поцелуй становился все более страстным, ее сердце звонко стучало. Мэгги не в силах была оторваться от любимого. Словно томимая жаждой, она пила из этого животворного источника. Мэгги ощутила, как руки Ястреба ласкают ее волосы, обхватила обеими руками его шею и приникла к нему, счастливая его близостью. Ах, думала она, целая вечность минула с тех пор, как она была в мужских объятиях. Она едва дышала, когда он, наконец, отпустил ее. Мэгги была в полном смятении. Один поцелуй, а она так бурно отозвалась на него. Словно распутница! Один поцелуй, и она готова растаять в его объятиях. Как же так? Это невозможно! Всю жизнь она следила за собой, контролировала свои чувства, не так, как другие девушки, которых она знала, те, что могли запросто переспать с парнем только потому, что он хорош собой, сексапилен, а то и вовсе лишь оттого, что у него роскошная машина. Ей же хотелось в жизни чего-то большего. Она жаждала любви, романтики, долгого счастья вдвоем. Она даже сейчас мечтала об этом, хоть это и представлялось маловероятным. — Женщина-Призрак, — его голос казался низким, хриплым, задыхающимся. —Пожалуйста, я… отвези меня домой. — Не бойся меня, Мэг-ги. Я никогда не обижу тебя. Но она страшилась не Ястреба, а себя. Один поцелуй — и она без ума от мужчины, которого едва знала. Столько всего произошло в такой короткий отрезок времени. Это пугало ее. — Прошу тебя, Ястреб, отвези меня домой. — Как хочешь. На обратном пути она старалась держаться от него как можно дальше. Мэгги ругала себя за несдержанность. Нужно было остановиться, пока не поздно. Она слишком стара по сравнению с ним. Ястреб чересчур хорош для нее. Он достоин настоящей женщины, а не жалкой калеки. Когда Черный Ястреб опустил ее в кресло, она бросилась в свою комнату, затворила дверь, как будто хотела спрятаться от него и от себя тоже. Мэгги искала забвения во сне, но он и там был с нею. Они вместе мчались навстречу солнцу, и страх покинул ее. Глава 13 Черный Ястреб и Бобби сидели обнаженные друг против друга в «вигваме для потения», сделанном ими собственноручно. Вигвам возводился из кольев и густо сплетенных сосновых веток. Поначалу Бобби был смущен. Для него это было внове, но Черный Ястреб без малейшего колебания сбросил с себя набедренную повязку и мокасины. И неудивительно. Ястреб обладал великолепной фигурой, с невольным чувством зависти подумал Бобби. Уж он-то, Ястреб, не был таким нескладехой, и Бобби тут же дал себе обещание поработать над собой. Ему не раз приходилось видеть, как Мэгги Сент Клер смотрит на индейца: ее глаза выражали настоящий восторг. И даже Вероника, женщина в годах, и то смотрела на его фигуру с явным одобрением. Сейчас Бобби ожидающе смотрел на Черного Ястреба. Волнение его росло. Он наблюдал за тем, как Ястреб устраивал углубление в центре, вокруг которого следовало уложить горячие камни. Бобби внимательно слушал, как Ястреб объяснял значение Хэнбилачча и «Гладкого Пути». Потом тот разместил крошечные мешочки с ароматическими травами на «холме видений». У них не было священной трубки, но Ястребу удалось, как он считал, сделать подходящую. Он поместил трубку на священном холме чубуком на восток. Они уговорили Веронику помочь им, когда все было готово, Ястреб окликнул ее, и она передала первые четыре камня в вигвам. Потом, припомнив, как это делал Волчье Сердце, Черный Ястреб взял трубку и приложил чубуком к одному из камней. — Крылатые создания, — снова прошептал Черный Ястреб и брызнул на горячие камни холодной водой из ложки. Когда пар наполнил вигвам, Ястреб затянул священные песнопения, умоляя Великого Духа очистить их сердца и мысли, прояснить души. Закрыв глаза, он молился, прося ниспослать ему и Бобби здоровье, силу и мудрость. Молясь, он словно бы видел Волчье Сердце перед собою, слышал голос старого шамана, твердившего, что мать Ястреба жива. Тот голос напоминал ему о долге перед землей Лакоты и велел передать опыт и знания юноше. Черный Ястреб медленно открыл глаза. Бобби сидел напротив, в недоумении глядя на него. — Что такое? — спросил Черный Ястреб. — Я видел старика, — ответил Бобби. — Его кожа была сухой и сморщенной, волосы — седыми, а в руках он держал рог бизона. — Волчье Сердце, — прошептал Ястреб. — А ты видел его? — Да. — Он говорил с тобой? — воскликнул Бобби, подавшись вперед. — Он напомнил мне о моем предназначении, о долге перед святой землей Лакоты и велел передать тебе то же. Бобби судорожно сглотнул: — Я слышал те же слова. — Я знаю Глаза Бобби вспыхнули: — Он говорил с нами обоими? Черный Ястреб утвердительно кивнул. Да, он видел то, что явилось Бобби. Перед ним был Волчье Сердце. Тот стоял у входа в Священную Пещеру. Ястреб удивительно четко и ясно слышал голос шамана. — Еще не время, — произнес тот, — будь только терпелив, и ты снова соединишься с нашим народом. Ястреба успокоило то, что Волчье Сердце незримо присутствует рядом с ним, что он, Ястреб, не один в этом странном мире. — Когда же мне идти за видением? — спросил Бобби. — Через два дня. Ты должен смело идти один на Холмы и не брать с собой оружия. И если ты хочешь услышать голос Вэкэн Танка, должен открыть свое сердце, душу и все свое существо. Тебе следует выкурить ароматические травы к земле, к небу, и во все четыре стороны света. Ты должен слушать не ушами, а всей своей душою и не ведать сомнений. Бобби понял. Он совсем недавно познакомился с Черным Ястребом, но ясно ощущал величие, силу, уверенность, исходящие от него. Лишь нескольким людям из резервации Бобби желал бы подражать, но Ястреб затмевал всех. Бобби всецело доверял ему. Глава 14 С каждым днем растерянность Мэгги возрастала. Она старалась отгородить свою жизнь от Ястреба, убеждала себя, что он вовсе не интересует ее, а тот поцелуй не затронул ее глубоко. Придет время, и он покинет ее. Ведь и Сюзи, и Фрэнк оставили ее. Лучше не привыкать, чем страдать снова. Но Ястреб не уходил из ее жизни. Он разрушал все преграды, что неустанно возводила Мэгги. Часто довольно было улыбки, голоса, как все укрепления исчезали, таяли подобно снегу под лучами яркого солнца. Иногда Мэгги казалось, что все это — лишь сон, и его присутствие не больше, чем мираж, плод ее богатого воображения, а иной раз ей представлялось, что этот индеец всегда был здесь, всегда, улыбаясь, сидел напротив нее за кухонным столом. Она старалась изо всех сил держаться на расстоянии от него. Но стоило ему только взглянуть на нее своими неизъяснимыми темными глазами, произнести ее имя удивительным бархатным голосом, и она сдавала все завоеванные позиции. Она ловила себя на том, что стала носить длинные юбки, нарядные блузки вместо джинсов и свитера. Прежде она носила прическу «конский хвост», убирая волосы с лица, а теперь распускала их волною по плечам, ибо заметила, что ему это нравится. Однажды вечером, сидя на диване у камина, она рассказала Ястребу о гибели Сюзи, обвиняя себя в беспечности, глупости, казнила себя и называла убийцей, которой нет прощения. На груди друга Мэгги изливала терзавшую ее боль, гнев на самое себя. Он терпеливо вынес ее стенания и плач, крепко держа в объятиях и шепча слова утешения о том, что это был несчастный случай, что жизнь и смерть ее сестры, жизнь и смерть любого человека во власти Великого Духа, который один только распоряжается ими. Нет, Мэгги не верила в это и не могла бы простить себя за то, что стряслось. Но все же после этого разговора ночные кошмары постепенно отпустили ее. Она стала ощущать покой и вставала с постели отдохнувшей. Черному Ястребу удалось снискать расположение Вероники. Она стряпала его любимые блюда — отбивные, жареный картофель, по крайней мере, раз в неделю. Ему нравилось сладкое — и она всегда подавала шоколад, или торт, или пирожки, а то и всё вместе. Бобби обожал Ястреба, подражал ему во всем, даже пытался копировать голос и следовал за ним по всему ранчо, словно нитка за иголкой. Как быстро, думала Мэгги, как легко он стал частью их жизни. Как же ей удастся вдруг остаться без него? * * * Было прохладное ветреное утро, когда Бобби отправился навстречу своему видению. Он надел лишь набедренную повязку, присланную ему братом из резервации, сел на тощую серую длинноногую кобылу и отправился на Холмы, не взяв с собою ничего, кроме маленького мешочка с ароматическими травами и одеяла. Ястреб стоял на крыльце и смотрел ему вслед. Мэгги глядела на них обоих из окна спальни. На минуту она закрыла глаза, молясь, чтобы? Бобби нашел то, что искал. Когда она открыла глаза, Ястреб все еще стоял на крыльце. Откинув голову, он воздел руки к небу. Она тихонько приоткрыла окно, тайком прислушиваясь к звуку его голоса, такого глубокого и звучного. Он молился, горячо прося благословения Вэкэн Танка. — Всевышний благословил меня. Путь ясен для меня. Всевышний создал землю и деревья, скалы и все живое. Пусть этот прекрасный день принадлежит мне. Пусть радуется все живое. Пусть земля поет от счастья. Потом он опустил руки и медленно повернулся к Мэгги. Она вспыхнула, смущенная тем, что ее застали подслушивающей молитву, в которую он вкладывал столько личного. Но Ястреб улыбался, направляясь к окну спальни. Он распахнул его и легко перепрыгнул через подоконник. — Ястреб, что ты делаешь? — Несу тебя к завтраку, — ответил он, поднимая Мэгги с кресла, и принес ее в кухню, где Вероника взбивала яйца и жарила бекон. — Доброе утро, — приветствовала их Вероника, казалось, нисколько не удивившаяся странному появлению своей хозяйки на руках у мужчины, который, как известно, вовсе не был ее мужем. — Завтрак готов. Черный Ястреб посадил Мэгги в одно из кресел, стоявших у стола, и устроился напротив. Этим утром она казалась особенно хорошенькой. Волосы Мэгги свободно рассыпались по плечам, именно так, как он любил. Юноша от души надеялся, что это сделано для него. Она была одета во что-то из чудесной голубой материи, которая изумительно подчеркивала цвет глаз Мэгги. В этот момент Ястреб подумал, что с радостью отдал бы все воинские знаки отличия, все успехи в схватках в обмен на право каждое утро вот так любоваться ею. Темные глаза индейца излучали тепло, он улыбнулся Мэгги, и ее щеки сразу загорелись. Она улыбнулась в ответ. Каким чудесным стало каждое утро с тех пор, как Ястреб появился в этом доме! Он поглощал пищу с таким удовольствием, что и Мэгги стала есть с большей охотой. Казалось, его аппетит безграничен, и он уверял Веронику: сколько бы еды она ни приготовила, он все равно все съест. Этим утром он справился с дюжиной оладий, уничтожил пять кусков бекона, три яйца и выпил три чашки кофе. Вероника усмехнулась, убирая со стола: — Мне казалось, что юнец Бобби много ест, — задумчиво изрекла она, — но Ястреб, один способен умять целый пирог. — Пирог, — подхватил Ястреб, — а ты сегодня печешь пирог? — Как будто я не пеку их каждый день с тех пор, как ты появился здесь. — И это становится заметным, — улыбаясь, сказала Мэгти, — мне кажется, за последние две недели я прибавила около десяти фунтов в весе. — Вам-то это не повредит, — тотчас откликнулась Вероника, — до сих пор вы были чересчур худой. Мэгги слабо запротестовала: — Знаешь, как говорят, что нельзя быть слишком богатым или слишком худым. Ястреб с улыбкой смотрел на них. Ему нравилось, когда две женщины дружески подтрунивали одна над другой, и даже когда он сам становился объектом шуток. В родном лагере у него не было времени на длительные беседы и отдых. Правда, он проводил много часов в обществе Волчьего Сердца, разучивая песнопения и священные обычаи Лакоты. А так как он пользовался любовью и уважением воинов своего племени, то его часто звали на охоту, для участия в набегах. И хотя он был еще довольно юн, но считался мудрым не по летам. Многие юноши просили его совета. После завтрака Вероника помогла Мэгги принять ванну и ушла в прачечную. Оставшись один, Черный Ястреб побродил по дому, а потом под влиянием непреодолимого порыва вошел в комнату Мэгги и сел в инвалидное кресло. Он подумал о днях, месяцах, годах, что должны были казаться бесконечными этой милой женщине, прикованной к креслу своим увечьем. Ястреб пытался представить, что значит быть калекой. Да стал ли бы он жить вообще, если бы не мог поохотиться на бизона в солнечных прериях, гнать Вохитика по степям и чувствовать, как ветер бьет в лицо? Что это была бы за жизнь, если бы он не мог встать плечом к плечу с Красной Стрелой и Кривым Копьем в борьбе с пауни? Закрыв глаза, он глубоко вздохнул, в полной мере ощутив глубину беды и одиночества Мэгги. Он сидел в кресле, крепко сжимая пальцами подлокотники, чувствуя аромат Мэгги. Сердце больно сжалось. Как же пусто и одиноко ее существование! А ведь Мэгги так хороша, так любит жизнь. Ей бы иметь мужа, который лелеял ее, любящих детей! Ястреб всем сердцем желал обладать даром исцеления, чтобы вернуть силу ее ногам, чтобы она была вольна идти, куда ей вздумается. Вероника вошла, и он, чуть смутившись, поднял глаза. — Да, это так, — понимающе сказала она, — мы все думаем об этом. — Неужели ничего нельзя сделать, чтобы помочь ей? — Доктор считает, что она могла бы встать, если бы приложила все усилия. Ястреб коснулся колес кресла. — Я что-то не пойму. Если это возможно, почему же она до сих пор в этом кресле? — Ее держит подспудное чувство вины, — объяснила Вероника. — Доктор утверждает, что ее гложет ощущение собственной причастности к смерти сестры, и тело подсознательно отказывается встать. Это — своеобразная форма искупления. Юноша нахмурился: — Не понимаю. — Я тоже. Но когда она действительно захочет встать, она сможет сделать это. Теперь мне нужно кресло. Черный Ястреб молча поднялся, спрашивая себя, что же ему предпринять, чтобы заставить Мэгги преодолеть себя и встать с кресла. * * * Ястреб стоял недалеко от раскидистой сосны, откинув голову и глядя в звездное небо. Он вспоминал соплеменников, мать, спрашивая себя, что же сталось с ними, печалясь от того, что ничем не мог им помочь. Ах, бесполезно думать и волноваться! Есть лишь один путь — отправиться в пещеру в полнолуние и тогда возможно, он вернется к своим. Ястреб глубоко вздохнул, закрыв глаза. Душа его стремилась к Бобби. Мальчика не было уже три дня, и Ястреб с тоскою думал, все ли благополучно, послал ли Вэкэн Танка ему видение? Стоя так, он слышал тихий шелест ветра в соснах, что покрывали Черные Холмы. Он узнавал чуть слышное хлопанье крыльев совы, вылетевшей на охоту, шорох кустов — то олень пробирался к водопою. Его ноздри впитывали аромат сосен и свежей земли там, где скунс рыл нору для ночлега. Индеец ощущал слабое дуновение ночного ветерка на щеке. Он все еще не открывал глаз — и вдруг увидел Волчье Сердце. На старике были белые оленьи шкуры, белые мокасины, белое перо торчало в волосах, и белый шрам пересекал щеку. Ястребу показалось, что издалека доносится барабанная дробь. Он услышал шум орлиных крыльев, и тут учитель заговорил с ним: — Бобби Бегущий Конь с этого дня будет зваться Гордым Орлом. Благодаря тебе, Черный Ястреб, его мечты осуществились, он осознал свою принадлежность к гордому племени; это ты направил его стопы на путь во славу Лакоты. И с этого дня Орел последует за Ястребом. Слова были так отчетливы, что Ястреб даже открыл глаза в надежде увидеть шамана рядом. Вместо него он увидел Мэгги. Она направлялась к нему в неизменном кресле, освещенная лунным светом. На мгновение Ястребу показалось, что это опять видение. Неужели она из плоти и крови или это Женщина-Призрак, которую он сам вызвал из глубин своего сердца? — Ты в порядке? — тихо окликнула Мэгги. — Тебя так долго не было. — Да, конечно. Он не мог оторвать глаз от ее лица. Серебряные блики лунного света плясали на ее коже и волосах. Внезапно он осознал, что должен прикоснуться к ней или умереть. В три шага он преодолел разделявшее их расстояние. Подняв Мэгги с кресла, он осторожно привлек ее к себе, бережно прижал к груди, как будто опасался, что она исчезнет, растворится, подобно миражу. — Ястреб… Он медленно склонился к ней и прильнул губами в нежном поцелуе. Мэгги отпрянула, встревоженная той силой, что исходила от молодого индейца, взволнованная до глубины души небывалым ощущением от простого поцелуя. Что же было в нем такого, что так потрясло ее? В ее представлении все девушки и женщины, окружавшие Ястреба в родном лагере, были красавицами с пламенными черными очами и гладкой бронзовой кожей. — Многих ли ты девушек целовал? — вырвалось у Мэгги. В следующий момент она сама поразилась своим словам. Что заставило ее задать такой вопрос? Ястреб взглянул на Мэгги. В глазах молодого индейца вспыхнуло пламя: — Ты — первая. Она не смогла сдержать счастливой улыбки. — Правда? — Чистая правда. Он снова склонился к Мэгги. На этот раз поцелуй оказался более страстным. И Мэгги вернула ему поцелуй. Она забыла все свои страхи, всё, в чем убеждала себя. Он молод, и она стара для него? Ах, какое это имело значение! Мэгги самозабвенно обвила руками шею любимого. Образ далекого вероломного Фрэнка растаял, забылась боль, которую он причинил ей. Все отступило. И лишь близость Ястреба имела значение. И вот уже ее язык смело раздвигал его губы. Ястреб тяжело дышал, и она чувствовала, что он все сильнее сжимает ее в объятиях. Его язык и губы пламенно отвечали на ее призыв. Взволнованная его страстным порывом, она все крепче прижималась к юноше. Мэгги жаждала еще большей близости. Она ласкала рукой его волосы — ни с чем не сравнимое ощущение. Мэгги закрыла глаза, изнемогая под частыми поцелуями, которыми он страстно покрывал ее глаза, щеки, губы. Она никогда бы не поверила, что поцелуи могут так опьянять, так воспламенять женщину. Да еще такую, как она! Ее тело загоралось, стоило Ястребу лишь коснуться его. Поцелуи становились все более продолжительными, страстными и волнующими. Аромат ее кожи, жар тела вызывали в нем неистовое желание. Кожа Мэгги казалась гладкой и шелковистой, словно молодая трава, волосы нежно касались его щеки, он ощущал ее горячее прерывистое дыхание. Мэгги высвободила голову, чтобы увидеть его лицо. В черных глазах мерцает огонь, губы призывно полураскрыты… И она притянула к себе голову любимого, стараясь насладиться его поцелуями вновь и вновь. Влюбленные совершенно потеряли чувство времени. Часы минули? Или только мгновения? Мэгги не могла бы ответить определенно. В мире не осталось никого, кроме Ястреба, его сладких колдовских прикосновений, нежности глаз, силы объятий, в которых Мэгги казалась себе лишь легким перышком. Пришло время возвращаться домой, и к Мэгги вдруг вернулись все те мысли, что она гнала от себя. Она вновь вспомнила, что чересчур стара для этого юного воина, что он может покинуть ранчо в любой момент. Он никогда не будет ей принадлежать. Ну что ж! Пусть так, пусть позже, но только не сейчас. Находясь в крепких объятиях Ястреба, она даже не поняла, что он направился к дому, пока он не опустил ее на небольшой лужайке у тихого озерца, которое находилось недалеко от западной стены дома. Он безмолвно притянул Мэгги к себе, вновь обнял ее, но теперь, уже крепче. Ее груди приникли к его медной груди, а разгоряченное лицо Мэгги спрятала у него на шее. Его теплое дыхание шевелило ее волосы, он тихо шептал ее имя, и сердца их бились в такт. Тело Ястреба трепетало от страсти, кровь кипела в жилах. Переводя дыхание, уняв дрожь, Ястреб ослабил объятия. — Мэг-ги, — прошептал он, потрясенный тем неведомым ощущением, что дарила ее близость. Он еще никогда не был близок с женщиной. Внебрачная связь с лакотской женщиной была немыслима, совсем не в обычаях племени; ему вовсе не улыбалась мысль сделать наложницей одну из полонянок, что, бывало, дарили свою «любовь» в обмен на пищу и шкуры. По правде говоря, у него не было времени для такого рода времяпрепровождения. Он постигал другие науки: как стать настоящим воином, как сделаться шаманом. А кроме того, он всегда помнил о Женщине-Призраке. Все другие были ненужными и неинтересными. Она на всю жизнь поразила воображение Ястреба. Он порывисто прижал Мэгги к себе, поднял ее на руки и встал, опасаясь, что такая тесная близость заставит его потерять самообладание, что могло бы разрушить то редкое единение, которое возникло между ними. Мэгти не возражала, когда он отнес ее в кресло. Новые чувства, небывалые ощущения переполняли ее. Их нельзя было выразить словами. Она призналась себе, что, если бы он не отступил, она с радостью отдалась бы ему. Эта мысль потрясла ее. Никогда прежде она не могла представить ничего подобного. Глава 15 Бобби вернулся на ранчо, когда уже разгорелся следующий полдень. Ястреб встретил будущего воина у террасы. Бобби выглядел утомленным. Лицо юноши было погасшим, глаза смотрели устало. Ястребу сразу стало ясно, что видение нелегко далось Бобби. Конечно, ему пришлось ждать не один час во мгле Священной Пещеры. — Это было просто удивительно, — сказал Бобби, — не знаю, смогу ли я объяснить… — Теперь на тебя пал выбор Вэкэн Танка. Ты стал новым шаманом. Бобби изумленно уставился на Ястреба: — Ты так считаешь? — Конечно, — ответил Черный Ястреб. — Давай пройдемся немного. Они обогнули амбар и направились к небольшой поляне, окруженной молодым сосняком. Ястреб уселся на сочную траву, скрестил ноги и знаком велел Бобби сесть рядом. Бобби на мгновение прикрыл глаза, стараясь унять охватившее его волнение. — Я все сделал, как ты велел. Первые два дня тянулись невыносимо долго. Не могу выразить, как это было тяжело. Я не мог сосредоточиться. Солнце пекло нещадно, меня терзал голод и мучила жажда, — Бобби смущенно пожал плечами, — мысли блуждали и то и дело перескакивали на разные предметы. А на третий день стало еще хуже. Той ночью я уж готов был отступить и вернуться на ранчо. Но наутро!.. Тем утром. Ястреб, когда солнце взошло над Холмами, я увидел орла. Казалось, он явился ниоткуда, и я услышал, как он обратился ко мне. Он сказал, что Орел должен следовать за Ястребом. Полет закончится на Севере. Это почти невозможно объяснить, но каким-то образом я понял, что мне предназначено идти по твоим следам и что я стану шаманом. Ястреб улыбнулся. Он испытывал настоящее удовлетворение, глядя в счастливое лицо Бобби. — Но что поразительнее всего — какое-то время я ощущал себя орлом. Знаешь, Ястреб, моя душа рассталась с телом, я видел на много миль вперед, я стал другим. Озарение. Сила. Это было… — он покачал головой, — не знаю, не могу объяснить. Помню, что летел над Черными Холмами, потом на север. Потом произошло самое удивительное. Я обогнал тебя, оставив позади, и полетел к Канаде. Там я отыскал свое гнездо, мне было ясно, что оно станет моим родным домом. Но ведь это кажется совершенно бессмысленным, ведь так? Ястреб недоуменно покачал головой: видение юноши поставило его в тупик. Как же мог Бобби стать очередным шаманом Лакоты, когда он все еще был здесь, в Пана Сапа? — Я вновь видел старца, который явился нам в вигваме. Он сказал, что я должен носить новое имя, — в голосе Бобби появился благоговейный трепет, — я должен зваться Гордым Орлом. — Носи его с честью, брат мой. Это имя очень почетное. — Ведь ты знал все это еще прежде, чем я рассказал тебе? — спросил Бобби. — Но как? — Старец, которого ты видел, — Волчье Сердце. Он был могущественным шаманом. Мне думается, что дух его проследовал за мной сквозь века. А может быть, он явился, чтобы помочь тебе познать собственное сердце. Но я чувствую, что он где-то близко. Бобби понимающе кивнул: — Как ты думаешь… Я хотел спросить, следует ли рассказывать мисс Сент Клер о моем видении? — Я думаю, что она захочет узнать об этом. * * * Мэгги испытующе смотрела на Ястреба во время рассказа Бобби. Представить индейца из двадцатого века, имевшего видение свыше! Да кто поверит в такое? Это звучало дико. Но в глубине сердца она знала, что Ястреб верил каждому слову. И, что удивительно, она тоже. Одного взгляда на Бобби было довольно, чтобы понять, что случилось что-то из ряда вон выходящее. — Я рада за тебя, Бобби, — сказала она, взяв его за руку, — я знаю, что ты всегда желал этого. — Да, мэм, — ответил он, и его темные глаза возбужденно заблестели. — Я хотел просить вас. Не отпустите ли вы меня на несколько дней? — Я хотел бы съездить домой и поделиться случившимся с родными, — грустная улыбка осветила лицо Бобби, — только мой отец вряд ли поверит мне… — Бери столько дней, сколько нужно, Бобби, — сказала Мэгги, горячо пожав его руку, — ты ведь не был в отпуске с того времени, как поступил на работу. — Благодарю вас, мисс Сент Клер. Если вы согласны, то я останусь там на неделю-две. — Конечно. Бобби сжал плечо Черного Ястреба: — Пиламайа, спасибо. Ястреб. Если бы не ты, я никогда не набрался бы мужества, чтобы отправиться на поиски видения. — У тебя достаточно отваги, — ответил воин, — только кто-нибудь должен направлять тебя, чтобы ты нашел верный путь. — Может быть. Но все равно знай, что я благодарен тебе даже больше, чем могу выразить словами. Бобби смущенно обнял Ястреба, поцеловал руку Мэгги и поспешил из комнаты прежде, чем они увидят слезы, выступившие на его глазах. — Хороший мальчик, — сказала Мэгги. Ястреб согласился с нею: — Он станет прекрасным воином. — Из него получится отличный врач. Ах, Вероника так огорчится, что не попрощалась с ним. Из этих слов Ястреб понял, что нынче воскресенье. По выходным Вероника не приходила на ранчо, а оставалась дома с семьей. В эти дни она отправлялась в церковь со своим бледнолицым супругом. Для Ястреба было непостижимо: отчего бледнолицым, чтобы вознести молитву Всевышнему, надо непременно направляться в прямоугольный дом? Но может быть, бога бледнолицых не найти на Пана Сапа? Религия васичи, как, впрочем, и все остальное, трудно поддавалась объяснениям. — Ну, — сказала Мэгги, — не знаю, как ты, а я проголодалась. Пойдем посмотрим, что оставила нам к обеду Вероника? — Как хочешь. Ястреб сел за стол и стал наблюдать, как Мэгги подогревала чугунок с тушеной говядиной. Он впервые отметил, что все в кухне было устроено низко, чтобы Мэгги могла достать. Мысль о том, чтобы помочь ей, не приходила ему в голову. Мужчинам Лакоты не пристало выполнять женскую работу. А тем временем Мэгги бесшумно накрывала на стол: налила две чашки кофе, наполнила две миски говядиной, приготовила два бутерброда. Два, думала она. Счастливое число. Она вынимала из ящика ложки, подавала салфетки и чувствовала себя настоящей домохозяйкой. На мгновение Мэгги представила, что Черный Ястреб — ее муж, что они спустились к воскресному обеду, подобно многим счастливым супружеским парам. Но затем она взглянула на Ястреба, и все ее мечты улетучились. Да разве можно представить его обычным мужем? То был человек из прошлого — гордый и свободный воин. Такого не удержать на работе с девяти до пяти, не представить в роли добросовестного супруга, моющего посуду. Да разве такой станет возиться с пеленками, стричь газон, выгуливать собаку? Он рожден охотником. Его дело — мчаться по степям, преследуя бизонов, сражаться с врагами — краснокожими кроу, пауни… и с бледнолицыми тоже. Стараться «одомашнить», «приручить» его — все равно, что пытаться превратить зебру в верховую лошадь. Это просто невыполнимо. — Что ты станешь делать, когда Бобби отправится в колледж? — вдруг спросил Ястреб. — Я не знаю. Она подкатила кресло к столу и накрыла колени салфеткой. — Думаю, что придется нанять кого-то на его место. Она подумала, что это будет нетрудно. Всегда хватало безработных индейских ребят. Каждый обрадуется такой возможности. Жаль только, что всем не поможешь. — Пока я здесь, могу присмотреть за животными, — предложил Ястреб. Мэгги благодарно улыбнулась. Такие работы, как уход за лошадьми, курами, заготовка дров, не ущемляли гордости воина. После обеда она убрала со стола, вымыла посуду и составила в раковину. Утром Вероника сполоснет и уберет ее. Закончив с посудой, Мэгги перебралась в гостиную. Ястреб, растянувшись на диване, следил за ходом событий в старом вестерне по телевизору. Мэгги устроилась рядом. Ей пришло в голову, что, может быть, он не так уж и отличается от современных мужчин. Ее отец в свое время тоже спешил включить телевизор, пока они с матерью мыли посуду. И он любил подобные фильмы, а особенно «Бонанзу», «Пещеру Уайта» и «Стрелка». Ястребу нравились вестерны. Иногда, правда, они его злили, но временами он от души смеялся. Теперь он, уткнувшись в экран, смотрел, как воинственное племя индейцев напало на военный дозор. — Почему, когда побеждают индейцы, это называется резней, а когда бледнолицые — великой победой? —Не знаю, но, по-видимому, так всегда и бывает. Ястребу было очень досадно, что его народ изображают столь пристрастно. Если судить по таким фильмам, то индейцы всегда невежественны, жестоки, грубы, а бледнолицые благородны и все — герои. Тем, кто создавал такие фильмы, наверное, все индейцы казались совершенно одинаковыми. Не случайно она этих киношных краснокожих были головные уборы одного племени, одеяния — другого, например, сиу, мокасины — племени чейенов, а изъяснялись они на языке апачей. Место действия, декорации были всегда одни и те же: форт или ранчо, где женщина никогда не могла чувствовать себя в безопасности, пока индейцы не обезврежены. — Ты не разведешь огонь в камине? — попросила Мэгги, надеясь отвлечь Ястреба от происходящего на экране. — Сегодня в комнате почему-то прохладно. Она наблюдала, как он опустился на колени перед камином. Мэгги восхищала игра мускулов на широкой спине и плечах молодого индейца, когда он тянулся к ящику за поленьями, а потом бросал их в огонь. Вид его обнаженной спины по-прежнему глубоко волновал ее. Тихо трещали дрова в камине. Отсветы пламени мерцали на бронзовой коже. Мэгги закрыла глаза и представила, как Ястреб кружится в ритуальном танце у костра… Она словно бы слышала барабанную дробь, ощущала запах дыма, внимала голосу, в котором звучала гордость победителя, повергшего всех своих врагов… Даже с закрытыми глазами она знала, что Ястреб приблизился к ней. Его присутствие было так ощутимо, что Мэгги нашла бы его и в кромешной мгле. Он положил руку ей на плечо, и Мэгги подняла глаза. — Иди ко мне, — сказал он, — сядь рядом. Мэгги наклонила голову. Она не могла вымолвить ни слова, комок застрял в горле, когда он поднял ее с кресла. Она обвила руками шею любимого, снова удивляясь легкости, с которой он держал ее, словно пушинку. Но Ястреб не усадил ее на диван. Вместо этого он сел и опустил ее себе на колени. У Мэгги перехватило дыхание, она опустила глаза на сильную бронзовую руку, так крепко обхватившую ее талию. Как красива была его кожа, как сильны руки и мускулистые ноги. Да существовал ли в мире другой такой красавец-гигант? Ястреб взял ее лицо в ладони, заставив взглянуть ему в глаза. — Разве ты не собираешься поместить меня на диван? — спросила она, и голос ее предательски дрогнул. — Разве ты хочешь этого? Мэгги покачала головой. Она подумала, что больше всего на свете хотела оставаться в его объятиях. Он перевел взгляд на ее губы, тело Мэгги затрепетало. Медленно, очень медленно, как бы давая ей время отпрянуть, он наклонился к любимой и поцеловал ее. И это было последнее, что она еще ясно сознавала. Мэгги закрыла глаза, ощущая, каким страстным становится поцелуй, как крепнут объятия, как настойчиво и нежно проникает в рот его язык. Желание медленно пробуждалось в ее теле, распускаясь, словно лепестки розы с первыми лучами солнца. Поцелуй казался бесконечным, и когда Ястреб наконец оторвался от ее губ, его черные бездонные глаза помутнели от страсти. Мэгги с трудом перевела дыхание, потрясенная тем, что один-единственный поцелуй смог так скоро воспламенить ее чувства. — Ах, Мэг-ги. Ястреб глубоко вздохнул, тело его содрогалось. Сознавала ли она, как действует на него? Стоило Ястребу взглянуть на нее, и сердце переполняла радость, а прикосновение было сладчайшей мукой, которую он когда-либо знал. Он жаждал сбросить ее одежды и овладеть ею прямо здесь, на полу у огня, он хотел не спеша раздеть ее и пробудить ее чувства, действуя с бесконечной осторожностью и нежностью. Он желал ее. Мэгги прочла это в его глазах, почувствовала в том, как сжимали ее руки индейца. Она была потрясена. Со времени злосчастной аварии никто не смотрел на нее с таким чувством, никто не заставил ощутить себя женщиной, а не жалкой калекой. — Как ты поступишь, если не сможешь вернуться к своему племени? Ястреб покачал головой: — Не знаю. Он не часто упоминал о своем народе, но Мэгги знала, что он тоскует и обеспокоен судьбой матери и соплеменников. Несомненно, он утратил всех друзей, а главное, цель в жизни. С ее стороны эгоистично удерживать его при себе, когда душой и сердцем он стремился обратно в Лакоту. Эгоистично… и жестоко… и, без сомнения, невозможно — но ведь она так отчаянно нуждалась в нем, так прикипела к нему всем сердцем! — Ты… ты мог бы остаться здесь. Он долго и испытующе глядел на нее: — И занять место Бобби? — Если хочешь. Она беспокойно зашевелилась, ожидая его ответа, ясно сознавая, что с его уходом жизнь потеряет смысл. Он стал для нее всем. Со дня появления Ястреба дом обрел новую жизнь. Ее существование изменилось. Она больше не была прикована к инвалидному креслу. Когда он собирался на прогулку, то просто поднимал ее на руки и брал с собой. Глава 16 Ястреб, вышел из дому и устремил взгляд на Черные Холмы, вздымающиеся к небу. Рано утром позвонил Бобби и сообщил, что получил удовлетворительный ответ на свой запрос в колледж. Теперь он должен был ехать туда через пару недель и просил Мэгги разрешить ему пока побыть дома, с семьей. Та была рада за него, преисполнена самых лучших чувств и даже предложила денежную помощь, взяв с него обещание писать обо всем. Ястреб тоже поговорил с Бобби, не переставая изумляться необыкновенному изобретению бледнолицых — телефону. Он и теперь с трудом мог представить себе такую невероятную вещь: как можно разговаривать с кем угодно через много тысяч миль? Ястреб с удовольствием выполнял обязанности Бобби. Ему нравилось вести хозяйство на ранчо. Кроме черного жеребца, здесь оказалось еще три лошади: хорошенькая маленькая гнедая и пара скаковых. Дни казались бесконечными. Уход за лошадьми, цыплятами вовсе не отнимал много времени — от силы пару часов. Оставалась масса времени для размышлений. По ночам его мучили мысли о судьбе соплеменников, Ястреб все гадал — живы ли они. Мысленно он возносил горячую молитву Вэкэн Танка, просил за мать, моля сохранить жизнь Виноны, как обещал ему в свое время Волчье Сердце. Он оторвал взгляд от священных Холмов, переведя его на дом Мэгги. Это было внушительное и прочное строение из дерева и камня. Дым валил из трубы, в окнах днем отражалось солнце. Для индейца была непостижима привязанность бледнолицых к одному месту, к собственной земле. Они строили дома на века. Но стоило ему подумать, что он мог бы жить тут с Мэгги, и это уже не казалось ему таким неприемлемым. Ястреб знал, что сейчас она там, в доме, сидит за своим компьютером, а на экране возникают слова. Он медленно покачал головой. О, эти изобретения бледнолицых! Они не знали, где центр земли, они не ведали, как жить в полном единении с природой, но разум их создал столько удивительных вещей! Мэгги изо всех сил старалась объяснить ему принцип действия компьютера, рассказать о радиоволнах, о телевидении, но все это совершенно выходило за границы его представлений. Ястреб внимательно оглядел темно-синий грузовик возле дома. Форд-пикап. Так он назывался. Однажды Бобби предложил научить его управлять этим металлическим зверем, но Ястреб отказался, неуверенно ответив, что попробует как-нибудь, но только не теперь. Нежный ветерок шевелил хвою сосновых деревьев, ласково скользил по щеке. Ястреб неожиданно ощутил острое одиночество, тоску по матери, дому. Он так скучал по друзьям-соплеменникам, запахам родного лагеря, визгу детворы, что слышался из вигвамов. Он хоть сейчас помчался бы на охоту за бизонами с Красной Стрелой и Хромым Лосем, поскакал бы к вражескому лагерю, чтобы в ночной мгле увести чужих лошадей. А как хороши были вечера у костра! Век бы слушал рассказы старцев о прошлом великой земли Лакоты. Он повернул голову, взглянул на дом и словно бы вновь увидел Мэгги. Он так ясно представлял, как она сидит за столом и легкие тонкие пальчики ее летают над клавиатурой удивительного прибора-компьютера. Его бросило в жар, когда он вспомнил их поцелуи, объятия. Руки страстно стремились обнять ее вновь. В непреодолимом порыве Ястреб бросился к дому, открыл дверь и направился к ее кабинету. Мокасины бесшумно скользили по толстому ковру. Он пересек комнату и опустился на колени у ее кресла. Мэгги удивленно взглянула на него: — В чем дело. Ястреб? — Я так одинок, — тихо сказал он, — мне плохо без моих людей. — Конечно, тебе не хватает их, — она положила ему руку на плечо. Сердце Мэгги пронзила жалость, когда она заглянула в его прекрасные черные глаза. В них была такая тоска!-Ты скоро будешь с ними снова. — Может быть. Но тогда я потеряю тебя. Его голос, его бархатный голос… Ее словно омыло теплой волной. Дыхание Мэгти перехватило от волнения, а сердце разрывалось от боли при мысли, что он покинет ее. — Мэг-ги, — он взял ее руку в свою. Его пальцы нежно гладили ее ладонь. Этот жест, эта грусть в глазах Ястреба тотчас проникли в ее сердце. — Тебе надо возвращаться? — Если только смогу. Я должен узнать, выжили ли мои люди, спаслась ли мать. Волчье Сердце умер, и я нужен им. — Ты нужен мне тоже, — она не хотела говорить это вслух, но слова вырвались помимо ее воли. — Ах, Мэг-ги, — прошептал он и, вскочив, поднял ее на руки, вынес из дому навстречу лунному сиянию ночи. Воздух был теплым, напоенным соснами. Он нес ее, словно на крыльях, поднимаясь все выше, потом сел, не выпуская любимую из объятий. Он медленно, безмолвно укачивал Мэгги, и сердце Ястреба бешено колотилось от ее волнующей близости. Он никогда не любил прежде, и теперь им овладела тревога, что те чувства, которые он испытывал к Мэгги, могли оказаться чем-то большим, нежели простое сострадание или даже влечение. Ястреб беспомощно и глубоко вздохнул. Он не мог, никак не мог любить ее. Они из разных миров. Больше того, они из разных веков. Но он любил ее. Как же теперь оставить ее? Как отказаться от своей любви? Он повернул голову и заглянул ей в глаза. Что за глаза! Глубокие, голубые, словно тихий омут, как в том озере возле дома. В этих глазах Ястреб видел неизбывную боль и страдание, в них лишь недавно пробудилась надежда. «Ах, Мэг-ги, — подумал он, — как смогу я когда-нибудь оставить тебя?» — Ястреб, — его имя слетело с ее губ. В шепоте Мэгги был призыв. Она смотрела и ждала, а он не мог отвергнуть ее, как не мог бы отказаться от самого себя. Ястреб обнял ее, прижал к себе и прильнул губами к ее губам. Он чувствовал, как руки Мэгги обвились вокруг его шеи, как мягко прильнули ее груди к его груди, как она прижалась к нему еще теснее. Их дыхание смешалось. Мэгги охватила глубокая радость, она ласкала рукою его кудри и не противилась, когда он положил ее на траву и накрыл своим большим телом, не в силах оторваться от ее губ. Он провел рукой по ее телу, лаская округлость груди. Ее радостный вздох и стон его неудовлетворенного желания слились в один возглас. В нем были томление, радость, боль, страсть. Затем Ястреб, с трудом оторвавшись от Мэгги, сел, стараясь успокоиться во что бы то ни стало. Он так страстно хотел ее. Было почти невозможно унять волнение в крови, шум в ушах. Мысли смешались в голове, и он мог думать лишь о том, чтобы овладеть ею здесь, сейчас, забыв о последствиях. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул. Да как же он мог забыть, что жизнь нанесла ей глубокую душевную рану? Мэгги так одинока и уязвима. Это — настоящее безумие и может лишь только повредить ей. Она — бледнолицая женщина, а он — воин Лакоты. Такая любовь принесет им несчастье и боль. Рано или поздно ему придется уйти. Он ощутил на своем бедре ее руку, она чуть слышно прошептала его имя. Ястреб открыл глаза, увидел, как Мэгги протягивает к нему руки в немом призыве, и понял, что не может больше бороться с собой. Он снова привлек ее к себе. Ястреб долго целовал ее, он чувствовал соленые слезы на щеках Мэгги. Она с каждой минутой слабела в его объятиях. Он покрывал ее лицо частыми горячими поцелуями, гладя нежную кожу, округлые груди, изгиб бедер. И она тоже ласкала его, проводя ладонями по широким плечам, гладя плоский упругий живот, могучую грудь и крепкие руки. Кончиками пальцев Мэгги нежно проводила, очерчивая прямую линию носа, пробегая по щекам, чувственным губам, подбородку. Чувствуя, как пылают от страсти ее щеки, Мэгги заглянула ему в глаза, ощущая тепло его дыхания. — Ястреб, я… Он наклонил голову, угадывая ее невысказанное желание. Ястреб вновь и вновь целовал ее. Кровь кипела в его жилах, ему все труднее было сдержаться. Он понял, что должен отпустить ее, пока не поздно. Он встал, поднял Мэгги на руки и, широко шагая, устремился вниз, огибая дом. Они остановились у небольшого пруда на задней стороне двора. Вода мерцала в лунном свете, подобно темному стеклу. Ястреб нежно и осторожно опустил любимую, потом легко сбросил мокасины и набедренную повязку, нырнул в холодную воду, стремясь унять жар в крови. Мэгги успела заметить, как мелькнули в воздухе его бронзовый торс, крепкие ягодицы, стройные бедра, а он уже плавал в пруду. Как бы она хотела, о, как бы она хотела оказаться рядом, плыть под таинственным покровом ночи, резвиться, брызгаться водой, чувствовать его влажную кожу, прильнуть к нему… Ястреб плыл к середине пруда, на волосах и коже индейца мерцали лунные блики. Она помахала ему, грустно улыбаясь. И вот он оказался рядом, мгновенно снял с нее халат, белье, сбросил тапочки с ног и поднял на руки. Она вскрикнула, но холодная вода уже сомкнулась вокруг них, и он поплыл, легко поддерживая ее на весу. Было так замечательно плыть с ним вместе и ощущать, как вода струится по коже. Как упоительно смотреть в его глаза, темные, как небо, и теплые, как его прикосновения. Они дважды обогнули пруд, прежде чем Ястреб поднял Мэгги на руки и вынес на берег. Он долго стоял на берегу, не выпуская ее из объятий. Мэгги не двигалась, боясь заговорить и нарушить ту волшебную связь, что установилась между ними. Было так здорово лежать в его руках, чувствовать холодную и влажную кожу. Мэгги не переставала думать о том, что будет с нею, когда он уйдет. Пусть судьба подарит ей эту ночь, эту самую минуту, а она, Мэгги, сохранит это воспоминание навеки. Она подняла глаза на Ястреба, в который раз восхищаясь им. Он так красив, думала она. Так красив. В этом индейце была какая-то первозданность, ощущение силы, полета. Казалось, его нельзя прирулить. И в ней, Мэгти, было что-то, что откликалось на эту грубую силу. Та сторона ее существа, которая была неведома ей самой. Она желала его. Возможно, она желала его с того самого мгновения, когда увидела впервые. Ну и что, что немолода, ну и что, что он — человек из прошлого, что он может исчезнуть в мгновение ока. Она хотела его. — Ястреб… Всю свою страсть, все невысказанное желание она вложила в это слово. Был момент, когда ей показалось, что он овладеет ею тут же, на влажной земле. Он крепко поцеловал ее и посмотрел ей в глаза. — Ты когда-нибудь была с мужчиной? — Нет, — отозвалась она, чувствуя, как загорелись ее щеки, — но это не имеет значения. — Это имеет значение для меня. —Пожалуйста, Ястреб… — Нет, Мэг-ги, — возразил он. Голос его дрожал и казался таким слабым и погасшим, словно он только что выдержал тяжелую схватку с врагами. — Я не могу. — Почему? — отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, заставило Мэгги возненавидеть себя. — Это нехорошо. Ты — не моя женщина. Мне неизвестно, сколько еще я пробуду здесь. Я не хочу причинять тебе боль и не хочу, чтобы ты возненавидела меня, когда я уйду. — Я никогда не стану ненавидеть тебя. — Вспомни, как ты ненавидишь человека по имени Фрэнк. — Это совсем другое. — Если я сделаю тебя своею, а потом оставлю, ты будешь ненавидеть меня куда больше. А я возненавижу себя самого за то, что причинил тебе боль. — Это оттого, что я — калека, да? — Нет. — Оттого, я знаю, что это так. Все это лишь красивые слова. А правда в том, что ты не желаешь связывать себя с калекой. Она извивалась в его руках, стараясь вырваться из объятий, ненавидя себя за слезы, которые градом лились из ее глаз. Почему он должен быть другим? Он такой же, как Фрэнк, как все мужчины. Они могут желать только здоровую женщину, а не калеку. — Мэг-ги… В его голосе слышалась настоящая боль, но Мэгги была так поглощена собственными переживаниями, что не заметила этого. Трудно лгать самой себе. Она ведь умоляла, чуть ли не на коленях, взять ее, а он отказался. И в довершение всего она даже не могла убежать, скрыться. Какое страшное унижение! Тяжело вздохнув, Ястреб сел на белую скамью у дерева в нескольких шагах от пруда. Мэгги по-прежнему оставалась в его объятиях, пряча от него лицо. Ее плечи тряслись от сдавленных рыданий. Она не могла, как ни старалась, проглотить комок в горле. — Мэг-ги. Не надо придумывать то, чего нет на самом деле, и усложнять то, что и так сложно. Никто не хотел унизить тебя. У меня никогда не было женщины. Не проси же меня об этом сейчас, — он глубоко заглянул ей в глаза, — и никогда больше не думай, что ты не можешь быть желанной от того, что не можешь ходить. Я не мог бы хотеть тебя больше, даже если бы у тебя были сильные и здоровые ноги. Его слова, произнесенные так мягко и нежно, выражение его неизъяснимых глаз целительным бальзамом пролились на душу Мэгги. Уняв слезы, она опустила голову ему на плечо, счастливая тем, что услышала. Ах, что за мужчина! Сильный. Гордый. Благородный. С врожденным чувством чести. Как она любила его! Она, которая дала себе обет не любить больше, не разбивать сердце вновь, отдала его мужчине, от которого меньше всего можно ожидать постоянства и стабильности в жизни. Но это не волновало Мэгги. Продлится их любовь день или всю жизнь, она использует каждое мгновение. Глава 17 Следующие несколько дней Ястреб избегал оставаться с Мэгги наедине. Он проводил массу времени вне дома, занимаясь лошадьми, расчесывая гривы и хвосты до тех пор, пока они не начинали блестеть, как шелк. Когда другой работы не было, он шел к поленнице и колол дрова, заканчивая начатую Бобби работу. Он поливал газон, сгребал листья, чистил конюшни. — Если ты не угомонишься, то скоро ничего не останется, как потягивать пиво перед телевизором каждый уик-энд, как это делают васичи, — предупреждала его Вероника. Но Ястреб только хмурился и спрашивал, что еще он мог бы сделать. Мэгги догадывалась о причинах такого усердия, понимала, почему он избегает ее, особенно по воскресеньям, когда они оставались вдвоем в пустом доме. Все же это глубоко ранило ее. Она думала о том, что, по сути дела, должна быть благодарна Ястребу за то, что он так рьяно оберегал ее добродетель. Можно только уважать мужчину, для которого честь и целомудрие — не пустой звук, но от этого было холодно и неуютно. Ночью в постели она чувствовала себя такой одинокой… Сохранение целомудрия никогда не тяготило Мэгги. Она не считала, будто девственность до первой брачной ночи стала таким же отжившим явлением, как ношение турнюров и корсетов. Но правда и то, что ей никогда не встречался такой мужчина, как Ястреб. Как-то случилось само собой, что все поучения матушки и все ее собственные представления о том, как надлежит поступать в подобных ситуациях, рухнули с появлением молодого индейца. Ирония судьбы, думала Мэгги. Она так долго хранила девственность, а теперь никак не могла с нею расстаться. Мэгги вновь вернулась к своей книге, полностью погрузившись в выдуманную ею любовную историю. Тут она полностью владела собой, и ее герой вел себя именно так, как она, Мэгги, считала правильным, и все было осуществимо, если двое по-настоящему любили друг друга. Она допоздна засиживалась за компьютером и в течение трех дней написала сто двадцать страниц текста. Роман получался на редкость удачным. Во всем, что теперь выходило из-под пальцев Мэгги, ощущалась глубина переживаний, понимание отношений мужчины и женщины, все те полутона, что прежде ускользали от писательницы. Этим Мэгги была обязана Черному Ястребу, тем чувствам и ощущениям, что он вызывал в ней. На четвертый день, вечером, Мэгги сидела за компьютером, хмуро глядя на пустой голубой экран, когда в комнату вошел Ястреб, — Вероника просила узнать, не хочешь ли ты пирога и стакан молока. Она уходит. — Что? О, не сейчас. Поблагодари ее. Ястреб пересек комнату и остановился у кресла. Он жестом указал на пустой экран компьютера: — Что-то не ладится? — Да. Я пытаюсь описать сцену, происходящую в лагере Лакоты. Мне бы хотелось, чтобы мой герой исполнил танец со скальпом, но я никогда в жизни не видела ничего подобного. Только в кино. Но вряд ли то, что я видела в фильмах, достоверно, — Мэгги задумчиво взглянула на Ястреба. — Может быть, ты бы мог… Не сможешь ли ты?.. — Исполнить танец для тебя? — Да. Ты не возражаешь? Ястреб пожал плечами. — Ты можешь сделать это здесь? Сейчас? — Лучше на просторе. Через пару минут Мэгги и Вероника последовали за Ястребом. — Обычно танец со скальпом исполняется в центре лагеря, — пояснил Ястреб, — так празднуют военные победы. За воинами бегут матери, сестры, неся на шестах военные трофеи. Лица победителей раскрашены черным цветом. Это — символ одержанной победы. Ястреб бросил на Мэгги долгий взгляд и начал танец. Он плясал то медленно, то вдруг ускорял темп, как бы подчиняясь одному ему слышимому ритму. Мэгги решила, что ей в жизни не приходилось видеть ничего более возбуждающего и волнующего, чем этот молодой индеец, пляшущий в свете вечернего солнца. Он танцевал на редкость грациозно. Руки и ноги двигались плавно, мускулы переливались под гладкой бронзовой кожей, а густые длинные черные волосы рассыпались по плечам. Она смотрела на него с нескрываемым восхищением, не в силах оторвать завороженного взгляда от развернутых плеч, от широкой спины, что так плавно сужалась к бедрам. Кровь ее шумела в висках, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Что за дивное зрелище этот юный дикарь, как он необуздан и прекрасен! Она посмотрела на Веронику и покраснела, заметив изучающий взгляд, устремленный на нее пожилой индианкой. — Вот это зрелище, не так ли? — прошептала Вероника. Мэгги кивнула: — Держу пари, все молодые индианки желали заарканить его. — И иные постарше тоже, — усмехнувшись, заметила Вероника. Когда он закончил, Мэгги зааплодировала. — Это было чудесно, — улыбаясь, сказала она, — просто великолепно. Вскоре, однако, улыбка сошла с лица Мэгги: она осознала, наконец, значение танца. — Да, замечательно, — согласилась Вероника, подумав при этом, что напряжение в отношениях Мэгги и Ястреба достигло апогея, тучи сгустились, как перед грозою. — Ну, — тактично нашлась она, — если вам обоим больше ничего не нужно, я, с вашего разрешения, иду домой. — Доброй ночи. Вероника. Привет Эду и мальчикам. — Непременно, — кивнула Вероника, обернувшись через плечо, — увидимся завтра. Как только Вероника ушла, между ними повисло неловкое молчание. — Хочешь кофе? — Да. Он последовал за нею в дом, сел за стол напротив Мэгги. Кофейник не мешал их взглядам встретиться. Впервые за всю неделю они остались наедине. — Если я попрошу тебя, ты расскажешь мне кое о чем? — Да. — Ты когда-нибудь… — она прикусила язык, спрашивая себя, действительно ли она хочет получить ответ на вопрос, вдруг сорвавшийся с ее языка: — А ты сам когда-нибудь снимал скальп? — Я же воин. Это был тот ответ, который она и предполагала услышать. — Очень много? — спросила она, поражаясь своему нездоровому любопытству. — А много — это сколько? Десять, пятнадцать, а, может быть, сто? — Сто?! — она почти задохнулась от ужаса и тут же мгновенно поняла, что он лишь дразнит ее. — Разве это имеет значение, Мэг-ги? — Не знаю, — она опустила глаза, уставившись в чашку с кофе. Он убивал людей, белых людей. Убивал, а потом снимал скальп. Она подумала об этом на удивление спокойно. Одно дело — писать о таких жестокостях, знать, что все эти ужасы творились обеими сторонами, и совсем другое — сидеть лицом к лицу с человеком, действительно совершавшим все это. Ястреб стиснул зубы, увидев выражение ее лица. Мэгги находила ритуальный танец волнующим, полным экзотики и экспрессии, но ей была отвратительна мысль о том, что он собственноручно снимал скальпы. Неужели он упал в ее глазах, и теперь она смотрит на него, как на дикаря? Он стоял, напряженно сжав руки. — Мне уйти? — Нет, — быстро сказала она. — Но тебе отвратительно это. — Да, немного. Я знаю, что так было везде. Я даже понимаю, почему это происходило. Но мне никогда не приходило в голову, что я лицом к лицу встречусь с очевидцем всего этого и даже непосредственным участником, — она склонила голову. — Ты действительно снял сотню скальпов? Он покачал головой, улыбнулся, и Мэгги почувствовала, как по телу ее разлилось тепло. Улыбка медленно сползла с лица Ястреба. Черные, как ночь, глаза, казалось, жгли ее, опаляли кожу, воспламеняли кровь. Напряжение между ними росло. Казалось, лишь разряд молнии поможет разрядить обстановку. Мэгги открыла было рот, чтобы заговорить, но слова не шли с языка. Она могла только смотреть на него. Ее смятение, все ее чувства ясно читались в глазах, угадывались в учащенном дыхании. Мэгги сложила руки на коленях. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не броситься к нему в порыве страсти. Как горячо она желала, чтобы хотя бы этой ночью он поступился своими правилами чтобы сделать ее счастливой. Он шагнул к ней — и сердце Мэгги возликовало… И тогда зазвонил телефон. Они несколько секунд стояли друг против друга, не двигаясь. Мэгги в душе проклинала это изобретение человечества, но телефон продолжал звонить. Наконец, Ястреб снял трубку, послушав минуту, передал ее Мэгги и тут же вышел из комнаты. Она посмотрела ему вслед, потом поднесла трубку к уху. Это была Вероника. С ее мужем произошел несчастный случай на работе. Теперь он находился в госпитале и был в тяжелом состоянии. Мэгги несколько минут слушала Веронику, затем постаралась развеять ее страх за жизнь мужа. Хотела бы она найти слова, чтобы успокоить женщину, но очень трудно подыскать подходящие в такой ситуации. В довершение всего Вероника стала беспокоиться о Мэгги: как же она останется без нее, Вероники? — Все будет в порядке. Вероника. Не тревожься обо мне. — Что же вы станете делать? Как там справитесь? — Все обойдется. Вероника. Как ты можешь беспокоиться обо мне в такой момент? — Ужасно бросать вас в таком положении. Я не могу даже с уверенностью сказать, как долго Эд будет оставаться в тяжелом состоянии. Доктор сказал, что это может тянуться недели, — тут она приумолкла, — а, может быть, и месяцы… — Со мною все будет в порядке. Твоя работа ждет тебя, и как только ты сможешь-возвращайся. Не нужно ли тебе чего-нибудь? Может быть, деньги? Скажи мне, Вероника. — Мэгги… — Вероника, обещай, что дашь мне знать, если тебе понадобится помощь. — Хорошо, Мэгги. Спасибо вам. Пожалуй, мне пора. — Звони же, Вероника. — Непременно. Сдвинув брови, Мэгги положила на место трубку. Она продолжала задумчиво глядеть на аппарат, от души желая чем-нибудь помочь своей милой верной Веронике. Приблизившись к окну, Мэгги задумчиво глядела вдаль. Бедняжка Вероника. Если с Эдом случится непоправимое, ей придется одной поднимать двух мальчуганов. Одной. Мэгги с трудом проглотила комок в горле. Вероника никогда не была бы по-настоящему одинока. Если даже Эда не станет, у Вероники останутся сыновья. Они будут утешать ее в старости… ей останутся воспоминания… а у нее, Мэгги, никогда не было ничего и никого. Презирая себя за такую сентиментальность, стараясь отвлечься от грустных мыслей, Мэгги налила себе еще кофе. Завтра она даст объявление в газету. Как ни неприятна мысль взять кого-то на место Вероники — все же это единственный разумный выход. Ей невозможно жить одной. Нужна помощь в ванной, надо делать покупки, получать и отправлять почту. И даже сумей она многое сделать сама, но ведь нужно было еще вытирать пыль, пылесосить, стирать, гладить, чинить одежду. Она, Мэгги, ненавидит готовить. Ей необходима помощница, ведь ее ждут неоконченные книги. Она выпила кофе и направилась в спальню, но была так взбудоражена случившимся, что не могла спать. Вместо этого она подкатилась к окну и выглянула во двор. Каким-то шестым чувством она знала, что Ястреб там. Мэгги долго смотрела на него. Это занятие никогда не надоедало ей. В такие минуты она ощущала истому во всем теле, а сердце разрывалось от полноты чувств. Она спрашивала себя о том, что же он чувствует, о чем думает и что она станет делать, когда он уйдет. Весь мир померкнет для Мэгги. Вся жизнь. Она подняла глаза. Желтая яркая луна была почти круглой. Колдовство всегда свершается лучше всего при лунном свете… Вот о чем он думал. Она знала это так точно, словно он высказал это вслух. Завтра ночью наступит полнолуние, и Священная Пещера позовет ее любимого. Он вернется в свое время, к своим соплеменникам. День, который она ждала с таким страхом, почти наступил. * * * Ястреб напряженно вглядывался в Пана Сапа, сплошь покрытые вечнозелеными деревьями. Вблизи Холмы были темно-зелеными, а на большом расстоянии казались черными, затем по мере приближения становились синее, голубели… Ястреб всю свою жизнь провел под сенью Черных Холмов. Здесь на нежно-зеленых лугах располагался его родной лагерь. Здесь он плавал в голубых прозрачных озерах и реках, на берегах которых росли ели, березы, осины. Здесь он охотился на бизонов, лосей и белохвостых оленей, сражался с кроу и пауни, гнал лошадь по неоглядным прериям. Ястреб поднял взор к небу. Равнодушно светила круглая желтая луна. Од почувствовал, как сердце сжалось. Пришло время расставаться с Мэгги. Следующей ночью наступит полнолуние. Если удача не изменит ему, он войдет в Священную Пещеру и проследует Тропою Духов назад, в свое время, к своим людям. Но он не хотел уходить и оставлять Мэгги, не мог вынести мысль о том, что никогда не увидит ее вновь. Ястреб не в силах был отказаться от этой женщины, которая стала для него дороже жизни. Он знал, что она смотрит на него сейчас. Знал так же точно, как и то, что должен покинуть ее. Он спиной ощущал взгляд Мэгги. Ястреб чувствовал страшное одиночество этой души, то, как она несчастна, как безмолвно исходит слезами и молит его остаться. Женщина-Призрак, ты должна отпустить меня. Сказал ли он это вслух? Или то был лишь мучительный крик его сердца? На глаза навернулись слезы. Сердце и душа его разрывались. Противоречивые чувства переполняли молодого воина. Душа звала вернуться к своему народу и стать его вождем, заботиться о матери. Но сердце молило остаться здесь, подле Мэгги. Она так нуждалась в нем, так желала его. А он хотел ее, как никогда никого и ничего в жизни. Ах, Мэгги, что же мне делать? Он медленно обернулся к ней. А потом, как прежде, подбежал к окну и перебрался через подоконник. — Так ты уходишь? — дрожащим голосом спросила Мэгги. — Завтра ночью, когда наступит полнолуние? И я больше никогда тебя не увижу? Всего лишь минуту назад он сам пришел к этому мучительному для него решению. Но сейчас, после слов Мэгги, видя страдание на лице любимой, он просто не мог сказать ей, что уходит. Слова не шли с языка. Черный Ястреб не хотел уходить и не мог остаться. Что же ему делать, как поступить? Слеза скатилась по щеке Мэгги, и он понял, что не может уйти. Как оставить ее сейчас, когда она так одинока? Он останется и будет присматривать за ней, пока не возвратится Вероника. Тогда он и пойдет в Священную Пещеру. Быть может, ему не придется слишком долго ждать. Глава 18 Ястреб подошел к телефонному аппарату, но медлил, не осмеливаясь взять трубку. Мэгги была в ванной комнате, и он решил подождать, но телефон не унимался. Индеец снял трубку, силясь припомнить, что же в таких случаях отвечала Мэгги. Слово вертелось на языке. Как же это? Ах, да. — Хелло. — Хелло, — в энергичном женском голосе слышалась нота удивления, — а Мэгги дома? — Она… э-э, занята. — Ну что ж. Это ее редактор, Шейла Гудман. Вы не могли бы передать ей кое-что? — Хорошо. — Передайте ей, пожалуйста, что я собираюсь на конференцию, которая проходит в Сиукских горах, и позвоню ей оттуда в пятницу. — В пятницу, — повторил Ястреб. — Не забудьте же. — Я не забуду. — Всего хорошего. Как только Ястреб повесил трубку, в комнате появилась Мэгги. — Кто звонил? — спросила она. — Шейла Гудман. Она велела передать, что собирается в Сиукские горы и позвонит оттуда в пятницу. — О Боже, — со вздохом откликнулась Мэгги — она, скорее всего, хочет узнать, как продвигается моя книга. Мэгги задумчиво смотрела на Ястреба. Ей вдруг пришло в голову, что с его пребыванием в доме работа над книгой пошла куда успешней. Ведь он так был похож на главного героя. Новые замыслы роились в голове Мэгги, а любовные сцены складывались сами собой. Но случалось, что она многие минуты сидела в кабинете, не в силах ничего создать. Тогда она оставляла компьютер и устремлялась к окну, любуясь работой Ястреба. Глаза Мэгги впитывали облик молодого индейца, что бы он ни делал: расчесывал лошадям хвосты и гривы, чистил конюшни, сильными руками рубил дрова для костра. Вцепившись в подоконник и подавшись вперед, она часами могла с неизменным восхищением следить за его легкими, упругими движениями. Дни пролетали незаметно, и, если бы Мэгги спросили, о чем она так сосредоточенно думает, что чувствует, она вряд ли смогла бы точно ответить. В такие дни светящийся голубой экран был чист, как безоблачное небо. Ястреб изумленно вскинул бровь, удивляясь, отчего Мэгги так пристально следит за ним. — Что-нибудь случилось? — Что? О, нет. Просто Шейла захочет узнать, отчего такая задержка в работе. — Она рассердится? — Шейла? Нет, она никогда не сердится. Но будет лучше, если я постараюсь сделать как можно больше, прежде чем она позвонит. Но в пятницу утром Мэгги снова нарушила данное себе слово. Вместо работы она уселась за мольберт, сделав быстрый эскиз-набросок Ястреба, объезжающего черного скакуна. Индеец и его боевой конь играли важную роль в ее будущей книге, и она собиралась создать несколько зарисовок в надежде, что Шейла сможет использовать для обложки какую-нибудь из них. На обложках большинства издающихся романов были изображены пышные красотки, чуть ли не выпадающие из декольтированных платьев. Мэгги считала это не самым удачным вариантом оформления такого рода продукции. Читательницы сентиментальных историй жаждали видеть на обложке мужчину-героя. Ястреб спешился, помахал ей рукой и повел жеребца в конюшню, чтобы дать ему остыть. Мэгги помахала в ответ и бросила критический взгляд на сделанный набросок. Что ж, совсем неплохо, настроение схвачено верно. Она оглянулась на звук подъезжающей машины и тотчас узнала рыжеволосую женскую головку, выглядывающую из машины. — Шейла! — Доброе утро, Мэгги, девочка моя, — воскликнула Шейла Гудман. Выскочив из автомобиля, она взлетела по ступенькам крыльца и звучно расцеловала Мэгги. — Ну, как идут дела у моего лучшего автора? — Все прекрасно, — Мэгги ощутила легкий укол зависти, бросив оценивающий взгляд на черный шелковый костюм, изумрудно-зеленую блузку и черные лодочки. Шейла, казалось, только что сошла с обложки модного журнала. — Как случилось, что ты оказалась здесь, в нашей глуши? — Ну, я просто была недалеко отсюда и решила посмотреть, где живет мой самый многообещающий автор. Моя милая, можно понять, отчего тебе так полюбилось здесь. Красивое место. То же можно сказать и об этом наезднике. Кто он? — Он, ах, да просто работник. Пойдем же в дом и выпьем по чашечке кофе. — Дом очарователен, — сказала Шейла, осмотрев все комнаты, — надеюсь, ты не против, но я прочла пару страничек твоего труда в кабинете. — Конечно, я не возражаю. Как ты это находишь? — Твои почитатели будут в совершенном восторге. Герой великолепен, а та любовная сцена… — Благодарю. Тебе, конечно, сливок и сахару? Шейла сделала гримаску, скривив губы: — О нет, предпочитаю черный. Кстати, расскажи мне об индейце, что здесь работает. Помедлив, Мэгги добавила сахар и сливки в свой кофе. — Он уроженец Лакоты, с Сосновой горы. Бобби понадобился отпуск, он проведет его с семьей. Ястреб заменяет его. — Понимаю. Мэгги почувствовала, как загорелись ее щеки. Шейла все поняла. От нее так трудно что-нибудь скрыть. — Скоро ли будет готова книга? — Через месяц. Может быть, через два. — Но она будет готова к началу года? Мэгги кивнула: — Ты видела мой набросок? — Да, он очень хорош. — Я надеялась, что ты сможешь использовать что-то для обложки «Полуночных Сердец». — Что ж. Это идея. Я обговорю это с Максом. Посмотрим, что он скажет. — Хорошо. Я… — слова застряли у нее в горле. Мэгги услышала шаги Ястреба в коридоре. Она так надеялась, что он не покажется, пока Шейла здесь. Как она объяснит его странный наряд. А вдруг он скажет что-нибудь о пещере?.. Ястреб вошел в комнату, и Мэгги приоткрыла рот от удивления. На нем была одежда, купленная Вероникой. Джинсы плотно облегали его ноги, а черная майка замечательно подходила к цвету кожи и волос. Ей пришло в голову, что он выглядит куда сексапильнее таких общепризнанных образцов, как Мэл Гибсон, Патрик Свайз и Шон О'Коннери, вместе взятые. Выражение лица Шейлы ясно показывало, что красота молодого индейца не оставила ее равнодушной. Было очевидно, что она в восторге. — Вы, по-видимому, Черный Ястреб, — промурлыкала Шейла, протянув руку. — Я Шейла Гудман, редактор Мэгги. Она бросила лукавый взгляд на Мэгги: — Теперь мне ясно, отчего ты так занята, что не можешь выкроить и минутки, чтобы позвонить мне. Она ждала, и Ястреб взял ее за руку. Она казалась хорошенькой женщиной с темно-коричневыми глазами и пламенными рыжими волосами. Ястребу никогда не доводилось видеть таких. — Выпьешь немного кофе. Ястреб? — предложила Мэгги. Ревность проснулась в ней тотчас, как только она заметила, что Шейла не спешит выпустить руку индейца. — Да. Ястреб мягко, но решительно высвободил руку и сел напротив Мэгги. С минуту Шейла внимательно смотрела на индейца, потом щелкнула пальцами: — Теперь мне понятно, почему ваше лицо кажется знакомым мне, — воскликнула она, — да вы как две капли воды похожи с индейцем на картине, что висит над камином! — Она взглянула на Мэгги. — Ты как будто говорила, что видела того индейца во сне. — Именно так, — ответила Мэгги, подавляя нервный смешок, — замечательно, что они так похожи, правда? — О, чересчур разительное сходство, чтобы это было простым совпадением, — недоверчиво заметила Шейла. — Скажите же мне, мистер Ястреб, давно ли вы знаете Мэгги? Ястреб подумал, что знает ее больше ста лет, но вслух сказал: — Да, я ее старый друг. Мэгги с трудом сдержала усмешку. Конечно, старый друг. — Понятно, — сказала Шейла, — долго ли вы намерены здесь оставаться? — Пока не знаю. Шейла переводила взгляд с Черного Ястреба на Мэгги Сент Клер. Она чувствовала какую-то недосказанность, как если бы между ними двумя была какая-то тайна. Так что же они не договаривали? Еще с полчаса Мэгги наблюдала за общением Ястреба с редактором. Он очень вежливо отвечал на ее вопросы, предлагал еще кофе, помогал зажечь сигарету и, в конце концов, проводил до автомобиля. — Ну, — заявила Мэгги, когда он вернулся в кухню, — это самое лучшее представление, какое я когда-либо видела. Где же ты выучился такой обходительности? Ястреб неуверенно пожал плечами: — Временами я допоздна засиживался за телевизором, — пояснил он. — И что же ты там почерпнул? — Ты называешь это старыми картинами. Мэгги с трудом сдерживала смех. Она очень ясно представила Ястреба, сидящего у экрана телевизора и с интересом следящего за ходом действия в старых картинах Кэри Гранта. Теперь понятно, где он научился так ловко зажигать сигарету и ухаживать за дамой. — Почему же ты переоделся? — Но ведь ты объяснила мне, что современные индейцы одеты, как бледнолицые. Я не хотел, чтобы твой редактор был удивлен моим странным видом. Зачем же мне ставить тебя в неловкое положение? — О, Ястреб, напротив — ты произвел прекрасное впечатление, — сказала Мэгги, до глубины души тронутая его предупредительностью. Потом она рассмеялась: — Но как все-таки хорошо, что ты переоделся. Полагаю, Шейлу хватил бы удар, если бы она увидела тебя в набедренной повязке. Она не смогла бы отвести глаз от тебя. Черный Ястреб с интересом взглянул на Мэгги. Уж не ревность ли послышалась в ее голосе? Впрочем, он мог и ошибиться. — Она очень хорошенькая, — сказал Ястреб, наблюдая за выражением лица Мэгги. — Да, вероятно, если, конечно, тебе нравятся женщины подобного типа, — возразила Мэгги, упрекая себя за скрытое недоброжелательство, овладевшее ею в эту минуту. Ведь Шейла была не только ее редактором, но и подругой. Ястреб отвернулся, пряча улыбку. Так она ревновала! Он был очень доволен. * * * Телефон зазвонил ни свет ни заря. С трудом открыв глаза, Мэгги сняла трубку: —Хелло? — Мэгги? Говорит Шейла. Послушай, мне, кажется, пришла в голову неплохая мысль. Это произошло как раз, когда я ехала к Сиукским горам. Я позвонила Максу и рассказала о твоем индейце, а потом подумала и решила, что было бы замечательно, если бы Рауль сделал для обложки пару снимков. Там была бы ты, твой индеец и, знаешь, эти великолепные Черные Холмы на заднем плане. — Рауль здесь? Он готовится снимать? — Да. Он здесь со мной. Все тут без ума от него. Окончательно проснувшись, Мэгги села на кровати: —Нет, Шейла. Я думаю, что не стоит. Кроме того, мне не хотелось бы фигурировать на обложке. — Но, Мэгги, девочка моя, подумай о рекламе! Твоим почитателям понравится это. Ручаюсь, они будут без ума от Ястреба. Кроме того, деньги ему, вероятно, не помешают. Мэгги улыбнулась. Ястреб и деньги! Меньше всего он нуждался в них. — Тебе тоже будет заплачено, конечно. Сто двадцать пять долларов в час. А работы — раз плюнуть! Что ж, нормальная цена. Но Мэгги не нуждалась в деньгах, а Ястреб и подавно. — Мы приедем завтра утром. — Мы? — Да, дорогая. Я тоже приеду. Увидимся завтра, — жизнерадостно пропела Шейла и, прежде чем Мэгги успела что-то возразить, дала отбой. Мэгги уставилась на трубку, которую все еще держала в руке. Шейла с Раулем приедут сюда фотографировать ее и Ястреба. Рауль — один из лучших мастеров фотографии романтического жанра. Он берет семь тысяч долларов за обложку. Его снимки пользуются огромным успехом, на них всегда есть спрос, некоторые входят в десятку лучших… Как и следовало ожидать, Ястреб вовсе не пришел в восторг от этой идеи. Он проявил еще меньше энтузиазма, чем она сама. — Сниматься? — с недоверием переспросил он. — Что это значит? Трудно, почти невозможно объяснить, но Мэгги нашла выход. Она показала ему свою камеру, а потом разыскала старый альбом с фотоснимками и дала Ястребу просмотреть его. Он очень внимательно рассматривал фотографии, особенно те, на которых была Мэгги. Мэгги, стоящая между пожилыми мужчиной и женщиной; Мэгги на фоне разных пейзажей с девочкой, которая, как он догадался, была ее сестрой, Сюзи. Ему было так странно видеть Мэгги стоящей, гуляющей, верхом. На одном из снимков она была в коротких шортах, и он не мог не обратить внимания на ее ноги — длинные, стройные, покрытые золотистым загаром. Он перевел взгляд на «настоящую» Мэгги, подумав, что многим пожертвовал бы, чтобы она снова могла ходить. Некоторое время он разглядывал фотографии, изредка поднимая глаза на Мэгги. Как же ее душа могла быть в двух местах сразу? Непостижимо. — Как? — все-таки спросил он, добравшись до последней страницы. — Как это может быть, что ты и там и тут? Мэгги улыбнулась, вспомнив, что многие индейцы боятся фотографироваться. Среди них живут суеверия, что камера отнимает у человека часть души. — Но ведь снимки не живые. Ястреб. Это как зимние узоры, или те изображения, которыми воины расписывают свои одежды, вигвамы. Но снимки сделаны с помощью камеры, а индейцы рисуют их углем и красками. Юноша находился в некоторой растерянности. Ну конечно, это не опасно. Стала бы Мэгги держать столько снимков в альбоме… Мэгги отвела взгляд. Как много воспоминаний вызвали эти фотографии. На них были отец, мать, их старый двухэтажный дом в Лос-Анджелесе, Сюзи, дедушка и бабушка. На снимках она видела себя плавающей в озере, верхом в Гриффин Парке, на катке, на карусели в Диснейленде, на теннисном корте с Фрэнком… — Твой редактор хочет сделать снимки, наши снимки. Зачем? — Чтобы поместить их на обложку нового романа. Твое изображение уже было на обложке — рисунки, сделанные мною прежде. Но Шейла считает, что настоящие снимки лучше. Черный Ястреб бросил быстрый взгляд на полку, где были выставлены книги Мэгти. Он в изумлении поднял бровь, увидев обложку романа «Запретная страсть»: — Ты собираешься одеться так, как здесь? Мэгги проследила за взглядом Ястреба, и кровь прилила к ее щекам. Героиня была одета в яркое красное платье, которое больше открывало, чем закрывало. — Не думаю. Ястреб промычал что-то, очевидно, разочарованный. — Если ты против, мы можем отказаться, — сказала Мэгги, хотя ей было доподлинно известно: если Шейла что-то задумала, то переубедить ее почти невозможно. — А ты хочешь? Мэгги хотела было сказать «нет», но, подумав, поняла, что желала бы этого. Вовсе не потому, что хотела попасть на обложку романа, но потому, что ей хотелось бы получить эти снимки, где она будет с Ястребом. Рауль сделает столько снимков, сколько она захочет. Мэгги утвердительно кивнула: — Да, если ты согласен. * * * На следующее утро приехали Шейла и Рауль. После обильного завтрака из бекона, яиц и оладий Шейла принесла Мэгги ярко-голубое платье, обшитое белоснежной тесьмой. — Я предполагала, что ты не захочешь надеть что-то слишком открытое или кричащее, — заметила Шейла, — полагаю, что это как раз то, что надо — привлекательно, но достаточно скромно, — Шейла взглянула на Ястреба, — не думаю, что у Вас найдется какая-нибудь настоящая индейская одежда, не так ли? — Индейская? — повторил Ястреб, чуть нахмурившись. — Ну, знаете, что-то вроде набедренной повязки. — У меня как раз есть кое-что подходящее, — ответил юноша. — Прекрасно. Ну что ж, значит, у нас все есть… Голубое платье чудесно сидело, низкий квадратный вырез был как раз в меру, юбка длинной и пышной. Шейла нашла, что Мэгги выглядит очаровательно, а Ястреб надолго приковал к себе взгляд женщины. — Вы выглядите… отлично, — проговорила Шейла, и Мэгги с трудом сдержала смешок. Миссис Гудман много лет работала с фотомоделями. Среди них были великолепные мужчины. Она посетила бесчисленное количество разного рода шоу, а кроме того, побывала замужем трижды, но было совершенно очевидно, что ей не доводилось видеть такой совершенный экземпляр. — Пойдем? — предложила Мэгги. — А? — не сразу очнулась Шейла. — Ты забыла о снимках? — Поспешим, Шейла, — поторопил Рауль, беря ее за руку, — пока есть нужное освещение. Им пришлось объехать всё ранчо, пока Рауль не нашел, наконец, подходящее место — зеленый луг, покрытый яркими цветами. Вздымающиеся вдали Холмы казались волшебными, точно в сказке. Пейзаж вполне отвечал всем требованиям взыскательного мастера, однако Рауль потратил еще минут двадцать, добиваясь нужных поз фотомоделей. Он потребовал, чтобы Ястреб опустился на одно колено, спиной к Холмам. Руки индейца должны лежать у Мэгги на плечах, сама же Мэгги — сидеть у его ног, подняв на него глаза и положив руку на бедро Ястреба. — Так. Неплохо, — подытожил Рауль. — Мистер Ястреб, мне нужно, чтобы вы смотрели на Мэгги. Представьте себе, что вы дикарь-индеец, а это ваша женщина. Мне хотелось бы, чтобы вы выглядели свободным, гордым, полным чувства собственного достоинства. Мэгги, вы должны выглядеть так, словно обожаете его и преклоняетесь перед его первобытной силой. Вы — его пленница, его рабыня. Черный Ястреб опустил глаза. Его чрезвычайно удивили слова фотографа. Представьте себе, что вы — дикий индеец. В словах Рауля слышалось скрытое превосходство бледнолицего. Ястреб сжал челюсти, потом презрительно скривил губы. Если бы они знали, как обстоит всё на самом деле. Но, когда взгляд его встретился со взглядом Мэгги, в черных глазах вспыхнула веселая искра. А она — ваша женщина. Он бессознательно сжал плечи Мэгги. Его женщина… Мэгги подняла глаза на Ястреба, от души желая, чтобы это было правдой. Ах, если бы она могла стать ею до его ухода. Подумать только, сколько книг она прочла о белых женщинах, похищенных краснокожими и сгорающих от любви к ним. Она сама написала пару таких романов. Мэгги, казалось, издалека слышала возгласы Рауля: — Прекрасно. Продолжайте в том же духе! Но она видела только Ястреба, его темные глаза жгли ее, сильные руки властно сжимали ее плечи. Крепкие мускулистые бедра обжигали пальцы Мэгги. Его женщина… — Хорошо, теперь можете отдохнуть! — Рауль посмотрел на Шейлу и покачал головой. — Думаю, они начисто забыли о нашем присутствии. Шейла согласно кивнула. Она слегка завидовала подруге. У миссис Гудман было три мужа, но ни один из них никогда не смотрел на нее так, как Ястреб смотрел на Мэгги. — Эй, вы двое! — окликнул Рауль. — Достаточно. Хватит. — Что? — Мэгги повернулась к Раулю. Она залилась краской, обнаружив, что вовсе забыла о существовании Рауля и Шейлы Гудман. — Ну, — съехидничала Шейла, — если пламенный взгляд Черного Ястреба не сожжет пленку, мы получим потрясающую обложку. — Не уверена, что понимаю, что ты имеешь в виду, — отпарировала Мэгги, стараясь не встречаться взглядом с Шейлой. —Думаю, что ты отлично понимаешь, — возразила Шейла, — однако мне пора возвращаться в Нью-Йорк, — она взглянула на Ястреба и тут же перевела взгляд на Мэгги. — Будь осмотрительна, слышишь? — Что ж. Денек выдался неплохой, — сказал Рауль. Он пожал руку Ястребу, потом Мэгги. — Я пришлю вам снимки. — Спасибо, Рауль. Они благополучно возвратились на ранчо. На обратном пути Шейла всю дорогу трещала о писательской конференции, на которой ее просили выступить в конце года, об панамериканском совещании по книготорговле, в котором она принимала участие в июне. Потом гости уехали. Мэгги, сидя в кресле, прощально махала с крыльца, как никогда остро ощущая присутствие Ястреба, его пламенные взгляды. Его женщина… Да разве такое может сбыться когда-нибудь? Но, даже просто подумав об этом, она почувствовала глубокое волнение. Глава 19 Мэгги заглянула в холодильник. Он был почти пуст, не считая полугаллона молока и сморщенных красных яблок. Придется ехать в город. Мысль была неутешительная. Вот уже два года, как Мэгги поселилась на Черных Холмах и до сих пор ни разу не отваживалась пересечь границы собственных владений. Все необходимые закупки делала Вероника, все поручения выполнял неутомимый Бобби, а она, Мэгги, всегда была дома, жила уединенно, словно монашка в келье. По-видимому, придется менять существующий порядок. Отыскав листок бумаги в кухне, Мэгги набросала список: хлеб, яйца, бекон, картофель, кофе, фрукты, суп, зубная паста, консервы, молоко, апельсиновый сок… Казалось, список можно продолжать бесконечно. Она отложила ручку. Как-же ей добраться до города? — Что это, Мэг-ги? Звук его голоса, как всегда, взволновал ее. Да был ли в мире еще такой голос: твердый, как клинок, но вместе с тем и мягкий, словно бархат. — Нам нужна провизия. Ястреб кивнул. Еду всегда привозила Вероника. Индеец не имел ни малейшего представления, откуда все это берется. — Куда же мы должны идти? — В Старгис. Это ближе всего. — Так давай пойдем туда. — Не представляю, как. — Поедем на жеребце. — Нет, это чересчур далеко, чтобы ехать верхом. Да и как разместить покупки, — Мэгги мрачно задумалась, — как думаешь, сможешь ли ты управлять грузовичком? — Я совсем не знаю, как. — Я могла бы научить тебя. Вид Ястреба выражал сомнение, он пожал плечами: — Попытаемся. Они около часа кружились по двору. Поначалу Мэгги казалось, что он никогда не научится. Грузовик то заваливался на бок, то резко срывался с места, то подпрыгивал, как мяч, когда Ястреб пытался выровнять руль, затормозить на повороте или слишком резко выжимал сцепление. Был момент, когда Мэгги подумала, что он неминуемо заденет крыльцо, другой раз он чуть не врезался в дерево… В конце концов, Ястреб справился с управлением и тормозами. Тогда Мэгги решила, что, пожалуй, можно рискнуть отправиться в город. Мэгги бросила взгляд на Ястреба, одетого в неизменную набедренную повязку и мокасины. Она терзалась мыслью о том, как дать ему понять, что для поездки в город следует одеться иначе… Ястреб едва заметно улыбнулся. — Я переоденусь, — успокоил он, как будто прочитав ее мысли. — Да, так будет гораздо лучше. Пока он переодевался, Мэгги ожидала в машине. Он появился через пару минут в черной майке и джинсах. Его вид, европейская одежда напомнили ей фото. Рауль прислал снимки с двумя чеками от Шейлы в сопровождении короткой записки от нее же: «Плата за работу фотомодели. Прости, что невелика. Р. S. Привет Ястребу. Шейла». Индеец не мог прийти в себя от удивления, когда Мэгги объяснила происхождение денежных чеков. Она даже пошутила, сказав, что, останься Черный Ястреб в нынешнем веке, он мог бы иметь успех в этого рода бизнесе. Он, казалось, отнесся к этому довольно серьезно, кивнул, сказав, что не возражал бы, согласись она всегда быть в его объятиях. И хотя разговор был шуточный, она разволновалась. Ведь это было как раз то, чего она так жаждала. Сейчас Мэгги наблюдала за тем, как он пересекал двор, направляясь к машине. Сердце ее бешено заколотилось. Она уже не скрывала от себя самой, что безмерно восхищается им. Он был великолепен в любом наряде. Он был просто великолепен. Ястреб приблизился, взглянул на Мэгги, мягко улыбнувшись ей. При этом его прекрасное лицо осветилось. Потом он забрался в машину, сел за руль, включил зажигание и они отправились по пыльной дороге, ведущей к автостраде. Сначала он полностью сосредоточился на дороге, а потом задал ей вопрос, давно мучивший его: — Мэгги, скажи, что случилось с моим народом? — Что ты имеешь в виду? — Где они? Боб-би сказал, что теперь они живут в резервациях. Что они больны душою и ищут истину в виски, которым их накачивают бледнолицые. — Да, боюсь, что так. Мэгги с грустью подумала, что жизнь в резервациях незавидна. Работы мало. Человек получает пособие — какие-то жалкие пять-шесть долларов каждые две недели. До нее доходили разговоры о том, что девочки-подростки старались забеременеть только для того, чтобы получить пособие. Бездомные собирали алюминиевые консервные банки для продажи. Конечно, резервации не хватало развития промышленности, но Совет Старейшин не хотел пришельцев извне, боясь лишиться независимости в пределах резервации. Помня историю народа, Мэгги было трудно осуждать их за это. — Почему наши люди живут в резервациях? Почему верховодит бледнолицый? — В твое время много воевали. Ястреб, ты помнишь что-нибудь о Кастере? Он помнил. — Твой народ победил его в великой битве у Короткого Большого Рога. Последняя победа индейцев. В дальнейшем преследования индейцев усилились. Солдаты теснили их все больше, пока, наконец, не загнали в резервации. Последним был побежден Бешеный Конь. Его убили у Форта Робинзон. После этого свободных индейцев не осталось. Ястреб задумчиво устремил взгляд на желтую разделительную полосу автострады, стараясь осознать все, сказанное Мэгги, представить свой гордый народ побежденным, живущим в тюрьмах, устроенных для них бледнолицыми. Что с того, что они называются резервациями! О, этого не может быть. Индейцы рождены, чтобы быть свободными, жить среди гор, ветров, прерий. А теперь где их гордость, где их земля, жизнь? Как больно думать об этом! Он медленно покачал головой: — Нет… — Мне так жаль, Ястреб, но боюсь, что это правда. Насколько я понимаю, ты явился сюда, покинув свое время в 1872, ну, может быть, в 1873 году. В следующие четыре или пять лет жизнь, которую ты знал, коренным образом изменилась. — А разве ничего нельзя было сделать, чтобы избежать злой судьбы моего народа? — Не думаю. Многие тогда хотели обосноваться на Западе, белых людей привлекали угодья, плодородные земли. Сначала индейцы пытались остановить их, но, когда Кастер обнаружил залежи золота на Черных Холмах, на Запад устремились толпы искателей удачи. Среди них были и рудокопы, и купцы, и поселенцы. Их нельзя уже было остановить. — Так, значит, для моего народа нет никакой надежды — Не думаю, что дело обстоит совсем безнадежно. По крайней мере, не хотела бы так думать. Есть, люди, которым не безразлична судьба индейцев. Некоторые из них стали понимать, что твой народ умел обращаться с землей, как мудрый хозяин, а не истощать и губить ее, как иные пришельцы. Ястреб крепко стиснул руль. Вот зачем он послан сюда. Узнать судьбу своего народа. Так может быть, ему следует вернуться, чтобы предупредить соплеменников о тщетности борьбы, сказать, что бесполезно тратить силы, что им все равно не победить. Или побуждать их идти на битву, которая сулит неминуемое поражение? Но лучше умереть гордым воином на поле битвы, чем влачить жалкое существование в резервациях на подачки бледнолицых, потеряв всякую надежду на свободу! Есть еще один выход — остаться с Мэгги здесь и отказаться от прежней жизни навсегда. Ведь его возвращение теперь теряет всякий смысл. Он все равно не смог бы ничего сделать для своих людей, всего лишь сумел бы предупредить о том, что их ждет в будущем. — Ястреб… Мэгги положила руку ему на колено, он мельком взглянул на нее сбоку и вновь перевел взгляд на дорогу. — Ястреб, мне так тяжело. Как жаль, что я ничего не могу здесь поделать. Индеец наклонил голову, вдруг почувствовав непреодолимое желание коснуться ее. Он взял ее руку в свою, и так они ехали в полном молчании, пока не добрались до города. Старгис был своеобразным форпостом форта Мид, одного из военных укреплений, поставленных для обороны белых поселенцев и рудокопов от набегов индейцев. Седьмой кавалерийский округ, сформированный и усиленный после поражения Кастера, стал одним из первых постоянных гарнизонов. После битвы у Короткого Большого Рога уцелела лишь одна боевая лошадь по прозвищу Команч. Впоследствии она была с настоящими воинскими почестями погребена у форта Мид. А в 1944 году старый форпост преобразовали в Ветеранский правительственный госпиталь. И, как Мэгги прочла в одном из проспектов, Старгис являлся «красивым процветающим городом, расположенным на прекрасной равнине у восточной границы Черных Холмов, почти у подножия Медвежьей горы — места, где впервые заколыхался на ветру звездно-полосатый флаг, дорогой сердцу каждого американца». Когда они добрались до предместий, тяжкий вздох вырвался из груди Мэгги. А она-то надеялась на тишину и безмолвие маленького городка. Так оно и было раньше в те немногие разы, когда Мэгги случалось посетить Старгис. Но у нее совсем вылетело из головы, что сейчас, как обычно в августе, проводится ежегодная спортивная неделя, когда в Старгис стекается свыше восьмидесяти тысяч зрителей и участников, которых ждут показательные мотогонки и ралли на Черных Холмах. То была неделя всемирно известных состязаний — грандиознейшее мотошоу. И надо же им было попасть сюда именно теперь! В прошлом году состоялись пятнадцатые гонки, и Вероника рассказывала, что больше двухсот тысяч человек прибыли в город для празднования этого юбилея. Слава Богу, в этом году народу съехалось меньше, но ей казалось все-таки, что на улицах ужасно многолюдно. Мужчины и женщины — по виду ухе давно бабушки и дедушки — носились по главной улице на «хондах»; длинноволосые хиппи в черных кожаных куртках околачивались возле уличных тумб; несколько юнцов с немыслимо голубого цвета волосами гоняли на огромных «харлеях»; джентльмен в деловом «с иголочки» костюме восседал на большом красно-бело-голубом «судзуки». Среди приезжих она то там, то тут угадывала старожилов, одетых в клетчатые рубашки и голубые джинсы. Ястреб с любопытством взирал на пеструю толпу. Грустные раздумья о судьбе народа Лакоты на миг покинули его. Ему приходилось в свое время видеть нескольких бледнолицых, но ни один не был тогда одет так, как эти. Мелькали девушки в мини-юбках, в купальниках, открытых майках и тугих кожаных шортах. Некоторые были в сапогах, другие — босиком. Он обратил внимание: мужчины были кто в цветных рубашках и шортах, кто — в шортах без рубашек, обнаженные до пояса, кто — в костюмах и галстуках, кто — в туго обтягивающих джинсах и кожаных куртках… Он повернулся к Мэгги и, подняв бровь, заметил: — Вряд ли кто-нибудь заметил бы, во что я одет. — Полагаю, ты прав. Просто сумасшедший дом. Не знаю даже, сможем ли мы где-нибудь припарковаться. Ястреб кружил по городу с любопытством, опираясь по сторонам. Дома были в основном старые — деревянные, хотя встречались и современные строения. Мэгги выглядывала из окна, не переставая изумляться столпотворениям у киосков «Макдональдс» и «Пицца Хат». Когда они миновали очередной перекресток, она заметила дом с вывеской «Покер Алисы». Тут проживала Табс — некоронованная повелительница общества женщин-игроков Старого Запада. Алиса родилась в Англии, но закончила женскую школу в Соединенных Штатах. Позднее она вышла замуж за инженера-горняка по имени Дафилд, и они переехали в Колорадо, где муж и его приятели научили ее игре в покер. Алиса оказалась весьма способной к этому занятию и, когда муж погиб при взрыве в шахте занялась игорным бизнесом в целях заработка, следуя за золотоискателями от Лидвилла к Дэдвуду. Когда дело в Дэдвуде пошло на спад, Алиса переехала в Старгис, где и вырастила трех мальчиков и трех девочек. Мэгги подумала, что эта женщина прожила бурную, полную событий жизнь, и решила как-нибудь на днях навестить ее. «Покер Алисы» может послужить прекрасным материалом для будущей книги. Ястреб вел машину по Лазел-стрит. Вскоре они поравнялись с супермаркетом, где Мэгги решила купить все необходимое. Им пришлось объехать вокруг трижды, прежде чем удалось найти место для парковки. Мэгги затаила дыхание, когда он пытался поставить машину между «тойотой» и «доджем». Маневр удался, и Ястреб улыбнулся Мэгги. Он выпрыгнул из машины, чтобы достать из кузова кресло Мэгги. В таком столпотворении, подумала Мэгги, злосчастное кресло оказалось спасением: пропуская калеку, толпа расступалась, подобно водам океана перед лайнером. В магазине они двигались по проходу, выбирая нужные продукты, и Черный Ястреб чувствовал себя на редкость глупо, толкая перед собой корзину для покупок. Это вызвало у Мэгги невольную улыбку. — Нравится тебе это или нет, но у тебя есть кое-что общее с белыми мужчинами, — заметила она. — Дело в том, что большинство из них терпеть не может ходить по магазинам. Ястреб осторожно изучал консервы, которые снимал с полок, внимательно рассматривал картинки и хмурился, не в силах разобрать надписи. Ему пришло в голову, что, пожалуй, надо попросить Мэгги научить его читать и писать. Это могло бы пригодиться его соплеменникам. Возле мясного прилавка его внимание привлекли аккуратные упаковки. Он тщетно пытался представить, сколько же таких пакетов получится из туши бизона. Как же легко жить бледнолицым. Ведь индейцам надо было выследить бизона, убить его, снять шкуру, разделать тушу и, кроме того, доставить мясо в лагерь. А бледнолицым достаточно прийти в магазин, где мясо лежит в готовых упаковках. Нужно только привезти его домой и приготовить. Ястребу вдруг пришло в голову, как понравилось бы это его матери, Виноне. Его мать… Конечно, она думает, что сын погиб в битве, как и Волчье Сердце. Он гадал, что сталось с нею. Пошла ли она жить к своему двоюродному брату и его жене, заботятся ли о ней, сыта ли она? Ястреб с горечью в душе смотрел на горы разноцветных консервных банок, думая о бесконечных зимах, когда маленькие дети в лагере плачут от голода, когда старики отказываются от пищи в пользу молодых. А у бледнолицых еды больше чем достаточно. — Ястреб? Он перевел взгляд на Мэгги: она настороженно смотрела на него. — Все в порядке? — спросила она. — Да, я просто думал о матери. — Я думаю, что она тоскует о тебе. Он наклонил голову: — Я тоже тоскую о ней. Мэгги понимающе кивнула. Ее радужное настроение омрачилось мыслью, что вскоре он исчезнет. В голове Мэгги просто не укладывалось, как она станет жить, когда он уйдет. Она не хотела этому верить. Кроме консервов и мяса, они купили свежие фрукты и овощи, молоко и мороженое, туалетную бумагу («еще одно изобретение бледнолицых»-усмехнувшись, подумал Ястреб). Еще они взяли душистое мыло, зубную пасту и, наконец, с полной корзиной направились к кассе. Ястреб обратил внимание на штриховые коды, в который раз удивляясь изобретательности бледнолицых. Заплатив за покупки, они выбрались из магазина и в толпе покупателей направились по пешеходной дорожке. До Мэгги доносились обрывки разговоров и довольно неприятные реплики относительно прирученных индейцев и белых скво. Она грустно покачала головой. Трудно поверить, что расовые предрассудки так живучи среди людей. Мэгги исподволь взглянула на Ястреба и убедилась, что он больно задет услышанным. Лицо индейца помрачнело, челюсти были крепко сжаты. Она заметила, как его рука судорожно сжала ручку корзины с покупками, когда широкоплечий блондин-гонщик, одетый в кожаную куртку, указал дружку пальцем на них с Ястребом. — Вот чертовы краснокожие, — презрительно бросил гонщик, — почему они не сидят в своих резервациях, там, где их место? Ястреб готов был драться. Она видела, как напряглось его тело, как побелели костяшки пальцев, все еще сжимавших ручку корзины. Она потянулась к нему, схватив за руку: — Не надо, Ястреб. Прошу тебя. Он посмотрел на нее. Глаза индейца были полны ярости. — Пожалуйста, — снова сказала она, — это ничего не решит. Наконец, они добрались до своей машины. Ястреб легко поднял Мэгги с кресла и усадил в грузовик. Потом погрузил покупки и кресло в кузов и сел за руль. У Мэгги словно камень упал с души. Она была так рада, что они уезжают, и от всего сердца надеялась, что Вероника вскоре сможет вернуться к своим обязанностям. Тогда им больше не понадобится ездить сюда, и все эти неприятные впечатления забудутся. Они покинули город, и все плохое, казалось, осталось позади. Глава 20 Добравшись до ранчо, Ястреб помог Мэгги выгрузиться, отнес в дом покупки. Его сознание тем временем сопоставляло все сказанное Мэггй о судьбе Лакоты с тем, что ему довелось сегодня увидеть. Припомнил он и насмешливые слова наглого бледнолицего, одетого в черную кожаную куртку. Индеец сидел на кухне у стола, обхватив голову руками. Ему хотелось закричать во всеуслышание, что несправедливо гноить его соплеменников в резервациях только потому, что они другие и поступают иначе, чем белые; оттого только, что у них другие жизненные ценности. Ему хотелось крикнуть Мэгги, что его народ достоин уважения, свободы. Ведь он всегда жил на свободе. Им вовсе не нужны машины, компьютеры, продовольственные магазины. Но что Мэгги! Разве в ее руках судьба индейцев? Что толку доказывать ей это! Разве так решишь проблему? Как бы он желал найти способ изменить будущее, сделать так, чтобы его народ научился жить бок о бок с бледнолицыми, не поступаясь своими древними законами, традициями, обычаями! Жаль, что у него не было с собой ножа! Он бы заставил этого наглого бледнолицего уважать воина. Он смотрел на стены кухни, и ему казалось, что они смыкаются вокруг, душат его. Ястреб быстро вскочил на ноги, распахнул дверь и опрометью бросился из дому. Остановившись в конце двора, он обратил взор к Пана Сапа. Его кулаки сжимались и разжимались. Ястреб безуспешно пытался подавить гнев, вскипавший в душе. Ему необходимо вернуться к своим, увидеть соплеменников и жить так, как жили его предки испокон веков. Но он также хотел остаться с Мэгги, держать ее в своих объятиях и сделать своею навсегда. Внезапно он почувствовал, что Мэгги здесь, у него за спиной. Он глубоко вздохнул и повернулся к ней. — Мне так жаль. Ястреб. — Но почему? Ты не сделала ничего такого, чтобы обвинять себя. — Мне так тяжело, что ты несчастлив, что я не в силах помочь тебе вернуться, но я и не хочу, чтобы ты уходил. Улыбка смягчила его суровые черты: — Я не хочу уходить от тебя. — Но ты собираешься сделать это. — Да, когда придет время. Мэгги закусила губу. Ей хотелось плакать. «Остался один день» — подумала она. — Что ты скажешь о пикнике? — Пик-ник? — Я завернула все для ленча и подумала, что можно отправиться на Холмы и съесть все там. В этом и заключается пикник: хорошая еда в красивом месте вдали от дома с тем, кого любишь. — Как хочешь. Пойдем или поедем верхом? — Лучше верхом, — сказала Мэгги, задумчиво улыбаясь. Она вспомнила его сильные руки, поддерживающие ее на спине жеребца. Через десять минут они уже скакали к подножию холмов. Лучшего дня они не могли бы выбрать. Погода, как на заказ: тепло, но не жарко. На небе не видно ни облачка, оно было прозрачно-голубым. Таинственно шуршали хвоей сосновые деревья, как будто поверяя друг другу лишь им одним известные секреты. Счастливо вдыхая воздух полной грудью, Мэгги желала лишь одного: чтобы так было всегда. Они остановились на небольшом зеленом лугу, окруженном осинами и голубыми елями. Узкая речушка блестела на солнце, как стекло. На верхушках деревьев весело распевали птицы, а серая белочка с любопытством следила за ними темными глазами. Пока Ястреб расстилал на траве одеяло, Мэгги сидела на лошади, с восхищением следя за движениями его ловкого тела, игрою мускулов, которые не могла скрыть даже черная майка. Потом он взял у нее корзину с припасами для пикника, поставил возле дерева и вернулся за Мэгги. Ястреб взял ее на руки, глаза их встретились. Он смотрел так, словно надеялся найти в ее взгляде ответ на мучившие его вопросы. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как она последний раз обнимала любимого. Мэгги не отрывала от него глаз, дыхание перехватило. Но сердце опять сжалось от горькой мысли: решение Ястреба непоколебимо, и он уйдет от нее, покинет, как только это станет возможным. Но она хотела — о, как она желала испытать хотя бы миг любви, вырвать это мгновение у злой судьбы. Раз ему суждено вернуться в свой век, к своему племени, так пусть сделает ее своею, пока еще он здесь и с нею. Она опустила руки ему на плечи, ощутив, как он задрожал при ее прикосновении. Если бы она только знала наверняка: что он чувствует? Быть может, только сожаление? Ах, он чудо как красив. Скоро, совсем скоро он уйдет и, конечно, полюбит другую. Ему будет совсем нетрудно забыть белую женщину, жалкую калеку. Она оглянулась вокруг: зеленый луг, сверкающая вода в речушке, прозрачное голубое небо над головой… Как в раю, даже лучше! Ей, Мэгги, хоть на день стать бы Евой! Она молилась, просила Всевышнего, чтобы ей удалось соблазнить своего Адама… Мэгги от души надеялась, что он прочтет в ее взгляде немой призыв, поймет обуревающие ее чувства и пойдет ей навстречу. Только сегодня, хотя бы раз, но они должны принадлежать друг другу. Ястреб притягивал Мэгги все ближе, тела их сплелись. Он прочел в ее глазах страстное желание, заметил бьющуюся на шее голубую жилку. Юноша почувствовал, как собственное тело отзывается на близость Мэгги, ощутил жар, исходящий от нее, неповторимый, опьяняющий аромат. Вся его решимость устоять рухнула. Теперь он желал ее с не меньшим пылом, чем она его. Лишить себя счастья обладать любимой? Но как же он мог взять ее, а потом покинуть навсегда? — Ах, Мэгги, — прошептал Ястреб, с трудом оторвавшись от ее тела. Он опустил ее на одеяло и сел рядом. Глубоко вздохнул, стараясь унять охватившее его волнение, и улыбнулся любимой. — Что у нас на ленч? — Все, что ты любишь. Сандвичи с ростбифом, швейцарским сыром, помидорами и горой лука. Картофельный салат, пикули и к тому же шоколадный пирог на десерт. Черный Ястреб улыбнулся, наблюдая, как Мэгги стала хлопотать, снимая скатерть с корзины и выгружая бумажные тарелки, салфетки, банки содовой, которая так пришлась ему по вкусу. Потом она достала сандвичи, тщательно завернутые в фольгу. Он ел далеко не с таким аппетитом, как прежде. Ястреб был не в состоянии думать ни о чем, кроме как об этой женщине. Ее близость была единственно значимой для него сейчас. Он потянулся за салфеткой, она тоже. Пальцы их встретились. Ястреба словно ударило током. Он поднял голову. Ее глаза сияли — голубые, как небо, глубокие, как Миссури. Полураскрытые розовые чувственные губы, казалось, звали его, жаждали поцелуев… Ястреб не мог преодолеть себя. Отказаться еще раз ощутить вкус ее губ? Это все равно, что запретить солнцу сиять на небе. Пропустив руку под густой волной ее волос и обхватив шею, он медленно привлек Мэгги к себе, прильнув губами к ее губам. Он заметил, как затрепетали ее веки, уловил еле слышный счастливый возглас. Она чуть не задохнулась — так глубок был поцелуй. Он прошептал ее имя, не отрываясь от губ Мэгги. Она откликнулась: —Да, о да! Тогда Ястреб почувствовал, как кровь вскипела в жилах. С хриплым стоном он опустил ее к себе на колени, крепко сжимая в объятиях. В тот момент Черный Ястреб забыл и прошлое, и будущее. Ничего не существовало на свете, кроме этой необыкновенной женщины. Казалось, сердце Мэгги вот-вот разорвется от счастья. Она замерла в ожидании. Наконец, думала она, ее чувства найдут выход. Наконец, их тела сольются. С этого дня она станет принадлежать ему. Как долго Мэгги мечтала об этом. Он осторожно уложил ее на одеяло, Мэгги смотрела на него широко открытыми глазами и видела в целом свете его одного — своего любимого. Глаза индейца потемнели от страсти. Внезапно выражение его лица изменилось. Теперь в нем мелькнула тревога. — Ястреб, что, что случилось? — вскинулась Мэгги, но он не ответил. Вскочив на ноги, он напряженно всматривался вдаль. И тут она тоже услышала рев мотоцикла. Шум приближался. Их было двое. Двое мужчин мчались на огромных черных «харлеях». Гонщики были одеты в джинсы «ливайс», черные кожаные куртки и черные блестящие шлемы. Когда мотоциклы остановились. Черный Ястреб закрыл собою Мэгги. Прежде чем спрыгнуть на землю, гонщики сняли шлемы, и тут Ястреб узнал в одном из них того наглого парня. Этот бледнолицый заявил тогда у супермаркета, что все краснокожие должны оставаться в резервациях и не высовываться. — Ну, краснокожий, — сказал белобрысый, нагло бросив взгляд на одеяло, — вот мы и встретились снова, — он ухмыльнулся, глядя на Мэгги. — Как дела, крошка? Она только мотнула головой, не в силах и слова вымолвить от страха, безотчетно возраставшего с каждой секундой. — Неплохо? А пикник! Мне не доводилось быть на пикнике с тех самых пор, как я перестал быть сопливым щенком. Что-нибудь осталось? — Немного, — ответила Мэгги. Она потянулась к корзине, достала сандвич и протянула ему. Он хмыкнул и заглянул в корзину: — А пиво? — Нет, — она быстро взглянула на Ястреба. Он неподвижно стоял возле одеяла и переводил взгляд с белобрысого гонщика на его дружка, который по-прежнему оставался возле своего «харлея». — Винс, иди-ка сюда, поешь! Тот, кого звали Винсом, помотал головой. — Я не голоден, — ответил он, нагло оглядывая Мэгги с головы до ног, — во всяком случае, в отношении еды. Белобрысый гонщик ухмыльнулся и стал жадно поглощать сандвич. Потом повернулся к индейцу: — А ты что здесь торчишь, краснокожий? Черный Ястреб вскинул голову. Тело его напряглось, готовое к прыжку. Второй раз за этот день он горько пожалел, что безоружен. Гонщик уставился на Ястреба. Белесая бровь насмешливо приподнялась: — Что-то ты плохо выглядишь? — Я бы хотел, чтобы вы убрались отсюда. — Ха, да только это у тебя не выйдет. Гонщик сунул руку в карман куртки и выхватил нож. Это было настоящее оружие — длиной шесть дюймов с зазубренными краями. Нож зловеще блеснул в воздухе. Второй гонщик двинулся к ним. У Мэгги перехватило дыхание. Ястреб встал между ними. Молодой индеец был выше и шире в плечах, но он — один, а их — двое. К тому же Ястреб был безоружен. — Мне всегда хотелось проучить краснокожего, — заметил белобрысый, проводя большим пальцем по лезвию ножа, — а может быть, и снять скальп. Человек по имени Вине, ухмыляясь, извлек металлический прут. — Займись-ка им, Рокко, — гнусаво протянул он, разглядывая Мэгги, — я никогда не позволю себе заставлять даму ждать. Мэгги в страхе озиралась в поисках какого-нибудь оружия, но единственное, что ей удалось отыскать, была вилка. Она судорожно сжала ее и спрятала под собою. Рокко подступил к Ястребу, держа нож в вытянутой руке. Он взмахнул оружием и сделал мощный бросок вперед, словно гремучая змея, бросающаяся на свою жертву. И в ту же секунду сталь вонзилась в плоть — и на щеке Ястреба осталась узкая глубокая рана. Но Ястреб тоже сделал бросок вперед, и прежде, чем Рокко успел вновь нанести удар, он обхватил рукой его лодыжку и, навалившись всем телом, свалил его навзничь. Не давая ему опомниться, Ястреб оседлал бледнолицего и выхватил у него нож. Он взмахнул им над врагом — и в этот момент услышал предостерегающий крик Мэгги. Индеец метнулся в сторону, и нож Винса лишь разорвал его майку. Проворно вскочив на ноги, Ястреб устремился к Винсу с ножом в руке. Мэгги закричала: — Не надо. Ястреб! Враги наступали на него с двух сторон. Она видела, как поднялся Рокко, и знала, что Ястребу трудно справиться сразу с двумя врагами. Вине и Ястреб подступали друг к другу, ножи блестели на солнце. Ястреб ранил врага — на левой руке Винса кровоточила глубокая рана. Ястреб отпрянул, его ноздри трепетали от запаха крови и пота. Он бросил молниеносный взгляд в сторону Рокко и резко развернулся, отражая удары Винса. Громкий скрежет металла зловеще раздавался в тишине, природа, казалось, замерла. Винc бросился на противника, яростно взмахнув ножом. Ястреб нагнулся и нырнул ему под руку. Когда он почувствовал, как нож вонзился в тело бледнолицего, военный клич племени лакота вырвался из его груди. Винc громко бранился, прижимая правую руку к ране в боку. Из раны струилась кровь. — Рокко, сюда, — позвал он и бросил нож дружку. Ястреб развернулся к Рокко. Мгновение они меряли друг друга взглядами, потом сошлись в яростном поединке. Это было впечатляющее зрелище. Клинки сверкали на солнце. Мэгги не отрывала глаз от Ястреба, пораженная произошедшей в нем переменой. Он казался настоящим воином, несмотря на джинсы и майку. Когда он наносил удары, в темных глазах горел мрачный огонь, лицо было искажено яростью, и он являл собою устрашающее зрелище. Она забыла про Винса, пока не обнаружила, что он здесь, рядом. Он оторвал лоскут от майки, перевязал рану и стоял на коленях возле Мэгги, не сводя с нее светло-карих глаз, горевших от возбуждения. Когда он дотронулся до нее, Мэгги отшатнулась, не скрывая отвращения. Его пальцы казались толстыми волосатыми гусеницами. — Нет! — она царапалась, вырывалась, отворачивалась, избегая ненавистных поцелуев. От него несло перегаром, он схватил ее, сдавив пальцами подбородок, домогаясь любви. Мэгги закричала от ужаса. Она содрогалась от отвращения, и когда он чуть приослабил хватку, быстро нащупала вилку и вонзила в его правую щеку. Вине взвыл от боли и сильно наотмашь ударил ее по лицу. Ее крик заставил Ястреба обернуться. Он пришел в полное неистовство, увидев, что Винc поднял руку на любимую. Уловив момент, Рокко бросился вперед. Ястреб боковым зрением заметил это и отпрянул в сторону, так что лезвие ножа, направленное ему в живот, скользнуло по ребру. С криком гнева Ястреб кинулся на Рокко и снова поверг его навзничь на землю, а затем, быстро вскочив на ноги, устремился на Винса, чтобы защитить Мэгги. Он схватил врага за горло и крепко сжал. Глаза Винса закатились. — Остановись, Ястреб! Ты убьешь его! Прошу, прошу тебя — остановись, — она схватила его за плечо и трясла, пока он не прекратил душить Винса. Ястреб с трудом заставил себя убрать руки от горла бледнолицего. Сев на землю, он тяжело дышал, стараясь справиться с охватившим его безудержным гневом. Только овладев собою, он повернулся к Мэгги. Лицо ее было белым, словно полотно, на щеке синел кровоподтек. Мэгги со страхом взирала на кровь, сочившуюся из раны на его щеке и стекавшую на грудь. — Ты ранен! — Все в порядке. — Но ты в крови! Он опустил глаза. Из раны на боку также сочилась кровь. Потом дотронулся до спины. — Все в порядке, — повторил он и нежно провел кончиками пальцев по ее щеке, где остался след от удара Винса. — Он ранил тебя? — Нет, — нервно засмеялась она, — только поцарапал чуть-чуть… Ты страшно встревожил меня, Ястреб. Я так испугалась, что ты сейчас убьешь его. — Он был бы уже покойником, если бы не ты… — Пойдем отсюда, пока не поздно. Ястреб согласился с Мэгги. Вскочив на ноги, он быстро собрал все в корзину, свернул одеяло и поднял Мэгги на коня. Потом с ножом в руке наклонился к Рокко. Мэгги затаила дыхание, когда он, захватив рукой волосы белобрысого, отрезал их, оставив ежик не длиннее четверти дюйма. Потом Ястреб подбежал к мотоциклам. Она наблюдала, как он ножом проткнул шины и вспорол черные кожаные сиденья. Одна сторона ее натуры, которая не могла отрешиться от представлений цивилизованного общества, была шокирована таким варварским поступком. Но другая сторона, та, что была ею самой, жаждала отмщения — и Мэгги улыбалась тому, что оно свершилось. Винc и Рокко зашевелились, тогда Ястреб вскочил на коня и пустил его вскачь. Они уехали со злополучного луга, не оглянувшись. Глава 21 Дома Мэгги настояла на том, чтобы обработать и перевязать раны Ястреба, хоть он и уверял, что нет ничего серьезного. В конце концов он согласился, но сначала направился в кораль — позаботиться о жеребце и задать корм скоту. Теперь он сидел в кресле на кухне, вновь облаченный лишь в набедренную повязку и мокасины. Мэгги промывала раны на его лице, ребре и спине. Она касалась их нежно и осторожно. Ему казалось даже, что боль отступала под взглядом ее ласковых глаз. Он прикрыл веки, а она стала бережно втирать прохладную мазь в многочисленные порезы. Мэгги двигалась вокруг него и была так близко. Он вдыхал ее аромат, наслаждаясь прикосновениями легких рук, когда она так настойчиво и умело бинтовала его раны. Ястреб медленно открыл глаза. Взял в ладони лицо Мэгги: — Мэг-ги, что мне делать? — Все, что хочешь. — Я чувствую себя так, словно у меня отняли часть души, — прошептал он хрипло, — всю жизнь я стремился быть воином, охотником, сражаться и побеждать. — И ты сражаешься прекрасно, — сказала Мэгги, слабо улыбнувшись. — Любой воин должен был бы сделать то же самое. — И так поступает любой? — Любой, кто стоит того, чтобы его звали воином, станет драться за свою женщину. — Но ведь я — не твоя женщина. Ее слова были, как нож в сердце. Да, она не принадлежала ему, и он не смел ее трогать. Даже с ее согласия он не мог овладеть ею, зная, что вскоре должен уйти. Ястреб не мог остаться здесь и не должен связывать себя. — Мэгги, почему ты живешь так одиноко? Ты так хороша, так жаждешь любви. Почему бы тебе не найти спутника жизни? Она взглянула прямо, и ее ясные голубые глаза заблестели от навернувшихся слез: — Он у меня есть. — Ах, Мэгги, — прошептал он, — если бы ты знала, что происходит со мною, когда ты так смотришь на меня… Она медленно покачала головой: — Скажи мне. — Я хотел бы… — слова застряли в горле, когда он увидел, как слеза скатилась по щеке Мэгги. — А знаешь, чего я хочу? — спросила Мэгги. — Я хочу стать твоей здесь, сейчас, хотя бы раз. — Хотя бы раз, — повторил он. И понял, что больше не в силах противиться. Ястреб не мог отвергнуть ее, как не мог бы отвергнуть самого себя. Хорошо это или нет, но она нужна ему, как воздух, как вода, как жизнь. Мэгги преследовала его во сне, входила в видения. Она связана с ним так же, как он связан с Черными Холмами, землей, где был рожден. Это ее, Мэгги, зов перенес его сюда. Может быть, тут таятся причины, неизвестные им обоим. Кровь застучала в висках, он больше не мог бороться с собою и подавлять желание, что он делал с тех пор, как впервые увидел ее. Ястреб встал, подхватил Мэгги на руки, поцеловал и пронес через прихожую в спальню. Войдя, опустил ее на кровать и присел рядом. Он снова заколебался. Ястреб никогда еще не знал женщины. Что, если сейчас он разочарует ее? Все может быть. Он глубоко вздохнул, отгоняя эти мысли, потом поцеловал ее — и все сомнения тотчас покинули его. Его руки и губы осторожно ласкали ее тело. Пальцы медленно гладили кожу. Ведь это их единственная ночь, и он хотел, чтобы она продолжалась вечно. Он лег возле любимой и притянул Мэгги к себе. Уста их слились. Руки робко ласкали друг друга. Пальцы Мэгги скользили по рукам Ястреба. Она вновь радостно изумлялась игре великолепных мускулов под упругой бронзовой кожей. Тело Ястреба казалось жарким, как солнце, твердым, как земля, оно излучало необыкновенную энергию и силу. Кончики пальцев Мэгги словно опаляло огнем. Руки ее прижались к его груди, скользнули к животу, достигли бедер. Она ощутила, как сразу участилось его дыхание. Руки Ястреба проникли под ее блузу, лаская груди, наслаждаясь их гладкой и нежной округлостью. Он с трудом справился с ее бюстгальтером, непрестанно шепча ее имя. Потом все покровы оказались сброшены — и вот она уже лежала обнаженная, и их разделяла только набедренная повязка индейца. Они прильнули друг к другу, и Ястреб решил, что никогда не знал ничего прекраснее этого сладостного женского тела, ничего более волнующего, чем вкус ее губ. Мэгги не могла сдерживать свои чувства. Ее руки стремились к его плечам и рукам. Ее вновь волновала широкая бронзовая грудь, прикосновения к его коже. Она смело потянула повязку, а потом, вдруг смутившись, отпрянула, когда он быстрым движением отбросил ее. Ястреб стал тяжело дышать. Последняя преграда между ними исчезла. Его поцелуи стали настойчивее. Она чувствовала, как растет напряжение, страсть, которая заставляла ее тело извиваться от овладевшей ею сладкой муки. Его голос срывался, шепча ее имя. Потом тела индейца и белой женщины слились, они стали как бы одним существом. Его тело содрогалось, он обладал ею, сжигая ее своими объятиями и поцелуями, а Мэгги все сильнее прижималась к нему, стремясь передать ему жар своего тела, соединить сердца, заставить их биться в унисон. Она, наконец, была счастлива и удовлетворена. Позже, когда он заснул, Мэгги вновь прильнула к любимому. Теперь она принадлежала Ястребу. Эта дивная ночь пробудила в них страсть и любовь. Быть может, она безотчетно всем своим истосковавшимся сердцем призывала его сквозь века. А если все, что случилось с ними, не случайно и назначено судьбой? По-видимому, она, Мэгги, родилась не в то время… или индеец появился на свет прежде, чем это было предрешено? Что, если судьба стремится исправить эту трагическую ошибку и соединить их? Как будто невероятно… но Мэгги так хотелось поверить в чудо! Задумчиво улыбаясь, она посмотрела в окно. Стояла тихая ночь. Казалось, еще чуть-чуть, и до луны можно дотянуться рукою — так низко стояла она на небосклоне. Полнолуние. Мэгги сразу отвернулась. Она и помыслить не могла о том, что придет следующее полнолуние и Ястреб покинет ее навсегда. Открыв глаза, она уловила запах кофе и поджаренной ветчины. Насторожившись, Мэгги вцепилась в простыню. Так Вероника вернулась? Мэгги поискала глазами свое кресло и тут же вспомнила, что оно осталось в кухне. Она восстановила в памяти картины минувшей ночи, и ее бросило в жар. Глубокая радость охватила душу. Мэгги готова была громко смеяться от пронзительного счастья, ни с чем не сравнимого душевного состояния, глубоко благодарная провидению за чудную, волшебную ночь. Мэгти подняла глаза — Ястреб стоял в дверях, держа в руках поднос с двумя чашками кофе, двумя тарелками, доверху наполненными ветчиной, яичницей и бутербродами. — Ты сам все приготовил! — воскликнула Мэгги. — Я проголодался, — с серьезным видом ответил он, — а кроме того, похоже было, что ты проспишь весь день. — Я очень устала, — объяснила она. — Я знаю, — ответил он, пряча улыбку. — А сейчас я очень хочу есть. Улыбнувшись, Ястреб пересек комнату и, поставив поднос на постель, сел напротив Мэгги, не отрывая от нее глаз, пока она ела яичницу. — Совсем неплохо, — одобрила она и вспыхнула, обнаружив, что простыня соскользнула с колен. Ястреб судорожно сглотнул. Его желание пробудилось с новой силой при виде ее обнаженной груди и живота. — Ястреб… Поняв охватившее ее смущение, он вскочил, поднял ее ночную рубашку и набросил на нее, прикрывая обнажившееся тело и целуя ее. — Так лучше? — Да, спасибо, — прошептала Мэгги, избегая его взгляда. Подавив улыбку, он снова сел на кровать и взял кусочек бекона. Завтрак закончился в полном молчании. Затем Ястреб взял поднос и унес его в кухню. По возвращении он заметил, что Мэгги чем-то расстроена. — В чем дело? — спросил он. — Мне надо… хотелось бы… принять ванну. Она мылась губкой с тех пор, как Вероника покинула ранчо, но этим утром ей нужна была горячая ванна. — А, — он знал, что обычно ей помогала Вероника, но сейчас ее здесь нет, — я наполню тебе ванну. — Но… — Пусть это тебя не смущает, Мэгги, — нежно успокоил он, — я помогу тебе в ванной и, если хочешь, не стану даже смотреть на тебя… Глупо, что ее смущают такие мелочи после того, как они вместе провели эту ночь, но она ничего не могла с собой поделать. Кроме того, ведь это была их единственная ночь. — Спасибо, Ястреб. Он кивнул и отправился наполнять ванну. Ястреб вернулся, неся в руках большую банную простыню, в которую Вероника всегда закутывала Мэгги после купания. Он кинул простыню ей на колени и вышел, чтобы она могла раздеться. Когда Мэгги была готова, а ванна наполнена водой, он отнес ее туда и осторожно опустил в воду. Коротко кивнув, он вышел, закрыв за собой дверь. Воображение его разыгралось, он представил, как она сидит в ванне, среди переливающейся мыльной пены. Что если соединиться с нею там, в горячей мыльной воде? Спасаясь от мучивших его картин, он вышел из дому, устремившись в конюшню. Он целых двадцать минут расчесывал гриву черного жеребца — и все это время воображение рисовало ему Мэгги, распростертую на кровати, Мэгги, сидящую в ванне в окружении белой мыльной пены, Мэгги, улыбающуюся ему, сидя верхом на жеребце. Лучше бы он не прикасался к ней! Она сказала, что хочет любви на одну ночь, всего лишь раз. Только раз! Но как держаться на расстоянии теперь, когда он познал ее? Теперь, когда он помнил ее аромат и то, как соединился с ее ждущим телом, слышал сдавленный крик наслаждения? Теперь, когда он насладился счастьем в ее объятиях… Когда Ястреб направился к дому, то был возбужден, как никогда. Он постучал, вошел в ванную и, не глядя на Мэгги, подал ей полотенце. Потом, подождав, пока она обернется им, взял ее на руки и понес по коридору. Войдя в спальню, он опустил ее на кровать, прикатил кресло из кухни — и почти выбежал из спальни, боясь, что если останется еще хоть на мгновение, то больше не сможет сдерживаться и отвечать за свои действия. Он выскочил в прихожую, отдышался, спрашивая себя: как мог он несколько месяцев находиться возле Мэгги и держать себя в руках? В этот момент он услышал, как у крыльца остановилась машина. Чуть позже послышался стук в дверь. — Я открою, — сказала Мэгги. Ястреб обернулся и встретил ее улыбку. На ней были черные брюки и красная шелковая блуза. Еще влажные волосы красиво обрамляли улыбающееся лицо. Ястреб тяжело вздохнул. Она была так волнующе хороша, что один лишь взгляд на нее наполнял его жгучим желанием. Мэгги нахмурилась при виде заместителя шерифа, представшего перед нею на крыльце. — Да? Чем могу быть вам полезна? — Мисс Сент Клер? — Да. Это я. — Я разыскиваю индейца, известного под именем Черного Ястреба. Шериф Холистер сказал, что я найду его здесь, — Что-нибудь случилось? — У меня ордер на его арест. — Арест? — Да, мэм. Он обвиняется в вооруженном нападении и нарушении границ частных владений. Мэгги во все глаза смотрела на констебля, не в силах поверить в то, что двое негодяев-гонщиков действительно посмели подать жалобу на Ястреба. — Могу я войти? — осведомился Джонсон. — Конечно, прошу вас. Полицейский метнул хмурый оценивающий взгляд на Ястреба и только тогда вошел. — Вы должны следовать за мною, сэр. — Но это же была самооборона, — быстро вмешалась Мэгги. — Поверьте — первыми начали они. Один из них выхватил нож… — Все может быть, — ответил констебль, по-прежнему глядя на Ястреба. — У меня ордер на арест этого человека, и я намерен доставить его на допрос. Заметив, что Ястреб отступил на шаг, констебль тут же извлек оружие. — Мне придется пустить его в ход, — предупредил он. — Не делайте глупостей, или я вынужден буду применить силу. Мой долг — доставить вас в тюрьму. Индеец бросил оценивающий взгляд на констебля, прикидывая шансы на побег. Бледнолицый был довольно высокого роста, широкоплечий и загорелый. Одну руку Джонсон положил на приклад оружия, наставив дуло на Ястреба. — Ястреб, не волнуйся. Все обойдется. Он не верил в это и почти готов был бежать, но понимал, что бледнолицый с радостью всадил бы ему заряд в спину. Это было просто написано на его лице. В конце концов. Ястреб смирился с неизбежным и позволил защелкнуть на своих запястьях стальные наручники. Когда он оказался на заднем сидении полицейской машины, в душе его царил страх. Ястреб бросил прощальный взгляд на Мэгги — она тоскливо следила за ним с крыльца. Мотор взревел, вот они уже миновали поворот, и Мэгги исчезла из виду. * * * Тюрьма оказалась в цокольном этаже здания суда. Там записали его данные: имя, рост, вес. Ястреба обыскали, сняли наручники и взяли отпечатки пальцев. Офицер нахмурился, услышав, что у Ястреба нет никаких документов, нет постоянного места жительства, работы. Проворчав что-то о «проклятых индейцах», офицер запер его в камере. Ястреб огляделся. Стены обиты металлическими листами, на дверях решетка. В камере оказались три койки — все пустые. Две соседние камеры были точно такие же, а одна, большая, вмещала двенадцать коек. Однако тут была существенная разница. Все остальные камеры, кроме его собственной, были заполнены людьми. Ястреб мерял шагами помещение. Гнев его возрастал с каждой минутой. Его, свободного индейца, никогда в жизни не запирали, да еще в такой тесноте. Он так привык к свободе! Возбуждение узника росло, образ Бешеного Коня всплыл в его мозгу. Мэгги рассказывала ему, что отважного воина убили в форте Робинсон при попытке бегства из железного дома бледнолицых. Ястреб в отчаянии сжал кулаки, спрашивая себя: не ждет ли его та же судьба? Увидит ли он Мэгги еще когда-нибудь? Глава 22 Она оставалась на крыльце, пока полицейская машина находилась в пределах видимости, а потом вернулась в гостиную. У Бобби не было телефона, поэтому Мэгги позвонила на переговорный пункт в Сосновую Рощу и оставила вызов, попросив телефониста повторить заказ дважды, чтобы быть вполне уверенной в успехе. Повесив трубку, она выглянула из окна. Мэгги помрачнела, когда на глаза ей попался грузовик напротив дома. Ах, если бы она могла вести этот проклятый грузовик, то поехала бы в город и вызволила Ястреба из тюрьмы. Она попыталась представить, что он сейчас чувствует, о чем думает… В горле у Мэгги застрял комок. Слезы хлынули из глаз, когда она представила любимого, запертого в ужасной тесной камере, как в клетке. Как мог он, свободолюбивый индеец, выносить это? Она снова заплакала, слезы струились по щекам. Мэгги в тоске перебиралась из одной комнаты в другую. Все напоминало здесь о любимом. Она вспоминала его присутствие, его взгляды, прикосновения, то, как он изумлялся телефону, телевизору, стерео. Все это немного пугало его, но он старался не подавать вида. Ведь воины не ведают страха. Мэгги слабо улыбнулась, вспомнив, как быстро ему пришелся по вкусу телевизор, и то, что как раз в это злополучное утро он приготовил для нее завтрак. Она вспомнила, как он любил ее… Мэгги плакала весь день, сердце стремилось к нему. Как он, наверное, одинок теперь! Ночью ее мучили кошмары, ужасные кошмары. Ястреба обвинили и отправили в тюрьму, где, вполне возможно, он подвергнется насмешкам и издевательствам. А вдруг он в отчаянии покончит с собой? Телефонный звонок вырвал ее из страшных снов. Мэгги рывком села на кровати и схватила трубку. Это был Бобби. — О, Бобби, — заплакала она, — Ястреб в тюрьме и я не знаю, как попасть в город и вызволить его из беды. — В тюрьме?! — воскликнул Бобби. — Но почему? Так кратко, как только могла, Мэгги объяснила, что случилось. Она вздохнула с огромным облегчением, когда Бобби пообещал немедленно отправиться в Старгис. — У тебя хватит денег для залога? — Я достану, не беспокойтесь. — Удачи тебе, Бобби. Пожалуйста, поспеши. — Уже еду, — успокоил он, — не волнуйтесь. Дав отбой, Мэгги выглянула из окна спальни. — Не беспокойся. Черный Ястреб, — прошептала она, — помощь близка. * * * Ястреб стоял посреди камеры. Он насторожился, услышав звук ее голоса. Вскоре он послышался снова — голос Женщины-Призрака звучал так ясно, словно она была тут, рядом: «Не беспокойся, Черный Ястреб. Помощь близка.» — Мэг-ги, — чуть слышно слетело с его губ. Со звуком ее имени в камере словно блеснул луч надежды, осветивший мрак сгущающегося отчаяния. Ястреб всю ночь не спал, меряя шагами отведенное ему пространство. И утром он метался, как лев в клетке, изнурив себя до изнеможения. Он отверг предлагаемую пищу… Сидя на корточках в углу камеры, Ястреб закрыл глаза и терзался противоестественным для него существованием за решеткой. Он знал, что скорее примет смерть, чем согласится провести остаток жизни в тюрьме. Да и как назвать это жизнью? Никогда больше не видеть солнечных прерий. Черных Холмов, лишиться Мэгги! — Ястреб. Он повернул голову и увидел рядом неведомо как появившегося Бобби. — Ты в порядке? — спросил тот. Ястреб кивнул головой, не веря своим глазам. Он так радовался появлению Бобби, как в жизни никому никогда не радовался. — Мэгги дала мне знать, что ты тут. Через пару минут я освобожу тебя. И действительно, через полчаса они уже покинули мрачное здание суда. Бобби, став постоянным жителем округа, имел право поручиться за Ястреба. Денежного залога при этом не требовалось. Ястреб дал подписку о том, что обязуется явиться в суд в установленное время, чтобы ответить на выдвинутые против него обвинения. Теперь они могли идти. — Как ты — голоден? — спросил Бобби. — Я-то еще не завтракал. Ястреб кивнул. У него совершенно не было аппетита, когда его заперли в этот адский железный дом, выдуманный бледнолицыми. Но сейчас он смог бы съесть целого бизона с рогами и со всеми потрохами. — А есть такое место? Ты знаешь, куда идти? — Куда? — Бобби усмехнулся. — Да в этом городишке полно мест, где мы сможем поесть. Их называют ресторанами. Кафе-экспресс славится хорошей кухней. Пойдем. Ястреб печально смотрел на многолюдные улицы города. Бледнолицые глазели на него, как на диковину. Такие люди, как тот констебль, что арестовал его, не хотят верить ни одному сказанному им слову. Они ни на минуту не поверили, что драку начал белобрысый гонщик. Из своего печального опыта Ястреб вынес, что бледнолицые вообще не доверяют индейцам ни в чем. — Я бы лучше вернулся в дом Мэгги, — сказал он, наконец. — Что ж. Я согласен. Машина Бобби стояла у здания суда. Это оказался старый спортивный автомобиль с фанерой вместо одного бокового стекла и разбитыми задними фарами — как раз то, что бледнолицые называют «индейской машиной». Но служила она своему хозяину исправно. Он положил руку на руль, повернул ключ. Ястреб сел рядом. Бобби молча следил за дорогой, пока они не выехали из города. Тогда он откашлялся: — Могу я… э, спросить тебя кое о чем? — Конечно. — Как ты думаешь, может ли человек по ошибке родиться не в свое время? — Что ты имеешь в виду? — Приходилось ли тебе когда-нибудь чувствовать, что ты чужой для своего времени, что тебе следовало родиться в ином веке? Не знаю, как объяснить, но я всегда чувствовал, что мне предназначено стать воином, что мне следовало родиться сто лет назад. — Но я всегда знал, кто я и какому времени и месту принадлежу, — ответил Черный Ястреб, — по крайней мере, до сих пор. — А ты не поменялся бы со мной местами, если бы, конечно, мог? Ястреб хотел было покачать головой, но мысль о Мэгги остановила его. Если бы только это было возможно! Если бы он мог послать вместо себя Бобби! — Я собирался побыть с семьей, пока не придет время отправиться в колледж, — сказал Бобби, — но если с тобой все в порядке, то я бы остался у мисс Сент Клер. Мне пришло в голову, что ты мог бы в свободное время посвятить меня в тайны наших шаманов прошедшего века. — Я научу тебя всему, что знаю, — ответил Ястреб, — но должен предупредить, что многого еще не знаю сам. * * * Мэгги ждала их на крыльце. Она горячо поблагодарила Бобби за помощь, заверив его, что будет рада, если он останется здесь. Она благодарно улыбнулась, когда он выразил готовность пойти присмотреть за лошадьми. Мэгги в душе благословляла мальчика за проявленный такт. Он понял ее желание остаться наедине с любимым, подумала она. Но когда Бобби вышел, Мэгги не могла придумать, что сказать. Она устремила взгляд на Ястреба, который стоял у крыльца и смотрел на Холмы. Она, казалось, читала в глубине его души. Как он кипел гневом против Рокко и Винса! Они пытались оскорбить его женщину, унизили его, бросив в тюрьму. Гнев Ястреба был направлен и против офицера, заточившего его в камеру. Он ненавидел всех бледнолицых. Всех, кроме нее. Мэгги — это совсем другое. Она принадлежала к племени бледнолицых, его врагов, но все же он любил ее. — Ястреб, с тобой все в порядке? Он коротко кивнул, пристально вглядываясь вдаль, где вставали величественные Черные Холмы. Черный Ястреб чувствовал зов Священной Пещеры, где он обретет покой и уверенность. Он на мгновение прикрыл глаза, и его обступила мгла Пещеры. Она обещала ему вернуть его домой, к своему народу. — Представляю, сколь ужасно было пребывание в тюрьме, — сочувственно произнесла Мэгги, — я делала все, что могла, чтобы как можно скорее вызволить тебя оттуда. — Все в порядке, Мэг-ги, — успокоил он, но гнев не оставил его души. Как унизительно было для гордого воина-индейца сидеть взаперти, за железными дверями, подобно зверю, запертому в клетке. А мучительнее всего было то, что юный Бобби видел его в таком жалком положении. * * * Следующие две недели Ястреб посвятил обучению Бобби тайнам искусства шаманов. «Это похоже на ускоренный курс» — подумала Мэгги, следя за ними. И как только эта мысль пришла ей в голову, она тут же ясно осознала, что это действительно так и есть. Ястреб старался передать Бобби все, что знал о знахарстве, о тайнах существования, и торопился именно потому, что ему, Ястребу, не долго осталось жить с ними. Мэгги казалось, что она каждый день теряет частичку любимого, словно он неустанно возводил между ними непроницаемую стену. Мэгги не отрывала глаз от профиля Ястреба, его прекрасных черт, чтобы сохранить в памяти облик любимого. Она решила вновь изобразить его на полотне, пока он еще здесь, с нею. Спустился вечер, но Ястреб с Бобби все еще не возвратились в дом. Мэгги ясно видела их из окна и начала набросок. Вначале она очертила профиль Ястреба, потом анфас, и, наконец, изобразила любимого верхом на жеребце. Ее пальцы уверенно держали карандаш, она совершенно увлеклась этим занятием, и, когда наброски были готовы, стало видно: это лучшее, что она когда-либо создавала. Прежние полотна были вовсе неплохи, но несколько сдержанны, холодноваты. В теперешних изображениях явственно ощущались сила и гордость, присущие Ястребу. Мэгги таинственно улыбалась. Конечно, это не от того, что ее дарование возросло. Но теперь она знала своего героя, и знала так близко, как никого не знала до сих пор. Вот почему новые портреты столь отличались от прежних. Наклонившись, она перевернула листы и отправилась в кухню приготовить обед. Она подумала о том, как обрадуется Ястреб своим любимым блюдам: отбивной и жареному картофелю, кукурузе, булочкам и кофе. Она испекла и торт, разумеется, шоколадный. Обед был готов, стол накрыт, и Мэгги выехала в своем кресле на крыльцо, чтобы позвать мужчин. Но там стоял только Бобби. — А где же Ястреб? — спросила, оглянувшись, Мэгги. — Его нет. — Нет? — Он уехал верхом. Мэгги изо всех сил старалась совладать с охватившей ее паникой, убеждая себя, что сейчас лишь первая фаза луны. Ему еще не время идти к Пещере. — Обед готов. Трапеза прошла тихо. Бобби быстро поел и, почувствовав, что Мэгги хочет побыть одна, извинился и ушел. На Мэгги нахлынуло чувство горького одиночества, на сердце легла страшная тяжесть. Она машинально прибирала в кухне. Ее мучила тревога: куда мог исчезнуть Ястреб? За последнее время он так издергался, казался раздраженным сверх меры. Что, если он уже ушел навсегда? А если это не так, то где же он? Ястреб, наверное, ушел, исчез в глубине Черных Холмов, и Мэгги никогда больше не увидит его вновь. Она старалась как-нибудь отвлечься, почитать что-нибудь, но никак не могла сосредоточиться. Каждый раз, когда ей казалось, что она слышит шум, сердце Мэгги колотилось. Она горячо надеялась, что это, наконец, Ястреб. Попыталась было смотреть телевизор, но одиннадцатичасовые новости, казалось, производили еще более гнетущее впечатление, чем обычно. Мэгги в сердцах выключила чертов «ящик» и долго сидела, уставившись в пустой экран. Силы покинули ее. Дом внезапно показался ей маленьким и пустым. Она бросилась из кухни вниз во двор, но вдруг застыла на месте, не сразу поверив собственным глазам, когда увидела Ястреба. Он стоял у пруда. Голова его была откинута, руки воздеты к небу. Он молился. Мэгги ни разу не молилась с тех пор, как произошел несчастный случай. Но ей было известно, что Ястреб молится утром и вечером. Казалось, он не сознавал ее присутствия, и она застыла на месте, спрашивая себя, не следует ли ей уйти и оставить его одного. О, как он был прекрасен в волшебном свете луны! Ветер играл его кудрями, гладил кожу, лаская щеки, касаясь его так нежно, как хотела бы касаться она, Мэгги. Он долго молчал, а потом принялся молиться на языке лакота. Это была простая молитва, наполненная благодарностью и хвалой, обращенная к Вэкэн Танка. Ястреб ничего не просил у бога. А потом она услышала из его уст свое имя. Голос его звучал низко и хрипло. Боль и страдания, слышавшиеся в нем, вызвали в ее глазах слезы. Мэгги решила скрыться, пока он не заметил ее. Она уже повернулась к дому, боясь, что ее присутствие вдруг обнаружится, но голос Ястреба остановил ее: — Мэг-ги, не уходи. Так он знал, что она все время была тут! Ястреб направился к Мэгги и безмолвно опустился возле нее на колени. Она была такой прекрасной. Это причиняло ему боль. — С тобой все в порядке? — робко спросила Мэгги. — Да. — Тебя не было к обеду, и я решила, что ты уже не вернешься. — Куда же я мог деться? — Почем я знаю. Мэгги с тоской посмотрела на Черные Холмы. Где-то там была Священная Пещера. В ночь следующего полнолуния он взойдет на вершину холма, и она потеряет его навеки. — Женщина-Призрак, ты заставила меня почувствовать себя слабым. — Я заставила? Я? — Всю жизнь я твердо знал, кто я, какому времени и народу принадлежу. До сих пор я так ясно представлял себе будущее. — Так, значит, что бы я ни сказала, ни сделала, ты все равно уйдешь? — Я здесь чужой. — А может быть, ты ошибаешься и здесь твоя судьба? Что, если провидение не зря перенесло тебя в будущее? — Может получиться, что я не смогу вернуться в прошлое. Здесь теперь мое сердце. Душа моя окончательно раздвоилась. Она разрывается на части. Я не знаю, как посмотрит на это Великий Дух Пещеры. Я уже не тот человек, каким был прежде. Что, если я не смогу теперь идти Тропою Духов? — Может быть, — прошептала Мэгги чуть слышно. В душе она молилась так горячо, как никогда прежде, о том, чтобы волшебная сила Пещеры отвергла его. Мэгги от всего сердца надеялась, что Ястреб вынужден будет остаться с нею. Она, Мэгги, сделает все, чтобы он никогда не пожалел об этом. Она станет ему всем: отцом и матерью; сестрой и братом; любовницей и другом… Он привлек ее к себе. Мэгги не отрывала от него глаз, губы ее полураскрылись, и Ястреб поцеловал ее. Поначалу это был легкий нежный поцелуй, в нем не ощущалось глубины и страсти. Он чувствовал пустоту и безнадежность и стремился к ней, как к единственной живой душе, как к огоньку, горящему во мраке окружающего его одиночества. Мэгги потянулась к нему, стремясь успокоить друга. В глазах его появилась такая грусть, какой ей прежде никогда не доводилось видеть. Мэгги хотелось утешить его, унять боль, заставить улыбнуться и поверить в то, что все еще будет прекрасно. Но у нее не было слов, чтобы убедить его в этом — только любовь, что переполняла ее сердце. Он вновь поцеловал ее, и этот поцелуй был куда сильнее и требовательнее первого. Он крепко обхватил ее за талию, приник к ней всем телом, заставив почувствовать, как он жаждет ее близости. Мэгги и не думала отвергать его. Она крепко прижалась к Ястребу, возвращая ему поцелуи, не в силах произнести ни слова. Из всех слов, известных ей, осталось лишь его имя — и она произносила его шепотом вновь и вновь и тогда, когда он сбрасывал с нее одежды, и тогда, когда он покрывал поцелуями каждый открывавшийся участок ее тела. Свидетелями их любви были лишь тень Черных Холмов да звездное небо над ними. Свежий ветер овевал Мэгги прохладой, но Ястреб тут же согревал ее своим телом, горячие руки воспламеняли ее чувства, поцелуи заставляли бешено биться сердце. Он ласкал ее, шептал ей нежные слова на родном языке лакота и, соединившись с нею, поклялся, что никогда не полюбит другую. Потом Мэгги плакала, сердце ее разрывалось от страха, что он сдержит свое слово, что он обречет себя на одиночество и до конца дней останется без подруги жизни. Разве такой мужчина создан, чтобы жить в вигваме один? И ни одна женщина, кроме родной матери, не разделит с ним тревог и забот на его нелегком жизненном пути? А потом она плакала от того, что была всего лишь любящей женщиной. В ней проснулась жгучая ревность, когда она представила, что он забудет ее, как только вернется в свое время, забудет и найдет красавицу-индианку. Та нарожает ему прекрасных дочерей и сильных сыновей, а ей, Мэгги, останутся лишь воспоминания о его нежности, его ласках. Да и те со временем поблекнут, уйдет в небытие. В порыве неутолимой страсти она вонзила ногти в его спину, и в самом дальнем уголке сознания Мэгги появилась мысль о том, что на его теле останутся отметины — иллюзия того, что ее любовь не пройдет так скоро и бесследно. Они долго и молча лежали в объятиях друг друга, потом Ястреб приподнялся на локте и настороженно спросил: — Мэг-ги, почему ты плачешь? Я сделал тебе больно? Мэгги покачала головой, не в силах ответить, устыдившись своих эгоистичных мыслей. Она так любила Ястреба, желала ему лишь счастья, и если он не мог быть спокоен и доволен здесь, с нею — пусть будет счастлив, где может… Рыдания подступили к горлу. Да, кажется, все так просто. Нужно быть благородной, великодушной, но как же жить без него? — Мэг-ги, не плачь, — глубокий и низкий голос был полон любви, а еще в нем слышалась тихая грусть, когда он произнес:-я не оставлю тебя. Она взглянула на него сквозь слезы, не в силах поверить услышанному. — Как я могу уйти, — спросил он, нежно отводя волосы с ее виска, — разве можно прожить без сердца, а оно полно любви к тебе. — Ястреб, о, Ястреб, — она обвила руками его шею, слезы струились по щекам, а внутренний голос твердил ей, что это невозможно, этому нельзя поверить. А он привлек Мэгги к себе, твердя в душе, что принял единственно верное решение. Не мог же он оставить ее сейчас. Теперь, когда он овладел ею, нельзя было уйти и вернуться к своим, оставив ее. Мэгги любила его так самозабвенно и, быть может, теперь она носила под сердцем его дитя? — Мэгги, я не знаю обычаев бледнолицых. Как они поступают, когда хотят взять в жены любимую женщину, но… —В жены, — задохнулась Мэгги, — ты хочешь жениться на мне? Он кивнул, смущенный ее бурной реакцией. —Но я старше тебя, и… и… Он закрыл ей рукой рот: — Ты старше меня лишь на несколько лет, и это ничего не значит. Мне никто не нужен, кроме тебя. —О. — Так что же надо предпринять? — Не знаю. Думаю, надо получить разрешение. Анализы крови. О, Ястреб, — воскликнула она, вновь обвив руками его шею. — Это надо понимать так, что ты согласна выйти за меня? — Да, — сказала она, чувствуя, как буйная радость переполняет все ее существо. — О, да! Глава 23 Потрясающе! Она выходит замуж. Только пару недель назад Мэгги была совершенно убеждена в том, что никогда не выйдет замуж. Ее удел — жить одной и довольствоваться придуманными жизненными коллизиями созданных ею героинь. А потом появился Ястреб, и все так чудесно переменилось. Ее любил великолепный мужчина. Она отвечала ему взаимностью. А сегодня — день ее свадьбы… Мэгги сидела в кресле посреди спальни, не в силах поверить своему счастью. Радость переполняла сердце. Никогда еще ей не доводилось испытывать такого восторга! Когда радостная эйфория от предложения, сделанного Ястребом, схлынула, Мэгги стала тревожиться по поводу получения брачной лицензии. Могли возникнуть некоторые проблемы, связанные с необычным положением Черного Ястреба. У него отсутствовало свидетельство о рождении и какое бы то ни было удостоверение личности. Но, как ни странно, эта проблема легко решилась. Она запросила Бюро регистрации и получила ответ, что необходимы лишь два свидетеля, удостоверяющие, что Ястреб тот человек, за которого себя выдает. Имея такой документ и двадцать пять долларов наличными, можно было считать, что личность человека установлена. Лицензия действительна на срок до двадцати дней. Никаких тестов не требовалось. Нужно было лишь присутствие обеих сторон в момент получения разрешения. Все оказалось так просто, и процедура заняла не более тридцати минут. Все было окончательно улажено три дня назад. Мэгги и Бобби подписали необходимые бумаги, лицензия была получена, а сегодня наступил день ее бракосочетания. Задохнувшись от волнения, она бросила взгляд на кровать, и кровь прилила к лицу. С памятной чудесной ночи у пруда они не возобновляли прежних отношений. Прошла неделя. Каждую ночь он спал подле нее, и так прекрасно было засыпать в его объятиях и просыпаться рядом каждое утро. Вот и этим утром она пробудилась и увидела, что темные глаза Ястреба не отрываются от ее лица, что они полны любви. Это вызвало у нее слезы счастья. Мэгги услыхала шаги в коридоре. Ястреб зашел в комнату, и сердце ее учащенно забилось. — Ты готова? — спросил он. — Готова. Ее свадебное платье из белоснежного атласа, отделанное тесьмой, было уже в машине. Туда же сложили и темный костюм для Ястреба, который он согласился надеть по такому случаю. Ястреб нежно поцеловал Мэгги. Его темные глаза обещали так много. Они вышли на крыльцо. Бобби ждал их в машине. Мэгги улыбнулась юноше, а Ястреб усадил ее в машину и захлопнул дверцу, потом погрузил кресло в кузов и сел за руль. * * * Вероника ожидала их в Рапид Сити. Муж ее все еще находился в госпитале, но теперь уже был вне опасности. Врачи считали, что все обойдется. Ястреб вынес Мэгги из машины и усадил в кресло. Вероника ласково улыбнулась. — Мисс Мэгги, вы потрясающе выглядите, — вырвалось у нее. — Я и чувствую себя так же, — ответила Мэгги. Двое сыновей Вероники отвели Бобби и Ястреба в церковь и показали, где можно переодеться, а Вероника и Мэгги отправились в комнату, предназначенную для невесты. — Эд шлет вам наилучшие пожелания, — вспомнила Вероника, облачая Мэгги в свадебный наряд. Мэгги благодарно сжала руки Вероники: — Мне так жаль, что он не с нами, но я счастлива узнать, что он идет на поправку. Раздался осторожный стук в дверь. — Вы готовы, ма? — Да, Джекоб. Сейчас мы выйдем, — ответила Вероника. Она вручила Мэгги букетик белых маргариток. — Это вам. Пойдем? Мэгги кивнула. Чувства переполняли ее. Ястреб стоял у алтаря, ожидая Мэгги. В новом костюме он чувствовал себя не в своей тарелке. Так много одежды на одном человеке! Ему было жарко, он томился и не находил себе места. Бросив на себя взгляд в зеркало, он пришел к выводу, что и родная мать вряд ли узнала бы его в таком странном наряде. Ноги были сжаты в новых туфлях похуже, чем в ловушке для медведя. Такую пытку можно вытерпеть лишь раз в жизни, только ради Мэгги. Бобби стоял рядом, одетый в такой же новенький серый костюм. В церкви не было никого, кроме священнослужителя в черной рясе, двух сыновей Вероники, Джерри и Джекоба, и Шейлы Гудман, сидящей впереди. На Шейле была темно-зеленая юбка и такая же курточка. Заиграл орган, и Вероника двинулась по проходу. На ней было ослепительно-белое атласное платье, а в руках она держала букетик маргариток. Вероника заняла место у алтаря и дружески улыбнулась Ястребу. Чуть позже к алтарю направилась сама Мэгги, и Ястреб забыл все на свете. Никогда еще она не казалась такой прекрасной. Белоснежное платье удивительно шло к ее волнистым темным волосам и темно-голубым глазам. Кресло украшали белые орхидеи и всевозможные ленты. В тот момент, когда Мэгги оказалась рядом, солнце пробилось сквозь витражи за алтарем, и лицо ее озарилось золотистым сиянием. — Женщина-Призрак, — прошептал он, не сознавая, что произнес это вслух. Они стояли рядом, рука об руку, а священник произносил те странные заклинания, придуманные бледнолицыми, которые отныне делали Мэгги Сент Клер его, Ястреба, женщиной. Его женой. Ястреб молча всматривался в любимое лицо. Радость переполняла его. Счастье омрачало лишь то, что Виноны не было здесь и что он никогда не увидит ее вновь. Священник слегка откашлялся и тихо, но отчетливо произнес: — Молодой человек, теперь вы можете поцеловать невесту. Упав на колено, Ястреб взял в ладони лицо Мэгги и нежно поцеловал ее, вложив в это всю любовь, переполнявшую сердце. А Мэгги, в свою очередь, обняла его за шею и поцеловала, охваченная любовью и благодарностью к человеку, который стал теперь ее мужем, который открыл для нее чудо любви и дал силы жить дальше. Мэгги не чувствовала ничего, кроме переполнявшей ее радости, от которой хотелось смеяться и петь, радости, что так и рвалась наружу. Потом, очнувшись, она осознала, что поцелуй длится неприлично долго, а они с Ястребом не одни. Ее щеки загорелись, когда она увидела Веронику и Бобби, обступивших их и приносящих поздравления новобрачной. Они долго жали руку Ястребу, а Шейла Гудман ждала рядом своей очереди. Когда настал ее черед, она широко улыбнулась и поздравила Мэгги. — Моя дорогая, — выдохнула Шейла, ее карие глаза сверкали от воодушевления, — да мы просто обязаны снять Ястреба для следующей книги. Подумай о рекламе. Получится изумительно! Мэгги машинально кивнула. Реклама, читатели, издательство, почитатели — все это было так далеко и нереально, но зато она тут же почувствовала укол ревности, когда Шейла поцеловала Ястреба в губы. Вероника позаботилась заранее о свадебном пироге, конечно же, шоколадном, а Шейла подняла бокал за жениха и невесту. Вероника и мальчики пожелали им всего наилучшего, и Бобби известил о том, что Джекоб отвезет его в резервацию. — Вероника сказала, что вам, наверное, захочется… ну, побыть вдвоем, — произнес Бобби, отворачиваясь, чтобы скрыть краску, выступившую на лице. Подошло время ехать. Джекоб погрузил свадебные подарки в кузов вместе с дорожными платьями и креслом Мэгги. Потом на новобрачных снова обрушился поток поздравлений, пожеланий, напутствий — и вот они уже одни в машине, мчащейся из города к родному ранчо. — Ты выглядишь просто замечательно, — Мэгги улыбалась, глядя, как ее муж старался высвободить шею от впившегося в нее крахмального воротника сорочки. Она собиралась было посоветовать ему снять пиджак и галстук, но он так представительно выглядел во всем этом, а она вовсе не была уверена, что заставит его когда-либо снова облачиться в такой наряд. — А ты так хороша. Словно потоки солнечного света озарили и согрели ее душу. Мэгги подумала, как чудесно прожить с Ястребом всю оставшуюся жизнь, слушать его глубокий и мягкий голос, так волшебно, ни на кого не похоже, произносящий ее имя. — Очень, очень хорошо, — повторил он, взял руку Мэгги, поднес ее к губам и стал целовать ладонь и кончики пальцев. И каждое прикосновение отдавалось в ней сладкой дрожью и ожиданием. Когда они вернулись на ранчо. Ястреб поставил машину у дома, и Мэгги внезапно ощутила радость, когда он взял ее из машины, усадил в кресло и повез к дому. Они уже были у входа, когда Мэгги почувствовала внезапное разочарование. Ах, если бы он перенес ее через порог — ей так нелегко отказываться от сложившихся в сознании стереотипов. Так всегда было в фильмах, в ее книгах, в мечтах. Она не решалась просить его об этом, но он вдруг подхватил ее на руки, открыл дверь. Темные глаза его вспыхнули. — Вероника рассказала мне, — сказал он, как бы отвечая на вопрос в глазах Мэгги. — Она поведала, что у бледнолицых есть обычай: в день свадьбы муж вносит жену в дом на руках через порог. У Мэгги захватило дух, когда Ястреб склонился над нею, поцеловал и перенес через порог. Он смотрел на нее, и озорные искорки мелькнули в его глазах. — Что же делают васичи после этого? — спросил он вдруг охрипшим голосом. — Наверное, то же, что и лакота, — невинно отозвалась Мэгги. — Они переодеваются и моют посуду, оставшуюся после завтрака. Ястреб весело и раскатисто расхохотался, и Мэгги пришло в голову, что в ее жизни насчитывалось так мало подобных восхитительных минут. — Ну что ж. Так мы изменим эти обычаи и создадим наши собственные, — торжественно объявил он, словно судья, зачитывающий приговор, и быстро понес ее по коридору в спальню, где опустил на кровать. Потом бережно, почти благоговейно стал раздевать ее. Он снял свадебную фату и, отложив ее, обвил Мэгги руками, расстегивая крошечные пуговицы сзади на платье. Медленно обнажил ее плечи, покрывая их жаркими поцелуями. Потом поцеловал ее шею, снял шелковое белье и атласные туфельки. Провел рукою по ее стройным ногам, а затем, не спеша, снял чулки. Мэгги замерла, во рту пересохло, сердце бешено колотилось, по телу волной пробегала дрожь. Она пылала под его жарким пристальным взглядом, который лучше всяких слов говорил ей, что он видит ее такой прекрасной, такой бесконечно желанной, какою ей еще никогда не доводилось чувствовать себя в жизни. — А теперь я, — прошептала Мэгги, когда он раздел ее. Он опустился перед нею на колени, чтобы она могла снять с него пиджак и развязать галстук. У нее немного дрожали пальцы, когда она расстегивала и спускала рубашку с его плеч, открывая столь желанное ей тело. Она добилась, чтобы непременно самой снять с него носки и туфли. Потом, когда он стоял босиком, у нее перехватило дыхание — так неуловимо грациозны и легки казались его движения, такой неповторимой и удивительно волнующей была игра мускулов под гладкой бронзовой кожей. Сдвинув ременную пряжку, она расстегнула брюки и проследила, как они упали к его ногам. Слабая улыбка тронула уголки ее губ, когда она увидела великолепное, полностью обнаженное и возбужденное тело своего супруга. Никакого белья на нем вовсе не оказалось… Но все мысли тотчас исчезли из ее сознания. Его руки нежно, бережно перебирали ее волосы. Томительная дрожь прошла по спине Мэгти. Она не отрывала глаз от его лица, с радостью ощущая, что любовь, переполнявшая ее душу, как в зеркале, отражалась в бездонных глазах любимого. Объятая горевшим в ней огнем, потрясенная неизведанным порывом страсти, охватившей ее в ту минуту, Мэгги потянула его к себе на кровать. Кончиками пальцев она трепетно провела по так обожаемому ею лицу, сама не своя от изумительного ощущения гладкости и тепла бронзовой упругой кожи. Он притянул ее к себе и так крепко, как только мог, прижал ее тело, словно хотел расплавиться в ней, и Мэгги подумала, что готова умереть от доселе не изведанного ею наслаждения. — Женщина-Призрак, — прошептал он, потеряв голову от ее волшебной близости, не в силах выразить все то, что он чувствовал к этой женщине, которую жаждал, как никого и никогда прежде. Мэгги нежилась в его объятиях, счастливая одним сознанием того, что он любит ее, отвечая поцелуями на его поцелуи, прикосновениями на его ласки. Потом он приподнялся, накрыл ее своим телом, нежно провел рукой по ее бедру, в его темных глазах вспыхнуло неудержимое желание. Волосы Ястреба разметались по плечам, сбегая вниз, как темная шелковая волна, что касалась ее грудей. Она обхватила руками его спину и прижималась все теснее и теснее, призывая его возгласом, в котором звучали вся ее долго копившаяся страсть и томление. Он стал для нее всем: ее мужем, ее героем, человеком из прошлого, завоевавшим ее душу и сердце. Мэгги не переставала исступленно шептать его имя на языке лакота, стремясь голосом и движениями передать все обуревавшие ее чувства, и, когда тело Ястреба проникло в глубину ее страстно ждущего тела, два любящих сердца соединились и обрели один мир, одну жизнь. Казалось, разделить их теперь невозможно. * * * Следующие две с половиной недели они провели, осматривая достопримечательности Старгиса и его окрестностей. Как странно, думала Мэгги. Два года, как она переехала сюда, — и до сих пор нигде не была. До появления Ястреба она ничем не интересовалась, кроме своей писательской работы. Они побывали в форте Мид, отправились верхом к вершине Медвежьей Горы, посетили Государственное кладбище Черных Холмов и знаменитые могилы. А потом они направились в соседний городок Дедвуд — всего лишь в тринадцати милях от Старгиса. Остановившись и передохнув в харчевне Адамса, они стали осматривать город. Дедвуд располагался в узком ущелье. Красивые домики, казалось, выросли, как грибы, на обоих крутых склонах, а дороги к домам образовали своего рода террасы. В самом центре городка ущелье переходило в пологую долину. Таким образом, деловые учреждения располагались ниже, а жилые дома выше. Прогулка по Дедвуду походила в какой-то мере на экскурс в прошлое. Неистовый Билл Хискок и Каламита Джейн ходили по этим улочкам. До того как Алиса переехала в Старгис, ее заведение «Покер Алисы» также находилось в этом городке. И другие не менее известные и выдающиеся люди жили и умерли здесь: Картофельный Джонни, Проповедник Смиз, Джек Мак-Колл и Чарли Отъявленный, которые препроводили в Дедвуд множество «душечек-голубушек» в 1876 году, сопровождаемых Бедной Джейн и Неистовым Биллом Хискоком. Мэгги и Черный Ястреб прогулялись по историческому Главному проспекту, минуя салун Дакоты, винный погребок, музей цветов. Они остановились в отеле «Франклин» и зашли в казино на ленч. Как утверждалось в проспекте, отель «Франклин» считался лучшим заведением между Чикаго и Сан-Франциско. Мэгги пришлось признать, что обстановка в отеле оказалась замечательной, а общество, — выше всякой критики. Сама прогулка по Главному проспекту напоминала перелистывание забытых страниц истории, и Мэгги от души полюбила этот славный старинный городок. Ведь именно здесь, в Дедвуде, 2 августа 1876 года в салуне № 10 Неистового Билла Хискока убил Джек Мак-Колл. Неистового Билла и Бедную Джейн похоронили на горном кладбище, а Джек Мак-Колл нашел свое последнее пристанище на заброшенной равнине. На его могиле не осталось даже надписи. Решив, что местом действия ее будущего романа непременно будет Дедвуд, Мэгги повсюду собирала рекламные проспекты, буклеты, плакаты и журналы. Побывали молодожены и в «Полночной Звезде» — заведении, принадлежащим младшему брату Кевина Костнера, Дэну, Заведение было обязано своей вывеской салуну в знаменитом фильме «Силверадо», звездой первой величины там был несравненный Кевин Костнер. Трехэтажный ресторан именовался рестораном Джейка — по имени звезды второй величины в том же нашумевшем фильме. Мэгги была большой поклонницей кинозвезд, а особенно Кевина Костнера. Он произвел на нее незабываемое впечатление в фильме «Танцы с волками». После «Полночной Звезды» они посетили музей Адамса, где можно было увидеть первый локомотив на Черных Холмах. Там они нашли массу фотоснимков из жизни Дедвуда. Некоторые были датированы 1876 годом. Многие фотографии и исторические факты были связаны с Неистовым Биллом и Бедной Джейн. Ястреб, казалось, не очень воодушевился осмотром города, и Мэгги не могла упрекать его за это. Открытие месторождения золота на Черных Холмах привело к окончательному уничтожению и разрушению всего, чем жил народ Лакоты. Однако Ястреб живо заинтересовался музеем духов дедвудского ущелья, где были очень обстоятельно представлены панорамные картины заселения и образования Дакоты. Иные выглядели до того натурально, что Мэгги бы не удивилась, если бы картины ожили. Новобрачные пообедали в отеле «Франклин», а затем провели пару часов за игрой в казино. Поначалу Ястреб следил за игрой Мэгги, а потом решил сам попытать счастья — и на удивление себе и жене выиграл за десять минут свыше пятидесяти долларов. — Новичкам везет, — пробормотала Мэгги, когда он выиграл в третий раз. Незаметно опустился вечер. Ястреб заметил, что вокруг игорного стола столпились завсегдатаи заведения. Он слышал, как иные из них гадали, настоящий ли он индеец, а если так, то к какому племени принадлежит. Другие считали, что он актер. Он даже уловил шуточки относительно скальпов, резни, Кастера. Словом, того, что ему пришлось услышать, было вполне достаточно, чтобы он сгреб выигрыш и вышел из казино. — Ястреб, Ястреб, погоди. Они вовсе не имели в виду ничего особенного, — просительно сказала Мэгги, оказавшись рядом. — Разве? — Ну, может быть, некоторые из них. Не стоит портить себе настроение из-за этого. Ведь нам так хорошо, — она взяла его за руку и. улыбнулась. — Давай вернемся в номер. Ладно? Гнев его растворился от ее нежной улыбки. Ястреб согласно кивнул, вдруг почувствовав волнение от того, что вот сейчас они останутся наедине. Его женщина. Его жена. Пусть тупые бледнолицые изощряются в своих дурацких шутках, как им будет угодно. Так думал Ястреб по пути в номер. Все равно, он выиграл главный приз. * * * Прямо из Дедвуда они поехали в Рапид Сити навестить Эда, Веронику и мальчиков. Будучи там, они побывали в Сиукском музее первооткрывателей. Ястреб с грустным видом рассматривал панораму из жизни индейцев. Он долго изучал летопись племен, знакомился с иллюстрациями, живописующими историю, или «счет зим». Экспозиция детально повествовала о всех событиях, начиная с 1796 года. А изображение Гром-птицы вызвало слезы на глазах Черного Ястреба. — Для меня это связано с воспоминанием о Волчьем Сердце, — пояснил он в ответ на вопрос Мэгги. — Мне приходилось это видеть в его вигваме. Когда они уходили из музея, Ястреб был заметно расстроен, и Мэгги понимала его. Ужасно увидеть дорогое сердцу прошлое, выставленное для всеобщего обозрения, знать, что все, что ты так любил и берег, безнадежно разрушено. Ей следовало бы хорошенько поразмыслить, прежде чем согласиться посетить «дурные земли» и Сосновую Рощу, где находились резервации индейцев. Ястреб поразился малочисленности общины и убогости резервации. Дома, большей частью возведенные не столь давно — в 1970 году, находились в жалком состоянии: штукатурка облупилась, двери висели на одной петле, а то и вовсе были сорваны, во дворах полно мусора. Отношения между индейцами и белыми не претерпели существенных изменений за последнюю сотню лет. Индейцам не доверяли, их опасались, обстановка казалась накаленной до предела. Когда они ехали домой, Мэгги боялась смотреть на мужа и не смела заговорить. Лоб его прорезали морщины, а в глазах застыло отчаяние. Мэгги не надо было спрашивать. Она и так знала все его мысли и то, как ему тяжело. Он грустил о своем народе, о том, что пути их разошлись безвозвратно. По возвращении на ранчо Ястреб, поцеловав Мэгги в щеку, сел на черного жеребца и поскакал к Холмам. Мысли его были мрачны, как тучи. Он представлял, что ожидало его народ в будущем: потеря свободы, земли, а главное — гордости, чести. Он припомнил, как они проезжали по резервации среди маленьких уродливых хижин, и чувство безнадежности охватило его. Мэгги рассказывала ему о наркотиках, виски, детской преступности — обо всех этих болезнях и неразрешимых проблемах резервации. Черный Ястреб чувствовал боль в сердце, когда думал о том, что досталось в удел детям. Да разве такое было возможно в его время? Дети считались даром Вэкэн Танка, их следовало любить, лелеять. Независимо от цвета кожи, они всегда были желанны во всех вигвамах страны Лакота. Он приостановил коня и устремил взгляд вдаль. Солнце уже садилось за гору, и закат казался алым, как пламя, как кровь… Кровь его народа, которая требует, чтобы бледнолицые отдали народу его достояние: Черные Холмы, бескрайние прерии, горы у Короткого Большого Рога. Что за прожорливое племя — эти бледнолицые! Они присвоили все земли на востоке, но этого им показалось мало. Бледнолицым понадобилась земля Лакоты — и они истребили всех бизонов, опустошили леса, и нет больше ни смелых охотников, ни гордых шаманов. Спешившись, он опустился на многострадальную грудь Матери-Земли, склонил голову, раскачиваясь взад-вперед, скорбя о невозвратно ушедших днях, оплакивая гибель гордого народа, а также тех, кто уцелел, чтобы влачить жалкое существование. Бежали часы, а боль в его сердце не стихала, побуждая его принять какое-то решение. Так, может быть, ему следует вернуться в прошлое для того только, чтобы предупредить народ о грядущих событиях, чтобы они решили — бороться им или умереть. Но, может быть, нужно вернуться, чтобы сказать, что всякое сопротивление бесполезно? Он поднял взор к небесам, вопрошая, отчего Вэкэн Танка разгневался на своих краснокожих детей. Он молил луну и звезды ответить ему и открыл небесам душу и сердце, но не услышал ничего — только шум листвы и безмолвие ночи окружали его. После полуночи он вскочил на коня и отправился в обратный путь. В окне горел свет. Поднимаясь на крыльцо, он увидел в комнате Мэгги, заснувшую в кресле у окна. Он понял, что она не спала, ждала его, почувствовал ее одиночество и страх потерять любимого. Переступив порог, он опустился подле нее на колени, полный раскаяния за причиненную боль. — Женщина-Призрак, — он взял ее руки в свои и приник губами к ее ладони. — Ястреб, — спросонья прошептала она, а когда до сознания дошло, что это не сон, а он сам, Ястреб, наяву, Мэгги обвила руками его шею, прижавшись к груди любимого, целуя его в голову. — О, Ястреб! — Мэгги, мне так жаль — Да нет, все в порядке. Я понимаю. Он отклонился, чтобы взглянуть ей в лицо. — Ты понимаешь? — повторил он. — Думаю, что да. Но, милый, ты ничего не можешь сделать для племени. Ничего! Не можешь же ты изменить ход истории. — Да, но я могу попытаться. — Но что, что ты можешь? — тихие слезы струились по ее щекам. — Ведь ты один и не можешь спасти целую цивилизацию от распада. — Я должен что-то сделать. Может быть, просто предупредить народ о грядущей опасности. — И что это даст? — Не знаю, Мэгги. Знаю только, что мой долг — вернуться. — Но зачем? — плакала она. — Потому что меня гложет чувство вины, — тихо ответил он, — мне нельзя оставаться здесь, зная, что им грозит. Нельзя бездействовать. Они будут сражаться, и я должен быть в их рядах. — Но из этого ничего не выйдет! Прошу тебя, милый. Мы были так счастливы эти недели. Разве это ничего не значит? А я? Разве я ничего не значу для тебя? — Мэг-ги… В голосе слышались такая любовь и мука, что она пожалела о вырвавшихся словах, но было уже поздно. Темные глаза наполнились непостижимым для нее страданием. Мэгги всегда всей душой восставала против политики своих сограждан, проводимой в отношении коренных жителей — индейцев. Она всегда сочувствовала им, сострадала и даже отсылала деньги в Фонд помощи индейцам Америки и другие благотворительные организации, озабоченные тем, чтобы облегчить участь коренных жителей континента. Но ей никогда и в голову не приходило, как индейцы воспринимают свое положение, как страдают. Никто никогда не отнимал у нее родину, никто не принуждал жить не так, как она хочет. Ее не заставляли отказаться от своих предков и изучать язык врагов, не запрещали объясняться на родном языке. Иногда она пыталась утешиться мыслью, что это было обычным уделом индейцев. Ведь племена сражались друг с другом за земли, и сильнейшие подчиняли слабых, отнимая лучшие охотничьи территории. Но жители Лакоты никогда не нарушали договоров. Они никому не навязывали своих традиций и правил. Мэгги обратила взор на Ястреба и поняла: он любит ее по-прежнему, невзирая ни на что, и он простил ей все, сказанное сгоряча. Он ни за что не желал оставить ее. Но гордость и врожденная честь твердили ему, что он должен сделать что-нибудь, чтобы помочь своему народу, — даже если эта помощь сводится к тому, чтобы предупредить об опасности. Что тут можно было сказать или поделать? Ястреб должен уйти, а она… она должна отпустить его. Мэгги безмолвно протянула руки. Он также молча подхватил ее и понес по коридору в спальню. Не в силах передать свои чувства словами, они любили друг друга до полного изнеможения, и каждое прикосновение, каждая ласка была, как возрождение любви, которая переполняла тела и сердца. Последующие две недели были проникнуты и счастьем, и горечью одновременно. Порой Мэгги хотелось бежать к Ястребу и не отпускать его от себя ни на минуту, чтобы насладиться теми оставшимися мгновениями, что им еще суждено быть вместе, и вспоминать о них, когда его уже не будет рядом. А в иные минуты она вовсе не хотела видеть его: «лучше постараться научиться обходиться без него, — мрачно думала она, — пока не поздно, отвыкать от его вида, голоса…» В дни, когда Мэгги и минуты не могла провести без него, они проводили массу времени, не разлучаясь. Он вез ее верхом к Холмам, они купались в пруду за домом, снова ездили на пикник. Каждую ночь, когда они занимались любовью, она тайно молила бога о том, чтобы забеременеть. Пусть бы у нее осталась хоть какая-то частичка Ястреба, чтобы любить и лелеять его дитя, когда самого Ястреба уже не будет с ней. Она рисовала его во всех ракурсах, стараясь передать в этих работах все, что присуще этому, ставшему таким дорогим для нее человеку. Со страхом встречала Мэгги каждый восход солнца. Ведь каждое утро приближало ее к невосполнимой потере. Она пыталась быть стойкой, убедить себя в том, что это его долг — вернуться в то время, которому он принадлежит, в 1872 год. Но все было напрасно, и слезы душили ее. Черного Ястреба тоже обуревали противоречивые чувства. За то короткое время, что он провел с Мэгги, Ястреб глубоко полюбил ее. Мэгги воплощала все, о чем он мечтал, чего желал, сам того не сознавая. Настоящая Женщина-Призрак. Она оплела его волшебной сетью своей любви так, что он уже не имел ни сил, ни желания выбраться из нее. Ястреб любил ее всей душою, всем сердцем; он знал, что со временем смог бы приспособиться к этому миру, но не мог остаться. Дни шли, и он все больше и больше укреплялся в решении вернуться в свое время, хотя знал, что не в силах воспрепятствовать неумолимому ходу событий. И вскоре эта так давно ожидаемая ночь полнолуния наступила. Весь предшествующий день они старательно делали вид, будто ничего не происходит — день как день, но были глубоко несчастны и провели его в объятиях друг друга. И сейчас он должен был идти. Ястреб опустился на колени у кресла Мэгги, они крепко держались за руки. Она заглянула в глаза мужа. Он очень изменился за эти последние несколько дней, и она уже сейчас чувствовала, что он сбросил с себя все наносное: чуждые ему обычаи, традиции, привычки белых. Черный Ястреб снова стал самим собою, снова руководствовался лишь законами предков. Весь вид его говорил об этом красноречивее всяких слов. Сейчас она легко могла представить его на поле битвы, скачущим на лихом коне, в пылу борьбы, с колчаном, полным стрел, за плечами. Но когда она встречала его взгляд — перед нею был лишь человек, которого она любила с каждым днем все сильнее. И когда она замечала печаль в его глазах, сердце Мэгги разрывалось. — Я вернусь, Мэгги, — обещал он, — если будет хоть малейшая возможность, я вернусь к тебе. — Но ты говорил, что останешься, что не можешь жить без меня. — Да, это будет не жизнь. Мэгги в отчаянии сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. Пусть физическая боль заслонит ту, что разрывала ее душу. Да, она твердила ему, что все понимает; в то время она и представить не могла, что это означает. И только сейчас, когда он покидал ее, она наконец осознала, что не в силах вынести это. Благодаря ему она познала любовь, счастье. Ястреб пробудил ее, как принцессу из волшебной сказки, которая столько лет проспала без любви. — Я не хочу уходить, — с трудом проговорил Ястреб, и охрипший голос его прерывался от слез. — Но даже теперь я слышу зов Священной Пещеры и должен дать ответ. — Тогда ступай, — гневно выкрикнула Мэгти, а сердце раздирала боль, словно медведь разрывал его своими страшными когтями. — Так иди же, убирайся отсюда. Возвращайся в свою идиотскую пещеру! О Господи, хоть бы мне никогда не встречать тебя! Слова ее словно ударили Ястреба острым ножом в самое сердце. И хотя он знал, что она вовсе не думала того, что кричала, — душа его ныла и кровоточила. Ему хотелось обнять Мэгги, успокоить, сделать так, чтобы боль ушла из этих бесконечно любимых глаз; вместо этого он встал, лицо его стало бесстрастным, словно восковая маска. Возможно, гнев, что так сильно овладел Мэгги, успокоит ее боль. — Прощай, мое сердце, — прошептал он и, развернувшись, шагнул через порог, не бросив даже прощального взгляда на любимую. Никогда прежде ему не доводилось испытывать минуты горше, чем эта. Он вышел из дома в ночь, зная, что оставил там лучшее, что у него было в жизни — самую дорогую частичку своего сердца. С минуту он еще колебался. Больше всего на свете Ястреб жаждал вернуться, взглянуть на нее еще раз, но знал, что так будет еще хуже, еще мучительнее для обоих. Решившись, он вскочил на коня и умчался галопом. О, какая прекрасная, прохладная, ясная, тихая ночь окружала его! Дул легкий ветерок, и только стук копыт да шелест листвы нарушал безмолвие. Пана Сапа вздымались перед ним в серебряном свете луны, маня его, призывая к себе, отнимая у него женщину, которую он так любил. Как же ему жить без Мэгги? А если она уже носит под сердцем его дитя? В глубине души он признавал, что она права. Книга Жизни уже написана, и не в его силах изменить судьбу. И все же он должен попытаться. Да, он не сможет спасти великий народ Лакоты, но ему надо узнать, жива ли его мать, и попытаться помочь племени. О, есть ли такое место на Земле, где возможно жить без страха, где пожилые могли бы стариться, а юные расти в мире? Конечно, он мог бы остаться здесь с Мэгги, вернуться к ней и оставить все по-прежнему. Но в его жилах текла кровь воина, и он не мог предать свой народ. Вместо этого он предал ту, которую любил так преданно и нежно. Ястреб пытался прогнать эти горькие мысли, старался успокоиться, убеждая себя в том, что Мэгги не грозит никакая опасность, что она не погибнет без него, тогда как для своих соплеменников он — единственная надежда. Судьба распорядилась так, что ему стало известно будущее. Из рассказов Мэгги он знал, где и когда состоится битва, чья сторона победит, а чья проиграет, кто умрет, а кто останется жить. Нельзя было знать все это и ничего не сделать, когда в его силах сохранить многие жизни. Ястребу показалось, что он слишком скоро достиг Священной Пещеры. Он подождал мгновение, потом спешился, глубоко вздохнул и постоял с минуту возле коня, не решаясь войти в пещеру — сделать первый шаг, который отнимет у него Мэгги, должно быть, навсегда. Теперь он жалел, что не попросил у нее фотографии. На них можно было бы смотреть время от времени, когда ее образ сотрется в памяти. Он схватил жеребца под уздцы и повернул мордой к дому, чтобы тот сумел отыскать обратный путь. В Священной Пещере было темно и прохладно. Как и прежде, он направился в глубину Пещеры, потом взял крошечный мешочек из оленьей шкуры, висевший у него на поясе, и, захватив горсть пыльцы, бросил на восток, запад, север и юг, Великому Духу наверху и Матери-Земле. А потом с тяжелым сердцем Черный Ястреб сел и повернулся на восток, вглядываясь во мглу. Он, как и прежде, думал о лагере, о племени. А потом закрыл глаза и начал молча молиться Вэкэн Танка, прося вернуть его домой. * * * Мэгги сидела в гостиной на том самом месте, где Ястреб покинул ее, и не сводила глаз с входной двери. Он ушел, и она никогда не увидит его вновь. Мысль эта была мучительнее, чем все остальное, что ей довелось испытать в своей короткой и несчастливой жизни, — хуже, чем ощущение причастности к смерти Сюзи, чем даже сознание того, что она никогда больше не сможет владеть ногами. Что касается ваших ног, мисс Сент Клер, то дело вовсе не обстоит так уж безнадежно. Вы сможете пойти, если только захотите… Нервный паралич. Нужно только преодолеть чувство вины за гибель вашей сестры. Вы сможете ходить, если захотите… если захотите… если только захотите. О Боже, как она хотела вскочить и пойти! Догнать, увидеть Ястреба еще хоть раз, поцеловать на прощание, сказать, что любит его больше жизни, молить о прощении за сказанные в сердцах ужасные слова. Признаться ему, что она и половины не думала из того, что ему наговорила, и вполне понимает, что побудило его решиться на этот шаг. Ее будто озарило — она почувствовала, что знает выход, знает, где его народ найдет спасение. Ястреб, подожди! Прикусив губу от напряжения, Мэгги сдвинула неподвижные ступни и, словно пудовые гири, опустила их на пол. Потом с огромным усилием подтянулась, упираясь руками в подлокотники кресла, и с неимоверным напряжением, собрав всю свою волю, встала на ноги. Минуту она покачивалась, стараясь сохранить равновесие, сердце бешено колотилось от страха: страха неудачи, страха падения, страха, что уже слишком поздно. Еще минуту она стояла, и ей казалось, что ноги ее страшно ослабели — она не сможет сделать ни шагу. Уцепившись рукою за дверной косяк, она сделала шаг вперед, потом еще и еще Она шаталась, шла неровно, как пьяная, и ноги выгибались колесом — но Мэгги шла! Левая, правая, левая, правая — она шла сама! Мэгги спустилась вниз по коридору, передвигаясь медленно, шатаясь и хватаясь руками за стены. Постой, Ястреб. Прошу, подожди меня. Она быстро сбросила платье и облачилась в джинсы “ливайс” и красную рубашку. Сидя на кровати, Мэгги натянула шерстяные носки и ботинки для верховой езды. Выхватив из шкафа замшевую куртку, она бросилась на улицу. Там она устремила взгляд на Холмы, а потом направилась в конюшню и оседлала маленькую гнедую лошадку. — Я иду к тебе, Черный Ястреб, — думала она, надеясь, что он услышит, почувствует ее зов, — я иду. * * * Черный Ястреб пристально смотрел на восточную стену Пещеры, спрашивая себя: уж не утратил ли он дар вызывать Духа Священной Пещеры, ведь он так долго не приходил сюда. Он еще глубже сосредоточился, желая, чтобы Дух Пещеры явил ему свою силу и перенес к родному народу, которому он всегда принадлежал. Но время шло, а ничего не происходило. Может быть, Мэгги права? И он остался там, где должен остаться? И вот, стоило только ему подумать о Мэгги, как в дальнем уголке сознания отчетливо зазвучал ее голос. Это отвлекло Ястреба, и он опять открыл глаза, а потом нахмурился. Он слышал ее голос вновь и вновь, все громче и громче. Мэгги повторяла его имя и умоляла подождать ее чуть-чуть. — Мэгги! Она была здесь, у входа в Пещеру. Ястреб вскочил на ноги. Его сердце переполнилось страхом. Он с ужасом вспомнил о судьбе бледнолицего солдата, осмелившегося войти в Священную Пещеру в полнолуние. — Мэгги, назад! — закричал он, стараясь спасти ее во что бы то ни стало, и бросился к выходу, но было поздно. Мэгги уже очутилась в Пещере. Теперь он смог рассмотреть все во мгле. Она двигалась ему навстречу, словно призрак, вновь и вновь повторяя его имя. — Нет. — кричал он, — нет, Мэгги! Вернись! Он встал, как вкопанный, сердце громко стучало. Ястреб замер от ужаса, овладевшего всем его существом. Вот сейчас Дух Пещеры поразит Мэгги насмерть. — Ястреб! О, Ястреб, — плакала Мэгги, нетвердо ступая по дну Пещеры и устремляясь к любимому, — не оставляй меня. — Мэг-ги, — он притянул ее к себе, радуясь, что она еще жива, и поражаясь тому, что она не погибла, переступив священный порог. Вдруг он отпрянул, впившись в нее взглядом, стараясь разглядеть во мгле. — Мэг-ги, — с трепетом выдохнул он, — ты ходишь!? — Да. Я объясню все позже. О, милый, возьми меня с собой. Она шла. Она хотела идти с ним. Да разве это возможно? Он вновь держал ее в объятиях, не переставая удивляться, что она жива, хотя и переступила священный порог. В этот момент Ястреб ощутил присутствие Духа Пещеры, который пролетел над ним. Мгла ожила, сомкнулась вокруг него, вокруг них обоих. Ястреб устремил взгляд к востоку. Теперь все его помыслы были с его народом, с его матерью. И вот стена Пещеры медленно засветилась. Он пристально смотрел на свет, открывающийся взору, сдерживая безудержное стремление мчаться к родному дому. Ястреб чувствовал взгляд Мэгги сквозь окружающую мглу. Она, казалось, могла читать его мысли, и он ощущал, как возрастает ее страх перед теми образами гибели и разрушения, что теснились в его сознании. Ястреб инстинктивно закрыл ей рот ладонью, призывая к молчанию. Взяв Мэгги за руку, он закрыл глаза, качая головой, как бы отказываясь верить в очевидное. Он опустился на колени, увлекая за собой Мэгги. Его лагерь разрушен, вигвамы сожжены. А что с матерью?.. Темнота казалась все тяжелее, гуще, и от этого становилось трудно думать, слышать, дышать. Образы в его сознании становились все отчетливее, и он увидел тень черного ястреба, взлетающего с Пана Сапа и оставляющего Черные Холмы далеко позади, а еще он увидел, как орел, устремившись за ястребом, обогнал его и полетел на север. Ястреб ощутил, как мгла засасывает его, слышал голос Мэгги, будто издалека звавшей его, чувствовал ее руки, сжимающие его ладони. Голос Мэгги молил не оставлять ее. На мгновение все исчезло, и темнота закружила Ястреба, а потом он медленно открыл глаза и увидел Мэгги, стоящую на коленях возле него. — Мэг-ги. Он поднял жену, взял за руку и направился с нею к выходу из пещеры. Внезапно он вынужден был остановиться. Что-то преграждало им путь. Ястреба мгновенно пронзила догадка. — Волчье Сердце, — тихо прошептал он. Теперь он точно знал, что вернулся в прошлое — в свое время, к людям, которым принадлежал. Черный Ястреб вернулся домой. Глава 25 У выхода из Пещеры они споткнулись о тело погибшего солдата. Мэгги не могла не удивиться: как же она не заметила его, когда вбежала в Пещеру прошлой ночью? Было видно, что телом уже поживились хищники. Мэгги стало дурно, она зажала рукой рот и потащила мужа вон из Пещеры. Когда Мэгги входила в Священную Пещеру, стояла ночь; сейчас ярко светило солнце. Озираясь, она бросила взгляд в сторону ранчо. Дом исчез, и на его месте Мэгги с удивлением обнаружила развалины — остатки разрушенного индейского лагеря. Она встряхнула головой — «Невероятно!» — и тихо засмеялась. В свое время Мэгги ни на минуту не пришло в голову усомниться в том, что Ястреб попал в будущее, но сейчас она просто физически не могла осознать тот факт, что она, Мэгги, попала в прошлое. Однако же другого объяснения нельзя было подобрать. Подсознательно Мэгги уже поняла эго, когда они наткнулись на тело шамана. Ястреб давно рассказал ей о том, что Волчье Сердце умер на его руках в этой самой пещере. Подтверждалось это и тем, что кони бесследно исчезли. Нет, не исчезли. Она подумала, что они находятся все там же, но в другом времени. Она перевела взгляд на Ястреба, и все мысли о собственном состоянии улетучились. Как грустно видеть, что ее муж вернулся домой, куда он так стремился всем сердцем, а нашел лишь пепелище — все разрушено, разграблено, поругано. — Пойдем, — позвал он. — Постой, — возразила Мэгги, — разве мы не похороним Волчье Сердце и того солдата? Ястреб отрицательно помотал головой. Его соплеменники не хоронили умерших в земле. — Волчье Сердце найдет свой последний приют в Пещере. А солдат… — тут он пожал плечами, — пусть койоты съедят его тело. Мне все равно. Мэгги попыталась было спорить, но Ястреб уже стал спускаться с холма. Подождав минуту, женщина последовала за мужем, подумав, что теперь она, Мэгги, путешествует во времени и, по-видимому, никогда не увидит вновь родного ранчо. Ей пришли на ум все те выдуманные ею истории о белых девушках, похищенных индейскими воинами. На бумаге все казалось очень романтично — женщину похищает красавец-дикарь… но Мэгги всерьез опасалась, что на деле все может оказаться далеко не так замечательно, как в вымыслах. Одно дело — описывать то, как снимают шкуру с оленя, как живут в вигваме из шкур, берут воду из реки, но совсем другое — заниматься этим на самом деле… Мэгги ждала под сенью сосен, пока Черный Ястреб бродил по лагерю, останавливаясь там и сям, вглядываясь в то, что осталось от вигвамов, от родного пристанища. Это была безрадостная картина, как будто вся земля погрузилась в глубокий траур. Людей истребили, истребили жестоко и бесчеловечно. От этой мысли Мэгги бросило в дрожь. Прошли несколько часов, которые показались ей вечностью. Ястреб вернулся, подобрав лук и колчан со стрелами, которые валялись в грязи у одного из вигвамов. Он нес через плечо обгорелое одеяло, в левой руке держал мешок из шкур, у пояса торчал костяной нож. Мэгги грустно указала рукой в сторону лагеря: — Мне так жаль, Ястреб. Он коротко кивнул, не произнося ни слова, опасаясь, что окажется не в силах сдержать пронзительный крик боли и муки. Перед гибелью Волчье Сердце заверил Черного Ястреба, что его мать жива и здорова, и сын цеплялся за это обещание, в сердце жила надежда. Его единственной мыслью было найти Винону. Ястреб бросил прощальный взгляд на лагерь, сосновые жерди, торчавшие на месте прежнего вигвама, где он так долго и счастливо жил с матерью. Потом отвернулся и пошел прочь. — Пойдем, — позвал он, — мы отправимся на север, к вигвамам Сидящего Буйвола. Мэгги приходилось читать о Сидящем Буйволе, или Тэтэнка Йотаки, как его называли соплеменники. В свое время он считался могущественным шаманом. Он родился у Великой Реки, в южном районе Дакоты, примерно в 1834 году. Его жизненный путь часто пересекался с жизненными путями Бешеного Коня и Желтой Руки. Да, это наверняка был тот самый легендарный Сидящий Буйвол, о котором ходили слухи, что ему было видение накануне битвы-резни с Кастером в 1876 году. После этой битвы он с группой своих последователей отправился в Британскую Колумбию. Там они оставались несколько лет, а потом, в 1881 году, Сидящий Буйвол отступил к Главным Путям. Они 10 июля оставили Канаду и через десять дней прибыли в форт Буфорд в Северной Дакоте, где погрузились на пароход и отправились в форт Йатс. Там их объявили военными преступниками и отправили в форт Рэндэл. В 1883 году Сидящий Буйвол возвратился в Южную Дакоту. Через несколько лет индеец по прозвищу Вовока объявил, что ему было послано видение. Он предсказал поражение бледнолицых и воскрешение убиенных индейцев, возрождение бизонов. Все, кто верит в это, должны были прийти и участвовать в Танце Призраков, чтобы доказать свою веру. Каждый новообращенный облачался в рубашку, которая должна была сделать его неуязвимым для пуль бледнолицых. Новая религия вызвала небывалый отклик в сердцах людей и распространялась быстрее лесных пожаров, что и неудивительно. Ведь она дарила надежду там, где надеяться было не на что. Индейцы всей своей наивной душой приняли на веру учение Вовока, вцепившись в него, как в якорь спасения, принимая, подобно многим, желаемое за действительное. Они, как дети, уповали на то, что новая религия даст им жизнь и утерянную свободу. Ритуал Танца Призраков являлся достаточно мирным, без тени враждебности или агрессии, все в нем было ясно, как на ладони, без тайной подоплеки, но агенты в резервациях узрели в этом какую-то смуту и расценили как подготовку к бунту. В ноябре 1890 года в Сосновую Рощу вызвали войска. Их появление спровоцировало участников Танца Призраков на решительные и отчаянные действия. Они подожгли вигвамы и отправились на «дурные земли». Отчеты, посланные агентами, представили Танец Призраков в совершенно искаженном, неузнаваемом виде, были так расплывчаты и неясны, что Танец Призраков, в конечном итоге, признали попыткой восстания. На Стоящем Утесе распространились слухи про постановление об аресте сиукса. Ранним утром 15 декабря 1890 года полиция индейского округа схватила Сидящего Буйвола в его вигваме. Шамана тотчас окружили возмущенные до глубины души индейцы, готовые защищать его во что бы то ни стало. Завязалась кровавая схватка, в ходе которой погибло двадцать человек, включая и Тэтэнка Йотаки, Сидящего Буйвола… Но Мэгги не могла рассказать об этом мужу. Только не сейчас. Ему достаточно горя. Шло время, а они все брели по степи. Мэгги сбросила куртку и устало вытерла пот со лба. Как она жалела, что не взяла шляпу. Ястреб, казалось, не замечал зноя. Он неутомимо шел вперед, крепко сжав губы. Глаза его яростно сверкали. Когда солнце уже клонилось к закату, Ястреб остановился и велел Мэгги подождать, пока он подстрелит какую-нибудь дичь. Через час он вернулся, и на плече его висел кролик. «Прекрасный обед.». Так сразу подумала Мэгги при виде жирной серой тушки зверька. Спустились сумерки, и Ястреб решил, что пора разбить стоянку. Со вздохом огромного облегчения Мэгги уселась на одеяло. Черный Ястреб сбросил ношу на край шкуры, лукаво взглянул на Мэгги, гадая, имеет ли она хоть маломальское представление о том, как разжечь костер, освежевать и выпотрошить кролика. Мэгги отрицательно помотала головой. — Прости, милый, — сказала она, тотчас догадавшись, о чем он подумал в эту секунду, — ты подстрелил его, но боюсь, что тебе придется также и освежевать этого кролика. Да и приготовить тоже, — прибавила она с усмешкой, — хотя я, конечно же, помогу тебе расправиться с ним. И он улыбнулся — впервые за весь этот грустный день. — Тебе следует многое постичь, Женщина-Призрак, — прошептал он, — смотри внимательно и учись. И она, действительно, стала внимательно наблюдать, удивляясь, как ловко он собрал сухой хворост и разжег костер. Во всех его действиях видна была сноровка, приобретенная за годы кочевой жизни. Достав нож, он освежевал кролика, выпотрошил его, насадил на вертел и стал поворачивать над огнем. От запаха жира, стекающего в костер, у нее подвело живот, и голова закружилась от голода. Они быстро расправились с кроликом и запили его водой. Черный Ястреб зарыл кости и сел на одеяло, задумчиво глядя в ночное небо. Он снова дома, но дома нет. Все, что он знал о своих — то, что они перебиты. Он мрачно задумался. Быть может, его мать тоже убита. Может оказаться, что Волчье Сердце жестоко ошибался. По-видимому, Виноне не удалось уцелеть после ужасной битвы. Сидящий Буйвол расскажет ему обо всем. Кто-нибудь из спасшихся соплеменников, вероятно, добрался до его лагеря, чтобы найти еду и кров. Он перевел взгляд на Мэгги, сидящую рядом. Ястреба мучили сомнения. Он посмотрел ей в глаза. — Женщина-Призрак, — прошептал Ястреб и привлек Мэгги к себе, — мне жаль, что я не могу предложить тебе все те преимущества быта, что давала мне ты в своем доме, — по его лицу промелькнула горькая улыбка, и он снова поднял глаза к звездам. — Васичи разрушили мой дом и все, что там было. — Ястреб… Он закрыл ей ладонью рот, не давая досказать. — Не будем сейчас говорить об этом. Лучше расскажи мне, как случилось, что ты снова можешь ходить? — Сама не знаю. Наверное, врачи были правы. Они всегда твердили, что я могла бы встать на ноги, если бы преодолела себя. А когда я осознала, что теряю тебя безвозвратно… Я не могла допустить этого, — она улыбнулась Ястребу. — Как-то мне довелось видеть пьесу под названием «Судьба оперы». Это было несколько лет назад. Мне запомнились строчки песни: «Куда бы ты ни пошел, возьми меня с собою. Это все, о чем я прошу». Это так похоже на то, что я ощущаю. Я хочу быть с тобою, где бы ты ни был, куда бы ни отправился. Он взглянул на Мэгги, так и не разобравшись в том, отчего она не могла ходить раньше. Это было за пределами его сознания. Он знал только, что любит ее больше жизни, и им суждено быть вместе. По-видимому, Великий Дух Пещеры подарил былую силу ее ногам. Видно, злые силы дремали, пока Мэгги была подле него и они держались за руки. Как знать? Простому смертному не понять воли Духа. Ястреб нежно привлек Мэгги к себе. Они укрылись ее курткой. Теперь у Ястреба ничего не осталось. Вигвам сожжен, кони пропали. Он вновь почувствовал, что ненависть к бледнолицым переполняла сердце. Ястреб думал о лагере, вспоминая тот злосчастный день, когда бледнолицые напали на них. Он припомнил все: плач женщин и детей, стоны раненых, запах крови над полем боя… Мэгги потянулась к Ястребу, чувствуя, что он нуждается в покое. Этот день принес ему столько переживаний. — Ястреб, я знаю, куда надо направиться твоим соплеменникам. Там они будут в безопасности, пока все войны не останутся позади. — Ты думаешь, что есть такое место? — Да. Канада! Сидящий Буйвол уведет туда своих людей после битвы у Короткого Большого Рога. Ястреб, если ты со своими соплеменниками отправишься туда прямо сейчас, никто не сможет погубить их. Вот он, выход. Ястреб впервые почувствовал, как забрезжил слабый луч надежды во мраке отчаяния. — Мэг-ги. Теперь я понял, почему Дух Пещеры не убил тебя. Ты отыскала путь к спасению для моего народа. — Убить меня? Что ты имеешь в виду? — Только шаман может войти в Священную Пещеру. Васичи, которого ты видела там, погиб, совершив такое святотатство. — Я подумала, что это ты убил его. Черный Ястреб покачал головой: — Нет. Его поразил Дух Пещеры. Мэгги задрожала от страха. Дух Пещеры. Возвратясь мыслью к тому моменту, она вдруг припомнила, что почувствовала тогда, как что-то обступило ее со всех сторон. Какое-то неведомое существо прикоснулось к ней, овладело ее мыслями. И в то самое мгновение, как теперь осознала Мэгги, ее сердце и сердце Ястреба слились в одно. И душа у них теперь была одна. Может быть, в этом разгадка? Наверное, любовь оказалась сильнее всего, чем владел Дух Пещеры, сильнее даже, чем само время. * * * Утром оказалось, что есть нечего. Потушив костер, Черный Ястреб собрал снаряжение, и они снова отправились в путь. Они брели по залитым солнцем прериям. Голод давал о себе знать. Мэгги зажмурилась. То и дело наплывали непрошеные воспоминания о стряпне Вероники: пухлых оладьях с маслом и патокой, тонких жареных ломтиках ветчины, яичнице, горячем кофе… Она выпила воды, но это ничуть не умерило ее аппетита. Они брели уже целый час, когда Ястреб вдруг схватил Мэгги за руку и потащил к зарослям ягодных кустов. Упав на колени, он потянул ее вниз. — Тише, — прошептал Ястреб. — Да что случилось? Почему… Слова застряли у нее в горле, когда она увидела дюжих индейцев, внезапно появившихся, из ущелья, в казалось бы, такой равнинной местности. — Пауни, — произнес Ястреб хрипло. Мэгги наклонила голову. Сердце громко стучало в груди. Воины-всадники подъехали так близко, что она чувствовала даже запах лошадиного пота. Лакота и пауни враждовали с незапамятных времен. Каждое поколение сражалось с врагами. Увести у противников лошадей считалось воинской доблестью. Когда в 1870 году разразилась война, пауни выступили против лакота, и вражда между племенами совсем обострилась. Мэгги содрогнулась, представив себе, что могло произойти, если бы пауни их обнаружили. Без сомнения, они бы убили Ястреба, а судьба Мэгги была бы еще ужаснее. Мэгги взглянула на мужа. Он выглядел, как рысь, готовая броситься на свою добычу. Наконец, пауни скрылись из виду. Мэгги все еще не дышала. А потом вздохнула, и дрожь волной прошла по ее телу. Черный Ястреб выжидал еще целых полчаса, пока не убедился, что все в порядке и можно продолжать путь. Он помог Мэгги подняться на ноги, забросил лук, колчан со стрелами и мешок через левое плечо, перекинул одеяло через правую руку, и они снова пошли. Мэгги с трудом передвигала ноги. Милю за милей она старалась не обращать внимание на мучительную боль от кровавых волдырей на правой пятке, и убеждала себя, будто должна быть счастлива от того, что снова может ходить. Ее бесконечно преследовали воспоминания об удобных автомобилях, оснащенных кондиционерами, мягкими сиденьями и прочими удобствами цивилизованного человека. Между тем наступил полдень. И как раз, когда Мэгги подумала, что больше не в силах сделать ни одного шага, Ястреб опустился на корточки и стал тщательно обследовать тропу. — Что там? — спросила Мэгги. — Следы оленя. Взглянув через плечо Ястреба, Мэгги увидела отпечатки копыт в густой траве. — Постой, — сказал Черный Ястреб, бросив мешок и одеяло к ногам жены, вытащил стрелу из колчана и пошел по следам, мягко, бесшумно переступая с носка на пятку и чутко прислушиваясь к малейшему шороху. Мэгги расстелила одеяло и уселась, зажмурившись от яркого солнца, бившего в глаза. Не будь она так голодна, будь у нее солнцезащитные очки да бутылка напитка, чтобы утолить жажду, она могла бы даже позагорать. Но сейчас ее терзал голод — она могла думать только об этом и ни о чем другом… Ястреб появился бесшумно и неожиданно — Мэгги не услышала даже шороха. Он подстрелил молодого оленя. У Мэгги тошнота подступила к горлу, когда она увидела, как он стал сдирать шкуру с прекрасного животного, а потом, вспоров брюхо, вынул внутренности. Не в силах больше вынести этого зрелища, Мэгги направилась к лесу, а когда вернулась с хворостом и сухими ветками, Ястреб велел ей присмотреться и поискать другое топливо — помет бизонов. Мэгги брезгливо сморщила нос, но все же это задание показалось ей меньшим злом, чем перспектива есть сырое мясо, к тому же единственным, которое она могла бы выполнить. Превозмогая себя, она стала неохотно подбирать высохшие, тяжелые бизоньи лепешки. Потом Мэгги отыскала ягоды на близрастущих кустах и собрала пару пригоршней. Ей также удалось найти какую-то зелень, очень похожую на кочаны капусты. Помет бизона заставил ярко разгореться костер, и Мэгги вынуждена была признать, что никогда в жизни ей не доводилось пробовать ничего восхитительнее жареной оленины. Черный Ястреб не сразу приступил к трапезе. Прежде он взял кусок мяса, перебросил его через плечо, и Мэгги явственно расслышала слова, произнесенные благоговейным шепотом: — Прими это, Великий Дух, и даруй мне удачу в охоте. То была жертва духу убиенного оленя. Мэгги припомнила, что индейцы считали животных священными — одних в большей степени, других в меньшей. В отличие от белых, которые охотились для развлечения, забавы, индеец выходил на охоту только для того, чтобы обеспечить семью пищей. Пообедав, Ястреб разрезал один из окороков на тонкие длинные полосы и стал коптить их над огнем. Потом они сели рядом на одеяло, и Мэгги склонила голову ему на плечо, счастливая его близостью. В эту минуту она и думать не желала о том, что принесет завтрашний день. Ничего не было в мире, и только Хэнви — Луна улыбалась им с небес, да рука Ястреба обнимала Мэгги, привлекая ее все ближе. Он приник губами к ее волосам, шепча: — Митависи. Блаженная улыбка освещала лицо Мэгги. Митависи. Моя жена. В радости и в беде, думала Мэгги, в бедности и богатстве — она всегда хотела оставаться с ним. Она подняла к нему лицо для поцелуя и увидела пламя, сверкавшее в его очах, что были чернее, чем ночь, жарче, чем раскаленные угли. Мэгги опустила глаза, уста ее полураскрылись в ожидании поцелуев, и он прильнул к ним губами. Сквозь грубую ткань одеяла она ощущала твердость земли, он быстро сбрасывал с нее одежду, и тут же ее обдало жаром от его бронзового тела, которым он накрыл ее. Мэгги уловила вдали крик ночной птицы, ноздрей коснулся запах дыма от костра. Она слышала тихий шелест ветра в густой траве. Мэгги подняла глаза на мужа. Его черные волосы шелковой тяжелой волной падали на ее обнаженные груди, руки нежно ласкали ее тело, пробуждая и воспламеняя его. Она выгнулась ему навстречу, и радость запела в Мэгги, когда он снова овладел ею. Глава26 Бобби взбежал на крыльцо и остановился как вкопанный: дверь была широко распахнута. Перешагнув порог, он заметил, что кресло Мэгги стоит возле двери. Решив, что хозяйка и Ястреб еще спят, он хотел было удалиться, но тут увидел, что горит свет, причем не только в гостиной, но и в кухне, и в коридоре. Внезапно на него накатил страх, и он побежал в кухню. Кухня оказалась пуста, и Бобби бросился по коридору в комнату Мэгги. Он нашел дверь в спальню распахнутой. Ночная рубашка в беспорядке валялась на кровати, шкаф был открыт, а деревянная вешалка лежала на полу. Выйдя из спальни, Бобби постучал в дверь ванной: — Мисс Сент Клер? Но не получил никакого ответа. Поколебавшись, он распахнул дверь. Ванная была пуста. Черт возьми, куда же они подевались? Он снова обошел весь дом. Никаких признаков, которые могли бы навести на мысль о судьбе хозяев. Казалось, Бобби ничего не пропустил. Где же они? А может быть, они отправились на утреннюю прогулку верхом? Хотя вряд ли, разве мисс Сент Клер вышла бы на прогулку, оставив дверь распахнутой, да еще не выключив свет? Хотя надо признать, что последние две недели она была сама на себя не похожа. Он пошел в загон для лошадей, предназначенный для содержания их в холодное время года. Мельком Бобби подумал, что следовало бы в ближайшие две недели заготовить корма. Он усмехнулся при виде двух меринов, бросившихся ему навстречу. Бобби ожидал увидеть за ними гнедую кобылу, бывшую его любимицей. Она всегда обнюхивала его карманы в поисках угощения и склоняла морду, чтобы он мог почесать у нее за ухом. Но гнедой кобылы нигде не было видно. Бобби устремился к крыльцу. Если Ястреб взял Мэгги с собой на прогулку верхом, то гнедая кобылка должна оставаться на месте. Конечно, до тех пор, пока мисс Сент Клер не сможет сама кататься на лошади. Вернувшись в дом, он выключил свет, заставил себя поесть, все время напряженно прислушиваясь, не раздастся ли стук копыт. После завтрака он сбежал вниз, направившись в амбар, чтобы насыпать корм цыплятам и накормить других животных; потом, вспомнив о загоне для лошадей, он сгреб немного сена и веток. Теперь загон выглядел вполне сносно. К полудню парень уже всерьез беспокоился. Войдя в дом, Бобби позвонил Веронике, надеясь от всего сердца, что она знает, где находится мисс Сент Клер, но Вероника тоже ничего не знала, и, когда Бобби повесил трубку, он уже не находил себе места от овладевшей им глубокой тревоги. Бобби снова пробежался по дому, стараясь унять беспокойство и отвязаться от невероятной мысли, что пришла ему в голову. Это казалось совершенно невозможным, но в глубине души он уже знал, что это правда. Оседлав одного из меринов, юноша отправился в дорогу, разыскивая путь, в свое время указанный ему Ястребом. Он почувствовал торжество, когда обнаружил, наконец, следы черного жеребца, но потом помрачнел, задумавшись. Если Мэгги ехала верхом на гнедой кобыле, тогда почему здесь только следы жеребца? Не зная, как быть, Бобби продолжал путь по следам коня. Он почувствовал некоторое облегчение, когда, наконец, увидел следы гнедой кобылы. Чуть позже Бобби заметил обеих лошадей, мирно щиплющих траву где-то на полпути к холмам. Снедаемый нетерпением, Бобби что есть силы помчался к холмам, продираясь сквозь заросли кустарника, покрывающие склоны, и, наконец, увидел узкий выступ, окруженный деревьями. Священная Пещера. Он знал, что это она и есть, хотя никогда не видел ее прежде. Спешившись, он направился ко входу, остановился и стал вглядываться во тьму. Но там не было ничего, что могло бы насторожить его. Обыкновенная пещера, каких много. Другое дело — в полнолуние. Глубоко вздохнув, Бобби вошел. И хотя он знал, что бояться абсолютно нечего, он все-таки ощутил некоторый трепет. Священная Пещера. Все было совершенно спокойно. В пещере не оказалось ничего, заслуживающего внимания. Он повернул голову к выходу, напряженно вслушиваясь в окружавшую тишину. Может, это лишь плод его воображения, или воздух в Пещере действительно зашевелился? Его охватило странное чувство, словно он тут не один. Это вселило в Бобби ужас. Он сам не мог бы дать себе отчет в том, что так испугало его. Юноша встряхнул головой, тщетно пытаясь избавиться от наваждения, но нечто говорило ему, будто он здесь не один — что-то есть в пещере, какая-то потусторонняя сила. Гордый Орел, ты должен идти по стопам Черного Ястреба. Бобби круто повернулся на месте, вглядываясь во тьму. — Кто здесь? Следуй за Черным Ястребом. Слова раздались снова, отдаваясь в ушах Бобби. Они звучали громко и отчетливо. Впервые в жизни Бобби Гордый Орел ощутил страх — и кто мог бы упрекнуть его в том? Он понял, что означают эти слова, и от души надеялся, что у него достанет отваги выполнить приказ. Глава 27 Они скитались уже третий день, и Мэгги никак не могла отделаться от воспоминаний, одолевавших ее во время тяжкого пути. Ах, как чудесно путешествовать в цивилизованном мире. Всегда можно выбрать вид транспорта по вкусу: автобусы; поезда с комфортабельными купе; самолеты, которые моментально могли перенести путешественника на другой конец планеты; такси; сверкающие никелем “БМВ” (такой был в свое время у Фрэнка); ее собственный пикап. Казалось, Мэгги не сможет больше пройти ни шага. Теперь даже старая развалина, на которой она ездила, когда училась в колледже, казалась ей роскошным средством передвижения. Как же они справлялись с такими переходами — бедные индианки? А ведь прежде, когда не было лошадей, они таскали еще и тяжелые грузы на плечах? Ничего удивительного, что эти женщины умирали, не успев состариться. Она взглянула на Ястреба, широко шагавшего рядом. Он вовсе не выглядел усталым. Неужто у него не болели ноги? Неужели он совсем не устал? Казалось, он даже не вспотел, и долгий путь ему вовсе не в тягость. Но, конечно, нельзя сбрасывать со счетов то, что он — воин, с детства привычный к тяготам кочевой жизни, к скитаниям без пищи, воды. При необходимости он всегда был готов пополнить запасы еды охотой, рыбной ловлей, сбором растений. Черный Ястреб бросил взгляд на Мэгги. Он сразу заметил усталость в ее глазах и раздражение на лице. — В чем дело? — Ни в чем. — Мэг-ги. — Ты! — воскликнула в сердцах Мэгги, споткнулась, встала, уперев руки в бедра и вызывающе взглянув на Ястреба. — Неужели ты никогда не устаешь? Он кивнул, забавляясь ее вспышкой. — Но что-то… незаметно. — Так, значит, ты злишься оттого, что я не выгляжу утомленным? Выражение крайнего изумления на его лице рассмешило Мэгги. — Да, — еле произнесла она между приступами нервного смеха, овладевшего ею, — я просто вне себя от того, что ты ничуть не устал. Секунду-другую Ястреб молча глядел на жену — и тоже разразился смехом. Как здорово, что они вот так стоят рядом, любят друг друга и дружно смеются. — Мы можем отдохнуть в любой момент. Только скажи, — предупредил он, когда они успокоились. — Да нет, я уже чувствую себя куда лучше, — улыбнулась Мэгги. Черный Ястреб понимающе кивнул. Он взял ее за руку, и они снова двинулись в путь, но теперь он старался приспособиться к ее мелкому шагу. День уже клонился к закату. Вдруг Ястреб встал как вкопанный. — В чем дело? — вскинулась Мэгги. Она проследила за его взглядом, но ничего не обнаружила. — Там, — Ястреб указал на вздымающееся вдали облако пыли, — всадники. Едут сюда. — Пауни? — спросила Мэгги. Ястреб отрицательно мотнул головой. — Нет, не думаю. Он огляделся, ища убежища, но безрезультатно. На много миль вокруг не было ни одного холмика, ни рытвины — одни лишь бескрайние прерии. Ястреб не отводил взора от приближающегося облака пыли. — Васичи, — прошептал он. Их было двое. Они оказались вооружены. За всадниками ехали мулы, навьюченные лопатами, кайлом и другими инструментами. Ястреб потянулся было за луком и стрелами, но пуля ударилась о землю у самых его ног. Одновременно прозвучал выстрел, странно нарушивший их безмолвие. — Сиди тихо, ты, краснокожий дурак. Окрик исходил от человека с бульдожьей челюстью, одетого в твидовые штаны, кожаную куртку и бобровую шапку. В руках он держал винтовку. Она-то и привлекла внимание Ястреба. Он молча опустил руку и встал подле Мэгги, глаза его с тревогой смотрели на бледнолицых. — Так-то лучше, — отозвался громила с бульдожьей челюстью. Он навел дуло на Мэгги. — Ты белая? — Да. — Похоже на то. В жизни не видал индейца с кудрявыми волосами. — Ну что ж, тогда всего хорошего, — сказала Мэгги, переводя глаза с черноволосого человека с бульдожьей челюстью на его молчаливого дружка. — Не так быстро, девушка, — остановил ее Черный Бульдог. — Что вы тут делаете, а? — Это наша забота. — Может быть, ваша забота затрагивает мои интересы. — Сомневаюсь. Человек с бульдожьей челюстью задумчиво взглянул на Черного Ястреба. — Он сиукс? — Да, — ответила Мэгги. — А что? Человек наклонился с седла. В глубоко посаженных карих глазах вспыхнул алчный огонек. — Я слышал, будто в Черных Холмах есть золото. — Ну и что? — А то, что здесь обитают сиуксы, — выпалил Черный Бульдог. В голосе его послышалось торжество. — А если так, то уж он-то должен кое-что знать об этом. Где золото? — Мы ничего не знаем ни о каком золоте. — А что, если бы знали, то сообщили бы? Мэгги растерянно смотрела на него, не зная, что отвечать. Да, в Черных Холмах имелись залежи золотоносной руды, но они не должны были быть обнаружены еще четыре-пять лет. — Ну-ка, девушка, отвечай! — Но я не знаю такого места, где вы могли бы отыскать золото, — ответила Мэгги, прямо и смело встретив его взгляд. — Если бы знала, то сказала бы вам. Мужчина с бульдожьей челюстью ухмыльнулся: — Ты живешь с этим краснокожим? — Он мой муж. — Муж и жена. Ну что ж, подходяще. Ну-ка, спроси его где найти золото. Мэгги обратилась к Ястребу на его родном языке. При этом она старательно делала вид, что спрашивает о золоте. На самом деле Мэгги советовалась, как поступить в сложившейся ситуации. — Скажи им, что золото находится в Священной Пещере. Ну, конечно же, в Пещере! Обрадовавшись находчивости мужа, Мэгги тут же перевела слова Ястреба. — В пещере? Никогда не слыхал, чтобы в пещере находили золото. — Но он утверждает, что золото там. Громила почесал подбородок, глаза его подозрительно сощурились: — А ты видела? — Нет. Черный Бульдог задумался, глядя на Ястреба, потом наклонил голову, словно приняв какое-то решение. — Вели-ка своему краснокожему бросить оружие. Ферди, свяжи-ка его покрепче. Я думаю, что мы возьмем их с собой, чтобы убедиться, что он сказал правду. Ферди ухмыльнулся, разматывая моток веревки, привязанный к седлу, и спрыгнул с лошади. Он оказался высоким и костлявым с лохматыми коричневыми волосами и черными от курева зубами. Мэгги со страхом заметила, как его тусклые зеленые глаза обшарили ее с головы до ног. Было совершенно очевидно, что сейчас его мысли далеки от золота. Ястреб крепко сжал челюсти и заскрипел зубами, перехватив плотоядный взгляд тусклых зеленых глаз Ферди. Он невольно крепче стиснул в руках лук. — Попозже, Ферди, — пообещал Черный Бульдог. Мэгги отступила на шаг. Ферди оказался рядом, направляясь к Ястребу. Ей сразу не пришло в голову, что они могли связать и ее, Мэгги. Ведь это все-таки были белые люди. Сейчас казалось глупым, что она могла так подумать. Ведь они с Ястребом были совершенно беспомощны перед лицом противника. Развернувшись молниеносно, точно змея в прыжке, индеец вонзил лук в пах Ферди, и, когда тот согнулся вдвое, взвыв от боли, Ястреб схватил его за плечи и бросил на землю так, что Ферди свалился под ноги коню своего дружка. Животное встало на дыбы и железной подковой угодило Ферди в затылок. С яростным проклятием человек с бульдожьей челюстью вылетел из седла. Раздался боевой индейский клич, и Черный Ястреб ринулся на врага. Молниеносно подхватив ружье, выпавшее из рук противника, он наставил его на бледнолицего и выстрелил тому в грудь. Мэгги в ужасе уставилась на расползающееся по рубахе алое пятно, чувствуя, как тошнота подступила к горлу. Тоненькая струйка крови медленно стекала из уголка рта Черного Бульдога. — Он мертв? — спросила она, сама удивившись ненужности заданного вопроса. Да и кто бы мог выжить с такой страшной раной в груди. — Да. И тот другой, тоже. Мэгги медленно повернула голову и бросила взгляд через плечо. Ферди лежал лицом вниз, и голова его была в крови. — Глупый вопрос, — прошептала Мэгги. Она упала на колени, и ее начало выворачивать наизнанку. Ястреб тут же оказался рядом. Он держал ее за плечи. Тело Мэгги сотрясалось от неудержимой рвоты. Приступ длился до тех пор, пока все содержимое желудка не оказалось на земле. Она устало прикрыла веки. Ястреб гладил волосы жены, тихо повторяя ее имя. Он оставил ее на минуту, а вернувшись, вытер ей лицо мокрой тряпкой и предложил глотнуть из фляжки, которая оказалась у одного из поверженных врагов. — Не могу, — Мэгги ужаснула мысль о выпивке из фляжки покойника, и она с негодованием оттолкнула руку мужа. Поняв обуревавшие ее чувство. Черный Ястреб принес воды в мешке, и Мэгги сделала пару глотков. — Мэг-ги? — Все уже в порядке, — заверила она, но это была неправда. Он обхватил ее руками, но она — яростно трясла головой, не в силах унять бившую ее дрожь. Нервы, подумала Мэгги. Ведь им больше ничего не угрожает. Но дрожь не проходила. Ведь так легко могло случиться, что именно Ястреб, а не его противники, лежал бы сейчас с пробитой грудью на земле. Это его кровь стекала бы из раны. А она еще могла жалеть убитых врагов… Мэгги ясно поняла теперь, что заставило Ястреба решиться на такой отчаянный поступок. Это было необходимо. Будь Ястреб один, он легко мог бы вырваться, убежать, скрыться. Она, Мэгги, связывала его. Она подняла мертвенно-бледное лицо и взглянула ему в глаза. Он убил человека из-за нее, Мэгги. Убил безжалостно, не раздумывая ни секунды. Она ясно видела его лицо в момент выстрела. Оно выражало ликование, темные глаза полыхали огнем, когда он наконец пролил кровь своего врага. Теперь в глазах Ястреба не было жажды крови — только любовь и забота. Она крепко прижалась к нему, ища в его объятиях тепла и успокоения. Страх постепенно покидал ее. — Не надо бояться, Мэг-ги, — утешал Ястреб, — никто не обидит тебя, пока я с тобой. Она судорожно вздохнула, тронутая глубоким чувством, прозвучавшим в его голосе, зная, что, если понадобится, он отдаст жизнь за нее, Мэгги. Но что ждет ее, если вдруг с ним что-нибудь случится? Она метнула взгляд на безжизненные тела их недавних врагов и от души возрадовалась тому, что они мертвы. Правда, ее тут же охватило раскаяние. —Ты… ведь не станешь снимать скальпы? — Нет. — Но ты бы сделал это, если бы не я? Черный Ястреб хотел было солгать, но, в конце концов, счел за лучшее сказать правду. Между ними не должно быть никакой недоговоренности. — Да, — признался он, — я бы снял скальпы. Среди моих соплеменников считается воинской доблестью добыть в бою скальпы врагов. Мэгги кивнула, тотчас припомнив ту ночь, когда Ястреб исполнял перед нею и Вероникой ритуальные танец. И ведь он рассказывал ей, как матери, сестры, жены и близкие родственницы воина несут колья со скальпами его врагов. Сам воин в это время исполняет танец, в котором заключен глубокий смысл: тут и гордость, и воинская доблесть, и похвальба. Но все это ужасало Мэгги по-прежнему. Всю ночь ее мучили кошмары. Она видела ужасные сны, в них ее преследовали убитые. Они выглядели точь-в-точь, как Ферди и Черный Бульдог. Ей снилось, что она, Мэгги, вновь калека, прикованная к инвалидному креслу, беспомощная и полностью в их власти. Она отчаянно призывала Ястреба на помощь, но его не было рядом, он скрылся в недрах Священной Пещеры. — Мэг-ги! — Черный Ястреб тряс ее за плечи, испуганный пронзительными воплями и бледностью, разлившейся по ее лицу. — Мэг-ги! — Ястреб! О, Ястреб, — она бросилась ему на шею, отчаянно вцепившись в него, как будто ища спасения от неминуемой опасности. Он прижал Мэгги к себе, шепча, что любит ее и что теперь ей нечего опасаться. Но в глубине его сердца поселилась тревога за жену. Ведь она сама рассказывала, что ждет его народ. Ничего, кроме смерти или, в лучшем случае, жалкого существования в резервации. А вдруг его убьют в схватке с врагами? Ведь тогда Мэгги останется совсем одна, без всякой надежды вернуться в свое время, к своему народу. — Мэгги, утром мы пойдем в Пещеру. Я считаю, что тебе следует вернуться. Ты не можешь здесь оставаться. Так он собирается вернуться с ней домой! Она никогда не думала о ранчо в Дакоте, как о родном гнезде. Это было лишь убежище, где она могла спрятаться от ставшего ей враждебным окружающего мира. Но теперь, когда Ястреб будет там с нею, это совсем меняет дело. — Мы будем счастливы там. Я обещаю это, — сказала Мэгги и улыбнулась любимому. — Но я не смогу пойти с тобой. — Как? — Я ведь не могу вернуться. Мой долг — разыскать Сидящего Буйвола и узнать о местонахождении моего племени. Когда я найду их, то поведу в Канаду, но сначала мне надо доставить тебя в Пещеру. — Я не вернусь без тебя. — Мэг-ги, ведь я думаю только о тебе, — возразил он. — Ты знаешь, что ждет мой народ. Если мы не сможем занять землю предков, если что-то случится со мной в пути, ты никогда не сможешь вернуться к своим. Готова ли ты к тому, чтобы провести здесь остаток жизни? Все было справедливо. Мэгги знала, что это правда, но сама мысль о том, что Ястреба могут убить, была ей ненавистна. Они так недавно избежали серьезной опасности. Дважды. Что она будет делать, если с ним что-нибудь случится? Куда пойдет? Мэгги взглянула ему в лицо и поняла, что не в силах оставить мужа. И даже знай она, что им суждено быть вместе всего лишь неделю, а то и день, она, Мэгги, ни за какие блага не уступила бы эти дни судьбе. Сколько бы мгновений им ни осталось — они должны провести их вместе. Уж лучше жить в вигваме из шкур, или того хуже, в нищете резервации, чем провести остаток жизни без него. — Я останусь, — сказала она, — что бы ты ни говорил, я не изменю своего решения. Глава 28 Прошло четыре дня, и Мэгги уже вовсе не была так уверена в том, что приняла правильное решение. Она бросила взгляд с невысокого холма на индейские вигвамы, что виднелись по обе стороны широкой спокойной реки. Индейцы. Куда ни глянь — одни индейцы. Ей всегда казался симпатичным этот народ, но Мэгги ни разу не приходилось видеть столько индейцев одновременно, и она растерялась. Мэгги чувствовала себя так, словно была одной из героинь собственных романов. Она ощущала себя белой розой в цветнике, где росли одни лишь красные гвоздики. Эта строка неожиданно всплыла из дальнего уголка ее сознания. Она перевела глаза на Ястреба. Он сидел верхом на коне Черного Бульдога, и Мэгги заметила, что его глаза полны нетерпения. — Ты готова? — спросил он. Мэгги кивнула. Ее сердце бешено заколотилось. Страх и ожидание овладели ее душой. — Не бойся. Мои люди не обидят тебя. — Но и не полюбят. — Полюбят, конечно, не сразу. Но ведь это только оттого, что ты непонятна им, — он ободряюще улыбнулся ей. — Когда я расскажу им, что ты — Женщина-Призрак, они станут почитать тебя, как божество. — Думаешь, они поверят тебе? — Мой народ живет ближе к богам, чем ты думаешь. В тяжкие времена бед и несчастий нас часто посещают духи. Ястреб взял ее за руку, и Мэгги показалось, словно его сила передалась ей. Растревоженное сердце успокоилось. — Смотри на это, как на опыт, — посоветовал Ястреб. И они начали спускаться с холма. * * * Едва они вошли в лагерь, все жители обступили их: мужчины, женщины, дети. Глядя на сотни обращенных к ней с любопытством лиц, Мэгги подумала, что лакота — привлекательный народ. Высокие, красивые мужчины, хотя, конечно, и вполовину не такие красивые, как Черный Ястреб. Женщины тоже казались высокими и привлекательными. На них были туники из оленьих шкур, украшенные бахромой и расшитые бисером. А дети! Они глядели на нее, стараясь дотянуться, дотронуться. Черные глазенки были полны жгучего любопытства. Мэгги увидела, что к ним направляется сам Сидящий Буйвол, и внезапно осознала всю фантастичность сложившейся ситуации. Неужели все это происходит с нею на самом деле? Ведь это не просто человек, а живая легенда. Хотя он и не считался вождем, но сила его воздействия на народ, то влияние, которым он пользовался среди индейцев, не имели себе равных. Широко раскрыв глаза, Мэгги напряженно наблюдала за тем, как почтительно расступилась перед ним толпа, а Ястреб спрыгнул с седла и обнял Сидящего Буйвола. Какое-то время они оживленно беседовали, потом Ястреб снял Мэгги с коня и представил шаману. Совершенно растерявшись, Мэгги невнятно пролепетала что-то о том, как она счастлива познакомиться с таким выдающимся человеком. Потом шаман указал им свободный вигвам и предложил чувствовать себя в нем, как дома. Мэгги застыла посреди вигвама, слишком взволнованная, чтобы вымолвить хоть слово. Ей, обыкновенной женщине из двадцатого века, довелось увидеть Сидящего Буйвола, человека, умершего за пятьдесят лет до ее рождения. Покачав головой, Мэгги огляделась вокруг. Все казалось точно таким, как она и представляла: остроконечный вигвам в форме конуса, обтянутый шкурами бизонов, казался круче сзади, чем спереди. Вход в вигвам был обращен на восток, где вставало солнечное божество. Пол был устлан шкурами. В дальнем углу вигвама она заметила ложе, также убранное шкурами бизонов. Еще в вигваме оказалось два плетеных сиденья, покрытых мехом, и очаг. Из беллетристики и различного рода отчетов об исследованиях Мэгги знала, что индейцы устраивают свое жилище, как храм, и относятся к нему соответственно. Пол вигвама символизирует Мать-Землю, что дарует жизнь, стены вигвама — Небо, а жерди — путь от Земли, по которому осуществляется связь человека с великим Вэкэн Танка. Сразу за очагом виднелся небольшой участок земли, не покрытый шкурами. Он служил своего рода алтарем, где курились ароматические травы, шалфей. Индейцы свято верили в то, что возносящийся дым связывает молящихся с Великим Духом. Некоторые считали, что можно вызвать бурю, если ступить на алтарь. Мэгги доводилось читать о разных обычаях и правилах, что теперь могли бы ей очень пригодиться. Оставалось надеяться на то, что ей удастся припомнить их все. Так, если дверь приоткрыта, то это означает, что здесь ждут гостей и встретят их с радостью. Две скрещенные ветки над дверным проемом говорят о том, что хозяев нет. Что же еще? Ах да! Мужчины обычно сидят у северной стены вигвама, а женщины — у южной, так, чтобы, входя в вигвам, мужчина шел направо, а женщина налево. Между местом хозяина и очагом никто никогда не располагается. Только сейчас Мэгги заметила, что Ястреб, задумчиво прищурившись, наблюдает за нею. — Что ты? — спросила она. — Я все гадаю — о чем ты думаешь? — Да нет, ни о чем особенном. Я написала столько книг об индейцах и рада, что настоящий вигвам выглядит нисколько не хуже, чем те, которые я описала. Черный Ястреб обвел взглядом ложе из шкур бизона, дрова у входа, плетеные сиденья и припомнил просторный дом на ранчо со всевозможными удобствами: мягкими матрасами на кровати, холодильником, где всегда сохраняется свежая пища, посудомоечной и стиральной машинами и автомобилем, что мчит вдаль скорее самой быстроногой лошади. Да разве она будет счастлива, купаясь в холодной реке? Ведь она привыкла мыться в ванне с горячей водой и белоснежной мыльной пеной. Мэгги и горя не знала, готовя пищу в микроволновой печи. Ей, с ее нежными руками, готовить на лагерном костре? Да разве сможет она сшить себе одежду, мокасины? Если даже ему, Ястребу, уже не хватает этих чудодейственных изобретений бледнолицых, то ей, изнеженной женщине, привыкшей ко всем таким удобствам с самого детства, должно быть во сто крат тяжелее. — Мы отдохнем здесь несколько дней. Что скажешь? Улыбнувшись, Мэгги посмотрела ему в глаза. — Все хорошо, когда ты со мной. — Мэг-ги, — он обнял ее, зная, что всю жизнь не нашел бы себе места, случись ему оставить ее. Что бы ни сулило будущее — они должны быть вместе. * * * Черный Ястреб сидел, скрестив ноги и опустив руки на колени. Сидящий Буйвол набил и разжег Трубку Грома, выдохнул дым поочередно к Матери-Земле, Небу и во все четыре стороны света. Потом он передал ее гостю. Черный Ястреб благоговейно принял трубку, выкурил ее и вернул хозяину. По заведенному обычаю, они не проронили ни слова, пока трубка не была полностью выкурена и дым не улетучился. Сидящий Буйвол отложил трубку и повернулся к гостю: — Так чем я могу помочь тебе? — Я пришел узнать — где мои люди? — Ах да. Я узнал о сражении лишь несколько дней назад. Мои люди разведали кое-что. Они считают, что тех, кто уцелел, увели в форт Ларами. — Не знаешь ли что-нибудь о судьбе моей матери? Сидящий Буйвол покачал головой: — Не могу сказать наверняка. Если судить по оставленным следам, то многих женщин увели. Возможно, Винона среди них. — А что, все мужчины перебиты? — Не знаю. Никто из них здесь не появлялся, но если кто-то остался в живых, то они, по всей вероятности, пошли по следам женщин, в форт. Черный Ястреб кивнул, выслушав шамана. Ему хотелось верить, что мать жива и что он сможет вызволить соплеменников и укрыть их в Канаде. — Ты скоро покинешь лагерь? — Завтра. — Я так и думал. Что ж, моя жена снабдит тебя пищей. Ведь путь не близок. Черный Ястреб поблагодарил шамана за помощь и вернулся в вигвам — их общий с Мэгги дом. Она нетерпеливо ожидала его в проеме. — Он что-нибудь сообщил тебе о соплеменниках? — спросила она, увлекая его в жилище. — Да. Он сказал, что оставшихся в живых взяли в плен и увели в форт Ларами. Завтра мы отправляемся в путь. С утра шел проливной дождь. Казалось, ему не будет конца. Ястреб со вздохом разочарования прикрыл развевающийся от ветра полог вигвама. Будь он один, погода не остановила бы его. Что воину дождь и ветер? Но невозможно заставлять Мэгги путешествовать верхом весь день под проливным дождем. Он не находил себе места от тревоги, наполнившей сердце. Решимость отыскать свое племя крепла. Им нужно непременно найти путь на север и успеть укрыться до того, как степи и прерии занесет снегом. Доживут ли они до весны? Пройдет еще несколько лет, пока в недрах Черных Холмов обнаружат золотую руду. У его народа еще есть время спастись. Это легче сделать в ту пору года, когда стоит теплая безоблачная погода и растет молодая трава. Ястреб перевел взгляд на Мэгги, спрашивая себя, достаточно ли у нее сил переносить все тяготы нелегкого пути и не придется ли ей когда-нибудь горько пожалеть о принятом решении — остаться с ним, Ястребом? Дождь шел весь день, не переставая ни на минуту. Мэгги тревожно следила, как он мечется по вигваму, словно зверь, запертый в клетке. Его настроение пугало ее. Казалось, еще немного, и она закричит. Она нежно, но крепко взяла его за руку и потянула вниз на расстеленные шкуры бизонов. Мэгги наклонилась, чтобы поцеловать Ястреба, а руки ее гладили его живот. — Ты избегаешь меня, — с обидой сказала она, укусив его за плечо. — Я избегаю? — Вот именно. И мне это совсем не нравится, — она слегка куснула его за ухо, а потом лизнула языком. — Прости, — отозвался Ястреб, и голос его сразу охрип, когда ее руки скользнули под повязку. — Думаю, что тебя следует сначала проучить, — припугнула она. Он спрятал лицо у нее на груди, лаская руками ее бедра. — Что ж. Я готов, — сказал он с притворным ужасом, — приступай. Тихо смеясь, она обхватила ногами его бедра, руки ее ласкали его плечи и грудь, потом спустились ниже, снимая набедренную повязку. В его глазах вспыхнуло пламя. Мэгги склонилась к нему, накрыв его своим телом. Ее груди прижимались к его груди. Она страстно, самозабвенно целовала его. Он предоставил ей всю инициативу, и Мэгги это пришлось по вкусу. Обнимая его, она ласкала его губами, языком, все больше возбуждаясь тем, как он откликался на ее прикосновения. Глаза Ястреба полыхали огнем, дыхание прерывалось. Мэгги дразнила и мучила его безмерно, затягивая любовную игру, хотя тело Ястреба напряглось до предела. Одним быстрым движением он оказался над нею, прильнув губами к ее губам в страстном порыве, потом тела их сплелись. Мэгги была в исступлении. Все перестало существовать. Она впилась глазами в дорогое лицо. Бедра ее вздымались навстречу его толчкам. Она поднималась к нему все ближе и ближе, и, наконец, наслаждение достигло апогея, и она уже не могла отличить землю от неба, жизнь от смерти. Казалось, сознание покинуло ее. Она бы вовсе не удивилась, если бы в небе вспыхнули тысячи ярких огней. Казалось бы, самое время взорваться праздничным ракетам и осветить все вокруг, ликуя и радуясь вместе с ними. А вместо этого слышался лишь шум дождя, да еще стук ее собственного сердца. Ястреб шептал ей, что любит ее больше жизни, и, соединяя свое тело с ее телом, почувствовал, как мир и покой спустились в его душу, вытесняя треволнения последних дней. На следующий день Мэгги и Ястреб покинули лагерь Сидящего Буйвола. Теперь путешествие не казалось таким утомительным. Сидящий Буйвол снабдил их провизией. Ее должно было хватить до самого форта. Кроме того, он дал им теплую одежду и шкуры — укрыться от холода. Мэгги никак не могла привыкнуть к своему индейскому обличью, хотя вынуждена была признать, что одежда эта куда удобнее ее собственной, а мокасины, отороченные мехом, гораздо теплее ее ботинок. Джинсы, рубашку и ботинки она уложила в один из мешков. После дождя было свежо и ясно, а небо казалось таким голубым и необъятным, как безбрежный океан. Езда верхом оказалась просто чудесной. Мэгги сызмальства мечтала о собственной лошади. Но ее отцу это казалось слишком дорогим удовольствием. «Купить лошадь — полдела. Значительно дороже обойдется ее содержание.» Эти слова отец никогда не уставал повторять. Но Мэгги не отказалась от своей мечты. Как только она стала зарабатывать, сочиняя романы, первой дорогой вещью, которую она себе позволила приобрести, была новая машина, а второй — лошадь. Мэгги бросила быстрый взгляд на своего спутника. Еще одна осуществленная мечта. Ее собственный воин. Теперь-то Мэгги хорошо понимала, что никогда не была бы счастлива с Фрэнком, да и с каким бы то ни было другим мужчиной из своего времени. Они все так заурядны, скучны, а она, Мэгги, мечтала о герое, который будет бороться за нее, покорит ее сердце, уничтожит все преграды… Мэгги была безгранично счастлива, и все радовало душу. Они непременно доберутся до форта Ларами, отыщут соплеменников Ястреба и отведут в Канаду, где и найдут надежное убежище. Войска не настигнут их там. Черный Ястреб удивленно поднял бровь: — Чему ты так рада? — Я только что нашла удачную концовку для будущего романа, — ответила Мэгги, потянулась к нему, чтобы дотронуться до его руки, и крепко сжала ее. — И они жили долго и счастливо. — Кто жил долго и счастливо? — Конечно, мы, глупый. Скачи же дальше. Не оглядывайся. Я догоню тебя. Глава 29 Когда Ястреб стал трясти ее за плечо, Мэгги только слабо застонала и глубже зарылась в бизоньи шкуры, ни за что не желая просыпаться. — Еще минуточку, — пролепетала она, снова погружаясь в сладкий сон. Но он продолжал трясти ее, и вдруг она разом пробудилась, услышав стук копыт. Сердце Мэгги испуганно забилось. Конечно, это пауни — враги. Она села, обуреваемая страхом, ожидая худшего (с них немедленно снимут скальпы), потом вгляделась как следует — и застыла в изумлении. Их окружал конный отряд армии Соединенных Штатов. Мэгги казалось, что действие происходит в каком-то вестерне. Как в старых лентах, солдаты были в голубых мундирах, в воздухе трепетали флаги. Слышалась команда «стройся». Но это отнюдь не было кинофильмом, и самые настоящие винтовки целились в грудь Ястреба. — Доброе утро, мадам. Приветствую вас, — к ней обращался армейский лейтенант. Это был мужчина среднего возраста, шатен с карими глазами и густыми усами, заставлявшими вспомнить эпоху генерала Джорджа Армстронга Кастера. — Доброе утро, — ответила Мэгги и нахмурилась, заметив, как двое кавалеристов спешились и направились к Ястребу. — Взгляните, — тревожно воскликнула она, обращаясь к лейтенанту, — что происходит? — Это моя обязанность, — твердо ответил он. — Мы организовали облаву с целью освобождения белых пленниц, подобных вам, мадам. Мэгги молча смотрела на него. Она не могла прийти в себя от изумления. Так они решили, что Ястреб ее похитил! — Я не пленница, — возразила Мэгги, схватившись за голову, — он мой муж. — Ну ничего, — успокаивающим тоном заверил лейтенант. — Вам нечего опасаться. — Но… — С вашего позволения, мэм, мы очень торопимся, — заметил лейтенант, — ведь мы в пути уже больше двух недель. Лукович, помоги леди, возьми лошадь. Дэниэлс, свяжи-ка этого краснокожего, ты поведешь его. Лейтенант перевел взгляд на Мэгги: — Этот индеец говорит по-английски? Она совсем было собралась ответить утвердительно, когда заметила, что Ястреб чуть заметно покачал головой. — Нет, — ответила Мэгги, про себя удивляясь его намерениям. — Черт, жаль. Ну ладно, может быть, кто-нибудь из разведчиков потолкует с ним. Нужно узнать, где прячется Сидящий Буйвол. Протесты Мэгги они пропустили мимо ушей, а Лукович взял под уздцы ее коня и повел вперед. Ей оставалось лишь беспомощно глядеть в сторону мужа, и в глазах ее мелькнуло отчаяние, когда она увидела, что темноволосый солдат затянул веревку на шее Ястреба и ушел с ним в конец колонны. Мэгги вынуждена была последовать за лейтенантом, который представился ей как Джефри Коллинз. Он и его люди служили в гарнизоне форта Ларами и сейчас всей душой стремились вернуться в родной гарнизон после утомительного похода. Мэгги бросила быстрый взгляд в сторону Ястреба. Наконец-то они двигаются в нужном направлении. Они ехали несколько часов, останавливаясь только для того, чтобы дать отдых лошадям. Мэгги так старалась увидеть Ястреба, что чуть не свернула себе шею. Он гордо шел вперед, высоко держа голову, лицо воина казалось бесстрастным. Ни разу Ястреб не встретился с Мэгги глазами. Ни разу даже не взглянул в ее сторону, а когда колонна остановилась, чтобы лошади отдохнули, он опустился на корточки, решительно отказавшись от предложенного глотка воды. Во время одного из привалов Мэгги хотела было подойти к Ястребу, но лейтенант преградил ей путь: — Лучше оставьте это, мэм. — Но я хочу дать ему глоток воды, — решительно возразила она. — Нет, мэм. Право, не стоит. — Но это мой муж. Вы не имеете права запрещать мне общаться с ним. — Послушайте, мисс… — Сент Клер. — Мисс Сент Клер. Мне, вероятно, следовало бы предупредить вас, что если вы хотите быть принятой в обществе, в частности, обществе форта, то не следует афишировать брак с индейцем. Вам ведь должно быть известно, что правительство не признает браков, заключенных языческим способом. — Но… — тут Мэгги прикусила язык. Ведь она даже не могла объяснить лейтенанту, что ее брак признан штатом Южная Дакота. Во-первых, Южная Дакота получила статус лишь в 1872 году, а во-вторых, Мэгги даже не знала, признаются ли вообще официально теперь браки между белыми и индейцами. Мэгги печально опустилась на землю и обратила взор на Ястреба, от души желая, чтобы он тоже очередь взглянул на нее. А Ястреб без устали сжимал и разжимал кулаки, шевелил запястьями, безуспешно пытаясь освободиться от пут. Он прекрасно понимал, что Мэгги не сводит с него печальных глаз. Казалось, он слышал пронзительный зов ее любящего сердца, но оставался тверд и избегал ее взглядов. Он знал, что белых женщин, состоящих в связи с индейцами, всячески третировали в обществе. Ему даже приходилось слышать истории о похищенных бледнолицых девушках, которые, будучи освобождены и привезены домой, предпочитали возвращение к своему похитителю постоянным насмешкам окружающих. Такие женщины подвергались самому настоящему остракизму. Для Мэгги было бы куда лучше не иметь к нему никакого отношения, по крайней мере, сейчас. Привал заканчивался. Ястреб хорошо понимал, что Дэниэлс с удовольствием протащит его по грязи и пыли, и мгновенно вскочил на ноги, когда тот резко дернул за веревку, другой конец которой обвивал шею индейца. Бесстрастно глядя вдаль. Ястреб пытался пристроиться за лошадью солдата, держась сбоку, чтобы по возможности уклониться от пыли, клубящейся из-под копыт. Они направлялись к форту Ларами. Там следовало придумать способ связаться с Мэгги и бежать. Но со временем все гневные мысли, связанные с подневольным положением, отступили под влиянием еще более неприятного чувства. Лейтенант Коллинз проводил каждую свободную секунду подле Мэгги. Он обращал ее внимание на окружающий ландшафт, на все сколько-нибудь интересное, встречающееся им по пути. Он развлекал ее многочисленными рассказами о собственной отваге, проявленной в сражениях, о своих видах на продвижение в звании. За короткое время Мэгги узнала почти все о его доме на Востоке, о родителях, братьях и сестрах. Черный Ястреб следил за Мэгги с неослабевающим вниманием и возрастающим гневом. Он каждый раз отмечал, когда она говорила с ненавистным васичи, улыбалась ему, смеялась чему-то, рассказанному лейтенантом. Ревность разрывала его душу. Ревность, что вонзалась в сердце острее ножа и сжигала дотла, как бушующее пламя прерий. Что, если Мэгги сочла бледнолицего лейтенанта более достойным спутником жизни, нежели прежний избранник — невежественный дикарь, воин, индеец? Мэгги часто тревожила разница в возрастах ее и Ястреба, — накручивал себя он. Так может быть, сейчас она одумалась и решила избрать ровесника, который к тому же был, несомненно, ближе к ее кругу? Он старался отогнать мучительные сомнения и страхи, но это оказалось совсем не просто, и к тому моменту, когда процессия достигла форта, Ястреб совершенно упал духом и не сомневался, что Мэгги потеряна навеки, что она предпочла ему лейтенанта Коллинза. Да разве бездомный индейский бродяга может выдержать сравнение с блестящим лейтенантом, которого ожидало не менее блестящее будущее? А что мог предложить ей Ястреб? Только жизнь, полную скитаний и непрекращающихся опасностей. * * * Мэгги почувствовала невыразимое облегчение, когда колонна вошла, наконец, в форт Ларами. Ей страшно наскучила похвальба и цветистые комплименты Коллинза. Все это приходилось терпеть в надежде на помощь влиятельного спутника. Он мог бы помочь в освобождении Ястреба по прибытии к месту назначения. Спешившись, Мэгги оглянулась. Ястреба уводили прочь, и всплыл отчаянный вопрос: увидит ли она мужа еще когда-нибудь? Лейтенант проводил ее к ставке командующего и заверил, что увидится с нею вечером. Она ответила уклончиво, улыбнулась и, вздохнув, вошла в помещение штаба. Мэгги битых полчаса доказывала генералу Сьюли, что вовсе не была жертвой похищения и по доброй воле избрала Ястреба себе в мужья, но тщетно. Тогда она стала умолять его о свидании. Генерал непреклонно помотал головой. — Мисс Сент Клер, ручаюсь, что через несколько дней вы успокоитесь и придете в себя, — отеческим тоном утешал он. — Поверьте, многие женщины на первых порах говорят то же, что и вы, с неохотой возвращаясь к прежнему укладу жизни, но вам нечего тревожиться. Мы ни за что не допустим, чтобы этот дикарь хотя бы пальцем притронулся к вам. Уверяю вас, что стоит вам облачиться в одежду цивилизованной женщины, как вы сразу почувствуете себя лучше. Да и чище, смею заметить. Ничего не оставалось, как покориться. По приказу генерала Мэгги проводили в одно из свободных помещений командного состава. Чуть позже там появилась пышная седоволосая женщина, представившись как Мэйд Маккензи, жена капрала. Она быстро оглядела Мэгги с головы до ног и, перебросившись с нею несколькими словами, заторопилась к выходу, пообещав принести все необходимое: чистую одежду, мыло, полотенце, горячую воду, щетку и заколки для волос. Через час Мэгги ухе стояла перед огромным зеркалом, пристально разглядывая свое отражение. Она запрятала джинсы подальше — под матрас. Ведь здесь почти невозможно объяснить кому-либо, что такое «молния». Слава Богу, все остальные предметы одежды — рубашка, куртка, ботинки — не претерпели значительных изменений с ходом времени. Мэгги улыбнулась отражению в зеркале. Она выглядела так, словно только что сошла со страниц ею же написанных романов. Среди вещей, принесенных Мэйд Маккензи, оказались: кремовый английский жакет с длинными рукавами; пурпурная верхняя юбка с воланами и, конечно, три накрахмаленные нижние юбки; батистовая сорочка, корсет, обшитые кружевом панталоны и черные нитяные чулки, а кроме того, пара черных высоких ботинок со шнуровкой. Мэгги поблагодарила миссис Маккензи самыми теплыми словами, но про себя решила, что ни за что не наденет ни корсета, ни панталон, а обойдется собственным бельем — бюстгальтером и бикини, выстиранными и высушенными у камина. Взглянув на предложенные ботинки со шнуровкой, она решила, что собственная обувь не в пример лучше. Причесываясь, Мэгги выглянула из окна. Подумать только! Она находилась в легендарном форте Ларами, о котором так много написано. Именно здесь в апреле 1868 года правительство заключило договор с индейскими вождями, который закреплял за индейцами теперешнюю территорию Южной Дакоты к западу от Миссури. Отныне это считалось резервацией индейцев. За ними также оставили охотничьи угодья к северу от Большой Северной Реки и к востоку от гор Бизоньего Рога. Мэгги сокрушенно покачала головой. Правительство нарушило этот договор, как и все остальные договоры, когда-либо заключенные с индейцами. Как повествует история тех лет, Джордж Армстронг Кастер предпримет попытку выслать десант на Черные Холмы с целью убедиться в том, действительно ли там есть золото, как твердили слухи. На первых порах войска будут пресекать такие попытки и даже арестуют некоторых чересчур ретивых разведчиков. Другие подвергнутся нападению индейцев, защищающих свои права, обусловленные договором 1868 года. Но уже следующей весной полковник Додж лично выедет из форта Ларами, чтобы оценить размеры месторождения. Тем временем правительство попытается откупить у индейцев Черные Холмы. Некоторые краснокожие, например, Большой Пятнистый Хвост, согласятся продать, но правительство не согласится на его цену. Другие вожди, в том числе и Сидящий Буйвол, будут решительно против продажи таких территорий. Их не устроят никакие деньги. Сидящий Буйвол потребует, чтобы бледнолицые немедленно покинули Холмы. Но к тому времени войска закроют глаза на вылазки разведчиков месторождений, и вскоре яблоку негде будет упасть от полчищ взрывников и рудокопов на Черных Холмах. Невзирая на заключенные договоры и соглашения, правительство атакует индейцев в их же резервациях. Резня Кастера явится естественным следствием проводимой политики. Но это произойдет лишь через четыре года. Мэгги задумчиво провела щеткой по волосам. Она находилась в весьма любопытном положении. Она заранее знала то, что случится. Ей были известны исходы всех сражений. Что, если попросить генерала Сьюли предупредить Кастера об исходе битвы и вывести войска с Черных Холмов. Но вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное. Скорее всего, они сочтут ее душевнобольной, как только она заикнется о том, что явилась из будущего. Не стоит и пытаться. Да они бы сразу посадили ее под замок, как сумасшедшую. А потом, если поразмыслить как следует, так, наверное, и невозможно повлиять на ход истории. По-видимому, совершенно все равно, что бы ни предприняла Мэгги в настоящий момент. Ведь она еще не существует! Мэгги задумалась на минуту о том, что же делать дальше, и в этот момент раздался стук в дверь. Мэгги открыла и увидела на пороге лейтенанта Коллинза, цветущего, одетого в новенький мундир, в начищенных до блеска ботинках. — Я пришел сопровождать вас на обед, — заявил он, галантно предлагая руку, — мы приглашены генералом и миссис Сьюли. Обед оказался тягостным для Мэгги. На нем, кроме генерала и его жены, присутствовали еще три пары. Во время перемены блюд мужчины расспрашивали Мэгги о местоположении индейского лагеря. Леди же рассматривали ее в упор. Было совершенно очевидно, что они просто умирали от желания задать ей тысячу вопросов самого нескромного свойства, а в частности — каково это жить с дикарем? Но, будучи благовоспитанными дамами, они сдерживались, и, по-видимому, это стоило им немалых усилий. Обед продолжался. Наконец, джентльмены перешли в кабинет генерала — выкурить пару сигар и попробовать бренди, а миссис Сьюли велела сервировать столик с ликерами для дам. Отговорившись тем, что она очень устала с дороги, Мэгги поспешила уйти. Она чуть ли не выбежала из зала. Войдя к себе, Мэгги закрыла дверь и упала в кресло. Она сознавала, что вела себя довольно грубо, но не могла больше заставить себя находиться в обществе этих женщин, по крайней мере, сейчас. Она выглянула из окна, в который раз ища ответ на вопрос — где же ее муж? * * * Черный Ястреб вызывающе смотрел на своих тюремщиков, не отвечая на переводимые ему вопросы, решительно отказываясь открыть месторасположение лагеря Сидящего Буйвола. — Спроси его еще раз, — приказ исходил от темноволосого майора по имени Невил. Образ мыслей этого вояки можно было легко определить по его лицу с нависшими черными бровями. Такого не заподозришь в симпатии, уважении и даже простом человеческом отношении к индейцам. И значит ли для него хоть что-нибудь человеческая жизнь? — И вот что, Снайдер. Будь с ним построже. Снайдер, тот, к кому был обращен приказ, мощным кулаком, сравнимым лишь с пушечным ядром, ударил Ястреба в живот. Черный Ястреб едва устоял на ногах, согнувшись от невыносимой боли. В Снайдере было больше шести футов роста. Он имел здоровые, как тумбы, ноги и, вдобавок, крепкие стальные кулаки. Ястреб подумал, что Снайдер хорошо знает свое дело. Мысль была безрадостна, как осенний дождь. Не уставая, капрал угощал Ястреба страшными ударами в живот, в лицо, молотил по спине. Задыхаясь, видя все, как в тумане. Ястреб слышал насмешливый голос переводчика-пауни, вновь и вновь задающего вопрос о местопребывании Сидящего Буйвола. Но Ястреб только отрицательно качал головой. — Похоже, он не расположен говорить о чем бы то ни было. Вам следовало бы сказать генералу, что у этого краснокожего голова крепче, чем каменная стенка, — пожаловался Снайдер, потирая ушибленные суставы. — Капрал, отчего бы тебе не заткнуться и не приняться снова за дело? Покажи-ка ему, что значит настоящий удар, — процедил сквозь зубы майор Невил. Новый удар Снайдера чуть было не свалил Ястреба с ног. От острой боли в животе он согнулся вдвое. Сжав зубы и подавив мучительный стон, рвущийся из груди, Ястреб подумал, что захлебнется в собственной блевотине, прежде чем скажет хоть что-нибудь проклятому майору. Через четверть часа Невил круто развернулся и покинул тюрьму. Переводчик-пауни потрусил за ним. Снайдер напоследок двинул пленнику коленом под дых и последовал за начальством. Оставшись один, Ястреб не сдержал стона. Боль, казалось, пронзила его насквозь. Опустившись на пол, он закрыл глаза, ожидая, пока она не отпустит его. Он удрученно подумал, что Снайдер, конечно, мастер своего дела. Обработал он пленника основательно. Левый глаз заплыл, нижняя губа разбита, а нос, по-видимому, сломан. Но хуже всего обстояло дело с левым боком. Не то что движение — даже легкий вздох вызывал свирепую боль, волнами проходящую по избитому телу. Он решил, что, похоже, одно ребро сломано. Ястреб в изнеможении прислонился к шероховатой бревенчатой стене. — Женщина-Призрак, — чуть слышно слетело с губ, и все провалилось в темноту. Глава 30 Мэгги медленно шла по плацу, заботливо подобрав юбку, чтобы не испачкать подола. Она никогда не завидовала женщинам тех далеких времен. Бедняжки, как много неудобной одежды им приходилось накручивать на себя. Она, Мэгги, многое отдала бы за то, чтобы снова напялить джинсы и рубашку, но нет. Она и так уже дала пищу для разговоров. Пожалуй, все кумушки в форте судачат на ее счет. А уж увидеть ее в таком скандальном для женщины наряде, как брюки! Тут уж языки заработают с новой силой. К настоящему времени не было человека в форте, который бы не знал, что она ушла с генеральского обеда, не потрудившись даже выдумать какой-либо благовидный предлог. Да, прошлым вечером получилось действительно очень грубо, не следовало так внезапно уходить. Она знала это, и лейтенант Коллинз наутро так и сказал ей. Смирив гордость и гнев, Мэгги отправилась к миссис Сьюли и извинилась в самых почтительных выражениях. Та смерила ее холодноватыми серыми глазами, прежде чем приняла извинения. Ах, да это было самой пустяковой из свалившихся на нее бед. Мэгги с ума сходила от неизвестности. Где Черный Ястреб? Что с ним? Но кто мог дать ответы на эти жгучие вопросы? Лейтенант Коллинз находился на военном совете. Там же были и генерал с офицерами. К тому же Мэгги подсознательно чувствовала, что в этом ей не стоит надеяться на Коллинза. Вряд ли бы он рассказал ей что-нибудь, если бы даже знал. А он, по-видимому, был в курсе всего. Тыльной стороной руки Мэгги утерла пот со лба. Где же Ястреб? Где? Мэгги замедлила шаг. Прикрыв веки, она попыталась выбросить из головы мучившие ее мысли, но перед глазами стояло лицо мужа, а в ушах звучал его голос, звавший ее снова и снова. И она с ужасающей ясностью поняла, что Ястреб — в беде, что ему плохо. Ее муж в опасности. Мэгги не могла бы объяснить, как поняла это, но она нисколько не сомневалась в верности овладевших ею предчувствий. Ястреб сейчас беспомощен. Ему грозит опасность. — Мисс Сент Клер, с вами все в порядке? — Что? Она открыла глаза и обнаружила, что рядом стоит лейтенант Коллинз и смотрит на нее с беспокойством. — О да, все в порядке, не волнуйтесь. Немного жарко, ведь верно? — выдавала Мэгги с вымученной улыбкой. — Вам не следует находиться на солнцепеке — увещевал он, взяв Мэгги за руку и увлекая в тень деревьев. — Я… в общем, каковы ваши планы, мисс? Я хочу сказать — на будущее? — Планы? — Мэгги смотрела через плечо лейтенанта на вигвамы лакота за пределами форта. Может быть, там найдутся люди, готовые помочь ей освободить мужа? Конечно, это призрачная надежда. Индейцы выглядели угнетенными, испуганными, не способными бороться за себя, а уж тем более — защищать кого бы то ни было. — Вы собираетесь остаться в форте? — осведомился Коллинз. — Не знаю, — она безучастно взглянула на него. Как можно строить планы на будущее, когда Ястреб в беде? — Ваше присутствие здесь было бы более чем желательно. Красивые женщины — такая редкость на границе. — Да, я заметила. Когда я шла сюда, двое мужчин успели сделать мне предложение — Это потому, что вы так хороши, — рассудительно сказал Коллинз. — Вот если бы вы были уродливы, они бы выждали неделю-другую. Агентства по найму рабочей силы на востоке часто присылают сюда, на запад, молодых девушек выполнять домашние работы для офицерских жен. Жена капитана Эуриса просила одно из агентств подыскать ей самую уродливую девушку, какую только можно найти. Она надеялась при этом удержать девчонку на работе хотя бы месяц до того, как она выскочит замуж. Мэгги усмехнулась: —Вы это выдумали. — Но это чистая правда. Большинство предпочитает иметь жену, пусть даже самой скромной наружности, которая ждет мужа дома, чем идти к, э… — он запнулся и покраснел до ушей. — Чем решать свои проблемы в каком-нибудь скотном амбаре на ранчо? — спросила Мэгги и тут же пожалела о вырвавшихся словах. Она готова была откусить себе язык, ощутив, какой удар нанесла лейтенанту. Достаточно было видеть его лицо. — Откуда вы знаете о таких местах? — воскликнул он. — Я… — пожала плечами Мэгги, — я слышала о таком месте в Техасе близ форта Гриффин, о так называемой квартире, где мужчины всегда могут купить виски и… все такое, и я просто предполагаю, что подобные места есть везде, где много мужчин, отлученных по какой-либо причине от семьи. — Полагаю, что приличная женщина не должна знать о таком, — сердито откликнулся Коллинз, — пойдемте, я провожу вас домой. Мэгги безмятежно шла рядом, размышляя о том, каким ударом было бы для лейтенанта Джефри Коллинза оказаться в самой гуще ночной жизни низов Лас-Вегаса. Пресловутое ранчо Депо в Техасе времен Гражданской Войны не выдерживало никакого сравнения с царившей там вакханалией. Чего только не увидишь в Лас-Вегасе: бродяги, игорные дома, яркие огни, стриптиз-бары… Придя к себе, Мэгги почувствовала сильную головную боль и простилась с лейтенантом, пообещав ему отправиться на верховую прогулку на следующий день. Она пообедала в одиночестве и села у окна, глядя в темноту и молясь о том, чтобы отыскать мужа. * * * Услыхав звук приближающихся шагов. Черный Ястреб, шатаясь, поднялся на ноги. Прислонившись спиной к тюремной стене, он не отрывал глаз от двери. У него подвело живот от ужаса, когда он услышал голос ненавистного Снайдера: — Не думаю, что генерал одобрил бы ваши методы, майор. — Ну, так мы и не скажем ему, верно, капрал? — ответил Невил, и Черный Ястреб уловил едва различимую угрозу в голосе майора. Через минуту Невил отпер дверь и вошел в камеру, сопровождаемый Снайдером и переводчиком-пауни, известным под именем Охотник на Медведя. — Спроси его, — отрывисто произнес Невил, обращаясь к пауни, — где сейчас Сидящий Буйвол? Ястребу перевели вопрос. Он не мог оторвать глаз от длинного черного хлыста, который Снайдер сжимал в увесистом кулаке. — Передай ему, что я не из тех, кто спрашивает дважды, — предупредил Невил. — Скажи: если он не ответит, я прикажу содрать с него шкуру! Приятная мысль, что он видит своего врага избитым и униженным, вызвала довольную улыбку на лице пауни. Он быстро перевел на язык Ястреба угрозу майора. — Но знай, — добавил он от себя, — если даже ты — и расскажешь все, что хочет знать этот бледнолицый, то я солгу и скажу, что ты отказался отвечать, и я буду стоять и наблюдать, как с тебя сдерут шкуру, точно с пса. Ястреб секунду-другую в упор смотрел на пауни, а потом плюнул ему в лицо. С криком ярости Охотник на Медведя выхватил нож и бросился вперед, целясь Ястребу в живот. Черный Ястреб судорожно сглотнул, ожидая неминуемой развязки, и с облегчением увидел, как Снайдер схватил пауни за шиворот и бросил на пол. — Потерпи. Может быть, чуть попозже, — ухмыльнулся он, — а сейчас он — мой. — Ну-ка, Охотник на Медведя, выбрось нож, — скомандовал майор. Он взглянул на пленника, а потом посмотрел в упор на пауни: — А что это ты сказал ему? — Только то, что буду очень рад увидеть, как с него сдерут шкуру, точно с поганого пса. Невил усмехнулся. Старая вражда двух индейских племен была хорошо известна и оказалась на руку войскам. Из пауни получались прекрасные разведчики-осведомители. Они так радовались при виде поверженного врага. — Продолжай, Снайдер, — велел майор. Черный Ястреб с болезненным ожиданием глядел, как ненавистный Снайдер раскручивал свой ужасный хлыст, похожий на гремучую змею. У пленника пересохло во рту, ладони стали влажными, пот заливал глаза и стекал по спине. Майор и пауни посторонились. — А ну, повернись, — велел Снайдер, мерзко ухмыляясь, — или ты предпочитаешь подставить физиономию? Черный Ястреб повернулся лицом к стене, чувствуя, как от простого вздоха заныло поврежденное ребро. Это было, как затишье перед грозою. Он спиною чувствовал взгляд пауни, его злорадство и нетерпение. Снайдер быстро, с силой нанес первый удар без предупреждения. Он пришелся как раз между лопатками. Хлыст глубоко разрезал кожу, и это оказалось даже хуже, чем Ястреб мог представить. Второй удар не заставил себя ждать. Ястреб покачнулся, ударившись левым плечом о тюремную стену. — Воглака на! — кричал Охотник на Медведя, понукаемый Невилом. — Говори! Ястреб пытался сдержать стон, рвущийся из груди. Хлыст опускался вновь и вновь, и всякий раз слышался звук раздираемой кожи — так сильны были наносимые удары. Ястреб чувствовал, как теплая кровь стекала по спине. Он напряженно ждал следующего удара и спрашивал себя — сколько же он еще сможет выстоять и не упасть? Какую муку предстоит претерпеть, прежде чем эти звери сломят его гордость и поставят его, Ястреба, на колени? Сколько страданий выпадет на его долю, прежде чем он примется умолять своих мучителей прекратить пытку и расскажет все, что они хотят? Прошло несколько минут. Ястреб совсем пал духом. Свист хлыста отдавался в ушах. Снайдер нанес удар по незащищенному животу — и Ястреб вздрогнул от острой, пронзающей боли. Прижавшись к прохладной стене, он закрыл глаза. — Виньян Ванаги, — прошептал он. — Женщина-Призрак… * * * Мэгги не спала. Она находилась где-то на грани сна и бодрствования. Это было беспокойное полузабытье. Она шевелилась в кресле; губы ее шептали имя любимого; она молилась о том, чтобы он уцелел. Постепенно перед Мэгги появился образ Ястреба. Она ясно увидела его, запертого в тесной камере с решетками на окнах. Ястреб сидел на полу, скрестив ноги, подавшись вперед и опустив голову на грудь. Она видела, что руки его связаны за спиной, запястья содраны до крови, один глаз заплыл, а все тело в кровоподтеках. Как зверски его избили! Эта мысль обожгла ее сознание. Казалось, Мэгги чувствовала боль при каждом вздохе там, где сломано ребро, ощущала саднящие раны на руках и на спине. — Ястреб. Мэгги сама не знала: произнесла она это имя вслух, или оно прозвучало в глубинах сознания? Крик, полный тоски и муки, окончательно пробудил ее ото сна. Она резко вскинула голову. Голос Черного Ястреба, отчаянно звавший Мэгги, отдавался в ушах. Она оглядела комнату. Не сон ли это? Нет, нет, она действительно слышала голос, настойчиво повторявший ее имя. Вскочив с кресла, Мэгги опрометью бросилась из дома. Голос звал ее, и она бежала через плац к небольшому деревянному строению возле задней стены форта. Ястреб там. Она знала это. Замедлив шаги, Мэгги обошла строение и увидела окно с решеткой. Поднявшись на цыпочки, она заглянула внутрь — и тотчас отпрянула, зажав рукою рот, чтобы сдержать крик, рвущийся из груди. Мэгги перевела дыхание, потом, прикусив губу, поднялась на цыпочки и снова заглянула внутрь. Ястреб стоял, повернувшись лицом к стене, налево от Мэгги. Он упирался лбом в стену. Она видела, что руки его связаны за спиной так крепко, что костяшки пальцев побелели, мускулы напряжены, а тело сотрясается от судорог. За ним стояли трое мужчин. Мэгги потрясло то, что один из них оказался офицером. Мэгги вздрогнула, когда хлыст, описав дугу в воздухе, опустился на израненную спину Ястреба. — Довольно, — велел майор. Его голос дрожал от гнева и злобы. — Пусть не надеется на легкий конец. Майор повернулся к пауни. — Скажи ему, что мы вернемся завтра ночью, — проскрежетал он и направился к выходу. — Скажи ему, пусть поразмыслит хорошенько, а еще передай, что я не из терпеливых. Если он и дальше станет запираться и не отвечать на вопросы, то я велю Снайдеру прикончить его. Охотник на Медведя выждал, пока за майором и Снайдером закрылась дверь, подо шел к Ястребу и повторил ему в спину слова майора; тихо смеясь, произнес их еще раз и сгрёб в пригоршню волосы Ястреба. — А я получу твой скальп, — добавил он с кривой ухмылкой, — моя скво обрадуется такому великолепному трофею! — Женщине, у которой такой червяк вместо мужа, не следует слишком уж радоваться, — возразил Ястреб, ловя ртом воздух, чтобы перевести дыхание. Взбешенный пауни рывком повернул Ястреба к себе и с силой ударил коленом в пах. — Что ж, может, я сниму с тебя скальп, пока ты еще жив, — пригрозил пауни и выскользнул из камеры, оставив Ястреба, наконец, в благословенном одиночестве. Он испустил тяжкий вздох и пал на колени, не сдержав стона. — Ястреб? Он медленно поднял голову: — Женщина-Призрак? — Я здесь. Слезы жгли глаза Мэгги, когда она видела, с каким трудом он пытается встать на ноги. Превозмогая дикую боль, рвавшую в клочья истерзанное тело, он медленно пошел к окну. — О, милый, что же они сделали с тобой? Правый глаз Ястреба совсем заплыл и ничего не видел, тело казалось сплошным кровоподтеком. Мэгги со страхом прислушивалась к свистящему дыханию Ястреба. У него наверняка сломано ребро. Сдерживая душившие ее слезы, Мэгги старалась просунуть руки через решетку, коснуться его щеки. Он закрыл глаза и подался вперед, подставляя лицо ее нежным прикосновениям. — Мэг-ги, как ты узнала, где я? — Я услышала, что ты зовешь меня, и пошла на звук твоего голоса. Ястреб принял это объяснение молча, не задавая никаких вопросов, и это лишний раз утвердило Мэгги в мысли о том, что его голос был вполне реален. Да в то время она и не думала ни о чем другом. Как странно! Просто непостижимо. По телу Мэгги прошла дрожь. — У нас с тобою одна душа и одно сердце, — заметил Ястреб. Он прижался щекой к ее ладони. — Если я мог увидеть тебя сквозь века, почему же тебе не услышать мой зов? «Действительно, почему?» — подумала она. — Мэгги, пожалуй, я сяду, — выдавил он и тяжело опустился на пол. Ноги не держали его. — Ястреб? Ястреб! — Все в порядке, — успокоил он. Но нет. Мэгги не верила ему. Голос Ястреба звучал слабо и прерывался каждую секунду. Ведь он потерял много сил, его мучили боли, раны кровоточили. Вцепившись в решетку, Мэгги подтянулась на руках и заглянула внутрь. Ястреб лежал на левом боку, устало прикрыв глаза. На спине алели пятна крови. Мэгги прислушалась — дыхание вырывалось со свистом из груди избитого пленника. — Ястреб? Ему пришлось бы сделать громадное усилие над собой, чтобы ответить. Как бы издалека до него доносился голос любимой, звал и обещал помощь. Ястреб грустно усмехнулся. Чем слабая женщина могла помочь ему? Завтра ночью явятся майор и Снайдер и примутся снова избивать его. Нет, он не вынесет этого вновь. Одна только мысль о том, что кто-то хотя бы прикоснется к его спине, наполнила его ужасом. Бесстрашный воин задрожал. Сейчас Ястреб желал лишь одного — уснуть, забыться. Смежив веки, он провалился в темноту, она приняла его в свои объятия, и Ястреб тихо улыбнулся — казалось, никто, даже наводящий ужас Снайдер, не найдет его в этой спасительной мгле. Глава 31 Мэгги в смятении чувств и мыслей вернулась к себе. Всю дорогу она почти бежала. Она понимала, что должна любой ценой освободить мужа, пока эти изверги вновь не принялись за свое. Нельзя дать им снова избить его. Он больше не вынесет снайдеровского хлыста. Мэгги с ужасающей ясностью поняла, что майор ни за что не позволит мужу уцелеть. Подбежав к двери, Мэгги чуть помедлила. Рука ее замерла, прикоснувшись к ручке двери. Нет, ей, слабой женщине, не справиться одной с такой сложной задачей. Нужна помощь, но где же, где ее взять? Мэгги медленно повернула голову в сторону входа в форт. И тут ее осенило. Она опрометью бросилась к воротам, от души надеясь, что они открыты. К счастью, так и было. Через ворота как раз проезжали фургоны, доставившие гарнизону провизию, почту, порох и другие боеприпасы. Солдаты-охранники зубоскалили с погонщиками и почтальоном. Никто и не заметил, как Мэгги проскользнула наружу. Подобрав юбки, стесняющие движения, она бегом устремилась к вигвамам лакота. Лишь несколько человек, преимущественно мужчин, собрались у небольших костров. Они с любопытством уставились на внезапно появившуюся бледнолицую женщину. Женщины были здесь еще большей редкостью, чем в форте, подумала Мэгги. Она приветливо улыбнулась близстоящему мужчине: — Мне нужна помощь, — сказала она на их родном языке. Тот нахмурился и плотнее запахнул на себе ветхую бизонью шкуру: — Уходи. — Но прошу вас. Мне очень нужна помощь. — Зачем? — голос звучал отрывисто и недружелюбно, но глаза блестели от любопытства. То, что Мэгги изъяснялась на его родном языке, похоже, поставило индейца в тупик. — Мой муж находится в тюрьме форта. Человек равнодушно пожал плечами. — Он — воин Лакоты. Человек взглянул на Мэгги внимательнее. Тень раздумья мелькнула на бронзовом лице. — Я говорю правду. Его зовут Черный Ястреб. — Черного Ястреба нет в живых. — Нет, он жив. Но прошу вас, помогите. Иначе они убьют его. Индеец задержал взгляд на Мэгти, а потом, сердито покачав головой, отошел от костра. Мэгги с волнением проводила его взглядом, гадая, куда он пошел и вернется ли. Он вернулся через несколько минут в сопровождении высокой женщины, облаченной в красное одеяло. — Кто ты, — коротко спросила она, — и что знаешь о моем сыне? — Винона? Индианка чуть помедлила и кивнула. — Черный Ястреб — мой муж. — Нет. Он никогда не женился бы на бледнолицей женщине. — Но он сделал это. А теперь ему нужна помощь. Этой ночью. Промедление подобно смерти. Прошу вас, поверьте же мне. — Как тебя зовут? — Меня зовут Мэгги Сент Клер. Но Ястреб зовет меня Женщина-Призрак. Мэгги сама не знала, что заставило ее сказать это, но эффект получился ошеломляющим. Старая индианка зажала ладонью рот и отступила на шаг. — Виньян Ванаги, — прошептала она, — мой сын часто говорил о тебе. — Так вы поможете мне? — Если сумею. — Они заперли Ястреба в небольшом строении у задней стены форта. Он так страшно избит! Винона отвела индейца в сторону. Там они посовещались немного, потом он исчез. — Это мой двоюродный брат. Его зовут Кривое Копье. Он отправится просить помощи у Красной Стрелы. Когда покажется луна, они переберутся через стену, выкрадут Ястреба и доставят сюда. — Но тогда его здесь найдут. Они первым делом бросятся сюда. — Если Ястреб так тяжело ранен, как ты говоришь, то он не сможет идти сам. — Ему придется сделать это. Винона —мрачно задумалась, потом кивнула: — Я соберу вещи. — Вы пойдете с нами? — Конечно. Ведь речь идет о моем сыне. Пойдем в вигвам. Подождешь меня там. Вигвам показался Мэгги маленьким и почти пустым. Кроме бизоньей шкуры на ложе да скудной посуды, там не было ничего. Снедаемая тревогой, Мэгги едва могла усидеть на месте. Пока Винона связывала узлы, Мэгги мерила шагами тесное пространство вигвама, не замечая убогости и грязи. Она лихорадочно прокручивала в уме произошедшие события, гадая, получится ли что-нибудь с похищением узника. А если предприятие завершится успешно, то где спрятать Ястреба? Она залпом выпила чашку чая из ивовой коры, предложенную Виноной, едва ли сознавая, что она пьет. Закрыв глаза, Мэгги попыталась сосредоточиться на Ястребе, но была так взбудоражена, что из этого ничего не вышло. Она снова принялась ходить взад и вперед, молясь в душе о том, чтобы все закончилось благополучно и не пришлось ждать слишком долго. Через два часа появились Кривое Копье и Красная Стрела. Между ними, пошатываясь, шел Ястреб. Воины бережно поддерживали его. Мэгги в ужасе смотрела на мужа. Он был почти в бессознательном состоянии, и когда она прикоснулась к нему, то сразу отдернула руку — он горел, как в огне. — Его надо надежно спрятать, — предупредил Кривое Копье. С помощью Красной Стрелы он уложил Ястреба на одеяло Виноны — вниз лицом. — Голубые мундиры уже разыскивают его. Я возьму коня и оставлю следы подальше от форта. Может быть, это собьет их с пути и мы выиграем время. Винона кивнула: — Езжай скорее. — Я посторожу, — сказал Красная Стрела и вышел за Кривым Копьем из вигвама. Мэгги со страхом вглядывалась в дорогое лицо. Оно было почти неузнаваемым. Правое веко вздулось и почернело. Все тело до пояса казалось сплошным кровоподтеком. Мэгги услышала, как со свистом вырывалось дыхание из груди, а когда взглянула на спину мужа, ей стало — дурно. Казалось, там не осталось живого места. — Нам следует поторопиться. Ты посиди рядом с ним, — велела Винона, — если он очнется, успокой его. Мэгги кивнула. Она упала на колени возле мужа, не в силах смотреть на красно-бурое месиво, с которого Винона быстро и ловко смывала запекшуюся кровь. Пару минут Ястреб лежал, как мертвый, не подавая никаких признаков жизни, но когда Винона дотронулась до глубокой раны у левого плеча, его тело напряглось и затрепетало. — Ястреб, — прошептала Мэгги, взяв его за руку, — все хорошо. Он с усилием открыл левый глаз (правый совсем заплыл): — Где я? — В вигваме своей матери. —Ина? — Я здесь, сынок. — Как это вышло? — Потом. Я все расскажу потом. Сейчас тебе надо отдохнуть. Ястреб чуть заметно кивнул и со стоном закрыл глаза. Ему так о многом хотелось спросить. Но боль разрасталась, вытесняя все, что тревожило прежде. Он, казалось, ушел в небытие, в Мир Теней. Боль, словно хищный зверь, терзала его и отступала лишь на те краткие мгновения, когда материнские руки нежно касались израненного тела. Он вцепился в руку Мэгги, чувствуя облегчение и успокоение от ее близости. Словно издалека он услышал, как Винона сказала Мэгги о том, что нужно зашить глубокие раны на спине. — Ты не должен кричать, — на ухо шепотом предупредила Мэгги, нагнувшись к Ястребу. Он чуть заметно наклонил голову, давая понять, что будет сдерживаться. Первые стежки принесли с собой ужасные страдания. Боль пронзала Ястреба, он мотал головой, по телу пробегали судороги. Воину казалось невыносимым, что мать и жена видят, как он упал духом, как беспомощен и не может сдерживать стонов. Но его Мэгги была рядом, готовая в любой момент подать ему холодной воды, поглаживая руки каждый раз, когда Винона делала очередной стежок. Ястреб хотел успокоить их, сказать, что с ним все в порядке, но слова не шли с языка. Потом в глазах потемнело, и он перестал думать и чувствовать. Казалось, прошло несколько часов, но на самом деле все это длилось лишь пятнадцать минут. Винона выпрямилась, схватившись рукой за онемевшую поясницу. — Думаю, что с ним все обойдется, — заметила она. — Ему нельзя здесь оставаться. Мы должны перенести его куда-нибудь. — Возможно, завтра. Он еще не в силах идти ночью. Лихорадка может возобновиться и стать еще опаснее. Ему надо оставаться в тепле и много пить. Винона направилась к проему и окликнула Красную Стрелу. Он подошел, они поговорили пару минут; потом Красная Стрела достал нож и стал рыть яму в дальнем конце вигвама. — Здесь мы спрячем Ястреба, — сказала Винона, прочитав в глазах Мэгги вопрос. — А теперь, я думаю, тебе надо поскорее вернуться в форт. Ведь они станут тебя искать. Мэгги согласилась с нею. Конечно, Винона права, но ей страшно не хотелось оставлять мужа. — Не волнуйся. Я буду хорошо ухаживать за ним, — успокоила мать Ястреба. — Я знаю. Спасибо вам за помощь. Покинув вигвам, Мэгги поспешила в обратный путь. Войдя и раздевшись, она легла на узкую кровать не в силах сомкнуть глаз. Мэгги с тоской смотрела в потолок, думая о Ястребе. Ах, если бы можно было привести к нему врача! Мэгги старалась убедить себя, что тревожится понапрасну, что индейский народ тысячелетиями обходился без помощи медицины и успешно выхаживал больных и раненых, но тревога не покидала ее. Ах, если он умрет? Ястреб потерял столько крови, у него такая страшная лихорадка. Мэгги с ужасом вспомнила, как тяжело он дышал. У бедняги сломано ребро. Она так жалела, что не попросила Винону осмотреть его получше, а теперь слишком поздно. Мэгги очнулась от того, что кто-то колотил в дверь. Поднявшись, она завернулась в одеяло и вышла на крыльцо. — Он сбежал, — голос лейтенанта срывался. — Кто сбежал? — притворно зевнув, осведомилась Мэгги. — Индеец. Он здесь? — Нет. — А если бы и был, вы бы не сказали мне, не так ли? — Нет. Но Вы можете сами войти и убедиться. Коллинз усмехнулся: — Где вы были прошедшей ночью? — Здесь. — Всю ночь? — Конечно. Но, лейтенант, мне не нравится ваш тон. — Но вы ведь рады, что он сбежал! — Да. Ведь он не виноват и не заслуживал тюрьмы. — Похищение белой женщины рассматривается как тяжкое преступление, — сухо возразил Коллинз, — особенно если похититель-краснокожий. — Я уже объясняла вам, что он вовсе не похищал меня. А сейчас извините, лейтенант, но мне надо одеться. Коротко кивнув, лейтенант круто развернулся и направился к ставке главнокомандующего. Мэгги закрыла дверь и вздохнула с облегчением. Так значит, они еще не нашли Ястреба! Она быстро оделась, готовая лететь к мужу, но остановилась, подумав. Нет, сейчас это опасно. Как же найти подходящий предлог для посещения лагеря? Ведь если кто-нибудь увидит ее и донесет генералу, то всем им грозит огромная опасность. Мэгги провела все утро за рукоделием в обществе миссис Сьюли и других жен военных. Беседа, в основном, касалась индейцев. Дамы без устали обсуждали их лень, воровство, лживость. Послушать их, так все неприятности и беды впрямую были связаны с индейцами. Они представляли страшную опасность, убивали женщин и даже невинных детей. Мэгги изо всех сил сдерживалась, боясь поставить в неловкое положение хозяйку дома. Она, как умела, разыгрывала роль несчастной потерпевшей, чудом спасшейся от похитителя и не помнящей себя от счастья, что удалось вернуться к людям своего круга. Позже, днем, она пошла пройтись с лейтенантом Коллинзом, терпеливо выжидая, когда же он, наконец, упомянет о Ястребе. К счастью, лейтенант сам заговорил об интересующем ее предмете. — Его по-прежнему не нашли, — раздраженно сказал Коллинз, — что касается меня, то я полагаю, что он уже далеко от форта. Мэгги наклонила голову, соглашаясь со сказанным и изо всех сил стараясь удержать на лице безразличное выражение. — Что же, ваше мнение в отношении этого индейца все то же? — спросил Коллинз. — Я подумал, что вы будете огорчены тем, что он сбежал и оставил вас. — О, нет, — Мэгги улыбнулась лейтенанту, — вы были правы. Я хотела бы быть принятой в здешнем. обществе. Я так соскучилась по цивилизованным людям. — Так вы больше не считаете его достойным быть вашим мужем? — Нет, — ответила Мэгги, страдая от собственной лжи, — в этом вы тоже оказались правы. Такой брак, вероятно, никогда бы не признали. — Вы когда-нибудь думали о замужестве? Я имею в виду какого-нибудь военного, которого ждет повышение в звании, карьера, успех? — Нет, — скромно ответила Мэгги, застенчиво улыбаясь. — А вы знаете такого человека? И ему нужна жена? — Я мог бы сыскать такого. — Ну, — подытожила Мэгги, принимая игру, — вы должны как-нибудь представить нас друг другу. — Я так и намерен поступить, — ответил Коллинз, — вы можете смело на это рассчитывать, сударыня. Мэгги распрощалась с лейтенантом у своих дверей, пообещав пообедать с ним вечером у генерала. Ее все-таки тревожил этот флирт. Приходилось выслушивать массу неприятных вещей об индейцах. Отчего люди считают, что индейцы не вправе бороться за то, что им принадлежит? Разве правительство не должно соблюдать соглашения? Как можно быть такими несправедливыми! Вечер показался Мэгги бесконечным, общество утомило ее, но, когда Коллинз провожал ее домой, она пожалела, что не осталась у Сьюли, — так трудно было уклоняться от ухаживаний лейтенанта. — Только один поцелуй, мисс Сент Клер, — настаивал он, прижимая ее к стене. — Прошу вас, лейтенант Коллинз. Мы еще так мало знакомы. — Так что же! Я постараюсь исправить это, — улыбаясь, ответил он. Мэгги взглянула на него. Она чувствовала себя беспомощной, загнанной в угол. Лейтенант был очень даже привлекательным мужчиной с обаятельной улыбкой. Кроме того, его манеры были безупречны. При других обстоятельствах он мог бы даже показаться весьма интересным молодым человеком. Но в настоящее время Мэгги не могла думать ни о чем, кроме Ястреба. Она безумно жаждала видеть любимого — и чего бы только не отдала за то, чтобы быть уверенной, что с ним все в порядке! — Только раз, — смягчилась она и подставила лицо для поцелуя, решив, что будет проще позволить ему это, чем стоять и пререкаться целый час, а то и больше. Лейтенант как-то таинственно улыбнулся, склонился к Мэгги, прильнул губами к ее губам и привлек ее к себе. Поцелуй неожиданно взволновал Мэгги. Его губы оказались твердыми, горячими и нежными, а усы мягко щекотали ее губы. Потрясенная собственной реакцией на его прикосновения, Мэгги решительно высвободилась из объятий. — Только один поцелуй, — напомнила она и, нагнувшись и проскользнув под его рукой, открыла дверь и вошла в дом. — Доброй ночи, лейтенант Коллинз. Почти час Мэгги слонялась по комнате, ожидая, пока в форте все утихнет, потом выскользнула наружу и со всех ног бросилась к индейскому лагерю. Несколько встретившихся солдат подозрительно посмотрели ей вслед. Мэгги поспешила к жилищу Виноны. Она отогнула полог вигвама. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от нетерпения. Что с мужем? Появилась Винона и впустила Мэгги. Она выглядела очень озабоченной. — Где он? — нетерпеливо спросила Мэгги, озираясь по сторонам. — Он здесь, — ответила Винона. Она указала на подполье, где лежал Ястреб, накрытый бизоньими шкурами. Мэгги должна была признать, что тайник не так уж плох. Она опустилась на колени и похолодела, взглянув на Ястреба. Ей казалось, что он умирает. Наверное, это так. Он пылал от жара, дыхание было слабым и прерывистым. Ястреб тяжело вздохнул, когда Винона приподняла ему голову и заставила выпить воды. — Женщина-Призрак? — голос был слаб и прерывался. — Я здесь, — сказала Мэгги. Она взяла его руку в свою и прижала к груди. — Ты настоящая или только Призрак? — он смотрел на нее, но не узнавал. — Он горит, как в огне, — взволнованно вскричала Мэгги, — мы должны сбить лихорадку. Побыстрее, здесь, сейчас. Она схватила одеяло и бросила его Виноне: — Скорее намочите это в холодной воде. Винона безмолвно выполнила то, что велела Мэгги, и отдала ей мокрое одеяло. Мэгги обернула тело Ястреба и подоткнула концы под плечи и ноги. Она всю ночь сидела рядом, заставляя его проглотить питье, приготовленное Виноной, и поправляя сбивавшееся одеяло. Ястреб звал ее снова и снова. Он протягивал к ней руки. Мэгги так огорчало, что он не узнавал ее. Ах, он умирал. Эта мысль не покидала ее, не оставляла ни на минуту в покое. Как горячо она молила о его спасении! Но он умирал. Она пыталась осознать это и приготовить себя к неизбежному. Ястреб погрузился в глубокий сон. Тогда Винона рассказала Мэгги, что днем появились военные; они заглядывали в вигвамы, задавали вопросы и, наконец, решили, что Ястреб увел коня и сбежал. Красная Стрела видел с полдюжины «голубых мундиров», скачущих от форта по ложным следам, оставленным Кривым Копьем. Винона дала ей чашку чая. Глаза Мэгги увлажнились. — Ты любишь моего сына? — спросила старая женщина. — Да, очень. — Как же он отыскал тебя? — Вы знаете о Священной Пещере? — Да. — Он пришел ко мне через Пещеру. Перенесся из своего времени в мое. Винона нахмурилась: — Твое время? — Да, будущее. — Но это невозможно. — Но это так, — сказала Мэгги, задаваясь вопросом: как она вернется в свое время, если что-нибудь случится с Ястребом? — Мэг-ги? — Я здесь! — она бросилась к нему. Сама себе не веря, взглянула в его глаза. Они больше не были затуманены бредом, а глядели ясно и осознанно, как и прежде. Она положила ладонь ему на лоб. Он больше не горел, а был прохладным и влажным. Слава Богу, лихорадка прошла! Мэгги почувствовала, как по щекам текут слезы. Оглянувшись, она заметила, что глаза Виноны тоже влажны. Прошло три дня. Ястреб лежал и наблюдал, как Винона сновала по вигваму, хлопоча по хозяйству: мыла посуду, передвигала чугунки, перемешивала тушеное мясо и подбрасывала сухие ветки в огонь. Она осунулась, немного сгорбилась и постарела, но выглядела не столько дряхлой, сколько мудрой. Только двадцать три человека — в основном, женщины и дети — остались в живых после того нападения на лагерь. Солдаты разграбили его, подожгли вигвамы, увели лошадей, забрали оружие. Ястреб чувствовал, что ненависть переполняет его сердце, не оставляя места ни для чего другого. Его воины, некогда гордые и свободные, перебиты, а те немногие, которые не погибли, вынуждены стать нищими попрошайками и ворами для того, чтобы обеспечить свои семьи. Прошлой ночью, после того, как Мэгги вернулась в форт, он рассказал Виноне о гибели Волчьего Сердца, о том, что, выйдя из священной Пещеры, он оказался в будущем времени. — И что же ты там увидел? — Волшебные вещи, ина, — ответил он и рассказал о тех чудесах, что ему довелось увидеть в доме Мэгги: о машинах и газовых плитах; о холодильниках и мягких постелях с подушками; о стульях и столах; об электрическом освещении; о стиральных и посудомоечных машинах; о продовольственных магазинах, где свежее нарезанное мясо в прекрасной упаковке ждет покупателей. Ястреб помедлил, вспомнив о виденном в резервациях. Нужно ли рассказывать матери о страшной нужде, что ожидает их в будущем, о потере родной земли, о болезнях и пьянстве? — Сын мой! Тебе плохо? — воскликнула Винона, заметив, как изменилось лицо Ястреба. — Да, — он приложил руку к сердцу, — здесь. И покачал головой, когда Винона тревожно склонилась над ним. — Нет, я не болен, мать. Тут ты ничего не сможешь поделать. Мне плохо из-за наших людей, из-за их судьбы. — Не понимаю. — Я видел там такое, чего мне не забыть вовек. Ужасные вещи. В это не хочется верить. — В будущем? —Да. Винона покачала головой: — Трудно поверить, что ты действительно путешествовал во времени. Это так невероятно. А ты уверен, что это был не сон? Может быть, видение? Да разве мыслимо перенестись в будущее, сын мой? — Но это было на самом деле, мать. Ведь Женщина-Призрак — живая, и ты видела ее. Она — не сон, ведь так? — Да все так. А сейчас отдохни. Не следует ничего предпринимать, пока ты не поправишься. Пусть сначала к тебе вернутся силы. Черный Ястреб кивнул. Мать была права. Он ничего не мог поделать, пока прикован к постели. Но сможет ли он что-нибудь сделать, когда силы вернутся к нему? На этот вопрос Ястреб не мог отыскать ответа. Глава 32 Мэгги напряженно встретила взгляд майора Невила. Ее пальцы мяли юбку. Она, волнуясь, ждала, когда же он заговорит. Тот самый человек, по чьему приказу чуть было не запороли Ястреба. Если бы обстоятельства благоприятствовали майору, он убил бы мужа. Чего же этот ужасный человек хотел от нее? — Мисс Сент Клер? — Да, это я. — Если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов. Мэгги пожала плечами. — Расскажите поподробнее, что за отношения связывают вас с индейцем, которого привели с вами в форт? — Полагаю, что я все объяснила в свое время генералу Сьюли. — Конечно, но сейчас генерал вызван на восток, и я командую фортом. — Понимаю. Ястреб — мой муж. — Так вы жили с ним в индейском лагере? — Да. — Сколько? — Недолго. — Для нас чрезвычайно важно отыскать Сидящего Буйвола. Вам известно местонахождение лагеря? — Нет. — Возможно, вы не поняли, мисс Сент Клер. После побега этого краснокожего вы — единственная наша нить. — Сожалею, но ничем не могу вам помочь. — Возможно, я помогу освежить вашу память. Снайдер! Мэгги задрожала от страха, когда в комнату вошел капрал. — Да, сэр? — Я только что спросил мисс Сент Клер о том, где находится Сидящий Буйвол. Снайдер кивнул, поглаживая хлыст. Мэгги завороженно глядела на страшное орудие, вспоминая, как хлыст взвивался в воздухе и стремительно падал. Она как будто снова слышала его свист и тот ни с чем не сравнимый звук, когда он врезался в израненное тело ее несчастного мужа. — Она утверждает, что не помнит местонахождение лагеря Сидящего Буйвола, — Невил наклонился вперед, упершись локтями в стол, а ладонями в подбородок. — Завершение этого дела самым благоприятным образом повлияло бы на мою карьеру, — сказал он, впившись в Мэгги бледно-голубыми глазками, — я пойду на что угодно, чтобы отыскать Сидящего Буйвола. На что угодно. — Мне очень жаль, но я не могу помочь вам, — повторила Мэгги, не в силах унять дрожь в руках и в голосе. — Я… не могла бы я переговорить с лейтенантом Коллинзом? — Коллинза нет в форте. Он вернется не раньше чем через неделю, а то и позже. Мэгги ловила ртом воздух, беспомощная, словно кролик в пасти койота. Без Коллинза и генерала ей не на что надеяться. — Снайдер, отчего бы тебе не проводить мисс Сент Клер в комнату для допросов? — Да, сэр, — Снайдер отдал честь и посторонился. Мэгги встала и вышла из кабинета майора, оцепенев от страха. Сердце бешено заколотилось в груди, когда она узнала строение, к которому вел ее Снайдер. Там они мучили Ястреба! Мэгги вошла внутрь, и кровь застыла у нее в жилах, когда Снайдер прикрыл дверь и запер ее на засов. Не мог же майор приказать избить женщину? Я сделаю все, чтобы найти его. Так сказал Невил. Пойду на что угодно. Судорожно сглотнув, Мэгти подошла к узкому зарешеченному окну и глянула в темноту ночи. Она не могла поверить в то, что майор способен так поступить с женщиной. Он просто пытается запугать ее, и ничего больше. Это его ход. Так думала Мэгги. * * * Ястреб вновь и вновь обращал взгляд ко входу в вигвам. Давно прошел тот час, когда обычно являлась Мэгги. Минуты шли, превращались в часы, а ее все не было. Ястреб стал тревожиться. Что-то случилось! Огромным усилием воли Ястреб встал на ноги. Боль, словно острый нож, пронзила его. Сломанное ребро давало о себе знать с каждым вздохом, с каждым движением. — Что ты делаешь? — воскликнула Винона, войдя в вигвам с вязанкой дров. — Я должен отыскать Мэгги. — Она придет, когда сможет. — Нет. Что-то случилось. — Черный Ястреб, ты серьезно болен. Тебе нельзя идти. Раны снова начнут кровоточить. — Я нужен ей, ина. Я чувствую ее страх. — Но солдаты… — Они сегодня не искали меня. — Ястреб, она ведь у своих людей — бледнолицых. Ей не причинят вреда. Черный Ястреб не стал больше спорить с матерью, только коротко кивнул ей, накинул одеяло и вышел из вигвама. Никто не обратил на него внимания, когда он направился к форту. Да и кому обращать внимание! Почти все его друзья перебиты. Легко, как тень ястреба, он проник в форт, проскользнул по плацу, стараясь, чтобы его никто не заметил. Мэгги подробно описала свое пристанище, и он беспрепятственно проник в ее жилище. Дверь была заперта, комната пуста. Ястреб предполагал, что так и будет. Куда же она могла деться? Безмолвно, закрыв глаза, он стоял посреди комнаты. Его душа и сердце стремились к Мэгги, искали ее сквозь время и пространство. Мэгги… * * * Майор Невил, качаясь с носков на пятки и обратно, безжалостно сверлил Мэгги ненавидящим взглядом. Но она не могла отвести глаз от Снайдера. Или, скорее, от ужасного хлыста в его руке. — Так как же с вашей памятью, мисс Сент Клер? — спросил Невил, давая понять, что не торопится и, если надо, готов ждать хоть всю ночь напролет. — У меня хорошая память, — ответила Мэгги, — но я ведь не знаю здешних мест, — она беспомощно пожала плечами, — поэтому, боюсь, что не смогу объяснить вам, где расположен индейский лагерь. — Понимаю, — Невил вытащил из кармана сигару и, пыхтя, стал закуривать. — Лагерь был у реки? — Реки? Я… да, пожалуй. — Я знал, что вы не захотите мне вредить. Сейчас мне нужно идти, но следующей ночью я вернусь. Не сомневаюсь, что к тому моменту вы все восстановите в памяти, не так ли? Мэгги кивнула, не отрывая глаз от наводящего панический ужас хлыста в кулаке Снайдера. Она лихорадочно подыскивала правдоподобные описания лагеря, которые даст Невилу, когда тот вернется. Черный Ястреб бесцельно слонялся по вигваму матери. Прошло столько часов, а он все не покидал жилища. Такое времяпрепровождение утомило и опустошило Ястреба. Его беспокойство росло. Где Мэгги? Что с ней? Вдруг он обернулся к Виноне: — Сегодня ночью мы уходим отсюда. — Уходим? Но куда? — На север, туда, где земли предков. — Но почему? — Потому что наших людей перебьют в многочисленных сражениях. Осталось всего несколько лет. На нашем счету тоже будут победы, но в конце концов нас всех перебьют. Я видел будущее, ина. Мы должны уйти. Это единственный путь к спасению нашего народа. Винона покачала головой, отказываясь верить в то, что казалось ей неправдоподобным. Черный Ястреб коротко и быстро кивнул матери, накрылся одеялом и вновь отправился к жилищу Мэгги. Он молился о том, чтобы она оказалась на месте, но в душе знал, что комната будет по-прежнему пуста. Нет, он не мог утешаться тем, что Мэгги находится в обществе бледнолицего лейтенанта. Каждый в форте и за его пределами знал, что Коллинз уехал несколько дней назад. Дружила ли она еще с кем-нибудь в форте? Выйдя из комнаты Мэгги, Ястреб поднял глаза к небу. Полная, яркая луна освещала зловещее строение у задней стены форта. Там его. Ястреба, держали взаперти еще несколько дней назад. Могла ли Мэгги быть там? Подобное казалось невероятным, но что-то подсказывало ему, что это так. Когда Ястреб приблизился к домику, то заметил в окне свет и расслышал голоса: грубый, нетерпеливый — Невила и дрожащий, испуганный — Мэгги. Индеец, бесшумно двигаясь в мягких мокасинах, приблизился к двери и осторожно скользнул внутрь. Мэгги стояла у дальней стены, скрестив руки на груди. Она казалась бледной, как полотно, глаза ее были полны страха. Снайдер стоял слева, Невил — справа. Оба — спиной ко входу. Черный Ястреб увидел, как радость и надежда засветились в глазах Мэгги, когда она заметила его. Ястреб сделал ей знак не подавать вида, будто что-то изменилось. — Сидящий Буйвол, — сказала она, и голос ее зазвенел, — вы хотите узнать, где он? Я расскажу вам. Я расскажу вам все, что хотите. Делайте, что угодно, но не позволяйте ему бить меня. Мысль, что Невил собирался приказать Снайдеру ударить Мэгги, смешала все благоразумные намерения Ястреба. Сейчас он хотел лишь одного — убить мерзавца, который осмелился посягнуть на его жену. Мэгги затягивала разговор, а Ястреб тем временем подкрался к Невилу. — Соленая Река, — сказала Мэгги, и голос ее звучал громко и взволнованно, — там находится лагерь Сидящего Буйвола. Невил нахмурился, удивленный подъемом, с каким звучал ее голос, и выражением какого-то ожидания на лице Мэгги. Он слишком поздно обнаружил, что кто-то вошел. И тут же этот «кто-то» навел на него дуло ружья. — Снайдер! Но было поздно. Выстрел поразил майора в самое сердце. Второй выстрел достался в живот Снайдеру, что сулило ему долгую мучительную агонию. — Пойдем! — скомандовал Черный Ястреб. Заткнув за пояс пистолет майора, он схватил Мэгги за руку и потащил к дверям. Ястреб остановился только на секунду, чтобы разбить керосиновую лампу, от которой сразу вспыхнуло пламя. Сухой деревянный пол моментально загорелся, и вскоре огонь охватил все строение. Беглецы услышали крики часовых: — Пожар! Пожар! Тогда Ястреб и Мэгги бросились прочь из форта Ларами, оставшись незамеченными в охватившей форт панике. В условленном месте их уже ждал Красная Стрела, держа наготове быстрых лошадей. Не прошло и нескольких минут, как все многострадальное индейское племя, а вернее, остатки его, столько перенесшее от своих бледнолицых «благодетелей», последовало за Ястребом и Мэгги. Они мчались через бескрайние степи и прерии к тому неведомому, что ждало их в пути. Индейцы исчезли в черноте ночи, и враги не видели этого, так как внимание бледнолицых отвлек бушующий огонь, охвативший форт Ларами. Свобода! Глава 33 Бобби остановился у входа в Священную Пещеру, не решаясь сделать еще шаг, чтобы войти. В полдень он позвонил Веронике и рассказал о своем намерении, быть может, в глубине души надеясь, что добрая женщина отговорит его. И Вероника, действительно, пыталась это сделать; Бобби остался непоколебим, и от тех доводов, которые приводила Вероника, решение его укрепилось. Острое желание стать воином, испытать себя в сражении оказалось сильнее и весомее всех тех слов, что подобрала любящая его, как мать, Вероника. Все уговоры ее оказались бесполезны. Она умоляла Бобби быть осторожным и обещала молиться за него. Джерри и Джекоб вызвались заменить Бобби на ранчо до его возвращения. Таким образом, все уладилось. Пристально вглядевшись в черноту Пещеры, Бобби глубоко вздохнул. На нем были лишь мокасины да набедренная повязка, как в тот день, когда он встретил свое видение. Бобби пришел безоружным. Он постился двадцать четыре часа и молился, прося покровительства и помощи. Бобби взял пригоршню священной пыльцы и пожертвовал ее богам. Осталось последнее — войти в Священную Пещеру, сделать первый шаг. Бобби судорожно сглотнул, ощущая во рту неприятный металлический привкус страха. Нет, то не был страх перед самой Пещерой; юноша опасался, что у него не окажется необходимых качеств, присущих воину, не хватит силы духа встретиться с тем неведомым и непостижимым, что ждет Бобби там. Воздев руки к небу, он стал горячо молиться, прося ниспослать ему отвагу и не отказать в защите от темных сил. Сердце Бобби громко застучало в груди, когда он бросил взгляд на полную яркую луну, освещавшую черный небосклон. — Пора, — подумал юноша. Если он собирается сделать это, то сейчас самое время — полнолуние. Во рту Бобби пересохло, ладони стали влажными; он дрожал от волнения и страха — страха неизвестности, страха неудачи и даже смерти, если, конечно, он недостоин войти в Священную Пещеру. Черный Ястреб подробно рассказал Бобби все, что знал: как подготовиться, что надо надеть, как себя вести. Оставалось одно — набраться смелости и совершить все это. — Я — Гордый Орел. Голос Бобби звучал чуть слышно. Он снова повторил эти слова — на сей раз громче и отчетливее. — Я — Гордый Орел. Бобби закрыл глаза и стал думать о своем видении, о той силе, что почувствовал, когда слился воедино со своим «тайным помощником». А потом в его мозгу прозвучали слова, которые он тогда услышал. Теперь они звучали здесь — в Священной Пещере. Гордый Орел, ты должен следовать за Черным Ястребом. И тогда Бобби понял, что пора входить в Священную Пещеру и идти Тропою Духов навстречу своей судьбе. Помолившись напоследок своему «тайному помощнику», он опустил руки и смело вошел в непроглядную мглу Пещеры. Внутри было тихо, как в могиле. Стук собственного сердца, как набат, отдавался в ушах Бобби. Он сделал второй шаг, потом еще один… Я — Гордый Орел. Он повторил в уме эти слова и сделал следующий шаг в глубь Священной Пещеры. На него накатили странные ощущения. Пещера казалась прохладной, но холода не чувствовалось. Дно пещеры было песчаным и гладким. Бобби глубоко вздохнул и повернулся к востоку. Потом он отстегнул маленький мешочек на поясе. Следуя наставлениям Ястреба, бросил щепотку пыльцы священным ветрам, Великому Духу, Матери-Земле, а потом сел на землю и постарался сосредоточиться, думая о своем народе. Бобби чувствовал дикий, безотчетный страх. Ему показалось, что темнота сомкнулась вокруг и словно ощупывала его; он как будто слышал чье-то дыхание. Какая-то чуждая субстанция, казалось, читала его мысли. Я — Гордый Орел. Я должен идти за Черным Ястребом. Он снова и снова повторял про себя эти слова. Теперь его плотно охватила мгла — живая, дышащая, вошедшая в его мозг и сердце. Она толкала его, тащила в кромешную тьму — в самое сердце Пещеры. Понимая, что сопротивление бесполезно, Бобби Гордый Орел почувствовал, что неудержимо падает вниз. Это была бездна. Он не смог бы остановиться, даже если бы очень захотел. Его завертело, закружило, словно в водовороте. Сильный вихрь не давал опомниться и тащил за собою в никуда. Потом все ощущения исчезли — Бобби потерял сознание. Глава 34 Они мчались всю ночь, и рассвет застал их в пути. Неутомимый Ястреб, казалось, мог без отдыха скакать до самой Канады, но Мэгги стала жаловаться на усталость. Ястреб немедленно объявил привал, как и рассчитывала его жена. Она действительно устала, но в большей мере Мэгги беспокоило состояние мужа. Он казался белым, как полотно. Мэгги подумала, что силы Ястреба на исходе, и хотя с его уст не слетело ни одного слова жалобы, она хорошо понимала, что сломанное ребро причиняет ему дикую боль. Через несколько минут женщины уже готовили у костров вяленое мясо и пеммикан. Мэгги уселась рядом с Ястребом, тайком оглядывая мужа. Как ярко блестят его глаза! Кажется ей, или у него на самом деле возобновилась лихорадка? Ястреб перехватил ее тревожные быстрые взгляды и улыбнулся: — Мэг-ги, я здоров. Все в порядке. — Правда? — она приложила руку к его лбу, с облегчением убедившись в том, что жара нет. — Конечно, правда. Не волнуйся. — Не могу не волноваться. — Поспи немного. Мы отдохнем только пару часов и снова двинемся в путь. — Когда мы доберемся до Канады? Сколько еще идти? — Мы направляемся в лагерь Сидящего Буйвола. — К Сидящему Буйволу? Но почему? — Скоро наступит зима. Мы не можем двинуться в путь к земле предков, пока не придет весна. Мэгги согласилась с мужем. Конечно, он прав. Им придется оставить вигвамы, многие необходимые вещи, а ведь у них не достаточно теплой одежды и пищи, чтобы продержаться всю долгую зиму. Сейчас им следует охотиться и запасать мясо для трудного похода. Мэгги внимательно осматривала лагерь: лишь шесть мужчин в расцвете сил; девять женщин, причем большинство из них обременены младенцами; и восемь детей до десяти лет. Мэгги не могла не тревожиться о том, сколько их придет к месту назначения. * * * Через неделю они добрались до стоянки Сидящего Буйвола. Мэгги глубоко тронуло то, что его племя гостеприимно приняло остатки племени Ястреба. Старухи быстро собирали шкуры и возводили вигвамы для семейных пар; одиноких разместили в вигвамах стариков. Мэгги и Ястреб поселились с Виноной. Мэгги не особенно обрадовалась. Прежде всего ее тревожило, что Винона вовсе не в восторге от того, что сын привел в вигвам бледнолицую жену. А во-вторых, присутствие Виноны не давало им возможности уединиться даже ночью. Мэгги чувствовала себя скованно, находясь в объятиях Ястреба. Ведь ложе его матери было так близко. Но все это не затянется надолго. Весной они отправятся в Канаду, и у них будет отдельный вигвам. Вздохнув, она приникла к Ястребу, а он обхватил рукой ее плечи и притянул к себе. Погрузив лицо в волну ее душистых волос, Ястреб стал ласкать любимую, теряя самообладание от ее волнующей близости. Ее кожа казалась мягкой и нежной, словно лепестки диких роз, что растут на берегах Розбад, а губы — сладкими, как ягоды, созревшие на ярком солнце. Помня о том, что рядом спит свекровь, Мэгги прошептала: — Ястреб, не сейчас. — Женщина-Призрак, — шептал он, лаская ее живот и груди, но вдруг отпрянул. В глазах его мелькнула тревога. Мэгги подняла глаза, немного разочарованная тем, что он так быстро ее послушался. Она нахмурилась: — Что такое? Что случилось? — Я чувствую, что внутри тебя зародилась новая жизнь. — Что ты сказал? — Я услышал, как бьется сердце нашего ребенка прямо под моей рукой. Ты носишь под сердцем дитя. Нашего сына, Мэгги. У нас будет сын. Мэгги с сомнением покачала головой. Если бы на самом деле была беременна — кому же, как не ей, первой узнать об этом. Но потом она задумалась, припомнив все те признаки, на которые ей не приходилось обращать особое внимание в последние несколько недель: ее мутило по утрам; тянущая боль в груди; задержка… Она могла бы прибавить сюда же упадок сил, странные ощущения, волнения. — Как ты мог узнать это? — возразила Мэгги, ошеломленная его открытием. — Этого не может быть. — Женщина-Призрак, — прошептал Ястреб, благоговейно проводя ладонью по животу Мэгги, — разве ты не убедилась в том, что мы — одно существо? С трудом придя в себя от удивления, Мэгги обняла его, заглянула в глаза Ястреба и ощутила, как их души слились. Ястреб был прав. И внезапно она сама почувствовала, как бьется крошечное сердечко — тихо и нежно, словно взмахи крыльев бабочки. Она представила себе малыша с гладкой бронзовой кожей и волосами цвета воронова крыла. Сын Ястреба. Последнее звено между прошлым и будущим. * * * На следующее утро Нэкэс, вожди племени, решили, что пора менять месторасположение лагеря. Глашатаи громко объявили о том, что все должны собраться за два дня. Им предстояло провести зиму среди лесов, покрывающих Черные Холмы. Решено было отыскать там поляну, разбить лагерь и обрести приют и покой. Следовало выбрать место, где было достаточно воды. Когда Черный Ястреб услыхал эту новость, то сразу отправился к Сидящему Буйволу и сказал ему, что в этом году опасно разбивать лагерь в Пана Сапа. Там не найти спасения. — Но как же ты можешь знать это? — спросил Сидящий Буйвол, и в голосе его послышалось сомнение. — Лакота всегда находили приют зимой от свирепых вихрей и бурь среди Священных Холмов. — Я прошел Тропою Духов в Священной Пещере, и там мне открылось, что на тех, кто встанет на зимовку в Черных Холмах, нападут васичи. Сидящий Буйвол долго обдумывал слова Черного Ястреба. Легенда о Священной Пещере была хорошо известна Совету Старейшин Лакоты, хотя только шаманы обладали силой, чтобы войти в Пещеру в ночь полнолуния. — Я выслушал тебя, брат мой, — серьезно ответил Сидящий Буйвол, — я передам твои слова вождям. Через два дня они выступили в поход. — Поразительное зрелище, — подумала Мэгги. И действительно, впереди ехали разведчики, за ними — воины верхом на лучших конях, одетые в лучшие одежды. За ними следовали женщины и дети. Некоторые верхом, другие — пешие. Шествие замыкал табун лошадей. Отряд двигался очень медленно, время от времени останавливаясь на привал — поохотиться и пополнить запасы продовольствия. Мэгги ехала возле Ястреба. Она не переставала удивляться тому, как быстро женщины собирали вигвамы, изумляясь, как легко столь большой лагерь можно свернуть в такой короткий срок. Она могла бы сравнить это лишь с исходом иудеев из Египта, который ей довелось видеть в кинофильме «Десять заповедей». Действительно, шествие индейцев, которые все несли с собой, оставляя лишь старые колья от вигвамов да обрывки бизоньих шкур, напоминало тот эпизод из Ветхого Завета. Мэгги не покидали мысли о будущем материнстве. Они с Ястребом никого не посвящали в это, даже Винону, и Мэгги скрывала свое состояние ото всех. Она лелеяла эти мысли, мечтала, как мечтают все женщины, когда узнают, что в них зародилась новая жизнь. Теперь она смотрела на Ястреба другими глазами — она видела в нем отца будущего ребенка: человека сильного и храброго; гордого и способного защитить от любой беды и добыть все необходимое для семьи; человека, который научит сына всему. Даст ему представление о верности и чести, об ответственности перед землей предков. Он научит его ценить жизнь. Муж, как ястреб, парил над ней, заботясь о том, чтобы у нее всегда был удобный ночлег, чтобы хватало еды, чтобы Мэгги поменьше уставала… Умудренная жизненным опытом, Винона смотрела на них, вспоминая те далекие годы, когда она носила под сердцем Ястреба. Ее муж, Серая Выдра, в то время так же заботился о ней, как Ястреб о своей Мэгги. Мысли были радостные и одновременно грустные. Понимая, как им хочется побыть наедине в это — такое особое — время их жизни, Винона часто по вечерам уходила из вигвама — временного пристанища их семьи — навестить Сидящего Буйвола и его семейство. Черный Ястреб задумчиво посмотрел вслед уходящей матери. Он обнял Мэгги. — Она все знает, — заметил он. — Ты думаешь? — Я уверен в этом. — А как ты думаешь — она рада? — А разве есть такая женщина, что не радуется, узнав о зарождении новой жизни? — Не знаю, но думаю, что я не очень-то нравлюсь твоей матери. — Все придет в свое время. — Я надеюсь на это. Мэгги прижалась щекой к его груди, закрыв глаза и вслушиваясь в ровный стук его сердца, чувствуя крепкое объятие Ястреба. Она вовсе не ощущала себя беременной и не могла до конца осознать, что носит под сердцем его дитя. Эта мысль наполняла сердце Мэгги радостью и страхом. — В чем дело? — встревожился Ястреб, мгновенно уловив перемену в ее настроении. — Я… Я боюсь. — Но чего? — Я боюсь иметь ребенка. — Не понимаю. Ах, она и сама как следует не понимала охватившей ее тревоги. Как объяснить ему страх родов, боли, даже смерти? Ведь дитя должно появиться на свет в пустынях Канады. Ястреб сочтет ее малодушной, слабой, не способной стать матерью настоящего воина Лакоты. Но Мэгги ничего не могла с собой поделать. Она боялась. — Моя мать будет рядом и поможет тебе, — успокоил он. — Я знаю. — Тебе нечего бояться. — Я знаю. Но все разумные доводы Ястреба (да и собственные) разбивались о ее страх — страх родить ребенка в этом чуждом ей времени. Ведь многие скво умирали при родах. Младенцы погибали, не успев издать первый крик, или подхватывали страшные болезни. Мэгги хорошо знала, как обстояло дело с медициной в те далекие дни. — Мэг-ги. — Все в порядке, — отозвалась она, твердо зная, что ни за что не хотела бы родить здесь. Когда придет время, Мэгги хотела бы оказаться в настоящем роддоме, и чтобы рядом дежурил врач в белоснежном халате, чтобы к ее услугам были все разнообразные и современные средства медицины двадцатого века, если вдруг произойдет что-нибудь непредвиденное. Мэгги теснее прижалась к Ястребу, как бы чувствуя силу и уверенность в его надежных сильных объятиях. Стук его сердца успокаивал ее. Нет, когда он рядом, ей нечего бояться. Только бы он всегда был здесь! Черный Ястреб крепче прижал Мэгги к себе. Ее тревога передалась ему. Прежде он никогда особенно не задумывался о таинстве рождения и считал это исключительно женским делом. И только теперь, обнимая Мэгги, он вспомнил, что первая жена Красной Стрелы умерла, родив мертвого младенца. Женщины не так уж редко умирали в родах, а многие младенцы не прожили и нескольких дней. Жизнь народа лакота нелегка, и выживают только сильные. Так есть и было всегда. Он посмотрел на Мэгги, доверчиво прильнувшую к его груди, и подумал, что готов на все, чтобы спасти ее. Он станет молиться утром и ночью, а когда наступит лето, он пожертвует свою кровь в Танце Солнца и умолит богов пощадить жену и сына. Потом Ястребу пришло на ум то, о чем рассказывала Мэгги. Вскоре сюда явятся васичи. Они отыщут в Черных Холмах желтый металл. Разгорятся битвы. Победы будут сменяться поражениями… наконец, не пройдет и нескольких лет, как его народ будет сломлен, а «милосердные» васичи загонят индейцев в резервации… Вот почему он должен увести людей в Канаду. Но теперь Ястреб совершенно осознал, что он вовсе не желает идти в Канаду и жить на земле предков. Он хочет жить здесь, в тени Черных Холмов, где родился и жил всегда. Тут должен родиться его сын. Но нет, сейчас это невозможно. Пока ему придется отказаться от таких намерений. Глава 35 Бобби медленно открыл глаза и тут же помрачнел — его по-прежнему окружала мгла. Так где же он? Напряжение всё росло: Священная Пещера, мгла, страх. Неужели его постигла неудача? Вскочив на ноги, Бобби пригладил волосы, стряхнул песок с одежды. Он потерял всякое чувство времени и не знал, чего же больше боится: того, что его попытка провалилась, или того, что его желание осуществилось? Расправив плечи, Бобби направился к выходу из Пещеры. Что ждет его снаружи? Остался ли он в 1993 году? А может быть, все-таки Тропа Духов привела его в прошлое? С сильно бьющимся сердцем Бобби сделал еще шаг и покинул Пещеру. Яркий свет слепил глаза после тьмы. Бобби замер на мгновение, потом обернулся, посмотрел вниз с холма, пытаясь увидеть дом Мэгги Сент Клер. Но дом исчез из виду. И лошадь тоже. Чтобы как следует убедиться в этом, Бобби посмотрел в другую сторону, но нигде не увидел и признака человеческого жилья. Одни вечные Холмы, покрытые огромными сосновыми деревьями. Бобби сотворил молитву, прося Всевышнего о том, чтобы замысел осуществился, чтобы оказаться в 1872 году. Юноша был взволнован, как никогда прежде. Он пытливо вглядывался вдаль, забыв про страшный голод, терзавший его, забыв о том, что у него нет коня и оружия. Ах, он подумает об этом позже, а сейчас главное — отыскать Черного Ястреба. Когда Бобби спустился с холма, то увидел жалкие остатки разграбленного лагеря. Здесь обитало племя Черного Ястреба? Лагерь разрушили васичи? Он с грустью озирал царившую здесь картину запустения. От лагеря осталось так немного. Кое-где торчали старые прогнившие жерди от вигвамов, обрывки шкур, разорванные в клочья грызунами. Поискав, он отыскал слегка обожженное по краям одеяло. Проникнув в один из обгоревших вигвамов, обнаружил длинный охотничий нож. Эта находка очень обрадовала его. И хотя разукрашенные ножны пришли в полную негодность, ручка и лезвие были в порядке. Бобби заткнул нож за пояс — и сразу почувствовал себя несравненно лучше. Теперь он вооружен. Бобби еще целый час бродил по лагерю, или, вернее, по тому, что осталось от лагеря, но не нашел больше ничего интересного. Он помедлил еще минуту, выбирая маршрут, а потом покинул лагерь, направившись в форт Ларами, так как это был единственный форт 1872 года, известный Бобби. Он остановился близ неглубокого озерца и, утолив жажду, продолжал путь. Бобби чувствовал немалое удовлетворение от того, что недаром готовился последние несколько месяцев. Конечно, он не мог окончательно изжить одолевавшие его опасения, но по мере сил старался подавить их. Следуй за Ястребом. Следуй за Ястребом. Голос, который он слышал в Пещере, твердил ему то же; и раньше голос Волчьего Сердца повторял ему те же слова. Да и теперь Бобби показалось, что он слышит их вновь. Значит, ему просто суждено отыскать Ястреба. Конечно, боги помогут ему. Надо только не терять мужества, уверенности в себе и не отступать ни перед чем. Бобби шел, не останавливаясь, внимательно глядя по сторонам, стараясь ничего не упустить в пути. Черные Холмы были те же и в то же время другие. А главное, на что Бобби вдруг обратил внимание, была тишина, царившая вокруг. Место, на котором располагалось ранчо мисс Сент Клер, было далеко от автострады — маленький тихий лужок. Все же никто не назвал бы его безмолвным. Стерео мисс Сент Клер наигрывало знакомые мотивы, преимущественно ее любимый «Судьба Оперы». Иногда слышен был звук самолетов. Летом гудел кондиционер. А телефонные звонки, а «форд» Вероники? Бобби было немного жутко пробираться одному через безмолвные прерии, слыша лишь звук собственных шагов. Юноша преодолел уже около пяти миль, когда ему вдруг показалось, что он различает шум битвы. Шум усиливался по мере того, как Бобби поднимался по траве к гребню холма. На картину, открывшуюся за гребнем, он глядел, не веря собственным глазам. Метались взбесившиеся лошади. Всадники были вооружены: кто луком и стрелами, кто копьем, кто томагавком, а кто и винтовками. Бобби понял, что столкнулись два отряда охотников из враждующих племен пауни и лакота. Перевеса пока не наблюдалось, и борьба разгорелась не на шутку. Бобби заметил, как двое воинов сцепились врукопашную, пытаясь во что бы то ни стало дотянуться до ножа, что валялся на земле у ног. Бобби, незаметно подобравшись, придержал пауни, а лакота, быстро освободившись от медвежьей хватки врага, нагнулся и поднял нож. Молниеносно выпрямившись, он вонзил сталь в пауни. Удар пришелся в живот, и пауни издал душераздирающий крик. Это отвлекло внимание сражающихся сторон; схватка прекратилась. Двое воинов подошли позаботиться о раненом. Бобби подбежал к воинам-лакота. — Хау, кола, — позвал Бобби. Воин посмотрел на него как-то недоверчиво: — Хау, кола. — Ты не мог бы помочь мне? — попросил Бобби, по-прежнему изъясняясь на родном языке воина, — я отстал от своих. — Кто же твои люди? — Их нет. Воин огляделся и усмехнулся: — И лошади тоже нет. Чуть наклонившись, воин протянул ему руку и помог Бобби вскочить на коня, потом развернул жеребца и пустил его вскачь. Бобби с трудом справился с охватившим его волнением. Так вот оно — легендарное племя лакота. Вполне вероятно, что один из этих храбрецов принадлежит к числу его предков. Эта мысль развеселила Бобби, и он с трудом удерживался от смеха. В глубине души, вплоть до настоящего момента, Бобби не верил в это. Он никогда в полной мере не мог осознать, что Ястреб перенесся из прошлого, и всегда сомневался в том, что в Священной Пещере есть какое-то колдовство. Но теперь… Он быстро сотворил молитву, благодаря великого Вэкэн Танка. Теперь он здесь и никогда не возвратится назад. Глава 36 Через три дня отряд охотников нагнал племя. Бобби впервые видел такое грандиозное зрелище, как индейский лагерь в пути. Оно потрясло его, приведя в трепет. Процессия растянулась на много миль. Во главе шествия двигались разведчики, а сбоку шли лазутчики (они следили за порядком). Потом шли воины, за ними — женщины. Одни женщины ехали верхом или вели лошадей, другие шли пешком. Старики ехали на низких лошадках, иногда со внуками. Вокруг метались собаки, лая на лошадей, попутно охотясь на кроликов и койотов. Пастух то и дело отгонял жеребят от кобыл, но они тут же бежали назад. Бобби подумал, что это незабываемо. Когда охотники поравнялись с пастухом, воин, с которым подружился Бобби, сказал: — Погляди на этого большого коня с белой звездочкой во лбу. Он мой, а теперь — твой. Славного воина звали Бизонье Сердце. Он вынул из походного мешка уздечку и протянул ее Бобби. — Если мы вдруг разминемся, поищи меня, когда остановимся на ночлег. Моя скво приготовит поесть. Ты можешь присоединиться к нашему ужину. — Пиламайа, — поблагодарил Бобби. Он взял уздечку, спрыгнул с коня и подошел к подаренному мерину. Животное громко фыркало, металось из стороны в сторону и успокоилось только тогда, когда Бобби набросил на него уздечку. — Хороший парень, — прошептал Бобби. Он потрепал коня по шее, вскочил ему на спину и поскакал за Бизоньим Сердцем. * * * Черный Ястреб ехал за Сидящим Буйволом во главе колонны. Сердце его переполняли противоречивые чувства. До сего момента он полностью не сознавал, как тосковал по своему народу. Как ему нравилось скакать по прерии, полной грудью жадно вдыхая запахи пыли и лошадиного пота, кожи, травы и шалфея! Солнце грело спину, а нежный ветерок ласкал лицо. Ястреб наслаждался быстрым галопом, знакомыми звуками родного языка. Он слышал пронзительный крик ястреба, ржание кобыл, смех женщин. Теперь он чувствовал, что действительно вернулся домой. Бросив взгляд через плечо, Черный Ястреб увидел, что Мэгги едет рядом с Виноной, и улыбнулся обеим женщинам. Скоро они совсем подружатся. Прошлой ночью Ястреб сказал матери, что Мэгги беременна. Винона посмотрела на него, иронически подняв бровь. — Не думаешь ли ты, что я слепа и глуха, — усмехнувшись, спросила она, обняла его, а потом сказала, что, может быть, именно сейчас совсем неплохо иметь невестку из васичи. Вдруг Черному Ястребу показалось, что он видит знакомое лицо. Он присмотрелся получше, подумав, что это лишь плод разгоряченного воображения, но лицо не исчезало. Выехав из строя, Черный Ястреб подал знак Мэгги, когда она проезжала мимо. Он широко улыбнулся Бобби — Гордому Орлу, который оказался рядом. — Хау, Кетэн, — рассмеялся Бобби. — Бьюсь об заклад, ты не думал, что когда-нибудь увидишь меня. Ведь так? Черный Ястреб покачал головой: — Как ты попал сюда? Как отыскал нас? — Я пришел сюда через Священную Пещеру. Вспомнил то, чему ты учил меня, и у меня все получилось! А нашел я вас благодаря счастливому случаю. Вышло так, что я нежданно-негаданно набрел на охотничий отряд, там Бизонье Сердце подобрал меня. И вот я здесь. — Но как ты решился на это? — Помнишь, как я однажды поделился с тобой, что у меня есть такое чувство, будто я родился не в свое время? Ну, и чем больше ты рассказывал о своем народе, о его судьбе, тем больше крепло это убеждение. Но все-таки я появился здесь не поэтому. Бобби схватился за голову и улыбнулся: — Ястреб, как только я обнаружил, что вы с Мэгги исчезли, то сразу же бросился в Священную Пещеру. Там, в Пещере, я услышал зов. Голос назвал меня Гордым Орлом и велел следовать за Черным Ястребом. Тогда я вспомнил, что услышал те же слова в посланном мне видении. Одно время я считал, что мое предназначение — стать новым шаманом лакота и служить своему несчастному народу в резервации. И ведь ты, Ястреб, тоже считал так. Но стоило мне попасть в Священную Пещеру — и я убедился, что мое место здесь, в твоем времени. Вот почему я решил найти тебя во что бы то ни стало. — И ты сделал это! — воскликнул Черный Ястреб, счастливый тем, что снова видит славного Бобби. — Поспешим догнать своих, а вечером поговорим обо всем. * * * Спускались сумерки. Индейцы устраивались на ночлег. Чуть позже, когда все готовились ко сну, явился Бобби. Мэгги бросилась ему на шею и крепко обняла юношу. Как здорово видеть снова милое знакомое лицо, да еще здесь — вдали от дома. — Как — Бобби?! Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Как ты здесь очутился? Невероятно! Сидя у огня, Бобби начал свой рассказ. Винона внимательно слушала юношу. Во время его рассказа Мэгги не могла усидеть на месте от возбуждения. Глаза юноши сверкали, когда он поведал, как вошел в Священную Пещеру, полный решимости попасть в невозвратное прошлое. Его голос зазвенел от волнения, когда он подошел к тому моменту, как увидел с вершины холма битву охотников лакота и пауни. — Так значит, — возбужденно воскликнула Мэгги, взглянув на задумчивое лицо Ястреба, — ты отправишься с нами в Канаду! Это просто чудесно! Бобби улыбнулся. — Я с нетерпением жду этого времени. Ах да, мисс Сент Клер, не беспокойтесь о вашем ранчо и доме. Ребята Вероники присмотрят за всем, — Бобби чуть нахмурился, — они заверили, что останутся, пока я не вернусь… — тут Бобби осекся. Ведь он вовсе не собирался возвращаться. — Может быть, вам иногда случается подумать об этом. Ее дом. Мэгги покачала головой. Она и думать забыла о нем, да и о книгах, что так и остались незавершенными. Что подумает Шейла?! — Звонил ли мой редактор? — Да, несколько раз. Она просто бесновалась, особенно когда я сказал ей, что не имею представления, где вы находитесь. — Да уж. Еще бы, ты сказал правду! — согласилась Мэгги, посмотрев на мужа, и улыбнулась. Она всегда мечтала жить в прежние времена. Теперь, как в ее девичьих грезах, она была похищена воином. Все осуществилось. — Ну, — заметила она, смеясь, — ведь этого требует моя работа. Позже, ночью, лежа в объятиях Ястреба, Мэгги снова вспомнила о Бобби и стала думать о том, что же все это может означать. Неужели он действительно был рожден не в свое время? А она, Мэгги? Чуть отстранившись, Мэгги взглянула на мирно спящего Ястреба. Ее муж. Она никогда не думала, что можно так сильно любить другого человека. Всего лишь один взгляд на него — и сердце разрывалось от нежности. Он стал для нее всем: отцом и братом, другом и самым лучшим советчиком. Он освободил ее от гнетущего чувства вины в гибели Сюзи, дал почувствовать, как она женственна и желанна. Это благодаря ему она снова стала ходить. Он открыл для нее чудо любви. * * * Через четыре дня они устроились на долгую зимнюю стоянку, расположившись по берегам широкой, но неглубокой реки, среди густого леса, заслоняющего от холодных ветров. Мэгги помогала Виноне устанавливать вигвам, вновь поражаясь быстроте и сноровке, с которой индейские женщины справляются с домашней работой. К полудню лагерь выглядел так, словно был разбит уже несколько недель назад. В то время как Бобби и Ястреб уселись на поляне, беседуя с Красной Стрелой и Бизоньим Сердцем, Мэгги решила пройтись вдоль берега реки. Она любовалась кострами, приветливо улыбаясь и кивая встречным индианкам, от души радуясь их дружелюбию. Ведь она была чужой, бледнолицей женщиной, но все же большинство относилось к ней с уважением. Однако некоторые женщины отвергали все ее попытки сблизиться. Они давали ей обидные прозвища и смотрели с подозрением и скрытым недоброжелательством. Мэгги не могла винить их в этом. Бледнолицые убивали их мужей и сыновей. А если бы она, Мэгги, потеряла любимого в сражении? Возможно, она чувствовала бы то же самое. Когда Мэгги возвратилась, то увидела, что Винона снова разожгла огонь. Семейный очаг находился на самом почетном месте в вигваме. Запах тушеной оленины щекотал ноздри. Вскоре явились мужчины, и Винона подала им обед. Мэгги заняла место у задней стены вигвама, позади мужа. Она не отрывала от него глаз, вбирая взглядом всю его ладную фигуру, ловила каждое его движение. Мэгги всей душой откликалась на его смех и умирала от желания дотронуться до черного водопада его роскошных волос. Как жаль, что они не одни. Сейчас он заключил бы ее в объятия, прижал к себе и пообещал, что все будет в полном порядке. В последующие несколько дней Мэгги многое узнала о жизни женщин народа лакота. Обычай повелевал молодым девушкам молчать и не обнаруживать себя в присутствии мужчин и женщин постарше. Девушка-индианка лакота была нежной, трудолюбивой, доброй ко всем. Ей надлежало быть скромной и предупредительной. Обычай не позволял женщинам есть в одно время с мужчинами. Они должны были сидеть в левой стороне вигвама. Говорить также следовало по-своему, по-женски. Например, если мужчина говорил: «Токийа ла хоу?» (что означало: “Куда ты?”), — тот же вопрос в устах женщины звучал: «Токийа ла хи?» Совсем молоденьким девушкам вменялись в обязанности мытье посуды, сбор хвороста, ягод, а также поддержание чистоты в жилище. Мэгги пришло на ум, что тут нет большого различия с обычаями ее расы. Как только девушка становилась старше, ее учили стряпать и выделывать шкуры. Женщин племени лакота отличало также умение вышивать бисером и украшать одежду иглами дикобраза. Девушки заботились о младших братьях и сестрах. Следующие несколько дней прошли спокойно. Мужчины чинили, чистили и смазывали оружие, изготавливали новые луки и стрелы. Тем временем женщины ремонтировали одежду, шили новые зимние мокасины, а ребятня мастерила сани-волокуши из бизоньих шкур. Все готовились к зиме. И вскоре они почувствовали ее дыхание. Она обрушилась на лагерь ветром, что ревел за стенами вигвамов; ледяным дождем. А в вигваме было тепло и уютно. Прослойка из сухой травы между верхним покрытием вигвама и нижней подстилкой из шкур с загнутыми вверх краями, доходившими до середины стены, надежно защищала от стужи. Не приходилось бояться и влаги. Канава, вырытая вокруг вигвама, задерживала водные потоки. В такую холодную ночь Бобби, Ястреб и Мэгги сидели у жаркого очага, завороженно слушая рассказ Виноны — легенду о том, как ворон поменял окраску. «Это случилось очень давно, в незапамятные времена. Тогда земля была молода, а люди только появились на свет. В то время вороны были белы как снег. Тогда у людей не было ни лошадей, ни ружей, но, как и теперь, они жили охотой на бизонов. Вороны очень затрудняли охоту. Они дружили с бизонами и предупреждали их о грозящей опасности — приближении охотников. Они называли бизонов своими двоюродными братьями. Племя собралось держать совет, чтобы окончательно решить, что же делать. Среди воронов особенно выделялся один. Это был их предводитель. И тогда вождь племени сказал, что нужно поймать этого большого ворона и проучить его, как следует. Тогда впредь ему будет неповадно мешать охотникам. Вождь нашел большую шкуру бизона с головой и хвостом и надел ее на смелого молодого воина. Он велел ему затесаться в стадо бизонов и поймать большого белого ворона. Юноша в бизоньей шкуре пробрался в стадо. Когда охотники выскочили из укрытия, бизоны бросились прочь, но ложный бизон продолжал мирно щипать сочную траву. Тогда обманутый ворон сел ему на плечо, предупреждая об опасности, советуя бежать, пока не поздно. И вот молодой охотник сбросил шкуру бизона и схватил ворона, а потом, крепко связав тому лапы, принес в лагерь. Снова собрался совет племени, решая, как поступить с вороном. — Дайте-ка я подпалю его! — воскликнул один из воинов, и прежде чем ему сумели помешать, выхватил ворона из рук молодого охотника и бросил в пылающий костер, возле которого племя держало совет. Веревка, опутывающая лапы ворона, сразу же сгорела, и большой ворон, взмахнув крыльями, вылетел из огня. Но его перья обуглились и почернели. Ворон полетел прочь, дав себе клятву никогда больше не предупреждать бизонов об опасности и не мешать охоте. И с этого времени все вороны стали черными как ночь.» — Что за чудесная сказка, — воскликнула Мэгги, в восторге захлопав в ладоши, а Бобби стал умолять Винону рассказывать еще и еще. — Ну тогда еще одну, — согласилась Винона и начала рассказ о конце света. «Там, где прерии сходятся с „дурными землями“, есть укромная пещера. Никто и никогда не мог отыскать ее. В той пещере живет одна женщина, старая, как сама Мать-Земля. Она одета в оленью шкуру. Старуха сидит там с незапамятных времен и сшивает узкие полосы из бизоньих шкур в одеяло иглами дикобраза. Возле нее всегда лежит собака. Ее зовут Шанка Сапа. Глаза собаки всегда устремлены на женщину. В пещере горит костер. Старуха зажгла огонь в день сотворения Земли и поддерживает его до сих пор. Над огнем висит глиняный горшок, такой, в каких стряпали в те времена, когда бледнолицые еще не принесли с собой металлические чайники. В горшке кипит воджапи с тех пор, как старуха разожгла костер. Иногда женщина встает и помешивает похлебку. Но так как она старая и дряхлая, на это уходит много времени — пока встанет, пока подойдет к огню… И пока старуха поднимается, идет к очагу и потом садится на место, Шанка Сапа вытаскивает иглы из рукоделия. Вот почему старуха не может завершить свою бесконечную работу.» Винона немного помолчала и устремила темные глаза на Бобби. —А знаешь, что произойдет, если Шанка Сапа прекратит выдергивать иглы дикобраза из одеяла? — спросила она. Очарованный волшебной сказкой, Бобби покачал головой. Винона медленно кивнула, обводя глазами слушателей: — Стоит только этой старухе окончить работу — наступит конец света. Та убежденность, с которой Винона произнесла эти слова, вызвала у Мэгги дрожь. Бобби громко рассмеялся в восторге от услышанного. За те несколько дней, что он провел среди племени лакота, он проникся любовью и уважением к этим людям, их законам, традициям, их сказаниям. Да, он принадлежал этому народу. Именно такой жизнью он хотел жить. Это был его народ, и здесь он чувствовал себя дома. Бобби пожелал всем спокойной ночи, нежно обнял Винону и, простясь, вышел из вигвама. Дождь прекратился, и Бобби постоял еще пару минут, задумчиво глядя в свинцово-темное небо, а потом решительно направился в вигвам Бизоньего Сердца. У хозяина была дочь. Ее звали Звезда на Ветру. Бобби никогда еще не приходилось встречать столь прекрасного, нежного, добросердечного создания, как эта милая девушка. Он встретил ее в тот самый день, когда прибыл в лагерь Сидящего Буйвола, и теперь виделся с нею очень часто. Казалось, Бизонье Сердце не придавал особого значения частым посещениям юноши и не замечал, что с того времени, как Бобби появился в лагере, Звезда на Ветру отказывалась глядеть на какого бы то ни было парня или мужчину, кроме Бобби. Вспомнив, об этом, юноша прибавил шагу, спеша пройти через лагерь к вигваму любимой девушки. Звезда на Ветру стояла у входа в вигвам отца, набросив на голову и плечи тяжелое красное покрывало и устремив взгляд на вигвам Черного Ястреба. Неужели Гордый Орел позабыл о ней? Ведь только нынешним утром он обещал прийти и встретиться с ней. Звезда на Ветру была страшно разочарована. Глаза девушки, полные радостного ожидания, потухли. И хотя она познакомилась с Гордым Орлом всего несколько дней назад, но именно его женою она бы хотела стать. Он казался таким высоким и красивым. Достаточно было ей только взглянуть на него, и сердце девушки начинало трепетать. Темнело. Скоро мать позовет ее в вигвам. Звезда на Ветру вздохнула. Она уже собиралась уходить, когда увидела спешащего к ней Гордого Орла. — Прости, что я так поздно, — сказал он, улыбаясь и глядя в черные, как ночь, глаза молодой индианки. Сердце его подпрыгнуло в груди от радости, когда девушка улыбнулась в ответ. — А я уже боялась, что ты передумал. Гордый Орел отрицательно покачал головой: — Нет, что ты! Винона рассказывала легенды и я… — он замялся, — прости. Звезда на Ветру, смущенно опустив глаза, подняла покрывало, чтобы укрыться под ним вдвоем. Шло время, а влюбленные так и продолжали стоять под защитой большого красного покрывала, не произнося ни звука. Наконец, Гордый Орел глубоко вздохнул, обвив рукою талию Звезды на Ветру. Он страшно боялся, что девушка оттолкнет его, но этого не произошло; напротив, она подвинулась ближе, и они прильнули друг к другу. — Я никогда прежде ни за кем не ухаживал, — чуть слышно прошептал Гордый Орел. Девушка положила ладонь на его руку, сжав ее, довольная словами о тем, что у нее не было соперниц. — Чудесно, — прошептала она. — Я долго должен ходить за тобой? — Несколько лет, — ответила она. Голос звучал серьезно и задумчиво, но глаза искрились весельем, — Несколько лет! — в ужасе вскричал Гордый Орел. — Но мы совсем не знаем друг друга. — Мне кажется, будто я знал тебя всю жизнь. Звезда улыбнулась, и ее темные глаза засияли: — И я тоже. Мне тоже так кажется. Может быть, весной ты раздобудешь лошадей и приведешь их к вигваму моего отца. Мои родители очень уважают тебя. Думаю, что они не заставят нас ждать чересчур долго. — Каждый день покажется мне вечностью, — прошептал Гордый Орел. Но он знал: если потребуется, готов ждать месяцы и годы. Только бы Звезда на Ветру стала его женой. Другой женщины ему не надо. Глава 37 Не прошло и нескольких дней, как все в лагере уже знали, что Гордый Орел неравнодушен к Звезде на Ветру. И как Бобби ни пытался скрыть это, но не мог оторвать от девушки глаз, если она была рядом. Как-то получалось, что, когда она шла к реке за водой, он всегда оказывался там же, а когда шла собирать хворост, он бродил у леса… Всем также стало известно, что родители Звезды одобряют жениха. Так что, когда Бобби отправил гонца, чтобы договориться с ними, Бизонье Сердце и его жена дали свое родительское благословение. Все добродушные поддразнивания друзей, Ястреба и Виноны, ничуть не смущали Бобби. Юноша был счастлив, как никогда в жизни. Через пару недель с того дня, как Гордый Орел стал ухаживать за Звездой, он отправился к одному из соплеменников за большим рожком. Эти рожки считались священными. Ими пользовались зазыватели бизонов. Обычно рожки мастерили из кедра в форме фигурки лошади — любимого всеми животного. Люди верили в великую силу этих волшебных рожков и в колдовскую музыку зазывателей бизонов, ведь шаманы слышали ее во сне. Некоторые свято верили: услышав мелодию, которую наигрывал влюбленный юноша, любая девушка выйдет из вигвама и пойдет на звуки музыки. Рожкам приписывалась колдовская сила. Говорили даже, что стоит мужчине коснуться женщины таким рожком — и она пойдет за ним на край света… Гордый Орел вовсе не собирался околдовывать прекрасную индианку. Он только хотел выразите свою бесконечную любовь. И вот в первую же снежную ночь, когда все улеглись спать, Гордый Орел отправился к вигваму любимой девушки и там исполнил мелодию, вложив в нее всю свою душу и надеясь, что Звезда на Ветру услышит и поймет, как сильна его любовь и преданность. Мэгги в своем вигваме придвинулась поближе к Ястребу. Она улыбнулась, заслышав мелодию рожка, и решила: в его звуке и впрямь есть что-то волшебное. Она даже пожалела на мгновение, что не родилась индианкой. Тогда бы она, как Звезда, стояла с Ястребом под красным покрывалом. А потом он сидел бы за ее вигвамом, и для нее, Мэгги, лилась бы прекрасная мелодия любви… Черный Ястреб привлек Мэгги к себе, проводя ладонью по ее щеке, округлости груди, а потом по чуть ощутимой выпуклости живота. На мгновение он прислушался к тихой мелодии рожка, перевернулся и сильнее прижал Мэгги к себе, так, чтобы она почувствовала, как он жаждет ее близости. Ястреб страстно целовал ее глаза и губы. С тихим стоном Мэгги потянулась к нему, нежно погладила кончиками пальцев сильные мускулистые руки и грудь, сбегая к бедрам, услышала тихий вздох и затрепетала от радости. Ее по сей день изумляли и та власть, которую она имела над любимым, и то, что они идеально подходили друг другу. Горячее дыхание Ястреба обжигало ее грудь, руки нежно скользили по ее бедрам. Его прикосновения отзывались сладкой дрожью в ее теле, заставляя кровь вскипать в жилах. Мэгги ощущала, как с каждым поцелуем растет его желание, жажда обладать ею. И вместе с тем он был бесконечно ласков. Сила и нежность — сталь и мягкий бархат. Голос Ястреба звучал завораживающе. Рожок пел песнь любви. Шкура бизона, на которой лежала Мэгги, грела и ласкала ее обнаженное тело. Казалось, ее любимый был везде — она вдыхала его запах, его тело проникало в нее, заставляя сердце петь от счастья. И когда тела их сливались, она не отрывала взгляда от любимого лица. В глубине его прекрасных черных глаз разгоралось пламя страсти, шелковые волосы скользили по ее щеке, а каждое его прикосновение было подобно ожогу. Тогда ее тело вздымалось ему навстречу в непреодолимой жажде соединиться с ним сию минуту. В момент высшего наслаждения Мэгти казалось, что под веками ее глаз взрывается солнце. Она бессознательно повторяла дорогое имя, чувствуя последние содрогания его тела. Насладившись, они приникли друг к другу. И только их затрудненное дыхание да волшебная любовная мелодия рожка нарушали безмолвие этой необыкновенной ночи. * * * Мэгги пробудилась от ярких лучей солнца, проникших в вигвам, и улыбнулась, вспоминая события прошедшей ночи. Она перевела взгляд на мирно спящего рядом Ястреба. Сердце Мэгги разрывалось от любви и нежности. Она осторожно намотала на палец прядь его волос. Как жаль, что нельзя рассказать Бобби о колдовской силе его рожка! Мэгги тихо рассмеялась, представив, какой эффект произвело бы подобное сообщение. — Ты смеешься надо мною, митависи? — спросил Ястреб с шутливым укором. — Ну нет. Я бы не осмелилась, — ответила Мэгги. — Только не после прошедшей ночи. — Прошедшая ночь, — прошептал Ястреб, и при этом воспоминании слабая улыбка тронула его губы. — Наверное, нужно сообщить Гордому Орлу, что его рожок и впрямь обладает волшебными чарами. Решено. Я попрошу его играть почаще. — Только попробуй! — пригрозила Мэгги и ущипнула его за плечо. Не хватало только посвящать Бобби в их ночные утехи. На это способны только мужчины! Ей сразу же представились их усмешки и то, как они хлопают друг друга по плечу. Неудержимый смех сотрясал Ястреба, когда его подруга награждала его полушутливыми тумаками. — Ты что же, смеешься надо мной? — грозно спросила она. — Нет, митависи, — затаив дыхание, наконец, вымолвил он. — Мне смеяться над тобой? — О, — воскликнула Мэгги и от тумаков сразу перешла к поцелуям, лаская кончиком языка его ладони и пальцы. Она не успела опомниться, как уже оказалась опрокинутой на спину — ее руки в его большой руке — она смотрела в его глаза. — В чем дело? — невинно спросила она. — Я сейчас думаю о прошлой ночи, — ответил Ястреб, — и нахожу, что при свете дня и даже без звуков рожка ты искушаешь меня ничуть не меньше, чем ночью. — Правда? — прошептала Мэгги, сама поражаясь тому, что вообще в состоянии вымолвить хоть слово. Сердце бешено билось в груди. Черный Ястреб наклонил голову, потом нагнулся к ней, медленно целуя ее брови, кончик носа, щеки и подбородок. — Но твоя мать… — встревожилась Мэгги. — Она… — Я закреплю полог вигвама. Она догадается… — Но мы не можем выставить ее из собственного дома. — Почему? — сказал Ястреб. — Можем. Он поднялся и закрепил полог вигвама, а потом вернулся к Мэгги и вытянулся рядом на бизоньих шкурах. Он страстно приник к любимой и крепко сжал ее в объятиях. Потом Мэгги всегда вспоминала это утро, как самое замечательное в своей жизни. Когда Мэгги и Ястреб вышли из вигвама, то увидели, что ночью выпал снег, будто кто-то накрыл землю белоснежным покрывалом. Навстречу шла Винона. Она, чуть улыбнувшись, кивнула сыну и невестке и юркнула в вигвам. Щеки Мэгги вспыхнули, но Ястреб только улыбнулся: — Пусть это тебя не смущает, — утешил он. — Моя мать тоже была молодой и тоже загоралась в объятиях любимого. Иначе откуда бы я взялся? — Я знаю, но… — Мэгги передернуло, — но мне как-то не приходило в голову, что моя свекровь топчется здесь на снегу, пока я с мужем занималась любовью. Черный Ястреб засмеялся, и Мэгги как будто омыло теплой волной. Ей вдруг пришло в голову, что она не слыхала смеха Ястреба до того момента, когда они появились в лагере. Чудесные, ни с чем не сравнимые звуки, наполненные радостью жизни. Повинуясь неодолимому порыву. Ястреб подхватил ее на руки и закружил. — Прекрасный день, — улыбаясь и глядя в глаза Мэгги, воскликнул он, — пусть все дни нашей жизни будут похожи на этот. — И пусть мой сын будет так же красив, как его отец. — И таким же бесценным подарком, как его мать, — добавил Ястреб. — И таким же сильным, как любовь, что соединила наши сердца. Черный Ястреб торжественно кивнул и опустил Мэгги на землю. Секунду-другую они смотрели друг другу в глаза на виду у всего лагеря, пока Винона не позвала их завтракать. В тот день группа молодых людей — и среди них Красная Стрела — установила мишень и начала состязания в стрельбе из лука, выбирая лучшего из лучших. Постепенно все больше и больше народу собиралось вокруг. Те, кто остановился по пути из простого любопытства, теперь принялись спорить о том, кто же окажется самым ловким, метким и умелым. Черного Ястреба также пригласили участвовать в состязании, тем более, что Кривое Копье и Бизонье Сердце тоже явились попытать счастья. Гордый Орел стоял подле Мэгги. Все мужчины заняли свои места, и соревнования начались. Вокруг стоял смех, гам, заключались всевозможные пари — иные Весело, другие желчно. Жены и возлюбленные утешали неудачников. С самого начала стало совершенно очевидно, что Черный Ястреб и Бизонье Сердце — лучшие из соискателей. Они сменяли друг друга, и стрелы их попадали в самую середину мишени. Постепенно ее отодвигали все дальше и дальше… И, наконец, Ястреб оказался победителем. — Он великолепный стрелок, — воскликнул Бобби, в голосе юноши звучало благоговение, — хотел бы я уметь стрелять так же, как он. — Ты сумеешь, если захочешь, — успокоила Мэгги, но в глубине души она сомневалась, что кто-нибудь может оказаться таким же быстрым и ловким, как ее любимый. Смотреть на него было большим удовольствием. Он обладал удивительной скоординированностью и плавностью движений. В них ощущалась сила и вместе с тем грация. Каждая выпущенная стрела точно попадала в цель. Следующими были состязания в беге. В них могли принимать участие все желающие, разделившись на группы по возрасту. Для мужчин дистанция составляла две мили — туда и назад. Площадку предварительно расчистили от снега. Участники соревнований сбросили одежду и остались в мокасинах и набедренных повязках. Бегуны разогревались, а вокруг снова заключались пари. Бобби в нерешительности стоял между Мэгги и Ястребом. Он до последней минуты не знал, примет ли участие в соревнованиях, но когда заметил, что Звезда на Ветру присоединилась к зрителям, все его сомнения отпали. Глубоко вздохнув, он сбросил рубашку и передал ее Мэгги. Черный Ястреб подбодрил Гордого Орла. Он с улыбкой хлопнул его по спине. — Пусть Вэкэн Танка подарит силу и быстроту твоим ногам, чтобы ты летел, как птица, — прошептал Ястреб. Бобби поблагодарил друга коротким кивком и присоединился к собравшимся на старте. Сначала бегуны неслись, почти не отрываясь друг от друга, хотя пробежали уже половину дистанции. Наклонившись вперед, Мэгги в нетерпении сжимала кулаки. Как ей хотелось, чтобы Бобби всех обошел! Зрители вокруг всячески подбадривали своих фаворитов. Мэгги бросила быстрый взгляд на Звезду и улыбнулась: девушка не отрывала глаз от Бобби. Когда на полпути бегуны повернули, Бобби занимал уже четвертое место. Теперь Мэгги, по примеру других зрителей, звонко выкрикивала имя Бобби, а он вырвался вперед. И вот он уже занял третье место. Потом оказался вторым… — Беги, Бобби! Беги! — вопила она, вне себя от волнения. Наконец, Бобби первым пересек финишную черту. С трудом переводя дух, он стоял у финиша. Грудь его вздымалась, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ему никогда не приходилось испытывать такое напряжение. Бобби месяцами трудился на ранчо и приобрел известную выносливость. Но здесь его противниками были очень тренированные мужчины. И, если бы не желание выглядеть достойно в глазах Звезды на Ветру, он никогда не решился бы помериться силой с такими противниками. Отдышавшись, он быстро оглянулся. Звезда стояла поблизости, и глаза ее сверкали от гордости и возбуждения. Девушка держала в руках шкуру бизона, которую поставила на пари. Теперь, выиграв. Звезда получила еще одну шкуру и была очень рада. Бобби широко улыбнулся девушке. Никогда в жизни он еще не был так счастлив. В следующем забеге участвовали мужчины старше двадцати пяти лет. Мэгги взглянула на Ястреба — он сбрасывал рубаху. — Ты побежишь? Ястреб улыбнулся в ответ: — Я должен. Красная Стрела тоже примет участие. Мы соревновались с ним в беге с тех самых пор, как научились ходить. — Как ты думаешь, кто победит? Черный Ястреб пожал плечами. — В прошлом году победил я, а в позапрошлом — он. А до того была ничья. Но то были соревнования среди людей нашего племени. Не знаю, как будет с воинами Сидящего Буйвола. Трудно сказать, насколько они искусны, — Ястреб улыбнулся и, сняв рубаху, передал ее жене. — Пожелай мне удачи, митависи. Мэгги поцеловала мужа: — Ты всего добьешься. Я уверена в тебе. В этот момент Бизонье Сердце подал сигнал начинать. Участники рванули с места, сопровождаемые одобрительными возгласами из толпы зрителей. Черный Ястреб и Красная Стрела бежали впереди всех, не отрываясь друг от друга. За ними следовал Горб. Женщины и дети кричали во все горло, подбадривая отцов и братьев. Но настоящее соревнование разыгралось между Ястребом, Красной Стрелой и Горбом. Еще не достигнув середины дистанции, они несколько раз опережали друг друга. Мэгги шумно прославляла Ястреба, когда он вырывался вперед. Голос ее охрип от приветственных криков. Она засмеялась от радости, когда муж первым пересек финишную черту, и от наплыва чувств обняла Винону. Мать Ястреба улыбалась, довольная ее воодушевлением и явной любовью к мужу. Сначала Винона была совсем не в восторге от этого брака, но теперь пришла к заключению, что Ястреб выбрал неплохую подругу жизни. И хотя сын взял в жены бледнолицую женщину, но ведь у Мэгги оказалось доброе сердце, она понимала уроженцев Лакоты и уважала их традиции. Мэгги проявляла неподдельный интерес к обычаям индейцев и стремилась узнать как можно больше. Она относилась с уважением к их верованиям, так, словно была уроженкой Лакоты. — Он победил! — воскликнула Мэгги, чуть смущенная собственным порывом. Винона кивнула: — Я всегда знала, что он отличный бегун. Пойду-ка отыщу жену Красной Стрелы. Она поставила пару расшитых мокасин против моего красного одеяла. Пора ей расплачиваться. Мэгги усмехнулась. Лакота — как мужчины, так и женщины — были заядлыми спорщиками и по любому поводу бились об заклад. Она увидела, как муж подошел к старому товарищу — Красной Стреле. Он стал слегка поддразнивать друга — неужто тот так постарел и обленился, что не смог одолеть несчастные две мили? На что Красная Стрела, крепко хлопнув Ястреба по плечу, пообещал взять реванш в следующий раз. Когда соревнования закончились, люди разошлись по вигвамам отдыхать и обедать. Красная Стрела с женой и сыном пришли в вигвам Виноны. Маленькая Сова забрался на колени к Виноне, умоляя рассказать какую-нибудь историю, и она согласилась при условии, что по окончании сказки он непременно ляжет спать. Получив торжественное обещание мальчугана, Винона начала рассказ — одно из старинных сиукских преданий. Мэгги припомнила то, что рассказывал Ястреб, но это была совсем другая история. В ней говорилось не о создании людей, но о том, как появилась земля. Внимательно слушая свекровь, Мэгги обнаружила, что эта история чем-то напоминает одну из библейских притч. Взять хоть бы историю о том, как была сотворена Мака из Иниан, или о том, как Вэкэн Танка создал Скэн. Он сотворил океан и отделил свет от тьмы. Так появились день и ночь. Вэкэн Танка назвал день Энпету, а дневной свет и солнце были названы Ви; тьма — Хэн, а луна — Хэнхепи Ви… Когда Винона закончила свой рассказ, Мэгги глубоко вздохнула. Чудесная история. В ней столько удивительного и волшебного, и вместе с тем она так проста и незамысловата. Мэгги почувствовала, сколь глубока ее привязанность к людям этого необыкновенного племени, какую любовь и уважение внушают их традиции, обычаи, законы. Маленькая Сова, как и обещал, отправился спать, а Винона пошла навестить мать Звезды, оставив Ястреба и Мэгги наедине. Черный Ястреб посмотрел в лицо жены, любуясь ее тихой улыбкой и кротким взглядом голубых глаз. Казалось, Мэгги счастлива здесь, с людьми его племени, но Ястреб не мог не удивляться: неужели она не скучает по своим? Ведь жизнь здесь была совершенно иной. Ястребу было так трудно поверить, что Мэгги могла быть счастлива, когда каждый день был полон борьбы за выживание. Могла ли она не стремиться к прежнему существованию — такому беззаботному среди всех тех чудес техники, которые облегчают жизнь бледнолицых? Если даже ему, Ястребу, порой недоставало преимуществ того далекого времени, роскоши горячей ванны, чудесного вкуса шоколада и даже телевизионных передач, то что же можно сказать о Мэгги? Ведь все это принадлежало ей с момента рождения. — Счастлива ли ты здесь, с моим народом? Со мною? — тихо спросил он. Мэгги наслаждалась покоем. Голос Ястреба проник в самую глубину ее сердца. В глазах Ястреба светилась любовь. — О, да, — прошептала она, и голос ее дрогнул. — Больше, чем я могу выразить. — Тебе понравился рассказ матери? Мэгги кивнула. — Да, это как-то перекликается с тем, во что верят белые люди, — она взяла его руку в свою и прижала к губам. — Когда-нибудь мы расскажем об этом нашим детям и детям наших детей. Ястреб тихо вздохнул. Любовь к Мэгги наполняла его сердце невыразимой нежностью и болью. — Ах, Мэгги. Ты, как Ви, полна тепла и света. — А ты, как Иниан, силен и несокрушим. Рядом с тобой я чувствую себя такой слабой. Черный Ястреб провел кончиками пальцев по щеке Мэгги. — Ты и сейчас чувствуешь слабость? — спросил он, и голос его внезапно охрип и задрожал от нахлынувшей страсти. — Да. Слабость. Я не в силах противостоять своим желаниям и не в силах устоять перед тобою, — прошептала Мэгги, почувствовав, как дрожь прошла по ее телу, когда он обнял ее и поцеловал. Ястреб ни на минуту не забывал о новой, так недавно зародившейся в ней жизни, и его прикосновения были осторожны и нежны, а темные глаза не отрывались от лица Мэгги, и взгляд казался красноречивей всяких слов. И Мэгги отдалась ему полностью, безраздельно. Он был настоящий Иниан, надежно охраняющий все ее надежды и мечты. А она, Мэгги, — Ви, что дает жизнь и наполняет мир светлом, теплом и радостью. Теперь Мэгги не ведала страха. Теперь для Ястреба открылся свет. Глава 38 Через несколько дней Мэгги представился случай увидеть еще один индейский ритуал. Младшей дочке Бизоньего Сердца исполнилось шесть лет, и ее мать решила, что пора устроить девочке церемонию Нонге Пэхлока — прокалывание ушей. Счастливый момент жизни. Этим обрядом родители ребенка, а также ее бабушка, как умели, проявляли любовь к девочке. Прокалывать мочки ушей доверили Ястребу. Такое считалось немалой честью, и ее удостаивались только уважаемые люди, отмеченные за храбрость и проявленную мудрость. Мэгги уселась между Виноной и Звездой на Ветру, принимая участие в празднестве. Мать девочки устроила настоящий пир. Все ели вволю жареную оленину, зная, что зимой им вряд ли придется отведать подобное лакомство. Вот когда Мэгги в полной мере оценила услугу Вероники, которая научила ее изъясняться на языке племени. Милая Вероника! Теперь Мэгги могла, ничуть не затрудняясь, вести беседу с Виноной и Звездой. Зная язык этих людей, Мэгги нашла дорогу к их сердцам. Многие поражались тому, что эта бледнолицая женщина так хорошо говорит на их родном языке. Те женщины, которые до этого смотрели на Мэгги с недоверием и неприязнью, теперь переменились в отношении к ней. Родители ребенка посадили девочку на большое одеяло, а вокруг разложили подарки, которые должны были показать всем, как велика их любовь к дочери. Наиболее ценный подарок, винчестер, преподнесли Ястребу. Таша храбро выдержала испытание, даже не вскрикнув когда Ястреб острой иглой проткнул мочки ее ушей. После окончания церемонии Мэгги и Ястреб отправились гулять к реке. Казалось, над миром царят тишина и спокойствие. А в небесах мерцали мириады звезд, освещая все вокруг. Мэгги улыбнулась Ястребу: — Ведь это большая честь, что тебя выбрали для исполнения обряда? — Да. Я думал, что они позовут Сидящего Буйвола. — Так отчего же они не позвали его? — Сам не знаю. Может быть, оттого, что Бобби — мой друг, и Бизонье Сердце со своей женой хотят таким способом выразить свое уважение и ему. Мэгги понимающе закивала: — Да, да. У них такая любовь со Звездой. — Да, пожалуй, они скоро поженятся. Мэгги улыбнулась, от души желая Бобби обрести то счастье, к которому стремилась сама. — Он прекрасно вписался в здешнюю жизнь. — Бобби — прирожденный воин. — По-видимому, он был прав, — задумчиво сказала Мэгги, — может быть, он действительно родился не в свое время. — Здесь он будет счастлив, — заметил Черный Ястреб. — А как насчет тебя, Мэгги? Как долго ты выдержишь здесь? — Что ты имеешь в виду? — А разве ты не тоскуешь о прежней жизни? Мэгги пожала плечами: — Естественно, я скучаю по тем, кого знала, — призналась она, — но что они значат по сравнению с тобой, мой любимый? И что я имела там? Твои объятия мне нужнее, чем сто микроволновых печей, а твое общество куда интереснее, чем самые потрясающие телевизионные передачи. Черный Ястреб улыбнулся: — Так, значит, ты охотнее проведешь остаток жизни здесь, со мною? — Мне безразлично: где бы ни быть — лишь бы не расставаться с тобой, — решительно ответила Мэгги и крепко поцеловала мужа, тем самым закончив этот разговор. * * * В последующие несколько дней было довольно тепло, а потом внезапно вернулись холода. Подул пронизывающий северный ветер. Ливень обрушился на вигвамы, стучал по земле. Гремел гром, сверкала молния. Скрипели и гнулись, а порою и валились огромные сосны. А через неделю повалил снег. Не в пример прежним годам, когда снегопад продолжался не более двух дней кряду, эта метель затянулась на всю неделю. Мэгги с Виноной оставались в вигваме, сидя у огня. Бобби и Ястреб, время от времени выходили взглянуть на лошадей: как и все мужчины в лагере, они всегда были начеку — не прокрался ли в зимний лагерь коварный пауни. Раньше уже случалось, что уводили лошадей, а то и нападали на людей, убивали и снимали скальпы. Порой в вигвам наведывалась Звезда на Ветру. Девушка приходила якобы навестить Мэгги и Винону, но те давно заметили, что Звезда никогда не являлась, если в вигваме не было Бобби. Звезда была одной из самых красивых девушек в лагере — высокая, стройная, с гладкой чистой кожей и живыми черными глазами. Все три женщины проводили много времени вместе, и Мэгги пользовалась каждой минутой, чтобы научиться шить одежду, мокасины, вышивать бисером и иглами дикобраза. Мэгги никогда не была рукодельницей, но сейчас находила шитье прекрасным занятием в зимний ненастный день, а кроме того, это так успокаивало ее. Мэгги почувствовала настоящую гордость, сшив первую рубашку для Ястреба. Она, как дитя, радовалась узорам, вышитым иглами дикобраза, и тому, как замечательно получилась бахрома на рукавах. С наступлением зимы Мэгги принялась шить одежки для будущего малыша. Винона выделала пушистые шкурки белого кролика. Звезда на Ветру сшила несколько мягких пеленок, а Мэгги — полдюжины ползунков. Ей приходилось видеть такой товар в отделе для новорожденных в универсальном магазине — прелестные, кружевные одеяния… Но как бы то ни было, ей нравилась собственная работа. Мэгги еще не совсем хорошо знала обычаи племени. С ней не было любящей матери, которая помогла бы своими советами. Мать Звезды, Голубая Олениха, взялась направить ее шаги. Она принесла Мэгги сделанные собственноручно два маленьких мешочка — так называемые «песчаные ящерицы», объяснив при этом, что один из них предназначен для хранения пуповины. Женщина добавила, что название вовсе не случайно — ведь ящериц так тяжело поймать. Вот почему этот амулет защитит и сохранит жизнь младенца. Что же касается второго амулета, то он предохранит дитя от злых духов. Мэгги с трудом верилось, что таким способом можно защитить кого-либо от чего бы то ни было, однако она вежливо приняла подношения, поблагодарила Голубую Олениху и положила ее дары рядом с другими детскими вещами. Мэгги просто не могла дождаться того момента, когда ее дитя появится на свет, связав прошлое и будущее. Мэгги была очень благодарна за любовь и заботу Виноне, Звезде и Голубой Оленихе. А колыбелька, которую смастерил Ястреб, тронула ее до слез. По обычаю племени, люльку делала сестра будущего отца, но у Ястреба не было сестры, и он сделал это сам. В том, с какой любовью и тщательностью была изготовлена эта первая детская кроватка, Мэгги видела лучшее доказательство того, с каким нетерпением и радостью Ястреб ждал сына. Он немало потрудился над резной спинкой кроватки, над выделкой шкур и над всем остальным. Иногда ночью он, положив голову на грудь Мэгги, гладил ладонью чуть заметную еще выпуклость живота. В такие минуты он рассказывал ей о своем детстве, о том, как рос рядом с Красной Стрелой, как учился стрелять из лука, о первом коне и даже о том, как плакал от стыда, когда в первый раз упал с лошади. Внимательно слушая мужа, Мэгги пыталась представить первые шаги своего мальчугана. Конечно, он будет во всем похож на своего отца. Да, трудно представить Ястреба меняющим пеленки малышу, играющим с ребенком. Зато она ясно видела его защитником, наставником во всем, что необходимо индейцу: как выследить и поймать кролика; как отличить следы собаки от койота; как подстрелить бизона… Закрыв глаза, Мэгги видела себя в окружении будущих черноволосых детей с бронзовой кожей и темными глазенками. Среди них будут и мальчики, которые вырастут такими же высокими, сильными и красивыми, как их отец, и девочки, которые вырастут прекрасными, добрыми и скромными женщинами. * * * Зима в этом году выдалась мягкая, и еды было вдоволь. И если Мэгги порой приедались вяленое мясо и пеммикан, то все-таки они не голодали. Мало-помалу становилось теплее. Сквозь снег кое-где пробивались тонкие молодые побеги растений. Вот уже и деревья покрылись изумрудной листвой, небо из свинцово-серого стало лазурным, а буйно распустившиеся на склонах цветы поражали разнообразием красок и оттенков. Жеребята резвились на зеленой лужайке, на деревьях распевали птицы, а Мэгги впервые почувствовала, что ее нерожденный еще малыш дает о себе знать. Весна чувствовалась во всем. Лакота словно бы встряхнулась, сбрасывая с себя опостылевшие зимние холода, подобно лошадям, линяющим с наступлением весны. Люди чистили вигвамы, проветривали шкуры. Мужчины отправлялись на охоту, а дети сбрасывали надоевшую теплую одежду, мокасины и весело бегали взапуски босиком по зеленой траве. В такой яркий весенний день Бобби Гордый Орел обратился к Ястребу с просьбой поговорить с родителями Звезды на Ветру. Черный Ястреб улыбнулся тому волнению, которое так ясно читалось на лице юноши. — Да, пожалуй, пора, — согласился он, хлопнув Бобби по плечу. — Я не в силах больше ждать, — сказал тот, — прошу тебя, Ястреб, ступай сегодня же. — А ты поговорил со Звездой? — Конечно. — И она дала согласие? Бобби нетерпеливо кивнул головой: — Ступай! Лошади уже на лужайке. Черный Ястреб изумился: — Лошади? — А где же, ты думаешь, я пропадал целых четыре дня? Уводил коней из лагеря пауни! Глядя на пораженную этими словами Мэгги, Черный Ястреб громко расхохотался: — Да, Гордый Орел! Ты действительно наш человек. Я горжусь, что мне выпала честь просить для тебя руки твоей невесты. Винона настойчиво пыталась накормить Бобби, но он был слишком взвинчен, чтобы есть. Кусок не лез ему в горло. Конечно, он знал, что девушка его любит, но что, если ее брат против? А вдруг он решит, что кони недостаточно хороши? Мэгги и Винона переглянулись. Бобби в смятении мерил шагами узкое пространство вигвама. Все в лагере давно ждали этого события. И никто, кроме самого Бобби, нисколько не сомневался в том, что родители Звезды и брат девушки сами хотят этого брака. Когда Черный Ястреб вошел в вигвам, Бобби сразу бросился к нему: — Ну? Говори же, что сказал Перо Совы? Черный Ястреб медленно покачал головой, пряча лукавую улыбку: — Мне очень жаль, Гордый Орел, но старший брат Звезды на Ветру не согласен. Бобби остолбенел. Он не верил собственным ушам. — Он сказал «нет»? — лицо парня вспыхнуло. — Ну так мы сбежим! Черный Ястреб с трудом удержал Бобби, готового сорваться с места: — Постой-ка, горячая голова. Я пошутил. Он и не думал говорить «нет». Все улажено, Бобби. Вы поженитесь через месяц. — Месяц? — выдохнул Бобби. — Но нужно ведь дать Звезде на Ветру и ее матери, Голубой Оленихе время, чтобы подготовить шкуры для вигвама. Месяц пролетит быстро, санкаку. Тебе многое предстоит сделать. * * * Время промчалось незаметно, и через месяц, ярким солнечным апрельским утром, Бобби Гордый Орел взял в жены Звезду на Ветру. Это долгожданное событие отметили всеобщим весельем, песнями, танцами и, конечно же, подарками. Звезда на Ветру установила свой новый вигвам по соседству с вигвамом Виноны, и молодожены сразу же принялись обустраивать свое жилище. Мэгти была несколько разочарована тем, что новобрачные никуда не отправились в свой медовый месяц. Но Ястреб объяснил ей, что это неразумно, да и небезопасно, так как между лакота, кроу и пауни шли непрекращающиеся войны. Однако в следующие несколько дней никто не видел ни Звезды ни Гордого Орла. Мэгги решила, что это затворничество и стало их своеобразным медовым месяцем… * * * Однажды, ранним майским утром, решено было возвращаться на Черные Холмы. Лагерь Сидящего Буйвола приступил к сборам. Черный Ястреб решил, что пора уводить своих людей в Канаду. Как ни странно, нашлись воины из лагеря Сидящего Буйвола, которым также пришлась по душе эта мысль — отправиться на землю предков. Такой поворот событий радовал Ястреба. Ведь ему предстоял совсем нелегкий переход с детьми и женщинами. Мужчин их племени можно было пересчитать но пальцам, а теперь он мог опереться на два десятка сильных, выносливых воинов. Прощание вышло тягостным. Звезда на Ветру горько плакала, расставаясь с родителями, и Мэгги сама с трудом сдерживала слезы, обнимая Бизонье Сердце и Голубую Олениху. Вряд ли им доведется встретиться вновь. Бобби крепко обнял жену, и они молча следили за тем, как уходит на юг племя Сидящего Буйвола. —Я буду скучать о них, — прошептала Мэгги. Черный Ястреб кивнул, но грустить было некогда. Им ведь тоже предстоял нелегкий путь. — Пойдем, — сказал Черный Ястреб, — мы выступаем завтра утром. Еще многое надо успеть сделать. Наутро они выехали со стоянки. Ярко светило солнце, и Мэгги была в приподнятом настроении. Когда-то ей довелось побывать в Канаде. Она ездила туда с родителями и до сих пор сохранила самые лучшие воспоминания об этом чудесном крае, утопающем в зелени и цветах. Постепенно ее возбуждение улеглось. Теперешнее путешествие имело очень мало общего с ее розовыми воспоминаниями. Семь-восемь часов в день трястись верхом, будучи на пятом месяце беременности! Тряска вызывала ноющую боль в спине. В последнее время Мэгги раздалась в талии, и это заставляло ее чувствовать собственную неуклюжесть и неловкость. Плохое самочувствие заставляло ее часто останавливаться. Мэгги выворачивало наизнанку. Она пыталась идти пешком, но быстро уставала, и снова приходилось взбираться на лошадь, и снова трястись, пока они не останавливались на ночлег. Мэгги была очень благодарна матери Черного Ястреба — та всегда приходила на помощь в нужный момент. Мэгги когда-то представлялось ужасным жить рядом со свекровью, но Винона окружила ее такой любовью и вниманием, что Мэгги от души радовалась ее присутствию. Как важно казалось то, что можно кому-то пожаловаться, спросить совета. Иметь рядом человека, который все понимает, может успокоить и отмести необоснованные страхи, мучившие Мэгги. Ястреб был неизменно добр и внимателен. Он делал все, что в его силах, чтобы жене было хорошо. По вечерам он растирал ей спину и плечи, массажировал ноги и шею. Бывали дни, когда Мэгги беспричинно плакала. Тогда Ястреб обнимал и утешал ее. Иногда он расчесывал ей волосы, а бывало, что уносил подальше от стоянки и купал в реке, как малого ребенка. Дни тянулись для Мэгги страшно медленно. Иногда караван останавливался, чтобы мужчины могли поохотиться. Как замечательно было снова поесть свежего мяса, полакомиться орехами, ягодами и дикими сливами! Теперь Мэгги прекрасно справлялась с возведением вигвама и испытывала настоящую гордость от того, что делала это не хуже других женщин. И если бы не волнистые волосы, она казалась бы настоящей индианкой. Кожа ее стала смуглой от солнечных лучей, а одета она была, как и все женщины народа лакота. Когда вдали показались Черные Холмы, Мэгги обрадовалась до слез. Ведь здесь стоял ее дом. И даже если она никогда не увидит его вновь, то все равно Черные Холмы всегда будут напоминать о нем. Как прекрасно вновь полюбоваться на великолепие Холмов! Пусть недолго, но поплавать в прозрачных озерах, вдохнуть полной грудью аромат соснового леса, пройтись по высокой траве бескрайних прерий. Той ночью, лежа в объятиях Ястреба, Мэгги гадала: о чем он думает? Ведь Черный Ястреб родился здесь. Любовь к этой земле у него в крови. Да разве он сможет с ней расстаться? Ястреб решил, что они проведут здесь неделю, пополняя запасы, охотясь на бизонов, а потом тронутся в путь. Но Мэгги понимала, что не это главная причина остановки. Ястреб хотел побыть здесь подольше и проститься с любимыми местами. Глава 39 Кровь. Она не верила своим глазам. Внезапно обнаружив следы кровотечения, Мэгги пришла в ужас. Что если она потеряет это долгожданное крошечное существо? Ее охватила паника. Но ведь она не почувствовала никакой боли, никаких тревожных признаков — только небольшое пятно крови. Мэгги никому ничего не сказала ни в этот день, ни в следующий. Но кровотечение не прекращалось, и Мэгги испугалась. Что-то случилось с ребенком! Она пыталась припомнить все, что ей было известно о рождении детей, о выкидышах, но мысли смешались, и единственное, что всплыло в памяти, было связано с тем, что кровотечение — всегда признак неблагополучия. Мэгги горячо надеялась, что все пройдет. Ведь крови оказалось совсем немного. Но когда начались схватки, она поняла, что случилось что-то ужасное. Тогда она решилась и все рассказала Ястребу, а тот передал матери. Винона отослала Ястреба и осмотрела Мэгги. Лицо старой индианки было бесстрастно. Потом она вышла, чтобы поговорить с Ястребом. — Ну что, ина? — взволнованно вскричал он. — Мне приходилось часто видеть такое у других женщин, — грустно ответила Винона, — и это всегда означало, что ребенок погибнет, — она взяла его за руку. — Иногда при таких обстоятельствах погибает и мать ребенка. — Неужели ничего нельзя сделать? — Я не знаю, как остановить кровотечение. Ее мучают и боли. Думаю, что нам следует ожидать худшего. — Нет, не может быть. Винона с состраданием посмотрела на своего несчастного сына. Она крепко сжала его руку, повернулась и направилась в вигвам. Нужно было как можно скорее успокоить Мэгги. Черный Ястреб неподвижно стоял, глядя в звездное небо. Он чувствовал себя так, словно у него отняли часть души. Он уже испытал нечто подобное, когда ему пришлось принять трудное решение —сделать выбор между душой и сердцем. А теперь ему надо принять решение снова и выбрать между жизнями жены, ребенка и спасением племени. Подняв глаза к небу, Ястреб стал молиться, прося Вэкэн Танка о помощи. Время шло, но он ничего не услышал — только шум ветра да шелест листвы. И тогда он понял, что знает ответ на свой жгучий вопрос. Орел должен следовать за Ястребом. Черный Ястреб знал теперь совершенно точно, как если бы сам услышал эти слова. Юный Бобби поведет людей в Канаду. Они с Бобби встретились благодаря Мэгги. Она оказалась тем звеном, что связало два таких различных мира. Ее любовь к народу Лакоты сделала возможным то, что они проникли из будущего в прошлое. Бобби Гордый Орел, действительно, принадлежал прошлому. Именно такой шаман был нужен племени. Именно ему суждено спасти людей. Там, в далекой Канаде, он совьет гнездо со своей Звездой. А Черный Ястреб останется здесь, на родных Черных Холмах. Он обратил взор на желтую круглую луну и понял, что настало время вернуть Мэгги домой. Им нельзя оставаться здесь и рисковать ее жизнью и жизнью их сына. В прериях чересчур опасно. Если бы даже они не отправились в далекую Канаду, а остались с людьми Сидящего Буйвола, то и тогда подвергались бы каждодневной опасности нападения солдат, а то и враждебных индейских племен. Здесь не миновать сражений. Нужно быстро сниматься со стоянок, скрываться. Все это случалось уже сотни раз и будет происходить впредь. Ястреб понимал, что такое напряжение может стать роковым для будущего ребенка, да и самой Мэгги. Мэгги, должно быть, плачет. Он понял это, уже входя в вигвам. Ободряюще улыбнувшись сыну, Винона вышла, решив, что они хотят побыть вдвоем. — Она уже сказала тебе? — всхлипнула растрепанная Мэгги. — Да. — Ужасно. Как ужасно! Я так хотела подарить тебе сына… — О, Мэг-ги, что ты говоришь? Мы еще не потеряли наше дитя. — Но потеряем, — прошептала Мэгги, и горячие слезы потекли по ее щекам. — Ястреб… Он лег рядом, укрывшись бизоньей шкурой, и притянул Мэгги к себе. Она продолжала плакать, а он, утешая, нежно гладил ее волосы. Потом вытер ее лицо. — Завтра мы едем домой, Мэгги, — тихо сказал он. — Домой? — она не понимала. Ведь они дома, разве не так? — Вернемся в твое время. Мэгги не верила собственным ушам. В заплаканных глазах блеснул луч надежды. О, конечно, Ястреб принял это решение из-за ребенка. Возвращение в будущее — единственное, что может помочь. Там, в цивилизованном мире, располагая возможностью прибегнуть к любым необходимым медицинским средствам и учреждениям, они спасут свое дитя. Мэгги улыбнулась мужу, тотчас уверившись, что все будет хорошо. Главное — успеть попасть в ее время до рождения ребенка. А потом они могут вернуться сюда втроем… Доверчиво она уцепилась за руку Ястреба и мгновенно уснула. Всю ночь он не выпускал ее из объятий. Никого никогда он так не любил, как эту женщину. Она неотделима от него. И сколько бы им ни осталось жить, они всегда будут вместе. Завтра они с Мэгги отправятся в Священную Пещеру. Это единственное, что может спасти их сына. * * * Черный Ястреб вышел из вигвама и молча смотрел на отъезжавших. Все прощальные слова были сказаны. Мэгги горько плакала, обнимая Винону, Бобби и Звезду на Ветру. Как ни странно, но Ястреб не слишком беспокоился о судьбе матери. Она так сроднилась с Бобби и его Звездой. Конечно, они позаботятся о ней. В глубине души он знал, что ее ждет счастливая старость. Когда соплеменники скрылись из вида, он взнуздал коня и вошел в вигвам за Мэгги. Очень осторожно он усадил ее на лошадь, сев за нею. Они выбрали не самое удачное время для путешествия. Скоро должны появиться васичи в поисках золота в Холмах. Реальную опасность представляют также пауни и кроу. Единственная надежда, что они, как и лакота, заняты охотой для пополнения запасов свежего мяса. Конечно, ему следовало бы попросить Красную Стрелу и Кривое Копье сопровождать их. Но теперь уже слишком поздно. Им с Мэгги следует продвигаться медленно и осторожно. К счастью, Священная Пещера не так уж далеко. Если ему повезет, то он успеет вовремя доставить туда Мэгги. Ястреб не мог больше ни о чем думать, но и не мог отогнать странного предчувствия, что жизнь его изменится безвозвратно. Ему вдруг пришла в голову мысль о смерти. Он должен смело смотреть в глаза опасности. Это путешествие может стать последним. Ястреб не боялся смерти. Что такое смерть? Лишь один из кругов мироздания, великой тайны жизни, но мысль о том, что он потеряет Мэгги безвозвратно и даже в царстве теней не сможет встретиться с любимой, мучила его. Мэгги тихо дышала рядом. Она закрыла глаза, находясь в полной растерянности. До сих пор она была уверена, что они с Ястребом были предназначены друг для друга, и он явился в будущее, чтобы отыскать ее там. Но теперь оказалось, что Ястреб был послан, чтобы встретиться с Бобби, и именно Бобби суждено спасти племя и укрыть его в Канаде. — Мой долг состоял в том, чтобы найти Бобби, — пояснил Ястреб, и голос его звучал убежденно. — Он поведет людей в Канаду. — А мы? — спросила Мэгги. — Я думаю, что наша судьба — не расставаться друг с другом, — взволнованно ответил он. — Я не знаю, сколько нам суждено быть вместе — год или много лет, но я знаю, что люблю тебя больше жизни. Мне кажется, что я любил тебя еще до того, как встретил. Без сомнения, она, Мэгги, была другой, не менее важной причиной его появления в двадцатом веке. Нет, им нельзя расставаться, что бы ни случилось. И все же ее мучили сомнения. Что, если она ошибается и их встреча — просто недоразумение, случайность. Стоило Черному Ястребу появиться на их уединенном ранчо, и все обитатели дома стали другими: Вероника прониклась гордостью за историю своего народа, его наследие; Бобби дождался видения, которое станет сопровождать его всю жизнь; а она, Мэгги, получила главный подарок — способность ходить. И все это стало возможным благодаря его появлению. А кроме того, он спас жизнь Сидящего Буйвола и убедил его народ не оставаться на зимовку в Черных Холмах. Мэгги пыталась заглянуть в будущее. Конечно, личность Сидящего Буйвола, его предвидение, его мудрое руководство определенным образом повлияют на ситуацию. Без предводительства Сидящего Буйвола сиуксы и чейены обречены на неудачу, а Джордж Армстронг Кастер мог бы остаться победителем в битве у Короткого Большого Рога и в конечном итоге стать президентом. Мэгги пыталась предугадать возможные последствия такого поворота событий, но следовало учитывать множество непредвиденных ситуаций и случайностей. Главное, что Ястреб здесь, с нею. Черный Ястреб старался ехать медленно, делая частые остановки в пути, чтобы Мэгги могла отдохнуть. Сейчас она задремала, голова ее покоилась у него на плече. Его рука осторожно, но крепко держала ее за пояс. Сердце Ястреба билось сильнее, когда он ощущал, как крошечной ножкой младенец стучал в живот матери. Благодарение Господу, ребенок жив! Ястреб подстегнул лошадь. Скоро им придется устраиваться на ночлег, а завтра они, наконец, доберутся до Священной Пещеры. Он устремил взор на Холмы. Теперь они казались ближе, но все еще были неотчетливо видны. Ястреба снова охватило неясное предчувствие, что жизнь его необратимо изменится и ему придется проститься со всем, что он так хорошо знал и любил. Он отчетливо понял, что никогда уже не увидит ни матери, ни Бобби; никогда больше ему не быть воином и защитником святой земли Лакоты. Но он не жалел о своем шаге. Ничто не имело такого значения, кроме Мэгги и их ребенка. Если они успеют войти в пещеру, Мэгги будет спасена, и ребенок тоже. Это все, о чем он мог мечтать. Солнце клонилось к закату, и Черный Ястреб остановил коня. Спешившись, он расстелил на земле бизонью шкуру и бережно опустил на нее жену. Потом Ястреб занялся разведением огня. — Но это моя задача, — заметила Мэгги. — Твоя задача — лежать и отдыхать, — нежно возразил он, — я сам разведу огонь. Мне известно, как это делается. Мэгги улыбнулась, и глаза ее засветились: — Я знаю. Он подал ей вяленого мяса и воды. — Мы доберемся до пещеры завтра днем. Мэгти понимающе кивнула головой. Она не сомневалась, что Ястреб выбирал кратчайший путь для достижения цели. Он старался, как мог, облегчить ей тяготы пути. Но она так устала, так замучилась и мечтала как можно скорее оказаться на ранчо, дома, в своей собственной постели. На мгновение Мэгги горько пожалела обо всем том, что им пришлось оставить: людей, к которым она успела привязаться всем сердцем; маленьких смешных песчаных ящериц; прекрасную колыбель, которую смастерил Ястреб собственными руками. — Будешь есть? — спросила она мужа. — Нет. Мне нельзя есть перед входом в Пещеру. — Ой! А как же я? Мне тоже не следует есть? — Тебе нужно подкрепиться. Ведь ты не одна. К тому же ты — не шаман, — улыбнулся Ястреб. Тогда Мэгги доела мясо и утомленно прикрыла глаза. Она в жизни никогда так не уставала. Еще минута —и она крепко уснула. А Черный Ястреб долго сидел у огня, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Он думал о Волчьем Сердце, о Виноне и об умершем отце; вспоминал Бобби Гордого Орла и неизменно возвращался мыслями к Мэгги. Что бы ни сулило им будущее, он будет вечно благодарен ей за любовь и счастье, которые она ему подарила. Мэгги беспокойно зашевелилась под бизоньей шкурой, когда Ястреб лег рядом. — Уже утро? — прошептала она. — Нет, любимая. Спи. — Я люблю тебя, — пробормотала она. У Ястреба застрял комок в горле. Ведь эта ночь могла оказаться последней. — Что-то случилось? — встрепенулась Мэгги, словно почувствовала настроение мужа. Черный Ястреб поднял взор к небесам. Полная луна светила так ярко, что было светло, словно днем. — Нет, митависи, — тихо вздохнув, ответил он, — все в порядке. Глава 40 Черный Ястреб прислушался. Он ясно уловил стук копыт и фырканье лошади, но слишком поздно почуял врагов и потянулся за оружием. Оно уже было в руках врага. Их оказалось трое — целый отряд. Двое из них ехали верхом на одной большой гнедой кобыле, а третий, завладевший винчестером Ястреба, был пешим. Ястреб с бесстрастным выражением лица встал между Мэгги и тремя чужаками. — Что вам надо? — Так ты говоришь по-английски? Ну что ж. Это упрощает дело, — всадник сделал жест в сторону пешего васичи, державшего ружье Ястреба. — Мой приятель лишился коня, и мы возьмем твоего. — Нет. Бледнолицый в изумлении воззрился на индейца: — Что ты сказал? — Я сказал «нет». Васичи многозначительно помахал ружьем: — Я думаю, что у тебя нет другого выхода. — Моя женщина ждет ребенка и не может идти пешком. — Да? Печально, но что поделаешь. Мы очень спешим. — Постой-ка, Ла Дженес. Он, кажется, что-то сказал о женщине. — Забудь об этом, Конер. У нас нет времени, чтобы заниматься какой-то скво. — Она не скво, — ледяным тоном возразил Ястреб. Конер обошел Ястреба и увидел Мэгги. Она села, потянув одеяло до подбородка. — Действительно. Она совсем не похожа на скво. Это белая женщина. — Угомонись, Конер. Мне наплевать — будь она хоть королева Шейба. У нас совсем нет времени. — У меня всегда найдется время, если речь идет о женщине. Бледнолицый, сидевший сзади, спрыгнул на землю: — Не валяй дурака, Конер. Ла Дженес прав. Нам пора. — Слушайте, ребята, Ирв… Времени хватит на всё, — примирительно отозвался Конер. Он с улыбкой взглянул на Мэгги и протянул грязную волосатую ручищу, пропахшую табаком, с явным намерением взять женщину за подбородок. Он даже не успел понять, что произошло, как уже лежал на спине и со страхом смотрел в бешено сверкавшие глаза индейца, тщетно пытаясь оторвать его пальцы от своего горла. Ирв и Ла Дженес оцепенели от неожиданности, потом Ирв выхватил револьвер и рукояткой сильно ударил Ястреба по голове. Ястреб повалился на бок, тело его обмякло. С довольной ухмылкой Ла Дженес достал у него из-за пояса нож. С криком отчаяния Мэгги вскочила на ноги и бросилась к Ястребу. Он лежал так неподвижно, и ей показалось, что он убит. Конер схватил ее за плечи и оттащил от мужа. — Конер, мне ни к чему осложнения, — вмешался Ла Дженес. — Бери лошадь индейца. Нам пора в путь. Конер покачал головой, растирая рукою горло и пристально глядя на женщину: — Давай возьмем ее с собой. — Она беременна, — с раздражением бросил Ирв. — Ла Дженес прав. Поедем, пока краснокожий не очухался. — Не раньше, чем получу поцелуй, — воспротивился Конер, — хотя бы один. Я уже вечность не видел белых женщин. — Тогда поторопись с этим, — проворчал Ла Дженес, проклиная тот день и час, когда он связался с Конером. От него только и жди неприятностей. Из-за этого проклятого Конера они ползут, как черепахи. Он изнасиловал женщину, убил ее мужа, а в довершение всего, его лошадь во время погони угодила в нору койота и сломала ногу. А теперь еще эта история. Ла Дженес встряхнул головой, подумав, что было бы куда проще уехать и оставить Конера. О черт, им ведь нужна была лошадь. Причем здесь эта баба? Мэгги отпрянула, испуганная той похотью, что так ясно читалась в его глазах, отталкивая протянутые к ней руки. Она пронзительно закричала, когда Конер схватил ее за руку. Ястреб лежал без сознания. Крик Мэгги пронзил его мозг. Он с трудом очнулся. Мгла понемногу рассеивалась, боль на мгновение отпустила его. Превозмогая полуобморочное состояние, он с трудом приоткрыл веки, наблюдая за происходящим. Яростный гнев захлестнул его, когда он увидел, что бледнолицый негодяй схватил Мэгги, домогаясь ее поцелуев. Конер крепко держал Мэгги, а та билась в его руках, безуспешно пытаясь освободиться. Двое других бледнолицых стояли рядом, и Ястреб понял, что они намереваются ехать дальше. Краем глаза индеец заметил, что враг отставил ружье. В тот момент он услышал крик жены, отбивавшейся от поцелуев Конера. Гнев пересилил всякую осторожность. Рывком поднявшись на колени, Черный Ястреб схватил ружье, мгновенно прицелился и выстрелил три раза подряд. Эхо повторило гром трех выстрелов. Ястреб молча смотрел на тех, что мгновение назад были его врагами. Он ничуть не жалел, что убил их. Они испугали его жену, украли коня, подняли руку на его женщину! Отбросив винчестер, Черный Ястреб поспешил к Мэгги. Ее трясло, как в лихорадке. Она казалась белее полотна, и Ястреб притянул ее к себе, повернув так, чтобы она не могла увидеть трупы и кровь. Он старался успокоить Мэгги, но в ном самом бушевал гнев, и кровь стучала в висках. Слишком легкая смерть для того, кто осмелился коснуться его жены. Он, Ястреб, готов был разорвать мерзавца на куски, оторвать руки и ноги, а вместо этого шептал Мэгги слова утешения. Мало-помалу гнев утихал, и он успокоился. — Как ты? В порядке? — спросил он. Мэгги кивнула. Хотела бы она, чтобы ничего этого не произошло. Мэгги хорошо понимала, что Ястреба гложет чувство вины. — Мэг-ги? — Я так хочу домой, — прошептала она. Домой, где самыми ужасными изо всех зрелищ были десятичасовые новости. Скорее домой! К спокойному благополучию родного ранчо в тени Черных Холмов, а если там кто и носит оружие„ о это наверняка либо констебль, либо охотник на оленей. — Я верну тебя домой, Мэгги, — пообещал Ястреб. Он чувствовал, что она дрожала в его объятиях, пряча лицо у него на груди. Позже, когда Мэгги немного успокоилась, она настояла на том, чтобы осмотреть след от удара у него на голове. Он вздрагивал, когда жена обрабатывала рану, которая хоть и не была глубокой, все же выглядела устрашающе. Волосы Ястреба слиплись от крови. Мэгги, как умела, промыла рану, благодаря Бога, что не случилось худшего. Какое счастье, что он так храбр и обладает такой мгновенной реакцией. Если бы не это, они оба были бы уже покойниками. Мэгги покончила с раной Ястреба, и он повернулся к ней лицом. Взглянув ему в глаза, она увидела в них огромную тревогу и, проследив за его взглядом, поняла, что у нее возобновилось кровотечение. Ледяной страх сковал ее сердце. Мэгги инстинктивно прикрыла руками живот. Если бы только она могла защитить свое бедное, еще нерожденное дитя так, как Ястреб защитил ее, Мэгги. Он разыскал ружье, охотничий нож, отвел Мэгги подальше от того места, где разыгралась трагедия, и уложил в тени деревьев. Сам Ястреб вернулся убрать тела и отпустить коня. Лежа в тени сосны, Мэгги изо всех сил пыталась выбросить из головы мучившие ее навязчивые видения, но каждый раз, закрывая глаза, она снова видела кровавую рану в голове Ла Дженеса. Мэгги старалась отвлечься, но тщетно. — Станет ли Ястреб снимать скальпы? — подумала она, но на этот раз поостереглась задавать такой вопрос. Солнце уже садилось, когда они, наконец, пересекли равнину и оказались у входа в Пещеру. Спешившись, Ястреб расстелил бизонью шкуру так, чтобы удобно устроить Мэгги в тени сосны, потом отпустил лошадь и спрятал ружье в кусты. Когда все необходимые приготовления были закончены, он отошел от Пещеры. Быстро сбросив одежду, простер руки к небу и стал молиться, упрашивая Вэкэн Танка сохранить жизнь Мэгги, провести ее невредимой по Тропе Духов, спасти их еще нерожденного малыша. Но для себя лично Ястреб не просил ничего. Достав острый нож, он сделал несколько надрезов на груди, принося кровь и боль в жертву Вэкэн Танка. Тем самым он показал свою готовность пожертвовать всем ради жены и сына. Спустились сумерки, когда Ястреб снова вернулся к Пещере. — Ястреб, что случилось? — воскликнула Мэгги, испуганно глядя на кровавые раны на груди мужа. — Ничего. — Ничего?! — Я молился, Мэгги. Эта кровь — жертва Вэкэн Танка. — Понимаю. — Ты готова? — Да. Ястреб наклонил голову. Вытащив нож, он отбросил его в сторону, а потом выдернул перо из волос. Покончив с этим, он поднял жену на руки и сделал первый шаг нового путешествия по Тропе Духов. Их окутала мгла. Ястреб решительно побрел в глубь Пещеры. Внутри было по-прежнему прохладно. Сделав еще несколько шагов, он опустил Мэгги, на песчаное дно Пещеры, развязал крошечный мешочек на поясе. То был подарок Сидящего Буйвола, знак уважения одного шамана к другому. Встав рядом с Мэгги, Черный Ястреб бросил пригоршню пыльцы Великому Духу, четырем ветрам, Матери-Земле. Потом, сотворив молитву, опустился на колени. Взяв руку Мэгги в свою, он повернулся к восточной стене Священной Пещеры и сосредоточился на будущем, а именно на ранчо, том самом ранчо на маленьком лугу под сенью Черных Холмов, где он впервые встретился с Мэгги. Время шло, но все оставалось по-прежнему. И тогда Черный Ястреб молчаливо воззвал к Духу Священной Пещеры, моля его о помощи. Он просил вернуть в будущее хотя бы Мэгги, даже если сам не сможет последовать за нею. Прошу тебя, Вэкэн Танка, яви свою милость моей жене и ребенку. Прошу тебя, Отец Небесный, пошли ее домой, чтобы мой ребенок смог появиться на свет. Что хочешь, делай со мной, но подари жизнь Мэгги и нашему сыну. Темнота Пещеры медленно сгущалась и, казалось, стала вполне осязаемой. Она давила на них. Черный Ястреб чувствовал присутствие Духа совсем рядом, ощущал его дыхание на своем лице. Он крепко сжал дрожащую руку взволнованной жены. Мгла ожила и окружила их, заставляя почувствовать свою ни с чем не сравнимую силу. Ястреб понимал страх Мэгги и обхватил ее рукою за плечи, надеясь, что его объятие успокоит жену. Он прижал палец к ее губам, как бы веля хранить молчание. Мэгги кивнула головой в знак того, что все поняла, но она не могла унять дрожь во всем теле. Мгла сгущалась, окутывала ее густой жаркой сетью. Черный Ястреб продолжал пристально смотреть на восточную стену Пещеры. Огромным усилием воли он сосредоточился на ранчо Мэгги. Он рисовал в уме дом, красную кирпичную трубу, кораль, амбар… И вот стена Пещеры засветилась, и образы стали яснее, отчетливее. Казалось, он мог дотронуться до дома. Ястреб чувствовал, как Мэгги вцепилась в его руку, как дрожь сотрясала ее тело. Страх охватил Ястреба, когда он почувствовал, что рука Мэгги выскользнула из его пальцев, а самого его тянет куда-то вниз, во мглу, что чернее, чем ночь, глубже, чем вечность, таинственнее, чем сама смерть… * * * Ястреб медленно приходил в сознание. В глазах было черно, и у него мелькнула мысль, что он идет по Пути Тьмы в царство Вэнэги Юати, Долину Душ. И тогда, как будто издалека, до него донесся голос Мэгги, звавший его, и он почувствовал ее руку в своей руке. — Ястреб? — ее голос звучал все громче и ближе. — Я здесь, — он встал с трудом, так, как будто выбирался из трясины. Он потянулся к Мэгги и подхватил ее на руки, почувствовав, как она дрожит. Потом он направился к выходу из Священной Пещеры, посылая горячую мольбу Вэкэн Танка, чтобы тот сжалился над ними и перенес их в будущее. Жизнь ребенка зависела от этого. Ястреб затаил дыхание и вышел на свет. Он повернулся, посмотрел вниз — и с радостным изумлением и вновь пробудившейся надеждой увидел вдали дом Мэгги. — Мы сделали это! — воскликнула Мэгги, но сразу же грустно умолкла. Казалось, дом был за тысячу миль отсюда. Как ни силен Черный Ястреб, но и ему не под силу снести ее на руках с высокого холма, через луг, к далекому ранчо. Ястреб думал о том же: — Мне придется оставить тебя, Мэг-ги, — предупредил он и постарался как можно удобнее устроить Мэгги под сенью сосны. — Я вернусь, как только смогу. Не двигайся. — Не буду. Он наклонился, поцеловал ее и бросился бегом с холма. Мэгги напряженно следила за его стремительно удаляющейся фигурой. А Черный Ястреб летел, как птица. Вскоре он скрылся из виду. Ястреб бежал так, словно от этого зависела вся его жизнь. И это действительно было так, мрачно думал он. Ему незачем жить, если с Мэгги что-нибудь случится. Он бежал легко, без напряжения, не чувствуя, как колючий кустарник обдирает его руки и ноги, поглощенный одной мыслью — успеть. Все мальчики его племени были прекрасными бегунами. Будучи молодым воином, он часто упражнялся в беге на много миль. Его мускулы налились свинцом. Он научился держать дыхание. Порой индейские ребята состязались в беге, набрав полный рот воды, и на того, кто не выдерживал испытания, градом сыпались насмешки. Сейчас Черный Ястреб от души радовался тому, что прошел такую школу. Вскоре он достиг подножия холма, перевел дыхание и побежал опять, не отрывая взгляда от видневшегося за деревьями дома. Из трубы шел дым. Как же удивятся сейчас Джерри и Джекоб, подумал Ястреб — и сразу отбросил все лишние мысли. Он спешил изо всех сил. И вот он у цели. Ноги Ястреба подгибались, бок разламывался от боли — так быстро и долго он бежал. Несмотря на огромную усталость, он птицей взлетел по ступенькам крыльца и распахнул дверь. Джерри и Джекоб, сидя на кухне, пили кофе. Они просто остолбенели при виде живого Ястреба, не в силах поверить собственным глазам. — Нет времени объяснять что-либо, — выпалил Ястреб. — Джекоб, немедленно свяжись с доктором. Джерри, гони грузовик к подножию холма и жди меня там. — Конечно, Ястреб, — откликнулся Джерри, — мы все сделаем. Коротко кивнув. Ястреб выбежал из дома и бросился к коралю. При виде хозяина черный жеребец радостно заржал, и через пару минут: Ястреб уже мчался к холмам во весь опор. Мэгги обессиленно закрыла глаза. Когда же вернется муж? Казалось, минули часы. На самом деле прошло от силы двадцать — тридцать минут. Она положила руки на живот. Малыш настойчиво бил ножкой — просился на свет. Тихая улыбка тронула уголки ее рта. — Слава Богу, — прошептала она. Так чудесно лежать в тени деревьев, следя за тем, как легкий ветерок шевелит листву, слушать, как щебечут птицы. И находясь на грани сна и бодрствования, Мэгги искала имя для будущего малыша. Адам? Ведь она надеялась иметь много детей, а Адам станет первым. Джон? Ведь он еще не успел появиться на свет, а уже так любим всеми. А может быть, Джейсон, что означает «тот, кто исцеляет». Она знала, что Ястреб обрадуется, если сын его станет шаманом. Мэгги уже почти заснула, когда до нее донесся стук копыт. Через несколько минут она увидела на гребне холма черного жеребца. Конь был весь в мыле и тяжело дышал. Ястреб бросился к Мэгги, бережно поднял ее и усадил на коня. Ловко взлетев на жеребца, он направил его в сторону ранчо. Джерри ждал их у подножия холма. — Доктор Лански уже в пути, — быстро сказал он и с тревогой посмотрел на Мэгги. Ястреб спешился: — Спасибо, Джерри. Он взял Мэгги на руки и отнес ее к машине. Джерри придержал дверцу, пока Ястреб устраивал Мэгги на черном кожаном сиденье. — Пусть жеребец остынет. Хорошо? — распорядился Ястреб, захлопнув дверцу. — Будь спокоен, — отозвался Джерри. — Увидимся дома, — бросил Ястреб, не дожидаясь ответа, повернул ключ зажигания и тронулся. Грузовик трясло, и Мэгги старалась сдержать стон, рвущийся из груди. Она понимала, что Ястреб ведет машину так осторожно, как только может, но долгая ночь в Пещере и тяжелый переход верхом отняли все ее силы. У нее снова открылось кровотечение, и она чувствовала, как теплая кровь стекает по бедрам. — Мэг-ги? — Все в порядке, — отозвалась она. Но что-то в звуке ее голоса насторожило Ястреба. Он повернул голову и увидел, что она в изнеможении откинулась на спинку сидения, бледная, как смерть, с черными кругами под глазами. Он тихо выругался. Подходящие к случаю слова, слышанные им в телепередачах, сами собой слетели с языка. Как ни странно, он немного успокоился. Джекоб ожидал их на крыльце: — Доктор будет через десять минут. — Пиламайа, — машинально ответил Черный Ястреб на родном языке. Он отнес Мэгги в комнату и осторожно положил на кровать. — Могу я чем-нибудь помочь? — Нет. Ястреб постоял у кровати. Потом ему вдруг пришло в голову, что надо раздеть жену до прихода доктора. Закрыв дверь в спальню, он снял с Мэгги окровавленные шкуры и мокасины. Сходил в кухню, вернулся с горячей водой и осторожно губкой обтер ее тело. Проделав это, он достал из комода свежую ночную рубашку и бережно облачил в нее Мэгги, стараясь не причинить ей ни малейшего беспокойства. — Тебе знаком этот доктор, что должен прийти? — спросил он. — Доктор Лански? Да, мне приходилось несколько раз с ним встречаться. Ястреб что-то промычал. Он не слишком доверял бледнолицым, но имел возможность убедиться в том, как они изобретательны. Их достижения были налицо. Надо полагать, искусство этого неизвестного ему врача поможет Мэгги. Ястреб поправил одеяло и услышал стук в дверь. Он внимательно посмотрел на вошедшего. Ничего внушающего доверия. Тот оказался высоким, худым, облаченным в мятый серый костюм. И галстук был серый. И глаза. И неопределенного цвета волосы Эд Лански с изумлением смотрел на человека, открывшего ему дверь спальни Мэгги Сент Клер. Лански родился и вырос в Южной Дакоте. Его трудно было удивить видом индейца, но ему никогда не приходилось видеть кого-нибудь из них, одетого, как этот — в набедренную повязку и мокасины. — Так что же произошло? — осведомился Лански. — Моя жена беременна. У нее открылось кровотечение. У Лански вырвалось невольное восклицание. Он растерянно переводил взгляд с индейца на Мэгги Сент Клер. До него, правда, доходили неясные слухи о том, что она вышла замуж за индейца, но доктор не верил. Теперь слухи подтвердились. Лански кашлянул, надеясь, что индеец поймет намек и выйдет. Вид у этого индейца был весьма устрашающий, и доктор Лански должен был признаться себе, что просто не сможет выполнять свою работу в его присутствии. Видя, что доктор колеблется, Ястреб отошел от двери. — Вам, э… следует подождать за дверью, — выдавил Лански. — Нет. — Боюсь, что я вынужден буду настаивать на этом. — Пожалуйста, Ястреб, сделай, как говори доктор. Все будет хорошо. Бросив грозный взгляд на доктора, Ястреб вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Когда Ястреб вошел в кухню, Джекоб поднял глаза: — Все в порядке? — Трудно сказать. Она ждет ребенка. Джекоб кивнул, щеки его порозовели. Было совершенно очевидно, что мисс Сент Клер беременна. — Но что-то неблагополучно. Я боюсь за ребенка. — Мне так жаль, — пробормотал Джекоб, — мне… Мне очень, очень жаль. Ястреб наклонил голову. Он слишком тревожился, чтобы продолжать разговор. Знает ли этот доктор свое дело, и что у него там, в таинственном черном портфеле? Снедаемый беспокойством, он бесцельно слонялся по комнатам, изредка останавливаясь, чтобы взглянуть на картину над камином. Его двойник, смотрел из рамы, высокомерный и гордый, как в жизни. Да, таким он, Ястреб, и был, пока не встретил Мэгги. — Мэг-ги, — выдохнул он. Ее имя звучало в устах Ястреба, как молитва. Он прошел в кабинет жены и там стал молча разглядывать обложки книг, полотна, развешанные по стенам. Он постоял возле компьютера, за которым Мэгги провела столько долгих часов, сочиняя романы. Ястреб молча смотрел на груду беспорядочно сваленных бумаг на рабочем столе Мэгги, на неоконченные рукописи. Он с любопытством полистал страницы, впервые пожалев, что не умеет читать. Он услышал, как Джерри вошел в дом, как тихо совещались о чем-то между собой ребята. Потом Лански позвал его. — Как Мэгги? — взволнованно воскликнул Ястреб. — Это явление носит название «отслоение плаценты». Произошло отделение плаценты от стенок матки. Это и вызвало кровотечение. — Но с ней все будет в порядке? Лански утвердительно кивнул. Неожиданно он вспомнил киноленту. События в ней разворачивались так, что белый доктор был доставлен в индейский лагерь, чтобы лечить ребенка вождя. Главное, что Лански запомнил из этого фильма, — вождь грозился прикончить врача, если мальчик не поправится. И хотя Лански был совершенно уверен, что нет никакой опасности, но все же он был рад, что с Мэгги Сент Клер все в порядке. — А с ребенком? — Насколько я могу судить, все обойдется. Вам придется проследить, чтобы Мэгги оставалась в постели, пока кровотечение полностью не прекратится. Ей ни в коем случае нельзя вставать, — подчеркнул он последние слова. — Вы меня понимаете? — Понимаю. — Вот и прекрасно. Как только кровотечение прекратится, она сможет вставать ненадолго. Но ей нужен покой и никакой физической нагрузки, — он приподнял бровь, — это ясно? Ястреб утвердительно кивнул. Теперь, когда он знал, что Мэгги вне опасности, он заметил, что Лански поглядывает на него с каким-то беспокойством. Уж не решил ли этот доктор, что в случае чего с него снимут скальп? Лански кашлянул: —Ну, если будет нужно, звоните. Через несколько дней я заеду навестить больную. — Пиламайа, — с искренней благодарностью ответил Черный Ястреб на родном языке. — Благодарю, — добавил он по-английски. Когда он вернулся в спальню, Мэгги уже крепко спала. Ястреб долго смотрел на темные волосы, пышным облаком разметавшиеся по белоснежной подушке. Мэгги ровно дышала во сне, и он с трудом оторвал взгляд от ее живота. Тихо вздохнув, он вышел из комнаты. — Может быть, мы могли бы чем-нибудь помочь, Ястреб, — предложил Джерри. — Нет. — Я уверен, мама будет рада помочь, чем сможет. Скажите только слово, и она мигом будет здесь. Ястреб благодарно кивнул: — Вы свободны, ребята. Больше здесь делать нечего. Спасибо. — Хорошо, Ястреб. Надеюсь, мисс Сент Клер скоро станет лучше. Ястреб наклонил голову. Он сидел в гостиной у камина, глядя, как ребята собирают вещи. — Если вам что-нибудь понадобится, дайте нам знать, — сказал напоследок Джекоб. Когда мальчики уехали, Ястребу показалось, что большой дом совсем опустел. Тишина давила на него. Без их веселых молодых голосов жизнь будто бы замерла. Ястреб вышел из дома и поднял глаза на Черные Холмы. Теперь он точно знал, что дороги назад нет. Никогда больше ему не пройти Тропою Духов. Это та цена, которую он заплатил за жизни жены и сына. Бобби Гордый Орел вернулся туда, где ему суждено было остаться. А что же он, Ястреб? Что суждено ему? Глава 41 Ястреб подал ей стакан молока. Мэгги радостно улыбнулась. Миновала неделя с тех пор, как они вернулись на ранчо, и Ястреб был неизменно добр и предупредителен с нею. Он выполнял ее малейшие желания. Причесывал ее, купал, ухаживал, как любящая мать за младенцем. Он растирал ей спину, плечи, ноги. Ястреб следил за тем, чтобы она хорошо питалась, принимала все витамины и препараты, выписанные доктором, пила достаточно жидкости и спала днем. По вечерам Ястреб не отходил от ее постели. Они говорили о будущем ребенке, смотрели телевизор. Мэгги припомнила: однажды вечером они смотрели фильм «Танцы с волками». Ястреб не проявлял особенного интереса к происходящему на экране, пока не наступил тот момент, когда лейтенант Дэнбар встретился с Клюющей Птицей — шаманом Лакоты. И с этой минуты он совершенно забыл о ее присутствии. По мере того как разворачивались события на телевизионном экране, Мэгги следила за изменениями дорогого лица. Его обуревали противоречивые чувства. Она видела в его глазах тоску о былом, о тех днях, что никогда не вернутся. Мэгги знала, что ему больно думать о прошлом, и хотя он никогда не заговаривал на эту тему, она хорошо понимала, что это так. И даже ночью, обнимая ее и крепко прижимая к своей груди, он ни словом не обмолвился о своей тоске. Поначалу Мэгги гадала, не собирается ли он вернуться в прошлое, к своему племени. А если это так, то что ей делать? Как ни пылко она любила своего мужа, как ни привязалась к его племени, но все же хотела, чтобы ее ребенок рос здесь, на родном ранчо. Пусть все нельзя предугадать, но здесь она могла дать сыну многое: еду, кров, безопасность, хорошее образование. Вероника несколько раз навещала Мэгги. Ее муж, Эд, поправился и вышел на работу. Джекоб устроился на службу в Рапид Сити. Джерри был помолвлен с девушкой из Сосновой Рощи. — А как вы? — спросила Вероника. — Каково это — путешествовать во времени? О Боже! Никогда бы не поверила, что такое возможно. — Иногда мне и самой не верится, что это происходило со мной. Не знаю даже, как описать это, — Мэгги сделала неопределенный жест рукой. — Как будто тебя засасывает в темный тоннель, и ты даже не успеваешь испугаться… Это надо испытать. — А у Бобби это получилось? — спросила Вероника. — Да. Он полюбил то время всей душой и сказал, что не променяет его ни на какое другое. Кроме того, Бобби женился. — Женился?! Бобби?! — Да, на чудесной девушке. Ее зовут Звезда на Ветру. — Надо же, Бобби женился, — Вероника не могла прийти в себя от изумления. — Что ж, он всегда мечтал попасть в прошлое, — Вероника улыбнулась. — А как насчет вас? Неужели вы променяете дом, компьютер, все свои занятия и увлечения на вигвам и коня? Мэгги пожала плечами: — Жизнь в прошлом не так уж заманчива, как могло показаться, но все же в ней есть прекрасные моменты. Я полюбила тамошних людей. Они знают цену жизни, полны благоговения к земле, на которой живут. Белые люди ходят в церковь по воскресеньям, а все остальное время напрочь забывают о Боге. А индейцы сообразуют с религией каждый день своей нелегкой жизни. Хотела бы я жить в таком согласии с собой, землей и Богом… Кроме того, я узнала там мать Ястреба. Сначала я боялась, что не понравлюсь ей, как все белые женщины, но потом мы подружились. Она замечательная свекровь… А Сидящий Буйвол! Вероника! Я действительно встречалась с Сидящим Буйволом. Он… он был удивительным человеком. Вероника задумчиво покачала головой: — Вы знаете… Если описать все, что с вами произошло, вряд ли кто-то поверит в это. — Я действительно подумываю о том, чтобы описать все это, — с улыбкой заметила Мэгги. — Как только закончу «Полночные Сердца», сразу примусь за дело. — Жду не дождусь, когда смогу прочитать ваши записи, — откликнулась Вероника. — Ну, думаю, мне пора возвращаться. Эд скоро вернется домой. Позвоните мне, если что-то понадобится. — Непременно. Спасибо, Вероника. За дверью Вероника быстро обняла Ястреба. — Все в порядке? — спросила она. — Да. Доктор уверил, что с ребенком все будет хорошо. Вероника по-матерински заботливо посмотрела на Ястреба, положив руку ему на плечо: — А ты, Ястреб? — тихо спросила она. — С тобой все в порядке? Но он не ответил на этот вопрос. * * * Проведя три недели в постели, Мэгги почувствовала себя несравненно лучше. Кровотечение прекратилось, и она порывалась встать и заняться чем-нибудь. Но доктор советовал побольше лежать, и Ястреб не позволял ей вставать больше чем на два часа в день. — Так я сойду с ума, — пожаловалась Мэгги, — я должна что-то делать. — А разве ты не можешь продолжать работу над книгой? Мэгги улыбнулась. Конечно! Как она не подумала об этом раньше? И вот, опершись спиной на подушки, держа на коленях портативный компьютер, она уже увлеченно работала над последними главами «Полночных Сердец». Когда Мэгги писала, Ястреб бродил по ранчо в поисках занятия. Прирожденный воин, охотник, он был призван добывать дичь, защищать лагерь от врагов. Но что ему оставалось делать здесь, в этом мире? Он занимался лошадьми, ездил верхом к Черным Холмам, но никогда больше не слышал зова Священной Пещеры. Он заготавливал корма, чистил кораль, амбар, рубил дрова, хотя в этом и не было особой необходимости. Иногда он садился в автомобиль и кружил по дорогам. Ему нравилась быстрота передвижения — куда скорее, чем на любой лошади. А иногда Ястреб просто сидел в гостиной, глядя в потолок, не в силах поверить, что проведет так всю оставшуюся жизнь. У Мэгги были ее книги. Скоро появится ребенок и потребует сил, внимания, ухода. Когда она снова встанет на ноги, у нее будут будничные дела, которые есть у всех женщин: она станет готовить пищу, вести дом, убирать. Он часто перехватывал взгляд Мэгги. Как-то ночью она спросила, что с ним происходит. Отводя взгляд, Ястреб покачал головой: — Нет, ничего. — В самом деле? Иногда мне кажется, что в мыслях ты далеко от меня. — Я чувствую себя таким дряхлым и ненужным. Мне совершенно нечем здесь заняться. — Но ты так занят! — воскликнула Мэгги. — Ведь ты ходишь за лошадьми, ухаживаешь за животными. Что бы я делала без тебя? Ты закупаешь продукты, ходишь в прачечную, готовишь еду, моешь посуду. И ты так заботишься обо мне, помогаешь лучше всякого доктора. — Все это женская работа, — презрительно возразил он, — а я — мужчина, воин. Здесь это не нужно. Мэгги закусила губу, стараясь сдержать слезы: — Так ты вернешься к своим? — Я не могу. Мэгги вздрогнула. В голосе Ястреба звучало такое страдание. Не было никаких сомнений в том, к чему стремился ее муж. Это занимало все его мысли. — Ты не должен оставаться из-за меня, — дрожащим голосом сказала она, не в силах скрыть горечь, — Вероника будет навещать меня и помогать, а если потребуется, то и останется со мной. — Мэг-ги. — Ступай, Ястреб. Если ты этого хочешь, я не стану тебя удерживать. — Мэг-ги… Грусть в глазах любимого пронзила ее сердце, гнев прошел — ведь она любит этого человека больше жизни. — Мы вернемся вместе, милый. Если хочешь, мы вернемся, когда родится наш сын. — Но я не смогу, Мэг-ги. Моя сила утеряна. Мне больше никогда не пройти Тропою Духов. — Разве ты пытался? — Нет. — Так откуда же ты знаешь это? — Знаю, — он произнёс это с таким убеждением, с такой болью, что она сразу поверила. Мэгги чувствовала, что возвращение в двадцатый век было не простым делом, и теперь наступило время расплаты. Она впервые оценила жертву, которую принес ее муж. — Ястреб, мне жаль, мне так жаль. — Ты не виновата, Женщина-Призрак. Я знал, что делаю. Мэггл не могла найти слов для утешения любимого. Он отдал все, что имел: свой народ, свою мать, всю прошлую жизнь. Всё для того, чтобы его сын появился на свет. Глава 42 Мэгги и слова не могла вымолвить, предоставляя Шейле излить свое справедливое возмущение. Как Мэгги могла исчезнуть так надолго и не известить ее, Шейлу? — Прости, дорогая, — в третий раз попыталась извиниться Мэгги, — я действительно виновата, но подожди обвинять меня. Лучше выслушай то, что я скажу. Книга уже закончена, я отослала ее почтой. Через день-другой ты сможешь ее получить. — Закончена! Слава Богу! О, Мэгги! Подожди. Вот увидишь, какая вышла обложка. Это потрясающе. Ты тоже получилась ничего себе, но Ястреб! Он произведет настоящую сенсацию. Американки будут в восторге, а все романисты позеленеют от зависти. — Пришли мне пару снимков, ладно? — О, конечно. И послушай, моя дорогая девочка! Ведь ты снова можешь ходить. Как насчет авторского турне? После того, как появится ребенок? — Нет, Шейла, сожалею, но нет. Я хочу передохнуть немного, а кроме того, у меня появилась идея следующей книги. — Я боялась, что ты откажешься, но мне трудно осуждать тебя. На твоем месте я бы тоже ни за что не отлучалась бы из дому, если бы у меня был такой великолепный друг. Ну что ж. Мне пора идти. Извести меня, дорогая, когда малыш появится на свет. — Непременно. До свидания, Шейла. Мэгги повесила трубку, откинулась на подушки и посмотрела в окно. Ах, что бы она не отдала за то, чтобы на дорогом лице Ястреба появилась прежняя улыбка. Мэгги от души надеялась, что появление ребенка возродит Ястреба к жизни. * * * Весна сменилась летом, и Мэгги стала считать дни до рождения сына. Ее мучило, что она не могла купить приданое для будущего малютки. У нее не было ни салфеток, ни пеленок, ни даже кроватки — ровным счетом ничего. Ястреб, казалось, привык к окружающей обстановке. Он был ни грустен, ни весел. Порой Мэгги видела его совсем редко и решительно не могла бы сказать, где он и чем занят. Как-то ранним июньским утром он сел в грузовик и уехал в Старгис. За несколько часов его отсутствия Мэгги устала ломать голову — где он и что делает. В Старгисе у Ястреба не было никаких знакомых. Все домашние дела он закончил за день до поездки. Мэгги печально улыбнулась. Она никогда раньше не могла представить Ястреба за домашней работой, но он научился делать все, что нужно. Ведь Мэгги не могла заниматься этим. Он так любил ее, что смог поступиться мужской гордостью и заняться тем, что считал женской работой. Он научился стирать и менять постельное белье. Теперь он умел разнообразно готовить и знал толк в работе горничной. Мэгги остро чувствовала свою вину, может быть, именно потому, что он никогда не жаловался. С каждым днем она любила его все сильнее. Сердце подпрыгнуло в груди, когда Мэгги услышала, что грузовик въехал во двор. Хлопнула наружная дверь, прозвучали тихие шаги мужа. Открылась дверь спальни, и он показался на пороге. — Привет, — радостно улыбнулась она. — Я подумал, что ты заснула. — Нет. Куда ты ездил? — За покупками. — Но ты купил провизию вчера. — Я ездил не за этим. — А зачем? Он со смущенным видом вошел в комнату. Руки его оттягивали многочисленные свертки. Один за другим он сложил их на кровать. — Что это? — удивилась Мэгги. — Подарки. — Подарки? По какому случаю? — Открой и увидишь. Мэгги чувствовала себя, как ребенок на Рождество. Она раскрыла самую большую коробку и обнаружила нежно-голубое детское одеяльце. — Ястреб… — Я посоветовался с Вероникой, и она дала мне список всего, что следует купить, — объяснил он. Мэгги почувствовала, как слезы застилают ей глаза. Она потянулась ко второму пакету. Там оказалось семь распашонок. В других коробках она нашла пеленки, пинетки, кофточки и даже крошечные пижамы. — Ну как, ты довольна? — Да. Это из тех денег, что ты выручил за фото? Ястреб утвердительно кивнул и указал на последний пакет, тщательно завернутый в бумагу и перевязанный красивыми лентами: — Ты забыла еще один пакет. Мэгги распаковала его, и слезы брызнули из глаз. Там лежала ночная рубашка из легкого черного шелка. — Тебе не нравится? — ее слезы поставили его в тупик. Продавщица уверяла его, что трудно найти лучший подарок для женщины. По-видимому, она ошибалась. — Мне очень нравится, — ответила Мэгги, удерживая слезы. — И я люблю тебя. —Есть еще один подарок, — сказал Ястреб и вышел в коридор. Когда он вернулся, то нес в руках люльку, очень похожую на ту, что они вынуждены были оставить в прошлом. — О, Ястреб, — прошептала Мэгги. Никогда она не любила мужа так, как в это мгновение. Мэгги взволнованно сжала руки. Ястреб приблизился к ней. Поставив люльку у кровати, он обнял жену и крепко прижал ее к себе. — Ах, Мэгги, — тихо прошептал он, — не надо плакать. — Никак не могу. Мне так нравилась та колыбель, что ты смастерил в лагере, и вот ты сделал другую. — Должен же мой ребенок где-то спать, — сказал он, пытаясь разрядить напряжение. — Порой мне кажется, что ты так далеко от меня. Я чувствую твою грусть. Если бы ты женился на девушке из своего племени, тебе не пришлось бы страдать. —Ш-ш-ш, — он закрыл ей ладонью рот. — Я не хочу другую, Мэгги. Я хочу тебя. Ты — мой народ. — Но ты несчастлив здесь. Я чувствую это. — Мэг-ги, я там, где сам хочу быть. — Но ты несчастлив здесь. Ястреб не стал больше спорить. Да, это правда. Он не мог быть счастлив без смысла жизни, без цели. Забота о Мэгги не затрудняла его. Ему нравилось ухаживать за нею. Она была его женщиной, его женой, матерью его сына. Ястреб жил для нее и готов был умереть за нее. Но Мэгги скоро совсем оправится, встанет на ноги и не будет больше нуждаться в его опеке. Чем тогда он заполнит свои дни? Той ночью Ястреб, держа Мэгги в своих объятиях, прислушивался к ее ровному дыханию во сне. Его мучила и сводила с ума ее близость. С хриплым стоном он закрыл глаза, стремясь к Мэгги всем своим существом, но не осмеливаясь коснуться ее сейчас. Он помнил, что ребенок должен появиться всего через несколько недель. Эта мысль охладила его страсть. Ястреб слишком боялся за Мэгги и ребенка. Жена убеждала его не беспокоиться. Обычно первые роды длятся несколько часов. У них будет достаточно времени, чтобы добраться до больницы. Он положил ладонь на высокий живот Мэгги и ощутил толчок. Какой сильный, жизнеспособный ребенок! С таким ничего не должно случиться! Он чувствовал удары крошечной ножки и жаждал скорее увидеть своего сына, взять его на руки. Лежа в темноте с открытыми глазами, Ястреб молился о том, чтобы все было хорошо. * * * Он проснулся от раската грома. Повернув голову к Мэгги, увидел, что она спит. Выскользнув из постели, Ястреб натянул джинсы, майку и вышел из дома. Начался ливень, и он побежал к конюшне. Там он сгреб немного сена для лошадей и засыпал корм цыплятам. Бегом вернувшись в дом, он включил свет в кухне, поставил кофейник на огонь и встал у окна, глядя на непрекращающийся ливень. Последовал новый раскат грома — такой силы, что показалось, будто дом накренился. Дождь лил как из ведра. Поначалу казалось, что это просто летний ливень, но вскоре он перерос в настоящую бурю. Сверкала молния, ветер гнул деревья. Наполнив две чашки кофе, он отнес поднос в спальню, собираясь лечь и переждать ливень. Он думал, что Мэгги по-прежнему спит, но она сидела в постели, прижав руки к животу и широко раскрыв испуганные глаза. — Что такое? — спросил он. — Мне кажется, что это схватки. Поставив чашки на комод, Ястреб приблизился к Мэгги: — Но еще не время. Малыш должен появиться на свет в следующем месяце. — Доктор Лански сказал, что это может случиться раньше. Наверное, надо позвонить ему и узнать, что он посоветует. Ястреб схватил телефонную трубку, поднес ее к уху и нахмурился: — Нет никаких гудков. — Что? Он передал Мэгги трубку. — Никаких гудков, — повторил Ястреб. Мэгги прислушалась. Она ждала минуту-другую. Молчание. — Должно быть, буря повредила линию связи, — предположила Мэгги, положив трубку, — я думаю… Но ее внезапно пронзила острая боль. Отошли воды. — Ястреб! — Мэгги была вне себя от страха. — Я думаю, что у нас совсем не осталось времени. Ястреб глядел в окно. Если он даже решится в такой ливень везти Мэгги в город, успеют ли они добраться до больницы? Он нахмурился при виде сверкающей молнии, пронзавшей черное небо. Что если дороги развезло? А если спустит шина? Нет, он не может так рисковать. Мэгги надо рожать здесь. Женщины его племени всегда рожали в вигваме, но некоторые и погибали… Ястреб отогнал прочь мрачные мысли и вернулся к постели. Мэгги звала его. — Мэг-ги, скажи мне, что делать? — Немного горячей воды, — велела она, тяжело дыша, — и нож, чтобы перерезать пуповину. Недлинную бечевку — Все это там… в кухне, в буфете, — очередной приступ боли заставил ее схватить его за руку, — чистые простыни… одеяло для малютки… поспеши… Он уложил ее на кровать и опрометью бросился в кухню. Там Ястреб поставил греть воду, отыскал острый нож, бечевку и вытащил из буфета детское одеяльце. Потом застелил свежие простыни, укрыл Мэгги. Снова бросился на кухню — за кипятком. Выключил плиту. Вернулся в спальню. — Мэг-ги, — выдохнул он, взяв ее за руку и почувствовав, как она с силой вонзила ногти в его ладонь. Следующие полчаса показались ему сплошным кошмаром. Беспомощный, он бессильно наблюдал ее мучения. Схватки становились все чаще, все мощнее. Мэгги отчаянно цеплялась за Ястреба, сжимая его руки, как в тисках. Тело ее содрогалось, силясь вытолкнуть из своих недр дитя. Она крикнула лишь раз — в тот момент, когда прорезалась головка ребенка, а потом все быстро закончилось, и Ястреб увидел своего долгожданного сына. Первый крик малыша показался ему сладчайшей музыкой на свете. Ястреб с трудом перевел дыхание, благоговея перед тайной появления новой жизни. Потом он поместил дитя на живот жены, аккуратно перерезал и перевязал пуповину. Он выкупал ребенка, страшно боясь уронить его. Человечек казался таким крошечным и хрупким! Потом отец запеленал малютку и отдал Мэгги. — Мальчик, — прошептала та, — ты был прав. Ястреб улыбнулся сквозь слезы. Никогда в жизни ему не приходилось видеть ничего прекраснее, чем Мэгги с ребенком на руках. — Спасибо, Черный Ястреб, — сказала она, судорожно вздохнув. Добавила, слабо улыбнувшись: — Он так же красив, как и ты, — и почти сразу уснула. Ястреб посмотрел на спящую жену и сына, а потом подошел к окну, простер руки к небу и стал горячо молиться, от души благодаря Вэкэн Танка. Как только он закончил, дождь внезапно прекратился, и там, над Черными Холмами, словно благословение Великого Духа, засияла радуга и осветила все вокруг. Глава 43 Ястреб сидел на крыльце, скрестив ноги и сложив руки на груди, наблюдая за стайкой цыплят, торопящихся за наседкой. Из дому доносилось пение Мэгги, укачивающей ребенка. Прошло уже два месяца с тех пор, как их сын появился на свет. На другой день после родов приехал доктор Лански, чтобы осмотреть мать и дитя. Еще через день с охапкой цветов и подарками явилась Вероника, объявив, что останется на недельку, чтобы помочь — хочет этого Ястреб или нет. И хотя он возражал, настаивая на том, что сам присмотрит за Мэгги и сыном, но втайне был рад предложенной помощи. Одно дело — принять роды, а совсем другое — уход за новорожденным. Его сын. Каждый раз, глядя на ребенка, он видел живое, дышащее чудо. Мальчик казался таким крохотным. Настоящее совершенство, от макушки черноволосой головки до пальчиков ног. Мэгги сказала, что хочет еще ребенка через год-другой. Но Ястреб вовсе не был уверен, что готов еще раз подвергнуть ее такой опасности, как роды. Он до сих пор помнил то чувство беспомощности, что охватило его тогда, когда Мэгги лежала бледная, как смерть, корчась от боли. Женская доля, подумал он и впервые в жизни почувствовал благоговение перед всеми женщинами, которых знал: своей женой, матерью и всеми теми, что ушли в Мир Теней, подарив миру новую жизнь. Ястреб задремал, но его разбудил стук копыт. Приподнявшись, Ястреб увидел индейского парнишку, скачущего по дороге к дому. Спустившись по ступенькам, он поспешил ему навстречу. — Это дом мисс Сент Клер? — спросил парнишка. — Да. Мальчик вздохнул с облегчением: —А Бобби Гордый Орел здесь? — Нет. — Вы уверены? Он мне очень нужен. — Кто ты? — спросил Ястреб. — Я брат Бобби — Глен. Ястреб глубоко вздохнул: — А что произошло? Почему тебе так срочно нужен брат? — Наш отец умер. Мне больше не с кем там оставаться. Меня хотели послать в воспитательный дом, но я хочу жить с Бобби, поэтому и убежал. А вы, наверное, тот индеец, о котором он рассказывал. Вы не знаете, где Бобби? Ястреб находился в некотором затруднении. Как объяснить парнишке, где его старший брат? Поверит ли он в это? Глен нетерпеливо задвигался в седле: — Так вы не знаете, где он? — Знаю, — ответил, наконец. Ястреб, — мне известно, куда он ушел. — Где же он? — вскричал мальчик, и темные глаза его вспыхнули. — Скажите мне, и я поскачу туда! — Тебе туда не доехать. Глаза мальчика потухли: — Он… Он умер? — Нет, но мы поговорим об этом позже, — пообещал Ястреб. Минуту-другую он внимательно изучал паренька, отметив утомление на лице мальчишки. Потом перевел взгляд на его одежду. Голубые джинсы и фланелевая клетчатая рубашка были в пыли. Туфли также покрыты изрядным слоем пыли. — А что это такое — воспитательный дом? — Да там одни сироты. — И ты не хочешь там жить? — Нет. А если вы вернете меня туда, то я все равно сбегу! Ястреб хмыкнул, немало позабавившись вызовом, мелькнувшим в глазах мальчишки. — И давно ты сбежал из резервации? Глен пожал плечами: — Да три-четыре дня назад. —А когда ты ел последний раз? — Позавчера. — Идем, — сказал Ястреб. — Не бойся, присмотрим за твоей лошадью и поищем чего-нибудь поесть. Мэгги уже приготовила ленч, когда Ястреб вошел на кухню, ведя за собой парнишку одиннадцати-двенадцати лет. — Ну-ка, — спросила она с улыбкой, — что это у нас за гость? — Это брат Бобби. Глен. — Брат Бобби! — воскликнула Мэгги. Вытерев руки о фартук, она порывисто обняла Глена. — Я так рада встретить тебя, наконец. Садись-ка. Хочешь молока? Мальчик нетерпеливо кивнул, не сводя глаз с Мэгги, когда она подошла к холодильнику и налила ему большой стакан молока, который он выпил залпом. — Налить еще? — спросила Мэгги и снова наполнила стакан, когда мальчик опять кивнул в ответ. Выздав Мэгги из кухни в коридор, Ястреб рассказал ей о смерти отца мальчика и о том, что Глен сбежал из Сосновой Рощи. — Но мы должны сообщить им об этом. Ведь там станут искать мальчишку. — Но он не хочет возвращаться. Он сказал, что его хотят отправить на воспитание. Мэгги оглянулась на дверь: — Разве у него нет других родственников? — Нет. Я бы хотел оставить парнишку здесь, с нами, на ранчо. Мэгги от всей души жалела мальчика, но у нее теперь свой малыш, а, кроме того, ей приходилось слышать ужасные истории об усыновленных детях. Конечно, Мэгги понимала, что все это преувеличено, однако она заколебалась, тревожась о малыше. Ощущая смутную вину перед мальчиком, Мэгги возразила: — Я уверена, что все будет хорошо, Ястреб. Многие сироты прекрасно живут в воспитательных домах. — Я хочу оставить его здесь, — повторил Ястреб. — Но, Ястреб… — Теперь я знаю, как распорядиться своей жизнью, Мэгги, — сказал он, и голос его дрогнул от волнения. — Я хочу собрать ребят, которым больше некуда идти, и научить их старым традициям, языку лакота. Я научу их жить во славу Лакоты. И тогда Мэгги подумала, что этого мальчика, Глена Бегущего Коня, послала им сама судьба. Ястреб передаст ему всё, что знает сам, внушит гордость за родную землю, научит традициям, обычаям своего народа. Придет время, и Глен передаст это своим детям… Так и обеспечивается то, что называют преемственностью поколений. Когда-нибудь, с Божьей помощью, Ястреб передаст все, что знает, своим внукам и внукам своих детей. — Ты поможешь мне, Мэгги? Как могла она отказать ему в чем-нибудь? От звука его голоса у нее до сих пор слабели колени. — Может быть. — Может быть? — Ну, если ты хорошо попросишь, я, может быть, и соглашусь. Ястреб улыбнулся, его темные глаза вспыхнули. Он привлек Мэгги к себе и так страстно поцеловал, что у нее перехватило дыхание. Поцелуй оказался таким долгим, что сердце ее бешено забилось в груди. Ну чем может повредить один мальчик? Да пусть Ястреб приведет хоть десять, хоть двадцать детей. Пусть только целует ее так, как теперь. Со вздохом она приникла к его груди, улыбка тронула ее губы. Как видно, «убеждение» закончится позже, когда они останутся наедине. Да, она согласится на все. Она любит его так сильно, что не в силах отказать в чем бы то ни было. Эту любовь не выразить словами. Он был ее мужем, ее героем, рыцарем ее мечты. Мэгги знала, что они будут жить долго и счастливо и умрут в один день — именно так, как это бывает в романах. Они встали и рука об руку прошли в кухню, чтобы принять осиротевшего Глена в свою семью. Эпилог Стоял прекрасный весенний день. Мэгги сидела на крыльце, держа на коленях пятилетнюю дочурку Эшли. Ее семилетний сынишка Адам пытался продемонстрировать приобретенные им недавно навыки верховой езды. Глен Бегущий Конь превратился в долговязого подростка восемнадцати лет. Сейчас он обучал двух маленьких индейцев стрелять из лука. Другие ребята чистили конюшню, занимались лошадьми, красили амбар, работали в саду. Несколько девочек вышли из дому с корзинками в руках. Они звонко смеялись, собираясь за ягодами для вечернего пирога. Мэгги глубоко вздохнула, наклонившись и убедившись, как мирно спит в колыбельке крошечная Аманда. Она, улыбаясь, следила за Ястребом. Он огибал крыльцо, а на каждом плече сидели, уцепившись за шею, двое близнецов — Стюарт и Стив. Сердце ее словно омыло теплой волной. На Ястребе были тугие джинсы, белая майка, высокие ботинки. В черных длинных волосах торчало перо. С каждым днем она любила его все сильнее. Он был красив, как бог. Трудно найти лучшего мужа и отца для детей. «У нас прекрасные дети,» — с гордостью подумала Мэгги. Сначала они брали только мальчиков, а теперь, кроме своих пятерых, у них было тринадцать мальчиков и семь девочек из народа лакота в возрасте от трех до восемнадцати лет. Все они жили на ранчо и боготворили Ястреба. Он стал для них воплощенным идеалом, наставником будущих воинов. В нем они находили всё: гордость, ловкость, терпение, мудрость, честь. И вместе с тем он был так красив, силен и добр. Мальчики подражали ему во всем, девочки обожали его, а собственные дети считали непогрешимым. Сначала Мэгги думала, что они ограничатся Гленом. Но за ним на ранчо появился Томми, потом — Брент и его младший брат Грег. Вскоре ранчо Сент Клер стали считать новой резервацией для индейских детей. Поначалу им потребовалась наемная рабочая сила. На следующий год возникла необходимость возвести пристройку к дому. Еще через год они оборудовали две спальни — для мальчиков и девочек. Но денежный вопрос решался довольно легко. Романы Мэгги расходились прекрасно, а последний «Прошлые времена Нью-Йорка» вообще стал бестселлером. Когда же деньги требовались срочно, Ястреб летел в Нью-Йорк и зарабатывал их в качестве фотомодели. С тех пор как вышел роман «Полночные Сердца», Ястреба просто разрывали на части. Создавалось такое впечатление, что все писатели модных романов жаждали иметь на обложках только его изображение. Он стал чуть ли не самой популярной фотомоделью Америки, и рейтинг его все возрастал. Их почта была перегружена сотнями писем от поклонниц всех возрастов, жаждущих иметь его фото, автограф, прядь волос — что-нибудь. Черный Ястреб не переставал удивляться этому. Как-то он сказал Мэгги, что не в силах представить белых женщин, стремящихся в объятия индейцев. Но сейчас он убедился в этом воочию. Теперь Черным Ястребом заинтересовался даже Голливуд. Предполагалось снять фильм с его участием по одному из романов Мэгги. — Настоящая ирония судьбы, — подумала Мэгги. Тот роман, которым заинтересовался Голливуд, был как раз о путешествии во времени. Фактически они предлагали Ястребу сыграть самого себя. Но огни и слава Голливуда нисколько не привлекали ни Мэгги, ни Ястреба. Их дом был здесь, на маленьком клочке земли, под сенью Черных Холмов. Всё, на что долгие годы надеялась Мэгги, всё, что она видела во сне, — всё сбылось, и всё это здесь. Мэгги окинула взглядом родное ранчо. В пыли копошились цыплята, собаки сонно сидели в тени. Поодаль паслось несколько рыжих и белых коров. Там же можно было видеть коз, овец, кроликов. В корале полно лошадей. Стоило новому ребенку появиться на ранчо, и за ним сразу закрепляли одну из лошадей. Таким образом, у их подопечных были свои воспитанники. На лугу паслось и несколько бизонов. Каждые пару лет Ястреб брал старших ребят на охоту, и это становилось событием. К нему готовились месяцами и потом еще долго обсуждали. Всем детям предлагали попробовать сырое сердце и печень. Иные отказывались, а некоторые соглашались. Всех детей обучали, как разделывать бизона, снимать шкуру, как приготовить вяленое мясо и пеммикан. А потом на обед подавали отбивные из бизоньего мяса. Когда Адам пошел в школу, перед Ястребом встала нешуточная проблема — как сделать, чтобы дети впоследствии не стыдились его невежества. И он решил попросить Мэгги возобновить с ним занятия. Это нелегко далось гордому воину. Но он проявил неслыханное упорство в достижении цели и вскоре бегло читал и писал без ошибок. Мэгги с трудом удержалась от слез, когда в первый раз увидела его за книгой. Черный Ястреб поднимался на крыльцо, и Мэгги встала ему навстречу, подняв лицо в ожидании поцелуя. Ястреб обнял ее, вдыхая знакомый запах дома, семьи, что всегда встречал его, стоило переступить порог. Здесь была его жизнь. Этому времени он принадлежал безраздельно. Иногда, поздно ночью, они вспоминали о, далеком Бобби. Страшно хотелось узнать побольше о его судьбе. Счастлив ли он с родным племенем? Мэгги не покидало убеждение в том, что и Ястреб, и Бобби рождены не в свое время. Место Ястреба здесь — в двадцатом веке. Судьба Бобби там — в прошлом. «Возможно, она права, — думал в такие минуты Ястреб. — Кто знает?» — Женщина-Призрак, — прошептал он. И, как всегда, от ее близости бешено заколотилось сердце и закружилась голова. Голос Ястреба проник в сознание Мэгги. Густой и бархатный, он взволновал ее до глубины души. От его взгляда ее бросило в жар. Дрожь прошла по телу. Ястреб прильнул губами к ее лицу, и кровь застучала у нее в висках. Удивительно. Они женаты вот уже восемь лет, но его прикосновения так же волнуют ее, как и в первый день. Они заставляют сердце бешено биться в груди. Ей никогда не прискучит его любовь. И просыпаясь, она жаждет видеть дорогое лицо, и ложась спать, никогда не уснет, не услышав родного голоса. Он окружал ее своей любовью каждую минуту жизни. И даже когда его не было рядом — он все равно был с нею. Мэгги задрожала, с трудом сдерживая охватившие ее чувства. Она с волнением предвкушала тот долгожданный момент, когда дети угомонятся и, наконец, уснут. Тогда, ночью, они снова будут принадлежать друг другу. Ястреб подхватит ее на руки и отнесет к тихому пруду за домом. И, как в ту памятную ночь, в темноте, под зеленым куполом листвы вновь расцветет их необыкновенная любовь. Таинственная улыбка тронула губы Мэгги. Она подумала о новой жизни, что зародилась от их любви. Сегодня ночью она скажет Ястребу, что снова носит под сердцем его дитя. Этот новый ребенок вольется в их счастливую семью и сам будет счастлив. Мэгги знала, что Ястреб будет рад услышать эту новость. А Черный Ястреб, ничего не подозревая, улыбнулся Мэгги. Она стала для него всем: Женщиной-Призраком, женой, матерью его детей. Он благословлял ту лунную ночь, когда вошел в Священную Пещеру и пошел Тропою Духов навстречу Мэгги — своей судьбе. Перевод некоторых слов и, выражений языка индейцев сиу, встречающихся в книге: Вамакаогнака иканти — Сердце Всего Живущего Васичи — бледнолицые, люди (мужчины) с белым цветом кожи Вах — восклицание Ви — божество солнца, солнечное божество; Солнце; дневной свет Виваньянк Васипя — Танец Солнца Виказа Вакэн — шаман, жрец Викоти Митава — мой лагерь Виньян Ванаги — Женщина-Призрак Воглака на — говори Воджапи — суп из сладких ягод Войюте — еда Вохитика — храбрец Вэйст — хорошо; согласен Вэкинуэн — гром-птица Вэкэн Танка — бог (высший), Всевышний, Отец Небесный, Великий Дух Вэкэн Энканти — великий шаман Вэнбли Гэйлсика — Пятнистый Орел Вэнэги Тэсэка — Тропа Духов Вэнэги Юати — Долина Душ Вэсикун винуэм — женщина с бельм цветом кожи Вэцуетекза Ви — Месяц Спелых Ягод, июль Иа — легендарное прожорливое существо, людоед Ина — мама, мать Иниан — божество скал; камни, скалы, горы Иниоваспи — яма Йюмни — божество, управляющее бурями; буря Йюта — ешь Кетэн — ястреб Кетэн Нэгин — Черный Ястреб Кола — друг Кроу — враждебное племя Лакота — 1. (с прописной) страна, земля, место проживания индейцев; 2. (со строчной) отдельный народ, племя в группе сиу Лакота Ойате —Великий Народ Мака — божество земли Матаньян юлоу — со мною всё в порядке Матохота — медведь-гризли Махпийя Лита — Красное Облако Митависи — моя жена Наги Танка — Великий Дух Нитиве хи — кто ты? Нонге Пэхлока — церемония прокалывания ушей Нунвэ — да будет так Нэкэс — вожди (старейшины) племени Онакезин — Приют Пана Сапа — Черные Холмы, «холмы, являющиеся в черном цвете» Пауни — враждебное племя Пиламайа — спасибо Пти — самка бизона Санкаку — младший брат, братишка Синткала вакси — «вигвам для потения» Сиу (сиуксы) — группа индейских племен, родственных по языку (языковая семья). Проживали в обширных прериях, примыкающих с востока к Скалистым горам на современной территории США, в долине реки Миссури Скво — женщина, жена, хозяйка, супруга Скэн — божество неба; небо Танкасила — старик Тониктика хи? — как ты (себя чувствуешь)? Токийа ла хи? — куда ты? (женская форма вопроса) Токийа ла хоу? — куда ты? (мужская форма вопроса) Токийятанхаи йэхи хи? — откуда ты? Томагавк — боевой топорик с длинной прямой рукояткой Тотем — племенной знак индейцев, изображающий животное (реже растение); человек под его охраной неприкосновенен Тэтитоб — слияние четырех основных божеств (солнца, скал, земли и неба) в одном; четыре ветра с четырех сторон света Тэтэнка — клык бизона Тэтэнка Йотаки — Сидящий Буйвол Унктехи — водяное чудовище Ханонпа — медведь (дающий ключ к познанию) Хау — привет Хей-эй-хи-ии — зов-мольба к Великому Духу Хейян — нет Хтайети Вэсти — добрый вечер Хэн — тьма Хэнбилачча — холм, где являются видения, холм видений Хэнви — Луна Хэн-йэту — ночь, ночное время Хэнхепи Ви — луна, месяц, ночное светило Чейены (чейенны) — дружественное племя Шанка Сапа — собака, персонаж легенды о конце света Эй, эл — да Энпету — день, дневное время notes Примечания 1 В конце книги дан краткий словарь языка индейцев сиу. 2 Обряд истязания плоти у индейцев: на груди делались надрезы на коже, и под нее продевались ремни, которые привязывались к столбу. Индеец плясал, причиняя себе боль. 3 Кроу и пауни — враждебные племена. 4 Траппером называют в Америке охотника, добывающего пушных зверей с помощью капканов и ловушек. 5 Фабио — герой романов Джоанны Линдсей. 6 Индейские племена, проживавшие в Северной Америке.