Несущий свет
Макс Крест








Ангелы… Демоны… — это не существа из мира мифов и верований. Это отголоски забытого прошлого, это истина, обратившаяся в мифы, легенды и даже религии. Но как всё было на самом деле? В преддверии конца света бродит в нашем мире падший ангел, вставший на путь Мессии, что должен спасти наш мир. Он не одинок в грядущей битве — восемь учеников готовы положить собственные жизни на алтарь спасения своего мира…






Макс Крест

Несущий свет





Часть I





Глава 1


Чехия, местечко Славошовице, 1421 год


По дороге бежал мальчик.

Бежал он по направлению к местному приходу, который располагался в полумиле от, собственно, поселения. Стояла ночь, необычайно тихая ночь — птиц не было слышно, местные собаки, поджав хвосты, сидели в конурах, даже ветер и тот затаил дыхание. Всё вокруг замерло. Замерло, обратив взор в небо.

Мальчик старался ввысь не смотреть, он просто нёсся опрометью самой короткой дорогой из всех, что были ему известны, ловко в темноте перепрыгивая лужи, оставленные недавним дождём, и умело укрывая лицо от свисавших на дорогу веток придорожных деревьев.

Вот уже озеро видно сквозь дубовые заросли — он близко. Дорога огибает озерцо, а там и приход на холме. Отец Филип либо ещё в самом приходе, либо рядом в своём домике. Где ему ещё быть в такую ночь? Интересно, а знает ли он? Видит ли он это?

Деревья стали реже, и на ещё чуть светлом горизонте замаячили очертания прихода. Да — отец Филип внутри, дверь храма Божьего чуть приоткрыта, и вертикальная полоска света от свечей тому явное доказательство. Мальчик остановился, чтобы отдышаться, он старательно не поднимал взора к звёздам. Он тяжело дышал, его страшило не только то, что творилось на небосклоне, он сбежал из дому, не сказав родителям — отец будет недоволен им. Но он ничего не мог с собой поделать. Он сидел на пороге дома и смотрел на закат, по небу плыла нарождающаяся Луна, как вдруг началось это…

Продышавшись, мальчик усилием воли побежал дальше. Он выбежал из полосы деревьев и теперь его путь пролегал вдоль озера. Озеро было небольшим и будь возможность обойти его с другой стороны, он уже был бы в дверях, но после дождей та тропа сильно проседала из-за болотистого грунта, и идти по ней впотьмах было опасно. Потому пришлось делать крюк.

До дверей прихода оставалось всего немного, и тут он разглядел впереди фигуру святого отца. Он стоял в паре шагов от дверей в храм и смотрел вверх.

— Отец Филип! — прокричал мальчик и ускорил, как мог, свой бег. Священник опустил взгляд. Вглядевшись в ночную дорогу, он всё равно не сразу увидел бегущего к нему ребёнка, сначала он его услышал. Но вот мальчик уже рядом, последние шаги он прошёл пешком, постепенно сбавляя ход, он тяжело дышал, держался за бок, который, по-видимому, болел от бега. Только тут, рядом со священником, мальчик решился посмотреть на звёзды. Отец Филип, не говоря ни слова, перевёл взгляд обратно в небесную высь. Так они и смотрели в небо вместе. Только через несколько минут, полностью отдышавшись, мальчик нарушил давящую тишину.

— Отец Филип, что же это?

Священнослужитель не сразу ответил. Признаться, он и сам не знал, что он видит.

— Не бойся, Гануш. Что бы то ни было, Господь с нами.

— Я видел, как падают звёзды, но не так… Они падают по одной и не такие яркие. Не такие…

— Нет, не такие они. В том ты прав.

Ещё несколько минут они вдвоём глядели на сошедшее с ума небо. Оно было чистым, облаков почти не было, но там, раз за разом вспыхивали зарницы. Нет, не те, что озаряют летние сумерки после жаркого дня. Эти были то ярко-красные, то голубоватые вспышки. И почти после каждой к земле устремлялись светящиеся росчерки. Да — это было похоже на падение звезды, но звёзды срывались с небосклона с гораздо большей скоростью. Да и проносились они, оставляя ровный росчерк белого цвета. Эти же медленно набирали скорость, летя, извиваясь, словно змеи. Вместе со вспышками света — это было действительно страшное зрелище. Порой складывалось впечатление, что звёзды падали прямо на землю за горизонт, а то и, вообще, прямо за лесом.

Отец Филип оторвал взгляд от неба.

— Гануш, идём домой. Я провожу тебя.

Мальчик по имени Гануш, сын Яна пекаря, беспрекословно подчинился священнику. Они спустились к озеру, пошли той самой дорогой, по которой Гануш прибежал. Шагали в молчании, почти не глядя вверх, лишь изредка поднимая взор на особо яркие вспышки зарниц. Затем они зашли под дубовые кроны, которые спрятали от них небо почти до поселения. На протяжении всей дороги Гануша не отпускал вопрос, который он хотел задать святому отцу. Хотел, и в то же время боялся. Порой вздыхал, думая, наконец, сказать то, что хотел, но в последний момент не решался открыть рот. Отец Филип, видимо, подметив это, начал первым:

— Что тебя гложет? Не бойся, спроси.

Мальчик замялся, но сжав кулаки, выпалил:

— А вдруг это конец света, про который говорят табориты[1 - Табориты — радикальное крыло гуситского восстания в Чехии]? Вдруг это знамение, что настал конец дней и все, кто не с ними в их священных городах, те сгорят в геенне огненной? Я слышал! Посланники таборитов говорили это. Помните? Когда они пришли летом?..

— Я всё помню, Гануш. Табориты заблуждаются — не угодно Богу паству свою уничтожать. Табориты неправы и скоро будут разгромлены.

— Но у Судомержи….

— У Судомержи им повезло. — Чуть повысив голос, перебил его священник. Дальше до домов они шли в безмолвии.

Славошовице встретило их тишиной и паникой одновременно. Кто-то крестился, кто-то, взяв нательный крестик в горсть и прижав к губам, что-то шептал, кто-то рыдал в объятиях родителей, мужей, братьев… Объединяло всех жителей сего местечка одно — все они наблюдали за падением звёзд.

Появление отца Филипа не сразу и заметили, они с Ганушем прошли несколько жилищ и приблизились к дому Яна пекаря, когда невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти пошёл им навстречу.

— Гануш! При тебе ли ум вот так дом покидать? Да ещё в такое время? — Отец мальчика хоть и был сердит, но руководила этим не злоба — страх.

— Прости отец, я так испугался, когда увидел… это…

— Не сердись на него, Ян. Твоё чадо не так безрассудно, ибо дому родному он предпочёл дом Божий. И совет, который дам и тебе, и всем, кто слышит меня сейчас. — На последних словах он развернулся и повысил голос. — Послушайте меня, не предавайтесь страху и отчаянию. Приходите в храм Божий завтра утром — самое время всем вместе помолиться… — Он будто бы засомневался. Словно ему пришло в сей момент некое откровение, что скоро что-то случится.

— Причаститься желаю, святой отец. — Подбежал сосед пекаря. А за ним ещё и ещё подходили, подбегали жители Славошовице. Они обступили священника кольцом. И их молчание было громче криков — люди боялись. Боялись Конца Света, о котором так часто они могли слышать от таборитовых глашатаев, которые зазывали народ на гору Табор, где, по их словам, и случится второе пришествие Христа. И были те, кто ушёл…

Отец Филип чуть наклонил голову, закрыв глаза. Вздохнув, он развернулся:

— Ожидаю вас, дети мои, к утренней службе. Бог с нами — он ждёт наших молитв и веры нашей. — После этих слов он кивнул, словно сам себе, что-то прошептав под нос, и побрёл к приходу. Сначала медленно, но постепенно убыстряя шаги, вскоре скрылся во тьме.

Люди провожали его взглядами. Когда чёрный цвет его сутаны слился с ночью, народ начал помалу расходиться по домам. Одни уходили в молчании, другие тревожно перешёптывались, третьи скорбно качали головами. Ян пекарь с сыном стояли у ворот своего подворья. С другой стороны испуганно держалась за калитку его жена Адела, за юбку которой цеплялись ещё трое детей пекаря — Гануш был старший. Ян поднял взгляд к небу, а затем, перекрестившись, позвал семью внутрь, иногда оглядываясь в сторону ушедшего священника. Перед тем как закрыть дверь он ещё раз взглянул на буйство звезд в ночи над спящей, хотя вряд ли, Чехией.

К рассвету небо успокоилось. Зарницы и сполохи перестали тревожить небесную высь, а может просто с восходом Солнца это стало недоступно взору из-за того, что не видно днём звёзд. С приходом утра вновь подул ветер, залаяли собаки. Кое-где очнулись петухи. Природа вела себя настороженно, но вполне обычно.

Но вот люди явно не собирались так просто забывать светопреставление в ночном небе. Раньше о таком явлении никто и слыхом не слыхивал, а тут ни с того ни с сего началось такое. Люди выходили на улицу с опаской, все ожидали, что небо вот-вот разразится огненными потоками. Но нет — разве что редкие облака мерно плыли по небу на восток. Солнце, выйдя из-за дубовой рощи, пошло по обозначенному пути. Птицы совершали перелёты по своим делам, и всё казалось в точности таким же обыденным, как вчера и многие дни до того.

От озера послышался колокольный звон, зазывавший селян на молитву.

В последние годы статус Церкви несколько пошатнулся, но не в этих местах. Здесь, в южных районах Чехии было спокойнее, к тому же всего в паре миль на запад располагался город Ческе-Будеёвице, который служил примером католичества для этих земель. Он был окружён высокой стеной, и Ян Жижка даже не пытался его штурмовать. И хотя глашатаи таборитов частенько наведывались сюда в малые селения, уходили они чаще несолоно хлебавши. Случались и дерзкие нападения на приходы, но приход отца Филипа пока был цел и невредим. Епископ Йохан, который в Южночешском краю был, пожалуй, столпом католичества, часто посещал Отца Филипа. Они прогуливались, разговаривали. Беседы нередко носили сугубо политический характер — Гуситское восстание до сих пор бушевало в стране и приобретало весьма опасный для католичества характер. Церковные земли отбирались, церкви либо уничтожались, либо на место католических священников, которые порой были немцы, ставились священники, поддерживающие гуситов. Иногда епископ Йохан припоминал, что прилюдная казнь Яна Гуса была ошибкой — народ вспыхнул недоверием к церкви, недоверие переросло в злобу, а теперь мы имеем, что имеем. Гуситы разделились на Чашников и Таборитов. И если первые были достаточно сдержанны в действиях, то Табориты были настроены довольно радикально, вплоть до того, что готовы были уничтожить всех, кто не с ними. Они облюбовали пять чешских городов, где народное движение было особенно проявлено, и посему именно эти города (Пльзень, Клатови, Жатец, Слани и Лоуни), по их мнению, в грядущем Конце Света устоят. Туда они созывали народ. Их проповедники вещали разные странные вещи про приближение последних дней, про второе пришествие Христа, про значимость горы Табор и многое ещё.

После встреч с епископом отец Филип имел традицию уединённо прогуливаться по лесу, обдумывая ситуацию.

Колокол звонил редко, но набатом отзываясь в сердцах перепуганных селян. Шли все. Семьями и поодиночке. Молодые и старые. Даже те, кто порой ухитрялся спать во время молитвы на больших праздниках, а просто так и вовсе не ходил в храм Божий. Многие, взявшись за руки. Зачастую их взгляды неосознанно поднимались к небу, возможно, втайне они опасались, что то, что они видели ночью, могло проявиться и при дневном свете. И их нельзя было винить. Отец Филип, встречавший свою паству у дверей прихода, сам время от времени поглядывал в небесную синь — всё было в порядке. Никаких признаков ночного происшествия.

Молитва прошла спокойно. Многие впервые в голос молились вместе отцом Филипом. Ранее тот же Яков и его верный приятель Лука пастух, обычно отмалчиваясь, крестились и уходили первыми. Но сегодня всё было по другому — прошедшая ночь всем доказала, что люди всё ещё боятся гнева небес.

На причащении многие роптали, усомнившись, справедливо ли при подобных обстоятельствах причащаться лишь плотью Господней, без крови его. Одна из многих причин восстания Яна Гуса — неполное причащение, когда люди вкушали хлеб, но вина за ним не следовало. Негодование порой возникало и здесь. Отец Филип тревожился об этом — он подозревал, что люди могут в этот день озлиться на подобное. Конечное многие, и это было заметно, вкусив хлеба, ждали положенный глоток вина и, не дождавшись, проводили священника недобрым взглядом, но всё прошло спокойно. Отец Филип не преминул восславить Господа за то, что люди не обрушили гнев свой, подстёгиваемый страхом. Слава Богу, повторял он, переходя от человека к человеку, Слава Богу.

По окончании службы селяне разошлись по своим делам, которых в начале сентября особенно много. Хорошо хоть погода радует, за месяц прошло всего несколько небольших дождей, за которыми следовали вполне ещё летние дни. Погода располагала к своевременной уборке урожая и подготовке к зиме, благо и она в этих краях не столь холодна, но всё-таки готовыми быть надо.

Обычно молитва наполняет душу отца Филипа спокойствием, сегодня же его осаждали мысли. А если повторится? Если снова с неба повалятся, как ни грубо это звучало, звёзды? Да и не звёзды это были — огни. Мысль, конечно, явно крамольная — огонь пошёл с небес. Селяне не должны про них знать.

Он вздохнул. Массовая истерия ждёт Славошовице. Да что там Славошовице? Сперва всю Чехию, а за ней и Священную Римскую империю. А если это было видно повсюду? Небо ведь огромно! Да и огонь нисходил по всему горизонту! Неужели табориты правы?

Встряхнув головой, он постарался изгнать шальную мысль. Да и как такое может быть допущено Богом? Всё это никак не укладывается в голове, а логичного объяснения он не видел. Не знал. Да и откуда ему знать, что там? За пределом? Конечно, на небе живёт Бог, но эта догма, вбиваемая церковью в головы челяди, далека от Писания. Бог живёт в каждом из нас. А вот на небе может быть всё, что угодно… Всё что угодно, вплоть до…

Нет! Это уже ересью попахивает. И как только подобная мысль в голову священника пришла? Он поднялся. Огляделся. Никто его душевных терзаний не видел — все при делах сейчас. Не до наблюдения за думами священника. Солнце скоро сядет. Что тогда?

* * *


Солнце опускалось за лес. Небо на востоке тревожно темнело. Вдобавок усилившийся ветер гнал на запад редкую облачность. Скроет ли она то, чего отец Филип опасался?

Тьма наползала на Славошовице. Священник не смотрел на догорающее Солнце, его взгляд был прикован к горизонту на востоке: тёмно-серые тучи выползали из надвигавшегося мрака — видимо, вскоре должна была начаться гроза. Полы сутаны развевались по ветру, который становился сильнее и сильнее, по лицу ударили первые капли. Шум льющейся с неба воды приближался и, наконец, ливень накрыл стоящего человека. Сутана промокала, и становилось холоднее.

Восток полностью погрузился в темноту, и вот тут он увидел — желтоватая полоска промелькнула на горизонте, там, на самом пределе зрения священника. Вскоре вторая. Грома не было слышно, но небо озаряли всполохи. Отец Филип закрыл глаза — худшие опасения сбылись. Это и впрямь не звёздный дождь — звёзды сквозь облака не пролетают.

Огонь нисходит с неба. Огонь!

Скоро тьма поглотит всё небо, и люди в селении увидят то, что пока от них закрыто стеной леса. Скоро… Отец Филип обернулся в сторону домов, там было пока тихо. Хотя шум проливного дождя глушил все иные звуки. Под ногами наливались лужицы, превращая глинистую дорожку в месиво. Отец Филип провёл по лицу ладонью, смахивая с бровей и носа налившиеся капли.

Всполохи начали проявляться над тучами ярче, ближе… Ближе… Огни падают чаще. Их в селении точно видели. Священник вновь обернулся — нет, пока никакого движения не видно. Но скоро всё случится — это ощущение не покидало его, и он побрёл к приходу. Сошёл с тропы на траву, в надежде не запачкать обувь. Какая мелочная идея. Мир на пороге Армагеддона, а он тревожится за обувь. Не поднимая головы, одними глазами он следил за небом. Так, словно там ничего необычного не происходило.

Солнце уже полностью зашло, и тьма почти накрыла запад.

В нескольких метрах от входа в храм он увидел то, чего и ждал, и боялся. По дороге к храму бежали люди. По веренице еле горящих на дожде факелов было понятно, что вся деревня жалует ответов на вопросы. А ответов отец Филип не знал. По телу пронёсся озноб. Не от того, что он стоял на ветру, промокший до нитки, а потому, что люди в страхе непредсказуемы.

Дойдя до дверей храма, он перекрестился, глядя на распятие, висящее над входом.

Люди неслись как на пожар, кто-то поскользнулся на подъёме — отец Филип слышал заваруху. Он глядел на распятие, слушая, как приближается толпа. Она скоро будет здесь.

Отец Филип глубоко вздохнул. Встав на коленях прямо в глинистую грязь и сжав в кулаках своё распятие, он начал молиться. Порывы ветра хлестали всё сильнее, старый ясень, стоявший рядом с приходом, надрывно треснул. Дерево тут было ещё до храма и засохло вскоре после постройки. Кто-то тогда подумал, что это плохой знак, но скорее всего строители попортили корни.

Толпа вбежала на холм и, увидев священника, приостановилась, те, кто был сзади, с разбегу толкали остановившихся. Кто-то что-то крикнул из задних рядов. Толпа постепенно растекалась по холму, охватывая полукольцом приход. Факела гасли. Селяне молчали. Вид молящегося священника подействовал, как высокий берег для волны. Люди переглядывались, перешёптывались изредка. Но не могли понять, что делать им. Внезапно все их взоры оказались прикованы к мальчику, который медленно шёл к коленопреклоненному отцу Филипу.

Это был Гануш. Промокший, как и все здесь присутствующие, обхвативший себя руками в попытке плотнее запахнуть куртку, но ветер бил прямо в лицо и старания его были тщетны. Медленно он подошёл к отцу Филипу, поглядел на распятие, перекрестился и последовал примеру священника. Он встал на колени и прислушался к молитве священника:

— … вождь небесных легионов, защити нас в битве против зла и преследований дьявола. Будь нашей защитой!

Гануш узнал её — Молитва к Святому Архангелу Михаилу. Ну, разумеется! Кого ещё просить о спасении, если не Его?

— Да сразит его Господь, об этом мы просим и умоляем… — Начал вторить он отцу Филипу. Тот на мгновение осёкся, услышав голос рядом с собой. Слегка повернув голову, он посмотрел на Гануша. Прикрыв глаза, он кивнул ему в знак благодарности за поддержку. И они вместе продолжили молитву в полный голос:

— А ты, предводитель небесных легионов, низвергни сатану и прочих духов зла, бродящих по свету и развращающих души, низвергни их силою Божиею в ад. Аминь.

Позади них стояла тишина. Лишь дождь. Лишь ветер. На лице отца Филипа читалась надежда, он вслушивался в шум, творимый погодой, и когда услышал ожидаемое, тень улыбки проскользнула на губах. Даже смотревший на него в упор Гануш и тот не успел разглядеть это. Но после он услышал, как и священник за миг до него, шаги по мокрой траве, шаги по лужам на дорожке. Люди подходили к ним, вставали на колени.

Ветер продолжал усиливаться и с каждым следующим порывом становился всё резче. Он срывал головные уборы, растрёпывал женские волосы. Дождь бил по лицам, не давая открыть глаза. Люди старались наклонить голову как можно больше, но буря хлестала пощечинами по их лицам.

Старый ясень вновь надрывно затрещал, продолжительно и звонко. Это был словно звон колокола для людей. Отец Филип, обратив лицо к распятию на храме, начал молитву заново:

— Святой Архангел Михаил, вождь небесных легионов, — его поддержали, хором молитва зазвучала так, как должно звучать молитве, — защити нас в битве против зла и преследований дьявола. Будь нашей защитой! Да сразит его Господь, об этом мы просим и умоляем. А ты, предводитель небесных легионов, низвергни сатану и прочих духов зла, бродящих по свету и развращающих души, низвергни их силою Божиею в ад. Аминь.

Люди молились, а дождь и ветер нещадно трепали их. Новый порыв прервал продолжительный стон дерева, заменив его грохотом — старый ясень, который рос тут, по словам старожилов, почти век, рухнул. В молящихся людей полетели мелкие ветки, труха. Но они не остановились. Они раз за разом повторяли молитву.

Огни летели с неба, зарницы разрывали его буйством ярких сполохов, ураган терзал людей не меньше, чем страх. И люди, склонившие колени пред маленьким приходом, молили о защите от… страха…

* * *


Моросил дождь. Над Славошовице висели низкие тяжёлые тучи. По дорожке к храму текли многочисленные ручейки. У прихода стучали топоры. Трое лесорубов расчленяли старый ясень — единственную жертву вчерашней ночи. Рухнув, он задел приходскую крышу, но без сильных последствий, вода теперь протекала в правый трансепт, но всё не казалось катастрофичным. Настроения народа, лесорубов в частности, были куда как более сокрушённые.

— Что же это творится? Никогда такого не видывал. Да что я? Отец мой, и тот не видел. И ни отец его, ни дед ему о подобном не рассказывали. Чует сердце моё, неладное нас ждёт.

— Я слыхал, в городе шляхта сгоняла людей в храмы, чтоб молились. Кто же так делает?

— Неужто сгоняли? А епископ тамошний не причём? Он же немец — они народ резкий — может его затея?

— Ондрей, да кто ж тебе скажет? — Лесоруб по имени Рахел эту фразу грозно прошептал, после чего огляделся. — Ты думай, что говоришь-то!

— Да брось ты! Нет тут никого — отец Филип сразу после молитвы ушёл куда-то, а больше кому тут быть?

— Хорош трепаться! — скомандовал старший лесоруб, уже немолодой, но высокий и по-прежнему крепкий, Любомир. Вогнав топор в ствол, он подошёл к спорщикам. — Мы тут работаем, а не языки точим. А чего в небе творится не нашего ума дело. Коли света последние дни, так молитесь по домам, а коли звёзды с ума посходили, так это и вовсе нас не касается. Так что хорош болтать.

После этих слов Любомир отошёл, вырвал топор и вновь принялся срубать здоровый сук. Ондрей с Рахелом переглянулись и последовали наставлению. Порой они посматривали друг на друга, но продолжать разговор не решались. А вскоре и отец Филип пришёл, о чём-то долго говорил с Любомиром, затем скрылся в приходе.

К вечеру сырая морось прекратилась, и небо чуть прояснилось. И хотя в вышине продолжался истовый бег серых облаков, но среди них всё же просвечивало голубое небо. Между тучами было видно, как садилось Солнце. Вновь темнота ползла с востока, также неумолимо, как и каждый день. Но теперь она приобрела зловещие черты.

На сей раз жители Славошовице, да и сам отец Филип, провели в своих домах всю ночь, не выходя на улицу. Страх увидеть вновь нисхождение огня небесного на землю перебивал всё. Наставление священника, данное им прошедшим утром, было простым — молитесь, а затем ложитесь спать, и да поможет вам Бог. Селяне так и поступили. Не задавая лишних вопросов и не разводя лишних речей. Простое понимание собственной ничтожности пред небом давило и подталкивало к той истине, что мы действительно пешки и двигает нами некто свыше.

* * *


Наступил пятый день после начала пугающего небесного явления. И пусть жители Славошовице зареклись не выходить на улицу ночью, дабы не видеть это, но слухи всё равно приходили с иных селений, что небесный огонь по-прежнему сходит. Говорят, что уже не так сильно и часто разрывают небо зарницы, что меньше стало падающих огней. Но факт оставался фактом — то, от чего пытаются оградить себя жители местечка Славошовице, никуда не пропало. Но предпосылки к завершению были.

Отец Филип готовил себе скромный обед в своём домике около храма. Убранство дома было самым непритязательным, как и положено священнику. По скромности отец Филип мог поспорить даже со священством Чашников. А что нужно священнику? Был бы стол, чтоб поесть, да подобие кровати. Остальное есть в приходе.

В дверь постучали. Отворив её, отец Филип увидел епископа Йохана и нескольких его слуг, один из которых стоял у двери. За углом прихода виднелись кони. Поприветствовав епископа поклоном и поцеловав его перстень, отец Филип пригласил было епископа в дом разделить трапезу, но тот предложил пройтись. Оставив слуг у прихода, двое пошли к озеру.

— Думаю, моё появление вам вполне понятно и потому я не буду излагать причину моего приезда.

— Разумеется.

— В Ческе-Будеёвице царит паника. Шляхта вот-вот готова сорваться из города, оставив его на растерзание паникующих людей и, что хуже, на мой взгляд, хилиастов. Несколько важных панов уже, собрав пожитки, своих рыцарей и всю челядь, бежали в Германию. И как выяснилось, напрасно — то, что лицезрим ночами мы, видно далеко за пределами нашего удела. Панические сообщения приходят со всех концов империи. И даже из-за её границ. Посему сообщаю вам решение, принятое нами два дня назад — никаких упоминаний о данном небесном происшествии быть не должно. Нельзя допустить того, чтобы в данной политической обстановке это событие стало катализатором массового перехода людей на сторону еретического учения хилиастов. Наш удел и так остался почти единственным, где их учение непопулярно. А это… это может стать трагедией для католичества. — Он приостановился, взглянул на отца Филипа. — Это будет трагедией, даже если это не Конец Света.

— Я всё понимаю. И я согласен с вашим решением.

— Я послал письмо Папе, но его преосвященство Мартин V, — они перекрестились, — разумеется, ещё не успел ответить, но надеюсь, что он поддержит моё начинание.

— Оповестите меня о его решении, каким бы оно ни было, я в сей же день уничтожу свои записи о данном событии.

— Благодарю вас, отец Филип. Мне, признаться, было бы гораздо приятнее ваше присутствие в городе — ваша поддержка и ваш авторитет в местном священстве были бы для меня опорой. Чехи в последнее время всё меньше доверяют немцам, гуситское восстание бушует везде. И если на юге его нет как явления, оно всё равно в умах людей, и нужно немногое, чтобы народ перешёл к активным действиям.

— Понимаю вас. Но, как и ранее, я намерен просить вас оставить меня здесь. Я наслышан о панике, которая царит повсеместно. Но. Вы ведь проехали через Славошовице и, полагаю, оценили местное спокойствие. Оно стоило мне двух бессонных ночей, однако, результат на лицо.

— Я предполагал подобный ответ, а посему не огорчён вашим решением. И скажу вам, что работа ваша действительно заметна. В городе в храмах не протолкнуться — паника! Все припомнили грехи свои и жаждут поскорее замолить их. А тут словно и не происходило ничего… Как? Отец Филип, подскажите мне. Мне — епископу.

— Молитва — не более того.

— Что ж. Ваша правда.

На этом визит епископа Йохана был завершён. Много было информации для размышления. Сегодня епископ нервничал — его можно понять, если учесть его слова о происходящем. Устоявшаяся благодать в Славошовице может пошатнуться. И причин может быть масса: придут табориты и начнут свои проповеди в русле сложившейся ситуации, случится иное знамение или лже-знамение, да что угодно, по сути. Песчинка начинает обвал.

День начинал клониться к закату. Отец Филип решил в обход собственному наставлению селянам встретить темноту на природе. Невдалеке от прихода, дальше по гряде, в изголовье которой стоял, собственно, приход, было возвышение — небольшое, но с него открывался вид на всё Славошовице. Ещё там находился огромный камень, изрезанный древними рунами. Ходили слухи, что этот камень служил алтарём языческих богов прошлого, что на нём приносили в жертву как животных, так и людей.

Ходила даже такая легенда, а может, и вполне реальная история о том, как в эти края пришёл христианский проповедник. Это был одинокий странник, который нёс слово Божие тем, кто был готов его принять. И здесь, у этого камня он рассказывал о делах Иисуса и его апостолах, о вероучении, которое нёс он людям, и о том, как был казнён. Местное население, дикое племя, не поняло ни смысла, ни надобности в измене их Богам. Проповедник был избит и изгнан. Чтобы он точно ушёл, местный вождь послал проследить за ним одного из своих лучших воинов. Воин перечить не стал и пошёл следом за отшельником. Его очень удивило, когда тот, перед тем как лечь спать, в молитве обратился к Богу со словами о прощении неразумных варваров. Удивлённый, он вышел к отшельнику и спросил, почему тот не обижен на них, почему просит у своего Бога простить их — избивших его. Странник долго пояснял ему свою веру, да так вдохновенно, что воин заслушался и поверил словам его. И решил идти вместе с ним как охранник и заодно постигать это учение. Когда же воин не вернулся, вождь послал за ними погоню. На третий день их поймали и вернули в селение, на этом камне и были казнены оба.

Отец Филип провёл рукой по камню. Это история казалась ему сейчас нехорошим примером того, как из-за непонимания одних другие приняли насильственную смерть.

Солнце уже к тому времени наполовину скрылось — восток темнел. Скоро начнётся. Он присел на поваленное дерево. Устроился так, чтобы лицо было обращено на запад, и не видеть надвигающийся мрак, и не чувствовать страха, который, как ни прискорбно было признавать, всякий раз пронизывал его, когда он смотрел на темнеющее небо.

Разговор с собой — отличное решение, когда надо скрыть результат от всех. Кроме тебя, ведь никто ничего не узнает.

Небо темнело, ощущение было, что происходило это сегодня стремительнее, чем обычно. А вот и первые огни полетели. Что странно, они падали на ещё светлом пределе неба — такого он ещё не видел. Первые две ночи огни падали только с наступлением полной темноты. А вот и ещё, и ещё… и ещё! Так много не падало ни разу. Сердце стучало быстрее — страх наступал. Дыхание участилось.

Небо было практически безоблачным, и вид многочисленных огней был настолько ужасен, что священник как мог крепко сжал распятие.

Зарница!

На всё небо вспыхнула гигантская зарница, вспышка была невероятно яркой. Отец Филип резко подался назад, одновременно закрывая глаза руками. Потеряв равновесие, он упал за ствол. Мягкая трава бережно приняла его. Он убрал руки — огни падали, много огней. Он видел их несколько замутнённым взором, вспышка была столь неожиданной, и столь яркой, что глаза заболели.

Огни падали. Вспышек больше не происходило.

Природа умолкла. Полностью. Даже чуть веявший наверху ветер затих. Птицы и насекомые затаились. Частое дыхание, казалось, слышно было на всю полянку. Сердце вырывалось из груди — такого биения священник не испытывал ни разу. Это был уже не страх — истерия.

Он лежал, ноги так и остались на поваленном стволе, туловище на траве. Отец Филип застыл в ожидании. Вот только чего? Огни опали, и новых не было видно. Но что-то сейчас случится. Это чувствовалось в сгустившейся тишине.

Ещё одна зарница. Не такая яркая, как та, предыдущая, но вновь раскрасившая небо алым. На этот раз священник сощурил глаза, но не закрыл — по глазам неприятно ударил свет, но как только он угас, священник увидел новый огонь. Одиноко он падал с неба. И было в этом падении что-то невероятно трагичное. Ещё он казался больше других. Он летел вниз, но его швыряло из стороны в сторону. Он приближался. И приближение его становилось всё более быстрым. Огненная масса будто направлялась прямо в отца Филипа.

Эта мысль показалась сначала бредовой, но, по прошествии нескольких мгновений, на священника накатила волна паники, он сделал попытку встать, трава была высокой и он запутался в ней. Ко всему прочему, ноги отказывались служить, затекли, а их хозяин был так поглощён тем, что видит, что не обратил на это никакого внимания. И сейчас к нему пришло осознание, что страх загнал его в ловушку — руки запутались, ноги отказали, сердце вырывалось из груди и удушающее скорое дыхание ставило крест на всех его действиях.

Огонь был уже рядом. Настолько близко, что был слышен затяжной вой падающего пламени. Отец Филип прекратил попытки освободиться и встать. Он просто закрыл глаза и начал молиться. Гул нарастал, приближался. Уже вот-вот. Совсем рядом.

Сильный удар потряс округу, и подпрыгнувший ствол поваленного дуба подбросил священника в воздух. Перевернувшись в полёте несколько раз, он рухнул на песчаную прогалину. В глазах всё плыло, голова раскалывалась, рука, на которую пришлось приземление, очень болела, но, кажется, обошлось без переломов.

Поляну освещал упавший огонь. Отец Филип, превозмогая боль, попытался встать, но ничего не вышло. Ноги отказали ему, и он снова повалился на землю, не сделав и шага. Упав, ударился головой о песок и потерял сознание от боли, заполнившей тело.

Вокруг воцарилась тишина.

Сознание вернулось вместе с удушливым запахом горелых… перьев. Или чего-то похожего. Отец Филип открыл глаза — светало. Перед глазами всё плыло, но со временем это состояние прошло. Откуда-то рядом доносилось гудение горящего дерева, шёл дым. Запахи разнились. Дым и эта нестерпимая вонь, точно курятник горит с закрытыми в нём птицами. Голова кружилась, но зрение постепенно возвращалось. Надо попробовать встать. Священник пошевелил кистями рук — всё в порядке, лишь левая отозвалась на движения болью. Он подтянул их к себе — нет, руки целы. Ушиблена левая, но, слава Богу, не сломана. Правая в полном порядке, пара царапин от камней разве что. Он перевернулся на правый бок — вся левая часть тела болела, приземление было жёстким, но, к счастью, на песок. Попробовал облокотиться на здоровую руку — удалось сесть. Можно оглядеться и чуть подождать, пока боль хотя бы немного успокоится.

В рассветном полумраке он увидел на месте стоящий камень, да и куда бы он делся? Ствол дерева догорает, причём сломано пополам. Разлом в нескольких метрах от того места, где он сидел. Там же начиналось нечто, похожее на траншею.

Попытка встать прошла успешно. Священник поднялся и сделал пару шагов, закружилась голова, и, дабы снова не упасть, он присел. Отдышался. Выждал пару минут, медленно встал снова. Постоял немного, выравнивая дыхание. Его отшвырнуло от ствола дуба почти на пятнадцать шагов.

Наконец решился оглядеть себя: в целом всё в порядке. Сутана помята и испачкана песком и травой, но даже не порвалась — да и обо что тут её рвать. Хорошо, что пока он был в беспамятстве, огонь не добрался до него. Холодная осенняя роса сослужила хорошую службу, огонь не распространился дальше упавшего дуба. Хотя, судя по почерневшей растительности близ него, огонь был жаркий. Сейчас потрескивали угли и кое-где ещё были видны языки пламени, но в целом от трухлявого уже дуба почти ничего не осталось.

Отец Филип осторожно пошёл к траншее. Что же там? Что рухнуло сюда несколько часов назад? Шаг за шагом медленно он подходил туда. Ему приходилось подниматься в горку — вчера он сидел на вершине гряды, а швырнуло его на более низкую площадку.

С каждым шагом вверх по склону становилось понятно, что траншея достаточно вытянута и глубока. Любое движение отзывалось болью по всему телу, и идти было сложнее и сложнее, однако, превозмогая себя, отец Филип поднимался. Оставалось всего чуть-чуть, и он увидит причину своих ранений. Становилось теплее — от догорающего дерева шёл жар. В ноздри всё сильней забирались гарь и запах палёной птицы…

А вот и перья. Несколько перьев лежали на траве за шаг от пепелища. Они были опалены, но их размеры внушали сверхъестественный ужас. Длинные и мощные, они не могли быть перьями никакой из водящихся здесь птиц. Глядя на них, отец Филип замер и перевёл взгляд вперёд. Туда, где за горящим бревном от него скрывалась траншея, которая ещё до сих пор немного дымила. У него появились противоречивые чувства, ощущения, догадки. Они граничили с совершенно невероятными вещами, и потому, глубоко вздохнув, он сделал ещё несколько шагов. Зайдя на вершину, он увидел то, что заставило его ещё долго простоять в ступоре.

В конце траншеи длинной с десяток шагов лежал человек. Лежал на боку, лицом к священнику. А позади него распростёрлись два огромных, сильно обгоревших, белых крыла.




Глава 2


Боль.

Невероятная боль. Во всём теле. Вкус крови во рту, саднящая боль в груди.

Тело затекло от неудобной позы.

Крылья — не чувствую.

Где Я? Как сюда попал? И… кто Я?..

Боль глушит всё, хочется кричать, но не получается. Надо открыть глаза.

Кровавая пелена в глазах, непонятно ничего… хотя нет… Трава, деревья — где это? Ничего не помню — что произошло? Что с грудью? Постараться дотянуться до неё рукой… как больно! Терпеть — тянись. Вот так… рука цела, по крайней мере, одна. Вторую не чувствую… наконец-то! Удалось согнуть локоть, тянись же — кричи, но тянись.

И он закричал. Но окровавленная обожжённая рука тянулась к груди. Грудь была в ужасном состоянии, — две раны расчёркивали её параллелями наискось. Кровь не текла, раны были прижжены. Но глубокие. Человеку хватило и одной такой, чтобы умереть.

Рука прикоснулась к груди, конвульсия боли передёрнула всё тело, раздался крик. Скорее даже рык, полный боли. Рука ощупала раны, рыча и брызгая слюной, но он дотянулся. Рука продолжала обследовать тело, всё сопровождалось рычащими криками.

Солнце выходило из-за леса, осветив лежащее в крови и перепаханной земле тело… ангела. Он содрогался всем телом, его била дрожь, он рычал от боли, пытаясь не кричать, но видимо боль была нестерпимой.

Я ранен. Раны глубоки, но надо жить. Я должен… должен встать…

Встать!

Давай — выдох. Упрись рукой в землю и сначала сядь. Давай…

Ангел сильно выдохнул, резким движением оторвал руку от груди и схватился за край траншеи. Часто дыша сквозь зубы, иногда вскрикивая от боли, он упёрся рукой в землю. Показал себя внушительный бицепс, иссечённый венами. Выдох! И ангел, рыча, сменил своё положение. Иногда он останавливался, чтобы продышаться, каждое движение давалось ему с невыносимой болью. Когда же сел, то попытался подтянуть крылья, но они так сильно обгорели, что не слушались его. За спиной торчали оплавленные рудименты, облепленные сгоревшими перьями. Видимо, крылья были белые — вокруг были разбросаны уцелевшие перья в большом количестве.

Ангел опустил голову, несколько пепельно-серых прядей, уцелевших от огня, упали на лицо. Он выравнивал дыхание. Вторая рука по-прежнему была вкопана в землю из-за падения. Он попробовал пошевелить ей — да, чувствительность постепенно возвращается.

Давай, вытащи её. Ещё! Пробуй! Что там? В руке что-то есть — тяжёлое. Подними её! Ну же. Терпи!

Вот так!

Меч?

Ангел смотрел на вторую руку, которую он вытащил из земли с невероятным трудом. В ней он держал меч. Двуручный, настолько дивной и затейливой работы, что в солнечном свете он сиял, как второе Солнце. Посмотрев на меч, ангел покачал головой и отвёл взор. До сих пор тяжело дыша от боли во всём теле, он попытался оглядеться. И первое, на что он обратил внимание, был некто, стоящий и смотрящий на него, широко распахнув глаза. Они глядели друг на друга весьма долго. Или от боли так казалось. Во всяком случае, существо в чёрных одеждах не моргало. А могло ли?

— Кто ты… такой? Что… это за место? — Выпалил ангел и снова часто задышал.

Что оно там лепечет? Ничего не пойму — ни слова…

— Подойди ко мне! — взревел ангел. От продолжавшей терзать его тело боли он вновь тяжело задышал, ко всему прочему он не мог понять, кто или что стоит перед ним. Он был уверен, что не видел подобных существ раньше. Его переполняли противоречивые чувства: враг он или нет?

Не подходит. Или не понимает меня. Что-то бормочет себе под нос, водит рукой, вычерчивая на себе крест.

Надо попробовать встать…. Будет больно. Как ноги? На ощупь в порядке — чувствую их. Так, а что это за броня на них? И на плече. Огрызок ремня, видимо это были мои доспехи — Я воин. Меч, стало быть, оттуда же. Но где иные воины, подобные мне? Проклятье, ничего не помню.

Опереться на меч, как на посох, и подняться. Давай… хм! А это так и смотрит, что-то бормоча. Не буду обращать внимания.

Ангел поднял руку с мечом с намерением воткнуть его в землю перед собой. Воткнул. Задышав быстрее, он медленно отполз вверх по склонам траншеи. Подобрал под себя ноги. Ещё раз через плечо оглядел бесполезные и недвижимые крылья, горестно покачал головой.

Начал дышать иначе, так, словно пытался расслабиться. Вдох — выдох. Очень спокойно, размеренно. Перехватился за рукоять обеими руками, напряг ноги — дыхание сбилось. Он вдохнул, очень глубоко и, сместив вес вперёд, встал. Используя меч как опору, он стоял, покачиваясь. Но стоял. Со спины он выглядел далеко не как человек. Одно дело, что торчали обугленные крылья, но и кости, мышцы под кожей проглядывались, как иначе устроенные. Спина казалась очень мощной — по иному, видимо, привести крылья в движенье было невозможно.

Ну, вот и отлично. Стоим. Крылья потеряны — проклятье! Их надо срезать… позже… сейчас главное стоять. Понять, где находимся. Где остальные? Как меня сюда занесло? Наверняка этот видел. Надо как-то наладить контакт. Поманю рукой — может, он знает, что это значит.

Знает — подходит. Очень медленно, руки дрожат — боится. Наверное, всё-таки не враг.

Существо в чёрных одеждах подошло в упор, его трясло всем телом. Пахло потом. Оно боялось — определённо.

— Кто ты? Где Я? — Не понимает. Проклятье!

Ангел закатил глаза, недовольство росло. Он неизвестно где, его не понимают и боятся. Мог бы сказать своё имя, но не помнил, как его зовут. Даже не знал, как представиться!

Ангел вытянул в сторону неизвестного ему существа руку, привлекая внимание и без того глядящего на него священника. И, смотря ему прямо в глаза, он попытался изобразить вопрос на своём лице. Успех — существо его, кажется, поняло.

* * *


Отец Филип трясся всем телом. Это даже не столько страх был, сколько волнение. Ангел! Живой ангел. Прямо здесь — перед ним. Представитель воинства Божьего, с мечом, потерявший, вероятно в бою, часть доспехов и раненый, но живой. Ныне бескрылый — сгорели. Но их остатки до сих пор торчат из невероятно сильной спины. Ангелы иные, сложены иначе. Он выше, на две головы точно.

Кажется, он что-то хочет выяснить у меня. Я его не понимаю. Это явно не латынь, и не похоже ни на один из языков, что когда-либо я слышал. Он догадался, что я его не понимаю. Подозвал жестом. Ткнул пальцем, глаза… Он спрашивает!

— Я отец Филип.

Ангел дышал тяжело, его лицо было перекошено судорогой боли, но уже не так сильно. То, что видел священник за время, как ангел пришёл в себя, было ужасно. Отец Филип даже представить не мог, какие боли испытывал он.

А что с ним делать?

Рассказать об этом? Нет! Ни в коем случае. Это может грозить невероятными последствиями, как для меня, так и для всех, кто его увидит.

Он ведь не один. Огни — это были ангелы! Почему они падали? Неужели с наступлением темноты над миром нашим начиналась битва, и ангелы проигрывали? Или падали не только ангелы? Или меж ними произошла битва?

Господи! Да что же произошло?!

Надеюсь, никто не видел, как огонь упал совсем близко к приходу. Хоть бы все последовали моему наставлению и с приходом темноты сидели по домам, закрыв ставни и заперев двери.

Ангел продолжал сверлить священника взором, иногда он пытался ему что-то говорить, но осекался, видя, что собеседник не понимает его. Было видно, что он слаб, его терзает боль, и он стоит через силу.

И тут отец Филип решился на то, чего и помыслить не мог: он обошёл ангела, встал на тропу, ведущую к его домику и приходу, и позвал ангела идти с ним. Жестами, разумеется. Говорить смысла не было — они друг друга не понимали. Он поманил его раз, другой, на третий в глазах ангела он увидел понимание, но тот всё равно не двигался с места. Видимо, он думал, стоит ли доверять.

Священник понятия не имел, как заручиться доверием ангела. Ангела! И первое, и как ему показалось, правильное решение, что приходило на ум, это показать ему на распятие. Он же ангел. Но тут его постигло разочарование — ангел бросил взгляд и отвёл глаза, продолжая раздумывать. Видимо распятие не было доводом, которому стоило доверять.

Отец Филип без преувеличения открыл от удивления рот. Символ веры, в частности и в ангелов, был ничем для ангела. Ощущение, что он даже не знал, что это! Это был шок.

* * *


Что это? Какой-то крест с подобным ему существом на нём — странный символ…

И что он хочет от меня? Что бы Я шёл с ним? Он не опасен — это явно, а если он всё-таки враг?

При мне мой меч, если что, Я ничего не потеряю, если погибну — всё одно жизни не помню.

Что ж… Неизвестный, веди меня, но мне понадобится помощь.

Ангел вновь подозвал это существо к себе, сходство в строении не делало его равным ему. Он низкий, нет крыльев, безвольный взгляд. Оно подошло. Ангел положил руку ему на плечо и опёрся для первого шага. Оно сообразило, что от него требуется, прихватило ангела за кожаный пояс, своими конечностями прижало к себе руку. Взглянуло на его лицо, кивнуло — вероятно, дало понять, что готово.

Ангел перенёс меч на другое место вперёд и сделал шаг. Было болезненно, но неведомое существо перенимало некоторый вес самого ангела, и ноющие мышцы не так саднили.

Вместе они вышли из траншеи. Дальше дорога… тропа шла со склона, и идти было гораздо легче. Шли достаточно быстро, если, конечно, учитывать раны ангела.

Солнце полностью вышло и поднялось над деревьями, когда они подошли к строениям. Здесь его спутник остановился, снял руку ангела с себя, отошёл, пятясь на пару шагов, и дал понять, что стоит обождать. Дождавшись утвердительного кивка, оно побежало вперёд к строениям. Отсутствовало оно недолго. Подбежало, заметно прихрамывая на ногу, вновь подхватило раненого, и они дошли до строений, где существо показало ангелу вход в низкое, небольшое строение. Вокруг не было ни души. Зайдя внутрь, ангел увидел, что и внутри никого похожего нет. Существо помогло ему сесть на бедный лежак, кроме которого в помещении был табурет, стол и ещё один крест с распятым на нём существом, но больше размерами, чем тот, который он видел до этого.

Ангел отдышался. Поняв, что этот переход стоил ему почти всех сил, ангел решительно развернулся лицом к стене и лёг. Остатки крыльев, уронив табурет, простёрлись по полу. Меч он не выпустил из руки.

Через несколько мгновений ангел провалился в сон.

* * *


Отец Филип спал на скамье у входа в храм.

Утро далось ему нелегко. Ох, как нелегко!

Мало того, что на него, в прямом смысле слова, свалился самый настоящий ангел, так он оказался ещё и жив. Сам встал и, лишь чтобы идти, попросил помощи. Шокирующим фактом было то, что он не понимал ни чешский, что, в принципе, неудивительно, ни немецкий и ни, даже, латынь. Распятие на него никакого впечатления не произвело — ну может, это лишь людское, а ангелы даже не знают об этом.

Да бред это!

Это не укладывалось в голове — не помещалось просто! Ангелы падают десятками с неба, раненые, а то и мёртвые, с мечами. Интересно, как много ещё подобных сему ангелу, было найдено повсеместно?

Ведь огни видели повсюду, и упасть они могли и в города, прямо на людей. Они так же могли быть живыми. С ума можно сойти!

Солнце почти село, когда отец Филип проснулся. И первое, что ему подумалось, что всё случившееся — сон. Но в этом он быстро разуверился: сутана была по-прежнему грязной, а кости с ушибленной стороны до сих пор болели, пожалуй, даже сильнее, чем утром. Прибавилась тянущая боль в спине — ангел-то далеко не воздушно лёгкий.

Ангел! Что он делает сейчас?

Отец Филип вскочил и понёсся в свой домик, открыл дверь — ангел продолжал спать. Обгорелые крылья так и валялись по комнате, меч по-прежнему был сжат в руке. Дышал мерно, иногда даже посапывал — прямо как человек. Священник счёл необходимым умыться и переодеться. После этого он пошёл в приход и долго молил Бога об ответах на его вопросы, просил дать понять, что сие значит.

Вышел он уже затемно и пошёл в свой домик. Но тут понял, что что-то не так, остановился и поднял взгляд в небо — в иссиня-чёрной высоте горели привычные звёзды, облака плыли мимо убывающего месяца. Никаких признаков недавних событий.

Ночные птицы пели, ветер веял, шумели листья — всё в порядке. Неужели всё закончилось? А если закончилось, то означать это может только одно — завтра стоит ждать всё Славошовице на утреннюю молитву. Однозначно же кто-нибудь следил за тем, что происходило в небе. Какой-нибудь неуёмный Рахел лесоруб с его во всё верящим другом Ондреем. Вечные спорщики священника никогда не слушали, вообще удивительно, что на вторую ночь молились вместе со всеми. Откуда только слова знают?

Допустим, никто не видел страшную вспышку вчера, хотя вряд ли — столь яркий всполох был бы виден и с закрытыми окнами, что говорить о ветхих домах селян. Их, поди-ка, насквозь просветило! И можно допустить, что после вспышки пусть не все, но многие выскочили на улицу.

И видели падение огня, точнее ангела, за приход. А стало быть, священник, скорее всего, в ведении и могут быть вопросы. И что им ответить?

А правду если? Нельзя! Будет хаос…

А если недосказать её? Не упомянуть про ангела и своё присутствие непосредственно на месте падения. Защитить тем самым ангела от возможных посягательств. Мало ли, что людям от такой новости в головы взбредёт? А ведь и с ангелом надо что-то придумать, не прятать же его постоянно в домике от глаз людских.

Отец Филип остановился. Затем вернулся на скамью и надолго задумался. Было о чём! На востоке начало светать, когда отец Филип всё же решил немного поспать. Он лёг на скамье в приходе и почти сразу уснул. Проспать он не боялся, ещё с семинарии было привито, если не сказать грубее — вбито время пробуждения, и усталость и недосыпание роли не играли.

Проснувшись, он вновь посетил спящего до сих пор ангела. Поза за ночь немного изменилась, но всё почти осталось как есть. Интересно, а крылья восстановятся? Эта мысль засела в нём чуть ли не с первого момента. Какой же ангел, если без крыльев?

Отец Филип отзвонил в колокол, как делал каждое утро. Исключением было вчерашнее — во время, отведённое колокольному звону, он следил за тем, как в парящей земле, у догорающего дуба, корчился от боли ангел…

Ангел не очнулся от звона — это хорошо. Не придётся гнать людей от храма, придумав какой-нибудь благовидный предлог, только бы они его не заметили. Народ собрался, но лениво и не слишком-то много. Как выяснил священник, люди следовали его совету, и никто не знал, что этой ночью небо было обычным небом. Просто небом.

Надо рассказать людям хотя бы об этом. Или обождать? Да — пожалуй. Чтобы не оказаться в глупом положении, лучше подстраховаться и понаблюдать за небом ещё несколько ночей. А уж потом возвестить на воскресной службе.

А что делать с ангелом? Быть может, хотя бы смыть с него кровь и землю? Спит он, видимо, достаточно крепко, чтобы не разбудить его случайно. А если проснётся? Что он подумает, хотя есть надежда, что он поймёт всё правильно. Ведь сырая ветошь явно не напоминает нечто агрессивное?

Что же… рискнём.

* * *


— Да говорю же — сегодня небо было как небо. Ни огней, ни вспышек.

— И как же это ты увидел? Всем же велено было сидеть по домам и молиться, а после спать! Или ты веления отца Филипа ослушался?

— Да ничего я не ослушался!

— А как тогда узнал? Если узнал вообще…

— Если думаешь, что я вру — то так и скажи! Нечего вилять, как кот хвостом.

— А я не виляю. Не виляю!

— А что ты делаешь?

— Я знать хочу — как это ты умудрился увидеть небо, коли веление отца Филипа выполнил?

— А вот видел и всё тут. Какая тебе разница?

— Вот сейчас всё ему расскажу! Что ты его веление нарушаешь — на небо пялишься, страх в сердце впускаешь и тем самым всё Славошовице подвергаешь опасности. Вон у него дверь приоткрыта в доме — всё скажу!

— Ну и…

Дверь вылетела с петлями вместе. Сразу следом за дверью вылетел священник. В доме раздался грохот, похоже, там кто-то разом перевернул всё, что было — стол, стул, лежанку. Раздалось очень громкое, хриплое, частое дыхание.

Остолбенев, Ондрей с Рахелом даже моргать перестали — настолько неожиданно всё случилось. Сама ситуация казалась невероятной.

Из дома послышался лязгающий металлический звук, рычащий выдох, за ним непонятный хруст и крик. Да такой неистовый крик, что ноги у случайных свидетелей задрожали. В доме кого-то убивали — точно.

Ноги дрожали и, как назло, приросли к земле, став такими тяжёлыми, что сойти с места не представлялось возможным. Рахел свой топор бросил и зажал руками рот. Ондрей стоял со своим наизготовку, но по глазам было видно, что топор он тоже бросит при первой возможности.

Снова послышался грохот внутри домика, снова вздох и… хруст, смешиваемый с неистовым криком боли. О пол в доме ударилось что-то металлическое. Послышалось ещё что-то невнятное. Хрипящее дыхание было слышно так отчётливо, что лесорубы его прямо-таки ощущали.

Тут наступила тишина.

Тишина была настолько громкой, что в ней утонули птичьи голоса и звуки, доносимые с полей и пастбища — они были пусть далеки, но обычно здесь у озера их было слышно прекрасно.

И тут грянул «гром» — Рахел и Ондрей услышали звук шагов. Один, второй…

Третий.

У священника был очень скромный домик, и пересечь его от стены до стены можно было за семь-восемь шагов. Под звуком каждого следующего шага половые доски скрипели всё надрывнее, всё ближе.

Четвёртый.

Ондрей услыхал позади себя странное шуршание и, испугавшись, обернулся — его друг Рахел улепётывал по траве с невероятной прытью. Руки ото рта он так и не отпустил.

Пятый.

Ондрей вновь обернулся к двери. Страх был так силён, что сойти с места он не мог, топор в руках предательски задрожал.

Шестой…

На косяки двери легли чьи-то окровавленные пальцы. Через миг показалась голова с длинными серыми волосами, местами с проплешинами. Незнакомец ростом был огромен. А рожа-то, рожа какая страшная!

У Ондрея затряслось всё. На глазах навернулись слёзы — он и меня убьёт…

Незнакомец огляделся и пригнулся, перешагивая порог. Ему пришлось пригнуться и, когда он вышел, топор таки выпал из рук лесоруба.

Великан! Очень сильный. Весь в крови. Ужасные раны на груди. Чудные поножи на ногах. И несоизмеримый гнев в глазах.

Сделав ещё два шага по направлению к застывшему человеку, великан остановился. Он смотрел на него пронизывающим взором и, как казалось, видел насквозь.

Ондрей закусил губу. Что-то тёплое и сырое расползалось по ногам.

Великан неожиданно что-то прохрипел. Тут очнулся отец Филип и мир в глазах Ондрея померк…

Одиннадцать лет спустя


— Да ты-то тогда вообще обделался и дух вон! — За длинным свадебным столом немало захмелевшие гости разразились громким хохотом. Лишь один не смеялся, то был лесоруб Ондрей.

— Лучше бы помер тогда… а сам-то как бежал, топор бросив, теперь молчишь, а как я до последнего отца Филипа спасти от бандитов хотел — то всем поведал, да только всё не так! — с изрядной долей стыда и обиды, пробурчал Рахел.

Сидевший на дальнем от них краю стола отец Филип слушал препирательства и улыбался. Ох, тогда смеялась вся округа над ними. Не без его подачи, конечно. А как же ещё было поступить? Вот и пришлось приврать изрядно. Он верил, что для пользы дела это не так грешно. Да и что было бы, коли он тогда не убедил бы всех, что ангел — это какой-то рыцарь, неведомо как сюда попавший, да ещё и какими-то зверьми в лесу чуть ли не до смерти задранный.

Да, этот грех священник взял на себя — он соврал всем, впоследствии и самому ангелу, точнее Анхелю — так отец Филип назвал его. Он назвал его в честь своего знакомого священника из далёкой Испании. Они познакомились в Праге давным-давно. Когда ещё сам Ян Гус учился в Университете. Это был очень сильный духом человек. Да и имя у него было соответствующее. Его даже среди священства многие считали без преувеличений ангелом. Потому, благодаря тому Анхелю, отец Филип весьма уверенно сочинил на ходу легенду раненого рыцаря Анхеля Руиза из предместий Мадрида. Который нанялся к одному пану в телохранители, в основном, по дружбе, а не денег ради — что тут, рыцарей нет? А потом, во время событий, которые Папа Мартин V своей особой хартией повелел не разглашать, все упоминания уничтожить и впредь не вспоминать, они вместе с паном перебирались подальше от бушующего Ческе-Будеёвице. В лесу на них напали разбойники. Пана порешили, Анхеля не смогли убить, но покалечили, а потом ещё и волки подрать пытались — Слава Богу, отец Филип услыхал и, как смог, прогнал зверьё.

Так как священник спас ему жизнь, то Анхель решил остаться при храме. И остался.

На деле же всё было несколько иначе. Сейчас уже всё и не припомнить, но попытка смыть кровь и грязь со спящего ангела была ошибкой. Уж какой бес был у того на уме, так и осталось неясно, да он и сам не признаётся, но как только священник коснулся его влажной ветошью, тот встал с такой неистовой ловкостью, что даже безжизненные крылья ему не помешали. Затем он без лишних слов вышвырнул человека из дома — ему не пришлось прикладывать для этого никаких усилий.

Что было дальше, отец Филип помнит урывками, что-то со слов лесорубов, так некстати проходивших мимо, как они сказали. Придя в себя, первое, что увидел отец Филип, это падающий навзничь Ондрей и стоящий у двери, точнее дверного проёма, ангел — без крыльев…

Тогда с минуту простояла зловещая тишина. Завершил её ангел, развернувшись спиной к священнику, сделав два шага внутрь дома и упав без сознания, едва только успев переступить порог. На спине его обильно кровоточили две свежих раны, там, где ранее были крылья. Из ран торчали вывернутые части суставов, справа сохранился кусок кости в 2 пальца длиной.

Растерянность священника была понятна. В доме истекал кровью ангел, павший с небес с опалёнными крыльями, рядом с домом лежал без сознания человек, которого он знал очень давно и ценил, несмотря на его длинный язык. Но первым делом всё-таки решил затащить вглубь дома первого. В доме царил хаос, и отец Филип оставил ангела на время на полу, всё той же злосчастной ветошью закрыв раны на спине в попытке остановить кровь.

После чего он вышел к Ондрею, а тот уже приходил в себя, но был в таком шоке, что ничего связного произнести ещё долго не мог. Когда же спустя некоторое время к горе-лесорубу вернулся рассудок, то священник не преминул попросить помощи. Они расставили по местам мебель, осталось переложить ангела на лежанку. А затем промыть раны и перевязать. Ондрею это далось непросто. Поэтому врать ради успокоения священнику пришлось весьма оперативно. Ондрея то в пот бросало от вида ран, то он холодел всякий раз, когда некий рыцарь подавал признаки жизни. Но тот так и не пришёл в сознание, чему отец Филип был несказанно рад — приди он в себя, и неизвестно, чего следовало бы ожидать.

Но всё прошло хорошо. Только у Ондрея с того дня глаз дёргается, уж до того перепугался да натерпелся. Да ещё Рахел, друг его, такое же трепло, да даже ещё хлеще, наверное, когда в деревню прибежал, то такого наговорил, что местные долго думали, что делать: сидеть тихо по норам или с вилами на штурм к озеру бежать.

Ох, и досталось тогда Рахелу, когда толпа в три десятка мужиков, вооружившись кто чем, пришла на холм к приходу, а там, на скамейке, сидят отец Филип с Ондреем и спокойно обсуждают происшедшее. Оба живые, дверь уже на место поставили — всё в порядке.

Тогда-то и была всем собравшимся поведана легенда о Анхеле Руизе. И все вроде поверили в неё.

— А что же это Анхель тебя так выкинул-то? Вместе с дверью?

— Да переборщил я с вином, думал боль заглушить да успокоить. Боль-то заглушил, а вот со спокойствием промашка вышла. — Выпалил тогда священник и мужики дружно захохотали. Но сразу же умолкли — отец Филип грозно шикнул на них. — Не будите лихо.

Ну а далее всё пошло тихо да гладко. Когда Анхель, очнувшись от забытья, оглядел себя, то видимо понял, что люди помогли ему, и больше так резко не реагировал. За следующие два года он полностью оправился от ран, худо-бедно осваивал местный говор, который давался ему тяжко, но его упорство было понятно — он попросту был тут один, и пришлось учиться.

Он всюду стал ходить за отцом Филипом, говорили с ним о разном, дела делали. Анхель, благодаря «рыцарской» силе, был знатным помощником. А когда погиб в грозу старший лесоруб Любомир, то он согласился занять его место. Работая с двумя болтунами, быстрее речь освоит, решил про себя священник, одобряя данное назначение.

Ещё через три года, когда по стране прокатилась волна междоусобиц среди гуситов, он показал, что и воин он также отменный. Чашники и табориты начинали порой бросаться друг на друга. Правда, это обычно происходило далеко от Ческе-Будеёвице, но как-то пришли в посёлок табориты. Пришли большим количеством и, резко отзываясь о местном режиме, который до сих пор не признавал гуситов, ни тех и ни других, пытались было ворваться в храм. Следовало ожидать грабежа, потом поджога, но тут они познакомились с Анхелем.

Тот как раз собирался на дальнюю вырубку и хорошо, что ещё не ушёл. Пять человек, что были с ним, не решились выступить против полусотни вооружённых пикартов, а вот Анхеля это совсем не смутило. Он был выше всех на голову, да и топор ему кузнец под стать сделал. Не разводя речей, он попросил их удалиться, но те отказались — были жертвы.

Но после они не являлись. Никогда.

В тот день лесорубы так и не ушли, было не до работы. Зато уважение, которое заслужил Анхель, было намного ценнее, чем те деревья, что они могли бы срубить за тот день. Он тогда стал почти народным героем. Конечно, кроме пяти коллег и самого священника, никто не видел всего того, что потом расползлось слухами, россказнями, а то уж и вовсе сказками. Однако для Анхеля это стало событием.

Собственно потому, когда недавно принесли пригласительные колачи отцу Филипу, то три колача были и для Анхеля. Благо жили они до сих пор вместе, только дом стал чуть больше, чем был.

Колачи с тремя начинками здесь трактуют вполне однозначно — будет свадьба. И принёс колачи не кто-то, а сам Гануш — ныне статный, красивый юноша. И жениться он собрался на столь же красивой девушке из соседнего местечка. Отец Филип был прямо-таки по-отечески рад за него. Гануш всегда был желанным гостем и до появления рыцаря и после. После он стал даже более частым гостем и активно участвовал в становлении Анхеля как человека.

Ведь учить пришлось практически всему. Конечно, он сам ходил, сам мог за собой ухаживать, но он не понимал вначале очень многого. Память не возвращалась к нему. Отец Филип даже не знал, хорошо ли это или же плохо?

* * *


А тем временем свадьба шла полным ходом. Уже давно прошли все испытания молодых, все традиционные игры и обычаи. На коленях брачующихся сидели дети, за столом все разбились на кучки, обсуждавшие каждая своё: где-то слышался громкий бас отца невесты, расписывающий свою дочь в лучших красках, где-то шумели женщины, на дальнем конце слышался самый громкий смех — ну оно понятно. Там Ондрей и Рахел вспоминают тот день. Краснея и, по очереди, перекрикивая друг друга, они уже не рассказывают, а спорят, кто был более труслив. Но всех окружающих их перепалка только веселила.

Священник сидел рядом с женихом и невестой, пил и ел немного, больше говорил и слушал. Анхель сидел чуть поодаль и тоже, в основном, слушал. Пить он мог сколько угодно — не пробирало его ни вином, ни пивом. И количество тут роли не играло. Отец Филип поднялся — от края до края стола прокатилась волна шиканья и стол затих.

— Я хочу сказать лишь то, что считаю важным. — Начал свою речь отец Филип. — Я верю, что всё происходящее с нами за нашу жизнь преисполнено Божественного смысла. Мы идём от одного пункта к другому. И все люди, все события, все явления — это наши учителя, посланные свыше. А посланная вам свыше любовь — это самый большой дар, которым мы можем принять из Его щедрых рук.

Дорогой мой Гануш, я знаю тебя с детства и помню многое, за что кланяюсь тебе, — он слегка наклонил голову в коротком сдержанном кивке, — и говорю спасибо. За всё.

Дорогая Барбора, мы знакомы лишь краткий миг, по сравнению с тем временем, что я знаю твоего возлюбленного, но верю, что ты будешь всегда и во всём ему опорой. Чтобы всегда вы вместе радовали мой взор. Ну и жду первенца, которого вы принесёте мне крестить. — Тут послышались смешки, а священник, улыбнувшись, поднял кубок с вином. Люди захлопали ему, кто-то что-то закричал, и всё утонуло в общем веселье…

* * *


— Я до сих пор многого не понимаю.

— Ты живёшь в нашем мире всего десять лет. Я прожил здесь жизнь почти в шесть раз длиннее, да и то не могу сказать, что всё понимаю.

Анхель и отец Филип переглянулись. Дорога к приходу была уже темна, но они прекрасно знали её. Свадебный пир окончен, все традиции соблюдены. Невесту всё-таки ухитрились украсть, но убежать от проворного жениха у похитителей не вышло. Тем самым он ещё раз доказал, что он достойный муж.

Анхель вздохнул, он часто спрашивал священника о разном, чего не понимал, что казалось ему нелогичным, ненормальным. И порой отец Филип не знал, что ответить. Люди слишком странный народ, чтобы его понять. И Анхель после подобных уклончивых ответов обычно качал головой и что-то говорил себе под нос на своём языке. Которым он пользовался довольно часто в разговорах с самим собой, бывало даже, он кричал неясные вещи в ночных кошмарах. Порой отца Филипа обжигала мысль о том, что этот диалект совсем не похож на испанский. Хорошо, хоть испанцы тут гости очень редкие, да и то чаще проездом и без остановок.

— Гануш тоже убьёт свою жену, когда она состарится?

Вопрос неожиданный, но обоснованный — год назад в соседнем селении случилось подобное происшествие. Причина была неясна, но поговаривали, что произошло это именно из-за того, что жена перестала быть для мужа той, в которую он когда-то влюбился.

— Случались вещи и хуже. Бывает, муж убивает жену после первой ночи с ней, а бывает, они сердце к сердцу живут всю жизнь, окружённые любовью детей и внуков. Жизнь — это сложно, чтобы её понять.

— Хм… Интересно, смогу ли Я когда-нибудь понять вас?

— Кто знает, Анхель. Кто знает… — Священник замолчал. Ангел есть ангел. И вряд ли поверит в то, что он один из нас. Да и толку его убеждать в том — он прекрасно помнил свои крылья. Крылья — их отец Филип похоронил за приходом. Хотя следовало бы сжечь, чтобы никаких следов.

Да и ходить без верхней одежды Анхелю он запрещал. Мало того, что раны его до сих пор наводят ужас на самого священника, а те, что на спине с весьма нехарактерным для человека строением, и того странно смотрятся. Хотя и в одежде на Анхеля смотреть было страшновато незнакомым с ним людям — детина на две головы выше всех местных, с пепельными волосами, спадавшими за спину чуть ниже плеч, с седой прядью на левом виске. И взгляд. Взгляда его и местные побаивались. Особенно, если он думу какую думает тяжелую. Поговаривают, что глаза у него красным светятся, когда он злится — прям как у испанских быков, отшучивался на это отец Филип.

В томном молчании они продолжили идти до самого домика, ни один из них больше не нарушал весенней тишины. Вокруг всё расцветало, всё нарождалось вновь, что вновь погибнуть к зиме — и этого Анхель тоже не понимал…

* * *


Прошло несколько дней, к отцу Филипу прибыл человек от епископа Йохана. Передав ему свиток с печатью, тот удалился. Долго глядя вслед посланнику, он далеко не сразу решился вскрыть печать. Позднее сел на скамью, положив свиток рядом. Он просто смотрел на заходящее солнце. Свиток подрагивал на лёгком, прохладном ветерке.

Солнце коснулось горизонта. Послышались шаги — Анхель возвращался с вырубки. Он сразу понял, что что-то не так, подошёл и сел рядом. Между ними, по-прежнему не тронутый, лежал свиток с печатью епископа Йохана.

— Что это?

— Открой, я не хочу читать это.

— Не понимаю. Ты не читал и не хочешь? Ты знаешь, что там?

— Да, знаю. Такая грамота высылается священникам, которые должны будут совершить паломничество к некоему чуду.

— Чуду?

— Явлению Божественной воли: всевидящие, мироточащие образы Господни, стигматы — чудеса, коими Господь проявляет свою волю на Земле.

— И? Это ведь неплохо.

— Чудеса — это порой не чудеса вовсе. Шарлатанство или тоже хуже — ересь!

Анхель закатил глаза, взял свиток, сломал печать и развернул его — грамоту он разумел не так хорошо, как говорил, поэтому времени прочесть всё до конца потребовалось порядочно. Сначала шли долгие дифирамбы отцу Филипу, Господу и прочий официоз. Далее шло описание чуда — тут Анхель остановился, поглядел на священника, который был всё также поглощён созерцанием заката. Когда тот обратил внимание на него, то ангел вернулся к свитку и вслух зачитал:

— «… селянами обнаружены в пойме реки останки. Нет никаких сомнений, что они нечеловеческие — налицо иное строение скелета и наличие фрагментов крыл на спине…» — закончив читать эти строки, Анхель посмотрел на священника. Но тот, не дожидаясь каких-либо слов, выхватил свиток и впился в него глазами. Читая полушёпотом строку за строкой, отец Филип словно выпал из этого мира. Руки задрожали, он бросил свиток и встал. Нервно скрестил руки на груди. Задышал чаще и глубже.

Анхель подошёл и, положив ему руку на плечо, развернул к себе священника.

— Я не один.

— Да, ты был последним.

— Последним? Это ты не упоминал.

— Я в этом не уверен, по правде говоря. Когда упал ты, меня швырнуло о землю, и я очнулся, когда уже светало. Но далее ночи были тихие, больше никто не падал. И это — первый раз, когда до меня дошли вести о подобных тебе. Если ты не был последним, то точно в последней ватаге падших…

— Я выжил. Значит, могли и другие.

— Да — могли.

И за сими словами наступило молчание. Тягостное, нервное и тревожное.

Отец Филип, закрыв глаза, стоял спиной к Анхелю — он чувствовал вину. Напрасно он ранее не сказал этих мелочей, без которых картина не сложилась. А она складывалась весьма ужасающе.

— Когда выходим? — Прогремело на холме. Священник обернулся — Анхель смотрел на него. И взор его был полон решимости. Кивнув, он ответил:

— Через два дня — нужно завершить здесь пару дел.




Глава 3


— Где его нашли?

— На востоке. В пойме. Странно, что только в этот год, хотя весна нынче жаркая, вода отступила дальше обычного.

— В пойме? Что это?

— Весной вода поднимается, а к лету сходит, заливаемый ей берег называют поймой.

— Ясно. А что за река?

— Ты не дочитал? Его тело нашли на рукаве Нежарки.

— Ни о чём не говорит…

Солнце только начинало выходить из-за горизонта.

Дорога шла, извиваясь между небольших холмов, заросших ясенями. Светило порой проглядывало меж ними, ударяя в глаза путников.

Вышли они затемно. Хотя идти было не очень далеко: один-два дня перехода по хорошей сухой дороге. Шли налегке, еды взяли ровно столько, сколько нужно. Анхель прихватил с собой меч, который очень редко доставал из-под своего лежака. За день до выхода он его основательно отточил и убрал в кожаные ножны. Хотя скорее нет — это больше было похоже на длинную узкую дорожную сумку с ремнями, в которую меч входил полностью, никак не показывая содержимое. Одевалась это сумка на плечо, пристёгивалась к поясу и никак не стесняла движения при ходьбе и даже при беге. При надобности её можно было запросто и к седлу примостить. Сделал её для Анхеля кожевник из города, друг епископа. Помимо неё за плечами Анхель нёс дорожный мешок с припасами и всем необходимым в их миссии.

* * *


Отец Филип шёл и вовсе пустой. Лишь посох был в его руке, к которому он прибегал только в подобных ситуациях. Священник хоть и был уже в возрасте, но дома посох ему не требовался, да и Славошовице было не таким большим селением, чтобы долго ходить по нему. Однако годы своё брали, да и левая нога порой болела. Как знать, было ли это отголоском падения в тот день, когда с неба, мягко говоря, упал ангел, или это просто старость начинала требовать к себе уважения. Они шли всего пару часов, и пока посох был скорее атрибутом, нежели опорой. Да и шли, надо сказать, не спеша.

Солнце поднялось над деревьями, становилось душновато. Отец Филип оглядел горизонт, когда они поднялись по дороге на возвышенность. С неё открывался хороший вид на местность, а небо так и вовсе было как на ладони.

— Дождя бы не случилось. — Покачал головой священник. Анхеля раздражало, когда его спаситель так говорил. Ангел поначалу считал, что неправильно понимает его. Ведь когда отец Филип вот так, ни с того ни с сего, говорил что-то вроде «тучи бы не набежали» или «ветер бы не поднялся», то тучи с ветром незамедлительно в тот день случались. Однажды Анхель даже спросил его после подобного: «когда ты спрашиваешь пустоту о чём-либо, то это случается. Не проще ли ставить её перед фактом?». Отец Филип тогда подозрительно долго улыбался и сказал так: «Кому же понравится, если его перед фактом ставить?». Признаться, Анхель его не понял. Лишь потом ему растолковали дровосеки. Но осадок от подобных подозрений сохранился.

Анхель остановился и несколько минут всматривался в небесную синь.

— Почему ты считаешь, что будет дождь?

— Душно с утра раннего, да и облака в высоте вон как летят быстро.

— И всё?

— Верная примета! — Выпалил монах, поднимая указательный палец вверх. После чего развернулся и пошёл дальше, оставив Анхеля думать.

Подобные разговоры у них часто случались. Пусть ангел в этом мире уже одиннадцать лет, но многое ему до сих пор было непонятно, а то и дико. А приметы его наставника были скорее законами бытия — если примета верная, а иных отец Филип не знал, то это считай закон. Значит, по-иному быть не может.

Анхель догнал священника. С горы тот шёл бодро, а на губах была извечная улыбка, которая озаряла его лицо после очередной «верной приметы».

— Расскажи мне.

— О чём?

— Про ту грамоту, которая тебе пришла в прошлый раз?

Улыбка медленно сошла с лица. Поглядев на Анхеля, монах вздохнул — в памяти вспыхнули те воспоминания, которые он уже двадцать два года молил Бога забрать у него, но они оставались. Как уродство, как клеймо.

— Епископ Йохан в тот год только сан принял…

1399 г. Ческе-Будеёвице


Только что закрылись двери собора Святого Микулаша. В Соборе царил полумрак, у алтаря стояли двое: молодой ещё совсем монах и епископ.

— … приняв в сём году сан епископа, я более не могу быть постоянно рядом. Ты должен идти своей дорогой, а не ходить по моим следам. То, чему мог и хотел, я тебя научил. Уверен, ты пройдёшь свой путь достойно.

— Конечно. Я очень благодарен вам, епископ Йохан. Я бы не нашёл покоя, если бы не вы.

— Сотый раз тебе поясняю — я лишь путь указал, толкнул в верном направлении. Остальное это ты и Господь.

— Разумеется.

— Хотя думаю, я смогу помочь тебе сделать первый шаг самостоятельно. Буквально вчера из недалёкого селения прибыло известие о чуде, явленном Господом нашим.

— Чудо? Или же шарлатанство?

— Это тебе и предстоит выяснить. Я посылаю тебя в местечко Славошовице, вот грамота, коя должна при тебе быть. — Епископ передал свиток, запечатанный по всем правилам и канонам Римской Католической Церкви. — Разверни, прочитай.

Недолго провозившись с печатями, отец Филип развернул бумагу.

В тусклом свете свеч, освещающих алтарь, он увидел чёткий почерк писца.




Грамота о явлении Чуда Божественного,






Обнародованная по случаю явления оного, либо в подозрении на оное.


Йохан Миллер, епископ.

Слуга слуг Божиих.




Досточтимому брату, отцу Филипу.




Вам надлежит отправиться в недалёкое селение, называемое Славошовице, что близ Ческе-Будеёвице.

Оттуда прибыли известия о явлении Божественной воли в виде дитя, кое вещает словами Его о временах грядущих, знать о коих, кроме как Богу, не дано никому.

Вам же, отец Филип, надлежит удостовериться в наличии Чуда сего и при подтверждении оного, срочно доставить в град сей — Ческе-Будеёвице, для дальнейшего расследования.

В случае же не подтверждения оного Чуда, прошу Вас оповестить нас грамотой, в коей будет описана Ваша позиция, исключающая Божий промысел в данном случае. После отправки вышеуказанной грамоты, надлежит Вам оставаться там, до принятия нами решения по поводу сего. Наше решение не заставит долго ждать, и ожидание Ваше долгим не будет.

Заключить сию грамоту хочу тем, что на Вас возлагается большая ответственность, и Ваше решение должно быть взвешенным и аргументированным.

Удачи Вам и да хранит Вас Бог.





Молодой священник оторвал свой взор от свитка.

— Я сделаю всё потребное от меня. — Голос был воодушевлённым и уверенным. Даже статью он словно стал выше, стройнее. Глаза загорелись от желания сделать что-то самому — быть самостоятельным. В его неполные три десятка лет давно пора. — Когда я могу приступить? Завтра?

— Не стоит с этим затягивать, времена неспокойные — народ всё больше бросается на церковь с неприятием. Не стоит допускать сего. Мало ли что может наговорить это дитя. Народ есть народ.

— Понимаю вас, епископ Йохан. Я отправлюсь завтра же.

— Бог вам в помощь.

На том они расстались, уже с рассветом молодой священник вышел из крепостных ворот. Дорога заняла два дня — задержал дождь, пришлось пережидать его, напросившись в дом живущих рядом с дорогой селян. К вечеру же он прибыл на место. Местный староста выглядел достаточно мрачно, если не сказать угрюмо. Неумеренно толстый, с неряшливой бородой, он казался боровом. Открыв дверь священнику, первое, что он сделал, это почесал себя ниже пояса, а затем той же рукой стёр пот с лица.

— Слушаю вас, отче.

— Я отец Филип, Я послан епархией для канонической оценки чуда, которое имеет место быть в вашем селении. — Он протянул грамоту старосте. Тот скосил глаза на протягиваемый ему свиток, что-то фыркнул себе под нос, развернулся и зашагал внутрь дома.

— Дверь закройте за собой. — Сказал он, уже усаживаясь за стол.

Священник кивнул и вошёл. Затворив дверь, он едва не скривился от запаха, что царил в доме. Здесь было душно. Несмотря на то, что на улице было и так тепло, печь была натоплена так, что в пот бросило. И потом тут прям таки воняло. Кроме того, смердело псиной, хотя собаки с первого взгляда видно не было, она сыскалась после, выйдя из-за печки обнюхать гостя. Староста ногой выдвинул из-под стола табурет и указал на него священнику. Когда тот сел, как бы невзначай отодвинувшись подальше от хозяина дома, тот заговорил:

— Ожидал я вас, отче. И сказать по чести, думал, кто постарше придёт. Ну кого послали — того послали. — Свиток он так и не раскрыл, катая его ладонью по столу. — Касательно чуда скажу вот что: не верю я в то.

— Отчего же? Разве не вами подписано пришедшее к нам письмо, где повествуется о чуде?

— Мной. А что удивительного, писать-то мало кто умеет. Я писал. Да и чтобы разобрать это, нужен монах, мы-то несведущи в сих… проявлениях.

— Расскажите мне всё, что знаете. Кстати, я отец Филип. — Он немного привстал, чуть поклонившись.

— Ян Новак. — Ответный поклон. — А рассказывать-то особо нечего. Была гроза, молния попала в дом — загорелся, но, благо дождь был сильный, только крыша пострадала. А на следующий день девочка десяти лет отроду начала говорить странные… страшные вещи. Собственно и всё.

— И что же она говорит?

— Ересь какую-то! — Выпалил староста почти одним словом, а после перекрестился и огляделся. А затем, наклонившись вперёд, шёпотом произнёс. — Как есть ересь.

Снова перекрестившись, он отодвинулся и скрестил руки на груди, сверля священника взглядом, требующим ответов.

— Где я могу остановиться?

— У нас есть небольшой приход, но священника нет. А при приходе домик есть — справный скажу вам, крыша не течёт, полы крепкие. Дверь только скрипучая, спасу нет. Я провожу вас, это у озера.

При всей своей отвратной внешности на ногу староста был весьма скор. Отец Филип почти бежал за ним, тот же шёл не спеша, порой что-то говоря, рассказывая про некие достопримечательности местного характера, а то и откровенно противные слуху священника подробности. Все россказни сопровождались неприятным смехом, переходящим в кашель.

Благо идти пришлось и впрямь немного. Вскоре, обойдя озерцо и взойдя на холм, они подошли к храму, совсем небольшому — как раз для такого селения. За ним виднелся небольшой домик. Остановившись напротив входа в храм, староста перекрестился, а сделав шаг в сторону, громко высморкался, чем заставил отца Филипа замереть, не доведя крестное знамение до конца. В очередной раз поразившись бестактности Яна Новака, отец Филип пошёл к дому. Внутри того из удобств были стол, пара табуретов и вполне сносный лежак. Было прибрано, а в небольшом шкафу нашлись свечи.

— Располагайтесь, отче. С утра зайду за вами и отведу к чудной нашей. Отдыхайте. — С этими словами он вышел и побрёл по тропе обратно.

Молодой священник выдохнул и снова огляделся — вполне приятный дом. Из своей сумки он извлёк кусок хлеба и немного воды — всё, что осталось с дороги. Осталось надеяться, что местные не дадут умереть с голоду.

* * *


Увесистый кулак грохнул несколько раз в дверь. Молодой священник прямо-таки подскочил со своего лежака от неожиданности. Нет, он уже не спал. Но натруженные дорогой ноги отказывались поднимать тело. Неведомо сколько так пролежал бы он в сладком мереченьи, если бы не пришедший, должно быть, староста.

Открыв дверь, отец Филип удостоверился, да — староста. Та же неприятная рожа, неряшливая одежда, вся в жирных пятнах, подмышки промокли от пота — а ведь не жарко ещё. Солнце только взошло, и над озером плыл лёгкий туман. Местная природа была красива на диво. С холма открывался поистине сказочный пейзаж, который портила морда старосты. И надо отметить, не казалась невыспатой. Наоборот — лицо, так сказать, было бодрое, а глаза вполне ясные. Чего нельзя было сказать о лице самого священника.

— Отче, утра вам доброго. Сейчас пойдёмте ко мне — завтрак вы, думаю, ещё не ели, а я сготовил на двоих. — Доложил староста и, начав разворачиваться, кинул через плечо. — Я дома прибрался.

Неужели отец Филип своим поведением как-то выдал тот факт, что дом старосты он счёл свинарником?.. Решив промолчать, священник пошёл следом за старостой. Ну как пошёл — побежал почти. Неугомонный боров, снова никак не показывая спешки, нёсся, словно на пожар. Едва поспевавший за ним священник за путь несколько раз чуть не упал, споткнувшись о какие-то корни, торчавшие на дороге.

Дошли до дома старосты быстро, хотя иначе и быть не могло при таком темпе. Войдя внутрь, священник оценил старания местной управы. Дом не узнать было, всё лежало по своим местам: на полках, в шкафчиках, за занавесями. Пёс сидел у двери и молча приветствовал хозяина и его гостя. Запаха тоже почти не ощущалось — чудеса, да и только.

Ян Новак указал на табурет, а сам пошёл к печи и некоторое время там копошился. А после принёс на стол несколько тарелок со снедью, вполне скромной, но сытной и вкусной.

Стоило отметить, что в делах кулинарных староста смыслил. Насытившись, священник не успел даже поблагодарить хозяина, как тот поднялся и указал на дверь:

— А теперь и на чудо поглядим.

— Благодарю вас за завтрак…

— Пустое, отче. Пустое. Кто ж вас ещё кормить-то тут будет, кроме меня вас никто не знает. — Засмеялся староста.

И то верно, подумалось монаху. Прибыл он уже почти впотьмах, и люду на улице уже почти не было, а утром они «пролетели» мимо нескольких селян с такой скоростью, что те едва ли поняли, что мимо священник прошёл.

Отец Филип подумал, что ему грозит очередная беготня за старостой, но, к его радости, тот шёл, словно на крестном ходу, медленно и спокойно, доброжелательно здоровался с проходящими по своим делам селянами, с некоторыми он задерживался, говорил, знакомил со священником. Селение было небольшое и, несмотря на все остановки, пришли на место они весьма быстро.

То был обычный вполне дом, как и все в Славошовице. Лишь крыша была новой, ну то понятно — молния сожгла прежнюю. Во дворе сидела девочка. Сидела так, словно ждала именно их. Когда они подошли, она встала.

— Доброе утро пан Новак. И вам… отец Филип.

Староста и священник вытаращили на неё глаза. Затем переглянулись — староста, отвечая на немой вопрос, отрицательно покачал головой.

— А как тебя зовут? — Превозмогая нахлынувшее волнение, спросил отец Филип.

— Я — Тереза.

— Какое красивое имя.

— Спасибо. Вы пришли, чтобы послушать, что говорит Бог моими устами?

Двое снова переглянулись — девочка явно знала чуть больше, чем должна бы.

— Да. Меня послали, чтобы посмотреть на тебя, послушать тебя.

— А потом убить? — На детском лице не отразилось никакого страха или злости. Она так же мило улыбалась, как и при встрече. И от улыбки этой становилось не по себе. Глядевшая прямо в глаза священнику девочка задала вопрос и ждала ответ.

— Что за мысли такие, Тереза? Это же тебе не лесные бандиты без роду и племени. Это святой отец. Когда ты видела, чтобы они кого-то убивали? — Встрял староста.

— Простите, отец Филип. — Девочка потупила взор.

— Ничего страшного. — Улыбнулся священник, устраиваясь на корточках перед ребёнком. — Тереза. Ты не хочешь показать мне округу?

— Хорошо, только маме скажу.

После этих слов она убежала за дом. Вернулась она с матерью, спустя несколько минут. Мать не сказала ни слова, лишь оглядела священника, улыбнулась, поприветствовала молча, и слегка подтолкнув девочку, одобрительно кивнула ей.

— Её мать, Катарина — она немая с рождения. Всё слышит, но молчит. — Прояснил ситуацию староста. Отец Филип понимающе покачал головой и улыбнулся ей.

Тереза, отойдя от матери, взяла за руку священника и потянула его от дома.

— Ну, думаю, я вам пока не нужен, заходите вечером. — Помахал рукой Ян Новак.

Девочка провела священника через всё селение — небольшое, домов сорок-пятьдесят, не более. Народ был в основном приветлив, хотя на девочку порой косились, почти не скрывая страха. Девочка всех приветствовала, знакомила со священником, но немногие задержались для разговоров. Быстро отвечая, с натянутой улыбкой, они уходили. Их тоже можно было понять — появился монах, значит, и инквизиция появиться может. А в таком случае лучше пресекать на корню всевозможные контакты с девочкой.

Обойдя Славошовице, девочка повела отца Филипа на холм у озера, где был приход и дом, где тот ночевал. Шли они другой дорогой, огибающей озеро. Взойдя на холм, они прошли дальше за постройки, там оказалась тропа, ведущая вверх. Вскоре они взошли на самый верх гряды холмов, где была полянка — небольшая, но с неё открывался замечательный вид.

— Вам у нас нравится?

— Да, очень красиво здесь.

— Оставайтесь. Храм пустует уже почти одиннадцать лет. Отец сказал, что местный священник умер через несколько дней после моего рождения.

— Как грустно, он успел тебя окрестить?

— Нет. Меня крестили в городе. Я этого не помню — отец рассказывал. Пока не умер…

— Значит, кроме матери, у тебя никого нет?

— Бабушка. Она живёт с нами теперь. Она одна теперь понимает маму, папа раньше понимал.

— Скорбную тебе долю уготовил Господь. Но это сделает тебя сильнее — все испытания, что посылает нам Бог, неспроста.

— Я знаю — Он говорил мне.

— Он?

— Бог.

— А что он тебе ещё говорил? Если не секрет, конечно. — Хитро улыбнулся он.

— Не секрет. Он много чего мне сказал. Про ваш приход тоже предупредил. Сказал, что вы будете задавать много вопросов, а потом придут другие и заберут меня. Чтобы убить.

Отец Филип посмотрел ей в глаза — кроме холодной отстранённости там ничего не было. Она словно и не о себе говорила. Словно пересказывала сказку или песенку. Она не боялась. И от этого становилось страшно священнику. Она отвела взор. Надменно, словно королева или иная дева высокого рода. Затем она сделала несколько шагов вперёд и, стоя спиной к монаху, произнесла каким-то чужим голосом:

— Xέρι της μοίρας… - После она обернулась и исподлобья взглянула на застывшего священника. — Да-да.

— Что ты сказала?

— Что? Ничего. — Снова своим голоском произнесла она. Взгляд снова был детский и беззаботный.

— Послышалось, стало быть. — Улыбнулся монах, хотя сам удивился, что смог улыбнуться. Он прекрасно расслышал это греческое выражение, которое девочка знать вряд ли могла. «Рука Судьбы» означает оно. И что это сулило, монах понять не мог. Но что-то в этой девочке было явно неладно. Вот только что?

Бог ли говорит её устами?

Солнце клонилось к горизонту, когда они вернулись. Тереза больше не сказала ничего странного — просто ребёнок. Всегда весёлый и любопытный — всё, как положено. Пожалуй, если бы не тот её выпад, то она вполне казалась безобидной.

Отец Филип довёл её до дома и пошёл к старосте. Идти до него было совсем недалеко. По пути ему навстречу попалась женщина вполне уже почтенного возраста, она остановилась, глядя на него. Остановился и он. Поклонившись ей, он поздоровался:

— Вечера вам доброго.

— И вам, отче. — Она подошла к нему, поклонилась, поцеловала перстень и, как-то подозрительно, огляделась. — Святой отец, её устами говорил демон. То не Бог! — грозно прошептала она и перекрестилась. После чего она вновь огляделась и пошла прочь.

Отец Филип не стал смотреть ей вслед, просто пошёл дальше.

Дойдя до старосты, он в дом сразу не пошёл, а присел на скамью, стоявшую рядом. В голове роились мысли. И благие, и те, что гнать стоило, но и в них был смысл. Бог или, и впрямь, нечистый речёт через эту девочку? Как знать. Нужно проверить это. Но как? Тут разобрался бы экзорцист, а он что — просто монах…

Дверь тихо скрипнула, вышел пан Новак и присел рядом, не взглянув даже на священника. Будто не видел. Также, не поворачивая головы, он заговорил, словно сам с собой:

— Люблю так посидеть вечером. Мысли разложить, что за день накопились.

— Вы мне всё сказали касательно девочки? — Спокойно, но в лоб спросил отец Филип.

— Что вы имеете в виду, отче? Нашего священника, который повесился над алтарём в ночь перед воскресной мессой через несколько дней после её рождения? Отца Терезы — Лабислава, который оступился на ровной дороге и сломал шею после того, как впервые отругал дочь за шалость? Что ещё вспомнить? Может то, что к Терезе не подходят животные? Даже куры, и те её сторонятся, а коли она таки поймает какую, то яйца у той тухнут ещё в курятнике.

Много чего странного в этом деле. И Бог тут, скажу я вам, да и кто угодно скажет, не причём. А как-то выказывать сие не хотим. Да и побаивается народ, если честно.

— А вы, значит, не побоялись написать?

— Не побоялся. А чего мне бояться? Я своё пожил, детей нет, — он небрежно похлопал себя ниже пояса, — бездетен я. Ни жены, ни другой родни, за которую можно было бы переживать. Да и, напомню вам, соврал я в письме-то — Божий промысел. — Он усмехнулся и закашлялся.

— Завтра я пойду с ней в храм. Если тут замешан некий демон, то вряд ли она согласится туда войти — нечисти в храм ходу нет. А коли так, то я напишу епископу, и он решит, что делать. Думаю, пришлёт опытного в делах изгнания демонов священника.

Пан Новак закрыл глаза. Так он просидел несколько минут, словно уснул. Когда он открыл глаза, бодро заявил:

— А пойдёмте ужинать — ночь скоро уже.

* * *


Утро было облачным. Шёл дождь, порой прекращаясь, порой начинаясь вновь. На холме луж почти не было — вода стекала вниз и скапливалась там. По озеру метались волны, плеская водой на небольшую песчаную полосу берега или на прибрежный камыш. Тяжёлые тучи быстро неслись по небу на запад. Выше на холме шелестели листьями деревья. Птицы метались в поисках места, где можно переждать непогоду.

Отец Филип стоял у дверей храма, скрестив руки на груди и позволив ветру терзать сутану. В кулаке он зажал распятие. Он думал о своём плане привести девочку в храм, а там будь, что будет. Хотя, что может случиться? Либо она войдёт внутрь, либо нет. А если войдёт? Как она себя поведёт? В семинарии учат, что нечистый в церковь не сможет вступить, но кто его знает, как на самом деле.

Ты сомневаешься. В первую очередь в себе. А не должен бы. Бог с тобой — он твоя защита и опора, так будь смел и уверен.

Ветер подул сильнее и ударил в лицо священнику, словно влепил пощёчину, звонкую и отрезвляющую. Выдохнув, он сделал шаг — первый. За ним второй. И вот он уже идёт за ней.

Пройдя мимо дома старосты, мимо жителей, он быстро пришёл куда хотел. Девочка стояла на пороге дома — она ждала его. Мило улыбаясь, она подошла к нему, взяла за руку, поглядела ему в глаза и потянула его от дома.

— Куда мы сегодня пойдём? Быть может, направимся в наш храм?

У отца Филипа сердце упало из груди куда-то вниз и в панике застучало чаще. Откуда она знает? Или совпадение?

— Ну, раз хочешь, то идём. Он ведь не заперт? — Он не заперт — он проверял это утром.

— Открыт. Хоть священника и нет, но все ходят туда по воскресениям. В наш храм всегда двери открыты.

— Не случались ли грабежи при таком положении дел?

— Не знаю. А что там красть? Там ничего нет — все ценности лежат у старосты.

— Ах, вот оно что. — Улыбнулся монах. Он понемногу расслаблялся — дрожь в коленках прекратилась — всё-таки совпадение. Так хотелось в это верить.

Дождь вновь начался, пока они поднимались по размокшей скользкой тропе. На сей раз это был почти ливень, что весьма подгоняло их. Подбежав к храму, отец Филип перекрестился и толкнул дверь. Краем глаза он приметил, что Тереза, подобно ему, осенила себя крестным знамением и прошла в дверной проём за священником.

Внутри было тихо, если не обращать внимания на стук воды по крыше и восточной стене. Не было ощущения заброшенности: чисто, пыли нет, вётлы паутины по углам не висят, даже свечи вполне новые. Священник вертел головой, оглядывая небольшой храм. Свыше сотни человек сюда не войдут, а больше-то и не надо для Славошовице. Священник медленно шёл к алтарю, оглашая недлинный наос и боковые нефы эхом шагов. Следом тихим призраком за ним шла Тереза.

Действительно, никаких реликвий, за которые стоило бы опасаться, в храме не было. Кроме скамеек и свеч тут, пожалуй, ничего движимого и не было.

— Мне нравится здесь. — Неожиданно сказала Тереза. Отец Филип почти подскочил он неожиданности. Он обернулся на неё — девочка, как и он совсем недавно, вертела головой. — Здесь так тихо. Спокойно…

— Так и должно быть. За дверьми храма может происходить всё, что угодно, но здесь всегда спокойствие должно царить. Духовность не терпит мирской суеты.

Постояв у алтаря немного, они присели на ближайшую скамью. Сидели в тишине, погрузившись в свои мысли. Иногда она нарушалась лишь ударами ветра о стены и шумом дождя, но это всё было там, за гранью — снаружи.

Тереза покачивала свисавшими ногами, пребывая где-то совсем далеко от этого места. Глядя на алтарь, она словно смотрела сквозь него, куда-то в неведомую даль. Туда, где нет ни дождя, ни ветра — спокойствие и умиротворение. Быть может, она смотрела на Рай.

На лице её промелькнула едва заметная тень улыбки. Она наклонила голову, не отрывая взора от алтаря, или на что она там смотрела. Улыбка становилась всё яснее на лице. Глаза сужались. И вот тот самый взгляд, который священник уже видел — тот самый, которого он так испугался. Тереза засмеялась, сначала тихо — одним дыханием. Ощущение, что перед ней разворачивались какие-то события, над которыми не грех в голос посмеяться, но только ничего этого не было. Она по-прежнему смотрела в сторону алтаря.

— Тереза? — Осторожно произнёс отец Филип. Она не реагировала. Она продолжала смеяться, уже прочти в голос. Священник потянулся к ней, чтобы коснуться плеча, как вдруг она схватила его за руку и резко швырнула на пол. Сила там была явно недетская. Прокатившись по полу монах, застыл, глядя на девочку.

Тереза соскочила со скамьи, продолжая громко хохотать. Она ткнула пальцем в лежащего на полу священника, и смех её стал громче. Сердце сжалось в груди у отца Филипа. Смех отражался эхом и становился ещё более зловещим.

Вдруг он прекратился. Девочка наклонила голову набок и с минуту смотрела в глаза священнику. Там не было гнева, не играли огни — это были детские глаза. А вот улыбка, кривым шрамом застывшая на лице, пугала. Тереза хмыкнула, развернулась и, воспарив почти на сажень над полом, медленно опустилась на спинку скамьи. Скамья не пошатнулась, хотя должна была опрокинуться. Просто не могла не опрокинуться!

Девочка прошлась по ней сначала в одну сторону, затем обратно, не переставая глазеть на священника и криво улыбаться. Да и походка была похожа на ту, которой прогуливаются распутницы в тёмных кварталах. Похотливо подмигнув отцу Филипу, она резко остановилась.

— Так Бог или демон во мне? Как вы считаете, отче? Хотя Я бы назвал вас скорее «выродками». Вас всех, кто заполонил мир.

— Господь мой, что с этим ребёнком? — Прошептал почти про себя отец Филип.

— Господь?.. — Тереза закатила глаза. — Скажешь же! Раскрою небольшую тайну — бога нет.

— Что ты такое? — уверенно спросил монах, приподнимаясь и вытягивая в руке распятие. — Отвечай нечистый!

— А то что? — На детском личике было обиженное выражение. Словно и не демон говорил её устами. — Проклянёшь меня? Предашь суду церковному? Или попытаешься изгнать меня из этого жидкого тельца? — И снова девочка разразилась смехом.

Отец Филип встал, в руке распятие. А вот ни одной мысли в голове не было. Что делать? Демон в храме ведёт себя, как хочет и, похоже, совсем не боится ни его, ни Бога. А что ему делать? Силы явно неравны. Остаётся молиться…

— Именем Господа…

— Заткнись! — проревела девочка совсем недетским голосом. — Ни слова больше. — Она спрыгнула со скамьи на пол, точнее плавно слетела с неё, приземлившись на расстоянии вытянутой руки от монаха. — Слушай меня, отче! В этом теле жизни не было отродясь, а Я отлично научился притворяться вашим собратом. И, пожалуй, тебе Я доверю ещё одну тайну: недолог тот день, когда всё поменяется. Он восстанет и вернёт себе трон и тогда вам всем конец. Ахахаха! — Залился в смехе демон. Отца Филипа затрясло всем телом, столь доходчиво и страшно повествовал нечистый. А голос! Такого голоса он ещё не слышал. Это был очень хриплый мужской бас. И словно треск огня в нём слышался…

Тут одержимая девочка опустила голову, глубоко вдохнула и… упала.

* * *


— Она умерла. Да и была ли живой-то?.. — Отец Филип поник. Его рассказ закончился весьма неожиданно. Анхель, шедший рядом, помолчал немного, но потом не выдержал и спросил:

— И что было дальше?

— Хоронить девочку на кладбище жители запретили. Они требовали предать тело огню. Я согласился с ними. Хотя это неправильно. В судный день она не воскреснет. Хотя… Я не могу быть уверенным. Те события чуть не подорвали мою веру. Демон в храме — невиданное же дело. Эх… — После этих слов он пошёл, замолчав надолго. Анхель не стал больше тревожить его вопросами, решив за благо дальше не расспрашивать. Однако через некоторое время священник сам продолжил повествование.

— Когда я отписал епископу о произошедшем, он лично приехал, чтобы устроить мне выволочку. Не понимаю, в чём я был не прав. Я сделал всё, что от меня требовалось. Не мог же я предвидеть, что демон просто оставит её тело. Тогда я и попросился остаться. Жители были только «за» — епископ не стал перечить. С тех пор тут и живу. — Он улыбнулся. — Через полгода он приехал и извинился, хотя я не в обиде на него. Теперь он меня навещает иногда. Ну, то тебе известно.

— Ты думаешь, будет опять что-то из ряда вон?

— Молюсь о том, чтобы это было ошибкой.

Анхель покачал головой и вновь замолчал. Поддёрнул сумку с мечом, расправил спутавшиеся лямки ноши.

Солнце заходило, с севера надвигались тучи. Ветер нёс с той стороны свежесть. Вскоре послышались первые далёкие раскаты грома. Анхель поглядел на священника, который в очередной раз оказался прав. Тот, перехватив взгляд спутника, улыбнулся — добродушно, но не без важности. Анхель закатил глаза и покачал головой.

За поворотом показалось селение.

— Кажется, мы сегодня ночуем не под дождём. — Приободрился монах.

Промокнуть они всё-таки успели — тучи надвинулись так стремительно и дождь был с первых мгновений такой сильный, что до ближайшего дома им пришлось почти бежать. Одно счастье, что народ там был приветливый и с большой радостью принял священника и его жутковатого спутника. Обогрели и накормили, небогато, но чем могли. Уложили спать…

То же время. У слияния рек Нежарки и Новы


Непроглядная тьма нахлынула, словно волна в шторм — скоро и неотвратимо, сразу захлестнув всё небо. Шум ливня приближался. Молнии чередовались с раскатами грома. Ветер срывал молодые листья с деревьев и бросал их в волны речки Новы. Обычно тихая, она сегодня весьма недоброжелательно выплёскивала свои воды на берег.

Берег был невысок и по большей части зарос камышом. Вывороченный неведомо когда ствол массивного ясеня лежал наполовину в реке, выставив иссушенные корни. Волны врезались в него, чуть раскачивая, хотя куда им. Ясеню было не меньше сотни лет, когда река на этом повороте размыла берег, свергнув великана. Так теперь он и лежит здесь, недалеко от развилки рек Нежарки и Новы. Треугольник суши, втиснутый между течениями, было почти не видно из-за высокой травы, камышей, обрамляющих его, и редких, но массивных деревьев. Зелёное острие постепенно переходило в лес, куда более обжитый — были тропы, а глубже вырубки.

Ночь полноправно вступила в свои права. И без того тёмная весенняя ночь казалась нынче и вовсе непроницаемой. Лишь молнии озаряли подлесок, расцветая серебряными искрами, отражаясь в каплях дождя.

Птицы и прочая живность скрылись и не высовывались. Кроме шума ветра и ливня, ничего слышно не было. Редкие раскаты грома, и те тонули в ударах ветра.

Единственная тропа, которая вела почти до самой развилки рек, быстро наливалась лужами. Дождь не стихал.

Сгорбленная высокая фигура в чёрном балахоне, медленно ковыляя, шла по тропе. Сквозь дождь было слышно тяжёлое и неровное дыхание. Оно не казалось уставшим, наоборот, неизвестный словно наслаждался творившимся вокруг. Издали его можно было бы принять на странствующего монаха, но ни сумы, ни креста при нём не было. Руки он прятал в рукавах. Шёл прямо по лужам, даже не делая попыток обойти их. Порой он кряхтел что-то непонятное себе под нос. Останавливался и, насколько мог, распрямлялся и оглядывался. Лишь в эти моменты можно было понять, что он достаточно высок. И облепивший тело драный во множестве мест балахон показывал, что, несмотря на рост, он был ещё и невероятно худым.

Оглядываясь, во вспышках молний, он казался самой Смертью. Разве что без подобающей косы. Лицо его было серым и безжизненным. Глаз видно не было, нос почти отсутствовал, словно человек сей страдал от сифилиса. Губы были тонкие и бледные, почти не контрастировали с остальной кожей.

Оглядев местность, он вновь горбился и продолжал идти. Тропа вывела его из леса на поросший травой клин между реками. Вскоре она начала теряться в высокой растительности, но шедшего это не тревожило — он шёл и шёл, уверенно проминая себе собственную тропу. Трава скрывала его более чем по пояс, но он продвигался вполне бойко. Не спотыкался, не останавливался — он приближался к берегу столь же неотвратимо, как и волны, одна за другой выплёскивающиеся на сушу.

Выйдя на песок, узкой полосой обозначавший берег, он остановился и вновь выпрямился. Не стал оглядываться — он смотрел на границу воды и песка, где лежал скелет весьма странного вида. Если не сказать ужасающего.

С первого взгляда могло показаться, что это человек, но совсем немного надо было присмотреться, чтобы понять, что это не так. Скелет был куда массивнее, чем у человека. Кости распластались — так навеки застывает человек, упав с высоты и разбившись насмерть. И всплывал ещё один момент. Под скелетом, напоминающим человеческий, виднелись ещё кости — таких у человека точно быть не могло. Это были крылья. Судя по останкам, размах составлял три-четыре роста погибшего. Они были очень похожи на кости птичьих крыльев, но гораздо больше и мощнее. Позвоночник и весь плечевой пояс составлены по-иному, нежели у человека. Кости толще, сочленены прочнее. Природа всё рассчитала верно с этим существом — человек, обладай он крыльями, не смог бы ими воспользоваться из-за своего строения.

Волны и местная мерзостная живность на диво чисто отполировали кости. Несмотря на то, что он упал явно с огромной высоты, переломов почти не было. Изрядно потрепало кости правой руки и правую же ключицу, несколько рёбер — он упал вниз головой на правый бок. И к гадалке не ходи.

Личность в чёрном смотрела на останки холодно и отстранённо. Дождь продолжал поливать, не сбавляя силы. Ветер трепал рваный балахон.

— Жалкое зрелище. — Пророкотало рядом. Некто говорил явно не на местном диалекте.

Фигура в чёрном повернулась к упавшему дереву, лежавшему недалеко от скелета. Рядом с ним по колено в воде стоял кто-то столь же высокий, но менее худой. Одет был в подобную тёмную ветошь — одеждой это назвать было нельзя. Лохмотья на нём были насквозь мокрые и местами с них свисали тина, водоросли. Кожа была, в отличие от первого, зеленовато-серого оттенка, а глаза ярко светились красным. Складывалось ощущение, что он только что пересёк реку прямо по дну. Или жил в ней…

Неизвестный, стоящий над костями крылатого существа, отвернулся от него.

— Не сгорел. — Отозвался он хриплым безжизненным голосом.

— Почему? — Булькающим голосом спросил второй.

— Упал в воду, только из-за этого. Остальные, кто долетел до земли, превратились в пепел.

— А много ли выжило?

— Один. И ты в курсе, кто именно.

— Он здесь. Я видел его с выродком. Он живёт среди них.

— Он ничего не помнит.

— А может быть будет за благо ему напомнить?

— Не сейчас — позже.

— Сколько ещё?

— Сколько потребуется! В противном случае нас просто добьют.

— Я, кажется, понял, к чему ты клонишь…

— Да. Мы дождёмся новой эпохи и тогда сможем снова выйти в открытую. Как нам велит Пророчество.

Красные глаза сузились в светящиеся полоски.

— Тот договор в силе?

— Да…

— И ты до конца думаешь ему следовать? Я ему не верю…

— А у нас нет выхода. Мы до конца следуем уговору с этой мразью.

— Что-то мне во всей этой истории не нравится.

— Кому же понравится проиграть войну, а после умолять победителя о пощаде?

— Бёвульсы живы?

— Конечно. Я берёг их, как мог. Выжило достаточное количество.

Красноглазый растёкся в улыбке, обнажил недлинные клыки. Даже на мёртвых серых губах стоявшего на суше мелькнула тень улыбки.

Молния осветила две фигуры у поваленного ясеня.

Ночь продолжалась. И дождь, и ветер не утихали…




Глава 4


Разразившаяся буря прекратилась лишь под вечер третьего дня. Дождь кончился ещё вчера, а вот ветер страшной силы продолжал ломать деревья, ронять заборы и портить крыши. В посёлке, где остановились на вынужденный постой священник и его спутник, царила разруха. С рассветом люди выходили на улицу и пытались привести в порядок хотя бы свои дворы. Отца Филипа уговорили остаться до того момента, пока погода не будет внушать опасений. А до тех пор он и Анхель жили в самой крайней избе в селении, в той самой, до которой успели добежать под ливнем и грозой.

Не то чтобы их присутствие кому-то мешало — напротив: на второй день бури во дворе собралось небольшое количество местного населения, и люди попросили отца Филипа о молитве. Всем хотелось, чтоб непогода скорее миновала, и священник не стал отказывать. Это было и в его интересах тоже. Двухдневный переход затягивался.

Анхель ходил мрачнее тучи. Не единожды он порывался сходить до места, хотя бы поглядеть, есть ли чего ради продолжать путь, но отец Филип настоял на своём. После небольшой перепалки, Анхель смирился с упёртостью своего спутника и ушёл куда глаза глядят, чтоб только не видеть какое-то время его. Побыть в одиночестве. Хотя скорее даже не священника не желал видеть он, а толпы, хотя какие к чёрту толпы — кучки людей, которые приходили и жаловались, жаловались, жаловались…

Здесь своего храма не было и если было нужно, то идти приходилось день, а то и два до ближайшего прихода. Один из ближайших как раз в Славошовице. А потому отец Филип знал некоторых селян и любезничал с ними часами. А что ещё делать? За окном буря, дождь то хлещет как из ведра, то прекратится, будто его и не было. Ветер хлестал, словно бич, мерно и резко одновременно.

Поэтому, когда под вечер погода успокоилась, а на утро выглянуло на некоторое время Солнце, Анхель приободрился. Сидеть на месте, ничем не заниматься для него было нестерпимо тяжело. С тех пор, как он боле менее сносно заговорил, он не сидел без дела. А тут его откровенно боялись, стараясь по возможности не стоять близко, не подпускать к нему детей и тем паче не разговаривать. Местные его шарахались откровенно и почти не стеснялись чертыхаться даже при священнике. На что тот обычно усмехался, опуская голову.

Анхель и хозяев гостеприимного дома своим появлением в дверном проёме заставил замолкнуть на полуслове. Первым вошёл отец Филип, хозяин рассыпался в гостеприимных словесах, а когда дверь отворилась снова, и в дом вошёл великан, тот умолк, забыв рот закрыть. Спас положение священник, быстро разъяснив всё и заверив, что Анхель не опасен. Только не для благочестивого крестьянина, исправно платившего десятину.

Но всё равно Анхель ночевал почти на улице.

Странно, но в «родном» Славошовице его перестали бояться гораздо быстрее, нежели здесь. Там, даже наоборот, хоть сперва и побаивались, но проявляли интерес к нему и вскоре поняли, что бояться-то и нечего — такое с каждым может случиться. Дети, кстати сказать, самые первые были, кто начал разговаривать с павшим ангелом. Гануш и все его друзья не отходили от «испанского рыцаря». Даже поначалу, когда он часто срывался и крушил то, что под руку попадётся, к детям он относился благосклонно и терпел все выходки. Он вёл себя, как дворовые псы, что, порой, брешут на всех, но детей не трогают. От пса он, конечно, отличался. И сильно. И когда начал говорить первые слова, которые поняли окружающие, это была заслуга детей. Отец Филип уже оттачивал его, словно готовую заготовку для клинка, которую осталось лишь правильно доделать.

Местные же дети не проявляли к нему никакого интереса. Совершенно. Дважды случалось так, что дети, завидев его, с криками разбегались кто куда. Это несколько смущало Анхеля, да и отец Филип дельного совета дать впервые не мог. Он разводил руками, говорил бессмысленные слова и ничего такого, что бы помогло Анхелю стать в глазах местного населения чем-то, хотя бы, нестрашным.

— Нам обязательно проходить здесь на обратном пути? — Шагая по размокшей дороге, спросил Анхель. Веял неприятный ветер, порой обдавая спутников холодной моросью.

— Я надеюсь, к тому моменту погода наладится, и мы там не задержимся. — С какой-то неприятной угодливой улыбкой сказал священник. Словно уговаривая не кричать малого карапуза, объясняя тому, что будет чуть-чуть больно.

— И Я надеюсь…

— Не гневайся на них. Люди боятся того, что им не понять, чего они раньше не видывали. А люди такого роста редко встречаются. Да ещё шрамы…

— Да-да-да…

— Ну, ты сам посуди!

— Я бы не испугался.

Отец Филип понял, что сказал ерунду. А ведь и впрямь — Анхель ничего не боялся. Словно у него не было этого чувства. Даже когда в Славошовице случился пожар, он не думал ни секунды и бросился внутрь — в доме оставались дети. Огонь преграждал им путь к выходу и они, скорее всего, погибли бы. Анхель не думал. Это стало понятно с первого момента, когда он, входя внутрь, проломился сквозь дверь, которая, стоит отметить, свободно открывалась в другую сторону.

Подобных случаев было несколько, когда Анхель, не думая и не опасаясь, творил дела. Вспомнить бедных Таборитов только. Отряд-то не мал был! Они тоже не сильно испугались великана, но их было почти полсотни, а он один. Вот уж тогда Божий воитель показал себя. Ничего не помнил он, но его руки, его тело прекрасно помнили, как управляться с оружием. Убив в первые мгновенья шестерых, он заставил сбежать с десяток. Дальше тоже были жертвы, но не так стремительно. Последний десяток счёл за благо последовать за сбежавшими. Анхеля тоже ранили, но в запале боя он и не заметил. А два десятка трупов и с десяток тяжелораненых, которые, вероятно, тоже не выжили от ран, навсегда отвадили Таборитов.

* * *


Под ногами неприятно чавкало, и идти было неприятно и тяжело. Хотя и ноша Анхеля не слишком увеличилась, лишь ненамного. Добрый хозяин снабдил путников едой, которой им хватило бы на три подобных перехода. Уговоры не привели к результату, уйти пришлось с сильно пополненными запасами. Анхель недовольно промолчал, хотя, конечно, ему не составит большого труда и ещё более тяжёлая ноша.

До местонахождения предполагаемых останков оставалось недалеко, но дорога после дней ненастья вносила свою поправку. Вполне возможно, что к месту они доберутся уже завтра после ночёвки в лесу. Это не смущало путников, ночевать пришлось бы в любом случае, да и всё потребное у них с собой есть.

Под вечер они вышли к Нове. Неширокая речка спокойно текла меж полей и лесов. Вдоль неё была неплохая дорога, которая отходила от реки ближе к лесу, а там и вовсе кончалась, разветвляясь многочисленными тропами. Их было много, поэтому пришлось угадывать. Хорошо ещё, что речку, изрядно пополненную недавними дождями, было слышно.

До истока Новы было ещё порядочно, а ночь уже брала своё, когда Анхель скинул с себя ношу под развесистый дуб и дал понять, что дальше идти сегодня смысла нет. Отец Филип послушно кивнул. Все моменты касательно лагеря и ночёвок он полностью доверял спутнику. Уж неведомо откуда, но он знал, именно знал, а не помнил, как всё обустроить, как быстро разжечь огонь и многое другое. Порой отец Филип отмечал, что он действует больше по наитию, нежели осознанно. Иногда руки ангела делали какие-то пассы, словно что-то должно было произойти по волшебству, но ничего не происходило. Анхель застывал в ожидании после подобных жестов, а потом снова пелена спадала с его глаз, и он начинал делать что-либо руками.

Ведь он ангел, часто напоминал себе отец Филип. И вполне вероятно, что он обладал большими способностями, чем сейчас. Страшно даже представить, что может делать Ангел — божественное существо.

Хотя один пункт совершенно не сходился с библейским виденьем ангелов — Анхель не был бесполым. Все человеческие признаки мужчины были при нём, причём, как отмечали селяне, видевшие его без одежды, купающимся в озере, мужчиной он мог себя называть с большой буквы. Однако при всём этом, женщинами он не интересовался тем самым интересом, каким следовало бы. Интересно, а смог бы Анхель зачать ребёнка от человеческой женщины? И что это был бы за ребёнок? Были бы у него крылья?

Хотя, пожалуй, даже хорошо, что ничего подобного ангел не желал. А то не приведи Бог, земная женщина родила бы ангела — что было бы! Паника, инквизиция и Бог ведает что ещё. Это же даже не ведьма или душевнобольной еретик — это ангел. И что с ним делать, скорее всего, сам Папа не ведает. Ясно, что убивать его нельзя, но и предать огласке сие непозволительно.

И вот, пока отец Филип отдавался этим мыслям, лагерь был уже готов и даже огонь разведён. Самого Анхеля нет — слышно, как он нарезает где-то поблизости веток для лежаков. Куда бы я без него, промелькнула мысль. Ещё совсем немного времени и над костром повис небольшой котелок. Священник сидел, словно на приёме. Всё делалось быстро и качественно. Ему оставалось не мешать — этого особенно не любил Анхель. От этого ангел становился неуравновешенным и, вполне, мог выказать своё недовольство. Что порой случалось на вырубке.

Погода к вечеру, если можно так сказать, полностью успокоилась. Тучи разошлись, и на небе подмигивали звёзды. Ветер дул, но уже не такой сильный, он даже был приятным, в некоторой мере. В лесу зазвучали ночные шорохи, скрипы. Оживилась и местная жизнь: птахи спешно летали над деревьями, то тут, то там шуршали насекомые и мелкие грызуны.

Всё это убаюкивало и без того уставших путников. Первая ночь за несколько дней, когда они спали спокойно…

Утро было свежим и безоблачным. Пели птицы, тихий ветер шелестел молодыми листьями. Когда проснулся отец Филип, Анхель уже кашеварил у костра. К несравнимому запаху лесной свежести примешивались аромат готовящейся снеди и дым от костра. Священник, вдохнув полной грудью, потянулся и побрёл к речке смыть сонливость.

Вода в реке была холодная, что очень бодрило. По возвращении его уже ждала миска с завтраком.

— Давно так не спал, чувствую себя моложе даже. — Хохотнул он, усаживаясь за еду.

— А я вот спал не очень. Ощущения какие-то терзали… словно знакомые, привычные, и, почему-то, тревожные.

— Думаю, ты просто волнуешься, — высказал догадку священник и сунул в рот очередную ложку еды.

— Может и так. — Согласился Анхель.

Разделавшись с завтраком, они не спеша собрались и пошли. Идти оставалось совсем немного. И очень скоро они увидели, что лес редеет. Место ему уступал обширный луг, притом весьма запущенный. Трава тут была по пояс Анхелю, а отца Филипа почти по грудь скрывала. Несмотря на то, что весна, тут было трудно пройти. Тут росли и камыши, росла молодая влаголюбивая трава, отживала своё прошлогодняя, попадались кусты, которые прятались во всей этой пестроте, а также вполне себе болотные кочки. Под ногами неприятно чавкало, земля проседала, тропа терялась из виду и порой просто пропадала, чтобы через некоторое расстояние появиться вновь под ногами.

— Где искать-то? — Остановившись, повернулся к священнику Анхель. Отец Филип огляделся по сторонам, хмыкнул, затем крутанул рукой, давая знак спутнику, чтоб тот повернулся. Анхель, закатив глаза, развернулся. Сзади зашуршали руки в мешке, разыскивая там грамоту, где было описание места.

— Не соблаговолишь присесть? — Иронично, но требовательно попросил он. Анхель повиновался, на сей раз с улыбкой. А что делать, он прекрасно знал, что данная просьба последует — рост-то у священника совсем не тот, чтобы найти свиток, который, за ненадобностью в походе, скорее всего, уже где-то на дне. — Ага! Нашёлся. — Выдохнул позади священник. Анхель обернулся — его спутник бегал глазами по свитку, губами прочитывая содержание, перескакивая с абзаца на абзац. — Вот: «местоположение сей находки в двух десятках шагов от разделения рек, по левому берегу Новы…». — Он ещё раз огляделся. — Там! — Уверенно ткнул пальцем в сторону выворотня, торчащего над травой.

Идти до берега оказалось легче — было натоптано, это вызвало подозрения у Анхеля, но отец Филип безапелляционно констатировал, что это натоптали те, кто нашёл останки. Спорить ангел не стал, но и говорить о том, что следы, попадавшиеся порой, не слишком давние. Их, конечно, размыло и побило каплями, но им не более трёх дней. Шёл кто-то один. Большой. Во всяком случае, размер ноги, босой, кстати, был не меньше его, Анхеля, следа. Будь он опытным следопытом, возможно, сказал бы ещё что-то о прошедшем здесь, но он таковым не был.

Наконец, заросли кончились, и перед ними открылась небольшая полоска берега, не поросшего камышом. Тут же, уйдя кроной в реку, лежало дерево. Судя по всему, лежало давно. А в нескольких шагах от него на границе воды и песка покоился скелет.

Анхель тяжело вздохнул. Обойдя его, из травы показался священник. Оба смотрели на останки. Смотрели со смешанными чувствами. Каждый думал о своём.

Отца Филипа мучили мысли о долге его и о том, что может последовать за данным открытием. Стоит ли давать ход этому делу? Или скрыть все улики? Списать на неграмотность и мнительность селян? Ох, не те времена для таких открытий — не утихли ещё в стране волнения, не забыли ещё Табориты про второй приход Спасителя. Не забыли про скорый Конец Света. Останки ангела только подхлестнут эти слухи. Массовой истерии тогда не избежать. Тут ни шляхта, ни немецкие феодалы, ни сам Папа не удержат обезумевший народ. Все попомнят слова таборитовых глашатаев о святых городах. Все ринутся туда, и будет хаос…

Волны аккуратно перетекали через отполированные кости. Пожалуй, если бы не павшее дерево, их растащило бы течением и, возможно, никто бы и не нашёл их.

Анхеля же терзали совсем иные думы. Он не один пал в те дни. Но он выжил, во многом благодаря священнику, а этот воин погиб. Как и многие ещё. Странно — на скелете нет доспехов, подобных тем, что были на нём. Видны ремни, остатки тканей и куски драной кожи. Но нет доспехов. И оружия… хотя меч или копьё могли выпасть при падении и упасть далеко отсюда. А, быть может, он был жертвой тех, кто носил на себе доспехи и мечи…

Что же Там случилось?!

Где теперь искать ответ? Нигде. Если только выжили иные, подобные ему, которые помнят, что случилось. Но где они?..

— Как мы поступим? — Как гром прозвучало рядом. Анхель так глубоко ушёл в себя, что слова священника слишком резко вырвали его из мрачных дум. Первые мгновения он словно и не слышал ничего, просто обернулся на молчавшего священника, который смотрел на него. На лице играли многочисленные эмоции, тут и удивление от находки, и страх, и… сомнения.

— То есть?

— Долг обязывает меня описать всё увиденное, отправить срочно в Ческе-Будеёвице к епископу и ждать его ответа. Скорее всего, сюда прибудут монахи, которые сложат останки в деревянный ящик и тайно вывезут в Ватикан, где он навсегда и останется. Но люди есть люди. Если кто-то проронит лишнее слово, слово это разлетится с немыслимой скоростью и крепко засядет в умах. Народ припомнит всё, что говаривали Табориты, и что будет дальше, представить сложно.

Я думаю, мы должны уничтожить останки.

Подведённый итог ошарашил Анхеля. Завсегда благочестивый и исполнительный, священник впервые открыто рассуждал о последствиях, кои могли случиться при подтверждении им находки. Но уничтожить останки ангела? Эти слова явно дались ему непросто.

— Уничтожить? Как это уничтожить? Что скажем тем, в деревне, которые нашли их?

— Скажем, что это человек, уродливый от рождения. И не крылья это, а, скажем, кости лошади, которые тут же оказались и так вот легли — всадник здесь погиб. Не ангел. — Священника трясло, он палил словами, почти не думая, первое, что в голову приходило. Это была паника — такое Анхель тоже видел впервые. — Если я напишу епископу, что здесь останки ангела, последствия будут ужасные. Не только для нашего края. Сначала Чехия, а потом и далее. Люди припомнят те ночи, когда с неба летели к земле огни и подумают: а не ангелы ли то падали? И что? Какой вывод будет сделан простым народом? Пахарями, скотоводами? Которые все знают о Конце Света, что так расписывали хилиасты. И будет паника, хаос… Наш край гуситы почти не трогали, хотя большая часть Чехии под их властью. Узнай они о падших ангелах, всё кончится плохо.

Доводы, приводимые отцом Филипом, казались вполне здравыми и даже логичными. Анхель задумался. Ему-то до политики и власти над страной дела не было — он вообще не человек! Но он достаточно пожил среди людей, чтобы понимать, что для них спокойная жизнь важнее порой, чем остальные блага, которые может дать это время. А благ-то немного.

— Тогда уничтожим. — Твёрдо кивнул головой ангел. — Сделаем костёр и спалим останки. Всё, что останется после огня, похороним в реке. Никто их больше не найдёт.

— Хорошо.

— Тогда за дело.

Однако не успели они ничего сделать, как порыв ветра принёс запах гари и дыма. Анхель посмотрел в сторону, откуда ветер нёс гарь, и увидел, что на них идёт стена огня. Нет, не лесной пожар, но прошлогодняя высокая трава давала изрядное пламя. Ветер разносил огонь очень быстро.

Анхель забрался на поваленный ствол, чтобы лучше оглядеться. Огонь шёл на них не из леса. Лес был в порядке. Кто-то поджёг траву, специально выбрав момент. По всему междуречному клину распространился огонь. И он шёл в их сторону.

Это ведь не покушение? Рядом река, в ней они спокойно переждут, пока пройдёт огонь, и ничего с ними не станется. Может совпадение? Как бы то ни было, ноги придётся замочить.

— В воду. — Скомандовал Анхель.

— Что там такое? Кто-то жжёт траву? — Снимая обувь, спросил священник.

— Там огонь, а кто его развёл — не видно. Скоро полыхать будет здесь — переждём в воде, пока не прогорит.

— Хорошо-хорошо. — Пролепетал отец Филип, заходя в воду. — Угораздило же.

Анхель тем временем поднял их сумки с земли и, зайдя в воду, повесил их на ветви павшего ясеня. Из дорожной сумки он вытащил какую-то тряпку, недолго думая, разорвал её надвое, окунул в реку, отжал и протянул одну из них священнику.

— Ну, вот как-то так? Кхе… — Дым стал гуще с приближением огня. Дышать стало тяжелее. Священник приложил мокрую ткань к носу, замолчал. Глаза ел дым, но закрывать их не хотелось. Анхель спокойно стоял, скрестив руки на груди, уже успев сделать из тряпки повязку на пол-лица. Выглядело это в некоторой степени даже забавно.

Огонь приблизился, стало ощутимо теплее, хорошо хоть дым сдувало дальше, и пережидающей паре стало дышать легче. Очень скоро повязки стали не нужны. Отец Филип, только лишь убрав ткань от лица, принялся в полголоса ворчать:

— Ну что за жизнь? Так вот и сгореть же могли.

— Да брось. Здесь две реки, где бы мы ни были, до воды бы добежать успели. Зато обратно не придётся пролезать через заросли — пожалуйста, были заросли, стала пустошь, которая теперь ещё не скоро зарастёт. — Анхель обратно перемещал их пожитки, суму со своим мечом, обувался. Отец Филип был крайне недоволен положением дел. Мало того, что в воду зайти пришлось, так выходя, он поскользнулся на камне, промочив сутану. Теперь недовольству его истинно не было конца. Поймай он сейчас нерадивых поджигателей, их бы ждало отлучение от церкви. Это самое меньшее!

— Отец Филип! — Резко перебил бурчавшего монаха Анхель. — Ну, право слово, перестань так сокрушаться. У нас ещё есть чем заняться.

— Ах, твоя правда, Анхель. — Неожиданно спокойным голосом ответил монах. Он влез на бережок и огляделся. — Да! Ты прав, обратно пробираться сквозь заросли… не придётся… Анхель. А кто это там? Мне кажется, или кто-то идёт?

Анхель повернулся в ту сторону, куда глядел священник. Тлевшие остатки травы и прочего мусора ещё обильно дымили, и разглядеть что-либо было сложно. Но священник, пожалуй, был прав, действительно в их сторону и впрямь кто-то шёл. Напрягать зрение было бесполезно, дым то полностью скрывал кого-то, то давал возможность на некоторое время разглядеть очертания высокой фигуры в чёрном.

Дым редел. Фигура в чёрном становилась отчётливее и ближе. Священник и его спутник не спускали с него глаз. С виду, подходящий к ним не был похож на местного обитателя. Скорее на монаха, только в очень уж истрёпанной сутане. Когда их разделяли два десятка шагов, стало отчётливо видно гостя: высокий, хотя и сильно сутулый, худой, на лицо сер. Глаз почти не было видно, тёмные провалы лишь, словно и не было там глаз.

Незнакомец шёл именно к ним. Шёл размеренно и не спеша. Подходя, он неожиданно несколько раз похлопал в ладоши и весьма мерзко хохотнул:

— Славно-славно. Я гляжу, ты сил не растерял. — Он обращался к Анхелю. И обращался с явным вызовом. Остановившись за несколько шагов до застывшей пары.

— Ты кто такой?

— Кто Я? Хороший вопрос от того, кто не знает, кто он.

Повисла пауза. Серые, тонкие губы застыли в несказанно противной улыбке. Анхель молчал, не зная, что сказать. Священник позади него застыл, однако сердце его было готово выпрыгнуть из груди.

Незнакомец подошёл к берегу и поглядел на останки, затем повернулся к ним.

— Отче, а ведь вы не первый раз такое видите. Вы спасли одного из нас. — Он взглянул священнику прямо в глаза. — Но Я вас не благодарю за это!

— Кто вы… такой? — Срывающимся голосом спросил монах.

— Хех, отче, боишься? Всё верно — меня стоит бояться. Но не сейчас. Позже. И, увы, ты до того времени не проживёшь. В отличие от твоего домашнего… — Он прервался, словно вспоминая слово. — А! Архангела. — И он засмеялся.

— Кто Я такой? Какой ещё архангел? А?

— Всему своё время. — И он сделал шаг назад. — Могу лишь дать тебе подсказку: иди за рунами с меча… своего. — Ещё шаг назад и его начала обвивать серо-красная дымка.

— А ну постой! — Взревел Анхель.

Но неизвестный уже полностью скрылся в появившемся облаке. Налетел порыв ветра и разметал красноватое марево — не оставив и следа от этого человека, хотя человека ли?..

Отец Филип стоял, открыв рот, даже не моргая. Сердце в груди стучало с такой силой, что сутана на груди заметно подрагивала. Рядом пышел яростью Анхель. Но ярость яростью, а применить её было уже не к кому. Незнакомец растаял в воздухе, будто и не было его тут.

— Господи, кто это был? Что вообще происходит? — он уставился на Анхеля. — Архангел… Он сказал ты… Архангел.

— Тебе не кажется, что на слово верить тому, кто растаял в воздухе, несколько неразумно? — До сих пор на повышенных тонах прохрипел Анхель. Отец Филип едва держался, казалось, он сейчас расплачется, но он пытался овладеть собой, как мог. И, кажется, из последних сил.

Наречённый архангелом Анхель пошёл к воде, зачерпнул пригоршню и плеснул себе в лицо — освежает весенняя вода. Охлаждает рассудок и усмиряет гнев. Ещё горсть, ещё. Вот, так лучше. Он расправил спину, глубоко вздохнул, развернулся к замершему священнику — тот так и не сводил молящего о прояснении картины взгляда. Хоть немного раскрыть завесы тайн. Хоть чуть-чуть. Но Анхель не мог — он ничего не помнил. Он не знает, кто этот в чёрном. Чёрт возьми! Он не знает, кто он сам! Лишь то, что он был подобен тому, чьи останки покоятся на берегу реки.

— Я ничего не могу прояснить. Я ничего не помню… Ничего.

Священник закрыл глаза и выдохнул. Это было облегчение. Такое облегчение, наверное, испытывают матери, когда видят возвращающихся с войны детей. Слеза таки прорвалась наружу. Но монах старательно не показывал своей слабости. Он отвернулся и схватился за лицо. Слёзы текли, но на душе становилось чуточку легче. Он так боялся того, что мог бы сейчас узнать. Но не узнает.

Хоть бы никогда этого не узнать. Уйти со спокойной душой туда…

— Слава тебе, Господи, слава… Слава… — шептал он, так и не открыв лица.

Анхель стоял и смотрел на него. Что он мог — он, действительно, помнил себя с того момента, как этот человек подошёл к нему раненому и помог. Кем бы он ни был — ангелом ли, архангелом ли, он навсегда обязан ему, возможно, жизнью. Как знать, как бы повели себя другие люди в таких условиях.

Он подошёл к нему и положил руку на плечо.

— У нас есть ещё дело, которое лучше успеть сделать до темноты.

— Да-да, ты прав. Прав.

* * *


Ночёвка была на том же месте, где и в прошлую ночь. Благо место было боле менее обустроено. Вечер прошёл в молчании. Отец Филип не хотел спрашивать, а Анхель не хотел ничего говорить. Да и нечего было ему сказать священнику. Визит этого, в чёрном, показал, что то, что началось несколько лет назад, ещё не закончилось. Многим не повезло — они просто погибли, Анхелю же не повезло куда больше — он выжил и ничего не помнил, в отличие от некоторых. А ещё эти слова о том, что не время, и что что-то там ещё будет. Руны на мече — куда они ведут? Проклятье!

Ангел молчал. Огонь отражался в его глазах. Руки сцепились замком сами по себе, они словно держали хозяина от необдуманных поступков. А как хотелось сейчас ему врезать ими по чему-нибудь твёрдому, чтоб из разбитых кулаков с кровью ушла вся непонятность. Но только никуда она не уйдёт. Незнакомец подсадил Анхелю паразита, который прочно засел в голове. Вцепился тонкими колючими когтями, и вырвать его без травм не получится.

А ещё этот погибший в реке не выходил из воспоминаний. Собрав приличную кучу веток, палок и прочего трута, он вместе со священником положил останки неизвестного ангела на подобие погребального костра. Огонь чванливо и нехотя разгорался, но набрав силу, всё-таки сделал своё дело. Те кости, что не прогорели достаточно для того, чтобы развалиться, были разбиты. А затем пепел и всё, что осталось от костей, было развеяно в реку. Священник прочитал молитву. Анхель просто молчал. Словно провожал в последний путь собрата по оружию.

Священник молился. Как мог. Как считал правильным. Хотя он впервые молился за упокой ангела. Молитвы для людей здесь были явно неуместны. Потому и придумывал на ходу. Но он по-прежнему не был уверен, что делает всё правильно, да и как тут можно быть уверенным?

Река давно унесла все останки погибшего здесь, а может где-то там — в далёких небесах. Анхель стоял по колено в прохладной ещё весенней воде и смотрел вслед. В какой-то миг словно и природа замолчала вместе с ними.

Они ушли, лишь когда Солнце стало клониться к горизонту. Так и не сказав ни слова, двое ушли от места последнего пристанища безызвестного ангела.

Ночь была столь же безмолвна. Лишь угли потрескивали в костре. Лишь вдали слышались скрипы деревьев, да звуки ночных обитателей леса.

Почти не поев, Анхель лёг спать. Отец Филип же съел и за своё, и оставленное спутником. Ел задумчиво, что-то про себя думая. А порой было ощущение, что он спорит сам с собой. Анхель недолго наблюдал за ним, сон навалился и поглотил его так быстро, что мир, освещённый лишь огнём костра, померк в мгновение.

Подстилка из веток показалась мягче перины. В неё хотелось провалиться полностью, провиснуть всем телом. Потянуть натруженное дорогой тело. Постепенно ощущения от того, что он узнал за этот день, гасли. Таяли, словно утренний туман. И вот сон полностью обволок сознание Анхеля. Завернув его в тёплую и мягкую ткань, сон понёс его спящее тело куда-то вдаль. Вверх. Глаза открывать не хотелось, чтобы ощущения не прервались, вернув на землю. Нет — пусть ничего не видно, но эти ощущения бесподобны. Так, наверное, чувствуют себя птицы, которые дают отдых крыльям, просто планируя на потоках воздуха. Легко. Непринуждённо…

Потоки несли тело вверх, но казалось, наоборот, что Анхель куда-то падал. Да — он падал. Скорость постепенно ощущалась всё реальнее и реальнее. Ветер бил в лицо, тело швыряло из стороны в сторону воздушными потоками. Скорость нарастала. Гул в ушах становился нестерпимым. Руки, безвольно болтавшиеся, потянулись к голове. Надо закрыть уши — оглохнуть можно ведь.

Тело становилось тяжелее. Скоро его тело будет разбито о землю, и он останется там, пока его не найдут. Прямо как того ангела, что они со священником вычеркнули из истории. Становилось страшно. Как скоро удар? Его в очередной раз швырнуло потоком в сторону и закрутило. Кажется, он падает теперь лицом вверх, прорезая спиной толщу воздуха. Анхель всё-таки решил приоткрыть глаза и взглянуть на небо в последний раз.

Темнота сменилась резкой вспышкой. Взгляд не сразу смог сосредоточиться. Ветер хоть и не бил прямо, но потоки воздуха не давали широко открыть глаза. Когда же он смог взглянуть в удаляющееся небо… он увидел землю. Да — землю. Там далеко внизу. Или вверху? Горизонт становился шире и шире. Вдруг всё заволок туман, белый, молочный, в котором скрылись зелёные просторы, синие нити рек. А затем туман начал удаляться, рваной скатертью скрывая землю.

Сердце Анхеля замерло. Он падал вверх! Дыхание перехватило, он перевернулся и увидел, что его уносит куда-то в вышину. День сменялся ночью так неожиданно. Леденящий ветер резал глаза. Звёзды стало видно лучше, чем их видно в морозную ночь. Они приближались. Очень быстро!

Удар снёс его далеко вбок, закрутив тело бешеной юлой. Анхель не мог этим управлять. Его несло, швыряло, вертело, разворачивало, выворачивая ноги и руки. Хотелось сжаться, но не получалось.

Удар!

Темнота…

Боль охватила тело. Он словно проломил сейчас какую-то стену. Однако он больше не падал. Он лежал навзничь. Вокруг гремела сталь, слышались крики, кто-то вопил. Призывы встать, призывы отступать…

Он вновь открыл глаза. Перед ним открылась ужасная панорама битвы.

Он лежал на возвышении, ниже росли деревья. Лес был огромен. За лесом же стояла огромная крепость. Она внушала ужас своими размерами. Крепость Ческе-Будеёвице по сравнению с этой карточный домик. Над твердыней алели кровавые небеса. В небе вились птицы… НЕТ! Это ангелы! Они сражались. Друг с другом. Да — это совершенно точно, белые крылья были у всех в той небесной схватке. Иногда кто-то срывался и падал, мёртвый или сильно раненый. Штопором они падали вниз. Некоторые загорались в падении, оставляя за собой шлейф дыма.

Один пролетел совсем рядом, обратил на лежащего Анхеля внимание и, невероятно плавно развернувшись в полёте, приземлился рядом с ним. Крылья сложились за спиной, в руках он нёс меч и щит. На нём были доспехи, похожие на те, что были на Анхеле. Он был в крови, но не своей. Он бежал к нему, но не чтобы убить — во взгляде было опасение, но не страх.

— Нас отбросили! Мы уже не возьмём твердыню. Надо отступать, иначе…

— Что иначе?! — взревел Анхель не своим голосом. Он попытался встать, это получилось очень легко, словно что-то аккуратно подтянуло его несколькими рывками и поставило. Он оглянулся — крылья. Ну конечно. Он же ангел. Вновь повернулся к воину. — Где Азраил?

— Он ждёт приказа атаковать. Но стоит ли? Силы неравны в любом случае…

— Пусть атакует!

Лицо ангела исказили муки выбора, но он, наскоро приклонив колено, отдал честь командиру и взмыл в небо.

Анхель тронул эфес меча, дёрнул его в ножнах вниз-вверх несколько раз. Проверил руку-щит. Он был на месте. Иссечённый чужими мечами. Забрызганный чужой кровью.

Сзади послышался шум многочисленных крыльев. Анхель обернулся и увидел тёмную кишащую тучу, которая неслась на цитадель. Он улыбнулся, хотя то, что он видел, не казалось чем-то хорошим. С цитадели взлетали тысячи светлых пятен, объединявшихся в сонм светлого цвета. Символично: тьма против света.

Анхель присел, напрягая плечи — крылья несколько раз сильно ударили по воздуху. Ноги подбросили его вверх, крылья подхватили и понесли следом за армией Азраила.

Вспышка. Яркая. Белый свет ударил в глаза.

Он вновь падает. Боли в груди. Рука чувствует меч, на руке щита нет.

Падает штопором вниз головой. Крылья на месте — он открыл глаза. Да — падает. Внизу земля — приближается. Всё правильно на этот раз. Расправил крылья, выровнял полёт. Крылья заработали, тормозя падение.

Внизу плыли облака. Он смотрел вниз. Внезапно мимо него что-то пролетело вниз и резко повернуло полёт к нему. Это был ангел, похожий на него, но доспехи были куда более оскаленные шипами. Однако их обладатель не казался стеснённым ими — он двигался легко.

Они летели друг к другу. Анхель летел вниз, тот встречал его. Ангел занёс меч для удара. Анхель принял позу для отражения, развернулся другой стороной, чтобы удобнее встретить противника. Но тот понял манёвр и стал вертеться подобно Анхелю. Расстояние сокращалось. Анхель прижал крылья, его противник наоборот расправил их и словно лежал на них, встречая его. Меч, сделанный из некой тёмной стали, занесён, вот сейчас — самое время. Расстояние между ними сократилось, и Анхель отпустил одно крыло — его резко повернуло, и он ударил.

Противник встретил удар, они сцепились — Анхеля развернуло, он оказался внизу. Противник отшвырнул руку с мечом и ударил ногой в раненую грудь. Боль, о которой ненадолго забыл Анхель, ослепила и оглушила его. Он закричал. Отпустил меч, схватившись за рану. Тело изогнулось в болевом спазме.

Глаза открылись, чтобы сквозь боль и кровавую пелену разглядеть противника, но он ничего не увидел — вокруг царила темнота. Костёр догорал, вокруг шумели деревья, ветер шелестел их листвой. Рядом беззаботно спал священник, который, похоже, не слышал его криков, хотя быть может в явь они и не вырвались.

Сон таял. Боль отступала, чувство полёта пропало. Таяло и ощущение двух мощных крыльев за спиной, секунду назад он чувствовал, как они оттягивают спину, выпрямляя осанку, как напрягается плечевой пояс, когда они в движении, как разворачивались лёгкие при полёте. Полёт… с этим ничто не сравнится.

Впервые за жизнь здесь ему приснился более менее понятный сон. Сон, в котором он чувствовал, слышал и видел отчётливо всё вокруг. Где он был словно наяву. Только вот кем он там был? Собой?

А если так, то за кого он сражался? За правых или нет?

Ничего не понятно.

По лесу зашелестел ветер, обдал сидящего Анхеля свежей волной воздуха. Он вдохнул полной грудью. Интересно, который час — скоро ли рассвет? Горизонт за стеной деревьев, не видно — светает ли уже. Он лёг обратно, заложив руки за голову. Над ним была небольшая брешь в кронах, и сквозь неё было видно небо. Звёзды светили холодно и ярко. Проплывали рваные облака. Порой промелькивали птицы, но их было не столь видно, сколько слышно. Ночь была тихой и спокойной.

А в мыслях Анхеля царила буря. Мелькали образы из сна, воспоминания вчерашней встречи с неким ведающим неизвестным. Мысли накладывались одна на другую, смешивались, образуя порой весьма смутные картины. Тьма и свет боролись в том сне, но в привычном ли понимании это мира? Ангелы бились с ангелами. А потом на арену вышла армия некого Азраила — ангела смерти по земным канонам. И армия у него была тёмных цветов. Жаль, не успел разглядеть его воинов ближе — сон резко сменился.

Кто, интересно, был тот, кто сражался с ним в полёте?

Сколько вопросов и нет того, кто мог бы ответить на них.

Ветер в очередной раз погнал по тропе мимо них листья, опавшие в прошлом году. Где-то вскрикнула птица. Лесная тишина вновь поглотила Анхеля и он снова уснул.

* * *


Ранним утром путники вышли из леса. Прошли через так непонравившуюся Анхелю деревню, почти не останавливаясь. Лишь за тем, чтобы огласить, что чуда в находке нет, а лишь случайность и мнительность. Не остановившись даже отобедать, они пошли дальше. Шли весь день и вернулись в Славошовице поздней ночью.

Они старались не вспоминать о том, что совершили греховное лжесвидетельство. Отец Филип был уверен, что они поступили правильно.

Не вспоминали они и про явившегося им человека в чёрном, хотя человека ли?..




Глава 5


Тринадцать лет спустя


Седой монах сидел на скамье рядом с приходом. Годы согнули его быстрее, чем ему хотелось. Старость взяла своё. Почти восемь десятков он отходил под этим Солнцем, пятьдесят из которых он посвятил служению Богу. Безвозмездному и справному. До конца верный католической вере, он отверг всех лжепророков Таборитов, всех льстивых и красноречивых чашников. Не отступившийся от клятв своих и сдержавший люд от расправы над одержимой девочкой Терезой. Он удержал Славошовице от падения перед лживыми моралями гуситского режима. Он спас Славошовице от паники во время огненного дождя. И именно он стал свидетелем того, как пал на землю ангел.

Ангел. Вот, пожалуй, то, к чему вела его жизнь. Вела с того дня в полуразрушенном храме с одержимой девочкой, устами которой был предсказан скорый Конец Света. И, видимо, он был нашёптан ещё некоторым людям, которые привели в движение религиозный переворот в его стране. Как они проповедовали об истинности своих взглядов. Как запылали костры в Праге. Ян Гус был первой песчинкой, упавшей с вершины горы. Песчинка повлекла за собой другую, обе они свергли ещё десяток, пока их маленьких поток не сдвинул с места камешек — Судомержи; и вот потоков уже два — один из мелких камушков, второй из больших. Но обороты лавина набирала, и скоро остановить её стало невозможно.

Обвал преодолел половину пути вниз — Табориты преобразовались в мощную военную силу. Возглавил их Прокоп Голый. Волна эта разбила немецко-австрийских крестоносцев, саксонского курфюрста, австрийскую армию, а затем и войска католического панского союза. После этих побед Табориты стали сугубо военной организацией.

Здесь лавина первый раз захлебнулась и почти встала. Табориты начали попытки насильственного распространения своей идеи за пределы Чехии. Но чехи устали от постоянной борьбы, идея изживала себя и нового, свежего света не было. И как доказательство — первое поражение Таборитов при деревне Липаны в мае 1434 г.

Чашники пытались позднее примириться с католичеством, и после заключения «Базельских компактатов» в центре Европы стало возможным новое, реорганизованное католичество.

В следующие десять лет гуситы установили свой режим в Чехии.

Весть об этом пришла в Славошовице через месяц, после установления оного — в октябре 1448 года.

Так прекратился обвал, жертвами которого стали многие невинные.

Ветер гонял по озеру волны, в волнах колыхались опавшие листья. С холма открывалась прекрасная панорама на осеннюю Чехию. Кто хоть раз видел её в этом золотом наряде, не даст соврать — какая это красота. Особенно вдали от тысячного города, где уличный гомон и вонь перебивают любое романтическое виденье природы. А отцу Филипу от его прихода видно всё прекрасно.

На редкость хорошая осень в этом году. Тёплые ветра носят тяжёлые облака по небу и лёгкие листья по земле. Редкие дожди наводят форменную, для данного времени года, распутицу на дорогах. Птиц стало меньше — уже полетели на зимовку. Жизнь замирает постепенно к зиме. Из года в год так происходит. Но эта осень почему-то особенно люба старому священнику. Он чувствовал себя словно снова молодым. Он снова мог вдыхать полной грудью свежий воздух. И готов был идти куда-то вдаль искать чудеса, которые, конечно же, придумали сами люди. Но, да и Бог с ними! Ведь не чудесами Бог говорит с нами, а через души людские — они истинное чудо.

Порой в разговоре с человеком можно узнать куда больше того, за чем обратился. И не всегда это бесполезная болтовня соскучившихся в далёких местечках селян. Порой они открывали новые миры для священника. А порой ведали ему страшные вещи.

Увижу ли я следующую осень?

Пронзила вдруг шальная мысль. Отец Филип провёл рукой по лицу, что за последние годы стало словно чужим — старым, морщинистым. Взгляд упёрся в землю. Он понимал, что ничто в мире этом не вечно, а он тем более.

Анхель! Вот он куда дольше проживёт, чем многие, знающие его. Просто двадцать четыре года как он в этом мире. И лишь шрамы его затянулись, в остальном он всё такой же молодой, как и при первой «встрече». Ни единой морщинки не рассекло лицо его, не ушла сила из рук его. Что с него взять? Он же ангел.

Спускался вечер, Солнце, наверное, уже село, за облаками не видать. Но темнеть постепенно уже начало, а значит скоро ночь. Сколько же я тут просидел? Вроде немного, но, кажется, достаточно, чтобы устать старому телу. Но нет — священник поднялся, опершись на палку. Да, без неё теперь никуда. Левая нога болит в последнее время всё сильнее, порой и ночь не спишь совсем, как ноет. А порой и крикнуть хочется от неожиданного укола боли.

Старость… чего ещё ждать? Скоро и к Богу призовут — пора уже. Достаточно пожил. И пожил достойно. Осталось поведать Анхелю некоторые тайны, кои он умолчал, но пора их рассказать. А там и к Богу не страшно.

Горизонт заливало темнотой, заметно холодало, ветер становился сильнее. Листья громче зашуршали по желтоватой траве. По небу пронеслась стая птиц к своим гнёздам. Недалёкие ясени под ударами ветра сбрасывали первые листья. Природа готовилась к переменам, которые приведут к обновлению. Природа не знает слова «смерть». Всё, что умирает в природе, рождается снова и так год за годом.

* * *


Анхель вернулся затемно. Священник сидел на последней скамье в храме и, кажется, спал.

— Отче? — Осторожно спросил он. Священник открыл глаза и повернулся к нему.

— А, Анхель. Ты вернулся. — Он улыбнулся. — Присядь со мной.

Анхель, помедлив немного, сел рядом со священником. Ему не понравился тон, с каким говорил его наставник в этом мире. Что-то было в нём… прощальное.

— Я слушаю тебя.

— Да — слушай. Выслушай то, что я давно должен был поведать, но почему-то боялся. Надеюсь, ты простишь это старику.

Долгое время я считал эти события несвязанными Провидением, их подозрительно много выпало на мою долю. Но за последние несколько лет я понял, что это звенья одной цепи. Помнишь, я тебе рассказывал про одержимую девочку Терезу? — Анхель кивнул. — И ты помнишь, чем всё закончилось?

— Она умерла.

— Верно. Вот только это не всё. Когда она навеки застыла, высказав страшные вещи, кои повторять страшусь по сей день, то в храме отворилась дверь. Я обернулся и увидел… Я думаю, что я это действительно видел. Что мне это не померещилось. Человек в чёрном. Точь-в-точь как тот, которого мы видели на берегу Новы. Но я видел его в настолько краткий миг, что уверил себя, что это наваждение. Дверь захлопнулась обратно, и больше я никого не видел. Я побежал к двери, открыл её, но никого не было. На земле остались его следы, всего несколько шагов он сделал и след оборвался. А после дождь смыл и те отпечатки босых ног.

Когда он встретился нам, мне показалось, что он мне слегка кивнул с мимолётной тенью улыбки. А может, я всё это понапридумывал, припомнил тот морок. Он сказал тогда, что ответы заключает твой меч. И тогда я решил попробовать то единственное, что мог — я срисовал руны с меча и отправился в Ватикан.

— Ватикан? А сказал ведь совсем иное. — С ухмылкой произнёс Анхель.

— Ну да. — Засиял и отец Филип. — Мне показалось, что если я скажу, что на год уеду в город для помощи умирающему епископу, ты не пойдёшь туда за мной. Ты не любишь города.

— Старый хитрец…

— Прости меня. Это было… для общего блага.

— Ты ведь знаешь, как Я отношусь к подобным фразам.

— Знаю. И правильно, что ты так справедлив к себе и словам своим. Немногие люди так могут.

— А могут ли вообще?

— Не об этом речь.

— Ватикан. Ага — помню. Что ты узнал?

— Скажу только то, что найти упоминания о подобных писаниях было очень сложно. Почти два месяца я потратил, чтобы найти записи очень древних времён о подобной письменности. И когда нашёл, я ужаснулся тому, что это значит.

Эти письмена — руны, древние, притом намного, чем всё, что известно нам, простым людям. Ватикан хранит свои секреты очень ревностно, и мне было нелегко пробиться в святая святых его библиотеки.

Смысл этих рун неясен до конца. Точнее, трактовка есть, даже две. Но они противоположны.

— То есть как — противоположны?

— Я не знаю, кто и как это заметил, но руны, если прочитать их через отражение, дают обратный смысл тому, если читать так, как они есть.

— Ничего не понял.

— Читая так, как они есть на твоём мече, мы получаем «Несущий меч сей — воин света, что идёт по дороге против тьмы». А если прочитать их в отражении, например, речной глади, то руны приобретают следующий перевод: «Тьмой порождённый несущий сей меч и свет его первый враг».

— Как так может быть? — Возмутился Анхель.

— Я не имею ответов на эти вопросы. В Ватикане наверняка есть ещё что-то помимо этого. Но меня торопило время, я не смог изучить всё.

— Это всё, что ты хотел мне поведать?

— Пожалуй, что да.

— Мог бы и раньше. Нет в этом ничего страшного.

— Я боялся, что ты…

— Сбегу, что ли? — Усмехнулся он. Священник улыбнулся в ответ и согласно кивнул. — Ох, и глуп ты, отче, хотя и монах.

На этих словах разговор был завершён.

* * *


Стук в дверь разбудил обоих, спящих в своём доме около прихода. Стучали усердно, хотя и осторожно. Анхель поднялся первым, открыл дверь — время было чуть свет. У дверей стояли двое — это были рудокопы из недальних штолен, где добывали серебро. Вид у них был, мягко говоря, оторопелый.

— Анхель! На нас напали. — Выпалил стоящий справа Вацлав.

— Зверьё какое-то дикое. — Подхватил столь же запыхавшийся Милан.

— Что за зверьё? — Удивился Анхель. Не было тут такого зверья, чтобы за ним бежать средь ночи пришлось. Двое замотали головами.

— Да толком не разобрали…

— Здоровые, на волков похожи…

— Хвост тока длинный…

— Ага. И здоровенные. Я сперва подумал — медведи…

— Да какие медведи? Как есть волки! Только очень большие!

— А хвосты как у крыс!

— Тихо! — Крикнул Анхель. Поток панических фраз, сыпавшийся из перепуганных рудокопов, смешивался, и понять что-либо становилось сложно. Он ткнул пальцем в старшего Вацлава. — Говори нормально, что да как?

— На жилу, значит, напоролись вчера, уж расходиться хотели. Да там такая жила, что чуть с ума от радости не сошли. Не оставлять же! Кинули жребий, треть осталась сторожить — времена, сам знаешь. Ну вот. Стемнело, сидим, байки травим. Тут слышим, крадётся кто-то и вроде бы не один даже. Мы кирки да молотки похватали. Пару факелов бросили вперёд, где шумели, а там… А там! Трое зверин, каких в жизни не видывал. Волки — вот такие ростом. — Он приложил ладонь к своему плечу. Роста он был выше среднего, на голову ниже Анхеля. — Мы обалдели. А эти на нас. Ну, мы вроде факелами стращать, да куда там — не боятся. Януша и Филипа разом схватили зверюги, да как швырнут оземь. Глядь, неживые уже. Нас там семеро было, и тут вмиг пятеро осталось. Дальше, только как бежали с Миланом, помню. Да крики позади — мы-то сбегли, а наши-то там все, поди, полегли от зверюг…

Голос предательски сорвался и он умолк. Милан стоял рядом, обхватив себя руками, да не слабо притом. Он из последних сил старался сдержаться и тоже не разрыдаться. Вацлав сел на землю, утирая рукавом предательские слёзы.

— Что за напасть? — Послышался голос отца Филипа. Анхель обернулся, священник стоял в дверях и, видимо, слышал всё. Хотя, как иначе-то?

— С рассветом туда пойдём, не раньше. — Твёрдо скомандовал Анхель. — Милан, иди в деревню, буди моих, пусть топоры берут и сюда. Как Солнце встанет, пойдём к штольне.

Милан молча, отрывисто кивнул и трусцой побежал от домика вниз по тропе. Вацлав так и сидел на траве. Анхель прошёл в дом и скоро вышел со своей сумкой-ножнами. Вид у него был озабоченный, но он держался достойно. Ему не пристало нервничать лишний раз — не водилось за ним такое.

Солнце поднималось над горизонтом, окрестности быстро светлели, хотя время было уже не раннее — середина осени, как-никак. Вдоль озера шли лесорубы при топорах, ещё несколько человек с вилами. Всего дюжина человек набралась вместе с Анхелем и рудокопами. Долго не совещались, Анхель быстро описал ситуацию, народ пороптал, но никто обратно не повернул. Шли чуть ли не бегом, хотя надежда на то, что кого-то спасут, была сомнительной, исходя из описанного Вацлавом.

От храма до штольни не очень далеко, но тропа узкая, да под ногами ходуном ходит влажная заболоченная почва. А ещё кусты тут слишком густые — нет бы, тропу пошире сделать, так ведь нет. Как кусты заболоченные кончились, вышли на глинистую опушку, а напротив вон и вход в тоннель под холмом каменистым.

Тишина. Никого на первый взгляд видно не было.

— Мирослав?!.. Мартин?!.. — Крикнул Вацлав, но ответа не последовало. Дюжина постепенно продвигалась вперёд. Шли полукольцом, впереди шёл Анхель. Он был всех выше и оглядывался окрест, но никого не видел. Потом заметил кровь на земле. Сначала в одном месте, чуть позже ещё и ещё. Его отряд бдительности не терял, но и креститься тоже успевали, аккуратно обходя кровавые следы.

Луж крови насчиталось пять — стало быть, Вацлав с Миланом только и выжили. Тел не было — уволокли звери. Вон и следы грязно-кровавые. Тащили всех в одну сторону — прочь отсюда. Но вот куда? В той стороне нет ничего — только камни да песок, вплоть до болота. Обрисовались на земле и следы зверей. Смотрели на них все, и никто слова вымолвить не мог — след-то и вправду как у волка, да только лапища огромная для него. И ещё следы странные какие-то есть — будто плетью по земле стегали.

— Это хвосты у них такие. Вот, право слово, как у крыс: длинные, блестящие…

— Это что ж за звери-то?.. — Зароптали лесорубы. — Не видывали таких. Нету никого такого тут.

— Народ! Что как бабы-то? — Прикрикнул Анхель. — Вацлав и вы трое, спуститесь в шахту — поглядите, что там. Может, что есть. И сразу назад. Пошли.

Вацлав и обозначенная троица исчезли в темноте шахты с парой чадящих факелов. Оставшиеся опасливо оглядывались по сторонам.

— Мирон и Ян, пройдите по следам волочения. Недалеко только, чтоб в поле зрения оставаться. Коль что увидите, назад бегом.

— Поняли тебя. — Отозвался один из лесорубов и, перехватив топоры поудобнее, они пошли по следу. Не спеша, но и не медля. Отошли достаточно, огляделись и вернулись. — Никого. Следы в болото уходят.

Тут из темноты вышли четверо, покачал головой Вацлав — дело ясное, тела утащили в болото, а в шахте зверям, если разобраться, то и делать нечего.

— Что думаешь делать, Анхель. — Обратился к нему старший из лесорубов Мирон. Тот ненадолго задумался.

— Надо пройти по следу, может, тела сыщем — негоже бросать-то.

— То верно. А как бестии выскочат?

— Когда выскочат, тогда думать будем.

Мирон согласно кивнул, да и что остаётся…

Отряд осторожно подошёл к болоту. Огляделись, прислушались — вроде тихо.

— Мирон, бери себе пятерых, и стойте тут. Я и оставшиеся дальше пройдём. Далеко не пойдём, но толкотня там не нужна.

Отряд разделился. Половина осталась на границе зарослей камыша, вторая половина шеренгой пошла в заросли. Камыш уже подсох, но всё равно скрывал людей почти полностью. Случись чего и не увидишь, что и с кем. Потому шли плотно, чтоб друг друга видно было.




Кровавые следы попадались, но тел не было. А вскоре и земля боле менее твёрдая прекратилась. Повернули назад. Когда вышли, шестеро на берегу во главе с Мироном выдохнули с облегчением. Так и вернулись в селение ни с чем.

* * *


Моросил дождь. У прихода собралась округа.

А как же не собраться? Пятеро мужчин погибли от клыков каких-то неведомых зверей, которых так и не обнаружили. Только следы, от взгляда на которые местные охотники лишь затылки почесали. Но, по крайней мере, внесли ясность — не волки и не медведи. А вот кто это, они поведать не смогли. Да и из рассказов живых свидетелей мало что ясно. Размеров больших звери, хвост длинный и вроде бы на волков смахивают. Ничего больше вразумительного от перепуганных рудокопов не дознались.

Народ шумел. Кто-то откровенно ругал неведомо кого, кто-то причитал, кто-то в голос рыдал — то, скорее всего, были овдовевшие женщины, осиротевшие дети да родители и родственники погибших. Староста пытался, как мог, успокоить толпу, но получалось плохо: только народ умолкнет, кто-то что-то выкрикнет, воспользовавшись затишьем, и всё по-новому.

Анхель стоял с края толпы, отец Филип подле него. Оба молчали, да и бесполезно что-то говорить, коли никто не слушает. Народ собрался уже с час как, и всё это время глотки надрывает.

Анхель решительно отошёл от кричаще-воющей массы людей и встал рядом со старостой.

— А ну-ка, тихо! — Взревел он. Народ замолк разом, многие не смотревшие в ту сторону, выпучив глаза, повернули головы. Дождавшись внимания, Анхель продолжил. — Вы погалдеть собрались? Пан Новотный уже охрип вас усмирять. Выслушайте, что скажет, а потом думать будем.

— Ох, пан Руиз, выручил. — Покачал головой староста Карел Новотный. — Жители Славошовице и ближайших местечек, выслушайте, пожалуйста. Говорить много не буду — нечего просто. Единственно, что сказать могу, так это то, что надо бдительность повысить, особенно с приходом темноты, а сейчас она скоро наступает. А ещё те, кто работает за чертой селения: рудокопы, рыбаки, соледобытчики и лесорубы! Понятное дело, что охраны вам дать не могу. Да и кого? Но сегодня же отпишу в город о сём происшествии, а там что скажут. Может, и пришлют кого…

— А пока не прислали, как быть?! — крикнул кто-то из толпы.

— Да! Как до того? — Отозвались тут же с разных сторон. Староста пытался что-то отвечать, но его не слушали. Анхель поднял руку — народ приумолк. Как ни странно, но пришлый испанец за то время, что тут живёт, стал почти самым авторитетным жителем. Все его знали, все слушали, если говорил. А при таких вот обстоятельствах он и вовсе первый человек был.

— Пока нет ответа из города, будем жить, как и раньше, но осторожнее. Все, кто вдали от селения занят делами, те без оружия и поодиночке ходить не должны. Сено убрано уже, так что вилы у каждого найдутся. Про своих молчу — там всё знают уже. Остальным же до темноты домой возвращаться. А пока на месте что б кто-то на дозоре был, и чуть какая опасность, сразу чтоб все знали. Я не смогу быть рядом со всеми вами и командовать. Так что обсудите это промеж себя, кто, что и как.

— Пан Руиз дело говорит, окромя этого разве что по домам сидеть можно. — Подключился староста.

— Ступай-ка, пан Новотный, да письмо пиши правителю в Ческе-Будеёвице. — Вышел из толпы отец Филип. — А мы пока помолимся за то, чтобы пять мужей наших Господь достойно принял.

— Будь по-твоему, святой отец. — Поклонился староста и поковылял домой. Отец Филип же медленно прошел к дверям храма и, отворив их, зашёл внутрь. За ним потёк ручеёк селян. Анхель стоял у входа, пока мимо него не прошёл местный охотник Альберт.

— Альберт. — Привлёк он внимание последнего. — Ты после зайди ко мне со своими, поговорим.

Охотник отвечать не стал, лишь твёрдо кивнул, соглашаясь. Молиться Анхель не пошёл — никогда не понимал смысл этого действа.

* * *


— Раз звери появились у болота и, судя по следам, туда утащили тела, то там их и искать надо. Дело ясное, что они не в воде живут, а раз не там, то где-то рядом.

— Болото-то невелико. Могли переплыть. Топь-то там, если знать, обойти можно. А зверь на то и зверь — чуять должон.

— Да что за зверь-то такой, что сам в болото лезет? — Оборвал дискуссию видавший виды Альберт. Он считался главным охотником в Славошовице, хотя были и постарше его возрастом.

— Эх, а ведь верно. — Почесал затылок молодой охотник Лукас. Остальные трое охотников выдохнули и, качая головами, замолчали. Анхель тоже молчал. Не так много животных обитает в местных лесах, а что касается хищных, то кроме бурых медведей и лис почти и нет никого. Волков извели почти всех, редко, когда его след в лесу заметишь, да и то в большой дали от селений. А больше-то в лесу и опасаться некого.

— По всему выходит, что зверь пришлый. — Заключил вполне логично Анхель. — А живёт у болота потому, что люди там почти не хаживают. Ну не бобры-переростки же!

— Справедливо, пан Руиз.

— Петр, ну сколько повторять? У меня имя есть.

— А я тебе сколько говорил, что то, что ты Анхель, не паном Руизом тебя не делает. — Пятеро охотников захохотали, Анхель улыбнулся. — Так, а то, что зверь пришлый, я с тобой согласен. У меня прадед тут охотником был, и ни о каких монстрах болотных не рассказывал. А какой зверь, где живёт, лично мне неведомо — может и есть где по соседству такая зверюга.

— Ну не знаю. — Подал голос Гостислав. — Бывал я много где, но про такое не слыхал. Ни немцы, не венгры такого не говаривали, чтоб жила в их лесах или болотах эка страсть.

— А если откуда подальше забрело?

— А коли издалека, так это что значит?

— Что пришли издалека явно не три особи. — Хмуро заключил самый старый из собравшихся охотников — Якуб.

Снова повисло молчание. Охотники задумались, чем грозит приход такого зверя, что за ночь пятерых взрослых мужиков убил. А если верить выжившим, то и не напрягался при этом — схватил пастью и оземь убил. Это многое говорит о размерах. Хотя… у страха-то глаза велики, может, и не так было. Двое-то эти по сию пору решают, медведь то, или волк был. Так что проверять надо самим и при дневном свете желательно, чтоб не показалось чего лишнего.

— Анхель, завтра же пройдёмся вдоль болота. Рисковать не будем, если что найдём — оповестим.

— Удачи вам.

* * *


День прошёл быстро. Ближе к вечеру Анхель не находил себе места — вестей не было. Охотников тоже.

Возможно, человек в его положении вёл бы себя иначе — ходил из угла в угол, успокаивал себя горячительным, срывался бы на родственниках. Он же просто стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на озеро, в котором отражалось заходящее Солнце.

Так не хотелось убеждать себя в том, что подтолкнул в пасти невиданных зверей всех местных охотников разом. Мало того, не пошёл с ними. А ведь мог и должен был. Но не пошёл. Поддался на уверенные слова бывалых охотников. Бывалых-то бывалых, да только если зверь и впрямь такой, как его описывают рудокопы, то весь их опыт вряд ли поможет им выжить.

Хоть бы и впрямь зверь оказался лишь порождением темноты и страха. В противном же случае развитие событий будет весьма неприятным, а то и вовсе кошмарным. Если охотники правы и возле селения и впрямь рыщет голодная стая, то ничем хорошим это не пахнет.

— Так и не пришли? — Возник позади священник. Анхель так задумался об охотниках, что несколько выпал из реальности.

— Нет. А пора бы уже…

— Солнце сядет, но темно станет не сразу — у них есть время до темноты.

— Слабо утешает.

— Человека бы утешило. — Не к месту хохотнул монах. Ангел с укоризной посмотрел на него.

— Люди… во что только не верят…

— А что нам остаётся? Мы не ангелы. Мы не знаем, есть ли Бог, но мы верим, и это согревает наши сердца в час скорби и страха. Вера — это то, что нами движет.

— Не будь вашего бога, вы бы обязательно придумали другой повод людей жечь на кострах и страны в крови топить, где неверные живут.

Монах опустил глаза. Спорить вновь на эту тему не хотелось. Хоть и неправ был Анхель, соль истины присутствовала в избытке. Да, именем Бога порой творятся ужасные вещи. И лишь вера в то, что это делается ради блага всех, успокаивала его. Хотя он мог ошибаться, что тоже людям свойственно.

— Идут. — Анхель выдохнул. С его лица спала напряжённая маска. — Все пятеро.

— А я вот не вижу… — Посетовал на ухудшившееся зрение старый священник.

— А было время… — Улыбнулся Анхель. — Я пойду, расспрошу их, может, видели что.

— Иди, конечно.

Анхель Руиз быстро спустился и двинулся в обход озера. Прошёл по тропе и вышел к селению. Охотники как раз подходили к развилке. Шли усталые, но целые и невредимые. Первым шёл Якуб, он заметил вышедшего с тропы Анхеля и махнул рукой.

— Как охота?

— Бедно. Следы нашли, конечно, но вот только зверей. Тела должно быть в болоте. За пределы их точно не тащили. На себе разве что несли.

— Тогда Я завтра пойду, пошарю в болоте. Есть, кто его хорошо знает?

— Да хоть и я! — Усмехнулся тут же старый охотник. — Мы его все знаем.

— Я с тобой пойду. — Сказал подошедший Лукас.

— Хорошо. Думаю, нас с тобой хватит. Почему-то мне кажется, что днём они не нападут.

— А коли нападут?

— Ну, мы тогда точно убедимся в обратном. — То ли пошутил, то ли просто сказал, что думал, «испанец».

* * *


Они встретились после рассвета у рудника. Анхель как раз заканчивал расспросы старшего, не видели ли чего, но всё было спокойно. Ни следов подозрительных, ни шумов, ни зверя — это радовало и, одновременно, напрягало. Звери так быстро богатую «пищей» поляну не покидают.

Лукас и Анхель прошли расстояние до болота слишком быстро, чтобы считать такую прыть осторожностью. Ангел нёс на плече сумку-ножны с заветным мечом, а на поясе был привешен небольшой топор. У охотника был старый повидавший много чего арбалет, который достался ещё его прадеду во время какого-то конфликта. Арбалеты вещь достаточно дорогая — не каждый охотник себе позволит. А этот, можно сказать, был семейной реликвией. Знамо ли дело! Сие оружие досталось прадеду Лукаса Любомилу, да как! Дед его бежал рядом с конём местного пана, который по каким-то причинам, коих история не сохранила, поссорился с соседом. Дело дошло до столкновения. Во время этого столкновения, пан был застрелен, а заряженный арбалет выпал, да прямо на Любомила. И мало того, что больно ударил того по плечу, так ещё и стрелу вогнал сквозь ключицу прямо в сердце и дальше, пока внутри где-то не застрял. И последнее, что смог сделать прадед Лукаса — это крепко накрепко схватиться за убившее его оружие. Так и привезли его тело с арбалетом в руках. Сын его решил арбалет оставить, а каким образом он был из хладных рук покойного изъят, умолчим.

У болота они огляделись, прислушались — ничего необычного.

— Как глубоко там?

— Ну, самое большее, где-то по пояс тебе будет. — Прикидывая по себе, ответил Лукас.

Анхель качнул головой и снял сапоги. Закатывать портки смысла не было. Лукас последовал его примеру. Обувь спрятали в кустах. Не то, чтобы их могли украсть, но принципа ради.

Из сумки на свет показался меч, сама же сумка присоединилась к сапогам. Лукас зарядил стрелу. Они переглянулись и вступили в холодную осеннюю воду. По коже пробежали мурашки. Не столько от того, что вода была холодной, а от того ощущения, по чему они шли. Под ногами была противная на ощупь жижа, которая неприятно просачивалась между пальцами. В жиже этой порой попадались мелкие и не очень камни, порой под ногу попадали крупные скользкие валуны с острыми углами. Наступив на такой вот камень, Лукас чуть не плюхнулся в воду весь, но в последний момент удержался.

Их со всех сторон обступили жёлтые камыши. Изредка местная живность отвлекала их, но они шаг за шагом продвигались вглубь небольшого болота, которое, несмотря на размеры, доброй славой не пользовалось. И люди тонули тут, и скотина порой терялась.

Лукас шёл впереди и указывал Анхелю те метки, по которым можно было определить, куда делать шаг не стоит. Охотники давно освоили это место и для удобства расставили, где надо, вешки — заострённые колья, которые стояли то тут, то там и давали понять, что приближаться к ним, а тем более, заходить за них, не стоит.

Они ходили вокруг топи, заглядывая в заросли камыша, за кусты, к которым с берега было не подойти, но пока никаких следов тел пропавших рудокопов не было.

Прошло больше часа, а то и все два, когда они вышли на берег. Говорить про то, что оба еле на ногах стояли, не приходится. Как только выбрались, Лукас нырнул в кусты и через мгновение вернулся с пучком сухой травы и несколькими сухими же палками. Сунув пучок между двух камней, приложил одной палкой, затем достал кожаный мешок с огнивом, высек искру, и очень скоро у них был костёр. Принеся из кустов побольше дров, Анхель, не стесняясь, скинул портки, как мог, отжал и положил на камень рядом с костром, после чего сел и стал обтирать ноги ветошью. После он передал её Лукасу, который тоже до поясу нагой сидел у костра и растирал ноги руками.

— Т-т-только м-мёрзли зря. — Проговорил дрожащим голосом охотник.

— Надо б-было проверить. Зато теперь спокойны, ч-что их тел т-там т-точно нет.

— Н-ну… т-тоже верно. И ч-что т-теперь?

— А что т-теперь? Т-теперь вести себя надо ост-торожнее. Чтобы не случилось подобное. Не в-верится мне, что это зверьё больше не вернётся.

— Я т-тоже т-так думаю. Ничего более странного и страшного в жизни не видел. Ну, кроме того, что в небе — я тогда ещё маленький был, лет десяти от роду, случилось. Ох, боялись тогда, что Конец Света настал, как хилиасты твердили.

Анхель счёл за благо промолчать. Не хватало ещё ляпнуть, что про данное событие он прекрасно знает. Точнее он был в его эпицентре.

* * *


Прошло около получаса, прежде чем портки обсохли. Двое оделись и не спеша побрели обратно в селение. На пути они не встретили ни рудокопов, ни зверя — вообще никого до самого Славошовице.

Прошло ещё несколько дней — ничего не происходило, и народ постепенно забывал о том, что может случиться. Детей, конечно, от дома ни на шаг не отпускали, а вот те, кто уже из детского возраста вырос, позволяли себе в одиночку ходить в лес, к приискам и просто гулять. Анхель эти «прогулки» примечал, но подходить и каждому доказывать, что не стоило бы так беспечно себя вести, не стал. В конце концов, если кто-то ещё пропадёт, то народ за ум возьмётся точно.

Ждать слишком долго не пришлось. Нет, никого не съели, не утащили. Наутро девятого дня после нападения на рудокопов к Анхелю пришли двое охотников — Петр и Лукас.

— Недалеко от болота следы свежие видели. Сомнений нет — зверь тот же.

— Сколько?

— Три следа нашли, может, та же самая троица и была. А может по трое охотятся.

— Насколько свежий след?

— Ночной, ближе к утру. Полночи-то дождина хлестал, а ближе к утру прекратилось. Следы каплями непобитые.

— В селении знают?

— Гостислав там уже должен рассказать.

— Стало быть, объявились… — Задумался Анхель. Ждать нападения было неправильно, нужно выйти самим и побыть приманкой. Если зверей трое, то выйти на охоту надо в два раза превосходящим числом. А ещё лучше ловушек понаставить близ болота, авось да попадётся хоть один. — Давайте-ка, братцы, вечерком над этим делом подумаем, надо серьёзно за зверя браться. Пусть охотники все будут, а я своих, кто посмекалистей, позову.

— Согласен с тобой. Тогда вечером у старосты. Ему вроде ответ из города пришёл.

На этом утренний разговор был завершён.

День поглотил всех работой и стремился к завершению очень быстро. Анхель и трое друзей по промыслу шли к дому старосты, где их уже ждали охотники в полном составе. Сам староста сидел на крыльце и зябко ёжился — холодный ветер разгулялся к вечеру.

С уст Альберта слетело, было, приветствие, как вдруг округу огласил звон колокола. Все повернулись в сторону храма. Никакой службы быть сейчас не должно, а посему что-то неладное случилось. Отец Филип просто так звонить не будет.

— Альберт, хватайте оружие и туда. — Крикнул уже на бегу Анхель, ведя за собой лесорубов. Краем глаза он видел, как побежали к своим домам охотники, которые пришли на совет без всего — зачем арбалеты да пики на совете?

В селении поднялся шум. Все высыпали из домов. Бегущие лесорубы, а следом и подтягивавшиеся охотники, на бегу кричали, чтобы все шли по домам и запирались. Кто-то выбегал из дома, прихватив вилы, и бежал следом. Задор — это дело хорошее, не всегда нужное, правда, но, быть может, сейчас придётся в дело.

С вилами бежали в основном крестьяне, рыбаки и те, кому по промыслу иного «оружия» не полагалось. Вон и Гануш бежит — совсем взрослый уже, муж, отец четверых детей.

Анхель, несущийся в авангарде, к тому времени достиг озера, но оттуда не было ничего видно. Колокол звонить перестал. То ли священник увидел бегущую помощь, то ли случилась беда с ним. Обернулся — трое с топорами не отстают, вдалеке за ними начинает виться ниточка других бегущих на выручку.

У холма он остановился, быстро перевёл дыхание и дал знак всем стоять. Очень быстро на тропе скопилось порядка двух десятков мужиков. Кто-то ещё подбегал, но времени не было ждать всех.

— Рассредоточиться по холму, идём вместе полосой по команде, остальные подтянутся, поймут, что да как. Быстро!

Мужики сразу поняли, что от них требовал испанец, и побежали вдоль холма, выстраиваясь шеренгой. Как только она приобрела годный вид, Анхель махнул рукой и начал подниматься. Шеренга потянулась следом. Запоздавшие присоединялись к ней. Пусть холм не был слишком высоким, но восходить по нему не по тропе было сложно. Трава сырая к ночи и скользкая.

Наверху слышалась возня, грохнули храмовые двери. Не хлопнули — упали. Анхель закусил губу и поторопился вверх. Да и все остальные, кто это слышал, не сговариваясь, ускорились. Как только уже почти три десятка мужчин достигли верха, то без команд остановились — увиденное ими выходило за пределы того, что они могли ожидать.

Три пары хищных глаз смотрели на застывших людей.

— Это ещё что за?.. — Прошептал старый Якуб. По его вытаращенным глазам было понятно, что такое он видит впервые. И никогда, НИКОГДА о подобном не слышал.

Некоторые подались назад, кто-то покрепче схватился за оружие. Анхель стоял, не дыша, — три монстра предстали всеобщему взору, но мало кто видел, что позади них, между разбросанных поваленных скамеек лежит в луже крови отец Филип. Но сердце ангела не истерило — оно спокойно отбивало свой ритм. Ритм, который для человека посчитали бы слишком быстрым.

Монстры стояли, почти не шевелясь. И, глядя на них, все припомнили описание, коим располагали перепуганные рудокопы. Действительно, они походи чем-то на волков, чем-то на медведей. По пропорциям и строению туловища они напоминали собак или волков, единственно, лапы были скорее кошачьи. Шерсть была тёмно-серой, местами с коричневым отливом. Хвосты были и впрямь как у крыс — длинные и гладкие, словно чешуйчатые, а на конце был костяной отросток, напоминавший коготь, направленный супротив хвоста. Крюк прямо-таки, удобно таскать таким тела жертв, подумалось Анхелю. Мордой же зверь не был похож ни на кого из известных хищников: тупой нос, короткие уши, широкие челюсти. Красные светящиеся глаза. Они действительно светились, а не бликовали красным, словно в черепе стояла свеча, горящая алым пламенем.

Звери внушали трепетный ужас ещё и своими размерами. В холке они были человеку среднего роста почти до плеч, а в длину, если не считать хвост, то, наверное, в рост Анхеля, если не более.

— Обходи их, мужики, в кольцо и загоняйте в храм. — Подал голос Альберт. Опытный охотник говорил спокойно и твёрдо.

— Тама того… священник… — проговорил кто-то из мужиков.

— У Бога, уже, поди, наш священник… — Откликнулся другой голос.

— А ну не трепаться, за дело! — Шикнул Якуб.

Люди осторожно начали окружать зверьё. Трое неведомых животных начали оглядываться. Затем они разошлись и стали смотреть в три стороны, как раз вместе охватывая взглядами всё пространство. Хищные пасти открылись, и они разом зарычали, устрашающе дёрнувшись вперёд. Это произвело эффект: кто-то прикрикнул, кто-то поскользнулся, резко одёрнувшись назад, несколько мужиков, как вкопанные, остановились.

— А ну не бояться. — Тихо и размеренно, глядя на «своего» зверя, проговорил Альберт.

Тот из хищников, на которого смотрел Альберт, поглядел на него. Именно поглядел, как человек, который понял, откуда исходит опасность. Ещё один предупреждающий выпад, на сей раз в сторону главного охотника.

Кольцо почти замкнулось.

— Башка крепкая — бить бесполезно. Горло и позвоночник раньте. — Спокойно заключил Якуб.

Анхель подходил вместе со всеми, но помалкивал, доверяя в этом деле охотникам, которые зверя, пусть не такого, но знают. А зверь он и есть зверь.

— У кого вилы, пики — держать крепче. На прорыв пойти могут.

Звери видели, что круг замкнулся. Начали рыть землю мощными лапами. Рык уже не прерывался, страшных размеров клыки то и дело устрашающе клацали. Агрессия переставала быть показной.

Кто-то из охотников крикнул «Бей!». Ответом на команду был почти дружный выпад вилами, пиками в сторону зверей. Одна особь шарахнулась назад, но не побежала, выщерив клыки и по-кошачьи угрожая лапой. Две других зверины оскалились, но с места не сдвинулись.

БЕЙ!

Новый выпад. Расстояние между охотниками и загнанными животными около пяти шагов. Они жмутся к стене, но так неохотно, словно не боятся.

БЕЙ!

Хищник, стоявший слева от входа в храм, отвечает на выпад людей своим, ударяя по выставленным вилам лапой — человек еле удержался на ногах, но вилы не выпустил.

БЕЙ!

Выпад. Хищники отошли к стене впритык, осталось загнать внутрь, а там уже проще.

Средний зверь, перестав рычать, что-то пролаял, и тут же, словно по команде, два других замолчали и чуть пригнули задние лапы. Хищники по-прежнему хлестали людей ужасающими взглядами, но люди, видимо, поняли, что теснят их. Задние лапы задрожали от напряжения.

— Крепче держать — нападут сейчас! — Заорал Якуб.

Средний хищник кратко рыкнул и вся троица, срывая дёрн, рванулась вперёд.

Команда была как нельзя вовремя, некоторые успели перегруппироваться, и это спасло положение. Отчасти.

Двоих хищников встретили на пики и вилы, а вот средний прорвался за кольцо людей, расшвыряв их без особого труда. Но, сделав несколько прыжков, остановился и обернулся. Его собратьев как раз валили наземь, чтобы забить, заколоть — убить. Однако хищники, вися на людском оружии, всё равно отмахивались лапами. Левый зверь мощным ударом по голове сбил с ног того, кто держал его на вилах. Человек навзничь упал, но вилы так и торчали в груди. На место упавшего быстро поспешил Петр, охотник выверенными ударами старался попасть по глазам.

Правого зверя тем временем удалось завалить набок, и тут же двое лесорубов с разных сторон перебили зверю шею. Умирая, он всё равно успел несколько раз ударить хвостом, который работал не хуже хлыста. К тому же коготь на нём наносил весьма опасные раны.

Анхель и ещё четверо следили за передвижениями третьего. Он ходил туда-сюда и то и дело огрызался на подходящих людей. Кто-то метко швырнул в него пику. Не сказать, что цели она не достигла, ударив зверюгу в бок, отвлекла его, и тут Анхель пошёл ва-банк, с налёту рубанув топором зверя снизу-вверх. Удар был точным — из шеи зверя ударила струя крови. Но он сдаваться не желал. Оказавшегося недопустимо близко Анхеля он поддел лапой и тот упал. Его обдало кровью. Она залила глаза.

— Лежи, Анхель! — Услышал он крик совсем рядом и, отпустив топор, сгруппировался. Совсем рядом рычал зверь, сперва он даже чувствовал его дыхание, кровь продолжала брызгать на него. Рядом топнула одна нога, с другой стороны ещё топот, ещё, ещё. И чья-то рука схватила его за руку и потащила в сторону.

Отовсюду слышались рёв, крики, команды Альберта и Якуба. Анхель протирал глаза. Густая же кровь у этих тварей! Когда он открыл глаз, то смог разглядеть, что два зверя у храма мертвы, он обернулся, третий отходит, но слабеет на глазах от потери крови. Его вдобавок изматывают со всех сторон охотники и лесорубы, ударяя со всех сторон.

Анхель, наконец, смог открыть второй глаз. Зверь упал на бок, но лапой всё равно старался кого-нибудь схватить. Прошло немного времени, и он сдался. Ещё некоторое время он пытался дышать, но вскоре дыхание замедлилось, а потом прекратилось совсем.

К сидящему на траве Анхелю подошёл Мирон и протянул руку.

— Ну, ты даёшь! Не страшно было так кидаться?

— Так попал же. — Пошутил, поднимаясь, «испанец». Встав, он огляделся: три звериных туши были на земле, семеро мужиков лежали то тут, то там. Кто-то подавал признаки жизни, кто-то даже издалека выглядел так, что было ясно — мёртв.

— В основном тот хвостом сучил, зацепил многих. — Пожаловался понявший взгляд Анхеля лесоруб. — Да тот вон ударил Рахела так, что шею сломал за раз.

— Доконали гадов! — крикнул кто-то.

Некоторые отозвались, многие промолчали.

— Жарко было… — Пожаловался подошедший Альберт. Он держался за плечо — текла кровь. — Ерунда. Хвостом последний задел. Ну и орудие!

— Надо людям помочь, кто жив ещё… — Вслух подумал Мирон.

— Верно. — Кивнул Альберт. — Эй! Слушать! Все, кто цел, помогите раненым. Мёртвые подождут… — Тихо закончил он.

Народ рассыпался кучками вокруг раненых, затрещали разрываемые тряпки, то тут, то там стонали перевязываемые. Анхель присел — слишком уж его тряхнуло при падении. Вокруг всё немного плыло. Звуки то искажались, то затухали, то звоном раскатывались в голове. Он видел, как мимо него сновали люди, как кричали и дёргались раненые. Как охотники из пик, вил и собственной одежды делали подобия носилок и уносили пострадавших в сторону деревни. Видел, как Мирон и Якуб покачали головами над телом бившегося и кричавшего от боли Гостислава. Видел, как тот, лежащий на земле, пытался собрать обратно внутрь вырванные хвостом бестии кишки. Видел, как Якуб попытался с ним заговорить, хоть как-то отвлекая от боли. Как перекрестился Мирон, а затем, слегка приподняв его голову и несколько раз погладив, резко крутанул её, прекратив муки охотника. Якуб поднялся, перекрестился, хлопнул по плечу Мирона и пошёл куда-то в сторону.

Из храма выбежал Гануш. Он махал рукой, что-то кричал, но Анхель не слышал. Но в двери побежали ещё люди — может, отец Филип был жив? Анхель осторожно поднялся, его шатало, в глазах темнело, но соображал он достаточно последовательно. Неровным шагом он двинулся к двери прихода. Тут к нему подошёл Лукас и прихватил его за пояс, помогая идти. Вместе они дошли до двери, из неё как раз на «носилках» выносили священника. Он был в сознании и, увидев Анхеля, ободряюще улыбнулся. На ноге у него была перевязана сочащаяся рана.

Лукас посадил Анхеля на скамью. Раненых всех унесли. Остались трое мёртвых. Народу на холме было уже немного, меньше десятка. Они закрывали глаза умершим, чесали затылки, оглядывая поле боя, или стояли столбами над тушами хищников.

— Ну, дела. — Прошептал Лукас, качая головой. — С ума сойти можно.

— Это точно. — Согласился Анхель.

— Я вот чего угодно ожидал, но только не то, чтоб эти зверюги в приход полезли. — Он скривил губы, выказывая крайнее недоумение. Затем отрицательно покачал головой. — С ума мир, что ли, сходит?

— А это скоро выяснится. Хорошо, если только трое их было, а если прав Якуб, что тут стая бродит?

— Я тогда беру семью и все запасы и за стену, в город. Тут и думать нечего!

— Далеко ты уйдёшь со скарбом-то своим, с такими зверьми на хвосте?

Лукас промолчал.

Народ расходился. Через некоторое время на холм поднялся пан Новотный. Закрыв рот ладонью, он медленно шёл, оглядывая первого зверя. Вытаращив глаза, смотрел на него сначала под одним углом, потом под другим, обошёл, вновь то так, то сяк поглядел. Покачал головой, увидел ничем не прикрытое тело Гостислава. Одного быстрого взгляда хватило, чтобы больше не смотреть. Мимо него он прошёл, нарочито отвернувшись. Отойдя от порванного тела охотника, староста перекрестился, покачал головой. По нему видно было, что ему дурно — лицо бледнело, глаза чуть слезились и норовили закатиться. Однако он держал себя в руках. Долго, от тела к телу, от туши к туше, он таки добрался до сидящих на скамье в непосредственной близости к последнему мёртвому хищнику Лукасу и Анхелю.

— А мне с утра гонец-то письмо принёс из городу. — Чуть ли не плача заговорил он. — В патрициате решено нам не помогать ничем, мы же в услужении церкви живём и работаем, так и жаловаться ей должны, а там уж пусть их церковный патрициат думает…

— Вот оно как… Мы, значит, тут живи, горбаться, десятину плати им чуть ли не каждый, а они и не думают про нас даже? Уж, ладно, священник наш за обряды плату почти не берёт, а коль берёт, то не с каждого, с тех, кто может. А мы и не нужны, стало быть. Доят нас, а теперь в расход, что ли? — Запричитал Лукас.

— Ну-ну-ну! — Тут же набычился староста. — За такие разговоры-то вот…

— Что?! Анафеме предадут? Да куда там?..

— Хватит вам. — Тихо проговорил Анхель. — Не про то ругаетесь-то. Звери, вон, среди бела дня пришли и не заметил никто.

— И то, правда. — Оглянулся вновь вокруг староста. — Ой, беда-то…

— Беда-беда. — Обидевшись, покачал головой Лукас. Винить его нельзя было. Жили-то и впрямь тяжело. Церковь, бывало, последнее забирала, а они всё слушали. Слушали, как им воздастся, а по сути-то — только использовали их и всё.

— Так. Хватит. — Анхель поднялся. Голова вроде бы пришла в норму. — Надо мёртвых убрать, да туши эти… а чего, кстати, с ними-то делать?

— Шкуры спустим, разделаем. Мясо же. А головы их на колья насадим.

— Кого пугать?

— Чтобы помнить.

— Ну, будь так. — Усмехнулся Анхель.

На том они разошлись. Лукас и староста остались, что-то активно обсуждая. Анхель пошёл в село к местному целителю, у которого сегодня день будет не сравнить с другими. Как там священник разузнать надо. Он видел только страшную рану на ноге, но всё ли это? Отец Филип и так уже ходил плохо, а теперь, коли выживет, и вовсе, наверно, сидеть дома будет.

По пути ему попадались селяне. Кто-то бежал к дому целителя проведать мужа, отца или брата. Кто-то бежал к церкви к телу родного человека, что домой сам больше не вернётся. Вот уже Петр с Альбертом везли перед собой тачку с инструментами для разделывания туш.

Царил хаос. Пожалуй, лучше и слова не подобрать для сложившейся ситуации. И среди этого хаоса шёл падший ангел, что не помнил ничего из своего прошлого. Который тут явно не на своём месте. И который, возможно, и принёс это лихо сюда.

* * *


Священник лежал, ни жив, ни мёртв. Кровопотеря сказывалась весьма очевидно. Из пятерых доставленных сегодня к Николашу лекарю, четверо были у него в доме — пятого перевязал, выдал нужную травку и отпустил, благо рана была не тяжёлой. Отца Филипа он разместил на собственной кровати, остальных положили на пол. Двое стонали, один спал, священник же тихо лежал, глядя в потолок. На лице отражались разные мысли, бывало хорошие, порой горестные. Изредка он тяжело вздыхал, в эти моменты по лицу пробегала судорога боли.

Тихо вошёл Анхель. Его встретил взглядом лекарь. Он был уже немолод и этот день его сильно вымотал. Не каждый день случается такое вот. И сейчас он с отсутствующим взглядом сидел у печи на кухне, подпёрши рукой подбородок. Устало он поприветствовал вошедшего Анхеля, кивком указал ему направление к священнику. Не став лишний раз тревожить лекаря, Анхель прошёл в единственную в доме комнату.

Там оказалось весьма тесно. На полу лежали раненые мужики. На кровати у стены покоился священник. Он не спал, увидев вошедшего Анхеля, просиял слабой улыбкой. Еле заметным жестом пригласил его присесть на кровать, место позволяло притулиться с краю. Анхель осторожно сел.

— Как дела? — Спросил ангел шёпотом. Спросил первое, что пришло в голову, что получилось несколько глупо, учитывая положение его друга.

— Николаш сказал, что жить буду. Но недолго. — Монах улыбнулся. Грустной улыбкой обречённого человека. — Ног не чувствую, на боку рана по сию пору, чувствую, кровоточит. Недолго мне осталось. Хорошо, если до утра дотяну.

В глазах у него стояли слёзы, но он продолжал улыбаться. Он задышал чаще, и по его лицу Анхель понял, что ему больно, но старается сдерживать боль.

— Что ж Я без тебя делать-то буду, отче?

— А продолжать жить. Как можешь, как знаешь, как сочтёшь правильным. — Он покосился на «соседей» по комнате. Поманил рукой, чтобы Анхель к нему наклонился. Тот понял его и склонил голову, когда его ухо оказалось у губ священника, то он услышал. — Ты тут не задерживайся, как я преставлюсь. Иди в Ватикан, уж не знаю как, но… но попади в библиотеку. Тебе самый дальний зал нужен, пятый стеллаж в первом ряду от окон. Там, может, что отыщешь о себе. Там я про руны с меча нашёл. Иди туда — ответы там есть — я почти уверен. — Тут он схватил его за плечо и отстранил от себя, глядя в глаза. Быстро взглянув в сторону стонущих, он продолжил. — Иди своей дорогой, Анхель Руиз.

После этих слов он из последних сил оттолкнул его от себя и отвернул голову к стене, давая понять, что больше говорить не о чем. Анхель выдохнул, вдохнул и встал. Сделав несколько шагов, он обернулся — священник так и лежал, глядя в стену, из глаз его катились слёзы.

— Спасибо тебе, отец Филип. За всё.

С этими словами он вышел.

Священник же закрыл глаза и заплакал почти в голос.

* * *


Светало. Анхель сидел на крыльце лекарского дома.

Скрипнула дверь, вышел лекарь, присел рядом. Лицо его было несильно живее лиц его пациентов. Под глазами мешки, сами глаза красные — не спал всю ночь, видимо. Поначалу он молчал, потупив глаза. Затем повернулся к Анхелю, тот ждал, когда же он заговорит. Но лекарь просто смотрел на него, а затем закрыл глаза и отрицательно покачал головой. Всё стало ясно без слов — отца Филипа больше нет.

Лекарь снова уставился куда-то перед собой. Анхель еще некоторое время смотрел на него, а потом отвернулся. Что было с лекаря взять? Наверняка сделал, что мог. И говорить Анхелю больше было здесь не с кем. Его спаситель мёртв — он теперь один понесёт крест тайны, в которую были посвящены они оба.

Он поднялся, не отрывая глаз от земли, что-то такое притягательное сейчас виделось в ней. К горлу подступал ком. С глазами творилось что-то неведомое доселе — они словно слипались и не желали закрываться одновременно, словно песок попал в глаза и не желал выходить наружу. Такого он не припоминал — это с ним было впервые. Внезапно правый глаз пронзил мельчайший еле заметный спазм, и капля влаги понеслась по щеке. Он тронул себя рукой, да — на ладони осталась мокрая полоска.

Значит, ангелы тоже умеют плакать, заключил он про себя…

* * *


Люди выходили из домов и смотрели, как через селение шёл их героический лесоруб, испанец Анхель. Мечта многих местных девиц. Человек, зарекомендовавший себя как воин, начальник и просто друг. Лесоруб, что не побоялся выступить один против полусотни пикартов, на заре Гуситского восстания. Анхель Руиз. После того дня его стали уважать больше, чем кого-либо. Неизвестно как попавший в эти края, раненый, еле живой, почти ничего не помнящий о себе, он стал своим здесь в чешской глубинке.

А сейчас он шёл, словно тень, мимо домов ни на кого не глядя. Шёл в сторону озера, за которым его и отца Филипа домик. Где приход, около которого вчера случилась самая странная и кровопролитная драма за последние годы. Он шёл, а в глазах его были слёзы. Он не рыдал, нет. Просто слёзы текли и текли по его щекам.

Таким его никогда не видели. А раз так, то случилось что-то действительно плохое. И раз уж он шёл от лекаря, выходит, священник умер. А многие так надеялись, что он выживет. Отец Филип был опорой для многих здесь и не раз спасал положение. Не грубой силой, как Анхель, а иной — духовной. И перечислять его заслуги перед Славошовице можно долго.

Но больше его нет…

Что же теперь будет? Кто теперь даст ответы на вопросы, на которые ответа нет. Кто направит, кто выслушает, кто поведёт молитву в воскресение?.. Или вернутся те дни, когда Славошовице жило без священника?

Анхель, проходя мимо смотрящих на него людей, словно слышал их мысли, но отвечать не хотел. Он просто прошёл мимо. Вошёл в тенистую аллею из ясеней и, шурша опавшими листьями, брёл домой…

Ясеневая аллея, тропа вдоль озера, заворачивала на холм, где расположились небольшой приход и такой же небольшой домик рядом с ним, где почти двадцать пять лет он прожил рядом со священником. Он немного постоял, глядя на сооружения. Туши зверей уже разделали и унесли, остались только тёмные островки травы, покрытые кровью. Если бы не они, то никто бы и не догадался, что тут происходило совсем недавно.

В спину ударил несильный порыв ветра, бросив волосы вперёд. Но Анхель не обращал внимания, он просто переводил взгляд с прихода на дом и обратно. Двери храма были закрыты, точнее, поставлены так, чтобы вход хотя бы казался закрытым.

Он обернулся — перед ним расстилалось Славошовице. Селение, которое пусть не стало для него родным, но люди к нему здесь относились очень хорошо. Странно, но в соседних местечках его откровенно боялись. Видимо, здесь люди другие, как знать, какие ещё люди бывают? Немногих он видел. Есть добрые, как тут, боязливые, есть те, кто хочет убивать ради непонятных целей, а больше он людей и не видел особо. Ещё были те, кого отец Филип называл Немцами — но они мало отличались от местных панов, говорили иначе разве что, да выглядели немного серьёзнее, важнее. Иных чужеземцев тут не хаживало.

И если отец Филип прав, то и ему пора покинуть эти земли. Оставив жителей на попечение самим себе. Его даже не волновало, что могли снова явиться эти звери, хотя зачем волноваться, ведь только одного из трёх убил, и то не до конца, он. Двоих-то сами сдюжили. Так что не пропадут.

Так он стоял, чуть раскачиваемый усиливавшимся ветром, на тропе к храму. Небо затягивали тучи, воздух холодел, по жёлтой траве носились опавшие листья. Его волосы то поднимало, то опускало порывами ветра, слёзы уже не текли, но где-то внутри его сердца появилась какая-то пустота. Такая пустота, которая теперь навсегда таковой и останется, чем он бы её не пытался заполнить.

Тёмная вода озера рябила волнами. Сухие камыши раскачивались туда-сюда. Ясени нет-нет, но взбрасывали очередную партию пожелтевших листьев, обнажая, теперь уже до весны, высокие кроны. По небу неслись тяжелые тучи, именно неслись, видимо ветер на высоте и вовсе был сумасшедший. Стало чуть холоднее, совсем чуть-чуть, но уже ощутимо. Видимо дождь начнётся — «верная примета».

Не прошло и десяти минут, как начался ливень. А падший ангел так и стоял на холме…

* * *


Всех четверых погибших похоронили в один день.

Ни холодный ветер, ни дождь со снегом, ни распутица, установившаяся за последние дни, не помешали прийти всем жителям Славошовице, чтобы проводить последний раз своих братьев, мужей, отцов. И, конечно же, их священника. Из Ческе-Будеёвице несколько священников, епископов и даже сам кардинал прибыли попрощаться с братом во Христе. Они были примерно одного возраста. Помимо того, что они вместе учились в Университете, они ещё по жизни остались друзьями. Отец Филип был не первым, кто покинул их — были другие, не так давно их покинул епископ Йохан. Теперь Бог призвал Филипа.

Собравшиеся молчали, говорить было нечего. Все слова были уже сказаны, а слёзы пролиты. Лишь ветер завывал над стоявшими людьми. Лишь дождь стучал оземь многочисленными каплями. Лишь старый дуб шелестел остатками листьев. Люди же молчали, глядя на четыре холмика земли с воткнутыми в них крестами.

Мужчины стояли, изредка покачивая головами, словно соглашаясь с чем-то. Женщины — прижав детей к себе. У некоторых по щекам текли слёзы, но рыданий с причитаниями не было. Дети тоже молчали, схватившись за подолы матерей. Кто-то из них тихо плакал, спрятав личико в одеждах матери. Анхель стоял рядом с Мироном. Он сегодня провожал ещё и своего друга — лесоруба Рахела. Охотники прощались с Гостиславом.

Кто бы ни стоял в тот день у четырёх могил, можно сказать с большой долей вероятности, что все они в первую очередь пришли попрощаться с отцом Филипом. Бывшие немного в стороне священники шептались о том, что надо бы нового монаха поставить тут. Но не слышавшие этих слов селяне прекрасно понимали, что отца Филипа уже никто не заменит.




Глава 6


Тишина. В приходе никого не было. Скамьи так и были разбросаны. На полу осталась лужа почерневшей крови местного священника. В правом углу храма, рядом с входом сидел Анхель и через весь неф смотрел на алтарь. Ничего святого он в нём не видел. Ни святого, ни божественного, ни какого-либо ещё — мёртвое дерево и столь же мёртвый, холодный металл. Изображения, статуэтки, да что там! Даже библию и ту люди написали, а всё одно верят во что-то сверхъестественное.

На той неделе им было очень понятно сказано, что ничего подобного нет. Девятерых мужчин схоронили за несколько дней. И ладно бы война была. Так нет! Появились какие-то страховиды и устроили в Славошовице «чёрную» неделю, украшенную кровавыми пятнами. А они всё верят…

И разговаривать с ними на эту тему бесполезно, на всё ответы готовы.

На лице Анхеля отражались противоречивые мысли, а порой просто омерзение брало от глупости этих убогих, которым без небесного покровительства живётся плохо. И нет возможности вспомнить, что же было в его жизни до падения. В кого он верил? Что вело его по жизни? На чью волю он опирался при принятии решений? Неужели, он тоже верил в Бога?.. Ангелов здесь почти боготворят — воинство божие!

Ангел поднял с пола отколовшийся кусок скамьи и швырнул его в кандил. Стоявшие на нем незажженные который день свечи полетели в разные стороны, устояла только одна.

— Что ты делаешь? — Услышал он вдруг от дверей. Обернулся.

— Гануш, здравствуй…

— Что ты здесь делаешь? Ты третий день не появляешься в селении.

— Я хочу побыть один — это ведь не запрещено?

— Кто я, чтоб тебе что-то запрещать? — В словах этих Анхелю послышалась нотка безграничного уважения. Он отвёл глаза от него и хлопнул рукой подле себя. Гануш понял его и, медленно подойдя, сел рядом.

— Я скоро покину вас.

— Наверное, так и правильно. — Анхель снова повернулся к нему. Не ожидал, если честно, он такого ответа. Уж кто-кто, а Гануш, тот самый мальчишка, что первое время почти не отходил от раненого испанца, должен был запротестовать. Ан, нет.

— Не ожидал. — Честно признался Анхель.

— Хм. — Улыбнулся взрослый уже мужчина. — Давно хотел рассказать тебе или отцу Филипу кое-что. Пожалуй расскажу, пока ты ещё не ушёл. Это случилось давно, когда тебя тут ещё не было. С неба нисходил огонь. Уже несколько дней, как только темнело, все люди прятались по домам и молились, чтобы это скорее закончилось. Отец Филип запретил смотреть на небо, дабы страх не селился в сердце. Уже не помню, который это был день, но я не выдержал и посмотрел.

Огонь так и падал к земле. Как вдруг всё небо озарила невероятная вспышка — думал, ослепну. Но нет. Открыв глаза, я больше не увидел огней. Я уж было обрадовался, что всё кончилось. И тут с неба сошёл огонь — совсем близко. Я видел, как он упал за нашим приходом. За этим приходом. И наступила тишина. И темнота ночная больше не была нарушена огнями.

Знал бы ты, Анхель, как я хотел побежать из дому сюда, а затем дальше, чтоб посмотреть, что же там упало. Но запрет отца был строг, как никогда. Я всю ночь не спал и с первым лучом Солнца опрометью выскочил из дому и побежал. Я бежал и бежал, порой забывая, что надо дышать. Когда я примчался сюда, то священника не было ни в храме, ни у себя. Я решил, что он тоже видел или слышал, как что-то упало недалеко отсюда, и тоже пошёл посмотреть. Я побежал по тропе, которая вела на поляну выше по холму. Там мы с ним, бывало, сидели — он, я, другие дети. Он рассказывал много интересного о жизни Иисуса и помимо этого.

Когда я приближался к поляне, то в нос ударил запах чего-то паленого, горелого… на поляне виднелся дым. Я притормозил и осторожно, от дерева к дереву, пробирался вверх. Вскоре я увидел, как отец Филип стоит над дымящейся развороченной землёй. Только я хотел выйти к нему, как оттуда показался кто-то. Он встал медленно, опираясь на меч, и тогда я увидел крылья за его спиной. Точнее то, что от них осталось. А после он обернулся, и я рассмотрел его лицо — твоё лицо.

Гануш замолк. Анхель молчал — он даже и не знал, что сказать.

— Я никому не рассказал про тебя, что ты… ангел.

— Спасибо. — Прошептал сидящий рядом падший. — Я помню своё присутствие здесь с того же момента.

— Я так и подумал, что ты ничего не помнишь. Будь ты при памяти, ты давно бы ушёл.

— Не исключено. А почему промолчал? Не вышел тогда? Не рассказал потом?

— Да побоялся я тогда. Я как крылья обгоревшие увидел, ноги как будто приросли к земле и рот слипся. Даже глазами не моргнуть было. А как отец Филип увёл тебя, так я сел и долго не мог встать. Всё думал, что же это я видел?

— Меня ты видел… поражён Я тобой. Другие дети, бывает, ещё не случилось ничего — уже крик поднимают, да матерям рассказывать бегут. А ты… двадцать пять лет почти в себе такую тайну хранил. Уважаю!

— А куда ты пойдёшь?

— В Рим.

— Рим? Где это?

— Да Я и сам не знаю — отче сказал, что там, может, найду о себе что. Да только вот сомневаюсь Я что-то. Но оставаться мне тут тоже нельзя. Я же не старею — ты уже вырос, мужики, с которыми Я лес валю, да другие люди все стареют, а Я нет. Если так и дальше пойдёт, то и вопросы скоро начнутся. А где вопросы, там и каратели появиться могут. — Уловив непонимающий взгляд Гануша, Анхель пояснил. — Инквизиция.

— Ох. Не приведи Господь!

— Ну да. Так что всем во благо, если уйду Я.

— Не прощайся только. — Неожиданно твёрдо сказал ему Гануш. — Просто уйди ранним утром, пока спят все. Лишние вопросы тебе, думаю, ни к чему.

— Я так и собирался, по правде говоря. — Усмехнулся Анхель.

— Когда?

— По весне уйду. Уходить на зиму глядя — глупо.

— Тоже верно. — Гануш поднялся. — Тогда хватит тут сидеть да свечи сшибать. Сходи в селение-то — погляди, что охотники учудили. Головы тех зверей у дома старосты на колья повесили, мол, чтоб какая бы тут власть не была, помнила, что тут любого зверя изведут.

Анхель засмеялся. Ох уж эти охотники. Что за люди? Только бы словеса красивые разводить про то, какой они народ рьяный да неустрашимый. Ну да благо толк с них действительно есть, а не только похвальба сплошная.

* * *


Осень, а следом и зима прошли быстро и почти не заметно. Храм так и пустовал, жители приходили молиться, но без священника было не так, как раньше. Анхель, не спеша, готовился к уходу. Первоочередной задачей для него стал маршрут, по которому можно добраться до Рима. А так как про оный град из местных мало кто знал, то пришлось припомнить друзей в городе.

Оказалось, что Рим весьма далеко, и путь к нему может растянуться на два, а то и три месяца, особенно, если идти пешком. И, видимо, именно так и придётся перемещаться, так как скотина от него шарахалась вся без разбора. А значит, про путь на лошади или хотя бы на повозке речи не шло. Это вносило определённые коррективы.

Нужно было многое продумать. Если путь для него стал более или менее понятен, то оставались открытыми многие другие вопросы, такие, как припасы, деньги, которые при таком долгом переходе обязательно понадобятся. Перебиваться подножным кормом совсем не хотелось, равно, как и заниматься разбоем. Конечно, оставался вариант подрабатывать по пути, но тут были свои сложности. Одна из таких, что на селе денег-то особо ни у кого и нет — церковь и панство обирают работников, и денег те почти не видят, предпочитая натуральный обмен. Да и что он им может предложить? Дрова нарубить?

А если наняться в охрану к какому-нибудь пану, который движется в нужную сторону? Вариант неплохой, но тут ведь ещё пана такого сыскать надо. Да и потом, не нутру Анхелю будет подчиняться кому-то даже ради денег. Мелочно. Уж лучше бандитов придорожных изводить — всем польза.

Сколько можно провизии взять с собой? Не так уж и много, хватит на пару недель, и это при очень экономном расходовании. Касательно средств же, в Ческе-Будеёвице можно продать его топор. Он весьма дорогой работы — помнится, епископ Йохан расщедрился и заплатил за него вместо Анхеля лучшему местному кузнецу. Это уже что-то. Однако пояс затянуть придётся всё равно.

Есть ещё одна весьма остро стоящая проблема — Анхель владеет чешским языком, а идти ему через земли, где в ходу немецкий и итальянский языки, которых он не знает даже в зачатке. А это означает, что либо придётся быть молчаливым странником, либо останавливаться и осваивать. При первом варианте экономия времени налицо, однако общаться с местным населением придётся в любом случае. И если немцев в том же городе пруд пруди, то вот знатоков итальянского вряд ли много сыщется.

Путь его за границей Чехии будет проходить через баварские земли, зальцбургские, тирольские, венецианские и, наконец, Папское государство, где и расположен искомый Рим с Ватиканом. Дорога далека — спору нет. Но и цена той информации, за которой он идёт, стоит того, чтобы рисковать.

Нужно будет почаще бывать в городе и постараться выучить хотя бы фразы, которые помогут по пути. По прибытии в Рим можно сделать передышку и разобраться с языковым вопросом. Легенда остаётся старой — он испанский рыцарь Анхель Руиз. Он слишком привык быть испанцем, чтобы что-то придумывать на ходу. Разве что с настоящими испанцами встреча случится, вот тогда легенду придётся очень быстро менять.




Пришла весна. Осталось дождаться, когда отступит распутица с дорог, и можно будет выдвигаться. Всё готово. Всё, что возможно было приготовить за зиму — сделано и дожидается своего часа. Все знания, почерпнутые в городе, заняли своё место в памяти. Немецкий язык схватывался на удивление быстро. И объяснить в дороге банальные вещи он сможет. С итальянским оказалось гораздо сложнее, ибо представителей тех областей тут не было совсем. И всё, что удалось вызнать — это пару слов, толку от которых мало.

Маршрут за неимением карт был написан на куске кожи. Ясное дело, весьма условно, но Анхель надеялся, что не собьётся с него. Сам маршрут представлял собой дорогу, которая больше походила на упавшую кривой полоской нить, на ней были редко нанизаны бусины городов, пройдя через которые он точно попадёт в Рим. В который раз, подивившись тому, сколько ему придётся пройти, Анхель сложил «карту» и сунул в карман дорожной сумки.

Апрель 1448 года


Это словно другой мир. Такое ощущение не отпускало Анхеля уже который день.

Пошёл пятнадцатый день его пути, девять из которых он идёт по баварской земле. Чехия, которую здесь иногда называют по старой памяти Богемией, давно осталась позади. Порою кажется, что даже дышится здесь свободнее, особенно простым крестьянам. Здесь, в отличие от Чехии, гнёт феодалов не такой сильный. Да, церковь, возможно, не уступает, но всё же крестьянам живётся куда легче. Здесь на севере Баварии ещё достаточно спокойно, но его предупреждали, что южнее случаются и набеги кочевников. Поэтому ему рекомендовали идти западнее, что вполне сходилось с его планом.

Первый большой город в его плане был Линц. В священной Римской Империи чуть ли не главный торговый перекрёсток, так как расположен как раз на пересечении Дуная и основного торгового пути в Южную Европу.

Останавливаться там надолго в планы не входило — пополнить запасы, съестные и информационные, и далее в путь.

* * *


Дорога день за днём оставляла позади небольшие селения, города и области. Сначала Линц, а после и вся Бавария. Затем Зальцбургская земля и сам Зальцбург с его романским кафедральным собором, гора Фестунберг с крепостью, что расположена на самой вершине, носящая имя Хоэнзальцбург. Шли дни — горы становились всё ближе, Тирольские земли ещё раз удивили Анхеля свободой нравов — местные крестьяне порой ни от кого не зависели, они объединялись в общины, жили, вели хозяйство.

Всё чаще он здесь слышал напевный и непонятный язык. За горами лежала совсем незнакомая Венецианская республика, со своими нравами, языком и духом.

Поэтому он стал чаще останавливаться в небольших селениях и пытаться вызнать побольше о соседней стране. И ему повезло.

В небольшом селении южнее Инсбрука он встретил утро. Ночевал на сеннике местного старосты, который добродушно позволил ему ночлег. Вообще, как понял Анхель, проситься на ночлег лучше всего у местного старшины, больше вероятность, что ночевать будешь хоть под какой-то крышей, хотя и под звёздами ему было не так уж и плохо. Однако, тут интерес особый — уже не так далеко до Венеции, а язык и нравы незнакомы. Анхель находил это неправильным. Ну, попадёт он туда — и что? Год-другой учиться говорить? Время, конечно, ему это позволяет, но и оно имеет свойство проходить. А как показала практика минувшей зимы, немецкий язык Анхель весьма быстро впитал, а походив по землям и говоря только на нём, к границе он подходил, почти в совершенстве им владея.

Герр Герец — староста селения, был мужчиной хоть и пожилым, но вполне себе ещё бодрым. Не успел Анхель как следует проснуться, тот позвал его на завтрак. И пусть он не был царским, но зато от души. Жена старосты была хозяйкой по праву и готовила прекрасно. Однако сама есть не стала, отговорившись иными заботами. Герр Герец же удостоил гостя и компанией, и разговором. После дюжины непонятно для чего заданных вопросов и полученных на них ответов он ненадолго замолчал.

Дождавшись, когда Анхель доест завтрак, староста позвал его пройтись по селению. По чести сказать, гулять желания не было, но отказывать он не стал. Медленно шагая по единственной улице, которая заканчивалась на берегу небольшой речонки, герр Герец неожиданно спросил то, что, по мнению Анхеля, он должен был спросить в первую очередь.

— А куда вы держите путь, герр Руиз?

— Папское государство.

— Далёкий, однако, путь. А что вы там ищете? Если не секрет.

— Не секрет — Я просто странствующий воин.

— Вы желаете быть кондотьером?

— Простите, герр Герец, кем?

— А, вы не знаете?

— Честно говоря, да. И был бы признателен, если бы вы меня просветили по данному вопросу.

— Что ж, не вижу ничего сложного. Кондотьер — это наёмник. От итальянского «condotta» — контракт. — Тиролец говорил спокойно, но в то же время, словно перед строем солдат. Этот отличительный момент немецкого говора очень нравился Анхелю. — Сколько себя помню, по ту сторону гор сплошная смута да делёж места. И политика… политика… А ведь места вполне достаточно, чтобы жить хорошо, но нет. Не могут никак договориться. А так как своих сил не хватает, то наёмники, которые не прочь отстоять нужные убеждения за деньги, как нигде там в цене.

— Боюсь, мне это будет сложно — практически не знаю языка.

— Questo non Х un problema. — Улыбнулся тиролец. — Это не проблема. Вы неплохо говорите по-немецки — этого достаточно. Если же хотите освоить необходимые азы языка, который в ходу по ту сторону Альп, то вы можете остаться ненадолго — я вам согласен помочь.

— Что вы хотите за помощь? — В лоб спросил Анхель.

— Да ничего особенного. Внешнее великолепие нашего края слегка обманчиво и порой у нас случаются набеги. Да-да, именно набеги. Нет, не те, что в Баварии, скажем, а иные. Не все хотят жить честно — понимаете меня, герр Руиз?

— Пожалуй.

— Я имел в виду лесных головорезов, которые обитают ближе к горам, но к зиме они идут в наши края, дабы жить в тепле чужих очагов. — Эти слова он сказал, глядя на видневшиеся горы, заложив руки за спину. — При этом они убивают за неповиновение, насилуют женщин, порой забирают подростков и утаскивают с собой все припасы, что могут унести. — Он повернулся к Анхелю и посмотрел в глаза. — Мне кажется, что вам по силам организовать сопротивление, это видно по вашим глазам.

— Неужели видно? — Несколько опешил Анхель.

— Да-да. Вы непросто воин, в вас, герр Руиз, чувствуется сила, вокруг которой всё начинает быстро вращаться, причём в правильном направлении.

— Не боитесь ошибиться?

— Ни разу не ошибался в людях. — Он выглядел напыщенно, но уверенно.

Анхель задумался о предложении герра Гереца, оно вполне вмещалось в его план, однако это почти годовая задержка. Конечно, здесь южнее и зима менее сурова, но в горах должно быть это не так. А таким образом, вполне возможно, что дальше он пойдёт только следующей весной.

— Итак, герр Руиз. Вы согласны остаться здесь до осени, предпринять всё возможное для уничтожения головорезов, а затем, если уцелеете и добьётесь успеха, получив награды, продолжите свой путь?

— Хотите сказать, что я смогу уйти на зиму глядя? Переход реален зимой?

— Вполне — мы снабдим вас всем необходимым. Уж запряжённой телегой-то точно.

— Что ж… пожалуй, я согласен. — Недолго думая, сказал Анхель.

— Questo Х un bene.[2 - Вот и хорошо]

* * *


Немецкий был в изучении легче. С языком Венеции и стран, что далее на юг, пришлось, прямо таки, биться. Ибо он оказался сложнее, эмоциональнее, чем немецкий. Эмоции — это вообще оказалось слабым местом Анхеля, чаще угрюмый, он просто не мог говорить так, как надо было.

Помимо языка по ту сторону Альп, с политикой всё было шиворот-навыворот — никакой стабильности, разве что в застое. Все государства тянут каждый своё одеяло на себя от соседа, дабы оттяпать кусок земли и сказать, что он ныне принадлежит им. Те, естественно, были против этого. Междоусобица проявляется, как внешняя, так и внутренняя. Феодалы же даже между собой договориться не могут. Если в Баварии страну хоть как-то сдерживали междусемейные браки, то там даже междусемейные войны случаются.

Герр Герец, упоминал про недалёкую Болонью, где уже полвека дерутся две семьи: Бентивольо и Ченедули. И мира даже в зачатке не видно. Староста приводит аргумент, что это, мол, горячая южная кровь — с ней надо аккуратно, иначе закипит и будет беда. Что, собственно, по всей земле там и происходит.

Анхеля даже несколько радовать начинало, что попадёт он туда лишь к концу года, а не прямо сейчас. Пока что и тут забот хватало. Помимо информационного и языкового вопросов, ведь существовал и третий: сбор сопротивления. Вот тут как раз всё шло хорошо — в Арцтале было достаточно мужчин, в соседних селениях ещё народ набрался — так что было с кем работать.

Для начала герр Герец собрал старост ближайших общин и поставил вопрос ребром — надо либо перебить, либо оказать бандитам такой приём, чтобы больше не совались. Тогда же был представлен и испанский наёмник Анхель Руиз, который обучит местных некоторым тонкостям дела. Завидев могучего испанца, да ещё и при мече устрашающих размеров, главы общин единогласно согласились. Было решено отводить под «занятия» по два дня на неделе, а во время сбора урожая по одному.

Анхеля же это расписание больше рассмешило, чем вызвало какие-то иные чувства. Ну, какое может быть расписание в таких делах. Потому его главной задачей было вдолбить местным мужикам, что убив неприятеля, коли такое случится, креститься не сразу, а только после того, как нет опасности, что тебя в спину не ударит его собрат. Также упор на сплочённую оборону всего селения, а не единоличной защиты своего крова. Народ есть народ — с ним работать надо, часто улыбался он про себя, припоминая слова отца Филипа. Во многом он благодарен ему, пусть на другом языке, но его умные мысли не единожды помогали Анхелю найти общий язык с людьми. И даже масса «верных примет» не раз помогала во время пути. Ведь и впрямь верные!

Но, как бы ни было полезно встретить на своём земном пути мудрого священника, с народом работалось всё равно туго. Снова Анхель столкнулся со страхом, который испытывал к нему всяк живущий в Арцтале. А потому перспектива быть одаренным лошадью виделась ему весьма сомнительной. Ибо все местные копытные, коих тут было невиданное им доселе количество, едва завидев Анхеля, начинали паниковать.

Конечно, это не осталось незамеченным острым взглядом герра Гереца, но он больше молчал. Разговорчив он был только вечерами, когда в который раз объяснял, как правильно выговорить очередной оборот немыслимого языка. Но сколь ни сложным он был, Анхель через несколько месяцев упорства зацепил суть, а далее пошло, как надо. Возможно, это сказалось отсутствие учительского таланта у старосты, а может язык и впрямь был сложен. Как бы то ни было, в сентябре Анхель был готов идти через горы без страха быть непонятым по ту сторону.

Параллельно шло обучение селян обороне и, если понадобится, атаке. Воинов тут, к великому сожалению, не было, только скотоводы и пахари. Наличие бойцов облегчило бы Анхелю дело, но их не было. Приходилось много кричать, топать ногами, показывать наглядно, в чём выгодность какой позиции, удара и оружия. От этого голова начинала кружиться, но толк был. Ближе к октябрю он мог поручиться, что «армия» четырёх соседних деревень выстоит против бандитов, по крайней мере, наскоком те не возьмут. В каждой деревне были выбраны сотники. Нет, конечно, по сотне мужчин в деревнях не было, но около того. Были и десятники. Иначе Анхелю разорваться бы пришлось, чтобы командовать всеми сразу.

Подходило время, когда ожидалось нашествие бандитов. Сколько их было — неизвестно, они, как выяснилось, порой и не приходили вовсе, если зима не была суровой. Однако эта зима сулила холода, как говорили местные, опираясь на свои верные приметы. А, следовательно, банду следовало ждать очень скоро.

Ближайшее к горам селение — Обплонс, которое в одном переходе от Везенгрунда и Арцталя, должно было дать сигнал остальным трём селениям о приближении головорезов. Там у Обплонса и будет бой, по меньшей мере, стояние точно. Главное, чтобы все успели подойти, особенно самый удалённый из трёх — Гедайр.




Подходил к концу октябрь. Было тихо. Да и погода пока что миловала, но местные говорили, что затишье это перед бурей.

Они оказались правы. В середине ноября задули совсем другие ветра, и воздух стал стремительно холодать. Порой шёл снег, пейзаж стремительно белел.

Всадник был замечен на подходе, пробивавшийся сквозь снегопад и ветер. Спрыгнув с коня, он провозгласил:

— Идут. Сотни три. Им до Обплонса ещё дня два, может меньше.

Герр Герец, выслушав короткий, но ёмкий доклад, резко обернулся, с минуту глядел куда-то перед собой, после чего поднял глаза и скомандовал:

— Седлайте коней и в Гедайр, пусть выступают.

Кто-то побежал к конюшне, кто-то ещё куда-то — началась суматоха. Мужчины собирались, в спешке хватая топоры и обнимая домочадцев. Немного времени прошло, когда неполная сотня мужчин собралась на краю деревни у дороги. Анхель оглядел «войско» и, махнув рукой, направил его на переход. Он спешил — пусть лучше отдохнут там, чем примут первый удар усталыми.

На середине пути к ним присоединилось ополчение Визенгрунда.

К вечеру они вышли к Обплонсу — их уже ждали.

— За четверть мили до деревни разжечь костры в линию — пусть знают, что мы ждём их. Рихард, всё готово?

— Готово, герр Руиз. Два месяца как — только выставить осталось.

— За дело.

Мужики разбежались к кучам брёвен, укрытых до поры холстиной. Траншеи тоже были готовы, осталось только вкопать готовые колья. Траншей было три. Первые две для того, чтобы задержать варваров, коли те таки решатся атаковать, третья — частокол.

Работа кипела. Темнота сгущалась, скоро наступит ночь — до её прихода всё должно быть готово. Костры разожжены, враг, коли рядом, должен увидеть их.

К полуночи всё было уже завершено. Теперь самое главное — дождаться.

Ночь была тихой — ни криков, ни звуков не доносилось до лагеря селян. Лишь утром в небольшой метели начали темнеть несколько приближающихся обозов с множеством идущих рядом людей. Они шли, не прячась, не скрываясь. Даже простого дозора они выслать не удосужились. Видимо, они были настолько привычны к молчаливым и покорным селянам, которых нет ничего проще запугать оружием.

Они приближались и вскоре начали понимать, что на сей раз их ждут. Повозки остановились, с них соскочили немногочисленные бандиты, присоединившись к пешим. Вся эта толпа, немного приблизившись, встала. Вперёд вышел, очевидно, главарь. Он шёл спокойно, в руке, будто бы невзначай, болталась небольшая византийская сабля. Подойдя к первому рву, он остановился и вопросительно развёл руки.

Ответа не последовало — селяне напряжённо озирались на дома или на Анхеля, который стоял в центре. Он тоже не горел желанием начинать диалог первым, но дабы показать, что он тут главный — перепрыгнул через частокол и привалился к нему. Затем с некоторой издёвкой он повторил жест бандита, мол, такие вот дела.

Главарь бандитов оглянулся на своих молодчиков, спустился в первый ров, вышел из него и подошёл ко второму. Остановился и поманил Анхеля рукой. Тот отозвался на жест, но подходил медленно. Его меч висел за спиной, и, вполне возможно, не казался таким большим, каковым являлся. Из-за спины торчала рукоять и немного была видна гарда — не более.

Оказавшись на краю рва, Анхель остановился. Похоже, главарь тоже не хотел начинать разговор, но перепалка взглядов выявила слабого, и это был не Анхель.

— Что вы тут устроили? — Нервно выпалил бандит, вновь разводя руки в стороны.

— Жители местных деревень против вашего нахождения здесь. — Дипломатично проговорил Анхель. — В случае того, если вы желаете решить дело силой, мы только «за».

— Что вы? Ты кто такой?

— Я Анхель Руиз — испанский рыцарь. Последние полгода Я занимался подготовкой местного населения для достойного отпора и могу тебя заверить, что они готовы.

— Ты научил деревенщин убивать?

Резонный вопрос, вот с этим могут быть проблемы. Как бы хорошо они не отбивались, а кровь пролить вполне возможно, что придётся. И как поведут себя деревенские мужики — неизвестно.

— Они готовы. — Тем не менее, слукавил Анхель.

— Знаешь, рыцарь, — заговорил бандит, глядя вниз и постепенно спускаясь в ров. — Я не первый день живу и знаю, что эти овцы никогда не ударят в ответ. В спину могут, в ответ — вряд ли. — Он дошёл до низа и начал подниматься. — А потому непонятно мне, неужели тебе это неизвестно? Они же только скот свой гонять умеют. — Он вышел изо рва и встал сбоку от Анхеля.

— Кому, как не тебе, знать, Я полагаю, что между убийством зверя и человека нет разницы, кроме той, что здесь. — Он дважды прикоснулся пальцами к виску.

— А ты воин. — Цинично покачал головой бандит. — Может, присоединишься?

— Это глупая тема, не стоит её продолжать. Мы решаем только то, что вас здесь быть не должно.

— Да брось! Мы же не убиваем этих несчастных. Мы просто пользуемся благами цивилизованного обмена.

— Даже думать не хочу, о чём ты говоришь. Уходите.

— А если я скажу НЕТ? — Он махнул саблей, направив её на Анхеля.

— Тогда Я тебе не завидую. — «Испанец» спокойно сделал шаг назад и медленно вытащил меч. Легко, словно палкой, крутанув им, он дал понять, что сабелька бандита ему смешна. По глазам же главаря явно читалось невыразимое удивление при виде меча. Размер и отделка многое, видимо, сказали ему о владельце. Хотя, что бы он там не подумал — он и близко не был к истине.

Бандит, однако, сдаваться сразу не собирался, он встал в более выгодную позу, напрягся и сделал весьма быстрый выпад — Анхель увернулся. Бандит ударил снова и вновь его противник легко ушёл от удара. Анхель был гораздо больше своего оппонента, однако это не мешало ему двигаться легко. Ещё выпад, снова мимо. Бандит отошёл, словно что-то просчитывая, и вновь атаковал. Но его сабля наткнулась на неожиданный и стремительный взмах меча Анхеля. Его удар был столь быстр, что бандит ничего не успел сделать. Ничего.

Раздался звон стали о сталь, и византийская сабля разлетелась кусками. Второй удар Анхеля пошёл сверху вниз. До сих пор шедший по инерции на сближение бандит не мог увернуться. Ангельский меч соприкоснулся с плотью, послышался хруст костей. Словно горячий нож в масло, вошёл в тело меч, разрубив его почти до пояса.

Брызжущее кровью тело повалилось наземь. Анхель повернулся к остальным бандитам.

— Так будет с каждым, кто перейдёт ров.

Из-за метели ему не было видно, как исказились от страха к его силе лица остальных грабителей. Но уже тот факт, что ни один из них не решился перейти ров, был показателен. В шуме ветра послышались разговоры, суета — разбойники, похоже, не знали что делать.

И тут кто-то из них принял решение — прозвучала команда «уходим». Неужели кровопролития не случится? Бандиты медленно рассредоточились к повозкам, развернулись и удалились без лишнего сопротивления. Анхель ещё подождал — не будет ли сюрпризов, но время шло — за метелью становилось тихо. Они ушли.

* * *


Ещё несколько дней ополчение провело в Обплонсе. Того, что бандиты могут зайти с тыла, опасения не было — дорога на север с гор одна и проходит она здесь. На третий день Анхель с десятком людей вышел на разведку. Они вернулись на следующий день вечером — бандиты ушли. Не исключено, что они будут теперь рваться через горы, пока не наступит пик зимы.

Но это уже не так волновало селян. По случаю этой «победы» был организован праздник, на котором в первую очередь чествовали Анхеля Руиза — великого испанца, которого надолго запомнят местные. Как и было обещано, ему подарили добрую лошадь, однако подарок недолго продержался и, как и весь скот, шарахнулся от нового хозяина. Рассудительный герр Герец на это сказал, как обычно, лаконично: «Привыкнет».

Анхель остался до весны в Арцтале. И как бы то странным не казалось, но кобыла, которую кликали Веткой, действительно привыкла к нему. Первые несколько недель были для них весьма напряжёнными, но ежедневное «общение» принесло свои плоды — лошадь перестала от него шарахаться, как от огня. Весной Анхель мог спокойно позволить себе поглаживание, во время того, когда Ветка ела. Почему раньше он не пробовал так усердно приручать к себе скотину? Это оказалось вполне возможным. Хотя лошадь, наверное, за зиму от нервных потрясений сократила себе жизнь на пару лет.

А весной Анхель попрощался с герром Герецем и жителями спасённых деревень и отправился через Альпы. Его снабдили небольшой повозкой, запрягать в которую Ветку пришлось сперва научиться. По понятным причинам, а точнее по непонятым в своё время, Анхелю не доводилось запрягать лошадей. Припасами тоже обеспечили, так что ангелу не следовало задумываться, где найти пищу, примерно недели на три.

Всё это внушало надежду. До Болоньи он доберётся без вынужденных задержек. А если последние и будут, то не для того, чтобы добыть себе пропитание или средства на него.

* * *


Через месяц он уже ехал торной дорогой Венецианской республики. Вокруг были бескрайние зеленеющие поля, чистейший воздух, чуть сырой от близкого моря. Холмы сменяли друг друга. Вздымались над землёй гряды зеленеющих вершин с каменными россыпями. Пусть Альпы уже давно минули, но порой встречались ещё скальные выступы, хищно глядящие вверх. Растения не могли усидеть на голом камне, но тут и там зеленеющие ветки и травы торчали из-под камней и трещин. Земля здесь дышала теплом, было ощущение, что весь зимний холод остался за горами.

Селения поначалу попадались нечасто, но ближе к морю их стало больше. Сначала небольшие, а затем и крупные. К большому удивлению Анхеля здесь феодальный гнёт, в большей степени в Чехии, в меньшей — в Баварии и Тироле, почти отсутствовал. Хозяйства чаще работали не на феодала, а для продажи на рынках, и лишь оттуда, с продаж, часть отдавалась в карман хозяина. Если сравнивать — почти свобода. Хотя, единственным по настоящему свободным, и то нечеловеком, здесь был он сам.

Весьма скоро и наглядно он увидел тех самых кондотьеров, которые решали за деньги чужие проблемы. Причём решали весьма своеобразно: порой до драки дело не доходило, а если и доходило, то драки как таковой не было. Лорды выясняли отношения, грозились кровопролитием, долго-долго обсуждали свои проблемы, в то время как наёмники с обеих сторон не столько ждали атаки, сколько просто создавали массовость.

Нет, конечно, порой доходило до боя, но не часто. Политика была на первом месте. Случалось, что кондотьерам платили за то, чтобы крови было как можно меньше. Это казалось весьма забавным и в тоже время глупым. Если хотите решить проблему раз и навсегда, так решайте её, а не оттягивайте это пустыми разговорами и запугиваниями. Хилиасты в своё время быстро и навсегда поняли, что в Славошовице им делать нечего. Вот что значит — решить проблему.

А меж тем Ветка тянула повозку дальше. Сначала через Венецианские земли, затем флоренские. Путь его тянулся по прибрежной дороге. Ласковый летний бриз нёс солёную свежесть, а пейзажи, порой открывающиеся с возвышенностей, радовали глаз путника как нигде. Даже острые и жестокие клыки Альп не так вдохновляли его, как бескрайняя синяя гладь Адриатического моря. А восходы! Таких восходов Анхель никогда не видел. Это само совершенство.

В городах люди одевались довольно странно, на взгляд Анхеля. После строгих тирольцев и чехов местные наряды вызывали порой улыбку. Да и народ сам был не так прост — верно учил его герр Герец: эмоции правят этой страной. Это точно. Мало знать местный язык, который, надо отметить, весьма различен на севере и южнее. И чем дальше на юг, тем он более менялся. Но, помимо языка, надо было видеть порой руки местных, они работали в такт словам очень эмоционально. Всё, что они ни говорили, казалось, они говорят от души, и не будь у них особых чувств к неведомому страннику, так и не говорили бы с ним вовсе.

С гостеприимством всё было тоже не совсем просто. Порой его просто затаскивали в гости и постой организовывали раньше, чем он начинал говорить об этом. А случалось, что на него и не смотрели даже, указывая на место в амбаре, а то и в скотнике. Но благо ночевать под чьим-то кровом приходилось не так часто. Местная природа была благожелательна к путнику, и лишь порой приходилось проситься на ночёвку.

Прошло около месяца, и он добрался до Папского государства. Подходило время сворачивать вглубь страны, ведь где-то там, на закате, был Рим. Интересно, а закаты на море такие же красивые, как и рассветы? А может ещё красивее?

* * *


Анхеля вновь ждала дорога через горы, на сей раз через Апеннины. Не такие высокие, как Альпы, однако растянувшиеся на весь полуостров, разрезавшие его пополам.

Здесь, в Папском государстве, он услышал фразу, когда узнавал, правильно ли держит путь: «Все дороги ведут в Рим». Этими словами его напутствовали молодая девушка с матерью, шедшие в своё селение с рынка города Сполетто.

Этот город особенно понравился Анхелю. Это был древнейший город в этой области — она называлась Умбрия. После того, что он увидел в Сполетто, ему стало немного не по себе от того, что может он увидеть в легендарном Риме. По пути ему много что наговорили об этом городе. Расписали, насколько он велик и насколько отвратителен. Но основное, что вынес Анхель для себя об этом городе, что он был огромен. А Ватикан — это даже не пригород или район, как он полагал вначале, а закрытый город. Город, вход в который запрещён очень многим, а открыт, по сути, единицам. Означало ли это то, что в него придётся пробираться тайно или идти по трупам? Нет! Второй вариант не годится.

Наверняка в Ватикан есть путь, по которому вполне можно тихо пройти внутрь, найти библиотеку. Вот там, скорее всего, придётся пойти таранным способом, но и это в крайнем случае. «Всегда есть путь в обход, а если нет, то, будь уверен, есть нора» — ещё одна правильная мысль от отца Филипа. Сколько же полезного он преподал ангелу о земной жизни. Надо отдать ему должное — неизвестно, как бы всё повернулось, если бы при падении рядом не оказался он. Даже представить сложно.

Но всё случилось так, как должно было. Иначе, видимо, случиться не могло. И, пожалуй, Анхель рад такому исходу.

* * *


— Мы и впрямь должны допустить его туда?

— Да. Это тоже входит в договор. Он попадёт туда, будь уверен. Узнает то, что должен, и нам всем останется ждать.

— Надеюсь, игра стоит свеч. Аградон, ты ведь понимаешь, чем мы рискуем?

— Разумеется.

— Тогда, если дело обернётся нам боком, думаю, у тебя есть запасной вариант.

— Будь уверен.

Две фигуры застыли на краю обрыва, глядя куда-то в надвигающуюся тьму. Один был высок, сутул и в тёмном драном балахоне. Второй был меньше ростом, худой и на вид выглядел, как утопленник — зеленовато-серая кожа, глаза мутные, но выделявшиеся на лице. У первого же их было не видно, вместо глазниц были тёмные провалы, в которых тонул всякий свет, пытавшийся приоткрыть, что же там.

Где-то там, в надвигающейся на мир ночи, далеко от этого места, разбивал лагерь единственный выживший среди падших в недавней войне. И путь его был, как ни у кого, далёк.




Глава 7


Папское государство, недалеко от Рима, Понте Молле, 1456 г.

		  …



		   Господь всем сердцем возлюбил



		   Творения, что создал.



		   Людьми назвав, благословил



		   На жизнь, деяний полную.







		   Любимец Божий — Люцифер



		   Их ненавидел страшно,



		   Не знала зависть его мер,



		   И с этим начал он войну.







		   И была битва в небесах,



		   И был сражён враг всех людей.



		   В подземном мире он в цепях



		   Теперь грешивших людей судит…








— Мне кажется, что ты начала писать уже из головы отсюда.

— Ну, Анхель! Почему нет? Никто же не знает, как всё было!

— Я с тобой полностью согласен, но боюсь, кому-то ещё свои стихи не стоит показывать. У тебя, да и у батюшки твоего, проблемы могут возникнуть. А если дойдёт до кардинала Паскуаля — точно беды жди.

— Я знаю. — Кивнула девочка тринадцати лет, черноволосая, как и её мать. — Как хорошо, что тебе их можно читать, не опасаясь ничего.

— Конечно, Зое. Я твой единственный слушатель вот уже четыре года.

— А тебе деваться некуда — ты ведь научил меня писать и читать!

— На свою голову. — Засмеялся Анхель. Зое подхватила, и они долго не могли остановиться. Над крохотным селением Понте Молле сгущался поздний вечер. Осенние ветры стучали по стенам, порой начинал лить дождь. И такая погода стояла уже неделю. Выходить наружу порой совсем не хотелось, но выбора не было.

Анхель Руиз нынче — кондотьер на службе кардинала Паскуаля, он отвечает за безопасность его высокопреосвященства, когда тот находится в своей загородной резиденции — то есть в Понте Молле. Работа вполне по Анхелю, а если учесть, что кардинал тут бывает нечасто и не подолгу, то большая часть работы сводится к тому, что все четыре семьи, которые находились здесь в услужении, были во здравии, им ничего не угрожало и они сами не грозились сбежать. Хотя последнее маловероятно — «жить как у Христа за пазухой» здесь очень верное выражение. Никто ни в чём не нуждается. Не каждые слуги кардиналов так живут.

Здесь Анхель уже шесть лет. По прибытии в Рим он долго не мог здесь обустроиться, но потом его заметил стареющий охранник кардинала, который во время одной потасовки, про которую Анхель помалкивает, заметил отличную замену себе. В тот день у «испанского» путешественника появилась крыша над головой недалеко от Рима. И знакомство, пусть и не вполне приятное, с кардиналом, вхожим в Ватикан. Невероятная удача — по-иному считать было нельзя, ибо сам Анхель такого никак не планировал.

Что касается планов Анхеля быстро проникнуть в библиотеку Ватикана, найти нужные ему документы и убраться отсюда, то они провалились, не успев и начать исполняться. И косвенно все эти планы нарушил новый понтифик Николай V, который с приходом своим начал большую кампанию по преобразованию Ватикана. Заняв пост Папы в 1447 году, он с тех пор множил коллекцию манускриптов, писаний и литургических произведений.

А ещё с приходом его началась массовая стройка на территории Ватикана. И это, пусть и приоткрывало путь туда, но не говорило, куда помещены на время строительства апостольской библиотеки все документы из старого здания. Собственно, по этой причине Анхель и не спешил никуда, а спокойно служил кардиналу, не самому важному, но и не последнему — такое ощущение, что он единственный кардинал, которого всё это мало волновало. И эта незаметность добавляла Анхелю спокойствия.

За годы бездействия Анхель не нашёл занятия более интересного, чем научить местную девчонку, которая его с первого дня не боялась, грамоте. Два её младших брата его чурались до сих пор, а вот девочка в самый первый день подошла к нему и протянула сушёный цветок, который носила, судя по всему, не первый день. Ей тогда было семь лет и активности ей было не занимать. А так как и сам Анхель не мог сидеть на одном месте целый день, то они быстро подружились. Родители девочки, Джованни и Агнес Филиппо, которые ухаживали за садом и хозяйством кардинальского дома, на удивление спокойно отреагировали на знакомство старшей дочери с чужеземным кондотьером.

Народ в усадьбе работал местный, даже старый охранник был из Понте Молле. Это было ещё одной причиной довольно холодного приёма, но за небольшой отрезок времени это изменилось. Анхель умел общаться с людьми, быстро находил темы для разговора и пользовался всеми уловками и верными приметами, которые усвоил от общения с отцом Филипом. Ещё раз стоит сказать, что без него жизнь была бы у Анхеля совсем не такой, да и не был бы он никаким Анхелем. Кем бы он был, дожил ли бы до этого дня?..

Но что есть, то есть, и этим надо дорожить. Тем более что в последний свой визит кардинал посетовал, что библиотека, как и многое в Ватикане, будет готова ещё нескоро. А это означало, что у Анхеля ещё несколько лет полного бездействия, которые пройдут здесь, если, конечно, в ближайшее время что-то не изменится. Странно, но ни разу Анхель не попытался расспросить кардинала Паскуаля о том, где могут храниться рукописи и прочее до постройки библиотеки. Пожалуй, это упущение, которое стоит исправить. Но когда сюда наведается его преосвященство, неизвестно, он может пожаловать завтра, а может и через несколько месяцев.

* * *


Зое ушла в свою часть дома, в которой проживала обслуга. Всего было четыре семьи и Анхель. Семья Филиппо была здесь в услужении ещё у предыдущего кардинала, а когда тот ушёл в мир иной, его дом занял Паскуаль. Чета Филиппо осталась, собственно, деваться им было некуда, и только у них были дети. Позже здесь обосновались семьи Фарина и Марин. Последними, уже на памяти Анхеля, были приняты на работу Контадино. За то время, что они здесь, они так и не решились обзавестись детьми, исключением стали Марины — Саломон через несколько месяцев станет отцом, чему были, кажется, искренне рады все остальные. Но пример явно не вдохновлял. Хотя, это была явно не проблема для Анхеля. В отсутствие кардинала он заботился, чтобы тут, в Понте Молле, всё было в порядке.

Он остался в своей комнате, в сравнении с домом священника, роскошной и большой. Даже кровать была. На ней спал прежний кардинал и на ней же и умер, из-за чего она была отдана охране. Вот это была истинная роскошь. Кровать была словно для Анхеля сделана, ибо только на ней он впервые смог вытянуть ноги и не достать до края. Поэтому ему совсем не жаль было времени, отданного службе у кардинала. Благо его время гораздо дольше всех живущих здесь.

Время. За проведённые им в этом мире тридцать пять лет он не постарел ни на день. Сколько ещё он сможет быть вечно сорока лет от роду? Именно столько он обычно называл. Первым это сделал за него отец Филип. Цифра, конечно, из головы, но выглядел он на этот возраст. За, почти, три десятка лет, что он провёл в Славошовице, никто ни разу не упрекнул его за слишком медленную старость. Дети на его глазах взрослели, обзаводились семьями, растили детей, а он так и оставался молодым.

Сюда он тоже пришёл сорокалетним. И вечно он тут оставаться не сможет. Максимум ещё десять лет — дальше это покажется подозрительным. Так что надеяться стоит, что строители апостольской библиотеки поторопятся. А пока осталось только ждать…

Август 1458 г.


Анхель сопровождал кардинала Паскуаля на прогулке, они шли вдоль реки. Прогулка была неотъемлемой частью посещения загородной резиденции. Да и не погулять в этих прекрасных местах было преступно. Красоты местной природы вдохновляли своим спокойствием и масштабами. А если, созерцая это, слушать мерное течение Тибра, то можно просидеть до начала темноты, так как нет более гипнотизирующей силы. Местные длинные языки не упускали случая нашептать детям про живущих в воде ведьм, коих, естественно, не было.

— Всё ли в порядке в Ватикане? — осведомился Анхель. Этот вопрос он задавал весьма часто и его интерес был вполне закономерен.

— Да что там случится? Всюду строители, всюду пыль, суета — мне бы почаще здесь воздухом дышать, да времени нет. — Усмехнулся он. — Хотел бы я дожить до того дня, когда будут завершены работы в храме Святого Петра. Это грандиозное творение! Грандиозное! — Он всплеснул руками. — Почти завершена библиотека, в готовое крыло сейчас свозят все рукописи и книги, чтобы сосредоточить всё в одном месте. А площадь там будет огромной. Огромной!

— Какое же количество манускриптов и прочего в руках Ватикана?

— За последние два десятилетия богатство приумножилось в несколько раз и продолжает расти. Так что и места нужно много.

— В эту библиотеку будут допускаться все?

— Только те, что умеют читать. — Засмеялся кардинал.

— Я очень люблю библиотеки, порой в них можно найти такие древние вещи, что просто дух захватывает. Однажды Я нашёл некий манускрипт, содержания коего не понял, но он был старше всего, что мне попадалось ранее. Говорят, он был написан до рождения Христа. Скажите, кардинал, возможно ли такое?

— Конечно-конечно. И в наших закромах есть подобное, но они только для избранных, к коим не я, не вы не относимся. — Не понимая сути разговора, признался кардинал. Для Анхеля же это была бесценная информация. И, решив пойти до конца, он спросил как бы в шутку:

— Интересно, где хранятся эти документы? Ради того, чтобы посмотреть на них, Я бы осмелился влезть туда без спросу.

— Признаюсь, я тоже. — Ответил кардинал Паскуаль тем же тоном. — Но закрытая секция уже заперта. Она была возведена одной из первых, завершена год тому назад. Естественно, она под охраной, причём круглые сутки. Так что боюсь, мы никогда не увидим те документы. Ах, какая замечательная погода сегодня.

— Согласен с вами. Отличная погода. — Всё отлично. И новости особенно, жаль он раньше не спросил про библиотеку. Старый кардинал уже не тот, что пять лет назад. Ходит медленно, думает ещё хуже. И это, разумеется, только на руку Анхелю.

* * *


Два дня спустя в Понте Молле прискакал гонец из Ватикана. Он принёс некую весть, которая сильно огорчила кардинала и заставила его срочно собираться в дорогу. Его высокопреосвященство подозвал Анхеля, чтобы дать указания.

— Синьор Руиз, я вынужден покинуть Понте Молле прямо сейчас. Понимаю — неожиданно. Но горестную весть принёс мне гонец — Его Святейшество Папа Каликст III вчера скончался. Созывается конклав — я обязан там быть.

— Понимаю вас. Сожалею. — Склонил голову Анхель. Как же хорошо, что кардинал не видел, что в душе ангел широко улыбался. Конклав — что может быть лучше в этой ситуации? Разве что чума! На время конклава, цель которого заключается в выборе нового Папы, в Ватикане никого не должно быть. Никого! Вся стража будет за границей города, а кучка старых кардиналов ему не доставит особых неприятностей.

Час настал! Тот самый момент, которого он ждал последние годы. Сегодня вечером кардинал отбудет в Ватикан. А этой же ночью из Понте Молле навсегда пропадёт кондотьер Анхель Руиз. Он уйдёт под покровом ночи, тихо и незаметно. Ни с кем не прощаясь, также, как он покинул Славошовице несколько лет назад. Тогда лишь парень по имени Гануш знал, что он уйдёт, больше никто. Сейчас такое опять повторится. И почему-то есть ощущение, что это случится далеко не в последний раз.

* * *


Наступал вечер, солнце уже клонилось к горизонту. Приходило время вытащить на свет спрятанные от чужих глаз вещи. Те самые вещи, которые были приобретены несколько лет назад. Там было всё, что пригодится ему в дороге. А дорога будет долгой, так как поход его не подразумевал «туда и обратно». Сюда он не вернётся.

Кардинал уже уехал, и в его загородном доме наступила та самая ненавязчивая активность, которая была тут в его отсутствие. Все завершали дела, которые были даны и которые имелись в виду, например, снять постельное бельё и выстирать его, убрать дорогую посуду в надлежащий ей шкаф и так далее. Делами Анхеля было разве что проследить за всем этим, чего он мог и не делать — прислуживавшие кардиналу люди дорожили своим местом и без понуканий относились к своим обязанностям ответственно.

У Анхеля всё было собрано уже к закату — объёмный заплечный мешок занял своё место у двери, рядом стоял меч с присущей ему сумкой-ножнами. Кстати говоря, местные жители проассоциировали данную модель никак не с сумкой, а с конвертом. Это мало волновало Анхеля, в этих южных странах народ хоть и был более горячий и страстный, но касательно оружия были утончённей. Порой на меч Анхеля смотрели, как на варварских размеров клинок, а порой и в голос это выражали. Однако померяться силой и искусством никто так и не отважился. Ведь, хотя меч и был определённо тяжёлым и большим, Анхеля это нисколько не угнетало — клинок танцевал в его руках словно перо. И Анхель при всей своей огромности переставал быть гигантом, а превращался в бабочку — лёгкую и быструю. Это быстро охлаждало пыл местных.

Анхель шарил рукой под кроватью, как вдруг:

— Синьор Анхель!

Признаться, тут он едва не подпрыгнул.

— Зое! Кто тебя так научил подкрадываться?

— Испугался? Ведь ты и научил.

— Верно. И нет — Я не испугался. Хотя признаюсь, что твоего прихода не слышал.

— Ха-ха-ха. — Посмеялась девушка. — Что ты делаешь? Ощущение, что собираешься куда-то.

— Да, Я решил, пока кардинала нет, сходить размяться на несколько дней на природу. Засиделся Я здесь. А так как конклав — кардинал точно внезапно завтра не нагрянет.

— Жаль, я с тобой не могу.

— Мне было бы тебя слишком жаль, особенно, если ночью будет буря.

— Да, тут прав — холоду сопротивляться ты меня не научил.

— Боюсь, это невозможно — это зависит от внутренней… природы… человека. — Выговорил он несколько гордым тоном.

— Ну, вот что у тебя за природа? Мало того, что ни разу не болел, никогда не мёрз, тебе не бывает жарко, не хочется пить, так вдобавок, тебя ещё и боятся все кому не лень. Ну, кроме Ветки. И меня!

— Это, пожалуй, тоже дар. По крайней мере, у тебя. Лошадь ко мне долго привыкала. Несколько месяцев.

— А я тебя, как увидела, так сразу прониклась твоим мрачным обаянием.

— Начала говорить взрослые вещи. — Прижал Анхель указательный палец к губам, давая понять, что такие разговоры к добру не приведут.

— Ну, говоря по совести, я уже взрослая. И грамотная в отличие от многих.

— Не мог Я смотреть, как ты карябала лоскуты бумаги просто так. Она хоть и кардинальская, но денег стоит немалых.

— Кардинал Паскуаль разрешал. — Невинно надула губки Зое.

Анхель рассмеялся.

— У тебя отлично получается. Уж мужу ты прохода не дашь. — Погрозил он ей пальцем.

— Жаль, не ты им будешь — с тобой это никогда не получалось.

— Я особенный, ты сама сказала.

— Помню-помню. — Хихикнула она. Затем с минуту оглядевшись, продолжила. — Ты уйдёшь утром?

— Да, ещё до рассвета.

— Жаль, ну что же. Тогда до скорой встречи. — Она приблизилась к нему и слегка приобняла. Он ответил ей тем же, про себя попрощавшись.

Потом она ушла, оставив его одного. Солнце уже скрылось, скоро придёт тьма, под покровом которой он покинет это место. Анхель остался в своей комнате, размышляя о том, сколько ещё ему времени ждать того, на что намекал тот незнакомец, который явно был ему сродни. Но как говорят здесь: «Chi ha tempo non aspetti tempo» (Кто имеет время, тот не ждёт). Это порождало противоречивые мысли, хотя это была просто поговорка. Но суть всех поговорок весьма близка «верным приметам».

* * *


Далеко за полночь он перешёл мост и двинулся на запад, к дороге. Идти в полной темноте через лес для него не было таким уж трудным делом — в темноте он видел чуть лучше людей. Этого хватало, чтобы не спотыкаться на каждом шагу или подворачивать ноги. До дороги, что идёт прямо к стенам Ватикана, идти совсем немного, не более двух часов. До стен Папского престола тоже идти недалеко, следовательно, утром он должен уже быть рядом.

В план входили несколько пунктов: сначала разведать обстановку днём и ночью. Нужно было хотя бы немного знать, что происходит у стен Ватикана. Затем наметить наиболее удобное место для проникновения. Конкретного местоположения библиотеки он не знал, единственное, что успел выудить из разговора с кардиналом, так это то, что она находится недалеко от северной стены. Не очень точное определение, но больше выяснить Анхель не успел. Страшного в этом, правда, особо ничего не было, благо вся территория Ватикана весьма небольшая.

Следующим этапом было проникновение за стену. По идее, на территории Ватикана не должно никого быть, кроме кучки старых кардиналов, которые выберут одного, кто и будет новым Папой. Должность, видимо, весьма тяжёлая — предыдущий Папа Каликст III был таковым всего три года и умер. Конклав тогда заседал порядка двух недель. Этого времени должно быть более чем достаточно, чтобы найти всё, что нужно, и исчезнуть. Конечно, если в этот раз выбор будет куда очевиднее, и выберут нового Папу быстрее, могут и проблемы возникнуть. Но на этот случай не грех спрятаться до времени, а после под видом одного из рабочих покинуть Ватикан.

Всё это предприятие предваряло укрытие в лесу вещей, которые будут явной обузой. С собой за стену он возьмёт лишь провиант и кинжал — меч великоват, да и вряд ли понадобится. Сколько брать еды и воды неясно, так как неизвестно, сколько понадобится времени. Анхель надеялся успеть найти необходимое в течение недели, дальше его пребывание там может быть опасным. Рисковать не хочется, хотя уйти оттуда по трупам не составит труда. Абсолютно.

Ватикан охраняют, как и весь порядок в Риме, в основном, наёмные кондотьеры, чаще швейцарцы[3 - Швейцарская гвардия — основные вооружённые силы Ватикана, образованы в 1506 г.], которые славятся как лучшие войны Европы. Своей армии в Ватикане нет — это хорошо. Будет меньше неприятностей.

* * *


Добравшись до дороги, Анхель вышел на неё и неспешным шагом двинулся на юг, где очень скоро он увидел стены Ватикана. Рассвет опаздывал, вместо Солнца из-за горизонта показались свинцовые тучи, не предвещавшие тёплой погоды. Анхель свернул в лес. Нужно укрыть вещи до вечера. Обнаружив весьма удобный для этой цели выворотень, он спрятал вещи под ним, укрыл всё ветками. Когда он вышел из лесу, уже шёл дождь, хотя под кронами деревьев это было почти незаметно. Затянув ремни на походном плаще, он пошёл прямо по дороге. До стен Ватикана оставалось не более полумили. Дорога была отличная, не чета тем, что соединяли мелкие города или деревни. Этот путь и в дождь был дорогой. Отличная каменная кладка не размывалась от воды. Поэтому идти по нему было очень приятно.

Вот и стена, дорога поворачивает и идёт вдоль неё. Рим — многие говорят, что это прекрасный город, не меньшее число тех, кому этот город противен. Анхель относился к последним. Здесь словно воняло букетом дурных человеческих сторон. Они были здесь словно с зарождения этого города, он возведён на них — на крови, на похоти, на безумстве. Нет в этом городе ничего святого. Ну, разве что за исключением титула столицы Папского Государства. Он слышал, что Рим когда-то давно горел — очень жаль, что после этого пожара никто не сделал выводов, и люди продолжают здесь жить.

Размышления Анхеля никоим образом не мешали ему со всей внимательностью наблюдать за теми деталями, которые ему сейчас важны. А именно то, что происходит вокруг территории Святого Престола. Много охраны, постоянно патрулируют. Их достаточно, чтобы напасть на небольшой город, но в ближайшие дни их задача не пропустить никого за стену.

Только бы дождь до ночи не утихал, подумалось Анхелю. За день наёмная охрана вымокнет, ночью похолодает, костры будут притягивать их больше и внимание немного, но ослабнет. Небо тёмно-серое от горизонта до горизонта, дождь то усиливается, то слабеет, но не кончается. Это очень хорошо.

Теперь стены. Они очень высокие — в восемь его, Анхеля, ростов. Слегка они наклонены внутрь, но от этого взобраться по ним нелегче. Тут дождь играет не на руку. Потратив достаточно времени, Анхель обошёл Ватикан вокруг, для себя отметив несколько мест, где наиболее удобно будет перелезть через стену. Больше всего ему понравилась небольшая роща на западе, впритык росшая к стене. Есть деревья, по которым можно вскарабкаться достаточно высоко, чтобы далее с них перепрыгнуть на стену. Но там расположился один из отрядов охраны, что было неудивительно. Однако штурмовать стену Анхель решил именно там.

За несколько часов до темноты он вернулся к своей закладке в лесу. Вытащив мешок с едой, верёвку с крюком, небольшую сумку, он убрал остальное и снова укрыл от людей, которые могли бы сюда забрести. Положив припасы в сумку, он накинул её на плечо, подтянул петлёй к ремню. Проверил, не помешает ли она извлечению кинжала — нет, не мешает. Всё готово — можно штурмовать.

Под покровом темноты, сделав крюк через лес в рощу, чтобы не привлекать внимания, он подкрался к лагерю охраны. У костра сидели четверо и о чём-то беседовали. Понятное дело, что это не все — остальные охранники, скорее всего, обходят свой участок. Что ж — подождём.

Через некоторое время вернулись пятеро и очень скоро ещё столько же с другой стороны. Ругая дождь и холод, они быстро облепили костры. Что-то ели, разговаривали, кто-то позволил себе немного поспать. Несильно-то и стараются, отметил Анхель. Пара их костров находится в нескольких шагах от дороги, за которой растут три дерева, отлично походящие для штурма стены.

Близилось время следующего обхода, охрана начала вставать от костров и нехотя расходилась в стороны. У костров снова остались четыре человека. Анхель тихо и легко обошёл их. Ведь даже если они его услышат в шуме дождя и ветра, то точно не увидят, так как смотрят на огонь и, обернувшись, ничего кроме черноты не углядят довольно долго. А пока их глаза привыкнут к темноте, Анхель успеет пробраться к деревьям. Стоя между деревом и стеной, он оценивал, на которое более удобно влезть. Выбрал среднее. Подтянулся на нижней ветке и через несколько мгновений он уже скрыт листвой. Теперь надо дождаться возвращения дозоров. В прошлый раз они вернулись достаточно шумно, чтобы не услышать того, как он будет добираться до верхушки, где раскачается, чтобы дотянуться до края стены.

Дозоры возвращались, да — ругаются достаточно страстно, чтобы не обращать внимания на что-либо. Анхель полез, останавливаясь через каждые несколько сучьев, чтобы прислушаться. Но нет — пока что его присутствие не раскрыли. Почти вершина, кромка стены уже ниже его. Но до неё достаточное расстояние. Внизу так и галдят, что-то не поделили видимо. Что ж — качаем дерево. Вершина дерева начала покачиваться, сначала слегка, почти не издавая звуков, потом сильнее и ствол заскрипел. Достаточно, чтобы привлечь внимание. Но пока что криков снизу он не слышал и продолжал свою работу. Ещё несколько раз и он сможет отпустить дерево и спрыгнуть на стену. Ещё раз. Ещё. Сейчас!

Анхель упал на стену, верхушка дерева вернулась в прежнее положение с резким скрипом. Внизу на миг наступила тишина, кажется, кто-то подивился силе ветра — отлично. Он встал, прошёл несколько шагов по стене, пока не нашёл весьма удобную выбоину для крюка. До низа верёвки не хватит, но не страшно. Закрепив крюк, отпустив верёвку вниз, он несколько раз ударил ногой по крюку — сорваться не должен. Обмотав кисти кожаными отрезами, он спустился на руках со стены, взялся за верёвку, ещё раз проверил крюк и соскользнул вниз. Верёвки не хватило ровно на рост Анхеля, удачно. Не придётся сооружать приступ для того чтобы дотянуться до неё. Первая часть плана завершена — он внутри.

Беглого осмотра вполне хватило, чтобы понять, что найти требуемое здание будет нелегко. Большую часть панорамы скрывали строительные леса, помосты, груды стройматериалов, инструментов и прочего мусора. Вместо мощёных дорожек набросаны доски, которые утопают в глине, песке и ещё в чём-то, но служат, однако, тропами, по которым можно ходить. По сторонам этих троп, порой выше роста Анхеля, грудятся всевозможные материалы. Абсолютно не ведая куда идти, Анхель залез на одну из таких груд и осмотрелся. Впереди зданий не было — весьма обширная область, заваленная строительными материалами. Ближе к северной стене стояли несколько построек, ещё недостроенных. Далее за ними протянулось некое здание. Весьма длинное, и что-то подсказывало ангелу, что оно вполне могло оказаться библиотекой.

Спустившись, он, прыгая по дощатому настилу, старался не сбиться с направления. Среди множества то сходящихся, то расходящихся тропок это оказалось довольно сложно. Но вскоре впереди замаячили строения, следовательно, с направления он не сбился.

Вскоре завалы материалов прекратились и перед Анхелем открылись запылённые дорожки, выложенные камнем. Слева были те самые недостроенные здания, окутанные строительными лесами с оставленными на них инструментами, материалами и прочей неясной мелочью. Прямо же было то самое вытянутое строение в три этажа высотой. Оно было в лесах, но частично. Черепичная крыша была готова полностью. Пройдя немного вдоль здания, он обнаружил дверь. Первый этаж по высоте был больше, чем второй и третий, и дверь была очень большой. На ней висел пудовый замок весьма качественной работы. Хотя, что тут сомневаться в качестве — это же святая святых католической церкви.

Вокруг царила тишина, из-за стен почти не доносилось звуков города, а те, что всё же достигали ушей, глушились шумом дождя, уже небольшого, почти мороси. На небе не видно было просветов — сплошные тёмно-серые облака, причудливо меняющиеся под порывами ветра, который царил где-то там, в высоте.

Никакой охраны здесь не было. Сам конклав проходил на достаточном расстоянии отсюда, что позволяло допустить, что шум, устроенный Анхелем, не услышат. И он решил войти не в дверь, а в окно. Рядом с ним лежали красивые кованые решётки, которые ещё не поставили потому, что не до конца отделали стены. Оконные рамы были забиты досками. Найдя между досками щель побольше, Анхель вогнал туда кинжал и начал методично расшатывать одну из досок. Вскоре она отошла на достаточное расстояние, чтобы он смог просунуть кисть. Резким рывком он её выдернул. Затем ещё несколько. До тех пор, пока не смог бы пролезть. За досками были ещё не застеклённые рамы. Анхель толкнул их, чтобы попробовать, не откроются ли, но они просто выпали из оконных ниш и устроили внутри здания немалый шум. Анхель чертыхнулся, но припомнив, что тут никого нет, слегка расслабился. На всякий случай оглядевшись, он запрыгнул внутрь.

Ему предстал огромный арочный коридор. Внутри лесов оказалось не меньше, чем снаружи, велись работы по роскошной отделке, которая сулила быть величественной как нигде.

Некоторое время понадобилось Анхелю, чтобы среди этих коридоров и галерей найти библиотеку. Она оказалась в самой середине, словно окружённая этим вытянутым зданием, которое, как оказалось, было не единственным — за ним было ещё одно такое же, а между ними и сыскалась библиотека. Также — весьма большое строение в несколько этажей. Оно было закончено — ни лесов, ни груд материалов вокруг неё не было. Кардинал, стало быть, даже приуменьшил прогресс. Ну, это даже лучше, чем он мог ожидать.

Внутрь Анхель попал менее аккуратно, нежели в первое здание — попросту вынес окно несколькими кирпичами. Таким образом, он оказался в библиотеке. Как и говорил кардинал Паскуаль, порядка здесь пока ещё не было — возведены грубые полки, на которых были разложены замотанные тканью стопки манускриптов, свитки были сложены, как дрова — хаос, почти первозданный.

Нужно найти ту самую секретную секцию, где хранится то, что ему нужно. Оставалось надеяться, что там уже всё разложено по полкам и подписано.

6 дней спустя


Анхель вскрывал очередной пакет с письменами — разрезал опутывающую его бечеву, разматывал ткань, перебирал бумаги, порой они были сшиты, порой нет, иногда и вовсе попадались обрывки. Просмотрев очередную пачку бумаг не по его теме, он замотал его обратно в ткань и положил на кучу подобных ему. Радовало уже то, что просмотрел он больше, чем осталось.

Чего только он не увидел здесь. Бумаги, правда, чаще были на латыни, но порой попадались те, что были переведены на латынь с других языков, в таких случаях оба документа были сшиты. С латынью Анхель особо не встречался, отец Филип её понимал, а он не интересовался ей в своё время. А пригодилось бы.

Случалось, когда под тканью он находил даже древние Евангелия разных святых. На них он не останавливался, если верить последним словам отца Филипа, он должен найти что-то гораздо древнее. Анхель уповал на то, что это «гораздо древнее» не будет в самом последнем пакете.

Прошел ещё день до того, как он, открыв очередной пакет с бумагами, наткнулся на кожаный конверт, внутри которого были несшитые листья… папируса. Они были отделены друг от друга шёлковыми прокладками. Они действительно казались неимоверно древними. Анхель осторожно пролистал их, но ничего похожего на свои руны не нашёл. Далее за ними последовали более свежие документы, хотя, может и ненамного. Тут глаз зацепился за что-то знакомое — да. Это были руны, очень похожие на те, что есть на его мече. Да нет же — они и есть. Написаны в середине листа, а снизу и сверху даны, видимо, переводы, только тот, что снизу, вверх ногами. Или это верх — непонятно. Но вполне соответствует тому, что рассказывал монах про то, что руны имеют обратный смысл, если перевернуть и прочитать их.

Комментарии даны на латыни — этого Анхель и боялся. Он не понимал написанного. Пролистал другие листы, похожие на этот — ничего, что бы он мог прочитать. Но они явно полезные, а таким образом, им здесь не место. Он нашёл то, что искал, и более задерживаться не намерен. И так запасы еды на исходе. Он, конечно, не прочь поголодать, но зачем, если здесь его больше ничто не держит. Он вышел из архива секретных бумаг и вытащил из-под одного из стеллажей, служивших ему кроватью, мешок. В него он аккуратно убрал документы, сложил остатки еды, затянул его и закинул за спину. Покинул он библиотеку тем же путём, что вошёл, потом через поля стройматериалов по дощатым тропкам к стене, где так и висела верёвка.

Был вечер, солнце уже скрылось за стену, но было ещё достаточно светло, чтобы вылезать отсюда. Он сел, прижав спину к стене и начал ждать темноты, чей покров убережёт его от лишних взглядов.

Через несколько часов, когда над Ватиканом, Римом, да и всем миром наступила ночь, и когда Анхель расправился с остатками припасов, он поднялся, несколько раз дёрнул верёвку и полез вверх. Без особых усилий он добрался до верха стены. Огляделся, до дерева несколько метров — вряд ли получится перепрыгнуть на него, не наделав шума. Внизу слышно охранников, видно отсветы костров. Анхель свернул верёвку — не за что зацепить её с этой стороны, чтобы тихо слезть за тенью от деревьев. Нашлось место чуть левее деревьев, спуститься здесь можно, но, скорее всего, заметят. Скорее всего…

* * *


— Которая ночь уже пошла? Седьмая?

— Восьмая со дня смерти. — Дозорные перекрестились.

— А я всё одно не пойму, что тут сидеть. Кого сторожить?

— Тебе платят за это, вот и сиди. Скажут — не будешь сидеть. Бегать вокруг будешь.

— Да не о том речь! Смысла не пойму. Ну, кто туда полезет? Кто там что забыл?

— А я вот не задумываюсь и мне хорошо. Да и вообще, всё, что касается церковников, лучше близко к сердцу не принимать. Я так думаю.

— Ты в своей Баварии один такой?

— Не один. А ты у себя в своих кантонах один такой, вопросы задавать пустые любишь?

— Не пустые мои вопросы! — Встал швейцарец, которому явно не по нраву был баварец. — Ты, может, ещё чем попрекнёшь?

— Ну-ка тихо! — Подошёл к огню старший дозора. — Ишь, петухи, перья расставили в стороны! Топайте-ка в дозор — время пришло как раз. В разные стороны, чтоб кровь остыла. — Кондотьеры поднялись, начав готовиться к очередному обходу. — Все что ли глухие? На дозор! Я и… вы трое здесь остаёмся.

Наёмники из разных стран вставали, затягивали ремни на одежде, поднимали оружие, что-то проверяли в нём и расходились на два отряда. Через человека они брали факела. Запаливали их от костров и строились шеренгами. Когда всё было готово, старший проходил, осматривал и отдавал приказ на обход. Сначала первая шеренга развернулась колонной и пошла вдоль стены, вскоре и вторая. Дозоры разошлись в разные стороны, у костров остались сидеть четверо.

Ночь была тихой. Редкие облака плыли по небу, заслоняя звёзды. Ветра почти не было, хотя верхушки деревьев весьма звучно шелестели.

Старший дозора, тиролец Ганс, сидел один у костра лицом к стене. Изредка ворошил поленья, которые страшно дымили из-за сырости, что принесли дожди. Это сегодня день погожий, а неделя-то была сырой — то дождь, то морось, то ливень. Ни одного сухого дня. Этот первый. Кругом лужи, дровни никак не спасали от воды, льющей с неба, промок и сиди теперь вот, в дыму и копоти. Да и тепла толком не получить от сырых дров. Хотя, это может потому, что к костру не подойти — глаза щипает едкий дым, что спасу нет.

Что это? Словно что-то послышалось тирольцу на стене. Он поднялся и обошёл костёр, вглядываясь в темноту. Вроде бы ничего не видно, но нет — что-то было не так. Определённо. Он сделал несколько шагов вперёд, шикнул на троицу у второго костра, которые болтали о чём-то. В затишье он чётко расслышал шорохи на стене. Он жестом скомандовал подъём и начал подходить дальше. Постепенно темнота сменялась более прозрачной синевой, в которой стали чётче видны контуры окружающей их природы. Впереди были три дерева, сразу за ними стена. Кондотьеры разошлись в цепь, подходя к стене, старший шёл с правого края. Внезапно крайнее дерево шумно пошатнулось — кондотьеры достали оружие, доселе укрытое в ножнах.

Справа от крайнего дерева что-то рассекало стену. Этого здесь он не помнил. Что это? Верёвка? Как это возможно? Ганс жестом отправил ближайшего к нему наёмника проверить его догадку. Тот подошёл к стене в упор и, лишь он дотронулся до тёмной полосы, как по ней пробежала волна, от низа доверху. Точно — это была верёвка.

— Герр Зейс, верёвка! — Прошептал кондотьер. В этот самый миг огромная чёрная тень выскочила из веток и повалила наёмника. Тот не успел даже крикнуть. Человек поднялся в полный рост — в руке был массивный нож и, если Гансу Зейсу не показалось, что вряд ли, то он был в крови.

Неизвестный сделал шаг вперёд. Ганс направлял свой меч в грудь нападавшему, но меж ними было несколько шагов. Ещё двое наёмных дозорных подходили с пиками.

— Разойдёмся без жертв? — Прошептал неизвестный очень грубым с хрипотцой голосом. Он был не стар, но в темноте угадывались седые волосы. Глаза словно блестели красным, хотя может это отблеск костров?

— Уже не получится. — Ответил Ганс, намекая на лежащего позади убитого охранника. — Зачем ты лезешь туда?

— Не твоё дело. — Пропусти или будут жертвы… ещё.

— Взять его! — скомандовал Ганс. Пикинеры подходили к неизвестному. Он был выше их, но вооружён только кинжалом, хоть и большим.

— Брось это. — Проговорил один из них. Человек поднял руку с оружием.

— Это? — Спросил он, кивая на зажатый в руке кинжал.

— Это-это — кидай.

— Хорошо. — Нож быстро блеснул в руке, мгновенно заняв более удобную позицию, и был брошен. Прямо в лицо наёмнику. Тело начало падать, когда, сделав несколько быстрых шагов, неизвестный схватил пику убитого и резким движением вырвал её. Это замедлило падение на лишний миг, но этого мига хватило, чтобы огромный человек развернулся и молниеносным броском всадил пику во второго солдата. Они упали почти одновременно.

В глазах же Ганса это произошло и вовсе мгновенно. Столь же мгновенно, как и красные огни, загоревшиеся в глазах человека — это были не отблески пламени костров. Это были… глаза. Они источали багровый свет, исходивший изнутри черепа.

Лязг ударившихся доспехов о каменную дорожку разнёсся вдоль стены и погас. Неизвестный подошёл ко второму убитому и вытащил из головы кинжал и, уже не ведя никаких переговоров, пошёл на Ганса. Бывалый тиролец растерялся лишь на мгновение, но собрался и атаковал. Выпад его был отбит, да так сильно, что ударить сразу второй раз он не мог. Наоборот, пока он по инерции уходил вбок, неизвестный схватил его и, немилосердно подтянув к себе, ударил рукоятью кинжала по голове. А дальше темнота…

* * *


Первый пришедший дозор обнаружил четырёх убитых. Первый лежал у стены с перерезанным горлом. Второй был убит пикой прямо в сердце. Удар был очень сильный — неимоверно. Нагрудник пробит насквозь. Немыслимое дело. У третьего было окровавлено лицо, один глаз отсутствовал. Дальше всех от стены лежал старший дозора, Ганс Зейс с проломленным черепом. Рядом с ним валялся его шлем. Судя по его форме можно было заключить, что по нему ударили кузнечным молотом.

На стене болталась верёвка. Дозорные заключили, что кто-то, улучив малочисленность стражи на данном отрезке стены, убив четверых, проник в Ватикан. Никто и подумать не мог, что по трупам не вошли, а вышли…

* * *


Темнота в глазах. Вкус крови во рту. Голова раскалывается.

Где Я?

Лес кругом. Поблизости не видно дорог. В глаза бьют лучи солнца, пробивающиеся сквозь кроны. Солнце встаёт — утро. Уже не раннее. Которое утро после той ночи? Видимо первое — ноги ещё стонут от бега по лесу. Судя по следам ветвей, по застрявшим листьям и нескольким разрывам на одежде, он ломился сквозь лес, не разбирая дороги. На руке была ссадина. Чуть выше пояса приличный развод крови — не его.

Попытки вспомнить, что случилось после того, как он перепрыгнул на ветку дерева с верёвки, ни к чему не привели. Что-то нахлынуло, да так, что память вон. Раньше такого не случалось, по крайней мере, он никогда не терял память на столь долгое время. Хотя… было однажды, когда он в пылу схватки потерял счёт времени. Это случилось ещё в Славошовице. Когда ему пришлось учить уму-разуму таборитов. В тот день он точно помнил, как первый раз занёс топор, а потом пустота — только тела вокруг, да убегающие остатки от отряда нападавших. Он не помнил, как он убивал. Почему он только сейчас об этом подумал? Ведь это случилось достаточно давно.

Ладно. Об этом и потом подумать можно. Нужно понять своё местонахождение. Анхель встал, огляделся. Оказалось, что он сидел в нескольких шагах от выворотня со схроном. Отбросив ветки, он нашёл ровно то, что оставил там несколько дней назад. В яму изрядно натекло воды, но вещи были целы. Да и промокать там особо нечему было. День обещал быть солнечным, а значит, надо найти поляну подальше от дорог и высушить вещи.

Поляна нашлась довольно быстро. На опушке торчало несколько массивных камней, на которые и легли все мокрые вещи. Сам Анхель, прихватив кинжал, пошёл в лес, дабы найти какую-нибудь еду. Через пару часов ему попался на глаза заяц, который и стал его обедом. Вернувшись на поляну, он разложил на тёплые камни очередную партию вымокших вещей, развёл костёр и принялся разделывать зайца, дожидаясь, пока огонь наберёт силу.

В голове крутились мутные образы того, что, возможно, случилось ночью. Он помнил, как залез на стену, как присмотрел место для спуска, как дождался ухода основной массы стражей и начал спускаться. Его заметили, как он и предполагал, и он спрыгнул на ветвь дерева и ждал, пока всполошившиеся стражники подойдут. А что было после?

Смутные образы стоящих кондотьеров рядом. Кровь. Их четверо. Один лежит в луже крови, второй падает. Нет — ничего не ясно. Всё мельтешит перед глазами. Всплеск крови, а затем бег. Дорога, поляна, лес — скорость звучит в ушах. Картинка расплывается.

Анхель убрал руки от лица — день клонился к закату. Он решил разбить лагерь здесь. Место вполне его устраивало. Единственно, так это нужно походить по лесу, добыть ещё еды на сегодня, на завтра, найти ручей — набрать воды. И завтра можно идти. А куда?

До сих пор он не задумывался, куда пойдёт после того, как добудет искомые бумаги. Ему нужен переводчик — тот, кто сможет прочитать всё, что написано на тех бумагах, чтобы Анхель знал, что делать дальше и куда идти. Если конечно, надо куда-то идти.

* * *


— Я бы убила его, когда он только упал на эту землю. Не понимаю Я этого договора.

— Вот и Я. Аградон, может, посвятишь нас в ваш план?

— Всему своё время. Оно ещё не пришло. И нескоро ещё, по местным меркам, придёт. Знамения нам известны, неизвестно лишь, как они будут выглядеть. Сами же знаете.

— Ну да, ну да! Конечно. Всё будет снова? Повторяться не в моём стиле.

— Немезия, прошу — ты ведь знаешь о Законе. Он был написан при нас и отменять его явно не собираются.

— Конечно, Аградон. Я понимаю. Как же это скучно: быть вечным и подчиняться законам Вечности.

— Нам ещё полтысячелетия ждать. А он уже пробуждается, Одралас видел, что случилось у града, заложенного третьим Мессией.

— Да, Я видел. Он пробуждается. Пусть его и воспитали тут, что убивать «нехорошо», но у него внутри пылает внутренний огонь и всякий раз, когда подворачивается случай — кровь льётся. А он потом пытается вспомнить, что было. — Серый мерзко посмеялся. Аградон переглянулся с Немезией, словно висящей в воздухе женщиной с такими же непроницаемыми безднами глаз. Только глазами отличался зеленоватый Одралас от них — они у него были. У Аградона и Немезии, если и были, то их не было видно. Только чёрные провалы, откуда, казалось, веяло смертью.

Трое на сей раз стояли на берегу моря. Перед ними лежала бесконечная водяная гладь. Они возвышались на обрывистом берегу в десяток человеческих ростов. Ветер трепал одеяния Немезии и Аградона. Одинаково чёрные балахоны, как и они сами, были, словно, мёртвые и на сильном ветру еле колыхались. Одралас стоял позади них, они на него, порой, и внимания не обращали. Он был более низкого сословия, нежели они.

— И что же? Просто ждать? А он пусть ходит по земле? У него ведь теперь есть документы, которые расскажут ему, зачем он тут, какова его роль.

— Да. Так и должно быть. И да — мы будем ждать до первого явления, а после вступим в бой с четвёртым Мессией. Как велит Закон!

Одралас посмотрел на Аградона, затем на Немезию. Он так и не понял, что намечается. Древние извечно недоговаривали или говорили туманно с такими, как он. Они считают Детей Войны чем-то низшим и почти столь же мерзким, как люди. Несмотря на то, что они гораздо сильнее и почти бессмертны. Это было неприятно, но мыслей о восстании не было — куда им до демонов. С ними только ангелы спорить могут.

— Одралас, продолжай следить за ним. Хочу, чтобы ты был рядом, когда случится первое явление. А до того пресекай всё, что может быть нам помехой. После последнего знамения придёт время Детям выйти на свет этого мира.

— А бёвульсы?

— Да. И их время тоже, но твой народ будет первым. По Закону — от низшего к высшему. И низший здесь ты.

— Пушечное мясо… почему бы не пустить сначала орды Немезии? Которые она, кстати, отлично выпасла не так давно. — Одралас агрессивно глянул на парящую женщину.

— Я не обязана просить разрешения у тебя!

— Разумеется…

— Достаточно! Твой народ первый — это решено.

— Конечно, Аградон. — Склонил голову Одралас.

— Сначала они, затем Я, после меня ты. — Обратился Аградон к Немезии. — Придержи их до срока — слишком много жизней забирает твоё незримое воинство.

— Им вполне хватило, мне даже новое имя дали — Чёрная Смерть. — Она расхохоталась. Аградон лишь ухмыльнулся.

Один Одралас никак не отреагировал. Он развернулся и, сделав несколько шагов прочь, исчез. Вскоре исчезли и двое Древних.

Месяц спустя. Венецианская республика, г. Виченца.


Наступал вечер. В церкви Сан Лоренцо почти никого не было. Лишь редкие прихожане, которые нашли время, чтобы зайти и помолиться. Кто-то просто сидел со своими мыслями, кто-то про себя шептал молитвы. С краю почти у стены сидел некто явно не из этих мест, что бросалось в глаза. По всей видимости, воин — высок, отлично сложен, пепельные волосы, сплошь прореженные сединой, убраны в хвост. На лице несколько шрамов, небольших, но лицо они меняли достаточно для того, чтобы оно стало весьма устрашающим. Глаза почти ничего не выражали — он ждал.

Но кого он здесь ждал или чего, было неясно. Он находился в церкви уже несколько часов. Местный священник отец Клемент заметил его почти сразу, как он появился — такого трудно не заметить. Почему-то ему показалось, что этот высокий воин пришёл сюда отнюдь не затем, чтоб замаливать грехи. Он сидел, почти не двигаясь, наблюдал за прихожанами, изредка закатывая глаза, когда в церковь входило несколько человек, зато благожелательно глядел вслед уходящим.

Когда в храме остался он один, отец Клемент решил подойти к нему. Тихой поступью он приблизился, слегка кивнул в знак приветствия и сел на скамье перед неизвестным. Не ожидая, когда незнакомец заговорит, начал первым:

— Добрый вечер. Вы давно сидите, но я не вижу, чтобы вы молились.

— Я здесь не ради молитвы, отче. Мне нужна ваша помощь.

— Моя? Вы хотите исповедоваться?

— Нет. У меня есть некие бумаги, написанные на латыни. Я должен знать, о чём они.

— Вы хотите, чтобы я перевёл их вам? — С некоторым недоумением спросил священник.

— Да. Я именно этого и хочу. Простите, но мне нечем вам заплатить за это. Однако это очень важно для меня. А возможно, и не только для меня.

Отец Клемент занервничал, он не ожидал подобного отношения к себе. Его взгляд скользнул по незнакомцу и на краткий миг зацепился за кинжал, который лежал на скамье позади этого человека. Он не скрывал его и, заметив, что священник увидел оружие в храме, которое туда вносить строго запрещено, никак не отреагировал. Он спокойно смотрел в глаза священнику и отрицательный ответ принимать не собирался.

— Покажите мне их… — Проговорил отец Клемент. Незнакомец откинул со скамьи полу плаща, за которой нашлась небольшая сумка. Из неё он изъял кожаный конверт, в котором находились пожелтевшие бумаги. Окинув храм лишний раз глазами, незнакомец протянул священнику листы.

Одного взгляда тому хватило, чтобы понять, что он держит в руках бумаги из хранилища Святого престола. Он поглядел на незнакомца, его взгляд спрашивал «Как? Откуда?», но встречный взгляд был холоден и жаждал только ответов.

— Где вы это взяли?

— Вы прекрасно понимаете, где Я это взял. А раз этот момент нам ясен, просветите же меня насчёт того, что мне до сих пор непонятно. Пожалуйста.

Священник вновь впился глаза в строки, бегло прочитывая то, что там написано. Он вертел страницы, когда нужно было, порой вытягивал их, разглядывая на просвет.

— Идёмте со мной. Я закрою храм. Только… оставьте оружие.

— Как пожелаете, отче.

Священник направился к дверям, запер их, затем прошёл через просторный неф к алтарю, незнакомец следовал за ним. Они обошли средокрестие и вошли в деамбулаторий, опоясывавший хор, там был спуск вниз. Священник взял со стены немилосердно чадивший факел и, пригнувшись, вступил на узкую лестницу. Она была небольшая — с десяток ступеней. Они вошли в узкий коридор, в котором было несколько дверей в кельи. Отец Клемент открыл одну из них и вошёл. Незнакомец последовал за ним.

В келье почти ничего не было, только стол для письма и табурет. Чуть выше стола располагалась полка со свечами. Священник взял одну и зажёг её от факела, затем остальные от неё. Факел занял своё место на противоположной стене. В помещении стало достаточно светло. Отец Клемент присел, достал из-под стола несколько чистых листов. Взял очки и, протерев их, одел.

— Я перепишу всё, что здесь написано. После этого вы покинете храм Сан Лоренцо.

— Учтите, святой отец, что Я наведаюсь и в церковь Санта Мария деи Серви, дабы удостовериться в подлинности перевода. Посему прошу не совершать ошибок.

— Не стоит во мне сомневаться. Я служитель Господа — мне не пристало врать.

— Вот поэтому Я и проверю ваш перевод. И будьте уверены, что если он будет неточен — Я вернусь за вами.

— Как я сказал: мне не пристало врать.

После этих слов отец Клемент занялся переводом. Перо скрипело по бумаге, тени слегка подрагивали на стенах. Незнакомец стоял у двери и молчал.

* * *


Анхелю не совсем нравилась эта роль, но выбора он не видел. По доброй воле священник вряд ли согласился бы перевести запретные листы из апостольской библиотеки. Зато хмурый бандит внушал необходимое чувство страха. Хотя, признаться, если бы Анхель и не играл, то эффект был бы почти тот же. Про его внешность много чего в своё время было придумано и рассказано. Потому лишь голос осталось сделать построже, и вот — монах скрипит пером, переводя потребное ему.

Прошло около трёх часов. Над Виченцей была поздняя ночь, когда отец Клемент закончил труд.

— Прошу вас. Будьте уверены — слово в слово.

— Не сомневаюсь, святой отец. Надеюсь, то, что вы видели, вы унесёте с собой в могилу?

— Мой долг хранить подобные тайны от паствы — она не поймёт такие вещи правильно. Похожие документы могут расколоть город, область, а то и целую страну.

— Я пока не знаю, что там. Но будьте уверены, что дальше меня эти бумаги не пойдут.

— Кто вы?

— Это неважно. Моё имя вам не скажет ничего.

— А я не имя спрашиваю — вы тот, о ком здесь говорится. — Священник кивнул на бумаги в руке Анхеля. — Мессия.

Анхель промолчал, поглядел на монаха, а затем просто развернулся и пошёл по коридору к лестнице. Нужное ему дело было сделано и ничто его здесь отныне не держало.

* * *


Шаги удалялись. Отец Клемент сидел на табурете, повернувшись к двери. В голове крутились строки, только что переведённые им.

«Небом посланный Мессия во время, Законом определённое, встретится с силами Древними, дабы решить исход многолетнего конфликта. При поражении его стёрт с лица земли будет род падших выродков и Детей войны. При победе его жизнь продолжит своё течение до прихода следующего…»

Руки дрожали от одной мысли о том, что перед ним сейчас возможно был Мессия — посланец небес. Ещё более становится страшно от того, что грозит миру в преддверии битвы.

Вновь шаги. Он возвращается? Нет — шаги другие. Совсем другие, тяжелее, небрежнее. Тень показалась в дверном проёме, кто-то высокий и худой шёл в келью. Ушедший не запер дверь — кто-то вошёл следом. Монах встал, чтобы выпроводить незваных гостей отсюда — это место только для священнослужителей.

Но не успел он дойти до двери, как пред ним предстал некто. Из одежды на нём была потрёпанная кольчуга и порты тёмного цвета. Кожа была тёмной, не как у людей. В свете свеч не разобрать, то ли серой, то ли зеленоватой или, может, голубой. Неужели мертвец?!

— Доброй ночи, монах.

— Кто вы?

— А ты, поди, только что про меня читал, ну, вскользь-то упомянуто — Дитя Войны. Припоминаешь?

— Господи Иисусе…

— Да-да. Вот он я. Но ведь ты понятия не имеешь, что это всё значит. Нет? Тем лучше.

Серое существо толкнуло монаха сильной ладонью в грудь, тот, падая, зацепил табурет и опрокинул его. Монах оказался на полу.

— Молись, отче — больно не будет.

* * *


Анхель покидал Виченцу. Как бы там ни было, но монах вполне мог выйти следом за ним и поднять тревогу. Так что за благо Анхель решил покинуть город поскорее. Всё, что ему было нужно, при нём, а значит, ничего его больше не держит. Осталось только узнать цену того, что он нёс при себе, но это теперь не проблема.

Утром он устроил стоянку на берегу реки Баккильоне на весьма неприметном бережке, отделённом от мира буйными кустарниками. Без опаски он развёл огонь, подогрел запасённое несколько дней назад мясо. Поев и вымыв руки, он достал кожаный конверт, в котором теперь помимо старых листов лежали новые. Достав свежие листы бумаги, Анхель принялся читать написанное. Вначале были разные ненужные записи, которые повествовали о том, когда, как и кем эти документы были получены. Анхель быстро пробежал глазами бумаги до того момента, где и начинался, собственно, перевод документа.




Данный документ есть не что иное, как письменное свидетельство о пророчестве некоего мудреца, жившего до рождества Христова. Жил он….




Старец, будучи в преклонных летах…




Анхель пропускал то, что явно было не по делу, и перескакивал на следующий абзац.




Документ подлинный, увы, утрачен, но перевод его верен…




Сказано было, что в века незапамятные мир наш населён был иными людьми. Выше они были в духовном теле своём. Но были среди них те, кто статью был иной. Обладая крыльями, те летать могли, и пришёл день, когда открыт ими был иной мир поверх оного. То были пустоши подсолнечные, где мира нет, но он есть, коли духом в него способен переселиться.

Так произошёл в те лета расход между Ангелами и Демонами, жившими в мире всегда до тех дней.

С уходом в небо Ангелы мирно жить перестали. Три клана не могли примириться с долей своей в новом мире, и началась война. Поверженных новый мир низвергал в родной им пласт. Тела немощные падали наземь и погибали от удара об неё. Многие выжили, но крыла их обгорели и души их вместе с ними. И остались они жить смертными, к коим потомкам Я отношусь, и всяк, кто себя человеком зовёт.

После той войны был день, когда в мир сошли силы Высшие, и ими был положен Закон. Закон тот и по сей день соблюдаться должен, и до скончания веков им жить всё будет.

Суть закона мне не известна.

Но ведомо, что ни Ангелы, ни Демоны, ни Дети Войны не могут преступить его.

Люди же настолько малы и смертны, что про оный не знают, ибо сила их утрачена и на мир более влиять не может.

Только посланец небес, именуемый Мессией, способен быть в противостоянии представителем обездушенных — людей. Не сродни он должен быть людям, но жить среди них срок изрядный. Мессия силами иномирными будет отмечен мечом, что зовётся мечом Света.

Меч тот отличить от другого несложно. На лезвии его руны, что читать можно с разных сторон. С одной гласят они:









Несущий меня — воин света, что идёт дорогой против тьмы.








Перевернув, имеем же:









Тьмой порождённый несущий сей меч и свет его первый враг.








Не «за» и не «против» людей тот Мессия, и выбор свой он сделает в последний миг.




Знак того, что Мессия готов к выполнению долга своего, добровольно ли, принудительно ли, будут знамения, Законом оговорённые. Вхождение в мир людей сил скрытых, но действительных. И подобно испытаниям будут они для Мессии от Низшего к Высшему.

Список знамений, предваряющих приход Древних сил, представлен:

…




Анхель отложил бумаги. Он начал понимать, кто он…




Часть II





Глава 8


Недалёкое будущее. Россия, г. Санкт-Петербург


Стук в дверь. Достаточно настойчивый и в меру любезный. За дверью двое. Чёрные кожаные пиджаки, чёрные же брюки, рубахи разные — у одного серая, у второго красная, галстуков нет. В руках у одного папка. Контроль явился. Каждый год, в одно и то же время. И не надоедает им?

В прорезь глазка снова ударил свет — там за дверью поняли, кто пришёл. Открываются замки. Хозяин отворяет дверь, впускает гостей, здоровается — двое ведут себя вполне дружелюбно.

— Здравствуйте, здравствуйте. Эээ… Анхель Филипов?

— Да — Я.

— Мы из национального отдела миграции.

— Да Я сообразил. Каждый год приходите проверять. Проходите, садитесь — мне прятать некого.

Двое проходят в зал, который также кабинет и спальня. Садятся на диван, с позволения подвигают газетный столик, раскладывают бумаги. Хозяин предлагает чай или кофе — отказываются. Все трое усаживаются на диван. Тот, что в красной рубахе, видимо старший, начинает разговор:

— Тааак-с… — Протягивает он, пролистывая бумаги. — Стало быть, я — старший смотровой группы, зовут Алексей, это Андрей. — Жмут руки. — Раз вы поняли, кто перед вами, полагаю, объяснять наш приход смысла не имеет?

— Не стоит тратить время. Вы здесь, чтобы задать несколько рутинных вопросов о том, не прячу ли Я кого-то, незаконно пересёкшего границы государства.

— Всё верно. Пре-екра-асно. — Вновь протягивает он, зарываясь в бумагах. — Итак, Анхель Филипов. Отчества нет — почему?

— Родился на территории Германии.

— А родители ваши кто?

— Отец русский, мать испанка, в Германии жили потому, что отец наполовину немец — по матери.

— Когда переехали сюда?

— После распада СССР, в 1992 году.

— Угу… — Снова что-то полистал. — Родителей уже нет в живых — погибли в автокатастрофе… угу… Сёстры-братья?

— Нет — Я один. Если родственники и остались, то в Европе. И Я их вряд ли знаю.

— Понятно. Теперь по поводу нашего визита — говорите, прятать некого?

— Некого. Живу один. Квартира, сами видите — маленькая.

— Ну да — не разгуляться. — Усмехнулся Алексей. — Про соседей не в курсе, ничего такого не видели?

— Тут достойные люди живут — упрёков не имею. Неужели находите ещё их?

— Редко, но бывает. Ну, так мы квартиру осмотрим?

— Пожалуйста.

— Хорошо. Андрей, походи, погляди. — Второй встал и медленно, осторожно открыл ванну, туалет, большие шкафы, но, никого не найдя, вернулся и дал знать, что всё чисто.

— Всё в порядке?

— Да. Пятый год у вас всё хорошо. Стало быть, теперь нескоро к вам зайдём. Вы у нас сомнений никогда не вызывали. Так что всего хорошего.

— И вам.

Двое обулись, за руку попрощались с хозяином и ушли. У каждого своя работа — у них вот ходить и искать тех, кто прячется и прячет. Времена такие, что поделать. Лет десять назад такого не было, так и страна катилась чёрте куда. Теперь с новой властью всё гораздо строже. Впервые после распада СССР Анхель видел стабильное развитие. Особенно курс поменялся после недавней революции, которую в мире прозвали «Молчаливой».

До неё тоже вроде бы всё налаживалось, но как-то не так, как сейчас. Сейчас власть к народу ближе. Да и вообще, многое не так стало. Сначала дико было, но прошло семь лет и, вроде, наметился правильный курс.

Фамилия новая — Филипов, вынужденная мера. Да и проще так было здесь прижиться. Сразу по приезду сюда сделал. В то время можно было стать кем угодно, только деньги плати. И паспорт сделали, и личное дело новое написали, досье и всё прочее, без чего нынче туго пришлось бы. А как просто раньше было — сказал, как зовут, и всё — считай паспорт готов, а теперь, вон, сколько бумаги надо испачкать, чтоб самому чистым перед законом оставаться. О времена!

Ну да что сравнивать? Жить надо. Хотя, по правде сказать, надоело уже блуждать по земле в ожидании. Пять веков уже. Больше даже. А список так и не завершился. Последний пункт остался и тогда вот начнётся неведомо что.

И ждать осталось недолго, если смотреть на то, как планомерно начали сбываться мутные намёки пророчества. Как туманные слова про будущее стали ясны и понятны в настоящем до конца. Как, например, первое, что должно было начать «подготовку» мира к чему-то там неведомому в будущем: «Даст начало наводнению волна силы невиданной раньше, поведёт её вождь под поруганным символом добра». Анхель был тогда в Канаде, когда началась Вторая Мировая война. До того он не видел более кровопролитной войны, а видел он их достаточно, уж поверьте. В нескольких даже участие принял. Но больше всего его заботили строки пророчества, за которыми стало удобно следить лишь в двадцатом веке, когда появилось общедоступное радио. До того же приходилось слоняться по означенным в ватиканских бумагах «северным землям», где и произойдёт битва.

Интересно, а это и впрямь будет битва? Или драка? Или под битвой подразумевается нечто более масштабное? Всё туманно. Мир за последний век и так бурлит и пенится, и никогда не знаешь, что ждать через год от него. Государства появлялись и исчезали, революции шли одна за другой и далеко не всегда на пользу, войны вспыхивали и гасли, но люди во всём этом гибли стабильно. За многие годы Россия сейчас гарант спокойной жизни. Да, появилось много комитетов, которые рыскают по ночам, ходят по домам с расспросами, но при всём этом нет того, что было при старом режиме.

Теперь действительно все равны. Ну, почти. Разница эта состоит лишь в том, что рабочий на заводе получает больше, чем глава государства, который не получает ничего. Налогов вполне хватает, чтобы накормить, одеть и при надобности отправиться в путешествие за границу или по просторам необъятной Родины. Чиновников, менеджеров и ещё очень многих работников непонятного фронта упразднили. Все силы брошены на восстановление ещё советской промышленности. И строят её только граждане Объединённой Российской Державы. Вся чернь, которая в избытке пила кровь страны, насильно выслана за границу. На случай её незаконного возвращения и есть национальный отдел миграции.

Да — теперь русские люди возвращаются из стран Скандинавии, Европы, Америки, чтобы строить новую сильную Россию. И начало, скажу вам, многообещающее.

Как и начало «Начала Наводнения» — стремительно и с пониманием того, что последствия будут выше всяких смелых догадок. За мировой войной были Хиросима и Нагасаки, затем войны во Вьетнаме, Афганистане, Ираке, Кавказе. Содрогнувший мир Чернобыль. Памятная многим подлодка «Курск», башни близнецы в США, цунами в Индонезии, волны революций по всему миру, сопровождаемые свержениями власти и кровью, кровью, кровью… Затем землетрясения, цунами в Японии. Разрекламированный, как только можно, Конец Света, который к удивлению многих не случился, хотя Анхель возлагал на него надежды, что это то, чего он ждёт. Но нет! Это было не то. Индейцы майя если и ошиблись, то не критично — через несколько лет случилась катастрофа в Йеллоустоне, которая до конца подкосила и без того хромающее на обе ноги США. Они до сих пор в состоянии чрезвычайного положения, многие погибли, треть страны стала непригодной для жизни. На два года небо стало серым от пепла, от чего встала вся авиация планеты. Да, это был кризис невиданных масштабов.

И на всё это есть намёки в пророчестве. И вот:






«Когда апокалипсическая волна сойдёт на нет, и мир вздохнёт свежестью, в граде, что на костях рождён, кровью омыт и смертью пропитан, скроет вода в день Солнца затменья хранителей верных — то будет плетью для колесниц, что принесут в мир снова войну, чуму и голод. А следом за ними сама Смерть придёт. И сойдутся тогда Мессии клинок и меч, траурно чёрный, и высекут искры новой истории…»





Эти строки Анхель знал наизусть.

Санкт-Петербург… Построенный на костях рабов. Омытый кровью во время революции 1917 года. Пропитанный смертью за девятьсот дней блокады — ошибки быть не может. Анхелю это всё виделось как финишная прямая. Пророчества они на то и пророчества, пока не сбудутся — они просто строки на бумаге. Пока будущее не стало настоящим — оно так же недосягаемо, как звёзды.

Ну, а пока до звёзд далеко, есть сумбурная жизнь обычного, если не сказать, заурядного инструктора по выживанию в условиях дикой природы — Анхеля Филипова. Опыта у него было больше, чем у кого бы то ни было. Уж поверьте. Бэру Грилзу и не снились вымершие сёла во время свирепства чумы, где люди умирали, и трупы их так и оставались гнить в своих постелях, а зараза была повсюду. К счастью, Анхеля человеческие болезни не брали. Поэтому он был достаточно востребован как в армейских спецподразделениях, так и в исторических клубах — тут он был незаменим, ибо в свои тридцать девять знал больше, чем какой-либо историк.

Да, вечные проблемы с возрастом давали о себе знать. Въехал в страну он якобы в двадцать девять, но каждые пятнадцать лет приходилось переписывать свою историю, платить деньги продажным тварям, которые есть при любом режиме. Скоро придётся проверить на корыстолюбие новых, но пока он живёт по старой легенде. Всё же цивилизация — не всегда хорошо. Постоянно переезжать с места на место, бросать всех друзей, все связи и становиться новой личностью очень сложно. А ещё сложнее не нарываться на старых знакомых, которые порой попадались — Петербург-то город маленький. А после того, как вся рабочая иммиграция была выслана, народу стало, словно, раза в три меньше. Так и приходится жить от одной окраины до другой.

Поначалу он жил в Купчино, сейчас на другом конце города в небольшой однокомнатной квартире на первом этаже. Первый этаж — это конечно не самое удобное место, но в ту пору выбора не было. Во всяком случае, его тут любили. Первый этаж — это как быть ближе к народу: всё слышно. О ком сплетничают внережимные бабушки, каких кумиров обсуждают дети, у кого как работает движок в машине и так далее. Поначалу во дворе с приходом ночи кроме гопников никто не ходил — местная шайка твёрдо держала «свой» двор. Но Анхель быстро вогнал им ума в небезызвестное место, и двор стал общий. Это один из моментов, за которые его тут ценили. Также именно он задолго до нового режима и общегосударственного запрета на алкоголь, никотин, сильнодействующие наркотики и всего того, что было разрешено раньше, проводил работу с молодёжью о вреде подобных привычек. Его слушали и, что радовало не только его, но и родителей, понимали.

Порой к нему на чай приходили местные вдовы, разведёнки и тому подобные персоны. Ну, вы понимаете, зачем — такой мужчина пропадает в одиночестве. К тому же зарабатывает на тренингах, семинарах весьма солидно. Также Анхель возглавлял небольшой кружок по выживанию. Никакой военной тематики — только выживание. В этом кружке было второе дно. Оно возникло случайно во время одного из выездов. Пока лагерь спал, Анхель ушёл подальше от подростков, чтобы размяться с мечом — никакой медитации ему не надо было. Просто почувствовать рукоять своего меча. Естественно, кто-то это заметил и на следующую ночь Анхеля встретили с палками, наспех доработанными в мечи и потребовали научить. Отступать было некуда.

Патриотическое воспитание в ОРД — основная задача воспитания детей и подростков. Поэтому, когда наверху узнали про данное движение, Анхеля по-доброму попросили преподавать своим ученикам славянский стиль фехтования и ведения боя. Умолчав о том, что не знает оного, Анхель согласился. Пришлось самому освоить, что оказалось несложно — всё было слишком понятно, чтобы не овладеть этим стилем. Это стало лишним пунктом финансирования его кружка, плюс — одобрение правящей власти всегда на пользу дела.

Не сказать, что фехтовать пошло много народу — всего восемь человек: пятеро юношей и три девушки. Каждый был со своими тараканами в голове, у каждого было что-то такое, что отличало его от всех и, пожалуй, это больше всего их сплачивало.

Для Анхеля было, как никогда, в радость работать с теми, кто просто хочет уметь владеть оружием. Натаскивать их для убийств он не стал бы. Его работа со спецподразделениями заключалась только в подготовке их выживать в любых условиях. Когда речь заходила об искусстве убивать, Анхель уходил от ответа или вовсе игнорировал этот вопрос. Его понимали.

Среди тех, с кем он работал, ходили разные слухи, разные догадки того, кто он есть. Вплоть до сказочных, которые, кстати сказать, были весьма близки к истине. Например, он краем уха слышал, как его за глаза, естественно, назвали Убийцей монстров. Были идеи, что он бессмертный, а то и вовсе из другого мира. Рассказы обычно перемежались смехом, но не признаваться же, что солдаты были очень близки к истине.

Да и кто, собственно, поверит сорокалетнему на вид человеку, коли он поведает историю о том, как он пять веков назад был ангелом, а потом пал на землю во время неких, неизвестных даже ему, событий. А потом был очевидцем Гуситского восстания, прожил достаточно долго в Чехии, затем совершил поход на Ватикан с целью ограбить его, а потом долго странствовал по всему северу планеты, разыскивая хоть какие-то намёки на те пророчества, о коих написано в украденных бумагах.

Конечно, как очередная байка это вполне сгодилось бы, но с серьёзным лицом он это рассказывать не решался. Да и смысл? Всё равно никто не поверит. Ну, разве что его восемь безбашенных учеников — эти могут. При некой доле вероятности именно они и узнают правду. И именно их он попросит помочь ему, если это будет им по силам.

Они были хороши для своих лет. Не в каждом реконструкторском клубе так хорошо обучены держать в руках мечи. Они умели работать как поодиночке, так и в команде. Мечами дело не ограничивалось — у всех были свои наклонности, поэтому, помимо мечей, у каждого было что-то ещё. Анхель, как-то по-своему, даже гордился ими. Но и спрос с них был выше, чем с остальных. Они были лучшими в выживании, а поэтому всегда назначались старшинами среди остальных во время выездов, тренировок.

Вдевятером они, бывало, выезжали за город и устраивали пикники. То было редко, но было. Они были образцовой группой нового времени — без вредных привычек, которые повсюду активно искоренялись, физически здоровые, ведущие активный и патриотический образ жизни. Нет, конечно, никакого национального признака тут не было. Начать, хоть с самого Анхеля, который по нынешнему досье не совсем русский. Так же в группе была пара родом с Украины и одна девушка, бывшая наполовину немкой. Лишь она и Анхель были тут слегка чужими, хотя про это редко вспоминали. А Украина, как и Белоруссия ныне в составе ОРД, так что к малороссам здесь отношение совсем как к родным.

Национальный признак, пусть и остро встал при становлении нового государства, сейчас уже не так кололся. Особенно к славянам.

В первую очередь — к славянам, а также к народам, исконно жившим на территории России.

Анхеля политика и уклад нынешней власти интересовали мало, он просто жил здесь потому, что знал чуть больше, чем все остальные здесь живущие. Он ждал наступления будущего. И ждал давно.

Ждал его в своей однокомнатной квартире на окраине Петербурга достаточно близко от метро. Достаточно, чтобы пройтись до него утром и обратно вечером. Квартира не отличалась от квартир миллионов других питерцев. Кухонька, на которой едва пятеро сядут вокруг стола, санузел и комната, в которой умещались кровать, стол и шкаф. По углам были рассованы самые разные вещи. Отдельно страшным местом был балкон, который после некоторых доработок стал летней спальней. Если бы было бы в этой стране и зимой тепло, Анхель сэкономил бы место на кровати. Но зимы здесь были суровые, хотя порой и запаздывали.

Из роскошеств в его квартире был только компьютер, который был для него всем: и телевизором, и музыкальным центром, и кинотеатром, и много чем ещё. Большой монитор, отличная акустическая система — иногда к нему приходили в гости только затем, чтобы компанией кино посмотреть. Бывало, устраивали целые ночные сеансы, просматривая залпом целые франшизы в несколько частей.

По шкафу были распиханы более интересные вещи, но самое ценное хранилось под кроватью — меч. В той самой сумке-ножнах, сделанной ещё в Ческе-Будеёвице. Вот это называется качество — за пять с лишним столетий ножны не то что бы ни истрепались — ни один шов не треснул, не размок. Сейчас такого не сделают точно. Ни в Чехии, ни, подавно, в Китае или где бы то ни было ещё. Испытания временем проходят только те вещи, в которые автор вложил часть себя. Сам же меч Анхеля был и того удивительней. За всё то время, что он у него, меч так и не затупился, не начал ржаветь. Конечно, Анхель порой его точил, но это был скорее обряд, чем необходимость.

Ещё из оружия на шкафу лежал лук, тоже достаточно древний, им Анхель уже сотню лет не пользовался, но ухаживать не забывал. Было бы очень обидно, если бы в нашкафном забытье он рассохся и при использовании внезапно треснул. Когда в спортивных магазинах появились луки нового поколения, Анхель не преминул купить себе один, но достаточно быстро разочаровался в нём. Он был и тяжелее, и непривычнее, и включал в себя кучу прибамбасов, которые лично Анхелю только мешали. Нет, он не был выдающимся лучником, но во время охоты подстрелить себе на пропитание кого-нибудь вполне мог. Естественно, белке в глаз не попал бы, но зайца точно добыл бы.

Работал Анхель четыре дня в неделю со спецподразделениями и два дня со своим кружком. Единственный выходной ото всех был воскресеньем, и его он обычно проводил в квартире, занимаясь разными делами. Они могли быть кардинально разными, начиная от банального лежания на кровати до ремонта чего-нибудь у очередной навязчивой соседки. Также у Анхеля был ежедневный обряд просмотра лент новостей, где он ожидал увидеть какие-то намёки на последнее знамение. Но пока что их не было и он жил достаточно спокойно.

С одной стороны, жизнь в современном мире была достаточно муторной и однообразной, но сам Анхель смотрел на это почти философски — какая разница, как ждать конец света?




Глава 9


Пусто как-то…

Улица была определённо знакомая, но из-за неожиданно исчезнувших вывесок, реклам и автомобилей казалась неизвестной. Это Невский. Однако как же красив без благ цивилизации. А без людей особенно.

Тишина…

Никого на огромном проспекте. Только он — Анхель, спокойно идёт навстречу закату. Он совсем недалеко от площади Восстания. Пара кварталов — не больше.

Куда всё делось? Кроме домов ничего нет. Даже указатели номеров дома исчезли. Анхель оглянулся — никого. Он продолжил идти, вышел на проезжую часть и двинулся посередине проспекта. Было не жарко и не холодно. Солнце зависло впереди, ровно над шпилем Адмиралтейства. Столбы отбрасывали вечерние тени. Незаметно было, что солнце садилось. Оно просто застыло.

Анхель шагал вперёд. Прошёл мимо Маяковской. Никого до сих пор нет, и это кажется небывалой дикостью. Завсегда людный и шумный проспект сейчас кажется мёртвым. Весь город будто бы вымер, хотя Анхель видит лишь главный проспект. Но царящая повсюду тишина даёт понять, что и на близлежащих улицах нет даже никакого движения автомобилей — уж этих-то слышно издалека.

Впереди Аничков мост и знаменитые статуи покорения коня. В закатном свете они мрачны и велики. На мосту Анхель останавливается. В Фонтанке вода плещется, но этот звук еле достигает ушей. Совсем тихо. Слышно только здесь, на мосту, за сотню метров от него всплески воды уже теряются в пространстве. Хотя обычно здесь шум воды и вовсе не слышен из-за городского шума.

Анхель идёт дальше. Картина меняется, но суть остаётся прежней — никого, кроме него, здесь нет.

Внезапно он что-то услышал. В стонущей тиши это сначала показалось галлюцинацией, словно заскрежетало само подсознание, обезумевшее от владычествовавшего вокруг безмолвия. Анхель остановился и напрягся. Звук повторился вновь. Словно вой. Краткий и хриплый. Затем с другой стороны. Ещё. Ещё.

Со всех сторон он слышал хриплые завывания. Они казались знакомыми. Да, они были ведомы ему. Но где? Когда?

Завывания приближались, и не приходилось больше напрягать слух. Он решил идти дальше, что бы там не случилось. Около Казанского собора, который мрачно возвышался над проспектом, Анхелю показалось, что он заметил среди колонн движение. Но нет — никого не было. Звуки были уже достаточно отчётливо слышны, но он не стал обращать на них внимания и пошёл дальше. Солнце так и не двинулось с места — к нему Анхель и держал путь. Адмиралтейство уже было хорошо видно.

Вновь и вновь ему виделось в проёмах арок, на пересекающих проспект улицах движение, но когда он притормаживал и вглядывался туда, то никого не замечал. Выли неведомые существа уже совсем рядом. Сейчас Анхель уже понял, где и когда их слышал. Эти хриплые вопли так похожи на те, в Славошовице, много лет назад, когда на храм напали неведомые звери. Неужели они?

Анхель проверил рукоять меча — под рукой.

Стоп!

Только что меча за спиной не было — откуда он там взялся? Хм — странно.

Анхель оглядел себя. К своему удивлению, он был в своём дорожном плаще, который не одевал добрые лет сто. Да и не сохранил его к тому же. Последний раз он бродил в нём по просторам Исландии. Да, точно — там он провалился в расщелину и изорвал его в клочья. А плащ опять на нём — целёхонек и чист, словно только что сделан.

Всё казалось странным, и Анхель шагал, словно в бреду, вперёд к Адмиралтейству. Оно уже совсем рядом. Ощущение, что секунду назад он был на несколько кварталов дальше, чем сейчас, хотя может он так увлёкся собой, что не заметил, как прошёл это расстояние?

Большая Морская — слева проход на Дворцовую, но он туда даже не смотрит, а продолжает идти. Вопли разъярённых зверей вокруг и миражи кого-то неведомого уже не отвлекают его, он идёт вперёд. Невский заканчивается — впереди Александровский сад. Перейдя Адмиралтейский проспект, Анхель попадает под тень деревьев. Странно, но солнце не скрылось за зданиями. Оно по-прежнему висит над ними, словно время пошло обратно и солнце наоборот поднималось.

Анхель оглядывает парк. На миг ему кажется, что вдалеке кто-то стоит. Пожалуй — это ему не грезится. Впереди на другом конце парка действительно стоит… девочка. Её плохо видно из-за пробивающихся сквозь кроны деревьев лучей света. Кажется, она тоже его увидела. Анхель решает помахать ей рукой — она отвечает ему. Значит, он не один. Он идёт к ней по кривым переплетающимся тропинкам сада. Она движется навстречу, но совсем не спешит. Анхель же убыстряет шаги.

Девочка оборачивается и на миг замирает. В этот момент всё вокруг затихает. Вой прекращается. Анхель тоже останавливается и озирается. Его наполняют неприятные тревожные ощущения. Он слышит визг девочки, оборачивается к ней. Она бежит к нему со всех ног. Она ещё достаточно далеко, чтобы разглядеть её лучше. Но Анхель чувствует, что в её глазах застыл неимоверный ужас. Но что она увидела?

И тут Анхель увидел, как следом за девчушкой, срывая дёрн, несётся то самое животное. Огромное, по сравнению с девочкой, и гораздо более быстрое, чем она. Глаза зверя пылают красным светом — он выходит на одну прямую с ребёнком.

Анхель срывается навстречу, на бегу доставая меч. Он бежит что есть сил, но, кажется, что он идёт пешком. Столь стремительно сокращается расстояние между девочкой и зверем. Анхель метрах в двухстах от неё, а монстр гораздо ближе и догоняет. Как назло, девочка непонятно зачем бежит по тропинкам, зверь же несётся напрямик, не разбирая дороги.

Сто метров разделяют Анхеля и девочку. Зверь же вот-вот её нагонит. Время замедляется в глазах Анхеля. Он понимает, что уже не успеет…

Зверь делает несколько широких шагов, затем рывок вперёд. Пасть его выворачивается, готовая схватить девочку за голову. Передние лапы ложатся ей на спину, одновременно челюсти сжимают маленькую голову. Задние лапы поджимаются, готовясь для следующего броска. Девочка падает под неимоверной тяжестью зверя, личико искажено болью. Взгляд, полный отчаяния и мольбы о помощи, пробирает холодом Анхеля, который до сих пор бежит навстречу.

Тело ребёнка прижимается к земле, под весом зверя слышно, как ломаются рёбра, как воздух одним мощным потоком покидает смятые лёгкие. Задние лапы чудовища врываются в землю, челюсти сжимаются сильнее и зверь совершает прыжок вперёд. Тело девочки отшвыривает назад на несколько метров, голова же остаётся в пасти.

Время начинает снова возвращаться к естественному течению. Анхель останавливается — девочке он уже не поможет. Зверь приземляется совсем рядом с ним — его порыв гаснет. Он тормозит через несколько шагов. Анхель стоит в нескольких метрах от него, тяжело дышит. Зверь глядит на него — прямо в глаза. Он понимает, что сделал и отдаёт себе отсчёт в этом. Затем зверь оборачивается на тело девочки, обильно истекающее кровью. Резким движением он выбрасывает голову жертвы из пасти.

Пролетев несколько метров, она падает и, несколько раз перекатившись, останавливается у ног Анхеля.

Это вызов!

Анхель обходит голову и выставляет вперёд меч, давая понять, что вызов принят. В глазах зверя пробегает огонёк — он рад этому. Что это, чёрт подери, за зверь такой? Анхель быстро оглядывается вокруг — они одни, больше никого нет, кто мог бы пострадать ещё. Или напасть. Зверь делает шаг вбок, затем ещё и ещё, начиная заходить на Анхеля по окружности. Анхель отвечает тем же.

Зверь медленно сбавляет взятый темп, начиная отстраняться назад. Между ним и Анхелем максимум шесть-семь метров. Зверь останавливается, но лишь на мгновение, и срывается вперёд. Анхель шестым чувством за долю секунды понимает, что он в невыгодном положении и зверь атакует только поэтому.

Справа от Анхеля изогнуто поставлены скамейки, смотрящие на неработающий фонтан, сзади него стоит дерево, а зверь бежит по идеальной атакующей траектории. У Анхеля нет вариантов, кроме того, как встретить зверя на меч, отходя влево, но там небольшая оградка, которая вмиг могла обернуться непреодолимой стеной, стоит неправильно рассчитать шаги и он попросту споткнётся об неё и, потеряв равновесие, даст необходимый шанс зверю.

Решение пришло мгновенно — встретить лоб в лоб. Опасно, но только так он не рисковал быть прижатым.

На деле Анхель сорвался с места на миг позже зверя, занося меч в удобную для удара позицию — всё это было просчитано в какой-то миг. Их разделяла пара шагов — больше они просто не успеют сделать, а таким образом, и скорость набрать не успеют, как следует.

Зверь взрывал лужайку, Анхель же на траве немного пробуксовывал, но его это почти не тревожило. Зверь в очередной раз сгруппировался, на сей раз для ударного прыжка. Анхель был готов встретить его.

Рывок!

Анхель с разбега подкатывается под зверя. Меч сорвался с привязи и рубанул наотмашь, распарывая брюхо монстру. Они разминулись. Анхель, как только смог, сразу поднялся на ноги. Но, зверь, рухнув наземь, уже не встал. Тёмная кровь вытекала из умирающего чудовища, потроха вывалились наружу. Подрагивали конечности в агонии. Последний вздох и всё — зверь успокоился. Анхель облегчённо перевёл дыхание.

Вокруг вновь воцарилась тягостная тишина. Тело девочки, как и голова, лежали на тех местах, где были до схватки — ничто никуда не пропало. Лицо девочки смотрело в ту сторону, где стоял Анхель. Глаза были широко распахнуты. В них так и остались застывший ужас и боль, которую она испытала перед смертью. Анхель решил, что стоит прикрыть эти глаза. Ещё раз оценив пространство сада, он пошёл к маленькой голове. Он старался не смотреть на неё. Когда же подошёл к ней, его кольнула мысль о том, что выражение лица сменилось.

Анхель пригляделся, хотя, по чести сказать, не находил в этом ничего приятного. Но он оказался прав — ему не показалось. Маска страха и боли пропала с детского личика. Глаза, мёртво смотревшие вдаль несколько секунд назад, сейчас пялились на него. Смотрели прямо ему в глаза. Анхель отшатнулся от неожиданности.

По щеке девочки пролетела тень ухмылки. Нет — это не посмертные конвульсии. Голова противно улыбнулась ему…

— Это только начало, Мессия. — Проговорила она вдруг мерзким дребезжащим голосом. Голос был вполне детским, но к нему было примешано что-то ещё, словно скрежет по стеклу.

Анхель замер, не зная, что делать. Голова вновь улыбнулась ему, причём далеко не детской улыбкой, а мерзкой и похотливой. Так, наверное, улыбаются маньяки-педофилы своим жертвам. А затем разразилась смехом. Совершенно сумасшедшим и диким, если не сказать, припадочным.

Анхель попятился и упёрся в дерево. Неожиданно для него оно оказалось мягким и начало его обволакивать, словно втягивая в себя. Попытки вырваться от засасывающей его силы ни к чему не привели, и он сдался, закрыв глаза. Анхелю хотелось завопить от ужаса, но он прикусил губу и с трудом закрыл себе рот ладонью. Мягкое и чуть тёплое обволакивало его уже полностью. Темнота прорезалась звуками проезжавших машин, разговоров, лаявших вдалеке собак…

Анхель открыл глаза — потолок.

Тот самый потолок, под которым он вчера вечером уснул. Он был в цепких объятиях своего же одеяла, в которое он в пылу сна закрутился, как в кокон. Ладонь накрепко зажимала рот, напрочь лишая шанса как кричать, так и глубоко вдохнуть, чего сейчас очень хотелось.

Как хорошо, что он жил один, и никто не мог наблюдать этого…

Отняв ладонь ото рта, он глубоко вдохнул и выдохнул. Выпутался из одеяла и сел. Просидев достаточно долго, он посмотрел на лежащий около кровати телефон. Тумбочки не было, и телефон лежал на полу. Некоторое время борясь с какими-то мыслями, он всё-таки поднял его и углубился в записную книжку. Найдя нужный контакт, он нажал на вызов. Закрыв глаза, ждал. Гудки продолжались достаточно долго, но тут оборвались:

— Внемлю, учитель.

— Шекспир, можешь собрать наших сегодня?

— Да не вопрос. А что такое?

— На месте объясню всё. Разговор серьёзный — пусть всё будут.

— Хорошо. Во сколько?

— Давай часов в семь в зале.

— Лады. До встречи, значит.

— До встречи. — Анхель отключился. Глаза он так и не открыл. Телефон он не выпускал из рук, крепко сжимая его. Разговор будет действительно из ряда вон.

Выдохнув ещё раз, он отложил телефон и встал, направился в душ, где и пропал почти на час.

* * *


Зал, в котором обычно собирались Анхель и его кружок фехтования, находился в Красногвардейском районе в здании техникума. Просторный и удобный. Протекающая крыша не в счёт.

На куче матов, набросанных в произвольном порядке, лежал парень лет двадцати. С мечтающим взглядом он рассматривал потолок, мимика лица выражала активную мыслительную деятельность. Хлопнула дверь, послышались шаги. Парень наклонил голову и, увидев вошедшую девушку, поднял руку.

— Здорова, Шекспир. — Махнула она ему в ответ. — Я первая?

— Я — первый, ты — вторая. — Улыбнулся ей парень. Затем он принял сидячее положение. Девушка закатила глаза.

— Вечно вовремя прихожу и потом жду всех. — Забурчала она себе под нос.

— Немчура ты Немчура, что с тебя взять? — Посмеиваясь, проговорил Шекспир.

На самом деле девушку звали Леонтия Шейль и она по отцу была немкой. Немчурой её звали все и так как это почти правда, она не обижалась. Она вообще была не сильно обидчивой. Она всегда была сдержана в делах и словах, пунктуальна и щепетильна ко всему — немка, собственно. Лишь неряшливая причёска была исключительно местной.

Хвост или косу она делала только во время тренировок или в дальних походах, а так — длинные неряшливые волосы почти до талии жили своей жизнь. Вкупе с одеревенелой походкой и постоянно грустным взглядом — это немного раздражало глаз, но лишь слегка. Девушка она была вполне образованная, хотя читать не очень любила, ей больше нравилось рисовать, писать стихи на одну и ту же тему и разводить флуд в интернете.

Шекспир же был типичным молодым писателем. Постоянно что-то сочинял и завсегда отмачивал шутки про всех и про всё. Он был из тех, кто в любом коллективе свой и кто всегда сможет найти общие темы с кем угодно. Он всегда был на волне креатива, как типично писательского, так и стилистического. Никто не удивлялся, когда он вдруг приходил с зелёными волосами или в джинсах невероятного оттенка с безбашенной нашивкой.

Творчество из него прямо-таки пёрло, и он весь этому порой отдавался. Играл на гитаре, пел свои песни, иногда сочиняя их на ходу.

У него была не слишком короткая и не длинная стрижка, несколько серёг в левом ухе, масса фенечек, цепочек на руках. Постоянная небритость ему на редкость шла и придавала немало шарма его внешности. Обычно летом или, как сейчас, тёплой осенью он носил какую-нибудь рубаху а-ля восьмидесятые, тёртые джинсы и неизменные кеды, которые до сих пор активно поставляет Китай.

— Да! Мне есть чем гордиться — я хоть не опаздываю вечно.

— Возьми с полки пирожок. — Раздалось из коридора. Двое повернулись на голос, и зал вошёл высокий парень с длинными светлыми волосами. — Я, кстати, тоже вовремя — и мне пирожок.

— Ну, вот и Депп пришёл. — Просиял Шекспир. — Как оно?

— Как обычно. — Ответил Депп, пожав плечами.

Один из самых своенравных членов команды. Несмотря на некоторый консерватизм и напускной темперамент, он всегда был себе на уме. Мог внезапно всё бросить и уйти или, напротив, упорно работать над чем-либо, не обращая внимания на усталость или негатив. Наоборот — негатив к себе он обожал. Порой специально натравливал на себя кого-нибудь, чтобы насладиться моментом, когда на него орут, хотя драки не любил. Поэтому одним из любимых занятий было ползать по социальным сетям и заниматься троллингом. Был неглуп и вполне начитан. Книга всегда была при себе — неважно, какая, он читал всё, что ему хотелось, а порой она была в сумке только для веса.

Выглядел он почти как Шекспир, но предпочитал более новые веяния: тёмные шёлковые рубахи, закатанные джинсы, кроссовки, а в непогоду военные берцы. Бывало, конечно, он приходил в громоздких Рэнджерах, которые были ему почти до колен. В данном случае он приходил раньше потому, что нужно было минут пять, чтобы выбраться из них. В них у него были исключительно зелёные шнурки — ему так нравилось.

Волосы у Деппа были длинные, до плеч, а то и ниже. А также аккуратная бородка, обрамляемая обычно одно-двухнедельной щетиной. На левой руке у него была татуировка, смысл которой был понятен только ему. Остальные же видели огромный крест-дерево, опутанный колючей проволокой, с висящими на ней разными символами. Само дерево, как он объяснял, отражало его жизнь, и иногда обновлялось.

— А все как обычно? — Спросил он.

— Естественно.

— Ясно. А что будет-то?

— Сэнсэй сказал, серьёзный разговор намечается.

— О как. Кто набедокурил? Не я!

— И не я. — Тут же развёл руками Шекспир. Затем дружно глянули на Немчуру. Та сидела у стены на скамье и что-то делала в телефоне. Но, почувствовав на себе взгляды, посмотрела туда-сюда и отрицательно покачала головой.

— Скукота… — Усмехнулся Депп.

Дверь хлопнула вновь, и послышались шаги более одного человека. В зал вошли трое — двое парней и девушка. Войдя, они огляделись, начались перекрёстные приветствия. К центру зала вышел Шекспир и на манер некого великого оратора произнёс, подняв руку:

— Засим осталось двое не явившихся. Скажите же, кто, по-вашему, будет последним? — С секунду помолчав, он продолжил уже обычным голосом. — Вот гадом буду, Зверь прискачет последней.

— Поддерживаю, отозвалась Немчура, так и не отрываясь от телефона.

— Ставлю на Вихря! — Прокричала вошедшая девушка.

— Я с Марлой согласен. — Покивал Депп.

— А мне пофигу. — С чувством большого облегчения сказал один из вошедших парней.

— Свет во здравии. — Усмехнулся Шекспир. — А что нам Чупс скажет?

Вытащив изо рта чупа-чупс и поводив им в воздухе, изображая бурную умственную деятельность, парень по кличке Чупс изрёк:

— Зверь! А на что спорим-то?

— Как обычно. — Подхватил Депп.

— А на что обычно? — Спохватился Свет.

— Ни на что! — Расхохотался Шекспир. Депп, стоявший рядом, протянул ладонь, по которой тот слегка ударил.

Новопришедшие жили в одном районе и потому приходили обычно вместе.

Марла была девушкой резкой, любимой игрушкой у неё были ножи. Белые волосы до плеч, светлый верх и нелепого цвета низ — вот то, по чему можно было издалека опознать Марлу. При себе она носила сумку на ремне, в которой никогда не водилось меньше трёх ножей. А бывало и куда больше.

Обычно она носила очки, компенсировавшие небольшую погрешность зрения, но они ей шли. Тренировки она проводила без них. Одевалась она по-разному, а точнее по настроению. Единственно, чего она носить не любила, так это юбки и платья — тут был особый момент её жизненной позиции, а именно тот, что она была лесбиянкой. Это никого не смущало, наоборот — вносило разнообразие в компанию.

Характером она была просто торнадо — то спокойная, но вмиг могла взорваться и выплеснуть на всех либо гору позитива, либо наоборот. А в целом, человек она была очень позитивный.

Парень с леденцом — он же Чупс, кличку носил вполне обоснованно — припасы леденцов в его карманах, сумке и дома, казалось, были неисчерпаемы. Собственно и визиты к стоматологу были вполне часты, но отказать себе в сладком он не мог.

С виду он был похож на Деппа: длинные тёмные волосы, скрученные мелкими кудрями, высок, строен. Лицо либо крайне скептичное, либо безумно радостное. Одевался он, однако, ярче Деппа, в его гардеробе водились и салатовые рубахи, и голубые джинсы, и ещё много чего безумного окраса.

Последний из троицы был Свет, так его прозвали за увлечение огнём. Попросту говоря, он был файерщиком, хотя не тусовался с подобными ему — он был самоучка и одиночка в этом. Да и профессионалом быть в этом не стремился, для него это было скорее как зарядка помимо прочего. Нравом же был достаточно резкий, если не сказать дерзкий. Недоволен был всем и всегда, случались инциденты, когда в угоду своему эго он изрядно подставлял команду, но это бывало редко.

Он изредка экспериментировал с цветом волос, но кроме родного светло-русого ему ничего не подходило, а поэтому его волосы, которые были чуть ниже плеч, были постоянно недокрашенно-отросшие, и цвет был весьма грязный.

Одежда его — это всегда вызов чему-то понятному только ему. То он ходил весь в цепях, шипах и чёрном, как было особенно модно в конце двадцатого — начале двадцать первого веков в среде любителей тяжёлого рока и направлений металла. Сейчас они одеваются скромнее. Бывало, он приходил в зелёном камуфляже. Всё бы ничего, только обычно он его носил зимой, когда он явно ни к селу, ни к городу.

Шестеро распределились по залу и, переговариваясь, продолжили ждать недостающих. Тот факт, что самого сэнсэя, как его за глаза звали они, ещё не было, их не очень смущал — он приходил всегда вовремя.

Не прошло и нескольких минут, как спокойно вошёл ещё кто-то. Все замолчали, уставившись в дверь. Явился парень — Вихрь, что подтвердило, что опоздает всё-таки Зверь. Мило всем улыбаясь, он прошёл к матам и, поздоровавшись, особенно яро с девушками, он уселся рядом.

Вихрь — потому, что Вихров, хотя геймерское «танк» ему пошло бы больше. Парень при весьма средних формах был по-настоящему богатырской силой наделён. Это он выказывал нехотя, но постоянно. А по характеру был весьма добрым и общительным, в отличие от того же Света. Он был часто заводилой весьма неясных начинаний, но никто не отказывался — весело провести время нужно уметь, а он умел.

На вид он был самый обычный и в толпе затерялся бы запросто, хотя девушкам он нравился безапелляционно — красив, силён — клад, а не мужчина. Короткие волосы, вполне обычная с виду одежда и только при ближайшем рассмотрении видно, что она почти вся фирменная и чаще военного покроя.

Хлопнули двери, и в зал вбежала девушка в сугубо спортивной одежде. Тяжело дыша, она остановилась, огляделась и, пнув стену, выпалила:

— Опять я последняя!

— Судьба-а. — Протянул Депп. Шекспир хохотнул.

— Ну, теперь ждём сэнсэя только.

— Ну, он-то сейчас уже будет — я его обогнала во дворах. — Переводя дыхание, сказала Зверь.

Странная кличка, скажете вы, для девушки. Но появилась она неспроста. Когда группа только набиралась, Селина Вера сказала, что несколько лет занималась паркуром. На предложение показать что-нибудь она показала несколько весьма эффектных трюков. Тогда-то у Анхеля и сорвалось с губ удивлённо-одобряющее «Зверь, а не девка!», что было воспринято Шекспиром и Деппом как догма. Не считая этих навыков, Зверь была очень даже приятной девушкой невысокого роста. Порой радикально настроенная, но она была душой коллектива. Если Шекспир и Депп были главной балаболющей силой, то Зверь была духовной. Ну и ещё она дивно готовила, что все очень ценили.

Светлые до плеч волосы всенепременно были увязаны в тугой хвост, одежда была спортивная и удобная. Её она подбирала обычно очень капризно, долго во все стороны нагибаясь, приседая, прыгая и так далее, пока не найдёт именно то, в чём ей будет удобно с головокружительной скоростью носиться по городу, параллельно выделывая на радость прохожим трюки, преодолевать стены, пробки, деревья, лестницы и прочее, что может помешать ей просто бежать.

Она плюхнулась ко всем на маты, и не прошло и минуты, как в зал вошёл их тренер, учитель или просто Анхель, как они его обычно называли. Для официоза порой называли учитель, но на тренировках и других необщественных мероприятиях по имени. Он не был против — они тоже.

Молодёжь повставала, приветствуя учителя. Поставив к стене некий странный рюкзак, он подошёл и лично с каждым поздоровался. Это было тоже обычным делом — Анхель не считал себя кем-то более важным, чтобы не здороваться с учениками. Это было приятно опять же и им, и ему.

Когда приветствия закончились, он дал знак всем сесть. Помолчав с полминуты, подбирая слова, чтобы начать, он ещё раз оглядел своих учеников. Все они мыслили достаточно взросло, хотя, конечно же, ещё дети. Младшему Деппу было двадцать, старшей была Зверь — двадцать четыре. Выдохнув, он начал:

— Разговор, который Я хочу провести, очень серьёзный. Касается он только меня, но Я хочу, чтобы вы были в курсе. Если вы сочтёте меня тронутым, Я не обижусь — то, что Я хочу вам сказать, очень необычно. Странно. Но! Всё, что Я вам сейчас поведаю — чистая правда. Готовы? — С улыбкой спросил он напоследок.

— Всегда готовы! — Отозвался Шекспир.

— Надеюсь… — Сказал Анхель и стянул с себя футболку.

Воздух тут же стал густым как никогда раньше. Нет — снятие футболки никоим образом не намекало на фатальность разговора, просто такого раньше никогда не было. За всё время, что они провели бок о бок, подростки никогда не видели учителя без одежды. Он не загорал летом, не купался и даже не снимал её просто потому, что жарко.

Сняв футболку, Анхель бросил её в сторону на пол. Его взгляд пал на учеников, которые в свою очередь впились взглядами в его торс. В первую очередь, в глаза, конечно же, бросились жуткие шрамы, полученные, видимо, давно. Но вот, учившаяся на медицинском Леонтия обратила внимание на несколько необычное строение костей и мышц.

Вскоре и другие оценили, что что-то в учителе не так, не похожее на то, что они видели по утрам в зеркале. Первым спохватился Вихрь, который был в майке, и в определённый момент начал смотреть то на учителя, то, выворачивая голову, на себя.

— Я, наверно, чего-то не понимаю, ещё не начав разговора. — Негромко проговорил Депп. Чупс, освободив рот от конфеты, покачал головой и добавил:

— Это точно.

Анхель выглядел несколько растерянно, некоторое время он молчал.

— Я же говорил — разговор крайне серьёзный. Итак, приступим. Первое, с чем вам придётся сегодня смириться — это то, что Конец Света будет. Причём довольно скоро — Я думаю, в ближайшие несколько лет.

— Отличное начало. — Покачал головой Шекспир.

— Второе… Я — ангел. — После этих слов он развернулся спиной к своим ученикам и, судя по синхронному вздоху, можно было определить, что шрамы от крыльев их вполне уверили в подлинности. Опять же, вполне очевидно было, что строение костей спины и мышц доказывало, что раньше здесь действительно было что-то ещё. И чтобы это приводить в движение, нужна была спина куда мощнее, чем у человека.

Конечно, за время бездействия мышцы атрофировались и потеряли форму, но видны были вполне отчётливо.

— Я даже боюсь спросить, что третье… — Проговорил Вихрь с глазами, полными удивления.

Анхель развернулся и продолжил:

— Третье: на Земле Я уже порядка пяти с половиной веков. При падении Я потерял память и, к сожалению… или к счастью, не могу вам поведать, как там живётся, и что привело к моему появлению здесь. Однако есть документ — пророчество. В нём описаны события нашего нынешнего времени. Большинство уже сбылось, осталось последнее. Дальше некая битва бобра с козлом. И бобёр этот — Я. Вопросы?

В зале стояло гробовое молчание, и не про какие вопросы речи, кажется, не шло. На лицах шок, изумление, удивление и полный букет того, что должно быть при подобных признаниях. Депп и Шекспир сидели с нездоровыми улыбками на лицах, Вихрь и Чупс попросту с открытыми ртами, остальные же с недоверием смотрели исподлобья.

Оглядевшись по сторонам, Шекспир поднял руку. Анхель кивнул ему, мол, спрашивай. Шекспир встал, ещё раз огляделся и, собравшись с духом, спросил:

— А это правда, что у ангелов нету… ну там. — Он ткнул пальцем себя в пах.

— Всё у них там на месте. — С апломбом ответил Анхель. Зависла снова тишина, которая через несколько секунд была прервана смешком. Сначала хохотнул Депп, затем поддавшись волне, хохотнул Шекспир. Вскоре достаточно громко засмеялась Зверь, и это стало точкой кипения, когда все собравшиеся расцвели улыбками от смеха. Сам Анхель смеялся наравне со всеми. Даже странно было, что при подобном разговоре начал слышаться смех.

Смех, как известно весьма заразительная вещь, и если начал один, то, скорее всего, это подхватят все. Так и случилось. Отсмеявшись, собравшиеся мало-мальски успокоились, хотя порой ещё вспыхивали отдельные смешки у тех, кому сложнее было угомониться.

— И теперь главное. — Нарушил затянувшееся веселье Анхель. — Главное. Вы достаточно подготовлены для того, чтобы при возможности помочь мне. Я понятия не имею, что нам грозит, но хочу задать вопрос. Подумайте и не отвечайте сразу…

— Я готов! — Вскочил Вихрь.

— И я готова. — Отозвалась Зверь.

— Соответственно. — Приподнялся Депп.

— Что бы ни было — готов. — Проговорил Чупс, не вытаскивая на этот раз леденец изо рта.

— Я готова. — В один голос заявили Марла и Немчура.

Свет не стал ничего говорить, а просто встал и утвердительно кивнул головой.

— Единогласно. — Заключил Шекспир, намекая на то, что тоже готов.

Анхель оглядел восьмерых учеников и, довольно улыбнувшись, проговорил:

— Пожалуй, Я вами горжусь.

— Ну, дык! — Усмехнулся Депп, сделав вид очень важного человека. На деле он таким и был, но природная скромность никогда не позволяла ему заявить о том, что он лидер, хотя негласно с этим никто не спорил.

— Хочу просто сказать, что, возможно, из-за этой встречи мы все обречены на гибель. — Спокойно произнёс Анхель.

Он вспомнил, как давным-давно он покинул Славошовице, когда пошёл в нынешнюю Италию за секретами Ватикана. И как через несколько лет он решил вернуться в это селение. Осторожно, ни с кем не разговаривая и, желательно, никому не попадаясь на глаза. Но попадаться на глаза было некому. В селении никого не было. Дома стояли покинутыми уже несколько лет, а на сельском кладбище он нашёл очень многих знакомых. Их хоронили всех разом. И хоронили, как он потом выяснил, горожане Ческе-Будеёвице и жители соседних поселений.

Никто толком не знал, что же случилось там, но говорить о том, что видели очевидцы, желания в людях не было. Лишь туманные намёки, что место проклято и что сам Дьявол погулял там. Никакой конкретики он не добился и ушёл ни с чем. Если не считать груз понимания того, что за ним подчищают всех, с кем он, так или иначе, пересекался. Тогда он вспомнил про тирольские деревни, про дом кардинала, про Зое… Про монаха в Виченце…

Хотя кто знает, конечно, но с тех пор он старался не вступать в контакты с людьми. Чаще жил в лесу или пещерах, землянках или брошенных домах. И, естественно, никому не говорил, кто он.

И сейчас, сказав правду своим ученикам, и, возможно, этими словами обрекая их на гибель, он впервые в своей земной жизни переживал за чьё-то существование. За восемь молодых жизней.

Улыбки спали с их лиц, и на них появилась мука выбора. Ясное дело, что они вряд ли откажутся, но Анхель хотел, чтобы они осознавали цену той информации, которой теперь обладают. Дабы высечь необходимую искру, Анхель взял ту странную сумку, на которую обратили внимание ещё при его появлении. Через несколько мгновений сумка раскрылась, и ангел извлёк на свет великолепный меч.

Анхель не стал махать им для привлечения внимания, а просто держа за рукоять, упёр его в пол. Идеальное лезвие приковало взгляды на некоторое время.

Оно словно воодушевляло и одновременно говорило «жизнь или смерть».

— Я уже решил — я с тобой, Анхель. — Медленно, не отрывая взгляда от меча, проговорил Шекспир.

— Я думаю, что не ошибусь, если скажу за всех — МЫ с тобой. — Так же глядя на меч, сказал Депп. После он поднял взгляд и посмотрел Анхелю в глаза. — Когда ещё можно будет Конец Света из первого ряда посмотреть? Вот смотрел, помню, «2012» из шестого ряда — чёрте что.

Анхель невольно усмехнулся — ему фильм тоже не понравился.

— Я с Деппом согласен. — Это был Чупс.

— Есть те, кто не согласен? — Осторожно спросил Анхель.

Молчание. Вихрь оглядел друзей и подытожил:

— Мы с тобой — решено. Так враг-то кто?

— Поживём — увидим.

— Это по-нашему! — Улыбнулся Вихрь.

На том официальная часть завершилась. Чуть позже Анхель выдал им ксерокопии пророчества. Естественно, переписанного уже на компьютере по-русски.

— Если вдруг кто хочет, потом покажу оригинал. Перевёл, как мог, конечно, но вроде всё верно.

Подростки, рассевшись на матах, приступили к чтению. Анхель наблюдал, как бегают их глаза по строкам, как поднимаются порой удивлённые брови, как почёсываются затылки.

Первой дочитала до конца Марла, вскоре и остальные, но по негласному праву первой она спросила:

— Так ждём цунами что ли?

— Цунами, наводнение — что-то такое.

— Цунами не должно бы — дамба, думаю, примет его на себя, если случится таковое.

— Резонно, кстати. — Поддержал её Чупс. — Так что скорее наводнение. А что за хранители? Сфинксы?

— Я тоже про них в первую очередь подумал. — Признался Анхель.

— Выходит, наводнение-то будет мощное, раз сфинксов скроет. — Заметил Вихрь.

— Здесь не всё буквально. Вот, например, где про башни-близнецы: «…и скроются в чёрном тумане колоссы, что человек возведёт…» — понимаете к чему я? — оглядела всех Немчура. — Поясняю — не пыль поглотила небоскрёбы, а они, упав, подняли столько пыли, что она поднялась над их обломками.

— Дошло! — Проговорил Свет. — Необязательно случится наводнение — просто сфинксы могут в Неву свалиться.

— Именно!

— До этого Я, кстати, не додумался. — Покачал головой Анхель. Всё-таки свежий взгляд — полезная вещь. — Я чувствую — дело у нас пойдёт в правильном направлении.

Единственное, чего Анхель не стал впечатывать в перевод, так это момент про меч и руны на нём. Он посчитал это лишним. Это может поселить недоверие к нему, а этого ему было не надо.

Теперь у него есть восемь человек, которые встанут с ним в один ряд. Конечно, если им будет это по силам.

— Надеюсь, секретность сих сведений вам понятна? — Неожиданно вспомнил Анхель.

— Ну да. Никто, кроме нас, не знает?

— Никто. Были люди, которые знали — но они умерли или были убиты много лет назад. По моим подозрениям — убиты они были за то, что знали истину.

— Это вдохновляет. — Ввернул Шекспир.

— Анхель. А как твоё настоящее имя?

— Анхелем меня назвал чешский монах, на которого Я имел неосторожность приземлиться. Что касается моего настоящего имени, то тут, Марла, ничего сказать не могу — попросту не помню.

— Так ты «приземлился» в Чехии? — Спросил Депп — большой любитель географии.

— Да, на юге страны — моему падению предшествовало некое событие, все упоминания о котором стёрты из истории. Сколько не искал — не нашёл.

— Что это было?

— Это было похоже на метеоритный дождь и северное сияние одновременно — на деле же на землю падали подобные мне. Большего Я просто не знаю и не хочу загружать вас пустой информацией, которая получена из уст свидетелей.

— А вероятность того, что ты не один выжил — она есть?

— Да. Есть. Но Я за пять сотен лет не встретил никого подобного мне… почти никого. Была однажды встреча, но Я не могу сказать, что этот кто-то похож на меня.

— С ума сойти. — Заключила Немчура.

— Это точно. Понимаю, что вопросов ко мне, может быть, ещё масса, и на все Я отвечу. Со временем. А времени у нас пока ещё хватает. Сейчас сентябрь и Я надеюсь, что год-два у нас ещё есть, но обещать не могу.

— И что мы будем делать эти год-два? — Свет редко, но метко задавал вопросы.

— Мы будем готовиться.

* * *


Первый месяц с небольшим подготовка шла в основном информационная. Подростки, закопавшись в интернет и библиотеки, искали всё, что было связано с пророчеством — любые совпадения, параллели в других религиях, соответствия мифам и легендам, схожие сюжеты апокрифов и так далее. Плоды были, но не такие вразумительные, как им того хотелось бы. Концы Света есть почти во всех культурах, но чаще разные, порой весьма сомнительные с точки зрения нынешнего мира, а порой слишком красочные, чтобы быть правдой.

Собрав пазлы воедино, они поняли, что ничего не понимают. Это было несколько обидно, хотя смысла не лишено. Так или иначе, всё указывало на Конец Света, но сценарий был словно собран по кускам из разных культур, религий, течений и домыслов. По сути это возможно, если учесть, что никто толком и Бога-то не видел, а если и имел некоторые знания о нём, то в каждой из религий осталось лишь то, что удовлетворяло паству. Отвергалось всё, что в рамки данного культа не влезало, но вполне было пригодным в другом. Таким образом, появляется образ проторелигии или попросту банальной действительности некого народа, который ЗНАЛ, а не верил.

Это подливало масла в огонь в пользу той версии, что до человека было что-то ещё. Что-то более развитое. Не столько технически, сколько духовно. И они явно знали больше, чем кто-либо из ныне живущих. Иначе как объяснить, что мутными намёками они описали достаточно верно последние сто лет? И это не домыслы, облечённые в зыбкие слова, под которые можно подогнать что угодно. Это описание всего того, что предвещает конец света, причём, вполне однозначно точное по наступлению настоящего.

Попутно с этой работой были заказаны у знакомого кузнеца девять мечей (Зверь пользовалась парой). Для каждого был заказан меч согласно пожеланиям будущих владельцев и, конечно же, критериям его телосложения. У девушек более лёгкие и изящные, парни с набросками изощрялись, как могли. Марле помимо меча были заказаны метательные ножи. Денег Анхель на своих тренингах зарабатывал достаточно, чтобы качество заказанного оружия не вызывало сомнений. Плюс ко всему кузнец был мастером своего дела и с металлом умел договариваться.

Большую часть октября посвятили стратегии. Пока оружие ещё было не готово, и воевать было не на чем. Поэтому пока стратегические планы были в основном на бумаге и на палках. Суть ребята улавливали быстро, но на палках это всё равно не то. На настоящем оружии будет иначе.

Меч — это не просто железо с ручкой. Меч — это продолжение тебя, часть тебя, которая ранит плоть врагов. Человек же сам — может без касаний ранить душу. Это очень легко, но гордиться этим не стоит. Меч честнее в этом отношении.

На случай крайней необходимости Анхель научил их делать оружие буквально изо всего того, что можно найти вокруг: в городе, в лесу, в поле, в горах, где угодно. Никто не знает, как пойдёт их дело в будущем. Они должны быть готовы буквально ко всему или погибнут. Про это он старался напоминать им нечасто, но всё же иногда разговор заходил о крайностях.

Однако тонизировать подростков смысла не было, а уж тем более пугать их безвременной гибелью. Они смерти не боялись — это Анхель видел. Это было для него непонятно — все люди боятся смерти, но молодёжь его этим не грешила. Конечно, они отдавали себе отчёт в том, что могут погибнуть. Но так ведь все погибнут, если они не победят — вот это тонус!

А ещё вечно позитивные Шекспир и Депп в компании с Вихрем и Марлой не давали остальным грустить о вечном. Атмосфера всегда была очень спокойной и открытой. Эти четверо могли из самой, на первый взгляд, жуткой ситуации сделать всеобщую хохму. И подобный настрой не мешал им познавать науку войны и выживания, которую им преподавал Анхель подробнее, чем даже спецподразделениям. За пять веков он накопил достаточно знаний, чтобы подготовить в сжатые сроки восемь человек, способных встать с ним в один ряд.

Наступил ноябрь и Анхель вывез своих подопечных на один из островов Финского залива. Погода, конечно, портилась, но зимы ещё не ожидалось. Последние несколько лет она вообще запаздывала на месяц-другой. Многие ссылались на парниковый эффект, на опреснение Гольфстрима, расположенную на Аляске станцию «ХАРП», которая с помощью неких технологий разогревает ионосферу Земли в нужных местах, из-за чего и случаются массовые лесные пожары и изменения климата. А также много чего ещё вплоть до совершенно идиотских идей.

С чем там связано то, что зима наступает в январе, а не «как обычно», Анхелю было, если честно, наплевать. Русские зимы он недолюбливал. Они кардинально отличались от всех иных. Сейчас же отсутствие снега и льда было ему только на руку.

На острове Мощный сохранилась брошенная военная база с тремя маяками, а так же остатки небольшой пограничной заставы, которая не так давно была переведена на остров Гогланд. А поэтому ныне Мощный необитаем. И именно это и было задумкой Анхеля — тренировки вдали от цивилизации, на территории постапокалипсического характера.

Молодёжь была местом довольна — это можно было заключить по тому, что в первый день здесь они не делали ровным счётом ничего. Только бегали от одного объекта к другому, лазили по ним и, само собой, фотографировались. Анхель фотографироваться не любил, но всё же поучаствовал немного, после чего ушёл разбирать вещи.

Отряд расположился в одном из зданий, жили внутри в палатках, ибо крыша над головой была весьма сомнительного характера, да и окон с дверьми тоже не было, а ветра гуляли весьма и весьма холодные. Порой бывало, что падал снег, но таял за несколько часов.

На острове среди Финского залива Анхель с учениками провели почти две недели. Курс молодого спасителя Земли состоял в отработке совместных действий в условиях, близких к здешним — запустение, холод, сырость. Задуманное прошло как по маслу.

Зима прошла весьма однообразно. Она таки настала и завалила всё вокруг за считанные дни снегом, после чего ударили морозы. Да такие, что Анхель носа казать не хотел дальше двери квартиры, но выходить приходилось. Ученики требовали научить всему необходимому при такой погоде.

Ну как детям откажешь?..

Да, не в большом восторге, но Анхель всё же посвятил несколько занятий выживанию в морозы. Его удивляло, как эти славянские люди умудрялись весь день мёрзнуть и проклинать погоду, а после, возвращаясь домой, купить мороженого — «дома поесть». А эти прогулки босиком по снегу? Это и вовсе не вмещалось в голову ангела.

Вихрь и Депп были экстремалы ещё те. А Анхель весьма теплолюбивое существо. Конечно же, он знал, как согреться в любую погоду, как развести огонь от льдинки и построить нечто, напоминающее эскимосские иглу. Но, промёрзнув несколько часов в лесопарке, ему и в голову не пришло, что перед тем, как пойти домой и съесть купленное мороженое, можно ещё снять обувь и походить почти по колено в снегу. Но и это ещё не всё. Сетуя, что в минус пятнадцать жарковато, Вихрь снял с себя всё, кроме закатанных до колен штанов, и нырнул в снег. За ним последовали сначала Депп, потом Шекспир, ну и все остальные. Да — даже девушки.

— Там, откуда Я, видимо, было очень тепло. Меня совсем не тянет в снег. — Оправдывался всякий раз Анхель, когда его приглашали присоединиться к этому процессу. Он был непреклонен.

К его счастью, опаздывающая с началом зима заканчивалась по расписанию, и в апреле было уже достаточно тепло. И компания отправилась в давно готовившуюся поездку в брошенный город. Раньше здесь был военный городок, но потом часть расформировали, и место стало никому не нужно. До ближайшего населённого пункта несколько десятков километров по дороге, по которой на танке в пору ездить. А до приличного города почти сто километров, а потому даже бездомные в своё время не приватизировали бесплатное, качественное жильё.

Тренировки в условиях города проходили также около двух недель. Пропитание только то, что добыли в лесу, которым окружён городок. И нельзя сказать, что вернулись они оттуда похудевшие. А фотографий сколько привезли! Особенно друзей и подруг впечатляли фотографии всех восьмерых в полном вооружении на местном плацу, который порос сорняками, а в нескольких местах и деревья проросли сквозь брусчатку. На фоне стояли казармы, обросшие всякими вьющимися растениями.

Казармы сохранились почти в первозданном виде. Нашлись и кровати, и матрасы, и подушки. Конечно, они отсырели и пошли плесенью, но и за кровати подростки были очень благодарны. Вихрь единственный из компании, кто служил в армии, и вечерами он рассказывал всякие памятные случаи из своей службы, из рассказов командиров и старослужащих.

Шекспир теми же вечерами играл на гитаре, пел свои песни, а общеизвестные пелись хором. Он был бы не он, если бы не сочинил уже песню «про Ангела и восемь бесстрашных». И пусть народ изрядно посмеивался над текстом, но всем она понравилась, и даже Анхель был несколько раз замечен за напеванием себе под нос очень въедливого припева.

С наступлением тьмы Свет показывал свои умения с поями и стаффом. Нет, с собой он их не брал, он собрал их уже здесь, благо всё, что нужно, тут можно было отыскать, а склад ГСМ был для него просто лавкой чудес.

Зверь оценила по-своему пустоту города и после тренировок убегала куда-то и возвращалась вся мокрая, уставшая, но довольная. Здесь она смогла, наконец, заниматься паркуром безо всяких нетерпимых к ней людей, завидовавших её умениям и меж тем не желающих трудиться, чтобы уметь это делать самим.

Остальные, не имея столь выраженных талантов, умений и знаний, также находили для себя что-то в этом городке. Депп, например, влез в архив штаба, который по непонятным причинам частично оставили, и долгое время там просиживал, изучая разные документы, карты. Немчура ходила по городку с фотоаппаратом и делала весьма интересные снимки. Чупс залезал на крыши пятиэтажек, где жили семьи военных. Но что он там делал, осталось тайной — вполне возможно, что ничего. Марла упражнялась в бросании ножей, расставляя исстрелянные мишени на манер нападающих со всех сторон противников. Впрыгивая в их «толпу», пробегая сквозь неё, обходя её с флангов, она метала ножи в мнимых врагов и, надо отметить, у неё отлично получалось с ними разобраться.

Покидая это место, они решили вернуться сюда следующим летом. Это было брошенное, но этим и прекрасное место. И, пожалуй, оно хорошо было ещё и тем, что мало кто хотел тратить кучу времени и сил, чтобы туда попасть.

* * *


Шла середина мая, когда Анхелю позвонила Марла.

— Телевизор, РТВ — скорее!

— Понял. — Ответил он, бросая телефон на диван и включая программу на компьютере, которая воспроизводила телевещание. Быстро найдя нужный канал, он наткнулся на новости, диктор говорил:

— … таким образом, жители Санкт-Петербурга увидят столь редкое явление, как солнечное затмение. Отметим, что оно будет неполным — Солнце не полностью скроется за Луной. Осталось дождаться октября. Также полное солнечное затмение увидят…

Анхель выключил программу — дальше его не интересовало — главную информацию он успел услышать. Спасибо Марле — вовремя позвонила. Хотя не успей он, она так и так бы рассказала об этом. Или в следующем выпуске посмотрел бы. Так или иначе ситуация проясняется. Упомянутое в пророчестве затмение случится через четыре месяца. А значит, и последнего знамения нужно ждать именно в это время.

На следующий день, собравшись в зале на Новочеркасской, они обсудили всё, что с этим связано. По сути Анхель уже не знал, что ещё он должен преподать своим ученикам, хотя нет — есть ещё кое-что. Но тут ему нужно подготовиться.

Лето прошло в тренировках. Ничего особенного за это время в мире не случилось. Разве что Анхель в августе стал пропадать куда-то, оправдываясь непонятными делами. Его отсутствие не мешало подросткам тренироваться самим. Они уже отлично владели мечами. Единственный и, по мнению Анхеля, критический недочёт их был в том, что они люди и оттого, видимо, недостаточно быстры. Анхеля они никогда в спарринге не могли побить потому, что он был слишком быстр для них. Даже несмотря на то, что он был довольно большим — это не мешало ему быть весьма вёртким. Однажды он изрядно приложил Вихря и Света во время их парной атаки. Парировав их удары, Анхель начал контратаковать раньше, чем они пошли на новые замахи. Сбив с ног Света весьма мощным ударом, Анхель не менее мощно выбил дух из Вихря ударом ноги в грудь. Не успел тот упасть, как был нанесён «добивочный» удар по Свету. Он в тот момент был ещё в воздухе от сокрушительной подножки. Однако Анхель про это не подумал. Пришлось извиняться.

С тех пор он больше показывал. В спарринг с ним вступали, но он не усердствовал. Люди не ангелы — слабы и медленны. Однако жизнью довольны!

* * *


Сентябрь начался с затяжного исчезновения Анхеля. На тренировках отсутствует, на телефон не отвечает, дома не появляется. И так почти неделю. Но потом он внезапно появился и объявил, что завтра же все едут с ним на очередную недалёкую от Питера брошенную военную базу для последнего экзамена, который он собственно и готовил во время своих исчезновений.

Наутро они поехали сначала на электричке, потом на автобусе и несколько километров прошли пешком. Когда они дошли до полуразрушенных строений, Анхель скомандовал побросать вещи на поляне и быть здесь…

Шекспир и Немчура лежали рядом, положив головы на рюкзаки.

— Интересно, что это за последний экзамен такой?..

— Я-то откуда знаю? — Возмутилась Немчура.

— Это был вопрос не к тебе — это я так. Сам с собой.

— А… ну-ну. — Улыбнулась она.

— Ну а если серьёзно: какое испытание он нам может задать, с которым мы не справились бы?

— Понятия не имею. Правда. Спроси Деппа — он придумает какую-нибудь ахинею.

— Хм. Депп!

— Ау. — Послышалось позади них. Депп, как они, лежал на траве с рюкзаком под головой и журналом на лице. Пекло Солнце, а Депп был из тех, кто не любит загорать. Хотя какой там загар в сентябре может быть?

— Что нам Анхель задаст выполнить? — Понятно было, что вопрос явно с побудительной ноткой придумать что-то забавное.

— Я почти уверен, что он хочет, чтобы мы кого-то убили — мы ведь ещё никого не убивали. Поэтому для нас это испытание весьма суровое.

— Что-то как-то ни разу не смешно. — Прошептала Немчура.

— А кто сказал, что будет смешно? — Патетически заметил Депп.

— Дурак!

— Что есть. — Усмехнулся он.

— Ой, ну вас. — Проскрипел Шекспир и встал.

Депп под журналом криво ухмыльнулся. «Гадость удалась», как сказал бы он при других обстоятельствах. А гадости он любил делать. Мелкие, необидные, но, тем не менее, так он заставлял других хуже к нему относиться. Как ни странно, это повышало ему настроение, прибавляло жизненных сил — он словно питался чужим негативом. Это не всем нравилось — Шекспиру особенно. Хотя, кажется, все понимали, зачем Депп так поступает, и не обращали внимания на это. Только не Шекспир — душа поэта была слишком ранимой.

Зверь тем временем аккуратно исследовала груду непонятно каких обломков, что-то для себя мерила, отмечала и ходила кругами с лицом, на котором было прям написано, что она задумала нечто недоброе. Свет нашёл прямой кусок арматуры и крутил его на манер стаффа. За ним и Зверью наблюдали Вихрь с Марлой, упершись в спины друг другу. Чупс впился глазами в какую-то книгу, грохоча во рту очередным апельсиновым леденцом.

Прошло около часа. Из уцелевшего здания вышел Анхель, лицо казалось одновременно и озадаченным, и грустным. Жестом он скомандовал встать и построиться. Это заняло меньше минуты — вытащить оружие и исполнить команду. Без оружия они не строились, такой порядок был установлен. Анхель несколько раз прошёл туда-сюда вдоль учеников, он подбирал слова, с которых стоило начать, но они что-то не находились. Наконец он остановился у стоящего с краю Деппа и, оглядев ещё раз ребят, начал:

— Сегодня вы пройдёте… или не пройдёте последний экзамен, который приготовил вам Я. В жизни вашей он далеко не последний, так что не думайте, что этим всё кончится. Если вы его провалите, моё отношение к вам никак не изменится. Надеюсь, среди вас будет так же.

У нас уже не просто кружок выживания, в который вы все однажды пришли. Вы отсеялись среди прочих в моих глазах. Вы — лучшие. И Я горжусь вами уже.

Теперь про испытание. Думаю, вы уже гадали, что оно из себя представляет. Говорю откровенно: каждый из вас должен отнять жизнь у человека.

В этот момент Депп скривил губы — угадал…

Все замерли, уставившись на учителя.

— Понимаю ваше недоумение. Однако говорю сразу, что меня привело к этому. Если представить нашу с вами работу за последние два-три года как лестницу, то наша первая встреча это первая ступень. Тот день, когда Я открыл перед вами то, кем Я являюсь и всё, что с этим связано — это тот лестничный пролёт, на котором вы остановились, чтобы перевести дух, вы устали и идти дальше совсем не хочется. Второе дыхание Я увидел уже через месяц — вы пошли дальше. Эта кровь, которая сегодня прольётся вами — последняя ступень. Это порог перед дверью, не переступив который не войти в дом. Если же, поднявшись к самой двери, вы не перешагнёте порог — вы шли зря…

То, что нам, возможно, предстоит, будет — Я в этом уверен, сопряжено с насилием. А значит, нам придётся пролить кровь, в противном случае прольётся наша, прольётся кровь близких и родных. Я считаю, что лучше вы попробуете это сейчас, нежели за миг до нужного удара заколеблетесь. Этот миг будет для вас последним…

После этих слов Анхель глубоко выдохнул и опустил глаза. Стояла давящая тишина. Ветер, гулявший в вершинах деревьев, словно также ошарашенный, умолк. Птицы, заслушавшись, перестали щебетать. Даже время остановилось, а воздух превратился в прозрачное желе.

Глаза ребят то бегали из стороны в сторону, то не сходили с одного места, а то и просто были закрыты.

— Последнее, что хочу вам сказать. Каждому лично. — Он повернулся к Деппу, рядом с которым он стоял. — Фёдор, не смотря на твой бунтующий дух, ты один из мудрейших в этой команде. Спасибо, что ты с нами. Алексей, — он перешёл к Чупсу, — всегда хотел спросить, как часто ты ходишь к стоматологу? — На шеренге пронеслось эхом несколько смешков.

— Частенько. — С улыбкой ответил Чупс. Анхель улыбнулся и подошёл к Вихрю.

— Андрей — ты славный потомок тех богатырей, что жили на этих землях века назад — будь собой и не позволяй себя менять.

— Не дам!

— Вера. — Анхель пошёл дальше. — Я, правда, не хотел, чтобы «Зверь» так прилепился к тебе.

— Да ладно — я привыкла уже. Даже забавно. — Еле шевелящимися губами проговорила она.

— Олег. Твои стихи и песни всегда согревали в тёмную ночь. И у костра, и под дождём — всегда. Ты умеешь вдохновлять. Уж Я-то петь не умею и не люблю, и то напеваю твои куплеты. — Шекспира озарила горделивая улыбка, смешанная с горечью понимания сущности грядущей процедуры.

— Кирилл, хочется процитировать одного персонажа насчёт тебя: «Что ты такой серьёзный?». Ты же с огнём работаешь. Ты, Свет, свет во тьме несёшь. Будь добрее по жизни — это лучше, чем быть всегда и во всём в противофазе.

— Ладно. — Менее резко, чем обычно, ответил Свет.

— Леонтия. Кем бы ни были твои предки — ты наша. — Улыбнулся Анхель. Немчура ответила тем же.

— Марла. Очень приятно, что твой ум не менее острый, быстрый и меткий, чем твои ножи.

— Стараюсь. — Подавленно прошептала она, глядя в землю.

Всё ещё шокированный подробностями экзамена, но немного отвлёкшийся на тёплые слова наставника, народ немного воспрянул духом.

— Приступим. По закону нынешней России намеренное убийство карается смертной казнью. На этот счёт прошу не волноваться. Я всё устрою — никто кроме нас не узнает об этом. Обещаю. Теперь о ваших… о тех, кто поможет вам сделать последний шаг. Они все преступники. Каждый не раз убивал, насиловал, насиловал и убивал — не надо их жалеть. Нам будут противостоять, скорее всего, несколько иные… существа, но суть их будет похожей. Я говорил вам про тех гигантских зверей, с которыми встречался уже. Думаю, мы их увидим. Говорят, убить животное, каким бы большим оно ни было, легче, чем человека — это неправда. Легко убить таракана, раздавив его тапкой. Легко прихлопнуть комара. Но Я знаю, что далеко не каждый способен утопить котёнка или щенка.

Поэтому вы начнёте с самого сложного — с себе подобных.

В этом здании достаточно комнат, и в восьми из них вас ждут. Я не распределял кому кого — это лишено смысла. В каждой комнате есть список тех неблаговидных дел, в которых замешан ожидающий там человек. — На последнем слове он сделал ударение.

Как тяжело склонять к убийству, но Анхель был уверен, что, не пройдя этого, они не смогут быть сильными, когда это понадобится.

— Если кто хочет отказаться, то сейчас. Если нет — идите. — Анхель отвернулся от них. Он не хотел видеть их глаза во время решения. А оно было очень сложным.

Через несколько секунд он услышал шаги позади себя. Одни, другие… Никто не решился отказаться сразу — они сильнее духом, чем он думал. Хотя, быть может, это просто психология: один пошёл, значит все пойдут. Никто не хочет показаться белой вороной.

Анхель снова начал напевать эту гадкую песню Шекспира, чтоб как-то отвлечься от тяжёлых мыслей.
		   Никто не виновен.



		   Да! Никто не виновен!



		   Что мы такие как есть…








Прошло несколько минут, прежде чем он обернулся — никого не было позади. Он сел на траву, прямо там, где стоял. Пусть день был летний, но осень уже витала в воздухе. Природа начинала медленно умирать, и эхо этой мысли наполняло всё окружающее пространство. Умереть, чтобы вновь родиться. Прямо как феникс. Интересно, а это страшно, умереть, зная, что очень скоро родишься вновь?

Солнце начало клониться к горизонту. Анхель смотрел на дверной проём — кто же выйдет первым. Прошло меньше получаса, может минут двадцать. Хотя сейчас для Анхеля время тянулось ужасно долго. Но вот чья-то фигура замелькала внутри.

Шекспир. Первым вышел Шекспир.

Выйдя на свет, он огляделся, некоторое время постоял, глядя на солнце, глубоко дыша. Постепенно он успокоился. Наклонился, сорвал несколько пучков травы и принялся вытирать окровавленный нож. Его меч висел у него за спиной — не пригодился. Руки у поэта дрожали, и видно это было издалека.

Анхель поднялся и спокойным шагом подошёл к нему. Шекспир некоторое время старался не смотреть на учителя. Но в какой-то момент бросил нож, ходивший ходуном в руках. Закрыв глаза, он опустил голову, снова тяжело задышал. Анхель стоял рядом, но молчал — он и понятия не имел, что сказать. Вместо этого просто положил свою ладонь на его плечо. Это подействовало — постепенно Шекспир пришёл в себя, положил свою ладонь поверх ладони учителя и несколько раз кивнул, словно с чем-то соглашался.

— Я пойду, палатку поставлю. — Сказал он и, чуть улыбнувшись, пошёл к куче рюкзаков. Анхель промолчал, одобрительно кивнув.

Следующей вышла Марла. Вся в слезах, с окровавленными руками. Не говоря ни слова, она кинулась на шею Анхеля, в голос зарыдав. Во время этого появился Чупс. Он поглядел на Анхеля и Марлу, покачал головой и прошёл дальше. Вскоре позади Анхель услышал шелест разворачиваемого леденца. Через несколько минут Марла успокоилась, наставник посоветовал ей отойти в сторонку и немного собраться с мыслями, подышать. Она послушала его.

Вскоре вместе вышли Немчура, Зверь и Вихрь. Последний прижимал к себе обеих. Девушки были, как и Марла, в слезах, но старались держать себя в руках. Ведший их Вихрь спокойно и утвердительно кивнул Анхелю. Следом показался Свет. Его трясло, как от холода. На взгляд учителя он ответил выставленной ладонью, мол, «всё нормально — переживу».

Через десять минут вышел Депп. Он казался совершенно спокойным. Его не трясло, он не был в крови или слезах. Он просто вышел оттуда. Увидел Анхеля — показал головой и сказал:

— Права была Немчура — ни разу не смешно это.

Анхель не понял его — он не знал о разговоре, произошедшем за несколько минут до того, как он вышел.

Пройдя внутрь, Анхель заключил, что справились все. Восемь преступников были мертвы. Все по-разному, кто-то гуманно — с перерезанной шеей, кто-то был истерично затыкан ножом, у нескольких были срублены головы. Ни у кого не получилось срубить её с первого удара. Один был истыкан метательными ножами, точно по тем местам, где находятся жизненно важные органы. Один был обескровлен — ему вскрыли вены и смотрели, как он умирает.

Анхель пообещал себе, что не станет задавать вопросов по этому поводу. Единственно, он вернул ножи Марле, предварительно тщательно вытерев их.

Как и обещал, он уничтожил тела. Для этой цели он использовал оставшиеся здесь неведомо с каких времён автомобильные шины. Горят долго, жарко и по выгоранию, кроме пепла, почти ничего не оставят.

Всю ночь и ещё половину следующего дня куча покрышек чадила чёрным едким дымом. Благо ветер был от лагеря и портил в основном пейзаж. Настроение у подростков было хоть и подавлено вчерашним, но далеко не депрессивное. Уже были слышны шутки, порой даже смех.

Анхель чувствовал себя слегка виноватым. Он заставил их сделать это. ОН. Они ничего не решали — они просто послушали его. Они пошли за ним. Они убили ради него. Они позже поймут, что он оказал им неоценимую услугу. Когда столкнутся с врагом лицом к лицу. Тогда у них будут доли секунд, а не минуты, как вчера. Им надо будет сделать всё быстро и правильно. Сделать один точный удар — отнять жизнь врага. Не больше, не меньше…

Солнце зашло. Куча шин превратилась в бесформенную массу металлических каркасов, недогоревших останков, пепла и прочего мусора. Вся эта масса ядовито воняла, но ветер не сменился, и лагерь Анхеля и его учеников вонь почти не трогала.

Они сидели вокруг костра, каждый со своими мыслями. Молча созерцая огонь, горящий под котелком с нарождающейся кашей. В воздухе повис запах будущего ужина, смешанный со свежестью леса и вонью от кострища из шин. Благо, последнее было почти не ощущаемо. А может, уже принюхались.

Молчали почти все. Только Депп и Марла, что-то тихо, но активно обсуждали, притом казалось, что вчерашнее для них уже в прошлом, они снова были сами собой. Их слушал Вихрь и, судя по выражению лица, его их диалог занимал. Остальные молча глядели в огонь. Чупс и Немчура жарили на прутах хлеб, Свет, усевшись в позе лотоса, делал вид, что медитирует. Шекспир, сидя боком к огню, что-то записывал. Зверь просто подперла кулаком голову и смотрела куда-то внутрь костра.

Анхель помешивал время от времени кашу. Непонятно почему на него нахлынули воспоминания. Он в голос усмехнулся, совсем забыв, что он не один.

— Что такое? — Немного настороженно спросила Зверь.

— Да… вспомнилось одно.

— Расскажи. А то это похоронное молчание уже надоело. — Высказалась Марла. Она и вправду смогла пропустить сквозь себя вчерашнее испытание.

— Дело было в Венеции, тогда это была отдельная страна. Я был в городе Виченца. Уже месяц, как украл в Ватикане те документы. Но они были на латыни, которую Я не знал в ту пору. Ну, Я и пришёл в один из храмов. Дождался, пока все уйдут. Завязал разговор с местным монахом. Дал понять, что Я опасный тип и мне нужна помощь в переводе. Играл, в общем, отпетого негодяя. Ну, тот согласился. А когда за переводом прочитал все пророчества и всё, что там есть, то понял, с кем говорил и перепугался ещё больше. А мне как-то стыдно стало, что пошёл вот так — со стороны угроз и запугиваний, но играл так до конца. Так и ушёл Я. Вот такие дела бывали. Ох, было бы время, столько бы историй понарассказывал. — Усмехнулся он.

— А что время? Сколько у нас осталось?

— Откуда Я знаю.

— Ну, так и не надо его на словах коротить. Что есть — всё наше. Так что с тебя, учитель, сегодня истории. Желательно поучительные, чтоб у нас народ воспрянул духом.

— Верно-верно. — Согласился с Марлой Вихрь. — Совсем что-то загрустили — не дело так. Вон, Анхель по пути к своей цели чего только не натворил. Он понимал, что без этого никак. Так что хватит вам.

— Вихрь прав. — Покачал головой Анхель. — Я действительно много чего наворотил за жизнь тут. Убивал, крал, спасал, помогал и даже убивал одних, чтобы спасти других. Пожалуй, это и есть путь истинного воина.

— Вот! Так что давайте — прекращайте. А то, что — только мы с Деппом и Марлой воины?

— Я ещё. — Подал голос Шекспир. — Я уже излил всё, что надо было слить, на бумагу. Стало лучше.

— Как вы не понимаете! — Встала Зверь. — Мы заклеймили себя этим. Сколько не изливайся в бумагу или ещё куда, оно останется в нас. Навсегда.

— Да. — Согласился Анхель. — Но что бы ты предпочла? Видеть во снах тех, кого убила или не видеть ничего, потому что ты погибла при первой возможности, когда замешкалась, думая о сострадании или жалости, и этим мигом воспользовался твой противник?

Я говорил — вчерашнее испытание мой последний экзамен. Сколько ещё экзаменов преподаст вам жизнь, Я не ведаю. Возможны, вы увидите, как погибнут многие близкие вам люди, возможно, вы увидите гибель кого-то из нас. Может даже мою гибель — Я ведь хоть и прожил половину тысячелетия, но от ран умру, как все обычные люди. Я пришёл в этот мир еле живым и, если бы не отец Филип, то, вероятно, просто погиб бы.

— А кто такой отец Филип? — Спросил Депп.

Тут Анхель вспомнил, что старательно избегал упоминать его. Видимо, пора поведать им подробности о человеке, на которого он имел неосторожность упасть с неба.

— Отец Филип — это чешский монах, на которого Я упал. Ему Я, наверное, обязан жизнью. Он — первый из людей, которого Я увидел в этом мире. Он научил меня быть человеком.

И Анхель ещё долго рассказывал про этого человека. Про их жизнь рядом друг с другом. Про их прогулки. Про скелет другого ангела, про встречу с неизвестным на берегу речки — про всё, что помнил, а этого оказалось достаточно.

Каша была уже готова, а рассказ всё продолжался. Иногда не донеся ложку до рта, а то и вовсе забывая про существование тарелки, полной еды, в руках, ребята слушали. Анхель рассказывал подробно, обстоятельно и очень красочно. Иногда он комментировал некоторые моменты, но чаще просто пересказывал диалоги. Рассказал про все «верные приметы» и про то, как его это раздражало поначалу. Про всё то, что случилось с ним за годы жизни в Славошовице.

* * *


Небо затягивали тёмно-серые тучи. Поднимался ветер. По каменистой породе скального выступа трусили хвойные иголки и опавшие листья. Вокруг было достаточно тихо, кроме порывов ветра слышались редкие переклички птиц, скрежет плохо прикорнившихся к камню сосен. С неба падают первые капли дождя. Достаточно крупные, но пока ещё редкие. Постепенно они прибивают к камню и участкам дёрна пыль, поднявшуюся над Ведьминой горой, как называют её местные жители, за дни знойного сентября.

Весьма труднодоступное место эта Ведьмина гора. Расположена недалеко от границы между Россией и Финляндией, окружена болотами, через которые есть лишь одна петляющая между топями тропа. Ближайшая цивилизация в двух днях пути по этой тропе.

Сама по себе гора представляет собой скальный выступ с практически ровной площадкой вместо вершины. На одном конце этой площадки стоит камень. Стоит очень давно. Учёный, увидевший бы его, наверняка сказал бы, что его здесь поставил ледник десять тысяч лет назад. И он ошибётся. Да — ледниковые периоды случались в этих краях. Но не последний ледник поставил здесь этот камень. Последний ледник был столь слаб, что не смог бы подвинуть и камешек в три раза меньше этого. Но учёный был бы неумолим — он ведь учёный.

Этот камень появился здесь задолго до последнего ледникового периода. Это Камень Закона. Здесь тысячи лет назад, после завершения Первой Войны был написан Закон этого мира. Закон, в который не посвятили только людей, настолько уж они оказались жалкими хозяевами.

Сегодня здесь собираются те, кто не встречался последние пять веков — Древние: демоны Аградон и Немезия и Дитя Войны Одралас.

Дождь усиливался, но это пока что не было ливнем. По мокрой скале послышались шаги. Совсем невесомые, но в тоже время достаточно твёрдые. В тёмном, промокшем, драном балахоне, ссутулив спину, медленно шёл Аградон. Он шёл по небольшому плато из конца в конец — к камню. Подходя ближе, он выпрямился, подойдя же в упор к камню, он приклонил колено, положил ладонь на сырой холодный камень и что-то зашептал.

Человек неподготовленный, возможно, не почувствовал бы тот поток энергии Земли, который начал подниматься вверх к небу из недр скалы. Аградон словно включил это место — активировал. Поднявшись, он расправил руки и поднял лицо навстречу падавшей с неба воде. Так он простоял некоторое время. Затем повернулся бездонными тёмными глазницами в сторону, откуда текли волны туч.

Недолго поглядев на них, он сложил ладони на вытянутых руках перед собой немного выше головы. Между ладоней зажглась искра, невидимая человеку, но вполне ощущаемая Древним. С усилием он раздвинул ладони, развернул их и начал как будто бы раздвигать бегущие на него тучи. И, как бы ни странно это было, в тучах появилась брешь. Сначала небольшая, затем она начала растягиваться. Аградон словно вёл лезвием по натянутой ткани, которая расползалась в стороны, лишаемая связи между рядами нитей.

И вот дождь над горой прекращается. Тучи, наполненные влагой, обтекают её, проливая дождь на окрестные леса и болота.

Слышатся ещё шаги — Одралас. Подойдя к камню, он низко кланяется и, подобно Аградону, приклоняет колено, но на краткий миг и ничего не шепча. Он просто отдаёт дань уважения месту. Также молча поднимается, поворачивается к демону и кивком, достаточно медленным, приветствует его. Он встаёт у камня по другую сторону от Аградона. Оба молчат.

Из влажного воздуха сплетается желтоватое облако, и из него появляется Немезия. Плавно летящая над землёй. Лишь у камня она показывает, что и у неё есть ноги. Она медленно опускается на них и, как и двое до неё, приклоняет колени пред камнем. Она что-то шепчет — поток энергии усиливается. После этого она занимает своё место у камня.

Расположившись по сторонам света, они продолжают ждать — ещё одно место пустует.

Темнеет. Солнце, должно быть, зашло, за тучами не видно, но время соответствует набегавшей с востока темноте.

В небе слышатся некие звуки, похожие на хлопанье крыльев огромной птицы. В шуме ветра они почти не слышны, они приближаются. Вскоре на противоположном конце площадки приземляется некто с крыльями за спиной. Он медленно подходит к ожидающим у камня Древним. По камню лязгают подбитые металлом сапоги, на теле поскрипывают доспехи, на вид достаточно лёгкие, тёмного цвета. У пояса в изящных ножнах покоится меч — признак мирных намерений ангела, в бою они держат его между крыл. Рукоять чёрного блестящего цвета строга — без узоров и прочих вольностей. Гарда же расписана некими рунами, которые в сгущавшейся темноте становились всё ярче. Длинные чёрные волосы убраны в хвост и перевязаны кожаными шнурами, не давая развеваться им на ветру. Лицо очень строгих пропорций. Взгляд высокомерный, но не требующий — скорее повелевающий.

Трое кланяются ему, что показывает, кто тут главный. Жестом он даёт понять, что можно начинать.

Аградон отвечает кивком. Едва он хочет начать говорить, как его внимание привлекают звуки ещё одних крыльев, не менее сильных. Некто опускается там же, где только что приземлился последний прибывший. Однако он остаётся на месте. Аградон несколько растерян, но повторный жест заставляет его приступить к речи:

— Пришло наше время. Последнее знамение случится через пятнадцать ночей — Солнце скроет Луна и это будет нам знаком. Четвёртый Мессия в указанном пророчеством городе. Все нити сошлись в одном месте — иначе быть не могло.

Первыми начнут Дети Войны — они будут первой волной, которая заставит мир содрогнуться. Град на крови будет захвачен и отрезан от всего остального мира. Вызов будет произнесён, и Законом установленные процедуры вступят в действие.

Если Мессия сможет перешагнуть через первое испытание, то в действие вступлю Я и бёвульсы. Если же и нас постигнет неудача, что возможно, тогда в дело вступит Немезия. Дальше ты — Азраил.

Азраил сохранял спокойствие, молчал и не реагировал на речи Аградона. По окончании тирады он лишь, соглашаясь, кивнул.

Над камнем повисла тишина. Четверо безмолвствовали, переводя взгляды с одного участника собрания на другого. Невдалеке стоял ещё кто-то, он так и не подошёл, оставаясь скрытым темнотой.

— Я должен напомнить всем Закон Разделённого Мира. — Тихо проговорил наконец-то Азраил. — Как старший среди собравшихся. — Тут он покосился через плечо на стоявшего вдали. Тот оставался непричастным к происходящему.

Азраил подошёл к камню и положил ладонь на него. Закрыл глаза. Глубоко вдохнул.

— Я, Азраил — старший из ныне живущих представителей Древнего народа, рождённый во времена Неразделённого Царства Равных. Во время Первой Войны Я был на стороне проигравшего, чем не горжусь ныне. После Первой Войны, как всем собравшимся известно, в Мир наш вступили Высшие силы, которые установили нерушимый Закон Разделённого Мира, который соблюдается нами и поныне.

Закон этот гласит:






«РАЗДЕЛЁННЫЙ МИР — ОБРАЗОВАНИЕ, СВЕРШИВШЕЕСЯ В ВИДУ ПЛАНОВОГО РАЗДЕЛЕНИЯ ЕДИНОГО ПЛАСТА. В ВИДУ ВРАЖДЕБНОСТИ ПЛАНОВ ДРУГ К ДРУГУ БОЛЕЕ НИ ОДИН ИЗ НИХ НЕ МОЖЕТ ОТКРЫТО НАПАДАТЬ НА БОЛЕЕ СЛАБЫЙ ПЛАН БЕЗ ПРОВЕДЕНИЯ ПРОЦЕДУРЫ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ СТАТУСА „СЛАБОГО“.




ПРОЦЕДУРА СОСТОИТ ИЗ ВЫБОРА СИЛЬНЕЙШЕГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ПЛАСТА. ИМЕНУЕМЫЙ „МЕССИЯ“ ДОЛЖЕН ВСТАТЬ НА ЗАЩИТУ ПЛАНА, ВСТРЕТИВШИСЬ В СХВАТКЕ С ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ ИНЫХ ПЛАНОВ — ОТ СЛАБЕЙШЕГО К СИЛЬНЕЙШЕМУ.

В СЛУЧАЕ УСПЕХА АГРЕССИЯ ОБЯЗАНА БЫТЬ ПРЕКРАЩЕНА ДО ПОЯВЛЕНИЯ ОЧЕРЕДНОГО „МЕССИИ“, КОТОРЫЙ ДОЛЖЕН ОТЛИЧАТЬСЯ И БЫТЬ СВОИМ НА ПЛАНЕ.

В СЛУЧАЕ ПОРАЖЕНИЯ „МЕССИИ“ — АГРЕССИЯ ДОЗВОЛЯЕТСЯ В ПОЛНОЙ МЕРЕ, БЕЗ ВМЕШАТЕЛЬСТВА ВЫСШИХ СИЛ».





Азраил замолк, встал на прежнее место и оглядел троих. Они глядели на него. Вновь воцарилась тишина.

— На этом Совет закончен. — Проговорил Аградон. Трое пришедших первыми сделали шаг назад от Камня и исчезли, разойдясь в разные стороны. Азраил остался на месте. Через некоторое время он обернулся и поглядел в сторону стоявшего там крылатого.

Сделав несколько взмахов крыльями и сильно толкнувшись ногами, он взлетел и спланировал к стоявшему на другом конце площадки. Приземлившись в нескольких шагах, он поприветствовал его. Низкий поклон не вязался с образом Азраила, но, видимо, стоявший пред ним был выше рангом.

— Всё идёт по плану.

— Я рад это слышать, Азраил. Ты уверен в этих троих?

— Да. Если не они, то Я.

Повисла тишина, порыв ветра заглушил голос неизвестного…




Глава 10


Воинская часть недалеко от Санкт-Петербурга. Ранее утро


Унылый пейзаж вокруг… Забор, колючая проволока, смотровая вышка и никому не нужный склад с боеприпасами, которые уже несколько лет кряду вывозят на полигон и там уничтожают. Но они всё не кончаются. За стеной небольшая полоса луга, а дальше лес, в котором теряется единственная дорога, по которой до части можно добраться. Конечно, есть тропы, по которым ходят грибники и прочие любители пособирать всякое съедобное или просто погулять.

Светает, до конца караула не так долго. Можно уже подумать об отдыхе, хотя в армии это роскошь, о которой мечтать не стоит. Естественно, никаких происшествий не было и вряд ли они случатся. А если и случатся, только бы после слов «Пост сдал — Пост принял» — там уж хоть трава не расти.

Птицы поют — красиво. Основная их часть, наверное, уже улетела на юг, хотя при такой тёплой осени могли и повременить. А осень действительно необычно тёплая. Вот сейчас середина октября, а в предрассветных сумерках летние +15. Это конечно радовало. Стоять в карауле, когда дует ветер, по ночам случаются заморозки или льёт дождь, удовольствие то ещё. А тут благодать!

Сегодня ещё солнечное затмение — не пропустить бы. Не зря же двух рядовых вчера припахали деды во время увала накупить на всю роту очков для наблюдения. Да и командир вроде был не против этого. Это же несколько минут, зато впечатлений будет масса.

Эти мысли бодрят, прогоняя предательскую сонливость.

Прохладный ветерок обдал лицо. Стоявший в карауле солдат втянул ноздрями осенний воздух, наполненный запахом желтеющих листьев и травы. Природа умолкла. Только что певшие птицы внезапно замолчали, большими и малыми стаями взметнувшись вверх и направившись подальше от военной части.

Рядовой огляделся — птицы разлетались в разные стороны. Ни одна не желала лететь в сторону каменного забора части. Это показалось солдату несколько странным — уж летят большой стаей так в одну сторону, а тут что-то непонятное. Перехватив автомат поудобнее, рядовой внимательно оглядел всё окружающее его пространство, особо концентрируя зрение на тенистом подлеске.

И словно он там кого-то увидел, но скорее всего, показалось. По телу пробежали мурашки. Налетевший озноб добавил мистичности моменту, и солдату стало немного боязно. Такое бывало с ним в последний раз разве что в детстве, когда насмотревшись ужастиков, он ложился спать и не мог заснуть потому, что всюду мерещились тени и шорохи. Вот сейчас то же самое. В один миг ставший беззвучным лес пугал не на шутку уже взрослого парня. Даже автомат в руках нисколько не оттеснял чувство страха.

Рядовой всё чаще заглядывал вниз, под стены, окружавшие часть — ему казалось, что кто-то там копошится. Но нет — он никого не видел. Лес продолжал пугать, но и там никого видно не было. Караульный потряс головой, похлопал себя по щекам руками, постарался отвлечься на какие-нибудь позитивные мысли. Не помогает — ко всему прочему добавилось чёткое ощущение того, что откуда-то из леса на него направлен чей-то тяжёлый взгляд. Настолько тяжёлый, что по спине расползалось неприятное жжение.

Вдох-выдох. Обернувшись и резко окинув территорию глазами, он снова никого не увидел. Рядом со стенами всё видно отлично — освящение работает исправно, да и не так темно уже. Лишь подлесок был непроницаем, а именно оттуда и чудился взгляд. Может даже не одной пары глаз.

Сердце учащённо забилось, руки похолодели — страх расползался по телу солдата. Прижимая приклад АК-200М к плечу, рядовой не сводил глаз с подлеска. Не видя ничего, он решил применить одну методику улавливания движения, которую заметил ещё в детстве — отвести взгляд в сторону. Так можно заметить движение боковым зрением, а то и проникнуть им чуть дальше в темноту, чем обычным взором. Как это работает, рядовой не знал, но это получалось всегда.

Сработало и сейчас — есть движение!

Солдат снова смотрел прямым взором туда, где только что видел, как кто-то перешёл от одного дерева к другому. Весьма высокая была фигура у этого человека, явно не лесной зверь — медведей здесь не водится, а больше никто не мог быть здесь таких размеров.

Как же, оказывается, жутко быть одному среди страха. Когда нет ничего. Даже спасительных, казалось бы, птичьих песен. Быть может, это всего лишь какой-то местный житель из близлежащей деревни решил походить с утра пораньше по лесу. Мысль хорошая, но почему-то в неё совсем не верится. Снова прибегнув к боковому зрению, караульный видит ещё и ещё, как внушительные тени идут через подлесок мимо охраняемого им объекта. Кто они?

Кроме силуэтов не видно ничего. Вооружены ли они или нет?

Стало ещё чуть светлее и движение стало читаться, не прибегая к боковому зрению. Интересно, караульный с другой стороны это видит? Ответа долго ждать не пришлось…

— Стой, кто идёт! — Послышалось с противоположной стороны части.

Рядовой задрожал, уже даже не пытаясь скрыть перед собой свой страх. Дыхание участилось, сердце готово выскочить из груди. Однако, не теряя самообладания, он оглядывает свой участок и видит, что из леса на него выходят несколько человек… хотя какие-то странные. Высокие, с зеленовато-серой кожей — боевая раскраска?

— Стой, стрелять буду! — Раздаётся со второго поста.

— Стой, кто идёт! — Кричит рядовой, направляя дуло автомата на приближающихся к нему. Они не останавливаются. Боковое зрение замечает движение сбоку, посмотрев туда, часовой видит ещё похожих существ.

— Стой, стрелять буду! — Повторяет он, но в тот же миг над частью раздаётся грохот предупредительного выстрела. Услышав его, солдат, не раздумывая, досылает патрон в патронник и даёт одиночный выстрел вверх.

Дрожь в руках не проходит. И тут он слышит крик второго часового. Забыв обо всём, он оборачивается на крик. Что там на той стороне происходит?

Опомнившись, он разворачивается и готов открыть огонь. Но едва он это сделал, как его резко выдёргивают со смотровой вышки. Он падает на траву. Высота небольшая, но сильно ударившись спиной, он начинает задыхаться. В глазах мутнеет, но он видит, как к нему подходят эти самые люди, которые на людей-то не очень похожи. При ближайшем рассмотрении они даже близко не похожи — кожа серая, одежды почти нет, что-то вроде грубой кольчуги покрывает их тело. Пропорции лица немного режут глаз.

Один из них стоит над парнем, другие проходят мимо, на лежащего солдата не обращая внимания. Перехватив автомат покрепче, рядовой наставляет его на ближайшего серого и нажимает спусковой крючок. В плечо вжимается приклад, очередь разрывает грудь нависшему над ним существу — оно падает на спину. Но тут подбегает другой и ногой бьёт солдата в лицо.

Сознание меркнет. Откуда-то из густой тьмы доносятся очереди из оружия, крики и нечеловеческий рёв…

Станция метро Парнас. Тремя часами позднее


— Час до открытия ещё.

— Успеем как раз всё починить, благо немного. Как раньше не замечали? Ума не приложу!

— Не говори, Серёг. Страна новая, а раздолбайство ещё старое.

— Точно-точно. Эх! — С силой провернул рабочий метро здоровый гаечный ключ, затягивая очередную гайку. Между рельсами валялось несколько снятых крепежей. Неизвестно как, но внезапно они оказались сорванными, из-за чего половина рельса изрядно ходила ходуном даже от простого качания ногой. Естественно, это может вылиться в катастрофу. Пусть станция крайняя на ветке, но рисковать всё же нельзя.

— Петрович, чего там? — Послышался голос ещё одного рабочего, подходившего с бутылкой кефира в руке по платформе.

— Чем, мать их, обходчики глядят-то?

— А чего такое-то?

— Да во! — Подняв несколько треснутых, сорванных гаек, Петрович поднял их к платформе и с гулом положил к ногам подошедшего.

— Ни хрена ж себе!

— Во! Не оступился бы сегодня и тоже не заметил бы. Твои-то голуби куда смотрели? Ты главный у них. Или ты только за столом зад протираешь?

— Ну, Петрович — не бушуй — разберёмся. — Успокаивающе заговорил старший обходчиков, понимая, что его вина тут есть.

— Так разбирайся! Ёлы-палы… Серёга, помоги-ка. — Двое рабочих навалились на здоровый ключ, чтобы затянуть гайку. — Фух. Так, сколько ещё?

— Ну, штук шесть ещё.

— Понятно… Митрич! — крикнул рабочий в еле подсвеченный тоннель, куда ушёл третий рабочий и пока что не вернулся. Там, в нескольких метрах от арки тоннеля, был коридор на склад запчастей, куда и направился третий за гайками.

Тоннель отозвался эхом, но не более.

— Куда его черти унесли? — Плюнул Петрович и, небрежно бросив ключ между рельс, пошёл на склад, ворча что-то себе под нос.

Пройдя несколько метров, Петрович, немолодой уже рабочий предпенсионного возраста, уже поворачивая в коридорчик, ведущий на склад, краем глаза заметил что-то не то в привычном на протяжении многих лет тоннеле. Нечто, едва уловимое глазом, привлекло его внимание. Сперва он по инерции свернул, но не прошёл и трёх шагов, как в мозг поступил тревожный сигнал, что что-то не так. Он остановился и, чуть задумавшись, сделал несколько шагов назад. Выглянул из-за угла. Тишина, никого — всё в порядке.

Или нет? Что-то неуловимо резало глаз, но он не мог понять, что. Не смысля, что же ускользает от его внимания, Петрович начал медленно идти вперёд. Глаза шарили пространство, но так и не могли зацепиться за то, что вселило сомнения.

— Петрович, ты куда это?

— Серёга, поди сюда — не пойму я чего-то…

— Что ты там понять не можешь?.. — Забормотал Серёга, подходя.

Петрович, так и не найдя столь запавшего в сознание изъяна, обернулся. Серёга подходил к нему, перешагивая через шпалы и глядя под ноги, когда же на миг поднял глаза, то остановился столь резко, что опрокинулся на спину.

Петрович испугался и резко обернулся — что же там увидел Серёга такого, что не видел он? Его взгляд упёрся в чью-то мускулистую грудь. Некто, стоявший перед ним, был выше его на две головы. Кожа была грязного серо-зелёного оттенка, и местами её покрывала непонятная одежда, похожая на кольчугу. Рабочий не успел и рта от удивления раскрыть, когда некто легко схватил его за одежду. Подбросив рабочего, словно куклу, великан перехватил его за ногу и, размахнувшись, швырнул на свет к платформе.

Упав на шпалы, Петрович громко простонал и быстро умолк. Вот и лежащий посреди пути Серёга оторопел от страха, но когда серый великан сделал шаг в его сторону, он сорвался с места и побежал к выходу.

Стоявший на платформе обходчик выронил кефир из руки от неожиданности — сначала из тоннеля вылетел один из старейших рабочих, а следом с криком и глазами, полными ужаса, выбежал его помощник. Непонятная сила пригвоздила его ноги к полу, а голову зафиксировала в положении ожидания того, что за кошмар сейчас появится из тоннеля.

Петрович застонал, лёжа в немыслимой позе. Наверняка кости поломаны. Стоны отрезвили бригадира обходчиков — он спрыгнул к рабочему, чтобы попытаться хоть как-то помочь, но побоялся сделать хуже и не стал трогать. Очень скоро он услышал шаги. Повернув голову в направлении тоннеля, он увидел нескольких высоких, на первый взгляд, людей. Ближний к нему держал в руке кусок то ли трубы, то ли кабеля — поняв, что человек его заметил, великан, не задумываясь, швырнул своё орудие в растерявшегося мужчину.

Выйдя на свет, серые, ростом которые, все как один, были выше среднего человека — метра два, как минимум, подняли лежащие тела и вышвырнули их на платформу. Они явно не заботились о сохранении жизни или здоровья оных. Они выходили один за другим. Первый десяток сразу же пустился исследовать станцию на предмет оставшихся людей. Судя по крикам и возне, они их нашли, а по наступившей после тишине — расправа была быстрой.

Один из уже сотни вышедших на свет станции великанов явно отличался от остальных — он был чуть выше и жилистей, на теле его было много шрамов, и казался он, по сравнению с остальными, куда старше.

— Никого больше? — Прохрипел он.

— Ни единого живого, командующий Кардалас. — Ответил ему один из вернувшейся десятки.

— Отлично. — Он подождал некоторое время, пока ещё вышли его соратники. Они были уже на платформе и внизу. И продолжали прибывать — неясно было, откуда они появляются, но, видимо, их там было ещё достаточно. — Мы должны захватить все станции до соединения с командующими Кограном и Одманом. За дело, Дети мои!

Сотни начали уходить дальше в тоннель метро. Исчезали они очень быстро, буквально убегая в темноту подземки. Сам же командующий Кардалас и несколько десятков Детей остались на станции. Двое из них свалили тела людей в одну кучу, подойдя к ней, командующий, не думая ни секунды, уселся на неё, словно на кресло. Привалившись спиной к стене и окинув хищным взглядом оставшихся с ним Детей, он покачал головой и прошептал:

— Славное начало бесславного конца…

Сенатская площадь. Тоже время


Сегодня воды Невы как никогда неспокойны. Тёмно-стальная вода колыхается в такт неведомому пульсу нависшего над городом страха. Непонятно, откуда этот страх вдруг пришёл, но все, кто сегодня проснулся рано утром на работу, на учёбу или по какой-то другой причине, в большинстве своём не раз задумались о том, как бы было бы неплохо остаться сегодня дома. Заболеть, отравиться… неважно. Просто подсознание не желало выпускать туловище за дверь.

На Сенатской площади неохотно работали те, кто облагораживает газон, дорожки и самого Медного Всадника. Работали они столь ранним утром, что мало кто попадался и видел их за работой. Люди выходили из домов гораздо позднее, когда по городу начинал курсировать транспорт. Редкие машины, конечно, проезжали по набережной, но какое дело не проснувшимся как следует водителям до всего вокруг — им бы не уснуть до приезда на рабочее место, где стоит вожделенный аппарат с горячим кофе.

Небо было подёрнуто облаками. На востоке светало. Дул прохладный ветер, но нельзя сказать, что было холодно.

Закончив намеченные работы, бригада расселась на поребрике, дабы слегка передохнуть. Сидели они молча, говорят и так достаточно на работе. Сейчас тот момент, которым можно и насладиться: над Сенатской площадью зависла тишина, только шум волн Невы и ветер нарушали её. Крики птиц доносились со стороны залива. И никого!

Большой город сейчас казался таким маленьким, уютным и тихим. Остроты моменту добавлял боле менее свежий воздух, пыль час назад прибило кратковременным дождём. Пахло свежестью, сырым асфальтом и осенью.

Странно, но только сегодня те, кто распознавал приближение того или иного времени года по запаху, отметили, что да — осенью запахло.

— А во сколько сегодня затмение-то?

— Часов в десять или одиннадцать. Не помню. До полудня — это точно.

— Надо будет дождаться, а уж потом и спать можно.

— Так неполное же — чего его ждать? Вроде половина Солнца только и закроется.

— Да и что же? Всё равно, какое-никакое, а событие — подожду. Я уж и очки купила.

— Ну, дело твоё.

— А ты что, видела, что ли, много затмений?

— Да порядочно. Даже полное видела — в детстве, правда.

— А я не видела полных. Ну, на картинках, разве что.

— Какие твои годы — успеешь ещё. — Улыбнулась ещё нестарая, но повидавшая жизнь женщина. В ответ ей улыбнулась ещё молодая, лет двадцати девушка.

— Ну ладно — убедила. Но сегодняшнее я всё-таки гляну.

Они тихо засмеялись, но веселье продлилось недолго. Один из стоявших рядом мужчин шикнул на них и, поднимая палец к небу, дал понять, что что-то слышит. Пятеро служащих заводили ушами — действительно, какой-то звук, похоже на приближающийся самолёт. Но над городом полёты запрещены, тем более над центром. Вертолёт? Возможно, но больше похоже всё-таки на реактивный двигатель, хотя и странный.

Звук приближается весьма стремительно. Первый обративший внимание на него мужчина водит глазами по небу, силясь разглядеть между облаками источник. Но в небе ничего нет. Ощущение, что звук идёт откуда-то со стороны Исаакиевского собора, но там обзор закрывают деревья.

Звук продолжает нарастать.

Мужчина резко выбрасывает указательный палец в сторону парка. На лице мгновенно вырастает маска ужаса. Ужаса, который длился не более трёх секунд. Не все даже успели отреагировать на жест коллеги.

Ревущий поток огня и дыма вырвался из облаков и, пролетев над деревьями, врезался в нескольких метрах от статуи Петру. Безмятежное утро в момент превращается в хаос. Людей расшвыряло, словно листья, кого куда.

* * *


Увесистый удар по лицу возвратил девушку из тёмного небытия. Она открыла глаза — видела она плохо, всё плыло и хотелось снова смежить веки. Над ней кто-то навис, кажется, это доктор.

— Вы меня слышите? — Донеслось сквозь гулкий шум в голове. Девушка хотела ответить, но это получилось далеко не сразу. Сначала мышцы не слушались её, она лежала словно кукла, глядя в одну точку. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла хотя бы кивнуть. Доктор просил её что-нибудь произнести, но она не могла. Он встал, что-то сказал, какие-то жесты. Подошли ещё двое. Её подняли и положили на носилки.

Зрение нормализовалось, если можно считать чёткую картинку за оное. Пахло чем-то горелым. Она повернула голову и увидела что-то невообразимое — кажется, несколько минут назад она была где-то далеко. В мирной стране, где нет войн — сейчас же она видела перепаханную взрывом набережную, забросанную землёй и гранитом площадь, а там, где была проезжая часть — огромная гряда, залитая хлынувшей из Невы водой.

Памятник! Где Медный Всадник? Девушка постаралась поднять голову, чтобы оглядеться, получилось плохо, но искомый объект она увидела…

Камень, на котором был увековечен Пётр I на коне, торчал на границе новообразованной заводи, самого памятника не было. Судя по положению камня — всадник под водой…

Вокруг хаос. Носятся туда-сюда люди, что-то кричат, кругом визжат сирены. Земля дымится. В воздухе витает пепел.

Носилки поворачивают, чтобы погрузить их в машину. На миг девушка видит четыре накрытых с головой тела.

Солнце поднимается…

Девушку грузят в карету скорой помощи, двери закрываются, над ней склоняются доктора. Что-то колют. И снова темнота…

За полчаса до затмения


Санкт-Петербург погрузился в хаос. Было ничего непонятно. С раннего утра не работает связь, электричества нет практически везде. Метро закрыто, внутри никого не видно, хотя обычно жизнь там прослеживается, а тут словно все умерли. Ходят слухи, что на Дворцовую площадь упал самолёт, а из пригородов приходят сплетни про атаки террористов на военные части.

Да ещё это затмение — будь оно неладно.

По городу слоняются ничего не понимающие люди, многие же попросту остались дома. И правильно — там менее опасно, чем на улицах. Правопорядок поддерживается, но народное спокойствие вещь хрупкая, хотя выдержать, перед тем как треснуть, может многое. И что больше всего раздражает людей — это полное непонимание происходящего.

Уже есть новости о том, что в магазинах случились попытки кражи пищевых продуктов. Кажется, городу грозит паника. Особенно если в ближайшее время не будет восстановлено, хотя бы, радиовещание. Оно, правда, почти не используется, но всё-таки лучше, чем ничего. А если появится электричество, и люди увидят хоть какое-то объяснение по телевизору — это будет просто прекрасно.

Однако пока что ничего похожего не наблюдается. Город встал. Общественный транспорт весь без исключения стоит. Большей частью по паркам и депо, некоторые успевшие добраться до рабочих мест вышли на маршрут, но вскоре лишились электричества или застряли в пробках, которые как пожар распространились по всему центру и постепенно расползаются в стороны.

Анхель впервые за много лет шёл по городу с мечом за спиной. Старая сумка отлично укрывала оружие от ненужных взглядов, а органам правопорядка сейчас явно не до этого. Вокруг сходил с ума огромный город. Порой ангел выходил на абсолютно пустые перекрёстки, но вскоре снова появлялись люди, которые хотели бы хоть что-то узнать. Машины, стоявшие в пробках, коптили и надрывались сигналами, как будто это изменит обстановку на дороге. Что бы там не случилось, многие сегодня оставят свои авто здесь и пойдут домой пешком.

Анхель шёл на место встречи, которое было оговорено уже давно. Оно было выбрано самым, что ни есть, простым путём — это место примерно равноудалено от домов всех членов команды Анхеля. Небольшой парк, почти в центральном районе — отличное место.

В парке никого не было, ну за исключением уже подтянувшихся товарищей Анхеля по спасению мира от Конца Света. Пришли ещё не все. Вихрь, Депп, Марла, Немчура и Свет ожидающе оглядывались и, увидев учителя, немного расслабились. Пока он покрывал последние сто метров до учеников, показалась Зверь. Показалась естественно в своём стиле — перемахнула через забор, добежала до небольшой лесенки и, запрыгнув на перила, соскользнула по ним.

— Началось, никак. — Вместо приветствия ухмыльнулся Свет.

— Похоже на то. — Отозвался Анхель.

— О, ну вот все теперь. — Махнул рукой Депп за спину Анхеля — там подходили Шекспир и Чупс. Увидев, что они последние, те прибавили шаг.

Когда все собрались, Анхель спросил, кто в курсе каких событий.

— Я слыхал, что на Дворцовую самолёт упал и всё там разнёс. — Проговорил Свет. — Жаль не по пути — поглазеть бы.

— А я слышала, что на нас напали, и это был не самолёт, а ракета. — Вставила Марла. — Только смысл бомбить центр города?

— Нет никакого смысла. — Ответил ей Свет. — Собственно, как и в том, что это самолёт — полёты над городом запрещены. Не мог это быть самолёт…

— Я так понимаю, кроме слухов ничего нет?

— Ну почему? — Восстанавливая дыхание, произнесла Зверь. — Я там была — не самолёт, не ракета и не Дворцовая.

Все застыли, глядя на неё вопросительными взглядами.

— На Сенатскую площадь упал метеорит и снёс Медного всадника в Неву.

— Опаньки… — Тихо прошептал Чупс. На вопросительные взгляды, которые теперь скрестились на нем, он ответил не сразу. По традиции он вытащил из кармана леденец, сунул его в рот, а уж потом заговорил. — Вы не в курсе? Медный Всадник, как и сфинксы, считается хранителем города, причём одним из главных. И сейчас он скрыт водой — я один понял, что последнее пророчество сбылось?

— Нет, ты не один. — Покачал головой Шекспир. — Чупс прав. Добавлю от себя — есть версия, что камень на котором стоит… стоял памятник, привезён откуда-то с Валдая. Как и колонны Исаакиевского собора. Они были привезены в Петербург уже готовыми. Откуда точно — неизвестно, некоторые исследователи считают, что тоже с Валдая.

— А что на Валдае? — Прищурился Депп.

— Я откуда знаю. — Развёл руками Чупс. — Есть мнение, что там стоял когда-то древний город.

— Ну-ну. — Покачал головой Свет. — Вернёмся к реальности — хранителя города скрыли воды Невы, затмение вот-вот начнётся — что делать будем, Анхель?

— Пока ничего. Да мы и не можем пока ничего делать — знал бы что, Я б уже сказал. А так… ждать разве что.

— Логично. Пока не попрут тёмные силы, мы чаи гонять будем. — Сострил Вихрь. — По мне так надо что-то делать.

— Предлагай. — Вскинулся Свет.

— Предлагаю: давайте заберёмся на какую-нибудь крышу повыше и осмотримся. Может, что видно станет.

— Ну, надо отметить, интереснее, чем просто ждать. — Согласилась Немчура.

— Ближайшая высотка тут в двух кварталах. — Выпалила Зверь, широко улыбаясь. — Я там была — почти весь город как на ладони.

Анхель с минуту подумал.

— Вихрь, взял тревожный мешок? — Вихрь ответил кивком и несколько ехидной улыбкой, затем сделал пару шагов в сторону и пнул ногой зелёный мешок, набитый чем-то тяжёлым и, видимо, очень важным. — Отлично. Не теряем время в таком случае, движемся. Зверь, веди.

Кивнув, девушка поправила лямку ножен, что хранили две её катаны, и бодрым шагом повела группу к известной ей высотке. Зверь была одной из тех людей, которые знали город как свои пять пальцев, а может и лучше. Она могла провести по самому короткому маршруту в любом районе города. В её голове словно был пешеходный навигатор, который в секунду определял все ближайшие остановки транспорта, нужные магазины, короткие тропы по дворам, промзонам. Бывало, она приводила доверившихся ей к стене, через которую она с лёгкостью перебиралась, а многие не могли — приходилось ей просчитывать новый маршрут.

Так и сейчас — она вела группу дворами, проездами, мимо помоек, между домами и просто там, где вряд ли кроме крыс кто-то ходит. Но да — через несколько минут они вышли во двор высотки. Шекспир взглянул на часы.

— До начала затмения двенадцать минут.

— Успеем. — Бросила Зверь и пошла к первому подъезду. Лифт не работал — электричество так и не появилось. Пришлось живо подниматься по лестнице. Выход на крышу был под замком. Тут в дело вступил Вихрь — он достал из мешка обычный с виду кусок сантиметровой арматуры, поддел небольшой замок и, несколько раз дёрнув, сорвал его. Они вышли на крышу.

И вправду, отсюда был виден почти весь город. Окраины, конечно, терялись на горизонте, зато весь центр просматривался. Видно было задымление недалеко от Исаакиевского собора, слышен гомон автомобильных сигналов отовсюду.

Анхель поднял глаза в небо. Сквозь метавшиеся облака было как нельзя хорошо видно, что край Солнца потемнел, закрываемый Луной.

В ожидании чего-то все девять уставились вверх, было несколько очков на всех. Кому не хватало, смотрели, когда Солнце закрывалось облаком, сквозь которое было почти всё видно.

Незаметно Вихрь толкнул Деппа, тот повернулся к нему и вопросительно кивнул.

— Как прошло? — Шепнул он.

— На пять с плюсом. — Улыбнулся тот.

— У меня тоже. — Подмигнул Вихрь. Оглянувшись, он подтянул к ним Чупса. — У тебя как ночь прошла?

— Как с вечера пошла, так и прошла. — Поднимая сжатые кулаки с оттопыренными большими пальцами, сказал тот.

— Вы про то, о чём я думаю? — Встрял Шекспир. Получив утвердительный кивок, он немного потупил взор и поднял ладонь, показывая четыре пальца.

— Нет! — Возникла словно из ниоткуда Зверь, глядя на шушукающихся парней. — Только не говорите мне, что вы этой ночью не думали о сегодняшнем дне совершенно?

— Только о нём и думали. — Засмеялся Депп. — Особенно о том, что он, возможно, последний.

— Значит, развлекались, а меня не позвали?! — выпучила она почти обиженные глаза.

— Тяжела ты — правда жизни. — Философски заметил, ни к кому не обращаясь, Депп.

— Гады. — Улыбнулась Зверь.

— Точно-точно. — Подошла Марла. С укоризной оглядела парней. Сначала этих четверых, а после стоявшего в стороне Света. — А ты как ночь провёл, Свет?

— Спал…

— Ну, хоть сны-то эротическими были?

— Нет…

— Неуда-ачник. — Протянула Немчура, достаточно неприятно улыбаясь.

— А сама? — Попытался съязвить Свет и, судя по моментально убравшейся улыбке, попытка удалась. Свет удовлетворённо улыбнулся.

— Как вы могли? Это, может, последняя ночь в жизни, а они её проспали. — С недоумевающей улыбкой проговорил Вихрь. — Это преступление же просто.

— Я — отдыхала. — Заявила Немчура.

— А я отрывалась! — хихикнула Марла.

— Как думаете, как провёл ночь Анхель? — Шёпотом, заговорщицки наклонившись, спросил Шекспир.

— Он спал. — Ответил сам Анхель. — Это было превосходно. — Мечтательно добавил он.

Депп не удержался и хохотнул, за ним смех подхватили остальные.

— Анхель, вообще я тебе завидую — столько времени прожил и всегда молод и силён. — Подмигнул Шекспир учителю.

— Нечему — Я был с женщиной всего один раз за последние пять с лишним веков.

Зависла тишина — вот это новость!

— Как?.. — Только и смог выдавить Вихрь.

— Я же не человек, хотя и устроен так же. Но на людей что-то не тянет совершенно.

— Вот же печаль. — Ввернула Марла. — Это же хуже, чем мне.

— Да, Марла — с лесбиянками в этом мире явно проще, чем с женщинами ангельского рода. — Усмехнулся Анхель.

— Верно сказано. — Кивнула Марла.

— Ну, когда Конец Света-то начнётся? — Не в тему возмутился Депп.

* * *


Командующий армией Детей Войны, которые захватили метро с севера, Кардалас выжидал. Все подземные коммуникации города под их контролем. Он и ещё четверо командующих очень скоро получат сигнал от генерала Одраласа, и начнётся битва, которая будет больше похожа на избиение. Да — именно избиение.

Законом запрещено убивать большое количество слабейших до боя с Мессией. Этот Закон многое портит. Так думают все и, если бы не Закон, бездушные твари, оставшиеся после Войны, давно были бы стёрты как сухие листья.

За первые часы уже многие убиты, но раз никто не вмешался, значит пока что всё в силе. Надо ждать сигнал от Одраласа. Это будет в момент пика затмения. Именно тогда вооружённые Дети Войны выйдут из этих подземелий, и будет провозглашён ультиматум. По Закону он должен быть установлен в день нападения и длиться не более трёх дней с момента объявления. После этого, если Мессия не проявит себя — вот тогда ничто не помешает уничтожить скорбные следы Войны.

Не забыл Кардалас и про то, что помимо этого города есть ещё и огромный мир вокруг. Но силы неравны. Никогда не были равны. Твари, что именуют себя венцом природы, даже не подозревают о том, что это далеко не вся пирамида жизни. Они лишь первый ряд. О да — над фундаментом он действительно возвышается, но до вершины ещё много рядов.

Кардалас поднялся со своего «кресла» из человеческих тел. Один из Детей шёл рядом, неся его оружие — ужасающего вида биль[4 - Биль — одна из разновидностей гвизармы.]. Это оружие видело не одно сражение и с гордостью хранило память о них в каждой царапине, выбоине и трещинке. Оно было пропитано кровью выродков, кровью демонов, и даже кровью ангела — одного. В бою с ним отец Кардаласа погиб. Биль был принесён в дом их после битвы и перешёл от отца к сыну, как символ силы Рода.

Дети Войны были презираемы всеми, кто выше них, но только не людьми — эти даже памяти не сохранили о том, кем были. Может, потому и стали такими слабыми. Хотя как быть сильным, когда души нет в теле?

Кардалас протянул руку, оруженосец вложил биль в раскрытую ладонь. Командующий закрыл глаза. Он чувствовал небольшую вибрацию в мыслях — это Одралас взывает к командующим.

— «Командующий Кардалас внемлет, генерал».

— «Командующий Одман внемлет, генерал».

— «Командующий Тапириан внемлет, генерал».

— «Командующий Когран внемлет, генерал».

— «Командующий Горнасс внемлет, генерал».

Зависла недолгая тишина

— «Начинайте».

Кардалас открыл глаза, шум в голове прекратился, сознание прояснилось.

— Пришло время, Дети, Закон вам известен — никаких лишних жертв до конца ультиматума! Вперёд!

Ожидавшие своего часа Дети воспрянули духом от завершения ожидания, которое длилось несколько веков — наконец-то они смогут выступить и показать выродкам, кто хозяин над ними. Дети смогут победить.

И они победят. Кто бы ни был Мессия людей.

* * *


Следующие несколько часов Санкт-Петербург запомнит до окончания своего существования…

* * *


Солнце наполовину закрылось Луной — это пик затмения в этой части планеты, целиком его увидят в Сибири. Хотя на дневном свете это мало сказалось, может лишь слегка стемнело. Настолько мало, что из-за постоянно скрывающих Солнце облаков разница как-то потерялась.

Но на затмение, как на планетарное событие, сегодня обратили взоры куда меньше людей, чем собиралось ещё вчера. Из-за обрушения всех коммуникаций, полного коллапса транспорта и некоторой паники из-за неясных слухов из центра людям было, мягко говоря, не до затмений.

Конечно, нашлись те, кто решил никуда не ходить, приняв сигнал из подсознания. Некоторые досыпали ночь, некоторые вышли на балконы, лоджии и крыши, кто-то прогуливался по погружённому в хаос городу. Нет то нет сновали фотографы, выгадывая более интересные ракурсы для съёмки. По боле менее пустым улицам проезжали машины милиции, часто сопровождавшие кареты скорой помощи.

Зато детям было раздолье: школа по понятным причинам отменилась и потому детские площадки сейчас напоминали о выходных днях, когда вся местная детвора толкается, кричит и визжит во дворах.

К моменту пика затмения основная волна паники уже спала — люди поняли, что ничего их сегодня не ждёт. Многие вернулись домой или как раз возвращались.

В этот момент двери зданий метрополитена распахнулись и оттуда начали выходить один за другим двухметровые люди. Хотя очень скоро стало понятно, что это не люди, а некто совсем незнакомый. Кожа у них была то ли серой, то ли зелёной — уже это отличало их от людей. Они были облачены в кольчужные костюмы, чем-то напоминавшие те, в которых аквалангисты плавают с акулами. Отличались они тем, что кольца были гораздо больше, видны были места, где они латались — выглядели они, мягко говоря, заношенными до дыр.

Пояса стягивали кольчуги в талии, в основном тёмно-серые. Реже зелёные, а ещё реже красные. Вполне возможно, что так они отличались по рангу друг от друга, ибо на лицо они были весьма похожи. Хотя вряд ли кто-то особо вглядывался.

Головы были чаще лысые, но попадались и волосатые — цвет волос исключительно чёрный, а вот длина была разная. Оружие при них было различное, но чаще всего это были алебарды и гвизармы[5 - Гвизарма — вид алебарды с длинным узким, слегка изогнутым наконечником, имеющим прямое, заостренное на конце ответвление. Первый клинок, прямой и длинный, служил для поражения врага, а вторым искривленным клинком перерезали сухожилия у лошади противника или стягивали его с лошади.], редко у кого из них были меч или копьё.

Действовали они жестоко, но без лишних жертв — всех, кто попадался им, они сначала собирали в небольшие толпы по сто-двести человек, а потом их сгоняли в ближайшие здания. Неповинующихся им безо всяких сомнений убивали у всех на глазах — повиновение у людской массы повышалось по экспоненте. В домах, магазинах, ресторанах их запирали, оставляя с ними по пять-десять солдат с тёмно-серыми поясами.

Командовали те, кто был в зелёных. Редкие из тех существ, что были с красными поясами, ничего не делали — они следовали в окружении, надо полагать, охраны. Словно наблюдали, всё ли идёт по плану. И каким бы план ни был — он действовал.

Органы правопорядка пытались с ними вступить в контакт, но из этого ничего не вышло — кто-то из людей выхватил табельное оружие и выстрелил в нападавшего, и тот погиб. На его место быстро встал другой, швырнув в милиционера копьём, которое пронзило его насквозь. Стоявший рядом сотрудник правопорядка, увидев, что случилось с его другом и коллегой, без сомнений поднял руки, но, видимо, эти серые такого жеста не понимали. Сдающегося милиционера сильным ударом лишили сознания, а судя по крови, тёкшей из головы, вполне возможно, что переоценили крепость человеческого черепа.

Хаос вспыхнул с новой силой, но кто б ни были эти нападающие — они действовали настолько слаженно и свирепо, что полная «эвакуация» людей с улиц прошла за считанные часы. Город будто вымер — на улицах никого не осталось, только автомобили с открытыми или вырванными дверьми, тела сопротивлявшихся. Трупы своих серые уносили, но куда и что они с ними делали, никто не знал.

Общались между собой они на каком-то своём языке, но с людьми они говорили, как ни удивительно, по-русски. Конечно, со странным, ни на что не похожим акцентом, но вполне понятные команды, такие как «стоять!», «внутрь!», «молчать!» и подобные им, говорились вполне уверенно. Это говорило о подготовке.

К слову сказать, несмотря на жестокое отношение к неповинующимся, внутри помещений, где держали под охраной людей, серые вели себя с ними вполне гуманно: никого не били, не насиловали и даже людей водили по одному справлять нужду. Единственно, никто не думал заложников кормить или поить. Ни условий, ни требований также не говорилось — всё, что было сказано людям: «Ожидать!».

И люди ожидали. Не зная чего, но ожидали.

Самые большие массы народа были в метро, туда сгоняли, пока внутри просто не кончалось место. В основном, так было в центре города, где особенно много народа шаталось без единой мысли о возможном нападении.

Особо кровавыми вышли схватки с бойцами ОМОНа, которые оказались без связи, без командования и в большинстве случаев действовали по ситуации. А так как ситуация была вполне красноречива написана в звериных глазах нападающих, то работали бойцы по полной программе. Но их давили числом, силой и скоростью. Серые, хоть и были большими, но по ловкости не уступали гимнастам. Оружие у них хоть и не было огнестрельным, но то, как они владели им и собой, наглядно показало, что автоматы и бронежилеты бойцам ОМОНа почти не помогли. Да, серые гибли от пуль, но из-за падавших собратьев выскакивали другие и без жалости крошили людей направо и налево, пока пули другого бойца не обрывали остервенелую атаку. Как показала практика — бронежилеты не защищают голову от отделения её от тела, чем особенно часто пользовались серые.

Пожалуй, это были самые кровавые моменты нападения на Петербург. Хотя точно никто не мог сказать, не творится ли сейчас это по всему миру.

И, несмотря на всё это, стояла необычайно тёплая погода, хотя и дул северный ветер. На горизонте гуляли тучи, которые почему-то так и не приблизились к городу. Словно они ожидали завершения кровопролития, не желая на это смотреть с высоты своей.

* * *


Тем временем на крыше высотки Анхель и его ученики наблюдали за всем, что происходило внизу. Они решили не слезать и не вступать в открытую схватку до поры до времени. Пусть они видели внизу порой чудовищные вещи, но Анхель ждал. Они его понимали — их всего девять. И, к несчастью для себя, они видели, как дюжина серых людей расправилась с двумя десятками ОМОНовцев и милиционеров, которые засели в отделении и пытались отстреливаться. Сейчас у входа в отделение валяются несколько обезглавленных тел, тел с отрубленными конечностями в лужах крови. Своих убитых серые забрали.

В дома серые только заводили людей. Но ни один из них не был замечен на крышах или у окон. Потому оставалось полагать, что они только с улиц убирают население.

Я бы так же сделал — подумывал Анхель.

Его ученики держались вполне достойно. Анхель порой обводил их взглядом, но видел лишь спокойные, немного ошарашенные лица уже воинов, готовых дать отпор. Это одновременно и радовало, и вселяло тревогу. Они ещё как необстрелянные юнцы, которых кидают в пекло. В теории в целом понятно, но на практике всё совсем иначе. Совсем…

— Мы тут уже три часа смотрим, как эти серые захватывают город. Что должно случиться, что даст нам понять, что пора? — Обратился Чупс к Анхелю. Тот некоторое время молчал, глядя вниз.

— Они убивают только в ответ. Это не резня — это захват заложников. Скоро, как мне кажется, будут заявлены требования.

— Даже интересно, что они потребуют. — Свесив ноги с крыши, пробурчала Зверь.

— Я думаю, не «что», а «кого»… — ответил Анхель. На него все понимающе посмотрели. Помолчав некоторое время, он сказал. — Помните всё, что Я вам говорил — не рискуйте собой зря.

По крыше пронёсся порыв холодного ветра, разметав убранные в хвост пепельные с проседью волосы.

* * *


Все машины с Исаакиевской площади были растащены по смежным улицам — площадь была освобождена ото всего, что можно. Здесь скопилось весьма впечатляющее количество Детей. Все пятеро с красными поясами были здесь. Они стояли напротив главного входа в собор. На лестнице, в нескольких ступенях до верха, стоял Одралас. В тёмной кольчуге, подпоясанный белым поясом, в руке он держал копьё. Лезвие копья с одной стороны было с многочисленными зазубринами, что превращало это оружие в ужасающий кишкодёр, а с другой стороны просто режущая кромка, чуть загнутая внутрь.

Одралас с огромным благоговением смотрел на колонны храма. Разглядывая каждую по несколько минут, он словно тосковал о чём-то, давно канувшем. Родном и потерянном многие века назад.

Он прошёл последние ступени и, подойдя к одной из колонн, положил на неё ладонь. Погладил блестящий гранит. На глаза его словно слёзы навернулись, и он закрыл их, весьма приятно улыбнувшись. Затем он покачал головой, словно вспомнив что-то очень хорошее. Он обернулся и оглядел пятерых командующих и ряды Детей-воинов.

— Скоро, Дети мои, мы вернём былое величие этой земле. Вернём величие нашего Дома, откуда были украдены наши столбы силы. — Он обвёл рукой колонны Исаакиевского собора. — Мы вернёмся!

Послышались довольные возгласы. Ряды воинов оживились.

— Осталось соблюсти формальности, означенные в Законе… — Он сказал это с явным пренебрежением — ему, как и многим, Закон не принёс ничего, кроме заточения на своей сфере Разделённого Мира. — Всё уже готово! Мессия здесь! И он должен будет либо ответить на вызов, либо… Я скажу вам «С возвращением домой!».

Толпа снова загудела в предвкушении успеха.

— Прошу командующих подняться ко мне, дабы провозгласить Ультиматум.

Пятеро командующих начали мерно подниматься по ступеням.

Командующий Кардалас, держащий в руке биль своего Рода — самый тёртый из собравшихся здесь воинов. Он помнил последние бои Первой Войны, он тогда был ребёнком.

Следом за ним шёл командующий Когран. Двоюродный брат Кардаласа, вооружённый боевой косой. Его лицо рассекал шрам, полученный в междоусобных войнах, когда началась делёжка сферы, которой их наделили Высшие. Людям они отдали сферу куда лучше той, что досталась им. Говорят, то был жребий, но Дети в это не верят и потому люди для них враг куда более важный, нежели ангелы или демоны. Прав генерал Одралас — здесь наш дом. Здесь жили их предки до Войны.

Командующий Одман отличался длинными волосами, заплетёнными в две косы. Косы ему всегда заплетала его жена, мать его детей. Мало кто из Детей отваживается продолжить Род, он — одно из редких исключений. Слишком жесток доставшийся им край — люди бы там не выжили. В руке у него была алебарда без изысков — это оружие.

Командующие Горнасс и Тапириан замыкали группу — они были самые молодые здесь. Пояса они получили за особые заслуги, не будь которых, они были бы среди тёмнопоясников — рядовыми воинами. По возрасту они были даже младше некоторых воинов. Но обряд требует шестерых посвящённых, а стало быть, если бы не они, здесь были бы двое других.

Горнасс вооружён массивным клевцом, который отнюдь не обременяет его во время боя. Тапириан же то редкое исключение, когда один из Детей носит меч. У меча, естественно, своя история — он был добыт его дедом во время Первой Войны. Это меч ангела и это, как и биль Кардаласа, возвышает Род Тапириана над другими. Меч ангела — одна из вещей, которые бесценны для Детей. Их не наберётся и десятка по всей их сфере.

Все пятеро поднимались к колоннам, которые когда-то давно, в те времена, когда ещё был Единый Мир, были столбами силы их народа. С началом Войны мир перевернулся, и они покинули свою столицу, которая располагалась где-то на Валдайской возвышенности — теперь уже и места точного не сыщешь… но ведь нашли же их — столбы. Подпёрли же этот храм столбами, хранящими память их древнего народа. Столбы, которые хранят этот город от напастей. Это одно из их предназначений — беречь жизнь вокруг себя, неважно, насколько она жалка.

Одралас встречает их на площадке между колонн. Кланяется им — они отвечают ему более низкими поклонами. Он гораздо старше даже Кардаласа. О его копье сложено легенд не меньше, чем в этой сфере о копье Одина. Дальнее эхо канувшей в забытье действительности. Всё здесь несёт следы прошлого, которое для людей стало легендами, религиями. Для Детей же это осталось Правдой о Великом прошлом.

Одралас по очереди оглядывает командующих.

— Я признателен вам, что сегодня мы здесь и сейчас мы начнём творить новую историю нашего народа.

— Мы уже её творим. — Высказался Кардалас. Одралас ответил ему соглашающейся улыбкой.

— Начнём же. — Кивнул Одралас.

Они расходятся и встают между колоннами. Передняя линия колонн составлена из восьми столбов. Дети встают между семью из них, оставляя центральный проход свободным. Они кладут своё оружие на пол и расставляют руки, направляя ладони к колоннам. Опускают голову. Что-то шепчут. Дышат в определённой последовательности, чередуя глубокие вдохи-выдохи с обычными. Они делают всё синхронно, словно это один, только в шести ипостасях.

Воздух электризуется. В центральном проёме возникает синеватое свечение. Постепенно оно приобретает форму подобного им Дитя. Вокруг фигуры пляшут всполохи света, искрятся некоторые точки на образующемся теле. Пока оно прозрачно, но с течением времени этот эффект пропадает — очень скоро через фигуру уже не видно ничего. Она приобретает более тёмный серый оттенок. Обрисовываются мышцы, черты лица. Он чуть выше шестерых, призвавших его, плечи немного шире.

Фигура оживает. Опущенная голова поднимается, направляя взгляд в небо. Расправляет плечи, за спиной раскрываются оперённые крылья, почти такого же, как и кожа, пепельно-серого цвета. Крылатое существо разводит руки и, не делая больше никаких движений, мерно поднимается в воздух. Он не взмахивает крыльями — он просто взлетает, словно невесомое перо на потоке воздуха.

Толпа Детей-воинов, сохраняя благоговейное молчание, следит, как призрак возносится в небо, чтобы провозгласить Ультиматум этой сфере. Лишь поднимаясь над собором, созданный фантом расправляет крылья и некоторое время кружит над площадью. Он словно высматривает что-то. Через несколько минут он зависает, глядя в сторону одной из высоток, затем исчезает за зданиями, летя к ней.

* * *


— Анхель, что это? Как думаешь?

— Что бы это ни было, оно летит сюда. — Анхель оглядел учеников. — Вихрь. Пора.

Тот кивнул и подошёл к притороченному к антенне «тревожному мешку», раскрыв его, он вытащил на свет автомат Калашникова, более известный во всём мире как АК-47. Вихрь быстро оглядел его и кинул Анхелю, затем он вытащил из мешка следующий и так, пока все девятеро не получили оружие.

Про эти автоматы знали поначалу только Вихрь и Анхель. У первого один из родственников служил в воинской части, где на складе такого добра было много, но ввиду внедрения несколько лет назад последней модели АК-200М эти были не у дел. По большому счёту они там ржавели, а утилизировать их почему-то так и не взялись. А это, само собой, породило стойкую мысль у одного из прапорщиков части, что не дело им лежать без дела. Гораздо лучше им быть при деле. И начал он их по нескольку единиц продавать. Он и не рисковал практически ничем. Списаны же. И забыты. Не все автоматы, конечно, уже могли стрелять, как когда-то, но были бы руки из нужного места, да язык хорошо подвешен. А уж последним тот прапорщик был хорош. Немного починив оружие, он его распродавал, сначала аккуратно, позднее почти не стесняясь.

Основной клиентурой были чаще охотники и жители удалённых деревень — цены были очень демократичные, да и народ понятливый. Вот тогда-то и появился родственник Вихря — «случайно» заехавший с проверкой и за рюмочкой чая разговоривший хитрого прапорщика. Он в свою очередь слил информацию племяннику, а тот намекнул Анхелю, что мечи, конечно, хорошо, но старые добрые АК всё же полезнее. Анхель согласился, и уже через месяц у них было 20 единиц автоматов, рожки и патроны к ним — влетело в копеечку, но Анхель не пожалел. Вместе с Вихрем они довели кое-как подлатанные автоматы до ума.

Перед всеми остальными данное оружие было представлено лишь три месяца назад. И отношение к нему не у всех сложилось моментально положительное. Но постепенно втянулись и согласились, что пригодиться может.

И, видимо, пригодится очень скоро, особенно учитывая тот факт, что на них летит некто крылатый.

Молодёжь поправила ножны с мечами, саблями и ножами. Анхель на всякий случай тоже примерился — удобно ли будет доставать меч, если автомат не сработает. Вот непонятная, кажется, логика, но на меч он всё равно полагался больше.

Крылатый приближался. Курс у него был определённо к ним, так что гостя надо встречать. Анхель, не оборачиваясь, жестами начал давать знаки кому что делать. На крыше началась беготня, позиционные построения, прикрытия флангов, тылов, однако не суета, а осмысленный тактический подход. Ни паники, ни лишних разговоров — Анхель их отлично подготовил. Может, конечно, не так, как готовят спецназ, но для подростков этого более чем достаточно и даже чуть больше.

Все напряжённо ждали чего-то. Двое прикрывавших тыл нервно оглядывались — им-то смотреть в противоположную сторону на случай того, что враги могут напасть со спины.

Вскоре послышись хлопки крыльев. Крылатый подлетел на достаточно близкое расстояние, чтобы его рассмотреть — он мало чем отличался от тех серых, что захватили город, разве что у него были крылья, а у них нет. Он был безоружен и даже без каких бы то ни было доспехов и одежды вообще. На теле были вполне однозначные мужские признаки, да и, глядя на лицо, с женщиной перепутать было бы сложно. Взгляд гордый, даже надменный. Парящий осматривал крышу, останавливая взор на каждом, Анхель был последним, на ком он остановил взгляд.

— Ты Мессия этой сферы. — Утвердительно начал крылатый. — Я лишь посланник, который принёс тебе и твоим спутникам послание.

— Слушаю. — Сквозь зубы процедил Анхель. Не громко, но достаточно, чтобы его услышали.

— Согласно Закону Разделённого Мира, мы, Дети Войны, выдвигаем Ультиматум: будучи первой волной, мы вызываем Мессию, который избран Древними для защиты сей сферы, на бой. Один на один. С нашей стороны выступит генерал Одралас. Если Мессия не ответит в трёхдневный срок — бой за эту сферу считается проигранным.

Знаком ли ты с Законом, согласно которому живёт ныне Разделённый Мир?

— Нет. — Честно ответил Анхель.

— В таком случае Я объясню тебе и твоим спутникам основное положение о войнах между сферами. После Первой Войны мир разделился, прежнее Царство Равных пало, и появились сильные и слабые. Вы — люди, самые слабые. Поэтому войны между сферами идут исключительно по Закону. Он един и непоколебим…

— Во гонит! — Шепнул Депп себе под нос.

— …нарушение его однозначно карается смертью всех, кто посягнул его нарушить. Он гласит, что лишь после появления Мессии среди слабейшей расы на неё может напасть более сильная. Сначала происходит бой между Мессией и избранным воителем сильной стороны. В случае победы Мессии все притязания к слабым заканчиваются вплоть до прихода нового Мессии. В случае его поражения — начинается открытая война между сферами. Достаточно ли понятен тебе Закон?

— Что за сферы такие? — Выкрикнул неожиданно Свет, стоявший рядом с Анхелем. Крылатый поглядел на парня, перевёл взгляд на Анхеля, без слов спрашивая у того, должен ли он отвечать на вопросы не Мессии. Анхель кивнул — крылатый посланник повиновенно кивнул и начал объяснять:

— Во весьма давние времена Мир был един, то было Царство Равных. Однажды было обнаружено, что помимо одной, видимой, сферы — есть, самое меньшее, ещё три. Они все отличаются энергетическими потоками, в остальном же весьма схожи с этой. — Он обвёл рукой небосклон. — Были найдены Верхний мир, Нижний мир и так называемые Глубинные пустоши. Вы, люди, помните эти миры в своих религиях и называете их Рай, Ад и Чистилище соответственно.

Однако всё не так однозначно, как может показаться из сложенных у вас стереотипов. Первая Война началась в Раю или, как назвали его первооткрыватели — Ирий. Первооткрывателей было трое, они провозгласили себя архангелами — высшими ангелами. Трое братьев. Весьма быстро чужая сфера развела их по разные стороны. Тогда и началась Война. Война за территории. Позорная страница нашей истории. Именно после этой войны и был нам всем ниспослан Закон. Его нам продиктовали Высшие Силы, о которых мы ничего не знаем, но их власть безгранична.

Ещё вопросы?

Все молчали — слишком много невероятной информации зараз.

— В таком случае, моё дело завершено. — После этих слов он обхватил себя крыльями и растворился в воздухе.

Забыв про фланги и тыл, все восемь учеников Анхеля, открыв рты, не могли поверить в то, что слышали и видели только что. Всё шиворот навыворот. Всё, что впитывалось ими с ранних лет, оказалось даже не ложью, а за века переиначенной истиной, причём до такой степени, что истины почти не осталось. Плюс ко всему, лицезрение летающего посланника, не иначе как с которого ангелы в церквях рисованы, ну, за исключением кое-какой детали, которую постеснялись, видимо, и удалили из образа на корню.

— С ума сойти можно… — Проговорил Шекспир. — Надо бы написать что-то по этому поводу.

— Напиши. — Кивнул Депп.

— Угу. На надгробии напишем. — Зло пошутил Свет. Несмотря на это, Зверь и Вихрь чуть слышно хохотнули. Шекспир на них покосился, но с улыбкой.

— Вы вообще слышали, что он сказал? Анхель должен сразиться с их генералом. Анхель?

— Да. Я что-то подобное ожидал. На вас это не распространяется — это только мой бой.

— А нас хоть поглядеть пустят? — Поинтересовался вслух, ни к кому не обращаясь, Вихрь.

— Лично я считаю, что мы должны пойти вместе. И в случае, если Анхель… проиграет… принять первый удар на себя и забрать как можно больше этих Детей Войны, или как там они зовутся…

— О, согласен! — Хлопнул в ладоши Вихрь. — Вот это по-мужски, молодец Чупс — растёшь.

— И я согласен. — Кивнул Депп. Шекспир, улыбаясь, утвердительно кивнул.

— Это ваш выбор — мне он нравится. — Заключил Анхель.

— И когда ты выйдешь на бой? — Спросила Немчура.

— Завтра на рассвете.

— Значит, у нас не так много времени, чтоб, возможно, в последний раз увидеться с родными. — Глядя на часы, задумчиво произнесла Марла.

— А эти серые, думаешь, нас пустят? Они весь город держат, если я правильно всё понял… — Заметила Зверь.

— Справедливое замечание. — Поднял вверх указательный палец Депп.

— Что предлагаешь?

— У меня умных идей нет.

— У меня есть глупая…

— Не, Зверь — я понимаю, к чему ты. За тебя не волнуюсь, но мы не все осилим ТВОЙ маршрут.

— Ну, я ж говорю, глупая. — Улыбнулась она, хоть и натянуто.

— Спускаемся и идём все ко мне. — Поставил перед фактом Анхель. — Меня тронуть не должны, а вы со мной.

— Уверен? — Скептически спросил Депп.

— Нет. — Честно ответил он.

— Да и ладно! Пройдём — хорошо, не пройдём — разомнёмся. — Заявил Свет.

— Одобряю. — Кивнул Вихрь. — Но думаю, нас не тронут, так что пошли уже.

— Ну, пошли. — Кивнул Анхель.

* * *


Они прошли. Эксцессов не было. Дети Войны провожали их злобными взглядами. Поначалу команда шла очень осторожно, не опуская автоматов, но через несколько кварталов стало понятно, что до завтрашнего поединка их не тронут.




Глава 11


— А кто-нибудь в курсе, где именно будет проходить бой? Тот крылатый ведь ничего не упомянул об этом. Или я прослушала?

— Не, Марла, не прослушала — он и полусловом про это не перекинулся с Анхелем. — Чупс, не открывая глаз, улыбнулся, непонятно чему, правда.

— А смысл об этом говорить, если весь город под их контролем? Скажи одному из них, что мы идём и, уверен, нам дорогу подскажут, а то и проводят. — Тоже не открывая глаз, проговорил сонным голосом Депп.

— А может выйти утром, найти первого попавшегося и пригласить на «наше поле»?

— То есть?

— Ну, на то место, где Анхель знает каждую кочку — это преимущество.

— Верно. Только сомневаюсь что-то. — Вихрь зевнул. — Не думаю, что они заинтересованы в бое. Поэтому идти придётся к ним.

— Хм. — Только и смогла из себя выдавить Марла.

— Вы спать вообще собираетесь? — Откуда-то из-под подушки донёсся голос Света.

— Спать вредно! — Ввернула Немчура свою любимую фразочку. Если ей верить, то вредным было абсолютно всё: спать, есть, дышать и, собственно, жить. Бесила эта фраза многих, а особенно Деппа. Ибо по его шкале идиотизма это выражение было на отметке 5.0, то есть максимум.

— Что вредно, так тебя слушать… — Процедил Депп.

— Бла-бла-бла! — Передразнила его Немчура.

— Нашли время, блин! — Вынырнула из-под одеяла Зверь.

— Всё-всё-всё. Мы всё же спать. — Открестился от ненужной агрессии Вихрь. — Сейчас, все важные вопросы утрясём только и спать.

— Что это в них, интересно, важного? — Зло зашипела Зверь.

— Ничего ты не понимаешь! — махнул рукой Вихрь, Депп засмеялся, Чупс растёкся к улыбке.

— Как ты вообще спать можешь в такую ночь?

— Именно, что не могу!

— Шекспир!.. — шёпотом позвал Вихрь.

— Да-а? — Протянул лежащий на матрасе у окна поэт.

— Вот видишь — никто не спит. Анхель в первую очередь.

— Интересно, кстати, чего он там, на крыше делает? — вновь несколько тягуче послышалось от окна.

— Вряд ли молится. — Заключил Депп.

Тут Зверь вскочила с кровати, на которой спали, а точнее лежали, девушки, взяла подушку и пошла в сторону кухни.

— Ты спать туда?

— Жрать, блин! — И хлопнула дверью.

Депп сделал нарочито удивленную физиономию, остальные тихо посмеялись.

* * *


Тем временем на крыше Анхель сидел на коленях, глядя в ночное небо. Тихая ночь. Очень тихая. Нет машин, снующих постоянно по соседнему проспекту, нет гама людской массы, даже птицы не поют. Хотя последним петь уже не время.

По небу плывут редкие облака. Над погасшим Петербургом впервые за много лет прекрасно видны звёзды. Уже почти по-зимнему холодные и, как обычно, отстранённые от людских забот и тревог. Им нет дела до того, что произойдёт в ближайшие часы здесь, на этой маленькой планете.

Середина ночи. Холоднее, чем вчера. Ветра, правда, почти нет, но температура видимо решила взять своё. Давно пора.

Перед Анхелем лежит его меч. Идеально заточенный и отполированный, он, словно зеркало, отражает бездонное небо. Меч, который Анхель несёт всю жизнь в этом мире. Меч, который стал отправной точкой смысла его существования здесь. Меч, который в его руке лёгок, словно перо, и всё равно он не кажется ему своим. Что-то в подсознании упиралось всеми конечностями против того, чтобы считать его своим.

Анхель тяжело вздохнул. Поглядел на меч, на звёзды, отражавшиеся в нём. Ещё раз вздохнул и поднял глаза к небу, недолго всматриваясь, будто разыскивая что-то там в темноте.

— Отец Филип. Первый раз Я говорю с тобой после твоей смерти… Не могу сказать, что верю в то, что ты меня слышишь, но Я должен кому-то это сказать. Так уж лучше это будешь ты.

Они готовы — мои ученики. Они пойдут до конца. Они готовы погибнуть рядом со мной. А Я веду их на бойню, из которой никому из нас не выйти живым, как Я считаю. И припомнить не могу ни одной верной приметы, чтобы определить, что завтра нас ждёт. Погода завтра точно будет ясная.

Ещё хочу сказать, что Я выбираю путь света — они научили меня этому. Что можно уметь убивать и оставаться при этом человеком. И Я буду убивать столько, сколько понадобится, чтобы спасти этот мир. Я полюбил его. А может, любил всегда, просто не помню этого.

Глупо себя чувствую, если честно… — Он улыбнулся. — Не суди строго. Помолись там, чтобы мы победили — Я такое больше никому не доверю. Где бы Я сейчас был, если бы не ты?.. Если Я вообще бы выжил тогда…

Анхель снова громко выдохнул. Покачал головой, что-то про себя заключив, и поднялся. Расправил плечи, прогнул спину. Наклонился за мечом. Встал в стойку. Меч мерно потёк, разрезая воздух. Рука легко водила мечом, описывая в воздухе петли, восьмёрки. Сначала очень медленно, но постепенно он наращивал темп. Меч танцевал в его руке. Тело Анхеля танцевало в такт ему, выдавая одно па за другим. Ноги перемещались очень быстро, но центр тяжести не сбивался.

Меч не был продолжением руки Анхеля — Анхель был продолжением его. Вместе они единое разрушительное целое.

Темп вращения вышел за границы человеческих возможностей. Глазом человек уже не увидел бы эти взмахи и фигуры, выводимые Анхелем. Слышно лишь было, как вопил разрезаемый воздух.

Когда он остановился, уже почти светало. Хотя скорее рассвет только-только наметился, но случится ещё не скоро. Приведя в порядок дыхание, вытерев вспотевшее лицо рукавом, он начал спускаться. В квартиру он вошёл очень аккуратно, так как помнил о спящих, как он предполагал, учениках. Но нет — там, где они были, мелькал свет, а стало быть, смотрят кино. Решив сначала умыться, он зашёл в ванну.

После он прошёл на кухню, где, сидя за столом, на который была положена подушка, спала Зверь. Зрелище было весьма забавное. Улыбнувшись, он решил её пока не трогать. У неё были тяжёлые времена в жизни, когда спать не удавалось, поэтому лишние минуты сна ей точно только на пользу.

Открыв дверь как можно тише, Анхель увидел на мониторе компьютера «Властелин колец. Возвращение короля» — фильм уже подходил к концу, следовательно, его ученики не спали ни минуты. Анхель провёл на крыше в думах и тренировке не меньше двенадцати часов, а они всё это время смотрели замечательные фильмы, снятые довольно давно, но до сих пор поражающие воображение.

— Не спали? — Спокойно осведомился он.

— Зверь спит — мы не хотим. — Не отрываясь от монитора, ответила Немчура.

На полу перед ними была расстелена скатерть, невесть откуда взятая, на ней были разложены фрукты и их огрызки, недоеденная пицца и порядка семи коробок от ей подобных продуктов. А так же невероятное количество фантиков от леденцов.

— Решили устроить на прощание с миром помойку мне тут? — с улыбкой, но всё же серьёзно спросил он.

— Кино без еды — время на ветер. — Ответил Депп. — И мы, естественно, всё уберём за собой. Мусорный пакет-то на кухне, а там Зверь спит. — Выпалил он, а через несколько секунд сам себе засмеялся — Забавная фраза получилась.

— Ясно всё с вами. Давайте собираться — досматривайте. Завтрак, полагаю, не нужен?

— Не — мы сыты. Зверя накормить надо.

— Я займусь. — Ответил Анхель и пошёл будить спавшую на кухне девушку.

* * *


Через час они собрались у подъезда. В нескольких метрах их ждал отряд из десяти Детей. Хотя впору назвать их детинами — рост высокий, сильнее человека явно, да и выглядят устрашающе. Но эти были почему-то без оружия. Стояли спокойно и, глядя на собравшихся у подъезда ребят и Анхеля, давали понять, что они их ждут. В определённый момент один из них вышел вперёд на несколько шагов и произнёс:

— Бой?

— Да, бой. — Кратко ответил Анхель. Детина кивнул, обернулся к своим и что-то крикнул. Один из них снял с пояса небольшой рог и, дунув в него, вывел весьма высокий звук. Не прошло и нескольких минут, как вдали послышались звуки сигнализаций, бьющегося стекла, терзаемого металла и непонятный топот. Насторожившись, ребята схватились на висевшие на плечах автоматы. Вскоре во двор с улицы вбежали четверо непонятных животных. Они представляли нечто среднее между носорогом и доисторическим трицератопсом.

Удивило даже не то, что этих животных никто из подростков в жизни не видывал даже по телевизору, а то, что они были осёдланы. В длину они были порядка пяти метров, а на спине у каждого было по пять сёдел, связанных между собой.

Главный показал Анхелю и компании на них. Не говоря ни слова, он дал понять, что это их транспорт до места схватки.

— Там нет ремней безопасности — я на этом не поеду. — Шепнул на ухо Марле Депп, и та громко засмеялась, чем привлекла внимание людей и Детей Войны. Отсмеявшись, она по-дружески ударила шутника кулаком в грудь.

— Зачёт, братишка. — Выдавила она через попытки не смеяться.

Анхель смерил их наставительным взглядом. Марла выставила ладони, мол, «поняли — умолкаем», Депп просто опустил глаза, губы же его по-прежнему улыбались.

— Садимся на это и вперёд. — Спокойно проговорил Анхель, делая шаг к «транспорту».

Рассевшись тройками на спины диковинных зверей и ухватившись за всё, что только выпирало из сёдел, которые мало были похожи на обычные лошадиные, ребята, да и Анхель тоже, в ожидании уставились на сопроводительную группу, которая в тот момент что-то активно обсуждала. Это не заняло много времени и вскоре на каждого зверя село по одному из Детей. Сели они не впереди, как должно управляющему сим зверем, а, наоборот, в хвосте. Натянув своеобразные поводья, которые, к слову сказать, были пропущены между передними ногами, возницы резко дёрнули их и звери сначала медленно, но постепенно наращивая темп, тронулись с мест.

Очень скоро они набрали впечатляющую скорость, хоть и казались весьма громоздкими и, на первый взгляд, неповоротливыми. Неслись они, не разбирая дороги — по стоящим машинам, на которые с лёгкостью запрыгивали, через парки, ловко маневрируя между деревьями. В общем, при всём их внешнем виде эти твари оказались очень быстроходными.

Несли они их, однако, не в центр. Замедлять ход они начали в районе станции метро Выборгская, направившись сразу на место давным-давно брошенной недостройки. Её строительство было заморожено ещё в прошлом веке. После смены власти её хотели сначала достроить, потом решили снести на корню, но пока что так и оставили. Это была промзона, и само это здание подразумевалось как один из корпусов завода «ЛОМО». Вокруг пейзаж был в лучших традициях индустриального запустения — трава, пробивающаяся из асфальта и бетона, кирпичи и цемент, разбросанные повсюду, арматура, то и дело торчащая то тут, то там, и так далее.

Детей здесь, тем не менее, было не так много — они стояли интервалами по обе стороны дороги, которая кончалась в кустах.

Ездовые животные остановились, люди слезли с них. Анхель держался вполне спокойно. Зато его ученики ошарашено молчали, хотя на их лицах отражалась такая гамма эмоций, которыми им хотелось бы сейчас поделиться. Но может быть в виду того, что ощущения у всех были одинаковые, бурного обсуждения так и не состоялось.

Они были окружены. Но пока на них не нападали. В дальней от них части этого тупика стояли шестеро Детей — один впереди и пятеро чуть дальше. Последние были безоружны, стоявший же впереди был вооружён диковинного вида алебардой. Из-за расстояния точнее было не сказать, что это. Видимо, это тот самый противник, с кем сразится сегодня Анхель.

Здесь находилось не менее пятидесяти Детей, и все они были вооружены. Транспорт увели.

Вихрь оглядывался, прикидывая пути отступления. Здесь он бывал несколько раз — место интересное. На этой местности частенько проходили военные игры, в которых он любил участвовать. Выходов здесь немного. Достаточно просторных два. Первый — это выход, по которому они сюда попали, а второй прямо за спинами шестерых Детей. Там тропа, а за ней просторная улица.

Зверь тоже осматривалась, но интерес у неё был иной, а именно маршрут бегства на случай непредвиденных обстоятельств. К сожалению, предвиденных обстоятельств практически не было. А в виду явного перевеса в живой силе выходов немного, и оптимальные — это бежать или загнать врага в узкое пространство — вспомним царя Леонида и его триста спартанцев. Чтобы дать подобный отпор, наилучший вариант — это брошенное здание. Особенно, если подняться на второй-третий этаж. Лестниц наверх только две. Окна удалены достаточно, чтобы по ним не могли лезть даже эти великаны.

Она тоже здесь бывала — занималась паркуром. Очень удобный полигон для развития мастерства. И ещё она знала, что есть второй вариант побега отсюда — если забраться на крышу, то можно спрыгнуть на соседний корпус. Он на несколько метров ниже, но прыжок вполне им по силам. Далее по крыше корпуса до пожарной лестницы и в ворота на ту улицу, по которой они сюда прибыли. Есть ещё перпендикулярная улица, но куда она ведёт, Зверь не знала, а в таких случаях лучше не рисковать.

* * *


Анхель же думал совсем о другом. Он словно и не был сейчас со своими учениками, которые упорно не боялись той ситуации, в которую попали. Подумаешь, Конец Света! Да в этой стране этот день даже отмечали, не на государственном уровне, конечно. Но традиция отмечать 21 декабря непонятный праздник «Новый Конец Света» здесь жила уже не первый десяток лет.

Анхеля же сейчас больше заботило, что случится, если он проиграет. Его ученики примут первый удар на себя и станут первыми из людей, кто даст достойный отпор и погибнет. И канут безвестно в том аду, который начнётся в случае его проигрыша.

Этого он допустить не должен. Надеяться остаётся лишь на выполнение этими Детьми Войны того Закона, о котором они всякий раз вспоминают. Что после поражения их воина они отступят. Кстати, что будет дальше, когда они отступят, никто не сказал. Так что не стоит надеяться на то, что всё решит этот бой.

Анхель повернулся к ребятам. Ему хотелось сказать что-то напутственное, прямо как герои многочисленных фильмов, которые говорят в моменты отчаяния длинные речи и воодушевляют на победу своих сторонников. Но Анхель вряд ли так вдохновенно сможет.

Восемь его учеников тоже ждали, что он что-то скажет. Но пока что он молчал, просто глядя по очереди каждому в глаза. Потом улыбнулся и скинул с плеч ножны с мечом и ещё какой-то рюкзак, наполненный чем-то бесформенным. Он не казался тяжёлым, но судя по звуку в нём было что-то металлическое.

Анхель снял с себя футболку со смешным рисунком, которую ему подарили ученики на День рождения, а точнее на очередную дату, посвящённую его появлению в этом мире. Подарок был куплен в складчину Деппом и Шекспиром и вручался со сдерживаемым смехом. Когда Анхель примерил футболку с нарисованным карикатурным ангелом с очень хмурым лицом и привязанными крылышками, а также надписью «Ангел и всё тут!», все хохотали около часа, и тренировка была сорвана. Со временем к ней привыкли, так как с тех пор он носил на тренировки только её.

Оставшись без верха, он склонился над рюкзаком и вытащил из него что-то не сразу понятное. Когда он начал одевать это на себя, Вихрь первым догадался, что это.

— Доспехи!

Да — это были доспехи Анхеля. Точнее копия тех, что были на нём в день падения. Он забрал их, когда вернулся в Славошовице и увидел селение уничтоженным. Через несколько дней он принёс обломки доспеха к стареющему кузнецу, тому самому, что делал ему топор в своё время, и попросил подумать над тем, как это могло выглядеть изначально и сделать копию. Приврав, что нашёл это во время путешествия на юге, Анхель избежал неприятных расспросов.

Доспехи же, однако, предохраняли, в основном, руки, гораздо меньше защиты было уделено груди с животом, а сзади только поясница была прикрыта стальными пластинами, сделанными аккурат по форме Анхелевого тела. Незащищённую спину, где по идее должны были бы быть крылья, дабы всё выглядело более эстетично, заделали кольчугой, равно как и остальные места, где не было стальных пластин. Выглядело это весьма впечатляюще — тёмные воронёные рукава, грудь и поясница и серебристые блестящие спина и бока. На поясе всё это стягивалось кожаным ремнём. Штаны на нём, как и ботинки, были современные, но вполне сносно смотрелись с доспехом.

К броне прилагались ножны для меча — обычные, которые вешают за спину. Одев их, он достал меч из своей привычной сумки-ножен и переложил его в более удобные для боя ножны.

Анхель был готов к этому бою. Уже очень давно готов. Но он не знал, что сказать своим ученикам, которые погибнут следом за ним в случае поражения. Он оглянулся на них снова. Они так и ждали напутственного слова, так ожидаемого после фильмов и книг.

— Или мы их, или они нас… всё просто.

Сказал Анхель спокойным голосом, так тихо, что услышали его только восемь его друзей. Единственных людей на этой планете, которые знали, кто он такой на самом деле, и что грозит их миру. Только они.

Не дожидаясь ответа, он отвернулся и твёрдо шагнул навстречу своему противнику. «Жребий брошен» — первый шаг сделан. Анхель глядел в глаза Одраласу, который смотрел, в свою очередь, ему в глаза.

Ещё не вынут ангельский меч из ножен, не поднято копьё Дитя Войны, а бой уже начался. Бой, который идёт в умах бойцов, который начался в тот момент, когда Анхель сделал первый шаг. В сгустившемся воздухе и вопящей тишине никто не слышал, как звенит дивной арфой смерти клинок, как он высекает сноп искр при соударении с лезвием копья. Этого просто ещё не случилось, но эхо этих звуков и образов уже появилось в мутных волнах реки времени Разъединённого Мира.

Одралас шагнул навстречу, резко крутанув копьё в руке.

Между ними шагов двадцать, но они идут достаточно бодро друг к другу. Дети Войны отступили подальше от дороги. Терзаемые своего рода волнением, они застыли, глядя на надвигающихся друг на друга Одраласа и Анхеля.

Шекспир же глядел не на них, он обратил внимание на то, как смотрят Дети на Анхеля — они его боятся. Боятся больше, чем кого бы то ни было. Они его уже знают и, видимо, представляют, на что он способен. Он видел, как они тревожно перешёптывались, глядя на него, и качали головами, обращая головы на своего воина. А этот с копьём явно их самый выдающийся воитель.

Шекспир толкнул стоявшего рядом Вихря и, кивнув на Детей, шепнул:

— Они явно нашего ангела уже знают и, судя по всему, боятся до смерти.

Вихрь несколько мгновений присматривался и лишь утвердительно кивнул, только он хотел что-то ответить, как тишину разорвал звон схлестнувшейся стали.

* * *


Клинок столкнулся с копьём. Никто из встретившихся на этой дороге не стал разводить дискуссий — холодная сталь рассудит их лучше. Оружие прозвенело лишь раз и вновь тишина — противники прощупывают друг друга, начиная с несерьёзных выпадов. Всё для того, чтобы понять, как подступиться к противнику, как найти его слабое место, его слепую зону.

Снова выпад и снова тишина. Они ходят кругами вокруг невидимой оси, глядя друг другу в глаза. Истинные воины видят в глазах противника удары, которые ещё тот не сделал.

Анхель и Одралас сохраняли спокойствие на лицах, и судя по всему, душевное тоже. Они не дёргались лишний раз напугать врага, если они били, то не отрази этот удар второй противник — он был бы повержен. Причём если не от этого выпада, то уж точно от последующего за ним.

* * *


Ученики глядели на разгорающуюся схватку. Да — они смотрели, как их учитель вступил в бой за судьбу их мира. Но они смотрели этот бой правильно — они видели всё пространство вокруг себя: эпицентр — место схватки; фланги — ряды Детей Войны, ожидающих, как и они, итога поединка; пути отступления — тропа за местом схватки, дорога позади них, корпус недостройки, невысокий забор, справа ведущий на территорию ТЭЦ.

Так их учил видеть Анхель. Не сказав ни слова, они уже были готовы, в зависимости от ситуации, перейти либо к обороне, либо к бегству. Причём они знали, кто поведёт всю команду, если будет открыт только один из намеченных коридоров, кто будет старшим, если обстоятельства разделят их. Они были готовы ко всему. Всё было обговорено и не раз опробовано. Не зря они тратили всё своё свободное время на тренировки, после которых на следующее утро порой вставать не хотелось. Но они вставали и опять шли на тренировки. Анхель учил их быть не столько сильными и быстрыми, хотя и это тоже, но в первую очередь они должны быть разумными в бою. Не поддаваться панике, видеть и слышать знаки товарища и действовать. Действовать даже в том случае, когда обдумывать следующий ход нет времени, действовать на волне рефлексов.

Они готовы. А пока перед ними разворачивается одна из самых важных битв, в которых участвовало человечество.

* * *


Темп боя постепенно нарастал, воздух накалялся в прямом смысле, становясь заметно теплее и наэлектризованнее. Противники перешли к более активным действиям. Меч и копьё то и дело высекали искры. Меч свистел в воздухе, прерываясь лишь на то, чтобы звоном своим огласить это заброшенное место, в котором решалась судьба мира.

Темп рос стремительнее.

И видящие всё несколько иначе Дети Войны ещё могли различить движения сражавшихся, люди же видели лишь мельтешение, смешанное со звуками невероятных по скорости взмахов и финтов Анхелева меча и Одраласова копья. А также вылетавшие из вихря боя искры.

Для Анхеля же и Одраласа всё казалось наоборот — что они слишком неспешны. Словно в замедленной съёмке двигались они вокруг друг друга, пытаясь поразить соперника и не дать поразить себя.

Бой давно вышел на грань одной плоскости — асфальта давно не хватало для того, чтобы сражаться, всё чаще и чаще они взлетали в невероятных прыжках, сальто и немыслимых изворотах друг над другом всё с той же целью — победить.

Замах, уход под копьё, удар, блок, прыжок и рубящий справа, оборот вокруг собственной оси и снова удар, уже секущий. И всё это в настолько краткий миг, что человеческий глаз и различить-то не успевает, улавливая лишь невероятно быстрые перемещения светлого и тёмного силуэтов на фоне желтеющей листвы, которую поднимали в воздух молниеносно перемещавшиеся бойцы. А также блестящего в редких солнечных лучах вихря ангельского меча и тёмные разводы копья, описывающего широкие мельницы.

Одралас не уступает и невероятно легко управляется, казалось бы, с весьма неудобным в близком бою оружием, но это только кажется. Перекидывая его из руки в руку, выкручивая вокруг себя и неожиданными жалящими ударами разя из самых невообразимых поз, он атаковал почти без остановок. Заминками для него были лишь неудержимые атаки ангела, когда тот наступал подобно урагану, когда один меч за миг бил с двух, а то и трёх сторон. Но Одралас отражал или уходил от них, не забывая отвечать, не уступая Анхелю в скорости.

Темп замедлился. То ли сказалась усталость, то ли они решили пересмотреть свои подходы к бою, но на минуту они просто перестали биться. Ходили вновь кругами, сверля глазами друг друга.

* * *


— Заметили? — Тихо произнесла Марла.

— Угу. — Кивнула стоящая рядом с ней Немчура.

Изменения в Анхеле были заметны лишь тем, кто его знает хорошо, кто видит его каждый день. И первый звонок для подозрений появился, когда после ожесточённой схватки в момент передышки Анхель внезапно стал по-иному ходить. Походка-то была, несомненно, боевая, но не такая, как обычно. Он ходил, как-то странно шатаясь, несмотря на то, что ступал вполне твёрдо. Также он немного, почти незаметно, волочил ногу — возможно ранение.

Сейчас он к ним спиной и этого не видно, но ещё несколько шагов и будет яснее.

Прошло с полминуты, и Анхель показался ученикам лицом. Глаза Шекспира напряжённо вглядывались и словно не верили тому, что видели. Зрачки Анхеля покраснели и немного даже светились. Может, конечно, это какой-то странный отсвет. Он перевёл взгляд на друзей и увидел, что они тоже непонимающе всматриваются в учителя.

Да — глаза Анхеля приобрели так давно не проявлявшийся красный светящийся оттенок. Про него он помалкивал, ибо знал, что это признак того, что он теряет самообладание и проваливается в бессознательное состояние жестокого убийцы без каких-либо моральных понятий. Машина для убийства.

* * *


Одралас проигрывал — Анхель перестаёт собой владеть, наружу рвётся что-то древнее и явно непосильное ему. И о подобном его не предупредили Древние. Его убедили в том, что этот ангел больше не тот, кем был когда-то. Что он практически человек. Одралас, конечно, не верил им на слово и несколько раз видел, что он далеко не человек. Но такого он не ожидал — бой разжёг внутри его противника древний огонь, спящий в нём.

Одраласу нужно подойти к бою иначе, или он погибнет сегодня под этим Солнцем. Чего ему бы не хотелось.

В голове закопошилась гадкая мысль о том, что Древние его предали.

* * *


Анхель остановился и вновь атаковал. С большей силой и скоростью. Но на этот раз использовал помимо просто ударов ещё в большом количестве обманные ходы, уклонения и удары. Не применяя их до этого момента, он полностью дезориентировал противника, и это принесло плоды, причём быстро. Выбросив в область груди обманный колющий удар, затем неимоверно быстро развернувшись вокруг оси, Анхель отрубил предводителю Детей ногу чуть ниже колена.

Удар был такой силы и скорости, что двухметрового, крепко сложенного Одраласа подняло в воздух. Руки пытались перенаправить копьё, но не успевали. Анхель, распрямив спину после секущего удара, занёс меч для нового укола, на этот раз не обманного. Одралас ещё парил в воздухе, когда ангельский меч вонзился ему в грудь туда, где у людей сердце. У Детей тоже.

Не успев до конца взлететь, тело Одраласа было пригвождено обратно к асфальту. Из его рта вырвался стон боли, который длился совсем недолго. Свободная от копья рука вцепилась в лезвие. Причём так сильно, что идеально наточенная сталь практически отрубила ему пальцы, настолько сильно он сжал клинок. По мечу вниз стекала тёмно-красная кровь — такая же, как у людей. Агония продолжалась недолго — не прошло и минуты, как Одралас, генерал Детей Войны, навсегда застыл с мёртвыми глазами, в которых помимо боли читалось понимание, что его предали.

* * *


За боем наблюдали не только Дети и молодёжь, которую привёл Мессия. На крыше недостроенного дома стояли две фигуры, на которых никто не обращал внимания. Немезия и Аградон появились там в самом начале боя и не пропустили ни одного взмаха. Держась так, чтобы не быть замеченными, они видели всё, что происходило внизу. Как обычно их лица ничего не отражали — ни беспокойства, ни облегчения. Оставаясь отстранёнными, они были не более чем просто наблюдатели, которым по сути всё равно.

Молча наблюдая, они порой переглядывались. Когда же бой закончился, они, не дожидаясь того, что произойдёт далее, отошли от края и медленным шагом пошли вдоль него.

— Всё так, как и было задумано. — Лукаво усмехнувшись, надменно сказала Немезия. — Одралас убран с дороги, и ты можешь приступать к своей части плана.

— Что Я всенепременно намерен сделать. — Чуть склонив голову, произнёс Аградон. — Архангел остался архангелом, и шансы наши теперь не так уж и грандиозны. Да, в спокойном состоянии он человек, но в моменты агрессии он прорывается назад.

— Кто эти люди с ним? — Словно не услышав его слова, спросила его спутница.

— Это его ученики. Он готовил их к сегодняшнему дню. И скажу тебе — хорошо готовил.

— Тогда начни с них — надави на то человеческое, что поселилось в его сердце за эти годы. Пусть они все умрут и, желательно, у него на глазах.

— Я понял, к чему ты клонишь. Бёвульсы уже готовы и давно жаждут размять кости.

— Не стоит вынуждать их ждать дальше.

На лице Аградона промелькнула улыбка. За отсутствием глаз это единственное, что хоть как-то отражало эмоции Древних.

* * *


И без того давившая на уши тишина стала и вовсе гремящей. Анхель стоял над телом поверженного Одраласа. Меч так и торчал в его сердце, до сих пор удерживаемый его изрубленной рукой.

— Ха!

Нарушила молчание Марла. Все, кто находился в тот момент в тупике, посмотрели на неё. Особенно недовольны были Дети Войны, которые и вовсе опешили от неожиданной концовки боя. Хотя, может и ожидаемой, но не столь быстрой.

С их стороны послышались недовольные восклицания. Ропот нарастал быстро. Пятеро стоявших с телом Одраласа что-то кричали им, но создавалось ощущение, что назревает бунт.

Анхель выдернул меч из тела, до конца срезав вцепившиеся пальцы. Резким взмахом сверху вниз стряхнул кровь на асфальт. Огляделся и сделал шаг в сторону своих учеников. Его походка вновь приняла обычный вид, да и глаза потихоньку переставали светить красным. Пройдя половину расстояния, он оглянулся через плечо и увидел, что Дети обступили своего предводителя. Между ними разгорался ожесточённый спор. На него грозно зыркали, указывали пальцами, что-то доказывая командующим. Те в свою очередь молчали, а после, порой ударив забывших субординацию, тихо и озлобленно наставляли, причём всех разом.

Восемь учеников встретили победившего учителя одобрительными улыбками и с некоторым воодушевлением. Удивление от тех скоростей, что он показал, как-то отошло на второй план. Анхель тяжело дышал, стараясь восстановить сбитое дыхание. Молчал. Отошёл к обочине, где вытащив из травы какую-то ветошь, вытер ей меч от крови, насколько это было возможно. Затем вернул меч в ножны. Снова оглядев спорящих Детей, он начал понимать, что назревает что-то недоброе.

— Мне кажется, пора отсюда уходить, пока они там спорят. — Тихо сказал он, не сводя взгляда с Детей.

— Солидарен. — Кивнул Вихрь.

В этот момент крики в небольшой толпе усилились, а помимо гневных голосов заговорила сталь. Послышались звон металла о металл и крики, но уже не недовольные, а предсмертные. Накинувшись всей массой на командующих, Дети-воины попросту перебили их и развернулись на Анхеля и учеников.

— Опс… — Шепнул Депп.

— Автоматы. — Кратко скомандовал Анхель. Висевшие на плечах Калашниковы быстро привели в готовность. Дети тем временем, решив какие-то свои последние тонкости, пошли в наступление.

Яростно крича что-то, похожее на проклятия, они бежали на застывших людей и ангела.

— Депп, Марла, Немчура — тыл и периметр. Остальные — по Детям, огонь!

Расстояние между ними было шагов пятнадцать, когда неуверенная первая очередь взорвала тишину. Упало несколько Детей. Вторая очередь, третья. Постепенно огонь усиливался, почти не переставая. Стреляли по очереди, пока одна половина перезаряжала, вторая стреляла. Странно, но Дети тупо неслись на них и гибли, а их было не так уж и много. Добежало до людей не больше шестерых, но близко их не подпустили.

В нахлынувшей тишине слышались стоны умирающих или раненых Детей. Некоторые кричали непонятное на своём языке. Кто-то из них вскидывал руки к небу и как будто что-то призывал. Но пока ничего не происходило.

— Всё — теперь уходим. Перезарядиться всем, Детей в городе ещё хватает. Шурша на ходу рожками автоматов и временами оглядываясь по сторонам, девять воинов уходили с места боя. Нельзя сказать, что они были абсолютно спокойны. Например, Зверь никак не могла вставить рожок трясущимися руками, для психики расстрел пяти десятков врагов — это непросто. Пусть они кровь уже пускали, но тут, по-видимому, привычка нужна, чтобы спокойным оставаться, отнимая жизни. Вихрь старался скрыть, но дышал очень часто и нервно. Слышали бы его друзья ту чечётку, что отбивало его сердце, то, возможно, не стали бы стараться скрыть шок.

Свет шёл, вцепившись в автомат так, что суставы побелели, а глаза он старался не отрывать от асфальта. Шекспир то и дело нервно вытирал нос слегка трясущейся рукой. Чупс никак не мог изъять леденец из пут фантика.

Анхель шёл впереди, порой оглядывая учеников. Всё-таки они ещё дети, которым не место на войне. Уж кому-кому, а Анхелю за его жизнь довелось насмотреться на войны и на этот безжалостный принцип истребления собственного народа. Посылать молодых парней, чтобы они убивали других таких же, как они. Не проживших ещё жизнь, но чтобы отнимать её у других. Порой далёких от понимания, за что воюют, порой и не умеющих как следует воевать. Далеко не все возвращались домой, хотя те, кто вернулись, зачастую всё равно оставались навсегда там — на войне. И либо сходили с ума, либо умирали от медленно убивающих ран, либо шли снова служить своей стране. По логике Анхеля, пока у парня детей нет, которые его род продолжат — нельзя ему на войну. Иначе добровольный геноцид какой-то выходит.

Затянутый этими мыслями Анхель упустил тот момент, когда перестал слышать позади шаги учеников. Резко вернувшись в реальность, он обернулся — подростки стояли и оглядывались, усиленно вслушиваясь. Анхелю не пришлось долго искать причины их поведения — знакомый ему вой сотен глоток тех монстров из прошлого и из сна звучал со всех сторон.

Анхелю вспомнился сон годовой давности. Насколько же он был правдоподобный…

— У нас проблемы… — Проговорил он.

— Это что? Волки? — Спросила Немчура.

— Нет — гораздо хуже. — Покачал головой Анхель. — Нужно укрыться где-то на время. Быстро!

— Да здесь особо негде. — Развёл руками Вихрь. — Куда не кинь — одни тупики.

— К метро. — Скомандовал Анхель, и они побежали по пустой улице. Про осторожность никто не забывал — бежали размеренно с оглядкой назад. По бокам у них была с одной стороны железная дорога, с другой заводские постройки. Чтобы попасть в метро, требуется миновать длинный подземный переход. Весьма опасное место в сложившейся ситуации. Но это кратчайший путь.

Звериный вой раздавался уже достаточно недалеко. Молодёжь то и дело нервно оглядывалась на близко звучащие завывания, но никого не было в зоне видимости. У перехода Анхель, оглядевшись, дал знак «стоим».

— Я не знаю, как эти монстры называются. Перелопатил гору книг, но ничего даже похожего Я не нашёл среди ныне живущих животных, а самое похожее вымерло эдак тридцать миллионов лет назад. С виду что-то среднее между волком и медведем. В холке почти с меня. А ещё вполне умные — работают командами. Единственный раз, когда видел воочию, их было трое. Это было в Чехии в самом начале моего пути. В тот раз толпой мужиков мы их забили. Не без жертв… — Тут пулемётная очередь информации притормозила. — В основном берут массой, весьма шустрые и очень сильные — разорвут человека, не задумываясь. Слабые места, как у всех: позвоночник, шея, пузо. Окружать не рекомендую — подпустят близко и ринутся напролом.

— А как понять «вполне умные»? — Приподнял руку Чупс.

— Я могу судить только по единственному случаю: напали неожиданно, заняли высотку, в кольцо не дались, прижавшись к стене, при подходе людей «переговаривались», прорывались в разные стороны, причём в явно более слабых местах.

— Тактические группы волко-медвежьих гигантов в неизвестных количествах, но судя по вою — их достаточно. — Констатировал Вихрь.

— Дак и… наша стратегия?

— Пока сам не знаю. — Развёл руками Анхель, и, похоже, Шекспира такой вариант вполне устроил.

— Думать надо скорее. — Сказал Депп, кивая на дорогу впереди. Там стояли пятеро внушительных зверюг.

— Хре-ена! — Протянул Вихрь.

Все уставились в ту сторону. Марла и Немчура округлили глаза, Шекспир почесал щетину с задумчивым видом, Чупс скривил лицо — похоже, проглотил леденец целиком от удивления. Свет, стоявший к переходу ближе всех, слегка склонился к ступеням, вслушиваясь в тишину. Там кто-то был. Обратив на себя внимание и дав понять, чтоб вели себя тихо, он сделал несколько шагов к забору, взял приличных размеров камень и швырнул его вниз, в переход.

Камень грохнул о мраморный пол, и эхо от удара раскатилось далеко по переходу. А ещё сразу после звука удара последовал злой рык оттуда — там была засада. Теперь разоблачённые пятеро зверей один за другим вышли из-за стены. Они были всего в одном лестничном пролёте от Анхеля с учениками. И одного рывка им хватит, чтобы добраться до людей в считанные секунды.

Вихрь передёрнул затвор и осторожно нацелил ствол на ближайшего монстра. Его примеру последовали все — только Анхель вытащил меч из ножен. Аккуратно, без резких движений они начали отступать от перехода. Двое зверей также спокойно начали подниматься следом за ними — трое остались на месте. Те, дальние, пока не двигались, а наблюдали. Бежать было некуда… интересно, а там, на месте боя, откуда они пришли, эти чудища есть?

Ситуация складывалась не из приятных. Вполне возможно, что они окружены.

— Отступаем к недостройке. Вихрь, Чупс — бегите туда и гляньте, как там. Только стартуйте осторожно. Увидите их — одиночным в воздух.

Кивнув, двое отделились и сначала спокойным шагом, а после трусцой побежали обратно. Бежали быстро, но опять-таки аккуратно. Сейчас всё перестало быть тренировкой — всё по-настоящему. А Анхель научил их всему тому, что они обязаны не только знать, но уметь. Парни миновали поворот — чисто. От поворота до недостройки ещё порядка полукилометра вдоль территории завода, больницы и нескольких жилых домов.

Вот впереди приметная стенка посреди дороги, закрывающая дальнейший проезд. Обойдя её с двух сторон, ребята остановились и, как следует, осмотрелись. Здесь был ещё перекрёсток — там тоже было чисто. По крайней мере, никого движения не было ими замечено. Однако всё равно это было опасно.

— Пробегись вперёд до недостройки, ну и там оглядись дальше — Я тут покараулю. — Прижался к стене Чупс так, чтобы видеть во все три направления. Вихрь одобрительно кивнул и направился к указанному месту, где до сих пор валялись недавно убитые ими Дети.

Осторожно передвигаясь по обочине, глядя вперёд поверх готового стрелять автомата, Вихрь приближался к недостройке.

* * *


Семеро постепенно отступали. Пока сигнала о том, что они окружены, не было, а стало быть, пока что отходить есть куда. Дальняя группа зверей приближалась, те, что были в переходе, уже полным составом добрались до верха и, вероятно, ждут подхода дальней. Сколько их тут ещё? Этот вопрос терзал не только Анхеля. Вой был слышен повсюду.

Дальняя группа начала набирать темп. Анхель дал знак «Стоять! Закрепиться!» — ученики быстро заняли позицию для обороны. Звери определённо разгонялись для нападения — это особенно стало понятно, когда они пронеслись мимо мерно бредущей первой группы из перехода.

— Огонь. — Процедил Анхель.

— Давно пора. — Хмыкнул Шекспир и нажал на курок, целясь в ближнего к себе зверя. Попав этой зверюге точно между глаз первой же очередью, он вывел из строя, по всей видимости, ведущего — остальные на миг растерялись. Этим воспользовались ученики Анхеля и начали палить по чудищам.

Те монстры, что, не торопясь, вышли из перехода последними, с холодной отстранённостью наблюдали, как убивают их сородичей. Когда с теми всё было кончено, пули полетели в них, но ранили только одного, да и то не сильно, и звери ретировались обратно в переход.

— Депп и Я останемся и проследим, остальные к Вихрю с Чупсом.

Пятеро побежали по дороге в сторону недавней схватки.

— Анхель, а чего ты автомат не хочешь? Им удобнее. — Невпопад, как обычно, спросил Депп.

— Он мне не идёт. — Саркастично ответил его учитель. Депп усмехнулся.

— Анхель, иди — я присмотрю.

— Не отставай. — Сказал ангел и, часто оглядываясь, побежал следом. Депп аккуратно перебегал по несколько метров за ним. Обычно спиной вперёд, чтобы не терять из вида переход. Но там было тихо.

— Не верю, что подвоха нет. — Сам себе сказал Депп. Тут он посмотрел направо, где была стена, за которой железная дорога. В щелях между плит кто-то мельтешил — вот и подвох. Вовремя отступать начали. — Эх, жаль, гранат нету… Анхель! На три часа, за стеной!

В этот момент стену перемахнул первый зверь, следом второй и третий. Они перепрыгивали стену в разных местах, так, чтобы загнать в угол попавшихся им, но, увы, люди опередили их — на долю секунды, но опередили.

Снова началась стрельба. Не успевшие далеко уйти пятеро и Депп с двух сторон накрыли четверых монстров — пятый решил не лезть на рожон. Из-за стены раздался душераздирающий хрипящий вой.

Анхель и Депп переглянулись. Завывающие повсюду вокруг звери умолкли, словно слушая призыв того, за стеной. Депп не стал ждать массового подкрепления и побежал ко всем.

— Бегом на развалину! — Завопил он. — Сейчас тут будет вся свора.

Анхелю было нечего добавить, и семеро метнулись к стене, около которой сидел Чупс. Тот присоединился к бегущим. Навстречу им из недостройки выходил Вихрь и, увидев несущихся на него друзей, поспешил приглашающе махнуть рукой в сторону просторного входа внутрь.

— Наверх бегите.

— На крышу. — Дополнила Зверь совет Вихря.

— А мне одному не нравится, что оттуда нет выхода? — на бегу спросил Шекспир.

— Выход есть, поверь мне. — Ответила паркурщица, заворачивая на лестницу.

— А он для людей сгодится? — Вклинилась Марла.

— Я его как-то уже проходила.

— Это окрыляет. — Про себя прошипел Депп, уже несясь по лестнице.

Примерно на третьем этаже пришлось перебегать с одной лестницы на другую, которая вела к выходу на крышу. Пока что за ними никакого зверья не гналось, по крайней мере, слышно не было, да и лестницы шли вдоль просторных окон, рам в которых отродясь не было, и всю окрестность было видно.

Наконец сверху начал бить слабый свет от небольшого проёма. Двери не было, как и рам, а потому на этой крыше кто только ни бывал, и цели эти были самые разные. На крыше, разумеется, сейчас никого не было, кроме них. Разве что рисованные персонажи всевозможных граффити шныряли по стенкам.

Вбежавшая первой Зверь залезла на верхнюю точку крыши и, подойдя к самому краю, огляделась. Остальные рассеялись по периметру и, как и паркурщица, уставились вниз.

— У нас чисто. — Крикнули Марла и Свет, занявшие позицию на дальней от тупика стене.

— Да у нас пока тоже. — Покачал головой Депп, находившийся рядом с Анхелем и Чупсом.

— А я вот хорошими новостями похвастаться не могу. — Спокойно проговорила Зверь, стоявшая на два метра выше остальных. Когда все оглянулись на неё, она вытянула руку в сторону площади Калинина, от которой по Полюстровскому проспекту неслись не менее пары десятков зверей.

Видно их было из-за ТЭЦ и деревьев не очень хорошо, но вот слышно становилось всё лучше.

Наверх к Звери залез Шекспир и присмотрелся в указанную сторону. Затем обвёл взглядом все близлежащие улицы и, замерев взглядом на узкой улице Жукова, с сомнением ткнул в её сторону пальцем. Проследив его жест, Зверь кивнула — ещё десяток, по меньшей мере, приближался оттуда.

— У нас гости с тыла. — Крикнула Немчура с самого края недостройки около ещё более высокой металлической конструкции, назначение которой было не ясно. Шекспир хотел было сказать, что видит опасность, но, заметив направление, куда глядела Леонтия, понял, что с другой стороны Полюстровского также идёт наступление.

— Мы в кольце. — Констатировал Свет.

— Ещё в каком. — Добавила Зверь. — Вон уже и по той улице, по которой мы пришли, с десяток несётся.

— Это Чугунная. — Не понятно к чему осведомил всех Вихрь.

— Ну и что делать будем? Их раз в десять больше, чем нас.

— Депп, без паники!..

— Это не паника — это вполне конструктивный вопрос.

— Подождём, посмотрим, что делать будут. — Ответил Анхель. — Зверь и Депп — на этаж вниз. Слушайте, что там будет. Если полезут по лестницам, дайте знать — мы пока соорудим что-нибудь, чтобы отрезать тварям вход на крышу.

— Понял. — Кивнул Депп и нырнул в маленький лаз. Лихо крутанув сальто с разворотом, спрыгнула с возвышения Зверь и также пропала в проходе. По лестнице затопали быстрые шаги.

— Так, Марла, Свет — наблюдайте, остальные вниз и ищем что-то большое и тяжёлое, то, что сможет перекрыть дорогу гадам.

Началось быстрое движение. На крышу сбросились махом все мечи и автоматы. За Анхелем вслед все пропали в проёме, ибо на самой крыше ничего подходящего не было.

Верхний этаж был такой же пустой, как и всё в этом здании. Попадались доски, крупные куски бетона, неясно как, но понятно кем притащенные туда диваны, которые были выброшены на помойку много лет назад. Больше ничего не было.

Спустя десять минут пустых поисков они собрались у лестницы.

— Нет тут ни хрена. — Проговорил Чупс.

— Есть. — Тут же ответил Вихрь, глядя на последний пролёт лестницы.

— Поясни. — Непонимающе спросил Анхель.

— Да он же еле держится. Чуток бы сдвинуть от стены сюда — щель тут порядочная, и при давлении он рухнет. Зверюги-то, поди, тяжёлые — вот они и провалятся.

— Он же тонн пять весит. — С сомнением вставила Немчура.

— Да пару ломов бы — сдвинем с Анхелем. Пролёт же на краю висит — видать собрали плохо, дом «поплыл», и щели вон оттуда. Сантиметров на десять двинуть надо. Ищем, короче, арматуру потолще.

И первым пошёл на поиски. Остальные растерялись, но всё же пошли следом, Анхель побежал на этаж ниже — вдруг там что-нибудь сыщется. Проходя мимо сидевшего в оконном проёме Деппа, он кивнул ему, мол «как там?», ответом было покачивание головой, означающее «тихо, пусто, никого».

Хотя тихо-то не было. Звери близко, и слышно их было достаточно хорошо, но в поле зрения они пока не попадали. Пока…

Депп, свесив одну ногу на улицу, сидел так, словно и не было никакой опасности атаки. Вечный пофигизм был неубиваем в нём. На другом же конце строения Зверь не находила себе места, глядя на пустую дорогу внизу. Когда мимо неё прошёл Анхель с тремя или четырьмя прутьями арматуры, по виду только что вырванными из стены, она аж подпрыгнула.

— Спокойно. Как обстановка?

— Они рядом, но не вижу их.

— Как только увидишь, бегом наверх.

— Поняла — не вопрос.

Анхель ушёл — она осталась. На душе стало немного спокойнее. Только один вопрос не давал ей покоя — зачем ему арматура?

* * *


— Нашёл.

— О! Отли-ично. — Протянул Вихрь. — Значит так, все туда, и мы с Анхелем сдвигаем эту штуку. Я вот верёвку нашёл, если что — наших вытянем на ней.

Практически организованно все забрались на крышу. Анхель и Вихрь кое-как поставили по ноге на балку, держащую пролёт и налегли на арматуру. Невероятная тяжесть сразу дала понять, что легко не получится. Прутья арматуры были невелики, метра по полтора. За пять минут они вместе не сдвинули пролёт и на пару сантиметров. Во время передышки Вихрь прошёлся ещё раз по этажу и принёс небольшой, но увесистый кусок железобетона. Решили использовать его для увеличения силы рычага и, с помощью его и неимоверной силищи Анхеля, удалось сдвинуть лестницу с мёртвой точки. Раздалось скрежетание, продлившееся пару секунд, но этого хватило, чтобы сдвинуть пролёт на нужные сантиметры.

— Уууу! Надеюсь, сработает. — Вытер рукавом взмокшее лицо Вихрь. — Что-то я думал, легче будет.

— Ага… — Ответил не менее взмокший Анхель. Чуть топнув по пролёту ногой, они поняли, что должно сработать — пролёт заметно завибрировал на разбитой водой и ветром балке.

— Иди наверх и привяжи верёвку к лестнице на шахту. Я вниз.

— Угу.

Спустившись к Деппу, Анхель дал ему понять, чтоб поднимался на крышу. Тот не стал спорить. Затем пошёл за Зверем. Но уже она бежала навстречу.

— Они рванули! С двух сторон на обе лестницы.

— Твою же… следили за нами! — Они вместе ринулись к лестнице. — Стой. Берись за верёвку и очень медленно и аккуратно поднимайся.

Не понимая, но, тем не менее, не тормозя, Зверь послушалась, и на полпути до неё дошло, что к чему. Лестница дрогнула под её весом, но не рухнула. Анхель тем временем слушал, как шкрябают по лестнице внизу десятки когтистых лап. Как можно осторожнее он зашагал по лестнице, крепко держась верёвку. Они уже этажом ниже — слышен рык негодования и жажды крови. Остановившись в проходе, присевший из-за высокого роста Анхель ждал первого. Меч уже в руке, и ангел был готов при случае нанести удар, хотя место крайне неудобное.

И вот выскочил первый монстр и, увидев Анхеля, очертя голову ринулся на него. Расстояние до жертвы тут было совсем небольшим. Но первые же шаги «добили» расшатанный пролёт, и лестница, издав неприятный скрежет бетона о бетон, полетела вниз вместе со зверем. И пусть падать совсем невысоко, но следующий зверь уже в маленький проём, расположенный перпендикулярно в лестнице, запрыгнуть не сможет.

— Так, ну, тут вроде нормально — не влезут. — Выдохнул Анхель.

— А прыгают они высоко? Там же дыры здоровые в крыше.

— Там только по одному могут запрыгнуть — если смогут. Встретим моментально. Как царь Леонид прям. — Хохотнула Зверь.

Смех смехом, а немного порычав у «парадного» входа на крышу, звери быстро нашли альтернативный. Первый монстр запрыгнул без особых усилий наверх, где его встретили очередью в грудь из пары автоматов. Патроны кончались, и убить побольше врагов, потратив минимум боезапаса, было на данный момент приоритетной задачей. Опыт первого повторил следующий монстр, а вот третьего раза уже не случилось — сразу, по крайней мере. Внизу слышались недовольное рычание, вопли и шуршание. Однако, поняв, что вот так вот просто наверх не выйти, звери решили подождать. Неясно только чего.

Выходов на крышу, подобного этому, ещё один и всё. Есть, конечно, воздухоотводы, но зверюги слишком велики для них. Значит, полезут только в эти большие ходы. Пока что они выскакивали из одного.

— Зверь, что ты там говорила про отход? — Спокойно спросил Анхель.

— Сзади нас крыша соседнего корпуса. Прыгаем туда и до пожарной лестницы, а там нор много дальше. Ну, если, конечно, эти чудо-звери тут подождут, пока мы эвакуироваться будем.

Анхель обернулся и на пару секунд задумался.

— Зверь, веди их. Я и Свет останемся и прикроем отход. Дайте мне пару рожков и штуку эту. — Выпалил он, кивая на автомат.

— Пару… Больше-то и нет, собственно. — Ответил Вихрь, выгребая из мешка последние два полных рожка. — Держи мой, там ещё половина есть.

Анхель кивнул и, взяв оружие и патроны, дал знак уходить. Один рожок он сунул себе за пояс, второй кинул Свету. Они стояли каждый у своей дыры.

— Место сбора номер «шесть». — Не оглядываясь, крикнул Анхель.

Зверь и Вихрь были уже внизу, встречая остальных. Единственная опасность, грозившая при спрыгивании — это колючая проволока, которая местами торчала на стене, дабы подобных прыжков никто не делал. Последней спрыгнула Немчура и огласила всем последнее распоряжение учителя. Ждать его и Света они не будут — если дана точка сбора, значит, сбор состоится именно там, и неважно, в каком количестве соберутся. Если кто-то не придёт туда в течение двенадцати часов, он считается погибшим.

То ли услышав, что на крыше явно поубавилось народа, то ли учуяв удаляющиеся запахи, звери пошли на штурм из обеих дыр. Первых, конечно, быстро убили, но они атаковали с упёртостью мухи, бьющейся о стекло.

У Анхеля кончились патроны вперёд Света, и он обнажил меч. Через секунду он вогнал его прямо в раскрытую пасть очередного зверя. На миг он успел заглянуть вниз. Чёрт бы их побрал! Твари оттаскивали убитых, чтобы те не мешали штурму. Работали слаженно, как команда хирургов: один прыгает и погибает, следующий уже наготове, а третий и четвёртый оттаскивают труп.

Свет бросил вниз бесполезный автомат и достал из-за спины небольшой меч, которым орудовал почти так же ловко, как и всякими горящими штуками. И, подобно Анхелю, не упустил момент и пролил им кровь. Однако тут звери сменили тактику и как-то исхитрились прыгнуть вдвоём в две стороны. В полёте они, разумеется, сшиблись боками с бетоном и рявкнули от боли в разодранных боках, но нужный момент выгадали. Пока Свет расправлялся с первым, второй всё-таки выбрался на крышу. Это была та самая секунда, в которую рушится любой идеальный план обороны.

Выбравшийся наверх монстр, не думая, сначала бросился на Света, но в последний миг отпрыгнул в сторону.

— Свет, назад! — Послышался крик Анхеля. Но Свет был не из тех, кто отступает — упрямство было его худшей чертой в боевой ситуации. И он, забыв про открытый проход, пошёл в атаку на монстра. Анхель тем временем убил ещё одного выскочившего снизу. Свет, надо отметить, атакуя монстра, повёл себя именно так, как надо — сделав пару обманных выпадов, ударил по глазам, дезориентировав гиганта, а затем резко перерезал ему глотку. Роковой ошибкой было то, что позади него вылезли к тому моменту ещё трое зверей.

— Свет! — Завопил Анхель. Только в этот момент до парня дошло, что он сделал ошибку. Он начал аккуратно отступать к Анхелю. На него кинулся один из зверей, но, получив ранение, вернулся к своим. Анхель стоял на замахе и ждал очередного из своей дыры, но те, видимо, больше не вынырнут, так как ход открылся в другом месте. И оттуда как раз выскочил четвёртый.

— С меня косяк, учитель. — Виновато шепнул Свет.

— Вот прямо сейчас валим следом за остальными со всех ног. Не пролезут они по пожарной лестнице.

— Понял. — Кивнул Свет и приготовился в ожидании сигнала учителя.

Пятый зверь вынырнул на поверхность и четверо на миг отвлеклись на него.

— Давай! — Резко шепнул Анхель и они, развернувшись, бросились бежать к краю строения. Позади послышался скрежет стартовавших за ними когтистых лап. До края оставалось не менее семи метров. Оба неслись во весь опор, и прыжок сулил быть весьма впечатляющим.

Неожиданно Свет оступился на россыпи бетонной крошки и упал на колено. Меч он не стал выпускать и со всего размаху въехал кулаком, сжимающим рукоять, в бетон. Локоть подогнулся, и парень всем телом растянулся на крыше, чуть скользя по крошке вперёд. Выучка сыграла своё, и он поднялся моментально. Анхель не успел остановиться и прыгнул на соседнюю крышу.

Приземлившись, он кувыркнулся и повернул голову назад, на возвышающийся над ним в нескольких метрах край недостройки. Света не видно. Хотя слышно, что он бежит, и в след ему несутся, рыча и царапая бетон, монстры. Анхель попятился, чтобы разглядеть издалека, но не успел сделать и пары шагов, как увидел быстро вырастающую из-за края фигуру Света.

Не успел Анхель вздохнуть с облегчением, как испуг подступил к сердцу. Буквально вслед за Светом виднелась морда хищника с уже раскрытой пастью. И двигалась быстрее Света.

Свет толкнулся с усилием для прыжка, но тут челюсти сомкнулись на его правом плече. Резко остановленное тело парня дёрнуло назад, ноги выбросило вперёд — их болтало как у тряпичной куклы. Монстр дёрнул изо всех сил тело на себя — раздался дикий вопль боли. Крик быстро угас — скорее всего, от такого рывка у парня просто-напросто сломался позвоночник.

Зверь, вцепившийся в Света, скрылся за краем крыши. Анхель схватился за голову и постепенно отступал назад. Там, наверху, слышалась возня. Вскоре Анхелю стали видны спины тварей, терзавших тело его ученика. Один отделился от своры, которая уже состояла явно из большего количества особей, держа во рту окровавленный кусок. Подойдя к краю, зверь резко мотнул головой, швырнув это к ногам Анхеля — это была голова Света, точнее, изрядная часть лица — нижняя челюсть была оторвана, часть головной коробки отсутствовала.

Первый потерянный ученик. Анхеля охватило волной ненависти к себе. Он должен был идти этим путём один.

Что сделано — то сделано! Резко оборвал кто-то более стойкий внутри. Взгляд вернулся на край крыши, где до сих пор стоял тот монстр. Несколько подобных ему особей стояли поодаль и не выказывали никакого желания прыгать вниз.

— Что же встали-то? Вот он Я — берите. — Крикнул Анхель. Но звери, услышав его слова, неожиданно развернулись и исчезли за краем. Не понимая, Анхель, начал снова пятиться, но больше он их не увидел. Вернулись в здание? Зачем?

Чтобы убить остальных учеников!

* * *


Семеро спускались по ржавой лестнице, изрядно её тем самым раскачивая — давно она уже свой срок отслужила и от такого массового спуска надрывно скрипела. Первой с неё соскочила Зверь, так и возглавлявшая бегство. Встав на асфальт, она осмотрела заводскую территорию — никого. По крайней мере, на виду никто не шныряет. Рык и суета остались там, на крыше, где были Анхель и Свет.

Двор завода был, в некоторой мере, даже красивым — рядом с небольшими производственными строениями росла разного рода древесная растительность, прореженная кустарниками.

Выходов отсюда было достаточно, но единственный, точно известный Зверю — парадный. То есть решётчатые ворота для автотранспорта. К ним и повела друзей паркурщица. Они были за углом здания, с которого только что спустились. Пройдя несколько метров до ворот, все насторожились, услышав снова то тут, то там вой этих громадин. Причём это было достаточно близко. Они словно перебрасывались посланиями. Один кратко завоет, и несколько в разных сторонах подхватывают почти в унисон друг другу.

— Внимательнее. — Спокойно сказал Вихрь, перехватывая поудобней меч.

Марла достала пару ножей и проверила, хорошо ли выходит её сабелька из ножен на спине. Чупс традиционно сунул в рот очередной леденец — по асфальту зашуршал фантик. Немчура и Зверь просто переглянулись, закатив глаза, видимо сойдясь на какой-то мысли. Депп и Шекспир, увидев это, улыбнулись и, достав свои мечи, ударились лезвиями и пошли вперёд. Таким образом, они выстроились в некую фигуру, в голове которой шли Вихрь в центре, Депп и Шекспир по бокам, внутри шли девушки, а замыкал фигуру Чупс, который практически пятился.

Ворота были открыты одной створкой внутрь. На слабом ветру она весьма противно поскрипывала. Выйдя на улицу, устланную трупами Детей, они остановились. Но оглядеться им не дали — монстры напали большой стаей, явно превышающей людей раза в два. Ребята не успели отреагировать, но и громадные хищники действовали несколько иначе — они не стали кусать или рвать когтями, а просто расшвыряли людей в стороны.

Разделив отряд, они встали как вкопанные, ожидая, что же люди начнут делать. Из них только Депп успел наотмашь рубануть, да и то мимо — он был первым, кого смела волна мощных тел. Сейчас он лежал рядом с Вихрем и держался за отбитые о поребрик рёбра. Вихрь же, аккуратно перемещаясь лёжа, постепенно подбирался к выроненному мечу. На лице его чуть кровоточила небольшая ссадина, в остальном же никаких повреждений на нем не было. Депп свой меч не выпустил и тоже начал вставать, не отпуская руку от груди, дышал тяжело, но постепенно выравнивал дыхание.

Он огляделся — кроме них в поле зрения он увидел только Зверя, что бежала обратно на территорию завода и за ней гнались, причём как-то неспешно, две особи. За угол в сторону перехода нырнули Марла и Чупс, причём первая, видимо, успела пару ножей зарядить в одного из монстров, и он сейчас лежал, содрогаясь в агонии в растекающейся луже крови. Шекспира и Немчуры видно не было. Глаз скользнул по крышам — Анхель пятился назад по нижней крыше. Где Свет? Не ясно…

К нему подошёл Вихрь, поднявший уже меч.

— Ну, я так понял, нас насильно разделили.

— Угу. И куда метнёмся?

— Ну, у нас пока два выхода: либо вслед за Марлой с Чупсом, либо одним вон той улицей, Жукова вроде.

— Погнали тогда помаленьку.

Спина к спине они сделали несколько шагов в сторону, оттеснявшие их от ворот монстры не нападали, а прямо таки намекали им, что они могут броситься наутёк. Двое монстров отделились от массы и прошли мимо людей, перегородив им дорогу к переходу на метро.

— На Жукова, бегом! — Рявкнул Вихрь, и они промчались чуть вперёд, а затем метнулись на тропу, которая выходила на единственно пригодную для отступления улицу. Не сказать, что она была широкой, но для бега вполне подходила. За ними также шла погоня, причём, как и в случае Звери, подозрительно неспешная.

— Не нравится мне этот их медленный аллюр. — На бегу сообщил Вихрю Депп. Тот оглянулся.

— Согласен. И не догоняют, и не отстают заразы.

Пока двое бежали вдоль ТЭЦ, преследовавшие их монстры не проявляли особой активности, но через некоторое время начали нагонять. До того экономившие силы Депп с Вихрем снова были вынуждены бежать во весь опор. Дорога раздваивалась впереди. Через плечо Вихрь увидел, что преследует их уже с десяток зверей, которые растянулись на узкой дороге метров на сто.

Впереди маячили трёх и пятиэтажные жилые дома, где, вполне возможно, до сих пор сидят все их жильцы, охраняемые Детьми.

— Зараза! — Зло прошипел Депп. Впереди, как по заказу, замаячило пятеро Детей. Те, увидев бегущих людей, а за ними колонну монстров, переглянулись и взялись за оружие покрепче. Сзади слышались ускоряющиеся шаги зверей. Вновь оглянувшись, Вихрь заметил, как четверо зверей заходят с двух сторон и активно догоняют.

— Депп, попали!

— Не то слово… — Отмахнулся тот.

Звери тем временем поравнялись с Деппом, который бежал чуть позади Вихря. Не ожидая нападения, он чуть притормозил и рубанул снизу по шее зверю, но тот отскочил и продолжил бег мимо. За ним ещё один и двое с другой стороны пронеслись мимо людей и направились к Детям.

Позади людей продолжали бежать, чуть сбавив обороты, ещё шестеро монстров. Вихрь и Депп переглянулись, не понимая ровным счётом ничего. Может и бежать-то не надо? Интереса ради и страшно рискуя, но Вихрь поднял руку и начал останавливаться. Депп понял его. Они остановились. Ещё двое зверей пронеслись мимо, не обращая на них внимания, но четверо остановились позади них.

Первые твари добежали тем временем до Детей и, безо всякого, просто напали на них. Дети видимо были готовы, начался бой, причём, весьма кровавый. Звери нападали настолько яростно, что парни невольно сглотнули — мощь тварей (и тех, и тех) поражала, но пока что перевес явно на стороне монстров. Интересно, а у них какое-нибудь название есть?

Дети смогли убить двоих тварей, но все пятеро полегли, а со стороны переулка бежали ещё с десяток Детей. Понимая, чем пахнет дело, Депп кивнул Вихрю, и они средним темпом побежали дальше, в противоположную разгорающейся бойне сторону. Улица тут виляла зигзагом мимо стены ТЭЦ и продолжалась в жилом секторе. Четверо зверей так и бежали за парнями.

Пробежав поворот, парни остановились как вкопанные — открывшаяся им картина поражала до самых тёмных уголков сознания.

Перед ними протянулась всё та же улица Жукова, здесь шли невысокие жилые дома. По улице стояли хаотично брошенные автомобили. Асфальт же и тротуары сплошным ковром покрывали окровавленные тела людей, Детей и волкоподобных монстров. Здесь полегло огромное количество, но что тут случилось, было непонятно с первого взгляда. Людей было больше всего, Детей Войны около сотни, монстров и того меньше. Люди держали в руках самое разное оружие: от охотничьих двустволок до обыкновенных дубин с набитыми гвоздями. Мужчины, женщины, пожилые люди, подростки и даже совсем маленькие дети. На телах в большом количестве виднелись страшные резаные раны, отрубленные конечности валялись там и тут, а то просто половины тел, рассечённые одним сильным взмахом.

Дети Войны были застрелены, забиты, но чаще загрызены огромными челюстями.

Депп и Вихрь стояли, не имея и понятия, что делать. К горлу подступала тошнота, но выпустить её почему-то не получалось. Руки невольно начали дрожать.

— Да здесь была просто бойня какая-то. — Процедил чуть слышно Вихрь.

Депп молчал. Затем сделал шаг вперёд. Затем второй — как бы там ни было, нужно идти на место встречи. Оглянувшись через плечо, он увидел, что Вихрь следует за ним. Так же не отстают и четверо зверей. Депп развернулся и шёл спиной, не сводя глаз с идущего первым монстра. Тот в свою очередь также внимательно наблюдал за Деппом.

Депп аккуратно начал обходить тела. Не вляпаться в кровь было нереально — этот порог он переступил достаточно быстро. Монстры шли. Тут впередиидущий остановился и заводил ушами. Затем он отвёл взгляд от парней куда-то вправо. Уши приложились прямо как у кота, голова опустилась, оскалились клыки. Обернувшись, Депп увидел, что из-за угла дома выглядывают двое оставшихся в живых людей.

За домом прятались двое детей. Лет по десять-двенадцать. Вихрь, увидев их, попробовал было начать идти к ним, но двое монстров сорвались с мест и понеслись на него. Депп, не думая ни секунды, опрометью бросился к детям. Вихрь, поняв его манёвр, побежал в противоположную сторону в небольшой парк — звери последовали за ним.

Депп, подбежав к детям, не разбираясь, схватил их за шиворот и потащил внутрь П-образного дома. Двери подъездов были закрыты. Дети что-то кричали, но ему было не до этого — их надо спасти, остальное потом. Магнитные запоры на дверях пресекали всякую возможность войти быстро в отсутствие магнита-ключа, а зарешёченные окна первого этажа и вовсе лишали надежды.

Придвинув детей к двери, Депп вытащил меч и сунул его, насколько это было возможно, в щель между дверью и косяком. Меч вошёл, но дверь нужно отжать, чтобы магнитный запор перестал работать. Во всём городе нет электричества, а тут замок работает — ну не издевательство?!

Видимо, близость ТЭЦ сыграла роль или какой-то невероятный случай, но факт остаётся фактом — дверь заперта. Депп, как мог, тянул её на себя, но ничего не получалось. Бросив под ноги меч, он отчаянно попытался отодрать дверь руками, и только схватившись за её верхний край, понял, что дверь заварена изнутри.

— Одуреть! — Выпалил он и побежал ко второму подъезду. Дверь была открыта — стало быть, не в электричестве дело. Быстро загнав внутрь до сих пор сопротивлявшихся детей, он закрыл дверь и прижался к ней спиной — дети стучали и требовали выпустить, но он не мог. Двое монстров наблюдали за ним со двора. Депп не нашёл более верного решения, как придвинуть бетонную клумбу и подпереть ею дверь.

Таким образом, он вроде как спас детей, но сам оказался в западне.

Из-за угла дома вышли ещё двое зверюг, отличие от первых было в окровавленных пастях. У одного даже имелся свежий порез на боку.

У Деппа земля ушла из-под ног — Вихрь!

Прилив адреналина вызвал очередную волну дрожи в руках. Поглядев в сторону соседней двери, он увидел по-прежнему лежащий там меч. Спокойно дойдя до него, он поднял оружие и с минуту глядел на играющий блик на лезвии. Развернувшись, он вышел на середину внутреннего двора и, остановившись, поманил зверей к себе.

— Ну, давайте — сейчас я вам покажу.

По-видимому, его поняли. Первый монстр с окровавленной пастью рванул на него. Словно издевательский смех звучало его резкое дыхание. Депп шёл навстречу. Когда расстояние между ними было всего в один скачок монстра, Депп ловко крутанулся, уходя в сторону, и наотмашь рубанул по горлу монстра. Удар вышел не очень удачный — горло он ему не рассёк, но, видимо, повредил: зверь упал, начал кашлять, из пасти брызгала кровь.

Трое остальных зверей, увидев это, бросились в атаку вместе. Улыбнувшись исполненной кровожадности и бесстрашия улыбкой, Депп пошёл им навстречу.

* * *


Вихрь наворачивал по парку уже третий круг, когда заметил, что из числа ушедших на бой с Детьми вернулись двое и направились во двор, в котором был Депп. Бегущие за ним монстры, почуяв намерения своей цели, ускорились и быстро нагнали Вихря. Тот не стал кокетничать, и вместо него заговорил его меч. С набега целя, он нанёс первый удар монстру по позвоночнику, но зверь легко ушёл от атаки и через секунду ответил ударом лапой снизу вверх. Вихря подбросило, но упав, он быстро поднялся и сделал следующий выпад в сторону горла. Не успевший остановиться на этот раз, монстр чуть было не напоролся на меч сам, но в последний момент успел нырнуть чуть в сторону. Меч скользнул по шее сбоку, но урона не нанёс, зато Вихрь оказался в опасной близости с клыками хищника. Качнувшись назад, он начал падать и ещё раз рубанул наотмашь — и попал-таки самым кончиком острия меча по выступающему бугорку на шее зверя. Раздался краткий хруст, и зверь резко отпрянул назад, причем настолько сильно, что сбил набегавшего справа собрата.

Вихрь успел встать и сразу атаковал раненого, вонзив меч ему в глаз. Он даже не целился, так как в бьющегося зверя целиться толку мало — он хотел нанести ещё хотя бы одно ранение. В результате оно стало последним.

Второй же встал и прыгнул на человека. Вихрь едва-едва умудрился вытащить меч и отпрянуть. Приземлившись, монстр остановился перед ним. Их разделяла туша ещё дёргавшегося зверя.

От дома, где был Депп, донёсся предсмертный вопль одного из монстров. Стоявший перед Вихрем зверь на миг отвлёкся на этот тревожный звук, а обернувшись, последнее, что он увидел — летящий прямо в голову меч.

Тяжёлое лезвие врезалось в кость между глаз монстра и вошло почти на ладонь внутрь черепа. Монстр отпрянул, суча лапами в попытках сбить с себя меч, но координация покидала его, он начал клониться на бок и вскоре гулко повалился, подергиваясь всем телом.

Вынув меч, Вихрь, изрядно уставший от всей этой беготни и боя, потрусил в сторону дома. Усталость постепенно проходила, и во двор он вбежал уже со всех ног. Деппа он увидел не сразу, первое, что бросилось ему в глаза, это четверо мёртвых монстров. Пройдя мимо них, он лишь в последний момент заметил Деппа, лежащего под одним из них — видимо, убитого последним.

Он дышал. Дышал, и на лице его сияла подёрнутая кровью улыбка. Он смотрел в небо и немного покачивал головой.

— Депп?..

Тот резко повернулся, и во взгляде его отразилось невероятное удивление.

— Вихрь! А я тебя догонять, уж было, собрался. Не подсобишь? — Кивнул он на лежащую на нём тушу.

— Ага. Ты как вообще? — Спросил Вихрь, начиная сталкивать с Деппа распластавшегося на нём монстра.

— Да офигеть просто!.. — Простонал тот. Вихрь упирался что было силы, но столкнуть тушу удалось далеко не сразу. Когда же она сверзилась с Деппа, то Вихрь на миг замолк, не в силах говорить. Депп был весь в крови, сбоку он держал меч, на который и нанизан был зверь. Но, убив зверя, Депп не избежал ранений. Одна нога была сильно порвана, чуть ниже рёбер зияла рваная рана, на левой руке кровоточил ужасающий прикус монстра.

— Ладно, нечего разлёживаться. — Вихрь поднял его меч и сунул себе за пояс, затем чем было перетянул раны и, подняв Деппа, понёс его на руках в сторону встречи. Путь был неблизкий, а времени у раненого оставалось, по-видимому, не так много…

* * *


Чупс и Марла бежали к переходу. Про осторожность и всё сопутствующее как-то не думалось. Мало того, у Марлы был траур по двум потерянным ножам в теле одной из зверин, которые она хотела забрать, но Чупс буквально оттащил её от тела и, схватив за руку, утянул прочь оттуда. Сейчас она уже бежала сама, более того, не злилась на него — он сделал правильно. Его политика была такой — человек важнее вещей, делающих его этим человеком. И в чём-то он был прав.

Переход уже рядом, вокруг вроде бы никого. Но Чупс на всякий случай вытащил меч и, не думая, побежал вниз по ступенькам. Марла следовала за ним, попутно вытаскивая ещё пару ножей, сабля пока что была в ножнах. Внизу они всё-таки остановились и всмотрелись в темноту прохода, в длину он был метров триста, потолок не очень высокий, да и шириной не отличался — не размахнёшься.

Однако это кратчайший путь к метро, в котором, надо отметить, далеко не факт, что безопасно. Хотя надежда на то, что волкоподобные твари сейчас все на поверхности, несколько бодрила.

Когда они бежали по улице Чугунной, то Чупс мог отдать руку на отсечение, что их преследовали — не спеша, но неотвратимо. Вот и сейчас его не покидало ощущение, что их скоро нагонят. И здесь в узком, тёмном проходе самое место для засады.

Без слов дав друг другу понять, что иного пути нет, Марла и Чупс со всех ног помчались в темноту перехода. В целом он прямой, но под конец есть несколько поворотов, в которых по незнанию, а вдобавок впотьмах, можно заблудиться. Конечно, потеряться здесь нереально, но попасть в тупик вполне. Чупс бежал первый, он несколько раз хаживал здесь и примерно помнил путь. Марла неслась следом и периодически оглядывалась назад, туда, где ещё был свет и, вполне возможно, были бы различимы тени монстров. Но пока никого не было видно.

Спустя минуту или две впереди стал виден свет от входа. Значит, они уже рядом. Свет дрожал, словно его то и дело прерывал кто-то, на секунды загораживая с улицы. Чупс приостановился, давая жестом понять, что впереди возможна опасность. Он был прав. Как только они остановились и обратились в слух, то почти сразу услышали хрипловатое дыхание. Звери впереди. Но сколько их?

Потрясая головой в поисках умных идей, Чупс сделал несколько шагов, не теряя из виду Марлу. Не говоря ни слова, а лишь жестами он начал излагать свой план: «Бежим параллельно. Ты справа. Смотрим в оба. Как увидишь врага — снимай». Марла утвердительно кивнула, мол, поняла.

Они разошлись к стенам — здесь проход был метра четыре в ширину. Чупс на пальцах отсчитал до трёх, и они ринулись вперёд навстречу неизвестности. Свет становился более различим, но вот до выхода на поверхность царила темнота. От этого выхода до дверей в метро, которые сейчас самое тёмное место впереди, всего метров десять.

Оттуда и выскочили навстречу трое монстров. Руки Марлы среагировали быстрее, чем мозг, запустив оба клинка по надвигающимся хищникам. С правой руки нож поразил, пусть не насмерть, левого зверя. Брошенный левой попал в среднего, но вреда не причинил. Едва она выпустила ножи из рук, в правой уже блеснула сабля.

Раненый зверь, бегущий на Чупса, чуть приостановился — глубокий порез чуть ниже глаза вывел его на миг из взятого ритма. Парень не стал мешкать и рыбкой прыгнул на него, по-кавалерийски выставляя меч вперёд. Зверь не успел отскочить, и меч вошёл ему в грудь. Чупс и монстр столкнулись и, будучи в явно меньшей весовой категории, человек кубарем перелетел через него, пройдясь спиной по торчащим позвонкам. Меч едва удержался в руке, но зато одновременно и затормозил Чупса и нанёс больше увечий зверю. То, что у Чупса едва руки не выдернулись — меньшее из зол.

Марла же встретила своего монстра по примеру того, как рассказывал Анхель свой первый бой с ними. Скользкий, натёртый сотнями ежедневно проходящих здесь ног гранитный пол стал для неё спасением — за миг до столкновения она опрокинулась на спину, заводя руку в замах, а затем, едва коснувшись пятой точкой пола, резким секущим ударом перерезала зверю глотку. Проскользнув ещё пару метров, попыталась резко подняться, но третий зверь, которого она только слегка задела ножом, схватил её на ногу.

Пудовые челюсти сомкнулись на правой икре девушки и потянули вбок. Тело Марлы оторвалось от пола, она закричала от боли. Зверь, развернувшись, всем телом приложил её о стену, основной удар пришёлся на правое плечо и голову. Кафель на стене в месте удара, кажется, осыпался, во всяком случае, что-то подобное Марле послышалось в заволакивающей ум пелене.

Вовремя подоспел Чупс — не зная, как подступиться, чтобы не задеть подругу, он рубанул по задним лапам зверя, целясь по суставам. Удар получился, хотя руки пока ещё не очень слушались хозяина. Зверь упал — задние лапы подкосило, брызнула тёмно-красная кровь и… что-то ещё. По переходу пронёсся вопль боли — зверю пришлось выпустить ногу бесчувственной девушки. Чупс снова прыгнул на зверя, на этот раз наседая на него сверху и колющим ударом целясь прямо в позвоночник. Хруст! Монстр вновь завопил — меч, перебив весьма толстый позвоночник, прошёл дальше. Не давая шанса хищнику, Чупс провернул лезвие насколько смог и затем только вытащил, чтобы нанести ещё ряд ударов.

Он колол монстра, пока тот не перестал подавать признаков жизни. Сколько времени прошло, Чупс не заметил. Тяжело дыша, он слез с туши и, покачиваясь, сел около Марлы. Пытаясь одновременно стереть хотя бы со своего лица кровь, второй рукой он тормошил подругу, приводя её в чувство. Долго это делать не пришлось — девушка очнулась достаточно быстро.

— Жива? — Между глубокими вздохами спросил он.

— Это пройдёт. — В шутку ответила Марла, оглядывая всё вокруг ещё мало что соображающим взглядом. — Ушатали, стало быть.

— Угу. Встать можешь?

— Сейчас. Попробую. — Сделав одну попытку, которая успехом не увенчалась, Марла дала понять, что нужна помощь. Чупс, с трудом поднявшись сам, поднял её, закинул её руку себе на плечо, и они медленно, но верно побрели к входу в метро.

Внутри обнаружились убитые работники метрополитена, сваленные в кучу, словно мусор. Стараясь не обращать на это внимания, двое миновали неработающие турникеты и медленно спускались вниз по недвижимому эскалатору.

— Всегда бы тут так тихо и безлюдно было. — Пыхтя и шипя от боли в ноге, проговорила Марла.

— Да, надеюсь, тут хотя бы до следующей станции так тихо будет. — Ответил Чупс.

Марла улыбнулась сквозь боль, но в глазах её отразились противоположные чувства. Она только сейчас начала понимать весь кошмар той ситуации, что обрушилась на них.

* * *


Проносясь на всех парах по незнакомой территории ЛОМО, Зверь понимала только то, что она одна, и бежать ей лучше всего так, как она может, причём по максимуму. Длительные забеги по техногенной местности ей не впервой, плюс ещё и разного рода прыжки да пируэты по маршруту. Но тут дело несколько другое — красоваться не перед кем, разве что перед теми тремя волколаками, что сзади несутся на некотором расстоянии. Только вот они вряд ли оценят. Да и опасно на незнакомой почве трюки крутить.

Да и зачем? Беги на точку сбора и всё. Хотя хвост, конечно, надо бы сбросить. Входить в открытый контакт с ними совершенно не хотелось, но твари не отставали. И не догоняли — что несколько раздражало, хотя определённо могли.

Масса зданий была в полуразрушенном состоянии или находилась на стадии капитального ремонта. Некоторые из-за ветхости были попросту снесены и сейчас отстраивались заново. Промышленная политика ОРД была почти советской, и многим это нравилось. Ещё бы! Вновь заработали заводы, кормившие в своё время целые города и при развале СССР вставшие, народ тогда разбрёлся на заработки, оставив пенсионеров и бомжей — города пропадали один за другим, особенно в Сибири и на севере. А теперь что могло работать — работает, что не могло — снесли или сносят, чтобы построить заново, лучше, современнее. Люди работают. Что особенно приятно, в кои-то веки больше за идею о светлом будущем, нежели за вожделенное смс из банка о том, что «на ваш счёт зачислено…».

Кстати отличная идея — завести этих трёх в новостроящийся корпус и помочь им там остаться. Стройка дело вполне опасное, чтобы оступиться, спотыкнуться или свалиться — а потому, туда нам и дорога. У Звери было достаточно опыта в беготне по промышленным объектам, в основном старым и брошенным, но пара строящихся тоже была в списке. Оставалось надеяться, что эти, сзади, всё-таки не такие умные, как говорил Анхель.

Вот и лесенка внутрь, добротная, широкая, из толстых досок — пройдут зверюги.

Девушка резко свернула с асфальтированной дорожки и нырнула внутрь строения. Трое монстров, не думая, погнались следом. Пробегая по первому этажу, Зверь постаралась хотя бы примерно уловить суть планировки. Кажется, это будет какой-то административный корпус или что-то вроде этого. Больших просторных цехов не было, следовательно, станки тут стоять вряд ли будут — это даже хорошо. Монстры не такие уж и поворотливые, хотя достаточно быстры и прыгучи. А вот по узким коридорам им явно неудобно будет бегать.

Зверь припомнила количество готовых этажей — четыре. Пятый как раз ещё пока был в процессе стройки — то, что надо!

Вскоре она заметила готовые лестничные пролёты и устремилась вверх. Она отчётливо слышала, как скребут внизу громадными когтями преследователи. Видимо, они таки вошли в раж и готовы соревноваться «по-взрослому», но, увы — эти звери Зверю не конкуренты. Здесь она, как рыба в воде, а они как подводные лодки — большие, скороходные и опасные, но проскочить сквозь коралловый риф, ничего не сломав, не смогут.

Четвёртый этаж. Ноги начинали уставать от столь скорого подъёма, но постоянные тренировки давали о себе знать, и усталость отодвигалась в сторону, придавая ногам некую пружинистость, отчего подниматься, бежать и прыгать становилось легче. Монстры внизу пытались её догнать, но лестница была недостаточно широкой для них, и они почём зря бились боками о стены.

А вот и пятый этаж. Судя по пустому пролёту — это не последний этаж, будут ещё. Быстро окинув взглядом длинный, метров сто, коридор, Зверь ухмыльнулась — именно такой картины она и ожидала. От лестницы почти на треть коридора всё было заставлено домкратами, державшими стройные ряды ригелей — она проскочит их почти без задержек, зато её «друзьям» придётся туго. А они уже рядом. На полу у ног валялись арматурные обрезки. Подняв тот, что потолще, девушка ожидала появления первой страшной морды. А вот и она — кусок железа диаметром эдак в три сантиметра и длиной порядка сорока полетел в вынырнувшего из-за поворота монстра. Убить цели не было — раздразнить да. Железяка достигла цели и даже лучше, чем могла надеяться Зверь. Она угодила твари по приоткрытой челюсти и выбила несколько клыков.

«Надо собрать на обратном пути» — промелькнула мысль, и Зверь понеслась сквозь лес из домкратов на другой конец коридора. Под озлобленный рык волколаков, так про себя назвала их Зверь, она начала сновать между опорами. Вот уж разгулялись паркурные навыки. Позади послышался звон падающих домкратов, а следом и грохот упавших ригелей. Обернувшись через плечо, Зверь увидела, что одного из преследователей завалило, хотя при его массе вряд ли ему причинён вред. Первый же продолжал преследовать её, сшибая и руша всё на своём пути, успевая уйти быстрее, чем падали деревянные брусья.

Зверь начала панически соображать, что делать. В такие моменты у неё словно включался замедлитель времени, и она начинала думать быстрее, замечать и находить выходы моментально. И вот бег её словно замедлился, и она увидела то, что её спасёт: впереди последние несколько метров уже были залиты сверху бетоном, судя по подтёкам на стенках — относительно недавно, скорее всего за день до нападения Детей. Значит, он уже отвердел. Но, вполне возможно, ещё не до конца, и если вырвать из-под них домкраты, то всё рухнет. Отсюда вопрос, как их вырвать? На них сейчас давит не одна тонна железобетона, и сдвинуть их с места будет тяжело. Ой, как тяжело.

Следом за первым, по уже порушенному бежал второй, а следом ковылял третий.

На полу впереди лежал трос от крана, видимо повреждённый и оставленный здесь до лучших времён.

Зверь, подбежав к нему, зацепила два круга за домкраты, несколько раз пропустив их между другими, стоявшими на следующие несколько метров. Замысел сложился следующий: волколак нарывается на эту путанку, возможно, своим весом и мощью срывает опоры и тем самым заваливает бегущего следом за ним, а при лучшем исходе и сам погибнет.

Дело сделано, осталось, чтобы сработало. Более медленно и постоянно озираясь, девушка трусила дальше. Монстр добежал до ловушки и уже по привычке попытался взять тараном. Врезавшись грудью в трос, который его таки притормозил, он на радость Звери снёс тем самым все шесть опор, которые она сцепила. В резко остановившегося зверя врезался бегущий следом и тут раздался треск, сверху лопнул потолок. Но не обрушился — удержала арматура.

Зверь чертыхнулась и побежала дальше, на ходу думая новый план. Который на ум почему-то не приходил.

Коридор подходил тем временем к концу. Зверь остановилась в десяти метрах от проёма, который в будущем станет стеной, а пока было как окно во всю стену. Монстры уже успели разобраться с путами, домкратами и всем прочим, решив за благо пройти последнюю часть пути, аккуратно обходя их. Когда же они вышли из леса опор, то начали вновь набирать скорость, грозно рыча.

Зверь повернулась к «выходу» — мыслей не было, как вдруг глаз зацепился за торчащий на самом краю ригель. Он был чуть ниже пола, а значит, он стоял на этаж ниже — вот оно. Взгляд назад — волколаки в нескольких секундах от неё. Он рванула вперёд.

«Будет больно» — всполошилось подсознание, но счёт до края шёл уже на мгновения. Звери дышали уже в спину.

Прыжок! Девушка нырнула вперёд, точно рассчитав, когда надо начать прыжок, чтобы успеть вцепиться за ригель руками. Вот она почувствовала под ладонями деревянный брус. Ладони развернулись на сто восемьдесят градусов, и пальцы вцепились в верхний тавр. Локти согнулись, передавая инерцию телу, которое кувыркнулось вокруг ригеля и юркнуло на четвёртый этаж. Упав совершенно не православным образом, отбив себе всё, что только можно, Зверь всё-таки успела увидеть, как два дышавших ей в спину монстра полетели вниз, не успев затормозить.

Внизу послышался звон арматуры и предсмертные вопли монстров. Сверху донёсся рык оставшегося. Он был ранен, ушиблен точно. К несчастью, Звери тоже очень крепко досталось при неудачном приземлении — ригель качнулся на опорах, и девушка потеряла нужный момент отрыва рук и плюхнулась всем телом. Но вроде руки-ноги целы, голова на месте, а значит всё хорошо. Она поднялась, прогнулась, дёрнула туда-сюда руками-ногами-шеей — всё работает, как следует. Конечно, без ссадин не обошлось, но это дело привычное. Чуть болело левое колено, из-за чего она немного прихрамывала.

Плюс ко всему, перекатившись на спину, Зверь довольно неудобно ушибла спину о собственные сабли. Но это почти не сказалось на общем самочувствии. Сабли она вынула и пошла вперёд, точнее обратно — к лестнице. Вполне вероятно, что туда же сейчас направлялся находящийся этажом выше монстр, но это сейчас не было столь важным — Зверь дошла до кондиции, когда ею овладевал здоровый пофигизм.

Однако монстр её опередил, появившись в конце коридора около шахты лифта и лестницы. Голодные злые глаза сверлили девушку. Хрипящий рык то и дело вырывался из его пасти.

— Ну, давай, покажи, что можешь. — Прошипела Зверь и, забыв про боль и ссадины, побежала в атаку. Монстр такого явно не ожидал и даже слегка попятился, но быстро сообразил, кто тут сильнее, больше и страшнее.

Из-под когтей сорвались облачка пыли — волколак стартовал навстречу ошалевшей девушке. Расстояние быстро сокращалось. Зверь бежала по прямой, не пытаясь обманным жестом уйти от столкновения — она шла на таран. Азарт разгорался и в глазах монстра, в предвкушении быстрой победы он даже пасть приоткрыл пошире.

За миг до столкновения Зверь, насколько позволяли четырёхметровые потолки, взмыла вверх и, сделав сальто, перепрыгнула монстра. Скрещенные сабли лязгнули над шеей, блеснув, они окрасили стены тонкими линиями кровавых брызг.

Хищник с перебитыми кровотоками рухнул на пол, тело затряслось в предсмертных судорогах. Зверь же, на сей раз благополучно приземлившись и оценив трюк как удачный, но требующий доработки, пошла прочь из строящегося здания.

Остальной путь прошёл спокойно. Не подпадало под это определение лишь несметное количество трупов всех мастей, то тут, то там валяющихся скоплениями от десяти до сотен. Люди, Дети и волколаки — видимо бойни случались не только среди избранных.

Идя по кратчайшему пути, Зверь без приключений добралась до станции метро Лесная. А от неё было рукой подать до места встречи.

* * *


После того как выскочили монстры, и отряд расшвыряло по сторонам, Немчура и Шекспир оказались ближе к стене, за которой находились некие промышленные постройки. У ворот, ведущих туда, вероятно, раньше сидели собаки, но сейчас их было не видно. Но до ворот было некоторое расстояние и двое решили не искушать судьбу лишний раз и перемахнули через забор.

Пробежав по территории какое-то время, они обнаружили, что за ними никто не последовал. Это вселило некоторую надежду на спокойный путь до точки сбора, хотя гадкий червь сомнения копошился в их головах.

— Ты знаешь, как отсюда выбраться до Лесной?

— Бывала в этих краях пару раз, но не так, чтоб изучала. Никак не могла подумать, что тут будут основные события.

— Почему?

— Ну, в кино-то обычно в более помпезных местах судьбы мира решаются.

— Нашла, с чем сравнить. — Хохотнул Шекспир. — Дак и как нам отсюда пройти?

Немчура оглядела горизонты. Приметила крышу, по которой они недавно бежали — никого на ней видно не было, и, ткнув пальцем в торчащий железный остов справа от неё, сказала:

— Нам туда, мимо этой штуки по проспекту до пересечения с другим. Не помню названия, широкий такой — не промажем. И по нему до метро, собственно.

— Ну, тогда вперёд.

Добравшись сквозь завалы разного рода мусора обратно к стене, осторожно выглянув из-за неё, они увидели слева место боя Анхеля, разбросанные трупы Детей и ещё там теперь прибавилось несколько туш монстров — значит, наши прорвались. Трупов людей видно не было. Вокруг стояла тишина, нарушаемая изредка завываниями волкоподобных зверин. Одному завыванию эхом отвечали с разных сторон другие, и так это распространялось по городу, как круг на воде, делавшийся всё шире и шире.

Перемахнув через стену, они пробежали до кустов, которые ограничивали Чугунную улицу, за ними был уже Полюстровский проспект. Выйдя на него, они некоторое время стояли, решая, идти ли им. Опасность встретить монстров была велика, но от безысходности решили идти — вариантов-то немного. Проспект был пуст, если не считать брошенные авто. Слева от них одно за другим стояли промышленные строения. Порушенные или строящиеся. Справа возвышался возводящийся жилой дом. Впереди виднелась развилка, но они решили идти дальше по проспекту, не углубляясь во дворы.

Шли быстро, но на бег не переходили, сберегая силы.

Впереди появилось пустое пространство, здесь проспект пересекался с другой улицей — видимо той самой, к которой они шли. По сторонам были жилые дома, но в окнах никого видно не было. Проходя один из дворов, Немчура остановилась. Шекспир, проследив её застопоренный взгляд, удивлённо поднял брови — во дворе, похоже, случилась бойня людей, которым надоело сидеть насильно дома, и Детей, охранявших каждый дом с жителями. Трупов было достаточно и с той и другой стороны.

Шекспир потянул её за рукав, она нехотя, но, всё же, оторвалась от увиденного. Картина начала вырисовываться совсем иная, нежели им представлялось до этого. Они наивно полагали, что пленённые люди будут безропотно сидеть по домам. Но нет — терпения надолго не хватило и, решив взять количеством, люди пошли в контратаку. Результат был в том дворе. Детям, конечно, досталось, но и люди погибли, вероятно, все. К тому же тут ещё эти «волки», невесть откуда взявшиеся, наверняка они с Детьми заодно.

До перекрёстка оставалось не более двухсот метров, когда тишину сотряс совсем близкий вой монстра впереди. Шекспир и Немчура нырнули за дом. Пройдя вдоль него и не увидев ничего, что могло бы прояснить ситуацию, они решили войти внутрь и оглядеться с последнего этажа или с крыши.

Выход на крышу на их удачу был открыт, и они осторожно вышли, приблизились к краю и увидели, что справа от перекрёстка идёт большая группа Детей — несколько сотен точно. Впереди них шли двое, угадывались отличительные пояса, говорившие о том, что, по всей видимости, это командиры.

Слева же верхом на одном из монстров сидел кто-то. Он был в тёмной одежде, большего было не разглядеть, но он совсем не был похож на Детей. Толпа Детей остановилась. Двое командиров подошли к сидящему и что-то начали обсуждать. Нельзя сказать, что разговор у них был мирный — судя по резким жестам руками, в которых было оружие, они ругались. Возможно, что-то пошло не так? Они упустили людей? Воин Детей проиграл? Что случилось?

В чём заключался разлад между, думается, воюющими вместе?

Раздался вопль, судя по всему, это был тот всадник. Он оглянулся, подняв руку, а затем указал кому-то там за домом на Детей. Оба командира начали спешно пятиться.

Шекспир и Немчура сидели на корточках почти на самом краю крыши и, как заворожённые, ожидали развития. Послышалось рычание, смешанное с непонятным шорохом. Через мгновение из-за дома вырвалась волна волкоподобных монстров. Она словно камень обтекла с двух сторон сидящего верхом и ринулась на Детей. Те в свою очередь ответили многочисленными стрелами, метательными топорами, пращами и всем, что могло на расстоянии причинить вред.

Первые ряды четвероногих монстров поредели, но следующие неслись, не сбавляя скорости, по телам убитых и раненых. Ряды Детей пошатнулись вперёд и после мгновенного замешательства ринулись в бой. Схлестнувшись, две волны брызнули во все стороны кровью, подброшенными телами, воплями боли. Там в центре сейчас была просто адская каша. Котёл, в котором бурлил кровавый бульон, заправленный телами Детей войны и тушами громадных волков.

— Я, наверное, чего-то капитально не понимаю. — Покачал головой Шекспир.

— Не ты один. Блин! Я ничего не понимаю! — Развела в ответ руками Немчура. — Что за нафиг? Кто с кем воюет?

С угла крыши им открывался вполне хороший обзор на место битвы.

— Опа, гляди-ка. — Ткнул пальцем Шекспир в ту сторону Полюстровского, где они шли совсем недавно. Оттуда неслись на всех парах ещё, по меньшей мере, полсотни волков. — Кажется Детям конец.

Битва бушевала ещё не меньше часа. Всадник не пошевелился с места. Единственный раз, когда он как-то проявил себя, был момент, когда нескольким Детям удалось прорваться к нему. Он невероятно ловко вытащил меч и, не слезая со своего зверя, убил нескольких из них. Остальных порвали волки.

Непонятной оставалась тактика Детей — шансов у них заведомо не было, но они стояли до последнего. Под занавес кровавого концерта окружённые Дети так и не бросили оружия, а приняли смерть в бою.

— Я думаю, нам пора валить. — Прошептал Шекспир. — Пойдём дворами напрямую. Там есть переход — может, прошмыгнём незамеченными. В случае чего, засядем в доме, благо тут их хватает.

Спустившись и осмотрительно перебегая от дома к дому вдоль Кантемировской улицы — нашлась табличка, освежившая память, они пробирались в сторону метро. Несколько раз им пришлось прятаться в подъездах. В одном из них они наткнулись на двух раненых Детей. Те попытались напасть, но ранения им не позволили. Люди не стали их добивать, а приняли за благо побыстрее перебежать в следующий подъезд.

По улице изредка сновали хищники, но они все куда-то спешили и не обращали внимания на то, что творится во дворах. Это было на руку парочке. Когда они добрались до метро и попали в подземный переход, то долго прислушивались к творившимся звукам. Вероятность попасть здесь в окружение совсем не улыбалась. Когда наступил момент особенно тихий, они спешно побежали на противоположную сторону. Из перехода они побежали прямо по улице, до парка было не так далеко, но всё-таки расстояние было приличным. При первой же возможности они вновь углубились во дворы, казавшиеся сейчас более безопасным местом, нежели улица.

Вскоре они вышли на Муринский проспект, за которым на насыпи была железная дорога, а за ней искомый парк. Вокруг царила тишина. Перебежать решили настолько быстро, насколько возможно.

— Готова?

— Да.

— Погнали!

Они сорвались с мест.

— Шекс! — Раздалось справа от них. Шекспир и Немчура остановились. По проспекту в их сторону, прихрамывая, бежала Зверь. Изрядно потёртая, в пыли, она явно была рада их видеть. Чего греха таить — они тоже. Она начала забирать вправо, переходя проспект. Шекспир с Немчурой, ещё раз оглядевшись, последовали её примеру. Впереди был небольшой тоннель под насыпью, где они наконец встретились.

— Ты как? Наших кого видела?

— Нет — я мотанула, как только заваруха началась. Видела, как вы через стенку махнули. Потом неслась от троих волколаков.

— Волколаков?

— Ну как во «Властелине колец».

— Там варги они назывались.

— Переводчики такие переводчики. — Выдохнула Зверь.

— Ладно, нечего трепаться — пошли.

* * *


Анхель спустился по лестнице и выбежал в ворота. Здесь, если что и было, то уже кончилось. На земле лежало несколько мёртвых монстров, его учеников не было. Значит, ноги унесли. Хорошо бы, если далеко. Времени стоять нет, нужно двигаться — к метро!

Анхель побежал по Чугунной. По тому же пути, что совсем недавно использовали для бегства Марла и Чупс. Не успел он пробежать и ста метров, как взгляд зацепился за метательные ножи в одной из туш. Молодец Марла. Вытащив их, он продолжил бег.

Около перехода ему встретилась небольшая стая, но они бежали в ту же сторону и не заметили его. В переход они не полезли. Они неслись на вой, где-то, но не здесь, что-то назревало. Это ему на руку. Он спустился в тёмный переход. Ближе к выходу он обнаружил ещё три туши. Вера в собственных учеников начинала крепнуть всё больше. Они готовы — раз за разом утешал он себя. Главное, чтобы они смогли правильно воспринять смерть Света, в которой он себя ещё винил.

Выйдя из перехода и спустившись в метро, он направился в сторону следующей станции. Было темно, но он видел достаточно, чтобы не сломать ногу или заблудиться. На поезде это расстояние быстрее преодолевается, отметил он.

Наконец, он выбрался на станцию и направился к эскалаторам. Здесь он наткнулся на тела рабочих. Поднялся по стоячему эскалатору. Наверху, прильнув к стеклянным дверям, стояли две фигуры. После долгой темноты он не сразу понял, кто это. Видимо, он не стеснялся шумно подниматься — его заметили.

— Учитель! — Раздался радостный вопль Марлы.

— Где остальные? — Только и смог проговорить он.




Глава 12


— Как себя чувствуешь?

— Уже седьмой раз спрашиваешь. Думаешь, лучше, чем в предыдущий раз? — Хрипло усмехнулся Депп. Сидя на лестнице в тёмном подъезде, он и Вихрь в очередной раз отдыхали. Хотя отдыхал по большому счёту Вихрь, он уже несколько километров нёс на себе израненного Деппа. На каждой из остановок он перевязывал раны друга новыми бинтами и делал всё, что позволяли запасы жильцов из опустевших квартир. Один раз, не мудрствуя лукаво, они остановились на «пит-стоп» в аптеке.

— Осталось немного — думаю, за раз доберёмся. Держись.

— Угу. — Кивнул он. В темноте подъезда более отчётливо читалась нездоровая бледность. Кровопотеря была большой, и до конца её остановить так и не удалось. Однако пока что Депп ещё чинил из себя здорового, хотя чем ближе они были к точке, тем хуже у него это получалось.

До точки сбора оставалось не более квартала и парк. По пути им не попадались ни волкоподобные гиганты, ни Дети, ни кто бы то ни был ещё. Трупы их да — и в больших количествах. Но чтобы живые — нет.

Неизвестно было насчёт остального отряда. После нападения у ворот все ринулись врассыпную, и что как пошло, было не узнать. Всё прояснится на точке. Интересно, все ли соберутся там. На их первой, настоящей, точке сбора…

— Ладно, пошли дальше. — Прокряхтел Вихрь, в очередной раз поднимая Деппа на руки. Тот обхватил его за шею здоровой рукой. Немного сжав зубы от прокатившейся волны боли, Депп выдохнул. Кивнул — вперёд.

Они вышли из подъезда и направились кратчайшим путём сквозь дворы, арки и проулки. Пусть путь был близок, но с соблюдением всех предосторожностей быстро пройти его не получится.

— Ты знаешь… — Вдруг в полголоса заговорил Депп. — А ведь я тогда чуть не забил на ту встречу. Когда Анхель поведал нам о себе.

— Не понял?

— Я на Восстания садился. Погода, помню, была не особо благоприятная — мрачная такая. То дождь пойдёт, то перестанет. Народ, как и погода, такой же серый, суетливый — неприятное зрелище, с которым приходится мириться в большом городе. — Депп дёрнул головой стряхивая пряди волос с лица. Резинка для волос куда-то пропала и теперь непослушные волосы лезли в лицо. — И вдруг гляжу — сидит девушка на ступенях около выхода из метро. Волосы рыжие, кофточка цветная — как луч света среди серости. Как будто не из этого мира она была. Я обомлел и так хотел сесть рядом, просто сесть — не говоря ничего, не знакомясь. Просто посидеть рядом — она как свет была… как свет.

— Так и чего?

— Мимо прошёл… Глаз от неё не отрывая, прошёл мимо. Надо было на сбор идти — а моя пунктуальность, сам знаешь — умру, но успею.

Вихрь взглянул на лицо друга — по щеке катилась слеза.

— Ну, ты это — перестань. Перебьём этих, и найдёшь её, подсядешь…

— Нет! — Резко оборвал его Депп. Голос его слабел. Рука, державшаяся за шею, ослабевала. Вихрь подхватил его поудобнее, забирая весь вес на себя.

— Депп? — Потряс аккуратно его Вихрь. Депп смотрел куда-то вперёд. Он был жив — глаза следили за чем-то. Однако там, куда был устремлён его взгляд, никого не было — пустой двор, за которым уже виднелась железная дорога на насыпи.

— Я иду к ней.

— Куда… куда ты идёшь? Депп! — Крикнул Вихрь кличку друга, забыв про осторожности и опасности. Снова тряхнул его, одной рукой поворачивая его голову к себе, в попытке поймать его взгляд. Депп посмотрел на него, взор был ясным и словно таким, как обычно, но была в нём какая-то эйфория, невиданная ранее.

— Отпусти меня к ней. — Прошептал он, глядя в глаза другу.

— Куда? К… кому ты собрался? Нам на точку сбора надо — мы уже рядом. — Затараторил Вихрь. Его впервые охватила паника. Он побежал вперёд. Скорее на точку!

— Андрей. — Обратился Депп к Вихрю по имени. Тот не обращал внимания, полностью отдавшись скорейшему попаданию в бомбоубежище. — Андрей! — Прикрикнул он из последних сил. Он привлёк внимание — тот притормозил, но не остановился.

— Сейчас — уже рядом.

— Не спеши… а то успеешь. — Улыбнулся Депп.

С этой улыбкой он сделал последний свой вздох. Через мгновение его тело обвисло на руках Вихря, мышцы напряглись на миг, после чего словно исчезли из тела.

— Депп! — заорал Вихрь, тряся друга, совсем уж не заботясь о сохранности костей. Однако он не отвечал. Взгляд устремился куда-то вдаль, лицо озаряла безмятежная улыбка. — Депп… — Прошептал Вихрь и, упав на колени, закрыл глаза, глубоко дыша. Тело Деппа он так и не отпустил, наоборот прижимая его к себе. Сжав зубы что было сил, не давая вырваться наружу воплю, Вихрь напрягся, как только мог. Изо всех сил он прижимал тело друга к себе. Затем он ослабил хватку, когда самообладание вернулось полностью.

Он взглянул вперёд — пусто, никого. Тишина. Где-то далеко воют монстры.

— Прощай, друг… — Прошептал он, проводя рукой по лицу Деппа, закрывая глаза.

* * *


Командный пункт «Нева», построенный почти век назад во время Великой Отечественной Войны — точка сбора N 6. Отличное место для переживания конца света, подобного этому. Стены выдержат попадание пятисоттонной бомбы, а уж всякого рода нечисть из неизвестных миров, вооружённую мечами, алебардами и клыками — не пропустит точно.

Анхель приметил это место ещё до того, как собрал команду. Но осваивать они этот сборный пункт начали совсем недавно. После войны объект был законсервирован — его попросту залили бетоном, так как там, вроде как, обосновалась какая-то банда. Поэтому пришлось много стучать отбойными молотками, чтобы проникнуть в основные помещения. Узкая галерея могла служить укрытием, но никак не местом, где, вероятно, придётся долго сидеть.

Этот объект задумывался, как запасной командный пункт обороны когда-то ещё Ленинграда. Ввиду этого немецкая авиация очень массировано бомбила этот парк. После войны его восстановили, как смогли.

Шекспир, Немчура и Зверь сидели на самом верху сооружения, возвышавшегося над остальным парком на три-четыре метра. Никакой активности Детей войны или волколаков здесь замечено ими не было.

— Сколько сидим уже? И никого из наших. — Взволнованно произнесла Немчура.

— Часа полтора уже. — Спокойно ответил Шекспир. — И сдаётся мне, пора бы им уже явиться.

Зверь молчала. Она встала и долго всматривалась в каждую из дорожек, что ведут к точке. Минут через тридцать, она вскинула руку, указывая на дорожку, по которой сюда пришли и они.

— Там! Трое, вроде наши. — Спустя минуту она продолжила. — Точно. Анхель, Чупс и Марла. — В голосе её прозвучало облегчение. Шекс и Немчура поднялись, увидев подходящих друзей и учителя, спустились и пошли навстречу.

Анхель шёл первым, лицо его не выражало никаких эмоций. Растрёпанный хвост болтался на плече. Следом шла Марла. Глаза были опушены, вид у неё был подавленный. Когда она подошла ближе, то на запылённом лице весьма красноречиво угадывались разводы от слёз. Она немного хромала, на лице была небольшая ссадина. В конце шёл Чупс. Непонятно как, но его рот был пуст, а рука сжимала целый неразвёрнутый леденец. Немного кудрявые волосы также выбились из цепких пут удерживающих их резинок, но он на это внимания не обращал.

Шекспир и Зверь переглянулись. В воздухе повис немой вопрос — где Свет?

Когда трое подошли вплотную, Анхель ответил на него, отрицательно покачав головой. Немчура, поняв, что к чему, отвернулась, зажимая ладонью рот. Из глаз собирались хлынуть слёзы, все попытки их удержать успехом не увенчались. Сзади к ней подошёл Чупс и положил руки ей на плечи. Он, как и учитель, ничего не стал говорить.

Зверь тяжело вздохнула, но самообладания этой девушке не занимать. Единственное, что она сделала, это распустила хвост, встряхнула светлыми волосами, а затем долго смотрела карими глазами в небо, сквозь полуоблетевшие кроны деревьев.

— Кто-нибудь видел Вихря и Деппа? — Нарушил молчание Анхель, ни на кого не глядя.

— Когда нас расшвыряли, их здорово приложили о поребрики, но как они встали, я видела. — Тяжёлым голосом проговорила Зверь.

— Подождём их. — Заключил учитель. — Кто что видел, пока добирались?

— Мы наблюдали весьма массовую бойню между волколаками и Детьми. Тут недалеко.

— Волколаки? — Хмыкнул Анхель. — Они одни были?

— У них есть командир, но мы его не разглядели. В чёрной одежде, прям как смерть вырядившись. Верхом на звере сидит. — Понурив голову, доложил Шекспир.

— А мы ничего не видели. Убили нескольких и всё, потом встретились с Анхелем в метро. — Ответил Чупс.

— Я тоже троих положила на стройке. А больше ничего интересного. — Поддержала рапорт Зверь.

— Мне тоже хвастаться нечем. — Закончил Анхель.

Наступила тягостная тишина. Ветер тихо шуршал листьями. Птицы помалкивали. И никакого шума города. В этой тишине вдруг послышались шаги — тяжёлые, редкие. Кто-то шёл, очень не спеша, выверяя каждый шаг. Первый, кто услышал приближение, был Анхель. Он повернул голову — на дорожках никого не было. Звуки шли немного со стороны. Кто-то пробирался к ним напролом между деревьями, кустарниками и прочими насаждениями.

Вскоре услышали явное приближение кого-то и остальные. Когда же из-за кустов вышел еле держащийся на ногах Вихрь с Деппом на руках, все вскочили и побежали навстречу. Анхель и Шекспир перехватили Деппа из рук обессилевшего Вихря, тот сразу же повалился на колени, тяжело дыша, утирая рукавами пот, обильно проступивший на лице. Он был перепачкан кровью, но на нём не видно было ран.

Депп не подавал признаков жизни. Лицо было бледное, нога, бок, рука были перевязаны покрасневшими бинтами. Его положили на землю. Не отошедшие от смерти Света друзья вновь, каждый по-своему, восприняли тот факт, что их стало ещё на одного меньше. Марла сначала прослезилась, но через минуту отошла в сторону и заревела в голос. Немчура стояла, обхватив себя руками, по лицу текли слёзы, но на сей раз она себя сдержала. Зверь сохранила хладнокровие и на сей раз, просто закрыв глаза и поджав губы. Парни стояли над телом друга, складывалось впечатление, что они просто не знают, что делать.

— Не успел я… — Проговорил Вихрь. — Двадцать минут назад он ещё был жив…

— Не вини себя. Ты, по крайней мере, не оставил его. — Нервно проговорил Анхель. Вихрь оглядел собравшихся.

— Свет?..

Шекспир кивнул, чуть прикрыв глаза. Вихрь откинулся назад, плюхнувшись на пятую точку, прислонив спину к дереву. Подставив кулак под опускающуюся против его воли голову, он неотрывно смотрел на Деппа. Что-то про себя думая, он просидел так, пока Анхель не дал команду похоронить погибшего друга. Чупс сходил в бомбоубежище, принёс оттуда лопату — она была одна, поэтому копали по очереди. Тело завернули в плащ-палатку, которая отыскалась в замурованных комнатах объекта «Нева», вместе с десятками ей подобных. Много чего там нашлось, но в дело оно пошло только сейчас. Да и то не по назначению.

Аккуратно спустив тело в неглубокую могилу — не больше метра, шестеро друзей и их учитель встали вокруг неё. Первый день Конца Света заканчивался весьма трагично. Кто бы мог подумать, что ещё утром они сидели у Анхеля и, объедаясь разной не полезной пищей, смотрели про приключения хоббитов и их друзей. Ещё позавчера они жили в обычном мире, на который ещё никто не напал. Как же резко всё поменялось…

Начинало темнеть. Семеро так и стояли. То переглядываясь, то опуская глаза к завёрнутому в старинную плащ-палатку погибшему другу. Шекспир решил нарушить молчание первым:

— Сегодня мы прощаемся с двумя нашими друзьями… — Он сделал паузу, почёсывая небритую невесть сколько времени бороду. — Сегодня геройски ушли от нас Гончаренко Фёдор и Лавров Кирилл, хотя мы их знали, как вечно позитивного и, в тоже время, глубоко погруженного в себя Деппа и злюку Света.

— Я знала Деппа больше всех. — Подхватила Марла. — Наверное, я не ошибусь, если скажу, что он был бы рад вот так уйти. Он любил, когда у него было то, чего нет у других — немногие смогут похвастаться на том свете, что они погибли, спасая наш мир от нашествия монстров.

— Он спасал детей от этих монстров. И спас… — Проговорил Вихрь.

— Мы со Светом держали оборону, сколько могли. Он оступился перед прыжком с крыши — Я уже не мог ему помочь. Никак… — Опустив голову, сказал Анхель. — Вечно у него всё не как у людей…

— За всей этой напускной агрессивностью он был вполне нормальным, но его это раздражало…

— Мы должны понимать, что завтра или послезавтра мы так же, возможно, будем стоять и прощаться с кем-то ещё. — Обвёл Чупс друзей. — Если это буду я, положите мне конфет с собой.

— А мне мои ножи. — Ничуть не смутившись явной шутки, продолжила Марла.

Затем наступило молчание. Вихрь подошёл к куче земли и, погрузив в неё ладонь, зачерпнул пригоршню коричневатой почвы. Немного посмотрев на землю в руке, он занёс её над могилой и, опрокинув ладонь, высыпал на тело Деппа. После этого он ушёл в бомбоубежище. Независимо от того, что он отдавал себе отчёт, что всё было правильно, и он не мог ему помочь — Вихрь винил себя. Спокойно, но винил — не убивался, не клял себя последними словами. Он просто был уверен, что должен был поступить иначе. И, возможно, тогда бы они вернулись вместе.

Войдя внутрь, он первым делом снял с себя свою камуфляжную одежду, которая была в крови Деппа и, местами, тех монстров. На плече он нашёл след от ладони. Долго разглядывая его, он так и не решил, что делать с одеждой: попробовать отстирать или сжечь?

* * *


К полуночи все были внутри объекта «Нева». Между собой они называли это место просто «шестёрка». Шестым оно было потому, что всего подобных мест было восемь, они располагались в подобных брошенных объектах. Обустройство и ремонт потребовали много сил, времени и денег. С последним Анхель не скупился.

Внутри царила гробовая тишина. Никто не спал. Даже хладнокровная ко всем ненастьям Зверь сидела в углу, тупо глядя куда-то перед собой, стараясь не обращать ни на кого внимания. Немчура и Марла сидели вместе. Парни сидели порознь. Шекспир что-то записывал в блокнот при свете диодного фонаря. Вихрь крутил в руках нож, который сделал сам. Чупс, подперев ладонью голову, смотрел на кучку конфет, но не брал их — словно испытывал себя на силу воли. Пока получалось.

Анхель находился в другой комнате, совсем небольшой, но ему как раз хватало, чтобы, обхватив голову, жалеть себя за то, что он втянул своих учеников в эти разборки. По сути, он обрёк их на смерть. Всех до единого. Несмотря на то, что даже девушки смогли убить по несколько особей «волколаков» — массированного нападения им не выдержать. Об этом говорил рассказ Шекса про бой Детей со сворой монстров. Волколаки сами по себе весьма умные твари, но с учётом того, что ими кто-то руководит — дело принимает более опасный оборот. К тому же этот «кто-то» напомнил по описанию того, кто явился ему и отцу Филипу на берегу реки, где они нашли останки мёртвого ангела. Уж не он ли пожаловал?

Анхель дожил до того момента, когда он узнает то, что не узнал тогда в Чехии.

От одной этой мысли становилось не по себе. В любом случае — он дал слово не сходить с выбранного пути и пройти по нему до конца. Сколько жертв будет на том пути? Этот вопрос стоял остро, однако ответ на него был очевиден — столько, сколько потребуется. Это не очень укладывалось в то, что сейчас он занимается самобичеванием из-за двух смертей. Если считать всех, кто погиб на прошедшие сутки, как бы счёт не пошёл на тысячи. Остаётся до сих пор неизвестным, что творится в остальном мире.

Он встал и решил выйти к своей команде и хоть что-то сказать им. Он должен, но не находятся слова, применимые к данной ситуации. Он готовил их ко всему, кроме этого. Он учил их убегать, воровать, скрывать следы, прятаться, выживать… убивать. Но вот хоронить друзей… этому невозможно научить. Принять смерть близкого человека даётся не каждому. Кто-то, как Зверь, может подавить в себе позыв расплакаться, но то, что творится у неё внутри, вряд ли выглядит так же отстранённо.

Пройдя несколько метров по узкому коридору, он вышел в ту комнату, где рассевшись по разным углам, его ученики молчали о погибших. На него поднялись шесть пар глаз. И не было в них осуждения, которого он ожидал. Не было злобы. Только осознание того, что друзей больше нет. Что они не опаздывают и вот-вот прибегут. Их нет…

А ещё в глазах была готовность. Та самая готовность, которая приходит сама собой, и порой до того, как цель поставлена. Это словно чистое вдохновение, только направленное не на написание самого красивого стихотворения. Это жажда крови. Жажда мести. Инстинкт берсерка — убить как можно больше. Забрать с собой всех, до кого сможешь дотянуться клинком.

— Не беспокойся, Анхель — мы не сломлены. — Без предисловий за всех ответил Шекспир. Только после этих слов он оторвался от блокнота и посмотрел в глаза учителю.

— Сочиняется? — Невпопад ответил Анхель.

— А как же — благодатная, блин, почва… — Ответил поэт, вырывая листок и сминая его. Может позже что-нибудь сочинится.

— Покажешь, когда сочинится. — Усмехнулся учитель. Шекспир ответил добродушным кивком. — Вихрь, у нас запасы огнестрела есть?

— Есть, только в четвёрке. Да и не много, чтобы рисковать и идти за ними.

— Какие варианты?

— Да тут, может, где отделение милиции есть — там может чего найдётся. Хотя, по мне, так вот это вернее. — Он потряс лезвием ножа в воздухе.

— Тут ты прав. — Согласился Анхель.

— Когда выступаем? — Спросил Чупс.

— Не будем спешить. Есть у меня подозрение, что при нужде нас найдут. Меня, по крайней мере, точно.

После этих слов он вышел, но через минуту вернулся, держа в руке два метательных ножа.

— Марла, забыл совсем — твои, поди.

— А! — Прикрикнула та. — Я уж хотела и по ним тризну сыграть. Спасибо, учитель.

— Не теряй. — С этими словами он удалился. На сей раз до утра.

* * *


Утро началось около семи часов. В комнату, где спали ученики Анхеля, спустился Шекспир, сидевший наверху в дозоре. Не говоря ни слова, он начал будить всех подряд. Анхеля он уже разбудил, и тот подошёл, когда Шекс тряс Зверя, которую разбудить было сложнее всего.

— Чего там? — Сонным голосом проговорил Чупс, потягиваясь и похрустывая суставами.

— Все проснулись? — Шекс обвёл разлипающих глаза друзей. Затем посмотрел на учителя, тот кивнул. — У нас сверху намечается нехилая разборка.

Это подействовало не менее ободряюще, чем горячий кофе, выплеснутый на живот. Глаза открылись у всех, Вихрь так вообще вскочил и схватился за меч. Шекспир успокаивающе поднял руки.

— Погоди, Вихрь, погоди. Я имел в виду, что вот-вот наверху начнётся бойня между Детьми и… волколаками.

— Что? Прямо в парке?

— Там, на дороге. Детей там больше тысячи, волков не меньше. И там тот — в чёрных шмотках. — Тут посмотрел на Анхеля. Анхель этой информации ещё не слышал, и ответный взгляд был преисполнен удивления, смешанного с укором.

— Просыпаемся, едим и аккуратно вылезаем. Смотрим — не лезем. Не верю Я в то, что «враг моего врага — мой друг», но мало ли. Может от Детей польза будет… — Он не договорил и вышел. — Вам полчаса на всё про всё. — Послышалось из коридора.

Вихрь достал с полки мешок с консервированными продуктами — каши всякие, тушёная говядина, в общем, завтрак. Раздал и сам приступил к еде. Вместо чая или кофе они пили компот. Он появился у них благодаря матери Деппа, которая сама не своя до разного рода закатки. А так как выпить всё то, что она наготовила, и роте солдат не под силу, то Депп много притащил этого добра сюда — благо климат здесь подходящий и охочих до вкуснятины хватает. Анхель так обожал компоты. Было тут и такое дело, как маринованное мясо, но это была пища для гурманов и, самое печальное, что из трёх гурманов осталась только Зверь.

По окончании немного спешного завтрака все перешли к сбору. Зазвякали ножи, мечи и сабли, зашуршали разные ремешки, защёлкали карабины и так далее. В условленное время все были готовы. Анхель вышел в доспехе, но поверх одел ветровку. То ли за тем, чтобы не привлекать внимание, то ли потому, что на улице было прохладно, и моросил дождь. Хотя последнее явно его никак не коснулось бы — кто-кто, а Анхель к перепадам температуры был мало восприимчив.

Идя впереди всех, он открыл дверь, она тяжко скрипнула. Внутрь ворвался свежий воздух. Немчура нарочито громко втянула его в себя и, закатив глаза, выдала наигранно благостную улыбку. Остальные, конечно, сделали то же, но театральности было меньше.

Анхель поднял указательный палец вверх — «внимание». Хотя даже особо не затихая, было слышно звон стали, крики и рык — бой уже в разгаре.

— Рассредоточиваемся попарно, идём шеренгой, между парами метров пять, не больше — видеть друг друга. Вперёд.

Пары разбились мгновенно, Анхель остался один. Слева шли Вихрь и Марла, правее он, Чупс с Немчурой и Зверь с Шекспиром. До дороги от их убежища было не более двухсот метров, парк был и летом-то весьма прозрачный, а сейчас было видно и того лучше. Впереди разгоралась битва, сравнимая с худшими примерами из истории человечества. Место было достаточно узкое, и основной котёл боя кипел в центре, по флангам было менее «жарко», но только потому, что между деревьев было не так удобно слаженно работать отрядами. С другой стороны была довольно большая площадка около сгоревшего остова гипермаркета. Сгорел он давно, но место пока не облагородили. На площадке же бой кипел не меньший, чем на дороге.

В центре тем временем возник целый приступ из тел поверженных Детей и волкоподобных монстров. Несмотря на явный перевес в силе, Дети, казалось, теснят врага. На их стороне в сегодняшнем сражении были и те рогатые гиганты, которые везли на себе Анхеля с командой к месту поединка. Нельзя сказать, что они были боевыми машинами, но таранами были отличными. Они разгонялись с нескольких шагов и прорывались в ряды волколаков, нанося всем, кто подвернётся, весьма серьёзные раны, затем они по дуге разворачивались, приминая ещё с десяток волков и порой успевали вырваться живыми. Кстати, что случалось далеко не каждый раз. Но эти вылазки вносили своеобразный хаос в ряды волколаков — да, они шли рядами. Практически, как древние греки — фалангой. Дети же атаковали безо всякого строя.

Подходить ближе, чем на сто метров было опасно, и молодые воители во главе с учителем наблюдали за боем из-за деревьев. Зверь залезла на мощный сук и, укрывшись необлетевшей веткой, наблюдала с небольшой высоты.

Бой шёл к завершению. Звери то и дело оглядывались назад и вскоре начали отступать. Пока задние ряды отходили, первые начали огрызаться с большей яростью, не нападая, а именно сдерживая Детей. Те же, видимо поняв, что бой за ними, атаковали снова и снова. Однако когда первые ряды волколаков были рассеяны, Детей ожидало обнаружить то, что враг полностью ушёл отсюда.

По численности их осталось не более трёхсот и десяток рогатых громил, большинство из которых были сильно покусаны. Оставшиеся Дети войны также не отличались стопроцентным здоровьем. По завершении боя многие упали на асфальт, зажимая страшные рваные раны от когтей или клыков.

Анхель шикнул, привлекая внимание. Жестами он дал понять, чтоб оставались на месте, а он пойдёт и пообщается. Попробует, по крайней мере. Скинув ветровку и проверив, хорошо ли сидит в ножнах меч, он пошёл вперёд.

Белый флаг им вряд ли что-то скажет — подумалось ему, и он вышел из-под сени деревьев, просто подняв руки, выставив вперёд пустые ладони. В суете его не сразу и заметили-то. Когда же на него, наконец, обратили внимание, то оглянулись на одного из выживших командующих. Тот сидел на поребрике, а ногу ему затягивали какой-то серой тканью. Лицо его было перекошено от боли, видимо до него успел дорваться один из волколаков.

Среди Детей заговорили, видимо, о приближающемся Анхеле — он это понял, судя по тому, как в него начали тыкать пальцами, а командующий вскочил на ноги, отчего повязка моментально покраснела. Накладывавший ему повязку попытался усадить его обратно, но тот его не слушал.

Хромая, командир вышел навстречу.

— Я с миром. — Выдал Анхель первое, что пришло на ум. — Пока что. — Всё-таки добавил он.

— Ты убил Одраласа — значит, людей мы не тронем. Но если они нападают — мы отвечаем. Закон мы хоть и не чтим, но соблюдаем.

Анхеля эти слова сбили с толку.

— Я не знаю всей сути Закона. Я полагал, что Дети войны и эти вот… — Он указал на мёртвых волколаков. — Что вы заодно. Я ошибся?

— Бёвульсы никогда с нами не будут заодно! Они коварные убийцы, безо всякой чести. Они и их владыка Аградон. Он и Немезия предали Одраласа, убедив, что ты просто человек. А раз ты жив — это не так.

— Ты знаешь кто Я?

— Судя по твоим доспехам — один из ирийских генералов. Хотя эти делали явно не там, да и крыльев Я не наблюдаю. Так что Я затрудняюсь ответить на твой вопрос.

Надежда Анхеля, что ему сейчас откроют глаза на то, кто он, провалилась.

— Я намерен расправиться с Аградоном и… бёвульсами? — Командир Детей кивнул. — Бёвульсами. Можем ли мы рассчитывать на совместные действия? Я так понял, что вы не прочь уменьшить число этих тварей.

— Не против. — Ни мгновения не сомневаясь, ответил тот. — Но о ком ты, ты же один.

Анхель дал знак своим ученикам, и они вышли. Командующий улыбнулся.

— Я — Оридас. Не удивлюсь, что последний из выживших командиров Детей Войны.

— Я — Анхель. Мессия. — Представление свое «чина» вышло до смешного буднично. — Оридас, хорошо говоришь по-русски.

— Потому, что Я был в числе тридцати командиров, которые готовили нападение именно здесь. Мы обязаны знать язык врага.

— Ты хочешь сказать, что не только этот город в осаде?

— Нет — весь мир в осаде. Но здесь решается, что будет дальше.

— А Я-то наивно полагал, что вас не так много.

— Не меньше, чем вас. — Несколько высокомерно выпалил Оридас. Ко всему прочему он явно скрывал боль в ноге. Как подобает воину.

— Где можно найти Аградона? — В лоб решил спросить Анхель.

— На круглой площади, где в центре колонна.

— Дворцовая, стало быть. Что у него там?

— Аградон, подобно всем Древним, любит роскошь. Бёвульсов он держит там же. Они вычищают близлежащие дома, на предмет пищи — людей.

— Сколько у него здесь их?

— Я думаю, не так много, но могу ошибаться. Бёвульсы вымирают — им попросту нечего есть там, где они живут. Они могут долго обходиться без пищи, впадая в спячку. Но сон их не может быть вечным. — Он на миг задумался, отведя взор в сторону туш. — Я считаю, что их не более двухсот.

— Сколько у тебя… Детей?

— Называй нас берсерками — именно так нас называли в Едином Царстве. Детьми войны мы стали только после этой самой Войны.

Берсерки. В этом мире так называли воинов-викингов, которые отличались в бою неистовостью и жестокостью. Они сражались без доспехов и щитов, рубя налево и направо двумя мечами или топорами. Малым количеством они брали целые города. Их боялись. Вполне возможно, что берсерки — эхо из глубины мира об этих.

— Нас порядка пятисот осталось в городе. А ещё около четырёх десятков адров. — Как понял Анхель, это имелись в виду рогатые гиганты. — Анхель. Мы сможем переломить хребет бёвульсам, но Аградона нам не одолеть. Он слишком силён для нас. У тебя есть шанс — Одралас был сильнейшим среди нас.

— Когда мы сможем атаковать?

Оридас отошёл от него и всё же присел обратно на поребрик. К нему подошёл его лекарь и начал снимать перевязь, от которой толку уже не было. Оридас думал, что-то мысленно прикидывал.

— Думаю, завтра утром мы сможем атаковать в полную силу. Ты согласен повести нас в бой?

— Если берсерки согласятся, то Я ничего не имею против.

— Вечером устроим совет. Я созову всех оставшихся, и мы решим вместе все вопросы.

— Отлично. Где будет совет?

— Мне нравится этот лес — здесь и устроим.

— Будь так. — Анхель развернулся и пошёл к ученикам. — И кстати, Оридас, это называет парк. — Бросил он через плечо.

— Парк. — Повторил Оридас, явно не понимая разницы.

* * *


К вечеру в парк Лесотехнической академии стянулись все Дети Войны, что оставались в городе. Обустроившись на возвышенности, они прямо-таки возвели небольшую крепость по контуру из поваленных деревьев. Явно не рассчитывая на осаду — это скорее было на тот случай, если бёвульсы нападут, но так как никто в это ровным счётом не верил, то заморачиваться не стали.

На счастье Анхеля и его команды треть берсерков сносно говорила на «языке врага» — на русском. А когда было объявлено Оридасом, что они отныне воюют против Аградона вместе с людьми, то многие берсерки с удовольствием шли на контакт. И если девушки сторонились вчерашних врагов, то Вихрь уже через час мерился силой с одним из них, сначала долго объясняя суть непонятного берсеркам состязания армреслинг, а потом, собственно, меряясь силой. Берсерк победил.

Тем не менее, берсерки быстро прониклись симпатией к шестерым ученикам «Ирийца», так они называли Анхеля. Молодежь же относилась к вчерашним врагам достаточно холодно, и ребята старались не приближаться без необходимости. Но ближе к совету это незаметно улетучилось.

Во-первых, берсерки, несмотря на свой хмурый и агрессивный внешний вид, оказались мастерами веселиться, особенно по части силовых забав, от которых Вихря было за уши не оторвать. Конечно, при всей своей человеческой силе он изрядно уступал Детям, но его упорство было вознаграждено. Один из берсерков по имени Огалд, победив Вихря в метании камня, во всеуслышание назвал его братом. Тут стоит отметить, что подобное в рядах Детей — это выражение огромного уважения. Марла показала свои навыки в метании ножей, что тоже весьма понравилось воинам с другого слоя бытия. Зверь же была просто нарасхват. Её трюки вызвали бурю восторга. Короче говоря, люди показали, что вне зависимости от силы они вполне хорошие противники. А берсерки любят силу.

Во-вторых, ещё до совета поползли слухи, в основном на языке Детей, что в завтрашний бой их поведёт Ириец. Поначалу это вызвало некоторый шок, но постепенно они пришли к консенсусу, что это хорошо. Ирийцы на то и ирийцы — они великие воины, отличные стратеги и в бою они бесстрашны — вожак всегда идёт в первых рядах, так он доказывает, что достоин вести за собой воинов. Лишь трусы отдают приказы, оставаясь в тылу.

В-третьих — главное! Шестеро молодых людей, трое из которых «слабый» пол — успели за прошлые сутки убить не меньше бёвульсов, чем каждый из выживших берсерков.

В-четвёртых, Дети войны прояснили ситуацию, касающуюся убийств ими людей. В план входили необходимые жертвы, но убивать надлежало только тех, кто покушался на жизнь берсерков, всех остальных они заталкивали в дома, магазины и повсюду, куда можно было. Когда же на второй день люди пошли грудью на амбразуры, у них не было иного выхода, как дать отпор. Но в то же время пали Одралас и верхушка командования — ситуация потеряла управление. Начались нападения бёвульсов — хаос. А в хаосе трудно придерживаться приказов. Лишь когда бразды правления взяли на себя оставшиеся в живых командиры, которых сами берсерки называли не иначе, как конунги — ещё один узелок в пользу версии о временном эхо, наступил относительный порядок.

Затем начались массовые организованные сражения с Аградоном и бёвульсами — их было четыре. Четвёртое было этим утром. Проиграны были две схватки, жертв было много, но сейчас перевес на стороне Детей. Пусть небольшой, но перевес. И теперь с ними Ириец!

Совет начался, когда уже темнело. Оридас назначал новых командиров из числа Детей. Официально передал управление войском Анхелю. Анхель представил своё понимание того, как нужно атаковать Дворцовую. Его замысел был прост, хотя и имел несколько тонких ходов, которые берсерки восприняли вначале несколько озадаченно, но после согласились, что в данном мире — это оправданно. Анхель также закрепил за каждым из ударных отрядов одного из учеников. Исключением стала Зверь — она возглавила команду разведки, которая выдвинется в сторону завтрашнего действа сразу после совета.

Сама Зверь настаивала на том, чтобы идти одной, но Анхель настоял на команде. Поэтому ещё до совета она начала отбирать наиболее лёгких и ловких берсерков в свой отряд. Набралось около десятка годных разведчиков. Вооружение она наказала им облегчить по максимуму, ибо громадные алебарды, тесаки и топоры по её мнению не подпадали под определение «незаметность». В итоге Детей пришлось практически разоружить. Вместо привычного для них оружия каждый был вооружён одним-двумя боевыми кинжалами, которые по размерам были всего лишь чуть-чуть меньше сабель самой Звери.

Остальные же ученики были чем-то вроде советников командиров, и главной их задачей было проведение отрядов в обход широких улиц до центра, а далее, в случае непредвиденных обстоятельств — выявление наилучшего маршрута отступления. По существу, они были военными консультантами плюс старожилами.

Там же на совете были помянуты погибшие в этом переполохе люди и Дети. Это было чем-то сродни братаниям на восточном фронте во время Первой мировой войны, когда уставшие от кровопролития солдаты противоборствующих стран покидали окопы и вместе пели песни, говорили за жизнь, а расходясь обратно, желали друг другу удачи. Так и здесь, вчера они были готовы убивать друг друга, а сегодня их объединил общий враг.

* * *


— Не буду наставлять, сама знаешь всё.

— Конечно, знаю. Анхель, не переживай — на рожон не полезу и этих постараюсь не пустить. Сделаем тихо и будем ждать вас.

— Наступление начнётся с рассветом.

— Встретим. — Улыбнулась Зверь и, пройдя несколько шагов вперёд спиной, махая рукой, развернулась и пошла к своей команде разведчиков. Анхель проводил её одобрительным взглядом. Пока Зверь проводила инструктаж с берсерками, к ней подходили в хаотичном порядке и друзья, и другие берсерки и говорили что-то напутственное. Через полчаса её разведчики растворились в темноте, висящей над парком.

Шли они долго. Соблюдать осторожность смысла не было — берсерки были уверены, что все бёвульсы сейчас собраны в один кулак в центре. Через пару часов, когда цель стала в обозримой близости, они замедлились. Зверь разделила отряд на два по пять разведчиков в каждом. Старшим второй был назначен берсерк по имени Варгус.

Прелесть центра заключается в том, что дома стоят впритык, и по ним можно переходить на достаточные расстояния. На случай перехода через улицы были прихвачены верёвки и кошки. Отряды пробирались по крышам, которые недоступны бёвульсам, и оттуда открывался отличный обзор. Шли отряды по разным сторонам улиц, проспектов. Порой спускались, дабы перебежать крупные парки или слишком широкие улицы.

Затем долго и осторожно крались по крышам Невского, но никого так и не заметили. На их удивление стая бёвульсов мирно спала на Дворцовой. Будто и нет войны. Конечно, были своеобразные дозорные, которые парами-тройками укрывались в тени арок. Были дальние аванпосты на Дворцовом мосту, Невском и в парке около Адмиралтейства.

Слишком легко всё показалось Звери. Варгус же разъяснил ей, что бёвульсы очень чутко воспринимают вибрацию, поэтому подкрасться к ним незаметно нереально. А вот с обонянием и слухом у них всё не так хорошо — поэтому они сейчас лёгкие мишени.

— Всё равно, не по себе мне как-то. Чутьё что ли не отпускает.

— Что ты чувствуешь? — Чуть помедлив с ответом, спросил Варгус.

— Опасность. Слишком просто. Не может такого быть. Если я правильно поняла про всю хитрозадость этого Аградона.

— Что значит хитро…задость?

— Хм. — Ухмыльнулась Зверь. — Это значит, что Аградон очень хитёр на разные подлости.

— Хитрозадость. Запомню.

Зверь улыбнулась.

— Не отпускает меня ощущение, что это всё ловушка.

— И часто ты чувствуешь опасность?

— Второй раз. Первый раз было, когда отец взял автомат, патроны и пошёл на улицу. Сейчас те же ощущения.

— Зачем он взял автомат? И что это?

— Автомат это оружие, которое стреляет пулями. — Увидев ничего не понимающее лицо берсерка, Зверь решила пояснить. — Это такие маленькие штуки, которые очень быстро вылетают из этого оружия и пробивают жертву насквозь. Причём, вылетают они помногу и наносят ужасные раны. Почти всегда смертельные.

— Так твой отец пошёл кого-то убивать?

— Да.

— Врагов? На вас напали?

— Нет. Хотя… Я не знаю. Он ушёл убивать всех, кто покажется ему врагом. Он не вернулся. Его убили полицейские. Он отказался бросить оружие…

— Он же герой. Именно так должно воинам принимать смерть! — Берсерк даже немного привстал, поднимая кулак вверх.

— Да. Он герой. — На этом Зверь замолчала. Ей вспомнился её отец — мужественный высокий человек с очень красивой улыбкой. Извечная короткая стрижка ему очень шла. Он был замечательным отцом. Несмотря на все невзгоды, он всегда улучал момент, чтобы побыть с ней, поговорить, когда ей было сложно в жизни, когда жизнь менялась. А потом его призвали, потому что началась война. Более позорной войны, наверное, ещё никогда не было. Её так в народе и назвали — «Позорная война». Другое, не менее распространённое, в основном, уже после её окончания — Третья чеченская.

Это действительно стало позором страны. Стало переломным моментом в истории Российской Федерации. И без того недовольный властью народ оказался на грани восстания, когда в дома запасников пришли срочные письма с извещением о мобилизации. Отцу тогда было уже за тридцать, и для него это было, как гром среди ясного неба. Но он, не сопротивляясь, пошёл воевать. Вновь усмирять Кавказ. И пусть в третий раз уже никто не церемонился с врагом, но потери были. Удивительного в том ничего нет — вооружение поступало в республику постоянно. Причём, зачастую, более совершенное и новое, чем в действующую армию России.

Через год, семь месяцев и восемнадцать дней отец вернулся. Вере тогда было уже семнадцать, три недели назад она окончила школу. Было прохладное летнее утро, когда в квартире раздался звонок. Так звонить мог только один человек на свете: два длинных, короткий и ещё раз длинный. Вера с матерью неслись к двери наперегонки. Не успев толком проснуться, в чём были, они выскочили на лестничную площадку. Перед ними стоял родной им человек. Но что-то в нём было не так. Та же улыбка, те же короткие волосы. Военная форма, строго по уставу — никаких аксельбантов и прочих дембельских изысков. За спиной вещмешок, в котором, судя по объёму, ничего особенного не было.

Мать тогда бросилась ему на шею, Вера подбежала и обняла насколько смогла родителей. Отец прижал их к себе и обещал, что больше не уйдёт от них. На звуки в коридор вышли соседи и молча наблюдали за сценой, развернувшейся на лестничной площадке. Кто-то смотрел с сожалением, кто-то тихо улыбался.

Про войну отец ничего не рассказывал, даже вскользь старался не упоминать какие-то детали. Говорил, что сам так быстрее забудет. По ночам он порой кричал — звал какого-то рядового Кириленко. Видимо, тот погиб у него на руках. Далее из спальни слышались крики, призывающие кого-то сдохнуть, а потом отец просыпался и подолгу сидел на кровати. Мать говорила, что он сидел молча, но губы, словно молитву, что-то шептали, а по щекам текли слёзы.

Так продолжалось около трёх лет, пока не начались волнения в народе. Начало было положено в Москве и Петербурге, затем перекинулось на менее значимые города. Основная причина состояла в том, что эмигранты из Азии захватили чуть ли не всю биржу труда, а русским людям стало негде работать. Плюс очередные финансовые вливания в восстановление кавказских республик, пострадавших от военных действий. К слову сказать, которые они и развязали. Всё бы ничего, но тут кто-то на Сенном рынке избил до полусмерти ветерана той войны. Молодого парня, потерявшего ногу, били за то, что он случайно наступил костылём на дорогой ботинок какого-то местного братка.

На следующий день отцу позвонили друзья по роте. Он разговаривал за закрытой дверью около часа. А потом отец достал из сейфа в шкафу автомат, который ему подарили на охоте те же самые друзья. К оружию прилагались три рожка с патронами. Он никогда их не брал, но тут они наконец увидели свет. Отец, не говоря ни слова, вышел с этим из квартиры.

А вечером зазвонил телефон, мать подняла трубку, через секунду та выпала из её руки, а сама мать медленно села в кресло, посмотрела на дочь и сказала: «Папу убили».

Затем были дознания, расспросы, а через месяц страна с названием Российская Федерация перестала существовать. Наступили полгода непонятно какого режима. На Украине в это время тоже вспыхнули волнения, по иным причинам, но результат оказался таким же. Лишь спокойная от подобных дрязг Белоруссия предложила тогда объединиться. Через три месяца на политической карте мира появилась новая огромная страна под аббревиатурой ОРД.

* * *


Зверь вздохнула. Ночной воздух был приятно свежим и бодрил. Хотя спать и не хотелось совсем.

Варгус, сидевший рядом, видимо понял, что её мучают какие-то скорбные воспоминания.

— Ты вспомнила погибших друзей? — Предположил он.

— Да. — Соврала она. К горлу подступал ком, а вдруг разрыдаться совсем не хотелось.

— Расскажи мне о них. Я видел твоих друзей — они достойные дети вашей расы. Все разные, но вместе вы целое, в котором теперь не хватает двоих.

— Да. Они были одними из лучших. Они были противоположными друг другу. Депп был жизнерадостный, добрый — всех веселил на пару с Шексом. А Свет — злюка. Причём мстительный. — Она усмехнулась, вспомнив один случай. — Как-то его толкнул роллер, на следующий день опять. На третий день Свет плеснул ему в лицо кефиром, и тот попал под машину. Но вроде обошлось.

— Месть не красит воина. — Серьёзно проговорил Варгус.

— Это был Свет. — Усмехнулась Зверь снова. — Сам себе на уме. Не подходи — убьёт! — Она засмеялась, хотя хотелось плакать.

Варгус посмотрел на неё, не понимая, чему она смеётся. Но видимо подумав, что этого ему всё равно не осмыслить, решил не допытываться.

Ночь прошла спокойно. Бёвульсы так и спали. Разведчикам пора было выдвигаться навстречу Анхелю. Дабы доложить обстановку. Возвращаться решили по земле. Внизу никого не было видно. Отойдя на безопасное расстояние от Дворцовой по крышам, они спустились и пошли в сторону Марсового поля, где намечался сбор, а далее разделение войска с целью окружить площадь. По Невскому они собирались идти до набережной канала Грибоедова, а дальше по ней до места встречи.

Отойдя от Большой Морской всего на двадцать-тридцать метров, один из берсерков, которого звали Калиас, остановился у одной из дверей, выходившей на улицу и прислушался. Через мгновение он дал знак «опасность» — отряд быстро выстроился в оборонительную стойку. В этот момент еле слышно скрипнула створка ворот за их спинами. Затем, не скрываясь, вышла пара бёвульсов слева от отряда. Их окружили, по меньшей мере, уже четверо монстров. Дверь, около которой стоял Калиас, начала открываться и оттуда вышли ещё трое. Берсерки и Зверь встали в кольцо, спина к спине. Варгус, не отводя взгляда с окружающих бёвульсов, взял Зверь за локоть и впихнул внутрь круга.

Затем он что-то сказал по своему — берсерки напряглись. Все попытки Звери выйти обратно и драться наравне со всеми не увенчивались успехом. Решив пока что оставить стремления выбраться, Зверь в щели между Детьми подглядывала за происходящим. Бёвульсы медлили. Непонятно, чего или кого они ждали. Вполне возможно, что самого Аградона.

Тем временем светало — Анхель ждёт их, чтобы скоординировать атаку.

— Варгус, мы должны прорваться на место встречи. — Прижавшись к берсерку спиной, прошептала она.

— Я понял тебя. Будь готова. — Также спокойно и тихо ответил он. Затем он начал раздавать приказы на своём языке. — Зверь?

— Да?

— Видишь передо мной вывеску?

— Да.

— Я закину тебя туда, и ты доложишь обстановку. Мы догоним, когда разберёмся с бёвульсами.

— Нас больше — мы справимся. — Металлическим тоном отозвалась девушка, понимая, что Варгус предлагает ей выжить одной. — Либо вернёмся все, либо никто.

— Уверена?

— Абсолютно.

Варгус выкрикнул что-то на своём языке, и плотное кольцо берсерков разомкнулось — они ринулись в атаку. Зверь мешкала не более секунды, затем выбрав бёвульса, который оказался справа от неё и был не занят ещё ни кем из берсерков, устремилась на него.

Тот заметил её и незамедлительно рванулся навстречу. Их разделяло не более пяти метров — скорость набрать не успели и вот они уже нос к носу. Зверь, не думая, использовала тот же трюк, что и со зверем в недостроенном доме — прыгнула через него кувырком и рубанула обеими саблями на манер ножниц. Из-за отсутствия должной скорости кувырок не удался до конца, она ударилась об спину зверя — благо тот по инерции ещё двигался вперёд, будучи уже не жильцом на этом, да и на своём свете. Встав, Зверь увидела, что берсерки не думали геройски погибать — из семи бёвульсов, что окружило их, пятеро, вместе с тем, что убила она, были мертвы или на грани. Остальные два приняли за благо сделать ноги.

— Сейчас шухер начнётся — валим! — Проорала Зверь, совсем забыв, что со слэнгом у берсерков туго, но как ни странно, они её поняли. По крайней мере, то, что требовалось, они сделали — бежали. Из-за явного превосходства в скорости, быстро догнавший Зверя Варгус, не спрашивая разрешения, схватил её в охапку и дальше нёс на руках. Не сказать, что было неудобно, но необычно.

Рядом с каналом Грибоедова навстречу к ним вылетел адр, на котором сидели Вихрь и четверо Детей. Увидев бегущих навстречу разведчиков, они остановились и слезли.

— Что у вас? — Без приветствий начал Вихрь.

— Нормально. Основной костяк на площади, но мы нарвались на засаду — сидят кучками в подъездах и дворах.

— Убитые, раненые есть?

— Нет, все живы-здоровы. — Отмахнулась Зверь. — А вы чего вдруг навстречу?

— Да так… чутьё разыгралось. — Покачал головой Вихрь.

Зверь поймала момент, когда при этих словах её друга у Варгуса приподнялась бровь. За последние несколько часов он уже дважды услышал о том, что люди чувствуют опасность. Это явно его удивило — такого им про людей не преподали.

Вихрь махнул рукой, давая понять, что возвращаться самое время — вдалеке замаячили несколько бёвульсов. Адр, почувствовавший их, задышал чаще, ударяя копытом об асфальт, прямо как разъярённый бык. Но остался послушен и, развернувшись, пошёл, куда ему велели.

Через полчаса на Марсовом поле проходили последние совещания, раздавались распоряжения, обсуждались маневры и планы отхода. Слышались и русские слова, и русские слова с акцентом, и совсем непонятная для людского слуха речь берсерков.

Анхель, Оридас и ещё несколько вчера назначенных конунгов стояли над картой достопримечательностей центра города — что нашлось в газетном ларьке, то и взяли. Анхель рисовал красным фломастером стрелочки, кружки и помечал имена конунгов, которые поведут ту или иную группу. Также он приписывал кличку человека, ведущего отряд. Всё это он делал быстро и, словно, только для себя. Висевший над ним Оридас следил за его действиями с некоторой долей недоумения, особенно, когда Анхель начал обсуждать целесообразность того или иного хода с самим собой.

Не прошло и получаса, как пять сотен Детей войны, десять адров, шесть людей и один Ириец сорвались в разные стороны, чтобы окружить Дворцовую площадь со всех сторон, отрезать бёвульсам и Аградону, если он там, любые пути к отступлению.

Анхель вёл самый малочисленный отряд. С ним была Зверь, а с ней был Варгус и остальные разведчики. Их отряд насчитывал всего пятьдесят бойцов. Адров у них не было. Они передвигались по Миллионной улице. Другие отряды шли по набережным и другим улицам. Отряд, где был Шекспир, так и вовсе делал крюк по Гороховой, дабы выйти на Адмиралтейский проспект и перекрыть самый просторный путь к отступлению врага.

План был прост: окружить и истребить. Группа, которой руководил Анхель, должна была проникнуть в Зимний дворец, где, как предполагалось, засел Аградон.

* * *


При первых рассветных лучах прохладного утра началась битва, равной которой город давно не видел. Да и видел ли? Три с половиной века все войны обходили его стороной, подходили к порогу, но так и не переступали его.

И вот в самом сердце Санкт-Петербурга сцепились не на жизнь, а на смерть люди, берсерки и бёвульсы. Представители разных миров, но дети одного, ранее единого. На Дворцовой площади, под оком ангела, возвышавшегося на Александрийском столпе, с восходом Солнца началась битва.

Бёвульсы были готовы к нападению. Сначала на них вылетели две сотни Детей войны с набережной Мойки и с Большой Морской улицы. Бёвульсы, ощетинившись клыками и когтями, встали в плотную фалангу и стойко сдерживали атаковавших их берсерков.

Следующей подоспела неполная сотня Детей вместе с Вихрем и четырьмя адрами. Они выскочили с Невского проспекта по Дворцовому проезду. Не успели они подойти к начавшим спешно перестаиваться бёвульсам, как со стороны Невы и Дворцового моста показалась ещё сотня Детей, ведомых Марлой и Немчурой. Берсерки выстроились в подобную врагу фалангу и спокойно наступали, в то время как адры заходили для удара с флангов. Пришедшие с Марлой ещё четыре рогатых монстра вкупе с четырьмя приведёнными Вихрем устроили адские клещи для бёвульсов.

Поняв, что шансов на спасение просто нет, многие из бёвульсов начали прорываться за пределы окружения. Не у всех это получилось, но порядка пяти десятков прорвались в разные стороны. Те, кто бежал в сторону Александровского сада, были встречены неполной сотней и двумя адрами, что вёл по большому крюку Шекспир. Но всё равно, многие приняли за благо сбежать, нежели принять смерть, подобно тем, кто не выбрался из окружения по тем или иным причинам.

Берсерки торжествовали — победа над ордами бёвульсов была уже одержана. Оставалось только добить оставшихся и разыскать сбежавших. А ещё оставался Аградон, которого пока что было не видно и не слышно. Что странно! Гибель, да ещё такая массовая, его любимцев должна была хоть как-то проявить его. Но пока что он безмолвствовал.

Когда все берсерки и ученики Анхеля, кроме Звери, собрались на площади, появился с Миллионной и сам Ириец с полусотней берсерков. Они, не оглядываясь на место боя, где до сих пор огрызались и умирали бёвульсы, пошли на штурм Зимнего дворца. Но войти внутрь им было не суждено — в стороне сада раздался протяжный вой бёвульса.

Многие услышавшие его обернулись, чтобы взглянуть на столь отважного зверя, который отважился подать свой голос. По асфальту Дворцового проезда мерно вышагивал бёвульс, верхом на котором сидел некто в чёрном драном балахоне. За спиной его висел меч, руки, одна из которых держалась за широкий ошейник, видимо служивший поводьями, были закованы в латные рукавицы. Сквозь бреши в одежде были видны тёмные матовые доспехи.

Зверь под ним держался, не смотря на гибель сородичей, очень хладнокровно. Судя по многочисленным шрамам на тупой морде, по рваным ушам — это был один из старейших бёвульсов. Самый тёртый в многочисленных боях, в схватках за право обладать самкой в период гона, самый опытный и, не исключено, что выращенный самим Аградоном.

Позади них стояли ещё десятка три бёвульсов. По ним не было видно, что они вырвались только что из мясорубки — это были свежие силы. Это ставило под сомнение то, что говорил Оридас об их численности. Возможно, их в разы больше.

Аградон чуть дёрнул поводья в сторону центра площади. Бёвульс под ним мерно, не спеша, побрёл в направлении застывших в ожидании развязки берсерков и людей. Анхель же уже шёл навстречу к приближающемуся Древнему. Его взгляд был полон решительности начать бой с ним прямо сейчас.

Когда их разделяли два десятка метров, Аградон одёрнул поводья и слез со своего «скакуна». После чего он продолжил движение вперёд пешком. По мощёной площади раздавался цокот подбитых металлом подошв, обувь была не видна под балахоном. Шёл он достаточно медленно, Анхель же подходил своим обычным шагом — весьма быстрым.

— Вот и свиделись. — Не останавливаясь, начал Аградон. На его безглазом лице отразилось некое подобие приветственной улыбки. Анхель остановился, ожидая продолжения. Поравнявшись с ним, Аградон тоже встал. — Извини, что заставил ждать.

— Что дальше? Что гласит ваш Закон? — С места в карьер начал Анхель.

— Закон… да. Только это меня сейчас и удерживает от того, чтобы кинуть на эту жалкую свору и тебя вместе с ней всех оставшихся бёвульсов. Но! Не могу. Потому, что Закон Я обязан соблюдать. — Он состроил недовольную мину. — А говорит он следующее, если вкратце: победив низшего среди иных — беднягу Одраласа, ты волен сразиться со следующим в иерархии — со мной. В противном случае, тебе придётся уничтожать моих подручных. — Он оглянулся на стоявшего за спиной и сверлившего взглядом Анхеля бёвульса. — А их ещё у меня немало. Посему наилучший твой следующий ход бросить вызов мне. Точнее, согласиться на бой — другого выхода просто нет.

— И что если…

— Если ты победишь, — перебил его Аградон, — то перед тобой откроется «новый уровень». Если проиграешь — какая разница? — Засмеялся он.

— И сколько же ещё этих уровней?

— Резонный вопрос. Отвечаю — после меня один. Но у тебя много врагов помимо нас, обременённых Законом Древних. Ты многим насолил до появления здесь.

— Кто Я?

— Могу сказать только то, что ты это обязательно узнаешь. — Аградон снова злобно засмеялся, смех этот походил на хриплое шипение змеи. Тёмные провалы глаз так и остались провалами, сколько ни пытался в них всмотреться Анхель.

— Где и когда? — В лоб спросил Анхель.

Аградон не сразу ответил. Он отошёл к своему бёвульсу, запрыгнул ему на спину, развернул его и встал спиной к Анхелю. Повернув голову через плечо, он бросил:

— Сейчас! — После этого слова он чуть качнулся вперёд, и монстр понёс его прочь. Он уходил спиной к Анхелю. Отойдя за линию выстроившихся бёвульсов, Аградон оглянулся через плечо и с чуть заметной улыбкой кивнул, мол, за мной.

Анхель чертыхнулся и махнул рукой ближайшему берсерку на адре. Тот поспешил к нему.

— Сколько влезет на адров, все за мной! — Завопил Анхель, вытаскивая меч из ножен и поднимая над головой. Началась суматоха. Первыми места заняли его ученики, остальные места, насколько хватило, заняли берсерки, которые были более расторопны и ловки и получили наименьшие повреждения в бою. В среднем на каждого адра поместилось по одному-два человека и по пять-шесть берсерков. Вместе с Анхелем заняли место на рогатом беговом монстре Зверь и неотвязный от неё Варгус. Сборы завершились в считанные мгновения, и через минуту десять адров понесли во весь опор порядка семи десятков воинов вслед за уходившим Аградоном.

Бёвульсы, завидев десятерых рассвирепевших адров, да ещё с не менее воинственными «экипажами», бросились вслед вожаку, причём очень быстро.

Казалось, адры шагали так тяжело, что Александрийский столп, который стоит исключительно за счёт своего веса и ювелирного равновесия, без всякого фундамента, начал раскачиваться. Оставшиеся на площади Дети принялись добивать ещё живых бёвульсов.

* * *


Ловко лавируя между деревьями Александровского сада, адры неслись весьма внушительным темпом, преследуя врага. Аградон, вначале не спеша, направлялся к Сенатской площади, но вскоре свернул на Вознесенский проспект. Тот был забит брошенными машинами — это не остановило бёвульсов. Те ловко прыгали с крыши на крышу, оставляя глубокие следы от когтей, либо просто неслись по тротуару. Адрам тротуара было мало, и они сносили мощными рогами стоявшие на пути авто или, запрыгивая на них, давили, словно те были из фанеры. На скорость движения это совсем не влияло. В один из моментов Анхелю пришлось покрепче сжать ремень, удерживающий сидящих на спине, когда рогатый великан с грацией лошади перемахнул через инкассаторский микроавтобус. После этого трюка Анхель обернулся на сидящего позади берсерка, который управлял адром, тот удовлетворённо усмехнулся.

Выбежав с довольно узкого проспекта к Мойке, бёвульсы пересекли мост и понеслись по набережной налево. Адры отставали от них не более чем на две-три сотни метров. В скорости они не уступали, а вот с маневренностью у них было чуть хуже, чем у более мелких бёвульсов. Вскоре те свернули в переулок Гривцова.

— На Сенную мчатся! — Крикнула позади Анхеля Зверь. Он кивнул, соглашаясь с девушкой.

Погоня продолжалась.

Впереди замаячил канал Грибоедова. Адры неслись парами — насколько позволял переулок. Растягиваться было опасно, а так ещё куда ни шло. Бёвульсы тем временем пропали из виду, виден был вдалеке удаляющийся Аградон, возвышающийся над автомобилями. Он порой оглядывался.

До канала оставалось преодолеть 2 дома, когда с обеих сторон из подворотен выскочили бёвульсы. Признаться, это стало неожиданностью. Увлёкшись преследованием, Анхель и все остальные забыли, что их, вполне возможно, вели в ловушку. В неё-то они и угодили. Первой паре адров практически не досталось, а вот следующих атаковали молниеносно, застав врасплох.

Идущих на скорости рогатых великанов остановить не удалось, но это, вероятно, и не входило в план засады бёвульсов — они прыгали адрам на спины, чтобы сбросить седоков. Хватая их за ноги, за руки, хищники стаскивали их и старались сразу оттащить подальше, чтобы не попасть под следующего адра.

Две пары, что шли последними, успели подготовиться и оскалились копьями и алебардами, кто-то рубил нападавших мечами. Так или иначе, движение не остановилось, хотя ряды сидящих и поредели. Анхель нервно оглянулся — все ученики вроде на месте. Адр Анхеля выбежал из тени переулка. Смотревший назад Ириец увидел, как вдоль дома несутся два бёвульса и вот-вот запрыгнут на стоящую около дороги машину, с которой нападут в очередной раз на сидящих воинов.

— Слева! — Заорал Анхель. Он успел привлечь внимание, но вот среагировать сидящие на адре не успели. Оба бёвульса прыгнули разом, один с крыши, второй с переднего капота. В последний момент Анхель успел заметить, что под атаку попадёт адр, на котором ехала помимо берсерков Немчура.

Дальний от неё монстр сгрёб двоих наездников и вместе с ними попал под бегущего следом адра. Второй же, прыгавший с капота, вцепившись в спину животного когтями, схватил за ногу Немчуру и мощным рывком отскочил от адра, неуклюже рухнув на асфальт вместе со своей жертвой. Сердце Анхеля словно остановилось вместе со временем. Он видел детально, как падал монстр, так и не отпустивший ногу вопившей от боли Немчуры, а затем удар — девушку приложило об асфальт с чудовищной силой. Крик моментально оборвался. По тёмному полотну дороги брызнула кровь.

Вскочивший бёвульс отпустил тело, и оно бесформенно опрокинулось на асфальт. Разбитая голова щедро обагряла всё вокруг мешаниной крови, серых сгустков и осколков черепа.

Время вернулось в своё прежнее русло, и тело погибшей только что девушки начало стремительно отдаляться. Бёвульс около неё суматошно замотал головой и, поняв, что он один, решил удрать.

— Немчура! — Завопил ехавший на следующем адре Шекспир. Его взгляд застыл на распростёртом теле подруги. Он единственный, кто кроме Анхеля наблюдал случившееся — остальным просто было того не видно из-за адров, или они уже были впереди.

Крик отрезвляюще подействовал на Анхеля.

— Стоять! — Завопил он. Адр, нёсший его, Зверя и берсерков, юзом остановился. Шедшие рядом с ним не сразу, но тоже начали останавливаться. Берсерки тотчас же слезли, дабы предотвратить возможную атаку бёвульсов, оставшихся позади. Анхель бежал, протискиваясь сквозь них. Он не смог уберечь Света, и вот на его глазах погибла Немчура. Сердце стучало всё более часто, чем ближе он подходил к телу.

За ним бежала Зверь, до конца не понявшая, что произошло. У тела на коленях уже стоял Шекспир, который, должно быть, спрыгнул с адра на ходу. Он расстёгивал ножны, чтобы снять кофту. Сняв её, накрыл голову Немчуры — зрелище было не для слабонервных. Когда подбежал Анхель, Шекс обернулся к нему и посмотрел прямо в глаза.

— Минус три, учитель…

Анхель промолчал. Позади из толпы Детей вырвалась Зверь, за ней Чупс и Марла. Вихря не было видно. Анхель не оборачивался на них. Он сам закрыл глаза и опёрся о столб, опустив голову. Вскоре он услышал, как зарыдала Марла, как её пытался успокоить Чупс. Как тихо подошла Зверь и, хлопнув его по плечу, вновь промолчала.

«Я их всех обрёк на смерть!» — раздалось в голове у Анхеля. Он открыл глаза и, не обращая ни на кого внимания, пошёл к своему адру. Залез на него, дёрнул поводья и помчался дальше. Он решил, что его поступок достаточно понятен, и за ним никто не пойдёт. Он не оглядывался, но слышал, что никто, кроме него, не скачет на огромной махине из другого мира, сминая и расшвыривая машины. До Сенной оставалось не так уж и далеко. Бой состоится там — Анхель был почти в этом уверен.

Когда переулок Гривцова завершился, то перед Анхелем открылась совершенно пустая Сенная площадь. Здесь не было даже брошенных машин. Как оказалось, все они были оттащены в стороны — вероятно, чтобы дать простор для боя. Но он не видел противника. Выехав на середину, он слез с адра и огляделся — никого. Ни следа Аградона.

— Меня потерял? — Раздалось слева. Анхель повернул голову — Аградон стоял у спуска в метро. — Я здесь. — После этих слов он начал спускаться по лестнице вниз.

Анхель последовал за ним, на ходу вытаскивая меч из ножен. Аградон вывел его сначала к эскалаторам, а затем ниже — на саму станцию. Далее он прошёл к переходу между станциями «Сенная площадь» и «Садовая». Там остановился и обернулся лицом к Анхелю.

— Здесь. — Кратко дал он понять, что это место устраивает его.

Место это было, мягко говоря, несколько неудобное для боя. Переход между станциями был хоть и широкий, но он шёл под уклон, что вносило некоторые неудобства для противников. Очевидно, Аградон не искал лёгких путей. А быть может, у него был припрятан в рукаве джокер. В любом случае, здесь Анхель не мог что-либо возражать.

Крутанув меч в руке, ангел направился к противнику. Ему претила сама мысль о том, чтобы начинать трепаться впустую с этой тварью, оттягивая момент схватки. В переходе было темно, но Анхель видел достаточно — Аградон, наверняка, тоже.

Двигаясь посередине прохода, Анхель поначалу решил задумать хоть какой-то план боя, но вспомнив выражение одного великого русского военачальника — «ни один план не переживает встречи с противником», оставил эту затею.

Аградон сделал шаг навстречу, и клинки запели, разрывая воздух. А после тёмный проход огласил звон стали.

* * *


Шекспир вынес из подъезда несколько больших отрезов разноцветной ткани, они были похожи на занавески, но уж больно здоровые. Положив их подле тела Немчуры, он и Марла, которая до сих пор была в слезах, разложили ткань в дорожку. Мрачный, как чёрная туча, Вихрь и Зверь положили тело Немчуры на край ткани. Немного поколебавшись, они без всякого уважения замотали этой тканью труп подруги. Перевязав саван, чем пришлось, они уложили тело на одного из адров. Зверь вызвалась сопроводить тело Немчуры до шестёрки, где погибшую девушку похоронят на импровизированном кладбище учеников Анхеля.

С ней отправился Калиас. Варгус остался. Вихрь, проводив долгим взглядом уходящего спокойным аллюром адра, оглядел оставшихся с ним Марлу, Шекспира и Чупса. К нему подошёл Варгус, который среди Детей был здесь за старшего.

— Вихрь, командуй… — Понимающе, спокойно произнёс он. Но увидев то, в каком состоянии Вихрь, он схватил его за плечо и повернул рывком к себе. Он был на голову выше его и гораздо мощнее, поэтому это не составило труда. Вихрь вонзился в него испепеляющим взглядом, но наткнулся на совершенно спокойный взор берсерка. — Вихрь, она с нами, только не здесь и не сейчас. Мы, берсерки, верим, что павшие воины остаются в бою и изо всех сил отводят смертельные удары от ещё живых, прыгают грудью на летящие стрелы, чтобы хоть чуть-чуть их затормозить. Поэтому мы должны продолжать биться — Немчура, Депп и Свет до сих пор с вами. Не буду перечислять всех тех, кто оберегает меня — их в разы больше.

Вихрь отвёл взгляд. Слова Варгуса подействовали. Он вдохнул, постепенно возвращая душевное равновесие.

— Все по адрам — продолжаем преследование. Внимательнее по сторонам. — Скомандовал вместо него Варгус, после чего хлопнул Вихря по плечу и, поймав взгляд того, кивнул ему на ближайшего адра, на которого залез и сам. Вихрь ещё раз оглянулся на переулок, где уже не было адра, нёсшего тело погибшей подруги. Затем посмотрел на Шекспира, Чупса и Марлу. Да, они были также придавлены грузом потери, но они держались лучше него. По щекам Марлы продолжали течь слёзы, но взгляд был уже решительный. Шекс стоял, сложив руки в замок, и смотрел на Вихря, когда их взгляды пересеклись, он ему кивнул. Чупс просто махнул ему рукой — мол, погнали.

— Погнали. — Сказал им Вихрь. И твёрдым шагов пошёл к адру. Варгус подал ему руку, помогая влезть на монстра.

* * *


В воздух гулко поднялась горсть мраморной крошки, высеченная мечом из пола. Переход озарило эхом очередной серии ударов. Порой вылетали искры голубоватого цвета, на миг во мраке перехода проявляя лица сражающихся.

Скорость вновь, как и в бою с Одраласом, превосходила человеческую в разы. Глаза Анхеля пылали красным — его ярость кипела в нём, словно магма внутри вулкана, готовая вот-вот вырваться наружу, уничтожая всё вокруг. Вихри ударов обрушивались то на Аградона, то на Анхеля. Поочерёдно им приходилось наглухо уходить в защиту, пока противник наносил серии мощных рубящих, колющих и секущих ударов. А затем они менялись местами.

Анхель использовал ход, принёсший ему победу в бою с Одраласом — обманные удары, но с Аградоном не действовало — он знал этот стиль боя. Он был готов к каждой серии атак, наносимых Анхелем. Хотя, увидев этот бой, его ученики сказали бы, что такого их учитель никогда им не показывал. Это что-то абсолютно иное. Сам же Анхель сейчас был словно где-то в стороне от места боя, будто бы дистанционно управляя своим телом. Или нет — даже не управляя, а, скорее, умоляя его выжить любой ценой.

После очередной атаки, что разбилась о выверенные блоки и уходы Аградона, Анхель отскочил подальше, чтобы противник не успел начать контратаку сразу же. Нужно было что-то поменять — он слишком предсказуем. Так боя не выиграть…

Он начал судорожно перебирать стили боя, которые освоил за последние пять веков. Нужно пробовать — что-то пробьёт защиту Аградона. Анхель был в этом уверен.

Он начинал каждую новую атаку иначе, старался не повторяться и когда в первый раз зацепил Аградона, то понял, что нашёл. Выстояв очередное ураганное нападение, он, не думая ни мгновения, не успев, как следует, перевести дыхание, начал атаковать. Аградон пропускал — это могло быть либо потому, что противник начал уставать, а может быть, не мог просчитать этот стиль боя. Хотя стиль-то был наиболее понятный и простой, техничный и без вычурностей. И это был последний из освоенных, притом не до совершенства — тот самый русский стиль. Примерно так сражались славяне, в годы нужды поднимавшие меч.

Аградон начал чаще отскакивать от него для того, чтобы перевести дыхание, но Анхель пресекал все эти его жалкие потуги. Настал момент, когда Аградон, выбившись из сил, решил неожиданно контратаковать прямо во время наскока Анхеля. Неожиданность удалась, но цели своей не достигла. Анхель наручем отвёл меч от груди, параллельно занося свой для колющего удара. Когда Аградон потерял на миг равновесие и подался вперёд, Анхель пронзил ему горло резким и неотвратимым уколом.

Из открывшегося рта Древнего послышался булькающий звук, хлестанула кровь, по-видимому — тёмная, но не сказать, что красная. Хотя в черноте перехода Анхель мог и ошибаться. Рывком выдернув меч из горла Аградона, Анхель сделал несколько шагов, пока не упёрся в прохладную мраморную стену. Сердце колотилось, будто на пределе, пот тек ручьями — он решил снять с себя доспехи. Сбросив их, сел на пол и постарался выровнять дыхание. Посмотрел на руки — они изрядно тряслись. Как он только в горло-то так точно попал?

Перед ним лежало тело Аградона, тот так и не отпустил меч, который звякал о пол всякий раз, когда тело, раз за разом, пробивала посмертная конвульсия. Лужа чёрной крови медленно текла вниз по переходу.

* * *


Вылетевшие с переулка Гривцова на Сенную площадь адры остановились, берсерки и четверо учеников Анхеля соскочили с них и рассредоточились. Не обнаружили ровным счётом ничего, кроме адра, на котором сюда прибыл Ириец, и в рядах их возникло некоторое сомнение — стоит ли им здесь быть, раз тут никого нет. Да и где, собственно, сам Анхель?

Но их сомнение было недолгим, буквально через минуту после их прибытия адры обеспокоенно заводили рогатыми головами. Шекспир почесал голову, затем бороду, поправил многочисленные разноцветные фенечки на левой руке, громко выдохнул:

— М-м-мда! — Его взгляд упирался в стаю бёвульсов, которая шла сюда по Садовой улице. Оглядевшись и не увидев больше монстров, он повернулся к Вихрю. — Это… того… там! — Ткнул пальцем Шекс в приближающихся врагов. Вихрь сделал несколько шагов из-за адра, перекрывавшего ему обзор. Некоторые берсерки уже успели заметить бёвульсов.

— Вот же зараза! Варгус, куда ваши соглядатаи смотрели только? Там ещё сотня точно идёт.

Подошедший Варгус, который уже узрел подходящий живой поток, молчал. Подошла Марла.

— Ну и? Нас вдвое меньше. Это если их действительно сотня.

— За помощью мы не успеем. — Мрачно констатировал Варгус.

— И Фермопилы мы тут не сможем им устроить. Затор из машин их надолго не сдержит, разве что замедлит. Чуть-чуть.

— А если встретить их в лоб на адрах? — Предложил Шекспир.

— Нет. Будет то же самое, что случилось с вашей подругой — они далеко не глупы, чтобы атаковать адров, зная, что силы не равны. Они расступятся и накинутся на возниц и всех, кто будет верхом.

— Логично. — Почесал затылок Шекс. — Ещё идеи?

— Как насчёт поджечь машины? — Подал голос Чупс.

Повисло молчание, все посмотрели на него, затем перевели взгляды, жаждущие ответа на вопрос, на Варгуса.

— Это может сработать. Мы их не остановим, но так они не смогут прорваться всей стаей.

— Отлично! У кого есть хоть какое-то «огниво»? — Марла и Шекспир извлекли из штанов по зажигалке. У Чупса нашёлся спичечный коробок, но спичек в нём не было. Вихрь же и вовсе оказался без огня. Варгус снял с шеи верёвку, на которой висели два камешка вытянутой формы.

— Огонь. — Ухмыльнулся берсерк и чиркнул камешки друг о друга — высеклась очень яркая искра, упав на асфальт, она светилась ещё несколько секунд.

— Нет времени — за дело! — Крикнул Вихрь. До подхода серо-бурой массы оставалось не больше двух минут — уже вовсю было слышно рык и цокот когтей о дорогу.

Берсерки, как оказалось, все при себе имели подобное огниво. Подбегая к машине, Вихрь мечом сделал несколько дыр в бензобаке, горючее начинало изливаться на асфальт. Дети войны поняли его ход мысли и стали повторять за ним. Когда бёвульсы почти вплотную подбежали к куче машин, то дорога под ними была уже изрядно покрыта слоем бензина. Один раз понадобилось Варгусу чиркнуть своими зажигательными камешками, чтобы воспламенить разом всё.

Огонь быстро разбежался под машинами. Раздались громкие хлопки с разных сторон — сдетонировали скопившиеся в бензобаках пары. В воздух начал подниматься чёрный едкий дым.

Выстроившиеся в длинную шеренгу берсерки и люди ждали, что же случится дальше. Прорвутся ли бёвульсы сквозь огонь, или это их остановит? Ответ пришёл довольно быстро: из клубка дыма и огня выскочили несколько монстров, шерсть на них горела — видимо, они оказались там, когда всё вспыхнуло, и другого пути, как вперёд, у них не было. Звери были в шоке и, совершенно не думая, бросились на алебарды и копья. С ними было быстро покончено, но их не было и десятка. Там за огнём их ещё много. Да и огонь вечно гореть не будет…

* * *


Анхель шёл наверх по эскалатору. Он по-прежнему тяжело дышал — бой дался ему тяжело. Но на будущее он теперь знает, как можно застать врасплох этих Древних. Пусть людей они ни во что не ставят, но люди таки смогли обойти их в умении сражаться. Жаль, им не хватает скорости и силы — так бы оказались серьёзными противниками.

В руке, свободной от мечей, своего и трофейного, Анхель нёс голову Аградона. Под капюшоном отыскались тёмные длинные волосы, связанные в косу, за которую и держал её Анхель. Это будет своеобразная сдерживающая мера против бёвульсов. Пусть знают, что вожак погиб. Может это заставит их отступить?

Анхель сомневался, но вдруг сработает.

* * *


Огонь редел, бёвульсы воспользовались этим, начав прорываться в брешах. Проносясь мимо остовов машин через огонь и дым, вырвавшись на относительно безопасное место, они останавливались. Твари оглядывались и, что самое нехорошее, сбивались в стайки по пять-семь особей и нападали.

Бой закипел не слабее того, что был вчерашним утром около парка. Только вот на этот раз преимущество было явно за бёвульсами. Берсерки отбивались, как могли, но даже мощные удары с флангов на адрах не приносили ожидаемых результатов — к ним волколаки были уже готовы. Они, помимо всего прочего, учились на горьком опыте.

Четверо людей стояли рядом, и у них неплохо получалось убивать бёвульсов. Марла сняла шестерых ножами, а когда те так и остались в телах, она вытащила, наконец, свою саблю. Благо встреча была уже не первая, да и Анхель указал на слабые места — поэтому били прицельно.

Тем не менее, ряды берсерков медленно, но верно редели, их окружали, и кольцо постепенно сжималось. Бёвульсы всё чаще и чаще нападали поодиночке и старались вытащить хоть кого-нибудь из кучки оскалившихся мечами, копьями и алебардами противников. Нападали с разных сторон. Пока один отвлекал на себя внимание, другой вытаскивал одного из отвлекшихся — работали методично и, чёрт возьми, успешно.

Вихрь и Шекспир в суматохе боя оказались оторваны от Марлы и Чупса. Берсерков оставалось не больше двух десятков.

— Слушай, да нам хана, как я посмотрю! — Прикрикнул Шекспир непонятно с чего очень радостным голосом. Лицо его озаряла улыбка, и он то и дело хихикал.

Ситуация становилась опасной. Вихрь прикидывал, что можно сделать, но умных мыслей пока что не было. Раздался крик — он резко оглянулся, это был крик Марлы — никто другой так женственно не завопил бы. Там, за могучими плечами берсерков, что-то происходило, но ему было не видно, плюс ко всему он не мог оторвать взгляд от беснующихся перед ним монстров, которые только и ждут момента, чтобы выдернуть очередную жертву.

Что же там с Марлой? Сквозь шум, испытывая панику, он слышал её, она сначала кричала, а сейчас плачет, он услышал голос одного из берсерков:

— … положил жизнь ради тебя — цени её и не подставляйся.

Кто положил жизнь ради неё?

Очередной бёвульс выскочил рядом с Вихрем, но удар человека был чёток и смертелен — агонизирующий монстр упал под ноги. Стоявший рядом Шекспир перерезал ему горло, чтобы скорее истёк кровью и ни в коем случае не смог нанести кому-то вреда.

Бёвульсы не сводили глаз со сбитых в кучу берсерков и людей. Атаковать скопом они не решались, видимо понимая, что так они потеряют больше своих, нежели с теперешней тактикой. Взгляд одного из хищников взметнулся к небу, следя за чем-то или кем-то там вверху. Следом на это что-то обратили внимание ещё несколько тварей. Один из бёвульсов что-то рявкнул — надо заметить, это казалось несколько печальным воплем.

Неожиданно для Вихря и Шекспира прямо перед ними что-то упало сверху и покатилось к бёвульсам. Вглядевшись, Вихрь сообразил что это — голова Аградона.

Анхель победил его!

Бёвульсы тоже поняли, что это, и растерянно начали оглядываться.

* * *


Анхель неровным шагом шёл сквозь кольцо бёвульсов — те расступались перед ним. Он победил их вожака. Он нёс его меч в руке, а голова только что пролетела над ними и упала где-то в центре, где сгрудились выжившие.

Прозвучал хриплый вой. Бёвульсы, понурив голову, уходили, спускаясь в подземку. Вскоре на площади остались только мёртвые монстры. Анхель глубоко вздохнув, сел прямо на асфальт, положив мечи перед собой. Берсерки тоже облегчённо перевели дыхание. Некоторые из них последовали примеру Анхеля, иные пошли на поиски тех, кого утащили бёвульсы. Само собой, надежда найти живых была обречена изначально — кто-кто, а бёвульсы в плен не берут.

Анхель увидел, как Вихрь и Шекспир стоят около сидящей на коленях Марлы. Та, схватившись за голову, кажется, рыдала над истерзанным телом Чупса. Анхель закрыл глаза ладонью — ну вот, ещё один человек, в смерти которого он будет винить себя.

К нему подошёл Варгус, на лице у него был изрядный шрам от лапы бёвульса, и берсерк немного хромал. Он присел рядом с ангелом. Анхель посмотрел на него, но не сказал ни слова.

— Он спас девчонку. — Подошёл к Анхелю Варгус. — Закрыл собой, поняв, что ударить не успеют ни он, ни она, ни кто-либо ещё — просто выскочил перед ней, и его утащили.

— Я виноват?

— Нет. Они воины не менее достойные, чем каждый из берсерков, прости мне это мнение о своём народе. У нас иные погибают в детстве.

— Спартанцы прям.

— Не знаю, о ком ты, но, видимо, они тоже были отличными воинами. А ты выучил их — ты должен гордиться ими. Всеми. И живыми, и мёртвыми.

Тем временем подошёл Вихрь и горестно улыбнулся учителю. Тот ответил ему кивком, который, в общем-то, ничего не значил.

— Что дальше, учитель? — Спросил Вихрь. Анхель посмотрел на него. Отрицательно помотав головой, он ответил:

— Если бы Я знал…

* * *


На пустыре около сгоревшего несколько лет назад торгового центра берсерки и люди возвели погребальный костёр. Не смущаясь последствий, они вырубили приличную часть парка, стараясь всё-таки выбирать сухие или близкие к этому деревья, но их было мало. Костёр возводили до глубокой ночи.

Далеко за полночь наступила тишина. Одно за другим на костёр были положены тела ста семнадцати погибших сегодня воинов. Люди не были забыты. Им тоже нашлось место на погребальном костре берсерков. Хоронить в землю Дети считали святотатством и настояли, чтобы тело Деппа откопали и перенесли на костёр. Анхель не стал вдаваться споры — не тот случай, да и огонь, по его мнению, лучше доставит дух погибшего в лучший мир.

Когда все тела были возложены на свои места, то в ночной темноте наступила ещё более тягостная тишина. Горели факелы, огонь бился на ветру и слегка чадил. В свете колыхавшегося пламени чуть освещались лица державших факелы. В основном это были берсерки, но один из факелов доверили Вихрю. Анхель мрачной тенью стоял позади молчавших рядом Детей. Его ученики стояли бок о бок с ними.

Вперёд подался Оридас. В руке его не было факела, но когда он развернулся лицом к выжившим, огонь в руках стоявших перед ним достаточно хорошо осветил его. Он обвёл взглядом ряды берсерков, на миг задержавшись на четверых людях.

— Из уважения к нашим братьям по оружию в сегодняшней битве Я буду говорить на их языке. — Вступил Оридас. — Сегодня день великой славы, что на века поднимет к звёздам наших братьев, что погибли. Пусть же видит враг, как огонь заберёт тела их, доставив души в лучший из когда-либо бывших миров. Пусть враги знают, что мы не дрогнем никогда! Что отдадим жизни, но никогда не отступимся от своего.

Он развернулся к погребальному костру и упал на одно колено — берсерки последовали его примеру. Не остались в стороне четверо людей и Ириец, так и стоявший позади всех.

Берсерки смотрели на костёр. Затем один из державших факел встал — за ним поднялись другие факелоносцы, Вихрь в том числе. Остальные Дети, как один, ударили ладонью о колено. Воздух содрогнулся от неожиданного звука. Факелоносцы сделали шаг вперёд. Следующий удар ладонью о колено — ещё шаг к костру. Удары становились чаще, пока не вошли в ритм идущих с огнём братьев по оружию. Когда те подошли и положили факелы в основание костра, заполненное трутом, воздух содрогнулся под очередным хлопком о колено. Огонь быстро схватился за мелкие ветки, бумагу, доски и всё, что имело свойство быстро разгораться. Поджигавшие отошли от костра и встали на свои места.

И тут Дети запели. Они продолжали ударять по колену ладонью, но теперь к этому добавилась песня. Пели, естественно, на своём, но перевода не требовалось — это было напутствие павшим братьям. Песня разливалась волнами по скользящим над землёй ветрам и уносилась вместе с ними. Огонь, словно в такт ей, вспыхивал всё ярче и ярче. Жар от него нарастал. Стоявшие на достаточно большом расстоянии поющие воины невольно щурились от жара. Костёр был огромен — около десяти метров только в высоту, а площадью занимал практически весь пустырь, который служил парковкой. В воздух поднимались гигантские снопы искр и ало-серого дыма. Огонь поднимался ввысь, казалось, до самых небес. Песня же разносилась на всю округу и становилась всё громче и громче, что была слышна даже сквозь треск огня.

Анхель, как и его ученики, не знали слов этой песни, но активно прихлопывали ладонь в такт со всеми. Иногда они подпевали в тех моментах, когда Дети просто тянули какие-нибудь гласные.

Марла стояла на колене несколько неуверенно, щеки были мокрые от слёз по погибшим друзьям. За эти дни она плакала больше всех, казалось, слёзы должны бы уже кончиться, но они всё текут и текут.

Вихрь ударял по колену с совершенно отсутствующим лицом, глядя куда-то вбок и вниз. В душе он понимал, что не виноват ни в чём — это война. А на войне люди гибнут. И не всегда ты можешь их спасти, а если и сможешь, то, вполне возможно, ценой собственной жизни. Ведь если бы Чупс не выскочил тогда, то на месте Марлы сейчас бы сидел он.

Шекспир наблюдал, как пылает огонь, как искры взлетают в небо, прореженное небольшими, но быстробегущими тучами. Совсем недавно он видел, как погибла его подруга. Он хорошо относился к ней, со всеми её тараканами. И она к нему относилась неплохо. Достаточно, чтобы быть друзьями, которые выручат в любой ситуации. Но он ничего не смог сделать, когда её стащил с адра бёвульс и убил только этим. Ему даже не пришлось рвать её тело своими клыками. Он просто её приложил об асфальт с такой силой, что разом размозжил ей голову. И удрал. Как трусливый пёс, поджав хвост.

Зверь была, на сей раз, тоже в слезах. Наконец-то её хладнокровие дало трещину, и плотину прорвало. Нет — она этого нисколько не стыдилась. Наоборот, она чувствовала, как ей становится легче от каждой пролитой слезы. Душа освобождалась от тех тяжестей, что Зверь добровольно на себя нагрузила и несла их, не думая сбросить, чтобы было легче жить.

В воздухе появился запах горящего тлена. Песня так и продолжалась — то ли она имела не один десяток куплетов, то ли её пели кругами. Ночь заканчивалась, а Дети всё пели свою песню-прощание к павшим в боях братьям. Кто бы мог подумать ещё пару дней назад, что подпевать им будут люди. Наверное, никто не мог предвидеть такого исхода.

Анхель же думал сейчас, глядя на догорающее пламя, что же будет дальше? Кто придёт следом за Аградоном? Он сказал, что будет ещё кто-то…

Что ж… подождём.




Глава 13

		   «…В пепле рождённая,



		   В огне закалённая,



		   Навеки Единая



		   Великая Русь!







		   Храни свою мудрость,



		   Храни свою совесть.



		   На том стой веками



		   Родная Земля!..»








— Выруби ты нафиг это! — Гаркнул на сидящего около телевизора Шекспира Вихрь.

— Извольте! — Деланно покачал головой тот и, ткнув в угол сенсорного пульта, выключил полуночный показ государственного чёрно-злато-серебряного триколора с гербом ОРД по центру — двухголовая птица, почти как предыдущий орёл, только одна голова была ворона, а вторая сокола. В когтях эта птица держала гербы Украины, Белоруссии и России, скованные цепью. Флаг играл на ветру, а фоном служил новый государственный гимн.

— Опять ничего… — Сонно заключила Зверь, лежавшая на диване.

— Опять. — Повторил Вихрь. — Уже почти месяц прошёл и никаких намёков на явление этого третьего, которого Анхелю обещал Аградон.

— Может они поняли, что наш Анхель не пальцем делан, и решили оставить наш мир? — С серьёзным лицом пошутил Шекс. Вихрь улыбнулся уголком рта, но ничего не добавил.

— Ладно, я спать. Будете трепаться громче, чем шёпотом — … Вы меня поняли.

Вихрь и Шекспир кивнули, а когда Зверь скрылась за дверью, то они, не сговариваясь, повернулись друг к другу и кивнули в направлении балкона. Друзья поднялись и направились через комнату к прозрачной двери. Выйдя на балкон, перед тем, как закрыть за собой дверь, Шекспир высунулся обратно в квартиру и нарочито громко чихнул.

— Шекспир! Ублюдок! — Завопила Зверь, но он её уже не слышал. Облокотившись на внешнюю стену, Шекспир стоял и широко улыбался.

— Гадость удалась. — Хохотнул он.

— «Любишь» ты её! — Подмигнул стоявший рядом Вихрь.

Друзья стояли на балконе квартиры, которая теперь никому не нужна. Здесь жил Депп с родителями. Но после его гибели они переехали на дачу и больше здесь не появлялись. Ключи они отдали Вихрю, который пришёл к ним и рассказал, как всё было. Естественно, он опустил то, что они были в «сопротивлении». Но за вычетом этого, он не соврал ни слова. После рассказа мать сидела и молчала, отец что-то невпопад спрашивал, но было ясно, что новость для него стала поворотной в жизни. Через пару дней они уехали. Квартиру же сделали некой «базой», где собирались Анхель, Шекспир, Вихрь и Зверь.

После похорон Немчуры, Чупса и Деппа вместе с погибшими берсерками Марла подошла к Анхелю и сказала, что она выходит из игры. Анхель не удерживал её. Да и оставшиеся трое не держали на неё обиды, не считали предателем или что-то в этом роде — война есть война. А это именно она и была — беспощадная, кровавая и бесчестная. Глаза Марлы были полны слёз, когда она последний раз обернулась на «шестёрку» и стоявших рядом учителя и друзей. Конечно, ей было стыдно, но добрые открытые лица, в которых не было ни осуждения, ни обиды, сыграли свою роль — она ушла.

Иногда она звонит им и интересуется, как обстоят дела, но сама никогда не приходит. Да они и не ищут встречи с ней — незачем теребить ей душу тем, как они ждут новой атаки изо дня в день.

* * *


Мир тем временем переживал весьма смутные дни. Никто не мог предвидеть подобной атаки. Если системы ПРО, спутники-шпионы, разведчики и другие средства слежения за возможным противником работали как часы, то никаких систем для распознавания невозможного противника в наличии не было. Дети Войны провели свой, почти бескровный, блицкриг молниеносно, слаженно, и результатом стал целый мир, взятый в заложники. А сутки спустя, когда большинство людей бросили вызов на тот момент уже проигравшим берсеркам, началась ненужная резня, к которой с великой радостью подключились бёвульсы.

Целые города тонули в крови, по большей части людской. Со многими «горячими» народами национальный темперамент сыграл злую шутку. Нет бы, сидеть дома до выяснения обстоятельств, как поступили, например, большинство европейцев, австралийцы, тибетцы, непальцы, особо трусоватые американцы и канадцы. Но нет же! Где ж это видано, чтобы покорились практически безоружным, одетым в кольчуги неверным жители Афганистана? Да те же кавказские народы, горячие латиносы и жители «чёрных» районов попросту подписали себе смертный приговор, не подчинившись Детям Войны.

Как вывод, население планеты Земля сократилось за трое суток, названных впоследствии «Концом Света», на две трети. Места стало много, а вот людей неожиданно мало. Но радоваться живущим в тесноте и обиде японцам, китайцам, индусам, пакистанцам и иным народам с невероятной численностью долго не пришлось — для начала надо было не сгинуть с концами от нарождавшейся пандемии. Трупы миллионов людей, берсерков и бёвульсов разлагались везде и всюду.

Месяц прошёл. Пандемию сдержать удалось. Починили коммуникации. И теперь пытались хоть как-то вернуть мир в привычное русло жизни. Хотя привычное для людей — это далеко не мирное сосуществование и полный симбиоз. За две недели, кстати, в мире не было зафиксировано ни одной вспыхнувшей междоусобицы или международного конфликта. Но ведь люди мирно жить просто не могут! И вскоре практически опустошённый Судан решил вернуть в состав мятежную область, отделившуюся давным-давно — Южный Судан. Началась заваруха, в которую, совершенно неясно для чего, втянулись Уганда и Эфиопия.

Хотя не без положительных моментов — наконец-то объединились Северная и Южная Кореи. Но это, пожалуй, единственный пример вселенской любви и библейского царства небесного, наступившего после Конца Света. В остальном мире царил первородный хаос, хотя были места, где он начинал приобретать формы чего-то из недалёкого прошлого.

Кто как, а вот Анхель считал, что встряска пошла людям на пользу. Он никак не расписывал, чем именно, но мнение своё отстаивал очень активно. Спорить было особо не с кем, по сути-то…

Средства массовой информации день за днём придумывали всё более невероятные объяснения событиям месячной давности. Доходило до абсурда. Например, один из телеканалов, всегда отличавшийся любовью к сенсациям, высосанным из пальца, заявил, что из «надёжных» источников, коими являлись медиумы последней инстанции, стало известно, что планета Земля стала местом конфликта двух инопланетных рас. Конкретные планеты были названы — мифическая Нибиру и Марс. Гуманоидные существа были с красной планеты, что объяснялось достаточно похожей на людей физиологией, ну, а Нибирийские Волки, собственно, с Нибиру. Пояснить же, почему именно на Земле встретились данные пришельцы, они так и не смогли.

Также был ещё, как минимум, миллион версий, и половина их тоже из «надёжных» источников, часть которых каким-то неведомым образом была религиозной. На деле правды не знал никто, кроме Анхеля и четверых учеников.

* * *


— Ну а если серьёзно — что за затишье-то? Перед бурей которое, что ли?

— Вариант. Сейчас нам дадут малость отойти от «Конца Света», а потом врежут подзатыльник ещё раз.

— Три миллиарда человек осталось на Земле, а правду знают только пятеро. И то! Один вообще ангел. Остальные 2,999,999,995 человек думают, что это нас Бог наказал. Приятно осознавать это, нда?

— Угу. — Филином отозвался Вихрь. — Вот они расстроятся-то, когда узнают, что «казни Египетские» еще не кончились.

— Потеха-то будет смотреть, что ещё придумают телевизионщики.

— А сект-то появится на этой почве.

— О-о-о! И не говори! — Оба засмеялись.

С седьмого этажа открывался неплохой вид на залив, до которого отсюда было рукой подать. Середина ноября — на воде начал появляться тоненький ледок. По берегам уже лежал снег, немного, но в самый раз для этого времени года. Хотя, как говорят в новостных выпусках, это самая холодная и снежная осень за последние тридцать лет. Трудно поверить, когда в тех же новостях говорят, что лет сто назад в это время уже сугробы были выше колен.

— Одно радует. — Качнул головой Вихрь. Шекспир посмотрел на него, ожидая продолжения. Тот повернулся к нему. — Что нигде не упомянули про неизвестных с мечами, что сражались вместе с марсианами.

— Вообще удивительно, что нас никто не заметил. Хотя мы особо не прятались. Люди, что были в домах, должны были видеть нас и то, что мы делали. И с кем.

— То-то и оно. — Философски поднял указательный палец вверх Вихрь. — Не могли не засветиться, но нигде не полслова, что были замечены люди.

— Загадка…

— Если пораскинуть мозгами, то мы невольно, наоборот, привлекали внимание. Одно погребение на полгорода видно было. Да и когда берсерки уходили, тоже не прятались, махая им руками на прощание.

— Я видел, что нас видели. Тётка с балкона смотрела — это как минимум!

— Даже не знаю, в общем, хорошо это или нет. — Пожал могучими плечами Вихрь.

Так они простояли за разговорами ещё около часа, пока совсем остывший воздух не загнал их в дом. Зверь уже крепко спала, и они продолжили разговор на кухне — очень тихо.

Действительно, с того дня, как ушли Дети Войны в свой мир, и в мире начался постапокалипсический переполох, никто не говорил про замеченных в сопротивлении людей. На следующий день после погребения павших Оридас заявил, что им более нет смысла находиться под этим небом, и они возвращаются к себе. Вести у них разлетались мгновенно на некоем ментальном уровне, и временных трат на пересылку указов не было. Когда был повержен Аградон, и доказательство было представлено бёвульсам, у тех, видимо, тоже сработала некая программа, предусмотренная Законом, и они в считанные часы испарились.

Берсерки же, поняв это, решили здесь не оставаться — их выжило не так много, а скоро из домов выйдут люди, у которых появятся вопросы, а после вновь заговорит оружие. Анхель полностью одобрил данный подход к делу, и следующим же вечером они провожали Детей на окраине города. В нескольких километрах севернее района Парнас в лесу было место, где располагался портал в их мир. Переход был прямо как в фильмах — ряды воинов прошли сквозь дрожащий воздух. По ту сторону портала изредка промелькивала та сторона, которая чем-то напоминала африканские пейзажи, только вместо песчаных барханов на горизонте высились извергающиеся вулканы.

Уходивший последним Варгус долго прощался со Зверью. Под конец он повесил ей на шею свои разжигательные камни, что-то сказал ей на ухо, и воздух портала дрогнул за ним в последний раз.

С того дня мир начал приходить в себя. Одно можно было сказать точно по прошествии месяца — ещё долго мир будет под впечатлением от того, что даже понять не удалось. Живых, хотя бы в критическом состоянии, ни «марсиан», ни «Нибирийских волков» не осталось — только мёртвые. В контакт с ними тоже никто толком вступить не успел. Хотя волки так и вовсе неразговорчивые были, зато, ой, какие прожорливые.

И вот, пока телевизор и интернет раз за разом разрывались новой версией произошедшего, Анхель и его ученики ожидали продолжения. Но его пока что так и следовало. Это наводило на разные мысли, большинство из которых противоречили только что сформулированным.

* * *


Обычно Шекспир проводил время как угодно, но только не на пользу делу. Особенно, если его в эту пору ничего не обязывало. Но последние дни он достаточно часто стал зависать в библиотеках. Заходя то в одну, то в другую, он проводил там иногда весь день, а то ещё и на следующий заходил. В глаза друзьям или Анхелю это не бросалось, никто ни за кем не следил. Все занимались в свободное время тем, чем хотелось: Зверь сменила ставшую скользкой улицу на зал, где продолжала оттачивать спасший её месяц назад паркур. Вихрь время от времени посещал тренажёрный зал, бегал кругами по заснеженному парку, упражнялся вместе с Анхелем во владении мечом. Учитель проводил время, вновь работая со спецподразделениями, которым неожиданно понадобился новый опыт, о котором сам Анхель признаться не мог. Прошёл ещё месяц. На носу был «Новый Конец Света», который было решено всё-таки отметить, несмотря на то, что его шуточность в свете последних событий стала совсем несмешной.

Отмечать решили на квартире Деппа. Утром из парка Вихрь приволок сухую ёлку, которую традиционно подожгли во дворе, дабы придать ей апокалипсический вид. Сгореть дотла ей, разумеется, не дали — наряжать ещё! Этому процессу было отведено в этот раз аж полдня, хотя обычно управлялись за пару часов.

К обеду ёлка была просто кошмарная. Слово «загляденье» и другие положительные прилагательные были не в духе праздника. Под праздничным деревом была насыпана каменистая земля, из которой торчали кукольные конечности — руки, ноги, тела. На ветках покачивались перевязанные колючей и простой проволокой камни, горлышки бутылок, обрывки одежды. Гирлянда была связана из стреляных гильз разных форм и различий, сломанных ножей и других деталей от оружия. Сама ель была припорошена изрядным слоем пыли. Венчала праздничное дерево старинная антенна, которая в понимании данного события является той спасительной вещью, что поможет выжившим связаться друг с другом в отсутствие телевидения, интернета, сотовой связи и так далее.

Стол был накрыт только тем, что, скорее всего, будут есть после конца света. Хотя недавний опыт показал, что из магазинов еда никуда не денется — разве что испортится то, что должно находиться в постоянном холоде — а поэтому никаких пельменей!

Одно из самых главных «блюд» — это сухари. Их готовят заранее, хотя в последние годы предприимчивые торгаши смекнули эту тонкость и за неделю до праздника начинали продавать сухари большими пакетами, стилизованными под вещмешки — товар спросом пользовался. Другим не менее важным блюдом были салаты из всего, что только могло быть в холодильнике, при условии, что он «был найден в пустом городе, где уже год никого нет в живых». Тут фантазия основополагающее дело. Но чаще всего это был салат из разных консервов — тушёнка, рыба разного рода, гречневая или рисовая каши, кукуруза и всё такое же, в этом роде.

Главным напитком «Нового Конца Света» была, конечно же, чистая вода. Алкоголь, самогон желательно, был тоже позволен. Но после прихода власти, которая запретила всё, что вредно для нации, остались вода, чай, компот, молоко — последнее было, пожалуй, на втором месте после воды.

Подарки тоже со смыслом полагалось дарить. Какой смысл дарить новую модель телефона, если его даже зарядить негде будет — ненужный хлам! А вот аптечка или, например, респиратор очень даже могут быть полезными. В общем, дарить полагалось только то, что поможет выжить.

На празднике нежелательно было включать телевизор, слушать музыку и, вообще, в идеале, сидеть при свечах. Скучно не бывало, надо отметить. Вместо «зомбоящика», как называл Вихрь телевизор, можно припомнить и рассказать много интересных историй. А музыку можно сыграть самим на чём придётся и даже попеть под получающуюся какофонию.

Семейным этот «праздник» не стал, но среди друзей, молодых рабочих коллективов имел успех. Про государственный уровень и думать не стоило, но туристы от этого праздника были в умилении. До нападения, во всяком случае. Устраивались даже целые туры в ОРД, а до этого Россию, чтобы поучаствовать в данном действии. Люди посмышлёнее даже деньги на нежадных иностранцах за это удовольствие делали.

Сейчас это двадцать первое января стало исключением — многие отказались праздновать и без того сомнительный праздник. После того, как пережили настоящий конец света и поняли, что смешного, равно как и полезного, в этом празднике мало, желания у народа поубавилось. Но если Анхель и компания собираются, то наверняка кто-то ещё сделал то же самое. Друзья не грустили, хотя им-то как раз впору бы предаться унынию. Они-то знали, что всё только начинается или, хорошо бы, пересекло «экватор».

— Ну что там, всё готово? — Подала с кухни голос Зверь, ловко орудуя ножом, нарезая зелень в салат. Опыт показал, что конец света длиною в четверо суток зелень в магазинах вполне может пережить. Но консервное наполнение в первую очередь.

— Да-да-да. — Послышался из зала, где был накрыт стол, голос Вихря. — Тока Шекса где-то носит. Звонил ему минут… двадцать назад — он сказал, что скоро будет.

— Ну, зная его, это «скоро» необязательно быстро наступит. — Пробурчала девушка, жестоко разрезая огурец пополам. Из зала послышался смешок.

В кухню вошёл Анхель и заводил носом, притворяясь, что выслеживает что-то очень вкусно пахнущее.

— А ну брысь! — Встала в позу с ножом наперевес Зверь. Учитель, выставив ладони перед собой, сделал шаг назад. — То-то. — Кивнула девушка и отвернулась. Анхель улыбнулся и вышел из кухни. А потом он вспомнил, чего ради заходил, и, просунувшись в дверь, прошептал:

— Зверь, готовь на пятерых.

— Марла?! — Шепотом же прикрикнула Зверь. Анхель кивнул. Девушка расплылась в улыбке и полезла за пятой тарелкой.

Буквально через пять минут в дверь громко постучали — звонить не принято.

— Гасите свет. Свечи, свечи зажигайте. — Забегала Зверь из кухни в зал и обратно. Когда стучать стали настойчивее, то Зверь, надев противогаз, отворила дверь. На лестничной площадке стояли двое. Они были одеты вполне буднично, но лица были замотаны шарфами, а глаза были спрятаны под очками. В случае Шекса — под гоглами. Двое помахали руками и вошли.

За порогом их встретил Вихрь в респираторе и с бутылью воды, увенчанной распрыскивателем. Гостей всенепременно обрызгали водой — своеобразная деактивация и дегазация в одном флаконе. После этого Шекспир и Марла разделись, повесив одежду в шкаф. В руках у них были некие свёртки — подарки. Они прошли в зал, освещённый свечами. Свеч было достаточно, было вполне светло.

— С Новым Концом Света! — Прикрикнул Шекспир, протягивая Анхелю свёрток. Учитель принял пакет из жёлтой почтовой бумаги, перевязанный шнурками. Внутри было что-то в форме параллелепипеда. Твёрдое. Анхель развернул, и все увидели ровно выпиленный деревянный брусок.

— Спасибо!.. — только и смог выдавить удивлённый Анхель.

— Это универсальная штука, количество функций не ограничено! — Едва сдерживая хохот, выпалил Шекспир. Остальные же смеха не сдерживали.

— Присоединяюсь. — Марла протянула свой свёрток. — Здесь для всех.

— Могла бы и без подарка, ты сама как подарок. — Положив свёрток на стол, сказал Анхель и обнял девушку. Как оказалось чуть позже, Марла припасла на всех по две банки сгущённого молока — очень полезная вещь.

Рассевшись за столом, компания принялась за праздничный ужин, рассказывая при этом последние новости. Время проходило быстро и непринуждённо. А при взгляде из окна во многих квартирах в доме напротив горели свечи, что внушало надежду, что люди оправляются от шока и уже могут посмеяться над произошедшим. Несмотря на всю весёлость праздника, пятеро друзей на отдельном столе поставили четыре порции для друзей, которые не придут сегодня. Никогда не придут. Там же на столе стояли их портреты.

Через пару часов, когда все забавные истории были рассказаны, начались песни. Благо Вихрь и Шекс хорошо играли на гитарах — скучно не было. Зверь в такт им барабанила на небольшом бубне, а Марла выводила мелодии, ударяя по разной посуде ложками. Анхель сидел, ничего не делая, лишь изредка топая ногой под мелодию, которая иногда складывалась весьма красивой. Но по большей части это был просто музыкальный нестройный шум.

Анхель старался прожить этот момент. Прочувствовать его полностью. Ведь он в любой миг мог прерваться, и сложившиеся здесь благость и теплота сразу рухнут. На смену им придёт снова ужас неизвестности, страх и жажда выжить. Он метнул взгляд на столик с портретами. Четыре фотографии стояли и смотрели друг на друга, словно они разговаривали между собой. Их безмятежные лица светились жизнью на снимках, и ничего не предвещало, что они канут в мясорубке чужой войны. Прямо на Анхеля смотрело изображение Чупса. «А ведь мы совсем забыли про конфеты» — вдруг промелькнула мысль. И вправду, пусть в шутку, но Чупс просил, чтобы ему положили в могилу конфет.

Анхель поднялся. Молодёжь всё пыталась выстроить хоть какую-то связную мелодию, но получалось весьма условно. Бубен и стаканы-тарелки ну никак не попадали в такт более менее сыгравшимся гитарам. Пройдя в кухню, Анхель после некоторых поисков нашёл небольшой початый кулёк с барбарисовыми леденцами — то, что надо. Пересыпав их в глубокую миску, он покинул кухню. Пройдя мимо продолжавших разрывать тишину учеников к столику с фотографиями и несколькими блюдами, он остановился. Поставив на стол поближе к фото Чупса миску, Анхель остался стоять.

На него вновь нахлынула тяжесть утраты. Даже не просто учеников — друзей. Он поочерёдно глядел на каждого, и в голове всплывали разные моменты из их жизни.

Вот Свет впервые пришёл на занятие, будучи вполне развитым и не в меру ленивым, он поначалу больше работал языком. Делая себя в глазах прочих более важным и умным, чем есть на самом деле. Это позже он втянулся, во время походов его стало интересовать то, что он из себя представляет, а не то, что он о себе говорит…

Вот Немчура. Чаще молчаливая и сосредоточенная на чём-то своём, завязывает косу перед тренировкой. Длинные чёрные волосы, которые она обычно носит распущенными, как только она берёт в руку учебную саблю, начинают лезть везде и становятся просто несносными. Закончив сей обряд, она немного исподлобья оглядывает зал на предмет, где бы встать, чтобы не мешать никому и быть подальше от парней, которые обычно начинают лезть к ней и учить, как правильно делать тот или иной выпад…

Чупс идёт в поход, за спиной у него походный рюкзак, в котором одно отделение битком набито леденцами, что громко шелестят при каждом шаге. Порой складывается ощущение, что кроме них и торчащего коврика, в рюкзаке и нет ничего. Но нет — на месте оттуда появляется всё необходимое. Небрежно, но компактно уложенное. Святая святых — пакет с конфетами покоится на самом дне и дожидается своей очереди. И вот он высвобождается из недр рюкзака цвета хаки и тут же скрывается в палатке — чтоб никто не видел. Делиться же придётся…

Депп едет на тренировку. Провода от наушников свисают из-под волос и скрываются в одежде. Голова чуть подрагивает в такт музыке. На лбу покоятся очки с зелёными стёклами. Глаза направлены в книгу, и зрачки быстро скачут по строкам. За спиной небольшой рюкзак с рисунком, напылённым через трафарет баллоном с краской. Нарисован человечек, который указательными пальцами тычет себе в голову. Над ним видна надпись «ДУМАЙ!»…

Погруженный в горестные мысли Анхель не заметил, как музыка за спиной умолкла. Ученики стояли за его спиной и молчали. Слова были лишними. Марла осторожно положила руку на плечо. Анхель очнулся. Но оглядываться не стал, а просто положил свою ладонь поверх ладони девушки и по-доброму сжал её. Немного улыбнулся.

— Мы про конфеты забыли. Он просил, а мы… мы… забыли. — К горлу подступал ком, глаза начало неприятно щипать. Не хотелось лить слёзы второй раз в жизни, да ещё на глазах учеников. Но, видимо, удержать это в себе не получится.

Анхель крепко сжал глаза, стараясь удержать внутри глаз предательскую влагу, а когда открыл их, по щекам таки потекли тонкие струйки. Глубоко вздохнул, дыхание сорвалось. Он закрыл глаза свободной ладонью. Подняв голову и попытавшись выровнять дыхание, Анхель замер. Вокруг царила тишина.

— Извините. — Выдавил из себя Анхель и вышел на балкон. Там его охватила морозная свежесть. С залива дул ветер, несущий мелкий колючий снежок. Сквозь быстро бегущие облака местами проглядывали звёзды. Грудь наполнилась свежим воздухом. Смахнув остановившиеся слёзы, Анхель сгрёб с перил горсть снега и приложил её к лицу. Растерев на манер освежающей маски, он ещё раз глубоко вздохнул. Стало легче.

Когда Анхель спустя двадцать минут вернулся в зал, молодёжь пела что-то грустное и душевное. Анхель присел рядом с Марлой. Та поглядела на него и понимающе кивнула, слегка улыбнувшись — он ответил ей. Остальные же сделали вид, что ничего не видели.

Анхель прислушался к песне, которая, по всей видимости, уже заканчивалась:
		   Новый день загорится под солнцем.



		   Новый день загорится без нас,



		   Но мы придем, мы однажды вернёмся!



		   По дорогам своим мы вернёмся домой



		   В обозначенный час!..







		   Мы железно не станем другими,



		   В наших венах течёт РОК-Н-РОЛЛ!



		   Мы уйдём навсегда молодыми,



		   Уронив серый пепел на пол.



		   Наша жизнь — сумасшедшее шоу,



		   Наша гибель — последний салют.



		   Мы уйдём, не заметив ухода,



		   И за нами другие придут…








Где-то когда-то Анхель уже слышал эту песню. Когда-то давно, ещё в девяностые годы прошлого века. На рубеже веков она звучала несколько иначе. Сейчас она приобрела совсем иной смысл. И наверняка Шекс, запевший эту песню и перебиравший аккорды, вкладывал в слова именно нынешний смысл.

Ночь давно сдавала своё, и, скорее, было утро. Глаза начинали слипаться. Стол опустел, за вычетом тарелок и мисок с огрызками, костями и фантиками. Песни кончились. На сегодня кончились.

* * *


Ближе к полудню Анхель вышел на кухню. К своему удивлению он там наткнулся на Шекспира, который сидел за столом, всю площадь которого покрывали разные бумаги, тетради и блокноты. Сам Шекс сидел с карандашом за ухом, маркером жёлтого цвета в руке, а ещё один карандаш красного цвета он держал в зубах. На появление Анхеля он не отреагировал, ибо уши были заняты музыкой. По идее наушники придумали, чтобы музыка была слышна только тому, кто её через эти наушники слушает, но это явно не данные. То, что играло у Шекса, было отлично слышно и Анхелю. Хорошо, что плотная дверь и толстые стены не пропускали эти звуки, иначе чутко спящая Зверь давно бы провела разъяснительную беседу.

Когда же Анхель сел на свободный стул, то Шекс, чуть вздрогнув, уставился на него. Когда мгновенный испуг пропал с его лица, он вынул наушники и выключил музыку тычком пальца в экран плеера.

— Я понимаю, что ты жуткий и страшный ангел, но зачем меня-то так пугать? — Хохотнул Шекс.

— А ты не расслабляйся. Что это такое у тебя? — Анхель обвёл указательным пальцем бумаги.

— Это… Возможно ничего. Но я склоняюсь, что это расписание нашего недалёкого прошлого и скорого будущего. — Анхель сузил глаза, стараясь уловить нить его слов. Шекспир понял его взгляд. — Короче говоря: есть апокриф, один из самых популярных — Иоанна Богослова. Там говорится, что после срыва определённых печатей в мир наш снизойдут Ангелы Апокалипсиса. Если быть точным, то Война, Голод, Чума и Смерть.

— Ну. — Продолжал не понимать Анхель. — Всё это мы перебрали ещё год назад.

— Да, но тогда на нас ещё не напали Дети Войны, которые, как ни криво это будет звучать, принесли войну. А следом пришёл Аградон с легионом голодных бёвульсов. Мне одному кажется, что апокрифичные ангелы и наши напасти перекликаются? Война и Дети Войны. Голод и Бёвульсы, которые вечно голодные. — Шекспир развёл руками, выпучив глаза. — Понимаешь теперь?

— Хм… даже не знаю. Определённо, есть в этом что-то. И если поверить в эту твою догадку, то ждать нам… Чуму? — Шекспир закивал.

— Получается, что так. Хотя я, конечно, руку на отсечение давать не буду, но, чёрт возьми, уж больно похоже это на правду.

— Чума. А после Смерть — час от часу нелегче. Но Аградон же говорил, что после него только один останется, который по Закону этому мне вызов должен бросить.

— Да, тут вот не сходится. Тебе Аградон не говорил, может на тебя у них там ещё кто зуб точит?

— Он сказал, что у меня там ещё много врагов… — Сквозь зубы прошептал Анхель.

— Ну вот, может это и есть… Смерть. — Немного со скорбным лицом завершил предложение Шекс.

— Может быть. — Согласился его учитель.

Шекспир почесал затылок. Анхель сидел мрачнее тучи — прогноз, мягко говоря, неутешительный. Особенно, если учесть, какой ущерб миру принесли только Война и Голод. Притом, что последний нанёс урон гораздо больше первого. Что? И дальше по экспоненте? Нехорошо, если так.

— Я что хочу сказать ещё. Последний раз чума свирепствовала незадолго до твоего появления. Тогда же, плюс-минус, были замечены и бёвульсы. Может это как-то связано?

— И войны тогда на каждом шагу вспыхивали.

— Во-во. — С сомнением покачал головой Шекс. — Почему половина тысячелетия? Цикл? Вряд ли — я проверял, пятьсот лет до этого, конечно, воевали, да и чума случалась. Не знаю, в общем. За уши притягивать не хотелось бы.

— Если Я правильно понял этот Закон, то они сюда могут являться только тогда, когда здесь появляется тот, кто им противостоять способен — Мессия. Типа меня. Думаешь, был в то время ещё другой Мессия помимо меня?

— Да кто ж его знает? Может и был.

* * *


Та новогодняя ночь разительно отличалась от любой другой за последние полвека и даже больше. Во-первых, и сам город, и его окрестности были занесены весьма приличным слоем снега, которого в это время уже давно постольку не выпадало. Начав падать примерно через неделю после того, как внезапно появившиеся захватчики также неожиданно пропали, он не прекращался почти две недели. Тогда же ударили морозы. Погода помогала. На улицах городов тогда ещё можно было в больших количествах увидеть настоящие «свалки» трупов людей, берсерков и бёвульсов. Только благодаря резкому похолоданию в северном полушарии удалось избежать массового заражения и, как следствия, пандемии, которая выкосила бы выживших.

Южнее, конечно, в этом погода не так способствовала, но выжившие не церемонились, а просто сволакивали трупы (все, без разбора) в кучи и поджигали. Уроки, которые преподнесла природа за последние полвека, научили смирять нравы и обычаи перед лицом смерти.

Во-вторых, эта ночь была тихой. Не рвались кругом фейерверки, не кричали люди, поздравляя всех и каждого с наступившим новым годом, на улицах было пусто. Редкие кучки людей слонялись по городу и тихо разговаривали о чём-то своём. Конечно, многие накрыли столы, но тосты были в основном в память о тех, кто этот год не встретил. Почти в каждой квартире, где остались жильцы, было за кого поднять поминальную. На столах было не так уж и много еды. В магазинах, которые не разорились или попросту остались, товара было по минимуму — только необходимое, плюс то, что есть всегда, какой бы кризис не случался. А в виду резкого снижения количества покупателей недостатка в товаре не было, хотя многие сочли за благо сделать запасы.

Несмотря на всю бедственность и трагичность ситуации, голода в стране не случилось. Тяжёлые полмесяца, конечно, имели место — царил хаос и повсеместная паника. Люди не понимали, что произошло — да и сейчас не понимают, и никто не мог сказать, всё ли кончилось. Порядок удалось навести.

* * *


Тихая ночь. Лишь, медленно витая на слабом ветру, порошит снег. Чуть завывает ветер во дворах, но на высоте почти восьмидесяти метров он лишь ощущается, но совсем не слышим. Отсюда очень хорошо виден Санкт-Петербург. Он простирается до горизонта. Хотя, конечно, дальше, просто в темноте он слился с тёмным небом, и дальняя сторона города растворилась в лёгком снежном мареве и темноте.

Слева от города раскинулся Финский залив, сейчас скованный льдом. Насколько хватает глаз, он раскинулся, как огромное белое поле, в середине которого на самом горизонте чуть виден слегка освещённый Кронштадт.

В вышине тёмного неба раздались хлопающие звуки огромных крыльев. Среди чёрно-серых облаков мелькнула крылатая тень, летящая по большой дуге. Иногда хлопанье затихало, и тень мерно планировала, наворачивая вокруг многоэтажного дома круг за кругом. Постепенно снижаясь, она приобретала чёткие очертания. Ещё немного и слегка бряцнув лёгкими, но добротными доспехами, на крышу ступил ангел. Расправив крылья и прогнувшись, он облегчённо перевёл дух. Затем крылья сложились за его спиной, и он медленной походкой прошёл к краю крыши.

Чёрные волосы были распущены. Спутанные ветром и припорошенные снегом, они казались местами седыми. Строгое лицо направлено на залив. Глаза чуть сощурены из-за ветра и летящего снега. Доспехи тёмного цвета почти сливаются с ночью, и лишь мерцающие руны на гарде меча достаточно ярко видны. Крылья изредка вздрагивают, дабы сбросить налипающий на перьях снег.

Ангел глубоко вздохнул, на выдохе из идеальных ноздрей вырвался поток пара. Серые, почти белые, зрачки тоскливо оглядели представший перед ангелом пейзаж. Голова чуть повернулась, взгляд, насколько мог, обратился за спину. Затем он развернулся, крыльями выведя на засыпанной снегом крыше две ровные дуги. Губы дрогнули в улыбке, но ангел сдержался и остался монументально спокоен. Однако глаза определённо потеплели при виде изящно скользящей над снегом Немезии.

Она же не скрывала приветственной улыбки. Немезия была, как и всегда, одета в чёрный балахон, изящно приталенный и не такой драный, как у Аградона, но всё же балахон. За несколько метров до Азраила она спустилась на снег ногами, до того момента скрытыми где-то в полах её одеяния. Она была босиком. Наступив в снег, Немезия чуть приоткрыла рот, глубоко вдыхая. Чёрные пропасти глаз скрывали все чувства, которыми могла бы она обладать. Но даже по тонким губам было видно, что она рада почувствовать этот приятный холод.

Сбросив с головы капюшон, она, как и стоявший напротив ангел, отдала свои чёрные волосы на суд ветра и снега.

Азраил, видя это, а может чуть больше, всё-таки улыбнулся. Совсем незаметно. Той самой улыбкой, которая, совершенно не меняя мимику, видна. Видна по чуть сузившимся глазам, по едва напряжённым губам и, слегка, совсем каплю, напрягшимся скулам. Про людей говорят, что они светятся изнутри, когда так улыбаются.

— Здравствуй, Немезия. — Достаточно тёплым тоном произнёс Азраил, немного склоняясь в приветствии.

— Азраил. — В свою очередь чуть поклонилась Немезия. — Рада видеть.

— Я тоже рад, хотя и обстоятельства нашей встречи не самые радужные…

— Да. Аградон пал. Неожиданно.

— Твой черёд — сама знаешь. Не тяни.

— Я боюсь его, Азраил. Не помня, кто он, он прекрасно владеет тем, что знал, когда был одним из нас.

— Не всем. Только меч в его руке такой же, как и прежде. Всё остальное он не помнит. — Азраил приложил правую руку на грудь. — Пока его душа не с ним, он не вспомнит всего сам.

— Но кровь-то его вся при нём. Она помнит всё. Она водит его рукой. Я видела, как погиб Одралас. Ни один из его учеников и близко не сможет повторить то, что делает он. Он не стал человеком, как нас убеждал архангел.

— Все ошибаются.

— Как мы ошибались, посылая на заклание Одраласа?

Азраил опустил взгляд.

— Если честно… Я был почти уверен, что Одралас справится с ним. Но совсем не взял в расчёт память его крови. Крови архангела…

— Кто Я против одного из них? Он убьёт и меня…

— Что начато, то начато. Ты же понимаешь, что Закон нам не обойти. А если столкнуть камень со скалы, он остановится, только когда пролетит весь путь до самого низа. Мы должны завершить начатое.

— Ты вот так просто дашь мне умереть?

— Да. Дам… но ты же понимаешь, что Я могу и вернуть тебя оттуда. Я знаю путь за грань.

— Это если ты сам выживешь. — Немезия подошла вплотную и постучала по доспеху кулаком.

— У меня Меч Тёмной Стороны — Я не могу проиграть.

— А у него Меч Светлой, который неизвестно, как у него оказался после Второй Войны. А мечи эти равны, и исход боя решит только владение ими.

— Немезия! — Чуть разгорячено, но всё-таки сохраняя самообладание, произнёс ангел. — Как бы там ни было, мы будем вместе. За гранью или здесь, но будем.

— Почему Михаил просто не вернёт ему душу и не сразится как с равным? Закон от этого нарушен не будет.

— Ты же знаешь Михаила — он осторожен. Даже слишком осторожен. Тем более, чтобы самому браться за меч. Особенно, если учесть, что его меч сейчас у Мессии…

Азраил замолчал. Немезия смотрела ему в глаза. Губы её подрагивали, сдерживая что-то внутри. Наконец она улыбнулась и опустила взгляд.

— Через неделю Я брошу Вызов Мессии. Всё кончится там, на льду. — Она указала в сторону залива. — Не потеряй меня.

После этих слов она развернулась, чуть оттолкнувшись, поплыла и вскоре растворилась вместе с объявшим её желтоватым облаком. Азраил ещё с минуту смотрел туда, где только что пропала Немезия.

— Не потеряю…




Глава 14


— Итак, что мы знаем о чуме?

— Чума с латинского так и переводится — «зараза». Самые распространённые — это лёгочная и бубонная. И в том, и в другом случае смертность без лечения фактически тотальная. Сейчас медицина, конечно, на уровне, но если будет повальная эпидемия, то никакая наука не спасёт. Всех уж точно.

— А сколько у неё этот?… как его?.. — Шекспир активно чесал затылок, силясь вспомнить нужное слово. — Инбакуционный период! Во!

— Инкубационный, бестолочь. — Хохотнула Марла. — Книжки-то хоть читай или в интернете на умных сайтах бывай, а не там, где сиськи.

— Уж поверь, сиськи меня интересуют далеко не в первую очередь. К делу, пожалуйста.

— Так вот, инкубационный период, — Марла проговорила это, глядя в глаза Шексу, — от нескольких часов до, максимум, двенадцати дней. Развивается стремительно. Обычно это появление весьма болезненных конгломератов, собственно — бубон…

— Чего?..

— Шекс! Запиши непонятные слова и потом разберись. Дорогу к библиотеке благо знаешь! — Прикрикнула раздражённая Зверь.

— Собственно — бубон. — Повторила Марла. — Ещё вопросы?

— Вакцинация? — Подал голос до сих пор молчавший Анхель.

— В том веке пробовали делать, но оказалось неэффективно. Прививают только лабораторных рабочих или тех, кто едет непосредственно в места, где зафиксирована вспышка чумы. Лечение, собственно, имеется — антибиотики, давно на поток поставлено. Главное, быстро диагностировать.

— А как она вообще разносится? — Поднял руку Вихрь.

— Бактерии. Названия сама не помню, да и не суть. Распространяется от всяких мелких насекомых к животным, а от них на блохах или клещах к людям, также возможно эту погань вдохнуть, съесть заражённую еду и даже от прикосновения заражённого. Одно слово — зараза.

— Мда. — Закатил глаза Вихрь. — Куда не кинь — всюду клин! А если учесть, что больницы до сих пор работают в авральном режиме, то предрекаю полный и беспросветный… ну, вы поняли.

— Ладно, блесну IQ и спрошу: профилактика-то хоть есть от неё? — Нервно проговорил Шекспир.

— Есть. Но нам вряд ли поможет. Во-первых, Петербург город не находящийся в районе вероятного распространения чумы; во-вторых, если она случится, то, как я полагаю — мгновенно, и поэтому избегать контакта с чумными животными или людьми будет крайне сложно.

— Сейчас же зима, притом достаточно суровая, если судить по последним годам. Это как-то влияет? — Продолжил выказывать эрудицию Шекспир.

— Чума боится высоких температур выше пятидесяти пяти градусов, что касается холодов, то к ним она довольно устойчива. Но! Я хочу напомнить, что это сведения, что я накопала про обычную чуму. Кто знает, какая она в другом мире, где эти Древние живут. Может, она для человека моментально губительна.

— Вот с этого начинать надо было. — Хмуро покачала головой Зверь. — Давайте подытожим.

— Давайте. — Согласился Вихрь.

— Мы обречены. — Безапелляционно заявил Шекспир. Марла хотела что-то возразить, но слова застряли во рту, а несколько мгновений спустя она согласно кивнула, разводя руками.

— Офигеть. — Вздохнула Зверь.

— Так я не понял, что делать-то будем? — Выпучил глаза Вихрь. Его стратегический ум не воспринимал данный «итог» и жаждал подробного плана.

— Сидеть дома и не высовываться, пока тётка в телевизоре не скажет, что Конец Света продолжается. — Ответил ему Шекс. — Я что-то иного выхода-то и не вижу. Что-то кажется мне, что подобного нашествия нам больше можно не ждать. Если Чума и придёт, то всех в противобактериальных костюмах мы жить не заставим. Согласны?

— Разумно, кстати. Впервые за вечер. — Колко согласилась Зверь.

— А может как-то попробовать предупредить людей-то? — Скромно спросила Марла.

— Только панику посеем, а больше ничего. — Отрезал Анхель. — Знаю Я вас — людей. Только дай панику устроить из пустого места. А вообще Я с Шексом согласен. Для нас сейчас лучший из выходов обезопасить себя по максимуму до появления признаков пришествия Чумы. Если она уже не явилась.

— У нас… того… еды мало. Надо бы сходить затариться.

— Кто о чём, а Шекс о жрачке.

— Нет, Зверь, если ты кушать не хочешь, я с радостью твою долю употреблю.

— Щас! Употреблятель нашёлся.

— Я чувствую, вы друг друга перебьёте в замкнутом пространстве без всякой чумы. — Хохотнул Анхель. Вихрь присоединился к смеху.

— А мы чё? Мы друзья же — и ругаемся по-дружески. — Сделал серьёзное лицо Шекспир.

— Исключительно! — Поддержала его Зверь.

— Дак с едой-то что? — Через смех спросил Вихрь. Молчавшая Марла переводила взгляд то на одного, то на другого, то на третьего друга — на Анхеля почти не глядя. Благо тот, в основном, молчал.

Повисла тишина. Вопрос, конечно, острый в свете всего вышесказанного.

— Думаю, что Я смогу всё это сделать. Я наверняка не должен быть заражён до вызова, который по их Закону обязательно случится. Знать бы его получше…

— А разве тогда этот с крыльями нам не пояснил, что до результата боя с Мессией остальных узурпировать не должны? — Припомнила Марла.

— Да, что-то такое говорил. Только вот бёвульсов это не остановило.

— Не, Шекс, погоди. Там как было-то — люди не усидели дома и пошли на берсерков, те имели право убивать только при нападении на них, а так как они сильнее, то людей-то убили, в основном, они, а бёвульсы уже на них напали — старые тёрки у них. А Аградон со своими зверями Закона, практически, не нарушал. Если припомнить, то они и на нас-то не нападали, пока мы их крошить не начинали активно — больше толкались.

— Зверь дело говорит. — Подняла указательный палец Марла.

— Я, в общем, согласен, что-то в поведении бёвульсов было мне непонятно — теперь сообразил что. — Покачал головой Вихрь. — Получается, если бы мы с Деппом первые огрызаться не начали… — Он замолк, дело и так было ясное.

— Людей снова сгубил их любимый грешок — нападать на всё, что им не нравится и представляет опасность. Последнее не факт, кстати, порой. — Патетически заключил Шекспир. Анхель на это лишь ухмыльнулся и кивнул — это точно.

— Вывод — можем ничего не бояться, пока Анхелю не будет предъявлен очередной, последний, надеюсь, ультиматум. — Чуть привстав с кресла, заключила Марла.

— Значит ждём. — Ткнув указательным пальцем в стол, проговорил Анхель. — Но запасы сделать надо.

* * *


Рождественская служба скоро начнётся и продлится полночи. А затем для тех, кто пришёл на службу, будет ровно день, чтобы отоспаться и восьмого января вновь вернуться на работу. При ОРД количество выходных дней немного сократили, убрали некоторые праздники, которые посчитали ненужными или пережитками ещё советской эпохи. Все религиозные праздники, какая бы религия не подразумевалась, были лишены места на телевидении и радио. По мнению власти предержащей, те, кто ту или иную религию исповедуют и сами должны знать, когда у них какие праздники, а агитировать исподвыподверта в СМИ не нужно.

Вообще при ОРД позиции церкви были заметно отодвинуты от политической составляющей, да и вообще, любой другой. Христиане, католики или мусульмане теперь сами по себе, никакого голоса в делах государства они иметь не могут.

* * *


Ночь стояла морозная, по ощущениям было примерно градусов пятнадцать ниже нуля, ветра не было, падал редкий снежок. Под ногами людей поскрипывал утоптанный и посыпанный песком снег. Около Казанского Кафедрального Собора собралась уже изрядная толпа верующих. Переминаясь с ноги на ногу, они ждали, когда откроются врата, и все смогут войти внутрь. В виду последних событий людей стало в разы меньше, зато верующих обратно пропорционально. «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» — гласит старая поговорка. Правильно гласит. Пусть народу меньше, чем обычно, но многие пришли на службу впервые. Да что там на службу — впервые подошли к храму с целью войти внутрь. Некоторые даже не знали, в какую сторону креститься по православному канону.

Атмосфера царила доброжелательная. Люди, улыбаясь, рассказывали друг другу разные истории. Между взрослых сновали дети, бросаясь рассыпающимися снежками. Машины по Невскому практически не ездили. Среди облаков нет-нет, но показывалось тёмное небо, усыпанное звёздами.

Со стороны Банковского моста шла женщина. Она была одета достаточно легко. На ней была довольно строгая чёрная юбка, скрывающая ноги полностью. Из-под неё лишь изредка промелькивают носы сапог чёрной кожи, явно сделанных на заказ и вручную. Также на ней было прекрасно подогнанное короткое пальто багряного цвета. Оно было расстёгнуто настежь, под ним на женщине был чёрный свитер, который тоже не казался очень уж толстым. Голову женщины покрывал сетчатый шерстяной платок. Руки её были ничем не укрыты от холода, длинные чёрные ногти смотрелись вызывающе.

Лицом женщина была весьма привлекательна. Особо, что бросалось в глаза, так это то, что совершенно невозможно было определить возраст дамы. Она казалась одновременно молодой и весьма опытной в жизни. Идеальные черты лица не нуждались ни в каком макияже, были лишь слегка подведены глаза.

Глаза женщины были весьма странного желтоватого оттенка, который, контрастируя с чёрными прямыми волосами, придавал ей прямо-таки демонический образ. Губы её застыли в мимолётной улыбке, чуть надменной, чуть похотливой. На ней не было никаких украшений, даже серёжек. Больше того, даже следов от них не присутствовало, что крайне редко теперь можно увидеть.

Она двигалась по набережной лёгкой, почти плывущей походкой. Подойдя к Казанскому собору, она отошла от гранита набережной и направилась к асфальтовой дорожке вдоль колонн. Оглядывая их величие надменным взглядом, она свернула налево, туда, где собирались люди, ожидающие начала. Время было около одиннадцати вечера.

Женщина замедлила шаг. Текучесть её походки ещё более усилилась. Порой она ступала так плавно, что даже снег под строгим каблуком не поскрипывал. Она осматривала каждого, мимо кого проходила. Она привлекала внимание. Женщины смотрели на неё с равным мужчинам восхищением. И тем, и другим она казалась идеалом. Недостижимым, прекрасным, божественным…

Некоторые мужчины, не стесняясь, смотрели на неё — на превосходное лицо, точёные формы, следили, как легко она идёт мимо. Вслед ей смотрели почти все, кто собрался в Казанском сквере. Даже дети, ещё не обременённые похотливыми мыслями, и те неотрывно глядели ей вслед.

Кто она?

Этот вопрос сейчас не волновал только того, кто не видел её. Остальные же забыли про всё на свете. Рождество Христово? К чёрту!

На лице женщины расплылась улыбка — она услышала, как кто-то первый сделал шаг ей вслед. Сначала робко и неуверенно дёрнувшись, но опомнившись. Однако что-то неведомое потянуло-таки вслед за ней невидимой нитью, и снег скрипнул под дрожащей ногой. Затем ещё шаг — более уверенный. За ним ещё один, но это уже другой человек.

Выйдя из толпы, она легко обернулась и, сделав несколько шагов спиной вперёд, развернулась обратно. Затем она элегантно подняла правую руку, и тонкая ладонь поманила за собой.

Мужчины, женщины, дети. Стар и млад двинулись вслед за ней.

Через несколько минут двери храма открылись, но никто в них не вошёл…

* * *


— … да он же вечно сам с собой болтал! Заходишь, бывает, в зал, а он там один сам с собой выясняет, почему он такой дурак, что припёрся раньше всех. Уши заткнуты, никого не вижу и не слышу. — Марла засмеялась. — Депп, если шизофреником не был, то точно бы им стал.

— Что есть, то есть. Я тоже как-то у Анхеля с ним ночь коротал. Учитель спал, а мы на кухне телек смотрели. Я по нужде вышел, возвращаюсь, а он держит в руках вилку и нож и сражается ими. Когда нож вилку победил, то он, придерживая его одним пальцем, двумя другими «подошёл» ко второй ладони и, поставив на неё один палец, поднял нож и добил. При этом он сказал побеждённой ладони: «Ничего личного, подружка». — И Вихрь начал смеяться.

— Я помню эту ночь. — Подключился Анхель. — Я проснулся от того, что Вихрь катался по коридору в истерическом смехе. — Сам он начал, похохатывая, закрывать рот ладонью. Вихрь же ушёл на кухню и там, стуча по столу кулаком, пытался унять смех. Стол не помог, послышался звук льющейся из-под крана воды.

— В этом был весь Депп. — Улыбаясь, сказала Зверь. — Да и остальные комедить могли только в путь. Ну, кроме Света — вечный «господин Чернее Тучи».

— Точно. — Хихикнула Марла.

— Эх, это вы ещё Немчуру плохо знали. Так-то она тихая, спокойная, когда с Деппом не ругалась. Зато после походов или ещё чего особо изнурительного за ней наблюдать было мало — надо на камеру снимать. — Включился доселе молчавший Шекспир. — После одного из выездов она пыталась в банкомёте денег снять. А тот ни в какую не даёт. Она карточку и так сунет, и эдак — ноль эффекта. Я не выдержал, давай я, говорю. Беру карточку — сую, как мне кажется правильно, но тоже не принимает. Смотрю на карточку и начинаю ржать — она проездной пихала.

Зверя от смеху согнуло пополам, Марла не отставала. Анхель запрокинулся назад, сидя в кресле. Сам Шекспир пытался сдержаться, из-за чего изрядно покраснел, но всё равно засмеялся. С кухни вернулся Вихрь, не менее красный, но успокоившийся. Однако, поддавшись волне, расплескавшейся в воздухе смешливой истерики, вновь захохотал. Махнув рукой, он прошёл дальше и, надвинув тапки, вышел на балкон.

Выйдя, он глубоко вдохнул морозный воздух, тот приятно разлился по лёгким, слегка сдавливая их, но, по крайней мере, заглушая всякое желание глупо смеяться. Постепенно успокоившись, он сгрёб ладонью с перил снег и, растерев его в ладонях, вытер ими лицо. Стало вновь приятно. Он ещё раз набрал полную грудь морозного воздуха. В этот миг его взгляд впервые скользнул вниз. От увиденного он забыл выдохнуть и, лишь когда грудь свело, он выпустил воздух.

С высоты одиннадцатого этажа стоящий на балконе мог увидеть круглую площадь, вклиненную между домами на пересечении проспекта Победы и проспекта Героев. Площадь окружали четыре высотных дома.

И всё это пространство внизу было занято людьми. Сплошная человеческая масса, редеющая лишь где-то за домом слева, ближе к пляжу, а быть может, это уже лёд залива. Все они молчали, задрав головы вверх.

Вихрь, словно зачарованный, смотрел на возникшее людское море под окнами. Он покосился на видневшиеся окна в домах слева и справа, там тоже стояли люди. Но вот куда они смотрели, не видно было. Либо они в том же недоумении, что и он, либо они, подобно толпе внизу, обратили свои взоры куда-то… на него. Вихря охватила оторопь, но взяв себя в руки, он попятился назад, к двери, ведущей в квартиру. Забыв про то, что на улице довольно холодно, да и если честно, вообще, про всё забыв, он пошёл в зал, где по-прежнему похохатывали друзья. Они не сразу обратили внимание на него. Первым повернул голову к нему Шекспир. Красноватое лицо с уставшей уже улыбкой резко сменилось встревоженным — по Вихрю было видно, что он увидел, самое меньшее, привидение (которое вряд ли бы его испугало).

Следом Марла, проследившая направление взгляда Шекса, поняла, что что-то случилось.

— Что? — Не колеблясь, громко спросила она, дабы привлечь внимание остальных. Подействовало — Зверь и Анхель мигом уставились на Вихря. Тот, не в силах что-либо сказать, просто показал через плечо на дверь балкона. Анхель поднялся из кресла и вышел, ничего больше не спрашивая. Следом прошли девушки и Шекспир. Вихрь, словно зомби, развернулся и снова вышел на балкон следом за всеми.

На балконе про недавнее веселье все разом забыли. Взгляды были у всех, надо сказать, почти панические. Уж кто-кто, а даже Анхель, остававшийся спокойным в любых ситуациях, и тот выглядел невероятно удивлённым. Он глядел, не мигая, вниз, переводя расширившиеся зрачки то туда, то сюда.

— Что за митинг такой? — Полушёпотом проговорила Зверь.

Никто не ответил. Что закономерно — кто ж из собравшихся мог это знать.

Ответ, однако, вскоре последовал сам собой:

— Пусть Мессия спустится! — Раздался крик снизу.

— Да! Мессию сюда! — Начало раздаваться со всех сторон, люди кричали, что было сил, и выглядели при этом абсолютно одурманенными. Они кричали и кричали, но с мест своих не сходили, на штурм дома не шли.

В центре начал образовываться безлюдный круг — народ расходился, оставляя одинокую фигуру в центре. Затем люди, расступившись, сделали что-то наподобие прохода от подъезда к центру круга и замолчали, глядя наверх. Ожидая.

— Их там тысячи… — Сказала Марла то, что и так всем было понятно и видно. — Анхель, ты спустишься?

— Наверно, это единственное, что сейчас могу сделать.

— А если….

— Нет. Это не по Закону. Надеюсь…

После этого он вышел в зал, открыл шкаф, который сейчас служил сейфом всему оружию, коим располагали они. Анхель взял свой меч, повесил его за спину и пошёл к выходной двери. Ученики не последовали за ним — непонятно почему, но их мысли сошлись, что выходить туда им не стоит. Единственное, что сделал Шекс, это прошел в прихожую и взял оттуда куртки и вынес их на балкон — всё-таки холод одолевал, несмотря на некоторый шок.

Время застыло для них, пока Анхель спускался вниз. Он, наверняка, не изменил себе и пошёл по лестнице. Толпа внизу самозабвенно молчала. Если бы четверо на балконе не знали, что происходит, то вполне могли принять всё за похороны — похоже выглядело с высоты.

Наконец, взгляды, неотрывно следившие за балконом, опустились и устремились к двери, ведущей в подъезд. Вот показался Анхель. Он с минуту простоял у двери, что-то просчитывая. Затем медленно двинулся через устроенный ему живой коридор. Меч его был по-прежнему в ножнах. Ангел шёл, не оглядываясь по сторонам на следящих за каждым его движением людей. Сверху это напоминало кадры фильма про зомби, с той лишь разницей, что зомби были вполне хорошо одеты, и кожа их не свисала ошмётками с костей. Обычные люди, только зомби.

Анхель дошёл до свободной окружности, где стояла одинокая фигура. Фонари не давали достаточно света, чтобы разобрать, кто это был, но её очертания были, скорее, женственны, хотя большая высота не давала возможности сказать точно. Стоявшие на балконе, как могли, напрягали зрение, но толку было мало. Анхель остановился за несколько метров до фигуры. С минуту ничего не происходило, а затем особа, стоящая в центре, двинулась вперёд к Анхелю. По земле плеснули полы юбки, что уверило просмотревших все глаза ребят в том, что это всё-таки женщина.

* * *


К Анхелю подходила женщина прямо-таки божественной красоты, ничего подобного он ещё ни разу не видел, а уж времени у него было предостаточно. Идеальное лицо, роскошные волосы, прекрасная фигура. А глаза — магия какая-то запретила отрывать взгляд от них. И она подходила к нему. Не будь вокруг тысяч зомбированных людей и вероятности, что перед ним не Чума — Анхель не смог бы за себя отвечать. Таких женщин не бывает.

Но красота была обманчивым миражом. С каждым шагом женщина преображалась, с точностью до наоборот меняется в кромешной темноте кривая коряга, торчащая у дороги — сначала ты видел что-то ужасное и страшное, но чем ближе ты подступаешь, неся в руке свет, тем явнее показывается сухой ствол умершего дерева. Не прошло и минуты, как вместо богини пред Анхелем предстало нечто совсем иное. Чёрные волосы, единственное, что осталось от померещившегося образа. Да и они не остались теми прямыми, ровно уложенными по плечам — они стали слипшимися, словно долгое время немытыми. Кожа стала бледнее. Губы из похотливо пухлых превратились в тёмные тонкие линии, которые всё же отражали ту же надменную улыбку. Весь наряд словно в единый миг истлел на ней, обратившись балахоном, наподобие того, что носил Аградон.

В последнюю очередь исчезли золотые глаза. Их заменили уже знакомые Анхелю тёмные бездны.

Лёгкая походка плавно перетекла в невесомое скольжение над землёй.

Никакого оружия при себе у неё не было, по крайней мере, не видно. «Подойдя» вплотную, она остановилась, продолжая парить в нескольких сантиметрах над утоптанным снегом.

— Ну, вот и свиделись, Мессия. Или ты предпочитаешь имя Анхель?

— Я бы соврал, что рад тебя видеть. Но не знаю, кто предо мной, да и не рад Я совсем.

Парящая перед ним Древняя улыбнулась. Это единственное, по чему можно хоть как-то было определить её эмоции, да и то не до конца. Что это была за улыбка? Радушная? Насмешливая? Злая, быть может?

— Я — Немезия, мой дорогой архангел, который не помнит, что он архангел. И Я — твоё третье испытание, которое решит, останутся ли эти бездушные твари жить. Они уже все заражены мной — Чумой. — Эксцентрично тряхнула она головой и негромко посмеялась. — Все заражены. — Тут она подняла взгляд на четверых застывших на балконе. — И все умрут, если ты не повергнешь меня. Их часы уже идут. И чем дольше ты будешь тянуть, тем больше людей умрут. — Она снова растянула губы в улыбке.

— Не вижу смысла медлить.

— Зато Я вижу. — Она приподняла правую руку и, выставив указательный палец, тряхнула им в сторону двери подъезда. В тот же момент вся толпа зомбированных людей шатнулась в ту же сторону. Анхель, оглянувшись, понял, что задумала Немезия и, не раздумывая, схватил её за горло. К его удивлению, её горло растворилось в его ладони вместе с ней. Она материализовалась в метре от него с широкой улыбкой на лице.

Анхель метнулся к подъезду, расшвыривая несопротивляющихся людей. Около двери было не протолкнуться и, чтобы пройти, ему приходилось просто вышвыривать впереди стоящих куда попало, вправо и влево. Рыча и толкаясь, он прорвался к двери. Как ни забавно это звучало, но тысячи упёрлись в кодовый замок — люди вели себя ровно так, как изображают зомби в глупых американских фильмах: пустые глаза, никаких мыслей — только тупое движение вперёд. Вытащил из кармана связку ключей, где был пристёгнут магнитный ключ, провёл им по считывающему экрану, и дверь чуть приоткрылась. Анхель протиснулся в неё, оттолкнул ногой самого упорного «зомби» и закрыл дверь. Понимая, что преграда довольно сомнительная, Анхель огляделся, но ничего подходящего для укрепления входа не нашёл.

Чертыхнувшись, он понёсся вверх по ступеням. Где-то на середине, дабы по возможности затормозить особо умных, он вызвал оба лифта на этаж, а затем побежал дальше.

Ворвавшись в квартиру, он застал учеников за затягиванием ремешков, надеванием тёплой, но лёгкой одежды, проверкой мечей, ножей. Они оглянулись на вбежавшего учителя лишь на краткий миг, словно ничего странного и не происходило — обычное дело.

— Против нас весь город. — Немного запыхавшись, произнёс Анхель, уместив в одно предложение всю ситуацию, что нависла над ними.

— Это она? — Кратко осведомилась Зверь.

— Она. И все люди уже заражены. — Это привлекло внимание, но, опять же, на миг. Пусть в глазах появился отблеск сомнения, но они не пали духом. По крайней мере, не показали этого.

— Какой план? — Спросил Вихрь.

— Уходим по крыше на другой край дома и пытаемся исчезнуть. Вы — мишень для зомби внизу. А их вот как-то немного больше, чем вас.

— Знатно. — Кивнул Вихрь.

— Так, готовы? — Спросил Анхель. Ответом послужил дружный кивок. После чего все вышли в подъезд и побежали вверх по лестнице. Несколькими пролётами ниже были уже слышны звуки шагающих десятков людей. До крыши оставалось ещё порядка шестнадцати этажей. Замок там давно додуманный руками Вихря — открывается, как милый. Крыша — отличный плацдарм для тренировок, да и весь город виден.

Крыша встретила неприятным холодным ветром и колким снегом, который, словно назло, метил в глаза. Путь от одного края до другого занял не более минуты. Затем путь вниз по лестнице. Выйти решили во двор — там никого не оказалось. Вся масса народа сгрудилась с внешней стороны дома, который охватывал двор подковой, и шансов быть замеченными у пятерых не было. Дворами они вышли к проспекту Доблести, затем было принято решение идти по пустынному проспекту Победы.

Они успели уйти достаточно далеко. Как оказалось, город далеко не весь превратился в зомбированную массу. По-прежнему ездили машины, редкие ночью, но всё-таки. Иногда даже люди попадали в поле зрения. Несколько раз, завидев странную пятёрку, одетую не по погоде и при вооружении в виде мечей, сворачивали с их пути. Они, к сожалению, не понимали того, что встреча с ними не сулит никаких проблем, нежели встреча с прекрасной девой, оставшейся далеко позади. Хотя Анхель в этом сомневался.

Также приходила мысль о том, что его ждёт бой с этой особой, который, судя по трюку с растворением в воздухе, будет сложнее, нежели с предыдущими противниками. Они такими талантами не козыряли. А что она ещё может? Она щелчком пальцев приказала тысячной толпе идти туда, куда ей захотелось. Она лишь появлением своим заразила весь мир чумой, и время уже идёт. И, если верить данным, что нашла Марла, то у него максимум два-три дня, далее последствия могут быть необратимыми.

— Куда мы? — Вихрь вопросительно смотрел на учителя.

А вопрос-то хороший. Анхель просто уводил их от скопления страждущих их смерти сотен людей. Кстати, в этом он до конца был не уверен.

— К смерти. — Раздалось впереди них. Они остановились, перед ними стояла Немезия, деланно разглядывая длинные тёмные ногти. Затем она повернулась к ним. — Куда ещё вы могли попасть, пока Я здесь? Только ко мне.

— Давай уже решим Законом означенный конфликт, и будет уже! — Прорычал Анхель, обычно остававшийся спокойным.

— А то ведь что случится? — Она ехидно улыбнулась, подняв руку со сложенными пальцами, готовыми щёлкнуть. — А? Что случится?

— Ты знаешь!

— Да. — Соглашаясь, она покачала головой и, улыбнувшись, всё же щёлкнула пальцами.

Слева от Анхеля раздался булькающий звук, смешанный с хрипом и стоном. Он резко обернулся и успел увидеть, лишь как упала на колени Марла, изо рта которой фонтаном плескала кровь. Вместе с ней Марла выплёвывала ошмётки лёгких и чего-то ещё. Глаза её закатились, по телу пронеслась очень резкая и мерзкая с виду конвульсия. Казалось, на мгновение из её тела просто убрали кости. В следующий миг Марла упала лицом на тротуар, из-под неё продолжала растекаться отвратительная жижа из крови, внутренностей, не переваренных остатков пищи.

Стоявшие рядом ребята успели лишь отпрянуть от неожиданности. Всё произошло мгновенно, словно девушку схватила невидимая гигантская ладонь и выжала все внутренности. Тело после конвульсии упало и больше не двинулось, лишь увеличивалась мерзкая лужа под головой. Мгновенную оторопь сменила паника и абсолютная невозможность помочь. Из Марлы, в прямом смысле, выжали жизнь до остатка.

Зверь сдерживала ладонью вопль, готовый сорваться с губ. Шекспира, по всей видимости, одолевала подступающая тошнота, а Вихрь, который успел увидеть достаточно, просто отвернулся, крепко зажмурив глаза. Анхель никак не отреагировал, но где-то внутри него лопнула струна, удерживающая его от необдуманных поступков. Он резко развернулся к Немезии, в глазах его пылал огонь ненависти. Лезвие его меча выскользнуло из ножен с едва слышным звоном, крепкая рука сжала рукоять, и Анхель, ведомый вырвавшимися чувствами, с воплем, исполненным злобы, понёсся на Немезию.

Вопль учителя вырвал его учеников из ступора, словно им в лицо плеснули холодной воды. Они отошли от тела Марлы, глаза их по-прежнему были полны смятения, горечи утраты и неожиданности. По счастью никто их них не увидел всей ужасающей картины смерти подруги, так как та стояла чуть поодаль всех, и на её стоны обернулись, когда она уже падала.

Следующей отрезвляющей пощёчиной оказался хохот Немезии. Он ещё более распалил Анхеля, а также раздул искру зарождавшейся жажды крови в его учениках. Они повернули головы — их учитель преследовал плывущую вперёд спиной Древнюю, которая продолжала смеяться. Переглянувшись, ребята не думали долго и понеслись вслед за ними. Тело Марлы они оставили — за ним вернутся в любом случае. Если не погибнут.

Расстояние медленно сокращалось — скользкий тротуар вносил свои коррективы. Они были уже недалеко от проспекта Маршала Жукова, по которому, как было видно издалека, сновали машины. Но летящую впереди Немезию это, похоже, мало заботило. Впереди Анхель всё-таки поскользнулся и, чудом сохранив равновесие, едва не упал, но этой заминки хватило, чтобы ученики нагнали его.

До пересечения оставалось не более пятидесяти метров, когда Немезия поплыла над землёй в разы быстрее. Анхель, как мог, выкладывался, но и его силы не были безграничны.

— Анхель! — Раздался чуть позади крик Звери. Это выдернуло его из поглотившей его разум жажды догнать Немезию во что бы то ни было. Он быстро огляделся по сторонам — слева приближался грузовик, гружёный лесом. На полупустой дороге в праздник, когда основные силы правопорядка заняты соблюдением порядка в центре, здесь на окраине не грех поддать газу. Благо зелёный свет. Справа водитель большегрузного контейнеровоза, видимо, думал так же. А следовавшие позади них легковушки только радовались столь быстрому движению.

Мысли в голове заработали более конструктивно, но отчаянности от этого не убавилось — в голове Анхеля родился план, как быстро пересечь дорогу. Он оглянулся на Зверя, та, видимо, по глазам наставника прочла то, что он задумал и, переводя глаза с одного большегруза на другой, отрицательно покачала головой. Глаза её давали понять, что задуманное — безумие. Она даже несколько притормозила, начиная отставать. Шекспир и Вихрь, заподозрив неладное, начали тормозить вместе с ней.

Анхель, поняв, что тут он один, ещё, насколько смог, прибавил в беге. До проезжей части оставалось не более пяти метров, до подъезжающего лесовоза около двадцати. Анхель закинул меч в ножны. Время уже привычно перестало течь в заданном ритме и замедлялось. Анхель словно попадал на кадры фильма, где, чтобы отобразить всю сложность ситуации, режиссёр замедлял действие.

Анхель подбежал к краю тротуара — грузовик как раз заезжал на пешеходный переход. Толчок, и Анхель подпрыгивает в сторону несущегося на скорости не менее ста километров в час грузовика. Брёвна закреплены тросами — за один из них Анхель вцепился одной рукой, инерция тут же приложила его об дрова, но он проворно с этим разобрался. Быстро подтянувшись, через несколько секунд он оказался наверху. Окинув взором дорогу впереди, он увидел контейнеровоз, который был второй частью его безумной идеи. Расстояние быстро сокращалось, и Анхель, прикинув скорость сближения, насколько мог, сильно оттолкнулся от одного из брёвен. Разбежаться было абсолютно нереально — дрова были скользкие, да и уложены так, что свалиться с них можно было бы и при стоячем тягаче. Ещё одной трудностью было преодолеть узкий тротуар с отбойником, который разделял проезжие части.

Анхель схватился за край контейнера — тот оказался ещё более скользким, так как был железным. Проскользив по нему около двух метров, он упёрся правой кистью в погрузочное ухо, за которое смог подтянуться. И, сделав два широких, но неуверенных шага, спрыгнул с контейнера в кучу снега у обочины.

Немезия такого хода явно не ожидала и, оказавшись в опасной близости к Анхелю, на миг оторопела. Этого мига ангелу хватило, чтобы встать и, в прыжке выхватывая меч из ножен, нанести удар по Немезии. Та, в последний момент, но успела увернуться — оружия, если оно у неё и было, она пока не показывала. От следующего выпада она также ловко и грациозно ушла. На сей раз она не улетала, не давая возможности на себя напасть.

Трое учеников Анхеля тем временем смогли перейти через проезжую часть и рассыпались с целью окружить Немезию, отрезав все пути к отступлению. Она продолжала уходить от летящих со всех сторон замахов и уколов ангельского меча. Словно чувствуя, куда будет нанесён каждый следующий замах, она была готова от него уйти, что блистательно и делала раз за разом.

Круг вокруг Немезии сомкнулся. Анхель умерил пыл и замер. Немезия осторожно огляделась вокруг себя и, повернувшись к Анхелю, произнесла:

— А теперь мой ход. — Она раскинула руки в стороны, из ладоней ударили мощные и очень яркие лучи белого света, Немезия начала кружиться вокруг своей оси. Свечение нарастало — и Анхель, и его ученики прикрыли глаза ладонью. Затем последовала вспышка, и пять фигур, стоявших недалеко от проспекта Маршала Жукова, исчезли, оставив лишь следы ног на снегу.

* * *


Снег залепил глаза, ноздри. Попал под одежду, запутался в туго связанных волосах. Шекспир попытался встать, но далеко не сразу смог сориентироваться, где верх, а где низ. Перед глазами всё плыло. Вокруг было темно, хотя от снега и было чуть светлее, чем просто темнота, однако порошивший снег напрочь мешал понять местонахождение. Когда удалось встать, оказавшись при этом больше чем по колено в сугробе, Шекс огляделся — вокруг царила темнота, с одной стороны что-то светлело — возможно, это город. Про себя Шекс понадеялся, что город этот Петербург. Вокруг властвовала тишина, если вычесть завывающий ветер. Через несколько минут, когда глаза привыкли к темноте, ему удалось разглядеть несколько точек света с разных сторон — осознание пришло само по себе — он посреди Финского залива.

— Зверь! Вихрь! Анхель! — Проорал он в темноту. Поначалу, ничего кроме ветра, он не услышал. Повторил попытку докричаться до друзей. Вновь никто не отозвался. После третьей попытки ему показалось, что он услышал своё имя откуда-то слева. Кажется, это был голос Звери. — Зверь! — как можно громче прокричал он.

— Шекс! — Донеслось еле слышно. Точно — это Зверь. Она где-то слева от него. Шекспир начал пробираться через сугробы, наметённые ветрами, которые больше походили на дюны по форме. Благо, в высоту они редко доходили ему до пояса, что при его росте в один метр семьдесят шесть сантиметров было весьма демократично. Однако продираться сквозь снег было тяжело. Перекрикиваясь вновь и вновь, через несколько минут Шекспир заметил в нескольких метрах от себя тень Звери — девушка стояла на месте. Чтобы не разбрестись в темноте — это было весьма верным решением.

— Зверь! — Ещё раз крикнул Шекс, чтобы привлечь её внимание. Она увидела его и пошла навстречу.

— Шекс, куда нас закинуло?

— Походу, мы на льду Финского, и это моя самая оптимистичная догадка.

— Вихря или Анхеля не видел, естественно.

— Нет, только до тебя смог докричаться. Давай вместе поорём — может, они тоже тут где-нибудь.

— Давай… хотя постой, что это там? Свет? — Зверь указывала перед собой. Шекспир пригляделся. Действительно, впереди них мелькал свет. Причём мелькал не абы как, а систематично. Шекспир ещё сильнее напряг зрение — свет мелькал в сторону от них, но, вероятно, это был Вихрь. Именно в его правилах всегда иметь при себе фонарь. Свет мелькал с минуту в сторону от них, затем повернулся в их сторону.

Четыре длинных, один короткий, длинный-короткий-длинный-короткий, три коротких. Ничего. Два длинных-два коротких, короткий-два длинных, короткий, короткий-длинный-короткий, длинный-короткий-короткий-длинный. Темнота. Затем свет направился в сторону.

— Это Вихрь — передаёт наши прозвища. Крутится — привлекает внимание. Туда! — Махнул рукой Шекс, и вместе со Зверью они начали пробираться сквозь сугробы. Через несколько метров выползли на снег всем телом и колбасками покатились по поверхности. Местами наст был более крепкий, нежели в других — катиться по нему было проще, чем проламываться.

— Вихрь! — Закричали они, когда тень с фонариком стала более-менее отчётливой. Он услышал их и направил свет по снегу в их сторону — чтоб не бить лучом в глаза. По дорожке света они шли к нему.

— Ну, во — нашлись. — Проговорил Вихрь.

— Отлично. — Рядом с ним сидел на снегу Анхель.

— Что это, нафиг, было? — На подходе, вместо приветствий и прочих подходящих в данной ситуации фраз, произнёс Шекспир.

— Нас телепортировали к чёрту на рога. — Крикнул Шексу Вихрь.

— Ты так говоришь, как будто сто раз с тобой так делали.

— Не — первый.

— Анхель, где она? — Вступила Зверь.

— Спроси, что полегче. Мы с Вихрем полчаса соображали, где мы, хотя бы примерно. — Усмехнулся учитель. — Я думаю, стоит идти на свет города. Иного выхода мне что-то не видится.

— Разумно. Сейчас отдышимся и вперёд. — Плюхнулся в снег Шекс.

Вихрь погасил фонарь и тоже сел на снег. Зверь огляделась и решительно устроилась на коленях Шекса, чем вдавила его в снег почти по голову. Тот смущённо хихикнул, но ничего говорить не стал — всё-таки слабый пол.

Прошло около десяти минут, Анхель встал и махнул рукой. Сидеть долго в снегу явно не полезно для здоровья. Потихоньку начали путь к светлевшему вдали городу. По прикидкам Анхеля они в паре километров, но, может, ближе — из-за снега толком не понять. Идти было сложно, места, где удавалось катиться по насту, были самыми приятными на маршруте. А путь тем временем начинал казаться бесконечным — свет не приближался, а пуржить начинало сильнее. К тому же они не были достаточно тепло одеты — одевались-то на бой, а не на полярный переход. Спасала методика разогрева, которая включала в себя напряжение и расслабление мышц, кровь разгонялась, и становилось теплее.

Ветер усиливался. Идти становилось совсем невмоготу.

— Может, иглу сообразим? — Предложил Вихрь. — До утра перекантоваться.

— Я уже подумывал про это. — Признался Анхель. — Но Я полагаю, что мы почти пришли. Может, ещё полчаса, и на берег выйдем.

— С чего так думаешь?

— Просто если дольше — то нам, вам, точнее, конец.

— А! — Протянул Вихрь — Ну, тогда идём.

То, что людям было гораздо сложнее переживать холод, было очевидно. Если Анхеля было сложнее пронять стужей, то Зверь уже еле шла. Её качало на каждом шагу, любой из которых и без того был весьма сложен. Она обхватила себя руками, но упёрто шла. Вихрь, шедший впереди, тоже держался в основном на вредности. А вот Шекс пробирался сквозь снежное поле как ни в чём не бывало. Секрет выведывать было не время, хотя, может и пригодилось бы. Анхель снял ножны, а затем стянул с себя кофту и, не спрашивая мнения Звери, напялил её на девушку. После чего взял её на руки и постарался ускориться — это не очень хорошо получалось, так как под двойным весом ноги проваливались глубже. Вихрь и Шекспир, поняв, что дело плохо, тоже постарались прибавить.

К их великому счастью ветер неожиданно стих. Анхель огляделся — так резко ветер не прекращается без далеко идущих последствий. Снег перестал идти, и воцарилась звенящая тишина. Та самая тишина, которую страшно нарушать даже стуком собственного сердца потому, что подобный шум может спровоцировать лавину. Анхель услышал, как из ножен Шекса и Вихря очень аккуратно начали изыматься мечи. Парни сейчас стояли по бокам от Анхеля с дрожащей всем телом Зверью.

Единственным положительным моментом в сложившейся ситуации было то, что когда кончилась пурга, стало ясно, что до пляжа рукой подать. А там уж найдётся, где согреться и передохнуть, благо от пляжа до дома, из которого они ушли не так давно, было меньше километра расчищенной дороги.

Анхель осторожно сделал шаг вперёд — промороженный снег хрустнул коркой наста. Ничего не произошло. Ещё шаг — вновь ничего подозрительного. Парни стояли на месте и смотрели во все глаза. Третий шаг дался чуть легче — корка здесь перешла в более рыхлый снег. Но тут снег под Анхелем брызнул вверх, а самого ангела и девушку швырнуло вперёд. Пролетев три-четыре метра, они упали и зарылись в сугроб. Быстро вскочив, Анхель увидел, как в их сторону летят и парни. Следом за ними мерно плывёт над снегом Немезия.

Провалы глазниц казались чернее, чем ночной мрак, а бледное лицо мерцало мёртвым светом. Снег под ней начал разлетаться во все стороны, словно под балахоном у неё заработал реактивный двигатель. Анхель и ученики прикрыли лица руками — снег летел в них с такой силой, что закрытые веки не спасали от ощутимых ударов кусков корки и просто небольших острых снежинок. Это длилось около минуты, при этом никакого ветра не ощущалось. Затем снег перестал разлетаться во все стороны, Немезия опустилась, уже ногами, на лёд.

— Здесь мы решим судьбу этого мира. — Обратилась Немезия к Анхелю.

Анхель выдохнул. Повернув голову к запорошенному Вихрю, он дал понять, чтоб тот взял Зверя на себя — тот кивнул. Сама же Зверь к тому времени встала и даже обнажила свои сабли. Стоя, хотя и несколько покачиваясь, она выглядела вполне готовой к бою. Вихрь подошёл к ней, но она дала понять, что в порядке. Шекс был сейчас позади Немезии и немного растерянно оглядывал местность на предмет того, как бы обойти Чуму без риска для жизни. Та словно прочитала его мысли и обернулась в его сторону. Её лицо растянулось в мерзкой улыбке, она вытянула руку в его сторону и поманила ладонью к себе.

Немигающими глазами Шекспир смотрел на неё, а затем сделал шаг в её сторону. Она стояла посреди вычищенной от снега площадки льда. Когда парень пошёл к ней, пробираясь сквозь снег, она пошла к нему навстречу, не отводя от него глаз.

Вихрь покосился на Анхеля, тот понял, о чём подумал его ученик. Она гипнотизирует Шекса. Анхель решил не тратить время и выбежал на лёд, который оказался совсем нескользким из-за тонкого снежного покрова.

— Немезия! Не тронь его! Это касается только нас двоих.

— Законом не оговорено, какое использовать оружие. — Не оборачиваясь, ответила она. — Я выбираю себе в оружие твоих учеников. — Если бы она не стояла спиной к Анхелю, то он смог бы увидеть, как она еле сдерживает смех, тонкие губы дрожали от скрываемого самодовольства.

Тем временем Шекспир дошёл до кромки площадки, Немезия взяла его за руку и прошептала что-то на ухо. При этом на лице у неё отражалось чувство высшего наслаждения, словно она не заговаривала ученика убить собственного учителя, а ведала юноше некие эротические фантазии. Когда её губы отстранились от уха Шекса, то улыбка её прямо-таки сияла. Сам Шекспир перехватил меч поудобнее и пошёл на Анхеля.

— Шекс… — попытался воззвать к сознанию друга и ученика Анхель, но зомбированный парень, тупо уставившись на него, подходил всё ближе и ближе. Меч в руке его казался игрушкой — когда идут на бой, меч так не держат. Но за несколько шагов до учителя меч перекрутился в руках, Шекспир встал в боевую позицию и продолжил приближение. Анхель чертыхнулся про себя и оглянулся на Вихря и Зверь — и вовремя! Они, подобно Шексу, шагали к нему. «Всех троих успела!» — пробежала мерзкая мысль.

Вот уж чего он не ожидал, так того, что его учеников пустят против него же. Возможность их гибели он не отрицал и не жил в фантазиях, что воспитал бойцов равных себе, но не от его меча они должны погибнуть. И с какой-то точки зрения — хорошо, что он не сделал их равными себе. Благо, это и невозможно.

Анхель стоял на границе снега и льда, что весьма нехорошо. Сзади на него идут двое, отрезая ему возможность отступления или манёвра, а в нескольких шагах от него третий из зомбированных учеников. Самое скверное, что он не имеет права причинить им вред, но и дать себя убить тоже не намерен.

Немезия стояла на противоположной стороне площадки льда, которая была примерно равна половине хоккейной коробки. Лицо её приняло более сосредоточенное выражение, улыбка съехала, оставив место безэмоциональной маске.

Анхель решил напасть первым и, сделав несколько шагов по направлению к Шексу, прыгнул через него, уходя от весьма резкого удара. По всей видимости, помимо управления, Немезия ещё и добавила сил ученикам. Это не есть хорошо. Анхель приземлился, только сейчас он вынул меч из-за спины — сразу же пришлось принять на него удар меча Шекспира. После блока последовал небольшой оборонительный обмен ударами. Анхель изо всех сил старался не дать тому яростному «себе» сейчас вырваться наружу. Ученики должны выжить любой ценой, кроме его, Анхеля, жизни. Нет смысла гибнуть ради их спасения, чтобы они погибли после этого по мановению руки стоящей позади демоницы.

Вихрь и Зверь заходили с разных сторон. Анхель, заметив это, чуть ускорился и, уведя меч Шекса на безопасное расстояние, сильно ударил его ногой в грудь — парень отлетел к границе снега и льда, схватившись одной рукой за рёбра. Затем Анхель понёсся навстречу к Вихрю, который и без дополнительной силовой нагрузки был опасным противником. Что, собственно, тот и доказал, резко сместившись в сторону и нанося секущий удар, Анхель блокировал его, но тут же получил по ногам от ученика. Опрокинутый набок Анхель успел подставить меч под ещё один удар и рубанул по колену, сбивая с ног Вихря. Резко поднявшись, он весьма неласково ударил ученика ногой по голове, вырубая его окончательно, а в следующий миг ему пришлось очень ретиво уворачиваться и отбиваться от сабель Звери. Та орудовала ими не в пример быстрее, чем обычно, магия, или что там, Немезии превратила и без того вёрткую девушку в смертоносный стальной ураган.

Зверь не давала Анхелю ни мгновения на отдых. Орудуя с двух рук клинками и заходя то с одного, то с другого бока, девушка вполне могла бы одолеть учителя. Тут принципы типа «не бить женщин» отступали и давали волю острой необходимости ударить как можно сильней, чтобы выбить разом дух из Звери. Шекспир был уже на ногах и подходил, Вихрь ещё лежал, но тоже быстро приходил в сознание.

Анхель понял, что дело принимает опасный оборот — вдвоём шансы убить учителя у Звери и Шекса куда выше, а если подтянется и Вихрь, то пиши пропало. Анхель резко ударил снизу вверх, вышибая у Звери одну из сабель и обратным движением нанося удар по голове рукоятью — девушка не упала, но покачнуло её изрядно. Этой заминки Анхелю хватило, чтобы бросить собственный меч, схватить девушку и что есть сил швырнуть её в подходящего справа Шекса. Устранив обоих на некоторое время, Анхель поднял свой меч и саблю Звери, последнюю он тут же швырнул в Немезию. К величайшему удивлению Анхеля, та ловко поймала её за рукоять.

— Ха! — Надменно усмехнулась Немезия. Сабля Звери неожиданно удлинилась в её руке, по тыльной стороне наметились зазубрины, а острие изменило форму, и теперь сабля больше походила на гарпун. Сама Немезия оглядела своё творение от низа рукояти до наконечника-кишкодёра, оставшись, видимо, довольной, она повернулась к Анхелю и улыбнулась.

Анхель ещё раз оглянулся на сваленных в одну кучу учеников — все были живы, а значит, цель отчасти достигнута, осталось не погибнуть в бою с Немезией. А исходя из многочисленных талантов — эта тварь будет в разы пострашнее, чем Одралас и Аградон вместе взятые. Перехватив в очередной раз меч поудобнее, Анхель даже забыл тот факт, что он остался на морозе в одной футболке. Доспеха на нём не было, что несколько повышало шансы быть раненым — его латы хоть и не были истинного ирийского производства, но пару раз спасли его в недавних боях.

Немезия сделала шаг в его сторону. Столь легко и манерно, что, казалось, она танцует, а не идёт сражаться. Затем она крутнулась вокруг своей оси, сделав несколько восьмерок новообретённой саблей. Движения опять же были идеальными по плавности. Анхель такими манерами явно не блистал, больше склоняясь к жёсткому стилю. Неизвестно, что она покажет, когда мечи схлестнутся.

Приняв позицию, которая хороша как для отражения, так и для атаки, Анхель застыл. Немезия подходила к нему, продолжая улыбаться. И улыбка эта не переставала быть приветливо-дерзкой. Не дойдя пары шагов до ангела, Древняя остановилась и слегка поклонилась ему — Анхель последовал её примеру, проявляя тем самым некий боевой этикет, присущий лишь благородным воителям.

В следующий миг Немезия атаковала. Резкий, но длинный выпад был, по мнению Анхеля, весьма глупым началом — она открывала бок, и ангельский меч не преминул воспользоваться глупостью противника.

Но взмах Анхеля, разрезав воздух, не нанёс Немезии вреда — она попросту растаяла за миг до собственной гибели. Ангел развернулся, восстанавливая равновесие, — силы удара хватило бы, чтоб быка пополам разрезать, и сейчас вся эта мощь вылетела в трубу. Но Немезия решила не давать спуска своему противнику, появляясь и тут же исчезая, она наносила всё новые и новые удары, некоторые из которых издевательски резали кожу Анхеля, но не более — она играла с ним. После очередного появления за спиной ангела она сбила того с ног и, переместившись подальше от взмаха его меча, громко засмеялась.

— Что это с нашим архангелом? Забыл, как справляться с мечом? — Она продолжала смеяться. Анхель тем временем терял контроль над собой, свирепея, пробуждал сокрытого в нём кровожадного монстра. Он уже ощущал то, как закипает кровь в венах и сердце начинает стучать в разы чаще и мощнее. Немезия же увидела лишь, что глаза его приобрели красноватый отсвет, а кровь словно отлила от головы, придав коже более бледный цвет. От ангела пошла испарина — кровь закипала наглядно. Увидев это, Немезия молвила: — Другое дело, друг мой.

И она снова напала, на сей раз сделав не один выпад, а целую серию ударов молниеносной скорости и, в случае попадания, не оставляющих шансов на выживание. Её сабля встретила достойный по скорости и технике отпор. Припоминая то, что у Древних не очень хорошо дела обстоят с древним славянским стилем фехтования, Анхель старательно вкладывал его в бой. После атаки Немезия растворилась, чтобы появиться за спиной, но Анхель словно почувствовал, где её ждать, и своевременно развернулся, встретив первый её выпад, а затем начал атаку сам. Это стало небольшой неожиданностью для Немезии, однако она справилась с атакой Анхеля. В середине его серии она ловко нырнула под удар и мощным ударом рукояти в солнечное сплетение отправила ангела на снег. Подняться мгновенно не получилось, но как только он встал, Немезия уже атаковала в своей манере — из-за спины. Анхель, пусть ещё не совсем оправившийся от удара, смог дать отпор и отступить, чтоб восстановить напрочь сбитое дыхание. Понимая, что Немезия не даст ему воспользоваться и секундой, он, предчувствуя очередную точку её телепортации, начал атаковать её ещё до появления, и это стало удачным ходом — Немезия была вынуждена отступить, подарив оппоненту необходимые мгновения.

Анхель чувствовал, как по телу растекается жар. Пар от него исходил уже весьма плотный, порой казалось, что он вот-вот загорится. Теплом наливалась в большей степени рука с мечом. Глянув на неё, Анхель отметил, что от меча тоже немного парит. Это заметила и Немезия, и подленькая улыбка с её лица мигом спала. Анхель напряг руку — ощущение тепла чуть убавилось. Он расслабил её и почувствовал, что тепло вливается в руку вновь, мало того — он ощущал, как оно течёт внутри него. Интереса ради он попробовал направить течение тепла в кисть, а оттуда в меч. Пар вокруг локтя начать закручиваться спиралью и словно впитываться в рукоять — та тяжелела и нагревалась, но тепло это не обжигало. Оно словно спаивало рукоять и ладонь, не давая разжать руку. Лезвие меняло цвет, становясь красноватым, словно только что вынутое из горнила.

Течение внутри руки Анхеля прекращалось, всё целиком направленное в меч, который местами вспыхивал настоящим огнём. Анхель глядел на свой меч совсем иными глазами — красный свет, совсем недавно текущий из них, сменился на более яркий желтоватый — ближе к огненному.

Немезия сделала шаг назад. Анхелю показалось, что она сглотнула — добрый признак. Он посмотрел на своих учеников, те, кажется, приходили в себя. Видимо, Немезии больше не с руки управлять ими. Сейчас она сосредоточит всё своё внимание на Анхеле. А точнее, на том, во что он превратился — а это явно что-то новое, за последние полвека невиданное.

Но Немезии было вполне по силам припомнить те дни, когда она подобное уже видела. И то, что творилось тогда в мире, было столь ужасно, что все войны, что пережили люди, не в силах сравниться с теми событиями. Тогда один Единый Мир разлетелся на части, которые лишь изредка соприкасаются теперь, чтобы вновь вцепиться друг другу в глотки.

Анхель сделал шаг вперёд — Немезия ответила тем же. Через секунду их клинки столкнулись, высекая сноп искр.

* * *


Пришедший в себя первым Вихрь сидел на снегу, прижав ко лбу кусок льда. Откуда ему так больно прилетело, он не помнил — память решила этот момент выбросить, чтобы лишний раз не волновать хозяина. Рядом с ним также качественно помятые и такие же беспамятные сидели Зверь и Шекс. Последний держался за рёбра и периодически кряхтел от боли — похоже, сломано ребро, а может и несколько. Зверь же по позе больше напоминала тряпичную куклу. Её раздирало ощущение, что совсем недавно её вытащили из центрифуги — её подташнивало, а все конечности словно вывернули из суставов, а потом ввернули на место.

Но больше всего их сейчас заботила весьма неожиданная метаморфоза, которую продемонстрировал их учитель. Они очнулись во время его боя с Немезией. Не прошло много времени, когда Анхель вынудил противницу отступить. Он словно кипел — пар шёл от него так, словно он только что вышел из бани. А затем он вытянул руку с мечом вперёд и пар, завернувшись вокруг его руки, «впитался» в меч, тот раскалился, а местами загорелся.

Затем бой начался вновь. Совсем на других скоростях. Случилось, примерно, то же самое, что было тогда во время боя Анхеля с Одраласом — движения настолько ускорились, что человеческим взглядом их было не различить. Их учитель сейчас выдавал такие скорости, что огненный шлейф от его меча оставлял длинные разводы в ночной тьме, разрывая воздух воплями бешено раздуваемого пламени на лезвии. Всё это сопровождалось частыми вспышками и разлетающимися искрами.

Ногу Вихря, неотрывно следящего за боем, тронул Шекспир. Когда тот обратил внимание на друга, то тот лишь ткнул пальцем в небо. Вихрь поднял глаза вверх и некоторое время привыкал смотреть в тёмное пространство над ними после наблюдения за светлыми огнями Анхелева меча. Когда глаза адаптировались, он заметил то, на что ему указывал Шекспир — крылатая тень кружила в небе. Это явно не было птицей — размеры превышали любую из земных птиц. Вывод пришёл сам собой — место заключительного боя посетил настоящий ангел. Пока что он наблюдает за происходящим внизу. Интересно, что он предпримет в случае чьей-либо победы?

Проследив взгляды друзей, Зверь тоже подняла глаза к небу и когда увидела там парящего над ними ангела, от удивления открыла рот. Конечно, они знали со слов своего наставника о существовании оных, но видеть пока не приходилось. А тут, пожалуйста — парит прямо над ними, на высоте примерно метров тридцати, не больше.

За кого он? Если, вообще, он представляет чью-то сторону. Наворачивая круг за кругом, изредка делая несколько взмахов мощными крыльями, чтобы набрать высоту, потерянную при планировании, он не вмешивался. Наверное, именно этим ангелы и должны заниматься — отстранённо следить за беснующимися в реках крови и собственной ненависти существами, которые лишь при общем всесильном враге объединяются и побеждают, чтобы потом пустить стоявшим спиной к спине друзьям кровь ради того, чтобы отобрать их кров и хлеб.

Звон стали о сталь внезапно прервался — трое перевели взгляды с парящего в небе наблюдателя на площадку, где сражались их учитель и Немезия. Сабля Древней, которая некогда принадлежала Звери, торчала в снегу в паре метров от застывших Анхеля и Немезии. Сперва показалось, что учитель держит свой пылающий красным меч у её горла, но когда пригляделись, то оказалось совсем иное — тонкое горло Немезии было пронзено ангельским клинком. Её голова постепенно свисала, тело расслаблялось и обвисало. Рука Анхеля принимала вес Древней, и от напряжения изрядно проступали вены. Но он держал её, глядя ей в тёмные бездны глазниц. Он смотрел в надежде, что увидит её затухающий взор, но его так и не было явлено.

Он подошёл к ней на два шага, опуская рукоять, тело мёртвой Немезии он продолжал удерживать от падения. Меч провернулся в шее, став параллельно льду. Анхель озлобленно закричал и, схватившись за меч второй рукой, подбросил тело вверх. Оно взметнулось в воздух безвольным манекеном. Анхель вложил в это немало сил — тело подлетело на пару метров. Затем шагнул вперёд, развернулся и сделал широкий замах. Меч взревел, загораясь, словно спичка, по всей площади лезвия. Не завершая движения, Анхель ловко сменил направление замаха и снизу вверх разрубил падающее тело напополам.

На снег плеснула кровь или то, что текло внутри Немезии, цветом оно было желтоватым. Залив площадку, желтоватая «кровь» испаряла противный удушливый смрад. Над половинами её тела струились такие же желтоватые струйки то ли пара, то ли дыма.

Анхель стоял посреди площадки, немало жёлтой «крови» попало на него. Он прошёл несколько шагов, до так и сидевших учеников, сгрёб в ладонь снег и принялся стирать с себя вонючую жижу. Глаза его ещё отсвечивали пламенем, но уже не так, как за несколько минут до этого. Когда он завершил нехитрый обряд, то покосился на застывших в ожидании чего-то учеников. По лицу его скользнула лёгкая улыбка облегчения. После этого глаза приняли обычный вид.

— Пошли отсюда. — Тихо сказал он, протягивая руку сидящей ближе к нему Звери. Та настороженно протянула руку ему, а затем, когда ощутила нормальное тепло его руки, то увереннее поддалась его помощи. Она вспомнила про ангела и подняла глаза к небу, но никого не увидела. Анхель тоже посмотрел вверх, затем вопросительно глянул на неё, но она решила пока не говорить ему о том, что они видели во время боя.

Вихрь и Шекспир, поднявшись и сделав несколько шагов за учителем, остановились и оглянулись на залитую зловонным туманом площадку. Ничего не изменилось. Они пошли дальше, пробираясь сквозь снег к пляжу, до которого осталось не более двухсот метров. Пройдя пару десятков из них, Шекспир снова оглянулся и увидел в клубах жёлтого тумана крылатую фигуру. Сейчас из-за контраста светлого пара было видно, что за спиной у ангела торчит меч.

Не решившись дальше задерживаться и привлекать внимание, Шекс догнал Вихря и кивнул ему на ангела. Обернувшись, тот не увидел ничего нового и, сделав вопросительное лицо, заставил Шекспира оглянуться. Действительно — ангела там не было.

* * *


Азраил сидел на коленях на льду, залитом кровью Немезии. В лице читались горечь утраты, злость и неспособность ничего с этим поделать. Он разглядывал тонкие линии милого лица, сейчас мёртвые, но не потерявшие своё изящество и притягательность. Невольно взгляд скользнул на вторую половину тела Немезии, что валялась в паре метров от верхней части. Не выдержав, он поджал губы и вскинул взгляд вверх. Там по небу плыли облака, скрывая звёзды. Лишь изредка они расступались, и в этот мир проникал их свет.

Родные его сердцу созвездия. Чужой мир. Всё чужое, но звёзды остались прежними. И под этим небом лежит мёртвыми останками та, которую он любит. Жестокость закона показалась ему сейчас невыносимой — в сердцах он встал с колен и бросил озлобленный взгляд на удаляющуюся четвёрку. Трое из них ни в чём не виноваты — они стали частью игры, в которой они — пешки. И что там греха таить — если представлять всё, что происходит сейчас в мирах, то и архангел, что ведёт этих людей — не более чем ферзь. Ферзь, который истово охраняет короля, даже не отдавая себе отчёта, что король сокрыт внутри него.

Четверо тем временем ступили на пляж, где начиналась нормально почищенная дорога. Они передохнули несколько минут и вновь начали удаляться, постепенно скрываясь из виду. Когда они совсем растворились в темноте, Азраил приклонил колено к телу Немезии — к верхней части и провёл ладонью по бледной щеке. По всему было видно, что зловоние, исходящее от её крови, его нисколько не смущало.

— Не беспокойся, моя дорогая — мы встретимся ещё. Я снизойду куда угодно, чтобы вытащить твою душу обратно под сень звёзд. — Он поднял взгляд к небу. — Но не к этим. К тем, под которыми мы встретились первый раз — в тот день, когда чаши весов Единого Мира впервые пошатнулись.

Он приложил правую руку к сердцу и поднялся. Хотел что-то ещё сказать, но осёкся, вслушавшись в тишину зимней ночи. Задрав голову вверх, он смотрел то туда, то сюда — взгляд метался из стороны в сторону, выглядывая нечто неуловимое в тёмном небе. Глаза Азраила зацепились за тень, скользящую в небе ровными окружностями. Как только тень оказалась замеченной, то метнулась камнем вниз. За несколько метров до заснеженной поверхности залива тень раскрыла огромные белоснежные крылья и, спланировав плавно, словно осенний лист, аккуратно приземлилась рядом с Азраилом.

— Я вижу, что те, за кого ты поручился, мертвы.

— Я же вижу, что в твоих ножнах нет твоего меча! Зато он только что убил Немезию! Объяснись, Михаил.

Статная фигура в блестящем серебряном доспехе сложила крылья. Ладонь, скрытая чёрной кожаной перчаткой, стряхнула со светло-русых волос, заплетённых в косу, нападавший снег. Лицо осталось надменным и спокойным. Черты лица, как и у самого Азраила, были идеальными — такие лица у людей встречались крайне редко, но много похожих было в давние времена высечено из мрамора в этом мире. Тогда порода у людей была не столь убога, каковой она стала сейчас. А про дальнейшее и мыслить противно.

Доспехи хоть и были начищены до блеска, новыми совсем не были — множество глубоких царапин подчёркивало то, что это боевые доспехи, а не красивые парадные. Глубокий рубец на грудном панцире переходил в жутковатый шрам на шее, выходящий на нижнюю челюсть и истончающийся чуть выше верхней губы. Если бы не этот шрам, лицо архангела Михаила было бы идеалом.

Белоснежные крылья подрагивали, то и дело сбрасывая налипающий снег, который был на них совсем не виден.

Две крылатых фигуры стояли друг напротив друга в тягостном молчании. Азраил буравил Михаила взглядом, но тот оставался спокоен. Его явно не трогали чувства стоящего перед ним.

— Где она? — Не выдержал и спросил Азраил.

— Кто? — Стальным голосом отозвался Михаил.

— Его душа. Я верну ему душу, и он вспомнит всё и сотрёт в пыль повергшего его.

— Ты ведь понимаешь, что даже если так случится, то ты будешь следующим.

— Я готов рискнуть! — Срываясь на крик, прохрипел Азраил, делая шаг вперёд и доставая меч из ножен. Ещё несколько шагов и меч тёмной стали упёрся в горло архангела. Тот был безоружен, но не дрогнул, не отступил — ни один мускул не дёрнулся на его лице. Оставаясь спокойным, подобно каменному изваянию, Михаил закрыл глаза, глубоко вздохнул и, сделав шаг назад, потянулся рукой к шее. Пальцы нырнули под доспех и через мгновение выудили оттуда цепь из белого металла, толщиной в палец ребёнка. Она оказалась достаточно длинной, Михаил снял её через голову. На ней висела небольшая хрустальная капсула, отдалённо напоминавшая по форме медицинские ампулы с лекарствами. Но внутри этой «ампулы» содержалось нечто более весомое, нежели лекарство — ярко-синее пульсирующее свечение билось внутри неё. Раскачивая резервуар, внутри рвалась наружу душа поверженного архангела.

Михаил, не глядя на светящийся резервуар, протянул цепь в сторону Азраила и, не дожидаясь, пока тот протянет руку, повесил её на лезвие меча. Аккуратно пальцем он толкнул её, и та заскользила по тёмной стали вниз к рукояти.

— Это ошибка, Азраил. — С этими словами Михаил отошёл ещё на несколько шагов и, развернувшись, расправил крылья. Через плечо он бросил взгляд на стоявшего позади Древнего, а затем, несколько раз взмахнув крыльями и сильно толкнувшись, взлетел. В воздух поднялись облака потревоженного снега. Когда они осели, хлопанья крыльев было уже не слышно — архангел Михаил покинул этот мир.

Некоторое время Азраил смотрел вслед улетевшему архангелу. Почти сразу, как он пропал из поля зрения, с неба повалил редкий снег, который достаточно быстро превратился в метель. Поднявшийся ветер завывал, швыряя в лицо Азраила горсти колкого снега. Он прикрыл глаза и отдался тем чувствам, что испытывал — холод, пронизывающий ветер, лёгкое покалывание от влетающего в лицо снега, а затем медленный спуск растаявших капель к подбородку и далее на шею и под доспех. Вой в ушах казался волчьим, но кому, как не ему, знать, как воют эти дивные звери — бёвульсы. Хотя их братья в этом мире — волки, недалеко ушли по красоте песни от древнего хищника, который не выжил в мире бездушных людей.

Потерявшие души выродки Древних родов были столь кровожадны, что даже будучи потерявшими рассудок дикарями они уничтожали всё и вся вокруг себя. А когда в них начала просыпаться память, они не удосужились остановиться. Сдержаннее, но они продолжали лить моря крови. Одно слово — люди…

Тяжко выдохнув, Азраил открыл глаза, щурясь от летящего снега, он огляделся — тело Немезии занесла метель, превратив его в два удалённых друг от друга бугорка. Расправив крылья, Азраил поймал ветер, подогнул колени, а через миг высоко подпрыгнул — ветер понёс его спиной вперёд. Несколько взмахов мощных крыл, и он воспарил над снежной долиной залива и, развернувшись, на попутном ветре понёсся в сторону берега.

* * *


— Анхель. Ответь на вопрос: что за Сатана из тебя там вырвался? — Трусцой семеня к подъезду, спросил Шекспир. Вопрос висел в воздухе уже давно, но никто не решался спросить. А в таких ситуациях язык Шекса самое то — никогда не выдержит и спросит, что более всего хочется.

Анхель посмотрел на него, и по взгляду стало ясно, что он и сам не знал, что это было.

— Понятия не имею. — Всё же дал очевидный уже ответ учитель. Голос его давал понять, что он не врёт, да и взгляд тоже. Вообще Анхель себя вёл, как нашкодивший ребёнок, который решил говорить правду, какой бы страшной она ни была. Только бы избежать наказания. А для Анхеля не было наказания хуже, чем недоверие его учеников.

Они шли первыми, точнее почти бежали. Вдобавок к холоду несколько минут назад добавилась метель. Следом за ними Вихрь нёс выбившуюся из сил Зверь. Обычно стоявшая до конца, девушка сдалась под гнётом холода и усталости. Анхель не стал пояснять, отчего после провала в памяти всем стало тяжелее идти, а особенно ей. Немезия выжала все соки из тела девушки, Анхель вовремя остановил это. При худшем раскладе она попросту могла не выжить от подобного «использования».

У Вихря на лице за то время, что они шли, налился весьма красноречивый синяк, покрывавший приличную часть лица с правой стороны. Глаз понемногу заплывал. Он часто дёргал шеей — видимо с ударом Анхель всё-таки переборщил ненароком. Оставалось надеяться, что ничего серьёзного. Хотя, по идее, ничего больше случиться не должно — трое повержены, а стало быть, миру больше ничего не угрожает до появления очередного Мессии — кажется, так гласит этот их Закон.

Наконец они дошли до подъезда, пикнул электронный замок, и дверь в тёплый подъезд отворилась. Анхель вошёл последним, пропустив вперёд Вихря со Зверью. Шекс уже вызвал им лифт. Анхель по привычке пошёл по лестнице — всё равно в лифт он бы уже не влез. Подъём не занял много времени. Квартира уже была открыта, вокруг Звери кипела активность — Шекспир наливал ванну с еле тёплой водой, Вихрь согревал до поры её руки, зажав между своих. Войдя, Анхель дал понять, что её пора переносить в ванну, Зверь отказалась от помощи и, покачиваясь, но дошла сама. Когда дверь защёлкнулась, Анхель не преминул напомнить процедуру отогревания, хотя все её и так знали.

Далее Анхель вскрыл небольшим ножом синяк Вихрю, спустив налившуюся кровь — выглядело жутко, но, по крайней мере, не заплывёт глаз полностью к утру. Да и синяк рассосётся быстрее.

Шекспиру повезло больше всех. Он, конечно, тоже кряхтел от боли в груди, но худо-бедно для него всё кончилось без травм, синяков и так далее. Зато он стал хоть на некоторое время усидчивее и тише — говорить, а уж тем более смеяться, было больно. Анхель подозревал если не перелом, то, как минимум, трещину в рёбрах, но надеялся, что обошлось без этого.

Из ванны слышались звуки льющейся воды и тихие сдержанные стоны Звери. Дело понятное — для неё сейчас и еле тёплая вода кипятком казаться будет, после подобного переохлаждения. Но она сильная — выдержит. Она сама шла бы, пока не упала замертво. Сила её вредной натуры велика, но у всякой силы есть предел.

Устало Анхель плюхнулся в кресло, рядом на диване сидел Шекспир. Вихрь на кухне спускал кровь из синяка на лице — то ещё зрелище. Иногда он болезненно шипел, но не более. Маленькое зеркало, в которое он осматривал результат своих действий, и то было забрызгано кровавыми каплями. Да и весь он выглядел, как викинг, вышедший из боя.

Анхель закрыл глаза — веки облегчённо упали и мгновенно налились свинцом, не желая быть открытыми хотя бы до утра, а лучше до полудня. Слишком много времени он жил, как на иголках, и вот, кажется, всё наконец-то закончилось. Закончилось…

Анхель вскочил с кресла, жадно глотая воздух.

— Марла! — Выпалил он. В суматохе всего произошедшего они совсем забыли, что её тело, вероятно, так и лежит там, на проспекте. Как такое вообще могло произойти — они потеряли члена команды не более пяти часов назад, но уже забыли о ней. А сколько сейчас вообще времени? Анхель включил компьютер — часы на нём показывали 6:10 — прошло больше, чем ему показалось, но ненамного. Видимо, тот пространственный прыжок сбил его внутренний хронометр.

Рядом за голову схватился Шекс и резко встал, хотя ему это удалось не так, как хотелось бы — движение вышло, мягко говоря, неосторожное и причинило больше боли, чем он рассчитывал. Однако он не сел обратно, а тихо, спокойно побрёл одеваться. С кухни вышел Вихрь и, не говоря ни слова, прошёл с аптечкой к зеркалу побольше. Вытащил моток пластыря и грубо залепил ещё кровоточащую рану, а затем, бросив всё около зеркала, последовал примеру Шекса. Анхель также собирался. Когда все были в сборе, то вперёд вышли парни, а их наставник задержался у двери ванны, он осторожно постучал в неё:

— Зверь, мы идём за телом Марлы — отогревайся и за нас не беспокойся.

— Хорошо. — Немного сдавленным голосом отозвалась та.

Затем дверь захлопнулась и наступила тишина. Вода не лилась — ванна была наполнена до краёв еле тёплой водой. Это была уже третья порция более тёплой воды, но для замёрзшей девушки она мало чем отличалась от предыдущей «горячей» — конечно, по уму воду должен был контролировать кто-то менее замёрзший, но Зверь решила оградить себя от лишних глаз. Хотя оказываться голышом перед друзьями ей не раз приходилось — в какой-то момент это стало в порядке вещей в их маленьком кружке. Особенно в походах, когда сушиться времени могло и не быть и искупаться голыми куда практичнее. А что естественно, то не безобразно.

Она откинулась в ванной, пусть та и не позволяла ей вытянуться во весь рост — колени торчали над водой, но, насколько могла, она расслабилась. Проходило время, и постепенно Зверь чувствовала, как вода начинает остывать. Она слила часть и включила горячую, дождавшись пока вода в ванной вновь станет «горячей», закрыла кран. Кожу щипало, под водой девушка растирала аккуратно себя, снимая неприятные ощущения — немного помогало. Через какое-то время кожа свыклась с водой, и Зверь расслабилась.

Неимоверный грохот вывел её из блаженного состояния. За стенкой что-то случилось — она слышала, как гремят падающие полки, стулья, кажется, и стол тоже. Примешивался ко всему тому ещё и непонятный ей грохот — словно кирпичи или камни рассыпались по полу, сотрясая всё вокруг. Билось стекло, стоявшее тут и там, похоже, под напором ветра колотилась о стену рама окна.

Зверь вскочила из ванной, едва не поскользнулась, но устояла. Сердце в груди застучало в испуге. Девушка схватила свитер Анхеля, который валялся на полу и, одев его, подошла к двери — если кто и вломится, то хоть не в неглиже быть. Прильнув ухом к двери, Зверь затаила дыхание, хотя стук сердца заглушить не удавалось.

Там в зале кто-то ходил, совершенно не стесняясь греметь всем, чем только можно было. Это явно не грабители — они с такой канонадой не входят ради рядового грабежа. Слышался какой-то невнятный шёпот, но ни слова было не разобрать. Шаги были размеренные, но, словно, чем-то стеснённые. Неведомый гость был один — это точно. Что он там таскает за собой?

Сжав губы как можно сильнее, Зверь аккуратно крутанула замок — щелчок был и так очень тихий, но она сделала его на сей раз совершенно беззвучным. Прислушалась — гость продолжал шариться по залу. Собрав всё, что можно, в кулак, Зверь приоткрыла дверь — вид открывался как раз на коридор и зал, главное, чтобы тот, кто там был, не заметил лучика света из ванной.

Первое, что бросилось в глаза, а точнее в глаз, это то, что зал был и впрямь завален кусками бетона, кирпичами и пылью. Под всем этим были погребены полки, стулья, сломанные тумбочки, разбитый компьютер. Около шкафа, стоящего напротив окна, валялись фрагменты оконной рамы.

— Кто здесь?! — Как гром среди ясного неба раздался властный голос. — Выйди!

Зверь захлопнула дверь, не заботясь о скрытности — теперь-то её уж точно раскрыли и сейчас найдут. Она защёлкнула замок и отошла к ванной. За дверью послышалось неуклюжее шуршание, кряхтение, и вдруг дверь дёрнулась. Сначала один раз — несильно. Тот, кто был снаружи, проверил её и понял, что закрыта она изнутри. Второй рывок вырвал дверь вместе с замком, петлями и частью косяка — дверь-то внутрь открывалась! В узком коридоре с дверью было сложно развернуться, и её просто бросили, как попало, в сторону.

Зверь, насколько могла, вжалась в ванну, и дальше оставалось только нырнуть в неё. Дышать она, кажется, совсем перестала. Тот, кто был за стеной, явно не хотел показываться. Мощная ладонь схватилась за косяк, напряжённые пальцы крепко держались. Через миг в проёме резко возник человек. Тёмные мокрые волосы болтались, скрывая лицо. На теле незнакомца поблёскивали доспехи, почти как у Анхеля, только практически чёрные. Из-за спины торчал меч, тоже чёрного цвета. Незнакомец протянул руку девушке:

— Не бойся — Я не враг. — Он говорил с трудом — язык явно давался ему нелегко. Поняв, что девушка перепугана, он убрал руку, ладонью откинув волосы с лица. Лицо оказалось таким же правильным, как у её учителя. Он смотрел на неё без злобы, лишь непонятный дискомфорт отражался на нём. Он протянул руку снова — медленнее, учтивее. — Прошу вас, Я не причину зла.

На ватных ногах, Зверь сделала шаг навстречу, но руки не подала. Темноволосый мужчина убрал руку и отступил, пропав из проёма. Зверь осторожно вышла из ванной, она была босиком, а по полу было чего только не рассыпано — от стекла до щепок. Надев первые попавшиеся тапки, кучей сваленные у гардероба, она подошла к дверному проёму, ведущему в зал. Оттуда веяло холодом.

Войдя в большую комнату, она, наконец, смогла увидеть незнакомца целиком и от этого чуть не лишилась дара речи. Она быстро сообразила, что таскал за собой незнакомец, и почему ему так сложно было проникнуть к двери в ванную. Перед ней стоял не человек — это был ангел.

Тёмная броня скрывала тело, а за спиной его гордо, хотя и несколько стеснённо, были расправлены два серых крыла. Изрядно запыленные, они двигались в такт его дыханию, довольно частому, нужно отметить. Он смотрел на неё. Ветер, дувший в огромную дыру в стене, где раньше было окно и выход на балкон, трепал перья и волосы.

— Я Азраил. Прошу простить за столь… неожиданный и… — он обернулся на разрушенную стену, — и бестактный визит.

— Ничего. — Только и смогла выдавить из себя девушка.

— Мне нужен тот, кто именует себя в этом мире Анхелем. — Без предисловий перешёл он к делу.

— Нам сказали, что только троих надо убить… это, вообще, кончится? — Зверь осела на пол, на глаза её навернулись слёзы — её поглотило отчаяние.

— Ты не поняла. Я не враг вам всем. Я здесь, чтобы спасти его.

— Спасти? От чего?

— От врага, который ему не по силам, в его нынешнем состоянии. У меня мало времени, а у него возможно ещё меньше — где он?

Зверь терзалась между ответом и молчанием. Выдать, что учитель и её друзья пошли за телом погибшей Марлы или промолчать, а там будь, что будет. Азраил понял то, что девушка колеблется. Ему были вполне понятны её чувства — он подошёл ближе и, присев на одно колено рядом с ней, положил руку ей на плечо. Он знал, что подобным жестом люди дают понять, что им можно верить. Зверь подняла на него глаза. Их взгляды пересеклись.

— Я тот самый ангел, что кружил над местом боя твоего наставника и демоницы Немезии. Я наблюдатель — Я впустил их в этот мир, когда пророчества сбылись. Мой долг не допустить нарушения Закона, после того, как Мессия отстоял этот пласт Мира. А вот у архангела Михаила, как мне кажется, иные планы.

— Ангелы, демоны… архангелы — я вот считала это всё бреднями! Кто такой Анхель, что все ваши пласты против него?!

— Вера, если ты не скажешь, где он — то ты подвергаешь опасности не только его жизнь. Михаил силён, очень силён. То, что прорвалось из твоего наставника, лишь десятая часть былой одушевлённой мощи — Михаил не слабее. Они снесут город, пока будут сражаться, и концом станет гибель Анхеля. — Азраил не пугал — он говорил ровно то, что действительно будет, если он не опередит Михаила.

Зверь отвела глаза — уж больно тяжёл взор ангела. И откуда он знает её имя? Тот поднялся и развернулся, крыльями он сделал в пыли две дуги, попутно задев вылетевшую раму, так, что та сдвинулась к стене. Дверь шкафа с тихим скрипом приоткрылась. Взгляд Звери скользнул в сторону шкафа и упёрся в стоящий около самой двери, словно зонт, меч Анхеля.

— Они ушли без оружия. — Произнесла она. Азраил резко развернулся, сгребая крыльями бетонную крошку и иной мусор. Проследив взгляд девушки, он подошёл к шкафу, отворил дверь и схватил меч Анхеля. Восторженный взгляд резко сменился на озабоченный.

— Где он?! — Повысил голос впервые за своё присутствие ангел.

— Они ушли за телом Марлы, по проспекту — не должны были уйти далеко.

Ангел кивнул, развернулся и в несколько шагов оказался у проломленной стены. Не останавливаясь, он сиганул во тьму, снаружи послышались хлопки крыльев, которые быстро удалялись.

Зверь так и сидела на полу, прижавшись к стене и обхватив себя руками. Всё, что сегодня произошло, было явным перебором для неё. Даже не припомнить всего, что случилось за последние шесть-семь часов. Хотя это, наверное, к лучшему. Главное, что сейчас заботило её — это правду ли сказал ей ангел. В свете последних событий слова её матери о том, что ангелы хорошие, были под большим сомнением. По крайней мере, Немезия, которую Азраил назвал демоницей — была, как и положено демонам — плохой.

Голова кругом. Ангелы и демоны существуют. В придачу ко всему Азраил назвал «некоего» архангела Михаила — довольно популярную личность в христианстве. Да и Азраил не менее известен, но только в исламе. Кажется, их версия про проторелигию оказалась до ужаса верной. Только, видимо, это была не религия, а история.

В квартиру подул ветер, занося внутрь снег. Зверь закрыла лицо ладонями — ещё и квартира в придачу уничтожена, и без глобального ремонта тут теперь не пожить нормально. Она резко выдохнула и поднялась. Где-то в коридоре были залежи тех самых плащ-палаток из «шестёрки». Надо хоть дыру как-то прикрыть — холодно же. Одно радует — ангел вошёл до того ювелирно неаккуратно, что не задел отопление. Иначе бы тут уже был потоп, прибежали бы бешеные соседи снизу… хотя вообще-то странно, что они не явились, когда тут стена рухнула.

* * *


Грудь сводило от холодного воздуха, но троица решительно бежала в сторону того места, где погибла Марла. Иногда они переходили на пеший шаг, но и он был достаточно быстр. Время близилось к семи утра, а значит, люди скоро начнут выходить на работу и по иным делам. На руку играло то, что наступивший день выходной, и многие должны бы ещё только недавно лечь в кровати. Хотя учитывая то, что Немезия привела за собой чуть ли не весь город, даже странно, что все собравшиеся уже рассосались из этого района. Приятным оставалось то, что пока что им почти не попадались люди. Редкие автомобили проезжали с не выспавшимися водителями внутри, которые вряд ли обратят внимание на изуродованное тело девушки, которое ещё и снегом присыпало.

До места оставалось не более трёх кварталов. Мороз, усилившийся к утру, изматывал хуже, чем что-либо. Даже Анхель выбивался из ритма и начинал хватать холодный воздух ртом. Ночка выдалась насыщенной и утомительной, а марш-бросок был, очевидно, финальной точкой, после которой Анхель решил уйти в «отпуск». Куда угодно, только бы ничего не делать хотя бы пару месяцев. Быть Мессией оказалось сложно.

Рядом сквозь шарфы и воротники громко дышали Вихрь и Шекспир. Последний порой что-то бормотал, но никакой смысловой нагрузки за этим бормотанием не числилось. У него это было обычное дело — что-то невнятно тараторить под нос, особенно, если чем-то недоволен. Вихрь же оставался извечно спокоен, хотя дышал тоже тяжело и сбивчиво. Замотав лицо шарфом, оставив только глаза, он выглядел, как бандит из вестерна. На поверхности шарфа от дыхания уже образовался приличный иней, что придавало «маске» колорит.

Анхель внезапно остановился, машинально подняв руку со сжатым кулаком вверх. Он прислушивался к чему-то. Поначалу ничего особенного ни Шекспир, ни Вихрь не услышали. Однако менее чем через минуту они чётко расслышали в шуме просыпающегося города некое хлопанье. Оно становилось всё более отчётливым, и источник его явно приближался. Вихрь замотал головой, но ничего не увидел. Шекспир указал пальцем вверх, давая понять, что друг не оттуда ждёт гостей. Приглядываясь к утреннему небу, которое ещё не думало светлеть, они вскоре увидели тень приличных размеров.

— Оба-на!.. — Проговорил Шекспир, когда крылатая тень, пролетев над ними, сделала резкий взлёт и плавно начала опускаться в их направлении. Не сговариваясь, трое потянулись за оружием. Но только все они его оставили дома, при себе только и нашлись, что ножи, да и то, только у Вихря. Анхель чертыхнулся про себя, понимая, что совершил ошибку.

Тень приземлилась в десяти метрах от них. Мощные крылья самостоятельно сложились за спиной, несколько раз стряхнув налипший во время полёта снег. Кто бы это ни был, но он уверенно приближался. Когда он вошёл в свет фонаря, то трое разглядели его — высокий мужик, с красивым и правильным лицом, в тёмных доспехах. А ещё у него были крылья — уже как-то даже и неудивительно было.

— Я не причиню вреда. — На ходу поднял руки ангел. Не дойдя два-три шага до троицы, он остановился и продышался, оглядывая их компанию. Дольше всего он задержал взгляд на Анхеле.

— Ну? — Не выдержал Шекспир. Ангел зыркнул на него довольно грозно, но потом его взгляд смягчился.

— Я — Азраил. Я здесь, чтобы помочь. — Он обвёл взглядом троицу. — Пресекая лишние разговоры, сразу поясню — Я не враг вам. Ваш пласт защищён от дальнейшей экспансии. Однако в связи с некоторыми прошлыми обидами одной весьма высокой фигуры Закон может быть нарушен.

— Каким образом? — Не понимая абсолютно ничего, всё-таки спросил Анхель. Но вместо ответа Азраил поднял глаза к небу. В момент они изменились с вполне человеческих на пылающие провалы, похожие на те, что проявились у Анхеля в бою с Немезией. Троица проследила взгляд ангела и увидела приближение ещё одной крылатой тени. Та, в отличие от грациозно спланировавшего Азраила, камнем падала, изредка расправляя крылья, чтобы притормаживать и корректировать падение. Спустившись ниже фонарей, ещё одно крылатое существо на бреющем полёте стремительно неслось на них.

Ангел, растолкав людей и Анхеля, вышел вперёд и вытащил два меча. С удивлением Анхель и его ученики узнали в одном из них меч Анхеля. Второй был как две капли воды похож на него, но чёрного цвета.

— Михаил! Вспомни Закон! Ты не можешь напасть сейчас!

Ответа не было — Михаил приближался, держа наизготовку меч. Расстояние быстро сокращалось.

— Проклятье! — Прошипел Азраил и развернулся. Не спрашивая разрешения, да и вообще ничего не говоря, он поднял Анхеля крыльями и, ловко крутанув сальто, через спину высоко подбросил не успевшего хоть как-то среагировать павшего собрата. Следующим прыжком он взмыл в небо, на лету схватив, за что успел, уже падающего Анхеля.

— Ты что творишь?! — Заорал тот. Азраил держал его за ногу. Рука его была подобно тискам. Взлетев на несколько метров, он подбросил свою ношу, словно куклу, перехватил его, схватив его под руки, и понёс вверх изо всех сил.

— Не дергайся. — Кратко ответил ангел. Он держал Анхеля, обхватив грудь того, единственное, что мог сделать Анхель в противовес, это ударить по лицу. Но понимал, что упав с такой высоты, вряд ли выживет. Дак, ведь ещё тот второй есть.

— Нет уж, ответь! Куда ты меня тащишь?

— Домой…

* * *


Крылатый, которого Азраил назвал Михаилом, воспарил прямо над парнями, потоком воздуха из-под крыльев их сбило с ног. Скорость, с которой оба ангела уходили вверх, поражала, а ведь Азраил ещё и Анхеля тащил, который был далеко не невесомый. Лёжа на утоптанном снегу, парни переглянулись — чего угодно они ожидали сегодня, но такого…

— А нам-то чего делать?.. — Спросил Вихря Шекс. Тот весьма недвусмысленно дал понять, что он этого явно не знает. Анхель за то время, что готовил их, никогда не говорил, что делать, если его утащит ангел, а другой будет гнаться за ними.

Единственно, что сделал Вихрь — встал. Отряхнувшись от снега и взглянув в небо, он не увидел там уже ни намёка на крылатые тени. Хлопанья крыльев также растаяли. Поводив с минуту глазами по небу, Вихрь повернулся к Шексу — тот так и лежал на тротуаре, разглядывая небо и старательно вслушиваясь.

Обоих разбирало чувство потерянности. Их наставника в одночасье забрали, ничего даже не объяснив. Было ощущение, что он и сам ничего не успел понять. Впервые кто-то обошёлся с ним, как с пустым местом. Нельзя, невозможно было представить, что кто-либо в состоянии подбросить и утащить их учителя.

— Поднимайся. — Вихрь протянул руку, Шекспир схватился за неё и встал.

— У Азраила был меч Анхеля.

— Я видел. — Тихо ответил Вихрь, глядя в небо. Вдруг он вспомнил кое-что очень важное и повернулся к другу, чтобы сообщить это, но тот его опередил.

— Зверь. — Глаза Шекса не выражали ничего хорошего.

— Точно — она была в ванне. И очень мне хочется, чтоб она там и была до сих пор.

— Вот это крылатое ни в одну дверь не пролезло бы, даже на четвереньках.

— Значит…

— На хрен! Ещё одну подругу хоронить не хочу — ну-ка, мысли позитивно. И так полный кавардак в голове. Где Анхель — неизвестно. Что с ним сделают — тоже. И что нам делать, тоже, блин, чёрт знает. — Шекс пнул кучу снега в сердцах.

— Так. Давай по порядку и без истерик. Что делать, если Анхеля не станет, мы знаем — действовать по ситуации. Это его слова. А ситуация у нас следующая: в двух кварталах лежит тело Марлы, а в квартире, куда не смог бы без тарана влезть ангел за мечом, Зверь. Надеюсь, живая. Вывод: делимся и расходимся. Один домой, второй за телом Марлы.

— Ну, хорошо. — Чуть понуро ответил Шекс, копаясь в кармане. Изъяв оттуда монету, он положил её на большой палец сжатого кулака. — Орёл — я за Марлой… решка — ты.

В воздухе прозвенела монета и шлёпнулась на тротуар. Прокатившись некоторое расстояние, она упала. Двое наклонились, дабы рассмотреть, кому что выпало. Вихрь расправил спину, снял с плеч рюкзак с двумя плащ-палатками и передал его Шексу. Тот, не раздумывая, пошёл к телу погибшей подруги. Вихрь же выскочил на проезжую часть и через короткий промежуток времени остановил машину, едущую в нужную сторону. Не церемонясь, он влез внутрь и довольно быстро убедил водителя, что тот просто обязан его подвести.

Шекспир рванул по проспекту. Через некоторое время он увидел карету скорой помощи, стоявшую там, где было тело Марлы. Два человека в медицинских халатах, торчащих из-под зимних курток, что-то обсуждали, стоя рядом. Замедлив шаг, он направился к ним. Подойдя вплотную, он встал, глядя на лужу, оставленную внутренностями подруги — невольно в памяти промелькнул образ падающей Марлы.

Доктора обратили на него внимание.

— Нет тут ничего интересного, молодой человек. Проходите.

— Я с балкона видел, тут девушка, вроде, лежала…

— Лежала. Там вон сейчас. В чёрном мешке. — Один несколько цинично кивнул на автомобиль.

— Не видел, что случилось? А то мы вот не поймём что-то.

— Не видел. — Голосом, лишённым любых эмоций, ответил Шекспир.

— Как будто по ней цистерна прокатилась… — Прошептал первый и, запахнув куртку, полез внутрь скорой. Второй начал было открывать дверь, но Шекс его окликнул:

— А как бы узнать, что с ней будет? Ну, может надо родителям сообщить…

— Сообщим… Если опознаем. — Тихо, словно самому себе, произнёс доктор и скрылся внутри авто. Раздался звук двигателя, и машина медленно поехала.

На парня накатило весьма противное ощущение, что сегодня он слишком многих потерял. Сначала Марла погибла, затем слетелись ангелы и один из них унёс учителя, неизвестно, что со Зверью. Тяжесть свинцом наливалась на душе. Шекспир стоял посреди полупустого проспекта в ранний час январского утра. Но ощущение складывалось, что он был один в целом городе. И что самое дурное — он винил во многом себя. Хотя и осознавал, что, конечно же, это неправда.

Мимо него проехал троллейбус — это отрезвило Шекса, и он побежал следом за ним, до остановки было порядка ста метров. Водитель подождал лишние секунды, пока парень не ворвался внутрь салона, и закрыл дверь. Заспанный кондуктор удостоверился, что Шекс оплатил проезд магнитной картой и продолжил дремать. Кроме парня в троллейбусе ехали ещё четыре человека, почти все, уткнувшись головой в стекло, сонно моргали глазами. Шекспир сел вперёд. С минуту он просто смотрел в ноги, а затем уткнулся в ладони. Ему выходить на конечной — даже если он уснёт, кондуктор его разбудит.

* * *


— Ничегошеньки себе! — Присвистнув, сказал Вихрь, войдя в квартиру, пройдя в зал и увидев там живую и здоровую подругу, которая натягивала верёвки и развешивала плащ-палатки, чтобы хоть как-то помешать ветру заносить зал снегом и наполнять холодом. Та была так увлечена процессом, что не слышала, как Вихрь вошёл. На его слова она резко развернулась, увидев знакомое лицо, она закатила глаза и выдохнула.

— Как тебе? Интересно, когда ангелы посетили… этих… кого они там посетили, короче, они там тоже всё разнесли?

— Не знаю. — Протянул Вихрь.

— Что с Марлой?.. — Приглушённо спросила она. Вихрь молчал, а когда Зверь обернулась с вопросительным выражением на лице, он пожал плечами и развёл руками. — То есть? Где Анхель и Шекс?

— С Шексом всё в порядке, он пошёл за телом… а Анхеля…

— Что? — Зверь сделала шаг вперёд. — Что «Анхеля»?!

Вихрь сглотнул. Сказать то, что и ему кажется бредом, весьма непросто.

— Прилетел ангел…

— Азраил.

— Да — он. Он начал что-то толкать про опасность, и тут появился ещё один.

— Михаил?

— Да. — Вихрь немного удивился осведомлённости Звери. — И тут Азраил просто схватил Анхеля и унёс куда-то. Мы ждали, но улетели они, улетел следом Михаил, и всё — тишина…

Зверь села на запылённый сломанный диванчик. То, что творилось, полностью выбивало из колеи. Хотя как можно назвать колеёй постоянное ожидание конца света. Это очень изматывает — постоянно ждать неизвестно чего и невероятным образом быть готовым. На глаза снова навернулись слёзы — никогда не позволяла себе этих слабостей, но сегодня, видимо, день такой — её пробило. Ну, а что? Марлы, которая хоть и была свирепой убийцей бёвульсов, но плакала больше всех, больше нет. Надо же кому-то лить слёзы по погибшим друзьям. А теперь ещё и по учителю.

Вихрь присел рядом. Он хотел было положить руку ей на плечо и успокаивающе погладить, но Зверь неожиданно навалилась на него и, обняв, заревела в голос. Замершая на миг рука опустилась ей на голову и утонула в растрепанных светлых волосах. Ничего говорить он не стал. Сейчас лучше помолчать.

Ветер местами прорывал защиту, возведённую девушкой, но, в целом, та спасала. В квартире было, конечно, прохладно, хотя, наверное, если запереться на кухне, то там будет нормально. Даже спать можно, благо кухня не крошечная, как в квартире Анхеля.

Вихрь и Зверь так и сидели, когда в квартиру вошёл Шекспир.

— Нормально! — Скептично выговорил он, глядя на отсутствие стены. Красные глаза Звери дали ему понять, что кроме слёз тут ничего не проливалось в больших количествах. Вихрь тоже сидел, далеко не весёлый, поэтому Шекс, не говоря больше ни слова, пошёл на кухню и поставил чайник. Пока тот закипал, он достал три кружки, разложил по ним чайные пакетики, наделал бутербродов с тем, что отыскалось в холодильнике. Когда чайник подал знак, что вода вскипела, Шекспир зазывно постучал ложкой по одной из кружек. Пока он разливал кипяток, в кухню вошли Вихрь и Зверь. Сев вокруг стола, они долго молчали, глядя на чай, от которого обильно поднимался пар.

— Видимо… это конец. — Тихо сказала, наконец, Зверь. — Мы вроде даже как победили…

— «Пиррова победа». — С грустью в голосе вставил Шекспир.

— Это точно. — Кивнул Вихрь.

Шекспир потянулся за бутербродом, откусив смачный кусок, он запил его чаем. Не успев дожевать, он произнёс:

— Вот ни в одном фильме не видел, чтоб после того, как герой спасёт мир — он ел бутеры с чаем и не знал, что же дальше делать. Зачем он теперь этому миру? — Дожевав, он добавил. — Вроде весь мир спас, а его, ведь, и сосед сверху не знает…

Вихрь и Зверь посмотрели на разговаривающего с собой друга. Тот заметил их взгляды и отмахнулся:

— Проехали.




Часть III





Глава 15


Ирий


Светило скрылось за горизонтом. Воздух наполняла песочная пыль, раздуваемая ветром. Порой при сильных встречных потоках появлялись небольшие пыльные вихри, разбивавшиеся о высохшие тысячи лет назад стволы деревьев. Они до сих пор гордо высились, как и в лучшие для них времена. В те далёкие века, когда жизнь наполняла эти земли. Сейчас же, кроме изредка поскрипывающих стволов, здесь ничего нет.

Между стволов иногда пролетит заплутавшая птица, далеко улетевшая от своего гнезда. Но, не найдя здесь и намёка на прокорм, развернётся и улетит от этих проклятых мест куда подальше.

Когда-то давно это место называлось Акронов лес — огромный по территории, он простирался до горизонта, чтобы увидеть, где он кончался, нужно было взлететь, по меньшей мере, на главную башню крепости Аэрдос. Крепость, в которой веками жил со своими приспешниками архангел Михаил. Порой он взлетал туда наверх, чтобы, не натруживая крылья, оглядеть мир, что достался ему.

Но не сейчас. После Второй Войны, что погубила леса вокруг горы Келеанталь, на которой и была выстроена крепость, её хозяин больше не проводил время на смотровой площадке. Видеть мёртвую природу было слишком тяжело для него.

Вторая Война пылала в Ирии всего-то сутки, но вред, нанесённый миру, отравляет его до сих пор. Конечно, жить здесь вполне возможно — это далеко не огненные пустоши, где томятся Дети Войны. Но пройдёт немного времени — сто-двести лет, и Ирий погибнет. Воздух и так уже состоит из пыли, настолько мелкой, что когда её вдыхаешь, то не замечаешь этого, а после долго отплёвываешься кровавым месивом. Вода уходит, просто пропадает — дожди стали невероятной редкостью. Когда на горизонте появляются дождевые тучи, это выглядит, словно благодать. Архангел, не стыдясь статуса, наравне с иными ангелами — Светлыми, Тёмными, летит навстречу живительной влаге. Тысячу лет назад они и помыслить не могли, что будут радоваться, словно впервые взлетевшие дети, полёту сквозь льющуюся воду.

Ирий угасает на глазах. И, пожалуй, самое печальное то, что первый лист упал, когда началась Первая Война. Немногие её помнят, хотя век ангелов очень и очень долог. После Первой Войны Единый Мир был разделён. И каждый из пластов новосотворённых прибежищ начал угасать. «Сила в единстве» — и ребёнку известно. И если Дети и демоны осели на дне, где и так всё полыхает, что их, кажется, вполне устраивает, а обездушенные павшие настолько отупели, что ничего не видят — ангелы чувствуют, как умирает их мир.

Огромные пространства, где смогли после всех дрязг ужиться Тёмные и Светлые ангелы. С виду ангелы различны лишь цветом оперения, но внутри же они кардинально разные. Светлые алчны и бездуховны, Тёмные же гордые, и благородства им не занимать. Практически все Светлые ангелы живут в Аэрдосе, а также в городах на границе с Теменью — страной Тёмных. Война давно кончилась для них, и сейчас они просто не лезут друг к другу. Бессменный вождь Тёмных Азраил с вождём Светлых Михаилом установили перемирие, полный перечень условий которого знают, видимо, только они. В противном случае спустя несколько дней после завершения Второй началась бы Третья.

После заключения перемирия Азраил отсутствовал в Ирии несколько лет, после чего вернулся и дал понять, что грядущую половину тысячелетия опасаться некого. Конечно, если не считать гибель самого пласта. Но с этой опасностью заключить мир невозможно. Только бегство спасёт их, а бежать некуда. Разве что на пласт обездушенных выродков, который из-за Закона стал неприступной крепостью для всех остальных.

Темень была северной стороной Ирия, Акрон вытянулся с запада на восток длинной полосой, скованной между льдами северных морей, страной Тёмных и страной серафимов — Ариэдой. Серафимы были довольно небольшой расой Ирия, да и страна их была крошечной. Практически все они погибли в Первой Войне. Шестикрылые, они были одним из древнейших народов Единого Мира, но тогда им не посчастливилось оказаться в котле войны между архангелами. Хотя сгубили их не мечи, а их собственная гордость.

Южнее Ариэды были пустые земли. Там никто не жил. Говаривали, что отжившие своё серафимы улетали туда, чтобы встретить одинокую смерть. Этим, пожалуй, все жители Ирия отличались от Детей Войны, те смерть принимают только в бою. Демоны относятся к ней, как к обыденному, и не грустят, провожая очередного отжившего жизнь в пекло. Люди же относятся к этому по-разному: где-то объявляют траур на дни, недели, месяцы; где-то хоронят человека, едва тот закрыл навеки глаза; где-то жгут, мумифицируют и так далее. Но лишь ирийцы предпочитают смерть в одиночестве.

Конечно, они не будут против гибели с мечом в руке, но всё же это отступление от правил для них. Улетая, они хотят последний раз побыть со своим миром — Ирий стал домом для многих, а потому они не против подобной компании.

* * *


Солнце уже час как скрылось за горизонтом, но тьма пока наступать не спешит, хотя горизонт уже мрачнел. Там, на востоке постепенно загорались звёзды, складываясь в созвездия. Ни единого облака не было над Акроновым лесом. Мрачной тенью высился Аэрдос, сейчас почти опустевший. Даже хозяин по неизвестным причинам покинул его. Все ангелы разлетелись кто куда. Пустое сидение в крепости и ожидание очередной войны давно надоело.

Основывались поселения, жизнь продолжалась. Ангелы продолжали, несмотря на близкий крах их мира, заводить семьи, детей. Пока взрослые занимались хозяйством, ангелята, уже вставшие на крыло, гоняли по небу птиц. Жизнь ирийцев была очень похожа на человеческую. Отличие было лишь в том, что ангелам не нужно было изобретать бесконечные технические средства перемещения. Ангелы были консерваторами, и прогресс не жаловали — они предпочитали духовный рост, нежели технический. Потому и жили на уровне, который у людей закончился несколько веков назад — скотоводство, рыболовство, сельское хозяйство — конечно, всё это разительно отличалось от людских представлений об оном, всё-таки и флора с фауной кардинально иные.

Воздух над лысым холмом, что на окраине Акрона, чуть задрожал. Холм тот был одним из немногих возвышений местного рельефа, и с него открывался отличный вид на Келеанталь и Аэрдос. Повеяло неожиданным холодом — обычно здесь даже ночью погода была весьма тёплой. В воздухе появилась тёмная брешь, из которой вместе с холодным ветром неслись снежинки, притом в огромном количестве. В этой части Ирия их отроду не видывали. Через миг из тёмной дыры вынырнула крылатая фигура, судя по крыльям — Тёмный ангел. На руках он нёс человека, что являлось явным нарушением Закона — каждой расе, пережившей Первую Войну — свой пласт. Едва они вылетели, как воздух задрожал, и темнота растворилась, холод перестал поступать в тёплую ночь Акрона.

Ангел спикировал на лысый холм и отпустил человека, который был явно жив и в сознании. На карачках он отполз от принесшего его в чужой мир.

— У нас мало времени, очень скоро здесь могут оказаться как Высшие, что более опасно, так и архангел, что летел за тобой в том мире.

— Я ничего не понимаю, чёрт тебя дери! Не потрудишься объяснить, что ты творишь?

— За этим ты здесь. Здесь всё началось — здесь всё и закончится. Пришло время всё вспомнить.

Ангел замолчал, человек, до сих пор стоявший на карачках, смотрел на него, ожидая объяснений. Но их не следовало. Человек поднялся с колен и повернулся к Тёмному лицом. Держался на ногах он ещё не очень хорошо — похоже, перелёт и переход в иной мир оказались для него не очень приятны. Он был бледен, глаза затуманены.

Ангел потянулся к поясу, где висел кожаный кошель. Из него он изъял довольно толстую и длинную цепь, на которую была одета некая светящаяся ярко-голубым вещь. От яркости человек выставил вперёд руку, дабы укрыть глаза от режущих взор лучей.

— Давным-давно мир был един. Всем хватало места — ангелам, демонам, берсеркам, серафимам и всем остальным. Так продолжалось очень долго, пока среди Светлых ангелов не выделились трое предводителей Домов. Они назвали себя архангелами. Достигнув невероятного духовного просветления, они первые, каждый отдельно, открыли, что мир наш не так уж и един — есть иные пласты, где можно жить, и которые почти не заселены разумными существами. Вскоре они своими Домами перешли в этот мир и назвали его Ирий. Поначалу всё шло довольно мирно. Но в один прекрасный момент началась делёжка территории — вполне в духе Светлых. Каждый из Домов старался урвать более плодородный край — началась Война, впоследствии названная Первой.

От битвы к битве в Ирий стягивались всё новые и новые армии из Царства Равных — Единого Мира. Он был колыбелью для всех, кто ныне населяет четыре пласта. У каждого из Домов там были союзники, которых они, естественно, посулив изрядный кусок земель, позвали на войну.

Так продолжалось до тех пор, пока одного из архангелов в Битве на плато Оровенталь не одолели. Его изгнали в назидание остальным в самые низкие пласты мира. Там в заточении он провёл тысячелетия, вынашивая план возмездия.

После его изгнания Война не прекратилась. Дом Гелион — Дом архангела Михаила уничтожил всех представителей и последователей Дома Фенрион архангела Люцифера — того что заточили в Аду — нижний пласт. Когда Михаил завершил истребление последователей опального архангела, то настала очередь Дома Станрион, но архангел Гавриил, понимая, что силы неравны, в открытое сражение не ввязывался. Он оборонялся малой кровью, скрытно стягивая всех, чтобы нанести один решительный удар.

Последняя битва между Домами Гелион и Станрион должна была произойти у гор Сяной. Однако им не позволили этого сделать. Доселе неизвестные силы вмешались в самый последний момент. Назвав себя Высшими, они дали понять, что бесконечные битвы расшатывают сущее. Оказалось, Мир гораздо больше и сложнее, чем мы представляли, а они следят, чтобы из-за одного сошедшего с ума мира не покатилось в тартарары всё остальное. Тогда был нам дан Закон, который держал в равновесии Вселенную.

Конечно же, были те, кто решился не подчиниться, и нам всем была явлена сила Высших — три Дома серафимов, отказавшихся «преклонить колена», были уничтожены в единый миг. Больше никто открыто не протестовал. Даже Михаил, которому Закон разрушал все его планы и замыслы, тогда промолчал, выбрав жизнь для остатков своего Дома и союзников.

Высшие разбили всех на «касты» и дали жить на тех пластах, где, как им показалось, тем или иным будет комфортнее. Вот выжившим после лишения души ангелам отдали то, что ты знаешь как «планета Земля». Ангелы ведь фактически бессмертны, лишь пронзённые в бою в сердце они теряют душу, их крылья сгорают, но они всё равно не умирают — они становятся людьми. Смертными и жалкими.

На многие тысячи лет в Мире, названном после Первой Войны Разделённым, забыли про споры о территориях и, что самое главное — забыли о Люцифере. А вот он ничего не забыл и порядка трёх тысяч лет назад вырвался на свободу и постепенно за следующую тысячу лет вышел из бесконечных лабиринтов Ада. Мне известно очень немного, что он делал следующие века, но шестьсот лет назад он пришёл ко мне, и мы заключили договор, что Я помогу ему посчитаться с Михаилом. Ни про какие завоевания речи не шло — только отмщение. Я собрал ему армию и возглавил её в битве над Акроновым лесом. — Ангел обвёл руками уничтоженный лес. — И вот тогда-то Люцифер и был повергнут. Архангел Михаил лично отнял его душу — Люцифер пал. А его тело нашёл человек — монах из небольшого людского поселения.

* * *


Сердце Анхеля замерло. Услышанное разбило всё, что он предполагал о своём прошлом. Поверить в подобное было очень сложно. А после той цели, которую он поставил и выполнил, принять правду о себе было невыносимо.

— Ты представляешь? Ты можешь поверить в то, что волею судьбы тебя всегда побеждали, но какие-то люди — бездушные выродки славных Домов, вселили в тебя такую уверенность в собственных силах, что, даже оказавшись без души, ты пробудил убитого в себе архангела. — Продолжал ходить вокруг него Азраил, обращаясь, словно куда-то в темнеющее небо. — В тот день, когда ты потерпел второе поражение и пал, когда тебя подобрал тот человек, и когда мы поняли, что ты, не ведая того, сам стал нашим ключом в тот пласт, Я и Михаил заключили договор. Я делаю всё, чтобы в нужный момент ты стал Мессией, убив которого, мы бы вернули себе наш пласт, а он в свою очередь не мстит Тёмным, за то, что поддержали тебя.

Я всё сделал, чтобы ты стал Мессией, и ты им стал. Пришлось делать много того, что не хотелось, но дело того стоило. И вот некто Анхель Руиз клянётся, что встанет на обозначенный пророчеством путь и идёт по нему. Я не учёл лишь того, что ты, потеряв память и душу, остался архангелом Люцифером. Тем, кого никогда ничто не останавливало — ни победы, ни поражения. Ты всегда шёл до конца.

Конец твоего пути здесь. Ты убил Немезию — единственную, кого за бессчётные века Я полюбил. Но Я не могу убить тебя таковым — это, чтоб его, нарушит Закон. А посему, Я пойду на крайние меры, но моя месть состоится!

Он впервые посмотрел в глаза тому, кому говорил всё это — Анхелю. Вытянув руку с цепью и светящейся склянкой он, выждав несколько мгновений, резко крутанул её и ударил о камень. Хрустальная ампула разбилась вдребезги, оглашая холм тонким звоном разлетающихся осколков. Свечение, многократно усилившись, метнулось на окаменевшего от всего услышанного Анхеля. Ярко светящаяся субстанция охватила его, словно дым, вращаясь вкруг него и постепенно впитываясь в кожу.

Внутри становилось жарко, глаза слезились, проступал пот в огромных количествах и мгновенно испарялся с кожи. Суставы ломило, точно Анхель держал на себе колоссальный вес. Он упал на колени, вцепившись в сухой песок руками, и, как мог, терпел боль, разрывавшую его тело. Боль, нестерпимый жар — ничего подобного он никогда не ощущал.

Ангел Азраил стоял в нескольких шагах от него и смотрел, как Анхель мучился. Несмотря на раздирающую его тело боль, тот не кричал. Хотя, это должно быть невыносимая мука — стать вновь тем, кем был. Конечно, стать архангелом в полном смысле этого слова ему не светит — крылья не отрастут обратно, но вся мощь прежнего Люцифера вернётся к нему с лихвой.

Анхель, не в силах и далее сжимать зубы от боли, закричал. Упав на бок, он обхватил себя руками, словно пытаясь удержать разрывающееся тело. Порой он хватался то за голову, то за живот, то за грудь. Люди такое не пережили бы…

На лице Азраила всплыла почти незаметная улыбка, смешанная с садистски циничным взглядом. «Мучайся…» — думал он про себя.

Голубое светящееся марево исчезло. Анхель лежал недвижимым на песке и камнях на лысом холме. Из его глаз, носа, рта ушей текли тонкие струйки крови. Он был мёртв…

Тот, кто жил шестьсот лет под небом Земли под именем Анхель, навсегда ушёл. Тело медленно перевернулось на спину. Грудь жадно вздыбилась, делая глоток воздуха. Люцифер открыл глаза спустя шесть столетий после своего поражения, но ему показалось, что не прошло и мгновения. Но в этом мгновении уместилась вся его жизнь. За единый миг он вспомнил всё прошлое…




Глава 16


Единый Мир. Сотни тысяч лет назад. Плато Оровенталь


— Они вот-вот сорвутся к нам.

— Наша позиция лучше, не так ли?

— Мы выше, но я не могу гарантировать, что Михаил не учёл этого.

— Разумеется. А он учёл — будь уверен. Он далеко не глуп, к сожалению. И вся эта суета там внизу — видимость. Я не верю, что он будет атаковать первым. Посмотрит, как это сделаем мы, посмотрит, каким строем взлетим, а там уже будет координировать свои войска. Нужно дать ему атаковать первым.

— Как это сделать?

— Сделаем видимость атаки. Он знает, сколькими войсками мы располагаем?

— Не уверен в этом, но осмелюсь ответить — нет.

Люцифер провёл ладонью по лицу, стирая липкий пот. Сделав несколько шагов к краю уступа горы Оронен, он более внимательно вгляделся в противоположный край плато. Там дымили бесчисленные костры лагеря архангела Михаила. Свой лагерь Люцифер расположил за горой — так он не на виду. Суета видна даже отсюда, что-то происходит в стане Михаила, но что?

Сзади стоял на месте советник. Недвижимо он ожидал решения своего господина. Тот же пока что безмолвствовал, обдумывая, как именно сделать первый ход в битве, так, чтобы она не стала последней для его армии. Перевес сил на стороне Михаила. Незначительный, но перевес. Сейчас Люцифер в более выгодном положении, но неизвестно, как изменится оно в процессе боя. Нападать первым нельзя — это с головой выдаст всю стратегию, которую избрал Дом Фенрион и союзники.

— Аветус, сообщи Дому Сцион, что они пойдут в разведку боем для прояснения диспозиции и строя войск Михаила. При ответной агрессии мы всенепременно поддержим их, дабы втянуть противника в бой на наших правилах.

— Спешу, мой архангел. — Советник Аветус, пройдя мимо Люцифера, спрыгнул с уступа и полетел по длинной дуге за гору. Архангел проследил за ним взглядом. Его не терзали муки совести. Да — вполне возможно, что он обрёк Дом Сцион на гибель, но если они положат свои жизни на алтарь победы Люцифера и его Дома, то это оправданная жертва.

Прошло не более часа, когда из-за горы Оронен взмыли ввысь сотни ангелов дома Сцион. Облетая вершину с обеих сторон, словно обтекая её, они устремились вниз к плато в сторону лагеря Михаила. Этот Дом весьма большим количеством участвовал в Войне, а атака немалой стаей всегда сбивает с толку. Противнику не сразу удаётся понять численность стаи. Мало того, сейчас самое время для подобной атаки — Солнце будет бить врагам в лицо, скрывая воинство в своих лучах. Лучшего момента для нападения не придумать.

В лагере Михаила заметили приближающихся ангелов. Суета не прекратилась, но в небо поднялись несколько клиньев. Неясно для чего, правда. Скорее всего, разведать количество атакующих — в небе лучше видно, особенно если взлететь повыше. Но нет — летят навстречу. Ввяжутся в бой? Складывается ощущение, что да. Летят навстречу, хотя количеством явно уступают.

Нет, за несколько взмахов разлетелись и уходят в стороны.

Люцифер прищурил глаза, силясь рассмотреть чуть больше, чем удаётся видеть с этого места. Ангелы Михаила, не меняя строя, клиньями сделали широкие дуги и летят теперь чуть впереди его стаи. К ним отделились небольшие, но превосходящие количеством крылья Дома Сцион. И тут из леса вылетела стая навстречу, достаточная для кровопролитного боя.

Советник Аветус в компании четырёх командиров приземлился на уступ рядом с Люцифером.

— Архангел, их разобьют. Что будем делать?

— Командующий Боргальд, готовьте армию к бою. Вы летите вместе с ней. Я дам знать, когда мы полетим в наступление.

— Повинуюсь. — Склонился Боргальд и с другими командующими вспорхнул.

Порыв воздуха из-под их крыльев растрепал недавно расчесанные волосы Люцифера. Кратко оглянувшись на удаляющихся ангелов, он повернулся к бою, который уже начался. Чёрно-красные доспехи Дома Сцион выгодно контрастировали со светлыми доспехами противников. Силы были почти равны — по крайней мере, ему так казалось. Если бы Сцион смог хоть на миг перевесить чашу весов в свою пользу, то Михаил наверняка вышлет подмогу, и тогда будет пора начинать.

И Сцион выполнил то, что должен был. Над лесом взвились новые клинья, на этот раз в количестве достаточном, чтобы раздавить нападающих. Люцифер взмыл в небо и, подлетев к вершине горы, сделал круг над острием Оронена, что означало знак о начале атаки. Шум ветра на высоте заглушил шум тысяч крыльев, набиравших высоту. Круживший над вершиной Люцифер прокричал приказ:

— Атакуем в лоб и с флангов. Одно крыло в лоб, клиньями с флангов! Ещё крыло идёт выше, для поддержки. Вперёд! — Крикнул он и первым понесся вниз вдоль склона Оронена. Командующие позади него выкрикивали приказы, разбивая армию на четыре атакующих крыла.

Начало положено — отступить уже не получится.

Люцифер взвился вверх, чуть притормозив, чтобы не лезть в пекло в одиночку. Вынул свой меч из ножен за спиной, тот блеснул чёрной сталью в лучах светила, которое вот-вот скроет широкий грозовой фронт. На миг он заострил внимание на левой руке, закованной в специальный доспех, который заменял воинам-ангелам щиты — всё отлично смазано и движется свободно.

Основная стая уже нагнала его, и он, крутанув крыльями, вошёл в пике, присоединяясь к ней. С флангов заходили многочисленные клинья. Боргальд выстроил их по пять колонн вверх — верное решение. Чуть отставало верхнее крыло, они потеряли скорость, пока набирали высоту. Однако на них в этой битве возложена особая задача — помочь добить врага. Либо прикрыть отступление в случае провала.

Сквозь шум крыльев послышались раскаты грома — фронт приближался быстрее, чем того хотелось бы — ангелы под дождём не сражаются. Вода впитается в перья, те станут тяжелее, управляться с собой станет очень сложно, маневренность пропадёт. К счастью, это касается и противника. Однако атака может захлебнуться, не успев начаться, если дождь накроет прямо сейчас.

Но нет, кажется, когда гроза перевалила через горы, её подхватили другие ветра и начали теснить разогнавшиеся тучи на восток — это хорошо.

Леса, где чадили костры Михаила, уже как на ладони. Бой между Домом Сцион и второй волной обороны в разгаре. Союзник ждёт нашей помощи. К хлопанью крыльев добавился звук почти в унисон вытаскиваемых мечей. Ножны располагались между крыльев — единственное место, где они не мешали крыльям. Ангелов-воинов учили обращаться с оружием с младых перьев. Если меч заденет во время боя собственное крыло — это почти наверняка гибель. Сейчас мечи наголо, и ангелы вот-вот должны вступить в бой, но перед этим есть ещё один обряд, который должен начать ведущий стаи.

Люцифер вытянул левую руку-щит вперёд, меч положил лезвием на локоть, и, высекая искры из щита, выбросил правую вооружённую руку вперёд, прибирая левую к груди — знак атаки. Позади него лязгнули хором тысячи мечей, и ангелы устремились на врага.

Из лесов начали вылетать новые стаи и клинья. Люцифер не мог понять, что за тактику избрал его противник, но пока что тот не блистал. Его клинья метались без разбору, вступая в бой то там, то тут. Ни строя, ни стратегии выказывать не собирались.

* * *


Основная стая Люцифера вошла в пике, и ангелы устремились к выбранным противникам. Многим пришлось остаться, так как противник явно уступал в количестве. Приходилось кружить подобно стервятникам над полем боя, выжидая свободных крыла или клина противника.

Сам Люцифер, не видя повода находиться в гуще сражения, взлетел ввысь и наблюдал сверху за боем. Из лесов больше не появлялись противники, кажется, их там больше и не было. Но если их нет там, то где они? От клина, заходящего с правового фланга, отделился один ангел и со всех крыл мчался вверх к Люциферу. Не успев подлететь, он закричал что-то, но голос его глушил ветер. Поняв, что командующий его не слышит, воин указал Люциферу на гору. Оглянувшись, архангел увидел своего врага.

Грозовой фронт уходил на восток, так и не пересилив силы ветра по эту сторону Оронена. Сейчас из-за туч вылетали сотни ангелов противника. Невольно Люцифер подивился находчивости Михаила — провести стаю огромным крюком и отдаться на волю природы, а затем до поры ждать над тучами удобного момента для удара в тыл. Для самого подлого удара, но вполне в духе Михаила.

Люцифер камнем бросился к оповестившему воину.

— Клиньям не останавливаться! Разойтись на высоте и взять в клещи стаю Михаила!

Не дожидаясь ответа, архангел метнулся к отрядам, которые добивали остатки отвлекающего войска Михаила. Найдя Боргальда, он указал ему на надвигающегося врага, которого тот до сих пор не заметил в пылу схватки. Начались срочные перестроения. Решать нужно было с молниеносной скоростью.

— Верхнему крылу зайти сверху и воронкой ударить по головным отрядам! Основной стае выделить три крыла, что прикроют тыл от недобитков, остальным на высоту! Во время сближения перестроиться в три ударных клина в семь колонн! — Разбрасывал с посыльными десятниками Боргальд приказы. Люцифер не вмешивался, полностью доверяя стратегию боя ему.

Боргальд давно доказал, что ему можно препоручить воинство любой величины. Он был воин, его отец, дед и прадед были воинами, верными Дому Фенрион. У Люцифера не было ангела, которому он мог доверять больше, чем Боргальду.

Возникла, казалось бы, суета, но эта суета была отмеренной до взмаха крыла тактической перестановкой. Структура стаи, установленная Боргальдом, несколько отличалась от общепринятой. По мнению командующего, за каждым командиром должно быть, как минимум, трое посыльных, которые донесут приказ до соседних командиров. В армии Михаила подобного не было. И то, что сейчас со скоростью ветра перестраивались из стай в слаженные клинья — результат этого нововведения. Приказ отдавался одному и менее чем через минуту его исполняли тысячи. Словно волна, приказ расходился по стае.

Ко всему прочему, на основные командующие должности — тысячников и сотников, Боргальд назначал исключительно своих, выученных ангелов. Десятники были тоже выбраны, но уже сотниками. Однако вес ответственности принятия решений лежал исключительно на тысячниках и, естественно, на командующем.

Клинья, что заходили с флангов, тем временем разминулись в небе и поменялись местами, заходя широкими дугами на приближающегося врага. Одно крыло уходило вверх, чтобы в нужный момент обрушиться оттуда. Конечно, их видят и, наверняка, примут меры, но пока войско Михаила единой стаей приближается, спускаясь вдоль горы. Небольшие стаи расправлялись с остатками отвлекающего отряда. Основная же часть главной стаи уже перестроилась тремя могучими клиньями, и они были готовы принять бой. Сам Люцифер вместе с Боргальдом летел в центральном клине.

Стая Михаила казалась бесчисленной, но это лишь видимость. Люцифер успокаивал себя — кому, как ни ему, знать, что стая — это заведомо неясное количество воинов. Постоянно сменяющие позицию по высоте и горизонтали ангелы не дают глазу ухватиться за строй — его нет попросту. И определить количество сложнее. Однако масштаб надвигающейся стаи давал понять, что врага если не больше, то, по крайней мере, столько же.

Из стаи Михаила навстречу верхнему крылу Люцифера выстроился двухколонный клин. Подниматься всегда сложнее, чем планировать вниз — клин отставал от стаи. Тем временем, сверху уже ангелы Дома Фенрион и союзники закручивали воронку.

Воронка тоже была новшеством в ведении боя. Она тоже была заслугой Боргальда и нескольких его приближённых тактиков. Суть воронки в том, что одно или несколько крыл во время боя отделяются от основной стаи или клина и взмывают как можно выше над противником. Когда головные отряды подходят достаточно близко, ангелы из одного или нескольких крыл закручиваются в подобие водоворота и из середины камнем падают на авангард. Таким образом, одна или несколько воронок могут остановить стремительную атаку, продавив впереди летящих ангелов вниз — строй ломается, а тем временем, в лоб оставшимся ударяет основа войска.

— Самое время начинать. — Прокричал Боргальд посыльному, и тот, протрубив в рог, дал знак воронке обрушиться.

Расстояние между передовыми клиньями и стаей сокращалось. Клин, летящий к воронке, явно опаздывал — та уже начала низвергать вниз один десяток ангелов за другим. Авангард стаи Михаила в нерешительности и непонимании происходящего притормозил, но не остановился. Его фланги готовились к встрече клиньев, берущих в тиски стаю.

Первые воины, достигшие авангарда, вступили в бой — началось. Ещё и ещё подлетавшие из воронки продавливали, как и задумано, передние ряды стаи. В рядах Михаила возникли возмущения. Их брали со всех сторон — отступать только вниз, а это гибельно. Фланги стаи отделились навстречу клиньям. Клинья основного воинства Люцифера встретились в лоб со стаей Михаила.

Со всех сторон раздался звон стали о сталь. Хлопанье крыльев участилось, перемешиваясь с боевыми воплями, стонами раненых, криками падающих. Люцифер же искал себе противника по стати — архангела.

Будучи в центре ведущего клина они нанесли первый удар. Под меч Люцифера попал один ангел, затем ещё — он, не сомневаясь, рубил их. Срубая крылья, пронзая грудь, снося головы или конечности — он летел напролом, будучи заведомо сильнее всех окружающих. В попытке взять архангела количеством три ангела устремились на него, но долететь не смогли — их перехватили и оттеснили воины Фенриона. Спустя несколько мгновений все трое камнями полетели к земле.

Люцифер взлетел над сражающимися стаями, дабы лучше оглядеть небо в поисках Михаила. На него набрасывались особо ретивые ангелы, но чёрный клинок Люцифера жестоко пресекал любые посягательства в адрес своего хозяина. Оглядывая небосклон во все стороны, Люцифер не мог отыскать своего главного врага в этой битве. Неужели его здесь нет? Это нарушение негласных законов чести — отсутствовать на поле боя, где ты — главнокомандующий.

Архангел начал кружить над боем в тщетных попытках высмотреть Михаила, но очень скоро он уверился, что его попросту нет. Уж чего только не ожидал Люцифер от врага, но не такого. Битва тем временем продолжалась, и перевес был явно на стороне Люцифера — хвала Боргальду. Стратегия командующего показала свою состоятельность и пока что выдерживала любые ответные ходы. Быстрое информирование сотников и тысячников делало своё дело.

Люцифер завис над эпицентром битвы. Внезапно он услышал хлопки крыльев над собой. Подняв голову, он увидел, что на него камнем падает искомый архангел. С занесённым для удара пылающим мечом он обрушился на Люцифера, не церемонясь и нанося рубящий удар. Едва тот успел уйти от него, Михаил уже наносил следующий — нескольким сильными взмахами Люцифер отдалился от напавшего внезапно архангела и ринулся в атаку уже сам. Мгновения перестроения для него не стали фатальными — Михаилу тоже требовались небольшие манёвры, чтобы выровнять полёт.

Летя навстречу друг другу, они одновременно нырнули в пике и, устремившись вниз, схлестнули мечи. Кручёное падение самый оптимальный бой для двух крылатых, за вычетом того, что биться приходиться вниз головой, остальное открывает ряд более выгодных позиций и ударов, которые не провести в параллельном земле полёте. Обычно ангелы и прочие крылатые выставляли одно крыло, дабы закручивать полёт в одну сторону, не сталкиваясь. Оба крыла срабатывали, когда они расходились в стороны с приближением земли, а затем, набрав высоту, падали вновь и вновь до тех пор, пока один из них не погибнет. Естественно, было множество подлых приёмов, которыми наверняка воспользуется Михаил, но Люцифер был готов, мало того, он не брезговал применять их и сам.

Одним из таких приёмов был рубящий удар из-за головы, одновременно с которым расправляются оба крыла, тормозя падение, увеличивая тем самым силу удара. Архангел Михаил отлично умел применять его, что он тут же и продемонстрировал. Готовый и ожидавший чего-то в этом роде Люцифер успел крутнуться вокруг оси, уходя от удара и ускоренно падая вниз, затем, расправив крылья, ушёл в параллельный полёт. Набрав немного высоты, он обнаружил, что Михаил уже успел набрать высоту и наступает сверху. Оба они сейчас были ниже основного сражения между армиями, но изредка бросали вверх заинтересованные взгляды.

Вверху же кипела жестокая битва. Порой Михаилу и Люциферу приходилось маневрировать между падающими мёртвыми или кричащими ангелами, которые пытались хотя бы одним крылом остановить неизбежное падение, но высота была достаточной, чтобы их попытки разбились о твёрдый грунт плато Оровенталь.

Построения Боргальда сделали своё дело и в воздухе царили ангелы Люцифера. Плато под ними было завалено трупами, редкие выжившие лежали, истекая кровью, с вывороченными костями, крича и стеная от непереносимой боли. Над поверхностью уже встал мерзкий запах крови, смешанной с испражнениями расслабленных кишечников и слизью из разорванных желудков. Правда войны всегда не в начищенных доспехах, а в криках умирающих. Которые сразу же с приходом смерти загорятся и Ирий исторгнет их.

И сегодня прекрасная дама Смерть уведёт за собой очень многих в огненные чертоги Свободы. Где лишь полёт…

Пламенеющий меч вновь схлестнулся с чёрным мечом, высекая искры и оглушая звоном окружающее пространство. Люцифер теснил врага, как мог, но Михаил не был рядовым ангелом, и одолеть его не так просто. Скорости, которые они выдавали в воздухе, конечно, не были столь стремительны, чем они могли бы выдать, будь они подобны берсеркам — бескрылым воителям северных островов. Не позволяли развить скорость пресловутые крылья, которые, в свою очередь, опирались на весьма непрочный воздух.

Люцифер, воспарив выше Михаила на полкорпуса, нанёс рубящий сверху и, отдавшись дувшему в спину ветру, отпустил крылья, дабы нанести ими двойку по корпусу архангела. Приём неудобный, но хорош внезапностью. Немного ошарашив противника, он, вновь поймав ветер, поднырнул от слепого замаха Михаила и, оказавшись за спиной, нанёс ещё один удар снизу вверх. Михаил не успел до конца развернуться, чтобы остановить удар, лишь отпрянул чуть назад, однако меч Люцифера высек из его доспеха сноп искр, а на излёте успел глубоко оцарапать лицо. По клинку тонкой струйкой скатилась капля крови архангела. На непроницаемом лице Люцифера появилась улыбка.

Он ринулся вверх, затем метнулся камнем вниз на Михаила, нанося новую серию ударов сначала мечом, а затем ещё один удар крылом, опять выбивший противника из ритма. Когда архангелы вновь оказались на одном уровне, атаковал Михаил — он действовал в своей привычной форме псевдовыпадов, обманок и ударов, которые трудно блокировать, после чего вылетал неожиданный смертельный удар, который вычленить из пламенного вихря очень сложно. Однако Люцифер прекрасно знал стиль своего оппонента — их учил один и тот же ангел, который славился тем, что был непобедим сам, и ни один из его учеников не погибал от случайностей в бою. Хотя за последние века это, пожалуй, первая большая война, поэтому ученикам Сеноя было негде блеснуть умением на должном уровне.

Серия заканчивалась впустую — лишь искры в разные стороны летели. Михаил отдалился, ловко увернулся от кричащего, летящего вниз ангела. Подняв глаза к месту боя, он улыбнулся — впервые за поединок, притом совершенно непонятно чему. Пересилив себя, Люцифер проследил его взгляд, и сердце его остановилось. В центр сражения сверху камнем падало подкрепление, хотя в данной ситуации — это были палачи.

Серафимы — шестикрылые гиганты, превосходящие ангелов ростом почти вдвое, как правило, вооружённые двумя мечами или топорами, крошившие всё и вся вокруг себя. Взглядом откуда-нибудь с Оронена можно было бы видеть как их клин… хотя, скорее, стилет нёсся к скоплению ангелов. Многие уже ринулись в стороны, забыв про битву, едва только увидели приближение серафимов. Люцифер мог крыло на отсечение дать, что это были ангелы Михаила, знавшие про последнее средство. Это, кстати, объясняло, почему Михаил появился сверху.

Но как он смог заручиться поддержкой серафимов? Это невозможно. Они живут сами по себе и в дела всех прочих стараются не лезть.

Поглощённый увиденным, архангел на миг забыл, что перед ним противник, которому вполне хватило бы этой заминки. Последнее, что увидел Люцифер, это вспышка пламени, рассёкшая воздух у его лица, и как вырвался чёрный меч из ладони, вторая вспышка вышибла дух из него. И боль…




Глава 17


Адова пустошь


Гейзер в очередной раз выпустил в воздух струю кипящей воды вперемешку с серой. Горящий ветер швырнул в лицо Люциферу обжигающую жидкость. Архангел утробно зарычал.

Его лицо, шея и правая рука были сплошь покрыты ожогами. В последние дни он старался прикрыть хотя бы лицо распущенными волосами, но они спасали мало — ветер то и дело опаливал их. Кандалы, накрепко удерживающие запястья узника, как и всё вокруг, были горячими, чем прибавляли и без того мучительному заточению остроты. Про крылья и говорить не стоит — почти все перья опалились до такого состояния, что про полёты Люциферу не думать можно очень долго.

Изредка он открывал глаза, чтобы осмотреть лишённые жизни просторы Адовой пустоши. Нет, это не местность — это целый пласт Мира, самый нижний и самый жестокий. Если и есть что-то ниже — то страшно представить, что там. Здесь же повсюду был огонь.

Раскалённые гранитные просторы до самого горизонта, что слабо виднелся сквозь дымящееся озеро. Воды в нём никогда, наверное, не было, зато что-то похожее на торф в его недрах постоянно тлеет и дымит удушливым чадом. К счастью, ветер обычно несёт его в сторону от скалы, к которой прикован Люцифер. Скала — это лишь малая часть огромного хребта, который местными зовётся Хел. Он уходит далеко за пределы горизонта вдаль, и вершины его находятся где-то в невероятной вышине, гораздо выше тяжёлых туч.

Изредка мимо Хела проходят караваны. Обычно местные жители ведут пленников с севера, где климат менее раскалён. Здесь им поживится нечем. С виду здешние обитатели были жутковатого вида. Если сравнивать со знакомыми видами, то соотнести почти не с чем. Туловище у них, как ангелов или берсерков, крыльев нет, зато есть небольшие — с ладонь, рога, ноги похожи на ангельские только до колен, дальше они переходят во что-то от зверей — скакательный сустав, копыта; позвоночник переходил в длинный хвост. Морды были и того противнее — вполне пропорциональные, если вычесть кабаний пятак вместо носа. Цвета они были все, как один, чёрного. Телосложение было весьма рельефное — чтобы захватить в плен жителей, не менее мерзких, чем они сами, нужна сила.

Люцифера они не трогали. Сюда его доставили те, с кем они явно уже имели дело, и того опыта им вполне хватило, чтобы не приближаться. А доставили архангела сюда двое серафимов и Михаил собственной персоной.

После потери сознания тогда, в небе, он впервые очнулся уже здесь. Его вернули в реальность удары металла о металл. Когда он открыл глаза, его руки уже были закованы, а местный кузнец-тюремщик заканчивал работу над цепями, перекрещивающимися на груди. Ноги были разделены здоровой глыбой гранита. Крылья были прижаты к скале достаточно сильно, чтобы никак не помочь их носителю.

Люцифер поднял глаза выше. Перед ним стоял, словно на тризне, Михаил и озирал его ненавидящим взглядом.

— Гавриила рядом посадишь? — Потупив взгляд, спросил Люцифер.

— Его Я предпочту просто убить.

— Лучше бы ты меня просто убил. Ты же меня знаешь — нет тюрьмы, что сдержит меня.

— Стало быть, удачно, что Я оставлю тебя здесь. Ты, наверное, здесь не бывал? Это Адовы пустоши. Вероятно вчера, размышляя о завтрашнем дне, ты и подумать не мог, что дно будет вот таким. — Сострил Михаил, самодовольно улыбнувшись.

— Не думал. Не гадал… Я, честно сказать, удивлён. Не хочу знать, как ты убедил Кветцалькоатля выступить на твоей стороне, но должен отметить, что застал меня врасплох дважды за битву.

— Иного и быть не могло. Твой Боргальд, конечно, хорош, как командующий, но мне он больше нравится, как изрубленные куски мяса в куче трупов, что ныне устилают плато Оровенталь.

Люцифер закрыл глаза — он проиграл полностью и бесповоротно. Видимо, вся его армия погибла, а сам он пленён на смерть.

— Дома Фенрион больше нет, как и всех, кто присягнул тебе на верность. Я позаботился, чтобы никто не ушёл. А ещё Я хочу, чтобы последние дни своей поганой жизни ты пробыл здесь, разрываемый сожалениями, скорбью и местной погодой. Скоро придёт день, хотя здесь это почти неотличимо от ночи, и ты сможешь оценить мою ненависть к тебе.

Люцифер поднял глаза, чтобы посмотреть на Михаила. Тот старался держаться спокойно, но гнев и ярость рвались изнутри.

— Михаил, брат мой, пройдут годы, может века или тысячелетия, но Я вернусь. Вернусь, и ты поймёшь, что в этот вот день ты совершил самую роковую ошибку в своей жизни, — Люцифер замолк, дабы привлечь внимание архангела, — ты не убил меня!

— Я верю тебе. И, как знак нашего братства, Я оставлю тебе твой меч. — Он достал из-за спины меч чёрной стали и с размаху воткнул его в гранит, утопив клинок наполовину длины в скалу.

Стоявшие позади два серафима взлетели, следом за ними взлетел архангел. Они поднялись достаточно высоко и растаяли в облаках бурого цвета. Люцифер проследил за ними взглядом и опустил голову. Несколько раз слабо дёрнулся, проверяя цепи на прочность — крепкие…

* * *


Шёл седьмой день заточения. Люцифера успели обнюхать и прожечь взглядом самые отвратительные создания, каких только он мог себе представить. Для себя их он обозначил одним словом — «нечисть». Да иного слова просто не подобрать. Мерзкие твари, жрущие всё, что только можно.

Никакой охраны Люциферу не приставили — смысла не было. Он, как ни рвался, не смог вырвать цепи, расшатать слабое звено или разорвать таковые. Замки на кандалах тоже были невероятно прочные. Ко всему прочему заковавшие его отлично выбрали для него позу, в которой невероятно сложно пошевелиться, а сбежать и того сложнее, если вообще возможно.

День и ночь в этом месте почти не различались по освещению. Разницу можно было понять только по температуре. Днём она поднималась, и ветер менялся с холодного на горячий. Около полудня гранитная пустыня начинала кипеть, из щелей вырывались горячие струи воды. Вдалеке полыхал вулкан, из которого денно и нощно текла раскалённая лава, образуя постоянно движущуюся реку.

В воздух со свистом взлетела ещё одна струя воды, к счастью, ветер не был столь сильным, чтобы окатить Люцифера кипящими каплями. Архангел тяжело дышал — цепь нагревалась, и руки неимоверно жгло, но он терпел. Не хотелось снова привлекать внимание совсем непривлекательной местной фауны.

Архангел не питал острой потребности в еде и воде, конечно, в один прекрасный момент это ему понадобится, но и за неимением оного он может протянуть очень много времени — был бы воздух. А он, хоть и поганый, но тут присутствует. А значит, Люцифер будет ещё долго сидеть здесь, может, до тех пор, пока сама эта гора не треснет или провалится. Или до той поры, пока цепи не проржавеют настолько, что даже истощённый многолетним ожиданием Люцифер сможет их порвать. Вечная жизнь на его стороне.

Глубоко вдохнув, затем выдохнув, Люцифер постарался расслабиться. Медленно закрыл глаза и принял наиболее удобную, насколько это возможно, позу. Задышал ровнее, медленно погружаясь в сон. Всю энергетику он пустил на аккумуляцию жизненных сил, внутри него всё медленно угасало, останавливалось. Кровь замедляла бег, сердце билось лишь раз в час, ровно для того, чтобы кровь не застаивалась, а хоть немного двигалась. Лёгкие медленно набирали воздух, и ещё медленнее выпускали обратно. Тело Люцифера жило, хотя это больше было со стороны похоже на смерть.

За жизнь это второй раз, когда Люцифер прибегал к данному процессу торможения собственной жизни. Первый раз был, когда его учитель ангел Семангелоф обучал его этому. Тогда он проспал год. Сейчас ему предстоит явно более долгий сон. Учитель называл это «Сон Богов», хотя ни в каких Богов не верил.

Очень скоро тело Люцифера расслабленно обвисло на сдерживаемых его цепях. Ветер вновь швырнул на него пригоршню кипятка из гейзера, но Люцифер не дрогнул — его тело отказалось чувствовать всё, что могло нарушить сон. Пробудить Люцифера теперь могло что-то невероятное.

Тысячи лет спустя


Пробуждение от «Сна Богов» процесс не мгновенный. Организм запускается очень медленно. Первые признаки этого — чуть более учащённое дыхание и ускорение сердцебиения. Всё это нарастает по лишнему вздоху, по лишнему удару, а период зависит от продолжительности сна. Сердце Люцифера ударилось второй раз за час. Третий удар случился через несколько лет. Затем последовал четвёртый, пятый… прошло около века, пока сердце не заработало в прежнем ритме. Дыхание восстанавливалось параллельно. Так же включались внутренние органы, вновь начиная работать в унисон с сердцем, лёгкими.

Сознание вернулось примерно через полвека после восстановления работы всех вегетативных функций организма. Ещё столько же потребовалось, что открыть глаза.

Пейзаж изменился до неузнаваемости. Гейзера перед Люцифером больше не было, как не было и глыбы, разделявшей его ноги. Вместо этого перед архангелом был огромный провал. По воле случая сам Люцифер остался на небольшом уступе, ноги его свисали вниз. Вулкан на горизонте продолжал изливать лаву, но он… вырос. Стал огромен, по сравнению с тем, что было до сна. Рядом с ним были ещё несколько новых, сравнительно небольших по размеру вулканов. Огненная река текла прямо к пропасти и, подобно водопаду, низвергалась куда-то в темноту.

За спиной по-прежнему ощущалась шершавая поверхность скалы. Люцифер попытался оглянуться и, к его удивлению, у него это получилось. Позади него не оказалось хребта, он лежал, облокотившись, на огромный остроконечный камень, оставшийся от величественного Хэла. Он попробовал поднять руки — их обременяли лишь цепи.

Не прошло и недели, как Люцифер встал. Нельзя сказать, что далось ему это легко. Около трёх дней он разминал каждый сустав, потягивал каждую мышцу, когда руки смогли работать как надо, стало легче — можно было растирать ноги, шею, рёбра. Подъём также не дался с первого раза. Сначала Люцифер сел на камень, что был позади него. Опёршись на него, он продолжал работать над ногами, которые должны вскоре принять его вес на себя. Про крылья он пока не думал — перьев не было, птерилии ещё не скоро разродятся новыми, для этого нужно хотя бы войти в силу, вернуть былую мощь — тогда процесс пойдёт быстрее. А пока про крылья можно особо не вспоминать.

Неуверенно стоя перед разверзшейся бездной, Люцифер созерцал и явное увеличение населения Адовых пустошей, которые теперь далеко не пусты. И тех, кто здесь теперь в большом количестве обитает, архангел прекрасно знал. Вот только почему они здесь? Берсерки всегда предпочитали северные острова — почему же они здесь — в пекле?

Попытки достать меч ничем не увенчались — он слишком ослаб за проведённое время во сне. Решив оставить это на потом, а в первую очередь избавиться от цепей, Люцифер пошёл к огненной реке. Он предполагал, что лава сможет облегчить его ношу. Идти вокруг бездонного провала, неведомо когда образовавшегося, пришлось весьма долго. На пути ему попадались берсерки, но, увидев его, они старались уйти с дороги неведомого им ангела. Среди берсерков Люцифера никогда особо не знали, они жили разобщено и в дела друг друга не лезли. Поэтому ничего удивительного в том, что Люцифера не узнали, не было. К тому же совершенно неясно, сколько времени прошло. Судя по изменению ландшафта — много.

Добравшись до берега огненной реки, Люцифер, не задумываясь, бросил в неё цепи. Долго ждать не пришлось — металл нагрелся, размяк, и его стало возможно разбить любым, приличным по размеру, камнем. Сложнее оказалось разделаться со звеньями, которые были рядом с запястьем — жар от потока лавы был настолько велик, что близко было не подойти — кожа мгновенно вздувалась пузырями ожогов. После нескольких членовредительских попыток Люцифер отступил — всё ж метровые цепи, свисавшие с рук, меньшее зло, чем то, что было. Нужно теперь выйти к селению берсерков и там попросить помочь.

* * *


— Ни один шаг дальше. — На ломаном говоре ангелов крикнул берсерк, вооружённый алебардой. Он был в дозоре недалеко от поселения, окружённого частоколом. — Кто ты есть? Что здесь делать?

Люцифер стоял, слегка покачиваясь, в нескольких шагах от него. Он шёл довольно долго, чтобы оживший организм, наконец, воззвал к еде и питью. Несмотря на голод, крылья покрывались новым пухом, местами — редко пока что.

— Я — Люцифер…

Это всё, что смог выдавить из себя обессилевший архангел, после этого ноги его подкосились, и он упал на колени. Как оказалось, имени вполне хватило для того, чтобы берсерк бегом понёсся в поселение. Через полчаса Люцифера несли на чём-то вроде носилок. Он был в сознании и видел, что лица берсерков ничего хорошего не выражали. Но и агрессии не было.

Его внесли в сложенное из гранитных плит здание, весьма большое. Коридор был бесконечной спиралью, по правой стороне его были небольшие комнаты. Про себя Люцифер отметил, что чем ближе к центру спирали, то есть здания, тем прохладнее становилось. Всё-таки берсерки сумели сделать уют для себя в этом пекельном царстве.

В центре оказалась лестница, ведущая вниз. Неглубоко. Там был небольшой тёмный зал, освещённый несколькими факелами. Был небольшой круглый стол, за ним сидели трое старейшин. Они ждали, когда его внесут — весть, принесённая дозорным, оказалась весьма шокирующей, так как старейшины были на нервах.

Один из них что-то сказал, Люциферу подали воды — где они её взяли? Пока Люцифер шел к селению, ничего даже отдалённо похожего на воду не видел. Вода вернула к жизни архангела. Жадно выпив всё, что ему подали, он через некоторое время смог сесть. Дождавшись этого момента, один из старейшин встал.

— Мы приветствовать тебя, Люцифер, в нашем доме. Я — Омудус, старейшина поселения.

— Рад видеть. — Чуть поклонился Люцифер. — Объясните, что вы здесь делаете? Почему покинули острова на севере?

— Как ты здесь оказаться, а точнее когда?

— Битва над плато Оровенталь… тогда Я пал и был заключён здесь архангелом Михаилом.

Старейшины переглянулись. Говоривший с ним Омудус прокашлялся.

— Стало быть, ты находиться здесь очень много времени. Пройти тысячелетия. Сотни тысячелетий… — Он сделал паузу. Люциферу нужно было время переварить подобную информацию. Он считал, что провёл здесь гораздо меньше. — После той битвы, когда армия Михаила разбить твою, затем уничтожить всех тех, кто идти за тобой, случиться кое-что, изменившее мир. Перед решающей битвой Михаила и Гавриила в мир спуститься «Высшие».

— Кто?

— «Высшие». Мы не ведать, кто это. Они так называть себя. Они дать понять, что гораздо сильнее всех и архангелов тоже. Они говорить много о равновесии вселенной. Что бесконечная война раскачивать вселенную. Они разделить всех и расселить по пластам мира. Так мы оказаться тут — нас сослать в самое отвратительное место, но мы выживать и ждать, когда случиться пророчество, и нам будет возможность вернуться.

— Что за пророчество?

— Не знать его текста, и кто его произнести. Суть такова — иногда в мире бездушных появляться Мессия. Затем свершиться знаки эпохи — это открыть нам проход. Но мы надо победить Мессию в равный схватка. Если победа — пласт наш. Уже было два Мессии, но мы оказаться слабы.

— А что война?

— Первая Война — так она теперь называться. Война завершиться после ухода Высших. Они чётко давать понимать, что уничтожать всех, если снова начаться война, и их весы пошатнуться.

Люцифер переваривал полученную информацию. Голова поникла, пришло осознание того, что хоть он и получил свободу, но не сможет отомстить, как хотелось бы.

В помещение спустился берсерк, державший в руках нечто вроде подноса, на нём была зажаренная туша. Выглядело не очень аппетитно, зато пахло вполне благостно. Снедь поставили на стол, за которым сидели старейшины. Омудус указал Люциферу, что он может присоединиться. Несмелой походкой Люцифер подошёл и отломил приличный кусок. На вкус это оказалось вполне сносной пищей, хотя немного горчило.

— Что это? — Спросил он, кивая на мясо.

— Местные твари. Неприятные в общении, зато вполне сносные в пищу.

— Что верно…. то верно. — Набивая рот, протараторил Люцифер. Старейшины к еде не притронулись и, пользуясь случаем, Люцифер съел всё. Силы нужно восстанавливать как можно быстрее. Энергопотоки его тела ещё далеки до необходимого уровня, чтобы вырваться из этого мира. А ещё нужны крылья — немаловажная деталь.

Потребуется порядочно времени, чтобы восстановить себя прежнего. Энергетика, крылья — основные направления. Есть ещё несколько менее значимых, но, тем не менее, важных, как, например, вытащить меч из гранита.

* * *


Шли дни и недели в гостях у Омудуса и поселения, что берсерки звали Вёрд. Недели превращались в месяцы, а те в годы. Обузой Люцифер не был — как только он смог твёрдо ходить и управлять энергетикой, он стал одним из добытчиков пропитания. Иначе его попросту могли выгнать, не глядя на статус гостя и того момента, что он Люцифер — один из великих архангелов. Один из тех, о ком уже сложены легенды. Кого боятся до сих пор во всех пластах. Это ему поведали охотники во время очередной вылазки.

Прошло несколько лет и Люцифер наконец-то смог использовать крылья по прямому назначению. Перья отросли и, обретя силу, смогли, наконец, поднять хозяина в буро-красное небо. Тот день стал поворотным. Люцифер был готов покинуть этот пласт. Как он помнил из прошлых своих исследований, то выше пласта Адовых пустошей был пласт не менее «приятный», хотя «климат» там попрохладнее.

Попрощавшись и поблагодарив старейшин и некоторых иных берсерков, Люцифер воспарил в небо. Поднявшись на приличную высоту, он мановением руки, как в давние времена, открыл портал в соседний пласт. И хоть он там никогда не бывал, он был уверен, что приём ему окажут не хуже, чем здесь. В противном случае, между его обновлённых крыльев вновь в ножнах покоился его чёрный меч.




Глава 18


Чуть более шести веков назад. Ирий. Темень (страна тёмных ангелов)


Церенский лес славен тем, что это, пожалуй, единственный лес, который до сих пор зелен. Взять тот же Акронов лес, то недолго осталось стоять последним зелёным деревьям там. Всё умирает — пласт теряет стабильность и увядает. Надежда на то, что это остановится, ничтожна — нет её почти. Да и не верит в это уже никто. А Церенский лес, что окружает столицу Темени, собственно Церен, отличается тем, что Тёмные ангелы не сидели, сложа руки, и как могли, отстаивали энергопотоки территории, что была с некоторых пор им домом.

Для этого по всей Темени были выстроены многочисленные храмы, где всегда должны находиться посвящённые ангелы. Они держали частоту территории, следили за потоками энергетики, что протекали через храм. Постройки были не в случайных местах — энергетические потоки, словно сеть, опутывают весь пласт. На пересечениях особенно выраженных и построены храмы. Всё иное на пересечениях такой силы строить запрещалось, чтобы ни один узел не вносил разлад в систему.

В виду этого Темень и прилегающие области стали последними ещё живыми местами Ирия. Не самая большая территория…

Кроме Тёмных здесь проживали ирийские волчицы или, как они называли себя, валькирии. Довольно консервативная раса женщин-ангелов, которые не допускали в свои ряды ангелов оппозитного пола. В виду своей уникальной природы потомство у них было только женского пола. А для зачатия новой жизни они обычно улетали с гор, где жили, и искали себе партнёра в иных землях. Особенно они любили в угоду собственной циничности давать последнюю утеху погибающим воинам, находя раненых на поле сражения и утащив подальше, забрать у него семя взамен на счастливую смерть.

Мало кто желал связываться с ними добровольно, да и они далеко не желали отдаваться за просто так. А так как после Первой Войны больших сражений не было, то рождаемость у валькирий несколько сократилась. И когда они начали, мягко говоря, вымирать, то заключили пакт о симбиозе с Тёмными. Ангелы давали им порядочный кусок для жизни и некоторой суверенности. Валькирии же отдавали четверть приплода в Темень, где с женским населением было туго.

За последние века Темень стала самой стабильной из созданных и доживших до сих дней держав в Ирии. Невзирая на то, что мир в целом погибал, словно желтеющий листок дерева — так же неумолимо, здесь ещё жила надежда. Надежда на то, что всё можно вернуть.

Попытки добиться от соседей создания подобных следящих храмов ни к чему не привели. Архангел Михаил погружён в понятную только ему апатию, вожаки оставшихся после утверждения Закона серафимов не проявили интереса, а нифилимы слишком замкнуты на себе. Поэтому только Тёмные ангелы держат частоту мира, но так как это они могут делать лишь локально, то действие далеко от желаемого — им одним мир не вытянуть. Первая Война слишком сильно пошатнула девственный тогда мир, и он начал увядать.

* * *


Люцифер стоял на возвышавшемся над всем Церенским лесом горном щите. Нельзя сказать, что его высота была огромна, но её вполне хватало, чтобы оглядеться вокруг. Церенский лес, за которым видны высокие шпили и крыши домов Церена. Если посмотреть правее, то можно увидеть ещё один город — Вистерн, маленький и очень красивый, строения в котором стоят строгим кольцом, а в середине огромная площадь. В центре её стоит пирамида, где раз в день бьёт колокол — как напоминание о погибающем мире, каждый удар отсчитывает ещё один прожитый день. Правее Вистерна почти ничего нет — только лес. Позади Люцифера граница с землями Михаила, где-то там, вдалеке, умирает в прошлом величественный Акронов лес, посреди которого возвышается твердыня архангела — Аэрдос. Слева от Люцифера вдали виднеется залив Крыло, названный так из-за схожести по форме, собственно, с крылом.

Почти две с половиной тысячи лет потратил Люцифер, чтобы вернуться сюда. Сейчас он полностью располагает той силой, что была при нём тогда при Оровентале. И сейчас он ждёт того, кто в Первой Войне не поддержал его, но, возможно, он сможет убедить его в этот раз. В те позабытые многими ныне живущими здесь времена Тёмные кичились собственной независимостью и ни на какие контракты и договоры не шли. Единый мир был единым домом для всех, но, тем не менее, в общем доме у каждого был свой угол.

Вечерело. Небо полностью застилали серые тучи, изредка накрапывал дождь. Ветер бережно обдувал светлые перья архангеловых крыл. Серые волосы, связанные в хвост, тихо колебались за спиной, обмахивая рукоять меча.

В небе появилась быстро приближающаяся тёмная точка. Она летела от Церена, маневрируя в воздушных потоках, среди которых сегодня царил на высоте хаос. Спустя несколько минут рядом с Люцифером приземлился ангел с тёмными крыльями. На нём было обычное повседневное одеяние — подбитые шерстью портки и тёплая подвижная безрукавка, несмотря на то, что было ещё довольно тепло, но высота есть высота — случалось и ангелам погибать от холодных ветров на высоте.

Ангел не очень доброжелательно смерил Люцифера взглядом, но всё же учтиво поклонился — архангел ответил.

— Рад встрече, Азраил.

— Не могу ответить тем же, ты уж прости. Тебя слишком давно не было — ходят слухи, что ты погиб.

— Как видишь, это только слухи. Мне нужна помощь.

— Иного Я и не ожидал. Вот только окажи Я тебе помощь в прошлый раз, то вполне возможно этого пласта уже не было бы. Того, что вы тогда устроили между собой, хватило, чтобы Ирий медленно умирал.

— По Темени не скажешь.

— А где ты ещё был, чтобы судить?

— Признаться, Я в первую очередь заглянул к тебе.

— Напрасно. Побывай ты в окрестностях Аэрдоса — ты бы понял разницу. Вы, архангелы, обрекли Ирий на медленную мучительную смерть. А Высшие заперли нас здесь без права на свободный исход отсюда. Проклятый Закон… Ты вообще в курсе о нём?

— Да, берсерки, а затем демоны меня просветили о его существовании и его сути.

— Вон она — цена вашей гордыни. Эту цену платят теперь все без исключения. И проще всего стало людям — выжившим ангелам после падения.

— Не думал, что без крыл и души можно жить. Хотя нельзя назвать это существование жизнью. Я побывал и среди них. Тайно, разумеется — они сошли с ума. Забыли всё, что знали, что умели. Насоздавали себе вымышленных… религий и верят каждый в своё, но в одно и то же, по сути. Верят, но… нет в них самих этой веры. Одни учат не убивать, но убивают, чтобы склонить в свои ряды. Другие превозносят некоего пророка, сами зная, что он при жизни, если таковая была, был лишён любых моральных качеств. Продолжать можно бесконечно.

— Про право возвращения тебя, надеюсь, тоже просветили?

— Да. Не понимаю, как случается, что Мессии, будучи столь слабы, одолевают берсерков и тем самым лишают возможности всех остальных?

— Не могу ответить тебе на этот вопрос. Ответ мне не ведом.

— Полтысячелетия назад Я встретился с одним Мессией — он не успел выполнить свою миссию. Его предали свои же — Я избавил беднягу от мучений.

Азраил криво усмехнулся, бросив мимолётный взгляд в сторону приграничья.

— Что ты хочешь? — Спросил он в упор.

— Вторую Войну. — Без прикрас и окольных словес произнёс Люцифер.

— Ты, наверное, последних осколков рассудка лишился! Вы уже убили наш мир — нашу тюрьму. Ты хочешь ускорить. Хочешь опять «избавить беднягу от мучений»?

— Я хочу спасти Ирий.

— Как?!

— Если свергнуть Михаила, вы сможете расширить свою сеть следящих храмов — восстановите равновесие. Мы у границы — Я вижу разницу здесь и там. Я чувствую её. Не верю, что вы не предлагали сами расширить сеть храмов.

— Продолжай.

— Нужно всего лишь сбросить Михаила — он держит всю власть в мире под своим кулаком, если Я правильно понял. Не станет его…

—.. и ты сцепишься с Гавриилом.

Наступило неловкое молчание. В чём-то Азраил был прав. Гавриил в своё время наделал массу неприятностей Дому Фенрион.

— Что бы там ни было, Я уверен, что с Гавриилом мы сможем решить вопрос без долгих войн, а как полагается воинам — один на один. А вот Михаил на такое не пойдёт. Потому Я прошу тебя поддержать меня в штурме Аэрдоса. Ирий мне не нужен — только душа Михаила.

Вновь повисла пауза. Азраил переваривал услышанное. В словах Люцифера определённо был смысл. Польза, которая для пласта Ирия, в случае исполнения данного плана, несомненно, будет. Выровнять энергетику пласта можно и нужно. Но нет возможности подчинить Михаила, который в действительности держит под своим диктатом почти весь мир.

А Люцифер предлагает освободиться от тирании. У этого плана наверняка есть второе дно, которое Люцифер сейчас не выдаст. Нет желания доверять судьбу всего Ирия в руки архангела, который пошатнул его фундамент. Но спасти мир иначе нельзя.

— Моих воинов не хватит для того, чтобы атаковать Аэрдос.

— Значит, ты согласен? — Глядя в глаза, медленно произнёс архангел.

— Да. Но что, если ты не одолеешь Михаила? Что произошло в прошлый раз?

— Прошлый раз остался в прошлом.

— Вот моё условие: Я дам тебе армию, но возглавлю их сам. Ты же только сразишь Михаила. У тебя есть хоть какая-то армия?

— Я же сказал, что в первую очередь обратился к тебе. Я надеюсь, среди Светлых остались те, кто верен мне.

— Не думаю, что стоит на это полагаться. Тебе должны были сказать, что Михаил истребил всех, кто был за тебя.

— Он многого не знал.

— Чего именно?

— У меня был козырь в рукаве, но Я не успел. Появление серафимов тогда при Оровентале резко сменило расклад, а потом Я пал…

— Что за козырь? — Азраил сложил руки на груди. Люцифер чуть улыбнулся.

— Четверть его армии была за меня — они были в арьергарде и почти не участвовали в сражении. Они должны были вступить, но тут появились серафимы.

— Вот и думай, кто же из вас гениальный стратег. — Пошутил Азраил.

— Так мы договорились?

— Да. Когда ты думаешь… начать?

— Мне нужно немного времени, чтобы стянуть ещё верных, надеюсь, мне в единый кулак. День удара уточним после.

— Хорошо. Я дам войскам знать, что нас ждёт битва. Но учти, Люцифер, если ты падёшь вновь, то Михаил лишит тебя души, но уверен, что не даст умереть. Ты будешь вечно скитаться, не зная, ни кто ты, ни откуда — ничего!

— Это зависит ещё и от того, какую армию ты соберёшь.

После этих слов Люцифер развернулся, присел и, взмахнув крыльями, полетел прочь. Азраил некоторое время наблюдал за ним. Когда тот скрылся в тучах, Азраил прошептал:

— Не сомневайся — соберу.

* * *


Крепость Аэрдос готовилась к битве. Само собой разумеется, что появление в Ирии Люцифера и начало активной подготовки к битве в Темени не прошли мимо архангела Михаила. Сам Михаил стоял на верхней площадке крепи и наблюдал за станом Люцифера. Признаться, он был невероятно удивлён его возвращению. Но ещё больше его удивило то, что когда об этом стало известно некоторым его командирам, то в мгновение ока они переметнулись к нему, как оказалось, своему покровителю и командующему ими ещё при Оровентале. Люцифер тогда оказался не готов только к серафимам, за союз с которыми Михаил очень дорого заплатил бы. Вмешался случай. Случай, которого никто не мог предвидеть. Серафимы очень ценят свой суверенитет и когда Высшие озвучили Закон, то серафимы первые выразили протест. И были уничтожены. Три четверти немалой рати шестикрылых гигантов сгорели в появившемся из ниоткуда пламени. Высшим не нужно было для этого даже производить каких-либо действий. Они просто посмотрели в сторону отвергших их слова Домов серафимов, и тотчас на их алебастрово-белых зрачках отразилось пламя, объявшее выказавших неповиновение. Видя это, даже Михаил не посмел перечить и преклонился перед Высшими.

Если бы не серафимы, Люцифер бы взял верх. Эта мысль не отпускала его с того момента, когда ему донесли, что в Темени, ни с того ни с сего, объявлен общий сбор войск. А на следующий день пришло ещё более шоковое известие — архангел Люцифер жив, и он в Ирии. Спустя сотни тысяч лет он вернулся, как и обещал. Признаться, это для Михаила стало откровением — он не верил в возвращение своего врага. Он был уверен, что тот давно умер в глубинах Мира, там, на его дне в Адовых пустошах. Там жизни нет.

Вначале Михаил не поверил в это, но очень скоро убедился воочию, что небо Ирия и впрямь вновь бороздит архангел Люцифер, или как переводилось его имя — Несущий свет.

* * *


— Всё ли готово? — Спросил Люцифер у своего командующего. Седовласый не по годам ангел утвердительно кивнул ему. Архангел перевёл взгляд на посыльного от Тёмных, тот повторил жест Светлого собрата. Архангел бесстрастно отвернулся от них. За его спиной замерли в ожидании несколько тысяч воинов. Тёмные ангелы под командой Азраила присоединятся к бою позже. И пусть воинов на стороне Люцифера меньше, главное в этой битве повергнуть только Михаила.

У ног Люцифера лежала длинная белая ткань, шириной в локоть. Подняв её, архангел воспарил в небо. Никто не последовал за ним. Набрав высоту, он отпустил пальцы, держа угол ткани двумя пальцами — лента расправилась и заволновалась на ветру. Подняв руку с белой лентой, Люцифер дал понять, что не хочет кровопролития, а требует Михаила.

Зависнув над умирающим лесом на расстоянии одного пролёта до горы Келеанталь, он ждал. Ответ прилетел к нему в виде огненного шара, который, соприкоснувшись с развивающейся тканью, вмиг поджёг её, словно сухую траву. Следом за огненным шаром из-за стен Аэрдоса поднялись в небо сотни и сотни ангелов.

— Меня устраивает такой ответ. — Прошептал Люцифер и вытащил меч, высоко подняв его вверх. Ожидавшие знака воины сорвались с земли к своему предводителю. Люцифер оценил расстояние до взлетающих ангелов за спиной и до ангелов, что уже неслись в его сторону со стороны крепости. Последним тратить время на взлёт практически не требовалось — гора Келеанталь достаточно высока. Взлетев с неё, ангелы Михаила отпустили крылья и, спланировав чуть вниз, на поднимающемся потоке воздуха оказались чуть выше Люцифера. Они будут здесь быстрее.

Люцифер оглянулся на спешащих к нему на подмогу ангелов и ринулся в бой. Один. Отсалютовав сам себе, он нёсся, выставив вперёд свой чёрный меч. Расстояние быстро сокращалось. Впереди надвигавшаяся волна ангелов несколько замешкалась, но не остановилась. Архангел перебросил меч в руке, резко крутнулся вокруг оси и нанёс удар первым. С криком первый противник полетел вниз, очень скоро за ним последовали ещё несколько.

Архангел нёсся вперёд, не оставляя ни единого шанса попадавшимся под его меч ангелам. По силе они уступали ему многократно, равно, как и в ловкости. Люцифер работал мечом и рукой-щитом настолько выверено, что со стороны могло показаться, что это игра какая-то. Крылья ловко маневрировали между ангелами, уворачивались от намеченных им ударом, разворачивали тело и уводили в штопор, чтобы затем вынести архангела вновь над стаей. Меч легко, словно перо, вращался в руке Люцифера, высекая фонтаны крови, перьев и криков.

Как и при памятной битве при Оровентале, архангел Михаил пока что не показывался. Выгадав мгновение, Люцифер оглянулся назад — его воины уже вступили в бой с авангардом ангелов Михаила. Сегодня в Акроновом лесу будут посеяны семена несколько иного порядка, чем те, к которым он привык.

На архангела напал боевой азарт, который всегда распаляет воина в бою, когда его ведёт на смерть вера, а не приказ. И даже если Люцифер сегодня погибнет, он будет уверен, что его запомнят навсегда. Вот только одно НО — умирать он сегодня не собирался. Зато забрать как можно больше душ входило в его планы.

Над основной стаей, которую он «прорубал» по центральной оси, возникла ещё одна — небольшая, но идущая очень тесным строем. Она заходила по дуге и целилась, судя по всему, в Люцифера. Разбрасывая своих же, эта стая ударила точно в Люцифера, массой заставив его отступить и лететь вниз. Он огрызался на многочисленные удары со всех сторон. Удалось убить одного, затем ещё троих, но осталось ещё два-три десятка. Это были явно не рядовые воины — профессионалы. Особая гвардия, выдрессированная на тот самый случай, если Люцифер сдержит слово и вернётся. Михаил не прогадал.

Ангелы нападали то с одной стороны, то с другой, неумолимо вдавливая архангела к земле и одновременно не давая возможности уйти с этого курса. Люцифер понимал, что до добра такое не доведёт и, несколько раз широко взмахнув мечом, попутно срубив крыло ещё одному ангелу, распахнул крылья и резко затормозил, поймав восходящий поток. Меч и тело закрутились в смертоносном танце, рубя налево и направо, одновременно уворачиваясь от мечей ангелов. Пару раз по доспехам лязгнули мечи, но урона не было. Царапины, на которые можно не обращать внимания. Его выходка внесла раздор в слаженные действия стаи, и она развалилась, однако, очень скоро перегруппировалась и вновь атаковала. Каждый их выпад сокращал стаю на одного-двух бойцов, но они не останавливались.

Один из ударов достиг цели — Люцифер не успел его отразить, меч вошёл ему под нагрудник с левого бока. Он зарычал, в тот же момент убив обидчика. И отмахнувшись от ещё пары нацеленных мечей. Сложив крылья, он камнем метнулся к земле — оставшиеся шесть ангелов последовали его примеру. Крутнувшись всем телом, Люцифер приземлился и, кувыркнувшись, чтобы погасить инерцию, встал в стойку и встретил противников на земле.

Шестеро приземлились с большим достоинством и кольцом окружили архангела. С небес летели их раненые и убитые собратья. Некоторые, умирая в воздухе, вспыхивали, и кровавый закат рассекали тёмные дымные полосы. Ангел, пронзённый в сердце, теряет душу и жизнь — его крылья вспыхивают, чтобы сжечь тело, которому больше непотребно быть под небом — таков закон природы ангелов.

Люцифер не стал ждать атаки и ринулся в бой первым на того ангела, который был позади него, проведя меч по широкой дуге над собой, одновременно делая шаг назад, он рассёк того пополам. Ни мгновения не думая, атаковал соседнего с ним — тот успел подставить меч, но серия ударов Люцифера оказалась ему не по зубам. Отразив несколько ударов, он пропустил один — роковой для себя, хоть и не смертельный. Ангел зашёлся в крике, держа брызжущую культю оставшейся рукой. Люцифер не стал тратить время на добивание, а вплотную занялся насевшими с двух сторон противниками. Ловко подставляя одному щит и нанося удары другому, он крутился между ними. Наконец один из них споткнулся о тело товарища — в небе такое сложнее, потеряв равновесие, он замахал крыльями и налетел на вовремя подставленный меч. Раздался скрежет стали нагрудника, затем крик ангела, а следом его крылья вспыхнули — точно в сердце.

Трое оставшихся противников не выжидали и кинулись вместе на своего оппонента, но сила Люцифера внушила им необходимую дозу страха, и они начали мешать друг другу, цепляться крыльями — это сработало только на руку архангелу. Без труда он вывел на гибельный удар сначала одного, затем метко бросил меч, пронзив голову второго. Оставшись без оружия, Люцифер не растерялся. Глаза его полыхнули огнём — он выставил вперёд раскрытую ладонь, на ней вспыхнул огненный шар и рванулся к последнему ангелу. Врезавшись в доспех, огонь охватил тело и крылья, воин забился от нестерпимой боли, кричал, пока не смог чувствовать — огонь очень быстро выжег дотла всё, что смог. Опал наземь закопченный доспех, разметав пепел по земле. На небольшом холме, возвышавшемся над лесом, встал отвратительный запах горелой плоти и перьев.

Люцифер тягостно вздохнул и, расправив крылья в стороны, упал. Одолеть этих шестерых было нелегко. Он поднял руку, раскрыв ладонь — меч дернулся в голове поверженного им ангела, а затем вылетел из неё, нырнув в ладонь хозяина. Люцифер снова вздохнул и запрокинул голову, нужно было время отойти от творения. Огонь — это Сила архангелов, но на него уходит очень много сил.

Он закрыл глаза. Когда открыл, закат был почти на исходе, кровавое небо по-прежнему рассекали чёрные полосы дыма от павших ангелов. Непонятно только, на чьей стороне был перевес. С обеих сторон были светлокрылые. Вблизи послышались хлопки крыльев. К нему опустился ангел — он был своим.

— Нас отбросили! Мы уже не возьмём твердыню. Надо отступать, иначе…

— Что иначе?! — взревел Люцифер не своим голосом. Он, взмахнув крыльями, поднялся и повернулся к воину. — Где Азраил?

— Он ждёт приказа атаковать. Но стоит ли? Силы неравны в любом случае…

— Пусть атакует!

Лицо ангела исказили муки выбора, но он, наскоро приклонив колено, отдал честь командиру и взмыл в небо. Через несколько минут сзади послышался шум многочисленных крыльев. Архангел обернулся и увидел тёмную кишащую тучу, которая неслась на цитадель. Он улыбнулся. С цитадели взлетали тысячи светлых пятен, объединявшихся в сонм светлого цвета. Символично: тьма против света.

Люцифер присел, напрягая плечи — крылья несколько раз сильно ударили по воздуху. Ноги подбросили его вверх, крылья подхватили и понесли следом за армией Азраила.

Новая вспышка стального звона разнеслась по небу — армии схлестнулись, но Михаила до сих пор не видно. Он в своём репертуаре. Почему-то было ощущение, что он вновь свалится, как снег на голову, и ударит, скорее всего, в спину.

Не дожидаясь, когда это случится, Люцифер полетел над впившимися в глотки друг другу армиями прямо к Аэрдосу. Уж где, как не там, должен находиться искомый архангел. Внизу была сеча, он старался не обращать на неё внимания.

Архангел Михаил воспарил с верхней площадки, когда Люцифер был уже рядом и отчётливо видел его. Меч блеснул в его руках, готовый принять бой. На лице его была улыбка — Люцифер улыбнулся в ответ.

Они встретились в небе и закружились вокруг друг друга. Невежливо было начинать бой, не поприветствовав противника.

— Рад тебя видеть, Люцифер. — Архангел изобразил поклон. — Да — это сарказм.

— Иного Я и не ожидал от тебя. Возможно то, что Я скажу, глупость, но всё же — не проще ли забыть старые распри и спасти мир вместе?

— Ты ведь прекрасно понимаешь, что этому не бывать. Пока один из нас жив — эта битва не закончится. Возможно, на звон мечей и крики скоро в мир спустятся Высшие и уничтожат всё и вся разом. Но до этого Я бы хотел успеть пронзить твоё сердце.

Михаил взял меч обеими руками, выставив его перед собой, и прижался лбом к стали. Люцифер подался чуть назад, опуская меч, готовый в любой момент нанести удар. Их взгляды пересеклись. Оба они были переполнены ненавистью — всепоглощающей и испепеляющей.

Люцифер нанёс удар первым, не дожидаясь Михаила. Парировав удар и отлетев назад, Михаил крутанул мечом в воздухе, словно отсалютовав противнику — меч его запылал ярким белым огнём. Люцифер сделал похожее движение, и чёрная сталь его меча начала источать тёмный густой дым, который рассеивался, поднявшись на ладонь от лезвия. Они вновь улыбнулись друг другу и понеслись навстречу.

Когда они сшиблись, то волна от соприкосновения их мечей прокатилась во все стороны, и только что бившиеся внизу воины на миг ошарашено уставились вверх. Сколь ощутимы были удары, столь велики были ненависть и сила наносивших их, а скорость, на которой вились архангелы друг вокруг друга, была выше, чем могли разглядеть ангелы, не напрягая глаз.

С каждым ударом двух мечей мир сотрясался. Удар — Келеанталь содрогнулся, и во множестве мест осыпались крупные камни. Удар — одно из ещё живых древ Акронова леса вспыхнуло, словно сухая трава. Удар — посреди русла реки Раэ появился провал, куда начала постепенно уходить вода. Удар — среди ясного неба разразилась молния, убив нескольких ангелов.

Архангелы наращивали темп, понимая, что не победить, если не выложиться на полную. Они были поглощены собой настолько, что не видели, что творится вокруг. Бой продолжался несколько минут, но количество ударов, нанесённых ими, было невероятно велико. Наконец, они разошлись на миг. На лицах проступил пот, у Михаила был сильный порез на руке, у Люцифера слегка рассечён нагрудный панцирь.

— Славный бой. А знаешь, чем? — Расхохотался Люцифер.

— Просвети меня! — Усмехнулся Михаил.

— Этот бой последний для нас — больше подобного ни под одним небом не будет!

— Это верно. — Раздался за спиной голос Азраила. Люцифер резко развернулся и увидел, как сталь меча тёмного ангела входит ему в грудь. В глазах Азраила светилась не ненависть, не злоба — что-то иное. Он вырвал меч из груди, сталь скрипнула, пройдясь по нагруднику.

Люцифер попытался сделать вдох и не смог, боль скрутила его грудь. Крылья дрогнули, и он камнем полетел вниз, теряя сознание — проваливаясь в чёрное безмолвие…

* * *


Он очнулся, когда воздушным потоком его сильно крутануло, больно вывернув расслабленные крылья. Он летел вниз, земля приближалась. В руке по-прежнему был его меч, однако не было щит-доспеха на руке. Куда он мог деться? Архангел огляделся — мимо него пролетел Михаил и по дуге на восходящем потоке готовился атаковать внизу. Люцифер напрягся, дёрнул крыльями — не ранены. Выставив одно крыло в сторону, он резко повернулся, отражая удар противника. Михаил расправил крылья, чуть приостановив взлёт. Их мечи ударились друг о друга, воздух зазвенел обычным стальным звоном. Они сцепились, Люцифер оказался снизу. Чуть отпрянув, Михаил ударил его ногой в грудь — Люцифер зарычал от боли, но вскоре закричал. Забыв обо всём, ослеплённый невыносимой болью, он выпустил меч из руки и схватился за грудь. Из дыры в доспехе хлестала кровь. Рассудок погружался в темноту.

Последнее, что увидел Люцифер, это то, что Михаил занёс свой меч для последнего удара — затем боль, вкус крови во рту и темнота.




Глава 19


Ирий. Недалёкое будущее.


— Ты предал меня… — Прошептал Люцифер.

— Я спасал Ирий. Вы, два чокнутых на собственной силе архангела, уничтожили бы его.

— Ты предал меня! — Взревел Люцифер и вскочил на ноги, но едва он успел встать, как упал лицом вперёд, не удержав равновесия.

— Посмотри на себя, Люцифер. И начни со спины — там больше нет крыльев.

Архангел оглянулся, его взгляд начал искать в пустоте крылья, которых не было. Он потрогал спину — глубокие шрамы в тех местах, откуда росли крылья. Что за одежда на нём? Что за тряпки, которые не пристало носить архангелу? Он сорвал с себя всё, оставшись с голым торсом — на груди были зажившие шрамы — давно зажившие. Ничего не понимая, он уставился на Азраила.

— Я поразил тебя мечом семь веков назад. Я хотел лишь уберечь мир от полного разрушения, но не смог. То, что сейчас ты видишь здесь, теперь везде. — Люцифер оглядел мёртвые иссохшие просторы вокруг. — Дни Ирия сочтены. У меня не было другого выхода, как пойти на сделку с Михаилом.

— Какую ещё сделку?

Азраил опустил глаза и начал рассказывать.

* * *


Азраил летел вслед за падающим камнем вниз Люцифером, рядом с ним спускался Михаил. Он первым заметил, что раненый архангел приходит в себя, и ринулся вниз. Азраил наблюдал, как они сцепились внизу, как Михаил, ударив в грудь ногой Люцифера, вновь вышиб из него дух, и тот, выронив меч, продолжил падение. Михаил, напрягая крылья, как мог, полетел вниз к земле. Приземлившись, он спешно заводил руками над поверхностью — редкая трава начала подрагивать, становиться призрачно-полупрозрачной. И когда Люцифер должен был разбиться оземь насмерть, он, вместо этого, пролетел насквозь, следом за ним нырнул Михаил. Азраил едва успел за ними в уже закрывающийся портал. Налету он догнал падающий меч Люцифера и схватил его — такая вещь пропасть не должна.

Они оказались в срединном мире, где обитали обездушенные или, как они себя сами называли, люди. Родной мир для всех. Давно покинутый ради достижения новых высот, а после Первой Войны оказавшийся для всех имевших душу под запретом. Время здесь идёт гораздо медленнее, чем, скажем, в Ирии, зато более быстрее, чем в Аду. Сюда возвращаются тела мёртвых ангелов. Неизвестно, почему Ирий исторгает тела погибших именно сюда, но вероятно, люди довольно часто за последние дни могли видеть падения сгоравших ангелов. Нет зрелища более грустного и трагичного, чем гибельное падение Древнего существа, родного этому миру. Как же это символично — жить запертым в чужом мире, но после смерти вернуться в родной и упокоиться там.

Михаил летел рядом с падающим Люцифером, он что-то делал, но с расстояния было невозможно понять. Единственное, что точно видел Азраил, это как Михаил достал некий кинжал и вонзил его в грудь Люцифера. Небо озарила мгновенная вспышка, словно молния, мгновенно появившаяся и так же быстро закончившаяся. Михаил расправил крылья и наблюдал за тем, как крылья падающего Люцифера сперва задымились, а затем вспыхнули. Падение раздувало пламя, но было определённо видно, что сгореть они не успеют — земля совсем близко.

Азраил приблизился к Михаилу. Тот смерил его недоверчивым взглядом.

— Он выживет. — Констатировал Михаил.

— Я подозревал, что именно так и поступишь. Зачем?

— Ирию конец, кому, как не тебе, это знать. Нам нужен этот мир. А чтобы взять его, нам нужен…

— … Мессия. — Завершил за архангела Азраил.

— Да.

Паря в ночном небе, они видели, как Люцифер «приземлился» на небольшую поляну среди лесистого холма. Кажется, рядом был ещё кто-то, видимо, ему досталось. Архангел и Тёмный ангел осторожными кругами заскользили вниз. Удостоверившись, что внизу никого нет, они приземлились рядом с траншеей, проделанной телом архангела. Неподалёку лежал бесчувственный человек в чёрной одежде.

— Я всё сделаю, Азраил — возвращайся.

— Что делать с его мечом?

— Меч Тьмы оставь себе — это будет твоим авансом в готовящейся нами игре.

— Что ещё за игра?

— Он отвечает всем критериям Мессии. Осталось подвести его к этой мысли — это сделаешь ты. Также собери троих, кто выйдет против него в обозначенный срок. Один должен быть из Ада, один из Демонов и кто-то из Ирия. Как насчёт Немезии?

— Она из демонов. Притом высших.

— Но она живёт и здравствует сейчас в Ирии. Несколько тысяч лет, если не ошибаюсь. — Михаил лукаво усмехнулся. — Решено.

— Но…

— Я сказал — решено. — Твёрдо проговорил архангел, глаза его на миг вспыхнули огнём.

— Конечно… — Понурив голову, произнёс Азраил.

— Отлично. Расходное мясо есть. А вот на Немезию Я полагаюсь. Она должна убить его — тогда Закон будет соблюдён, и Ирий сможет вернуться сюда.

— А если они не справятся?

— Он же теперь практически такой же выродок, как всяк здесь живущий. Только он будет жить, пока ему не помогут уйти — единственная разница. — Михаил впервые посмотрел в глаза Азраилу. — У тебя есть неотложные дела.

Азраил улетел, поднявшись достаточно высоко, чтобы открыть портал в Ирий.

* * *


— Надо понимать, Немезия не смогла убить бездушного архангела? — С достаточной долей гордости спросил Люцифер.

— Если бы не так, тебя здесь не было. Но и душу Я тебе вернул не за тем, чтобы ты вновь начал свой с Михаилом бесконечный спор. Убив ту, которую Я любил — ты падёшь от моего меча. А без души ты мне не ровня, а на то Закон и есть. И Я готов рискнуть всем, чтоб сразиться с тобой. Даже если Я не справлюсь, будь уверен, с тобой разделается Михаил — он не простит тебе смерть сына. Никогда.

— Сына?

— Да. Третий Мессия был его сыном. Его и некой бездушной отсюда. Он явился к сыну и забрал его в Ирий, где преподал всё, что должен исполнить Мессия до того, как начнётся бой за этот пласт мира. Он не прогадал, то, чему научил людей сын Михаила, до сих пор уничтожает людей. Ты же помнишь, как ты проявил милость и уберёг бедолагу от мучений?

* * *


Люцифер парил над Голгофой. Люди покинули её, оставив троих распятых на волю погоды. Когда наступили сумерки, Люцифер осторожно спустился на гору. Встал напротив среднего креста, где ещё живой висел усыпанный жестокими ранами человек. Люцифер знал, что он здесь по воле его врага — архангела Михаила. Натасканная марионетка. Пообщавшись с демонами, которые весьма осведомлены в делах, творящихся в мире, Люцифер и узнал о том, что третий Мессия — ставленник Михаила. Поэтому не подойти к нему он просто не мог.

Молча наблюдая, как корчится от подступавшего холода и боли ран человек на кресте, Люцифер хотел ему много чего высказать. Но его что-то удерживало. В нём кипела ненависть к пославшему его сюда, но ведь сам человек лишь пешка, которая выполняет приказ.

Неподалёку от крестов спали сном младенца трое легионеров. Люцифер хмыкнул — сторожить нет нужды, не убегут. Скорее умрут, а поэтому потребности бдительно нести службу явно нет. Архангел взял одно из копий и подошёл к распятому. Долго глядя на него, он так ничего и не сказал. Человек, же видя перед собой крылатого, старался вести себя достойно и не всхлипывать кровавой пеной.

— Михаилу здравия… — вымолвил Люцифер и нанёс человеку укол копьём в грудь. Тот простонал от боли, но не закричал. Предсмертные конвульсии недолго терзали его, и вскоре он расслабленно обвис, но ноге заструилась грязная смердящая полоса.

Затем архангел вспорхнул в небо.

* * *


— Я не знал, что это был его сын. То, что он действует по указке Михаила — да.

— Так или иначе, но ТЫ убил его. А ещё ТЫ убил Немезию. — Азраил достал из-за спины два меча. Один из тёмной стали, второй белого металла.

— Откуда они у тебя? — Подивился Люцифер.

— Выбирай, каким мечом будешь биться. Должен сказать, что Немезию, Аградона и Одраласа ты убил Мечом Света — мечом Михаила.

Люцифер вытянул ладонь вперёд и, против его надежд, в руку нырнул не его чёрный меч. Осмотрев Меч Света, Люцифер пожал плечами:

— Так тому и быть…

— Не будем откладывать это в долгий ящик. — Прорычал Азраил и, взмахнув крыльями, налетел на Люцифера. Рубя Мечом Тьмы, Азраил старался как можно быстрее выгадать наиболее верную тактику против Люцифера. На его стороне было то, что Люцифер не должен был, едва обретя душу, находиться в полной силе. Он чередовал короткие атаки с затяжными переходами. Приглядываясь и оценивая противника.

Азраил после очередной серии ударов вновь сделал отмашку крыльями и отстранился от архангела. Замерев в воздухе, он закрыл глаза, его голову окутал некий тёмный ореол, и в тот же миг меч в его руках начал исторгать тёмный густой дым, таявший в воздухе, едва отдаляясь от лезвия. Люцифер был крайне удивлён увиденным — активировать мечи архангелов могли только их хозяева. Те, кого непосредственно признали мечи. И тот факт, что меч Люцифера ожил в руках ангела, говорит о многом. Во-первых, меч признал нового хозяина — семь веков Азраил потратил не впустую. Во-вторых, нужна достаточная сила, чтобы оживить меч — стало быть, ангела Азраила больше нет, а пред Люцифером равный ему архангел.

Осознание данного факта весьма уменьшило пыл Люцифера, ожидавшего быстрой и лёгкой победы над ангелом. А также появилось некоторое уважение к Азраилу, который смог достигнуть высшего просветления. Многим ангелам, как Светлым, так и Тёмным — это было не по зубам. Стало быть, Азраил из другого теста.

Увидев некоторую растерянность на лице Люцифера, Азраил атаковал — на этот раз в полную силу. Его преимуществом, как и недостатком, в этом бою были крылья. Они позволяли ему мгновенно налетать и отстраняться от противника, быстро уходить в сторону, но стесняли его движения в атаке. Замахи урезались из-за опасности задеть крылья. Вообще, ангелы предпочитают не сражаться с бескрылыми по той простой причине, что это неудобно для них. Равные должны биться с равными — незачем рисковать. Но данная ситуация была явно из ряда вон.

Люцифер отбивал атаку за атакой. Его пошатывало. Ощущение крыл за спиной сбивало его равновесие, и он то и дело слишком сильно наклонялся вперёд, после чего, чуть ли не чертя носом по земле, слепо отмахивался от ударов Азраила. Не получалось найти свой ритм. Тело слушалось неуверенно, порой выдавая что-то совершенно неизвестное ему, хотя вполне практичное в бою. Руки и тело жили, казалось, сами по себе, защищая архангела. Видимо, память мышц — последние века он явно не сидел, сложа руки.

Прошло достаточно времени, но верх по-прежнему никто взять не мог. Люцифер до сих пор приспосабливался к изменившемуся телу, а Азраил не мог приспособиться к нелепому стилю противника. Казалось, начинает проглядывать некая точная линия обороны, как вдруг она кардинально меняется после того, как Люцифер в очередной раз спотыкается на ровном месте и почти падает.

Люцифер, в конце концов, смог зацепиться за некий непонятный, однако вполне логичный стиль, который своей прямолинейностью и идеальной физикой компенсировал отсутствие крыльев. После этого он позволил себе первую атаку — Азраил её отразил, но был несколько раз на грани ран. За первой вполне удачной атакой последовала вторая, а затем третья. Он наступал, его начинало зажигать изнутри это. Он чувствовал, как внутри растекается знакомое ему боевое остервенение. Внутренний огонь, который делает его способным на гораздо большее.

Во время очередного перехода Люцифер улыбнулся Азраилу. В следующий миг его глаза полыхнули оранжевым светом, а меч мгновенно раскалился докрасна. Воздух вокруг архангела заволновался от источаемого им жара. Азраил с напускным спокойствием наблюдал за процессом апофеоза — у каждого архангела он свой, но руки его вцепились в меч сильнее, что выдавало волнение.

Он решил атаковать первым. Мечи схлестнулись, оглушив округу звоном соударявшейся стали, удара тьмы и огня. Не проходило и мгновения до следующего удара. Темп нарастал, и вскоре вокруг поединщиков образовалась небольшая пылевая тучка, которая окружала их, крутясь вихрем то в одну сторону, то в другую. Стоявшее одинокое дерево на холме изредка содрогалось от особенно сильных соприкосновений мечей. Сейчас их питала не столько сила хозяев, сколько ненависть. Хотя нельзя сказать, что Люцифер испытывал её по отношению к Азраилу — это была просто боевая ярость, переросшая в выход внутреннего огня — того, что питает душу архангела. Того самого огня, до которого Люцифер смог достучаться, даже будучи обездушенным.

Люцифер сновал то слева, то справа от Азраила, который тратил на повороты чуть больше времени из-за крыльев. В очередной раз сделав обманный шаг в сторону, Люцифер убедил противника повернуться влево, а сам тем временем нырнул вправо и молниеносным ударом снизу вверх с разворотом перерубил крыло Азраила. Брызнула кровь, недавний ангел закричал и повалился на колени, пытаясь дотянуться до фонтанирующей спины. Он хрипло всхлипывал от боли, сжался и подрагивал.

Выпустив меч, пальцы Азраила впились в иссохшую землю. Изо рта свисали кровавые слюни — настолько сильно он сжал от боли челюсти. Вторая рука по-прежнему тянулась к крылу, но достать не могла. Утробно рыча и одновременно стоная от мучений, Азраил попытался встать, но вновь упал, подкошенный болью, на колени.

Люцифер стоял позади и молча наблюдал за муками Азраила. Он отдавал себе отчёт, что когда-то он так же вот терпел невыносимую боль и радовался, что не помнит этого. Меч его постепенно остывал, как и пыл схватки. Люцифер сомневался, что Азраил сможет продолжить бой.

Раненый архангел загребал руками землю. Ударил со всей силы по ней кулаком, закричал. Крик его далеко разлетелся — ничто не мешало ему, лишь редкие мёртвые деревья торчали ужасающего вида лапами, тянущимися к небу. Азраил вновь попытался встать, сначала неуверенно, затем всё же смог сделать несколько шагов в направлении меча, поднял его. Развернулся к Люциферу лицом — глаза были в слезах. Он качающимся шагом осторожно пошёл на архангела, медленно поднимая меч.

— Бой окончен, Азраил. — Спокойно произнёс Люцифер. Меч его упирался в землю.

— Бой будет окончен… когда ты… умрёшь… — Задыхаясь от боли, проговорил Азраил.

— То, что ты сейчас собираешься сделать — это самоубийство.

— Подними меч, Люцифер…

— Нет.

— Подними! — Закричал Азраил. В глазах его уже не было той ненависти, куда больше в них стало сожаления.

Люцифер промолчал, но меча не поднял. Азраил покачал головой и из последних сил, превозмогая невероятную боль, кинулся в атаку. Замах сверху Люцифер пропустил, отвернув корпус, следующий замах отбил, не задумываясь, от следующего ушёл, сделав шаг назад. Азраил с минуту не вытаскивал воткнувшийся в землю меч. Он в очередной раз поднял на Люцифера взгляд, полный сожаления, и только потом вновь атаковал.

Люцифер понял, чего от него ждал Азраил. Он хотел уйти здесь и сейчас. Жить ангелу с одним крылом не удастся, да и архангелу тоже. В мире, где без постоянных перелётов выжить невозможно, такому, как он, долго не протянуть.

Люцифер ответил на атаку жёстким блоком, развернул Азраила спиной к дереву и, ударив ногой в грудь, отбросил его к иссохшей кроне. Ударившись спиной, тот вновь закричал, но на сей раз крик был недолгий. Точным движением Люцифер вогнал острие меча в грудь Азраилу и резко провернул. Крик оборвался, сменившись немым воплем. Азраил смотрел на лезвие Меча Света, торчавшее из его груди. Оставшееся крыло начало чадить мерзким дымом. Азраил зажмурил глаза. Люцифер резко вытащил меч из тела Тёмного и одним ударом снёс голову. Крылья тут же вспыхнули, да так, что архангелу пришлось живо отойти.

«По крайней мере, он не будет мучиться, заживо сгорая» — подумал Люцифер. Он, как зачарованный, смотрел на сгорающего противника. Мир вокруг тела ангела задрожал, и он провалился в открывшийся портал, который тотчас унёс в срединный мир догорающие останки Азраила.

Люцифер ещё с минуту смотрел на то место, где только что был его противник в этом бою. Тлеющие перья витали на слабом ветру, разнося неприятный запах.

«Что дальше?» — раздалось в голове Люцифера.

В тот же миг его согнула в три погибели невыносимая жгучая боль в груди. Не ожидая ничего подобного, он вскрикнул, падая на колено и хватаясь свободной рукой за грудь. Меча он не выпустил. Ладонь наткнулась на что-то острое, и Люцифер резко отнял руку, взглянув на ладонь, он увидел кровь. Когда взгляд его опустился на грудь, то он упёрся в торчащее зазубренное острие стрелы, которое мерно горело. Люцифер вскочил на ноги, в шоковом состоянии забыв про боль. Развернулся и суматошно глядел во все стороны, но никого не видел. Взгляд его подёрнулся красноватым туманом, голова начала кружиться, и только тогда, уже сквозь кровавую пелену, он увидел мерно спустившего перед ним архангела Михаила.

— Ми-ха-илл… — Успел лишь проговорить Люцифер, делая шаг в сторону архангела, и упал. Из его спины торчала тлеющая стрела. Она вошла точно в сердце…

Тот же момент. Срединный мир. ОРД. Санкт-Петербург


— Где Вихрь? — Спросил сонный Шекспир, войдя на кухню. Укутанный в зимний комбинезон и одеяло, он смог таки уснуть. Зверь с тёмными мешками под красными глазами сидела и цедила очередную кружку цикория.

— На крыше… — Устало ответила она.

— Ясно. — Зевнул он в ответ. Прислонил ладонь к чайнику и тут же отдёрнул, удостоверившись, что он горячий. Достал из мойки кружку, сполоснул. На миг задумался, что именно выпить, и остановился на чёрном кофе. Всыпав две ложки кофе и столько же сахара, он залил всё это кипятком и сел за стол. Перед ним лежали несколько пакетов с разными сладостями, нарезанная булка и початый батон колбасы. Пока кофе немного остывал, Шекс сделал бутерброды и несколько минут сонно «медитировал» над кофе. Затем медленно перекусил. Зверь сидела, глядя куда-то перед собой, и рефлекторно помешивала напиток ложкой.

Немного проснувшись и взбодрившись, Шекс сменил одеяло на куртку и вышел на лестницу. Поднялся по ней и выбрался на крышу — дверь была нараспашку открыта. Погода не радовала глаз — тяжёлые тучи быстро неслись по небу. Вечерело — было темновато.

Вихрь стоял в нескольких метрах от выхода и, заметив появление друга, кратко усмехнулся.

— Выспался?

— Да какое там! Как на северном полюсе спал — носа не высунешь. А вы чего, не спали совсем?

— Я точно нет. Зверь может быть, но сомневаюсь… она проплакала всё утро. Я тут уже часа полтора, наверное. Она не спит?

— Нет.

— Значит, всё-таки не спала.

— А ты чего тут? Ждёшь, что Анхеля вернут?

Вихрь промолчал. Шекспир понял, что ляпнул не то, что надо, но извиняться не стал.

Дверь скрипнула, на крышу выбралась укутанная во что-то явно не своё Зверь. Вклинившись между парнями, она посмотрела на одного, на второго, а затем перевела взгляд куда-то в небо.

Трое молчали.

Облака неслись по небу, изменяя одну причудливую форму на другую. Редкие просветы быстро закрывались нагоняющими облаками. Ветер был сильный, но где-то там, в высоте. Крышу обдувал лёгкий ветерок, добавлявший остроты морозу и поднимавший в воздух серебристые вихри снега. Внизу практически не было слышно проезжавших машин. Где-то около берега завывал пёс, добавляя погоде ещё большую трагичность.

Зверь смотрела в одну точку, через которую неслись сошедшие с ума тучи. Рядом с этой точкой в волнах облаков возник просвет. Через него ударил косой луч солнечного света, осветив растянутым овалом заснеженный лёд залива. Сквозь луч пролетела небольшая стайка птиц, которые внезапно рассыпались от него в разные стороны. Сверху, из разрыва облаков, которые почти уже сомкнулись, вниз устремилось что-то горящее. Яркая искра с дымным шлейфом неслась вниз, быстро гаснув на лету. В какой-то миг она просто исчезла, а дым разметал ветер. Что бы там ни падало, от этого ничего не осталось.

Зверь закрыла глаза, но слёзы это не удержало — они тихо потекли под шарфом, которым было замотано лицо. Приоткрыв глаза, она увидела, как опустил голову Вихрь, услышала, как горестно выдохнул Шекс. Они, определённо, видели то же и подумали ровно так же, как и она. Когда ангел или архангел погибает в бою от удара в сердце, он сгорает.

Вихрь взял её за плечо и насильно развернул к дверце, через которую они пришли. Вдвоём они ушли с крыши. Шекспир постоял ещё немного, не больше минуты, и тоже развернулся и пошёл прочь. Он не видел, как из-за туч упала ещё одна горящая искра. Не так ярко, но она горела. Падала она быстрее и сгорела стремительнее, чем предыдущая. В какой-то момент Шекспир уже перед самой дверью обернулся, но уже ничего не было. На горизонте заиграла светлая линия — к ночи небо будет ясным.




Глава 20


Ирий. Аэрдос


Архангел Михаил сидел на небольшом пуфе, который слуга принёс для него на верхнюю площадку крепости. Обычно он здесь не задерживался, особенно в последнее время, предпочитая сидеть в молчаливом одиночестве в тронном зале. Не сказать, что его трон был настолько шикарен и удобен — само это понятие для него плохо применимо, уж больно он был скромен. Сейчас же Михаил сидел, понурив голову, на пуфе, крылья лежали на пыльной поверхности площадки.

Перед архангелом лежали два меча — меч Света и меч Тьмы. Два легендарных в своё время клинка. Их происхождение неизвестно никому, кроме Семангелофа, который подарил каждому из трёх учеников по мечу. Где он их взял, он тогда не сказал, а они не интересовались — подумали, что высокие названия всего лишь названия, не содержащие в себе ничего. Они поняли, что ошиблись, через многие века. Но спросить тогда учителя уже не могли. Единственное, что он сказал им, было: «Каждый должен нести свой меч по тому пути, который ими же и указан — тогда они никогда не схлестнутся».

Меч Света был дан Михаилу, меч Тьмы — Люциферу, меч Жизни — Гавриилу. У самого учителя был меч Смерти, который канул после его пропажи, но ходили слухи, что он был у Азраила, который с помощью него мог возвращать из небытия необходимых ему. Но это лишь слухи, был уверен Михаил.

И вот перед ним лежат два из трёх мечей. Гавриил никогда не пользовался своим, предпочитая обычную сталь.

Михаил поднял глаза на надвигающийся грозовой фронт. Редкое в последние годы явление. Сегодня Ирий вдохнёт свежий воздух, когда пыль прибьётся дождём к иссохшей земле, истосковавшейся по влаге. Вновь он перевёл глаза на мечи. Сначала на тот, что был сделан из тёмной стали. Михаил вспомнил тот день, когда заключил договор с Азраилом и отдал ему меч Люцифера как аванс.

— Ты выполнил возложенное на тебя. — Проговорил он клинку. Он подразумевал то, что благодаря Азраилу Михаил убрал с пути главных оппонентов на Срединный мир. Берсерки вряд ли теперь отважатся после сокрушительного поражения Одраласа. И пусть с людьми они впоследствии нашли общий язык, но Закон не позволит им остаться — это исключено. Аградон лишился и жизни, и сотен своих бёвульсов, коих он считал почти равными себе. Многие из демонов не разделяли этого, но он всегда выбирал зверей, идя на войну, а не воинство своего мира. Демоны, подобно берсеркам, отброшены, но жив ещё один из старейших демонов — Вельзевул. И легионы под его командой при первом же удачном моменте хлынут в Срединный мир. Немезия, хоть и была сродни демонам, но её бегство в Ирий с дозволения Азраила позволило обойти Закон. Демоница была отличным выбором — травить людское племя было её любимым занятием на протяжении многих тысяч лет. Даже после смерти её тело будет отравлять всё вокруг.

Последний, кто может встать против Михаила здесь, в Ирии — Гавриил.

Архангел перевёл взгляд на меч Света — его меч. В его голове замелькали образы давно ушедшего дня его триумфа.

Срединный мир. Семь столетий назад


Азраил улетел прочь выполнять возложенное на него задание. Архангел Михаил стоял над телом Люцифера — израненным, обгоревшим. Чуть поодаль лежал бесчувственный выродок — ему досталось, но не так сильно, чтобы умереть.

Склонившись над телом поверженного Люцифера, Михаил знал, что даже если тот сейчас придёт в себя, то не узнает его — память архангела заперта в душе, а последняя во власти Михаила.

Архангел достал свой меч из ножен. Смерил его взглядом и вложил в руку Люцифера. Ногой прикопал, чтобы меч не прибрали к рукам те, кто здесь может оказаться до пробуждения падшего. Тело Люцифера вспомнит, как держать меч.

— Неси меч к свету. — Прошептал он. — Пройдёт время, и твой меч загорится вновь. Как раз тогда, когда нужно. Он зажжёт огонь в тебе. А вместе вы уберёте с моей дороги всех, кто мешает мне. А потом ты мне его вернёшь.

После этих слов архангел вспорхнул в небо.

* * *


Михаил улыбнулся воспоминанию. Его план удался. Осталось подчистить концы и приступить к выполнению второй части замысла.

Срединный мир. Полгода спустя


На крыше недостроенного корпуса завода ЛОМО стоял мангал, в нём краснели угли. Шекспир активно работал опахалом, доводя их цвет до известного только ему идеала. Иногда изменчивый ветер бросал жар от углей в него, и он щурился, медленно пятясь.

— Нанизывайте. — Скомандовал он друзьям, которые сидели на пенках в паре метров от него. Перед ними была расстелена скатерть, прижатая камнями, на которой был довольно богатый выбор: фрукты, напитки, небольшой тазик с мясом, различная выпечка и столовые приборы.

Зверь деловито запускала руку в тазик и извлекала оттуда промаринованное мясо, после чего то, не менее ловко, нанизывалось на шампуры. Вихрь апатично бренчал на гитаре. Больше на крыше никого не было.

Собрались они сегодня здесь абсолютно без каких-либо причин. Просто встретиться и поболтать за жизнь. За последние полгода многое случилось. Каждый из них работал, времени для встреч было немного. Мир постепенно оправлялся, но конец этого процесса ещё далёк. Дневной рабочий срок увеличен до 10 часов. Экономика толком уравновеситься не может, и поэтому зарплата порой скачет то туда, то сюда. Нет стабильности нигде. И друзья жили лишь тем, что стабильность в их дружбе не скакала.

Шекспир принимал из рук Звери «заряженные» шампура и укладывал их на мангал. Мясо начинало тихо шипеть. Шекс водил носом и внюхивался в источаемый аромат. Пока что его всё устраивало. Зверь тем временем смешивала разные соусы и разливала смеси по небольшим блюдцам, нарезала хлеб. Через некоторое время всё было готово. Вихрь отложил гитару и присоединился к трапезе. Мясо он не ел, а вот на фрукты налегал активно. Шекспир вымазывал мясо в соусе и целиком пихал в рот, долго потом его разжёвывая. Зверь кусала аккуратными кусками, плотно заедая хлебом и запивая квасом.

После того, как все насытились, Шекспир взял гитару в руки. Некоторое время колдовал с колками, а когда настроил по себе, наиграл несколько аккордов. Затем сам себе кивнул и посмотрел на друзей, которые тем временем что-то обсуждали. Музыкант тактично кашлянул, обратив на себя внимание. Когда Вихрь и Зверь повернули головы, Шекс артистично кратко поклонился и начал играть, умело перебирая струны, изредка косясь на гриф. После короткого вступления он не очень умело, но запел:
		   Ну, вот и всё,



		   На том окончен этот бой.



		   Погибли все,



		   Кого считали мы семьёй.



		   Учитель и



		   Лучших пять моих друзей



		   Отдали жизнь



		   За мир, за семьи — за людей.







		   Нас Ангел вёл,



		   Мы за него б жизнь отдали,



		   И он за нас.



		   Но его вдруг отняли…



		   Где он теперь?



		   Быть может, ещё жив?



		   Но видит бог…



		   Хотя вот он походу миф.







		   Прощайте все,



		   Кто не проснулся поутру.



		   Простите нас.



		   Немногим были по нутру.



		   Теперь нет НАС,



		   Погибли в битве за людей…



		   Лишь трое нас



		   Осталось из восьми друзей.







		   И что теперь?



		   Мир не готов всю правду знать.



		   Мы вновь никто,



		   Чтоб за планету умирать.



		   Жизнь вновь долга,



		   Но только как её прожить?



		   Мы спасли мир,



		   Который вам теперь ценить.







		   Никто из вас



		   Не знает правды мира всей,



		   И потому



		   Нет мира даже средь людей.



		   А знали бы,



		   Кто существует кроме вас…



		   А толку-то…



		   Вас ведь заботит только власть…







		   Ну, вот и всё!



		   Друзей запомним на века



		   И сохраним



		   Их подвиг долгие года,



		   Не на века…



		   Ведь нам столько не прожить.



		   Ну, вот и всё.



		   Живём, что подвиг ваш хранить.








Он сыграл ещё один круг и зажал струны ладонью, сделав резкую концовку. Он смотрел в ноги сидящим напротив друзьям и ждал реакции. Наконец Зверь, немного ошеломленно, ударила в ладоши. Шекс поднял голову и увидел, что она в слезах.

— Растрогал. Йес! — Гордо улыбнулся он.

— А ты молодец. — Протянул Вихрь. — Я от тебя ожидал подобного, конечно, но ты мои ожидания превзошёл. — Парень привстал и похлопал друга по плечу. Зверь просто показала большой палец в знак одобрения и, вытирая слёзы, кивнула.

— Спасибо. — Сказала она, скрыв лицо в ладонях.

— Пожалуйста. — Тихо проговорил Шекспир. Он, довольный собой, ещё раз улыбнулся и отложил гитару. Налил себе квасу и промочил горло. Наступило молчание…

Ирий. Близ крепости Аэрдос


Мощные крылья несли архангела к крепости. Рыжеватые волосы, связанные в хвост беспокойно бросало в стороны при смене потока ветра. В ножнах между крыльев находился меч с зеленоватой рукоятью. Доспех на архангеле был вполне обычным для этого мира, отличался разве что руной «Жизнь» на нагруднике.

Крепость приближалась, и летевший острым взором видел, что на смотровой площадке его ожидают. А может и не его. Так или иначе, распластав крылья по полу, Михаил сидел посередине площадки. Перед ним лежали два меча. Летящий архангел заложил крылья и спланировал вниз, немного жестковато приземлившись недалеко от Михаила.

Выглядел Михаил жутковато. Крылья загребали нанесённый ветрами песок, который давненько никто не сметал. Волосы распущены и засалены, слипшиеся и местами со свитыми ветрами колтунами.

По всему было видно, что архангел сидит здесь не первый день. А вполне возможно, что и не первый месяц.

Михаил нехотя поднял взгляд на приближавшегося к нему Гавриила. Тело его заиндевело от обездвиженного сидения на месте. Прошло достаточно времени, он перестал считать. Он ждал Гавриила, и тот явился к нему. Губы Михаила изобразили довольную улыбку. Однако вставать он не спешил, ограничиваясь тем, что поднял голову и, едва заметно, приветственно кивнул.

Гавриил, сделав несколько шагов, остановился и оглядел мечи. Невольно рука дёрнулась к тому, что висел за его спиной, но он быстро пресёк это движение, перенаправив его на волосы, которые немного растрепало изменчивым ветром на высоте.

— Не могу поверить. — Покачал головой Гавриил. — Ты убил Люцифера. И чего ты этим добился?

— Я сделал то, что должен был.

— Кому? Кому ты должен был? Из-за вашей грызни Ирий погибает, и ему осталось недолго. Хорошо, если век. И всё… И прошу заметить, что, убив Люцифера, ты всё равно проиграл.

— Нет. Ещё нет.

— Мессия мёртв. Когда там появится новый — неизвестно. А если учесть, что между третьим и четвертым промежуток составил полторы тысячи лет по меркам Срединного мира, то Я не жду быстрого появления того, кто мог бы взять в руки один из мечей.

— Они там, — Михаил ткнул пальцем вниз, явно намекая на жителей Срединного мира — людей, — забыли, кем были. Всё забыли. Редко кто-то из них задумывается, зачем он живёт, хотя Я не могу назвать это существование жизнью. Люцифер не зря носил своё имя. Истинно, он был несущим свет. Он запустил механизм Конца Света, который привёл людей к свету. Жаль, до конца довести не удалось…

— Да. Привёл. Но ведь лишь на мгновение.

— Уже что-то. — Архангел, превозмогая боль, встал. — Ты не находишь?

Гавриил отрицательно покачал головой.

— Не понимаешь. А вот Я понимаю, что даже то, что мы имеем на данный момент — это результат.

— Просветишь?

— Изволь. — Михаил потянулся, расправил крылья — суставы надрывно хрустнули, на лице Михаила проскользнуло некое облегчение. — Закон придумали, чтобы запереть нас здесь навеки. Чтоб мы здесь сдохли. Кто бы ни стал Мессией в срединном мире, он вполне мог одолеть берсерка, что случилось в первые два раза и в четвёртый. Затем пласт демонов, где у руля был Аградон и никого, кроме своих собак, не видел и, естественно, тоже проигрывал. Тенденция отправлять туда кого-то из ангелов опять же кончалась неудачей в виду того, что как бы ангел силён ни был, но ему мешают крылья, и он тоже проигрывал бескрылому Мессии. Когда Я это понял, то пошёл нетривиальным путём. Я помог людской женщине выносить дитя от меня. Они слабы, если бы не постоянная подпитка энергией отца… — Гавриил сделал жест, давая понять, что ему это малоинтересно, и хотелось бы ближе к теме. Михаил прервался на миг, затем продолжил.

— Я не предвидел, что Люцифер так дерзко сорвёт мой план, убив моего сына — третьего Мессию, у которого были все шансы выстоять до боя со мной. И наша родина стала бы вновь нашей на законных основаниях.

Затем Вторая Война, очередной крах Люцифера, и в итоге Я помог стать ему Мессией, всё с той же целью — чтобы он пал от меча кого-то из Ирия, но Я недооценил его. — Михаил тяжело вздохнул. — Но Я подстраховался.

— Подстраховался?

— Да. Ты удивлён?

— Что, ещё одна женщина там выносила твоего ребёнка?

— Не моего. — Михаил улыбнулся.

— Ты несёшь бред. Люцифер не стал человеком ни на миг. Он бы и не взглянул на бездушных.

— На бездушных — нет. — На этот раз Михаил засмеялся. Хриплый смех казался издевательским и, вполне возможно, таковым и являлся. Гавриил замер с ожидающим ответа лицом. Его немой вопрос был достаточно громок, чтоб переспрашивать. Смех прекратился, и Михаил выпалил. — Валькирия. — И вновь засмеялся.

— Что?

— Я имел грубость обескрылить одну из них и заставить, во что бы то ни стало, заиметь ребёнка от Люцифера. С чем она прекрасно стравилась, скажу Я тебе.

— Сколько ребёнку лет? — Ошарашено спросил Гавриил.

— Он ходит под небом Срединного мира вот уже семьдесят лет — если считать нашими годами.

— То есть ему примерно двадцать лет?

— Двадцать три, если быть точным. И на отца он похож, просто как две капли воды. Неожиданный результат, особенно если учесть, что валькирии обычно рожают только себе подобных и никаких особей мужского пола.

— Я не позволю тебе выполнить задуманное. Ты бросаешь в пекло сначала своего сына, теперь сына Люцифера, об отце который, к счастью, не знал.

— Не знал, но его всегда тянуло к отцу. Он опоздал. Но Я уверен, что он встретит тех, кто его подготовит к очередному «концу света».

— Этого не будет. — Тихо произнёс Гавриил и медленно вытащил свой меч из ножен.

— Да брось! Ты хочешь сдохнуть вместе с этим миром?

— У всех нас своё место — моё, видимо, между тобой и Срединным миром. Ты сошёл с ума.

Михаил вытянул ладонь, и меч Света тот час занял место в сжатом кулаке.

— Ну, что ж…

Они стояли друг против друга. Гавриил сосредоточенно наблюдал за тем, как Михаил разминает тело для боя. По большому счёту напасть на него сейчас могло оказаться меньшим злом, но честь архангела для Гавриила не пустые слова…

Срединный мир


Трое друзей вальяжно стояли на ступенях эскалатора, который мерно спускал их в недра питерской подземки. Наговорившись за день, они спускались молча. Народу было немного, хотя так сейчас даже в часы пик — слишком многих забрали странные происшествия прошедшего года. Но жизнь идёт точно так же, как работает этот эскалатор — мерно, своим темпом, иногда поскрипывая.

Внизу ехал Вихрь, обратившись лицом к Звери, что стояла на следующей ступеньке. Он что-то показывал ей в телефоне, какие-то фотографии с работы. Она порой смеялась, а он вставлял комментарии. Последним ехал Шекспир, закрыв одно ухо наушником и полусонно оглядывая проезжавших мимо людей на эскалаторе, едущем вверх. Улыбаясь привлекательным девушкам, а то и подмигивая.

Но сегодня ему не везло — ехали мимо него одни лишь рабочие, заступавшие через некоторое время в ночные смены на своих заводах. Взгляд зацепился за беловолосого человека, тот ехал снизу и постепенно поднимался до их уровня. Лицо показалось Шексу смутно знакомым, но он не мог понять, кто это. Спустившись вниз, он ткнул Зверя локтем и аккуратно указал ей на него.

— Не помнишь такого? Знакомое лицо просто — точно где-то видел.

Девушка присмотрелась, что-то про себя отмечая, затем покачала головой.

— Определённо знакомое, но кто…

Вихрь, не стесняясь, уставился на человека. Тот был, вероятно, их ровесником или около того. В глаза бросались белые волосы, при этом щетина и брови были такого же цвета — альбинос. Одет был по-рабочему, видимо, работал здесь и ехал вместе с работягами на смену. На миг он глянул на уставившегося на него Вихря, и тот заметил красноватые белки глаз. Цвета самих глаз он различить не успел, да и далековато было.

Когда альбинос уехал вверх, Вихрь, не отрываясь, глядел ему в затылок, прямо таки буравя взглядом.

— Вихрь, обернись, а то зажуёт. — Кивнула на конец эскалатора ему Зверь, тот вовремя обернулся всем телом и спрыгнул в нужный момент. Отходя от спуска, Вихрь ещё раз обернулся и посмотрел вслед уже скрывшемуся парню. Не увидев его, он продолжал смотреть куда-то вверх, и во взгляде его словно мелькали увиденные им когда-то лица, сопоставляемые с только что замеченным.

— Вихрь? — осторожно коснулась его рукава Зверь. Она раньше не замечала такого за ним. Да и Шекс стоял, глядя туда-сюда, не понимая, что с другом.

Вихрь моргнул и, щёлкнув пальцами, указал наверх и выпалил:

— Да он же копия Анхеля. Настолько похож, что я даже не подумал как-то…

Зверь и Шекспир переглянулись — в точку! Шекспир, не задумываясь, понёсся вверх по поднимающемуся эскалатору. Друзья рванули следом. Очень быстро из динамиков донёсся голос, говоривший о том, что нельзя бегать по эскалатору, но трое несшихся вверх не слушали. Пробираясь сквозь редко стоявших людей, они упрямо шли вверх. Подниматься по движущейся лестнице сложнее, и быстро начинают болеть ноги, но настойчивость перевешивала. Наверху их попытались остановить, видимо, чтобы оштрафовать, но это не получилось — Вихрь, ведомый целью, просто сбил с ног вышедшего навстречу человека в форме работника метрополитена и пронёсся дальше. Зверь, пробегавшая следом, извинилась, но, кажется, работник её не слышал.

Выбежав на улицу, они начали суматошно оглядываться, но нигде не могли увидеть искомого человека. Шекс забежал за угол, но там его не было видно, а дальше он уйти не мог — значит, подземный переход. Они направились туда и уже через несколько поворотов увидели вдалеке белые волосы — парень был довольно высокого роста. Не меньше Анхеля.

Они нагнали его уже на лестнице, ведущей к памятной улице. Догнав, Вихрь встал перед ним, чем изрядно испугал парня. Тут подоспели Зверь и Шекс и, непреднамеренно, окружили его.

— Вам чего? — при всем том твёрдо спросил альбинос.

— Ты, главное, не волнуйся. — Выставила ладони Зверь. — Мы только спросить хотели, тебе случайно имя Анхель не знакомо?

Парень посмотрел на неё взглядом, где было смешано удивление и тоска. А ещё некоторая доля надежды.

— Анхель? — Переспросил он. Вихрь кивнул, остальные промолчали. — Анхель Руиз?

— Эээ… да. Но этой фамилией он не пользовался уже давно.

— Откуда ты её знаешь? — Бесцеремонно повернул его к себе Шекс.

— Мать сказала, что так зовут моего отца.

Настало долгое молчание, трое друзей переглядывались между собой, но через некоторое время их взгляды скрестились на сыне Анхеля.




Эпилог


В тот самый миг, когда ученики Люцифера узнали о том, что у их учителя есть сын, а в Ирии архангелы сорвались со своих мест и понеслись друг на друга, занося мечи, в Срединном мире, близ горы, что зовётся Кайлас, седой пожилой странник поднял глаза к небу. Его антрацитовые зрачки смотрели вверх, словно видя то, что творится в мире, что находился выше этого неба. Затем он посмотрел на запад и закрыл глаза. Глубоко вздохнул и покачал головой.

Рядом с ним стоял ещё один странник. Он смотрел на своего спутника вопросительным взглядом. Но тот пока молчал.

— Что случилось? — Не выдержал он, наконец.

— Это не закончилось. Что-то сейчас там случилось. Что-то невероятное. Такого раньше не бывало.

— О чём ты, Семангелоф?

— Мы должны найти сына Люцифера. Он — последнее связующее звено, он будет новым Мессией.

— Но ведь и года не прошло!

— Сеной, Я же говорю — там что-то из ряда вон. Не удивлюсь, если опять Высшие.

— Не хватало только их. В тот раз едва укрылись.

— Мы должны идти. Скорее. Нужно как можно быстрее попасть в Россию. Сын Люцифера там.

— Для чего он нам?

— Я учил трёх ангелов, и они стали архангелами. Если Я правильно понимаю то, что задумал Михаил, то парнишка очень скоро окажется между молотом и наковальней. А он ни в чём не виноват. Он не отвечает за своего отца, которого даже не знает.

— Стоит ли нам в это лезть? Нас было трое, и где теперь Сансеной?

— Мёртв… — Глухо отозвался Семангелоф.

— Мёртв. — Повторил, глядя на него, Сеной. — Уж не собрался ли и ты в вечный полёт, хоть мы и лишены крыл давным-давно?

— Он всех нас ждёт. Но Я верю, что должен хотя бы попытаться спасти парня от смерти.

— Семангелоф. Подумай ещё раз.

— Я подумал. Я решил. Твоё дело — последовать за мной или нет.

Наступило молчание. Ветер тихо свистел над их головами. Солнце медленно уходило за одну из вершин, быстро темнело. Сеной покачал головой, затем развёл руками и проговорил:

— Ну, ты же прекрасно знаешь, каков мой ответ.

— Стало быть, не будем медлить. — Хлопнул по плечу Семангелоф Сеноя и дружески подмигнул ему. Тот, улыбаясь, кивнул. Они вместе посмотрели на запад.

Путь определён.


notes



Примечания





1


Табориты — радикальное крыло гуситского восстания в Чехии




2


Вот и хорошо




3


Швейцарская гвардия — основные вооружённые силы Ватикана, образованы в 1506 г.




4


Биль — одна из разновидностей гвизармы.




5


Гвизарма — вид алебарды с длинным узким, слегка изогнутым наконечником, имеющим прямое, заостренное на конце ответвление. Первый клинок, прямой и длинный, служил для поражения врага, а вторым искривленным клинком перерезали сухожилия у лошади противника или стягивали его с лошади.