Падение в рай
Марти Джонс


Либби Пфайфер из современной Америки вдруг попадает в век девятнадцатый, где встречает сероглазого капитана, моментально вскружившего ей голову. Девушке приходится выбирать между любовью и привычной жизнью, что же окажется сильнее?


Марти Джонс

Падение в рай


Глава первая


Четверть четвертого. Какая наглость звонить в такое время!

Либби Пфайфер высунула голову из-под одеяла и потянулась к телефону, но нечаянно задела кнопку будильника, и резкие пронзительные звуки обрушились на нее. Когда очередная попытка утихомирить упрямый будильник окончилась безрезультатно, она просто запихнула его под подушки, на которых ей только что так сладко спалось.

Не открывая глаз, Либби сделала еще одну попытку, и наконец ей удалось поднять трубку.

– Постарайтесь не огорчать меня! – пробурчала девушка хриплым от сна голосом.

– Привет, Пикси! – омерзительно бодрый мужской голос резанул слух. – Проснись и пой!

– Джон? Какого черта ты звонишь в такую рань?

Раздавшееся в ответ хихиканье не улучшило ее настроения.

– У меня хорошая новость, Пикси, – многозначительно сказал он. И что-то в его голосе заставило ее открыть глаза.

Либби стоило больших усилий сесть и откинуть волосы с лица.

– Я не шучу, – заверил ее Джон, – новость-то, в общем, скверная, но и хорошая в то же время.

Как только Либби дотронулась до подставки лампы на ночном столике, сработал автоматический выключатель. Свет ослепил ее. Она зажмурилась и устроилась поудобнее. Будильник звонил не переставая, и Либби потрясла головой, чтобы избавиться от звона в ушах.

– Либби, ты меня слышишь?

– Да, что случилось?

– Пробил твой час!

– Три часа ночи не лучшее время для шуток, Джон!

Он снова хмыкнул, а потом вздохнул:

– У нас ЧП! Мне позвонил турист, страдающий бессонницей. Он вышел прогуляться и наткнулся на здешних хулиганов.

При слове «хулиганы» Либби окончательно проснулась. Расположенный неподалеку от ее дома Национальный парк «Форт Пикенс» во Флориде был не только любимым местом отдыха туристов, но и исторической достопримечательностью. Она тихонько чертыхнулась и убрала с лица непокорные пряди.

– Ну и что они натворили? – с опаской спросила Либби.

– Боюсь, придется огорчить тебя, Пикси.

Сейчас не время обижаться на Джона. Но в другой раз она не даст ему спуску и выложит все: пусть знает, как раздражает ее это дурацкое прозвище.

– Они надругались над старым дубом.

Либби стоило больших усилий подавить возглас отчаяния. Она дважды ударила по подставке лампы, добиваясь максимального освещения.

– Надеюсь, это не розыгрыш, – прошипела она.

– За кого ты меня принимаешь? Я же знаю, как тебе дорог Старый Патриот. Шутки такого сорта – не мое амплуа.

Глаза Либби наполнились слезами. Она покачала головой, желая смахнуть их, и спутанные черные волосы вновь упали ей на глаза.

– О Боже, Джон, что-нибудь серьезное?

– Именно поэтому я и звоню. Репортеры не упустят такую возможность – они появятся тут с первыми лучами солнца. Местные жители тоже будут возмущены. Нам срочно нужен эксперт, чтобы встретить их во всеоружии, когда они обрушат на нас град вопросов.

– Боже всемогущий! И ты считаешь, что этот эксперт я? Ты поручаешь мне эту работу?

Джон издал короткий смешок.

– При условии, что ты возьмешь ноги в руки и появишься в парке до того, как лесные доктора со всего Юга кинутся сюда. Это твой шанс, Либби! Поторопись!

Либби не заметила, как Джон повесил трубку. Она откинула одеяло и помчалась по мягкому ковру в ванную.

Никогда еще она так быстро не вылетала из-под душа. Натянув черные леггинсы, просторную футболку и туристские ботинки, Либби несколько раз прошлась по волосам расческой.

Забыв о макияже, она схватил небольшой чемоданчик, в котором возила необходимые инструменты, и понеслась к «джипу».

Всю дорогу до моста, ведущего на остров Святой Розы, настроение у нее поминутно менялось: она то впадала в отчаяние, то испытывала чувство глубокого удовлетворения. Либби кипела гневом, стоило ей подумать о негодяях, посмевших изуродовать самый старый и большой дуб в парке. И в то же время она понимала, что, если ей удастся сохранить Старого Патриота, ее ждет грандиозный успех.

Получив диплом лесовода, она к своему огорчению обнаружила, что в ее услугах никто не нуждается. И тогда на помощь пришел ее неиссякаемый оптимизм. На последние двести баксов она открыла собственную фирму «Помощь деревьям». В рекламных проспектах Либби именовала себя лесным доктором. Но пока на ее счету была лишь пересадка поврежденных штормом сосен и диагностика японского жучка.

Денег, которые она зарабатывала, хватало на оплату квартиры. Работа как работа. Ничего особенного. И вдруг, как гром среди ясного неба, ЧП со Старым Патриотом – гордостью всех рейнджеров и служащих парка. Жители окрестностей и даже Пенсаколы считали его своим. Дуб был запечатлен на многочисленных фотографиях и открытках.

Если бы дерево могло говорить, подумала Либби, и печальная улыбка тронула ее губы. Сколько удивительных историй оно бы поведало нам!

При въезде в парк она сбросила скорость, пытаясь заглянуть в пустую будку охранников, и покатила дальше. До поста Джона было еще целых пять миль. Желание добраться до него как можно быстрее было таким сильным, что она порой даже превышала дозволенную скорость.

Въехав на площадку для парковки автомобилей, Либби выключила мотор и потянулась за чемоданчиком. Но не успела она захлопнуть дверцу машины, как на деревянном крыльце поста рейнджеров зажегся свет и Джон окликнул ее.

– Полезай обратно, Пикси! Мы возьмем твой «джип».

Либби опустилась на переднее сиденье и принялась нервно постукивать пальцами в ожидании Джона.

– Дорога тебе известна, – кивнул он рыжей головой в сторону центральной аллеи.

Джон криво усмехнулся, сморщив веснушчатый нос, и устроился поудобнее рядом с ней.

– Что, сильно покалечили? – спросила девушка, обеспокоенная тем, сможет ли она поставить правильный диагноз и оказать помощь старому дубу. От этого зависела ее дальнейшая карьера.

– Достаточно, – без обиняков ответил рейнджер. – Надеюсь, ты сумеешь спасти его, хотя это будет просто чудо.

Они молча проезжали поворот за поворотом по темной и узкой дороге. Часы на приборной доске показывали двадцать минут пятого. Стрелка спидометра застыла на цифре шестьдесят. Либби вспоминалось, как они с Джоном, бывало, завтракали под раскидистыми ветвями Старого Патриота.

Джон был ее лучшим другом со школьной скамьи, и они до сих пор много времени проводили вместе. Это у него на плече она безутешно рыдала, когда на первом курсе симпатичный преподаватель предпочел ей стройную блондинку. Джон тоже проронил несколько слезинок в ее присутствии после развода.

Если у них выдавался свободный вечер, они охотно проводили его вместе. Обычно ходили в кино. Что касается фильмов, тут их вкусы совпадали. Недавно они видели мультик о гибели тропических лесов. Джон нашел, что Либби похожа на главную героиню мультяшки Пикси – защитницу окружающей среды. С тех пор он стал называть ее так.

– Приехали, – сообщил Джон.

Либби бросила взгляд на его серьезное лицо, которое обычно было таким веселым, и почувствовала страх. Что если работа окажется ей не по зубам? Или она причинит дереву вред? Или ей просто не повезет? Неудачи, упущенные возможности, такое случалось с ней не раз.

Прочь сомнения! Она умеет преодолевать страхи и не позволит победить им теперь!

– Выходи, Пикси, – сказал Джон, открывая дверцу автомобиля.

Он подхватил ее чемоданчик и водрузил себе на плечо. Джон выглядел очень комично, и настроение у нее улучшилось.

– Перестань хохмить, – упрекнула она друга, забирая у него чемоданчик.

Они продрались через колючий кустарник и вышли к старому дереву. Теплый весенний ветер имел солоноватый привкус. Либби с наслаждением вдыхала знакомый запах океана.

Когда Джон осветил фонариком дерево, у девушки упало сердце. Она с ужасом смотрела на величавый старый дуб. С ее губ были готовы сорваться проклятия. Но разве можно передать словами, что она чувствовала? Ей стоило большого труда сдержаться. С каким удовольствием она бы отдубасила негодяев, которые так варварски обошлись с деревом! Уж лучше бы они просто перепилили ствол! Нет, им хотелось насладиться медленной смертью Старого Патриота.

– Черт побери! – прошептал стоящий за ее спиной Джон. – Я не успел разглядеть ран, так как пытался побыстрее добраться до телефона. Я и не подозревал, что это настолько серьезно. Похоже, придется его срубить.

Либби повернулась к нему лицом, и при свете фонарика он увидел, как вспыхнули гневом ее зеленые глаза.

– Ты судишь слишком поспешно, Джон! Я не позволю дотронуться до него! – Она полезла в сумку и достала рулетку. – Подними меня!

Джон в изумлении уставился на нее, хотя что там… Он видел, как Либби взбиралась и на более высокие деревья. Джон сплел ладони, и Либби поставила на них ногу, обутую в кожаный ботинок, а затем ухватилась за ветку. Подтянувшись, устроилась поудобнее.

– Сначала я сделаю кое-какие замеры, узнаю, как глубоки надрезы.

Тонкий писк нарушил тишину раннего утра. Джон потянулся за «уокитоки», висевшим у него на поясе. Он что-то сказал в переговорное устройство, выслушал ответ, отключил радио и водрузил его на прежнее место.

– Ну и ночка! – крикнул он Либби.

– Что случилось?

– Кто-то сбил енота на центральной аллее. Состояние довольно серьезное. Я должен проверить.

– С богом! – ответила Либби другу, потянувшись за фонарем.

– Ты меня отпускаешь?

– Да. Здесь работы невпроворот. Возьми «джип». Когда закончишь дела, приезжай за мной.

Она зажала фонарь между коленями и направила свет на тяжелые ветки.

– А вдруг мне придется задержаться?

– Иди и не беспокойся обо мне. Как подумаю о бедной зверюшке, которая корчится в муках на дороге, дурно становится!

– Похоже, придется вызвать службу спасения диких животных, а потом доставить енота на пост, чтобы они могли забрать его.

– Ступай! – Она помахала ему на прощание. – И без кофе не возвращайся!

– Заметано, – прокричал в ответ Джон и потрусил к «джипу». На небе ярко светила луна, и он ускорил шаг.

Либби целиком ушла в работу, обследуя каждое повреждение. Больше всего пострадал левый ствол: рана была около 7 дюймов в ширину и 12 дюймов в глубину. Она напоминала кусок пирога из белого дерева. Ошметки коры валялись под дубом.

Либби замерила и осмотрела каждую рану, до которой сумела дотянуться, после чего встала, чтобы обследовать повреждения, находившиеся выше. Кто бы это ни сделал, ему пришлось здорово попотеть!

– Варвары! – воскликнула она, осторожно поглаживая надрезы. Ведь это дерево – живая история, свидетель стольких событий! Оно выстояло в ураганы и засуху, выдержало осаду форта во время гражданской войны! И все это для того, чтобы погибнуть от рук безмозглых вандалов?

– Держись, старик, Либби с тобой! – прошептала она, пытаясь определить размеры очередного повреждения. Ветка, на которую она поставил ногу, обломилась. Либби схватила фонарь. Рука заскользила по стволу, и девушка почувствовала, что летит вниз.

Либби упала на спину, больно ударившись головой о выступавшие из земли корни. Из глаз посыпались искры. Она принялась моргать, чтобы радужные круги перед глазами исчезли.

– Теперь я знаю, как из человека вышибают дух, – усмехнулась Либби, ощупывая себя. Ладони саднили, одна штанина была разодрана. Она пошарила по траве в поисках фонарика. Хотя луна по-прежнему ярко светила, под густыми ветвями дуба была темень. Вероятно, из-за ее падения ветки сомкнулись, вот и не видно ни зги.

– Вот беда-то! – прохрипела она.

С трудом усевшись, Либби попробовала подтянуть ноги, а затем медленно поднялась.

Несколькими взмахами головы она привела в порядок разметавшиеся кудри, после чего отряхнула брюки. Она должна выйти на свет, чтобы получше осмотреть свое ноющее тело.

Не успела Либби сделать и двух шагов, как заметила в отдалении движущиеся тени. Она замерла. Работники парка гордились тем, что на его территории водились лисы, еноты и белки. Либби не пугала встреча один на один с кем-то из этих животных. Страшнее столкнуться с обитающими здесь хулиганами. Тем более, что ее занесло в отдаленный, глухой уголок парка – на остров.

Тени задвигались. Это не животные! К ней приближались люди. Может, на ее счастье, сейчас вернется Джон? Не похоже! Если бы он ехал сюда, она бы услышала звук мотора.

А может, это туристы, которые отправились до рассвета в пеший поход? А вдруг те хулиганы вернулись, чтобы доконать дерево? От страха у нее подкашивались ноги. Она попятилась. Либби вспомнила все, что слышала об убийцах и насильниках. Здесь, в парке, в прошлом году кого-то убили, а в прессе промелькнуло несколько сообщений о том, что сатанисты совершают тут свои ритуалы. Либби тяжело вздохнула, почти смирившись с тем, что следующей жертвой сатанистов станет именно она.

Тени отделились от кустов, и она поняла, что к ней приближается группа мужчин, человек пятнадцать, не менее. Шансов на спасение не было никаких.

– Джон, где ты, приди, – шептала она, прижимаясь к дубу. – Забери меня отсюда!

Затаив дыхание, Либби вслушивалась в звуки ночи, но тщетно: «джипа» не было.

Какая тихая ночь! Не слышно ни шороха птичьих крыльев, ни сверчков, хотя она так тесно прижалась к дубу – убежищу многих пернатых. Даже волны – океан был ярдах в пятнадцати от нее – беззвучно разбивались о берег. Природа замерла в ожидании.

Она чувствовала себя такой же беспомощной, как олень, ослепленный автомобильными фарами. Она должна попытаться спастись. Но ноги приросли к земле и отказывались повиноваться.

Незнакомцы окружили дерево, отрезав путь к отступлению. Она не могла кричать, поскольку язык прилип к гортани. Либби слышала, как громко стучит ее сердце. Ее била дрожь, которая с каждой минутой становилась все сильнее.

Кольцо вокруг нее сжималось. Либби крутила головой, пытаясь держать всех незнакомцев в поле зрения.

В их поведении не было ничего угрожающего. Они вошли под ветви старого дуба и остановились.

Прошло довольно много времени, но мужчины не двигались. Она старалась разглядеть каждого: это ей может пригодиться в дальнейшем, если понадобится их точное описание. Пришельцы, видимо, тоже изучали ее. Это были индейцы. Кажется, настоящие. Что они делали здесь в такую рань? А главное, что им от нее нужно?

Либби вгляделась в их лица. Блестящие черные волосы, оливковая кожа, полоска желтой краски на носу, пурпурные полосы на щеках, на головах – шляпы. Все на одно лицо и в то же время разные. На одних были светлые штаны, на других – темные. Кое-кто был в рубахе, остальные – голые по пояс. Она глядела во все глаза. Один из них, похоже, нацепил на себя бриджи.

– Боже всемогущий! – прошептала она.

Либби трепетала от ужаса. Кто они? Лунатики? Психи? После долгой паузы, в течение которой никто из них не шелохнулся, один из индейцев вышел вперед.

Либби инстинктивно уперлась лопатками в дерево.

– Что вам надо? – закричала она и обрадовалась, что ее голос звучит громко и уверенно.

Мужчина не ответил и сделал еще один шаг в ее сторону. Теперь она могла рассмотреть его. В лунном сиянии краска на его носу блестела. Лицо мужчины показалось ей знакомым, хотя она понимала, что это невозможно.

– Узен прав, – пробормотал он.

От неожиданности Либби подпрыгнула и оцарапала плечи о шершавую кору дуба. Она заморгала.

– Узен? – переспросила девушка, желавшая только одного – исчезнуть. – Какой еще Узен?

Индеец указал на небо, а затем на нее:

– Великий Добрый Дух говорит, что сегодняшняя ночь – особенная.

Он взмахнул рукой, как фокусник в цирке, и индейцы издали непонятные хриплые звуки.

– Так вы говорите, – спросила она, откашлявшись, – что это добрый дух?

– Великий Добрый Дух, – пророкотал он. Слово «дух» навело ее на мысль, что она имеет дело с членами секты, и страх снова парализовал ее.

– Но вы-то, – она запнулась от волнения, – кто такие?

Индеец, возглавлявший шествие, сделал шаг по направлению к ней и ударил себя кулаком в грудь.

Поток гортанных звуков, не похожих на слова, обрушился на нее. Она обвела взглядом остальных мужчин. Они, по-видимому, понимали своего предводителя. Мужчина вновь ударил себя кулаком в грудь.

– Целитель, – прохрипел он. – Джеронимо.

И тут Либби вспомнила, где видела его раньше. Само собой, тот человек на старых пожелтевших фотографиях мало походил, на живого, стоящего перед ней индейца. И тем не менее она была уверена, что он сказал правду.

Это был Джеронимо. Или кто-то, загримированный под целителя чиуауанских апачей, который в прошлом веке содержался в форте Пикенс.

– Потрясающе! Джон не говорил мне, что здесь устраивают театрализованные представления. Ребята, я в отпаде! – проговорила она, шумно вздохнув.

Удивление читалось на лицах окруживших ее мужчин.

– Предположим, вы Джеронимо. А это, должно быть, ваша банда? Вы не находите, что вышли слишком рано?

Вождь нахмурился и бросил несколько слов своим людям. Они молча кивнули.

Он опять обратился к соплеменникам. Либби вновь засомневалась, что он говорит на языке апачей. Она никогда не слышала его раньше. Возможно, ее сомнения беспочвенны, и действительно их язык состоит сплошь из хрипов и стонов.

– Я потеряла фонарик, когда свалилась с дерева.

Она двинулась вперед. Мужчины тотчас подались назад. И она испугалась.

– У вас есть фонарь? – спросила она, недоумевая, почему они ее боятся.

Главарь гневно захрипел в ответ, и индейцы вернулись на прежнее место. Джеронимо повернулся к ним и что-то недовольно пробурчал. Выражение их лиц смягчилось, исчезли следы беспокойства и тревоги.

– Наверное, нет, – сама себе ответила девушка. – Я схожу на пост рейнджеров. Может, Джон еще там.

– Рейнджер? – повторил за ней индеец и вновь нахмурился. Его холодные глаза сузились, а плоское лицо стало сердитым.

– Да. Я уверена, Джон уже там. У него должен быть запасной фонарик, который он даст мне.

Индейцы радостно зашумели. Лицо вождя смягчилось.

– Вы знаете капитана Джона?

– Капитана Джона? – переспросила она, нервно хихикая. – Я не знала, что он капитан. А впрочем, какая разница. Он мой друг.

Еще одна волна радостного оживления. Выражение лица вождя стало более приветливым. Черные глаза уже не метали молний. Определенно, они нашли отличного актера на роль Джеронимо, подумала Либби.

– Капитан Джон ушел, – сообщил Джеронимо, приближаясь к Либби.

Индеец дотронулся до ее руки, чем несказанно напугал Либби. Остальные мужчины о чем-то шептались друг с другом. Может, они думают, что она ушиблась и нуждается в помощи?

– Я в порядке, – заверила их Либби. – Но без фонарика я как без рук. Придется дождаться Джона, который поехал на пост. Он вернется с минуты на минуту.

Джеронимо кивнул головой и вновь прикоснулся к ней. Либби в негодовании отпрянула. Уверенная в том, что перед ней переодетые артисты, Либби не испытывала прежнего ужаса. Она даже решилась отпихнуть его руку. События сегодняшней ночи вывели ее из равновесия, и у нее не было ни малейшего желания отвечать на заигрывания незнакомого парня, изображавшего из себя то ли вождя, то ли шамана.

Вождь угрожающе прохрипел что-то своим товарищам, напомнив Либби о том, что опасность не миновала, и она вновь почувствовала страх. Ей удалось взять себя в руки. Ведь они всего лишь актеры, сказала она себе, которым нравится ее пугать. Она не подаст виду, что боится, не доставит им такого удовольствия.

Стараясь сохранять спокойствие, она сделала шаг. Только бы они расступились, шептала Либби. Они вели себя спокойно, и у нее появилась надежда на спасение. Менее чем в полумиле от дуба находились музей и магазин сувениров. До развалин форта было чуть дальше. Но в турбюро обязательно кто-то дежурил. Она вздернула голову и сделала еще один шаг. Кажется, удалось. Только бы они пропустили меня, а там – поминай как звали, подумала девушка. Но, увы! Она почувствовала, как кто-то взял ее за локоть. Либби вскрикнула и резко обернулась. Человек одернул руку. Джеронимо, или актер, изображавший его, издал несколько хриплых звуков – похоже, отдал приказ своим людям.

Либби решила не сдаваться.

– В чем дело? – гневно воскликнула она. – По-моему, вы переигрываете. Позвольте мне пройти, или я пожалуюсь Джону, и вы и ваша шайка потеряете работу.

– Капитану Джону, – эхом отозвался мужчина.

– Да, капитану Джону, – подтвердила она. – Именно капитан Джон, старший рейнджер, нанял вас на работу. А теперь проваливайте и не выводите меня из себя.

Несмотря на маленький рост – чуть больше пяти футов, – вид у нее был очень воинственный. Она впилась взглядом в здоровяка напротив. Ее глаза полыхали гневом, кулаки были сжаты, кудри в беспорядке упали на лицо. Жизнь заставила ее быть крутой и решительной, и она не спасует и на сей раз.

– Иди, – сказал мужчина и отошел, предоставив ей решать: следовать за ним или пуститься наутек. Ее подмывало развернуться и умчаться прочь, но куда, если путь только один, а за ее спиной волны бьются о берег. Ей показалось, что индейцы настроены миролюбиво, и она выбрала их общество, хотя и подумала, что будет благоразумнее соблюдать дистанцию. Но что это? Куда девались старые деревянные строения?

Как сквозь землю провалились. Либби замедлила шаг и, прищурив глаза, принялась вглядываться в предрассветную мглу. Что за чертовщина? Где батареи, мимо которых они с Джоном шли к дереву? Где пристань? Индеец продолжал идти, не замечая, что она остановилась как вкопанная. Либби глубоко вдохнула свежий предрассветный воздух и ощутила нестерпимую боль в груди. Старый Патриот! Что случилось с деревом? Уж не сходит ли она с ума?

Дерево вовсе не было старым. Не огромным и не массивным. Высоким? Да, но далеко не таким, как полчаса назад. А ветви? Это же не ветви, а веточки! Голова у нее пошла кругом. На нем не было ни зарубок, ни шрамов. Ничего!

Можно было подумать, что она наткнулась на другое дерево, если б не одно обстоятельство – Старый Патриот был единственным дубом в этом уголке парка, где встречались лишь заросли невысокого кустарника и карликовые пальмы.

– Эй! – негромко позвала она индейцев и бросилась догонять их. Спотыкаясь, она бежала за апачами, которых с трудом различала вдалеке.

– Подождите меня! – завопила она. Джеронимо обернулся. А ведь она так и не решила, которое из двух зол хуже: пойти с ними или остаться в ставшем чужим парке.

– Послушайте, – прошептала Либби, присоединившись к актерской братии, – здесь происходит что-то очень странное.


Глава вторая


– Боже милостивый! – ахала Либби, глядя по сторонам.

Ей стало больно дышать. Она почувствовала спазм в горле и в желудке. Либби схватилась одной рукой за шею, другую прижала к животу.

Индейцы продолжали идти, не обращая внимания на ее посеревшее лицо и дрожащие ноги. Но Либби не собиралась догонять их. Она застыла в растерянности у ворот форта, не веря своим глазам. Куда исчезли обвалившиеся стены и битый кирпич? На крепостном валу появились пушки, которые давным-давно перекочевали в музей.

– Что здесь происходит? – недоумевала она. – Разве такое возможно?

Она прекрасно понимала, что увиденное ею никак не может быть подготовкой к театрализованному представлению. У дирекции парка не было таких денег. Джон твердил ей об этом с тех пор, как стал старшим рейнджером. Но тогда что это?

И тут она заметила такое… Кажется, действительно мир перевернулся! Северо-западный бастион, взорванный 20 июня 1899 года, был цел!

– Иди! – приказал индеец, стоявший у нее за спиной. От неожиданности Либби подпрыгнула и обернулась. Наконец она сможет вблизи рассмотреть целителя. Тем более, что уже почти рассвело.

Какое плоское лицо, холодный взгляд! Она ужаснулась. Бредовая мысль пришла ей в голову. Она пробовала отогнать ее, убеждала себя, что только безумец может подумать такое. Но против фактов не попрешь.

– Вы на самом деле Джеронимо? – прошептала Либби.

Он кивнул и взял ее за руку. Девушка даже не пыталась сопротивляться. Словно окаменев, она последовала за ним в темное караульное помещение.

Он зажег лампу, и мурашки пробежали у нее по телу. Электричества не было. Ни лампочек, ни проводов на потолке. После всего, что она пережила сегодня, эта новость не очень обескуражила ее.

– Невероятно, – промямлила она, отводя растерянный взгляд от старого индейца. – Такого быть не может.

Однако в глубине души Либби понимала, что это не сон. Она бывала в бастионе много раз и могла с уверенностью сказать, что все в нем изменилось до неузнаваемости.

Джеронимо жестом приказал ей оставаться на месте, а сам направился в южную часть форта, где были комнаты офицеров.

Ей удалось разглядеть внутреннее убранство одной из комнат: покрытые белой штукатуркой стены, мраморный камин. Она слегка покачнулась. Еще один удар.

Джеронимо появился очень быстро. За ним следовала заспанная индианка с всклокоченными волосами. Он указал ей на Либби, пробормотал несколько непонятных слов и вернулся в штаб, оставив Либби наедине с незнакомой женщиной. Свою гортанную речь женщина сопроводила жестами, и Либби поняла, что должна пойти за ней. Они оказались в длинной галерее, где хранились пирамиды ядер и мины.

У Либби пересохло во рту, язык разбух и мешал ей. Она попыталась сглотнуть, но, почувствовав резкую боль в горле, оставила надежду выдавить хоть каплю слюны.

Джон не мог отремонтировать форт в столь сжатые сроки. Кирпичи восстановленной части форта ничем не отличались от старых, сделанных вручную. А пушки и ядра, которые она видела, были чугунные.

Значит, и индейцы тоже настоящие, а не актеры, разыгрывающие театрализованное представление.

Следуя за индианкой, она остановилась, чтобы в свете утра рассмотреть все вокруг, и пережила еще одно потрясение. Незнакомые мужчины, одетые в старую форму Федеральной армии, разгуливали по траве.

Индейцы, по-видимому, тоже чувствовали себя здесь вольготно. Они входили и выходили из помещений, когда им вздумается. Плац был заполнен солдатами, которые тотчас заметили Либби. Их лица красноречиво свидетельствовали о том, что они не верят своим глазам.

Наконец один из солдат прервал затянувшуюся паузу, которая, как ей показалась, длилась вечно. Он вышел из строя и замер, уставившись на ее леггинсы и футболку, а затем сделал еще пару шагов.

– Мэм, – обратился к ней молоденький солдат и, спохватившись, снял шляпу. – Что вы здесь делаете? Кто вы? Откуда? Что с вашим платьем?

Либби открыла рот, чтобы ответить юноше, но, увы, язык не слушался ее. Растерянная, парализованная страхом, она выглядела такой жалкой, что солдат предпринял еще одну попытку.

– С вами все в порядке? Вы можете говорить?

Внезапно, как по мановению волшебной палочки, сухость во рту исчезла, и она выплеснула все, что не давало ей покоя последние несколько минут.

– Я заблудилась, и нервишки, похоже, расшалились. Вы в состоянии мне помочь? Скажите, где пост рейнджеров? Вы знаете Джона? – она схватила его за руку и в отчаянии закричала: – Что здесь происходит?

Молодой человек отпрянул, его глаза округлились от удивления. Она решила, что он хочет смыться, и крепче сжала его руку, которую не отпускала до тех пор, пока не почувствовала, что он успокоился.

– Мэм, кто вы? – повторил солдат. Действительно, подумала Либби, тише едешь – дальше будешь. Не все сразу. Начну с ответа: ведь он первый спросил меня.

– Меня зовут Либби Пфайфер.

Он одобрительно кивнул, похоже, ее ответ пришелся ему по душе.

– Как вы попали сюда?

Либби потрясла головой:

– Не знаю.

Точнее не ответишь, усмехнулась она. Кажется, солдат не нашел ничего странного в ее словах. Он взял Либби за руку:

– Вы ушиблись?

– Похоже, что не очень, но я выбита из колеи.

Он опять нахмурился и после небольшой паузы произнес:

– Думаю, вам лучше пойти со мной, мэм, и подождать, пока я пошлю людей за капитаном Фолком.

Либби вновь оказалась в жилом помещении, но на этот раз в северной части форта. Ее спутник пропустил девушку вперед, и, миновав галерею со сводчатым потолком, она попала в мрачную комнату. В камине горел огонь, у стены стояла кушетка, рядом с ней – кресло с высокой спинкой. Но Либби не замечала ничего, кроме умывальника и графина с водой.

Юноша перехватил ее взгляд и, указав на кресло, налил ей воду в простую жестяную кружку. Либби с благодарностью приняла ее, сделала глоток и поперхнулась. Вода отдавала тиной. Ей вспомнилось, что в свое время обитатели форта Пикенс не смогли обнаружить питьевую воду на территории форта, и им приходилось употреблять дождевую воду, которая, стекая по медным водосточным трубам, скапливалась в бочках.

Она также вспомнила, что из-за плохой воды в форте несколько раз вспыхивали эпидемии. Скривившись, девушка отставила кружку и тыльной стороной ладони вытерла рот.

Переступая с ноги на ногу, солдат откашлялся и произнес:

– Устраивайтесь поудобнее и ждите капитана. Он скажет, что делать.

Юноша так стремительно направился к выходу, что она не успела ответить ему. В дверях он бросил через плечо:

– Принести вам поесть?

Мысль о еде вызвала у нее тошноту. Она содрогнулась от отвращения и покачала головой. Либби была уверена, что не сможет проглотить ни кусочка, пока этот кошмар не кончится.

Она удобно устроилась в кресле и попыталась привести в порядок мысли.

Сегодня утром ситуация вышла из-под контроля. Она упала с дерева, попала в руки к индейцам. И что теперь будет со Старым Патриотом, да и с ней, кстати, не известно.

Но сейчас, успокоившись, она должна найти выход. Итак, обратимся к фактам.

«Только факты, мэм». Эта фраза из популярного некогда детективного фильма пришла ей на ум неожиданно, и слабая улыбка осветила ее лицо.

Факт первый. Она находилась в форте Пикенс, но это не тот форт, который она так хорошо знает.

Как такое возможно и возможно ли вообще? Она найдет ответ, но не сейчас.

Факт второй. Похоже, ей не удастся отыскать Джона и даже пост рейнджеров, так что рассчитывать придется только на себя. Чтобы не впадать в панику, она запретила себе думать об этом.

Факт третий. Она должна выбраться отсюда. Но как? Последняя задачка казалась проще первых двух.

Разгадка таинственной истории каким-то образом связана с деревом. Она слышала легенды о друидах. Что если Старый Патриот не обычное дерево? Весьма вероятно. Ведь он столько лет живет там, где не растет ничего, кроме сосен.

Если так, то она должна вернуться к дубу и выяснить, что с ней происходит. Дело нехитрое.

Она вскочила с кресла и бросилась к выходу. Но тут, словно из-под земли, вырос еще один солдат и преградил ей путь.

– Простите, – сказала Либби и сделала шаг в сторону.

Солдат, который оказался старше ее первого знакомца, не сдвинулся с места. Либби нахмурилась.

– Пардон, – решительно заявила девушка, пытаясь обойти его.

Солдат снова преградил ей путь.

– В чем дело, истукан? Дайте мне пройти!

– Сожалею, мэм, но мне приказано не выпускать вас из кабинета до возвращения капитана.

– Не выпускать меня? Проклятье, вы в своем уме? Вы не имеете права держать меня здесь! Я не заключенная. Мне нужно срочно переговорить с вашим начальством.

– Капитан Фолк скоро будет здесь.

– Я знаю, вы не доверяете мне, – распрямив плечи, чтобы казаться выше, заявила она. Хотя при ее небольшом росте это было бесполезно.

– Да, мэм, – пробурчал опешивший от ее поведения солдат. Он скользнул взглядом по ее фигуре. Она увидела, как у него побагровела шея и вздулись вены: ему стоило неимоверных усилий не опускать глаза ниже ее подбородка.

– Долго мне еще ждать вашего Фолка? – в отчаянии воскликнула Либби, понимая, что ей не перехитрить стражника. Что ж, она дождется его командира, а потом вправит солдатику мозги! Как они смеют держать ее здесь против ее воли? Сама мысль о том, что она взаперти, была для Либби невыносима.

– Часа два или три, – заверил ее солдат. – Может, вам пока принести что-нибудь?

– Два-три часа? Вы, должно быть, шутите?

Он почесал за ухом, поймав ее негодующий взгляд.

– Нет, мэм. С какой стати?

– Действительно, с какой? – пробормотала Либби и вернулась в каморку. Она опустилась на кресло и, скрестив ноги, принялась размышлять о случившемся. Может, они считают ее опасной, выжившей из ума? Вероятно, не без оснований. Еще немного, и она сама в это поверит.

Может, капитан Фолк прольет свет на события сегодняшнего утра? Что же, ей остается только ждать. Она прислонилась к прохладной спинке и решила дать отдых своим мозгам.

Мысль, внезапно пришедшая ей в голову, заставила девушку открыть глаза. Почему она не вспомнила об этом раньше, удивилась Либби. Джеронимо говорил, что знает Джона.

Если Джеронимо знал Джона, значит, она совершила путешествие во времени. Эта мысль пришла ей в голову впервые, когда она увидела форт. Она громко расхохоталась. Вот так номер! Она, здравомыслящая Либби Пфайфер, всерьез рассматривает такую возможность! Она спрыгнула с кресла и чуть не упала: ноги затекли и не слушались ее. Пришлось немного подождать, пока к ним вернулась чувствительность. Либби одернула футболку, желая прикрыть бедра, затем подошла к двери и высунулась наружу. Солдат был тут как тут.

– Я так и думала, что вы здесь, – усмехнулась Либби. – Есть известия от вашего шефа?

– Мэм? – с готовностью спросил он. У Либби округлились глаза.

– Меня зовут Либби, – медленно, словно говорит с ребенком, сообщила она. – И перестаньте называть меня «мэм» – я чувствую себя старой.

– Да, мэм, – промямлил он, покраснев. Либби покачала головой:

– Я пошутила. Меня интересует, есть ли известия от вашего командира, капитана…

– Фолка, мэм. Нет, ничего не слышно. Так ведь путь-то неблизкий. Пока он переправится через залив. А вдруг капитан был занят, когда получил сообщение.

– Как вы считаете, могу я прогуляться по двору? Размять ноги?

От изумления он побледнел, после чего залился краской.

– Нет, ни в коем случае, мэм, – выдохнул он. – Я не могу позволить вам прогуливаться по двору в таком виде.

– Почему?

Он с трудом сглотнул, и она заметила, как задвигался его кадык. Солдат мялся, переступал с ноги на ногу.

– Потому что вокруг дикари, – растерянно объяснил он.

– Дикари?

– Да, мэм. Вы не должны были приходить сюда. Остров закрыт для посетителей с тех пор, как индианки появились здесь. Как вообще вы попали сюда?

Либби решила, что ей лучше держать язык за зубами, пока она не выяснит, что здесь происходит. Кивнув головой, она побрела назад. Неожиданно повернувшись, она поймала взгляд солдата, который не отрываясь смотрел на ее ноги, и нахмурилась.

– Скажите, – подойдя к нему, мрачно спросила Либби, – какое сегодня число?

Внезапная догадка осенила ее. Пусть он сочтет ее дурой! Ей нужны доказательства, что она не спятила окончательно.

– Мэм? – Солдат был в растерянности.

– Назовите сегодняшнее число. Вы должны знать его, не так ли? – огрызнулась она.

– Да, мэм. Я знаю. А вы? – В его тоне прозвучал вызов, словно она могла знать что-то, чего он не знал, но хотел узнать.

Либби отпрянула в изумлении и нахмурилась.

– Конечно знаю, – солгала она.

– Какое же?

Ему не терпелось услышать ее ответ, и Либби топнула ногой в раздражении.

– Я спросила первая, – заметила она, радуясь, что нашла выход из щекотливого положения.

Он сжал губы, обдумывая ее ответ, и наконец кивнул:

– Сегодня последний день мая, мэм.

Либби растерялась, но сумела взять себя в руки. Придется задать еще один вопрос, и тогда он уж точно решит, что она выжила из ума. Изобразив удивление, она пробормотала:

– Какого года?

Солдат с тревогой в голосе переспросил:

– Какого года?

– Да, – подтвердила она. – Какого года.

Ее тон и вспыхнувшие гневом зеленые глаза лишили его дара речи. Он с трудом сглотнул.

– Тысяча восемьсот восемьдесят седьмого, конечно, – отчеканил он наконец и по привычке добавил: – Мэм.

Либби стоило огромных усилий удержаться на ногах.

«Перестань вести себя как психопатка», – приказала себе Либби.

– Так вы говорите… – ее голос задрожал, и она закрыла глаза, чтобы успокоиться. – У вас есть доказательства?

Он заморгал, нахмурился и почесал за ухом.

– Доказательства? Какие доказательства?

– Любые, – прошептала Либби, облизывая сухие губы и молясь, чтобы это был розыгрыш.

Солдат посмотрел вокруг, вероятно, в поисках доказательств. Внезапно лицо его просветлело.

– Да, мэм, – воскликнул он, радуясь как ребенок, и похлопал себя по груди и ногам. – Они здесь.

Покончив с похлопыванием, он широко улыбнулся.

– Письмо, – радостно сообщил он, вынимая из переднего кармана скомканную бумажку.

Либби с опаской взглянула на нее.

Руки не повиновались ей, будто он протягивал гремучую змею. Солдат поспешил ее заверить, что письмо и есть то доказательство, которое ей необходимо. Либби опять засомневалась. Почему он так настойчиво пытается убедить ее? А вдруг они сговорились, мелькнула безумная мысль, может это тщательно продуманная мистификация, которую устроил Джон, чтобы окончательно запудрить ей мозги.

– Оно от Бетти, моей жены, с поздравлениями. Она выслала его месяц назад, чтобы письмо поспело к моему дню рождения. Вот, взгляните, она пишет «твой день рождения тридцатого мая». А тридцатое было вчера.

Дрожащей рукой Либби взяла письмо. Бумага оказалась шершавой и сухой на ощупь. Почерк небрежный. Чернила бледные. Она пробежала глазами первые две строчки: не верится, что от жены. Уж больно сухое и сдержанное! «Мой дорогой и любимый муж Ричард!» Так значит, его зовут Ричард. Либби бросила взгляд на солдата, и тот мгновенно залился краской. Все ясно. Он смутился оттого, что она читала его письмо. Действительно, ни к чему. И она уставилась на дату в правом верхнем углу.

Ее охватил панически страх. Желудок болезненно сжался, сердце на мгновение остановилось, а затем забилось с такой силой, что ей показалось, будто оно вот-вот выскочит из груди. Она прижала дрожащую руку к сердцу и ощутила под потной ладонью, как оно трепыхалось. Пытаясь сделать вдох, она внезапно поняла, что комкает письмо, и протянула его Ричарду. Их глаза встретились. В его взгляде читалось сомнение и беспокойство.

– Что с вами, мэм? – спросил Ричард, запихивая письмецо в карман.

– Я должна идти, – пролепетала Либби безжизненным голосом. – Я должна…

Либби, спотыкаясь, направилась к выходу. Ричард замер в нерешительности, и она воспользовалась его замешательством, чтобы проскользнуть мимо.

– Я должна идти, – более настойчиво заявила она.

– Вы не сделаете этого, – начал было он. Но Либби, не дослушав, бросилась бежать. Она обогнула плац, не обращая внимания на крики Ричарда. Откуда брались силы – непонятно. Ведь ноги почти не слушались ее.

– Дерево, я должна добраться до дерева, – яростно твердила она.

Либби промчалась мимо сгрудившихся у котла солдат. Услышав истошные крики Ричарда, они кинулись вдогонку за девушкой.

Вот они, желанные ворота! Она вздохнула с облегчением, но не замедлила бег. Маленькая дверца для вылазок, которой не было в воротах, когда: она последний раз навещала Джона, оказалась, слава Богу, открытой.

За дверью ее ждали свобода, Старый Патриот и возвращение домой. От быстрого бега у нее закололо в боку, и, зажав бок рукой, она понеслась по вымощенному кирпичом туннелю. Эхо ее шагов гулко отдавалось под его сводами. У ворот она обернулась, и у нее вырвался вздох облегчения. Благодаря замешательству своих преследователей, ей удалось опередить их – все пятеро остались позади. Ее план удался. Еще мгновение, и она свободна.

Либби как метеор пронеслась через распахнутые ворота и со всего размаху ударилась о что-то твердое. От удивления она закричала и, пытаясь сохранить равновесие, принялась искать, за что бы ухватиться.

Крепкие руки опустились на ее плечи и так сдавили их, что она не могла шелохнуться. Утреннее солнце ослепило ее, и девушка прищурилась, желая разглядеть того, кто преградил ей путь. Оторопевшая, Либби моргала, не в силах ничего сообразить.

– Силы небесные! Что вы делаете здесь, мэм? – раздался резкий холодный голос.

Либби снова прищурилась в надежде рассмотреть незнакомца, но поняла, что бесполезно: страх застилал ей глаза.

– Кто, кто… – бормотала она, задыхаясь от стремительного бега.

– Это я спрашиваю, кто, черт возьми, вы такая?


Глава третья


– Если не секрет, куда вы, юная леди? – насмешливо прибавил захвативший Либби в плен незнакомец.

Он слегка отодвинул ее от себя и внимательно оглядел с головы до пят. Его взгляд скользнул по ее груди, талии и наконец остановился на обтянутых черными леггинсами ногах. Он насупил брови.

– Если, конечно, вы леди, или я ошибаюсь.

– Что? – пролепетала Либби, растерявшись от его бесцеремонности.

– Судя по вашей одежде, я слегка поторопился, назвав вас «леди».

Слава Богу, Либби удалось освободиться из его цепких объятий. Подоспевшие солдаты толпились у нее за спиной.

– Капитан Фолк, она убежала. Я пытался…

Мужчина, стоявший перед ней, жестом приказал подчиненным вернуться в форт. Продолжая оправдываться, пристыженные солдаты удалились.

– Плевать я хотела на ваши намеки, – сообщила капитану Либби, как только они остались вдвоем.

– Мадам, вы меня неправильно поняли. Я ни на что не намекал. Я констатировал факт. В настоящее время находиться на острове не разрешается никому, за исключением апачей и их семей, а также моих людей. Что касается женщин легкого поведения, то заниматься на острове своим ремеслом им запрещено.

С каким удовольствием она бы вылила на него ушат грязи, но Либби так поразили его слова, что она потеряла дар речи. Впервые в жизни она оказалась в подобной ситуации.

– А теперь, – продолжил он, не встретив возражений с ее стороны, – в вашем распоряжении всего одна минута. Постарайтесь убедить меня, что я должен отправить вас на тот берег, а не за решетку.

– Негодяй! – воскликнула Либби, еле сдерживая гнев.

– Возможно, – согласился капитан, салютуя ей, что можно было расценить как извинение. – Дело в том, что я отвечаю за остров и его обитателей, а вы нарушили запрет.

Уязвленная девушка дала понять, что не принимает его извинений. И не отрывая от него глаз, процедила:

– Я не шлюха.

Он еще раз окинул взглядом ее ноги.

– Наверное, так оно и есть, но я не знаю, зачем вы прибыли сюда и как?

– Не ваше дело, – огрызнулась она, стараясь пониже натянуть футболку.

– Мое терпение на пределе, и я не бросаю слов на ветер. Если вы не сообщите мне о своих намерениях, я буду вынужден взять вас под стражу и держать под замком до тех пор, пока вы не заговорите.

Ее глаза расширились от ужаса. Неужели он способен на такое? Встретившись с ним взглядом, она поняла, что это не пустые угрозы.

– Я… я… – Она пыталась на ходу сочинить какую-нибудь историю, но воображение подвело ее. А рассказать ему правду или то, что могло быть правдой, немыслимо.

– Что, я? – нетерпеливо спросил он, вскинув светлые брови.

Именно так она представляла себе мужественного викинга. Она оценила по достоинству его чересчур длинные, выгоревшие на солнце волосы, стройную фигуру и мускулистое тело и решила, что права – он действительно похож на викинга. Даже слишком. И прежняя неуверенность в себе вернулась вновь. Страх охватил ее. Она облизала ставшие вдруг сухими губы и почувствовала, как взмокли от пота ладони.

– Я заблудилась, – наконец выдавила она из себя, сама удивившись тому, что сказала.

Он дал понять, что ему противна ее жалкая ложь.

– Заблудилась? – переспросил он, и кроме недовольства она уловила в его голосе ироничные нотки. Да он забавляется, возмутилась девушка.

– Хорошо, я не то чтобы заблудилась. Я не знала, что остров закрыт.

– Понимаю. – Он с интересом уставился на нее. – И как же вы сюда попали?

– Я? Меня бросили. – Она вздохнула и выдержала его взгляд.

Придумано неплохо и недалеко от истины. Может, пронесет?

Если она окажется под замком, ей не видать дуба как своих ушей.

Он кивнул, подбоченился и еще раз прошелся взглядом по ее фигуре.

– А это? – он показал на ее майку.

– Моя одежда.

Она понимала, что вид у нее вызывающий. Капитан не пытался скрыть свои мысли, и Либби прочитала в его глазах осуждение.

Но как объяснить ему? В ее время так одевается вся молодежь. Ее время. Все. Больше нельзя отрицать очевидное. На дворе не 1993 год.

Как растолковать? Неужели путешествие во времени возможно? Уж не помутился ли у нее рассудок в результате падения? Что если все это кошмарный сон?

Либби ущипнула себя за ногу и с трудом удержалась от крика. Нет, не сон. С ней произошло то, о чем она читала в научно-фантастических романах.

– Что с вами? – забеспокоился он. – Вы побледнели. Что случилось?

– Я в полной растерянности, – ухитрилась выдавить из себя Либби, несмотря на сильное головокружение. Факты были убийственными, и нервы ее не выдержали. Все поплыло перед глазами. В поисках опоры она машинально потянулась к нему, и капитан подхватил девушку.

Либби чувствовала себя такой маленькой и беспомощной в его объятиях! Его сила и нежность окончательно доконали ее. Она покрылась испариной.

– Расслабьтесь, – сочувственно произнес он. И Либби стало немного легче. Да ведь он из Техаса, отметила про себя девушка, вслушиваясь в его мягкий говор. Надо во что бы то ни стало побороть страх, иначе ей никогда не выбраться отсюда. Главное – без паники!

– Вы ушиблись? – Он слегка отодвинул Либби, окинул взглядом ее ссадины, царапины, разодранные брюки и тихонько чертыхнулся.

– Я не знал, что вы попали в передрягу. Тысяча извинений! Давайте пройдем ко мне. Там мы сможем спокойно поговорить.

– Нет! – в отчаянии воскликнула Либби, выскользнув из его объятий. – Я должна обязательно вернуться к дереву.

– Дереву? – недоуменно переспросил капитан и покачал головой. Непослушные пряди, выбившиеся из-под ленты, тотчас упали ему на лицо.

Наверное, это от солнца, подумала Либби, ощутив, как бешено пульсирует кровь внизу живота – первый признак зарождающегося желания.

– Да, К старому дубу. Разгадка связана с ним.

От удивления у него взметнулись брови: ее ответ показался ему странным.

– Сейчас я не в состоянии объяснить. Поэтому я хочу вернуться к дереву, с которого упала. Мне необходимо выяснить, что же со мной произошло.

– Вы упали с дерева? – обрадовался он.

– Да, и я должна вернуться туда.

– Но только не сейчас. Посмотрите на себя. У вас есть семья? Мы могли бы связаться с вашими родственниками.

Либби как воды в рот набрала. Капитан нахмурился, но не сдался.

– Кто вы? Где живете?

Поскольку она не издала ни звука, он поинтересовался:

– Ну хоть что-нибудь вы помните?

– Меня зовут Либби Пфайфер, и я живу…

Она умолкла на полуслове. Что сказать ему? Что она живет в многоэтажном доме, принадлежащем жилищному кооперативу, на окраине Пенсаколы? Он даже не поймет, о чем она говорит.

– Забыли?

Либби прикусила губу и взглянула ему в глаза, в эти странные глаза, в которых вместо сочувствия читалось недоверие. Она тоже ненавидела ложь, но у нее не было выбора. Она не забыла, как он разговаривал с ней, когда думал, что имеет дело с проституткой.

Если он поймет, что ей нужна помощь, то сделает все, что в его силах.

– У меня здесь нет родственников, – наконец ответила она, радуясь, что хотя бы это правда.

– Понятно, – задумчиво произнес он, засунув руки в карманы брюк.

– Вы поможете мне? – не выдержав, Либби первая прервала затянувшуюся паузу.

– К сожалению, я не могу позволить вам остаться. Полковник Ленгдон придет в ярость, когда узнает, что вы были здесь. Полагаю, однако, что разумнее всего будет доставить вас в форт Барранкас. Там есть лекарь, который окажет вам помощь. Вы поживете в форте, пока не будет снят запрет, а потом, если пожелаете, вернетесь на остров. Надеюсь, к тому времени вы окрепнете и знакомые места помогут освежить вашу память.

– Я не могу уехать отсюда! Как вы не понимаете, ключ к разгадке здесь, на острове! Если бы я только могла вернуться к дереву!

– Непременно вернетесь, но позже, – решительно заявил он, и Либби поняла, что спорить бесполезно. – Вы не можете здесь оставаться больше ни минуты. Даю вам слово, что лично прослежу за тем, чтобы вас доставили назад, как только полковник отменит запрет.

Либби не могла ждать. Ни дня. Она не могла покинуть остров. А вдруг он не сдержит слово, и она никогда не вернется? Застрянет здесь? Нет, она должна попытаться, должна убежать…

– Не вынуждайте меня брать вас под стражу, мисс Пфайфер. – Голос капитана прервал ее размышления: тот словно читал ее мысли. – У меня есть приказ, и я прослежу за тем, чтобы он был выполнен.

Капитан не бросает слов на ветер. Он мог испытывать к ней жалость, мог даже помогать ей, но у него и в мыслях не было ослушаться своего командира. Если она попытается бежать, он тут же схватит ее и выполнит свою угрозу. Ей придется подождать. Что такое несколько дней по сравнению со столетием? Вот если капитан упрячет ее в кутузку, времени на то, чтобы вырваться оттуда, уйдет гораздо больше. Ей остается временно подчиниться ему.

– Хорошо, капитан, – сказала она, изобразив на лице кокетливую улыбку.

Что-что, а в этом ей не было равных ни в школе, ни в колледже. Из-за маленького роста рядом с ней любой мужчина чувствовал себя атлетом и защитником. К подобным уловкам она прибегала в крайних случаях, но сейчас и был крайний случай. Всякие приемы хороши, только бы капитан согласился выполнить ее желания.

– Отдаю себя в ваши руки, уверена, вы позаботитесь обо мне.

Она пару раз взмахнула ресницами и едва удержалась от смеха, глядя в его удивленное лицо.

Фолк заморгал: вероятно, пытался понять, куда подевалась дикая кошка, с которой он до сих пор имел дело.

– Я готов своротить горы – только бы вы вернулись домой, – с долей иронии воскликнул он, не веря в ее внезапную кротость.

Либби тяжело вздохнула и улыбнулась, пытаясь скрыть от него свои сомнения. Дай Бог, чтобы он оказался человеком слова. А вдруг, если он в состоянии своротить горы, ему удастся сокрушить временной барьер и ее несчастьям придет конец?

До форта Барранкас было не больше мили. Она даже разглядела строения на том берегу. И тем не менее ее сердце наполнилось тревогой при виде утлой лодочки.

Океан здесь спокойный – ни тебе большущих волн, ни водоворотов, хотя даже у берега было довольно глубоко. Из-за водорослей вода казалась почти черной.

Прежде чем занести вторую ногу в лодку, Фолк протянул Либби руку.

Девушка с трудом сглотнула и скрестила руки на груди.

Фолк нахмурился.

– Не бойтесь, все будет хорошо, – уговаривал он Либби.

Молоденький толстощекий солдат, которому было не больше семнадцати, уставился на нее. Как только он зашевелился, лодка накренилась, и Либби впала в панику.

– В чем дело, мисс Пфайфер?

– У вас случайно нет другой лодки?

Он с трудом сдержал улыбку и покачал головой.

– Нет, только эта. – Капитан наклонился, похлопал по борту лодочки и кивнул. – Она крепкая, а Фрэнкс – отличный матрос.

Либби одарила юношу вымученной улыбкой и повернулась к Фолку.

– Но какая малюсенькая!

– Чепуха! Мы переправляемся на ней по несколько раз в неделю. А большую лодку используем в том случае, когда надо перевезти припасы. Уверяю вас, лодка абсолютно надежна.

– А вдруг мы перевернемся?

Вопрос не праздный. Либби знала всех обитателей морских глубин в этих местах: здесь водились не только угри, но и акулы. Либби, которая вообще не переносила качку, пришла в ужас от мысли, что ей придется находиться так близко от воды в суденышке чуть больше ванны.

– Интересно, на чем же вы приплыли на остров? – спросил Фолк, желая отвлечь Либби.

Видя, с каким нетерпением он ждет, что она скажет, Либби отвернулась.

– Не знаю, – солгала она, испытывая соблазн рассказать ему, что на остров она приехала на машине по мосту через залив. Сколько раз она пользовалась этой дорогой, но до сих пор не замечала, как колышется темная вода внизу.

– Лодка не могла быть слишком большая, иначе мои люди засекли бы ее.

– Я же сказала, что не знаю, – рявкнула Либби, рассердившись на себя за то, что так не кстати опять завела этот разговор. – Уверена, она была побольше вашей.

– Пусть так, но сейчас мы поплывем на моей. Забирайтесь в лодку! – Он протянул руку, и Либби вновь отпрянула.

Фолк чертыхнулся, вылез из лодки и подошел к девушке.

– Не бойтесь, – еле сдерживаясь, принялся он уговаривать Либби, – я переправлялся на ней сотни раз.

– Она перевернулась всего-то один раз, – встрял в разговор Фрэнкс.

Фолк так грозно посмотрел на него, что тот умолк на полуслове.

Но для Либби этого было достаточно. Она тотчас повернулась с намерением вернуться в форт.

– Так я вам и поверила…

Терпение Фолка лопнуло. Он подхватил девушку и, не церемонясь, усадил в лодку, которая покачивалась на волнах. Либби застонала.

– Закройте глаза. Вы не успеете испугаться, как мы будем на месте.

– Я не могу плыть с закрытыми глазами, – прошептала Либби. Она с такой силой вцепилась в борт лодки, что у нее побелели пальцы. – У меня тотчас начинается морская болезнь. Даже в машине.

– Где?

Мужчины уставились на нее в недоумении, и Либби сразу же спохватилась.

– Меня тошнит при движении, – поправилась она и сделала вид, что именно это имела в виду. – Мне становится дурно, как только я еду куда-нибудь.

– Вот и отлично, – сухо, заметил Фолк, кивая головой. Взмахом руки он приказал Фрэнксу отчаливать.

Лодочка подпрыгивала на волнах как поплавок. Либби была не в силах смотреть на приближающиеся стены форта Барранкас, тем не менее она понимала, что с каждым ударом весел расстояние между ними и берегом сокращалось, и Фрэнкс, несмотря на свой юный возраст, греб легко, без усилий.

Прошло еще немного времени, и когда Либби посмотрела на воду, то оказалось, что под ними покрытое водорослями дно. Она вздохнула с облегчением.

Фолк понимающе улыбнулся.

– Правее, Фрэнкс! – приказал он. – Мы причалим не к пристани, а прямо у моего дома.

– Слушаюсь сэр! – пробормотал Фрэнкс. Он чуть повернул лодку, и спустя несколько минут под днищем заскрипел песок. Фрэнкс выпрыгнул из лодки, подтянул ее к берегу и отошел в сторону. Капитан Фолк, замочив по щиколотку ноги, подхватил Либби.

– Между прочим, я умею ходить, – сообщила она Фолку, когда тот прижал ее к груди, которая показалась ей крепкой как камень. У Либби мороз пробежал по коже. Она попыталась высвободиться из его объятий, но куда там: удары ее кулачков по этому граниту, что слону дробина.

– Перестаньте, вы же не хотите промочить ноги.

Наконец он поставил ее на песок. Либби покачнулась. Он был тут как тут, чтобы поддержать ее.

– Благодарю вас, – пролепетала она, испытывая какой-то упадок сил. Потирая онемевшие пальцы, она облизала губы и огляделась по сторонам.

Все вокруг было знакомо до боли. Как и в ее время, здесь размещались военные. Только отсутствовали цементные постройки – знаки нового времени. Все десять домов были деревянными и очень напоминали здания, в которых в 1993 году находилась военно-морская база.

«А может, это те же самые?» – подумала Либби. Эта мысль помогла ей успокоиться, и она последовала за Фолком, который поднимался по лужайке к дому.

Трехэтажный белый дом с верандами стоял под высокими дубами. Густые ветви затеняли крыльцо. Редкие лучи солнца, которым удавалось проникнуть сквозь пышную крону красавцев, освещали чисто вымытые окна и белоснежные стены.

Либби и интересом принялись разглядывать дом. Фолк заволновался.

– Что-то не так?

– Простите? – Она повернулась и заметила, что он смотрит на нее с натянутой улыбкой. – Все в порядке. Какой чудесный дом!

Капитан двинулся дальше, а она отметила про себя, что его взгляд стал загнанным и слегка холодным. И лицо напряглось. Впрочем, он весь был пугающе напряженным.

– Капитан Фолк?

Он заморгал и уставился на ладонь, которую Либби положила на его руку. У капитана заиграли желваки, да так сильно, что он сжал зубы, а затем убрал ее ладонь со своей руки.

– Входите! – пригласил он Либби, поднимаясь по широким ступеням на крыльцо. Не успел он приблизиться к двери, как она отворилась. Либби замерла. В доме кто-то был. Его ждали. Кто? Жена? Ей стало не по себе. Девушке в голову не приходило, что он мог быть женат.

И напрасно, осадила она себя. Бесспорно, он красив, обаятелен, если хочет казаться таковым, внушает уважение. Конечно, он должен быть женат.

– Мисс Пфайфер! – позвал капитан и повернулся, чтобы узнать, почему она остановилась. – Прошу вас!

– Капитан, кто это с вами? – раздался женский голос.

Либби подошла поближе. Ветки дуба защищали ее от солнца. Она прекрасно видела Фолка, дом и крыльцо, но только не хозяйку дома, которая оставалась в тени.

Фолк взял Либби под локоть и потянул за собой на крыльцо. Хватит, она не позволит больше обращаться с собой так бесцеремонно. Либби метнула на него полный ярости взгляд и высвободила руку.

Послышался хриплый смех – незнакомка вышла на крыльцо. Либби с интересом уставила на нее. Первая мысль, которая пронеслась у нее в мозгу, – ну и грудь! Ой, не только грудь, но и все остальное! И еще – она старше Фолка. Либби облегченно вздохнула.

Женщина была высокой и широкой в груди и бедрах. Блузка трещала по швам на ее полной груди. При ходьбе она покачивала бедрами, и юбка взлетала, открывая поношенные коричневые ботинки на шнурках. Либби крепко зажмурилась: прощай, еще одна иллюзия! Ни одна жительница этих мест не вырядилась бы так в ее время. Через час она бы свалилась от теплового удара.

– Каролина, разрешите представить вам мисс Либби Пфайфер. Мисс Пфайфер, моя экономка, Каролина Купер.

Он с вызовом посмотрел на нее. После официального представления ей ничего не оставалось, как следовать его приказаниям.

Либби шагнула вперед:

– Приятно познакомиться с вами, миссис Купер!

– Мисс, – поправила женщина, и ее сиплый голос снова поразил Либби. – Можете называть меня просто Каро.

Она вытерла ладони о юбку. Но вместо того чтобы пожать протянутую руку, потащила Либби в дом. Было видно, что Каролину привели в ужас ее леггинсы.

– Полковник Ленгдон ждет нас. Каро, надеюсь, вы поможете даме привести себя в порядок, – обратился капитан к Каролине, пытаясь отвлечь ее внимание от шокирующей одежды. Экономка закрыла рот и улыбнулась.

– А как же! Только вот ни одна из моих вещей ей не подойдет, капитан.

– Придумайте что-нибудь, я не могу показаться с ней в таком виде на людях.

– Да, сэр, – ответила Каролина Купер и оставила Фолка наедине с Либби.

Фолк еще раз окинул взглядом наряд Либби. Она смутилась и отвернулась.

Чистота в холле была идеальная. Деревянные полы и мебель сверкали. В комнате слегка пахло лимоном.

– Посмотрите, что я нашла! – спускаясь по лестнице, пробасила Каролина.

Либби и Фолк обернулись.

– Что если у юбки отрезать оборку, а вместо кушака повязать ленту? По-моему, получится недурно, – радостно предложила экономка, появившаяся с перекинутым через руку желтым хлопчатобумажным платьем в цветочек, украшенным кружевами цвета слоновой кости у выреза и на рукавах, и коричневой атласной лентой.

– Не стоит портить платье, – попыталась отговорить ее девушка, с опаской глядя на широченное одеяние. Она же задохнется в нем в такую жару!

– Это моя забота, – успокоила гостью Каролина. – Мы не ударим лицом в грязь перед полковником. Сделаем все быстро и как надо.

Лицо Фолка выражало непреклонную решимость. Он предполагал, что Либби начнет возражать. Но девушка не забыла, как он грозился упрятать ее за решетку, – а ей так надо вернуться на Пикенс – и молча последовала за Каролиной.

Комната, в которую они вошли, была обставлена по тогдашней моде: обшитые тесьмой ковры, мягкая софа, кресла, посредине овальный кофейный столик с хрустальной вазой, в которой стояли сухие цветы.

Каролина подошла к бронзовому светильнику и зажгла свечу. Она скептически оглядела оборку: вероятно, решала, как побыстрее оторвать ее.

– Самый верный способ, – сообщила она, вытаскивая зубами нитки из подола. – Портниха обметала его, перед тем как пришить оборку. Если будете осторожны, он не разлохматится. Позже я попрошу прачку подрубить как следует. Если б я умела, то с радостью сделала бы это для вас.

Достаточно было послушать Каролину, чтобы понять, что она уроженка здешних мест. От долгого пребывания на солнце ее бронзовая кожа покрылась морщинами. У нее были большие шершавые ладони и толстые чистые ногти.

Либби решила, что она трудилась, и при том тяжко, всю жизнь. Вероятно, на свежем воздухе. А потом стала экономкой. Вот, пожалуй, и все, что она могла сказать о ней, не задавая дополнительных вопросов. Делать это она не собиралась, поскольку не знала, что отвечать о себе, если ее спросят.

– Что вы, не надо, я пробуду здесь недолго, – нашлась в конце концов Либби. – После моего отъезда вы вернете платью его прежний вид.

Каролина вскинула брови, откусила нитку и заметила:

– Ни к чему. Я его не очень люблю.

Она встряхнула платье.

– Давайте посмотрим, как оно сидит на вас!

Продолжая твердить себе под нос, что у нее нет выбора, Либби разделась и влезла в желтое платье.

При виде бикини и шелкового бюстгальтера у Каро округлились глаза, но она воздержалась от расспросов. Либби была ей благодарна, так как терялась в догадках относительно возможного ответа. Слава Богу, она скоро вернется на Пикенс и, будем надеяться, ночной кошмар закончится.

– Боже мой, Боже мой, – зацокала пожилая женщина. – Ну чем не красавица? Вы сказали, да я забыла. Откуда вы?

– Я не говорила, – кусая губы, ответила Либби. Она надеялась, что домоправительница не обидится.

– Кстати, вы замужем? – Каро выразительно посмотрела на дверь, ведущую в холл.

Либби сдержала улыбку. Так эта женщина еще и сваха! Господи, какая бредовая идея! Она и допотопный капитан канувшей в Лету армии.

Либби сделала серьезное лицо и повернулась к экономке Фолка. Женщина обвязала ленту вокруг ее талии и соорудила на спине бант. Затем она вытащила из кармана тонкую желтую тесемку и украсила ею голову Либби, завязав концы над ухом девушки.

– Вот теперь порядок, – сказала она. – Можете встречаться хоть с самим президентом Кливлендом. – Она промокнула ссадины на руках Либби уголком своего передника и еще раз поправила повязку у нее на голове.

Либби слушала Каро вполуха, когда в дверь постучали. Она бросила взгляд на дверь как раз в тот момент, когда Каролина пригласила Фолка войти. Двери широко распахнулись, и на пороге появился он. Куда красивее того, прежнего Фолка.

Медные пуговицы блестели, серебряные эполеты сверкали. Его волосы были схвачены сзади голубой лентой, такой же голубой, как и его мундир. Ему пришлось зачесать и смочить их, чтобы они не рассыпались по плечам.

Его глаза расширились от изумления и желания. Он с трудом сглотнул.

Либби задрожала. Она вспомнила, как он прижимал ее к груди. Вспомнила его сильные руки, и ее обдало жаром. Но не от духоты в комнате, а от его взгляда.

– Ну что, пошли? – спросил он низким голосом.

– Да, – вздохнула она.

Он шагнул к ней и улыбнулся – дал понять, что ему нравится, как она выглядит. Когда он взял ее под руку, она не сопротивлялась.

Спускаясь с крыльца, Либби услышала, как Каролина удовлетворенно вздохнула.


Глава четвертая


Пока они шли к выходу, она с наслаждением вдыхала запах его мыла и жидкости, которой он смочил голову.

В полном молчании они миновали дорожку, посыпанную ракушечным песком, и вышли на большак, который поднимался в гору. Мимо проехала повозка. Возница переложил вожжи в одну руку, ловко салютуя Фолку свободной рукой. Тот кивнул в ответ. Выражение его лица оставалось непроницаемым.

– Далеко еще? – спросила Либби, которую тяготило молчание.

– Нет.

Не густо, подумала Либби. Очевидно, он человек немногословный. Они прошли несколько ярдов, и она снова не выдержала: не так-то легко подавить в себе врожденную общительность.

– Вы давно здесь?

Он ответил, не моргнув:

– Нет.

Если он не хочет говорить – пожалуйста, она больше не произнесет ни слова! Кто бы знал, как ужасно она чувствовала себя в этом наряде – длинная юбка путалась, мешала при ходьбе. Еще немного, и она расплавится от жары.

Фолк внезапно остановился, и она споткнулась.

– Что случилось? Я чуть не упала, – с досадой воскликнула Либби.

– Почему вы так странно идете? – спросил он, нахмурив брови. Легкий ветерок играл его выбившимися из аккуратной косички волосами. Либби недоумевала, неужели военным разрешено носить такую хипповую прическу. По-видимому, в армии не всегда были такие строгие порядки, как в ее время.

Вид у него обалденный. Да он заткнет за пояс любую голливудскую звезду!

– Иду? – переспросила она, подавляя безумное влечение, которое лишало ее дара речи.

– Да, словно у вас на ногах пудовые гири.

– Я боюсь запутаться в складках. Вы хоть представляете, какая под ними жарища?

Глаза у Фолка округлились, и двусмысленная улыбка заиграла на его полных губах. Издав короткий смешок, он тут же принялся кашлять, чтобы Либби ничего не заметила.

– Нет, не имею ни малейшего понятия.

Только сейчас до Либби дошло, что она брякнула. Какая же она дура, обругала себя девушка. Если она не будет следить за тем, что говорит, он снова может принять ее за проститутку.

– Пойдемте быстрее, – попросила она, мечтая спрятаться от нещадно палящего солнца.

– Как вам будет угодно, – согласился капитан, беря ее под руку, и направился к воротам форта.

Жар, исходивший от сильных пальцев Фолка, проникал через легкий материал ее платья. Либби не могла оторвать глаз от его квадратных ногтей, крупных суставов и золотистых волосиков на тыльной стороне ладони. И ее захлестнула волна чувственного желания. Она стала задыхаться.

– Разрешите… – начала была она и осеклась, пораженная внезапной догадкой. А что если ее новоявленная возбудимость объясняется воздействием космических сил на организм? Ведь никогда раньше она не испытывала ничего подобного ни к одному мужчине. Даже его ногти приводили ее в трепет.

– Я могу идти сама, – резко заявила она, раздосадованная тем, что с ней приключилось. Действительно, что же с ней произошло? Может, на нее влияет таинственное электрическое поле? Тогда понятно, почему ее нервы так напряжены.

– Как вам будет угодно, – повторил он с отсутствующим видом. Заметив, что ее нет рядом, он повернулся и спросил: – Вы идете?

Интересно, что он чувствует? Может, то же, что и она? А вдруг и он мечтает о том, чтобы ощутить вкус ее губ? Вряд ли. Поза неестественная, напряженная, спина прямая, словно аршин проглотил. Если бы не волосы – образец военной выправки! Наконец она решилась посмотреть ему в глаза, и ее мечты рассеялись как дым.

В его взгляде читались беспокойство и раздражение. Он крепко сжал губы, и их волнующая полнота тут же исчезла.

– Иду, иду, – прошептала она, усилием воли взяв себя в руки.

Электрическое поле, влияние космических сил! Кляча! Очевидно, она потеряла разум. И если ей нужны доказательства – пожалуйста. Она приняла все случившееся за факт. Разве нормальный человек поверит в такое?

Каких-нибудь десять часов назад она мчалась на своей машине к форту Пикенс в надежде сделать карьеру. А сейчас она повинуется мужчине, который давно умер, идет по плацу, который давно не существует, в расположение гарнизона, который поглотило время. Но самое странное, что все это представляется ей происходящим на самом деле.

Дома офицеров отделял от плаца деревянный забор. Солнечные лучи жарили незачехленные черные громады пушек, над которыми подымалось марево. Вдоль дороги тянулось кирпичное трехэтажное здание. Ба! Да этот дом она знает, как свои пять пальцев! У нее защемило в груди. Девушка резко остановилась.

– В чем дело, мисс Пфайфер?

Либби пристально вглядывалась в дом, в котором находились однодневные курсы фотографии. Помимо нескольких деталей, все было как в ее жизни. Но когда Либби прочла надпись на двери, у нее екнуло сердце. Это казармы. Действительно, давным-давно здесь размещались казармы, когда в форте стоял гарнизон. Не давным-давно, а сейчас, поправила себя девушка.

Ее злило, что она так влипла, ей хотелось кричать. Почему это должно было случиться именно с ней? С каким бы удовольствием она выплеснула бы в крике свою растерянность. Но рядом был Фолк, который не спускал с нее глаз, и надо было строго контролировать себя и постараться использовать такие его качества, как желание защитить и не дать в обиду слабого, тогда он, может быть, поможет, ей осуществить самое заветное желание – оказаться вновь на Пикенсе. Старый Патриот знает все. Если б она только могла…

– Мисс Пфайфер?

Либби перевела взгляд со старого здания на Фолка. Она заметила несколько капель пота у него на лбу и над верхней губой. Майский день обещал быть жарким. За сто лет погода не изменилась. Она, как и прежде, преподносила множество сюрпризов жителям северо-западной Флориды.

– Простите, вы что-то сказали? – Либби провела пальцем по влажным бровям.

– Давайте поторопимся. Полковник нас ждет.

– Да, конечно.

Они снова двинулись в путь. Либби старалась ничего не замечать вокруг. Во всяком случае не зацикливаться на различиях. Ведь так и свихнуться можно. Чем меньше думаешь, тем лучше.

Она понимала, что сделать это нелегко. Солдаты, одетые в голубую форму Федеральной армии, вытягивались по струнке и отдавали честь, когда они проходили мимо. Фолк отвечал на приветствия на ходу, не отставая от Либби ни на шаг.

Рядом с массивной дубовой дверью в дальнем углу холла стоял стол. При их приближении молодой человек в крошечных круглых очках вскочил из-за стола.

– Полковник Ленгдон у себя?

– Да, сэр, он ждет вас.

Мужчина с любопытством посмотрел на Либби. Фолк откашлялся. Сильные пальцы сжали локоть Либби, и он подтолкнул ее к открытой двери.

Пожилой мужчина с темным от загара лицом и седой как лунь встал, приветствуя их. Фолк отдал честь. Полковник ответил на приветствие и предложил им сесть.

– Вижу, вы без хлопот доставили нашу маленькую нарушительницу?

– Да, сэр, – ответил Фолк, подталкивая Либби к креслу перед столом полковника.

– Проходите, садитесь, мисс… – Либби не успела открыть рот, как капитан назвал ее имя. – Мисс Пфайфер, устраивайтесь поудобнее! Может, хотите что-нибудь выпить? Чай? Кофе?

– Нет, благодарю вас, – ответила Либби, незаметно разглядывая мужчин, приготовившихся к атаке.

– Вы спросили у мисс Пфайфер, что она делала на острове, куда въезд запрещен? – поинтересовался Ленгдон у капитана.

– Я была…

– Она не знала о нем, сэр, – вмешался Фолк, метнув предостерегающий взгляд в сторону Либби.

О нет, она не испытывала благодарности за то, что он ответил вместо нее. Она ненавидела его, потому что он считал ее дурочкой.

Фолк не обратил внимания на ее недовольство и строго посмотрел на девушку. Он опустился в соседнее кресло, но не откинулся к его спинке. Либби подалась вперед, желая говорить с полковником сама, однако капитан вмешался снова.

– Боюсь, она потеряла память, когда упала с большого дуба, который растет в дальнем конце острова. Она не помнит, как оказалась там и где ее семья. Единственное, что удалось установить, – ее имя.

Ленгдон сочувственно посмотрел на Либби и кивнул.

– Ситуация не из приятных. – Его голубые глаза смотрели на нее с симпатией, но, когда он обратился к Фолку, на лице его читалась озабоченность. – А вам известно, что она делала до того, как упала?

– Нет, сэр.

Они вели себя так, будто ее не было рядом. Что ж, она учтет это! И не даст им спуску! Не в силах сдержать закипающий гнев, девушка выдвинулась на краешек кресла с намерением проучить обоих мужчин.

Фолк так сильно сжал ее пальцы, что она едва сдержала крик. Он предупреждал, чтоб она помалкивала. Все ее естество готово было взбунтоваться. Какое право он имеет приказывать ей? К счастью, она вовремя вспомнила, как он грозился посадить ее за решетку, и решила попридержать язык.

– Сэр, я готов выполнить ваш приказ, – обратился Фолк к полковнику. – Позвольте заметить, однако, что я не вижу необходимости держать ее под стражей.

Как ему удается проявлять уважение и убеждать одновременно?

Она снова почувствовала, как он сжал ее руку. Он давал ей понять, что возражать не следует.

– Если она на самом деле ничего не помнит, – продолжал капитан, – то ее пребывание за решеткой не даст нам ничего. Можно подыскать для нее работу здесь в гарнизоне, пока наш лекарь вернет ей память. Я со своей стороны продолжу расследование, о результатах которого буду докладывать вам регулярно.

– Отлично! – Ленгдон вздохнул с облегчением, словно тяжелая ноша свалилась с его плеч. – Поручаю юную леди вашим заботам. Подыщите ей работу, может, Сью из прачечной возьмет ее к себе? Попросите доктора Стейна обследовать девушку: пусть понаблюдает за ней.

Фолк вскочил, попрощался с полковником и схватил Либби за руку. Либби не верила своим ушам. И это все? За время беседы она не произнесла ни слова. Ну и наглецы! Не обращая внимания на капитана, который пытался заставить ее молчать, она взбунтовалась.

– Сэр, – воскликнула Либби, освобождая свой локоть из цепких рук Фолка, – могу я сказать несколько слов?

Полковник нахмурился, очевидно недовольный тем, что Либби не последовала за капитаном. Фолк пытался взять ее за руку, но она оттолкнула его.

– Я понимаю, вероятно, у вас были причины, чтобы закрыть остров. Сознаю, что нарушила запрет, но обстоятельства…

Либби запнулась, и Фолк слегка опустил голову. Она поняла – он волновался за нее. Раз она встряла в разговор, то должна что-нибудь придумать, выпутаться.

– Я вас слушаю, – нетерпеливо произнес Ленгдон.

– Если бы мне разрешили вернуться на остров, хотя бы ненадолго, – пыталась она убедить его, – я уверена, что смогу вспомнить кое-что и… – Либби пыталась на ходу сочинить убедительные доводы, чтобы полковник разрешил ей вернуться на Пикенс. – …Объяснить вам, что я делала там. Да, так и будет.

– Боюсь, это невозможно, мисс Пфайфер. Остров будет закрыт по крайней мере еще месяц.

Ленгдон посмотрела на капитана, затем перевел взгляд на Либби, словно ему не хотелось иметь дело с ней лично.

Фолк понимающе кивнул и затянул ту же песню:

– Понимаете, мисс Пфайфер, если мы разрешим вернуться вам, то жители Пенсаколы захотят узнать, почему вам можно, а им – нет. Подымется шумиха: репортеры, представители власти и масса любопытных, желающих поглядеть на индейцев, бросятся сюда.

Либби опешила. Месяц? Нет, она не может ждать так долго.

– Но если вы…

– Когда запрет будет снят, уверяю вас, мы доставим вас на остров незамедлительно.

– Вы не понимаете, – она наклонилась вперед, положила руки на стол, – я не могу ждать так долго. Я должна вернуться. Уверена, вы в состоянии сделать для меня исключение.

Ленгдон покачал головой.

– Я не могу выдать вам пропуск, если бы даже захотел, – сказал он с облегчением. – Не я выдаю пропуска.

– Хорошо, тогда скажите кто. Я поговорю с ним. Если я объясню, что со мной…

Ленгдон перевел взгляд на Фолка. Седые брови взметнулись вверх.

– Только не говорите, – прошипела она, повернувшись к усмехающемуся Фолку, – что это вы выдаете пропуска.

Он кивнул, взял ее под руку и торопливо попрощался с полковником, которого, по-видимому, обрадовал уход этой парочки.

Солдат в приемной вскочил, но Фолк жестом приказал ему сесть, Либби покорно последовала за капитаном на улицу.

– Куда вы меня тащите? – взбунтовалась наконец Либби, пытаясь высвободить руку.

Продолжая держать ее за локоть, Фолк повернулся к девушке лицом.

– Вы же слышали, что сказал полковник. Я веду вас к доктору Стейну, а затем займусь поисками работы, чтобы занять вас делом, пока вы будете здесь.

– Вы не имеете права удерживать меня в форте, я не пленница, – огрызнулась она.

– А кто же вы? Я сумел уговорить полковника поручить мне заботу о вас. Но по поводу вашего положения у вас не должно быть никаких иллюзий. Если вы не согласитесь с великодушным решением полковника, мне придется посадить вас на гауптвахту и держать там до снятия запрета. Дело ваше.

– Великодушным? Он, кажется, приказал вам подыскать мне место в прачечной. Вы считаете это решение великодушным? Думаю, вам нужна бесплатная рабочая сила, но вы ошибаетесь – со мной этот номер не пройдет. Я не собираюсь торчать здесь и стирать одежду в ожидании разрешения. Я найду способ вернуться на остров.

Внутри у нее все клокотало. Либби считала, что этот раунд остался за ней. Она повернулась, чтобы броситься от него прочь, но капитан подхватил ее на руки и затащил за угол здания.

Они стояли лицом к юго-западному бастиону, плац остался позади. Вокруг не было ни души. Солнце палило нещадно.

– Черт меня побери, я до сих пор не знаю, кто вы и что вам было нужно на Пикенсе этим утром. Тем не менее, я пошел вам навстречу, поверил тому, что вы говорите, и заступился за вас перед полковником. Предупреждаю, я не потерплю подобных сцен. Если Ленгдон решит, что я не могу справиться с вами, он просто отправит вас за решетку. Возможно, вы лазутчица или саботажница. Поэтому я не буду спускать с вас глаз, пока не уверюсь в том, что вы рассказали правду.

– Я ничего не знаю, – сумела пролепетать Либби, которую Фолк крепко прижал к стене. Ее кожа горела от его прикосновений. Ее словно ударило током. И электрическая дуга образовалась между ними. Ей казалось, что она видит голубые искорки на коже – там, где их тела соприкасались.

– Я сказала вам все. – Заметив ярость в его глазах, она собрала всю свою решимость. Она не позволит, чтобы их взаимное влечение помешало ей вернуться на остров. Ведь там ждет ее Джон. Она представила себе, как он сейчас волнуется. Еще бы! Он вернулся за ней, обнаружил ее сумку и фонарь и решил, что Либби похитили или убили.

– Я ничего не знаю, – продолжала твердить девушка, поскольку капитан не выпускал ее из цепких объятий, – за исключением того, что мне надо вернуться на Пикенс как можно быстрее.

– Хорошо, но в таком случае, – начал он медленно, и его акцент стал более заметен, – не забывайте, от кого зависит исполнение вашего заветного желания.

– О чем это вы? – Она попыталась оттолкнуть его, но он придвинулся еще ближе.

Его грудь прижалась к ее груди, она ощущала тяжесть его бедер и всего сильного тела. Либби с трудом перевела дыхание.

– Я хочу вам кое-что предложить. Можно подыскать вам более привлекательное занятие, чем работа в прачечной. От вас требуется только одно: вы должны обещать, что будете паинькой и не заставите меня пожалеть о моем решении.

«Так вот что он предлагает!» – мысли девушки закрутились в бешеном вихре. Она была уязвлена и не могла поверить своим ушам.

Как бы ей хотелось ответить на его предложение одним из приемчиков самообороны. Но она не могла шелохнуться. Поэтому единственное, что ей удалось – стереть ухмылку с его лица с помощью испепеляющего взгляда.

– Вы, сукин сын, вы предлагаете мне стать вашей любовницей?


Глава пятая


Либби попробовала отпихнуть Фолка. С таким же успехом она могла пытаться сдвинуть с места гору. Девушка откинула голову, и посмотрела ему в глаза. В горящем гневом взоре она прочла еще кое-что. Разочарование? Презрение? Неизвестно.

– Не будьте такой самоуверенной, – ответил Фолк, и Либби умолкла.

Когда она смогла заговорить, ее первой заботой стало не выдать того, что она ощущала.

– Первая колкость из уст порядочного офицера!

Его глаза потемнели, а пальцы впились ей в плечи.

– Откуда вы знаете, что я порядочный человек? Кто сказал, что я офицер? Я надел форму, чтобы достичь желанной цели, но теперь, когда цель достигнута, нужда в ней отпала.

Либби с трудом подавила страх. А вдруг она попала в руки негодяя? Что если у этого порочного красавца пакостные намерения? Она тут же вспомнила преступников с приятными лицами, которых часто показывали по телевизору. Что будет с ней, если она попала в лапы к одному из них?

– Я… я знаю, вы человек чести, – ответила она, справившись с очередной волной страха, которая угрожала лишить ее дара речи.

Она успокаивала сама себя. Бесспорно, он человек порядочный. Ведь Фолк мог пристать к ней гораздо раньше. Кроме того, он не потащил бы ее к полковнику, если бы замышлял дурное.

И даже если он сделал ей двусмысленное предложение, у него было на то множество причин. Может, он до сих пор считал ее потаскухой – ведь она не объяснила, почему так странно одета. А пока они шли сюда, она Бог знает что наговорила. Он мог уловить намеки в ее замечаниях.

– Ничего вы обо мне не знаете. – Он хотел что-то добавить, но вместо этого резко отвернулся.

Либби принялась растирать руки: в тех местах, где он держал ее, кожа еще горела. Она посмотрела вокруг: интересно, как можно отсюда улизнуть.

– Точно так же, как я ничего не знаю о вас, – добавил он с горечью, пожирая ее глазами. – Считайте, что я не знаю ничего, и тем не менее…

Он потряс головой, и Либби осенило. Он понимал, что их влечет друг к другу. Еще какое-то время он пожирал ее глазами, а затем отвернулся, словно почувствовал отвращение.

– И тем не менее… – как эхо повторила девушка, желавшая услышать, что он испытывает те же чувства, что и она.

Увы, Фолка не так легко было расколоть.

– Я не имел в виду ничего подобного. Просто хотел предложить вам другую работу. По-моему, она лучше, чем работа в прачечной…

– О какой работе вы толкуете, капитан?

Он с усмешкой ответил:

– Ничего предосудительного, уверяю вас. Я решил, что вы могли бы помогать Каролине.

– Вашей экономке?

– Да, у нее больное сердце. Ничего серьезного, но доктор считает, что она должна беречь себя. Каро, конечно, не хочет и слышать о том, чтобы нанять девушку ей в помощь.

– А меня будет терпеть?

– Каро упряма, но добросердечна. Если я скажу, что это вы, а не она нуждаетесь в помощи, она согласится.

В полной растерянности Либби потрясла головой:

– Что-то я не врубаюсь…

– Если я скажу, что вы потеряли память и вам надо переждать, пока она восстановится, Каро сама будет настаивать, чтобы мы взяли вас. Она всегда рада помочь бродяжкам.

– Премного благодарна, – сухо ответила Либби, которую задели его слова.

– Как только она узнает, что вам нужна помощь, тут же позволит вам остаться и помогать ей.

– Все ясно. – Наконец до нее дошло. Слабая улыбка тронула ее губы. Она опустила глаза, а когда подняла их, то встретилась с его ласковым взглядом. – Я знала, что вы порядочный человек.

Чтобы скрыть смущение, он нетерпеливо произнес:

– Ваше решение?

– Конечно да. Неужели я откажусь пожить в большом красивом доме, вместо того чтобы каждый день вкалывать в прачечной.

Как ни крути, а это лучший выход. Побег с гауптвахты был невозможен. Если она будет делить комнату с другими прачками, о побеге также не может быть речи. А она твердо решила, что убежит при первой же возможности. Так или иначе, но она вернется на остров. Либби надеялась на то, что со временем капитан перестанет следить за ней, а для этого она должна соглашаться на все, что он предложит.

– Прекрасно, – сказал он, пропустив мимо ушей ее замечание и не выдав собственных мыслей. – Теперь, когда все уладилось, нанесем визит доктору.

– Разве у меня есть выбор?

– Нет.

Либби рассмеялась. Да, в искренности ему не откажешь. Девушка взяла его под руку и шутливо приказала:

– Видите меня к вашему эскулапу!

Гарнизонный госпиталь находился примерно в полумиле от резиденции полковника. Фолк предложил поискать повозку, но Либби предпочла пройтись. Длинная как кишка приемная, обстановка которой состояла из стола и нескольких неудобных стульев, была пуста. Фолк позвал доктора.

Доктор Стейн – высокий и стройный как тополь – пригласил их в свой кабинет. Либби с интересом изучала содержимое шкафа, в котором хранились многочисленные пузырьки, коробочки, скатанные бинты и непонятные медицинские инструменты. Она не захотела взбираться на полированный стол для обследования и уселась на стул в углу.

Мистер Стейн был любезен, напоминал милого домашнего доктора и сумел расположить к себе Либби. Он внимательно выслушал ее рассказ.

– Так вы не имеете ни малейшего представления, как очутились в форте Пикенс?

– Нет. – Как она устала повторять одно и то же!

– Интересный случай, – заметил доктор, продолжая внимательно разглядывать ее. – Об амнезии, или потере памяти, как вы изволили выразиться, мне известно немногое…

– Ее могло спровоцировать падение с дерева?

– Вполне вероятно. Повреждение чувствительных волокон мозга может вызвать различные заболевания.

– Нет ли способа узнать, какие именно?

Либби подозрительно посмотрела на Фолка. На что он намекает?

– Вы имеете в виду тест? Боюсь, что нет.

– А лечение?

Она снова бросила взгляд на Фолка. Ее глаза сузились от гнева. Он ведет себя так, словно ее нет рядом.

– Никакого. Во всяком случае, я о нем не слышал. Если амнезия вызвана гематомой, то память вернется, как только опухоль рассосется. Но если задеты волокна, она не восстановится никогда.

– А если вернуться к дереву, с которого я упала? – вмешалась в разговор Либби. – Вдруг я там вспомню все, что случилось со мной?

Стейн приложил к губам палец и уставился на нее. Наконец он кивнул:

– Вполне вероятно. Знакомые места могут подстегнуть организм. Да, определенно да.

Как ей хотелось показать язык Фолку и крикнуть: что я вам говорила! Но девушка сдержалась и ограничилась усмешкой в надежде, что сумела выразить в ней все свои чувства.

Фолк не обратил внимания на ее триумф и уставился на доктора, который продолжил свои рассуждения:

– Ни о какой прогулке на остров, само собой разумеется, не может быть и речи, пока полковник не отменит запрет. Не представляю, как вы попали туда без официального разрешения.

Фолк бросил взгляд в ее сторону. Лицо его было спокойным, но Либби чувствовала, что в глубине души он радовался своей победе. Увы, Стейн в первую очередь был солдатом, а уж потом доктором.

Когда они вышли из госпиталя, полуденная жара уже спала и бледно-оранжевый солнечный диск завис над горизонтом. Либби и Фолк медленно шли по посыпанной ракушечным песком дорожке. Со стороны залива дул легкий ветерок, отгонявший москитов и других насекомых.

Они молчали. Каждый думал о своем. Либби ахнуть не успела, как впереди замаячил дом, в котором жил Фолк.

– Мы уже пришли?

Вопрос был риторическим, и Фолк, не удостоив ее ответом, взял девушку под руку, когда она ступила на крыльцо.

К их приходу Каролина приготовила лимонад.

– Садитесь и выпейте по стаканчику, – предложила она, вернее, приказала, судя по ее тону.

Они удобно устроились в плетеных креслах-качалках, стоявших по обе стороны от входной двери.

– Ну, как все прошло? – поинтересовалась Каролина, когда они отведали ее напиток.

Откинувшись в кресле, Фолк маленькими глотками пил лимонад. Либби отметила про себя, что с тех пор как они познакомились, он впервые позволил себе расслабиться. Она не могла оторвать глаз от его губ, припавших к стакану, и языка, которым он слизал несколько капель жидкости в уголках рта.

– Великолепно. Вы же знаете Ленгдона. Как я и предполагал, он поручил девушку моим заботам.

– Это хорошо, – заметила Каролина и кивнула Либби, словно пыталась убедить ее, что дело приняло благоприятный оборот.

– Он предложил отправить ее в прачечную к Сью. Но я не уверен, что она выдержит, принимая во внимание ее состояние, – продолжал Фолк ровным голосом. – Думаю, мы должны оставить ее в доме. Здесь условия лучше, прохладнее. Вы не против, Каро?

– Нет, конечно. Как можно больную девушку отправить в прачечную? О чем думал полковник, принимая такое решение?

– Она должна работать, – продолжал размышлять вслух Фолк. – Мисс Пфайфер, что вы умеете делать? Мне надо переубедить полковника.

Либби не слышала, о чем говорил Фолк с Каролиной. В мыслях она проигрывала заново события сегодняшнего утра. Что-то не давало ей покоя. Его слова заставили ее вздрогнуть, и она чуть не перевернула стакан. Либби стряхнула с руки капли лимонада и взглянула на капитана. Затем перевела взгляд на Каро, а потом снова на Фолка.

– Я могу помогать здесь, в доме, – сообщила она, сосредоточившись на том, что в данную минуту было самым важным.

Каролина застыла, и Либби увидела, что ей стоит большого труда сдержаться.

– Каро заботится обо всем сама, – вмешался Фолк. – Я не вижу, как…

– Минуточку, – не выдержала Каро и поставила стакан прямо на пол. – Помните, вы говорили, что хотите нанять мне помощницу?

– Но вы решили, что управитесь сами.

– Вы и я знаем, что помощница мне не нужна, но полковник не должен догадываться об этом. Лишняя пара рук в доме не помешает. Временно, конечно, – добавила она торопливо.

Либби с трудом сдержала улыбку. Боже, что за человек! Он не только сделал, как хотел. Он заставил экономку думать, что это она приняла решение. Улыбка тотчас исчезла с ее лица. Нечего им восхищаться. Достаточно вспомнить, как он манипулирует людьми.

– Что ж, решено, – сказал Фолк, вставая. – Я сообщу полковнику. Надеюсь, леди извинит меня: мне надо поработать.

Он открыл дверь, и прохладный сумрак, царивший в доме, поглотил его. Либби молча поднесла стакан к губам и отпила немного. Что за странный человек, каким разным он бывает! Она не понимает его, но ясно одно – ее неудержимо влечет к нему.

Что это? Влечение, желание, похоть? Что бы это ни было, она в его власти.

Если при первой встрече она думала, что острота ощущений вызвана необычностью обстановки, теперь сомнения исчезли – она желает его.

– Как вы себя чувствуете?

Стремясь справиться с нахлынувшим желанием, Либби принялась обмахиваться. Наконец она подняла на Каролину пылающее лицо и ответила:

– Я немного устала.

– Конечно, вы устали, – согласилась Каро, собирая графин и стаканы. – Пройдите в дом, там прохладнее. Я покажу вам комнату, где вы сможете отдохнуть.

Либби понимала, что не сумеет расслабиться, пока безумному путешествию во времени не придет конец. Тем не менее она жаждала остаться наедине со своими мыслями, чтобы привести их в порядок и обдумать, как ей действовать дальше. Девушка молча последовала за Каро. Они на минуту заглянули в кухню, где оставили грязную посуду. Единственное, что Либби заметила, – плиту, которую растапливали дровами, и корыто для мытья посуды. Поднявшись по лестнице, девушка очутилась в крошечной спаленке.

Маленькие розочки на обоях выглядели очаровательно, хотя и старомодно. Но когда она осознала, что для обитателей дома это был последний крик моды, ей стало дурно. Кровать была не застелена, и Либби с интересом взглянула на полосатый матрас явно не фабричной работы. Деревянный пол был натерт до блеска. Ковры отсутствовали. Скромное убранство комнаты свидетельствовало о том, что тут никто не жил.

– Я принесу белье и застелю кровать.

Каро вышла из комнаты и спустя несколько минут вернулась с хрустящими белыми простынями, пахнущими солнцем и мылом. Они вместе заправили постель.

– Хотите переодеться? В этом наряде вы не отдохнете.

– Нет, благодарю, вы и так столько для меня сделали, – улыбнулась Либби, теребя оборку платья. Интересно, сколько времени она здесь пробудет, неужели ей понадобятся другие шмотки? И нижнее белье? Задержись она здесь даже ненадолго, Каро обязательно начнет расспрашивать о ее диковинных бюстгальтере и трусиках. Тем более, если им придется вместе стирать.

Неопределенность ее положения поразила девушку. Если бы не эти люди, она осталась бы на улице, бедная, одинокая.

– Мне понадобятся кое-какие вещи, – подумала Либби, не замечая, что говорит вслух. – У меня нет денег, ничего, – прошептала девушка, беспокойство которой усилилось после того, как удалось проанализировать ситуацию.

– Не волнуйтесь, – вывел ее из задумчивости голос Каро. – Мы обо всем позаботимся. Отдыхайте.

Как только Каро притворила за собой дверь, Либби как подкошенная упала на кровать. Первым делом она развязала тесемку на голове и провела рукой по коротким завиткам. В доме было прохладнее, чем снаружи. Хорошо бы устроить сквозняк! Она расстегнула пуговицы на лифе, обнажив влажную грудь. Но и это не помогло. В конце концов ей пришлось встать и снять с себя все, кроме нижнего белья. После чего она снова легла.

Что за день! Как могло с ней случиться такое? Люди не могут вернуться в прошлое. Она так считала, но, вероятно, ошибалась. В романах, однако, такое путешествие выглядит гораздо привлекательнее. Она путешествует во времени. Трудно поверить. Увы, это правда. Единственное объяснение, хотя и самое странное. Признание факта – всего лишь первый шаг. Покончив с первым вопросом, она попыталась сконцентрироваться на следующем. Как она попала сюда? Как ей жить, пока она будет здесь? И самый важный вопрос. Как, черт побери, ей вернуться домой? Как она ни старалась сосредоточиться, у нее ничего не получалось. Мысль о капитане Фолке не давала ей покоя. Наконец она сдалась и позволила себе немного помечтать.

Боже, как он привлекателен! Бесспорно, некоторых женщин могли бы отвратить косичка или угрюмость, затруднявшая общение. Да и черты лица были у него далеко не классические: полный рот, узкие глаза. Волнуясь, он морщил лоб, а в уголках рта появлялись складки.

В общем, на супермодель он не тянет. Но была в нем изюминка, которой так не хватало другим мужчинам и которая буквально всколыхнула ее чувственность.

Тяжелая форма любовной горячки, подумала она, насмехаясь над собой. Положение осложняет тот факт, что ей пришлось задержаться здесь и принять от него помощь. Вероятно, в результате стресса, она перенесла на него чувства, которые испытывала вообще к героям.

Сомнений нет. Но она справится с ситуацией, будет действовать обдуманно и целенаправленно, контролируя каждый свой шаг.

Разве она не доказала себе, что маленький рост и неуверенность не помеха, выбрав мужскую профессию? Разве она дала волю своим чувствам, когда преподаватель бросил ее? Нет, она взяла себя в руки и с отличием закончила курс. Она настолько преуспела в этом, что начала посещать его семинар по кредиту.

Она сумеет справиться со своим желанием до возвращения на остров к старому дубу. А что она должна рассказать Джону? Он может не поверить ей. Придется захватить что-нибудь для подтверждения своих слов. Интересно, с кем-нибудь случалось такое?

Ни с кем, сама себе ответила она, и новая волна сомнений захлестнула ее. А может, просто никто не вернулся?

«Не будь такой пессимисткой», – пожурила себя Либби. Она перевернулась на живот и взбила подушку. Не так-то легко заставить себя думать о другом. Если путешествие во времени возможно, почему она не слышала о людях, которые совершили его до нее? «Потому что, – сказала она, покусывая пальцы, – ни один здравомыслящий человек не расскажет подобную историю из-за боязни прослыть психом».

Она вспомнила старый госпиталь и скривилась. Люди ее эпохи воспринимали как должное современную медицину и бытовые приборы. Она поежилась, уразумев, что в больнице не было даже антибиотиков и аспирина. У девушки мороз пробежал по коже, когда она в кухне не обнаружила ни холодильника, ни микроволновки. Она понимала, что привыкнуть к таким примитивным условиям невозможно. Либби успокоила себя тем, что решила: ей и не придется привыкать. Она вернется домой. Она даже не станет думать о другой возможности.

Она доберется до острова Пикенс, залезет на старое дерево и, если посчастливится, вернется в свое время до того, как ее жизнь пойдет под откос. Вероятно, ей не придется лечить старый дуб, особенно если возвращение будет длительным. Но у нее останутся ее клиенты, а потом появятся и другие возможности. Единственное, что ей нужно…

Ее молнией пронизала мысль, которая раньше никогда не приходила ей в голову. Дерево! Она шлепнула себя по лбу. Глупая! – обругала себя Либби и почувствовала, что энтузиазма у нее поубавилось. Да ведь дерево сильно покалечено и вполне возможно, что его спилят. А что тогда? Что станет с ней, застрявшей в прошлом, если Старый Патриот будет уничтожен?


Глава шестая


Джон Фолк прислонился к искривленному стволу сосны и затянулся тонкой сигарой. Он позволил себе расслабиться, хотя мысли о гостье не давали ему покоя.

Что за девушка спит в его доме? Откуда она появилась? Ее странная речь и дикие выражения повергали его в состояние шока. Она, наверное, издалека. Оттуда, где он не бывал, хотя путешествовать ему приходилось много. Он никогда не встречал людей, похожих на нее.

Важный вопрос так и остался без ответа: что она делала в форте Пикенс? Может, она лазутчица? Вряд ли. Он был достаточно опытен, чтобы распознать шпиона. И тем не менее он не отбросил эту мысль, а отложил на потом.

Ее легенда, хоть и фантастическая, звучала правдоподобно.

От него не укрылись ее сомнения и растерянность, что вполне возможно при потере памяти. Но временами он читал в ее взгляде нечто такое, что лишало его покоя. Хитрость? Обман?

Он затянулся. Едкий табак приятно пощипывал язык. Фолк надеялся, что она говорит правду. Ради себя и ради него.

Сигара тлела в его руке, пока он заново прокручивал в уме странные события сегодняшнего дня. Внезапно он поймал себя на том, что улыбается. Либби Пфайфер за одно утро смогла добиться того, что не удавалось сделать годами. Он перестал радоваться жизни много лет назад. И хотя ощущение было почти новым, но каким приятным!

Стоило ему вспомнить Либби, как он ощутил беспокойство. Он снова почувствовал ее прохладную кожу на своих загрубевших ладонях. Его грудь горела там, где ее груди прижимались к нему. Его язык болезненно жаждал почувствовать ее податливый рот…

Ее непосредственность и шарм притягивали его. Но то, что он чувствовал, было больше чем влечение. Между ними возникало что-то непонятное, стоило им дотронуться друг до друга. Безумное желание появлялось даже при виде солнечного блика на ее темных волосах.

Но это не все. Кроме вожделения она разбудила нежность в его сердце, которое он считал уже мертвым.

Кто она? И что, черт ее побери, делала она на Пикенсе? Он должен выяснить это до того, как позволит себе серьезно увлечься.

Он поглядел на окно ее комнаты и еще раз глубоко затянулся.

Прохладный ночной ветерок раздувал занавески, остужая ее горячее тело.

Он представил ее спящей. Кудри, рассыпавшиеся по подушке. Маленькое тело, которое вряд ли оставит вмятину на простыне. Ноги и руки раскинуты как у забывшегося сном ребенка. Нет, она далеко не ребенок. Это взрослая женщина, очень сексуальная. Многие потаскухи хотят казаться таковыми, но не многие обладают этим качеством в действительности.

Он вздохнул, выбросил сигару и тут же зажег новую, чтобы занять чем-то руки. Пот струился у него по спине.

Спрятавшись в тень, Фолк снял рубашку и протер ее влажную кожу. Но под деревом было душно – ветерок не пропускала завеса из мошек – и он решил окунуться, чтобы охладить пылающее тело. Подозрительный скрип в комнате гостьи прервал размышления Фолка. Похоже, она двигает мебель. Затем раздались проклятья, которые никогда не должны срываться с уст леди. И он опять улыбнулся.

Через не плотно задернутые занавеси он видел, как она возилась у стола рядом с подоконником. Внезапно вспыхнул огонь, и она вскрикнула. Попытка зажечь лампу не сразу увенчалась успехом. Можно подумать, что она никогда не подносила спичку к фитилю! Над этим тоже стоит поразмышлять.

Но как только девушка выпрямилась, мысли о ее странном поведении испарились. Вся ее одежда состояла из двух шелковых полосочек сливового цвета на груди и на бедрах. Странная одежда дразнила воображение, воспламеняла его. Он знал, что не должен смотреть, но не мог отвести глаз. Либби собрала в руку короткие завитки, закрывавшие ей шею, и принялась с наслаждением вдыхать холодный воздух, льющийся в открытое окно.

Либби исчезла в глубине комнаты, потом появилась вновь. Она натянула через голову рубаху, которая едва прикрывала бедра. Это была футболка, в которой он впервые увидел ее. Подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, она влезла в диковинные штаны. Одевшись, девушка прикрутила фитиль лампы. Он выпрямился в ожидании.

Что она задумала? Уж не собирается ли удирать? Иначе с какой стати она будет напяливать одежду в полночь?

Он прислушался. Раздался слабый скрип. Кто-то открыл, а затем тихонько затворил за собой дверь. Выбросив вторую сигару, которая так же, как и первая, увы, не доставила ему удовольствия, он спрятался под деревом. Либби на цыпочках завернула за угол дома и остановилась, озираясь по сторонам: в лунном свете все выглядело иначе.

Прижимая ботинки к груди, она помчалась к воде, стараясь как можно ближе держаться к дому. Джон не выпускал ее из виду, хотя и оставался в укрытии неподалеку от сарая. Либби замерла, огляделась, после чего понеслась по склону и исчезла.

Острые ракушки впивались ей в подошвы, когда она бежала по тропинке. Но в ботинках ее могли услышать, и она, сжав зубы, терпела. Она должна добраться до берега и найти какую-нибудь лодку.

Мысль о том, что ей придется в кромешной тьме переплывать залив, вызвала у нее страх, который, однако, не шел в сравнение с ужасом, поселившемся в ее сердце, когда она поняла, что может остаться здесь навсегда. Она должна спастись! Должна, во что бы то ни стало. Либби повторяла это слово как молитву, шаг за шагом приближаясь к воде.

Серебристо-голубоватый лунный свет освещал залив. Белый как сахар песок отражал его и был виден в темноте.

Чтобы не увязнуть в песке, ей приходилось при ходьбе подтягивать колени чуть ли не к подбородку. Тем не менее она упорно продолжала искать лодку.

Наконец, примерно в тридцати футах от того места, где она стояла, Либби увидела темные очертания лодки, покачивающейся на волнах у пирса. Возможно, это та лодка, на которой они приплыли сюда, но в полутьме точно сказать было невозможно. Выглядела она достаточно надежной, и девушка пустилась бежать, то и дело проваливаясь в песок.

Когда маленькая пристань была совсем рядом, за ее спиной раздались шаги. Здесь кто-то был! Она резко обернулась и, узнав своего преследователя, вскрикнула. Последние несколько футов она неслась как ветер. Ярость душила ее.

Но где там! Ей ни за что не опередить его. Он обрушился на нее раньше, чем она достигла пристани, дал ей подножку, и они вместе повалились на песок.

Взметнулся фонтан песка. Он обхватил ее руками. Удар пришелся на его правый бок. Она услышала хрип, вырвавшийся из его груди. Она барахталась, старалась изо всех сил вырваться из его цепких рук, но он подмял ее под себя, сжал коленями талию, а руки развел в стороны.

Либби попробовала было выскользнуть, но, почувствовав тугую полосу плоти на своем теле, прекратила попытки.

– Отпустите меня, – молила девушка, тщетно пытаясь высвободить руки.

– Не двигайтесь, – задыхаясь, прошептал он. Она поняла, что он запыхался, преследуя ее, и снова попыталась вырваться.

Единоборство продолжалось. Ее грудь вздымалась, соски напряглись, готовые проколоть футболку.

– Позвольте мне встать, – попросила она, заметив, что он не может оторвать глаз от выреза ее майки. В пылу драки он случайно наступил коленом на ее нижний край, оттянув вырез, в котором виднелась ее грудь и шелковый бюстгальтер.

Жилка на его шее бешено пульсировала. А полоса плоти, касавшаяся ее бедер, стала совсем твердой.

Либби смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Что он собирается делать? Выражение его лица рассмотреть ей не удалось.

– Куда это вы направились? – наконец спросил он.

Какое-то мгновение ее язык отказывался повиноваться. Она облизнула пересохшие губы и, почувствовав во рту песчинки, попыталась выплюнуть их.

Он накрыл обе ее руки своей ладонью, а второй рукой смахнул песок с ее губ, чем несказанно удивил Либби. Большой палец, которым он смахнул песчинки с ее нижней губы, так и остался там.

– Куда? – мягко повторил он свой вопрос.

Либби пыталась собраться с мыслями, но его большой палец, скользивший по ее пересохшим губам, не давал ей покоя.

– На Пикенс, – в конце концов ухитрилась выдавить из себя девушка. Ее голос дрогнул, и она осеклась. Его ладонь замерла на ее лице, и она поняла, что он заметил ее волнение.

– Проклятье! Женщина, я кажется ясно сказал вам, что никому не разрешено пребывание на острове. Я объяснял…

– Мне наплевать на ваши запреты! – воскликнула Либби, перебивая сердитого капитана. – Я должна вернуться туда!

– В таком случае вам придется подождать, пока запрет будет снят.

– Я не могу! – вскричала она, возобновляя свои попытки освободиться из его объятий. – Вы не представляете, как это важно для меня.

– Тогда объясните, – бросил он с вызовом.

Либби не могла ничего сказать. Он ни за что бы не поверил. Если она попытается рассказать ему правду, он сочтет ее сумасшедшей или лгуньей.

Вот тогда ей свободы не видать. Решив, что она тронулась, он упечет ее в сумасшедший дом. Если не поверит ее словам, то посадит на гауптвахту.

Ее не мучили допросами, потому что дали временную передышку. Ей придется воспользоваться старой уловкой еще раз, пусть она и звучит не очень убедительно.

– Я должна вернуться к дереву, – прошептала она, забыв в отчаянии о гордости. – Я не могу ждать. Это вопрос жизни или смерти.

Выражение его лица несколько смягчилось, и он ослабил натиск.

– Я искренне хочу помочь вам и помогу, если это будет в моих силах, как только отменят запрет. Но до того…

– Нет! – воскликнула она, вырываясь снова. Освободив одну руку, она принялась размахивать ею и угодила ему в челюсть. Он чертыхнулся, слегка сжал ее и потряс головой.

Капля крови показалась в уголке его рта, и у Либби остановилось сердце. Никогда в жизни она никого не била. Страх парализовал ее. Как он отреагирует? Чем ответит на удар? Какая же она дура! Ведь он тяжелее ее на добрых семьдесят фунтов!

Он сидел неподвижно так долго, что Либби стало не по себе. Глаза закрыты, зубы сжаты.

Не в силах вынести молчание и неопределенность, она откашлялась и пролепетала:

– У вас на губе кровь.

Он слизал языком капельку крови. Она, как будто загипнотизированная, не могла оторвать глаз от его языка. Проследив за ее взглядом, Фолк склонился над ней. У Либби перехватило дыхание.

Она боялась его, ее раздирали сомнения: а вдруг он способен на насилие? Но она не думала, что он может так мягко и нежно взять в плен ее рот. Его темные полные губы впились в ее податливый рот. Мягкая, как шелк, атака лишила ее сил. Ее губы раскрылись, и она приподнялась, чтобы слиться с ним в поцелуе.

Его ладони заскользили по ее рукам, ребрам, талии, коснулись бедер и двинулись вверх, замерев на шее. Его прикосновения вызвали в ней ответное желание. Она была в шоке от силы своего вожделения, и ей понадобились все силы, чтобы отпихнуть его плечи. Он потерял равновесие, качнулся, но его нога еще сильнее стиснула ее бедро.

Освободив из плена свой рот, она уставилась на него.

– Что вы собираетесь делать?

Он усмехнулся.

– То, чего хотел весь день, – ответил он, убирая руки с ее груди, которые оказались там во время яростного единоборства. – И вы, сдается мне, тоже.

– Приятель, у тебя крыша поехала! Я хочу вырваться на свободу.

Он описал рукой полукруг.

– Какую свободу? Что вы будете с ней делать? Ни при каких обстоятельствах я не позволю вам вернуться на остров, пока полковник Ленгдон не отменит запрет. Ближайший населенный пункт – крошечный городок Вулси, вам там ничего не светит. До Пенсаколы – пятнадцать миль на восток. Я содрогаюсь при мысли, с чем вы там столкнетесь, если появитесь без денег и в одежде, которая сейчас на вас.

Либби села, скинув с бедра его тяжелую ногу.

– Так или иначе, я вернусь на Пикенс.

– Нет, не вернетесь. Но если будете упрямиться, мне придется посадить вас на гауптвахту. Почему вы так стремитесь вновь увидеть это дерево? А что если это место встречи и ваш напарник поджидает вас даже сейчас?

– Какой напарник? Что вы несете? Произошел несчастный случай. Я хочу выяснить, что же случилось со мной на самом деле.

Черты его лица смягчились, и Либби видела, как он борется с собой, как желание поверить ей начинает брать верх.

Девушка взмолилась:

– Пожалуйста, помогите мне. Отвезите меня назад только на несколько минут. Клянусь, я ничего не замышляю и не представляю угрозы ни для кого.

Он покачал головой, продолжая смотреть ей в глаза.

– Я всем сердцем хочу помочь вам. И помогу, чем смогу. Но дайте слово, что будете послушной. Я не могу нарушить приказ полковника. Однако обещаю, если будете вести себя хорошо, без всяких там фокусов, отвезти вас на остров, как только запрет будет отменен.

– Ах! – вскричала она, пряча лицо в ладонях. – Я не могу так долго ждать. – Отчаяние и боль читались в ее взгляде, когда она подняла глаза. – Я не могу.

– Это все, что я в состоянии предложить. Если вы не согласны, мне не остается ничего другого, как только проследить за тем, чтобы вас упрятали за решетку.

И хотя голос капитана звучал взволнованно, настроен он был очень решительно.

– Неужели несколько недель имеют такое значение? А вдруг, пока вы будете здесь, вам удастся кое-что вспомнить? Тогда не понадобится возвращаться на остров.

Либби больше не слушала его. Она пыталась собраться с мыслями, чтобы оценить создавшуюся ситуацию.

– Что вы сказали? – промямлила она.

– Я спросил, какое значение имеют несколько недель и…

– Никакого, – ответила Либби, и в ее глазах зажглись огоньки. Ведь на самом деле не надо слишком торопиться. Ей вспомнился аналогичный случай. Несколько лет назад в другом штате какие-то изверги надругались над старым деревом. Администрации графства понадобились месяцы, чтобы преодолеть бумажную волокиту, протесты экологов и срубить наконец покалеченное дерево.

В случае же со Старым Патриотом никто не разрешит действовать второпях. А поскольку дуб находится на территории Национального парка, то волокиты будет гораздо больше. Время у нее есть. Она испытала огромное облегчение.

– Мисс Пфайфер?

– Да?

Капитан глядел на нее сверху. Сочувствие и смущение вызвали короткую вспышку желания, которую она читала на его лице раньше.

– Вы согласны?

– Да, капитан. – Она, как и прежде, мечтала вернуться домой побыстрее. Но то, что ей удалось вспомнить, немного успокоило ее. Она не должна рисковать. Ведь если он рассердится, ее ждет гауптвахта на неопределенный срок. Она может спокойно дождаться, пока Ленгдон снимет запрет. Это будет нелегко. Придется запастись терпением, но она справится.

– Да, я принимаю ваше предложение, капитан. Я буду ждать, когда вы сможете отвезти меня на остров. Обещаю, что больше не буду пытаться сбежать.

Он нахмурился. Очевидно, внезапная смена ее настроения застала капитана врасплох.

– Вы уверены в том, что говорите? Я не хочу вызвать недовольство полковника, если он узнает о ваших истинных намерениях.

Заметив, как у него опухла губа, Либби поняла, что переборщила: не надо было так вести себя.

Она натянуто улыбнулась и протянула ему руку. Когда большая мужская ладонь накрыла ее маленькую ручку, Либби вновь ощутила, что ее тянет к нему как магнитом.

– Даю вам слово, капитан.


Глава седьмая


Джон скользнул взглядом по лицам солдат, выстроившихся для утренней поверки. Он пытался сосредоточиться на том, как начищены их пуговицы и в каком состоянии оружие, но его ум – обычно такой дисциплинированный – отказывался подчиниться.

Либби Пфайфер, как видно, глубоко запала ему в сердце. Она ворвалась в его жизнь точно так же, как оказалась в форте – нежданно-негаданно.

К действительности его вернуло жужжание большого шмеля, который кружился над головой молоденького сержанта. Не имея возможности пошевелиться, тот выглядел очень комично, скосив оба глаза на кончик носа.

Джон предпринял еще одну попытку вернуться мыслями к утренней поверке. Пройдя несколько шагов, он приказал стоявшему перед собой солдату выйти из строя. Оружие оказалось в порядке, и солдат вернулся на место. Капитан был удовлетворен.

Дойдя до конца шеренги, он обнаружил, что солдат что-то беспокоит. Они изо всех сил старались смотреть прямо перед собой, но выражение их лиц было довольно странным.

Он вскинул брови, и они застыли по стойке смирно. Проследив за тем, куда пялится сержант, он повернулся и ахнул.

У него отвисла челюсть, когда он увидел, как предмет его мечтаний вышагивает по плацу с подолом в руке. Ноги Либби были выставлены на всеобщее обозрение. Девушка шла, слегка покачиваясь: пыталась удержать плетеную корзину на бедре. Что за дьявольщина. Эта женщина ведет себя непозволительно!

У него возникло непреодолимое желание броситься к ней и заставить ее прикрыть ноги. Более ста мужчин глазели на нее, словно Либби была акробаткой в цирке. Но что-то остановило его. Она выглядела такой невинной, одинокой. Ее ножки едва касались земли, а растрепанные волосы живописно обрамляли головку. Она не подозревала, какое впечатление производила на мужчин, в частности на него.

И он в который раз принялся ломать голову над тем, откуда взялась эта женщина. Как получилось, что она выглядит такой невинной и в то же время такой соблазнительной? Есть ли у нее какая-нибудь родственница, которая может подсказать ей, как надо одеваться и ходить? Или родственник, который разъяснит ей, как коварны мужчины? Порыв ветра взметнул ее платье. Он тяжело вздохнул, глядя на то, как Либби радуется дуновению ветерка.

Вздохи за его спиной вывели Фолка из задумчивости. Он повернулся и оторопел, увидев голодные мужские лица.

– Примите командование, лейтенант Гарвей, – приказал Фолк, заставив солдат виновато опустить глаза. – Видимо, назрела необходимость напомнить вам, что вы обязаны вести себя как джентльмены и солдаты.

В порыве гнева он помчался через плац. Хотя Фолку претило все время делать ей замечания, он должен заставить Либби Пфайфер вести себя прилично, в противном случае полковник поручит опеку над ней кому-нибудь другому.

– Мисс Пфайфер! – со злостью воскликнул капитан, громко стуча каблуками по утрамбованной земле. – Мисс Пфайфер, подождите, пожалуйста!

– О, приветик, капитан! – ответила она и повернулась так резко, что ударила его корзиной.

– Что вы вытворяете? – прошипел Джон, высвобождая полу мундира.

– Несу грязное белье в прачечную. Каролина сказала, что они стирают и гладят для всего гарнизона.

– Мисс Пфайфер, я в курсе гарнизонных дел. Я имел в виду совсем другое. Почему вы расхаживаете в таком виде перед моими солдатами? – Он указал пальцем на ее стройные ноги, обтянутые черными чулками.

– Мне посоветовала Каролина надеть их, – принялась оправдываться девушка. Выражение ее лица свидетельствовало о том, что они ей тоже не по душе. – Я ее предупредила, что ни за что не надену все эти прибамбасы. Меня вполне устраивали мои носки. Теперь, правда, они в корзине – неплохо бы их постирать после такой передряги.

– Мисс Пфайфер, я вынужден напомнить вам, что вы находитесь в гарнизоне. Особам женского пола, кроме жен офицеров и нескольких прачек и поварих, доступ на территорию гарнизона запрещен. Вы не столь наивны, чтобы думать, будто мужчины не замечают, как вы разгуливаете по плацу полуобнаженной. Подозреваю, что вы намеренно выставляете напоказ свои прелести. Минутку, позвольте мне договорить! Полковник Ленгдон, да и я тоже, мы не потерпим, чтобы в вверенной ему части находились провокаторши.

– Намеренно выставляю напоказ? У меня и в мыслях не было ничего похожего! – горячо возразила девушка. – Никакая я не провокаторша. Я занималась своим делом – пыталась помочь Каролине. Как мы договаривались.

– А разве оголяться при этом до пупа обязательно?

Джон видел, как пунцовый румянец залил загоревшие щеки Либби. Ее полные красные губы сжались, превратившись в ниточку, а зеленые глаза засверкали, как изумруды.

Она с размаху опустила плетеную корзину ему на ботинок.

– А теперь послушайте, что я вам скажу, – начала грозно девушка, упершись руками в бока. – Я из кожи вон лезу, чтобы привыкнуть к этой одежде, к вашему дубовому языку и давно забытому мужскому шовинизму. Мы заключили соглашение, и слово свое я сдержу. Однако не думайте, что я позволю наезжать на меня. Я не ваш солдат, капитан Фолк. И не потерплю подобного обращения. Шли бы вы куда подальше.

Джон удивленно глазел на маленькое торнадо. Силы небесные! О чем это она? Он с трудом понимал ее речь, словно она говорила на чужом языке. Ее темперамент перехлестывал через край.

Он отметил про себя, что с пунцовыми щеками и диким блеском в глазах она стала еще привлекательнее.

А вдруг она рехнулась? Может, доктор поставил ошибочный диагноз? От ее пришибленности и уязвимости не осталось и следа. Перед ним была фурия, дикая кошка.

– Успокойтесь, пожалуйста, мисс Пфайфер, – Фолк пошел на попятную. Наверное, не стоило делать ей замечание на людях. – Зачем так волноваться. Может, вы хотите поговорить с доктором Стейном?

– Мне не нужен врач, бестолочь, – ответила Либби, стряхивая его руку со своего плеча. – Я только хочу чем-нибудь занять себя и как можно быстрее убраться домой.

Его глаза расширились от удивления, и он уставился на нее.

– Домой? Так вы вспомнили, где живете?

Волнение Джона усилилось. Если к ней возвращается память, значит, вскоре он избавится от нее. И если честно, чем скорее, тем лучше, судя по тому, как он реагирует на ее присутствие.

– Конечно, я знаю, где… – начала было девушка и осеклась. Чтобы не выдать охватившего ее беспокойства, Либби посмотрела в сторону. – Я надеюсь, я уверена, что смогу поехать домой, когда отменят запрет.

Джон отметил про себя, что она прячет от него глаза. Чтобы избежать его взгляда, Либби уставилась в землю, продолжая теребить носком башмака плетеную корзину.

– Хм… – насупился Фолк. Он должен был знать, что с ней будет нелегко. – Хорошо, но постарайтесь держаться подальше от мужчин и помните, что вы должны выглядеть прилично.

В ее взгляде читалось беспокойство. Но девушка шутливо отсалютовала Фолку:

– Как вам будет угодно, капитан!

Сделав вид, что не замечает издевки, Фолк потянулся за корзиной.

– Позвольте помочь вам.

– Я в состоянии донести сама, – возразила девушка, хотя он уже поднял корзину.

Джон пропустил мимо ушей ее возражение и лишь слегка пожал плечами. Он и не думал отпускать крепкие ручки корзины.

– Без сомнения. Но мне известно слово «шовинизм», хотя я не вполне понимаю ваше обвинение. Жаль, что я действительно не повел себя как «шовинист», не воспользовался ситуацией.

Обстановка накалялась. Либби тоже вцепилась в корзину. Она застыла, глядя в его окаменевшее лицо.

Затем, к удивлению и радости капитана, она улыбнулась и разжала пальцы. Махнув ему рукой, что, по-видимому, означало, что он может идти, она лихо подмигнула Фолку.

– Показывайте дорогу, капитан, – попыталась пошутить Либби. – К вашему сведению, я никогда не была ярым сторонником женского равноправия.

– Вы можете уделить мне минуту, док? – спросил Джон, просунув голову в приоткрытую дверь госпиталя.

Стейн был занят – корпел над журналом, но, услышав голос капитана, промокнул чернила и закрыл кондуит.

– Чем могу быть полезен, капитан?

– Меня интересует, что с Каро. Результаты последнего визита. Я пытался выведать у нее, но она нема как рыба.

– Капитан Фолк, вы же знаете Каролину. Она не хочет верить, что у нее слабое сердце, и продолжает утверждать, что находится в прекрасной форме. Но мой долг предупредить вас, что этой симпатичной леди придется сбросить обороты, иначе она доконает себя.

– Проклятие, этого я и боялся! Поэтому я и поселил у нас Либби Пфайфер. – Он сказал правду, но не всю. Капитан взял к себе в дом девушку не только для того, чтобы помочь Каролине. Он должен следить за ней, чтобы знать, что она замышляет. – Я знал, что Каро пожалеет девушку и позволит ей остаться. Мисс Пфайфер согласилась выполнять часть обязанностей Каро.

– Отлично, – закивал доктор. – Это уже кое-что. Вполне вероятно, что после отъезда мисс Пфайфер она согласится взять в дом постоянную помощницу.

– Кстати, о мисс Пфайфер. Что вы на самом деле думаете о ней и об истории, которую она рассказала?

– Я не уверен, что понимаю ваш вопрос. Мне сообщили, что она потеряла память, но я не говорил с ней с тех пор, как вы приводили ее сюда. Уж вам-то это известно, – несколько раздраженно заметил доктор. – Ленгдон ведь не настаивал на ежедневных визитах мисс Пфайфер, и я не вижу причин, чтобы это было необходимо.

– Вы допускаете, что она потеряла память в результате падения с дерева?

Доктор вытянул длинные худые ноги, поскреб заросшие щетиной щеки и откинулся в кресле, сцепив руки на затылке.

– Вы провели с ней больше времени, чем я. Как вы сами-то считаете?

– Но я не доктор. Сдается мне, что она помнит гораздо больше, чем говорит. Может, у нее частичная потеря памяти?

Доктор пожал плечами:

– Когда речь идет о мозге, возможно все. Современной медицине мало что известно о его работе.

– А что если она вообще не теряла память и только притворяется?

– Не вижу резона делать это, – увильнул от ответа эскулап. Действительно, какой резон, согласился Джон. Но стоило ему подумать о Либби Пфайфер, как на ум приходили сотни причин. Сколько же он о ней думал! Могла ли она быть лазутчицей? Если да, то на кого она работает в Барранкасе? А вдруг она одна из этих фанатичек из Ассоциации по защите прав индейцев, которые повсюду суют свой нос в надежде раскопать доказательства плохого обращения с бедными дикарями, несмотря на то, что в регулярных рапортах Ленгдона утверждалось обратное.

– А как у нее с психикой? – поинтересовался капитан, решив, вероятно, что она больше похожа на психопатку, чем на хитрого лазутчика.

– Вас интересует, в своем ли она уме?

– Нет, – ответил капитан, – я не думаю, что она чокнутая.

Она могла быть странной, казаться выбитой из колеи, но была в своем уме. Фолк мог поспорить на что угодно, что она не была лазутчицей. Он сам не понимал, откуда у него такая уверенность, но чувствовал, что прав.

– Возможно, мы подходим к проблеме не с того конца, – неожиданно заявил Стейн.

– Не понял…

– А что если это не физическая травма? И мисс Пфайфер мучают проблемы, отнюдь не связанные со здоровьем?

– Что вы имеете в виду?

– Не исключено, что юная леди прекрасно знает, кто она и откуда. Может, она намеренно скрывает свою фамилию.

– Почему?

Доктор пожал плечами:

– Хоть я и гарнизонный лекарь, но чтобы понять, что у человека неприятности, диплом врача не нужен. А вдруг она не может вернуться домой по какой-то причине? Что если она боится?

– Чего? – спросил Джон, склонившись над заваленными бумагами столом доктора.

– Откуда я знаю, – Стейн растерянно посмотрел на него. – Я только делаю предположения. Может, у нее злой отец или ревнивый муж. Черт, вполне возможно, у нее есть и тот, и другой. У женщин много неприятностей, поверьте мне. Но большинство из них кажутся нам, мужчинам, высосанными из пальца, даже когда мы знаем, в чем они заключаются.

Какая глупость со стороны врача делать подобные утверждения, подумал Джон. Сам он никогда не был женат. Если он и общался с женщинами, то пару часов, за которые обычно платил. Тем не менее он верил, что сможет помочь Либби. Только бы знать, что ее гложет! Затем он еще раз спросил себя, с какой стати он должен заботиться о ней? Однако факт оставался фактом: он уже нянчился с ней. Раньше он никогда не копался в своих мыслях и чувствах. Принимал вещи такими, какими они были, и не раздумывал зачем и почему.

– Между прочим, – Стейн прервал его размышления, – полковник приказал мне еще раз осмотреть пленных. Вам известно, в чем дело?

Джон опять вернулся мыслями к тому, что наполняло смыслом его жизнь. Апачи. Большую часть своей сознательной жизни он потратил на то, что выслеживал их и брал в плен, чтобы над ними свершился справедливый суд. Он потерял счет годам, которые ушли у него на преследование.

Страшно подумать, что виновные в гибели его семьи и других злодеяниях никогда не предстанут перед судом. Он не мог допустить этого!

Вопрос доктора не прервал цепь его горьких размышлений.

– Нет, я не в курсе.

Какое ему дело? Ненависть и гнев иссушили его. Он был не такой, как все. Не оплакивал своих родителей, ту любовь, которую они могли ему подарить. В долгие предрассветные часы, когда боль становилась невыносимой, он не проронил ни слезинки. Внутри все омертвело. Пусть ничего не меняется, решил он.

В какого дурака он превратился из-за Либби Пфайфер! Сперва на плацу, потом у доктора, будто она что-нибудь значит для него. Из них двоих сумасшедший он.

– До встречи, док!

Он покидал госпиталь с равнодушным выражением лица. Обругав себя за временное помешательство, он успокоился, прежде чем направиться в штаб к полковнику.


Глава восьмая


Резкий весенний ветер принес облегчение, жара пошла на убыль. Радуясь прохладе, она выжала тряпку, распрямила плечи и принялась за мытье большого окна фасада дома.

Вот уже два дня она без передыху скребет, драит, натирает – одним словом, ушла с головой в домашние дела. Только так ей удается сохранять спокойствие, когда в голову лезут мысли о ее незавидном положении, хозяине дома и необъяснимом влечении, которое она испытывает к нему.

За эти дни она не раз замечала, как Каролина садилась, чтобы перевести дух. Глядя на ее печальную и немного таинственную улыбку, Либби задавалась вопросом: интересно, что на уме у этой доброй женщины?

Спрашивать было бесполезно, так как она постоянно держала рот на замке. Она никогда не сплетничала ни о ком, включая Фолка. Ее молчание подогревало любопытство девушки, которую интересовали любые подробности из жизни капитана.

После того как Либби поселилась в большом доме, она виделась с Фолком несколько раз, да и то мельком. Он был занят по службе. Иногда они встречались за завтраком, но вряд ли эти короткие мгновения можно было назвать встречей. Стоило ей спуститься в столовую, как он тут же просил прощение за то, что вынужден покинуть ее, вставал из-за стола и уходил. Обед, как правило, ему подавали в кабинет, тогда как они с Каролиной накрывали себе на кухне. У Либби возникло подозрение, что он избегает ее.

От нее не укрылось, что с каждым днем он все больше мрачнел. Несколько раз она пыталась вызвать его на разговор, но в последний момент всегда трусила. Собственные тайны тяготили ее. Она не осмеливалась просить его поделиться с ней, пока сама не могла быть откровенной.

– Пора отдохнуть! – сообщила Каролина, которая появилась на веранде с графином чая и двумя стаканами.

– Ничего не имею против, – воскликнула Либби, плюхнувшись в ближайшее плетеное кресло. Ее юбка взметнулась и опустилась на подлокотники. Девушка, вздохнув, с раздражением собрала ее на коленях. Никогда она не привыкнет носить на себе столько ярдов ткани!

– Если вы позволите мне подогнать платье, вам не придется все время сражаться с ним.

Либби взяла предложенный Каро стакан и улыбнулась.

– Вы и так сделали достаточно, – одолжили мне свои платья. Я не хочу, чтобы вы испортили их переделкой.

– У меня есть юбка и пара блузок, в которые я уже не влезаю. Если немного подкоротить оборки, с платьем ничего не случится.

– Пояс отлично держит, – возразила Либби.

– Упрямица, – пробормотала Каро.

– Я вам никого не напоминаю? – парировала Либби, наслаждаясь шуточной перепалкой.

Каро частенько говорила, что в двадцать лет она была такой же. Женщина улыбнулась и отхлебнула чай.

– Верно, напоминаете, – согласилась она. Услышав цоканье копыт, Либби повернула голову: Фолк въезжал во двор. Улыбка исчезла с ее лица. Даже с такого расстояния она заметила пылающее гневом лицо капитана и напряженность, сковавшую его тело.

– Что-то не так, – прошептала она, не сводя с него глаз.

Каро повернулась, взглянула на Фолка, затем подошла к лестнице и позвала его.

– Не ждите меня к обеду, Каро! Я буду поздно.

– Да, сэр, – пробормотала она, торопливо взглянув на Либби.

Либби стояла рядом с ней на ступеньках. Фолк задержался на секунду, чтобы кивнуть ей.

– Мисс Пфайфер!

– Что-нибудь случилось, капитан?

Каро с укором посмотрела на нее, и Либби поняла, что брякнула лишнее.

Фолку стоило усилий не показать вида, что он раздражен, но ответил абсолютно спокойно:

– Ничего, что вас могло бы интересовать!

Он резко повернулся, пришпорил кобылу и покинул двор, вздымая облако белой ракушечной пыли.

– Уже второй раз на этой неделе он уезжает в таком настроении. Не иначе, что-то стряслось, – заметила Каро.

– Простите, может, я сую нос не в свое дело? Вам известно, что его беспокоит?

– Подозреваю, что его беспокойство связано с индейцами.

– Джеронимо? – Каро кивнула. – Скажите, это рота капитана доставила его сюда?

– Верно. Но все без толку. Этот человек не заплатит за свои преступления. Я имею в виду, что он не будет повешен, как было обещано ранее.

– Джеронимо повешен? – задохнулась Либби, удивившись, почему она нигде не читала о том, что ему грозила смертная казнь.

– Конечно, – Каро повернулась к ней лицом. – Когда они отправились на его поиски, им обещали, что он предстанет перед судом в Сан-Антонио за преступления, которые совершил. Но генерал Нельсон Майлз согласился простить апачей, если они добровольно сложат оружие. Он поторопился загнать их во Флориду по приказу президента Кливленда и не сдал гражданским властям. В распоряжение индейцев отдан остров, – сообщила она, указывая на форт Пикенс. – Они воссоединились со своими семьями. Джон тяжело переживает решение генерала.

– Почему, если таковы условия сдачи? Они прекратили набеги. Разве мы не добились, чего хотели?

Каро задумчиво посмотрела на нее, затем вернулась к креслу, собрала стаканы.

– Не все. Кое-кто по личным причинам хотел наказать апачей.

– Так вы говорите, что у капитана Фолка были причины бороться с апачами? – ее любопытство могло оттолкнуть Каро, тем не менее она не удержалась от вопроса.

Каро тяжело вздохнула.

– Были. Мне не известны подробности, но я знаю, что ребенком он потерял всю семью при набеге апачей. Он никогда не говорит об этом, а я боюсь спрашивать.

Она взяла грязные стаканы и исчезла в доме.

Либби глядела ей вслед, ужасаясь только что услышанному. Так, значит, он потерял родителей в раннем детстве? Теперь понятно, почему он такой замкнутый, даже угрюмый. У нее открылись глаза.

Как бы ей хотелось расспросить Каролину о капитане Фолке, но нет, надеяться не на что. Хоть она и нравилась Каролине, тем не менее хозяина эта женщина не предаст никогда.

Если кто и посвятит ее в тайну, так это сам капитан. Она была уверена, что рано или поздно ей удастся вызвать его на откровенность.

Она принялась строить планы, раздумывать, как добиться своего.

Фолк вернулся домой далеко за полночь. Она вскочила с постели и набросила халат, который одолжила ей Каро. Припав к маленькому оконцу спальни, Либби, не отрывая глаз, следила за капитаном, который отводил кобылу в конюшню на заднем дворе.

Открыв дверь, она проскользнула на лестницу, которая вела в кухню с черного хода, и поджидала там капитана.

Каро всегда оставляла Фолку обед в духовке, когда было известно, что он задержится. Домоправительница спала как убитая, поэтому Либби была спокойна: она не узнает, в котором часу вернулся Фолк.

Девушка поставила на плиту кофейник и накрыла капитану на маленьком столике. После долгих сомнений она решила вызвать его на разговор этой ночью. Любопытство было столь сильным, что ни о чем другом она и думать не могла.

Скрипнула дверь. Либби затрепетала, услышав шаги на каменных ступенях. Усилием воли ей удалось унять дрожь и налить кофе в чашку.

– Это что такое? – закрыв дверь, спросил Фолк и уставился на Либби.

Она подняла чашку:

– Кофе.

Фолк настороженно посмотрел на нее, снял шляпу и повесил ее на крючок. Отбросив волосы с лица, он подошел к девушке и взял из ее рук предложенную чашку.

– Совсем ни к чему дожидаться меня, мисс Пфайфер. И обслуживать меня не надо.

– Чепуха. Просто мне не спалось. – Это было почти правдой. Она умолчала лишь о том, что все это время боролась со сном, дожидаясь его возвращения.

Либби сняла с плиты кастрюлю и жестом пригласила Фолка за стол.

– У вас бессонница? – с беспокойством в голосе поинтересовался капитан. – Можно проконсультироваться с доктором.

– Ничего страшного. Полагаю, что в моем положении было бы странно, если бы я спала нормально.

Фолк кивнул:

– Вы правы.

И выражение горечи – такое привычное для его лица – вновь пришло на смену мимолетному сочувствию. Теперь она знала, откуда оно. Увы, ей никогда не понять Фолка! О такого рода переживаниях она читала в исторических романах. У нее стыла в жилах кровь, когда картины кровавой расправы – одна ужаснее другой – оживали на страницах любимых произведений. А каково пережить подобное самому, да к тому же в детстве?

Она всем сердцем желала помочь ему, но как? Из-за этого, собственно, она и ждала его. Однако теперь Либби поняла, что совершила очередную глупость. Она ведь не имеет ни малейшего представления о том, что ему нужно. А любопытство не доведет ее до добра.

Как она собиралась помочь Фолку, если не в состоянии решить свои собственные проблемы? Кроме того, она должна выбраться отсюда, ей ни к чему втягиваться в их жизнь!

Внезапно она поняла, что должна покончить с этим до того, как ее затянет омут страсти. Она встала и потуже завязала широкий пояс халата.

– Ну что ж, если вам больше ничего не нужно, я пойду спать. Спокойной ночи, капитан.

Она была уже у двери, когда он окликнул ее по имени. Либби замерла. Рука повисла в воздухе.

Никогда прежде он не называл ее так. Капитан всегда был подчеркнуто вежлив и уважителен. Едва ее имя сорвалось с его губ, как сердце девушки затрепетало.

Она медленно повернулась. Его взгляд выражал любопытство, сомнение, интерес. Возможно, желание. Но он тотчас взял себя в руки.

– Вам от меня что-нибудь нужно?

«Нужно?» – повторила она про себя. А может, ей нужно, чтобы он опять поцеловал ее? И не только поцеловал? А вдруг ее решение поговорить с ним всего лишь уловка, желание оказаться в его объятиях? Если раньше она не хотела верить, что их как магнитом тянет друг к другу, то мурашки, которые пробежали у нее по спине, убедили Либби в обратном. Она должна смыться, иначе совершит еще одну глупость. Но ноги приросли к полу.

– Да нет. Мне не спалось, и я подумала, что мы можем поговорить. Но сейчас поняла, что ошиблась. Оказывается, я очень устала.

Они смотрели друг на друга, и время, казалось, остановилось.

Наконец он кивнул головой, и ей почудилось, или она на самом деле услышала, как он вздохнул.

– Тогда спокойной ночи! – прошептал Фолк.

– Спокойной ночи! – ответила девушка.

Так и не уняв дрожь в коленках, она поднялась по лестнице к себе в комнату. Либби облокотилась о дверь, тяжело дыша. А что, собственно говоря, произошло? Или, может, не произошло то, чего она так хотела? А если б он позвал ее? Вернулась бы она назад в полутемную кухню, чтобы вновь ощутить силу его рук? И неожиданно для самой себя ответила: да.

Но тут же отбросила эту мысль.

Нет, нет, она должна взять себя в руки! Разве с нее не хватит путешествия во времени? Надо же было так влипнуть: у нее возникало желание от одного взгляда Фолка. Либби запуталась, раздираемая противоречивыми чувствами. У нее ведь нет ни времени, ни охоты связываться с ним. Ей ничего не известно о его современниках, их взглядах, привычках, судьбах. И если честно, она не хочет ничего о них знать. Она мечтает как можно быстрее очутиться дома, не оставляя никаких привязанностей в прошлом.

Фолк закрыл лицо руками, а затем в ярости провел растопыренными пальцами по волосам. Проклятье! Почему это произошло с ним именно сейчас?

Ни разу за все эти годы он не пожалел о своем решении. Почему именно теперь, когда индейцы хозяйничают на острове, когда его миссия вот-вот закончится, он должен испытать такое? Почему она вошла в его жизнь до того, как он раз и навсегда захлопнул книгу, повествующую об этом жестоком времени? Впрочем, время не имеет значения. Через месяц или год он так же не сумел бы ничего предложить этой женщине. Внутри у него была пустыня. Он уже не мог ничего изменить в себе. А Либби Пфайфер, кем бы она ни была, заслуживает лучшей доли.

Либби Пфайфер такая необычная! Интригующая и таинственная, она ворвалась в его жизнь в ту самую минуту, как он увидел ее! Она не признавала его авторитета, боролась с ним на равных, дразнила его. Ее рост делал ее смелость еще более привлекательной. Он мог расправиться с ней в два счета, но в действительности желал только одного – заключить ее в объятия. Он отхлебнул кофе, который она налила ему, и ухмыльнулся. Его душа и сердце холодны как лед. В нем умерли все чувства. Но почему стоит ему подумать о ней, как в нем оживает, пробуждается то, что давно погребено? Почему именно о ней?

Когда на следующее утро Либби появилась в кухне. Каролина уже копошилась у плиты. Она протянула девушке чашку густого черного кофе, как раз такого, какой Либби любит, и приветливо улыбнулась.

– Капитан уже завтракал? – не смогла удержаться девушка, хотя заранее знала, что не получит ответа на свой вопрос. Каролина лишь приподняла от удивления бровь. Домоправительница была неразговорчива.

– Он уже ушел, – неожиданно ответила Каро, ставя тарелку с поджаренными ломтиками хлеба на стол. У них уже вошло в привычку пить вместе утренний кофе. И Либби каждый раз радовалась тому, что попала в этот дом.

Пока они завтракали, Либби пыталась разобраться в своих чувствах. Однако сделать это оказалось не так-то просто.

После того как посуда была вымыта, а стол убран, Либби судорожно принялась искать занятие, только чтобы не думать о Фолке. Но на ум ничего не приходило. За порядок во дворе и конюшне отвечал молоденький солдат. Выйдя вместе с Каро из дома, Либби тяжко вздохнула.

– Не хотите прогуляться к миссис Будро и отнести ей это? – предложила Каро, кивком головы указав на большую плетеную корзину с крышкой, стоявшую на земле. Каролина носила ее к миссис Будро через день, и Либби было очень интересно, что в ней находится.

– Я говорила ей о вас позавчера: она жаждет с вами познакомиться. Миссис Будро любит знакомиться с новыми людьми. К тому же она почти одних лет с вами. Вы должны с ней поладить. А кроме того, она нуждается в обществе. А мне нужно в другое место. Вам будет чем занять себя – время пролетит незаметно.

Прежде чем Каролина отвела глаза, Либби прочитала в ее взгляде сомнение, даже неуверенность. Из того, что ей рассказал Фолк, Либби знала, что Каролина регулярно посещает доктора. Вероятно, она должна идти к нему на прием, но не хочет, чтобы Либби стало известно об этом. Интересно, Фолк в курсе? Должна ли она поставить его в известность?

– Миссис Будро – настоящая красавица. Она француженка, ее предки – выходцы из Канады. Эта женщина – ангел, кто хоть раз видел ее, сохранит о ней самые приятные воспоминания, – Каро положила руки на стол и сплела пальцы. По тому, как она нервничала, Либби догадалась, что она считает эти крохи информации сплетней, хотя и понимает, что девушка должна знать, к кому идет.

– К сожалению, ее здоровье оставляет желать лучшего. Ее мучают головные боли, с которыми врач не может справиться. Большую часть времени она проводит в своей спальне с задернутыми шторами. Входите к ней без стука, так как она вас все равно не услышит. Первая дверь направо, как подниметесь по лестнице. Я собрала для нее кое-какую еду на завтрак и несколько наволочек. Миссис Будро вышивает их для меня, когда здоровье ей позволяет, желая хоть как-то отплатить мне за внимание. Ее вышивки лучшие из того, что мне довелось видеть.

– С удовольствием познакомлюсь с ней, – обрадовалась Либби, делая вид, что ей все равно, хотя сама сгорала от любопытства. Каро оперлась о стол и тяжело вздохнула. Внезапно лицо ее побледнело, а над верхней губой появились крошечные капельки пота.

Либби поднялась было со стула, но тут щеки Каро вновь покрылись румянцем, и она улыбнулась.

– Думаю, мне пора. Вернусь к обеду. Надеюсь, вы расскажете, как у вас прошло утро.

Либби ни за что не хотела уйти первой. Что все-таки у Каролины с сердцем? А вдруг с ней случится сердечный приступ? Ясно одно – она не должна столько работать. Либби решила не спускать с нее глаз и с этой минуты всю тяжелую работу выполнять сама, включая визиты к соседке – больной жене капитана Будро.

Воздух был такой влажный, что она едва не задохнулась. Ей пришлось остановиться на заднем крыльце. Она столько лет живет во Флориде и до сих пор не может привыкнуть к здешнему климату. Весенний ветер помог ей справиться с удушьем.

Хотя корзина не была тяжелой, пот струился по ее лицу, когда она подошла к дому Будро. Довольно неловкое положение: открывать чужую дверь без разрешения. Либби вошла внутрь. Чистота в доме поразила ее, но вскоре девушка догадалась, что у миссис Будро была прислуга. Если ее дела так плохи, не могла же она делать всю работу по дому сама.

Ковровая дорожка на ступеньках гасила шаги, а плотные шторы на окнах не пропускали света. Чтобы не упасть, она дотронулась до стены и почувствовала приятный холодок на кончиках пальцев. В этом большом старом доме было так темно и тихо, что у нее мороз пробежал по коже. Определенно, здесь не хватало света и радости, которую источали стены дома Фолка.

А может, здесь просто не хватало его? Она подозревала, что сила его воздействия на окружающих была столь велика, что, когда он отсутствовал, все ощущали это. Вот почему ей так трудно было не думать о нем. Его присутствие угадывалось во всем доме, в каждой комнате.

– Миссис Будро, – негромко позвала Либби, очутившись на лестничной площадке. – Это Либби Пфайфер, ваша соседка.

Приглушенный шум, доносившийся из спальни, – так ей объяснила Каро, – Либби сочла приглашением и направилась к нужной двери. Она не хотела, чтобы ее появление напугало больную женщину.

С корзиной, которую она придерживала рукой, Либби толкнула дверь.

– Входите, – мягко произнесла женщина.

Либби просунула голову. Привыкнув к темноте, она без труда обнаружила у стены большой платяной шкаф, а затем ее взгляд упал на гобелен, на котором была изображена почтовая карета.

– Миссис Будро, я Либби Пфайфер. Каролина прислала меня к вам.

– Да, мисс Пфайфер, входите, – раздался безжизненный голос.

Обернувшись на голос, она увидела широкую кровать, лампу под абажуром, а затем ту, что едва могла открыть рот. Глаза Либби расширились от изумления.


Глава девятая


Действительно, миссис Будро была настоящей красавицей, подумала Либби. Смертельная бледность придавала ей болезненный вид. Но Либби была готова к гораздо худшему. Чтобы лучше разглядеть хозяйку дома, она прищурилась.

Густые черные волосы рассыпались по плечам, молочная белизна которых была восхитительной. Лицо у нее было белое и гладкое, как у фарфоровой куклы. Большие аметистовые глаза обрамляли густые длинные ресницы.

– Входите, входите, – нежный голосок с едва уловимым французским акцентом звучал как колокольчик. – Я так обрадовалась, когда Каролина сказала, что вы придете. Ко мне мало кто заходит.

Если бы женщина в постели не выглядела больной, Либби решила бы, что перед ней светская дама.

– Здравствуйте, миссис Будро, – сказала Либби, протягивая руку.

Женщина пожала протянутую руку и улыбнулась.

– Вы можете называть меня Пилар. Я говорила Каролине, но… – Она махнула рукой. – Каро такая странная.

– Привет, Пилар, я – Либби.

– Мне бы хотелось разглядеть вас получше, Либби, но сегодня, как видно, это не удастся. – Она посмотрел на зашторенное окно и сморщила лоб.

Либби приблизилась к ней, сожалея, что в комнате царят сумерки. Однако, если у Пилар мигрень, то свет может ее беспокоить. Брат Либби страдал мигренями уже не первый год и во время приступа всегда просил, чтобы в доме было тихо, темно и прохладно. Она еще больше понизила голос.

– Каро прислала вам поесть. Оставить корзину внизу?

– Нет, поставьте ее у кровати. Кристофер вернется в полдень. Он знает, что с ней делать.

– Вам что-нибудь нужно? – Либби чувствовала себя не в своей тарелке.

Внезапно Пилар помрачнела и сразу сделалась жалкой и одинокой.

– Общество – вот в чем я нуждаюсь больше всего. Даже самые сильные боли не идут в сравнение с болью одиночества.

Неуверенность исчезла. Либби знала, что такое одиночество. Она придвинула тяжелое кресло к кровати.

– Если так, я охотно посижу с вами.

– Я счастлива. Как приятно встретить в гарнизоне девушку своих лет! Кристофер и Джон самые молодые офицеры в форте. Поэтому большинство жен старше меня, остальные – вдовы или незамужние, вроде Каро, которые работают здесь. У всех свои дела, одна Каро навещает меня чуть ли не каждый день.

– У моего старшего брата Джина тоже были страшные головные боли. Так он во время приступа никого не желал видеть, – Либби засмеялась и уселась поближе к миссис Будро. – Вероятно, я ему осточертела, и он хотел просто отделаться от меня. У вас есть братья и сестры?

– Одиннадцать, – ответила Пилар, и легкая улыбка появилась на ее губах.

– Одиннадцать! Боже милостивый! Не удивительно, что вы здесь так одиноки. Вероятно, вы ни минуты не оставались одна в детстве?

– Точно. Но это было чудесно – так много братьев и сестер!

– Сколько девочек?

– Девять и два брата.

– Девять сестер! – снова засмеялась Либби, стараясь говорить как можно тише. – Я всегда хотела иметь сестру, но девять…

Время летело быстро. Либби и Пилар так увлеклись беседой, что не замечали ничего. Оказалось, что у них много общего. А главное, обе находились в одинаковом положении – чувствовали себя белыми воронами в этом обществе. Хотя Пилар не все поняла из того, что ей рассказала Либби, а Либби показались довольно странными рассказы Пилар о Канаде и путешествии, тем не менее дружба между ними завязалась.

Либби с наслаждением слушала о жизни Пилар до замужества и переезда на Юг. В свою очередь, она рассказала Пилар, каким чудесным было ее детство вблизи залива с его изумрудными волнами и белым как сахар песком. Она следила за тем, чтобы не называть дат или вещей, которых еще не было при жизни Пилар. Но поскольку больше всего на свете Либби любила природу, эта задача оказалась гораздо проще, чем она предполагала.

Как восхитительно звучал рассказ Пилар о ее большой семье. Теперь Либби понимала, почему ей так тяжело жить в гарнизоне.

Голосок Пилар звучал все тише и тише, было видно, что силы ее на исходе. Обещав, что заглянет непременно завтра, Либби покинула новую подругу.

Дома никого не оказалось. Капитан был на службе, Каролина – еще не возвращалась, и Либби решила погулять по берегу. Ветер трепал ее волосы. Девушка достала из кармана носовой платок и, скрутив его жгутом, обвязала вокруг головы.

В ботинках хорошо бродить по песку, и Либби подошла к воде. Если б не ветерок, она бы давно изжарилась в длиннющей тяжелой юбке и блузке с длинными рукавами. Ей никогда не привыкнуть к такому наряду.

Она чувствовала себя в этом времени чужой не только из-за одежды, но и потому, что не могла сопереживать. Все вокруг было не ее. Она успокаивала себя тем, что скоро вернется домой, к своей работе, сможет позвонить брату и маме, навестить их, и пребывание здесь покажется сном. Значит, незачем вступать в отношения с людьми, которых она повстречала тут.

Однако общительная Либби тянулась к людям. Она уже привязалась к Каролине, беспокоилась о ее здоровье и терялась в догадках относительно ее таинственного прошлого, которое домоправительница, по-видимому, скрывала. Она подружилась с Пилар и решила помочь ей избавиться от головной боли, если, конечно, сумеет. И, наконец, Фолк.

Ах этот Фолк! Либби прекрасно знала, что она испытывает к нему. Рядом с ним она чувствовала себя шестнадцатилетней дурочкой. Воздушной и взволнованной, летящей на огонь, как мотылек. Он заставлял ее сердце бешено колотиться, а ладони при виде его становились влажными от пота. К черту осторожность! Она готова рискнуть и нырнуть с головой в пучину страсти. Конечно, ей не шестнадцать, и она прекрасно знала, чего хочет от Фолка. Она мечтала о безумной страсти, предвестница которой – любовная горячка – охватывала ее каждый раз при встрече с ним.

Во время прогулки по берегу трезвая и рассудительная Либби не прекращала спор со своей дикой и необузданной половиной. Связаться с Фолком будет непростительной ошибкой. Можно сказать, роковой. Они проведут вместе всего несколько недель до ее возвращения. Она даже не сможет толком объяснить ему, куда и зачем она возвращается. Это при условии, что он хочет того же, что и она. После той ночи на берегу они не перемолвились ни словом и отношения между ними не изменились. Ни одно его слово или жест нельзя было расценить как знак внимания к ее персоне, и тем не менее она точно знала, что он чувствует то же, что и она. Она видела, как он следил за ней. Видела его глаза – добрые, мягкие. Она заметила, как он вздрагивал, стоило им случайно коснуться друг друга. Или пройти, едва касаясь, в холле. Его вожделение пробивалось сквозь броню холодности, в которую он заковал себя.

Страстный шепот вывел ее из состояния задумчивости. Либби замерла. От домов, в которых жили офицеры с семьями, ее отделяла большая дюна. Подойдя поближе, она заметила следы лошадиных копыт на песке. Как всегда любопытство взяло верх. Она сделала еще шаг, и то, что открылось ее взору, заставило Либби залиться румянцем. Женщина и мужчина занимались любовью на песке! Почувствовав себя неловко, девушка повернулась, чтобы уйти. Но хриплое восклицание, вырвавшееся из уст незнакомой женщины, ошеломило ее.

– Еще, еще! – бормотала в экстазе женщина. – Ох, Будро, я не могу… я не…

– Успокойся, дорогая, – шептал подруге настойчивый любовник.

Либби поборола отвращение и посмотрела на них еще раз. Да это же его портрет она видела на картине рядом с кроватью Пилар. Кристофер Будро!

Она не верила своим глазам! Либби повернулась и еще раз окинула взглядом дюну, а затем дом, стоящий тут же за ней.

Она с презрением подумала о мужчине. Как он мог заниматься любовью с такой бесцветной грязнухой, когда менее чем в двадцати ярдах его ждала красавица жена? Она еще раз взглянула на дом, и у нее перехватило дыхание. Окно спальни Пилар выходило на залив, и Либби могла дать голову на отсечение, что видела, как шевельнулись занавески!

Либби не помнила, как добрела до дома Фолка. Она прижала одну руку к боку, другой придерживала юбку, мешавшую при ходьбе. Носовой платок слетел с головы, но она и не думала останавливаться, чтобы поднять его.

Каролина с тревогой взглянула на влетевшую в кухню девушку. Заметив ее пылающее лицо и широко распахнутые глаза, она пошла ей навстречу.

– Что случилось, девочка? Что такое?

– Капитан дома? – сумела выдавить из себя Либби, пытавшаяся восстановить дыхание.

Каролина кивнула:

– Он пришел минут пять назад. Где вы были?

– Вышла прогуляться, – бросила ей Либби, подымаясь по лестнице в комнату Фолка.

Дверь была закрыта, и Либби постучалась. Услышав приглушенный голос Фолка, Либби повернула ручку и влетела в комнату.

– Мне необходимо поговорить с вами, – заявила она, не обратив внимания на его встревоженный взгляд. Она заметила лишь его мокрое лицо и полотенце, которое он держал в руках. Но куда больший интерес вызвал его наряд. Он снял мундир, а рукава рубашки закатал до локтя. Пуговицы на сорочке были расстегнуты, и она уставилась на загорелую мускулистую грудь, покрытую густыми золотистыми волосами. Либби как загипнотизированная следила за струйкой воды, которая медленно стекала по его груди к животу, и только брючный ремень остановил ее движение.

Девушка задохнулась, встретившись с ним глазами.

– Я же просил подождать!

– Сожалею, – покривила душой хитрюга. О нет! Она ни капельки не сожалела. Ни за что на свете она не пропустила бы это зрелище. Либби с трудом сглотнула и попыталась вспомнить, что заставило ее ворваться в спальню капитана.

– Если вы не против, через минуту я спущусь к вам.

Либби поняла, что допустила ошибку. От его смущения не осталось и следа, пока он поправлял рукава сорочки. Внезапно глаза Фолка потемнели, когда его взгляд остановился на большой кровати посредине комнаты.

– Предпочитаю, чтобы Каролина ничего не знала об этом, – ответила Либби, делая шаг вперед. – Дело очень щекотливое.

Он приподнял бровь – то ли удивился ее словам, то ли смелому поведению. Она не поняла. Затем кивнул и пожал плечами, словно хотел дать ей понять, что все зависит от нее: как она решила, так и будет.

Либби притворила дверь, хотя и неплотно, и они остались в комнате вдвоем.

– Сегодня утром я познакомилась с Пилар Будро.

Фолк ничего не ответил, и она поняла, что он ждет, когда она перейдет к сути.

– Пилар очень приятный человек, она мне сразу пришлась по душе.

Он кивнул. Покончив с пуговицами на рукавах, он принялся застегивать сорочку на груди, пока Либби подыскивала нужные слова.

– Короче, я пошла прошвырнуться к заливу и пока там гуляла, увидела… я наткнулась…

– Да? – сказал он, снимая мундир со спинки кресла и просовывая руки в рукава.

– Я увидела в дюнах мужа Пилар с другой женщиной. У нее грязные светлые волосы и коричневое платье.

– Я знаю, о ком вы говорите.

Его слова остановили ее. Откуда Фолк знал эту женщину? В каком смысле «знал»?

Сомнения, раздиравшие ее, отпечатались на лице девушки.

– Она работает в прачечной, – ответил Фолк. – Ее зовут Роза. – Его губы скривились в усмешке, и он потер их, словно желал стереть ее. – Так, по крайней мере, она говорит.

– Вы считаете, что она?..

– Она стирает грязное мужское белье. Это услуга, которую она оказывает нашей армии.

– Пусть так, но сегодня в дюнах она оказывала не эту услугу, – брякнула Либби в сердцах. Теперь, когда Фолк был полностью одет, в ней проснулась прежняя львица.

– Не вижу причин для моего беспокойства, да и вашего тоже, – он с нетерпением поглядел на дверь, будто хотел сбежать.

Либби отвернулась, ее щеки пылали. Какая же она дура! Вероятно, она решила, что имеет дело с рыцарем, неукоснительно соблюдающим кодекс чести? Или она просто думала, что он и на этот раз сможет ей помочь, так как зависела во всем от него с первой минуты их встречи? Что сделано, то сделано. Бессмысленно сожалеть о случившемся.

– Но хотя бы поговорить с ним вы можете? Вы же офицер, попросите его бросить эту женщину или что-то вроде того. Напомните ему, что у него чудесная жена, которая так нуждается в нем, особенно теперь, когда страдает от мигрени.

– Послушайте, Либби, – ответил Фолк, взяв ее за руку и направляясь к двери, – мне не меньше вашего не нравится то, что вытворяет Будро, но я не могу приказывать ему. Он в том же звании, что и я. Я не его командир. Что касается полковника, то он не любит копаться в личной жизни своих подчиненных.

– Но это неправильно. Кроме того, Пилар могла видеть его из окна. Я заметила, как приподнялась штора в ее комнате.

Она вышла в холл с ним вместе, и Фолк закрыл за ними дверь. Либби млела от того, что его ладонь лежала на ее руке. Она подняла глаза. Его синие глаза потемнели, и только сейчас до нее дошло, что он снова назвал ее по имени. Его взгляд замер на ее губах, и она поняла, что он хочет поцеловать ее. Как она желала этого! Она даже придвинулась к нему, но он моргнул, встретился с ней взглядом, и момент был упущен.

Он боролся с желанием после их первого поцелуя, даже временами избегал ее. Либби все понимала и соглашалась с тем, что он ведет себя мудро. Однако когда они оставались наедине, ей хотелось отбросить все свои сомнения и снова испытать чувства, которые захлестнули их в ту ночь на берегу.

Он положил руки ей на плечи.

– Если хотите, я могу попросить его встречаться с ней в ее доме, а кроме того, намекну, что скажу Ленгдону, если он не согласится. Это все, что я могу сделать, – искренне заверил ее Фолк.

Либби молча кивнула, желая продлить хоть на мгновение их встречу наедине.

– Хорошо, это уже кое-что. Благодарю вас, – выдавила она, борясь с накатившим желанием. – Я ценю ваше участие.

– Давайте пойдем вниз и отведаем стряпню Каро. Вы не против?

– Ой! – внезапно воскликнула Либби, вспомнив, что хотела поговорить с ним также и о здоровье домоправительницы. – Кстати, о Каро.

Лицо Фолка напряглось. Привычные морщины вернулись на свое место.

– Что случилось?

– Похоже, утром во время завтрака у нее был приступ. Она посерела и покрылась испариной. Она тут же выдумала историю, что ей надо навестить кого-то, но я считаю, что у нее была назначена встреча с доктором.

– Все точно, – сказал он, глядя на лестницу, ведущую в кухню. – Я в курсе ее походов к доктору, Стейн предупредил меня.

– Могу поклясться, что она не рассказала ему об утреннем приступе.

– Действительно, он ничего мне не сказал. В любом случае я обязательно поговорю с ним. Как можно быстрее.

– Я решила, что буду ходить к Пилар вместо нее и возьму на себя кое-какие обязанности по дому. С ее разрешения, разумеется.

Фолк понимающе кивнул.

– Если она поймет, почему вы это делаете, то ни за что не позволит вам. Она упряма как ослица.

– Я постараюсь быть тактичной, но что вы будете делать, когда я уеду?

При упоминании об ее отъезде капитан почувствовал себя неуютно. Либби тоже ощутила беспокойство. Сейчас она была рада, что он не поцеловал ее в спальне. Страсть только осложнит ее положение, возвращение на остров и в свое время.

– Придется уговорить ее взять в дом помощницу. Это ранит ее гордость, но поможет сохранить жизнь.

– Может, ей вообще стоит подумать об отдыхе? – Болезненный вид Каро преследовал ее.

Фолк улыбнулся и грустно покачал головой.

– Такие, как Каролина, не могут без работы. Они живут, чтобы работать, и трудятся до самой смерти.

Либби больше не желала думать о Каролине, которая готова ради работы свести себя в могилу. Либби было неприятно сознавать, что на самом-то деле их давно уже нет на свете. Ежедневно встречаясь с ними, беседуя, улыбаясь, она почти убедила себя, что после ее отъезда все останется как прежде, но…

Но разве она в силах что-либо изменить? Она – дитя двадцатого века, он – прошлого столетия. Если б не сдвиг во времени, она бы никогда не узнала о нем.

У нее упало сердце, когда она встретилась с ним взглядом. Страшная печаль поселилась в ее сердце. Как бы ей хотелось броситься на его мускулистую грудь. Грудь, которая совсем недавно вызвала у нее такой трепет!

И вновь она задала себе вопрос, который терзал ее все это время. Как она попала сюда? И почему?


Глава десятая


Если у нее и были некоторые сомнения, то Либби отбросила их и пустилась бежать. Она нужна Пилар, Каролине и, может быть, даже Фолку. Значит, она не сторонний наблюдатель, раз может быть полезной!

Она разработала план и начать решила с Пилар. Она отнесет ей не только провизию и наволочки. Посмотрим, что из этого выйдет.

Каро собиралась сегодня чистить серебро – нагрузка для нее небольшая. Поэтому она может с легким сердцем оставить ее одну до полудня. С Пилар придется повозиться.

Над заливом стояло марево. Пот струйками стекал по ее позвоночнику. Она стала привыкать к этой одежде, но в такую жарищу могли спасти только шорты и топ.

Мысль о прохладе в доме Пилар придавала ей силы. От работы никуда не денешься, однако короткая передышка не помешает.

Разговор с Фолком не получился. Но в одном она должна признать его правоту: не в его власти было направить капитана Будро на путь истинный. Почему она бросилась за помощью к нему, даже не обдумав прежде свою просьбу? Здесь без Фрейда не обошлось – она решила позже поразмышлять об этом. Сперва она должна помочь Пилар встать на ноги, чтобы та смогла расправиться со своим ветреным мужем.

Войдя в дом, Либби остановилась, чтобы глаза привыкли к полумраку после яркого света снаружи. Она миновала кухню, поднялась по лестнице и замерла, чтобы перевести дух перед спальней Пилар.

– Пилар! – негромко позвала Либби, боясь напугать больную.

– Входите, Либби! – отозвалась миссис Будро.

Либби толкнула дверь. Пилар сидела на постели и внимательно разглядывала вышивку на пяльцах.

Через слегка раздвинутые занавеси в комнату проникал свет. И Либби заметила, что материал, над которым трудилась больная, был кипенно-белый.

– Вижу, сегодня вам лучше, – заметила Либби, отложив корзину в сторону.

– Да, но боюсь, что не надолго. Я чувствую, как голова наливается свинцом, – она слегка дотронулась до своей щеки.

Слова Пилар подтвердили подозрения Либби, и она даже обрадовалась.

– Впервые слышу, что головная боль начинается со щеки.

– Почему же, но бывает, что болят глазные яблоки, – ответила ей Пилар.

Либби наклонилась к ней:

– Что вы скажете, если я сумею вылечить вас от головной боли?

– Вы прелесть, Либби. Я очень благодарна вам за то, что вы хотите помочь мне, но все бесполезно. К каким только докторам я не обращалась, и все в один голос твердят, что ничего поделать нельзя.

– А я говорю, что можно, Пилар. У моего брата были страшные головные боли, очень похожие на ваши, и все прошло.

Пилар отложила вышивку. Вероятно, Либби сумела заинтересовать ее.

– Я уже рассказывала вам о Джине? Он служит на флоте. Когда мы были детьми, он ужасно страдал от мигрени. Доктора прописали ему кучу лекарств. У него не было выхода. Или с утра до вечера глотать пилюли, или невыносимо страдать от головной боли. Но он не сдавался.

В глазах Пилар зажегся лучик надежды, когда она спросила:

– И что же?

Либби подмигнула ей:

– Он нашел способ. Если хотите, мы тоже можем попробовать. А вдруг и вам поможет?

Пилар тяжело вздохнула и откинулась на подушку.

– Не думаю, что мне можно помочь, но я ценю ваше участие и заботу, Либби.

– Я волнуюсь за вас, а вы, как я вижу, махнули на себя рукой?

– Если б я была уверена, что это поможет.

– Если вы не попробуете, то никогда не узнаете. Что вы теряете?

– Если я не выполняю указания доктора, головная боль усиливается. Чтобы стабилизировать состояние, понадобятся месяцы.

– Но ведь есть шанс избавиться от них полностью. А вы боитесь. Стоит рискнуть, вдруг все получится?

Либби прикусила губу в ожидании ответа. Пилар должна клюнуть, хотя сомнения миссис Будро были ей понятны. Почему Пилар должна верить ей?

Но вот Пилар улыбнулась, и Либби шумно вздохнула.

– Хорошо, – сказала она, – я согласна.

– Отлично! – воскликнула Либби, выбросив вперед руку.

Пилар заморгала от удивления, но повторила за Либби ее жест. Жест триумфатора. Они рассмеялись.

– Прежде всего, – сказала Либби, подойдя к столику рядом с кроватью, – покончим с лекарствами, – она взяла в руки маленький коричневый пузырек.

– Но, Либби это же настойка опия.

– Пилар, доверьтесь мне. Раз я говорю, что ни вам больше не понадобятся, значит, так оно и есть.

– Однако…

– Я знаю, дорогая моя, что это лекарство притупляет боль. Это же наркотик. Он не лечит, а одурманивает.

– Не выбрасывайте, – попросила Пилар, опустив голову, словно стыдясь своей просьбы.

– Ни в коем случае. Если я не сумею помочь, вам придется вновь принимать их, – Либби улыбнулась Пилар, – но я уверена, что все будет по-моему.

Пилар кивнула, не отрывая глаз от закупоренного пузырька.

– Итак, – сказала Либби, пытаясь отвлечь внимание Пилар от пузырька. – Я долго размышляла над тем, что вчера услышала от вас. Вы ведь приехали сюда из Канады, не так ли? И до переезда на Юг головные боли вас не мучили?

– Верно.

– Думаю, ваши головные боли спровоцированы местным климатом. Климат у нас тяжелый, и люди здесь часто страдают аллергией, которую вызывают тополиный пух, полынь и другие травы.

– Чем?

– Как бы вам объяснить? Некоторые растения вызывают раздражение и воспаление лобных пазух, – она показала Пилар, где они находятся. – Кроме того, высокая влажность, то есть большое содержание влаги в воздухе, делает его тяжелым.

Пилар засмеялась:

– Тяжелый воздух? Забавно!

– Я знаю, что звучит смешно, но разве вы не почувствовали разницу? В этих местах воздух словно разбух от влаги.

Взгляд Пилар просветлел.

– Ой, точно! Мне было трудно дышать с первого же дня!

– Вы не одиноки. Многие люди чувствуют тоже, что и вы. Моя мама даже перебралась в Нью-Мексико. И хоть там температура немного выше, зато воздух сухой и дышится легче.

– Что же нам делать? Уж не осушить ли воздух?

Либби хохотнула.

– Увы, ученые еще не додумались, как осушить воздух вблизи океана.

– Тогда что же?

– Нам удалось кое-что придумать, хотя было нелегко. С помощью настоя из трав можно снять отек слизистой носа и облегчить дыхание. В результате у вас понизится давление, и головные боли исчезнут. – Про себя она подумала, что миссис Будро сейчас не помешало бы успокоительное, иначе она решит, что Либби сошла с ума.

– Травы? Не знаю, Либби.

– Давайте попробуем, хорошо? Я спущусь вниз и заварю первую. Мы будем менять их, пока не найдем ту, которая вам поможет.

Чего только ей не пришлось выпить! Либби заваривала и имбирь, и куркум, но все безрезультатно. Наконец кайенский перец дал нужный эффект. Пилар отхлебнула немного зелья из чашки, задохнулась, с ужасом взглянула на Либби и начала чихать без передыху. Лишь после того как ей удалось высморкаться, она пришла в себя и рассмеялась.

– А теперь, – сообщила ей Либби, отставляя в сторону настой, – вы опять должны поверить мне. И хотя вам покажется странным мое предложение, обещаю, что результат будет положительным.

– Еще более странным, чем первое? – спросила миссис Будро, продолжая сморкаться.

– Да.

– Что ж, я согласна. Пока у вас все получается.

– Вы можете лечь на пол?

– На?.. – она запнулась и улыбнулась. – На пол, так на пол.

Окинув покрывало, Пилар сделала несколько шагов по ковру.

– Здесь?

Либби кивнула. Когда Пилар вытянулась на ковре, Либби уселась у нее в головах.

– Без паники! Я не сделаю вам больно. Мой брат только этим и спасался.

Она обхватила руками голову Пилар и принялась осторожно вертеть ее из стороны в сторону.

– Расслабьтесь! – приказала Либби. – Я уже говорила вам, что мой брат не вылезал от врачей. А помог ему один костоправ, который лечит в основном заболевания позвоночника. Увы, его адреса нет в «Желтых страницах». Поэтому я не имею ни малейшего представления, где искать этого биотерапевта.

– В каких еще «желтых страницах»?

Либби резко повернула голову Пилар. Раздался хруст, и миссис Будро вскрикнула.

– Вы в порядке? – поинтересовалась Либби, массируя стройную шею Пилар.

Испуг и растерянность, появившиеся на ее лице, сменила улыбка.

– Да, но как вы этому фокусу научились?

– Я внимательно наблюдала за работой костоправа, когда он приходил к моему брату. Однажды мы поехали на пикник, и у Джина начался приступ мигрени. Он ужасно мучился и попросил меня сделать то, что столько раз делал на моих глазах этот лекарь. Я ужасно боялась сломать ему позвонки, но все обошлось. Теперь я чувствую, когда надо дергать. Мне столько раз потом пришлось помогать Джину, что можете не беспокоиться. Вы готовы повторить процедуру?

У Пилар вытянулось лицо.

– Давайте передохнем чуть-чуть.

Либби засмеялась:

– Пожалуйста. Мне нужно, чтобы вы расслабились.

Вскоре Пилар кивнула:

– Я готова.

Либби снова обхватила руками голову Пилар, мягко повернула ее, и все повторилось как в первый раз.

Пилар опять вскрикнула, но Либби знала, что кричит она не от боли, а от удивления.

Они оставались на полу еще несколько минут. Пилар лежала навзничь, а Либби массировала ей шею. Наконец Пилар широко раскрыла глаза.

– Ой, Либби, даже не верится! – Она уселась и повернулась к девушке лицом. – Прошла!

Либби засмеялась:

– А я что говорила! Настоящее колдовство!

– Надеюсь, вы шутите? – упавшим голосом спросила Пилар.

– Конечно, никакое это не колдовство, а здравый смысл.

Пилар покачала головой из стороны в сторону, затем вперед и назад. Она трогала щеки; нажимала на глазные яблоки.

– Не могу поверить, Либби, это чудо.

Улыбнувшись, Либби взяла Пилар за руку и помогла ей встать.

– Отдохни немного, пока я сделаю холодный компресс.

– Но я не хочу лежать. Ведь я месяцами не вставала с кровати. Мне хочется выйти на улицу, поговорить с людьми.

– Всему свое время, – засмеялась Либби. – Ты выйдешь на улицу, но не все сразу, не в первый день.

Пилар с компрессом на шее откинулась на подушки, но ей совсем не хотелось отдыхать. Она тараторила и смеялась, и они договорились, что завтра вместе пойдут на прогулку.

– Давай устроим пикник, – предложила она и, не дожидаясь ответа, добавила: – Я знаю одно прелестное местечко около маяка. Можно сходить туда.

– При условии, что ты не будешь переутомляться, – предупредила Либби.

– Нет, нет, обещаю, но мне так много хочется сделать, ведь я столько времени болела. Мне можно готовить? – взволнованно спросила она.

– Готовить?

– Да, я хочу приготовить обед. Я так давно не делала этого, что успела соскучиться.

– Ты хочешь побаловать Кристофера? – не удержалась Либби и нахмурилась. От улыбки не осталось и следа.

Пилар отвела глаза и покачала головой.

– Кристофер сегодня дежурит в ночь. Его не будет до утра. Я подумала, а вдруг ты согласишься составить мне компанию?

Либби снова заулыбалась:

– Отличная идея.

Когда она покидала дом миссис Будро, та, счастливо улыбаясь, влезала в бледно-розовое платье из мягкого муслина. Спускаясь по лестнице, она слышала, как Пилар мурлыкала веселый мотивчик. Дома она первым делом заглянула в кухню, поставила корзинку в угол и позвала Каролину.

– Я здесь, – раздался голос экономки из столовой. Ей пришлось наклонить голову, чтобы увидеть лицо Каролины за грудой сверкающего серебра. Весь стол, покрытый обычно старой скатертью, был завален чайниками, подносами, на которых свободно могла поместиться индейка, и другой посудой.

– Вижу, вы славно потрудились!

– Ну как миссис Будро? – спросила она, отодвигая чаши для пунша, которые только что натирала. – Ваши лекарства помогли?

Либби кивнула.

– Это чудо. – Ее голосок дрожал от волнения и гордости, которые она до сих пор ощущала. – В данный момент Пилар занята приготовлением обеда для нас. Что скажете?

– Великолепно!

– Вы не против, если я снова пойду туда?

– Нет, конечно. Капитан сообщил, что не будет обедать дома. Я скоро закончу чистить серебро и займусь штопкой.

«Вот и ладушки! – подумала Либби. – Значит, здесь все в порядке».

– Тогда я пошла. До встречи!

– Пока.

Пересекая вымощенный камнями двор между двумя домами, Либби думала о том, что только что услышала от Каро. Капитан не будет обедать дома. Опять.

После той сцены в спальне, он стал совсем избегать ее, решив, вероятно, что их встречи до добра не доведут. Либби ничего не имела против. Она понимала, что эмоции, которые он вызывал в ней, могли обернуться катастрофой для них обоих.

Либби засиделась у Пилар допоздна. Пилар так долго пребывала в одиночестве, что умирала от желания поговорить с другом. Хотя они ни одним словом не обмолвились об измене Будро, Либби могла поклясться, что отношения между супругами были напряженными. Девушка не была до конца уверена, что Пилар видела мужа из окна спальни. Спросить же об этом она не решится никогда.

Пилар подошла к двери и внезапно обняла Либби. Либби не знала, что сказать. Она была на седьмом небе от счастья. Успех пьянил ее. Всю дорогу до дома Фолка ей казалось, что она парит над землей.

Либби вошла в кухню и замерла: Джон стоял у плиты с кружкой в руке. В комнате вкусно пахло свежезаваренным кофе.

– Что это такое? – с дрожью в голосе спросила Либби, ощутив прилив желания. Его волосы были распущены. Босиком, с закатанными до локтя рукавами, он выглядел так потрясающе, что у нее перехватило дыхание.

Он подмигнул ей, и у Либби остановилось сердце. Джон поднял кружку.

– Кофе? – спросил он, повторяя ее слова.

Она произнесла их в тот вечер, когда ждала его.

Либби изо всех сил старалась сохранять спокойствие, хотя понимала, что это невозможно. Она закрыла за собой дверь и непринужденно улыбнулась.

– Спасибо, с удовольствием.

Он протянул ей кружку, и их руки встретились. Джон накрыл ее пальцы своей ладонью и не выпускал из плена, как показалось Либби, вечность.

– Вам незачем меня дожидаться, – сказала она, когда обрела дар речи.

– Знаю.

Она отпила кофе и ей стоило больших усилий не скривиться. Хотя сам он был сногсшибательным, его кофе оставлял желать лучшего.

– Тогда почему вы не легли?

Он пожал плечами, а она так ждала, что он ответит. Ведь это были самые важные слова в ее жизни.

– Каро рассказала мне, что вы сделали для Пилар Будро. – Она кивнула. – Я только хотел сказать, что вы очень добры. Сначала Каро, теперь Пилар. Вы, вероятно, привыкли помогать ближним?

Либби отставила кофе в сторону и опустила глаза.

– Если это в моих силах.

Она повернулась и обнаружила его за своей спиной. Либби глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

– Вы тоже нуждаетесь в моей помощи? – спросила она, вызывая его на откровенность.

– Как никто другой, – признался Джон, продолжая скользить пальцами по ее руке. Она, не отрываясь, следила за движением его руки, и вид его загорелой кисти на ее белой блузке возбуждал девушку.

– Чем я могу вам помочь?

Его брови взметнулись вверх, и он шаловливо подмигнул ей. Либби залилась румянцем.

– Так я жду… – прошептал он, пытаясь второй рукой обнять ее за плечи. – Вы можете объяснить мне, что происходит с нами? Чертовщина какая-то.

– Что вы имеете в виду?

Он склонил голову набок.

– Думаю, вы понимаете, что я имею в виду. С тех пор как вы впервые налетели на меня на Пикенсе, я только и мечтаю о том, как заключить вас в свои объятия. Когда я гляжу на ваш прекрасный рот, я жажду поцеловать вас. Однажды я не выдержал, поддался соблазну и чуть не умер от наслаждения. Попробуйте переубедить меня, что вы не чувствуете того же!

– Я… Я не собираюсь делать этого, – призналась Либби, потрясенная тем, что он испытывает те же чувства, что и она.

– Я так и думал. – Его глаза сузились, и он потряс головой, словно пытался согнать с губ кривую усмешку. – Я пытался убедить себя, что от вас одни неприятности, я избегал вас, да так усердно, что полковнику пришлось приказать мне убраться домой, – он пожал плечами. – И вот я здесь и жду от вас ответа: что нам делать?

– Что вам делать? – осторожно поправила его Либби, которая до сих пор не могла поверить в то, что ее самые смелые мечты вот-вот станут реальностью.

– Я понимаю, все происходящее кажется вам безумием. Мы ведь едва знакомы. Наконец, у вас может быть есть муж, – начал оправдываться капитан.

– У меня его нет, – коротко ответила девушка, которой не терпелось рассказать ему всю правду.

И вновь его брови взлетели вверх.

– Вам удалось вспомнить еще кое-что?

– Не совсем. Просто я интуитивно чувствую, что у меня никакого мужа нет.

– А вдруг вы помолвлены?

Она покачала головой.

– Я ни с кем не связана словом. Не просите меня объяснить, но уверяю вас, у меня никого нет.

– Однако от амнезии вам никуда не деться. Что если ваши чувства ко мне изменятся, когда вы вспомните свою прежнюю жизнь!

– Нет.

– Откуда такая уверенность?

– Все очень просто. Я никогда в жизни не испытывала подобных чувств ни к одному мужчине. Такое не забывается.

Ее уверенность, должно быть, убедила его. Он улыбнулся, и она вся от макушки до кончиков пальцев на ногах, оказалась во власти его обаяния.

– У меня больше нет вопросов, а у вас?

– Всего один, – ответила девушка.

На какую-то долю секунды он задумался, а затем еще ближе подошел к ней. Жар, идущий от его тела, проникал сквозь тонкую блузку, и она подняла голову, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Так что у вас за вопрос? – поинтересовался Джон.

Либби облизала губы и улыбнулась Фолку.

– Когда же наконец, – прошептала она, решив сдаться на милость победителя, – вы еще раз поцелуете меня?


Глава одиннадцатая


Его губы прижались к ее губам, и их поцелуй мгновенно стал глубоким и страстным. Она открылась ему и услышала, как он застонал. Вихрь неизведанных доселе ощущений захватил ее: она наслаждалась прикосновением его губ, запахом его кожи, вкусом кофе на его языке. Впечатав пальцы в его мускулистую спину, она пыталась как можно глубже проникнуть в его рот.

Она была готова целоваться с ним до посинения – пока не потеряет сознание от нехватки кислорода. Но Джон, увы, отстранил ее. Огонь в его глазах только разжигал ее страсть.

– Либби…

Его губы прочертили дорожку от ее рта до шеи. Он приник губами к ямке над ключицей, тесно прижав к себе девушку.

Больше всего на свете ей хотелось взять его за руку и отвести наверх в свою комнату, но она предчувствовала его сопротивление и разочарование охватило ее.

– Либби, я не хотел вас обидеть, клянусь. – Он поднял голову и прижался лбом к ее лбу. – Я собирался лишь немного поболтать, узнать вас получше. Но у меня такое чувство, что я знаю вас дольше, чем кого-либо из моих знакомых.

– И у меня, – прошептала она, поглаживая кончиками пальцев его спину от затылка до пояса. Она ощущала через материю тепло, исходившее от его кожи, и стальную крепость мускулов.

– Вся моя жизнь пошла кувырком. К сожалению, я ничего не могу обещать вам, – прошептал он. Огорчение сквозило в каждом его слове.

– Мне не нужны никакие обещания! Тем более, что я сама в таком же положении.

Он прижал ее к себе, как ей показалось, в отчаянии, а затем отодвинул.

– Так что же нам делать?

Как бы ей хотелось сказать ему: давай насладимся жизнью, пока судьба не разлучит нас. Но она вовремя опомнилась и прикусила язык. Либби предполагала, что в то время женщины не предлагали себя мужчинам так откровенно.

Он сжал ее плечи перед тем, как отвернуться.

– Я хочу…

Фолк замолчал, и Либби поняла, что внутри у него совершается страшная работа, он борется с собой.

– Что? Что вы хотите? – ласково спросила она.

Он поглядел на нее. Желание вспыхнуло в ней с новой силой. Проведя рукой по волосам, Джон усмехнулся.

– Я не могу сказать вам, чего хочу на самом деле, – Фолк взял со стола кружку и отхлебнул остывший кофе, – но иногда, – усмешка исчезла, уступив место привычному напряжению, – мне хочется быть другим, не таким, какой я есть.

Вот тебе на, подумала Либби.

Она была уверена, что он собирался признаться в том, что хочет ее наперекор всему. Ей казалось, что он желает ее так же сильно, как она его. Но ведь что-то остановило его, заставило вновь превратиться в сурового солдата. Что могло заставить его так преобразиться?

– Не поняла, – заявила девушка, которая как хвостик побежала за ним к чугунной плите.

Он улыбнулся ей, но его веселость показалась ей вымученной.

– Не имеет значения, – ответил Джон, ласково дотронувшись до ее пальцев. Он кинул взгляд на их сплетенные ладони, после чего резко отстранил ее.

– Вы, должно быть, устали. Спокойной ночи!

«А почему бы вам не пойти со мной?» – чуть не вырвалось у нее, но выражение его лица подсказало Либби, что этого говорить нельзя.

Проходя мимо, девушка слегка дотронулась до его руки.

– Спокойной ночи, Джон.

Джон вышел из дома как раз в тот момент, когда Либби пробудилась ото сна. Не встретив его за завтраком, девушка взгрустнула. Ей вспомнился вчерашний кофе и поцелуи. Ничего у нее не вышло. Она влипла – по уши влюбилась в капитана, хотя неустанно твердила себе, что связаться с ним будет большой ошибкой. К черту! Она хочет связать себя с ним как можно крепче.

– Что вы сказали? – переспросила Либби Каролину.

Ее мысли блуждали, и она прилагала неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться на разговоре.

– Может, вы с миссис Будро придете к нам на обед после прогулки? Постараюсь не ударить лицом в грязь – приготовлю что-нибудь вкусненькое.

Либби улыбнулась.

– Как здорово! Пилар говорила, что хочет навестить вас. Вы у нее первая в списке. Только не надо беспокоиться, – прибавила она быстро, вспомнив о недавнем сердечном приступе.

– Что вы! – воскликнула Каро. – Какое же это беспокойство? Всего-навсего – обед.

Услышав раздражение в голосе Каро, Либби решила, что все-таки побеспокоила ее.

– Ладно, мне пора. Я обещала Пилар, что приду пораньше. Мы собираемся прогуляться до маяка и обратно.

– Передайте от меня привет миссис Будро и обязательно скажите, что я очень рада ее выздоровлению. Вы – прелесть, девочка моя!

Либби улыбнулась и допила кофе. Как приятно ощущать себя полезной людям, помогать им! Даже когда путешествуешь во времени, хотя может показаться, что все ее усилия напрасны.

Она вспомнила Джона и покачала головой. В путешествии во времени было много того, что раздражало, пугало, вызывало растерянность.

Но ее встреча с Джоном не может оказаться пустой тратой времени!

Воспоминания о вчерашней ночи придали легкость ее походке, и она не заметила, как очутилась перед черным ходом в дом Пилар. Девушка по привычке повернула ручку и вошла внутрь. Миновав торопливым шагом кухню, она замерла в растерянности у лестницы.

Сверху послышались голоса. Полные гнева и злости.

Либби обнаружила, что дверь в спальню Пилар открыта. Женщина говорила прерывающимся от волнения голосом. Глубокий баритон отвечал ей.

– А что, по-вашему, я должен думать? Я привез вас сюда почти насильно. Вы не хотели переезжать. Вы постоянно вспоминаете о ваших родственниках: как они делают то, это.

– Я люблю свою семью. Что в этом плохого? Как будто любить кого-то – преступление!

– Не преступление, а бремя. Ваша любовь к семье всегда была бременем. И мы до сих пор не можем от него освободиться. Или мне только кажется?

– Вам кажется? – закричала она. – А как насчет того, что кажется мне? Как вам кажется, что я должна была думать, увидев вас с этой женщиной?

У Либби перехватило дыхание. Она вернулась в кухню, но Пилар и ее муж так кричали, что и здесь был слышен весь разговор.

– Вы не знали, что я видела вас, Кристофер? Или вам все равно? – Не получив ответа, она продолжила: – Думаю, вы сделали это намеренно. Вы хотели, чтобы я увидела. Хотели, чтобы я знала, что вы делаете.

– Нет.

Его приглушенное «нет» удивило Либби. Опять последовала длинная, готовая в любую минуту взорваться, пауза. Щеки у Либби стали пунцовыми от стыда, но она боялась шевельнуться, пока Пилар восстанавливала попранное достоинство.

– Несомненно, вы хотели, чтобы я узнала, что у вас есть другая женщина. Почему, Кристофер? Вы хотели, чтобы я увидела и у меня открылись глаза? Или вы наказали меня по другой причине? Зачем вы привезли меня сюда и обращались со мной так грубо? Ведь совсем недавно мы еще любили друг друга, по крайней мере я.

Либби не терпелось покинуть этот дом. Ни к чему ей слушать, как ругаются Пилар с Кристофером. Но она боялась оставить Пилар с мужем наедине. Она не знала Будро и не представляла, как он поведет себя после того, как Пилар обвинила его в измене.

К тому же, если они услышат, как она уходит, Пилар станет известно, кто был в доме – она ведь ждала Либби.

– А я думал, что это вы наказываете меня за то, что я привез вас сюда. Вы ведь ни дня не болели до переезда и никогда не пытались скрыть, как вам тяжело в разлуке с вашей семьей. Я решил…

– Так вы считали, что я притворяюсь? Мщу вам за то, что вы взяли меня с собой? Как вы могли, Кристофер, такое подумать? Ведь я любила вас. Да, я скучала по семье, по дому. Но теперь вы – моя семья. И. мой дом там, где вы.

– Боже, Пилар, я совсем запутался. Когда утром я вернулся домой и увидел вас такой, как прежде, я думал, что у меня разорвется сердце. Как приятно снова видеть вас цветущей. Но, увы! Боюсь, я потерял вас навсегда.

– Не знаю, Кристофер. Я ничего не знаю.

Теперь ее голос звучал слабее, отметила про себя Либби, осторожно продвигаясь вперед.

– Что такое? Опять разболелась голова? – спросил Кристофер. – Давайте продолжим разговор в другое время. А сейчас я принесу вам чай, который оставила Либби.

Либби на цыпочках вернулась в кухню и огляделась по сторонам. Интересно, как она собиралась выйти незамеченной? Услышав шаги на лестнице, она помчалась к черному ходу и громко хлопнула дверью, пожалуй, громче, чем было необходимо.

– Пилар! – позвала она, делая вид, что только что вошла в дом. Кристофер и Либби оказались у кухонной двери одновременно. Она изобразила на лице улыбку.

– Привет! – улыбнулась Либби, пытаясь дышать ровно.

– Привет! – ответил Кристофер, настороженно глядя на нее.

– Мы с Пилар собирались на прогулку, – сообщила она и отвела глаза.

– Так я скажу ей, что вы здесь.

Они оба замолчали, и затянувшаяся пауза стала неловкой.

– Как…

– Я…

Они заговорили вместе и разом смолкли.

– Продолжайте, – предложил ей Кристофер.

– Я только собиралась ей сказать, что прогулку придется отложить. Так уж получилось.

Он кивнул:

– Хорошо, я передам Пилар. Жаль, она будет разочарована.

Либби заметила, как он глянул через плечо на лестницу.

Сейчас начнется, подумала она.

Он хочет докопаться до правды. Не проронив ни слова, Либби посмотрела ему в глаза.

– Я хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали для Пилар, – очень любезно произнес он. – Она, вероятно, рассказала вам, что была у нескольких докторов и ни один из них не мог ей помочь.

Либби кивнула.

– Я поражен. Откуда вы знаете, что надо делать в таких случаях?

Либби откашлялась и расправила полы своей блузы.

– Я уже говорила Пилар, что мой брат тоже страдал мигренями. Все очень просто.

– Да, но кто поставил диагноз вашему брату? Определенно, не местный доктор. Пилар обследовалась у всех здешних врачей. И если то, что рассказала мне Пилар, правда, что ее заболевание связано с климатом, значит, ваш брат живет где-то поблизости?

Внимание! Сигнал тревоги прозвучал в ее голове. Кристофер Будро что-то подозревает! Очевидно, он слышал о ней и ее амнезии и предполагал, что она не говорит всю правду. Проклятие! Почему она не предупредила Пилар, чтобы та не пересказывала всего, что услышала от нее, никому.

Она судорожно пыталась найти приемлемое объяснение, но не могла придумать ничего. Либби беспомощно пожала плечами. Спасение пришло неожиданно – в кухне появилась Пилар.

– Либби! – воскликнула она, и суровое выражение на ее лице сменилось удивлением. Она, как видно, начисто забыла о прогулке. Либби была рада, что отложила ее.

Пилар прошуршала мимо Кристофера мягкой хлопчатобумажной юбкой. Она обняла подругу, но как только Пилар повернулась к мужу, улыбка исчезла с ее лица, а губы надулись.

– Я совсем забыла о наших планах, – сообщила она Либби.

Кристофер облокотился о дверной проем и кивнул, не отрывая взгляда от Либби.

– Вот и хорошо, – подхватила Либби, – потому что я как раз говорила капитану, что не смогу пойти с вами. Увы, придется перенести нашу прогулку на другой день.

– Какая жалость! Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет, конечно. Ты не слишком разочарована?

Либби заметила, как супруги многозначительно посмотрели друг на друга. Может, Пилар предпочитает не выяснять дальше отношения? Или она решила высказать все, что накипело, раз и навсегда? Хотя выражение ее лица, все еще бледного, было напряженным, глаза ее горели – в них читалась решимость, которой раньше Либби не видела.

Либби нервничала. Она боялась, что своим вмешательством могла навредить им.

– Тогда давай завтра, – сказала Пилар, чтобы как-то завершить разговор.

– Завтра так завтра, – повторила Либби, направляясь к двери. – Пока.

Закрыв за собой дверь дома Будро, она с облегчением вздохнула. Ну и влипла же она! Мало того, что стала свидетелем неприятной сцены между супругами, ее чуть было не уличил во лжи любопытный капитан. До сих пор ей не приходило в голову, что вопросы о ее прошлом может задать не только Джон.

Ей надо быть осторожней. Если Джон и полковник Ленгдон решат, что к ней вернулась память, они засыплют ее вопросами, на которые она не в силах дать мало-мальски вразумительный ответ.

Слава Богу, день выдался ясным, но прохладным, и влажность была небольшая. Либби решила проветриться после сцены в доме Пилар и поплелась к маяку. Несмотря на неприятный осадок, ее переполняла гордость: ей удалось поставить Пилар на ноги! И как бы ни сложились ей дальнейшие отношения с мужем, Пилар теперь не пропадет – она здорова.

Либби с нежностью провела рукой по пушистому мху на деревьях. А как приятно было ступать по мягкому ковру из сухих листьев.

Ей не удавалось выбросить Пилар из головы. Теперь она принялась гадать, трудно ли было развестись в девятнадцатом веке. В ее время Пилар получила бы развод в два счета.

Но тогда? Либби даже точно не знала, были ли тогда разводы, а даже если и были, то, вероятно, считались позором. Люди вступали в брак на всю жизнь. И были вместе и в горе, и в радости.

Едва она вышла из зарослей, солнце моментально ослепило ее. Либби остановилась, чтобы собраться с мыслями и оглядеться. Вот это да! Она сама нашла маяк! Но что это? Маяк был не таким, как в 1993 году!

Высокое, около двухсот десяти футов, кирпичное сооружение простояло здесь уже сто семьдесят лет. Значит, сейчас ему только шестьдесят четыре. Как и множество других исторических достопримечательностей, маяк в ее время был отреставрирован. Но тот маяк, перед которым она очутилась, нес на себе отметины времени и разрушительного воздействия ураганов. Она испытала еще один удар, когда поняла, что маяк действующий.

Смотритель маяка протирал снаружи оконца. Заметив ее, он махнул белым полотенцем – поприветствовал Либби. В 1993 году никакого смотрителя здесь не было. Он помахал тряпицей еще раз. Наконец ей удалось взять себя в руки, и она махнула ему в ответ. Она увидела, как он снова принялся за работу.

Либби покачала головой и обернулась к воде. Сегодня залив был спокоен. Вода чистая, ярко-зеленая. Никакой ряби.

Обнаружив поблизости камни, она в изнеможении растянулась на одном из них, подставив лицо солнцу. Стоило ей закрыть глаза, как она тут же начала думать о Джоне, что, впрочем, уже вошло в привычку.

Она теперь понимала, почему он так жаждет расправиться с апачами. Ей была понятна его горечь – уж слишком легко они отделались. Ей стало понятна и его боль – кровоточащая рана в сердце, которая делала его холодным и неприступным. Все это только осложняло ее положение.

Как можно мечтать о том, чтобы соединиться друг с другом, если через несколько недель ей придется оставить его? Нет, она не сделает этого. Никогда не достучится до него, настоящего, каким он был много лет назад.

Либби вскочила и одернула юбку. В борьбе с тревожными мыслями и дилеммами она не заметила, как подошла к дому. Внезапно она обнаружила, что стоит на заднем дворе. Впервые она радовалась тому, что он не придет на обед. Она была уверена, что не сумеет скрыть свои чувства, если увидит его.

Поднявшись на крыльцо, девушка обернулась – по двору кто-то шел. Это была Пилар.

– Привет! – закричала она, махнув рукой. Пилар ответила ей и быстро поднялась по ступенькам.

– Вот, я возвращаю их Каролине. – Она показала на тарелки.

Слава Богу, разборка, кажется, закончилась, подумала Либби. А может, Пилар решила, что для первого раза вполне достаточно? В любом случае Либби обрадовалась, что она настроена по-боевому.

– Как насчет того, чтобы вместе отобедать? – спросила девушка.

Пилар кивнула:

– С удовольствием, если мое присутствие не доставит вам хлопот.

– О чем ты! Когда я уходила, Каро что-то готовила. Впрочем, она готовит всегда на целый полк.

– Каролина! – позвала Либби, когда они вошли в дом. Почувствовав запах рыбы, она подошла к стойке рядом с корытом для мытья посуды, на которой стояло блюдо с креветками, хрустящими хлебцами и жареными помидорами.

– Куда же запропастилась Каролина? – спросила Либби, вдыхая вкусные запахи.

Пилар подошла к двери, ведущей в столовую, и Либби услышала ее крик. Она бросилась в комнаты. У нее подкосились ноги, а сердце, казалось, готово было выскочить из груди, когда она увидела в столовой на полу среди осколков и пролитого лимонада распростертое тело Каролины.


Глава двенадцатая


– Доктора! – вопила Пилар. – Скорее доктора!

Либби в ужасе уставилась на губы и мочки Каролины.

Она не могла думать. Страх парализовал ее. Пилар опустилась на колени рядом с домоправительницей, пытаясь нащупать пульс.

Либби опрометью бросилась к выходу. Она была готова отдать полжизни за телефон и службу спасения. Но нечего попусту тратить время и проклинать их отсутствие. Она должна найти помощь.

Девушка дернула кухонную дверь и налетела на Джона, пришедшего на обед. Он схватил ее за плечи и не отпускал до тех пор, пока она не перевела дух и не справилась с волнением.

– Доктора, – наконец выдохнула она. – Каро грохнулась в обморок.

Джону не нужно было повторять просьбу дважды. Он тут же исчез за углом дома.

Либби вернулась в столовую успокоенная – помощь будет обязательно. Она опустилась на колени и приставила ухо к груди Каролины.

– Поторопись! – закричала она Пилар, разрывая шнуровку на платье Каро. Она приподняла голову женщины и обратилась к Пилар: – По моей команде начинай дуть ей в рот. Вот так. – Девушка продемонстрировала миссис Будро, как надо делать, и подождала, пока та кивнет, что поняла.

Либби быстро нажала пять раз на грудь Каро и закричала:

– Давай!

После секундного колебания Пилар в точности исполнила все, как приказала Либби. Либби продолжала считать про себя, а затем повторила свою часть процедуры.

– Не останавливайся, – прошептала она, еле шевеля губами. – Продолжай!

Снова и снова женщины повторяли свои движения, пытаясь спасти Каро. Пот струился у Либби по лицу, застилал ей глаза, но она работала как машина. Им казалось, что прошел не один час. У Либби нестерпимо болела спина, ладони одеревенели. Наконец двери открылись и в дом вбежал Джон, за которым следовал возбужденный доктор Стейн.

– Что вы делаете? – воскликнул доктор, отталкивая Пилар. – Этим вы только навредите ей.

– Нет, – ответила вместо Пилар Либби, судорожно хватая ртом воздух, – мы помогаем ее сердцу.

Доктор извлек из своего саквояжа коричневый пузырек и отвинтил крышку. Вытряхнув несколько пилюль на ладонь, он одну из них положил Каролине под язык.

– Прекратите сейчас же, – повторил он Либби, которая продолжала делать массаж сердца.

– И не подумаю, пока я не услышу толчков.

Джон и доктор обменялись удивленными взглядами.

– Не перечьте ей, – взмолилась Пилар, вставая с колен. – Когда мы нашли Каролину, у нее были синие губы, посмотрите на нее теперь.

Все уставились на домоправительницу, лицо которой постепенно оживало, пока они спорили. Доктор нахмурился, достал стетоскоп и приставил его к груди Каро.

– Не слышу, – сообщил он.

Либби и Пилар трудились без остановки. Последняя в точности следовала указаниям Либби. Прошло немного времени, и доктор спрятал стетоскоп.

– Все в порядке, удары слабые, но регулярные.

Либби и Пилар повалились на пол бездыханные, но счастливые.

– Ура, получилось! – засмеялась Либби сквозь слезы. – Теперь ей будет лучше.

– Лучше? – скептически переспросил доктор. – Не уверен. Она еще не пришла в себя.

Но его слова не могли омрачить радость Либби. Она была уверена, что Каро отдала бы концы до прихода доктора, если б не искусственное дыхание. Боже, благослови современную медицину!

Внезапно перед ней появилась рука Джона. Она вскинула глаза. Он глядел на нее просветленным взором. Либби ухватилась за его руку, и Джон помог ей подняться. Он молча обхватил ее талию и слегка сжал! Пилар, вздрагивая, поднялась с пола и присоединилась к ним. Либби притянула к себе Пилар, и они застыли втроем, обнявшись.

– Может, вы отнесете ее наверх? – обратился к Джону доктор, заталкивая инструменты в видавший виды черный саквояж. – Я осмотрю ее там.

Джон выпустил Либби и подхватил Каро на руки. Каро не относилась к числу миниатюрных женщин. Вены на его руках вздулись, отчетливо выделяясь на загорелой коже, тем не менее он ни разу не споткнулся. Джон поднялся по лестнице и положил ее на кровать.

– Я попросил бы одну из дам остаться, чтобы помочь мне, – обратился Стейн к Либби и Пилар.

Либби тут же вызвалась, и Джон с Пилар молча покинули комнату.

– Что, по вашему мнению, вы делали там внизу, юная леди? – заговорил Стейн, не глядя на Либби и продолжая осмотр больной.

– Пыталась сохранить ей жизнь, – резко ответила та. И она добилась своего. Каро была жива и дышала без посторонней помощи. Либби вдруг осенило, что она могла бы нарушить течение времени или что-то вроде того, как в фильме «Возвращение в будущее». Ведь она видела все три серии. Но ей было наплевать. Если Каро суждено умереть сегодня, Либби рада, что изменила ход истории.

– Ломая при этом ей грудь? – поддел ее Стейн.

– Нет, – разозлилась девушка, – восстанавливая работу сердца.

– Пилюли сделали бы то же самое.

– Она умерла бы прежде, чем подействовали пилюли, не сделай я искусственного дыхания.

– Не сделай вы что?

– Искусственного дыхания, – воскликнула она, улыбнувшись недоверчивости доктора. – С его помощью можно восстановить нормальное дыхание после сердечного приступа, и пациент не умирает от недостатка кислорода.

Либби понимала, что роет себе могилу, но невозможно промолчать, если знаешь, как спасти людей. Закончив осмотр, Стейн повернулся к девушке.

– Откуда вы знаете это? – спросил он с подозрением.

Либби так и подмывало рассказать правду. Главное, ей удалось спасти Каро. Тот факт, что она из будущего, не имеет значения.

Как бы не так! Они все решат, что она чокнулась. А как прикажите реагировать им на ее сообщение, что приемами искусственного дыхания она овладела в 1990 году, когда, чтобы немного поправить свое материальное положение, взялась в Йеле обучать плаванию новичков.

– Просто знаю и все.

Ничего другого не пришло ей в голову. Однако Либби понимала, что такой ответ не удовлетворит доктора. Но тут Каро что-то пробормотала и задвигалась, и внимание Стейна вновь переключилось на пациентку. Либби вздохнула с облегчением.

Доктор Стейн пробыл в доме Фолка еще несколько часов. Перед уходом он разъяснил Либби, как давать лекарство. Она внимательно выслушала его. Ведь она только спасла Каро жизнь, но не вылечила ее, и на дворе был 1887 год, а не 1993, и доктор лучше знал, чем тогда лечили сердце.

Джон принес ей обед на подносе, и она съела все до последней крошки с небывалым аппетитом. Еда никогда не казалась ей такой вкусной! Спасать людей – тяжелая работа!

Но зато какое удовлетворение испытываешь, спасая жизнь другому человеку! Внутри у нее все пело. Так вот почему она вернулась в прошлое! Ее пребывание здесь не пройдет бесследно. Вернувшись в свое время, она никогда не пожалеет о странном путешествии.

– Каро спит, – сказал Джон, прервав размышления девушки. Либби кивнула. – Вам тоже не помещает немного отдохнуть, а я пока побуду с ней. – Он улыбнулся, и Либби почувствовала, как теплая волна захлестывает ее.

Фолк подтащил к кровати кресло и устроился напротив Либби с противоположной стороны кровати. Впервые она заметила следы беспокойства и усталости на его лице. Он на самом деле тревожился за Каролину. Джон был вне себя от радости, когда она очнулась. Он понимал, что это дело рук Либби, независимо от того, что наговорил доктор.

Либби положила голову на мягкий подголовник, закрыла глаза и легкая улыбка тронула ее губы.

Через три дня Каро доводила их до белого каления своим нежеланием лежать в постели. Либби умоляла ее не вставать, согласно предписаниям доктора, но удержать Каро в кровати было непросто, несмотря на все мольбы девушки.

Джон нахмурился при виде Либби, которая пыталась загнать Каролину в постель.

– Черт побери, что тут происходит?

– Скажите ей, чтобы она не вставала, – воскликнула девушка, подталкивая Каролину к подушкам.

– Я не намерена больше валяться в постели, – заявила Каро, отбиваясь от Либби.

– Будешь, как миленькая, – отрезал Джон, поправляя легкое одеяло, и тем самым положил конец дискуссии.

Он был в форме, волосы зачесаны назад и завязаны. Но Либби не могла забыть, как прелестно он выглядел босиком, с распущенными волосами, как непринужденно вел себя во время их последней встречи в кухне. Она никогда не забудет этот поцелуй. В форме он выглядел строгим и чужим, но под ней скрывался мужчина страстный и желанный. Мужчина, который умел быть мужественным и нежным одновременно.

Ее руки и ноги налились свинцом. Тепло разливалось по телу, а сердце затрепетало, как раненая птица. Боже, как она вожделела к нему! Даже преподаватель – самая большая любовь ее жизни – не вызывал в ней и десятой доли тех чувств и желаний, что Джон. Он был красив, очарователен, но ему не хватало таких качеств, как сострадание, уязвимость, верность, которые она открыла в Джоне.

Ничего себе компот! Смесь эллинского бога с бойскаутом.

Он перехватил ее взгляд, и слабая улыбка осветила его лицо. Она усмехнулась в ответ. Фолк пожирал глазами выбившиеся из ее прически кудри, расстегнутую пуговку на воротничке и талии, голые ступни. Она инстинктивно поджала ноги, и горячая волна желания окатила ее с ног до головы.

Каро, подняв бровь, с интересом наблюдала за ними.

– Мне лучше уйти, – сказал он, но не двинулся с места. – Ведите себя хорошо и не изводите Либби, – обратился он к Каро. Наконец он встал, посмотрел на обеих женщин и вышел из комнаты.

С уходом Джона температура в комнате упала градусов на десять. Либби не хватало теплоты, которую он излучал.

– Что все это значит? – без обиняков спросила Каро, как только за капитаном захлопнулась входная дверь.

Либби поправила постель и пожала плечами, стараясь не смотреть на больную.

– О чем вы, не понимаю?

– Ха-ха, – фыркнула пациентка. – Я не слепая. Но даже если б я ослепла, то все равно почувствовала бы флюиды, идущие от вас. И это в присутствии старой женщины и при наличии кровати, которая разделяла вас.

Либби отвернулась, подняла полотенце и сложила его.

– Я не буду выпытывать, – успокоила ее Каро. – Я взяла за правило не совать свой большой нос куда не следует. Но…

Все дело в этом «но». Как ей хотелось поговорить о Джоне! Но говорить-то в сущности было не о чем. Она не могла устроить ему такую подлянку: закрутить роман, а потом бросить парня. Он никогда не поймет ее, если она сообщит, что больше не может оставаться здесь. Значит, нужны веские основания, доводы. Однако все эти причины казались ей сейчас мелкими и несущественными.

– Хорошо, – вздохнула Каро, – лучше займусь-ка я своими делами.

Либби повернулась к ней и улыбнулась:

– Я бы обязательно рассказала вам, если бы было, о чем рассказывать. Джон и я…

– Друзья, – брови Каро взлетели еще выше.

– Нет, – сухо рассмеялась Либби. – Я бы назвала это иначе, – сказала она, опускаясь на краешек кровати. – Думаю, Джону трудно подружиться с кем-либо. Вероятно, у него немного друзей.

– Верно, – согласилась домоправительница, – но он, кажется, заинтересовался вами. Какое счастье, что он обратил внимание еще на кого-то, кроме апачей.

– Вы имеете в виду Джеронимо?

– А кого же еще? Хоть он и помалкивает, но сдается мне, что чаще всего он думает именно о нем.

Печальный вздох вырвался из груди девушки, и она посмотрела на солнце, которое поднималось над горизонтом. Скоро, совсем скоро в комнате станет жарко, и Каро, с ее горячностью, еще больше накалит атмосферу.

– Как бы мне хотелось отвлечь его от мыслей об апачах!

– Шансы у тебя невелики, детка, – без колебаний сообщила Каро. – Он слишком долго шел по этому пути и не свернет с него в одночасье.

Либби призадумалась. Так ли это на самом деле? Если б ей удалось вытащить его из гарнизона хотя бы на время, может, он бы начал избавляться от своих горестей. Скоро апачей пошлют в Алабаму, а оттуда в Оклахому, где им отведены земли. Будет ли Джон сопровождать их или останется здесь? Как мало ей известно о человеке, которому она отдала свое сердце.

Она взглянула на Каролину. Та, погруженная в свои мысли, теребила медальон, который висел на серебряной цепочке. Каро носила его постоянно, не снимала даже, когда ложилась спать.

– Очень миленькая вещица, – сказала девушка, внимательно рассматривая цепочку.

Впервые Каро не ушла в себя, а с гордостью продемонстрировала Либби крошечный медальон.

– Вероятно, он вам очень дорог, – заметила Либби, сгорая от любопытства.

Каро улыбнулась и кивнула:

– О да, это самое ценное, что у меня есть.

Либби боялась показаться назойливой.

Ведь Каро могла снова замкнуться. Но любопытство – тяжелая штука. И она решила задать еще один вопрос.

– Как он попал к вам?

Знакомая печаль засветилась в глазах женщины, а губы скривились в горькой усмешке.

– У меня был дружок, моряк. Он просиживал днями в моей таверне, пока я не продала ее.

– У вас была таверна? – удивилась Либби.

Каро кивнула.

– Конечно. Вы же не думаете, что я была экономкой всю жизнь. А, впрочем… Вернемся к Томасу. Его звали Томас Кейн. Он был мужчина хоть куда, плечи огромадные. – Она развела руки, чтобы показать, какие именно. – Волосы – чистое золото. Он подарил его мне после возвращения из плавания. У меня дух захватило, когда я увидела его.

– Он был вашим женихом? – спросила Либби, пытаясь скрыть радостное волнение. Она не могла представить, что Каролина будет так откровенно рассказывать о своем прошлом! Ведь она никогда прежде не позволяла себе ничего подобного. Может, дыхание смерти, которое она почувствовала, развязало ей язык.

Ее смешок удивил Либби. Она уже привыкла к хриплому голосу Каролины, но ее смех каждый раз пугал девушку.

– Нет, Либби, – сказала она и с вызовом посмотрела на свою сиделку. – Он был моим любовником целых девять лет.

– Девять лет? – Раскрыв от удивления рот, Либби чуть не свалилась с кровати. Сообщи Каро, что она прибыла из космоса, Либби поразилась бы куда меньше.

Каро засмеялась и хлопнула рукой по тюфяку.

– Прикрой рот, девушка, не то мухи залетят.

Либби закрыла рот, и тут до нее дошло, что Каро могла обидеть ее реакция.

– Извините, но вы так удивили меня! Вот уж никогда бы не подумала о вас такое!

Она осеклась, поскольку ей показалось, что в ее словах присутствует; некая двусмысленность.

Каролина рассмеялась в ответ. Она и не думала обижаться.

– Все в порядке. Полагаю, большинство молоденьких девушек испытали бы те же чувства. Но дело в том, Либби, что иногда своего единственного мужчину женщина встречает в неподходящих обстоятельствах. Это вовсе не значит, что надо отказаться от любви. Надо просто научиться думать о ней иначе.

– Так вы любили его?

– Боже, как я любила этого человека! Мне казалось, что никто никогда не любил сильнее, чем я. Естественно, так думает любая женщина, когда влюбляется по уши.

Либби кивнула. Ничего подобного она не испытывала раньше. Но она знала, что так будет, когда придет настоящее чувство. И тут же подумала о Джоне.

– Только у Томаса была другая любовница, – сообщила Каро, вернув Либби к реальности.

– Что? У него была другая женщина? – ужаснулась Либби.

– Нет, не женщина, – ответила Каро. – Это было бы намного легче. Настоящей любовью Томаса было море. Я у него была единственной женщиной и знала, что он любит меня так, как только мужчина способен любить женщину. Но он не мог бросить море. И я ждала. Я ждала его, когда он плавал в Испанию, откуда Томас привез вот это. – Каро показала на цепочку и медальон. – Я ждала, когда он отправился на Восток и завалил меня шелками и камешками. – У Каро перехватило дыхание. Глаза ее горели.

– Томас не мог отказаться от путешествий. А я так больше не могла. Каждый раз, когда он уезжал, во мне что-то умирало. Я не находила себе места до его возвращения. У нас были удивительные встречи, а потом все повторялось. Радости было все меньше, горечи – все больше. Но вот терпение мое иссякло.

На ее лице отражались все чувства, которые она когда-то испытывала к Томасу.

Либби видела, как та переживает, словно события, о которых она поведала девушке, произошли совсем недавно. Ее лицо выражало любовь, желание, боль утраты. Ничего удивительного, что Каро никогда не говорила о своем прошлом. Достаточно было чуть приоткрыть дверцу, как одиночество и пустота выплеснулись наружу.

– «Удача» – корабль, на котором плавал Томас, направлялась в Константинополь. Матросы считали дни до отъезда. Их радость убивала меня. Понятно, что я не могла просить его остаться. Слишком сильно я его любила, чтобы отнять у него то, что было для него дороже жизни. Но и меня можно было понять. Долгие месяцы ожидания были мне уже не под силу. Мы провели вместе волшебную ночь, и он покинул меня до рассвета. Я уехала в тот же день. Пять лет назад.

– У вас, кажется, была таверна? Где именно? Что с ней случилось?

– Я продала ее, – спокойно ответила Каро, и лицо ее стало непроницаемым. – Заведеньице хоть куда. Прямо на пристани в Пенсаколе. Примерно в пятнадцати милях отсюда. Один посетитель мечтал купить ее и получил наконец.

– А что с Томасом? – не смогла удержаться от вопроса Либби. Она должна знать, чем закончилась их история.

Каро пожала плечами:

– Не знаю. Я туда больше не возвращалась. Надеюсь, у него все хорошо и он счастлив.

– А вы? Вы не тоскуете по нему?

Каро так взглянула на нее, что Либби поклялась обуздать свое проклятое любопытство. Как видно, порвав с прошлым, Каролина не сумела задушить в себе любовь.

– Мне не хватало его всегда, даже когда он был рядом. Я приняла правильное решение. Иногда мне удавалось не думать о нем несколько дней. Я уверяла себя, что он здоров и счастлив, и верила, что так оно и есть на самом деле.

Глядя на Каро, которая нежно гладила медальон, Либби понимала, что она кривит душой. Она ни на минуту не переставала думать о Томасе Кейне. Лишь исчезла с его горизонта.

Либби попыталась отвлечь Каро от печальных мыслей и завести непринужденный разговор.

– Расскажите, как вы приехали сюда, как стали экономкой?

– Чего тут рассказывать? Я работаю, чтобы занять себя. Не могу сидеть сложа руки целый день. Я тут и помру.

Либби догадывалась, почему Каро вертелась весь день как белка в колесе, – чтобы не думать о Томасе. Боль, должно быть, была такой сильной, что если бы она чуть-чуть отпустила вожжи, у нее разорвалось бы сердце. И она убивала себя. Убивала работой. Ее сердце не могло выдержать такую нагрузку.

Либби прекрасно понимала, что Каро никогда не пойдет на то, чтобы сбавить обороты. Она будет работать, пока ее не свалит новый приступ. И если никого не будет рядом, она умрет.

Хорошее настроение, в котором пребывала девушка после того, как смогла помочь Пилар и Каро, развеялось, как туман под лучами жаркого флоридского солнца. Получается, что все ее усилия коту под хвост? Она лишь отсрочила то, что должно случиться.

Боль в груди, которую испытала девушка, красноречиво свидетельствовала о том, как много значит для нее Каро. Как же покинуть их, если смерть домоправительницы неизбежна? Придется найти выход, и побыстрее.

А вот и решение проблемы: она разыщет Томаса Кейна и расскажет ему, что Каро до сих пор любит его, В мечтах она уже представляла себе их бурную встречу до ее возвращения в двадцатый век. И поможет ей воссоединить любовников не кто иной, как Джон. Ведь чтобы найти Томаса, ей придется поехать с ним в Пенсаколу. Поездка отвлечет Джона от мыслей об апачах и постоянной тревоги.

Либби была уверена в успехе своего предприятия. Она уговорит Джона смотаться с ней в Пенсаколу. Эта поездка пойдет ему на пользу.

Внутренний голос нашептывал ей, что ехать вдвоем опасно, но Либби безмятежно улыбалась. Что будет, то будет. Ей надоело думать о последствиях!


Глава тринадцатая


– Черт побери, Либби, нельзя брать все на себя!

Либби взглянула на лестницу, а затем опять на Джона.

– Я знаю. – Она старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Каро, которая не должна догадываться о ее планах. – Думаю, у меня все получится.

– Послушайте, – он понизил голос и взял Либби за руку, чтобы увести ее подальше от лестницы. – Никто не поймет, что вы сделали для Пилар и Каро, лучше, чем я. Хватит, остановитесь. Я не позволю вам впутываться в это дело.

– Джон, иначе нельзя. Вы сами говорили, что она не собирается сбавлять обороты и будет работать до тех пор, пока не свалится замертво. Что, по всей видимости, произойдет довольно скоро. В моем распоряжении три недели или около того – пока Ленгдон не отменит запрет. Потом я уже не смогу помочь Каро.

– Почему вы так уверены, что память вернется к вам, как только вы окажетесь рядом с деревом?

Как жаль, что сейчас не время говорить правду. Как она мечтала довериться ему, но понимала всю абсурдность своего желания и поэтому сказала лишь следующее:

– Я должна вернуться в свою жизнь!

Его глаза загорелись, и он приблизился к Либби. Джон взял ее за плечи и слегка наклонился – наверное, решил поцеловать. Либби с готовностью потянулась к нему, подставив для поцелуя губы. Но Фолк внезапно отшатнулся, и из ее груди вырвался вздох разочарования.

– Я уже думал об этом, – сообщил он, глядя в сторону и засунув руки в карманы брюк. – Возможно…

Либби, догадываясь, что он хотел сказать, потрясла головой, чтобы не дать ему договорить. Нельзя позволить ему даже думать об этом. Хотя, Бог свидетель, как она желала услышать эти слова. Нет, нельзя вводить его в заблуждение!

– Я уеду, как только получу разрешение, – решительно заявила она. – Я не могу остаться здесь навсегда. Но прежде я должна убедиться, что с Каро все в порядке. Я от нее услышала о Томасе Кейне. Поверьте, если мы отыщем его и устроим их встречу, Каро перестанет изнурять себя работой.

– Откуда такая уверенность? – спросил он, стараясь скрыть огорчение. – А вдруг он женат?

– Что вы! – Либби потрясла головой. – Он ведь любил Каро. Я больше чем уверена, что он не нашел ей замены.

Было видно, что капитан не разделял ее оптимизма, тем не менее спорить с ней он не стал.

– Если пять лет назад он не отказался ради нее от моря, почему вы думаете, что Томас сделает это теперь? В результате мы принесем Каро скорее вред, чем пользу: могут открыться старые раны.

– Никакие это не старые раны, Джон. Каро по-прежнему очень остро переживает разлуку с любимым.

Она попыталась представить, что чувствует женщина, когда расстается с горячо любимым человеком, и поняла, что знает. Нарисовав в воображении сцену расставания с Джоном, она нутром ощутила тяжесть потери. Пусть между ними не было близости, пусть они даже никогда не говорили вслух о своих чувствах. Она была уверена, что любит его. Любит так, как никого не любила в своей жизни. И со всей определенностью она могла заявить: что никогда не избавится от этого чувства.

– Не знаю, Либби. Я не любитель вмешиваться в чужую жизнь.

Он боится. Она читала это в его глазах. Он боялся окунуться в нормальную жизнь, боялся сблизиться с кем-либо. Она подозревала, что ему стоило больших усилий и времени отгородиться от людей, замкнуться в себе.

– Джон, вы же не будете отрицать, что вам дорога Каролина. Так помогите мне, пожалуйста! – умоляла Либби. – Я не могу уйти и оставить все как есть. Мне будет казаться, что я своими руками подписываю ей смертный приговор.

Борьба, которую он вел сам с собой, отразилась на его лице. В последние дни броня, в которую он заковал себя, дала трещину. И вот наконец маска упала! Он не мог скрыть, как беспокоится за Каро. А когда посмотрел Либби в глаза, не сумел скрыть своих чувств к ней.

– Что вы скажете Каро? – спросил он, нехотя уступая.

– Это моя забота. Я кое-что придумала.

Либби не знала, плакать ей или смеяться.

Он решил помочь ей! Ей удалось достучаться до него, пробить стену безразличия. Она заставила его чувствовать вновь!

Это была победа, если б не одно «но». Если все, что она задумала удастся и Каро вновь соединится с Томасом, домоправительница, вероятно, уедет, а через каких-нибудь три недели то же самое сделает и она.

Она вернется в свою жизнь, в свое время. И Джон останется один. Но на этот раз ему будет гораздо хуже. Если он снова стал чувствовать, то его удел – боль и одиночество.

– Я до сих пор не могу поверить, что он согласился, Либби! – воскликнула Каро. Медленно встав на ноги, она прошлась но комнате. Либби настаивала, чтобы та еще пару деньков полежала, но Каро ни в какую не соглашалась, и доктор позволил ей ежедневно на несколько часов вставать с постели.

Сделав несколько шагов, она рухнула в кресло у окна, не в силах справиться с одышкой. Либби горела желанием прийти на помощь своему другу, но упрямая женщина не любила, когда ее опекали. Поэтому девушке пришлось разрешить Каро кое-что делать самой.

Порой сдерживать себя было очень трудно.

– Я сказала, что поездка в Пенсаколу поможет вернуть мне память. А вдруг меня там уже ищут или узнают на улице? – призналась девушка Каролине. – Но главное, я хочу вытащить отсюда Джона на денек-другой. В последнее время он был мрачнее тучи, вероятно, из-за Джеронимо. Ему необходимо отвлечься, иначе он изведет себя.

Поскольку почти все, что она говорила, было правдой, ее голос звучал убедительно, и Каро кивнула.

– Пилар с радостью согласилась пожить у нас пару дней, – добавила Либби. Заметив, как у Каро вытянулось лицо, девушка торопливо добавила: – Думаю, ей нужно время, чтобы разобраться в своих проблемах. И мне пришло в голову, что вы могли бы ей помочь, пока меня здесь не будет.

Глаза Каролины загорелись, и Либби поняла, что ей удалось преодолеть последнюю преграду. Она понимала Каро, как никто другой. Помогать людям – это призвание, и тут уж ничего не попишешь! Либби это было известно по собственному опыту.

– Я ведь рассказывала вам, что у Пилар в семье не все гладко. Ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах и решить, что делать дальше. Она понимает, что временная разлука с мужем поможет ей принять верное решение. Если Пилар переберется к нам и будет ухаживать за вами, никто не узнает, что у нее с Кристофером нелады.

– Конечно, – тут же согласилась Каро. Ее любящая душа оживала у Либби на глазах: ей снова есть о ком заботиться, кому помогать. Без этого она не представляла себе жизни!

– Заметано! – воскликнула Либби, направляясь к двери. – Сейчас же пойду к ней. Пусть приходит утром, как только мы с Джоном уедем.

Она выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь. Затем, задрав юбку, чтобы та не путалась под ногами, промчалась вихрем по лестнице и ворвалась в кухню, где Пилар с Джоном дожидались ее.

При виде Либби Пилар резко обернулась, а Джон выскочил из-за стола.

– Она купилась! С потрохами! – завопила Либби и высоко подняла руку. Пилар уже знала этот жест. Она вскинула свою ладонь и с размаху хлопнула по руке Либби, чего леди, как известно, делать не пристало.

– Ништяк! – прокричали они хором. Джон отпрянул, пораженный их странным поведением. Но Либби была слишком возбуждена. Ну и черт с ним, пусть думает, что у нее крыша поехала! Ее сейчас занимало совсем другое. Как удержаться от того, чтобы не обнять его крепко-накрепко. Продолжая смеяться, она повернулась к нему и вскинула ладонь. Он уставился на нее, и удивление, смешанное с беспокойством, отразилось на его лице.

– Ништяк! – наконец воскликнул Фолк, хлопнув рукой по ее ладони. – Что бы это ни значило, – добавил он со смешком, когда женщины радостно обнялись.

В полдень на следующий день они прибыли в Пенсаколу. Уставшие, в пыли. Либби предпочла ехать верхом без седла, чем несказанно удивила Джона. Она слишком неуверенно чувствовала себя верхом на лошади, а уж в седле и подавно. Он не произнес ни слова. Лишь поднял бровь, но уступил. Чтобы чувствовать себя комфортно, она под платье надела леггинсы.

При виде родного города Либби впала в панику. Джон повел ее в гостиницу на Гавермент-стрит. И хотя названия улиц были ей знакомы, все вокруг выглядело совершенно чужим. А когда ее взору открылась гавань, полная кораблей, и оживленный порт, у нее перехватило дыхание. В ее время гавань была почти пустой. Большинство крупных судов предпочитали швартоваться в портах Мобила и Нового Орлеана.

– Узнаете? – спокойно спросил Джон. Ни минуты не думая, Либби брякнула «нет», и на ее глаза навернулись слезы. Она пыталась отыскать хоть один знакомый дом из кирпича или камня, но, за исключением церкви и здания суда, все было чужим.

– Не волнуйтесь, – ласково успокоил он девушку, и его большая ладонь накрыла маленькую ручку Либби. – Всему свое время.

Она моргнула, чтобы смахнуть слезинку, и повернулась к нему. Только сейчас до нее дошло, о чем он спрашивал и что услышал в ответ. Нет, больше обманывать ей невмоготу.

– Это мой родной город, – заявила Либби, с интересом рассматривая проезжавшие мимо коляски и экипажи.

У Джона округлились глаза.

– Так вы вспомнили?

– Да, вспомнила. Вспомнила, как здесь было прежде.

– Прежде.

– Прежде чем я уехала в форт Пикенс.

– Неужели так много здесь изменилось меньше чем за неделю?

Он уцепился за то, что она говорила; а вдруг удастся восстановить всю картину. А она-то думала, что удивит его. Либби молча кивнула, когда до нее дошло, как далеко на самом деле было до ее дома.

– Вы даже представить себе не можете, – печально ответила она Фолку. – Увы, это так.

Отель, в котором они остановились, в ее время не существовал. Она обескураженно рассматривала его помещения. Как могло такое солидное и большое здание исчезнуть с лица земли? Она даже не слышала о нем, а здесь так оживленно! Множество людей сновало по вестибюлю.

Джон зарегистрировался у портье и взял ключи от двух соседних комнат. Либби, словно окаменев, молча поплелась за ним к старомодному лифту. С замиранием сердца она следила за тем, как он полз на третий этаж. Ей казалось, что она в ловушке и эта мука никогда не кончится. Когда наконец двери лифта открылись, девушка вздохнула с облегчением. Современные лифты не вызывали у нее таких ощущений» и она решила на будущее, что будет подниматься по лестнице. Она не настроена рисковать.

Номер оказался довольно симпатичным и мало чем отличался от современных гостиничных номеров. Единственное «но», – отсутствие туалета. Уборная, которой пользовались постояльцы, была в холле.

Все ее вещи Джон затолкал в кожаный баул. Кинув его на кровать, Либби расправила складки платья. На стене и двери были крючки, вероятно, вместо вешалки. Либби повесила на один из них свою единственную смену – второе платье было на ней, затем выложила белье в ящик бюро. В умывальнике оказалась вода, и она с удовольствием умылась и причесалась.

Когда Джон постучал в дверь, Либби открыла ему и пригласила войти. Он окинул взглядом прихожую, а затем комнату: было видно, что Фолк нервничает.

– Я подумал, что неплохо бы подзаправиться, прежде чем мы отправимся на поиски Томаса, – сказал он, чувствуя себя неуютно наедине с Либби.

У нее вертелось на языке, что не стоит выходить на незнакомые улицы, но она не решилась предложить Джону подобное без каких-либо объяснений, которые, увы, пока не была готова дать. Либби улыбнулась и кивнула.

– Звучит заманчиво, – солгала она.

На этот раз они спустились пешком. Всю дорогу Джон не проронил ни слова. Наконец они подошли к маленькому кафе на углу.

– Как вам это местечко? – поинтересовался капитан.

Либби опять пришлось напустить на себя равнодушный вид. В ее время здесь не было никакого кафе. На этом углу находилось центральное отделение ее банка.

– Недурно.

Они вошли и уселись за железный столик, напоминающий, хотя и весьма отдаленно, современный прилавок, с которого продают мороженое. Официантка в черной юбке и белой блузке приняла заказ и тут же скрылась в глубине зала за вертящейся дверью, вероятно ведущей в кухню.

– Вы вспомнили еще что-нибудь? – спросил Джон, когда они остались вдвоем.

Либби вздрогнула и посмотрела на него.

– Что? О нет, ничего существенного.

– Вообще ничего? Может, для вас это несущественно, а на самом деле – жизненно важно.

Как ей было неприятно обманывать его! Почему ей казалось прежде, что окружение, в которое она попала, не волнует ее? Почему ей раньше не пришло в голову, как трудно будет видеть свой родной город чужим? Все очень просто. В гарнизоне она жила в мире иллюзий. Поскольку в ее время там не было гарнизона, она до конца не сознавала, что произошла с ней. Легкость, с которой она привыкла к жизни в форте Барранкас, сыграла с ней злую шутку. Чувствовать себя чужим в родном городе было нестерпимо больно.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – заметив ее бледность, поинтересовался Джон. – Наверное, не стоило вам так скоро трогаться с места.

– Я в порядке, – проворчала Либби, разглядывая картинки на стенах. Какой только рекламы здесь не было! От детского питания до зубного порошка! Люди на картинках выглядели очень странно: ярко-красные щеки, тонкие черты лица. Женщины были одеты по последней моде, но Либби казалось, что они выглядят как музейные экспонаты.

– Ничего не понимаю! – поморщилась досадливо девушка, не переставая вертеть головой. – Женщины на картинках похожи друг на друга, но женщины, которых я видела в жизни, все разные.

Ее вопрос, как видно, не смутил Джона.

– Все дело в том, что женщины на портрете хотят выглядеть соответственно моде. Если сегодня модны глубоко посаженные глаза, то они заставляют художника следовать моде, независимо от того, какие у них глаза на самом деле.

– Вы шутите! – воскликнула девушка, переводя взгляд с одной картины на другую. – Все женщины на одно лицо! Как же будущие поколения узнают, как в действительности выглядели женщины в это время?

Джон засмеялся. Показалась официантка с двумя чашками чая. Он подождал, когда она удалилась, а затем ответил Либби.

– Они не хотят, чтобы их помнили таким, какие они в действительности, они желают остаться в памяти потомков такими, какими хотели бы быть.

Либби разинула рот:

– Чепуха какая-то. Мы ведь никогда не узнаем, кто в жизни выглядел как на портрете, а кто изменил свою внешность в угоду моде.

– Мы? – растерянно переспросил Джон.

Опять проговорилась, надо все время контролировать себя, подумала девушка и отпила немного чая, так как внутри у нее все пересохло.

– Я хотела сказать, что наши потомки никогда не узнают, как мы выглядели на самом деле.

– Думаю, в будущем с этим проблем не будет. Неподалеку отсюда джентльмен из Бостона открыл фотоателье. Художник имеет право на фантазию, а на фотографии люди получаются такими, какие есть на самом деле.

Трудно поверить, но факт. Она попала во время, когда фотография была большой редкостью. Она ждет не дождется, когда снова окажется в эпохе «Полароидов» и видеокамер, моментальных фотографий на каждом углу.

Официантка принесла жареных цыплят и вареные овощи, но Либби не почувствовала их вкуса. Червь сомнения закрался в ее душу: а вдруг ей не удастся осуществить все, что она„наметила. Мысль о том, что ей еще раз придется увидеть Палафокс-стрит, причал и гавань, была настолько невыносимой, что она мечтала как можно скорее вернуться в Барранкас. Еще несколько недель и этот кошмар будет позади. Господи, за что ей такие муки?

С другой стороны, поездка в город была ее инициативой. С каким трудом ей удалось уломать Джона! Она не может теперь дать задний ход. Он уже заметил, что с ней творится что-то неладное, поэтому ей надо быть более осторожной. Если она проговорится, ей кранты. Он потащит ее прямиком к гарнизонному доктору, что в конечном итоге отсрочит ее возвращение на остров.

– Мы можем идти? – Голос Джона вернул ее к действительности.

Она собралась с силами. Придется пройти и через это испытание. Ходить по центру Пенсаколы не тяжелее, чем осознание того факта, что ты путешествуешь во времени. Она сильная и выдержит это. Если не ради себя, то ради Каролины.


Глава четырнадцатая


Либби уставилась на деревянную дверь таверны. Видавшую виды вывеску раскачивал ветерок, задувавший из гавани. Девушку переполняли эмоции – шок, растерянность, нервное напряжение.

Питейное заведение, которое когда-то принадлежало Каро, приобрел Джо Фишер. Либби узнала об этом, когда праздновала свое совершеннолетие в известном погребке «У Джо-спекуля». Тем вечером она познакомилась с человеком по имени Синди – хозяином забегаловки, который поведал ей историю старой таверны.

Ей пришла в голову мысль, что теперь она сама могла бы кое-что рассказать Синди. Первым владельцем ресторанчика был не бывший бухгалтер Джо Фишер. Нет, конечно. А ее подруга, Каролина Купер.

Некое подобие улыбки появилось на ее лице, когда она принялась размышлять о своей доле: угораздило же ее совершить путешествие во времени! Ведь никто не поверит! Человеческое сознание отрицает такую возможность.

– Чему вы улыбаетесь? – поинтересовался Джон.

Либби расплылась в улыбке, заметив, как изменилось его поведение. Он чувствовал себя гораздо свободнее. Ее присутствие поначалу тревожило его, но тот незабываемый поцелуй в кухне сблизил их, о чем свидетельствовали мелочи: робкие прикосновения, долгие взгляды. Стоило ему покинуть форт Барранкас, как он стал чаще улыбаться.

Если дать волю своим чувствам, боль разлуки будет невыносимой. Она понимала, что пока не поздно, надо притормозить. Но ей так нравилось, как он улыбался, и она мечтала видеть улыбку на его лице как можно чаще! И хотя здравый смысл подсказывал ей обратное, она радовалась тому, что их отношения улучшались изо дня в день. С улыбкой на устах она вложила свою руку в его ладонь.

– Как-нибудь я расскажу вам, – заявила она, уверенная, что обязательно скажет ему правду. Он, вероятно, ей не поверит, но она поклялась, что расскажет ему все до того, как покинет Барранкас. – А пока давайте войдем в таверну и узнаем, что к чему.

Либби шагнула вперед, но поскольку Джон не двинулся с места, она едва не упала. Его брови взметнулись вверх, и морщины вновь прорезали лоб.

– Сдается мне, что вам не следует входить туда, – сообщил он, накрыв ее руку своей.

Она ощутила тепло его тела. Он был таким реальным! Это не призрак прошлого или плод ее воображения, а мужчина из плоти и крови, смелый, красивый, с хорошей фигурой. Для ее современников он лишь песчинка в реке времени, но в ее жизни ему отведено гораздо более важное место.

– Либби!

Она еще секунду позволила себе витать в облаках, наслаждаясь их близостью, а затем вернулась на землю.

– Каролина долгие годы была хозяйкой этого заведения. Думаю, со мной ничего не случится, если мы вместе заглянем сюда на несколько минут.

Он довольно долго медлил с ответом, затем все же кивнул:

– Будь по-вашему, давайте войдем!

Внутри таверны все стены, пол и потолок были обшиты досками. Вдоль стен стояли покарябанные, грубо сколоченные столы. Стульями служили небольшие бочонки. Однако главной достопримечательностью зала был бар из красного дерева со стеклянными витринами, черной мраморной стойкой и щегольски сверкающими медными табуретами. Либби тихонько свистнула.

– Я сам потрясен, – себе под нос пробурчал Джон. Видимо, у него были причины понизить голос.

– Вы бывали здесь раньше?

Он посмотрел по сторонам и покачал головой, вероятно, все еще находясь под впечатлением.

– Каро никогда не рассказывала мне о своем прошлом. До тех пор пока вы не попросили помочь, я не имел представления, как Каролина попала в гарнизон и почему начала работать экономкой. Когда я приехал в форт, она уже была там.

Только Либби решила поинтересоваться, когда это было, как непонятный шум, идущий от двери в задней части комнаты, заставил их повернуться.

– Привет, народ! – приземистый мужчина появился за стойкой бара. Огромные бакенбарды почти закрывали его лицо. Поверх грязных коричневых брюк и когда-то белой рубахи, на которой не хватало нескольких пуговиц, на нем был передник.

– Ханку жрать рано. Мы еще не открылись.

Либби с ужасом посмотрела на Джона.

– Мы пришли сюда не выпивать, – ответил тот и до нее наконец дошло, что сказал бармен.

– Вы не против, если мы спросим вас кое о чем?

Мужчина вытащил из-за пояса засаленную тряпку и протер ею мраморную стойку.

– Смотря о чем…

Джон провел Либби к бару.

– О предыдущем хозяине таверны, – пояснил Джон.

Крепыш продолжал усердно вытирать стойку, хотя она и так блестела. Он пожал плечами.

Либби хотела вмешаться в разговор, но Джон вытащил монету и бросил ее на стойку. Похоже, полдоллара. На одной стороне голова статуи Свободы в венке.

Бармен сразу же повеселел, и Либби подумала, что некоторые вещи остаются неизменными. Костлявая рука потянулась за монетой, но Джон накрыл ее своей ладонью.

– Что вас конкретно интересует? – спросил мужчина, уже горевший желанием помочь гостям.

Какая она умница, что уговорила Джона поехать. Она бы не добилась здесь ничего.

– Все, что вам известно о Каролине Купер.

Мужчина прислонился к стене и уставился в потолок, продолжая машинально водить тряпкой по стойке бара.

– Что ж, говорят, она была настоящей хабалкой.

– Кем? – переспросила Либби, подавшись вперед.

– Он говорит, что она была бойкой и добивалась чего хотела.

Либби кивнула, и бармен взглянул на нее, словно спрашивал: готова ли она услышать очередную порцию тарабарщины?

– Она хороводила тут железной рукой.

– Джон?

– Управляла таверной без проблем.

– Да, пока не ушла в сторону моря.

– Джон! – прошипела раздраженно Либби, которая, видимо, ничего не понимала из того, что говорил мужчина.

– Пока не убежала, уехала.

– Готов поставить на что угодно, что она соскочила из-за морячка, за которым ухлестывала.

– Это я поняла, – сухо заметила Либби Джону, который повернулся, чтобы перевести ей последнюю реплику бармена.

Джон подмигнул:

– Он считает, что Каролина уехала так внезапно, потому что была влюблена в Томаса Кейна.

– Все ясно, – Либби повернулась к хозяину, – но это нам известно.

– Так ведь вас интересовало, что известно мне. В таком случае я продолжаю…

– Простите, – пробормотала девушка, нахмурившись. Она сделала вид, что не слышит смешок Джона, который не сумел сдержаться.

– Птичка упорхнула, и никто не знал, где она бросила якорь. Ее дружок, Кейн, вернулся к ней и только тут скумекал.

– Помолчите! – закричала Либби, пытаясь рукой остановить его.

Бармен раздраженно посмотрел на нее, а Джону пришлось взять себя в руки, чтобы не улыбнуться, когда он объяснил Либби:

– Только тогда он понял.

– Что любит Каролину? – жадно поинтересовалась девушка.

– Откуда я знаю, – огрызнулся бармен. – Он вернулся за ней и чуть не надел деревянный бушлат, когда узнал, что она слиняла. Вот тут он накеросинился за все котелки и ухилял бухой.

Либби обхватила голову руками и застонала. Джон, у которого больше не было сил, не выдержал и громко расхохотался. Либби, мечтавшая услышать его смех, на этот раз не получила никакого удовольствия. Она была сбита с толку, растеряна. Но чувство юмора победило, и вскоре она присоединилась к Фолку.

– Смешно ужасно, только переведите, пожалуйста, что он сказал.

Джон поглядел на нее, потом на растерявшегося бармена и сказал:

– Когда Кейн вернулся за Каролиной и обнаружил, что ее нет, он чуть не умер от горя и запил. Томас наклюкался до такой степени, что еле унес ноги.

– И это все? Вы не знаете, куда он уехал и что с ним случилось?

– Поскольку он из белого сброда, то, сдается мне, что ушел в плавание.

– Либби, так называют белых бедняков. Он говорит, что Кейн, должно быть, вернулся к своей прежней жизни, снова стал матросом.

Не сумев скрыть разочарования, Либби провела рукой по волосам, забыв, что обвязала их лентой перед тем, как они пошли перекусить. Заколки вылетели, и несколько прядей упало ей на глаза. Не переставая ворчать, она вернула их на место.

– А судно, на котором он плавал? Вам известно хоть что-нибудь об «Удаче»?

– Она вошла в порт три дня назад при свечках. Матросы пришкандыбали сюда и набрались микстуры под завязку.

– Подождите! – воскликнула Либби. – Я попробую догадаться сама. Корабль пришвартовался после заката, и команда напилась в таверне до чертиков.

– Все точно.

Либби подмигнула:

– Знай наших!

– Он пока здесь.

Она вздохнула с облегчением. Кажется, удача улыбнулась ей. Неужели они так легко найдут Томаса Кейна?

– А теперь скажите, зачем вам все это?

Либби обменялась взглядом с Джоном и повернулась к бармену:

– Я хочу свести вновь Каролину и Томаса Кейна.

– Вы хотите сказать, что эта кастрюля еще тянет лямку?

– Если вы имеете в виду, что она еще жива, то да, и у нее все в порядке. По крайней мере, так было до вчерашнего дня.

– Приятно слышать. Я думал – верняк, она давно скопытилась, как только он испарился.

– Она может откинуть сандалии, если мы не найдем Томаса Кейна. – Либби почувствовала, что начинает заводиться. Она должна найти возлюбленного Каро. Мысль о том, что они с Джоном могут потерпеть фиаско, следует просто отбросить.

– Спасибо за то, что рассказали, – поблагодарил Джон, пожимая руку бармену. Либби решила не отставать от Фолка. Хозяин таверны оказался джентльменом и поднес ее руку к губам.

– Я получил огромное удовольствие, – заметил он, глядя в смеющиеся глаза девушки, – хоть вы такая же чокнутая, как та шкапа.

Либби залилась смехом.

– На этот раз я все поняла.

Джон взял ее за руку, и они покинули бармена, который продолжал полировать черную мраморную доску с улыбкой на устах. Она заметила, как он ловко спрятал монету, которую Джон бросил ему на стойку.

– Неужели все так просто? – с опаской в голосе спросила она, когда они шагали к пристани.

– Не обольщайтесь, Либби, матросы не задерживаются долго на одном судне.

– Но вы должны признать, что нам крупно повезло. Я не рассчитывала застать в порту «Удачу».

Он не мог сдержать улыбки.

– Действительно, это перст божий.

Они завернули за угол и пошли вдоль пристани. Либби широко открыла рот и остановилась.

– Елки-палки!

– Что?

– Смотрите сюда! – Куда бы она ни взглянула, везде были причалы и эстакады, уходящие в море. Бесчисленное количество судов, барж и лодок покачивалось на изумрудных волнах. Железнодорожные пути подходили впритык к воде, и вагоны загружались прямо с судна.

– В чем дело?

– О Джон! Если б вы только знали, как пустынно и заброшенно выглядит это место сейчас?

– Сейчас?

Либби не расслышала его вопроса. Она медленно шла к заливу. Какой он красивый, весь переливается, жизнь здесь кипит! Вокруг нее сновали взад и вперед люди, занятые разгрузкой и загрузкой судов. Пахло рыбой, солью и влажным деревом. Мужчины, которым Арнольд Шварценеггер даже в подметки не годился, поднимали ящики, как пушинки.

– Либби! – легкий ветерок донес до нее слова Джона. Она обернулась и поймала его горящий взгляд. – Глядите!

Девушка вскинула глаза и широко улыбнулась. «Удача» покачивалась на волнах недалеко от места, где они стояли.

– Я боюсь приближаться к ней, – внезапно призналась Джону Либби. Ее плечо врезалось ему в грудь, и его руки тут же обхватили ее плечи. Они застыли, в молчании наблюдая за кораблем. Это был длинный остроносый клипер, деревянный нос которого сверкал в лучах полуденного солнца. Такелажники образовали живую цепочку, выгружая из трюма один за другим ящики и бочонки.

– Жаль, что мы не знаем Томаса Кейна в лицо, – прошептала Либби, млея от близости Джона и оттягивая момент, когда придется повернуться к нему лицом. – Он может быть прямо перед нами, а мы теряемся в догадках.

– Здесь его нет, – ответил Фолк, показывая на такелажников. – Они только разгружают суда. И не являются членами команды.

– Отлично, тогда давайте поищем матросов.

Рука Джона скользнула по ее плечу, когда они направились к кораблю. Либби стоило больших усилий сделать шаг. Как хорошо застыть в его объятиях, несмотря на такое множество людей. Предвкушение близости и сильное обоюдное влечение вызывали ощущения как после передозировки кофеина. Кровь бешено пульсировала внизу живота, ладони вспотели, на лбу выступила испарина.

– С вами все в порядке? – спросил он и прижал еще сильнее Либби к своему разгоряченному телу.

Либби понимала, что надо отодвинуться, но слова застряли в горле, и она жалко улыбнулась.

– Да, но я немного нервничаю, – ответила девушка.

– Я тоже, – признался он, горько усмехнувшись.

Либби не могла оторвать глаз от его нахмуренных бровей и порозовевшего рта. Она пыталась разгадать, отчего он нервничает. Оттого, что она так близко, или от предстоящей встречи? Не исключено, что и от того, и от другого. Она не привыкла долго раздумывать и тут же выпалила:

– Почему вы нервничаете?

Он посмотрел на нее, видимо решив сказать правду, но потом передумал. Его пальцы впились в ее руки, и она не знала, что и думать: то ли он хочет еще крепче прижать ее, то ли решил оттолкнуть.

– Все эти годы я не позволял себе ни о ком заботиться, – выдавил он из себя в конце концов. Его лицо, хмурое как обычно, сейчас говорило больше, чем она была готова услышать.

– Впервые за долгие годы мне есть о ком заботиться. О Каролине и о вас. – Мука читалась в его взгляде, и он быстро отвел глаза.

– Когда я долго думаю о вас, мне бывает очень больно. Я так хочу, чтобы Каро была счастлива и здорова. И еще… – Он глядел на нее долго-долго, не отрываясь, словно изучал каждую черточку ее лица. – Я хочу вас.

У Либби екнуло сердце, стало трудно дышать, словно в легких не осталось кислорода. Его взгляд прожигал ее насквозь. Его руки, казалось, оставляли ожоги на ее коже. Пламя любовной горячки в одном мгновение охватило ее с головы до пят, заставляя трепетать от наслаждения и боли.

– О, Джон, я…

Но тут на них налетел верзила с грузом и вернул девушку к реальности. Джон еще крепче прижал к себе Либби, пока незнакомец оторопело глазел на парочку.

– Сожалею, ребята. Зазевался, не видел, куда иду.

Джон с беспокойством посмотрел на Либби.

– Вы в порядке?

Она кивнула.

– Считай, что тебе крупно повезло, – ответил Джон здоровяку.

Такелажник хлопнул Джона по плечу и продолжил свой путь.

– Эй, постойте! – неожиданно закричала Либби. – Мы ищем Томаса Кейна. Вы случайно не знаете, где он?

– Спросите там, – ответил мужчина, успевший отойти на приличное расстояние.

Либби и Джон повернулись в указанном направлении. Несколько мужчин толпились вокруг четырех бочонков у самого трапа.

У Либби перехватило дыхание. Неужели один из них Томас Кейн? Всю свою жизнь она пыталась искоренить в себе боязнь неудачи. Ей было знакомо разочарование. Но сейчас на карту было поставлено очень многое. Решалось одно из самых важных дел в ее жизни.

– Пошли, – предложил Фолк, заметив ее нерешительность. Либби посмотрела на Джона, затем на мужчин и сплела ставшие вдруг непослушными пальцы.

– Что ж, двинули, – с наигранным энтузиазмом согласилась она.

Они шли рука об руку к судну. Мужчины громко смеялись, не стесняясь в выражениях. Поскольку говорили все сразу, она не поняла ни единого слова.

– Разрешите. – Джон нарушил их междусобойчик и протянул руку матросу, который оказался рядом с ним. – Я капитан Джон Фолк. Вы знаете матроса по имени Томас Кейн?

Такелажники, все как один, уставились на пожилого человека, облокотившегося на бочку. Но встретившись с ним взглядом, мужчины либо отводили глаза, либо пятились назад.

Либби не спускала глаз с незнакомца. Возраст подходит. Ему под пятьдесят или пятьдесят с хвостиком. Его волосы – соль с перцем – были в беспорядке, а на макушке выглядели так, словно их кто-то срезал ножом. Выцветшая красная рубаха едва прикрывала могучий торс и здоровенные ручищи. Брюки из буйволовой кожи обтягивали его крепкие, как стволы дерева, ноги.

– Вы Томас Кейн? – не смогла удержаться Либби.

Мужчина впился в нее взглядом, и ей стало трудно дышать.

– Кому это он понадобился? – воскликнул незнакомец, подымаясь. Его рост привел ее в трепет.


Глава пятнадцатая


Скрытая угроза, прозвучавшая в вопросе, не могла остановить Либби, которая шагнула вперед. Мужчины вернулись к работе. Кривые доски настила прогибались под ними, когда они, бормоча и бросая украдкой взгляды, сновали по нему взад и вперед. Она с мольбой посмотрела в голубые глаза.

– Нам необходимо найти его, – пролепетала девушка. – Моя близкая подруга, которая когда-то знала Томаса, тяжело больна. И я вот подумала, что мистер Кейн должен узнать об этом. – Либби считала, что говорит правду. А как же иначе? Если они не найдут Кейна, Каро ждет печальная участь.

Глаза незнакомца расширились и беспокойно забегали.

– Как вы сказали имя вашей подруги?

Либби сделала вид, что не поняла его уловки. Только бы он оказался Томасом Кейном! Она готова выложить ему все, что ей известно о Каролине. К тому же, если перед ней действительно друг Каро, она должна сделать его своим сообщником.

– Каролина Купер, – после небольшой паузы выпалила она. По его глазам она поняла, что они знакомы. Внутри у нее все пело. – У Каролины была таверна на углу.

– Не нужно объяснять, я знаю, кто она, – признался он. – Каждый мужик в доке знал Каролину. Только вот мы о ней давно ничего не слыхали. Так вы говорите, что ей плохо?

– Да, с сердцем, – считая, что она сказала достаточно и может рассчитывать на ответ, девушка спросила: – Вы знаете Томаса Кейна?

– Знаю.

Она посмотрела на Джона. Он был того же мнения. Либби повернулась к матросу и громко спросила вслух то, о чем каждый подумал про себя:

– Вы Томас Кейн?

Кривая усмешка исказила его обветренное лицо, и он потряс кудлатой головой.

– Нет, не он.

Разочарование охватило Либби. Ее словно закутали с головой в мокрое шерстяное одеяло и сразу стало нечем дышать – воздух был спертый и влажный. Внезапно док потерял всю свою живописность. Она поникла и вдруг почувствовала, как Джон, желая ободрить девушку, положил руку ей на плечо. Если честно, она постоянно опасалась, что ее план сорвется. Слишком гладко все шло.

– Он плавал на «Удаче» еще два года назад. А затем перешел на «Элизу-Марию».

– Вы не знаете, где сейчас это судно? – почувствовав отчаяние Либби, вмешался в разговор Джон.

– А как же, конечно знаю. Оно плывет на Восток. Мы повстречали его неделю назад.

Крик боли и отчаяния вырвался из ее уст. Все ее планы летели к черту! Впервые она нуждалась в поддержке Джона. Он понял и привлек девушку к себе.

Увидев реакцию Либби, матрос заторопился с ответом:

– Когда мы повстречали «Элизу-Марию», его на судне не было. Я знаю точно, потому что интересовался. На последнем переходе из-за эпидемии инфлюэнцы у нас не хватало людей и я хотел переманить его на «Удачу», чтобы помочь мне добраться до порта.

– Где он может быть, как вы думаете?

Мужчина покачал головой. Беспокойство читалось на его обветренном лице. Он обязательно помог бы им, если б знал чем и как. Она хотела спросить, был ли он близко знаком с Томасом и Каро, но воздержалась от вопросов: если матрос не знает, где сейчас Томас, это уже не имело значения.

– Его могли видеть матросы с «Элизы», может, кто-нибудь из них в курсе, где он. Если только вам удастся разыскать их. Я выплатил им все жалованье за то, что они захотели поменять судно, и они смылись, как только «Элиза» вошла в порт, чтобы побыстрее найти другую работу. Куда они делись, не имею понятия. Но имена их известны, могу дать.

Участие незнакомца растрогало Либби. Как жаль, что не он жених Каро. Он был совсем недурен собой, у него доброе сердце и, как видно, ему была не безразлична судьба Каро. Но все это вряд ли имело значение. Ведь он не Томас Кейн. И не может заменить его.

– Спасибо за участие, – сказал Джон.

Незнакомец достал из кармана клочок бумаги и огрызок химического карандаша, которым делал отметки в фактуре. Обслюнявив кончик грифеля, он нацарапал несколько имен. Джон засунул бумажку в карман.

Либби умудрилась взять себя в руки и улыбнулась матросу.

– Благодарю вас. Вы нам очень помогли, – и хотя она немного преувеличивала, девушка заметила, как у мужчины поднялось настроение.

– Не стоит благодарности, – ответил незнакомец, и его печальные глаза стали совсем светлыми. – Когда увидите Каро, передайте ей привет от меня. – Либби кивнула. – Скажите, что Бек кланяется ей и что мы все по ней скучаем.

– Обязательно передам.

Он было ушел, но вдруг вернулся:

– Вы говорили, она больна?

Либби снова кивнула.

– Дайте мне знать, если что. Я пробуду в порту какое-то время. Хозяин «Джо-спекуля» знает, где меня найти.

– Спасибо, – прошептала Либби, глядя ему вслед. Его массивные плечи были слегка опущены. Когда он скрылся из виду, она перевела взгляд на Джона.

– Он тоже любил ее.

Джон улыбнулся и отбросил с лица прядь волос.

– Сдается мне, что отъезд Каро из Пенсаколы разбил не одно сердце.

Либби сидела в кафе на углу и пила маленькими глотками холодный лимонад. Таверны, где обычно собирались матросы, находились неподалеку, в прилегающих к причалу переулках. Джон оставил ее в кафе, а сам отправился в притоны, чтобы потолковать с их завсегдатаями. Не прошло и часа, как он вернулся. Его разочарованное лицо говорило само за себя.

– Непруха?

Он кивнул головой. Официантка, которая обслуживала их утром, заторопилась к столику, но Джон махнул рукой – он ничего не хочет.

– Кое-какая зацепка все же имеется. Один бармен рассказал, что на Алканиз-стрит, в трех кварталах отсюда, есть пансионат, в котором иногда останавливаются матросы между рейсами.

Либби отодвинула стакан:

– Пошли?

Джон бросил несколько монет на стол, и они вышли на улицу. Когда надо было перейти улицу, он взял ее за руку, и тут она впервые заметила человека в форме – регулировщика движения. Они подождали, пока он махнет им. Как все изменилось! Машины, светофоры и масса других вещей, которые Либби не замечала. А эти люди даже не слышали о них.

– Либби?

– Иду! – откликнулась девушка, с трудом отрывая взгляд от оживленного перекрестка.

В молчании они миновали три квартала. Джон, вероятно, догадался, что ей надо подумать обо всем, что она увидела в городе.

Мимо них катили; одноколки и экипажи. Их колеса стучали по неровной кирпичной дороге, а пассажиры равнодушно взирали на Либби, безразличные к ее переживаниям. Наконец они дошли до угла Алканиз-стрит и Гавермент-стрит. Либби остановилась как вкопанная.

– Где мы? – спросил Джон, глядя на большую площадь с зеленым газоном.

– На Севильской площади, – прошептала она.

Вспышка удивления озарила его лицо, и Фолк сжал ей руку:

– Вы вспомнили?

– Что? – Либби очнулась и посмотрела на Джона.

– Севильскую площадь. Вы же узнали ее.

Не парк, а лужайка для отдыха с подстриженной зеленой травой и двумя черными чугунными скамейками. Ни тебе белых бельведеров – беседок на возвышении, ни заасфальтированных дорожек, которые, по всей вероятности, были сделаны потом. Но епископальная церковь, ставшая музеем в 1993 году, была на своем месте. Солидная и вселяющая уверенность, она выглядела точно такой, как в последний раз.

– Либби?

– Прошу прощения, – глубоко вздохнула девушка, заставляя себя вернуться к действительности. – Куда теперь?

Они свернули направо и вскоре вышли к пансионату. На обшитом деревом солидном здании красовалась топорная вывеска – кто-то вывел вкривь и вкось: «Пансионат Баркета».

– Пошли?

Придерживая ее локоть, Джон поднялся вместе с девушкой по трем ступенькам и постучал.

Обнаружив кнопку, Джон нажал на нее и услышал, как трезвонит звонок за дверью. Послышались шаги.

– Да? – спросила женщина средних лет, не поздоровавшись. Через плечо у нее был перекинут пыльный коврик. Седые букли выбивались из железных шпилек.

Джон представился, а затем изложил цель их визита.

– Да, матросы останавливаются у нас постоянно. Сейчас, правда, никого нет, но я слыхала, что сегодня в гавань вошло несколько судов.

– Нас интересуют матросы с «Элизы-Марии», которые затем перешли на «Удачу». Может, кто-нибудь из команды приходил к вам, чтобы снять комнату? – Он зачитал имена, которые Бек нацарапал на бумажке.

– Вероятно, они заглянут к нам, но только не сегодня.

– Почему так?

От удивления у нее брови взметнулись вверх, и она усмехнулась, обнажая кривые желтые зубы.

– Так и быть, объясняю. Чтобы вы сделали на их месте в первую очередь, оказавшись на берегу после многомесячного отсутствия?

Либби залилась краской, а Джон нахмурился. Ему было не по себе от ее вопроса. Не обратив внимания на то, как отреагировали на ее слова незнакомцы, она сухо продолжила:

– Похоже, они отправились на охоту. Сейчас они как раз выбирают себе подругу на ночь, а здесь появятся только завтра, когда протрезвеют, если только не наймутся на другое судно.

– Спасибо, – сказали они хором, собираясь покинуть пансионат.

Выйдя на улицу, Джон кивнул Либби:

– Ждите меня здесь!

Джон помчался по дорожке назад, чтобы перехватить женщину до того, как она захлопнет дверь. В ответ на его шепот она кивнула, и Либби заметила, как он вытащил монетку из кармана, которая исчезла в руке незнакомки. На этот раз Либби сама взяла его под руку, когда они шли в отель через парк на Алканиз-стрит.

– Хотите вернуться в гостиницу?

Она молча посмотрела вокруг. Внезапно ей захотелось еще побродить по городу. Это мог быть ее единственный шанс, от которого зависела вся дальнейшая жизнь.

– Давайте прогуляемся немного!

Он кивнул, и они побежали по газону. Услышав звон колокольчика, она повернулась:

– Боже мой, трамвай!

– Последняя пенсакольская достопримечательность! – похвастался он, не понимая ее восторженного удивления, но, как видно, довольный им. – Хотите прокатимся?

Она улыбнулась и закусила губу.

– С удовольствием, – ответила Либби, все еще поражаясь своему открытию.

Трамвай в Пенсаколе! Она даже не знала, что он был здесь когда-то! И вот он перед ее глазами. Вишневого цвета, деревянный, со сверкающими окнами и медными ручками. Дуга на крыше плавно скользила по висящим довольно низко проводам, которые бежали вдоль улицы и уходили далеко-далеко.

– Тогда вперед! – позвал девушку Джон, радуясь ее энтузиазму. Он взял Либби за руку, и они поглядели по сторонам, прежде чем перебежать через улицу.

Кондуктор принял от Джона пенни за проезд и подождал, пока они усядутся. Либби потрогала плетеные сиденья, пробежала пальцами по дубовым панелям и открыла окно, радуясь как ребенок.

Джон краем глаза наблюдал за ней, воздерживаясь от замечаний.

– Трамвай становится довольно популярным у состоятельных обитателей холма, – прошептал Джон, наклонившись к Либби так близко, что она ощутила жар солнца, идущий от тяжелой материи его мундира. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу на маленьком сиденье, и Либби наслаждалась теплом его тела, которое было так близко.

– Ой, смотрите! – воскликнула девушка, заметив тщательно одетых мужчину и женщину, собиравшихся сесть в трамвай.

– Да, эти могут себе позволить прокатиться в трамвае и подышать свежим воздухом.

Солнце уже садилось, когда трамвай наконец тронулся. Либби удобно устроилась, прислонившись к мягкой спинке сиденья. Слабый ветерок обдувал ее. Она прекрасно понимала, почему люди прошлого века ездили проветриться и подышать воздухом. Лето во Флориде было безумно жарким, порой не спасали даже кондиционеры и легкая одежда, которую носили ее современники.

В вагоне никто не разговаривал. Наконец один из пассажиров, сидевший впереди нее, дернул за шнур, давая знать кондуктору, что хочет сойти.

Трамвай остановился. Пассажир взял кожаную сумку и вышел. Либби наблюдала за тем, как он пересек дорожку и направился к низкой железной ограде.

Она хотела закричать, но не смогла. Дом, к которому шел человек, показался ей знакомым. Либби резко подалась вперед, пытаясь не упустить из виду мужчину, когда трамвай тронулся.

Симпатичная молодая женщина с ребенком на руках спешила ему навстречу. Либби заметила, как он поцеловал женщину в щеку и взял на руки ребенка, прежде чем закрылась дверь.

Она тяжело вздохнула, поняв, где находится. Это же историческая зона! Дом этого человека в ее время был отреставрирован и находился под охраной исторического общества. Она была там однажды на встрече с видным юристом, который купил дом под офис.

Рядом шло строительство, и она видела, как рабочие собирают свои допотопные инструменты в конце рабочего дня. Интересно, для кого строится этот дом? Еще одна знатная семья поселится здесь. Смех и слезы будут звучать в нем из поколения в поколение.

А потом, через сотню лет, какой-нибудь богатый финансист купит его, чтобы платить меньше налогов.

– Либби, что-то не так?

Вместо ответа она лишь кивнула, не в силах оторвать глаз от фасада дома.

– Давайте вернемся?

– Давайте, – согласилась она, решив, что ничего путного не вышло из ее затеи: нельзя так долго глазеть на прошлое. Ей уже не верилось, что она когда-нибудь вернется в деловую часть Пенсаколы, но в свое время, если она вообще вернется в него!

Они доехали до конечной остановки. Кондуктор подпрыгнул, чтобы отсоединить дугу от проводов и отнес ее в другой конец вагона, затем установил и поднялся в салон через заднюю дверь.

Новые пассажиры заполнили вагон. Каждый из них откинул спинки своих сидений, чтобы сидеть по ходу трамвая.

Либби и Джон тоже встали и проделали тут же операцию, поскольку теперь они ехали назад. Кондуктор снова открыл ящик и покрутил валик, на этот раз высвечивая «Палафокс-стрит» – конечную остановку.


Глава шестнадцатая


Они вернулись в отель усталые и молчаливые, миновали холл, поднялись на лифте и прошли по натертому до блеска деревянному полу коридора до комнаты, в которой жила Либби.

– Не огорчайтесь! – ободрил девушку Джон, нарушив молчание. – Может, мы получим весточку от матросов с «Элизы-Марии». Они ведь знают, как найти нас. Люди хотят помочь и обещают сообщить любую новость.

Либби вымученно улыбнулась:

– То, что вы обещали деньги за любые сведения, обнадеживает. Большое вам спасибо.

Джон покраснел и покачал головой:

– Пустяки.

Он взял ее руку и наклонился, рассматривая кисть. Ее глаза остановились на его макушке. Ужасно захотелось дотронуться до этих завитков!

Либби умирала от желания открыть дверь и втащить его без лишних слов в комнату. Но она осадила себя.

– Я вам так благодарна за то, что вы поехали со мной, вы так мне помогли.

Он поймал ее взгляд и улыбнулся:

– Надеюсь, мои усилия не пропадут даром.

– Уверена, так и будет. – Она заметила, что его взгляд упал на ее губы, и желание пронзило ее. Ее пальцы сжали его руку. Они целый день были вместе. Переживания, радость и разочарование, испытанные разом, сблизили их.

Он наклонился, и она потянулась к нему. Их губы встретились на полпути. Перед тем как соединиться в поцелуе, он слегка отодвинулся и вопрошающе посмотрел на нее. Она закрыла глаза, разомкнула губы, и он взял их в плен.

Либби встала на цыпочки, для полноты ощущений, и он тут же обнял ее за талию и теснее прижал к своему телу. Ее руки блуждали по его торсу и наконец замерли на широких плечах. Она открыла рот и впустила его вопрошающий язык, машинально сжимая его бицепсы.

Они с трудом оторвались друг от друга. Оба дышали как бегуны, одолевшие длинную дистанцию.

Кроме желания обладать ею, она читала в его глазах уязвимость, о которой подумала всего несколько минут назад. Маленький одинокий мальчик-сирота до сих пор скрывался под маской сильного мужчины. Ей пришлось еще раз напомнить себе, что она не может остаться с ним в его времени. Она вернется домой при первой же возможности. А он, растерянный и, возможно, страдающий, останется здесь. На пристани он признался, что хочет ее. И она должна быть честной: она отнюдь не против того, чтобы лечь с ним. Тем не менее, это невозможно. У них нет будущего, а женщина, которая на время войдет в его жизнь, ему не нужна. Он так глубоко переживал смерть своих родных! Уж если он решится открыть женщине сердце, то свяжет с ней жизнь навсегда. Либби не могла предложить ему себя навеки. А время, которое ей осталось, не позволит разделить с ним все, что ей хочется.

– Спокойной ночи! – прошептала она. Его, как видно, не расстроила ее внезапная холодность. Он взял длинный тонкий ключ, который она достала из ридикюля, и открыл дверь.

– Доброй ночи, Либби.

Фолк провел ее в комнату, подождал, пока она зажжет лампу, и пожелал еще раз спокойной ночи. Либби глядела ему вслед, и сердце разрывалось у нее в груди.

Она разделась, обтерлась губкой над умывальником и скользнула под хрустящие простыни.

Утром они возвращаются в форт. Джон должен быть там. А о Томасе Кейне до сих пор ничего не известно. Остается только ждать.

Либби молилась, чтобы пришла весточка о нем до того, как полковник снимет запрет. Чем больше она думала об отъезде, тем яснее понимала, как будет трудно расставаться. Тем более, не вкусив его любви. Долго ли она будет думать о том, чем бы все это могло закончиться? Сможет ли она после встречи с Джоном найти мужчину своей мечты в своем времени? И сумеет ли он занять место призрака?

– Какая жалость, что вы ничего не узнали в Пенсаколе, Либби. Но вы правы, Джон никогда не выглядел так хорошо. – Каро, еще в халате, крутилась на кухне: она только что встала с постели после непродолжительного сна. Пилар поздоровалась с Либби и ушла к себе. Ее торопливость навела Либби на мысль, что отношения в семье Будро потеплели. Джон, не заходя домой, отправился на службу.

Либби пришлось напустить на себя разочарованный вид, чтобы Каро не подумала, что поиски семьи были всего лишь уловкой. Но войти в роль окончательно ей не удалось.

Джон выглядел хорошо, и она знала, что это ее заслуга. Ей удалось сделать так, что он на время забыл о гарнизоне и Джеронимо. И даже неудача с поисками Кейна не могла омрачить ее радость по этому поводу.

– Действительно, он отлично выглядит!

Каролина видела, как горят от радостного возбуждения глаза Либби. Она внимательно посмотрела на девушку, а затем рассмеялась.

– Вы влюблены в него?

Либби смутилась и низко опустила голову. Что она могла сказать? Лицо выдавало ее. Она никогда не чувствовала ничего подобного и не знала, как скрыть свои чувства.

– Как я рада! – воскликнула Каро. Она выпустила полосатую скатерть и взяла Либби за руки. – Ох, я знаю только, что вы очень подходите друг другу.

Либби вздрогнула, поняв, что Каролина может неправильно истолковать их отношения. Она не должна позволить, чтобы домоправительница думала, будто у нее с Джоном есть будущее.

– Мне известно, что вы хотите вспомнить свое прошлое, а Джон мечтает забыть о своем, и тем не менее у вас все будет хорошо. А что, уже…

– Нет, Каро, – перебила девушка экономку, пока та не заговорила об их свадьбе и имени первенца. – Вы не поняли. Я не отрицаю, что люблю Джона, но через несколько недель я уеду. И Джон не сможет поехать со мной.

– Не сможет поехать? Что вы имеете в виду? – Ее лицо просветлело, и она торопливо добавила: – Если вас пугает жизнь в гарнизоне, то не надо волноваться. Он уже давно подумывает оставить армию. Если вы хотите вернуться к своей семье, он с удовольствием поедет с вами. Я вижу, как он изменился благодаря вам, Либби. Как можно отмахнуться от такого?

– Ох, Каро, я не хочу ранить Джона. Я тоже увидела, как он переменился. Как бы мне хотелось, чтобы между нами все было по-другому, но это невозможно.

В глазах у Либби выступили слезы, и она знала, что теперь весь день будет плакать. Сколько сил она потратила на то, чтобы внушить себе, что расставание не будет таким страшным и тяжелым. Но она обманывала себя, разлука разобьет ей сердце.

– Тихо, тихо, девочка моя, – успокаивала ее Каро. – Вы в растерянности из-за того, что потеряли память.

– Нет. – Либби подняла голову и приготовилась рассказать ей правду. Она любила Каро и не могла больше лгать ей.

– У меня нет никакой амнезии и никогда не было. Я знаю, кто я и откуда, и знаю, что должна вернуться, когда настанет срок. А это все, – сказала она, обведя рукой вокруг, – на время. Мне и не снилось, что я встречу тут людей, которых полюблю так, как полюбила вас и Джона. Я думала просто скоротать время до отъезда на остров, – и слезы хлынули из ее глаз с новой силой. – Я и не предполагала, что влюблюсь.

– Почему? Почему вы притворялись, что ничего не помните?

Либби стало нестерпимо стыдно.

– Сожалею, Каро, но я не могу сказать правду никому. – Она действительно не может. Кто же поверит ей?

– Понимаю.

Ее морщинистое лицо выражало разочарование. Либби чертыхнулась про себя. Своим признанием она все испортила. Каро считает, что ее предали. Ведь она доверила девушке сокровенную тайну своего сердца, а Либби не смогла ответить ей взаимностью. Единственное, что ей остается, это добиться того, чтобы Каро поняла ее.

– Каро, прошу вас, попытайтесь меня понять, – умоляла Либби дрожащим голосом. Она считала, что контролирует свои чувства, но, как оказалось, она не в состоянии справиться с печалью, которая поселилась в ее сердце. – Я не хотела никому навредить, сделать больно.

Каролина схватила Либби за руки и притянула к себе.

– Все в порядке. Вы не обязаны ничего рассказывать. Мне хорошо известно, каково держать все в себе. Помните, я рядом. Это на тот случай, если решитесь поговорить. Если вы не сможете рассказать, что вас гложет, ничего страшного. Я не собираюсь выпытывать у вас ничего.

Действительно, подумала Либби, Каро никогда не лезет в душу. Она обняла подругу и поразилась силе своих чувств к ней. У Либби никогда не было таких отношений даже с матерью. Конечно, она любила мать, и та дарила ей любовь и нежность. Но они никогда не были так близки, как она с Каро в эту минуту.

– Если вы говорите, что не можете остаться, так тому и быть. Вам лучше знать. Девочка моя, – продолжала Каро, слегка отодвинув ее, чтобы лучше видеть глаза Либби, – постарайтесь провести оставшееся время вместе с Джоном, ловите момент.

– Каро, что вы… – начала было Либби. Каролина взмахнула руками, чтобы Либби замолчала:

– Не говорите ничего. Вы утверждаете, что любите капитана. И только это имеет значение. Меня не волнует, замужем вы, помолвлены и тому подобное.

Либби тотчас замотала головой, опровергая предположения Каролины. Но домоправительница жестом попросила ее не мешать.

– Вы оказали неоценимую услугу Джону, и я уверена, ему станет еще лучше, если вы откроете ему свои объятия. Я прожила достаточно долго на этом свете, чтобы понять одну простую вещь – жизнь слишком коротка, чтобы тревожиться о том, что подумают люди. Если сердце подсказывает вам, – закончила она, прижимая руку к груди, – будьте счастливы, пока можете. Вот вам мой совет.

Либби смахнула слезы с лица и села в кресло.

– Вы советуете мне…

– Вот именно. Я рассказала вам о моем прошлом. Вы знаете, как сильно я любила Томаса, хотя мне было известно, что он никогда не женится на мне. Но я готова повторять без конца, что не жалею ни об одной минуте, которую мы провели вместе. И если бы мне предстояло снова принять решение, я бы ни секунды не колебалась. Бывает так, что в жизни вам дано испытать лишь краткий миг счастья, но это все равно лучше, чем ничего. Если вам не суждено быть вместе, смиритесь. Но смотрите, не упустите ни мгновения из тех драгоценных часов, которые вам отведены судьбой.

– Вы предлагаете мне закрутить с ним роман? Но ведь он будет терзаться еще сильнее, когда я уеду.

– По крайней мере, он почувствует, что пережил за эти дни больше, чем за многие годы. Воспоминания могут быть сладкими и болезненными. Я не отрицаю этого. Но не испытывать никаких чувств – значит вообще не жить…

Либби вскочила и вцепилась руками в спинку кресла. Ее сердце колотилось с такой силой, что она слышала его удары. Она окинула взглядом кухню, прежде чем обернулась и посмотрела на Каро. Казалось, еще немного и сердце не выдержит, разорвется от переполнивших его чувств.

– А если сказать ему правду? Может, он поймет, что я не могу тут остаться? – робко спросила она, совершенно растерявшись.

– Тогда все будет в порядке. Если вы оба этого хотите, не мешкайте, за чем дело стало? – Она подмигнула девушке. – Вы уже взрослые и должны понимать себя, свои чувства.

– Да, конечно! Я уверена, что люблю Джона. И даже если с его стороны нет любви, ему меня не обмануть. Он испытывает ко мне какие-то чувства.

Она вспомнила его признание на пристани, и горячая волна желания окатила ее. Он желает ее так же, как она его. Каро права. Зачем загонять в подполье свои чувства? Пока она будет честна с ним, Фолк не будет страдать.

Она с удивлением посмотрела на Каро. Откуда в это время у такой женщины могли появиться подобные взгляды? Либби верила в свободную любовь. Но легкий флирт не в ее стиле. Она любит Джона Фолка глубоко и страстно и не стыдится своих желаний. Что вовсе не означает, что Джон согласится.

– Вам легко говорить, Каро. Я тоже с легкостью подвела базу под свои желания, но мы не учли одного обстоятельства: что скажет Джон?

Каро подернула плечами, не отрывая глаз от Либби.

– Чего гадать – попробуйте!

Либби еще раз поймала себя на том, что некоторые вещи остаются неизменными. Не в первый раз она находила совпадения, несмотря на разницу в сто лет. Каро права. Они должны использовать время, которое им суждено провести вместе. И первый шаг придется сделать ей.


Глава семнадцатая


Сколько еще он выдержит, неизвестно.

Джон смахнул бумаги со стола и сорвал шляпу с вешалки. К черту апачей! К черту армию! С него хватит! Он уже как-то хотел подать прошение об отставке. Сейчас он жалел, что не сделал этого.

Страстное нетерпение охватило его. Он желал только одного – как можно быстрее оказаться дома с Либби и Каро. Никогда прежде он так не мечтал быть в мире с самим собой, как сегодня. Как ему осточертели стычки, предательство, лавирование! Он не взял лошадь и теперь проклинал себя на чем свет стоит. Ему надо быть дома немедленно.

Расстояние между штабом и домами, в которых размещались офицеры, уменьшалось. Он миновал быстрым шагом нескольких солдат, которые, заметив выражение его лица, постарались убраться с его глаз.

Подойдя к дому, он сбавил шаг. На губах заиграла улыбка. Сперва ему казалось странным, что он улыбается, смеется, но при помощи Либби он к этому привык. Она, всюду она. Его Либби.

Задняя дверь была открыта – чтобы можно было постоять на сквознячке и насладиться ветерком. И он остановился в тени крыльца, наблюдая за тем, как Либби металась по кухне, что-то вытирая, поливая, переставляя с места на место. Как всегда, она напомнила ему небольшой вихрь: она, казалось, была повсюду в одно и то же время. Он покачал головой и усмехнулся уголками рта.

Подол ее юбки был заткнут за пояс, она носилась босиком по пыльному полу. На лбу у нее была повязана полоска темной материи, которая удерживала ее кудряшки. Румянец окрасил ее щеки, а из расстегнутого лифа виднелась грудь, усеянная капельками пота. Он никогда не видел никого прелестнее. Фолк тихо ступил на крыльцо. Либби не услышала его шагов, которые заглушали дребезжание кастрюль и грохот, производимый ею.

– Как вкусно пахнет! – сказал он и негромко засмеялся. Она так резко обернулась, что чашка выскользнула из ее рук и ударила его по лодыжке.

– О, Джон! – воскликнула она и провела руками по лицу, платью и опять по волосам. – Что вы здесь делаете?

Он усмехнулся и вошел в кухню, которая выглядела как после урагана.

– Я здесь живу.

Она покраснела и нетерпеливо откинула черную прядь, которая упала ей на глаза.

– Я хотела сказать, что вы делаете здесь так рано? Я думала, вы будете позже.

Он было решил обидеться, но передумал. Ему не хотелось впускать в эту светлую, веселую кухню свои извечные проблемы!

– Я решил остаток дня отдохнуть.

– О…

Конечно, он рассчитывал на другую реакцию, но решил не обращать на нее внимания.

– Так что вы готовите?

– Обед.

Он кивнул:

– Понятно, я не слепой. Меня интересует, что именно?

– Креветки по-креольски с рисом и молодой картошкой.

– Пахнет фантастически. Каро отыскала новый рецепт? По-моему, мы раньше этого не ели.

– Это мой рецепт. Каро пошла навестить Пилар, так как капитан Будро на ночном дежурстве в форте Пикенс. Мы – я имею в виду вас и себя – будем обедать в одиночестве.

Джон чуть не поперхнулся. Одни? Он не надеялся на такое. А может, все к лучшему, если учесть, как он страдает?

– Хорошо, я пойду приведу себя в порядок и спущусь помочь вам.

– Не надо, – ответила она, не обращая внимания на кавардак. – Уже почти готово. – Либби бросилась к дверям. – Я сейчас. Пойду переоденусь и принесу вам лимонад на веранду.

Она проскочила и исчезла на лестнице, прежде чем он смог ей ответить. Что с ней? Почему она ведет себя так, словно у нее шило в одном месте?

Он пошел в свою комнату, снял портупею и саблю, почистил ботинки, надел чистую рубаху, предварительно ополоснув руки и грудь, провел расческой по волосам, решив не завязывать их.

Поскольку Либби смутилась, что он застал ее в таком виде, Фолк еще некоторое время оставался в комнате, чтобы дать ей возможность привести себя в порядок.

Выйдя на веранду, он застал там Либби со стаканом в руке. Как она и обещала. Она выглядела прелестно в бледно-желтом платье в мелкий цветочек. Талия была схвачена широким желтым бантом. Волосы Либби спрятала под тонкую кружевную косынку, в которой была в Пенсаколе. Она робко улыбалась.

– Вы чудесно выглядите.

Либби расцвела.

– Вы тоже недурно, – ответила она, а ее взгляд свидетельствовал о том, что это не просто обмен любезностями.

Она сделала шаг ему навстречу и протянула стакан, но нечаянно наступила на подол платья и споткнулась. Лимонад пролился на пол, стакан упал.

Джон подхватил ее и прижал к себе.

– О дья… – она осеклась, и Джон чуть не прыснул, глядя ей в лицо.

Но он не выдержал, расхохотался и опустил ее на пол. Ее остекленевший взгляд заставил его замолчать.

– Либби, что случилось? – Неужели она собиралась плакать? Боже, он никогда не видел ее слез, даже когда силой увез с острова и заставил предстать пред полковником Ленгдоном.

– Ничего, – сказала она и отвернулась, чтобы поднять стакан, который упал на пушистый ковер и не разбился.

Джон наклонился, обхватил ее талию и резким движением поднял Либби.

– Надо протереть пол.

– Оставьте. Поговорите со мной. Вы, кажется, собирались заплакать?

– Нет, что вы. Я просто разозлилась на себя. Мне казалось, что я уже привыкла к длинному платью.

Ее слова лишь усилили его подозрения. Она помнит все, вплоть до мельчайших деталей. Но где, скажите на милость, она могла жить, не нося длинных платьев? Чепуха какая-то.

– Я должна посмотреть, как там обед.

– Либби! – Его голос заставил ее замереть у двери. Она повернулась к нему – в ее глазах читалось разочарование.

Не сказав больше ни слова, он протянул к ней руки. Какую-то долю секунды она помедлила, но тут же кинулась в его объятия.

– Я так мечтала хорошо встретить вас. Но вы пришли слишком рано и все испортили. Я выглядела как замарашка. А потом уронила стакан с лимонадом. – Она вытерла нос платьем.

– Зачем? – Он держал ее подбородок. Она попыталась опустить голову, но он сверлил ее взглядом. – Скажите мне…

– Я хотела, чтобы сегодняшний вечер был особенным.

Его захлестнула волна желания. Нежный запах ее духов разбередил его чувственность, пальцы заскользили по застежкам корсета. Каро говорила, что Либби бунтовала, отказывалась носить его. Внезапно он понял, что зашел слишком далеко, и почувствовал панический страх.

Однако желание, страсть, которую он сдерживал так долго, победили. С его губ сорвалось ее имя, и он склонился над ней. Наконец-то! Боже, как он жаждал заключить ее в объятия и целовать не отрываясь!

Разомкнув ее губы, он припал к ним, пил их нектар. Господь всемогущий, он никогда не насытится! Фолк теснее прижал ее к себе и почувствовал ее ответное движение. Джон застонал, а она в ответ ласково замурлыкала, поощряя его.

Желание прикоснуться к ее нежной коже было нестерпимым, как наваждение. Он поднял руки, чтобы погладить ее лицо, шею. В ответ ее пальцы откровенно заскользили по его плечам: вот уже она направляет движение его руки, которая неумолимо приближается к ее груди. Каждый удар сердца отдавался у Джона в ушах. Он обхватил ее груди и слегка сжал их. Пальцы скользнули за вырез платья. Плоть разожгла плоть. Она со стоном наклонилась, углубив декольте: так ему будет удобнее.

– Либби, Либби! Боже, что мы делаем! – Его губы блуждали по ее шее. Его плоть рвалась наружу. Он испугался, что пуговицы на брюках вот-вот начнут отлетать с треском.

– Ничего особенного, – ответила она, продолжая страстно ласкать его напряженную спину. Она гладила каждый дюйм его тела, будто хотела сохранить на ладонях воспоминание о его коже.

– Я безумно хочу тебя.

– И я тоже, – ни капельки не смущаясь, призналась она.

Ему приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы сдержать восставшую плоть.

Он отпрянул. И вместо ее жаркого, податливого тела ощутил холод и пустоту. Он вожделел ее, но понимал, что этому не бывать. Ни теперь, ни когда-либо.

– Не могу, Либби! – Собрав всю свою волю, он выпустил ее из объятий и отступил на шаг. Но она потянулась к нему, и его решимость тут же пошла на убыль.

– Будущее мое в тумане. Я не вправе сказать вам слова, которые жажду произнести.

Она подняла глаза и нервно облизала сухие губы. Сдерживаться больше не было сил.

– Не нужно никаких слов. Не будем тратить попусту время, которое нам суждено провести вместе. Тем более, что осталось его, увы, совсем немного.

Имеет ли он право? Вот так напасть! Как ему хотелось сжать ее в объятиях и не выпускать никогда. Но что он мог предложить ей? Вопрос с отставкой для себя он решил. Никаких перспектив, даже собственного дома нет. Этот ему придется освободить, как только он подаст рапорт. Ни кола, ни двора.

Поняв, что вот-вот с его губ сорвутся слова, которые положат конец их любовному свиданию, она взяла инициативу в свои руки.

– Будущее меня не колышет. Скоро я уеду. Неужели мы расстанемся, не изведав любви? Не могу в это поверить.

– О, Либби, я люблю вас. Да, люблю! – Он вновь прижал ее к себе с такой силой, что испугался: а вдруг ей больно. – Я никогда не пойду на это, зная, что вы должны покинуть меня. Но просить вас остаться со мной, когда я не имею ни малейшего представления, где и как буду жить, тоже нечестно. Одна ночь может разрушить всю вашу жизнь!

Либби высвободилась из его объятий и посмотрела Джону в глаза. Огонь, который он зажег, все еще горел в них. И несмотря ни на что, он мечтал, чтобы он не затухал.

– О, Джон, так вот что сдерживает вас? Вы беспокоитесь о моей репутации?

– О ней и о вашем будущем. Вы еще встретите свое счастье, Либби. Я не вправе взять то, что вы отдадите человеку, за которого выйдете замуж.

Она с пониманием взглянула на него.

– Увы, того, что вы не можете взять, у меня уже нет, – призналась она, слегка смутившись.

– Вы были замужем? – прищурившись, спросил он.

Он был в шоке. Почему эта мысль никогда не приходила ему в голову. Она не касалась в разговоре своего прошлого. А ведь доктор Стейн предупреждал его о возможном существовании мужа.

– Вы до сих пор замужем?

– Нет, все не так. Я никогда не была замужем. Я… – она смолкла, виновато глядя на него.

Не прошло и минуты, как его лицо запылало гневом. Она предполагала, что он будет в шоке, но гнев? Девушка смотрела на Джона с сожалением.

– Позвольте, я объясню, – прошептала Либби, придвигаясь к нему.

Джон попятился:

– Кто он, Либби?

– Не имеет значения, – отрезала она. – Это было давно.

– Он изнасиловал вас?

– Нет.

Ее отрывистое «нет» словно ножом полоснуло его.

– Заставил?

Она покачала головой. Предчувствие боли затаилось в ее глазах.

– Соблазнил?

– Нет, да поймите же…

– У вас была любовная связь с мужчиной, Либби? Вы отдались ему добровольно? Что, собственно, собирались проделать сейчас со мной?

– Это было совсем не так, как с вами, Джон. Мне только казалось, что я люблю его. Я была совсем юной. Ему не хотелось связывать себя обещаниями и обязательствами, и я согласилась.

– Ситуация повторяется.

– Нет! – вскричала она, сжав его запястья. – Я не любила его.

– Боже мой, Либби, тем хуже для вас. – Он стряхнул ее руки.

– Вы не понимаете! Там, откуда я пришла, все по-другому.

– Откуда вы пришли, Либби? Расскажите мне, где это женщины не носят длинных платьев и вступают в близкие отношения с мужчинами, ничего не требуя от них взамен?

Ее губы разомкнулись, но она не издала ни звука. Боль читалась в ее взгляде. Девушка подавила рыдание. Как бы он хотел забыть все, что услышал от нее. Но нет, этого ему не забыть никогда. Гнев и любовь сделали его жестоким.

– Думаю, настало время кое-что объяснить мне. Уверен, вы не теряли памяти. Ни на минуту. Что вы делали на острове в тот день? Занимались своим ремеслом? Вероятно, моя первоначальная догадка была верной? Какой же я осел, Либби! Вам удалось провести меня! Вы, наверное, решили, что в гарнизоне заработаете больше, чем на Пикенсе? А я, как видно, ваш первый клиент? А может, вы принимаете меня за простака, который влюбился в вас по уши? Думаете, он женится на вас и отпадет необходимость так тяжко зарабатывать себе на хлеб. Полагаю, капитан неплохая добыча?

Крик боли и отчаяния сорвался с ее побелевших губ. Она прижала руки к животу, словно он ударил ее. Джон остолбенел. Неужели он попал в точку? Все проще простого! Она из публичного дома! Тамошние женщины не любят скромных одежд и отдаются мужчинам просто за деньги! Он стоял как громом пораженный. Джон почувствовал ком в горле. А что если Либби удрала не от жестокого мужа, а из дома свиданий?

Проклятие, которое так и не сорвалось с ее уст, вырвалось у него. Он потряс головой, не желая соглашаться с тем, что было единственным разумным объяснением.

Джон повернулся и вышел из комнаты. Он помчался по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, чтобы как можно быстрее отделаться от Либби. Фолк слышал, как она пыталась догнать его.

– Джон! – вскричала девушка, врываясь в его комнату без стука. – Позвольте мне все объяснить.

– Нет, я ничего не хочу слышать. Боже всемогущий, я любил вас, Либби! Не заставляйте меня выслушивать подробности.

– Это не то, что вы думаете, клянусь вам!

Джон был глух к ее мольбам. В порыве отчаяния он вытащил из-под кровати чемодан.

– Что вы собираетесь делать? – дрожащим голосом спросила она.

Ему пришлось туго. Он с трудом подавил желание подойти и утешить девушку. Джон сжал кулаки. Мосты сожжены. Он принялся кидать в чемодан веши без разбору.

– Уезжаю. Найду себе жилье, пока Ленгдон не снимет запрет. А вас отвезет на остров Кристофер Будро. И вы сможете вернуться туда, откуда пришли.

– Джон, перестаньте…

Он довел Либби до слез. Из ее груди вырвались рыдания. Ему невмоготу было смотреть, как под градом его обвинений она превратилась в беззащитного ребенка, но его собственная боль была такой нестерпимой, что у него не осталось сил пожалеть ее.

Она стояла в дверях. И он заколебался. Слезы, катившиеся по ее лицу, капали ей на грудь. Влажное пятно расплывалось, как рябь на пруду. Он погладил ее по щеке – это все, на что он был сейчас способен, и проскочил мимо. Не решив, куда и зачем он идет, Фолк, не оглянувшись ни разу, покинул дом.


Глава восемнадцатая


Либби долго разглядывала в зеркале свое опухшее лицо и покрасневшие глаза и наконец скорчила гримасу. Все, хватит кукситься!

– Не унывай, красавица! – прошептала она, глядя на свое печальное отражение. – Жизнь на этом не кончается.

Как часто она возвращалась домой из школы в слезах: то кто-то из одноклассников посмеялся над ней, то подставил подножку. А ее брат Джин в таких случаях всегда говорил: «Не бери в голову, Либби, они не стоят того!»

Либби знала, что на этот раз будет не так легко последовать его совету, потому что Джон стоил того. Он все истолковал не так, и она страшно на него разозлилась. Однако понимала, что виновата сама: незачем было лгать и утаивать правду. Была еще одна причина – неадекватность его восприятия.

Как глупо она повела себя. Зачем надо было признаваться, что она давно не девушка? Почему она не подумала, что значит для такого человека, как Джон, подобное признание? Ведь он то другой эпохи.

Все дело в том, в сотый раз повторяла Либби, что она здесь чужая. Она не могла предвидеть его реакцию. Она думает по-другому и никогда не будет думать так, как он. Вот еще одно доказательство, если оно вообще необходимо, что она из другого мира.

– Это точно, – пробормотала Либби, плеснув холодной воды на покрасневшие глаза. Вот уже двое суток, как ей не спится. Она страдает бессонницей с того самого дня, как Джон вылетел из дома как пробка. И вот результат: под ее покрасневшими глазами появились черные круги. – Не лицо, а маска, как у ряженого.

За спиной у девушки раздался смех.

– Я не обратила внимания, – хохотнула Каро, – но если приглядеться, точно, настоящая маска.

Либби косо посмотрела на экономку и натянуто улыбнулась.

– Премного вам благодарна.

– Кстати, у меня есть платье вам на смену. Сью только что принесла его из прачечной – выглаженное и подшитое.

Либби еще раз скептически окинула себя в зеркале взглядом, затем выжала половую тряпку и бросила ее рядом с тазом. Тряхнув головой, она повернулась к Каролине:

– Не стоит беспокоиться, Каролина. У меня шмотья – куча. Вполне достаточно.

– Одно нарядное платье вам просто необходимо. А в чем вы поедете на остров с капитаном Будро? Вы же не сможете надеть то, в чем появились здесь.

Один вопрос не давал покоя Либби. Ей пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы спросить Каролину о том, что томило ее так долго.

– Каро, разве вы не удивились, как я была странно одета, когда Джон привез меня сюда? Если да, то почему не задали ни одного вопроса, ни разу не поинтересовались у меня, что я делала на острове в столь экстравагантном одеянии?

– Конечно, мне было очень любопытно. Но вы меня знаете. Я не сую нос в чужие дела и не сужу о людях по их виду. Вы были сбиты с толку, растерянны, вот я и подумала, что, когда придет время, вы сами расскажите о своих приключениях, если у вас возникает желание, а если нет, то, как говорится, на нет и суда нет.

– Я так и поняла, – прошептала Либби. – И была вам ужасно благодарна за вашу тактичность. – Либби чувствовала себя обязанной этой женщине, которая сделала менее болезненным ее вживание в чужую эпоху.

– Вы не раз говорили мне об этом.

Заметив, что Каро смутилась, Либби потянулась за платьем. Боже, какая прелесть! Бело-голубое, расшитое и приталенное! В новом наряде Либби напоминала девушку с портрета Чарльза Гибсона. Один к одному! Она может смело говорить, что художник писал портрет с нее, поскольку имя позировавшей Гибсону красавицы осталось неизвестным.

– Чудо, – восторгалась девушка, лаская прелестную ткань.

У Каро было много платьев, модных пару лет назад, тем не менее она ходила по дому исключительно в черной юбке и простой белой блузе. Либби стало обидно за домоправительницу, и она тут же решила исправить положение. Надо было давно заняться ее туалетами, подумала девушка. К тому же эта возня отвлечет от мыслей о Джоне.

– А что вы наденете? – напустив на себя равнодушный вид, спросила она.

– Я? – поразилась Каролина. – Я никуда не собираюсь!

– Вот и напрасно. Ленгдон, кажется, разрешил индейцам устроить танец урожая, а потом и танец воинов. Все так и рвутся в штаб, чтобы получить пропуск на остров. Пилар говорила, что пойдет, хотя апачи в воинственном убранстве – зрелище не для слабонервных.

– Гм… Танец войны. Какая глупость! Если вы спросите меня, то я лично считаю, что вся эта шумиха не стоит выеденного яйца. Апачи не осмелятся напасть, несмотря на домыслы издателя «Пенсакольских финансов». Подозреваю, что он таким образом хочет снискать популярность для своей газетенки.

Либби рассмеялась. Слава Богу, что она еще может улыбаться.

– Думаю, вы правы. Но не вижу ничего предосудительного в ажиотаже, который подняли газеты. Вы обязательно должны пойти туда.

Каро пожала плечами.

– Мне это ив голову не приходило. – Она краем глаза, посмотрела на Либби. – Но, наверное, и правда стоит пойти.

– А вот и билет, – сообщила Либби, стараясь выглядеть веселой. – Осталось только решить, что вы наденете.

…Либби шла по плацу, залитому ярким лунным светом. Девушка задрала голову. «Надо бы загадать желание, если увижу падающую звезду», – подумала она.

Может, загадать на любовь? Если бы это помогло, она готова стоять здесь всю ночь, посылая мольбу каждой падающей звездочке. Криво усмехнувшись, она побрела дальше. Наконец ей удалось привыкнуть к длинному широкому платью.

Глядя на едва вырисовывающиеся во мраке силуэты домов, она вновь подумала о Джоне. Чем дольше его не было, тем больше она думала о нем. Прошло целых два дня, а от него ни слуху ни духу.

Боль в груди стала привычной. Интересно, наступит ли такой день, когда перестанет щемить сердце? Никогда прежде она не страдала так сильно, как сейчас. Разрыв между ней и Джоном был окончательным. Ей придется уехать, так и не объяснив ему ничего. А ведь в тот момент, когда она покинет Барранкас, они расстанутся навсегда.

Либби нервно теребила голубую ленту. Сью, старшая прачка, всучила ее Либби, чтобы та украсила платье Каро, в котором она собиралась пойти на Праздник Урожая. Платье было сшито не по моде. Но парочка аксессуаров помогут Каро выглядеть не хуже леди из Пенсаколы.

Либби радовалась тому, что все время находились какие-то дела. Иначе ожидание превратилось бы в муку.

Она зацепилась юбкой за колышки ограды и пока освобождала подол платья, ей в голову пришла мысль: а что если пройти мимо кабинета Джона? Вдруг он там? Тогда она сможет хотя бы попрощаться с ним.

Каро предположила, что он не останется на ночь в малюсенькой комнатке, а пойдет в казарму. Либби подозревала, что он готов спать даже стоя, лишь бы не столкнуться с ней.

Его кабинет был на отшибе, словно его достроили позже, когда офицеров стало столько, что в здании уже не хватало комнат. Издалека он напоминал хижину с одним оконцем. У нее все оборвалось внутри: в комнате горел свет.

Потрясение было таким сильным, что она едва удержалась на ногах. Неужели он все время был там? Облегчение, которое она испытала, сменилось злостью. Злость затуманила ее мозг мгновенно, как языки пламени, бегущие по пролитому бензину. Как он посмел обречь ее на такие муки? Плевала она на его гордость! Она выскажет все, что накипело у нее на душе!

Здравый смысл, однако, взял верх, и она решила сперва проверить, есть ли у него кто-нибудь. Девушка подошла поближе и прижалась спиной к шероховатым планкам, прикрывавшим окно. Либби задрала голову и заглянула внутри.

Она подалась вперед. Действительно, в кабинете кто-то был, но, увы, не Джон. Прежде чем пригнуться, она успела заметить, что окно чуть приоткрыто, иначе в комнате можно было задохнуться.

Либби стала боком к щели и скосила глаза, пытаясь разглядеть людей внутри. Все, что ей удалось увидеть, – это спины двух мужчин, одетых в мундиры. Незнакомцы шептались, склонившись над столом. Но ни один из них не был блондином. Либби прислушалась.

– Перестаньте психовать. Я слышал, как он сказал два дня назад Ленгдону, что вернется не раньше среды. Нам лучше встречаться здесь, чем на улице.

– Мы были бы в большей безопасности, если бы вы не зажгли лампу, – парировал собеседник.

– Окно, – показал тот рукой в сторону Либби, и она замерла, опасаясь, что незнакомцы обнаружат ее, – выходит на залив. С этой стороны никто не заметит маленький огонек.

– Береженого Бог бережет, погасите лампу.

В ответ раздалось приглушенное проклятие, и свет погас. Либби решила последовать их примеру и пригнулась. Хорошо бы выяснить, что они задумали. Она прислушалась.

– Ленгдон вовремя разрешил индейцам устроить праздник. Мы с Миком учли все до мельчайших деталей. Он будет здесь с минуты на минуту, и я попрошу его все объяснить. Могу вас заверить, что проклятый Джеронимо не будет долго выпендриваться перед туристами. Его похороны станут последним представлением с участием апачей.

Либби пришлось крепко прижать ладонь к губам, чтобы с них не слетел крик. Что делать? Ясно одно: незнакомцы замышляют убийство. Неизвестно, как они хотят это устроить, но дольше оставаться около домика, чтобы выяснить подробности, она не могла. Этот Мик вот-вот заявится, и уж он-то точно ее заметит. Его сообщник был прав: со стороны гарнизона домика не видать. Если они поймут, что она следит за ними, ей крышка. Либби поднялась с земли. Ей пришлось повозиться, прежде чем удалось собрать подол в кулак. Стараясь держаться в тени, она помчалась к купе деревьев и спряталась там за большой сосной. Затем огляделась: а вдруг ее заметили заговорщики? Кажется, пронесло. Девушка не обнаружила ни души на залитой лунным светом лужайке. Отдышавшись, она еще долго пыталась успокоить бешено стучавшее сердце.

Итак, что ей делать? Ясно одно – она должна рассказать кому-то из друзей о том, что услышала в домике. Но кому? Каро? Пилар? Капитану Будро?

Нет, капитан отпадает. Он сам может быть одним из участников заговора. Пилар тоже отпала. Остается Каро. Но что могла сделать экономка? Кому же довериться? Тем более, что Либби не видела их лиц. Она знает одно лишь имя – Мик, Это могла быть кличка или уменьшительное от Майкла, например. Нет, такие сведения не имеют особой цены.

Проклятие, где же мог быть Джон? Она нуждалась в нем сейчас больше, чем когда-либо.

Неожиданно ей пришло в голову, что в заговоре может быть замешан Фолк, и ей стало дурно. Ведь он так ненавидит Джеронимо и имеет на то все основания. А вдруг он ничего не предпримет, даже если сам не участвует в заговоре? Или будет благодарен солдатам за то, что они воздали по заслугам Джеронимо, чего он жаждал сам, но не сделал? Нет, исключено. Джон человек чести. Она полностью доверяла ему, и ее вера ни в коем случае не должна пошатнуться.

Либби твердо решила не посвящать Каро в тайну. Когда Джон вернется, она расскажет ему, а до тех пор ничего предпринимать не будет.

– Потрясающе! – воскликнула Либби, поцеловав кончики пальцев. – Просто здорово! – Ей стоило громадных усилий уговорить Каро, но они не пропали даром. На Каро было желто-сиреневое платье, расшитое на груди бисером. Фиолетовый кушак плотно обхватывали талию, а концы его лежали на юбке, которую они скроили так, чтобы она смогла надеть турнюр.

Каро заплела косу. Один локон, который она специально оставила, изящно ниспадал на правое плечо. Шляпа из фиолетового атласа закрывала лоб до тщательно выписанных дуг бровей.

Боже мой, в молодости она была, наверное, красавицей. Не удивительно, что ее исчезновение из Пенсаколы разбило не одно сердце. Закусив губу, Либби оценивающе взглянула на подругу. Если бы Томас Кейн мог увидеть ее! Каролина нарушила тишину, сдувая прядку волос, упавшую ей на глаза. Они дружно засмеялись, и Либби решила, что Каро довольна тем, как выглядит.

Услышав, как скрипнула дверь черного хода, Либби напряглась, резко повернулась и уставилась на дверь. Она знала, кого увидит через минуту.

– Успокойся! – услышала она шепот Каролины за спиной. Но было поздно. Ее сердце замерло. А потом забилось с бешеной силой. Дыхание перехватило. Ноги стали ватными, и она отдала бы все за то, чтобы сесть. Мысль о том, что она может грохнуться на пол, заставила ее залиться краской. Джон прошел через веранду. Его глаза тотчас нашли ее. Печальное, усталое выражение его ярких глаз, которые приводили ее в такой восторг, огорчило Либби.

– Либби, – прошептал он, кивая. Не сказав ей больше ни слова, он повернулся к домоправительнице: – Как дела, Каро? Вижу, вы знали, что у нас будут гости, и разоделись по такому случаю.

– Гости? – Либби услышала, как удивилась Каро. – Какие еще гости? – Боже, как ей выдержать этот вечер рядом с чужим человеком, свидетелем ее горя?

– Да, – подтвердил Джон и отступил к двери, приглашая кого-то войти. Он улыбнулся, и Либби словно ножом полоснули по израненному сердцу.

– Думаю, вы знакомы, – прибавил он, когда мужчина вошел в комнату.

Судя по выражению лиц Каро и мужчины, они и правда знали друг друга.

Высокий незнакомец был скроен на редкость добротно. На губах его играла улыбка. Светло-каштановые тонкие волосы гармонировали с золотисто-карими глазами. Одет он был в рубаху из грубой шерсти, которая обтягивала его широкую мускулистую грудь, и брюки из толстой домотканой материи.

– Томас, – прошептала Каро и так сильно побледнела, что Либби испугалась, как бы с ней не случился еще один сердечный приступ. Она бросилась к ней, но мужчина ее опередил. Он взял Каролину под руку и повел к софе. Они сели рядом, касаясь друг друга коленями. До Либби долетел их шепот, потом они порывисто обнялись.

Всхлипывания Каро отдавалась болью в сердце Либби, Джон жестом попросил ее уйти с веранды, чтобы оставить влюбленных одних. Он, не отрываясь, смотрел на Либби, затем повернулся и, не произнося ни слова, двинулся в сторону кухни.

Никогда в жизни Либби не чувствовала себя такой счастливой и несчастной одновременно.


Глава девятнадцатая


– Как вам удалось найти его?

Джон стоял лицом к плите – пытался растопить ее.

Он бросил щепку в черное отверстие и захлопнул тяжелую заслонку. Затем взял кофейник, подошел к крану и наполнил его водой. Когда он принялся засыпать кофе, Либби не выдержала, шагнула к нему и выхватила кофейник.

– Давайте я сварю, – сказала она.

Он оперся о стол и устало провел рукой по лицу.

– Мне прислал весточку матрос с «Элизы-Марии». Он узнал от бармена, что я обещал деньги тому, кто сообщит что-либо о Томасе. Я не знал, насколько мне придется задержаться в городе, поэтому сказал Ленгдону, что вернусь в среду. Для себя я решил: если до среды не найду Томаса, то прекращу поиски.

Он выглядел таким уставшим и измученным! Либби готова была отдать все, только бы оказаться в его объятиях и осыпать поцелуями его прекрасное лицо. Как она мечтала рассказать ему правду, не утаив ничего, и начать все сначала. Но, увы, она слушала его в молчании.

– Матрос дал мне зацепку. Он плавал с Томасом почти два года на одном корабле. Во время последнего рейса Томасу стало известно о смерти его брата. По прибытии в порт он сказал капитану, что должен поехать в Мобил, где жил покойный. До них дошли слухи, что хоть брат и не был богачом, но кое-что ему удалось скопить. У него не было наследников, и Томасу достались его денежки и кое-какая недвижимость.

Дальше все было просто. Я отправился в Мобил, нашел в газете объявление о смерти, а затем и самого Томаса Кейна. Я представился, изложил цель визита, рассказал о Каролине, ее болезни. Он торопил меня всю дорогу.

Либби улыбнулась, взяла поднос и поставила на него четыре чашки. Она перелила кофе в красивый керамический кувшин, положила в вазу шоколадное печенье, которое испекла ночью, когда готовила обед для Джона.

– Благодарю вас, – не к месту брякнула она.

– Я старался не для вас, – ответил он мягко. – Я тоже хочу, чтобы Каро была счастлива.

Горечь обиды душила ее. Она не должна так болезненно реагировать на его слова! Но ничего не могла с собой поделать. А что она думала, что они упадут друг другу в объятия? И все наладится? Вполне возможно, призналась она себе печально. Но действительность оказалась иной.

– Не присоединиться ли нам к ним?

Она заметила, как беспокойно забегали его глаза. Он не желал оставаться с ней наедине. Ситуация обещала быть забавной, если бы она не переживала так сильно. Наконец, ком, который мешал ей дышать, прошел.

– Нам надо поговорить, – обратилась она к Джону, намереваясь рассказать ему о заговоре против Джеронимо. Времени оставалось в обрез.

– Не думаю…

Она ощутила его холодность. Боже, он уже не в силах находиться с ней в одной комнате.

– Дело очень важное и срочное.

Джон избегал смотреть ей в глаза. Он не смягчился. Ей пришлось проявить настойчивость – на этот раз она решила не отступать. Фолк сжал челюсти.

– Что бы это ни было, я считаю…

Громкие голоса на веранде заставили его замолчать. Они повернулись: что за шум?

– Каро бушует, – заметила Либби, хотя все было понятно без слов, – и Томас тоже, – добавила девушка, когда от его голоса задрожали стекла.

Они поспешили покинуть кухню. Что случилось, ведь когда они уходили, парочка крепко обнималась?

– Убирайся! – орала Каро. Она сорвала с головы фиолетовую шляпу и бросила на пол. Томас наступил на нее. Но никто из них не заметил. Шпильки вылетели из ее головы вместе со шляпой, и волосы сбились на одну сторону.

– Черт побери, я приехал из Мобила ради тебя и не собираюсь уходить.

Каролина первой заметила Либби и Джона.

– Выкиньте его, капитан, – приказала она, как сержант новобранцу.

Если б она не была так потрясена тем, что увидела, Либби обязательно расхохоталась бы, глядя на растерявшегося Джона. Фолк выглядел как маленький мальчик, которого вызвали к доске, а он не знает урока. На время она забыла о своих проблемах, о Джеронимо.

– Перестаньте, Каро, – пытался утихомирить Фолк домоправительницу, с опаской входя в комнату. – Что случилось?

Либби не знала, что делать. Она ободряюще подтолкнула Джона. Он с отчаянием взглянул на нее. Определенно ему не хотелось выступать в роль судьи на ринге – разнимать парочку.

– Это вы, – Каро резко обернулась, Джон от неожиданности попятился и нечаянно наступил на ногу Либби. Та взвыла, и он подпрыгнул. – Это вы, не так ли? Вы сказали ему, что я стала немощной и нуждаюсь в уходе?

Она как фурия налетела на них. Либби нашла убежище за широкими плечами Джона.

– Я должна была догадаться, что вы замышляете что-то. Но я не могла предположить, что мне нанесут удар в спину в моем собственном доме.

– Все совсем не так, Каро, – пытался оправдаться Джон, отважно двинувшись навстречу рассерженной женщине. На такую смелость с его стороны она даже не рассчитывала.

– Мы не говорили ему ничего подобного. Томас может подтвердить…

– Он уже раскрыл свои карты. Видите ли, он решил жениться на мне. Мы поселимся в каком-то потрясающем доме его брата, где я помру от скуки.

– Я никогда не говорил ничего подобного, – быстро произнес матрос. Он шагнул вперед и напоролся на гневный взгляд Каролины. – Я предложил выйти за меня замуж и рассказал о том, что мне достался дом в Мобиле и наследство. Так что мы оба можем спокойно бросить работу.

– Бросить работу? Никому не удастся заставить меня сделать это, упрямый глупец!

– Каролина! – резко воскликнул Джон, как на плацу.

Она понизила голос, но ее глаза продолжали гневно сверкать.

– Раньше ты не думал жениться на мне. Ты здесь только потому, что он сказал, будто я больна. Но, как видишь, я в порядке. Я не нуждаюсь в твоей жалости.

– Жалости? Плохо же ты знаешь меня, если думаешь, что я могу жениться из жалости! – Сердитое лицо Томаса смягчилось, а взгляд, прежде хмурый, стал печальным. – Я всегда хотел жениться на тебе, Каро, но просто не представлял, как это будет. Ты так ненавидела, когда я уходил в море, а я ведь ничего другого делать не умел. Это был мой хлеб.

– Нет, ты любишь свое дело.

Он опустил голову, а затем снова поднял глаза и посмотрел на нее.

– Да, я любил свое дело. Но и тебя я тоже любил. Ты знаешь, что я пережил, когда не застал тебя в Пенсаколе после возвращения из рейса? Ни весточки, ни следа. Я думал, что сойду с ума!

Либби тронула Джона за руку, и они тихонько удалились в кухню. Джон выглядел очень озабоченным, гораздо более озабоченным, чем во время их первой встречи наедине. Взгляд настороженный, в уголках рта залегли морщины.

– Думаю, им сейчас не до кофе, – жалобно сказала Либби.

– Я схожу к Ленгдону. Сообщу, что вернулся.

– Постойте, – вскричала она, когда он направился к двери. Джон замер. – Мне надо поговорить с вами.

– Позже, – бросил он, толкнул дверь и исчез в лучах полуденного солнца, прежде чем она успела ответить ему…

…Гарнизонному капеллану казалось, что он вот-вот расплавится под лучами жаркого июньского солнца, хотя жених и невеста стояли в холодке, под ветвями развесистого дуба.

Джон порывался расстегнуть стоячий воротник мундира, но не решался. Он, как завороженный, не мог оторвать глаз от капельки пота на верхней губе Либби. Вот она промокнула ее пальцем, не отрывая взгляда от счастливой пары. У Джона сжалось сердце, и он отвернулся. Почему он не может выбросить ее из головы?

Почему она не в состоянии забыть его? – спрашивала себя Либби, чувствовавшая себя страшно одинокой. Даже радость по поводу свадьбы Каро не смогла заполнить пустоту.

Джон обругал себя. Не стоило обращаться с ней так грубо! Он сам не верил в большую часть того, что наговорил ей! Она не пыталась использовать его, Либби не обманщица. Если она умолчала о своем прошлом, вероятно, у нее на то были веские причины. И он готов поспорить на что угодно, даже на свою жизнь, что она не была проституткой. Он повидал их достаточно на своем веку: жесткость, холодность были присущи им всем, словно все ласковые и нежные чувства давно умерли в них.

Ее же глаза были полны жизни и любви. Когда она поглядела на него, ему казалось, что он рождается заново. Ее жизненная энергия питала его, и все казалось возможным.

И Джон проклинал себя.

Чертова жара. Либби чувствовала, как пот струйкой стекает под корсетом. Она изнемогала в душном шелке, кожа нестерпимо горела.

Ее раздражало все. Даже слова клятвы, что соединяла Томаса и Каро навеки. Сколько еще? А ведь она сама предложила Каро провести церемонию венчания на свежем воздухе. Это казалось таким романтичным. Сейчас она была готова отдать полжизни за то, чтобы очутиться в прохладных комнатах дома. Увы, ради подруги придется попотеть!

– Можете поцеловать невесту, – сказал капеллан и вытащил из заднего кармана платок, чтобы вытереть потное лицо.

Томас, не медля, последовал его совету. Либби заметила, как оживились Пилар, Кристофер и другие гости. Нет, грустить сейчас не время. Она громко хлопнула в ладоши и широко улыбнулась, хотя сделать это было нелегко.

Все кинулись поздравлять молодых.

Джон первым из присутствующих поцеловал Каро.

– Мои наилучшие пожелания, – обратился он к обоим.

Либби обняла невесту.

– Спасибо, – прошептала Каро, и слезы навернулись ей на глаза.

Либби смогла только кивнуть в ответ. Она выпустила невесту и отступила на шаг. После того как Пилар пожелала молодым счастья, она подошла к Либби.

– Не хочешь заглянуть в дом и убедиться, что там все в порядке?

Либби не могла отвести глаз от Джона. Как ему идет форма! Сабля и портупея сверкали на солнце. Золотистый кант на брюках подчеркивал линию бедра до колена. Широкие плечи контрастировали с узкой талией и стройными бедрами. На длинных волосах играли солнечные блики.

С трудом оторвав взгляд от Джона, Либби повернулась к Пилар:

– Ты права, давай смотаемся туда. В такую жару все захотят попить холодненького.

Они вошли в столовую, и Либби с ходу принялась наполнять стаканы пуншем, пока Пилар снимала крышки с холодных закусок. Они не успели закончить, как показались первые гости.

Два часа без передыху Либби улыбалась, прислуживая за столом. Она от всей души радовалась за подругу. Но, несмотря на это, ее сердце болело. Каждый его удар напоминал о том, что у них с Джоном все пошло наперекосяк. А времени оставалось в обрез.

Прошлой ночью он вернулся домой, когда Либби спала. Он не знал, что Каро и Томас собираются пожениться. И Либби с домоправительницей послали ему записку: Томас хотел, чтобы он был шафером.

Джон ответил, что согласен. Либби и Пилар взвалили на себя все хлопоты по организации церемонии, и у жениха с невестой появилась возможность обсудить свое будущее. В назначенное время появился Джон в парадной форме.

Им не удалось поговорить ни о Джеронимо, ни о том, что будет, когда молодые покинут этот дом. Мысль о предстоящей ночи, которую они проведут в доме одни, не давала ей покоя, и Либби страшно нервничала. Ей казалось, что еще немного и она вспыхнет как спичка от нестерпимого жара внутри и снаружи.

– Ты в порядке? – спросила Пилар, которая решила помочь Либби разливать пунш.

– Здесь становится душно, – объяснила девушка, надеясь, что Пилар поверит этой басне. – Пойду-ка я наверх и сниму корсет. Он врезается мне в бока.

Пилар понимающе кивнула, и Либби быстро выскользнула из столовой. Она промчалась по лестнице и ворвалась в свою комнату, даже не удосужившись плотно закрыть дверь.

Она в одно мгновение отделалась от блузки. Дрожащими от нетерпения пальцами Либби распустила шнуровку корсета и стянула его, а затем вернула юбку на талию.

– Либби! – Джон тихо постучал, и дверь распахнулась. Он замер, не в силах оторвать глаз от ее влажной груди, едва прикрытой рубашкой. Тонкое белье прилипло к телу и очертило ее маленькие груди.

– Виноват, я видел, как вы бежали по лестнице. Вы были так взволнованны, что я подумал…

– Ничего страшного, – ответила девушка, прижав лиф к вздымающейся груди. – Все в порядке.

Он резко кивнул:

– Отлично. Тогда я пошел. Томас и Каро скоро уезжают.

– Я сейчас спущусь.

Он уже уходил, когда она позвала:

– Джон!

Фолк обернулся. Они встретились взглядами, и она прочла в его глазах ставшие уже привычными желание и болезненный страх.

– Мне на самом деле надо поговорить с вами. Сегодня же.

Он сжал челюсти. А вдруг он тоже думает о сегодняшней ночи, которую они проведут в этом доме вдвоем? И строит догадки, чем все закончится?

– Хорошо. – Джон был краток. Он опустил глаза и вышел из комнаты.

Либби оделась и пошла на веранду. Гости прощались с новобрачными. Либби присоединилась к ним, выкрикивая добрые пожелания и слова прощания, пока Томас вел Каро к ожидавшему их экипажу. Какой-то шутник привязал к нему длинные белые крепдешиновые лоскуты и старые туфли.

Молодые смеялись и махали руками, пока экипаж выезжал со двора на дорогу, ведущую из форта Барранкас.

Теперь осталось только убрать со стола. Либби заметила, как Кристофер сжал руку Пилар и с сожалением отпустил ее. Пилар радостно улыбнулась и кивнула в ответ на его реплику.

По всему видно, что они выяснили отношения. Либби радовалась: все нашли свое счастье. А как приятно сознавать, что ты приложила к этому руку!

Так почему же она до сих пор не в состоянии решить свои собственные проблемы?

– Я не останусь на обед.

Его слова, такие привычные, тем не менее стали для нее сюрпризом.

– Почему? – спросила Либби, не сумев побороть разочарование и гнев. – Я, правда, ничего не готовила, но у нас осталось много еды.

– Я пробуду в казарме до Праздника Урожая.

– Что? – Она в ужасе уставилась на Фолка. Либби не ожидала от него такой подлянки: если он будет избегать ее, у них ничего не наладится.

– Думаю, что в сложившейся ситуации это лучший выход.

Либби внимательно изучала его лицо. Никаких эмоций, челюсти сжаты.

Раздосадованная, девушка скрестила руки на груди и отвернулась. Она строила планы мести, чтобы дать волю злости и оскорбленному самолюбию.

– Продолжайте прятаться, избегать меня! Вы делаете это со дня нашей первой встречи. А я, дура, считала, что вы поведете себя как настоящий мужчина. Но, как видно, у вас вошло в привычку уходить от решения серьезных проблем. Что ж, это ваше дело, – прошипела она, прищурив глаза. – Но есть еще кое-что, от чего вам никак не отвертеться. Во время Праздника Урожая будет убит Джеронимо.

Он напрягся, словно она дала ему пощечину. Либби увидела, как исказилось его лицо. Джон был в шоке. В его загадочных глазах зажегся огонек.

– Черт побери, о чем это вы?

Он с такой силой сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели. Фолк выпрямился и стал пугающе высоким.

Преодолев страх, Либби взглянула на него. Она трепетала от справедливого негодования.

– Вчера вечером я искала вас и мне пришло в голову, что вы можете быть в своем кабинете.

Взгляд его смягчился, но ненадолго.

– Вместо вас я обнаружила там двух незнакомцев, которые поджидали третьего. Долго оставаться под окном я боялась: они могли заметить меня.

– Так вы утверждаете, что они встречались в моем кабинете? И вы испугались, что они увидят вас?

Он ей не верил. Либби не винила его. Все, что она узнала, казалось невероятным ей самой, а ведь она слышала каждое их слово и сама видела мужчин.

– А как вы считаете, капитан? Если бы вы задумали убийство такого известного человека, как Джеронимо, что бы вы сделали с тем, кто пронюхал о ваших планах?

– Вы слышали, как они говорили об убийстве? Вы не ошиблись?

– Своими ушами. Они встретились в вашем кабинете, потому что вы уехали. Кроме того, они сказали, что похороны Джеронимо станут последним представлением с участием апачей. Тут нет ошибки. Я пряталась под окном.

– Господи, Либби! – воскликнул он, ударяя ладонями по столу. Она аж подпрыгнула. – Зачем, черт побери, вас понесло туда? Если то, что вы говорите, правда, вас могли убить!

– Вы сомневаетесь? Вы считаете, что я все придумала? – перешла в наступление девушка, ногти впились ей в ладони.

– Нет, конечно. Зачем это вам? – Он пристально смотрел на нее, изучая ее реакцию.

– Действительно, незачем, – огрызнулась она, уловив обидный подтекст в его реплике. И ей страстно захотелось, чтобы он ушел, прежде чем до него дойдет, как сильно его слова ранили ее.

– Я сказала вам все, что мне известно. Теперь я хочу знать, что вы собираетесь предпринять?

– Предпринять? А что, по-вашему, я должен предпринять?

У нее перехватило дыхание.

– Я ожидала, что вы остановите их.

– Почему вы думаете, что я смогу помешать им, если, конечно, захочу?

Она испугалась, но сумела взять себя в руки и покачала головой.

– Я знаю вас, Джон. Вы никогда не позволите им убить Джеронимо.

– Позволить им? Проклятие, Либби, а к чему, по вашему мнению, я стремился последние шестнадцать лет?


Глава двадцатая


Либби застыла с широко открытым ртом. Ей не хватало воздуха.

Ярость, охватившая Джона, пошла на убыль, когда он увидел, в каком она состоянии. Фолк взъерошил волосы, сбросив ленту на пол кухни.

– Вы так не думаете, – заикаясь, произнесла она.

– Нет? Откуда такая уверенность?

– Я знаю вас.

– Вы ничего обо мне не знаете. Ничегошеньки.

– Я знаю, что вы не жестокий и не бессердечный.

– Как раз наоборот, а вам известно почему?

– Думаю, да. Я знаю, почему вы считаете себя таковым, но вы не такой на самом деле.

– Позвольте мне рассказать вам о себе, и тогда вы измените свое мнение. Мне было десять лет, когда Кочис, вождь апачей, со своей бандой напал на нашу ферму. На моих глазах индейцы расправились с родителями, а сестренку, которой было всего тринадцать, увезли с собой. Мне повезло, если можно так выразиться. Меня обменяли на виски и съестное. Я был мальчишкой, но поклялся, что настанет день, когда я выслежу апачей и заставлю их уплатить по счету.

Что она могла сказать ему?

Глядя на Фолка, она представляла себе пацаненка, пережившего трагедию, которому стоило закрыть глаза, как к нему тотчас являлись мать, отец и сестра.

Заметив жалость на ее лице, Джон тут же подавил боль, и на его губах заиграла презрительная усмешка.

– В тот день у серных источников удача не покидала меня. Я приглянулся отставному полковнику, который взял меня с собой. А потом началась война и он ушел воевать, а я остался дома с его женой. Полковник вернулся через четыре года. Без ноги. Мне пришлось отложить свою месть на целых шесть лет. Но моя боль всегда была со мной.

Когда мне исполнилось двадцать, полковник, воспользовавшись своими связями, – многие влиятельные люди были ему обязаны – добился для меня места в Военной академии. Он сказал, что так я скорее смогу отомстить индейцам. В семьдесят пятом я закончил учебу и попросился в Шестую кавалерийскую бригаду. Я служил в Нью-Мексико и в Аризоне, сражался под командованием Виторио, а в восемьдесят третьем принял участие в походе на Сонору. Это при мне Джеронимо и оставшиеся в живых предатели сдались Майлзу.

Он посмотрел на нее из-под насупленных бровей. И Либби выдержала его тяжелый взгляд. Она хотела узнать и узнала. На его долю выпало слишком много переживаний. Тем не менее, она не могла поверить, что сердце его окаменело. Ведь она чувствовала, как оно трепетало, когда они целовались. Несмотря на кровоточащую рану, душа его была открыта для любви.

– Так вот скажите мне, – с вызовом в голосе произнес Фолк, – я ждал этого двадцать пять лет. Почему, черт побери, я должен помешать убийству?

Либби замотала головой до того, как он кончил говорить.

– Не верю, что вы сможете хладнокровно смотреть, как будут убивать человека. Это слова маленького мальчика, пережившего страшное потрясение. Вы посвятили свою жизнь тому, чтобы справедливо покарать тех, кто убил ваших родителей. Вероятно, их наказание кажется вам недостаточным и не соответствует вашим меркам. Тем не менее, вы человек чести.

– Вы ошибаетесь. Я давно твержу вам об этом. Вы не знаете, какой я в действительности. Я так долго ненавидел, что не умею ничего другого.

– Вранье, – прошептала она, подходя к нему. В ее глазах стояли слезы. Слегка коснувшись пальцами его груди, она прижалась к нему всем телом.

Джон внимательно глядел на нее, словно хотел запомнить каждую черточку любимого лица. Он не обнял ее, но и не оттолкнул.

– Когда вы обнимаете, целуете меня, я вижу мягкого, любящего человека. Поцелуй меня, Джон, и стань таким, как тогда!

Он медленно, словно в нерешительности, поднял руки, готовый сжать ее хрупкие плечи, и слегка наклонил голову. Взгляд его затуманился, веки сомкнулись. Его горячее, отдающее виски дыхание обожгло ее лицо. Истосковавшись по его ласкам, она прильнула к Фолку.

Либби почувствовала, как напряглось его тело. Руки Джона сжались, причиняя ей боль. Он оттолкнул Либби.

– Нет, будь ты проклята! – воскликнул он. – Ты не права! – Он повернулся и хлопнул дверью.

Фолк ушел.

* * *


Почувствовав запах гари, Либби кинулась к сковороде и чертыхнулась. Она сорвала с крючка над мусорным ведром полотенце и сняла с плиты остатки яичницы.

Ей почему-то казалось, что стоит занять руки, как голова отключится. Результат оказался плачевным. Впрочем, она могла бы спалить дом и даже не заметить.

Сжав кончиками пальцев пульсирующие виски, девушка строила догадки. Куда делся Джон? Вернется ли? Что сказать ему, если он придет домой?

Он останется для нее вечной загадкой. Вероятно, лишь тот, кто перенес в жизни подобное, может понять его. В ее время все жалели индейцев, понимали, как плохо с ними обращались, и чувствовали вину за то, что те пережили.

Однако только сейчас она поняла, что покорение Запада было сопряжено с многочисленными жертвами и с другой стороны. Сколько детей осталось сиротами!

Она могла бы рассказать о том, какие мучения ожидают индейцев. Сколько судилищ предстоит им, сколько слез еще прольется! Она никогда не интересовалась, каково было индейцам в резервациях и лагерях, в которые их сгоняли, но даже если она попытается обрисовать Джону их страдания, смягчит ли его сердце ее рассказ?

Может ли он отказаться от цели, к которой стремился на протяжении стольких лет? Он не был завоевателем и не жаждал обрабатывать землю. Не он принимал решение захватить земли, принадлежавшие индейцам. Правительство предоставило его родителям такое право, оставив их один на один с апачами. Джону не нужна эта земля. Он не хочет пахать и разводить коров. Он мечтает только об одном – о возмездии. Ему надо помочь, чтобы затянулась рана в его кровоточащем сердце, чтобы он забыл о мести.

Она соскребла ножом остатки пригоревшей яичницы со сковородки и бросила их в мусорное ведро, затем положила сковородку в корыто и вытерла руки полотенцем.

До Праздника Урожая осталось четыре дня. Кристофер отвезет ее на остров. Наконец, если все получится, она вернется домой.

Но что будет с Джоном? Сможет ли она вернуться в свою жизнь, не зная, что будет с ним?

Нет, исключено.

Он навсегда останется в ее сердце, и мысли о нем никогда не дадут ей покоя, где бы она ни была.

– Либби!

Джон, собственной персоной, будто подслушал ее мысли, показался в дверях столовой.

Он подошел к ней, нервно сжимая в руках шляпу, которую только что сорвал с головы.

– Я на минутку! Простите, кажется, я побеспокоил вас.

– Вам незачем уходить. Это ваш дом.

Он пожал плечами. До нее только сейчас дошло, что он не считал этот дом своим. А ведь он не называл домом и усадьбу полковника, хотя попал к нему совсем ребенком. Еще одно переживание! У него не было дома. Семьи.

– Джон, – спросила она, подойдя поближе, – что вы собираетесь делать?

Он уставился на носки своих ботинок, чтобы только не смотреть ей в глаза.

– Не спрашивайте, я все равно не отвечу.

– Если вам вдруг захочется облегчить душу, я готова выслушать вас.

Он замотал головой:

– Нет, здесь больше нечего обсуждать.

Может, он отказывается от ее помощи, потому что до сих пор верит тому, что выпалил сгоряча во время ссоры? Или он знал, что ему уже нельзя помочь, во что отказывалась верить она.

– Я буквально на минуту.

Он вышел из комнаты. Вот он поднялся по лестнице. Дверь наверху открылась и снова скрипнула.

Что делать? Она не может сидеть, сложа руки. Необходимо рассказать кому-нибудь о заговоре против Джеронимо. Но кому? Может, Пилар? Внутренний голос подсказывал ей, что делать этого не надо. Она была одна, совершенно одна.

Ей стоило огромных усилий не заплакать, пока она драила и вытирала сковородку, которую положила рядом с чистыми чашками и тарелками – плод усилий ее и Пилар. Весь стол был заставлен разнообразной посудой, которую надо было убрать на место и вернуть хозяевам.

Она подняла поднос, уставленный хрустальными бокалами для пунша. Их взяли с полки из каштанового дерева, которая висела в столовой. Расставляя все по местам, она, не переставая, думала о том, что ей делать дальше.

– Либби! – Джон появился в дверях с кипой свежевыглаженных рубашек в тот момент, когда Либби несла поднос. Бокалы полетели на пол и разбились со звоном, который еще долго отдавался в ушах. От неожиданности оба застыли с открытыми ртами.

Рубашки свисали с его руки, когда он пытался поймать хоть один бокал. Либби озверела.

– Проклятие! – завопила она, швырнув пустой поднос на пол. – Только этого мне не хватало!

Джон поднял сорочки. Словно выбросил белый флаг перед разъяренным противником.

Упершись руками в бока, она взглянула ему в глаза:

– Я сыта по горло. Все мои усилия идут прахом. Ты даже не хочешь поговорить со мной. Из-за того, что мы не понимаем друг друга, ты не хочешь признаться, что любишь меня. Что ж, это твое право. Так вот, знай, я люблю тебя, Джон Фолк! А ты – упрямый осел. Ты многое теряешь, отказываясь от любви. Кроме того, ты сейчас как никогда нуждаешься в друге. Но если ты решил страдать в одиночестве, продолжай в том же духе!

Либби оттолкнул его и хотела выбежать из комнаты. Она дала себе слово больше не предлагать ему ничего. Даже навести порядок в комнате, убрать с пола битое стекло.

Он схватил ее за руку и повернул к себе. Рубашки спланировали на осколки.

Они стояли молча, не отрывая глаз друг от друга.

Наконец он улыбнулся.

– Так, значит, вы любите меня? Несмотря на то, что я наговорил вам и сделал? Вопреки тому, что душа моя окаменела и стала черной? – Его крепкие сильные руки держали ее близко-близко.

Она подняла голову.

Либби хотела было кивнуть ему в знак согласия, однако, сбитая с толку его загадочной улыбкой и непонятными словами, отбросила эту мысль.

– Слишком жирно для вас, – начала она, пытаясь справиться с горячей волной желания, вызванной его близостью. – Вы упрямы как мул. Я ошиблась, признаюсь, но вы потеряли гораздо больше – упустили возможность испытать большую радость.

– Упустил? – Он перестал улыбаться и принялся нежно гладить ее по спине, не пропустив ни одной впадины и выпуклости. – Так покажи мне…

Она хмыкнула и отвела взгляд, чтобы он не увидел огонь, вспыхнувший в ее глазах.

– Слишком поздно.

– Где моя прежняя Либби? Где ее коготки, которые она выпускала постоянно, с первой минуты нашей встречи? Где та маленькая женщина, которая ураганом ворвалась в мою жизнь?

– Женщина, чье прошлое вы не можете принять, чьим ожиданиям вы не можете соответствовать? – поддела она Фолка.

Он покачал головой, и слабая улыбка тронула его губы.

– Меня не волнует твое прошлое. Я понял это, едва произнес те ужасные слова. Но взять их назад было уже поздно. Ты заставила меня испытать чувства, о существовании которых я не подозревал. Считал, что мне они ни к чему. Рядом с тобой я стал возвращаться к жизни. Если честно, я безумно испугался и удрал. Но с ребячеством покончено. Дотронься до меня, Либби, оживи, как ты делала это прежде.

Они встретились глазами и, не скрывая своих чувств, уставились друг на друга. Его взгляд был диким и страстным, ее – осторожным и нерешительным. Воздух в комнате был наэлектризован. Там, где их тела соприкасались, возникал электрический разряд и потоки желания распространялись по коже.

У нее не было сил сопротивляться.

Он засмеялся и притянул ее к себе.

– Люби меня, Либби!

Его рот властно захватил ее губы. Она не могла дышать, все мысли испарились. Чувства улетучились. Она лишь ощущала его близость. Кожа горела, рот ожил под его губами.

Он наклонился, поднял девушку и усадил на стол, предварительно смахнув с него тарелки, чашки и серебряные приборы. Либби вскрикнула, но он заглушил ее вопль поцелуем.

Ее дыхание стало хриплым и неровным, когда наконец он оторвался от нее. Он не дал ей опомниться и накинулся вновь. Джон впился в ее губы и принялся раздвигать их языком, вызвав дрожь в ее ногах и руках. Она жадно потянулась к нему, пытаясь как можно быстрее освободить его от сюртука. Наконец тяжелый мундир упал на пол, и она с жадностью припала к его груди.

Ощутив под ставшими невероятно чувствительными пальцами его соски, она почувствовала нестерпимый жар внизу живота. Ее бедра раздвинулись, и он проскользнул между ними, касаясь своим возбужденным телом ее потаенного места, орошенного влагой желания.

Джон резким движением расстегнул блузку, ощутил под ладонями холмики ее грудей и торопливо стащил с нее рубашку, чтобы прижаться к ее коже жадным ртом. Он поцеловал по очереди оба холмика, напрягшиеся в ожидании чувственного наслаждения.

Либби застонала и опустилась на поверхность стола. Джон накрыл ее своим телом, продолжая ласкать ее спину. Слегка приподнявшись, она расстегнула пуговицы на его брюках. И вид влажной возбужденной плоти привел ее в восторг.

– Да, да, – со стоном прошептал он и задрал подол ее платья.

Она помогла ему проложить путь к наслаждению, и он проник в нее.

Джон откинул голову, и с его губ сорвался крик, когда он очутился в ее жарком плену. Он задрожал и замер. Его руки мягко сжимали и разжимали ее ягодицы. Очнувшись, он слегка отодвинулся.

Либби обняла его. У нее взмокли брови, и она потерлась лицом о его грудь. Заметив струйку пота над его соском, которая проложила дорожку по его плоскому животу и меж бедер, она наклонилась и проделала языком тот же путь, пока позволяли их соединенные тела.

Низкий рык вырвался из его груди, и она с наслаждением приняла очередную порцию ласк его сильных рук. Он то почти высвобождался из ее плена, то вновь проникал в него. Либби металась, обвив его спину ногами, ее колени сомкнулись. Его рот теребил ее груди, руки тискали ягодицы, а плоть углублялась в долину наслаждения, приближая неумолимый финал.

И вот они достигли вершины и растворились в затопившем их потоке сексуального удовлетворения.

Их тела были усеяны капельками пота, постепенно дыхание стало нормальным. Он обмяк в ее объятиях, и огонь потух, но угольки страсти еще тлели. Либби с радостью ощущала тяжесть его тела, наслаждалась тем, что не может отличить биение его сердца от своего. Хоть бы это никогда не кончалось! Она прижалась губами к его шее и почувствовала, как его тело вздрогнуло в ответ на ее ласку.

– Гм… – Это все, что она услышала сквозь завесу своих растрепанных кудрей.

– Мне тоже, – улыбнулась девушка. Когда они обрели способность двигаться, Джон поднял ее на руки и отнес в свою комнату. Он медленно и с благоговением снял с нее оставшуюся одежду, а затем сбросил с себя ботинки и мятые брюки. Обессиленные, они повалились на постель, прикрывшись простыней.

Либби придвинулась к нему и прижалась щекой к его груди. Джон от удовольствия заурчал и притянул ее к себе.

– Ты сказал, что мое прошлое тебе безразлично, – начала она, покрывая его тело легкими поцелуями. – Ты правда так думаешь?

– Можешь не сомневаться, – заверил он девушку, прижав ее голову подбородком.

– Чудесно, – вздохнула она. – Потому что я решила рассказать тебе, как оказалась здесь.

– Неважно. Главное, что ты – здесь.

– Думаю, тебя интересовало, как и откуда я появилась, – заявила Либби, и звонкий смех сорвался с ее опухших от поцелуев губ.

– Что бы я ни узнал, ничто не изменит моего отношения к тебе.

– Приятно слышать, – прошептала она и повернулась, чтобы заглянуть в его глаза. – Тем более, что тебе предстоит услышать очень странную историю.

– Угу. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее и принялся слегка покусывать ее нижнюю губу. – Чем страннее, тем лучше.

– Я рада, что ты все так воспринимаешь, потому что это будет рассказ о двух мирах. О твоем и о моем.


Глава двадцать первая


Он понял, что она хочет поделиться чем-то сокровенным и очень важным. Джон уселся, прислонившись к резной спинке кровати и потянул ее на себя. Он напрягся, почувствовав на себе ее разгоряченное тело, но взял себя в руки. Если Либби решилась рассказать ему все, он выслушает ее.

Она подняла глаза и смело выпалила:

– Джон, я не из твоего мира.

Он посмотрел по сторонам и уставился на нее.

– Ты не из…

Она покачала головой, ее завитки взметнулись над лбом и щеками.

– Разве ты не заметил, что я иначе говорю, одеваюсь, думаю более прогрессивно?

Не переставая глядеть на нее с улыбкой, он распрямился. Все, что она скажет, будет для него ударом. Хоть он и привык к тому, как смело выражала она свои мысли, Джон почувствовал что-то неладное.

– Не останавливайся, – ободрил он Либби, поглаживая ее спину, чтобы та успокоилась. – Я повторяю, ничто не изменит моего отношения к тебе.

Она горько рассмеялась:

– О, Джон, не зарекайся!

Что-то в ее голосе заставило его вздрогнуть от дурных предчувствий. Он говорил то, что думал. Что бы она ни сказала, его чувства к ней останутся неизменными. Он любит ее, и больше ничего не имеет значения. Он сделал это открытие после того, как взбешенный покинул свой дом. Но он понимал, что ее прошлое может повлиять на их будущее.

– Я не…

– Смелей, Либби, – облегчал он ей трудное признание, – просто скажи, а я пойму, что бы ты ни сказала.

– Интересно, как сможешь понять ты, если я сама не могу? – Она прикусила губу и выпрямилась. – Я не из твоего времени, Джон, – прошептала она, прежде чем мужество покинуло ее. – Я появилась на свет только в 1960 году.

Сперва ему показалось, что она сказала в 1860, и он не понял, почему так сложно в этом признаваться. Но потом до него дошло. Он высвободился из ее объятий и уселся прямо. Либби завернулась в простыню, чтобы прикрыть наготу. Но его не интересовали приличия.

– Что вы сказали?

Она впилась в него взглядом. Он понимал, что она жаждет увидеть. Верит он тому, что услышал, или нет. Он не пытался скрыть изумления. Пусть она думает, что он в шоке. На самом же деле Джон решил, что она лишилась рассудка. А может, лгала? Что побудило ее придумать столь невероятную историю?

– Я не обманываю тебя, Джон. – Она опустилась на колени, волосы ее растрепались, лицо горело от его поцелуев. – Я родилась в тысяча девятьсот шестидесятом, школу окончила в тысяча девятьсот семьдесят восьмом, а колледж – в восемьдесят втором. Не замужем, впрочем, тебе об этом известно. Сперва я работала на хозяев, но вот уже два года, как открыла свое дело. В тот день я поехала в форт Пикенс, потому что меня вызвал мой друг – рейнджер. Форт Пикенс расположен на территории Национального парка. Джон, это историческая достопримечательность, которая пользуется популярностью у туристов.

Джон был так потрясен, что не заметил, как сполз с кровати – ему хотелось отодвинуться от нее как можно дальше.

Она спятила. Другого объяснения нет. Не желая пугать ее, он исподтишка принялся искать свое нижнее белье: знать хотя бы, где оно валяется, если придется одеваться второпях.

Может, обратиться к Стейну? Нет, доктор говорил, что не сможет ничем помочь ей, если это помешательство. Ведь он не психиатр! Да к тому же не гражданский врач и не шибко разбирается в работе мозга. Нет, ей нужен специалист, который наладит работу ее шариков. Доктор пропишет ей лекарство, и болезнь как рукой снимет.

– Джон, я не того, – прошептала Либби. Он аж подпрыгнул – она прочитала его мысли.

– Я ничего не сказал.

– Но вид у тебя страшно испуганный. Не трудно догадаться, о чем ты подумал. Я понимаю, что мой рассказ кажется тебе безумием чистой воды. Теперь ты догадываешься, почему я ничего не говорила? Повторяю, я в своем уме.

Либби увидела, что не убедила его. Волнение и неуверенность были написаны на его лице. Джон свесил одну ногу с кровати: на случай, если придется спасаться бегством? Как же ей убедить его? Она судорожно отбросила пару-тройку доказательств и в конце концов остановилась вот на чем.

– Смотри, – воскликнула Либби, повернувшись на бок. – Видишь? – спросила она, показав ямку, которая осталась после прививки от оспы на руке чуть выше локтя.

Он кивнул:

– Знаю, я тоже делал, и не раз. Хотя у меня нет шрама.

– Ох! – Ее оживленное личико погасло. – Я не знала. Хорошо, дай мне подумать.

Она откинула простыню с одного края и продемонстрировала ему тонкую розовую полоску – шрам на правой стороне живота. – А как насчет этого? Мне вырезали аппендикс пять лет назад. Видишь, какой маленький шрам?

– Доктор Стейн оперировал по поводу воспаления живота раз или два.

Либби откинулась на подушки в отчаянии, что сказать ему? Что сделать, чтобы Джон поверил ей?

– Нашла! – закричала она. – Помнится, Каролина говорила, что президент Соединенных Штатов Гровер Кливленд, не так ли?

Он кивнул.

– А следующим будет Бенджамин Гаррисон. – Она удовлетворенно потрясла головой.

– Очень интересно, – произнес он с наигранным энтузиазмом. – Поскольку я не знаю, кто будет следующим, что это меняет?

– О, проклятье, я не подумала об этом!

Она закусила губу и упала на постель.

Джон потихоньку отодвигался от нее. Она понимала, что должна действовать, иначе потеряет его. Выражение лица Джона говорило ей, что он обеспокоен и обескуражен. Если она не найдет доказательств, подтверждающих правоту ее слов, он, чего доброго, запрет ее в сумасшедший дом, прежде чем она вскарабкается на заветное дерево и окажется дома.

– Эврика! – воскликнула Либби, вскочив с постели. – Какая же я дура! Почему я сразу об этом не подумала? Надеюсь, что это беспроигрышный вариант. Тебе известно, что у меня было слишком мало времени в форте Пикенс, чтобы узнать подробности о жизни индейцев.

Он кивнул, любопытство позволило ему отвлечься от тяжких мыслей. Интересно, что она придумает на этот раз?

– Тем не менее я знаю, что одну их жен Джеронимо зовут Гаax. Она появилась в форте вместе с другими женами и детьми прямо перед запретом.

– Пилар могла рассказать вам.

– Да, – призналась она. – Но знает ли Пилар, что она умрет в сентябре 1887? И будет похоронена прямо здесь, в Барранкасе?

– Как вы можете…

– И что у индейца Перико и у одной из его жен родится ребенок в марте 1888? – Вот теперь она на коне. Недаром она столько раз слушала экскурсию, которую вел Джон Феррел. Она помнит наизусть каждое его слово и может повторить его сейчас, если потребуется. – В мае восемьдесят восьмого индейцев депортируют без предварительного уведомления в Мобил, в Алабаме, а оттуда – в Маунт-Вернон. Трое индейцев умрут в Маунт-Верноне и будут похоронены на национальном кладбище в Мобиле. Их зовут Чаппо, Фан и… – Имя крутилось на языке, и Либби нетерпеливо щелкнула пальцами.

– Ахнандия?

– Точно.

Ее энтузиазм пошел на убыль, когда она увидела, какое впечатление произвели ее слова.

– Теперь ты мне веришь? – нерешительно спросила она, подозревая, что он все еще считает ее безумной.

Он потряс головой, будто хотел прочистить мозги, затем поднял с пола штаны и натянул их. Застегнув две пуговицы, он встал и наткнулся на ее вопрошающий взгляд.

– Нельзя допустить, чтобы их перевели в Маунт-Вернон без предупреждения. Я заподозрил что-то неладное, когда Стейн сказал мне, что Ленгдон приказал ему осмотреть всех пленных. Полковник говорил, что президент спрашивал его об индейцах. Ленгдон мечтает избавиться от них. В день нашего разговора он отправил президенту письмо с предложением их перевести. Содержание письма было известно только нам двоим.

– О перемещении индейцев в Маунт-Вернон?

– Да, кроме того, он рассказал мне, что Стейн установил у Гаax болезнь Брайта, а это значит, что дни ее сочтены и она не сможет сопровождать мужа.

Они молча уставились друг на друга.

– Какими сведениями вы еще располагаете? – выдавил он в конце концов.

Либби подозревала, что он принял ее за лазутчицу или аферистку, которая умело подтасовывала факты, а кое-что придумала.

– Я знаю, что вы решили предотвратить покушение.

Он моргнул и прищурил глаз.

– Откуда?

– Я рассказала о том, что услышала, только вам. Мне точно известно, что ни в одном источнике не зафиксирован факт покушения на Джеронимо, когда он находился в форте Пикенс. Джеронимо станет очень популярной фигурой и даже посетит Вашингтон. Он доживет до 1909 года и умрет своей смертью в форте Сил.

Джон не проронил ни слова. Он подошел к окну и уставился на воду залива. Либби жаждала оказаться рядом с ним и положить руки на его опущенные плечи. Ей было больно видеть его страдания, но она была уверена, что он найдет в себе силы, чтобы пройти через это испытание.

– Действительно, я решил предотвратить убийство Джеронимо, – наконец произнес он.

Он прислонился лицом к стеклу.

– Поначалу я решил не обращать внимания на то, что услышал от вас. Но не смог. Я давно понял, что апачи дерутся, чтобы защитить себя и свою землю. Однако я был не в силах забыть о возмездии. Всякий раз, когда я начинал жалеть индейцев, мне казалось, что я предаю своих близких. Я мечтал о справедливости, но то, что делалось во имя справедливости, оказывалось в действительности таким же несправедливым, как и кровавые налеты апачей.

– Им еще долго страдать, – заметила Либби.

Он кивнул и отбросил волосы с лица.

– Возможно.

Джон повернулся к ней лицом, и она, не в силах больше сдерживаться, бросилась к нему. Он раскрыл объятия, и Либби прижалась к Фолку всем телом.

– Благодаря тебе я излечился от ненависти. Но здесь есть люди, которые будут носить ее в сердце всю жизнь. Их раздражает шумиха вокруг индейцев.

– Еще долго ничего не изменится, – предупредила она его.

Он прижал ее крепче. Его длинные волосы рассыпались по плечам, и она, ощутила его тело через тонкое полотно простыни.

– Как я устал, Либби, – сказал он. – Устал от драк, убийств, ненависти и горечи.

Либби спрятала лицо на его груди. У нее разрывалось сердце – такой у него был несчастный вид.

– Выше голову! – подбодрила она Джона. Он отодвинулся и посмотрел ей в глаза. – В течение следующих ста лет произойдет много интересного.

Он улыбнулся через силу: так был ошеломлен случившимся.

– До сих пор не могу поверить, что вы…

– Из будущего? – Она заметила, что он кивнул, и засмеялась.

– Мне кажется, я брежу. Я ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон. Как могло такое случиться? Возможно ли это?

Она покачала головой:

– Не знаю. Джеронимо что-то говорил о том, что дуб волшебный. Я, конечно, ему не поверила, но я не верила и в возможность путешествия во времени, пока не очутилась здесь.

– Теперь я припоминаю, – нерешительно начал Джон. – Когда мы привезли индейцев на Пикенс, они хотели вырубить все деревья вблизи форта. Джеронимо, однако, приказал им не трогать какой-то дуб на мысе, потому что он особенный или что-то в этом роде. Он еще долго распространялся о своих богах и чудодейственной силе дерева.

– Он пытался рассказать это и мне, но я не поняла почти ничего из того, что он говорил. Тем утром, когда я проснулась, на дворе был 1993 год, и вдруг я очутилась здесь.

– Тысяча девятьсот девяносто третий, – прошептал он. – Боже мой, до сих пор не укладывается в голове.

– Не переживай! Вот я живу и до сих пор ничего не понимаю.

– Я не хочу сказать, что не верю вам, Либби. Я пытаюсь, стараюсь изо всех сил. Я ломаю голову и не могу понять, зачем это путешествие во времени?

– Действительно, зачем. В нем нет необходимости даже для такого прогрессивного человека, как я. Я в ужасе. Единственное, о чем я мечтаю, – это вернуться к дереву и оказаться как можно быстрее дома. Я решила, что отнесусь к тому, что со мной произошло, как к приключению. Здесь я не в силах была предпринять что-либо. Мне позарез надо было вернуться на остров. Но потом я решила провести время, отведенное мне судьбой, в Барранкасе, с максимальной для себя пользой, прежде чем окажусь дома.

– Дома… – Он отодвинулся и поглядел на нее. В его глазах читалась тревога. – Если вы уедете, я больше никогда не увижу вас. Черт, если все это правда, меня уже много лет не было в живых, когда вы родились.

– Молчи, – воскликнула она, обвив рукой его талию. – Не говори об этом.

– Проклятие, Либби, но мы должны думать об этом. Я люблю тебя и не могу потерять. Что же нам делать?

– Здесь мы бессильны. Я должна вернуться к себе. Я не из твоего мира, тебе это хорошо известно. Я не сумею приспособиться и буду все время допускать какие-то ляпы, как тогда на плацу. Я привыкла быть независимой, меня заботит моя карьера. Мне трудно обходиться без машины, фена и микроволновки.

– Чего?

– Это – новейшие достижения техники, Джон. Я привыкла пользоваться ими в повседневной жизни. Я не знаю, как выжить в этом времени. Если бы не ты и Каро, я бы здесь не выдержала.

– Я буду помогать тебе. Вот увидишь, все будет в порядке.

Ее сердце разрывалось на части. Как объяснить ему, чтобы он понял?

– А моя семья, друзья? Они, должно быть, сходят там с ума от беспокойства обо мне, – воскликнула она. – Что с ними будет, если я исчезну?

– А что будет со мной, если ты оставишь меня?

Он был такой потерянный, такой печальный. Как бы ей хотелось обещать ему, что они будут вместе всегда, но она не могла.

– Если б я знала, – прошептала она и крепко обняла его.

Он сжал ее в объятиях, и простыня упала на пол. Джон ласкал ее, разжигая тлеющие угли страсти. Он подхватил Либби, осторожно уложил на кровать. Желание растворилось в нежности и придало их любви новое звучание.

Их соитие было сладостным и тягучим. Печаль и отчаяние, закравшиеся в их сердца, сделали его таким. Они понимали, что впереди их ждет разлука.


Глава двадцать вторая


– Стоп, ни слова больше! – засмеялся Джон, накрыв ее своим телом. Нежными поцелуями он заставил ее замолчать. – Я могу понять, что такое автомобиль и даже аэроплан, но исследование Луны человеком? Ты требуешь слишком много от моего примитивного ума.

Либби покрыла поцелуями его шею и грудь и зарылась поглубже в смятые простыни. Джон прижался сильнее, и она закрыла глаза, наслаждаясь тем, что ощущает на себе его большое тело: колючие волосы приятно щекотали мягкую плоть. Она пыталась запомнить эти ощущения на всю жизнь – они ведь должны быть с ней всегда после возвращения в другую жизнь.

– Как скажешь, – промурлыкала она ему в шею. – Думаю, ты достаточно узнал о двадцатом веке для первого раза.

– Согласен, а кроме того, мне надо идти, – сообщил он, переворачиваясь на бок и потянув ее за собой. Джон запечатлел долгий поцелуй на ее губах.

Они занимались любовью и разговаривали почти всю ночь, так и не сомкнув глаз. Либби застонала и зевнула ему в плечо.

– Не хочу, чтобы ты уходил.

– Я тоже, – ответил Джон, пробегая рукой от ее талии к бедрам. Он положил ее ноги поверх своих. – Я был бы счастлив остаться здесь с тобой на всю жизнь. Но не могу. Я должен поговорить с Ленгдоном о том, что ты услышала. Мне надо выяснить, смогу ли я найти этого Мика и узнать, кто его сообщники.

Либби кивнула. Она понимала, что сделать это необходимо. Но сердце твердило другое, Джон любит ее, а она любит Джона. Наконец они счастливы. Дней остается все меньше, и она не хочет, чтобы была потрачена впустую ни одна из отведенных им судьбой минут. У нее болело сердце, но она не обращала внимания – впереди целая вечность. Горюй, не хочу! Пока возможно, она будет наслаждаться их близостью и счастьем.

– А теперь поцелуй меня на прощание и усни, а я буду весь день вспоминать, какой хорошенькой и растрепанной оставил тебя в постели.

Она выполнила его просьбу, хотя знала, что не сможет заснуть после его ухода.

Либби наблюдала за тем, как он умывался. Вода стекала по его мускулистому торсу. Она задрожала от внезапного желания. Либби вдыхала запах его пены для бритья, восхищаясь, как он ловко управлялся с выглядевшей такой страшной бритвой. Он одевался нарочито медленно, и она чувствовала, как истосковалась по нему. Она завидовала одежде, которая касалась его кожи, – как она жаждала дотронуться до нее. Ее руки болели от желания притянуть его к себе, но нет, нельзя. Чем скорее он поговорит с полковником, тем быстрее вернется к ней. Он надел портупею, поправил саблю, потом наклонился и обхватил ее шею руками и властно, по-хозяйски, завладел ее ртом. Либби тотчас откликнулась, вкладывая в поцелуй все чувства, которые переполняли ее.

– Вернусь как можно быстрее, – прошептал он, глядя на нее голодными глазами.

– Быстро не получится, – хриплым голосом простонала она, вкладывая в незатейливые слова всю страсть, которую испытывала, и боль, которую пыталась скрыть.

Джон погладил ее по щеке. И она тут же прижалась к его руке. Он ушел, а Либби повалилась на остывшую постель.

Либби нагрела воду и искупалась в корыте на кухне. Она вымыла волосы и уложила их. Одна из рубашек Джона превратилась в миленькое домашнее платье, открывшее постороннему взору большую часть груди. На обед Либби приготовила цыплят и картофельный салат, затем налила себе бокал вина и стала ждать. Хоть у них с Джоном времени с гулькин нос, она приложит все усилия, чтобы каждая минута, проведенная вместе, запомнилась им на всю жизнь. Либби растянулась на плюшевом диване, прислонившись головой к его резной спинке. Уже стемнело, но она зажгла только одну лампу – в прихожей. На веранде она расставила тонкие свечи. Либби с наслаждением вдыхала запах воска и наблюдала за тем, как мерцают в полумраке огоньки, создающие романтический настрой.

Усилия не пропали даром. Джон позвал ее, и она откликнулась, словно потерялась в лесу. Его глаза расширились от удивления, а сам он расплылся в улыбке, едва появился на веранде.

– Что это? – спросил он приглушенно. Джон прошел вперед и расстегнул верхнюю пуговицу мундира, который внезапно стал ему тесен.

– Одно из достижений двадцатого века. Женщины не скованны и не застенчивы. Мы руководствуемся нашими желаниями и высказываем вслух свои мысли. – Она закинула ногу на ногу, ни капли не стесняясь своего наряда. – Мы добиваемся исполнения наших желаний.

– О! – Он поперхнулся.

– Ну, как тебе современные идеи? – Она понимала, что могла шокировать его, даже оттолкнуть своим откровенным видом. Крошечная бабочка сомнения порхала в ее мозгу. Но ее улыбка стала дьявольской, и он шагнул вперед.

– Я чертовки счастлив и… – он посмотрел вниз, на свои брюки, – готов выполнить все твои желания. Точно, готов.

Либби рассмеялась, отставила бокал и подошла к нему.

– Сэр, советую вам немного повременить, – предложила она, скользнув взглядом по его брюкам, – до окончания обеда.

Джон поднял ее и рывком прижал к груди.

– Увы, мэм, с обедом придется обождать!

Он взлетел по лестнице, ногой открыл дверь своей комнаты и положил Либби на кровать. Джон страстно поцеловал ее, а затем оторвался от Либби, чтобы раздеться. В одно мгновение он освободился от оружия, ботинок и формы и набросился на нее.

– Это самый необычный день в моей жизни, – сообщил он Либби. – Я не мог дождаться, когда вернусь домой. Всю свою жизнь я был одинок. А вот сегодня чуть не сошел с ума от желания быть с тобой.

– Я тоже, – призналась она, покрывая поцелуями его шею, в то время как ее пальцы теребили его напрягшиеся соски. – Мне казалось, что день никогда не кончится.

Его руки занялись ее телом, трогая, лаская, запоминая. Она знала, что никогда не насытится его близостью.

– Люблю тебя, – пробормотала Либби, распластавшись на постели. Она ощутила на себе желанную тяжесть его тела. – Люби меня!

– Всегда!

Либби потеряла счет времени. К действительности ее вернуло урчание в собственном животе. Оно же заставило Джона оторваться от нее.

– Я сейчас, – прошептал он, целуя ее в губы.

Он вышел из комнаты, нисколько не стесняясь своей наготы. Она жадно следила за тем, как сжимались при ходьбе его ягодицы, как двигались бедра. Либби опустилась на сбившийся матрас и застонала. Черт побери, как ей повезло! Господи, как она несчастна!

Как ей покинуть его? Сможет ли она сделать это? Вопрос в том, сможет ли она остаться? Либби уже знала ответ. Нет, ни за что. Она так же будет тосковать по Джону, как тоскует сегодня по своему времени. Без Джона ее жизнь здесь потеряет всякий смысл. Если с ним что-нибудь случится, она не сумеет ничего сделать. Она не знает, как прожить в этом мире. К тому же она не привыкла чувствовать себя зависимой. Она не представляет себе жизни без своей работы, ведь она привыкла сама зарабатывать себе на жизнь. А сколько усилий ей стоило добиться этого! Нет, она не в силах отказаться от своих привычек и стать просто женой!

Да ведь он ничего такого и не предлагал ей. Он говорил о том, чтобы она осталась, но не сказал, в каком качестве.

– Как насчет того, чтобы поесть? – Джон прервал ее раздумья, появившись в комнате с подносом в руках.

Холодные цыплята, салат, бутылка вина, стаканы, салфетки.

– Звучит заманчиво! – Она подвинулась, освобождая ему место рядом с собой.

Он поставил поднос на столик около кровати и нахмурился.

– Она вот-вот рухнет.

– Надеюсь, сказанное тобой относится к кровати, а не ко мне, – со смехом сказала Либби, пока он подходил к изголовью.

– Конечно, у тебя такой удовлетворенный вид и ты такая красивая, – ответил он, подкручивая ножки и укрепляя ремни, на которых лежал матрас. – Я все подкрутил, теперь сон у тебя будет крутой.

– Что? – удивилась она. Словечко «крутой», такое модное у ее современников, позволило ей представить его в двадцатом веке. Интересно, как бы он смотрелся в костюме от «Братьев Брукс» или джинсах и ковбойских ботинках?

– Я сказал, что ты можешь спать спокойно. Я закрутил гайки.

Она засмеялась:

– Не отсюда ли появилось это выражение? У меня всегда были сомнения относительно его происхождения.

– Не понимаю, о чем ты? – спросил Джон, опускаясь на постель. – В настоящее время меня волнует больше всего мое бедное брюхо.

– Типично мужской подход к делу.

– А я и есть обыкновенный голодный мужик, – ответил он, вгрызаясь в цыплячью ножку.

Либби засмеялась и взяла кусок, который он протянул ей. Они опорожнили миску салата и выпили полбутылки вина и только тогда почувствовали, что утолили первый голод.

Отставив поднос, он притянул ее к себе ногами: грудь прижата к ее спине, ее голова у него на плече.

– Как было у Ленгдона?

Он вздохнул и зарылся лицом в ее волосы.

– Примерно так, как я предполагал. Он хотел знать, можно ли доверять твоей информации и тебе лично.

Либби хотела было обидеться, но у нее ничего не вышло. В сложившихся, обстоятельствах она не могла винить полковника.

– Я старался убедить его, что тебе можно верить. Даже намекнул, что ты доверилась мне: по всему видно, что ты убежала из дома из-за неприятностей в семье. Надеюсь, ты не против? Просто я не хочу, чтобы он запретил тебе поехать на остров, когда придет время.

– Спасибо, – прошептала она, почувствовав себя неуютно при одном упоминании об отъезде. Она гнала от себя мысли о разлуке, но нельзя отгородиться от жизни, которая в любой момент может преподнести сюрприз.

– Мы перевернули все документы и выявили двух человек, похожих по описанию на Мика. Один из них рядовой, который записался в армию в Сан-Антонио. Он всегда казался мне очень кровожадным. Мы решили начать с него. Как только мы спросили его, был ли он в моем служебном кабинете, он попытался сбежать. Сейчас он на гауптвахте, но отказывается говорить. Ленгдон дал ход делу и приказал провести официальное расследование.

– А его сообщники?

– Боюсь, не смогу тебя обрадовать. Мы опросили всех в его дивизионе. И несколько человек назвали одно имя. Пока это только предположение, но я не буду спускать с него глаз до самого праздника.

– Ты думаешь, они все-таки попытаются убить его? Даже при том, что их сообщник задержан?

– Я тоже задавался этим вопросом. Ленгдон хочет, чтобы мы арестовали всех заговорщиков. Поэтому мы распустили слух, что Мик попал на гауптвахту, так как пьяный стоял на посту. Тогда его сообщники не будут знать, что их заговор раскрыт. Полковник приказал никого не пропускать к Мику, чтобы тот не передал своим дружкам, что нам известно об их намерениях.

– Я могу вам помочь? Хоть мне и не удалось рассмотреть их, но я смогу узнать по голосам.

– Нет, – решительно заявил он и крепко обнял ее за талию. – Я управляюсь сам. Я не хочу, чтобы ты расхлебывала эту кашу, ты и так достаточно сделала.

– Но, Джон, – она пыталась повернуться к нему лицом.

– Никаких «но», Либби! Позволь мне самому разобраться с ними. Я не намерен подвергать тебя опасности!

– Не будь шовинистом! – пожурила его Либби, поглаживая Джона по бедрам.

– Только не пытайся убедить меня, что в твое время мужчины позволяют женщинам подвергать свою жизнь опасности! Не думаю, что мы так изменились за каких-нибудь сто лет!

– Можешь мне не верить, но в двадцатом веке женщины работают полицейскими, частными детективами и даже надзирателями в тюрьмах.

Джон покачал головой и приник губами к ее макушке.

– Я бы своей не позволил. Вот поэтому я не хочу, чтобы ты занималась тем, что может причинить тебе вред.

– У нас вся жизнь сопряжена с опасностью, – ответила Либби.

– Не понял.

– Объясняю. Преступность, насилие, убийства, грабежи стали повседневным явлением. Куда мы катимся, неизвестно.

– Тогда оставайся со мной. Позволь мне защитить тебя.

Искушение было очень велико, гораздо больше, чем она предполагала. Но ее сердце, которое билось в унисон с ритмом двадцатого столетия, обязательно бы взбунтовалось. Подавив сожаление, она с легкостью произнесла:

– В этом случае меня будут волновать лишь индейцы, чума и архаичная медицина.

– Я сумею позаботиться о тебе и всегда буду тебя защищать.

Она повернулась к нему лицом и стала на колени между его ногами.

– Тогда пойдем со мной. Ты будешь моим рыцарем.

У него вытянулось лицо.

– Не могу. Ты говоришь, что не знаешь ничего о мире, в котором живу я. Мне о твоем известно еще меньше. Я не смогу управлять вашими автомобилями или летать на аэропланах.

Либби рассмеялась:

– В наше время не все умеют пилотировать самолет. Я, например, не могу. Но ты сможешь научиться водить автомобиль.

– Помнится, ты упоминала об ошибках, которые непременно будешь совершать здесь. А что прикажешь делать мне, если кто-нибудь спросит меня о бывших президентах или известных изобретениях? А как я буду зарабатывать себе на жизнь? Сомневаюсь, что твои современники нуждаются в кавалерийском офицере, который только и умеет, что бороться с индейцами.

Либби склонила голову ему на грудь и вздохнула.

– О, Джон, ведь должен быть какой-то выход. Должно же где-то существовать время, в котором мы оба можем жить.

– Это «где-то» здесь, – прошептал он, приподняв ее и глядя ей в глаза. – Оно здесь, в этом доме, в этой комнате, в этой постели. Здесь нет различий. Здесь только ты и я. И наша любовь, вне времени.


Глава двадцать третья


Вне времени не значит всегда, подумала Либби, запихивая леггинсы и футболку в огромную сумку, которую дал ей Джон.

Время, отведенное для их любви, подходило к концу, и Либби казалось, что внутри у нее все умерло. Она надела светлое веселенькое платье, отделанное вышивкой, и повязала белоснежный пояс. Ее туалет дополнила соломенная шляпка с голубой лентой в тон шляпы. Либби не могла ничего поделать со своими волосами и в конце концов решила просто заколоть их в узел. Но вот что делать с печальной улыбкой, застывшей на ее губах, и пустотой во взгляде?

– Готова, счастье мое? – Джон подошел сзади и обхватил руками ее талию. Она закрыла глаза и прислонилась к его груди, чтобы он мог теснее прижаться к ней. Она пыталась зарядиться энергией, идущей от его теплого тела.

– Нет, – призналась она. – Не думаю, что буду когда-либо готова оставить тебя.

– Ты еще можешь передумать и остаться.

Она моргнула, так как слезы застилали ей глаза, и встретилась с ним взглядом в зеркале напротив.

– Ты тоже можешь передумать и пойти со мной, – с вызовом ответила Либби.

Он держал ее так крепко, что она едва дышала. Но Либби даже не пошевельнулась. Она жаждала его прикосновений все время. Дни, которые они провели вместе, были сказкой, но теперь пришла пора расстаться. Еще немного, и она уйдет навсегда. Ей надо запомнить все, каждую мелочь, чтобы потом, когда начнется ее одинокая жизнь, вспомнить любую подробность. Она повернулась в кольце его рук, обняла его крепко-крепко и застыла.

– Ты чудесно выглядишь, – заметил Джон.

Либби улыбнулась, поняв, что он сменил тему.

Либби отступила на шаг и улыбнулась.

– Спасибо. – Это все, что она сумела выдавить из себя.

– Пошли?

Она кивнула, прижала кончики пальцев к его щекам и проглотила слезы.

Пристань кишела людьми. Кого здесь только не было! Ветхое деревянное сооружение грозило рухнуть от такого количества людей, но энергичные туристы, видимо, не замечали этого или им было наплевать. Они смеялись и шутили, женщины обмахивались шелковыми веерами, мужчины курили сигары или трубки. Неподалеку Либби увидела пассажирское судно.

– Неужели оно возьмет на борт всех этих людей? – на ее лице читалось беспокойство.

– Да, не волнуйся. Кроме этого, будут еще рейсы. Сегодня перевозят туристов три судна, которые курсируют между островом и фортом.

– Сколько же там будет народу?

– Мы выписали более пятисот пропусков, не считая газетчиков и тех, кто прибудет на своих лодках.

– Как же мы будем следить за человеком при таком скопище народу?

– Не мы, а я. Я хочу, чтобы ты уехала до того, как Ленгдон и я займемся заговорщиком или заговорщиками.

– Нетушки, Джон. – Она придержала шляпу рукой и подняла голову. Солнечные блики играли в его пшеничных волосах, которые Джон расчесал и собрал на затылке. Однако она увезет в своем сердце другой его портрет: с разметавшимися волосами и горящим страстью взглядом. Таким она запомнит его на всю жизнь – смотрящим на нее так, будто готов отдать ей свою душу и сердце.

С трудом подавив желание, от которого подкашивались ноги, она покачала головой.

– Я не двинусь с места, пока не буду уверена, что тебе ничего не грозит. Не возражай, – предвосхитила Либби реакцию Джона, – я не смогу уехать, если эта история не закончится. Мне надо своими глазами убедиться, что ты в порядке.

– Повторяю, я не намерен подвергать твою жизнь опасности.

– Я не собираюсь вмешиваться в твои дела с полковником. Обещаю.

Гудок оповестил пассажиров о прибытии судна. Швартуясь, корабль ударился о деревянные сваи, и испуганные чайки с криком поднялись с насиженных мест. Люди засуетились. Либби и Джон, подхваченные людским потоком, оказались у самой воды.

– Пойдем. – Он взял ее за руку, и они двинулись к сходням, терпеливо ожидая своей очереди.

Перед тем как подняться на борт, Либби посмотрела вниз: вода рябила, небольшие волны набегали на берег. Морские водоросли, как поплавок, покачивались на волнах, вытягивая свои щупальца в поисках новой добычи. Она отвернулась: у нее перехватило дыхание.

– Все в порядке, – успокаивал ее Джон, поднимаясь на судно. – Я здесь, тебе нечего бояться.

– Я не боюсь, – покривила душой Либби, – мне просто непривычно пересекать залив по воде.

– Знаю, знаю, – засмеялся Джон. – Однако боюсь, что строительство моста, о котором ты мне рассказала, будет через много лет. Придется тебе еще раз проделать этот путь по морю.

Его улыбка придала ей уверенности, и она поймала себя на том, что улыбнулась ему в ответ.

– Что ж, надеюсь, это в последний раз, – произнесла она бездумно.

Когда до них дошел смысл сказанного ею, их словно пригвоздили к месту. Перестав улыбаться, они, не отрываясь, глядели друг на друга, пока судно не заполнилось и матросы не убрали трап.

Каждый миг, проведенный вместе, был последним. Она беспрерывно думала: «В последний раз я вижу, как он прикрывает рукой глаза от солнца. А ведь он в последний раз поправляет мою шляпу, чтобы у меня не обгорел нос».

Джон, должно быть, чувствовал то же самое.

Протяжный гудок прервал ее сладостные размышления, и Либби посмотрела вниз. Раздался еще один гудок, а она все смотрела, как мимо проплывали экскурсионные лодки, забитые до отказа туристами. На буксире тоже негде было яблоку упасть.

Задев бортом о причал, судно возвестило о прибытии на остров. Толпа пришла в движение. Либби различала туристов, которые собирались группами в разных концах форта.

Она поискала глазами старый дуб, и ее сердце затрепыхалось. Получится ли все так, как она думала? Сумеет ли она вскарабкаться на дерево, когда придет время? Либби отвела глаза – пока она не в состоянии думать об этом.

Она увидела Джеронимо в окружении смеющихся женщин. Он продавал им пуговицы со своей рубахи. Джон объяснил ей, что хитрый старик пришивал множество пуговиц, чтобы заработать на туристах лишний грош. Полная женщина затолкала свой носовой платок в карман целителя. А когда он поклонился ей, смущенно прикрыла рот ладонью.

Либби взглянула на Джона. Она была уверена, что увидит строгое, застывшее в напряжении лицо и полный горечи взгляд. Каково же было ее удивление, когда она заметила в его взгляде искорку понимания.

– Не верится, что они способны убивать, когда видишь их такими, – согласился Джон.

Либби кивнула.

– Не пойти ли нам прогуляться, а заодно поискать подозреваемых, – предложил Джон, взяв ее руки в свои.

Она улыбнулась: он сдался быстро и без боя. Итак, он разрешил ей остаться, а может, он так же, как она, не жаждал идти к дереву? Неизвестно. Главное, они будут вместе, пока ситуация не прояснится. Затем она исчезнет. И хоть сердце ее будет разбито, она, по крайней мере, не станет беспокоиться о том, что ему грозит опасность.

Они несколько раз обошли холм. Женщины, мужчины и дети оккупировали крутой склон и запрудили дорожку, ведущую к крепостной стене с восточной стороны. С холма было удобно наблюдать за тем, что происходило внизу. Либби подумала, что, вероятно, так выглядел амфитеатр в Древнем Риме.

Индейцы расположились на нескольких площадках и развернули бойкую торговлю. Они предлагали все, начиная от бус и кончая одеялами ручной работы. Малый бизнес, подумала Либби, испытывая непреодолимое желание взять некоторые из этих вещей с собой в качестве сувенира. На память!

Но они обсудили с Джоном и этот вопрос и решили, что она не станет брать ничего из его времени, когда пойдет к дубу. Они считали, что ей надо в точности восстановить обстоятельства своего появления.

Именно с этой целью она привезла леггинсы и футболку. Когда наступит время расставания, она переоденется в свою одежду, и отдаст Джону платье, которое Каролина дала ей.

– Либби!

Они повернулись и увидели Пилар с Кристофером, которые махали им с холма, где было довольно полого. Пилар расправила одеяло, чтобы они могли сесть рядом, и открыла корзину с провизией. Либби помахала им в ответ и объяснила жестами, что они присоединятся к ним.

Когда они подошли поближе, Фолк улыбнулся супругам, что случалось с ним крайне редко.

– Мы решили немного пройтись. Либби хочет осмотреться, а вдруг она вспомнит что-нибудь?

Их лица мгновенно стали серьезными: на них было написано сочувствие, и супруги понимающе кивнули.

– О, тогда не будем вас задерживать. Мы займем вам место, – предложила Пилар.

– Спасибо, – ответил Джон. – В этом нет необходимости. Я не знаю, сколько времени займет прогулка.

Пилар кивнула опять.

– Либби, если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать.

Либби улыбнулась и почувствовала, как сжалось у нее сердце. Ей на самом деле будет не хватать Пилар.

Солнце опустилось ниже. Смеркалось, длинные тени легли на землю. Было известно, что танец начнется, как только стемнеет. Напряжение росло по мере того, как день шел на убыль. Взволнованная болтовня превратилась в рокот. У Либби раскалывалась голова, заложило уши от шума. Ей хотелось удрать куда-нибудь в спокойное место, подальше от всего этого.

Джон не отходил от нее ни на шаг, но его глаза настороженно следили за каждым движением в толпе.

– Это он, – процедил Джон. – Его зовут Дэвис. – Выражение его лица не изменилось, но Либби почувствовала, как напряглось его тело.

Она проследила за его взглядом и заметила рядового, который продирался сквозь толпу. Его бегающие на выкате глаза, казалось, высматривали каждого индейца. Мундир болтался на тощем теле. Дэвис слегка прихрамывал.

– Не уверена, – призналась Либби, пытаясь рассмотреть его получше. – Я видела их в твоем кабинете всего минуту, не более. К тому же они сидели спиной ко мне, и ни один из них не вставал из-за стола. Так что не знаю, он это или нет.

– Я не сомневаюсь, это он. Несколько человек подтвердили, что он дружил с нашим приятелем на гауптвахте. Я внимательно следил за ним: он ведет себя очень нервно, если только…

Джон замолчал, и Либби перевела взгляд с его прищуренных глаз на солдата. Тот подошел к маленькому треножнику, на котором стоял котелок с кофе. Вблизи костра пил кофе из жестяной кружки еще один солдат. Дэвис поднял кружку и наполнил ее жидкостью из котелка. Затем поднес ее ко рту, но не сделал ни глотка. Либби видела, как он шевелил губами.

– Это они, – сказал Джон.

Второй солдат не смотрел на Дэвиса, он даже демонстративно отвернулся в сторону, но Либби заметила, что он прошептал отзыв.

Джон чертыхнулся.

– Неужели Лоусон? Никогда бы не подумал! Как они смогли спеться?

– Так ты считаешь, что вторым был Лоусон? – поинтересовалась Либби, пытаясь разглядеть его получше. – Дорогой, давай подойдем поближе! Мне трудно сказать что-либо отсюда. Вероятно, ты прав, это они.

– Хорошо бы! – заметил Джон. – Иначе старому индейцу крышка, пока мы будем охотиться за всеми подряд. Ленгдон не доверяет никому, поэтому следим только он и я.

Заговорщики разошлись, и Джон с Либби последовали за Дэвисом.

– А что если и нам разделиться? Я могла бы следить за Лоусоном, а ты – за Дэвисом, – предложила Либби, пока они наблюдали, как тот, второй, пробирался сквозь толпу вдоль крепостных стен.

– Ни в коем случае, – заявил Джон и схватил ее за руку, чтобы она была рядом с ним. – Мне не по душе сама идея: ты не должна участвовать в этом деле. Ни в коем случае ты не будешь следить за потенциальным убийцей. Предоставь это Ленгдону.

Либби считала, что нельзя было позволить Лоусону скрыться, но ей пришлось согласиться с Джоном.

В этот момент Ленгдон появился на поле. Джон показал глазами на удаляющегося Лоусона. Полковник кивнул и поспешил за ним.

Барабанная дробь застала Либби врасплох: она аж подпрыгнула от удивления.

Джон сжал ее руку:

– Начинается.

– Вижу, – ответила она.

Внезапно перед ее глазами вспыхнул костер. Из каземата мимо пушек вышли три воина в традиционных костюмах апачей. Языки пламени отбрасывали жутковатые тени на крепостные стены. Индианки запели. Кирпичные стены отражали непривычные звуки.

Либби была потрясена, заворожена. Вопль одобрения пронесся над толпой. Джеронимо и вождь Найче били палками по сухой шкуре, а третий воин соорудил барабан из солдатского котелка, обтянув его шкурой. Во время танцев в руках у них развевались ленты. Как только вступали женщины, мужчины меняли направление движения. Головы воинов были украшены рогами, в одной руке каждый держал что-то похожее на меч, в другой – скрещенные деревянные палочки.

Джон слегка сжал ей руку, и Либби вернулась к действительности. Сколько прошло времени, она не знала. И хотя ярко светила луна, языки пламени отбрасывали тень на стену форта.

– Что случилось?

– Давай уйдем, – предложил Джон. Они пробирались сквозь людское скопище.

Все как один были захвачены тем, что происходило на плацу. Либби заметила, как Дэвис, лавируя в толпе, направился к бастиону. С этой стороны форта был длинный туннель. Внезапно он растворился в ночи.

– Куда он?

– Идем, – настойчиво повторил Джон, схватил Либби за руку и увлек за собой. Они прошли под аркой, оставили позади пушки и пирамиды ядер, сложенные неподалеку.

– Если верить тому, что Джеронимо сказал полковнику, он и воины должны вскоре закончить свое выступление.

Они обернулись, и точно, все трое застыли, завершив танец. Аплодисменты взорвали тишину. Людей, казалось, стало еще больше, видимо-невидимо. Либби почувствовала страх. Ей не хватало пространства. Воздух сгустился, стало нечем дышать.

Ходили слухи, что индейцы намерены танцевать до утра, но она не представляла, как они выдержат. От жары и резких движений пот струился по их телам, смывая краску, которой они так тщательно раскрасили свои тела.

Как только молодая индианка начала плавный грациозный танец, нервное напряжение спало.

– Посмотри туда, – прошептал Джон, указывая на темную фигуру, пробиравшуюся вдоль стены каземата. Когда он миновал арку, Либби поняла, что это был Лоусон, к которому присоединился еще кто-то. Два силуэта исчезли в туннеле.

Либби шла быстрым шагом, не проронив ни слова. Позади остался бастион, затем они миновали пушки и помещение, в котором хранился порох.

– Это здесь, – прошептал Джон. Либби послушно повернулась к главнымворотам форта. Джеронимо и вождь апачей стояли перед массивной деревянной дверью для вылазок, открытой для посетителей.

– Остановись!

– Нет, Джон, – мягко возразила Либби, но он уже исчез в темных помещениях штаба. Она сжала кулаки и еле сдержалась, чтобы не выругаться. Оглядевшись, Либби поняла, что не сможет прятаться в углу и спокойно ждать, чем кончится эта заварушка.

Она бросила сумку, проскользнула вдоль холодной стены и на цыпочках прошла по вымощенному кирпичному полу. Дойдя до арки, она осторожно высунула голову: никого, только тени метались из стороны в сторону. Либби вошла в первую комнату и тут же узнала ее: здесь она сидела, когда появилась в форте. В погруженном во мрак помещении было пусто. Не теряя времени, она прошла дальше через анфиладу комнат и оказалась перед крайней каморкой северо-западной части форта, где хранился ружейный порох. На двери висел замок – значит, они миновали ее. Дальше находился склад снарядов, заставленный бочонками с черным порохом. В ее время он пустовал. Об этом неизменно рассказывали экскурсоводы. В каждом бочонке было до тысячи фунтов пороху – вполне достаточно, чтобы стереть с лица земли эту часть форта.

Она на цыпочках прошла мимо них.

В стене порохового склада были проделаны оконца, которые выходили в коридор. Либби заглянула вовнутрь, но в темноте ничего не увидела. Человек в них пролезть не мог: уж слишком они были маленькие и узкие.

Куда же девался Джон? Тени, за которыми она бросилась вдогонку, внезапно исчезли.

Либби огляделась – в какую сторону идти? Комнаты офицеров за ее спиной были пусты, коридор впереди – тоже.

Она остановилась в нерешительности. И внезапно услышала непонятный шум. То ли скрипнули ботинки, то ли ей показалось.

Либби попятилась: темень такая, хоть глаза выколи! Лунный свет, который просачивался в коридор, едва достигал его середины – как раз того места, где она стояла.

Либби пыталась вспомнить план форта. Она так часто бывала там, что могла ходить по нему с завязанными глазами.

Однако этот форт, хоть и незначительно, отличался от того, который она так хорошо знала. Кое-что из того, что она видела сегодня, в ее время отсутствовало, и наоборот, некоторые детали появятся здесь позднее – у форта была богатая история.

Либби решила, что она потеряла Джона и заговорщиков, и повернула назад, чтобы выйти из форта тем же путем. Неожиданно из-за ближайшей арки высунулась чья-то рука. Либби вскрикнула, но было поздно. Шляпка упала с ее головы, и Дэвис, или его сообщник, вцепился ей в волосы. Он затащил ее в узкий каземат рядом с пороховым складом.

Либби поняла свою ошибку. Эта часть форта была превращена в склад в конце девятнадцатого века, тогда же появились там ступени и массивная дверь. Она прошла мимо каземата, не заметив его в темноте. Просто забыла о его существовании.

Неизвестный дернул ее за волосы, и Либби упала на него. Горячая волна боли захлестнула ее. Животный страх отступил перед физической болью.

– Черт возьми, что вы здесь делаете? – раздался хриплый голос у нее над ухом. Почувствовав его тяжелое дыхание, она вздрогнула от отвращения и попыталась вырваться, но мужчина держал ее крепко, вынуждая Либби склоняться к нему все ближе и ближе.

– Я… Я заблудилась, хотела отдохнуть от людей и не смогла найти дорогу назад.

– Врунья, – загрохотал он. – Я видел тебя с капитаном. Ни для кого не секрет, что ты живешь с ним с тех пор, как появилась здесь. Где он? Что задумал?

– Ничего, – пролепетала Либби, пытаясь найти удобное положение, чтобы не было больно волосам.

Мужчина отбросил ее руку.

– Лучше скажи, иначе я не только оттаскаю тебя за космы!

Он еще раз дернул ее за волосы, чтобы у Либби не осталось сомнений насчет серьезности его намерений. Искры посыпались у нее из глаз. Либби закричала и попробовала освободиться из его цепких объятий. Но все напрасно.

– Хорошо, хорошо, – сдалась она. – Я скажу вам, только, пожалуйста, отпустите мои волосы. Вы делаете мне больно.

Уверенный в своем физическом превосходстве, не говоря уже о хитрости, он выполнил ее просьбу. Либби повернулась кругом и нанесла ему стремительный удар в пах, затем соединила руки и ударила в подбородок со всей силой, на которую была способна. Он согнулся в три погибели, а потом стал заваливаться назад. Ударившись о кирпичную стену, оглушенный заговорщик сполз к подножию арки и растянулся на полу…

– Знай свободных женщин, парень! – прорычала Либби.

Она отступила на шаг и замерла, почувствовав через ткань платья неприятный холодок: дуло ружья упиралось ей в спину.


Глава двадцать четвертая


– Так, что тут происходит?

Либби незачем было оборачиваться. Она и без того знала, что на нее направлено ружье. Она должна была сразу догадаться, что рядовой Лоусон будет крутиться неподалеку. Ей хотелось топнуть от злости. Как ее угораздило дважды так опростоволоситься?

В тишине послышался зловещий щелчок, и Либби почувствовала, как ствол дернулся.

– Какая же ты паскуда! – услышала она любимый, до боли знакомый голос.

Либби вздохнула с облегчением. Она обернулась: Джон протянул руку, чтобы взять ружье из дрожащих рук Лоусона. Она догадалась, что Джон тоже приставил ружье к спине заговорщика.

– Отличная работа, Либби! – сухо сказал Джон, глядя на нее из-за плеча рядового. – Но я же просил тебя держаться в стороне.

Она не успела ответить. Дэвис зашевелился, и с его губ сорвался стон.

– Кажется, он пришел в себя, – сообщила Либби, отодвигаясь от пленников. Джон протянул свободную руку, и она встала рядом с ним.

– Полковник Ленгдон! – позвал он громко.

Послышались шаги – это подошел полковник в сопровождении двух индейцев, за которыми охотились Дэвис и Лоусон. У Джеронимо в руках была веревка. Вместе с вождем они связали руки заговорщикам и привязали их друг к другу – спина к спине.

– Превосходно! – воскликнул Ленгдон. – Спасибо за помощь, маленькая леди, – добавил он, обращаясь к Либби.

Она улыбнулась, ее нисколько не задело его пренебрежительное обращение. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

– Рада стараться, сэр!

Тут подоспели офицеры, среди которых был Кристофер Будро. Они подняли и увели пленников. Кристофер обернулся и, встретившись взглядом с Либби, улыбнулся.

– Искренне признателен вам за все, что вы сделали, мэм!

Либби знала, что они с Пилар помирились. В день свадьбы Каро она заметила, с какой любовью он смотрел на жену. Она кивнула и улыбнулась в ответ.

Будро исчез в темноте вместе с остальными офицерами. Вскоре звуки его шагов замерли и Либби поняла, что они остались втроем: она, Джон и полковник.

– Вы будете представлены к награде, капитан, – сообщил полковник, протягивая Джону руку. – Задание выполнено четко и без осложнений. Видно, что работал настоящий профессионал. Президент будет доволен.

– Благодарю вас, сэр! – сказал Джон, отвечая на его рукопожатие. – Но в этом нет необходимости. Я только выполнял свой долг.

– Ерунда, мне известно, какие чувства вы испытывали по отношению к Джеронимо и его людям. Все могло повернуться по-другому. Вы – хороший солдат. Может, передумаете подавать в отставку?

Либби затаила дыхание. Джон подал в отставку? Когда? Почему он не сказал ей?

– Спасибо за высокую оценку моей работы, полковник. Но решение принято. Я завершил свою службу.

– Обстановка может ухудшиться в любой момент. Мне нужен верный помощник. Пока вопрос с апачами не решен…

– Знаю, но моя роль на этом кончается. Я не могу больше воевать с ними, участвовать в их уничтожении. Вы знаете не хуже меня, что их послали сюда, так как президент был уверен, что они здесь не выживут. Все ожидали, что они начнут дохнуть как мухи. Отличный способ покончить с ними, не устраивая массовой бойни! Одно время мне было все равно. Но теперь мои убеждения вошли в противоречие со служебным долгом.

– Понимаю. Поезжайте в Вашингтон, Джон, расскажите президенту о том, что здесь происходит. Сделайте все возможное, чтобы исправить положение. Только так мы сможем им помочь.

Они вновь пожали друг другу руки, и Ленгдон обернулся к Либби:

– Джон сказал мне, что вы уезжаете.

Либби кивнула, поборов беспокойство.

Позволит ли он уехать ей? А вдруг будет чинить препятствия?

Полковник взглянул на Джона и улыбнулся:

– До свидания, мисс Пфайфер! Ваше участие в этом деле ободряло и воодушевляло нас. Уверен, Джон сделает для вас все, что надо. Желаю вам всех благ!

Либби обняла старого полковника и смахнула слезы.

– Спасибо за вашу доброту и понимание. Я сохраню о вас самые теплые воспоминания.

Либби показалось, что он тронут. Ленгдон вскоре исчез в темном коридоре.

– Готова? – Джон обнял ее за плечи и придвинул к себе.

У Либби перехватило дыхание. Слезы застилали ей глаза. Горло болезненно сжалось.

– Я не хочу уезжать, – призналась она. Голос ее дрожал.

– Тише, – прошептал он, обнимая ее крепче. – Ты знаешь, что это не так. Ты тоскуешь по дому, семье, друзьям. Они, должно быть, с ума сходят от беспокойства.

– Почему ты подал в отставку? – спросила Либби, желая знать причину и чтобы потянуть время. Джон прислонился к стене и вздохнул.

– Ты же слышала, что я говорил Ленгдону. Правительство думает, что, если загонит индейцев подальше от дома, они не выживут. Оно хочет, чтобы индейцы исчезли с лица земли. Некоторое время тому назад я потерял вкус к мести. Я не могу участвовать в уничтожении целого народа из-за того, что лишился близких. Надо что-то делать.

– Что именно?

– Мы с Кристофером обсуждали этот вопрос и решили поехать в Вашингтон, передать петицию президенту. Индейцы должны вернуться на Запад. Если не в Аризону или Нью-Мексико, то хотя бы в Оклахому или Вайоминг. Туда, где они смогут выжить.

Либби знала, куда переселят апачей. Она была наслышана о резервациях в Оклахоме. Сейчас ее занимал вопрос, не Джон ли с Кристофером способствовали их переселению?

– А может, я все брошу и вернусь в Аризону. Я так давно не видел приемных родителей. Они, наверное, очень постарели. Вдруг мне придется по вкусу работа на ранчо. Ведь я покинул его, когда был мальчишкой. И кроме того, у меня есть еще моя ферма. Хотя мне никогда не нравилось ковыряться в земле. Впрочем, я еще могу передумать.

Она прижалась к Джону. Либби понимала, что в его жизни был один переломный момент – нападение апачей, а теперь вот второй – знакомство с ней. Она нутром чувствовала, какая борьба совершалась в нем, когда он обдумывал свое будущее. Будущее без нее.

– Я готова, – прошептала она. Откладывать расставание не было смысла. Это только причиняет ему боль. – Нам лучше пойти.

Он поднес ее руку к губам, а затем повел Либби через погруженный в темноту форт. Когда они были у выхода, Либби вспомнила о сумке.

– Мне нужно переодеться.

– Можно там, – сказал он, махнув в сторону ближайшего кабинета.

Она проскользнула внутрь, а он остался снаружи стеречь ее, пока она снимала допотопную одежду и натягивала леггинсы и футболку. Сегодня она надела свое белье, чтобы не возиться с корсетом и нижними юбками.

– Я уже, – Либби дотронулась до его плеча.

Он повернулся и с усмешкой окинул взглядом ее наряд.

– Думаю, мне не составит труда привыкнуть к твоему новому облику в обтягивающих брюках. Ну-ка повернись!

Она засмеялась, услышав, как он присвистнул.

– Это новшество вашего времени мне по душе.

– Пошли, дурачок, – Либби взяла его за руку и шагнула вперед. Повернувшись, она обнаружила, что улыбка исчезла с его лица.

– Шутки в сторону, Либби! Я буду чертовски скучать по тебе.

Она подавила рыдания и постаралась ответить непринужденно:

– Я тоже, капитан, я тоже!

Он прижал ее к себе так крепко, что одежда, которую она держала, оказалась на полу. Они замерли. Никто не решался первым разжать руки.

Его губы нашли ее рот, и она ответила на поцелуй. Его руки ласкали ее тело, словно он хотел сохранить в памяти ощущение от ее кожи. Она вторила ему.

Они целовались.

Рыдали.

Касались друг друга.

Им было больно.

Наконец Либби отодвинулась. Его губы стали солеными от ее слез.

Они покинули форт в молчании. Их сердца сказали все, что они хотели сказать друг другу.

Держась за руки, они шли по неровной твердой дороге к морю и к Старому Патриоту.

На полпути Либби вдруг вспомнила, что оставила платье Каролины на кирпичном полу форта: она просто забыла поднять его. Она цеплялась за любой предлог лишь бы вернуться. Но все же не остановилась. И правильно: у нее не должно быть ни одной вещи из прошлого.

Она, как хирург, отсекла все, что было связано с ее пребыванием в прошлом. Круг замкнулся. Она вернулась к началу. Или к концу. Для нее приключение почти закончилось. Но она знала, что будущее без Джона будет печальным.

– Подожди! – Она потеряла равновесие и остановилась. Ее словно парализовало.

Джон посмотрел наверх: небо было затянуто тучами.

– Нет, Либби, никаких «подожди»! Пора!

Она взглянула на него, но он отвел глаза.

Она знала, что он чувствует такую же нестерпимую боль, но не позволит ей повернуть назад. Раз она решила, что ей нужно вернуться, он сделает все, что бы это произошло. Не обращая внимания на свои чувства.

Либби двинулась дальше.

Темный силуэт у самого берега постепенно превращался в знакомый дуб. При свете луны она рассмотрела светло-зеленые листья и неповрежденную кору. Как стыдно, неприятно и печально думать о том, какая судьба ожидает это дерево.

Она задумалась: выживет ли оно? И почувствовала уверенность. Выживет. Она хотела очутиться в своем времени, чтобы наблюдать за тем, как дуб поправляется. Если ее догадки верны, то она вскоре будет там и увидит все своими глазами. Только она одна будет знать его тайну.


Глава двадцать пятая


Джон сцепил пальцы и подсадил Либби. Она обхватила обеими руками ствол дуба, и он помог ей взобраться на маленький сук. Его подмывало схватить ее за ногу и стащить на землю.

И все же: она в своем уме? А он? Если все это плод ее больного воображения, то они оба, должно быть, сошли с ума. Иначе как он мог поверить, что она из будущего?

– Ну как? – спросил он, сгорая от желания прикоснуться к ней, обнять ее – только бы ощутить под пальцами ее кожу, тело.

– Без изменений, – откликнулась она.

Он почувствовал облегчение и одновременно разозлился. Он мечтал, чтобы она осталась, и в то же время хотел, чтобы эта ночь подошла к концу. Его пронзила нестерпимая боль. Такой адской боли он не испытывал с того ужасного утра двадцать шесть лет тому назад.

Он беспокойно ходил взад и вперед в ожидании событий. Пусть скорее это случится: должно же кончиться это страшное напряжение. Понимая, что не в силах изменить что-либо, он беспомощно сжимал кулаки.

Луна скрылась за тучами, и темнота поглотила его. Его сердце странно екнуло, во рту пересохло.

– Либби! – позвал он, опасаясь, что она не ответит.

– Я еще здесь! – сообщила она. На Джона посыпались листья: Либби слегка подвинулась.

– Ты уверена, что была именно тут, когда это случилось? – поинтересовался он и снова принялся вышагивать под деревом.

– Да, правда, тогда дерево было более раскидистое. Я уверена почти на сто процентов.

– Может, тебе стоит рассказать мне, что тогда произошло. А вдруг мы все делаем не так?

Джон услышал шум. Ее нога соскользнула вниз, и он чуть было не получил по носу. Джон подавил желание протянуть руку и погладить ее.

– Я вскарабкалась на дерево, чтобы осмотреть его, но поскользнулась и свалилась. Когда я очнулась, все вокруг было другим.

– Ты потеряла сознание?

– Нет, кажется. Я помню, как у меня соскользнула нога, как я упала, ударилась о землю и села. Нет, сознания я не теряла.

– Тебе не кажется, что следует воссоздать ситуацию?

Он услышал непонятный звук – то ли ее смех, то ли стон.

– Может, не стоит? Я ужасная трусиха, и мне не улыбается специально падать с дерева.

Джон считал, что смелее Либби нет никого. Еще бы! Взрослый мужчина рехнулся бы, если б с ним произошло то, что с Либби!

– А что если, – сказала она, снова меняя положение, – смена эпохи и все, что случилось со мной, связано с определенным временем? Тебе известно, например, что каждые десять лет луна оказывается в семнадцатом доме?

– Что?

– Прости, я употребила устаревшее выражение.

– Устаревшее?

Она засмеялась:

– Один ноль в твою пользу.

Он даже близко не представлял, как могла Либби оказаться в его времени. Она просто фантазирует. Что ей ответить?

Вспышки фейерверка осветили ночное небо – в форте продолжался праздник. Два белых облака проплыли над ее головой, закрыв на время полную луну. Вскоре небо снова стало чистым.

– Тебе не нужно оставаться со мной.

Он подумал, что у нее перехватило горло. То же самое будет и с его голосом, когда он ответит ей.

– Я не оставлю тебя.

Она вздохнула с облегчением:

– Боже, я надеялась, что ты ответишь именно так.

Он ходил взад и вперед, а когда останавливался, то слышал звуки барабанов и представлял, как шумит толпа.

– Пока все тихо.

– Мне кажется, что, когда начнется, нам придется поволноваться.

– Как ты думаешь, я могу застрять здесь?

Он услышал, как задрожал ее голос, и ему стало неприятно. Значит, она боится остаться в его времени?

– Ты сказала, что попала сюда, не предпринимая никаких усилий. Нет причин думать, что ты не сможешь вернуться назад.

– Ты прав, – прошептала она.

Они замолчали. Джон не хотел слишком удаляться от дерева. Он был так взвинчен, что не мог долго молчать.

– Уже час ночи. Вокруг все спокойно, – прокричала Либби несколькими минутами позже, испугав его.

– Что-нибудь еще, мой ночной страж?

– Ничего.

На этот раз ее голое звучал неуверенно. А что если взобраться на дерево и посидеть с ней, обнять ее? Но он лишь прижался к шершавому стволу, пока не взял себя в руки. Нет смысла продлевать их муку.

Джон закрыл глаза и прислушался к рокоту волн, набегавших на берег. Лодки подпрыгивали на волнах, освободившись от хозяев.

Он напряг слух и прищурился. Кажется, не все пусты, как ему показалось ранее. Он сделал несколько шагов в сторону залива и услышал приглушенный смех и ответное «тише».

А… Пара нетерпеливых любовников воспользовалась праздником, чтобы ускользнуть незамеченными. Он подошел ближе и попытался прочитать название лодки, лишь бы чем-то занять себя. Кривая усмешка появилась на его губах.

– Я чувствую…

Слова Либби донеслись до него. Джон резко повернулся и помчался к дереву.

Ее голос звучал иначе. Неужели что-то произошло, пока он стоял спиной к дереву?

– Либби! – Он поскользнулся на сухих листьях и едва удержался на ногах. Джон вздохнул с облегчением и выпрямился успокоенный. – Что случилось?

– Ничего. Мне показалось, будто кто-то толкает меня в спину. Я словно бегу.

Джон провел рукой по волосам, заправил их под ленту и чертыхнулся. У него от счастья подкашивались ноги: он думал, что она исчезла навсегда.

– Может, спустишься вниз ненадолго?

– Нет, лучше не надо. Наверное, пока не время. Подожду еще немного.

– Догадайся, что я обнаружил, – спросил он, желая поднять им обоим настроение.

– Что?

Да, в ее голосе действительно чувствовалось напряжение. Он потер подбородок и заставил себя говорить легко и весело.

– Эти Будро удрали с представления и весело проводят время в лодке Кристофера. Ты совершила чудо.

Она тяжело вздохнула:

– Приятно слышать, я рада за них.

Он понял, что она не договорила. Каро и Томас были счастливы. Кристофер и Пилар обрели свое счастье, почему же она не могла добиться того же для них? Он задавал себе этот вопрос сотни раз.

– Джон, сколько прошло времени?

Он подумал, что она задремала. Джон сел и попытался определить, который час на своих часах. Пришлось подождать, пока луна выйдет из-за облаков, а затем он ответил:

– Около двух часов.

– Значит, сейчас начало четвертого?

– Да, двадцать минут четвертого.

– Примерно в это время мне позвонили, чтобы я приехала сюда. Я высчитала. Дорога заняла минут тридцать. Прибавь еще двадцать, пока я упала.

– Значит, около четырех?

– Да, около того.

– Осталось меньше часа.

– Ты прав.

Ее голос дрогнул, и ему безумно захотелось утешить ее. Однако он сжал кулаки и не сдвинулся с места.

Праздник, должно быть, только что закончился. Людской поток хлынул к пристани. Лодки отчаливали одна за другой. Появились суда, которые должны были переправить зрителей через залив. Джон стоял под ветвями дуба. Надежда и отчаяние боролись в его сердце.

Раздался гудок, и последнее судно отчалило. Он посмотрел наверх.

– Последний корабль!

– Который час?

Джон вытащил часы, открыл крышку и легкая радость закралась в его сердце.

– Четыре тридцать.

– Ничего не понимаю, я упала раньше. К этому времени уже все должно было произойти.

– Либби…

– Я знаю, что ты собираешься сказать. Но я уверена, что вернусь назад. Я не могу объяснить, но я это почувствовала, как только увидела дерево. Что-то подсказывает мне, что я здесь не останусь. Не понимаю, – тихо сказала она.

Ее голос звучал напряженно и растерянно. Не в силах больше видеть, как она страдает, он схватился за нижнюю ветку и взобрался на дерево. Либби задохнулась, увидев его, а потом подвинулась, освобождая место рядом с собой.

Джон прижал ее к груди. Они сидели так долго-долго. У него затекла нога, и он пошевелил ею, чтобы усилить кровообращение.

Когда она взглянула на него, ее глаза сверкали.

– Неужели с нами ничего не произойдет?

– Уже почти пять. Скоро рассвет.

Либби посмотрела вокруг. Хотя по-прежнему было темно, но она знала, что он прав. В течение часа солнце встанет над стенами форта, а она все еще здесь. Внезапно ей пришла в голову мысль, что ее присутствие тут было предопределено. Может, она случайно оказалась в двадцатом веке? Может, ее место рядом с Джоном?

– Ничего не будет, – сказала она уверенно. Джон прижался губами к ее лбу.

– Сожалею, дорогая. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе до конца своих дней. Но я готов расстаться с тобой ради твоего блага.

– Я знаю, – прошептала она. – Все дело в том, что я совсем не разочарована.

– Ты думаешь, я имею в виду… ты считаешь, что можешь быть счастлива…

– С тобой? Да, думаю, что могу. Если ты сумеешь примириться с несколько чудаковатой женой. Ты еще не раз попадешь в неловкое положение из-за моего языка и недостатка знаний о твоем времени.

– Не говори глупостей. Я горжусь, что ты будешь рядом, что смогу представить тебя как свою жену.

– Я люблю тебя, Джон!

– А я люблю тебя, Либби! Давай пойдем в форт и выпьем по чашке кофе, прежде чем поплывем домой!

Либби со стоном вытянула ноги, чтобы вернуть им чувствительность.

– «Выпьем кофе»– звучит восхитительно! Но «домой» – полный отпад!

Джон спрыгнул на землю и протянул к ней руки. Она соскользнула, и он поймал ее и прижал к своей груди. Желание, которое он столько времени подавлял в себе, захлестнуло его. Он наклонил голову и поцеловал ее.

Либби стала на цыпочки и прижалась к нему. Джон взял ее голову в свои ладони, и их губы соединились. Его поцелуй был клятвой, обещанием, извинением. Потому что – Господи, прости и помилуй – он был рад тому, что она не покидает его. Он знал, что она будет скучать по дому, по семье. Но если б все шло, как она предполагала, Либби бы исчезла. Ее готовность принять его предложение была продиктована безысходностью. Однако ему все равно. Он примет ее на любых условиях.

Они оторвались друг от друга, но он не выпустил ее из объятий.

– Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, – обещал Джон, чувствуя, что ему несказанно повезло. Если им суждено пройти по жизни рука об руку, он постарается сделать так, чтобы она ни о чем не пожалела.

Она прижалась губами к его губам, ее руки заскользили по его груди, словно она желала убедиться, что он действительно существует. Либби печально улыбнулась.

– Пойдем, – сказала она, окидывая взглядом дуб.

Он обнял ее за плечи, и они двинулись в форт. По дороге им повстречались индейцы. Они расположились кто на орудиях, кто прямо на земле. Апачи курили длинные тонкие трубки и вели неторопливую беседу.

Заметив солдат, сгрудившихся у костра, Джон направился к ним.

Там они наткнулись на Джеронимо и Найче. Индейцы стояли у столба, поддерживающего тент. Либби помахала старому знакомому. Удивление, написанное на его лице, заставило ее остановиться.

– Джон, что…

Он проследил за ее беспокойным взглядом и увидел спешащего им навстречу Джеронимо. Хотя было понятно, что старик настроен мирно, тем не менее он напрягся.

– Нет, нет, – повторял индеец, бешено жестикулируя. Затем последовала длинная фраза на языке апачей. Либби повернулась к Джону.

– Переводчик я плохой, – признался он, – но сдается мне, что целитель говорит, будто ты заколдована и еще что-то о лунных облаках.

Найче, который подошел вместе с целителем, с интересом смотрел то на Джеронимо, то на Либби. Вождь что-то пробурчал и повернулся, указывая рукой в сторону дерева.

– Узен говорит, что ты должна быть там. Вот почему он не удивился, увидев тебя в форте.

Джон внимательно вслушивался в слова старца, а затем, не выдержав, поднял руку, чтобы остановить поток его слов: он не успевал переводить.

– Однако ты должна была исчезнуть.

Либби взглянула на Джона, после чего перевела взгляд на Джеронимо. Она покачала головой.

– Я пыталась уйти, но ничего не получилось! Скажи им, Джон!

Прежде чем Джон перевел, Джеронимо заговорил на ломаном английском.

– Должна вернуться, – сказал он, толкнув ее в плечо и показав рукой на самый край острова. Поскольку Либби не двинулась, он толкнул ее сильнее.

Джон поднял было руку: какое он имеет право прикасаться к ней, но Либби опередила его и отвела ладонь индейца.

– Узен сказал, ты идешь назад. Сделать хорошее волшебство для наших людей. Ты останешься, хорошее не придет.

– Я же сказала вам, что пыталась. Но ничего не получилось, и я решила остаться. Мы с Джоном собираемся пожениться. – Она ткнула пальцем себя в грудь, затем Джона и вложила свою руку в его.

Джеронимо взволновался не на шутку. Он попытался разомкнуть их руки. Джон напрягся. Солдаты, стоявшие у костра, видимо, заметили, что происходит что-то неладное. От группы беседовавших мужчин отделились двое и направились в их сторону.

Предвидя дальнейшее развитие событий, Либби попыталась успокоить индейца. Тот в ответ опять затараторил.

– Эта стрела, – перевел Джон, кивая головой. – Какая стрела?

Джеронимо показал на небо. Либби увидела облако, похожее на стрелу. Ее оперенье расширялось в обе стороны, кончик был заострен.

Поняв, что он завладел их вниманием, Джеронимо продолжал.

– Стрела нацелена на луну, – сообщил он, показывая на пальцах, о чем он говорит. – Волшебство близко, – он раздвинул руки и обхватил ее плечи. – Узен выбрал тебя, чтобы сделать добро апачи.

– Когда стрела вонзится в луну, – повторил Джон, – Либби вернутся туда, откуда пришла?

Джеронимо улыбнулся и снова подтолкнул Либби.

– Иди, иди!

– Нет! – воскликнула она, гневно глядя на Джона. – Никуда я не пойду. Теперь я хочу остаться с тобой. Ты же сказал, что хочешь, чтобы я осталась! – Она повернулась к Джеронимо. – Я люблю его! – кричала она, показывая пальцем на Джона. – Я хочу остаться с ним!

– Нет остаться! – рассердился он. – Иди!

– Ни за что! – замотала она головой. – Я не пойду!

Она встретилась взглядом с Джоном. Он был в шоке. В его глазах снова читалась боль и готовность принять удар судьбы.

– Нет! – воскликнула она, хватая его за руку. – Я не оставлю тебя. Я не хочу!

Джон молчал.

– Скажи хоть слово, – потребовала она в конце концов, не в силах вынести оглушающую тишину. – Скажи им, что я не вернусь.

Джон перебегал взглядом с ее искаженного лица на Джеронимо, всем своим видом выражавшего осуждение. Она сжала его руку, ее ногти впились ему в кожу.

Внезапно она почувствовала, что он принял решение. Джон посмотрел на небо. Кончик стрелы приближался к луне. Он обратил на нее взгляд, полный любви, и покачал головой, разбив ее сердце.

– Иди! – сказал Джеронимо громко, но уже спокойно.

Либби хотела было возразить, но ее рука покоилась в его руке. Она почувствовала, как Джон обхватил ее за талию. Он пустился бежать и увлек ее за собой.

– Нет! – вопила она, вбивая каблуки в землю. Но он сильнее прижал ее к себе и заставил бежать рядом. Она спотыкалась, ноги у нее подкашивались, однако он не давал ей упасть – они мчались навстречу судьбе.


Глава двадцать шестая


– Остановись! – простонала Либби, выдергивая руку.

– Нет!

Джон снова побежал, и Либби вскрикнула от боли. Она испугалась, что он выдернет руку, если она отстанет.

– Я не хочу отсюда уходить! – кричала она.

Джон остановился, подхватил ее и понес к дереву. Хоть он не слушал, но Либби понимала, что должна попытаться поговорить с ним.

– Пожалуйста, остановись, – плакала она.

– Ты должна исчезнуть, Либби! Помнишь, что сказал Джеронимо? Ты принадлежишь другому времени.

Она крутилась и вертелась до тех пор, пока не выскользнула из его объятий.

– Я принадлежу тебе. Теперь я уверена в этом.

Он опять схватил ее за руку и помчался к дереву. Она скользила по ракушечному песку, вздымая облако пыли.

Когда они оказались под дубом, она возобновила свои попытки. Но Джон не обратил на них внимания.

Он обнял ее за талию, поднял высоко и одним яростным толчком забросил на нижнюю ветку. Либби ударилась животом, и ей стало нечем дышать. Кора царапала кожу через тонкую футболку. Она попробовала соскользнуть вниз, но он прижал ее к ветке.

– Отпусти меня! – взмолилась Либби.

– Не могу!

– Черт возьми, Джон!

– Либби, ты должна уйти! Ради Бога, очнись! Если б у тебя было время подумать, ты бы поняла, что я поступаю правильно.

Она перегнулась через ветку, пытаясь оторвать его пальцы от своей талии, но Джон вцепился в нее мертвой хваткой. Тогда она задействовала ноги и лягнула его. Джон вскрикнул от удивления, когда она заехала ему в челюсть.

Тень закрыла луну, и Либби поняла, что наступил решающий момент. Она дралась, как разъяренная тигрица. Ветки дерева, напоминавшие руки, отбрасывали тень на землю.

Неведомая сила придавила ее к ветке. Либби попыталась пошевелить ногой, но та отяжелела и не слушалась. Давление росло, и Либби, обессиленная, растянулась на ветке. Ее словно впечатало в кору. Она пыталась заговорить, позвать Джона, но не смогла издать ни звука.

Внезапно все вокруг озарилось таинственным голубоватым светом. Ей стало жутко.

Горячий свет резал глаза. И вдруг все исчезло. Ее отпустило так стремительно, что она подалась вперед и стукнулась головой об ветку. Либби свалилась на землю с громким стоном – воздух с шумом вырвался из ее легких. Боль пронзила ее.

Либби медленно приходила в себя. Стебельки травы щекотали ей ноздри, теплый ветерок шевелил волосы. Либби подняла голову и тотчас почувствовала запах свежесрубленного дерева.

Она встала на колени. Розовые лучи нарождающегося утра освещали землю, но в душе у нее было темно.

В стороне был причал, прямо перед ее глазами бело-синие деревянные строения.

Мысль о том, что она одна, пронзила ей сердце, и она закрыла лицо руками, почувствовав, как слезы просачиваются сквозь пальцы. Она вернулась домой, но здесь у нее больше нет дома. Она вернулась в свой мир, но при этом ее жизнь потеряла смысл. С трудом поднявшись на ноги, она смахнула слезы с ресниц. Джону бы не понравилось ее теперешнее состояние. Он сделал то, что должен был сделать. Теперь ей придется сложить из обломков свою жизнь. Она не может позволить, чтобы его усилия пропали даром.

У нее болела каждая косточка, но боль в сердце все равно была сильнее. Либби сделала шаг. И в то же мгновение услышала непонятный шум за спиной. Она замерла.

С дерева посыпались листья. У нее застыла в жилах кровь. Однако она собрала все свое мужество и обернулась.

– Кто здесь? – закричал Джон, просунув голову между тяжелыми ветками.

Лента соскользнула с его головы, и длинные волосы рассыпались по плечам.

Либби отпрянула. От неожиданности она покачнулась и прижала ладонь к губам, чтобы сдержать крик. Ее голова раскачивалась взад и вперед, мозг не воспринимал то, что видели глаза.

– Как, как? – она захлебывалась, не в силах произнести ни слова.

Джон пригладил волосы и пожал плечами.

– Сам не знаю. Когда я почувствовал притяжение, мои руки были на твоей талии. Я хотел отпустить, но не смог, решил удержать тебя, а там – будь что будет. Я тянул изо всех сил, но ты словно приросла к ветке. И тогда я подумал: если твое место в будущем, то мое там же. Поэтому я ухватился за тебя. И вот я здесь.

Рыдание вырвалось из ее груди. Слезы застилали ей глаза, и она бросилась к нему. Он схватил ее и прижал к груди.

Его губы жадно впились в ее рот, и она с готовностью ответила на поцелуй. Она блаженствовала, ощутив его тело под своими руками. Либби кулачками постучала по его груди, чтобы убедиться, что она не грезит.

Он слегка отодвинулся и рассмеялся. Затем закружил ее, приподняв над землей.

– О, Либби, я люблю тебя!

– Джон, ты безумец! Что ты наделал?

Он засмеялся, и они повалились на землю.

– Единственное, что мог! – Он так крепко прижал ее к себе, что ей стало больно.

Либби смехом встретила новый день. Она приподняла голову и чмокнула его в крепко сжатый рот.

– Что такое? В чем дело? – Улыбки как не бывало.

– Ничего. Все отлично. Только у меня не было времени, чтобы все обдумать. Чем, например, я буду заниматься здесь?

– Женишься на мне и будешь жить долго и счастливо.

Он дотронулся до ее щеки и, не отрываясь, долго с нежностью смотрел на нее.

– Конечно, но я не могу позволить, чтобы ты содержала меня. Мне нужны деньги, средства для существования.

– Об этом не беспокойся! – успокоила она его. Она понимала, что он будет страдать, если она предложит ему свою помощь. – Ты же при параде. Твоя сабля и пистолет позволят нам жить безбедно долгое время.

– Вот это? – удивленно спросил он, глядя на них.

– Да, не говоря уже о кавалерийском мундире столетней давности, который прекрасно сохранился.

Он успокоился было, но вскоре снова нахмурился:

– Я должен работать, что-то делать.

На этот раз у нее не нашлось ответа. Ей ничего не приходило в голову, кроме работы с ней в паре. Однако она подозревала, что он отвергнет ее предложение.

Но вот в его глазах зажегся огонек.

– Ты, кажется, говорила, что апачи до сих пор продолжают борьбу?

– Верно.

– Отлично. Тогда я буду делать то, что задумал раньше, только в другом времени. Я хочу им помочь, чем смогу.

Либби в изумлении уставилась на него. И вдруг ее осенило.

– В чем дело? – поинтересовался Джон.

– Просто я подумала, а что если я путешествовала во времени по той же причине?

– Не понял, – сказал он растерянно.

– Что если я совершила путешествие во времени для того, чтобы найти тебя и доставить сюда, чтобы ты смог помочь апачам? Джеронимо сказал, что я должна вернуться, чтобы его племени стало лучше. Может, он подразумевал, что ты вернешься со мной?

Он, не отрываясь, смотрел на нее. На лице Джона отразилась вся гамма переживаний. Поначалу он растерялся, с сомнением покачал головой, затем нахмурился. В конце концов он поднялся с земли и потянул ее за руку, чтобы поднялась она. Хитрая улыбка появилась на его губах.

– А может быть, – заявил он, склоняясь к ее ладоням, – ты была ниспослана мне, потому что боги знали, как я нуждаюсь в тебе. Они как глянули вниз, так заметили меня и сказали: вот мумия, которую нужно оживить, но для этого должна появиться душевная, эмоциональная женщина, которая будет любить его и оживит своей любовью. И они похитили тебя из твоего времени и бросили в мое.

– Недурно, – медленно протянула она, – думаю, твоя версия имеет право на существование.

Они смеялись и обнимались, и наконец он вновь завладел ее ртом. На этот раз это был долгий поцелуй. Они восстанавливали ощущения, которые считали утерянными навеки.

Джон опустил ее на траву. Она откинула голову, его губы слегка покусывали ее шею, а руки жадно гладили спину и грудь. Он опять прочертил дорожку из страстных поцелуев от ее шеи до плеча. Еще немного и волна страсти захлестнет их обоих.

Урчание автомобильного мотора вернуло Либби к действительности. Она оттолкнула Джона.

Он хмуро взглянул на нее. В его глазах читался неутолимый голод. Но вот он услышал непонятный звук и напрягся в тревоге. Джон повернул голову и увидел «джип», который подрулил и остановился в нескольких ярдах от них на асфальтовой дороге.

– Боже мой, это что за чудовище?

Либби засмеялась и опустила руку ему на плечо.

– Это – автомобиль, а это, – прибавила она, показывая на людей, вылезавших из «джипа», – рейнджеры.

– Как я посмотрю, дел у меня будет невпроворот: ведь мне придется освоить то, что люди знают с детства.

В его голосе прозвучало сомнение, и Либби стало жалко Джона. А ведь она испытала те же чувства, когда оказалась без привычных удобств!

– Не беспокойся! Ты быстро все наверстаешь.

Ее уверенность не передалась ему, но он тем не менее встал, помог подняться ей и приготовился встретить новую жизнь с открытым забралом.

Джон Феррел рысцой подбежал к ним и остановился. Его рыжие волосы, подстриженные ежиком, торчали на голове в разные стороны, а бледное лицо было усыпано веснушками.

Он вытащил из-за пояса рацию и включил ее.

– Я нашел Либби. Да, кажется, в порядке. Буду держать вас в курсе. Конец связи.

На какую-то долю секунды его взгляд задержался на Джоне, а затем вернулся к Либби.

– Где ты была? – Он еще раз взглянул на капитана, но на этот раз в поле его зрения попали его одежда, волосы и другие детали. Он попытался взглядом и мимикой выяснить у Либби, где она откопала это чучело.

– Кто это, черт возьми! – прошептал Джон, кивнув головой в сторону Фолка.

– Джон Феррел, это капитан Фолк. Капитан, разрешите представить вам старшего рейнджера Национального парка «Форт Пикенс» Джона Феррела.

Мужчины настороженно посмотрели друг на друга, и Либби не смогла удержаться от смеха.

– Чтобы не путаться, предлагаю назвать тебя капитаном, а его рейнджером.

– Как бы не так! Ишь чего придумала! – возразил рейнджер. Он поглядел на нее из-под насупленных бровей и повернулся к капитану.

– Откуда у вас этот мундир? Я не слышал, чтобы поблизости устраивали театрализованные представления.

Либби не выдержала. Она согнулась в три погибели и громко захохотала.

– Где я уже слышала это? – спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.

Капитан критически посмотрел на свою одежду и пожал плечами: вероятно, вопрос поставил его в тупик. Но рейнджер, как видно, не собирался менять тему, ему в голову пришла интересная идея.

– А что если показывать вас во время экскурсии? Черт меня подери, вы словно сошли со страниц исторического романа.

На этот раз капитан улыбнулся:

– В самом деле?

Либби захотелось подойти и обнять своего друга, но она не решилась. А жаль. Что-то остановило ее.

– Мы прочесывали остров почти два часа, Либби. Ты не представляешь, что я почувствовал, когда вернулся и не нашел тебя. Ты как сквозь землю провалилась. Я сходил с ума, решил, что с тобой что-то случилось.

У Либби отвисла челюсть, и она глядела на рейнджера, онемев от изумления. Она впервые внимательно посмотрела на Старого Патриота. Дуб был такой, как прежде, ствол в шрамах, ошметки коры на земле.

Она закрыла рот и уставилась на Джона Феррела.

– Ты говоришь, что меня не было всего два часа? – воскликнула она. – Невероятно!

– Почему? А сколько тебя не было, как ты считаешь?

Либби громко рассмеялась. Она обхватила его шею руками и прижала к себе голову рейнджера. Он тут же ответил на ее объятие, и его руки легли ей на талию. Краем глаза Либби заметила, как Фолк сжал рукоятку сабли.

Она отступила на шаг и подавила смех.

– О, Джон, как бы мне хотелось рассказать тебе все! Если б ты знал, как!

Феррел в замешательстве взглянул на нее, затем на капитана. Либби откашлялась.

– Ну, ты готова спасать дерево? – Он решил, что у них будет время выяснить отношения.

Смех замер на ее губах, и она внимательно посмотрела на искалеченное дерево. Внезапно чувство неуверенности, такое знакомое с детства, охватило ее, но она сумела взять себя в руки. Встретившись глазами с капитаном, Либби широко улыбнулась.

– Можете не сомневаться! – сказала она им обоим. Еще бы! Ведь она испытала то, что никто в мире не испытывал до нее. Она совершила путешествие во времени. Она соединила вновь старых любовников, сохранила разваливающийся брак и нашла любовь, бесконечную, как время. Вылечить старое дерево казалось ей теперь пустяком.

– Можете не сомневаться, у меня все получится!

Либби смотрела на старый дуб в лучах восходящего солнца, которое выкатилось из-за полуразрушенных крепостных стен форта. Лучи света прорезали чистое безоблачное небо и упали на густые ветви. Она прищурилась и долго-долго изучала блестящую листву.

Над пышной кроной дерева, в потоке солнечного света ей почудилось лицо старого индейца. Он улыбнулся и исчез, а Либби потерла глаза, пытаясь понять, на самом деле она видела его или ей только показалось.

Она почувствовала руку Джона, которая легла ей на плечи, и посмотрела ему в лицо. Его глаза зажглись при виде чуда.

– Эй, ребята, вы видели? – спросил Джон Феррел. Прикрыв глаза рукой, он посмотрел поверх дерева, за горизонт.


От автора


Если будете во Флориде, обязательно посетите Национальный парк «Форт Пикенс». Вы увидите казематы, комнаты офицеров и угловую часть форта – точь-в-точь, как в те далекие годы.

Вас проведут в помещения, в которых содержался Джеронимо и его соплеменники в течение восемнадцати месяцев.

Не ищите только Старого Патриота. Дерево, описанное в этой книге, существует лишь в воображении автора. Как и вся история заговора против Джеронимо. Тем не менее, история его жизни и пленения и без того изобилует приключениями. События, связанные с переселением индейцев, – важная веха американской истории, поэтому я настоятельно рекомендую прочитать эту книгу всем, кто интересуется прошлым нашей страны.