Александр III и двенадцатый век
Маршал В. Балдуин








Конец XII века – время фундаментальных перемен в средневековом обществе: крах идеи крестовых походов, взятие Иерусалима Саладином, походы Фридриха Барбароссы в Италию, раскол в Церкви. В это нелегкое время Папский Престол занимал Александр III, интеллектуал, сведущий в тонких вопросах канонического права и пытавшийся примирить интересы враждующих европейских государств. Папа-миротворец сумел преодолеть церковную схизму, посредством длительных переговоров нашел компромисс с амбициозным императором, а вершиной его деятельности стал Третий Латеранский Собор, сильно повлиявший на мировоззрение последующих поколений. Не являясь сторонником теории цезарепапизма, Александр III соединял в себе черты дальновидного государственного деятеля и просвещенного пастыря Церкви; его забота о мирском и духовном принесла свои плоды: в Европе установилась политическая стабильность.









Маршал В. Балдуин




Александр III и двенадцатый век





Папа-миротворец


XII век стал для Европы своеобразным водоразделом: две великие державы, Англия и Франция, только нащупывали тот политический курс, который будет определять их судьбу в дальнейшем. Более того, антагонизм, свойственный этим странам в XIV-XV веках, был немыслим в условиях, когда континентальные владения Англии не уступали по территории землям капетингских королей. Алиенора Аквитанская, жена французского и английского монархов, словно воплотила в себе всю историю XII столетия, явившись неким связующим звеном между двумя династиями. Войны были еще впереди…

Империя, испытавшая унижение в Каноссе, постепенно – под твердой рукой Гогенштауфенов – распространяла свою власть на Италию, лакомый кусочек, на который покушались многие императоры. Однако папство воспротивилось такой агрессивной политике своего соседа. Со времен Григория VII папская Курия активнейшим образом манипулирует интересами ведущих держав, выступая своего рода третейским судом, к решению которого должны были прислушиваться светские владыки. Ловко лавируя между Империей и Норманнским королевством на юге Италии, Папы стремились извлечь собственную выгоду, хотя иногда и оказывались между молотом и наковальней. Не стоит забывать о претензиях Византийской империи на итальянские земли: Комнины всегда считали, что, по крайней мере, Южная Италия входит в сферу их влияния, и грезили о воинских подвигах нового Велизария.

В 1159 году на Папский Престол взошел Роландо Бандинелли, вошедший в историю как Александр III. К сожалению, его избрание было омрачено альтернативными выборами, в результате которых был избран антипапа Виктор IV, опиравшийся на императора Фридриха Барбароссу. Фридрих готовился к завоеванию Северной Италии и установлению своего контроля над сердцем страны – Римом, исконной папской вотчиной. В сложившейся ситуации Александр был вынужден временно покинуть родину и найти прибежище во Франции, активно помогая оттуда Ломбардской лиге – союзу североитальянских городов, созданному для борьбы с Империей. Раскол (схизма), будораживший Западную Европу, был преодолен только двадцать лет спустя – победа законного Папы над императором была хотя и неполной, но неоспоримой. Фридрих Барбаросса признал Александра III, тем самым показав бессмысленность своих итальянских авантюр, из-за которых сильно пострадали города Северной и Центральной Италии. Умеренность в требованиях, изумительная политическая выдержка, «византийское» ведение переговоров, свойства, присущие столь немногим папам, принесли желаемый результат – единство христианского мира было восстановлено.

Самым значительным испытанием в жизни Александра III стало дело Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского, осмелившегося воспротивиться попытке вмешательства светской власти в церковные дела. Кларендонские Постановления, осужденные папой, а затем и Бекетом, испытали на прочность позицию Церкви в вопросе о границах светской власти. Неуступчивость папы в данном деле – показательный пример того, как Церковь защищала свои неотъемлемые права. Убийство Бекета омрачило великолепное царствование Генриха II – когда светская власть бессильна, она часто использует насилие как последнее и, как ей кажется, действенное средство для достижения сиюминутного результата. Последовавшее за убийством отлучение Генриха II, общественный резонанс, быстрая канонизация Томаса Бекета еще раз убеждают нас в дальновидности папского курса.

Сложно переоценить вклад Александра III в развитие канонического права, поскольку его осведомленность в столь сложной церковной дисциплине стяжала ему славу еще при жизни. Третий Латеранский Собор – венец деятельности папы; умиротворение, которое принес в церковную жизнь данный Собор, по-видимому, явилось главным достижением Александра III, сумевшего – вопреки ожиданиям – достичь согласия с Империей и положить конец схизме.

Попытка наладить конструктивный диалог с Византией натолкнулась, к несчастью, на непреодолимые препятствия: непомерные амбиции Мануила Комнина, догматические и канонические разногласия. Через несколько десятилетий наступит 1204 год – взятие и разграбление крестоносцами Константинополя окончательно отдалит западную Церковь от восточной. По этой причине попытки Александра сгладить противоречия между двумя Церквями весьма поучительны, поскольку весьма скоро вместо Папы-миротворца на папский престол взойдет Иннокентий III, человек жесткий и чрезвычайно тщеславный – цезарепапизм с этого времени надолго станет определять политику курии.

Мир вместо меча, диалог – альтернатива насилию, самоотверженное пастырское служение противопоставляется секуляризации Церкви. Если Папа действительно является наместником Бога на земле, то Александр III более всего уподобился Христу, посвятив всю свою жизнь заботе о Невесте Христовой – Церкви.

Канд. философ, наук Т. В. Антонов




Предисловие


Понтификат Александра III (1159-1181), один из самых продолжительных в истории папства, был не только отмечен схизмой и церковными спорами, но и засвидетельствовал значительные изменения, произошедшие в самом западном обществе в то время. Во многом именно благодаря этим спорам и общественным сдвигам, о личности папы Александра судили по-разному. В XII веке приверженцы Томаса Бекета и сторонники Лиги ломбардских городов полагали, что Папа покинул их. Однако в конце своей жизни на III Латеранском Соборе в 1179 году Александру оказали великое почтение, а двумя столетиями позже жители его родной Сиены могли созерцать весьма масштабные фрески из Спинелло Аретино, на которых гордый понтифик был изображен стоящим над простершимся императором.

В период эпохи Просвещения Вольтер описывал папу Александра как мудрого дипломата, чье мастерство позволило ему одержать верх над мощью Фридриха Бабароссы и избежать участи Григория VII. Философ воспринимал папу как человека, которому человечество было обязано больше, чем какой-либо другой личности Средневековья, потому что он «восстановил права народа и сдержал преступления королей». Всего сто лет назад Герман Ройтер посвятил три фундаментальных тома карьере папы, которого он рассматривал как великого священника и понтифика.

Современные историки также расходятся в своем мнении об Александре III. Одни, особенно Иоганн Галлер, указывая на неудачи папской дипломатии, отмечают, что Фридрих Барбаросса и Генрих II обыграли его, а сам Папа выступает нерешительным человеком, которому явно недостает тех достоинств, которыми обладали великие папы, такие как Григорий VII и Иннокентий III. Однако большинство историков середины XX века согласны с тем, что папа Александр III был великим человеком, хотя они делают этот вывод в целом на иных, чем Вольтер, основаниях. В своих работах эти авторы не акцентируют внимание ни на политических неудачах Папы, ни на его успехах. Так, Фридрих Хир, показывая его силу там, где иные находят его слабость, изображает Александра как «буржуазного» Папу, разделяющего правовые и интеллектуальные воззрения, характерные для североитальянских городов. Отличающийся от Григория VII по стилю своей деятельности, Александр тем не менее отражал, по мнению Ф. Хира, «новые духовные интенции масс». Однако признано, что сочинение Ф. Хира полемично, особенно его характеристика Александра как «представителя новой эпохи» в истории папства, – попытка автора связать личность Папы с определенной социальной группой или регионом пользуется меньшей поддержкой. Более верным кажется, как предполагает Марсель Пако в своем анализе идей Александра о власти понтифика, что политика папы отражает воззрения тех его современников, с которыми он был наиболее тесно связан, – служителей Церкви.

Вопреки расхождению во взглядах на личность Александра III среди историков, которое все еще существует, представляется возможным сделать определенные выводы. В результате научных исследований многих ученых, мы в XX веке намного лучше представляем себе данного папу, чем это было возможно при жизни Германа Ройтера. Более точные и появившиеся относительно недавно работы по каноническому праву пролили свет, и будут это делать в дальнейшем, на карьеру Папы, который признается всеми исследователями выдающимся юристом.

Целью этой книги является попытка дать представление, в виде относительно краткого изложения, о карьере Папы Александра III с учетом результатов самых последних исследований. Долг автора перед более подробными работами иных историков будет очевидным для всех тех, кто много читает. В некотором отношении без их поддержки, объявляя себя ответственным за выраженные мнения, он особенно желает поблагодарить своих уважаемых коллег из Университета Нью-Йорка: заслуженного профессора в отставке Т. Ф. Джонса за ознакомление с текстом всей рукописи, профессора Джона Уилкса, прочитавшего главы, касающиеся истории Англии, и мисс Сару Синдел, которая проверила некоторые переводы.




Глава I


Роландо Бандинелии: студент и профессор





Предметом основной заботы для любого Папы является управление церковными делами. Для него это – ежедневная работа, или рутина. Как приходский священник заботится о душах своих прихожан, так и Папа опекает все церкви. Эффективность этого попечения со стороны верховного пастыря зависит от многих факторов, таких как, например, свобода действий церкви, подготовленность служащих к управлению церковными делами и их моральный облик, а также личность и образованность папы.

Александру III в наследство от его предшественника достались фундамент и некоторая структура впечатляющего административного аппарата, то есть папская монархия. Многое предстояло сделать для улучшения работы этого аппарата, и значительный вклад в завершение данного процесса принадлежит Александру. Этот вклад станет еще более очевидным, если учесть, что фактически на всем протяжении понтификата Александра его внимание было отвлечено на две важные проблемы: на затянувшийся спор с императором Фридрихом Барбароссой и захватывающую борьбу между английским королем Генрихом II и архиепископом Кентерберийским Томасом Бекетом.

Эти два конфликта, каждый со своей стороны, были следствиями глубокой трансформации, которой подверглось западное общество в предшествующие пятьдесят лет. Фундаментальная реорганизация церковной структуры, известная как григорианская реформа, названная так по имени самого выдающегося реформатора, Папы Григория VII (1073-1085), произвела большой переворот в европейской жизни. Эта трансформация была широкой и глубокой, коснулась сферы культуры так же, как политики и религии, и в конечном счете оживила жизнь Европы во всех ее аспектах. Для карьеры Папы Александра III одним из наиболее важных ее последствий явилась переоценка отношений между светской и религиозной властями, в результате чего традиционно принятые взгляды на эти отношения были поставлены под сомнение.

Если можно говорить об определенных событиях, знаменовавших конец эпохи реформ и религиозного идеализма, то необходимо назвать провал Второго крестового похода (1147-1049) и смерть св. Бернара Клервоского (1153). Неудача крестового похода разбила великие надежды и разрушила иллюзии тех, кто представлял Европу все еще объединенной общей целью. Св. Бернар являлся воплощением этого идеала. Фигура великого аббата ордена цистерцианцев в течение поколения возвышалась над светской и религиозной Европой. Его смерть поэтому совпала с окончанием прежней и началом иной эпохи, когда поднялись новые различные силы в жизни Европы: королевства, города, торговля, новые концепции в юриспруденции и новые интеллектуальные веяния. Эти явления не были абсолютно новыми, не испытавшими противодействия, а их триумф не был внезапным, но вскоре им было суждено приобрести невиданный масштаб. Фактически, на время жизни св. Бернара, когда появились новые идеи, но старые полностью еще не отжили, пришлось окончание учебы Александра – он был призван протеже св. Бернара, папой Евгением III (1145-1153), на работу в Курию.

Роландо Бандинелли, в будущем Папа Александр III, родился в Сиене в начале XII века. Хотя мы не обладаем точными сведениями, видимо, Райнуччи Бандинелли, отец Роландо, происходил от некоего француза, который приехал в Сиену в начале XI века. Не многое известно о положении семьи Бандинелли в год рождения Роландо, но, очевидно, она играла существенную роль в делах родного города. Одним из немногих фактов о ранних годах жизни Роландо, который можно установить, является то, что он обучался теологии и каноническому праву в Болонье примерно в 1139-1142 годах. Поскольку Сиена не могла в то время похвастаться какой-либо хорошо известной школой, возможно, Роландо уехал в Болонью с целью получить образование. Действительно, чтобы достигнуть определенного положения, он должен был учиться в школах, получивших известность.

Мы не знаем точно, в какой период времени и в какой школе Болоньи учился Роландо. Поскольку он принадлежал к белому духовенству, вероятно, что он был прикреплен к архиепископской школе. В 1148 году, когда будущий Александр III был призван на работу в Курию, он служил диаконом и каноником в Пизе. Как долго он исполнял эти обязанности и когда он покинул Болонью, неизвестно, хотя есть основания полагать, что Роландо учился там некоторое время. Также возможно, что Роландо преподавал некоторое время в епископской школе в Пизе. В любом случае в эти годы, прежде чем стать кардиналом, он на собственном опыте знал проблемы образования того времени.

Интеллектуальное движение в сфере образования, в котором принимал участие молодой Роландо, было частью более широкого процесса, который историки окрестили Возрождением XII века. Этот интеллектуальный расцвет, подобный другим периодам европейского культурного развития, которые описываются как «Ренессанс», представлял одну из фаз постоянной, хотя и прерывавшейся на время, переоценки Европой своих интеллектуальных оснований через изучение своего античного, классического прошлого. Однако то движение, которое происходило в XII веке, нельзя представить только лишь имитацией или почитанием греческой и римской культуры. Самобытные писатели, мыслители и художники открывали новые горизонты не только в узких академических областях, но и в литературе, искусстве и политике, стараясь примирить новые идеи со старыми проверенными принципами.

Рост населения в Европе в период относительной стабильности и общественного порядка предложил более широкие возможности для работы образованным людям в церковной и светской сферах. Данный процесс сопровождался резким увеличением количества студентов, и в век, характеризовавшийся ростом городов, городские учебные центры, особенно кафедральные школы, должны были процветать. Таким образом, первенство в сфере образования, которое принадлежало монастырским школам в более раннее время, перешло в руки белого духовенства, занявшего сильные позиции в этой области. Однако мы не должны из этого делать вывод, что новые городские школы полностью затмили духовное обучение в религиозных центрах. Ведь школы, о которых так много говорится в высоком Средневековье, включали институты различного происхождения, которыми заведовала как светская, так и духовная власть.

Быстрое расширение академического сообщества создало новые административные проблемы: квалификационные стандарты преподавания, отношение студентов к профессорам, а также тех и других к местным городским властям, правила процесса обучения. Фактически именно решение этих проблем способствовало созданию со временем учебных организаций, которые нам известны как университеты. Александр III не дожил до того момента, когда он смог бы увидеть полное осуществление этого процесса, но как студент и профессор он застал его истоки, а как Папа способствовал расширению образования и его организации.

Из трех предметов: теология, право и медицина, – которые привлекали большинство средневековых студентов, Роландо Бандинелли интересовали, в основном, первые два. Примерно за десятилетие до того, как он оставил академическую жизнь ради административной работы в Курии, было опубликовано сочинение Грациана о каноническом праве. А десятью годами позже появился теологический трактат Петра Ломбардского. Обе работы стали эпохальными сочинениями в своих областях, и Роландо попал под влияние интеллектуальных идей этих трудов. Кроме того, большое влияние на него оказала работа Пьера Абеляра, весьма спорной по сей день личности Средневековья. Решить спор, вызванный сочинением Абеляра, в данной книге невозможно, но, по крайней мере, можно затронуть те вопросы, которые являются уместными в описании предмета обучения и преподавания Роландо. Абеляр оказывал высшее доверие силе разума, способного объяснять и поддерживать религиозные истины. Разум не может быть заменен авторитетом, но им также должно руководствоваться; диалектика, соответственно, должна быть инструментом в конструировании системы религиозного знания. На этой основе в своем труде «Sic et non» («Да и нет») Абеляр сопоставил противоречащие высказывания церковных авторитетов и подверг их критике и анализу. Для Абеляра теология была наукой, и он придал теологическим штудиям новое направление и импульс.

Таким образом, не без опасений и вопреки продолжительному спору, христианская мысль была направлена в сторону формирования теологической науки вследствие сохранившегося, вопреки оппозиции, абеляровского подхода. Действительно, возможно в работах определенных писателей середины века выделить существование того, что может быть названо абеляровской школой преподавания теологии. В предыдущие времена сочинения составлялись, в основном, из отрывков Священного Писания и работ Отцов Церкви и были компендиумами высказываний церковных авторитетов. В XII в. возникла новая тенденция группировать материал в некоем логическом порядке, чтобы произвести конструктивную работу теологического синтеза. К трактатам подобного рода относятся и «Sentences» («Сентенции») Роландо Бандинелли, увидевшие свет в 1149 или 1150 году, а окончательную форму получившие после того, как их автор добился места в Курии. Это произведение в основном представляет интерес в качестве источника биографических сведений о Бандинелли, как свидетельство его обучения и интеллектуальных способностей. Оно не оказало большого влияния – не потому, что имело малую ценность, но, возможно, частично из-за того, что университет в Болонье не имел такой же значимости в области теологии, каким он обладал в юриспруденции. Более того, его «Сентенции» были всего лишь одним сочинением в ряду подобных трактатов этого времени, и к тому же всех их затмила одноименная работа Петра Ломбардского. Последняя работа, превосходя все прочие, знаменовала собой своеобразный пик в процессе превращения теологии в систематическую науку, и Роландо принимал участие в этом процессе в тройном амплуа – сначала как ученик, затем как учитель и писатель.

В сравнении с теологическими сочинениями, вклад Роландо в развитие канонического права был более ведомым и включал не только его достижения как учителя и писателя, но также его решения как Папы. Как профессор и, по всей вероятности, как студент, учившийся в Болонье Роландо находился в центре процесса возрождения юридических исследований в Средние века. Ирнерий (?-1126), первый широко известный средневековый толкователь римского права, преподавал в Болонье, а после него дело продолжили «четыре знаменитых доктора». Суть их метода изложения гражданского права состояла в составлении комментариев (глосс) на текст и в постановке вопросов для обсуждения, не только в подробном изложении сути ценного юридического материала, но в разработке системы наставлений, которые оказали большое влияние на работу их коллег, каноников. Возможно, что Роландо слушал лекции этих четырех докторов, – для духовного лица, занимавшегося каноническим правом, было обычным проявлять интерес к гражданскому праву. Вопреки некоторой оппозиции такого рода исследованиям римского права со стороны церковников, потребности времени состояли в развитии и структурировании канонического права.

Одним из лучших плодов возрождения права стала появившаяся в 1140 году книга Грациана «Concordia discordantium canonum» («Согласование противоречащих канонов»), обычно называемая «Decretum» («Декрет»). Выход этой работы напрямую отразился на карьере Роландо. Фактически имя будущего папы оказалось связанным с именем Грациана, так как в заметке, написанной каноником Угуччо, сообщается, что Роландо преподавал в Болонье в то же время, когда был написан «Decretum». То, что их имена оказались связанными, таким образом, представляется примечательным фактом, так как работа Грациана открыла новый период в развитии канонического права, так же как в теологии это сделало произведение Петра Ломбардского. Была произведена систематизация до сих пор беспорядочного множества данных, и это очень облегчило рациональное, упорядоченное изучение предмета. Приблизительно за полвека были опубликованы дюжина или больше трактатов на «Decretum». Некоторые из людей, которым принадлежали эти трактаты, стали епископами или кардиналами, был среди них и Роландо Бандинелли. Хотя мы не располагаем точными доказательствами, можно сделать предположение, что методология произведения Грациана могла повлиять на воззрения Роландо. По-видимому, он сделал далеко идущие выводы на основании этого сочинения. Количество комментариев, включая его собственный, свидетельствовало о высокой репутации «Decretum», которую тот вскоре снискал.

Комментарий Бандинелли, «Stroma (summa) Rolandi», или «Stroma et decretorum carptum», был составлен где-то между 1142 (крайняя возможная дата написания «Decretum») и 1148 годами, когда Роландо покинул Пизу. Предназначенные профессором для своих студентов, возможно для текущего курса обучения, «Stroma Rolandi» были и педагогическим трактатом, и объяснением текста «Decretum». Соответственно, некоторые разделы к «Decretum» получили форму кратких комментариев, или резюме. В любом случае, самый большой раздел, касающийся вопросов брака, стал тем предметом, где вклад Роландо в каноническое право был особенно весомым. 

Два других вопроса, которые привлекли внимание Роландо, представляли для него нечто больше, чем просто академический интерес. Во-первых, он четко разработал иерархическое представление о церковной организации, которая допускает для каждого ее элемента отдельную, особую юрисдикцию. На вершине, согласно этой теории, находился Папа, чей верховный авторитет Роландо постоянно подчеркивал. Во-вторых, он приложил все усилия, чтобы прояснить и популяризировать представление о том, что относится в праве к духовным делам, или, говоря иными словами, о том, что подлежит церковной юрисдикции и является законным в церковных судах. Ни одна из этих идей не была новой: как и Грациан, Роландо просто тщательно строил свои рассуждения на основании понимания церковной организации и ее отношений с обществом, то есть затрагивал вопросы, которые были актуальными, начиная с григорианской реформы и даже немногим ранее, и представляли интерес для школы. При размышлении над «Stroma» Роландо понимаешь, что этот трактат показывает нам образованность Роландо и основные идеи, которые он поддерживал перед тем, как стать папой.

Хотя точно определить время поступления Роландо на папскую службу невозможно, наиболее вероятным для этого представляется 1148 год. Папа Евгений III, как известно, в это время находился в Пизе и едва ли мог не заметить такого перспективного молодого человека, как Роландо. Впервые имя Бандинелли в ранге кардинала появилось на документах от 21 ноября 1150 года; таким образом, это говорит об обычном для клирика двухлетнем подготовительном этапе перед работой в Курии. В конце этого периода обычно возводили в сан кардинала. Таким образом, незадолго до конца 1150 года папа Евгений назначил Роландо кардиналом-диаконом при церкви святых Косьмы и Дамиана.

Когда Роландо перешел на работу в Курию, он оказался связан с той административной организацией духовенства, которую обозначают термином «папская монархия». Этот институт, который Церковь, особенно со времени григорианской реформы, совершенствовала, имел сходство со светским монархическим управлением. Он отличался от последнего своей географической протяженностью, что, как следствие, создавало трудную проблему поддержания регулярных контактов между центром и периферией. Сторонники григорианской реформы, помимо настойчивых требований о невмешательстве светских властей в дела Церкви, особо настаивали на папском верховенстве внутри Церкви и соответствующем ограничении епископской юрисдикции, особенно юрисдикции архиепископа. С позиций структуры управления, это означало, что верховная власть Папы в сфере его компетенции должна была зачастую реализовываться через легатов, кардиналов или других клириков, представлявших Папу в особых миссиях или отдельных местностях.

Центральной структурой управления для папства была Курия, которая включала в себя коллегию кардиналов, как впоследствии она стала называться. О принципах работы этого органа мы подробно расскажем ниже. Две важнейшие административные функции, финансовая и секретарская, исполняли два отдела Курии: камера (саmerа) и канцелярия. Папская камера, возглавлявшаяся камерарием или управляющим, была ответственна за сбор и подсчет папских доходов. Очень похожая на современное английское казначейство, камера зарекомендовала себя компетентным и важным органом, и по-видимому, Папа Евгений уполномочил ее произвести опись всех источников доходов Святого Престола; говоря современным языком, Евгений улучшил систему ведения бухгалтерии. Папская канцелярия, самый старый особый отдел Курии, не имела точного аналога среди органов светского правительства. Большую часть своих дел Папы решали по переписке, а заведовала их корреспонденцией канцелярия.

Как свидетельствует уже само ее название, папская Курия обладала также судебными функциями, то есть была последней инстанцией в христианском мире. Она могла быть судом первой инстанции, но чаще выступала в качестве апелляционного суда. Усиление административной централизации привело к тому, что большая часть дел перешла в ведение Курии. Чтобы избежать чрезмерной загруженности Курии при ведении тяжб, папа часто назначал легатов для расследования обстоятельств или назначал местных священников в качестве делегированных судей в особых случаях. Когда епископы получали назначение, они действовали как папские судьи.

Вопреки жалобам на трудности, отсрочки слушаний и даже коррупцию, апелляции и различного рода религиозные дела продолжали поступать на рассмотрение в Рим. Несмотря на недостатки – критика современников была явно преувеличенной, – папская администрация была разумной, сложной системой, которая очевидно внушала сильное доверие.

Среди критиков работы Курии в XII веке фигура св. Бернара Клервоского требует большего внимания, чем простое замечание. Папа Евгений III – первый Папа из ордена цистерцианцев и его величайший аббат – был протеже св. Бернара. Между ними существовала постоянная переписка, кульминацией которой стал трактат св. Бернара «Dе соnsideratione» («О рассмотрении»), написанный между 1149 и 1153 годами. Эта книга состоит из наставлений бывшего учителя своему ученику, который превзошел его. Один писатель описал эту работу как «папскую проверку совести». Св. Бернар убеждает Папу в необходимости созерцания и напоминает ему о выдающейся духовной важности его высокого поста. Поскольку «Dе соnsideratione» предостерегал от мирских забот, которые были навязаны духовенству, это сочинение можно также воспринимать как критику светскости, которая существовала в действительности. Даже в институтах, посвященных исключительно религиозным целям, присутствовала опасность того, что административная рутина может затенить духовное начало. Никто не понимал этой опасности лучше, чем св. Бернар.

Этот трактат, появившийся именно в то время, был значительным явлением в истории папства и карьере Роландо Бандинелли. Он ознаменовал конец одной эпохи и начало другой. Если Александра III часто представляют как первого Папу-юриста, то Евгений III был последним в ряду Пап-монахов. «Dе соnsideratione» буквально пропитан монашеским духом. Карьера Александра III, по-видимому, знаменовала начало более институционального и, косвенно, менее духовного периода в истории папства. В течение этого периода, начавшегося с его правления и продолжавшегося следующие полтора столетия, понтификов больше привлекала активная жизнь, чем монашеское служение, и ни один из этих так называемых Пап-юристов не был канонизирован. Дихотомия монах-юрист, начиная с середины XII века, указывает на изменение позиций белого духовенства относительно образования и на использование рациональных подходов в теологических исследованиях. Однако все же не следует слишком акцентировать внимание на каком-либо из этих контрастов. Ни каноническое право, ни теология не были предметами исключительной монополии на изучение со стороны белого духовенства. Не все белое духовенство непременно проявляло интерес к мирским делам, а св. Бернар не выступал в пользу идеи роспуска Курии. Когда карьера Роландо как кардинала и папы тщательно анализируется, становится очевидным, что понятие «Папа-юрист» вовсе не подразумевает устранение заботы о делах теологических или духовных.

Хотя методы управления Папы Александра III и его преемников, по-видимому, были более юридически ориентированными, чем у его монашествовавших предшественников, общая цель папской политики оставалась прежней: становление истинно христианского общества, способного направлять людей к их вечному уделу. Естественные человеческие способности и соответствующие мирские действия должны быть, как это и происходило, направлены в определенное русло – к вечной жизни. Однако если конечная цель человеческого общества оставалась прежней, то структура этого общества изменялась или уже изменилась. Как следствие, во время жизни Папы Александра существовала значительная неопределенность в том, какая роль должна быть предписана правителю и священнику соответственно.

Европейские государства середины XII века по большей части были лучше объединены, чем в предшествующее столетие. Как мы предположили, определенный этап в политической эволюции подошел к концу, а другой только начинался. Более раннее состояние общества, которое можно условно назвать феодальным, сменилось другим, которое характеризовалось существованием более эффективного монархического управления. Быстрота данного изменения не была везде одинаковой, и представляется правильным допустить, что в течение жизни Александра феодальные порядки не исчезли. Тем не менее старые феодальные обычаи, которые оставались привычными и довольно полезными, сейчас должны были также способствовать новому делу монархического объединения.

Дальнейшее изменение старой общественной организации проистекало из продолжающегося подъема экономической жизни. Если, как сейчас полагают ученые, истоки средневекового экономического оживления можно проследить, по крайней мере, в X веке, то XI и XII века стали свидетелями его высшей точки. Население Западной Европы продолжало расти, торговля и промышленность – усиливаться, а новые городские и сельские общины умножались и укрупнялись. В течение XII века, а в некоторых случаях чуть ранее, многие городские общины стали выдвигать требования получения некоторого самоуправления. В зависимости от обстоятельств, такая ситуация способствовала усилению монархической власти. К этому можно добавить, что увеличение населения поставило перед Церковью проблему обеспечения значительного количества соответствующим образом подготовленных приходских священников для городов и сельской местности.

Европейская политическая жизнь того времени, когда Роландо стал кардиналом, определялась четырьмя государствами: Англией, Францией, Империей и Сицилией. Государства Иберийского полуострова, Северной и Восточной Европы или государства крестоносцев на Востоке, хотя и обладали определенным политическим весом, не играли ведущей роли в политике. Византийская империя, в правление умного и энергичного Мануила Комнина (1143-1180), однако, еще оставалась фактором, который следовало учитывать. Он стремился не только сохранить византийскую гегемонию в Восточном Средиземноморье, но и вернуть прежнее влияние Империи в делах Запада. С точки зрения пап, как, впрочем, и с византийской, отношения между Византией и Западом неизбежно затрагивали как религиозные, так и политические вопросы. Дипломатические действия всегда поднимали проблему религиозных отношений между Римом и Константинополем.

В формировании политики Папы по отношению к каждому из западных государств присутствовала общая цель – сохранение свободы действий духовной власти. Хотя процесс.развития духовенства в одном королевстве часто испытывал влияние от аналогичной ситуации в другом государстве, каждое из западноевропейских королевств представляло для Церкви отдельные проблемы в каждом конкретном случае. Особые отношения между Англией и Францией, например, являлись важным фактором в папской политике. Генрих II, король Англии (1154-1189), благодаря наследству, полученному от норманнской и анжуйской династий, и браку с Алиенорой Аквитанской, владел землями, которые охватывали практически всю западную половину Франции. Эта ситуация и ее политические последствия являются общеизвестными для изучающих английскую и французскую средневековую историю; менее исследованной представляется суть проблемы, созданной этой ситуацией для Церкви. Значительная часть французского духовенства находилась под политической – в XII веке это часто означало также церковную – юрисдикцией правителей Англии.

Германия, или Западная Римская империя, и Италия также создавали особые проблемы для пап. В X веке германские короли вновь установили свой контроль над Северной и Центральной Италией, в прежние времена осуществлявшийся Карлом Великим. Оттон I возродил Империю в 962 году, таким образом, установив особую связь между императором и Папой, которой не было в отношениях пап с другими европейскими правителями. В XI веке запрещение папы Григория VII производить светскую инвеституру и его последующая борьба с Генрихом IV поставили под сомнение хорошо установившуюся в Империи процедуру, на основании которой правители обеспечивали свой контроль над германскими епископами. Более того, такой контроль был жизненной необходимостью для Империи, где епископы по обычаю исполняли важные политические функции. Действительно, структура правительства, созданная императорами саксонской и салической династий в X и XI веках, была повреждена, и королевский контроль над Церковью, особенно над епископами, был оспорен. В целом, состояние Германии в середине XII века, сильно затронутой спором об инвеституре и гражданской войной, которую этот спор вызвал, ставило перед ее правителями огромную задачу по восстановлению государства, задачу более трудную, чем вражда с другими правителями. Эта проблема была осложнена сохранением имперской традиции, провозглашавшей притязания на Северную Италию.

В Северной Италии к середине XII века города, подобные Милану, Генуе, Павии и многим другим, развивались быстрыми темпами. Во время и после спора об инвеституре многие города освободились от политической власти своих епископов. Хотя они и соглашались принять имперский сюзеренитет, многие с неохотой признавали какое бы то ни было действительное ограничение их права самоуправления. Верность такому принципу, однако, разделяли не все, так как повсюду города соперничали друг с другом; при этом самые крупные города скорее искали поддержки Империи, чем боролись против нее. Двумя другими характерными чертами стали активизировавшееся участие в делах Италии Венеции, до тех пор державшейся в основном в стороне, и более активное вмешательство в итальянскую политику Византийской империи.

Границы итальянских земель, включающие папские государства, в XII веке не были четко определены. Главным спорным вопросом оставался вопрос о статусе земель, которые графиня Матильда Тосканская завещала Папе. Иннокентий II, в свою очередь, передал их императору Лотарю за денежное вознаграждение и на условиях возвращения их Святому Престолу по смерти императора. Кроме того, в отношении всей папской территории, оставался неясным вопрос о верховном суверенитете. Мог ли император пользоваться властью над этой областью, которой прежде обладали его предшественники в X и XI веках? Или папские земли должны были быть полностью независимыми?

Во времена политического давления с севера папы часто обращали свои взоры на Сицилию. В течение XII века это королевство, которое охватывало всю Италию южнее папских земель, с норманнскими королями и блестящим двором в Палермо, было одним из наиболее благоустроенных государств в Европе. Хотя формально оно являлось леном пап, его правителей едва ли можно назвать всегда лояльными вассалами. Северная граница с папскими землями была нестабильной из-за постоянно возникавших споров по вопросу о контроле над сицилийской Церковью. Короли требовали создания постоянного папского легатства и права на вмешательство в выборы епископов. Иннокентий II (1130-1143) отверг эти притязания, но Луций II (1144-1145) и Евгений III вследствие трудностей в Риме были настроены более лояльно. Последний утвердил легатство в 1148 году.

Отношения папства с Сицилией зависели не только от политики германских императоров, но также от позиции Византии. Что касается Германии, то сильная Сицилия угрожала ее интересам, а по мнению Византии норманнское государство узурпировало часть ее бывшей территории. Спорадическое сотрудничество между двумя империями, представлявшее наибольшую опасность для норманнского королевства, так же как и для папства, было одной из черт итальянской политики XII века.

Город Рим представляет собой особый случай. Не имея такого большого веса в сфере торговли и промышленности в Средние века, как некоторые из других североитальянских городов, Рим занимал уникальную позицию в политике, поскольку являлся постоянной резиденцией Папы. Необходимо добавить, что это было чрезвычайно выгодной позицией, так как постоянный поток пилигримов, просителей и прочих людей, ехавших со своими делами в Курию, создавал некий вид туризма огромного масштаба. Как и в других городах Италии, жители Рима питали надежды на установление независимости от Папы или, по крайней мере, некоторого самоуправления под его управлением. Подобно другим итальянским городам, Рим участвовал в периодических конфликтах со своими соседями. Однако, в отличие от других городов, Рим, будучи основанием Империи, никогда не забывал о своем древнем величии. На волне возрождения римского права в течение XII века римляне стремились восстановить в своем городе то, что, как они представляли, составляло их древнее право самоуправления.

Вопреки противодействию Папы Иннокентия II римляне в 1143 году официально объявили о создании республики и восстановлении сената. Двумя годами позже Евгений III согласился признать этот орган, когда его члены уступили по вопросу принятия папской инвеституры и признания папского агента, префекта, который просто игнорировал революционную республику. Таким образом, как раз тогда, когда Роландо только поступил на папскую службу, отношения между Папой и римской коммуной начали строиться на новом, но неустойчивом основании.

Действительно, незадолго до назначения Роландо эти отношения оказались сильно осложнены в результате действий Арнольда Брешианского. Первоначально реформатор и критик церковных злоупотреблений, Арнольд стал революционным агитатором. За подстрекательство граждан своего родного города против их епископа он был осужден на Латеранском Соборе в 1139 году и изгнан с территорий Италии и Франции. В 1146 году, проведя несколько месяцев в Швейцарии и Богемии, он предстал перед Папой в качестве раскаявшегося грешника. Папа даровал ему прощение и приказал исполнять наложенную епитимью в Риме. Однако в городе Арнольд вновь занялся агитацией. В разгаре революционной ситуации он начал настаивать на полной реставрации древнего римского управления. Арнольд зашел настолько далеко, что потребовал, чтобы Папа и духовенство были лишены своей собственности и какого-либо голоса в политических делах. Последующие волнения заставили Евгения покинуть город, переехав, вначале, в Трастевер (1146 год), а затем во Францию под предлогом консультаций о предстоящем Втором крестовом походе. Двумя годами позже он возвратился в Рим, привезя в свите Роландо, своего нового сотрудника из Пизы.

Папство заботилось не только о реальных делах, но также о политических идеях, особенно, касавшихся отношения духовной власти к мирской в новом возникающем политическом устройстве. Некоторые из этих теорий сохранились от более раннего времени; другие были разработаны в XII веке. В идеологической сфере 1140-е годы скорее явились периодом пересмотра былых представлений, нежели периодом твердых постановлений.

Этот век унаследовал в области религиозно-политической мысли широкие универсальные представления, которые были развиты веком ранее и которые, для их авторов в любом случае, подтверждала та ситуация в мире, какой они ее себе представляли. Средневековое общество пришло к тому состоянию, которое необходимо воспринимать как религиозно-политическое единство, содружество христианских государств. Это содружество создавалось, чтобы быть продолжением богоизбранного государства Израиля, и было посвящено цели вечного спасения для его граждан. В феодальную эпоху это представление получило персонализацию в форме теократической монархии. Император Карл Великий был «викарием Бога», правителем Божьего града на земле (отсюда понятие «политического августинианства»). Таким образом, правитель был королем и священником, rех еt sacerdos, которому иногда позволялось исполнять даже богослужебные функции.

Эта квазирелигиозная концепция королевской власти была широко распространена в Европе, но благодаря своим особым традициям, она затрагивала интересы Империи. Германские правители, которые владели большей частью Италии, были одновременно наследниками франков, прежде всего Карла Великого, и Древнего Рима. Императорская коронация Карла Великого сделала возможной эту связь идей. Реставрация Империи саксонской династией, главным образом в результате действий Оттона III, придавала особое значение римскому элементу. Соответственно, в задачу германских правителей входили стремления к универсализму. К XII веку консолидация других европейских королевств сделала имперский универсализм анахронизмом. Тем не менее остатки этой традиции сохранялись в сочинениях проимперски ориентированных мыслителей, и вместе с этой традицией сохранялось стремление достигнуть, по крайней мере, некоторого превосходства среди правителей того времени. Мера, в которой такие притязания могли влиять на действительную германскую политику, зависела от условий и даже в большей степени – от характера правителя.

С точки зрения мыслителей, настроенных в пользу папства, григорианская реформа и особенно драматическая борьба между Григорием VII и Генрихом IV подорвали позиции светской власти в христианском обществе, но не теократическую идею саму по себе. Таким образом, была подготовлена почва для концепции папской теократии вместо императорской. Это не подразумевает, что папы и епископы должны были подменить светских правителей. Скорее это означало, что под эгидой Папы должно быть создано новое содружество, в котором каждое государство жило бы своей собственной жизнью по собственным законам, в то время как религиозные принципы и каноническое право должны были занять свое место и, фактически, одухотворить все аспекты жизни общества. Цель, поэтому, была духовной, а не ради приобретения власти как таковой. Верховное положение Папы в этом «иерархическом» обществе было чрезвычайно важным, хотя характер политической власти, которой необходимо было наделить его, не был точно определен и являлся предметом споров. Следует помнить, что при обсуждении такого общества современная терминология не может точно сформулировать данную проблему. Едва ли правильно, например, говорить о вмешательстве Церкви в светские дела или vice versa[1 - Наоборот (лат.).]. Вмешательство подразумевает действие какой-то внешней силы, и в контексте раннего периода средневековой истории ни светская сторона, ни духовная не были «внешними». В то время не существовало в современном понимании отдельных институтов «Церкви» и «государства».

В тот период времени, на который пришлось становление карьеры Роландо, позиция Церкви по отношению к мирским делам обсуждалась несколькими авторами-полемистами. Они разработали теорию «двух мечей», основанную на Новом Завете (Лука 22:38; Матф. 26:2). Эти «два меча», как мы полагаем, представляют духовные и светские полномочия, которые оба принадлежат Церкви. Светской властью Церковь пользуется не сама, ею обладают миряне, но только с согласия Церкви. Это подразумевает, что Церковь передает часть своих полномочий мирским властям.

В действительности в Средние века идея папизма не была полностью осуществлена, а в теории она не была полностью теократической. Представление о содружестве правительств под эгидой возрожденного папства не разделялось всеми. Ему противостояли имперские авторы, а также те, кто размышлял о природе королевской власти и для кого идея о псевдосакральном характере последней оставалась обоснованной. Важным для понимания карьеры папы Александра III является тот факт, что в течение его жизни перестановки в европейском обществе, которые были кратко описаны выше, изменили реальное положение Папы и императора в мире. Поэтому необходимо по-новому взглянуть на основания власти понтификов в делах мирян.

Во-первых, не представлялось более возможным рассматривать Империю действительно как представителя всего мира. Столкновение духовной организации с зародышем национальных государств и быстро усиливающимся процессом урбанизации поставило на повестку дня множество новых практических проблем. Во-вторых, в решении отдельных эмпирических проблем наиболее важный вклад внесла новая группа мыслителей, называемых канониками. Какую бы сторону в споре юрист-каноник ни принял, его подход к решению спора отличался от того, который демонстрировал публицист. Каноник мог разрабатывать общие теории, но его обычным полем деятельности была работа с отдельными делами. Он, по всей вероятности, также изучал римское право и поэтому сознавал юридический статус светской власти. Это не означает, что каноники XII века, Грациан и Роландо, имели какие-то сомнения в общем религиозном призвании общества. Скорее каноники изменили основания для дебатов. Если они и не создали обширных концепций, они все-таки внесли важный вклад в определение сферы применения обычной церковной юрисдикции по особым делам. Это достижение, являющееся менее ярким, но не менее важным, чем борьба глобальных теорий, разработанных публицистами, требовало продолжительной, кропотливой работы и внимания к деталям. Более того, оно требовало корректировки с учетом новых и необычных социальных и политических условий. Как каноник Александр III участвовал в этих обсуждениях, а как Папе ему предстояло внести большой вклад в это дело.




Глава II


Кардинал и канцлер





Роландо быстро поднялся по служебной лестнице в течение десятилетней работы в Курии. Папа Евгений III остался доволен его службой и пожаловал ему сначала должность кардинала-диакона в 1150 году, позднее, в 1151 году, кардинала-священника при церкви св. Марка, а 16 мая 1153 года – должность папского канцлера. Эти годы стали решающими не только для папства, они оказались весьма важными для всех государств Средиземноморья. Данный период стал временем принятия важных решений, забвения устоявшихся политических традиций и поиска новых, которые были необходимы, чтобы поспевать за всеми изменениями в отношении светской и церковной власти. Папство оказалось в водовороте светской политики. Кроме того, Папскому Престолу пришлось провести болезненную реорганизацию Церкви, оказавшейся необходимой в условиях становления новых взаимоотношений между Империей, Византией и Сицилией. В Курии оформились две группы: одна благоволила идее сохранения традиционного согласия с Империей, другая настаивала на формировании крепких связей с противником Империи, Сицилией. На заднем плане стояла Византия, все еще стремившаяся играть определенную роль в делах Запада.

Однако уже в течение нескольких лет, а в особенности во время Второго крестового похода, германский император Конрад III постепенно сближался с Мануилом Комнином, императором Византии. Они разделяли общую озабоченность амбициями короля Рожера II Сицилийского, главная цель которого заключалась в расширении своего государства за счет Центральной Италии и переносе границ королевства через Адриатическое море вплоть до греческого побережья. Греки и германцы поспешили заключить нечто вроде оборонительного союза. Со своей стороны Папа Евгений III, по всей видимости, надеялся, что подобный союз может также способствовать восстановлению хороших отношений между латинской и византийской Церквями.

В то же время, он также был взволнован нескрываемыми амбициями самого Мануила Комнина, желавшего восстановить влияние Византии в Южной Италии. Более того, папство настораживало то, что Конрад III, возвратившись из Святой земли, где он потерпел поражение, все меньше желал играть традиционную для германских императоров роль покровителя римской Церкви. Поэтому, когда в апреле 1149 года Рожер Сицилийский предложил Папе в качестве поддержки свои войска, чтобы тот мог вновь вступить в Рим, Евгений III принял эту помощь. Однако восстановление отношений с норманнами явилось лишь кратковременным изменением в папской дипломатии. Отношения с Сицилией вскоре ухудшились, и Папский Престол вернулся к традиционному курсу, направленному на поиск поддержки в Империи. Тем не менее папство постепенно сменило политическую ориентацию, и с этого времени при содействии просицилийской группы, в которую входил Роландо Бандинелли, новый курс сохранялся в Курии наравне с традиционным дипломатическим направлением, поддерживаемым сторонниками Империи. Последние доминировали, однако первые приобрели вес, когда на престол взошел преемник Конрада III, его племянник Фридрих Барбаросса.

Фридрих Барбаросса остается неоднозначной фигурой для историков и в настоящее время. Некоторым он представляется одним из замечательнейших средневековых германских правителей. По мнению других, Фридрих Барбаросса так и не смог стать великим германским королем, так как жаждал быть «Римским» императором. Первоначально историки полагали, что политические решения и действия, проводимые Фридрихом в отношении самой Германии, выгодно отличались от внутренней политики, которую отстаивали его современники, короли Франции и Англии, а затем они были представлены как неверные, недостаточные или чересчур консервативные.

Итальянские авантюры Фридриха также получили неоднозначную оценку. Часто они описывались как продуманные и реалистичные предприятия, и в то же время частью историков были охарактеризованы как величайшая ошибка его правления. Данная книга не ставит цель разрешить подобные вопросы, но их, по крайней мере, необходимо поднять и кратко рассмотреть, поскольку понимание целей и действий Папы Римского Александра III в значительной степени зависит от адекватной оценки политики Фридриха Барбароссы. Чтобы правильно оценивать действия великого императора из рода Гогенштауфенов, необходимо рассмотреть не только его собственное понимание имперских прерогатив, но также все те политические вопросы, которые ему приходилось решать.

Фридрих, как уже было сказано, являлся наследником двух освященных веками политических традиций. Во-первых, он чувствовал себя духовным потомком Карла Великого и франков. Задолго до его собственной коронации, regnum Francorum (королевство франков) стал imperium Teutonicorum (империей тевтонцев), хотя каролингская политическая традиция была сохранена и представлялась весьма выгодной энергичному и активному политику, каким был Фридрих I. Он полагал, что именно ему даровано то самое превосходство над другими европейскими королями, которое одно время было связано с именем Карла Великого. Фридрих считал справедливым установление имперского сюзеренитета над Римом и Северной Италией и восстановление особых прав, которыми ранее обладали франкские и саксонские императоры. Каролингская традиция также сохранила представление об императорской теократии, и христианском правителе как покровителе и защитнике Церкви и Папы Римского, который все еще являлся религиозной фигурой, rex et sacerdos, и в некотором смысле правителем мира.

Во-вторых, заметное влияние на понимание власти Фридрихом Барбароссой оказала римская традиция. Сохранившееся в XII веке римское право стало еще одним краеугольным камнем, упрочившим имперский статус германского короля. Поэтому Фридриха Барбароссу можно считать преемником Константина и Юстиниана в не меньшей степени, чем Карла Великого. Эти идеи, хотя и акцентировали внимание на Божественном происхождении императорской власти, по существу были идеями светскими, мирскими, и поэтому не находились в полной гармонии с псевдорелигиозным характером королевства, который представляла франкская традиция.

Представление Фридриха о собственных обязанностях, а также об обязанностях своих советников не всегда соотносилось с реалиями современной политики. Действительно, некоторые историки видят во Фридрихе практичного и реалистичного правителя, чьи изощренные теории были созданы специально, чтобы оправдать действия, предпринимаемые им в укреплении своей власти. Два подобных мероприятия, проведенные Фридрихом, особенно повлияли на его отношения с римским престолом.

Прежде всего, Фридрих рассматривал вопрос о значительных мерах, направленных на сохранение своего контроля над германской Церковью. Хотя реформа Григория VII оспорила королевское влияние на германский епископат, тесные связи Церкви со светской властью были сохранены. Конкордат, заключенный в 1122 г. в Вормсе (здесь его необходимо рассмотреть), явил собой некоторый компромисс, достигнутый церковной и светской властью, разрешив присутствие императора на выборах епископа. Конечно, Фридрих – и он не был единственным европейским правителем в этом отношении – наблюдал с некоторым опасением за увеличивавшейся властью Папы над германским духовенством, что органично вытекало из самого развития папской монархии и канонического права. Так, Фридрих пошел, например, на то, что в начале своего правления способствовал избранию Вихмана, епископа небольшой епархии в Цайце, на пост архиепископа Магдебургского. Поскольку данная ситуация требовала не только прямого вмешательства в процесс выборов, но и осуществления перевода священнослужителя из одной епархии в другую, действия Фридриха противоречили двум пунктам канонического права. В то время как Папа Евгений III высказал протест самовольному решению Фридриха, его преемник Анастасий IV оказался совершенно бессилен противостоять германскому императору и утвердил его решение.

Позиция Фридриха по отношению к Церкви создала много проблем германским епископам. В большей своей части они сохраняли свою преданность Папе Римскому и, благодаря эффективному папскому управлению, всегда осознавали форму и цели политики Святого Престола, оказываясь в большем подчинении ему сейчас, нежели в прежние времена. С другой стороны, как германцы и аристократы, которые социально и политически были близки своему господину, многие из них поддерживали Фридриха Барбароссу в его достойных, с их точки зрения, планах усиления монархии.

Другой проблемой, в центре которой также оказались вопросы взаимоотношений светской и церковной власти, стал итальянский вопрос. Историки прошлых поколений время от времени подвергали критике итальянскую политику Барбароссы, характеризуя ее как неоправданную и отжившую политику «империализма», как попытку возродить идеал Римской империи, которая, если она вообще когда-либо существовала в том виде, в каком Фридрих представлял ее себе, конечно же не могла быть воссоздана в XII веке. Подобные фантазии, как было доказано, приводили только к пустой трате ценных ресурсов страны, которые могли быть использованы лучше в самом германском государстве. Подобное критическое отношение со стороны исследователей ко многим аспектам политики Фридриха Барбароссы позднее сильно изменилось. Некоторые представители власти в настоящее время рассматривают итальянскую политику Гогенштауфенов как реалистичную, основанную на трезвой оценке условий, сложившихся в Европе в XII веке. В этом подходе также есть правда: Италия могла стать источником солидных доходов и явиться важным элементом в становлении сильного монархического государства к северу от Альп. Кроме того, германский император в своей политике должен был принимать во внимание интересы Византии, Норманнского королевства и Папы, а также североитальянских городов, не говоря уже о необходимом поддержании собственного престижа. Действительно, любой император, даже если он не желал отказываться совершенно от своих интересов в Средиземноморье – что вызвало бы катастрофическую потерю уважения, а также многих ощутимых преимуществ, важных для стабильного развития германского государства в XII веке – мог потерпеть поражение, столкнувшись с этими проблемами. Со своей стороны, такая участь могла ожидать и Папу.

Два дополнительных элемента в имперской политике Фридриха имели особое значение для папства. Во-первых, хотя император не провозглашал притязаний на установление суверенитета над европейскими королевствами, он не желал ограничиваться номинальным доминированием в Северной Италии и Риме. Во-вторых, император поддерживал традицию, на основании которой он должен был играть почетную роль в Церкви в качестве главного защитника Папы Римского. В то время как традиция провозглашала, что император становился таковым, только получая корону из рук Папы Римского, признавая тем самым, что законная светская власть может быть дарована лишь Богом, и, с другой стороны, при одобрении совета князей, Фридрих и определенное число его сторонников не желали следовать такой традиции; Фридрих I полагал, что его власть по существу совершенно независима от Папского Престола и должна быть признана еще до церемонии формальной коронации, которую проводил папа.

Таким был комплекс традиций, теорий и политической практики, которые унаследовал Фридрих и которые затрудняют оценку его деятельности и места в истории. Если в политике, проводившейся Курией, были колебания – и постепенная перегруппировка кардиналов по интересам свидетельствует об этом, – в германской канцелярии также были разные точки зрения на вопрос взаимоотношений светской и церковной властей. Как Империя, так и римский престол являли собой тесную связь с религиозно-политическими традициями, сложившимися в более раннее время, но сейчас они находились в противоречии со складывающимися новыми очертаниями в развитии европейских государств, с которыми они уже не могли гармонировать. Как Империи, так и римскому престолу служили умные и образованные люди, которые со всей очевидностью осознавали появление новых тенденций и сил. Более того, германский император был молод, ему было около 28 лет, когда 4 марта 1152 года германские князья признали его королем. Новый император стал очень энергичным правителем, что потребовало проявления значительной политической ловкости со стороны Курии, задачей которой теперь явилось стремление противостоять его амбициям.

Однако по целому ряду причин Фридрих нуждался в сотрудничестве с Папой в начале своего правления. Папа Евгений, со своей стороны, также желал обсуждать проблемы с избранным императором, не прибегая к взаимным угрозам. Поэтому он отправил свое посольство в Германию, приблизительно из семи кардиналов, в число которых входил Роландо, кардинал-священник церкви св. Марка. По-видимому, это было первое столь важное дипломатическое назначение для кардинала Роландо, и эта поездка к германскому императору стала первым из известных в его биографии путешествий через Альпы. Какую бы роль он ни играл на переговорах с императором, в целом миссия папы удалась, так как в марте 1153 года германский правитель поставил свою подпись под Констанцским конкордатом.

В соответствии с этим договором, избранный император обещал принудить граждан Рима признать папскую власть и подчиниться ей, не подписывать никаких договоров с Королевством Сицилия или с римлянами без согласия папы, не уступать побережье Византии и вторгнуться с военными силами, если последняя нападет на Италию. Как защитник Святого Престола он гарантировал защищать честь Папы и права и привилегии церкви святого Петра, заявив, что готов помочь в возвращении собственности римского престола. Таким образом, Папа Римский получил защиту от сицилийских претензий и римских республиканских устремлений. Более того, страх Папы, опасавшегося возобновления германо-византийского союза, подобного заключенному при Конраде III, который мог нанести папству какой-либо ущерб, также теперь был забыт.

Те уступки, которые сделал римскому престолу Фридрих, были значительными и показали, что он был готов на многое для создания соответствующих условий для сотрудничества с Папой. Со своей стороны Папа также дал императору серьезные обещания. Он согласился короновать Фридриха и поддерживать его императорские права. Он также согласился не отчуждать какую-либо территорию в пользу Византии и противодействовать любому вторжению на его территорию. Любой, кто предпринимал какие-либо действия, направленные против «права и чести» короля, должен был получить предупреждение. Если же преступник продолжал свои незаконные действия, то его наказывали отлучением от Церкви. Хотя формула «право и честь» не была четко определена, в целом она находилась в согласии с существовавшим религиозно-политическим мышлением. Конечно, Констанцский конкордат демонстрирует, что традиционное сотрудничество между Империей и Папским Престолом было не только возможным, но и в значительной степени выгодным для обеих партий, которые были готовы на взаимные уступки, чтобы сохранить соглашение в его первоначальном виде.

Тем временем главные фигуры, которые вершили дела в предыдущие годы, ушли со сцены. Летом 1153 года умерли св. Бернар и Евгений III. Назначение кардинала Роландо на ответственный пост папского канцлера (16 мая 1153 года) стало одним из последних постановлений Евгения III. Его наследниками были избраны сначала Анастасий IV, который находился на римском престоле лишь несколько месяцев, а затем Адриан IV (1154-1159), единственный Папа англосаксонского происхождения. Поэтому, видимо, именно во время правления Адриана IV Роландо занял должность канцлера. Он был одним из самых доверенных лиц и советников Папы. В это время в Палермо Вильгельм I Злой унаследовал трон от своего отца короля Рожера II в феврале 1154 года. Только время показало, что означал для римского престола приход к власти нового сицилийского правителя.

Незадолго до выборов Адриана IV, 4 декабря 1154 года, Фридрих прибыл в Италию и провел в Ронкалье свой первый итальянский съезд. Его целью, помимо определения состояния итальянских дел, являлось получение имперской короны. Хотя Фридрих и рассматривал имперскую власть как независимую от папской санкции, он все еще верил, что необходимо соблюсти обряд коронации, если он желает сохранить свое собственное положение и престиж среди европейских государей. Когда Фридрих Барбаросса приблизился к Риму, его встретили два кардинала, префект города и граф Одо Франджипани, – дипломатическое представительство, отправленное Папой Римским, стремившимся обстоятельно подготовиться к предстоящей встрече. Фридрих встретил их весьма благосклонно и согласился с предложением схватить Арнольда Брешианского, который продолжал причинять значительные беспокойства папе. Вскоре после этого Арнольд был доставлен префекту и казнен через сожжение.

Папа Римский и император встретились вблизи Непи, но не выказали друг другу особой приязни. Фридрих по обычаю должен был держать стремя лошади папы, помогая ему спешиваться, по сути, выполняя обязанности оруженосца (ритуал, известный как оfficium stratoris). Однако Фридрих отказался выполнять данный обычай, сочтя его унизительным для своего достоинства. Германский император вообще чрезвычайно неодобрительно относился к любому действию, которое могло символизировать излишнее почтение к Папе или подразумевать политическую зависимость светского правителя от папства. Адриан, в свою очередь, лишил его обычной чести «поцелуя мира». Через день или два, прошедших во взаимных упреках, в окружении Фридриха возобладали умеренные советники, и король, который не желал откладывать свою коронацию, согласился исполнить традиционную церемонию. Вместе с Папой он отправился на юг, но войти в Рим оказалось весьма трудно. Посольство, отправленное гражданами Рима к Фридриху Барбароссе, просило гарантий безопасности и свободы для города и добавило пожелание, чтобы он признал древнее право римлян определять, кому отдать императорскую корону. Это пожелание король решительно отверг. Кроме того, его отношение к Арнольду Брешианскому ясно продемонстрировало, что он презирал республиканские устремления римлян. Поэтому горожане отказались позволить Фридриху и его людям войти в город. Тем не менее Папа все еще контролировал, благодаря усилиям мужественного кардинала Октавиана, так называемый город Льва, то есть Ватикан и район за Тибром. Таким образом, он имел возможность короновать Фридриха, организовав соответствующую церемонию в соборе св. Петра 18 июня 1155 года. Римляне, рассерженные таким поступком, атаковали город Льва и начали угрожать личной безопасности Папы. Германские войска выбили римлян, но занять сам город оказались не в состоянии. Однако если враждебность граждан Рима не убедила Фридриха Барбароссу, что ему необходимо покинуть Италию, это сделала лихорадка, которая начала выкашивать ряды его солдат. Таким образом, вывод германских войск начался уже в день коронации, сразу после церемонии.

Папа Адриан, в свою очередь, осознал, что сотрудничество с германским императором не было плодотворным. Действительно, его дипломатические усилия не принесли никаких ощутимых результатов. Хотя Арнольд Брешианский был мертв, Рим оставался неумиротворенным и сильно угрожал папской власти. Император, покинув Италию и вернувшись к германским делам, несомненно, задержался бы на своей родине на несколько лет, прежде чем вернуться в Рим. В эти же самые месяцы, однако, события в Южной Италии привлекли его внимание и задали новый политический курс в отношениях с Церковью. Более чем вероятно, что во время этого кризиса кардинал Роландо Бандинелли стал одним из наиболее близких советников папы.

Незадолго до прибытия Фридриха Барбароссы в Рим, король Вильгельм I Сицилийский, опасавшийся заключения соглашения между Гогенштауфенами и папством, решил сблизиться с Папой. Однако, не желая рисковать предстоящими переговорами с германским правителем, Адриан отверг все попытки примирения, предпринятые Вильгельмом. Данное решение вытекало из Констанцского конкордата. Вильгельм, однако, интерпретировал действия Папы как оскорбление. Он сразу же принял жесткие меры против папского посла, находившегося в его королевстве, собрал солдат и начал набеги на пограничные районы папского государства. Папа ответил отлучением короля Сицилии от Церкви.

К счастью для Папы, летом и осенью 1155 года король Вильгельм I переживал трудные времена из-за болезни и восстания, которое разразилось в его собственных владениях. Византийский император, Мануил Комнин, отправил войска на итальянское побережье и быстро установил контроль над большей частью Апулии. Король Сицилии оказался перед угрозой потери большой части своей континентальной территории. Учитывая предложение денежной помощи от Мануила Комнина и назойливые просьбы сицилийских восставших, обращавшихся к Папе, Адриан IV двинулся на юг, чтобы примкнуть к различным врагам Вильгельма, объединившихся против него в единый фронт. К маю 1156 года, однако, Вильгельм I поправил свое здоровье и восстановил силы. В целой серии внезапных маневров он нанес поражение византийцам и подавил нормано-сицилийское восстание. Лишь Папа Римский продолжал стоять на пути полной победы Вильгельма.

Ранее, когда ему угрожало поражение, Вильгельм предложил Папе переговоры в надежде отвратить его от участия во враждебной коалиции, но Адриан IV отверг предложение короля. Сейчас у него не было выбора. Папе пришлось вступить в переговоры, но на этот раз сицилийский король стоял на позициях силы.

Из Беневенто, где он находился, Адриан послал для переговоров несколько своих кардиналов. Очевидно, они были очень нерешительными и, возможно, представляли антисицилийское направление в Курии. Это ставило единственную группу в Курии, которая в течение некоторого времени настаивала на установлении лучших отношений с сицилийской монархией, в оппозицию прогерманской фракции, которая ранее превалировала. Кардинал Роландо входил в первую группу. Он и два других кардинала были отправлены, чтобы вести переговоры с Вильгельмом, но при этом придерживаться инструкций Папы не показывать слабости перед непокорным вассалом, который, к тому же, находился все еще под отлучением. Твердость Папы и желание короля достичь окончательного соглашения облегчили переговорный процесс и 18 июня 1156 года привели к соглашению, которое оказалось весьма важным для обеих партий – договору в Беневенто.

Благодаря достигнутым политическим компромиссам, заключенным в пунктах договора, удалось стабилизировать папско-сицилийскую границу и, таким образом, положить конец постоянным набегам на нее. Со своей стороны, за проявленное почтение подданного (ленника) и выплату ценза Вильгельмом Папа согласился с его правами на всю территорию, принадлежавшую сицилийскому королю. Таким образом, Папа признал Вильгельма в качестве законного правителя над обеими частями его владений с титулом короля, то есть сделал такую уступку, на которую не шли предшествующие папы. Вильгельм, в свою очередь, согласился признать собственный статус папского вассала во всех своих владениях.

Церковные статьи договора провели разграничение между землями Южной Италии и островом Сицилия. В Южной Италии права римской Церкви, в том виде, как они были определены реформами Григория и которые оспаривал король Рожер II: институт легатства, право апелляций и свободные выборы, – получили гарантии, за исключением права проводить Собор в городе, где находился король, без его согласия. В Сицилии, напротив, хотя было достигнуто согласие на проведение свободных канонических выборов епископов, король оставил за собой право отказать в предоставлении своего согласия кандидатам, названным духовенством. «Официальная» Церковь, следовательно, в Сицилии была сохранена. Поэтому также апелляции к Риму и отправление легатов были возможны только с королевского согласия. Прежде чем Адриан покинул юг, договор был ратифицирован. Вильгельм принес оммаж и получил папскую инвеституру. Его отлучение от Церкви было снято.

Договор в Беневенто стабилизировал отношения между папством и норманнским королевством и принес мир в Южную Италию. Он также был заключен с той целью, чтобы косвенно исключить германское вторжение в королевство и усилить позиции Папы в Центральной Италии. Хотя Папа не стремился к открытому разрыву с Империей, договор оказался, в действительности, неприятным подарком для германского правителя, который рассматривал его как нарушение прежних соглашений, подписанных Папой в Констанцском конкордате. Более того, церковные уступки, дарованные Сицилии, превосходили те, что Курия рассматривала как допустимые для Империи или любого другого европейского королевства. Неудивительно поэтому, что отношение Фридриха I к папству весьма ощутимо охладело.

Тем не менее немедленного разрыва в отношениях между Папой и германским императором не последовало. Очевидно, Адриан хотел избежать подобных проблем. Со своей стороны, Фридрих все еще находился под влиянием опытных и предусмотрительных людей такого масштаба, как Вибальд из Корвея и Оттон Фрейзингенский. Они были образованными и компетентными церковниками, сохранявшими лояльность как Папе, так и императору, и стремившимися к тому, чтобы традиционные связи с папством были сохранены. Но постепенно более осторожные советники Фридриха уступили место новым людям императора, среди которых наиболее значительной фигурой стал канцлер Рейнальд Дассельский. В течение последних лет жизни Папы Адриана IV, когда возникли неприятные разногласия между императором и папством в результате целой серии небольших инцидентов, поставивших под угрозу лояльные отношения между ними, Фридрих постепенно переходил от умеренных позиций до открытой враждебности в отношениях с папством.

Во всех этих политических поворотах кардинал Роландо, как папский канцлер, был очень близок к Адриану IV и, без сомнения, имел возможность оказывать на него влияние. Однако только в описании одного события, знаменитого инцидента в Безансоне, его фигура проступает наиболее отчетливо. Хотя и здесь мы не можем абсолютно точно определить его роль, что вполне объяснимо. Роландо оказал решающее влияние на ход самой встречи, которая стала cause celebre (знаменитым делом) в истории папско-имперских отношений.

Разбойничающий сеньор из Бургундии захватил архиепископа Эскиля из Лунда, когда тот проезжал через его территорию, возвращаясь после своего аd limina[2 - Визит к гробнице св. Петра, т. е. к Святому Престолу.] в Рим. Фридрих не считал необходимым выполнять свои непосредственные обязанности императора и призвать преступника к ответу. Иными словами, император не смог выполнить свои обязательства по защите Церкви. В начале 1157 года Адриан написал аббату Вибальду с просьбой посмотреть, чем тот мог бы помочь в данной ситуации. Когда из усилий Вибальда склонить императора к действиям ничего не вышло, Адриан выслал официальную делегацию, состоящую из кардинала-канцлера Роландо и кардинала Бернарда, чтобы выразить свой протест. Между тем посланники Папы везли с собой письма, уполномочивающие их совершать официальный осмотр некоторых германских церковных хозяйств. Папа рассматривал эту миссию как весьма важную и в качестве посланника выбрал своего канцлера, занимающего высокий пост в Курии и обычно не исполняющего такие поручения.

Папские легаты прибыли ко двору императора, созвавшего съезд в Безансоне, в Бургундии, в октябре 1157 года. Фридрих дал им аудиенцию, во время которой кардинал Роландо зачитал письмо от Папы. По всей вероятности, сам Роландо, будучи канцлером, и составил данное письмо. Оно начиналось с извещения императора о том, что Курия рассматривала дело Эскиля как очень серьезное. Затем, возможно чтобы предвосхитить критику договора в Беневенто, Папа напомнил императору о необходимости тщательного выполнения всех своих обязательств, данных им во время коронации в Риме, и добавил, что императорская корона приобретала честь только после признания ее Церковью. В конце письма Роландо представил огромные преимущества, которые могли извлечь обе стороны при полном сотрудничестве императора с Церковью.

Чтобы обозначить эти преимущества, в письме стояло слово beneficia, классическое выражение пользы или выгоды; термин, введенный латинистами Курии. Однако современное использование этого слова несло новый смысл, подразумевая феодальный термин «fief» (фьеф, лен). Рейнальд Дассельский, который устно переводил письмо папы, пока легаты его зачитывали, предпочел использовать немецкое слово «Lehen» или «лен» вместо «бенефиций». Это могла быть сознательная провокация с его стороны, с целью представить в худшем свете легатов перед заседавшими магнатами.

Какими бы ни были намерения кардинала Роландо или Рейнальда Дассельского, письмо вызвало горячую дискуссию. Хотел ли Папа рассматривать Империю в качестве лена, дарованного императору папством? В один из напряженных моментов некий кардинал, возможно им являлся сам Роландо, выпалил: «Кто тогда даровал императору право управлять империей, если не святейший Папа?». На это Оттон, пфальцграф Баварии, стойкий защитник прав императора, вытащил свой меч. Барбаросса лично удержал его и предотвратил кровопролитие, но сам был сильно обозлен. Он настоял на том, чтобы легаты немедленно вернулись в Рим. Более того, несмотря на то что их должны были надлежащим образом сопровождать, им было запрещено останавливаться на своем пути в какой-либо церковной епархии Германии, хотя Папа инструктировал их это сделать. По-видимому, император стремился избежать любой возможности с их стороны попытаться жаловаться или получить оправдание своего поведения в глазах германского духовенства. Но одновременно с этим он также запретил официальное посещение легатами германской Церкви.

После отъезда легатов император отправил важное письмо германским епископам, которое они позже переслали Папе. Дело Эскиля было обойдено молчанием и забыто, так как император сконцентрировался на оскорблении своей верховной власти со стороны папских легатов в Безансоне. Он заявил, что готов оказать Папе честь, положенную ему, но в то же время красноречиво отказался признать какую бы то ни было зависимость своей власти от папства, которую предполагала доктрина двух мечей или, в интерпретации легатов, слово «бенефиций». Он получил свой трон в силу избрания князьями и от «единого Бога». Далее, Фридрих сожалел о заключении договора в Беневенто и утверждал, что верительные грамоты легатов представляли потенциальную угрозу свободе германских церквей.

Когда легаты прибыли в Рим, они выступили с докладом перед Папой и кардиналами. Реакция на их доклад не была сочувствующей. Некоторые кардиналы возмутились поведением императора, но другие посчитали, что легаты совершили промах. Ситуация представляется довольно ясной: кардинал Роландо потерпел поражение в своей миссии, в результате которого папская дипломатия также потерпела жестокую неудачу. Папа Адриан IV не желал обвинять своих легатов, но, с другой стороны, также решительно был настроен избежать полного разрыва отношений с Фридрихом. Поэтому Папа направил письмо германскому духовенству. Он настаивал на том, что инцидент в Безансоне был намеренно спровоцирован. Он обратился к епископам призвать императора, до настоящего времени всегда верного сына Церкви, выполнять свой долг и убедить его принять меры в отношении Рейнальда и Оттона. Очевидно, папа пытался предложить императору возможный выход из данной ситуации, перекладывая всю вину за неправильное истолкование его слов на «плохих советников».

Германские епископы, оказавшиеся в центре разногласий, к появлению которых они не имели никакого отношения, были неподдельно напуганы. В целом они разделяли новые реформистские тенденции и были лояльны Папе, но они также были благосклонно расположены по отношению к своему императору и не считали себя обязанными защищать спорное заявление, облеченное в форму двусмысленного языка. Поэтому они написали Папе, отправив ему копию письма императора, которое тот им прислал. Объясняя собственную позицию, германские епископы отвергли требования легатов, так как не слышали о них до настоящего времени, защищали Рейнальда от обвинения во враждебности к папству и настаивали на примирении.

Адриан вполне мог быть разочарован ответом германских епископов, и, конечно, опасался возможной перспективы организации второй имперской экспедиции в Италию. По-видимому, он понимал, что его легаты нарушили границы дипломатического этикета. В любом случае, Папа решил последовать совету епископов послать другую дипломатическую миссию совершенно иного характера. В Аугсбурге легаты встретились с Фридрихом, настроенным на примирение, и сами продемонстрировали большую дипломатичность, чем их предшественники. Они приветствовали германского короля титулом императора и господина города и мира, что сразу же создало благоприятное впечатление. На этой встрече переводчиком письма Папы выступил епископ-историк Оттон Фрейзингенский, умеренный человек, ратовавший за плодотворное сотрудничество между Папой и императором. Адриан в своем письме опротестовал обращение к императору со стороны своих прежних легатов и снова выразил неприятие к тем мерам, которые, по слухам, обдумывались императором для предотвращения аd limina епископов в Рим. По вопросу бенефиция Папа объяснил, что само слово было употреблено им в его классическом значении «польза», «выгода». Император остался доволен подобными объяснениями, и мир был восстановлен.

Означало ли это для папства отступление? Инцидент в Безансоне широко обсуждался в науке. Как и другой, более впечатляющий эпизод истории папско-германских отношений, произошедший в Каноссе, он, казалось, представлял критическую точку в многолетней средневековой борьбе между духовной и светской властью. И, подобно событию в Каноссе, его значение, возможно, было преувеличено или, по крайней мере, неправильно воспринято историками. Прежде всего, совершенно ясно одно. Хотя слово «бенефиций» использовалось в его римском значении пользы, выгоды, кажется вероятным, что и Папа, и канцлер понимали, что позиция Фридриха подтверждала давнюю традицию зависимости имперской власти от папства, при этом власть императора не выступала в качестве лена, но объявлялась Божественно установленным институтом, и происходила не прямо от Бога, а через Папу. Символ правления, корона, даровалась императору земным наместником Бога, Папой, что представлялось великим благом или расположением. Ответ Адриана императору, таким образом, нельзя считать отступлением, скорее он свидетельствовал о подтверждении сложившихся отношений между светской властью и папством.

Если рассматривать роль Роландо в этом инциденте, то, несомненно, он вынес из него определенный опыт. В более зрелые годы, будучи Папой, он уже никогда не применял тот язык, что использовался в Безансоне. Наоборот, он, видимо, всецело посвятил себя достижению более ограниченной цели – добиться гарантий полной свободы действий для Церкви в ее собственной сфере влияния. Как показали дальнейшие события, произошедшие во время его правления, согласие по вопросу о границах этой сферы в XII веке не было достигнуто.

Хотя значение инцидента в Безансоне в области политико-религиозной доктрины не представляется до конца ясным, данный эпизод сделал явственными существующие разногласия между Фридрихом, его канцелярией, которую возглавил Рейнальд Дассельский, и доминирующей группой в Курии. Тот факт, что Папа уступил, несомненно по веским дипломатическим причинам, Сицилии, не повлиял на отношение с Империей. Размолвка папы и Империи, таким образом, оказалась еще более значительной. Вследствие этого, пронорманнская ориентация папства не была изменена. Курия осталась разделенной на две группы, но большинство кардиналов теперь поддерживало новый политический курс.

Тем временем Фридрих Барбаросса вновь пересек Альпы. Однако цель его второго перехода была на этот раз более конкретной. Император стремился лишь умиротворить Ломбардию, но не пересекать Апеннины. На съезде, проведенном в Ронкалье (ноябрь 1158 года), вскоре после стремительного и решительного укрощения Милана, четверо докторов университета Болоньи представили точную формулировку королевских прав и привилегий Фридриха. Хотя профессора римского права и цитирование некоторых строк, например «quidquid principi placuit legis habet vigorem» (все, что угодно правителю, имеет силу закона), способствовали приданию определенной римской атмосферы данному разбирательству, то, что здесь произошло на самом деле, было более конкретным и утилитарным: в Ронкалье была определена действительная королевская власть, как финансовая, так и политическая, основанная на тех прерогативах, которыми когда-то обладали франки и Оттон Великий. Император также заявил об определенных королевских правах, в частности о налоге, известном как fodrum (первоначально предусматривающий обеспечение армии провизией и фуражом), который собирали на территории папства.

Весьма обеспокоенный имперскими притязаниями на папскую территорию, Адриан отправил другое посольство к императору, когда тот председательствовал на съезде в Болонье (апрель 1159 года). Его легаты, кардиналы Октавиан и Вильгельм, должны были опротестовать ряд определенных пунктов, заявленных в Ронкалье. Ответ императора, со своей стороны, также был показательным, например, Фридрих высказал мнение, что носил бы титул императора напрасно, если бы не обладал юрисдикцией и королевскими правами над Римом.

Все данные события укрепили антигерманскую и просицилийскую ориентацию в папской дипломатии, что стало очевидным в течение последующих восемнадцати месяцев. В 1158 году, благодаря посредничеству Папы, между Вильгельмом Сицилийским и Мануилом Комнином было заключено тридцатилетнее перемирие. Весной или ранним летом следующего года Адриан послал Вильгельму знамя св. Петра в качестве символа их союза, которое, возможно, было доставлено ему канцлером Роландо. В июне 1159 года Курия перенесла свою резиденцию в Ананьи – недалеко от южных границ папских земель.

Тем временем предварительные переговоры, которые Папа вел с ломбардскими городами, только добавили недоверия в отношения между папством и Империей. В августе 1159 года, пока император все еще осаждал Кремону, союзницу Милана, из самого Милана, а также из Пьяченцы и Брешии к Папе прибыли послы просить его подтвердить свою верность Лиге. Города согласились не вступать в договор с императором без согласия Папы или его преемников, и, очевидно, Адриан обещал отлучить от Церкви Фридриха Барбароссу через сорок дней, если тот будет и дальше творить зло в отношении данных городов.

Одновременно с этими событиями император стал продвигаться вглубь, чтобы укрепить свое влияние в Центральной Италии. Той же весной 1159 года посольство римских граждан достигло его лагеря у Кремы, очевидно, в надежде вновь начать переговоры, которые император отверг в 1155 году. Хотя между ними не было достигнуто соглашение, император отправил послов обратно с дарами и в сопровождении Оттона Виттельсбаха и Гвидо из Бьяндрате, которые должны были выступать в качестве постоянных имперских послов в Риме. Таким образом, император установил некоторую прямую связь с его гражданами. Более того, в мае 1159 года, очевидно чтобы улучшить свои позиции в Курии, он даровал графство Терни – владения на территории папских земель – кардиналу Октавиану и его семье. Именно во время этих маневров 1 сентября 1159 года скончался папа Адриан IV.

На время смерти Адриана Курия была разделена. Группа кардиналов, все еще влиятельная, но не большая, осталась благожелательно настроенной к императору. Лидером этой группы был Октавиан. Однако большинство кардиналов сейчас поддерживало новую сицилийскую ориентацию. Роландо был наиболее выдающейся фигурой среди них. Адриан, проявляя объяснимое колебание при таком разделении, по-видимому, в основном следовал все-таки новому политическому курсу. По мнению Курии, это не означало забвения Констанцского конкордата, однако явилось новым и отчасти дерзким шагом, который должен был противостоять имперскому давлению, как церковному, так и политическому. Это, без сомнения, только усилило разделение в Курии.

В 1159 году, в канун своего избрания на Святой Престол, Роландо был одним из выдающихся кардиналов в Курии. Те достижения, которые привели его к столь высокому положению, проистекали из его учености и также того опыта, который он приобрел, будучи преподавателем и юристом. В истории развития политических институтов эти качества обычно не способствуют становлению успешного администратора. Людям подобного типа иногда недостает способности действовать решительно, поскольку их обучают смотреть на вопрос с разных позиций. Время правления Александра представляет нам некоторые такие примеры. Но Роландо обладал значительным опытом в административных делах и папской дипломатии, и едва ли можно поверить, что Адриан выдвинул бы и поддержал канцлера, в человеческих качествах которого он не был уверен. Также очевидно, что к Роландо благожелательно относилось большинство кардиналов.

При более благоприятных обстоятельствах те достижения, которые должны были ознаменовать последние годы понтификата Александра, Третий Латеранский Собор 1179 года и реформа Церкви, могли появиться и ранее, а административные способности, которые он проявил в конце правления, принести даже больше плодов. Но этому не суждено было случиться. Выборы нового Папы, когда впервые ученый-юрист занял Престол святого Петра, были оспорены и привели к возникновению схизмы, которая длилась восемнадцать лет. Шесть из них (1164-1170) омрачались разногласиями между Томасом Бекетом и Генрихом II в Англии. Только после 1170 года Александр получил возможность заботиться о делах Церкви в спокойной обстановке, что он и должен был делать, будучи Папой.

Правление Александра до 1170 года, таким образом, было временем разногласий. Именно этот период и будет рассматриваться в следующей главе.




Глава III


Оспоренные выборы и истоки схизмы





Для тех историков, которые рассматривают время правления Папы Александра III, прежде всего, с точки зрения дипломатического значения, важнейшим фактом его карьеры, событием, которое предопределило весь политический курс в период его понтификата, признается схизма, поддержанная германским императором, которая продержалась восемнадцать лет. В соответствии с этой интерпретацией, в течение данного периода времени если и возникала какая-либо другая проблема, она не могла быть столь же значительной и должна была рассматриваться в свете того, каким образом могла повлиять на исходный результат великого противостояния. Так как, пока Александр мог доказать свое право на Папский Престол, каждое его действие было продиктовано необходимостью отстаивать свою позицию в условиях схизмы и поэтому представляло некоторую степень неопределенности.

Огромное влияние схизмы на политику этого времени нельзя отрицать. Она серьезно ограничила, например, возможность Папы действовать свободно в урегулировании разногласия между английским королем Генрихом II и английским архиепископом Томасом Бекетом. Она затрудняла нормальное церковное развитие на имперской территории. Тем не менее удивительно, что, несмотря на периоды кризиса, приведшего к тому, что многие годы Папа провел вне Рима, папская Курия продолжала функционировать, если не всегда и не везде не встречая затруднений, то, по крайней мере, с удивительной регулярностью. Например, важный церковный Собор был проведен в Туре, пока Папа находился в изгнании во Франции. Обычная папская переписка, большая часть которой поднимала мелкие вопросы канонического права и церковного управления, фактически не прерывалась, по крайней мере на той территории, которая не находилась под юрисдикцией императора. Поэтому, рассматривая длительный период схизмы, важно не оставлять без внимания менее драматические аспекты периода понтификата Александра.

Схизма появилась в результате оспоренных выборов Папы, проводившихся в 1159 году. Чтобы понять суть данных выборов, важно обратиться к рассмотрению определенных событий, произошедших в последние дни жизни Адриана IV, так же как и тех условий, в которых выборы проходили. Когда Адриан уехал в Ананьи, Октавиан и проимперски настроенные кардиналы мужественно перенесли зной и жару и остались в городе. Необходимо отметить, что Октавиан являлся потомком древнего аристократического римского рода и был связан с известнейшими семьями Шампани, Прованса и Баварии. Как кардинал-священник церкви св. Цецилии, он стал весьма уважаемым членом Курии и в дипломатии добился равного успеха со своим соперником, Роландо. Октавиан безоговорочно поддерживал тесные отношения с германским императором, полагая их наиболее продуманной политикой Курии. С этой точки зрения, установившиеся традиции в политическом курсе Курии были на его стороне, и, как мы отмечали, Барбаросса вознаградил семью своего верного сторонника.

Также напомним, что в это время имперские посланники проводили переговоры с римскими гражданами и стремились закрепиться в городе. Хотя мы не обладаем данными, чтобы проследить деятельность светского агента императора в Риме, графа Оттона Виттельсбаха, и поэтому не можем доказать его прямое вмешательство в выборы Папы, представляется весьма вероятным, что граф Оттон был в контакте с Октавианом.

Тем временем в Ананьи Роландо и кардиналы, защищавшие просицилийскую ориентацию в папской дипломатии, заключили со своими оппонентами предвыборное соглашение не избирать никого не из их числа. Кроме того, они также решили, что если провести выборы оказывалось невозможно, то они уходили из коллегии и по необходимости откладывали выборы, пока не находили подходящего кандидата. Какими бы ни были в действительности обвинения папской политики, очевидно, что в своих конкретных делах Курия в течение последних дней жизни Адриана IV была очень сильно разделена.

Если рассматривать сами выборы, то заслуживают внимания два факта. Во-первых, необходимо напомнить, что в 1130 году, едва ли с этого времени успело смениться даже поколение, двойные выборы произвели схизму, которая привнесла сумятицу и беспорядок в христианский мир на несколько лет. Память об этом событии, несомненно, прибавила напряжения к общей обеспокоенности в 1159 году. Во-вторых, несмотря на развитие канонического права, точная процедура выборов Папы еще пока не была установлена. Не было, например, достигнуто соглашения по поводу необходимого количества голосов, чтобы считать выборы состоявшимися. Указ 1059 года допускал к выборам только кардиналов-епископов, стремившихся произвести выборы анонимно. С этого времени кардиналы-священники и кардиналы-диаконы стали обладать правом голоса, а каноническое право развивалось в направлении предпочтения позиции большинства в процессе выборов папы, хотя установившаяся традиция, о которой заявил столь великий человек, каким являлся святой Бернар в период схизмы 1130 года, отдавала предпочтение sanior pars[3 - Более мудрая часть (лат.).] более чем major pars[4 - Большая часть (лат.).], ставя во главу угла «мудрых», нежели более многочисленную группу кардиналов, обладающих правом голоса. В соответствии с данным принципом количество голосов, которые получал кандидат, имело меньшее значение, чем подготовка, духовная или иная, кардиналов-выборщиков. Естественно, что не существовало объективного стандарта для определения заслуг кардиналов, которые принимали участие в выборах.

Конклав состоялся 4 сентября 1159 года в соборе святого Петра. Кроме кардиналов, которых насчитывалось около тридцати человек, на нем присутствовали, хотя и стояли несколько особняком, римские сенаторы, а также собрание каноников и большое количество римского духовенства. Избирательная кампания была, поэтому, немного открыта для публики. Кардинал Бернард, новый фаворит прежнего Папы, вскоре снял свою кандидатуру, и после трех дней обсуждения стало очевидным, что большинство кардиналов благоволило Роландо. Письмо с объяснениями о выборах, написанное впоследствии императору, было подписано двадцатью двумя кардиналами. В это число, видимо, входили некоторые кардиналы, которые остались после того, как выборы были закончены. Хотя Октавиан мог, с одной стороны, получить семь или даже девять голосов, сходное письмо, представляющее оправдывающие обстоятельства и написанное его приверженцами, подписали только пять человек. В действительности оказывается невозможным осуществить точный подсчет голосов.

Хотя большинство голосов, которое получил Роландо, было очевидным, среди кардиналов отсутствовало согласие об итогах выборов. Роландо сначала сомневался, принимать ли в них участие – как из чувства осторожности так и, возможно, потому, что он чувствовал себя связанным предвыборным к соглашением. Его сторонники убедили Роландо провести традиционную церемонию инвеституры.

Инвеститура оказалась критической точкой в данном деле. В то время как те, кто поддерживал Роландо, приготовились одеть его в папскую мантию, Октавиан вырвал ее у них из рук и попытался надеть на себя. Запутанное и в некотором роде забавное происшествие, которое последовало за этим, не без удовольствия было описано кардиналом Бозоном:

«На Роландо тогда, несмотря на его попытку бегства, его извинения, отказы и другие признаки сопротивления, епископ Остии и епископы из Алъбано, Порто и Сабины, с другими кардиналами-священниками и диаконами, следуя древнему ритуалу Церкви, надели папскую мантию с помощью высших диаконов. Господь одобрил их действия. Но Октавиан, который долго стремился к папскому престолу, увидел, что оказался, таким образом, обманут в своих надеждах. Как одержимый, он бросился в страшной ярости, жестоко разорвал мантию на шее Александра и попытался похитить ее среди наступившей суматохи. Один из присутствовавших сенаторов увидел этот трусливый поступок; оскорбленный, он смело выступил перед сумасшедшим и выхватил мантию из его рук.

Жестоко разочарованный, Октавиан взглянул на своего капеллана, который был заранее проинструктирован и подготовлен для такого случая. Неистово крича, он подал знак капелла- ну быстро передать ему другую мантию, которую тот принес с собой. Капеллан передал ее ему тотчас же, и Октавиан снял кардинальскую шапку, нагнул голову и с помощью своего капеллана и других священников – к стыду своему! – нагло надел мантию на себя; в этот момент ни один из кардиналов не находился близко к нему. Но вмешалась Божественная Справедливость к великой радости всех, кто присутствовал во время этой сцены: он надел ее задом наперед! Когда Октавиан в ярости пытался поправить эту нелепую ситуацию, он не мог найти капюшон мантии; почти вне себя от расстройства он подтянул нижние края мантии к плечам, насколько мог. Из этого стало ясно, что, только поскольку он был вне себя, а в намерениях своих упрям, его мантия была одета наизнанку, что в то же время являлось доказательством его проклятия».

Октавиан, тем не менее, в конце концов добился успеха в надевании мантии. Он подошел к алтарю, за ним последовали каноники собора святого Петра и представил себя созванному духовенству. Когда он произнес Те Deum[5 - Тебя, Бога, хвалим (лат.).], толпа, находившаяся вне храма, сломала двери и ворвалась в собор, при этом многие люди размахивали мечами. Растерянным сторонникам Роландо не оставалось ничего другого, как только бежать, чтобы спасти свою жизнь. Они нашли убежище в башне, соединенной с собором, в котором оставались восемь дней, фактически осажденные и отрезанные от любой помощи.

Временное отступление большинства было интерпретировано как отречение. Соответственно, Октавиан был торжественно возведен на престол под именем Виктора IV и толпа приветствовала его и сопроводила к дворцу. Однако он еще не был коронован Папой, как было необходимо, одним из своих кардиналов-епископов.

Через несколько дней после выборов мнение, составившееся в Риме, некоторое время было в пользу Роландо. Именно тогда Одо Франджипани, хотя он и происходил из семьи, которая обычно поддерживала императора, с помощью большой группы людей сумел вызволить Роландо из его убежища. Тот был доставлен в Чистерну, где наконец принял мантию, которую с него сорвали столь бесцеремонно. В Нинфе 20 сентября в присутствии значительного числа церковных и гражданских аристократов кардинал-епископ Убальдо из Остии короновал Роландо, и он официально принял имя Александра III.

Александр тотчас же призвал Октавиана и его последователей подчиниться его власти в течение восьми дней под угрозой жестокого наказания. Поскольку его призыв был оставлен без внимания, он официально отлучил их от Церкви 27 сентября из Террачины, где устроил свою резиденцию. Октавиан, однако, не хотел уступать, и 4 октября в монастыре Фарфы кардинал-священник Имар из Тускула, бывший приверженец Александра, короновал его как Папу под именем Виктора IV. Александр ответил на это, объявив приказ, запрещающий подчинение схизматикам и провозглашая законность своего правления с точки зрения событий сентября, которые он подробно изложил. Действуя в том же направлении, он спешно разослал письма представительному духовенству и знатным светским лицам по всему христианскому миру, включая своих бывших коллег в Болонье. Виктор сделал то же самое, но в меньшем масштабе.

Вскоре стало ясно, что роль императора в этом деле могла быть решающей. Традиция предполагала его вмешательство, и некоторые современники полагали, что он имел право и долг выступать в качестве арбитра. В аналогичных обстоятельствах как раз за тридцать лет до этого, возвышающаяся над всеми фигура Бернара Клервоского, признанного духовным оратором христианского мира, была призвана, чтобы рассудить спор между Папой Иннокентием II и антипапой Анаклетом II. Теперь у Церкви не было подобного выдающегося деятеля. Более того, с практической точки зрения, действительную политическую и военную силу, которой обладал Фридрих Барбаросса на севере Италии в это время, нельзя было отрицать. Поэтому каждая сторона обратилась к императору. Кардиналы Александра писали, убеждая его в своей лояльности, и просили его участия в замирении Церкви любыми средствами, которые казались наиболее рациональными для решения вопроса о схизме. Кардиналы Виктора также послали императору меморандум, объясняющий их позицию и настаивающий на его вторжении, которое тот был обязан осуществить, выполняя свой долг императора.

Официально Фридрих сначала занял нейтральную позицию и разослал циркуляры различным церковным деятелям и светским правителям, в которых провозглашалась идея необходимости предотвратить любые действия до вынесения решения, которое могло быть достигнуто всеобщим согласием. Тогда, следуя консультациям, проведенным с аббатами Клерво и Сито и с небольшим собранием германского и итальянского духовенства и князей, он пригласил правителей и прелатов Франции, Англии, Дании, Испанского полуострова и Венгрии на Собор, который должен был состояться в Павии в начале 1160 года. Император особенно стремился склонить на свою сторону Людовика VII и Генриха II.

Затем приглашения были доставлены двум оппонентам. Имперские посланники, епископ Даниил из Праги и Герман Верденский, которые ожидали Александра в Ананьи, обратились к нему со словами «канцлер Роландо» и передали письмо от императора, в котором он выступал как защитник Церкви, выполняющий свой долг, который обязывал его предпринять необходимые меры в кризисной ситуации. В то же время Виктора, по крайней мере так обратились к нему имперские советники, приветствовали как Папу.

Хотя Виктор с готовностью принял приглашение, оно поставило Александра и лояльных ему кардиналов перед дилеммой. Они со всей полнотой осознавали силу императора и не испытывали желания жестко противостоять предложенному им плану, который, как казалось, стремился решить вопрос беспристрастно. Тем не менее принять приглашение представлялось невозможным каждому, кто был твердо убежден в канонической законности избрания Александра. Поэтому они выразили свою готовность описать в докладе со всеми подробностями события прошлого сентября и, если императора это не убедит, созвать Собор в Риме, чтобы подтвердить то, что произошло, и внести необходимые корректировки в процедуру. В официальном сообщении, составленном немного позднее, они указали на незаконность Собора, созванного императором. Что касается Александра, то он также предложил предъявить на рассмотрение подробнейшее объяснение своей позиции, но твердо отказался признать Собор, если тот не был созван или, по крайней мере, не был разрешен им самим как Папой и на который он сам был приглашен, словно находился под юрисдикцией императора.

Собор не начал свою работу 5 февраля 1160 года. Фридрих хотел, чтобы присутствовали его магнаты и отложил начало открытия Собора до успешного завершения осады Кремы (январь 1160 года). Въезд императора в Павию был триумфальным, а ее граждане радушно приветствовали его. В своей вступительной речи император, ссылаясь на Константина, Феодосия, Юстиниана и Карла Великого, утвердил свое право созывать Собор. Затем, допуская, что священнослужители должны судить свободно, он удалился. Таким образом, император создал, по крайней мере, впечатление, что не будет оказывать никакого политического давления на собравшихся.

Однако в действительности Собор в Павии не был широким представительным собранием. На нем присутствовали пятьдесят епископов, главным образом из Германии, Бургундии и Италии, а также несколько прелатов из Англии и Франции. Более того, на Соборе отсутствовали весьма заметные личности, и среди них, например, архиепископы Лиона, Безансона, Вьенна и Арля. Эберхард, архиепископ Зальцбурга, которого император высоко ценил и которому по своему положению суждено было стать стойким защитником и покровителем Александра в Империи, послал вместо себя своего представителя. Гиллин Трирский и вовсе не приехал. На Соборе также присутствовали светские посланники из нескольких государств, но они, очевидно, предпочли занимать нейтральную позицию.

Таким образом, совершенно неудивительно, что в обсуждении проблемы схизмы, которое состоялось на Соборе, акцент был сделан на различных ее аспектах, благоприятных для Виктора. Спор о sanior pars был возобновлен. Хотя не ясно, в какой степени получила рассмотрение позиция Александра, если она рассматривалась вовсе, некоторые делегаты протестовали, хотя как-то неуверенно, против вынесения решения in absentia[6 - При отсутствии (лат.).]. Многие епископы, особенно те, кто приехал из Италии, заявили о желании обсудить проблему на подлинном Вселенском Соборе. Вильгельм из Павии, официальный представитель Александра, по-видимому, не смог или ему не дали возможности использовать все свое красноречие, чтобы защитить дело своего господина.

Таким образом, 10 февраля Собор в Павии объявил Виктора IV полноправным Папой. Публичное заявление было сделано в циркуляре, и оба, Виктор и император, отправили посольства в Англию и Францию. На следующий день Фридрих сопровождал Виктора в кафедральный собор, в котором он выразил почтение новому папе и без колебаний поддерживал стремя его лошади. Александр и его приверженцы были объявлены отлученными от Церкви. Гражданам Милана и королю Вильгельму Сицилийскому были отправлены предупреждения воздержаться от поддержки кардинала Роландо. Александр вскоре (24 марта 1160 года) ответил на решения Собора, наложив анафему на императора, графа Оттона Виттельсбаха и многих других и освободив подданных императора от выполнения своей клятвы вассальной зависимости. Таким образом, западный христианский мир снова оказался расколотым, хотя со времени последней схизмы едва ли успело смениться даже поколение.

Оба претендента оказались озабочены вопросом отношения различных европейских государств к схизме, однако Александр имел одно большое преимущество над своим соперником, которое могло помочь ему установить хорошие отношения с ними. Александра поддержало большинство кардиналов, что гарантировало преемственность в ведении церковных дел. Среди его сторонников были опытные люди, и некоторые из кардиналов были призваны доказать свою позицию, выступая в качестве папских легатов. С государствами Европы, чьи правители быстро пришли к осознанию, что они должны иметь дело только с представителями легитимной папской власти, были сохранены все связи.

Определить политический курс, которым бы следовали два сильных западных государства, Франция и Англия, выступал для папской Курии вопросом первой необходимости. Генрих II, король Англии, казался расположен в пользу Александра, но не был готов объявить об этом немедленно. Более того, он возмутился решениями, принятыми священниками без его разрешения. Архиепископ из Руана и епископ из Ле-Мана, например, были проинструктированы так, чтобы оказать поддержку Александру до переговоров с ним. Английские епископы, которые, за одним или двумя исключениями, придерживались того же мнения, сначала избегали официального заявления. Однако, когда английские епископы наконец собрались в Лондоне в июне 1160 года, они выразили поддержку Александру, так же поступили епископы континентальных владений Плантагенетов на своем Соборе в Нёфмарше.

Александр написал духовенству Франции и получил подтверждение его лояльности, что оказало ему большую поддержку. Твердая поддержка французских цистерцианцев была для Александра особенно значимой. Среди сторонников Александра также были определенные личности, чье влияние можно считать значительным и которые часто лично знали друг друга или Александра. Выдающимся среди них был прославленный ученый и священник Иоанн Солсберийский, который, хотя и не являлся французом, провел много времени во в Франции. Еще ранее он жил в Риме; Иоанн Солсберийский стал одним из основных участников небольшого, но важного эпизода папской истории. Позднее он оказался связан с Томасом Бекетом. В своих письмах он постоянно настаивал на праве Церкви выносить решения на основании собственного права и быть свободной от внешнего давления. Особенно влиятельным во Франции человеком был бывший цистерцианец Генрих, епископ из Бове, позднее архиепископ Реймса. Брат Людовика VII, поддерживавший долгое время дружеские отношения с Александром, он стал в некотором смысле постоянным неофициальным представителем Александра на территории Франции. В континентальных английских владениях епископ Арнульф из Лизье стоит особняком. По-видимому, он был прекрасно осведомлен о фактах, относящихся к избранию папы, и Александр не колеблясь рассматривал его кандидатуру в качестве своего представителя на переговорах с Генрихом II.

Король Франции Людовик VII, хотя, по-видимому, также в целом благоволил Александру, все еще, однако, проявлял некоторые сомнения. Его беспокоили обширные вассальные владения Англии на территории Франции, из-за которых он полагал свои позиции довольно ненадежными. Кроме того, Людовик опасался возможной угрозы со стороны Фридриха Барбароссы своим границам с Германией. В этой ситуации усилия папских посланников играли исключительно важную роль.

Легаты Александра, Одо из Брешии и Генрих из Пизы, прибыли во Францию в феврале или марте 1160 года. Они встретились с членами французского духовенства и с Арнульфом из Лизье. В результате их деятельности и после того, как Генрих и Людовик заключили перемирие (май 1160 года), два короля согласились действовать совместно по проблеме схизмы.

Соответственно, в Бове в июле 1160 года состоялся Собор английского и французского духовенства. В противоположность Собору в Павии каждая сторона свободно представляла свои доводы. На самом деле только делегат от Виктора, кардинал Гвидо, встревожил приверженцев Александра своим красноречием. Но Вильгельм из Павии был самым убедительным в представлении дела Александра, который вскоре получил полную поддержку. Сначала, тем не менее, епископы проявили сильное колебание, особенно некоторые английские священники. Возможно, что именно по этой причине и, очевидно, в результате воздействия английского короля, легаты Александра даровали разрешение на немедленный брак старшего сына Генриха II с дочерью Людовика VII, обоих несовершеннолетних. Это позволило английскому королю немедленно занять Вексен, территорию на границе Нормандии, и оговорить этот захват как приданое, вместо того чтобы ждать, когда юная пара достигнет свадебного возраста. Людовик был в ярости; но, хотя он приказал легатам покинуть Францию, он не изменил своего решения поддержать Александра.

Таким образом, именно два короля теперь официально и публично признали Александра. Поэтому Собор в Бове аннулировал решения, принятые на Соборе в Павии, и превратил имперского папу в папу меньшинства. Более того, вскоре стало очевидно, что решение Собора в Бове разделяли во всей Западной Европе. Позиция Сицилии была подтверждена договором в Беневенто, что вскоре предоставило Александру необходимую поддержку от данного королевства. В христианской Испании – хотя неизвестны точные действия легатов Александра – высшее духовенство было преимущественно настроено благожелательно по отношению к Александру. Фернандо II Леонский, недавно ставший королем Кастилии, написал Александру, убеждая его в своей лояльности. Хотя граф Прованса обязался признать Виктора, а граф Барселонский откладывал решение данного вопроса, все духовенство королевства выступило за Александра; после смерти графа архиепископ Барселоны, оказавшийся приверженцем Александра, стал регентом при новом графе, молодом Альфонсе II, и направлял свою церковную политику в русле курса Александра III. Верность Прованса и Барселоны весьма значительно способствовала укреплению позиций Папы, так как оба государства находились близко к имперской Бургундии и были Скреплены браком с династией Гогенштауфенов.

В 1160 году Папа послал двух легатов в латинское королевство Иерусалима. Хотя король Балдуин III выказал некоторое сопротивление, церковный Собор в Назарете официально признал Александра. Это очень помогло Папе, и стало для него значимым событием. Обе стороны в своем споре также обратились к византийскому императору Мануилу Комнину. Посуле Собора в Павии Фридрих отправил посланников в Константинополь, куда также в марте 1160 года прибыли кардиналы от Папы. Другое папское представительство приехало в Византию в августе. Нам неизвестно, чего смогли добиться стороны в ходе встреч с византийским императором. По-видимому, цели, которые они ставили перед собой, были одновременно и дипломатическими, и религиозными. Поскольку отношения между Константинополем и Курией сохранялись, хотя периодически они и прерывались, прием двух папских посольств можно, по-видимому, интерпретировать как официальное признание Александра со стороны Мануила Комнина.

Даже в государствах, граничащих с империей и находящихся под германским влиянием, Александра поддерживало большинство. Хотя король Дании Вальдемар I, например, заявил о себе как о стороннике Папы Виктора IV, и принял его посланника, Христиана из Буха, некоторая часть датского духовенства, большинство которого сочувствовало Александру, убедила его не вверять себя всецело в руки Виктора. Таким образом, Дания смогла вернуться под покровительство Александра позднее.

В Богемии архиепископ Даниил из Праги, хотя и не был очень популярен, склонил на сторону Виктора сопротивляющегося герцога Владислава I. С другой стороны, в Венгрии Геза II настаивал на проведении консультаций со своими епископами и магнатами, в результате которых он признал Александра и вплоть до конца 1160 года оказывал сердечный прием его легатам. Архиепископ Лука из Грана, друг Эберхарда Зальцбургского, один из немногих верных Александру последователей из Германии, сыграл важную роль в деле Александра. Дипломатия Курии также была успешной в Далмации, территории, тогда находившейся под контролем Венеции, Венгрии и Византии, но в церковном отношении – под юрисдикцией патриарха из Градо.

Иной, конечно же, была ситуация на имперских территориях Германии и Италии, поскольку давление государя всегда являлось здесь важным фактором. Более того, в Германии сохранялась естественная лояльность германского духовенства Фридриху как своему светскому правителю. Многие германцы, например, встревожились, когда Папа освободил подданных императора от вассальной присяги. Поэтому возможно, что некоторые германские епископы тайно сохраняли свое расположение к Александру, но были принуждены как давлением, так и лояльностью по отношению к императору признать и поддерживать антипапу. Вероятно, однако, что некоторые епископы столкнулись с оппозицией тех, кто находился под их юрисдикцией.

Только Эберхард, архиепископ Зальцбургский, открыто высказался в поддержку Александра. Хотя и продолжая выполнять свои обязанности по отношению к императору, архиепископ публично признал Александра, и за ним сразу или несколько позже последовали его викарные епископы. Он также сохранил и поддерживал теплые отношения с прелатами и правителями в соседних Венгрии, Аквилее и Венеции и с французскими епископами. Действительно, архиепископ Зальцбургский вскоре стал ключевой фигурой в своей провинции и оплотом в продвижении дела Александра на юго-востоке.

Поскольку для монашеских орденов не существовало государственных границ, в пределах определенного религиозного ордена не всегда представлялось возможным сохранять четкое отношение к схизме. Например, французские премонстранты поддерживали Александра, а германские – Виктора. Когда легаты Александра впервые прибыли во Францию, клюнийский монашеский орден отказался их признать. Его церковная община владела многими домами и большой собственностью в пределах Империи, что, возможно, объясняет заявление аббата о позиции нейтралитета. Когда наконец аббат Гуго III из Монлери решил встать на сторону Виктора, Александр сместил его и назначил на его место Стефана из Буржа, одного из своих сторонников.

В целом устойчивая поддержка французских цистерцианцев в первые годы схизмы была важна для Александра. В 1161 году собрание членов этого монашеского ордена официально заявило о своей поддержке Александра, несмотря на колебания германских аббатов, которые хорошо представляли себе, какое возмездие их ждет. Император немедленно потребовал признания Виктора от германских священников под угрозой изгнания из королевства; поэтому некоторые цистерцианцы сбежали во Францию. Тем не менее имперское давление окончательно изменило отношение многих германских и даже некоторых французских цистерцианцев к схизме. Одним выдающимся цистерцианцем, который смело встретил гнев императора, был Петр, архиепископ Таранте в Бургундии. Красноречивый проповедник и широко известный своей святостью, Петр действительно способствовал упрочению позиций Александра в Бургундии и Северной Италии.

Хотя Шартр находился на имперской территории, аббат Ансельм также поддержал Александра. Большое значение для папы имело признание военно-монашеских орденов, таких как тамплиеры и госпитальеры. Их обширные сокровищницы должны были оказать огромную помощь Папе в критическое время, а их корабли стояли готовыми поступить в его распоряжение.

Таким образом, вскоре стало очевидно, что Александр мог рассчитывать на поддержку большей части Западной Европы и что вмешательство императора в схизму не стало решающим фактором. Оставалась, однако, одна территория, Северная и Центральная Италия, где позиции папы не были прочными, и в действительности, вскоре оказались критическими.

В Италии церковное развитие находилось в сильной зависимости от военных и политических успехов императора, поскольку его продвижение по итальянской территории оказывало влияние не только на схизму, но и на позиции Папы и его личную безопасность. Тем временем император сохранил свое давление на Милан, выступавший лидером Ломбардской оппозиции. 1 марта 1162 года долгое сопротивление города было сломлено и император вошел в него с триумфом. Со злорадного одобрения – и даже с помощью – таких соперников Милана, как Лоди, Комо и Павия, Милан подвергся серьезному разрушению, а его население было рассеяно. Архиепископ Милана Уберто, который публично поносил императора, бежал к Александру. После падения Милана император добился покорности или союза от других ломбардских городов, что позволило ему управлять почти всей Северной Италией. Более того, так как имперские армии двигались на юг, все большее количество приверженцев Александра из числа епископов покидало Италию или было осуждено на изгнание. Только в Венеции, традиционно стоящей в стороне от итальянских и имперских дел, имперское влияние было минимальным. Город официально признал Александра, и Удальрих, его сторонник, был избран патриархом Аквилеи.

План действий Фридриха включал в себя ряд мер, направленных против Сицилии, союзника Папы, служившей препятствием на пути к покорению Италии. Для этой цели ему были нужны корабли, поэтому император вел переговоры с морскими республиками, Генуей и Пизой. Хотя оба города в конце концов уступили хитросплетениям из уступок и давления, их взаимное недоверие было усилено тем, что они отказались от участия в операции против Сицилии. Более того, императору вскоре пришлось иметь дело с новым поворотом в развитии ситуации, созданной отъездом Александра из Италии.

Еще до падения Милана стало очевидно, что захват Северной Италии императором представлял серьезную угрозу позициям Александра. После того как Папа провел первые годы своего понтификата близко к границам с Сицилией, он вернулся на короткое время в Рим летом 1161 года. Выборы сенаторов на некоторое время увеличили количество его сторонников. Хотя Рим не зарекомендовал себя стойким сторонником Александра, а феодальные восстания на юге границы только усиливали всеобщую тревогу и вызывали сомнения о возможности бегства в Сицилийское королевство. В связи с этим в начале осени Александр последовал совету своих друзей и снова оставил город. Кардинал Юлий из Палестрины остался в Риме в качестве представителя Папы, дабы показать всем и каждому, что Рим был оставлен Папой только под угрозой физического насилия и что он не отказался ни от одного из своих прав. К 30 сентября Александр со своими людьми прибыл на западное побережье. К декабрю, когда падение Милана стало неизбежным, он решил предпринять еще более серьезный шаг и совсем покинуть Италию.

Александр, вероятно, уже договорился с определенной частью французского духовенства о возможности своего бегства во Францию, и сам получил приглашение от короля. В любом случае, с флотилией, предоставленной королем Сицилии, и архиепископом Пизы, Папа и его свита высадились во Франции в самом конце 1161 или в начале 1162 года; некоторые из его кардиналов присоединились к нему позднее. Александра хорошо принимали во время его остановок по пути. Действительно, только одно неприятное происшествие во время этих путешествий произошло в Ливорно, порте Пизы. Несмотря на то что в папской свите находился архиепископ, пизанские консулы отказались разрешить вход в гавань. В Геную Папа приплыл 21 января. Пока не запуганные императором, граждане и архиепископ города оказали Александру великолепный прием и настаивали на том, чтобы он остановился в Генуе на некоторое время. Очевидно, успокоенный и удовлетворенный их радушием, Александр остался в Генуе на два месяца, и в течение этого времени ему удалось решить огромное количество рутинных папских вопросов. Одновременно с этим он предпринял попытку возобновить переговоры с императором через посредничество Эберхарда, архиепископа Зальцбургского. Письмо Папы к архиепископу начинается с выражений теплой признательности его стойких усилий в противоборстве со схизматиками. Содержание письма является прекрасным примером манеры обращения Александра со своенравным служителем Церкви.

«Сейчас, поскольку, как мы понимаем, ты был призван императором от имени Церкви и должен быть признан в своей должности в его присутствии, своим письмом мы обращаемся к твоему благоразумию и советуем и увещеваем тебя именем Господа побудить вышеназванного императора любым способом и убедить его вернуться к своему разуму, с пользой принять совет собственной души и вернуться к союзу с Католической Церковью. Тебе следует постараться убедить его не быть неблагодарным к милостям Божьим. Ввиду того, что как Божественная милость возвысила его сильно, так и он со все большей любовью должен лелеять свою искреннюю привязанность к супруге Христа, которую Он очистил и грехи которой искупил своей кровью. Иначе, пока он не будет прощен, он не может быть спасен; и если он не откажется от безнравственности схизмы и не припадет к груди Матери-Церкви, даже если он будет процветать в этом мире, он не сможет избежать вечного наказания затем. Как говорит Евангелие, какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Матф. XVI, 26)? Даже если всех его богатств не перечесть и он проводит время в удовольствиях, они не принесут ему ничего; отрезанный от тела Христова, которым является Церковь, и от причастия, он отдан в огонь Ада и тьме, где кромешная ночь и нет дня, наказание без конца, неизбывная печаль и нескончаемое мучение.

Но если Всемогущий Бог, в Своей невыразимой благости, вдохновит в нем сердешное желание вернуться в лоно Матери-Церкви, нет ничего другого, чего мы бы желали более охотно и милостиво приветствовали. И его самого, как великого и могущественного господина, мы приложим все усилия, чтобы услышать с искренней милостью в Господе и почтить любым способом. Так как мы, желая всецело подражать словам Пророка (Псалом XV, 4), "…и не помяну имен их устами моими", твердо придерживаемся этой идеи и намерениям, что если он желает быть обращенным и оставаться верным Католической Церкви, то какой бы ущерб, нападки или вред ни были направлены против нас, мы прибегнем к забвению, как если бы он никогда не обижал нас или Божью Церковь».

Эберхард был действительно принят императором во время его триумфального вхождения в Милан 25 марта 1162 года. В радушном настроении, император принял архиепископа учтиво, но отказался от мысли оставить Виктора и признать Александра.

Падение Милана радикально изменило положение Александра. Поскольку Генуя сейчас оказалась под усилившимся Давлением императора, бегство по морю снова стало необходимым для Курии. Поэтому 25 марта 1162 года Папа и его свита вновь сели на генуэзские корабли. Плохая погода заставила ее сделать остановку на небольшом острове вблизи у побережья, где священники отметили Светлую седмицу и Пасху. 11 апреля флот приблизился к городу Магелону на французском побережье, который со времен Иннокентия II находился под особым патронажем Святого Престола.

Первые дни Александра на французской земле принесли ему сердечные заверения в лояльности и преданности от населения и духовенства. Поскольку Магелон был слишком мал для огромного количества духовенства и известнейших мирян, пришедших почтить папу, теперь открыто носящего свои официальные символы, ему пришлось отправиться в глубь страны в Монпелье. Там, пока сходились толпы, искавшие возможность прикоснуться к его одежде, Вильгельм, сеньор города, и граф Раймунд Сен-Жильский, сопровождаемые группой менее значительных магнатов и мусульманским князьком из Северной Африки, официально приветствовали Папу. При большом стечении народа в следующее воскресенье Александр читал проповедь, в которой он описал к удовольствию своей аудитории детали своего избрания и происхождение схизмы. В город продолжали прибывать посетители, что сделало возможным 17 мая созвать Собор, на котором присутствовало большое количество французских епископов. Виктор и его последователи снова были отлучены, но император не был подвергнут обвинениям. Одной из отличительных черт Собора стало проведение в его рамках обычных церковных решений. Как и в Генуе, Александр был тверд в своем стремлении не позволять кризису, каким бы серьезным он ни был, прервать регулярное управление Церковью.

В течение некоторого времени отношения Александра с королем Людовиком VII, который еще не отправил посланников приветствовать Папу, оставались неопределенными. Хотя благодаря мнению французского населения и решениям, принятым в Бове, король едва ли мог отказать Папе в убежище, да он и не желал ему отказывать, однако к тому факту, что император находился рядом с французской границей, необходимо было отнестись серьезно, поскольку летом 1162 года Фридрих оставил Италию и отправился в Бургундию, где он планировал созвать другой имперский Собор. Более того, в письме к Гуго из Суассона, французскому канцлеру, он еще раз подтвердил, что будет рассматривать защиту Александра как враждебный акт по отношению к себе.

Людовик всегда учитывал позицию Генриха II, короля Англии, чтобы принять свое решение. Действительно, Александру периодически становилось трудно заставлять двух королей придерживаться одного политического курса. В какие-то моменты Людовик чувствовал, что Папа отстаивал интересы английского короля. Кроме того, поведение папских легатов в Бове все еще тревожило французского короля. В результате один из них, Одо из Брешии, посоветовал Александру поговорить с Людовиком, обратясь к посредничеству французского духовенства, главным образом Генриха, брата короля, в то время уже избранного архиепископом Реймским. Королева также получила письмо, убеждающее ее усилить лояльность короля по отношению к Александру.

Несмотря на то что отношение Людовика VII к папе было весьма противоречивым, он позволил своему зятю, Генриху Щедрому, графу Шампанскому, вовлечь себя в рискованные маневры. Генрих, имевший земли на франко-германской границе и, очевидно, бывший сторонником императора и антипапы, предложил созвать новый Собор, на котором оба папы в присутствии императора и французского короля подчинились бы арбитражу. Хотя такая процедура была совершенно неприемлемой для Александра, Людовик, тем не менее, ожидал от него благоприятного ответа и был и огорчен и удивлен отказом Папы. Разочаровавшись, он опрометчиво позволил графу Шампанскому организовать встречу с Фридрихом 29 августа 1162 года в приграничном городе Сен-Жан-де-Лоне на Сене. И когда 10 августа Людовик и Александр наконец встретились в Совиньи вблизи Мулена, король все еще чувствовал себя разочарованным отказом Папы сопровождать его под надежным эскортом. Единственная уступка, на которую пошел Папа, заключалась в том, что он послал пять кардиналов, чтобы те подтвердили каноническое обоснование его избрания.

В этом случае Людовику было необходимо понять, что курс Папы был правильным не только с точки зрения канона, но и благоразумным с точки зрения дипломатии. В то время как Генрих опрометчиво превысил свои полномочия, таким образом, заставляя короля действовать немедленно, император, тем временем, подготавливал внушительное собрание в Бургундии, которое, как он надеялся, должно было совершить то, что предыдущие Соборы не смогли сделать. Князья и прелаты из различных стран были приглашены посетить Собор. Более того, подозрения французского короля были подогреты новостями о военных приготовлениях императора.

Однако Фридрих, несмотря на первоначальную уверенность, постепенно отчаялся привлечь на свою сторону Людовика. То, что произошло между ними, в действительности оказалось некоторого рода любопытным обманом, в котором каждая сторона обманывала другую. И Людовик, и Фридрих появлялись официально вблизи Сены в то время, когда одного из них там не было. Поэтому легаты Александра смогли вернуться и успокоить Папу, что переговоры двух правителей были приостановлены (29 августа).

В действительности данное дело могло закончиться именно этим, но из-за дальнейшего вмешательства со стороны Генриха Шампанского, который заявил о том, что будет виновен в клятвопреступлении, пока Людовик не примет участия в переговорах лично, сопровождаемый Александром. Император, как объявил Генрих, пошел на увеличение срока на подготовку к встрече до 19 сентября. Людовик вновь заколебался, и королевские посланники информировали Александра об этом таким образом, что он действительно начал проявлять беспокойство за свое положение. С большой неохотой, но сознавая нависшую над собой и Людовиком опасность, Папа обратился за помощью к английскому королю. Это был, в действительности, единственный оставшийся выход, и он оправдал в себя, так как Генрих в большей степени был настроен поддержать Александра, в то время как Людовик, по-видимому, все еще колебался. Когда английский король выдвинул войска из Нормандии, Фридрих нашел предлог удалиться в Безансон. Когда 19 сентября Людовик прибыл на место встречи с императором, он не нашел там Фридриха и ему пришлось выслушивать требования императора из уст Рейнальда Дассельского. Разочарованный, Людовик спешно удалился и начал организовывать оборону своего королевства. В действительности это уже не было необходимым, поскольку в то время, когда король Англии выдвинул свои войска, кризис был уже завершен.

В это время конгресс-Собор, который император созвал в Доле 7 сентября 1162 года, не собрал большого количества священников и оказался менее представительным, чем предполагалось вначале. Виктор принял участие в Соборе, чтобы отметить третью годовщину своего избрания и укрепить свои позиции некоторыми уступками германским епископам. Но в Трире, немного позднее, германское духовенство показало, что было готово лишь с большой неохотой поддержать новое провозглашение об отлучении Александра. Властные феодалы, такие как Вельф из Тоскании и Бертольд из Церингена, также изменили свое мнение в пользу Александра.

Уход императора с французской границы способствовал исчезновению оставшихся препятствий на пути к полному признанию папы во Франции. И так как каждый из двух западных королей, Людовик и Генрих, спешил выразить уважение Папе, Александр оказался во власти добиться достижения согласия между ними. В Кюси-сюр-Луар, к югу от Блуа, были сооружены величественные шатры. И когда понтифик сел на лошадь, каждый король придерживал его стремена. Единственный намек на взаимное соперничество состоял в том, что Генрих предложил более щедрые дары аббатству Деоля, где останавливался Папа. Это не оставляло никаких сомнений в том, кто из двух правителей был беднее.

В сентябре Александр приехал в Тур, где он провел осенние месяцы и часть зимы 1162-1163 годов. Отсюда он отправился в Париж, где встретил Великий пост и отпраздновал Пасху в соборе Парижской Богоматери. Людовик, хотя все еще колеблясь, принял его радушно, и папа воздал ему ожидаемую почесть Золотой Розы, традиционно предоставляемой в четвертое воскресенье Великого поста тому, кто являл собой образец христианской добродетели. Ранней осенью Папа вернулся в Тур, примерно за неделю до открытия Собора 19 сентября 1163 года.

Впечатляющее количество духовенства прибыло на Собор в Тур: 17 кардиналов, 124 епископа и свыше 400 аббатов, из Англии, Франции, Северной Италии, Сардинии, Сицилии, Испании, Ирландии, Шотландии и Иерусалима. Некоторые прибыли из Бургундии и других пограничных провинций Империи. Среди них был и Томас Бекет, недавно ставший архиепископом Кентерберийским.

Арнульф из Лизье открыл Собор вступительной речью, и Александр снова повторил отчет о своем избрании. Затем Собор вновь предал анафеме Виктора IV и включил в проклятие Рейнальда Дассельского, архиепископа Конрада Майнцского и аббата Гуго из Клюни. По решению Собора все посвящения священнослужителей в духовный сан епископами-схизматиками были объявлены недействительными и не имеющими юридической силы. Однако Собор намеренно не подверг анафеме императора. Действительно, Арнульф из Лизье, критикуя Фридриха за то, что тот предпочитал свою выгоду чести Божьей, отметил его благоразумие и доблесть. В дополнение к обсуждению схизмы, Собор приступил к решению рутинных, но неотложных церковных проблем. Они будут представлены в следующей главе, поскольку каноническое право, выработанное на Соборе в Туре, служило, в известном смысле, прелюдией к более грандиозному законодательству Третьего Латеранского Собора в конце правления Александра III.

Самая значительная черта Собора в Туре состояла в том, что священнослужители приняли доказательства избрания Александра, что является принципом свободы Церкви от внешнего давления и неподвластности Папы суду императора. Эта свобода лежала в основании размышлений Александра об отношении светской и духовной власти. Хотя само по себе данное решение не привело к окончанию раскола. Свобода была ценна только тем, что создавала для Церкви возможность заниматься своими собственными текущими делами. Уверенность Александра в том, что необходимо продолжать заниматься обычной церковной деятельностью, несмотря на враждебные условия уже была особо отмечена нами во время его пребывания в Генуе и Монпелье. То же настроение превалировало в Туре, но сейчас то, что решения Собора будут признаны большей частью западного христианского мира, получило подтверждение.

Следуя решениям Собора в Туре, советники Александра убеждали его основать более-менее постоянную резиденцию для Курии, в ожидании окончательного возвращения в Рим. Оба короля, Генрих II и Людовик VII, в разное время убеждали Папу основать такую резиденцию в своих владениях. Александр выбрал город Сане. Здесь в течение следующих восемнадцати месяцев, с 30 сентября 1163 года до 7 апреля 1165 года, пребывала Курия. Легаты постоянно информировали папу о состоянии церковных дел в других государствах, а его агенты обеспечивали его новостями о развитии ситуации в Империи. Особенно активными как в предоставлении важной информации, так и в заверении Папы в своей лояльности были цистерцианцы, чьи международные связи оказались весьма ценными для Александра. В качестве своей благодарности Папа подтвердил их статус, прежде чем покинуть Францию.

Папа никогда не желал остаться во Франции дольше, чем это было необходимо. Более того, с ноября 1164 года король Людовик предоставлял убежище другому беглецу, Томасу Бекету. Вероятность дальнейших международных осложнений и разногласий увеличивались постоянно с этого времени, в связи с чем думы Александра сосредоточивались на Риме. К счастью, благоприятный поворот в развитии политического курса Рима привел к отправке посланников в Сане с приглашением Папе вернуться в собственный город. После переговоров с кардиналами и французским духовенством Александр посоветовался с королями Англии и Франции. Они не убеждали его остаться.

Без сомнения, осознавая грядущие трудности, хотя и всецело убежденный в том, в чем находились его долг и максимальное благо для Церкви, Александр вернулся в Рим. Пасха, которая пришлась на 14 апреля 1165 года, была отпразднована в Сансе. Оттуда Папа двинулся в Париж, чтобы попрощаться с Людовиком VII. Повернув на юг, папские сопровождающие достигли Буржа 28 апреля, где Александра приветствовал Томас Бекет, которого Папе никогда не суждено было увидеть вновь. Затем Папа отправился в Клермон, куда он прибыл 25 мая, сделав остановку на месяц. В Ле-Пюи Александр приветствовал Конрада Майнцского, который, оставив креатуру императора, признал Александра, став при этом беглецом. На два месяца Папа задержался в Монпелье, пока проходили переговоры о найме кораблей. В конце концов 22 октября Папа со своей свитой отчалил от Магьо, расположенного вблизи Магелона, и после нелегкого плавания достиг Мессины в Сицилии. Король Вильгельм I организовал Папе теплый прием, хотя сам не приехал, чтобы лично встретить его. Когда Александр был готов возобновить свое путешествие, король предоставил ему пять галер (при этом одну из них окрасили в пурпурный цвет), которые должны были доставить Папу и его сопровождение через Салерно и Гаэту в Остию. 22 ноября галеры вошли в устье Тибра. На следующий день 23 ноября 1165 года Римский сенат и делегация граждан Рима встретили Папу и сопроводили его в Рим в Латеранский дворец.




Глава IV


Рим и Империя в годы схизмы





С точки зрения самого факта, возвращение Александра в Рим не оправдало тех надежд, какие у него были вызваны первым сердечным торжественным приветствием римских граждан. Кроме того, маневры императора близ Сен-Жан-де-Лона, и временное пребывание папы во Франции означали, что конфликт не был урегулирован. 20 апреля 1164 года Виктор IV умер в Италии, куда он последовал за имперским канцлером, Рейнальдом Дассельским. Несмотря на энергичные усилия канцлера, делавшего все возможное, чтобы укрепить положение Виктора, оно оставалось столь слабым, что оказалось трудно найти священников, желающих провести похороны отлученного от Церкви. С другой стороны, новости о смерти анти-Папы так переполнили радостью Курию, что Александру, отличающемуся традиционной сдержанностью, пришлось умерять веселье кардиналов. Он, по-видимому, искренне оплакивал смерть старого товарища.

Надежды тех, кто полагал, что со смертью Виктора схизме придет конец, тотчас же были разрушены. Рейнальд Дассельский, действуя быстро и, возможно, по собственной инициативе, протолкнул через выборы другого антипапу как раз в день похорон Виктора. Два кардинала, небольшая группа германских священников и префект Рима собрались вместе в Лукке, предложив на роль Папы своего ставленника, архиепископа Льежа Генриха. Поскольку Генрих отказался от участия в выборах, Ги из Кремы, кардинал церкви св. Кайикста, имперский приверженец со времени папы Адриана IV, был избран и возведен на престол под именем Пасхалия III. Фридрих Барбаросса признал его Папой немедленно.

Тем не менее даже на имперской территории выборы Пасхалия вызвали иную реакцию священнослужителей, отличную от той, которая характеризовала ситуацию с Виктором пятью годами раньше. В Италии, хотя все родственники Александра Мужского пола подверглись изгнанию, семейная собственность конфискована, а епископы – сторонники Александра высланы, вместо которых на должности были введены сторонники Пасхалия, сопротивление имперскому давлению продолжалось. Архиепископ Пизы предпочел скорее бежать, нежели уступить, а народ и духовенство города остались верны Александру, несмотря на лояльность консулов императору. Епископы из Бергамо и Лоди выказали свою приверженность императору, но Сир, архиепископ Генуи, и его преемник вновь подтвердили, что истинным Папой полагают Александра, так же поступили патриархи Градо и Аквилеи. Позиции Пасхалия были довольно непрочными и в Бургундии, связи которой с Францией, как мы видели, оказывались более насущными и им придавалось большое значение, нежели связям с Империей. Собор, проведенный Рейнальдом во Вьенне, не только не смог обеспечить общую поддержку Пасхалию, но, напротив, показал готовность некоторых епископов отлучить его от Церкви.

Более того, даже в самой Германии стало очевидным движение, направленное в поддержку Александра. Несмотря на то, что Виктор получил широкое признание, а твердость Александра и его нежелание идти на компромисс оказывались непонятыми, избрание Пасхалия разочаровало многих германских клириков. Столь влиятельный человек, каким был Герхох из Райхерсберга, лояльный подданный императора и знаменитый автор, описывающий отношения светской и духовной власти, начал проявлять некоторые сомнения после того, как Александр получил признание западных королей. Таким образом, когда Фридрих, какими бы ни были его первоначальные намерения, энергично поддержал кандидатуру, предложенную своим канцлером, многим стало казаться, что именно император или, возможно, его канцлер, но не Александр, проявляли нерациональную бескомпромиссность.

Сложившаяся атмосфера сохранилась и превалировала в Германии даже после смерти Эберхарда Зальцбургского (лето 1164 года), и затем Гартмана из Бриксена. Преемник Эберхарда, Конрад, епископ Пассау, хотя и был ранее викторианцем, получил место при условии, что не признает Пасхалия. Возможно, что на него повлиял Герхох. В любом случае, Конрад сохранял свое обещание, даже несмотря на то, что император отказался подтвердить его полномочия.

Наиболее серьезное поражение антипапе нанес именно Конрад, избранный архиепископом Майнца и являвшийся братом пфальцграфа Оттона Виттельсбаха. Хотя Конрад своим постом был обязан Фридриху и император поддерживал его кандидатуру перед кандидатурой Христиана из Буха, он, служа каноником в Зальцбурге, попал под влияние архиепископа Эберхарда. Вскоре после своего возвышения до поста в Майнце Конрад начал проявлять колебания, и император не мог более всецело полагаться на него. В целом то же самое можно сказать об архиепископе Гиллине Трирском и, по иронии судьбы, Вихмане Магдебургском, чье продвижение к своему посту привело к первой серьезной размолвке Фридриха с папством. Более того, некоторые епископы, слишком осторожные или слишком испуганные, чтобы заявить об открытой поддержке Александра, все-таки проявили нежелание подчиниться Пасхалию, что явно продемонстрировало слабость последнего имперского ставленника. Вопрос о признании рукоположении, произведенных схизматиками, что подверглось особому осуждению на Соборе в Туре, тревожил многих, в связи с чем многие священнослужители преднамеренно отложили свои посвящения, в том числе, что представляется довольно странным, Рейнальд Дассельский, в то время ставший архиепископом Кёльна.

Очевидный успех партии Александра в Германии встревожил императора, и действия против него, которые предпринял Фридрих, показали, что последний представлял, какой сильный вызов его собственным позициям германского императора был брошен Папой. Возможно, под влиянием Рейнальда император намеревался перейти в споре от разногласий по выборам до обсуждения более серьезного вопроса о позиции императора в отношении церковных дел в Империи. В любом случае Фридрих, который до настоящего времени проявлял разумное терпение по отношению к германскому епископату, а порой и нерешительность в определении своей собственной позиции, теперь решил окончательно взять на себя некоторые обязательства в отношении германской Церкви. Поставив всю мощь Империи в поддержку Пасхалия и используя силу, если это было необходимо, он надеялся восстановить единство германской Церкви. Чтобы окончательно определить те меры, которые должны были способствовать проведению данного решения в жизнь, Фридрих созвал имперский съезд в Вюрцбурге.

Съезд начал свою работу 23 мая 1165 года, отличаясь широким представительством известных светских и церковных магнатов. Только немногие германские епископы не присутствовали на съезде, самыми заметными среди которых были Конрад Зальцбургский со своими приверженцами и Гиллин Трирский. В какой степени мог кто-либо выразить свое неприятие предложенным императором мерам – не представляется ясным. На съезде, по-видимому, господствовала напряженная атмосфера после возвращения Рейнальда Дассельского из миссии к английскому королю. В любом случае достижение компромисса сейчас не являлось проблемой: все присутствующие согласились последовать за императором в клятве отречься от Александра и оставаться верным Пасхалию или его преемнику, избранному его последователями. Как сообщил наблюдатель Александра, который каким-то образом сумел попасть на заседания съезда, епископов тревожили большие сомнения и некоторые из них искали возможности оправдаться и уклониться от подтверждения принятых решений. Вихман Магдебургский, сдерживая слезы, дал согласие только при условии, что остальные также его дадут. Все, однако, дали клятву, кроме Конрада Майнцского, который сбежал во время заседания. Он отправился в дипломатическое паломничество в Компостеллу в Испании, и несколькими неделями позднее его путь пересекся с дорогой Александра в Ле-Пюи во Франции. Место Конрада было отдано Христиану из Буха. Те священнослужители, которые отсутствовали на съезде в Вюрцбурге, получили шесть недель отсрочки для принятия решения о поддержке Пасхалия; отказ дать клятву повлек бы за собой лишение власти, конфискацию имущества или высылку из страны.

Два англичанина, Иоанн Оксфордский и Ричард Илчестерский, присутствовали среди германских магнатов в Вюрцбурге и присоединились к тем, кто дал клятву о признании Пасхалия. Оба были королевскими судьями и проницательными дипломатами при Генрихе II; первый из них в конце концов стал епископом Нориджа, а второй занял место в Винчестере. Они приехали в Германию в компании с вездесущим Рейнальдом, который с кратким визитом прибыл ко двору Плантагенетов и убедил Генриха II, находившегося в то время в конфликте с Томасом Бекетом, обсудить возможность отказаться от поддержки Александра III.

Нет никаких сомнений в том, что целью Генриха являлось стремление оказать давление на Александра и ослабить его поддержку Томаса Бекета, чем он явно встревожил Папу и Курию. Но поскольку ни английская королева, ни английские епископы, так же как и континентальные епископы во владениях Плантагенетов, не принимали участия в схизме, не изменилось к ней и собственное отношение Генриха, в связи с чем данный шаг можно рассматривать как временный, имеющий лишь дипломатическое значение.

За съездом в Вюрцбурге последовал целый ряд строгих мер, принятых императором, стремившимся добиться лояльности к имперской Церкви. Именно благодаря действиям самого Фридриха, Пасхалий почти повсеместно достиг успеха в Германии и имперской Бургундии. Из германских епископов только Конрад Зальцбургский, который был поддержан своим духовенством и некоторыми из мирян, держался до конца. Он был вынужден бежать сначала во Фрейзах, а затем в монастырь в Адмоне, из которого пытался управлять своей провинцией. Епископ Гренобля, которого Александр посвятил в должность, был замещен.

Таким образом, Фридрих, несмотря на сопротивление, оказывался в состоянии поддерживать имперский контроль над Церковью в Германии и управлять как Генрих III. Дабы обеспечить новый порядок некой официальной поддержкой, останки императора Карла Великого были эксгумированы и перенесены в Ахен в роскошном ковчеге. Затем, 29 декабря 1165 года на торжественной церемонии, на которой председательствовал Рейнальд Дассельский как митрополит, франкский император был канонизирован. Поэтому Фридрих мог теперь предстать в качестве наследника великого франкского правителя, который держал в своих руках церковное и светское управление, исполняя королевские права в Ломбардии и наблюдая за управлением Рима.

Столь великий успех в Германии нельзя было использовать, однако, в Италии. В действительности положение императора на юге Альп ухудшилось. Некоторые районы Тоскании и Центральной Италии признали Пасхалия, несмотря на оппозицию многих священников. Но Генуя и Пиза, хотя формально подчинялись императору, проявляли взаимное недоверие и, в результате этого, не были надежными союзниками. Более того, в Ломбардии отсутствие императора предоставило возможность горожанам открыто выразить неповиновение имперским представителям. 7 мая 1166 года умер Вильгельм I Сицилийский, а королева-мать Маргарита, регентша при короле-мальчике Вильгельме II, была настроена явно враждебно по отношению к императору. Более того, Сицилия постепенно шла к достижению соглашения с Венецией и Константинополем.

Именно в этот момент византийский император Мануил Комнин попытался извлечь выгоду из церковного раскола на Западе. Теперь он вновь смог утвердить влияние Византии в Анконе на адриатическом побережье Италии, и предложил руку своей дочери и наследницы молодому Вильгельму II Сицилийскому. После этого, несмотря на то что мы не можем установить точную дату, вероятно где-то в 1166 году, византийские посланники прибыли в Рим.

Вмешательство Мануила имело под собой определенные причины: он длительное время желал восстановить влияние, если и не действительную власть Византии, на некоторых территориях Запада. Согласие с Германской империей, которое установилось при Конраде, сменилось враждебностью, когда Фридрих двинул войска в Италию и вмешался в дела Венгрии. Вследствие этого византийская дипломатия повернулась к Риму и Сицилии. Летом 1163 года и в начале 1164 года переписка между Мануилом, папой, королем Франции и другими привела к согласию, которое могло связать Византийскую империю, Сицилию, папство и Францию. Хотя Александр активно продвигал данный проект, он потерпел поражение, в основном из-за того, что французский король в это время все еще опасался спровоцировать возмездие со стороны Фридриха Барбароссы. Людовик VII также сохранял традиционную французскую враждебность к Византии из-за Второго крестового похода.

Последний план Мануила был более амбициозным. Действительно, византийский император рассматривал кризис во время схизмы в качестве благоприятного момента для продвижения идеи восстановления объединенной Восточной и Западной империй в своем собственном лице, что могло стать кульминацией его политики в отношении Западной Европы. Александр и кардиналы приняли посланников византийского императора весьма сдержанно. В Риме возлагали большие надежды на церковное объединение, но опыт показывал, что добиться этого было не так-то просто. Более того, признание требований Мануила как императора означало бы окончательный разрыв папства с Византийской империей, так же как с Венецией и Сицилией. В целом Александр не хотел, чтобы произошло что-либо подобное. Кроме того, Папа, который боролся за сохранение libertas ecclesiae[7 - Свобода Церкви (лат.).] на Западе, мог с трудом позволить себе поддержать императора, который традиционно вмешивался в церковные дела в Византии. Не прекратив переговоры, Александр отложил предоставление определенного ответа и послал двух кардиналов, Убальдо из Остии и Иоанна из церкви святых Иоанна и Павла, в Константинополь, чтобы дополнительно обсудить религиозные вопросы.

Немного позднее, возможно в начале 1167 года, Мануил возобновил попытки переговоров; очевидно, его послы на этот раз были лучше проинструктированы по всем вопросам, которые необходимо было разрешить. Он снова предложил Папе большие денежные субсидии в обмен на императорскую корону. И снова переговоры не привели к соглашению двух сторон по принципиальным вопросам, хотя дискуссии, очевидно, продолжались в течение нескольких лет, так как Папа снова отправил двух кардиналов, чтобы те сопровождали греческих посланников. Проблема взаимоотношений между Церквями будет рассмотрена ниже, но здесь можно отменить, что сложный вопрос о признании Александром византийского императора был бы равносилен трудности Мануила убедить византийскую Церковь и греческий народ принять верховную папскую власть. Византийское богословие приняло уже определенную форму. И как народное мнение западного мира, особенно во Франции, было настроено против Византии, столь же враждебным являлось и отношение греческого населения к Западу.

Так закончились последние усилия Мануила достичь согласия между Константинополем и Римом. Поскольку союзу с Византийской империей не суждено было свершиться, к счастью, Александр и его кардиналы, хотя и были все еще привлечены концепциями всеобщей империи и знали власть византийского золота, вполне оказались способны понять существующие реалии. Хотя империя Фридриха Барбароссы могла изредка предстать в качестве реинкарнации древнего принципа универсализма, нового translatio imperii, в реальности и Византийская, и Западная империи оказались перед лицом возникающих в большом количестве новых особых ситуаций в результате роста значения периферийных государств – Венгрии, Богемии, Польши – и итальянских городов. Последние, как необходимо помнить, создали на индивидуальных и кол-флективных началах лигу, демонстрируя свои способности в проведении самостоятельной дипломатии. Венеция посягала на торговлю Византии. Мануил, один из искусных дипломатов своей эпохи, мог сохранять власть и влияние Византии в течение некоторого времени. Но, по крайней мере в христианском мире, территорией возникновения новых идей, новой энергии и новой силы являлся Запад. Один из наиболее впечатляющих аспектов эволюции папской дипломатии при Александре заключается в осознании им новой власти, которая набирала силу в Западной Европе.

Тем временем Фридрих Барбаросса решил, что беспорядки в Северной Италии и присутствие Александра в Риме требовали военного вмешательства, чтобы восстановить имперскую власть и посадить своего собственного Папу в Вечный город. Осенью 1166 года он вторгся в Италию в четвертый раз. В Ломбардии Фридрих столкнулся с серьезным сопротивлением и решил разделить свои силы. В то время как сам он штурмовал Анкону, Рейнальд Дассельский и Христиан из Буха, ставленник императора в качестве архиепископа Майнцского, двинулись на юг. Они быстро продвинулись вперед, и Пасхалий III получил возможность установить резиденцию в Витербо, примерно в пятидесяти милях к северу от Рима. Таким образом, едва Александр закрепился в Риме, как разразился новый кризис. Более того, у Папы практически не было надежды, что кто-либо окажет ему помощь.

До своей смерти Вильгельм I Сицилийский послал Папе 60 000 флоринов, но королева-мать Маргарита не могла оказать серьезную помощь и лишь время от времени посылала некоторые денежные субсидии. Благодаря посредничеству Генриха Реймского, некоторая финансовая помощь Папе поступила из Франции, а также из Византии. Но перспективы Александра не были радужными. В то время как он стремился заставить всю римскую землю обороняться, римляне решили именно в это время возобновить свое соперничество с соседями, таким образом предоставляя Рейнальду предлог для вмешательства. Вопреки совету Папы, римляне атаковали Тускул, однако потерпели жестокое поражение при Монтерпорцио 29 мая 1167 года. Их потери были столь огромными, что это напомнило битву при Каннах, а мужское население Рима не могло восстановиться в течение длительного периода времени. Хотя имперские легаты продолжали развивать свой успех и начали посылать деньги в Рим, Александр оставался в самом городе, проявляя спокойствие и храбрость, сплотившие граждан на последний бой.

Услышав новость о победе над римлянами, Фридрих снял осаду Анконы, где он пытался вытеснить Византию из Италии, и двинулся через Тосканию по направлению к Риму. 22 июля 1167 года он засвидетельствовал торжественное восхождение Пасхалия III на Папский Престол. Два дня спустя, 24 июля 1167 года, его армия заняла Монте Марио. Остановившись в замке св. Ангела, объединенные имперские силы атаковали собор св. Петра, но их военные машины не смогли разбить стены. Войсковые огни были установлены прямо в соседней германской церкви Санта Мария в Турри, разрушив мозаику и другие произведения искусства. Таким образом, чтобы избежать дальнейших богохульств в святых местах, что уже само по себе являлось великим скандалом, оборонительные войска, стоявшие при соборе св. Петра, удалились.

Александр, который проявил особую стойкость, оставил Латеранский дворец, приняв временное убежище в крепости, принадлежащей Одо Франджипани, и приготовился сделать другую остановку в Колизее. Две сицилийские галеры прибыли, чтобы предложить ему бежать из Италии, но Александр предпочел использовать 60 000 флоринов, которые Вильгельм I послал ему, чтобы организовать дальнейшее сопротивление. Его храбрость вдохновила многих, но когда римляне услышали о предложении Фридриха заключить компромисс (оба Папы должны были отречься, а новый Собор произвести выборы Папы), они стали убеждать Папу уступить. В это вреди прибыли галеры из Пизы, чтобы отрезать его связь по морю с внешним миром. Наиболее мудрым со стороны Папы стало, по-видимому, решение об отъезде. Поэтому, переодевшись в одежду пилигрима, Папа незаметно ушел, проплыл мимо Террачины и Гаэты и достиг Беневенто.

Ничто теперь не препятствовало Фридриху войти в Рим и провозгласить там свою власть. 1 августа 1167 года в великолепной церемонии Пасхалий, который 22 июля был возведен на трон в соборе св. Петра, короновал императора и его жену. Рейнальд Дассельский, его верный слуга и человек, одержавший эту победу, получил богатые награды.

Однако, несмотря на триумф императора, оставались две серьезные проблемы: Северная Италия была неспокойна, и схизма все еще продолжалась. В то время как Фридрих был занят делом Пасхалия, присутствие Александра на юге, которому могла быть оказана поддержка какого-либо европейского государства делало его положение в некоторой степени неопределенным. Поэтому сомнительно, что он мог длительное время удерживать и закреплять свои позиции. Этот триумф императора, хотя и был важным, явился краткосрочным, и в конце концов оказался под ударом драматического и совершенно неожиданного поворота судьбы. Чума, возможно малярия, остановила германскую армию, внезапно превратив триумф в катастрофу. Аристократия была сражена болезнью наравне с простыми солдатами, таким образом, произошла деморализация всех военных сил. Потери от смерти солдат возросли, когда армия двинулась на север. Фридрих Швабский, племянник императора, умер, так же как и юный Вельф VII и епископы Льежа, Шпейера, Регенсбурга и Вердена. Непоправимой для императора потерей стала смерть его любимца, Рейнальда Дассельского. В это время в северных городах Ломбардии произошло восстание, и императору повезло, что он ушел из Италии без дальнейших злоключений.

В данной книге не ставится задача детального рассмотрения истории знаменитой Ломбардской лиги, сыгравшей важную роль в жизни Империи и Италии. Здесь стоит взглянуть на роль Александра в борьбе городов с Фридрихом Барбароссой. Лига называлась Ломбардской, но она никогда не включала в себя всех городов Северной Италии – многие из них заявляли о своей лояльности императору – и ей никогда не удавалось подчинить индивидуальные интересы общему благу, кроме периода военных действий против императора. Ломбардскую лигу сформировали различные соглашения, заключенные между городами, включая Венецию, предпочитавшую оставаться за пределами итальянской политики. Расцветом Ломбардской лиги стал пакт, подписанный 1 декабря 1168 года, который детально разработал определенные общие судебные и административные процедуры.

Рассматривая свои действия в качестве отказа подчиниться и желая также закрепить свои позиции в Западной Ломбардии, коммуны, объединившись, решили основать новый город или, возможно, вступить во владение уже подготовленной территорией. В любом случае в течение 1168 года ими были возведены крепостные стены, а затем и дома жителей, многие из которых прибыли из соседних имперских городов. Конечно, новое поселение получило название Алессандрия, символизируя, таким образом, союз с Папой. Излишне говорить, что Папа был заинтересован в сотрудничестве с Лигой с самого начала. Действительно, без устойчивого дипломатического руководства папы и его легатов для поддержания союза между городами, несмотря на различные интересы и традиционное соперничество, Лига могла бы развалиться.

Тем не менее нельзя утверждать, что Александр был «либеральным» или «национальным» Папой, поборником итальянских городских свобод, защищающим их от иностранного вторжения. Он и его предшественники сами испытали, что такое общинное движение в Риме, и он хорошо осознавал трудности, которые могли возникнуть, если придется приспосабливать церковное управление к изменяющейся ситуации в городе. Ему приходилось неоднократно вмешиваться, чтобы предотвратить захват церковной собственности. Действительно, значительная часть деятельности легатов Александра носила как церковный, так и политический характер. Кратко говоря, несмотря на сильные и подлинные религиозные чувства и действительную лояльность папе, Ломбардская лига в своем основании была политической организацией.

Определенно, для Александра она выступала как политический фактор. Он видел в ней средство для преодоления схизмы и восстановления свободы Церкви. Хотя Лига была союзником папы в критических ситуациях, он был слишком проницательным дипломатом и слишком хорошо осознавал наднациональные позиции папства, чтобы всецело подчинить Святой Престол одной политической ориентации. Дверь к примирению с императором никогда не закрывалась. Поддержка Александром Лиги, таким образом, являет собой другой пример гибкости Курии в адаптации своей дипломатии к новой ситуации и ее желание признать новые силы, которые формировали средиземноморский мир, в то же время избегая полного разрыва со старой традицией.

Ситуация, более того, особо не изменилась. Поражение Фридриха в Италии стало лишь временным отступлением, но не серьезной неудачей. Данная ситуация, например, не позволила Александру вернуться в Рим, и он поэтому остался в Беневенто. В действительности, хотя едва можно сказать, что он получал реальную поддержку, Пасхалий не покинул Рим, не сделал этого и имперский префект. Римляне, которых в основном заботили собственные интересы, возобновили войну с Тускулом.

Поражение императора также не привело к улучшению ситуации в отношении схизмы. Европа осталась разделенной, и смерть Пасхалия (20 сентября 1168 года), как надеялись многие, не завершилась всеобщим признанием Александра. Кардиналы, поддерживавшие схизму, избрали другого антипапу, который принял имя Каликста III. Он был сразу признан Фридрихом, и, таким образом, схизма не была преодолена. Германия в основном оставалась лояльна императору и, по крайней мере, открыто приняла антипапу. Фридрих быстро восстановил собственный престиж, немного пострадавший в результате поражения в Италии. Один или два германских епископа некоторое время сопротивлялись, но в конце концов уступили давлению императора. Новые кандидаты были еще более легко управляемы, поскольку в течение периода схизмы на выборах усилилось имперское давление. Многие, возможно неохотно, но из-за силы обстоятельств, встали на сторону схизматиков.

Только на юге Германии сопротивление сторонников Александра продолжало существовать, хотя даже в этом регионе имелись препятствия. Александр делал все возможное, чтобы с помощью писем и агентов поощрять существующее там сопротивление. Чтобы обеспечить некоторое направление папской политике, Конрад, бывший архиепископ Майнцский, в 1169 году получил назначение кардинала и легата в Баварии. Некоторые германские князья также предоставили Папе некоторую помощь. Зальцбург остался верен традициям Эберхарда и Конрада. Преемником последнего в качестве архиепископа стал Адальберт, племянник Фридриха и сын герцога Богемского. Он получил свой паллий от кардинала Конрада и стремился добиться посвящения от епископов Александра, но смог, отказываясь от своих прав, удерживать архиепископскую епархию только до 1174 года. Затем новый кандидат, Генрих, изначально поддерживавший Александра, согласился принять свое назначение из рук императора. Его духовенство последовало за ним.

Существовала, тем не менее, одна проблема, которая побудила даже императора оставить дверь открытой для примирения с Папой. Несмотря на заявления императора о том, что он никогда не признает Александра, он сам, так же как и многие из германского духовенства был обеспокоен проблемой возможной незаконности схизматических посвящений в сан. Чем дольше длилась схизма, тем болезненней становилась эта проблема. Становилось все сложнее какому-либо кандидату на священническую должность найти епископа, собственное посвящение которого в сан было получено из рук прелата до начала схизмы. Поэтому такие истинно религиозные заботы со стороны императора и многих из его сторонников, так же как баланс власти в Италии, вызвали ослабление их оппозиции Александру. Изменение ситуации происходило постепенно, благодаря деятельности таких людей, как Христиан Майнцский, который наверняка не являл собой блестящий пример благочестия, но был человеком религиозным и большого ума, а также Вихман Магдебургский.

Было очевидно, что среди некоторых представителей другого лагеря также появляются ростки более гибкого отношения к проблеме. С 1167 по 1170 год были предприняты посреднические усилия для ее разрешения. И большую роль в них сыграли цистерцианцы. Цистерцианский орден также был затронут смутой, связанной со схизмой, так же как неизбежным расхождением интересов со стороны отдельных аббатств. Даже во французских цистерцианских кругах раннее почти анонимное полное принятие политики Курии сменилось проведением более независимой дипломатии со стороны некоторых аббатств. Кроме того, была даже выработана некая позиция нейтралитета, по крайней мере в отношении самого императора. В любом случае после 1167 года деятельность цистерцианцев в качестве посредников стала заметной всем.

Однако посреднические усилия, предпринимаемые в эти годы – в это время была предпринята попытка примирения с Папой со стороны императора, возложенная им на епископа Эберхарда из Бамберга, – не достигли успеха, хотя сам по себе факт попытки переговоров важен. Так же как и Папа, Фридрих приспосабливался к новым условиям действительности. И правда, едва ли менее впечатляющей в сравнении с гибкостью Курии стала реорганизация германской канцелярии после 1170 года. Но прежде чем исследовать данные обстоятельства, необходимо обратиться к переговорам Александра III с Англией. В это время ее разрывал кризис, зародившийся в 1164 году при начале схизмы и достигший своей высшей точки в 1170 году.




Глава V


Дело Бекета





Конфликт между архиепископом Кентерберийским Томасом Бекетом и королем Англии Генрихом II возник в то время, когда Александр находился в изгнании во Франции. Поэтому он застал папу в ранние критические годы схизмы, когда поддержка западных монархов была для него действительно необходимой. Вследствие этого, поскольку Александр не мог тщательно изучить ситуацию, сложившуюся в Англии, находясь в изоляции, исследователи часто предполагали, что сдержанность Папы или, как могли бы сказать некоторые, слабость, проявленная им в урегулировании дела Бекета, проистекала из страха, что английский король отвернется от него. Несомненно, что схизма повлияла на отношение Александра как к Генриху, так и к Бекету. Тем не менее мы не можем объяснить английскую политику Папы, основываясь только на данном факте. Поскольку дело Бекета было очень сложным и затрагивало в равной степени темпераменты людей, а также принципы и направления в политике. Александр был весьма осторожен, обладал большим опытом и знал цену терпению. Бекет, при всей своей героической храбрости, в своей религиозной преданности и убежденности, что его дело являлось также делом всей Церкви, был упрям и нетерпелив. Невозможно, чтобы две столь разные персоны встретились бы лично, даже если бы не было схизмы.

Разрыв между Генрихом и Бекетом имел как сходные черты, так и несколько отличался от того конфликта, который возник между Папой Александром и императором Фридрихом Барбароссой. Он был похож в том, что затрагивал противоречивую юрисдикцию sacerdotium и regnum (священства и царства) и, таким образом, хотя и рассматривался, очевидно, как локальная проблема, был показателен для всей Европы. Конфликт Генриха II с Бекетом отличался тем, что в нем отсутствовали какие-либо ссылки на универсализм или мировую власть, имперскую или папскую, что могло быть охарактеризовано, по крайней мере в теории, континентальным разногласием. В английском споре также не поднимался специфический вопрос о светской власти. Он был отличен и в том, что хотя отношения между Англией и папством были, к сожалению, натянутыми, кроме краткого периода времени, нормальные церковные отношения не были разорваны.

Как в Германской империи, где император все еще заявлял о своих претензиях на контроль над германской Церковью, так и король Генрих II предложил передать ему управление церковными делами в Англии, Церковь на территории которой существовала со времени норманнского завоевания и была только частично затронута более поздними постановлениями. Он также или его советники, все еще оставались верны представлению о королевстве как о квазирелигиозном государстве, правитель которого прошел через обязательное помазание на царство и должен заботиться обо всех своих подданных, духовенстве и мирянах без существенной разницы.

Наряду с традициями были и инновации. Кроме Сицилии, ни одна западная монархия не продвинулась столь далеко в централизации государства, как Англия. Именно в это время английская монархия стремилась проводить судебные реформы, которые заметно расширяли ее юрисдикцию. Кроме того, норманнское завоевание привело к тому, что Англия оказалась открыта влиянию континентальной Церкви, которая укрепила связь между английской Церковью и Римом. В Англии, так же как в других частях Европы, церковные суды рассматривали большое количество дел, таким образом увеличивая сферу действия канонического права. Поэтому, когда римская Церковь в эпоху Грациана переживала процесс консолидации и расширения судебной процедуры, английская монархия действовала схожим образом. Таким образом, хотя термины «Церковь» и «государство» вводят в заблуждение, когда их используют применительно к Средним векам, дело Бекета довольно хорошо напоминает современную концепцию церковно-государственного спора.

Томас Бекет как архидиакон сначала был товарищем архиепископа Теобальда Кентерберийского, и именно благодаря Теобальду король Генрих назначил его королевским канцлером. Затем, 27 мая 1162 года, Бекет был назван преемником Теобальда. Хотя выборы архиепископа монахами Кентерберийского монастыря были проведены в соответствии с каноническим правом и особыми процедурами, они, без сомнения, выразили волю короля. Генрих II, возможно, надеясь сохранить контроль над английским церковным управлением, которым обладали его предшественники, представлял, что объединяя в одном человеке должности канцлера и архиепископа, ему будет легче достичь этой цели. Складывавшиеся отношения между Бекетом и его сувереном указывали на то, что так и будет.

Будучи посвященным в сан, Томас полностью отдался своим обязанностям со свойственной ему энергией, но с новой целеустремленностью. Преданность, с которой он прежде служил королю, теперь приберегалась для Церкви. Важным в отношении исследования дела Бекета является тот факт, что рутинные обязанности, которые он должен был выполнять как архиепископ, привели его к контактам с римской Церковью и к осознанию своего действительного положения, о котором он ранее не задумывался. Томас стремился получить паллий от Александра III, который представил этот символ своей юрисдикции посланникам Бекета в Монпелье, где он нашел убежище. В 1163 году Томас присутствовал на Соборе в Туре, где, стоит напомнить, избрание Александра Папой получило официальное признание со стороны Англии и Франции. На этом Соборе Папа Александр отдал особые знаки чести и уважения архиепископу Кентерберийскому. Возвратившись в Англию, укрепленный, без сомнения, полученным в Туре опытом, Бекет поставил вопрос о восстановлении давно потерянной собственности, принадлежавшей архиепископскому престолу. В этот период времени, до января 1163 года, он снял с себя полномочия королевского канцлера. Очевидно, Бекет почувствовал, что обязанности архиепископа были несовместимы с той важной ролью, которую играл канцлер в светском управлении. Король был искренно разочарован.

Именно тогда Генрих II созвал королевский Собор в Вестминстере в октябре 1163 года и объявил о мерах, которые должно было принимать в отношении «felonous» или «criminous» (преступных) клириков, то есть членов духовенства, виновных в нарушении закона. Король, следует заметить, не поставил под вопрос право церковных судов рассматривать подобные дела. Но он настаивал на том, что более мягкие наказания, назначаемые церковными судами, позволяли большому количеству преступников избежать достойного наказания. Поскольку данному вопросу впоследствии было суждено сыграть ключевую роль в разногласиях короля с Томасом Бекетом, необходимо заострить внимание на определенных проблемах. Прежде всего, средневековая концепция «духовенства» в XII веке включала не только епископов, священников и монахов, но также большое количество людей, которые занимали различные административные посты или исполняли незначительные религиозные функции. Многие из них являлись лишь диаконами или подъячими, или священниками более низкого ранга. Церковные суды обычно не налагали телесных наказаний, кроме порки в редких случаях. Лишение церковного сана и заточение в строгом монастыре были максимально строгими приговорами, выносившимися церковными судами. Для священника, занимающего высокую должность, и для менее значительного клирика, ведущего какую-то активную деятельность, это наказание, если накладывалось полностью и если срок заключения был долгим, могло быть чрезвычайно серьезным. Однако оно не применялось часто. В любом случае, король посчитал существующую процедуру неудовлетворительной и нуждающейся в исправлении.

Поэтому Генрих II потребовал, чтобы каждый клирик, разжалованный церковным судом, представал перед светским судом для определения ему наказания в соответствии со светским правом. Хотя такая процедура не была запрещена каноническим правом – в том виде, как его тогда понимали, – Бекет выступил против «двойного наказания», и его поддержали сначала архиепископ Йорка, а затем и весь епископат. Возможно, несмотря ни на что, тогда можно было достичь некоторого согласия, если бы король не усугубил проблему.

Тем временем король, возможно предприняв тактический ход, расширил дело, спрашивая епископов, желают ли они соблюдать «обычаи королевства». Таким образом, он, видимо, приготавливался к усилению королевского контроля над английской Церковью, несмотря на возникновение противоречия с существующими григорианскими принципами. Данный вопрос стал гораздо важнее специфической проблемы преступных клириков, которая, в ходе развития разногласия, появлялась только как случайная, эпизодическая проблема и не выступала в качестве принципиального вопроса. Более того, поскольку «обычаи» не были в то время точно определены, обращение короля привело епископов в замешательство и встревожило их. Тем не менее, после некоторых обсуждений, они ответили утвердительно, но добавили квалификационный пункт: «при сохранении нашего уклада». Под этим пунктом они, конечно, подразумевали выполнение своих обязательств как епископов по отношению к Церкви. Очевидно, они также консультировались с Александром, находящимся тогда в изгнании в Сансе. Папа, который в начале ноября 1163 года принял посланников от Генриха, написал в это время Бекету, призывая его к сдержанности.

На этом проблема могла бы быть разрешена, если бы Генрих не решил зафиксировать «обычаи» в письменном документе для того, чтобы отдать его на подпись епископам. Чиновники короля, без сомнения со значительной осторожностью, подготовили список «обычаев» в законодательной форме Постановлений, которые были представлены на королевском совете, проводившемся в Кларендоне 14 января 1164 года. Тогда же епископов попросили подтвердить свое согласие клятвой.

Кларендонские Постановления представляли взгляд короля и его советников на то, что являло собой разумный компромисс между легитимным исполнением папской юрисдикции, действием канонического права в Англии и прерогативами английского правительства. Хотя документ не демонстрировал намерения отделить английскую Церковь от законного источника ее юрисдикции, он был посвящен той области, в которой григорианская Церковь и новая монархия XII века с большим трудом могли найти компромисс. И некоторые из Постановлений Церковь сразу же объявила неприемлемыми. Действительно, Бекет вскоре осудил пять статей и немного позднее Папа Александр отверг еще четыре. Исследование этих статей, которые прямо бросили вызов свободе действий Папы в Англии, послужит в качестве иллюстрации.

В соответствии со статьей IX судебное решение, вне зависимости от того, была ли оспариваемая собственность, державшаяся на основании frankalmoin (права церковной собственности), то есть свободной от обычных феодальных обязательств, должно было быть объявлено в королевском суде после вынесения вердикта присяжных. Вместе со статьей I, которую осудил Бекет, переведшей судебные процессы в отношении права Церкви распределять приходы и бенефиции или светского патронажа церковных приходов в королевские суды, она уменьшала право Церкви разбирать собственные дела.

Статья IV запрещала архиепископам и епископам покидать королевство без согласия короля. Если бы этот запрет был в полной силе, английские прелаты не смогли бы без королевского позволения посещать церковные Соборы за границей или совершать визиты ad limina. Они, напомним, просили разрешения короля посетить Собор в Туре в 1163 году.

Статья IV запрещала отлучать от Церкви или отрешать от должности любого из королевских министров, или главных землевладельцев без королевского разрешения, или судейских чиновников в отсутствие короля. Статья VIII запрещала апелляции после суда архиепископа без согласия короля. Это, конечно, изменяло существующую традицию апелляции к папской Курии, таким образом, подвергая опасности важное средство общения между Папой и английской Церковью.

Статья III, самая осуждаемая и спорная из всех, требовала, чтобы клирик, уличенный в преступлении, был вызван в королевский суд, где вопросы ему будет задавать судья, и если обнаруживали прецедент, рассмотрение дела передавалось церковному суду для судебной тяжбы в присутствии представителя короля. Если уличенного оправдывали или признавали виновным в светском суде, Церковь уже не могла защищать его. Другими словами, если церковный суд затем лишал его должности, он уже не мог избежать преследования за свое преступление по общему закону. Генрих, следовательно, не заявил о праве судить клирика в светском суде. И он также не настаивал на том, чтобы уличенный в преступлении выдавался церковным судом. Но пункт «Церковь не должна защищать его» равнозначен потере церковного статуса и представляет возможность наказания преступника светскими властями за совершенные преступления.

Статья III выделяется как самая важная, поскольку она оказалась в фокусе разногласия. Заявление Генриха по этому вопросу было взвешенным. Он консультировался с церковными юристами, среди которых, очевидно, были современные каноники, взгляды которых совпадали с его взглядами. Более того, есть основание полагать, что Бекет сам хотел ужесточить церковное наказание. Тем не менее необходимо снова подчеркнуть, что статья III не была принципиальным вопросом. На самом деле было поставлено на карту и встревожило епископов именно различие между признанием неписаных «обычаев» и принесением клятвы, чтобы следовать подготовленным с осторожностью Постановлениям, которые ярко отразили желание короля сохранить контроль над церковным устроением в Англии.

Когда епископы выступили против Постановлений, они все, кроме Роджера Йоркского и Вильгельма Нориджского, сначала сопротивлялись их принять. Бекет очевидно полагал, что статьи I, III, VII и VIII были неприемлемы. На это король совершенно разозлился; а его министры и бароны озвучили некоторые угрозы против духовенства. Наконец архиепископ Бекет, со значительным колебанием и призывая к королевской милости, решил, что Постановления могли быть приняты даже без обычного квалификационного пункта. Следуя его поступку, другие епископы также уступили королю. Хотя Бекет принял одну из трех официальных копий документа, он не приложил к ней свою печать. Позднее, горько сожалея об этом поступке, который он совершил в момент слабости, Бекет искал отпущения грехов у Папы и тем временем воздерживался от совершения мессы.

Следующий шаг Генриха состоял в том, чтобы добиться одобрения Постановлений Папой. Поэтому он написал Папе в Сане и попросил Бекета сделать то же самое. Он также обратился с просьбой назначить Роджера Йоркского легатом на территории всей Англии. Хотя точная копия Постановлений, очевидно, не была послана тогда Александру, возможно, Бекет смог составить некоторое объяснение этого документа. В любом случае, возможно где-то в марте, Александр прислал свой ответ, в котором неодобрительно отнесся к действиям короля и призывал Бекета быть твердым. По-видимому, для того, чтобы в чем-то уступить королю, Папа даровал дипломатическое представительство Йорку. Уступка, однако, состояла из многих оговорок и позднее была отвергнута Генрихом.

Тем временем Бекет получил письмо от Папы, в котором тот отпускал ему грехи, но слегка упрекал за то, что тот не служил мессу, и напомнил ему о различии между грехами, совершенными преднамеренно, и теми действиями, которые сделаны «по неведению или по принуждению». Хотя архиепископ дважды безуспешно пытался пересечь пролив, чтобы лично встретиться с Папой, он очевидно осознал, что стоит на более сильных позициях и его совесть свободна от греха. В любом случае, Бекет начал игнорировать Постановления. Когда для Генриха стало очевидным, что архиепископ не намеревался следовать Постановлениям, он был одновременно разочарован тем, что не смог проводить собственную церковную политику на твердой основе и приведен в ярость сопротивлением человека, который ранее был его другом. Но он также осознавал, что хотя другие епископы и приняли Постановления, они сделали это с неохотой и не были удовлетворены результатом. Соответственно, его первые действия, направленные против Бекета, не относились к церковной области. Король в большей степени воздействовал на Бекета с точки зрения феодального права.

На королевском совете, состоявшемся в Нортгемптоне в октябре 1164 года, агенты короля предъявляли архиепископу различные обвинения, относящиеся ко времени его службы в качестве канцлера. Несмотря на то что Бекет в ответ высказал жалобу о том, что, став архиепископом, он был освобожден от всех прочих обязательств, доводы короля оказались сильны. Более того, поскольку Бекет заявил, что не отвечал на предыдущие вызовы короля на совет, сославшись на нездоровье, он теперь оказался перед новым обвинением в неуважении к суду.

Сначала Бекет казался смущенным и нерешительным. Он в действительности был болен и все еще лелеял надежду, что можно найти какой-то способ приспособиться к новой ситуации и жить с королем в мире. Епископы были испуганы и раз делились в своем мнении. Один или два из них советовали архиепископу освободить престол или подчиниться. Другие выступили против такого решения. Более того, на этом совете они не представляли, как в Кларендоне, единую организацию, чтобы обсудить проблему Церкви, но скорее являлись вассалами, созванными, чтобы судить своего архиепископа по феодальному вопросу.

Поэтому Бекет, не находя реальной помощи среди своих коллег, искал совета своего духовника, приора Роберта Мертонского. Очевидно тому удалось укрепить его дух, так как на следующий день архиепископ встретился со своими епископами и информировал их о намерении оставаться твердым. В ожидании действий против себя, он запретил им, под страхом снятия с должности, принимать участие в любом приговоре в отношении тех действий, которые принимались им как канцлером, и приказал епископам отлучать от Церкви каждого, кто исполняет приговор светского суда против него. Несмотря на усилия епископа Фолиота Лондонского и других остановить Бекета, тот вошел в зал совета с идущим впереди себя прислужником, который нес архиепископский крест, что, конечно, явилось показательным жестом, отмечающим, что архиепископ не признавал за королевским судом право судить его. Он также официально обратился с апелляцией к папе.

После совета, проведенного королем с епископами, Генрих отправил заключительное обращение архиепископу, призывая его отозвать свою апелляцию в Рим и отменить отданные им приказы другим епископам, поскольку оба действия, совершенные им, противоречили обычаям, которые тот поклялся защищать. Проблема выбора принять распоряжение короля или поддержать архиепископа для английских епископов осложнилась, когда стало очевидным, что король намеревался использовать обвинение в государственной измене, которое могло привести к приговору пожизненного заключения. Соответственно, епископы, в очередной раз потерпев неудачу в попытках отстранить Бекета, решили, возможно по предложению Фолиота, попросить короля освободить их от обязанности зачитывать приговор суда, при условии, что они обратятся с апелляцией к Папе, обвинив Бекета в нарушении Постановлений, которые тот поклялся защищать и принудил других епископов утвердить. Нет сомнений, что они надеялись таким образом освободиться от бремени осуждения всего архиепископа по феодальной, то есть политической проблеме. Так как Фолиот и его коллеги, каким бы двусмысленным ни было их поведение, хорошо осознавали свои обязанности по отношению как к архиепископу, так и к папе, они не желали разрывать нормальные отношения с ними не сейчас и не позднее.

Предложение епископов было принято, и король не настаивал, чтобы они выносили приговор. В итоговом слушании они сидели рядом с архиепископом, а не с баронами. Поэтому светские бароны выносили обвинение и зачитывали приговор, графу Лестерскому выпала неблагодарная роль объявить о принятом решении. В действительности, он так и не смог закончить чтение приговора. В то время как он тушевался и проявлял свои колебания и сомнения, Бекет просто покинул зал совета и в сопровождении простого народа был доставлен в свое жилище при монастыре св. Андрея. Той же ночью, непонятно точно по какой причине, архиепископ сбежал, переодевшись, из Нортгемптона в направлении Ла-Манша. В начале ноября он достиг французского берега, где его лично приветствовал французский король.

Таким образом, архиепископ наконец преодолел свою нерешительность и встал на твердые позиции. Более того, он попытался сорвать судебное заседание по феодальному вопросу, подводя рассматривавшиеся на нем разногласия к более значительной проблеме отношений Церкви с короной, в решении которой он мог надеяться на поддержку своих коллег и Папы. Необходимо, тем не менее, понимать, что, изменяя направление своих действий, Бекет серьезно смутил тех, кто его поддерживал, кто всегда находился рядом с ним и дал свое согласие принять Постановления. Когда архиепископ начал осуждать то, что прежде одобрял, английские священники, конечно, неохотно последовали за ним в этом новом курсе. Более того, его стремительное бегство лишило их лидера.

Во время развития разногласия между Бекетом и королем большая часть английских епископов разошлась с архиепископом в основном по вопросу тактики. Они верили, что Генрихом можно управлять и что, проявляя сдержанность и придерживаясь правильной тактики, они могли сохранить с помощью переговоров с королем свободы Церкви, которые стремились защитить не в меньшей степени, чем сам архиепископ. В любом случае, возможно поскольку архиепископ зарекомендовал себя бескомпромиссным и неуступчивым человеком, в то время как Генрих являлся столь же упрямым и не менее решительным, чем Бекет, позиция, которой придерживались епископы, оказалась неверной. Тем не менее их взгляд на проблему представлялся обоснованным в 1164 году, особенно после того, как король получил вынужденное согласие с их стороны признать Постановления.

Точка зрения, представляющая, что все английские епископы заняли четкую позицию в поддержку Генриха во время разногласия, не кажется поэтому логичной. Один или два епископа, правда, приняли сторону короля, особенно Роджер Йоркский. Другие, однако, продолжали верить в возможность управления королем и достижение некоторого компромисса. В основном священники, придерживающиеся этого взгляда, были выдающимися людьми. Варфоломей Экзетерский, например, являлся замечательным каноником. Позднее Александр неоднократно пытался сделать его папским представителем по судебным вопросам. Фолиот Лондонский также обладал значительными познаниями в каноническом праве и большим политическим опытом. Он пользовался доверием Папы, которого горячо поддержал в 1159 году. В 1163 году на запрос короля Папа перевел его из Херефорда в Лондон. Во время разногласия он был признан сторонниками архиепископа человеком короля, так как занимал при нем достаточно высокие позиции. По слухам, он завидовал Бекету, получившему архиепископский престол, которого он жаждал сам. Однако это слишком простое объяснение позиции Фолиота Лондонского. Его роль в конфликте не была значительной, но он поддерживал короля не в большей степени, нежели его коллеги.

После Собора в Нортгемптоне Генрих отправил посольства к Папе и королю Франции Людовику VII. Цель этих миссий не состояла в исполнении обращения епископов, а заключалась скорее в предоставлении информации французскому королю, графу Фландрскому и Папе о позиции Генриха и стремлении найти поддержку приговору против Бекета. В действительности, письмо английского короля Людовику представляло Бекета как «бывшего» архиепископа. Делегация, отправленная к Папе, включала, кроме одного или двух аристократов, епископов Роджера Вустерского, Роджера Йоркского, Хилария Чичестерского, Фолиота Лондонского и Варфоломея Экзетерского – последний, без сомнения, выступал в качестве каноника. Они прибыли в Сане несколькими часами раньше эмиссара Бекета, Герберта Бошама, и лично встретились с Папой. На следующий день, возможно после того, как Бошам представил другую сторону истории, их выслушали при полной консистории. Когда Фолиот разгорячился, критикуя Бекета, Александр прервал его и упрекнул. Хиларий Чичестерский также был неубедительным, так как перепутал латинский глагол, изменивший значение его слов. С другой стороны, Роджер Йоркский произвел благоприятное впечатление логикой своего выступления. Однако именно Варфоломей Экзетерский в конце концов заговорил о необходимости скорейшего разрешения разногласия и попросил папу послать легатов, дабы рассмотреть это дело в Англии. Но, возможно наиболее действенным защитником позиций короля стал светский посланник, граф Арундель.

Александр не мог, какими бы убедительными ни были представленные ему аргументы, приказать Бекету вернуться в Англию, чтобы навлечь на себя ярость короля. Более того, он был явно настроен принять окончательное решение самостоятельно. Тем не менее посланники короля очень эмоционально представили проблему, чем впечатлили некоторых кардиналов, особенно Вильгельма из Павии, и таким образом привлекли их на свою сторону. Ни один кардинал, однако, не видел лично копию Постановлений, – кроме того, не был выслушан сам архиепископ. Александр, таким образом, решил встретиться с Бекетом, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги. Поскольку королевские посланники были проинструктированы не ждать прибытия Бекета в Курию, они сразу уехали и доложили королю о результатах своей поездки, возможно, к Рождеству (1164 год).

Когда Бекет прибыл в Сане, его встретили очень тепло, и он был готов представить свое дело, очевидно, сначала в приватной беседе с Папой, а потом с кардиналами. Он также предложил на рассмотрение подлинный текст Постановлений, детально изложив его Папе, который слушал очень внимательно. После этого Александр начал проводить консультации с кардиналами, которые, несмотря на общее неблагоприятное впечатление, произведенное на них Постановлениями, все еще не пришли к единому мнению относительно того, что необходимо предпринять для разрешения ситуации. Очевидно, многие кардиналы полагали, особенно в свете раскола, что нужно в данный момент сделать все возможное, чтобы не превратить английского короля в своего врага, поэтому дело человека, который создал многие проблемы, Бекета, стоит оставить без внимания. Очевидно, между кардиналами возник значительный спор. Бошам в своем отчете рассмотрения дела Курией, подчеркнул затруднительное положение Александра, в котором он оказался, столкнувшись с разделением христианского мира и разделенной Курией. Бекет противился всем разумным аргументам, заявляя об общности собственной борьбы со всей церковной политикой, и, в действительности, определение им разногласия в английской Церкви не как случая местного значения, но как проблемы статуса римской Церкви в Англии, предопределило его позицию в рассмотрении всего дела. Тем не менее за три недели пребывания Бекета в Сансе кардиналы не смогли достичь согласия в своем отношении к этому делу.

Александр не мог не учитывать разделение в Курии. Не мог он также как юрист, не осознавать неопровержимость некоторых аргументов, представленных английскими послами. Тем не менее его собственное мнение, возможно, соответствовало взглядам тех кардиналов, которые поддерживали все это время Бекета и которые чувствовали, что архиепископ на самом деле являлся поборником свободы Церкви. В любом случае, Папа отказался отстранить Бекета и не стал приказывать ему вернуться в Англию. Более того, вопросом первой необходимости для него стала свобода римской Церкви и ее право действовать в Англии без постороннего вмешательства. Кларендонские Постановления, которые он теперь изучил, серьезно ограничили бы эти возможности. Поэтому, после долгих раздумий, Александр утвердил действия Бекета в осуждении пяти статей и добавил к ним статьи V, IX, X и XII.

С самим Бекетом Александр подробно поговорил лично, мягко упрекая его за слабость и приказывая ему избегать подобных разногласий в будущем, не получив должного Божьего благословения и его распоряжений. Однако архиепископ добился освобождения от обещания соблюдать Постановления, которое он дал под давлением. Хотя архиепископ ранее предполагал оставить свой престол, на который, по его мнению, он был избран не по каноническому праву, Папа отказался принять его отставку и подтвердил главенство Кентербери на территории Англии. Также, немного позднее, папа осудил конфискацию собственности Кентербери, поскольку она противоречила всем формам закона и церковной процедуре.

Бекет и Александр в последний раз встретились в Бурже сразу после Пасхи в 1165 году, когда Папа готовился покинуть Францию. В это время архиепископ удалился в аббатство Понтиньи, где он, облачившись в цистерцианское одеяние, должен был провести два года в трудах и молитве. Его изгнание разделили многие другие беглецы, возможно их общее количество составило четыреста человек. Отпраздновав Рождество 1164 года, король, несмотря на совет, который ему дали каноники в Нортгемптоне, после бегства архиепископа организовал конфискацию имущества Кентерберийского монастыря. Несколькими месяцами позднее он жестоко изгнал родственников архиепископа из Англии, а также членов его церковного хозяйства, которым приказал предстать перед архиепископом, дабы он увидел, каким несчастьям подверг эти невинные жертвы. Многие кентерберийские служители, которые остались лояльными Бекету, также были принуждены последовать за ним в изгнание во Францию, где в их обеспечении Папе помогали французские духовенство и король.

Находясь в изгнании, Бекет продолжал защищать свое дело, проводя активную переписку. Другие также стремились предложить посредничество для разрешения конфликта. Королева-мать Матильда, чьей помощи Бекет добивался, пыталась смягчить отношение своего сына к архиепископу. Король Людовик VII периодически находился в состоянии войны с Генрихом II и поэтому в некоторой степени получил возможность использовать себе на пользу замешательство своего соперника, к которому привело установление резиденции Беке-та во Франции. Это, однако, не препятствовало ему предпринимать попытки посредничества в споре.

Одним из тех, кто присоединился к архиепископу во Франции, был его верный друг, Иоанн Солсберийский. Являясь непреклонным в своей оппозиции к королевской политике, он также был неутомим в своих усилиях достичь примирения. Тот совет, который он дал Бекету, был типичным советом выдающегося ученого и священника, каким он и являлся: «Пусть дух будет успокоен религиозным созерцанием».

Таким было разногласие, решить которое сейчас стало долгом Папы. Тогда уже возникла путаница между специфической феодальной проблемой, конфискацией собственности в Кентербери, вытекающей из обвинений против Бекета, и принципиальным расхождением мнения об отношениях Церкви и правительства в Англии, которые были вызваны Постановлениями. Дело осложнялось и внешними факторами. Александр был благодарен Генриху и нуждался в постоянной поддержке, которую оказывал ему король в его собственном разногласии с антипапой и императором. Второй антипапа, Пасхалий III, был избран в апреле 1164 года. Генрих изредка менял направление своей политики или угрожал ее изменить, встав на сторону антипапы. Кроме того, частыми были контакты между королевским и императорским дворами. Стоит упомянуть, что в мае 1165 года посланники короля, Иоанн Оксфордский и Ричард Илчестерский, были отправлены на съезд в Вюрцбург, где Пасхалий III получил официальное признание. Два года спустя Александр был вынужден покинуть Рим во второй раз. Из-за недостаточного поступления средств в папскую казну его финансовое положение оставалось достаточно критическим. Кроме того, в эти годы Александр был озабочен проблемой оказания помощи государствам крестоносцев на Востоке, противостоявшим усилению мусульманского давления. Поэтому достижение действительного примирения между Людовиком и Генрихом становилось необходимым условием для оказания подобной помощи.

Несмотря на многие и разнообразные заботы, слабость собственной позиции, и сложность самого дела, Александр пытался проводить ясную и последовательную политику. Его усилия были в основном направлены в защиту позиции римской Церкви. Он настойчиво напоминал Генриху о его долге служить делу Церкви, позволяя ей действовать свободно, что должно было стать неким видом сотрудничества между двумя властями, светской и церковной, которые бы, тем не менее, сохраняли разграничение функций. Поэтому Папа осознавал, что должен был уступить королю возможность действовать в соответствии со своей волей во всех делах, не относящихся к собственно проблемам Церкви. Папа занимал непреклонную; позицию в сохранении апелляций к Курии, свободного въезда и выезда английских епископов в Рим, но он очевидно надеялся избежать прямой конфронтации по другим острым проблемам. Принятый им курс предполагал поддержку Бекета по принципиальным вопросам, но не устранял возможности достижения компромисса по менее важным проблемам.

Вследствие стремления Александра сохранить возможность переговоров с королем, удалось избежать разрыва с английским государством, который возник в отношениях с Империей. Несмотря на временное отсутствие в Англии папских легатов, которые обычно встречали Генриха в его французских владениях и не отправлялись в Англию, также не прервалась корреспонденция Курии с английским духовенством. Папа рассматривал Бекета и других епископов в качестве обычных инструментов для проведения своей политики в Англии.

Таким был курс Александра III, которого он придерживался в течение длительного периода разногласия. Это был очень трудный курс, на пути которого стояли многочисленные ловушки, что стало очевидным в последующие месяцы.




Глава VI


Между Бекетом и Генрихом II





В течение 1165 года и некоторое время спустя роль Папы Александра в решении английской проблемы состояла из попыток умерить требования Генриха и в то же время удержать Бекета от принятия крайних мер. В начале 1165 года, все еще находясь в Сансе, он написал епископу Фолиоту Лондонскому и королю о состоянии церковных дел в Англии. В июне подробные инструкции были отосланы Фолиоту, который должен был попросить помощи Роберта Херефордского переубедить короля, принудившего Бекета отправиться в изгнание и поддерживавшего отношения со схизматиками. Какую бы благодарность Папа ни испытывал к Генриху за его прежнюю поддержку, его терпению также был предел. Короля, соответственно, необходимо было убедить не препятствовать визитам и обращениям английских священников к Курии, а также не досаждать священнослужителям ни в Англии, ни на французских землях, и вернуть Бекета на его законный престол. В этом же месяце Папа также написал королю, убеждая его не создавать беспорядки в королевской и церковной юрисдикциях и подробно рассмотреть проблему о вынесении наказания клирикам светскими судами. В это время, хотя Папа поддержал позицию Бекета по вопросу конфискации имущества Кентерберийского монастыря, он попросил Бекета не предпринимать никаких опрометчивых действий против короля до следующей Пасхи (24 апреля 1166 года).

В ноябре 1165 года Александр вернулся в Рим. Если возвращение и предоставило ему большую свободу действий, то это продолжалось недолго, так как в течение всего года в Риме находились имперские войска. Более того, усилия Папы решить английский вопрос оказались, таким образом, безуспешными, и он начал сомневаться в том, что может опереться в этом деле на Фолиота. Поэтому Папа принял решение поддержать позицию Бекета. Соответственно, на Пасху, когда срок добровольного затворничества Бекета приближался к своему окончанию, он сделал архиепископа легатом на всей территории Англии, кроме Йорка. Чтобы не вызвать недовольства Генриха, Роджер Йоркский получил также пост легата в Шотландии. 3 мая 1166 года Папа повторил своим викарным епископам требование восстановить статус Бекета и инструктировал некоторых французских епископов оглашать любое осуждение, объявленное архиепископом. Заявив о данных решениях, Папа в общем принял на себя обязательство поддерживать Бекета во всем, какие бы действия тот ни предпринимал. Более того, вскоре стало очевидно, что ни король, ни архиепископ не были расположены заключать компромисс.

В первую очередь Бекет, восстановленный на своем престоле и получивший снова власть, аннулировал назначение королем Иоанна Оксфордского в качестве настоятеля в Солсбери и отстранил епископа Жослена, который провел данное назначение. Из-за того что в Вюрцбурге Иоанн поддержал антипапу, он был отлучен от Церкви, а поскольку при принятии решения некоторые каноники из Солсбери отсутствовали, данный поступок был вдвойне противозаконным. Более того, еще ранее это было запрещено и Бекетом и Александром. Поэтому Папа подтвердил приговоры, которые вынес архиепископ. Но он также указал Бекету, что епископ Жослен, по причине возраста, заслуживал рассмотрения своего дела и его не следовало подвергать чрезмерным обвинениям. Иоанн, несмотря на обвинения Бекета, смог оправдать себя в Риме и был восстановлен в должности. Жослен получил прощение двумя годами позже.

Более важный шаг был предпринят Бекетом в день Святой Троицы (воскресенье 12 июня 1166 года). В Везеле он торжественно обнародовал осуждение, которое папа вынес Постановлениям, и отлучил от Церкви королевских священников, являвшихся авторами этого документа, так же как и чиновников, которые по королевскому приказу конфисковали собственность Кентерберийской епархии. Поскольку король в это время был болен, его не подвергли осуждению, но Иоанн Оксфордский и Ричард Илчестерский были отлучены от Церкви за поддержку антипапы в Вюрцбурге.

Фолиота, которого папа проинструктировал объявить Бекета легатом другим епископам, также попросили распространить письма Бекета с приказом об отлучении, о котором он объявил в Везеле, и осуждении Кларендонских Постановлений. Ему также приказали подготовиться к восстановлению в правах изгнанных кентерберийских клириков. Все это поставило Фолиота в затруднительное положение. Тем не менее он попросил короля разрешить ему приступить к выполнению распоряжений. Но Генрих отказал ему в этом и запретил публикацию писем Бекета.

В это время, в столь напряженной атмосфере, английские епископы, к которым присоединились другие члены духовенства, опасаясь, что Бекет может отлучить от Церкви короля, снова обратились в Курию (24 июня 1166 года), осуждая поведение архиепископа. Это было их второе обращение, поддержанное королем, который также отправил к Папе своих посланников.

Александр оказался в затруднительном положении из-за английского разногласия. Папа осознавал нарушения, вытекающие из обращения епископов против архиепископа. Получив апелляцию, он совершенно проигнорировал неуместные обвинения в отношении поведения Бекета и согласился только обсудить обвинения, принятые в Везеле. Позиция короля в этом вопросе представляла еще одну проблему. Невозможно определить, в какой степени в этих и других переговорах угроза схизмы, к которой часто прибегал Генрих, была действенной или, даже, насколько эффективным стало предоставление взяток кардиналам королем, как утверждали сторонники Бекета. Генрих, по-видимому, написал епископу Кёльна, отметив, что, пока Александр не сместит Бекета и не одобрит Постановления, он отказывается подчиняться Папе. Такие заявления, конечно, вполне могли оказаться блефом. Очевидно, тем не менее, что группа кардиналов, благожелательно настроенная к Генриху, имела определенное влияние, что заставило Александра пойти на серьезную уступку. Теперь он дал свое согласие на просьбу Генриха послать дипломатическую миссию, чтобы рассмотреть дело в судебном порядке. Однако, ожидая решения миссии, король должен был быть освобожден от юрисдикции Бекета. Действуя так, Александр временно, как оказалось, оставил свое прежнее упорство принять окончательное решение совершенно самостоятельно. Объявление о миссии официально отстранило архиепископа от власти.

Апелляция епископов и заявление о миссии встревожили Бекета также и потому, что одним из папских легатов стал Вильгельм из Павии, кардинал церкви св. Петра в узах, который благожелательно воспринял посольство Генриха в 1164 году и который, как полагали сторонники архиепископа, будет поддерживать короля. Иоанн Солсберийский осудил миссию, хотя и настаивал на том, чтобы Бекет не отвергал ее суд. Другие, включая Людовика VII, высказали свой протест; При этом Людовик, без сомнения, помнил, что именно Вильгельм из Павии даровал разрешение на брак королевских детей после Собора в Туре. В действительности, общественное мнение во Франции высказало свое неприятие к скандалу в английском духовенстве, выступающем против своего архиепископа, находящегося в изгнании.

Бекет, тем временем, ответил на обращение своих епископов столь хладнокровно, насколько представлялось возможным, но продолжал считать короля непокорным. Действительно, в сентябре 1166 года Генрих приказал монахам Понтиньи отказать Бекету в приюте под угрозой изгнания всех цистерцианских монахов из его владений. Александр призвал монахов не позволять страху овладевать ими, но архиепископ решил не раздражать своих хозяев и под защитой Людовика VII оставил Понтиньи, чтобы провести оставшиеся четыре года своего изгнания в келье бенедиктинского аббатства Сен-Коломб в Сансе.

Очевидно, что Папа не остался равнодушным наблюдателем данных происшествий и жалоб, которые он получил. Он также осознавал трудности столь деликатной ситуации. 7 мая 1167 года он ограничил власть легатов и приказал им не ехать в Англию, пока не произойдет полное примирение между Генрихом и Бекетом. Это, в сущности, не давало им возможности исполнять судейские обязанности. Из-за германского вторжения в Италию и кампаний Генриха, только в ноябре 1167 года во Франции состоялись переговоры с королем, Бекетом и некоторыми из английских епископов. Однако вскоре стало ясно, что ни одна сторона не желает идти на уступки. Поскольку легаты более не были уполномочены разбирать данное дело, а обращение короля казалось весьма пугающим, они уехали, не завершив свою миссию, и доложили о поездке Курии. Легаты, однако, привезли с собой повторное обращение английских епископов, рассмотрение которого упомянутая миссия временно приостановила. Обновленное обращение было представлено Фолиотом от имени других священников как протест против несправедливых действий архиепископа.

Таким образом, до конца 1167 года и начала 1168 года Александр и Курия были отягощены проблемами. Папа теперь осознавал, что уступки одной стороне лишь приводили к большим трудностям в переговорах с другой. Более того, сейчас он переживал неудачу своих собственных посреднических усилий, разделение в Курии и ухудшение отношений с обеих сторон в споре. Кроме того, император двинулся с войсками на юг, и временное перемирие, заключенное между Генрихом и Людовиком, почти истекло. Посланники продолжали прибывать в Курию, при этом послы английского короля, как обычно, хорошо были снабжены золотом и, очевидно, все еще могли оказывать влияние на некоторых из кардиналов. Один или два из них, видимо, настаивали на переводе Бекета во французскую епархию или, по крайней мере, на дальнейшем временном отстранении его от власти.

Папа не пошел на такие меры. Но он был настроен сохранить саму возможность переговоров. В апреле 1168 года он наконец ответил Фолиоту и другим английским епископам, порицая их, хотя и не сурово, за небрежность, но не за неповиновение, и освобождая их от выполнения апелляции прошлого ноября, поскольку они более не проявляли желания спешить в этом деле. В том же месяце он адресовал письмо Генриху, снова настаивая на урегулировании разногласия и представляя подателей письма: епископа из Белли и Базилия, картезианского приора.

Более важный шаг последовал в мае 1168 года, когда Папа отослал два письма, что породило временную заминку в ожидании дальнейшего обращения. Одно письмо, обещавшее освобождение от осуждения Бекета при условии примирения, было адресовано королю. Очевидно, выдвижение требования данной уступки было подчеркнуто в аудиенции, которую втайне Папа дал английским посланникам. Второе письмо было направлено Бекету, информируя архиепископа о том, что его власть была приостановлена до начала следующего Великого поста (1169 г.), пока не совершится примирение. Поэтому Папа ограничил определенным сроком прекращение власти архиепископа.

Сразу же возникли протесты. Не только архиепископ, но и французское духовенство и даже король с королевой написали Папе. Тем не менее, хотя Александр упорствовал, отказываясь сместить Бекета, он не изменил срок временного отстранения его от власти. В это же время (9 октября 1168 года) он отправил письма королю Франции и Бекету, в которых попытался объяснить причины, которыми он руководствовался в политике по отношению к королю. Письмо архиепископу прекрасно иллюстрировало точку зрения Папы:




«Мы уяснили из твоих писем, что ты сильно огорчен и встревожен, потому что мы не стоим на твоей стороне, что кажется должным, и как бы ты того желал, и потому что прославленный король англичан постоянно ведет себя оскорбительно по отношению к тебе, ссылаясь на те письма, что мы послали ему, и хвастаясь тем, что он вышел из-под твоей власти. В действительности, если бы ему был объяснен смысл писем от начала до конца, он не нашел бы в них ничего, что могло позволить ему оскорблять тебя или меня. Ввиду того, что римская Церковь, развиваясь с течением времени, привыкла скорее мириться с большим неудобством, нежели действовать враждебно в любом деле, твое братство не должно изгонять или тревожить, поскольку мы поддержали короля, высказывая столь долго надежду, желая своими письмами напомнить ему великодушно и отечески о его цели и смягчить его упорство и нетерпение мягкостью. Ведь пыл любви и привязанности, с которыми мы относимся к тебе, не угас и не был оставлен, но становится все больше и больше день ото дня. Нашим желанием всегда было только сохранить и укрепить с искренней заботой твою честь, твое достоинство и твои права и церкви, которой ты руководишь властью Бога. Что мы даровали, мы ни в каком отношении не изменили, и не изменим, с Божьей помощью, и в условленный день мы уступим тебе всю власть, чтобы ты мог выполнять свои обязанности свободно и без необходимости обращения».




Ближе к концу этого же, 1168 года, тон Александра стал более жестким. Король был предупрежден, что подвергнется осуждению, если дело не будет улажено до Великого поста 1169 года. И в то же самое время новые легаты, три французских священника, были снабжены письмами с осуждением, которые нужно было использовать при необходимости. Более того, легаты должны были стремиться не только к примирению короля и архиепископа, но также и к сохранению мира между Генрихом и Людовиком.

В действительности именно три священника, назначенные папой легатами, сумели организовать важную встречу двух правителей в Монмирале в январе 1169 года, где Генрих принес феодальную присягу своему сюзерену, Людовику, и также согласился помириться с Бекетом. Но поскольку он все еще настаивал на сохранении Постановлений, а архиепископ отказался идти на компромисс без квалификационного заключения, salvo Honore Dei или salvo Ordine suo, реальное примирение не было возможным.

Какое-то время в начале 1169 года, осознавая неудачу посредничества и ощущая опасность для самого себя, когда Бекет восстановил свою власть в начале Великого поста, Фолиот послал папе предупреждающее обращение. Его поддержал в этом действии только Жослен Солсберийский, другие епископы не проявили желания принять участие. Хотя Александр уже отправил новую миссию со строгим поручением, которая, правда, была кратковременной, и просил Бекета удержаться от действий, новости, очевидно, не достигли архиепископа. Он был, однако, информирован об обращении Фолиота. Соответственно, в Вербное воскресенье (13 апреля 1169 года), полагая, что власть его была восстановлена, он отлучил от Церкви Фолиота, обвинив его в том, что тот не ответил на вызов архиепископа и не пресек серьезные злоупотребления среди своего духовенства. Несмотря на препятствия, возникшие тогда в получении в Англии писем от Папы или архиепископа, приговор был оглашен в соборе св. Павла в праздник Вознесения (29 мая).

Епископ Лондона, в свою очередь, отправил различные послания в Курию, которая в это же самое время была наводнена письмами противоположного характера, поступавшими от континентальных прелатов, настроенных сочувственно к Бекету. Несмотря на совет короля, Фолиот наконец решил признать отлучение от Церкви и отправился в Рим. В Милане он обнаружил, что ему было даровано отпущение грехов (Пасха 1170 года) при условии, что он откажется от своего обращения ответит перед папой на обвинения Бекета. Но прежде чем то могло произойти, кризис был осложнен реакцией короля.

Неудачи предпринимаемых посреднических усилий и отлучение Фолиота от Церкви ввергли Генриха в исключительно агрессивное настроение. Очевидно, он начинал понимать, что Папа повернулся решительно против него. В любом случае, в начале осени 1169 года он выпустил новый набор Постановлений, дополняющих те, что уже были обнародованы в Кларендоне. Вместе с предыдущими они ставили английскую Церковь почти полностью под королевский контроль и отделяли Англию от папства. Возможно, Генрих намеревался просто предвосхитить надвигающееся осуждение своих действий, осуществляя давление на Курию. Тем не менее примечательно, что он приказал всем поклясться в признании новых мер и продолжил использовать их в управлении. Также примечательно, и возможно является признаком изменения политической ситуации, то, что все действующие епископы, включая Роджера Йоркского, отказались подчиниться новым распоряжениям короля. Какими бы ни были намерения короля, его план рухнул благодаря оппозиции епископов.

Когда два новых папских легата, кардиналы Грациан и Вивиан, чье назначение было объявлено в прошлом феврале, прибыли во Францию, они встретились с королем, который был не в настроении вести переговоры. Действительно, они вскоре обнаружили, что хотя Генрих желал пойти на одну или две минимальные уступки, он настаивал на безусловном прощении тех, кто был отлучен от Церкви Бекетом и упорствовал в своем отказе аннулировать Постановления или вернуть собственность Кентерберийского монастыря. Поэтому Грациан решил уехать, убежденный, что дальнейшие дискуссии были бесполезны, так как не желал превышать оговоренное время своей миссии.

Отвечая просьбе Генриха, Вивиан остался на некоторое время и совместно с Людовиком смог организовать беседу между королем и Бекетом на Монмартре 18 ноября 1169 года. На этой встрече, хотя и не рассматривались «обычаи», король наконец объявил готовность обсудить возврат собственности Кентербери. Он отказался, однако, предоставить архиепископу честь «поцелуя мира», обычный знак официального согласия. Доклады об этих разбирательствах вскоре достигли Курии. Но очевидно, именно возвращение кардинала Вивиана с отчетом из первых рук о реальной позиции, занятой Генрихом, наконец заставило Папу потребовать жестко, под угрозой отлучения, выполнения монмартрских обязательств. Соответственно, несмотря на различные угрожающие меры, принятые в 1169 году в Англии – любой человек, принесший приговор об отлучении в Англию, объявлялся изменником, – и такие резкие шаги, как назначение налога Петра королевской казной, Александр организовал четвертую комиссию 17 января 1170 года. Она была составлена из двух французских клириков: Ротру, архиепископа Руана, и Бернара, епископа из Невера. Первый, прелат из континентальных владений Генриха, был избран специально для того, чтобы создать атмосферу справедливости.

Хотя сопровождающее письмо королю сохраняло учтивый тон, инструкции новому легату были детальными и специфичными. Монмартрские дискуссии были призваны стать точкой отсчета, после которой легаты должны были добиваться для Бекета «поцелуя мира», восстановления на архиепископском престоле и возврата или соответствующего возмещения имущества, потерянного Кентерберийским монастырем. После того как легаты заключат мир, они должны были попытаться убедить Генриха либо отменить Постановления, либо освободить епископов от их соблюдения. Если Генрих отказывался, его континентальные земли должны были попасть под отлучение от Церкви. Английские епископы были информированы об этих инструкциях.

И снова кризису было суждено помешать дальнейшим переговорам. Очередной кризис вызвала коронация сына короля, Генриха Младшего. Обычно коронация была прерогативой архиепископа Кентерберийского. Но эту церемонию вел Роджер Йоркский, которому помогали Фолиот, Жослен Солсберийский и Уолтер Винчестерский, возможно, с тремя другими епископами. Более того, обряд произошел 14 июня 1170 года в соборе св. Павла в Вестминстере и, поэтому, в пределах диоцеза Бекета. Поскольку древнее соперничество между Кентербери и Йорком усилилось из-за зависти, которую питал Роджер к Бекету, и его поддержки короля, коронация стала оскорблением для Бекета. Более того, жена юного Генриха, удерживавшаяся под охраной в Нормандии, не присутствовала на церемонии, что также явилось оскорблением для короля Франции, ее отца. И, наконец, хотя возможно, что особый папский запрет на коронацию не был получен, а если его получили или Роджер подозревал о нем, не был опубликован, есть основание полагать, что неодобрение Папы было известно. Таким образом, в Англии обошлись без участия Папы в церемонии.

Генрих, возможно, осознал, что в данном случае непременно будет вынесено церковное осуждение. Легаты имели в своем распоряжении письма с отлучением, которые могли использовать при необходимости; они показали их королю, когда он вернулся в Нормандию. Бекет также владел копиями этих писем. Поэтому, возможно, именно страх перед ответными мерами Церкви побудил короля искать примирения с Бекетом. Хотя в его искренности можно сомневаться, он согласился встретиться с архиепископом, который со своей стороны принял план, составленный папскими легатами совместно с архиепископом Санса. Король и архиепископ встретились в Фретевале 22 июля 1170 года перед значительным собранием.

Судя по всему, встреча была сердечной, и два былых непримиримых противника обменялись знаками примирения и говорили друг с другом наедине некоторое время. Бекет оказал почтение королю, который затем сошел с коня и придерживал его стремя. Генрих обещал Бекету соответствующее возмещение за нарушение прав Кентербери в коронации, предлагая провести вторую церемонию во главе с Бекетом с участием жены Генриха Младшего, Маргариты Французской. Он затем обещал Бекету установить мир и безопасность, возвратить Кентербери все владения, которыми он обладал в начале своего срока пребывания в должности, и восстановление его прав архиепископа. Бекет затем дал королю свое благословение.

Встреча во Фретевале, казалось, обеспечила разрешение двух проблем, разделявших Генриха и Бекета, – имущество Кентербери и права архиепископа, которым коронация бросила вызов; однако, это не затрагивало суть проблемы, Постановления. Более того, король отказался от «поцелуя мира», и также не сделал какого-либо намека на возврат собственности Кентерберийского монастыря. И агент Бекета, Герберт Бошам, который был делегирован зафиксировать возврат собственности, столкнулся с различными препятствиями и враждебностью королевских чиновников в Англии. В результате, королю пришлось вмешаться лично. Хотя Иоанна Солсберийского, также посланного вперед для подготовки возвращения архиепископа, тепло встретил простой народ, он посчитал свое положение ненадежным.

Соответственно, когда архиепископ доложил официально в Курию, он настойчиво требовал принятия справедливого решения для Кентербери. Курия, видимо, в это время рассматривала возможность дисциплинарного взыскания с участников коронации. Она собралась в полном составе для обсуждения, хотя в ней сохранились прежние разногласия, которые, однако, уже не были такими острыми, как прежде. Кардинал Убальдо из Остии, который длительное время поддерживал Бекета, высказался за принятие строгих дисциплинарных мер. После длительного исследования всей проблемы, и получив совет всей Курии, Папа решил снять с поста Роджера и тех епископов, которые принимали участие в коронации или которые присягнули «обычаям». Лондон и Солсбери снова были подвергнуты анафеме, а вместе с ними и ряд других священников, подлежащих юрисдикции Бекета, решение о которых было оставлено на его усмотрение (10 сентября 1170 года). Письма о принятии данного решения не были опубликованы, но посланы архиепископу. А другое письмо, от 13 октября, давало Бекету право опубликовать их, если он видел в этом необходимость, но освобождало от наказания короля, его жену и сына. Тем временем 9 октября архиепископы Ротру из Руана и Вильгельм из Санса были наделены властью наложить отлучение от Церкви на континентальные владения Генриха после тридцатидневного предупреждения. Если один из них отказывался или был неспособен действовать, другой должен был продолжить дело.

Все это заняло время, и Бекет был вынужден снова указать Курии, что чиновники Генриха все еще препятствовали исполнению решения о восстановлении его прав. Но он также не желал подвергать опасности свое возвращение в Англию. Поэтому он попросил из всех писем Папы предоставить ему некоторые, чтобы он мог обнародовать их по собственному усмотрению, исключая только осуждение Генриха и епископа Экзетерского, но отрешая от должности Роджера Йоркского и отлучая от Церкви Фолиота Лондонского и Жослена Солсберийского. Эти письма были посланы 24 ноября 1170 года, но едва ли достигли архиепископа, прежде чем он решил действовать накануне своего отправления в Англию.

Вопрос, почему Бекет стал действовать именно в этот момент, широко обсуждался, так же как и правомерность или мудрость этого поступка. Он знал, что трое упомянутых епископов сожалели о возможном возвращении архиепископа и пытались предотвратить это. Он также мог знать, что они уже были готовы высадиться во французских владениях Генриха, чтобы присоединиться к королю в Нормандии, и затевали планы снова бросить вызов власти архиепископа, заполняя вакантные священнические должности в Англии своими сторонниками. Какими бы ни были причины, Бекет обнародовал оригинальный текст буллы об отрешении от должности и анафеме, прежде чем уехал с континента. На следующий день (1 декабря) он высадился в Сендвиче.

Когда три епископа узнали об этих событиях, они немедленно потребовали отпущения грехов и оправдания. Бекет ответил, что, поскольку он представил папский приговор, он не мог действовать самостоятельно. Но двум своим епископам он предложил компромисс. Бекет заявил, что освободит их от церковного проклятия, если они согласятся подчиняться распоряжениям Папы. Роджеру, находившемуся за пределами юрисдикции Бекета, не была предложена такая уступка, однако тот сумел убедить других епископов проконсультироваться с королем, прежде чем действовать. Они, по-видимому, были настроены в пользу предложения Бекета. Но вместо этого все трое переплыли через Ла-Манш, чтобы присоединиться к королю в Нормандии и доложить ему обо всем, что произошло. Опираясь на его поддержку, они немедленно отправили посланников с апелляцией в Курию.

Бекет, тем временем, был принят восторженно толпами людей, а его поездка в Кентерберийский собор оказалась подлинной триумфальной процессией. Прием чиновниками короля и принцем Генрихом, который одно время являлся его другом и учеником, был, однако, значительно менее сердечным. Бекету отказали в доступе ко двору принца в Винчестере. Архиепископу также дали понять, что он не должен выходить за пределы своей епархии и надоедать просьбами. Таким образом, Бекет снова, на этот раз с кафедры в Кентербери в Рождество, публично назвал своих врагов и подтвердил приговор об их отлучении.

День или два спустя Генрих в припадке ярости позволил себе обронить высказывание: «Неужели нет никого, кто мог бы избавить меня от этого низкорожденного клирика?». Поскольку после службы, проведенной Бекетом, прошло слишком мало времени, едва ли возможным, и практически невероятным, представляется то, что люди короля успели доложить ему о рождественской проповеди архиепископа. Генрих, без сомнения, был рассержен полученными еще раньше известиями об отлучении, и, очевидно, на его позиции оказали влияние более непримиримые советники, прежде всего, вероятно, Роджер Йоркский. В любом случае, четыре рыцаря из его сопровождения приняли слова своего короля слишком буквально и 29 декабря, спустя лишь четыре дня после Рождества, встретились с Бекетом в Кентерберийском соборе. На отказ архиепископа аннулировать отлучения, они поразили его мечами.

Шок и негодование, возникшие в ответ, проявились не только немедленно, но и по всей Европе. Французы, конечно же, были особенно поражены преступлением, поскольку Бекет провел шесть лет на их земле. Король, архиепископ Вильгельм из Санса и многие другие люди немедленно написали Папе, требуя наказать виновных.

Генрих II, в первое время, очевидно, был глубоко поражен данным событием. Говорят, он даже заперся на три дня, отказываясь видеть кого-либо. Когда король оправился от первоначального шока, он принялся искать прощения души от того церковного осуждения, которое, как он знал, должно непременно последовать. Его посланники отправились сначала в Санс, надеясь предвосхитить отлучение, которое угрожало владениям короля. Однако они не смогли выполнить свою задачу. 25 января 1171 года Вильгельм из Санса, архиепископ и папский легат, после консультаций с епископами и аббатами своей провинции, наложил по своему праву отлучение от Церкви на континентальные земли Генриха. В конце концов, испытав трудности в своем путешествии через имперские земли, посланники короля прибыли в Курию в марте.

Александр, конечно, разделял общее чувство негодования. Когда Папа получил ужасающие новости, он раздумывал над обращением отлученных от Церкви епископов, Лондонского, Йоркского и Солсберийского. Вся дискуссия по этому делу сразу резко прекратилась. Вот как это описал один хронист:

«Господин Папа был так потрясен, что было практически невозможно вести с ним разговор в течение недели; всем англичанам было запрещено входить к нему, и все их дела были отложены».

Невозможно представить с точностью, какие чувства Папа испытывал в глубине души. Он, по-видимому, в раскаянии укорял себя за то, что сейчас ему представлялось проявлением чрезмерного терпения в отношениях с английским королем. Безусловно, Папа не спешил действовать, так как решения, которые ему предстояло сейчас принять, не были легкими. Как верховный судья он должен был определить наказание за вину, что требовало проведения расследования о степени виновности. Но Папа являлся также и верховным пастырем, чьим долгом было обдумать епитимью и отпустить грехи грешнику. В целом те обязанности, которые Папа исполнял, накладывали на него огромную ответственность.

Из-за столь напряженной атмосферы в Курии, неудивительно, что посланникам короля Генриха было сначала отказано в приеме. В конце концов, возможно с помощью некоторых кардиналов, которые благожелательно относились к Генриху – очевидно, разделение в Курии не исчезло полностью, – они добились успеха в представлении перед Папой дела своего короля и заявили протест тому, что, хотя его слова, по общему признанию, и привели к убийству архиепископа, он в действительности желал его смерти. Вместе с представителями Солсбери и Йорка, которые все еще находились при Курии, они убедили Папу, что их господа поклянутся предать себя в руки Папы в решении этого дела. Поэтому Александр ограничился объявлением общего отлучения от Церкви убийц и всех тех, кто предоставил им помощь или совет (Святой Четверг, 1171 год), в то время как окончательные решения могли быть приняты при более широком обсуждении.

Рассматривая дело Бекета, исследователи часто справедливо подчеркивали столкновение личностей архиепископа и короля. Менее известным, но равно значимым, также представляется острый контраст между характерами Бекета и Александра, импульсивным архиепископом и терпеливым – некоторые бы даже сказали, осторожным – папой. Александр и Бекет были совершенно противоположными людьми, и опрометчивость архиепископа часто тревожила Папу не меньше, чем поступки других английских епископов. Александр по образованию был юристом, а по темпераменту – человеком, склонным к сдержанности и стремящимся избегать крайностей. С опытом он приобрел значительное искусство в ведении переговоров и, очевидно, верил, что переговоры могли удачно разрешить данное дело. Бекет не имел таких качеств. Он, по-видимому, скорее полагал, что королю следует припасть к его коленям и отказаться от своих претензий.

Александру так и не удалось заставить Бекета понять основы своей политики, и в этом лежит причина трагедии. Отношение Папы к делу было понято неправильно и, впоследствии, привело в уныние архиепископа и его более энергичных сторонников. Кроме того, их взгляд на позиции Папы иногда повторяли и современные историки. Решения, принимаемые Папой во время всего разногласия, представлялись половинчатыми, простительными только с точки зрения того, что он сам не был уверен в стабильности собственного положения из-за схизмы. Необходимо помнить, однако, что, хотя Александр удерживал архиепископа от крайних действий, при реальной надежде, что переговоры будут успешны, он никогда не отрекался от него. Папа пошел дальше, чем Бекет, в обвинении Постановлений – он постоянно поддерживал архиепископа в требованиях восстановления его на законном престоле и возврата собственности Кентербери. Он напомнил викарным епископам Кентербери об их обязательствах перед Бекетом как архиепископом и папским легатом. Расхождение между Александром и Бекетом было велико, но заключалось главным образом в вопросе о выборе тактики и никогда не затрагивало фундаментальный принцип свободы Церкви в Англии.

На окончательное урегулирование дела Бекета и проблем, к которым оно привело, должно было уйти какое-то время. Одно, как оказалось, стало ясным. Спор о криминальных клириках вылился во что-то гораздо более значительное, приводя всех к вопросу о позиции римской Церкви в Англии. Когда шок от убийства архиепископа прошел, оказалось возможным восстановить традиционную ориентацию церковной администрации в Англии и разрешить, по крайней мере отчасти, те вопросы, к которым привело разногласие.




Глава VII


Годы урегулирования в Англии





Есть основания считать, что на время мученичества Бекета приходится поворотная точка понтификата Александра. Время борьбы и неопределенности подходило к концу; десятилетие урегулирования и согласований только начиналось. Хотя схизма и спор с Фридрихом Барбароссой продолжались еще несколько лет, общая атмосфера начала изменяться после смерти антипапы Пасхалия III (20 сентября 1168 года), к 1170 году ход событий отражал общую тенденцию к умиротворению. Вследствие этого, возвращение церковного управления к обычному состоянию содействовало более спокойному рассмотрению обстоятельств дела Бекета.

Непосредственно после смерти Бекета особого внимания потребовали две главные проблемы: меры, которые должны были быть приняты в отношении всех лиц, вовлеченных в преступление, и восстановление нормальных отношений между Курией и английским государством. Обе они, особенно последняя, требовали активизации переговорного процесса между папскими легатами и советниками короля при условии как можно более частого непосредственного участия самого Папы. Успех Александра в этих переговорах явился одним из значительных его достижений.

Наказание четырех рыцарей, которые убили архиепископа, по существовавшему законодательству относилось к юрисдикции Церкви. Они бежали в Йоркшир, откуда им было позволено королем прибыть в Курию, в которой они появились в конце 1171 года или в начале 1172 года. Тем временем один из них, Вильгельм из Трейси, исповедался в своем преступлении епископу Экзетера Варфоломею и, возможно, тогда узнал о своих юридических правах. Наконец, Александр, которого не могло поколебать даже поднявшееся общественное мнение, наложил на них в качестве епитимьи службу у тамплиеров. Все четверо рыцарей один за другим скончались в течение двух ни трех лет, и многие люди приписали их раннюю смерть Божественной каре, настигающей грешников.

Также в обязанности Варфоломея было вменено наказание всех остальных замешанных в преступлении людей. Очевидно, что он обратился к Папе за наставлением. Ответ Александра на вопросы Варфоломея является отличным образчиком канонического права XII века, относительно определения различной степени вины и наложения соответствовавшего наказания. Часть письма, касающаяся данного дела, была включена в собрание постановлений Григория IX:

«Что касается вопросов, которые вы направили нам для решения, то мы уверены в вашей осмотрительности и благоразумии и полагаем, вынужденные по долгу нашей службы, ответить вам в силу нашего опыта. Поскольку, несомненно, вы являетесь Человеком ученым, умным и осторожным, и весьма опытным в этих делах, вы знаете хорошо, что в злодеянии отдельных людей не только характер преступления и его тяжесть, но время, смысл и условия необходимо учитывать. Поскольку, как вы сами знаете, один и тот же грех должен быть наказуем более сурово в отношении одного человека, чем в отношении другого, наказание должно быть наложено на каждого не только в соответствии с характером и тяжестью поступка, но и в соответствии с местом и временем, когда действие было совершено, учитывая также все вышесказанное.

Тем, кто признает, что они пришли с целью убийства этого святого, почтенного человека, бывшего архиепископа Кентерберийского, или нападения на него или захвата, если за захватом последовала смерть, но не преступив грани действительного наложения рук на него, должно дать равное или почти равное наказание. Тем, кто пришел не нападать, но помочь нападавшим, если случайно могли помешать им насилием [которое некоторые из них должны были произвести], должно дать до некоторой степени более легкое наказание. Ведь, как написано, тот, кто мог спасти жизнь человека и не сделал этого, убил его, поэтому ясно, что те, кто пришел помогать убийцам, не являются свободными от обвинения в человекоубийстве. Не освобождается от скверны участия в преступном сообществе тот, кто [когда он мог] открыто не стал противодействовать преступлению.

Тех, кто признает, что они смутили ум короля, чтобы вызвать его гнев, из-за чего, как это случилось, последовало убийство, должно наказать быстро и сурово, но не столь сурово, пока не подтвердится, что они действительно спровоцировали короля на человекоубийство своими советами. Те также не освобождаются от вины и не должны быть свободны от наказания, кто, хотя могли пребывать в неведении относительно этого чудовищного заговора, тем не менее, если знали тех, кто должен был стать убийцами, оказали им услуги.

Далее, тех, о которых было заявлено, что они захватили имущество этого святого человека и его последователей после его смерти, мы считаем свободными от вины в смерти, если они не принимали какого-либо участия в таком преступлении. Кроме того, захваченное должно быть полностью возвращено тем, чью собственность они удерживали, учитывая, что они способны произвести возмещение. На таких следует наложить умеренное наказание. Хотя некоторые из них утверждают, что они передали бедным некоторые из вещей, которые захватили, они не должны, однако, давать бедным краденые вещи при возможности передать тем, чью собственность они удерживали.

На тех, кто сам осознает, что является виновным только в связи с людьми, отлученными от Церкви, с учетом продолжительности времени, на протяжении которого они упорствовали в этом грехе, и проведя расследование о том, вышли ли они из этой связи вследствие страха или желания, намеренно или неумышленно, соответствующее наказание также должно быть наложено.

Мы отдаем распоряжение, чтобы клирики, если это установлено, которые присутствовали вооруженными при насилии, и те клирики, которые подали совет, как можно захватить этого святого человека, были не только отрешены на неограниченный срок от службы при алтаре, также никогда в будущем не могли читать проповеди в церквях или петь в хоре, но принуждены сами молить Бога о прощении за то, что совершено. Кроме того, эти самые клирики должны быть заточены, если возможно, в строгие монастырские обители или в общины монашествующих клириков; в течение пяти или семи лет им должен быть закрыт вход в церковь».

На короля было наложено персональное отлучение (ab ingressu ecclesiae[8 - От входа в церковь (лат.).]). Ему было запрещено участвовать в любой церковной службе и он был лишен привилегии церковных похорон. Отпущение грехов было оставлено на усмотрение новых легатов а latere[9 - Со стороны (лат.).], которые были уполномочены вынести решение об искренности его раскаяния. Это подразумевало также, что при условии подчинения короля предписаниям легатов, на Англию отлучение не будет наложено, чего весьма опасались. Поскольку легаты не были направлены незамедлительно, а Генрих несколько месяцев был занят делами в Ирландии, вмешательство в которые представлялось для него удобным поводом, произошла значительная временная отсрочка в окончательном примирении папы с королем.

Отпущение грехов виновным епископам явилось менее трудной проблемой. Роджер Йоркский уже предпринял путешествие для доклада в Курии. Но германский император, вспомнив о враждебности того к германскому папе, отказался обеспечить ему безопасный проезд по своей территории. Тем временем 23 октября 1171 года Александр послал специальные инструкции архиепископу Руана и епископу Амьена. Роджер предстал наконец перед папскими послами во Франции, и от него потребовали принести клятву, оправдывающую его за принятие Постановлений, подстрекательство короля к убийству, и за неканоническое совершение ритуала коронации Генриха Младшего (учитывая клятву защищать свободу Церкви), при том, что он еще раньше ознакомился с письмом папы, запретившим ее. Встреча произошла 13 декабря 1171 года. С Фолиота отлучение было снято в Жизоре в августе 1171 года, но только в следующем году он был восстановлен в своей епархии. Александр освободил Жослена Солсберийского от ad limina в Рим из-за его возраста и слабости. Вместо этого от него потребовали направить своих представителей в Курию.

21 декабря 1171 года папские легаты дали согласие на открытие кафедрального собора в Кентербери, который был закрыт в течение года. Очень редко культ святого получал столь быстрое и широкое распространение. Дело Бекета поразило народное воображение во всей Европе, а не только в Англии и во Франции. Три дочери Генриха, выданные замуж в королевские семьи Сицилии и Кастилии и в германский род Вельфов, сыграли значительную роль в распространении культа. Культ быстро получил отражение в произведениях искусства того времени. Даже в местах, отдаленно связанных с жизнью Бекета, или у тех людей, кто знал его, можно было найти свидетельства его почитания. Тем не менее Александр, вопреки просьбам друзей Бекета и английских и французских епископов, неторопливо и осторожно расследовал через своих легатов свидетельства чудес перед изданием буллы о канонизации Томаса Бекета 21 февраля 1173 года. Затем он собрал римское духовенство и отслужил торжественную мессу в честь мученика.

В качестве легатов, которых Александр направил во Францию с целью договориться о примирении с королем, выступили кардиналы Альберт и Теодвин. Вместе с советниками короля Генриха, среди которых был Арнульф из Лизье, они завершили переговоры в мае 1172 года, немного времени спустя после возвращения короля из Ирландии. Церемония состоялась в Авранше перед многочисленным собранием светской и духовной знати. Положив руку на Евангелие, Генрих произнес формулу канонического покаяния. Он поклялся, что выполнит любые искупительные наказания, которые предложат легаты, и публично признал, что, хотя он не желал убийства и не приказывал совершать его, неосторожные слова и гневное выражение на лице могли привести к этому. Затем он принял в качестве наказания приведенные ниже обязательства, и его сын также признал долг выполнять их, если король не сможет их исполнить или умрет до того, как они будут выполнены. Они также поклялись не забывать о покорности Александру и его преемникам:

1. Предоставить двести воинов для обороны Святой земли на один год, начиная с дня Святой Троицы.

2. Принять крест на три года после грядущего Рождества и лично оставить Англию следующим летом, чтобы прибыть на аудиенцию к папе; если же он отправится в Испанию воевать против сарацин, то его отправление в Иерусалим должно быть отложено на время этого похода.

3. Позволить свободное обращение в Рим по религиозным вопросам; хотя если он подозревает некоторых людей, то может требовать заверений, что они не намереваются причинить вред его персоне или его королевству.

4. Отменить обычаи, враждебные Церкви, которые были введены в его правление.

5. Возвратить Кентерберийской епархии все ее владения в том виде, в котором они находились до ссылки Томаса Бекета.

6. Воздать духовенству и мирянам, лишенным собственности за поддержку Бекета, своим миром, своей милостью и возвратом их владений.

Легаты доложили об этом Александру, который буллой от 2 сентября 1172 года утвердил отпущение грехов, добавив условие, что король освободит английских епископов от клятвы на верность Постановлениям. Спустя два года Генрих прибыл в Кентербери в одеянии кающегося, вновь прося о прощении, к могиле мученика, похороненного в крипте кафедрального собора, и затем позволил бичевать себя присутствующим епископам и духовенству. Не часто старинная процедура публичного исполнения епитимьи проходила в столь впечатляющей форме.

Рассматривая обязательства, взятые Генрихом на себя в 1172 году, можно выделить три важных момента. Во-первых, выражение Генрихом верности Александру подвело черту под угрозой схизмы со стороны английского короля. Во-вторых, отмена враждебных обычаев (по-видимому, здесь указываются те, что были осуждены в 1164 году, хотя и не акцентируется внимание на определенных пунктах) дала вскоре возможность начать важные переговоры. В-третьих, наибольшей победой папства стала уступка короля разрешить свободное обращение в Рим, это – единственный пункт Кларендонских Постановлений, упомянутый отдельно. Включение сюда данного пункта свидетельствует о его важности и подтверждает точку зрения, что разногласие не вышло за рамки локального события и не подорвало папскую юрисдикцию над английской Церковью.

В делах, особо не оговоренных, королевский контроль над английской Церковью, возможно, не был серьезно ограничен. Сам Генрих отнесся к своему отказу от «обычаев» как к незначительной уступке; и действительно, некоторые из них действовали временно. Более того, легаты все еще запрашивали разрешение короля на въезд в Англию, так же как английские епископы – на отъезд из страны. Важно напомнить, что отпущение грехов Генриха было связано с вопросом выполнения им своих обещаний. Вследствие этого, после решения дела ни одна сторона не предъявляла жестких обвинений и не проявляла стремления к противоборству. Генрих, склонный вести себя благоразумно, шел в ногу с изменениями в церковной среде, действуя очень осторожно, опираясь на свои личное влияние и авторитет. Он, например, часто присутствовал на слушаниях перед папскими судьями.

Папские легаты, со своей стороны, были опытными политиками, готовыми пойти на здравые уступки в определенных делах, хотя в то же время защищали принцип папской юрисдикции. Только один раз в 1177 году, когда Генрих отложил выполнение соглашения с Людовиком VII, касавшегося брака их детей, легат прибег к угрозе отлучения. Кратко говоря, в период, следующий за примирением с Генрихом, особенно до 1177 года, когда позиция Папы по отношению к императору оставалась еще не определенной, царило спокойствие.

Непосредственной заботой легатов стал вопрос епископальных выборов, которые фактически не проводились с 1164 года. И действительно, еще до примирения с королем, легаты Альберт и Теодвин начали подыскивать кандидатов на вакантные места, и потребовались большие усилия, чтобы найти их. Хотя формула отпущения грехов Генриху не была всецело связана со способом проведения епископальных выборов, король дал согласие на проведение обычной канонической процедуры, очевидно, будучи уверенным, что епархиальные собрания должны выбрать кандидатов, симпатизирующих королевским интересам. Это и произошло: новоизбранные были, по большей части, людьми, лояльными королю, многие из них являлись его бывшими советниками. Они должны были доказать, что являются сторонниками сохранения мира, и также, по-видимому, добиться уважения друзей Бекета.

Найти кандидата на должность архиепископа в Кентербери должно было быть особенно сложной проблемой, поскольку даже один голос против позволял отклонить предложенную кандидатуру. 3 июня 1173 года Ричард, настоятель монастыря в Дувре, был избран архиепископом, но его вступление в должность было отложено из-за мятежа Генриха Младшего и его братьев. Надеясь добиться поддержки Папы, они обратились к Александру во имя свободы Церкви, которая была ущемлена, как они заявили, королевским давлением, оказанным на недавних выборах. Папа быстро разглядел их маневр. Более того, он не желал рисковать хорошими отношениями, «установившимися в то время с английским государством. Соответственно, он расследовал обстоятельства выборов, признал их приемлемыми для себя и утвердил их результаты. 7 апреля 1174 года в Ананьи Папа рукоположил Ричарда, возложив на него паллий, таким образом утвердив нового архиепископа на его престоле на законных правах.

В ходе этих договоренностей король и Папа оказались друг для друга полезными: первый поразил своих врагов, а последний выполнил свои обязанности. Оспоренные выборы были подтверждены в Курии, а английский запрет на въезд в страну легатов без королевского разрешения был обойден созданием постоянного легатства. Кроме того, стало возможным возобновить дальнейшую работу по углублению соглашения и выяснению дальнейших вопросов.

Важную роль на переговорах, которые были начаты новым легатом Александра, сыграл папский посол кардинал Уго Пьерлеоне из Сан-Анджело. Уго был первым кардиналом а latere, которому Генрих позволил пересечь Ла-Манш. Он находился в Англии более шести месяцев (с октября 1175 по июнь 1176 года), период, который совпал с обнародованием новой судебной реформы на выездной сессии в Нортгемптоне в 1176 году. Хотя в начале он не был принят английским духовенством: Уго был итальянцем и как легат а latere был выше по званию архиепископа Кентерберийского – его работа была очень плодотворной. Предложения Уго были изложены в письме Генриха к Папе, где король заявил, что по настоянию Уго и вопреки возражениям некоторых своих советников он пошел на определенные уступки.

Первой уступкой, которой легат добился от короля, стало решение вопроса о преступных клириках, первоначально озвученного еще в знаменитой третьей статье Постановлений, но не урегулированного при достижении примирения с королем. Сейчас король признал мнение о статье, на котором настаивал Бекет, но при этом условился об исключении – он согласился, что преступные клирики не предстанут перед светским судом, если они не являются виновными в нарушении неприкосновенности королевских лесов. Эта уступка стала очень непопулярной с точки зрения общераспространенного враждебного мнения относительно лесных законов, но она явилась тем пунктом, который Генрих считал важным и после нескольких лет безнаказанности пожелал ввести заново. Бел сомнения, легат был достаточно практичным, чтобы понимать, что эта уступка могла помочь одержать верх над королем в более значительных делах.

В поручения для следующей миссии Уго Пьерлеоне Александр добавил одно или два дополнения. Годом позже (1177 год) в письме (Аt si clerici) к королю Сицилии, о котором поступила информация в Англию, Папа запретил мирянам выступать в роли обвинителей клириков в уголовных делах, если они не связаны с их собственными делами. Этим Папа предупреждал распространение на духовенство обвинительной процедуры с присяжными.

Таким образом, в Англии была оставлена возможность для клириков, занимавших незначительные должности, подвергаться только духовному наказанию за преступления. Беды, которые проистекли из этой привилегии, однако, не следует преувеличивать, и, видимо, она не вызвала серьезного недовольства, по крайней мере в XII веке. Для клириков не всегда было выгодно прибегать к этому установлению. Постоянно происходили отсрочки в рассмотрении дел, из которых не многие быстро разрешались. Кроме того, часто те же самые люди, которые участвовали в работе духовных судов, исполняли обязанности и в королевских судах.

По вопросу гражданских судебных процессов король согласился «не передавать клириков и не разрешать передавать их в светские суды по гражданским делам, он позволил им отвечать только перед ним самим или другим господином за службу в отношении светского лена». Это установление выдает феодальный характер английского управления и указывает на то, что обычным долгом клирика являлось выполнение своих обязательств; так же должны были поступать и миряне.

Король также согласился «не увеличивать срок держания вакантного места в церквях свыше года, исключая случаи, когда юридически это являлось недопустимым». Данное условие косвенно признавало существовавшие процедуры епископальных выборов и, в связи с этим, законность двенадцатой статьи Постановлений, которая оговаривала проведение выборов в присутствии короля, а также его право на получение дохода с епархии, пока епископский престол не занят. Каким бы серьезным оно ни было, указанное исключение могло зависеть, в основном, от обстоятельств и желания короля. Видимо, Генрих настаивал на своей позиции по данному вопросу и в определенных случаях извлекал финансовую выгоду, часто используя возможность отсрочки.

Также острой проблемой был вопрос о сохранении церковной сферы полномочий и, как следствие, о несоразмерном наказании в делах о преступлениях, совершенных против клириков. Мятеж 1173-1174 годов привел к увеличению насилия в отношении духовенства. Архиепископ Ричард, преемник Бекета, приблизительно в 1176 году выразил недовольство делом своих викарных епископов, которое свидетельствовало о том, что иммунитет клириков, как он полагал, находился в опасности. Очень важно, что Генрих, в том же письме к Папе, в котором извещал его об уступках легату, кардиналу Уго, добавил, что убийцы клириков, должным образом осужденные Королевским судьей и в присутствии епископа или его представителей, должны быть навсегда лишены своей собственности. Эта процедура предполагала совместные действия гражданских и духовных властей.

Оставался другой спорный вопрос при решении проблемы: о владении клириков по праву frankalmoin (право церковной собственности), то есть было ли оно или нет действительно церковным. Девятая статья Постановлений, одна из тех, что были осуждены, давала право при решении таких дел обращаться в королевский суд. В прошедшие годы произошло несколько спорных дел, и обе юрисдикции притязали на правомочность. Александр пошел на уступку и 1 октября 1178 года оставил на усмотрение короля или его судей решение таких вопросов. Таким образом, наконец стало возможным окончательное установление Ассизы «Utrum».

Связанная с данным вопросом проблема права Церкви распределять приходы и бенефиции или проблема светского патронажа, которая освещалась в первой статье Постановлений, была более запутанной. Этот обычай прочно установился в Англии, и его нельзя было легко изменить. Землевладельцы, чьи предки сделали пожертвование Церкви, рассматривали свое право назначения пастора в качестве некоего вида имущественного права, которое могло быть продано, куплено или передано. Кроме того, Церковь также была заинтересована в назначении, чтобы контроль епископов над их приходскими священниками не оспаривался. Поэтому по данной проблеме оставалось много спорных вопросов.

В конце концов, Александр, хотя и желал пойти на уступку английским обычаям по одному или двум процедурным вопросам, настаивал на необходимости получить на это согласие епископов. Таким образом, сравнение на основе канонического права или утверждение на должность не могли быть окончательными без решения епископов. Здесь также был достигнут компромисс и налажено сотрудничество между двумя юрисдикциями. Светские юристы, разделив то, что прежде являлось единым судопроизводством, решением о derniere presentatoin – процессе о назначении – сохранили за королевскими судами возможность определять, кому фактически принадлежит право назначения священников на должности. Это оставляло за духовными судами возможность рассматривать дальнейшие тяжбы, например религиозные, когда требовалось судебное заседание, по крайней мере в тех случаях, когда приговор относительно владельца выносился без проведения надлежащего расследования дела, что говорило о важности второго процесса.

В заключение стоит подвести итоги результатов переговоров, которые были зафиксированы в соглашении 1172 года и в последующих установлениях легатов, Папы и королевских юристов. Что касается личных обещаний, сделанных королем, то не все они были выполнены. Например, обязательство взять крест было заменено им на закладку трех монастырей. С другой стороны, король окончательно согласился уступить по двум пунктам, принятым в Кларендоне. Один из них касался апелляций в Рим и дел преступных клириков. В другом, правда, он выиграл, однако согласившись на некоторые незначительные поправки. Более того, в соглашении об общих условиях отказа от обычаев, враждебных Церкви, не были изложены особые предложения. Некоторые из обычаев фактически остались в силе; другие же, как мы видели, стали предметом обсуждений и компромисса между королевскими и папскими послами. Кратко говоря, в церковных вопросах состоялся возврат к тому положению, которое существовало до того, как были написаны Постановления, когда они стали представлять обычаи, с которыми было необходимо примириться, противостоять или установить. Мы только что описали процесс урегулирования в том виде, в каком он произошел под эгидой Александра и его легатов между 1172 и 1180 годами, процесс, который, по своей природе, должен был получить продолжение.

Чего же добились Александр и Бекет? В частности, что было достигнуто мученичеством Бекета? Видимо, оно не стало символом нового этапа в развитии канонического права в Англии, поскольку этот процесс начался еще до Бекета. Однако оно не стало и препятствием для проведения английским правительством судебной реформы. Вскоре появилась уверенность, что ныне традиционные решения папской монархии, принимаемые на основании канонического права, должны были существовать и не могли прерваться в результате каких-то внезапных изменений в отношениях между Англией и Римом. То, что ситуация складывалась именно таким образом, подтверждается большим количеством папских документов, писем и инструкций к судьям-посланникам, отправленных им в течение последних лет своего понтификата. Многие из положений, о которых заявил Папа, должны были оказать важное значение на развитие канонического права во всей Европе. Сейчас всеми исследователями признано, что деятельность Александра, как она предстает в различных письмах, посланных в Англию, была впечатляющей – столь впечатляющей, что свидетельствует о появлении совершенно новых явлений в духовной жизни, какие не представлялись возможными до возникновения дела Бекета, и поэтому они могут быть признаны результатом его мученичества. В действительности, увеличение количества папских постановлений в отношении Англии после смерти Бекета можно скорее интерпретировать как свидетельство огромного значения той роли в разрешении ситуации, которая была приписана поздними составителями коллекций постановлений взглядам Александра, выдающегося папы-юриста.

Окончательным последствием дела Бекета, поэтому, стало не появление резких нововведений в духовной сфере Англии, и даже, по-видимому, не серьезное ограничение королевского влияния в религиозных делах. То, что получило постепенное развитие, оказалось неким видом конкордата. Конкордат не был окончательным урегулированием спора. Скорее он представлял временное соглашение между двумя сторонами, что-то, что необходимо было принять в новых условиях. Чтобы достичь такой договоренности, каждая сторона должна была признать основные права другой. Умение ждать, свойственное Александру, его легатам и королевским юристам, позволило создать атмосферу, в которой стало возможным принять такое решение.




Глава VIII


На пути к урегулированию с Империей





Период после 1170 года, со времени убийства Бекета, был также знаменательным в истории схизмы. Признаки изменения позиции Фридриха Барбароссы становились все более и более очевидными. Если он когда-либо и надеялся на поддержку Англии, то теперь этим надеждам не суждено было осуществиться. Сомнения в рациональности поддержки антипапы в течение неопределенного времени должны были, несомненно, беспокоить императора, а от сомнений в законности схизматических рукоположении уже порядком устали германские епископы, и их тревога только росла при каждом новом введении в сан клирика. Новая расстановка сил проявилась как в Германии, так и в средиземноморском мире в целом. Так как германские князья предпочитали заниматься делами собственных владений, они никак не желали предоставлять все свои ресурсы для итальянских походов императора. Генрих Лев, герцог Саксонии и Баварии, например, погряз в различных интригах, которые в конечном счете привели его к серьезному столкновению с Барбароссой.

Важным фактором также стало ослабление влияния на Запад со стороны Византии, что явилось значительным событием для Папы и императора. Мы отмечали неудачу попыток императора Мануила использовать схизму ради получения признаний своих имперских требований на Западе. Теперь он столкнулся с новыми трудностями уже в пределах собственной страны. После ареста и конфискации собственности всех венецианцев, проживавших в Восточной империи на 12 марта 1171 года, традиционно дружественная Венеция пошла на разрыв отношений с Византией. Хотя впоследствии отношения улучшились, временное охлаждение привело к возобновлению Венецией дружественных отношений с Сицилией. Их общая враждебность к Византии и успешные коммерческие предприятия привели к заключению в 1175 году венецианско-сицилийского торгового соглашения. В следующем году произошло одно из наиболее важных событий того времени: крупное поражение армии Мануила Комнина от турок при Мириокефалоне, – что серьезно уменьшило возможности Мануила влиять на ход событий на Западе, это стало очевидным при переговорах, которые привели к окончанию схизмы.

Таким образом, с чисто дипломатической точки зрения, события, произошедшие после 1170 года, вынудили Барбароссу и Александра вновь пересмотреть и оценить свои позиции. Однако Папа руководствовался другими соображениями. На Западе существовали не только новые политические и экономические силы, религиозные волнения также нарастали со страшной силой, и некоторые из них причиняли Папе беспокойство, например, в Южной Франции представала угрожающей проблема ереси. Среди других народных волнений, были ли они еретического характера или нет, ересь проявляла нетерпимость к установленному порядку, светскому и церковному. Как долго Папа мог сохранять лояльность набожных людей к римскому престолу, для которых дипломатическая путаница и тонкости канонического права значили очень мало? Александр старел и, несомненно, слабел. Его природная склонность к умеренности, свойственная ему на протяжении всей жизни, должна была только усилиться с годами. Если Барбаросса демонстрировал признаки перехода к новой политике, то, возможно, он стремился к компромиссу, чтобы решить проблему схизмы, становившуюся все более опасной для духовного благополучия христианского мира.

Изменение позиции императора, конечно, не произошло неожиданно. В 1174 году после тщательных приготовлений он снова был готов прибегнуть к силовому решению, перейдя осенью через Альпы в пятый раз. Войдя в Италию с запада через Пьемонт, он сжег Сузу, где в 1167 году подвергся унижению. Затем имперская армия осадила недавно построенную Алессандрию, пока Христиан Бухский угрожал Лиге в Болонье. После тщетных попыток сломить сопротивление Алессандрии и услышав о подходе подкреплений, посланных Лигой, Фридрих снял осаду и согласился на перемирие и переговоры (13 апреля 1175 года). На встрече в Монтебелло в течение последующих недель, с участием города Кремоны в качестве третейского судьи, Фридрих пошел на уступки, которые подразумевали отказ от его ранних требований, заявленных в Ронкалье (1158 год). Но когда Ломбардская лига, возможно понуждаемая своими епископами, настояла, чтобы император отмежевался от схизмы, переговоры прервались.

Вслед за тем Фридрих, потерпев неудачу в попытке разделить города и Папу, попробовал на этот раз оторвать Папу от Лиги. Он прибыл в Павию, в город, который всегда был лоялен к нему. Три кардинала Александра: Убальдо, Бернард и Вильгельм из Павии – были лично направлены к нему и пригласили императора встретиться с Папой, чтобы обсудить мир между Империей и Церковью. Поскольку это была первая возможность организации встречи императора и Александра с начала схизмы, что предполагало прямой контакт между Курией и императором, то в папском окружении существовало некоторое сомнение в уместности вести переговоры с отлученным от Церкви. Александра также тревожил этот вопрос, но он не желал упускать такую возможность для переговоров. Поэтому Папа позволил кардиналам отправиться в путь. Император принял посланцев любезно и после официальной процедуры приветствия пригласил их начать обсуждение. Результатом их явилась откровенная демонстрация мнений по некоторому числу вопросов, однако соглашение не было достигнуто.

Между тем Александр, возможно чтобы успокоить членов Ломбардской лиги, почтил недавно принятую в нее Алессандрию, создав в городе независимый епископский престол. Павия, с другой стороны, была наказана за свою поддержку схизмы тем, что лишилась определенных церковных почестей, которыми прежде пользовался ее епископ.

Вновь столкнувшись с провалом в переговорах, Фридрих обратился к Генриху Льву, герцогу Саксонии и Баварии, в чьей помощи он отчаянно нуждался. Они встретились в Кьявенне весной 1176 года. Не ясно, что произошло между ними, но Генрих, очевидно, предъявил такие условия за свое содействие, которые его император не мог или не должен был признать. Вынужденный, поэтому, продолжать свои усилия без поддержки саксонского герцога, Фридрих возобновил военные действия. 26 мая 1176 года при Леньяно имперская армия стремительно двинулась вперед и была наголову разбита. Хотя поражение при Леньяно, возможно, не было решающим, как полагали ранее, Фридрих все-таки согласился вести переговоры. Когда формула посредничества, предложенная Кремоной и принятая императором, была отвергнута «ломбардцами», упоенными удачей, император, очевидно еще надеясь оторвать Папу от городов, решил пойти на мир с Александром. Обращая внимание на важность своего решения, он призвал германских прелатов и князей собраться в Италии в ноябре.

В этот момент голоса всех, кто тайно надеялся или открыто действовал ради примирения, стали громче; среди германских епископов данной позиции придерживались Вихман Магдебургский и Конрад Вормский, Филипп Кёльнский и Христиан Майнцский; картезианец Теодорик. В течение некоторого времени цистерцианцы пытались всячески способствовать примирению. Под руководством Понса (в прошлом настоятеля монастыря в Клерво, а ныне епископа Клермона) и аббата Гуго из Бонво, к которым Фридрих обратился через письма, их усилия получили новый импульс. Даже дож Венеции Себастьян Циани также выступал за мир.

Таким образом, именно имперские послы, Христиан Майнцский, Вихман Магдебургский и Конрад Вормский, явились к папе в Ананьи. Чтобы успокоить «ломбардцев», Папа настаивал на том, что окончательное примирение не может быть достигнуто без участия всех союзников – очевидно, были упомянуты ломбардцы, сицилийцы и греки. Имперские полномочные представители, которые надеялись заключить простой двусторонний договор, согласились с данным требованием, настаивая только на том, чтобы переговоры между ними и кардиналами были секретными. Примерно две недели имперские послы провели в переговорах с комиссией кардиналов и составили предварительное основание соглашения, Пакт Ананьи.

С точки зрения Церкви, решающим фактором в Ананьи стал официальный отказ императора от схизмы. Император, его жена и сын обещали признать Александра как истинного Папу и предоставить ему те же почести, которые предыдущие императоры оказывали предшественникам Александра. Это был единственный вопрос, в решении которого Папа не мог пойти на компромисс. В свою очередь, Александр и кардиналы согласились признать жену Фридриха императрицей и то, что его сын Генрих должен был быть коронован как король римлян Папой или папским легатом. Папа и кардиналы обещали жить в мире с Фридрихом, его женой, сыном и теми, кто их поддерживал.

Объектом переговоров также могли стать другие, менее существенные, но оставшиеся неразрешенными вопросы. Важным делом стал вопрос о схизматических рукоположениях, проблема, из-за которой сорвались предыдущие переговоры и которая обсуждалась многими канониками, включая Роландо. Ныне Александр занял менее строгую позицию, чем раньше, и согласился принять законность схизматических назначений, если они были получены от епископа не схизматика или от тех лиц, кто получил посвящение опосредованно от них. Легко понять, что в Германии, после двадцати лет схизмы, решить данный вопрос в отдельных случаях являлось крайне трудным делом. Тем не менее поразительно, что суровые дисциплинарные меры взыскания против бывших схизматиков не обсуждались.

В отношении антипапы и его Курии Александр проявил великодушие. Он обещал предоставить Каликсту III аббатство и позволить его кардиналам сохранить тот сан, который они имели до схизмы. Что касается духовенства негерманских земель, то все возникавшие там проблемы решались схожим образом, как на том настаивал Папа, хотя в определенных случаях император мог ходатайствовать.

По предварительным распоряжениям, согласованным в Ананьи, за Папой также признавалось право управлять Римом. Римская префектура должна была быть восстановлена с сохранением некоторых имперских привилегий, а земли Матильды Тосканской и права церковной собственности должны были быть восстановлены в том виде, в каком находились во времена Иннокентия II. Собственность и права, несправедливо отобранные у духовенства церквей, должны были быть восстановлены, и те, кто был принужден принести клятву верности императору, освобождались от нее. Кроме того, обеими сторонами должна была быть собрана комиссия, включая короля Сицилии, если тот не воздержится, для рассмотрения дел, накопленных со времени правления Адриана IV.

Достижение договоренностей о мирных условиях между императором и «ломбардцами» должны были обсуждаться представителями трех сторон. Если они не смогут прийти к соглашению, то Папа и император назначают специальных уполномоченных, для достижения урегулирования. Окончательная ратификация всех договоренностей должна была произойти на Соборе, созванном Папой, на котором все нарушители мира подвергнутся угрозе отлучения от Церкви.

Соглашение в Ананьи, хотя исполнялось в некоторых пунктах, не стало подлинным договором. Более того, поскольку оно свидетельствовало о серьезной неудаче императора, неудивительно, что он пытался укрепить свое положение. Существовала также опасность, что политические интересы Ломбардской лиги могли быть принесены в жертву установлению общего религиозного мира. Постоянное беспокойство, проявляемое ею, было понятным. Вследствие этого, временной промежуток между предварительными переговорами в Ананьи и окончательным соглашением был заполнен рядом кризисов, которые угрожали общему миру и вынуждали Александра к дальнейшим уступкам.

В январе 1177 года император, по-видимому полагая, что он находится на более сильных позициях, нашел силы вновь предложить идею Собора и выступить посредником между обоими Папами. Предложение императора не получило положительного отклика. Твердость Александра вместе с протестами «ломбардцев» убедили Фридриха, что такая тактика более не представлялась возможной, стоит учесть, что император и в самом деле верил, в осуществление такого проекта и, что его предложение не было простым маневром с целью сбить с толку своих оппонентов. Тем временем, выбор места для проведения окончательных мирных переговоров привел к сильному спору, так как каждая сторона предлагала свои города и отвергала чужие.

В этот момент, до того как было принято окончательное решение о месте проведения Собора, Александр остановил выбор на Венеции. Несмотря на преклонный возраст, он высадился в Виесте с флотилией из 13 галер, которые были переданы в его распоряжение королем Сицилии, осуществив переход по бурному морю с несколькими остановками в портах Далмации. Зара, в первый раз видя папу, шумно приветствовала его, когда тот вошел в город и прошествовал к церкви св. Анастасии. Затем он отправился по Истрийской дороге и 23 марта 1177 года его торжественно приветствовали уже граждане Венеции.

В апреле, когда соглашение о месте переговоров не было достигнуто, папа призвал консулов Лиги встретить его в Ферраре, где согласно средневековому хронисту Ромуальду Салернскому, он выступил с проповедью, переполненной метафорами, на морскую тему, возможно появившуюся в результате его недавнего вояжа. Ответ, однако, не был удовлетворительным, и «ломбардцы» продолжали чувствовать себя разочарованными. Тем не менее, поскольку к ним прибыло имперское посольство в составе семи человек во главе с Христианом Бухским, Папа и «ломбардцы» также выбрали по семь человек каждые, причем делегация Лиги включала четырех епископов. После долгого обсуждения местом проведения окончательной ратификации соглашения была избрана Венеция. Всем делегатам были даны значительные гарантии личной безопасности и свободы передвижения, при этом со своей стороны венецианцы дали обещание не допускать въезда в город императора без позволения Папы.

Как только Венеция была избрана местом для переговоров, туда начали стекаться делегаты. Приехали многие германцы, которые в основном надеялись подтвердить законность своих назначений. Город был переполнен людьми, стал шумным и, подобно другим городам, в которых прежде устраивались собрания, предстал местом бесчисленных кулуарных обсуждений, не говоря уже о значительных доходах, которые смогли получить городские торговцы.

10 мая, возвратившись из Феррары, Александр приступил к решению насущных вопросов. Чтобы успокоить постоянные страхи «ломбардцев», он предложил сначала заключить до говор о мире между ним и императором, а потом без задержки – о мире с Сицилией и Церковью. По-видимому, он стремился оставить для себя возможность действовать свободно в качестве посредника, если в том появится необходимость. Дискуссии, фактически, зашли в тупик. Послы императора настаивали на первоначальных условиях тех договоренностей, которые были достигнуты в Ронкалье в качестве основы для дальнейших переговоров, а «ломбардцы» – на условиях посредничества Кремоны в 1175 году. Видимо, по предложению обеих сторон Александр вмешался и предложил отсрочить обсуждение важных политических вопросов до истечения десятилетнего перемирия с «ломбардцами» и пятнадцатилетнего перемирия с Сицилией. Что касается Церкви, пакт в Ананьи мог быть просто официально ратифицирован.

Хотя отсрочка достижения согласия с «ломбардцами» и Сицилией фактически помогла императору оторвать Папу от его союзников; он еще не был полностью удовлетворен. Понимая, насколько Александр нетерпелив в отношении мира, и несомненно сознавая трудность его позиции в отношениях с «ломбардцами», император объявил, что он примет соглашения с «ломбардцами» и Сицилией при одном условии, которое он откроет только специально назначенным папским легатам. Александр, в свою очередь, проявил подозрительность и настаивал на прямом объяснении с имперскими послами. Фридрих требовал права пользования доходами с земель Матильды в течение пятнадцати лет, о чем он заявил в Ананьи. Окончательное решение по данному вопросу должно было быть отложено. Очевидно, Александр не мог отказать императору, чтобы не сорвать соглашение, добавив только поправку, что после пятнадцати лет земли Матильды должны быть возвращены Папам, однако без ущемления возможного права императора при окончательном вынесении решения. Столь плохо обоснованная мера, хотя и была временной, представляла значительную уступку со стороны Курии.

Дальнейшие разногласия были вызваны в результате попытки венецианских popolani воспользоваться присутствием императора в Кьоджи, куда он прибыл. К нему явилась делегация, которая побуждала его войти в Венецию и навязать свои условия мира. Тем временем народ, по-видимому, заставил дожа действовать и поднял Александра на ноги среди ночи, требуя от него дать согласие на въезд Фридриха в город. В обстановке общей паники послы Лиги бежали, а сицилийцы побуждали Александра взойти на один из их кораблей. Папа был единственным, кто не потерял голову. Отказавшись уехать, пока не вернутся его послы от Фридриха, он выиграл значительное время для организации контрдействий. Сицилийцы угрожали разорвать все торговые связи с венецианцами. В соответствии с недавним соглашением, для венецианцев и венецианской торговли это был вопрос значительного импорта от Сицилийского королевства и снабжения Венеции зерном. Вследствие этого, венецианцы соответствующим образом восхвалили папу и успокоили сицилийцев. Папа побудил «ломбардцев» вернуться. Паника прошла.

Представляется сомнительным, что Фридрих предполагал воспользоваться выгодами смятения, случившегося в Венеции. Германские князья настойчиво противостояли позорному соглашению в Ананьи и весьма резко заявили об этом императору. В любом случае, 21 июля 1177 года император принял мирные соглашения и ратифицировал договор с папой. 22 июля двое князей были назначены, чтобы принести клятву от имени императора, а Филипп Кёльнский – от германских магнатов.

Сам факт, что Фридрих выиграл от своих маневров после Ананьи, стало поразительным доказательством его навыков использовать разногласия между своими советниками. Он не только добился договоренностей в отношении земель Матильды Тосканской, но также в заключительном соглашении в Венеции сумел внести важные изменения в язык терминов, относящихся к восстановлению церковной собственности. Ссылка на римского префекта была опущена; слово «regalia» исчезло. Статьи, запрещающие каждой стороне восстанавливать владения, захваченные у другой, оставляли проблему окончательной верховной власти нерешенной. Рассматриваемые все вместе, уступки со стороны Курии были значительными, и император добился заключения относительно благоприятного сепаратного мира с Папой.

Фридриха вскоре пригласили вступить в Венецию, и три кардинала были посланы встретить его в Лидо, чтобы даровать ему отпущение грехов и получить от епископов, которые сопровождали императора, официальное отречение от анти-Папы. Затем из города выехал дож, чтобы приветствовать императора и официально сопровождать его. 24 июля Александр занял свое место на престоле в присутствии кардиналов и других видных священников и огромного скопления народа, собравшегося перед собором св. Марка, где был установлен временный престол Папы. Там Александр ожидал своего прежнего противника, которого не видел со времени Безансона. То, что последовало за этими приготовлениями, стало памятной сценой, а для Александра она была еще и трогательной. Один из хронистов, Ромуальд Салернский, описывает ее следующим образом.

«…когда он [император] приблизился к Папе, вдохновленный Святым Духом и почитая Господа в Александре, оставил свой императорский титул и знаки отличия и пал ниц перед Папой. Со слезами на глазах Папа сердечно поднял его, обнял и благословил. Тотчас же германцы запели Те Deum. Император тогда взял Папу под правую руку и повел его в церковь, и когда он снова получил благословение от Папы, он вернулся со своей свитой в герцогский дворец».

Позднее этим вечером император послал сообщения Александру, прося его отслужить праздничную мессу на следующий день, в праздник святого Иакова. Папа охотно согласился.

На следующий день, 25 июля, когда Папа приблизился к собору, чтобы совершить мессу, император встретил его, сняв свою мантию, чтобы исполнить церемониальную службу ostatius, «привратника». Когда он вошел в собор по правую руку от Папы и увидел хоры, полные мирян, он попросил их удалиться, сопроводил Папу к дверям алтаря и затем вернулся к ближайшему окружению из высшего духовенства. Он внимательно слушал проповедь Папы и, не понимая произношение Папы, попросил патриарха из Аквилеи переводить. После мессы император исполнил officium stratoris, «службу оруженосца». Папа, милостиво принимая добрую волю императора, не позволил ему держать узду своего коня в течение всего пути к ожидавшей его гондоле.

На следующий день в резиденции Папы Фридрих и Александр, очевидно пребывая в замечательном расположении духа, сердечно беседовали с глазу на глаз. Затем 1 августа на официальной ассамблее, проводившейся в герцогском дворце во главе с Папой, Фридрих официально отрекся от совершенных им ошибок, не обвиняя своих советников. Князьям, которые должны были произнести клятву от его имени в различных договорах, было предписано сделать это, и в Германию отправился кардинал от Папы, чтобы получить соответствующую клятву от императрицы Беатрисы и ее сына, Генриха.

Остался один официальный акт. 14 августа Александр отлучил от Церкви тех, кто продолжал нарушать мир по истечении сорока дней, предоставленных всем оставшимся схизматикам, чтобы они могли вернуться к истинному подчинению. Когда факелы были брошены на землю, император и все присутствующие произнесли аминь.

Заключение мира произвело огромное впечатление, и повсюду в Европе люди праздновали окончание длительной схизмы. Хотя снова необходимо подчеркнуть, что то, что было достигнуто, являлось религиозным миром и в любом смысле не было постоянным или завершенным политическим установлением. Однако по крайней мере в течение года Александр поддерживал тесную связь с Лигой и императором, используя его добровольное посредничество, чтобы настоять на выполнении условий перемирия, а папский легат, кардинал Лаборанс, также выступал посредником в ряде дел – дипломатия Папы до и во время съезда в Венеции первоначально ставила целью завершить схизму. То, что данная политика разочаровала Ломбардию, – слишком очевидно, и в последующие годы она вела переговоры с императором по своей собственной инициативе. Вследствие этого, Александр был обвинен в том, что забыл о своих союзниках, возможно по причине естественного утомления. Нет сомнения, что стареющий Папа устал. Прослеживается, однако, определенная последовательность в его действиях. В течение всей своей карьеры он постоянно стремился укрепить свободы Церкви. Когда папа осознал, что он не мог заключить общий мир со всеми сторонами, у него оставался только один политический курс – мир с императором и ликвидация схизмы. Ломбардская лига выступала орудием для достижения данной цели и не являлась постоянным элементом в папской дипломатии.

Хотя другой союзник Папы, король Сицилии, выиграл от сепаратного мира, так как германский император признал его титул короля, Венецианское соглашение было заключено без учета мнения Византии. Византийские делегаты прибыли в Отранто, что на юге, слишком поздно, чтобы достичь какого-то результата, им оставалось только собирать информацию о складывающейся ситуации. Кроме потери престижа из-за своего поражения при Мириокефалоне, Мануил теперь был вынужден признать, что после примирения папы и германского императора, он более не мог питать надежд на обладание каким-то ощутимым влиянием на Западе. Мануил I Комнин являлся одним из великих императоров Византии. Его усилия, направленные на расширение своей власти на Западе, были значительными. Венецианский договор, поэтому, привел к завершению важной главы в обеих историях – истории Византии и Запада. Нет и малейшей иронии в том факте, что сценой развязки стал знаменитый византийский собор св. Марка.

Также очевидно, что Александр не рассматривал мир, заключенный в Венеции, как решение всех церковных проблем. Как показали переговоры, проведенные в Англии, позиция Церкви никогда окончательно не определяется каким-либо договором. Скорее она остается таким институтом, который необходимо постоянно приспосабливать к новым влияниям. Многие церковные проблемы ждали своего решения после 1177 года.

Также не были достигнуты договоренности в отношении итальянского или другого негерманского духовенства. В Ананьи было решено, что оспоренные дела необходимо рассматривать в Курии, сохраняя возможность императорского вмешательства в определенных случаях. Один или два сторонника Александра были немедленно восстановлены, но, как в случае с германским духовенством, многим пришлось ждать решения своего вопроса некоторое время даже спустя окончания понтификата Александра.

В Германии Фридрих был до известной степени ограничен сделанными в Вюрцбурге обещаниями стоять на стороне епископов, которым он советовал добиваться рукоположения в сан, поэтому Александр III, ради сохранения мира, уступил в некоторых острых ситуациях. Действительно, многие германские епископы получили такое возмещение, что некоторые из германских епископов, поддерживавших Александра, были удивлены или недовольны. Христиан Бухский, теперь имперский канцлер и правая рука императора как в военных, так и в административных делах, был утвержден на престоле в Майнце. Правда, он активно добивался смягчения позиции Фридриха, но только после энергичной защиты его интересов. Конрад, который последовал за Папой в изгнание и стал кардиналом и легатом, был удовлетворен в своих протестах. Александру пришлось применить всю силу своего убеждения, чтобы сдержать его и уступить, приняв вместо Майнца Зальцбург, глава которого только что ушел в отставку. Более того, Конрад остался кардиналом – легатом Сабины и был назначен легатом для Германии. Филипп сохранил Кёльн, в то время как верный сторонник Александра, Ульрих, был отправлен в Хальберштадт, а Герхох – отстранен. Папа пошел и на другие компромиссы, а некоторые дела были оставлены для дальнейшего урегулирования на приближающемся Третьем Латеранском Соборе.

Прежде чем покинуть Венецию, 15 октября Александр поблагодарил официально всех тех, кто помогал ему в заключении мира. Действительно, даже до съезда и император и папа особенно отметили двух цистерцианцев: Понса, теперь епископа Клермонского, и Гуго из Бонво, – которые сильно посодействовали его достижениям. Испытывая к венецианцам признательность за их гостеприимство, Александр даровал некоторые привилегии определенным венецианским церквям и особенно собору св. Марка.

Поскольку Центральная Италия еще не была замирена, папа и его окружение до Ананьи путешествовали по морю на четырех венецианских галерах, достигнув ее через дорогу Сипонто. Когда они двинулись в направлении Рима, их ожидали большие трудности. Ведь хотя Александр действительно добился некоторого улучшения ситуации, уменьшив локальный феодализм, римские предместья все еще оставались в состоянии постоянного волнения. По иронии судьбы именно Христиан Майнцский должен был по повелению императора восстановить папские владения в Центральной Италии и в общем умиротворить регион – задача, которую он не смог выполнить полностью.

Тем временем Каликст III, все еще проявлявший нежелание уступить, покинул Витербо, чтобы забаррикадироваться в замке Монте Альбано, где несколько аристократов и римский префект, очевидно, полагали, что могут в своих целях использовать антипапу. Когда Христиан Майнцский взял Витербо, Александр вошел в город и сумел предотвратить проявления враждебности между гражданами и некоторыми аристократами, которые объединились против папского военного эскорта. Видя такой поворот событий, префект сдался Папе, высказав ему свое повиновение.

В Тускуле Александр наконец принял посольство от римлян и назначил трех кардиналов определить условия своего возвращения. Было достигнуто соглашение о том, что коммуна сохранит автономию, дарованную ей в 1143 году, а сенаторы должны были клясться на верность папе, вернуть ему права, которые они присвоили, и гарантировать безопасность папского окружения и пилигримов в Риме и за пределами города.

Возвращение Папы в Вечный город после десятилетнего отсутствия стало торжественным и радостным событием. Ненадежные римляне, которые еще недавно не подчинялись ему, в большом количестве вышли приветствовать Папу. Длинная процессия аристократов, гражданских и военных, за которыми следовали граждане, размахивавшие оливковыми ветвями, встречали Папу, когда он въехал в ворота верхом на белой лошади, что действительно можно представить моментом триумфа Папы. Но Александр был стар и, возможно, разочарован. В любом случае, он был утомлен от трудов прошлых месяцев. Поэтому, дав свое благословение народу, он удалился в Латеранский дворец.

На торжественном собрании следующего дня Александр принял раскаявшихся священников – схизматиков города и обошелся с ними со своей обычной мягкостью и без малейшего намека на мстительность. Затем он вернулся в Тускул, где 29 августа Каликст III наконец подчинился ему. Он также был прощен и не удалился в аббатство, как было решено в Ананьи. Вместо этого он должен был занимать священнический пост в Риме или вблизи его, а позже был назначен наместником папских земель в Беневенто.

Таким образом, терпение Александра III было в конце концов вознаграждено и он вышел из длительной борьбы со значительно возросшим престижем, который всеми был признан. Это событие произвело впечатление не только на современников, но оно также воодушевило воображение художников и писателей в последующие века. В результате него возникла легенда о могучем императоре, унижающемся перед гордым понтификом. В действительности это не было так. Если и есть что-либо более удивительное в характере этого исторического события, чем терпение Александра, то это его миротворческий дух. Его мягкость к епископам-схизматикам, его ясное душевное волнение, проявленное в личном приеме императора, сердечный разговор между ними, и манера, в которой он объявил католическому миру конец схизмы, – все указывает на это. Если Папа и чувствовал себя удовлетворенным, то это потому, что Бог позволил ему защищать традиции его предшественников.

Александр уделил особое внимание закону в ходе развития разногласия, что стало характерно для его политики и являлось отличительным знаком дипломатии Курии, выразившимся в стремлении избежать крайностей, так как то, за что он боролся и сохранял, не было смутной претензией на политическое главенство Папы. Ничего не было сказано об относительных заслугах двух властей. Барбаросса не был свергнут. Не было антиимператора. Как в Англии Папа проявил упорство в сохранении свободы Церкви в ведении своих дел, так же он был упорен в сохранении принципа управления своими собственными делами, относившимися к особому правовому вопросу папских выборов. Единственная политическая забота: право контролировать Рим и церковную собственность – не была точно определена в Венецианском соглашении. Все другие проблемы, например, детали, касающиеся церковной собственности, спорные земли Матильды Тосканской, даже решение по германским епископам, могли быть и стали предметом переговоров.

Принятие Александром ограниченных, но ощутимых преимуществ, его сдержанность в отношении притязаний на общее папское главенство, его свобода, по крайней мере на время, от особых дипломатических уз, которые служили своей цели, например, с Ломбардской лигой и Сицилией, по-видимому, привели к тому, что Папа оказался где-то вне линии развития, которая шла от Григория VII до Иннокентия III. Конечно, он не внес вклад в усиление теократических идей в том виде, как они понимались в XI веке и в котором они снова будут провозглашены в XIII веке. Вследствие этого его даже представляли «слабым» Папой в сравнении с другими, более громко заявившими о себе. Однако умеренность не является равносильным понятием слабости. Александр действовал не только как ловкий дипломат, но также как юрист и преподаватель. Как каноник середины XII века, он разделял колебания людей, которые задумывались об отношении религиозной и светской власти. Однако исследователи предполагают, что неудача Папы сместить императора зависела именно от данного противоречия. Александр не был воинственным Папой. Он не пошел на то, чтобы воевать с императором. Более того, он предпочитал не заходить далеко, занимая выжидательную позицию. В целом, поведение Папы на протяжении долгой борьбы соответствовало его темпераменту и образованию. А если исходить из приема, который ему был оказан в Венеции, его действия получили одобрение людей того времени.

Данная книга не ставит цель дать оценку Фридриху Барбароссе, но при изучении правления Александра необходимо затронуть и этот вопрос. Фридрих, правда, упрямо и иногда яростно противостоял Папе на путях его политики в отношении того, что он безусловно рассматривал как свое традиционное право, доставшееся ему от предшественников. Это стало ошибочным суждением в век, который он жил. Император также пытался навязать действительную, хотя и устарелую тогда, имперскую власть в Северной Италии, но столкнулся с очень мощной оппозицией, которая заставила его пойти на значительную реорганизацию своего управления. Признав отложенный мир с «ломбардцами» и Сицилией, он добился того, что пытался сделать годами, а именно – отделить Папу от его союзников. Несомненно, что его настойчивость в вопросе о землях Матильды Тосканской и его окончательные соглашения с «ломбардцами» 1183 года, достигнутые без участия папы, должны были сделать возможным если не власть, которую он надеялся приобрести, то хотя бы существенное продвижение в Центральной Италии и Тоскане. Одним из последних деяний Фридриха стала договоренность о браке его сына с Констанцией Сицилийской.

Годы, последующие за Венецианским соглашением, также доказали, что примирение Фридриха с Папой предоставило ему свободу рук в Германии и не уменьшило его политического веса. В действительности, данное решение привело к полному восстановлению согласия с германским духовенством. В известном смысле, поэтому, мир, который был только перемирием, предоставил Фридриху существенный контроль над германской Церковью, фактически более значительный, чем тот, которым обладали германские короли, начиная с Генриха III. Он утвердил порядок выборов епископов и аббатов. Он переместил епископа Зигфрида из Бранденбурга в Гамбург-Бремен. Имперское перемещение епископов являлось процедурой, беспокоившей папство со времен Евгения III. Епископские выгоды и королевские права время от времени присваивались императором. Но Фридрих, несмотря на редкие обращения к традиции, не был Карлом Великим и никогда не пытался вмешиваться в религиозные дела по существу. Он считал приобретение некоторого контроля над избранием епископов и прояснение вопроса о принадлежности епархий существенными для своей схемы управления. Он преследовал политическую цель и оставался добросовестно лояльным к условиям мира. Александр, видимо, понимал это. Если он однажды и заявил о зависимости империи от папства, то в Венеции он умолчал об этом. Он не протестовал против последующих действий Фридриха в Германии. Но весьма существенными моментами, о которых следует помнить, во-первых, является то, что по основному вопросу схизмы Александр отстоял свою точку зрения. И, во-вторых, хотя ради заключения мира Папа уступил в определенных вопросах, он никогда не отказывался от папской юрисдикции над германской Церковью.

Два человека, император и Папа, которые встретились перед знаменитым собором св. Марка в 1177 году, были очень разными, хотя каждый из них на своем пути добился многого.

Фридрих, достигший пятидесяти лет, был еще в расцвете лет и в будущем мог многое совершить. Александр, в свои семьдесят лет, стоял на пороге главного свершения в жизни – Третьего Латеранского Собора 1179 года. Возможно, гениальность Фридриха в Венеции происходила от осознания, что ему удалось решить все вопросы довольно успешно. Хотя нельзя не подумать о том, что, несмотря на свои первоначальные взгляды, они все-таки пришли к взаимному уважению. Путь к взаимному признанию от Безансона до Венеции оказался долгим, и два главных участника драмы, произошедшей в Венеции, научились к тому времени многому. Они, благодаря раннему воспитанию, оказались под мощным влиянием традиционных представлений об отношении светской и духовной власти и особых отношений между империей и папством. Каждый из них, поэтому, имел в основании своих взглядов нечто от универсалистской, теократической традиции. Однако оба открыли в противостоящих реальностях, что мир является не таким, каким он предстает в их мыслях, и оба, но каждый по-своему, ответили на этот вопрос.




Глава IX


Александр III и европейские государства





Не все дела, которые Александр III вел с европейскими государствами, были отмечены политико-религиозным противоречием. В большинстве европейских государств, так же как в государствах крестоносцев на Востоке, с самого начала доминировало мирное сотрудничество, по крайней мере после признания Александра истинным Папой, которое не прерывалось серьезными кризисами. Обзор некоторых из сложившихся дружественных отношений поможет нам осветить реакцию дипломатии Курии по разнообразным проблемам и решить вопрос об отношении Папы к появляющимся в Европе национальным монархиям и городам-государствам.

Наиболее важным примером гармоничного сотрудничества между религиозными и светскими властями была Франция. Под Францией мы подразумеваем те части королевства, которые находились под властью династии Капетингов в XII веке, а не земли, которые удерживал Генрих II, король Англии. Поскольку Людовик VII умер в 1180 году, за несколько месяцев до смерти Александра, здесь уместно упомянуть только его правление. Частично, из-за своей готовности следовать намерениям Папы Александра, Людовик VII был представлен историками как довольно слабый правитель, чрезмерно набожный и неспособный на самостоятельные решительные действия. Это представление подверглось значительному пересмотру позже. Людовик, несомненно, был религиозным человеком. Тем не менее он был также довольно практичным правителем, чтобы извлечь выгоду из затруднений, которые испытывал его соперник Генрих II, и понимать, что сотрудничество с Папой может принести ему осязаемые политические выгоды. Графы Овернский и Неверский, например, которые оба действовали своевольно в местных духовных делах, были приструнены королем в пользу Папы. В каждом случае в одно и то же время церковные дела разрешились, а королевский авторитет вырос.

Доверие Александра к Людовику также было очевидным, когда Папа просил содействия короля в решении такого вопроса, как выдвижение кандидатов в епископы и аббаты. Он также обратился прежде всего к французскому королю, когда попытался поднять Европу в новый крестовый поход. Французская помощь была затребована против ереси альбигойцев. Александр уведомлял Людовика о развивавшихся событиях в течение схизмы, особенно после встречи в Вюрцбурге и во время предварительных переговоров о Венецианском мире. В целом, несмотря на прежние колебания Людовика в отношении схизмы и его временное разногласие с Папой в ходе дела Бекета, отношения между ним и Александром III представляются примером обычной взаимной поддержки, выгодной как французской монархии, так и французской Церкви.

К работе во Франции Папа привлекал некоторых из своих наиболее значительных легатов. Он также часто обращался к архиепископу Реймса Генриху, брату короля, который был очень влиятелен в королевском совете. Фактически Папа и король полагались на него постоянно, так что Генрих Реймский действовал почти как папский наместник во французских церковных делах.

В Нормандии, находившейся в английском владении, положение Церкви более напоминало английскую модель устройства церковных дел, нежели французскую. Генрих II как герцог регулярно вмешивался в епископальные выборы. Папские легаты получали право на въезд в герцогство лишь с его разрешения. Только под угрозой отлучения нормандские церкви были открыты для посещения папскими легатами после дела Бекета. Притязание светских судов на юрисдикцию над виновными клириками было выдвинуто в Нормандии до того, как этот вопрос рассматривался в Англии. Лишь позднее, в правление сына Генриха, Ричарда, были достигнуты соглашения, сопоставимые с компромиссом в Англии, но герцогский контроль над Церковью сохранился. В других доменах Плантагенетов – в Анжу, Бретани, Аквитании – Генрих сам столкнулся с некоторой оппозицией, но тем не менее мог проводить во время выборов на место епископов своих собственных кандидатов.

Королевство Сицилия можно назвать уникальным в отношении устройства церковных дел, поскольку договор в Беневенто от 18 июня 1156 года установил различные нормы церковного управления: для островной части королевства и для континентальных областей. Договор вывел саму Сицилию почти полностью из-под папской юрисдикции, а в рамках такого одностороннего соглашения едва ли возможно говорить о сотрудничестве между светскими и духовными властями. На континентальной части королевства, однако, Папа осуществлял обычный надзор над Церковью. Хотя возобновление феодальных связей между вассалом – королем и сеньором – Папой содержало семена различных противоречий, довольно искренние отношения между ними превалировали и не отмечались какими-либо значительными спорами. Договор в Беневенто оказался очень успешным в устранении враждебности и постоянных трений, затемнявших папско-норманнские отношения целый век.

Сохранению мира с Сицилией способствовали и другие факторы. Один из них – это общая враждебность Папы и короля к германскому императору, амбиции которого угрожали им обоим. Александр III нуждался в содействии Сицилии, которое та благородно ему предложила; в результате этого взаимоотношения Папы и короля развивались очень успешно. Более того, Вильгельм I, особенно после примирения с Папой в 1156 году, которое обеспечило ему важное влияние в Курии, имел все основания поддерживать хорошие отношения с ней. Его сын, Вильгельм II, взошел на трон в тринадцать лет в 1166 году. Спустя два года бароны, которые оказывали влияние на правительство, вступили в союз с Папой и «ломбардцами» против своего общего врага, Фридриха I. Сам Вильгельм II был честолюбивым монархом, который оставался официально преданным союзу с Папой, по крайней мере до договора в Венеции. На конгрессе его официальные «ораторы» провозгласили Вильгельма II активным сторонником идеи крестового похода, что в значительной степени можно считать незаслуженным восхвалением. После заключения мирного договора в Венеции его политика изменилась.

Среди периферийных областей западного христианского мира находились относительно новые королевства Иберийского полуострова. В XII веке Испания оставалась все еще разделенной, неустроенной и воюющей, хотя лишь периодически, с мусульманами. Хотя традиция ставила испанские земли, отвоеванные у мавров, в некую зависимость от Святого Престола, и определенные контакты Александра с королем Португалии дают представление об особом превосходстве Папы, ему более часто приходилось сталкиваться с особыми проблемами. Альфонсо II, король Арагона, который противостоял сторонникам антипапы, признал сюзеренитет Александра и получил его покровительство. Подобные отношения у папы сложились и с Португалией, которую он признал королевством и подтвердил будущие походы против мавров (23 мая 1179 года). Хотя папа не освящал какие-либо согласованные действия испанских правителей против мусульман, он утвердил уставы духовно-рыцарских орденов на ее территории. В Испании интересы Александра хорошо представлял также один из его наиболее известных легатов, кардинал Гиацинт, которому было суждено после долгой службы в Курии стать папой Целестином III.

В Восточной Европе церковное развитие часто было связано с развитием дел в соседних больших государствах. Богемия, княжество в составе Империи, и Польша во время схизмы находились по большей части вне сферы влияния Александра. Однако после ее завершения, в 1180 году, Папу попросили подтвердить меры, принятые в Польше. Венгрия стала объектом дипломатических действий Восточной и Западной империй и приобрела значительные церковные свободы, которые ей даровали в начальные годы схизмы. Некоторые из них впоследствии были отменены, но в целом Папа поддерживал королевские интересы. Частично благодаря венгерской экспансии вдоль побережья Адриатического моря, власть римской Церкви была расширена на южно-славянские области. Венеция также заявляла о своих интересах в этом регионе. Более того, претензии патриархата Градо, который со времени Адриана IV осуществлял архиепископскую власть над Далмацией, и пархиархата Аквилеи еще более усложняли ситуацию.

Далмацию одно время представляли государством – вассалом Пап, и Александр однажды сделал общее заявление о верховенстве папства в данном регионе. Таким образом, символичным представляется то обстоятельство, что Папа остановился в Заре, находившейся тогда в венгерском владении, на пути в Венецию в 1176 году. Первый визит Папы в город стал памятным событием, судя по описанию Бозона.

«Поскольку римский понтифик не посещал когда-либо этот город, то духовенство и народ были охвачены всеобщей радостью, узнав о его прибытии, и проникновенным ликованием в прославлении и славословии Бога, который в эти нынешние дни, в лице своего наместника Александра, преемника св. Петра, соизволил посетить церковь Зары. Соответственно, в римской манере они приготовили для него белую лошадь и, оглашая восхваления и гимны на своем собственном славянском языке, сопроводили его через центр города к церкви св. Анастасии, где эта девственница и мученица покоилась, торжественно погребенная».

Северная и Северо-Восточная Европа представляли, кроме обычных проблем духовного управления в скандинавских королевствах, проблемы в организации миссионерской работы. Вследствие жестокого давления в восточном направлении германцев и скандинавов постепенно образовывалась новая территория для распространения христианства. Хотя скандинавские королевства были удалены географически и практически изолированы во время германской схизмы, Александр сохранял постоянный контакт с тамошней иерархией. Что касается Норвегии, где кардинал Николай Брикспир, в будущем Адриан IV, провел реорганизацию Церкви, Александр посвятил там в сан архиепископа Эюстена из Нидароса (Тронхейм) в 1161 году и даровал ему паллий. В Швеции, менее развитой из всех скандинавских королевств, все еще остававшейся миссионерской страной, работа кардинала Брикспира не была завершена. В 1164 году в Упсале была создана архиепископская кафедра; хотя она еще подчинялась метрополии в Лунде (Дания), к последней Папа относился как к первенствующей. Создание кафедры произошло с согласия Эскиля из Лунда во время его отсутствия на севере.

Александр был крайне обеспокоен примитивными и варварскими обычаями мирян в Швеции, так же как и шокирую- щим падением дисциплины среди духовенства. Без сомнения, вследствие плохо развитой организации Церкви на Севере, папские послания обычно начинались с четкого указания первенства римской Церкви и необходимости повиновения ее приказам. Более того, длинный список предписаний относительно вмешательства мирян в церковные дела и симонии (недисциплинированность клириков) имеет четкую параллель с тем, что писал Грациан в «Decretum». Папа также полагал необходимым в одном из своих писем поставить акцент на нерушимости брачных уз.

Хотя Александр предлагал традиционную индульгенцию северным князьям за борьбу против эстонцев и других язычников, которые нападали на верующих, его главной заботой, видимо, стало обращение через проповедь Евангелия. В своих письмах, так же как в миссионерских назначениях, он демонстрирует понимание таких практических проблем как существование языкового барьера и местных обычаев. Например, в письме от сентября 1171 (1172) года к архиепископу Нидароса и епископу Ставангера он рекомендовал Николая, монаха и уроженца Эстонии, и, поэтому, свободно владеющего языком. Он также предупредил архиепископа Упсалы, своего выборщика, и герцога Гутерма об обычае финнов симулировать обращение и затем возвращаться к своим старым верованиям. В одном случае епископ Авесалом из Роскильда позволил поставить политические соображения выше религиозных. Когда король Дании Вальдемар I, соперник Генриха Льва, герцога Саксонии, в 1168 году занял остров Рюген на севере Германии, Авесалом разрешил датскому духовенству, которое сопровождало Вальдемара, крестить большое количество местных жителей с минимумом предписаний. Вследствие этого, когда епископ Мекленбурга-Шверина Верно, назначенный Адрианом IV, старался сделать обращение в христианство добровольным, он обнаружил, что церковный контроль остался за датчанами.

Для Александра сложилась такая ситуация, когда из-за схизмы он не мог многое совершить, но признавал то, что было сделано. Тем не менее он несомненно знал все обстоятельства и в письме к Авесалому от 4 ноября 1169 года, подтвердившем его юрисдикцию, продемонстрировал в некоторой степени предвидение будущего, добавив статью, «оберегающую права других Церквей», и настояв на том, чтобы обращенным давали точные указания, поскольку те, как он заметил, были простой веры и не знали церковных законов. Спор о Рюгене не был урегулирован до 1178 года, после чего Верно, который тем временем получил юрисдикцию от императора, вместе с другими германскими епископами признал Александра и лично просил его о признании законным своего положения, дарованного ему Адрианом IV. Александр разделил Рюген между епархиями Верно и Авесалома, но первый был утвержден в юрисдикции, более тщательно определенной и более обширной, чем в императорском указе.

Хотя Шотландия и Ирландия более не считались Папой территориями, предназначенными для проведения лишь миссионерской работы, моральный облик местных обществ привлекал к себе большее внимание Александра, чем в Скандинавии. Во время его понтификата также поднимались вопросы относительно церковной юрисдикции, однако ни один из них не являлся вопросом исключительной значимости и в целом был связан с тем, что окончательное урегулирование не было достигнуто. Одним из таких был вопрос об юрисдикции Йорка над шотландским духовенством. Александр, напомним, в 1165 году позволил Роджеру, архиепископу Йорка, отправиться с дипломатической миссией в Шотландию. Хотя эта миссия столкнулась с решительным сопротивлением шотландского духовенства, ситуация изменилась десятилетие спустя, когда король Вильгельм присоединился к северному восстанию против короля Генриха II и попал в плен (1174 год). Для освобождения его из плена шотландцам поставили условие признать сюзеренитет английского короля над своей страной, что автоматически означало и подчинение Англии шотландских епископов. Последние, тем не менее, отказались подчиняться метрополии в Йорке и во время миссии Уго Пьерлеоне обратились к Курии.

Александр приостановил юрисдикцию Йорка до рассмотрения обстоятельств дела легатами. Фактически в Шотландию были направлены несколько миссий. Однажды, из-за оспоренных выборов на архиепископский престол церкви св. Андрея, Вильгельм и его королевство попали под отлучение. Эта проблема, так же как и вопрос о первенстве Йорка, оставалась спорной многие годы после смерти Александра.

В 1171 году, вскоре после смерти Бекета, Генрих II всерьез приступил к завоеванию Ирландии. По-видимому, в 1172 году Александр написал три письма, одно из которых было адресовано королю, а другие – духовенству и мирянам – землевладельцам острова. Его главной заботой, по-видимому, стали перемены в нравственной сфере и проведение религиозной реформы на острове, что, судя по письмам папы, было крайне важным. Вопрос о том, намеревался ли Александр провозгласить светский сюзеренитет над Ирландией и, действуя таким образом, подтвердил ли он предыдущую уступку Адриана IV, получил широкое обсуждение. Возможно, он поступил именно так, но, подобно многим ходам Александра в политике, этот также не представляется ясным. Самым верным, поэтому, будет заключить, что он заботился только о защите церковных интересов.

Римско-католический мир в середине XII века также включал небольшие, но имевшие большое значение государства, расположенные в Азии: государства крестоносцев в Сирии и Палестине. Первые четыре княжества были основаны после Первого крестового похода, но одно из них, графство Эдесса, было захвачено турками-сельджуками в 1144 году. Уцелевшие государства: Антиохия, Триполи и Иерусалим (правитель последнего имел титул короля, но не обладал действительной юрисдикцией над остальными княжествами) оставались христианскими. На севере и востоке от Антиохии располагалось христианское Армянское государство, известное как Малая, или Киликийская, Армения.

Нуреддин, сын и наследник Занги, завладел Дамаском в 1154 году, некоторое время спустя после Второго крестового похода. Он продолжал угрожать границам государств крестоносцев и начал продвижение в направлении Египта, куда вторгся Амори, король Иерусалимский – вначале один, а потом в союзе (1168 год) с византийским императором Мануилом Комнином. После провала объединенной латино-византийской экспедиции старый халифат Фатимидов окончательно разрушился, и с ним – вражда между шиитским Египтом и ортодоксальной суннитской Сирией, что было важным элементом в обеспечении безопасности государств крестоносцев. После смерти Амори и Нуреддина в 1174 году Саладин приступил к объединению мусульман Египта и Сирии, что послужило причиной падения латинского королевства в 1187 году. Тем временем ужасное поражение византийцев при Мириокефалоне в Малой Азии в 1176 году похоронило надежды на существенную помощь со стороны Византии. Таким образом, последние годы понтификата Александра совпали с углубляющимся кризисом на латинском Востоке. Неудивительно, что несмотря на шаткие позиции на Западе, Папа настойчиво выдвигал идею организации крестового похода.

Находясь в состоянии схизмы с Империей, обращения Папы были в основном направлены в сторону Англии и Франции. Даже во время спора по поводу дела Бекета легаты регулярно получали инструкции установить мир между двумя западными правителями, так чтобы они могли сотрудничать в совместной экспедиции. Преданный Генрих Реймский постоянно получал инструкции такого рода. После серьезных поражений на Востоке Папа попытался призвать Запад предпринять ответный шаг, обнародовав официальное воззвание о начале крестового похода.

Захват Нуреддином Банияса, пограничного города на востоке от Тира, (октябрь 1164 года) стал причиной различных обращений о помощи с Востока, особенно к королю Людовику VII; и в январе 1165 года, до того, как новости достигли Запада, и, очевидно, в надежде остановить продвижение мусульман, Папа написал Генриху Реймскому, прося собрать священников своей епархии. Когда новость о падении Банияса достигла Александра (в это время он находился в Монпелье на пути в Рим), он повторил воззвание Евгения III от 14 июля 1165 года о начале крестового похода. Правители и население Европы были информированы о сложившейся опасной ситуации на Востоке; их усердно просили о поддержке, и тем, кто давал согласие участвовать в походе, предоставлялась обычная индульгенция крестоносца, а их владения подпадали под покровительство Святого Престола на время отсутствия хозяев.

Из этой настойчивой просьбы Папы о помощи ничего не вышло. Генрих II, чьи послы едва успели возвратиться из Вюрцбурга, созвал совет в Ле-Мане и принес клятву перед архиепископом Руана. Его участие в походе, однако, зависело от участия в нем Людовика VII. Последний же колебался, но обсуждение вопроса продолжалось, и на собрании в Монмирале 6 января 1169 года была спланирована восточная экспедиция, но она не осуществилась.

В июле 1169 года некоторые восточные сановники, духовные и светские, отправились на Запад и встретились с Папой в Тускуле. Соответственно, Александр вновь написал Генриху Реймскому, побуждая его потребовать от короля собрать светских и церковных магнатов, чтобы обсудить, какую помощь они могут оказать. В то же время (29 июля 1169 года) вновь было издано официальное воззвание о начале крестового похода, которое более точно определяло условия получения индульгенции. И снова результаты данного мероприятия оказались разочаровывающими.

Послы от государств крестоносцев посетили Англию и Францию. Людовик VII был тронут их мольбами, но настаивал на том, что лично не может участвовать в походе. Генрих II объявил о своей готовности отправиться только, если дело Бекета будет урегулировано. После убийства Бекета (1170 год) его участие временно не было под вопросом, так как ему было предписано, как мы помним, отправиться в поход в качестве наказания во время примирения (1171 год). Поэтому, хотя некоторые другие знатные люди выступили со своим войском, а сицилийский флот на короткое время появлялся у побережья Египта в 1174 году, заметного улучшения ситуации не произошло. Более того, как раз в это время Саладин добился полного контроля над Египтом (1171 год).

Просьбы о помощи продолжали приходить с Востока, и Александр в другом письме к Генриху Реймскому от 23 декабря 1173 года описал ему опасность и убеждал приложить больше усилий для примирения Людовика VII и Генриха II. Наконец труды папы принесли плоды. Соглашение между двумя королями в Нонанкуре (1177 год), заключенное благодаря большим стараниям папского легата кардинала Петра Хрисогона, включало обещание королей принять участие в походе. В том же году, вследствие наставления Генриха Клервоского, Генрих Щедрый, граф Шампанский, принял крест. Победа крестоносцев при Аскалоне, одержанная в то время, стала особенно обнадеживающей. Возможно, она обнадежила даже слишком, так как за этим успехом 10 июня 1179 года последовала победа Саладина при Марж Айюме.

На Третьем Латеранском Соборе, состоявшемся весной 1179 года, присутствовало несколько прелатов с латинского Востока, включая Вильгельма Тирского, архиепископа-историка. По-видимому, ни они, ни другие прелаты не могли знать о катастрофе 10 июня 1179 года. Мы не обладаем сведениями о каких-либо обсуждениях крестового похода на этом Соборе, хотя присутствие восточных делегатов, видимо, представляется веским свидетельством того, что данный вопрос поднимался. Единственным официальным решением Собора, в какой-то мере относящимся к проблеме восточной опасности, стало запрещение торговли с мусульманами.

16 января 1181 года Александр сделал еще одно заявление. Оно стало одним из последних решений в его жизни и относится ко времени пребывания в Тускуле, куда он бежал из постоянно враждебного Рима. Оно стало официальным воззванием о начале крестового похода с более точным определением условий индульгенции и дополнительными подробностями относительно положения и защиты владений крестоносцев. Война с мусульманами, хотя она никогда не кончалась, периодически прерывалась, и в длительные периоды мира контакты между государствами крестоносцев и Западной Европой развивались стабильно. Гости и пилигримы свободно ездили в том и другом направлении; итальянские торговцы продолжали осуществлять прибыльные операции. При необходимости, например при созыве общего Собора 1179 года, прелаты-латиняне приезжали в Рим. В остальное время священники и дипломаты обращались к европейским дворам с личными просьбами о помощи, деньгах и рекрутах. Папские легаты регулярно направлялись в Иерусалим, так же как в иные части христианского мира. Мы отмечали, что в 1160 году, в начале понтификата Александра, на Восток было отправлено посольство. Кардинал Иоанн встретился с духовенством и светскими магнатами, собравшимися на Собор в Назарете и, несмотря на призыв короля Балдуина III о нейтралитете, добился от них признания Александра, а не антипапы.

Переписка Александра с латинским Востоком открывает существование проблем, сходных с теми, которые возникали на Западе. Его первая булла, например, – это подтверждение привилегий церкви Гроба Господня. Арнольд, ее приор, присутствовал в Риме на выборах 1159 года. Позднее эти же самые привилегии были урезаны в угоду патриарху Амори. Александр, как и другие Папы, и возможно, более охотно вследствие схизмы, защищал привилегии итальянских колоний.

Не все вопросы, однако, были столь легко разрешимы. Одна из проблем латинского Востока, которая, хотя и может считаться жизненно важной в политическом и военном смысле, но является формально церковной, была вызвана привилегированным статусом духовно-рыцарских орденов, рыцарей Храма и рыцарей госпиталя св. Иоанна Иерусалимского. Светская иерархия и на Востоке и на Западе была обеспокоена привилегиями этих орденов, так же как статусом религиозных орденов в целом. Как следствие, до папских ушей доходили многочисленные жалобы. Но роль орденов в обороне Святой земли была столь важной, что Александр не желал подрыва их позиций. Более того, напомним, что тамплиеры и госпитальеры помогали ему во время схизмы, обеспечивая флотом и столь необходимыми денежными средствами. Его отношение к ним, поэтому, было в целом благосклонным.

Наиболее важной акцией, предпринятой Папой, стало издание буллы от 26 октября 1173 года, по которой братство тамплиеров в Иерусалиме подпало под исключительное покровительство Святого Престола и которая подробно представила привилегии, какими мог пользоваться орден. Они были похожи на свободы, дарованные госпитальерам Анастасием IV в 1154 году, и включали такие уступки, что встретило сопротивление епископов, в частности, право орденов отправлять священнодействия раз в год во время отлучения. Более того, в приходах, подконтрольных ордену, их должностные лица могли требовать определенного священника, после того как должным образом провели ходатайство епископу. Но если последний отказывался утвердить кандидатуру, они, тем не менее, могли сделать это самостоятельно. Это должно было привести, конечно, к почти полному пренебрежению обычной юрисдикции со стороны орденов.

Очевидно, что злоупотребления властью, так же как и привилегии, раздражали епископов. Уступка отправлять священнодействия раз в год была расширена за счет возможности его отправления один раз в церквях поочередно. Несомненно, что так же как и другие монашеские организации, ордена получили право сбора десятины. Миряне, которые периодически вносили вклады, становились товарищами орденов и могли пользоваться такими привилегиями, как погребение в освященном месте, несмотря на отлучение или смягчение наказания.

Все эти вопросы обсуждались на Третьем Латеранском Соборе, на котором Вильгельм Тирский произнес яркую речь. Но, возможно учитывая взгляды Александра, святые отцы приняли решение врачевать злоупотребления всех монашеских орденов, включая упомянутых выше, но не ограничивать уже существующие свободы.

Тамплиеры и госпитальеры не только вызвали враждебность белого духовенства, они также ссорились друг с другом. Александр воспользовался присутствием двух магистров на Третьем Латеранском Соборе, попытавшись помирить их. По-крайней мере он утвердил официальное соглашение между ними (2 августа 1179 год).

Хотя подобные вопросы, рассматривающие сферы полномочий, видимо, предполагали относительно стабильную ситуацию в церковном управлении, утверждение Римско-католической Церкви на Востоке представляло особую ситуацию. Ко времени Александра, на латинском Востоке многие священники родились там и приобрели особое отношение к окружающей среде, так же как их светские собратья. Одним из таких людей, например, был Вильгельм Тирский. Кроме того, латинское духовенство никогда не прерывало отношений с православными и местными иерархами. В Иерусалимском королевстве особенно, отношения между латинянами и православными, церковниками и мирянами, регулировались законом и в целом не отмечались большими столкновениями. Латиняне довольствовались разрешением служить литургии по восточному обряду и опускали доктринальные отличия. Последних же на самом деле было много. Большинство палестинских и сирийских христиан были монофизитами (яковитами), так же как большая часть армян. На Востоке также присутствовало значительное количество мелькитов, то есть исповедовавших ортодоксальную веру с восточными обрядами. Мелькитский патриарх Иерусалима скончался во время Первого крестового похода, и латиняне, очевидно, допускали, что его последователи примут западную юрисдикцию.

В северном княжестве Антиохия, с ее значительным греческим и сирийским населением, ситуация была иной. Византийское правительство всегда рассматривала Антиохию как территорию, принадлежащую Восточной империи. Более того, необходимость выпрашивать византийскую помощь заставляла князей Антиохии идти на уступки. Иоанну Комнину в 1141 году и Мануилу в 1159 году были оказаны царские почести в городе. Церковный аспект этой ситуации затрагивало обещание утвердить греческого патриарха, данное Мануилу в 1159 году. Когда между 1164 и 1167 годами в княжество наконец прибыл патриарх Афанасий, он встретил противодействие со стороны латинского ставленника, Эймара (1142-1196). Более того, последний нашел поддержку среди сирийского населения, которое только что выбрало (1166 год) своим патриархом известного хрониста Михаила Сирийца. Трудная ситуация разрешилась только с гибелью Афанасия при землетрясении 1170 года.

Нет свидетельств того, что Александр вмешивался в споры между различными направлениями христианства в это время, и существуют значительные причины, почему он не хотел так поступать. В то же самое время Мануил Комнин в союзе с иерусалимским королем Амори принял участие в походах против Египта. Он также занял Анкону на побережье Адриатического моря и присоединился к Папе и Ломбардской лиге против Барбароссы. Более того, хотя трудно определить точную хронологическую последовательность событий, в течение этого периода Мануил выдвинул свое знаменитое предложение – он должен заменить Барбароссу в качестве императора. После заключения Венецианского мира ситуация была уже другой, и в 1178 году Александр убедил Церковь Антиохии не подчиняться Константинополю. Проблема Антиохийского патриаршества, однако, была связана с вопросом об объединении восточной и западной Церквей, и на этот масштабный вопрос, который будет рассмотрен более подробно в следующей главе, Александр дал веский ответ.

Благодаря несколько более внимательному отношению к учению и религии, которым характеризовалась середина XII века, у людей появилось желание лучше понять ислам и попытаться, хотя эти попытки часто были неуверенными, установить с ним иные отношения, кроме военных и торговых. Группа ученых под руководством известного клюнийского аббата, Петра Преподобного, подготовила, среди других работ, перевод Корана. Непонятно, преследовали ли эти действия евангельскую цель, но они были поддержаны. Однако, конечно, опрометчиво полагать, что Александр имел отношение к таким акциям. Тем не менее значимым представляется то, что его поглощенность подготовкой крестового похода не исключала идею мирного контакта с мусульманскими правителями, среди которых он был хорошо известен.

Переписка Александра и Саладина, упомянутая позже в письмах к Луцию III, имела отношение к попытке наладить обмен пленными и, следовательно, к крестовому походу. Но примерно в 1169 году иконийский султан Килидж Арслан II, чьи земли в центральной части Малой Азии были особенно уязвимыми и мать которого, как он утверждал, тайно придерживалась христианской веры, попросил у Папы Александра разъяснения христианской доктрины. Папа ответил, послав султану довольно подробные трактаты о Христе и искуплении. Согласно одному тексту, султан позднее крестился, но это недостоверно.

Одна из наиболее интересных встреч между Александром и мусульманскими сановниками произошла, как было указано в предыдущей главе, в Монпелье, вскоре после того, как Папа высадился во Франции в 1162 году. Там он был встречен эмиссаром одного из мусульманских князьков Северной Африки. Кардинал Бозон так описывает эту встречу:




«…полный страсти и горячности сарацинский князь почтительно приблизился к Папе со своей свитой. Поцеловав его туфли, он преклонил колени перед ним, склонил голову, поклонившись ему, как будто стоял перед самим святым и благочестивым Богом христиан. Он обратился к понтифику от имени своего господина, короля мусульман, который направил его. Папа сердечно и серьезно ответил, оказав ему особую почесть, и позволил ему сесть у своих ног среди других видных людей. Все, кто был в поле зрения понтифика восхищались, видя это, и вторили друг другу словами Пророка:

И все земные короли поклонятся ему,

Все народы послужат ему».




Папа Александр III также состоял в переписке, поднимавшей вопросы в отношении Востока, которая быстро прославилась в Средневековье и стала легендарной. Эта история началась в 1145 году, которым епископ Оттон Фрейзингенский датирует информацию, предоставленную епископом Габалы Сирийской Гуго, тогда приехавшим на Запад, о восточном правителе по имени Иоанн, христианине-несториане, который был королем и пресвитером в некоем отдаленном государстве. Примерно двадцать лет спустя в Европе появилось письмо, адресованное императору Мануилу Комнину и различным западным правителям, пришедшее якобы от этого Иоанна и предполагающее возможность совместных действий против сил ислама. Это послание стало историческим cause celebre. Его автор остался неизвестным, а цели, с которыми оно было написано, стали предметом широкого обсуждения. Неясно только, как папа Александр оказался вовлечен в данное дело.

В любом случае, находясь в Венеции в 1177 году, Александр направил послание «королю индийцев», в котором он упомянул некоего Филиппа, члена папской свиты, путешествовавшего на Восток и проводившего переговоры с сановниками, считающимися подданными пресвитера Иоанна. Папа продолжал утверждать, что он послал вышеуказанного Филиппа, к которому он имел большое доверие, выяснить дальнейшие требования Иоанна и передать ему свои наилучшие пожелания.

Сточки зрения исторического факта, отъезд Филиппа стал окончанием вопроса. Об уехавшем члене папской свиты никто никогда более не слышал. Также практически в течение всего следующего века западные путешественники не проникали глубоко в Азию. Но пресвитер Иоанн и его письмо не были забыты, и попытки найти его самого или его преемников стали целью бесчисленных путешественников и миссионеров. Поэтому, хотя непосредственного продолжения путешествия Филиппа не последовало, Александр был первым понтификом, попытавшимся вступить в контакт с Внутренней Азией, по-видимому, ради получения более точной информации. Рассмотрев дела Александра, затрагивающие отношения с различными нехристианскими правителями в целом, неудивительным представляется тот факт, что Руфин, епископ Ассизский, в речи, открывшей Третий Латеранский Собор в 1179 года, назвал Александра одним из тех, чьи дела останутся в памяти людей навсегда.

В политическом мире времен Александра существовало еще одно государство, на котором следует остановиться подробнее, а именно необходимым представляется рассмотреть само папское государство и его столицу. Часто пребывая в изгнании вне Рима, Александр останавливался в различных церковных владениях, особенно в тех, которые недалеко отстояли от южной границы, или в Беневенто, папском анклаве внутри королевства Сицилии. Даже после заключения Венецианского мира, который ликвидировал непосредственную угрозу имперской оккупации, пограничные проблемы оставались неурегулированными, и отношения папы с местной знатью еще не стали стабильными. Тем не менее, благодаря своей настойчивости, Александр смог несколько укрепить свое положение. Был более четко определен его феодальный сюзеренитет над несколькими районами церковных владений, что способствовало уменьшению постоянного беспорядка. Некоторые представители старой знати потеряли свое прежнее влияние. Значимость церковных владений, как здесь следует отметить, заключалась не только в политическом отношении, то есть поддержании территориальной независимости (или относительной независимости) от внешнего давления, но и в финансовом. В век, когда правители всё еще жили, в основном, за счет «своего собственного имущества», по большей части регулярные поступления в папскую казну приходили с папских земель.

Правительство самого Рима продолжало действовать в лице сената по установлениям, данным Евгением III в 1145 году. Как видно из различных замечаний, разбросанных на предыдущих страницах, отношения Папы с горожанами часто были не доброжелательными. Установить причины этого не представляется трудным. Рим переживал критический период в своей истории во время которого влияние старых знатных семей несколько уменьшилось, а народ стал действовать более напористо. Кроме того, городское правительство относилось крайне ревниво к покушениям на свои новоприобретенные полномочия. К этому прибавился рост экономической активности, засвидетельствованный подписанием двух торговых договоров: одного с Генуей (1165 год), а другого с Пизой (1174 год).

Соответственно, вопреки своему особому статусу папского города, Рим все более напоминал северные коммуны. Сильная враждебность римлян, всегда ощущавшаяся его соседями. Тускулом и Альбано, подчеркивалась экономическим давлением и экспансией. В целом лояльный Александру как законному Папе город ревностно относился к любой попытке вмешательства в свои собственные дела. Изредка город уступал имперскому давлению или вел переговоры с имперскими представителями, чтобы сохранить свою автономию или вступить в борьбу со своими соперниками. Таким образом, после почти триумфального возвращения Александра в 1165 году его престиж оставался высоким только до тех пор, пока не прибыл император в 1167 году и не захватил город Льва. Когда Александр, находившийся в Риме, отверг предложения Барбароссы, враждебность горожан стала фактором, определившим его решение искать безопасности в Беневенто. С 1167 года до возвращения Папы после подписания Венецианского мира римляне оставались без Папы. В течение этого периода коммуна получила поощрение оспорить у Папы контроль над своим соперником, Тускулом, стены которого римляне в конечном счете разрушили. Таким образом, хотя Венецианский мир означал официальное завершение всех попыток императора установить свое управление на церковных землях, так же как и в Риме, и восстановил положение папского префекта, он не привел к действительному урегулированию отношений между Папой и коммуной.

В Риме, подобно многим другим значительным городам Европы XII века, находилась довольно большая еврейская община. Жизнь этой общины, попавшей под папское покровительство, можно назвать интереснейшей чертой периода времени Александра. Следует напомнить, что делегация евреев участвовала в приветствии Папы после его возвращения из Франции в 1165 году. Дальнейшее свидетельство деятельности общины во время понтификата Александра предоставляет следующий интересный отрывок из «Итинерария» (датирующегося приблизительно 1173 годом) Вениамина из Туделы, еврейского путешественника:

«Двести евреев проживают там, они очень уважаемы и никому не платят подать. Некоторые из них состоят чиновниками на службе у Папы Александра III, который является главным духовным руководителем Христианской Церкви. Первые из выдающихся евреев, проживающих там, – Даниил и Иехиель. Последний – один из папских чиновников, изрядно осмотрительный чумный человек, который часто посещает папский дворец, будучи управляющим его домашнего хозяйства и личного имущества».

Александр, как необходимо напомнить, вернулся в Рим после Венецианского мира. Но римляне отказались исполнить свои обязательства, поэтому три месяца после Третьего Латеранского Собора папа был принужден скитаться по различным городам римской области, посетив Веллетр, Тускул, Витербо. Христиан Майнцский не смог умиротворить область и попал в заключение в сентябре 1179 года. Некоторые представители местной знати и родственники Виктора IV, первого антипапы, предприняли попытку избрать другого антипапу. К счастью, им не удалось совершить столь неразумный поступок, и Александр отослал несостоявшегося Иннокентия III в монастырь. Тем временем уставший и постаревший Папа (в то время ему должно было быть больше семидесяти лет) достиг Витербо только, чтобы столкнуться там с мятежом. Так же как раньше он бежал из Рима, переодевшись пилигримом (1167 год), так и сейчас, он в одежде пилигрима попытался возвратиться в город. Возможно, символичным стало то, что его собственный земной путь окончился в Чивита-Кастеллана 30 августа 1181 года.

Таким образом, хотя Александр сделал многое, чтобы принести мир Церкви, не так хорошо обстояло дело с его собственным престолом. Когда кардиналы внесли тело папы в город для упокоения в Латеранской базилике, народ Рима встретил похоронные носилки грязью и камнями. Такими стали последние печальные дни одного из величайших деятелей в истории Церкви.




Глава X


Александр III и «папская монархия»





Два великих противоречия, разворачивавшихся во время правления Александра III, драматичных в столкновениях личностей, заслоняют собой более прозаические вопросы церковного управления; хотя именно это делало возможным осуществлять заботу о всех церквях, за которые шли великие сражения. Если данное достижение представляется менее захватывающим, оно не становится от этого менее важным. Действительно, понтификат Александра, первого в истории великого папы-юриста, явился наиболее важным периодом в развитии папской администрации, и характеризуя время его правления, исследователи применили термин, который стал со временем обычным, «папская монархия».

Территория, которая находилась под управлением Римской католической Церкви, включала фактически всю Западную Европу и многие периферийные земли благодаря усилиям различных проповедников, расширявших границы христианского мира и закладывавших основы для функционирования церковной организации. В число христианских земель также входили восточные земли, занятые крестоносцами, но они не захватывали ту часть христианского мира, которая попадала под непосредственную юрисдикцию константинопольского патриарха. Причины такого положения будут рассмотрены ниже, но здесь можно отметить, что в течение XII века было предпринято несколько попыток восстановить традиционные церковные отношения между латинянами и греками.

Центральный орган папской монархии известен под термином, часто использовавшимся в предыдущих главах, – Папская Курия. Совместно с Папой во главе управления церковными делами стояли кардиналы; им помогали разнообразные служащие – юристы, клирики и т. д., – которые составляли штат нескольких отделений Курии, принимая участие в совершении обыденных или торжественных богослужений либо представляя различные услуги, необходимые для поддержания такой организации. Более того, как становится ясно из превратностей понтификата Александра, Папская Курия редко останавливалась на длительное время в одном месте. Она путешествовала с Папой и функционировала, где бы он ни оказывался.

Подобно современным светским правительствам, папская монархия развивалась через координацию различных функций, которые изначально были разделены. В данном случае, например, Папа оказывается не столько епископом Рима, сколько «вселенским епископом», главой управления, обладающим такой властью, какую канонические юристы называли верховной властью юрисдикции. Также и кардиналы, которые одно время являлись просто священниками Рима и его ближайших предместий, стали представителями «римской Церкви», которая уже не была римской в ограниченном географическом смысле этого слова. Именно эти идеи церковного порядка, которые развивались в григорианскую эпоху, оказались господствующими, когда папская юрисдикция превратилась в реальность в большей степени, нежели осталась просто теорией. Теперь, во время возрождения прав в XII веке, данные концепции подвергались очищению и эволюции благодаря людям склада Александра III, каноническим юристам. Папская монархия значительно отличалась от светского правительства по трем важным позициям. Во-первых, географически она была широко распространена и для поддержания связи между ее различными частями требовала постоянного использования писем и легатов. Во-вторых, целью, для достижения которой была организована папская монархия, стало не только стремление добиться административной эффективности в управлении; скорее перед папской монархией стояла цель создать соответствующие условия христианской жизни для спасения людских душ. Папа являлся верховным пастырем, так же как и верховным правителем. И, наконец, Папа никогда не переставал быть епископом или патриархом

Рима, «Престола св. Петра», чтимого святого места. Государи, которые оказывали сопротивление земному правителю, вполне могли выразить почтение преемнику Апостола. Римляне могли сопротивляться светскому монарху римской церковной вотчины, но они не могли забывать то, что Рим являлся важным и популярным для христианских пилигримов центром и что только их епископ может должным образом исполнять торжественные религиозные функции, связанные с гробницей Рыбака, что представляет только одну из компетенции Папы, административную, которая рассматривается в настоящей главе.

Хотя Александр III испытывал сомнения в справедливости провозглашения широкой власти Церкви в светском королевстве, он был совершенно убежден, что папская юрисдикция в церковной организации являлась первенствующей. Эта мысль четко прослеживается в его действиях, заявлениях и письмах. Как святой Петр был наделен особой властью, выделяющей его среди апостолов, так и папа, как и его преемники, обладали абсолютным главенством над другими прелатами. Он мог издавать законы, судить и управлять и, хотя и редко шел на это, но мог также при необходимости освобождать священников от должности.

Вместе с Папой в управлении участвовало собрание, или «коллегия», кардиналов. Действующее число членов коллегии кардиналов немного уменьшилось во время схизмы, но в целом сохранило количество примерно в тридцать человек, двадцать восемь кардиналов составляли Курию в начале понтификата Александра III, и двадцать шесть – в конце. Не менее тридцати четырех кардиналов были назначены Александром заменить умерших. Поскольку многие из них сразу назначались кардиналами-епископами, а в Курии зафиксировано относительно мало продвижений по служебной лестнице в это время, видимо, Александр считал, что он призвал к себе на службу лучшие таланты, имеющиеся в распоряжении. Хотя большинство кардиналов являлись итальянцами и некоторые из них были юристами, церковное и национальное происхождение кардиналов различались. В Курии сидели представители как монашеских организаций, так и белого духовенства. Некоторые получали назначение на должность после консультаций с их будущими коллегами. Два кардинала стали членами Курии на Третьем Латеранском Соборе 1179 года.

Полное собрание кардиналов во главе с Папой было названо «консисторией». Она представляла собой консультативную ассамблею, власть которой проистекала от ее статуса совета верховного понтифика. Коллегия кардиналов ни в коем случае не являлась законодательным органом. Тем не менее ее влияние было значительным. Папа постоянно консультировался с кардиналами, поскольку, видимо, предпочитал действовать в решении главных проблем, обсудив их и спросив совета. Многие из решений Александра начинаются с заявления о позиции кардиналов, и под некоторыми из наиболее важных решений Папы стоят их подписи. Конечно, часто имелись разные мнения среди кардиналов, как мы показывали на предшествующих страницах, и тогда полная ответственность за принятие решения ложилась на самого Александра, который должен был выбрать курс, которым Курии нужно следовать.

Хотя многие дела решались консисторией, все более необходимым становилось делегировать полномочия на ведение определенного рода дел специализированному персоналу. Действительно, важной чертой средневековой папской монархии являлось развитие административных органов, созданных только для этой цели. Только два института папской монархии, канцелярия и camera, уже, очевидно, обладали определенными функциями во время вступления Александра III в должность и не испытали никаких значительных изменений в своей деятельности во время его понтификата. По причине объема и важности корреспонденции Папы и необходимости поддерживать контакт с отдаленными землями, канцелярия и папский секретариат приобрели значительный престиж. Ни один из предшествующих пап не вел столь активную переписку с таким большим количеством различных людей, как Александр III, несмотря на его постоянные странствия. В 1888 году Филипп Яффе и Вильгельм Ваттенбах составили список из 3840 сохранившихся писем, и бoльшая их часть датируется временем Александра. Примечательной чертой деятельности канцелярии во время правления Александра явилось отсутствие кардинала-канцлера. Эта должность, которую он сам

занимал до своих выборов, оставалась вакантной до 1178 года, когда он назначил на этот пост Альберта, кардинала церкви св. Лаврентия в Луциниях, старого друга и человека, с которым когда-то вместе учился. Таким образом, Александр являлся в некотором смысле сам канцлером, сохраняя должность с собственным прямым контролем.

Также и камера, финансовый орган папства, не подверглась значительным изменениям. Кардинал Бозон, автор важного раздела Liber pontificalis и одного из важнейших источников о жизни Александра, занимал пост камерария до его смерти в 1178 году. Растущая активность папского управления соединялась с исключительными крайностями существовавшей во время схизмы политической ситуацией, которая создала серьезные финансовые проблемы, так и не получившие удовлетворительного разрешения. Обычно доходы Святого Престола состояли, как дополнение к скудным феодальным ресурсам церковной вотчины, из сборов, таких как денарий святого Петра, первоначально представлявшего собой налог, накладывавшийся на домашнее хозяйство и собиравшийся в определенных северных странах, а также из сеnsus, который папа получал от вассальных королевств, Сицилии и Португалии, например, или от свободных монастырей. Выплаты сеnsus, однако, обычно не были регулярными. Действительно, понтификат Александра, как видно из его частых обращений о помощи, явился периодом финансовой нужды и накопления долга, который остался его преемникам.

Признание папы верховным судьей очевидно из быстро увеличивавшегося количества обращений в Курию, что, как отмечалось, не было новым явлением, но проблема разрешения всех спорных вопросов оставалась серьезной. Александр, видимо, считал, что дела мирян, в отличие от тех, кто находился под юрисдикцией Церкви, следует исключать из рассмотрения. Он настаивал, однако, что дела следует исследовать bona fide[10 - Добровольно (лат.).] и, если дело представлялось трудным, относить его на усмотрение Святого Престола. Когда дела разрешались делегацией, самой обычной процедурой являлось назначение судьи-делегата, что позволяло рассматривать дела на родине истца и ответчика, но перед папским судьей. Одним из самых значительных вкладов Александра в развитие канонического права можно считать очищение и расширение процедуры, образа действия судьи-делегата, а наиболее часто в качестве судьи-делегата выступал епископ Варфоломей Экзетерский, который, как мы видели, получил детальные инструкции в отношении изучения дела тех, кто был вовлечен в убийство Бекета.

Судья-делегат, на чем настаивал Александр, всегда обладал высшей властью над местным церковным уставом в случае обсуждения. Когда, например, епископ Шартрский поднял вопрос по этой проблеме, Папа дал ему следующий ответ, который был позднее включен в официальную коллекцию декреталий:

«…судья, делегированный нами, действует вместо нас. Он, поэтому, главнейший в этом деле и попугает первенство над теми, чье дело ему досталось для разрешения. Соответственно, если епископ или любой другой человек, даже если не находятся под его юрисдикцией, упорствуют или не подчиняются в деле, которое мы делегировали своему судье, он может, в соответствии с характером и сутью действия, быть принужден приговором отлучения или отрешения от должности по решению судьи-делегата. Таким образом, судья, действуя в соответствии с характером дела, может запретить епископу входить в церковь или заниматься духовной деятельностью либо даже наложить отлучение от Церкви на земли, принадлежащие его юрисдикции».

Наконец, поскольку папа и кардиналы не могли рассматривать все дела, доставлявшиеся в Курию, при ней постепенно появился специализированный персонал, который разрешал менее значительные дела. Понтификат Александра, таким образом, положил начало специализации, которой суждено было привести позднее к формированию отдельных куриальных судов. В целом Александр дал мощный импульс в решении вечной задачи синтеза в судебной практике Церкви.

Чтобы сохранить контакт со всеми частями христианского мира и обеспечить эффективное управление папской монархии, Александр использовал легатов. Так же как поступали его предшественники, он назначал легатов двух типов, legati nati (местные легаты) и legati a latere (легаты со стороны). Первые были обязаны своим званием тому, что занимали постоянно официальный пост при Престоле, приобретая этот титул. Архиепископ Кентерберийский является примером такого легата. Определенные legati nati, такие как Эберхард Зальцбургский, Конрад Виттельсбахский, Гальдино Миланский, например, хорошо служили Папе. Хотя Александр мог и действительно ограничивал их юрисдикцию, можно было составить апелляцию, исходя из их постановлений. Это в некоторой степени уменьшало возможности местных легатов оказаться слишком вовлеченными в местные обстоятельства.

Легаты со стороны посылались непосредственно Папой, обычно для особенных целей и часто на ограниченный период времени. Они сохраняли тесный контакт с Курией, и от них ожидали регулярных докладов. Им поручали более серьезные дела и их власть обладала первенством над властью местных легатов.

Подавляющее большинство легатов являлись членами римской Церкви и, как следствие, были сведущи в традиции и политике Курии. Они тщательно отбирались, поддерживали и знали цели Папы, и являлись талантливыми людьми. Их имена известны, а их карьеры исследовались, на предыдущих страницах данной книги также получила освещение работа некоторых из них. Изредка они могли действовать как судьи-делегаты, но обычно выполняли административные или дипломатические задачи. Более того, Александр ожидал, что его легаты будут соблюдать такт и выдержку и в общем действовать так, чтобы стяжать славу римской Церкви. Следующий отрывок из одного из писем Папы с инструкциями показывает это: «…во всех ваших делах и поступках сохраняйте осторожность и благопристойность, которые можете заслуживать по мнению Господа и человека и так, чтобы римская Церковь получила большую честь и славу».

Очевидно также, что Александр, возможно из-за своей собственной дипломатической активности, рассматривал опыт легатства как ценный элемент в подготовке для работы в Курии. Действительно, практически все кардиналы служили в одно или другое время легатами. В целом сто пятьдесят легатов были заняты в шестидесяти миссиях – некоторые, конечно, выполняли функции легатов не один раз – и составляли внушительный дипломатический корпус.

Особой областью папского деятельности являлась канонизация святых. Раньше в канонизации святых превалировали скорее случайные методы, которые приводили к появлению различных местных святых. Ко времени Александра все более широкое распространение среди западных христиан получала идея приобретения официального одобрения Рима. Александр укрепил тенденцию централизации в деле канонизаций святых. В письме королю Дании, в котором он ссылался на местные суеверные обычаи, он использовал следующие слова, позднее включенные в официальное каноническое собрание: «…даже если многие знаки и чудеса были представлены через него, вам не разрешается чтить его публично без утверждения римской Церкви».

Александр неизменно рассматривал каждое дело, представленное ему, с особой заботой. Хотя в 1161 году он согласился на просьбу канонизировать Эдуарда Исповедника, на Соборе в Туре он отверг петицию Томаса Бекета в пользу Ансельма, одного из предшественников Бекета в качестве архиепископа Кентерберийского. Папа исследовал все обоснования, включая чудеса, рассматривая личности Кнута Датского (1169) и Бекета (1173). Некоторые другие дела были представлены на рассмотрение Александра, но, возможно, наиболее впечатляющим явилось дело св. Бернара Клервоского; и не менее поразительным аспектом этой канонизации стал тот факт, что она должна была быть провозглашена бывшим ученым времени Абеляра. Более того, здесь Папа ни разу не сослался на чудеса. Скорее он подчеркивал духовные и аскетические качества нового святого.

«…поскольку он был укреплен даром необычной милости, он освятил святостью и религией не только себя самого, но светил и вокруг себя светом своей веры и проповедуя по всей Божьей Церкви; действительно, плод, который он взрастил в доме Господа словом и примером, едва ли кто-либо видел в пределах границ христианского мира. Так как он сообщил заповеди святой религии даже иностранным и варварским народам; он занимался основанием монастырей и призвал великое множество грешников, которые следовали вольному светскому образу жизни, к полноте духовной жизни.

Особым образом, как заслугами своей жизни, так и выполнением мудрости, данной ему Небесами, он укреплял Святую Римскую Церковь, над которой по власти Бога мы возвышаемся, тогда испытывавшей мучения от серьезного притеснения. Таким образом, представляется должным, что его следует хранить в памяти и постоянно почитать нам и всем сынам этой Церкви. Действительно, он так подавлял свое тело, что представлял себе мир распятым и самого себя распятым для мира. Мы уверены поэтому, что он, который выносил столь долго мучения через свои страдания и самоотречение, приобрел качества мучеников и святых.

Подвергнув благоговейному рассмотрению все данные обстоятельства и обсудив их на совете с нашими братьями, полагаясь на милость Бога, за Которого он упорно и преданно боролся, и полагаясь на заслуги святых апостолов, Петра и Павла, и этого святого исповедника, добродетелью нашей папской власти мы зачислили в каталог святых и постановили, что его праздник будет отмечаться публично».

В дополнение к этим обычным административным процедурам папской центральной администрации, существовала другая, которая была представлена в редких случаях, – общий Собор епископов с папой, ассамблея, которая могла обратиться к проблемам, требующим консультации на более широком уровне, нежели на уровне кардиналов. Три таких Собора были проведены под управлением Александра: в Монпелье, Туре, а также Третий Вселенский Латеранский Собор в 1179 году. Собор в Монпелье, созванный в 1162 году вскоре после того, как Папа высадился во Франции, рассматривал главным образом вопрос о положении Александра в начале схизмы. Более широкая ассамблея в Туре, созванная в следующем году, имела ту же цель, но она решала и другие важные церковные дела. Несколько проблем, обсуждавшихся тогда, были перенесены на рассмотрение Собора 1179 года. Однако схизма подняла дополнительные вопросы, в результате чего и Папа и император согласились, что необходимо созвать общий Собор.

Третий Латеранский Собор 1179 года был необычно широко представителен с точки зрения количества участников и географии. Девятнадцать епископов прибыли из Германии вместе с рядом епископов из Бургундии. Шесть епископов приехали из государств крестоносцев. Среди них был выдающийся историк, Вильгельм Тирский, чье сочинение об истории Собора с точным списком тех, кто присутствовал на нем, было, к несчастью, потеряно. Шесть епископов прибыли из Ирландии и несколько – из Шотландии. На Соборе появились только шесть английских епископов, после того как они получили разрешение от Генриха II, поклявшись никоим образом не действовать против безопасности королевства. Другие английские прелаты выполнили требования короля, но отказались от путешествия вследствие долгого пути и расходов. По крайней мере двенадцать епископов прибыли из континентальных владений Плантагенетов, не испытав правовых трудностей, с которыми столкнулись их английские коллеги. Король Сицилии также не создал никаких препятствий для отъезда священников из своего королевства. Девятнадцать епископов прибыли из испанских королевств, один – из Венгрии, и еще один – из Дании. Не ясно, были ли представлены другие более малые страны, но наибольшее число делегатов составили французы и итальянцы. Наконец, на Соборе присутствовало множество аббатов и приоров, главы орденов тамплиеров и госпитальеров, представители различных королевств, германские священники, которые желали подтвердить свой статус, вследствие схизмы, делегация вальденсов и один делегат от византийской Церкви, Нектарий Казула, аббат из Калабрии, соблюдавший греческий обряд. Все они увеличили общее число присутствующих на Соборе примерно до 300 человек. Среди делегатов было несколько аристократов, таких как Иоанн Солсберийский, один из тех, кто настаивал на созыве Собора папой, а также ученые и писатели, такие как Петр из Блуа, Вальтер Мап и Бургундио Пизанский.

Для Александра Собор стал не только вселенским в географическом смысле, он должен также засвидетельствовать его как верховного законотворца. Таким образом, в своих письмах о созыве Собора, которые доставлялись легатами в различные места христианского мира в течение года подготовки (1178 год), папа напоминал духовенству, что он созывал его, поскольку только он один являлся пастырем всей Церкви. Поэтому все остальные делегаты должны были помогать ему своим присутствием и советом, а их количество должно было придать вес принятым решениям.

На первой сессии Собора, состоявшейся 5 марта 1179 года в церкви св. Иоанна Латеранского, папу посадили на самый высокий трон, окруженный кардиналами, сенаторами, консулами города и представителями ряда светских князей. Вступительная речь, произнесенная епископом Руфином Ассизским, подчеркивала главенство Святого Престола и настаивала, что только Папа обладает властью созывать Вселенские Соборы, утверждать новые каноны или отменять старые. Он закончил речь, отдав дань уважения Александру, который возглавил Церковь в опасные и трудные времена и приобрел широкую известность по всему миру. Поэтому на данной ассамблее не могли даже возникнуть сомнения – в противоположность, например, Собору в Павии – о главенстве Святого Престола и о его исключительном праве созывать общий Собор.

Собор функционировал в течение приблизительно трех недель. В ходе его работы были проведены три пленарных заседания. Процедура дебатов, проходивших на Соборе, нам неизвестна, но, согласно одному докладу, двенадцать канонов, возможно предложенные папой или ораторами Курии, были отвергнуты. Вероятно, состоялись официальное обсуждение и, без сомнения, значительные дискуссии в перерывах между заседаниями. Есть также причина полагать, что личное влияние Александра в обсуждении вопросов было важным. В любом случае, Отцы Церкви согласились с двадцатью семью канонами, которые затрагивали различные стороны европейской жизни.

Третий Латеранский Собор часто называли выдающимся достижением в карьере Александра, великой конструктивной задачей, выполнению которой он наконец мог посвятить всю свою энергию. В каком-то смысле эта интерпретация Собора представляется правильной. Созванный лишь малое время спустя после завершения церковного раскола, Вселенский Собор под руководством Папы символизировал, как ничто другое, действительное главенство Рима. Однако каким бы выдающимся и важным Собор ни являлся, его не следует рассматривать отдельно от политики всего понтификата. Действительно, необходимость обсудить острые вопросы привела к созыву Собора; эти вопросы были сформулированы на съезде в Венеции, в особенности проблема прежнего схизматического духовенства, чьи дела еще не получили разрешения. Но на Третьем Латеранском Соборе также рассматривались многие вопросы, затрагивающие Церковь в целом, которые, как полагали многие, требовали объединенного действия всей Церкви под руководством лидера, которым был готов теперь стать Александр.

Наученный опытом разногласия, возникшего в результате оспоренных выборов в течение двадцати предшествующих лет, Собор Отцов направил свои первейшие усилия на провозглашение новых правил выборов Папы. В 1059 и 1139 годах вопрос о том, кто имел право принимать участие в таких выборах, был прояснен; он остался для дальнейшего рассмотрения на данном Соборе, чтобы выработать метод сведения в таблицу голосов кардиналов. Собор постановил использовать четкий количественный метод и совершенно отказаться от качественного метода. В связи с этим вопрос о различиях между «maior» и «sanior» частями электората уже не мог возникнуть. Все голоса с этого времени приобретали равный вес, невзирая на ранг кардиналов или тот факт, являлись ли они епископами, священниками или диаконами. Канон четко провозглашал: «Тот без исключения будет признан как понтифик вселенской Церкви, кто получит две трети голосов». Под угрозой отлучения, меньшинство выборщиков должно было принять выбор большинства. При этом нельзя обращаться ни к императору, ни к духовенству, ни к римскому народу.

В целом, Александр продолжил политику, которую вели его предшественники и которая свидетельствовала об уменьшении юрисдикции местных священников, в то же время защищая их обоснованные права. Установление равновесия являлось трудной задачей, но она особенно подходила характеру юриста. Исключая особое положение Константинополя, должность патриарха приобрела действительно почетное значение. Аквилея и Градо обладали этим титулом на Западе. На Востоке только Иерусалим и Антиохия находились тогда под западной юрисдикцией, причем власть над последней периодически оспаривалась Константинополем.

Аналогично, власть архиепископов, тех, которые занимали «первый» престол в стране, уже не являлась проблемой в дни Александра. Такая особая юрисдикция, какой обладал архиепископ, Бекет например, стоящая над другими епископами, устанавливалась только «властью Святого Престола». Митрополиты, однако, оставались по-прежнему ключевыми фигурами в иерархии, а их власть – обширной. При Александре архиепископская юрисдикция могла нормально функционировать только после папской конфирмации выборов и наделения паллием.

В отношении епископата в целом, частые приезды папских легатов обеспечивали довольно регулярное наблюдение за епископскими владениями. Обращения к Риму, так же как и более широкое использование судей-делегатов, неизбежно уменьшили юрисдикцию местных епископов, исполняющих обязанности судьи. Но если Папа ожидал от епископов, что они будут непоколебимы в своей лояльности к Церкви, то также и каноники соборов и приходские священники должны были подчиняться своим епископам. Александр утвердил существующие правила в отношении дисциплины в капитуле и власти архидиаконов.

Епископы избирались на местах, в связи с чем на ход выборов продолжали оказывать давление внешние силы. Фридрих Барбаросса и Генрих II, например, обычно заставляли всех священников почувствовать свое влияние. Что касается выборной процедуры, XVI и XVII каноны Третьего Латеранского Собора говорят о тенденции, следуя предшествующим папским выборам, толковать major et sanior pars как простое численное большинство. Чтобы быть избранным, кандидат должен быть не моложе 30 лет, законнорожденным, с хорошим характером и быть способным к наукам (канон III). Александр, как и его предшественники, иногда вмешивался в обсуждаемые выборы и в одном или двух случаях прямо назначал епископа сам, продолжая практику, которой суждено было стать более распространенной во времена его преемников. Также несколько примеров говорят о том, что Александр добивался выгодных себе назначений на более мелкий приход.

Исключительные обстоятельства, возникшие из схизматических назначений и посвящений в сан, также способствовали укреплению позиции Папы. Мы напомним, что данная проблема не была окончательно урегулирована в Венеции, где были приняты только меры в отношении определенных германских епископов. Латеранский Собор попытался привести вопрос к окончательному завершению. Канон II оговаривал, что все назначения, сделанные антипапами или прелатами, которых они посвятили в сан, должны были быть аннулированы. С другой стороны, следуя венецианским решениям, было установлено, что сан, дарованный епископами, которые были посвящены в сан до схизмы, или теми, кто получил свой сан от таковых, не должны были рассматриваться как недействительные. В решениях, принятых на Соборе, последнее слово оставалось за Александром, который даровал паллий германским архиепископам, отрекшимся от схизмы.

Позиция приходских священников во время Средних веков – их назначение, поддержка, даже определенный контроль над их деятельностью – обычно подразумевала две власти: человека, который обладал правом назначения на пост, и епископа. Епископ, действительно, с разрешения своего кафедрального канонического собрания, обладал решающей властью в назначении. Декреталии Александра, многие из которых, как мы видели, рассматривали английскую ситуацию после смерти Бекета, формируют важную часть канонического права по вопросу посвящений и назначений. Папа полагал, что местный сеньор обладал правом только представлять своего кандидата. Если тот оказывался приемлемым с точки зрения канонического права, то есть если он соответствовал требуемым условиям возраста, образования, поведения и т. д., епископ назначал его на должность. Согласие епископа, поэтому, являлось необходимым.

Тогда, когда религиозная община принимала ответственность за приход, что было обычной для Англии практикой, Александр принял определенные постановления в отношении соответствующих прав приора и епископа, исполняющего обязанности судьи. Очевидно, монахи должны были представлять своего кандидата доверенным лицам епископа, после чего епископ лично беседовал с предлагаемым кандидатом. Представители епископа затем назначали его на должность, а сам епископ уже проводил заключительное посвящение в сан. Девятый канон Латеранского Собора также приказывал, чтобы в церквях, не принадлежащих епископу, монастырь, представляя своего кандидата, предлагал за это разумное возмещение, пропорциональное возможностям Церкви. Аббаты не должны были вводить новые налоги или необдуманно смещать священников без консультаций с епископом.

Александр постоянно представлял свидетельства своей личной обеспокоенности о статусе приходского священника – столь сильной, что исследователями было сделано предположение о том, что некоторые из его мер предвещали решения Иннокентия III. Неудивительно поэтому, что на Третьем Латеранском Соборе был добавлен ряд постановлений по этому вопросу. Чтобы избежать выдвижения клириков без соответствующих средств материальной поддержки, канон V оговаривал, что никакой священник не может быть посвященным в духовный сан, пока не будет материально обеспечен или пока не даст гарантию того, что сможет поддержать себя наследством в будущем. Более того, никакой приход не может быть никому обещан, прежде чем он действительно не освободится. Держание более чем одного прихода в одних руках было запрещено и подтверждено требование установления для любого священника постоянной резиденции. Оба: человек, представляющий кандидатуру, и тот, кого представляли на должность, – подлежали наказанию за нарушения установленных правил.

Проблема поведения клириков, актуальная проблема церковной дисциплины, всегда волновала Александра, так же как она волновала всех пап в Средние века. Данная проблема затрагивается во многих его письмах, поэтому она неизбежно возникла на Третьем Латеранском Соборе. Многие люди, включая короля Франции, говорили о существующей склонности священнослужителей к роскоши и тщеславию. Поэтому Собор постановил, что в будущем прелатам не позволяется путешествовать с большим обозом охотников и сокольничих, но довольствоваться уменьшенным кортежем из не более чем сорока или пятидесяти лошадей для архиепископа, двадцати пяти для кардинала, от двадцати до тридцати для епископа, от шести до семи для архидиакона, и двух для декана. Кроме того, представители духовенства не должны были требовать для себя дорогостоящих банкетов во время посещения других стран и приходов. Прелат-посетитель должен довольствоваться тем, что являлось необходимым и удобным, однако в определенных случаях ему разрешалось получать разумное вспомоществование.

В отношении древнего, но стойкого греха симонии Третий Латеранский Собор обновил или дополнил прежние постановления. Широко распространенное злоупотребление – взимание платы за таинства: освящение брака или похороны, – уже нельзя было терпеть. Невоздержанность клириков, также являвшаяся проблемой, особенно в Германии, Англии и Скандинавии, стала темой нескольких писем Александра, некоторые из которых были включены в собрание декреталий. Одиннадцатый канон Латеранского Собора повторил прежние наказания за этот грех. Во время Средних веков задача сохранить соответствующее и хорошо дисциплинированное приходское духовенство оказывалась очень трудной, а продвижение в этом деле – медленным.

Двенадцатый канон Латеранского Собора запрещал клирикам, включая монахов, выполнять светские административные функции. Они не должны были действовать как адвокаты и могли защищать только собственные церкви или бедных. Это постановление наносило удар в самый корень сложившейся религиозно-политической системы во всей Европе, особенно в Англии, где юридические процедуры были хорошо развиты, и где король ожидал, что административные обязанности будет выполнять его духовенство. Бекет, мы напомним, признал это несоответствие, став архиепископом. Несмотря на данное общее постановление, принятое на Третьем Латеранском Соборе, в Англии и в других странах для клириков оставалось обычным занимать высокие административные посты или служить в качестве судей в королевских судах. Как эта проблема была разрешена законодательно, если была вообще когда-либо разрешена, не совсем ясно, но, очевидно, в некоторых случаях священники могли согласовывать свое освобождение от данного обязательства. Не представляется, поэтому, возможным, что этот декрет мог оказать большое влияние на решение проблемы. Также очевидно, что раннее постановление Александра, запрещающее монахам изучать медицину и гражданское право, не было одобрено, в связи с чем возможные исключения получили позднее широкое обсуждение у католиков.

Монастырское духовенство составляло особую проблему для папского управления. По различным причинам освобождения монастырских организаций от выплаты налога умножились. Ситуация развивалась со времен григорианской реформы в направлении прикрепления религиозных общин прямо к Святому Престолу: некоторые, например Клюни, прикреплялись в качестве организации, другие – как отдельные-религиозные братства.

Очевидно, что Александр продолжал эту политику. Папские уступки цистерцианцам, с которыми Александр имел тесные отношения, привели к фактически полному освобождению их от каких-либо выплат. Он также, напомним, поддерживал привилегированные позиции религиозно-военных орденов тамплиеров и госпитальеров. Частично, вследствие схизмы, определенные религиозные братства были подвергнуты дисциплинарному взысканию, например Клюни, в то время как Везёль и Сен-Жиль получили независимость. Очень многие папские письма рассматривали права отдельных религиозных братств в отношении таких вопросов, как собственность, доходы, выборные привилегии, и право получать рукоположение и другие епископские услуги от любого епископа (то есть не обязательно от местного епископа, исполняющего функции судьи). Следует, однако, добавить, что многие из этих прав были подтверждением решений, принятых до Александра, и не представляется, поэтому, справедливым утверждать, что он существенно увеличил количество освобожденных братств.

Однако политика освобождения монастырей от налогов вызвала сильное сопротивление со стороны белого духовенства. Потенциальные приходские доходы были уменьшены, а епископская власть урезана. Неудивительно поэтому, что частым явлением стали протесты со стороны белого духовенства, приведшие к новому обсуждению данного вопроса на Латеранском Соборе. Без сомнения, следуя руководству Александра, святые отцы не отменили старые привилегии, но монахам приказали ограничить свои свободы, предоставлять возмещение местным церквям, чьи доходы сокращались, не увеличивать неумеренно свои владения и пастбища. Соответственно, хотя Вильгельм Тирский красноречиво осуждал чрезмерные привилегии тамплиеров и госпитальеров, Собор, возможно, опять следуя взглядам Александра, просто утвердил наказания за злоупотребления, но не урезал монастырские привилегии. В десятом каноне было зафиксировано основное мнение Отцов Церкви о положении монастырских орденов; он урегулировал различные злоупотребления, ни одно из которых в действительности не носило исключительного или оригинального характера. Александр обычно отказывался принимать обращения против монастырского порядка, чтобы не подвергнуть власть аббата ослаблению.

Как и следует ожидать от бывшего профессора, который составил трактаты с инструкциями по каноническому праву и теологии, Александр был заинтересован в расширении образовательных возможностей, которые были бы доступны духовенству. Его правление пришлось на период – вторая половина XII века, – когда распространение школ привело к необходимости создания новых правил. В общем, такие правила были делом самих обучающихся и их преподавателей. Только потом папское вмешательство в данную область стало необходимым. Тем не менее Александр являлся частью этого движения на его ранних этапах и понимал некоторые из его проблем. Главный вклад Папы заключался в том, что он стремился предоставить большую власть уже созданным институтам и предотвратить злоупотребления.

Неизбежное соперничество между епископом, соборными канониками, коллегиальной церковью и монастырем в ряде случаев требовали вмешательства Папы. Хотя иногда делались исключения, Александр в целом был тверд, требуя, чтобы каждый из этих институтов обладал правом заниматься преподавательской деятельностью только в пределах своих собственных владений и не вторгаться на территорию других. Серия декреталиев рассматривала право на преподавание (licentia docendi). Обычно оно присуждалось кафедральной школе, например, специальным представителем, схоластиком или канцлером. Более того, никто не должен был преподавать, не получив лицензию. Александр также пытался установить закон который запрещал бы без должной причины отказывать квалифицированному человеку в лицензии. Он также настойчиво осуждал в некотором роде академическую симонию, посредством которой плата взималась за выдачу лицензии. Такова, например, была идея письма «Quanto gallicana» епископам Франции (1170-1172). Все эти меры предвосхитили канон XVIII, один из наиболее важных декретов Третьего Латеранского Собора. Здесь Отцы Церкви подчеркнули постановления Александра, провозглашая, что «некоторый подходящий доход должен быть предназначен в каждом кафедральном соборе для учителя, который обучит бесплатно клириков своей церкви». Они также настаивали на том, что «за разрешение преподавать никто не должен требовать плату или под предлогом обычая просить что-либо от тех, кто преподает; не следует также всякому, кто квалифицирован и ищет лицензию, отказывать в праве преподавать».

Александр также придерживался мнения, что те, кто был виновен в насилии против схоластиков, должны быть подвергнуты наказанию, и приказал, чтобы в то время, когда последние находились под юрисдикцией своего господина, они получали неприкосновенность от насильственных действий. Более того, никакой общий приговор отлучения от Церкви против схоластиков не мог быть введен в действие без разрешения папы. Он также подтвердил общие привилегии студентов на севере Италии (habita), первоначально изданные Фридрихом Барбароссой на съезде в Ронкалье в 1158 году. Если представлялся случай, Александр также искал возможности обеспечить отдельных клириков, которые желали продолжить свое образование.

Письма и инструкции Александра в отношении образования впечатляют. Представляется совершенно ясным, что они внесли свой вклад в рост академических сообществ. Нельзя, однако, заключить, что меры Александра были окончательными; они все-таки не создали новых институтов. Скорее папа помог и в некоторой степени отрегулировал образовательное движение, которое развивалось самостоятельно. Его декреты обеспечили законодательные прецеденты для его дальнейшего формирования и помогли закрепить тенденцию оказания помощи академическим институтам со стороны Папы.

В области теологии существовал один вопрос, который вызвал бурные дискуссии и требовал официального действия от Александра как от Папы. Будучи студентом и профессором, он следовал тому, что теологи описывали как почти признанную точку зрения на человеческую природу Христа, которая была предложена Пьером Абеляром и преподавалась Петром Ломбардским. Популярность данной интерпретации увеличилась, но встретилась со значительной оппозицией, что заставило Александра принять меры. Папа и Курия не были, однако, сначала расположены действовать поспешно.

В конце концов Папа, чье мнение по этому вопросу изменилось, начал полагать, что необходимо принять окончательные меры. В 1170 году он написал Вильгельму, архиепископу Санса и митрополиту Парижа, и епископам Тура, Реймса и Руана, инструктируя их противостоять «ошибочной доктрине Петра Ломбардского, бывшего епископа Парижского». И в 1177 году он официально осудил доктрину и кратко определил ортодоксальное учение. Несмотря на безотлагательные просьбы со стороны ряда Отцов Церкви, Третий Латеранский Собор не предпринял никаких дальнейших действий.

Административные меры папской монархии, которые, таким образом, были нами представлены, оказались в основном связанными с деятельностью клирикального владения или с отношениями между духовенством и мирянами. Но они также предложили некоторые усовершенствования для светского общества этого времени, которые заботили Александра и были подняты на Латеранском Соборе. Несмотря на успех в поддержании закона и порядка, разбойники оставались на свободе, а пираты плавали по морям. Особенно опасными стали кампании солдат, часто нанимавшихся в войска в качестве наемников и терроризировавших сельские местности; особенно от них страдала Франция. Эти routiers, предшественники «свободных кампаний» Столетней войны, были приравнены к еретикам по канону XXVII, принятому на Соборе. Собор предписывал, что все, кто храбро сражался против таких нарушителей мира, должны были получить такие же духовные награды (индульгенции), которые даровались крестоносцам. Отлучение от Церкви должно было стать наказанием для тех, кто совершал пиратские набеги против христиан, занимавшихся своим законным морским делом, или против тех, кто потерпел кораблекрушение. Канон XXI обновил принятые ранее постановления в отношении Мира Божьего и гарантий безопасности для всех священников, пилигримов, купцов и крестьян.

Запрещая турниры (канон XX), Собор обратил внимание на данную практику, которая, хотя и признавалась кровопролитной, однако являлась слишком глубоко укорененной и также слишком популярной, чтобы можно было ее искоренить. В данном случае необходимо было скорее изменение mores[11 - Нравы (лат.).], и даже больше – реформа обучения воина. Совместное решение участников Собора о запрете турниров практически не дало совершенно никакого эффекта.

Курию также заботила проблема ростовщичества. Главная трудность в дни Александра состояла в точном определении узаконенного ростовщичества. Собор в Туре (1163 год) осудил практику, тогда широко распространенную, когда священник ссужал деньги без процента, но требовал для себя собственность того, кому ссужал деньги, в качестве гарантии безопасности возврата своих средств, и присваивал доходы собственности, что явилось неким видом скрытой выплаты процентов. Александр в одном постановлении подверг порицанию ростовщичество, даже существующее для такой похвальной цели, как выкуп рабов. Но в дни его понтификата формирующийся капитализм, в который Церковь, также являясь финансовым институтом, была вовлечена, приводил к рассмотрению данного вопроса. Конечно, ясное понимание того, что представляло собой ростовщичество, не сложилось. В XXV каноне Третий Латеранский Собор избежал трудной проблемы дать ему определение, но слегка смягчил традиционное отношение к ростовщичеству, требуя наказания только для «ростовщиков, пользующихся дурной славой».

В западном христианском мире существовали разные категории людей, которые по тем или иным причинам стояли за рамками тех правил, по которым жило общество. Канон XXIII Латеранского Собора, например, издал декрет о прокаженных, которые должны находиться в безопасности в своих общинах и владеть своими приходами и кладбищами. Хотя проказа была прежде принята как основание для аннулирования брака, папа Александр постановил иначе.

Статус евреев в христианском обществе всегда бросал вызов средневековому порядку социального подчинения. Еврейские общины были широко распространены в Западной Европе, включая, как мы видели, довольно большую римскую общину. Александр запретил христианам становиться слугами евреев и запретил строительство новых синагог. Старые синагоги могли быть отремонтированы, но не слишком роскошно. Латеранский Собор также принял ряд постановлений в этом отношении (канон XXVI). Христиане не должны были жить в еврейских хозяйствах, а евреям запрещалось иметь христианских рабов. Эти меры, как и те, которые ранее предпринимались Александром, относились к существовавшей практике либо брать домашнюю прислугу либо, в случае необходимости, оставлять или передавать детей на заботу евреям. По закону суд должен был рассматривать свидетельства христиан против евреев так же, как и свидетельства еврея против христианина. Однако на тех, кто давал превосходство евреям над христианами, накладывалась анафема. Короче говоря, в то время люди и не помышляли предоставить евреям те же права, которыми обладали христиане. Действительно, если христиане и защищали евреев, как часто, например, поступали папы в Риме, то лишь по человеческим причинам. Тот же самый канон XXVI пошел дальше, предоставляя гарантии против конфискаций или отказе в наследстве собственности любому еврею, который обратился в христианство. Правителям было предписано внимательно следить за выполнением этого канона под угрозой отлучения от Церкви, если им не удавалось создать необходимую защиту.

Острой проблемой, периодически занимавшей внимание Александра III, стал рост ереси. Непохожие на отклонения от ортодоксальной веры ранних веков христианства, когда великие ереси произошли от интеллектуальных идей ученых теологов, наиболее серьезные искажения христианской доктрины XII века возникали среди обычных людей. Не доктрина, но скорее христианское поведение и соблюдение обрядов дали подъем движениям, известным как ереси вальденсов и катаров.

Первоначально вальденсы проповедовали стремление к апостольской жизни для себя и духовенства. Петр Вальдо, их основатель, по-видимому, предвосхитил некоторым образом выдающегося святого следующего поколения – Франциска Ассизского. Действительно, о Вальдо говорили, что он искал личного одобрения папы Александра на Соборе 1179 года. Он произвел на Папу благоприятное впечатление, и последний ободрил его, но запретил последователям Вальдо проповедовать без разрешения местных властей.

Позднее при обстоятельствах, которые не совсем ясны, вальденсы вступили на более опасный путь, который привел к их приговору и осуждению.

Более страшной для папства казалась такая ересь, как катарство – дуалистическая вера, схожая с древним манихейством, которая распространилась на Запад с Востока. Ко времени понтификата Александра уже насчитывалось много ее последователей в различных частях Франции и Фландрии, но более всего они превалировали в Провансе, где коррумпированное духовенство и равнодушные гражданские власти позволили ей быстро распространиться. Столкнувшись со столь массовым еретическим движением, административная церковная машина, разрешающая подобные дела через епископов, просто разрушилась. Встала задача в кратчайшие сроки создать более действенный, принимаемый обществом юридический механизм для решения таких вопросов. В Северо-Западной Франции духовенство, находившееся под сильным давлением народного мнения и гражданской власти, усовершенствовало жесткую систему, которая включала скорее деспотический метод осуждения или обвинения, использование «суда Божьего», так же как и строгие наказания: например, лишение собственности, тюремное заключение или сожжение на костре. Некоторые из этих процедур были упорядочены на Соборе, созванном в Реймсе в 1157 году. Несколько позднее, на Соборе в Монпелье (1162 год) сразу после прибытия Александра во Францию, французские епископы настаивали на принятии энергичных мер со стороны Папы.

Важным в данном вопросе представляется мнение самого Александра, и меры, которые он предпринял, являются значительными в развитии официальной канонической процедуры. Как каноник, до того как он стал Папой, и как человек, издающий декреталии, Александр мыслил в имперско-канонической традиции: насильственное принуждение, относительно человека ли или собственности, справедливо только как исправительная мера. Более того, Александр, как действительно разумный человек, разделял заботу большинства каноников о необходимости обеспечить рациональными средствами доказательства виновности. Он не одобрил «испытание Божьим судом» и пытался развивать идеи о получении доказательства с помощью свидетельства под клятвой, которое тогда применялось только в ограниченном масштабе.

Очевидно, что в 1162 году архиепископ Генрих Реймский, брат Людовика VII, обнаружил павликианов – еретиков, близких к катарству, – во Фландрии. Некоторые из них обратились к Александру. Папа, очевидно, обеспокоенный чрезмерным усердием архиепископа, указал, что лучше освободить виновного, нежели наказать невинного. Королю Людовику VII, который настаивал на применении наказания, Александр ответил, что еретики появились на Соборе в Туре и подтвердили свою невиновность. После некоторой отсрочки, он проинструктировал Генриха продолжить следствие и выслать ему досье, посредством которого он мог сам вынести приговор; архиепископ тем временем должен был следить за тем, чтобы ни их личности, ни собственности не причинили ущерба. Исход данного дела неизвестен, но важно заметить, что обращение к Папе получило подкрепление и что процедура расследования была заменена на более или менее насильственный метод обвинения. Папское вмешательство в решение таких вопросов, однако, не стало еще постоянным.

Хотя Собор в Туре в каноне, который представил первое общее законодательство по данной проблеме в Средние века, объявил строгие меры, не представляется вероятным, что Александр и созванные епископы хотели ввести в качестве таковых смертную казнь. Скорее они надеялись, что жестокое наказание, исключая смертную казнь, может способствовать возвращению людей в истинную веру. Но, несмотря на решения, принятые в Туре, ересь продолжала распространяться, приобретая огромную популярность в Южной Франции. Многие люди, включая короля, графа Тулузского, и особенно аббата Генриха Клервоского, который был весьма настойчив, снова побудили Папу принять энергичные меры. Александр, очевидно, был в курсе этого дела через своего легата во Франции, кардинала Петра из церкви св. Хрисогона, который, видимо, высказывал особенную тревогу о распространении ереси среди других проблем в середине 1170-х годов. Деятельность этого легата в 1178 году способствовала организации объединенного церковного действия против ереси при поддержке короля Франции Людовика VII и короля Англии Генриха II. Однако из этого плана ничего не вышло.

Что действительно удалось сделать папской легатской комиссии, действующей в предместье Тулузы, так это продолжить расследование процесса. Во время заседания Третьего Латеранского Собора французское духовенство снова настаивало на энергичных мерах, Генрих Клервоский также проявил изрядную настойчивость. В результате дискуссий появился канон XXVII, который, повторяя постановления Собора в Туре, объявил вне закона все контакты с ортодоксальным обществом со стороны еретиков и приказал гражданским властям осуществлять определенные наказания. Однако он не содержал специального упоминания о проведении расследования. И хотя канон упоминал возможный благотворный эффект, вызванный страхом физического наказания, он не определил специальные меры наказания.

Как мы видели, Собор даровал индульгенцию тем, кто поднимал оружие против routiers[12 - Еретиков (франц.).], и, видимо, люди полагали, что против еретиков требуется проведение такой же военной акции. Действительно, Генрих Альбано, папский легат во Франции, после Собора, возможно следуя букве закона, разрешил, по крайней мере, одну локальную военную экспедицию. В любом случае, все эти процедуры, развивавшиеся при Александре (в некоторые из них он внес свой личный вклад), стали шагами по подготовке официальных походов крестоносцев и установлению инквизиции в XIII веке. То, что это произошло под покровительством человека, склонного к сдержанности, свидетельствует в некотором роде о серьезности проблемы.

В начале этой главы мы упомянули, что папская монархия XII века не включала в себя патриарха Константинопольского и церкви, находившиеся под его юрисдикцией. Причины этого должны быть подвергнуты дальнейшему исследованию, но усилия Александра восстановить стабильные отношения между двумя ветвями Христианской Церкви следует рассматривать в качестве важного элемента его политики. Прежняя точка зрения о том, что взаимное отлучение от Церкви кардинала Гумберта и патриарха Михаила Керулария в 1054 году определило официальное состояние схизмы между восточной и западной Церквями, подверглась серьезному пересмотру. Возможно, что ситуация, которая развивалась во время правления Александра, говорит о признании со стороны Церкви факта схизмы, хотя она не желала признавать ее официально. Между Церквями оставались значительные различия, главным из которых явилось добавление западной Церковью в Символ Веры фразы, filioque (филиокве), обозначавшей снисхождение Святого Духа не только от Отца, но и «от Сына». Также некоторая разница между Церквями наблюдалась в некоторых литургических обрядах; хотя в основании всех споров лежал действительно проблемный вопрос, вопрос о главенстве Рима.

До середины XI века каждый папа во время своих выборов обычно распространял документ, получивший название рекомендательного письма, в котором он давал в некотором роде обет веры. После этого другие патриархи включали новое имя понтифика в литургические молитвы при Евхаристии. Очевидно, как раз перед Первым крестовым походом Папа Урбан II, действительно стремившийся восстановить нормальные отношения с восточной Церковью, был готов послать рекомендательное письмо. По некоторым причинам он не стал этого делать, и данный обычай никогда более не возобновлялся. Одна из связей между восточной и западной Церквями была нарушена.

Тем временем с обеих сторон развивались или находились в процессе становления такие отношения, которые все более затрудняли примирение. Западная концепция папской юрисдикции, которую мы только что описали, находилась в противоречии с традиционным для Востока представлением по данному вопросу. При этом на Востоке не столько ставили под сомнение духовное главенство Рима как Престола святого Петра, – действительно, оно было принято задолго до спора – сколько были озабочены определенными манифестациями этого главенства со стороны энергичного, хорошо организованного папства XI-XII веков. Как, например, могла ставшая теперь обычной западная практика обращения к Риму, которая уже затронула греческие церкви Калабрии и Сицилии, повлиять на церкви Востока? В общем, видимо, столь сильный страх был вызван не столько духовным главенством, сколько ежедневным контактом со все более растущей эффективной папской властью.

Крестоносцы, без сомнения, способствовали возникновению непонимания, создавая атмосферу взаимного подозрения. Вслед за Первым крестовым походом среди населения Запада начался устрашающий рост антивизантийских настроений. Он еще более усилился после Второго крестового похода, а ко времени правления Александра уже было много признаков растущей враждебности к Западу со стороны Византии. К этим общим проблемам добавились особые разногласия, такие как контроль над городом и патриархатом Антиохии, которая обсуждалась в предыдущей главе.

Именно в этот период времени Мануил Комнин предложил Александру рассмотреть вопрос о создании объединенной Восточно-Западной империи под его собственным управлением. Дипломатические аспекты переговоров, которые последовали за данным предложением, обсуждались нами. Здесь следует отметить, что, когда Александр отложил рассмотрение вопроса о признании Мануила императором, он послал двух кардиналов, Убальдо и Иоанна, в Константинополь, чтобы обсудить с ним религиозные вопросы. Поступая так, он продолжал попытки своих предшественников, главным образом Урбана II и Евгения III. Примечательно также, что в ответе папы Мануилу и в инструкциях своим легатам он избежал проблемы филиокве и сконцентрировался на других вопросах: поминовение Папы в литургии, главенство Рима и право обращаться к Риму из Константинополя по церковным делам.

Мануил отдал письмо Папы патриарху Михаилу Анхиалу. Его ответ свидетельствовал о новом, более жестком отношении Византии к Папе, которое соперничало с западным анти-византизмом. В отличие от своих предшественников, он отказался признавать требования Рима как Престола святого Петра. Главенство принадлежало существующей в настоящее время имперской столице, избранной Господом, которая должна была стать центром Империи. Скорее он бы подчинился туркам, которые, по крайней мере, не принуждали бы его в вопросах религии. Говоря так, патриарх не просто позволял себе высказать собственное раздражение. Он выражал церковную точку зрения, которая рассматривала греческие церкви как находящиеся под мусульманским управлением и обладающие большей церковной автономией, нежели церкви в Калабрии, находившиеся под юрисдикцией Папы. Чтобы обосновать церковную юрисдикцию «Города», он повторил вечный аргумент, который был озвучен – и вызвал некоторое сопротивление – на Первом Соборе в Константинополе в 381 году. Немного позднее представитель Мануила на Третьем Латеранском Соборе, Нектарий Казула, греческий монах из Южной Италии, поразил всех своей страстной речью, но ему не удалось разрешить те трудные вопросы, которые стояли на пути к примирению.

Таким образом, хотя дискуссии между Папой и императором, по-видимому, продолжались, представляется очевидным, что благоприятная для заключения соглашения атмосфера так и не была создана, в связи с чем надежды Александра восстановить стабильные отношения с византийскими христианами не могли воплотиться в реальность. Более того, последующие события, главным образом резня латинян в Константинополе в 1182 году, когда кардинал Иоанн был зверски убит, за чем в 1204 году последовал Четвертый крестовый поход и разграбление крестоносцами Константинополя, должны были еще более ухудшить и без того напряженные отношения. Понтификат Александра, поэтому, был, возможно, последним за Средние века периодом, когда еще оставалось возможным возобновление церковных отношений. Папская монархия, хотя и являлась уникальным достижением в области управления, не смогла сохранить стабильные отношения с Востоком. Сама действительность, казалось, подчеркивала разделение двух Церквей.

Третий Латеранский Собор, созванный в 1179 году, хотя и стал важным, оказался единственным из четырех, проведенных в Риме между 1123 и 1215 годами. Каждый из Соборов, созывавший прелатов из всех частей западного христианского мира, поднимая определенные вопросы, свидетельствовал о веке церковного обновления, григорианской реформе, которая характеризовала этот период. Обстоятельства времени внесли свой вклад в формирование института, известного как папская монархия, хотя ни один из прошедших Соборов не смог принять окончательного решения по всем рассматриваемым вопросам, оставляя их на усмотрение будущего Собора. Более того, простое перечисление принятых постановлений не говорит о том, являлся ли Собор успешным или неуспешным. Рассматривать события, разворачивавшиеся после Третьего Латеранского Собора, возможно, неуместно в исследовании деятельности Папы, который умер через два года после него. Хотя стоит отметить, что Четвертый Латеранский Собор 1215 года столкнулся со многими аналогичными проблемами, которые рассматривал предыдущий, и повторил многие из тех решений, которые были приняты на Третьем Соборе. Более того, в отличие от великих Соборов того времени, Третий Латеранский Собор не выработал для папства долгосрочной политики. Он не предложил широкой программы исправления христианского общества. Собор в большей степени рассматривал специфические проблемы, которые противоречили церковной позиции того времени. Выбранный курс, как можно предположить, должен был быть родственным характеру Александра III.

Таким образом, политика Александра III дала сильный толчок к выполнению задачи, которая так никогда и не получила разрешения: синтезировать юриспруденцию Церкви. Александр также не явился основателем папской монархии и не завершил ее формирования, поскольку каждый правительственный институт менялся со временем. Курия под руководством Папы, тем не менее, продемонстрировала удивительную способность быстро восстанавливаться и адекватно отвечать на вызов новой ситуации. Вследствие этого, позиции Александра III оказались более устойчивыми в 1181 году, чем в 1159 году, причем настолько, чтобы обеспечить своим ближайшим преемникам стабильное положение, пока во главе церковного управления не встал энергичный Иннокентий III.




Заключение


Представляется очевидным, что именно великолепная юридическая подготовка Александра III наиболее впечатляла его современников и интересовала исследователей его карьеры. Хотя он ясно продемонстрировал большую энергию и способности в различных областях папского управления, особенности выполнения функций понтифика в качестве верховного судьи состояли в том, что именно он, бывший профессор права, внес наиболее весомый вклад в их развитие. Количество декретов, изданных Александром, представляющих решения или мнения Папы, «отправленные какому-нибудь епископу или церковному судье по какому-либо тонкому правовому вопросу, когда запрашивали римскую Церковь», позднее включенные в официальную коллекцию канонического права, ставит его на второе место после Иннокентия III. В настоящее время количество известных нам постановлений Папы превышает пять сотен. Кроме них, в руках исследователей находится значительное количество фальшивых декреталий, приписываемых Александру III, появившихся после его смерти, что является свидетельством его широкой известности.

Развивая идеи права, Александр полагался в основном на работу Грациана. Некоторые из его булл, например, представляют почти слово в слово текст «Decretum». Это не говорит, однако, о том, что Александру недоставало оригинальности.

Его вклад заключается скорее в расширении и очищении умозаключений и в сообщении им универсальной значимости, как положениям, исходящим от Курии. Более того, поскольку сфера, которую затрагивало каноническое право в Средние века, была обширной, многие из решений Папы относились к вопросам, которые в современном обществе легко разрешаются в гражданских судах.

Так же как и в трактате Папы по каноническому праву, «Stroma Rolandi», который был написан до того, как Александр пришел в Курию, проблемы брака занимают центральное место и в его декреталиях. Взгляды Папы в этой области, в которой средневековые каноники отличались друг от друга в деталях, развивались годами. Будучи Папой, он твердо придерживался теории совместного согласия как необходимого элемента брака. Многие декреталии Папы о браке внесли огромный вклад в синтез идей, к которому стремились каноники XII века.

Подобно многим своим современникам, Александр также находился под сильным влиянием римской юриспруденции, которой, как он представлял, было необходимо следовать, если она не шла вразрез с каноническим правом. Изучение римского права дало ему идею ввести тончайшие разграничения в вопросе определения виновного или невиновного. Инструкции, отданные Александром Варфоломею Экзетерскому после убийства Бекета, представляют данные идеи. Папа также детально исследовал вопрос «незнания закона» и «незнания фактов». Он усовершенствовал судебное разбирательство по этой проблеме, поставив вопрос, являлось ли незнание преступника простительным или нет. Принятие ошибочного решения в отношении человека было признано особенно важным вопросом при рассмотрении преступлений, совершенных против клириков. Александр сформулировал разнообразные точки зрения по тем делам, где в качестве ответчиков выступали люди, которые из-за болезни или по какой-либо другой причине не могли свободно действовать; таким образом, Александр рассматривал различные обстоятельства, которые могли оказать влияние на свободу человеческого поступка и, соответственно, определить уместность, неуместность или жесткость наказания. В общем, Александр проявлял стремление к умеренности в наложении наказаний.

Хотя Александр являлся сторонником ясности и точности в законодательной процедуре, особенно в определении области церковной юрисдикции при рассмотрении дел, он был менее решителен, возможно даже непонятен, в своих формулировках теории папского политического первенства, хотя сомнения Александра в этом вопросе указывают на то, что сам он являлся каноником середины XII века. Так, и мы неоднократно обращали на это внимание, изменение условий жизни в XII веке не привело к простому решению исконной проблемы отношений между духовной и светской властью. В действительности, во второй половине средневековья великие споры о папской (или имперской) теократии, или политическом главенстве над христианским миром, временно, как мы показали, находились в состоянии неопределенности. Те писатели, которые говорили о проблеме взаимоотношений светской и духовной власти, порождали только сомнения и сложности.

Неудивительно поэтому, что Александр III избегал делать широкие заявления о политической власти Святого Престола. Если слова папы, произнесенные в Безансоне в 1157 году, в то время как Александр был легатом (при этом мы полагаем, что их действительно произнес он), подразумевали зависимость имперской власти от папства, он не позволял себе делать подобные утверждения, когда стал Папой. За исключением заявления Александра о положении периферийных территорий, таких, как Иберийский полуостров, Далмация или Ирландия, которые были единственными в данном списке, Папа, по-видимому, полагал, что светская власть зависела от римской Церкви, подчиняясь только в тех случаях, когда на данное положение указывал законодательный прецедент. И даже тогда Церковь не стремилась проводить активную интервенцию, Папа всегда боролся только за право Церкви заниматься своей сферой, libertas ecclesiae.

Но хотя Александра и каноников периода его правления нельзя причислить к сторонникам широко распространенной теократической концепции папской власти, они, тем не менее, уделяли особенное внимание похожей проблеме, которой было суждено приобрести важное значение в европейском обществе. Поэтому постепенно зарождалась новая, отличная от других дискуссия вовлекающая юристов и исследующая особые случаи например, определение области sacrum (священного), то есть того, что по закону принадлежало церковной юрисдикции и подлежало рассмотрению в церковных судах. Поэтому Церковь получила возможность приложения своих сил, поскольку ее моральное и религиозное влияние на обыденную жизнь людей возросло.

В этом споре Александр, как юрист, стоял на твердой почве, хотя даже здесь он не принял каких-либо оригинальных постановлений и в целом следовал мысли Грациана. Отвечая на вопрос о возможности апелляции из гражданского суда к церковному, он выразил мнение, что если дело не затрагивало человека, являющегося подданным юрисдикции церкви, и если местные обычаи запрещали подобное действие, такое обращение нельзя было считать юридически действительным. Владельцу лена, сказал он, рассматривая другой случай, следует разбирать феодальные вопросы. Папа, поэтому, признал легитимность сферы гражданской юстиции. Тем не менее очевидно, что хотя многие решения Александра очерчивали круг церковной компетенции, сфера ее власти была широкой, а мнение Папы оказывало порой решающее воздействие. Более того, вследствие его решений сфера церковной юрисдикции, описанная в «Decretum», была значительно расширена.

Таким образом, хотя нам остается непонятной позиция Александра на проблему теократической идеи, его взгляд на нее базировался на компетенции Церкви по широкому спектру вопросов, относящихся к области sacrum. Влияние религии на общество, в которое Александр верил, как и все остальные Папы, должно было получить движение не столько через провозглашение абсолютного превосходства римской Церкви над христианскими королевствами, сколько через сохранение и, в некоторой степени, расширение специфических прав в пределах каждого из христианских государств. В этом заключается значение борьбы и урегулирования в Англии, которые последовали за смертью Бекета.

В рассуждениях о достижениях Александра как церковного правителя, законодателя и судьи, необходимо также осознать точное значение термина «церковный». Только тогда представляется возможным понять значительный вклад Александра в усовершенствование папской монархии. Кроме того, если данная интерпретация точки зрения Александра на христианский мир является правильной – хотя по-прежнему необходимы дополнительные исследования, прежде чем делать окончательные заявления, – ее необходимо учитывать при любой оценке дипломатии Папы. Предполагаемые «сила» или «слабость» Александра должны быть определены стандартами середины XII века, но не временем правления Григория VII или даже Иннокентия III.

Нелегко понять Александра как человека. До нас не дошли свидетельства того времени о его человеческих качествах, хронисты вставляют в свои тексты только несколько фраз о темпераменте и личности Папы. Александр по своему образованию был ученым и преподавателем, но более всего юристом, хотя в некотором отношении и теологом. Будучи папой, он смог отстаивать по всем вопросам позицию интеллектуала. Действительно если и есть что-то, что особенно подчеркивается в скудных сведениях о нем, оставленных его современниками, то это прежде всего его ученость. Однако интеллектуальные интересы Папы не были, видимо, широкими. Он, правда, оставил после себя один теоретический трактат. Важным также представляется тот факт, что знаменитый ученый и юрист Бургундио Пизанский посвятил некоторые из своих переводов с греческого языка Папе Александру. Более того, среди всех своих забот и хлопот, Папа попросил патриарха Антиохийского найти хороший текст сочинении св. Иоанна Златоуста, хотя мы говорили, что цитаты из Священного Писания и Отцов Церкви в буллах, изданных папой, стали общепринятыми и часто повторяли цитаты из его предшественников или Грациана. Александр, таким образом, являлся выдающимся ученым, но в узкой области.

Исследователи называли Александра осторожным. Для тех, кто подобно Бекету и его друзьям, был разочарован в том, что Папа не смог поддержать всем сердцем архиепископа Кентерберийского, осторожность подразумевала слабость или даже малодушие. Как мы видели, данную точку зрения отстаивают и сейчас. Однако осторожность Александра была вызвана главным образом его собственным характером. Он был ученым, профессором школы XII века, которая стояла на позициях необходимого рассмотрения всех за и против в каждом деле. Удивительно, но он добился успеха как администратор – возможно благодаря тому, что после встречи с императором в Безансоне Александр научился избегать ненужных провокации и отделять центральную проблему от второстепенной.

Свойственная ученому осторожность Александра, которую можно встретить и в дальнейшем, образовывала крепкую связь со стойким духом и безграничным терпением. Неустрашимый в превратностях, твердый в понимании того, что он являлся главой организации, которая могла быть одновременно и более старой и более молодой в сравнении с различными светскими монархиями, он предпочитал ждать со спокойной уверенностью изменения позиции своих многочисленных противников. Более того, человек, который умер в столь преклонном возрасте, находясь на посту Папы двадцать два года, что стало одним из самых долгих периодов правления в папской истории, большая часть жизни которого прошла в изгнании, в скитаниях, в неопределенности, должен был быть, безусловно, одарен исключительной физической выносливостью.

Сила духа и терпение сами по себе не были достаточны. Дипломатия Александра, как мы видели, была чрезвычайно гибкой. Он желал использовать новые силы, не ограничиваясь традиционным образом действий, что видно из его отношений с Ломбардской лигой, Сицилией, восточными правителями и, особенно, с Византией. Но дипломатия всегда существовала как временное средство. Стоит, однако, подчеркнуть, что Александр, несмотря на осознание новых веяний, не был «либеральным» или «национальным» Папой, поборником политической свободы в сегодняшнем понимании этих терминов. Он был юристом-церковником, для которого дипломатия изредка была необходима, но не обладала фундаментальным значением.

То, что Александр стремился к милосердному суду, видимо, согласуется с теми взглядами, которые он выразил в вопросе наказания еретиков, и сдержанностью, проявленной в деле с Фридрихом Барбароссой и Генрихом II. Папа не хотел спешить, в отличие от тех, кто стремился к скорейшему и более резкому решению. Это нельзя считать слабостью или апатией, так как Александр обладал чувством долга и никогда не забывал о своих обязанностях. Его сдержанность скорее свидетельствовала о гибком юридическом уме Папы, размышлявшего о требованиях юстиции и проявлявшего заботу священника о спасении души грешника.

Хотя Александр был терпелив в больших делах, он был жестким, когда ему противостояли подчиненные. Более того, его склонность к точности и аккуратности, его интеллектуальность производили порой впечатление определенного высокомерия и отчужденности, что заставляет нас задаться вопросом, был ли Александр горд и амбициозен. Хотя мы не можем исключить определенную интеллектуальную гордость Александра, ему не было свойственно проявлять свои амбиции.

Аналогичное сомнение можно высказать и в отношении способности Папы проявлять теплые дружеские чувства. Официальная папская корреспонденция, очевидно составлявшаяся клириками, едва ли предоставляет соответствующие свидетельства. Но в некоторых из своих писем, например, к другу и наперснику, Генриху Реймскому, и к верному соратнику Эберхарду Зальцбургскому, Папа не только обращался официально но и высказывал себя другом и осознавал чувства адресата. Мы также знаем о печали Александра и его сожалении относительно убийства Бекета, и о его искренних эмоциях при примирении с Фридрихом Барбароссой. Кроме нескольких представленных нами ссылок, другими свидетельствами о человеческих качествах Папы мы не обладаем.

До нас дошли только одно или два свидетельства проявления со стороны Александра заботы о своей семье и родственниках. Среди многих писем Папы, рассматривающих вопросы школы и ученых, есть одно, написанное в 1161 году, в котором он просит каноников собора Парижской Богоматери обеспечить жильем трех его племянников и одного или двух клириков-студентов. Другого молодого родственника он послал в Англию продолжить образование там, где он, как полагал Папа, мог избежать невоздержанности французов и сохранить свои природный итальянский аскетизм и скромность в поведении. Хотя, согласно одному хронисту, Александр шутил, что имеет племянников, но не сыновей, абсурдно обвинять Папу XII века в «непотизме» в том смысле, который это слово приобрело в позднее время. Данные свидетельства также говорят о нем как о человеке безупречной честности, обладающем исключительной осведомленностью о всех своих личных делах.

Однако существует еще одна сторона в карьере Александра, к характеристике которой автор светской истории подходит с неуверенностью. Она включает в себя сферу обязанностей Папы как священника; мы не можем опустить рассмотрение этой стороны деятельности Александра, так же как и его обязанности администратора. Не в меньшей степени, чем простой кюре, Папа заботился обо всех человеческих душах. Однако недостаток материалов затрудняет задачу исследовать данную сторону карьеры Александра. С одной стороны, письма Папы изобилуют инструкциями. Хронисты дают подробное описание его проповедей, например во время переговоров в Венеции, и обращают особое внимание на речь Папы в кафедральном соборе в присутствии императора. Но письма официальны, а хронисты часто пишут по памяти, – после того, как событие уже произошло.

Очевидно, что Александр в неменьшей степени заботился о религиозном обновлении, чем его знаменитые предшественники и преемники. Многие из его писем описывают его ужас перед симонией и безнравственностью священников. Благожелательное отношение Александра к цистерцианцам и его доверие к бывшим цистерцианцам Генриху Реймскому и Петру из Таренте (последний был позднее канонизирован) в большей степени свидетельствуют о направлении религиозной мысли Папы.

Мы также обладаем некоторыми свидетельствами, что Александр был благочестив и, возможно, немного аскетичен. Напомним, что при канонизации Бернара Клервоского Папа сделал особый акцент на аскетичности жизни святого. Более того, многие хронисты называют Папу святым человеком.

Александра выделяет его особенно трепетное отношение к выполнению своих обязанностей верховного пастыря в деле спасения души грешника. Благодаря образованию и характеру Папы, выполнение этой обязанности воплотилось в юридическую форму, представлявшую суд и предписание канонической епитимьи. Трепетное отношение Папы к данному вопросу также проявляется в мерах, направленных на ликвидацию схизмы, в заботе Папы о более обоснованных методах обвинения еретиков, в его отношении к Генриху II и убийцам Бекета.

Поэтому представляется необходимым закончить данную книгу об одном из великих средневековых Пап, процитировав его собственные слова, которые указывают на то, что с самых первых дней своего понтификата он рассматривал свои пасторские обязанности как первостепенные. Александр, приехав во Францию, ответил одному доброжелателю, который назвал его хорошим Папой, на родном языке: «Если я смогу хорошо судить, проповедовать и налагать наказания, я буду хорошим Папой».




Библиография


Основные источники





Перечень сочинений Александра был утерян, но многие сохранившиеся письма были изданы Минем (Patrologiae latinae cursus complerus/ Ed. J. P. Migne, T. CC, Paris, 1855) и И. фон Пфлюг-Гартунгом (Acta pontificum romanorum inedita/Ed. J. von Pflug-Harttung, Tubingen, 1881-1886, Bd.1-3; reprint: Graz, 1958). Письма, относящиеся к французским делам, можно найти в следующем собрании – «Recueil des historians des Gaules et de la France» (T. XV-XVI, Paris, 1878). Переписка о деле Бекета дана Дж. К. Робертсоном (Robertson J. C. Materials for the study of Thomas Becket, Archbishop of Canterbery. L., 1875-1885, Vol. 1-6). Указатели и краткие изложения можно найти у Яффе-Ваттенбаха (Regesta pontificum romanorum/ Ed.Jaffe-Wattenbach, Bd. 2, Leipzig, 1889; reprint: Graz, 1956). Другие довольно недавно обнаруженные письма опубликованы в «Abhandlungen der Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen»; полный список их можно найти в работе М. Пако, указанной ниже. Отдельные пункты из перечня, которые были использованы канониками после смерти Александра III, описаны В. Хольцманом (Holtzmann W. Dieregister Papst Alexanders III in den Handen der Kanonisten// Quellen und Forschungen aus italienischen Archiven und Bibliotheken, Bd. XXX, 1950, S. 13-87). Параграфы многих писем, касающиеся специфических юридических вопросов, включены в собрание Григория IX (Corpus juris canonici/ Ed. A. Friedberg, Bd. 2, Leipzig, 1881; reprint: Graz, 1959).

Главные работы кардинала Роландо, написанные до его избрания папой, напечатаны (Die Sentenzen Rolands, nachmals Papstes Alexander HI/ Ed. A. M. Geitl, Freiburg-i-B., 1891; Die Summa Magistri Rolandi, nachmals Papstes Alexander III/ Ed. F. Thaner, Innsbruck, 1874). Бумаги, имеющие отношение к Соборам, изданы в следующих собраниях: Mansi J. D. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, T. XXII, Venice, 1778; Schroeder H. J. Disciplinary decrees of the general councils. St. Louis, 1937 и Hefele K. J., Leclerq H. Histoire des conciles, T. 2, Paris, 1913, pt. 2, с французским комментарием.

Большую ценность представляет биография папы Александра, правда, доведенная только до 1178 г., написанная кардиналом Бозоном (Alexandri III vita/ Ed. L. Duchesne//Liber pontificalis, T. 2, Paris, 1892; reprint: 1955; Pontificum romanorum vitae/ Ed. J. M. Watterich, Bd. 2, Leipzig, 1862) и неправильно приписанная Минем кардиналу Арагона (РЬ, Т. СС, р. 11-59). Многие хроники и письма того времени содержат материалы, имеющие отношение к жизни Александра III. Ссылки на эти источники можно найти в работах М. Пако, И. Галлера, А. Флиша, В. Мартина и X. Л. Манна, указанных ниже. 



Биографии





Наиболее старые работы Ф. Лоредано (Loredano F. Vita d'Alessandro tertio pontifico massimo. Venice, 1646) и Е. А. Бриджиди (Brigidi E.A. Orlando Bandinelli, Alessandro III. Siena, 1875) скорее важны для понимания научных установок того времени, когда они были написаны, чем как научные работы по теме. Сочинение X. Ройтера (Reuter H. Geschichte Alexanders des Dritten und der Kirche seiner Zeit. Leipzig, 1860, Bd. 1-3), хотя написано давно и отчасти пристрастно к Александру III, является подробным научным исследованием с многочисленными ссылками на источники; вопреки своему возрасту, эта работа все еще незаменима.



Современные работы





Наиболее важным современным исследованием является работа М. Пако (Pacaut M. Alexandere III. Etude sur la conception du pouvoir pontifical dans sa pensee et dans son oeuvre. Paris, 1956). Посвященное больше изучению религиозно-политических идей Папы, чем его жизни, она дает обширные биографические сведения и подробный анализ дипломатии Папы, исчерпывающую библиографию и обзор мнений современных исследователей.



Общие сочинения





Из множества общих сочинений о церковных делах в XII в. необходимо выделить следующие: A. Fliche и V. Martin. Histoire de l'eglise, t. IX, pt. 2, P., 1953, Foreville R., Rousset de Pins J. Du Premier concile du Latran a l'avenement de Innocent III//Le Bras G. Institutions ecclesiastiques de la chretiente medievale//Ibid, T. XII, P., 1959-1964, 2pt.; Hsller J. Das Pspsttum. Idee und Wirklichkeit, Bd. 3, Basel, 1952; Hauck A. Kirchen-geschichte Deutschlands, Bd. 4, Leipzig, 1925; Heer F. Aufgang Europas. Vienna, 1950; Mann H.K. The lives of the popes in the Middle Ages, Vol.10, L., 1925; Seppelt F.X. Geschichte der Papste, Bd. 3, Munich, 1956; отличный обзор истории Вселенских Соборов представлен П. Хьюзом (Hughes P. The church m crisis N. Y 1961); сведения о папском правлении и системе правосудия в Средние века можно найти в следующих работах Вальтера Ульманна: Ullmann W. Medieval papalism. U 1949; id. The growth of the papal government in the Middle Ages. L., 1955; id. Principles of government and politics in the Middle Ages. L., 1961.




notes




1


Наоборот (лат.).




2


Визит к гробнице св. Петра, т. е. к Святому Престолу.




3


Более мудрая часть (лат.).




4


Большая часть (лат.).




5


Тебя, Бога, хвалим (лат.).




6


При отсутствии (лат.).




7


Свобода Церкви (лат.).




8


От входа в церковь (лат.).




9


Со стороны (лат.).




10


Добровольно (лат.).




11


Нравы (лат.).




12


Еретиков (франц.).