Грешки
Мередит Рич








Они молоды. Они учились в знаменитом Йельском университете.

Они любили друг друга но, к несчастью, их было трое – Алекс и его сокурсницы Джуно и Лидия. Уже тогда Алекс не мог понять, кто же ему нужен – Лидия или Джуно? Они повзрослели. Они достигли успеха. Они всегда приходили друг другу на помощь. Но как же быть с любовью?






Мередит РИЧ

ГРЕШКИ





ПРОЛОГ


И объяла меня печаль,

Порожденная маленьким грешком.

    

Кающийся грешник. Эдна Сент-Винсент Миллей






Лимузины были припаркованы вплотную друг к другу по обе стороны Шестьдесят второй улицы, так что для такси, пытающихся подъехать к парадному входу, оставалась только узкая полоса дороги.

– Черт возьми, да ведь это машина самого губернатора! – удивленно воскликнул таксист, бросив взгляд на роскошную, поистине ослепительную блондинку, расположившуюся на заднем сиденье: блестящие колготки, золотые бусы, золотистый загар и золотистые блестки в волосах. – Что здесь происходит?

– Вы что, с луны свалились? Открывается новый клуб под названием «Ночная жизнь».

– Только еще одного вонючего ночного клуба городу и не хватает! – Он посигналил. За пять минут поток машин на углу Парк-авеню так и не сдвинулся с места.

Водитель знал, что пассажирка не пройдет пешком сотню ярдов, оставшуюся до двух однотипных домов, залитых янтарным светом прожекторов, и от нее не дождешься приличных чаевых. Такие, как она, не любят раскошеливаться.

– Этот клуб будет лучшим из лучших. Шикарнее, чем «Ксенон» или «Огни рампы». Неужели не читали в хронике? Последние полгода там только об этом и пишут. – Акцент блондинки был таким же, как и у завсегдатаев ночных тусовок в «Куинз». – Я просто умру, если не попаду туда, – простонала она.

Таксист хмыкнул и снова нажал на сигнал.




Женщины поцеловались и чокнулись. В их бокалах пенилось шампанское.

– Чин-чин, Джуно. За все хорошее. – Рыжеволосая графиня де ла Рош, урожденная Лидия Форест, приняла театральную позу перед огромным зеркалом в офисе клуба «Ночная жизнь». На ней была черная кружевная блузка и пышная цыганская юбка из сизовато-розовой тафты. На шее же красовалось золотое колье с крупным сапфиром под цвет глаз. Элегантно-эксцентричный стиль графини менялся в зависимости от настроения, а оно отличалось крайним непостоянством.

– Для твоих тридцати двух совсем недурно. – Войдя в комнату, Алекс Сейдж окинул Лидию одобрительным взглядом.

– Алекс! – Женщины бросились к нему.

– Там, за этой дверью, настоящее великолепие. Все, кто имеет вес в обществе, уже собрались. Я проверил другие увеселительные заведения города – везде пусто. На дверях «Дансетерии» вывесили траурный венок, а персонал «Красного попугая» заманивает к себе туристов.

Лидия рассмеялась:

– Ох, Алекс… Как я рада, что ты здесь!

– А где же еще мне быть в такой вечер, – он поцеловал женщин, – как не с теми, кого я люблю?

Джуно подала ему бокал шампанского.

– Даже не верится, что удалось все закончить в срок.

Без четверти семь вворачивали последние электрические лампочки.

– А меня в это время терзали муки творчества, ибо по случаю открытия я решил приготовить вам подарок, – Алекс улыбнулся, – и обошел весь город, пытаясь найти что-то достойное такого события. Не обнаружив ничего подходящего в магазинах «Картье», «Тиффани», «Ван Клиф», «Данхилл» и подарочном салоне в отеле «Ритц», я написал стихотворение под названием «Ночная жизнь».
		Этот клуб обречен на успех.



		Почему? – я спрошу у вас всех.



		Поверьте, ответ очень прост:



		Девчонки из Йеля его основали,



		Зовут их Джуно и Лидия -



		Соблазнительней девушек сыщешь едва ли,



		Хотите вы, не хотите ли.








Все рассмеялись.

– Я вставлю его в рамку и повешу в офисе, – сказала Джуно. – Это настоящий шедевр.

– Не сомневался, что вам понравится, – ухмыльнулся Алекс. – А теперь, пожалуй, вернусь к гостям и немного расшевелю их. Увидимся позже. – Он снова поцеловал женщин. – Я горжусь вами.

– Я тоже горжусь нами. – Когда Алекс ушел, Лидия закурила сигарету «Голуаз», глубоко затянулась и тут же загасила ее в хрустальной пепельнице, на дне которой была золотая гравировка: «Ночная жизнь». – И гордилась бы еще больше, если бы смогла отказаться от этой гадости. Счастье, что ты не начала курить.

А вот я не люблю себя ограничивать. – Лидия улыбнулась. Частые перепады настроения не мешали ей критически относиться к себе, что не всегда исправляло ситуацию, но, несомненно, располагало к этой женщине. Сейчас графине казалось, что ее жизнь вошла в нужное русло, и она была в ладу с собой.

– Удивляюсь твоему спокойствию. Я еще никогда так не нервничала. – Джуно снова наполнила бокалы.

– Я предлагала тебе валиум, – заметила Лидия. – Кстати, съешь что-нибудь. – Она указала на бутерброды с копченой лососиной. – У тебя пусто в животе, вот ты и нервничаешь.

– Я не могу есть. О, Лидия, прости меня, последние несколько недель я слишком раздражительна. Не знаю, как ты меня выносишь.

Лидия обняла ее.

– За это время так много произошло. Как же нам не нервничать? Но сегодня наш звездный час! – Она подушилась духами Жана Лапорта. – Кажется, я готова.

Выйдем к гостям вместе?

– Иди первая, – возразила Джуно, – а я немного понаблюдаю отсюда.

– Трусиха! – Лидия с нежностью посмотрела на нее. – О'кей, увидимся позже. – И она вышла из офиса, оставив после себя аромат французской сигареты и духов, Джуно Джонсон застегнула пряжки туфелек от Мод Фризон и посмотрела в зеркало. На каблуках она стала выше. Сегодня ее блестящие темно-каштановые волосы были собраны на затылке, хотя обычно свободно падали на спину, спускаясь ниже лопаток. Узкие черные крепдешиновые брюки облегали длинные ноги. Надетый поверх розовой атласной блузки свободный пестрый парчовый жакет от Унгаро доходил до бедер. Этот жакет, подарок Густава Палленберга, любовника Джуно, в честь открытия клуба, доставили сегодня, во второй половине дня. Интересно, появится ли здесь сам Густав?

Едва ли, решила она. Скорее воздержится. На то есть много причин.

Сквозь двустороннее дымчатое зеркало Джуно внимательно оглядела главную танцевальную площадку, где толпились всемирно известные люди, чьи имена были внесены в справочник «Кто есть кто?», а также представители богемы – художники, артисты, музыканты, – завсегдатаи кафе и ночных клубов. Джуно улыбнулась, польщенная тем, что все они собрались здесь ради нее и Лидии. Та, впрочем, относилась к этому как к должному, ибо привыкла к общению с богачами и титулованными особами. Джуно тоже давно уже следовало бы привыкнуть к этому, но она все еще питала благоговение к этим людям, хотя они теперь держались с ней дружески и неизменно приглашали на обеды и благотворительные балы. Да, права пословица: «Если увезти девушку с Запада, Запад останется в ней навсегда».

Именно так было и с Джуно.




Джуно села перед экраном видеомонитора и начала нажимать на кнопки. Щелк! На экране появился зимний сад со скульптурами и фресками на стенах.

Когда похолодает, его покроют стеклянным куполом.

Вот Лидия, минуя заросли экзотических растений, пробирается сквозь толпу нарядных гостей, здоровается с друзьями и оживленно перекидывается с ними несколькими фразами. Ее непринужденная грация восхищала Джуно с тех пор, как они подружились в Йельском университете в тот год, когда ввели совместное обучение.

А вот и высокий Бернар Жюльен, режиссер фильма, в котором снималась Лидия в период ее короткой, но блестящей карьеры кинозвезды. Он недавно перебрался из Франции в Голливуд. Лет десять назад в Париже у них был бурный, однако непродолжительный роман.

Теперь Бернар снова вошел в жизнь Лидии. Сюда он привел брата и его жену – Мишеля и Мэриэл Жюльен, близких друзей Лидии и ее покойного мужа графа Стефана де ла Рош.

Джуно заметила, что возле бара стоит Сет Пратт и не сводит глаз с Лидии. Последнее время он следовал за ней как тень, Джуно он казался угрюмым, избалованным и пустым. В присутствии Сета и его старшей сестры Кэми Джуно чувствовала себя неуютно, ибо они, конечно же, не подозревали о ее связи с их отчимом Густавом Палленбергом, женившимся по расчету на их матери. Осуждая себя за отношения с Густавом, Джуно питала антипатию к Праттам, иногда, впрочем, полагая, что они сами дают для этого основания.

Как и многое в жизни, любовь к Густаву обрушилась на Джуно подобно шквалу. Неизбежность происходящего она осознала раньше, чем задумалась о последствиях.

Щелк! Щелк! Щелк! Увидев на экране танцевальные площадки и буфеты, Джуно поискала глазами Алекса. Щелк! А вот и он у рояля в Зеркальном баре, окруженный известными красавицами. Среди них Делия Маннерс, премьерша «Растений», первой пьесы Алекса, снискавшей шумный успех в театре на Бродвее. Рядом с ней Кэми Пратт, обеспечившая в прессе рекламу клуба «Ночная жизнь». Проклятая Кэми! У нее интрижка с Алексом! Хотя тот и уверял, что это несерьезно, Джуно сомневалась в его искренности, Правда, нельзя не признать, Кэми чертовски хорошо поработала, чтобы создать клубу рекламу. Для женщины, не нуждающейся в заработке, она весьма трудолюбива, а ее рекламное агентство – одно из самых преуспевающих в городе.

Щелк! Выключив мониторы, Джуно решила отправиться в Зеркальный бар. Несколько ласковых слов Алекса подействуют на нее лучше успокоительных таблеток и шампанского.

Дверь в офис широко распахнулась, и высокий представительный голубоглазый мужчина с редеющими светлыми волосами, чуть тронутыми сединой, уставился на Джуно.

– Ты выглядишь потрясающе, – проговорил мужчина с легким скандинавским акцентом и протянул к девушке руки. Джуно бросилась к нему, и они молча обнялись.

– О, Гас! Я не надеялась, что ты придешь.

Он отступил на шаг, поднес к губам ее руки и поцеловал их.

– Я не мог не прийти, ты знаешь. Хорошо, что надела жакет, который я купил для тебя в Париже.

– Великолепный жакет, Гас. – Джуно подошла к бару и налила стакан содовой. Из-за язвы Гас почти отказался от спиртных напитков.

– Открытие, судя по всему, станет грандиозным событием, – заметил он.

– Да, сегодня здесь многолюдно, но что ждет нас впоследствии, неизвестно.

– Зачем об этом тревожиться? Поживем – увидим. – Гас улыбнулся.

– Поскольку волнения довели тебя до язвы, твое замечание особенно ценно, – пошутила Джуно, усадила Гаса на диван и села рядом с ним. – А что Нина? Как тебе…

Гас поцеловал Джуно.

– Нина уехала в Швейцарию. Пришло время наведаться в клинику.

– Опять? Так скоро?

Гас кивнул:

– Ей хуже.

Почувствовав напряжение в его голосе, Джуно решила воздержаться от расспросов. Нина Каррутерс-Палленберг, одна из самых богатых и неврастеничных американок, желала во что бы то ни стало сохранить молодость. Сейчас ей было под шестьдесят, но на газетных фотографиях она выглядела моложе Гаса, которому не исполнилось и пятидесяти.

– Я приехал сюда прямо из аэропорта, – сказал Гас, – поэтому не успел переодеться для праздника, но хотел бы поговорить с тобой, дорогая. Поужинаешь со мной?

– О, Гас, что ты со мной делаешь? Мы не виделись несколько недель, и вот ты появляешься в день открытия клуба, зная, что мне едва ли удастся уйти отсюда!

– Но мы должны поговорить. Это важно. – Гас умоляюще посмотрел на Джуно.

– Нет, не сегодня, Гас. Пойми, я не девочка, которая бежит к тебе, едва ты поманишь ее пальцем. – Джуно поднялась. – Прости, мне пора спуститься и поздороваться с гостями.

– Что это значит, Джуно? – Гас взял ее за плечи и повернул к себе. Она уже остыла, ибо не могла долго сердиться на него.

– Это значит, – спокойно ответила Джуно, – что у нас с тобой ничего не получится. Я люблю тебя, но такие отношения мне не по душе. Ты появляешься время от времени, когда тебе удается улизнуть от жены. Давай покончим с этим, так будет лучше для нас обоих. Мы даже можем остаться друзьями.

– И иногда вместе обедать? – насмешливо бросил Гас. – Ты наполняешь мою жизнь смыслом, я не могу и не хочу расставаться с тобой! Ты должна…

– Я ничего тебе не должна! – Смуглое лицо Джуно вспыхнуло от гнева.

– Хотя бы выслушай меня! Пожалуйста, дорогая, давай побудем немного вдвоем и поговорим, а уж потом ты примешь решение. Может, завтра вечером у тебя?

Джуно вздохнула:

– Ну ладно, только пораньше. К десяти часам мне надо быть здесь.

– Значит, до встречи, любовь моя. – Гас улыбнулся. – Успех клуба будет головокружительным, уверен.

Когда дверь за ним закрылась, Джуно прошептала:

«Прости меня», – и, смахнув слезы, спустилась вниз.




В шесть утра ушел последний из платных посетителей.

На четвертом этаже, в одной из закрытых для широкой публики комнат, украшенной картинами модернистов восьмидесятых годов, был сервирован завтрак. На серебряных блюдах с подогревом красовались творения нового шеф-повара, дающие полное представление о многообразии современной американской кухни: яичница с грибами и кресс-салатом, коньячный мусс, икра, цыплячьи крылышки, жаренные на вертеле, устрицы в лимонном соусе, круассаны с клюквенным джемом, калифорнийское шампанское, новоорлеанский кофе-эспрессо и сок из красных апельсинов.

– Что с Бернаром? – спросила у Лидии Джуно. – Я думала, он останется завтракать.

– У него деловая встреча за завтраком с кем-то из «Парамаунта». Он пошел домой принять душ и переодеться. – Лидия сбросила туфли.

Белокурые волосы Кэми Пратт были собраны на макушке, а ее узкие плечи покрывала коралловая шаль.

– Вы можете сидеть здесь целый день, сплетничая и упиваясь своим успехом, а я должна через три часа явиться в свой офис и убедить президента компании «Спидикола» в том, что никто не организует лучше меня рекламную кампанию, содействующую завоеванию северо-восточных рынков.

Лидия рассмеялась:

– О, Кэми, ты просто поражаешь! Откуда у тебя столько энергии?

– Конечно, от спиди-колы, – усмехнулся Алекс Сейдж, вальяжно расположившийся на кушетке, обтянутой розовой замшей. – Или еще от какого-нибудь «спиди».

– Ошибаешься. Не путай меня с моим младшим братом, – заметила Кэми. – Кстати, а где же Сет? Когда я его видела, он был уже в сильном подпитии. – Кэми рассмеялась, возбужденная шампанским и бессонной ночью.

– Около четырех утра я попросила Доминика и Сэма проводить его до такси, – сказала Джуно. – Доминик засек его, когда он пытался подбросить таблетку в чей-то бокал.

Кэми поморщилась:

– Черт побери, Лидия, тебе следовало бы поговорить с ним. Может, тебя он послушается. Видит Бог, я уже пыталась. Мама – тоже, хотя она никогда не имела на Сета влияния, поскольку всю жизнь баловала его. Он вьет из нее веревки.

– Я подумывала об этом, – ответила Лидия, – но сегодня мне не удалось бы уделить ему внимание.

– Надеюсь, тебя он послушается. Ну ладно… желаю всем доброй ночи. Алекс, дорогой, не провожай меня. Ты так уютно здесь устроился. – Кэми поцеловала Лидию и Алекса. Казалось, она хотела чмокнуть и Джуно, но вместо этого проговорила:

– Доброй ночи, Джуно. Ты проделала титаническую работу по оформлению клуба. Освещение в целом и световые эффекты производят потрясающее впечатление. Все только о них и говорят. Такой успех ошеломляет. Ну, всего хорошего, друзья мои.

Когда Кэми ушла, Джуно, добавив в шампанское апельсиновый сок, подняла бокал:

– За процветание клуба «Ночная жизнь»!

– И за нас, – добавила Лидия. – За йельский триумвират, возобновившийся через пятнадцать лет. Кстати, Алекс, что ты предсказывал в своей пьесе… как же она называлась?

– «В задымленной комнате одного отеля», – напомнила Джуно.

Лидия кивнула:

– Верно! Как это я забыла? И кто бы мог предсказать, что мы окажемся здесь?

– Ни один из тех, кто знал нас в то время. – Алекс усмехнулся и поднял бокал. – За двух дам, ставших путеводными огнями моей жизни. Если бы время повернулось вспять, я повторил бы все снова, но на этот раз нарушил бы все условия соглашения.

– Что ты хочешь сказать, Алекс? – рассмеялась Джуно. – Мы и так нарушили все условия.

– Почему же это не сработало? – Алекс откинулся на спинку дивана. Его волосы, до недавнего времени падавшие на плечи, теперь были коротко острижены и уже не казались выгоревшими на солнце. Отверстие в мочке правого уха, где прежде красовалась золотая серьга, давно заросло.

– Наверное, мы слишком неординарны для банального счастливого конца. – Лидия вздохнула.

– А вот мне хотелось бы счастливого конца, – призналась Джуно и, помолчав, добавила:

– Интересно, в какой момент я утратила контроль над своей жизнью.

– Пожалуй, в тот, когда решила подать заявление в Йельский университет. – Лидия улыбнулась.

– Нет, – возразил Алекс, – это произошло в ту ночь, когда нас троих связала любовь.

В комнате воцарилась тишина. Все они погрузились в свои мысли. Прошло пятнадцать лет, но у них так ничего и не решилось. Значит, что-то должно случиться и расставить все по своим местам.




ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЙЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

1969 – 1971 годы


…Йельский университет объявляет, что в 1969 г, нарушит двухсотшестидесятивосьмилетнюю традицию, в соответствии с которой в его стенах обучались лишь лица мужского пола. Отныне университет откроет двери и для девушек.

Следующей осенью университет планирует принять 240 девушек на 1265 юношей… и в порядке перевода на старшие курсы – примерно 250 девушек на 3000 студентов, Из статьи Джонатана Лира «Как Йельский университет отбирает первые кандидатуры для совместного обучения».

«Нью-Йорк таймс», 13 апреля 1969 года.






Глава 1


Председателю приемной комиссии

Йельского университета

Сэр!

Я обучала Джуно Джонсон в течение последних четырех лет и считаю ее одной из самых способных учениц, которыми меня наградила судьба за двадцать лет преподавательской деятельности. Девушка свободно говорит по-испански, владеет французским, тонко чувствует английский язык. Она всесторонне развита, обладает недюжинными творческими способностями, спортивна и любознательна. Последние три года Джуно была школьным лидером и старостой класса. Как одноклассники, так и учителя считают ее умным, развитым, энергичным и целеустремленным человеком… способным многого добиться в жизни.

С уважением

Эстер Луджан,

средняя школа Санта-Фе,

Нью-Мексико

В первый момент Джуно охватило желание снова сесть в поезд. Еще в Нью-Йорке, делая пересадку на Центральном вокзале, она ощутила нервное возбуждение. Здесь, в Нью-Хейвене, оно стало невыносимым. На вокзале толпился народ с поклажей – в основном съезжающиеся студенты Йельского университета. В том году впервые за всю историю просвещения здесь появилось множество оживленно щебечущих девушек с чемоданами и рюкзаками. Джуно казалось, что все они знают друг друга – наверное, учились вместе в средних школах, а может, проводили летние каникулы в Мартас-Винъярде или Хемптоне. Воздух вибрировал от приветственных восклицаний и взрывов смеха.

Джуно Лайтфут Джонсон из Санта-Фе, ощущая легкое головокружение, взяла свой багаж у носильщика и расплатилась с ним. Она еще никогда не бывала восточнее Миссисипи и теперь, ошеломленная, растерялась, что случалось с ней крайне редко. Сначала Джуно не проявила интереса к Йельскому университету, однако мать убедила ее подать заявление. Пройдя собеседование с представителем университета в Альбукерке, Джуно ощутила любопытство. Этот лысеющий юрист с заразительным энтузиазмом рассказывал о Йельском университете, его высоком престиже и блестящих перспективах тех, кто получает там диплом. Он утверждал, что выпускники Йеля имеют особые преимущества, что нигде в мире не дают лучшего образования. По его словам, только в Йеле завязываются дружеские отношения на всю жизнь. Он считал Джуно очень удачливой, ибо перед ней открылась возможность поступить в Йель в первый год совместного обучения, и призывал девушку не упускать такой шанс.

Ожидая письменного уведомления из университета о приеме или отказе, Джуно к середине апреля 1969 года успела убедить себя, что Йель – единственное учебное заведение, где она желала бы провести последующие четыре года. Мысль о том, что ее могут не принять, приводила девушку в ужас, хотя она сознавала зыбкость своих надежд. Каждый день, возвращаясь из школы, Джуно подбегала к почтовому ящику и очень огорчалась, не найдя там письма. И вот наконец оно пришло. Узнав, что ей надлежит явиться в класс 73, Джуно возликовала.

Только значительно позднее она узнала, как ничтожны на самом деле были ее шансы: на 240 мест подали заявления 2850 человек!

– Эй! Хочешь поехать с нами в такси? У нас есть свободное место! – Невысокая девушка, с которой Джуно познакомилась в поезде, помахала ей рукой. Девушку звали Бу, и приехала она из Лейк-Фореста.

– С удовольствием. Спасибо. – Джуно отдала таксисту свои чемоданы и спортивную сумку, и он с трудом втиснул их в набитый вещами багажник. Стереопроигрыватель и две коробки с книгами и пластинками Джуно предусмотрительно отправила в Вандербилт-Холл.

Пока Бу и ее бывшая одноклассница оживленно обменивались впечатлениями о летних каникулах, Джуно смотрела в окно на аккуратные домики, ухоженные зеленые газоны и садики Новой Англии. Все здесь было совсем иным, чем в Санта-Фе: освещение, тени на обсаженных вязами улицах, даже воздух, влажный и душистый после утреннего ливня. Девушке, выросшей среди саманных построек землисто-серого цвета, сосен да зарослей «шамисо», казалось, будто она на другой планете. Что ж, придется привыкать не только к колледжу, но и к особенностям местного рельефа – ведь прежде Джуно жила на высоте семь тысяч футов над уровнем моря.

Такси свернуло на Чапел-стрит и остановилось перед входом в Вандербилт-Холл – общежитием для девушек-первокурсниц. Особняк в стиле викторианской готики, построенный в 1894 году нью-йоркским архитектором Чарльзом Хейтом, производил внушительное впечатление.

– О Господи! Вы только посмотрите, сколько здесь парней! – Бу торопливо убрала упавшие на лоб прямые волосы. – Да, нам предстоит нелегкий год. Я уже подсчитала: на каждую из нас приходится примерно по восемь парней.

Никто из юношей, толпившихся возле дверей, не предложил им свою помощь, но Джуно заметила, что они, внимательно осмотрев вновь прибывших, остановили взгляды на ней. Она знала, что привлекательна, но даже не подозревала, сколь ошеломляющее впечатление произвела на молодых людей. В отличие от первокурсниц, одетых как хиппи, Джуно предпочитала западный стиль (ковбойские сапожки, джинсы, серебряный ремень, украшенный бирюзой), но сочетала его с некоторой старомодностью (соломенная шляпка тридцатых годов и черный вельветовый жакет). Ростом (5 футов 10 дюймов)[1 - 177, 8 см.] Джуно превосходила мальчиков-одноклассников. Свои длинные темно-каштановые волосы она не стригла лет с семи. В ее жилах текла смешанная кровь: английская, индейская и немного испанской. Лишенная всякого тщеславия, Джуно никак не могла понять, почему окружающие считают ее красивой.

Не понимала она этого и сейчас, в свои восемнадцать лет.

Бу и ее подружка попрощались с Джуно, и она понесла свои чемоданы на второй этаж. Одна из соседок по комнате, Марджори Гинзберг из Бруклина, окинула ее оценивающим взглядом чуть косящих близоруких глаз и поздоровалась. Такого странного произношения, как у этой девушки, Джуно никогда еще не слышала. Устроившись, Марджори отправилась в библиотеку. Две другие соседки еще не приехали, поэтому Джуно выбрала себе кровать поудобнее. Посмотрев в окно на внутренний двор, девушка ощутила усталость: еще бы – ведь за два с половиной дня она проехала через всю страну!

Внезапно охваченная тоской по дому, Джуно подняла оконное стекло, впустила в комнату теплый свежий воздух и задумалась. Неужели, черт возьми, ей предстоит провести здесь целых четыре года?

– Привет! – вдруг услышала она. В дверях стояла миниатюрная стройная девушка с копной медно-рыжих волос и огромными серыми глазами. – Извините, нет ли у вас, случайно, курительной трубки для гашиша? – У вошедшей был акцент жительницы восточного побережья. Судя по манерам, она получила хорошее воспитание.

Джуно улыбнулась:

– Сейчас поищу. Я еще не распаковывала вещи.

– Что ж, если найдете, мы через две комнаты от вас, направо по коридору. – С этими словами девушка удалилась.

Откуда-то донеслись шум голосов и музыка. Джуно начала искать трубку, прощальный подарок одного из ее школьных друзей, которым она никогда не пользовалась, и, найдя, вышла в коридор.

Комната была переполнена: юноши и девушки сидели на кроватях и на полу. Обстановка была такой же, как у Джуно, только на стенах висели плакаты «Битлз» и группы «Джефферсон эрплейн». Почти на всех были кашемировые пуловеры и сорочки от «Брук Бразерз», но кое на ком джинсовые «варенки» и продукция фирмы «Левис».

– Привет, меня зовут Джуно Джонсон. – Девушка протянула трубку, которую сразу же выхватил у нее молодой человек аристократического вида с прямым носом и красноватым цветом лица.

– Вы появились весьма кстати! Меня зовут Рэндл. А это Лидия… Дарси… Дэвид… Уитни… О черт побери, это слишком долго! – Рэндл сунул кусок марокканского гашиша в трубку, зажег ее и сделал несколько коротких затяжек. Лидия – та, что заходила к Джуно, рассеянно улыбнулась ей, не прерывая беседы с одним из юношей.

Джуно опустилась на колени рядом с Рэндлом, сделала затяжку и отодвинулась в сторонку, наблюдая за окружающими.

– Мой отец учился в Сейбруке. На будущий год и я там буду. А ты, Джош?

Джош рассмеялся:

– Я здесь вообще случайно. Мой отец окончил Гарвард.

– Поближе к тому месту, где причалил «Мейфлауэр»[2 - Считается, что основатели Соединенных Штатов, исконные американцы, прибыли на борту судна «Мейфлауэр» в 1620 г.], – съязвил Рэндл.

– Брось ты, – проговорила Дарси. – У каждого есть предки, прибывшие на «Мейфлауэре».

Джуно подумала, что, наверное, так оно и есть. Ведь все собравшиеся приехали с восточного побережья, окончили престижные школы и, судя по всему, сто лет знакомы друг с другом. У большинства отцы или родственники учились в Йельском университете. У нее не было ничего общего с ними.

– Странно видеть происшедшие здесь перемены, – заметил Рэндл. – Вот я, например, вместе с девочками ходил только в детский сад.

– А я никогда не училась в школе с мальчиками, – откликнулась Дарси.

– С мальчиками? А что скажешь насчет совместного обучения с экзотическими типами из гетто и муниципальных школ? Со всеми этими вундеркиндами? – лениво протянула Лидия. – Демократия в действии. «Дети Инки». – Она говорила о сотруднике Йельской администрации Р. Инсли Кларке по прозвищу Инки, ставшем инициатором нововведений по преодолению элитарности.

– Однако, дорогая, если бы не он, ты – существо женского пола – тоже сюда не попала бы, – заметил Рэндл. – Так что не умаляй его достоинств.

– Йельскому университету, по-моему, давно пора бы перебраться в двадцатый век, – вставила Джуно, сразу невзлюбившая Лидию. Не учись предки этой девицы в Йеле, кто принял бы ее сюда?

– Возможно. – Лидия пожала плечами. – Но я сноб.

И не желаю лицемерить и скрывать это.

– Странно, что ты вообще решилась приехать туда, где тебе придется общаться с отбросами общества. – Джуно поднялась. – Мне пора. Постараюсь за этот вечер придать моей комнате вид гетто.

Все рассмеялись, кроме Лидии. Затянувшись гашишем, она откинулась на подушки.

Вернувшись к себе, Джуно, кипя от ярости, разложила по местам распакованные вещи. Впервые в жизни девушка почувствовала себя изгоем. Ее обучение в Йельском университете будет частично оплачивать муниципалитет небольшого городка в юго-западном штате.

Конечно, она была одна из тех, кого высокомерная Лидия называла «детьми Инки» – подопытными кроликами в эксперименте, проводимом университетом. Джуно легла на кровать, испытывая горькую обиду и унижение.

Она больше не казалась себе одной из двухсот сорока.

Напротив, боялась, что теперь станет посмешищем.

Александр Сейдж откупорил бутылку «Шатонеф-дю-Пап» и, пока вино «дышало», поставил на стерео альбом Кросби, Стилса и Нэша.

– Пойдем, Алекс. Хоть на пять минут заглянем. Ведь это первая в Йеле смешанная вечеринка. Неужели тебе не любопытно взглянуть на суперженщин? – уговаривал приятеля Брюс Хопкинс, надевая кожаный пиджак.

Алекс покачал головой:

– И не зови. Я не стану связываться с девушками, если завтра утром мне придется вместе с ними сидеть на лекциях. Нет, по мне лучше экзотические незнакомки, с которыми встречаешься только во время уик-энда. Кому хочется приглашать на свидание однокурсницу из Йеля?

Ведь целоваться с ней – все равно что с собственной сестрой!

– А что ты имеешь против кровосмешения? – рассмеялся Брюс. – Ну ладно, до скорого.

Алекс налил себе вина, вставил чистый лист в портативную пишущую машинку, извлеченную из-под груды книг и писем. Сегодня вечером он никуда не собирался, потому что у него родилась идея новой пьесы и ему хотелось набросать ее план. Алекс никогда не испытывал недостатка в женщинах. Они находили его сами.

Когда зазвонил телефон, Алекс решил не отвечать, но после девятого звонка все-таки поднял трубку.

– Алекс, дорогой, как хорошо, что ты дома. Не думала, что застану тебя в субботний вечер. – Это звонила его мать, Кэсси Тревиллиан, живущая в Далласе. Джек Тревиллиан, известный консультант по финансовым вопросам, был ее третьим мужем. Если считать ее первый брак, расторгнутый через четыре месяца, то четвертым.

– Привет, мама, что случилось? Я тоже удивлен, что ты дома.

– Нет-нет, все в порядке. Джек уехал по делам, и я решила провести вечер конструктивно и привести в порядок свой письменный стол. К тому же поговорить с тобой. Разве Брюс не сказал тебе, что я звонила несколько раз на прошлой неделе?

– Нет, – солгал Алекс. – Он ужасно рассеянный.

– Я хотела узнать, дорогой, приедешь ли ты домой на следующий уик-энд? Мы не видели тебя целую вечность. Джек мог бы послать за тобой самолет. – Кэсси сделала паузу, и Алекс догадался, что она отхлебнула глоток шампанского. Ничего другого мать не пила и осушала не больше двух бокалов шампанского за вечер. – В субботу у нас намечается вечеринка. Из Франции приедет один из деловых партнеров Джека с супругой и дочерью, которая в январе поступает в Вассар.

– А, вот к чему ты клонишь! Хочешь, чтобы я развлекал эту девушку!

– Да, а что тут такого? Ей будет очень приятно поболтать со сверстником.

– Не спеши. Пока я ничего не обещал. Мне не удастся навестить вас, поскольку в следующий уик-энд из Смита приезжает Кэролайн.

– А ты не можешь изменить планы? – Алекс представил себе капризную гримаску матери и ее нахмуренные бровки под белокурой челкой. – Разве нельзя встретиться с Кэролайн в другое время? Мне казалось, что ты вообще с ней порвал.

– Не с ней, а с Анджелой.

– Ну пожалуйста, дорогой, сделай мне одолжение. Я очень по тебе скучаю.

Алекс вздохнул, зная, что возражать бесполезно. Кэсси будет просить, уговаривать, настаивать и звонить, пока не добьется своего.

– Подумаю и через несколько дней позвоню.

– Спасибо, дорогой. Я знала, что могу на тебя положиться. Однако прошу тебя: дай ответ к завтрашнему дню. Мне нужно ненадолго съездить в Палм-Бич, и до отъезда я должна все организовать. – Кэсси чмокнула губами и повесила трубку.

Алекс начал набирать номер Кэролайн, но вдруг задумался. Обычно он подчинялся заведенным матерью порядкам. Но с какой стати ему менять свои планы из-за ее капризов? Любя мать, Алекс осознавал, что она крайне эгоистична.

Однако с этим согласились бы немногие. От побережья до побережья Кэсси славилась своим обаянием и бескорыстной преданностью людям. Правдами и не правдами она убеждала друзей, любовников и мужей, будто готова жертвовать ради них своими интересами.

Алекс вернулся к машинке, но мысли о матери не оставляли его. Год назад, начав анализировать свое отношение к ней, он понял, что из-за нее подозревает в эгоцентризме каждую девушку, а потому не хочет связывать себя какими-либо обязательствами. Отношения Алекса с женщинами развивались по определенной схеме: познакомившись, он шел на сближение до тех пор, пока не замечал в юной леди инстинкта собственницы.

После чего начинал отдаляться. Да, отчасти Алекс опасался связывать себя обязательствами, но больше всего его обижало и отпугивало то, что к нему относятся лишь как к чему-то привычному и удобному.

Хотя в целом он преодолел детское чувство незащищенности, возникшее из-за частых перемен в составе семьи и переездов, но избавиться удалось не от всего. Несмотря на уверенные манеры, Алекс страдал от комплекса, чаще присущего прекрасному полу: ему казалось, что женщин привлекает в нем только внешность, а не сам он как личность. Чтобы освободиться от этого, Алекс начал писать, и занятия литературным трудом иногда действительно помогали ему выстоять в трудных ситуациях. Лет в десять он принялся сочинять детективные рассказы, а учась в средней школе, даже отсылал свои произведения в «Нью-Йорке?» и «Атлантик мансли»[3 - Ежемесячный литературно-политический журнал США.]. Поскольку их нигде не приняли, Алекс обратился к драматургии. Став студентом Йельского университета, он ушел в это с головой. Пока его публиковали лишь школьные и университетские журналы, но преподаватели не скупились на похвалы, а сам Алекс считал, что надо только набраться терпения и подождать. Со временем его пьесы будут поставлены на Бродвее, и их по достоинству оценит и критика, и широкая публика.

Конечно, мать полагала, что профессия драматурга слишком эксцентрична, но Алекс твердо решил заниматься тем, чем хотел. Чтобы его оставили в покое, ему приходилось идти на кое-какие уступки. Поэтому сейчас он снял трубку и набрал номер.

– Кэролайн, малышка. У меня скверные новости. В следующий уик-энд большой семейный сбор дома, и боюсь, мне не удастся отвертеться.

– Лидия, тебе снова звонил какой-то парень из Принстона.

Лидия бросила связку учебников на кровать и пожала плечами.

– Следовало написать ему, но у меня не было времени. А он, однако, настырный. Другой на его месте давно все понял бы. – Она открыла дверцу платяного шкафа, где висела ее одежда, выдержанная в пастельной гамме. – Сие, – сказала Лидия соседке по комнате, – возьми все это себе.

– Что?! А как же ты?

– Это мать накупила мне одежду для студентки колледжа. У нас с ней всегда были разные вкусы. Ну, пока я училась в школе, с этим приходилось мириться. Но здесь – ни за что! Отныне я стану самой собой.

– Господи, Лидия, никто и не подозревает тебя в конформизме!

– Сие, ты и понятия не имеешь, как трудно не быть конформисткой. Во мне, например, есть такое, о чем никто не догадывается. Никто.

– Уверена, мы узнаем об этом еще до конца года, – заметила Сие, перебирая в шкафу подаренную ей одежду.

Лидия закурила.

– Ox, Сие, почему-то я места себе не нахожу. – Она надела только что купленный подержанный хлопчатобумажный жакет. – Пойду-ка в комнату Тима. У них всегда найдется что покурить. И вообще мне нужно побыть в обществе мужчин.

– Что с ней такое? – спросила Сие вторая соседка по комнате, оторвавшись от книги.

– Тот, кто знает Лидию, любит ее, – ответила Сие. – Если, конечно, хватает терпения ее вынести. Сегодня она в самом скверном настроении. Наверное, у нее менструация.




Глава 2


– Джуно, а ты что думаешь? Как ты, женщина, относишься к воинской повинности? – Рэндл Фитцпатрик, сделав затяжку, передал кальян по кругу.

Джуно была здесь единственной девушкой. Молодые люди очень ценили ее общество, старались перещеголять друг друга в остроумии и постоянно обращались к Джуно как к арбитру. Было начало декабря, до рождественских каникул оставалось несколько недель, и присутствие девушек в Йельском университете все еще не утратило прелести новизны. Однако во время серьезных споров и словесных перепалок Джуно, высказав свое мнение, начинала чувствовать себя лишней.

– Я не хочу никого убивать и не хочу, чтобы меня убили, а поэтому считаю несправедливым, что вам, парням, приходится учиться воевать. По-моему, надо положить конец войнам и отменить призыв на военную службу. Если же это невозможно, следует призывать женщин, и они должны получать ту же подготовку, что и мужчины, а это нечто большее, чем искусство вести бой. Так обучают, например, в миротворческом корпусе.

– Правильно, Джуно. Но если нам дадут оружие и научат с ним обращаться, как ты поступишь, встретившись лицом к лицу с врагом?

– Едва ли я смогла бы убить кого-нибудь, хотя обращаться с оружием умею. Научилась лет в одиннадцать, когда дедушка брал меня на медвежью охоту.

– На медвежью охоту?! Не слабо! Обожаю эту девушку из пограничного города. – Рэндл обнял Джуно. – Эй, а может, пойдем в бар Руди и продолжим дискуссию за кружкой пива?

– Я не пойду, – сказала Джуно. – Хочу попасть на вечер поэзии.

– Поэзии? – удивился Рэндл. – Ты, наверное, шутишь?

В конце концов он отправился вместе с ней.

Вечер поэзии проходил в небольшой аудитории колледжа Сейбрук. Около двадцати пяти человек собралось там послушать начинающих поэтов, однако их имена тут же забывались, а стихи с трудом поддавались пониманию.

– Давай смотаемся отсюда, – шепнул Рэндл.

– Подожди, – ответила Джуно. – Этот парень меня заинтересовал, послушаем его еще несколько минут.

– Макс Милтон? Да он просто тупица. Мы учились С ним в одной школе, только он на два класса старше.

– Если хочешь, уходи, а я останусь.

– Да ладно тебе, не злись. – Недовольный Рэндл уселся поудобнее.

Макс Милтон поднялся на кафедру и театральным жестом положил перед собой несколько листов бумаги.

На его худощавом лице выделялись полные чувственные губы, чуть искривившиеся в насмешливой улыбке, когда он оглядел собравшихся. Длинные черные блестящие волосы падали на спину. Стиль одежды был тщательно продуман им: черный плащ до щиколоток, белая шелковая сорочка и пиратские панталоны, заправленные в высокие сапоги.

– Мое первое стихотворение называется «Дивертисмент с волосами, окрашенными хной». – Темные глаза Макса Милтона обвели аудиторию и задержались на Джуно. Читая стихи, он время от времени посматривал на нее, и девушка, почти не слыша его, чувствовала, как между ними словно пробегает электрический ток.

Когда вечер закончился, к ней и Рэндлу подошел Макс Милтон.

– Привет, Фитцпатрик! – Он обращался к Рэндлу, но не сводил глаз с Джуно. – Я и не знал, что ты увлекаешься поэзией. Не представишь меня своей спутнице?

Рэндл неохотно познакомил их.

– Мне понравились ваши стихи. – Джуно улыбнулась.

– С удовольствием подарю вам их. – Он сунул ей в руку сложенные листы бумаги.

– Идем, Джуно, нам пора. – Рэндл повлек девушку к выходу, и вскоре на них повеял свежий, прохладный ночной воздух.

– Возможно, мы еще увидимся, – крикнул вдогонку Макс.

– Господи, какую же претенциозную чушь он пишет! – воскликнул Рэндл.

– Не знаю что и сказать. Мне вроде понравилось.

Рэндл пожал плечами.

– Может, заглянем к «Голодному Чарли»? Посмотрим, нет ли там наших?

– Я, пожалуй, не пойду. Мне надо закончить реферат.

Вернувшись к себе, Джуно развернула листок, врученный Максом. Под стихотворением он писал, что приглашает ее завтра вечером на чашку чая в свою комнату.

Подойдя к комнате Макса, Джуно почувствовала запах восточных благовоний. Она постучала.

– Входи!

Он сидел лицом к двери возле низенького столика, скрестив босые ноги. На нем были черные пижамные брюки и вышитое кимоно, а голова обвязана черным шелковым шарфом. На столике перед ним стояли японский чайник и две чашки, рядом с которыми дымились крошечные курильницы с благовониями. Из проигрывателя, стоявшего в глубине комнаты, доносились звуки восточной музыки.

– Добро пожаловать. – Он сложил ладони и склонил голову. – Сними обувь и проходи.

Джуно улыбнулась и, оставив сапожки возле двери, уселась напротив Макса. Он церемонно налил чашку женьшеневого чая и передал ей, потом наполнил свою, поднес ее ко лбу и снова склонил голову, демонстрируя уважение. Чай пили молча. Джуно чувствовала себя глуповато, но, не желая нарушать общей атмосферы, стала подыгрывать Максу. Вся эта сцена была театральной: экзотическая музыка, аромат восточных благовоний в воздухе и церемония чаепития, вызывающая суеверный трепет. Это воздействовало на психику, хотя Джуно не воспринимала происходящего.

– Я посвятил тебе стихотворение, – сказал наконец Макс. Пошарив за пазухой, он извлек лист бумаги с отпечатанными на машинке стансами. – «Темноволосая леди, – начал он, – напряглась, как пантера перед прыжком… гладкая, упругая, лоснящаяся, как вода на камне…»

Джуно была восхищена. Ей еще никогда не посвящали стихов. Макс, читая, то и дело поднимал на нее глаза, и девушка, трепеща от волнения, думала, как ей вести себя, если он пойдет дальше.

– Иди сюда, – сказал он и, взяв ее за руку, помог переместиться поближе. Потом поцеловал. Поцеловал умело, неторопливо, так что у нее захватило дух. Она закрыла глаза и ответила на его поцелуй. Однако, ощутив, что рука Макса скользнула между ее бедер, оттолкнула его.

– Нет, Макс, – тяжело дыша, проговорила Джуно. – Не надо.

Он взглянул на нее. Глаза его блестели.

– Иди сюда, – повторил Макс.

– Нет… не надо. – Она смутилась и, поднявшись, направилась к двери. Не пытаясь остановить ее и насмешливо улыбаясь, он наблюдал, как Джуно торопливо натягивает сапожки. – Прости, Макс, но ты слишком спешишь.

– Значит, мне просто не следует спешить, а?

Джуно вернулась к себе в полном смятении. Макс первый в Йеле затронул ее чувства, но ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она готова сразу прыгнуть в постель.

Джуно вспомнила о посвященном ей стихотворении.

«Темноволосая леди». Теперь, когда атмосфера театральности уже не действовала на нее, она поняла, что это произведение отнюдь не шедевр. Впрочем, Джуно не считала себя большим знатоком поэзии. А между тем Макс Милтон казался ей самым утонченным юношей из всех, кого она встречала до сих пор.

Клара, соседка Джуно по комнате, застегивала замки туго набитого чемодана.

– Помоги мне, – попросила она. – Сядь на чемодан.

Наконец замки защелкнулись.

– Куда это ты собралась?

– Переезжаю к Джастину.

– К кому?

– К Джастину. Ну, к тому парню, с которым я познакомилась на ралли. Он из команды юниоров.

– Клара, ведь ты познакомилась с ним только в прошлую субботу!

– Ну и что? Он сам мне предложил.

– Пусть, но ты совсем не знаешь его!

Клара улыбнулась:

– Я влюбилась в него с первого взгляда, хотя и не успела узнать. Ничего, все еще впереди. – Она подхватила чемодан и пошла к двери. – Ну, пока. Еще увидимся.

Джуно, задумавшись, сидела на кровати. Может, здесь, в Нью-Хейвене, все происходит иначе, а она просто отстала от жизни, хотя и гордилась тем, что придерживается определенных моральных принципов, и считала, будто хорошо знает себя. А если все это годится только для Санта-Фе? Здесь Джуно чувствовала себя как рыба на суше.

Перед тем как студенты разъехались на рождественские каникулы, Макс пригласил Джуно в китайский ресторанчик, а потом в кино на фильм Ингмара Бергмана «Ранняя весна». Когда они пришли в его комнату, он налил два бокала аквавита.

Подняв бокал, Макс взглянул ей в глаза:

– Ты напряжена. Приляг. Я сделаю тебе шведский массаж.

«Ну вот, начинается, – подумала Джуно. – Впрочем, почему бы и нет?»

Она, конечно, ожидала совсем другою от утонченного Макса Милтона, но внутренне приготовилась к тому, что все произойдет именно сегодня.

– О'кей. – Она растянулась на циновке.

Макс опустился на колени и, сунув руки под блузку, стал массировать ей спину. Сначала он медленно поднялся до плеч, потом спустился до лопаток и стал как бы невзначай нажимать большими пальцами на застежку бюстгальтера, пока та не расстегнулась.

– Может, снимешь блузку?

«Ну вот, так и знала», – подумала Джуно. Она чуть приподнялась, сняла блузку и бюстгальтер, затем снова легла и сделала вид, будто ничего такого не произошло, однако сердце у нее гулко стучало. Девушка надеялась, что Макс не заметит ее неопытности.

– Давай-ка и это снимем, – глухо пробормотал он, пытаясь расстегнуть пуговицу на ее джинсах.

– Нет. – Джуно закусила губу. – Пока не надо.

– Брось, нельзя же оставаться девственницей всю жизнь.

– С чего ты взял, что я девственница?

Макс рассмеялся:

– Во-первых, ты первокурсница. Во-вторых, ты из Нью-Мексико. В-третьих, ты ведешь себя как девственница.

Джуно решительно расстегнула джинсы.

Макс открыл деревянный полированный портсигар и вынул тонкую сигаретку «джойнт» с марихуаной.

– Великолепное зелье! – Он затянулся и передал сигарету Джуно. – Сделай одну-две затяжки.

Джуно глубоко затянулась и снова легла на циновку.

«Травка» ударила ей в голову. Она приподняла бедра, чтобы помочь Максу стянуть с нее джинсы и трусики.

Тот, уже освободившись от одежды, опустился на колени и начал массировать ей груди. Джуно застонала.

– Темноволосая леди… пантера, – прерывисто дыша, шептал он, а руки его скользнули вниз, по бедрам. – Напряглась, словно пантера перед прыжком… гладкая, упругая… – Тихо вскрикнув, он погрузился в нее.

– Ox! – воскликнула она, словно пронзенная током.

Приподняв бедра, Джуно обхватила Макса ногами.

Девушке показалось, будто ее закрутило в водовороте.

Ощущая тяжелое дыхание Макса и напряжение его тела, Джуно поняла, что приближается к оргазму.

Но Макс, громко вскрикнув, замер. Джуно тоже вскрикнула. Неизведанное было так близко, она уже видела яркий свет наверху водоворота, изо всех сил стремилась к нему, но ее лишь затягивало вниз.

Макс перекатился на спину и откинулся на подушку, самодовольно улыбаясь:

– Тебе повезло, что твоим первым мужчиной стал студент Йельского университета.

В отличие от многих однокурсниц Джуно Джонсон приехала в Йель уже не девственницей. В средней школе ее и Дэвида Абейту называли «золотой парочкой».

Они очень подходили друг другу, хотя Дэвид был значительно консервативнее Джуно. Он строил грандиозные планы относительно их совместной жизни: окончив юридический колледж, Дэвид собирался жениться на Джуно и завести детей, но считал необходимым подождать с сексом до того времени, Джуно, переполненная чувствами, не отличалась таким терпением. Находясь рядом с Дэвидом, она едва сдерживала себя, а по прошествии двух лет соблазнила его.

Это случилось под утро после школьного выпускного вечера, когда все, разбившись на парочки, разошлись.

Возбужденная долгожданным событием – окончанием школы, Джуно уговорила Дэвида поехать на Тано-роуд и полюбоваться восходом солнца над горами Сангре-де-Кристо.

Они расположились на капоте машины, слушая по радио Дженис Джоплин и потягивая пиво «Карта-бланка». Когда предрассветное небо посветлело, Джуно, расхрабрившись от пива, сбросила босоножки и стянула юбку прямо на глазах у ошеломленного приятеля.

– Ну же, Дэвид, – сказала она, – момент настал.

Это начало нашего совместного будущего. – Она грациозно приблизилась к нему и начала медленно расстегивать пуговицы на своей блузке.

– Джуно, ты слишком много выпила. Пожалуй, лучше отвезти тебя домой.

– В таком случае только в обнаженном виде. Я все решила… и одеваться не собираюсь. – Джуно взялась за его ремень, игриво прикасаясь рукой к утолщению под брюками.

Дэвид тяжело дышал.

– Джуно, перестань! Утром ты пожалеешь об этом.

– Дэви, утро уже настало. Я могу пожалеть лишь о том, что мы не сделали этого. Я знаю, ты хотел бы жениться на девственнице, но на дворе 1969 год… Это уже не котируется. Возьми меня сейчас, а поженившись, мы повторим это снова.

Дэвид обнял ее.

– Придется мне сохранить самообладание и думать за нас обоих.

– Я вполне владею собой, но хочу этого. – Джуно стянула трусики, поцеловала Дэвида и прижалась обнаженными бедрами к его возбужденному члену.

– Я люблю тебя, Джуно. Ты знаешь, что я хочу тебя больше всего на свете. – Дэвид вцепился в ее спину, быстро отвернулся и, тяжело вздохнув, стукнул кулаком по капоту машины. – Даю тебе последний шанс одуматься. – Потом мне едва ли удастся остановиться. – Он помолчал. – У меня в бумажнике есть презерватив.

Брат подарил мне на день рождения.

Джуно крепко прижала к себе Дэвида.

– Я люблю и хочу тебя. Никто еще не вызывал у меня таких чувств. Сейчас самое подходящее время. Мы окончили школу и осенью поступаем в колледж. Это символично.

Расстелив на земле свою мексиканскую крестьянскую юбку, Джуно улеглась, глядя на Дэвида темными любящими глазами. Смущенный и взволнованный, он торопливо разделся.

– Господи, как холодно!

– Иди сюда. Я согрею тебя.

Дэвид нерешительно приблизился к Джуно и робко прикоснулся к ее груди.

– 0-ох!.. – Джуно закрыла глаза, чувствуя, что он, приободренный ею, стал немного смелее.

Дэвид поцеловал ее в губы, и его язык начал быстро двигаться. Все это совсем не походило на их прежние поцелуи. Дэвид стал настойчивее, нетерпеливее. Его руки скользнули вниз, и пальцы погрузились в поросль на лобке, двигаясь поспешно и наугад. Услышав незнакомые гортанные звуки, Джуно не сразу догадалась, что это она сама постанывает от наслаждения.

Дэвид на мгновение остановился и стал, нервничая, натягивать презерватив. Потом его член, прохладный и скользкий от специальной смазки, после нескольких неудачных попыток вошел в нее. Боль оказалась совсем не такой сильной, как опасалась Джуно, и быстро прошла. Когда их тела начали ритмично двигаться, Джуно унеслась в заоблачные выси.

Все кончилось слишком быстро. Не прошло и нескольких минут, как Дэвид прошептал сдавленным голосом ее имя, и тело его содрогнулось. Обливаясь потом, он осторожно опустился на землю рядом с ней. Его член обмяк и поник.

Неужели в этом и состояло великое событие, о котором Джуно мечтала с четырнадцати лет? Прижавшись к Дэвиду, она изобразила восхищение. Не зная, как нужно вести себя в подобных случаях, Джуно утешалась тем, что все дело в их неопытности. Впоследствии же это будет доставлять куда большее удовольствие.

Ее мечта о том, что теперь, когда запреты сняты, их сексуальные отношения наладятся, не оправдалась. Летом они занимались любовью крайне редко и весьма неуклюже. Когда пришло время уезжать в И ель, Джуно уже сомневалась, что когда-нибудь выйдет замуж за Дэвида Абейту. Она обожала его, но чего-то не хватало в их отношениях, а возможно, в ней самой.

С тех пор как Джуно помнила себя, она любила искусство. Ее отец Холлис Джонсон был художником, и в детстве она тоже мечтала стать художницей. Мария, ее мать, была виолончелисткой, училась в юности у Пабло Касальса и подавала большие надежды. Касальс предлагал Марии работать вместе с ним, но она встретила Холлиса, влюбилась в него и решила, что он для нее важнее карьеры. Они поженились. Через год родилась Джуно.

Мария редко жалела о своем решении, ибо любила мужа. Каждое лето она играла в оркестре оперного театра Санта-Фе, и порой Марии казалось, что границы ее мира невыносимо сузились. Она опасалась, как бы то же самое не произошло и с ее дочерью. Связывая с Джуно честолюбивые мечты, Мария убеждала ее не ограничивать свое будущее пределами Санта-Фе и даже юго-западом Америки. Именно она посоветовала дочери подать заявление в Йельский университет, когда прочитала, что туда приглашают и девушек.

Лет с четырнадцати творческие устремления Джуно сосредоточились на театре. Во время летних каникул она работала помощником осветителя в оперном театре Санта-Фе, а по утрам учила ребятишек из городка Сан-Ильдефонсо рисовать и раскрашивать картонные декорации для пьес из жизни индейцев и сама помогала ставить их.

Однако весь первый семестр в Нью-Хейвене Джуно не помышляла о театре, пытаясь приспособиться к жизни на востоке. Несмотря на занятость, она чувствовала одиночество, скучала по Санта-Фе, по родителям, друзьям и по Дэвиду, который теперь учился в университете штата Нью-Мексико.

Перед долгожданными рождественскими каникулами Джуно с нетерпением ждала встречи с Дэвидом, хотя и боялась ее. За время разлуки с ним она сильно изменилась и предполагала, что то же произошло и с ним.

Увы, Дэвид остался прежним, тогда как она стала гораздо раскованнее, приобретя новый жизненный опыт.

Дэвид показался ей безнадежно провинциальным.

Дня через два после Рождества они пошли вечером в кино, а потом поужинали в мексиканском ресторанчике.

– Я много думал, – начал Дэвид, разливая «Сангрию» из высокого стеклянного кувшина. – Зачем тебе возвращаться туда?

– Куда?

– В Йельский университет. Почему ты учишься на востоке? Не лучше ли перевестись в университет штата Нью-Мексико и быть здесь, со мной? – Он погладил ее руку.

– В университет Нью-Мексико?! Но я не могу этого сделать, едва начав привыкать к Йелю. И мне нравится учиться там. – Она вдруг поняла, что так оно и есть. В первом семестре Джуно страдала от одиночества и неприкаянности, но теперь осознала, как много значит для нее новая среда и учеба. Пребывание в Йеле для нее куда интереснее и важнее, чем спокойная, размеренная жизнь с Дэвидом в Нью-Мексико.

– Там есть отличные секретарские курсы. Попутно ты могла бы овладеть какой-нибудь смежной юридической специальностью. Потом, когда я стану адвокатом, мы будем работать вместе. Чтобы читать книги по философии, не обязательно уезжать в Йельский университет. Зачем изучать гуманитарные науки? Родители тратят немалые деньги на твое обучение. Тебе необходимо извлечь из этого какую-нибудь пользу.

Джуно печально покачала головой. Ей не удастся ничего объяснить ему.

– О нет, Дэвид, ты не понимаешь. Ты не понимаешь, – повторила она.

– Я же не считаю, что тебе не следует возвращаться туда Разумеется, нужно закончить учебный год. Но подумай над моим предложением. Оно разумно. Ты должна жить здесь, в Нью-Мексико… со мной.

– Дэвид, раньше я тоже полагала, что мое место здесь, но теперь мои взгляды изменились. – Она взглянула ему в глаза. – Очень жаль, но это так.

В ту ночь Джуно плакала горькими слезами. Дэвид был частью ее самой, и теперь девушке казалось, будто она утратила себя. Осознав наконец, что все необратимо изменилось, Джуно испугалась. Но слезы очистили ее душу, и девушка ощутила готовность вступить в новую фазу жизни.

Во втором семестре, привыкая к напряженному ритму жизни на востоке и в университете, Джуно решила не разбрасываться и сосредоточить усилия на театре.

Помимо Йельского студенческого драматического театра и университетского «Драмат», в каждом из колледжей существовало свое театральное общество. Оказалось, что учеба вполне совместима с работой в любом из них.

В один из пасмурных дней в середине зимы Джуно отправилась через университетский двор, засыпанный снегом, узнать, не нужен ли художник-декоратор для пьесы «В задымленной комнате одного отеля», которую собирались ставить в Бренфордском колледже. Автором был юноша из Бренфорда Александр Сейдж. Зная, что его считают одним из самых одаренных студентов Йеля, Джуно подумала: «Не напрасно ли я выбрала именно его пьесу? Впрочем, если бы не решительность, я и в Йельский университет не поступила бы».

На собеседование пришло немало народу. Руководил всем старшекурсник Роджерс, недавно сменивший по совету ясновидящей из Нью-Йорка свое имя Билл на другое – Рауль. Говорили, что Роджерс талантлив, и подозревали его в гомосексуализме.

– Привет! Они уже начали? – спросила у Джуно Лидия Форест. Эта девушка уже не казалась неоперившимся птенцом. Рыжие волосы были подхвачены шарфом, ситцевое платье выглядело элегантно. С момента знакомства она и Джуно лишь изредка обменивались сдержанными приветствиями.

– Я сама только пришла, – ответила Джуно. – Народу собралось много, значит, надолго.

Лидия покопалась в холщовой сумке.

– Черт возьми, у меня кончились сигареты. У тебя, случайно, нет?

– Увы.

Лидия закатила глаза – Я курю «травку» с четырнадцати лет. Пора бы бросить, но я по сути своей разрушительница. – Она ушла стрельнуть сигарету, но потом, к удивлению Джуно, вернулась к ней. – Видишь, там есть свободные стулья?

Не хочешь сесть?

– С удовольствием. Похоже, нам предстоит провести здесь несколько часов.

Поставив сумку на пол, Лидия поджала ноги и оттянула подол длинной юбки.

– Я и не знала, что у тебя актерское дарование.

– А у меня его вовсе нет. Я бы от страха умерла на сцене. Хочу быть художником-декоратором и осветителем.

– И тем и другим сразу? Не многовато ли?

– Почему же нельзя это совместить? – задиристо возразила Джуно.

– Лидия, дорогая! Ты принята! – К ним подошел молодой человек в очках и чмокнул Лидию в щеку. – Прошу тебя, прочти монолог Фебы. Начнем через несколько минут.

– Рауль, познакомься. – Лидия взглянула на Джуно. – Извини, никак не могу запомнить твое имя.

Джуно улыбнулась Раулю Роджерсу – Меня зовут Джуно Джонсон. Я хотела бы заниматься декорациями и освещением сцены – и тем и другим.

– В таком случае тебе нужно поговорить с Алексом.

Он там, возле рояля. – Снова чмокнув Лидию, Рауль умчался.

– Алекс… Ты с ним знакома? – спросила Джуно у Лидии.

– Не очень. Так, встречала его то там, то здесь. Внешность у него потрясающая. Смотри, вон он, – указала она вглубь комнаты.

Джуно взглянула на высокого молодого человека, стоявшего возле рояля. На нем были выцветшие джинсы, розовая шелковая сорочка, вокруг шеи небрежно повязан красный шарф. В руке он держал незажженную трубку и жестикулировал ею, что-то втолковывая невысокой девушке. Он был выше шести футов ростом, худощавый, с белокурыми волосами до плеч и светло-голубыми глазами, обрамленными темными ресницами.

– Он великолепен, – сказала Джуно.

– Да-а… к тому же так талантлив, что его пьесу собирается поставить настоящий театр с постоянной актерской труппой. Давай подойдем к нему и представимся.

– Подожди… а о чем его пьеса? Не знаешь?

– О том, как встретились через пятнадцать лет бывшие студенты, поступившие в Йель в первый год совместного обучения. По сути дела, о нас в тысяча девятьсот восемьдесят каком-то году, если мы доживем до этого времени. Пьеса отчасти напоминает мюзикл, и в ней занято много актеров.

Они подождали, пока Алекс закончит разговор с невысокой девушкой. Взглянув на Джуно и Лидию, он улыбнулся, обнажив не слишком ровные, но очень белые зубы.

– Привет! – сказал он.

– Привет. Я Лидия Форест, а это Джуно Джонсон.

– Лидия Форест… припоминаю. Я видел Порцию в твоем исполнении в прошлом семестре, и мне очень понравилось. – Он повернулся к Джуно:

– Ты тоже актриса, Джуно?

– Нет, я хотела бы заняться оформлением сцены… – Она умолкла: у нее перехватило дыхание.

– И освещением тоже, – подсказала Лидия.

– Оформитель сцены? Что ж, тебе здорово повезло.

Вернее, нам повезло. Оформлением сцены собирался заняться Джул Клайн, но, заболев гепатитом, уехал домой. Его помощником назначили Дэйва Бернса, однако теперь ему, наверное, придется работать вместо Джула. Я тебя с ним познакомлю. – Он взял с крышки рояля текст пьесы и протянул его Лидии. – Держи. Прочти роль Шарон и роль Фебы. Мне кажется, тебе подойдут обе.

– Пойдем со мной, – сказал он Джуно и, обняв ее за талию, тихо и доверительно шепнул:

– Джул и Дэйв жили вместе. Дэйв начал заниматься оформлением сцены, чтобы работать вместе с Джулом… Но ему не хватает творческой фантазии. Он об этом не догадывается, но капризен, как примадонна. Если будешь работать с ним, тебе придется не слишком легко.

– Мне приходилось работать и с трудными людьми, так что я попытаюсь.

– Прекрасно. У тебя есть готовые эскизы, которые я мог бы посмотреть?

Джуно дала ему кожаную папку с эскизами, и Алекс начал просматривать их, не делая никаких замечаний.

Большую часть работ составляли эскизы декораций для пьес, которые ставили в школе и в пуэбло, но кое-что она нарисовала ради удовольствия… Например, варианты оформления «Кошки на раскаленной крыше» Теннесси Уильямса и «Дня рождения» Пинтера.

Пока Алекс Сейдж рассматривал работы Джуно, она терпеливо ждала. Не понимая, что заставляет ее трепетать – популярность Алекса или его внешность, – Джуно надеялась, что он этого не заметит. Хоть бы он что-нибудь сказал.

– Я еще ни разу не видела постановки на Бродвее, – нервничая, пробормотала она, – но люблю читать пьесы и мысленно создавать декорации к ним. Для практики.

К тому времени как Алекс перевернул последний лист, Джуно уже не сомневалась, что он считает ее работы безнадежно любительскими. Да, напрасно она выбрала для своей первой попытки в Йеле его пьесу! Девушке вдруг страстно захотелось произвести на него благоприятное впечатление.

– Может, мне… – начала было она.

Но тут Алекс взглянул на нее, и Джуно сразу поняла, что работы ему понравились.

– Ты меня удивила, Джуно! Не знаю, согласишься ли ты, но я хотел бы дать тебе текст, чтобы ты набросала кое-какие соображения по поводу оформления. Сколько на это нужно времени?

– Возможно, я сделаю это к завтрашнему дню… если меня посетит вдохновение.

– Прекрасно!. Зайди ко мне в комнату около семи вечера. Я живу здесь, в Бренфорде, на верхнем этаже.

Джуно улыбнулась:

– О'кей. Постараюсь что-нибудь приготовить.

Черт возьми, она твердо знала, что сделает для него что-нибудь, даже если для этого придется пропустить занятия и просидеть всю ночь напролет.

Взяв текст пьесы, Джуно пошла в другой конец комнаты за своими книгами и спортивной курткой.

Обстановка между тем разрядилась. Лидия сосредоточилась, перед тем как читать монолог, и Джуно решила задержаться и послушать ее.

Через полчаса Джуно вышла из Бренфорда. Такого прилива творческих сил она не ощущала с тех пор, как приехала в Нью-Хейвен.

О пьесе Алекса Джуно слышала восторженные отзывы. Говорили, что эта вещь забавна, умна и наводит на размышления. Лидия Форест удивила ее. С первой встречи Джуно считала эту девушку избалованной и недалекой. Сегодня же она поразила ее своим актерским мастерством, заставив даже прослезиться. А ведь это было лишь первое чтение пьесы!

– Брось, Джуно, – пренебрежительно фыркнув, сказал Макс Милтон, когда они ужинали в «Голодном Чарли». – Сейдж, конечно, кое-что умеет, но ему далеко до Ионеску или О'Нила. Возможно, он напишет что-нибудь стоящее, но едва ли скоро. – Макс положил в свой кофе две ложки сахара.

– Да как ты можешь судить о том, чего не читал? «В задымленной комнате» – великолепная пьеса. К тому же Алекс еще молод. С годами его талант, несомненно, окрепнет.

– Если он сам до этого не сгорит. Драматурги – странный, хрупкий народ.

– А как насчет поэтов? У тебя – свое, у Алекса – свое. В мире хватит места для вас обоих.

– А, снова доморощенная философия жителей Нью-Мексико! Мне так не хватало ее всю неделю!

Джуно отодвинула тарелку с нетронутым салатом и поднялась:

– Не стану спорить, Макс. Мне сегодня предстоит многое сделать. – Она положила на стол деньги и ушла.

Макс догнал ее на улице.

– Джуно, зайдем ко мне, покурим «травку». Я написал новое стихотворение и хотел бы прочесть его тебе.

– Нет, Макс, не сегодня.

– На четверть часика. Уж наверняка пятнадцать минут ничего не решают.

Снобизм и высокомерие Макса все больше и больше раздражали Джуно, однако электрические разряды все еще пробегали между ними. Впрочем, Джуно объясняла это чисто физиологическим влечением. Дэвиду Абейту, например, всегда нравилась она сама, а не только ее внешность.

А вот как относится к ней Макс, Джуно не знала.

– Макс, – возразила она. – Пятнадцать минут растянутся на несколько часов, а я очень занята. – Они были одного роста, и он смотрел ей прямо в глаза. Девушка быстро поцеловала его. – До завтра. – Она повернулась, но Макс так грубо вцепился в капюшон куртки, что он затрещал.

– Если уж ты так занята, что не можешь уделить мне даже пятнадцати минут, не вижу смысла продолжать наши отношения. – При свете уличного фонаря его лицо казалось бледнее, чем обычно. – Зачем мне терять время с сучками?

Джуно охватила ярость. Она так резко оттолкнула его, что Макс; едва не упал, и тут же начал трясти ее за плечи.

– Черт бы тебя побрал, ты меня с ума сводишь! Я никогда еще не хотел никого так сильно, как тебя!

– Отпусти меня! – Джуно попыталась вырваться, но Макс притянул ее к себе, прижался к ее губам и стиснул изо всех сил. Когда он наконец отпустил ее, они оба тяжело дышали. Джуно заметила, что прохожие смотрят на них и перешептываются.

– Извини, Джуно, но прошу тебя, пойдем ко мне.

У нее дрожали колени, она колебалась, зная, что должна вернуться домой и сесть за работу, но не могла противиться силе притяжения магнитного поля, в котором оказались они с Максом.

– Только ненадолго, – тихо сказала она.




Глава 3


То, что произошло между ней и Максом, надолго вывело Джуно из душевного равновесия.

После ссоры на улице они пошли к нему в комнату и выкурили «джойнт» с его соседом по комнате. Все шло спокойно. Он прочел им свое новое стихотворение, в котором были смутные намеки на Никсона и войну во Вьетнаме. Потом сосед побежал на лекцию.

Макс и Джуно занялись любовью с каким-то ожесточением, которого никогда не было прежде. Ярость, овладевшая ими на улице, казалось, не оставила их и здесь. Возможно, именно поэтому Джуно, предавшись неистовству, впервые вместе с Максом поднялась до вершины наслаждения, и восхитительный взрыв света озарил ее. «О Господи, – подумала она, – так вот, значит, как это бывает!»

Но в тот самый момент, когда девушка достигла экстаза, Макс ударил ее по лицу. В его взгляде не было ни любви, ни желания – ничего, кроме жестокости. Однако даже после этого или из-за этого у нее продолжался сильнейший оргазм. Эта смесь страсти и жестокости испугала Джуно. А еще больше то, что Макс обладает такой властью над ней, когда они трахаются. Да, происходящее между ними можно было назвать только так. Они не занимались любовью, а совершали что-то дикое. Макс обзывал ее самыми грязными словами. Джуно это возмущало, шокировало, но ее тело отвечало на его грубость желанием, и злость заглушала отвращение, нараставшее в душе.

Она ушла от Макса сразу же после этого. Он не попросил ее остаться на ночь, да Джуно и не согласилась бы. Девушка бежала всю дорогу до Вандербилт-Холла и целых полчаса стояла под обжигающе-горячим душем, плача, с остервенением оттирая себя намыленной губкой и словно пытаясь смыть горечь унижения. Как только она позволила Максу сотворить с собой такое! Было уже три часа утра, а она еще не приступила к работе над эскизами декораций для пьесы Алекса Сейджа.

События прошлого вечера очень встревожили ее.

Джуно собиралась вернуться к себе и работать, а вместо этого поддалась чему-то темному, неподвластному ей.

Уважение Джуно к себе пошатнулось.

Вернувшись в комнату, она легла, повернула торшер так, чтобы свет не беспокоил Марджори, и попыталась взяться за работу. Однако едва Джуно раскрыла альбом для эскизов, мысли снова вернулись к тому, что произошло между ней и Максом. Интересно, что теперь думает о ней Макс и не расскажет ли он обо всем своим приятелям. А вдруг ему придет в голову написать об этом стихотворение – в качестве домашнего задания по классу поэтического творчества? Едва ли он в восторге от случившегося. При мысли, что она где-нибудь столкнется с Максом, ее охватывал ужас.

Весь следующий день Джуно, измученная бессонной ночью и тягостными воспоминаниями, ненавидела себя.

Эскизы декораций для пьесы «В задымленной комнате одного отеля» получились невыразительными, идеи – неинтересными. Она с радостью начала бы все сначала, но было уже поздно: позвонил Алекс и попросил перенести их встречу на половину шестого.

– Ну что ж… неплохо, – сказал он, быстро просмотрев наброски. – Мне нравится. – Он улыбнулся, но вчерашнего энтузиазма в его словах не было.

По пути домой Джуно подумала, что эскизы, возможно, не так уж плохи, однако ей все же следовало бы отменить встречу и поработать над ними еще денек. «Черт бы тебя побрал, Макс Милтон!» – говорила она про себя, понимая при этом, что виноват не он один.

Снова увидев Алекса, Джуно чувствовала, что ей очень хочется работать над декорациями к его пьесе. Это объяснялось не только ее творческими устремлениями, но и желанием быть рядом с ним. Конечно, Алекс разочарован. Ах, зачем она позволила себе так опозориться, когда наконец-то у нее все начало налаживаться? Еще никогда в жизни Джуно не совершала таких безответственных поступков.

– Спасибо. Я надеялась сделать эскизы гораздо удачнее, но… – пробормотала она и замолчала. Какой смысл оправдываться?

– Все в порядке, правда, они мне понравились…

Проблема в другом. Боюсь, что ради Джула придется принять идеи Дэйва. Джул тяжело болен, и, думаю, нам лучше не нагнетать обстановку. – Алекс откинул с лица прядь волос. Лоб у него был высокий, над правой бровью – крошечный шрам. – Я по-прежнему хочу, чтобы ты работала над оформлением пьесы. Будешь помогать Дэйву.

Джуно через силу улыбнулась. Еще вчера ей казалось, что Алекс придет в восторг от эскизов к пьесе. И вот она сама все испортила.

– Конечно… с удовольствием. – И вдруг от усталости и разочарования глаза Джуно наполнились слезами, хотя прошлой ночью она не могла плакать. Девушка попыталась незаметно смахнуть их, но они полились еще пуще. – О Господи! – пробормотала она. – Извини.

Все это ужасно глупо.

Алекс протянул ей бумажную салфетку.

– Наверное, причина во мне? Ну как ты?

– Я веду себя как дурочка, – всхлипнув, пробормотала Джуно. Слезы по-прежнему текли ручьем. – Мне так стыдно!

Алекс поставил коробку с бумажными салфетками ей на колени и достал из шкафа бутылку хорошего вина.

Открыв ее, он наполнил два хрустальных бокала и протянул один из них Джуно. Бокал был тонкий, и, обхватив его ножку, девушка ощутила ее хрупкость.

– Это тебе поможет, – сказал Алекс. – На день рождения мой старик подарил мне целый ящик «Сент-Эмильон».

Несмотря на свое удрученное состояние, Джуно улыбнулась:

– Я еще никогда не встречала человека, которому подарили бы на день рождения ящик вина. Это так… не знаю, что и сказать. – Джуно закусила губу, почувствовав себя провинциалкой.

Алекс рассмеялся, радуясь, что она перестала плакать. Он смеялся легко, добродушно и довольно громко.

Казалось, смех доставлял ему такое же удовольствие, как и повод к нему.

– Попробуй вино, – предложил он. – 1964 год был благоприятным для бордо.

– Откуда ты столько знаешь о винах?

– Мой отец – большой знаток вин. Он дипломат и по долгу службы часто принимает гостей. Родители развелись, когда я был ребенком, и с тех пор мне пришлось проводить год с матерью, а следующий – с отцом в разных странах мира.

– Вот здорово! Наверное, это восхитительно!

Алекс пожал плечами:

– Даже не знаю. Мне не с чем сравнивать. Конечно, я много повидал. Но парнишке восьми-девяти лет интереснее играть в бейсбол или носиться где-нибудь со сверстниками Детские увлечения прошли мимо меня. Я уезжал из одного места, когда там еще не увлекались какой-то новой игрой, а приезжал в другое, когда там уже переставали в нее играть. – Он усмехнулся. – Тайны взросления так и остались для меня тайнами. Наверное, я начал писать потому, что всегда наблюдал жизнь со стороны, сам в ней не участвуя, и теперь решил извлечь из этого хоть какую-то практическую пользу.

– Ну и ну! А я вот прожила всю свою жизнь в одном городке и в одном доме и всегда мечтала увидеть мир и все испытать.

– Я с удовольствием поменялся бы с тобой местами.

Джуно рассмеялась:

– Тогда ты пил бы дешевое вино, а я поражала бы тебя своими познаниями в виноделии.

– Кстати о винах. Я рано понял: мне необходимо научиться разбираться в них, чтобы отец обратил на меня внимание. Теперь обсуждение достоинств того или иного вина – почти единственная тема наших с ним разговоров. – Алекс сделал глоток – Он хотел бы видеть меня адвокатом или, на худой конец, – банкиром, но я решил стать драматургом. Вот по нему мы с ним разговариваем только о винах.

Джуно пригубила пурпурный, чудь; вяжущий «Сент-Эмильон».

– Я и не подозревала о существовании такого, вина!

Оно не имеет ничего общего с красной бурдой, которую я пила раньше. Неповторимый вкус! Кажется, будто пьешь нектар!

Алекс снова наполнил бокал Джуно. Глаза девушки опухли от слез, но вино успокоило ее, и плакать она перестала.

– Я поспешила сделать наброски, не продумав до конца оформление пьесы в целом, – сказала она. – Мне не следовало показывать тебе эти эскизы. Но меня расстроило не это.

– Слава Богу, а то мне стало не по себе. А почему ты плакала? Не хочешь рассказать?

Джуно покачала головой:

– Все это слишком сложно. Наверное, я просто очень устала. Только не подумай, я… я не из тех, кто расстраивается по пустякам, особенно на глазах у посторонних.

Алекс улыбнулся:

– Похоже, мы с тобой одинаково действуем друг на друга. Я и не помню, чтобы делился с кем-нибудь печальной историей о своем детстве. Так что мы квиты.

– Нет-нет Мне было интересно!

– Значит, по-твоему, мы не квиты?

– Не знаю.

Он придвинулся ближе к ней и подался вперед.

– Не поведаешь мне о своем детстве в маленьком городке?

Лидия Форест пришла на репетицию взвинченной и пыталась скрыть это, но безуспешно. Когда началась репетиция, она перевирала, пропускала свои реплики и даже нагрубила Раулю Роджерсу, режиссеру. Разозлившись, он велел ей убираться ко всем чертям и не возвращаться до тех пор, пока она не овладеет собой.

Джуно красила задники за кулисами, когда Лидия, схватив пальто и учебники, выскочила из комнаты. Бросив кисть, Джуно последовала за ней.

– Подожди! Что с тобой?

Лидия остановилась.

– У меня ужасное настроение. И весь день скверный, вся неделя отвратительная. Я подумываю, не бросить ли колледж.

– Что? Ты не имеешь права уехать, пока мы не поставим пьесу!

– Это еще посмотрим! – сердито откликнулась Лидия.

– Остынь! Я ничего тебе не сделала. Не срывай на мне злость.

Лидия посмотрела снизу вверх на Джуно, которая была выше ее на добрых восемь дюймов.

– Верно. В последнее время я стала невыносимой.

– Может, выпьем по чашечке кофе? – предложила Джуно. Помогая Дэйву, эту ночь она не ложилась, и под глазами у нее были темные круги. Да и вообще за последние несколько недель Джуно заметно осунулась.

– Что ж, пожалуй, – ответила Лидия своим низким грудным голосом, вызывавшим зависть Джуно. Этот чувственный тембр голоса как-то не вязался с миниатюрной изящной фигуркой и огромными задумчивыми глазами. – А не выпить ли кофе у меня? Если ничего не имеешь против растворимого.

Лидия открыла дверь в свой подъезд.

– Я живу на втором этаже. Сейчас в комнате никого нет. У Боба сегодня лекция по философии.

В комнате царил хаос. Повсюду валялись одежда, книги, бумаги. На кровати рядом с «Учением Дон Жуана» Карлоса Кастанеды лежал раскрытый томик Джейн Роберте. Лидия смела с кресла колоду карт, усадила Джуно и поставила чайник.

Джуно чувствовала себя неуютно и уже жалела о том, что проявила дружеское участие к Лидии. Едва ли у них есть что-то общее, кроме любви к театру. Ведь это столичная и к тому же очень богатая девушка.

– Твои декорации великолепны! Алекс говорит, что оформление сделано в соответствии с твоим замыслом, – сказала Лидия, разыскивая кофейник.

– Спасибо. А меня поразило твое исполнение.

– Приятно слышать, – улыбнулась Лидия. – Это замечательная пьеса и великолепная роль. И ты права.

Я не брошу колледж, пока мы не воплотим все в жизнь.

Это мой долг перед Раулем и Алексом. – Она протянула Джуно чашку растворимого кофе, рассеянно указала на сахар и кувшин порошкового молока, стоявший на чем-то залитом томике стихов.

– Почему ты хочешь бросить университет?

– По многим причинам… Сегодня сюда приезжала моя сестра Фредди, и мы вместе обедали. Господи, какая же она мерзавка! Судя по всему, мама поделилась с ней своими соображениями о том, что я становлюсь паршивой овцой в семье. Стоит мне приехать домой, все только и говорят о моем стиле одежды, манерах и друзьях. Поэтому я перестала появляться на семейных сборищах. И вот Фредди примчалась сюда, чтобы наставить меня на путь истинный, из Сан-Франциско, где живет с мужем, занимающимся пластической хирургией.

Очень прибыльная специальность, отвечающая запросам общества. Я не могу находиться с сестрой больше двух минут. Она возбуждает во мне желание вступить в какую-нибудь религиозную секту и сбежать от всех. Ведь даже в Йельский университет я поступила не по своей воле.

– Неужели?! – изумилась Джуно, вспомнив, как нервничала, ожидая уведомления о приеме.

Лидия пожала плечами.

– А что мне даст университет? Принадлежность к сообществу однокашников? Бренди и сигары в Йельском клубе после восьмидесяти пяти лет? – Она испытующе посмотрела на Джуно:

– Ты умеешь хранить тайны? Об этом еще никто не знает…

– Конечно. – Джуно встревожил непривычно печальный голос Лидии, которая задумалась и подперла голову руками. Девушка осторожно тронула ее за плечо. – О чем ты?

– Я беременна, – небрежно сообщила Лидия и затянулась сигаретой.

– Шутишь!

– Нет. Господи, я занималась этим с шестнадцати лет и попалась словно неопытная девчонка! Пора бы уж приобрести опыт, а я понадеялась на противозачаточные пилюли.

Джуно ошеломила не столько новость, сколько неожиданное признание. Почему Лидия не поделилась тайной с более близкой подругой?

– Что ты собираешься делать?

– Вероятно, аборт, вообще-то у меня нет выбора. – Она вздохнула. – Я записалась к врачу на среду, в городскую клинику. – Лидия вскочила и начала ходить из угла в угол. Потом подошла к Джуно. Несмотря на задиристый вид, губы у нее дрожали. – Мне неловко просить тебя… Мы не так уж близко знакомы… но не поедешь ли ты туда со мной? Для моральной, вернее, для аморальной поддержки? Я понимаю, что операция пустяковая: сделают – и иди, но одной мне как-то не по себе, а с моими прежними одноклассницами у меня мало общего. Оказывается, у меня вообще нет настоящих друзей. Поэтому я и обратилась к тебе.

Джуно взяла Лидию за руку.

– Надеюсь, мы станем друзьями. И конечно, я пойду туда с тобой.

– Черт возьми, Джуно, я не уверена, что хочу сделать аборт! Вот бы родить ребеночка, уехать отсюда и поселиться на каком-нибудь далеком острове! – Глаза Лидии заблестели. – Я люблю детей. К черту Йель, моих родителей, соблюдение приличий и прочее! Тому, у кого есть ребенок, не грозит одиночество. Тот, кому ты дала жизнь, всегда будет рядом с тобой. – Она замолчала и всхлипнула.

– О, Лидия… – Не найдя нужных слов, Джуно обняла Лидию и позволила ей вволю поплакать на своей груди. Потом та овладела собой и вынула из коробки косметическую салфетку.

– Ну ладно. – Она всхлипнула. – Сейчас ребенок мне ни к чему, надо делать аборт.

– А как Боб? – тихо спросила Джуно.

– А что – Боб?

– Что он предлагает?

– Боб ничего не знает об этом, – отрезала Лидия. – Послушай, если тебе не хочется идти, забудь обо всем.

– Успокойся. Я сделаю то, что обещала. Несколько недель назад я тоже до смерти испугалась, решив, что попалась. Задержка на четыре дня привела меня в ужас.

Чего я только не передумала!

Джуно рассказала Лидии о своих отношениях с Максом Милтоном, которого всячески избегала после того злополучного вечера, опасаясь, как бы не повторилось то же самое, если она увидит его. Физически Джуно все еще тянуло к нему. Едва рассеялись страхи, связанные с предполагаемой беременностью, Джуно поняла, что это знак свыше. Да, она чуть не скатилась в пропасть, но выбралась из нее.

– Ты об этом никому не рассказывай, ладно, – попросила Лидия.

– Конечно, нет. А ты…

– Ни словом не обмолвлюсь никому о твоем неистовом поэте. Клянусь… на чем бы поклясться? Да вот хотя бы на томе старины Иммануила Канта. – Лидия положила свою изящную ручку на «Критику чистого разума». – И ты сделай то же, – сказала она. Джуно повиновалась. – Может, нам скрепить клятву кровью? – усмехнулась она. – Если будем держаться подальше от мальчиков, больше в такие истории не попадем. – Лидия нервно рассмеялась.

– Итак, даем обет воздержания, – поддержала ее Джуно.

– Вот именно. Будем обходить мужчин стороной.

Они сами нисколько не верили своим словам.

После совместной поездки в Нью-Йорк Джуно и Лидия особенно сдружились. Лидии нравилась Джуно, высокая, красивая девушка с Дикого Запада. Она питала к ней исключительное доверие, но постепенно начала отдаляться, опасаясь, что слишком раскрылась перед подругой, ибо вообще была не склонна к откровенности и давно уже обходилась без этого.

Как-то раз Джуно догнала Лидию после репетиции.

– Последнюю сцену ты сыграла потрясающе. Она получилась очень динамичной.

Лидия надела меховые наушники и обмотала вокруг шеи теплый шарф.

– Спасибо, Джуно. По-моему, получилось то, что надо.

– Хочешь выпить чашечку кофе? Заодно и поговорили бы. Последние две недели мы с тобой почти не виделись.

– Извини, но завтра мне надо сдать реферат.

Джуно внимательно посмотрела на подругу:

– У тебя все в порядке? Нет неприятностей?

– Все в порядке, – беззаботно ответила Лидия. – Просто на меня свалилось много работы: и премьера пьесы в следующий уик-энд, и все прочее.

– Понимаю, но может, выкроишь полчасика?

Лидия рассеянно улыбнулась:

– Нет… Я правда не могу. До свидания. – И она поспешно пошла через университетский двор.

– До свидания, – вздохнула Джуно, не понимая, почему Лидия вдруг охладела к ней, и отправилась к себе в комнату. В детстве она легко заводила друзей, теперь сходиться с людьми ей стало гораздо труднее. Джуно овладело знакомое чувство одиночества.




Глава 4


Алекс Сейдж, порывшись в кармане старомодной енотовой шубы, выудил «бычок» «Акапулько-голд», зашел в подъезд, чтобы раскурить его, потом направился прочь от колледжа Бренфорда, где в этот момент шла премьера его пьесы «В задымленной комнате». Алекс так нервничал, что не мог находиться в зале.

Ему удалось отразить в пьесе события, последовавшие за тем, как в Йеле ввели совместное обучение. Перенеся время действия на пятнадцать лет вперед, он показал встречу однокурсников, но положил в основу реалии и характеры нынешнего года. Замысел пьесы, пока Алекс работал над ней, казался ему необычайно новаторским. Сейчас же он не понимал, что побудило его представить все это широкой аудитории.

Вернувшись в Бренфорд, Алекс вошел в фойе и сразу услышал гомерический хохот зрителей, но подавил искушение незаметно проскользнуть в зрительный зал и понаблюдать за происходящим. А вдруг публика смеется не над остроумными репликами, а над самим драматургом?

Алекс взглянул на часы. До конца спектакля оставалось десять минут. Напрасно он пригласил к себе всех участников после премьеры. В старых фильмах нередко показывали, как это бывает: собравшиеся мрачно и смущенно наблюдают за неудачливым драматургом, который напивается и отпускает злобные и плоские шутки.

Последние десять минут тянулись бесконечно долго, и Алекс ходил взад-вперед по коридору. Ничто не нарушало тишину в зале. «Ох, пропади все пропадом, – подумал он. – Значит, » все еще хуже, чем можно было предположить. Пьеса провалилась». Алекс прислушался, ожидая, что из зала донесется свист и топот ног.

И тут произошло невообразимое. Занавес опустился, и раздался гром аплодисментов. Актеры вышли на сцену, и аплодисменты загремели еще громче. Потом публика начала кричать, требуя автора. Алекс как во сне поднялся на сцену. Участники спектакля поздравляли, обнимали и целовали его. Муки и страхи рассеялись.

Пьеса имела несомненный успех.

– Эй, парень, потрясающее зрелище!

– Великолепно, Сейдж, просто великолепно!

– Черт побери, это действительно остроумная пьеса.

Уверен, что Йельский драматический театр тоже захочет поставить ее.

За кулисами, окруженный почитателями, Алекс погрузился в знакомую стихию. Давно уже он не испытывал такого удовлетворения! Ему впервые удалось воплотить свой замысел так, как хотелось.

– Бродвей через пять лет. Договорились? – Рауль Роджерс обнял его.

Алекс рассмеялся:

– Понял. Может, раньше, если мне повезет.

– Не скромничай, Алекс. Тут дело не в одном везении! Главное – талант. – Лидия в черном декольтированном платье, с трудом отделавшись от поклонников, подошла к Апексу.

– Спасибо, Лидия. Мы с Раулем всегда готовы принять тебя в актерскую труппу на Бродвее, – Алекс поцеловал ее. – Однако полагаю, ты окажешься там раньше, чем мы. Твоя игра великолепна!

– А ты откуда знаешь? – спросил Рауль и, наклонившись к Лидии, громко прошептал:

– Алекса не было в зале. У него на нервной почве заболел живот, и он не видел второго акта.

– О чем это ты? Мне просто захотелось глотнуть свежего воздуха, а нервы у меня крепче, чем Форт-Нокс.

Вот Рауль, например…

– А у Рауля в это время так разыгрались нервы, что он порвал за кулисами текст пьесы в клочья, – засмеялась Джуно.

– А я-то считал, что у нас бесстрашный режиссер! А как чувствовала себя наша премьерша? – спросил Алекс.

– Я никогда не отличалась храбростью. Пока не выйду на сцену, не могу ни есть, ни спать. Меня преследует страх, что забуду роль.

– Кстати, работа осветителя – тоже нелегкая, – вставила Джуно. – Держать световое пятно на премьерше и помнить порядок реплик, когда актеры путают текст, весьма напряженное занятие. И что за удовольствие получают люди в театре?

Все дружно рассмеялись и, обменявшись рукопожатиями, торжественно поклялись переключиться на занятия высокой наукой.

В комнате Алекса, которую он снимал вместе с Брюсом Хопкинсом, собрались молодые люди, похожие на хиппи. Слух о вечеринке распространился молниеносно. Кроме юношей и девушек, увлеченных театром и литературным творчеством, здесь появилась самая разношерстная публика, осведомленная о том, что Алекс угощает отличным вином, хорошей «травкой» и отменной закуской. Письменный стол Алекса, обычно заваленный бумагами, освободили, и теперь на нем лежали копченый лосось, хлеб, сыры и холодные мясные закуски, доставленные посыльным из Нью-Йорка с поздравлениями от Кэсси Сейдж-Тревиллиан.

Джуно на вечеринке появилась поздно, и не одна, а со своим приятелем Хоппи Джонсом, студентом факультета искусств и гомосексуалистом. С недавних пор она отлично проводила время с этим безопасным для нее парнем, когда поблизости не было его приятелей.

– Что ж, лучше поздно, чем никогда! – воскликнул Алекс, неся поднос с пластмассовыми стаканчиками и бутылкой вина.

– Нам, рабочим сцены, пришлось задержаться и все прибрать. Ведь знаменитые драматурги этим не занимаются. – Джуно поцеловала Алекса. – Прими мои поздравления. Здесь, далеко от Бродвея, ты всем очень понравился. – Она представила ему Хоппи, и Алекс налил им вина. Хоппи заметил в комнате одного из своих любовников и быстро подсел к нему.

Алекс обнял Джуно.

– Наконец-то ты одна, – улыбнулся он. – Твой приятель к тебе не пристает?

– Не смеши меня, Алекс. Я начала поститься.

– А я-то надеялся, что у нас с тобой намечается интрижка!

У Джуно екнуло сердце, но она сказала себе, что Алекс, наверное, просто в игривом настроении, ибо опьянен успехом и вином.

Кто-то положил руку ей на плечо. Джуно, обернувшись, увидела Макса Милтона и почувствовала смятение. Уже несколько недель Макс чудился ей за каждым углом, и она, выходя на улицу, всякий раз с опаской окидывала взглядом университетский двор, надеясь избежать встречи, если заметит его издали. Зрачки у небритого Макса были расширены.

– Ты последнее время почти недоступна, – не вполне внятно пробормотал Макс. – А я искал тебя.

– Неужели? – Джуно быстро огляделась. К кому бы подойти?

– Да, – продолжал Макс. – Ты все же настоящая сучка.

Девушка видела, что он так же враждебен, как и в тот последний вечер, и боялась, что Макс спровоцирует скандал.

– Думай что хочешь, Макс.. – Джуно направилась прочь, но он грубо схватил ее за плечи. – Возьми себя в руки и оставь меня в покое. Я не хочу сейчас разговаривать с тобой.

– Вот как! – воскликнул Макс. – Ты предпочла бы трахнуться? Ведь в этом деле ты мастак – трахнуться и смыться. – Обычно бледное лицо Макса побагровело.

Между тем собравшиеся уже обратили на них внимание.

Он окинул взглядом гостей.

– Хотите кое-что узнать об этой проклятой амазонке? Она меня использовала… желая получить удовольствие. Она…

– Замолчи, Макс. Это не правда! – Взбешенная Джуно размахнулась и изо всех сил ударила Макса. Стакан с вином, который она держала в другой руке, упал, залив ее лиловый замшевый костюм и ковер. Макс с трудом устоял на ногах – его поддержали два его длинноволосых приятеля, Джуно увидела, что из разбитой губы Макса сочится кровь и он растерянно таращит глаза.

– С ним все в порядке… просто оглушен, – заметил кто-то.

– Давай отведем его домой, – предложил один из его приятелей, с сочувствием посмотрев на Джуно. – Макс ничего не соображает, к утру и не вспомнит, что произошло. Я ему скажу, что он ввязался в драку в «Мори».

Они потащили Макса вниз по лестнице.

Джуно словно приросла к полу. Дыхание у нее участилось, а колени дрожали. Девушке хотелось провалиться сквозь землю, а между тем окружающие похлопывали ее по спине, комментируя инцидент:

– Не слабо!

– Он в момент отключился!

– Где ты научилась таким ударам?

– Он меня достал. – Джуно заставила себя улыбнуться, пошла в ванную, заперла дверь изнутри. Сдерживая слезы, вымыла лицо холодной водой и попыталась оттереть с костюма винные пятна, но это ей не удалось.

«Проклятие! – Она задыхалась от обиды и возмущения. – Дерьмо! Черт бы тебя побрал!»

Кто-то тихо постучал.

– Джуно? Это я, Лидия. Открой!

Джуно впустила подругу.

– Я только что пришла. Мне все рассказали… Что за мерзавец! Как ты?

– Я унижена, а в остальном все в порядке.

– Не смущайся, все уже забыли об этом и продолжают веселиться. Алекс попросил меня узнать, как ты… – Она достала сигарету. – По-моему, ты ему нравишься. – Ее тон стал холоднее, тревога за подругу словно исчезла. Джуно не понимала Лидию – то участливую, то совершенно равнодушную. Сегодня перед представлением она подарила Лидии ее портрет, набросанный карандашом во время репетиции. Та обняла ее и, казалось, была искренне тронута.

А теперь вот пришла выяснить, все ли с Джуно в порядке, только потому, что ее попросил об этом Алекс.

– Если ревнуешь ко мне Алекса, то зря, – сказала осененная догадкой Джуно. – У него много девушек, но я не из них.

Лидия улыбнулась:

– Я тоже. Прости. Наверное, меня трудно выносить.

Просто Алекс восхитителен.

– Добро пожаловать в клуб его поклонниц…

Кто-то громко постучал в дверь.

– Эй, нельзя ли поскорее? Тут целая толпа желающих!

– Не прятаться же здесь весь вечер, – проговорила Джуно, – хотя и хотелось бы.

– Можно войти? – послышался голос Алекса.

Джуно открыла дверь. За Алексом стоял Джо Кокер.

– Хорошо устроились, а другим что прикажете делать?

Белая сорочка Алекса была расстегнута. Волосы на груди блестели от пота. Заперев за собой дверь, Алекс обнял Лидию и Джуно.

– Надеюсь, ты никогда так не разозлишься на меня, – усмехнулся Алекс.

– Никогда. Обещаю тебе.

– В прошлом году мы с Милтоном посещали класс писательского мастерства. Он сущий подонок, и ему давно пора было вправить мозги.

– Знаю… Но лучше бы это сделала не я.

– Не беспокойся. Он поверит приятелям, что его нокаутировали в «Мори».

– Надеюсь. А ведь я никогда в жизни никого не ударила!

– Значит, у тебя хорошая реакция, – оживился Алекс. – Пожалуй, надо бы тебя потренировать. Тогда к лету мы подали бы заявку на участие в чемпионате по боксу.

– Может, организуешь женские курсы самозащиты? – вставила Лидия. – Я запишусь. Мне многих парней хотелось бы отправить в нокаут.

– Эй, – сказал Алекс, заглянув в темные глаза Джуно. – Ты, конечно, предпочла бы, чтобы мы заткнулись, верно? Извини, но ты была просто великолепна!

– Спасибо, я с удовольствием забилась бы в какую-нибудь щелку. Завтра новость облетит весь университет.

Макс все равно узнает и еще больше разозлится.

– Едва ли ему захочется еще раз отведать твоих кулаков, – успокоил ее Алекс. – Не рискнет. Ведь это он вел себя как подонок, а не ты. Если же Макс снова полезет к тебе, дай мне знать. – Он поцеловал Джуно. – Ну, готова снова танцевать буги?

Девушка кивнула:

– Конечно. Я могу танцевать всю ночь.

Алекс посмотрел на Лидию.

– Странно, вы обе так меня волнуете?

– Потому что мы самые привлекательные девушки в Йеле, – сказала Джуно.

– И очень стараемся поддержать марку, – добавила Лидия.

Алекс наклонился, прижался к губам Лидии, и они замерли в страстном поцелуе. Джуно, почувствовав себя лишней, попыталась отстраниться, но Алекс еще крепче обнял ее, а мгновение спустя прильнул к губам Джуно.

Она снова попыталась отстраниться, смущенная присутствием Лидии, но помимо воли страстно ответила на его поцелуй, чувствуя себя на седьмом небе от счастья.

Еще раз поцеловав Лидию, Алекс повернулся к Джуно.

– Кажется, я почти влюблен в вас обеих, – небрежно бросил он, но в светло-голубых глазах горело желание.

В дверь безостановочно барабанили.

– Эй, Сейдж, перестань там дурачиться с двумя самыми красивыми девушками, – крикнул кто-то.

– Да ведь это моя ванная, парень, – откликнулся Алекс. – Однако, по-моему, – обратился он к Джуно, – ее пора освободить, не то кого-нибудь вырвет в коридоре.

– Что ж… мне уже лучше, – сказала Джуно Лидии, когда Алекс вернулся к гостям.

– Мне тоже, – усмехнулась Лидия. Девушки пошли к столу за вином. – Как ты думаешь, что все это значит?

Джуно пожала плечами:

– Три кораблика встретились в открытом море в одну странную ночь.

Лидия налила вина себе и подруге.

– Может, так, а может, и нет. Время покажет.

Лидия отправилась искать парня, с которым пришла на вечеринку, а Джуно, держа в руке стакан вина, рассеянно оглядела переполненную гостями комнату. Встретившись взглядом с Хоппи, она поманила его к себе.

Лучше уж проводить время с ним. «Секс, – решила Джуно, – слишком сложная штука».




Глава 5


В этом году, как и прошлым летом, Лидия Форест собиралась снять фильм об организованном ею детском театре. Этим проектом она увлеклась в пятнадцать лет, и именно благодаря ему, а не только блестящему окончанию школы, ее приняли в Йельский университет. Она занималась с детьми актерским мастерством в огромном помещении бывшего курятника, в летней резиденции своих родителей в Ист-Хэмптоне, на Лонг-Айленде, где обычно проводила лето. Вооружившись самой дорогой кинокамерой и цветной пленкой фирмы «Кодак», девушка приступила к работе. К ней записалось шестнадцать ребятишек – от девяти до двенадцати лет. Она уже распределила роли в написанной ею инсценировке по сказке Оскара Уайльда «Звездный мальчик», которую и предполагала снимать по окончании занятий.

Все шло хорошо, но вдруг начались неприятности.

Исполнитель главной роли, самый способный и подающий надежды ученик Лидии, заболел мононуклеозом.

Крыша курятника потекла от сильного ливня в конце июля. Промокшие декорации и костюмы покрылись плесенью, прежде чем беду обнаружили. Молодой теннисист, последняя любовь Лидии, неожиданно подался в профессионалы и уехал куда-то за тридевять земель искать счастья. Школьная подружка, с которой Лидия собиралась поселиться в одной комнате в колледже, бросила Йель из-за нервного срыва. В довершение ко всему в Лонг-Айленд как снег на голову свалилась сестрица Джеки со своими неуправляемыми отпрысками, ибо затеяла бракоразводный процесс.

Все эти обстоятельства выбили Лидию из колеи, и она утратила интерес к съемке фильма. Поскольку заболевшего мононуклеозом мальчика заменил другой, ей все же пришлось поставить пьесу, чтобы не разочаровывать ни детишек, ни их родителей.

В августе в Лонг-Айленде делать было нечего. Проводить много времени на пляже Лидия опасалась из-за светлой кожи и склонности к веснушкам. Сестра доводила ее до белого каления. Удрать в Нью-Йорк девушка не могла, ибо мать затеяла в апартаментах на Парк-авеню ремонт и перетяжку мягкой мебели. Тоска!

Однажды вечером, немного перебрав шампанского на чьей-то свадьбе, Лидия решила бежать из Ист-Хэмптона куда глаза глядят. Лучше всего, конечно, на запад.

Она еще никогда не бывала дальше Калифорнии, но вспомнила, что где-то в Санта-Фе живет Джуно Джонсон. Лидия узнала в справочной службе номер ее телефона и позвонила.

Джуно встретила Лидию в аэропорту в Альбукерке на белом пикапе. На заднем сиденье разместились три большие собаки: немецкая овчарка, пудель и золотисто-рыжий охотничий пес. В пикапе не было амортизаторов, но Джуно мчалась все шестьдесят миль до Санта-Фе со скоростью семидесяти пяти миль в час.

– Чтобы остановить дальнейшее загрязнение окружающей среды, аэропорт в Санта-Фе закрыли для всех самолетов, кроме частных, – пояснила Джуно. – Ну, каково твое первое впечатление от Нью-Мексико? – Она сильно загорела и заплела в косы свои длинные волосы.

За время дороги Лидия привыкла к индейско-ковбойским пейзажам в коричневых тонах и безоблачному синему небу.

– Я в восторге. Кажется, будто вот-вот увижу за следующим поворотом Джона Уэйна.

Джуно удивил неожиданный звонок Лидии, и она ждала ее приезда с волнением. Ей, конечно, хотелось получше узнать подругу, особенно когда та станет ее гостьей, но она понимала, что Лидии нужна более разнообразная жизнь, чем может предложить Санта-Фе.

Джуно свернула с автострады на Старый тракт.

– Мы почти на месте.

– Даже не верится. – Трястись в пикапе Лидии почти понравилось. – Ты живешь на Старом тракте Санта-Фе, том самом, что существовал в незапамятные времена?

– Да… но теперь значительная его часть заасфальтирована. Правда, не там, где обосновались мы. – Джуно выехала на изрытую колеями грязную дорогу, идущую вокруг холма. По обеим ее сторонам росли сосны и кутсты можжевельника, за ними виднелись поляны, покрытые оранжевыми и фиолетовыми полевыми цветами.

– Не обращай внимания на наш домашний беспорядок. Папа решил пристроить к дому еще одно крыло с южной стороны. Там будут комнаты для гостей и его новая студия с естественным освещением. Тебе придется пока жить в одной комнате со мной. – Из-за деревьев показался дом – обычная для здешних мест саманная постройка с просторным застекленным крылом.

Тормоза заскрипели, пикап остановился, собаки выпрыгнули, а мужчина, похожий на хиппи, приветливо помахал девушкам рукой.

– Привет, папа! – крикнула Джуно. – Это моя подруга Лидия из Нью-Йорка.

Ее отец, красивый мужчина лет сорока с небольшим, с темными длинными вьющимися волосами, крикнул с крыши:

– Добро пожаловать, Лидия! Джуно много о вас рассказывала. Увидимся за обедом.

Джуно улыбнулась Холлису Джонсону.

– Потрясающе, Джуно, твой отец напоминает кинозвезду. А вот мой – полнеющий и лысеющий магнат.

– Значит, он и должен выглядеть так, как положено магнату, – отозвалась Джуно, внося в дом чемоданы подруги.

– Ты права, каждому свое. Кажется, твой отец – художник?

– Да. Каждый раз в момент творческого кризиса он начинает благоустраивать дом. Сейчас именно такой момент.

Они прошли через гостиную. На белых стенах висели яркие пейзажи Нью-Мексико, выполненные в абстракционистской манере.

– Все большие полотна написаны отцом, а те, что поменьше, нашими друзьями. Ну вот мы и дома.

Джуно открыла дверь в свою комнату, размещавшуюся на двух уровнях: внизу – письменный стол, диван, кресла и стереосистема, а тринадцатью ступенями выше – двуспальная кровать и пианола. На стенах висели работы Джуно, а также ее портреты, сделанные Холлисом Джонсоном в разные периоды.

– Папа пристроил верхний этаж и сделал стеклянную крышу, когда я училась в средней школе, – сообщила Джуно. – Это случилось до того, как он увлекся абстракционизмом. Сейчас отец охладел к нему.

– Здесь чудесно!.. Как будто отдельная квартира. Есть даже отдельный выход на улицу! Боже, я многое дала бы, чтобы иметь такое в нашем нью-йоркском доме! Вообрази, какие возможности открылись бы передо мной! – Лидия рассмеялась.

– О, чего только я здесь не делала! – Джуно опустилась в кресло. Мальчик, с которым я дружила, раза два ночевал у меня, но так ни на что и не решился, смущенный близким соседством моих родителей.

– Мальчишки иногда ведут себя очень странно, – заметила Лидия, раскладывая свои вещи по ящикам, освобожденным для нее Джуно.

– А где твоя мама?

– Думаю, ты увидишься с ней только завтра. Она – виолончелистка и играет в оркестре любителей камерной музыки. Сейчас мама на репетиции, а сегодня вечером у нее выступление. Едва ли ты захочешь идти на концерт, я так и сказала папе.

– Ошибаешься. Я пойду с большим удовольствием.

Всю следующую неделю Джуно с удивлением наблюдала перемены, происходящие с Лидией. Искушенность жительницы восточного побережья бесследно исчезла.

Все новое возбуждало в ней детский восторг. Санта-Фе с его грязными дорогами и серыми саманными постройками, вероятно, более уместными в Мексике, а не здесь, очаровал Лидию. Она пожелала осмотреть все достопримечательности, которые Джуно не посещала с начальной школы: губернаторский дворец, самую древнюю церковь в стране, построенную в 1610 году, за десять лет до высадки пилигримов в Плимутроке, и археологические раскопки в Арройо-Ондо. Вооружившись средствами от загара, необходимыми Лидии, девушки отправились в долину реки Ски, много бродили пешком, собирали дикую ежевику в зарослях Пеко, осматривали развалины индейских поселений в национальном парке Бандельера и танцевали на празднике буйволов в Санта-Клара.

– Не могу и сказать, как мне здесь понравилось! Я чувствую себя совсем другим человеком! – За это время Лидия переняла акцент обитателей юго-западных штатов. На шее у нее красовалось новое ожерелье из резной кости и бирюзы – изделие местных умельцев.

Мэри Джонсон приготовила к ужину чили кон карне – мексиканское блюдо из говядины с бобами, перцем, чесноком и специями. На столе были также тосты с медом и мексиканское пиво с соком лайма.

Холлис Джонсон откинулся на спинку кресла.

– Девочки, а какие у вас планы после ужина?

– Знакомые мальчики пригласили нас в кино, – сказала Джуно. – Но нам не очень хочется идти. А почему ты спрашиваешь?

– Я решил порисовать и подумал, не согласитесь ли вы мне позировать?

– Напишешь нас в обнаженном виде?

– Джуно! – смутилась Мэри. – Лидия заподозрит тебя в кровосмесительной связи!

Джуно рассмеялась:

– Боже упаси! Не хватает, чтобы по Йелю поползли такие слухи!

– Я поклянусь молчать, – пообещала Лидия, – если вы всю жизнь будете снабжать меня зеленым чили.

– Договорились, – сказал Холлис. – Тем более что я не собирался писать обнаженную натуру. Можете одеться по собственному усмотрению. У меня есть кое-какие идеи… но не знаю, получится ли.

– Ну решай, – сказала Джуно подруге, – идем в кино или проведем вечер здесь?

Лидия взглянула на Холлиса серыми, широко расставленными глазами. Она была немного влюблена в него.

– Здесь. Тут и спрашивать нечего.

– Заметьте, это говорит девушка, которая за последние пять лет едва ли провела дома хоть один вечер, – обратилась к родителям Джуно.

– Ошибаешься. – Глаза Лидии лукаво блеснули. – Я с удовольствием проводила вечера дома, когда родители отправились на Рождество в Японию и оставили дом в моем распоряжении.

Зазвонил телефон, и Джуно бросилась в кухню. Вернувшись, она подошла к Лидии:

– Ни за что не догадаешься, кто звонил.

– Гм-м… – Лидия задумалась. – Та-ак… Макс Милтон? Нет? Моя сестра? Кейт Миллет? Джеймс Тейлор?

О нет, сдаюсь.

– Алекс!

– Алекс Сейдж?! Шутишь?

– Он здесь. Он не поверил, что ты у меня! Мы договорились встретиться возле гаража на Старом тракте Пико. – Джуно пояснила родителям:

– Это тот самый Алекс, о котором я вам рассказывала… драматург.

Холлис Джонсон кивнул:

– А что он делает на Старом тракте Пико?

– Пока не знаю. – Джуно вытащила из кармана джинсов ключи от пикапа. – Но скоро мы выясним.

Мэри Джонсон пошла к себе репетировать. Остальные собрались в студии Холлиса. Алекс с аппетитом доедал остатки ужина. За последнее время он похудел и осунулся.

– В Далласе стало невыносимо. Отчим без конца расписывал преимущества разных школ правоведения.

Мама настойчиво убеждала меня укоротить волосы и сопровождать дебютанток на балы. Пробыв там две недели, я не выдержал. Мне нужно было обрести себя. – Алекс отхлебнул текилы, привезенной им.

– Кстати, – он передал бутылку Джуно и Лидии, – я вспомнил, что собирался написать пьесу о хитчхайкерах[4 - Молодые люди, путешествующие по стране «автостопом».].

Вот и решил выяснить, далеко ли уеду, голосуя на дорогах.

– Ну и как? – Карандаш в пальцах Холлиса так и летал по странице альбома для эскизов.

– Получилось. Сначала у меня не было определенного направления, и я ехал туда, куда мне предлагали.

По дороге встречал удивительно интересных людей. Например, познакомился с четой из секты свидетелей Иеговы. Их ребенок родился на вершине горы: это было при мне. С их разрешения я даже подержал на руках новорожденного. Не чудо ли это? Потом познакомился со старым индейцем из Оклахомы, и он рассказал мне о целебных свойствах трав. В Вайоминге я провел некоторое время в сообществе людей, давших обет молчания…

– Вот, наверное, весело, – скептически заметила Лидия.

– Я приобрел жизненный опыт, и это смысл моего путешествия. – Алекс вытянул длинные ноги. – Потом женщина по имени Надя подобрала меня в Фордисе, штат Арканзас, посадила за руль, велела ехать в Сент-Луис, а сама заснула на заднем сиденье и проспала, пока мы не добрались до места, то есть часов пять-шесть подряд. Возле Сент-Луиса она сразу же проснулась, села и стала давать мне указания, когда и куда поворачивать.

Так мы доехали до мотеля, который, поверите или нет, назывался «Золотой сон». Прежде чем я отправился дальше, женщина пригласила меня выпить, и я заметил, что она на редкость привлекательна. Ей было, пожалуй, немного за тридцать, но блестящие каштановые волосы и потрясающая фигура, несомненно, привлекали внимание.

– Избавь нас от излишних подробностей, Алекс, – прервала его Лидия.

– Нет-нет, черт возьми, мне очень интересно! – возразил Холлис.

– Когда мы открыли бутылку вина, она спросила, не бывает ли у меня астральных проекций, рассказала, что регулярно летает во сне и навещает своих знакомых в разных точках земли.

– Любопытно, знают ли об этом на авиалиниях, – вставила Джуно. – От нее следовало бы потребовать соблюдения правил и постановлений Федерального авиационного управления.

– Я вас не обманываю, – сказал Алекс, – женщина так и говорила, утверждая, что, пока я вез ее, она побывала у своего бывшего мужа в Оттаве. – Алекс сделал паузу. Его слушатели были явно заинтригованы. – Клянусь, Надя была вполне серьезна. Надя увидела, как ее бывший муж готовит ужин для своей подружки, и это так возмутило ее, что она сбросила со стола стакан с вином на колени девушке. Та обвинила в этом своего приятеля и поссорилась с ним, а он в суматохе наступил Наде на ногу. Именно в тот момент она и проснулась.

Разве не удивительно?

– Скорее странно, – сказала Лидия.

Холлис натянул на мольберт большой загрунтованный холст и начал делать на нем набросок углем..

– Ну… что же произошло потом у тебя с Надей в «Золотом сне»?

Алекс отхлебнул текилы.

– Ну… уже стемнело, и Надя предложила мне провести ночь с ней.

– Ага! Это можно было предугадать заранее! – воскликнула Джуно, ощущая легкое головокружение от вина и радуясь неожиданному появлению Алекса.

– Нет… подожди. – Алекс рассмеялся и умоляюще поднял руки. – Клянусь, все совсем не так, как ты думаешь. В комнате стояли две большие кровати. Надя появилась из ванной в маечке, едва прикрывавшей попу, и сказала: «О'кей. Я лягу здесь, а ты – там». Я так и не понял, хотела ли она, чтобы я остался на той кровати или… – он потер руки, – ..или перебрался к ней.

– Кажется, я догадываюсь, как ты поступил, – вставила Лидия, пригубив текилу.

– Верно, но, как оказалось, у Нади были совсем другие планы. Видите ли, она сообразила, что кровати расположены с севера на юг…

– Интересный поворот, – заметил Холлис, – нестандартный.

– Итак, – продолжал Алекс, – Надя выключила свет и велела мне лечь на спину. Потом наклонилась, поцеловала меня в лоб и сказала: «Я уберу твою подушку. Ты должен лежать совсем плоско». Я отнесся к этому как к странной причуде, однако тут же услышал, что она улеглась на свою кровать и сбросила подушку на пол.

– Бред какой-то, – фыркнула Джуно.

– Она предложила мне расслабиться, сосредоточившись сначала на кончиках пальцев на ногах, потом на других частях тела. Тогда, по ее словам, я достигну левитации, выйду из телесной оболочки, поднимусь и воспарю. Надя обещала ждать меня в пространстве и сулила мне физическое и духовное наслаждение, запоминающееся на всю жизнь.

– Интересно, а можно забеременеть, занимаясь сексом в астральном пространстве? – спросила Лидия. – Пожалуй, это надежнее, чем противозачаточные таблетки, но едва ли доставляет такое же удовольствие.

– Не знаю. – Алекс рассмеялся. – Я так расслабился, что заснул, а когда через полчаса проснулся, Надя сидела рядом со мной и массировала мне… гм-м… грудную клетку.

– Ха! – одновременно воскликнули девушки.

– Она предупредила, что выйти в астрал можно лишь после длительных тренировок, показала мне несколько упражнений. Остаток ночи мы сосредоточивали внимание на данном моменте и данном месте, – завершил рассказ Алекс.

– И учились не тому, как покидать телесную оболочку, а тому, как проникать внутрь ее, – усмехнулся Холлис. – Многое бы я отдал, чтобы снова стать молодым и начать бродяжничать.

– И когда это ты бродяжничал, папа?

– До твоего рождения… и до знакомства с твоей мамой. В богемное время, когда еще не было ни хиппи, ни битников. Но об этом я расскажу тебе, когда ты будешь постарше.

– О чем именно?

– Повзрослеешь – узнаешь, – фыркнул Холлис. – А теперь ты и Лидия сядьте поближе к Алексу, чтобы я мог нарисовать вас вместе. – Прежде чем Алекс принялся за чили, Холлис бросил на диван индейское покрывало.

Они долго еще сидели, попивая текилу и слушая рассказы Алекса о дорожных приключениях. В Санта-Фе он оказался случайно и, взяв телефонный справочник, стал звонить всем Джонсонам, пока не добрался до Джуно. Алекс собирался уехать утром, ибо в соответствии со своим планом хотел проводить каждую ночь в новом месте. Начало занятий в колледже близилось, а он все еще не добрался до Калифорнии.

– Я провел великолепное лето, многому меня научившее, – сказал Алекс. – Но поверьте, эта ночь – лучшая из тех, что я помню.

– Возможно, она просто отличается от других? – предположила Джуно.

– Лучшая после Сент-Луиса? – уточнила Лидия.

Алекс, рассмеявшись, обнял девушек, а они прижались к нему. Бутылку текилы почти осушили. Холлис Джонсон перешел от угля к маслу.

Они так и не легли в эту ночь – пили, смеялись и болтали. Это избавило всех от необходимости решать вопрос о том, где и с кем будет спать Алекс.




Глава 6


– Твои родители очень дружны, – сказала Лидия, передавая Джуно бутылку диетической пепси.

Они теперь жили в одной комнате. Их соседка постоянно отсутствовала, проводя время с приятелем.

Апартаменты с двумя спальнями располагались в том же неоготическом здании колледжа Бренфорд, где обосновался Алекс. Полотно, на котором Холлис Джонсон изобразил троих друзей, висело над камином в гостиной.

Лидия подошла к витражному стеклу и взглянула на университетский двор. Вьющаяся по стене цветущая глициния уже засохла.

– Они словно созданы друг для друга, и их любовь еще не прошла. Однажды вечером в Санта-Фе я случайно увидела их вдвоем: они слушали музыку, держась за руки. Господи, моим родителям такое и в голову не придет, они почти не остаются вместе… не понимаю почему. По-моему, из них ни один никогда даже не радовался жизни по-настоящему.

– Но ведь ради этого люди и соединяются… – отозвалась Джуно, – разделяют заботы и радости, преодолевают трудности и разногласия.

– Да, жизнь слишком коротка. Нет смысла проводить ее в хандре. – Лидия скривила губы. – Конечно, теоретизировать проще всего. Сама-то я почти всегда чувствую себя несчастной.

– Ты? – удивилась Джуно. – Брось, Лидия. Я всегда считала, что тебе дано все.

– А что именно? – Лидия закурила сигарету. – Привычка к никотину, куча денег и семья, где все друг другу чужие. Мне приходится скрывать от мужчин свой ум. Мою мечту стать актрисой родители считают бредовой. Я спала с восемью мужчинами, но ни разу не испытала оргазма и всегда боялась, что они об этом узнают. – Лидия вздохнула. – А вот ты – самая цельная натура из всех, кто мне встречался. Чего тебе не хватает? Господи, мы такие разные! Если у меня на какой-то вечер не назначено свидание, я места себе не нахожу. А ты начинаешь дергаться, когда тебе не удается два-три раза в неделю остаться дома.

Джуно рассмеялась:

– Это только так кажется. Если бы я влюбилась, мне захотелось бы проводить с моим избранником все свободное время. Но я, видимо, слишком разборчива. Меня мало кто привлекает. И еще в одном ты ошибаешься: мне многого не хватает. У тебя есть деньги, и ты воспринимаешь это как должное. Помнишь, как Алекс рассказывал о приеме в Ривер-клубе по случаю бракосочетания его брата? Вы с ним подсчитывали, во что это обошлось… Там было на несколько тысяч долларов одних гардений, фонтаны шампанского «Дом Периньон», сколько лобстеров и икры! Меня это потрясло. Я устала от бедности и хочу быть богатой, но счастливой.

– Тогда выходи замуж за богача. В Нью-Йорке есть десятки богатых наследников, и я могла бы познакомить тебя с ними. – Лидия сняла джинсы и надела мини-юбку от Бетси Джонсон.

– Вот-вот. Ты вся в этом: всегда думаешь о том, за кого выйдешь замуж и как это повлияет на твою жизнь.

А я хочу сделать карьеру, причем самостоятельно. Я мечтаю иметь возможность купить себе «порше» на заработанные мною деньги. У меня весьма честолюбивые планы.

– Все это прекрасно, – сказала Лидия. – Посещай лекции Бетти Фридан[5 - Лидер феминистского движения.] и запишись в йельский женский клуб. Меня же устраивает существующее в обществе положение вещей. Я не испытываю никакого давления на себя.

– Но ты сама призналась, что тебе приходится скрывать от мужчин свой ум.

– Да, отношения с ними – чертовски важная часть жизни, – согласилась Лидия, – но я могу поддерживать эти отношения и все-таки быть актрисой, если пожелаю.

– Верно, о том я и говорю. И Эльга Вассерман в интервью «Йельским новостям» утверждает: женщина имеет равное с мужчиной право быть личностью, делать карьеру и использовать свой интеллект… Ты должна общаться с мужчинами, однако на твоих условиях. Не для того же в Йеле ввели совместное обучение, чтобы ты посвятила жизнь воспитанию детей и какой-нибудь добровольческой работе на благо общества?

– Конечно, ты отчасти права, но мне сейчас надо встретиться с Керком у главного входа. Хочешь пойти со мной?

Джуно покачала головой:

– Мне нужно поработать над схемой освещения для йельского кабаре.

Лидия надела жакет, похожий на лоскутное одеяло, и задержалась у двери:

– Знаешь, а меня ведь действительно пугает мысль о вечере, проведенном в одиночестве.

– Перестань, – фыркнула Джуно. – Припомни, когда это случалось последний раз?

Сидя в сгущающихся сумерках, Джуно размышляла о Лидии. Со времени их знакомства они обе сильно изменились, но главное различие между ними сохранилось. Лидия ждала, что счастливая судьба проведет ее по жизни. Джуно же считала, что должна сама выбирать цель и идти к ней, не полагаясь ни на кого.

Девушкам предстояло еще многое постичь на собственном опыте.

Учебный год летел быстро, заставляя всех подчиняться принципам: «Живи и жить давай другим» и «Все испытай, все попробуй, все потрогай своими руками».

Для многих студентов наркотики и секс стали спасительной пищей, ибо снимали напряжение, возникшее из-за совместного обучения. Девушки прилагали все усилия к тому, чтобы в университете господствовал дух женской солидарности. Представители обоих полов пытались отвести мужчинам и женщинам соответствующие им роли. Во время каникул смешанные группы отправлялись в Аспен на Карибское море или в Мексику, на развалины поселений майя.

Как и в других учебных заведениях, в Йельском университете начались антимилитаристские выступления.

Джуно, увлеченная общим настроением, участвовала в акциях протеста, связанных с делом о «черной пантере» и заговоре с целью убийства, рассматривавшимся в нью-хейвенском суде. Лидия во время многолюдной студенческой первомайской демонстрации испытала на себе воздействие слезоточивых газов, а затем угодила в камеру предварительного заключения. Даже Алекс, обычно равнодушный к политике, написал и распространил сатирический памфлет, посвященный небрежному обращению с ядерными отходами.

Лидия, Джуно и Алекс часто говорили о том, как упростить свою личную жизнь, чтобы отдавать больше времени и сил жизни общественной. И они, и их друзья участвовали в постановке психологических пьес, входили в группы воспитания чувств. Теоретические и практические занятия в них помогали развивать в себе честность и откровенность. События в мире, скорость, радуга, единороги, Курт Воннегут, нулевой прирост народонаселения, альтернативный образ жизни, бодибилдинг, смерть Дженис Джоплин[6 - Певица, одна из лучших исполнительниц блюзов и музыки кантри.] от передозировки, андеграунд, метафизика, Ральф Нэйдер[7 - Юрист, общественный деятель, основатель движения потребителей.], индийская философия, учение гуру, «Человек одного измерения»

Герберта Маркузе[8 - Политолог, философ, социолог.], йога и тай-дзы, эротика, диеты на основе проросших зерен и витаминов, джаз, видео, рок, психоанализ, «Роллинг Стоунз» – все это проверялось на собственном опыте, читалось или обсуждалось.

Йель начала семидесятых годов переживал особый период. Головокружительный эксперимент по совместному обучению будоражил и уносил массу сил. К концу года многие студентки мечтали об академическом отпуске на год, желая отдохнуть от перенапряжения.

Даже Лидия собиралась покинуть подругу. Она подала заявление в экспериментальную театральную студию в Париже, возглавляемую знаменитым английским режиссером Ноэлом Поттером.

В тот год Алекс, Джуно и Лидия проводили вместе много времени. Жили они теперь в одном здании и вместе участвовали в постановке различных пьес на сцене Йельского студенческого драматического театра. Между ними установилась близость, наэлектризованная взаимным влечением, но после поцелуев в ванной комнате во время давней вечеринки Алекс держался от них на безопасном расстоянии, явно избегая секса. К досаде Лидии и Джуно, большую часть уик-эндов он проводил с самоуверенной красоткой Хоуп Дженнингс из Рэдклиффа.

Лидию окружала толпа поклонников. Она то влюблялась, то разочаровывалась. Джуно пережила несколько мимолетных увлечений, но большую часть времени соблюдала обет воздержания и довольствовалась безопасными отношениями с Хоппи Джонсом.

Лидия сняла с полки в стенном шкафу коробку и поставила ее на пол.

– Знаешь, что я получила сегодня? Очередную посылку из дома с гуманитарной помощью от Красного Креста!

Джуно отложила книгу.

– А апельсиновые кексы «Корделия» там есть?

Лидия кивнула.

– И еще пирожки с ананасами.

– Какое искушение! Боюсь, мой объем талии увеличится еще на дюйм. – Джуно взяла апельсиновый кекс.

– Кстати, вот что еще я получила. – Лидия подала Джуно письмо.

Та быстро пробежала его.

– Значит, тебя приняли в театральную студию Ноэла Поттера? – У Джуно перехватило дыхание. – О, Лидия, это же великолепно! – На глаза ее навернулись слезы. – Мне будет очень не хватать тебя.

Лидия обняла подругу:

– Знаю. Я тоже буду скучать. Но мне пришлось это сделать. Надеюсь вернуться на последний курс.

– Как я проживу без тебя целый год? Ведь Алекс и Хоппи заканчивают университет! Господи, да здесь же никого не останется!

– Ошибаешься. – Лидия взяла пирожок с ананасами, отдала коробку Джуно и попыталась перевести разговор на нейтральную тему:

– А чем собирается заняться Алекс? Он тебе не говорил?

– Сказал, что хочет куда-нибудь уехать и написать пьесу.

– Жаль, что ни у тебя, ни у меня с ним так ничего и не вышло, – вздохнула Лидия.

– Мне тоже. Он великолепен, однако понапрасну растрачивает силы на умниц… вроде Хоуп Дженнингс.

Лидия фыркнула:

– Может, следовало второй курс проучиться в Рэндклиффе?

– Не понимаю. Уверена, ты ему нравишься.

– И ты – тоже. Может, дело в этом… он просто не знает, на ком остановить выбор. Кроме того, он не хочет связываться с однокашницами.

Джуно рассмеялась:

– Сколько раз мы с тобой обсуждали эту тему? И всегда бесплодно.

– Да… на горизонте неизменно маячит какая-нибудь Хоуп.

Алекс Сейдж сел в кровати и закурил «джойнт».

Сквозь тонкие оконные занавески в комнату проникали зеленые и красные отблески неоновых огней мастерской, расположенной напротив мотеля. Цветные пятна падали на грудь Алекса, на спину и плечи спящей Хоуп Дженнингс.

Между ним и Хоуп все кончено. Он понял это уже давно, но поговорить с ней серьезно все как-то не удавалось. Алекс делал намеки, не скрывал раздражения, но Хоуп словно не замечала этого.

Его отношения с женщинами обычно развивались по одной и той же схеме. Видя его покладистость, подружки вскоре начинали помыкать им. Это не усложняло ему жизнь. Он подчинялся, но не оставлял своей работы.

Однако наступал момент, когда Алексу хотелось располагать собой полностью. Он решил завтра же сказать Хоуп, что между ними все кончено. Девушка будет потрясена, а у него возникнет чувство вины. Тем не менее сделать это необходимо.

Но почему? Ведь Хоуп умна и красива. Мать одобрила бы его выбор. Друзья ему завидовали. И все же привычная схема сработала. Алекс пошел у нее на поводу, потому что она хотела его. Это льстило его самолюбию, но все произошло слишком быстро. Ему даже казалось, что он ее не очень хорошо знает. Но так казалось всегда.

Впрочем, были два исключения: Джуно Джонсон и Лидия Форест. Алекс строго соблюдал свое правило: не вступать в близкие отношения с однокашницами. Благодаря этому ему удалось за последний год узнать Джуно и Лидию лучше, чем всех других девушек.

Они его очень привлекали. Он хотел обеих. Но даже если бы он нарушил свое правило, кому из них отдать предпочтение? Ведь они близкие подруги! Выхода Алекс не видел.

И вдруг его осенило…

В ту весну Джуно нашла смелое решение в черно-белых тонах для художественного оформления новой пьесы Алекса «Контрасты». В ней была весьма интересная роль, предназначенная для Лидии. Постановка стала для всех новым триумфом, В день премьеры Алеке просил Джуно и Лидию прийти на вечеринку одних.

Когда же веселье было в самом разгаре, он увлек девушек в их комнату, расположенную этажом ниже.

– Это особый вечер, – сказал Алекс. – Моя последняя пьеса в Йельском университете – все равно что выпускной вечер. Я много думал о последних четырех годах, особенно о последних двух, когда ввели. совместное обучение. Против этого выступали многие парни. Тогда начался новый отсчет времени. Теперь я даже не помню, каким был Йель без девушек. – Алекс извлек из кармана джинсов штопор и откупорил бутылку «Шато д'Икем» урожая 1962 года. – Я уже не представляю себе жизни без вас обеих. Давайте же навсегда останемся добрыми друзьями. – Он разлил вино в три стакана и поставил на стол баночку печеночного паштета.

– За нас! – воскликнула Лидия, возбужденная выкуренным «Чикаго Бомбер», который пустили по кругу наверху.

Они чокнулись и выпили.

– С этим вином что-то не так, оно слишком сладкое, – сказала Джуно.

– Потерпи, – ответил Алекс, намазывая паштетом крекеры для девушек. – А теперь… откуси кусочек, а потом сделай глоток вина.

Джуно подчинилась и расплылась в улыбке от удовольствия.

– О Господи, я еще никогда в жизни ничего вкуснее не пробовала! Как глупо сомневаться в твоем вкусе. А что это за вино?

– Французский сотерн. Отец научил меня закусывать его печеночным паштетом. Эту бутылку я умыкнул из его винного погребка, когда навещал отца последний раз. Он, конечно, заметил это, однако не возражал, а только взял с меня обещание сохранить вино до какого-нибудь особого случая.

– Я польщена. – Лидия зажгла свечу и выключила люстру. – Значит, ты считаешь встречу с нами особым случаем.

– О таком вечере, как сегодня, я давно мечтал. – Алекс открыл окно, и комнату наполнил влажный свежий воздух. Алекс снял черную шелковую сорочку и бросил ее на стул. Его длинные светлые волосы были перехвачены бисерной лентой, купленной в Нью-Мексико. Занимаясь греблей, он загорел, и его голубые глаза казались сейчас особенно светлыми.

– Неужели? – удивилась Лидия. – И о чем же именно ты мечтал?

– О том, чтобы быть с вами вместе. – Он улыбнулся девушкам. – И заниматься любовью.

Ошеломленная Джуно взглянула на Лидию, потом – на Алекса.

– Не знаю, что и сказать…

– Не говори ничего, – прошептал Алекс. – Лучше просто импровизировать.

– Я должна все на свете хоть раз попробовать, – промурлыкала Лидия и расстегнула блузку, тотчас соскользнувшую с ее небольшой груди.

Джуно растерялась. Что делать? Здесь Лидия и Алекс.

Ее ближайшая подруга и мужчина, в которого она тайно влюблена. Как разделить Алекса с Лидией? Такого Джуно и не представляла себе. Но, может, это отличительный признак семидесятых годов? Все экспериментируют, испытывают что-то новое. А главное – приобретают опыт. Ведь для этого она и приехала в Йель!

Лидия уже разделась до трусиков и поглядывала на Джуно, ободряюще улыбаясь. Сердце у нее учащенно билось, но она была немного навеселе и очень возбуждена. Лидия давно хотела Алекса. Интересно, как занимаются любовью втроем? Последнее время об этом много говорили, но Лидия одна не решилась бы на такой опыт.

А вот вместе с Джуно… лучшей подругой…

Алекс ждал, не сводя глаз с девушек, Джуно охватила дрожь. Предвкушая удовольствие, она быстро разделась. Ее загорелая грудь поблескивала в мерцающем свете свечи.

Алекс крепко обнял девушек, и повел к постели.

Почувствовав, как дрожит Джуно, он нежно поцеловал ее в лоб.

– Все в порядке. Это будет великолепно. Пусть все идет своим чередом… пусть это произойдет.

Лидия провела рукой по груди Алекса, потом обхватила ладонями грудь Джуно.

– О Господи, – пробормотала она. – У тебя такая гладкая кожа, Джуно! Не то, что у мужчины!

Алекс и Джуно рассмеялись, и скованность исчезла.

Их губы слились в поцелуе, три языка нетерпеливо знакомились друг с другом. Джуно запретила себе думать и полностью отдалась инстинкту, смело прикасаясь к телам Лидии и Алекса. Их прикосновения и новизна ощущения доставляли ей радость. Поразительно! Даже если это никогда не повторится, она познает такое, что никогда уже не станет прежней!

Они занимались любовью раскованно и страстно, как одинаково горячо любящие и страстно желающие друг друга люди. Джуно познавала эротическую нежность тела женщины. Алекс наслаждался разнообразием и чувствовал себя центром наэлектризованной страстью крошечной вселенной. Пока он занимался любовью с Лидией, Джуно ласкала их обоих; когда настала очередь Джуно, губы и руки Лидии возбуждали друзей. Однако сильнее страсти была их глубокая любовь друг к другу.

Когда все закончилось, их тела были влажны от пота.

Алекс поцеловал Джуно.

– Ты не жалеешь, что это произошло?

Она улыбнулась:

– Ничуть. Как странно… Мне казалось, что так и должно быть.

– Мне тоже, – глухо проговорила Лидия. – Все было великолепно, потому что это мы… мы, трое… Я никогда бы не захотела заниматься любовью ни с кем, кроме вас.

Это была самая чудесная ночь за всю мою жизнь…

– Я впервые так счастлив. – Алекс поцеловал девушек. – Мне хотелось бы остаться здесь навсегда. Я так люблю вас!

Джуно обняла его.

– Мы тоже любим тебя.

– Только сегодня я достигла оргазма, – изумленно сказала Лидия. – Причем несколько раз… с каждым из вас.

На глазах Джуно выступили слезы.

– Это было так прекрасно! – Она сегодня поняла, что может любить и заниматься сексом, может получать наслаждение без той безобразной жестокости, к которой тяготел Макс Милтон.

Но как им быть дальше?

Они долго лежали молча и обдумывали сложившуюся ситуацию. Наконец Лидия встала и пошла принять душ. Джуно осталась с Алексом, но, как только подруга ушла, ощутила неловкость, надела платье и отправилась в гостиную готовить кофе. Алекс последовал за ней.

– У меня блестящая мысль, – сказал он. – Давайте проведем лето вместе. В Париже. Лидия собирается туда учиться актерскому мастерству, а я решил удалиться куда-нибудь и писать. Если ты согласна, мы снимем квартиру на троих. Вот будет здорово!

Вернулась Лидия.

– Еще как здорово! Я с ужасом думала, что придется жить в Париже совсем одной.

– Я никогда еще не бывала в Европе! – возбужденно воскликнула Джуно. – Несколько лет откладывала деньги на поездку. Господи, как замечательно!

– Вот и хорошо. Значит, так и сделаем. – Алекс скрутил косячок, закурил и пустил его по кругу. Они болтали, строили планы, но Джуно вдруг приумолкла.

– Эй… что-нибудь не так?

– У меня появились кое-какие сомнения… насчет нашей совместной жизни. Сегодня был особый вечер, но я не уверена… боюсь того, что может случиться. Вдруг мы погубим самое важное, что объединяет нас… нашу дружбу.

– Нет, – возразила Лидия. – Совместная жизнь только укрепит нашу любовь друг к другу. Один за всех и все за одного!

– Все не так просто, – заметила Джуно. – Я действительно люблю вас, но не забудьте старую поговорку: двое – это уже компания. Не знаю, долго ли нам удастся сохранять дружбу. А если двое из нас объединятся в парочку, а кто-то останется ни с чем? Такое вполне может произойти.

– Да, пожалуй, риск есть, – согласилась Лидия. – Но зачем беспокоиться раньше времени? Это все равно что бояться любви, которая может причинить боль.

– В словах Джуно есть свой резон, – проговорил Алекс. – Вы обе по-своему правы. Больше всего я хотел бы жить с вами и заниматься сексом с утра до ночи. Но нельзя забывать о проблемах.

Они помолчали.

– Что же делать? – вздохнув, промолвила Лидия.

Вдруг лицо Алекса озарилось широкой улыбкой:

– Вы видели фильм Ноэла Коуарда «Модель жизни»? Там у Гари Купера, Фредерика Марча и Мириам Хопкинс возникла та же проблема, что и у нас.

– И как они решили ее? – спросила Джуно.

– Заключили джентльменское соглашение, – ответил Алекс. – Решили обойтись без секса.

– Как скучно, – бросила Лидия, но, подумав, добавила:

– Однако это, возможно, единственный выход.

Джуно кивнула:

– Тогда мы жили бы вместе, не опасаясь ревности.

– Не уверен, – покачал головой Алекс. – Не уверен, что смогу держаться от вас на расстоянии.

– Но, Алекс, ведь… это джентльменское соглашение, – напомнила Джуно.

– Ну что ж, это, пожалуй, действительно единственно возможное решение.

Они обменялись рукопожатиями. Лидия вдруг лукаво улыбнулась:

– Но пока соглашение не вступило в силу, нельзя ли нам попробовать еще разок «на дорожку»?




ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПАРИЖ

1971 год





Глава 7


Они сняли на лето светлую и просторную квартиру на четвертом этаже неподалеку от Сен-Жермен-де-Пре. Окна выходили во внутренний дворик на улице Бонапарта. Хозяин квартиры Жан Паскаль, приятель Алекса, уехал в Бразилию снимать фильм. Поблизости были метро, аптека, закусочная, кафе и пивная. В квартире была спальня, комната для прислуги и кабинет с кушеткой. Сначала Алексу предоставили спальню, но оказалось, что Лидии с ее обширным гардеробом в комнате для прислуги тесновато.

Спальные места ни за кем не закрепили. Каждый из них приходил и уходил в разное время, посещал вечеринки, продолжавшиеся ночи напролет. У них гостили по несколько дней приятели из Штатов, и спальню предоставляли тому, кто в ней в данный момент нуждался.

Однако сами нынешние хозяева никогда там не спали вместе, неукоснительно соблюдая свое соглашение, несмотря на то что их тянуло друг к другу.

Если бы не вспышки взаимного влечения, они провели бы безоблачно-беззаботное лето, ибо упивались полной свободой, отделенные Атлантическим океаном от всех забот и обязанностей. Лидия посещала занятия в театральной студии. Джуно бродила по городу с этюдником, делала зарисовки и поступила на курсы французского языка в «Альянс франсез». Алекс просиживал вечерами в кафе, пил «Рикардо» и писал новую пьесу.

Они проводили время в обществе актеров и кинематографистов, гомосексуалистов и извращенцев, художников и рок-звезд. Иногда смотрели по четыре фильма подряд в Шонематеке, ужинали в полночь в «Ла Куполь», танцевали в «Кастель» и участвовали в уличных карнавалах, совсем как Джин Келли и Лесли Кэрон в фильме «Американец в Париже». Сев в машину, они мчались ночью на пляж в Девилле, чтобы на восходе солнца выпить там шампанского. По утрам в уик-энды они бродили по «блошиным рынкам», отыскивая дешевые эффектные вещицы и старые граммофонные пластинки, потом завтракали в недорогой марокканской закусочной, а иногда, решив кутнуть, отправлялись в «Фошен», «Эдьяр», «Мезон де да Труфф» или в магазины деликатесов на улице Мадлен.

Однажды в субботу после посещения «блошиного рынка» Алекс угостил Лидию и Джуно экстравагантным ленчем в «Каспийской закусочной», где подавали блины с икрой. На верхнем этаже, в отдельном кабинете, смутно напоминавшем о былой роскоши царской России, они устроили настоящее пиршество с паюсной икрой, севрюгой, осетриной, белугой, норвежской красной икрой, похожей на коралловые бусинки.

– Поистине сказочное угощение, – сказала Джуно, положив на блин икры, – особенно для девушки, впервые отведавшей «морского воробья» лишь в прошлом году. Признаюсь, впрочем, что лето мы провели сказочное. Мне даже не верится, что через пару недель я снова буду в Нью-Хейвене.

– Пожалуйста, не напоминай об этом. Мне тебя будет так не хватать! – простонала Лидия.

– Мне тоже. Без тебя Париж потеряет свою прелесть, – добавил Алекс.

– Что же нам делать?

– Я много думала об этом. Когда я уеду, наше соглашение станет нелепостью. И троим трудно жить вместе и не прикасаться друг к другу, а уж для двоих это противоестественно.

– Я тоже думала об этом, – сказала Лидия. – Важнее всего сохранить нашу дружбу. В этом городе проще простого удовлетворить сексуальный голод, не подвергая опасности нашу дружбу. Летом я не испытывала недостатка в мужчинах и к тому же еще не потеряла надежду соблазнить Ноэла Поттера.

– Уверена, он не устоит. Но знайте, я пойму, если вы будете вместе. Возможно, мысль об этом не доставит мне радости, но я пойму. – И Джуно заставила себя улыбнуться.

Алекс положил руку ей на плечо:

– Твой дух навсегда останется с нами. Едва ли у нас что-то получится, когда мы останемся вдвоем. Без тебя будет пусто. – Он замялся. – Я собирался сказать вам сегодня кое о чем еще. Учтите, это никак не затрагивает нашу дружбу… Ничто и никогда не разрушит ее. Но я встречаюсь с Лорен Жильбер и по-настоящему увлечен ею.

– Лорен Жильбер? – удивилась Лидия. – О, Алекс. неужели ты так падок на знаменитости? Она никуда не годная актриса, и ей не менее тридцати лет. К тому же у нее кто-то есть. Лорен повсюду появляется с толстяком Полем, не знаю, как его фамилия.

– Он ее агент, – объяснил Алекс. – Кстати, она во вторник уезжает на Мальту, где начинаются съемки нового фильма, и просит меня отправиться с ней.

– И конечно же, ты согласился. – Джуно взглянула на Лидию, потом на Алекса. – И даже не посоветовался с нами!

– Значит, бросаешь нас ради этой коровы? Даже не верится! – возмутилась Лидия.

– Сбавь обороты! С какой стати ты ревнуешь? Это не касается нас троих и нашей дружбы. Просто Лорен необычная женщина, и я хочу быть с ней. Рано или поздно это случилось бы… Никто не застрахован от любви.

Так, наверное, даже лучше для всех нас.

– Тебе хорошо говорить, – бросила Лидия. – Ты уезжаешь на Мальту, Джуно возвращается в Йель, а мне что делать?

– Квартира Жана в твоем распоряжении. Займешься любимым делом – актерским мастерством. И с Ноэлом Поттером все будет так, как ты захочешь. – Алекс нахмурился. – И пожалуйста, перестань говорить гадости о Лорен. Ты с ней едва знакома.

В глазах Лидии стояли слезы.

– Хорошо, хорошо, не буду. Просто я слишком идеализировала наши отношения.

– Верно, но сердцу не прикажешь, – сказала Джуно. – Алекс не виноват, что влюбился в Лорен.

– Я не уверен, что влюблен. Она притягивает меня физически и нравится мне. Я поеду на Мальту, чтобы быть рядом с ней. Кто знает, что из этого получится? – Алекс осушил бокал. – Я вовсе не хочу причинять вам боль, но не могу, оставшись с вами, отказаться от секса. Меня все лето сводит с ума эрекция. Мне нужно исчезнуть.

– Ну и черт с тобой, уезжай! Мы с Джуно в тебе не нуждаемся! – Лидия схватила сумочку и побежала вниз по лестнице.

– Ох, пропади все пропадом! – воскликнул Алекс и позвал официанта. – Мне жаль, что так получилось.

– Знаю, – сказала Джуно. – Я догоню ее.

Лидия стояла на улице возле цветочного киоска, рассеянно слушая продавца и уставившись невидящим взглядом на дикие орхидеи.

– Лидия, не сердись, – сказала Джуно, подходя к ней. – Алекс не виноват.

– Все эта проклятая вампирша! – воскликнула Лидия. – Никогда в жизни не видела такой фальшивой женщины! «О-о, Алекс, ты пишешь такие умные пьесы». – Она картавила, подражая Лорен. – А сама хлопает своими накладными ресницами и таращится на него.

Как только Алекс не раскусил ее сразу!

Не глядя на светофор, Лидия сошла на мостовую, чтобы пересечь улицу Мадлен. Джуно схватила ее за руку.

– Осторожнее! Послушай, Алекс прав. Мы почти не знаем Лорен. К тому же нам не удалось бы удержать его, если бы он влюбился в другую женщину.

– Еще как удержали бы! Если бы только ты не предложила заключить это дурацкое соглашение!

– Я?! Да ведь вы оба поддержали меня! – Джуно кипела от возмущения. – И ты сама соблюдала условие. К тому же ничто не помешало бы Алексу увлечься Лорен.

– У него не возникло бы такой потребности! – воскликнула Лидия. – Ему не захотелось бы искать женщину!

– О'кей. Будь по-твоему. Не стану спорить о том, что могло бы случиться. И не хочу портить то, что у нас осталось. – Джуно повернулась и пошла в другую сторону.

– Подожди… пожалуйста! – крикнула ей вслед Лидия. Джуно обернулась, хотя не остыла. – Извини, Джуно. Просто мне невыносимо тяжело. Вы с Алексом уезжаете. – По ее щекам потекли слезы. – Я так люблю вас обоих… и так боюсь остаться одна. Ты и представить себе не можешь, как мне тяжело. Одиночество лишает мою жизнь смысла. Я испытала его, это сущий кошмар!

Джуно обняла подругу.

– Понимаю… понимаю, Лидия. Мне тоже не хочется возвращаться в университет без вас. Мы провели потрясающее лето, а теперь все ужасно. – Джуно тоже заплакала.

Они прошли несколько кварталов, заливаясь слезами. Лидия купила в аптеке пачку бумажных салфеток.

Они вытерли слезы, зашли в кафе и заказали чай. Выпили его в полном молчании, погруженные в невеселые думы. Наконец Джуно заговорила:

– Я еще никогда не ревновала. Наверное, это произошло бы со мной, если бы после моего отъезда вы с Алексом соединились. – Джуно убрала с лица прядь темных волос. – Это было бы понятно. Но я ревную к Лорен.

Она знаменитость, и у нее такие изысканные манеры.

Согласна, красавицей ее не назовешь, но у Лорен есть стиль… – Джуно рассмеялась. – И я ее ненавижу.

– Может, нам что-нибудь придумать и избавиться от нее? Например, сказать Лорен, что у Алекса венерическая болезнь.

– Ее этим не испугаешь…

– А если сказать, что Алекс импотент? Нет… она, конечно, уже знает, что это не так.

– Может, и хорошо, что Алекс с ней уезжает. Она скоро наскучит ему.

– Думаешь?

– Да. Или она устанет от него. Я отвожу на это месяц.

– Ты права. У них нет ничего общего. Это всего лишь увлечение, и оно быстро пройдет. Смешно, что я так расстроилась… Просто ужасно себя чувствую. – Однако глаза Лидии вдруг сверкнули. – Вот что. Давай устроим для Алекса прощальную вечеринку.

– Отличная мысль. Он поймет, что мы на него не сердимся и любим по-прежнему.

– Но ее на вечеринку не пригласим.

– Лидия! Нам придется пригласить ее! – воскликнула Джуно. – Иначе нам не удастся подсыпать яд в ее стакан с минеральной водой.

Лорен, занятая сборами на Мальту, на вечеринку не пришла. Зато явилось множество приглашенных и незваных, даже Ноэл Поттер, присутствие которого должно было отвлечь Лидию от грустных мыслей.

Лидия выглядела потрясающе в купленном за тридцать франков на «блошином рынке» платье «Америка 50-х годов» из розовой тафты с широким кринолином, узким облегающим лифом и глубоким декольте, открывающим соблазнительные округлости. Широкий черный пояс, расшитый бисером, стягивал талию.

Лидия надела красные перчатки до локтя, а в волосы воткнула белую орхидею.

Джуно смастерила себе экстравагантный наряд, разрезав черные шифоновые брюки до бедер – так что теперь они походили на длинную бахрому. Пояс спускался ниже талии, открывая мириады крошечных звездочек, которые она успела вытатуировать на Плас-Пигаль. Грудь едва прикрывал лифчик с блестками. Он держался на узкой цепочке, завязывающейся сзади. Собрав волосы в конский хвост, Джуно перевила его золотым шнуром. Обуви на ней не было, ибо она не хотела выделяться ростом среди невысоких французов. Ноги Джуно украсила рисунком, нанесенным акриловой краской.

– Джуно, иди сюда! – крикнула Лидия. – Я хочу познакомить тебя с Ноэлом Поттером.

Ноэл Поттер, мужчина среднего роста с редеющими, зачесанными назад волосами и тронутыми сединой бачками, пил неразбавленный виски и, судя по всему, не первый стакан. Щеки его покрывала сеть мелких красных жилок. Один глаз закрывала черная кожаная повязка, зато другой, глубоко посаженный, водянисто-голубой, уставился на едва прикрытую грудь Джуно. Растянув тонкие губы в улыбке, он протянул девушке руку.

– Боюсь, я о вас ничего не слышал, но надеюсь, Лидия исправит этот недочет.

– Забудь об этом, Ноэл. Джуно помолвлена с тремя самыми богатыми нефтяными магнатами Техаса, и все они вооружены до зубов.

– Подумать только! Вы, американцы, такие забавные!

– А вот и один из моих женихов. Извините. Рада была с вами познакомиться, – сказала Джуно и ускользнула в тот момент, когда Ноэл протянул руку к ее груди.

Алекса она нашла на кухне.

– Ты еще не познакомился с великим Ноэлом Поттером?

– Великий выпивоха, – заметил Алекс. – Опасаюсь, как бы Лидия не хлебнула с ним горя.

– Мы едва познакомились, а он чуть не начал лапать меня, – сказала Джуно. – Еле смылась. Он не похож на однолюба.

– Да, на каждую женщину глаз пялит. – Алекс комично прикрыл свой глаз кухонной прихваткой.

– Ох, Алекс! – Джуно расхохоталась.

– Можно нарушить ваш тет-а-тет и бросить свой камень в огород знаменитого британского развратника? – раздался за их спинами голос. В кухню вошел молодой француз в черной кожаной куртке и камуфляжных брюках.

– Бернар! Черт возьми, когда ты вернулся? – Алекс заключил молодого человека в объятия. – Джуно, познакомься, это Бернар Жюльен, в будущем великий французский кинорежиссер.

– Если только мне когда-нибудь отвалят деньги на съемку фильма. – Бернар усмехнулся. – В Брюсселе я работал помощником режиссера у одного из самых больших идиотов во всей французской кинематографии. Двадцать лет назад он сделал один удачный фильм, и его до сих пор продолжают ассигновывать, тогда как я… – Он пожал плечами и взглянул на Джуно.

– Бернар, это Джуно Джонсон, одна из моих соседок по квартире.

– Тебе повезло, старина, если они все так же красивы.

– Еще красивее, – сказала Джуно, – но другая сейчас увлечена Ноэлом Поттером.

– Ах-ха! – Бернар понимающе присвистнул. – Значит, это та рыженькая, в розовом платье… Неплохо устроился, мой друг. Как тебе это удается, Алекс?

Алекс и Джуно переглянулись и рассмеялись.

– Никак не удается.

В три часа утра ушел последний гость, и Алекс открыл бутылку шампанского «Дом Периньон».

– Я приберег это для нас троих. – Он наполнил три бокала и поднял один из них. – За нас, трех мушкетеров.

– Один за всех и все за одного! – Лидия подняла бокал.

– Отныне и навсегда, – сказала Джуно и расплакалась.

– Дорогая, не плачь. – Лидия всхлипнула-.

Алекс растерялся и расстроился:

– Помните, затевая это, мы надеялись хорошо отдохнуть.

– Но теперь все кончено, – всхлипнула Джуно.

– Ничего не кончено, – заверил ее Алекс и, улыбнувшись, добавил:

– Нет, наверное, кое-что кончилось.

Действие нашего соглашения. – Он протянул к ним руки. – Какого черта!.. Ведь его заключили только на летние месяцы.

Джуно взглянула на него и вытерла слезы.

– Ты абсолютно прав. В воздухе уже чувствуется дыхание осени.

Это было не так, как в первый раз. Тогда их захлестнула волна новых ощущений, и все казалось радостным открытием. Теперь они действовали неторопливо, смакуя каждую мелочь, и наслаждение имело горьковатый привкус печали.

Они разделись при желтоватом свете уличного фонаря, заливающем кровать и разделяющем ее на белые и темные треугольники. Опустившись на колени, они вглядывались друг в друга, и их нежные прикосновения выражали не только ласку, но и желание запомнить все.

Лидия провела рукой по щеке Джуно, и та, повернув голову, прижалась губами к ее мягкой ладони. Алекс погладил спины девушек, подумав при этом, какие разные у них изгибы ягодиц. Руки девушек встретились в его паху и ласково скользнули по твердому, дрожащему от напряжения пенису. Джуно поцеловала грудь Лидии и, втянув губами ее сосок, почувствовала чью-то руку у себя между бедер. Они лежали на кровати в полумраке и занимались любовью.

Это было не так, как в первый раз, в Йеле, когда все казалось началом чего-то. Теперь, в Париже, городе света и влюбленных, это означало завершение целого этапа, хотя и не представлялось концом всего.




Глава 8


Дождавшись, когда Лидия и Джуно заснут, Алекс нежно поцеловал их и тихо выскользнул из кровати. Он вылетал на Мальту восьмичасовым рейсом. Ему предстояло уложить вещи и заехать за Лорен.

Джуно разбудило прикосновение губ Алекса к щеке, но она не открыла глаз, а тихо лежала, прислушиваясь к тому, как он освобождает ящики и укладывает чемоданы в соседней комнате. Лидия тяжело застонала во сне и повернулась на другой бок. Джуно посмотрела на небо, предвещавшее ненастный день. «Что ж, – подумала она, – погода под стать настроению».

Когда Алекс подтащил чемоданы к двери, Джуно охватила тоска. Потом его шаги приблизились. Он вошел в спальню. Их взгляды встретились, и Алекс послал ей воздушный поцелуй. Джуно улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ, закрыл дверь и исчез.

Джуно долго лежала, не думая ни о чем, но ощущая печаль. Наружная дверь отворилась, и это вывело ее из оцепенения. Сначала Джуно решила, что вернулся Алекс.

Может, он что-нибудь забыл или передумал?

Но то были не его шаги. А вдруг он не запер дверь, и в квартиру вошел кто-то чужой?

Джуно охватила паника. Она натянула на себя простыню и в отчаянии огляделась, надеясь отыскать какой-нибудь тяжелый предмет. Дверная ручка повернулась, и Джуно, схватив с тумбочки транзисторный приемник, замахнулась им.

– О Боже, извините меня! – пробормотал незнакомец на ужасном французском, поднял руки и отступил. – Я есть друг Жана. – Он сунул руку в карман и извлек ключ. – У меня имеется ключ. О'кей? – добавил он по-английски с явно британским произношением.

Джуно дрожащими руками водворила транзистор на место.

– О'кей. Подождите в гостиной, – прошептала она. – Я сейчас оденусь.

Накинув тесноватый и короткий халатик Лидии, Джуно пошла в ванную чистить зубы. Открыв дверь в гостиную, она увидела, что гость расположился на диване и что-то ищет в своей спортивной сумке. Едва показалась Джуно, он встал и смущенно улыбнулся:

– Извините еще раз. Жан – мой старый друг. Я всегда останавливаюсь у него, когда бываю здесь. Я знал, что он уехал, но понятия не имел, что здесь кто-то живет. Простите, я не представился. Меня зовут Тони Силвер.

– А я Джуно Джонсон. Вы до смерти напугали меня.

– Весьма сожалею. Последние сутки я провел в самолете и мечтаю хоть немного поспать. А потом найду место в гостинице.

– Откуда вы сейчас? – спросила Джуно.

– Из Австралии. Не найдется ли у бас чего-нибудь поесть?

– Только остатки хлеба и сыра после вечеринки.

– Это то, что надо.

Он проследовал за Джуно на кухню. Пока девушка варила кофе. Тони, с аппетитом уплетая остатки сыра и салями, рассказал ей, что он – менеджер рок-группы «Скрэп метал». У них запланирован концерт в Париже, а потом – в столицах еще нескольких европейских государств. Тони то и дело зевал, и Джуно вскоре проводила его в кабинет на кушетку. В комнате Алекса не было вещей, и она казалась непривычно пустой.

Девушка начала наводить там порядок после вечеринки, но вдруг на пороге появилась обнаженная Лидия, протирающая глаза.

– А, вот где мой халат, – пробормотала она. – Он тебе немного тесноват, Джуно, верно? Ты уже сварила кофе?

Джуно кивнула в сторону кухни:

– Только что.

Лидия налила себе чашку и устроилась на диване.

– Господи, даже не верится, что Алекс уехал. Здесь без него так пусто.

– Свято место пусто не бывает.

– Алекс вернулся? – просияла Лидия.

– Нет, приехал Тони, друг Жана, менеджер рок-группы, и остановился здесь на несколько часов.

– Гм-м. Может, вернешь мой халат?

Джуно рассмеялась:

– Не беспокойся. Он уже вырубился, потому что сутки провел в самолете.

Лидия отхлебнула кофе.

– Мне не хватает Алекса.

– Мне тоже. – Джуно села рядом с Лидией и обняла ее.

– Вчера было хорошо, да? – Она вздохнула. – Пока мы занимались любовью, я все надеялась, что Алекс передумает и не уедет.

– Я тоже. Да, все было чудесно. Прости меня за то, что сказала тебе на улице. Ты была права. Нам не удалось бы провести лето в таком напряжении. При всей любви к тебе я наверняка попыталась бы заполучить Алекса.

– Понимаю. Нам втроем было чудесно, но всегда появляется естественное желание составить пару. Возможно, наше соглашение было не так уж глупо. Оно помогло нам сохранить дружбу, а это важнее, чем секс.

Внезапно осознав, что сидит голая и обнимает Джуно, Лидия ощутила смущение, несколько странное после того, что происходило ночью.

– Джуно… когда мы втроем занимаемся любовью, как ты относишься к тому, что это и со мною? Как по-твоему, может, когда-нибудь мы?..

– Сомневаюсь. Мне это очень нравится, но только когда в этом участвует Алекс. Почему-то его присутствие ставит все на свои места, словно так и нужно. Но без него… едва ли… я тебя люблю, но мне, наверное, не захочется делать это вдвоем с женщиной.

Лидия кивнула:

– Да… я чувствую то же самое. – Она усмехнулась. – Ну вот, теперь все ясно, правда? Просто я не знала, как нам быть теперь, когда Алекс уехал.

Перевалило за полночь, а Тони Силвер все еще спал.

Лидия ушла с Ноэлом Поттером, а Джуно осталась дома, отказавшись от приглашения на вечеринку. Ей, удрученной отъездом Алекса, не хотелось никого видеть. Она читала, лежа на диване, Эдит Уортон, когда появился заспанный Тони.

– Господи, неужели я проспал целый день?

– И часть ночи тоже. Как вы себя чувствуете?

– Умираю от голода. Вы уже поужинали?

– Около шести часов назад.

– Не хотите посидеть со мной, пока я буду есть? А вам я куплю что-нибудь выпить.

– Нет, спасибо.

– Не отказывайтесь. Я знаю неподалеку одно кафе, которое открыто всю ночь. Мой психоаналитик говорит, что мне противопоказано есть в одиночестве.

Джуно улыбнулась:

– Ну если так…

– Вот и чудненько. Дайте мне пять минут, чтобы побриться и переодеться.

Чистый и аккуратно выбритый Тони Силвер произвел на Джуно приятное впечатление. Он был немного выше ее, худощавый, с хорошими чертами лица. Темные волосы Тони собрал в короткий «конский хвост», поверх рубашки из джинсовой «варенки» надел кожаную куртку с бахромой. Они зашли в «Пье-де-Кошон».

Джуно, сидя за бокалом «Божоле» и пощипывая хрустящий хлеб, наблюдала, как Тони с аппетитом уминает бифштекс, лук-шалот и жареный картофель.

Отоспавшийся Тони без умолку рассказывал о турне, об Австралии, о парнях из оркестра. Джуно слушала его с интересом. Группа «Скрэп метал» еще не пользовалась большой популярностью, но издала первый альбом, который Джуно нравился. Это была одна из самых перспективных ливерпульских групп нового поколения.

После ужина Джуно и Тони пошли домой пешком через Понт-Неф и по бульвару Сен-Жермен. Забавные истории спутника рассеяли ее тоску.

Вернувшись, Тони начал складывать свои вещи в спортивную сумку.

– Куда вы собираетесь?

– В гостиницу.

– Среди ночи? Не глупите. У нас есть свободная комната, а вы здесь всего на несколько дней. Уверена, Лидия возражать не будет.

– Ну если так, спасибо. В знак благодарности приглашу вас обеих на концерт.

– Чудесно. – Джуно зевнула. – В отличие от вас я не проспала весь день, так что простите, я безумно устала – О'кей, спокойной ночи. Спасибо, что посидели со мной за ужином. – Он пожал Джуно руку. – Увидимся утром.

В последующие несколько дней Джуно проводила с Тони много времени. Этот молодой человек ей нравился, и он тоже явно питал симпатию к девушке, хотя и не делал шагов к сближению. Девушка ходила с Тони во Дворец спорта, где должен был состояться концерт группы «Скрэп метал», и он познакомил ее с музыкантами. Певец и гитарист Гарт Мичем сразу начал обхаживать Джуно, но от нее не укрылось, что Тони отвел его в сторону и о чем-то поговорил с ним. Взглянув на Джуно, Гарт удивленно поднял брови и после этого оставил ее в покое.

– Мне нужно кое-что согласовать с осветителями, – сказал Тони глубокой ночью, – а потом, если не возражаешь, мы где-нибудь перекусим.

– Ладно, но учти: когда я голодна, накормить меня бывает недешево.

Джуно, словно завороженная, наблюдала, как датчанин Лео, главный осветитель, проверяет технику. Девушка засыпала его вопросами, на которые он терпеливо ответил, пораженный ее познаниями в этом деле.

– Где ты откопал такую девушку? – спросил Лео, когда Тони пришел за Джуно. – Она, черт возьми, разбирается во всем не хуже меня!

Потом они ели мидии и эскалопы в «Водевиле», многолюдной закусочной, построенной в двадцатых годах напротив здания биржи на улице Вивьен.

– Откуда у тебя познания в осветительском деле?

Ты мне об этом не рассказывала.

– Я тебе вообще почти ни о чем не рассказывала, – рассмеялась Джуно. – Говорил в основном ты.

Тони с улыбкой откинулся на спинку стула.

– Намек понял. Ну что ж, теперь я слушаю.

– Я учусь в Йельском университете, а здесь проводила летние каникулы вместе с друзьями. Через две недели уезжаю назад.

– А твоя подруга Лидия? Она тоже возвращается в Штаты?

– Нет, она изучает здесь актерское мастерство в студии Ноэла Поттера, по уши влюблена в него, и сейчас у них роман в самом разгаре. Думаю, нет такой силы, которая заставила бы ее пересечь Атлантику.

– А ты как к этому относишься? – спросил Тони и странно посмотрел на Джуно.

Девушка пожала плечами:

– По-моему, он старый козел. Но у нее своя голова на плечах. Не мне судить. Я и сама порой имела дело с весьма сомнительными типами.

– С типами? То есть с мужчинами?

– С кем же еще? – рассмеялась Джуно, озадаченная его удивлением. – Не с лошадьми же!

Тони расхохотался. Джуно молча наблюдала за ним, не понимая, чем насмешила его. Наконец, вытерев выступившие на глазах слезы, он отхлебнул вина и успокоился.

– Тебе не угадать, что меня так рассмешило, – сказал он. – В жизни еще так не ошибался!

– В чем же ты ошибался? Может, скажешь наконец?

– Видишь ли… Когда я впервые вошел в ту комнату и увидел тебя и Лидию в постели…

– Черт возьми! Уж не подумал ли ты, что я лесбиянка?

– А ты на моем месте что подумала бы?

Джуно усмехнулась:

– Так значит, поэтому ты и держался от меня на расстоянии?

Тони кивнул.

– Я решил, что ты – запретный плод и не подвержена соблазнам. – Он сделал паузу. – Значит, это не так?

– Конечно, нет, – улыбнулась Джуно. – Я уже начала сомневаться в себе.

Тони подозвал официанта:

– Гарсон, счет, пожалуйста. И поскорее!

Вечер был теплый и душный – последнее дыхание уходящего парижского лета. В воздухе плавал запах марихуаны, напоминающий аромат благовоний, воскуряемых во время священного ритуала. Концерт «Скрэп метал» проходил с аншлагом, и пестрая толпа поклонников группы наводнила Дворец спорта. Джуно и Лидия уцепились за Тони Силвера, но толпа, прорвав полицейские кордоны, вынесла их к артистическим уборным. За кулисами суетились десятки людей: техники, осветители, музыканты и их подружки. Даже какие-то детишки затесались сюда с собакой.

– Вероятно, мне следовало бы надеть майку с надписью «Я не лесбиянка», – сказала Джуно.

Тони рассмеялся:

– Не беспокойся, твоя репутация гетеросексуалки восстановлена. Все парни об этом знают. Ну ладно, мне еще надо позаботиться кое о чем. Увидимся позже.

– Кто этот парень? – Лидия указала на молодого человека с копной непослушных волос, который пил пиво и курил тонкую тайскую сигарету. – Симпатичный на вид.

– Это Кении Томас, барабанщик. Пойдем, я тебя познакомлю.

По случаю концерта Лидия отказалась встретиться с Ноэлом Поттером, чувствуя к тому же; что пора немного отдохнуть от него. Она ценила обаяние Ноэла, но его пристрастие к спиртному начинало действовать ей на нервы. Чем больше он пил, тем становился агрессивнее, а к концу вечера обычно засыпал в кресле. Как правило, Лидия старалась уйти домой, прежде чем это случится.

Поздние вечера после занятий в студии, пока Ноэл еще не набрался, были единственным временем, когда он мог заниматься любовью. В редкие минуты трезвости у него возникало множество блестящих новаторских идей. За несколько недель занятий с ним представления Лидии об актерском мастерстве значительно расширились. Девушка все еще не верила, что и в самом деле интересует Ноэла. Хотя он не скупился на похвалы, говоря о ее таланте, и видимо, столь же искренне выражал свои чувства к ней.

Джуно и Лидия пили пиво, которым угостил их Кении, когда к ним подошел Гарт Мичем, гитарист и певец.

– Привет, девочки! Тони зовет вас. Он там. – Гарт «указал рукой в сторону.

Джуно всякий раз ощущала, что между нею и Гартом словно пробегает электрический ток. Но она пришла сюда с Тони, а вокруг Гарта, где бы он ни появлялся, увивались красотки, жаждущие его внимания и не теряющие надежду снискать расположение музыканта.

Услышав голос Тони, Джуно легко нашла его. Потрясая кулаком, он орал на одного из звукооператоров:

– ..твою мать! Как, черт возьми, ты позволил ему получить это зелье? Он продержался без него целые три недели! – Тони взглянул на часы. – Концерт задерживается уже на полчаса, пропади все пропадом!

Джуно молча ждала. Звукооператора явно смутило, что Тони при всех кричит на него, но он не пытался оправдываться. Джуно поняла, что кто-то из группы вырубился из-за наркотиков, но не догадывалась, кто именно, хотя Тони за последние несколько дней познакомил ее со всеми своими коллегами.

Сегодня она видела всех. Девушку охватил панический страх, ибо она сразу поняла, о чем сейчас попросит ее Тони.

– Джуно… Лео в полной отключке. Его помощник тоже. Приняли ЛСД на вечеринке и не очухаются до завтра. Пожалуйста, прикинь, запомнила ли ты последовательность операций по освещению сцены?

– Я только дважды стояла у пульта, но запомнила многое… Однако…

– Все остальное импровизируй. Как по-твоему, у тебя получится? – с надеждой спросил Тони.

– Нет, – испуганно пробормотала она. – В зале тысячи людей. Ведь это не просто переключение рычагов, а сложная работа…

– Джуно, на то, чтобы отыскать кого-нибудь в Париже и привезти сюда, уйдет не меньше часа. И все равно никто не знаком с осветительной аппаратурой лучше, чем ты. За этот час проклятые фанаты разнесут здание вдребезги. Прошу тебя… – Он сунул ей в руку несколько листов бумаги с пометками, сделанными ярким фломастером. – По возможности следуй этому плану, а остальное придумай сама. Ну как?

– Иль на щите, иль со щитом… – Джуно охватило возбуждение. – Будь что будет… Пожалуй, попробую.

– Хуже, чем Лео в его теперешнем состоянии, ты не сделаешь. – Тони поцеловал ее. – Сейчас найду тебе кого-нибудь в помощники. – Он подтолкнул девушку к пульту. – Даю тебе пять минут, чтобы собраться с духом. – Тони сунул ей жевательную резинку.

Едва Джуно уставилась на исчерканные пометками страницы, к ней подошла Лидия.

– Повезло! – сказала она. – Надеюсь, ты согласилась? Это же мечта каждого начинающего!

– Вернее сказать, кошмар, – отозвалась Джуно. – Что мне делать, Лидия? Я не могу, разбираясь в этих пометах, переключать рычаги на пульте. Тони обещал найти мне помощника, но…

– Все образуется, – заверила ее Лидия. – Я буду разбираться в пометках, а ты – нажимать на кнопки, если, конечно, умеешь обращаться со всей этой чертовщиной.

В наушниках раздался голос:

– О'кей. Начинаем. – Джуно передала листы Лидии и нажала на рычаг. Световой луч высветил главный микрофон на сцене.

– Фантастика! – выдохнула Лидия.

В световом круге показался Тони Силвер. Аудитория взревела.

– А теперь, друзья мои, перед вами выступит лучшая в мире группа рок-н-ролла «Скрэп метал»! – выкрикнул он.

Раздались аплодисменты, крики, топот, свист.

Джуно перевела пару рычагов, сцена осветилась, и музыканты заиграли мелодию последнего хита «Дай все это мне».

Лидия назвала цифру, Джуно нажала кнопку, и сцена погрузилась в темноту.

– Дай все это мне, – запел Гарт Мичем в полной тьме.

– Проклятие! – выругалась Джуно. – Ты сказала «пять» или «девять»?

– Пять.

Джуно ахнула и нажала другую кнопку. Огни зажглись.

– Прости, – сказала Лидия. – Видно, мне не пошли впрок три года обучения правильному произношению.

Джуно постепенно освоилась за пультом и почувствовала себя увереннее. Хотя ее импровизации были не всегда удачны, но в целом все получалось.

По завершении концерта зал четырежды взрывался овациями, музыканты несколько раз выходили на бис и наконец покинули сцену. Джуно, вся в испарине, включила огни и тяжело опустилась на стул.

– Мы справились! – с гордостью и удивлением воскликнула Лидия. – О, Джуно, ты справилась блестяще!

Подбежал Тони Силвер и обнял Джуно.

– Ты все сделала великолепно! Не сомневался, что у тебя получится.

– Неужели? – Девушка вытерла мокрое лицо.

– Нет… – Он засмеялся. – Но у нас, черт возьми, не было выбора, не так ли?

Официант, лавируя между тесно сдвинутыми столами, поставил на один из них несколько бутылок вина и пива. Здесь, в «Куполе», пировали участники группы «Скрэп метал» и их друзья.

Гарт Мичем рассмеялся.

– Я чуть в штаны не наложил от страха, когда выключился свет. Только я начал петь «Дай все это мне», как – на тебе! – кромешная тьма!

– Следовало приберечь этот эффект для исполнения песни «Тьма на сердце». Там это было бы куда уместнее. – Кении Томас улыбнулся Джуно.

– О Господи! – воскликнула девушка. – Не напоминайте мне об этом. Я готова была сквозь землю провалиться.

– Ничего, прошло превосходно, – успокоил ее Гарт. – Мне ужасно понравилось оранжевое пятно в конце «Сведи меня с ума».

– Да… это получилось красиво, – согласился Кении. – Кстати, эта леди ошибалась куда реже, чем наш обожаемый Лео.

– Ты прав, – сказал Тони. – Помнишь концерт в Мельбурне?

До самого рассвета, когда все наконец разошлись, Джуно купалась в лучах славы, гордая оттого, что спасла положение.

Вернувшись на улицу Бонапарта с Лидией, Кенни и Тони, она все еще не могла успокоиться. В эту ночь, возбужденные и усталые, Джуно и Тони не занимались любовью и не сразу заснули. Но зато потом Джуно снились светлые сны о прекрасном будущем.

После полудня Джуно проснулась от запаха свежего кофе и открыла глаза. Перед ней стоял Тони с кофейником в руках.

– Гм-м, – пробормотала девушка. – Это чудесно; но не сейчас… Я хочу еще поспать. – Она закрыла глаза и зарылась в подушку.

– Нельзя, любовь моя. Нам надо поговорить. Время поджимает.

Джуно взглянула на Тони. Выбритый и одетый, он протягивал ей чашку кофе.

– Ну же, Джуно, выпей кофе! Ты должна проснуться и выслушать меня.

Джуно взбила подушку и села. Игра света и тени придавала комнате сюрреалистический вид.

– Что случилось, Тони? У тебя такой серьезный вид.

Он улыбнулся, карие глаза ласково смотрели на нее.

– Извини. На меня сегодня обрушилась масса дел.

Ты же знаешь, завтра нам нужно быть в Амстердаме. Я поговорил с Лео. Он поработает там с нами, а потом мы с ним расстанемся. Я, черт возьми, сыт по горло его «загулами». На него нельзя положиться.

– А как же ты обойдешься без него? – Джуно допила кофе и приободрилась.

– Вот об этом-то нам и следует потолковать. – Тони сел на кровать, откинулся на подушку и погладил Джуно по щеке. – Благодаря тебе я за последние несколько дней снова стал самим собой. Ты и не представляешь себе, каково так долго находиться в пути, к тому же среди чужих людей. С ними приходится есть, пить, спать, общаться. При этом их интересует лишь то, чем я занимаюсь, – я сам им безразличен. Приспосабливаясь к ним, чувствуешь себя хамелеоном. Однако с тех пор как я пришел сюда, все изменилось. Даже Париж кажется мне другим. Я очень привязался к тебе, Джуно, и не хочу, чтобы у нас все кончилось.

– О, Тони, я замечательно провела с тобой время и сейчас совсем не хочу возвращаться в Йель.

Он нежно поцеловал ее.

– Я рад этому, потому что у меня есть к тебе предложение.

– Ты однажды уже предложил мне кое-что, Тони, – лукаво заметила Джуно, – и, как я помню, все кончилось весьма успешно.

– Тогда, надеюсь, мне снова повезет. После Амстердама мы посетим Копенгаген, Стокгольм, Хельсинки, Вену, Гамбург, Мюнхен… – Тони загибал пальцы. – Черт побери, не помню, какие еще города. Я мог бы получить для тебя карточку члена союза и найти помощника. Поедешь с нами в турне? Если бы ты занялась освещением, нам не пришлось бы разлучаться.

– Ух ты! – Джуно закрыла глаза. – Знаешь, больше всего на свете мне хотелось бы согласиться.

– В чем же дело?

– Я не могу бросить колледж. Всю жизнь мне казалось, что важнее всего получить образование. Если бы я… нет, это убьет моих родителей.

– Дорогая, – прервал ее Тони, – я обсудил это с Лидией. Она взяла академический отпуск на год. Почему тебе не поступить так же? Возьми отпуск для приобретения профессионального опыта. Работа в реальной группе за реальные деньги даст тебе гораздо больше, чем обсуждение теоретических аспектов сценического освещения с каким-нибудь старым профессором. Поедем со мной. А потом я сам доставлю тебя в Йель. Пожалуйста, не отказывайся! Подумай, ведь ты будешь зарабатывать собственным трудом!

Джуно покачала головой:

– Это безумная идея. Я не могу.

– Но ведь тебе хочется?

– О да!.. Хочется.

– Не противься своему желанию, и все.

– И все? – Джуно рассмеялась, ощущая необычайную легкость.

– Увидишь, как просто жить, когда делаешь то, что хочешь, – сказал Тони.

На следующий день Джуно упаковала вещи, позвонила родителям, дала телеграмму в Йель, пригласила Лидию на прощальный ленч и поспешила в аэропорт, откуда улетала в Амстердам с Тони и «Скрэп метал».

Йельский университет авось не пропадет и без нее.




Глава 9


Солнце клонилось к горизонту и освещало покачивающуюся на волнах в бухте рыболовецкую флотилию.

Красноватые лучи почти горизонтально падали на тетрадь, лежавшую на коленях Алекса. Он сидел на балкончике отеля «Финикия», расположенного у въезда в Валлетту, и созерцал великолепный вид на гавань Слима и сверкающие лазурные воды. Снизу доносились оживленные голоса мальтийских рыбаков. Чуть ближе слышалось позвякивание бокалов и приглушенные голоса постояльцев отеля, зашедших выпить вечерний коктейль на террасе.

Потягивая джин с тоником, Алекс пытался сосредоточиться. Он живо представлял себе эту сцену, но она словно не желала ложиться на бумагу.

Говард сидит за кухонным столом, на котором разложены детали радиоприемника, Говард орудует отверткой, придерживая деталь пинцетом. За окном валит снег и дует сильный ветер.

ГОВАРД. Черт возьми!

Дверь из гостиной открывается, входит Джанет и направляется к холодильнику. Дверь покачивается на петлях. Джанет достает бутылку минеральной воды «Доктор Пеппер».

ДЖАНЕТ. Бросил бы ты эту затею, Говард.

ГОВАРД (раздраженно). Бросить? О чем ты? Только проклятый транзистор связывает нас с внешним миром.

ДЖАНЕТ (открывая бутылку). Какая связь, если он разбит вдребезги? (Уходит в гостиную.).

ГОВАРД (говорит сам с собой). Да, черт побери. Связь с внешним миром. Надо послушать сводку погоды. Телефон не работает. Телевизор тоже. Мы отрезаны от всего, сидим, как пингвины на плавучей льдине…

Из гостиной доносятся звуки концерта Шопена, исполняемого на спинете[9 - Клавесин небольшого размера.]. Говард снова принимается за работу, и тут раздается громкий электрический разряд.

ГОЛОС ДИКТОРА, ..воспользовавшись снежной бурей, преступницы совершили дерзкий побег из спрингфилдской женской тюрьмы. Лайонс, член женской террористической организации, отбывающая срок…

Распахивается входная дверь, и Говард от неожиданности роняет приемник.

ГОВАРД. Проклятие!

Когда он опускается на колени, чтобы поднять приемник, в комнату быстро входит молодая белокурая женщина в мешковатых серых брюках и куртке.

Едва она успевает спрятаться в буфетной, появляется Джанет. Увидев, что дверь распахнута, она закрывает ее.

ДЖАНЕТ. Боже мой, Говард!

Алекс почесал подбородок кончиком ручки. «Боже мой, Говард»… и что дальше? Надо чем-нибудь оживить реплику. Добавить что-нибудь смешное и подчеркнуть, как одержим Говард восстановлением связи с внешним миром. Ведь у него клаустрофобия… Необходимо также показать, насколько опасна ситуация, в которой оказались эти люди. Они не подозревают об опасности, а между тем рядом с ними, в буфетной, прячется сбежавшая из тюрьмы террористка.

Реплика начала оформляться.

ДЖАНЕТ. Боже мой, Говард! Разве мало того, что снегопад снаружи? Ты распахнул дверь, чтобы и здесь было по колено снегу? К тому времени как ты…

С кровати из-под полога раздался сонный глуховатый голосок Лорен Жильбер:

– Алекс, дорогой… иди сюда. Вернись в постельку, – Гм-м… одну минуту.

– О-о, нет! Ты всегда работаешь. А я хочу наслаждаться твоим прекрасным телом, ощущать тебя… внутри… Сейчас!

Алекс усмехнулся:

– Иду. Позволь мне только дописать строчку.

Лорен поднялась и обнаженная направилась к балкону. Полные загорелые груди слегка покачивались.

Склонясь над Алексом, она потерлась золотистыми волосами на лобке о его руку и запустила пальцы ему в пах, под тетрадку.

– Не хочешь поиграть со мной? – промурлыкала она.

Алекс вздохнул и, закончив фразу, обнял Лорен, погладил ее ягодицы и лизнул сосок.

– Может, продолжим игры в комнате? – предложил он. – Зачем бесплатно развлекать публику?

Она улыбнулась, быстро вернулась в комнату и скользнула в постель.

Они ужинали на террасе, и все с завистью смотрели на них. Постояльцы отеля знали, кто такая Лорен, даже те, кто не видел фильмов с ее участием. В яркой и красивой Лорен безошибочно угадывали кинозвезду, хотя она и не была так знаменита, как ее партнер Джанино Тонкарло, мускулистый чувственный итальянец с влажными черными глазами. Когда они появлялись где-нибудь втроем, Алекс понимал, что Лорен считают любовницей Джанино. Только после того как актер, извинившись, уходил, окружающие, видимо, осознавали свою ошибку.

Лорен обожала Алекса и недовольно надувала губки, если он покидал ее на пять минут, чтобы купить почтовые открытки и газеты. Она попросила, чтобы Алекс сопровождал ее в магазины, а когда начались съемки, то и на съемочную площадку.

Пока Лорен снималась, Алекс, сидя где-нибудь поблизости, наблюдал за ней. Потом, взобравшись на холм, откуда открывался вид на Средиземное море, они что-нибудь ели.

После любовных сцен, в которых Лорен изображала безумную страсть к Джанино, она, едва дождавшись перерыва, увлекала его в свой фургончик, не замечая косых взглядов коллег. Там Лорен мгновенно срывала с себя одежду, раздевала Алекса, и фургончик начинал покачиваться.

Алекс сочинял очень мало, но сначала это его не слишком тревожило, ибо он неожиданно для себя оказался в неведомом фантастическом мире и занимался любовью с французской кинозвездой. Его тело и душа были истощены, и он чувствовал себя как выжатый лимон. Держась за руки, они прогуливались по улицам Валлетты. С плакатов, развешанных возле кинотеатра, улыбалось троекратно увеличенное лицо Лорен.

Фильм назывался «Мне не нужен никто, кроме тебя», а ее широко расставленные глаза, казалось, увлажнились от страсти.

– Мне не нужен никто, кроме тебя, – бормотала она, глядя на него затуманенным взором.

В Штатах Алексу предстояло жить так, как того хотела его семья, надеявшаяся, что он перебесится и оставит безумную затею стать драматургом. Мать согласилась субсидировать его еще год. Если же он за это время не завершит пьесу и не обзаведется агентом или продюсером, готовым предложить ее театру, ему придется взяться за ум и понять, что перед ним одна дорога: работа, брак, семья и обязанности перед обществом. Лорен помогла бы ему избежать этого. Алекс уехал бы с ней на край света и там продолжал бы писать. Потом она играла бы в его пьесах. Они воплотили бы в жизнь его фантастические замыслы.

Однако, несмотря на безумное увлечение Лорен, Алекс вскоре осознал, что все это лишь романтические бредни, ибо эта женщина, восхитительная в постели, была бездарной актрисой. И фильмы, в которых она играла, казались ему неинтересными. Это тревожило Алекса, но Лорен не позволяла ему сосредоточиться на пьесе, желая, чтобы он уделял внимание только ей. Она поддразнивала его, дулась, соблазняла до тех пор, пока Алекс не откладывал в сторону тетрадь.

Ложась с ней в постель, он забывал обо всем. В искусстве любви Лорен не было равных: она проделывала с ним такое, что он погружался в сладкое беспамятство и, находясь рядом с ней, никогда не вспоминал о Лидии и Джуно.

Алекс видел в Лорен якорь спасения, ибо приближался конец лета, а он не знал, что делать дальше. На этот раз, как всегда, сработала прежняя схема его отношений с женщинами. Алекс подчинился той, которая твердо решила завладеть им.

Видит Бог, ему было необходимо снять сексуальное напряжение, нараставшее все лето. Так он считал до последней ночи… Тогда Алекс чуть было не изменил себе и не остался. И остался бы, если бы не знал, что это не может продолжаться. Рано или поздно ему пришлось бы сделать выбор между Лорен и своей независимостью.

Проведя месяц на Мальте, Алекс заметил, что Лорен перестала ревновать его к работе, но это не доставило ему удовольствия.

– О нет, нет, дорогой, – говорила она, поглаживая его грудь. – Не приходи сегодня на съемочную площадку. Там будет ужасно скучно. Одни дубли. Лучше полежи здесь, мой красавец. Поспи. Или займись своей пьесой. Увидимся позже.

Алекс выпил кофе, прогулялся, посидел у моря, потом принялся за пьесу, но у него ничего не получалось.

Он думал только о Лорен. Вчера вечером она оставила его одного, сославшись на деловой ужин с Джеромом и Дунканом, режиссером и продюсером, людьми наверняка неинтересными. Однако она вернулась около часа ночи.

Оставив бесплодные попытки дописать сцену, Алекс пошел побродить по узким, извилистым средневековым улицам Валлетты. Вспомнив о Лидии и Джуно, он купил им подарки: первой – яркую крестьянскую юбку, второй – кружевную шаль ручной работы, словно предназначенную для ее темных волос и смуглой кожи.

Оставив пакеты с покупками в номере, Алекс пообедал, снова попытался сесть за работу, но в конце концов взял такси и поехал на съемочную площадку.

– Сейчас перерыв, – смущенно сказала ассистентка режиссера.

– А где Лорен? В фургончике?

– Она отдыхает.

– Я загляну туда.

– Едва ли вам… впрочем, ладно… – Девушка пожала плечами, показывая, что не ее это дело. Алекс догадался, что он там увидит, но его все еще одолевали сомнения.

Пока Алекс шел к фургончику, ему казалось, что все за ним наблюдают, но, оглянувшись, убедился, что это не так. «Воображение разыгралось, – подумал он. – С писателями это бывает».

Однако картина, представившаяся его взору, превзошла самые смелые фантазии. Голая Лорен, стоя на четвереньках, опустила голову на руки, а ее задница была высоко поднята. Мускулистый волосатый Джанино Тонкарло трудился неистово и ритмично, как паровой двигатель.

– Алекс, убирайся отсюда! – закричала Лорен. – И закрой за собой дверь!

Он бросился вон, оставив дверь открытой.

Вернувшись в «Финикию», Алекс уложил чемодан и два часа спустя летел в Париж. Когда самолет набрал высоту над блестящими водами Средиземного моря, он заказал себе «Кровавую Мэри» и, раскрыв тетрадь, начал писать.




Глава 10


На полу вповалку лежало человек двадцать. Лидия, находясь в середине, ощущала тяжесть чужих тел, рук и ног, а вместе с тем понимала, что и сама давит на кого-то.

– Так… Лидия, – заговорил Ноэл Поттер, – выбирайся из свалки… но простым целенаправленным движением. Дай нам увидеть… почувствовать… понять, чего ты добиваешься этим действием.

Лидия дернула левую руку, потом правую, напряглась и начала выбираться – сначала медленно, потом все быстрее и, наконец, высвободилась. Она пересекла сцену, решительно устремившись к воображаемому выходу.

Ее остановил голос Ноэла – холодный и насмешливый:

– Лидия, любовь моя, неужели тебя осенила какая-то мысль?

– Конечно.

– И какая же?

– Что мне нужно добраться до ванной.

Регги Тоомс, ассистент Поттера, улыбнулся.

Ноэл Поттер закурил сигарету, откинулся на спинку кресла и, глядя на девушку, покачал головой:

– Это неубедительно. Что ты делала здесь последние несколько месяцев? Пыталась избавиться от проклятого актерского мастерства, усвоенного тобою раньше? Мы не играем, мы живем. Игра – нечто искусственное. На сцене надо жить – в этом вся суть. Ну ладно, возвращайся в свалку. – Ноэл постучал зажигалкой о подлокотник. – Теперь Элсбет, – сказал он. – Посмотрим, что удастся сделать тебе. Помни: простое… целенаправленное…

В кафе, куда они обычно заходили расслабиться после занятий, Регги Тоомс сел рядом с Лидией.

– Это не должно уязвлять вас, – сказал он. – Вы – потрясающая актриса, и вам пора понять, что у Ноэла особые методы работы.

– Думаете, я не поняла? Краткость, натиск и жесткость.

Регги улыбнулся:

– Да, с ним трудно, но если вас это хоть немного утешит, учтите: он набирает в свою студию только красивых и талантливых актрис. Лучших из лучших. Поверьте, вам как актрисе станет легче теперь, когда ваша интрижка с ним закончилась. Теперь Ноэл возьмется за вас по-настоящему, шкуру сдерет, но доберется до самой души и проникнет в нее. Помните: возможно, Ноэл Поттер – дерьмо, но он – непревзойденный учитель актерского мастерства.

Выйдя из метро на Сен-Жермен-де-Пре, Лидия купила «Геральд трибюн», потом она остановилась у тележки цветочницы. Летом здесь ошеломляли краски и ароматы. Сейчас же, в октябре, выбор был не слишком богат. Лидия попросила завернуть одну желтую розу.

По дороге домой она купила в булочной длинный хрустящий французский багет, а в бакалейной лавке – бутылку столового вина, немного сыра «грюйер» и яблоки.

Все торговцы в этом районе уже знали ее и здоровались тепло и сердечно, не так, как в первые месяцы, и это доставляло Лидии удовольствие. «Однако дома меня ждет одиночество», – думала она, входя через массивные двери во внутренний дворик на улице Бонапарта.

– Мадемуазель Форест! – окликнула ее через окно консьержка. – Вам пришла открытка.

Джуно написала ей из Берлина на открытке с изображением трех измученных проституток, стоящих возле какой-то колонны. Лидия усмехнулась и, поднимаясь по лестнице, прочла:

«Майне либе Лидия, пишу тебе из Берлина, где, как мне кажется, мы сейчас находимся. Германия – сущий рай для тех, кто хочет развлечься (смотри картинку, на которой изображены я и еще две фанатки, сопровождающие группу). Как там Париж в октябре? Есть ли вести от Алекса? Как твой .роман века с Н.П.?

Скучаю по тебе ужасно. Наши с Тони отношения развиваются с переменным успехом, но я обычно слишком занята, поэтому не знаю, каковы они в данный момент. Увидимся, вероятно, в декабре.

Тысяча поцелуев.

Джуно».

Лидия открыла дверь, и на нее повеяло холодом пустой квартиры. Зайдя на кухню, она положила на стол свои покупки, вытащила из мусорного ведра пустую бутылку из-под вина, наполнила ее водой и воткнула туда розу. Вдруг плечи ее начали вздрагивать. Она села за стол и заплакала.

Стемнело, но Лидии не хотелось зажигать свет. Она вытерла глаза и понесла розу в гостиную, но там повсюду уже стояли купленные ею цветы. Девушка взяла розу и пошла в кабинет.

Подходя к письменному столу, она услышала какой-то шорох. В темноте Лидия все же разглядела на кушетке очертания мужской фигуры и, вскрикнув, выронила бутылку. Незнакомец пошевелился, и Лидия опрометью бросилась к двери.

И тут знакомый голос сказал:

– Лидия! Подожди!

– Алекс! – Она обернулась и упала в его объятия.

Бутылку вина они почти осушили, хлеб и сыр давно съели.

– Бедный Алекс, тебе, видимо, нелегко пришлось, – с сочувствием сказала Лидия.

– Ну, сначала; мне не на что было жаловаться, – возразил Алекс. – Правда, физически я едва ли долго протянул бы. Знаю, ты сейчас скажешь: «Я тебя предупреждала».

– Нет. – Лидия покачала головой. – Ошибаешься.

Мне ли говорить такое?

Он взглянул на нее:

– Не повезло с Ноэлом Поттером?

Девушка кивнула.

– Я чувствую себя полной идиоткой. Бросилась ему на шею очертя голову. Я еще никогда не вела себя так ни с одним мужчиной. Ну а если и бросалась на шею, то не сомневалась, что меня вовремя подхватят.;? – Она чуть улыбнулась и подобрала под себя ноги. – Нет, первый период был прекрасен… Но с Ноэлом все заканчивается первым периодом.

– Значит, он оправдывает свою репутацию. А как твои занятия? Ты не бросила студию?

– Ну уж нет! Я приехала сюда овладеть актерским мастерством, и, черт возьми, добьюсь этого! А насчет Ноэла меня предупреждали. Поэтому я знала, на что иду.

– Умница. – Алекс улыбнулся. – Именно так мы, творческие люди, раскрываем свою индивидуальность.

– Верно. Нам необходим трагический опыт. Что бы мы без него делали?

– Стали бы счастливыми… и скучными. – Алекс разлил по бокалам остатки вина. – Итак… Джуно в турне с группой «Скрэп метал». А я все время представлял себе, как она возвращается в этот священный приют.

Кстати, что за человек ее приятель Тони?

– Думаю, нормальный парень, хотя несколько фанатичный. Что ж, он не хуже тех, кого выбрали мы. – Лидия помолчала. – Знаешь, меня почему-то смущает твое присутствие. Ведь мы еще никогда не оставались наедине.

Алекс долго смотрел на остатки вина в бокале.

– Да, – сказал он наконец. – Я понимаю, о чем ты.

Что же нам делать?

– Поскольку Джуно в турне с Тони, о ней есть кому позаботиться.

– А наше соглашение утратило силу. А если бы и не так, нам все равно ничто не помешает.

– Ты прав.

– Ну и?.. – Он протянул руку. Лидия взяла ее, но, поднимаясь, нечаянно смахнула со стола открытку Джуно. Они уставились на открытку так, словно она заговорила. Алекс, покачав головой, рассмеялся и тем самым разрядил атмосферу.

– Это не кажется тебе знаменательным?

– Еще бы! Какая же я мерзавка! Ведь Джуно – моя лучшая подруга.

– И моя тоже. – Алекс поднял открытку. – О'кей, Джуно. Ты победила.

На следующий день, когда Лидия вернулась домой, Алекс протянул ей телеграмму:

– Нас выселяют. В субботу возвращается Жан.

– Черт возьми! Только все начало налаживаться! – с досадой воскликнула Лидия.

– Не волнуйся. Сегодня в «Двух обезьянах» я встретил Бернара Жюльена, страшно огорченного тем, что его девушка уезжает на полгода в Китай. Возможно, нам удастся поселиться у нее.

– Алекс, ты просто чудо! Тебе по плечу любые проблемы. Позвони ему немедленно!

Дом на улице Вернье в тринадцатом округе тоже находился на левом берегу, хотя и далеко от знаменитых кафе Монпарнаса, Сен-Мишель и Сен-Жермен. В квартиру на первом этаже входили со двора. Красная краска на стенах местами облупилась, восточный ковер, покрывавший пол, обветшал так, что рисунок стал неразличим. Все, что стояло в гостиной, покрывала пыль, а сквозь грязные окна был едва виден внутренний дворик. На одной стене висел плакат, изображающий американского солдата с младенцем на штыке, а над кроватью – портрет Мао Цзэдуна с непроницаемо спокойным лицом. Почему-то жесткий потрепанный матрац лежал не на кровати, а в углу гостиной. На кухне стояла ванна, а кусок фанеры, положенный на нее, заменял полку. На ней разместились пачки китайского чая и неполированного риса. В раковине было полно грязной посуды. На плинтусах лежал порошок от тараканов. Лампочка без абажура свисала на шнуре с потолка. Дверь из кухни вела в комнатушку, где размещались письменный стол, книжный шкаф и раскладушка.

– Господи помилуй! – пробормотала Лидия. – Неудивительно, что хозяйка уехала в Китай.

– Странно, – сказал Алекс, – но мне здесь нравится.

– Нелсия – неряха, – пояснил Бернар. – Мне было тошно приходить сюда.

– А этот район, – вставила Лидия, – какой-то буржуазный… и весьма отдаленный.

– Зато квартира дешевая, и нам не придется подниматься на четвертый этаж. А главное, сюда можно переехать хоть сейчас.

Бернар пожал плечами:

– Делайте как хотите.

Алекс взглянул на Лидию:

– Что скажешь? Может, поищем что-нибудь другое?

– Ладно, где наша не пропадала. – Лидия засучила рукава. – Постараюсь навести здесь чистоту, пока не вернулись домой семь гномов.

Квартира на улице Вернье так и не стала для них домом в отличие от прежней. Алекс большую часть времени проводил в своих любимых местах – «Куполе», «Двух обезьянах», кафе «Флора», баре «Клоун», «Ротонда». Там он писал, вернее, пытался писать, ибо кто-нибудь из знакомых постоянно присаживался к нему за столик. Он же утешался тем, что накапливает материал для будущих работ, и ему хватит его пьес на пять лет. Но время шло, а работа над начатой пьесой так и застряла на первом акте.

– Выпьем за всех выпотрошенных и зажаренных сегодня индеек, – сказал Сид Бернстайн, репортер из «Геральд трибюн», поднимая кружку пива и чокаясь с Алексом, с которым встретился в кафе «Флора». – С Днем благодарения!

– А что за праздник День благодарения? – спросил Бернар Жюльен.

– Смысл его в том, – объяснил Сид, – что каждый благодарит судьбу за прожитый год. А за что ты сегодня благодаришь судьбу, Алекс?

– Прежде всего за то, что я не в Америке.

– Резонно. – Сид понимающе кивнул. – А я за то, что не очутился в Сайгоне. Кроме того, анализ показал, что гонореи у меня нет Ну а ты, Бернар? Ведь и французы за что-то благодарны судьбе.

– Я почти собрал нужную сумму на съемку фильма.

– Правда? Великолепно! – воскликнул Алекс. – Кто же твой меценат?

– Граф Стефан де ла Рош.

– Я познакомился с ним, – вставил Сид, – когда делал репортаж о самых знаменитых замках винодельческого района в долине Луары. Он баснословно богат.

– Граф учился в Оксфорде с моим старшим братом Мишелем, – пояснил Бернар. – И очень привязался ко мне, когда я был еще миловидным юнцом.

– Так он гомосексуалист? – удивился Сид. – Никогда бы не догадался.

– Уж эти мне американцы, – улыбнулся Бернар. – Не признаете полутонов, все у вас или белое, или черное. Мы, европейцы, в молодости не боимся экспериментировать. Наше мужское достоинство ничуть от этого не страдает. Потом такое списывается на возрастные особенности.

– Если человек взрослеет, располагая пятьюстами миллионами франков, он может многое себе позволить, – заметил Сид. – Значит, граф согласился поделиться с тобой деньгами и поддержать твой фильм? Отлично! С Днем благодарения!

– А вот мне не за что благодарить судьбу! – воскликнула, подойдя к ним, раздраженная Лидия. Бросив на пол свою холщовую сумку, она опустилась на стул. – Есть один индюк, которого я бы с радостью прирезала… Ноэл Поттер. Знаете, что отмочил этот мерзавец? Рекомендовал Элсбет Лангфорд на роль в новом фильме Шлезингера! Представляете? Эту девку! Да я в сто раз лучше! И он это прекрасно понимает, вернее, понимал, пока не начал трахаться с ней. – Лидия кипела негодованием.

– Ну и что? – попытался урезонить ее Бернар. – Подвернется что-нибудь другое.

– Плевать на то, что подвернется, я хочу эту роль и, черт возьми, сыта по горло Ноэлом Поттером, его бесконечными импровизациями и поисками. «Прислушивайся к своей душе». – Она широко развела рукой, имитируя британский акцент Ноэла. – Господи, я должна играть и получить настоящую роль! – Лидия стукнула кулаком по столу так, что зазвенели стаканы, и вскочила. – Закажите мне «Кир», а я пока зайду в туалет. – Она направилась к лестнице.

– Она великолепна! – воскликнул Бернар. – Какая женщина!

– Выпьем за нее, – предложил Сид.

Алекс поднял кружку:

– Лидия права. Она действительно превосходная актриса.

Через несколько минут девушка вернулась.

– Ладно, теперь буду вести себя хорошо… С Днем благодарения!

– Прошу внимания, – сказал Алекс. – Я вспомнил еще кое о чем, за что следует поблагодарить судьбу. – Он извлек из конверта банковский чек. – Триста баксов. Подарок от матери ко дню рождения. Давайте просадим их и устроим незабываемый ужин.

– Здорово! – выдохнула Лидия.

– Да, я начинаю понимать, что значит День благодарения, но, к сожалению, сегодня ужинаю со своим благодетелем, – проговорил Бернар.

– А мне придется перекусить в поезде: я уезжаю в Лион, – сказал Сид.

– Значит, мы остаемся вдвоем». – Алекс взглянул на Лидию. – Пойдем домой и переоденемся.

Они сидели в уютном немноголюдном бистро «Гран Вефур», излюбленном месте многих знаменитых парижан. Обложка меню была сделана по проекту Жана Кокто, а памятные дощечки на столиках напоминали о том, что это бистро когда-то посещали Виктор Гюго, Колетт и другие писатели, художники и политики.

Алекс и Лидия отведали суфле из лягушачьих лапок, устриц и баранину на ребрышках. На столе стояло бордо и бургундское.

– Боже! – воскликнула Лидия, доедая салат из артишоков. – Теперь я понимаю, что такое настоящее кулинарное искусство. Этот ужин пробудил во мне гурмана.

– Великолепно, не правда ли? – Алекс улыбнулся. – Впервые я обедал в дорогом ресторане, когда мне было лет десять. Меня взял туда отец, но я считал тогда, что трапеза – пустая трата времени, и предпочитал всему сосиски с зеленым горошком… на завтрак, обед и ужин.

– Такое я не сумела бы приготовить, но сегодняшний ужин меня вдохновил на кулинарные подвиги.

После ужина они отправились в «Кастель», пили там шампанское и танцевали. Потом пошли пешком в «Хуторок» на Монпарнасе, где слушали пианиста и потягивали коньяк. В такси по дороге домой Лидия положила голову на плечо Алекса.

– Я никогда еще так много не пила, но ничуть не устала и чувствую себя превосходно. – Она поцеловала его. – С Днем благодарения тебя. Спасибо, что помог избавиться от хандры.

Алекс притянул ее к себе. , – Это тебе спасибо. Я тоже чувствую себя гораздо лучше.

– О, а я и не заметила, что ты не в порядке! В чем дело?

Такси остановилось, и Алекс расплатился с водителем.

– Все из-за моей пьесы. – Он отпер дверь квартиры. – Я почти ничего не написал, а то, что сделано, никуда не годится.

– Ошибаешься. То, что я прочитала, по-настоящему хорошо. Ты очень талантлив… – Она бросила пальто на спинку стула. – Не сомневайся в себе.

– Я знаю, что могу писать, – вздохнул Алекс, – но за последнее время здорово разболтался. Странно… Ведь Хемингуэй писал в кафе, Я думал, что тоже смогу, но у меня ничего не выходит.

– Может, мне надо стоять рядом с кнутом в руке?

– Неплохая мысль. – Алекс налил себе коньяку. – Хочешь?

– Нет, спасибо… Мне сейчас и без него хорошо. – Она обняла его. – О дорогой, все образуется, ты напишешь прекрасные пьесы, а я буду играть в них главные роли!

Алекс нежно поцеловал девушку и сразу ощутил ее трепет. Через несколько минут они лежали нагие на жестком, видавшем виды матраце, забыв обо всех разочарованиях последних недель.

Сквозь окно пробивались первые лучи солнца. Лидия, влажная после душа, закурила сигарету и улеглась рядом с Алексом. Он склонился над ней и погладил треугольник медно-золотистых волос.

– Ну как ты?

– Чудесно, будто прогулялась по радуге. Вот только… – Она глубоко затянулась.

– Что – только? Лидия, давай отнесемся к этому спокойно и признаемся во взаимном влечении. Едва ли Джуно ждет от нас воздержания. Сейчас, когда я занимался с тобой любовью, тень Джуно не стояла над нами.

Или, по-твоему, стояла?

– Нет. Джуно сейчас в Испании с Тони Силвером.

Они снова занялись любовью, потом заснули. А для всего Парижа наступила вторая половина трудового дня.

Каждому из них снилась Джуно, но ни Алекс, ни Лидия не признались в этом.

До Рождества оставалось четыре дня, и на Лионском вокзале было многолюдно и оживленно. Казалось, все куда-то едут с чемоданами и сумками, набитыми подарками: старики, молодежь, родители с малышами.

Джуно, статная и красивая, в розовом кашемировом пальто и джинсах, шла по платформе такой легкой походкой, будто ее три чемодана и две коробки с подарками ничего не весили, и поглядывала по сторонам. Она известила Лидию телеграммой о своем приезде и полагала, что та ее встретит, хотя и не слишком на это надеялась.

И вдруг она увидела, что к ней бежит высокий, белокурый, заметный даже в толпе Алекс. Когда он приблизился, Джуно поставила свои веши и раскрыла объятия-.

– Джуно! Ты великолепна! – Они поцеловались.

– Боже! Кажется, я не видела тебя сто лет. Но ты все такой же. Нет… еще лучше.

Алекс подхватил чемоданы, а Джуно – коробки.

– Шикарное пальто! – сказал он, входя в здание вокзала.

– Спасибо. Это подарок Тони.

– Отличный рождественский подарок.

Джуно улыбнулась:

– По правде говоря, прощальный.

– Ах так?

– У нас давно начались нелады. Впрочем, я обо всем расскажу позднее. А где Лидия?

– На занятиях. Может, что-нибудь выпьем, прежде чем ехать домой? Здесь наверху очень милое кафе.

В «Голубом экспрессе» они сели у окна, откуда открывался вид на густую паутину железнодорожных путей.

– Чудесное местечко! – Джуно обвела взглядом зал в стиле ретро. – Как прекрасно вернуться в Париж!

Джуно заказала чай и пирожное «наполеон», Алекс же – виски с содовой. Джуно рассказывала ему о турне и о своих проблемах с Тони.

– В этом виноваты мы оба, – призналась она. – Тони мил, но ни в чем не знает меры и слишком эгоцентричен.

Мы могли бы остаться вместе еще какое-то время, но я ведь не влюблена в него, так зачем же откладывать расставание? Гарт явно хотел бы сойтись со мною, что отчасти даже лестно, но и это пустое – от себя не убежишь.

– Не понимаю.

– Помнишь наше лето? Все, что было тогда, оказалось гораздо труднее преодолеть эмоционально, чем я предполагала.

– Да, поэтому я тогда уехал с Лорен.

– А как у тебя с Лорен? Ты еще с ней?

Алекс поведал ей о том, что случилось на Мальте, в несколько юмористических тонах, однако, дойдя до возвращения в Париж, смутился.

– Ну а теперь ты с кем-нибудь встречаешься?

– Как тебе сказать…

– Значит, Лидия? – догадалась Джуно.

Алекс кивнул.

– Прости. Это случилось не сразу. Мы долго воздерживались, но…

– Но это произошло.

– Лидии очень не по себе, поэтому она и не пришла тебя встретить.

Джуно задумчиво отхлебнула чай. Алекс, помешивая виски в стакане, наблюдал за ней. Наконец она посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

– Ну что ж… Ничего неожиданного не произошло и смущаться нечего. Мы же предполагали, что такое может случиться. Если бы я оказалась здесь с тобой наедине, мне едва ли удалось бы устоять.

– О, Джуно! Я надеялся, что ты поймешь, но теперь мне стало еще хуже. Уж лучше бы ты плеснула мне в физиономию чаем.

– Могу, если тебе от этого полегчает. Ничего, мы просто взрослеем. Нельзя же надеяться на то, что все останется неизменным. Время не стоит на месте.

Алекс положил руку ей на плечо:

– Попросим принести счет?

Пока он расплачивался, Джуно подошла к окну. От платформы отходил поезд.

– Далековато от улицы Бонапарта.

– Подожди… сейчас увидишь, как низко мы пали. – Алекс поставил чемоданы и отпер дверь.

Вопреки здравому смыслу Джуно почему-то надеялась увидеть здесь хоть что-то, напоминающее их прежнюю квартиру. На нее пахнуло жареным луком и чесноком. Из кухни вышла Лидия, вытирая руки о джинсы. Тревожные предчувствия, проснувшиеся в Джуно, как только она сошла с поезда, усилились. Ее восприятие Лидии изменилось, словно она смотрела на подругу в перевернутую подзорную трубу. Лидия была так же скованна и смущена, как и Джуно, но хорохорилась. Еще бы, ведь теперь нарушено их уединение! Джуно внезапно пожалела, что пришла сюда. Уж лучше снова сесть в поезд и уехать куда-нибудь.

– Джуно! – воскликнула Лидия, раскрывая объятия. Девушки поцеловались, и напряжение временно исчезло.

– Ты великолепно выглядишь! – воскликнула Джуно.

– Сомневаюсь. Вот готовлю обед. Можешь вообразить такое? По случаю твоего возвращения мне хотелось сделать что-нибудь необыкновенное.

– Пахнет соблазнительно. Постой, как будто…

– Что-то подгорает! – Лидия бросилась на кухню.

Алекс помог Джуно снять пальто.

– Что тебе налить?

Поскольку Алекс вел себя как гостеприимный хозяин, Джуно почувствовала себя гостьей, но ситуация по-прежнему казалась ей нереальной.

Они ели немного подгоревшего кролика в горчичном соусе и пили «Шато Перу», купленное Алексом для этого случая. За обедом Джуно развлекала друзей забавными анекдотами о турне группы «Скрэп метал».

– Знаете, что такое фанатки группы? – спросила она. – Удивительная публика! Постоянные сопровождают музыкантов из города в город, но есть еще местные. Однако цель у них всегда одна – трахнуться со звездой.

У них есть даже определенная специализация: одни занимаются оральным сексом, другие способны продержаться ночь напролет, а третьи делают гипсовые слепки с пенисов своих кумиров и хранят их как трофеи.

– Господи! – Алекса передернуло. – Счастье, что я не рок-звезда!

– Ты снова поедешь с ними в турне, несмотря на то что вы с Тони расстались? – спросила Лидия.

– Поразмыслив, я решила вернуться после Рождества в Йель.

– А я думала, что ты останешься в Париже, – сказала Лидия, как показалось Джуно, с облегчением.

– Мне надо получить диплом, хотя пока не знаю, зачем. Уж конечно, не для того чтобы стать осветителем сцены. – Джуно рассмеялась. – Ты ведь тоже собираешься вернуться в Йель в сентябре?

– Да, – сказала Лидия. – Постарайся занять для нас нашу старую комнату, ладно?

Алекс вышел за сигаретами для Лидии, а Джуно помогла ей убрать посуду.

– Дорогая, я безумно рада, что ты здесь, но из-за всего случившегося чувствую себя ужасно.

Джуно заставила себя улыбнуться:

– Что ж, отъезд всегда сопряжен с риском.

Лидия расплакалась.

– Не плачь, – сказала Джуно. – Все это не так уж важно. За последние шесть месяцев многое произошло!

Мы все изменились.

– Но, по-моему, я потеряла себя, – всхлипнула Лидия. – Понимаешь, та ночь в конце учебного года была лучшей в моей жизни. Я хотела Алекса, но и тебя – не меньше. И мне казалось, что мы всегда будем вместе. Когда же вы уехали, я словно заблудилась. У меня не было иллюзий насчет Ноэла Поттера. Я видела не мужчину в нем, а великого педагога. Поэтому как только это кончилось, я почувствовала себя дрянью. Алекс вернулся в самый разгар моей депрессии. Он и сам хандрил, расставшись с Лорен. Мы очень поддержали друг друга, но это не имело отношения к сексу. – Лидия вытерла слезы. – А потом все произошло. Мы ничего не планировали… Все случилось само собою.

– Ничего, все в порядке, – сказала Джуно, немного раздраженная тем, что ей приходится утешать Алекса и Лидию. Ведь они предали ее!

Вернулся Алекс и бросил на кухонный стол пачку сигарет «Гитана».

– Мне надоело потворствовать твоей вредной привычке, – бросил он. – Учти: я бегал за сигаретами последний раз!

Джуно потянулась.

– Какой длинный день! И гнетущий. Он начался объяснением с Тони и прощальным завтраком и все тянулся, тянулся. Теперь буду отсыпаться несколько дней.

Алекс обнял ее за плечи:

– Джуно, ложись вместе с нами. Мы этого хотим.

– Да, хотим, – подхватила Лидия, однако взгляд ее свидетельствовал о другом.

Джуно поцеловала их.

– Нет, мои дорогие, не стоит. Я в самом деле устала.

Алекс проводил ее в комнатку возле кухни, где Лидия уже застелила раскладушку чистым бельем, еще раз поцеловал Джуно, пожелал ей спокойной ночи и пошел в гостиную Лежа в темноте, Джуно слышала, как Алекс и Лидия перешептываются. Потом все стихло. Она полагала, что они займутся любовью, однако этого не произошло.

Через некоторое время Джуно пошла на кухню выпить воды и заглянула в гостиную. Алекс и Лидия крепко спали.

Джуно взяла телефонный аппарат к себе в комнату, заказала разговор за счет абонента и, когда ей ответили, всхлипывая, проговорила:

– Привет, папа! Я все-таки приеду домой на Рождество.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЛИДИЯ

1972 – 1977 годы





Глава 11


Алекс и Лидия, проводив Джуно, стали все чаще раздражаться. Они ходили в кино, встречались с друзьями, поздно возвращались с вечеринок, но избегали упоминаний о подруге.

Рождественским утром они обменялись подарками.

Алекс подарил Лидии два старинных флакона для духов, а она ему – авторучку, на которой было выгравировано его имя, и несколько тетрадей в кожаных переплетах.

Под большой веткой вечнозеленого растения, украшенной бусами Лидии и заменившей рождественскую елку, лежали подарки от Джуно: сафьяновые сапожки из Испании для Лидии и майка с эмблемой миланского футбольного клуба для Алекса. Чтобы подавить раздражение, они провели весь день в синематеке, где смотрели американскую классику сороковых годов.

Между Рождеством и Новым годом они, не сговариваясь, старались видеться пореже. Лидия встречалась с друзьями из студии, закрытой в каникулярное время;

Алекс писал дома.

В канун Нового года их пригласили на вечеринку к Бернару Жюльену. В десять вечера Лидия все еще сидела на кухне за стаканом белого вина.

– Не выношу новогодних вечеринок, – сказала она. – Все стараются веселиться лишь потому, что так принято.

– Но это лучше, чем встречать Новый год в этой квартире, – заметил Алекс, входя на кухню и застегивая сорочку.

– Нет. Иди один.

– Не могу я оставить тебя здесь. Ты должна немного встряхнуться. – Он наклонился, поцеловал ее в шею и запустил руку под ее кружевную кофточку.

Лидия отпрянула и вскочила.

– Не надо, Алекс, я не хочу. К тому же у меня еще не закончилась менструация.

– Черт побери! Это длится уже полторы недели!

– Ну и что? Не твое дело!

– Как?! – Он сгреб ее в охапку и притянул к себе, но Лидия, схватив стакан, выплеснула вино ему в лицо.

– Ах ты чертовка!

Лидия бросилась в гостиную и, обернувшись, выставила перед собой табурет.

– Не смей ко мне прикасаться!

Увидев, что миниатюрная Лидия защищается колченогим табуретом, Алекс замер и, оценив комизм ситуации, рассмеялся:

– Господи, что это с нами? Ни дать ни взять Джордж и Марта из «Вирджинии Вулф».

Лидия опустила табурет и села на него, смущенно улыбаясь.

– Да уж… но мне полегчало. Иногда полезно выпустить пар.

Алекс опустился на матрац.

– С тех пор как уехала Джуно, у нас напряженная атмосфера.

– Да, она словно заставила нас увидеть наши с тобой отношения в истинном свете. Я поняла, что мы и до этого не очень ладили.

– Не путай это с чувством вины перед ней. Прежде все у нас было иначе.

– Не надо драматизировать ситуацию. Может, нас просто одолела хандра? Такое нередко случается в праздники.

Алекс покачал головой:

– Нет, дело серьезнее. И виноваты в этом не мы и не Джуно. Меня вот безумно тревожит, что я ничего не сделал за целый год и упускаю последний шанс поработать над тем, к чему чувствую призвание. Париж – чудесный город, но здесь слишком много соблазнов. Я разболтался и забыл, что такое дисциплина.

– Алекс, – смущенно начала Лидия, – это пройдет. Ты уже оборудовал себе кабинет. Можно отключить телефон. Я буду готовить, подавать тебе еду, затаюсь как мышка и не позволю никому отвлекать тебя от работы. Ты закончишь свою пьесу. Сам подумай, – она рассмеялась, – где, если не в Париже, тебе удастся писать?

– Вот об этом я и думал. Мне надо уехать одному туда, где можно прожить без особых затрат, где нет знакомых и где ничто не отвлечет меня от работы.

Лидия прикусила губку.

– Что ты имеешь в виду?

– Я уезжаю в Грецию.

– В Грецию?! Неужели из-за наших раздоров?

– Ты ни при чем. Я принял решение сегодня утром и должен уехать один, пока у меня еще остались кое-какие деньги. Если не сделать этот рывок, мне никогда не узнать, на что я способен. Речь идет не о безделицах для студенческой самодеятельности, а о чем-то таком, что взялись бы поставить на Бродвее. Мне надо доказать себе, что я конкурентоспособен.

– А я надеялась, что ты любишь меня.

Алекс обнял ее.

– Так и есть, хотя и веду себя как мерзавец… Сейчас мне придется проявить разумный эгоизм. Ведь я теряю уважение к себе! Если за несколько месяцев я сделаю что-то значительное, то вызову тебя туда.

– Очень благородно с твоей стороны.

– Прошу тебя, Лидия, не надо, мне и так тяжело.

Постарайся понять меня.

– Я поняла: ты меня разлюбил и уезжаешь, – холодно бросила она.

Алекс вздохнул:

– Не будем обсуждать это сейчас: На вечеринку ты отказалась идти, мне тоже не хочется. – Он взял со стола книгу.

– На вечеринку? Почему бы и не пойти? – Лидия открыла шкаф и выбрала платье. – С Новым годом, – сказала она себе. – Ты снова свободна. Пойдем, Алекс.

Нам есть что отпраздновать.

Полночь еще не наступила, а уже хлопали пробки, в бокалы наливали шампанское, все поздравляли друг друга и целовались. Лидия оделась в тот вечер под стать своему настроению во все черное: водолазку, кожаную юбку с разрезом и ажурные чулки. Собрав волосы на затылке, она решила позволить себе одно украшение – дешевые серьги.

Затягиваясь своей обычной «Гитаной», Лидия беседовала с одним сценаристом. К ним подошел Бернар Жюльен с бутылкой шампанского, наполнил их бокалы и поцеловал Лидию.

– Я никогда еще не слышал, как ты говоришь по-французски… У тебя такое милое произношение.

– Так вы англичанка? – спросил сценарист. – Я понял, что вы не француженка, но мне почему-то показалось, что у вас швейцарский акцент.

– Я американка, – сказала Лидия, – но мой учитель французского был родом из Женевы.

– В черном ты выглядишь потрясающе, – заметил Бернар. – Это что, в Соединенных Штатах такая традиция: надевать черное на празднование, как там у вас называется – День Святого Сильвестра?

– Канун Нового года. Нет, это придумала я и оделась так, предвкушая грядущие перемены.

К ним подошла высокая женщина лет тридцати. Темные стриженые волосы обрамляли скуластое лицо с полными чувственными губами и чуть приплюснутым носиком. Лидия никогда не встречалась с ней, но видела фильмы с ее участием.

– Мэри Барт, – представил ее Бернар. – А это Лидия Форест, приятельница Алекса.

Мэри кивнула Лидии и взяла Бернара за локоть:

– Мне надо с тобой поговорить. – Она отвела его в сторону.

– Она будет играть главную роль в фильме Бернара, – сообщил Терри, сценарист. – Мэри очаровательна. Алекс ваш приятель? Покажите мне его.

Лидия затянулась сигаретой и указала глазами на Алекса.

– Он мне вовсе не приятель.

– До полуночи остается одна минута! – крикнул Бернар. Лидия заметила, что Мэри Барт окружила толпа поклонников.

Все оживились, наполнили бокалы и начали отсчет последних минут уходящего года. Часы пробили двенадцать раз, и с последним ударом послышались возгласы и поздравления.

– С Новым годом! – Бернар внезапно подошел к Лидии и поцеловал ее.

– Счастья тебе в 1972 году! – Алекс приблизился к Лидии и обнял ее за плечи.

Лидия через силу улыбнулась:

– Счастливого года!

Перед отъездом Алекса на остров Спеца его отношения с Лидией наладились.

В последний вечер Алекс пригласил ее в «Доминик», ресторан с русской кухней на улице Бреа. Пока сменяли блюда, они пили из серебряных стопочек перцовую водку, провозглашая тосты за всех, начиная с Инки Кларка, сотрудника йельской администрации, который ратовал за прием в университет студентов из разных слоев общества, и кончая Надей, покорительницей космических просторов.

– За нас! – сказала наконец Лидия.

– Не спеши. Сначала за тебя.

Они выпили.

– Теперь за тебя.

– За Джуно.

Лидия выпила за Джуно.

– Это еще не конец, – сказал Алекс, – а только интерлюдия. Ты приедешь весной в Грецию навестить меня?

– А как же? Возможно, и Джуно приедет на каникулы. Три мушкетера в Греции!

Алекс рассмеялся:

– Вернее, три сообщника.

После отъезда Алекса у Лидии начался новый этап парижской жизни. Сначала она была здесь с Алексом и Джуно, потом с Ноэлом Поттером. Порвав с ним, изнемогала от одиночества, но ее спасло появление Алекса.

Теперь, снова оставшись одна, Лидия твердо решила преодолеть страх перед одиночеством.

Стараясь не бывать дома, она бродила по городу, ходила в театр, в кино, посещала картинные галереи; сидя в кафе, писала письма или читала Клода Ливай-Строса и научилась отшивать праздных волокит, пристававших к ней. Увлеченная занятиями у Ноэла Поттера, Лидия стала чаще проводить время в обществе студийцев и избегала встречаться с теми, с кем познакомил ее Алекс. Она не чувствовала себя несчастливой и обездоленной, поскольку ей удавалось заполнить делами дни и вечера. Хуже всего Лидии бывало по ночам.

В середине февраля ей исполнилось двадцать лет.

День выдался по-весеннему мягкий, и она отпраздновала это событие, взяв напрокат лошадь и прокатившись галопом по Булонскому лесу. В сумерках друзья-студийцы неожиданно устроили для нее вечеринку, которую почтил присутствием сам Ноэл Поттер. Он подарил Лидии свою книгу «Искусство и его суть: актерское мастерство» с дарственной надписью.

Около полуночи Лидия возвратилась на улицу Вернье и, отпирая дверь, услышала, как звонит телефон.

– Лидия? С днем рождения! – раздался голос Джуно на другом конце трансконтинентальной линии. – Я весь день пытаюсь дозвониться тебе.

– Джуно! Господи, как я рада!

– Как ты? Чувствуешь, что ты уже не тинэйджер?

Лидия рассмеялась:

– Давным-давно. А как ты? Как Йель?

– В Йеле стало вроде бы спокойнее, но не хватает тебя и Алекса. Кстати, прости, что я тогда так глупо поступила. Мне все еще не удалось избавиться от выходок тинэйджера. Простишь? Как Алекс?

– Я получила от него поздравительную открытку. Он в Греции… пишет пьесу.

– Что?! Когда же он уехал?

– Вскоре после Нового года. О, Джуно, боюсь разорить тебя длинным разговором, не могу не сказать: я безумно сожалею о том, что произошло. Пожалуйста, не сердись на меня. Мы по-прежнему лучшие подруги?

– Черт побери! – воскликнула Джуно. – Я сейчас разревусь. Это я должна…

– Три минуты истекли, – послышался голос оператора.

– У меня кончились монеты, – сказала Джуно. – Я напишу. Я люблю тебя. С днем рождения!

Повесив трубку, Лидия налила себе бокал вина и начала разворачивать подарки от студийцев. Звонок Джуно приободрил ее. День рождения получился таким приятным, что она больше не чувствовала себя одинокой.

Когда снова зазвонил телефон, Лидия почему-то подумала, что это Алекс, но услышала французскую речь.

– Лидия. Это Бернар Жюльен. – Оказалось, что он несколько недель пытался связаться с ней. – Мне очень нужно поговорить с тобой. Не хочешь ли пойти завтра на просмотр нового фильма Риветта? Потом мы могли бы вместе поужинать.

Поскольку в субботу у Лидии не было ни занятий в студии, ни других планов, она согласилась.

– Знаешь просмотровый кинозал на улице Бетховена? Встретимся там завтра в два часа.

События жизни молодой четы актеров, героев фильма «Безумие любви», причудливым образом переплетались с эпизодами экспериментальной пьесы, которую они репетируют, и где любовь соседствует с безумием.

Ошеломленная после четырехчасового просмотра Лидия сказала:

– Мне кажется, словно я заново прожила жизнь.

– Мне тоже, – согласился Бернар. – Риветт – истинный гений французского кинематографа.

– А я думала, что гений – ты, – улыбнулась Лидия.

– Я им стану, – серьезно заявил он. – Пойдем поужинаем у меня дома. Я хочу показать тебе кое-что.

Лидия стояла на маленьком балкончике в квартире Бернара. Внизу по Сене шел пароход, залитый Огнями.

Бернар положил на стол рукопись.

– Пожалуйста, прочти это.

Она вернулась в комнату и закрыла за собой балконную дверь. На красном виниловом переплете рукописи было написано золотыми буквами: «Помолвка». Сценарий Бернара Жюльена».

– Твой фильм?..

– Да. Садись и читай, а я приготовлю ужин.

Остросюжетный сценарий с живыми, умными диалогами очень понравился Лидии. Героиня, американская девушка, приезжает в Париж, поступает в художественное училище и становится любовницей пожилого коллекционера картин, а потом попадает в его сети. Пораженная всем этим не меньше, чем фильмом Риветта, она, закончив чтение, поспешила на кухню.

Бернар разговаривал по телефону, но, увидев ее, попрощался и повесил трубку.

– Ну как?

– Это великолепно! Я в восторге. Вот только…

– Что? У тебя есть замечания?

– Нет, нет! Прости… меня удивило, что ты сделал героиню американкой. Ведь Мэри Барт – типичная француженка и притом старше твоей героини.

Бернар улыбнулся:

– Эта роль не для Мэри. Я переписал ее роль… для тебя.

– Что?! Да ведь ты никогда не видел меня на сцене!

– Алекс говорил, что ты очень талантлива. А потом я сам увидел тебя, хотя и не на сцене. Ты всегда разная.

Однажды напомнила Скарлетт О'Хара. Потом появилась в кафе «Флора» – встрепанная, сердитая, раскрепощенная… как настоящая американка. В канун Нового года у тебя было скверное настроение, ты грустила… и походила на француженку. Как режиссер, я чувствую, что из тебя можно много выжать…

Бернар наполнил бокалы шампанским и протянул один ей.

– Теперь, когда собраны необходимые средства для постановки фильма, я хочу приступить к съемкам через три недели. Ты согласишься сниматься у меня?

– Еще бы! А ты не шутишь?




Глава 12


Бернар окинул взглядом квартиру Лидии, пригласившей его на ужин. Он был здесь впервые с тех пор, как Лидия и Алекс переехали в квартиру Нелсии. Пол и окна были теперь чистыми, под потолком горел веселый китайский фонарик. Стены, оклеенные обложками журналов, выглядели забавно. В вазе на столе стояли свежие цветы.

– Тут стало гораздо уютнее, чем при Нелсии, квартира даже приобрела некоторый шарм.

– Просто я сняла плакаты, но до сих пор опасаюсь, что хозяйка разделается за это со мной.

– Я получил от Нелсии письмо. Она приедет месяца через два.

– Ты скучаешь по ней?

Бернар взглянул на Лидию:

– Уже не скучаю.

Лидия, охваченная радостным возбуждением, забыла, что на огне стоит голландский соус.

– Ты любишь ее?

– Так мне казалось какое-то время. Она очень волевая… и бескомпромиссная. К моменту ее отъезда между нами все кончилось.

– Садись к столу. Думаю, все готово. – Лидия поставила перед ним тарелку с курицей и цветной капустой.

– Неплохо…

– Неплохо? И только?! А ведь я полдня провозилась на кухне!

– Очень вкусно, дорогая. Как это называется?

– Курица а-ля… словом, фаршированная овощами.

От этого блюда не полнеют.

– Тебе незачем беспокоиться об этом.

– Говорят, в кадре люди кажутся полнее. Если бы я не думала о калориях, ты пригласил бы меня на роль толстой домохозяйки. – Лидия надула щеки.

– Ты очаровательна. – Бернар рассмеялся и взял ее за руку:

– После ужина приглашаю тебя к себе.

– Поработать над сценарием? – Лидия изобразила удивление.

– Чтобы заняться любовью. – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Здесь я не могу остаться с тобой.

Мешают воспоминания о Нелсии.

Лидия хотела Бернара и давно уже надеялась, что он сделает первый шаг. Поскольку Бернар держался на расстоянии, девушка решила, что он не питает к ней романтических чувств. Теперь, когда Бернар предложил Лидии лечь с ним в постель, да еще так, словно это было естественным продолжением их деловых отношений, она возмутилась самоуверенностью француза, возомнившего о себе невесть что.

– С этой квартирой у меня тоже связаны воспоминания, Бернар, – сердито бросила она. – И с чего вообще ты взял, что я стану твоей любовницей?

– Я очень хочу тебя, – спокойно ответил он. – По-моему, ты это чувствуешь. – Его искренний тон успокоил Лидию.

– Да, чувствую.

Бернар встал, помог Лидии подняться и обнял ее.

Губы их слились в поцелуе, которого оба давно ждали.

Внешнюю сдержанность Бернар выработал в себе еще в юности, подражая героям Бельмондо. Однако в интимной обстановке он, утратив хладнокровие, превратился в нежного и пылкого любовника. Лидия, всегда опасавшаяся агрессивности, успокоилась. Бернар, казалось, понимал все и знал, что ей нужно. Его поцелуи и ласки вполне отвечали желаниям Лидии. Достигнув вместе с ним вершины наслаждения, она восприняла это как нечто большее, чем обычное удовлетворение.

Бернар наполнил бокалы вином. Обнаженные, они сидели на кровати и смотрели друг на друга при слабом свете уличного фонаря.

– Это было чудесно, – сказала Лидия. – Ты великолепен.

Бернар поцеловал ее руку.

– Я ждал этого момента с прошлого лета, когда увидел тебя в розовом платье на вечеринке у Алекса.

– Почему ты ждал так долго?

– Сначала из-за Алекса. Ведь он мой друг. А потом, предложив тебе роль в моем фильме… боялся, как бы ты не подумала, что я тебя принуждаю. Поверь, одно к другому не имеет отношения.

– Я верю тебе. Спасибо, Бернар. – Она лукаво улыбнулась:

– Ну и как? Я прошла испытание? Роль по-прежнему остается за мной?

Бернар рассмеялся:

– Пока трудно сказать, сообщу после второго дубля. – И он притянул ее к себе.

Съемки фильма Бернара должны были начаться через неделю в сельской местности, неподалеку от Фонтенбло.

Лидия надеялась, что станет кинозвездой, и чувствовала себя избранницей судьбы. Ее родители, узнав новость, были ошеломлены. Присланная ими телеграмма свидетельствовала об их полной растерянности. Это еще больше раззадорило Лидию.

Двадцатичетырехлетний Бернар Жюльен поставил уже семь неполнометражных фильмов. Три из них демонстрировались в парижских кинотеатрах перед началом основного сеанса. Критики авангардистского толка превозносили молодого режиссера. Спонсоры внимательно присматривались к нему, понимая, что работы Бернара лучше произведений кинематографистов новой волны. Наконец у него появилась возможность поставить полнометражный фильм, соединив любимое дело с коммерческой выгодой.

Чтобы собрать деньги на съемки, ушел почти год.

Большую часть средств предоставил граф Стефан де ла Рош, однако Бернару не сразу удалось убедить графа в том, что фильм окупится. Очень богатый Стефан де ла Рош вкладывал деньги во многие предприятия, но никогда еще не финансировал кинематографистов. Бернар провел с ним несколько часов, обсуждая статьи бюджетной сметы на каждом этапе производства фильма и объясняя шансы на успех.

Бернар верил, что «Помолвка» станет поворотным пунктом в его карьере и всей душой надеялся на удачу.

Он был еще ребенком, когда убили его отца. В восемнадцать лет Бернар похоронил мать, умершую от рака.

Ему и двум братьям досталось в наследство довольно большое поместье, которое они разделили между собой.

Мишель, окончив в Англии университет, стал вице-президентом крупнейшего во Франции рекламного агентства. Младший брат Бернара учился в медицинском колледже. Сам же Бернар купил квартиру с видом на Сену, а на оставшиеся деньги поставил фильмы. Он любил респектабельную жизнь, был гурманом и хотел бы иметь возможность, не думая о деньгах, отправляться куда взбредет в голову – в Марокко или Манхэттен.

Но средства не позволяли ему этого, поэтому сейчас Бернар страстно желал успеха и славы.

Наконец судьба предоставила ему шанс, и он до смерти боялся упустить его, ибо не желал довольствоваться дешевым столовым вином или проводить отпуск, путешествуя на машине по Франции.

В начале съемок Лидия нервничала, хотя первые результаты были превосходны. Она оставила за собой квартиру, но часто проводила ночи у Бернара. Однажды утром за завтраком, повторяя эпизоды, в которых ей предстояло сниматься днем, Лидия сказала Бернару:

– Здесь нужно что-то изменить. Такая реакция не характерна для Патрисии, ведь она, прежде чем согласиться, выразила бы сомнение.

– Ты что, хочешь изменить мой сценарий? – холодно осведомился Бернар.

– Я только предлагаю, поскольку играю Патрисию, вжилась в этот образ и всегда думаю о том, достоверны ли ее слова, поступки, жесты.

– Ты всего лишь актриса, исполняющая написанную мною роль, – резко заметил Бернар – Патрисию придумал я, и она такая, какой я ее задумал. Мне не нужно, чтобы актриса анализировала характер моей героини.

– Ах так? А мне казалось, что съемки – совместная работа – Конечно, совместная. Я пишу, режиссирую. Ты играешь. Звукооператор озвучивает, оператор снимает, осветитель тоже делает свое дело.

– Бернар… я американка, как и Патрисия. Я понимаю ее лучше, чем ты.

– Да можешь ли ты понимать созданный мною образ лучше, чем я? Да и вообще, это твой первый фильм, а сотни актрис почли бы за счастье сыграть эту роль.

Если не можешь играть ее так, как она написана…

– Могу, – ответила Лидия. – Я всего-навсего надеялась помочь тебе.

В тот день съемки проводились в картинной галерее неподалеку от Елисейских полей. Закончились они почти в восемь. Возле двери Лидию остановил Бернар.

– Ты сегодня была великолепна. – Он поцеловал ее.

– Спасибо. Мне тоже показалось, что у нас наконец все получилось.

– Подожди меня, давай вместе поужинаем.

Бернар припарковал машину в переулке, и она побежала под дождем к ресторану. Ожидая, пока освободится столик, Бернар и Лидия зашли в многолюдный бар.

Возле винтовой лестницы сидела Ширли Маклейн, окруженная поклонниками.

– Уж ей-то ждать столика наверняка не пришлось, – заметила Лидия.

– Она ничто в сравнении с тобой. Ты затмишь ее.

– Лавры Ширли Маклейн не прельщают меня Другое дело – Жанна Моро. Я стала чувствовать себя француженкой, особенно с тех пор как уехали Алекс и Джуно.

Париж – мой дом. – Она коснулась его руки. – Теперь же, когда ты со мной, я здесь счастлива.

– Для меня сейчас тоже чудесное время. Мне приятно быть и работать с тобой…

– Ты отличный режиссер. Прости за утреннюю выходку.

Я сделала замечание лишь потому, что игра возбуждает и нервирует меня – Это вполне естественно, дорогая.

– А ты сам никогда ни в чем не сомневаешься?

Бернар пожал плечами.

– Ирвинг Тальберг[10 - Продюсер, магнат кинопромышленности.] однажды рассказывал Скотту Фицджеральду о строительстве железной дороги… По его словам, существует полдюжины способов рубить тоннель в горе, и каждый из них по-своему хорош. Тот, кто отвечает за строительство, должен выбрать один способ и убедить всех, что у него есть веские основания для этого. Люди, подчиняющиеся тебе, не должны замечать твоих сомнений, иначе ничего не получится.

Когда они вышли из ресторана, дождь почти прекратился. Лидия взяла Бернара под руку:

– Спасибо тебе за чудесный вечер.

– И тебе. Я тут подумал…

– О чем?

– Давай заедем на улицу Вернье.

– Зачем?

– Возьмем твою одежду…

– И что?

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Согласна?

– Да, если ты убежден, что кинозвезда и великий режиссер могут мирно сосуществовать.

– Могут. При условии, что кинозвезда будет подчиняться указаниям режиссера.

Съемки фильма шли по графику. На главные эпизоды отводилось восемь недель. В середине второй Лидия переехала к Бернару и сразу поняла, что мало быть просто звездой и любовницей. Она стала его домоправительницей, кухаркой и служанкой. Несколько раз в неделю Бернар, не предупредив ее, приводил ужинать человек десять гостей, и Лидия отправлялась в магазин за вином и провизией. Она готовила ужин, развлекала гостей, убирала после их ухода, а потом в постели страстно отдавалась Бернару.

Помимо всего прочего, она учила роль и вставала до рассвета, чтобы успеть загримироваться и подготовиться к моменту появления на съемочной площадке. Рабочий день продолжался тринадцать-четырнадцать часов. А потом ей частенько приходилось готовить ужин на десять – двенадцать персон на Кэ де Л'0рлож.

Лидия уставала до изнеможения, но не жаловалась: в свои двадцать лет она жила так, как не смела и мечтать.

В письмах к Джуно и Алексу Лидия с юмором рассказывала об оборотной стороне жизни французской кинозвезды, однако не вызывало сомнений, что даже это ей нравится.

Иногда Лидия и Бернар бурно ссорились и швыряли друг в друга все, что попадало под руку, пока один из них не остывал. Оба отличались неуравновешенностью и эгоистичностью. По молодости лет они были убеждены в том, что их судьба зависит от успеха этого фильма, и преувеличивали свою роль в достижении успеха. Лидия, страдая от своих комплексов, не замечала уязвимости Бернара. Он же нервничал и контролировал каждый шаг коллег и Лидии как на съемочной площадке, так и дома. Бернар не был деспотом, но, преследуемый страхом, хорохорился и вел себя непозволительным образом. Любя Лидию, он держал ее в напряжении, невыносимом для ее еще не окрепшего чувствами, сам того не желая, разрушал его.

Позолоченные бронзовые часы стояли на каминной доске в стиле Людовика XVI. Низкий китайский столик, инкрустированный яшмой, был окружен диванами и креслами, обитыми тонким французским шелком.

Лидия, схватив со стола статуэтку, швырнула ее в коренастого человека в бархатном пиджаке, но промахнулась. Статуэтка разбилась вдребезги.

– Стоп! – крикнул Бернар.

Рабочий собрал осколки фарфора и поставил на стол новую статуэтку. Бернар же потащил Лидию на балкон.

Кабели и осветительные приборы загромождали большую часть гостиной в сдвоенных апартаментах на авеню Клебер. Внизу, в отдалении, виднелись сады Трокадеро, а на другом берегу Сены – величественная Эйфелева башня.

– Ну? – начала Лидия. – В чем я провинилась на сей раз?

– Эта женщина выплеснула ярость, копившуюся в ней много месяцев. Он держал ее в заточении, лгал, относился как к игрушке. И вот гнев прорвался наружу.

Ты должна подыграть Роже.

– Подыграть? – возмутилась Лидия. – А как же я? Великий Роже Сен-Кир прибывает на съемочную площадку в похмелье, от него разит виски, он мечтает лишь о том, чтобы купить «алка-зельцер», а ты недоволен мной!

– Нельзя же предъявлять претензии ко всем, кроме себя! Ты обвиняешь актера, режиссера, парикмахера – кого угодно! Только одна ты не виновата ни в чем! Запомни, Лидия, ты еще не стала великой актрисой, но капризничаешь как примадонна. Роже Сен-Кир прославился, когда тебя еще на свете не было! Он настоящий профессионал, а ты играла лишь в школьных спектаклях, хотя в Йеле, возможно, и имела успех. Тебе еще учиться и учиться.

– Тебе тоже, Бернар, ведь это твой первый полнометражный фильм. Ты так заворожен Роже, этой померкшей звездой, что решил свалить вину на меня. Хватит, я сыта по горло! Не смей обращаться со мной, как с испорченным ребенком! Ты возомнил себя гением, но это вовсе не так!

– Ах ты чертовка! – Бернар влепил ей пощечину.

– Мерзавец! – От боли и гнева у Лидии брызнули слезы.

– Иди на место и повтори, черт возьми, эту сцену!

Неистовство, с каким она играла, привело в чувство даже Роже Сен-Кира. Он не выкладывался так уже лет десять. Едва эпизод отсняли, раздались аплодисменты.

Сен-Кир обнял Лидию.

– Браво! – воскликнул Бернар, бросаясь к ней и раскрывая объятия.

Лидия холодно взглянула на него:

– Ты негодяй! – Она повернулась и вышла из комнаты.

Лидия и сама не знала, куда идет. Апартаменты принадлежали графу Стефану де ла Рошу, главному спонсору фильма. В его доме снимали первый день, воспользовавшись отъездом графа, но, кроме гостиной, Лидия еще ничего не видела. Поднявшись по лестнице, она оказалась в холле, устланном пушистым ковром. На стенах висели портреты и гобелены. Услышав шаги, Лидия замерла, потом толкнула ближайшую дверь и попала в небольшую библиотеку, уставленную книжными шкафами красного дерева и удобными креслами в стиле Людовика XIV. Пол покрывал бессарабский ковер. Девушка опустилась в кресло, над которым висела пастораль Фрагонара, и сжала кулаки. От ярости она не могла даже плакать.

Внезапно дверь распахнулась, и Лидия увидела мужчину в сером деловом костюме, высокого роста, подтянутого, с такими же аристократическими чертами лица, как и у тех, чьи портреты висели на стенах. На вид ему было около сорока. Зачесанные назад короткие каштановые волосы открывали высокий лоб. Небольшие бачки переходили в аккуратную бородку. На девушку смотрели серо-голубые глаза.

– Простите, – смутилась она. – Я хотела уединиться и забрела сюда.

– Вы не найдете места спокойнее этого, – улыбнулся он. – По вечерам, оставшись один, я прихожу сюда почитать. У меня в баре есть превосходный арманьяк.

Прекрасно успокаивает нервы.

Лидия поднялась:

– Спасибо, не беспокойтесь.

– У меня перед вами есть преимущество: я знаю, что вы Лидия Форест, премьерша в фильме Бернара. Позвольте представиться: Стефан де ла Рош.

Лидия пожала протянутую руку.

– Извините, что вторглась сюда без разрешения, и не сочтите меня дурно воспитанной.

– О нет! Я застал конец эпизода с вашим участием.

Вы были великолепны. Однако не позволяйте Бернару расстраивать вас. Он молод и талантлив. Надеюсь, со временем поймет, что и талантливому человеку следует проявлять такт и деликатность.

– Дай Бог, чтобы понял…

– Лидия! – послышался с лестницы голос Бернара. – Лидия, где ты?

Лидия с усмешкой взглянула на графа:

– А вот и он… наш неотшлифованный бриллиант. – С этими словами она вышла.

– Лидия! Если не возражаешь, мы отснимем сейчас еще один эпизод. Кстати, разве я не предупредил, что сюда заходить никому не разрешается?

– Все в порядке, – сказал Стефан, выходя из комнаты следом за Лидией. – Мисс Форест хотела уединиться и прийти в себя.

– Стефан?! Вы вернулись… – Бернар растерялся от неожиданности. В джинсах, поношенной кожаной куртке, небритый уже дня два, он невыгодно отличался от аккуратного и подтянутого графа.

– Я закончил дела раньше, чем предполагал. А у вас все идет хорошо?

– Пока все точно по графику. Через два дня мы закончим съемки здесь, чтобы не стеснять вас. – Бернар с укором взглянул на Лидию.

– Напротив, это доставляет мне удовольствие. Игра мисс Форест убедила меня в том, что я не зря спонсирую фильм. Если что-нибудь понадобится, мой слуга Шарль к вашим услугам.

– Спасибо. – Бернар взял Лидию за руку. – Пора работать.

Во время перерыва слуга принес Лидии конверт на серебряном подносе. То была записка от графа:

«Мисс Форест,

Прошу вас отужинать со мной сегодня вечером, если вы свободны.

Стефан де ла Рош».

– Ответ будет?

– О Боже… нет. Скажите, что я отвечу позднее.

– По местам! – крикнул Бернар.

Эпизод отсняли, сделав еще три дубля. Бернар подошел к Лидии:

– Сегодня вечером я буду занят в монтажной, – сказал он весьма отчужденно. – Хочешь взять машину?

– Нет. – Она вдруг решила использовать шанс и отомстить Бернару. Да, он заставил ее играть на пределе возможностей, но каким способом! – Граф де ла Рош пригласил меня на ужин.

– Дело твое. – Пожав плечами, Бернар ушел.

Шарль убрал со стола салат из порея и принес чистые бокалы.

– Надеюсь, вам понравится это вино, – сказал Стефан, когда слуга наполнил бокалы. – Мне интересно ваше мнение.

Научившись от Алекса дегустировать вина, Лидия подняла бокал, чуть-чуть покрутила, понюхала, поднесла к губам, пригубила, подержала вино во рту и наконец проглотила.

– Вкус отменный.

– Что еще?

– Оно ароматное и мягкое… нежное… Боюсь, мой запас эпитетов этим исчерпывается. – Лидия усмехнулась. – А что это за вино?

– «Шато Бургейль» урожая семидесятого года с моих виноградников. Оно особенно хорошо, пока молодое.

– У вас есть виноградники? Где?

– В Турени, в долине Луары.

Приятно удивленная, Лидия едва подавила желание сказать «Однако!».

– Может, вы еще и владелец замка?

– Небольшого. Часть его построена в шестнадцатом веке. Им владели десять поколений моих предков. Получив его в наследство, я начал восстанавливать виноградники, запущенные отцом.

– Я предполагала, что вы богаты, поскольку финансируете фильм Бернара, но не знала, что французские аристократы занимаются виноделием. Я-то думала, что они только пьют да проматывают состояния, покупая гоночные машины, скаковых лошадей… и женщин.

Стефан рассмеялся:

– Многие так и делают. – При мягком свете свечей, горящих в канделябре, его глаза приобрели теплый лазурно-голубой оттенок. – Американцы прелестны своей непосредственностью!

– Меня часто упрекали в прямолинейности. Надеюсь, я не обидела вас?

– Вы очаровательны. Позвольте задать вам нескромный вопрос: вы близки с Бернаром?

– Да, однако в последнее время у нас возникли трения. Полагаю, наши отношения закончатся, как только завершатся съемки.

– Понятно.

Шарль подал горячее блюдо – фрикадельки из дичи и пюре. Стефан попросил Лидию рассказать о себе и, судя по всему, обрадовался, что она из хорошей семьи. Он сообщил ей, что часто бывает по делам в Нью-Йорке и поэтому решил купить там два одинаковых дома в районе Шестидесятых улиц, принадлежавших прежде одной престарелой вдове. Старушка держала там множество экзотических птиц, поэтому дома нуждались в серьезном ремонте. Впрочем, добавил Стефан, это неплохое вложение капитала. Он намеревался сдать один дом в аренду, а в другом останавливаться, приезжая в Нью-Йорк.

Они побеседовали о нью-йоркском театре. Стефан знал все новинки бродвейского сезона, которые Лидия пропустила, и вкратце охарактеризовал лучшие постановки. В других театрах он не бывал. Когда Лидия сказала ему, что самые замечательные спектакли идут в «Ла Мама» и «Шейд компани», Стефан внес названия в записную книжку, чтобы заглянуть туда в следующий раз.

На десерт была подана шарлотка с миндалем и сладкое вкусное вино.

– Это сотерн? – спросила Лидия.

– Нет, старое немецкое вино с виноградников в долине Наэ.

Лидия вздохнула:

– Вино – тема любопытная, но для меня почти неизвестная.

Стефан нежно взглянул на нее:

– С радостью поделюсь с вами своими познаниями.

Не согласитесь ли после окончания съемок навестить меня в Мурдуа? Я покажу вам свои виноградники, и вы узнаете кое-что из этой области.

– С удовольствием.

– Я не хотел бы становиться между вами и Бернаром в этот трудный для вас обоих период. Но когда съемки закончатся и если позволят обстоятельства… – Стефан подал Лидии визитную карточку. – Буду очень рад, если позвоните.

Поцеловав Лидии руку, он отправил ее домой в своей машине. Наутро Стефан собирался в Женеву.

По дороге на Кэ де Л'0рлож машина попала в транспортную пробку, квартала два ползла со скоростью улитки, а потом вообще остановилась. Глядя на огни левого берега Сены, Лидия вспомнила первые месяцы в Париже с Джуно и Алексом. Теперь она жила на Иль-де-Сите.

В смене жилья прослеживалась определенная тенденция.

«Кто знает, – подумала она, – не прибьет ли меня после сегодняшнего вечера к более аристократическому правому берегу и не появится ли в моей жизни граф Стефан де ла Рош?»




Глава 13


Гардероб Лидии постепенно претерпевал изменения.

Позвонив матери, она сказала, что заинтересовалась парижской высокой модой. Та обрадовалась и прислала дочери деньги, дабы помочь ей сформировать новый облик.

Разумеется, Марджори Форест не догадывалась, почему Лидия внезапно ощутила влечение к элегантной одежде.

Бернар эту перемену заметил, однако истинная причина была неизвестна и ему. Сначала он подшучивал над Лидией. «Стефан де ла Рош, – говорил он, – типичный современный измельчавший аристократ. С ним за один уик-энд спятишь от скуки». Поскольку Лидия на это не реагировала, Бернар оставил ее в покое, решив, что она все поймет сама.

Частые ссоры не испортили их интимных отношений. Это не снимало проблем, но временно успокаивало обоих. Впрочем, Лидия все чаще избегала близости, либо допоздна засиживаясь с книгой, либо, напротив, рано ложилась, не дожидаясь Бернара.

Бернар не хотел терять Лидию, хотя никогда не признался бы ей в этом. Он был привязан к этой девушке и дорожил ею как актрисой. Просмотрев отснятые сцены, он уже не сомневался в ее незаурядном таланте. Порой Бернар пытался компенсировать нежностью дома резкость на съемочной площадке, но Лидия не верила ему и держалась холодно. Когда же она оттаивала и шла ему навстречу, уязвленный Бернар замыкался в себе.

Порой Лидия вспоминала о том, что любит Бернара, одержимого работой. В эти минуты ей казалось, что их совместная жизнь – такое же содружество режиссера и актрисы, как у Клода Шаброля и Стефани Одрэ, – сулит прекрасное будущее, но непредсказуемость Бернара порождала массу проблем. Они то и дело ссорились из-за профессиональных вопросов. Дома он тоже проявлял властность, слишком много требуя от нее, и принимал все как должное.

Между тем аристократизм Стефана де ла Роша пленял Лидию. Она никогда и никому не призналась бы в этом, но в ней проснулось желание сделать то, что надлежало по праву рождения, и порадовать родителей.

Когда-то Лидия отвергла все это. Мятеж не дал ей ничего – только пощекотал самолюбие. Сейчас Лидии хотелось вернуться домой с триумфом, вызвать одобрение и восхищение. Эта мысль соблазняла и успокаивала ее.

Понимая, что честолюбивые планы, связанные со Стефаном, пока не имеют реальных оснований, Лидия не раз возвращалась к проведенному с графом вечеру и думала о неиспользованных возможностях.

Осознав, что диплом Йеля уже не манит ее, Лидия сообщила Джуно о своем решении не возвращаться туда.

Джуно, конечно, расстроится, но Лидия не сомневалась, что приняла правильное решение.

Лидия устала. «Может, это анемия», – думала она.

Шла последняя неделя съемок фильма «Помолвка». Последние дни были не слишком утомительными, но очень однообразными.

Ей не давали покоя мысли о том, как сложатся отношения с Бернаром. Их свел фильм, но скоро съемки закончатся. Пока они шли, ее отвлекала от этих мыслей работа над образом Патрисии. Теперь же придется решать эту проблему.

Держа пакеты с продуктами, она поднялась наверх.

В гостиной горел свет, оттуда доносилась какая-то мелодия. Между тем Бернар остался на съемочной площадке, чтобы сделать несколько крупных планов Роже Сен-Кира. Лидия поставила пакеты и направилась в гостиную.

На диване сидела женщина, не особенно хорошенькая, но самоуверенная, как все француженки. Это сообщало ей своеобразный шарм. На ней были свободные брюки и широкая блуза китайской крестьянки. Белокурые волосы она небрежно заколола на затылке. Ни косметики, ни украшений – ничего, кроме красного шейного платка, Лидия не заметила. Женщина вертела в руках черные кружевные бикини, купленные Лидией перед отъездом в Париж.

– Кто вы? – спросила Лидия по-английски, потом повторила вопрос по-французски.

Та окинула ее оценивающим взглядом.

– Бикини не моего размера и не моего стиля, – заметила она. – Однако я обнаружила их в своей квартире и теперь вижу, кому они принадлежат.

– Вы, наверное, Нелсия?

– Да, подруга Бернара.

– Вас не было шесть месяцев. Много воды утекло за это время.

Нелсия закурила сигарету.

– Да, случается многое, но не меняется ничего. – Она презрительно бросила Лидии трусы. – Но с вами я не желаю это обсуждать. Скажите Бернару, что я вернулась. Он позвонит мне.

– Скажите сами. Он скоро придет. – Лидия направилась на кухню.

Через несколько минут, громко хлопнув дверью, ушла Нелсия.

Лидия поставила в духовку свинину и приготовила перечный соус. Часто принимая гостей Бернара, она научилась хорошо готовить, хотя и не достигла вершин кулинарного искусства.

В половине восьмого Лидия решила до возвращения Бернара принять ванну и хорошенько расслабиться.

В девять часов Бернара еще не было, и Лидия вынула из духовки жареную свинину.

В половине двенадцатого, когда ключ в замочной скважине повернулся, жаркое уже остыло, зато Лидия дошла до точки кипения.

– Где, черт возьми, ты был?

– Извини, дорогая. Я… случайно встретился с одним другом.

– Неужели? Клянусь, я могу угадать его имя.

– Ладно. Знаю, что она была здесь. Я столкнулся с ней у двери, и нам пришлось поговорить.

– А со мной ты не хочешь поговорить? Ужин был готов три часа назад. Я не кухарка и не намерена торчать здесь, пока ты развлекаешься с любовницей.

Она в ярости бросилась в спальню. Бернар последовал за ней.

– Лидия… поверь, между мною и Нелсией все кончено, но я должен был сказать ей об этом.

– И на это ушло четыре часа? Пожалуйста, избавь меня от объяснений.

– Мы с Нелсией долго были вместе. Нельзя же просто сказать: «Пока, бэби» – и уйти.

– Нельзя? Возьми пример с меня, хотя мы были вместе не так уж долго.

– Что ты хочешь сказать?

– Пока, бэби.

Собрав вещи, Лидия переехала в гостиницу «Эсмеральда», рекомендованную ей кем-то из коллег. Окна маленького и тесного номера выходили в сад, а из одного был виден Собор Парижской Богоматери.

Два последних съемочных дня Бернар обращался к Лидии только по делу, давая режиссерские указания. Они вели себя с такой подчеркнутой любезностью, что все поняли: их интрижке конец.

Завершение съемок отпраздновали тут же – вином и колбасными деликатесами. Двое рабочих играли на гитарах. Лидия там не задержалась. Поцеловав на прощание актеров и членов съемочной группы, она раздала всем маленькие подарки. В последнюю очередь – Бернару.

Он удивленно улыбнулся, взяв у нее из рук коробочку. В ней лежал ключ от его квартиры. Пластмассовый брелок изображал поросенка.

– Оставь ключ. – Бернар заглянул в глаза Лидии. – Вдруг он тебе понадобится? Стефан де ла Рош – человек не очень интересный, разве что богатый. Думаю, у нас еще не все кончено.

Роже Сен-Кир и другие актеры пригласили Лидию на ужин, но она отказалась, сославшись на усталость.

Доехав до гостиницы на такси и оказавшись в номере, девушка обнаружила, что все еще сжимает в руке ключ, и отбросила его.

– С тобой все кончено, Бернар! Навсегда!

Однако в тот же вечер она отыскала ключ и сунула его в шкатулочку для драгоценностей. Уверенная, что между ними все кончено, Лидия, однако, улеглась в постель с экземпляром «Иностранца», который дал ей Бернар, и подумала: интересно, где он сейчас и что делает?

И не спит ли с Нелсией?

В тот уик-энд Лидия проспала не менее сорока часов. Время от времени просыпаясь, она размышляла, не позвонить ли Стефану. Ведь съемки закончились, » отношения с Бернаром – тоже. Но теперь ей почему-то не хотелось звонить ему.

Лидию одолела тоска. Ей было нечем заполнить дни и не с кем коротать ночи. Бернар не давал о себе знать, хотя знал, где она. Зачем думать о нем? У них нет будущего. И Лидия снова забывалась тяжелым сном.

Ей приснился улыбающийся Стефан. Они плыли куда-то под парусом по теплому, сверкающему под солнцем морю. Стефан говорил, что любит ее» и во сне Лидия тоже любила его.

В понедельник вечером она заставила себя подняться. Поняв, что Бернар не позвонит, девушка призналась себе, что хотела бы этого. Тогда она вновь отвергла бы его или, напротив, согласилась бы встретиться с ним за чашечкой кофе. Принимая душ, Лидия услышала телефонный звонок. «Наконец-то, мерзавец, одумался», – с этой злорадной мыслью она помчалась в спальню.

Связь с Грецией была такая плохая, что Лидия едва узнала Алекса.

– Эй, что происходит? Это Бернар дал мне твой номер и сказал, что вы разошлись.

– Так и есть. О, Алекс… Как я рада слышать тебя! Я провела ужасный уик-энд… Его можно вычеркнуть из жизни.

– Что такое? Неужели заливала печали вином?

– Нет. Забылась сном… чтобы спастись.

– Жаль, что вы расстались с Бернаром.

– Не жалей. Дело совсем не в этом. Просто после окончания съемок я как-то…

– Не в ладу с собой?

Лидия вздохнула:

– Да. Будь ты здесь, Алекс, я выплакалась бы у тебя на плече.

– Мне бы хотелось быть рядом, – А что у тебя? Как продвигается пьеса?

– Вообще-то неплохо. На днях я совершил настоящий прорыв, уловив наконец характер одного из персонажей, который до сих пор ускользал от меня. Так что у меня все в порядке. А вот у тебя явно не так. Что же произошло? Мне показалось, что и Бернар расстроен.

– Нам с ним не поладить. У нас слишком разные темпераменты. Алекс… когда мы увидимся?

– Как только закончу пьесу. А может, приедешь в Грецию?

Лидия чуть не поддалась искушению, но вовремя одумалась. А вдруг повторится то, что было перед его отъездом? К тому же Алекса нельзя отрывать от работы.

Нет, они с ним снова стали друзьями, и пусть все так и останется.

– Я бы с удовольствием, Алекс, но не смогу. У меня другие планы.

– И какие же?

– Узнаешь потом… когда я окончательно все обдумаю.

– О'кей, я позвоню на следующей неделе узнать, как твои дела.

– Спасибо, Алекс, я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя. Выше носик!

– Мне стало гораздо лучше после разговора с тобой.

Лидия вернулась в ванную, вымыла голову и, вытирая волосы, посмотрела в зеркало. Глаза заспанные, припухшие, лицо бледное. Чувствовала она себя неважно, но решила выйти из замкнутого пространства маленького номера.

Надев джинсы и свитер, Лидия направилась в кафе и заказала чашку кофе. Осушив ее, попросила вторую и после этого немного приободрилась. Затем заказала бокал красного вина, чтобы обрести уверенность в себе.

И выпив, вынула из бумажника визитную карточку Стефана.

Стефан был не в Париже, а в своем поместье возле Тура, в долине Луары. Звонку Лидии он как будто обрадовался и предложил прислать за ней утром машину. Крайне возбужденная, девушка провела день в салоне Ива Сен-Лорена. Предъявляя клерку карточку «Америкен экспресс», она улыбалась и представляла себе, как приедет сюда за покупками в следующий раз, когда на карточке, возможно, будет написано: «Графиня де ла Рош».

Лидия подготовилась к отъезду за несколько часов до прибытия шофера и грациозно уселась на обтянутое бархатом заднее сиденье жемчужно-серого «бентли».

Пока машина мчалась по пригородам к югу на скоростную автостраду, Лидия читала «Геральд трибюн», специально положенный для нее.

Миновав Орлеан, они поехали вдоль Луары, и девушка стала смотреть в окно. То тут, то там на высоких берегах реки возникали сказочные замки. Она вспомнила, что один из здешних замков описан в «Спящей красавице». В другом провел последние дни Леонардо да Винчи. С этим краем было связано много легенд и исторических событий.

Возле Блуа они свернули с автострады на живописную дорогу, проложенную вдоль реки. На склонах появились первые виноградники. Через Тур направились на запад, к Лангони. На виноградниках, разбитых на склонах холмов, работали люди. Кое-кто провожал взглядом «бентли». Лидия воображала себя графиней, возвращающейся домой.

Интересно, как выглядит Мурдуа? Стефан говорил, что это небольшой замок. Что значит «небольшой»?

Сколько в нем комнат? Двадцать? Сто?

Из переговорного устройства донесся голос шофера:

– А вот и замок Мурдуа, мадемуазель.

Величественное каменное здание возвышалось на склоне холма, покрытом пышной растительностью. Машина въехала в ворота и поднялась выше, минуя яблоневый сад.

За аркой в греко-романском стиле начинался мощенный брусчаткой двор с круглыми клумбами, засаженными тюльпанами.

Лидия ожидала, что ее встретит Стефан, но из массивных дверей вышел дворецкий и обратился к девушке на безупречном английском:

– Граф задержался, мисс Форест. Он присоединится к вам за коктейлем в пять часов. Мне поручено сервировать для вас легкий обед на восточной террасе. Анье проводит вас в вашу комнату.

Пока цветущая краснощекая молодая служанка распаковывала чемоданы, Лидия стояла у окна, любуясь видом на сады, лужайки и пруд, посередине которого на островке стояла белая башня, казалось, плывущая по воде. За прудом склоны холма, покрытые виноградниками, спускались к реке.

Приняв душ и переодевшись, Лидия спустилась к обеду. Ей подали свежую рыбу из Луары, салат с грибами и легкий освежающий мускадет. После обеда она осмотрела поместье и обнаружила плавательный бассейн с раздевальней, сооруженной в виде китайской пагоды из крашеного и позолоченного дерева. За бассейном находился теннисный корт, окруженный пальмами, где прогуливалась пара павлинов.

Вернувшись, Лидия села в уютной гостиной. На стенах, обитых холстом, висели полотна модернистов:

Фреснея, Пикассо, Дерена, Брака, Матисса. Лидия расположилась в кресле у окна с книгой об этой местности, которую обнаружила на столике возле кровати.

Без четверти пять появился Стефан де ла Рош в кожаной куртке, твидовых брюках и светло-голубой водолазке. Он раскраснелся и держался гораздо проще, чем в своей парижской резиденции.

– Лидия! Простите, что не встретил вас. Неожиданные дела нарушили все мои планы… – Он улыбнулся и расцеловал ее. – Надеюсь, вы не слишком скучали.

– Напротив, я с удовольствием побродила вокруг.

Здесь восхитительно!

Стефан подошел к китайскому ларцу со спиртным.

– Шерри? – спросил он. – Я привык к нему в Оксфорде. Прекрасно снимает напряжение в конце дня и доставляет большое удовольствие.

Они выпили по рюмочке амонтильядо – крепкого напитка с ореховым привкусом, после чего Стефан рассказал историю замка.

– Он был построен Генрихом IV как охотничий домик, а позднее подарен Хлое да Маро, последней фаворитке короля. Замок назывался «Амур да руа», но с годами название, искаженное местным произношением, превратилось в «Мурдуа». Во времена Наполеона замок перешел к моей семье. В конце прошлого века мой прадед реконструировал его. Отец же им не занимался, поскольку не любил эти места и жил в основном в Лондоне или в Иоганнесбурге, где владел рудниками.

Я унаследовал это поместье в 1959 году, когда мне было двадцать семь лет, и относился к замку по-особому с тех пор, как начал проводить каникулы здесь, у деда и бабки. Я модернизировал интерьер, решив отдыхать в замке и без особых церемоний принимать гостей. В отличие от меня моя бывшая жена Мари-Лор любила роскошь. Из-за этого у нас постоянно возникали разногласия, но в конце концов мы пришли к компромиссу. Некоторые комнаты до сих пор отделаны и обставлены по ее вкусу. Пока я не успел переделать их. Эту комнату декорировали по моим указаниям, и мне приятно, что вы расположились в ней. Здесь мило, не правда ли?

– Чудесно. Однако признаюсь, я немного удивлена, ибо ожидала увидеть нечто похожее на ваши парижские апартаменты…

– В Париже мне нужна большая респектабельность, а здесь, в деревне, я могу быть самим собой.

За ужином Стефан снова извинился за то, что оставил ее в одиночестве.

– Но завтра я свободен и покажу вам поместье и всю округу. Вы ездите верхом?

– Да… но я не взяла костюма для верховой езды, – Увы, вы не можете скакать верхом, как леди Годива. – Он улыбнулся. – Однако не беспокойтесь и положитесь на меня. Я что-нибудь придумаю.

Лидия проснулась в самом скверном состоянии. Горло отекло и болело. Она ощущала резь в глазах, озноб и ломоту. Девушка нажала кнопку, и Анье тут же принесла завтрак и коробку с костюмом для верховой езды, доставленным из Тура. Услышав, что Лидия плохо себя чувствует, Анье вышла и вскоре вернулась вместе с графом.

Стефан присел на кровать и пощупал лоб Лидии.

– Боже, да у вас жар! – Он велел послать за доктором. – Ничего, несколько дней в деревне, и вы встанете на ноги.

– Простите. За целый год я ни разу не простудилась, а тут – на тебе! Ну и гостья!

Сказав, что у Лидии грипп, доктор посоветовал ей отдыхать и принимать антибиотики. Дав девушке успокоительное, он уехал, а Лидия погрузилась в сон.

Проснувшись через насколько часов, она с изумлением увидела великолепный рояль и позвонила. Однако появилась не Анье, а Стефан с бульоном и тостами.

Поставив поднос, он коснулся губами лба Лидии.

– Жар спал. Как вы себя чувствуете?

– Немного лучше. – Она указала глазами на рояль. – Неужели это не сон?

– Я подумал, что музыка доставит вам удовольствие.

Хотите, я вам что-нибудь сыграю?

– О, прошу вас! Очень хочу!

– Рад, что вы довольны. Мне хотелось сделать вам сюрприз.

Полчаса пролетели незаметно: Стефан сыграл двенадцать этюдов десятого опуса Шопена. Закончив, он повернулся к Лидии.

– Боюсь, мои пальцы утратили беглость. Последние несколько месяцев я не подходил к роялю.

– Где вы научились так превосходно играть?

– Моя мать, великолепная пианистка, с детства учила меня, желая привить мне вкус к музыке. Я играю еще на виоле и на теноровом джазовом саксофоне.

– Сыграйте, пожалуйста, что-нибудь еще… если вы не устали.

– Разве можно устать, развлекая такую красавицу? – Он улыбнулся. – И разве можно отказать столь благодарной слушательнице? А что вы хотели бы услышать?

– Полагаюсь на ваш выбор.

Он сыграл марш из «Аиды» Верди, польский танец Шарвенка, потом «Голубую рапсодию» Гершвина.

– Браво! – воскликнула Лидия. – Никогда еще болезнь не доставляла мне такого удовольствия!

– Это знаменитый курс лечения музыкой доктора де ла Рош. А Скотта Джоплина вы любите? – спросил он, взяв первые аккорды «Ковра из кленовых листьев».

– Да. – Лидия откинулась на подушки. Музыка убаюкала ее, и конца она так и не услышала.

На следующий день Лидии стало лучше, но Стефан не позволил ей вставать. «Грипп в деревне – коварная штука. Лучше уж перестраховаться», – сказал он.

Граф большую часть дня проводил с Лидией, отвлекаясь лишь на деловые звонки. Он обедал вместе с ней, потом читал вслух Диккенса. Они играли в скрэббл[11 - Название игры в слова, которые составляются из кубиков с буквами.].

Наконец Стефан принес саксофон и сыграл что-то Чарли Паркера, правда, не так виртуозно, как на рояле. То, что графа это ничуть не смутило, особенно расположило к нему Лидию.

Она едва верила, что красивый и изысканный граф де ла Рош тратит на нее столько времени. Ближе узнав графа, Лидия была очарована им. Более всего в этом аристократе ее трогала мальчишеская робость.

– Все это чудесно, – сказала Лидия как-то вечером, – но у меня уже нет никаких оснований считаться больной.

Лечебный курс доктора Стефана и антибиотики сделали свое дело. Завтра утром я присоединюсь к здоровой части человечества.

– Отлично! Если не возражаете, я покажу вам виноградники. – Стефан взял ее руку и поцеловал каждый пальчик. – Спокойной ночи. Последние дни доставили мне невыразимое наслаждение.

– Мне тоже.

Проснулась Лидия совсем здоровой, и Стефан в течение нескольких дней знакомил ее с поместьем. Граф не заговаривал о ее возвращении в Париж, а когда она сама упомянула об этом, остановил ее: «Вы еще слишком слабы для такой поездки. Вам следует задержаться здесь, чтобы избежать рецидива». Лидия обрадовалась, ибо спешить ей было некуда.

Граф показал ей виноградники и подвалы, где в деревянных бочках вызревали вина. Прогулки по поместью занимали целые дни.

– По традиции, – объяснил Стефан, – строительство замков продвигалось с востока на запад, поэтому окна главных комнат выходят на юг.

– Сколько же здесь комнат?

– Более пятидесяти. Признаться, точно не знаю. В детстве я любил играть здесь в прятки с приятелями.

– Наверное, вы были милым мальчиком.

– После ужина я покажу вам семейный альбом, так что сами увидите.

Стефан отвел Лидию в старинную часовню, тщательно реставрированную, с резными деревянными скамьями и алтарем ручной работы. Она увидела также оранжерею, витражный потолок которой изображал времена года.

Утреннее солнце заливало всю комнату: Анье открыла ставни. Проснувшись, Лидия увидела костюм для верховой езды и надела его, ничуть не удивившись, что он ей впору. Когда она спустилась, дворецкий сообщил, что граф де ла Рош ждет ее во дворе возле главного входа.

Стефан сидел на гнедом жеребце, а рядом стояла оседланная гнедая кобыла.

– Доброе утро! Как вы себя чувствуете?

– На редкость здоровой. До чего же полезно провести несколько дней в деревне!

– Что ж, тогда прогуляемся, а потом где-нибудь позавтракаем.

– Звучит заманчиво. – Лидия села в седло.

Они поехали вдоль берега Луары. Было тепло, веял легкий ветерок. Лидия пришпорила лошадь.

– Догоняйте! – крикнула она и понеслась по зеленому лугу. Стефан последовал за ней. Лидия откинула голову и счастливо рассмеялась. Неужели это она мчится верхом по удивительной земле с волшебными замка, ми, а рядом с ней скачет настоящий французский граф?

Вскоре они остановились позавтракать в гостинице «Красная лошадь», расположенной поблизости от знаменитых садов Вилландро. Хозяин радостно приветствовал Стефана и принес гостям омлет со «сладким мясом» и сморчками, свежеиспеченный хлеб и кофе.

– Месье Роди был одним из первых покупателей моих вин. Мы с ним старые друзья.

После завтрака Стефан заказал бутылку шампанского:

– Сегодня есть особый повод выпить его.

– За что же мы выпьем?

– За нас. Последние несколько дней я чувствую себя счастливым, как никогда.

– И я.

– Несколько лет назад я расторгнул брак с Мари-Лор. Мы расстались друзьями. В отличие от меня она не хотела детей. Ну а я должен сделать все, чтобы мой древний род не угас, понимаете?

У Лидии учащенно забилось сердце.

– Да, – едва выдохнула она.

– Я подумывал о том, чтобы снова жениться, но не мог найти подходящую женщину. – Он сделал паузу. – Теперь я нашел ее. Позвольте задать вам два вопроса.

– О чем?

– Вы выйдете за меня замуж? И родите мне детей?

Лидия сжала его руку.

– О да, – сказала она, с трудом переведя дыхание. – Я отвечаю согласием на оба вопроса.

– Мне приходилось слышать истории о скоропалительных романах, но ты, кажется, побила все рекорды. – Джуно рассмеялась. – Ну и ну! Я все еще не верю… и ошеломлена. Когда и где вы познакомились? Расскажи мне обо всем!

– Мы познакомились во время съемок фильма. Стефан – спонсор Бернара. Он пригласил меня сюда, в свой замок, на уик-энд, а я заболела и задержалась – совсем как в фильме «Гордость и предубеждение».

– Боже, как романтично! И ты на самом деле станешь графиней?

Лидия взглянула из окна верхней гостиной на ухоженные газоны, на склоны, покрытые виноградниками, на Луару, блестящую вдали, и обвила телефонный шнур вокруг безымянного пальца, на котором красовалось кольцо прабабушки Стефана с изумрудом и бриллиантами.

– Думаю, да. Но мне нужна твоя поддержка. Надеюсь, ты согласна стать подружкой невесты? Свадьба будет здесь.

– Не в Нью-Йорке? А как отнеслись к этому твои родители?

– Мама, конечно, не в восторге, но ей придется смириться. Так хочет Стефан… и я тоже.

– Лидия, не слишком ли все быстро? То ли это, что тебе нужно?

– О да! Стефан не сравним ни с кем из тех, кого я встречала, и знает все на свете. Он добрый, любящий и такой красивый… Конечно, граф старше меня, но, может, мне и нужен зрелый мужчина.

– Судя по твоим словам, он необыкновенный человек. – Джуно помолчала. – А как же Бернар? Когда мы с тобой разговаривали последний раз…

– С ним покончено, – решительно заявила Лидия. – Он инфантилен и зациклен на себе… Я рада, что этот этап позади.

– Ну что ж, тогда все в порядке, – не вполне уверенно проговорила Джуно. – Алекс знает?

– Я послала ему телеграмму. Как назло у него в Греции нет телефона!

Несмотря на приподнятое настроение, кое-что настораживало Лидию. Она и Стефан были помолвлены, день свадьбы назначен, а жених так и не поцеловал ее по-настоящему, страстно. Он несколько раз нежно прикасался губами к ее щеке, как, например, и сегодня утром, сделав предложение, однако их отношения носили чисто платонический характер. А вот в Йеле все приятельницы Лидии считали, что с будущим мужем необходимо переспать, а еще лучше – пожить с ним какое-то время. Однако Стефан не делал никаких поползновений, и это озадачивало Лидию.

Она полагала, что Стефан хочет ее не меньше, чем она его. А вдруг этот рафинированный джентльмен вообразил, что она девственница? Может, ждет от нее первого шага?

Но ведь сделав этот шаг, она шокирует Стефана! Как же вести себя с человеком, столь сильно отличающимся от всех, с кем ей приходилось иметь дело до сих пор?

После ужина они пили коньяк, сидя в кабинете у камина, и обсуждали список гостей и другие вопросы, связанные со свадебными торжествами. Стефан притянул Лидию к себе, и она уютно устроилась в его объятиях. Когда граф поцеловал ее. Лидия ответила с готовностью и затянула поцелуй, но сама не проявила активности.

В одиннадцать часов граф сказал, что, пожалуй, пора спать, и, когда они рука об руку поднимались наверх, Лидия опасалась, что Стефан заметит, как она дрожит от предвкушения.

Возле двери спальни ей показалось, что граф намерен уйти, и Лидия, обвив шею Стефана руками, быстро поцеловала его. Пятясь, она вошла в комнату и потянула за собой графа.

– О, Стефан! Я так счастлива и так люблю тебя!

Упав на кровать, они продолжали целоваться. Однако Лидия, ощущая его сдержанность, подумала, что напрасно проявила решительность. Ее охватила нервная дрожь. Неужели она допустила ошибку?

– Что с тобой, дорогая? – прошептал приятно удивленный Стефан, прижимая ее к себе. – О, ты такая нежная!.. Такая молодая и невинная… – Он осторожно поцеловал ее.

«Невинная! Значит, он считает меня невинной и принял мою дрожь за девственную робость! Что ж, пусть сам сделает первый шаг».

– О, Стефан! – пробормотала она. – Я так…

– Не бойся, дорогая. – Он спустил платье с ее плеча. – Все будет прекрасно. Вот увидишь…

Они занялись любовью, а когда Стефан заснул, Лидия призналась себе, что не получила особого удовлетворения. Напротив, испытала разочарование, словно обнаружила в роскошно упакованной коробке пачку овсяных хлопьев. Половой член Стефана был очень мал.

Хотя Лидия и читала когда-то, будто это не имеет значения, опыт убедил ее в обратном. Еще больше девушку поразила неумелость Стефана. Его уникальные познания в самых разных сферах давали основания полагать, что он знаток и в сексе. Однако, покончив с любовными играми, Стефан проявил лишь мрачную целеустремленность, а затем со вздохом облегчения скатился с нее.

Лидия успокаивала себя тем, что со временем их сексуальные отношения наладятся. Романтическая ситуация возбуждала девушку, и она видела все в розовом свете. Конечно же, они со Стефаном любят друг друга, и она выйдет за него.




Глава 14


Лидия стояла в аэропорту Орли, ожидая прибытия международного рейса. В туфельках на высоких каблуках от Шарля Журдена и льняном розовом костюме от Диора, она смотрелась настоящей графиней, хотя до получения официального статуса оставалось еще три дня.

Только что приземлился самолет, на котором прибыла из Нью-Йорка Джуно. Алекс же прилетел из Греции более часа назад. Лидия напряженно всматривалась в пеструю толпу пассажиров, но пока не видела его.

– Графиня де ла Рош, если не ошибаюсь?

– Алекс! – обрадовалась она. Ну конечно, он – длинноволосый, загорелый, заросший густой светлой бородой, в греческой крестьянской рубахе, белых хлопчатобумажных брюках, сандалиях и темных очках!

Пока Лидия разглядывала его, к ним подбежала Джуно, одетая как хиппи: коричневые замшевые сапожки на низком каблуке, джинсы, подкрученные до середины щиколоток, длинная блуза, перехваченная широким индейским поясом, и ожерелье «цунь» из трех ниток.

Они обнялись, потом, расцепив объятия и смеясь, посмотрели друг на друга.

– Три мушкетера в новом обличье, – констатировала Джуно.

Лидия пошла за машиной и вскоре подъехала к друзьям в черном «астон-мартине» с откидным верхом.

– Боже правый! – воскликнул Алекс. – Откуда у тебя такое чудо?

– Подарок Стефана по случаю помолвки.

– А не подарит ли он и мне такую, если я буду с ним любезна?

– Если ты будешь с ним слишком любезна, мне хватит и этой, чтобы переехать тебя.

Алекс погрузил багаж, и они с Джуно уселись. Машина взяла курс на юг.

– А почему Стефан не прислал шофера? – спросил Алекс.

– Он хотел, но я упросила его отпустить меня одну.

Я просто мечтала удрать оттуда. Вы не представляете, что творится последние несколько дней. Нам на голову свалилось мое семейство, и это сводит меня с ума. – Лидия закурила сигарету.

– Твою мать все еще огорчает, что свадьба будет не в Нью-Йорке?

– Сначала она была вне себя. Подумать только: настоящий европейский аристократ, а ее лишили возможности похвастаться им! Но, прожив в замке несколько дней, мать постепенно успокоилась. – Лидия скорчила гримаску.

– А как отец? – спросил Алекс.

– Помилуй Бог! – воскликнула Лидия, подражая ворчливым интонациям отца. – Наверное, за одно отопление этого замка приходится выкладывать целое состояние!

Они позавтракали на постоялом дворе «Монтэспань» в Орлеане. Лидия, почти не притронувшись к еде, курила сигареты одну за другой и потягивала белое «Шато Мурдуа Шенен».

– Вино еще очень молодое.

– Приятное, – сказала Джуно.

– Лучшего ценителя, чем я, тебе не найти, – проговорил Алекс. – Я мечтаю поскорее увидеть виноградники и потолковать со Стефаном о винах.

– У него невероятно обширные познания. И у его друзей тоже. По уик-эндам они собираются, дегустируют вина и угадывают не только сорт, место, где выращен виноград, и год урожая, но и особенности виноградника, вид почвы. Они даже определяют, у подножия или на вершине холма расположен виноградник и с какой стороны.

– Ну, это для меня недостижимый уровень, – рассмеялся Алекс. – Но я всегда готов учиться.

– Кстати, не сочтите меня снобом, но надеюсь, что вы захватили с собой какую-нибудь одежду? То, что уместно в Греции…

– Не волнуйся. Мне известно, что подобает для такого пышного бракосочетания. Все же я сын дипломата!

– Видишь ли, борода… совершенно скрывает твой чудесный овал лица.

– Борода? Да я целых полгода отращивал ее! – Заметив смущение Лидии, он улыбнулся. – По правде говоря, она мне и самому надоела. Я сбрею ее.

– А волосы можешь немного укоротить?

– О Господи, я трепещу! – воскликнула Джуно. – Сейчас ты и до меня доберешься.

– Вообще-то ты выглядишь прекрасно.

Джуно кисло поморщилась:

– Но…

– Дело в том, что друзья Стефана старше нас и у них более изысканный вкус.

– Не слишком ли ты вошла в роль графини? – Джуно поразило, что подруга начала придавать такое значение внешним приличиям. – Что случилось с нашей Лидией Форест?

– Джуно, пожалуйста, пойми. Я вступаю в другой мир, в субботу стану графиней, а потому должна выглядеть подобающим образом.

Алекс осторожно наступил на ногу Джуно.

– Хорошо, Лидия. – Она коснулась руки подруги. – Я постараюсь вести себя за столом как леди, чтобы не скомпрометировать тебя.

– О ради Бога, не злись! Я так счастлива, что вы приехали! Но учтите: Стефан знает о нас лишь то, что мы близкие друзья. Прошу вас, не проговоритесь.

– Не волнуйся, – сказала Джуно.

– А я-то надеялся, что ты возьмешь нас с собой в свадебное путешествие, – усмехнулся Алекс.

– Признаюсь, я люблю Стефана, но иногда мне трудно приспосабливаться к нему и притворяться такой, какой он хочет меня видеть. Я американка и гораздо моложе его друзей. Они очень любезны со мной, но подчас я чувствую себя как зверек в клетке.

– Дорогая, у Стефана, несомненно, был выбор, но он предпочел другим тебя, хотя мог жениться и на сорокалетней аристократке. Ты слишком мало себя ценишь.

– Алекс прав, – заметила Джуно. – Успокойся и будь сама собой. Мы поддержим тебя.

Лидия радостно улыбнулась:

– Один за всех и все за одного!

Незадолго до ужина Джуно зашла к Алексу. С высокой прической, в крепдешиновом платье кораллового цвета, в черных туфлях на высоких каблуках, она выглядела очень элегантно.

– Ну что скажешь?

Алекс присвистнул:

– Лидии следовало бы завязать Стефану глаза. Я вот, например, только мигни, сделал бы тебя графиней.

– Я привезла это специально для церемонии, но в другое время мне не во что облачиться.

– А ты не переодевайся. Твой наряд восхитит всех.

Джуно уселась на кровать.

– Как ты относишься к замужеству Лидии? Ведь вы были…

Алекс покачал головой:

– Я никогда не требовал от нее обязательств. Да и не до того нам было тогда. А сейчас у меня какое-то неопределенное чувство. Может, в душе я надеялся, что у нас троих все возобновится. Но это несбыточная мечта.

Джуно вздохнула. Ее не оставляла мысль, что теперь, когда Лидия выйдет замуж, у них с Алексом появится возможность… Но Алекс, видимо, и не думал об этом.

– Надеюсь, Лидия не совершает ошибку.

– Она не могла иначе. Стефан явно без ума от нее.

И согласись, Лидия создана для такой жизни.

– Верно, но мне почему-то кажется… что она поспешила. Возможно, пытается самоутвердиться. Ты ведь знаешь, Лидия очень беззащитна. Заметил, как она похудела? И курит больше, чем обычно.

– Она говорит, что похудела еще до встречи со Стефаном, во время съемок. Я тоже волнуюсь за нее.

Здесь все напоминает сказочное царство, а Лидия явно играет роль заколдованной принцессы. Но послезавтра она выходит замуж за Стефана, и мы должны морально поддержать ее. Скорее всего Лидия очень нервничает перед свадьбой.

– Надеюсь, что так, ведь даже я нервничаю.

Алекс поцеловал Джуно.

– Держись! Мы нужны Лидии.

– Конечно. Пойду-ка я надену костюм придворного шута.

Алекс, взяв ножницы, направился в ванную.

– Может, переоденешься севильским цирюльником и превратишь меня в прежнего, гладко выбритого Александра Сейджа?

Утром, после завтрака, гости разбрелись. Одни отправились на верховую прогулку, другие пошли на теннисный корт или в бассейн, третьи поехали в город.

Родители Лидии решили осмотреть местные достопримечательности, и она предложила сопровождать их.

Алекс нашел Джуно в библиотеке, где она писала письма.

– Господи, какое здесь все величественное! – Он опустился в кресло. – В таком месте Лидия просто не могла не влюбиться.

– А как хорошо писать здесь письма! Я все утро воображала себя мадам де Савиньи. Неудивительно, что в старину со страстью предавались этому занятию. В такой обстановке не отделаешься словами: «Как дела? У меня все в порядке».

Выйдя из библиотеки, они встретили Стефана.

– Я искал вас. Лидия говорила, что вы интересуетесь винами, Алекс. Не хотите ли взглянуть на мои виноградники?

– С удовольствием.

Они стали спускаться по склону, засаженному виноградными лозами. Погода стояла ясная, солнечная.

Внизу поблескивала Луара.

.. – У меня под виноградники занято всего тридцать семь акров, – сказал им Стефан. – Это не бизнес, а страсть. Мы ежегодно производим три тысячи ящиков вина, но не на экспорт. Я продаю вино в несколько ресторанов здесь и в Париже и кое-каким частным клиентам.

– А это что за сорт винограда? – спросила Джуно.

Стефан наклонился, отщипнул ягоду с лозы и протянул ее Джуно.

– Это «Каберне Франк» – классический сорт для изготовления красного вина долины Луары. Мы выращиваем его в идеальных условиях. В Турени климат мягкий, а лето долгое. – Он указал направо. – Если провести воображаемую линию к югу, она пройдет через округ Сент-Эмильен в Бордо. – Граф посмотрел на восток. – А там на этой широте лежит Кот-де-Бо, где выращивают виноград для изготовления самых тонких бургундских вин. А здесь, где перекрещиваются эти две линии, сосредоточилось все самое лучшее и от того, и от другого.

– Значит, вы выращиваете только «Каберне Франк»? – спросил Алекс.

– Нет. У меня семь акров занято «Шенен Бланк».

Из него готовят весьма недурное белое вино с большой продолжительностью хранения. Став хозяином Мурдуа, я вскоре начал производить его. При моем дедушке здесь выращивали только «Каберне Франк».

Они поднялись по склону на другой участок, отделенный низкой каменной стеной.

– Здесь, на южном склоне, у меня самые старые лозы.

Сорт «Кло Мариньи». Дед держал эти лозы на специальной диете, подкармливая их морскими водорослями и рыбьими потрохами. Они едва не погибли, ибо отец не занимался ими. Я возродил традиции деда. – Граф улыбнулся. – Не знаю, правильно ли это с научной точки зрения, но лозы прекрасно чувствуют себя на такой подкормке.

В винодельне Стефан представил им своего мастера-смотрителя, коренастого мужчину средних лет в синей униформе рабочего.

– Месье Шарбоно – один из немногих мастеров виноделия старой школы в Турени, – сказал граф. – Почти все перешли уже на современные автоматизированные методы: используют в качестве бродильных чанов бочки из нержавеющей стали, искусственно регулируют температуру, определяют процент содержания сахара с помощью лабораторных анализов и прочее. А месье Шарбоно отщипнет виноградинку и сразу же скажет, созрела ли она.

Конечно, современные методы позволяют увеличить объем производства и, как правило, сводят к минимуму последствия ошибок людей и капризов природы. Но эффективность производства – понятие коммерческое.

Главное же – магия человеческих рук, позволяющая получить тот неповторимый букет, который способна сотворить только природа, когда ее не насилуют. Известно ли вам, что более ста семидесяти различных компонентов делают вино запоминающимся? – Перечисляя кое-какие из них, граф загибал пальцы:

– Сахар, дубильные вещества, дрожжи, минеральные соли, кислоты, эфиры, полифенолы, альдегиды…

Он показал им бочки, в которых вызревало вино, деревянные чаны для брожения и огромные круглые давильные прессы.

– Почему теперь используют бочки из нержавеющей стали? – спросила Джуно.

– Так проще регулировать температуру брожения, – презрительно ответил Стефан. – То, что делалось прежде и что мы делаем здесь до сих пор, выдерживая бочонки в холодных погребах, теперь модернизируется: применяют рефрижераторные установки. За все гак называемые передовые технологии приходится расплачиваться: качество вина ухудшается. Пословица «истина в вине», хотя и означает нечто иное. но она применима в данном случае. Пренебрегая качеством вина, мы утрачиваем его подлинность, истинность. – Приведя спутников в подвал, где выдерживались вина, Стефан продолжал:

– Виноделие – искусство, выработанное в течение двух тысячелетий. Конечно, отчасти это и бизнес. Увы, в наши дни коммерческие соображения возобладали над всеми прочими. Так же, как в современных художественных салонах, особенно в нынешней Америке. «Подлинные полотна, масло!» Да… однако имеют ли они отношение к искусству?

– Вы изобразили все весьма пессимистически, – заметила Джуно.

– Между тем дегустация показывает, что новые методы дают неплохие результаты, – проговорил Алекс.

Граф пожал плечами:

– Даже если вкус недурен, в нем обычно нет многогранности, но не это главное. Один вкус ни о чем еще не говорит. – Они шли вдоль стеллажей с бутылками. Стефан достал с нижней полки пыльную бутылку. – «Шато Мурдуа» урожая 1943 года, последнее настоящее бургундское, изготовленное в этом поместье при жизни моего деда. – Он поставил на стол бокалы и откупорил бутылку. – Оно очень быстро выдыхается. Понюхайте.

Джуно ощутила густой фруктовый аромат.

– Потрясающе! – воскликнула она. – Непостижимо!

– Восхитительно! – сказал Алекс.

Стефан налил вино в бокалы.

– Посмотрите на свет. Видите оттенок? Понюхайте букет, покрутите бокал в руке, вот так… Теперь отведайте.

– Оно не похоже ни на одно из знакомых мне вин.

Оно… – Джуно подыскивала слова. – Такое же ощущение появилось у меня сегодня утром в библиотеке, когда я писала письма… ощущение причастности к ушедшим эпохам.

– Верно, – согласился Стефан. – А что, если бы я сказал вам, что замок вовсе не древний, а построен всего тридцать лет назад с применением цемента и армированного бетона?

– Ну, – Джуно смутилась. – Замок все равно очень красивый. Впрочем, я понимаю вас.

– И самая лучшая подделка не имеет подлинности оригинала. Настоящего наслаждения она не даст. Помните: на свете нет ничего, что можно назвать «превосходной подделкой».

Алекс поднял бокал.

– За замок Мурдуа! За подлинность!

Они чокнулись и выпили.

В тот вечер Стефан пригласил гостей на ужин в трехзвездочный ресторан в Type, где собравшихся – французских аристократов и нью-йоркских магнатов – угощали самыми изысканными блюдами.

– Подбор гостей был не слишком удачен, – сказала потом Лидия Джуно и Алексу. – Все равно что смешать «Дом Периньон» и «Бэбичам».

После ужина все возвратились в Мурдуа, и там, на поляне с видом на Луару, наслаждались цветомузыкой.

За этим последовали карты, бильярд, коньяк, ликеры.

Наконец гости разошлись по своим комнатам.

– Не засиживайся слишком долго, дорогая. Утром я хотела бы поговорить с тобой, – сказала Марджори Форест дочери.

– О Боже! – Лидия изобразила ужас, когда мать вышла. – Надеюсь, она не станет рассказывать мне о птичках и пчелках?

Когда Стефан, Лидия, Алекс и Джуно остались вчетвером, Алекс сказал:

– Ну а теперь пора вручить вам наши свадебные подарки. – Он и Джуно направились наверх.

Стефан обнял и поцеловал Лидию:

– Завтра в это время ты уже будешь графиней де ла Рош. И вся эта утомительная суета останется позади.

– Мне хочется поскорее уехать с тобой. Я готова даже сбежать раньше времени.

Стефан рассмеялся:

– Твои друзья мне очень понравились.

– Правда? Я тем более рада, ибо опасалась, как бы они не показались тебе…

– Вот и напрасно, любовь моя.

Вернулись Алекс и Джуно.

Вручив подарки молодым, Джуно пояснила:

– Для Стефана у нас общесемейные сувениры, а вот для Лидии – нечто сугубо личное. Вы не обидитесь, Стефан?

– Конечно, нет, вы же старые друзья. Я не ревную…

Графу предназначались греческий кувшин для вина от Алекса и серебряная рамка для фотографии с национальным орнаментом навахо – от Джуно.

Лидия получила свернутую в рулон картину – групповой портрет трех друзей, написанный когда-то Холлисом.

– Тебе придется заказать новую раму, – сказала Джуно. – Старую не пропустили бы в самолет.

Лидия поцеловала подругу:

– Это чудесный подарок. Я повешу картину в маленькой гостиной рядом с моей спальней, где теперь мне будет еще уютнее.

– Я начинаю ревновать, – улыбнулся Стефан.

Алекс подарил Лидии экземпляр своей только что законченной пьесы «Путешествие на воздушном шаре» с дарственной надписью.

– О, Алекс! Я с наслаждением прочту ее!

– Обрати особое внимание на роль Линни. Надеюсь, что ее сыграешь ты. Я уже отослал пьесу агенту в Нью-Йорке. Он вполне одобрил ее.

Лидия закурила сигарету.

– Боюсь, Алекс, тебе придется подыскать другую актрису на эту роль. Я… то есть мы со Стефаном решили, что мне не стоит делать артистическую карьеру. Теперь у меня будет много обязанностей: поездки, приемы… и дети, конечно. – Она улыбнулась Стефану и взяла его за руку. – Но мы непременно приедем на премьеру и будем громче всех кричать «Браво!», – Обязательно, любовь моя. Понимаю, тебе хотелось бы всю ночь проболтать с друзьями, но отдохни хоть немного. Пойдем, дорогая. – Стефан поднялся, поцеловал Джуно и пожал руку Алексу. – Спасибо за чудесные и оригинальные подарки. Спокойной ночи.

Лидия обняла друзей.

– Спасибо, что приехали, без вас мне было бы трудно выдержать этот уик-энд. – Она последовала за Стефаном.

Алекс взял со стола графин с коньяком.

– Пойдем-ка наверх и попробуем разобраться в ситуации. Эта комната слишком велика для задушевного разговора.

– Ты расстроен?

– Еще бы! Я написал эту проклятую пьесу для Лидии. Она блестяще сыграла бы в ней главную роль. И что же я слышу? «Мы со Стефаном решили, что мне не стоит делать артистическую карьеру» Боже правый!

– Идем, а то ты очень кричишь. Этак всех слуг разбудишь.

Войдя в комнату Джуно, Алекс сказал:

– Ты права, не стоит Лидии выходить за него замуж.

Он превратит ее в безмозглую домохозяйку.

– Да, но сейчас ей хочется удовлетворять его желания. Со временем это пройдет.

– У меня нет времени. Я мечтал, что она сыграет в моей пьесе.

– Но у тебя еще нет продюсера. А пока ты его ищешь, Лидия, возможно, образумится.

– Я надеялся, что Лидия станет премьершей, а Стефан – продюсером. Ах, пропади все пропадом!

Джуно открыла окно.

– Мы все изменились. Боюсь показаться наивной, но я полагала, что мы всегда будем неразлучны. Досадно, что у Лидии появился Стефан. Я даже немного ревную. Конечно, мы все равно останемся друзьями, но прежнее никогда не повторится. Мы уже никогда не будем так близки и свободны. – Джуно села на подоконник. – Увы, наверное, мы взрослеем.

Алекс сел рядом с ней.

– Лидия сама отошла от нас, а мы с тобой, как и раньше, близки и свободны. Давай-ка ляжем и поболтаем.

Расположившись на кровати, Джуно сказала:

– Как ни крути, а мне очень грустно. Словно я потеряла часть себя.

Алекс поставил на столик пустую рюмку.

– Пусть мы потеряли Лидию, но нас-то самих ничто не заставляет расстаться. Может, это перст судьбы?

– Я тоже об этом подумала.

Они поцеловались, но мгновение спустя Джуно отстранилась.

– Я не могу заниматься с тобой любовью, когда Лидия за стеной. Мне как-то не по себе в этом доме, хотя я действительно хочу тебя, ты знаешь. – Алекс не ответил, и Джуно, удивленно посмотрев на него, поняла, что он спит.

Нежно поцеловав Алекса, она сняла с него ботинки и укрыла одеялом. Надев ночную рубашку, Джуно устроилась рядом с ним. Алекс что-то пробормотал во сне и обнял ее.

Когда Джуно проснулась, Алекса уже не было. Она оделась и спустилась в столовую, где был сервирован легкий завтрак а-ля фуршет. Есть ей не хотелось, и она вышла на террасу. Пасмурное небо предвещало дождь.

Рабочие монтировали брезентовый павильон и расставляли столы и стулья для предстоящей церемонии.

Вскоре появился Алекс в вельветовых брюках и льняной спортивной куртке с бутылкой минеральной воды перрье.

– Как ты думаешь, если я закажу новую голову, мне успеют доставить ее к вечеру? Видимо, вчера я переоценил свои силы.

– Что ты имеешь в виду? Если свою невинность, то успокойся: вчера ты не потерял ее.

– О, мне трудно даже смеяться! Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Он взял ее за руку. На поляне на глазах любопытных зрителей надували горячим воздухом огромный воздушный шар красного цвета.

– Экипаж для молодоженов, – пояснил Алекс. – Если позволит погода.

– Стефан умеет жить на широкую ногу. Не привязать ли к корзине старые башмаки и консервные банки?

– Я уже видел Лидию, похожую на Марию Антуанетту перед казнью. Она страшно испугана.

– Может, это и хорошо. Страх отвлечет ее. А кто будет управлять шаром?

– Сам Стефан. Он, оказывается, страстный любитель воздухоплавания. Это одно из хобби человека эпохи Ренессанса. Лидия станет первой невестой, которая поверх подвенечного платья наденет парашют.

Поздним утром, когда в ратуше проходила гражданская церемония бракосочетания, начал накрапывать дождь. Но к полудню тучи разошлись, и к четырем часам, когда из Парижа и из соседних поместий съехалось сотен пять гостей, выглянуло солнце.

Стефан и Лидия обменялись клятвами. Жених выглядел весьма импозантно в визитке и серых брюках, а Лидия пленила всех в своем кремовом платье и изумрудном колье, принадлежавшем прабабке Стефана. Волосы ее украшала диадема из виноградных листьев и крошечных розочек. Такой же букет она держала в руках. Рядом стояли Джуно, подружка невесты, и Мишель Жюльен, шафер. Бернар, извинившись, сослался на неотложные дела.

Когда оркестр сыграл свадебный вальс, а в воздух взлетели сотни воздушных шариков, Алекс пригласил Лидию на танец.

– Ты самая прекрасная графиня за вею историю Франции.

– И самая счастливая. До сих пор не верится, что я – графиня де ла Рош. Уж не сон ли это?

Алекс прижал ее к себе.

– Нет, реальность. И я рад за тебя, ты знаешь.

Глаза Лидии наполнились слезами:

– Спасибо. Ведь вы с Джуно не оставите меня?

Мы – друзья навсегда?

– Не только друзья, черт побери! Мы станем твоими придворными!

После церемонии Джуно пошла помочь подруге надеть костюм воздухоплавателя – винно-красный, с фамильным гербом де ла Рош на спине. Стефан сам нарисовал эскизы костюмов и заказал их в Париже.

Лидия протянула Джуно коробочку с тремя золотыми зубчатыми колечками.

– Они плотно входят одно в другое, – сказала она. – Их можно разделить, но потом кольца соединяются. Эта штучка называется «загадочное кольцо».

Джуно обняла ее:

– Здорово! Совсем как мы.

– И вот что еще. Что бы ни произошло между тобой и Алексом, это не изменит моего отношения к вам. Я люблю тебя и хочу, чтобы оба вы были так же счастливы, как я.

– Не стоит сейчас думать об этом. Отправляйся в свадебное путешествие, не то фея отошлет волшебный экипаж в Канзас без тебя.

Огромный воздушный шар, украшенный гербом де ла Рош, был полностью оснащен. В плетеной корзине стояло серебряное ведерко с бутылками шампанского.

Едва Лидия и Стефан взобрались в корзину, веревки обрезали и шар взмыл в небо Лидия бросила букет Джуно, но порыв ветра отнес его в сторону. Букет поймала одна из молоденьких кузин Стефана. Гости радостными криками провожали молодоженов. За ними последовал автомобиль с багажом и небольшой грузовичок.

Через час Джуно и Алекс направлялись в машине в аэропорт Орли. Джуно улетала домой вечерним рейсом. Алекс достал из ящика, подаренного Лидией, бутылку «Шато Мурдуа Бургейль», откупорил ее и наполнил бокалы.

– За молодоженов, где бы они сейчас ни находились!

– Ты заметил, какой ужас выражало лицо Лидии, когда они улетали? Однако должна признать: это была невероятно романтическая свадьба. Все эти розы и голубки… До сих пор не верю, что наша Лидия стала графиней.

– А я не хочу верить, что ты улетаешь домой. Проведи со мной хоть несколько дней в Париже.

– Я бы с радостью, Алекс, но не могу. На этой неделе открытие сезона в оперном театре Санта-Фе, мне необходимо успеть туда во что бы то ни стало.

– Тогда поменяй билет на завтрашний рейс. Мы проведем вместе целый день, а потом я отправлю тебя домой.

Джуно покачала головой:

– Увы, не могу.

– Что ж..

Они молча выпили. Джуно хотелось бы провести день в Париже с Алексом. Весь уик-энд она ждала от него какого-нибудь намека, но теперь было слишком поздно. К тому же Алекс явно относится к ней совсем не так, как она к нему. Зачем же оставаться? Все равно их ждет разлука. Джуно предстояло работать в период летних каникул, потом провести еще один учебный год в Йеле. Алексу придется приложить много сил, чтобы поставить свою пьесу. Они только попусту растравят себе душу.

Лимузин остановился возле аэропорта. Шофер передал чемоданы носильщику.

– Мне действительно очень жаль, что нельзя остаться. Сам знаешь – обязательства.

Алекс поцеловал Джуно:

– Понимаю. Я напишу тебе и сообщу, где проведу осень. – Он направился было к машине, но обернулся и раскрыл ей объятия. Обнявшись, они замерли.

– Счастливого пути. – Алекс сел в машину, Джуно махнула ему рукой и, расстроенная, пошла к зданию терминала. Девушке казалось, что она приняла разумное решение. Но почему-то это не утешало ее.

Алекс проводил Джуно глазами, потом сказал шоферу:

– Отель «Англетер», улица Джекоба, дом 44.

Откинувшись на спинку сиденья, он думал: «Пожалуй, даже лучше, что Джуно не осталась». Однажды он уже испортил отношения с Лидией и Джуно, соединившись с одной из них. Между тем обе они самые близкие ему люди, поэтому надо сохранить дружбу с ними. Любовниц найти куда легче, чем друзей.




Глава 15


Они шли под руку по пляжу Майорки, и волны омывали их ноги. Стефан молчал, а Лидия смотрела на парусники, видневшиеся вдали.

– Плохо одно, – начала Лидия, – уехав в свадебное путешествие, ничего не знаешь о тех, кто остался. Интересно, уехала ли моя сестрица с этим испанцем доном Карло? Кстати, у него тоже есть замок?

– Нет. У него прелестная вилла под Барселоной.

– Для нее этого мало. Как-никак она старшая сестра. – Она помолчала. – Может, Алекс и Джуно провели несколько дней вместе в Париже.

– Уверен, скоро мы все узнаем. Для меня главное, что все формальности позади.

– Но не наш брак?

– Любовь моя, я никогда не оставлю тебя. Какая ужасная перспектива: жениться еще раз и вновь пройти через все эти процедуры.

– Не слишком любезно. Лучше скажи: «Лидия, я очень люблю тебя и никогда не покину».

Стефан поцеловал ее:

– Не сомневайся в этом.

Когда солнце опустилось, они направились к моторному катеру, который должен был отвезти их на яхту Стефана, стоявшую на якоре в старой бухте напротив Пальмы – главного города Майорки. Последнюю неделю она курсировала между Балеарскими островами.

– Мне хотелось бы поужинать на яхте. Но может, ты предпочла бы повеселиться в городе?

– Я бы с удовольствием побродила по этим местам и где-нибудь выпила, а потом мы вернулись бы на яхту и отдохнули.

– Так и сделаем.

Ни Лидия, ни Стефан не признались бы в том, что ощущают напряжением, оставаясь наедине. Великолепная погода и плавание на яхте доставляли им удовольствие, но вдали от замка, Парижа, друзей и деловых партнеров Стефан заметно нервничал. Неуверенная в себе, Лидия решила, что ему с ней скучно, и испугалась; С момента помолвки они редко бывали наедине. Она целый месяц провела в Нью-Йорке, а когда вернулась к Стефану, началась сплошная череда вечеринок – они принимали гостей или сами наносили визиты. Общение с друзьями мужа не доставляло Лидии удовольствия. Они говорили о винах, о бизнесе, о неизвестных ей книгах, городах, музыке и людях их круга, незнакомых Лидии. Поэтому до свадьбы Лидия лишь слушала и восхищалась.

Теперь, оставшись вдвоем с мужем, Лидия осознала, что они очень разные люди, однако решила приложить все усилия для того, чтобы их брак был счастливым.

Стефана не беспокоили отношения с женой. Он хотел одного: чтобы Лидия родила ему наследника. Граф надеялся также, что с возрастом она приобретет светский лоск и разделит его интересы. Стефан решил жениться на молоденькой, чтобы самостоятельно сформировать графиню де ла Рош. Мари-Лор, сильная натура, не позволяла манипулировать собой, да и он женился совсем молодым и был по уши влюблен в нее.

Лидия не вызывала у него таких чувств, хотя граф оценил ее красоту и энергию. Как личность она не слишком интересовала Стефана – тем более что он решил изменить ее. Граф хотел видеть Лидию элегантной и уверенной в себе. Но главное, он мечтал, что жена подарит ему наследника.

Зайдя в кафе, они заказали неразбавленный виски для Стефана и кампари с содовой для Лидии. Длинное белое платье из марлевки было очень к лицу Лидии.

Стефан смотрелся красавцем в белых брюках и пиджаке. Соломенная панама принадлежала когда-то его деду.

Внешность Стефана не оставляла сомнений в его аристократическом происхождении: правильные черты лица, тонко очерченный нос, неторопливые манеры.

– Ты очень молчалив сегодня, Стефан. Что-то не так?

– Нет, дорогая. Оставаясь наедине с тобой, я погружаюсь в размышления.

– Но ведь ты не один, а со мной! – В голосе Лидии звучала обида.

– С тобой я чувствую себя непринужденно, и это твоя заслуга.

– Что ж, тогда все в порядке. Считай, что ты прощен. Но может, все-таки я чем-то задела тебя?

– Конечно же, нет, я сказал бы тебе. Чтобы не возникало недоразумений, нам следует быть искренними друг с другом.

– Боже мой, Стиви… неужели это ты?! Тони заметил тебя с набережной, но я не поверила ему, считая, что ты никогда не приехал бы на эту скучную Майорку. – Высокая брюнетка с мальчишеской стрижкой и огромными накрашенными карими глазами подошла к их столику.

Она говорила с английским акцентом.

– Ты права. Однако мы не на Майорке: наша яхта стоит на якоре за ее пределами. – Стефан встал и, улыбнувшись, поцеловал женщину. К ним приблизился ее муж и радостно обнял графа. – Познакомьтесь с новой графиней де ла Рош. Лидия, это мои давние друзья – Мэгги и Тони Макгроу.

Лидия обменялась с ними рукопожатиями.

– Помню, вы прислали нам к свадьбе подарок – замечательное полотно Малькольма Морли, но, к сожалению, не смогли приехать.

– У вас великолепная память, дорогая. И вы еще красивее, чем я предполагала. – Скуластое лицо тридцатилетней Мэгги Макгроу сразу располагало к себе белозубой улыбкой и выразительным крупным ртом.

– Удивительно, что мы оказались здесь в одно время! – Полный лысеющий Тони Макгроу был старше супруги. – Не поужинаете ли с нами? Чуть дальше по набережной открылось отменное бистро.

– Весьма заманчиво, – оживился Стефан. – А может, поужинаете у нас на яхте?

– Ни в коем случае, – ответила Мэгги. – Я не переношу качку.

Лидия давно не видела мужа таким общительным, как за ужином. С Тони Макгроу он жил в Оксфорде на одном этаже.

– Собираешься осенью на охоту к Чарли? – спросил Тони. – В прошлом году нам тебя не хватало, хотя мы прекрасно провели время.

– Да, если бы не эти ужасные американцы… помнишь, Тони?

– Хэнк и Рита. – Тони с явным презрением имитировал американский акцент. – Хэнк – какой-то воротила в строительной промышленности. Из Лос-Анджелеса. А Чарли – это лорд Грешем, – с улыбкой пояснил он. – У него великолепное имение в Котсуолте, и охота там чудесная.

Так вот Чарли заключил с этим парнем соглашение в Палм-Спрингс. Хэнк вкладывает две трети капитала, а Чарли приглашает его поохотиться…

Мэгги рассмеялась:

– Не злословь, Тони!

– А что, по-моему, отличное соглашение. Чарли немножко заработает, Хэнк и Рита вернутся в Лос-Анджелес со слайдами и рассказами о том, как познакомились с лордом Грешемом – чертовски приятным парнем. Каждый получит то, что хотел, и все будут довольны.

– Кроме нас, бедняжек, – вставила Мэгги. – Когда мне пришлось пригласить Риту на чашку чая, я думала, что умру. «Кто вас причесывает, миленькая? Я уже несколько лет пытаюсь добиться такого оттенка волос».

Знаете, что сказала Корнелия Харрингтон об американцах? Они… – Лицо Мэгги вдруг исказилось от боли. – Ой, Тони, отдавил мне ногу! Я же не о вас, дорогая, – обратилась она к Лидии, поняв свою оплошность. – Не все американцы одинаковы…

– Лидия теперь француженка, – заметил Стефан.

– Причем очаровательная, – галантно добавил Тони.

Лидия осушила бокал, мечтая об одном: поскорее вернуться на яхту. Но увы, так рано Стефан не уйдет, и ей придется разыгрывать роль очаровательной молодой жены.

Выпив шампанского, вина, потом снова шампанского, все, кроме Лидии, развеселились. Ей было неприятно, что Стефан так оживлен: ведь всю последнюю неделю он провел словно в летаргическом сне. Лидия почти кипела от гнева: Мэгги, завладев общим вниманием, то и дело прикасалась к Стефану, называя его Стиви; Тони дружески похлопывал Лидию по локтю, но постепенно его рука переместилась на ее бедро. Стефан ни разу не взглянул на жену, развлекая друзей рассказами о своих тайных вылазках на виноградники конкурентов в Бордо, Бургундии, Италии и Калифорнии.

Мэгги, автор бестселлера «Как говорить нужные вещи в нужное время», названного «Тайме» остроумнейшим руководством по разыгрыванию разговорных гамбитов, говорила сейчас о своем рекламном турне по Америке:

– Я участвовала в телешоу, если не ошибаюсь, в Чикаго. Такое, знаете ли, интервью за завтраком. Ведущий спросил меня перед выходом в эфир, не хочу ли я выпить. Сам он уже, конечно, выпил, причем не один стаканчик. Ну, ладно. Сидим мы с ним в студии, и он спрашивает: «Вы, наверное, уже дали сотни интервью? Все всегда задают одни и те же вопросы, верно?» «Да», – отвечаю я. И тут же зажегся огонек камеры. Он меня представил, взял со стола мою книгу, а потом говорит: «Расскажи нам о ней, Мэгги». Я начала, и камера подъехала, чтобы снять меня крупным планом. Тут вижу: он вышел из студии. А я, черт возьми, оставшись одна, рассказала, как следует говорить нужные вещи в нужное время. То есть двадцать минут интервьюировала сама себя. Потом появился ведущий, поблагодарил меня и попрощался со мной. – Она расхохоталась.

– О Боже, Мэгги, тебе, как вижу, скучать не приходится, – улыбнулся Стефан.

Лидия тоже улыбнулась, хотя ее уже тошнило от Мэгги и ее развеселой жизни. Охмелев, она выпустила коготки.

– Мэгги, что нужно сказать мужчине, – Лидия очень похоже изобразила ее английский акцент, – который гладит под столом вашу ляжку, например, как Тони последние полчаса?

Мэгги удивленно посмотрела на Лидию, но тут же снисходительно усмехнулась:

– Ничего, моя дорогая. Абсолютно ничего.

Стефан разделся и лег в постель, где, приняв самую соблазнительную позу, его ждала Лидия.

– Стиви, – начала она голосом Мэгги, – не хочешь ли забраться ко мне в одно приятное местечко?

Он молчал.

– Стиви, – продолжала Лидия, имитируя американский акцент южных штатов. – Может, немного смажешь мой мотор?

Он отвернулся.

– Стиви… – не унималась Лидия, но тут он сел и включил свет.

– Хватит! Сегодня вечером ты была невыносима.

Сначала сидела надувшись, потом оскорбила Тони и Мэгги. Запомни: Тони Макгроу – один из моих самых близких друзей! Ты слишком много выпила, но все же должна понимать, что вела себя вульгарно.

– А тебя совсем не задевает, что он меня лапал? И разве ты не заметил, как снисходила ко мне Мэгги Макгроу? Мало того, она называла меня милой малышкой!

– Из самых лучших побуждений.

– Как бы не так! Одно утешает: она-то уж никогда не будет милой малышкой… и вряд ли когда-нибудь была такой.

– Замолчи! – Глаза Стефана сверкнули гневом.

– А ты заставь меня и покажи, что все еще любишь.

Стефан сбросил с себя простыню и указал на свой обмякший член.

– Нет, это ты заставь меня!

Лидия возбудила его губами; услышав, что он постанывает, не позволила ему дойти до кульминации и переместилась на его плоский живот, а затем на грудь.

Расположившись на муже, она направила член Стефана в себя.

Ей нравилось устраиваться сверху. Такая позиция позволяла, несмотря на небольшой член Стефана, достичь возбуждения. Граф Стефан, поддерживая руками стройные бедра жены, ритмично поднимал и опускал ее. Мгновение спустя он изогнулся и с громким стоном изверг в нее семя.

Лидия, тяжело дыша, откинулась на спину. Едва муж заснул, она соскользнула с кровати, приняла горячий душ, вытерлась и нагая вышла на палубу. Лидия долго смотрела на мерцающую лунную дорожку, размышляя о своем глупом поведении за ужином. Наверное, все-таки нельзя во всем винить Стефана. Мэгги – остроумная и изысканная светская дама. А Тони – его старый друг. У нее, конечно, нет ничего общего с ними, но из любви к мужу надо сделать все, чтобы он ею гордился.

На следующее утро Лидия проснулась в половине десятого от жажды и страшной головной боли. Накинув китайское кимоно и надев темные очки, она направилась на палубу. Завтрак был накрыт на одну персону, и стюард налил ей большую чашку кофе. Лидия подумала, что муж в библиотеке, однако стюард подал ей на серебряном подносе письмо.

«Лидия!

Дела в Париже требуют моего присутствия. Я дал указания Энрико доставить тебя в любое место, куда ты пожелаешь. Если хочешь, самолет доставит тебя в Тур.

До свидания.

Стефан».

Лидия почувствовала страх, унижение и ярость. В глазах стояли слезы. Перечитав записку, она пинком ноги опрокинула столик.

– Негодяй! – заорала она. – Мерзавец! – И скрылась в каюте.

Минут двадцать Лидия кричала, сокрушая все, что попадалось под руку, и топтала ногами свою одежду.

Потом, заливаясь злыми слезами, вытащила чемоданы и наскоро запихнула в них вещи.

Выход один: бросить Стефана, расторгнуть брак и вернуться в Нью-Йорк. Нет, в Нью-Йорке придется объясняться с родителями. И конечно, не в Париж, где столько воспоминаний. Может, в Лондон или в Калифорнию, где можно найти работу в кино или на телевидении.

«Какая горькая ирония, – думала она, застегивая молнии на чемоданах. – Всего десять дней назад моя судьба определилась, а теперь будущее кажется таким туманным. Стефану я не нужна, наш брак – роковая ошибка. Впрочем, и он мне, пожалуй, не нужен, меня привлекали титул и роскошь. А еще хотелось тогда оправиться от депрессии после разрыва с Бернаром Жюльеном».

Лидия пошла в ванную и наложила макияж. Головная боль усиливала раздражение.

Приняв пару таблеток аспирина, она решила взять себя в руки и позвонила капитану:

– Энрико… Я еду в Сен-Тропез.

Там Лидия сказала Энрико, что яхта ей больше не нужна. Решив сбить со следа Стефана, если он вздумает ее разыскивать, она добралась поездом до Канна и поселилась в недорогом отеле на улице Антиб, предъявив старый паспорт на имя Лидии Форест. Направляясь по оживленной Круазетт к пляжу, она зашла в Блю-бар.

Вскоре туда же заглянул и поискал глазами свободное место весьма привлекательный юноша с длинными белокурыми волосами и небольшой бородкой. Он остановился возле столика Лидии.

– Нельзя ли мне здесь присесть? – спросил он по-французски.

Лидия пожала плечами.

Юноша поблагодарил ее и, сняв рюкзак, сунул его под стол.

– Жарко сегодня, не правда ли? – Он вытер лоб.

– Да.

Юноша радостно улыбнулся:

– Ну и ну, черт бы меня побрал, так вы американка?!

А похожи на француженку. – Он протянул ей руку. – Меня зовут Джон.

– Лидия.

Он указал на ее почти пустой бокал:

– Позвольте мне заказать вам еще вина? Я целый месяц кочевал с места на место и говорил только по-французски и по-итальянски. Американцев же избегал, чтобы практиковаться в иностранных языках. Но иногда мне кажется, что от этих усилий у меня в голове мутится.

С вами такое не случалось? – Он подозвал официанта и заказал вино для Лидии и кружку пива для себя.

– Раньше случалось, а теперь нет. Однако я устала от Франции и подумываю, не поехать ли куда-нибудь еще.

– А вы, случайно, не знаете, где здесь можно снять номер подешевле?

– В отеле «Ваграм», неподалеку отсюда. Я и сама там остановилась.

– Мне хочется выспаться на настоящей кровати и принять душ. Последнее время я жил главным образом в кемпингах, а мылся в море. Ну что ж, ваше здоровье!

Мне сказали, будто на пляже сегодня будет фейерверк.

Не составите ли мне компанию?

– Возможно. Посмотрим.

Джон откинулся на спинку стула.

– Если бы вы не были так красивы, я предположил бы, что у вас плохое настроение.

– Нет… я всегда такая. – Лидия почувствовала, что ей приятно поболтать с этим симпатичным и доброжелательным американцем, и улыбнулась.

– Вот так-то лучше. Вы здесь учитесь?

Целых полчаса Лидия рассказывала ему о свой жизни во Франции, умолчав, правда, об интрижках с Ноэлом Поттером, Алексом и Бернаром, а также о неудачном браке, но поведав о том, что снималась в главной роли в фильме Бернара.

– Блеск! Значит, вы кинозвезда? Ну и дела!

Лидия рассмеялась:

– Едва ли актрису можно назвать кинозвездой после одного фильма, который к тому же еще не вышел на экраны.

– И все же я потрясен… Так вы учились в Йеле? А я только что окончил колледж в Принстоне. Осенью продолжу учебу в Колумбийском университете. Вы не проголодались? Давайте найдем какое-нибудь местечко и перекусим.

– О'кей…. а потом отправимся на фейерверк.

Посмотрев фейерверк, они устроили собственный – в номере отеля «Ваграм». Три дня Лидия и Джон занимались любовью, плавали, ели пиццу, болтали о книгах и рок-группах, читали «Геральд трибюн» и обсуждали перспективы предвыборной кампании Никсона – Макговерна. После общения с французскими аристократами непринужденность и чисто американскую простоту отношений с Джоном Лидия восприняла как живительный дождь после засухи. С ним она была самой собой и снова стала ощущать себя личностью.

– А не махнешь ли со мной в Испанию? – спросил он. – Мы бы совершенствовались в испанском на всех этих корридах. А потом ты, возможно, вернулась бы со мной в Нью-Йорк…

– В другой жизни я так и поступила бы. – Лидия села в постели и закурила сигарету. – Но в этой все слишком сложно. Я должна тебе кое о чем рассказать.

На следующий день в аэропорту Ниццы Джон обнял Лидию, вылетающую в Париж.

– Совсем как в фильме тридцатых годов. Американский парень встречает сбежавшую графиню. Они проводят три чудесных дня на Ривьере…

– А потом им приходится расстаться и вернуться к своим обязанностям в реальном мире.

– Не забудь только концовки этих фильмов. Принцесса бежит с Гари Купером. И любовь побеждает все.

– Боюсь, на сей раз так не получится, но я никогда не забуду эти дни. Они были совершенно особенными.

– Для меня тоже. Если вдруг окажешься в Нью-Йорке, позвони мне в Колумбийский университет. Мы выпьем и поболтаем о прежних временах.

Лидия рассмеялась:

– О'кей. Обещаю. – Поцеловав его еще раз, она помчалась к самолету.

На полпути в Париж Лидия вдруг вспомнила, что так и не узнала фамилию Джона.




Глава 16


Лидия вернулась, хотя и сомневалась в том, что ее место здесь и что она когда-нибудь приживется в этой среде. Парижские апартаменты олицетворяли тот образ жизни, к которому Лидия когда-то стремилась. Их величие вызывало клаустрофобию, элегантность напоминала о консерватизме. Внешне все напоминало волшебную сказку, но она помнила, что сказочные принцессы нередко оказывались в заточении и далеко не все хорошо кончалось.

Лидия всегда легко приспосабливалась к любой обстановке – будь то гостиная на Парк-авеню или задымленная мансарда на левом берегу Сены. То, что она стала графиней, подтверждало это. И все же приспособиться к изысканному европейскому обществу оказалось гораздо труднее, чем представляла себе Лидия. А Стефан и его друзья дали ей почувствовать, что она американка – по происхождению и воспитанию. Ее молодость не была особой помехой. Зрелость придет с годами, а вот американкой она останется навсегда.

Что же делать: заупрямиться и проявить свой американский характер или войти в новую роль, попытаться освоить заповедную территорию и стать аристократкой, как этого, возможно, желает Стефан? Ни один из этих вариантов ей не нравился. Хорошо бы найти компромисс! Но как? И в чем он? За двадцать лет жизни она стала тем, что есть, и совсем не хотела жертвовать своей личностью, чтобы угодить Стефану. Несколько дней, проведенных с Джоном, восстановили силы Лидии и отчасти вернули ей уверенность в себе.

Не застав дома мужа, она, с тревогой ожидая его возвращения, выпила чаю и полистала журнал. Около шести часов входная дверь открылась, и Лидия услышала, как Стефан что-то сказал Шарлю, дворецкому, затем поднялся по лестнице и подошел к двери ее спальни.

Она затаила дыхание и отложила журнал.

– Привет, дорогой! – с улыбкой сказала Лидия. – Я вернулась.

– Вижу. Догадываешься, как я беспокоился последние дни? Мой секретарь звонил во все отели в Сен-Тропез и Ривьере. Я уже собирался нанять детективов.

Где ты была?

Она вгляделась в его лицо, пытаясь заметить следы волнения, но увидела лишь сдерживаемый гнев.

– Мне хотелось побыть одной и подумать. Я и не предполагала, что ты встревожишься, поскольку сам бросил меня в разгар медового месяца.

– Меня вызвали по делу, – холодно бросил он. – И я объяснил это в записке.

– Но почему ты оставил записку, вместо того чтобы разбудить меня и рассказать о своих важных делах, если вообще это были дела. Вот мне и в голову не пришло нанять детективов, чтобы проверить тебя.

– Повторяю: я беспокоился. Тебя могли обидеть, даже убить…

– Обидеть? – возмутилась она. – Ты прав, черт возьми! Меня обидели, унизили, бросили во время медового месяца! Я по наивности думала, что жених и невеста проводят его вместе… впрочем, это мой первый брак. Возможно, впоследствии я чему-нибудь научусь.

– Очень надеюсь, что так. Если бы не твое возмутительное поведение в тот вечер…

– Так вот оно что! Значит, бизнес тут ни при чем!

Ты просто решил наказать капризную девчонку!

– Не кричи. – Он поднял руку и несколько мягче добавил:

– Возможно, мы оба совершили ошибку.

Лидия испуганно взглянула на него:

– Ты говоришь только о последних нескольких днях, не так ли?

Стефан присел на кровать.

– Нет. Боюсь, влюбившись друг в друга, мы не учли разницы в нашем происхождении, возрасте.

Лидия задумчиво смотрела в окно, но, когда она подняла глаза на Стефана, в них стояли слезы.

– Ты полюбил меня, Стефан?

– Я женился на тебе. Я дал тебе свое имя.

– Это не ответ на мой вопрос, но… Ну что ж, я тоже тебя полюбила. Поэтому и вернулась. За последние несколько дней я много думала о нас, о наших проблемах.

Надеюсь, мы сможем их решить при взаимном понимании. Если не будем предъявлять друг другу невыполнимых требований. Согласен попытаться?

– Да, – тихо ответил он.

– Я – не Мари-Лор. И не Мэгги Макгроу. Мне, актрисе, удастся научиться всем премудростям, но при этом я останусь самой собой. Я постараюсь вести себя так, как хочешь ты, но мне нужно время. Полагаю, случившееся объясняется тем, что на меня много всего сразу свалилось. Мне казалось, будто я… но больше такого не произойдет. – Она взяла его руку. – Я буду самой образцовой маленькой графиней, обещаю.

Стефан улыбнулся:

– А что должен пообещать я? Купить диски «Роллинг Стоунз» и отрастить волосы?

– Гм-м… А ты, возможно, неплохо смотрелся бы с «конским хвостом» и в джинсах.

Став графиней де ла Рош, Лидия узнала, что четырнадцать слуг никогда не покидали замок одновременно.

Она также поняла, что ей нечем заняться, ибо письма с выражениями благодарности за свадебные подарки были уже отосланы, а свадебные фотографии наклеены в альбом. Лидия хотела завести собачку, но муж категорически отказал ей, сославшись на свою аллергию. Уступив наконец жене, он купил ей обезьянку, но вскоре выяснилось, что у него аллергия и на обезьян. Тогда Лидия завела тропических рыбок.

Одной из важнейших обязанностей графини был прием гостей. В Париже супруги устраивали обеды и небольшие поздние ужины после оперы. В замке Мурдуа гости не только обедали, но отдыхали и развлекались в уик-энд.

Гостей приглашал Стефан, а составлением меню и приготовлением блюд занимались повара и их помощники.

В Париже повар-марокканец Мустафа потчевал гостей изысками европейской и североафриканской кухни.

Марселла Пикколи, стряпавшая в Мурдуа еще в те времена, когда Стефан был ребенком, угощала гостей традиционными французскими блюдами, отличающимися .разнообразием соусов.

Однажды утром Лидия решила сама приготовить завтрак для Стефана. Она жарила в огромной кухне омлет с грибами, свое коронное блюдо, столь ценимое Бернаром Жюльеном, когда вошла Марселла.

– О, графиня, что вы делаете?

– Готовлю завтрак для графа…

Марселла поспешно надела фартук.

– Прошу вас, не надо. – И она, соскоблив омлет со сковородки, отправила его в мусорное ведро.

Лидия пожелала научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, и Стефан купил ей арфу. Она занималась по два часа в день четыре раза в неделю, но через два месяца отказалась от этой затеи.

– Ничего не получается, – сказала она мужу. – Арфистка из меня не выйдет, но когда-нибудь я захвачу арфу с собой на небеса, чтобы иметь преимущество перед другими вновь прибывшими.

– Не огорчайся, любовь моя. Мы подыщем что-нибудь другое. Например, флейту. Кстати, у меня для тебя сюрприз: к нам на уик-энд собираются Мишель и Мэриэл Жюльен, с ними, возможно, и Бернар. Он смонтировал «Помолвку» и привезет нам ленту.

– Очень рада, – отозвалась Лидия. Она заставила себя забыть о Бернаре и о фильме. Казалось, все это было много лет назад, хотя с тех пор прошло чуть больше полугода. Кино стало частью далекой юности.

Лидия и Стефан, стоя у дверей, встречали прибывших в «мерседесе» гостей. Первой вышла Мэриэл, за ней – Мишель и наконец, словно нехотя, Бернар.

– Ты выглядишь великолепно, дорогая, – сказал Стефан гостье.

– Ты тоже. – Мишель окинул взглядом темно-серый костюм-тройку, шелковую сорочку и галстук Стефана. – Не слишком официально для загородного уик-энда?

Стефан рассмеялся:

– Для загородного – возможно, но не для Парижа.

Мне очень жаль, но там возникло одно дело, и я вынужден отправиться туда.

– Мы не можем устроить просмотр фильма без спонсора, – улыбнулся Бернар.

– Завтра я вернусь, и мы посмотрим твой фильм.

– Так долго! – капризно проговорила Мэриэл. – Я умру от любопытства. Может, посмотрим фильм сегодня вечером сами, а завтра со Стефаном? Хорошие фильмы следует смотреть не меньше двух раз. Не возражаешь, Стефан?

– По-моему, Стефан должен быть на первом просмотре. Он заслужил это, – заметил Бернар.

– Спасибо, Бернар, но я не хочу, чтобы твоя очаровательная невестка томилась ожиданием. Посмотрите фильм сегодня вечером, а я посмотрю его завтра. – Он улыбнулся. – Но только не рассказывай мне сюжет, Мэриэл.

– Что?! – воскликнул Мишель. – Разве ты не читал сценарий?

– Я рассказал ему сюжет, – сказал Бернар. – Стефан не успел прочесть сценарий, который к тому же претерпел кое-какие изменения.

Стефан поцеловал Лидию.

– Ну что ж, друзья мои, до завтра.

Яркий свет кинопроектора залил экран, и послышался шелест перематывающейся пленки.

Мэриэл бросилась к Бернару и обняла его.

– Браво! Блеск! – В глазах ее стояли слезы.

Мишель покачал головой.

– Ну и ну, братишка, – глухо пробормотал он, – ты не обманул ожиданий.

Бернар потупился:

– Это всего-навсего рабочий экземпляр. Над ним еще надо поработать. – Он взглянул на Лидию, которая даже не шелохнулась, когда включился свет. – Ну как?

Тебе не понравилось?

– Я ошеломлена. Не знаю, что и сказать.

– Лидия, ты великолепна! – воскликнула Мэриэл. – Я и не подозревала, что у тебя такой талант! – Она взглянула на Бернара с деланным возмущением. – Ты никогда нам об этом не говорил и старался присвоить себе все лавры.

– Что ж, ведь в конечном счете все зависит от мастерства режиссера, не так ли, Бернар? – Мишель обнял брата.

Бернар не спускал глаз с Лидии:

– Я жду, что скажешь ты.

– Не знаю… Меня мороз по коже пробрал. Было такое ощущение, словно я вижу сон, который мне снился раньше. Как будто играет другая актриса, а я только наблюдаю за ее игрой.

– И она играет блестяще! – заметила Мэриэл.

– Да, – улыбнулась Лидия, – она играла блестяще, но не я! Это все заслуга Бернара. – Она посмотрела на него. – Ты великий режиссер…

– А ты, Лидия, настоящая кинозвезда.

Мишель наполнил четыре рюмки коньяком:

– Когда ты выпустишь фильм на экран?

Бернар махнул рукой:

– Я отстаю от графика.

– Этим летом он снимал для нас рекламные ролики, – сказал Лидии Мишель.

– Чтобы подзаработать и закончить этот фильм, – объяснил Бернар. – В любом случае надеюсь выпустить его на экран в январе. А может, мы подождем и покажем его сначала в Канне на кинофестивале. Все зависит от того, как воспримет его публика.

– Зрителям он понравится, – убежденно проговорила Мэриэл. – Мы твоя родня и, возможно, не вполне объективны, зато разбираемся в фильмах. Признаюсь, я сильно сомневалась в Роже Сен-Кире, но он сыграл безукоризненно. Удивительно, как меняется характер героя после той сцены в картинной галерее, где он встречает героиню. Галантный, обворожительный, он сразу понравился тебе. А потом эта потрясающая сцена, где он подглядывает за Лидией, собирающейся принять ванну. Она – наивная… ничего не подозревает… а он… словно совсем другой человек. После «Ночей детства» Сен-Кир никогда не играл так хорошо. В каком же году он снимался в нем? В пятьдесят пятом? Нет, так, как в твоем фильме, он еще не играл.

Это твоя заслуга, Бернар… и твоя, Лидия… О, как жаль, что Стефан не позволяет тебе продолжить карьеру!

– Возможно, он переменит решение, посмотрев этот фильм. – Мишель подошел к Лидии и расцеловал ее. – Ты играла превосходно, дорогая.

– Стефан на редкость старомоден. – Мэриэл покачала головой. – Сомневаюсь, что он позволит Лидии играть.

Его понятия о чести и назначении женщины устарели. А тут речь идет не просто о женщине, а о его жене.

– «Моя жена – графиня и работать не будет!» – ухмыльнулся Мишель. – Ничего не поделаешь. А вдруг этот фильм перетянет Стефана в двадцатый век?

Когда Мэриэл и Мишель ушли спать, Бернар и Лидия долго сидели молча. В старинном камине потрескивал огонь. Почти полная луна светила сквозь стеклянную, дверь веранды.

– Нравится тебе быть графиней де ла Рош?

– Я очень счастлива.

– Неужели? Я кое-что слышал… и думал, что ты позвонишь мне.

– У нас были проблемы, но мы решили их.

– Не верю, что ты любишь его.

– Думаешь, женщина не способна полюбить никого, кроме тебя?

– Не всякая, только ты.

– У нас все кончено, Бернар.

– Сомневаюсь. Я знаю тебя лучше, чем ты полагаешь. Ты просто актриса, играющая роль графини… но я дочитал этот сценарий, и мне известен его конец.

Лидия закурила было сигарету, но тут же загасила ее.

– Фильм потрясает, Бернар. Ты действительно очень талантлив.

– И ты, – улыбнулся он. – Ведь это общая работа, помнишь? – Она кивнула. – У меня есть соображения насчет следующего фильма. Я кое-что набросал и хотел бы показать тебе.

– Нет, Бернар.

– Только прочти.

– Не могу. Я обещала Стефану и сдержу слово.

– Ты – как твоя героиня в фильме. Позволяешь распоряжаться своей судьбой деспотичному мужчине, который гораздо старше тебя.

– Это не так. Я делаю то, что хочу. Работать над тем фильмом с тобой тоже было нелегко. Ты тоже очень деспотичен.

– Однако мне ты не подчинялась. Тогда у тебя хватало мужества отстаивать свою позицию. – Он присел перед Лидией на корточки и взял ее за руки. – Ты видела себя на экране и не можешь отрицать таланта актрисы. Заточение в замке и пустая светская болтовня со скучными богачами – не твое предназначение. У тебя талант. Ты прирожденная актриса. Что толку скрывать это от всего мира и от себя самой?

– Нельзя судить по одному фильму, Бернар.

– Ты права. Пикассо не ограничился своей первой картиной, а Бетховен написал десять симфоний. Артист должен совершенствовать свой талант. Работая, ты с каждым разом будешь играть все лучше.

– Прошу тебя, перестань! – Она вырвала у него свои руки. – Я не изменю решения. Я не могу…

– Из-за того, что ты графиня?

– Нет, у меня будет ребенок.

– О, пропади все пропадом! – Бернар, наполнив свой бокал, увидел, что Лидия плачет. – Я знаю, ты обо мне не часто вспоминала, но я-то ежедневно всматривался в твое лицо в монтажной комнате. Я изучил твое лицо, фигуру, жесты, мимику, и теперь знаю тебя лучше, чем прежде, и люблю гораздо сильнее. – Он поцеловал ее. – Роди ребенка. Дай Стефану наследника… ведь это все, что ему надо. А потом возвращайся ко мне.

Все будет по-другому. Я тоже сильно изменился.

Лидия вытерла слезы.

– Нет, Бернар. Мне нравится моя жизнь. Все изменилось, То, что было между нами, осталось в прошлом.

Он взъерошил волосы.

– Но у тебя есть ключ от моей квартиры.

Стефан вернулся лишь в воскресенье вечером, когда Бернар уже уехал и увез свой фильм. Граф пообещал посмотреть его вместе с Лидией в Париже, но, судя по всему, его это не слишком интересовало.

В конце марта в одной из частных клиник Парижа Лидия родила девочку за две недели до срока. Разочарованный Стефан держался стоически.

– Ничего, дорогая, – сказал он Лидии, когда медицинская сестра унесла малютку. – Мы, не теряя времени, продолжим начатое.




Глава 17


Она назвала дочь Александрой Джуно Форест де ла Рош. Во время беременности Лидия не представляла себя матерью, но полюбила белокурую малютку, едва взяв ее на руки. Она отказалась от кесарева сечения, хотя Стефан не пожелал присутствовать при родах, считая это новомодной тенденцией. Ему претила мысль держать за руку жену, корчащуюся от схваток.

Для приглашенной к Александре нянюшки, мадемуазель Жобер, заново отделали комнаты, смежные с детской. Лидия проводила с малышкой значительно больше времени, чем хотелось бы Стефану, и кормила ее грудью, хотя французская знать считала это уделом простолюдинов. К радости графа, у его жены оказалось мало молока, и через месяц ей пришлось перевести малышку на искусственное вскармливание. Это, однако, вызвало у Лидии такую депрессию, что она покидала свою комнату, только когда навещала дочь.

Встревоженный Стефан обратился за советом к врачу, и тот порекомендовал Лидии уехать и отдохнуть от ребенка. В тот же день Бернар Жюльен известил графа телеграммой, что получил предложение показать «Помолвку» на Каннском кинофестивале. В другое время Стефану и в голову не пришло бы поехать туда, однако сейчас он надеялся, что это выведет жену из депрессии. К тому же Мэриэл Жюльен пригласила Стефана и Лидию остановиться на вилле «Ла Бокка», снятой ею и Мишелем.

Между тем Лидия, узнав обо всем этом, категорически отказалась оставить дочь. Лишь после долгих уговоров она согласилась отлучиться на несколько дней.

Однако по мере приближения отъезда ее настроение начало улучшаться, и она даже отправилась вместе с Мэриэл по парижским магазинам. После родов фигура Лидии осталась такой же безупречной, как и прежде, и ей хотелось купить себе что-то новое.

– Меня будет смущать присутствие Бернара, – призналась она Мэриэл, сидя с ней в кафе.

– Не беспокойся. На Бернара обрушится столько репортеров и агентов, что у него не останемся времени убеждать тебя в своей бессмертной любви.

– Разве ты знаешь об этом?

– Я не только невестка Бернара, но и его близкий друг. Рано или поздно он переболеет тобой. Полагаю, это произойдет, как только он приступит к работе над новым фильмом. А ты? Мы с тобой никогда не говорили об этом… Твое чувство прошло?

– Да! Я люблю Стефана. К тому же у нас с Бернаром не сложилось и не могло быть по-другому. Мы несовместимы.

– Но признайся, ведь ты все еще неравнодушна к нему?

– Не приставай, Мэриэл. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Как по-твоему: купить мне платье в деревенском стиле от Ива Сен-Лорена или вечерний брючный костюм от Унгаро?

Они пили чай в оливковом саду. Вилла, арендованная Жюльенами, казалась тихим островком в бушующем море безумия, именуемом кинофестивалем. Журналисты и газетчики пронюхали, чти премьерша Бернара стала графиней де ла Рош. Мэриэл едва успевала отвечать на телефонные звонки и отбиваться от репортеров, жаждущих взять интервью у Лидии. Стефан категорически запретил жене общаться с представителями прессы.

Мэриэл поставила на стол тарелку с бутербродами.

– Мы с Лидией ходили утром на рынок, и все было хорошо, пока какой-то репортер не заметил Лидию.

– Да, тут же слетелось человек десять, и они преследовали нас, щелкая затворами камер и выкрикивая вопросы.

– Но Лидия держалась невозмутимо и перебирала помидоры как ни в чем не бывало. А вот я подумывала, не нанять ли бронированный автомобиль.

– Потом кто-то из них заметил Аву Гарднер возле прилавка с дарами моря, и нас оставили в покое. О, слава так капризна!

– После сегодняшней премьеры твое мнение об этом изменится. – Бернар отхлебнул пиво. – Тебе не удастся спрятаться от представителей прессы. Положим, прежде было диковинкой: американская девушка, французская графиня, киноактриса… Это всех заинтриговало. Сегодня тебя увидят на экране. И тогда начнется такая же история, как у Грейс Келли. Захочешь ты с ними разговаривать или нет, о тебе все равно напишут и поместят твои фотографии.

– Ты знаешь, как к этому относится Стефан.

– А ты сама? – спросила Мэриэл. – Неужели тебя это не будоражит? Даже я волнуюсь.

Лидия рассмеялась:

– Взволнована ли я? Да вы и не представляете, насколько! Ведь приехав сюда, я не хожу, а парю в воздухе!

– Похоже на правду, – заметил Мишель. – Меня даже тревожило твое непостижимое равнодушие.

– Напротив, мне доставляет наслаждение ажиотаж вокруг меня.

– Тогда поговори с представителями прессы, – настаивал Бернар. – Дай им шанс правильно осветить события. Учти, это очень поможет фильму. Такую рекламу не купишь ни за какие деньги.

Лидия указала на восточное крыло виллы, где Стефан просматривал сейчас деловые отчеты.

– Я все понимаю. Но поймите и вы: мне нельзя давать интервью.

– Но ведь это в интересах самого Стефана. Успех фильма принесет ему кучу денег.

– Он и без того богат, – сказал Мишель.

– Все это верно, Бернар, – проговорила Мэриэл, – но, надеюсь, ты не забыл, что, финансируя фильм, он вложил деньги в рискованное предприятие?

– Ты называешь мой фильм рискованным предприятием? – Возмущенный Бернар, схватив бутылку с пивом, ушел в дом.

– Мой братец принимает все слишком близко к сердцу. Не обращай на него внимания.

– Ох, Мишель, я слишком хорошо знаю его и, поверь, понимаю, что он сейчас чувствует! – воскликнула Лидия. – Возможно, я понимаю его лучше, чем он меня.

Мне нравится сниматься и приятно думать, что осуществляется моя заветная мечта и я становлюсь кинозвездой. Но судьба дала мне шанс осуществить другую мечту… и приходится сделать выбор. – Она помолчала. – Это не просто. Однако Бернару еще труднее. У него все поставлено на карту. Я разрываюсь на части, но должна считаться со Стефаном.

Мэриэл обняла Лидию.

– Конечно, дорогая. Даже Бернар понимает это.

Фильм будет иметь успех, ибо он превосходен, а ты талантливо сыграла свою роль. Что ж, оставайся загадкой для всех. Это ведь тоже своего рода реклама.

– Но помни о том, что Стефан пока не видел твоей игры, – сказал Мишель. – Возможно, сегодня он переменит свое решение.

Но Стефан решения не изменил. Увидев на экране сцену с нагой Лидией в ванной комнате, он пришел в ярость, вскочил, схватил жену за руку и вывел из зала.

Бернар нашел его в фойе Дворца фестивалей.

– Зачем ты так поступил, Стефан?

– Как ты посмел показать на экране подобную сцену? – Лицо графа исказил гнев. – Выставить мою жену на всеобщее обозрение в таком виде?

– Когда я снимал эту сцену, она не была твоей женой.

– Эту сцену следует вырезать!

– Что за чушь! Это смысловой центр фильма. Вернись в зал, и ты убедишься в этом.

– Не вернусь.

– Прессу это заинтересует. – Бернар, указал в конец фойе, откуда на них поглядывали репортеры.

– Прошу тебя, Стефан, вернемся в зал! – взмолилась Лидия.

Стефан выбрал меньшее из двух зол. Едва фильм закончился, зрители встали и устроили настоящую овацию. Под громкие восторженные крики Стефан покинул зрительный зал, уведя Лидию из-под самого носа восторженных поклонников.

Отзывы о фильме «Помолвка», появившиеся в утренних газетах, превзошли все ожидания. Бернара сравнивали с молодым Трюффо, а талантливой Лидии предвещали блестящее будущее. На вилле Мэриэл Жюльен отвечала на бесконечные звонки агентов, предлагавших Лидии свои услуги, а также французских и голливудских продюсеров и режиссеров, приглашающих актрису сниматься.

К полудню терпение Стефана иссякло: он зафрахтовал самолет и вылетел с женой в Тур.

В самолете они горячо спорили.

– Ты ведешь себя как ребенок… и со мной обращаешься как с ребенком, – раздраженно сказала Лидия. – Ради тебя я отказалась от карьеры. Мог бы позволить мне порадоваться хотя бы этому единственному фильму!

Ты эгоист. Почему все должны считаться с твоим допотопным чувством чести? Не пора ли и тебе войти в двадцатый век?

– Вот уж не предполагал, что чувство чести может устареть. Если ты так считаешь, нам, пожалуй, незачем оставаться вместе.

– Перестань, Стефан. При любой размолвке ты начинаешь угрожать мне разводом.

– Для человека моего круга позор, если жена выставляет себя в таком виде на всеобщее обозрение. Трудно вообразить, какие пойдут разговоры.

– Никто не сказал бы ни слова, если бы ты сам не придавал этому такого значения. Боже! Тебе даже неизвестно, что сейчас сцены с обнаженной натурой стали повседневным явлением! Конечно, ведь ты не бываешь в кино.

– Если хочешь стать «повседневным явлением», возобнови свою карьеру.

– Что ж, возможно, я так и поступлю. Мне приятно вызывать восхищение.

– В Париже множество борделей, где мужчины восхищались бы твоими физическими достоинствами, если ты это имеешь в виду.

– Фу, Стефан, как грубо! Быть актрисой и проституткой – совсем не одно и то же.

– Не вижу особой разницы, – холодно возразил он. – Хочешь быть графиней де ла Рош – прекрасно, актрисой – ладно, но совместить это невозможно. Запомни: если ты уйдешь от меня, Александра останется со мной.

Это моя страна, и у меня есть связи.

– Но ты совершенно равнодушен к Александре, потому что мечтал о сыне и только ради этого женился на мне!

– Это не единственная причина, однако верно: мне необходимо иметь сына. Тебе, американке, этого не понять. Ты постоянно твердишь о преимуществах двадцатого века, а я ощущаю связь с прошедшими веками.

Предшествующие эпохи гораздо ярче и привлекательнее, чем эта. Все они – часть моего наследия, и мой долг – передать все это своему сыну. Дашь ли ты мне сына?

– Не знаю, Стефан. Я должна подумать. Твои слова задели меня. Да, я американка. И живу в этом веке. Если мы останемся вместе, тебе придется проявить большую гибкость. Не все твои друзья такие, как ты… даже титулованные. Тебе придется отступить от своих жестких принципов.

– Возможно, я слишком строг, – признался Стефан. – Мой отец проявлял полное равнодушие к своему долгу и этим дискредитировал наше имя. В детстве я очень страдал от этого. Боюсь, тебе приходится расплачиваться за его грехи. Я постараюсь проявлять большую терпимость, но актриса не может быть моей женой. Обещай мне…

– Я обещала тебе это раньше… но теперь поняла, что безделье не по мне. Благотворительная деятельность меня не волнует. Я должна заняться тем, что мне интересно, и я найду такое занятие.

Каннский кинофестиваль состоялся в начале мая, а пять недель спустя Лидия и Стефан были в Нью-Йорке.

Именно в это время Джуно окончила Йельский университет. Стефан отбыл на совещание на Уолл-стрит, а Лидия, родители Джуно и Алекс отправились на церемонию вручения дипломов в Нью-Хейвен. В тот вечер граф заказал для всех праздничный ужин в манхэттенском ресторане «Четыре времени года».

Когда они приехали, на столике возле бассейна, в самом центре зала, их уже ждала бутылка шампанского «Луи Редерс Кристал Розе» в серебряном ведерке со льдом. Пока их рассаживали, Стефан незаметно положил возле прибора Джуно коробочку в подарочной упаковке. Официант разлил шампанское, и Лидия предложила первый тост:

– За первую выпускницу Йельского университета из штата Нью-Мексико. Заявления подали многие, отобрали немногих, но еще меньше тех, кто выдержал до конца эту гонку. За Джуно Джонсон – супер-женщину и супер-друга!

– Полностью присоединяюсь, – сказал Алекс.

Они выпили.

– А это откуда? – удивилась Джуно, заметив коробочку.

– Наверное, от какого-нибудь влюбленного официанта, – усмехнулась Лидия.

– Судя по карточке, от каких-то иностранцев, графа и графини. Не могу разобрать имя.

– Ох уж эти мне иностранцы! – Лидия пожала плечами. – Посмотри, что внутри.

Джуно развязала ленточку.

– Боже, никак от Картье?! – воскликнула она.

– Не тяни, мы все умираем от любопытства, – поторопил дочь Холлис.

Джуно вынула из коробочки золотую брошь с изображением маленького бульдога, усыпанного сапфирами и бриллиантами.

– Какая прелесть! – восхитилась Джуно. – Я сохраню ее на всю жизнь.

– Четыре года проучилась в Йеле, – заметил Алекс, – но не усвоила ничего, кроме банальных фраз.

– Заткнись! – Джуно поцеловала Лидию и Стефана. – Спасибо. Она восхитительна.

Граф был в хорошем настроении, ибо только что заключил выгодную сделку с китайцами, сулившую ему миллионную прибыль.

– А как твоя пьеса, Алекс? Критики очень лестно отозвались о ней.

– Да, пьеса понравилась, но увы, это не гарантирует ей коммерческий успех в этом городе. Людей же, готовых рисковать, не так уж много. Поэтому мы закрылись на прошлой неделе.

– Шутишь! Неужели нам так и не удастся ее посмотреть? – огорчилась Лидия.

– Пока по ней не сделают фильм, – улыбнулся Алекс. – Я сейчас работаю над новой вещью, не для постановки на Бродвее, – пояснил он Холлису и Мэри. – Нью-йоркский театр – настоящий византийский лабиринт. В каждом из его направлений едва различимые нюансы.

– Если ты и впрямь сотворишь нечто неслыханное, может, удастся поставить в театре Санта-Фе, – заметил Холлис. – От Джуно мы только и слышим о твоих необычайных талантах.

– А как ты, Лидия? – спросила Мэри. – Собираешься сниматься в следующем фильме? Мы читали восторженные отзывы о твоей игре в статьях о Каннском кинофестивале.

– Помолчи, мама. – Джуно встревоженно взглянула на графа, опустившего глаза в тарелку. – Фильм Бернара снимался до того, как Лидия и Стефан поженились.

Замужним дамам не пристало сниматься.

Лидия отхлебнула шампанского и простодушно улыбнулась:

– Верно. Я теперь слишком занята – и ребенком, и всем прочим, а кроме того, нашла выход для творческой энергии в кулинарном искусстве. Занимаюсь в Париже три раза в неделю и еще слушаю курс по энологии.

– А это что такое? – удивился Холлис. – Связано с медициной?

– Это наука о винах и виноделии, – объяснила Лидия. – Я хочу стать идеальной хозяйкой.

– Но ты уже стала, дорогая, – сказал Стефан. – Моя жена пользуется большим успехом, – с гордостью добавил он. – Я теперь получаю гораздо больше приглашений, чем раньше.

Они заказали ужин и несколько бутылок «Романэ-Конти» урожая 60-го года. Лидия показала фотографии малышки и похвасталась ее успехами.

– Мне не терпится увидеть мою маленькую крестницу, – улыбнулась Джуно.

– Увидишь завтра утром. И мы приглашаем вас всех в сентябре на крестины.

– Надеюсь, мне удастся приехать, – сказал Алеко.

– А мне теперь будет легко добраться из Лондона, – заметила Джуно.

– Из Лондона?

– Да… Я не хотела говорить заранее. Мне предложили учиться в мастерской Джона Флетчера, вы знаете, он художник-декоратор. Увы, оплачивается это плохо.

– Замечательно, Джуно! – обрадовалась Лидия. – Мы будем почти соседями.

– Значит, не разоримся на телефонных переговорах.

– А вот наши счета чертовски возрастут, – заметил Холлис Джонсон.

Утром Джуно пришла знакомиться с малышкой. Лидия и Стефан остановились в одном из домов на Шестьдесят второй улице, купленных Стефаном перед женитьбой. Фасады высоких кирпичных пятиэтажных зданий-близнецов обвивал плющ. В том, что находилось восточнее, была теперь нью-йоркская резиденция графа и графини де ла Рош. Фасад поблескивал бронзовой отделкой. Второй дом предполагалось переоборудовать и сдать в аренду, но отделочные работы еще не закончились.

Дворецкий встретил Джуно и проводил ее в детскую.

Лидия взяла дочку на руки:

– Последнее прибавление к аристократическому семейству.

– Да она красавица! – воскликнула Джуно. – До сих пор удивляюсь, что ты – любящая мать.

– Я и сама удивляюсь. Дремавший во мне материнский инстинкт проснулся с ее появлением на свет. – Она передала ребенка Джуно. – Поверишь ли, иногда мне кажется, что только ради нее и стоит жить.

– О чем ты? Разве твои отношения со Стефаном не наладились?

– Пожалуй, я чувствую себя увереннее, вполне освоилась в обществе его друзей и уже не сижу, как кукла, с глупой улыбкой.

Джуно насторожилась:

– А как с самим Стефаном?

– День на день не приходится. После Канна все опять осложнилось, но теперь я больше занята, так что все нормально.

– Только нормально? – Джуно положила Александру в кроватку и обняла Лидию. – Что у вас происходит?

– Ох, Джуно, все так запуталось. Иногда я бываю счастлива: смотрю на Стефана, на нашу жизнь и думаю, что имею все, о чем только можно мечтать. – На глазах Лидии выступили слезы. – А как вспомню о Бернаре и о фильме, так понимаю, что единственное мое желание – быть актрисой. Никакие силы не заставят Стефана изменить свое отношение к актерскому ремеслу. Для него актриса и проститутка – одно и то же.

– Безусловно, роскошь, деньги и прислуга – очень приятно, но любишь ли ты Стефана? Ведь если нет, можно развестись. Тяжелая процедура, разумеется, но в конечном счете…

– Это исключено. Он никогда не даст мне развода.

Или оставит у себя Александру. Причина не в том, что он привязан к дочке, а в том, что я ее обожаю. – Лидия вздохнула. – Удивительнее всего то, что я действительно люблю Стефана. И в основном у нас все нормально.

– Ну вот, опять «нормально»! С этим жизнь не проживешь. А что Стефан? Как он относится к тебе?

– Думаю, что любит. Он всегда внимателен и заботлив. Правда, секс оставляет желать лучшего. Мы редко занимаемся любовью. За время беременности он вообще ни разу ко мне не прикасался. Говорил, что не хочет рисковать и боится причинить вред ребенку, по-моему…

– Его интересует только зачатие?

Лидия кивнула:

– Сейчас, когда я оправилась, он стал несколько активнее, ибо безумно хочет сына.

– Но ты только что родила!

– Да… но кажется, снова беременна.

– О нет, Лидия, это слишком рано! Надо дать себе передышку.

– Вообще-то я очень легко перенесла первую беременность. – Лидия бодро улыбнулась. – Все будет в порядке. А если родится мальчик, у нас со Стефаном наладятся отношения.

– Уверена, так и будет.

Джуно одолевали сомнения. Ходя с матерью по магазинам, она думала только о Лидии. Вечером Джуно встретилась с Алексом в «Алгонкине», чтобы выпить на прощание.

– Разве не слишком рискованно таким образом укреплять брак? – спросила Джуно. – Рожать детишек, чтобы затыкать ими брешь. Конечно, Александра – чудесная девочка…

– Все дети восхитительны, – заметил Алекс. – А что, если снова родится девочка? Согласно статистике, их рождается больше половины.

– Ох, Алекс! Что будет с Лидией?

– Меня это тоже тревожит. Но она сильная. Мы должны дать ей возможность немного разрядиться, но не можем прожить за нее жизнь.

– Ты прав.

Алекс заказал еще по стаканчику и достал из кармана лист бумаги.

– У тебя, конечно, уже есть огромный список тех, к кому можно обратиться в Лондоне, но я хочу добавить к нему еще несколько фамилий. Обрати особое внимание на первое имя – Шеп Уайз. Это мой старый школьный приятель и отличный парень.

– Спасибо. А есть ли надежда, что ты сам в ближайшее время появишься в Лондоне?

– Хотел бы, но следующие восемь месяцев я посвящу своей новой пьесе.

– Понимаю, я ведь тоже буду очень занята.

Он обнял и поцеловал ее.

– Мне всегда не хватает тебя, Джуно. Только с тобой и Лидией я бываю самим собой. Мне хотелось бы…

– Чего, Алекс? Что ты хотел бы?

Он улыбнулся:

– Даже не знаю. И почему жизнь постоянно все меняет?

– Это не жизнь, а мы сами.




Глава 18


«Дорогая Джуно!

Извини, что не подошла к телефону на прошлой неделе. Вообще-то я вовсе не торопилась на вечеринку со Стефаном, а просто не хотела разговаривать ни с кем, даже с тобой. Первую беременность я переносила очень легко, теперь все иначе. Меня тошнило и рвало с самого августа, но я старалась, чтобы никто этого не заметил. (Ты ведь ничего не заподозрила, когда приезжала на крестины?) В прошлом месяце у меня чуть не случился выкидыш, поэтому мне пришлось полностью отказаться от всех дел. У меня такая анемия, что выпадают волосы. Доктор Брассар велел мне лежать почти все время до рождения ребенка. А это только в начале марта.

Я схожу с ума!!!

Стефан, как и следовало ожидать, не прикасался ко мне с отъезда из Нью-Йорка. Сначала это меня очень удручало, но теперь, когда я чувствую себя ужасно и похожа на корову, это, пожалуй, даже лучше.

Ко всему прочему мне даже в постели приходится проводить собеседование с кандидатками на должность нянюшки. Мадемуазель Жобер две недели назад сообщила Стефану, что уходит. Оказывается, я вмешиваюсь в ее обязанности и слишком много времени провожу с Александрой. Представляешь? Провожу слишком много времени с собственной дочерью! Ох, Джуно…

Александра по-прежнему чудесный ребенок. У нее прорезались почти все зубки, а на прошлой неделе она сделала первые шаги… ко мне! Девочка очень выросла.

Как бы мне хотелось, чтобы ты провела с нами Рождество, но я понимаю, тебе не устоять перед соблазном: ты предпочтешь отведать изумительный мексиканский соус из зеленого перца. Передай привет родителям и позвони, когда вернешься в Лондон.

Господи, что делать, если родится не мальчик? Я не выдержу еще одну такую же тяжелую беременность! Мне не по силам даже пойти в магазин и купить Александре подарки к ее первому в жизни Рождеству… Новый секретарь Стефана сделал это за меня. Муж уже десять дней в Южной Африке – по делам. Сегодня вечером я вдруг осознала, что не скучаю без него.

Мишель и Мэриэл Жюльен приедут на уик-энд и привезут взятые напрокат фильмы, чтобы приободрить меня. И что бы я без них делала? За последний год они стали больше моими друзьями, чем моего мужа. По их словам, Бернар снимает новый фильм, и у него интрижка с премьершей. Не упустила ли я чего-нибудь?

Ах да, думаю, ты слышала, что пьесу Алекса сняли.

И то сказать: продержалась больше, чем предыдущие.

Однако по телефону мне показалось, что он все еще очень удручен. О, как бы мне хотелось, чтобы вы оба были сейчас здесь, со мной! И чтобы я чувствовала себя получше. Мне хотелось бы… ну вот, Александру привели ко мне прощаться на ночь.

Счастливого Рождества, дорогая. Люблю тебя.

Лидия».

4 марта 1974 года.

Ланг-сюр-Луар Мисс Джуно Джонсон Адам-энд-Ив-Мьюз, Лондон, Англия.

СЕГОДНЯ В 6 ЧАСОВ УТРА РОДИЛАСЬ ДЕВОЧКА. ВЕС 8 ФУНТОВ 3 УНЦИИ. ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛЫЕ РОДЫ. ИМЯ ПОКА НЕ ДАЛИ, ПОСКОЛЬКУ НАДЕЯЛИСЬ, ЧТО БУДЕТ МАЛЬЧИК. ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ. ЦЕЛУЮ, ЛИДИЯ.

Доктор Брассар сказал им, что Лидии нужен отдых.

Она еще молода и сможет рожать еще, но следует подождать несколько лет.

Стефан не проявлял к дочери никакого интереса с самого ее рождения. Лидия назвала девочку Стефани Индией, надеясь привлечь к ней внимание мужа, но, видя его равнодушие, стала звать ее просто Индией.

Следуя совету доктора, Стефан не прикасался к жене.

Месяца через два, убедившись, что все ее заигрывания и мольбы не производят на мужа никакого действия, Лидия перестала принимать противозачаточные таблетки.

Светское общество по-прежнему считало их идеальной парой. Стефан дарил жене дорогие подарки, они принимали гостей, путешествовали, их видели на вернисажах, бенефисах, в ресторанах и ночных клубах по обе стороны Атлантики. По настоянию Лидии дети и няня путешествовали вместе с ними, однако по собственной инициативе Стефан, как правило, навещал дочерей в детской.

Лидия с головой ушла в изучение кулинарного искусства и энологии. Она брала уроки в Париже и проходила стажировку в трехзвездочном ресторане в Type. Теперь кухня стала ее средой обитания. Лидия составляла меню и уверенно руководила зваными обедами, оснастив просторную кухню замка последними достижениями бытового оборудования. По уик-эндам и в другое время, когда ее посещало вдохновение, Лидия готовила, чувствуя себя там как рыба в воде. Марселла сначала отнеслась отрицательно к ее вторжению на свою территорию, но впоследствии смирилась.

Не только кухарка, но и все в замке приняли Лидию как хозяйку. Она выбирала обои, давала указания слугам, словом, управляла жизнью дома. В первый год замужества никто не заподозрил бы, что у этой маленькой женщины столь твердая рука. В сущности, все это было следствием отчаяния и вынужденного безделья. Если уж править, то как следует, решила Лидия.

Лишенная возможности регулировать интимные отношения с мужем, она вознамерилась держать под контролем все остальное.

Стефан не роптал на то, что его освободили от основных хозяйственных обязанностей. Главным соперником Лидии оказался Марк Хиггинс, секретарь графа.

С ним ей было не по себе, ибо он проявлял одновременно раболепие и наглость.

По словам одной из служанок, Марк Хиггинс, двадцатисемилетний румяный англичанин с аккуратно подстриженной светлой шевелюрой, держал в своей комнате целый набор спортивных гирь. Он ежедневно плавал в бассейне и любил демонстрировать свой мускулистый торс, очевидно, желая произвести впечатление на Лидию. Однако она ничуть не сомневалась, что Марк, правая рука Стефана, предан только хозяину. Внешне Хиггинс смирился с тем, что Лидия взяла на себя управление всеми домашними делами, но при этом постоянно наблюдал за каждым ее шагом и, несомненно, информировал обо всем Стефана.

Между тем сам Стефан, направив всю свою энергию на предпринимательскую деятельность, заводил тайно от жены интрижки.

Осенью 1976 года умер от сердечного приступа Тони Макгроу. Это случилось в Шотландии, куда он ездил играть в гольф. Стефан и Лидия поехали в Кент на похороны. Граф задержался в поместье Макгроу, чтобы помочь Мэгги разобраться с финансовыми делами, а его жена отправилась в Лондон, желая провести несколько дней с Джуно.

Джуно только что вернулась из турне с американской рок-группой «Тьерра», поэтому ее крошечная квартирка на Адам-энд-Ив-Мьюз была забита багажом, накопившимся за несколько месяцев, проведенных в дороге. Она так и не распаковала свои вещи, поскольку ей предстоял переезд. Джуно выходила замуж за Шепарда Уайза, английского издателя, который настойчиво ухаживал за ней уже несколько лет.

От турне с группой «Тьерра» у Джуно остались воспоминания об ослепительном свете, наркотиках и трагических происшествиях, поэтому она решила дать согласие Шепу, предлагавшему ей нормальную солидную жизнь. Способствовало этому и другое, весьма существенное обстоятельство, разрушившее давнюю мечту Джуно.

Летом 1975 года в Нью-Йорке Алекс Сейдж женился на Тори Гембл.

Лидия заехала за подругой домой, и они отправились ужинать в давно облюбованный Джуной тайский ресторан на Сент-Олбанз-Гроув. Обе хотели поскорее откровенно поговорить обо всем.

– Извини, Шеп не смог прийти. – Джуно отхлебнула глоток светлого пива. – Он мечтает увидеться с тобой.

– Жаль. Надеюсь, он не слишком изнуряет себя работой. – Лидия погладила подругу по руке. – Шеп – замечательный человек, Джуно. Я счастлива за тебя.

– Я тоже счастлива, – улыбнулась Джуно. – Пора и мне остепениться.

– Итак, мы все вступили в брак – каждый в отдельности.

– Боюсь, такое сообщение в «Тайме» выглядело бы странно: «Мисс Джуно Джонсон и мисс Лидия Форест выходят замуж за Александра Сейджа».

– А как Алекс? Ты виделась с ним в Нью-Йорке?

– Конечно. Судя по всему, дела у него идут блестяще, он одну за другой завоевывает награды… – Джуно печально покачала головой. – Ах, Лидия… Он несчастлив. Ему не нравится писать тексты для рекламы, хотя у него это получается хорошо, как, впрочем, и все, что он делает. Ужасно досадно!

– Так он больше не пишет пьес?

– Нет. Алекс говорит, что на это нет ни времени, ни желания. Полагаю, Тори не слишком вдохновляет его.

– Эта женщина ничуть не лучше Хоуп Дженнингс и всех прочих, на кого он растрачивал себя в Йеле, – с неприязнью заметила Лидия. – Но что же все-таки с Алексом? Неужели он не видит разницы между теми женщинами и нами?

– Таких, как мы, больше нет. – Джуно усмехнулась и поспешила перевести разговор. – Расскажи-ка мне лучше о винодельческом бизнесе, ты упоминала о нем в последнем письме.

– Не знаю, что и сказать… – Голос Лидии выдавал волнение, а глаза блестели. – Однако у меня грандиозные планы. Все началось с давнего спора между мной и Стефаном. Он отстаивал преимущества традиционных технологий, а я – современные методы виноделия. И вот я познакомилась с одной супружеской парой, владеющей отличными виноградниками на другом берегу реки.

Эти люди хотели модернизировать производство, но им не хватало денег. Я вложила в их производство деньги свои, а не Стефана, но не ограничилась финансовой поддержкой, занялась исследованием этой проблемы и поняла, что могу сделать это предприятие прибыльным!

– А что говорит Стефан?

– Он об этом не знает. Я хочу показать ему конкретные результаты. Надеюсь, тогда он убедится в моей правоте.

– Потрясающе! Ты – предприниматель! В это трудно поверить. – Джуно пытливо заглянула в глаза Лидии:

– А как в остальном у тебя и Стефана?

– Спасибо, что прислала мне вибратор, – с сарказмом ответила Лидия. – Правда, выпив, он иногда заходит ко мне в спальню. Но, согласись, не слишком приятно сознавать, что только в подпитии мужу хочется прикоснуться ко мне.

– Это ужасно! Но по-моему, с ним что-то не в порядке. Ты, красивая, привлекательная женщина, не можешь жить так, как сейчас!

– Зато все остальное у меня прекрасно. – Лидия пожала плечами. – Уверяю тебя, в основном я счастлива. Мой брак важен для меня, Джуно. Дети… и Стефан тоже. Мне не всегда легко, но… Что ж, теперь и ты выходишь замуж. Сама увидишь, как это бывает.

– Гм-м… А что секс? Или он уже больше ничего для тебя не значит?

Лидия вздохнула:

– Не знаю. То есть, конечно, значит, однако… – Она наклонилась к Джуно и понизила голос:

– Однажды в Париже я пошла посмотреть новый фильм Бернара «Сильвия в девять часов».

– Я видела этот фильм в Лос-Анджелесе, и мне показалось, что премьерша очень похожа на тебя.

– Меня это тоже поразило. После фильма я отправилась в бар, выпила вина и позвонила Бернару. Он был один, и я пошла к нему. Ты и не представляешь, какие чувства овладели мною, когда я снова оказалась у него. у меня возникла иллюзия, будто я оттуда никогда не уходила. А когда он открыл дверь, у меня потемнело в глазах.

– Похоже, три года отчаяния подошли к концу.

Лидия коснулась руки Джуно.

– Кроме тебя, мне некому об этом рассказать, но я не стала говорить по телефону, боясь, что кто-нибудь услышит. – Она закурила сигарету и усмехнулась. – Господи, что это был задень! Мы молчали. Он взял меня за руку, повел в спальню и закурил «джойнт». Мы с ним затягивались и только смотрели друг на друга. И от одного этого, поверишь ли, я испытала оргазм!

– Вот здорово! – воскликнула Джуно.

– Когда мы раздели друг друга, Бернар взял из вазы розу и усыпал лепестками постель. – Лидия вздохнула. – А потом мы бросились друг другу в объятия и занимались любовью… неистово… романтически…

– И семантически?

Лидия усмехнулась:

– Ах, Джуно! Это было сказочно! Незабываемый день!

Мы занимались любовью четыре раза. И каждый из нас разделял чувства другого. Потом мы лежали в постели и пили шампанское. Я сказала ему, что бываю в Париже каждую неделю, поэтому мы можем часто встречаться.

И тут сказка оборвалась.

– О нет! Что же случилось?

– Бернар отказался заводить со мной интрижку.

Он предложил мне оставить Стефана, жить с ним открыто и снова начать играть. А я ответила, что это невозможно.

– Опомнись, Лидия! Почему, – черт возьми, невозможно?

– Трудно объяснить. Все не так просто, как ты думаешь. Я же говорила, что многое делаю ради спасения нашего брака. Я не могу повернуться и уйти, потому что Стефан никогда не отдаст мне моих девочек.

– Как это? Ведь ты их мать! Не сомневаюсь, опекунство присудят тебе.

– Только не во Франции… не там, где твой муж – граф, имеющий политический вес и деньги, чтобы подкупить всех и каждого.

– Ужасно, Лидия!

– Знаешь что еще: я очень люблю и хочу Бернара, но уважаю его за то, что он отказался заводить со мной интрижку.

– Понимаю. Но в результате ты по-прежнему остаешься на голодном пайке.

– Ну что ж, мои дни и вечера заполнены заботами об Индии и Александре, а также бизнесом и всякими общественными хлопотами. – Лидия снова закурила сигарету. – А ночи проще скоротать, когда пропустишь стаканчик-другой.

Жизнь Лидии скрашивали не только дети, но и предпринимательская деятельность, начатая ею вместе с молодой супружеской парой. Несколько лет назад Лидия изучала энологию, чтобы разделить с мужем винодельческие заботы. Узнав о винах много нового, она по-настоящему увлеклась. Стефан наотрез отказался от современных технологий, цепляясь за традицию, поскольку виноделие было для него лишь забавой, а убытки ничуть не беспокоили.

Лидию раздражало это типичное для мужа тяготение к старым порядкам. Как можно игнорировать научные достижения? Она постоянно обсуждала это с другими виноделами района. Одни соглашались с точкой зрения Стефана, другие, особенно те, кому виноделие давало средства к существованию, категорически не принимали ее.

У Кристофа и Натали Буле виноград «Шенен» рос на семнадцати акрах. Лидия познакомилась с ними в одном из ресторанов Тура, где стажировалась в кулинарном искусстве Виноградники Буле жестоко пострадали в дождливый год. Лидия предложила им большие деньги на модернизацию производства, но при этом желала остаться в тени. Не собираясь конкурировать со Стефаном, она стремилась наладить успешный производственный процесс с применением современных методов на таких же землях, как в Мурдуа. Добившись хороших практических результатов, Лидия выиграла бы давний спор с мужем.

Эта работа доставляла ей такое же удовольствие, как и общение с супругами Буле. Тридцатилетний Кристоф работал в «Монд» в Париже; Натали, сверстница Лидии, изучала психологию. Ее родители погибли в автокатастрофе, оставив ей в наследство большой каменный дом и виноградники в Иль-Бушар. Молодые решили оставить Париж и начать новую жизнь в сельской местности, но два года спустя почти обанкротились. Лидия была для них подарком судьбы.

Их ферма находилась в четверти часа езды от Мурдуа.

Как только Стефан уезжал по делам, Лидия отправлялась к ним; если же он бывал дома, исчезала под благовидным предлогом и брала с собой детей. Сынишка Буле Жан-Клод, ровесник Александры, с удовольствием играл с девочкой, пока взрослые занимались своими делами.

Однажды весенним вечером Лидия, вернувшись из Иль-Бушар с детьми, увидела перед домом машину Стефана. Марк Хиггинс давал какие-то указания шоферу.

– Вы рано вернулись, – заметила она.

– Да, на несколько часов раньше. – Марк окинул ее дерзким взглядом. – Совещание было прервано, переговоры не состоялись.

– Где мой муж?

– В кабинете. Ждет вас.

В его тоне ей послышалось злорадство, и она встревожилась.

Нянюшка увела девочек, а Лидия направилась в кабинет. Стефан, стоя возле бара, наливал себе бренди. По блеску в его глазах она догадалась, что это не первый стаканчик.

– Привет, дорогой! – Она подошла к мужу и подставила щеку для поцелуя. Но Стефан ударил ее по лицу.

– Мне известно, где ты была, потаскуха!

Оглушенная, она отпрянула от него, на глазах выступили слезы.

– Что? Стефан, выслушай меня. Я предполагала, что сначала ты не одобришь, но…

– Не одобрю? – взревел он. – За кого ты меня принимаешь? Речь идет о моей чести!

– Опять ты о своей проклятой чести! Мне следовало давно рассказать обо всем. Не делай из мухи слона! Это всего лишь бизнес. А ты ведешь себя так, словно я завела любовника.

– Думаешь, я поверю этому? Твою машину много раз видели возле дома Кристофа Буле. Нетрудно вообразить, что происходило между вами внутри дома. А уж таскать за собой детей… совсем непростительно.

– Не знаю, сколько ты платишь своим осведомителям, Стефан, но эта информация не стоит и одного франка. Если хочешь шпионить за мной, то найми того, кто знает свое дело. У меня с супругами Буле совместное предприятие. Они производят вина, а я оказываю им финансовую поддержку. Мы используем современные технологии, которые ты ненавидишь, как параноик. У нас хорошие результаты. Я надеялась, что, доказав тебе на практике…

– Лгунья!

Он снова ударил ее – на сей раз кулаком. У Лидии из глаз посыпались искры. Отлетев к кофейному столику, она осела на пол. Стефан кипел от ярости. Поднявшись, молодая женщина выбежала из комнаты.

– Лидия! Вернись сию же минуту! – заорал он. Но она уже взбегала по лестнице. Он выскочил в коридор и последовал за ней. – Я еще не закончил разговор!

– Как бы не так! – крикнула Лидия с верхней площадки и, вбежав в спальню, заперлась изнутри. Стефан начал ломиться в дверь, а она дрожала, сидя на кровати.

Потом стук прекратился.

Прикладывая в ванной к щеке смоченное холодной водой полотенце, Лидия услышала, как дверь отпирают снаружи.

– Стефан! – крикнула она. – Убирайся отсюда! – Едва он вошел, Лидия бросилась к нему и изо всех сил ударила по лицу.

Стефан подхватил ее на руки и бросил на кровать.

– Ах ты, проститутка! – Ухватившись за ворот шелковой блузки, он разорвал ее сверху донизу. – Ну, я тебе покажу!

Он грубо сорвал с Лидии одежду. Она попыталась встать, но Стефан снова свалил ее ударом. Спустив брюки, он грубо овладел женой. Лидия кричала от боли, однако он, осыпая ее грязными ругательствами, делал свое дело.

Несколько мгновений спустя все было кончено.

Когда Стефан ушел, дрожащая Лидия почувствовала боль в голове и во всем теле. Заставив себя подняться, она добралась до ванной, приняла несколько таблеток аспирина и встала под горячий душ. Головная боль немного утихла, и женщина мало-помалу начала приходить в себя.

Бросив в спортивную сумку кое-что из вещей, она пошла в детскую.

– Дети спят, мадам, – прошептала нянюшка и вдруг, заметив синяк на щеке Лидии, воскликнула:

– Боже мой! Что произошло?

– Я должна срочно уехать в Париж. Вернусь примерно через день. Скажите детям, что привезу им подарок. Умоляю, не спускайте с них глаз… не оставляйте одних!

– Хорошо, мадам. – Нянюшка встревоженно посмотрела на нее.

– Вы меня поняли?

– Да, мадам.

Добравшись через три часа до Парижа, Лидия поспешила к Жюльенам на улицу Виктора Гюго. Мэриэл открыла ей дверь.

– Лидия? О Господи, входи… Что с тобой?

Мишеля дома не было. Мэриэл провела гостью в гостиную и усадила в глубокое кресло перед камином. Пока она заваривала чай, Лидия все ей рассказала.

– Какой ужас! Никогда бы не подумала, что Стефан на такое способен. А твое лицо… Тебе надо показаться .врачу.

– Нет… Мне нужен адвокат, не знакомый со Стефаном. Не знаешь такого?

– Знаю… знаю превосходного адвоката. Завтра утром я позвоню ему и попрошу немедленно встретиться с тобой.

Лидия выпила чаю и, налив себе еще одну чашку, откинулась на спинку кресла.

– Боже мой! – жалобно пробормотала она. – Я не смогу расстаться с детьми.

– Почему ты должна расставаться с детьми? – удивилась Мэриэл.

– Стефан говорит, что ни один суд во Франции не присудит мне опекунство над детьми. Даже если я поеду с ними в Нью-Йорк навестить моих родителей, он заставит меня подписать документ о том, что я привезу девочек назад. А пока мы здесь, он хранит их метрики в банковском сейфе.

– Какая дикость!.. Он настоящий параноик.

– А теперь Стефан обвиняет меня в измене, хотя ничего подобного не было… – Она поднялась. – Мне нужно немного отдохнуть. Так ты позвонишь адвокату?

Мэриэл кивнула:

– Мы с Мишелем поддержим тебя, Лидия. Что бы ни случилось, можешь на нас рассчитывать.

Лидия вышла из офиса адвоката на улицу Риволи.

Возле машины стоял Мишель Жюльен.

– Лидия! – Он сочувственно взял ее за руки. – Мэриэл мне все рассказала. Пойдем посидим в кафе и поговорим.

Они зашли в ближайший бар, где Мишель заказал мартини для себя и «Кровавую Мэри» для Лидии. Опустившись в мягкое кресло, она сдвинула на лоб темные очки.

Мишель поморщился:

– Так он действительно тебя избил?

– Дело не в избиении, а в его равнодушии, подозрительности и жестокости. Кроме этого, все в нем притворство. Я долго терпела и молчала, потому, что мне нравилось быть графиней де ла Рош. – Она помешала коктейль. – По правде говоря, мы оба вступали в этот брак с тайным умыслом: меня соблазнил титул графини, а его – надежда на то, что молодая женщина родит ему сыновей. Мы оба называли это любовью.

– Но Стефан действительно любит тебя, Лидия. Ты нужна ему. Конечно, после того как он так жестоко обошелся с тобой, в это трудно поверить, но Стефан… несколько закомплексован в сексуальном плане… Ты, вероятно, заметила, что он создал себе определенный имидж и болезненно держится за традиции. Стефан впадает в отчаяние, если у него что-то не получается, и смертельно боится быть просто самим собой – человеком двадцатого века со всеми недостатками, присущими нашему поколению. Ваш брак позволяет ему быть в ладу с самим собой.

– Все это очень мило, но мне двадцать пять лет, а муж занимается со мной любовью два раза в год. Он свободен и делает все, что ему нравится, я даже не имею любовника, тем не менее получаю вот это. – Она указала на свой подбитый глаз.

– Я сегодня беседовал с ним, Лидия. Стефан очень расстроен, ибо уже убедился, что ты говорила правду.

– Вот как! – язвительно воскликнула она. – Значит, он нанял новых сыщиков?

– У тебя есть все основания сердиться на него, но не предпринимай ничего второпях. В основном твоя жизнь с ним вполне приятна. Мы с Мэриэл – твои близкие друзья. Мы часто видимся. Признайся, Лидия, все это время ты не была несчастлива, верно?

– Пожалуй, ты прав, в основном все идет у нас довольно гладко. Но неужели и через десять лет все останется так же, как сейчас? Я буду рожать детей, пока не подарю ему сына, и обходиться без секса? А Стефан будет набрасываться на меня с кулаками всякий раз, как у него начнется приступ паранойи? Не слишком ли мрачная перспектива? Он не хочет меня, Мишель… И это необратимо.

Мишель заказал себе еще один бокал мартини.

– Предположим, так. Но ты нужна ему, хотя едва ли понимаешь, как сильно. Останься с ним. А твои… проблемы тебе помогут решить другие мужчины.

– Ты шутишь? Взгляни на меня! И это при том, что я ни в чем не виновата.

– Но можно ведь вести себя осмотрительно.

– За каждым моим шагом следят.

– Стефан утверждает, что не нанимал детективов.

Он узнал о твоих поездках к Буле случайно и сделал не правильный вывод.

– Возможно. Однако мир тесен. У нас широкий круг знакомых. Если я заведу интрижку, он непременно об этом пронюхает. О Мишель, у меня нет выхода!..

– Роди ему сына, и он оставит тебя в покое, если ты будешь осмотрительна.

– Он сам сказал тебе это?

– Я знаю Стефана.

– Я тоже знаю его и себя. Такая жизнь не по мне.

Месье Дерокль, адвокат, говорит, что у меня есть все основания для развода. Мне ничего не надо, кроме детей и свободы.

– Не спеши, обдумай все как следует, – повторил Мишель. – Поговори со Стефаном. Обсудите спокойно, без обид, как жить дальше.

– Ладно, подумаю, Мишель, но ничего не обещаю.




Глава 19


Стефан извинился перед женой за то, что обвинил ее в любовной связи с Кристофом Буле. Он и сам простил Лидию, тайно от него занимавшуюся предпринимательской деятельностью, и даже позволил ей продолжить это.

– По-своему я очень люблю тебя, хотя и не выказываю этого внешне и не хочу разводиться. Ты веришь мне?

Стефан и Лидия обедали вдвоем на террасе. Дети играли с нянюшкой на лужайке и, конечно, не слышали разговора родителей.

– Ах, Стефан! Я не знаю, чему верить. Ты был почти всегда добр ко мне. У нас много общих интересов. Твои друзья стали моими друзьями. Но мне горько, что ты не любишь наших девочек, обидно, что понапрасну подозревал меня в измене. Сомневаюсь, что нам удастся продолжать такую жизнь.

– Ты ненавидишь меня?

– Нет… вовсе нет. Напротив, чувствую к тебе нежность. Ведь ты отец моих детей…

– Но ты не любишь меня. – Стефан посмотрел на нее. В его глазах стояли слезы.

– Я так не думаю.

Он взял жену за руку:

– Давай уедем куда-нибудь вдвоем… без нянюшки, без детей. Только ты и я. Куда ты хотела бы поехать?

– Едва ли на земле есть место, где можно решить наши проблемы, ибо они в нас самих.

– Знаю, но надеюсь, что, переменив обстановку, мы снова найдем общий язык. Здесь это трудно сделать: слишком много помех.

– Где бы мы ни оказались, Стефан, повсюду будет постель. И что нам делать?

– Мы будем спать на ней вместе.

Если бы в Эдеме сдавался в аренду бунгало, он очень походил бы на крошечный островок Оуэн, находящийся в нескольких минутах полета от Нумеа, административного центра Новой Каледонии. В свой второй медовый месяц Лидия и Стефан решили обрести покой и удалиться от мира. Остров предоставлял им и то и другое. Окна бунгало, расположенного на территории старой плантации, выходили на тихую лагуну, окаймленную узкой полосой песчаного пляжа и пальмами. За лагуной, изобилующей рыбой, виднелись живописные рифы. Островок отличался богатой растительностью.

Высокие сосны и кустарники с душистыми цветами росли в нескольких ярдах от бунгало.

Днем супруги лежали на пляже, купались, плавали с аквалангами, собирали ракушки. Стефан рисовал, Лидия читала. Вечерами они ходили в клуб «Черепаха», где вкусно кормили и можно было потанцевать, а потом долго гуляли по берегу, залитому лунным светом.

Занимались они и любовью. Стефан был нежен и страстен и, хотя не совершал в постели чудес, но убедил Лидию, что она желанна и что он хочет только ее. Она же, отчаянно стараясь не наскучить ему, проявляла неслыханную изобретательность.

В экзотической обстановке это увенчалось некоторым успехом, однако Лидия сомневалась, что так продолжится в Париже и Мурдуа. Впрочем, сейчас она не желала ни о чем думать, а просто отдалась волшебному очарованию острова.

А потом появился Змей.

– Извините, что нарушил ваше уединение, – сказал Марк Хиггинс, когда они ехали из крошечного аэропорта. – Это очень срочное. – В европейском деловом костюме он выглядел весьма нелепо на заднем сиденье старомодного «ситроена».

– Вероятно, документы первостепенной важности, если уж вы проделали из-за них такой путь, – сухо заметила Лидия.

– Так и есть.

– Я зарезервировал для вас бунгало, Марк. Мы с вами поедем прямо туда. Дорогая, ты пойдешь купаться? – спросил Стефан жену.

– Еще не решила. Возможно, сыграю один гейм в теннис. Марк, вы ведь задержитесь здесь не более чем на сутки?

– Не знаю. Это связано с документами.

Лидия поцеловала мужа.

– Желаю успеха, дорогой. Увидимся позже.

Стефан посмотрел документы и взглянул на Марка:

– В чем дело? Здесь нет ничего срочного.

Марк улыбнулся.

– Ошибаетесь, сэр. – Он обвил одной рукой шею Стефана и поцеловал его. Они прижались друг к другу. – Я так по тебе скучал! – пробормотал Марк. – И не сомневался, что ты тут сходишь с ума.

Стефан отпрянул.

– Ты не имел права приезжать сюда, зная, что я пытаюсь сделать, – резко сказал он.

– Знаю, поэтому и решил приехать. Ты и я любим друг друга.

– Нет! Я люблю Лидию. – Стефан опустился в кресло и обхватил руками голову. – О Марк, я уже ничего не понимаю!

Марк опустился перед ним на колени, провел руками по его бедрам, поцеловал в живот.

– Позволь, я напомню тебе, – прошептал он. Стефан резко вскочил:

– Нет… Уезжай! Завтра же.

– Как скажешь.

Возле двери Стефан остановился:

– Я хочу этого.

Марк улыбался, стоя на коленях возле кресла.

Стефан и Лидия поужинали в клубе рыбой под соусом карри, ..

– Я думала, что Марк присоединится к нам, – сказала она.

– Он устал после перелета. Слишком быстрая смена временных поясов.

Лидия коснулась руки мужа:

– Я рада этому. Здесь идиллическая обстановка, а появление Марка напомнило мне, что реальный мир не так уж далеко отсюда… Я еще не готова вернуться туда.

– Он уезжает завтра. Мы уже закончили с делами.

Она улыбнулась:

– Давай не пойдем сегодня танцевать, а вернемся после ужина в бунгало.

Прихватив с собой шампанское, супруги отправились на пляж и уселись на расстеленном одеяле. Лунный свет заливал лагуну. Из клуба доносилась тихая музыка. Прикончив одну бутылку, они открыли вторую.

– Как по-твоему, могли бы мы здесь жить? – мечтательно спросила Лидия. Благодаря вину раздражение, вызванное приездом Марка, исчезло, и сейчас ей казалось, словно она плывет в лунном свете.

– Конечно… Бросив все, мы построили бы на пляже хижину, крытую пальмовыми листьями.

– И пили бы шампанское.

– Да.

– И занимались бы любовью.

Стефан наклонился к жене, спустил платье с ее плеча, поцеловал ее в шею, потом руки его скользнули под юбку и стянули с Лидии трусы.

– И занимались бы любовью, – шепнул он.

Потом они плавали нагие в лагуне. Вернувшись в бунгало, приятно утомленная Лидия сразу заснула. Но Стефан не спал. Через некоторое время он встал и оделся.

– Я знал, что ты придешь! – Марк лежал на постели голый, и только нижняя часть тела была прикрыта тонкой простыней.

– Я пришел поговорить.

– Ты пришел ради этого. – Марк откинул простыню. – Иди сюда.

Сидя в кресле, Стефан смотрел на спящую жену.

Первые солнечные лучи играли на ее золотистой коже.

Медно-рыжие локоны разметались по подушке. Грудь, увеличившаяся после рождения детей, загорела.

Красивая, умная, умеющая владеть собой, Лидия обладала всем, что он хотел видеть в жене. Идеальная графиня де ла Рощ и почти совершенная женщина. Вот если бы только ему была нужна женщина…

Он боролся долгие годы со своей гомосексуальностью, не желая сдаваться без боя. Иногда ему хотелось последовать примеру Марка – смириться с неизбежным и наслаждаться жизнью. Но эта мысль внушала графу отвращение. Граф страстно желал быть таким, как все, и стремился убедить окружающих, что счастлив в браке с красавицей женой, подарившей ему детей.

Все началось еще в Оксфорде. В его компании это считали экспериментом в области секса – и все. Но для Стефана эксперимент не прошел бесследно. Закончив учебу и попытавшись избавиться от груза прошлого, он заводил связи с женщинами и лишь изредка с мужчинами. Потом встретил Мари-Лор, олимпийскую чемпионку по плаванию, с сильным мальчишеским телом и короткой стрижкой. Она возбуждала его, и граф влюбился. С ней он испытал наслаждение, какого не давала ему ни одна женщина.

Они поженились, но вскоре Мари-Лор узнала его тайну. Казалось, это не слишком задело ее, но она отказалась рожать детей. Их отношения остались дружескими, и ни один из супругов не стеснял свободы другого.»

Стефан спокойно прожил бы с Мари-Лор всю жизнь, если бы не мечта о наследнике. Разошлись они дружески, и Мари-Лор сохранила его тайну.

Стефану хотелось бы направить в такое же русло и свои отношения с Лидией, но чувства к ней были иными. Стоило графу представить себе жену с другим мужчиной, как его охватывала дикая ревность. Кроме того, Стефан весьма сомневался, что вторая супруга отнесется к его слабости столь же снисходительно, как и первая. Скорее у Лидии, американки, это вызовет отвращение, и она бросит его.

Тогда разразится скандал, а за ним последует развод.

Даже если бы обошлось без скандала, Стефану претила мысль о втором разводе. Он хотел соблюсти внешние приличия и видел в Лидии последнюю надежду на обретение наследника. Граф понимал, что никогда уже не станет ухаживать за другой женщиной, завоевывать ее сердце, а тем более вступать с нею в интимную связь Лидия была единственной женщиной за много лет, которой удалось возбудить его. Пытаясь самоутвердиться, граф иногда сближался с другими женщинами, но это лишь напоминало ему о его отклонениях. С Лидией он изредка проявлял себя мужчиной, хотя для этого ему нередко приходилось напиваться. Стефан старался получать удовольствие, но главное – зачать наследника.

Лидия что-то пробормотала во сне и, повернувшись на другой бок, вытянулась. Граф осторожно отвел прядь волос, упавшую на лицо, и погладил щеку.

Если бы он мог любить женщину, то любил бы только Лидию.

Но он не мог!




ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ДЖУНО

1972 – 1982 годы





Глава 20


Гостиница «Юфтон хит» находилась в мрачном переулке на самом краю Белгрейвии. Это временное прибежище, не имеющее ни одного достоинства, кроме дешевизны, Джуно в шутку называла «Юрайя Хин». Полутемный номер выходил на закрытое ставнями окно дома на другой стороне узкого переулка. Ручка крана с горячей водой отвалилась при первом прикосновении, так что ванну можно было наполнять только холодной. Джуно заявила об этом администратору, но сомневалась, что этот португалец, говоривший на чудовищном английском, понял ее.

Однако житейские мелочи не испортили настроения Джуно. Она обосновалась в Лондоне и уже начала работать под руководством Джона Флетчера, с которым сразу нашла общий язык.

Флетчер, человек средних лет с ясным, проницательным взглядом, энергичный, остроумный и веселый, казался совсем низеньким рядом со своей женой Урсулой, немкой по происхождению.

По уик-эндам Джуно бродила по городу в поисках жилья, однако то, что было ей по карману, производило удручающее впечатление. С новыми знакомыми девушке повезло гораздо больше. Работая у Джона Флетчера, она познакомилась с его помощниками и представителями театральных кругов. Она попыталась связаться с теми, кого рекомендовали ей знакомые в Штатах, но отношения не завязались, поэтому Джуно довольствовалась общением с посетителями Флетчера.

Как-то утром в воскресенье ей позвонил Шепард Уайз и пригласил ее пообедать. Она согласилась.

Шепард Уайз заехал за ней в гостиницу. Спустившись в вестибюль, Джуно сразу же заметила высокого худощавого мужчину в деловом костюме-тройке. Он рассматривал отвратительные репродукции, висевшие на стене. Через правую руку у него был перекинут плащ, под мышкой левой руки зажата газета. Джуно огляделась: в вестибюле больше никого не было.

– Вы Шепард Уайз?

Он с улыбкой обернулся:

– Да… Рад с вами познакомиться.

Джуно в вельветовых брюках, заправленных в ботинки со шнуровкой, в спортивном свитере и огромной, собственноручно расписанной шали выглядела весьма привлекательно.

Они сели в «ягуар» Шепарда.

– У вашей гостиницы такой вид, словно ее обустраивала слепая старушка.

Джуно рассмеялась:

– Вы видели только вестибюль, а он еще в отменном состоянии. Взглянули бы на мою комнату, похожую на заброшенное бомбоубежище!

– Вы не имеете предубеждения против китайской кухни? Я знаю в Челси один славный ресторанчик. Может, пообедаем там?

– С удовольствием.

Вход в «Тай-Пай» на Эгертон-Гарденс-Мьюз, куда приходилось спускаться по лестнице, напоминал бомбоубежище еще больше, чем гостиничный номер Джуно. Однако сам ресторан был декорирован с экзотической элегантностью и разделен на отсеки, напоминавшие купе в шанхайском экспрессе. Под потолком лениво крутились деревянные лопасти вентилятора.

Шепард Уайз, или просто Шеп, как его называли друзья, держался любезно и с интересом слушал Джуно.

Она с удовольствием отметила, что он не лишен чувства юмора. Шеп, главный редактор одного из лондонских издательств, был заядлым театралом.

– Джон Флетчер – выдающийся художник-декоратор. Вам повезло, что вы к нему попали.

– Я и сама это понимаю. Он и его жена – чудесные люди, вот только платят там мало, а мне необходимо найти приличное жилье.

Шеп просиял:

– У меня есть идея. Один из моих авторов только что продал свой роман Голливуду и собирается сам написать сценарий. Через пару недель он уезжает туда и хочет, чтобы кто-нибудь пожил в его меблированной квартире. Если согласитесь, вам придется раскошелиться только на квартплату и коммунальные услуги. Я бывал в этом симпатичном домике на Адам-энд-Ив-Мьюз. Хотите, я сейчас ему позвоню? Мы могли бы заехать к нему после обеда.

– Неужели мне так повезло? Вы не представляете себе, какие мерзкие трущобы мне пришлось облазить за последние несколько недель.

За обедом они говорили в основном об Алексе, с которым Шеп жил в одной комнате, пока учился в Эксетерском колледже. Они остались добрыми друзьями.

– Мы с ним выступали как комедийная пара в студенческих капустниках: «Сейдж и Уайз – ученые дуралеи». Нечто вроде метафизических Лорела и Харди.

– Интересно! А вы не могли бы изобразить что-нибудь?

– Без Сейджа трудно. Один из наших скетчей назывался «Невероятный званый обед». Сейдж изображал Тимоти Лири, а я – королеву Елизавету. Он учил меня курить «травку». Все кончилось тем, что я отдавал Австралию и Ирландию и уезжал с магараджей, а он сбегал с принцем Филиппом… За это нас вызвали к начальству и отчитали за шутки, не подобающие воспитанникам Эксетерского колледжа.

Джуно рассмеялась:

– Вы тоже писатель?

– Уже нет. Издательский опыт многому научил меня, и я отверг массу рукописей, к счастью, написанных не мною.

Джуно поселилась в маленькой, но уютной квартире на Адам-энд-Ив-Мьюз. Внизу располагалась гостиная, рядом – кухня-столовая, а наверху – светлая спальня и ванная. Писатель Саймон Перье уехал предположительно на год, но Шеп думал, что он никогда не вернется.

– Саймон – ужасный сноб, – сказал он Джуно, – и постоянно говорит, как мерзок Голливуд, однако я уверен, что ему там понравится.

– Будем надеяться, что Саймон в ближайшее время получит академическую премию. Мне очень не хотелось бы возвращать ему эту квартиру.

Алекс не ошибся, полагая, что Джуно и Шеп подружатся. Они начали регулярно встречаться и вскоре сблизились. Молодые люди ходили в театр, на вернисажи и вечеринки к литературным знакомым Шепа.

По уик-эндам они часто навещали родителей Шепа в Тадсворе и там играли в теннис и катались верхом.

Когда Шепу приходилось срочно прочитать какую-нибудь рукопись, Джуно вызывалась помочь его матери в теплице или на кухне. Дэвид и Эстелла Уайз, люди интеллигентные, обладали прекрасным чувством юмора. Дэвид Уайз когда-то тоже занимался издательской деятельностью, а Эстелла составляла путеводители и писала статьи. Они много путешествовали. Джуно нравилась обоим, и они явно надеялись на то, что она войдет в их семью.

По рекомендации Джона Флетчера Джуно пригласили на лето художником-декоратором в Окгемптонскую театральную компанию в Девоне. Она страшно обрадовалась, а Шеп огорчился.

– До Девона добрых четыре часа на машине, если ехать с бешеной скоростью, – сказал он. – Я не смогу видеться с тобой.

– Дорогой, ведь ты обожаешь гонять на бешеной скорости и будешь приезжать ко мне на уик-энды. Или, отправившись поездом, займешься в Дороге своими рукописями. К тому же это временная работа, на одно лето.

– А как же наш отпуск? – не уступал Шеп. – Я думал, все решено.

– С отпуском придется подождать, а осенью мы сможем съездить в Грецию.

– Осенью, черт возьми, я буду слишком занят.

– Ах, Шеп, прости, но меня рекомендовал туда Джон, дав мне шанс сделать имя. Я не могу упустить такую возможность.

Кончилось тем, что Шеп сам отвез Джуно в Окгемптон и помог устроиться в общежитии, после чего они устроили пикник с цыпленком и пивом в уединенном местечке на берегу реки Торридж. Воды реки поблескивали в лучах предзакатного солнца.

– Мне невыносимо думать, что ты будешь работать с этими мускулистыми театральными суперменами.

Смотри не влюбись в кого-нибудь.

Джуно заглянула в грустные голубые глаза Шепа и взяла его за руку:

– Этого не случится. Я слишком счастлива с тобой и буду ужасно скучать по тебе. Надеюсь, ты будешь приезжать ко мне при первой возможности, да?

– Придется. – Он поцеловал ее. – Не могу же я целовать тебя по телефону.

Джуно притянула Шепа к себе и страстно ответила на его поцелуй, потом легла на спину, сунула руки под его одежду и почувствовала, как он напрягся.

– Пойдем к тебе, – прошептал Шел.

– А чем плохо здесь?

– Не дури, Джуно.

– Но вокруг ни души – Нельзя! Не могу же я оглядываться.

– Я буду сама посматривать через твое плечо.

– Боюсь, он не встанет.

– Наглая ложь! Он уже в боевой готовности. – Чтобы подтвердить свои слова, она расстегнула молнию на его брюках.

– Представляю, чем это кончится. – Шеп улыбнулся. – Респектабельный издатель арестован за эксгибиционизм!

Джуно усмехнулась.

– Я покажу тебе местечко, где его можно спрятать. – Она быстро разделась.

Они занимались любовью на берегу реки. Может, это теплые лучи солнца так подействовали на него, но Шеп проявил себя лучше, чем обычно. И вот Джуно изогнулась и вскрикнула, а мгновение спустя Шеп содрогнулся и, тяжело дыша, замер.

– О Боже, Джуно… Джуно!

Над их головами жужжала муха, и Джуно смахнула ее с плеча Шепа.

– О, почеши там, – томно пробормотал он.

– Не пора ли нам одеться? – спросила наконец Джуно.

– Не хочу одеваться. – Шеп уткнулся в ее шею.

Заметив неподалеку пивную бутылку, она осторожно потянулась к ней, обхватила за горлышко и подбросила в воздух. Бутылка с шумом упала в кусты рядом с ними.

Испуганный Шеп вскочил и, схватив брюки, прикрылся ими.

– Кто здесь?

– Спокойно, Уайз. Вы арестованы. Вашей карьере конец… ваша репутация погибла. Вашей спутнице всего четырнадцать лет… – твердо проговорила Джуно и тут же разразилась хохотом. – Ох, Шеп! Если бы только ты видел себя сейчас!

– Ах ты, чертовка! – Он бросил в нее свои брюки. – Ты мне за это заплатишь! – Пригвоздив руки Джуно к земле, он начал щекотать ее. Девушка извивалась и визжала.

– Перестань! – задыхаясь от хохота, закричала она. – Да перестань же, я не шучу!

– Проси прощения!

– Прости.

– Скажи, что любишь меня.

– Я тебя люблю.

Он перестал щекотать ее.

– Повтори еще раз.

– Я люблю тебя. – Вцепившись в Шепа, Джуно потянула его к себе.

В то лето в репертуаре Окгемптонского драматического театра были «Как вам это нравится?», «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Стоппарда, «Оглянись во гневе» Джона Осборна и «Как важно быть серьезным» Оскара Уайльда Джуно еще никогда не работала с таким напряжением. Отвечая за декорации и освещение, она стремилась сделать все как можно лучше, вкалывала по пятнадцать часов в сутки и вставала с первыми лучами солнца. Редкие свободные минуты Джуно проводила на репетициях.

Актерский состав подобрался сильный. Основную часть группы составляла молодежь, получившая серьезную профессиональную подготовку либо в Лондонской академии музыки и театрального искусства, либо в Королевской академии театрального искусства – двух самых престижных учебных заведениях. Однако один из актеров, Ян Кэмбурн, с гордостью утверждал, что нигде не учился. Между тем именно он был самым талантливым и привлекал к себе какой-то стихийной чувственностью, хотя особой красотой не отличался.

Джуно раздражало его самолюбование. Ян считал, что для театра он дар Божий, а с женщинами вел себя как сущий дьявол. Он флиртовал налево и направо и, видимо, переспал за лето с большинством актрис из труппы.

Проходя мимо Джуно, Ян всякий раз похлопывал ее по заднице, что приводило девушку в ярость.

Шел, если ему удавалось вырваться, приезжал в субботние вечера, к концу спектакля, и всегда привозил деликатесы: сыр, шоколад, багеты с хрустящей корочкой, паштет, шотландскую копченую лососину, ветчину и вино.

Воскресенья принадлежали им. Молодые люди отправлялись в «ягуаре» на дикие каменистые пляжи северного побережья и, миновав небольшие селения на берегу Бедфордского залива, оказывались в уединенном, закрытом огромными скалами месте Бристольского залива, где купались в холодной воде и наслаждались видом ближних лугов, заросших дикими гелиотропами.

Иногда они отправлялись к югу, на более приветливое побережье Английского канала, или следовали вдоль реки Дарт, мимо яблоневых садов и сонных деревушек.

Эти воскресные вылазки действовали на Джуно как бальзам после напряженной восьмидесятичасовой недели. Подумывая о том, не купить ли когда-нибудь небольшой коттедж в Девоне, она не могла решить, чему отдать предпочтение: бодрящей суровости севера или тихому очарованию сельского юга. Ее мечты все чаще связывались с Шепом. Джуно не испытывала к нему страстной любви, но ей было хорошо с Шепом. Он во многом напоминал Алекса. С ним можно было часами разговаривать, но и молчание не тяготило ни одного из них.

Конечно, Шеп не внушал ей таких чувств, как Алекс, но ведь жизнь продолжалась.

Джуно работала с окгемптонской труппой на износ и вечерами, смертельно усталая, падала на кровать, однако наутро горела желанием снова взяться за дело Она еще в Лондоне сделала предварительные эскизы декораций, но, приехав на место, внесла изменения соответственно размерам сцены и требованиям заказчиков.

Декорации к пьесе «Как вам это нравится?», открывающей сезон, не вполне удовлетворяли ее, хотя все отзывались о них весьма положительно. Работа над декорациями к пьесе «Оглянись во гневе» оказалась особенно трудной: воссоздавая мрачную атмосферу драмы Осборна, Джуно вспоминала о самых неуютных и неприятных местах, где ей когда-либо случалось бывать.

Художественное оформление «Розен кранца и Гильденстерна» обернулось для нее триумфом, ибо она дала волю творческому воображению, а это сказалось на декорациях и освещении сцены. Сюрреалистические эффекты, навевающие ужас, отметил один лондонский критик. Прочитав его статью, Джон Флетчер и Урсула приехали взглянуть на все своими глазами.

– Я горжусь тобой, Джуно, – сказал Джон за кружкой пива в гостинице «Черный лебедь». – Я хорошо тебя подготовил.

– Ах, Джон, – возразила Урсула, – Джуно попала сюда благодаря своему таланту.

– Нет, талант привел меня к вам, Джон, а сюда я попала только благодаря вам и очень благодарна за это.

– Просто я не позволил тебе пойти на панель в искусстве, – пошутил Джон. – А если серьезно, то у тебя зоркий глаз. В театре важно понять, что разбудит воображение зрителя и позволит ему домыслить остальное.

А как у тебя с Шепом? Он еще не предлагает тебе декорировать детскую комнату или гостиную?

– Прекрати, Джон, – вмешалась Урсула. – Это личное дело Джуно.

Джон похлопал жену по плечу.

– Пока мы с Джуно заняты общим делом. Так что скажешь, Джуно? Вернешься осенью ко мне?

– Конечно. Если только прибавите жалованье, – рассмеялась девушка. – Не знаю, как у нас с Шепом сложатся отношения дальше, но пока то, что сейчас, вполне устраивает меня. А вот от своих честолюбивых планов я не откажусь даже ради него.

– Умница! Именно это я и надеялся от тебя услышать. Кстати, осенью, возможно, подвернется работа, за которую нам неплохо заплатят. Ты ведь знаешь, время от времени я люблю заняться тем, что приносит не только моральное удовлетворение. Тебе тоже кое-что перепадет.

Мимо их столика прошел Ян Кэмбурн с двумя кружками пива в руках.

– Эй, Джуно, так ты сегодня ночью снова придешь ко мне?

– Только во сне, Ян.

– Это тот молодой человек, который играл Розенкранца? Он очень талантлив, – сказала Урсула.

– А еще более нагл.

– О! Не назревает ли здесь роман?

– Нет, Джон… это исключено. Даже если член Яна так же велик, как его самомнение.

– Не забудь рассказать, когда это проверишь.

Джуно рассмеялась:

– В некоторых случаях если женщина говорит «нет», то это действительно означает «нет».

– Конечно… я так и понял.

В один из уик-эндов Шепу не удалось приехать, а семеро из труппы решили отправиться на целый день в Дартмур. Джуно сначала отказалась составить им компанию, желая отдохнуть и почитать дома, но чудесная погода соблазнила и ее. Они поехали на ферму, чтобы взять напрокат лошадей и покататься верхом по глухим аллеям Дартмурского национального парка.

По высокому голубому небу плыли белые пушистые облака, такие же мирные, как стада овец, пасшихся на залитых солнцем склонах холмов. В их компанию входили: Мик Уайт, плотник из команды Джуно, его подмастерье Джастин Гидли, Ян Кэмбурн; Генри Бакленд, игравший Гильденстерна, и две актрисы – Розали СентИв и Клэр Рид.

Через несколько часов они добрались до дубовой рощи. В протекавшем здесь ручье водилась форель. Молодые люди наловили рыбы, разожгли костер и поставили варить уху. Ян Кэмбурн угостил всех настоящим мексиканским мескалем, и вскоре все ощучили, что изменилось восприятие окружающего мира: цвета стали казаться ярче, а звуки старого леса – таинственнее.

– Неподалеку отсюда, – сказал Ян, открывая бутылку пива, – жил легендарный разбойник Том Блэкторн, преследовавший богатых купцов и невинных девушек. Вот в таких же зарослях он обирал до нитки путников и развлекался с девушками.

– Том Блэкторн? Никогда о таком не слышал, – заметил Джастин. – Он был вроде Робина Гуда?

– Ничего похожего, – возразил Ян. – Он грабил богатых, но все оставлял себе. Том был очень привлекателен: крупный, под два метра ростом с густыми кудрявыми волосами и бицепсами, – Ян вытянул и продемонстрировал свою руку, – как у кузнеца, с синими, как море, холодными глазами.

– То есть весьма смахивал на тебя.

Ян улыбнулся:

– Матери пугали им непослушных дочерей, но те все же наведывались на болота, ибо слышали, что Том не только легендарный разбойник, но и несравненный любовник.

– А как же иначе? Это всегда взаимосвязано, – рассмеялась Клэр.

– Раз в год Том Блэкторн похищал красивую девушку и уводил ее к себе логово, в самую чащу леса. Отцы и братья, соседи и друзья отправлялись на поиски, но ни разу не напали на след. В лесных дебрях Том чувствовал себя как дома. Ровно через шесть месяцев он возвращал девушку в обмен на большой выкуп и снова скрывался…

– А девушке он не причинял вреда?

– Нет, но после этого ни один мужчина не мог сделать ее счастливой. Многие из этих девушек наложили на себя руки, ибо не хотели жить без Тома. Другие до самой старости надеялись, что он вернется к ним. Самые же юные продолжали ходить на болота, страстно желая стать хоть на полгода избранницами Тома.

– И что же с ним случилось потом? – спросила Джуно.

– Молва утверждает, что он заразился триппером и умер, – пошутил Джастин.

– Нет, парень, ошибаешься. Он все еще гуляет по этим лесам и болотам.

– Только вот девственницу Том, наверное, не встречал уже лет пятьдесят, – рассмеялся Мик.

Ян печально кивнул:

– В двадцатом веке Тому Блэкторну пришлось пойти на компромиссы.

Лошади мирно пощипывали траву. Розали Клэр и Джастин решили искупаться в холодном ручье. Мик и Генри, взявшись за руки, исчезли. Джуно ходила по поляне, собирая цветы, и яркие краски напоминали ей фейерверк Под воздействием мескаля у девушки разыгралось воображение: она представила себе, как по лесной тропе много лет назад проезжали богатые купцы, а за кустами ей чудился Том Блэкторн, подстерегающий свою добычу. Джуно слышались голоса поющих девушек и крики мамаш, зовущих домой любимых чад.

Вдруг кто-то обхватил Джуно сзади и зажал ей рот рукой:

– Ты станешь невестой Тома Блэкторна на этот сезон!

Извернувшись, Джуно ударила незнакомца локтем.

Он вскрикнул и отпустил ее. Джуно, выронив букет, со всех ног помчалась по тропинке. Тяжелые шаги преследовали ее.

– Ты будешь моей! От Тома Блэкторна еще никому не удавалось уйти.

Джуно, рассмеявшись, оглянулась:

– Не догонишь, я бегаю быстрее, чем ты. – И тут же, за что-то зацепившись, упала в папоротники. Том Блэкторн навалился на нее.

– Я давно тебя заприметил. Ты самая красивая девушка в деревне и теперь – моя. Тебе не удастся уйти.

– Мне придется остаться до весны?

– Нет, навсегда. Старина Том Блэкторн нашел то, что искал.

Он поцеловал ее, и оба быстро разделись. Джуно казалось, что на ней не джинсы и майка, а длинное крестьянское платье со шнуровкой на лифе, а одежда Яна на вид и на ощупь походила на ту, что носили в прошлом веке. Только лес оставался все тем же.

Молодые люди наслаждались друг другом жадно и страстно. В Джуно снова заговорили те дикие, звериные инстинкты, которые высвободил когда-то Макс Милтон. Они пугали девушку, но словно освобождали от тяжелого обременительного панциря. Легендарный разбойник грубо овладел ею. Джуно впилась ногтями в его спину, и укусила за плечо, и, первая достигнув оргазма, пронзительно вскрикнула. Ян все еще был в ней – сильный и неистовый.

Потом ощущения внезапно изменились, и песня леса зазвучала в иной тональности. Ян стал нежен, как влюбленный трубадур романтического века, а Джуно из деревенской девушки превратилась в леди, хозяйку замка.

На этот раз они достигли кульминации вместе, и это казалось первобытно-чистым и сладостным, как незатейливая песенка малиновки, сидящей на дереве. Да и что, в сущности, отличает эту птичку от тех, что пели в средние века? И сами Ян и Джуно могли бы вот так же заниматься здесь любовью во все времена.

Солнце клонилось к закату, от легкого ветерка зашелестела листва. Ян и Джуно, прижавшись друг к другу, слушали голоса леса.

Издали кто-то позвал их. Уже вечерело, а лошадей следовало вернуть до наступления темноты.

Джуно поднялась:

– Ну что ж, Том Блэкторн, шесть месяцев истекли.

Мне пора. – Она оделась.

– Ты уйдешь из леса, но не от меня. В этом виноват не мескаль, а мы сами. Ты и я. Джуно и Ян. Такова реальность, и от нее никуда не денешься.

Всю следующую неделю Джуно жила как во сне. Как одержимая она работала над декорациями к пьесе «Как важно быть серьезным», закрывающей сезон. Потом появлялся Ян Кэмбурн, наглый, уверенный в себе великолепный самец. В сексе он и Джуно превосходно дополняли друг друга.

Постепенно ей открылось в нем нечто скрытое от других. Ян родился в Корнуолле, в простой многодетной семье. Отец его рыбачил, мать была портнихой. С детских лет мальчик не вылезал из кинотеатра, а потом, стоя перед зеркалом, имитировал мимику и жесты любимых кинозвезд: как это сделал бы Стив Маккуин? Как сказал бы это Ричард Бартон? Как выразил бы то или иное чувство Майкл Кейн? В шестнадцать лет Ян открыл для себя поэзию Дилана Томаса и зачитывался его стихами, однако скрывал это от одноклассников, опасаясь их презрения. Он и сам начал писать стихи. Узнав об этом, Джуно заинтересовалась ими. Слабые, сентиментальные и подражательные, они подкупали своей Искренностью.

И все же основу их отношений составлял секс, безудержное влечение друг к другу. Джуно понимала, что это мимолетная любовная интрижка, но даже во время работы думала только о Яне. Шепа она вспоминала неохотно и с чувством вины. Добрый и порядочный Шеп был ей очень дорог. Отдаваясь Яну, Джуно оправдывала себя тем, что это всего лишь летний роман, а ей после работы необходима разрядка.

Джуно рассказала Яну о Шепе, а он ей об Элис, с которой познакомился в Лондоне два года назад, когда впервые приехал из Корнуолла, чтобы попытать счастья на сцене. Элис, хозяйка антикварной лавки, жила в квартире над магазином, где поселился и он. Элис старше Яна. Как поняла Джуно, их связь теперь почти прекратилась, и за все лето Элис ни разу не навестила его.

Шеп приехал в следующий уик-энд. После спектакля они пошли в «Черный лебедь», Джуно выпила лишнего и дома, сославшись на боли в желудке, отказалась заниматься любовью. Утром Шеп предложил ей поехать в Ленде Энд. По дороге они почти не разговаривали, хотя молчать теперь было куда труднее, чем прежде.

Когда они добрались до места, настроение у Джуно совсем испортилось. Остановившись в небольшом пабе, молодые люди заказали рыбу и чипсы.

– В чем дело, Джуно? Что с тобой происходит?

– Ничего.

– Нет уж, выкладывай! За всю дорогу ты не произнесла и нескольких слов. Даже на мои шутки не реагируешь.

Она пожала плечами:

– Не знаю, что сказать.

– Может, тебя обидело, что я не приехал в прошлую субботу? Но мне не удалось вырваться, дорогая. У меня была деловая встреча с Борисом Теннерсли. Надеюсь, ты не думаешь, что я завел интрижку?

Джуно посмотрела в окно. Небо потемнело, с океана надвигались грозовые тучи.

– Нет, не думаю, но была бы рада этому.

Шеп побледнел.

– Понятно. Значит, все-таки один из мускулистых героев-любовников…

– Это не то, что ты вообразил.

– Неужели? А что же?

– Шеп… я не хотела бы обидеть тебя…

– Еще бы! Бедняжку Шепа нельзя обижать. – Он через силу улыбнулся.

– Я и сама не понимаю, что происходит. Все так неожиданно. Я в растерянности . Это, конечно, пустяк, но…

– Сомневаюсь, что пустяк. Кто он? Розенкранц или Гильденстерн? Нет, пожалуй, не Гильденстерн… Он смахивает на «голубого». Должно быть, это тот самовлюбленный валлиец?

– Он не валлиец.

– Пусть так. – Он бросил на стол деньги. – Пойдем.

Шеп вел машину на предельной скорости и включил радио, чтобы не поддерживать разговор. Зайдя к Джуно, он молча собрал свои вещи.

– Может, выпьешь чаю? Давай поговорим. Не уезжай такой рассерженный.

– Не уезжай рассерженный… просто уезжай. Ты это имела в виду?

– О, Шеп, прости меня. Я не хочу, чтобы все так кончилось, потому что люблю тебя…

– Что это значит? Я должен, как преданный пес, ждать, пока ты примешь решение?

– Нет, конечно же, нет. Это было бы несправедливо.

– А разве справедливо заставить меня приехать сюда и оглушить таким сообщением! Подобные известия отправляют почтой.

– Я просто хотела видеть тебя, а ты изображаешь меня хладнокровной, расчетливой мерзавкой. Я совсем запуталась, Шеп. – Джуно расплакалась.

Шеп вздохнул.

– Меня оставили с носом, а плачешь ты? – Он положил руку ей на плечо. – Ладно, не расстраивайся. У тебя все пройдет. Такое рано или поздно у всех проходит. – Он поцеловал ее и подхватил свою спортивную сумку. – До свидания, Джуно. Но я не стану ждать, когда это пройдет.

Услышав, как он нажал на стартер, она хотела выбежать и попросить его вернуться. Ведь ее чувства к Шепу не изменились. Просто Ян так заполнил собой жизнь Джуно, что ни для кого другого там не осталось места.

Когда шум мотора растаял вдали, Джуно совсем приуныла и подумала, что, наверное, совершила сейчас самую большую ошибку в своей жизни. Что ж, так тому и быть. Она накинула куртку и отправилась в «Черный лебедь», где надеялась встретить Яна.

На сцене леди Брэкнелл с пристрастием допрашивала мисс Призм, где находится дамская сумочка. Зал то и дело взрывался от хохота Шла последняя неделя сезона, и пьеса «Как важно быть серьезным» пользовалась необычайным успехом.

Простота декораций стоила Джуно немало труда.

Ограниченность финансовых средств и размер сценического пространства заставили ее напрячь творческое воображение и добиться такого светового эффекта, при котором один комплект декораций предстал в трех видах. Результат превзошел все ожидания. И зрители, и критики были в восторге.

Ян, в свою очередь, удивил Джуно. Она знала, что он талантлив, видела его в других пьесах, но не подозревала, что ему по силам и комедийная роль. Природное бесстыдство позволило Яну воплотить истинный образ Алджернона, наглеца и дамского угодника, а его сочные реплики вызывали у публики такой смех, какого еще не слыхивали стены этого театра.

Актеры несколько раз выходили на бис, потом Джуно включила свет в зрительном зале. Когда она появилась в артистической уборной, Ян уже разгримировался и надел джинсы.

– Осточертела эта старая леди Брэкнелл с ее огуречными сандвичами, – сказал он.

Джуно поцеловала его.

– Я знаю, тебе не нравится эта пьеса, но играл ты превосходно, как прирожденный комик.

– Я прирожденный любовник. Тебе это известно.

Решай, отправимся в «Лебедь» или сразу в постель?

– Пожалуй, в постель.

– Умница. – Он шлепнул ее по ягодицам. – Мы устроим нечто особенное. Отпразднуем конец сезона.

– Глупенький, сегодня только пятница. А завтра предстоит еще один спектакль.

– Да… но завтра приезжает Элис. Разве я тебе не сказал?

– Нет… – Джуно похолодела.

Ян надел сорочку.

– Такие вот дела.

– Зачем она приезжает? Ты не сообщил ей о нас?

– Мы оба свободны и знаем, что за долгое лето всякое может случиться.

– Значит, для тебя это просто «всякое»? Ничего не значащий эпизод?

– Любовь моя, мне казалось, ты все поняла. Без Элис я просто пропал бы. Но ты тоже чудесная женщина. Зачем прекращать наши отношения? Мы можем встречаться и в Лондоне.

– Но ты будешь жить с ней.

– Ну да… Так уж получается. – Он говорил спокойно, но не решался посмотреть в глаза Джуно. – Эй, перестань! – Ян накинул куртку. – Я не хочу, чтобы это испортило нам настроение. У нас впереди еще целая ночь.

– Черт бы тебя побрал, сукин сын! – закричала Джуно. – Значит, я для тебя просто очередная подстилка? И как это я связалась с тобой? Почему только не послушалась своей интуиции?.. Ведь ты мне даже не нравился!

– Перестань, не делай из мухи слона… Ведь в сущности ничего не изменилось.

– Что правда, то правда! Ты остался тем же мерзавцем, каким был всегда.

Бросившись вон из комнаты, Джуно услышала его слова:

– Так, значит, сегодня ты не придешь ко мне?

Следующий день был для Джуно настоящей пыткой.

После полудня приехала Элис и сразу же по-хозяйски завладела Яном. Вся труппа сочувствовала Джуно, и это бесило ее.

Она не ожидала от Яна ничего подобного. Последние три недели он был таким любящим, внимательным и даже не изменял ей! Джуно почти поверила, что его прежнее волокитство закончилось, когда Ян встретил ее и стал однолюбом. Теперь, видя его с Элис, она поняла, что он, возможно, и впрямь однолюб.

Джуно и сама не помнила, как прожила этот день.

После спектакля она даже отправилась на вечеринку, посвященную окончанию сезона, однако почти не пила, боясь потерять контроль над собой и устроить сцену чего, несомненно, ожидал Ян. Зачем доставлять ему удовольствие?

Наутро Джуно уехала ранним поездом, чтобы ни с кем не прощаться.

Торопиться в Лондон ей было ни к чему. Все равно Джуно там никто не ждал.




Глава 21


Как и предсказывал Шеп, Саймон Перье остался в Голливуде. Однако, не желая навсегда расставаться со своей квартирой, он позволил Джуно задержаться там.

В августе, в перерыве между съемками, он побывал на Адам-энд-Ив-Мьюз и убедился в том, что Джуно аккуратна и обязательна. За это время она купила кое-какие предметы мебели, отлично вписавшиеся в интерьер. Отбывая в Лос-Анджелес. Перье попросил Джуно уведомить его за два месяца, если у нее изменятся планы.

Первые месяцы после возвращения в Лондон Джуно мечтала встретить Шепа и везде, где только бывала – на спектаклях, в картинных галереях, на вечеринках, – искала его глазами. Иногда, оставаясь вечером одна, она набирала его номер, но клала трубку на рычаг, не дожидаясь гудков. Джон и Урсула Флетчер устроили пятого ноября многолюдную вечеринку, чтобы отпраздновать Ночь Гая Фокса[12 - Вечером 5 ноября по традиции отмечают раскрытие «Порохового заговора» В 1605 году католики, чтобы убить короля Якова I, подложили бочки с порохом под здание парламента, куда должен был прибыть король В эту ночь сжигают чучело Гая Фокса (главы заговора) и устраивают фейерверк.] и без ведома Джуно пригласили Шепа. Но он прислал записку, объяснив, что не сможет прийти, поскольку в это время должен быть в Германии на книжной ярмарке.

Джуно часто разговаривала по телефону с Лидией.

Алекс куда-то исчез, и подруги очень беспокоились за него Его последнюю пьесу сняли с репертуара театра на Кристофер-стрит в октябре. Она шла менее месяца, несмотря на неплохие отзывы прессы. Алекс вложил в постановку собственные деньги и потерял больше, чем мог себе позволить. Теперь никто не знал, где он.

Перед Рождеством, взяв отпуск на неделю, Джуно отправилась в Санта-Фе. В рождественское утро, когда она с родителями пила «мимозу», раздался телефонный звонок.

– Возьми трубку. – Холлис улыбнулся дочери. – Когда ты здесь, звонят только тебе.

Это был Алекс.

– Дорогой, я тоже желаю тебе веселого Рождества, но куда ты исчез? Мы с Лидией крайне встревожены.

– Мне пришлось ненадолго уехать. Прости, что заставил вас беспокоиться, но мне не хотелось ни с кем говорить.

– С тобой все в порядке, Алекс? Откуда ты звонишь?

– Я вернулся в Нью-Йорк и только что разговаривал с Лидией. Она сказала, что ты уехала домой Как дела?

– Нормально. Тружусь у Джона до седьмого пота, а в остальном все более или менее спокойно.

– С Шепом отношения не наладились?

– Нет. Боюсь, мы порвали окончательно. Чем ты сейчас занимаешься? Пишешь новую пьесу?

Алекс невесело рассмеялся:

– Не поверишь, но… я поступил на работу в рекламное агентство.

– Ты, должно быть, шутишь?

– Все не так уж плохо. Я могу позволить себе новые Носки, сорочки и двухразовое питание…

– Неужели ты… сидишь в конторе с девяти до пяти?

Невероятно! Ну и как?

– Пока не знаю. Я только начал, так что на твой вопрос отвечу месяцев через шесть.

– Надеюсь, ты не бросил писать?

– Не знаю, что и сказать, Джуно. – Алекс вздохнул. – Мне нужно сменить род занятий.

– Понимаю.

– Не беспокойся обо мне. В агентстве меня любят.

Писатель-неудачник здесь котируется почти как член королевской семьи.

Джуно рассмеялась, но ее огорчило, что Алекс так говорит о себе.

– Ты не остановишься в Нью-Йорке на обратном пути? Я очень скучаю по тебе, Джуно. Вот бы посидеть вместе и поговорить!

– Я бы с радостью, Алекс, но не могу. Меня едва отпустили на Рождество У нас через две недели премьера.

– Все ясно. Вскоре еще позвоню. Я люблю тебя, Джуно. Береги себя.

– Я тоже люблю тебя, Алекс. Веселого Рождества!

Узнав о проблемах Алекса, Джуно поняла, что ей очень повезло, ибо она занималась любимым делом и еще получала за это деньги. В ту зиму у Джона Флетчера готовили оформление к трем серьезным премьерам. Он и Джуно нередко засиживались далеко за полночь. Урсула шутила, что заподозрила бы Джуно и своего мужа в интрижке, если бы не знала так хорошо эту девушку.

Однако Джуно выкраивала время и для развлечений.

Получив от родителей лакомства и специи, она устраивала по воскресеньям пиршества и потчевала приятелей экзотическими яствами. Мужчина в ее жизни так и не появился, но благодаря множеству знакомых Джуно не чувствовала одиночества. Несколько пасмурных, дождливых дней в марте и начале апреля она скоротала с женатым швейцарским кинопродюсером, но продолжать отношения ни один из них не хотел, поэтому все закончилось с первыми лучами весеннего солнца.

Снова получив приглашение поработать в Окгемптоне, девушка, прежде чем принять его, выяснила, не будет ли там Яна Кэмбурна.

В мае в Лондон приехали на неделю Холлис и Мэри Джонсон. Они ходили в театры, музеи и на концерты, а потом Джуно взяла отпуск и отправилась с ними в долину Луары навестить Лидию.

На Холлиса и Мэри замок Мурдуа произвел огромное впечатление, но еще больше их поразило то, как ловко справляется со всем Лидия. Между тем все трое заметили, что она не радуется жизни, и это казалось странным в молодой обеспеченной женщине.

Однажды вечером подруги допоздна засиделись вдвоем. Джуно спросила Лидию, что ее беспокоит, но та заверила ее, что вполне счастлива.

– Конечно, наша сексуальная жизнь снова несколько замерла… но этого и следовало ожидать после рождения ребенка…

– Лидия, но Индии уж больше года!

– Да… Ну что ж, надеюсь, в конце концов все наладится. А как твои дела?

– Не о чем рассказывать.

Лидия усмехнулась:

– Увы, сексуальной революции мы не совершили. А ведь как славно проводили время в Йеле и в Париже!

– Интересно, что у Алекса. – Джуно взглянула на часы. – Сколько сейчас в Нью-Йорке?

– Семь или восемь. За столько лет я так и не усвоила этого. Давай позвоним ему.

Лидия набрала номер.

– Привет, Лидия, – ответил женский голос. – Это Тори. Алекс вышел купить шампанское… Мы решили отпраздновать… угадай, что?.. Нашу помолвку!

– О!.. Это замечательно, Тори! – Скорчив гримасу, Лидия многозначительно взглянула на Джуно и беззвучно произнесла одними губами: «Он женится». Та раскрыла рот от удивления. – Вы уже назначили дату?

– Да. Семнадцатое августа. В доме моих родителей в Уэстчестере. Надеюсь видеть тебя и Стефана.

– Да-да, конечно. Передай Алексу привет и поздравления.

Повесив трубку, Лидия покачала головой:

– Неужели Алекс женится? Да еще на ней!

– Когда ты с ней познакомилась?

– В Нью-Йорке, в марте. Надо отдать ей должное, она настоящая красавица и довольно мила. К тому же богата. Ее отец – владелец «Гембл технолоджи». Но она показалась мне какой-то пресной, совсем без огонька.

Джуно рассмеялась:

– Не то что мы, а?

– Я и в самом деле не могу понять, что он в ней нашел.

– Пути Господни неисповедимы. Знала бы ты, с кем иногда связывалась я!

– Но ведь ты не выходила за них замуж. – Лидия закурила сигарету. – Впрочем, не мне говорить об этом.

Джуно, находившаяся в Окгемптоне, не была на бракосочетании Алекса и радовалась тому, что у нее есть благовидный предлог избежать поездки. Вернувшись той осенью в Лондон, она сразу же занялась подготовкой декораций к пьесе о леди Грегори, одной из основательниц ирландского национального театра.

В день премьеры супруги Флетчеры и Джуно в новом платье сидели в зрительном зале. Во время антракта девушка прошлась по фойе, с интересом прислушиваясь к тому, что говорят зрители, и обмениваясь приветствиями со знакомыми. Она и Шеп Уайз увидели друг друга одновременно.

– Джуно! – радостно воскликнул он. – Как я рад! – Он представил свою спутницу, миловидную брюнетку:

– Констанс Эгнью. – Все трое побеседовали о пьесе и декорациях. Перед началом второго акта Констанс, извинившись, отлучилась.

– Ну, как ты живешь? – спросил Шеп.

– С головой в работе. – Джуно помолчала. – Я скучала по тебе, Шеп.

– Что же не позвонила?

– Боялась, что ты не захочешь со мной разговаривать. К тому же Алекс сказал мне, что ты с кем-то встречаешься.

– Это все в прошлом. А что у тебя?

Она пожала плечами.

– У меня никого нет.

– Можно тебе позвонить?

– Буду рада. Я живу там же. – Джуно рассмеялась. – Благодаря голливудизации Саймона Перье.

Они снова сошлись. Все стало как прежде. Их связывали общие интересы, чувство юмора и секс. Ссоры возникали очень редко.

На Рождество они поехали к родителям Шепа, где их ждал веселый традиционно английский рождественский обед с жареным гусем, фаршированным каштанами, и сливовым пудингом. Под вечер прибыли друзья Уайзов, и все общество пело хором рождественские гимны и разыгрывало шарады.

Шеп подарил Джуно прелестную модель викторианского театра, изготовленную из картона, цветной бумаги и бархата, а она ему – дорожный несессер.

Поздним вечером, когда все отправились спать, Шеп налил две рюмочки коньяку, и они с Джуно выпили их, сидя на ковре перед камином.

– Я впервые провожу Рождество вдали от Санта-Фе и думала, что мне будет грустно, но все оказалось великолепно. Твои родители такие милые и гостеприимные!

Шеп поцеловал ее.

– Только родители? А как же я?

– А ты любимый и гостеприимный. – Джуно улыбнулась и взяла его за руку. – С тех пор как мы снова вместе, мне хорошо.

– Не просто хорошо, а замечательно! – Шеп обнял Джуно за плечи, и они долго смотрели на пламя в камине. – За последние недели я много думал о тебе, – начал Шеп. – О нас. Мне пора остепениться. Я еще никогда никого не любил так сильно, как тебя, Джуно. Давай сделаем решительный шаг… и поженимся.

На Джуно смотрели любящие глаза Шепа.

– Признаться, я тоже думала об этом. Я люблю тебя, Шеп.

– Ты меня любишь, – сказал Шеп, – но согласна ли выйти замуж?

– С радостью.

Джуно не сомневалась, что любит Шепа, и хотела выйти за него замуж. Но каждый раз, когда Шеп пытался уточнить день свадьбы, она уклонялась от ответа, словно что-то ее останавливало.

Шеп обещал не препятствовать карьере Джуно. Сам он много работал, часто задерживался допоздна и с пониманием относился к ее увлечению театром. Шеп хотел одного: заставать Джуно дома, возвращаясь из издательства.

Однако у нее был ненормированный рабочий день. Задерживаясь из-за авралов, она не могла ни уйти домой, ни приготовить ужин, ни провести с Шепом уик-энд. Тем не менее Шеп уверял ее, что все это легко уладить.

От сознания того, что брак с Шепом свяжет ее навсегда, Джуно бросало в дрожь. И все же если уж выходить замуж, то только за Шепа. Алекс женат, и нечего питать тщетные надежды.

Джуно и Шеп проводили вместе почти все свободное время. Частенько она ночевала у него, однако не переезжала к нему, желая иметь свой дом. Все это в совокупности заставляло ее под разными предлогами откладывать день свадьбы.

Их вкусы не сходились в одном – в рок-музыке.

Среди новых рок-групп, появлявшихся как грибы после дождя, особое внимание Джуно привлекала «Тьерра».

Девушка следила за ее успехами, поскольку там теперь солировал ее старый знакомый из «Скрэп метал» Гарт Мичем, с которым она не виделась с 1971 года, после разрыва с Тони Силвером.

В начале мая «Тьерра» давала концерт в Альберт-Холле. Джуно купила два билета, но Шеп идти не захотел, и она пригласила Клэр Рид. Они очень подружились за два сезона в Окгемптонском театре. Веснушчатая, рыжеволосая, Клэр всегда воспринималась по-разному: неприметная дурнушка порой превращалась почти в красавицу.

Недавно она с успехом снялась в телесериале «Жизнь в призрачном мире». Исполненная ею небольшая роль слепой наследницы, получила положительные отзывы в прессе.

Клэр пригласили на главную роль в мюзикле «Трилистник». Премьера должна была состояться осенью в одном из театров Вест-Энда.

Поэтому Клэр отклонила предложение вернуться на летний сезон в Окгемптон, а Джуно еще не решила, как поступить. Шеп просил ее остаться в Лондоне, да и сама она колебалась, хотя и любила проводить летние месяцы в мирном Девоне.

На концерте группы «Тьерра» Джуно и Клэр сидели в первом ряду.

– Мне здорово повезло. – сказала Клэр. – Я еще никогда не сидела так близко от сцены на рок-концерте. Отсюда удастся как следует разглядеть твоего приятеля Гарта Мичема. Он великолепен.

– Гарт не такой уж мне приятель. Мы не виделись лет пять, вряд ли он меня помнит.

– Джуно! Боже мой, неужели это ты?

– Ага! – воскликнула Клэр. – Кто-то все-таки тебя помнит!

Со сцены спрыгнул Тони Силвер и обнял Джуно. За эти годы Тони раздобрел, волосы его заметно поредели, но одевался он по-прежнему как хиппи и все еще сопровождал группы в турне в качестве менеджера. Встреча с Джуно явно обрадовала его.

– Дорогая, – начал он, – после концерта мы устроим вечеринку у Гарта. Пожалуйста, приходи вместе с подругой. – Тони взглянул на Клэр, нацарапал адрес на спичечном коробке и исчез.

– Вот здорово! – выдохнула Клэр. – Может, мне удастся подцепить рок-звезду.

Концерт прошел великолепно. Гарт Мичем, такой же стройный, смуглый и гибкий, приобрел опыт и научился ладить с аудиторией. Он и прежде был очень обаятелен, но теперь держался гораздо свободнее, приводил зрителей в неистовство, и даже Джуно невольно вскочила и начала танцевать под музыку. Она призналась себе, что Гарт очаровал ее.

В его городской резиденции, в Кенсингтоне, гостей было не счесть. Тони Силвер сказал Джуно, что Гарт только что приобрел этот дом, продав первый альбом «Тьерры», снискавший огромный успех. Меблировка, однако, казалась небрежной и случайной. Джуно внимательно огляделась, считая, что каждая деталь может когда-нибудь пригодиться при оформлении сцены.

Увидев Гарта, окруженного толпой почитателей и возбужденного после выступления, она вдруг поразилась тому, что пять лет пролетели так быстро. Заметив Джуно, Гарт направился прямо к ней.

– Неужели предо мной та самая женщина с Дикого Запада? – Он поцеловал Джуно. – Что случилось? Ты совсем исчезла с горизонта. Где пропадала?

– То здесь, то там. Я теперь живу в Лондоне.

– Невероятно! И по-прежнему занимаешься освещением сцены?

– И освещением, и оформлением. Я работаю у Джона Флетчера.

– Ну и ну! Великолепно! Послушай… – Тут кто-то взял его за локоть и увлек за собой. – Я хочу поговорить с тобой, – крикнул он, обернувшись. – Дай мне номер твоего телефона. Впрочем, ладно, я сам найду тебя!

Через два дня в квартиру на Адам-энд-Ив-Мьюз доставили копченого лосося с запиской. Джуно прочла:

«Помню, ты была без ума от этого деликатеса. Может, полакомимся им вместе завтра утром? Буду у тебя в девять. Гарт».

Джуно решила, что это мило, но слишком самонадеянно. Удивительно, впрочем, что Гарт помнил не только ее, но и пристрастие Джуно к копченой лососине. В тот вечер ей предстояло встретиться с Шепом, а потом, как обычно, провести ночь у него, но отказаться позавтракать с кумиром Британии она не могла. К тому же любопытно узнать, с чего это Гарт решил встретиться с ней.

Джуно встала пораньше и вымыла голову Долго перебирая туалеты, она наконец остановилась на своей повседневной одежде – джинсах и майке. В девять часов кофе был готов, а лососина, нарезанная ломтиками, уложена на блюдо. Подумав, она поставила на стол сливочный сыр и несколько сортов свежего хлеба. К девяти тридцати кофе остыл. Без четверти десять, когда Джуно уходила на работу, перед ее домом остановился розовый лимузин, из которого выскочил Гарт.

– Куда это ты уходишь, девушка? Я думал, что у нас свидание за завтраком.

– Мне пора на работу.

– Но я умираю с голоду! Неужели у тебя не найдется полчаса для старого друга? Извини, что опоздал.

Джуно улыбнулась:

– Ладно, лососины у меня сколько угодно. Пойдем.

Она разогрела кофе и налила Гарту. Они вспомнили старые времена и группу «Скрэп метал». Джуно откинулась на спинку стула.

– Очень рада тебе, Гарт, но о чем ты хотел поговорить?

– Разве мало того, что мы снова видим друг друга?

– Достаточно, но кажется, это не все. Ты о чем-то умалчиваешь.

– Значит, женщина с Дикого Запада умеет читать мысли? Уж не течет ли в твоих жилах индейская кровь?

Да, ты права, есть у меня кое-что на уме. В конце июня мы уезжаем в турне по Штатам. Не махнешь ли с нами в качестве осветителя?

Она покачала головой:

– Соблазнительно, но, пожалуй, не получится. Я почти договорилась поработать летом в Окгемптоне.

– Зачем тебе какой-то Ок-как-его-там? Знаешь, сколько заработаешь в этом турне? – Он назвал цифру.

Джуно присвистнула:

– Серьезно? Да на такие деньги я куплю себе «порше»!

– Ну так что?

– Мне надо подумать. Есть кое-какие личные обстоятельства.

– Всего на три месяца! Он подождет тебя. Ладно, я накину еще пару тысчонок, чтобы покрыть расходы на ваши телефонные разговоры.

– Я должна обсудить с ним это. Гарт.

Джуно знала, что скажет Шеп, умолявший ее не уезжать в Окгемптон. А тут трехмесячное турне по Штатам с Гартом Мичемом и «Тьеррой»! И все же ему придется понять, что их отношения только укрепятся, если он предоставит Джуно свободу выбора.

К тому же глупо отказываться от денег, каких ей не заработать и за двенадцать сезонов в драматическом театре. Джуно всегда стремилась к материальной независимости и старалась ее добиться.

Но она знала себя. За пять лет ее влечение к Гарту не прошло, и на сей раз никто не помешает им сблизиться.

Конечно, она помолвлена с Шепом, но ведь он будет за тысячи миль от нее!

А вдруг повторится история с Яном Кэмбурном? Взывая к своему здравому смыслу, Джуно убеждала себя отказаться от этой работы. Но отказываться не хотелось.

Она не сомневалась, что удержит Гарта на расстоянии, если, конечно, сама захочет.




Глава 22


Оглушительный рев толпы, сотрясавший «Мэдисон-Сквер-Гарден», напоминал извержение вулкана Кракатау. Группа «Тьерра» покинула сцену, но зал бушевал, вызывал музыкантов на сцену и буквально взорвался криками, когда они вышли на первый бис.

Музыканты взяли свои инструменты, и рев усилился. Как только Гарт Мичем поднял руки над головой, Джуно залила сцену пурпурно-оранжевым туманом и ярким пятном высветила певца.

– Спасибо… спасибо… – Он ждал, когда аудитория успокоится. – Спасибо, друзья мои. А теперь мы исполним новую песню… написанную мною. Я впервые пою «Женщину с Дикого Запада».

Толпа взревела от восторга, Гарт тронул струны гитары и, круто повернувшись, склонился к микрофону.

– Женщина с Дикого Запада!.. – выкрикнул он.
		Где взять слова,



		Чтобы в песне ворпеть



		И карие глаза, которых нет чудесней,



		Волну волос, которых краше нет,



		Взглянув на ножки стройные,



		Я голову теряю…



		О женщина с Дикого Запада!








Сидя у пульта освещения, пораженная Джуно расплылась в улыбке. Многим ли женщинам объяснялись в любви перед десятью тысячами фанатов рока, ревущих от восторга? Да, такое впечатляет… хотя Шепа едва ли обрадовало бы. Это песнь вожделения, а не любви. Гарт пока не говорил об этом прямо, но Джуно ждала от него первого шага. Вот, кажется, и дождалась.

Все это волновало девушку и – что уж греха таить – льстило самолюбию. Ведь Гарт прославил ее в песне, так же как Стив Стиллэ Джуди Коллинз в песне «Голубые глазки Джуди»… Что ж, может, и песня Гарта станет классикой.
		Чем мне привлечь тебя к себе?



		Вглядись в меня:



		Я – парень что надо.



		О женщина с Дикого Запада!



		Хочу тебя,



		Я так хочу тебя…








В артистической уборной было столпотворение. Гости, репортеры, телохранители, фанатки, сопровождающие группу в турне, и прочие приближенные лица передавали друг другу бутылки и сигареты с «травкой», накладывали на тарелки креветки и мясо под соусом тартар. Все что-то говорили, перебивая друг друга.

Наконец Гарт подошел к Джуно, обнял ее и улыбнулся своей знаменитой сексапильной улыбкой.

– Ну как, девушка? Что скажешь?

Джуно охватил сладкий трепет предвкушения, однако она не подала виду. Что бы там ни случилось, терять голову нельзя.

– Очень мило, Гарт. А для Шепа ты тоже песенку напишешь? Он не должен думать, что его обделили вниманием.

– Шеп за океаном, любовь моя. – Гарт медленно провел рукой по ее спине. – А я здесь, рядом. – Он помолчал, пристально вглядываясь ей в глаза. – Ну так что скажешь?

– Чудесная песня, Гарт. Но у меня свидание со старым другом.

– Я тоже твой старый друг. – Он поцеловал ее. – Ну что ж, торопиться некуда. Турне еще не скоро закончится.

Алекс и Тори Сейдж жили на Пятой авеню, в квартире на двадцать втором этаже, окна которой выходили на Центральный парк. На красных, отделанных черным лаком стенах висели картины модернистов. Бросалась в глаза эксцентричность меблировки, соединяющей восточный стиль с современным.

На ужин подали суфле из омара, салат и шоколадно-апельсиновый мусс.

– Чашечку кофе, Джуно, или чаю? У нас есть обычный и с добавлением разных травок, – предложила Тори Сейдж, убирая со стола десертные тарелки.

Лидия оказалась права. Тори, высокая красивая женщина, с гладкой матовой кожей и темно-каштановыми волосами до плеч, длинноногая и стройная, вызвала бы зависть у любой манекенщицы.

Кофе с ликерами они пили на балконе. От легкого влажного ветерка шевелились листья пальм, посаженных в кадках.

– Алекс! – Тори пригубила ликер. – Расскажи Джуно о своей блестящей идее для рекламы машин «Вуазон моторе».

Алекс поморщился:

– Мне не хочется говорить о рекламе.

– Не ломайся. – Тори взглянула на Джуно. – Он просто скромничает. Идея потрясающая. Представляешь, как будет сверкать на солнце серебристая машина где-нибудь на Ниле…

– Перестань, Тори! Прошу тебя, смени тему. Ведь я занимаюсь этим только ради заработка.

– О Господи! Джуно, неужели он и раньше был таким? Ведь его ничто не вдохновляет!

– Не правда, – раздраженно возразил Алекс. – Меня не вдохновляет лишь то, что связано с Мэдисон-авеню.

– Ты сейчас работаешь и над пьесой? – спросила Джуно.

– Я написал всего пять страниц, но и они давно покрылись пылью.

– Времени не хватает, – пояснила Тори. – После работы мы обычно чем-то заняты. А по уик-эндам обычно ездим к моим родителям или на остров. Подумываем, не купить ли дом в Спрингс.

Тори подавила зевоту. Джуно взглянула на часы:

– О, уже почти два часа ночи! Мне пора.

Тори подняла руку:

– Нет-нет, это я, пожалуй, пойду спать, а вам, наверное, есть о чем поговорить, ведь вы так давно не виделись.

– У меня завтра много дел.

– Ну что ж, я провожу тебя до такси.

В вестибюле Алекс взял ее под руку.

– Пойдем куда-нибудь выпьем. Бар на противоположной стороне Мэдисон открыт ночью.

Они сели в глубине переполненного бара.

– Никак не могу к тебе снова привыкнуть. – Алекс улыбнулся. – Особенно к твоему британскому акценту.

Мы, конечно, и раньше замечали твою экзотичность…

– Я тоже не могу привыкнуть к тебе. Все вроде так же, как раньше, но ты стал каким-то чересчур правильным.

– Благодарю, только этого мне и не хватало!

– Правда… Тебе идет короткая стрижка, выглядишь ты чудесно. В ногу с «новой волной».

– Ох, чуть не забыл! – воскликнул Алекс. – На днях мне звонила Лидия. Передавала тебе привет. Она с нянюшкой и детьми уехала на Ривьеру на пару недель.

– Ей нелегко приходится, – заметила Джуно.

– Она вырвалась на свободу, потому что Стефан сейчас в Японии. Кстати, раз уж мы заговорили о поездках… Как Шеп относится к твоему безумному турне?

– Он не в восторге. Это для меня больной вопрос, Алекс. Я люблю Шепа, но отношения никогда не бывают без сучка, без задоринки.

– Шеп – малый терпеливый, но ведь не святой. Его недовольство можно понять. Ведь ты отправилась в продолжительное турне в обществе всемирно известного секс-символа…

Джуно поморщилась. Заметив это, Алекс смутился:

– Я вот его понимаю. Вы с Шепом любите друг друга, но у вас и раньше возникали трудности. Когда же вы наконец поженитесь?

– Не знаю. Шеп постоянно задает мне этот вопрос.

Наверное, как только улучим подходящий момент. – Джуно пригубила коньяк. – Ты же знаешь, мы помолвлены… но мысль о браке меня немного пугает.

– Подходящий момент никогда не улучишь, надо просто решиться.

– Тебе ли говорить это, Алекс? Сам-то ты намерен вернуться к драматургии?

– Я тоже не могу найти подходящий момент.

– Разве не ты убеждал меня, что надо решиться?

Алекс вздохнул:

– Кажется, мне уже не хочется возвращаться к этому. Сижу себе в конторе и выдаю шедевры вроде рекламы полировочного средства для машин «Блеск без проблем», потом прихожу домой, сажусь писать, а в голове ни одной мысли.

– Но, Алекс, драматургия – твое призвание. Дорогой, речь идет о твоем незаурядном таланте. Не растрачивай его попусту.

Алекс печально улыбнулся:

– Вообще интеллект преступно растрачивать попусту.

– А что говорит Тори? Разве она не хочет, чтобы ты писал?

– Конечно, хочет… чтобы я писал тексты для рекламы. Она считает, что у меня к этому большой талант. Не суди ее строго, Джуно. Тори любит свое дело и делает его хорошо. В агентстве она самый молодой режиссер.

– Я ее не сужу, Алекс. Тори – замечательная женщина, очень красивая и превосходная хозяйка…

– Да, ей везет во всем. И все у нас хорошо. Кроме меня.

– Ах, Алекс, я не узнаю тебя. Неужели ты жалуешься на судьбу? Тебя временно заклинило, это случается с каждым творческим человеком. Но ты прорвешься, только не опускай руки и продолжай работать.

– Понимаю, мамочка. Хочешь стать моей музой, сидеть у меня на плече и вдохновлять писателя?

– С радостью. Вот только вес немного сброшу.

В половине четвертого утра на Мэдисон-авеню не было ни одного такси. Они шли медленно, поглядывая на освещенные витрины магазинов и на дорогу – не покажется ли машина. Наконец рядом с ними притормозил старый громыхающий драндулет. Алекс открыл для Джуно дверцу.

– Очень рад, что повидал тебя. – Он притянул ее к себе. Губы их встретились. Безумное желание охватило Джуно, и она, крепко прижавшись к Алексу, забыла обо всем на свете.

– Эй, вам нужно такси? – окликнул их водитель.

Они смутились.

– Ну что ж, – сказала Джуно, – доброй ночи.

– Доброй ночи.

– «Плаза», – сказала она водителю, помахала рукой Алексу и откинулась на спинку сиденья. Машина ехала по безлюдной улице. Охваченной печалью Джуно стало вдруг жаль их всех.

За последние несколько недель Джуно объехала множество городов Америки, однако увидела очень мало.

Странно, но большие и маленькие города слились для нее в одну размытую картину, так что она уже не ощущала различия между Филадельфией и Буффало, Кливлендом и Детройтом, Атлантой и Бирмингемом. Джуно не видела ничего, кроме залов и стадионов, открытых эстрад в парках, осветительной аппаратуры и звукоусилительных систем, сцен, лимузинов и вертолетов, телохранителей, фургончиков, артистических гримерных да гостиничных номеров. Билеты на все выступления были распроданы на много дней вперед. В каждом аэропорту, гостиницах и мотелях их встречали толпы восторженных юнцов, рвущихся сквозь заслоны к своим кумирам. Они орали, рыдали, топали ногами независимо от того, приехала группа или нет.

«Тьерру» доставлял из города в город частный реактивный самолет «Гольфстрим». Группу сопровождали технический персонал, менеджеры, бухгалтеры, представители студии грамзаписи, юристы, телохранители, репортеры, фотографы, поставщики наркотиков, жены, любовницы, детишки, избранные фанатки, специалист по иглоукалыванию и массажист, а также Брэд Чанг, известный режиссер-документалист, три его оператора и звукооператор.

Последние снимали выступления Гарта Мичема и интимные эпизоды из его жизни.

«Женщина с Дикого Запада» стала хитом сезона. С тех пор как Гарт впервые исполнил песню в «Мэдисон-Сквер-Гарден», ее слава бежала впереди группы. Компания звукозаписи, не теряя времени, выпустила диск.

Теперь, где бы ни появлялась группа, фанаты в кожаных пиджаках, отделанных кожаной «лапшой», в ковбойских стетсонах надрывались от крика, требуя спеть эту песню.

Из-за этого Шеп подтрунивал над Джуно, звоня ей по несколько раз в неделю.

– Я и всегда считал тебя экзотичной, но сейчас это перешло все границы. Мне скоро придется носить стетсон даже в офисе.

– Ох, Шеп… надеюсь, ты не принимаешь это близко к сердцу?

– Напротив, дорогая, слыша ее, я чувствую себя ближе к тебе.

– Я очень хотела бы оказаться рядом с тобой, в постели… И зачем только я отправилась в это турне?

– Заработать денег – ты сама так сказала. И обещала потом содержать меня должным образом.

– Ладно, уж мы повеселимся, тратя их.

– Не мы, а я. Разве не помнишь? Ты весьма опрометчиво сказала об этом. Придется поймать тебя на слове.

– Согласна, я буду держать слово, а ты – меня.

– Об этом не беспокойся, дорогая.

Шеп уже понял, что единственный способ удержать Джуно – это предоставить ей свободу. Даже ее увлечение Яном Кэмбурном прошло бы само, прояви он тогда самообладание. Шеп не хотел повторять свои ошибки и решил, что все происходящее в Америке не должно касаться его.

Помимо песни, Гарт не предпринимал никаких попыток завлечь Джуно и, казалось, ждал, когда она сама придет к нему, уверенный в том, что перед таким соблазном устоять невозможно. У него не было недостатка в чувственных утехах. При нем неотлучно находились три девчонки, готовые вместе или порознь выполнить каждое желание своего кумира. Джуно называла их Флопси, Мопси и Тупенькая. Шведку звали Фиона. Ее гуттаперчевое тело профессиональной акробатки обладало неограниченными возможностями. Высокая стройная Марианна (она же Мопси) напоминала греческую статую – сложением и мозгами. Тупенькая (Колетт), официантка из ночного клуба «Плейбой», имела еще одно прозвище – Мотор и была ветераном многих турне. Она носила браслет с брелоками в виде золотых дисков. На каждом из них было выгравировано имя певца или музыканта, с которым Колетт переспала.

Свободное время Джуно проводила с Тони Силвером и Тедом Отисом – юным гением-клавишником, ибо избегала оставаться с глазу на глаз с Гартом. Пока она и певец ограничивались многозначительными взглядами и изображали равнодушие. Гарт знал, что Джуно хочет его; она не сомневалась в его намерениях, но каждый твердо решил не делать первого шага к сближению.

В Хьюстоне Гарт не выдержал. Однажды Джуно спустилась в артистическую уборную музыкантов, чтобы посоветоваться с Тони Силвером по одному техническому вопросу. Мотор в это время втирала в спину Гарта масло для грудных младенцев. Его торс должен был блестеть на сцене. Певец лежал на парикмахерском кресле, которое сопровождало его во всех поездках, и смаковал салат из омаров, как бывало перед каждым выступлением, Джуно, разговаривая с Тони, чувствовала на себе взгляд Гарта.

– Эй, девушка, – крикнул он ей, когда она направилась к двери.

Джуно обернулась. Тупенькая с хозяйским видом продолжала нежно массировать его спину. Фиона, делая какое-то упражнение йогов, сложилась пополам и словно предлагала себя.

– Что?

– Мы проехали ровно полпути. Пять недель прошло, пять осталось. Я подумал, может, стоит это отпраздновать? Скажем, поужинать вдвоем…

– А потом в постель впятером? Нет уж, благодарю покорно. – Джуно похлопала его по щеке и, уходя, заметила, что оператор из команды Брэда Чанга снимает эту сцену.

К постоянному присутствию съемочной бригады так привыкли, что никто уже не обращал на нее внимания.

Что ж, если этот фильм покажут в Лондоне, он станет документальным подтверждением ее верности Шепу.

В субботу вечером «Тьерра» выступала на стадионе «Тингли» в Альбукерке, куда приехали и родители Джуно. Следующий концерт должен был состояться во вторник в Денвере, поэтому Джуно взяла выходной день и уехала в Санта-Фе вместе с отцом и матерью.

– Что вы об этом думаете? – спросила она.

– Боюсь, слух у меня уже не восстановится, но мне понравилось, – ответил Холлис.

Мэри улыбнулась:

– Такая музыка непривычна для меня, дорогая. А вот певец безумно сексуален. Неудивительно, что девчонки визжат на его концертах.

– А что это за песня… о женщине с Дикого Запада?

Похоже, мы ее знаем?

– Значит, и вы это заметили?

– Родители обязаны все замечать, – сказал Холлис.

– Не волнуйтесь. Я не из тех девиц, которых Гарт взял в свой гарем.

– Умница, – обрадовалась Мэри. – Нельзя ни с кем делить мужчину, это никогда добром не кончается.

«Интересно, – подумала Джуно, – не намекает ли Мэри на Алекса и Лидию? Нет, это, наверное, просто мудрый материнский совет. Так или иначе, мать права».

Утром Мэри принесла дочери завтрак в постель и подала ей газету «Нью-Мексикан» за пятницу.

– Посмотри: на пятнадцатой странице статья о тебе:

«Наша местная девчонка освещает „Тьерру“. Они даже где-то откопали твою школьную фотографию. Могли бы позвонить мне и попросить что-нибудь поновее.

Джуно улыбнулась:

– Да ведь меня фотографировали в тот день, когда я получила премию на конкурсе рисунка!

Мать обняла ее.

– Ох, Джуно… Я так горжусь тобой! Ты многого достигла, повидала мир и оставила след на земле.

– Спасибо, мама, но пока я сделала очень мало.

– Все впереди, – вздохнула Мэри. – Главное, стремиться к цели. Не зарывай в землю свои способности, как… как это свойственно многим женщинам. Я внушала тебе это, когда ты была еще девочкой.

– Ты права, мама.

– А Шеп понимает это?

– Шеп – самый понятливый из всех мужчин. Да и что ему остается, если он связался со мной?

– Рада за тебя. Кстати, я встретила Дэвида Абейту.

Он приехал на уик-энд и очень хотел бы повидаться с тобой.

– О, мама…

– А что? Вы с Дэвидом столько лет дружили. Он такой же хороший парень, как и прежде, хотя я никогда не считала, что вы подходите друг другу. И все же не надо важничать и отказывать старым друзьям.

– Я и не важничаю. Просто не знаю, о чем мне с ним говорить.

– Ну, это совсем нетрудно, дорогая. Говори о себе.

У себя дома Джуно чувствовала себя легко и свободно, не испытывая никакой неловкости, но когда она подъезжала по грязной дороге туда, где жили родители Дэвида, ей показалось, что время остановилось. Все здесь выглядело как и пять лет назад. Перед домом стояло несколько машин. Открыв ворота, Джуно вошла во двор.

Увидела все те же цветы и все тех же друзей Дэвида, пьющих за столом пиво. Так бывало и тогда, когда они учились в старших классах.

– Джуно! – Дэвид вскочил и радостно бросился к ней, однако не обнял девушку, а протянул руку. – Ты отлично выглядишь. Очень приятно снова видеть тебя.

Все окружили их, приветствуя Джуно – весело, но с некоторой робостью.

– Карлос, как поживаешь? Лайза… какая чудесная у тебя прическа! Ричард… Тина… Крис…

Из дома вышли родители Дэвида и расцеловались с Джуно. С ними она не испытывала неловкости, не то что со сверстниками.

Ее усадили в кресло и дали банку холодного пива.

Все было почти так, как в школьные времена. Почти так. Все прислушивались к Джуно, считали ее авторитетом. Еще бы! Ведь она снискала такую известность и купалась теперь в лучах славы. Все восхищались туалетами Джуно и подшучивали над ее английским акцентом. Они расспрашивали Джуно о Лондоне и группе «Тьерра», а особенно о Гарте Мичеме.

Целый час она развлекала их сплетнями и смешными историями, с удивлением ощущая, что перестала быть одной из них. Сейчас Джуно радовалась, что когда-то уехала отсюда. Тина, например, работала контролером в магазине Олбертсона. Лайза вышла замуж за агента по недвижимости и ждала второго ребенка. Ричард стал хозяином цветочного магазина. Только у Джуно была интересная жизнь, и они все это признавали.

Дэвид проводил ее до машины.

– Я так и не поняла, чем ты занимаешься.

Он пожал плечами.

– В июле окончил юридический колледж. Сейчас получил работу в резервации навахо. Мне поручили дело о правах землепользования. Довольно интересная работа, но, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем, чем занимаешься ты.

После ужина Джуно, устроившись на террасе рядом с отцом, смотрела, как за горы Хемес опускается солнце. Мать в тот вечер играла в оркестре оперного театра.

Небо полыхало всеми красками – от ярко-пурпурного и оранжевого до персикового и темно-синего. Отец и дочь молча пили кофе. Скоро совсем стемнело и появились первые звезды. Джуно и не помнила, когда на душе у нее было так спокойно.

– Как провела день? – спросил наконец Холлис.

– Замечательно. Так приятно снова увидеться со всеми!

– Небось отвыкла от них? Вроде бы люди те же, но все изменилось.

– Конечно, пап, я и сама уже не та, пожалуй, не лучше и не хуже, но все держались со мной словно со знаменитостью. Может, я и сама себя так ощущаю?

Странно, но только в последний момент я поинтересовалась, чем занимается Дэвид. Кстати, он работает в резервации навахо, делает действительно нужное дело и помогает людям. А я могу лишь одно – рассказывать о своей сказочной жизни. Сказочная – как бы не так!

Секс, наркотики, выпивка – и бесконечные аэропорты.

Господи, какое же я ничтожество!

– Ну, если бы ты хотела помогать навахо, то этим и занялась бы. Но ты сейчас занимаешься тем, о чем мечтала с самого раннего детства. Это не хуже и не лучше того, что делают твои бывшие одноклассники. Просто совсем другое. Ты всегда стремилась путешествовать и с детства проявляла творческие способности.

Джуно налила себе кофе.

– Думаю, ты прав. Да, я попутешествовала всласть!

Иногда даже не понимаю, еду ли я куда-то или бегу от чего-то.

Холлис кивнул.

– Может, из-за Шепа?

– Нет, едва ли. Я люблю его. – Она взглянула на отца и увидела в его глазах нежность, сочувствие, тревогу. – Возможно, отчасти дело в Шепе, – вздохнув, согласилась Джуно. – Не столько даже в нем, сколько в страхе перед замужеством и тем, что с ним связано. Посмотри на Лидию и Алекса. До чего их довели брачные узы! Недавно я встретилась с Алексом в Нью-Йорке и познакомилась с его женой. Да она же наколола его на булавочку, как бабочку, и прикрепила к картонке! Если бы ты слышал его! В его лексиконе появилось слово «обязанности»! И он бросил писать.

– Что ж, милая, когда люди употребляют такие слова, это означает, что они взрослеют. Я и сам иногда произношу его.

– Понимаю, но…

– Вы уже не дети. Знаю по себе, что это грустно сознавать, но такова жизнь. Не огорчайся, просто прими жизнь такой, как она есть. Допускаю, что у Лидии не все сложилось гладко, но ведь многое в браке ей по душе.

Насчет Алекса я не знаю, поскольку давно не видел. Но он умный парень. Если жизнь у него не задалась, он сообразит, что делать, и если его призвание – драматургия, будет писать пьесы.

Джуно пожала руку отца.

– Ты прав, папа. Спасибо.

– Прошу тебя, милая, ради себя самой не позволяй, чтобы неудачи Лидии и Алекса повлияли на твои отношения с Шепом. Ведь бывают и другие браки.

– Как у вас с мамой?

– Ну, мы женаты всего двадцать восемь лет, так что рано ставить себя в пример. Но пока у нас все хорошо.

За две недели до окончания турне Джуно заметила, что исчезли Флопси и Мопси, хотя и не поняла, когда именно это случилось. С тех пор как, вернувшись из дома, Джуно нагнала группу в Денвере, сексуальные забавы Гарта и его гарема уже не занимали ее, да и заигрывания с ней певца – тоже. Он по-прежнему возбуждал Джуно, но она заставляла себя не думать о нем.

С исчезновением Флопси и Мопси Тупенькую, то бишь Мотор, видимо, отстранили от занятий, и она. переключила внимание на Тэда Отиса, юного клавишника, Колетт страдала перепадами настроения и бывала то мрачной и угрюмой, то буйно веселой В хорошем настроении она рассказывала, что занимается сексуальным образованием Тэда, а тот с тайной гордостью подтверждал ее слова, ухмыляясь и краснея. Оба они злоупотребляли наркотиками, и Джуно, как и другие, тревожилась за парнишку. Пока еще он владел собой на сцене, но ситуация становилась критической.

Джуно решила поговорить об этом с Гартом, надеясь, что он убедит Тэда взять себя в руки. Оказалось, что Гарт знал обо всем и его это тоже беспокоило.

– Я легко нашел бы другого клавишника, но этот парнишка феноменален. Отправить Колетт в Нью-Йорк мне не удалось: мерзавка заартачилась. Парень влюблен в нее. Пропади все пропадом, не знаю, что и делать.

– Турне скоро закончится, но это ничего не меняет.

Тэд собирается взять ее с собой в Лондон. А она действительно мерзавка.

– Очень жаль, однако не могу же я запретить ей запихивать в себя наркотики через рот, через нос или вводить их в вену. Я, черт побери, не несу за нее ответственности.

– Ты отвечаешь за Тэда. Колетт знает, что делает, а он нет. Мальчишка в упоении от нее и считает, что в постели она само совершенство.

– Я поговорю с ним. Постараюсь что-нибудь сделать. – Гарт устало опустился в кресло. – Черт побери, я вымотался! Только бы продержаться еще две недели.

Меня тошнит от того, что здесь происходит. Слышала, что Кенни заразился триппером от курсанта из училища астронавтов?

– Эй, Гарт! – Тони Силвер просунул голову в приоткрытую дверь. – Тебя зовет Сэнди… нужно просмотреть еще раз контракт на грамзапись. Он у себя в комнате.

Поднявшись, Гарт пристально посмотрел в глаза Джуно:

– Ты ведь знаешь, почему я от них отделался, не так ли?

Гарту не пришлось разговаривать с Тэдом Отисом.

После концерта в Сан-Диего парень потерял сознание и был доставлен в больницу. Сделав промывание желудка, Тэда отпустили на следующий день. Все обошлось, но случившееся потрясло его.

Джуно, Гарт, Тони и другие члены группы дежурили в больнице всю ночь. Им разрешили укрыться в маленькой кладовке от толпы репортеров и поклонников, которые, пронюхав обо всем, ворвались в больницу. Узнав от врачей, что Тэд вне опасности, Гарт предложил всем вернуться в гостиницу и отдохнуть.

Однако он, Джуно и Тони остались, чтобы зайти к Тэду, когда тот очнется. После безумного напряжения последних недель они расслабились попивая пепси и вспоминая времена «Скрэп метал».

Гарт словно стряхнул с себя все напускное, стал таким же, как и они, – встревоженным, ранимым, сострадательным.

– Знаете, а ведь Тэд родом из того же ливерпульского предместья, где вырос я. Там мало что изменилось со времен моего детства. Выбор для подростков невелик: они становятся угонщиками машин или музыкантами. Мне было четырнадцать лет, когда появились «Битлз», а Тэду столько же, когда появилась группа «Скрэп метал». В этом возрасте рок-звезды затмевают все. Ничто другое уже не имеет значения. Из зала не видно, какая там грязь внутри и сколько смертельных опасностей тебя подстерегает. Подумайте, ведь если бы он умер, именно мне пришлось бы посмотреть в глаза его матери! Что, черт возьми, я сказал бы ей? Что он был знаменит и зарабатывал кучу денег, а толпы девчонок согласились бы по первому зову прыгнуть к нему в постель? И что дальше?

Возможно, Джуно ни от чего не убегала. – Или, напротив, убегала от всего: от Шепа, Дэвида, от своего детства, от Лидии, Алекса и от Гарта. Не пора ли остановиться и внимательно прислушаться к себе?

Пропади все пропадом, но ее влекло к Гарту! Из-за этого во время турне ее бросало от одной крайности к Другой: то она решала переспать с ним, то отворачивалась от него. Последнее бывало, когда Джуно видела его в окружении других женщин или когда телефонный звонок Шепа вызывал у нее угрызения совести. Что-то началось между ними несколько лет назад, и обоих мучило неудовлетворенное желание.

Теперь все стало определеннее. Она поняла, что Гарт эгоист, даже эгоцентрик, но при этом поэт и блестящий исполнитель. Выяснилось также, что он неравнодушен к людям. Джуно сама видела, как он беспокоился за Тэда.

И к ней он неравнодушен. Правда, скорее всего потому, что только она из всего окружения Гарта не побывала в его постели. Он явно ради нее прогнал трех девиц, готовых на все. Но что будет, если она ляжет с Гартом в постель? Возникнет ли у него настоящее чувство или он потеряет к ней всякий интерес, как только добьется своего? Может, потом прогонит и ее?

А как же Шеп? Они почти каждый вечер разговаривали по телефону. Джуно знала, что он верен ей, и сама была верна ему. Но теперь ее одолевали сомнения. Не потому, что она долго не спала с мужчиной, такое случалось и прежде. Однако сейчас приходилось выбрать один из двух разных миров. Шеп, любящий, надежный, остроумный, деликатный, принадлежал к миру, знакомому ей с детства. Жизнь с Гартом была бы захватывающей… но не слишком ли напряженной? Ведь он – суперзвезда, и Джуно навсегда останется в его тени. Что же делать тогда со своим «я»? И удастся ли ей смириться с тем, что женщины вешаются на шею Гарту? Сможет ли она делить его с ними?

Что ж, придется попробовать, а там – будь что будет.

Как связать жизнь с Шепом при стольких сомнениях? Чем станут отношения с Гартом – только ли мимолетной интрижкой? А разве это плохо? Если она выйдет замуж за Шепа, такая интрижка будет очаровательным прощанием с незамужней жизнью.

С самого утра перед голливудским стадионом начали собираться толпы молодежи. Миролюбиво настроенные юноши и девушки покуривали «травку», танцевали, надували шарики из жвачки, перекидывались пластмассовыми «летающими тарелками». Некоторые девушки, обнажившись до пояса, притоптывали в такт музыке, доносившейся из транзисторных приемников и кассетников, чем привлекали к себе мимолетное внимание окружающих.

Предприимчивые лоточники сновали в толпе, продавая майки с эмблемой «Тьерры» и легкие наркотики.

Джуно приехала после обеда понаблюдать за установкой осветительной аппаратуры. Около пяти вечера, когда она уходила, толпа увеличилась и стала агрессивной. Пока они с Тони Силвером пробирались к лимузину, какая-то девчонка, отделившись от толпы, подбежала к Джуно и схватила ее за локоть.

– Он там? Гарт там? Я должна его видеть!

Отделавшись от нее, они сели в машину.

– Хоть бы придумали что-нибудь новенькое, – сказала Джуно. – Везде одно и то же.

– Да, – согласился Тони. – В конце концов начинаешь ценить оригинальные выходки. Помнишь ту птичку в Чикаго, что забралась в гостиничный номер Гарта по отвесной стене?

Джуно рассмеялась:

– Где хотение, там и умение.

– Неплохо, – заметил Тони.

В бунгало Гарта в Беверли-Хиллз было, как обычно, столпотворение. Работал телевизор, без конца звонил телефон, буфет и бар предлагали посетителям спиртное и закуски. Пахло табаком и марихуаной На массажном столе растянулся барабанщик Клайв Риггинс. Гарт сидел в углу с акустической гитарой, репетируя какую-то песню.

Джуно подошла к нему и присела на подлокотник.

– Что скажете насчет сегодняшней ночи?

– Насчет сегодняшней ночи?!

– Я устала играть и готова к неизбежному.

По лицу Гарта расплылась улыбка. Он положил руку ей на бедро.

– Рад слышать.

После концерта, около часу ночи, Джуно вернулась в свой номер. Гарту пришлось зайти на вечеринку, устроенную главой компании грамзаписи, но он обещал прийти к двум часам.

Джуно приняла душ, вымыла голову и заказала бутылку шампанского. Надев большую майку с эмблемой «Тьерры», чуть прикрывающую ягодицы, она уселась на кровать и включила «Касабланку», идущую по ночному каналу. Когда на экране замелькали заключительные титры, Джуно взглянула на часы. Без четверти три!

– Джуно, – сказала она себе, – значит, не так уж ты неотразима. Видно, на вечеринке кто-то другой привлек внимание Гарта. Зря ты не пошла с ним. Впрочем, если он так непостоянен, то черт с ним! – Джуно налила себе бокал шампанского. – Твое здоровье, Шеп! Похоже, я все-таки останусь верна тебе.

Мотор проскользнула в бунгало Гарта еще в начале вечера, когда ночная горничная делала уборку. Это оказалось нетрудно. Мотор слишком долго состояла при группе и в совершенстве овладела всеми маленькими хитростями.

Как человек искушенный, она знала все входы и выходы, кучу трюков, кое-что придумывала сама и всегда боялась пропустить что-нибудь очень важное. Колетт выросла в маленьком городке Пальмарола в Квебеке, где не видела ничего, кроме коров да хоккейной команды. Подростком она сбежала оттуда и в конце концов оказалась в Нью-Йорке.

Нанимаясь официанткой в ночной клуб «Плейбой», Колетт солгала, что ей шестнадцать. Ее настоящей страстью была рок-музыка, вернее, рок-музыканты. Она переспала со многими из них, но ни в одного из них не влюблялась, пока не появился Гарт Мичем.

Мотор! Она возненавидела теперь свое прозвище, ибо так и не добавила диск с именем Гарта Мичема к своей коллекции. Он внушал ей совсем новые чувства, но не замечал этого. Гарт прогнал Колетт, как и всех других, чтобы очистить место для Джуно Джонсон. Нет, не бывать такому!

Сквозь окна бунгало проникал слабый свет от иллюминации. Колетт стянула замшевые сапожки, сняла джинсы, расстегнула шерстяную кофточку, бросила все на пол и нагая прошлась по комнате, прикасаясь к вещам Гарта.

Почувствовав нервную дрожь, она достала из сумочки шприц и быстро ввела себе дозу. Ей сразу полегчало.

Колетт знала, что все обойдется. Гарт придет сюда к двум часам и встретится здесь с Джуно. Колетт подслушала их разговор. Гарт найдет ее вовремя и спасет, а потом узнает, как сильно она – и только она – его любит. Он поймет также, что и сам очень любит ее.

В час ночи Колетт открыла пузырек с пилюлями и проглотила их.

Во вторник ей исполнится тридцать лет. И на этот раз она получит то, что хочет.

Около трех часов ночи, когда Джуно выключила свет, зазвонил телефон.

– Алло?

– Мотор умерла. Можешь немедленно прийти сюда? – дрожащим голосом спросил Гарт.

Джуно пришла почти одновременно с полицейскими. Обнаженная Колетт распростерлась на кровати Гар-; та. Рука ее безжизненно свисала на пол, словно указывала на пустой пузырек из-под пилюль. На животе было выведено губной помадой: «Я люблю тебя, Гарт». Полицейский фотограф делал снимки.

Гарт обнял Джуно.

– Она лежала здесь, когда я вошел. По словам полицейских, Колетт умерла около часа назад. О Боже, Джуно!..

Джуно, прижав его к себе, стала похлопывать по плечу.

– Нам нужно взять у вас показания, мистер Мичем, – сказал полицейский.

– О'кей.

– Похоже, она рассчитывала, что вы вернетесь раньше.

Джуно, как загипнотизированная, смотрела на тело.

На руках были видны следы от уколов. Углы рта чуть посинели. Джуно никогда еще не видела покойника, и ей казалось, что Колетт вот-вот шевельнется.

Инспектор достал блокнот.

– Вы знали ее, мистер Мичем?

– Да, она некоторое время сопровождала группу в турне.

– Как ее имя?

– Колетт… она назвала только имя. Фамилии ее я не знал.

Когда полицейские увезли тело. Гарт пришел к Джуно. Они разговаривали и пили до рассвета, а потом, не раздеваясь, заснули.

Турне закончилось через два дня. Так и не переспав с Гартом, Джуно взяла себе билет на коммерческий рейс до Лондона.

– Мне очень жаль, что у нас ничего не вышло, любовь моя, – сказал Гарт. – Возможно, когда я вернусь в Лондон…

Джуно поцеловала его.

– Нет, Гарт. Мне тоже жаль, но, видимо, не судьба.

Я выхожу замуж.




Глава 23


Двенадцатичасовой перелет из Лондона стал для Джуно чем-то вроде сеанса в барокамере. Она заказала себе три коктейля «Кровавая Мэри» и мгновенно осушила первый. За трехмесячное турне Джуно получила хорошие деньги. Она сбросила вес и была близка к нервному срыву, ибо слишком много пила, нюхала кокаин, недосыпала и не сулила оправиться от потрясения после смерти Колетт. Подумав о Гарте и о том, что было и чего не было между ними, Джуно выпила третью порцию «Кровавой Мэри». Пока «Боинг-747» преодолевал временные пояса, она наконец заснула и проснулась, когда до Лондона осталось около часа полета.

Джуно зашла в туалет, ополоснула лицо, причесалась, сменила блузку и подкрасилась. Лицо в зеркале показалось усталым и чужим. Интересно, изменился ли Шеп? За это время произошло слишком много. Не скажется ли это на ее отношении к Шепу? Вернется ли прежняя легкость общения или они отдалятся друг от друга?

Самолет приземлился в Хитроу точно по расписанию, и Джуно прошла паспортный и таможенный контроль, немного нервничая в предвкушении предстоящей встречи с Шепом. Если он вообще придет – Джуно дала ему телеграмму, но сейчас, в середине рабочего дня, он, возможно, занят.

Выйдя из здания, она увидела Шепа и помахала ему.

Однако он не бросился к ней, а повернулся спиной и поднял руки. Прежде чем Джуно сообразила, что происходит, он по-дирижерски взмахнул руками, и тут же раздались аккорды «Дивертисмента» Моцарта. За спиной Шепа она увидела музыкантов в концертных костюмах, играющих на деревянных духовых инструментах. Все они расположились полукругом на раскладных стульях.

– Глазам своим не верю! – радостно воскликнула Джуно и, подбежав к Шепу, обняла его. Окружающие зааплодировали.

– Добро пожаловать домой, дорогая. – Шеп поцеловал ее. – Я решил, что после долгих недель цыганской жизни тебе нужна полная перемена обстановки.

В этот момент официант подвез сервировочный стол на колесах. На нем стояли чайные приборы, шерри, огуречные сандвичи, корнуэлльские пирожки с мясом.

Джуно взяла Шепа под руку.

– Ты сумасшедший… но это великолепно!

– Не угодно ли чаю, мисс Джонсон? – спросил официант.

– С удовольствием.

Квинтет заиграл мазурку Чайковского, а Джуно отхлебнула чай.

– О Шеп, у меня нет слов, чтобы сказать, как я рада тебя видеть!

Он улыбнулся, сел рядом с ней и взял рюмку шерри.

– Счастлив это слышать. Я был бы безумно разочарован, будь это не так.

– Я так люблю тебя! Только уехав, я до конца осознала это.

– Значит, ты не вернешься в сверкающий мир рок-музыки?

– О Шеп, никогда! Даже за большие деньги.

Квинтет заиграл ирландскую джигу. Шеп дал какие-то указания официанту.

– Ну, дорогая, ты готова ко второму акту действа по случаю твоего возвращения домой?

– Побойся Бога, Шеп… прямо здесь?

– Нет, – улыбнулся он. – Не здесь.

Каких только цветов не было в апартаментах отеля «Гайд-парк»! На столике возле кровати стояла бутылка вина в изящном серебряном ведерке, а рядом – поднос с закусками.

Расплатившись с посыльным, Шеп закрыл дверь и с улыбкой повернулся к Джуно:

– Ну а теперь акт второй.

– Согласна, если он начнется с ванны.

– Все к вашим услугам. Ванна уже готова – горячая, с пеной, она ждет того же, что и я, – твоего великолепного обнаженного тела.

Джуно с наслаждением погрузилась в пену и вскоре почувствовала, как исчезает усталость, накопившаяся за несколько месяцев. Из спальни доносились звуки саксофона. Пол Десмонд исполнял «Смешную Валентинку» из ее любимого альбома «Десмонд Блю».

Она вышла из ванны, завернувшись в купальную простыню, и натерла тело лосьоном.

Раздетый Шеп лежал на постели. Его член, перевязанный бантиком и украшенный сверху копченой устрицей с подноса, был в полной боевой готовности.

– Акт второй, сцена вторая.

Джуно расхохоталась и с размаху бросилась на устрицу.

Шеп намазал ее соски сливочным сыром и слизнул его, потом, отхлебнув вино, обрызгал Джуно Их трехмесячный пост наконец кончился, и они оттягивали сладкий момент. Джуно задрожала от нетерпения.

– Я хочу тебя сию же минуту, – прошептала она и жадно поцеловала Шепа. Он усадил ее на себя, и Джуно вскрикнула от удовольствия, когда Шеп вошел в нее.

Горя от возбуждения, она взяла инициативу в свои руки, и они почти одновременно достигли кульминации. Потом, лежа рядом и тяжело дыша, Джуно и Шеп с глубокой нежностью смотрели друг на друга.

Шеп приподнялся на локте и наполнил бокалы вином.

– Добро пожаловать домой, дорогая.

– Меня еще никто так не встречал, и я еще никогда не чувствовала, что моему возвращению так рады.

Он провел ладонью по ее спине:

– А ты похудела.

Джуно ущипнула его.

– Зато о тебе этого не скажешь.

– О чем это ты? – возмутился Шеп. – Да я ежедневно бегал трусцой, с тех пор как ты уехала!

– Боже, сколько сил ты потерял! – фыркнула Джуно. – Шеп, ты выглядишь отлично. И я очень по тебе скучала.

– Никогда больше не уезжай… Нет-нет, я говорю что-то не то. У меня это вырвалось против воли. Делай что хочешь, только всегда возвращайся ко мне, – Знаешь, чего я хочу, Шеп?

– Нет. – Он поцеловал ее. – Чего?

– Выйти замуж и как можно скорее.

Шеп широко улыбнулся:

– Ты уже нашла подходящего кандидата?

– Нет еще. Но провожу отборочные собеседования…

Они поженились за неделю до Рождества в доме родителей Шепа. Холлис и Мэри Джонсон прилетели в Англию за несколько недель до этого и помогли дочери перебраться из квартиры на Адам-энд-Ив-Мьюз в просторный городской дом, который купили Джуно и Шеп на Эгертон-Креснт. Оставив за собой три этажа, они сдали цокольный этаж приятелю Шепа, литератору.

На немноголюдной свадьбе Лидия была подружкой невесты, а Алекс шафером Шепа. Лидия взяла с собой дочерей, приехали Джон и Урсула Флетчер, Клэр Рид и еще несколько самых близких друзей Шепа и Джуно из театральных и издательских кругов. На приеме, устроенном после церемонии, Алекс и Шеп развлекали гостей скетчами Сейджа и Уайза; Джон Флетчер исполнил милую старую вещицу из репертуара мюзик-холла, а Холлис Джонсон, не желая отставать от других, прочитал поэму. Потом Мэри села за пианино, и под ее аккомпанемент Джуно и Лидия спели дуэтом романс «Не осуждать ее надо, а пожалеть».

Поздно вечером, когда гости разъехались, Джонсоны отправились ночевать в гостиницу, а старшие Уайзы легли спать, у камина остались три молодые пары.

– Ну, Джуно, открой же секрет, – попросила Лидия, – где вы собираетесь провести медовый месяц?

– Нет уж. Ты ведь не говорила, помнишь? Ладно, знай одно: мы не летим на воздушном шаре.

Лидия засмеялась:

– Алекс, а ты помнишь, как в Йеле пытался произвести впечатление на девушку из Вассара? Ну, ту историю с самолетом?

– Еще бы! Это был один из моих лучших розыгрышей. Я пригласил девушку по имени Кэнди на чашечку кофе и, надев смокинг, заехал за ней в студенческое общежитие на лимузине с шофером. Добравшись до местного аэродрома, где меня ожидал частный самолет, мы полетели в Бостон. Во время полета мой приятель и сосед по комнате Брюс Хопкинс, переодетый стюардом, подавал нам мартини. В Бостоне нас встретил другой лимузин и отвез в «Ритц». Мы входим. Метрдотель, получивший заранее десять баксов, охотно принял участие в студенческом розыгрыше и приветствовал нас так: «О мистер Сейдж, рады видеть вас! Ваш обычный столик, сэр? Угловой?» «Именно так, Фрэнк», – отвечаю я. Нас усаживают. Официант приносит поднос с серебряным кофейным прибором и двумя чашками и наливает кофе.

Мы выпиваем его и уходим. Снова лимузин и самолет.

Другой лимузин доставляет Кэнди из аэропорта в студенческое общежитие. Я целую ее на прощание.

– И ты больше никогда не звонил ей, – напомнила Джуно. – Наверняка бедняга решила, что очень разочаровала тебя.

Алекс ухмыльнулся:

– Все, что я делал потом, было несравнимо с этим розыгрышем, но встречаться с Кэнди я больше не мог и не жалею об этом: она оказалась скучной собеседницей.

– Ну и ну, Алекс, – обиженно заметила Тори. – Ты никогда не рассказывал мне эту историю.

Он смущенно улыбнулся жене, потом снова обратился к Джуно и Лидии:

– А помните свою соседку по комнате… которой никогда не бывало дома?

– Киппи О'Коннор! – оживилась Джуно.

– У нее еще была репутация лучшей профессионалки по оральному сексу во всей Новой Англии, – усмехнулась Лидия.

– Вот-вот. Та самая. Около месяца назад я встретил ее в метро. Она стала монахиней.

– Монахиней?!

– Клянусь! В черном одеянии, с белым воротничком и с четками в руках. Киппи узнала меня.

– Невероятно! – воскликнула Джуно. – Интересно, что сталось с Томми Хоудли?

Тори демонстративно зевнула.

– Все это очень увлекательно. – Она иронически улыбнулась. – Обожаю слушать истории, начинающиеся с фразы: «А помните…».

– Извини, милая, – сказал Алекс. – Мы через несколько минут уйдем. А что касается Томми Хоудли, то он стал вице-президентом компании, владеющей сетью химчисток. Правда, Уит Циммерман говорил мне, что у Томми в дальней комнате одной из химчисток играют в покер…

Шеп тронул Тори за плечо:

– Не поможешь мне приготовить на скорую руку закуски?

– Неужели они тебя не раздражают? – возмущенно спросила Тори, когда они прошли мимо Стефана, который спал в кресле.

Шеп покачал головой:

– Конечно, нет. Они очень давно не виделись. Пусть сегодня предаются воспоминаниям, а завтра снова будут с нами.

На следующее утро Джуно и Шеп улетели на месяц в Марокко.

– Не знаю почему, но я очень нервничала перед свадьбой, – призналась Джуно в номере отеля «Мамунья».

– Такое случается со многими девственницами. – Шеп рассмеялся. – А вот почему это произошло с тобой, непонятно.

– Так по-твоему, это из-за того, что мы с тобой до свадьбы?..

– Нет, не совсем. Ты считаешься девственницей, пока узелок не развязался. – Он простодушно улыбнулся. – Впрочем, если надо, завяжем снова. Может, позвонить в гостиничное обслуживание, чтобы принесли веревку?

Днем они загорали, а волшебными теплыми марокканскими ночами занимались любовью. Джуно была рада, что решила связать свою судьбу с Шепом. Она чувствовала себя спокойной и умиротворенной, он тоже.

Вернувшись в Лондон, Джуно снова приступила к работе у Джона Флетчера. Шеп стал главным редактором небольшого, но весьма престижного издательства.

В свободное время он нередко устраивал званые обеды, приглашая молодежь из театральных и литературных кругов, а также старых университетских друзей Джуно, если те оказывались проездом в Лондоне. Дважды в год Джуно и Шеп брали отпуск и проводили свободные дни в тихом спокойном Девоне или в Санта-Фе, а иногда отправлялись в дальние страны.

После свадьбы их влечение друг к другу поостыло, но секс удовлетворял обоих. Иногда они целую неделю занимались любовью каждую ночь, порой подолгу не прикасались друг к другу. Джуно полагала, что так и бывает в семейной жизни. В этом убеждал ее и при – мер Лидии. Родив наконец Стефану сына, она больше не занималась с ним любовью. Узнав об этом, Джуно решила, что ей чертовски повезло, и однажды, когда Шеп был в отъезде, переспала с одним актером, но из-за угрызений совести не получила от этого никакого удовольствия.

Джуно и Шеп хорошо ладили, хотя с годами работа оставляла им все меньше и меньше времени друг для друга. Шеп нередко отправлялся на книжные ярмарки и в деловые поездки, Джуно же не покидала Лондона, но вставала чуть свет и допоздна засиживалась на работе.

Поэтому случалось так, что супруги не виделись по несколько дней.

И в целом благополучную семейную жизнь омрачала одна серьезная проблема, все чаще вызывавшая взаимное раздражение. Шеп хотел детей, а Джуно не стремилась стать матерью. Она успешно делала карьеру и получала от этого удовлетворение. Ребенок нарушил бы ее планы. Куда спешить? Впереди вся жизнь.

Она еще молода, а Шеп подождет, ему уже приходилось ждать.

Незадолго до пятой годовщины их свадьбы Джуно предложили спроектировать световое оформление нового ночного клуба «У Молли», строящегося на Кенсингтон-Хай-стрит и рассчитанного на самую элитарную британскую и международную клиентуру. Джуно очень вдохновила эта идея.

Говоря с Шепом о детях, Джуно установила для первой беременности примерный срок – лет через пять.

Тогда, в 1976 году, это казалось нереально далеким, а теперь срок истекал.

Свой пятилетний юбилей они отметили ужином в кафе «Ланган» с Клэр Рид и ее приятелем режиссером Шоном О'Феганом. Клэр только что вернулась из Нью-Йорка, где шесть месяцев играла по контракту в пьесе «Какого черта?» на Бродвее, снискавшей до этого успех в вест-эндском театре. Шон режиссировал лондонскую постановку.

– За счастливую чету! – Шон поднял бокал. – Пять лет супружества… настоящий рекорд в нестабильной жизни второй половины двадцатого века. Мой самый продолжительный брак не продержался и трех лет, хотя я был по-настоящему влюблен. Как вам это удается?

– Просто мы почти не видимся, – рассмеялась Джуно.

– Если и вы не поладите, это навсегда подорвет у людей веру в окаянный институт брака.

– Помилосердствуйте! – Шеп поднял руки. – Слишком уж большую ответственность вы на нас возлагаете!

– Да, Клэр, если мы не дотянем до следующей годовщины, все поймут, кто в этом виноват.

– Как можно меня обвинять? Я искренне восхищаюсь вами.

– К следующей годовщине тебе придется восхищаться святым семейством, потому что в этом году мы начинаем всерьез работать над проблемой продления рода, – объявил Шеп.

– О, Джуно, это замечательно!

Джуно улыбнулась и отхлебнула шампанского.

В тот же вечер перед сном Шеп достал из ящика пластинку с противозачаточными пилюлями и бросил ее в мусорную корзинку.

– На неофициальной церемонии в доме Уайзов на Эгертон-Креснт противозачаточные средства запрещены вплоть до дальнейших распоряжений. На вопрос о его ближайших планах мистер Уайз ответил: «Я намерен работать в этом направлении до полного изнеможения».

Джуно рассмеялась. Шеп нырнул в постель, и они занялись любовью. Но как только муж заснул, Джуно достала из мусорной корзинки пилюлю, приняла одну и спрятала пластинку в самой глубине бельевого ящика.

Родители Шепа, отправившиеся на зиму в Куэрнаваку, предложили сыну и невестке проводить уик-энды в их доме. Но они редко появлялись там. У Джуно почти все свободное время уходило на работу над проектом светового оформления ночного клуба «У Молли». К тому же у Джона Флетчера она занималась подготовкой декораций к двум постановкам в Вест-Энде. Но вот однажды муж все-таки убедил ее провести спокойный уик-энд в доме родителей. Джуно согласилась, поскольку слишком часто по вечерам оставляла Шепа в одиночестве и чувствовала угрызения совести.

Они выехали из Лондона в пятницу к концу дня, чтобы не попасть в пробку. Машину вел Шеп. Задремавшая Джуно проснулась уже на автостраде. Моросил мелкий дождь.

– Я и не заметила, как задремала, – сказала Джуно. – Долго я спала?

– Около получаса. Тебе действительно нужен отдых.

– Хорошо, что ты убедил меня поехать. Дождь нам не помеха: посидим дома и предадимся безделью.

– Мы можем чем-нибудь заняться, например потрудиться над зачатием ребенка. Уверен, ты до сих пор не забеременела только потому, что слишком много работаешь. – Он взглянул на нее. – Но может, все-таки обратишься к врачу и проверишь, все ли в порядке?

– Я уже обследовалась.

– Думаешь, дело во мне?

– Дорогой, не всем удается забеременеть сразу. Не беспокойся.

Шеп улыбнулся:

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя. – Джуно презирала себя за то, что обманывает его и принимает пилюли, но считала необходимым еще немного подождать.

Утром, пока Джуно спала, Шеп решил пойти за продуктами, но, вспомнив, что у него нет наличных, нашел сумочку жены и вынул из бумажника пятнадцать фунтов. Сунув бумажник на место, он вдруг увидел в сумочке пластинку с противозачаточными пилюлями. Поняв все, Шеп ощутил обиду и гнев.

Взбежав по лестнице, он распахнул дверь спальни.

– Проснись!

Джуно испуганно открыла глаза и села в постели.

– Что случилось?

– Объясни, что все это значит? – Шеп бросил ей пластинку с пилюлями.

– Ох!..

– Черт возьми, неужели это все, что ты можешь сказать?

– Шеп… прости…

– Что за игру ты затеяла? Водишь меня за нос… лжешь мне! – Он шагнул к кровати, и Джуно испуганно отпрянула. Впервые со времени их знакомства ей показалось, что муж ударит ее. Но он лишь схватил пластинку, отшвырнул ее и растоптал ногой.

– У тебя есть любовник? Поэтому ты и не бываешь дома по ночам и не отказываешься от этих проклятых пилюль? Боишься родить от него?

– Нет, Шеп. – Джуно побледнела как полотно. – Дело совсем не в этом. Просто… – Она расплакалась.

– Ради Бога, избавь меня от слез и все объясни! – Шеп опустился в, кресло возле окна и уставился на жену тяжелым взглядом.

Джуно вытирала глаза, но рыдания душили ее, а слезы катились по щекам. Муж, не проявляя ни капли сочувствия, продолжал смотреть на нее.

– Шеп… – Голос ее дрожал. – Все совсем не так, как ты думаешь. У меня нет никого, кроме тебя. Просто я… продолжала принимать пилюли, потому что… не готова стать матерью. – Она снова зарыдала. – Ты объявил всем, что собираешься завести детей, но ведь тебе не придется переносить беременность и отказываться от карьеры.

– Эй, минутку! Я считал тебя современной женщиной. Сколько раз ты при мне говорила своим подругам о том, как важно женщинам работать после рождения детей? Я не страдаю мужским шовинизмом, а потому согласен менять пеленки и сидеть с ребенком, если ты задержишься. Я сам найду няню и даже буду готовить питание для малыша. Но носить и рожать его все-таки придется тебе. Так уж распорядилась природа, и ничего с этим не поделаешь.

– Я хочу ребенка, Шеп, только не сейчас. Дай мне еще шесть месяцев. Я закончу работу для клуба, возьму отпуск, и тогда мы заведем ребенка.

– Сколько раз я уже слышал это? Вот только закончу декорации к пьесе… Вот только закончу проект для клуба. Знаешь, Джуно, а ведь мы могли бы зачать ребенка прямо сейчас. Ты будешь работать первые шесть месяцев беременности и еще три месяца останутся в запасе.

Если, конечно, все это серьезно.

– Я вполне серьезно, Шеп. Но вдруг беременность у меня будет протекать так же тяжело, как у Лидии, когда она ждала Индию? У меня ведь контракт с «У Молли»! Я не могу позволить себе заболеть и сорвать работу. Неужели ты не понимаешь?

– Да, вынашивая Индию, Лидия была едва жива. Но помнишь, как она расцвела, когда носила Фореста? На девятом месяце даже в теннис играла! – Шеп вздохнул. – Мне тридцать четыре года. Я хочу иметь детей, пока еще способен чему-то научить их. Грустно думать, что они будут называть меня стариком.

– Не беспокойся, дорогой. У тебя впереди еще много времени. – Джуно опустилась перед ним на колени и обняла его. – Всего шесть месяцев, обещаю.

Ажиотаж в связи с открытием ночного клуба «У Молли» уступал по размаху разве что прошлогоднему бракосочетанию в королевской семье. Среди приглашенных на открытие были высокопоставленные лица, известные аристократы и самые богатые люди – от адвокатов до рок-звезд.

Здание клуба, спроектированное с применением сложных технологических решений, походило на космическую станцию. Литые из белой пластмассы полы соединялись на разных уровнях эскалаторами и автоматически открывающимися дверями. Благодаря освещению, придуманному Джуно, здание словно парило над землей. Строго ориентированные лучи света пересекали помещение, а разноцветные перемещающиеся светящиеся шары вызывали восхищение. Каждая секция освещалась по-особому, что создавало определенное настроение. Пол тоже периодически подсвечивался. Сквозь окна, напоминающие иллюминаторы, были видны созданные Джуно мириады звезд.

Вместе с Джуно и Шепом приехали Джон и Урсула Флетчер, а также Клэр Рид в сопровождении американского актера Перри Беннета, с которым снималась в своем первом фильме.

Телевизионные камеры фиксировали каждый их шаг, пока они не исчезли внутри здания.

Молли Спенсер подбежала к ним и расцеловала Джуно:

– Все идет великолепно, дорогая. Гости потрясены и говорят только о волшебном освещении. Шеп, ты прекрасно выглядишь… Клэр, какое у тебя роскошное платье!..

Проводив их за столик, Молли умчалась встречать принца Эндрю. Потягивая шампанское, Джуно принимала поздравления друзей. Наконец, улучив момент, Джуно повела мужа танцевать.

– Ты проделала грандиозную работу, дорогая, – сказал Шеп.

– Теперь убедился, что у меня не было любовника?

Все вечера я действительно работала.

– Убедился. И понимаю, почему эта работа так захватила тебя.

Шеп, отличный танцор, сегодня был особенно возбужден и радовался за Джуно, она это видела, но ей казалось, будто что-то его беспокоит.

Возвращаясь к столику, Джуно коснулась руки мужа:

– С тобой все в порядке, дорогой? О чем задумался?

– Да так… Просто немного устал. Однако сегодня твоя ночь, ты заслужила ее, и я не стану тащить тебя домой, пока сама не захочешь.

– Шеп, дорогой, ты не возражаешь, если я на минутку похищу Джуно? – спросила Молли.

– Конечно, нет.

– С тобой мечтают познакомиться итальянцы, Джуно. Ну-ка посмотрим, где они? А, вот! Джанни Корелли и Марио Трапани, а это Джуно Джонсон-Уайз.

Дорогая, я уверена, что у тебя горели уши. Эти джентльмены в восторге от твоего освещения. Они открывают клуб в Коста-Смеральде и буквально одержимы идеей…

Корелли, рассмеявшись, прервал ее:

– Молли, не выкладывай все сразу. Я заготовил небольшую речь.

– Ты прав, дорогой, извини. Я оставлю вас. – И она, взмахнув ручками, умчалась.

Джанни Корелли улыбнулся:

– Мы хотели бы пригласить в Сардинию вас и вашего супруга. Надеемся, приехав туда, вы не откажетесь взглянуть на место, где мы предполагаем строить клуб?

– То, что мы увидели здесь, – добавил сеньор Трапани, – не вызывает сомнения, что для оформления клуба «Эввива!» нужны только вы.

– Весьма польщена. Очень заманчивое предложение. Но, боюсь, весь следующий год я буду занята.

Корелли улыбнулся:

– От нас не так легко отделаться. Впрочем, здесь не стоит обсуждать столь серьезный вопрос. Вот моя визитная карточка. Я буду в Дорчестере до середины следующей недели.

– Спасибо, однако сомневаюсь, что есть шанс…

– Ничего. Вы знаете, где нас найти. А вдруг?

Проснувшись около полудня с головной болью после выпитых накануне коктейлей, Джуно приняла душ и спустилась в халатике сварить кофе. К ее удивлению, Шеп сидел в кресле с утренней газетой.

– Привет, дорогой! Я думала, ты сегодня играешь в теннис.

– Нет, я отменил встречу. В газетах пишут, что все в восторге от клуба «У Молли». Тебя превозносят до небес.

– Неужели? Покажи! – Джуно просмотрела статью. – Даже не верится! Можно подумать, что я спроектировала статую Свободы. Однако не скрою, это приятно будоражит нервы. – Она налила себе чашечку кофе. – Ты уже позавтракал? Не голоден?

– Не позавтракал, но не голоден. Выпью только кофе.

Не хочешь ли потом прогуляться со мной?

– С удовольствием. Погода прекрасная. – Взглянув на Шепа, она умолкла. Под глазами у него были темные круги: он не спал или спал очень мало. На щеке едва заметно дергался мускул, как случалось в моменты сильного напряжения. – Дорогой, в чем дело?

– Критики правы, твоя работа действительно великолепна. Ты очень талантлива, и творить такие чудеса – твое призвание.

Джуно села рядом ;с ним и украдкой доглядела на него:

– Это не единственное мое призвание. Теперь я готова выполнить свое обещание и выбрасываю пилюли.

Отныне ты можешь беспрепятственно сеять свое семя…

– Помолчи, Джуно. – Он побледнел и взял жену за руку. – О Джуно, прости меня!

– Шеп, дорогой… в чем дело?

– Господи, даже не знаю, с чего начать – Он перевел дыхание. – Я чувствую себя омерзительно. – Он поднялся, подошел к стойке, облокотился на нее, стал спиной к Джуно. – В последние месяцы мы редко виделись. Нет, я не виню тебя. Что случилось, то случилось. – Он повернулся к ней. – Однажды весной я зашел после работы в «Харродз» купить себе галстук. В тот вечер ты собиралась вернуться поздно.

И тут я увидел Клэр. Она тоже была свободна, и мы вместе поужинали. Поверь, дорогая, мы говорили только о тебе и о том, какая ты замечательная. В тот вечер я просто отвез ее на такси домой – тем дело и кончилось.

Джуно настороженно взглянула на него:

– В тот вечер… значит, были и другие вечера?

– Бог свидетель, возможностей было предостаточно, – обиженно пробормотал Шеп. – Ты часто задерживалась. Примерно через неделю Джош из нашей редакции предложил мне два билета на балет Я еще тебе звонил, помнишь? Но ты не смогла пойти. Тогда я пригласил Клэр. В тот вечер все и началось. Мы не думали заводить интрижку, ведь много лет знаем друг друга! Она тебя обожает…

– Да уж… вижу. Что бы мы делали без друзей?

– Прошу тебя, не обвиняй во всем Клэр. Ее мучают угрызения совести не меньше, чем меня.

– Понятно… у тебя интрижка, а я слишком занята и ничего не замечаю. Что же дальше?

– О, Джуно, мне тяжело говорить. Я хотел бы забыть об этом… но не могу. Видно, так предначертано судьбой. – В его глазах стояли слезы. – Джуно… Клэр ждет ребенка. От меня. Я так привязан, к тебе, Джуно… И это навсегда. Но я люблю Клэр и хочу этого ребенка. Она тоже его хочет…

У Джуно перехватило дыхание:

– Ты решил развестись со мной?

– Я боюсь причинить тебе боль.

– Но хочешь получить развод?

– Да, – сказал Шеп.

Дом на Эгертон-Креснт был выставлен на продажу.

Все произошло без шума и ссор.

У Джуно отупение сменялось глубокой депрессией.

Она ненавидела Клэр, свою бывшую задушевную подругу, которая предала ее. Она хотела бы возненавидеть и Шепа, но не могла. Ведь он никогда не скрывал, чего хочет. Это она пыталась настоять на своем, выдвинуть свои условия, не думала ни о чем, кроме своей карьеры.

Нет, виноват не Шеп, а она сама.

Джуно не покидало чувство утраты. Ведь она только что решила остепениться и родить Щепу ребенка! Шепу, который много лет был самым близким ее другом. А теперь Шепа нет. И ребенка не будет.

Две недели спустя, со слезами распрощавшись с Джоном и Урсулой Флетчер, Джуно отбыла в Сардинию. Та жизнь, которую она вела последние семь лет, закончилась.




ЧАСТЬ ПЯТАЯ

АЛЕКС

1974 – 1983 годы





Глава 24


«Нью-Йорк таймс», 16 сентября 1974 года Театральная жизнь.

«СМЕРТЬ ГЕРОЯ»

В конце первого акта пьесы Александра Сейджа «Смерть героя», премьера которой состоялась вчера в театре «Де Лиз», Гарвей Латем (Кристофер Маклелланд), главный персонаж, с горечью говорит: «Проявление храбрости – вещь случайная. Только инвалид мечтает стать героем».

Этой заветной мыслью Сейдж делится со зрителями в своей интересной, хотя и несколько схематичной пьесе. Автор показывает драму человека, который во Вьетнаме перед лицом смерти сбрасывает привычную маску.

Героический поступок Гарви обусловлен случайным импульсом. Учась в средней школе, он спас из горящего дома троих детей и стал кумиром маленького городка.

Он верит в собственный героизм так же безоговорочно, как и в патриотизм, но во Вьетнаме переоценивает эти понятия и осознает, что все отступает на задний план перед лицом смерти.

Действие пьесы охватывает сорок восемь часов из жизни Гарви, начинаясь его дезертирством и заканчиваясь самоубийством. Гарви прячется в бруклинской квартире Керри Мастерса (Дональд Стэндинг), своего однокурсника по колледжу. У того что-то с ногой, поэтому он не может испытать свою храбрость. Они никогда не были близкими друзьями, просто Гарви считает, что Керри не судит его. И он прав. Родители Гарви не желают разговаривать с сыном даже по телефону, а его подружка Кейт (Элен Брилл) сначала соглашается встречаться с ним, но потом отказывается.

Это драма, построенная на диалоге и идеях. Идеи не отличаются особой оригинальностью, а вот диалог весьма остроумен. У Сейджа легкое перо, он мастерски развивает тему. Как и в пьесе прошлого сезона «Путешествие на воздушном шаре», Сейдж заставляет нас смеяться, хотя здесь он использует иронию как подстраховку, такую же иллюзорную, как героизм Гарви.

Кристофер Маклелланд весьма убедителен в роли Гарви. Дональд Стэндинг, воплощающий образ инвалида-идеалиста, слишком патетичен. Мисс Брилл, исполняя роль Кейт, в основном ограничивается рамками пьесы, но порой выходит за их пределы. Весьма впечатляет талантливая режиссура Майкла Джерарда, хотя темп действия иногда замедлен. Оформление сцены выполнено Миоши, а он, как обычно, отдает предпочтение темным тонам. Складывается впечатление, что на сцене появился скрытый потенциал всей труппы, о котором мы и не догадывались.

В конечном счете «Смерть героя» срывает маску с тех, кто привык жить, пользуясь стереотипами. Сейджу, несомненно, есть что сказать, и, возможно, со временем мы услышим от него нечто действительно важное.

Стоя в глубине зрительного зала, Алекс подсчитывал зрителей. Их оказалось тридцать семь. Когда опустился занавес, все аплодировали с энтузиазмом, но звук был жидковат – иного и не следовало ожидать.

Взяв пальто, Алекс направился за кулисы, где Крис Маклелланд беседовал с друзьями, и тотчас узнал в них зрителей, сидевших в секторе «С». «Друзья, – подумал он, – даже не обычная публика. Сколько еще нам удастся продержаться с их помощью?»

– Алекс, – окликнул его Дональд Стэндинг, – как это смотрелось из зала?

– Потрясающе! Сегодня ты был в ударе.

– И публики собралось побольше? – с тревогой спросил актер.

– Пожалуй… полагаю, популярность растет. Слухами, как говорится, земля полнится.

Элен Брилл оттянула воротник свитера. Играя роль.

Кейт, она собирала свои каштановые волосы в «конский хвост». Темноглазая, миловидная, с матовой кожей, она вне сцены не пользовалась косметикой. Элен поцеловала Алекса.

– Ты готов?

– Конечно. Хочешь зайти куда-нибудь выпить?

Она покачала головой.

– Я слишком устала. Пойдем лучше сразу ко мне. – Элен взяла его под руку. – Желаю всем доброй ночи.

Элен поставила на стереопроигрыватель пластинку Билли Холидея, Алекс налил себе пива.

– Хочешь стаканчик?

– Пожалуй. Ты голоден? У меня есть холодный цыпленок и половина рулета.

– А где вторая половина?

– Скормила Тайгеру. – Она взяла на руки кота и села на диван. Алекс протянул ей стакан пива.

– Ты все время был в зрительном зале? – спросила Элен.

– Да. Сегодня превосходно играли. А тебе особенно удалась сцена с телефоном.

– Сколько было зрителей?

– О, не знаю. Но явно больше, чем вчера.

– Перестань, Алекс. Сколько?

– Тридцать семь.

– Что ж, действительно больше. Правда, основная часть зрителей – друзья двоюродной сестры Криса из «Фэрли-Дикенсон». Алекс, скажи откровенно, какие у нас перспективы?

– Постепенно о нас узнают. Ведь мы открылись всего три недели назад. Нужно время.

– И деньги. Продано всего тридцать семь билетов.

Этого не хватит даже на то, чтобы расплатиться ;с уборщицей.

– Ради Бога, оставь меня в покое! Или у тебя есть на примете работа получше?

– Возможно. Извини, но мне необходимо знать.

Ирвинг хочет, чтобы я поехала в Голливуд. Там набирают актеров на новый сериал, и он считает, что я им подойду. Нет, я вовсе не предпочитаю телевидение театру, но в Голливуде платят баснословные деньги.

– Значит, ты бросишь пьесу?

Она присела на подлокотнике его кресла.

– Вовсе нет. Пьеса мне нравится, и ты это знаешь.

Но… если ее снимут с репертуара… А Голливуд набирает актеров на этот сериал именно сейчас. Мне придется быть там на следующей неделе.

– А как же я? Мы?

– Почему бы и тебе не поехать? Ты найдешь там сколько угодно работы…

– Да пропади пропадом это телевидение! – Он поднялся и взял пальто.

– Ох, Алекс, только не злись. Ты должен понять меня.

Я не собираюсь бросать пьесу… но если ее все равно снимут, мне надо знать заранее.

– О'кей. Через пару дней я скажу тебе точно.

– Спасибо. Это все, о чем я прошу. – Она прижалась к нему и обхватила руками за шею. – Пойдем в постельку, почему ты не хочешь? Я бы как следует помассировала тебе спинку…

Алекс рассеянно поцеловал ее.

– Нет, не сегодня. Сейчас мне лучше пойти домой. – Выскользнув из ее объятий, он исчез за дверью.

Джон Кинсолвинг налил кофе в фаянсовую кружку и поставил ее на стол перед Алексом, который просматривал столбцы цифр в смете.

– Послушай, старина, – сказал Джон, – сколько ни смотри на эти цифры, они не уменьшатся. – Джон, ровесник Алекса, поджарый, атлетического телосложения кареглазый блондин, был инвестиционным банкиром. Отец его нажил состояние на производстве промышленных вентиляторов. Молодые люди познакомились в Нью-Йоркском спортивном клубе, где оба играли в скуош. Джон вложил половину необходимых средств в постановку пьесы «Смерть героя». Другую часть внес Алекс.

– Сколько нужно денег, чтобы пьеса продержалась на сцене, скажем, еще две недели? – Алекс перебросил бухгалтерский отчет на стол Джона. – Тогда мы успеем привлечь зрителей.

– Такой суммы у тебя нет, Алекс. Она больше, чем даже я могу позволить себе. На финансовом рынке для таких ситуаций есть ходовая фраза: «Пускаться в плавание без весел». – Он положил руку на плечо Алекса. – Извини. Пьеса замечательная. И появились положительные отзывы.

– Да, в «Сохо ньюс» и «Берген дейли рекорд».

– А также в «Войс» и «Дейли ньюс»… черт побери, даже в «Тайме» ее похвалили!

– Видел. «Сейджу есть, что сказать, и, возможно, со временем мы услышим от него нечто действительно важное».

– Почитал бы ты, что писали о начинающем Юджине О'Ниле. Видишь ли, я ничуть не жалею о том, что вложил деньги. Всем известно, что вкладывать их в театр весьма рискованно. Пожелав получить гарантированную прибыль, я поддержал бы Нила Саймона. Но я поверил в успех твоей пьесы и верю до сих пор, поэтому считаю, что вложил деньги не зря.

– Спасибо, Джон. Я ценю твою дружбу.

– Эй, встряхнись, это еще не конец света, а лишь окончание проката пьесы на сцене… Помни, будут и другие пьесы. Как там в «Войс» тебя назвали? Один из наших самых перспективных молодых драматургов? Следующая пьеса принесет тебе успех.

– Следующей не будет. Я исписался.

– Бред собачий! Ты говорил то же самое после предыдущей пьесы.

– Да, однако на сей раз я потерял все деньги. Мне придется искать работу. Я сыт по горло всем этим.

– Не принимай все так близко к сердцу. Ты напишешь новую пьесу, а я вложу в нее деньги. Только не заканчивай ее до следующего финансового года. – Джон налил себе кофе. – Кстати, Розмари просила пригласить тебя и Элен на поздний завтрак в воскресенье.

– Передай Розмари, что приду с удовольствием, но пусть пригласит для меня одну из своих красивых подружек. Элен уедет на побережье, как только снимут пьесу.

– Да ну? Решила отдохнуть?

– Возможно, навсегда. – Алекс встал и улыбнулся. – Бывают недели, когда неприятности буквально сыплются на голову.

– Прости, я думал, у вас все в порядке.

– Это оказалось всего лишь контрактом на период проката пьесы. Ну да ладно, не хочу тебя больше задерживать, возвращайся к своим финансовым операциям.

Джон проводил его до лифта.

– Понимаю, что ты расстроен, но для этого нет оснований. С твоим талантом ты добьешься большого успеха. – Дверь лифта открылась. – До свидания.

Увидимся в воскресенье, ровно в полдень.

Алекс взял такси и отправился в другой конец города, чтобы встретиться и пообедать в «Орсини» с Брюсом Хопкинсом и еще двумя приятелями по Йельскому университету.

«Объявление о снятии с репертуара…» Звучит неплохо для заглавия следующей пьесы, для автобиографии или для записки, оставленной перед самоубийством.

Сегодня четверг. Они с Джоном договорились снять пьесу после субботнего спектакля. Алексу еще никогда не приходилось давать в газете подобного объявления, но ведь и продюсером он никогда раньше не был.

И банкротом тоже.

И вдруг он почувствовал, что ему не хочется идти на этот экстравагантный обед с удачливыми однокурсниками, ставшими преуспевающими чиновниками. Только он – незадачливый драматург.

– Высадите меня здесь, – сказал Алекс таксисту на Тридцать четвертой улице, направился по авеню Америк и вскоре растворился в толпе служащих, покинувших офисы на обеденный перерыв. Теперь ему, так же как им, придется бороться за существование. Купив хот-дог, он вошел в Брайант-парк. Человек пятьдесят смотрели выступление мима с белым лицом и в цилиндре, как у Марселя Марсо. «А зрителей-то больше, чем на спектакле в театре „Де Лиз“ вчера вечером», – подумалось Алексу. Откусив кусок хот-дога, он поморщился и выбросил все, что осталось, в урну.

– «Ситуация не так уж трагична, – размышлял Алекс. – У меня есть еще акции компании „Ай-Би-Эм“ на двадцать тысяч долларов». Их оставила ему бабушка. Весной он отдал их Даниэлу Мейзнеру, биржевому маклеру, знакомому ему со студенческих времен. Даниэл считал, что сумма удвоится, если продать акции «Ай-Би-Эм» и купить более «активные» ценные бумаги. Несколько недель назад он сообщил Алексу, что его акции держатся в цене, несмотря на общую вялость рынка ценных бумаг.

– Я купил для тебя акции компании автомобильных запчастей и компании жилых автофургонов. При нынешней инфляции люди не имеют возможности строить постоянное жилье. Никто не хочет пускать корни. Вся Америка пришла в движение.

Алекс позвонил Даниэлу из таксофона.

– Привет, Алекс! Как твоя пьеса? Я пока не успел ее посмотреть, но собираюсь на следующей неделе.

– Постарайся сделать это до субботы. Ее снимают.

– Какая жалость!

– А как обстоят дела с моими акциями? Я собираюсь их продать.

– На твоем месте я подождал бы месяца два. Они начинают подниматься в цене.

– Нет у меня двух месяцев. Наличные мне нужны сейчас.

– Н-да… неудачный момент, Алекс. Признаться, даже не знаю, что сейчас происходит на рынке жилых автофургонов. На следующей неделе совет управляющих компании отчитывается перед комиссией по ценным бумагам и биржам и…

Алекса охватил страх.

– Выкладывай, Даниэл. Насколько упали акции? Что у меня осталось?

– Если продать акции компании запчастей и если компании жилых автофургонов удастся избежать банкротства…

– Сколько? – заорал Алекс, уже не сдерживая гнев.

– Остынь, старина, – невозмутимо сказал Даниэл. – Подожди минутку, дай посчитать. – Он помолчал, потом снова послышался его голос:

– Ну… скажем, около трех тысяч, плюс-минус несколько сотен.

«Пропади все пропадом! Три тысячи! Этого не надолго хватит». Только за квартиру он платит пятьсот долларов в месяц.

– Алекс? Ты меня слушаешь?

– Да, – вздохнул тот. – Продавай. Продавай все.

– Ты совершаешь большую ошибку…

– Это я понял. Потом как-нибудь расскажешь подробнее. – Алекс с грохотом опустил трубку на рычаг.

Джон Кинсолвинг устроил вечеринку в ресторане «Коуч-Хаус» по случаю снятия пьесы. Царившее здесь вымученное веселье соответствовало традициям выживания, принятым в театральных кругах. Корабль идет ко дну с поднятым флагом. Его спасет другой корабль.

Шампанское лилось рекой, и Алекс, сидевший рядом с женой Джона, миловидной, несколько возбужденной блондинкой, не пропускал ни одного тоста. Розмари Кинсолвинг, младший редактор журнала «Мадемуазель», работала сейчас над романом. Подвыпив, она слегка кокетничала с Алексом:

– Вот я считаю пьесу замечательной, потому и уговорила Джона финансировать ее. Сам он в этом ничего не смыслит.

– Не смыслю? – Джон оторвался от беседы с Элен Брилл. – Что ты имеешь в виду?

– У тебя нет широты восприятия. Ты мыслишь аналитически, а не абстрактно…

– О Господи! – воскликнул Джон. – Ну теперь, кажется, я услышу традиционный вопрос: «И почему ты хоть немного не похож на Алекса?»

– Дорогой, посмотри, как он одевается! Сразу видно, что Алекс – творческая личность, а ты – инвестиционный банкир.

– Розмари, но он и есть инвестиционный банкир, – возразил Алекс.

– Именно это я и имею в виду.

Почувствовав, что немного опьянел, Алекс извинился и вышел. Сполоснув лицо холодной водой, он посмотрел на себя в зеркало. Александр Сейдж – несостоявшийся драматург? Александр Сейдж – младший партнер компании «Уэлтон ойл»? Об этом мечтала его мать. Сегодня днем он разговаривал по телефону с Кэсси, не утаившей радости по поводу снятия пьесы.

Мать просила его на следующей неделе приехать домой, в Даллас, где собиралась устроить вечеринку и заколоть жирного тельца по случаю возвращения блудного сына.

«Там будет и Сид Уэлтон из „Уэлтон ойл“. Ты ему всегда нравился, Алекс, – сказала она. – К тому же ты выпускник Йеля. Пора извлечь пользу из образования». У Сида Уэлтона, вспомнил Алекс, была толстая, как корова, дочь на выданье.

Он снова вернулся в зал. Элен, беседовавшая с Дональдом Стэндингом, бросила на Алекса вопросительный взгляд. Они не были вместе после размолвки, а завтра утром она улетает в Калифорнию. Алекс понимал, что Элен интересует, намерен ли он провести с ней эту ночь, но ему не хотелось давать ей ответ.

Алекс налил себе еще бокал шампанского, но, сделав глоток, решительно поставил бокал на стол. «Не надо больше шампанского» – подумал он, вдруг почувствовав страшную усталость.

– Итак, друзья мои, благодарю вас всех, – Алекс повернулся к Джону, – и за финансовую поддержку пьесы, – он обвел взглядом Криса, Дональда, Элен и Майкла Джерарда, режиссера, – и за блестящее воплощение ее на сцене. Возможно, мы снова встретимся в том же составе при более благоприятных обстоятельствах.

Увы, я должен идти.

– Подожди, – сказала Розмари, – мы подвезем тебя.

Джон коснулся ее руки:

– Пусть идет. Думаю, ему сейчас нужно побыть одному.

Элен, увидев, как Алекс попрощался с метрдотелем, схватила пальто, махнула всем рукой, выбежала из ресторана и догнала Алекса на Шестой авеню, когда он садился в такси.

– Алекс, прошу тебя, подожди! Не надо так расстраиваться!

– А как же еще?

– Ты понимаешь, о чем я. Может, пойдем куда-нибудь и поговорим?

– Я еду домой.

– Тогда и я с тобой.

Дома Алекс налил ей и Себе бренди.

– Я и так уже много выпила.

– А я выпью. – Он снял пиджак и включил телевизор.

Элен его выключила.

– Алекс, я хочу поговорить с тобой. Не понимаю, почему ты на меня разозлился!

– Я на тебя не разозлился. – Алекс нахмурился, и сам не вполне понимая, в чем дело. Скорее всего расспросы Элен заставили его осознать, что пьеса «Смерть героя» потерпела фиаско. В Древней Греции гонцов, приносивших плохие вести, казнили.

Элен расстегнула блузку.

– Приласкай меня.

– У меня нет настроения.

– Ну-у… – Она капризно надула губки, и расстегнула молнию на юбке. Красный шелк окутал ее ноги. – Встряхнись, Алекс! Поиграй со мной!

Он равнодушно взглянул на нее:

– Я же сказал тебе, что не в настроении.

– Настроение, настроение… – Она стянула с себя черные бикини и помахала ими перед носом Алекса. Он отстранил ее руку.

– Ох, тебя сегодня нелегко расшевелить. – Элен наклонилась и потерлась грудями о его щеки, потом уселась к нему на колени.

– Ну ладно, черт тебя побери! – Он грубо толкнул ее на коврик. – Хочешь, чтобы тебя оттрахали? Ты получишь это. – Алекс почувствовал, что ненавидит Элен, эгоистичную, похотливую сучку. Она глядела на него снизу вверх и самодовольно улыбалась. Боже, как ему хотелось стереть с ее лица эту самодовольную улыбку!

Ладно, надо оттрахать ее так, чтобы она визжала от боли.

Рывком расстегнув брюки, Алекс обрушился на нее.

– О Боже! – усмехнулась Элен. – Настроение у тебя явно изменилось.

Сам того не желая, он ударил ее по лицу – импульсивный жест, спровоцированный гневом и спиртным.

Голова ее дернулась, на щеке выступил красный след от пощечины.

– Господи, Алекс, что ты делаешь?

Ударив Элен еще раз, он грубо вошел в нее. Она застонала и, прогнув спину, приподняла таз.

– Значит, тебе это нравится, сучка? Это тебя возбуждает? – Он снова ударил Элен по лицу, и она выставила руки вперед. Охваченный яростью, Алекс отвел ее руки и, продолжая наносить удары, рывками входил в нее.

– Не надо, остановись! – плакала Элен, пытаясь уберечь лицо, но ее бедра двигались в такт его грубым рывкам. – Только не по лицу, Алекс! Прошу тебя! Ты испортишь мне лицо «Ах, ее беспокоит собеседование, – думал он. – Это проклятое собеседование в Голливуде! Ни о чем другом она не думает».

Что он делает? Что за дикие, темные инстинкты высвободила в нем Элен. Алекс опустил руки и, тяжело дыша, уставился на нее. Такого с ним еще никогда не бывало, он никогда в жизни не ударил женщину. Элен неистово извивалась под ним, прикрывая лицо. Ее неистовое возбуждение вызвало у него отвращение. Ненавидя себя и Элен, он поднялся. До предела напряженный пенис поблескивал от влаги.

– Убирайся, – сказал Алекс. – Забирай свою одежду и убирайся.

Когда Элен ушла, он встал под душ, пустив такую горячую воду, какую только мог вынести, и разрыдался, охваченный угрызениями совести и жалостью к себе Овладев наконец собой, он вышел из ванной, приготовил кофе, выпил его, окончательно протрезвел и вновь обрел способность рассуждать здраво.

Алекс не хотел соглашаться на вариант «Уэлтон ойл», но вместе с тем понимал, что на три тысячи ему долго не протянуть, во всяком случае, в Нью-Йорке. А вот в Греции… В Греции он почти ничего не тратил и здорово там поработал. Потом Алекс вспомнил об авиабилете в Даллас, заказанном для него матерью и оставленном в кассе аэропорта. Он возьмет его, полетит в Даллас, а оттуда дальше, в Мексику, где тоже дешевая жизнь. На побережье Юкатана сдаются внаем хижины за десять центов в день. Там его трех тысяч долларов хватит на целую вечность, и он сможет работать.

Сняв с полки в кладовке чемодан, Алекс начал укладывать вещи.




Глава 25


С пишущей машинкой в одной руке и чемоданом в другой Алекс пошел вдоль пляжа по направлению к хижинам, крытым пальмовыми листьями. От рыбака, чинившего лодку, он узнал, что хижины принадлежат хозяину продуктовой лавки из ближайшей деревни.

Едва появился хозяин, как Алекс снял за четыре доллара в неделю лучшую хижину, купил у него ящик пива, кое-какие продукты, овощи, керосиновую лампу и кастрюлю.

На пляж он вернулся в сопровождении ребятишек, наперебой предлагавших ему помочь нести вещи, обустроить жилье и собрать хворосту. Алекс почувствовал себя Дудочником из поэмы Браунинга. Ребятишки слонялись возле хижины целый день, а ближе к вечеру к ним присоединились взрослые. Все они источали дружелюбие, и Алекс улыбался им. Да, ему следовало приехать сюда еще несколько лет назад! Ведь это настоящий рай для писателя!

Только после наступления темноты Алекса оставили одного, и он зажег керосиновую лампу. Усевшись на перевернутый ящик возле другого, большего ящика, служившего ему письменным столом, он вставил в машинку чистый лист бумаги. У него давно зародилась мысль написать грустную комедию о двух людях, которые встречаются благодаря таинственному объявлению, появившемуся на последней странице нью-йоркского «Книжного обозрения».

Алекс напечатал название – «Роман под грифом „секретно“„, но немного подумав, забил слово „роман“ и оставил только „Под грифом «секретно“«. Удовлетворенно улыбнувшись, он напечатал: «Александр Сейдж“. Что ж, начало положено. Увернув фитиль лампы, он выпил пива и пошел прогуляться перед сном по пляжу, залитому лунным светом.

На следующее утро он встал рано и приготовил себе в кастрюле нечто напоминающее кофе. Искупавшись, он вернулся в хижину, позавтракал изюмом, уселся за машинку и начал составлять характеристики действующих лиц. Несколько минут спустя Алекс почувствовал, что кто-то стоит в дверях, и обернулся.

– Буэнос диас. – Рыбак, с которым он разговаривал накануне, широко улыбаясь, протягивал ему рыбу.

– Грасьас. – Алекс лихорадочно припоминал испанские слова и желал добавить: «Вам не следовало беспокоиться». Взяв рыбу, он положил ее в импровизированный холодильник. – Грасьас.

Рыбак опять улыбнулся.

«Что же это я, – подумал Алекс, – может, рыба вовсе не подарок? Может, он хотел продать ее мне?»

– Сколько?

– Нет-нет! – Рыбак помахал поднятым пальцем. – Подарок. – Он повернулся, собираясь уйти, но Алекс предложил ему изюму. Гость покачал головой.

– Ну что ж, – сказал Алекс, – мне пора продолжить работу. Трабахо. – Он указал на пишущую машинку. – Еще раз спасибо.

Рыбак кивнул, улыбнулся и, пятясь, вышел из хижины. Алекс помахал ему рукой и снова уселся за машинку.

Не прошло и нескольких минут, как он услышал под окном какие-то звуки, напоминающие сдавленный смех, и выглянул. С десяток деревенских ребятишек сидели на земле рядом с хижиной. Алекс улыбнулся и приложил палец к губам, объясняя им, что работает, но хихиканье продолжалось, а ребятишек вскоре стало вдвое больше.

Приготовив на обед рыбу, рис и салат, Алекс поделился едой со всей оравой. После обеда его голод усилился. Снова объяснив ребятишкам, что работает, он попросил их разойтись. Они подчинились, но не прошло и часа, как все вернулись и принесли ему гроздь переспевших бананов. Алекс поблагодарил их, однако дети не ушли. Расположившись на земле возле хижины, они вели себя тихо, но продолжали перешептываться и хихикать. Алексу стоило большого труда сосредоточиться на работе.

Под вечер стали подтягиваться взрослые, и Алекс понял, что поработать ему уже не удастся. Он улыбался и говорил с ними, обходясь своим скудным запасом испанских слов, но быстро утомился и решил прогуляться по пляжу. Вернувшись, Алекс с облегчением увидел, что гости ушли.

За последующие несколько недель Алексу удалось написать и прочесть гораздо меньше, чем он надеялся.

Какая парадоксальная ситуация! Он поселился на безлюдном побережье, в глухом уголке Мексики, и не знает, куда деться от дружелюбия и радушия местных жителей. До них никак не доходило, как можно оставить человека в одиночестве, сколько бы он ни объяснял, что это нужно ему для работы. Не понимая, что они мешают ему, они усаживались на земле возле хижины и молча наблюдали за красивым «американо» с выгоревшими на солнце белокурыми волосами.

К концу месяца Алекс полностью вымотался от тщетных попыток сосредоточиться на работе. Деревенские жители не оставляли его в покое, и теперь их приходило еще больше, чем прежде.

Но как ему выбраться из этого райского уголка – вот в чем проблема! Автобусные маршруты поблизости от деревни не пролегали, а туристы забредали сюда крайне редко. Чем яснее Алекс осознавал степень своей изоляции от внешнего мира, тем сильнее хотелось ему поскорее покинуть это место. Сюда он добрался на попутных машинах. Но как выбраться отсюда?

Однажды утром приунывший Алекс сидел на берегу, глядя на океанские просторы. Мимо проходил Курро – рыбак, иногда приносивший ему рыбу.

– Эй, американо! У тебя проблемы?

– Си, – ответил Алекс. За последний месяц его испанский обогатился, хотя и не настолько, чтобы поддерживать разговор. – Хочу добраться до Тикула.

– А, Тикул! – Курро улыбнулся и закивал головой.

– Туда ходят автобусы?

– Автобусы? Да. – Он назвал деревушку, расположенную милях в двадцати отсюда по побережью.

«Черт побери! Далековато для пешей прогулки», – подумал Алекс. Но пребыванием здесь он был сыт по горло.

– Спасибо, – сказал он.

Вернувшись в хижину, Алекс положил в футляр пишущую машинку и завязал в небольшой узелок свою одежду. Чемодан и прочие пожитки он отдал деревенским жителям. Опечаленные его отъездом, они принесли ему прощальные подарки – от плодов манго до живых цыплят и поросенка. С помощью жестов и скудного испанского Алекс объяснил, что путешествовать лучше налегке.

Он отправился в путь около полудня; за ним, как почетный эскорт, последовали деревенские ребятишки.

Невесть откуда появившийся Курро закричал ему «Американо!» и, размахивая руками, попытался привлечь его внимание.

– В чем дело? – спросил Алекс.

Курро, схватив его за рукав, потащил к берегу:

– Идем!

Алекс покачал головой:

– Извини, я спешу.

– У меня лодка… Я отвезу тебя.

Алекс увидел на песке маленькую рыбацкую лодчонку.

– Иди… садись в лодку.

Алекс с сомнением оглядел утлое суденышко.

– Садись в лодку… садись! – Курро взял у Алекса узелок с вещами и бросил его в лодку.

Алекс тяжело вздохнул, уверенный, что лодка очень скоро пойдет ко дну. Однако отказ был бы воспринят как оскорбление.

Он сел в лодку и прижал к себе машинку.

Лодка Курро к вечеру добралась до Фронтеры, и Алексу даже удалось, прождав около часа, сесть на рейсовый автобус, идущий, правда, в противоположном направлении. А впрочем, это уже не имело значения. Ближе к полуночи голодный и взмокший от пота Алекс вышел из автобуса в городе Оахака, жалея лишь о том, что Курро не мог доставить его в Нью-Йорк. Больше всего на свете ему хотелось утолить голод, принять душ и выспаться на настоящей кровати.

К вечеру следующего дня, проспав часов десять, Алекс снова почувствовал себя человеком и зашел в кафе на центральной площади. Заказав кока-колу и гамбургер, он стал разглядывать оживленную толпу на площади.

Алекс решил провести в Оахаке несколько дней, а затем отправиться на перешеек Техуантепек и снова попытаться сесть за работу. Прослышав о том, что в Пуэрто-Анхеле есть недорогая гостиница, он надеялся, что там к нему отнесутся иначе, чем в деревне на берегу.

Может, хоть в этом месте удастся потрудиться? Ведь не «Робинзона Крузо» он собирался писать!

Принявшись за гамбургер, Алекс заметил, что на него поглядывает хорошенькая девушка в белой хлопчатобумажной юбке и пестрой индейской блузе. Скорее всего этой белокурой загорелой американке было не более двадцати лет. На плече у нее висела дамская сумочка и фотоаппарат «Никон».

Встретившись с ним взглядом, она улыбнулась и решительно подошла к его столику.

– Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

– Буду рад.

– Так значит, вы американец? Слава Богу, что не швед! Меня зовут Салли Эвери.

– А я Алекс Сейдж. Из Нью-Йорка.

– Надеюсь, я вас не шокировала. Дома я не веду себя так развязно, но для девушки путешествие по Мексике – сущее наказание. Навязчивые южные кавалеры просто проходу не дают.

Заказав кока-колу и гамбургер, Салли рассказала Алексу, что провела в Мексике уже полгода. Она приехала сюда с приятелем на летние каникулы из Нортуэстерна, но в Куэрнаваке они поссорились и расстались.

Салли решила задержаться здесь. Ей нравилась независимость, однако в поездках она старалась держаться поближе к мужчинам-американцам – в целях безопасности.

Так ей удавалось осматривать достопримечательности, не опасаясь приставаний.

– Не подумайте, что я вам навязываюсь, – рассмеялась Салли. – Просто мне нужен спутник. Я сама за себя заплачу. Если вы путешествуете один, мы могли бы какую-то часть пути проделать вместе.

– С удовольствием. А какие у тебя планы?

После обеда они прогулялись по улице, вытянувшейся вдоль открытого рынка. Салли купила там для друзей несколько индейских покрывал, потом остановилась у лотка с амулетами и сухими травами и выбрала амулет из резного дерева, по словам продавца, отгоняющий зло.

– Я куплю его для тебя, – сказала она Алексу. – В этой стране пригодится любая помощь.

– Спасибо, – сказал Алекс, – а тебе я куплю амулет, который будет отваживать назойливых кавалеров.

Взяв такси, молодые люди поехали смотреть руины в Монтальбане, а потом бродили по развалинам древнего «Города богов», основанного в 1500 году до нашей эры.

Алекс остался доволен прогулкой, да и Салли тоже.

– О, Алекс, я и не припомню, когда так хорошо проводила время!

– Я тоже.

– Видишь лоток с прохладительными напитками?

Мне нужно принять таблетку от малярии. Не принесешь ли фруктового сока?

Когда Алекс вернулся с двумя стаканчиками фруктового сока, Салли печально смотрела на прекрасную долину Оахака.

– Эй, что с тобой?

Она вздрогнула, но тут же улыбнулась:

– Я думала о людях, живших когда-то здесь, и о быстротечности жизни… Подумай, ведь исчезли целые цивилизации! – Салли взяла у Алекса стаканчик, вынула таблетку из сумочки и приняла ее.

– После такого чудесного дня не хочется уходить отсюда. Давай еще осмотрим ту пирамиду.

Они вернулись в Оахаку после семи вечера.

– Поужинаем вместе?

– Мне надо упаковать эти покрывала, отнести их в почтовое отделение и написать несколько открыток.

– Сделай это завтра.

– Нет, я хотела бы закончить с этим сегодня. К тому же я должна принять душ и переодеться.

– Ладно, но позволь мне зайти за тобой через часок?

– Договорились. Кстати, у меня в номере есть немного пейота. Говорят, он творит чудеса. Тот парень, о котором я тебе рассказывала, оставил его мне в Пуэрто-Вальярто, боясь, что его обнаружат при досмотре в аэропорту. Я приберегла его на всякий случай. Тебя это интересует?

– Пейот? Я не прикасался к этим мухоморам после колледжа, но готов составить тебе компанию.

– Хорошо. Приходи часов в восемь. Комната четыреста двадцать четыре. Мы примем зелье, а пока оно не начнет действовать, сходим на площадь. Там бывают бесплатные концерты.

Салли жила в одном из самых дорогих в городе отелей рядом с центральной площадью. Увидев, как легко она тратит деньги на вещи и на такси, Алекс решил, что девушка из богатой семьи. При этом его удивило, что богатые любящие родители отпустили дочь одну путешествовать в Мексику.

– Входи, Алекс, – сказала Салли, открывая ему дверь. – Я купила йогурт, чтобы легче было принимать пейот. Она разделила грибы на две порции и смешала с йогуртом. Когда они приняли пейот, девушка достала бутылку текилы и наполнила две рюмки. Над их головами на потолке, поскрипывая, крутился вентилятор.

– Сегодня и в самом деле замечательный день, – проговорила Салли. – Я рада, что встретила тебя.

– Я тоже. – Алекс выпил текилу и снова наполнил свою рюмку. – Ты уже выбрала дальнейший маршрут?

– Пока ничего не решила. Стараюсь жить одним днем.

– А как же колледж? Ты не собираешься туда возвращаться?

Она пожала плечами:

– Не думаю, что мне так уж необходима учеба в колледже. – Салли села на постель и, поджав под себя ноги, откинулась на подушку.

– А что говорят об этом твои родители?

– Они умерли. Для меня оставлен доверительный фонд. Назначен опекун. Но я, черт возьми, не собираюсь возвращаться в Шейкер-Хайтс!

Алекс рассмеялся:

– Я тебя хорошо понимаю. У меня такое же отношение к Далласу. Моя мать и отчим хотят, чтобы я вернулся домой и поступил на так называемую «приличную работу».

– И оставил Нью-Йорк и драматургию? Ох, Алекс, не делай этого! – Она подняла свою рюмку. – Налей мне еще текилы, пожалуйста.

Вечер был теплый, а от текилы и пейота им вскоре стало еще теплее. Некоторое время они делились впечатлениями о дорожных приключениях. У Салли в Мексике не возникало проблем с провозом наркотиков: ее не подвергали досмотрам, потому что она останавливалась в лучших отелях и, путешествуя по стране, не пользовалась ни попутными машинами, ни местными рейсовыми автобусами. Заботясь о своей безопасности, девушка принимала собственные меры предосторожности. По ее словам, она подошла к Алексу, инстинктивно почувствовав к нему доверие.

– Какая наивность, Салли! – заметил Алекс. – Взгляни на первую страницу любой газеты… Многие опасные убийцы-маньяки выглядят вполне респектабельно.

Салли усмехнулась:

– Что ж, на все воля Божья. Никто не живет вечно.

– Тебе опасно путешествовать одной. Надо найти спутника.

– Ты предлагаешь свои услуги?

– Я бы с радостью, но мне нужно работать. А для этого необходимы тишина и покой.

– Это я обеспечила бы тебе в избытке. – Салли посмотрела на него круглыми голубыми глазами. – Возьми текилу и иди ко мне. Зачем нам переговариваться через всю комнату?

Текила уже делала свое дело» начинал действовать и пейот. Алекс шел к Салли, и ему казалось, будто ковер колышется у него под ногами.

– А как же концерт на площади? Не хочешь подышать свежим воздухом?

– Думаю, лучше остаться здесь. Когда я под кайфом, толпа действует мне на нервы.

– С удовольствием составлю тебе компанию. На сегодняшний день с нас хватит местной экзотики. – Ощутив действие пейота, Алекс лег рядом с Салли, желая как можно скорее оказаться внутри ее. Он воздерживался уже больше месяца и сейчас хотел эту загорелую белокурую девушку больше всего на свете. Уж не влюблен ли он?

– Повернись, – прошептал он.

Салли повернулась к нему спиной и поставила рюмку на столик возле кровати.

Алекс расстегнул молнию на ее платье, и девушка стянула его грациозно, как змея, меняющая кожу.

– О, пейот действует волшебно! Я вижу молекулы воздуха.

– А я внимательно изучаю молекулы твоей кожи.

Удивительно, словно крошечные свечи гаснут одна за другой!

– Можно я посмотрю, нет ли их и у тебя?

Пока она расстегивала его сорочку, он как завороженный любовался ее телом. У Салли были полные груди и розовые соски, окруженные более темной кожей. Они казались ему то замками, построенными из песка, то шляпами китайских кули, а то вдруг караваями итальянского деревенского хлеба. Когда Алекс взял губами сосок, Салли расстегнула ремень на брюках.

Наркотик совершенно преобразил женские прелести. Алекс коснулся соска языком и испытал совсем новое ощущение. Он даже не заметил, как девушка стянула с него джинсы.

Когда Салли начала постанывать, он взглянул на нее, улыбнулся, медленно провел руками по ее груди, бокам, животу и поразился нежности ее тела.

– Ты прекрасна! – выдохнул он. – В самом деле прекрасна!

– Ты тоже! – Салли толкнула Алекса на подушки и посмотрела на его пенис.

– Ох! – изумилась она. – Он похож на огромный гриб. Я чувствую себя Алисой в Стране чудес и вижу на нем надпись: «Съешь меня».

– Следуй указанию.

Она провела губами вокруг головки и взяла пенис в рот.

– Как резина. – Салли подняла голову. – Твердая резина. – Она снова наклонила голову. – Или кальмар… – Девушка коснулась языком мошонки, – О-о-о… а здесь яички… очищенные крутые яички в атласном мешочке…

Они исследовали друг друга глазами, губами, пальцами – прикасаясь, облизывая, ощупывая, проникая.

Когда, наконец, Алекс вошел в нее, это было как полное слияние – такое, словно они оказались вдвоем в одном теле.

Молодые люди часами занимались любовью, разговаривали, потом принимали душ и снова занимались любовью под его струями.

– Давай приготовим еще пейот, – предложила Салли. – По-моему, действие его слабеет, а мне не хочется, чтобы это кончилось.

– Он действует сильнее, чем тебе кажется.

– Прошу тебя, пожалуйста! – умоляла Салли. – Давай продлим состояние эйфории! У меня есть опиум. Он подействует быстро, мы снова займемся любовью, а потом заснем в объятиях друг друга. Ну же, прошу тебя!

Вопреки здравому смыслу Алекс позволил ей набить трубку опиумом, и они по очереди сделали несколько затяжек. Новый наркотик усилил действие предыдущего. Они с Салли снова занимались любовью, но сколько раз и долго ли, Алекс не знал, потому что потерял счет времени. Только на рассвете оба крепко заснули.

Когда Алекс проснулся, за окнами было темно. На столике возле постели горела лампа. Голову разрывала тупая боль. Салли еще спала. Он медленно поднялся, стараясь не двигать головой, пошел в ванную, почистил зубы и минут двадцать стоял под теплым душем.

Алексу стало лучше. Почувствовав голод, он посмотрел на часы в спальне. Половина девятого вечера! Последний раз он ел тридцать два часа назад. Одеваясь, Алекс надеялся, что Салли проснется и пойдет с ним ужинать.

Салли лежала на животе, положив голову на руку.

Ему было жаль будить девушку, но он умирал с голоду и не хотел оставлять ее одну.

– Салли, – тихо сказал он. – Пора вставать! – Алекс коснулся ее плеча и вздрогнул от ужаса.

Тело девушки было холодным.

– Салли! – крикнул он. – Проснись! – Она не шевельнулась.

Алекс перевернул ее. Казалось, она спала, но загорелая кожа побледнела. Он долго всматривался в девушку, надеясь, что она все-таки дышит.

– Салли! – Алекс хлопнул ее по щекам, потом приложился ртом к ее губам и попытался вдохнуть воздух в легкие. Тщетно! В течение десяти минут он перепробовал на ней все приемы оказания первой медицинской помощи, какие только удалось припомнить. Но Салли Эвери была мертва.

Алекса била дрожь. Голова раскалывалась. Решив позвонить в полицию, он направился к телефону, но вдруг почувствовал тошноту и едва успел добежать до ванной, как его вырвало.

Надо вызвать полицию, но что им сказать? Как все объяснить? Это было бы трудно, даже американским полицейским, а давать показания мексиканской полиции с его жалким испанским просто невозможно. Факты – упрямая вещь, а они ужасны: употребление наркотиков… и труп девушки.

Так и не заставив себя поднять телефонную трубку, Алекс надел на Салли ночную рубашку, чтобы ее не обнаружили нагой, и прикрыл грудь простыней.

Собрав остатки пейота и опиума, он спустил все в канализацию, обыскал вещи Салли и нашел марихуану, которая тоже отправилась в унитаз. Алекс проверил содержимое сумочки Салли, где оказался пузырек с таблетками, но совсем не от малярии. Это был фенобарбитал.

Он сунул пузырек обратно. В сумочке были также косметические салфетки, солнцезащитные очки, дорожные чеки, косметичка и паспорт. Алекс раскрыл его. Сара Кинкейд Эвери. Родилась 15 сентября 1954 года. Взглянув на фотографию, он дрожащей рукой положил паспорт на место и тут заметил амулет, подаренный им Салли. Сам не зная зачем, Алекс взял его и сунул себе в карман. Да уж, здорово помог ей этот амулет – ничего не скажешь!

Он долго смотрел на Салли. Она была так красива и казалась спящей. Почему эта девушка умерла – случайно или нет? Возможно, поняв, что попала в беду, Салли попыталась привлечь его внимание? Обезумевший от горя Алекс был объят таким ужасом, какого не испытывал никогда в жизни.

Кто-то постучал в дверь, потом в замочной скважине повернулся ключ.

– Криада… горничная, – услышал он.

– Только не это! – пробормотал Алекс, увидев, как дверь приоткрылась. – Окупадо… занято… уходите… – крикнул он.

Горничная вышла:

– Пердонеме, сеньор.

Черт возьми! Не успела ли она разглядеть его? Не заметила ли страха в его глазах? Может, приняла Алекса за одного из непонятных гринго?

Необходимо обдумать ситуацию… и по возможности здраво. Нельзя оставлять здесь никаких следов. Горничная обязательно скажет полицейским, что Салли была не одна… что видела с ней какого-то светловолосого гринго с бородой.

Отпечатки пальцев! Взяв полотенце, он прошелся по комнате, вытер паспорт, стакан, бутылку текилы, душ, рукоятку сливного бачка, дверную ручку. Потом вдруг заметил ее фотокамеру. Боже! Эти снимки в Монтальбане! Он перемотал пленку, извлек катушку, сунул ее в карман и тщательно вытер камеру полотенцем.

Подойдя к кровати, Алекс сел возле Салли. По его щекам катились слезы. Они только вчера говорили о совместном путешествии! Они могли полюбить друг друга! А теперь девушка мертва. Алекс отказывался верить в это.

Убедившись, что никто его не видит, он вышел из номера Салли, спустился по лестнице и покинул гостиницу. Вернувшись к себе, Алекс быстро упаковал свои вещи и позвонил в аэропорт. В одиннадцать тридцать вылетал самолет на Мехико. Оттуда он сразу отправится в Нью-Йорк.

Алекс взял такси до аэропорта, зашел перед посадкой в туалет, сбрил бороду и укоротил волосы ножницами из армейского складного набора.

Стоя в очереди на посадку, он нервничал, опасаясь, что вид его вызывает подозрения: высокий, светловолосый, верхняя часть лица загорела сильнее, чем нижняя.

Немудрено, что пассажиры и люди в униформе с подозрением его рассматривают.

В аэропорту Мехико через зал ожидания строем прошел отряд федеральной полиции, и Алекс замер от страха. Однако полицейские не обратили на гринго никакого внимания. Услышав, что объявили посадку на его рейс, он с облегчением вздохнул и направился к выходу на летное поле.

Вдруг его окликнули:

– Сеньор… подождите минутку!

Побледневший Алекс оглянулся. Офицер безопасности поманил его к себе.

– В чем дело?

– Машинка… вы забыли пишущую машинку. – Офицер указал глазами туда, где только что стоял Алекс.

Пишущая машинка! Обливаясь потом, он вернулся и забрал ее.

– Грасъас, – сказал Алекс. – Большое спасибо!




Глава 26


Его рабочий кабинет не походил на офис. Вместо письменного стола здесь стоял овальный дубовый стол, возле него – удобное мягкое кресло с высокой спинкой, а рядом с другим, обитым ситцем, – торшер с изящным абажуром. На одной из стен висел яркий ковер, на другой – картина в стиле американского примитивизма, изображающая жанровую сцену из сельской жизни Новой Англии.

Прозвучал зуммер внутренней связи:

– Мистер Сейдж, не забудьте, что у вас в двенадцать тридцать встреча.

Алекс нажал кнопку переговорного устройства:

– Спасибо, Джейн. Уже выхожу. – Он посмотрел в окно. Снегопад продолжался. Надев теплое пальто, Алекс отправился на ленч в устричный бар.

Он вернулся в Нью-Йорк почти три месяца назад и два из них писал тексты для рекламного агентства «Латтимор-Давер». Тим Коркоран, его университетский приятель, работал там в бухгалтерском отделе. Алекс случайно встретил его в магазине через несколько дней после возвращения из Мексики; они вошли в бар пропустить по рюмочке, и Тим уговорил его пройти собеседование в «Латтимор-Давер». Дама, ответственная за набор кадров, была рада заполучить Александра Сейджа, выпускника Йельского университета и к тому же драматурга. «Я видела ваше „Путешествие на воздушном шаре“, – сказала она. – Остроумная пьеса. Вы сейчас над чем-нибудь работаете?» «У меня есть кое-какие замыслы, – ответил он, – но отныне я намерен ввести писательскую деятельность в русло нормальной жизни».

Именно этого больше всего и хотелось Алексу. Нормальной жизни, спокойного, без потрясений, существования. Он отчаянно старался забыть Салли Эвери, но не мог. Мучительные воспоминания о ней преследовали его, и, чтобы избавиться от них, Алекс решил заполнить каждую минуту разнообразными обязанностями, не оставляющими свободного времени.

Ему ничуть не нравилось писать тексты для коммерческой рекламы, однако он проявил такие способности к этому, что Милт Марш, главный режиссер рекламного агентства, без устали расхваливал его. Алекс приходил на работу рано и каждый вечер засиживался допоздна.

Это лишало его досуга, зато банковский счет Алекса пополнялся за счет сверхурочных. Он, начинающий, зарабатывал невероятную сумму – пятьдесят тысяч долларов! Между тем Милт уже намекал на «существенную» прибавку ближе к лету. Сейчас был конец января.

Алекс больше не думал о будущем. Все его прежние планы рухнули, энтузиазм исчез. Работая над пьесами, он обычно вставал около одиннадцати утра, обедал с кем-нибудь из друзей, писал до шести, потом где-нибудь развлекался, домой приходил около часу ночи и (если возвращался один) писал до рассвета. У него был свой распорядок дня. Никто не указывал ему, что и когда нужно делать. Теперь Алексу хотелось, чтобы его загрузили работой, лишив возможности думать и вспоминать.

Салли являлась ему в ночных кошмарах. Алекс, конечно, понимал, что не виноват в ее смерти. Однако мысль, что он мог предотвратить несчастье, преследовала его. Алекс казнил себя и за то, что струсил и убежал оттуда. Может, ему удалось бы убедить полицейских в своей невиновности?

Но ведь всем известно, что в тюрьмах полным-полно невиновных людей. Особенно в тюрьмах других государств.

Прилетев в Нью-Йорк, он отдал проявить пленку, отснятую Салли. Собравшись с духом, просмотрел негативы и заказал фотографию с того, где сам запечатлел Салли в Монтальбане. Теперь фотография в рамке стояла на полке в его гостиной, а возле нее лежали амулеты, купленные в тот роковой ноябрьский день. Для Алекса это был своего рода алтарь – место поклонения и покаяния. Когда-нибудь он напишет о Салли пьесу – во имя искупления грехов. А пока его пишущая машинка стояла в стенном шкафу и покрывалась пылью. Если кто-нибудь, заходя к нему, замечал фотографию Салли и спрашивал о ней, Алекс отвечал, что она была его другом. Однако его тон пресекал праздное любопытство.

В устричном баре было многолюдно и, как всегда, более шумно, чем в других нью-йоркских ресторанах.

Джон Кинсолвинг, поджидая Алекса, потягивал коктейль.

– Ну говори, что привело тебя сюда в середине рабочего дня?

– Ничего, – ответил Джон. – Раз в несколько недель я доставляю себе удовольствие и сбегаю с Уоллстрит.

Алекс рассмеялся:

– Неплохое название для пьесы… «Побег с Уоллстрит». Так и вижу его напечатанным на обложке.

– А автор, конечно, Александр Сейдж?

– Нет, Александр Сейдж нынче делает деньги. Для драматургии не остается времени. Как поживает Розмари?

– Хорошо, но разочарована тем, что тебя не видно с тех пор, как ты вернулся из Мексики.

– Так уж вышло. Новая работа заставила меня изменить уклад жизни, но скоро я выйду из спячки.

Алекс заказал пиво и устрицы, а Джон – рыбу-желтоглазку из озера Виннипег.

– В воскресенье Розмари устраивает традиционный поздний завтрак. Соберутся люди богемные, но тебе будут рады. Я тоже приглашен.

– А Розмари не собирается познакомить меня с одной из своих богемных подружек?

– Я отвечу на этот вопрос, если только ты припрешь меня к стенке. Кстати, у тебя сейчас кто-то есть?

– Нет.

– Ну тогда…

– Нет, Джон, я, пожалуй, воздержусь. Может, лучше поужинаем как-нибудь втроем – ты, я и Розмари?

– Да, ты стал совсем другим человеком, – заметил Джон. – Что же все-таки произошло с тобой в Мексике?

– Ничего. – Алекс через силу улыбнулся. – Извини, Джон. Это все из-за работы. Необходимость вкалывать ради хлеба насущного меняет людей.

– Понимаю, – усмехнулся Джон. – Я сам так и не привык к этому. Но послушай меня, старина, не отказывайся от секса из-за работы. Без этого жизнь совсем тосклива, поверь мне.

– Надеюсь, тебе не пришлось подвергаться такому испытанию.

– Нет, ведь стоит мне надеть джинсы и достать альбом для эскизов, как Розмари бросается мне на шею.

Но вообще-то хотелось бы знать, когда и ты вернешься к нормальной жизни? Этот монашеский аскетизм совсем тебе не к лицу.

– Не беспокойся, это со временем пройдет.

Переполненный стадион «Мэдисон-Сквер-Гарден» буквально кипел от возбуждения, как и всегда во время встречи баскетбольных команд нью-йоркских «Никерсов» с бостонскими «Кельтами». До начала оставалось всего пять минут, а толпа все прибывала, беря на абордаж турникеты.

Тим Коркоран протянул Алексу билет:

– Возьми на случай, если нас разъединят. Места потрясающие, в двух рядах позади от «Никерсов». Зарезервировала компания «Корник интернэшнл». Видишь, как полезно вести у них бухгалтерский учет!

Едва Тим и Алекс купили пиво с поп-корном, игра началась.

– Ого, вот это места так места! – Всего в нескольких футах от них замелькали фигуры игроков, которых Алекс видел прежде либо издалека, либо на телеэкране.

В перерыве между таймами Тим пошел за пивом, а вернувшись, сказал Алексу:

– Посмотри-ка, кто там сидит.

Алекс обернулся и заметил неподалеку Тори Гембл, продюсера агентства «Латтимор-Давер». Он был едва знаком с ней. В агентстве Тори считали гордячкой, поскольку она не сближалась ни с кем из сослуживцев. хотя мужчины не раз проявляли настойчивость. На щеках темноволосой голубоглазой на редкость красивой Тори всегда играл такой легкий румянец, словно она только что вернулась с верховой прогулки.

– Я пару раз встречался с ней, но отношения так и не завязались, – сказал Тим. – А я-то размечтался о богатой наследнице!

– Она действительно богата?

– Богата?! Ты шутишь? Да Тори могла бы купить места посередине баскетбольной площадки! Она дочь самого Джо Гембла, известного игрока в поло и мультимиллионера. Ты, случайно, не играешь в поло, Алеке?

Это значительно увеличило бы твои шансы.

– Вообще-то немного играю. Мой отец увлекался поло, находясь на дипломатической службе за границей. Но я никогда не был хорошим игроком.

Тим широко улыбнулся:

– Ладно тебе, поло есть поло. Действуй, старина!

– Ничего у меня не получится. Я как-то заговаривал с ней – никакого толку. Ни малейшего интереса ко мне.

Высокий интересный мужчина сел рядом с Тори, протянул ей коробку с поп-корном и что-то сказал, она рассмеялась и поцеловала его в щеку.

– Кажется, все наши планы напрасны. Видимо, она без ума от этого парня, – заметил Тим.

Началась вторая половина встречи. «Никерсы» отставали уже на пятнадцать очков. Алекс перестал следить за игрой и, сам не зная зачем, украдкой взглянул на Тори Гембл. Что-то в ней заинтриговало его. Может, то, что впервые увидел ее вне работы. Или то, что она была страстной болельщицей. Алекс никогда не подумал бы, что Тори – фанатка баскетбольной команды.

Вообще женщины такого типа не особенно нравились Алексу. С девушками вроде Тори он встречался в студенческие годы. Богатые, хорошо воспитанные, не обремененные проблемами, они учились либо в Смите, либо в Брайарклифе. Такие никогда не выкинут ничего экстравагантного. Алексу в его нынешнем состоянии это не импонировало.

Так или иначе, первой женщиной, привлекшей его внимание после смерти Салли Эвери, стала Тори Гембл.

Он снова оглянулся, и их взгляды встретились.

– Вперед, Перл! – орал Тим.

Бостон по-прежнему лидировал, но разрыв сократился до восьми очков. Болельщики неистовствовали. На последних минутах «Никерсы» продолжали сокращать разрыв с «Кельтами». Алекс и Тим вскочили и начали орать, подбадривая игроков. Бросив быстрый взгляд через плечо, Алекс увидел, что Тори ведет себя так же. До конца оставалось шесть секунд, Бостон опережал соперников всего на одно очко, «Никерсы» завладели мячом и мчались к корзине. Сирена, оповещающая об окончании встречи, прозвучала в тот миг, когда мяч был в воздухе. Ударившись о край корзины, он целую вечность вращался на одном месте и наконец упал в нее.

Тони Гембл и ее спутник были гораздо ближе к выходу, чем Алекс и Тим, но возбужденная толпа непостижимым образом соединила их.

– Вот это игра! – воскликнул Тим.

– Да уж, игра что надо, – отозвалась Тори и представила их своему спутнику:

– Билл, это Тим Коркоран и Александр Сейдж, мои сослуживцы. А это мой брат Билл Гембл. Он приехал из Детройта – родины незадачливых «Пистонов».

– Приятно познакомиться, Билл! – Тим пожал протянутую ему руку. – Рад, что вам удалось увидеть настоящую игру. Не хотите ли зайти куда-нибудь выпить?

Тори взглянула на Алекса:

– Простите, но я не смогу: завтра в семь утра вылетаю в Хилтон-Хед на съемки рекламного ролика с Джимми Коннором.

– Тогда отложим до следующего раза, – сказал Тим, а спускаясь по эскалатору, обернулся к Алексу:

– Значит, это ее брат. Что ж, тогда тебе пора вытаскивать из сундука форму игрока в поло.

– А что скажешь об этом? – обратился Алекс к Милту Маршу. – Терраса на крыше небоскреба, а за ней бесконечные крыши Манхэттена. На переднем плане столик для коктейлей, на нем – бутылка «Дон Диего» и два полных бокала. И надпись на экране: «Ром с перспективой».

Милт одобрительно кивнул:

– Здорово! Может, нам сделать целую серию «ромовых каламбуров»? Великолепно, Алекс! – Он взглянул на часы. – Прости, у меня сейчас встреча с представителями «Джонсон и Джонсон». Я еще забегу к тебе.

Алекс сел за машинку. «Ромовые каламбуры». Удивительно, чем только не приходится заниматься человеку, чтобы заработать на хлеб! Однако отчасти он был доволен. Что ж, зрелый двадцатишестилетний человек начинает новую карьеру и, кажется, делает успехи. «Ром на высшем уровне» (по аналогии с «Комнатой на чердаке»)… «Ром – лучшее вложение ваших денег»… «Дон Диего» – ром, созданный не за один день».

Кто-то постучал в открытую дверь кабинета, и Алекс увидел Тори Гембл.

– Как? Неужели неделя, проведенная в обществе Джимми Коннора, уже закончилась? Как ваш удар слева?

– Лучше, чем обычно, – серьезно ответила она. – Алекс, мне нужно поговорить с вами о коммерческой рекламе для «Коллерко», которую вы написали. В ней придется кое-что изменить, хотя я не готова увеличить вознаграждение.

– Я не могу сейчас обсуждать деловые вопросы. Мне нужно к пяти часам разработать целую рекламную кампанию для Милта. Да и вообще критические замечания я согласен выслушивать только со стаканом в руке. Не встретимся ли в пять тридцать в баре «Кинг-Коул» на Сент-Реджис?

– Извините, мне не удастся, – автоматически проговорила Тори, но тут же добавила:

– Ну ладно, постараюсь.

Алекс заказал себе второй стаканчик, а Тори едва пригубила первый. Он заметил, что девушка настроена по-деловому, и принял серьезный вид.

– Придется урезать расходы. Увидев такую сумму, они испугаются и уедут к себе в Колорадо.

– Не думал, что потребуются такие большие затраты.

– Алекс, вы хороший писатель, но плохо разбираетесь в издержках производства.

– Разве? – Он вспомнил о «Смерти героя» и о своих потерянных деньгах и кисло улыбнулся:

– Возможно, вы правы.

Тори что-то подсчитала на вырванном из блокнота листке, и они еще пятнадцать минут вырабатывали компромиссное решение проблемы.

– Что ж… – Она собрала бумаги и уложила их в «дипломат». – Мне пора бежать.

– Я надеялся, что вы поужинаете со мной.

– Извините, не могу.

– В том-то и беда таких женщин, как вы: никаких спонтанных решений.

– Что вы имеете в виду? – возмутилась Тори.

– То, что импульсивность вам не свойственна.

– Я слишком деловая женщина, чтобы позволить себе это.

– Я, напротив, слишком импульсивен для делового человека.

– Так, значит, вот в чем ваш секрет… – Тори улыбнулась и застегнула замочек на «дипломате». – В восемь часов я приглашена на званый ужин в Уэстчестер. Почему бы вам не поехать со мной?

Алекс онемел от неожиданности, но, обретя дар речи, спросил:

– А я не окажусь тринадцатым за столом?

– На таких вечеринках мужчина никогда не лишний. Ужин устраивают мои родители. А вы не так спонтанны, как я предполагала.

– По сравнению с вами я лишь жалкий любитель.

Шофер отца Тори встретил их на вокзале. Снова начался снегопад. Крупные снежинки танцевали в свете фар «мерседеса». Пока они добирались до места, землю покрыл белый ковер. Машина свернула с дороги и, проехав между массивными каменными столбами, поднялась по длинной подъездной аллее, обсаженной голубыми елями.

Линдсей Гембл приветствовала их в вестибюле.

– Приятно познакомиться с вами, Александр. Меня обрадовал звонок Тори. Впрочем, дорогая, я бы не обиделась, если бы ты не приехала в такую ужасную погоду.

– Но я же обещала.

Миссис Гембл улыбнулась:

– Очень мило с твоей стороны, дорогая. И хорошо, что у нас появился еще один мужчина. – Она взяла Алекса за руку и повела в гостиную. – Да еще такой красивый.

Сидя за столом, Алекс вдруг понял, что эта вечеринка как две капли воды похожа на те, что устраивала Кэсси в Далласе. Даже состав гостей такой же: нефтяной барон с элегантной третьей женой; обвешанная драгоценностями и помешанная на диетах богатая наследница с женихом, торговцем предметами искусства; какая-то супружеская чета, владеющая «фермой» по соседству с поместьем Гемблов, Габриэл Льюис, автор романа, недавно получившего премию на Национальной книжной выставке; его любовница, красивая английская актриса лет пятидесяти. О ней много писали газеты. В качестве кавалера для Тори на ужин был приглашен Портер Брукс, невысокий лысеющий молодой человек в очках. Тори объяснила Алексу, что они с Портером «знают друг друга с пеленок».

– Он приглашен, чтобы за столом было равное число мужчин и дам, – добавила она. Портера, видимо, не слишком вдохновило неожиданное появление Алекса.

– По словам Виктории, вы талантливый писатель, – сказала Линдсей Гембл.

– Раньше я был драматургом, – ответил Алекс, – но… приходится зарабатывать на хлеб.

– Сейдж… – задумчиво проговорила она. – А вы, случайно, не родня Сейджам из Принстона?

– Нет. Мой отец дипломат, уйдя в отставку, поселился в Олд-Лайм.

– Неужели Эллиот Сейдж? Какое удивительное совпадений! Джо и я познакомились с ним в Португалии.

Он играет в поло. Джо тоже. А вы?

– Я давненько не играл.

– Не беда, нынешним летом вы обязательно должны вернуться к этому. Джо! У нас появился еще один игрок в поло, сын Эллиота Сейджа.

После ужина Джо Гембл пригласил Алекса к себе в кабинет, где висели спортивные трофеи и фотографии в рамках. Джо Гембл при всех спортивных регалиях. Джо Гембл с Джоном Кеннеди, Чарлтоном Хестоном, с Биллом Палеем, с Жискаром д'Эстеном, с Рональдом Рейганом, с Клэр Бут Льюс.

– А вот и ваш отец. Кажется, это было году в пятьдесят восьмом. Я тогда подписывал торговое соглашение с португальским правительством. Эллиот прекрасный игрок в поло! Наверное, в то время я вас встречал?

– Нет, сэр. Мои родители в разводе, и я жил год с отцом, а год с матерью. 1958 год я провел в Нью-Йорке.

– Но вы играете в поло. – Джо Гембл похлопал его по спине. – Это очень хорошо. Хотите сигару?

Выйдя из кабинета, Алекс почувствовал, что выдержал своего рода экзамен. Линдсей Гембл взглянула на супруга и удовлетворенно улыбнулась.

К началу лета Алекс и Тори были помолвлены. Алекс не помнил, когда именно влюбился в Тори, но после ужина в доме ее родителей они стали встречаться. Сначала он вел себя сдержанно, ему не хотелось связывать себя обязательствами, но со временем их отношения, простые и необременительные, перестали внушать ему опасения. Отец Алекса отнесся к помолвке с одобрением, мать выразила удовольствие. Родители Тори были рады принять его в семью. Друзья ему завидовали и радовались, видя, что уныние, в котором Алекс пребывал после возвращения из Мексики, покидает его.

Только Лидия равнодушно приняла это известие.

Когда она и Стефан прилетели в Нью-Йорк, Алекс и Тори пригласили их к себе. Внешне ужин прошел приятно и весело, но Алекс чувствовал холодок между женщинами. Он приписал это ревности. Поведав Тори о своей дружбе с Лидией и Джуно в Йеле и в Париже, Алекс понял, что она догадывается об умолчаниях.

Лидии Тори не понравилась, но Алексу не хотелось задумываться о причине. Лидию, Джуно и его связывали совершенно особые отношения. Он и Джуно в свое время тоже весьма критически отзывались о Стефане и считали, что он, несмотря на богатство, обаяние и титул, недостаточно хорош для Лидии. Стефан не сделал Лидию счастливой. Шеп нравился Алексу и Лидии, но его брак с Джуно распался.

Джуно снова была свободна. Лидия замужем. А теперь и Алекс помолвлен. Он часто спрашивал себя, почему не женится на Джуно, хотя понял еще со времен Парижа, что нельзя нарушать гармонию их необычных отношений и создавать пару с одной из девушек. После этого эпизода все они долго залечивали раны.

Потом Лидия, играя по правилам, вышла замуж за человека, постороннего для Алекса и Джуно. Она не нарушила равновесия. Нельзя нарушать равновесия и ему с Джуно.

Очень уж сложные отношения связывали их.

Поняв, что родители одобряют ее выбор, Тори изменилась к Алексу. Оставаясь с ним наедине, она держалась игриво, готовила ему деликатесы и подавала завтрак в постель, когда он ночевал у нее на Пятой авеню. Это случалось часто, потому что Тори не нравилась квартира Алекса в нью-йоркском Сохо.

Секс с Тори всегда был непредсказуемым и неожиданным. Интимные отношения начались у них после третьего свидания, когда они снова ходили на баскетбольную встречу. Впервые оказавшись у Тори, Алекс понял, что квартира точно такая, как он предполагал: с великолепным видом на Центральный парк и бесконечные крыши, уходящие за горизонт. Комнаты были декорированы с безупречным вкусом.

А вот страстность Тори в постели удивила его. Они начали с шампанского и сдержанных ласк на диване, стоявшем на застекленной террасе, потом перешли в спальню. Тори поставила на стереопроигрыватель Дворжака, зачем-то опустила шторы и обняла Алекса.

– Я ждала этого момента с тех пор, как увидела тебя.

Он недоверчиво улыбнулся:

– Тогда ты даже не взглянула в мою сторону.

– Все женщины в агентстве вешались тебе на шею.

Не желая походить на них, я прикинулась равнодушной.

– Тебе удалось меня провести!

– Ох, Алекс! – Тори приникла к его губам в жадном поцелуе и крепко прижалась к нему. – Раздень меня, – учащенно дыша, попросила она.

Алекс медленно расстегивал пуговки на ее платье, а Тори стояла с закрытыми глазами – неподвижно, как изваяние. Стянув платье, он чуть не рассмеялся, ибо увидел прозрачный кружевной красный бюстгальтер с вырезанными для сосков отверстиями и трусики такого же стиля с разрезом посередине, сквозь который пробивались темные завитки волос. Ажурные чулки держались на резинках черного кружевного пояса.

– Я купила все это в одной из лавок – ну, знаешь? – на Седьмой авеню… с мыслью о тебе, – прошептала Тори и заглянула ему в глаза. Ему показалось, что она не уверена в себе. – Надеюсь, тебе это понравится.

– Мне очень нравится. – Алекс поцеловал сосок. – Ты удивительная, Тори. – Как ни странно, это взволновало его. Будь на ее месте другая женщина, Алекса позабавила бы, но едва ли возбудила эта спецодежда.

Но Тори Гембл сама добропорядочность… Меньше всего он предполагал увидеть нечто подобное под строгим платьем преуспевающей деловой дамы. Его тронуло, что Тори решила предстать перед ним в такой одежде. Впрочем, на ней эта дешевка выглядела как мощный эротический стимулятор.

Его поразила сексуальность Тори. Пока Алекс раздевался, она вытянулась на постели и, извиваясь, словно кинозвезда пятидесятых годов, трогала себя сквозь отверстия на штанишках. Когда он лег рядом с ней, Тори поднесла к его губам свои пальцы. А когда Алекс прикоснулся к ней, она дернулась так, словно его рука несла в себе электрический заряд в тысячу вольт. Откликаясь на каждое его прикосновение, Тори возбуждалась все сильнее.

Алекса внезапно охватила паника. Ведь после той страшной ночи в Мексике он впервые остался наедине с женщиной. А вдруг ничего не получится? Его прошиб холодный пот. Мелькнула мысль: не сбежать ли отсюда подобру-поздорову в свою монашескую келью в Сохо с фотографией Салли вместо иконы и амулетами рядом с ней?

Но неистовая страсть Тори передалась и ему. Он вошел в нее через отверстие на прозрачных трусиках и заставил себя не думать ни о чем, кроме того, что происходит. Когда ногти Тори впились в его спину, он шлепнул ее по ягодицам и мгновенно почувствовал ответную реакцию. Они занимались любовью неистово, бурно, а когда все кончилось. Тори откинулась на спину и уставилась в потолок невидящим взглядом.

Минут через пять она улыбнулась ему:

– Хочешь кофе?

После роскошной церемонии бракосочетания в поместье родителей Тори стала миссис Александр Тайсон Сейдж. Среди приглашенных были Лидия и Стефан, Джуно не смогла оставить работу в Окгемптонском драматическом театре, поэтому ограничилась поздравительной телеграммой и свадебным подарком – часами в стиле арт-деко.

Джо Гембл арендовал для молодоженов реактивный самолет, который должен был доставить их на ранчо Пейнтед-Фоллз, занимающее сто тысяч акров земли в южной Калифорнии. Он также передал им право на владение этим ранчо.




Глава 27


В ту осень Алекс получил свою первую премию Клио за рекламу безалкогольных напитков и был повышен в должности. Теперь, когда он стал старшим составителем текстов, его оклад заметно увеличился. Тори невероятно гордилась мужем.

– Перестань, это ровным счетом ничего не значит, – говорил он, пожимая плечами. – В рекламном бизнесе обожают раздавать премии.

– Нет уж, Алекс, – возражала Тори, – не скромничай. По-моему, ты просто великолепен. И это только начало, дорогой. Наград будет все больше и больше Ты безумно талантлив. – Она торжествующе улыбнулась. – Они еще увидят!

Алекс понимал, в чем дело. Тори боялась сплетен о том, что он женился на ней из-за денег. Алекс, принадлежавший к состоятельной семье, потратил все свои средства на занятия драматургией и к моменту женитьбы был всего-навсего младшим составителем текстов с относительно невысоким окладом. Теперь ситуация начала меняться.

Тори как в воду смотрела. В течение последующих лет награды и премии так и сыпались на ее мужа. Оклад Алекса повысился до впечатляющего уровня, и он переехал в угловой кабинет на престижном двенадцатом этаже.

В тот день, когда Алекс стал наконец вице-президентом рекламного агентства, Тори вихрем влетела в его кабинет, не забыв протереть собственным рукавом и без того начищенную до блеска бронзовую табличку с именем мужа.

– Сегодня вечером мы должны отпраздновать это событие, господин вице-президент. – Она поцеловала его. – Я уже заказала столик в «Элайн», ибо хочу похвастаться тобой.

– Но, Тори, сегодня мы идем на премьеру Кена!

– Совсем забыла! – Она игриво провела по его шее кончиками пальцев. – Дорогой, разве обязательно идти сегодня? Ведь это всего лишь какая-то незначительная пьеса и даже не в бродвейском театре. Мы успеем посмотреть ее на неделе. Я надеялась, что сегодня у нас будет особый вечер.

– Сегодня особый вечер для Кена, – кротко заметил Алекс. – У него премьера, и это первая пьеса Кена, поставленная в Нью-Йорке. К тому же нас с тобой пригласили на вечеринку после премьеры.

– Хорошо, дорогой. Будь по-твоему. Но уж завтра – вечер в «Элайн», а после этого закатимся в «Студию-51» – в качестве компенсации за уступку.

Пьеса из времен Великой депрессии повествовала об одной семье и превратностях ее судьбы. Несколько слабоватая, она была блестяще поставлена старинным приятелем Алекса Кеном Джорданом. Актеры играли превосходно. Алекс встретил в театре многих давних своих друзей и оживленно беседовал с ними в антракте. Тори не принимала в этом участия. На вечеринке, устроенной в городском особняке продюсера. Тори, напротив, разговорилась и всячески выказывала свое превосходство над окружающими. Вечеринку они покинули довольно рано.

Пока Алекс высматривал такси на Уэверли-Плейс, Тори щебетала без умолку.

– Ну и ну! Что за сборище лицемеров и гомосексуалистов! А этот жалкий тип, автор пьесы? Он весь вечер обхаживал меня и пускал слюни. Я флиртовала как сумасшедшая. Ты можешь представить себе меня с драматургом?

– Да, это очень трудно представить, – саркастически заметил Алекс.

– О дорогой… не валяй дурака. Я не тебя имела в виду. К тому же ты больше не пишешь пьес. – Тори взяла мужа под руку и прижалась к нему. – Ты теперь у меня вице-президент, занимаешься важным делом.

– Да уж, – пробормотал он.

На углу притормозило такси, и Алекс высвободил руку.

Весной 1980 года Лидия арендовала зал в одном из лучших ресторанов Парижа, чтобы провести презентацию вин, представленных именами двух производителей – Форест и Буле. Алекс прилетел из Нью-Йорка один. Тори снимала коммерческую рекламу в Пуэрто-Рико, но он знал, что жена все равно не поехала бы.

Алекс прибыл в аэропорт Шарля де Голля в самый разгар рабочего дня, взял такси до города и снял в гостинице «Сен-Жерменское аббатство» номер на первом этаже с окнами в сад. Приняв душ и переодевшись, он решил пойти в кафе «Две обезьяны». В этот теплый весенний день все места за столиками на улице были заняты, но Алекс все же нашел свободное место и заказал кружку пива.

Его поразило, что здесь ничего не изменилось, а ведь столько всего произошло у Джуно, Лидии, да и у него самого с тех пор, как они все жили неподалеку отсюда, в квартире Жана на улице Бонапарта. В этом кафе он бывал ежедневно и писал здесь свою пьесу. Лидия занималась в студии у Ноэла Поттера, а Джуно изучала французский и не расставалась с этюдником, делая зарисовки в Опере или «Комеди Франсез». Теперь Лидия стала графиней-предпринимателем, Джуно – известным дизайнером, а он… сотрудником рекламного агентства в Нью-Йорке… Что же с ним такое? Куда исчезли все его планы и мечты?

Допив пиво, Алекс попросил официанта принести еще одну кружку и задумчиво покачал головой. Ему всего тридцать лет, а он сидит в парижском кафе и оплакивает старые добрые времена! Алексу вдруг показалось, что из-за угла вот-вот появится Джуно с альбомом для эскизов под мышкой или…

– Алекс! Не может быть!

Он поднял глаза: перед ним стояла Джуно, только без альбома под мышкой. И все же это была она – высокая и изящная, в сногсшибательном золотистом жакете и черных вельветовых бриджах! Ее завитые волосы локонами рассыпались по плечам, как у сказочной красавицы.

– О Боже, Джуно! А я сидел тут и думал о тебе. – Алекс вскочил и обнял ее. – Невероятно!

– Я совершала ностальгическую прогулку, как всякий раз, когда бываю в Париже, и вспоминала тебя… Ты всегда сидел здесь и писал в школьной тетрадке. И вдруг я увидела тебя.

– Только я больше не пишу. – Не выпуская рук Джуно, он отступил на шаг и внимательно оглядел ее. – Мне нравится твой новый стиль… Ты великолепна! Впрочем, ты и всегда была великолепна. Садись. Что будешь пить?

– Пожалуй, бокал красного вина. Надо настроиться на соответствующий лад перед презентацией вин Лидии. А где Тори?

– В Пуэрто-Рико. Снимает коммерческую рекламу для одной авиакомпании. А как поживает Шеп?

– Старается выбить из пьяницы-писателя последнюю главу романа. Шеп передает привет.

– А как продвигается оформление нового шоу?

– Неплохо. Все как обычно, но жизнь подорожала.

Господи, подумать только, какие чудесные декорации из картона изготавливали мы в Йеле! А вот декорации для этого шоу обойдутся более чем в сто тысяч фунтов.

Алекс присвистнул:

– Чтобы стало еще смешнее, я добавлю, что израсходовал значительно больше этой суммы на телерекламу, которая длится всего тридцать секунд.

– Кстати, поздравляю тебя с новым званием. Это замечательно. – Джуно сделала глоток вина. – Скажи, а тебе не хочется вернуться к драматургии? Я давно мечтаю сделать декорации для твоей новой пьесы. Помни: бесплатно!

Алекс серьезно посмотрел на нее:

– Знаю, Джуно. Черт возьми, а вдруг я больше не смогу писать? Поздно вечером, когда я прихожу домой, у меня нет никакого желания садиться за машинку и вымучивать из себя свежие мысли. У меня их нет, мне нечего сказать… Может, я еще не соскучился по этому занятию?

– Ну что ж, – улыбнулась она, – не спеши выбрасывать пишущую машинку. Просто скажи себе, что твоя муза ненадолго уехала в отпуск. Ты еще соскучишься, уверена. А не пора ли нам двинуться к Лидии?

«Виваруа», один из самых роскошных трехзвездочных ресторанов Парижа, был полон гостей, когда Джуно и Алекс добрались до него. Лидия заметила их, едва они вошли, и, извинившись перед собеседниками, поспешила к друзьям. Увидев ее напряженное лицо и огонек в глазах, Алекс понял, что она ими недовольна.

– А вот и вы! И опоздали всего на сорок пять минут.

– Не сердись, Лидия, прости нас. Ты не поверишь, но мы случайно встретились в «Двух обезьянах»… совсем как в старые времена.

– Совсем как в старые времена, – передразнила Лидия. – Ну ладно, входите уж. Сейчас сядем за стол.

Лидию осенила блестящая идея провести презентацию вин за ужином, не устраивая обычной церемонии дегустации. Она и супруги Буле пригласили парижских и международных ценителей вин и гастрономии, благоразумно добавив к обществу несколько знаменитостей, владельцев ресторанов, а также близких друзей, таких, как Джуно, Алекс, Мишель и Мэриэл Жюльен, для моральной поддержки.

– Я посажу вас за отдельные столы, чтобы вы шпионили. Джуно, за твоим столом – Майлз Сазерленд, главный эксперт; Алекс, а ты следи за Огюстом Дютером и Эми Шонклер. Потом доложите мне обо всем, что услышите.

– Джуно, Алекс, рад вас видеть! – Стефан поцеловал Джуно и обменялся рукопожатием с Алексом. – Как мило, что приехали ради великого события в жизни Лидии.

– Стефан не теряет надежды, что я потерплю фиаско, – горько усмехнулась Лидия. – Разве не так, дорогой?

– Бог с тобой! – обиженно и чуть смущенно воскликнул Стефан. – Я очень горжусь тобой.

– Ладно уж, извини, я превратилась в комок нервов. – Она взяла сигарету, и Стефан услужливо поднес спичку. – Я жалею, что затеяла все это.

– Ошибаешься, дорогая, ничуть не жалеешь.

– Пожалуй, ты прав. Не жалею. Что ж, пора за стол.

Лидия и Натали Буле просидели несколько дней над составлением меню, и их старания не пропали даром. Представленные ими красные вина «Шенен» превосходно сочетались с такими чудесами кулинарного искусства, как трюфели в слоеном тесте, барашек с баклажанами, свежими томатами и шпинатом и мусс из черной смородины.

Алекс насторожился, увидев, что Огюст Дютер взял в руки бокал с вином, изготовленным Лидией. Тучный француз, выпятив губы и прищурившись, долго рассматривал на свет светло-красную жидкость.

– Цвет неплох, – словно нехотя проговорил он. – Может, несколько бледноват, но… неплох.

Эми Шонклер, похожая на птицу американка, – главный гастрономический эксперт и критик, чья чрезмерная худоба заставляла предполагать, что в ходе работы ей приходилось сталкиваться чаще с недостатками, чем с достоинствами пищи, согласилась с Дютером.

– Букет тоже неплох, Огюст, – заметила она. – Вино молодое, однако уже обладает всеми основными качествами, присущими винам «Шенен».

«Пока все идет хорошо, – подумал Алекс и невольно сложил пальцы крестиком под столом. – Ну а теперь попробуйте его».

Дютер поднес бокал к пухлым губам, легонько качнул его и чуть пригубил. Закрыв глаза, он подержал вино во рту, потом проглотил. Все окружающие, включая Эми Шонклер, затаили дыхание.

Дютер улыбнулся:

– Отлично! В нем есть шарм. Очень приятное на вкус.

Алекс с облегчением вздохнул.

– Знаете, Огюст, – сказала Эми Шонклер, – а ведь оно выше обычного уровня вин «Шенен». У него есть будущее.

Алекс встретился глазами с Лидией и незаметно поднял большие пальцы. Она просияла и подмигнула ему.

Джуно сидела к нему спиной, и он не мог ни переглянуться с ней, ни наблюдать за реакцией на вино Лидии за другим столом.

Алекс видел, что Лидия постепенно успокаивается, хотя она почти не притронулась ни к пище, ни к вину. А вина были действительно превосходны. Алекс решил, что они ничуть не уступают знаменитым винам Луарской долины, в том числе и винам Стефана. Не такие насыщенные, как бордо или бургундское, они обладали жизнеутверждающей свежестью, букетом и чрезвычайно приятным вкусом. Усилия Лидии и супругов Буле не пропали даром. Им было чем гордиться.

Алекс жалел, что сидит не за одним столом с Джуно и Лидией, но чего не выдержишь ради дружбы? Он жалел также, что им не удастся побыть втроем после ужина, хотя и понимал, что это, как и его занятия драматургией, и их парижские дни, стало частью прошлого. Ему вспомнилось, что однажды в его комнате в Бренфорде они читали вслух книгу «Будь здесь сейчас». Да, самое трудное – быть здесь сейчас и совершенно отрешиться от прошлого. Но он должен с этим справиться. Что толку мучиться воспоминаниями о двух прекрасных женщинах, которые больше ему не принадлежат?

После ужина Алекс, Джуно, супруги Буле и Жюльен заехали к Лидии и Стефану на авеню Клебер. Возбужденные и веселые, все единодушно сошлись на том, что вечер удался на славу. Лидия сияла, однако из деликатности не давала понять мужу, что одержала триумф. Стефан, как всегда, любезный и обаятельный, хотя немного расстроенный, вскоре извинился перед гостями и ушел наверх. После этого уехали супруги Буле, а за ними и Мишель с Мэриэл.

– Ну что ж, нам тоже, наверное, пора последовать их примеру, – сказал Алекс.

– Нет, прошу вас, давайте выпьем еще по рюмочке. – Лидия улыбнулась. – Я слишком долго ждала этого вечера и совсем не хочу, чтобы он так быстро закончился. – Она взяла за руку Алекса и Джуно. – Спасибо вам за то, что вы здесь. Мне это очень помогло. Стефан относится к моему бизнесу как джентльмен, однако это по-прежнему остается яблоком раздора. Мне так и не удалось убедить его, что мое современное оборудование лучше, чем его традиционные методы.

– Потерпи, он поймет, – сказал Алекс.

– Но даже если не поймет, ты доказала, что можешь быть настоящим предпринимателем, – заметила Джуно. – И ведь всего достигла собственными силами Кто бы подумал, что на очаровательных хрупких плечиках нашей актрисы такая умная головка? Как говорят, деньги к деньгам, да?

– Я, пожалуй, выпью за это. – Подняв бокал, Алекс вдруг добавил– А помните, как мы ездили в Довиль завтракать? Может, махнем сейчас туда, плюнув на условности?

– Потрясающе! – воскликнула Джуно. – Только мы все навеселе, кто же поведет машину? Не лучше ли поехать на такси в «Холл»?

– А зачем люди держат шоферов? – гнул свое Алекс. – К тому же я хотел бы заняться любовью с вами обеими на пляже.

– В это время года? – рассмеялась Лидия. – Мы отморозим себе задницы.

– Впрочем, зачем куда-то уезжать, если здесь так хорошо и уютно? – Алекс говорил шутливым тоном, но в глазах его был вызов.

Джуно тревожно взглянула наверх:

– Там Стефан.

– Он крепко спит. – Алекс присел рядом с Лидией, расположившейся на диване, посмотрел ей в глаза. Его рука медленно поползла к ней под юбку.

Лидия не отвела взгляда и не шевельнулась, только поманила пальцем подругу:

– Иди сюда.

– Вы спятили! – бросила Джуно, однако опустилась на колени рядом с Алексом.

Он поцеловал Джуно. Лидия начала постанывать под его ласковой рукой. Алекс почувствовал, как спадает напряжение, которое всегда овладевало ими, когда они бывали вместе. Его другая рука скользнула за вырез блузки Джуно, прикоснулась к ее груди и уже затвердевшим соскам. Лидия приподняла бедра, помогая снять с себя трусики, и издала гортанный звук.

Наверху открылась дверь, и в коридор упала полоска света из комнаты Стефана. Они затаили дыхание, и вскоре услышали шаги Стефана.

– Боже мой! – Джуно бросилась к креслу и застегнула блузку. Алекс одернул юбку Лидии и непринужденно расположился в кресле.

Потом открылась другая дверь, а через несколько секунд Стефан снова проследовал в спальню.

Лидия с облегчением вздохнула:

– Он ходил за книгой.

– Надеюсь, что-нибудь захватывающее, – пошутила Джуно, и они рассмеялись.

– Я на какое-то мгновение снова почувствовал себя шестнадцатилетним, – сказал Алекс, покачивая головой. – А ведь думал, что такое никогда не повторится.

– Что ж, похоже, тем дело и кончилось. А, пропади все пропадом! – усмехнулась Лидия.

– Боюсь, ты права, – вздохнула Джуно. – Если существует рука судьбы, то сегодня она нас предостерегла.

– Ладно, – сказал Алекс. – Хотите позавтракать в кафе на Центральном рынке? Уж там нам никто не помешает.

Милт Марш положил ноги на полированный стол в конференц-зале и откинулся на спинку кресла.

– О'кей… как я понимаю, задача в том, чтобы создать новый имидж продукции, не меняя ее названия.

Перенести, так сказать, пиво «Янки Рут» в восьмидесятые годы, минуя шестидесятые и семидесятые.

– И почему бы им не стать спонсорами концертов рок-музыки в Парке? – проговорила Мэри Престон, младший составитель текстов, умная девочка, год назад окончившая колледж и совсем недавно пополнившая их команду.

– Не получится. Старый Янки не зайдет так далеко. – Милт обвел взглядом присутствующих. – Ты что-то молчишь, Алекс. Есть какие-нибудь мысли?

Алекс Сейдж оторвал глаза от блокнота, где рисовал варианты новой кухни для их с Тори ранчо. Сидевший рядом Дейв Латтимор нетерпеливо вертел в пальцах карандаш, всем своим видом показывая, что пора поскорее найти какое-нибудь решение. Мэри Престон оживилась, готовая ловить на лету новые мысли, она раздражала своим стремлением скакать через три ступеньки по служебной лестнице. Джим Керр и Брайан Макдугал, ветераны агентства, прослужившие здесь в общей сложности сорок лет, явно испытывали напряжение. Стареющие сотрудники рекламы были нынче не в моде.

Алекс решил бы проблему, но последние двадцать минут не слушал, о чем шла речь. Он все чаще и чаще отключался от работы, утратив к ней всякий интерес. Вообще-то особого интереса к рекламе Алекс не питал и раньше, но, ухаживая за Тори, и в самом начале их семейной жизни он старался играть по правилам. Милт Марш все еще ждал от него ответа. Поэтому Алекс сделал то же, что и всегда, в трудных обстоятельствах, – выдал ответ:

– А почему бы нам не подчеркнуть, что это продукт натуральный? И в его основе вода из подземного источника? Вроде перрье?

Все вопросительно уставились на него.

– О… я поняла! – Мэри Престон засмеялась. – Это забавно, Алекс, и напоминает пародию на все эти натуральные продукты.

– Да уж… – Впервые подал голос Брайан Макдугал. – Именно юмора нам и не хватает.

– Не пойдет, – возразил Джим Керр. – Даже с юмором мы не можем утверждать, что пиво «Янки Рут» черпают из подземного источника. Помните: реклама должна быть правдивой.

– Можно сделать обходной маневр, – уступил Алекс, – и использовать мультипликацию. А в конце дать такую надпись: «Самый лучший продукт после натурального». А что, если взять старикашек из вестерна, бредущих через пустыню? Увидев впереди оазис, они устремляются к нему, убеждаются, что это мираж, но тут появляется шикарная красотка и протягивает им две запотевшие бутылочки холодного пива «Янки Рут». Они его жадно пьют…

Алекс так разошелся, что заинтересовал даже Дейва Латтимора.

Полчаса спустя вопрос о презентации пива «Янки Рут» был решен. Дейв Латтимор похлопал Алекса по плечу:

– Тебе снова удалось всех обскакать. А я уж подумал, что ты выдохся. Не хочешь пойти со мной выпить?

– В другой раз, Дейв. У меня свидание.

– С женой, надеюсь?

– С кем же еще? До завтра.

Тори, отправившись на выездную съемку, поручила мужу купить продукты. Сегодня она пригласила на ужин Картера и Пенни Дженнингс. Пенни и Тори жили в одной комнате, учась в колледже. Когда-то Картер получил небольшое наследство, но теперь ему пришлось поступить на работу в строительную компанию тестя.

Ничего не делая, только отсиживая положенные часы, Картер злился на весь мир. Тори опасалась, что брак ее подруги под угрозой. По ее мнению, семейные ужины помогали.

– Я витаю в облаках, – заявил Картер, – а Пенни – существо приземленное. Я мечтатель и, боюсь, не очень практичен.

– О да, – рассмеялась Пенни, с обожанием глядя на мужа. Эта некрасивая, но пышущая здоровьем молодая женщина до сих пор не могла поверить, что ей удалось заарканить Картера Дженнингса, который казался ей красивым и возвышенным. Алекс считал его напыщенным сопляком и занудой. – Все в доме я делаю своими руками – от прочистки раковины до оплаты счетов. Мне неприятно обременять Картера подобными мелочами.

– Очень мило с твоей стороны, – заметила Тори и улыбнулась Алексу:

– Но ты, дорогой, даже не мечтай об этом.

– Картер пишет книгу, – восторженно сообщила Пенни. – Дорогой, расскажи им о ней.

– Эта книга, – самодовольно напыжившись, начал Картер, – не для широкого круга читателей в отличие от твоих бродвейских тру-ля-ля, Алекс. – Он улыбнулся, давая понять, что это шутка. – Я написал биографию одного малоизвестного американского поэта девятнадцатого века Артура Торнтона.

Алекс расхохотался:

– Цикл стихов «Боярышник»! – Он с удовольствием заметил кислую мину Картера.

– Да… это наиболее известный его сборник, – нехотя согласился Картер.

– Кто бы подумал – Артур Торнтон, старая задница из Плезентвиля! Однажды в Йеле мы устроили вечер под девизом «Самые худшие американские поэты читают свои худшие стихи». Я играл роль Торнтона.

Как там у него: «Принеси мне свежего навоза, я удобрю им свои поля. На них появятся нежные всходы…»

Так, что ли, Картер?

– Алекс, – оборвала мужа Тори, – не подашь ли сыр и яблоки?

– Сию минуту. Я потрясен известием, что Картер эксгумировал труп старика Торнтона.

– Он все-таки заметная фигура. – Картер едва сдерживал раздражение. – Однако никто еще не писал его биографию.

– Почему бы это? – Алекс рассмеялся, хотя прекрасно видел, какие испепеляющие взгляды бросали на него Тори и Пенни, и знал, что поплатится за свое поведение. Остановиться он не мог: это доставляло ему огромное удовольствие. В последние годы ему приходилось слишком часто терпеть общество Картера и Пенни, он был сыт ими по горло. – Картер, на сей раз ты увяз по уши.

– Алекс хочет сказать, что тебе предстоит огромная работа, – поспешно пояснила Тори.

– Как бы не так! – Алекса охватило раздражение. – Я хотел сказать именно то, что сказал. Артур Торнтон – посмешище.

– Едва ли я соглашусь с тобой, – обиделся писатель.

– Картер, уже поздно. – Пенни улыбнулась подруге. – Мы должны отпустить няню.

– Не понимаю, какая муха тебя укусила, Алекс, – возмущенно выговаривала ему Тори, убирая со стола. – Ты вел себя грубо с беднягой Картером. Они вовсе не спешили отпустить няню. Сейчас всего половина десятого.

– Сейчас позднее, чем он думал, – многозначительно заметил Алекс, наливая себе бренди. – Выпьешь?

– Ты знаешь, что у Пенни не все гладко. Мы должны поддержать инициативу Картера…

– Не желаю поддерживать инициативу Картера.

– Ты понимаешь, о чем я. Согласна, у него мания величия, но Пенни без ума от мужа, а она моя лучшая подруга. Спрашивается: ради чего я их приглашаю? Хочу на нашем примере показать, что такое счастливая семья.

– Вот как? И что же это такое? – тихо пробормотал Алекс, но Тори услышала его.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? – Тори с грохотом поставила на стол тарелки.

– Скажи, Тори, ты счастлива?

– Конечно, странный вопрос. – Она помолчала. – А ты разве нет?

Алекс смотрел в окно на Центральный парк.

– Не знаю. Я стараюсь не думать об этом. – Он отхлебнул бренди и повернулся к жене. – Я, драматург, за семь лет не написал ни одного разумного диалога!

– Не скромничай, дорогой. В агентстве ты лучший текстовик.

– Допустим. Но ты же понимаешь, о чем я!

Тори потеряла терпение:

– Что я слышу? Ты и твои пьесы! Нельзя же, как футбольный кумир из школьной команды, всю жизнь вспоминать тот великолепный матч и свой звездный час!

Посмотри правде в глаза, дорогой. Ты теперь живешь в реальном мире.

– Что ты называешь реальным миром? Рекламу?

«Теперь я нашел кое-что получше, чем „Фэйри“ – это „новый Фэйри“?

– Да! За работу тебе платят неплохие деньги. Я тоже работаю в этом мире, и мне не нравится, что ты всегда презрительно отзываешься об этой работе. Я люблю тебя, Алекс, но ведь в драматургии ты не был Шекспиром, верно? На твоем счету всего восемь пьес, причем ни одна из них не поставлена на Бродвее, а все они вместе продержались на сцене всего четыре недели.

– Четыре месяца!

– В Йеле ты считался самым замечательным и умным драматургом. Но за его пределами? Что-то не видно ни лавровых венков, ни фейерверков.

– Значит, по-твоему, я живу прошлой славой?

– Да! Я только и слышу о том, как ты был счастлив до встречи со мной. Твои пьесы… Лидия… Джуно… И эта ваша идиллия в Париже. Я читала пьесу, над которой ты работал пару лет назад. Она о твоей жизни с этими двумя… мерзавками!

– Ты ее прочла?

– Конечно! Она ведь не была под замком! И я почувствовала, что обречена вечно конкурировать с этими двумя прекрасными призраками из твоего прошлого.

Впрочем, и настоящего тоже, потому что они и теперь не оставляют тебя в покое. Джуно пишет тебе душераздирающие письма о крушении своего брака… Лидия звонит пьяная посреди ночи и рассказывает о своих бедах…

– Ради Бога, остановись. Ведь они мои друзья.

– Они больше, чем друзья! Ты должен что-то предпринять, Алекс. Ты действительно живешь в прошлом.

А я здесь, в сегодняшнем дне, в 1982 году.

– Тори, – вздохнул он. – Я не говорю, что несчастлив с тобой. Но все остальное в моей жизни не складывается. В моей душе пустота, хотя мне тридцать два года.

Пора бы уж либо что-то сделать, либо расписаться в собственном бессилии и смириться с действительностью. Я ухожу из агентства и снова начну писать пьесы.

– Ах, дорогой! – Тори все больше раздражалась. – Если уж ты без этого не можешь, то занимайся драматургией в свободное время.

– Где оно, свободное время? У тебя на каждый вечер недели что-нибудь запланировано, а на уик-энды мы уезжаем. Я не могу писать пьесы урывками.

– Не можешь или не хочешь?

– Ладно! Не хочу. Я должен изменить свою жизнь, пока она не изменила меня.

– Какая мудрая мысль, Алекс! Запиши ее скорее, чтобы потом использовать в своей пьесе.

– Пойми, Тори. – Алекс налил себе бренди. – Мне необходимо сделать еще одну попытку, а заниматься этим вполсилы я не могу. Я ухожу из агентства. Ну что, ты со мной или против?

Глаза Тори наполнились слезами.

– Зачем так ставить вопрос? Конечно, я не против и люблю тебя. Но любишь ли ты меня, Алекс?

– Да.

И сам не зная, так ли это, он решил не копаться в себе. Тори его любит и старается, чтобы все было хорошо. Но стоит ему собраться с духом, Тори настаивает на своем, желая, чтобы все в ее жизни, в том числе и Алекс, подчинялось ее воле.

Он еще не встречал никого, кто так боялся бы всего незнакомого, как его жена. Тори хотела, чтобы муж продолжал работать в агентстве, в известном и привычном для нее мире. Его занятия драматургией привнесли бы в ее жизнь нечто неведомое, не поддающееся контролю.

Поэтому Тори отвергала их.

До сегодняшнего вечера Алекс не сознавал, как жена ревнует его к Джуно и Лидии. Да, у нее есть для этого основания: он никогда не испытывал к жене таких чувств, как к ним. Ситуация напоминала предвыборную политическую кампанию, когда два кандидата от либеральной партии не могут договориться между собой, а кандидат от консерваторов – тут как тут! – проникает в свободное пространство и выигрывает.

Салли Эвери тоже вписалась в это. Ее смерть напугала Алекса так сильно, что он искал спасения в знакомом мире, предлагаемом ему Тори. В таком же мире он вырос, и ему не составило труда вернуться в него. Он понимал Тори. Если жизнь пугает, лучше всего искать убежище в знакомом месте.

Алекс услышал, как загудела посудомоечная машина. На пороге кухни появилась Тори:

– Я ложусь спать. Ты идешь?

– Скоро.

– Надеюсь, ты не собираешься предаваться воспоминаниям о прошлом?

– Нет. Я немного почитаю.

Алекс взял из бронзовой шкатулки на кофейном столике «джойнт» и вышел на террасу. Стояло бабье лето.

Легкий ветерок загасил первую спичку, он зажег вторую, глубоко затянулся, задержал дым в легких, потом выдохнул его, и дымок поплыл в воздухе.

Джуно и Лидия. Алекс попытался воскресить их образы в пьесе, которую нашла Тори. Он начал писать ее вскоре после того, как Джуно приезжала в Нью-Йорк с рок-группой. Пьеса не получалась, поскольку Алекс так и не рискнул дать определение своим чувствам к главным персонажам.

Ему хотелось, чтобы его семейная жизнь сложилась. Родители Алекса развелись давно, и в детстве это омрачало его жизнь. Теперь развод стал обычным явлением, особенно среди его друзей. Тим Коркоран женился в третий раз. Джуно и Шел разошлись. Лидии и Стефану пора было сделать то же самое. Недавно расстались Джон и Розмари Кинсолвинг. А он-то чем лучше остальных?

Надо уметь настоять на своем. Если Тори примет такую позицию, их брак не рухнет. Если же нет…

Алекс щелчком сбросил жука и наблюдал за двумя машинами, несущимися наперегонки по Парк-драйв.

Потом вернулся в комнату.

За неделю до Дня благодарения Алекс ушел из агентства и съехал с квартиры. Этому предшествовала бурная сцена с Тори. Она плакала и умоляла его остаться.

Но когда речь зашла об уступках, Тори не пожелала пойти на компромисс. Она не захотела смириться с тем, что муж решил отказаться от той жизни, которую она для него – вернее, для них обоих – создала.

Он снял комнату под самой крышей на Гринвич-стрит.

Тори подала на развод, к ужасу родителей и большинства друзей. Алекс не предъявил никаких имущественных претензий, добровольно оставив Тори квартиру, мебель, картины, ранчо в Колорадо и летний коттедж в Хемптоне.

Он снова сел за пишущую машинку. Находясь первые недели в удрученном состоянии, Алекс начал подумывать, не совершил ли ужасную ошибку. Может, он переоценил свой талант, ради которого отказался от «идеального» брака и работы.

Потом к нему вернулась работоспособность. Он начал новую пьесу – «Растения», кстати, настолько смешную, что Алекс нередко давился от смеха, сидя за машинкой.

Его светские контакты тоже постепенно возрождались. Он начал встречаться со старыми друзьями и заводить новых. Теперь Алекс был вполне доволен жизнью, но разрыв с женой оставил у него чувство вины Он не жалел о случившемся, но ему не хватало дружбы Тори.

Однажды вечером, месяца через четыре после развода, Алекс позвонил ей, чтобы пригласить в кафе, но она бросила трубку.

Через неделю после этого Алекс как-то засиделся допоздна над третьим вариантом первого акта. Зазвонил телефон.

– Алекс? Это Джуно. – В ее голосе, несмотря на помехи, Алекс уловил тревогу. – Случилось нечто ужасное.




ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

НАСТОЯЩЕЕ

1983 год





Глава 28


Вереница припаркованных лимузинов заполнила вымощенный булыжником двор и вытянулась вдоль длинной подъездной аллеи. Собравшиеся возле машин шоферы поджидали хозяев и тихо беседовали. Кое-кто из них читал газету, опершись на капот надраенной машины, Светило яркое весеннее солнце.

Между тем господа в глубоком трауре собрались на южной лужайке перед замком Мурдуа.

– Себастьян , рад тебя видеть. – Мишель Жюльен пожал руку претенденту на трон давно не существующей монархии.

– Мишель.

Мэриэл… при каких ужасных обстоятельствах нам пришлось встретиться! Я всего месяц назад видел Стефана в «Режанс». Он отлично выглядел.

Сколько ему лет?

– Пятьдесят один.

Мужчины покачали головами, потрясенные столь внезапной кончиной одного из своих сверстников.

– Какая трагедия для бедняжки Лидии! – промолвила Мэриэл, – Они были в постели, когда у Стефана случился сердечный приступ. И через мгновение…

Себастьян вздохнул:

– Ужасно!

– Она держится молодцом, – заметил Мишель.

Во время отпевания Джуно и Алекс стояли рядом.

Стефана похоронили на фамильном кладбище графов де ла Рот, на высоком берегу Луары. С Лидией были трое ее детей. Десятилетняя Александра и девятилетняя Индия держали головы так же высоко, как их мать. Пятилетний Форест, новый граф де ла Рош, с любопытством разглядывал людей, окруживших усыпанный цветами гроб Служба шла на французском языке, и Джуно, не вслушиваясь, внимательно наблюдала за Лидией. В выражении лица подруги она заметила какое-то особое даже для таких обстоятельств напряжение.

После того как гроб опустили в землю, все вернулись на южную лужайку и, по очереди подходя к Лидии, выражали соболезнования.

К вечеру в замке остались только Жюльены, родители Лидии, Алекс и Джуно.

После ужина Лидия уложила детей и долго оставалась с ними. Поджидая ее, все собрались у камина в кабинете Стефана, тихо разговаривали и пили коньяк.

Мать Лидии поднялась с кресла и обняла дочь.

– Мы очень устали, дорогая. Смена поясов, потом ужасная церемония… Мы с твоим отцом идем спать.

Советую и тебе лечь пораньше.

– Хорошо, мама. Доброй ночи. Спасибо вам за все, – Она поцеловала родителей.

– Налить тебе коньяку, Лидия? – спросил Мишель Жюльен.

– Да. – Она со вздохом опустилась на низкий диван.

– У тебя измученный вид, – заметила Мэриэл. – Может, ляжешь?

– Ничего. Пока в крови адреналин, я со всем справлюсь. Наверное, это нормально. – Она обвела взглядом друзей. – Слава Богу, что все вы здесь, со мной. Джуно… Алекс… я еще не успела с вами поздороваться.

– О, Лидия, как печально! Представляю себе твой шок… Ведь ты была рядом со Стефаном, когда он…

Лидия покачала головой, и Джуно снова заметила странное напряжение в ее взгляде, – На самом деле все было совсем не так… Это вариант для газетчиков. Однако правду следует сохранить в тайне… ради детей… и ради памяти Стефана тоже. – Она взяла сигарету, и Алекс поднес ей спичку. – То, что я расскажу, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Лидия откинулась на спинку дивана и глубоко затянулась.

– Вы, наверное, помните, как однажды мы со Стефаном чуть не разошлись, но потом помирились и устроили себе второй медовый месяц в Новой Каледонии?

Именно там я забеременела Форестом. Несколько месяцев после нашего возвращения все шло хорошо. Стефан очень старался.

Потом муж утратил ко мне интерес, но я не придала этому особого значения: так бывало при каждой моей беременности. Стефан активно занимался бизнесом и проводил много времени с Марком Хиггинсом, своим тогдашним секретарем.

Однажды я решила поплавать в бассейне и, подойдя к нему, услышала звуки, доносившиеся из раздевалки.

Там кто-то явно занимался сексом. Поскольку одна из наших горничных флиртовала с садовником, я решила, что это они и развлекаются. На мой стук никто не ответил, и я открыла дверь.

Передо мной были Стефан и Марк. – При воспоминании об этой картине Лидию передернуло. – Наверное, мне давно следовало бы догадаться. Все было слишком очевидно. Думаю, Марк даже хотел, чтобы я его заметила. Увидев меня там, он торжествующе усмехнулся, словно хотел сказать: «Ну вот, ты нас застукала и теперь все знаешь. Любопытно, как же ты поступишь?»

– Ну и ну! – изумился Алекс. – И что же ты сделала?

– Как ни странно, не утратив самообладания, я попросила Стефана зайти ко мне, когда освободится.

Он явился через минуту – бледный, трясущийся, каким я никогда его не видела… Стефан был до смерти напуган, умолял понять его. Меня охватили ярость и отвращение. Не будь я беременна, в ту же секунду бросила бы его! Я сказала, что не намерена разговаривать с ним, пока он не вышвырнет Марка. И через час увидела, как тот уезжает. Вид у него был ошеломленный.

Полагаю, Марк действительно надеялся одержать победу.

Все это потрясло меня, и я не могла ни на что решиться. А потом вдруг испытала огромное облегчение, поняв, что дело не во мне, а в том, что я женщина. Ведь столько лет меня терзала мысль, что я не привлекательна для Стефана! Только тут до меня дошло, что он, вступив в брак, пытался изменить свою жизнь… Стефан говорил, что я единственная женщина, способная его возбудить, и, кроме меня и детей, ему ничего не нужно.

Он считал свою гомосексуальность проклятием и отчаянно хотел избавиться от этого проклятия. По словам Стефана, он пытался и раньше, но после того случая обратился за помощью к врачу.

Когда родился Форест, Стефан был на седьмом небе от счастья. Наконец-то у него появился сын! Почти весь следующий год он продолжал лечиться, мы иногда даже занимались сексом. Не часто, но он очень старался. Мы оба старались. Удивительно, но после долгих лет, когда я чувствовала себя в ловушке, мне вдруг показалось совсем не трудным оставить его. Стефан потерял власть надо мной. Однако, поняв, как он уязвим, я стала жалеть его еще больше, чем прежде. Стефан был прекрасным отцом и любил даже дочерей, хотя их появление на свет горько разочаровало его.

Потом мы совсем перестали заниматься сексом, хотя все по-прежнему считали нас счастливыми супругами.

Хотя Стефан поклялся никогда не возвращаться к своим прежним привычкам, я почти не сомневалась, что он время от времени развлекается с мужчинами. Мне даже пришло в голову нанять детективов, чтобы иметь доказательства, если мне они потребуются. Но… Стефан не был виноват в том, что он такой, а в остальном он проявлял щедрость и внимание. Мне пришлось кое на что закрыть глаза. Я не могла бросить его и отказаться от этой жизни. Время от времени и с большими предосторожностями я начала встречаться с мужчинами… чтобы не потерять окончательно уверенность в себе.

Лидия наполнила свою рюмку.

– А потом три дня назад… мы были в Париже Нас пригласили на коктейль. Стефан не пошел, сославшись на деловую встречу. После коктейля я поужинала с друзьями и вернулась домой около половины двенадцатого. Мужа не было. Я прилегла с книгой и, наверное, задремала. Около трех часов ночи меня разбудил телефонный звонок.

В Париже есть одно заведение «У Джонни», частный клуб гомосексуалистов. Мне позвонил сам Джонни и сообщил, что Стефан умер от сердечного приступа, видимо, вызванного передозировкой амилнитритов. Джонни хотел избежать скандала… и понимал, что мне тоже огласка не нужна. Он позаботился о том, чтобы тело мужа перевезли в наши апартаменты. Никто ничего не видел. Мы положили Стефана на кровать, а потом я вызвала врача.

Лидия пригубила коньяку. Напряжение покинуло ее, сменившись глубокой усталостью.

Жюльены уехали после завтрака, а Алекс отвез родителей Лидии, детей и их няню в турский аэропорт. Форесты решили взять внуков в Испанию, ибо в замке Мурдуа воцарилась гнетущая атмосфера.

Лидия все утро провела с адвокатом Стефана, дабы привести в порядок дела, не законченные мужем.

Джуно отправилась прогуляться верхом вместе с Кристофом и Натали Буле. Когда она и Алекс вернулись, был подан обед, но Лидия еще не спустилась.

– Боже мой, – сказала Джуно. – Я все утро думала об этой чудовищной истории. Ты когда-нибудь подозревал, что он гомосексуалист? То есть Стефан не давал тебе повода?

– Нет… надо отдать ему должное, он вел себя как джентльмен.

– Что правда, то правда. Отсутствие в нем сексуального интереса ко мне я объясняла его хорошим воспитанием. Знаешь, ведь даже от мужчин, удачливых в браке, исходят флюиды, постоянно заставляющие осознавать себя женщиной.

– Как от меня, дорогая?

– Это совсем другое. – Джуно нежно взглянула на него. – Сейчас Лидия подавлена, но когда все войдет в колею, ей придется приложить большие усилия, чтобы обрести уверенность в своей сексуальной привлекательности. Она слишком долго оставалась без мужского внимания.

Алекс кивнул и улыбнулся:

– Родить троих детей от гомосексуального мужчины – неплохое достижение.

– Да уж… Я только сейчас начинаю понимать, как трудно было Стефану все эти годы… изображать мужчину. Иногда я думала, не голубой ли он, но не из-за его поведения, а из чувства лояльности к Лидии.

– Значит, по-твоему, любой мужчина, которого не возбуждает такая женщина, как Лидия… – Помолчав, Алекс тряхнул головой. – Как быстро все меняется. Каждый из нас одинок.

– Так и есть. – Джуно вздохнула.

– Шесть месяцев назад все мы, пусть ошибочно, предвидели свое будущее. А что теперь?

– Ты сделал свой выбор, Алекс: занимаешься тем, чем хочешь. А вот я плыву по течению.

– Не скромничай, Джуно. Тебя превозносит до небес все международное сообщество владельцев и завсегдатаев ночных клубов. Лидия писала мне, что они со Стефаном были на открытии клуба «Эввива!» на Сардинии. По ее словам, успех был потрясающим – и все благодаря тебе.

– Ну даже если это и правда, я-то сама чувствую себя как в ссылке, не могу… вернее, не хочу, вернуться в Лондон, когда там Шеп. Клэр и их ребенок.

– Лондон – большой город.

– Не такой уж большой.

– Да, у каждого из нас семейная жизнь сложилась не слишком удачно. – Он взглянул наверх, туда, где в кабинете Стефана все еще сидела с юристом Лидия. – Не знаю, может быть, Лидии это удалось даже лучше, чем нам.

– Случившееся потрясло ее гораздо сильнее, чем она осознает.

Наконец появилась Лидия. В черном свитере и брюках, с темными кругами под глазами, она выглядела беззащитной и хрупкой.

– Извините, я задержалась. Кажется, мне до конца жизни не разобраться в делах Стефана. Возможно, это и к лучшему, поскольку займет меня… – Голос у нее дрогнул. Она тряхнула головой и попыталась улыбнуться. И вдруг самообладание покинуло ее…

Джуно опустилась на колени возле безудержно рыдающей подруги. Алекс беспомощно смотрел на них.

– Дорогая, – бормотала Джуно, – поплачь, тебе надо выплакаться.

Немного успокоившись, Лидия сказала:

– Вы, вероятно, подумаете, что я спятила, но, несмотря на все, я была по-настоящему привязана к Стефану. Мы прожили вместе десять лет… нет, почти одиннадцать! – Ее лицо исказилось гримасой. – Ох… что мне теперь делать?




Глава 29


Граф Николо ди Родольфо спустился по трапу своей сорокавосьмифутовой белой яхты «Пегасо» в легкую лодку, любезно присланную за ним из клуба «Эввива!», и подал руку княгине Марте Лампеджо. Вместе с ними в клуб отправлялся их гость Густав Палленберг, шведский архитектор, женатый на баснословно богатой американке Нине Каррутерс.

Приглушенно заурчал мотор, и лодка плавно заскользила к входу в клуб, расположенному в гроте.

– Надеюсь, Гас, клуб тебе понравится, – сказала княгиня Марта. – Он недавно открылся. Это просто волшебное место. Освещение, атмосфера – все постоянно меняется.

– Его владелец – Джанни Корелли, – пояснил граф. – Но сотворила это чудо молодая американка, дизайнер, приглашенная им из Лондона. Я познакомлю тебя с ней.

Лодка проскользнула под низко нависшей скалой в грот, подсвеченный лампочками – розовыми, оранжевыми и фиолетовыми. Скрытые от глаз, они создавали какой-то невообразимый эффект, вроде подземного заката. Отражаясь от стен пещеры, звучала рок-музыка.

Лодка пристала к алебастрово-белому причалу. Красивый молодой человек в светлом костюме с надписью «Эввива!» на груди помог гостям выйти из лодки.

– Добро пожаловать в «Эввива!» – Лицо его засияло ослепительной улыбкой.

Они поднялись по широким ступеням, вырубленным в гроте, и, миновав водопады, низвергающиеся в небольшие пруды с цветущими лилиями, оказались перед мраморной аркой входа. Над ней сверкала надпись «Эввива!».

Дверь автоматически открылась, и гости вошли в вестибюль, освещенный сотнями белых свеч, а оттуда – в главное, похожее на пещеру помещение, расположенное на трех уровнях: два бара, танцевальная площадка и ресторан, вход в который находился позади водопада.

Через раздвинутый куполообразный потолок было видно звездное небо.

Высокая стройная женщина в поблескивающем мини-платье, улыбаясь, приблизилась к ним:

– Граф Николо… княгиня Марта… вижу, вам у нас понравилось. На этой неделе вы здесь в четвертый раз.

– После «Эввива!» не хочется никуда идти, – промолвила княгиня Марта.

– Позвольте представить вам нашего старого друга Густава Палленберга, – сказал граф Николо. – Гас, это Джуно Джонсон. Именно она наделила новым обаянием Коста-Смеральду.

– Рад познакомиться с вами, мисс Джонсон. – Палленберг поцеловал руку Джуно.

– Добро пожаловать в «Эввива!», мистер Палленберг.

Надеюсь, после столь лестных отзывов вы не будете разочарованы. – Джуно обратилась к графу:

– Ваш столик в баре ждет вас.

– Благодарю. Может, присоединитесь к нам?

– С удовольствием.

Джуно приехала на Сардинию, чтобы спроектировать и оформить клуб для Джанни Корелли и его партнера Марио Трапани. Корелли загорелся идеей построить в Порто-Серво здание, куда можно было бы войти как с суши, так и с моря. Все прочее, связанное с этим строительством, он представлял себе весьма туманно. Однако, увидев в Лондоне клуб «У Молли», Корелли понял, что Джуно – именно тот дизайнер, который ему нужен для создания «Эввива!». Незадолго до открытия клуба он решил, что Джуно должна стать хозяйкой-распорядительницей, ибо экзотическая внешность и манеры этой европеизированной американки идеально подходили для заведения, рассчитанного на богатую и знатную клиентуру.

Джуно, не связанная в тот момент никакими обязательствами, согласилась остаться в клубе на один сезон, до конца сентября. Корелли уже делал попытки подписать с ней контракт на следующий год, прекрасно зная, что у нее, великолепного дизайнера, отбоя не будет от заманчивых предложений: новые клубы открывались по всему миру.

Джанни Корелли и его жена Флоринда очень подружились с Джуно. Флоринда, пережившая уже два развода, помогла Джуно выйти из депрессии после разрыва с Шепом. Джанни нашел для нее в двух шагах от «Эввива!», у подножия прибрежных холмов, чудесный маленький коттедж, укрытый огромными валунами. Окна его выходили на розовый пляж и лазурное море.

Джуно полюбила Коста-Смеральду, красивый тихий уголок на северо-восточном побережье дикого и сурового острова Сардиния. В пятидесятых годах Ага-Хан освоил это место отдыха международной элиты. Джуно удивляло, что здесь ее так хорошо приняли и относились как к знаменитости и то и дело приглашали на обеды на яхтах или ужины на виллах. Догадываясь, что невольно стала гвоздем сезона, Джуно решила не задерживаться в Коста-Смеральде, но пока наслаждалась вниманием к себе.

Джуно проверила список зарезервированных столиков и быстро обошла клуб, желая убедиться, что все в порядке.

На верхней площадке лестницы к ней подбежал помощник официанта и сказал, что ее хочет видеть Доминик Шарпентье. Этот огромный чернокожий парень из Вест-Индии, выросший в Нью-Йорке, был нанят для работы на кухне, но Джуно, пораженная ростом и редким хладнокровием Доминика, произвела его в швейцары.

Доминик, с трудом сдерживая натиск шумной компании подгулявших немцев, чуть усмехнувшись, сказал Джуно:

– Эти пижоны утверждают, что знакомы с вами.

Столики они предварительно не заказывали.

Джуно окинула взглядом компанию. Она видела этих людей впервые. Какой-то приземистый мужчина с надеждой помахал ей рукой.

– Джуно… привет! Это Ганс Кюммель.

– Ганс… рада тебя видеть, – дипломатично ответила Джуно. – Но сегодня у нас мест нет.

– Здорово у вас получилось, – с одобрением заметил Доминик, когда компания удалилась. – Спасли парня от позора.

– Привычка, – улыбнулась Джуно. – Пока, Доминик.

Она направилась в бар «Нураджи» и подошла к графу Николо и его спутникам, расположившимся за столиком возле танцевальной площадки.

– Ну как, мистер Палленберг, оправдали мы ваши ожидания?

– Еще бы! Клуб великолепен.

– Это триумф, Джуно, – заметила княгиня Марта. – Гас не из тех, кто расточает любезности, и чаще всего держит свое мнение при себе.

– Это не совсем так, дорогая Марта. Просто у меня интерес к внешнему миру весьма выборочный. – Его грустные голубые глаза радостно вспыхнули, когда он увидел, что Джуно улыбнулась. – Не хотите ли потанцевать, мисс Джонсон?

– Зовите меня Джуно. Потанцую с удовольствием, но недолго. Ведь я на работе.

Гас Палленберг двигался скованно, как актер в любительском спектакле, однако танцевать ему явно нравилось. Этому высокому мужчине с красивыми тонкими чертами лица и редеющими, чуть тронутыми сединой волосами было на вид около сорока, но усталые печальные глаза старили его. Гас часто улыбался и в отличие от других завсегдатаев клуба не разглагольствовал о высоких материях. Джуно он понравился.

– Мне хотелось бы снова увидеться с вами. Вы свободны завтра? – спросил Гас, когда танец закончился. – Мы собираемся поехать в залив Таити на острове Капрера.

Не составите ли нам компанию?

– С одним условием: мне надо вернуться к шести часам.

– Будь по-вашему, Золушка. Обещаю, что вы вернетесь к шести, с последним ударом часов.

«Пегасо», яхта графа ди Родольфо, легко скользила по спокойным водам, направляясь к острову Капрера.

Кроме Джуно, на прогулку пригласили владельца макаронных фабрик в Милане Энрике Бальдонелли, его жену Софию и юных дочерей-близнецов; кинорежиссера Ольгу ди Карпа. Ее сопровождал Пьетро Риччи, молодое дарование, недавно ею открытое. На яхте были также барон и баронесса фон Аустерлиц – красивая молодая супружеская пара, недавно основавшая производство наимоднейших купальных костюмов.

«Пегасо» бросила якорь в заливе Таити, и всем предложили заняться подводным плаванием, просто плаванием или виндсерфингом. Для этих развлечений предоставлялось полное оснащение.

К обеду гости вернулись на борт. Тем, кто избегал лишнего веса, подали сардины и баклажаны, всем прочим – спагетти с мидиями и томатами, салат, хрустящие сардинские хлебцы «карасау» и греческое вино.

После обеда гости расположились на палубе, а Гас и Джуно, взяв лодку, отправились на берег, посетили домик, где жил и умер Гарибальди, прогулялись по оливковой роще до селения и выпили в уличном кафе по кружке пива.

– Я чудесно провел день, – сказал Гас.

– Я тоже. Особенно приятно, что мы удрали с яхты.

Избыток роскоши утомителен для уроженки захолустного городка в Нью-Мексико.

– Нью-Мексико? Так, значит, вы из индейцев?

– Не совсем, хотя и с примесью индейской крови.

Моя бабушка со стороны отца была из племени цуньи.

– Как интересно! Расскажите мне о себе.

Джуно кратко изложила основные факты своей биографии. Однако Гас явно заинтересовался и начал задавать вопросы. Поэтому, сама того не заметив, она выложила ему многие подробности и даже поведала о разводе.

– Ну вот, обо мне вы знаете все. Теперь ваша очередь.

Гас взглянул на часы.

– С этим придется подождать. Нам пора возвращаться на яхту.

Когда «Пегасо» снялась с якоря и повернула к Коста-Смеральде, Джуно напомнила Гасу:

– Вы обещали рассказать о себе.

– Да… только не здесь. Пойдемте в другое место.

Они шли мимо гостей, загорающих на палубе, и вскоре оказались в салоне с мраморным полом и мебелью в стиле Людовика XV. Стены были обшиты деревянными панелями.

– Хотите выпить?

– Нет, спасибо.

Гас обнял Джуно за плечи и поцеловал Она ответила ему, и оба почувствовали, как их охватило желание.

Гас заглянул ей в глаза:

– Я решил сначала поцеловать вас, потому что мечтал об этом весь день. После моего рассказа все может измениться.

Джуно улыбнулась:

– Уж не признаетесь ли вы в ограблении банка?

Он налил себе минеральной воды.

– В этом легче признаться. Но увы! Я женат.

– Вот как?

– Мне следовало сказать вам об этом раньше, однако трудно выбрать подходящий момент. К тому же наши отношения начали развиваться быстрее, чем я предполагал.

– Где же ваша жена?

– В Швейцарии. Она часто посещает там одну клинику. Не сочтите меня лгуном, но я верен ей. Мне вовсе не хотелось ни заводить мимолетную интрижку, ни обманывать вас… и самого себя.

– Понимаю.

– Нет… видите ли, беда в том, что я влюбляюсь в вас. – Он больше не прикасался к Джуно. – Если после этого вы не захотите видеться со мной, я пойму…

– Подождите, мне надо переварить услышанное.

– Конечно. Не стану торопить вас. Подумайте и дайте мне знать.

В тот вечер Гас снова появился в «Эввива!» в обществе графа Николо и княгини Марты. Джуно приветливо поздоровалась с ними. Выполняя свои обязанности, она чувствовала, что глаза Гаса неотступно следят за ней, однако и бровью не повела.

За девять месяцев после развода Гас Палленберг был первым, к-10 привлек ее внимание. Джуно казалось, что чувства в ней умерли, поэтому она обрадовалась, поняв, что поцелуй Гаса оживил ее. Но он женат! К чему такие осложнения?

Когда она просматривала в офисе список заказов, вошел Джанни Корелли:

– А, вот ты где! Флоринда хочет поговорить с тобой как женщина с женщиной. Я закончу с заказами, а ты сделай передышку.

Флоринда Корелли, красавица средних лет с широко расставленными карими глазами и классическим римским профилем, расцеловала Джуно в обе щеки.

– Привет, дорогая!

– Как провела время в Риме? Я скучала без тебя.

– О, там было чудесно, но немного утомительно, Я рада, что вернулась домой. – Флоринда помедлила. – Не прошло и пяти часов, как я здесь, а до меня дошли кое-какие слухи.

– Какие?

– О тебе и Гасе Палленберге.

– Не может быть! Сегодня я ездила на прогулку на яхте Николо. Гас тоже был там. Вот и все.

– Ну и ладно, – кивнула Флоринда. – Зачем тебе связываться с ним? Он женат…

– Знаю. Гас сам сказал мне.

– Но все ли он тебе сказал? Его жена Нина Каррутерс, очень, очень богатая американка. Она почти на десять лет старше его и весьма ревнива… в общем, собственница. Ради нее он оставил карьеру.

– Что ты имеешь в виду?

– Гас был перспективным архитектором. Они полюбили друг друга, а потом Нина… поработила его. Теперь Гас работает только для жены… пристраивает крылья к особняку и возводит какие-то здания в ее поместье. Нина хочет, чтобы он принадлежал только ей.

Джуно пригубила шампанское из бокала Флоринды; она никогда не пила в рабочее время.

– Почему же он приехал сюда без нее? Удивительно, как она отпустила его?

Флоринда пожала плечами:

– Она посещает одну швейцарскую клинику. Говорят, будто тамошние доктора обещают ей приостановить процесс старения и делают вливания каких-то малоизвестных химических препаратов. – Ее передернуло. – Я бы на такое не рискнула, уж лучше обойтись обычной подтяжкой лица.

Джуно улыбнулась:

– Спасибо, Флоринда, что рассказала мне об этом, но я в любом случае не собираюсь связываться с Гасом Палленбергом.

– Вот и хорошо, Джуно… Я не хочу совать нос в чужие дела, однако муж сильно обидел тебя, и мне не хотелось бы, чтобы ты снова страдала.

– Ты права, Флоринда. Может, завтра пообедаем вместе? Покажешь мне свои новые наряды.

После разговора с Флориндой Джуно поискала глазами Гаса. Он улыбнулся ей. Она тоже улыбнулась ему, но при этом покачала головой.

Пообедав с Флориндой в гольф-клубе «Певеро», Джуно выполнила кое-какие поручения, потом вернулась к себе в коттедж, решив позагорать на своем пляже, укрытом от посторонних глаз. Под вечер она сделала себе коктейль из кампари с содовой, села на пороге дома, взяв одну из книг, присланных недавно родителями, посмотрела на морскую гладь и снова подумала, что здесь настоящий рай. Вспомнив о Гасе и его поцелуе, Джуно поняла, что ей очень хотелось бы снова влюбиться. Сейчас казалось, что такое с ней было давным-давно.

Услышав телефонный звонок, она бросилась в дом.

– Джуно? Это Лидия. Ты по-прежнему готова пригласить меня на Сардинию?

– Еще бы! Тебе надо сменить обстановку. Вечерами я занята, но днем свободна. Мы чудесно проведем время.

– Ладно. Именно это я и хотела услышать, поскольку сняла виллу неподалеку от Лискии-ди-Вакка. Возьму с собой детей и нянюшку.

– Великолепно! Когда тебя ждать?

– Недельки через две. Я сообщу тебе точную дату. У меня столько дел, что голова идет кругом. А ты как?

– Все так же. Мне здесь нравится.

– А как там насчет мужчин? С кем-нибудь встречаешься?

Джуно вздохнула:

– Нет. Пожалуй, нет.

– Гм-м. Кажется, ты о чем-то умалчиваешь?

– Нет. Просто появился женатый мужчина. Я не собираюсь с ним связываться.

– А почему? Он тебе нравится?

– Да, в том-то и проблема. За долгое время я впервые встретила человека, к которому меня влечет.

– Ну в таком случае – вперед! Любовные интрижки улучшают настроение… и цвет лица… и обмен веществ. – Лидия рассмеялась.

– Но у наших отношений нет будущего.

– Джуно, за последние десять лет я твердо усвоила одно: получай удовольствие, пока возможно. Жизнь слишком коротка, чтобы сидеть и ждать сказочного принца.

В тот вечер Гас Палленберг в клуб не пришел. Как сказал граф Николо, он остался на яхте, решив почитать. До самого закрытия Джуно рассеянно выполняла свои обязанности. Думая о Гасе, она то и дело сопоставляла диаметрально противоположные советы своих подруг. Конечно, Флоринда права. Что хорошего ждет ее с мужчиной, женатым на ревнивице? Однако Гас пробудил в Джуно эмоции, а, как говорит Лидия, такое случается не часто. Сейчас Джуно очень хотелось, чтобы ее любили. В конце концов она решила положиться на судьбу и не искать встречи с Гасом. Если же они встретятся снова…

Два дня Джуно занималась обычными делами, но где бы ни находилась, высматривала Гаса Палленберга. Так было на рынке, в магазинах, в ресторанах, даже во время гольфа. В «Эввива!» он тоже не появлялся. Джуно не спрашивала о нем графа Николо, не желая давать повода для сплетен.

Однажды, пообедав с друзьями, Джуно вернулась к себе в коттедж. День был настолько жаркий, что даже сильный сардинский ветер почти не ощущался. Джуно побежала на свой уединенный пляж, сбросила одежду и долго плавала.

Потом, не одеваясь, босая, отправилась домой.

Перед коттеджем стоял Гас Палленберг.

– Джуно… Извините, что я без предупреждения…

– Гас! – Она прикрылась скомканной одеждой. – Вот так сюрприз! – В Коста-Смеральде все привыкли к тому, что женщины появляются на пляже без лифчика и даже без трусов. Однако сейчас Джуно была не на пляже, а потому растерялась и покраснела. – Простите… я что-нибудь на себя накину.

Джуно пошла в спальню, наскоро причесалась, подкрасилась и, надев синий с белым греческий хитон, вернулась к нему.

– О'кей. Теперь начнем с самого начала. Гас, вот так сюрприз!

– Знаю, мне не следовало приходить без предупреждения, но я боялся, что вы не захотите меня видеть. – Он подошел к ней и осторожно взял за руку. – Мне нестерпимо хотелось увидеть вас.

– Я тоже хотела этого.

– Когда там, в клубе, вы покачали головой, я подумал…

– Я тоже так думала. Но потом не раз возвращалась к этому. Садитесь. Что-нибудь выпьете?

– Нет. Мне надо поговорить с вами.

Джуно села рядом с ним на скамейку перед домом:

– Гас, я знаю, что у нас нет будущего. Мне от вас ничего не нужно. Но я не испытывала такого с тех пор… гм-м… очень давно.

– А я никогда, – сказал он, не отрывая от нее взгляда голубых глаз.

Гас закурил сигарету «Кэмел», бросил спичку в пепельницу, но промахнулся.

– Иногда я жалею, что не курю. Кажется, сигарета особенно приятна после занятий любовью. Признайся, – игриво спросила она, – когда приятнее курить: после секса или после обеда, за чашечкой кофе?

– У заядлых курильщиков, как я, сигарета – неотъемлемая часть жизни. Но я не буду курить, если тебе неприятен дым.

Джуно покачала головой и легонько провела по груди Гаса кончиками пальцев.

– Мне нравится все, что ты делаешь. И ты сам – тоже. И сегодняшний день. Мне больше всего хотелось бы, чтобы все оставалось, как сейчас.

– Как сейчас… – тихо повторил Гас и, ласково погладив ее ягодицы, ощутил ладонью их округлость. – Да, и мне тоже. Но хорошо бы отправиться куда-нибудь с тобой на несколько дней. На всякий случай я предупредил Николо, что завтра уезжаю. Поедешь со мной?

– А как же клуб? Я не могу. – Она поцеловала его в грудь, проведя губами по редким завиткам волос. – Кроме того, что скажут окружающие? В этом тесном мирке обожают сплетни, дорогой. Представляешь, о нас с тобой болтают с тех пор, как мы провели день на «Пегасо». Я услышала о тебе много интересного, а ты, вероятно, обо мне еще больше. Стоит нам уехать в один и тот же день – и о нас наболтают невесть что. Не сомневайся, дойдет и до твоей жены.

– Пропади все пропадом! Я просто хочу быть с тобой.

– Я тоже этого хочу. Но нельзя же, чтобы тебя обвиняли во всех смертных грехах из-за одной встречи. Ведь мы пока почти не знаем друг друга, Гас.

– Я тебя знаю, – сказал он, целуя ее.

Они снова занялись любовью. Первое соитие, бурное и страстное, означало для Джуно конец затянувшегося воздержания. Гас никогда до сих пор не изменял жене, и это было более странным, чем представлялось.

На этот раз они занимались любовью с нежностью.

Гас не спеша исследовал ее тело, отыскивая места, прикосновение к которым доставляло Джуно особенно острое удовольствие: ямочки возле горла и в паху, на ягодицах и у основания позвоночника. Он вошел в нее, не закрывая глаз, двигаясь в разном ритме, с любовью наблюдая за выражением ее лица и наслаждаясь реакцией Джуно.

– О Боже! – пробормотала она, улыбаясь ему. – Ты меня избалуешь.

– Позволь мне тебя избаловать. Тогда мы избалуемся оба. Ты самая прекрасная женщина на свете!

– Нет… ты просто не смотрел на других. Здесь много красивых женщин.

Он сделал движение, от которого Джуно вскрикнула и, приподнявшись, крепко прижалась к нему. Через мгновение их тела, содрогаясь, замерли.

– Ты должна поехать со мной. Неужели отпустишь меня одного?

– Гас, я не могу. Но почему бы тебе не остаться?

– Над твоей и моей репутацией нависла угроза.

– Никто не узнает. Я спрячу тебя. Мы будем заниматься любовью целый день, а вечером я буду уходить на работу.

Он поцеловал ее:

– Я стану твоим пленником. Пленником любви.

– Неплохо. Мне это нравится.

– Я буду готовить для тебя вкусные блюда, а потом, когда ты вернешься, устроим пир и займемся любовью.

– Едва ли нам удастся сохранить это в тайне. Все сразу заметят, что я счастлива и удовлетворена. Сколько ты сможешь пробыть здесь?

Гас вздрогнул и, положив руку ей на бедро, печально покачал головой:

– В пятницу я должен быть в Берне.

– Что ж, тогда никто не успеет заметить, что я счастлива и удовлетворена.

В пятницу утром Джуно отвезла Гаса в альгерский аэропорт. Туда было несколько часов езды, но они решили не появляться в расположенном гораздо ближе ольбийском аэропорту, где могли встретить знакомых.

На обратном пути Джуно думала о Гасе и о четырех днях, проведенных с ним. Лидия оказалась права: все было замечательно. Связь с Гасом вывела ее из затянувшейся хандры. Но теперь он уехал.

«Между нами ничего не кончилось, – сказал Гас в машине. – Я буду писать и звонить тебе. Мы обязательно увидимся». И еще он сказал, что любит ее.

Гас рассказал ей о Нине. Джуно поняла, что он так же одержим своей женой, как и Нина им. Однако связывающее их чувство было трудно назвать любовью. Гас иногда ненавидел жену, всецело подчинившую его себе – и эмоционально, и материально. Видимо, сначала их отношения носили романтический характер, но частые посещения швейцарской клиники вызвали у Нины странные изменения в психике.

Гас сказал, что любит Джуно, но чем ближе они подъезжали к аэропорту, тем сильнее она ощущала его отчуждение. Еще не попрощавшись с ней, он был мысленно уже на пути к Нине.

Флоринда все-таки оказалась права. Ей не следовало связываться с Гасом Палленбергом.




Глава 30


Ветер с неистовой силой обрушивался на «фиат», когда они ехали вдоль побережья от Ольбии до Лискии-ди-Вакка.

– Ну и ну, Джуно… Неужели здесь всегда такой ветер? – Лидия подняла стекло в машине.

– Он дует несколько дней, потом стихает. Скоро успокоится.

– Мама… мама!.. Посмотри на деревья!

– Александра, говори по-английски. – Лидия взглянула на Джуно. – Через несколько недель мы отправимся в Нью-Йорк навестить моих родителей.

– Ну посмотри же на деревья, мамочка! Они же согнулись!

Джуно рассмеялась:

– Ветер не позволяет им распрямиться.

– Моей прическе тоже досталось, – вздохнула Лидия.

Когда они свернули к вилле, снятой Лидией в Лискии-ди-Вакка, ветер почти стих. Вилла была расположена у зеленого склона холма и выходила окнами на небольшую бухту с песчаным пляжем.

– О, как здесь красиво! – воскликнула Лидия. Они вышли из машины, и трое детишек в сопровождении нянюшки сразу же отправились осматривать берег.

Дверь отворилась, и к ним навстречу поспешил пожилой человек:

– Добрый день, сеньоры. Добро пожаловать!

Взяв из багажника чемоданы, он повел женщин в дом.

Лидия повернулась к Джуно:

– Обними меня. Здесь так хорошо!

Обнявшись, они вышли на террасу. Дети под надзором няни уже строили на пляже замок из песка. Лидия и Джуно облокотились на низкую каменную стену в тени черепичной крыши террасы.

– Введи меня в курс событий, – попросила Лидия. – Как твои дела с женатым мужчиной? Ты последовала моему совету?

Джуно, скорчив гримаску, кивнула:

– Да. Но напомни мне, чтобы я никогда тебя не слушалась.

– Ох, дорогая… прости. Неужели все так плохо?

– Нет. Кое в чем ты оказалась права. Я вышла из прежней депрессии. Однако теперь у меня началась новая. Что ж, по крайней мере у этого сандвича была прослойка счастья.

– Хорошо уже то, что ты сбросила камень с души, – усмехнулась Лидия, – и нормально воспримешь тех, кто еще не раз встретится на твоем пути. А неудачу с Гасом ты переживешь.

– А что у тебя? Мои проблемы ничтожны в сравнении с тем, что пришлось пережить тебе за последние месяцы.

Лидия достала из сумочки крем от загара и втерла его в предплечья.

– У меня никаких изменений. Всем нам очень не хватает Стефана. После него осталась масса начатых и незаконченных дел, но постепенно все приходит в порядок. Скоро я буду свободна и снова займусь своей жизнью. Пока мне было некогда и подумать о себе.

– Как ты решила: останешься во Франции или вернешься в Нью-Йорк?

– Еще не знаю. Я не могу навсегда покинуть Францию. Форест унаследовал замок Мурдуа, и мне придется управлять этим имением до его совершеннолетия. С Францией связан большой отрезок моей жизни… но я все чаще думаю, что пора кое-что изменить.

– Я давно хотела спросить тебя о Бернаре Жюльене, но последний раз мы виделись на похоронах Стефана, и это было неуместно. Ты что-нибудь знаешь о нем?

Лидия открыла пачку «Мальборо» и вынула сигарету.

– Он женился… на одной из своих актрис. Я долгое время не виделась с ним. – Она усмехнулась. – Похоже, Бернар устал ждать меня. Забавно, но я до сих пор храню в шкатулке для драгоценностей ключ от квартиры Бернара, хотя много раз собиралась его выбросить.

Это было увлечение юности, а теперь я сама не знаю, чего хочу – Я тоже.

Пребывание Лидии на Сардинии пошло на пользу и ей, и Джуно. Они впервые за многие годы по-настоящему были вместе, и их дружба, начавшая понемногу увядать, здесь окрепла. Им казалось, что сейчас они словно договаривают до конца фразы, которые начали произносить еще в Йеле.

Лидия буквально влюбилась в «Эввива!».

– Когда мы со Стефаном приезжали на открытие, внешний вид этого клуба произвел на меня неизгладимое впечатление, а теперь я восхищена его атмосферой.

Здесь чудесно, Джуно.

Лидия бывала в клубе каждый вечер. Многие из завсегдатаев оказались ее старыми друзьями. Чувствуя себя как рыба в воде в этой элегантной интимной обстановке, она снова начала блистать в обществе. Лидия приезжала в клуб вечером, уложив детей, и оставалась до закрытия. Иногда Джуно возвращалась вместе с ней на виллу, и они вместе завтракали.

– Ах, Джуно, – сказала Лидия, наливая кофе, однажды утром на террасе, – какая у тебя интересная работа! Ты познакомилась со всеми гораздо ближе, чем я, хотя это люди моего круга.

– Я никогда не питала особого пристрастия к ночным клубам, но мне очень нравится быть в центре всего, что здесь происходит.

– Джанни просил убедить тебя остаться на следующий сезон. Ты хочешь уехать?

– Пока не знаю. Мне здесь очень нравится, но все это начинает напоминать бег на месте. Меня по-настоящему привлекало проектирование, оформление клуба и организация его работы. А теперь, когда все налажено, мне незачем оставаться здесь.

– Незачем? Да ведь именно из-за тебя посетители валом валят в клуб!

Джуно рассмеялась:

– Помнишь того араба, который был там вчера с Карой Кук? Он собирается открыть клуб в Далласе и хочет поручить мне его проектировку и оформление.

– В Далласе! Неужели ты променяешь все это на Даллас?

– Я обдумываю его предложение, ибо, долго прожив в Европе, кажется, созрела для возвращения в Штаты.

– Ты самостоятельно сделала карьеру, поэтому найдешь себе применение где угодно. – Лидия устало потянулась. – Пора вздремнуть. Оставайся у меня. Потом поедем куда-нибудь обедать.

– Доброе утро, мама… Доброе утро, тетя Джуно. – На террасе появились дети. Они шли на пляж, а потом няня собиралась отвезти их в Сассари, в цирк. Лидия ненадолго задержалась с ними, а Джуно отправилась в комнату для гостей.

Джуно проснулась около полудня. Сквозь раскрытые окна слышалось пение птиц и плеск волн. Но откуда-то поблизости доносился другой, очень знакомый звук. Она поняла, что это плачет ее подруга.

Спальня Лидии находилась напротив комнаты для гостей. Джуно накинула кимоно и поспешила к ней.

Окно было распахнуто, Лидия лежала на кровати и, закрыв лицо руками, горько рыдала. Джуно села возле нее.

– Дорогая, что случилось?

Та убрала руки и посмотрела на подругу заплаканными глазами.

– Ах, Джуно… что мне делать со своей жизнью?

Джуно обняла ее:

– Ты можешь делать все, что захочешь. Только не спеши. Все уладится, подожди немного.

– Подождать? – всхлипнула Лидия. – Мне уже за тридцать. У меня трое детей. Красота блекнет, я старею и не знаю, как мне быть…

Джуно взяла в ладони лицо Лидии.

– Ты не старше меня. А что касается внешности, то тебе, черт возьми, хорошо известно, что в «Эввива!» все женщины зеленеют от зависти, глядя на тебя. Посмотри в зеркало… Хоть у тебя и трое детей, но ты выглядишь ничуть не старше, чем была в Йеле. – Джуно вытерла ее мокрые от слез щеки.

– Дорогая, что бы я без тебя делала? Ты – мой единственный верный друг… ты и Алекс. Как бы мне хотелось, чтобы он сейчас тоже был здесь!

– Знаю. Перестань реветь… Все образуется, обещаю.

По щекам Лидии все еще текли слезы.

– Я люблю тебя, Джуно… люблю. – Она поцеловала подругу в губы и провела рукой по ее длинным темным волосам.

– Лидия… – Джуно удивил ее страстный поцелуй.

– Нет, Джуно, я не лесбиянка и не извращенка. Я никогда ни с кем этого не делала. Раньше с нами был Алекс… но ты мне нужна сейчас! – умоляюще воскликнула Лидия. – Займись со мной любовью! Ко мне так давно никто не прикасался.

Понимая, что Лидия несчастна, одинока и нуждается в утешении, Джуно растерялась. Они близкие подруги и к тому же уже занимались этим вместе с Алексом.

Она прижала Лидию к своей груди.

– Я очень люблю тебя!

Джуно осторожно скользнула руками под шелковую ночную рубашку Лидии и сняла ее, потом сбросила свое кимоно. Подруги затрепетали от страха и предвкушения чего-то нового. Потом Лидия приблизилась к Джуно и поцеловала ее.

Поцелуи становились жарче. Нерешительность исчезла. Их языки прикасались друг к другу, разжигая страсть, Джуно погладила и поцеловала шею Лидии.

– Ляг на спину и положи голову на подушку, – прошептала она.

Та, застонав, вытянулась на кровати, закрыла глаза и провела ступней по бедру Джуно.

– Какое гладкое у тебя тело!

Джуно накрыла ладонями груди Лидии, легонько нажимая на них и пощипывая соски. Потом руки ее спустились ниже, лаская мягкий живот и влажный треугольник волос между бедер.

– Ты такая миниатюрная… такая нежная… – Она прикоснулась губами к медно-рыжим волосам.

Лидия прогнула спину и вскрикнула в экстазе:

– Джуно!.. О Джуно!..

Все барьеры рухнули. Остались лишь любовь, нежность, желание отдать все, что необходимо каждой из них. Тела подруг одновременно содрогнулись в момент наивысшего наслаждения.

Они долго лежали, обнявшись.

– Ах, Джуно! – радостно воскликнула Лидия. – Я чувствую себя так… – Она вдруг приподнялась на локте и с тревогой заглянула в глаза подруги:

– Ты не расстроилась, нет?

Та улыбнулась и приложила палец к губам Лидии:

– Ш-ш-ш… Это было чудесно. Я тоже нуждалась в этом.

Лидия закурила сигарету.

– Тебе не кажется, что сейчас все было иначе, чем с Алексом?

Джуно кивнула:

– Я никогда не думала, что смогу сделать это… ну, с тобой, без него. Но все было замечательно. – Она откинулась на подушку. – Помнишь то утро в Париже, когда он уехал со своей кинозвездой? По-моему, у нас и тогда возникла такая мысль?

– Да, я хотела этого. Но теперь, вспоминая те дни, думаю, что не решилась бы. – Она снова посмотрела на Джуно. – Но ведь это ничего не изменит в наших отношениях? – В ее глазах мелькнула тревога.

– Ты боишься, что мы, забыв о мужчинах, сбежим куда-нибудь вдвоем? Ни малейшего шанса! Конечно, я не стала бы зарекаться, что мне никогда не захочется попробовать это еще раз, но…

– Пожалуй, раз в двенадцать лет?

– Как, по-твоему, рассказать об этом Алексу?

– Лучше не надо. Это слишком возбудит его…

Они обнялись и весело рассмеялись. Подруги, ставшие на время любовницами, теперь снова стали только подругами.

Приняв душ и одевшись, они поехали обедать в отель «Серво». Сев за столик, Лидия глубоко затянулась сигаретой.

– Мы так и не решили, как мне жить дальше.

– Разве это проблема? Подумай, графиня де ла Рош. У тебя есть связи, которые позволят заняться чем угодно.

– Да… но чем?

– Ведь ты уже занималась винодельческим бизнесом.

– Кристоф и Натали прекрасно справятся и без меня.

– Может, откроешь ресторан? Ведь ты великолепная кулинарка.

– Я думала об этом, но это потребует большой работы. Да и конкуренция огромная.

– А если вернуться на сцену?

Лидия вздохнула:

– Я с ума сойду от страха после такого долгого перерыва. Сомневаюсь, что мне по силам снова играть.

– Ну ладно, давай прикинем, чем ты располагаешь.

Красотой, деньгами, связями, умом.

– Но что это мне даст? Тебе чертовски повезло, ибо ты реализовала все, что имеешь. У тебя теперь нет отбоя от предложений.

– Да, без работы я не останусь, хотя тружусь не на себя, а на кого-то. С таким опытом за плечами я, наверное, могла бы создать и собственный клуб. Ты и не представляешь себе, скольких ошибок удалось бы избежать…

– Постой, постой! Кажется, я придумала! – Лидия радостно улыбнулась. – Мы откроем свой клуб! Мои деньги и связи плюс твой опыт и связи…

Джуно захлопала в ладоши:

– Великолепно!

– Может, в Нью-Йорке? Помнишь, те два однотипных дома… Мы переделаем их. – Лидию все больше будоражила эта идея. – А вино для клуба будут поставлять с моих виноградников… Я возьму на себя руководство кухней, а ты спроектируешь что-нибудь необыкновенное. Вот это да!

– Но ведь в Нью-Йорке миллион клубов!

– Мы со Стефаном побывали во всех, и я знаю, что они собой представляют. Жители Нью-Йорка всегда хотят чего-нибудь новенького! А такой клуб, какой откроем мы, им и не снился. О Джуно, подумай об этом! Клуб – идеальное решение наших проблем.

– В него придется вложить целое состояние…

– Мне есть что вложить! – Лидия раскраснелась от возбуждения.

– О'кей… Я согласна!

После отъезда Лидии в Нью-Йорк Джуно охватили сомнения. Создание клуба, конечно, отличная идея, и два дома в Нью-Йорке, несомненно, подошли бы для ее осуществления. Но поскольку финансирование возьмет на себя Лидия, сама Джуно вернется к тому, с чего начала – будет проектировать клуб, принадлежащий не ей.

Джуно прикинула свои финансовые ресурсы. Сейчас она располагала крупной суммой от продажи лондонского дома, а также деньгами, полученными за оформление и управление «Эввива!». Жизнь на Сардинии и аренда коттеджа стоили недорого. Однако в Нью-Йорке все обстоит иначе, поэтому вложить свои средства в создание клуба не удастся.

Джуно обсудила этот вопрос с Алексом по телефону.

– Ваше финансовое участие в деле должно быть равным, – сказал он. – Иначе ничего не получится. Вы с Лидией равноправны в дружбе и должны стать равноправными партнерами.

– Ты прав… Теперь мне остается сущий пустяк – ограбить банк. Наверное, это нетрудно сделать.

– Я очень хотел бы помочь, но сейчас мне такое не по карману.

По ее просьбе Алекс навел справки у своего друга Джона Кинсолвинга, и тот сказал, что банк выдаст Джуно такой крупный кредит, если кто-то – Лидия, например, – станет ее гарантом.

Джанни Корелли согласился бы сам вложить деньги в клуб и знал людей, которые с готовностью сделали бы это, но под очень большие проценты. Поэтому у Джуно, как ни ломала она голову, пока ничего не получалось.

А между тем она уже рисовала эскизы, ощущая необычайный творческий подъем. Идеи возникали с такой быстротой, что Джуно едва успевала переносить их на бумагу.

Эйфория то и дело сменялась отчаянием. Страх, что все это не удастся претворить в жизнь, преследовал ее.

Через месяц после отъезда позвонил Гас Палленберг.

– Джуно? Ты простишь меня?

– Гас… я уж думала, что никогда не услышу твой голос.

– Дорогая, я скучал по тебе.

– Однако не написал ни слова. Разве под рукой нет ни телефона, ни почтовых марок?

– Извини. У тебя есть все основания злиться, но ты и понятия не имеешь, как мне было трудно.

– У тебя что-то не так. Гас? Где ты?

– В Нью-Йорке. Я много думал. Я люблю тебя. Джуно, хочу, чтобы ты была здесь, и сделаю все, чтобы мы были вместе. Приедешь в сентябре, после окончания сезона?

– Ах, Гас, знал бы ты, сколько времени я ломаю голову над тем, как мне уехать в Нью-Йорк! – Она вкратце рассказала ему о своей идее.

– Это великолепно, дорогая! И станет здесь сенсацией! От посетителей отбоя не будет.

– Есть одна загвоздка, Гас, деньги. У Лидии их много, но я решила участвовать в этой затее только на равных, то есть вложив свою долю. Однако для меня это все равно что полететь на Луну.

– Для тебя полет на Луну – не проблема, дорогая. А я полетел бы туда с тобой. Ты взяла бы меня? Умоляю, скажи, что не остыла ко мне!

– Я заставляла себя забыть тебя, Гас, но…

– Но?

– Да… не остыла.

Выйдя из коттеджа, Джуно задумчиво посмотрела на море. Нью-Йорк. Теперь у нее появилась еще одна причина стремиться туда. Но ни один из мотивов не сулил шанса на успех.




Глава 31


Мэри Лу Фриман, усевшись на край письменного стола, самозабвенно разговаривала с побережьем. Алекс Сейдж, стоя возле окна, смотрел на Бродвей. Отсюда, из кабинета продюсера, он видел даже крышу театра «Бродхерст», где через три недели должна была состояться премьера его пьесы «Растения».

Действие этой комедийной фантазии разворачивалось в оранжерее в Гринвич-Виллидж. Главными героями стал философ-садовник и его девушка – сексопатолог, ведущая в ночные часы передачу на радио. Прочими действующими лицами были растения.

На стенах кабинета висели окантованные плакаты, рекламирующие самые известные хиты Мэри Лу Фриман, и вид их вселял в Алекса надежду. Его пьесу впервые ставили на Бродвее. К тому же взялся за это один из ведущих театральных режиссеров. Мэри Лу Фриман, толстушка лет тридцати – сорока, с каштановыми волосами и крупным миловидным лицом, одевалась весьма консервативно и напоминала добрую школьную учительницу и ничуть не походила на крутого предпринимателя в разбойничьем шоу-бизнесе. Однако плакаты на стенах ее кабинета свидетельствовали о том, что она превосходно ориентируется в этом мире.

Наконец Мэри Лу повесила трубку.

– Извини, Алекс. Так на чем мы остановились? Ах да! Паблисити, популяризация… раскрутка, так сказать…

Я хочу познакомить тебя с Кэми Пратт. Она мастер своего дела, высший класс. Дай ей блиц-интервью… в печати, на телевидении, по радио. – Мэри Лу написала адрес на клочке бумаги. – Зайди к ней сегодня после полудня. Она будет ждать тебя.

– Надеюсь, вы не из тех трудных авторов, которые отказываются давать интервью? – спросила Кэми Пратт, поздоровавшись с Алексом.

– Отнюдь нет… Я жажду славы.

Миниатюрная, очень хорошенькая Кэми, с нежной кожей и золотистыми волосами, приятно удивила Алекса. Необычный разрез глаз придавал ее лицу слегка недовольное выражение, что, впрочем, компенсировалось «широкой открытой улыбкой.

– Что ж, это вдохновляет. – Она протянула ему отпечатанный на машинке список. – Все, чем мы располагаем на сегодняшний день. Те, что в скобках, пока не дали твердого ответа. Но дадут. Вам приходилось выступать на телевидении?

– Только в «Йельских новостях». Да и было это давным-давно.

– Да, я помню парочку ваших шоу где-то в середине семидесятых годов. А потом вы совсем исчезли из виду.

Что с вами стряслось?

– Это длинная и скучная история.

Она усмехнулась:

– Мне придется ее выслушать, перед тем как отдать вас в руки газетчиков. Пойдемте где-нибудь посидим.

Возможно, мне удастся превратить эту длинную историю в увлекательную.

События последующих двух недель заставили Алекса почти пожалеть о том, что он решил популяризировать свою пьесу. Бесконечные и одинаковые разговоры с интервьюерами преследовали его во сне и наяву. Переносить эту пытку ему помогала Кэми, нередко сопровождающая его и проводящая с ним время в перерывах.

– Кто, интересно, слушает эту передачу? – спросил Алекс, останавливая такси. – «Бэбс с Бродвея» – ничего себе! Я о таком никогда не слыхивал.

– Может, и не слыхивал, но это весьма известное агентство печати. Благодаря его информации люди из Тьюкемкэри валом повалят на твое шоу, когда приедут в Нью-Йорк.

– Люди из Тьюкемкэри не бывают в Нью-Йорке.

На Гринвич-стрит Алекс зашел в винную лавку за бутылкой вина.

– Сколько лестничных маршей до твоей квартиры, Алекс? – спросила Кэми, входя в вестибюль его дома.

– Почему ты думаешь, что здесь нет лифта?

– Я в любом случае не воспользуюсь им. Старые, дребезжащие лифты приводят меня в ужас.

На третьей лестничной площадке Алекс открыл дверь.

– Думаю, тебе здесь понравится. Может, ты даже напишешь статью в «Архитектурное обозрение».

– Вот это да! – воскликнула Кэми, оглядевшись.

Поставленные друг на друга картонные коробки служили книжным шкафом, а книги, не уместившиеся в них, лежали грудами на полу и на шведском бюро, посреди которого стояла пишущая машинка. Разрозненные предметы меблировки выглядели убого, на полу лежал сильно потертый персидский ковер. Пространство между окнами занимало кабинетное пианино. Огромная кровать была не заправлена.

– Как, ни одного растения? А я-то думала, что твоя квартира напоминает оранжерею, и ты именно здесь черпал вдохновение, работая над пьесой!

Алекс откупорил бутылку «Шато Марго».

– У меня были кое-какие растения, но я выбросил их, закончив пьесу. Они погибли… Я забывал их поливать, но разговаривал с ними.

Кэми рассмеялась:

– Ну что ж, по крайней мере здесь нет ничего возбуждающего ревность. Женской руки явно не чувствуется. – Она взяла бокал вина. – О нет, кажется, мои выводы поспешны, – добавила Кэми, заметив доску с прикрепленными к ней фотографиями. – Как много женщин!

– Это подруги и бывшие любовницы. Все они из прошлого.

– Похоже, тебе не слишком нравятся дурнушки в очках? – спросила Кэми, рассматривая фотографии. – А кто это? Кажется, мне знакомо ее лицо.

– Помнишь, я рассказывал о своих подругах, задумавших открыть ночной клуб? Это одна из них, графиня Лидия де ла Рош. Раньше все ее звали…

– Лидия Форест! Я училась с ней в школе. Она на два года старше меня. Удивительно!

– Тебе не помешало бы поговорить с ней. Думаю, она заинтересована в популяризации своего клуба. Лидия недавно вернулась в Нью-Йорк.

– Я с удовольствием встречусь с ней. Попроси ее позвонить мне.

Они долго сидели на потертом диване, пили вино и беседовали.

– Ну вот. – Алекс поставил на стол свой бокал. – Я рассказал тебе все о себе. Теперь твоя очередь. С чего ты занялась этим бизнесом?

– Это, пожалуй, был своего рода мятеж. Я решила сама зарабатывать на жизнь. Моя мать чертовски богата, но мы не ладим, и я не хочу от нее никакой помощи. – Кэми горько усмехнулась. – Да она и не даст мне ничего.

Я прошла все, что положено, по полной программе: училась там, где следует, а когда меня вывезли в свет, стала дебютанткой года, ну и так далее. После этого мне оставалось либо выйти замуж, либо воспользоваться своими связями и найти работу. Я испытала и то и другое. Брак оказался неудачным, а связи сделали свое дело.

– Мэри Лу Фриман считает тебя лучшим специалистом в твоей области. – Алекс чуть наклонился к Кэми. – А уж то, что ты самый красивый популяризатор, у меня не вызывает сомнений. – Он поцеловал ее. – Останешься на ночь?

– А ты повесишь на доску мою фотографию?

– Лучше я тебя положу.

Она рассмеялась и расстегнула блузку.

Они занимались любовью, когда зазвонил телефон.

– Не отвечай, – простонала Кэми.

– Не буду.

Телефон продолжал звонить.

– Да заткнешься ли ты наконец? – пробормотала Кэми.

– Не обращай внимания.

Телефон все звонил.

– Я не могу не обращать внимания! Я популяризатор! Возьми трубку!

– Алло? – отозвался Алекс сдавленным голосом. – Джуно? Боже мой, что случилось?

«Джуно… Боже мой, что случилось?» – беззвучно передразнила его Кэми.

Алекс защемил пальцами ее сосок.

– Неужели? Замечательно… а как?., когда?

– Кто… что… где?.. – прошептала Кэми и призывно шевельнула бедрами.

– Да… Премьера назначена на тридцатое… Правда?

Великолепно!.. Даже не верится! Послушай, Джуно, я тут кое-чем занят…

«Кое-кем».

– О'кей. Я тоже с нетерпением жду…

– И я тоже, – сказала Кэми и ущипнула его.

– Скоро увидимся. Пока! – Он повесил трубку и поцеловал Кэми. – Спасибо, что проявила терпение.

– Старая любовь?

– Старая подруга.

– И она будет на премьере? Прекрасно. Я умираю от желания встретиться с ней.

Самолет приземлился в аэропорту Кеннеди в половине пятого, с опозданием на два часа. До новой резиденции Лидии на Парк-авеню Джуно добралась около семи вечера и встретила подругу с детьми у дверей. Лидия собиралась уходить.

– Господи, почему ты так задержалась? Все в порядке? Ладно, потом расскажешь… Начало в семь тридцать.

Джуно приняла душ, быстро переоделась и предстала перед Лидией в белом вечернем платье из шелкового крепа.

– Великолепно! Глядя на тебя, не заподозришь, что ты почти сутки провела в дороге.

– О, я так рада, что приехала! И очень волнуюсь.

Ведь мне еще не случалось жить в Нью-Йорке – Мадам… – В дверях показалась экономка. – Машина подана.

– Спасибо, Анриэтта. Позаботься, чтобы дети к восьми часам были в постели. Завтра в школу.

В лимузине они уселись рядом на заднем сиденье.

– Я ужасно нервничаю, – призналась Джуно. – А как Алекс?

– Мы сегодня обедали вместе. Я ела, а он – нет.

Надеюсь, премьера пройдет успешно. Кэми считает, что пьеса просто потрясающая. А, ты ведь с ней незнакома… Кэми Пратт… Она популяризирует пьесу, и я хочу, чтобы она занялась рекламой нашего клуба… Кэми творит чудеса. Оказывается, мы с ней учились в одной школе. Кстати, она и Алекс сейчас встречаются. Ты сегодня с ней познакомишься.

Когда Джуно и Лидия добрались до театра, Кэми, придерживая полуоткрытую дверь, нетерпеливо помахала им рукой.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Я уже начала беспокоиться. Сейчас начнется.

– Кэми… это Джуно Джонсон.

– Здравствуйте. Очень приятно, – рассеянно проговорила Кэми, подхватила Лидию под руку и вместе с ней проскользнула в дверь. – Здесь сегодня собрались абсолютно все. Алекс, бедняга, ни жив ни мертв.

Во время антракта Джуно, Лидия и Кэми прохаживались по фойе, прислушиваясь к разговорам.

– Пока, кажется, все хорошо, – сказала Кэми, когда они вернулись в зал.

– Судя по всему, пьеса нравится, – согласилась Джуно.

Едва опустился занавес, зрители поднялись и приветствовали аплодисментами Александра Сейджа – новую бродвейскую знаменитость.

После премьеры друзья отправились на вечеринку в «Сарди», где царило возбужденное веселье, всегда сопутствующее успеху. Когда же о горячем приеме пьесы сообщили в телевизионных новостях, всех охватило ликование. Вскоре Кэми позвали к телефону. Вернувшись, она постучала ложечкой о бокал:

– Прошу внимания! Мне только что позвонила приятельница из «Тайме». Отзывы восторженные! Мы произвели фурор! – Она взглянула на салфетку, где записала то, что собирались напечатать в «Тайме»: «Это первая бесспорная сенсация сезона». – Ох, Алекс! – Она бросилась ему на шею и расцеловала его.

Внешне оживленная и общительная, Джуно без умолку беседовала с актерами и родственниками Алекса. Она очень радовалась успеху друга, но чувствовала себя здесь посторонней. Это удручало ее. Нечто подобное она испытала в день прибытия в Йель, в тот самый день, когда впервые встретилась с Лидией. Все там знали друг друга, а Джуно была девочкой из захолустья. Правда, Коста-Смеральду едва ли можно назвать захолустьем, но, возможно, жители Нью-Йорка так и воспринимают это место. В «Эввива!» Джуно была в центре внимания. Здесь же никто не знал, кто она такая.

Кэми Пратт не понравилась ей с первого взгляда – скорее всего из-за ревности. Джуно все еще сохранила к Алексу чувство собственницы – ведь Тори она тоже невзлюбила. Кэми, в свою очередь, не проявляла к ней дружелюбия, подчеркивая при этом, что их тесное сообщество ограничивается лишь тремя близкими друзьями – Алексом, Лидией и ею самой.

Поэтому Джуно обрадовалась, когда после полуночи Кэми, забрав оставленный в гардеробной чемодан, попрощалась и ушла. Она вылетала ночным рейсом на побережье, чтобы встретиться там с европейским режиссером, собиравшимся осенью снимать фильм в Нью-Йорке. После ее ухода настроение Джуно заметно улучшилось.

К концу вечеринки Алекс отозвал Джуно и Лидию в сторонку.

– Не бросайте меня в мой звездный час. Я слишком высоко воспарил и еще не готов спуститься на землю. У меня дома приготовлена бутылка шампанского и пузырек цианида… Сегодня мне предстояло выпить одно или другое. Цианид я принял бы в одиночестве, но вот шампанское… Вы присоединитесь ко мне?

Сбросив туфли на высоких каблуках, Лидия рухнула на диван.

– Это хорошее предзнаменование. Начало новой эры для всех нас. Три мушкетера снова на высоте. Алекс добился потрясающего успеха, и наш клуб тоже станет сенсацией.

Пробка, вылетев из бутылки шампанского, угодила в потолок. Алекс наполнил три бокала.

– Вы уже придумали название для своего клуба?

– У меня в письменном столе лежит список длиной в полмили, – засмеялась Лидия.

– У меня тоже Но ни одно не подходит. Алекс, ты у нас писатель и еще не остыл после успеха. Выдай нам что-нибудь эффектное.

– Это вам дорого обойдется, – пошутил Алекс. – А что, если назвать его «Близнецы»? Ведь он разместится в двух однотипных домах-близнецах…

– Это название было в списке, но я его отвергла.

Придумай что-нибудь получше.

– Может, «Хозяйство на троих»?

– Ты предлагаешь название клуба или что-то другое? – спросила Лидия.

– А если и то и другое?

– Не валяй дурака, Алекс. Всему свое время. Прежде всего надо сделать самое важное.

– Хорошо, подождите, пока меня озарит вдохновение. – Он осушил бокал. – Не подойдет ли что-нибудь простенькое: «Ночной клуб» или… «Ночная жизнь»?

– «Ночная жизнь»! Это мне нравится.

– Алекс, ты гений – обрадовалась Лидия.

Он снова наполнил бокалы.

– За «Ночную жизнь»!

Они чокнулись и выпили.

– А как насчет второго предложения? – спросила Лидия, начав расстегивать молнию на юбке. – Уж не пустая ли это болтовня?

– Вы меня знаете… я не только болтун, но и человек действия А ты как, Джуно?

Джуно колебалась. Она устала – начала сказываться разница во времени. К тому же с тех пор как они занимались любовью втроем, прошло двенадцать лет. Молодость, Париж… Джуно часто вспоминала тот эпизод, уверенная, однако, что это ушло в прошлое и никогда не повторится.

Но тут взгляд Джуно упал на фотографию Кэми, приколотую к доске рядом с другими. Кэми Пратт, которая пытается занять ее место в триумвирате…

– Что ж, я согласна. – Она улыбнулась и протянула им руки.

Теперь, когда они занимались любовью, все было иначе. Став старше, каждый из них приобрел сексуальный опыт. Каждый дорого расплатился за него и стал более ранимым, чем прежде. Тогда у них все было впереди, и жизнь манила приключениями. Теперь они пережили немало приключений, причем не всегда приятных.

Страсть вернула их в прежние времена, и этих двенадцати лет как не бывало. Их так же влекло друг к другу, и они, как и раньше, испытывали безграничное наслаждение от близости, хотя к ней примешивалась горечь. Каждый из них мечтал снова любить и быть любимым.

На следующее утро за кофе они без тени смущения говорили о том, как им хорошо друг с другом, но эта ночь кое-что прояснила в их отношениях. Алекс по-прежнему хотел обеих, а Джуно и Лидия хотели Алекса. Однако женщины поняли, что так не может продолжаться всегда, и между ними впервые пробежала черная кошка.




Глава 32


В дома-близнецы на Шестьдесят второй улице хлынула целая армия рабочих. Они начали сносить стены и менять планировку помещения в соответствии с указаниями Джуно.

– На это уйдет не меньше шести месяцев, даже при сверхурочной работе, но получится нечто сказочное, – сказала Лидия, встретившись с Алексом в «Карлайле». – Если у нас хватит денег, – со смехом добавила она.

– Если у кого и хватит денег, так это у тебя, – заверил ее Алекс. – Впрочем, у Джона возникли кое-какие соображения насчет вашей затеи, а он финансовый гений. – Они поджидали Джона Кинсолвинга, обещавшего присоединиться к ним в баре. На премьере Алекса он не был, потому что уезжал в Лондон по делам.

– Я, кажется, не сообщила тебе последнюю новость.

Мне удалось переманить из «Тинтина» в Лионе самого Жана Рафаэля. Только благодаря его мастерству этот ресторан стал трехзвездочным. Так что в «Ночной жизни» будет самая лучшая кухня но всем Нью-Йорке.

– Где это лучшая кухня в Нью-Йорке? – поинтересовался, подходя к ним, Джон Кинсолвинг.

– Джон! – сказал Алекс. – С возвращением! Познакомься с Лидией де ла Рош, моей старой соратницей по криминальным авантюрам йельских театральных дней.

– Очень рад.

– Я много слышала о вас от Алекса. – Лидия протянула ему руку. – Кажется, вы впервые пропустили его премьеру?

– Боюсь, на следующую он меня просто не пустит.

Ты видел, Алекс, восторженные отзывы? На этой пьесе можно сделать большие деньги. Пора и мне что-нибудь на тебе заработать.

Джон заказал водку со льдом. Лидия заметила, что он время от времени украдкой поглядывает на нее. Его лицо показалось ей знакомым, хотя она не могла припомнить, чтобы встречалась с ним раньше. Дело, видимо, в его внешности – довольно обычный тип: симпатичный кареглазый блондин в очках, чуть ниже Алекса, сильный и хорошо сложенный.

– ..Кстати, Лидии нужен консультант по финансовым вопросам, – сказал Алекс. – Понимающий ее.

Консультанты графа в Париже весьма консервативны, с ними трудно найти общий язык.

– Графа?

– Да, это мой покойный муж, граф де ла Рош.

Джон просиял:

– А вы, случайно, не встречались в Канне… лет двадцать назад… с бородатым, весьма экономным хиппи из Принстона?

– Что?! Неужели Джон? Да ведь я тогда так и не узнала вашу фамилию! Просто не верится!

– Стало быть, вы знакомы? – удивился Алекс.

– И вы на самом деле графиня? Признаться, я не поверил вашей истории… Французская кинозвезда, графиня… Согласитесь, все это звучало несколько не правдоподобно.

Лидия рассмеялась:

– Я до сих пор не поверила этому до конца. Ну ладно… Чем вы занимались все эти годы?

– Окончил Колумбийский университет, занимался инвестиционными банковскими операциями и разорялся на пьесах Алекса…

– Если я использую этот сюжет для своей следующей пьесы, ты потеряешь гораздо больше… Может, вы все же посвятите меня во все?

– Помнишь, я сбежала во время медового месяца? – Лидия рассказала Алексу о том, как развивались события.

Час спустя, когда он ушел, Джон спросил Лидию:

– Можно пригласить вас на ужин?

– С удовольствием.

– А потом полюбуемся фейерверками.

– Фейерверками?! Где?

Джон усмехнулся:

– У меня дома.

Джуно нашла себе чудесную двухъярусную квартиру в красивом старом доме рядом с Центральным парком.

Внизу находилась гостиная, наверху – две спальни, одну из которых она переоборудовала под студию. Как только из Лондона пришел багаж с антикварными предметами меблировки и множеством безделушек, квартира обрела обжитой вид.

Больше всего Джуно полюбила просторную кухню, похожую на бабушкину в Таосе, где она частенько бывала в детстве. Вскоре после переезда кухню заполнили кастрюли, сковородки и бытовые приборы. Сейчас, ожидая прихода Гаса Палленберга, Джуно готовила марокканский ужин.

Услышав звонок, она вытерла руки и поспешила к двери, но, открыв ее, никого не обнаружила.

– Гас?

Вдруг кто-то тихо заскулил, и Джуно увидела белого щенка. Он обнюхивал коврик у порога.

– Какая прелесть! – Она взяла на руки маленькое существо с длинной мордочкой. – Откуда ты взялся?

– С псарни Густава Палленберга. Поздравляю тебя с новосельем.

– О, Гас! Я так давно мечтала о собаке. Она чудесная!.. А какой она породы?

– Борзая. Я развожу их. Это самая большая моя страсть. После тебя, конечно, – добавил он с улыбкой.

Они посадили щенка на пол посреди кухни.

– Она приучена делать свои дела на бумажку. С ней будет веселее.

Джуно взглянула на него:

– Она должна заменить тебя, Гас? Ты не баловал меня визитами, с тех пор как я переехала в Нью-Йорк.

– Все изменится, – пообещал он. – В конце недели Нина опять уезжает в Швейцарию и на сей раз проведет там целый месяц. По возвращении она обычно чувствует себя здоровой. Тогда я попрошу у нее развод.

– Правда, Гас? Ты не обманываешь меня?

– О нет, Джуно! Я люблю тебя!

Гас заметно похудел и выглядел усталым. Необходимость принять решение терзала его. У Гаса обострилась язвенная болезнь. Он любил Джуно и стремился к нормальной жизни с ней, но при этом его влекла к жене какая-то неудержимая сила, которой Гас и сам до конца не понимал.

Посадив в коробку щенка, названного Джуно Ларушкой, они принялись за ужин. Щенок поскулил и заснул.

– Как идут дела в клубе? – спросил Гас.

– О, там еще многое предстоит сделать. Но благодаря тебе все получится. В понедельник я встретилась с твоим банкиром и подписала бумаги. Как тебе это удалось? Кроме твоего банкира, ни один в Нью-Йорке не пожелал рисковать ради меня.

– Я просто постучался в нужные двери.

Джуно принесла Гасу кофе:

– Ты останешься у меня?

– Не сегодня, дорогая. Но если хочешь, проведем уик-энд вместе.

Джуно вздохнула:

– Мне не по душе замещать твою жену, но уик-энд я хочу провести с тобой.

Алекс прошел мимо рабочих, наводящих лоск в клубе «Ночная жизнь». Лучи декабрьского солнца едва пробивались сквозь пыльную завесу.

– Где мисс Джонсон? – спросил он.

– Наверху, в офисе.

Алекс поднялся на второй этаж, где Джуно обсуждала по телефону условия поставки хромированных труб.

Налив себе чашечку кофе, он ждал, когда разговор закончится.

Положив трубку, Джуно поцеловала его.

– Привет… Что привело тебя сюда? Я думала, знаменитости с Бродвея не появляются при дневном свете.

– У меня есть важные новости.

– Хорошие или плохие?

Алекс пожал плечами.

– Лучше сядь.

– Значит, плохие. Ладно уж, выкладывай.

– Я только что узнал, кто мать Кэми. Помнишь, она с ней порвала?

– Ну и кто?

– Нина Палленберг.

– Черт возьми! Только этого не хватало!

– Вот именно. И твой приятель Гас – отчим Кэми.

– Налей-ка мне кофе. Надо бы чего-нибудь покрепче, да слишком рано. Ну и дела! А Лидия знает?

– Едва ли.

– Стоит сказать ей. Если об этом узнает Кэми… – Джуно подняла телефонную трубку. – А я только что радовалась, что у меня нет никаких осложнений.

В Нью-Йорке Лидия пользовалась большим успехом, и ей это доставляло огромное удовольствие. После долгих лет сексуального голодания она наслаждалась открывшимися перед ней возможностями. Старые друзья постоянно приглашали ее на званые ужины и знакомили с достойными внимания мужчинами. Она часто встречалась с Джоном Кинсолвингом, а за последние несколько недель встречалась также с Сетом Праттом, красивым двадцатилетним братом Кэми.

Формально Сет Пратт учился на первом курсе Браунского университета, но в Провиденсе почти не бывал. Один из его однокурсников писал за него конспекты и готовил домашние задания. Конечно, за деньги. Избалованный любимчик Нины Палленберг получал весьма внушительную сумму на карманные расходы, однако эта сумма не покрывала расходов на азартные игры, спиртное и кокаин. Встретив Лидию в начале марта на вечеринке у Кэми, он был ослеплен ее красотой и изысканностью.

Лидия не воспринимала Сета всерьез, но была польщена, что этот юноша так увлекся ею. Он же по уши влюбился в Лидию. Она еще не вступила с ним в связь, ибо понимала, чем это чревато. Молодой и бесцеремонный Сет был братом Кэми и пасынком любовника Джуно. Кроме того, ощущая в нем что-то зловещее, Лидия нервничала в его обществе, хотя, возможно, непонятная эксцентричность Сета более всего привлекала ее Поэтому она не была уверена, что не переспит с ним.

Только к Алексу Лидия относилась серьезно, но за долгие годы так и не определила свои чувства к нему.

Он по-прежнему встречался с Кэми, ставшей ныне ее близкой подругой. От Кэми Лидия знала, что их отношения нельзя назвать горячей любовью Алекс много времени проводил с Джуно, и это беспокоило Лидию гораздо больше. Они бывали в картинных галереях, в антикварных лавках, искали вещи для новой квартиры Джуно. С Гасом Палленбергом Джуно не порвала, хотя и признавалась Лидии, что все у них складывается не так, как она надеялась. Гас до сих пор не сказал Нине, что решил развестись с ней.

Лидия тревожилась. После премьеры, когда они втроем снова занимались любовью, она поняла, что к прежнему им уже не вернуться. Лидия не сомневалась, что Джуно, возможно и не догадываясь об этом, любит Алекса. Ей же самой, чтобы завладеть им, предстояло сделать какие-то шаги.

Отношения подруг осложнило и то, что они стали теперь деловыми партнерами. Правда, пока у них не возникало серьезных разногласий. Работы в клубе «Ночная жизнь» близились к завершению, и Лидия чувствовала недовольство подруги. Да, на плечи Джуно свалилось больше забот. Она проводила в клубе много времени, руководила установкой осветительных приборов, сама изобретала световые эффекты, оформляла декорации.

При этом Джуно явно недооценивала серьезность и ответственность того, чем занимались Лидия и Кэми А между тем сейчас, когда до открытия клуба оставалось лишь несколько недель, они всевозможными способами возбуждали интерес к нему. То, что Джуно и Кэми не нравились друг другу, ухудшало ситуацию. Необходимость же держать в тайне связь Джуно с Гасом Палленбергом еще больше усугубляла напряженность.

Однажды воскресным вечером Сет Пратт пригласил Лидию поужинать, а потом повез в джаз-клуб. Он угостил ее кокаином из серебряного дозатора и сам принял наркотик, только гораздо большую дозу. Он был так разговорчив и забавен, что Лидия решила переспать с ним.

Но еще до полуночи наркотик и спиртное превратили очаровательного юношу в злобного и агрессивного подонка. Сет привязался к парочке гомосексуалистов в баре, и его поведение возмутило Лидию. Поссорившись с ним, она вернулась на такси домой.

Дверь ей открыл ночной швейцар Билл.

– Уже принесли «Санди тайме», графиня. Возьмете газету с собой или прислать вам ее утром?

– Я возьму газету, спасибо Билл.

Перед сном Лидия заглянула в рубрику газеты «Искусство и досуг» и вдруг увидела объявление о том, что в кинозале Музея современного искусства состоится ретроспективный показ фильмов Бернара Жюльена. Показ начнется в четверг, и режиссер будет присутствовать на открытии. Лидия перешла к продолжению статьи на следующей странице.

Перед ней был кадр из «Помолвки» – она и Роже Сен-Кир в «классическом психологическом триллере Жюльена». Как сообщала подпись под фотографией, этим фильмом откроется ретроспективный показ.

Лидия не видела «Помолвки» с Каннского кинофестиваля. Время от времени фильм демонстрировали в Париже и в Нью-Йорке в кинотеатрах повторного фильма, но она так на него и не попала. Смотреть «Помолвку» со Стефаном она не могла, а сделав это втайне от него, чувствовала бы себя виноватой. Но дело было не только в этом.

Лидия боялась смотреть этот фильм. Если она играла хорошо, то стала бы жалеть о том, что так легко отказалась от артистической карьеры. Если же не слишком хорошо, то не хотела теперь об этом знать. Разочарование заставило бы ее усомниться в своем таланте. А ведь уверенность в нем помогала Лидии устоять в самые тяжелые периоды жизни.

Но теперь ей захотелось посмотреть фильм и понять раз и навсегда, чего она стоит как актриса. Сказав Джуно, что артистическая карьера больше не интересует ее. Лидия слукавила. Эта карьера столь же привлекала, сколь и пугала ее.

Помимо всего прочего, Лидии очень хотелось увидеть Бернара. Прошло немало лет с той встречи в Париже, когда он поставил ей ультиматум оставить Стефана или отказаться от него. Потом Бернар женился на актрисе, но прошлым летом, через несколько месяцев после смерти Стефана, развелся с ней. Лидия подумывала, не позвонить ли ему, но так и не сделала этого. Ведь Бернар знал, что она овдовела, мог и сам позвонить. А теперь он здесь, в Нью-Йорке. На просмотре она уж точно увидит его. Лидия откинулась на подушку и улыбнулась. Что ж… а почему бы нет?

Когда Лидия приехала в Музей современного искусства, кинозал был переполнен. Она остановилась у двери. Директор музея уже представлял режиссера публике.

Успех изменил Бернара. Хотя на нем были все те же кожаная куртка и выгоревшие джинсы, выглядел он гораздо элегантнее, чем в прежние времена. Темные волосы стали короче, гладко выбритое лицо – решительнее.

А главное, от Бернара исходила спокойная уверенность в своих силах.

Лидия вдруг заметила, что какой-то бородатый молодой человек украдкой поглядывает на нее. Неужели он узнал в ней главную героиню «Помолвки»? С тех пор как она снималась, прошло более двенадцати лет… Между тем молодой человек наклонился к своей спутнице и довольно громко прошептал: «Это Лидия Форест!» Соседи, услышав его слова, повернули головы, и по рядам покатился шепот:

«Лидия Форест… Лидия Форест…»

Директор передал микрофон Бернару. Раздался гром аплодисментов. Когда Бернар заговорил, у Лидии по спине побежали мурашки. Его голос… как приятно было снова его услышать!

– Благодарю вас. Я очень рад, что приехал сюда.

Фильм, который вы сейчас увидите, много значит для меня.

Он был… – Бернар сделал паузу, заметив какую-то суету в задних рядах. Он окинул взглядом зал и вдруг увидел Лидию. Микрофон многократно усилил его тихий вздох, и Бернар замер. – Леди и джентльмены! – Он едва сдерживал волнение. – Сегодня у нас неожиданная радость. Я хотел сказать вам, что этот фильм занимает в моем сердце особое место, а так случилось благодаря той, которая в этом зале. Попросим же ее подняться на сцену. – Бернар указал на актрису:

– Лидия Форест!

Все головы обернулись. Потом зал начал аплодировать. Лидия затрепетала. На глаза навернулись слезы, но она, овладев собой, направилась к сцене, к Бернару.

После просмотра они пошли ужинать в кафе «Люксембург». Лидия торжествовала, ибо восприняла фильм так же, как в первый раз, в замке Мурдуа.

– Я хорошо играла, Бернар, правда?

Он улыбнулся:

– Нет, не хорошо, а блестяще. Как мне жаль этих напрасно прожитых лет…

– Они прожиты не напрасно, – возразила Лидия. – У меня дети. И я была занята делом.

Бернар сделал жест рукой, показывая, что не принимает ее возражений:

– Многие женщины имеют детей. Многие женщины занимаются бизнесом. Но ведь почти ни у одной из них нет твоего таланта и обаяния. Ты сегодня сама убедилась, как зрительская аудитория реагирует на тебя.

– О Бернар! – Лидия откинулась на спинку стула, глаза ее блестели. – Как я рада видеть тебя! Я не раз хотела позвонить тебе, но…

– Но ждала, чтобы позвонил я, – усмехнулся он.

Она кивнула.

– Но почему же ты не позвонил?

– Не знаю… возможно, я боялся. Все тогда изменилось.

– А теперь?

– А теперь мне кажется, что ничего не изменилось. Или мы описали полный круг и снова вернулись к началу.

– К новому началу, – уточнила Лидия, коснувшись его руки. – Знаешь, я ведь все еще храню твой ключ. Ты оказался прав. Я так и не смогла его выбросить.

– Он едва ли подойдет к замку моего здешнего гостиничного номера, но…

Эти двое словно стремились наверстать упущенное, хотя впереди у них была целая вечность. Они страстно занимались любовью, потом выкурили одну сигарету на двоих и долго не разжимали объятий.

– Я люблю тебя, Лидия.

– О Бернар!..

– Я не прошу тебя сразу принимать решение, просто хочу, чтобы ты знала об этом.

Утром они заказали завтрак в номер.

– Я лечу в Калифорнию на переговоры о съемках моего первого американского фильма «Время взаймы».

В нем есть отличная роль для тебя…

– А вдруг я не смогу играть? Слишком велик перерыв.

– Перерыв не имеет значения, ведь у тебя дар Божий. К тому же теперь ты свободна и можешь делать то, что хочешь.

Она рассмеялась:

– Не забудь, что клуб «Ночная жизнь» открывается на следующей неделе. Надеюсь, ты будешь?

– Непременно. Я готов даже на несколько дней отложить поездку в Калифорнию. Но подумай хорошенько, Лидия. Ночные клубы – не твое амплуа. Тебе, теперешней, возможно, подходит это занятие, но оно не годится для той, какой ты должна быть.

– Не знаю, Бернар. Я еще не решила, что делать дальше. Сейчас для меня важнее всего успех «Ночной жизни».




Глава 33


Клуб «Ночная жизнь» открылся третьего мая, в один из первых теплых вечеров – весна в тот год не баловала погодой. Статьи и заметки о клубе, наводнившие газеты и журналы за несколько месяцев до открытия, подготовили общество к этому событию.

Наконец-то соединенные усилия Джуно, Лидии и Кэми принесли плоды.

Открытие стало сенсацией, и к рассвету посетители единодушно решили, что «Ночная жизнь» – место, достойное внимания.

На следующий день под вечер Гас Палленберг пришел к Джуно.

– Ларушка! – удивился он, когда щенок радостно выбежал к нему, виляя хвостом. – Как же ты выросла!

– Ничего странного, – заметила Джуно. – Когда не видишь щенка неделями, кажется, что он растет как на дрожжах, не правда ли?

– Джуно, дорогая! – Гас поцеловал ее. – Ты же знаешь, если бы я мог, то проводил бы с тобой каждую свободную минуту.

Она с сочувствием взглянула на Гаса. Он заметно постарел, с тех пор как они познакомились. Джуно понимала, что Гас не обманывает ее, однако не могла взять в толк, почему он не уходит от жены. Раньше Джуно верила, что Гас решится на этот шаг, но теперь знала: он обманывает себя.

– Конечно, Гас, но зачем?

– Я люблю тебя – разве этого мало? Разрыв с тобой сведет меня с ума.

Джуно покачала головой:

– Ты и так не со мной, Гас. И из-за этого схожу с ума я.

– Сейчас я с тобой. – Он взял ее за руку. – И у нас впереди целых десять дней. Нина снова уехала в клинику, и я…

Джуно сердито сбросила его руку.

– Нет, Гас. Мне тридцать два года, и мне уже поздно быть подружкой на уик-энд. Все кончено. С меня довольно!

Охваченный отчаянием, он привлек ее к себе и стал целовать.

– Ты не можешь вычеркнуть меня из своей жизни.

Я люблю тебя… ты нужна мне.

– Нет, Гас. Я верю, что ты любишь меня. Но нужна тебе Нина.

Он умоляюще посмотрел на нее:

– Прошу тебя, Джуно, потерпи еще немного.

– Нет, Гас, я тебе все сказала, – решительно повторила она. – Я не хочу затягивать это. Мне и вообще не следовало связываться с тобой. – Она отступила от него. – Надо раз и навсегда положить этому конец. Прости.

Гас тяжело вздохнул, плечи его поникли. Казалось, он даже стал ниже ростом. Открыв было рот, Гас махнул рукой, повернулся и вышел.

Через месяц после открытия клуба Лидия в четыре часа утра возвращалась домой на своем лимузине. На улицах Манхэттена почти не было машин. Черный лимузин свернул на Семьдесят седьмую улицу и, немного проехав по Парк-авеню, мягко притормозил у обочины.

Из дома выбежал швейцар и открыл дверцу.

– Спасибо, Билл.

Она поднялась в лифте в свои апартаменты. В холле на столе лежал большой коричневый конверт из Голливуда, надписанный Бернаром.

Переодевшись, Лидия вскрыла его и увидела в черной папке сценарий «Время взаймы».

К титульному листу была приколота записка.

«Дорогая!

Теперь ты понимаешь, что тебе не удастся зарыть в землю свой талант. Сейчас, когда клуб с успехом функционирует, тебе пора вспомнить о твоем истинном призвании. Я хочу, чтобы в будущем году ты вместе со мной делала этот фильм. Это станет «новым началом» для нас обоих.

Нежно целую, Бернар».

После встречи на просмотре фильма они до отъезда Бернара в Калифорнию виделись почти каждый вечер.

Оттуда он часто звонил ей и всегда убеждал соединиться с ним и вернуться к артистической деятельности; Но Лидия так и не приняла решения.

Жизнь клуба увлекала ее, а Бернар и карьера актрисы казались сейчас мечтами далекой молодости.

Расположившись в постели, Лидия начала читать сценарий.

Час спустя она отложила рукопись и вышла на террасу. Над городом занималась заря. Лидия закурила и долго сидела, задумавшись.

Она вспомнила, как впервые, охваченная трепетом предвкушения, читала сценарий Бернара в его квартире на Кэ де Л'Орлож. Тогда Лидия мечтала стать кинозвездой.

Теперь она снова затрепетала. Сюжет захватил ее, а роль показалась настоящим подарком для хорошей актрисы.

Именно это вдохновляло сейчас Лидию. Блеск славы уже не кружил ей голову. Она ждала одного – реализовать свои возможности.

Лидия вспомнила свой давний спор с Джуно в Йеле.

Та мечтала сделать карьеру и самоутвердиться, тогда как Лидия всегда связывала свое будущее с супружеством.

Много воды утекло с тех пор, и теперь она поняла, что должна строить жизнь по-своему, ибо будущее не зависит ни от кого, кроме нее самой. Кое-чего Лидия, конечно, достигла, занимаясь винодельческим бизнесом и ночным клубом. Она добилась, пожалуй, большего, чем многие женщины. Однако Бернар прав: ни одно из прежних занятий не приносило Лидии полного удовлетворения, поскольку не было ее истинным призванием.

Джуно тоже изменилась. Поглощенная сначала своей карьерой, она даже не заметила, как муж сошелся с другой женщиной. Лидия знала, что подруга жалеет о разрыве с Шепом и обвиняет во всем себя и свою одержимость работой.

Тем не менее Джуно сделала карьеру, что и поддержало ее в самый трудный период жизни. Вот и сейчас, почти порвав с Гасом, она с головой ушла в управление «Ночной жизнью». Каждый раз, обходя клуб, Джуно испытывала удовлетворение, ибо сознавала, что это ее творение. Ведь именно благодаря таланту Джуно родилось чудо дизайнерского мастерства, восхищавшее всех и превознесенное прессой до небес.

Загасив сигарету, Лидия снова улеглась. Ей захотелось позвонить Бернару, но в Калифорнии была еще ночь – три часа разница во времени. Решив не будить его, она взглянула на его подушку и погладила ее. До его отъезда они провели вместе почти две недели.

Это не было обычным восстановлением старой любовной связи. Они оба изменились и стали старше и увереннее в себе, теперь у них сложились новые отношения. Они не строили планов на будущее. Лидия после первого замужества боялась связывать себя обязательствами.

Засыпая, она мысленно составляла речь, которую произнесет после вручения ей академической премии за исполнение главной роли в фильме «Время взаймы».

Внезапно Джуно проснулась и взглянула на будильник. Десять часов! Черт побери, она проспала! Ларушка обычно будила ее около девяти, но сегодня собака спала, уютно пристроившись у нее в ногах.

Услышав зуммер домофона, Джуно поняла, что он-то и разбудил ее. Она побежала в холл, нажала кнопку, поставила подогреть остатки вчерашнего кофе, потом, вернувшись в спальню, надела джинсы и майку. Лифт поднимался так медленно, что Джуно успела почистить зубы и причесаться.

– Доброе утро! – бодро проговорила она, открывая дверь. – Я почти готова. Последи за кофе, пока я надеваю туфли.

– Хорошо, – сказал Алекс. – Но поторапливайся, аукцион уже начался.

Аукцион проводился в поместье театрального режиссера, умершего прошлой зимой. Джуно горела желанием взглянуть на коллекцию подлинных рисунков таких мастеров, как Дэвид Беласко, Макс Рейнгардт и Роберт Эдмонд Джонс. Алекс хотел прицениться к рукописям пьес.

Миновав каменные столбы, Алекс въехал в ворота поместья, раскинувшегося на двухстах акрах земли. Перед особняком в стиле эпохи Тюдоров, обращенном в сторону Гудзона, зеленели лужайки.

– Вот как надо жить! – восхитился Алекс. – Давай забудем о рисунках и купим все поместье.

– Я бы с удовольствием. Интересно, как живется в таких поместьях.

– Спроси у Лидии. Эй, давай-ка убедим ее купить это поместье для нас. Будем жить здесь втроем.

Джуно рассмеялась:

– Ты опять за свое, Алекс?

– Трудно расстаться с юношескими идеалами. – На газоне возле дома были припаркованы десятки автомобилей. Парнишка в бейсбольной кепке жестами указал им свободное место. – Что все эти люди себе позволяют? Зачем ставят машины на нашей лужайке? – проворчал Алекс.

Они медленно ходили по дому, осматривая вещи, выставленные на продажу, потом направились в бальный зал, где проводился аукцион. Цена на рукописи, заинтересовавшие Алекса, вскоре непомерно подскочила, а вот желающих купить рисунки оказалось не так уж много. Джуно приобрела рисунок Беласко и два – Роберта Эдмонда Джонса. Алекс, охваченный азартом, купил гусиное перо и чернильницу в стиле арт-деко.

– Ну что ж, я доволен этим днем, – сказал Алекс на обратном пути. – Нет лучшего средства поднять настроение, чем потратить много денег.

– Слишком много, – уточнила Джуно, бережно прижимая у груди драгоценные рисунки и стараясь уберечь их от лап Ларушки, сидевшей на заднем сиденье. – Но я не жалею. Рисунки чудесные, а деньги для того и нужны, чтобы их тратить. Кстати, банковский кредит я уже начала выплачивать.

Они заехали к Джуно. Пока Алекс пил водку с тоником, она прикладывала к стенам рисунки, выбирая для них подходящее место.

– Я давно собирался сказать тебе, мне придется уехать, но боялся огорчить тебя.

– Только не это, Алекс! Зачем?

– Чтобы сделать сценарий. – Он продал авторские права на экранизацию «Растений» Брэду Блэкуэллу, знаменитому актеру, который основал собственную кинокомпанию и сам теперь играл раз в несколько лет только в фильмах, обещающих несомненный успех. Блэкуэлл хотел, чтобы Алекс сам написал сценарий. – Я уже приступил к работе над сценарием, но Брэд считает, что мне следует работать в Голливуде. Он хочет наблюдать за тем, что я делаю.

– Вот так сюрприз! Мне будет одиноко без тебя. Это надолго?

– Не меньше чем на два месяца. Как получится.

Джуно села рядом» с ним – Как же я закончу без тебя благоустройство своей квартиры?

– Оставь все как есть до моего возвращения. – Они поцеловались и тут же отпрянули друг от друга, не желая преступать незримую границу, давно установленную ими.

Допив водку, Алекс поцеловал на прощание Джуно и ушел.

Джуно скучала о нем еще больше, чем предполагала.

За последние несколько месяцев они проводили вместе больше времени, чем когда-либо, если не считать Парижа, но были друзьями, а не любовниками. Порой они в шутку обсуждали, кем станут друг другу, если их отношения с отчимом и падчерицей закончатся браком?

Тем не менее Джуно радовалась, что отъезд Алекса прекратит его связь с Кэми Пратт. Правда, о разрыве речи не было, но Джуно знала от Лидии о серьезных опасениях Кэми.

– А, вот ты где, Джуно! – В офис вошел Доминик Шарпентье, которого она пригласила управлять клубом. – Надеюсь, ты не совсем переселилась сюда? – добавил он. Сильно выросшая Ларушка сонно посмотрела на него с банкетки. – По-моему, такую большую собаку лучше держать за городом.

– Возможно. Но всем нам так или иначе приходится приспосабливаться. Ты уладил проблему с профсоюзом?

– Прости. Не беспокойся об этом. Все будет в порядке. А вот тебе нужно взять отпуск. Ты всю ночь на ногах, а к десяти утра уже здесь и снова ищешь себе работу.

– Что ты имеешь в виду? – разозлилась Джуно. – Я не ищу работу… здесь работы непочатый край.

Доминик пожал плечами:

– Неужели ты думаешь, что недосыпание идет тебе на пользу?

– Нет. – Джуно улыбнулась. – Послушай, Дом, я ценю твою заботу, но со мной все в порядке. Пройдет еще месяц-другой, и все в клубе пойдет как по маслу.

– Да… но помни: люди получают деньги за работу в клубе. Позволь же им делать свое дело. Ты стала слишком нервной. – Доминик взял со стола список заказов. – Подумай об отпуске.

– Ладно. – Джуно начала раздражаться. – Что-нибудь еще?

– Нет, пожалуй… Только вот пижон Сет Пратт опять заявился сюда искать Лидию. Она придет?

– Кто знает?

Доминик ушел, а Джуно обняла Ларушку. Ее злило, что Сет Пратт околачивается здесь в любое время суток. Что ж, придется ей самой поговорить с ним, поскольку Лидию нелегко застать в клубе. Конечно, она приходит сюда каждый вечер, чтобы сыграть роль любезной хозяйки, но после открытия ни разу не помогла в организации повседневной работы. Раньше часу дня ей даже звонить бесполезно. Поглощенная своими любовными делами, Лидия и не думает о том, что здесь происходит.

Джуно взглянула на часы: начало второго. Она набрала номер Лидии.

– Алло?

– Ты помнишь, что мы условились сегодня пообедать вместе? Нужно поговорить о вечеринке, которую Керри собирается устраивать в клубе для Дайаны Китой.

– Ох, Джуно… прости. Я сегодня обедаю с Джоном.

Он собирался сообщить мне что-то важное.

– Хорошо, – спокойно ответила Джуно. – Может, в таком случае ты приедешь в клуб пораньше?

– Конечно… ой, нет. У Кэми сегодня званый ужин.

– Ладно. Значит, мне придется самой обо всем позаботиться! – Джуно бросила трубку.

Мгновение спустя раздался телефонный звонок.

– Джуно, я приеду примерно в три тридцать, если тебе удобно, – сказала Лидия.

– Удобно. До встречи. – Джуно вздохнула. – Идем, Ларушка, погуляем в парке. – Она взяла поводок, и собака спрыгнула на пол. – Да, идем-ка прогуляемся. Возможно, даже и хот-дог купим…

Она уже взялась за дверную ручку, но дверь открыли снаружи.

– Привет, Джуно, – сказал Гас и поцеловал ее, прежде чем она успела вымолвить слово.

Джуно сейчас была не расположена нежничать, но поцелуй затянулся, и она ответила Гасу. Собака крутилась возле них, повизгивая от нетерпения.

– Ого! – воскликнула Джуно, когда он наконец отпустил ее. – Что все это значит? О, Гас… неужели ты сказал ей?

Он покачал головой:

– Еще нет, но мне необходимо было увидеть тебя. Я очень страдаю, Джуно. – Он потер глаза и присел на край стола. – Состояние Нины ухудшается. Она вернулась из клиники всего несколько недель назад, а я уже заметил дурные симптомы. Раньше периоды между посещениями этой проклятой клиники составляли шесть месяцев. А теперь…

– Черт побери, Гас! Я не желаю слышать о Нине!

Мне нет до нее никакого дела.

– Но, дорогая, я лишь пытаюсь объяснить… – Он обнял ее. – Я знаю, что веду себя как трус. Это несправедливо по отношению к тебе. Но я люблю тебя. Пожалуйста, поверь мне!

Джуно вздохнула:

– Я верю тебе, Гас, но все кончено. Если ты не порвешь с Ниной…

В этот момент дверь распахнулась, и они увидели Сета Пратта.

– Простите, – сказал он. – Я, кажется, помешал. – Дверь тут же захлопнулась.

Нина Каррутерс-Палленберг, закутанная в купальную простыню, сидела перед зеркалом и держала тампон с очищающим лосьоном. Она вдруг заметила, что лосьон высох. Сколько же времени она провела в этой позе?

Такие провалы в памяти пугали ее, как и многое другое в последнее время. Нина с детства была подвержена легкой форме агорафобии – патологической боязни открытых пространств, но в последнее время опасалась даже выходить из дома. Иногда Нине бывало трудно разговаривать. Язык не слушался ее, и она запиналась, произнося слова.

Великолепное тело Нины, над которым она столько работала, чтобы сделать его красоту неувядаемой, начинало предавать ее. А ведь как много денег было вложено в это! Нина встала, и простыня упала на пол. Она видела себя со всех сторон, ибо отражалась в зеркалах, расположенных на стенах и даже на потолке гардеробной.

То, что предстало ее взору, было по-прежнему прекрасно. Груди и ягодицы ничуть не отвисли, на молодой и упругой коже даже самый придирчивый взгляд не заметил бы морщинок. На шее не было ни единой складки, а линия подбородка осталась по-прежнему четкой и твердой. В свои шестьдесят лет она выглядела тридцатилетней. Даже на смуглых руках не проступили вены, выдающие возраст.

Но в организме Нины происходили неприятные изменения. Левая нога иногда переставала слушаться, и она теряла равновесие. У Нины плохо функционировал кишечник. Порой бывали приступы лихорадки или острая головная боль, правда, проходившая так же внезапно, как и начиналась.

Но больше всего ее мучил страх, неопределенный, но такой сильный, что у Нины перехватывало дыхание.

Ночами она просыпалась в холодном поту и прятала лицо в подушку, чтобы подавить крик.

Она умирала.

Доктор Гундхардт из швейцарской клиники не говорил пациентке об этом прямо, но в последний раз не хотел ее принимать, и Нина прибегла к шантажу, мольбам и деньгам, чтобы заставить его согласиться. Доктор с самого начала предупреждал ее о том, что инъекции этой сыворотки проводятся в экспериментальном порядке и, возможно, чреваты опасностью. Он говорил, что когда организм привыкнет к ним, их эффективность снизится. Однако доктор Гундхардт умолчал о том, что сыворотка способна оказать разрушительное воздействие на жизненно важные органы и нервную систему.

Нина не желала допускать даже мысли о старении, но еще больше боялась превратиться в инвалида. Ей, прикованной к постели или инвалидной коляске, не удастся удержать при себе Гаса. Он моложе на целых десять лет!

Как же предотвратить его уход, если процесс старения, не сдерживаемый чудодейственным средством доктора Гундхардта, начнет ускоряться? Доктор категорически отказался снова принимать ее на лечение в клинику и на сей раз не поддался ни на угрозы, ни на шантаж.

Но она не может состариться и потерять Гаса!

Услышав шуршание гравия на подъездной аллее, Нина подошла к окну. Серебристый «мерседес» Гаса остановился возле дома, и ее муж вышел из машины.

Перекинувшись парой слов с дворецким Хеннингсом, Гас направился к своей псарне. «Проклятые собаки! – подумала Нина, возвращаясь к туалетному столику. – Он теперь, кажется, проводит больше времени с ними, чем со мной».

Нина оделась. Абрикосовый цвет всегда очень шел ей. Глубокое декольте открывало взору соблазнительную ложбинку между грудей. Она застегнула на шее колье с изумрудами и бриллиантами, зачесала волосы наверх и, несмотря на легкую дрожь в пальцах, искусно наложила макияж. Взяв с туалетного столика маленький белый конверт, она сунула его в карман платья, потом подушила волосы и ложбинку между грудей, поднялась и надела черные туфли с бриллиантовыми пряжками. Зеркала убедили ее в том, что она выглядит великолепно.

Нина улыбнулась.

Гас Палленберг, попрощавшись с собаками, сказал несколько слов псарю и не спеша направился к дому.

Нина, наверное, уже спит. Он пошел в библиотеку, решив что-нибудь выпить и почитать газету.

Положив серебряными щипцами лед в стакан. Гас увидел в дверях Хеннингса.

– Прошу прошения, сэр. Миссис Палленберг ждет вас у себя.

– Спасибо, Хеннингс. – Гас плеснул в стакан немного шотландского виски и осушил его. «Этот юный мерзавец Сет не терял времени даром, а сразу же донес обо всем своей мамочке, – подумал он. – И теперь она ходит из угла в угол, горя желанием обвинить меня во всех грехах. Может, это и к лучшему? Джуно думает, что я боюсь заговорить с Ниной о разводе и никогда не отважусь на такой шаг, но это не так. Я просто ждал подходящего момента. И возможно, сейчас этот момент настал».

Гас открыл дверь в апартаменты Нины. Она стояла возле мраморного камина. В лучах заходящего солнца, проникавших сквозь раскрытую дверь на веранде, ее каштановые волосы казались медными, а щеки – румяными. Нина улыбнулась и протянула к нему руки.

– Дорогая, ты выглядишь превосходно! – Он поцеловал ее.

– Я и чувствую себя превосходно. Я скучала по тебе.

Надеюсь, совещание прошло успешно?

– Ах, это… да. Лучше, чем я ожидал.

Нина взъерошила ему волосы.

– Дорогой, сегодня у нас будет особый вечер, Я настроена… романтически. Закажи на кухне шампанское и икру. И… – она поцеловала его в шею, – отпусти слуг. Всех.

Гас, несколько озадаченный таким поворотом событий, принял душ и побрился. Он приготовился к истерике, но неожиданно для себя увидел жену почти прежней. Да, Нина давненько не бывала в таком настроении. В последний год, даже сразу же после посещения клиники, она все чаще проявляла замкнутость и возрастающую агрессивность. Нина выглядела великолепно в тех случаях, когда брала себя в руки, однако большую часть времени она либо спала, либо сидела в своих апартаментах.

Впервые его жена отправилась в Швейцарию пять лет назад. Результаты превзошли все ожидания, и только через год она повторила курс лечения. В постели Нина стала настоящей тигрицей, более необузданной и страстной, чем когда-либо раньше. Она источала энергию.

Но посещения клиники учащались, и с каждым разом периоды эйфории длились все меньше. Нина по-прежнему выглядела чудесно, но появились симптомы, свидетельствующие об ухудшении ее психического и физического состояния. Однако Гас старался не замечать этого. Он многократно убеждал ее не ездить к доктору Гундхардту, так что ему не в чем было винить себя.

Гасу казалось, что болезнь прогрессирует очень быстро, поэтому необходимость тяжелого разговора с Ниной о разводе, возможно, отпадет сама собой.

И вдруг сегодня ее состояние опять значительно улучшилось. Она была почти такой же, как двенадцать лет назад в Риме, когда Гас встретил ее. В своем вечернем шифоновом платье персикового цвета, она показалась ему самой прекрасной женщиной из всех, кого он видел, и Гас влюбился в нее. Нина поразила его красотой, захватила страстью и ослепила огромным богатством. В жертву ревнивой жене, не желавшей отпускать Гаса ни на шаг, он принес свою карьеру архитектора. Несмотря на все причуды Нины, он был счастлив с ней, пока не проявились побочные эффекты лечения у доктора Гундхардта. В последние же три года его жизнь постепенно превратилась в ад. Ревность Нины переросла в одержимость, а перепады настроения приобрели болезненный характер Однако когда она была такой, как сегодня, их отношения становились прежними.

Когда он вернулся в комнату жены, шампанское уже стояло в серебряном ведерке со льдом, а Нина намазывала икру на кусочек тоста. Гас откупорил шампанское и наполнил два высоких хрустальных бокала.

– За тебя, дорогой! – улыбнулась Нина. – За нашу вечную любовь!

Они выпили, и жена поцеловала его.

– Мы всегда будем вместе – как сейчас. Я не смогла бы жить без тебя. – Нина откусила кусочек тоста, а оставшуюся часть положила в рот Гасу. – Я заказала икру сегодня утром у «Бальдуччи». Помнишь, когда мы ели ее впервые?

– В нашу первую годовщину.

– Сегодня у тебя тоже будет не только икра. Но и я.

Давай выпьем еще шампанского, дорогой, – весело предложила Нина, осушив свой бокал.

Вскоре бутылка опустела, икра была съедена. Нина поставила кассету: Элла Фицджералд пела Гершвина.

– Обними меня, мой нежный друг, – подпевала Нина, вальсируя по комнате. – Ах, Гас!.. Ты помнишь мое платье… то, что я купила на Капри? Конечно, помнишь – шелковое, с отделкой… Не знаешь ли, где оно? – Она бросилась в гардеробную и начала выбрасывать из шкафа свою одежду. Эксклюзивные модели от самых знаменитых кутюрье стоимостью в сотни тысяч долларов грудой лежали на полу. – О!.. Его здесь нет. – Голос ее дрожал, казалось, она вот-вот расплачется. Потом так же внезапно настроение Нины изменилось. – Густав Ниле Палленберг, ты самый талантливый архитектор на свете!

Я обожаю этот дом, преображенный тобой! Почему бы нам не построить и оранжерею?

– Но мы уже сделали это, дорогая, – сказал он, решив, что жена шутит. – Позапрошлым летом.

Накинув поверх платья меховое манто-макси, Нина танцующим шагом вернулась в спальню.

– Разве здесь не холодно?

– Ничуть.

– Нет, нет, этого им у меня не отнять… – напевала Нина. Вдруг она оступилась, оперлась на Гаса, сидевшего на банкетке, и прижалась грудью к его лицу. – О Гас!.. Гас! Давай займемся любовью…

Он вздрогнул.

– Ах, не хочешь? – спросила она и неожиданно усмехнулась. – Помнишь, как это было в самолете Ричарда? Ты до смерти боялся тогда, что пилот оглянется. Я с трудом сдерживала стоны… Но сегодня мне незачем сдерживаться. Ведь ты отпустил слуг, дорогой?

– Да… всех. – Гас встревожился. Непредсказуемое поведение жены пугало его. Но помимо воли Гаса безумная эйфория Нины передалась и ему.

– Скорее! Я хочу тебя немедленно! – Она бросила на пол меховое манто и распростерлась на нем. – Иди ко мне!

Гас поднялся. У него на щеке от напряжения дергался мускул.

– Одну минуту, дорогая, я сейчас вернусь.

– Поспеши!

Он направился в свою ванную комнату, нашел в аптечке валиум, проглотил три таблетки и глубоко вздохнул.

Нина лежала на полу, обхватив себя руками, постанывая и извиваясь всем телом.

– Тебя так долго не было, дорогой… так долго. Ты мне очень нужен! Побыстрее раздень меня!

Встав на колени, Гас расстегнул молнию и снял с жены платье. Они провели вместе много лет, но безупречная красота ее тела по-прежнему поражала и возбуждала его. Раздеваясь, он почувствовал, что ему трудно дышать, и опустился на манто рядом с Ниной.

Едва Гас прикоснулся к ее груди, как тело Нины напряглось, и она вскрикнула так, что напугала его. Но лицо ее зарумянилось от страсти. Она обняла мужа и крепко прижала к себе.

– Войди в меня, скорее! – задыхаясь, пробормотала Нина. Гас вошел в нее, и она снова вскрикнула и обвила его ногами, словно взяв в тиски.

– О да!.. О да!.. – бормотала она в такт его движениям.

Стоны ее перешли в вой, а затем в пронзительный визг.

С приближением кульминации Гаса словно затягивало в водоворот. Он ускорил движения. Вдруг Нина изогнулась в оргазме, и из губ ее вырвалось хриплое рыдание. Гас с ужасом увидел, что глаза жены широко раскрыты, а расширившиеся зрачки напоминают два темных колодца. В уголке рта выступила пена, а вены на висках вздулись.

– Нина? Что с тобой? – Гасу показалось, что у нее судороги. Он ударил ее по щеке, ибо не умел оказывать первую медицинскую помощь. Сообразив, что надо разжать ей зубы, Гас вскочил и схватил со стола серебряную ложку. Ноги у него подкосились, и он тяжело рухнул на пол рядом с женой.

– 0-ох… – тяжело вздохнула Нина, приходя в себя.

Она дышала часто и поверхностно. – Держи меня, Гас.

Я не хочу оставаться одна.

– Я позвоню доктору…

Нина вдруг рассмеялась, и Гас удивленно посмотрел на нее. Глаза у нее блестели, а лицо выражало безумное торжество.

– Не трудись. Тебе не удастся ни позвать доктора, ни позвонить твоей подружке.

Гас с трудом дотянулся до ночного столика и взял телефонную трубку. Телефон молчал. Провод был перерезан. Гас бросил на жену удивленный взгляд:

– Боже мой!.. Что ты наделала?

– Мы уйдем вместе. Гас. На второй медовый месяц.

Только мы вдвоем. И останемся вместе навсегда…

– Что это, Нина? Что ты подсыпала?

– Стрихнин. Из запасов, хранящихся у тебя в псарне. Яд, убивающий мелких грызунов… и мерзких подружек. Какая она, Гас? Какая она, твоя очаровательная индианка?

– Господи! Нам надо добраться до больницы! – Он заставил себя встать и попытался поднять Нину, но у него не хватило сил. Гас снова опустился на колени рядом с ней. Его била дрожь.

– О Гас… – У Нины снова начались судороги.

Он убеждал себя не паниковать. Ближайший телефонный аппарат находился в конце коридора, в его спальне. Необходимо добраться до него. Но ложка… ведь нужно прижимать ложкой ее язык. Он попробовал поволочь Нину за собой, но она снова начала дико извиваться и стонать, потом в изнеможении откинулась на спину. Ошеломленный Гас смотрел на нее, не зная, что делать.

Значит, Сет все-таки сообщил матери. Она узнала о Джуно! Нина открыла глаза.

– На моем ночном столике, – пробормотала она, тяжело дыша, – есть бумага. Напиши что-нибудь, дорогой. Что-нибудь возвышенное… Пусть весь мир узнает… – Она пристально взглянула на него. – Как сильно ты меня любишь.

– Необходимо вызвать врача, пока не поздно. – Гаса вновь охватила паника. Мышцы у него свело, а комната вдруг озарилась ярким светом.

Когда Гас пришел в себя, его голова покоилась на коленях у жены. Она гладила его волосы.

– Скоро, – бормотала она. – Скоро все кончится.

Видишь, дорогой… слишком поздно. Но не для нас. – Нина вложила в его руку блокнот. – Я знаю, что ты всегда любил только меня. Она для тебя ничего не значила. Напиши об этом… напиши что-нибудь хорошее… напиши… – У нее снова начались судороги.

Поняв, что все кончено, Гас испытал облегчение. Дальнейшая жизнь с Ниной была невозможна, но он никогда не думал о том, чтобы умереть вместе с ней. Ведь именно она всегда принимала решения за них обоих.

Гас взял ручку и начал писать.




Глава 34


Стоя у, дверей особняка Нины Каррутерс, Сет Пратт слышал стихающий вой сирены. Машина «скорой помощи» увозила в больницу его мать и отчима. Врачи уже констатировали смерть Нины, хотя и сделали все возможное, чтобы вернуть ее к жизни.

А вот Гас был еще жив, и врачи обещали Сету приложить все силы, чтобы спасти его. Однако молодой человек надеялся всей душой, что это им не удастся, ибо в случае смерти отчима рассчитывал унаследовать состояние матери. Кэми едва ли станет претендовать на многое, поскольку давно порвала с Ниной. Сету досталась бы большая, часть состояния, даже если отчим выжил бы. Но зачем Гасу жить? И почему он вообще должен что-то получить?

Из дома вышли полицейские, и лейтенант Капуто направился к Сету:

– Мы закончили, мистер Пратт. Нашли записку о самоубийстве. Взяли у вас показания. Кое-какие вопросы еще есть, но решим их в следующий раз. – Он заглянул в записную книжку. – В случае чего мы сможем Связаться с вами по одному из этих телефонов?

– Да.

– Примите наши соболезнования.

Когда полицейские уехали, Сет вернулся домой и налил себе виски. Его все еще трясло. Он приехал в Лайдейл в десятом часу, надеясь выклянчить у Нины пять тысяч долларов и расплатиться с Дунканом, поставщиком наркотиков. Тот не желал больше ждать, а с ним шутки плохи.

Обнаружив, что в доме никого нет, Сет удивился.

Неужели Хеннингса и всех слуг отпустили? Поднявшись в апартаменты Нины, он нашел мать и отчима распростертыми на полу и обнаженными: Испугавшись, Сет позвонил в полицию.

Он осушил один за другим два, стакана виски, принял дозу кокаина и снова поднялся в апартаменты матери. Ему не верилось, что она умерла. В комнате пахло духами Нины и ощущалось ее присутствие. Неожиданно для него самого Сета пронзило острое чувство утраты. Зарывшись лицом в платье матери, он заплакал. Теперь ему не на кого было рассчитывать, ибо ее не стало.

Впрочем, довольно скоро Сет овладел собой и вспомнил про сейф в кабинете. Однако комбинации цифр он не знал. Мать наверняка где-нибудь записала цифры, не полагаясь на свою память, ухудшавшуюся с каждым днем.

Ничего не найдя в ящиках стола, Сет огляделся и увидел на ночном столике записную книжку. В ней он и обнаружил под буквой «с» (сейф) комбинацию R3L 10R6.

В сейфе хранились бриллиантовый браслет, серьги и кольца с крупными драгоценными камнями. Увы, наличных здесь не было, но, продав все это, он выручит сумму, достаточную, чтобы расплатиться с Дунканом и продержаться до того времени, как решится вопрос о наследстве.

Правда, Дункан требовал наличных к полуночи.

Сет рассовал драгоценности по карманам, закрыл сейф, обыскал ящики в гардеробной и ванной, порылся во всех сумках Нины, но нашел всего сто тридцать долларов, немного швейцарских франков и кучу мелочи.

Около одиннадцати Сет направился в комнаты Гаса, где поживился еще пятьюстами долларов. Средний ящик антикварного письменного стола в кабинете отчима оказался заперт, но Сет открыл его ножом и очень обрадовался, увидев чековую книжку. На ней было более двенадцати тысяч долларов. Сет выписал чек на пять тысяч для Дункана, на семь для себя, датировал оба позавчерашним числом и подделал подпись Гаса. Поняв, что на время избежал финансового краха, он с облегчением вздохнул и улыбнулся.

Сунув чековую книжку в ящик. Сет вдруг заметил конверт со штампом первого сберегательного банка, адресованный Густаву Палленбергу. На конверте отчим написал имя Джуно.

– Где это слыхано? – возмущалась Лидия. Она пребывала в самом отвратительном настроении, ибо неделя выдалась скверная: Форест сломал руку; Джон Консолвинг сообщил, что возвращается к жене; Бернар задержался в Калифорнии еще на неделю. – Мы тратим астрономические суммы на заработную плату! Черт возьми, ведь они всего-навсего рабочие на кухне!

– Они состоят в профсоюзе, Лидия. Мы уже несколько недель пытаемся урегулировать этот вопрос. Этот коллективный договор весьма любопытен. Зайди как-нибудь на переговоры и уясни для себя ситуацию.

– Джуно, я сыта по горло твоими насмешками.

Зазвонил телефон, и Лидия сняла трубку.

Раздраженная Джуно рылась в бухгалтерских ведомостях, поэтому не сразу обратила внимание на странные восклицания Лидии. «О нет! – услышала она. – Только не это! Не может быть!» – последовало зловещее молчание. – Пропади все пропадом! – снова воскликнула та и бросила трубку. Она была мрачнее тучи.

– Что случилось?

– Это Кэми. Ей только что позвонил Сет. Он отправился к окружному прокурору предъявить доказательства того, что это не самоубийство. – Она сделала паузу. – Сет утверждает, что Гас убил Нину.

– Убил?! Исключено! Чем он подтвердит свои слова?

– Сет говорит, что ты убедила Гаса сделать это, – ответила бледная и растерянная Лидия.

– Что?! Да как он смеет?! Я…

– Застав вас с Гасом вместе… здесь, в клубе, Сет будто слышал, что ты убеждала его отчима убить Нину…

– Ничего подобного! Сет действительно наткнулся на нас, но в этот момент я говорила Гасу, что между нами все кончено, если он не разведется с Ниной. Разведется, а не убьет. – Сосредоточившись, Джуно наморщила лоб. – Вот, вспомнила! Кажется, я сказала так: «Не хочу видеть тебя, пока ты не разделаешься с Ниной».

– Ох, Джуно… – Лидия сочувственно обняла ее. – Убийцы в фильмах называют это «отделаться».

Джуно сердито отстранилась:

– Но я-то не имела в виду ничего подобного!

– Конечно.

– О-о-о!.. – Джуно поникла. – А что Гас? Он знает?

– Да… он в больнице, под полицейским наблюдением.

– Они не могут принять всерьез слова Сета… Ведь он вошел в комнату случайно и услышал обрывок фразы, не зная, о чем идет речь.

– Возможно, у него есть и другие улики. – Лидия покачала головой. – Ох, Джуно, какая неприятная история!

– Да уж… хуже некуда.

– В газетах начнется шабаш. Я так и вижу заголовки:

«Владелица клуба „Ночная жизнь“ заказывает убийство»…

– Не сомневаюсь, такая реклама погубит клуб. Тебя ведь только это волнует, верно?

– Бог с тобой, Джуно, что за чушь? Однако нельзя же забывать о том, что пресса устроит из этого сенсацию. – Лидия вздохнула. – Не стоило тебе вообще связываться с Гасом Палленбергом…

– Помнишь свой совет: «Живи сегодняшним днем, а завтра – будь что будет»?

Лидия закурила сигарету.

– Но это было на Сардинии… и предполагалась короткая интрижка, а не дешевый знойный роман…

– По-твоему, дешевый? Да ведь ты знаешь, как все складывалось у нас с Гасом!

– Вот так и напишут в газетах! – сердито заметила Лидия. Ее сочувствие постепенно сменилось раздражением. – Подумать только, я построила клуб в надежде, что он станет эталоном хорошего вкуса… а потом вдруг на тебе! – Лидия прищелкнула пальцами. – И все труды пошли насмарку.

– Ты построила клуб? Но ведь я его проектировала… и с первого дня управляю всеми делами.

– Верно, но, черт возьми, здесь дело посерьезнее, чем скандал из-за кокаина в «Студии-54»! – Она нервозно загасила в пепельнице сигарету и тут же закурила другую.

Джуно пристально поглядела на подругу:

– Тебе безразлично мое состояние?

– Конечно, нет, но мы не можем зарывать головы в песок, как страусы. Следует посмотреть правде в глаза.

– Скажи, что мне сделать? Сказать всем, что не связана с клубом? Продала свою долю?

Лидия помолчала.

– Признаться, Джуно, это не такая уж плохая мысль.

Я знаю, что ты не имеешь отношения к случившемуся… но пока все не уляжется… лучше сделать вид, что ты… не связана с клубом…

На глазах Джуно выступили слезы, и она отвернулась.

– Ладно, поступай как знаешь. Составь нужные документы. Я их подпишу.

– Джуно, я… – неуверенно начала Лидия, но тут раздался резкий стук в дверь.

Женщины переглянулись.

– Войдите, – глухо отозвалась Лидия.

На пороге появились два полицейских.

– Кто из вас Джуно Джонсон?

– Я, – побледнев, ответила Джуно.

– Простите, но нам придется арестовать вас.

Алекс прилетел в Нью-Йорк, как только узнал о случившемся, и позвонил Лидии из аэропорта Кеннеди.

– Лидия? Слава Богу» что ты дома. Я пытался связаться с тобой перед вылетом из Лос-Анджелеса. Мне не удалось дозвониться к Джуно. Что происходит?

– Все так ужасно, что даже не верится. Джуно отпустили под залог. Она дома, но отключила телефон, чтобы спастись от репортеров. Ох, Алекс… Ей сейчас очень плохо… Джуно попала в большую беду. Ее подозревают в соучастии в убийстве, вернее, в пособничестве и подстрекательстве. Сначала назначат предварительное слушание, а потом решат, предстанет ли она перед судом вместе с Гасом.

– Ох, черт побери! – У Алекса защемило сердце.

– Да, все ужасно! А в довершение ко всему мы с ней страшно поссорились. Она почти не разговаривает со мной.

– Почему?

– Из-за клуба. Вся эта шумиха уничтожит его. Выяснилось, что заем, который Джуно получила в банке, на самом деле предоставил Гас… Он дал ей деньги, чтобы она внесла свою долю за «Ночную жизнь», а деньги, разумеется, принадлежали Нине. – Лидия помолчала, закуривая сигарету. – Кстати, Джуно предложила мне выкупить ее долю, и я согласилась. Поверь, Алекс, мне не хотелось обидеть Джуно, но приходится спасать репутацию клуба. Когда страсти улягутся, она снова войдет в долю и ничего не потеряет…

– Если к тому времени не окажется за решеткой, – холодно бросил Алекс. – Ладно… Это касается только вас. Я не стану вмешиваться, но должен увидеть ее.

– Она дома, если не выгуливает собаку.

Ларушка прыгала, пытаясь достать лапами поводок, висящий на крючке за дверью, и поскуливала.

Джуно вздохнула:

– Ладно, Ларушка… Придется тебя вывести. – Сунув поводок в карман, она скомандовала:

– К ноге! – И собака пошла рядом с ней. – Умница!

Джуно вывела собаку через служебный вход.

Ей раза два удавалось таким образом обмануть репортеров, но сегодня неподалеку стоял фургончик с бригадой кинохроники.

– Вот она! – крикнул один из репортеров.

Джуно ускорила шаг.

– Идем, Ларушка… К ноге! – Репортеры бросились вслед за ней. Ларушка залилась радостным лаем и выскочила на проезжую часть дороги. – Ларушка, вернись . К ноге! – крикнула Джуно, но ее голос был заглушен грохотом грузовика, вынырнувшего из-за угла. Ларушка стремглав метнулась к обочине, но не успела.

– Ларушка! – в отчаянии крикнула Джуно.

Алекс нажал кнопку домофона, дав два длинных звонка и один короткий, как сказала ему Лидия. Никто не ответил. Он немного подождал, позвонил снова и уже собрался уходить, когда услышал глухой голос, совсем не похожий на голос Джуно.

– Это Алекс Сейдж.

– Алекс! – Джуно открыла дверь и ждала, когда он поднимется. Она побледнела и осунулась, глаза и нос покраснели, а по щекам струились слезы.

– Ох, Алекс! – Джуно бросилась к нему в объятия, и он крепко прижал ее к себе.

Ему не скоро удалось успокоить Джуно.

– Думаю, это предзнаменование, – сказала она. – Теперь мне не придется тревожиться за Ларушку, если меня посадят в тюрьму. – Голос у нее дрогнул.

– Тебя не посадят.

Джуно тихо заплакала, уткнувшись ему в плечо. – Извини. На меня временами находит… Такая ужасная безысходность. Ты не представляешь себе, что это такое.

Алекс тихо похлопывал ее по плечу, позволяя выплакаться.

– Представляю. Я десять лет прожил с этим ощущением.

Джуно полными слез глазами удивленно взглянула на него:

– О чем ты?

Он рассказал ей о смерти Салли Эвери в ту ужасную ночь в Оахаке и о том, что с тех пор его не покидало чувство вины.

Внимательно выслушав его, Джуно сказала:

– Спасибо, Алекс. Странно, но людям, попавшим в беду, почему-то становится легче, когда они узнают о несчастьях других. Но тебе не в чем обвинять себя, ты все равно ничего не смог бы сделать.

– Возможно, ты права. Я держал это в себе много лет и никогда еще никому не рассказывал. Теперь, признавшись во всем тебе, я тоже испытал облегчение, но едва ли мне удалось бы признаться в этом кому-то еще.

Джуно впервые за все это время улыбнулась.

– Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Хромой ведет слепого.




Глава 35


За отсутствием доказательств на предварительном слушании с Джуно было снято обвинение. Виновным в убийстве признали Гаса.

Написав Джуно, Лидия поздравила ее с благополучным исходом дела и попросила вернуться в клуб.

Джуно, оскорбленная поведением подруги во время скандала, разорвала записку, сунула клочки в конверт и отослала Лидии.

Джуно поднялась на верхний этаж многоквартирного дома на Саттон-Плейс.

– Вам направо, мисс.

Дверь ей открыл Гас Палленберг.

– Спасибо, что пришла. – Он помог ей снять пальто. – Выпьешь что-нибудь?

– Пожалуй… водки.

Гас наполнил две рюмки и сел в кресло напротив Джуно. Обоим было не по себе.

– Эта квартира принадлежит Николо. Он останавливается здесь, приезжая в Нью-Йорк. В отличие от некоторых моих старых друзей Николо проявил себя очень благородно.

– Я понимаю, о чем ты. – Джуно через силу улыбнулась.

– Нет, ты относишься ко мне прекрасно, хотя я испортил тебе жизнь.

– Это не так, Гас.

– Так. Но теперь, слава Богу, ты вне опасности. Если бы тебя привлекли к суду, я никогда не простил бы себе этого.

– Все в порядке, Гас. Расскажи лучше, как твои дела.

Когда состоится суд?

– По словам адвоката, перед Рождеством, – равнодушно ответил Гас. – Но ты так и не спросила меня ни о чем. Прошу тебя, поверь мне! Все произошло именно так, как я рассказал. Я не убивал Нину! – Голос у него сорвался. – Я никогда не пошел бы на это.

– Я знаю, Гас, знаю.

Когда в комнате стемнело, он зажег свет.

– Позволь мне заказать ужин.

– Нет, спасибо, Гас. – Проговорив с ним около часу, Джуно убедилась в его невиновности. Однако у нее не осталось сомнений и в том, что между ними все кончено. Поняв это, она почувствовала облегчение.

У дверей Гас поцеловал ее:

– Прости меня за все.

– У меня все нормально. А тебе надо взять себя в руки и пройти через судебный процесс. Я уверена, присяжные тебе поверят.

Гас грустно улыбнулся и стоял у двери, пока не пришел лифт.

Дело Густава Палленберга, обвиняемого в убийстве, рассматривалось в просторном, залитом солнцем зале заседаний Уэстчестерского окружного суда. Во вступительном слове прокурор Эндрю Шварц сообщил, что дело против Гаса Палленберга возбуждено на основании косвенных, но изобличающих доказательств. За два с половиной часа ему удалось воссоздать ужасающую картину супружеской неверности, похоти и жадности.

– В деле об убийстве, леди и джентльмены, следует искать мотив и возможность… Здесь есть и то и другое.

Надеюсь, вещественные доказательства и свидетельские показания убедят вас, что мистер Палленберг состоял в незаконной связи с владелицей ночного клуба Джуно Джонсон и осыпал ее подарками и деньгами, черпая средства из огромного состояния Нины Каррутерс-Палленберг. Однако источник этот мог скоро иссякнуть.

В день убийства, а это, леди и джентльмены, было хладнокровное преднамеренное убийство, Сет Пратт, сын Нины Палленберг от первого брака, застал любовников в объятиях друг друга. И где же? В офисе клуба, принадлежащего мисс Джонсон.

Вернувшись в тот вечер в великолепное поместье жены, мистер Палленберг сразу отправился на псарню, а именно там у него хранились запасы стрихнина для борьбы с грызунами. Стрихнин же, леди и джентльмены, сильнодействующий яд, обнаруженный в крови убитой Нины Каррутерс-Палленберг!

После этого подсудимый вошел в комнату ожидающей его красавицы жены со смертоносным средством в кармане. Велев подать шампанское и икру, мистер Палленберг отпустил всех слуг. Да, именно по его приказанию разошлись в тот вечер все слуги.

Подсыпав стрихнин в икру, мистер Палленберг угостил ею свою жену. Вы спросите, не отведал ли он сам икры? Конечно, отведал. Но при этом, леди и джентльмены, Густав Палленберг, несомненно, учел весьма существенный момент. Нина Палленберг при росте 5 футов 2 дюйма весила 98 фунтов, тогда как он сам при росте 6 футов 4 дюйма весит почти 200 фунтов. Действие любого яда зависит от массы тела. И все же на всякий случай мистер Палленберг принял дополнительную меру предосторожности, выпив несколько таблеток валиума. Этот транквилизатор отчасти нейтрализует стрихнин, поражающий, как известно, центральную нервную систему.

Затем подсудимый перерезал телефонный провод в спальне жены, и та, почувствовав симптомы отравления, не смогла позвать на помощь. Защита, конечно, попытается убедить вас в том, что это была попытка двойного самоубийства. Однако, прошу вас, помните о перерезанном телефонном проводе При попытке двойного самоубийства подобное исключено.

И последнее. Когда Нина Палленберг корчилась в предсмертных судорогах, ее муж изложил в записке версию о самоубийстве и цинично признался в неумирающей любви и привязанности к жене Неумирающей, леди и джентльмены!.. Еще бы! Гас Палленберг и не собирался умирать! У него было все, ради чего стоит жить красивая молодая любовница и наследство в сто миллионов долларов.

Пока Джуно не вызвали для дачи свидетельских показаний, она по совету адвоката Гаса не появлялась в здании суда, однако внимательно следила за судебным процессом, подробно освещавшимся в телевизионных новостях и в газетах. К тому моменту, когда в зал пригласили свидетеля Сета Пратта, виновность Гаса, казалось, уже не вызывала сомнений.

«Нью-Йорк пост», 11 января 1985 года.

На второй день опроса свидетелей по делу об убийстве дал показания Сет Пратт, сын покойной Нины Каррутерс-Палленберг. Он рассказал присяжным о том, как обнаружил документ, подтверждающий, что его отчим Густав Палленберг одолжил миллион долларов своей красивой любовнице Джуно Джонсон, одной из владелиц клуба «Ночная жизнь». Документ – письмо банкира мистеру Палленбергу – был представлен в качестве вещественного доказательства.

«Нью-Йорк таймс», 12 января 1985 года

ПРАТТ ПРИЗНАЕТСЯ В ПОДДЕЛКЕ ПОДПИСИ И ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИИ НАРКОТИКАМИ

Сегодня в результате искусно подстроенного защитой перекрестного допроса Сет Пратт признался в том, что злоупотребляет кокаином, а также и в том, что в ночь смерти матери подделал подпись своего отчима Густава Палленберга на двух чеках (общая сумма – двенадцать тысяч долларов). Мистер Пратт сначала отрицал, что подписи на чеках, представленных адвокатом г-ном Эдмундом Картером, сделаны его рукой. Когда же г-н Картер решил прибегнуть к услугам графолога, мистер Пратт признался в содеянном.

ДОКУМЕНТ, ПОЛУЧЕННЫЙ НЕЗАКОННЫМ ПУТЕМ

Сенсационные признания мистера Пратта свидетельствуют о том, что главную улику обвинения он добыл, взломав ящик письменного стола своего отчима. Речь идет о письме, подтверждающем, что г-н Палленберг предоставил заем владелице ночного клуба Джуно Джонсон. Мистер Пратт подробно описал, как в надежде найти наличные и расплатиться с поставщиком наркотиков учинил обыск в комнатах матери и отчима.

ВОПРОС О НАСЛЕДСТВЕ

Мистер Пратт, младший из двух детей г-жи Палленберг от брака с профессиональным теннисистом Риком Праттом, станет главным наследником огромного состояния Каррутерс. По условиям завещания г-жи Палленберг, основная часть наследства, составляющая более двухсот миллионов долларов, должна быть разделена в равных долях между ее сыном и г-ном Палленбергом, Покойная не поддерживала отношений со своей дочерью Камиллой Пратт, поэтому той предназначена лишь сумма в один миллион долларов.

В случае, если г-на Палленберга признают виновным, его право на долю наследства, несомненно, будет оспариваться.

ПРЕКРАЩЕНИЕ ДЕЛА

Вдохновленный саморазоблачительными признаниями мистера Пратта, г-н Картер предложил прекратить дело.

Однако судья Лео П. Маккарти отклонил предложение.

Взяв напрокат машину, Алекс отвез Джуно в Уайт-Плейнз для дачи показаний.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Ужасно… Боюсь до смерти сказать что-нибудь не то… И очень беспокоюсь за Гаса.

– За Гаса не тревожься. Присяжные едва ли поверят Сету после того, что стало известно о нем. Обвинение же построено в основном на его показаниях. – Припарковав машину возле здания суда, Алекс посмотрел на Джуно. – А что будет дальше? Если Гаса оправдают, ты собираешься… Ну сама знаешь, о чем я…

– Выйти за него замуж? – Джуно покачала головой. – Нет… Между нами давно все кончено. Гас, Шеп, Лидия… Видимо, со мной трудно долго поддерживать отношения. Как по-твоему, Алекс?

Лидия и Джуно все еще не разговаривали. Сожалея о случившемся, каждая считала себя преданной. Алекс, дорожа обеими, соблюдал нейтралитет. После возвращения из Калифорнии для него настал трудный период.

В этом году впервые за много лет все они были свободны и жили в одном городе. Размышляя в Калифорнии о своих чувствах к Лидии и Джуно, Алекс понял, что ему предстоит решить, хочет ли он обеих или только одну из них. А если одну, то какой отдать предпочтение? И ответит ли она ему?

Джуно привели к присяге, она заняла место для свидетелей и посмотрела на Гаса. Их взгляды на мгновение встретились, и он печально покачал головой.

Обвинитель, медленно прохаживаясь по залу, обратился к ней:

– Мисс Джонсон, правда ли, что вы и подсудимый Густав Палленберг состояли в незаконной связи?

Джуно судорожно вздохнула:

– Мы встречались эпизодически, но между нами все кончено.

– Встречались? Бросьте, мисс Джонсон. Разве вы познакомились с мистером Палленбергом и стали любовниками не в знаменитом ночном клубе на Сардинии? Ведь это произошло за целый год до смерти Нины Палленберг!

– Ну… да. Но я же сказала вам, что все кончено. – Джуно закусила губу.

– Кончено? Вы порвали с подсудимым до того, как получили от подсудимого заем в размере полумиллиона долларов?

– Я не знала…

– Эти деньги принадлежали мистеру Палленбергу или его жене?

– Я думала, что это банковский заем…

– Нас не интересует, что вы думали, мисс Джонсон.

Придерживайтесь фактов. Вы знали, из чьих денег финансировалась ваша доля в клубе «Ночная жизнь»?

– Тогда не знала.

– А теперь знаете?

– Да.

– Вы даже не подозревали, что этот заем сделан на деньги миссис Палленберг?

– Нет.

– Не кажется ли вам странным, что именно первый сберегательный банк, куда вам рекомендовал обратиться мистер Палленберг, предоставил заем в полмиллиона долларов, тогда как прочие банки отказали?

– Я не слишком хорошо разбираюсь в финансовых вопросах, мистер Шварц. Получив заем, я так обрадовалась, что не задумывалась об этом.

– Еще бы не обрадоваться! – ядовито заметил Шварц. – Но несмотря на радость, купленную за полмиллиона долларов, вы продолжаете утверждать, что между вами и мистером Палленбергом все кончено?

– Да… так оно и есть. И это был деловой заем, насколько я знала, предоставленный банком. Я уже начала выплаты в счет его погашения.

– Однако, по-видимому, двенадцатого июля, в день смерти Нины Палленберг, кончилось не все. Вас застали в объятиях мистера Палленберга в офисе вашего клуба. Этого вы не отрицаете?

– Это было не…

– Вы отрицаете, что были в объятиях мистера Палленберга?

– Нет, но…

– Правда ли, мисс Джонсон, что тогда вы сказали мистеру Палленбергу: «отделайся от Нины»? Вы произнесли эти слова, мисс Джонсон? Сказали «отделайся от Нины»?

– Да… но я имела в виду…

– Больше вопросов нет.

После того как обвинение закончило изложение своей версии, Эдмунд Картер в ходе перекрестного допроса продолжал опровергать факты, изобличающие его подзащитного.

Адвокат взял слово, чтобы изложить версию защиты.

Несмотря на предпринятые им удачные демарши, все еще оставались веские улики, свидетельствующие против его подзащитного: стрихнин был взят с псарни. Гас сам распорядился принести шампанское и икру, после чего отпустил слуг. Он написал записку о самоубийстве и принял валиум, ослабляющий действие яда… А самое главное – перерезанный телефонный провод.

Первая свидетельница, вызванная Картером, была полной неожиданностью для всех, ибо ее имя не фигурировало ни в одном из протоколов предварительного опроса свидетелей.

– Приглашается г-жа Шарон Клуни Вудс, – провозгласил секретарь.

Шарон Вудс, миловидная дама средних лет из ньюпортского высшего общества, рассказала суду о клинике доктора Гундхардта в Швейцарии и о пресловутом лекарстве. Сама Шарон тоже однажды побывала в клинике по настоятельной рекомендации Нины. После этого посещения она невероятно помолодела внешне и преисполнилась сил. Однако по прошествии нескольких месяцев, когда действие лекарства стало ослабевать, у нее зародились опасения. По словам г-жи Вудс, она убеждала Нину прекратить посещения клиники, о чем, насколько ей известно, просил жену и Гас Палленберг.

– Итак, г-жа Вудс, вы и мистер Палленберг уговаривали Нину не продолжать лечения?

– Да, но Нина не желала нас слушать и периодически отправлялась туда. Сначала раз в год, потом раз в несколько месяцев, когда бедняжка попала в зависимость от лекарства… И я заметила… – Шарон Вудс замялась.

– Заметили что, г-жа Вудс? Продолжайте, – приободрил ее Эдмунд Картер.

– Ну.. Нина всегда была веселая, общительная, легка на подъем, охотно ходила на вечеринки, с радостью ездила отдыхать. Но в последние два года все изменилось. Она перестала встречаться с друзьями, заметно нервничала, у нее то и дело менялось настроение. Разговаривая со мной по телефону, то плакала, то смеялась… Все это напоминало истерику. Я уверена, что во всем виновата клиника! Нина не принимала никаких лекарств, кроме витаминов и того снадобья. Мы все очень беспокоились за нее. Она была явно нездорова… Что-то с ней произошло.

Следующим свидетелем Картера был доктор Оррин Скотт. Он сказал, что Шарон Вудс не напрасно усомнилась в лекарстве.

– Оно было категорически запрещено фармацевтической ассоциацией, ибо ведет к распаду личности. Снадобье оказывает вначале кратковременное стимулирующее воздействие, например, разглаживает морщины. Но потом… Это все равно, что скручивать резиновый жгут. Когда отпустишь его, он громко хлопает, но с каждым разом хлопок становится все более вялым. Эластичность утрачивается, и жгут приходит в негодность.

Последним защита вызвала Гаса Палленберга. Спокойный и собранный, он направился к месту для свидетелей.

– Итак, мистер Палленберг, – обратился к подзащитному Картер, – вы единственный человек, способный рассказать суду, что происходило вечером 12 июля 1984 года. Советую вам также поведать о событиях, предшествовавших тому трагическому вечеру.

Гас рассказал о том, что происходило вечером Картер не прерывал его, не задавал наводящих вопросов.

Публика затаив дыхание слушала Гаса, а он, все больше волнуясь, говорил о том, как менялась его жена. Дойдя до того момента, когда он, охваченный непонятной дрожью, принял валиум, Гас едва сдержал слезы.

– Узнав о том, что задумала Нина, я почувствовал ужас и хотел позвать на помощь, но жена перерезала телефонный шнур. У нее начались судороги… Я не мог их остановить. Потом, держа Нину на руках, начал вдруг понимать, что она, возможно, права. Только смерть дала бы нам возможность вернуться к тому, что было раньше.

Но я не умер, – Гас покачал головой, словно удивляясь этому, – а стою здесь и снова борюсь за жизнь, даже не успев погоревать о Нине. Странно… Не правда ли?

Наконец судья Маккарти предложил присяжным вынести вердикт, и они – семеро женщин и пятеро мужчин – удалились на совещание.




Глава 36


– Я нанял машину на завтра. Мы приедем в суд пораньше и подождем вынесения вердикта – Спасибо, что позвонил. Алекс. Я очень ценю твою заботу, – сказала Джуно.

– А сейчас я хочу принять душ, переодеться и пригласить тебя на ужин.

– Нет… прости, но… я хотела сегодня пораньше лечь спать. И мне, пожалуй, лучше побыть одной.

– Ты уверена? Я мог бы прийти к тебе и посидеть молча. Просто чтобы быть под рукой, если понадоблюсь.

– Ты всегда нужен мне, Алекс. – Джуно рассмеялась, стараясь придать словам легкомысленный оттенок. – Но сегодня я действительно предпочитаю побыть одна.

– Ладно, тогда я заеду за тобой около восьми утра.

Позавтракаем в Уайт-Плейнз.

Джуно съела йогурт и посмотрела теленовости. Завтра по делу Палленберга будет вынесен вердикт.

Завтра все кончится – так или иначе. Состояние мучительной неизвестности слишком затянулось. Но как бы плохо ни было ей, Гасу в сто раз хуже.

Джуно много думала о том, что делать дальше, не сомневаясь в одном: в клуб «Ночная жизнь» она никогда уже не вернется. В суде и в прессе ее изобразили расчетливой «владелицей ночного клуба». А ведь Джуно никогда не была любительницей ночных клубов.

Она ввязалась в эту авантюру только из-за Лидии. Ей казалось очень приятным и интересным заняться общим делом вместе с ближайшей подругой. А чем все кончилось? Они с Лидией даже не разговаривают друг с другом!

Одно Джуно твердо знала, что больше никогда не позволит себе отгородиться работой от решения личных проблем и отношений с людьми. Она не позволит честолюбивым мечтам возобладать над реальной жизнью.

Игра не стоит свеч.

Самым интимным, недоступным для непосвященных уголком в «Ночной жизни» был «Сад на крыше».

В зимнее время его закрывал стеклянный купол, стены были увиты жасмином, в огромных вазонах цвели гардении и орхидеи, из подвесных кашпо свешивались побеги цветущей бугенвиллеи. Наружную террасу украшали вечнозеленые хвойные деревца, увешанные маленькими белыми фонариками.

Лидия сама зажгла свечи в настенных канделябрах и снова переставила приборы на столике, накрытом на две персоны. В дверь постучали.

– Алекс! – Она поцеловала его.

– Извини, я опоздал.

– Я рада, что ты пришел. – Лидия наполнила бокалы и протянула ему один из них. – Помнишь это?

Алекс пригубил вино:

– «Шато Мурдуа Бургейль»… урожай 1943 года.

Лидия усмехнулась.

– Ты не перестаешь изумлять меня. – Приподнявшись на цыпочки, она снова поцеловала его, и он нежно ответил ей. Но Лидии показалось, что мысли его витают далеко отсюда.

– Ну проходи… садись. Я заказала телячье филеминьон. Сказать, чтобы принесли?

За ужином они разговорились о судебном процессе.

– Бедняжка Джуно! Мне очень жаль, что все так получилось. Не поможешь ли разобраться с этим, Алекс?

Я очень страдаю из-за разрыва с ней.

– Джуно тоже страдает. Наберись терпения, Лидия.

Слишком много выпало на ее долю.

– Как ты думаешь, она вернется сюда?

Алекс задумчиво покачал головой:

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Клуб мы создали вместе. Без Джуно он мне не нужен. Кстати, Джанни Корелли уже не раз спрашивал, не собираемся ли мы его продать. – Она нерешительно взглянула на Алекса. – Я хотела бы поговорить с тобой кое о чем еще.

– О чем?

– Помнишь последний сценарий Бернара «Время взаймы»? Бернар уговаривает меня сыграть в этом фильме .и просит скорее дать ответ… Он собирается приступить к съемкам в марте, на побережье.

– Сценарий отличный.

– Да, но видишь ли, я не уверена, что могу еще играть. Признаться, мне страшно появиться перед камерами. И к тому же… – Она заглянула Алексу в глаза. – Бернар сделал мне предложение.

– И как ты к этому относишься?

– Ну… – Лидия потупила взгляд. – А как к этому относишься ты?

Алекс откинулся на спинку кресла.

– Знаешь, я всю жизнь боялся принимать решения.

Даже на Тори женился потому, что она сама предложила мне это. В Йеле в течение трех лет я старался не влюбляться, и, как ни странно, это у меня получалось. Потом я влюбился, в двух девушек одновременно. Большинство парней в подобной ситуации быстро сделали бы свой выбор, но я колебался пятнадцать лет…

– А теперь ты сделал выбор?

– Да.

– Она об этом знает?

– Мы об этом не говорили.

Лидия улыбнулась:

– Мне тоже всю жизнь было трудно принимать решения. Я много думала о нашей ситуации. Я очень-очень люблю вас обоих, но вообрази себе «хозяйство на троих», когда каждому лет по шестьдесят… Едва ли из этого что-нибудь получится. Иногда я пыталась вообразить, что почувствовала бы, если бы ты остановил свой выбор на Джуно…

Алекс взял ее за руку:

– Прости!

– За что? Слава Богу, что наконец все встало на свои места. Вы с ней действительно созданы друг для друга.

Так же, как Бернар и я. – Лидия покрутила бокал. – Видно, пора признаться тебе, Алекс.

– В чем?

– У меня были особые причины пригласить тебя сегодня. Я люблю Бернара. Наверное, почти столько же лет, сколько тебя. – Она смущенно улыбнулась. – Господи, как же трудно разобраться в отношениях современных людей! Любовь к тебе очень долго составляла неотъемлемую часть моей жизни. Но когда Бернар появился вновь, мне пришлось раз и навсегда решить… Что ж, все к лучшему. Этот вечер мог бы закончиться полным фиаско, а нам, к счастью, удалось отпустить с миром призраки прошлого.

О Алекс! – Она распахнула ему объятия. – Не могу передать, как я этому рада… рада за всех нас.

Лидия поцеловала Алекса в губы и, нажав кнопку внутренней связи, сказала:

– Доминик, пришли наверх бутылку самого лучшего шампанского. Не за горами свадьбы!

Судья Маккарти призвал публику к порядку. Вошли присяжные. Гас Палленберг сидел за столом защиты, понурив голову.

– Господа присяжные заседатели, вы вынесли свой вердикт?

– Да, ваша честь.

– Подсудимый, прошу вас встать.

Гас медленно поднялся. Джуно стиснула руку Алекса.

– Огласите ваш вердикт: виновен этот человек или не виновен?

Старшина присяжных откашлялся.

– Мы считаем, что подсудимый не виновен.

В вестибюле Джуно попрощалась с Гасом. Им нечего было сказать друг другу. Обменявшись добрыми пожеланиями, они обнялись, и Джуно ушла, с состраданием думая о том, что Гас останется совсем один в огромном особняке.

Алекс, ожидавший Джуно на ступеньках, обнял ее и попытался уклониться от натиска репортеров, но они окружили их.

– Подождите, мисс Джонсон… Есть ли у вас с мистером Палленбергом планы на будущее?

– Как вы сейчас себя чувствуете?

– Вы с Гасом поженитесь?

Джуно остановилась. К ней тут же протянули микрофоны.

– Я очень рада за мистера Палленберга, но у нас с ним нет никаких планов.

Как только из здания суда вышел Гас, репортеры, оставив Джуно, бросились к нему.

– Ах как мимолетна слава!.. – Джуно улыбнулась.

Алекс взял ее за руку – Могла бы сказать им, что собираешься выйти замуж за другого.

– Могла бы, но теперь все позади. Зачем же лгать им?

– Просто я Подумал, вдруг ты захочешь выйти замуж за меня?

Джуно озадаченно взглянула на него:

– Ты что, Алекс?

Он притянул ее к себе и поцеловал:

– Джуно, я люблю тебя… Пора бы нам на что-то решиться. А как по-твоему?

У нее на глазах выступили слезы:

– Пора. Я так давно люблю тебя!

По пути в город они строили планы и сразу сошлись на том, что им понадобится просторная квартира, такая, где каждому из них будет место для работы. Они решили также поскорее завести ребенка. Джуно напишет декорации для новой пьесы Алекса. Поженятся же они в Санта-Фе. Джуно, так увлеченная составлением списка гостей, не заметила, куда они едут, и удивилась, когда Алекс остановил машину перед двумя домами-близнецами на Шестьдесят второй улице.

– О нет!.. Только не это. Зачем ты меня сюда привез?

– Лидия хочет видеть тебя. И ты тоже хочешь видеть ее.

В клубе все радостно приветствовали Джуно.

Доминик Шарпентье обнял ее.

– Рад снова видеть тебя здесь. – Он внимательно оглядел Джуно. – Похудела. У тебя все в порядке?

Она весело улыбнулась:

– Лучше, чем когда-либо. А где хозяйка?

– Одна передо мной, а другая – наверху.

Джуно поцеловала его:

– Спасибо, Доминик.

Они поднялись наверх. Проходя по знакомым коридорам, которые теперь казались чужими, Джуно взяла Алекса за руку:

– Я очень нервничаю. По-моему, она узнала о нашей новости раньше меня.

Дверь распахнулась, навстречу им вышла Лидия. Глаза ее увлажнились, но она не сразу преодолела настороженность.

– О, Джуно, мне так тебя не хватало! Умоляю, прости меня! – Она раскрыла объятия, и Джуно бросилась к ней.

– Лидия, я тоже жалею о том, что произошло.

Джуно пригласила Алекса к себе. Когда они проезжали через парк, выглянуло солнце и подтаявший снег заискрился под его лучами.

Джуно сияла:

– Боже мой, просто не верится! Еще вчера я была близка к тому, чтобы сунуть голову в духовку и открыть газ. А сегодня я счастлива как никогда! – Алекс притянул ее к себе, и она умиротворенно положила голову ему на плечо. – Почему мы не решились на это пятнадцать лет назад?

– Признаюсь, иногда я думал об этом, но ты была не готова. – Алекс усмехнулся. – Честно говоря, я и сам тогда не созрел, поскольку считал, что влюблен и в тебя, и в Лидию. Черт возьми, не могу забыть, как вы обе вошли в аудиторию там, в Бренфорде! Ты – высокая, темноглазая, экзотическая. И миниатюрная ослепительная Лидия с ее грудным хрипловатым голосом… Обе такие красивые! Вы так околдовали меня, что я до сих пор с трепетом вспоминаю об этом. Когда вы влюбились в меня обе, я был на седьмом небе от счастья, но боялся разрушить гармонию наших отношений. – Он свернул возле западной части Центрального парка и остановился под светофором. – Но это было и пыткой. Жизнь с вами в Париже потребовала От меня огромного напряжения сил. Опасаясь, что не выдержу, я сбежал с Лорен Жильбер. С ней мне удавалось контролировать ситуацию. Потом, вернувшись в Париж и узнав, что ты уехала, я допустил большую ошибку. Прошло много лет, прежде чем мне стало ясно: ошибка была не в том, что случилось, а в том, что я сделал не правильный выбор.

– Ox, Алекс! В ту пору мы все постоянно от чего-то убегали и совершали множество ошибок, не понимая, какая сложная штука любовь.

Алекс усмехнулся:

– А теперь оказалось, что все очень просто. Может, мы сами все усложняли?

– Думаю, нет. А если так, то это было довольно глупо, верно?

– Возможно, но ведь мы, питомцы Йеля, не выбираем легких дорог.

Джуно рассмеялась:

– Скажи, ощущение счастья не возбуждает у тебя аппетита? Я, например, зверски проголодалась.

Алекс припарковал машину перед домом Джуно.

– Поднимайся к себе, а я что-нибудь куплю.

Джуно приняла душ и навела порядок в квартире, изрядно запущенной за время судебного процесса. Да и сама ее жизнь потеряла тогда смысл и цель. Теперь Джуно даже напевала, стирая пыль и меняя белье на постели.

Внезапно осознав, что Алекс слишком задержался, она встревожилась. Уж не случилось ли с ним чего-то? А вдруг он понял, что ошибся, и решил не приходить?

Услышав, как открылась дверь лифта, Джуно бросилась к двери. На пороге стоял Алекс, держа пакет с продуктами, подарочную коробку и огромный букет цветов.

Он поцеловал Джуно:

– Купив одно, сообразил, что этого мало. Надеюсь, я не слишком задержался?

– Я едва не умерла от страха, вообразив, что ты сбежал.

– Как бы не так! – Алекс вручил ей цветы. – Пусть все будет так, как принято. Надеюсь когда-нибудь искупить вину за то, что я делал вопреки общим критериям. Так что начнем… с цветов.

– Спасибо, дорогой. Цветы прекрасны.

Он подал Джуно коробку, обернутую золотистой бумагой.

– Неужели шоколадные конфеты? Ну и ну! Ведь коробка весит не менее пятнадцати фунтов.

– Мне надо немного откормить тебя.

Джуно начала вынимать покупки из пакета.

– Съев все это, я растолстею как бочка. Гм-м, салями, паштет, марокканские маслины, французский хлеб с хрустящей корочкой… Потрясающе! Белуга… и шампанское! Сейчас принесу тарелки.

– Подожди… – Он схватил ее за руку. – Тут есть кое-что еще. Иди сюда, садись.

– В чем дело? – Удивленная Джуно опустилась на диван.

– Я же сказал тебе: пусть все будет так, как принято.

На ступеньках Дворца правосудия я сделал тебе предложение не по всем правилам. Поэтому… – Он достал из кармана маленькую коробочку.

Джуно открыла ее и внутри увидела на черном бархате изумрудное кольцо.

– Дорогой! Оно восхитительно!

Алекс обнял ее:

– Я очень люблю тебя, Джуно. Выйдешь за меня замуж?

Последние лучи заходящего солнца освещали постель и двух обнявшихся людей. Джуно быстро поцеловала Алекса в нос, в губы и в подбородок:

– Доволен?

– Очень доволен, спасибо.

– Нет… я не об этом.

Он откинул с ее лица прядь волос.

– Все было прекрасно. И призраки прошлого не потревожили нас.

– А тебе не хотелось, чтобы с нами был кто-то еще – для полноты восприятия?

– Ни о чем лучшем я и не мечтал. А ты?

– Не знаю… – Глаза Джуно лукаво сверкнули. – А не пригласить ли к нам Роберта Редфорда…

– Через мой труп! – рассмеявшись, воскликнул Алекс.

Лидия вглядывалась в пассажиров, прибывших рейсом 209 из Лос-Анджелеса, и наконец увидела его – загорелого, бородатого, со спортивной сумкой и все в той же кожаной куртке.

– Дорогой! – Она бросилась к Бернару и обняла его.

– Значит, за истекшие несколько недель тебе все-таки удалось принять решение? – усмехнулся он. – А ты не изменишь его?

– Ни за что! О, Бернар, я так счастлива! Я люблю тебя.

– После твоего вчерашнего звонка я не мог думать ни о чем другом.

Лидия взяла его под руку:

– Я сказала детям. Они в восторге и очень хотят, чтобы у них поскорее появились маленькие сестренки и братишки.

Бернар улыбнулся:

– Не сразу. Сначала ты снимешься в фильме. Но пока мы будем практиковаться.

– Я не видела тебя почти целый месяц и мечтаю о практике. – Она игриво провела пальцем по его щеке. – А ты практиковался? Ведь Голливуд наводнен красотками.

– Ты будешь единственной, когда приедешь туда.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Бернар поцеловал ее руку.

– Для меня существует только одна женщина, – нежно сказал он.

Поздно вечером Джуно с Алексом и Лидия с Бернаром появились на танцевальной площадке «Ночной жизни».

Старые друзья встретили их аплодисментами. Шампанским всех угощали за счет заведения.

Под утро они вчетвером пришли в «Зеркальный бар».

Алекс и Бернар сыграли на пианино импровизацию.

Джуно и Лидия нежно смотрели на них.

В ту ночь в воздухе словно разлилось что-то волшебное. Цвета казались необычными, речь – мелодичной, а музыка брала за душу. Они никогда не забудут об этом, даже если другие воспоминания померкнут и сотрутся в памяти. Преодолев все обиды и ревность, они выстояли.

Джанни Корелли выкупил восемьдесят процентов акций «Ночной жизни» с тем условием, чтобы клуб по-прежнему считался собственностью Лидии и Джуно.

Сочетавшись браком в Санта-Фе, Алекс и Джуно сразу вернулись в Нью-Йорк. Премьера новой пьесы Алекса должна была состояться на Бродвее в начале лета, но они решили начать готовиться к этому безотлагательно. Лидия и Бернар отправились в Калифорнию, на съемки фильма «Время взаймы», побывав перед этим на бракосочетании друзей. Сами они предполагали сыграть свадьбу в «Ночной жизни» в конце лета, после окончания съемок.

Алексу и Джуно посчастливилось быстро найти квартиру в чудесном старом доме на Риверсайд-драйв.

Они перевезли туда все вещи и теперь растерянно смотрели на них.

– Не понимаю, Алекс, – Джуно бросила критический взгляд на огромное кресло с потертой обивкой, – где ты откопал такое чудовище?

– На улице. Согласен, оно безобразное на вид, но очень уютное. Я ни за что не расстанусь с ним.

– Что ж, тогда пусть стоит в твоем кабинете. – Ее слова прервал зуммер домофона. – Ой, это, должно быть, привезли ковер для гостиной!

Но вместо посыльного с ковром появилась Лидия с большим плоским свертком.

– Из-за свертка меня заставили подниматься в грузовом лифте. Это свадебный подарок.

Джуно просияла:

– Не может быть! Неужели портрет?

Алекс внес сверток в гостиную и развязал.

– Вуаля! – Он отступил на шаг.

Да, это были они – Джуно, Алекс и Лидия – такие, какими увидел и изобразил их Холлис Джонсон пятнадцать лет назад. Они сидели обнявшись на диване на фоне ковриков навахо. В их глазах горел молодой задор и светилось предвкушение счастья.

– Боже, какими мы были дерзкими! – воскликнула Лидия.

– Ты права, – улыбнулся Алекс.

– Такими мы и остались, – заметила Джуно и обняла подругу. – Спасибо тебе!

– Желаю счастья моим самым лучшим, самым дорогим и самым старым друзьям.

– Черт возьми! – Джуно всхлипнула. – Кажется, я вот-вот разревусь.

Алекс обнял их, и все они снова посмотрели на портрет.

– Занимательную историю можно будет рассказать нашим детям…

– О, мои, например, обожают ее слушать, – сказала Лидия.

– Неужели они знают об этом? – ужаснулась Джуно.

– Конечно, не все. Я жду, когда они подрастут.

Джуно рассмеялась и окинула взглядом комнату:

– Где же повесить портрет?

– Может, здесь, над диваном? – предложил Алекс. – Или в кабинете…

Лидия рассмеялась:

– На самом деле для этого портрета подходит лишь одно место…

– Ну конечно! – воскликнула Джуно.

– Только над кроватью, – сказал Алекс.

– Как знать, вдруг когда-нибудь нагрянет нечаянный гость?

Джуно улыбнулась:

– И в самом деле.

– В память о прежних временах, – добавил Алекс.

Лидия кивнула:

– И только изредка.


notes



Примечания





1


177, 8 см.




2


Считается, что основатели Соединенных Штатов, исконные американцы, прибыли на борту судна «Мейфлауэр» в 1620 г.




3


Ежемесячный литературно-политический журнал США.




4


Молодые люди, путешествующие по стране «автостопом».




5


Лидер феминистского движения.




6


Певица, одна из лучших исполнительниц блюзов и музыки кантри.




7


Юрист, общественный деятель, основатель движения потребителей.




8


Политолог, философ, социолог.




9


Клавесин небольшого размера.




10


Продюсер, магнат кинопромышленности.




11


Название игры в слова, которые составляются из кубиков с буквами.




12


Вечером 5 ноября по традиции отмечают раскрытие «Порохового заговора» В 1605 году католики, чтобы убить короля Якова I, подложили бочки с порохом под здание парламента, куда должен был прибыть король В эту ночь сжигают чучело Гая Фокса (главы заговора) и устраивают фейерверк.