Драгоценная паутина
Максин Барри


Наверное, трудно себе представить, какими не совсем похожими внешне и уж совсем не похожими по натуре могут оказаться близнецы, разлученные в младенчестве. Что это – каприз или злая игра природы?..

Героиню романа, двадцатилетнюю рыжеволосую красавицу Флейм, судьба сводит с братом в момент, который должен определить не только их дальнейшую жизнь, но и жизнь всех близких им людей. Коварные интриги, любовные приключения и ожесточенное соперничество органично переплетаются в этом романе, где даже блеск золота и драгоценных камней не может затмить поразительных по силе человеческих чувств и страстей.


Максин Барри

Драгоценная паутина


Об авторе


Максин Барри хорошо известна нашим читателям, интересующимся серией «Скарлет», по вышедшим книгам «Лед и пламень», «Карибское пламя».

Для тех же, кому почему-либо не удалось познакомиться с творчеством этой замечательной английской писательницы, мы сообщаем некоторые сведения о ней. Максин Барри живет в маленькой деревушке в графстве Оксфордшир, приютившейся на окраине Котсуолдса, вместе с родителями-инвалидами и серым котом по кличке Китс.

Прежде чем полностью посвятить себя писательской деятельности, она в течение пяти лет работала помощником ученого секретаря Сомервиллского колледжа в Оксфорде, все свое свободное время пропадая в библиотеке колледжа, славящейся богатым собранием книг. Максин владеет искусством каллиграфии, много и запоем читает, обожает долгие пешие прогулки на природе и терпеть не может ходить по магазинам.

Ее первый роман «Похищенный огонь» имел большой успех не только в Англии, но и в других странах, в том числе и в России, и мы надеемся, что книги Максин Барри, вышедшие в серии «Скарлет», будут не менее популярны.


ПРОЛОГ


Оксфордшир, Англия, 1977


Старая дама умирала. Она лежала в кровати восемнадцатого века на четырех столбиках с балдахином. На стенах спальни, обитых выцветшим бархатом, висели портреты кисти Гейнсборо, Тернера и Лели. Джессика, леди Сирамор-Форбс, ничего не имела против смерти, но ожидание становилось утомительным.

Из старого сада доносилось пение черных дроздов, и ей хотелось оказаться там, подставить лицо теплым лучам солнца. Окна Ванкувер-холла выходили на долину Эйлсбери, окруженную плодовыми деревьями и двумя сотнями акров прекрасной пахотной земли. Леди Сирамор-Форбс улыбнулась, и следы былой красоты проступили на морщинистом пепельно-сером лице. Но острая боль внезапно пронзила исхудавшее тело, слишком маленькое и хрупкое на фоне огромной резной кровати. Ей снова захотелось, чтобы мрачная жница с косой поскорее явилась и забрала ее с собой. Впрочем, нет, еще рано. Пусть подождет, пока не придет Годфри с новым вариантом ее завещания. Она должна подписать эту бумагу.

Словно прочитав мысли старой дамы, Годфри Джеймс влетел в комнату. Ему было уже за шестьдесят – поджарый, как гончая, и высокий, больше шести футов ростом. Когда он наклонился к ней, Джессика тихо засмеялась.

– Привет, Годфри. Ты, как всегда, мерзнешь?

Годфри тоже рассмеялся.

– Здесь все еще холодно, Джесс!

Это была их давняя шутка. Джессика знала, что Годфри не одобрял болезней и смерти, и она, его старинный друг, впала в немилость, когда в смешном возрасте – девяносто один год – у нее вдруг обнаружился скоротечный рак.

Даже не подумав спросить разрешения, Годфри плюхнулся тощим задом на постель, открыл кейс из свиной кожи и вынул внушительную пачку бумаг.

Бесценный Годфри. Как всегда, он приступал к делу не медля. Качество, которым она сама обладала в те далекие времена, когда женщине отказывали в возможности самостоятельно выбрать даже пару перчаток для себя.

– Здесь все так, как ты распорядилась.

Дребезжащий голос Годфри заставил старую даму сосредоточиться. Все еще острый и ясный ум Джессики принялся за работу. Она прочла переделанное завещание от первого слова до последнего. Потом вздохнула, дернула за веревочку, и раздался звонок. Тотчас на пороге спальни появились две женщины. Годфри узнал в них горничную и повариху.

– Страйкер, Харрингей, я хочу, чтобы вы засвидетельствовали мою подпись на этих документах, – объявила она им тоном приказа.

Джессика поставила свое имя в трех местах, Годфри показал, где подписаться свидетельницам, а после них расписался на бумагах сам. Джессика кивком отпустила слуг и устало откинулась на подушки.

– Ну теперь ты готова отвалить? – с мрачной грубостью спросил Годфри, пряча в кейс новый вариант завещания.

– Да, пожалуй, – сказала она. – Черт бы побрал моего внука, из-за которого мне приходится возиться со всем этим. Выходит, я полжизни потратила на то, чтобы сохранить и приумножить семейное состояние, и еще полжизни на то, чтобы проклинать тех, ради кого старалась!

Годфри ухмыльнулся.

– Без этого тебе было бы скучно.

Джессика засмеялась: замечание адвоката не было лишено смысла.

Годфри взглянул на нее, и лицо его снова стало печальным.

Джессика с обожанием посмотрела на него, а потом сказала:

– Я разрешаю тебе спросить. Да, теперь, когда я умираю, можешь задавать любые вопросы.

Годфри кивнул.

– Хорошо. Джесс, почему ты вышла замуж за лорда Хэмфри Арботнот Кливертон Сирамор-Форбса? О Боже, что за имя! Слабый, не слишком симпатичный, гуляка и мот… Да разве были у него в голове мозги?

Джессика, довольная брезгливым отвращением, звучавшим в его словах, расплылась в широкой улыбке.

– Вот именно потому, что он был таким, как ты говоришь. – Она облизала губы, которые некогда считались самыми прелестными во всем королевстве, созданными самой природой для поцелуев. Сейчас они истончились, посинели и стали болезненно сухими. – Он был слабый, значит, я могла быть сильной. Нелегко было женщине выстоять в викторианские времена, сам понимаешь. Он не был красив, значит его легко было уломать и подтолкнуть к алтарю! И потом, какая другая женщина могла его возжелать? Он любил тратить деньги, поэтому никогда не пытался помешать мне их тратить. Неважно, что над этим смеялись. Ведь все было так понятно! Многие поколения Сирамор-Форбсов были землевладельцами и фермерами. И вдруг они становятся торговцами! Да чем?! Самыми изысканными драгоценностями в Англии! Как все смеялись. Но только вначале. А потом… – Джессика от удовольствия захихикала. – Ты ведь знаешь, как мы потом прославились. Но больше всего, надо признаться, меня привлек его титул. Он придал моему бизнесу респектабельность и позволил занять достойное место в высшем свете. Какого мужа еще я могла бы желать для себя?

Годфри кивал, соглашаясь с каждым ее словом, пока она не закончила говорить. А потом, к своему удивлению, выпалил:

– Ну а как же любовь, Джесс? Как насчет этого?

Джессика вдруг улыбнулась таинственной улыбочкой, которая немало заинтриговала Годфри.

– О, это у меня тоже было!..

– К Хэмфри? – От недоверия голос Годфри поднялся на целую октаву.

– Ну конечно нет, – призналась Джессика, засмеявшись теперь уже почти застенчиво. – О, не смотри на меня так потрясенно, Годфри. Свои обязанности я выполнила: Джеймс был сыном Хэмфри, а Малколм – его внук.

Годфри кивнул.

– Ты действительно думаешь, что Малколм собирается продать «Альциону»?

– Не уверена. Мальчик всегда обожал Равенскрофт и благоговел перед семейным титулом. Возможно, графы Равенскрофты даже имели шансы на трон… – Ее голос дрогнул на последнем слове, Джессика тревожно вздохнула, но продолжила – уже мрачно – объяснять Годфри причину своих последних действий. – Малколм хочет все деньги от продажи нашего бизнеса потратить на переделку и реставрацию Равенскрофта. Сам знаешь, я всегда вкладывала прибыль в дело – исключительно в «Альциону». Я никогда не любила этот дом, похожий на мавзолей. Да и потом две мировые войны многое изменили, женщины больше не покупают очень дорогие камни, они не могут себе этого позволить. «Альционе» надо работать гораздо эффективней, чтобы удержать свои позиции. Малколм никогда этого не понимал.

– Но ты его хорошо обучила, Джесс, – тихо сказал Годфри. – Если ты помешаешь ему, он до неузнаваемости изменит компанию, а кругленькой суммой прибыли распорядится по своему усмотрению.

С того момента, когда «Альциона Джеллери эмпориум» открылась в Вудстоке, выше всего здесь ценилось качество. Очень скоро компания добилась репутации, не уступающей старейшим и наиболее престижным ювелирам Англии. Малколм хотел ввести более современные методы торговли, и это желание стало причиной крупных ссор между бабушкой и внуком. Кроме того, Малколм плохо обращался с Франческой, на которой был женат всего год. Даже то, что Франческа родила ему двойню, мальчика и девочку, а значит, фамилия Сирамор-Форбсов получила продолжение, не прибавило ей уважения мужа, если верить сплетням, доходившим до бабушки. Малколм третировал свою жену, что вызывало у Джессики возмущение. Еще и поэтому она его не любила.

– Да, верно, – согласилась Джессика с Годфри. – именно поэтому я оставляю компанию его детям – Альционе и Джастину. Они еще совсем маленькие, и у Малколма есть двадцать лет, чтобы руководить фирмой. Видишь, я не ущемляю его в правах, Годфри, – устало подчеркнула она.

– Но ты ведь знаешь, как ему это не понравится. Я имею в виду то, что половину ты оставляешь девочке!

– Да, такова моя воля, – голосом твердым, как алмазы, которые она покупала в Южной Африке, заявила Джессика. – Женщина всегда была и продолжает быть равной любому мужчине, Годфри, – заявила она. – Маленькая Альциона не станет исключением, запомни мои слова.

Она сделала паузу, чтобы набрать воздуха, обеспокоенная тем, что произнесла это с большей уверенностью, чем, может быть, следовало. У нее были «свои люди» в Равенскрофте. Они рассказывали, что малышка Альциона очень похожа на нее, Джессику, даже цветом волос. Но когда она вырастет, станет ли похожа на нее в остальном? Хватит ли у нее духу бороться с отцом и братом за свои законные права на половину «Альционы», в честь которой ее назвали? Джессика твердо верила, что у руля ювелирной империи должна стоять женщина. Кто, как не она, способна оценить прелесть сверкающих драгоценностей, красоту холодного камня, его извечное колдовство и чистую магию? Но это должна быть умная и деловая женщина! А если Альциона окажется другой? Если она не сможет бороться и победить? Отвоевать себе место в семейном бизнесе?! Сама Джессика никогда не боялась и не пасовала перед жестокой реальностью.

Она вздохнула. Что ж, ставки сделаны – оставалось надеяться на лучшее…

Она подумала о подарке, отданном ею на сохранение Уолту Мэттьюзу, которого она избрала защищать интересы «Альционы», пока наследники не достигнут совершеннолетия. Мэттьюз получил четкие указания: отдать девочке подарок в день свадьбы. Не чрезмерная ли это щедрость, особенно после того, как по последнему завещанию она взвалила на хрупкие невинные плечи груз, под тяжестью которого можно сломаться? Но что еще она может сделать? Она дает этой девочке шанс найти свое место под солнцем! В конце концов, маленькая леди Альциона Сирамор-Форбс была единственным «вкладом» Джессики в будущее.

Старая леди лежала в постели, а солнце уходило за горизонт, как бы увлекая и ее за собой. Но Джессика продолжала размышлять: интересно, что из всего этого выйдет?..


ГЛАВА 1


Колледж Радклифф, США (наши дни)


Обнаженный юноша был потрясающе красив. Не двигаясь, устремив взгляд в окно, он сидел на высоком стуле, и широкий шарф с эмблемой университета Онтарио, повязанный вокруг его пояса, свободно ниспадал почти до пола. Солнечные лучи освещали светлые волосы; они вспыхивали, создавая ореол вокруг головы. Из-за слишком правильных черт лица он не мог быть хорошей моделью для художника, но миссис Уиттингэм надеялась, что ее студенты все же оценят своеобразие внешности юноши. Преподавательница художественного мастерства медленно ходила среди десятка учеников, уверенная, что не многие из них сумеют точно передать его характерный подбородок.

Модель, а ею был студент-юрист из Гарварда, меньше всего заботило, какие проблемы с его подбородком возникнут у учеников из Радклиффа. Он с нетерпением ждал того момента, когда можно будет подойти к девушке, которая приковала к себе его взгляд, как только он переступил порог комнаты. Увидев ее, высокую, с каскадом волос цвета яркого пламени, он остолбенел.

– С тобой все в порядке, Джек? – спросила Джанет Уиттингэм.

Он печально улыбнулся высокой седой женщине.

– Ну если я немного разомнусь, то выдержу.

Она кивнула. Парень взял полотенце, обернул его вокруг талии и соскочил со стула. Он потянулся, расправил плечи и, ступая как можно осторожнее, направился в сторону рыжеволосой девушки, чтобы взглянуть на ее рисунок. Сидящая впереди студентка, явно догадавшись о его намерениях, громко прошептала:

– Ее зовут леди Флейм. Хочешь верь, хочешь нет!

Джек посмотрел на темноволосую, коротко стриженную простушку, которая произнесла это имя.

– Твоя подруга? – так же шепотом спросил он.

– И соседка по комнате, призналась Венди Гиббс. – В Фейхаузе, – добавила она с усмешкой, наблюдая, как тот крадется к ее подруге, а потом поморщилась. Венди не знала, что лучше – проклинать или благодарить судьбу, которая свела ее с леди Альционой Сирамор-Форбс? Леди Флейм – леди Пламя[1 - Flame – пламя (англ.). Здесь и далее прим. ред.], как называли Альциону из-за цвета ее волос, – была приятная, честная и настолько же умная, насколько и красивая девушка.

Оказавшись за спиной Флейм, Джек не мог оторвать взгляд от ее роскошных волос удивительного цвета. Не красного, не оранжевого и не желтого, но причудливого сочетания всех трех цветов. Ее кожа, в отличие от большинства рыжеволосых, не была ни бледной, ни веснушчатой, а самого настоящего цвета сливок. Рот не слишком большой и не слишком маленький. Подбородок выразительный, но не надменный. Нос тонкий, аккуратный. И… У Джека перехватило дыхание, когда она, почувствовав его присутствие, оглянулась и посмотрела на него через плечо. Он ожидал увидеть зеленые глаза, но вдруг обнаружил, что они черные как ночь, глубокие и, казалось, видят его насквозь. Он с трудом проглотил слюну.

– Привет! Прости, если отвлекаю, я…

– Ну же, Джек! – Джанет Уиттингэм подняла бровь.

Он, совершенно счастливый, вернулся на свое место, полный ошеломляющего впечатления, которое произвела на него эта девушка. Он влез на стул и взмолился, чтобы это впечатление не сыграло с ним злую шутку. Под пристальным взглядом студентов-художников это не осталось бы незамеченным.

Джанет Уиттингэм медленно поплыла по комнате и остановилась за спиной Флейм. Глядя на ее рисунок, она слегка нахмурилась. Было что-то… странное в нем. Флейм добилась стипендии в Радклиффе упорным трудом и бесспорным талантом. Джанет Уиттингэм не на что было жаловаться, девушку совершенно справедливо включили в программу по живописи, у нее очень техничный рисунок, блестящий, лучший в классе. Она прекрасно улавливала игру света, и все-таки… Да, подумала Джанет, странно, но скорее всего дело в темпераменте Флейм Сирамор-Форбс, который дает о себе знать таким образом. Но нет… Нет… Джанет покачала головой и вздохнула. Как нехорошо, что она не может точно сформулировать свои ощущения. Она знала про несколько ювелирных вещичек, сделанных Флейм для подруг в авангардистском духе, очень популярном среди студентов, и подумала: именно дизайн ювелирных украшений, а не живопись и рисунок как таковой, является сильной стороной Флейм Сирамор-Форбс на самом-то деле. Но стоит ли этому удивляться?


После занятий девушки вернулись к себе в комнату, типичную студенческую комнату на двоих, украшенную постерами от французских импрессионистов до Дали. Флейм аккуратно положила на стол блокнот для рисования, книги и коробку карандашей, а Венди бросила все это на неубранную постель.

– У тебя даже постель заправлена, – проворчала она. – Это просто отвратительно, Форбс. Отвратительно!

Флейм засмеялась и, чтобы как-то угодить подруге, плюхнулась на кровать. Она была в джинсах «ливайз» и белой рубашке, но выглядела, как модель на отдыхе. Венди хмуро уставилась на нее.

– У меня что, нос в краске, Гиббси? – спросила Флейм нараспев, как говорят на рынках в Новой Англии. Никто бы не признал в ней сейчас дочь английского графа.

– Извини, но я для тебя совсем неподходящая соседка. Наверное, куча народу предлагала тебе поменяться. – Она быстро посмотрела на Флейм. – Правда ведь?

Да, правда. Новичку первокурснику не надо много времени, чтобы показать себя, и Альционе Сирамор-Форбс очень скоро отвели место на самом верху студенческой иерархической лестницы. Не только внешность, но и интеллигентность, великодушие и щедрость стали тому причиной. Мальчики с первого дня потирали руки в предвкушении… Но очень скоро им пришлось поумерить свой пыл: вопреки ожиданиям, Флейм ни с кем не путалась. Однако больше всего студенты ценили ее умение… делать украшения. Из металлических банок из-под кока-колы она делала дешевые серьги, которыми повально увлекались девчонки, браслеты из переплетенных медных проволочек, подвески из разных камешков. Но хитом семестра стали раскрашенные колье и браслеты из железа и алюминия. О Флейм даже написали в местной газете, восхищаясь ее мастерством. Весьма высокая оценка для студентки первого года обучения.

– Мне очень нравится жить с тобой в одной комнате, – дружелюбно сказала Флейм.

– Ой, ну меня просто тошнит! – застонала Венди, но улыбка ее была радостной. – Кстати, как тебе наша сегодняшняя модель? Красавчик, да?

Флейм вздохнула, легла на живот, потянулась и подперла рукой подбородок.

– Почему бы тебе им не заняться? – тихо спросила она.

Венди повернулась на бок, посмотрела на нее и спросила себя, бывают ли на свете люди, более непохожие, чем они с Флейм?

– Слушай, Флейм, я ведь некрасивая. Так? Не пытайся изображать героиню викторианской эпохи. Я такая, какая есть! И с мужчинами мне очень не везет. На свиданиях я вывожу их из себя, – добавила она, сердито посмотрев на нее.

– Можно подумать, что свидание это война, – сказала Флейм, а потом вдруг откровенно призналась: – Ты знаешь, а ведь я… я никогда… еще не спала с мужчиной. – Она произнесла это очень нерешительно, но не сомневалась, что Венди не предаст ее. – Мне девятнадцать, и иногда я чувствую себя последней девственницей планеты.

Венди кивнула. Признание Флейм ее тронуло, хотя она сама догадалась об этом уже в первые часы знакомства. Да, как ни невероятно, но Флейм девственница.

– В таких семьях, как твоя, это обычное дело, – заявила Венди. – Итальянцы ведь всегда надежно охраняют своих хорошеньких дочек.

Семья Флейм по материнской линии, насколько было известно Венди, из старинного и очень уважаемого рода, снабжавшего европейскую аристократию драгоценностями еще со времен Борджиа. Интересно, каково это, иметь такое происхождение? Венди наблюдала за подругой, которая лежала на кровати и своей позой напоминала греческую скульптуру. Ну просто трагическое воплощение девственности! Венди засмеялась.

– Что здесь смешного? – спросила Флейм и сама захохотала. Выражение ее лица мгновенно переменилось, став беззаботным и естественным.

– Да ничего, мы сами, – сказала Венди. – Ну и парочка!

Флейм вскинула красивую головку.

– В день моего шестнадцатилетия мама сказала, что ей стоило больших усилий воспитать меня более свободной, чем принято в нашей семье. – Она улыбнулась, почувствовав, как напыщенно прозвучали ее слова, а потом подумала о матери. Она знала, как ужасно страдала Франческа в браке с английским графом Малколмом. Отцом, которого она, Флейм, не помнила. Малколм еще в раннем детстве разделил их с братом Джастином, с которым они были близнецами. Его она тоже больше никогда не видела. Лишившись сына, мать невыносимо страдала. Не этот ли горький опыт привил Франческе отвращение к мужчинам на всю жизнь? Иначе почему ее мать, такая красивая, богатая, созданная для брака и семейной жизни, столько времени была одна? Глава семьи граф Корральдо подал петицию папе с просьбой разрешить племяннице развод. Это было пятнадцать лет назад. Слишком долгий срок для женщины, чтобы оставаться без любви и мужского общества.

Венди нагнулась и достала из-под кровати сигарету с травкой. Затянувшись, она молча посмотрела на Флейм, поймав ее печально-предостерегающий взгляд. А потом весело вскочила и открыла окно, чтобы выветрился запах марихуаны.

– Ну не могу дождаться! До ужаса хочется послушать про свободу, которой тебя одарили.

Флейм рассмеялась.

– Фу, какая ты циничная! Да ничего из ряда вон выходящего. Ну, например, после четырнадцати лет я могла не ходить в церковь, если не хотела. Сама мама до сих пор не пропускает ни одного воскресенья. Даже несмотря на то, что с ней произошло, она остается истовой католичкой. А я не помню, когда в последний раз была в церкви.

– Впавшая в грех католичка! Боюсь за твою бессмертную душу.

Флейм засмеялась.

– Ну тогда еще один пример. Моя мама, в отличие от меня, училась в Маунт-Холиоке, как и все женщины семейства Корральдо, которые хотели получить образование.

– Ах ты мятежница! – весело воскликнула Венди.

Флейм поморщилась, но подруга не заметила.

– Иногда, – мрачно сказала она, – я чувствую свою жизнь совершенно бессмысленной. А себя бесполезной.

– Ну, леди Альциона Сирамор-Форбс, если твоя жизнь бессмысленна, что говорить о нас, смертных? – с вызовом спросила Венди и сердито вдавила недокуренную сигарету в пепельницу.

– Я же не виновата, что мой отец был английским графом? – с обидой сказала Флейм.

– Был? Он умер что ли?

– Нет, не думаю. Нет.

Венди хихикнула. А Флейм быстро отвернулась от окна, опустила плечи, совершенно смутившись.

– Ты не думаешь? – спросила Венди. – Что это у вас за семейка? Ну прямо мыльная опера, которые крутят по ящику каждый день!

– Я знаю, – с печалью в голосе согласилась Флейм. – Понимаешь, мы не живем вместе. У нас нет семьи как таковой. Я всю жизнь росла с коричневыми конвертами. Большими коричневыми конвертами.

– С че-ем? – Венди перестала рыться в сумке в поисках пакетика с картофельными чипсами. Заморгав в полном недоумении, она уставилась на подругу. – С конвертами?

Флейм кивнула.

– Да, с конвертами. Сначала, когда дедушка пытался получить опеку над Джастином, в них лежали всякие документы, предписания, показания под присягой, отчеты частных сыщиков, медицинские справки и все такое. Моя мать восемнадцать лет боролась за Джастина, моего брата-близнеца, но не добилась даже права видеться с ним. Английские суды считают, что наследники графских титулов принадлежат только Англии, а никак не матерям. Потом появились другие конверты, они приходили каждую неделю и идут до сих пор.

– А в них что? – тихо спросила Венди, удивляясь, что Флейм доверилась ей.

– Фотографии Джастина, – едва слышно сказала Флейм. – У мамы их сотни, тысячи. На одной Джастину четыре. Частному сыщику, нанятому дедушкой, пришлось влезть на дерево, чтобы сделать снимок. Брат в Итоне получает приз на соревнованиях по крикету. Идет по улице. Обедает в ресторане, гуляет под руку с одной девушкой, с другой… Представляешь, мама даже никогда не говорила с ним, не слышала его голоса?

Венди потрясенно молчала.

– Мы говорим о нем постоянно. Я все время думаю о нем. Как он выглядит, что его может рассмешить, какие у них отношения с отцом? Мне даже жаль его, он не знает, какая замечательная у нас мама… Иногда… – На глазах Флейм заблестели слезы. – Иногда мы раскладываем фотографии и придумываем всякие истории с его участием. Но мы не знаем его. В день восемнадцатилетия Джастин напился и написал в полицейский шлем. Так кто он? Кретин или нормальный парень в таком возрасте? А может, слабак, который позволяет друзьям втянуть себя в дурацкие ситуации или ищет приключения вместе с ними? Понимаешь? Он мой близнец, и, хотя я могу до деталей описать его лицо и одежду, я не представляю, о чем он думает. Его собственная мать тоже не может.

Флейм умолкла, обеспокоенная звучанием своего голоса, внезапно ставшего высоким и вибрирующим. Она глубоко вздохнула и обреченно откинулась к стене. Венди задумчиво смотрела на нее.

– Понимаешь, ты ведь впервые рассказываешь мне о своей семье. А твой отец? Ну этот граф, который, по твоим словам, еще жив? – осторожно спросила она.

Флейм застенчиво улыбнулась.

– О, о нем никто и не заикается. Если я случайно упомяну его имя, то такое впечатление, что из солнечной Италии мы мгновенно переносимся в глубины Антарктики.

– Ты ведь из итальянской семьи, значит, у тебя есть крестный отец? – спросила Венди.

Флейм засмеялась.

– Граф Джулио Перлуджи Корральдо.

– Так, еще немного голубой крови. Еще один аристократ. Итальянский сенатор, да?

– Вряд ли, – рассмеялась Флейм. – Наш семейный бизнес в Венеции. А я там никогда не была, – добавила она.

Венди кивнула.

– Я тоже. Я и в Париже не была. И на Луне.

– Нет, я имею в виду… Мои бабушка и дедушка из Венеции. Мама тоже, но я туда не езжу. Дедушка, отец моей матери, всю жизнь страдает от того, что он младший сын Корральдо. Старший брат хотел выдворить его из Италии и держать подальше от семейного бизнеса. А бостонская ветвь семейства Корральдо – это владения моего дедушки. Он не пускает старшего брата дальше порога, когда тот приезжает в Штаты. Разве не странно?

– У вас в семье много чего странного. Ты сама-то это понимаешь?

– Еще бы, – рассмеялась Флейм. – Когда мне исполнилось пятнадцать, дядя Энрико спросил, что бы я хотела получить ко дню рождения. Я ответила: научиться делать ювелирные украшения. Можно было подумать, я попросила остановить земной шар. Знаешь, что он сказал? Женщины Корральдо никогда не думали ни о чем подобном! Это верно. Моя мама ни разу не была в ювелирном магазине семьи Корральдо. Как тебе? Даже в наши дни, в наш век, они продолжают считать этот бизнес только мужским.

Венди задумчиво покачала головой.

– Так вот почему ты не хочешь показать им свои вещи?

– Что? Безделушки, которые я мастерю? – Флейм отшвырнула подвеску, лежавшую поблизости на полке. – Да дядя Энрико расхохочется мне в лицо.

– Я не про них, – сказала Венди. – А про рисунки в портфеле под кроватью. Ожерелья из изумрудов и бриллиантов…

Флейм удивленно посмотрела на нее, потом улыбнулась.

– От тебя ничего не спрятать, да, Гиббси?

– Не-а, особенно когда ты жжешь по ночам свет и корпишь над ними месяцами.

– Какой от них толк? – Флейм состроила добродушную гримасу. – Вряд ли они пригодятся кому-нибудь. Я не профессионал, а просто любитель. Интересно сделать что-то такое, чтобы этим заинтересовался настоящий ювелир.

– А я думаю, они у тебя получились просто здорово. Они так хороши, что… – Венди повернула к ней лицо, и Флейм поняла: сейчас разорвется бомба. – …Я их сфотографировала и отправила в «Ридекс».

– Что? – Флейм в ужасе вскочила. – Что ты сделала?

– Я отправила снимки в «Ридекс». Ты же знаешь эту большую новую ювелирную фирму, которую открыли с такой помпой несколько лет назад?

Флейм знала все о «Ридексе». Хотя дядя Энрико и дедушка никогда не обсуждали дела с женщинами, Флейм часто слышала их разговоры. «Ридекс» начинал их беспокоить. Не только потому, что он вклинивался в рынок Корральдо, открывая магазины на Восточном побережье. Хуже другое: за последние два года несколько ведущих сотрудников ушли от Корральдо к новоявленным конкурентам, что сказалось на качестве изделий фирмы.

– О, Венди, как ты могла? – проговорила Флейм не просто с удивлением, но с ужасом.

Венди пожала плечами.

– Тебе не хватает уверенности в себе. А я немножко подтолкнула. Слушай… – Заметив, как ошарашена подруга, Венди попробовала ее успокоить. – Ну что такого ужасного может произойти? Пришлют обратно, напишут: спасибо, не нужно. Ну и что?

Флейм рассмеялась и покачала головой.

– Если бы дед услышал, что я отправила какие-то работы конкуренту, он бы живьем снял с меня шкуру. Мы, итальянцы, очень темпераментные люди, понимаешь?

– Mamma mia, – пропела Венди.

– Ну ладно, думаю, мои шансы на успех в «Ридексе» равны нулю. Интересно, кто стоит за этой компанией?

– Не могу себе представить, – сказала Венди, которой эта тема уже явно надоела.

– Я была в одном из цехов дядя, – начала рассказывать Флейм. – Мне было пятнадцать, но я быстро все схватывала. Меня повели в цех, где отливают формы. Я думаю, они надеялись, что мне быстро наскучит и от меня можно будет отделаться раз и навсегда. Но не тут-то было. Когда мы перешли к чеканке, я даже подержала в руках некоторые инструменты… Венди, это просто замечательно. Резцы, чертилки, измерители… Здорово, правда?

Венди хмыкнула.

– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты недооцениваешь себя. Твои украшения необыкновенные. И ты сама необыкновенная. Понимаешь, почему тебя все любят? Потому что ты никогда никого не судишь. Давай посмотрим правде в глаза, Флейм. У тебя есть то, что позволяет в жизни стать победителем. Я не о миллионах твоей семьи, не о твоей внешности, а о тебе самой. Ты сильная, ты знаешь, чего хочешь. Тебе нужно только одно: уверенность в себе, – добавила она.

Флейм не успела ответить, потому что в дверь постучали.

– Войдите! – бросила она автоматически.

Увидев преподавательницу с мрачным, озабоченным лицом, она быстро вскочила с кровати.

– Альциона. Ты Альциона, не так ли?

Флейм кивнула.

– Да, что-то случилось?

– Боюсь, у меня плохие новости. Мне только что позвонила твоя мать. У дедушки был сердечный приступ.

Флейм почувствовала, как от лица отлила кровь. Она представила себе его – Микаэла Корральдо, высокого, гордого, седовласого. Отец матери всегда был главным человеком для нее – главой семейства, гением бизнеса. Он представлял интересы семьи Корральдо в Соединенных Штатах. Веселый, любящий дедушка. Это он разрешил Флейм побывать в цехе в то лето, когда ей исполнилось пятнадцать, хотя и был немало удивлен ее желанием. Вдруг Флейм показалось, что это было давным-давно.

– А сейчас с ним все в порядке? – спросила она дрожащим голосом и, взглянув на женщину, встретила сочувствующий взгляд.

– К сожалению, нет, Альциона, – тихо сказала Джанет.

– Он умер? – казалось, голос Флейм прилетел издалека.

– Да. Мне очень жаль. Он умер.


ГЛАВА 2


Оксфорд


В форменном платье продавщицы кондитерского магазина в бело-розовую клеточку, девушка казалась совсем не на месте в маленькой комнате старинного колледжа. Джастин наблюдал за ней, стоя в небрежной позе возле арочного окна и щурясь под лучами бледного декабрьского солнца.

– Это очень старый дом, да? – бесхитростно спросила девушка.

– Как и большинство колледжей в Оксфорде. – Джастин с трудом удержался от сарказма. Она ведь просто девушка, которая торгует пирожными с кремом на крытом рынке. – А ты давно в Оксфорде? – Он улыбнулся, задавая вопрос. Если девушка вдруг обидится, он быстро успокоит ее ласковым голосом, это он умеет… Но мысли его в этот момент были вовсе не из приятных: он знал ответ на свой вопрос, но ждал, признается ли она. Нет, не призналась.

– Не-а, недавно, – недолго думая соврала Гейл и слегка виновато ссутулила худенькие плечи.

Джастин кивнул, даже не удивившись обману, и медленно оттолкнулся от каменного подоконника. Он потянулся, словно демонстрируя свое атлетически сложенное тело, с явным удовольствием и уверенностью в себе, которая могла бы показаться надменностью, но странным образом не казалась таковой. Гейл наблюдала за этим представлением, оценивая партнера; она немного успокоилась от напоминания о том, зачем она согласилась прийти в эту комнату.

Маленькая, темноволосая, хорошенькая, не слишком умная, она была влюблена в Оксфорд, точнее в его студентов. Она балдела от атмосферы сессии: куда ни глянь – везде молодые люди в коротких черных мантиях, с учебниками, тетрадями и папками под мышкой спешат на экзамены… Ей было двадцать пять лет, но, слава Богу, она не выглядела на свои годы. Гейл нравились молодые мужчины. Особенно этот. Высокий, выше шести футов, светлые волосы блестят, как хорошо начищенная медь. Но больше всего ее привлекали его глаза. Небесно-голубые, большие, красивые, и в них было что-то… Что? Жестокость?

– А что ты изучаешь? – спросила она с искренним интересом.

– Экономику и политику. – Джастин почувствовал, как его губы непроизвольно скривились, но он тут же взял себя в руки, чтобы удержаться от насмешки. Большинству его друзей-студентов кондитерский магазинчик был известен не только своими шоколадными эклерами, им нравилась Гейл Тренчард. – Ты так много знаешь об Оксфорде, а никогда не думала здесь учиться?

Гейл залилась краской.

– Не будь таким дерьмом! – Она повернулась и сердито направилась к двери, но Джастин опередил ее.

Схватив за руку, он быстро наклонился и поцеловал ее за ушком.

– Прости, я просто кретин, – пробормотал он. Он отпустил ее и вернулся к окну, машинально наблюдая за одной из знаменитых четверок гребцов из колледжа Уэдхэм. – На Рождество я должен поехать домой. Это меня очень злит.

Гейл насторожилась.

– А что в этом плохого? – Она быстро вернулась на середину комнаты. Ее гнев уже испарился.

– Все. – Джастин горько и совершенно искренне усмехнулся. – Во-первых, там отец. Граф Равенскрофт. – Он назвал титул, как будто это была должность.

– Твой отец граф? – взвизгнула Гейл.

Не ожидая такой реакции, он улыбнулся и почувствовал, как маленькие знакомые руки скользнули по спине, потом нежно пробежались по груди.

– Ненавижу его, – сказал Джастин. – За многое. Например, за Итон.

– Итон? – Гейл прижалась губами к могучей спине и почувствовала реакцию его тела: Джастин задрожал.

– Да. Комната пыток. – Он снова задрожал, но на этот раз иначе. Гейл уловила разницу. Нырнув у него под мышкой, она встала перед ним любуясь. Да, этого парня можно выставлять в музее Ашмола[2 - Музей изящных искусств и археологии при Оксфордском университете.]. Но только не сейчас…

Медленно, осторожно Гейл провела пальцами по его груди, стараясь не задевать сосков. Потом накрыла их ладонями и стала нежно кружить над ними, легонько касаясь.

– Расскажи мне, – попросила она. Выскользнув из туфель, она умело провела босой ногой по его голени.

Джастин вздохнул, быстро закрыл глаза и нахмурился.

– Итон был сущим адом. Учителя терзали, заставляя зарабатывать стипендию. Старик требовал побед в крикете. Парни пытались затащить за церковь.

– Ну и как, затащили? – тихо спросила Гейл, трогая его бицепсы, прежде чем расстегнуть пуговицы на манжетах, и гладя внутреннюю поверхность запястья бархатными пальчиками.

– Нет. – Джастин с трудом проглотил слюну, наслаждаясь своей ролью мухи, хотя ему больше подошла бы роль паука. – Иногда они сколачивали банду, чтобы избить меня. – Он насмешливо хмыкнул, потом с ненавистью процедил сквозь зубы: – Не знаю, почему они не хотели оставить меня в покое.

– Да вы посмотрите в зеркало, милорд! – Гейл еле дыша произнесла титул, потом наклонилась и дотронулась языком до правого соска.

Джастин ахнул и напрягся.

– Гейл, – хриплым голосом проговорил он.

Она молча расстегивала его ремень. Потом тихо спросила:

– Ты ведь отбивался?

– Конечно. Но они колошматили меня почем зря, – с несчастным видом признался он.

– Забудь о них, – сказала Гейл и, встав на цыпочки, поцеловала его в плечо.

Он резко открыл глаза, потом снова медленно закрыл.

– О Гейл, Гейл. Я твой. Весь. Я не буду сопротивляться. Обещаю.

Она рассмеялась, глядя в улыбающиеся голубые глаза, потом посерьезнела, увидев в них что-то похожее на боль. Скорее всего боль. А может гнев. Или ненависть? Гейл не хотелось сейчас нарушать свой счастливый покой, она чуть заметно пожала плечами и опытным движением сняла с Джастина рубашку.

Внезапно он почувствовал какое-то разочарование и не мог понять его причины. Но когда ее губы заскользили по груди, распаляя его страсть, когда ее язык оказался у него в пупке, он откинул голову и уперся руками в стену в поисках опоры. Он застонал, но тут же стиснул зубы, не давая вырваться возгласу удовольствия. О, ему нравилось, когда его женщины стонали и кричали, особенно в Равенскрофте, когда он знал, что отец это слышит. Но сам Джастин никогда не позволял себе издавать ни звука.

– В чем дело, милорд? – выдохнула Гейл, глядя ему прямо в глаза и медленно опускаясь на колени. – Тебе что-то не нравится?

– О, все нравится, – признался он, задыхаясь. – А тебе очень нравится властвовать над нами, да, Гейл? Заставлять разных умников корчиться? Ты ведь?..

Джастин вдруг замолчал, стиснув зубы, когда Гейл пальцами начала растирать поверх джинсов его набухающую плоть.

– Ты чувствуешь себя на равных, Гейл, когда подчиняешь нас своему желанию…

Тугие, а иногда капризные молнии на джинсах никогда не останавливали Гейл. Джастин ощутил, как холодный воздух коснулся обнаженной плоти, и проклял дурацкую систему отопления в старых колледжах. Но потом он забыл о холоде, горячий язык лизал его, как ребенок лижет леденец; он беспомощно прислонился к стене, ощущая голой спиной холодную штукатурку и отчаянно сдерживая себя, чтобы не издать ни звука.

Гейл посмотрела вверх, увидела стиснутые челюсти и побелевшее красивое лицо. Она улыбнулась: наслаждаться, так наслаждаться как следует. Медленно, не спеша, водила она языком вверх-вниз, потом взяла в рот, глубоко втянула и легонько, но как бы угрожающе придавила зубами. Джастин не испугался, но, к своему стыду, услышал собственный стон, раздавшийся в комнате. Он с шумом втянул в себя воздух и почувствовал, как одинокая слеза выкатилась из-под крепко стиснутых век.

– Имей жалость, Гейл. – Казалось, он произнес что-то нейтральное, но сам услышал мольбу в своем голосе. С нарастающим ужасом Джастин почувствовал, как один из камней стены, которую он так тщательно воздвигал вокруг себя, треснул и вывалился.

Когда он осмелился посмотреть вниз, то увидел, как Гейл обхватила руками его бедра, а потом словно в чашечку взяла в руки то, что было у него между ногами. Он встал на цыпочки. Голос снова выдал его, в тихом стоне звучали и боль и удовольствие. Возбуждение и поражение.

Итак, нет к нему жалости. Нет ее сегодня. Не будет и завтра, когда он поедет домой. Но Джастин не удивлялся. Ничто в этой жизни уже не способно было удивить его. Поразить. Он стал неуязвимым. Какая бы надежда ни зародилась в нем, она все равно завянет и умрет. Что ж, это даже хорошо. Надежда означает боль. Теперь он станет поистине свободным. Слеза, пытавшаяся задержаться на реснице, вдруг сорвалась и покатилась вниз по щеке, холодная и неприятная.


Первое, что увидел Джастин, войдя в любимый салон отца, был не сам граф, а бутылка шампанского в ведерке со льдом на дорогом столике-пембруке. Несколько минут назад он подъехал к дому по извилистой знакомой аллее с тем особенным смешанным чувством гордости и ненависти, которое вызывало у него имение Равенскрофт. Джастину многое нравилось в доме. А может, и титул, прилагавшийся к нему?.. Нравились деньги, символизирующие Равенскрофт, хотя это вовсе не означало, что они так и сыплются в семейные кошельки. За многое Джастин любил Равенскрофт так же фанатично, как и отец. Но в отличие от отца Джастин его с такой же силой ненавидел. Ненавидел, потому что он принадлежал отцу. Ненавидел, потому что отец управлял им. Отец всегда был как огромная сосущая пиявка. Даже бедный, жалкий дядя, брат отца, являлся частью дома, обитая наверху, в мансарде, словно забытый призрак. Он повсюду оставлял рисунки, на которых изображал цветы, бродил ночами и зажигал камины. Да, у его семьи был свой собственный сумасшедший. Франческа, его распроклятая мать, успела написать портрет дяди Роджера за время краткого брака с Малколмом. Роджер постоянно перевешивал его с места на место, отчего казалось, что он висит в каждой комнате дома.

– Я ждал тебя несколько дней назад. Семестр закончился двенадцатого. Где ты был? В Лондоне? – резко спросил Малколм, с неудовольствием глядя на сына.

Джастин медленно вышел на середину комнаты и предстал перед отцом.

– У меня была работа, которую следовало завершить, – солгал он не моргнув глазом.

– А она того стоила?

Малколм поднял глаза от бокала шампанского и насмешливо посмотрел на сына. Волосы его еще больше побелели, но ему шла седина. Морщинки в углах глаз цвета летнего неба его ничуть не портили. Он красиво старел и знал это. Но, с мрачным удовлетворением отметил Джастин, еще несколько лет – и Малколм станет откровенно старым. Не просто мужчиной средних лет, а старым, а он, Джастин, будет в самом расцвете. Вот уж он позабавится.

– В общем-то нет, – бросил он небрежно и налил себе шампанского.

Губы Малколма скривились. Он отпил шампанского, потом поднял бокал и посмотрел на свет.

– Нравится?

Джастин слегка улыбнулся.

– Мутон-Ротшильд. 1962. Очень хорошая выдержка. Виноградник Шамброз, Бордо. Верно?

– Нет. Это виноградник Фруа. Но ты не огорчайся. Ты же не виноват, что наполовину крестьянин!..

Джастин напрягся. Усилием воли он заставил себя расслабиться и сдержаться, – чтобы не запустить бокал с шампанским в насмешливое лицо отца; его губы расплылись в улыбке.

– Ты прав, ведь это же ты женился на этой суке. Впрочем, неважно. А что ты празднуешь?

– Отмечаю исполнение воли Всевышнего, – с искренним удовольствием рассмеялся Малколм. – Микаэл Корральдо наконец-то преставился. Я хотел даже полететь туда и сплясать на его могиле!

Джастин услышал в холле тихий стук и оглянулся на приоткрытую дверь. Никого.

– А мы можем себе позволить полететь?

На этот раз пришла очередь Малколма сдержать гнев.

– Мы скоро станем очень богатыми, мой дорогой мальчик. Теперь, когда он умер, можно окончательно разобраться с имением твоей бабушки.

Джастин рассмеялся, вспомнив нескончаемые судебные тяжбы Микаэла Корральдо с отцом.

– О конечно, – промурлыкал он. – Как ты всегда говорил? В один прекрасный день «Альциона» будет только моей. Ты разберешься с половиной моей сестры. Так?

Поначалу Джастин часто думал о сестре, с которой они были близнецами. Когда Малколм вышвырнул Франческу, она забрала дочь с собой, а сына оставила отцу. Знает ли Альциона, беспокоится ли о том, что отец намерен отнять у нее право на наследство, полученное по рождению? Чувствуя себя одиноким и несчастным в детской, заваленной игрушками, маленький Джастин тосковал по сестре, молился ночами, чтобы она пришла и спасла его от отца. Но она не приходила… Он рос, взрослел и постепенно почти забыл о сестре.

Малколм вспыхнул.

– Не беспокойся, Джастин. Я всегда держу свое слово. На этот раз с некоторым опозданием, но лучше поздно, чем никогда.

Джастин прищурился и посмотрел на самодовольную отцовскую физиономию.

– Что ты имеешь в виду? Я думал, ты исчерпал все возможности опротестовать завещание.

– Да, но я ведь говорил, что твоя мать, деревенская сука, должно быть, тоже устала от судебных дел и тяжб не меньше меня. Теперь, с акциями Корральдо и «Альционы», которые должны перейти тебе… она явится прямо сюда. Не забывай, я знаю эту тварь. Она пойдет на все, чтобы осчастливить свою драгоценную доченьку законным наследством.

Джастин допил шампанское, в животе у него стало как-то холодно. Неужели это возможно и мать приедет? С раннего детства отец внушал ему собственную точку зрения на их несчастный брак, и мальчику было нетрудно возненавидеть женщину, бросившую сына. Его мать отчалила в Америку и устроила себе прекрасную жизнь со своей любимой дочерью.

Теперь, повзрослев, Джастин был рад, что его не увезли в Америку. Лишиться Равенскрофта! Но встретиться с матерью лицом к лицу… Он не был уверен, что готов. Краем глаза он заметил какое-то движение в холле, – а может, это мелькнула тень? – и неожиданно для себя похолодел. Слуги подслушивают? В отличие от отца Джастин не обращал внимания на то, что говорят о нем люди.

– Итак, а если она действительно вернется? – Джастин еще раз повернулся к отцу. – Хорошо ли это для меня? Ведь у моей дорогой сестренки все еще половина доли?!

– Твоя сестра, – скрипнул зубами Малколм, – не в счет. Твоя мать, – произнес он каким-то отвратительным голосом, – должна исполнить завещание, когда вам будет по двадцать одному году. Без сомнения, Микаэл Корральдо оставил то, что принадлежит тебе и Альционе, под наблюдением одного из многочисленных племянников.

– Я все же не понимаю…

– Да, конечно, ты не понимаешь, мой мальчик. Вот почему я остаюсь хозяином в своем собственном доме. От подвала до чердака. – Глаза Малколма сверкнули, Джастин побелел и вспомнил про подвал. Холод. Темнота. Тот самый подвал…

– С другой стороны, смерть Микаэла Корральдо развязывает нам руки, – продолжал Малколм, вдохновленный внезапной бледностью сына. – Франческа должна приехать в Англию и утрясти дела по защите половины «Альционы», принадлежащей ее драгоценной дочери. А как только она появится в Англии, ее нетрудно будет заманить сюда, в Равенскрофт.

Джастин мрачно засмеялся.

– Черта с два она поедет сюда.

– Поедет, – тихо сказал Малколм. В его холодном взгляде появилась задумчивость. – Посмотреть на тебя! – Да, все вышло не так, как он надеялся. Джастин ненавидит его и бросает ему вызов на каждом шагу. Но он умен, красив, и из него вырос еще один преданный раб Равенскрофта…

Джастин отвернулся, не в силах вынести взгляд отца. Он подошел к камину и вздохнул.

– Ну и что, если она явится сюда?

– Мой дорогой мальчик. – Малколм тихо засмеялся. – Как только эта сука появится на пороге, вторая доля наследства – наша. Я тебе гарантирую. Она продаст нам половину «Альционы», принадлежащую дочери, с превеликой радостью.

Джастин резко повернулся к отцу. В его голосе он услышал что-то новое и устрашающее.

– Что ты собираешься делать? – спросил он встревоженно.

Малколм, будто с трудом отвлекаясь от приятных мыслей, взглянул на взволнованное лицо сына-красавца и расхохотался.

– Да не волнуйся, Джастин. Ты же знаешь, я всегда пекся о твоем благополучии. Ты должен иметь все. И будешь иметь все: Равенскрофт, титул и «Альциону».

Джастин почувствовал, как его сердце учащенно и громко забилось от возбуждения и страха.

– Ты действительно думаешь, что мать тебе это позволит? – спросил он слегка срывающимся голосом. – Все эти годы она думала только о своей дочери. Неужели ты полагаешь, что в ее душе что-то изменилось и она разрешит тебе лишить драгоценную Флейм наследства?

– Эта мразь, – сказал тихо Малколм со смертельной ненавистью в голосе, – ничего не сможет сделать. Я тебе обещаю!

Джастин смотрел на отца в упор.

– Ты вызываешь у меня отвращение, – наконец проговорил он. – Ты какой-то извращенец, чудовище!

– А ты мой сын, – спокойно заявил Малколм. – Я тебя сотворил. И могу погубить.

От этой угрозы Джастин снова почувствовал себя как десять лет назад в холодном и темном подвале. Таком темном… Не больше секунды отец и сын смотрели друг на друга, глаза в глаза. Потом Джастин отвернулся и вышел из комнаты. Невидящим взглядом уставившись в пустоту, стал подниматься по лестнице. Он испугался. Он был в отчаянии, сам не понимая почему…

Он должен что-то сделать. Очень быстро. Его жизнь распалась надвое. В этом он обвинял Малколма. И Франческу Корральдо, оставившую его с отцом. Он ненавидел обоих. Пришло время что-то предпринять.


В ту ночь Малколм, любитель звездного неба, наблюдал за Венерой. Крыша дома была гладкая, ночной морозец сделал ее немного скользкой, но, огражденная по периметру, она была безопасной. Приникнув к телескопу, Малколм улавливал игру света на поверхности планеты. Он поднял голову, чтобы отрегулировать прибор. Внизу вскрикнула сова, вероятно, схватив ничего не подозревающую добычу в маленьком церковном дворике за деревьями.

За спиной Малколма в бледном свете Луны мелькнула тень.

А через несколько секунд Малколм уже кричал, падая с крыши, размахивая в воздухе руками и ногами, словно ветряная мельница.

Малколм понял – смерть настигла его. Он кричал от ужаса и недоумения: почему именно он столкнул его? Малколм разглядел лицо убийцы…

Он перестал кричать, ударившись о дорогую мозаику двора. Кровь, покидающая тело, стекала в щели между плитками, орошая плодородную оксфордширскую землю. Землю, которая пять столетий подряд принадлежала графам Равенскрофтам.


ГЛАВА 3


Франческа завтракала, когда непричесанная и без косметики на лице дочь, зевая, вошла на кухню. Мать посмотрела на нее. В мешковатом аквамариновом свитере, который связала сама, и в желто-коричневых брюках она походила на красивого пушистого котенка. Флейм плюхнулась на ближайший стул и взяла чашку чая из рук матери.

– Мама, я должна тебе признаться кое в чем, – заявила она.

– В чем? – Франческа встревоженно посмотрела на дочь.

– Да не волнуйся, ничего особенного. Это просто… – Флейм умолкла и решила начать издалека. – Ты знаешь, как популярны побрякушки, которые я делаю подругам? Ну вот, недавно я начала увлекаться ими больше, чем рисованием с натуры, и стала собирать портфель с рисунками ювелирных украшений, которые более… ну, как бы сказать, более интересны с точки зрения коммерции. И Гиббси, спасибо ей за это, отправила их, не предупредив меня… в «Ридекс».

Франческа взволнованно заморгала.

– О, понимаю… – Машинально она стала крошить круассан, а потом тихо, с любопытством спросила: – И что они сказали?

– Вот в этом-то все и дело. Сегодня утром позвонила Гиббси: они назначили мне встречу… но как к этому отнесется дядя Энрико? – спросила Флейм. – Я знаю, Корральдо не нужны мои работы. Можешь себе представить, что сказал бы дедушка… – И Флейм тотчас умолкла, осознав, что теперь этого никогда уже не узнать.

Франческа быстро перевела взгляд в свою тарелку, надеясь, что дочь не заметила ее замешательства. Флейм права. Корральдо не отнеслись бы всерьез к ее работам, а девочка никогда не стала бы прорываться с ними в «Альциону». По крайней мере пока. Но Франческа хорошо понимала: ее дочь намерена доказать себе самой, на что способна, в чужой компании. Но «Ридекс»?..

– Итак, ты хочешь сделать карьеру художника-ювелира, но только не в «Альционе» и не в компании Корральдо? спросила Франческа.

Флейм беспомощно пожала плечами.

– Не знаю, мама, но понимаешь, я оживаю, когда работаю над этими эскизами. А если у меня действительно получается… тогда да. Я хочу делать украшения.

Франческа кивнула, она давно уверилась, что дочь сама способна разобраться с собственной жизнью и довольно успешно. Еще в детстве девочка была очень ответственной. Любимого котенка кормила сама и никогда не забывала сделать это, потом, уже в школе, если понимала, что опаздывает домой, всегда звонила и предупреждала. Флейм, очень упорная и трудолюбивая, училась лучше всех в классе. Ее не надо было ни поощрять, ни заставлять и уж тем более наказывать. Мать радовало еще одно ее качество: Флейм никогда не требовала от других такого же поведения и отношения к жизни.

– О, все это так ужасно! – вдруг взорвалась Флейм. – Я думала, моя жизнь давно уже распланирована. Колледж, карьера художницы, замужество. Все было так ясно!.. – Но пляшущие огоньки в глазах выдавали, что она смеется над собой.

– Жизнь невозможно спланировать, – тихим печальным голосом возразила мать, и Флейм тотчас отбросила свои проблемы.

– Ты подумала о своей, да? – спросила она.

Франческа, вздохнув, кивнула.

– Да, – пробормотала она, а в памяти вспыхнуло лицо Малколма в их первую встречу. Какой красивый! И, думала она, какой добрый!.. Жестокая ошибка! Он женился на ней только потому, что она была из семьи Корральдо и подходила на роль матери наследника «Альционы». Он никогда ее не любил.

Флейм нежно погладила руку матери.

– Скажи, что ты чувствуешь… Я имею в виду смерть моего отца.

Франческа с болью вздохнула, но ответила честно:

– Облегчение. Я всегда… Я никогда не чувствовала себя в безопасности. Казалось, В любой момент он может отобрать тебя и моя жизнь рассыплется в прах.

– Ты самая сильная личность, которую я знаю! Посмотри, ты вернулась к учебе, получила степень. Ты переводишь, редактируешь, работаешь с профессором. Извини, я не хотела бередить твою боль. Значит, ты ничего не чувствуешь, кроме облегчения?

– Нет, еще мне его жаль. Он никогда не знал тебя, Флейм. Но зато теперь я наконец увижу Джастина. У меня появился шанс увидеть собственного сына, – почти прорыдала она.

– А Джастин еще не написал тебе? – поспешно спросила Флейм.

Франческа покачала головой.

– Нет, пока нет. Он, конечно, занят, ведь там идет расследование.

– Но это несчастный случай. Разве нет? Он упал, когда наблюдал за звездами?

– Да. Бедный Джастин, как ему сейчас тяжело. Может, мне поехать к нему? О Флейм, я так давно этого хочу. Просто сесть в самолет и полететь. Как только я увижу его, снова все будет хорошо!..


Прошло два дня. Утром Франческа, по обыкновению, вынула почту и вошла в комнату, где Флейм ожидала такси в аэропорт. Она заметно нервничала перед встречей с представителем «Ридекса», но всячески пыталась скрыть это.

– Расслабься, – подбадривающе улыбнулась Франческа. – Все будет прекрасно.

– Тебе легко говорить, – улыбнулась Флейм. – Ты знаешь, какая я на самом деле трусиха.

Франческа засмеялась.

– Ну, девочка, вот уж и нет. Я уверена в тебе.

– Что слышно от бабушки? – спросила Флейм, пытаясь отвлечься от мыслей о предстоящей беседе… А если в «Ридексе» понравились ее работы? Но она никогда не сможет сотрудничать с ними. По крайней мере, до тех пор пока владеет половиной акций «Альционы», этим реально существующим замком ее детства. Она читала о ней, видела фотографию в английском журнале, но «Альциона» всегда была для нее вне досягаемости. Туманное наследство, к которому она не могла прикоснуться или даже увидеть воочию. Теперь это вдруг ее…

– Ничего, – задумчиво ответила Франческа, прочитав письмо от адвоката и засовывая его обратно в конверт. Она потянулась за следующим. – Но я знаю, в Венеции ей будет хорошо. Смешно сказать, но все мы бежим домой к маме, когда у нас что-то не ладится. Я всегда так делала. Может, ты тоже будешь прибегать ко мне?..

– Я ей так завидую. Тому, что она в Венеции. Как бы я хотела оказаться в этом городе. Я помню и прабабушку Джульетту, хотя видела ее только раз. Сколько мне тогда было? Шесть?

– А почему бы тебе не написать и не спросить разрешения навестить их? У тебя ведь скоро пасхальные каникулы. Пора начинать путешествовать, дорогая!

Обдумывая заманчивое предложение Франчески, Флейм наблюдала, как она открывает следующее письмо.

– Пожалуй, мама, я так и сделаю. А ты поедешь, привезешь Джастина, и мы наконец уладим эту нелепую ссору. Сирамор-Форбсы и Корральдо не пойдут, как Капулетти и… Мама, что случилось? – Франческа опустилась на диван с белым как снег лицом. – Флейм подбежала к ней, встала на колени, глядя в ее остановившиеся, испуганные глаза. – Неужели снова плохие новости? – прошептала она. – О мама, я больше этого не вынесу!..

Франческа часто-часто заморгала, явно сдерживая слезы, и покачала головой.

– Я… я… – Она посмотрела на письмо, потом на дочь. – Это от Джастина.

– От Джастина? – Флейм вопросительно посмотрела на мать. – С ним все в порядке?

– Да, – ответила Франческа бесстрастным, обреченным голосом.

– Тогда в чем дело, мама? Что, что случилось с Джастином?

– Он не хочет нас видеть. Вот и все. – Франческа тупо смотрела на лист бумаги с коротким текстом.

Флейм осторожно взяла письмо у нее из рук и прочла…

Каждое слово падало ей на сердце, словно камень.

Дорогая сеньора Корральдо.

Как вас уже, вероятно, известили мои юристы, ваш бывший муж Малколм Сирамор-Форбс, двенадцатый граф Равенскрофт, умер в результате несчастного случая ночью 20 декабря прошлого года. Вам известно также, что между нами существуют некоторые семейные проблемы юридического свойства, которые следует разрешить и оформить официально. Если вы намерены приехать в Англию, чтобы обсудить эти вопросы с вашими представителями, сообщаю на этот случай имя и лондонский адрес моих представителей. Отныне я вступаю в права тринадцатого графа Равенскрофта, во владение имением, землями и титулом, в соответствии с последним завещанием моего отца и согласно британским законам.

Я пишу вам, желая проинформировать вас, что все прежние указания моего отца, касающиеся вас и вашей дочери, остаются в силе.

Ваш Джастин Сирамор-Форбс


Флейм ахнула сразу же, как только пробежала глазами по первой строчке письма.

– Он даже не называет тебя…

– Матерью, – закончила фразу Франческа дрогнувшим голосом. – Нет, не называет, но я его мать, Флейм. Я мать! – С душераздирающими рыданиями Франческа закрыла лицо руками и упала в объятия дочери.


– Ф. С. Форбс, мистер Декстер.

Голос секретарши прервал чтение финансового отчета фирмы по Сан-Франциско. Рис Декстер раздраженно нащупал кнопку и нажал ее длинным мозолистым пальцем.

– Пусть войдет.

Через несколько минут он услышал, как дверь открылась, но не обратил на это внимания. Время шло, а он и не замечал: отчет был гораздо лучше, чем он ожидал. Он перевернул страницу, нахмурился, заметив расхождения в цифрах, допущенные бухгалтерией. Рис сделал пометку на полях и собрался было поставить номер на документе, но в этот момент услышал холодный, как морозное утро, голос, и его ручка с золотым пером застыла в воздухе.

– Мне казалось, встреча назначена на десять тридцать, а не на десять сорок!

Рис Декстер вскинул голову, голубовато-серые глаза его широко раскрылись. Кажется, он охнул, как от удара в солнечное сплетение. Перед ним стояла богиня! В безупречном изумрудном костюме от Баленсиаги, в узкой обтягивающей юбке и двубортном пиджаке, она была великолепна. Полная грудь, длинные ноги и тонкая талия. Но даже не сама фигура, которая, без сомнения, была чудо как хороша, привлекла его внимание, а копна волнистых волос, падающих на плечи, словно огненный водопад.

Флейм тоже была ошарашена!

Она прогуливалась у дверей офиса в ожидании назначенного часа, мучаясь и терзаясь, пытаясь убедить себя, что не надо пугаться огромных размеров и явного богатства «Декстер корпорейшн». Конечно, доходы этой гигантской фирмы не сравнимы с доходами простого филиала ювелирных украшений «Ридекс». Флейм почти убедила себя в этом, поэтому, войдя в кабинет Риса Декстера, она ощущала себя не просто смелой, но даже воинственно-смелой.

Желая не мешать ему, она на цыпочках подошла к столу. Он не обращал на нее внимания. Без всякого сомнения, этот человек привык, чтобы его ждали. Но Флейм была не из тех, она не какой-то безработный дизайнер, готовый на все, чтобы только показать себя. Если Декстер думает, что может так невоспитанно вести себя с ней, то он получит свое. Вот почему она сделала первое заявление. Но когда он рывком поднял голову и устремил на нее стальной пронзительный взгляд, ее бравада улетучилась. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потрясенные силой первого впечатления. Потом Рис Декстер расхохотался.

Флейм изумленно глядела на него. Сперва ее поразили только глаза, голубовато-серые, со стальным оттенком, они, казалось, пронзали насквозь. Теперь она увидела все остальное: широкий рот, который так хорошо смеялся, морщинки у глаз, длинный прямой нос, загорелая обветренная кожа, указывающая на то, что этот человек не сидит в кабинете с утра до ночи.

– Извините, я вовсе не хотел заставлять вас ждать. – Голос Риса Декстера соответствовал его облику. Он был сильный, глубокий и прорезал тишину комнаты, как скальпель хирурга живую ткань. – Если бы я знал, что упускаю… – Голос стал мягче, а глаза медленно осматривали ее с головы до ног – от пламени волос до каблуков зеленых туфель, – потом вернулись обратно, к шоколадного цвета глазам. – …Я ни за что бы не тратил время на скучные цифры.

Флейм вспыхнула, ей показалось, что ее тело закололо иголочками, и она нервно переступила с ноги на ногу. Сердясь на себя за поведение школьницы и не разрешая поддаться очарованию приятной внешности мужчины, она выпрямила спину и напряглась.

– Я не хотела бы отрывать вас от подсчета ваших денег, – сказала она как можно более сладким голосом, но взгляд ее говорил, что она не купилась на его лесть.

Рис больше не смеялся, лицо его стало серьезным. Как любой мужчина, он с радостью отвлекался на что-то красивое, но дело для него всегда было на первом месте и всегда будет!.. Сыновья богатых родителей должны быстро взрослеть, если хотят выйти из родительской тени и расцветать самостоятельно под лучами солнца… Он нетерпеливо посмотрел, кто стоит у нее за спиной. Но никого не увидел.

– Я ожидал мистера Форбса. Он задерживается?

– Я и есть Ф. С. Форбс, – сказала Флейм, догадавшись, что Венди написала письмо под этим именем. Это так похоже на нее. А когда Рис Декстер удивленно вскинул темную бровь, Флейм сделала то, что делала очень редко. Она подчеркнуто важно произнесла свой титул: – Леди Фьяметта Сирамор-Форбс. – Своего первого имени она не назвала. Альциона – слишком необычное имя, и этот человек наверняка связал бы его с престижной английской ювелирной фирмой.

Рис посмотрел на сердитое лицо девушки и с трудом удержался от улыбки. Стройная, с легкой косметикой, прекрасно одетая, с изысканными украшениями, она казалась дорогой персидской кошечкой, которую по ошибке приняли за обычную уличную кошку. Его руки так и тянулись погладить ее по взъерошенной шерстке и успокоить. Теперь эта мысль будет посещать его каждое утро. С еще большим усилием воли Рис попытался отвлечься от посторонних мыслей и вернуться к происходящему.

– Прошу прощения, – протянул он, глаза его при этом искрились; он повернулся на крутящемся стуле и, медленно встав, легко и изящно вышел из-за стола.

Флейм отступила назад, удивляясь тому, какой он высокий и широкоплечий. За столом, в темно-сером деловом костюме, он не казался таким. Наверняка, выше шести футов ростом!.. Внешность этого человека никак не сочеталась с обстановкой ультрамодного офиса. Флейм вообще казалось, что все это ей снится. Никогда в жизни мужчина не производил на нее такого впечатления. Никогда! Несколько минут назад она кипела от ярости, а теперь у нее перехватило дыхание. Его глаза медленно, словно изучая, осматривали ее, и, казалось, она должна была вознегодовать, возмутиться, но ничего подобного. Ей это нравилось, она вдруг почувствовала себя необыкновенно женственной. Когда он протянул ей руку, Флейм увидела, какая она большая и сильная… С мозолями на ладонях?! И это глава огромной компании? Флейм не могла себе представить, чтобы кто-то мог этому мужчине диктовать что делать.

– Похоже, сегодня мы оба встали не с той ноги. Начнем сначала? Я Рис Декстер. На меня очень большое впечатление произвели рисунки, которые вы прислали.

Флейм заставила себя принять его руку и заранее поморщилась, ожидая, что ее пальцы сейчас хрустнут. Но вместо этого она лишь ощутила теплую и невероятно нежную силу, от которой горячая волна поднялась вверх, к щекам, и вызвала у нее вздох удивления.

– Да? Гм… Ну… я рада, что они вам понравились, но мне надо сразу же кое-что сообщить вам.

– О? – Рис посмотрел на нее с высоты своего роста и почувствовал нежный аромат духов.

Не в силах справиться с собой, он устремил взгляд на кружева блузки, пенившиеся между лацканами пиджака на высокой груди девушки. С трудом оторвавшись от невероятно прекрасного и захватывающего зрелища, он направился к столу и взял папку. «Ридекс» был слишком важен для него, чтобы отвлекаться на возможного сотрудника. «Ридекс»– единственная часть «Декстер корпорейшн», которую он мог с полным правом назвать собственной. Рис был полон решимости довести его деятельность до совершенства. Но почему ему так хочется откашляться, как влюбленному школьнику, прежде чем заговорить о деле?

– Я тоже люблю сразу говорить правду, – начал он. – Эти рисунки многообещающи, но пока далеки от совершенства. Насколько я понимаю, у вас мало или вообще нет опыта.

Флейм сердито проглотила слюну и с беспокойством подумала, что здесь ей вряд ли что-нибудь светит.

– Да, у меня нет специального образования, но…

– Но это не проблема! У нас работают люди, которые вполне могут обучить вас всему. Для нас важен талант. А он у вас есть. Возьмем, например, этот рисунок… – Он вынул эскиз серебряной броши с рубином. – Это технически неисполнимо. Но Грант Лонгторн, наш главный специалист по серебру, объяснит вам, что и как можно сделать, чтобы выполнить ваш замысел.

– Послушайте, – наконец проговорила Флейм, – произошла ошибка… – Она приготовилась рассказать ему, как Венди Гиббс послала эскизы без ее разрешения, но вдруг поняла, что это имя ей знакомо. – Грант Лонгторн? А он не работал у Корральдо? – Кажется, дедушка сетовал на то, что специалист по серебру, который пятнадцать лет трудился у них, прошлым летом уволился…

– Правильно, – сказал Рис и сощурился. – Вы подготовились!

Флейм открыла рот и снова закрыла. Так вот кто переманивает у Корральдо лучших специалистов! Она почувствовала, как на смену беспомощному разочарованию в ней начал нарастать обжигающий гнев, и глубоко-глубоко вдохнула.

– Мистер Декстер… – начала она и чуть не зарычала, когда он прервал ее.

– Называйте меня Рис, поскольку мы будем работать вместе, я предпочитаю…

– Мы не будем работать вместе! – наконец прорвало Флейм; она стиснула кулаки. – Вы, должно быть, самый невоспитанный человек на свете! Сперва вы заставили меня ждать, вместо того, чтобы сказать: «Здравствуйте, садитесь пожалуйста». Теперь вы все время перебиваете меня и не даете открыть рот. – Она тяжело дышала, не задумываясь о том, что ее грудь, поднимаясь и опускаясь, представляет собой в этот момент очень волнующее зрелище.

Рис не мог понять свои ощущения. Он разрывался между гневом, весельем и желанием. Утро, начавшееся тускло и безрадостно, превратилось в самые настоящие скачки, и он был достаточно молод, чтобы получать от этого удовольствие.

– Если вы мне дадите сказать хоть слово, мистер Декстер, – она прорычала его имя, – я наконец смогу объяснить, что произошла ошибка. Я не хочу работать на «Ридекс», особенно сейчас, после знакомства с вами. Я не стану работать на «Ридекс», даже если это будет единственная на земле ювелирная фирма! Что на самом деле не так! Может, для вас это окажется ударом, мистер Декстер, но я скажу: есть другие компании, значительнее вашей. – Она невольно указала на окно, откуда открывалась панорама Лос-Анджелеса. – «Корральдо» в Италии, «Альциона» в Англии. Хотя бы эти две. И…

– Ну хватит! – Его голос был словно удар грома.

Флейм вздрогнула, растеряв все сердитые слова. Она ощутила мощь этого человека и поспешно отступила назад, а Рис Декстер подошел ближе, угрожающе выдвинув подбородок. Его глаза оказались в нескольких дюймах от ее глаз. Она видела в них оранжевые искорки – странное сочетание огня и льда. Она с трудом проглотила слюну, сердце ее колотилось от страха и от чего-то еще. Чего-то опасного, возбуждающего…

– Если вы не хотите работать на «Ридекс», – процедил он сквозь зубы, и на шее у него быстро-быстро запульсировала жилка, – зачем вы послали мне рисунки?

– Я не посылала, – торопливо ответила Флейм, чрезмерно довольная изумлением, смывшим надменность с его лица. – Это моя подруга отправила, не спросив разрешения и не предупредив меня. Я пришла, чтобы лично вам объяснить ситуацию, подумала, что это было бы вежливо. – Флейм насмешливо подчеркнула последнее слово. – Но теперь понимаю, я совершенно напрасно тратила время и силы. Буду вам крайне признательна, если смогу получить обратно свою папку…

Рис уставился на девушку, ощущая опасное возбуждение в своем теле. Но ведь он же не был вытесан из камня, чтобы не реагировать на потрясающую красоту, воинственность и спонтанный чувственный вызов. У него и раньше были женщины и много, но никогда, даже в юные годы, он не чувствовал такого сильного влечения к женщине за каких-то пятнадцать-двадцать минут знакомства, как к этой юной мегере. Заметив наконец ее вопросительный взгляд, Рис схватил папку со стола и швырнул ей в руки.

– Да ради Бога, миледи! Желаю удачи, хотя не думаю, что «Корральдо» и «Альциона» примутся вырывать ваши эскизы друг у друга. Я же хотел предложить вам помощь. Потому что «Ридекс» относительно новая фирма, а я всегда готов поддерживать молодые таланты!

– Да неужели? – яростно парировала Флейм. – А я думаю, вы придерживаетесь другой политики – переманивать их. – После чего Флейм резко развернулась на каблуках и направилась к двери. Тяжело дыша, Рис смотрел, как она уходит. Он нахмурился, но потом, сам того не желая, улыбнулся. Девушка хлопнула дверью, оставив в комнате чувство странной пустоты.

Рис вздохнул, тихо засмеялся и покачал головой. Она ворвалась и пронеслась, как циклон, оставив после себя и в душе у него настоящий хаос. Как ни абсурдно это выглядело, он тут же начал скучать по ней. Его тело все еще покалывало, а в воздухе витал аромат ее духов.

Рис снова покачал головой. Она слишком молода. И чертовски дерзка. А ему не нужны никакие осложнения. У сына мультимиллионера и так достаточно проблем. Хотя, конечно, жаль, что эта огненная красота ушла из его жизни…


ГЛАВА 4


Джастин небрежной походкой вошел в небольшой холл и огляделся с легким чувством сожаления. Он полюбил эту прокуренную комнату и даже ужасную кофеварку и знал, что станет скучать по всему тому, что окружало его здесь. Ему вдруг расхотелось оставлять Оксфорд, но он быстро прогнал это чувство и стал небрежно осматривать стеллаж, отыскивая адресованную ему почту. Джастин увидел голубой авиаконверт со своим именем, и ему показалось, что по спине проползла длинная холодная змея. Почерк был незнакомый, на марке стоял штемпель Бостона, США. Он никогда не видел почерка матери, но инстинкт подсказал – это ее рука. Почему она так долго не отвечала на его письмо? Малколм умер почти три месяца назад. Может, это?.. Во рту у Джастина пересохло. Может, это еще один шанс? Он написал ту злобную записку, когда метался между страхом и восторгом, ужасным беспокойством и головокружительным чувством облегчения. Тогда ему ничего не хотелось, кроме как упорядочить собственную жизнь, что означало: мать должна остаться по другую сторону Атлантики. А если она подумала, что у него было не все в порядке с головой, когда он писал то письмо? Может, она решила подождать, дать ему время опомниться, а потом снова написать, попросить… Что попросить?

– Мне надо быть начеку из-за Макдаффа, Джаззер[3 - От англ. жарг. to juzz (jazz) – трахаться.]. Он вышел на тропу войны.

Джастин вздрогнул, услышав свое прозвище, произнесенное веселым голосом Джорджа Кэмпбелл-Бина, его приятеля. Парень запустил свою большую лапу в ячейку на букву «К» и начал рыться в почте. При росте шесть футов и два дюйма Джордж был на дюйм выше Джастина. Довольно интересный, с красивыми густыми каштановыми волосами и темными глазами, он считался одним из самых красивых парней в Оксфорде. Очень сильный, хорошо сложенный, Джордж старался попасть в оксфордскую восьмерку. С нетерпением он ожидал соревнований по гребле между Оксфордом и Кембриджем. Только два момента портили ему жизнь. Во-первых, бедность. Где-то далеко отсюда, в Шотландии, его отец занимался розничной торговлей, но не слишком преуспевал. Во-вторых, Джастин Сирамор-Форбс. Он вызывал у Джорджа досаду. Светловолосый, голубоглазый, Джастин казался утонченным и изнеженным рядом с Джорджем, хотя таковым не был. Джастин никогда не мечтал об оксфордской восьмерке, но был лучшим, чем Джордж, гребцом, к тому же обладал графским титулом и от него пахло деньгами. Но более всего раздражало Джорджа то, что ему очень нравился этот граф Равенскрофт. И самое странное, почему-то иногда ему было… жаль Джастина.

Джордж прочитал отцовское письмо и громко застонал.

– Старик угрожает посадить меня на голодный паек. Он не хочет больше посылать мне деньги.

– Джорджи, малютка, ты забыл про Мэри? Про эту старую богатую форель? Женись, Джорджи, и все дела, – дал бесценный совет приятелю Скотт Тейт.

– Как будто я против?! – полушутя-полусерьезно проговорил Джордж.

Скотт, по обыкновению одетый в черное, подошел к ним. Он учился на третьем курсе юридического отделения. Что-то в его натуре было одновременно и веселое и жестокое. Со свойственным одному ему вниманием он наблюдал за Джастином.

– Ты решил оставить Оксфорд? – наконец спросил он.

Джастин пожал плечами.

Не слишком ли много видит Скотт, подумал он. Это опасно.

– А почему ты так решил?

– Ладно, – бросил Скотт. – Сам знаешь, я никогда не ошибаюсь.

– От скромности ты не умрешь. Но если уж ты знаешь, скажи, что мне делать в ситуации, в которой я оказался?

– Ты про «Альциону»? Или насчет дел, связанных со смертью отца? Или про Уолта Мэттьюза? Он ведь, кажется, сторожил кусок пирога твоей сестры?

Джастин похолодел, но очень надеялся, что не побледнел при этом.

– Зря времени не теряешь!

– Никогда, – покачал головой Скотт, – но не беспокойся, я на твоей стороне. Не зря же я изучаю право.

– И за три года в Оксфорде стал квалифицированным юристом? – спросил Джастин. – Он понимал, Скотт Тейт обрабатывает его, но понимал и другое – иметь доверенного юриста полезно. Джастин был истинным сыном своего отца. – Ну-ка пойдем ко мне в комнату.

– Сказал паук мухе, – весело добавил Скотт и направился за Джастином вверх по лестнице в маленькую тесную комнатушку.

Джастин включил электрический чайник и потянулся к пачке «Эрл Грей».

– Проблемы с наследством всегда очень неприятны, правда? – заметил Скотт.

Взяв в руки кружку, он с непринужденной элегантностью устроился на диване. Скотт многое узнал про Джастина, неустанно наблюдая за ним в течение последних семи месяцев. Джастин, как сказала бы прекрасный психолог – мать Скотта, сломлен. И это не удивительно, если знать, какая у парня семья.

– Да, неприятны. Но порой даже как-то забавны, – Джастин отпил глоток чая. – Я думал, что когда умрет отец, все проблемы уйдут вместе с ним. А на самом деле одни сменились другими. Я не знаю, как мне заставить сестру не претендовать на половину «Альционы», когда завещание вступит в силу. – Он сделал еще глоток. – Я собираюсь продать две фермы, с землей конечно, ведь мне же надо покрыть расходы, связанные со смертью отца, и заплатить налог на Равенскрофт. А после этого у меня почти не останется денег.

– И что ты намерен делать? – спросил Скотт, воспринимая как само собой разумеющееся, что Джастин уже взял его в свою команду.

Джастин смотрел на него поверх кружки с бесстрастным выражением лица.

– А с чего ты взял, что я буду что-то делать?

Скотт рассмеялся.

– Джастин, да кончай. Ладно.

Джастин пожал плечами.

Само собой, он не доверял Скотту Тейту. Он не доверял никому. Но у Тейта голова варила лучше всех оксфордских студентов. Кроме того, Тейт – самая большая сволочь, после него, конечно. Джастин инстинктивно чувствовал, что вместе они смогут составить великолепную команду.

– Насколько я вижу, – начал он медленно и осторожно, – у меня нет выбора. Фермы, которые останутся, не в счет, значит единственное, на чем можно делать деньги, это «Альциона». Так что я оставляю Оксфорд, чтобы заняться компанией, прежде чем моя сестра протянет свои жадные ручонки к «Альционе».

– Хорошо, но владение имуществом почти равно праву на него!.. Видишь, я не терял зря времени на лекциях, – растягивая слова, сказал Скотт.

– А это означает, что я должен стать необходимым в «Альционе» настолько, чтобы без меня все это сооружение рухнуло?! Это нетрудно. Уолт Мэттьюз не гений и под его так называемым руководством компания все годы жила в кредит…

Под влиянием отца Джастин смотрел на «Альциону» исключительно как на источник денег. Денег, которые должны пойти на Равенскрофт. Но при этом со все растущим удовольствием он замечал, что маленький ювелирный магазин обладает особенным очарованием и атмосферой, такой же неотразимой, как Равенскрофт. Это открытие питало его все возрастающую ненависть даже к умершему отцу.

– Я хочу иметь «Альциону», – тихо сказал Джастин будто самому себе. – Это единственное, чего Малколм никогда не касался. Единственное, что мне оставила Джессика.

– Верно, – коротко сказал Скотт, удивленный столь хитрым способом мышления Джастина. – Но ты придумал, как им завладеть?

Джастин пожал плечами.

– Перво-наперво я постараюсь привлечь на свою сторону служащих. Подниму зарплату, проведу кое-какие сокращения и перестановки. Вышвырну старую охрану и наберу новую. Свою.

– Да, привлечь служащих на свою сторону неплохо для начала, – согласился Скотт. – Но важнее всего капитал. Сколько у тебя реальных денег?

Джастин громко расхохотался.

– Не считая того, что останется от продажи ферм? Ничего. О, конечно, у меня есть собственность, стоящая денег и немалых! Стены Равенскрофта, к примеру, увешаны картинами, которые очень дорого стоят! Но все они сохраняются веками, их нельзя продать. Банки, правда, смотрят на таких бизнесменов благосклонно, но мне-то от этого какой толк?

Скотт кивнул.

– Значит, у тебя ситуация не лучше, чем у малютки Джорджа, – сделал вывод Скотт. – Что ж, надо жениться на деньгах, милорд. На какой-нибудь дурехе, чей отец держит деньги в кошельке. Таких здесь полно. Хочешь, я составлю список и устрою тебе приглашение на вечеринку?

Джастин уставился на Скотта.

– Ты серьезно?

– Вопрос заключается в том, – медленно проговорил Скотт, – серьезно ли настроен ты. Ты готов жениться на деньгах ради «Альционы»? Или эта жертва для тебя слишком велика?

– Нет, в данном случае никакая жертва не будет чрезмерной, – не задумываясь ответил Джастин и сам понял, как это верно. Он готов был на все, чтобы отвоевать «Альциону».

– Итак, – резюмировал Скотт, – ты женишься на деньгах. Потом тебе придется позаботиться, чтобы «Альциона» приносила еще большие деньги!..

– Вот об этом я и думаю. Если перейти на украшения для одежды, их можно начать делать уже с моими деньгами. Но самое драгоценное качество компании – ее репутация. А репутация такова, что наши вещи весьма ценятся в королевских кругах.

– Ну-ка поясни, – попросил Скотт.

– Ты когда-нибудь слышал о небезызвестной Софии Елене ди Маджори? Ее дед основал династию виноделов. Он делал хорошее и дешевое вино. За это его друзья виноторговцы исключили его из своего круга. Они постарели, обеднели, но сохранили достоинство. А клан Маджори ужасно разбогател. Отец дамочки, а потом ее муж хорошо потрудились…

– Удивительно, – сказал Скотт, – но какое это имеет отношение к делу?

– Да уж имеет, – заверил его Джастин. Решив оставить Оксфорд и заняться «Альционой», он очень тщательно исследовал ювелирный рынок. – План простой. Семейные украшения – дело трудоемкое и баснословно дорогое. Синьора богата и помешана на драгоценностях. Через три года ей исполняется сорок. Она хочет сделать себе подарок – ювелирный комплект… Это ее слова, не мои. По слухам, она готова выложить за него огромную сумму денег. Огромную!.. – тихо повторил Джастин. – Эта дама ищет сейчас подходящего ювелира.

– Ты хочешь, чтобы она выбрала «Альциону».

– Да, и это был бы хороший выбор: «Альциона» достаточно новая компания, чтобы соответствовать вкусу ди Маджори. В конце концов, ее деньги дед сделал так же, как моя прабабушка, основавшая «Альциону». Но вместе с тем компания достаточно старая, чтобы покрыться… патиной. Она ведь появляется с годами!.. Наши ювелиры – одни из лучших. К тому же, «Альциона» английская компания. – Он резко вытащил из кармана письмо матери и кинул его на стол. Когда Скотт уйдет, он сожжет это письмо, не распечатывая.

Скотт нахмурился.

– Я думал, быть британцем невыгодно. Разве итальянцы не… Ну-ка погоди минутку. – Голос Скотта внезапно окреп. – Эта ди Маджори итальянка? А в высших ювелирных кругах хорошо известно, что она намерена разместить заказ в какой-то компании?

– Да.

– Тогда наверняка Корральдо предложит свои услуги.

– Ты прав, – сказал Джастин, думая про дядю графа Энрико Корральдо.

– Да? – неуверенно повторил Скотт. – А не думаешь ли ты, что синьора София, или как там ее зовут, примет предложение Корральдо? Их компания старше «Альционы», итальянская и такая же известная.

– Я уверен, имя Корральдо в ее списке стоит первым номером. Но когда она составляла свой список, «Альциона» еще не вышла на арену…

Скотт ухмыльнулся.

– У тебя еще что-нибудь припрятано в рукаве?

Джастин покачал головой.

– А больше ничего не нужно. Да, итальянцы держатся друг за друга. Но они и недовольны друг другом. Ди Маджори забыла, я уж не говорю, не простила им историю с дедом, который вынужден был чувствовать себя отверженным в собственной стране. Именно так с ним держались не только братья по оружию, но и его соседи. Один из них, между прочим, был предком сегодняшнего главы семьи Корральдо.

– Ну что ж, возможно, ты прав, – сказал Скотт с некоторым сомнением.

Джастин улыбнулся.

– Ты забываешь, ювелирный бизнес не похож ни на какой другой. – Голос его внезапно смягчился. – «Альциона» создает мечты. Дарит очарование. Воплощает в жизнь фантазии. Подчеркивает статус власти. Ты думаешь, все зависит от прихоти этой итальянки? В определенном смысле, да. Но возможность того, что она разместит свой заказ у нас, реален, потому что «Альциона» – фирма с хорошей репутацией. Мы могли бы обойти в этом смысле таких, как «Ридекс». Эта новая американская фирма соперничает с могущественной «Тиффани», но несмотря ни на что, она слишком молода, чтобы предлагать себя ди Маджори.

– О'кей. Допустим, мы получим заказ. Что тогда?

Джастин засмеялся.

– Знаешь, что происходит, когда компания получает «королевскую печать» одобрения? Дамы стекаются толпами. У всех богатых людей едет крыша!.. Мы выполняем заказ Маджори, и очень скоро все загораются желанием иметь ювелирные изделия от «Альционы»! Хотя бы какую-нибудь пару сережек за несчастные пять тысяч фунтов!..

Скотт уловил волнение в голосе Джастина Сирамор-Форбса и поймал себя на том, что и сам впервые ощутил его.

– Ты действительно этим загорелся, да?

– Да. Довольно странно, но это именно так.

Джастин смотрел за окно, на лужайку. Конечно, он пожалеет, что не закончил Оксфорд. Но теперь он сам вступил в игру с жизнью и намерен победить.

– Значит, твой отец умер, а ты учишься быть свободным, – как бы рассуждая вслух, проговорил Скотт. – Это того стоило, Джастин? – тихо спросил он.

Джастин резко повернулся к Скотту, как будто тот прошелся раскаленной докрасна кочергой по его спине.

– Ты думаешь, я убил отца, Скотт? – внезапно очень спокойно ответил он вопросом на вопрос. Его голос звучал при этом так, словно его интересовало, пойдет ли завтра дождь.

Скотт Тейт улыбнулся.

– Я думаю, – сказал он спокойно, – что мне плевать, убил ты его или нет.

Длинный черный лимузин Риса Декстера остановился на частном аэродроме в пяти милях от Лос-Анджелеса. Его ожидал самолет компании «Декстер корпорейшн», чрезвычайно мощный и элегантный. Поднявшись в салон, Рис налил себе немного бурбона и много воды. Взглянув на часы, подсчитал время в полете. Он редко бывал в Италии, но сейчас просто горел желанием поскорее оказаться там.

Самолет взмыл в темнеющее небо. Рис, удобно устроившись в кресле, вынул досье Софии ди Маджори и принялся изучать. Интересная женщина! Это открытие вдруг заставило его вспомнить о самой интересной в мире женщине – леди Форбс. Он снова прокрутил в голове сцену в его офисе. Да, у юной леди были все основания забрать свои работы и оттолкнуть его!..

Как легко оказалось вызвать ее воображаемое присутствие – стоило закрыть глаза, и она возникла перед мысленным взором Риса. Разъяренная, осыпающая оскорблениями… но такая желанная. Рис сердито замотал головой и включил над собой свет. Он хотел хотя бы на время забыть леди Форбс, но чувствовал, что это было бы ошибкой…

А Рис Декстер не делал ошибок.


ГЛАВА 5


Венеция


Приземлившись в аэропорту Марко Поло, Флейм тут же отправилась на железнодорожную станцию, и, когда поезд остановился в Санта-Лючии, она уже была готова сразу начать знакомство с городом. Флейм решила первым делом прокатиться по каналу Гвидечча. Какой огромный выбор: популярные вапоретти, небольшие, но быстрые мотоскафи и, конечно, знаменитые гондолы. Она решила начать с самого живописного вапоретти. Эту поездку Флейм не забыть никогда: погружающаяся в воду Венеция – облупившиеся стены домов, крошащиеся камни, запах воды – и величие бесстыдно пышного города, словно парящего над всем этим. Стоило лодке повернуть, подчиняясь изгибу канала, как взору Флейм открывалось очередное белоснежное здание со сверкающими на солнце куполами, прекрасные фасады церквей в стиле барокко, творения Алессандро Треминьона…

Она уже приближалась к нужному ей месту, когда увидела красивую гондолу, скользнувшую мимо. Заметив темноволосую голову человека, фигура которого была наполовину скрыта белой занавеской гондолы, Флейм почувствовала, как ее сердце остановилось. Этого не может быть!.. Девушка покачала головой, сердясь на себя за игру собственного воображения. Откуда взяться в Венеции несносному Рису Декстеру? Этот мужчина становился опасным, он каждую ночь снился ей. Приказав себе не думать о нем, Флейм направилась к Палаццо д'Оро, то есть Золотому дворцу, в котором жила ее прабабушка.

Парадную дверь открыл мужчина средних лет, он слегка поклонился и обратился к ней по-итальянски:

– Синьорина Сирамор-Форбс? Меня зовут Марко, могу ли я взять ваши чемоданы?

Через минуту Флейм оказалась в маленьком внутреннем дворике под открытым небом. По каменным стенам вилась яркая зелень, создавая прохладу, из множества висящих округлых корзин свисали голубые, желтые, оранжевые, красные цветы. Но самым замечательным в этом дворике был фонтан. Обнаженная мраморная женщина держала в изящных руках кувшин, из которого лилась вода на ровную гладь искусственного озерца, поросшего водяными лилиями, а в глубине его сновали золотые рыбки.

– Вот сюда, пожалуйста, синьорина. Графиня с нетерпением ждет вас.

Шагая по длинной галерее, Флейм внезапно, словно споткнувшись, остановилась перед знакомым портретом. Пред ней висела эксцентричная работа кисти Лоренцо Лотто. Флейм покрутила головой и огляделась. На нее смотрели полотна, написанные Риччи, Тьеполо, Виварини… Лишь громкий голос, назвавший ее имя, вернул ее к действительности.

– Флейм, кара! Дорогая, ты прекрасно выглядишь! Правда ведь, мама! – Мария Корральдо поднялась со старинного дивана с позолоченной спинкой и быстро направилась к Флейм – поскорее обнять и нежно прижать к груди внучку.

– И правда. – Теплый, задушевный голос заставил Флейм перевести взгляд с бабушки на прабабушку. У нее перехватило дыхание. Графиня Джульетта Мария Гранти в платье из голубого венецианского шелка выглядела прекрасно для своих лет. Графине недавно исполнилось восемьдесят. Она поднялась, опираясь на палку. Волосы, отливающие серебром, были уложены в красивую высокую прическу. Брошь с бриллиантами и сапфирами, изображающая павлина с распущенным хвостом, сверкала. – Флейм. Как хорошо тебя назвали, дорогая, – сказала она и расцеловала правнучку в обе щеки.

Джульетте понравилась правнучка. Высокая, стройная, очень эффектная; глубокие темные таинственные глаза как нельзя лучше оттеняют великолепную кожу… Графиня одобрительно кивнула и расправила плечи. Внешность – это хорошо, а что за ней?

– Что ты на меня так смотришь, у меня что, вырос второй нос, да, ба? – спросила Флейм, и Джульетта рассмеялась.

У девочки есть характер!

– Да нет, как будто все в порядке. Знаешь, дорогая, называй меня Грэнди!

С этими словами Джульетта повела ее к уютному дивану рядом с чайным столиком.

– Венеция просто чудо! – воскликнула Флейм, принимая из рук Марии изящную чашку с чаем, показавшимся ей жидким. – Мне хочется увидеть ее всю!

Флейм поколебалась. Мост вздохов, Дворец дожей, бронзовых лошадей Сан-Марко или башню с часами? Но на самом деле ей хотелось увидеть больше всего на свете…

– «Корральдо», – тихо призналась девушка и бросила быстрый взгляд на Джульетту.

Мария и Джульетта обменялись многозначительными взглядами.

– Вот видишь, я тебе говорила, – тихо сказала Мария. – Флейм хочет попасть туда, куда боятся ступить даже ангелы. Ты же знаешь, в прошлом месяце она получила приз на конкурсе рисунков ювелирных изделий!..

Джульетта кивнула и задумчиво посмотрела на Флейм.

Флейм пожала плечами и спокойно встретила этот ее взгляд.

– Грэнди, это незначительный успех, но у меня есть кое-что, чем я хотела бы заинтересовать Корральдо. Весь последний семестр я работала не поднимая головы. – Флейм не сказала, что засела за рисунки после убийственной критики Риса Декстера. Она исправила все ошибки, и теперь у ювелиров не возникло бы никаких проблем с ее изделиями. – А ты как, одобряешь, Грэнди? – тихо спросила Флейм.

– Что я должна одобрить? Ты лучше знаешь, что тебе делать. А теперь пей чай, дорогая. – Джульетта легко сменила тему разговора. – Хочешь посмотреть свою комнату? Я поселю тебя в комнате папы Климента XIII с видом на канал.

Комната оказалась настолько хороша, что у Флейм перехватило дыхание. Она никогда не видела такой мебели и столько золота. В Палаццо д'Оро его было в изобилии. Флейм вышла на балкон и увидела роскошный белый дворец напротив. Внизу извивался зеленый канал. Блаженство! Рай!


Через три дня Флейм с прабабушкой сидели в длиной черной гондоле с позолоченным гербом Гранта на борту и в молчании пересекали Большой канал. Было почти десять вечера, вокруг сверкали огни. Они направлялись на ежегодный церковный праздник.

– Если бы только мама была здесь и видела все это, – задумчиво сказала Флейм. – Но сейчас она в Сан-Франциско. Она проводит там много времени.

Именно в этот момент гондольер запел, и довольно красивым голосом. Флейм рассмеялась. Подумать только: и гондола, и невероятное платье, и украшения, и песня! Она почувствовала себя сказочной принцессой, волей случая оказавшейся в двадцатом столетии. Мария убедила Флейм, что оба платья, которые они привезла с собой, не достаточно хороши для нынешнего вечера. Из огромного гардероба Джульетты она выбрала ей платье в талию, с широкой юбкой. Цвет его трудно было описать. Серебристое, серое, оловянно-голубое. Тончайший тайский щелк светился, меняя цвет. Личный парикмахер Джульетты всплеснула руками и чуть не пустилась в пляс, увидев волосы Флейм. Несколько часов занималась она ими, приводя в порядок и сооружая высокую прическу. Длинные локоны теперь падали на плечи и струились по шелку платья. От сочетания холодного серого шелка и огненных волос все пришли в восторг, в том числе и сама Флейм.

– Женщины уже так не одеваются, – смеялась она.

– Да, везде, кроме Венеции, дорогая, – сказала Джульетта и потянулась к трем бархатным шкатулкам, стоящим на столике…

Когда Флейм увидела эти бриллианты и изумруды, она почувствовала, как у нее подкосились ноги… Теперь драгоценности холодили шею и сверкали в ушах, но больше всего девушку поразила диадема, которую ей надели на голову. Тесный обруч сжимал виски, и Флейм чувствовала, что у нее вот-вот разболится голова. Диадема была украшена изумрудами и бриллиантами и выглядела очень величественно, но несколько старомодно.

Они причалили рядом с замечательной гондолой, в которой, как показалось Флейм в день приезда, снова мелькнул профиль Риса Декстера. Но девушка тотчас прогнала эту мысль. Она увидела палаццо, в котором собрались сливки венецианского общества. А вдруг она допустит какую-то оплошность? Джульетта взглянула на внезапно побледневшее лицо Флейм и взяла ее за руку.

– Смелее, дорогая. Они не кусаются. Запомни, ты будешь здесь самой красивой женщиной! Это им нужно бояться тебя…

Войдя во дворец, Флейм огляделась и не поверила своим глазам: Рис Декстер, улыбаясь синьоре Софии ди Маджори, протягивает ей бокал шампанского!..

Рис Декстер уже понимал, что заказ потерян, но это его не слишком волновало. С самого начала он не рассчитывал на успех. «Ридекс» слишком молодая компания, чтобы ей доверили такой королевский заказ. Но он не считал поездку в Венецию бесполезной и не прогадал: ему удалось заключить несколько сделок почти на миллион долларов.

Рис повернулся посмотреть на новых гостей, и глаза его удивленно расширились: она! Ему стало трудно дышать, в голове застучало… Он разозлился на себя и вместе с тем удивился. Он ведь должен был забыть ее! Черта с два!.. Каким образом эта девушка оказалась здесь? Вероятно, судьба распорядилась так, и не случайно. Зачем же противиться неизбежному?

Флейм увидела его и так резко остановилась, что Джульетта, идущая позади, наткнулась на нее.

– Дорогая, что?..

– Леди Форбс, – громко сказал Рис, загородив ей дорогу. Весело и озорно улыбаясь, он поклонился. – Кто бы мог подумать, что мы снова встретимся?

Флейм прикусила губу, испугавшись теплой и уже знакомой волны, накатившей на нее… Рис Декстер был в черном смокинге, не скрывавшем мощь его тела, и она почувствовала неодолимое желание отступить назад и спрятаться. У Джульетты заблестели глаза.

– По крайней мере не я! – резко ответила Флейм.

Глаза Риса неотрывно смотрели ей в глаза.

Он улыбнулся, с удовольствием заметив, что произвел на нее не меньшее впечатление, чем она на него. В этот момент Джульетта раскрыла испанский кружевной веер, и Рис отвел взгляд от Флейм.

– Вы должны были бы представить меня, – упрекнул он ее в нарушении этикета.

Она разозлилась, стиснула зубы, но подчинилась.

– Мистер Рис Декстер. Графиня Джульетта Гранти, – процедила она.

– Декстер? – тут же переспросила Джульетта. Интерес ее к привлекательному незнакомцу удвоился. – Из тех Декстеров, что владеют рудниками?

Рис скромно улыбнулся.

– Я никогда не думал, что столь очаровательная леди, как вы, может интересоваться рудниками.

Флейм открыла рот. Ну каков! Он так польстил ее Грэнди! Девушка посмотрела на Джульетту и увидела довольную улыбку на лице старой дамы. Флейм резко втянула воздух! Смешно! И как этот олух царя небесного мог очаровать ее прабабушку!

– Поскольку я через замужество связана с мистером Корральдо, то интересуюсь теми, кто добывает драгоценные камни. Я полагаю, «Ридекс» – это ваше творение? – Джульетта изящно приподняла бровь, с искренней насмешкой отреагировав на угрожающе потемневшее лицо Флейм.

Рис бросил на Флейм быстрый взгляд.

– Да, – ответил он сначала на вопрос Джульетты. – А вы, леди Форбс, также связаны с семейством Корральдо? – продолжил он.

Флейм сладко улыбнулась.

– Моя мать Франческа Корральдо. Дочь Микаэла Корральдо. Возможно, вы о нем слышали?

Рис слышал. О, еще как слышал!

– Прошу прощения, графиня, вы не будете против, если я приглашу вашу родственницу на танец?

– Конечно нет, – сказала Джульетта, несмотря на свирепый взгляд правнучки отпуская ее с беззаботной улыбкой.

Флейм открыла рот, желая отказаться наотрез, но рука Риса скользнула вокруг ее талии, и ей показалось, что ноги ее больше не касаются пола. Прежде чем Флейм успела понять, что с ней, она, крепко прижатая к стальной груди Риса Декстера, кружилась в вальсирующей толпе.

– Да подождите! – наконец она сумела выдохнуть. – Ведь вы должны были вежливо спросить… Вы, наверное, не понимаете, о чем я, да?

Рис улыбнулся, глядя на нее сверху вниз и крепко обнимая за талию.

– Может и нет, – согласился он сквозь стиснутые зубы. – Но я знаю другое. Например, что такое промышленный шпионаж!..

Флейм заморгала.

– Что?

– Что слышали. Итак, значит подруга послала ваши рисунки в «Ридекс» без вашего разрешения. Черта с два! Ну так скажите мне, этот ваш дядя Энрико хорошо заплатил за рассказ об устройстве компании «Ридекс»? – Он ждал, что на этот раз придумает вероломная маленькая мегера…

– К чему вы клоните? – резко бросила Флейм и едва не вскрикнула, когда рука Риса еще плотнее прижала ее к себе, так что она почувствовала мускулистую грудь, плоский живот и даже его… мужское естество. Она покраснела.

– Не изображайте простодушие, леди Форбс, – прорычал он. – Впрочем, я не могу вас больше так называть. Скажите ваше настоящее имя.

– Все зовут меня Флейм, – призналась девушка. О Боже, если он действительно заподозрил ее в шпионаже в пользу Корральдо, что он сделает, услышав ее первое имя – Альциона. – Но не смешите! У меня нет никакого интереса в…

– Флейм? – Рис посмотрел на нее, и в сердитых, серых, как свинцовые тучи, глазах появилась мягкость. Он бросил взгляд на ее волосы. – Остроумно, очень, – пробормотал он; голос его стал медовым.

Флейм почувствовала, как сердце снова громко забилось, ударяясь в грудь. Ей стало трудно дышать, не хватало воздуха, но ее это уже не заботило. Музыка перешла в крещендо, девушка кружилась в объятиях, которые казались ей словно продолжением ее собственного тела. Он просто невозможен! Его настроение меняется, как стрелка барометра. То сердится, то соблазняет, то мил, то почти груб. Флейм чувствовала исходящие от него дьявольские флюиды, от которых ее собственная кровь кипела. Ее соски напряглись и уперлись ему в грудь, она радовалась, что по крайней мере одежда разделяет их, хотя на самом деле ей хотелось устранить этот барьер вовсе… Глаза их встретились, как на дуэли! Внезапно музыка оборвалась. Они замерли на месте. Флейм не знала, чего ей ждать, но Рис вдруг улыбнулся странной улыбкой и сказал:

– Так значит, мы снова встретились не случайно. – Он пожал плечами. – Хотя теперь это уже неважно…

С таким совершенно загадочным, волнующим и зловещим замечанием он быстро поцеловал ей руку и исчез в толпе.

Флейм, широко раскрыв глаза, смотрела ему вслед. Руку все еще покалывало от поцелуя, а в голове крутились невероятные мысли; грудь ее высоко вздымалась, дыхание было учащенным и сердце замирало…

Боже, что это с ней?!


ГЛАВА 6


За сотни миль от Венеции, в благословенной Англии, Джастин вошел в комнату и остановился, быстрым взглядом окинув собравшихся: типичная вечеринка в Мейфэре[4 - Фешенебельный район Лондона.]. С улыбкой он взял стакан тепловатого шампанского. Вообще настроение у него было далеко не праздничное. Просто он подчинялся правилам игры людей своего круга. Джастин мог пописать в фонтан после четырех стаканчиков бренди «Наполеон», мог путаться с женщинами, посещать пирушки. Но чего он не делал никогда – не баловался наркотиками.

Хозяйка, женщина лет пятидесяти, увидев Джастина, сразу кинулась к нему. Она была в мини-юбке, открывавшей еще очень красивые ноги; под топом из серебристой парчи, модной ткани для вечернего туалета, подпрыгивали пышные груди…

– Джастин! Как замечательно, что ты пришел!

– Но, Джулия, неужели ты думаешь, что я могу долго не видеть тебя?

Джастин непроизвольно улыбнулся, слушая свой льстивый голос и наблюдая за реакцией женщины с пристрастием ученого, рассматривающего букашку под микроскопом. Он очень рано научился очаровывать. Свои чары он пробовал на няньках, на сверстницах, на учительницах, а позднее на любовницах. Сейчас все происходило само собой, словно бы без его участия. Как процесс дыхания. Мальчишеская улыбка Джастина казалась очень искренней, принимая во внимание столь долгие тренировки.

– Позволь мне представить тебя. Кстати, я должна сказать, дорогой Джастин, твой уход из Оксфорда просто скандал. Графы так себя не ведут.

– Наоборот, – улыбнулся Джастин, скрывая раздражение, которое на самом деле вызывала у него эта женщина с ее глупостью. – Я думаю, именно так графам и полагается себя вести. В конце концов, разве кто-нибудь слышал об образованном графе? Это почти неприлично.

Благодаря хозяйке, которая просто обожала его, Джастин получил то, что хотел. Его представили девушке, возглавлявшей список, составленный Скоттом, единственных наследниц крупного состояния. Так вот она какая! Полная, с коротко подстриженными, вьющимися от природы черными волосами и круглым как луна лицом. Блестящие карие глаза походили на пуговицы и портили в общем-то неплохое личико.

– Фелисити Мейнвеаринг, познакомься с Джастином Сирамор-Форбсом, графом Равенскрофтом.

Джастин немало удивился, увидев среди окружавших ее мужчин Джорджа Кэмпбелл-Бина. Он сперва кивнул мужчинам, потом грациозно заглянул в лицо женщине, единственным достоинством которой были деньги.

– Мисс Мейнвеаринг? – сказал он официально, но наклонился и поцеловал ей руку.

– Флик, – поправила его Фелисити с приятным йоркширским акцентом. – А как мне вас называть?

Джастин, распрямившись после европейского проявления галантности, встретился с ней взглядом и почувствовал, что улыбается.

– Меня зовут по-разному. Некоторые совершенно непотребно.

Флик Мейнвеаринг улыбнулась, показывая крепкие ровные белые зубы. Непонятно почему, но Джастин внезапно смутился.

– Я понимаю, но, предположим, я бы хотела быть вежливой…

– Мы все зовем его Джаззер, – вставил Джордж; выпитый им виски особенно усиливал его и без того заметный шотландский акцент.

– Джордж, ты просто пьян, – весело и добродушно сказал Джастин, и все засмеялись.

– Что ты хочешь этим сказать, ты, несчастный англичанин… – плохо выговаривая слова, заявил Джордж, но тут же умолк, остановленный быстрым взглядом Флик Мейнвеаринг.

Происходящее не оставляло сомнений. Джастин понял, ради чего все притворяются… Пятеро мужчин охотились за ее деньгами, в том числе и он сам. Они не хотели замечать ни ее внешности, ни ужасного произношения, ни кошмарного вкуса, судя по ее наряду. Платье ее представляло собой ворох лимонных кружев, делавших ее похожей на украшение для торта из ночного кошмара гурманов. А сама Фелисити? Джастин отвернулся от Джорджа и встретился вдруг… со светящимися умом и юмором живыми глазами!.. Он ощутил почти физический толчок в сердце. Она тоже знает! Мужчины, окружившие ее, имели безупречную родословную, но не имели денег. Они хотят заполучить йоркширскую толстушку из-за состояния ее отца. Она это знает! Джастин отпустил руку, удивившись тому, что все еще держит ее.

– Вы живете в Лондоне, Джаззер? – спросила Флик, сделав знак официанту и из всех напитков на большом подносе выбрала пинту пива «Гиннес».

Джастин заморгал, увидев, как она отпивает, и покачал головой.

– Нет, у меня имение в Оксфордшире. Фермерские земли, мне нравится, – сказал он просто и только потом заметил ее молчаливое одобрение.

Скотт кратко, но достаточно точно объяснил ему все про девушку. Отец Флик сделал состояние на угле перед резким падением цен на него. Но дочери привил любовь и уважение к земле. Однако Джастин никак не ожидал, что так легко сумеет заговорить с Флик Мейнвеаринг на равных и почувствует себя так свободно в ее компании.

– Я думаю, вы привыкли к таким сборищам, как это, – сказала Флик, махнув в сторону прокуренной комнаты, заполненной мужчинами и женщинами.

– Боюсь, что да. А вам удавалось избегать их?

Флик улыбнулась, а Джастин снова удивился и посмотрел на нее уже серьезнее. Его что-то смутило в ней. Потом, когда она перехватила его взгляд и счастливо закивала, он понял, в чем дело. Флик улыбалась искренне, широко, беззаботно и бесхитростно. Не так, как многие женщины, которых он знал.

– Мне нравится, когда женщина улыбается так искренне, – сказал Джастин, желая польстить. Но увидев устремленный на него откровенный, спокойный взгляд карих глаз, почувствовал себя немного пристыженным.

– Рада слышать. Но боюсь, я слишком много улыбаюсь. Знаете, как я веселилась, увидев вот это платье? Его купил отец, он так понимает красоту. Оно прекрасно в своей отвратительности, правда?

– Потрясающе, – пробормотал Джордж, в то время как другие мужчины потихоньку отошли.

Джастин, бросив взгляд на приятеля, спокойно, но твердо сказал:

– Тебе стоит пойти подышать свежим воздухом.

Хозяйка дома, впитывавшая все происходящее, как растение в пустыне впитывает весенний дождь, поняла намек.

– Да, пошли, Джордж. Я покажу тебе фуксии. Надеюсь выставить их в Челси. Мне интересно твое мнение. – И она потащила его за собой.

Если Джастин и Флик Мейнвеаринг в конце концов поженятся, для нее это станет сватовством века. А потом… Джулия оглянулась, глаза ее загорелись, когда она посмотрела на Джастина. Высокий, со светло-золотистыми волосами, он возвышался, как маяк. Она ощутила, как горячо вдруг стало в груди… Любовь на склоне лет с графом Равенскрофтом. Замечательно!..

Джастин, ничего не подозревавший об этих эротических помыслах хозяйки, вывел Флик в бальный зал. Он понятия не имел, умеет ли девушка танцевать, и обрадовался, услышав звуки простого вальса. Он взял ее руку и тут же почувствовал, какие сильные у нее пальцы. Поразительно, но ему стало приятно! Легко, без усилий, они кружились по залу. Флик танцевала не хуже его. Один вальс переходил в другой. Флик молчала, явно не желая разрушать очарование танца. Джастин тоже не проронил ни слова, он думал, что, пожалуй, впервые женщина ничего от него не ждет и ничего не требует. Танцуя с Флик, он ощущал странный покой. Кто-то хлопнул его по плечу. Джастин обернулся и увидел Майкла Белла, одного из небогатых претендентов на руку Флик; он даже не удостоил его внимания, и третий сын обедневшего аристократа растворился в толпе. Флик заметила, но промолчала. К полуночи танцы закончились, и они вернулись к накрытым столам. Джастин положил себе довольно много любимого салата, наблюдая, как Флик наполняет свою тарелку. Вместо ощущения или презрения к ней он почувствовал восхищение. Нужно иметь сильный характер, чтобы в комнате, полной изящных, стройных девиц, ежедневно в ужасе встающих на весы – не покажут ли они лишнюю унцию, – класть на тарелку то, что хочется.

– Может быть, выйдем в сад? – предложила Флик, на что Джастин радостно согласился.

Он уже не собирался соблазнять ее, боясь оскорбить. Черт побери, как она сумела ему понравиться?!

– Итак, Джаззер, то, что вы хотите от меня, это деньги, – сказала Флик. В глазах ее появилось беспокойство, когда Джастин поперхнулся, но она услужливо и довольно крепко похлопала по спине, и Джастин благодарно закивал. На глазах, печально устремленных на девушку, выступили слезы.

– Вы не привыкли к играм, не знаете их правил, – тихо упрекнул он ее.

Флик покачала головой.

– Нет, не знаю. Я предпочитаю играть по своим правилам. Как и вы.

На этот раз Джастин медленно и осторожно отпил вина. Умная девушка. Возможно, даже опасная. Он почувствовал, как кровь застучала в висках.

– Вы считаете, что настолько хорошо меня поняли? – спросил Джастин. Под улыбкой он хотел скрыть неловкость.

– Ну из того, что слышала, и из того, что увидела, думаю, да.

Джастин посмотрел на нее долгим взглядом и тихо сказал:

– Но вы могли ошибиться.

Флик склонила голову набок.

– Я раньше ошибалась, – призналась она. – Но сейчас почти никогда.

Джастин напрягся.

– Вы можете быть доброй, Флик?

Поднеся кружку с пивом к губам, Флик остановилась и посмотрела на Джастина, как бы оценивая его.

– Вам здорово досталось от людей, да?

Джастин пожал плечами, не в силах выдержать прямого честного взгляда.

– А разве достается не всем?

Флик ничего не ответила, терпеливо выжидая, когда молчание станет невыносимым и он снова будет вынужден посмотреть на нее. И он посмотрел.

– Люди переносят это по-разному. Одни легче, другие тяжелее, – спокойно сказала она.

– Вы полагаете, я трус? Или слабак?

– Нет. Ни то, ни другое, – сказала Флик, а потом, к полному и совершенному недоумению Джастина, добавила: – Я даже думаю, было бы лучше, если бы вы оказались или тем, или другим…


Флейм смотрела, как широкая спина Риса Декстера исчезает в праздничной толпе, совершенно забыв о Джульетте.

– Очевидно, он хочет заключить контракт с Софией, – вдруг заявила Джульетта и, когда Флейм непонимающе уставилась на нее, объяснила про замысел ди Маджори.

– Так вот почему он приехал в Венецию, – пробормотала Флейм, внезапно ощутив странный укол ревности. Он здесь для того, чтобы подольститься к этой итальянке и выманить у нее деньги. Могла бы и сама догадаться. Неужели можно было предположить, что он приехал из-за нее?! Какая романтическая глупость и детская наивность!..

Джульетта заметила искры, проскакивавшие между Рисом Декстером и ее юной правнучкой, а старая леди всегда доверяла игре огня… Надо пригласить этого молодого человека на чай, решила Джульетта.

– А где она? София? – спросила Флейм.

Джульетта пожала плечами.

– Она уже ушла, дорогая. Только что.

Флейм напряглась. Так, может, она ушла с Рисом? Может, они уже занимаются любовью? Он вполне мог попытаться соблазнить ее ради такого заказа… Сейчас, когда Риса в зале не было, вечер вдруг стал совсем неинтересным. Флейм старалась выбросить Риса из головы, но тщетно. Отвратительный тип!..

В половине третьего ночи праздник подошел к концу. Домой ехали молча, наслаждаясь тишиной и звездным небом, во дворец вернулись уже на заре. Флейм торопливо сняла диадему и с облегчением вздохнула. Джульетта заметила это.

– Так сильно болит голова, милая? – с сочувствием спросила она. – В ванной есть аспирин.

– А откуда ты знаешь, что болит? – спросила Флейм, потирая виски.

– Я не телепат, – рассмеялась Джульетта. – У меня тоже от нее болела голова. А раньше – у моей мамы.

Флейм состроила гримасу.

– Тут такие замечательные камни. Жаль, что она такая тяжелая и такая старомодная.

Джульетта быстро взглянула на девушку, что-то особенное уловив в ее голосе. Она заметила, как Флейм рассматривала диадему и какие у нее были при этом глаза. Потом старая дама кивнула.

– А почему бы тебе не заняться диадемой? Сделать ее легче и современней?

– Что? – Флейм оторвала взгляд от сверкающих камней. Было нечто магическое, почти гипнотизирующее в их блеске. Сейчас, с восходом солнца, когда ушла в прошлое самая волшебная ночь в ее жизни, казалось, драгоценности зачаровывали ее больше, чем когда-либо.

– Ты ведь уже несколько месяцев занимаешься дизайном, – подбодрила ее Джульетта. – Сделай набросок, дорогая, и если я его одобрю, то велю ее разобрать и переделать по твоему рисунку. Я подарю ее тебе в день твоего рождения.

Утренняя заря в Венеции во все века была временем широких жестов…


В ту ночь Флейм снился Рис Декстер. Она плыла под музыку в его объятиях, его губы прикасались к его губам, поцелуи становились все требовательнее, а потом их тела соединились, и ей показалось, что она растворилась в нем без остатка…

Через несколько часов Флейм проснулась и на столике у кровати увидела диадему. Солнечные лучи падали прямо на нее, она вспыхивала изумрудным и серебряным светом, который, отражаясь от камней, бился о стены. Игра света и теней заставила Флейм сесть в постели и потянуться к блокноту. Сперва неуверенно, потом смелее, она стала рисовать. Время летело незаметно, она забыла обо всем, кроме рисунка, цвета и красоты камней. К полудню у Флейм были готовы три варианта, абсолютно разные, но все потрясающе красивые.

Джульетта смотрела на них, потеряв дар речи, она не могла и предположить, что у Флейм такой талант. Она тотчас решила послать диадему и один из трех рисунков любимому ювелиру, пообещав ему двойную цену за то, чтобы он переделал диадему за неделю. Она сама продемонстрирует талант правнучки! Джульетта улыбнулась с легкой печалью. Старый граф задохнется от злости! Потом Джульетта нахмурилась. Граф опасный человек, если ему перейти дорогу. Но Флейм настоящий художник, и Джульетта все равно сделает это.


Рис Декстер неподвижно стоял у окна отеля, глядя на потрясающую панораму. Его мысли были заняты не городом, несмотря на его неповторимую красоту, а Флейм Сирамор-Форбс.

Даже про себя произнеся ее имя, он улыбнулся, потом желание и гнев вновь охватили его. Кто же она на самом деле? Простодушная невинность, какой кажется, или расчетливая, деловая хищница? Улыбка сменилась печальной усмешкой, когда он решил, что сейчас это уже неважно. Она взорвала его мир, лишив покоя. Впрочем, покоя он никогда и не хотел.

Но тем не менее, следует все хорошенько проверить. Ему абсолютно не нужны сюрпризы. Если она намерена поиграть с ним, он готов, пусть попробует. Он даже хочет этого. О да, и даже более чем просто хочет. Но если он выиграет…

Глядя из окна отеля на Венецию, он видел только Флейм. Однажды она его удивила. Теперь пришла его очередь. Милый маленький «ураган» должен понять: никому не удастся победить Риса Декстера. Он преподаст ей урок, который им обоим пойдет на пользу. Удовольствие будет взаимным…


ГЛАВА 7


Джастин услышал музыкальный звонок у двери магазина и выглянул. Лицо его осветилось улыбкой. Пришла Флик. После вечеринки в Мейфэре они часто встречались. Флик могла говорить обо всех и обо всем, она ухитрялась вытягивать из Джастина такие философские мысли и идеи, о существовании которых у себя он и сам не подозревал. Ну и что, если она полновата и не красавица? У Джастина были стройные любовницы, но Флик отличалась от них, как зрелый и острый на вкус апельсин от перезрелого приторно-сладкого винограда. Чем чаще он видел ее, чем больше времени проводил с ней, тем необходимее становилась она ему. Ее присутствие успокаивало и поддерживало. Предстояло что-то делать с Уолтом Мэттьюзом, сестрой и матерью, и Джастин думал, что вместе с Флик они справились бы с ними. Флик обладала прекрасной деловой хваткой. Вдвоем они подняли бы «Альциону».

– Флик! – Он пошел к ней навстречу, протягивая обе руки. – Я хочу тебе что-то показать…

Он повел ее в маленькую заднюю комнату, заставленную оборудованием и странно тихую. Только внезапный визг дрели или удар молоточка нарушал почти монастырскую тишину. Словно сами работники, согнувшись над столами, создавали эту атмосферу храма. Флик, почувствовав это, пошла на цыпочках.

– Могу предположить, что твои познания о ювелирном искусстве ограничиваются только украшениями, которые ты носишь. Я прав? – улыбнулся Джастин, радуясь случаю показать ей сердце «Альционы» – Вудсток.

– Да нет. Я вообще не люблю их носить.

Джастин взглянул на девушку и только теперь заметил, что кроме часов на ней и впрямь ничего такого нет.

– Скромница, – пошутил он, но, почувствовав себя неловко, быстро подвел ее к ближайшему рабочему месту, где трудился Гюнтер Восс. – Как дела, Гюнтер?

– А? – Старик поднял глаза, и Флик удивилась, какой он старый. Похоже, ему было восемьдесят, а то и больше.

– Гюнтер Восс перед войной бежал из Германии. Он еврей, – добавил Джастин как само собой разумеющееся. Флик поморщилась, а Гюнтер печально улыбнулся. – Джессика увидела его, когда он сошел на английский берег.

– Она спасла меня от властей, – пояснил Гюнтер. – Мы все любили леди Эс-Фэ, – загадочно добавил он и сосредоточился на работе, забыв о Джастине.

Флик наклонилась ниже и встретились с глазами Гюнтера.

– А что именно вы делаете, мистер Восс? – вежливо спросила она.

– Соединяю вместе два кусочка камня. Один хорошего качества, другой похуже. Вот смотрите… – Старческими пальцами, но удивительно уверенными и ловкими, он взял пинцетом с подноса маленький кусочек бриллианта и подержал под микроскопом. – Верхняя половинка, или как мы говорим, корона, настоящий бриллиант, видите, как он ловит свет?

Флик кивнула, очарованная камнем, мастером и новизной впечатлений. Этот замечательный старикан живет ради своего искусства. Его страстная любовь волновала и печалила.

– Я соединяю эту корону с нижней частью. Получается бриллиант, который не совсем бриллиант. Он так же красив, но не так дорог. Это один из способов, с помощью которого ювелир и покупатель достигают соглашения к обоюдному удовольствию.

– А я думала, вы так обманываете покупателей, нехороший вы человек, – пошутила Флик.

– Я и есть нехороший. Очень нехороший, – принялся убеждать ее Гюнтер. Мне известны все способы обмана. В молодые годы в Германии я из белого циркона делал бриллианты, да. Красную шпинель выдавал за рубины, а голубую – за сапфиры. Я знал мастеров, способных покрасить бледные изумруды, чтобы придать им насыщенный цвет.

– Но здесь ничего такого он не делает, – поспешил вставил Джастин немного резковатым тоном.

– Нет конечно. У леди Сирамор-Форбс всегда были самые лучшие в мире камни по качеству и по обработке. Нет, нет, никто и мысли не допустит, что мы обманываем, – покачал головой Гюнтер, а потом снова посмотрел на составной камень, который держал в руке. Это было нечто новое для «Альционы», и оно ему явно было не по душе.

Внезапно Джастин, к своему ужасу, почувствовал, как краснеет.

– Но это позволяет нам не отставать от моды, Восс, – заявил он холодно. – Сегодня женщины предпочитают украшения подешевле. Так что составные камни вполне логичный ход. На континенте все так делают.

– О, в этом я не сомневаюсь, – спокойно сказал Гюнтер. – Простите, мисс, мне надо работать.

– Конечно. – Флик выпрямилась и бросила на Джастина недобрый взгляд.

Джастин никому из своих сотрудников не говорил, что следующим новшеством станут более дешевые украшения для платьев. Он планировал расширить бизнес, продвинуться за границу.

– Иди посмотри, как делают серьги. От начала до конца, – сказал Джастин, быстро меняя тему разговора.

Флик шла за ним от одного рабочего к другому, его взгляд темнел, становился глубоким. Они смотрели, как опытный камнерез вставляет темно-зеленый изумруд совершенной формы в оправу. Флик никогда не видела Джастина таким оживленным, довольным и удивлялась.

В последние недели куда он ее только не водил! На балет, на вечеринки, они даже катались на лодке в Оксфорде, и всегда он был сдержан, как подобает английскому графу. Но ему не удалось ее обмануть. Это была лишь защитная маска. Очень скоро Флик поняла, что за человек на самом деле Джастин Сирамор-Форбс. В его душе глубокий след оставили одинокое детство и отец. У него не было друзей, об этом позаботился Малколм, уверенный, что мальчик должен с детства играть роль важного аристократа.

Он был невероятно одинок, несмотря на успех у женщин. Но там, где речь шла о настоящем успехе, его не было у Джастина. Флик удивляла его, утверждая, что он и понятия не имеет, как женщины мыслят или чего хотят. Она знала, он был бы совершенно иным, окажись рядом с ним мать – любить без ожидания награды может только она. У Джастина не было такой любви. Поэтому он остался эмоциональным инвалидом, не способным выражать чувства и понимать их. Без ложной скромности Флик думала, что могла бы помочь ему. Он искренне обожал ее. Из всех поклонников она оставила только двоих: Джастина и Джорджа Кэмпбелл-Бина. Она много думала, колебалась, а накануне вечером наконец приняла решение и заявила отцу, чтобы он готовился к свадьбе. К ее свадьбе.

– А вот такая… – Флик быстро вернулась к происходящему, Джастин выбрал простую, но элегантную сапфировую серьгу в виде падающей слезы и поднес к свету, – получается после нескольких дней тяжелого труда. Нравится? – Он приложил ее к уху Флик и покачал головой. – Нет, для тебя слишком темная. К твоим глазам нужны бриллианты. У меня есть кое-что. Пошли.

Флик разрешила взять себя за руку и повести в демонстрационный зал. Выбрав ключ из связки, которую он носил на поясе, Джастин открыл витрину, взял с нижней полки красную бархатную шкатулку, поставил на стеклянную поверхность и приоткрыл крышку. На черном бархате лежало колье. Флик ахнула. Сверкающие камни были уложены так тесно, что сперва она не сумела разглядеть рисунок, а когда разглядела, снова ахнула. С крученых алмазных нитей свисал огромный бриллиант.

– Какая красота! Сколько же такое может стоить? – спросила потрясенная Флик.

Джастин пожал плечами.

– Я не скажу, – тихо проговорил он. Потом выпрямился, в лице ни кровинки. – Надеюсь, ты примешь его в подарок.

– Что? – ахнула Флик. – Я не могу принять такой… такую фантастическую вещь. – Флик покачала головой, безмолвно глядя на ожерелье. – Джастин, я просто не могу.

– Даже как свадебный подарок, Флик?

Она быстро подняла глаза, забыв о бриллиантах. Флик увидела, как напряглись его плечи, как руки вцепились в стекло витрины. Казалось, он с трудом держится на ногах. Другие видели в нем только надменность, самоуверенность, дерзость, а сейчас, глядя на бледное красивое лицо Джастина, она обнаружила боль, неуверенность, страх и едва сдерживаемую страсть. Второй раз за день Флик пожалела, что пришла. Но не в ее натуре было трусить. Другая на ее месте обошлась бы письмом, но Флик Мейнвеаринг предпочитала выдержать разговор лицом к лицу.

– Джаззер, ты всегда все усложняешь, – вздохнула она наконец, прикусив губу и опустив плечи.

Джастин покачал головой, не отрывая глаз от ожерелья.

– Я должен понять это как отказ?

– Да, я и пришла, чтобы сказать тебе это.

Джастин кивнул, во рту стало так сухо, что ему показалось, он уже никогда не сможет разжать губы. Но он смог и услышал свой собственный голос.

– Я что-то сделал не так или чего-то не сделал?

Флик вздохнула. Так плохо она никогда себя не чувствовала. Ей казалось, она бьет раненое животное. Ее доброе большое сердце кровоточило, но здравый смысл твердил: она поступает правильно. Джастин Сирамор-Форбс похож на бриллиант с изъяном, который ей показал один из рабочих. Он блестел и был твердым, как любой алмаз, но в любую минуту мог рассыпаться… Починить его было под силу только опытному мастеру. Она не смогла бы. Она вообще не была уверена, что его можно починить…

Потерянный, страдальческий взгляд его был невыносим. Она наклонилась над витриной, мягко коснулась руки Джастина, и ее обожгло холодом. Рука была ледяная.

– Джастин, – сказала она ласково. – Ничего плохого ты не сделал. Я думаю… Я думаю, ты так прячешь себя от других, что спрятался сам от себя. Я думаю… – В первый раз Флик почувствовала, что не в силах прямо и честно высказать свои мысли. – Давай посмотрим правде в глаза, Джастин. С самого начала мы оба знали, что это был… ну, деловой контракт. Тебе нужны деньги, а мне мужчина, с которым я могла бы жить.

С несчастным видом Джастин кивнул.

– Да, ты совершенно права, – согласился он, стараясь не выдавать сдавившей грудь боли от предательства и отчаяния. – Ну так… если не я, то кто же?

Он выпрямился и захлопнул шкатулку. Пальцы его ничего не чувствовали, он продолжал действовать автоматически, радуясь тому, что Флик не видит, что делает с ним. Сейчас в его жизни нет ничего дороже «Альционы». Он никогда не подведет ее, никогда не разобьет ее сердце никогда, дав надежду, не лишит ее.

Флик испытала большое облегчение от спокойствия Джастина и слегка расслабилась.

– Так уж получилось – твой старый друг, – сказала она ласково. – Джордж Кэмпбелл-Бин.

Джастин был уверен, что улыбнулся, по крайней мере губы его дрогнули…

– Да, значит Джордж. Но почему именно он?

Флик пожала плечами.

– Джордж подходит мне больше всех, если подумать. Он шотландец и понимает истинную цену денег. Но самое главное, я смогу его убедить, что именно я должна стать во главе отцовской компании. – Флик подняла руку и коснулась холодной щеки Джастина. – Знаешь, в общем-то из меня получится ужасно занудная жена, Джаззи. Через месяц ты бы почувствовал себя со мной совершенно несчастным.

– Выходит, я должен радоваться спасению от судьбы, которая хуже смерти?!

Сейчас ему хотелось убить Джорджа!

– Конечно, – засмеялась Флик, – ты ведь на самом-то деле не представлял себе нас вместе? – спросила она с надеждой.

Джастин покачал головой.

– Да нет, конечно нет.

Он представлял себе их в Равенскрофте, Флик превратила бы старинное строение в настоящий дом – впервые за его долгую и несчастливую историю. Джастин мечтал, как он будет приезжать домой, в котором тепло и сытно. Он видел Флик, большую, беременную. Он думал о ночах в огромной постели с балдахином, в которой больше не будет холодно и одиноко, он согреется возле теплого тела, положив голову на пышную грудь жены. Ее смехом наполнится дом, разговоры с ней успокоят и поддержат.

– Нет, – сказал он спокойно. – Я никогда не думал о нас вместе. Правда.

– А как же мои деньги для «Альционы»? А? – шутливо спросила она. – Правда, замечательное место! Ты сможешь сделать ее своей, ты ведь просто принадлежишь ей. Я вижу этот день!..

– Да как-нибудь обойдусь, – глухо бросил Джастин. – Сейчас это все, что у меня есть. Ну и Равенскрофт, конечно.

Флик импульсивно потянулась к нему, обняла. Его руки оказались на ее широкой спине. Он как бы впитывал ее тепло…

– Флик, – сказал он внезапно дрогнувшим голосом, но сразу же испугался и передумал. – Ну, удачи тебе с Джорджем. Он позаботится о твоих деньгах, подарит шестнадцать детей, а потом убежит с местной барменшей.

– Не беспокойся, я буду держать его на коротком поводке. Обращайся с ними, как с собакой, и они замяукают, как кошка!

– Звучит здорово, – потрясенно согласился он, чувствуя, как кружится голова и подкашиваются ноги. – Ну что ж, я тебя провожу. – Он быстро пошел к двери, боясь упасть.

– Торопишься избавиться от меня? – насмешливо спросила Флик, выходя на тротуар и направляясь к машине. – Бьюсь об заклад, у тебя на очереди следующая наследница, да? – Она села в машину. – Я пришлю приглашение на свадьбу! – крикнула она, отъезжая.

Джастин смотрел ей вслед, пока она не пропала из виду, а потом пошел к маленькому автомобилю, стоявшему с другой стороны магазина. Он поехал в Равенскрофт. Там он сразу прошел в спальню, упал ничком на кровать и разрыдался. Сперва тихо, потом громче. Дядя Роджер услышал и спустился из своей пристройки.

Стоя на пороге, Роджер смотрел, как плачет племянник. Этот бедолага – добрая душа – любил Джастина. Джастин не заставлял его безвылазно сидеть в пристройке, как Малколм, не ругал за развешанные по дому рисунки. Джастин, конечно, не Франческа: та – ангел! Он готов был ждать сколько угодно и знал, что дождется ее возвращения. Но ему не нравилось, что Джастин плачет. Он понимал: если плачет, значит мальчику плохо.

Джастин потянулся к подушке, прижал ее к животу и свернулся в позе эмбриона, плечи его тряслись. Но даже в таком отчаянном состоянии он знал, что не побит и не повержен. Малколм не победил его. Флик тоже. Даже потаскуха-мать не возьмет над ним верх. А тем более сука-сестра. Он их всех достанет! О да, он их достанет! Всех!

Роджер обрадовался, увидев, что Джастин перестал плакать.


Флейм еще раз взглянула на табло и облегченно вздохнула: самолет из Нью-Йорка наконец-то прибыл. Ей не терпелось увидеть Венди.

Рис Декстер тоже находился в аэропорту. Он встречал отца. Ему очень хотелось провести несколько дней с отцом. В последнее время они редко виделись, и, кроме всего прочего, он был заинтригован обещанным по телефону отцовским сюрпризом. Рис уже двинулся к барьеру, легко лавируя в толпе встречающих, как вдруг увидел ее. Заметить Флейм не составляло труда. У кого еще могут быть такие огненные волосы? Да ни у кого! Его настроение вознеслось до небес. Рис глубоко вздохнул, пытаясь унять сердцебиение. Нет, он не мог спокойно видеть ее. Не мог и все. В конце концов, она не представляет реальной угрозы. Просто этакое развлечение в жизни, которое ему безусловно необходимо. А то жизнь его стала какой-то удивительно скучной и обыденной, и Флейм… Но кто знает, что она такое? Клумба с чертополохом? Или с розами?.. Нежно, сладко пахнущими бархатными розами? Рис еще раз набрал побольше воздуха в легкие и ринулся в бой!..

Флейм вытягивала шею, ожидая появления первого потока пассажиров, когда знакомый голос заставил ее резко обернуться. По телу пробежала волна жаркого удовольствия, быстро сменившаяся холодным гневом.

– Я бы советовал вам не преследовать меня, леди Флейм, ваше внимание меня смущает!

Флейм вытаращила глаза, увидев перед собой Риса Декстера. Он был в потертых джинсах «ливайз», словно вторая кожа обтягивающих мускулистые бедра, и в синей рубашке с расстегнутым воротником, из-под которого виднелись темные кудряшки. Толпа притиснула его к Флейм, и девушка чувствовала тепло его тела. Едва сдерживаясь от гнева, она как можно спокойнее спросила:

– Я? Преследую вас? Не слишком ли вы эгоцентричны?

– Ах, ах, ах! – Он тихо засмеялся, размахивая перед ее носом мозолистым пальцем.

– Послушайте, почему бы вам не уйти? – холодно спросила Флейм. – Я ожидаю друга. И…

– Друга? – Как всегда, Рис перебил ее на полуслове. Глаза его сузились, в них заплясали оранжевые искорки. – Это мужчина?

– Нет, соседка по комнате в колледже, если уж вам так интересно. Вообще-то, это не ваше дело!

– О? А мне кажется, вы сами все время пытаетесь совать нос в мои дела. Сперва вы обманом пробрались ко мне в офис, потом вдруг оказались на празднике в Венеции, а теперь здесь. Конечно, я польщен таким вниманием с вашей стороны…

Флейм потеряла дар речи, внезапная жаркая волна захлестнула ее. Черт побери, что он о себе воображает? Что он… Потом она бессильно вздохнула. Надо признаться хотя бы себе: Рис Декстер интересует ее. И очень!

Рис наблюдал, как противоречивые эмоции отражаются на лице Флейм, откровенно наслаждаясь спектаклем, который сам срежиссировал.

– Вы… вы… – Флейм никак не могла найти подходящее слово, чтобы обозвать его, но потом, переменив тактику, бросилась в наступление: – Вам ли рассуждать о лжи и обмане? Неужели вы всерьез полагаете, что кто-то поверит, будто вы не готовы на все, буквально на все, – прошипела она, – чтобы уговорить Софию ди Маджори отдать «Ридексу» заказ? Да все знают, вы бесстыдно ухаживаете за ней, выставляя себя круглым дураком!

Рис насмешливо улыбнулся.

– Ревность, леди Флейм? Не надо ревновать. Вы победили. Я вами заинтригован. Я зацепился за вас глазом, как сказала бы моя бабушка. Итак, в котором часу мне заехать за вами сегодня вечером?

– Что? Вы серьезно думаете, будто я поеду…

– Пожалуй, «Антико Мартини» будет то, что надо. Один из лучших ресторанов Венеции, – небрежным тоном добавил Рис. – Или вы предпочитаете «Алла Коломба»?

Флейм удивленно смотрела в насмешливые глаза Риса Декстера и сердито тряхнула головой. Похоже, она сходит с ума.

– Я даже в «Макдоналдс» с вами не пойду! – выпалила она и резко повернулась, услышав знакомый голос:

– А я пойду. Я куда угодно с вами пойду.

– Венди! – Флейм увидела подругу и, с облегчением вздохнув, расцеловалась с ней. Надо же, из-за Риса Декстера она не заметила, что из самолета уже вышли все пассажиры.

Рис посмотрел на простенькую, но очень приятную девушку и ухмыльнулся. Итак, она действительно встречала подругу. Он почувствовал такое невероятное облегчение, что едва не расхохотался.

– Спасибо, – поблагодарил он Венди за явную лесть и, к ярости Флейм, потянулся к подруге поцеловать ей руку. – Очень рад, когда меня ценят.

– Даже не рассчитывайте на это, – едко заметила Флейм. – Она вас еще не знает!

Венди посмотрела на Флейм, потом на Риса и улыбнулась.

– Ну, пошли отсюда, – сказала Флейм и потащила подругу за руку.

– Увидимся! – крикнул Рис, когда девушки направились к выходу.

Злая и красная как рак Флейм не оглянулась.

– Черта с два! – тихо пробормотала она.

А Венди захохотала.

– Да кто это?

– Просто мужчина, – сердито фыркнула Флейм.

– Я слышу самую откровенную ложь года, – пропела Венди. – Дай-ка я заберу свои чемоданы, а потом как следует потолкуем.

Флейм печально кивнула.

– Извини, Венди. Этот тип меня достал.

– Вижу.

Флейм улыбнулась. Но когда они подъехали к Палаццо, улыбки уже не было на ее лице. Рис опасен. Он волновал, смущал ее, и интуиция подсказывала: впереди ее ждут еще большие волнения…

Хорошее настроение улетучилось.


ГЛАВА 8


Граф Джулио Перлуджи Корральдо был похож на популярного актера пятидесятых годов. В то время наверняка не одно женское сердце влюбленно трепетало из-за него, как крылья бабочки. Он и сейчас, в темно-синем пиджаке с длинными шелковыми отворотами, в Серых брюках и в мокасинах от «Гуччи», был хорош.

Корральдо предложил гостьям – Флейм и графине Гранти – пройти в библиотеку. Это была первая встреча Флейм с могущественным дядюшкой, и поэтому, отбросив все посторонние мысли, она тепло улыбнулась.

– Привет, дядя, я давно хотела с тобой познакомиться.

Граф Джулио подошел к ней и поцеловал в обе щеки.

– Я не виноват, что мы так давно не могли встретиться, моя дорогая племянница. – Он говорил ровно, гладко, слова будто скользили по оливковому маслу.

Снисходительностью в голосе он напомнил ей школьного учителя живописи и его систему, в соответствии с которой мальчики всегда оказывались на верхней ступеньке школьной иерархии, а девочки на нижней. Это уже тогда раздражало Флейм, а теперь забытое чувство внезапно вернулось. Ей стало ясно, почему прабабушка так не любит графа.

– Ну вот я здесь. Мне ужасно нравится Венеция!

– Ах, Венеция, кому только не нравятся ее прелести?!

Граф Джулио снова растянул губы в улыбке, но когда он увидел насмешливое лицо Джульетты, улыбка тотчас сбежала с его лица.

– Графиня Гранта мила, как всегда. – Он подошел к глобусу, который на самом деле оказался баром, и наполнил бокалы охлажденным белым вином. – Итак, теперь я сам вижу, почему вся Венеция говорит о необыкновенной пламенной женщине. Все верно. – Он явно был уже наслышан о триумфе племянницы в венецианском обществе.

Флейм не понравился старший брат дедушки и, как ей показалось, она ему тоже. Ей повезло, что рядом Джульетта. Несомненно, в присутствии старой графини граф Джулио испытывал неловкость.

– Садитесь, пожалуйста. – Широким жестом он указал на деревянные стулья, должно быть шестнадцатого века.

Флейм предпочла устроиться на маленьком диване, подальше от хозяина. Джульетта села на стул, выпрямив спину. Флейм едва удерживалась от нервного смеха. В тишине, охраняемой толстыми бархатными занавесями на дверях и окнах, тикали массивные настенные часы. Девушка представляла свою первую встречу с дядей иной. Какой он все-таки официальный. Он совершенно не похож на других родственников, очень открытых и естественных. Неудивительно, что дедушка Микаэл был счастлив уехать из Италии и завести свое дело в Бостоне.

– Джульетта мне говорила, что ты делаешь довольно интересные рисунки ювелирных изделий, – сказал граф, усаживаясь за внушительный стол и хмурясь из-за того, что они устроились не там, где он предлагал.

– Более чем интересные, Джулио, – перебила Джульетта медовым голосом. – У Флейм есть предложение от «Ридекса». – К огромному своему удовлетворению, старая дама увидела побелевшее вдруг лицо главы династии Корральдо.

– Правда? Она получила заказ? – Он с трудом изобразил притворную улыбку. – Но «Ридекс» – новая компания, да?

Взгляды их встретились, взаимная антипатия стала почти осязаемой, и Флейм заерзала на диване. Граф сощурился. Он знал обо всех «случайных» встречах Риса Декстера и племянницы. Шпионы у графа были повсюду. Он-то думал, этот американец просто приударяет за хорошенькой девушкой. А если Декстер ухаживает за ней из-за рисунков? А если она на самом деле прекрасная художница?

Флейм кивнула.

– Да, «Ридекс» заинтересовался, – призналась она, в нетерпении подавшись вперед, и длинные огненные волосы упали ей на грудь. – Мне очень нравится это дело!

– Оно у нее прекрасно получается, – промурлыкала Джульетта. – Между прочим, завтра я забираю у ювелира одну из работ Флейм. Она переделала изумрудную диадему Гранти.

Граф уставился на Джульетту. Он весь напрягся.

– Ты уже сделала это? Вот как?

Джульетта кивнула и тоже прищурилась.

– Да. И собираюсь носить ее этим летом, пусть друзья узнают, кто автор. Все мои друзья, – подчеркнула она тихо и улыбнулась, увидев закипающую ярость в потемневших глазах графа.

– Сегодня не так велик спрос на диадемы, – тихо проговорил он, потом повернулся к Флейм, не в силах вынести насмешливого бесстрашного взгляда Джульетты.

Граф Джулио привык главенствовать в семье, командовать всеми, особенно женщинами. Он ненавидел графиню Гранти со страстью, чрезмерной даже для итальянца. Ожидая найти в лице Флейм более легкую мишень, чем старая дама, он сказал ей:

– Хочешь верь, хочешь нет, но лучше всего продаются серьги. Вместе с кольцами, конечно. Ты пробовала их делать?

Флейм, расслышав снисхождение в тоне и вкрадчивым голосе графа Джулио, насторожилась.

– Нет, дядя Джулио, – покачала она головой. – Нет, – не отводя взгляда, повторила девушка. – Еще нет. Но теперь попробую.

Джульетта ликующе улыбнулась, ей понравилась храбрость правнучки. Джулио Корральдо удивился, хотя не подал виду. Неприятное ощущение тревоги задело его. Смешно, какая-то обыкновенная американская девчонка смущает его? Чепуха! Но одно было совершенно ясно: племянница не пытается ему угодить, а должна бы. Более того, в ее голосе он услышал неуважение!..

– Ну что ж, хорошо. Только успех у «Ридекса» это еще не все. Декстер ведь пытался получить заказ у ди Маджори, – вкрадчиво продолжал он, – но ему не удалось. Главные претенденты Корральдо, – закончил он, улыбаясь, как акула. Не было никаких сомнений, Джулио Корральдо полон решимости стать обладателем престижного и дорогого заказа. – Ты еще очень молода, – снисходительно бросил он, – даже не закончила колледж. Ты вообще-то училась дизайну?

Флейм смело встретила его тяжелый взгляд, ни на секунду не обманываясь вежливым тоном любопытствующего.

– У меня нет никакого образования, дядя. Ты же сам знаешь, – холодно объяснила она. – Но я занимаюсь этим со школы. У меня есть разные награды. Сам ведь как-то сказал моему дедушке, что хорошим дизайнером надо родиться. Этому не научишься!

Джулио почувствовал, как гневный жар прилил к лицу, и отвернулся, чтобы выбрать сигару. Он щегольски раскурил ее от настольной позолоченной зажигалки, и когда снова повернулся к племяннице, его лицо уже сияло улыбкой.

– По-настоящему талантливые дизайнеры большая редкость, – сказал он, выпустив из ноздрей два идеальных колечка дыма.

– Да, – согласилась Флейм, тряхнув огненными волосами. – Вот почему Грэнди решила показать мои работы Рамону Девире.

Граф понимающе посмотрел на Джульетту, а старая дама вся как-то подобралась. Она сердито поджала губы, не сомневаясь, что Джулио уверен в провале племянницы.

– А тебе нравятся работы Рамона, дядя Джулио? – сладким голосом спросила Флейм.

Джулио теперь уже напряженно улыбнулся. Даже на секунду ему не приходило в голову, что создание, сидящее перед ним в брюках и свитере с вышитой на нем головой тигра, осмелится взывать к его авторитету. Никому из членов семьи он не позволял ничего подобного. Надо с самого начала поставить на место эту американскую красотку. Как похожа она на Джульетту!

– А кому не нравятся работы великого Девиры? – спросил он. – Между прочим, он большой друг Джульетты. – Граф слегка кивнул и улыбнулся, глядя в сердитое лицо женщины, а потом с самодовольным видом выпустил еще одно кольцо дыма.

– Ты намекаешь, что он может похвалить работу, даже если она не достойна похвалы? Чтобы сделать приятное прабабушке? – спросила Флейм. В ехидном голосе слышалась уверенность в абсурдности подобного предположения.

– Конечно нет, – резко ответил Джулио, тотчас сообразив, что допустил ошибку.

Флейм кивнула и нежно улыбнулась.

– Хорошо, дядя. Я рада, что наконец-то познакомилась с тобой, – дипломатично солгала она. – Надеюсь, ты не будешь против, если мы сейчас тебя покинем? В академии работает выставка «Декоративное искусство». Ты уже видел?

Джулио открыл было рот, потом снова закрыл. Мало того, что она вывела его из себя, так она еще и покидает его!

– Да, видел. Стоит посмотреть, – продолжил он, грациозно поднимаясь со стула. – Пожалуйста, позвольте мне вас больше не задерживать, – добавил он вкрадчиво, скрывая свою ярость. – Ну бегите, дети мои, наслаждайтесь выставкой. Любуйтесь красотой!

Флейм, готовая позволить дяде сохранить достоинство и оставить последнее слово за ним, лучезарно улыбнулась. Джулио попрощался и тут же заметил, что Флейм посмотрела на прабабушку: Джульетта даже не поднялась со стула.

– Я скоро выйду, – тихо сказала старая дама, – просто хочу перемолвиться словечком с твоим дядей.

Флейм кивнула, сверкнув глазами, а губы Джульетты слегка скривились. Как хорошо они понимают друг друга!

Граф проводил взглядом Флейм, за которой закрылась дверь. Нахмурившись, закипая от злости, он сел и повернулся к старой графине, ожидая, что она скажет. Джульетта легко встала со стула, слишком легко для ее возраста, и посмотрела сверху вниз на графа. В этом взгляде не было и капли уважения.

– Я знаю тебя, Джулио, – тихо сказала она. – Ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы не дать дорогу девочке только потому, что у нее есть талант, о котором ты всегда мечтал и которого тебе не дал Бог. Компания Корральдо откажет ей в помощи только потому, что она женщина и что ей плевать на твое мнение. Но запомни, в этом городе у меня тоже есть влияние. Есть друзья. Такие, как София ди Маджори… – Она сделала паузу, угрожающе глядя на графа. – Не забудь, «Корральдо» не единственный ювелирный дом в мире. А девочка владеет, половиной «Альционы».

При упоминании компании-соперницы граф чуть ли не зарычал. Все претензии на изысканность манер испарились; тяжело дыша, он вскочил, с искаженным лицом перегнулся через стол и заорал:

– Так пусть убирается в свою «Альциону!» Никто в Италии не воспримет ее всерьез! Я тебе обещаю!

Джульетта, ничуть не испугавшись, спокойно сказала:

– Ничтожный ты человечишко, Джулио. – После чего, резко повернувшись на каблуках, быстро направилась к двери, держа спину очень прямо и высоко подняв голову, всем своим видом излучая достоинство.

Граф стукнул по столу карандашом, а едва дверь закрылась, он отшвырнул сломанный карандаш и вынул из толстой пачки чуть желтоватого цвета лист бумаги с синей эмблемой. Ручкой с золотым пером он быстро поставил дату, имя, адрес Рамона Девиры, который, как было известно Джулио, находился сейчас в Париже. Пока он писал, выражение его лица постепенно менялось. Теперь он улыбался. Если Джульетта думает, что Рамон вернется и сразу бросится к ней смотреть рисунки племянницы, она будет глубоко разочарована. Так же как и Флейм Сирамор-Форбс, если думает, что ей позволено будет прорваться в элитный круг ювелиров Италии.


Джульетта настояла на том, чтобы вечером пойти куда-нибудь поужинать. Они сидели в дорогом ресторане, и она так задумчиво смотрела на Флейм, что девушка забеспокоилась.

– У меня нос грязный или что-то не в порядке? – с любопытством спросила она.

– Дорогая, да у тебя соус течет с подбородка. Каждому мужчине захочется тебя облизать.

– Согласен.

Услышав американский акцент, Флейм уронила вилку и посмотрела на мужчину, неожиданно возникшего, словно скала, возле их столика.

Они сидели в «Аль Граспо де Уа», роскошном заведении возле церкви Сан-Бартоломео. От вкусной еды Флейм была в великолепном настроении. Но теперь, поглядев в насмешливые серые глаза с оранжевыми крапинками, она поняла: настроение будет испорчено. Рис умеет это делать как никто другой.

– Грэнди, помнишь Риса Декстера? – спросила она с подчеркнуто долгим вздохом.

Джульетта грациозно склонила голову. Рис кивнул в ответ. Когда он снова перевел взгляд на Флейм, его бровь многозначительно поднялась. Флейм отвела глаза и нервно облизала губы. Ее тело напряглось, а адреналин бросился в кровь. Черт бы его побрал! Почему он действует на нее таким образом? Почему заставляет волноваться?

– Я знаю, вы не будете против, если я присоединюсь к вам на кофе, – дерзко заявил Рис, хватая свободный стул от соседнего столика и опускаясь на него, прежде чем они успели возразить.

Джульетта, поднеся салфетку к губам, скрыла одобрительную улыбку.

– Мистер Декстер, мы с Грэнди уже уходим. – Флейм старалась говорить уверенно, но голос звучал раздраженно.

– О?

Он даже не пошевелился. Она откинулась на спинку стула, когда подошел официант и наполнил бокалы прекрасным шабли. Флейм чувствовала себя как на пороховой бочке, но не отводила глаз от человека, способного в любой момент послужить запалом для взрыва. Рис был в синем дорогом костюме, но даже респектабельность не скрывала его первобытной силы и чувственности.

– Расслабься, дорогая, – тихо посоветовала Джульетта. – Ночная Венеция это страна влюбленных. Неужели ты еще не поняла?

– Мы не влюбленные, – сердито прошипела Флейм, прекрасно понимая прабабушку и удивляясь, почему ей самой хочется держаться подальше от Риса Декстера. Краем глаза она заметила его улыбку и рассердилась еще больше. – И не будем ими никогда.

– Разве? – нараспев спросил Рис.

Флейм повернулась к нему и увидела в серых глазах такой интерес, что не удержалась и пнула его по голени под столом.

Он поморщился, но тут же поставил на стол локти, подпер лицо руками и нарочито задыхающимся голосом спросил:

– Ну скажи, скажи, мы будем любовниками?

Флейм уставилась на него, не зная, что делать. У него было такое дурацкое выражение лица. Он хлопал ресницами, и она вдруг почувствовала, что ее распирает от смеха. Да он… ненормальный! Совершенно ненормальный!

– Почему бы вам не выйти на воздух? – промурлыкала Джульетта. – Такой прекрасный вечер для прогулки.

– В этой стране не бросаются на малознакомых людей с такими вопросами, – резко бросила Рису Флейм, пытаясь взять себя в руки. – Впрочем, я начинаю привыкать к вашей невоспитанности. – Ее глаза метали молнии.

Рис с обожанием и восторгом смотрел на нее, и кожа Флейм горела под его взглядом. Она тоже была в синем – вечернее платье поблескивало в свете свечи. С высокой прической, она сама походила на свечу, которую оставалось лишь зажечь. Пламя по имени, она была пламенем и по характеру. Рис ничуть не сомневался в этом. Вот если бы он сумел убедить ее, что ей нужен его огонь!

– Думаю, нам пора идти, – сказала Флейм, пытаясь поймать взгляд Джульетты и дышать ровнее. Рис Декстер лишал ее способности владеть не только дыханием, но и телом – ее соски затвердели, и ей приходилось лишь надеяться, что под платьем этого не видно.

– Хорошая мысль, и куда мы отправимся? – спросил Рис, но, решив, что хватит озорства на этот вечер, не двигался.

Флейм подалась к нему и сквозь зубы прошептала:

– Желаете еще пинка?

Рис подчеркнуто близко наклонился к ней и, скривив рот, прошептал:

– Уж не хотите ли сказать, что только вы умеете пинаться, дорогая?

Флейм почувствовала себя совершенно беспомощной, встретившись с его взглядом и буквально потонув в нем. Ей казалось, она плавает в свинцовом море, покрытом опасной и волнующей рябью, ох какой волнующей! Сердце билось с невероятной частотой, глубоко внутри как будто что-то распускалось. Быстро оттолкнув стул, Флейм поднялась. Глядя в смеющееся лицо Риса, она с досадой покачала головой. Вынести все это было выше ее сил. Она понимала это, и он тоже понимал, черт бы его побрал!

– До свидания, мистер Декстер, – проговорила Флейм, отходя от стола и беря прабабушку под руку. Голова ее кружилась. Он совершенно невозможный! Грубый! Ах, как она сердилась на себя за поднявшиеся соски, за подгибающиеся колени!..

Рис с улыбкой смотрел им вслед. Он действительно разозлил ее сегодня вечером. Но ничего, ему не занимать терпения. Ее сопротивление надо снимать слой за слоем, нужно уподобиться Микеланджело и работать с ней, как с мрамором. Очень скоро он получит то, что хочет. «Обнаженную» – в своей постели. Рис улыбнулся. Но очень нежно, а не волчьей мужской ухмылкой.


Джастин услышал звон колоколов издали, еще не подъехав к церкви. Была третья суббота мая. Йоркский воздух полнился жужжанием пчел, пением птиц и звоном колоколов. Но красота весенней природы не облегчала боль в груди. Он понимал, смешно, ведь он не влюбился во Флик, да и кто мог влюбиться в это толстое недоразумение? Проезжая по узким деревенским улочкам, Джастин не в первый раз спрашивал себя: зачем ему все это было нужно?

Когда Джастин подкатил ко входу в церковь, из черного лимузина выпархивали подружки невесты, очень милые, в пене розовых кружев. Он нервно проверил бутоньерку в петлице серого пиджака, кивнул шаферу у входа, который весело спросил:

– С чьей стороны, сэр? Жениха или невесты?

Джастин, сознавая иронию ситуации, сказал:

– Я друг обоих.

Он сел в заднем ряду и поежился. Как бы ни было жарко снаружи, толстые каменные стены старинной английской церкви не пускали тепло внутрь. Рядом с ним полная дама в светло-сиреневом вынула кружевной носовой платок, приготовившись как следует поплакать. Дети носились по проходу, а за ними гонялись родители. У алтаря стояли букеты роз, гвоздик, орхидей. Влетевшая с улицы оса вызвала переполох на первых скамьях. Викарий во всем белом ждал перед алтарем. Джастин чувствовал себя странно онемевшим и слегка удивленным. Он будто спал и видел все происходящее как во сне или в дурном фильме. Джордж стоял рядом с парнем, другом жениха. Элегантная стрижка, дорогой синий костюм; интересно, во сколько его наряд обошелся Флик?.. Орган заиграл свадебный марш.

Но вдруг все смолкло: Джастин увидел Флик.

Она была с головы до пят в белом, под фатой блестели темные волосы. Флик прошла мимо него той странной походкой, которой обычно невесты приближаются к алтарю. Джастин почувствовал головокружение. Это он должен был стоять там и смотреть, как она идет к нему. Но ей навстречу шагнул Джордж, что ж, плевать! Джастину захотелось оказаться не здесь, а в любом другом месте, лишь бы подальше отсюда. Он попал в ловушку. Ловушку собственной мазохистской натуры. Зачем он пришел, что он делает среди этих незнакомых людей? С трудом поборов страстное желание вскочить и убежать, он продолжал вести себя как хорошо воспитанный мальчик. Сидел, если все остальные сидели. Пел, если все пели. Склонял голову вместе со всеми. Как все – слушал в тишине вопросы викария, нет ли у венчающихся причин, по которым их брак не может состояться. Он не слышал голоса Флик уже месяц, а когда она клялась в верности мужу, словно холодная волна окатила его, и он задрожал. Громкое шотландское рокотание Джорджа перевернуло все внутри у Джастина.

Когда новая чета – мистер и миссис Кэмпбел-Бин – шли по проходу, Джастин отвел глаза в надежде, что они его не заметят. На улице он ухитрился не столкнуться со счастливой парой. Молодожены фотографировались, как полагается, а он бегом помчался к машине, сел в нее, глубоко вздохнул и опустил голову на руль. Ему показалось, что он участвовал в изнурительном марафоне…

Подняв глаза, он увидел молодых в арочной двери церкви. Флик прильнула к мужу, а тот смотрел на нее сверху вниз, и его большая глупая физиономия расплылась, как у кота над сметаной.

Джастин включил зажигание и рванул с места. Из-под колес полетел гравий.


В тот самый момент, когда самолет с Флик и Джорджем на борту взмыл в небо с манчестерского аэродрома, унося молодую пару на медовый месяц в Грецию, Джастин вернулся в Равенскрофт. Он принял душ, переоделся, съел сандвич и стал наблюдать за заходом солнца над собственными землями. Он казался спокойным. Потом сел за бюро и вынул настольный календарь. Первая суббота июня отмечена кружком. Соревнования по гребле в Хенли. Ректор Уэдхэм позвонил ему неделю назад и спросил, не согласится ли Джастин по старой памяти пополнить их восьмерку, поскольку один студент уехал на лето в Японию. Джастин радостно согласился – почему бы не потренироваться и не провести хорошо время со старыми друзьями? И с Джорджем, конечно. С Джорджем, который вернется из своего вонючего двухнедельного свадебного путешествия. С Джорджем, который очень хотел оказаться в составе команды-победительницы на соревнованиях Оксфорд – Кембридж.

Добрый старина Джордж. Очень плохой пловец. Ужасный…


ГЛАВА 9


В Золотом дворце Флейм на время заняла кабинет Джульетты. На письменном столе росла гора набросков. Джульетта несколько раз надевала диадему, и по городу пошел слух, что появился новый художник-ювелир. Но, памятуя ехидное замечание графа, что на диадемы нет спроса, Флейм всю последнюю неделю трудилась над кольцами и серьгами. К сожалению, она очень скоро обнаружила, что их делать труднее всего. Казалось, что сложного в кольце? Но как не просто придумать что-нибудь!..

Дверь кабинета внезапно открылась, и на пороге появилась Франческа. Флейм ахнула.

– Ты же не собиралась приезжать!

Франческа стремительно обняла ее, отступила назад и критически оглядела дочь.

– Ты неплохо выглядишь.

Флейм ухмыльнулась.

– Конечно.

Лицо Франчески разгладилось, обе засмеялись.

Четыре поколения женщин Корральдо собрались за чаем, час пролетел как одна минута. Франческа привезла из Сан-Франциско маленькие подарки. Флейм показала матери рисунки, и та с явным удовольствием отметила ее талант и бесспорные возможности. Франческа рассказывала о Сан-Франциско, о своей работе с профессором, о нью-йоркской моде, обо всем, кроме главной причины своего приезда в Венецию, за несколько тысяч миль от дома.

– Флейм намерена бросить Радклифф и заняться дизайном. Ее подруга Венди недавно улетела в Штаты, – сообщила Мария, когда разговор стал стихать.

– Ах так? – Первая реакция Франчески была не слишком одобрительной, но потом, вспомнив, насколько хороши рисунки Флейм, даже больше, чем просто хороши, она внутренне как бы смирилась с намерением дочери.

– Я не брошу мама, если ты против, – тихо сказала Флейм, а пожилые дамы одобрительно закивали. – Я пропустила начало семестра, но могу наверстать.

Но Франческа покачала головой.

– Я думаю, ты достаточно взрослая и умная, чтобы сама решить, что тебе делать, Флейм.

Все с облегчением вздохнули.

Флейм ощутила комок, подступивший к горлу, но быстро взяла себя в руки.

– Спасибо, мама, только я пока еще не знаю. Я подожду отзыва маэстро Девиры. Я не хочу торопиться.

– Очень разумно, дорогая, – поддержала Джульетта, а потом, подмигнув, задорно добавила: – Но я надеюсь, ты не будешь так же разумно подходить к тому очаровательному американцу. – Повернувшись к Франческе, Джульетта сообщила: – Он просто потерял голову из-за твоей хорошенькой дочери, Франческа.

– Да?

А Флейм в тот же миг резко бросила:

– Чепуха!

Увидев искреннее смущение дочери, Франческа немного успокоилась. В конце концов, Флейм уже девятнадцать, но мать при этом понимала – о, как хорошо понимала! – насколько способна сила страсти увлечь женщину и ослепить ее, когда становится невозможно отличить ложь от истины и когда видишь любовь там, где ее нет и в помине.

– Не беспокойся, дорогая, – прошептала Мария, уловив тревогу дочери. – Джульетте он понравился. А ей можно верить.

Франческа перехватила раздраженный взгляд Флейм и улыбнулась.

– Ну что ж, какое у тебя насыщенное лето!.. И… – Почувствовав, что не найти более подходящего момента, Франческа решительно добавила: – И у меня тоже. Так уж вышло.

– О? – Три пары глаз повернулись к ней, на этот раз пришла очередь Франчески краснеть и смущаться.

– Я встретила мужчину! – выпалила она, а потом тихо застонала. – Ну я не это хотела сказать, по крайней мере… я не так хотела сказать…

– Но это же не преступление, дорогая моя, – улыбнулась Джульетта. – Расскажи о нем. Сколько ему лет?

– Пятьдесят шесть, – почти с вызовом объявила Франческа, но поскольку никто не удивился, поспешно продолжила: – Он американец, зовут его Оуэн Декстер-старший. – Быстро отпив глоток воды, она в упор посмотрела на дочь. – Он сделал мне предложение…

– Дорогая! – Мария прервала удивленное молчание и, вскочив со стула, обежала вокруг стола и обняла дочь. Слезы лились по щекам матери. – Ты не представляешь, как я ждала от тебя таких слов! – Мария едва не задыхалась. – Я боялась, что тот негодяй навсегда испортил тебе жизнь… Ох, Флейм, – обернулась она к внучке, – прости и забудь, что я сказала. – Мария мысленно отругала себя. – О мертвых не говорят плохо!..

Флейм меньше всего думала сейчас о своем покойном отце, гораздо больше ее заботило, кто станет ее отчимом, и потому она замахала руками на бабушку, не отрывая глаз от матери.

– Так значит его имя Декстер? – спросила она, борясь с поднимающейся в душе паникой.

Франческа кивнула, от смущения и счастья не замечая состояния дочери.

– Ты любишь его, мама? – тихо спросила она, медленно вставая.

– Да, Флейм, люблю, – призналась та. – Очень.

– Я рада. Я так рада, – добавила она и в этот момент почувствовала на щеках слезы счастья. Не прошло и двух секунд, как мать и дочь, обнявшись, громко рыдали.

Потом Франческа рассказала об Оуэне Декстере-старшем.

– Он вдовец. У него один взрослый сын. Я познакомилась с ним в Сан-Франциско, когда мы с профессором приехали на конференцию.

Франческа очень живо и откровенно отвечала на вопросы, не видя, каким удивительным светом светится ее лицо. Но это заметили все, и радость их была бесконечна. Уж если кто и заслуживал еще одного шанса на любовь, так это она. Но Флейм не терпелось выяснить…

– А его сына зовут не… – Боже, сделай так, молилась она, чтобы мама сказала «нет». – Его случайно зовут не Рис?

Франческа удивленно посмотрела на дочь.

– Да. Откуда ты знаешь?

Флейм проглотила комок, образовавшийся в горле, сердце ухнуло вниз, но ей все же удалось изобразить улыбку.

– Мир тесен, мама, – весело сказала она, поморщившись от собственной фальши. – Ты помнишь, я говорила тебе о «Ридексе»? Компания принадлежит Декстерам. Я познакомилась с Рисом, когда пошла туда на беседу.

– Он сейчас здесь, в Венеции, – пропела Джульетта, размышляя о неожиданном повороте событий.

– Оуэн говорил, что сын создал собственную компанию, но я понятия не имела, что это «Ридекс». – Франческа покачала головой.

Флейм вспыхнула от ярости. Ну погоди! Я тебе еще покажу!

Джульетта нарушила неловкое молчание.

– А я-то все время думала, почему ты столько времени проводишь в Сан-Франциско? – лукаво проговорила она.

– Да, ну-ка расскажи нам, мама, – попросила Флейм, молясь теперь, чтобы хоть ее избранник не оказался лживым и надменным, как его сынок. Нет, во всем мире, наверное, не может быть такого второго Риса Декстера!..

– Могу вас уверить, он самый добропорядочный из всех известных мне мужчин. Он богат и независим. Вы одобряете?

– Одобряем? – Флейм заглянула во взволнованные глаза матери и отругала себя за эгоистичность. Ну и что, если они с Рисом не нашли общего языка? Она не позволит, чтобы их отношения повлияли на судьбу матери. – Если ты счастлива, я тоже счастлива.

– Спасибо, дорогая, – тихо сказала Франческа. – Я знаю, Оуэн тебя тоже полюбит.

От этих ласковых слов Флейм впервые за время их разговора почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Я не думала об этом, – призналась она. – Но надеюсь. Он ведь не знает обо мне, да? – добавила она, нервно кусая губу.

– Ну конечно, он знает о тебе, дорогая. Он знает историю моей жизни до последней мелочи. А я его. Не волнуйся, Флейм, мы с Оуэном достаточно старые, чтобы воспринимать жизнь такой, какая она есть. А не как хотелось бы… Он очень любил свою первую жену, они прожили двадцать два года душа в душу. Потом она умерла, и он думал, что не сможет жить без нее. Со дня ее смерти он не взглянул ни на одну женщину. Мы оба знаем, что такое одиночество. Поэтому, когда мы нашли друг друга и полюбили, мы поняли, что в этом – наше спасение. Ты можешь это понять, Флейм?

Девушка кивнула.

– О мама, я очень рада. Я рада, что ты нашла наконец мужчину, которого смогла полюбить.

– Спасибо. Запомни, дорогая, тебе не о чем волноваться. Я знаю, он будет тебя обожать. Душа Оуэна полна любви. И ты его полюбишь. Я знаю. И вы тоже, – добавила Франческа, оглядев молчавших женщин. Впервые в жизни она почувствовала себя уверенной и защищенной. – Я пригласила его на чай, вы увидите, какой он замечательный!

Мария посмотрела на Флейм и мысленно помолилась, чтобы Оуэн Декстер оказался мужчиной, который не обидит дочь и не разочарует ее. Джульетта пила чай, перебирая в уме своих друзей, в поисках того, кто мог бы рассказать ей о Декстерах, буквально пленивших и не одну, а двух представительниц семьи Корральдо.

Флейм смотрела на мать в надежде, что ее счастье будет долгим и безмятежным и что Оуэн Декстер полюбит и ее, Флейм, тоже.


Скотт Тейт направил свой «ягуар» в направлении Равенскрофта, испугав спокойно бродившего по этой дороге лесного оленя.

Когда дворецкий провел гостя в библиотеку, взгляд Тейта невольно остановился на портрете Роджера Сирамор-Форбса кисти Франчески. Итак, значит сумасшедший дядя Джастина бродит где-то поблизости.

– Наливай себе сам, – предложил Джастин, резко захлопнув дверь за вышедшим слугой. Он не доверял дворецкому. Наверняка тот шпионит по просьбе матери.

– Ну как дела? – спросил Скотт, устраиваясь в большом кресле и отпивая из рюмки.

Джастин кинул ему на колени папку.

– Наконец-то есть известия от ди Маджори, – сказал он, осторожно направляясь к большому окну и выглядывая наружу.

Широкие лужайки окаймлялись кустами рододендронов, у подножия небольшого холма блестел пруд с водяными лилиями и перекинутым через него старым изящным деревянным мостом. На другой стороне холма виднелась белая вышка, торчащая из зарослей кленов, как аист из гнезда.

Скотт прочитал быстро. Очень осторожное письмо. Ни к чему не обязывающее. София была рада узнать, что может воспользоваться услугами «Альционы» и разместить там свой заказ. Она всегда восхищалась этой уважаемой английской компанией. При первом же визите в Англию она посетит Вудсток. Никаких конкретных обещаний, никаких намеков на то, кто получит заказ. Свои услуги ей уже предложили компании «Булгари», «Картье» и еще несколько независимых французских фирм…

– Тебе известно, что это за фирмы и как они работают? – задумчиво произнес Скотт. – У нас есть шанс?

– Да, – спокойно сказал Джастин, отпивая виски.

– Итак, она намерена посетить Вудсток, это тебя вдохновляет?

– Очень, – признался Джастин, и маленькая морщинка пролегла между бровями. – Нам надо решить, как этим воспользоваться. «Булгари» пыталась очаровать ее. Мой человек в Италии рассказывал, какое шоу они ей устроили. Оно завершилось шампанским и музыкой вживую. Модели были одеты в простые белые и черные платья, чтобы украшения выглядели как можно лучше.

– Ничего подобного я не могу себе представить в Вудстоке, – протянул Скотт, а Джастин впервые после свадьбы Флик улыбнулся.

– Нет конечно. Но ничего такого нам и не надо. «Булгари» охраняет своих сотрудников и дизайнеров очень ревностно. Я думаю, едва ли мадам дали заглянуть в рабочие помещения, поэтому мы должны поступить наоборот и показать ей традиции и старомодность нашей маленькой империи. Мы устроим ей экскурсию именно по производственным помещениям.

– Привлечем «кухней»? – быстро ухватился за идею Скотт. – Пусть посмотрит, как работают простые люди. Мы польстим ее уму, она побеседует со старыми рабочими, и они расскажут, как добиваются высочайшего качества?

– А почему бы нет? Я сомневаюсь, что она когда-нибудь наблюдала за работой ювелиров или держала в руках паяльник. Почему бы не позволить кому-то, например Сету, помочь ей самой сделать маленькую вещицу, которую она возьмет себе как сувенир от «Альционы»?

Скотт подался вперед, кивая, глаза его оживились, как у хищника, учуявшего запах мяса.

– Французы тоже могут попытаться подкупить ее подарком, диадемой к примеру…

– Верно. И американцы могут пойти по нашему пути, но для них главное – коммерция, и они не смогут проделать это с таким изяществом, как мы. Они захотят поразить ее сорокаэтажным офисом, напичканным компьютерами, объяснить, как заработали сорок миллионов долларов за последний финансовый год. Я же сохраню все лучшие произведения и не продам ни одного, пока их не увидит София. Я послал своего человека в музеи, поискать, нет ли там наших ранних работ. Иногда такое случается, сам знаешь. Если он найдет, с Софией можно совершить тур и показать ей, как высоко ценятся работы «Альционы».

Скотт кивнул.

– Надеюсь, ты понимаешь, все это может стать известно клану Корральдо, к которому принадлежит твоя мать и сестра?

Лицо Джастина угрожающе посуровело.

– Да. Для Флейм и ее матушки не имеет никакого значения, что это моя идея и мой труд. Но когда матушка и ее драгоценная дочь явятся в Англию, пусть только попробуют приблизиться ко мне или к «Альционе». Я слышал, сестрица неравнодушна к рисованию. Она занимается дизайном ювелирных украшений и вызвала ажиотаж переделкой какой-то диадемы, которой ей разрешила поиграть прабабушка. – Губы Джастина скривились в холодной усмешке. – Но если она видит в «Альционе» ступеньку к славе и состоянию, то пускай сто раз подумает, прежде чем…

Джастин еще не договорил, а Скотт уже качал головой.

– Я не считаю твою позицию правильной. Помнишь поговорку: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе»?

– Ты хочешь сказать, что я должен позволить им остановиться в Равенскрофте? – спросил Джастин.

От этой мысли он ощутил просто-таки физическую боль.

– Так за ними будет легче следить, – заметил Скотт.

Джастин угрюмо согласился.

– О'кей! Изображу что-то, похожее на примирение.

Он встал из кресла, чтобы налить виски, потом подошел к окну. Пасторальная картина уже не показалась ему такой благостной.

– Когда же мы совершим эту экскурсию? – поинтересовался Скотт. – В субботу?

– Нет, – резко бросил Джастин. А потом уже спокойнее добавил: – В субботу я еду в Хенли.

– А ты не можешь пропустить регату, Джаззер? Дело важнее!

Джастин залпом выпил виски, и странная улыбка заиграла у него на лице.

– Извини.

– Но это же не настолько важно, – раздраженно проворчал Скотт.

– Да, – согласился Джастин. – Но я собираюсь получить сатисфакцию…


– Ты собираешься сделать что? – спросил Рис, расплываясь в ошарашенной улыбке.

Оуэн Декстер повернул к сыну хитроватое, но бесконечно счастливое лицо.

– Я собираюсь жениться.

Рис медленно сел, качая головой. Они были в его номере в «Киприани», одном из самых роскошных отелей Венеции.

– Не могу поверить. Так ты на этот сюрприз мне намекал?

Рис быстро пришел в себя от потрясения, направился к бару и налил наполеона. За это стоило выпить! В движениях отца появилась такая резвость, какой он не видел со дня смерти матери. Он даже казался моложе и красивее, и можно было догадаться, что лишь женщина способна была сотворить с ним такое чудо.

– Я хочу, чтобы ты немедленно с ней познакомился, – не сомневаясь в положительной реакции сына, сказал отец.

Они были настолько близки, что даже такой серьезный шаг Декстера-старшего, как второй брак, не мог ничего изменить в отношениях отца и сына. Рис глубоко и нежно любил мать, но после ее смерти, по прошествии времени, он стал искренне желать отцу счастья с какой-нибудь хорошей женщиной. Теперь, когда это наконец случилось, Рису хотелось кричать от радости.

– Вот это сюрприз! Я никогда не догадывался… Расскажи мне, кто она? Чем занимается?

Оуэн рассмеялся.

– Она переводчик у одного известного профессора. Но это не главное. Она такая красивая. Ласковая. У нее замечательное сердце… Горячее, как Сахара. Она итальянка и… Это совсем убьет тебя, но никуда не денешься. Она связана с семейством Корральдо. – Оуэн Декстер ухмыльнулся и чокнулся с сыном, не заметив, как лицо Риса застыло в изумлении. – Выходит, я женюсь на конкурентке, сынок. Как думаешь, «Ридекс» выживет?

Оуэн, в общем-то не сомневался в этом. Сын взял под свой контроль «Декстер Майнинкг корпорейшн» десять лет назад и до сих пор не давал отцу повода пожалеть об этом. Со своей первой независимой компанией «Ридекс» он, несомненно, тоже добьется успехов. Да, не забыть бы отдать сыну послание из офиса его компании в Колумбии. Но это подождет!..

Рис кивнул и машинально улыбнулся отцу, однако лицо его при этом оставалось холодным и напряженным.

– Я знаком кое с кем из семьи Корральдо. Венеция маленький город. Из какой она ветви?

Оуэн пожал плечами.

– Точно не знаю, семья огромная, но она что-то говорила о дяде-графе и о бабушке, графине Гранта. Это тебе говорит о чем-нибудь?

Да, говорит. О да, еще как говорит!

– А сколько ей лет, папа?

Оуэн рассмеялся.

– Не беспокойся, сынок. Я женюсь не на девочке. Она зрелая женщина, на десять лет моложе меня. Она уже была замужем и давно разведена. У нее двое детей. Сын и дочь.

– Дочь… – повторил Рис ровным, бесстрастным тоном. – А она сейчас в Венеции? Кажется, я с ней знаком.

– Да, она здесь, – сказал Оуэн совершенно спокойно, хотя и очень волновался перед встречей с ней.

Дети Франчески так много значат для нее!.. Он знал о тяжелой ситуации с сыном, и вполне естественно было ожидать особой близости ее с дочерью. Оуэн очень боялся, что Флейм не примет его. А ему было так важно, чтобы она приняла! Но решительно отбросив все свои страхи, отец обнял сына за широкие плечи и допил бренди.

– Франческа говорила мне, что ее дочь просто красавица! Если она и в жизни похожа на мать, то это правда. Я видел фотографию и признаюсь, она меня ошеломила: у нее настоящая грива длинных рыжих волос!..


– О Грэнди, что же мне теперь делать? – спросила Флейм, когда они с Джульеттой остались наедине перед ужином.

– Не вижу проблемы, дорогая. Рис будет прекрасным сводным братом. – Она посмотрела на Флейм, лицо которой побелело от ужаса, и прикусила язык, стараясь не засмеяться.

– Я не думала об этом, – простонала Флейм.

– Понимаю, – согласилась Джульетта, – но твоя мать нашла мужчину, за которого хочет выйти замуж. Ну и что, если это отец Риса?

– Да как ну и что? А если он такой же противный, как сын? – вспыхнула Флейм.

– Дорогая, мне кажется ты одна настроена против мистера Риса Декстера, – заметила Джульетта. – Его все любят. Я слышала, он очень нравится Софии ди Маджори. Она даже пригласила его на неофициальный ужин. – Джульетта не могла удержаться от последней новости.

– О, оставь в покое ди Маджори, – попросила Флейм. – Это несерьезно. Бьюсь об заклад, он давно знал обо всем. Клянусь, он все время просто смеялся надо мной. Именно поэтому и пригласил работать в «Ридекс»! – вдруг взорвалась Флейм, выпрямившись на диване, как от удара шомполом. – Он с самого начала знал, кто я такая, и хотел чтобы я шпионила за Корральдо. Неужели он думал, что, если моя мать и его отец собираются пожениться, я соглашусь шпионить за своими родственниками?

Джульетта вздохнула.

– А тебе не приходило в голову, что он, возможно, удивлен не меньше тебя?

– Черта с два! – довольно грубо фыркнула девушка.

– Но, по крайней мере, поговори с ним. Вам надо спокойно выяснить отношения. Чтобы твоя мама не почувствовала себя в самом центре театра военных действий.

– Да, пожалуй, ты права, – вздохнула Флейм. – Я позвоню ему и попрошу о встрече.

При мысли оказаться с ним наедине сердце ее бешено забилось, и горячая волна, поднявшаяся изнутри, залила лицо. Флейм подошла к телефону и позвонила в «Киприани». Где же еще мог остановиться такой человек, как Рис Декстер?

– Мне, пожалуйста, номер Риса Декстера, – сказала она телефонистке, и через минуту услышала низкий голос.

– Рис Декстер у телефона.

Ухо обожгло, как горячим маслом, потом жар растекся по груди и устремился ниже… Дыхание Флейм стало прерывистым.

– Я хочу с вами поговорить, – ненавидя себя за то, что уже не может по-другому реагировать на него, сказала Флейм.

В трубке молчали. Потом вдруг раздался его голос, на этот раз серьезный и даже грозный.

– Хорошо. Я тоже хочу поговорить с вами. Встретимся завтра вечером на Сан-Марко в девять.

– Я буду, – резко ответила Флейм и бросила трубку.

Она начинала просто ненавидеть этого человека.

Хотя нет. Не начинала. Она была не в состоянии ненавидеть его.


ГЛАВА 10


Оуэн Декстер-старший смотрел на четырех женщин и улыбался. Он никак не мог сдержать улыбки: такие красивые и такие серьезные. Рис без труда узнал невесту отца. Она была очень мила, только чересчур нервничала.

Франческа сделала шаг вперед, потом в замешательстве остановилась. Сын оказался намного… больше, чем она ожидала. Выше. Шире. Мощнее.

– Здравствуйте, Франческа, – поспешил ей на помощь Рис.

– Рис, – сказал Франческа, – я так давно хотела с вами познакомиться.

Рис заметил, как Флейм подняла руку и откинула за спину длинную огненно-рыжую прядь. Девушка с вызовом ответила на его взгляд. Она никак не ожидала, что он явится с отцом, и разволновалась.

Рис снова обратил свое внимание на Франческу.

– Мой отец похож на влюбленного подростка. Теперь я понимаю почему!

Оуэн состроил смешную гримасу и возвел глаза к небу.

– О Боже! Эти дети несносны! – Потом он посмотрел на семью Франчески и улыбнулся. – Но, моя дорогая, твоя дочь очаровательна, я вижу в ней тебя молодую. И мне уже не так обидно, что я не знал тебя в юности. В твоей матери – милую даму, какой ты станешь. А в бабушке – наши зрелые годы, полные гармонии и мудрости.

Мария покраснела, когда Оуэн взял ее за руку, но, заглянув в его ласковые серо-голубые глаза, немного успокоилась. Оуэн Декстер, ростом под два метра, показался ей замечательным мужчиной. Седые волосы, зачесанные назад, открывали красиво очерченные виски и высокий лоб. Лицо волевое, честное, с мужественным квадратным подбородком, нос слегка великоват, а рот большой и улыбчивый.

– Я рада, что вы приехали. Я знаю, вы очень занятой человек.

– Но не настолько, чтобы не найти время для знакомства со своей будущей семьей, – ответил Оуэн. – И уж тем более жениться, – мягко добавил он.

– Франческа, ты нам не говорила, что собираешься венчаться здесь. – Мария была в замешательстве. Свадьба в Венеции это не просто свадьба!

– Я хотела удивить вас. Надеюсь, вы счастливы?

– Мама, конечно! – воскликнула Флейм.

– Оуэн, с этой энергичной девицей тебе придется помучиться. Как, справишься? – Франческа предостерегающе взяла Оуэна за руку, когда он направился к Флейм.

– О, я надеюсь, – ответил он и решительно подошел к девушке.

Флейм вдруг подумала, что ей не составит труда принять своего нового отца. А Оуэн, заглядевшись в шоколадные глаза, точную копию глаз Франчески, понимал: теперь у него есть не только сын, но и дочь.

Они перешли в «апельсиновую» комнату, где стояли кадки с цветущими деревьями, наполняя воздух волшебным ароматом. Подали чай. Разговор, начатый Джульеттой, тек плавно. Флейм уселась в одном углу, Рис в другом, но расстояние не мешало им метать молнии друг в друга. Флейм несколько раз стискивала кулаки: как бы ей хотелось схватить какую-нибудь дрезденскую пастушку и запустить прямо ему в голову!

Все заметили это нарастающее напряжение между молодыми людьми, а Оуэн подумал, что, возможно, Франческе известна причина их взаимной враждебности. Совершенно очевидно, его сына и новоявленную дочь страшно влечет друг к другу. Но почему же они решили вести непримиримую войну?..


Джастин почувствовал, что пот ручьем стекает по спине, между лопаток. Глядя на весло, он видел, как оно скользит в воде, совершенно синхронно с веслами напарников впереди и позади него. Вниз-вверх, вниз-вверх. Берега сплошной зеленой линией проносились мимо. Джастин не обращал внимания на зрителей, не замечал скорости, он видел только спину Джорджа Кэмпбелл-Бина, сидевшего на два места впереди него. Вниз-вверх. Он понимал, команда соперников дышит им в спину, но он ни разу не подумал о результатах заезда. Только о том, что будет потом… Вниз-вверх. Вниз-вверх.

На финише лодка соперников опасно приблизилась к ним. Джастин слышал тяжелое дыхание Джорджа. Мышцы болели, майка взмокла от пота, Джастин почувствовал, как его тело само реагирует на вызов соперников…

Они первыми пришли к финишу, опередив преследователей лишь на несколько взмахов. И тогда, на пике возбуждения, Джастин проделал этот трюк…

Толстая ветка в воде, столкновение с большим камнем и многое другое могло опрокинуть лодку. Но сейчас, когда они прошли финиш, об опасности уже никто не думал. Тяжело дыша, со стоном ребята отпустили весла и пытались привести себя в чувство после такого дикого напряжения. Внезапно – о причине потом никто не сможет вспомнить – лодка потеряла равновесие и перевернулась. Джастин услышал испуганные крики товарищей по команде, а потом холодные серые воды Темзы сомкнулись над его головой. В то время, как ребята старались выбраться на поверхность, Джастин, единственный, кто был готов к катастрофе, нырнул под лодку. Его глаза искали Джорджа… Джордж беспомощно барахтался в воде и был близок к панике, когда Джастин схватил его за ноги и потянул вниз. Тот испуганно вскрикнул, потом, ударившись головой о борт, странно хрюкнул.

Джастин чувствовал, что его легкие тоже на пределе, но он тянул Джорджа вниз, все глубже, удивляясь, почему тот больше не сопротивляется. Потом вдруг увидел красное пятно на виске, и сердце его перевернулось. Джордж ранен! Он вдруг понял, что все пошло не так. Когда два человека борются не на жизнь, а на смерть, они должны быть в одинаковых условиях. А это, это не дуэль на равных. Это… убийство!

Он увидел коварные пузырьки у рта Джорджа и в тот же миг заметил, как к нему кто-то приближается. Он понял, это Эрик Хейтвейт. Джастин, глаза которого уже привыкли к темноте, увидел, как тот направляется прямо к ним, и понял: у него нет выбора. С огромным облегчением он отпустил ноги Джорджа, обхватил его тело и потащил наверх. Немой крик разочарования застыл на губах Джастина. Ну почему все вышло не так, как он хотел? Почему? Хотя бы раз в жизни? Он вытолкнул Джорджа на поверхность и судорожно схватил ртом воздух.

– Помоги мне вытащить его, ради Бога! Он ударился головой о лодку и пошел ко дну! – крикнул он Дейлу Диксу, который барахтался поблизости.

Зрители, принимавшие все это за комический спектакль и от души хохотавшие, вдруг стали затихать; приглушенный шепот пробежал по толпе.

– Сколько он пробыл под водой? – крикнул Эрик, закидывая Джорджу голову и рукой открывая ему рот.

– Не знаю, – солгал Джастин.

Эрик начал делать искусственное дыхание.

Джастин онемел. От него уже не зависело, умрет Джордж или выживет, он сам не знал, чего ему хотелось больше. Может быть, заставить страдать Флик… И испытать удовлетворение. Сколько будет жена с трехнедельным стажем оплакивать мужа?! Он чувствовал, как товарищи по команде обступают его, и инстинкт самосохранения бросился ему на помощь.

– Я видел, как он пошел вниз и кинулся за ним. Но он погружался как камень. – Умри, Джордж! Умри. – Что случилось, черт побери? Нас кто-то ударил? – спросил он с невинным видом?

Никто не понял, что случилось.

– Мне надо было скорее кинуться к нему, – бормотал Джастин. А Дейл положил ему руку на плечо и крепко сжал его.

– Не вини себя. Ты среагировал быстрее нас всех!

Джастин мрачно кивнул, глядя на бледное лицо Джорджа, внезапно ставшее похожим на детское. Пожалуйста, не умирай, Джордж! – молил он с отчаянием. Увидев Флик, несущуюся вниз по берегу, врачей «скорой помощи», бежавших за ней, Джастин отвел взгляд.

– Я нащупал пульс! – закричал Эрик, и Джастин почувствовал, как его ноги и руки налились свинцом. Он отступил на несколько шагов, пропуская врачей, которые уже надевали на Джорджа кислородную маску…

Джастин посмотрел на белое лицо Флик, на ее руку на руке мужа и отвернулся. Он чувствовал, что сейчас расплачется, но сдержался. Графы Равенскрофты никогда не плачут на публике.

– У него хороший пульс, он уже дышит, несите. – Доктор махнул рукой в сторону носилок.

Джастин молча смотрел, как носилки пробивают себе путь в толпе, устремляясь к ожидающей их машине.

Эрик повернулся к Джастину.

– Он обязан тебе жизнью, Джастин. Черт, как быстро ты сообразил. Я думал, у меня хорошая реакция!..

Трое мужчин стояли на холодном ветру и дрожали. Но не только от холода… Вдруг Эрик подошел вплотную к Джастину и, прежде чем тот понял, что происходит, поднял его руку вверх.

– Отлично сработано, Джаззер! – крикнул он. И толпа, всегда готовая приветствовать своих героев, принялась аплодировать и топать.

Джастин заморгал, ослепленный вспышками фотоаппаратов, сердце его упало, когда он понял, что местные газеты, которые обычно пишут о регате, благодаря ему получили материал гораздо более интересный, чем тот, на который рассчитывали. Все любят героев! А Джастин годился на эту роль. Он был очень хорош собой, даже насквозь промокший. Джастин улыбался, устало принимая восторг толпы, но взгляд его, провожавший «скорую помощь», был пустым…


Флейм быстро подходила к безлюдной остановке Сан-Марко. Дойдя до кромки канала, она заметила гондолу. Длинная черная гладкая лодка отливала серебром. Девушка тихо вздохнула и почувствовала влажную пьянящую неповторимую атмосферу венецианского вечера.

– По крайней мере вовремя, – раздался голос.

Вскрикнув от неожиданности, Флейм испуганно посмотрела вниз, на слегка покачивающуюся гондолу. Он стоял на корме, рука его лежала на руле, казалось, он всю жизнь только тем и занимается, что управляет гондолами на венецианских каналах. Рис был в плотно обтягивающих черных джинсах, белой рубашке и босиком. Флейм тихонько вздохнула и отступила назад.

– Я думала, мы просто поговорим, – мрачно бросила она.

– Именно так, – кивнул Рис. – Отец мне сегодня все уши прожужжал, восторгаясь вами. Кстати, хорошо сыграно!

Флейм напряглась.

– Я не играла. Мне действительно понравился ваш отец. Он не такой, как вы!

– А давно ли вы знаете об их романе? Да перестаньте на меня так смотреть и спускайтесь сюда!

Она была в простом белом летнем платье, подол которого от легкого ветерка поднимался, и Рис смущенно смотрел на шелковистый блеск обнаженной кожи ног, на очень нежные, пухлые холмики юных грудей. Когда она вот так стояла над ним, он чувствовал себя покорным рабом Афродиты…

Флейм набрала воздуха и ступила в гондолу. Какое облегчение – скрыться от его взгляда, спрятаться за занавеской хоть ненадолго! Она удивленно огляделась. Весь пол гондолы был покрыт темно-синим ковром и никаких скамеек не было. На полу везде были разбросаны большие мягкие подушки. Вдруг она почувствовала, как лодка закачалась, и быстро раздвинула занавески. Рис уже выводил гондолу в Большой канал.

– Что вы делаете? – спросила она строгим, резким, тревожным голосом, в котором явно было еще что-то. Страх?

– Не волнуйтесь, мы не перевернемся!

Он управлял лодкой профессионально. Но ни за что на свете она не спросила бы, где он научился этому. Рис неумолимо уносил ее все дальше от безопасной земли в укромные лагуны. Флейм, полулежа на подушках, наблюдала, как тают огни города. Рис уводил гондолу от бойких мест, туда, куда вообще редко заплывают лодки. Флейм, наверное, следовало бы испугаться, но она не испугалась. Только сердце забилось быстрее, когда он остановил лодку и направился к ней. Он подходил по-кошачьи осторожно, грациозно и уверенно. Потом остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Девушка попыталась загородиться длинной темно-зеленой бархатной занавеской. Рис включил лампы, золотистый свет которых залил гондолу. Флейм немного отодвинулась от него. Волосы ее разметались по груди, как шелковистое пламя, глаза и кожа блестели.

– Довольно необычное место для беседы, не так ли? – нервно спросила она.

Рис заметил, как она проглотила слюну, как непроизвольно, но очень соблазнительно облизала губы… Он застонал. Она расслышала этот стон, и ее глаза округлились. Но в них не было тревоги: в глубине этих глаз Рис увидел огонь, такой же, какой нарастал в нем при виде ее с момента их первой встречи. Он уже понял, это неизбежно…

– Рис, – прошептала она горячо. – Мы же взрослые люди!

Рис усмехнулся.

– О да, очень взрослые, – согласился он, его глаза потемнели, когда он перевел взгляд на ее вздымающуюся от желания грудь…

Гондола была небольшой, и в ней отчетливо слышалось прерывистое дыхание, шорох шелкового платья, трущегося об атласные подушки, плеск воды о борт. Легко ступая босыми ногами, Рис двинулся к Флейм, опустился перед ней на колени и в следующий момент ей показалось, что ногу лизнул язычок пламени, он побежал выше, еще выше, и внизу живота вдруг вспыхнул настоящий огонь. Она почувствовала, как внутри у нее что-то сжалось, и ахнула. Не сводя глаз с Флейм, Рис медленно снял с нее одну босоножку, потом другую, совершенно забыв про свой гнев. Ну и что, если даже она и обманывает его? Сейчас главное – эта ночь. А со всем остальным он разберется потом…

– Нам не следует… – прошептала Флейм глухим от желания голосом.

– Да, конечно, – согласился он, обхватив ладонями ее бедра и приближая лицо к ее лицу.

Флейм чувствовала его теплое чистое дыхание на своей щеке, в свете лампы рыжие точки в глазах Риса сверкали словно золотистые пылинки на сером камне. Он ласково смотрел на нее, ее руки сами собой поднялись и обняли его. Она принялась гладить его широкие плечи, сквозь ткань рубашки подушечками пальцев ощущая жар его тела. Потом, словно помимо воли, руки ее оказались на затылке Риса под шелковистыми каштановыми волосами. Он затаил дыхание, ему чудилось, будто она плетет вокруг него шелковую паутину, как золотой паук из сказки, но он не боялся ничего!..

Рис подался вперед, она приподнялась, их губы встретились и страстно слились, будто только и ждали этого момента. Он застонал. Флейм едва не задохнулась, когда он ласковым, но сильным движением уложил ее на подушки и впился губами в соски под белым шелком платья. Ее захлестнуло пульсирующее желание, она выгибалась под приятной тяжестью тела Риса. Не спеша его пальцы потянулись к большим пуговицам на платье, он расстегивал их одну за другой, постепенно обнажая прекрасное тело.

Флейм застонала, когда пальцы Риса, покружив по ее плоскому животу, поднялись вверх. Он лизнул соски, поиграл ими, потом скользнул ниже, оставляя под языком горящую дорожку. Флейм снова застонала. Ее тело беспомощно затрепетало, глаза широко раскрылись, когда его губы пробежались поверх трусиков и стали тереться между ног. Перед глазами Флейм был темный деревянный потолок лодки, она словно вцепилась в него взглядом, а Рис, руками раздвинув ей ноги, принялся целовать лобок. Она не могла сопротивляться, думать, протестовать. Тело ее вопило от желания, отметя мысль, бьющуюся в глубине сознания, что всего этого нельзя было допускать…

Она лежала совершенно голая, беспомощно закрыв глаза, сдаваясь страсти. Происходящее сейчас было неизбежным. Она нормальная женщина, и поведение ее естественно. А мужчина подобен силам природы, которые нельзя обуздать, да она и не хотела этого. Никогда еще Флейм не чувствовала себя такой обожаемой, желанной, такой… женщиной! Она ни на что не променяла бы этого ощущения!.. Флейм вскрикнула, когда губы Риса нащупали средоточие ее женственности, и схватилась руками за деревянным поручни над головой. Ее тело извивалось на атласных подушках, голос был резким и хриплым. Застыдившись, она прикусила губу, ошеломленная собственными воплями наслаждения.

– Нет, Флейм, нет! – хрипло просил Рис. Его губы побежали вверх, он поцеловал ее в ключицу. – Я хочу слышать твои крики, – бормотал он, глядя в широко раскрытые глаза, глубокие и почти черные от страсти. – Я хочу слышать. – Он снимал рубашку, обнажая мускулистую широкую грудь в темных завитках. – Я хочу знать, что тебе приятно, – продолжал он, и его глаза светились серебристым светом. – Я хочу прикасаться к тебе, слышать тебя, вдыхать и пробовать на вкус… О дорогая, как я хочу почувствовать тебя…

Он спустил джинсы. У Флейм кружилась голова от обуревавших ее эмоций, и она едва ли могла сейчас любоваться его загаром, стройным мускулистыми бедрами и возбужденной плотью. Он уже лежал на ней, он нашел губами заветное местечко… Больше Флейм не пыталась сдерживать себя или бороться с захлестывающими волнами страстного удовольствия, она застонала, низко и хрипло, словно взмыв на самый гребень волны. На смену девушке являлась женщина, и Флейм принимала свою новую сущность с радостью. Она медленно подняла ресницы и увидела над собой лицо Риса, такое дорогое и знакомое. На глаза навернулись слезы. Он смотрел на нее напряженно, в его взгляде она читала невероятное желание. Она нежно протянула руки и взяла его лицо в ладони.

– Спасибо, Рис.

– Дорогая, – с потрясающей нежностью проговорил Рис. – Ты ведь… невинна, да? – тихо спросил он.

Рис понял это по ее реакции на него и по откровенной неопытности. Да, он первый мужчина, прикоснувшийся к ней. Это открытие отзывалось в нем радостью, от которой ему хотелось кричать!.. Но он теперь понимал и принимал ответственность, ложившуюся на него, и был полон решимости не обидеть Флейм, не разочаровать, защитить от любых возможных последствий того, что они готовы были совершить…

Флейм кивнула и спросила:

– А это имеет значение?

Рис затряс головой.

– Может быть больно. Немного. Ты готова?

Флейм приподнялась, опершись на локти, и посмотрела на их сплетенные тела, ее – белое и гибкое и его – смуглое и мощное. Она ахнула, увидев его жаждущую плоть на своих трепещущих бедрах. Пугающую и прекрасную… Снова взглянув в лицо Рису, она увидела напряженный взгляд.

– Все в порядке, – прошептала она, вдруг испытав прилив нежности к нему и странное беспокойство. За него.

– Я рад. – Он облегченно выдохнул, не заметив, что задержал дыхание. – Ничего не бойся, дорогая. Я обещаю, – сказал он хрипловато.

Он слегка отстранился от Флейм, не отрывая взгляда от ее лица, взял за руку, желая дать ей почувствовать силу своей страсти. Когда ее пальцы обхватили его плоть, он застонал, а ее глаза расширились от удивления. Она вдруг потянулась всем телом к этому горячему, твердому, удивительному творению природы. Как она могла прожить столько лет, ничтожно мало зная даже о собственном теле?

– Рис, – прошептала она.

Он услышал желание в ее голосе и улыбнулся.

– Правильно, дорогая, – сказал он глухим голосом, чувствуя необыкновенную нежность к ней. – Инструмент удовольствия. Для нас обоих.

Флейм кивнула, он ласково положил ее на спину, ногами раздвинул ноги. Она не испытывала никакого страха, когда он начал заполнять ее собой. Было немного больно, но это была особенная боль, не похожая ни на какую другую. Он начал двигаться. Флейм почувствовала, как нарастает кульминация, она забыла обо всем на свете, кроме мужчины, наполнявшего ее новыми ощущениями и приводившего в экстаз.

– Рис! – выкрикнула она его имя и инстинктивно обвила его ногами: ее тело ходило ходуном.

Рис стонал, его тело дрожало, как в лихорадке.

Флейм закрыла глаза, не обращая внимания на то, что теперь он действовал грубее, сила толчков нарастала, а волны удовольствия уносили обоих из реального мира в замечательное небытие.

Прошло немало времени, прежде чем Флейм нехотя вернулась на землю. Лежа в его объятиях с закрытыми глазами, она старалась сохранить прекрасное ощущение. Они занимались любовью со всей страстью и нежностью настоящих любовников. Но они все еще существовали отдельно друг от друга. Флейм чувствовала это.

– Рис, а ты знал, что твой отец и моя мать встречаются? – Язык Флейм плохо слушался ее.

Она слишком поздно поняла, что вопрос был похож на обвинение. Рис напрягся, отодвинулся, потом стал быстро одеваться.

– Нет. А ты?

Она тоже покачала головой, глядя, как он одевается, и сердце ее заныло. С каждой вещью, которая появлялась на его теле, он все больше отдалялся от нее.

– Нет, но ведь это неважно, правда? – В ее голосе прозвучала отчаянная надежда.

– Неважно, – согласился Рис, желая сказать что-то еще, но что именно?

Для зрелого мужчины, обнаружил Рис, он был сейчас как-то странно косноязычен. Это раздражало его. Раньше ничего подобного он не наблюдал за собой. Остроумная шутка, веселое замечание – и они с партнершами всегда расставались друзьями. Почему с этой девушкой все по-другому? В глубине души он знал ответ, он-то его и нервировал. И настолько сильно, что ему хотелось оказаться подальше от Флейм, от ее пьянящего присутствия, побыть одному и все обдумать. Если он прав и действительно влюблен и очарован – от этих слов у него побежали мурашки по телу, – ему следует быть осторожным. Ради них обоих.

Флейм думала, что он сердится на нее. Вдруг, застыдившись своей наготы, она тоже стала быстро одеваться. Она не знала, что сказать. Ей так хотелось, чтобы все снова стало как прежде!..

В тишине ночи гондола скользила через лагуну к берегу. Оба пассажира напряженно молчали, озабоченные своими собственными мыслями.


В ту же самую ночь, в сотнях миль от Венеции, брат Флейм, ее брат-близнец, лежал в постели и тихо плакал. То были слезы разочарования, боли и страха. Единственный человек, который слышал этот плач, – Роджер. Невидимый, он стоял в тени комнаты и круглыми обеспокоенными глазами смотрел на племянника. Наконец Джастин перестал плакать, и Роджер обрадовался. Он хотел, чтобы мальчик успокоился, а то ведь Франческа приедет и увидит, что ее сынок плачет… Она может подумать, что Роджер плохо за ним следил, пока она жила в изгнании.

Роджер знал, как это важно для Франчески!

Всегда знал.


ГЛАВА 11


Оуэн улыбнулся своему отражению в зеркале, соскребая остатки пены с подбородка. Он не был похож на человека, который через шесть часов должен жениться. Даже в Венеции, среди членов ее семьи и друзей, он никак не мог поверить в свою удачу. Неужели последние пять месяцев его жизни – реальность, а не сказочный сон?

Он вырос в Техасе и переехал на запад только после женитьбы на Клер. Ему было двадцать четыре года, и он владел маленькой компанией, торговавшей запчастями для автомобилей. Но именно в Калифорнии ему улыбнулась фортуна. Не прошло и десяти лет, как он стал мультимиллионером и, что еще важнее, отцом. У него родился сын. Чем бы он ни занимался, какие бы трудности ни переживал его бизнес, на первом месте у него всегда была семья.

Клер и Рис ездили с ним не только в такие замечательные места, как Гавайи, где у него был отель, в Рио, Лас-Вегас, Лондон, Париж, но и в Австралию, где Оуэн Декстер владел опаловыми рудниками, в Бирму, где он имел долю в добыче рубинов, в Колумбию, откуда он экспортировал замечательные изумруды. Может быть, все это и произвело впечатление на мальчика, который глубоко вник в дела отца. Оуэн старался поддержать его энтузиазм. Сын проявлял ум, сноровку, мужество, перенял многие качества Оуэна. Насмотревшись на его сверстников, пристрастившихся к наркотикам и алкоголю под грузом родительского богатства, отец всячески уберегал Риса от такой судьбы. Чтобы мальчик узнал цену денег, ему пришлось самому зарабатывать на то, чего он хотел. Оуэн всегда находил время на общение с Рисом. Они играли в баскетбол, устраивали пикники, просто отдыхали дома за беседой.

Да, все в жизни Оуэна было совершенно. Они с Клер обладали завидной репутацией преданной, любящей пары, ими восхищались в их благополучном привилегированном мире, где разводов, любовных интриг и скандалов было в изобилии. Таким сыном, как Рис. можно было гордиться. Компания Оуэна Декстера процветала, и, казалось, счастье будет бесконечным. Но конец наступил… Однажды Клер поехала купить цветы для вечеринки, которую они устраивали, и больше не вернулась. Какой-то пьяный идиот на «бьюике» позаботился об этом. Оуэн прожил в шоке целый год. Рису тогда исполнилось девятнадцать лет, и все дела компании легли на его плечи. Мальчик должен был справляться с горем и с работой. Оуэн понял это только несколько лет спустя.

С годами шоковое состояние прошло, ужас случившегося отступил, а чувство одиночества росло с невероятной быстротой. Жизнь Оуэна Декстера превратилась в скучное, серое испытание временем. И была такой до того дня, пока профессор Валери на одно из совещаний не привел свою переводчицу и помощницу. Оуэн оказывал музею в Сан-Франциско финансовую помощь, а профессор часто устраивал там выставки археологических находок.

Оуэн вошел в музей и сразу увидел Франческу. Одетая в простой деловой синий костюм, она переводила беседу профессора Валери с директором музея. Впервые за много лет Оуэн Декстер обратил внимание на женщину. Он восхитился ее точеной фигурой, прелестным профилем, красивым голосом. Потом, когда их познакомили, он заметил, что у нее очень гладкая кожа и очаровательная улыбка. По мере того как встреча продолжалась, Франческа уже не только переводила профессора, но кое-что добавляла от себя, и Оуэн оценил: у этой женщины незаурядный ум.

Встреча растревожила его. После того как Франческа и профессор уехали в отель, Оуэн долго пребывал в странном беспокойстве. На следующий день у него был ланч в том самом отеле, где, как он знал, они остановились. Конечно, профессор пригласил его к ним за столик. Естественно, Оуэн не отказался. Он влюбился во Франческу. Просто и так легко! И так правильно! Правда, он не ожидал, что такая милая женщина, как Франческа, ответит ему любовью. И потому лишился дара речи, узнав, что и она его полюбила.

Тот момент навсегда врезался ему в память. Они ехали на машине через мост «Золотые ворота», возвращаясь из оперы. Когда он случайно взглянул на нее и в свете фар встречной машины увидел ее глаза, устремленные на него, он безошибочно понял: это глаза влюбленной женщины! Оуэн тогда чуть не отпустил руль.

Сейчас, надевая пиджак и галстук, спускаясь на завтрак, он радовался, что они тогда все-таки не свалились с моста. Очень радовался. Потому что жизнь снова стала прекрасной!

– Доброе утро, Оуэн. – Джульетта, настоявшая, чтобы он остановился у нее во дворце, была в столовой одна.

Рис всю ночь сидел на телефоне, разговаривая с Колумбией, он собирался вылететь туда сразу после свадьбы отца. Оуэн знал, на рудниках возникла какая-то проблема. Но вряд ли сын так переменился в последние дни из-за этого?..

– Доброе утро, синьора. Как дела? – громко спросил Оуэн.

– Насколько я вижу, ты уже готов к предстоящему испытанию?!

– Вы имеете в виду грозного графа?

– Ну конечно!

Они с графом должны были встретиться сегодня, потому что именно графу как главе семьи предстояло отдать Франческу Оуэну.

– Я думаю, справлюсь. Но из рассказа Флейм я понял, что он настоящее трехглавое чудовище.

– Он… готов подавить, подчинить своей воле каждого, кто позволит ему это, – сказала Джульетта.

– Флейм не позволила, – догадался Оуэн, с удовольствием поглощая поджаренный хлеб.

– Да, она не позволила. Как я рада, что приговоренный может завтракать с таким аппетитом, – засмеялась Франческа, появившись у него за спиной и услышав конец разговора.

Оуэн быстро поднялся, поцеловал ее, прежде чем она села за стол. Милое ее лицо осветилось любовью. Вслед за дочерью пришла Мария, и после ахов и охов насчет жениха и невесты стала нервно крошить круассан. Они совершили маленькое чудо, сумев организовать свадьбу за две недели. Мария беспокоилась, все ли они предусмотрели…

Флейм не появлялась. Очень скоро Джульетта и Мария незаметно исчезли, оставив Оуэна с Франческой наедине. Локти на столе, чашки в руках и взгляды, устремленные друг на друга, – подростки, да и только! Им так хотелось, чтобы этот, второй брак был счастливым!..

Оуэн узнал историю ее первого брака. Правда, не сразу и не всю. Постепенно, по мелочам. Она не из тех женщин, которые всегда готовы выплакаться на чужой груди. Франческа носила в себе свои проблемы, какими бы тяжелыми они ни были, с потрясающим мужеством. Когда он наконец узнал всю правду о человеке, который был ее мужем, он ужаснулся. Впервые в жизни он почувствовал тогда, что способен ненавидеть! Оуэн не мог себе представить, что бы он делал, если бы ему запретили даже просто видеть своего собственного сына. И подумал о детях…

– Ты заметила… – начал он осторожно, – как наши дети оба…

– Заметила, – нервно призналась Франческа, а потом коснулась его руки. – Но это же никак не повлияет на наши отношения? Правда?

– Правда. Никак, – быстро ответил Оуэн, поднес ее руку к губам, поцеловал, глядя на нее полными обожания глазами, а она от удовольствия даже покраснела.

– Оуэн, я так рада, что у меня есть ты. Я не хочу портить этот замечательный день. Но я беспокоюсь. Не могу понять, но у меня ощущение чего-то, даже не знаю, как объяснить… Я чувствую, что-то… ужасное должно случиться!..

– Не говори так, – резко оборвал ее Оуэн и прикусил язык. – Извини, просто после внезапной смерти Клер… Я не выношу этих слов.

Франческа тут же пожалела о сказанном и, осторожно погладив его руку, прикрыла ее своей.


Граф Джулио Перлуджи Корральдо стоял перед зеркалом и осматривал свое обнаженное тело. Несколько темных родинок, правда, немного обвис живот и седые волоски на груди… Но для мужчины своего возраста он выглядит прекрасно!

Граф быстро оделся и отправился в офис. Только из-за того, что его племянница, видите ли, сегодня выходит замуж, он не собирается бросать свои дела…

Когда он появился, слуга графини уже ждал его. Он очень нервничал, когда граф пригласил его в свой кабинет.

– Так они у тебя? – спросил граф, протягивая руку.

Дрожащей рукой старик подал ему большую папку.

Молча, с недовольным и надменным лицом, граф вынул деньги из кошелька и протянул ему.

Слуга торопливо исчез за дверью. Граф знал, у старика жена больна раком, но подозревал, что эти деньги на самом деле пойдут ему на выпивку. Графиня, конечно, скоро поймет, что случилось, и уволит бедолагу. Но это уже не его забота. Человек слаб, его надо заставить работать на себя! Вот и все.

Граф уселся в большое кресло и открыл папку. Потрясенно, забыв обо всем, разглядывал он оригиналы фантастических рисунков Флейм Сирамор-Форбс…


Рис засунул красную гвоздику в петлицу и проверил, на месте ли кольцо. Почему он так волнуется? Впрочем, не каждый же день ему приходится быть шафером на свадьбе собственного отца?!

В дверь позвонили и подали коричневый конверт. Рис дал щедрые чаевые и быстро надорвал его, узнав почерк Дэна Ривера. Там лежали сведения о Флейм. Многое он уже знал, но история ее английской семьи потрясла его. «Альциона». Она владеет половиной «Альционы»? Боже мой! Да есть ли хоть одна ювелирная компания, куда она еще не запустила свои когти? Может, она собирается выйти замуж за главу «Тиффани»? Или в ее планах обольстить генерального директора «Картье»?

Сердитый и несколько удивленный, Рис швырнул пакет и устало потер глаза. Он чувствовал себя виноватым перед Флейм из-за той ночи. Прекрасная ночь в гондоле, тогда ему казалось, что он наконец нашел то, о чем мечтал; он смущался, как мальчишка, и нервничал от того, что почти не говорил с ней после той ночи. А она все это время совершенно хладнокровно разрабатывала свои хищнические планы. Да, лучшей мишени, чем ее новый названый брат, владелец «Ридекса» и одной из ведущих корпораций в мире, из тех, что занимаются драгоценными камнями, ей не найти! Именно их корпорация снабжает и «Корральдо», и английскую «Альциону». Рис в сердцах выругался. Чтобы так обвести его вокруг пальца! Но увы, он испытывал не только злость и мучительное чувство унижения…

Глядя на спокойные воды канала, он покачал головой. Боже, как он устал! Она довела его своими отвратительными сюрпризами. Конечно, он не первый мужчина, попавший в такую ситуацию. В мире, связанном с камнями и золотом, это не редкость. Но думал ли он когда-нибудь, что сам станет жертвой коварства? Он был достаточно умен, осторожен и предусмотрителен. Всегда. До тех пор пока рыжеволосый ураган не ворвался, используя хитрость, в его офис, в его жизнь, в мысли, в его… сердце. Рис снова выругался. Нет, она не успела зайти настолько далеко. Да, но если честно, почти успела. Она так хорошо сыграла оскорбленную невинность. Невинность? Он снова посмотрел на письмо на столе. Невинна, как проститутка! Но внутренний голос Риса продолжал настаивать: его злость напускная, с ее помощью он пытается уйти от настоящей проблемы.

А проблема эта заключалась в том, что он влюбился. В самое неподходящее время. Ему надо ехать в Колумбию, где его единственной заботой станут ядовитые змеи и пауки да не приносящая дохода шахта. Но он вернется. Вот тогда берегитесь, леди Флейм Сирамор-Форбс!


Франческа и Оуэн допивали кофе, когда принесли почту. Среди телеграмм с поздравлениями был большой коричневый конверт.

– Это от… одного человека из Англии. Он присматривает по моей просьбе за Джастином и Роджером, – объяснила Францеска.

Оуэн кивнул, догадавшись, о чем идет речь.

– Ну хорошо, открывай, дорогая. – Он нежно сжал ей руку, наблюдая за ее лицом.

Она быстро пробежала глазами по строчкам сообщения и стала разглядывать фотографии: знакомое лицо сына, несколько снимков Роджера, сделанных с большого расстояния, – обычно его снимали, когда он смотрел в окно пристройки. Дотронувшись до конверта, Франческа почувствовала, что в нем есть что-то еще. Действительно. Она вынула газетную вырезку. Развернув ее, ахнула.

Оуэн заглянул ей через плечо: Джастин! Франческа показывала ему множество фотографий сына, поэтому он без труда узнал этого красивого парня. Газетное фото, конечно, искажало, но не могло скрыть удивительной красоты его лица. Джастин был весь мокрый, взгляд необычно напряженный, а заголовок гласил: «Студент из Оксфорда юный граф Равенскрофт спасает приятелю жизнь».

– Ох, Оуэн, – выдохнула Франческа и быстро принялась читать статью.

В ярких красках в ней рассказывалось, как, выиграв заезд у старых соперников в Хенли, известная оксфордская восьмерка перевернулась. Джордж Кэмпбелл-Бин, один из гребцов команды, стукнулся головой о борт лодки и стал тонуть. Только мгновенная реакция и героизм приятеля по команде, лорда Джастина Сирамор-Форбса, графа Равенскрофта, спасла его. Не думая о собственной безопасности, граф нырнул под лодку и вытащил утопающего. Старый колледж, который граф оставил, чтобы взять в свои руки бразды правления в ювелирной компании «Альциона», устроил ужин в честь героя… На другой стороне была помещена еще одна фотография Джастина. В вечернем костюме, за столом и в окружении преподавателей и близких друзей, он был просто неотразим…

– Оуэн, как здорово, да?

Оуэн улыбнулся и кивнул.

– Ну скоро мы сами все увидим! Я думаю, еще несколько дней после свадьбы мы проведем в Венеции, а медовый месяц закончим в Англии. Если ты хочешь.

Франческа радостно вскочила. Газета упала на пол, уже забытая.

– Оуэн! Правда? Мне так хочется! Но… Давай только не сразу поедем в Равенскрофт?!

Оуэн кивнул. После стольких лет разлуки Франческа боялась встретиться с сыном, но можно ли ее осуждать? Он обнял и нежно поцеловал любимую женщину, прекрасно понимая, как все будет нелегко. Он был в курсе недоброго письма Джастина матери после смерти отца. Кто знает, что у него на уме? Но неужели этот парень может оказаться негодяем?

Он еще крепче обнял Франческу. Стоит Джастину увидеть мать, он ее сразу полюбит. Разве можно ею не восторгаться? Конечно, понадобится время, но Оуэн уже сейчас был готов включить Джастина в семейный круг. Им всем придется научиться любить друг друга. Другой возможности для Оуэна не существовало, потому что прежде всего он думал о Франческе: она достаточно настрадалась, хватит с нее боли!..

– Дорогой мой, – прошептала Франческа, и сердце ее забилось от счастья!..

Ничто не сможет нарушить очарование этого дня. Ничто.

Фотография Джастина лежала у их ног и, казалось, смотрела снизу вверх.


ГЛАВА 12


Церковь Сан-Себастьяно видела много счастливых свадеб. Сегодняшняя не была исключением: невеста красивая, но уже зрелая женщина, в старинном свадебном платье цвета слоновой кости. В нем еще венчалась Джульетта. Франческа чуть не расплакалась, когда бабушка помогала ей одеваться. Жених тоже был очень хорош в серебристо-сером костюме, оттенявшем загорелое лицо.

Церковь была полна народу. Сверкали драгоценности. Розы, орхидеи и гардении украшали корсажи женщин. Запах флердоранжа – цветов апельсинового дерева – наполнял старинную церковь, к нему примешивались ароматы гвоздик, фиалок, фрезий, орхидей и роз. Заиграл старинный орган, и Франческа пошла к алтарю второй раз в жизни. Когда она подошла к Оуэну, стоявшему у алтаря, где граф как официальный глава семьи передавал ее в руки жениху, взоры присутствующих обратились к сияющей невесте.

Джульетта вспомнила свою собственную свадьбу и улыбнулась. Мария тоже предалась воспоминаниям о любимом Микаэле Корральдо и потянулась за кружевным носовом платком. Флейм в роли главной подружки невесты ничего не могла с собой поделать – она завороженно смотрела на Риса. Ее глаза были словно темные бездонные озера. О чем он думает? Что он на самом деле чувствует по отношению к ней? Любит ли хоть немного?..

Епископ заговорил о святости брака.

Завтра Рис должен уехать в Колумбию, чтобы уладить проблемы с одной из их изумрудных шахт. Наконец-то она поняла, что «Декстер Майнинг корпорейшн» действительно добывает драгоценные камни, а не уголь или олово. Это открытие смутило ее.

В церкви царила благоговейная тишина, взгляд Флейм, помимо ее воли, опять устремился в сторону Риса. Солнце, проникая сквозь оконные витражи, пускало красные, голубые и зеленые стрелы, которые падали на его темные волосы и внушительные плечи. У Флейм возникло странное ощущение в животе, она вспомнила тяжесть его тела, соединившегося со своим, быстро отвела глаза и закрыла их. Надо забыть об этом, потому что он явно забыл!..

Она посмотрела на мать, опустившуюся на колени рядом с Оуэном. Франческа склонила голову в ожидании благословения. Флейм гнала мысли о Рисе Декстере, нервно теребя нежный букетик, полагавшийся ей как подружке невесты. В длинном, до пола, платье из тонкого бархата абрикосового цвета очень простого покроя, с волосами цвета горящего янтаря, с серебряными серьгами в ушах и ожерельем на шее, она выглядела потрясающе.

Франческа видела только Оуэна. Как не похожа эта свадьба на… Нет. Она не станет сравнивать это событие с тем. Малколм соблазнил ее, совсем молоденькую девушку, фальшивыми обещаниями любви и верности, а на самом деле домогался приданого, его интересовал Корральдо. На этот раз рядом с ней человек, который по-настоящему любит ее. Никакого сравнения не может быть. Она упивалась словами священника, чувствуя теплую волну, поднимающуюся от сердца. Когда Оуэн надел ей кольцо на палец, очень скромный бриллиант в платине, Франческа закрыла глаза. На этот раз все будет хорошо. С этим мужчиной она будет счастлива. Когда Франческа снова открыла глаза, она встретилась с ласковым и нежным взглядом Оуэна. Она улыбнулась, ее улыбка была похожа на светлый луч в сумрачном интерьере венецианской церкви.


Джастин наклонился к руке Софии Елены ди Маджори и слегка коснулся ее. Они не встретились взглядами. София ди Маджори несомненно была красива, но красота ее показалась Джастину какой-то особенной. Высокая, около шести футов, с волосами, черными как вороново крыло, леди ди Маджори не была толстой, но в теле.

– Добро пожаловать в Равенскрофт, мадам. Вы хорошо доехали?

София склонила голову, темные, почти черные глаза поблескивали довольно игриво.

– Да. Спасибо. Благодарю вас за предложение провести и ночь в этом милом доме, но я пообещала Гвидо встретиться с ним сегодня вечером в Монако.

– Счастливец Гвидо, – тихо проговорил Джастин и посмотрел на Скотта Тейта, стоявшего рядом с маленькой седовласой женщиной за спиной Софии. Шофер ждал в машине. – Не пройдете ли в голубую гостиную? Может быть, вы и ваша спутница хотите чего-нибудь выпить?

– О, простите мою неловкость. Это синьора Карлино. Она моя… как вы выражаетесь… моя правая рука. Синьора всегда сопровождает меня, куда бы я ни поехала. Она занимается всем – моей прической, одеждой, отвечает на телефонные звонки. Словом, я не могу без нее обойтись.

– Понимаю, – вежливо ответил Джастин и повел маленькую компанию в гостиную, где все было готово.

София увидела все, что надо было увидеть. Настоящий Констебл над камином. Веджвудские фигурки, парные китайские вазы на шератоновских тумбах по обе стороны от больших окон.

– Чего бы вы хотели выпить, мадам, синьора? – Джастин намеренно использовал слово «синьора», прозорливо догадавшись, что София относится к секретарше с таким же обожанием, как большинство английских детей к своим няням.

Гостям подали чай, как они просили, и София не могла ошибиться в качестве фарфора чайного сервиза. Джастин попросил дворецкого спуститься в подвалы и назвал одну из знаменитых марок вина, припасенного для подобных случаев. На нее не могло не произвести впечатление то, что ее угощают вином из бокала стоимостью в пять тысяч фунтов.

Близился полдень, Софию уговорили остаться на ланч, а потом поехать в Вудсток. В столовой, как и в гостиной, было все приготовлено, блестел каждый дюйм. На великолепном серебре, фарфоре и хрустале еду подавали «простую»: мусс из лосося, крабовый салат, крыжовник со взбитыми сливками. Все понравилось.

Джастин надеялся, что ни один истраченный пенни напрасно не пропадет. Приняв решение биться за ее заказ, он больше не колебался. Он не хотел думать о том, что в данный момент происходит в Венеции. Джастин получил приглашение от матери, но вернул его, не распечатывая, тем самым выразив свой отказ. Однако об Оуэне Декстере он выяснил все. Узнав, что тот снабжает «Альциону» прекрасными камнями, Джастин впал в яростное исступление. Хуже того, Рис, его сын, оказался владельцем «Ридекса». Кто знает, на какие трюки способна его сестра ради своих интересов?

Джастин решил целиком сосредоточиться на Софии, отправившись с ней в Вудсток в серебристом «роллс-ройсе» Сирамор-Форбсов. Естественно, магазин был безупречно чист. Абиссинский ковер алого цвета, брошенный под ноги, не вызывал сомнений в том, достоин ли он, чтобы божественные ножки Софии ди Маджори ступали по нему. А стеклянные витрины так прозрачны, что возникал вопрос: неужели украшения явлены взору без всякой защиты?

Но кое-что Джастин оставил без перемен: дощатый пол скрипел под ногами, картины на стенах были из разных времен, но от всего этого маленький, темный магазин казался еще более английским. София была очарована, взволнована и удивлена. Ничего похожего на современные интерьеры «Булгари». Как и сам городок Вудсток не похож на Рим, Париж или Амстердам. На Софию как на истинную женщину произвели впечатление «Альциона», старинное имение Равенскрофт и красота самого Джастина. Но София была деловой женщиной и, вдоволь насладившись всем этим, она поспешила приступить к изучению выставленных украшений. Решив заказать комплект, она подготовилась и многое узнала о ювелирном искусстве. Ее острый взгляд словно впивался в то, что лежало под невидимым стеклом. Вещи, определила она сразу, совершенны. Чего она и ожидала, зная репутацию компании «Альциона».

Джастин познакомил ее с коллекцией, скромно проявив собственные познания и позволив Софии блеснуть подготовкой к визиту.

Минут десять в полном молчании она осматривала один раздел.

– Это было модно на рубеже столетий, до 1914 года. Моя бабушка говорила, что тогда нравились веселые и в меру дорогие вещи.

София кивнула, но, не желая оставить за Джастином последнее слово, добавила:

– Контуры текучие, плавные, нежные краски. Я думаю, это влияние более позднего стиля.

Джастин улыбнулся, заглядывая в черные глаза Софии и присуждая ей победу в этой незначительной дуэли.

– Разумеется. Особенно мне нравится вот эта вещь. Она в стиле Рене Лалика. Он известен работами по стеклу, но был не чужд ювелирного искусства.

– А мне нравятся вот те…

Джастин кивнул и взял на заметку.

– Согласен. Я тоже люблю нежно-зеленый цвет. Особенно вот эту вещицу, сделанную в честь Эдуарда, принца Уэльского. Это его любимый камень.

София кивнула, и они пошли дальше. Джастин показывал ей потрясающие изделия разных стилей. Броши, с математической точностью изображавшие геометрические фигуры. Модерн, постмодерн, сюрреалистические и современные. София была более чем удовлетворена тончайшей работой, прелестными рисунками и чарующей атмосферой «Альционы». В списке претендентов на получение заказа она теперь поставит «Альциону» гораздо выше других…

– Мадам, я хотел бы показать вам цех. Но если только у вас есть время и вам действительно интересно посмотреть, как создаются… – Джастин, даже не закончив фразы, понял, что София уже на крючке.

– Правда? Это прямо здесь, в магазине?

Джастин не сомневался, что София не откажется от такой возможности.

Цех он намеренно оставил таким, как всегда. Правда, рабочие оделись поприличнее и сходили в парикмахерскую по случаю визита именитой гостьи. София, едва переступив порог, услышала визг дрели, почувствовала запах припоя, масла и… была потрясена. Никогда в жизни никто не позволял ей даже приблизиться к производству. Джастин повел ее прямо к Гюнтеру Воссу, который вырезал из рубина совершенной формы ромб. София наблюдала затаив дыхание. Потом они перешли к ученикам, усиленно трудившимся над медью и алюминием. Хотя работа напильником была не таким чарующим зрелищем, как огранка камня, Софии было интересно. А потом Сет, к которому они якобы случайно подошли, предложил Софии сделать своими руками простую подвеску.

София понятия не имела, что все это было заранее подготовлено. Она думала, что предложение Сета спонтанно. Покрытие эмалью – дело быстрое и не сложное, а результат потрясающий. София с успехом могла это сделать под наблюдением Сета.

Если синьора Карлино и была удивлена, увидев Софию сидящей в грязном цеху рядом со стариком, рука которого направляла нежную руку ее госпожи, то она этого не показала. София была поглощена работой, соединяя маленькие кусочки цветной эмали в подвеску, изображающую красивую белую лилию.

– Вот и все, миледи, – сказал Сет. Он говорил слегка картаво, по-дорсетски. Интонация была уважительной и в то же время грубоватой. – Я же говорил, что вы сумете. Разве я был не прав?

София кивнула, не в состоянии оторвать взгляда от подвески. Никогда раньше она не получала такого удовольствия. Как интересно: был простой овал из золота, а теперь это произведение искусства! Она сделала его сама!

– Замечательно. Вы такой прекрасный мастер, Сет!

– Так это вы сами сделали, миледи. Я просто помогал.

– Ну конечно. Правда, эту вещь еще предстоит доработать, – вмешался Джастин. – Эмаль погружается в слабую азотную кислоту на несколько минут для избавления от примесей. Поэтому когда вы ее наносили, она была влажной. Подвеску надо поместить в муфельную печь, где температура колеблется между 700 и 900 градусами по Цельсию. Эмаль высохнет и снова затвердеет.

– Я никогда не думала, что это может доставлять такое… удовольствие. Раньше я всегда проходила мимо эмалей… – София пожала плечами.

– Как мимо чего-то второсортного? – Джастин помог найти слово.

Она кивнула.

– Да, большинство людей так и думает. Но это неверно. Наносить эмаль труднее, чем обрабатывать драгоценный камень. И потом, существует много стилей; то, что вы сейчас делали, это один. Но есть другие, требующие более сложной техники.

София внимательно слушала, все еще пребывая в эйфории от собственного неожиданного успеха. Джастин наблюдал за ее жадным взглядом, следившим, как Сет готовит подвеску для муфельной печи.

– Как только высохнет, я буду иметь честь преподнести вам от имени «Альционы», если вы примете, конечно, эту подвеску как дар – в благодарность за ваше внимание к фирме и терпение. Может быть, вы оставите адрес нашему менеджеру?

София счастливо кивнула.

– Я буду премного благодарна, лорд Джастин.

Джастин улыбнулся. Конечно, София получит не эту висюльку, которую сделала сама. Кривую и плохо покрытую эмалью. Сет все переделает. Через неделю она получит прекрасную вещь и станет хвалиться своей работой.

Вскоре София уехала.

Она сияла.

Ну что, с ликованием подумал Джастин, она наша! Потом мрачно, но довольно улыбнулся. Все прошло, как он задумал.


Флейм, слегка расслабившись после бокала шампанского, весело поймала букет. Франческа бросила его через плечо, под смех и поздравления гостей и членов семьи. Девушка благоговейно поднесла букет к лицу и вдохнула его чудный аромат. Считается, что тот, кто поймает букет, пойдет следующим к венцу. Она быстро огляделась, пытаясь найти Риса.

Но он уже ушел.

Ночью Флейм очень плохо спала, потому что выпила лишнего, и наутро чувствовала себя неважно. За завтраком принесли письмо из Радклиффа. Флейм давно ожидала ответа на свое письмо, в котором сообщала об уходе из колледжа.

Кроме сожалений в письме была новость: Венди Гиббс нашли мертвой в ее комнате. Зная, что они были подругами, старшая преподавательница решила сообщить Флейм о трагедии. Судебное следствие, говорилось в письме, пришло к выводу, что причина смерти в передозировке кокаина.

Флейм заплакала, Мария и Джульетта взволнованно, наперебой стали утешать ее, но она была безутешна. Она, лучшая подруга Венди, не догадывалась ни о чем подобном! А теперь слишком поздно, ей уже ничем нельзя помочь…


ГЛАВА 13


Франческа и Оуэн вернулись после уик-энда в Риме совершенно счастливыми, как и положено молодоженам. Но как только Франческа вошла в гостиную, она поняла: что-то случилось. Мария радостно поцеловала дочь, но глаза ее были взволнованными.

– Мама, – сказала Франческа, глядя, как мать подошла к Оуэну и, к его удовольствию, поцеловала его так же тепло в щеку. – Мама, что случилось? Где Флейм? – резко спросила она.

– Она наверху, дорогая. У нее плохие новости.

Оуэн и Франческа мрачно выслушали рассказ Марии о смерти Венди. Она не добавила того, о чем подумали все. Венди, которая казалась такой нормальной, принимала наркотики, а как же Флейм?

Франческа глубоко вздохнула.

– Я пойду поговорю с ней. – Она повернулась, поймала взгляд Оуэна и протянула ему руку.

Он испытал облегчение. При первых же трудностях Франческа сразу обратилась к нему. Она сделала это так же естественно, как подсолнух поворачивается к солнцу.

Флейм стояла у окна и смотрела на город, который начинала любить.

– Флейм, дорогая, мама рассказала нам о Венди. Мне очень жаль.

Франческа быстро подошла к дочери, обняла и прижала ее к груди.

– Как ужасно, мама! Я не хотела тебе говорить, я собиралась подождать. В конце концов, у вас же медовый месяц!..

– Чепуха, – заговорил Оуэн слегка хриплым от волнения голосом. – Ничего не надо скрывать от нас.

Это прозвучало немного странно, но он чувствовал себя отчимом Флейм, а девочка испытывала такую боль… Он вспомнил, как обнимал Клер, когда они получили известие о смерти ее матери в пансионате Сан-Антонио.

Франческа посмотрела на мужа, ее глаза были полны любви и боли. Она благодарно улыбнулась. Флейм всхлипнула, судорожно перевела дыхание и заставила себя собраться. Она медленно отстранилась от матери. Что ж, худшее позади!..

Но это было не так. Совсем не так.

Позднее она заставила себя спуститься и поужинать вместе со всей семьей. Потом, возвратившись к себе, полезла в комод, желая поработать над эскизом, и увидела… пустое место! Папки не было. Ничего не понимая, Флейм в панике принялась вытаскивать ящики. Папка исчезла! Но… Ни Джульетта, ни бабушка не могли ее взять. Папку кто-то украл. Но кто? Никто посторонний во дворце не мог сделать этого. Только она сама, ее семья и… Рис. Который владел «Ридексом». Рис, которому понравились ее ранние работы и на которого они произвели впечатление. Рис, которому нужны новые интересные эскизы для успеха ювелирной компании. Рис…


Рука Джастина медленно опускалась по спине партнерши. Дезире Девиль, с которой он сейчас танцевал, отыскал Скотт. Французская наследница больших земельных владений была свободна и достаточно привлекательна. За ней многие охотились. В этот момент она громко дышала ему в ухо, и он чувствовал, что она специально прижимается сосками к его груди. Он испытывал удовольствие и тревогу. Джастин давно снял пиджак, вечеринка становилась слишком жаркой, и не только из-за температуры в комнате. Высокие потолки в битком набитой людьми комнате создавали обманчивое впечатление пространства и воздуха.

Музыканты играли без устали, усилители были такие мощные, что никто ничего, кроме гитарного «там-там-там», не мог разобрать. Но Джастину было все равно. Свет стал постепенно гаснуть, и теперь они с партнершей уже раскачивались в полной темноте. Он не обращал внимания на пьяные смешки и визг обнимающихся парочек, как разнополых, так и однополых, и его не шокировали хриплые голоса и непристойные предложения друг другу тех, кто постоянно принимает наркотики. Он пребывал в блаженной прострации.

– Так вот что такое настоящая английская вечеринка! – крикнула ему в ухо Дезире. – Джастин кивнул, не пытаясь перекрыть громкие голоса. – А я думала, респектабельные, немноголюдные приемы, на которые меня водил отец, это и есть английский способ развлечения.

Джастин снова улыбнулся, сверкнув в темноте крепкими белыми зубами. Он знал, Дезире напилась, да и он тоже был навеселе. Теперь можно было попытаться реализовать план Скотта. Этот парень был одержим идеей женить его на деньгах. Причем как можно скорее. Джастин понимал, Скотт прав, и потому держал в объятиях французскую потаскуху, позволяя ей тереться об него как кошке при течке. Теперь, когда Франческа вышла замуж за своего мультимиллионера, а ди Маджори в многословном письме дала понять, как близко «Альциона» к получению заказа, ему необходимо укрепить свои позиции. И побыстрее. А письмо, которое он вчера получил от матери, его просто ошеломило. Она со своим драгоценным муженьком собралась навестить его в следующий уик-энд. Ну что он мог поделать? Ничегошеньки. Он очень боялся. Боялся того, что его броня безразличия будет разрезана как лазером.

Вздохнув, Джастин схватил Дезире за ягодицы. Она не выберет его в мужья до тех пор, пока не проверит в постели. В общем-то он не мог осуждать ее за это. Но он испытывал и какое-то унизительное чувство от этой мысли. Секс прекрасен, когда люди им занимаются ради удовольствия, но секс ради выгоды, ради обеспечения своего будущего… Быстро схватив бокал шампанского с подноса, который проплывал рядом в руках официанта, Джастин сделал большой глоток. Он чувствовал себя ужасно. Казалось, все рушится…

– Хм… Как хо-ро-шо, – пьяно растягивая слова, пробормотала Дезире, все глубже утыкаясь носом в шею Джастина.

Он поморщился, почувствовав запах ее лака. Она была маленькая, с шапочкой темных волос, стриженных в геометрическом стиле сэссун. Стройная, в шелковом обтягивающем и почти прозрачном платье.

Дезире снова вздохнула и скользнула руками по его бедрам, притягивая к себе как можно ближе. Она явственно почувствовала его возбужденное состояние и хихикнула. Джастин снова поморщился. Флик никогда бы не хихикала. Флик! Дезира ощутила дрожь, пробежавшую по телу партнера, и улыбнулась. У нее был большой жадный рот, привыкший получать все, что она хочет. Графа Равенскрофта она возжелала с того момента, как его друг Скотт, или как там его зовут, познакомил их.

– Да, все хорошо, дорогой, – мурлыкала она в ухо, отвлекая Джастина от его отчаянно грустных мыслей.

Она уже тащила его сквозь толпу, хихикая и пробиваясь к той части дома, где темнела пустая оранжерея…

Он почувствовал ее пальцы на пряжке ремня и встал как вкопанный, глубоко дыша. Опытной рукой Дезира расстегнула молнию и стащила с него трусы. Он ахнул, когда маленький влажный горячий язык стал лизать его член, и чуть не закричал. Чуть.

Джастин стиснул зубы, когда Дезире схватила его за голени, желая удержать, если он вдруг задумает ретироваться. Она слишком долго ждала этого момента, много часов, чтобы позволить «чопорному английскому лорду» лишить ее удовольствия.

Джастин знал, что никто его не услышит, если он станет кричать во все горло, но он крепко стиснул зубы, когда Дезире принялась лизать его возбужденную плоть снизу вверх, как ребенок леденец. Пот выступил на лбу Джастина, когда его член оказался у нее во рту. Какой большой, с жадностью думала Дезире, работая языком. Джастина начало трясти, кульминация приближалась, он беспомощно положил руки ей на голову, теперь уже на случай, если она вздумает отстраниться. Он понимал, если она это сделает, а она, очевидно, может все, то он не сумеет удержаться и станет умолять ее…

Дезире почувствовала состояние Джастина и возликовала. Чувствуя давление его рук на голову, она догадалась, что ей не продлить сладкую муку, которой она так любила подвергать мужчин. Было в этом что-то очень эротичное – заставлять их умолять. Но Дезире провела руками по его длинным мускулистым ногам и вонзила ногти ему в ягодицы – как страстный вопль… Еще мгновение – и она выпила все до капли, а потом отпустила его, облизываясь. Извиваясь, как змея, она поднялась по его телу и поцеловала в задыхающийся рот.

– Тебе понравилось, дорогой? – выдохнула она ему в ухо.

Джастин резко открыл глаза.

– Да, понравилось, – признался он, ощутив вдруг приступ отвращения. – А как тебе понравится вот это? – бесстрастно спросил он и легко оторвал ее от земли.

Она прижалась спиной к холодной стеклянной стене и обвила ногами его за талию. На ней не было нижнего белья, и она сразу раскрылась навстречу Джастину. Не колеблясь, одним ударом, он вошел в нее, оскалившись, как дикарь. Равенскрофту нужен наследник, будущий хозяин имения. Джастин закрыл глаза, не желая видеть ее искаженное гримасой лицо.

Дезире хрипела, впиваясь ногтями в плечи Джастина, ее трясло. Какой страстный этот внешне холодный светловолосый английский аристократ! Кто бы мог подумать? Дезире застонала, когда он чуть отстранил ее, а потом снова одним ударом вошел. Она заерзала, почувствовав, как внутри у нее все сжалось.

– О да, да, – бормотала она.

Голос ее стал визгливым. Она шептала нечто невообразимое, какие-то странные комбинации французских и английских ругательств и заклинаний. Джастин, который не мог произнести ни слова, ошеломленный этим, подумал: неужели она будет его женой? Нет, он этого не вынесет. Контролируя себя, он довел ее до оргазма один раз, другой, и ему уже казалось, что ощущения в чреслах отзываются ударами в голове. Дезире готова была лишиться сознания, когда Джастин наконец облегчился в нее. Его тело охватила привычная слабость, возникающая после акта.

Когда он отпустил ее, Дезире медленно сползла по стене, устало подумав, что бы сказали ее утонченные парижские друзья, увидев ее сейчас? После того, как ее до смерти залюбил англичанин?! Ведь французы считают англичан слабаками. Представив себе, какой у нее ужасный вид с задранным до пупа платьем, спутавшимися волосами и обнаженной грудью, она расхохоталась. Ох, ну до чего же она сейчас смешная!

Джастин открыл глаза и уставился на нее. Несколько секунд он вообще не мог поверить: она смеется над ним! Он почувствовал страшное отчаяние, разочарование, и от тоски, навалившейся на него, ему хотелось закричать. Потом ярость испарилась, ее сменило ощущение пугающей пустоты, полной и абсолютной. Он устало натянул трусы, застегнул брюки.

– Извини… – Джастин никак не мог вспомнить ее имя. – …Дезире, я виноват.

Потом, даже не пытаясь помочь ей привести себя в порядок, он повернулся и ушел. Скотт и Равенскрофт могут отправляться ко всем чертям! Сам он уже был там.

Дезире, хохоча, провожала его взглядом.


Флейм наслаждалась Лондоном. Ей казалось, что остановившись у тети Эрии и ее мужа Джеффри, она вернется в детство. Но ничего не вышло. С ней обращались как со взрослой, и в этом была своя прелесть.

Вопреки всем ожиданиям Франчески ее старшая сестра Эриа вышла замуж за англичанина вскоре после того, как Франческа обвенчалась с Малколмом. Сейчас Эрии и Джеффри за шестьдесят, они счастливо прожили двадцать лет вместе. Они обитали в том же зеленом пригороде, где Джеффри родился и жил с матерью. Она умерла в весьма преклонном возрасте – в девяносто три года.

Флейм прилетела в Англию через неделю после свадьбы матери. Она не хотела оставаться в Венеции после того, как обнаружила пропажу своей папки. Ее станут спрашивать о работе, а что ей говорить? Она никому не сказала о происшедшем, не желая ставить под угрозу счастье матери. Оуэну пришлось бы разбираться с Рисом, а Флейм не хотела стать причиной ссоры отца с сыном. Она сама с ним выяснит отношения.

Франческа попросила Флейм поехать с ними в Англию. Не желая жить в безликом номере отеля, Флейм предпочла остановиться у тети Эрии. Перед отлетом в Лондон она успела послать Рису письмо. Он был в Колумбии, и девушка радовалась, что никогда больше не увидит его. Она постарается держаться от него подальше, когда он приедет навестить отца… Но все свое презрение к нему она излила в письме, адресованном в «Декстер Майнинг корпорейшн» в Колумбии.

Тетя и дядя понравились ей уже в аэропорту Хитроу. Джеффри показался Флейм воплощением спокойствия, он обожал свою полную говорливую женушку. Домик у них был скромный, но с любовью обставленный и ухоженный. Сад – единственная страсть Джеффри – представлял собой буйство красок и ароматов. Всю неделю Эриа трудилась на кухне, готовя невероятно вкусную еду для гостьи, и в таком количестве, что ее невозможно было съесть. Джеффри веселил девушку всякими рассказами.

Постепенно Флейм освобождалась от горя, свалившегося на нее: смерть подруги, потеря невинности, предательство Риса. Оно свинцом наполняло душу, превращая сердце в болезненный комок. Почему он так поступил? Почему, страстный и нежный в гондоле, он стал таким холодным потом? Что он за человек?

Она решила никогда и никого больше не любить, ни одного мужчину. Но наблюдая за Джеффри, она понимала, что мужчины бывают разные. Флейм стала задумываться над тем, какова ее собственная роль в череде несчастий? Со вздохом она призналась: ей есть в чем себя винить. Ведь она сомневалась в Рисе, однако, забыв обо всем на свете, пала жертвой романтической любви! С печальной улыбкой Флейм думала теперь о своей наивности и благодарила Бога, что не успела влюбиться в Риса Декстера по-настоящему. Но в глубине души тихий голос смеялся над ней, обвиняя в самообмане.

Флейм стала понемногу понимать, как сильно довелось страдать матери. Рис украл у нее только работы, а Малколм у Франчески – сына.

Вспомнив про Джастина, Флейм подумала, что уик-энд неотвратимо приближается. Оуэн и Франческа в Йорке, утром она получила оттуда открытку…

Флейм плыла по Темзе на экскурсионном теплоходе мимо красивого здания парламента. Ее родители, закончив путешествие по Британии и проведя несколько дней в Эдинбурге, собирались приехать в Лондон в пятницу вечером и встретиться с ней у тети Эрии. Утром в субботу они все вместе отправятся в Равенскрофт.

Равенскрофт. От этого слова Флейм вздрогнула и поспешила переключиться на архитектуру Лондона.

Утром позвонила Джульетта и поинтересовалась, как дела с заказами для ее английских друзей. Флейм успокоила прабабушку, сказав, что уже закончила три эскиза из пяти. Она придумала оригинальное ожерелье из сапфиров и бриллиантов для графини Вейн, серьги из черного жемчуга для миссис Франсес де Уитт, которая, несмотря на имя, оказалась настоящей англичанкой, и брошь для леди Элспет Эстрем. Два других эскиза тоже почти готовы, и в ближайшие дни она пошлет их клиенткам. Трем первым заказчикам рисунки понравились, они обещали, что ювелиры выполнят все в точности. Флейм поверила в их искренность, но теперь вдруг уверенность эта куда-то подевалась. Может быть, они хвалили ее работы только потому, что она была любимицей Джульетты?

Отбросив неприятные мысли, девушка вновь попыталась сосредоточиться на экскурсии. Они проплывали мимо Тауэра, или, как сказал гид, голос которого она слышала в наушниках, Кровавой Башни.

Флейм вздрогнула. Сколько королей и королев обезглавлены за этими древними стенами! Она снова подумала о Равенскрофте. Ненавистном для матери месте. Сейчас там живет Роджер, добрый, нежный человек, о котором без устали говорит Франческа, которого она любила и продолжает любить, несмотря на то, что он брат страшного человека, ее первого мужа. Частный детектив, нанятый наблюдать за Джастином, сообщал Франческе и о Роджере. Кажется, он вполне счастлив. Франческе было приятно, что сын не поместил дядю в какое-нибудь заведение. Приятно ей было и то, что портрет Роджера, написанный ею много лет назад, все еще жив. История о том, как этот портрет каждое утро оказывается в другой комнате, уже превратилась в легенду; ее рассказывают в деревнях по всей долине. Стало быть, Джастин не уничтожил портрет. Могло ли это предвещать хоть что-то хорошее? Флейм надеялась, что да.

Она знала об успехах Джастина в «Альционе». Джульетта, у которой шпионы были повсюду, сказала внучке, что, очень возможно, именно «Альциона» и получит заказ Софии ди Маджори. Как это было бы прекрасно! Тогда Флейм смогла бы сделать рисунки для некоторых вещей из коллекции…

Теплоход причалил к берегу, а Флейм все сидела, пока все туристы не сошли на берег.

Направляясь к автобусной остановке, она со страхом думала о приближающемся уикэнде. Увидеть брата-близнеца на пороге двадцатилетия впервые – редкий случай. Но чего ей бояться? Джастин хорошо относится к дяде, он удачливый бизнесмен, герой, рискуя своей жизнью спасший тонущего друга.

Но он сын Малколма. Больше, гораздо больше, чем она дочь Малколма. Какой яд отец успел впрыснуть в его жилы? Это беспокоило мать. Насколько глубоко проникло зло в Джастина?.. Флейм покачала головой. Это смешно. Может ли быть, чтобы Джастин ненавидел их? Он просто напуган встречей с настоящей семьей, он опасается произвести на них дурное впечатление, как и она боится показаться хуже, чем есть. Но, как бы то ни было, Франческе, Джастину и ей все равно придется встретиться через несколько дней. Встреча неизбежна. И слишком важна для всех.


В тысячах миль от Лондона усталый мужчина пробирался по грязной дороге к бунгало, утопавшему в зелени деревьев и лиан. Дождь лил как из ведра, не прекращаясь. В тяжелых ботинках, толстых брюках и непромокаемой куртке мужчина чувствовал себя легко, что свидетельствовало о хорошей тренировке. Каждый, кто знал его в городе, никогда не поверил бы, что это тот же самый человек… Шляпа защищала его от любого дождя, но от этого она не могла его укрыть. Потоки воды текли по лицу на грудь. Он промок до нитки. Мужчина двигался с легкостью пантеры. Несмотря на то что он не отдыхал уже больше тридцати шести часов, он легко взбежал по деревянным ступенькам на веранду, окружающую бунгало, и снял шляпу.

– Джейк! Эта чертова машина сломалась и застряла внизу! – закричал Рис, снимая ботинки с налипшими комьями грязи и тяжелую, намокшую куртку с широких плеч.

Занавеска на двери отодвинулась и появился старик, широко и приветливо улыбаясь. Затараторив по-испански, он пообещал послать кого-нибудь из мужчин на дорогу. Хлопнув ласково, но крепко старика по спине, Рис вошел в полупустую комнату. Москитная сетка закрывала окна, погружая все в мрачный и немного зловещий сумрак. Опускаясь на продавленный диван, Рис глубоко вздохнул и вытер мокрый лоб рукой. Боже, как он устал. Всю неделю то одно, то другое!

Старик взглянул на изможденное лицо друга и быстро пошел на кухню. Через несколько минут он вернулся с тушеным цыпленком и рисом, стаканом неразбавленного виски и двумя почтовыми конвертами. Рис открыл коричневый, зная, то там бумаги, которые он ожидал. Главный инженер улетел в Сан-Франциско с «дипломатической миссией». Рис хмыкнул с облегчением, просматривая бумаги. Итак, последнюю схватку с бюрократами он успешно выиграл, не без помощи некоторой суммы, конечно… По крайней мере, в этом году «Ридексу» не грозит недостаток в сапфирах.

Он подцепил вилкой кусок курицы и отправил в рот, потом отпил большой глоток виски. Перед ним лежало еще одно письмо. Оно не от отца, знал Рис, хотя марка была венецианская. Вдруг ноздри его уловили еле заметный, тонкий знакомый запах, исходивший от бумаги. Флейм! Она написала ему. Внутри разлилось горячее тепло. Такая далекая и недосягаемая, она вдруг оказалась почти рядом. Рис теперь даже не мог себе представить, что когда-нибудь протянет руку и дотронется до нее. Он до боли скучал по ней!

Не медля ни минуты, он открыл письмо и стал читать.


ГЛАВА 14


Роджер услышал шум приближающейся машины и выглянул в окно пристройки. Машина была длинная, темно-синяя и красивой формы. С тех пор как Франческа научила его рисовать, он стал обращать внимание на форму. Машина остановилась перед домом, дверца открылась и вышел седой мужчина. Роджер его никогда не видел. Незнакомец улыбался. Потом с заднего сиденья соскочила девушка. Хорошенькая. Он уже видел ее волосы… Раньше. Все еще красивое и странно молодое лицо Роджера сосредоточенно сморщилось. Вдруг он рассмеялся.

– Джессика, – проговорил он.

Девушка, конечно, не была его бабушкой, он это понимал, бабушка уже ушла к Богу, откуда же у девушки ее волосы? Может, Джессика дала ей поносить? Но вдруг все это стало неважно, потому что из машины вышла Франческа.

Франческа! Как он ждал ее! И она вернулась!

Она казалась напряженной и испуганной. Вдруг Роджер понял, как он далеко от нее, и ему это не понравилось. Он должен бежать к ней. Скорее! Скорее!

Роджер побежал. Ему надо снова услышать ее голос. Скорее!

Увидеть ее улыбку. Скорее!..

Флейм надеялась, что готова к встрече с Равенскрофтом. Но оказалось, что нет. Она огляделась. Повсюду цветы. Они росли не только на клумбах, но и вились по стенам дома, выглядывали из зелени ограды, взбирались по аркам и стволам деревьев. Старинный дом блестел гранеными стеклами окон, напоминавшими глаза насекомых. Она вздрогнула и посмотрела на мать. Интересно, как та сейчас себя чувствует?

Франческа чувствовала себя странно. Очень странно. Все вокруг было таким же, как тогда. И другим. Малколм умер. Без ее мучителя дом снова стал просто домом. Строгим, элегантным. Франческа засмеялась, повернулась к Оуэну и пошла к нему, простирая руки.

– Оуэн! Я свободна. Я наконец свободна!

В этот самый миг дверь распахнулась. Оуэн увидел седого мужчину, который, наклонив вперед голову, решительно спускался по ступенькам. Он походил на сорвавшегося с привязи быка, поэтому Оуэн шагнул вперед и встал перед женщинами, словно собираясь защитить их. Роджер, заметив, что Франческа исчезла за спиной седого мужчины, удивленно остановился.

– Франческа! – завопил он.

Сердце Франчески подпрыгнуло.

Роджер! Дорогой, милый Роджер! Единственный друг кошмарных лет первого краткого замужества. Франческа вышла из-за спины Оуэна. Глаза ее заблестели, она протянула к Роджеру руки.

– Франческа, – повторил он и весь затрясся.

Сутулые плечи Роджера дрожали мелкой дрожью, он беспокойно потирал руки, будто не зная, что с ними делать.

Флейм и Оуэн сразу догадались, кто этот мужчина, похожий на ребенка. Франческа кинулась к нему.

– Роджер! – Через секунду Франческа уже обнимала дрожащего Роджера, а он тепло дышал ей в шею. – О, Роджер! Я так скучала по тебе, – сказала она наконец, отступив на шаг, глядя ему в лицо и продолжая держать за плечи. Она помнила, как он боялся резких движений. – Какой ты еще красивый. И молодой. Ты совсем не постарел с тех пор, как я уехала.

– Седой, – сказал Роджер.

– Да. Волосы серебристые, не золотые. Но серебро я люблю больше, – уверила его Франческа.

Роджер открыл рот. Он считал, что очень хорошо помнит своего самого лучшего в мире друга. Но нет. Он забыл, например, о том, как правильно Франческа все понимает. Она замечала то, о чем он никогда бы не подумал, проживи хоть сто лет.

– Я люблю тебя, Франческа. Я знал, что ты вернешься.

Флейм, наблюдая за ними, видела в глазах Роджера Сирамор-Форбса обожание. Слезы невольно потекли по щекам, она торопливо вытерла их. Оуэн, успокоившись после первых минут встречи, вдруг облизал пересохшие губы. Ему никогда не приходилось иметь дело с умственно отсталыми людьми, и он надеялся, что не совершит никакой ошибки. Ему надо подружиться с Роджером.

– Я не хотела уезжать и оставлять тебя. Ты понимаешь, правда? – взволнованно спросила Франческа.

Роджер закивал.

– Да. Я слышал. Он заставил тебя уехать. Ненавижу его.

Франческа покачала головой, лицо ее стало серьезным.

– Нет. Ты не должен ненавидеть Малколма. Ненавидеть плохо!

Роджер затрясся еще сильнее, его глаза наполнились настоящим страхом.

– Франческа! Я сделал что-то плохое?

Франческа покачала головой, взяла его большие дрожащие руки в свои.

– Нет, Роджер. Ты ничего плохого не сделал. Я люблю тебя. И всегда буду любить.

Роджер снова улыбнулся. Радость преобразила его лицо.

– Люблю Франческу.

Франческа кивнула. Сердце ее переполнилось любовью.

– Я знаю. Я хочу, чтобы ты познакомился… – Она ласково потянула его за руку к своему семейству. Он пошел за ней как послушный ребенок. – Ты помнишь моего другого ребенка?

– Не Джастина?

– Не Джастина. Маленького, которого я забрала с собой. Помнишь?

– Помню, – сказал Роджер и, робея, уткнул подбородок себе в грудь, когда девушка с волосами Джессики улыбнулась ему.

– Ну так вот он. Ребенок вырос. Это моя Флейм.

Роджер поднял испуганные глаза, а Флейм, не задумываясь, заговорила:

– Привет, дядя Роджер. Я тоже тебя люблю.

– Любишь?

– Да, мама мне все про тебя рассказала. Мне так хотелось познакомиться с тобой. И вот я приехала.

У Роджера открылся рот. Никто никогда не приезжал именно к нему!

Франческа благодарно сжала руку дочери и повернулась к Оуэну.

– А этот мужчина, Роджер, мой муж. Его зовут Оуэн.

Роджер нахмурился.

– Муж означает Малколм.

– На этот раз нет, Роджер, – покачала головой Франческа. – Когда муж умирает, его жена становится свободной и может найти себе другого мужа. Понимаешь?

Роджер уставился на Оуэна.

– Муж плохо, – упорствовал он.

– Нет, Роджер, Малколм был плохим… мужем, я имею в виду, плохим мужем для меня. Оуэн муж хороший.

Оуэн понимал, что Роджер все еще смотрит на него с беспокойством, и улыбнулся.

– Роджер, я не хочу ничего плохого Франческе. Я хочу, чтобы она была счастливой. Я хочу защищать ее.

Роджер нахмурился.

– Защищать? – задумчиво произнес он. Потом кивнул. – Да. Защити ее. Хорошо. – Он улыбнулся.

Оуэн ощутил, как потеплело у него на сердце.

– Защити Джастина, – сказал Роджер, не заметив, как все напряглись при упоминании этого имени. – Я знал, ты хотела, чтобы я присматривал за ним. Я так и делал.

– Ты присматривал за Джастином ради меня? – повторила Франческа. – О Роджер, ты еще лучше… ты такой хороший. Спасибо. Спасибо. – Она поцеловала его в глаза, как раньше, а когда он снова открыл их, потерла тыльной стороной ладони его руки свою щеку. Так она делала раньше, когда случалось что-то особенное. И Роджер вспомнил.

– Рисунок, – сказал он и потащил ее, не соизмеряя свою силу: Франческа чуть не упала.

– Роджер, погоди, не так быстро, – улыбнулась Франческа, он так старался ей угодить!..

Они вошли в холл. Старинные часы тикали в том же углу, тот же комплект оружия тускло блестел в неярком свете. Оуэн и Флейм шли за ними по пятам, а Роджер вел их вверх по ступенькам, крепко держа Франческу за руку. На полпути она вдруг остановилась, Роджер удивленно повернулся и проследил за ее взглядом. На стене висел ее рисунок. Роджер закивал.

– Да, сегодня утром здесь. Забыл.

На портрете Роджер восседал на коне-качалке, солнечные лучи падали прямо на него через окно. Милая, невинная, потрясающе наивная простота рисунка завораживала.

– Мама, это твой шедевр! – ахнула Флейм.

Роджер нетерпеливо тащил ее вверх.

– Картинка, – сказал он.

Она поняла, куда они идут. В пристройку. Роджер распахнул дверь угловой комнаты. Повсюду валялись странные предметы. Пузырек из-под духов, запах которых уже давно испарился. Пожелтевшие, в трещинах туфли. Старая расческа с несколькими темными волосками между зубьев. Хрустальные бусы, давно забытые…

– Роджер, это же… это же мои вещи. Все… – прошептала она.

Флейм ощутила комок в горле. Какое поклонение… Сердце сжалось, как пальцы в кулак, она тихо вскрикнула. Все посмотрели сперва на нее, а потом на стену, туда, куда она смотрела… Это была Франческа. Она сидела на полу, вполоборота. Чья-то рука гладила ее по щеке. Рисунок был неумелый, но для самого автора, видимо, истинный шедевр! Он светился любовью, несмотря на ошибки рисовальщика, изобразившего непропорционально длинную ногу и большую голову. Тепло, нежность и поклонение были в этом бесхитростном жесте – короткая толстая рука касалась девичьей щеки. Щеки Франчески касалась рука Роджера…

Франческа направилась к картине, не чувствуя под собой ног.

– Роджер, – выдохнула она. – Мы никогда… я никогда не учила тебя рисовать красками, у тебя их не было.

– Да. А я взял твои. Я вспомнил, как ты делала. Я хотел, чтобы ты была здесь.

– И поэтому ты ее нарисовал?! – шепотом потрясенно произнесла Флейм.


Джастин, сидевший внизу в гостиной, налил себе еще бренди. Потом уставился в открытые окна.

Он видел, как они приехали, как вошли в холл. Он внутренне собрался и был готов. И ради чего? Они даже не позвали его, не произнесли его имя!

Джастин бросился в кожаное кресло с высокой спинкой, в котором чувствовал себя в полной безопасности, и вытянул перед собой ноги. На ковре остались вмятины от каблуков его ботинок. На его ковре. Все в этом доме его. Не Роджера. Не дорогой матушки. Не мультимиллионера, за которого она вышла замуж.

Джастин еще отпил из большой рюмки. Он решил держаться с матерью как сын, которого она потеряла навсегда. Пусть почувствует себя виноватой за то, что оставила его. Он готов исполнить эту роль. Он готов ее обнять. Поцеловать. Пустить слезу, если надо. А они суетятся вокруг Роджера! Смешно.

Джастин чувствовал, как в груди начинает булькать смех. Он закрыл глаза и стиснул рюмку в руке. Почему они не идут к нему? Ну хотя бы просто чтобы высмеять его или чего-то потребовать. Сказать, что он ублюдок. Все что угодно. Ожидание просто невыносимо! Ну хотя бы раз в жизни мать поставила его на первое место!

Рюмка не вынесла силы пальцев, сжимавших ее, и хрустнула. Джастин вскрикнул от неожиданности и боли. Он с досадой стал трясти рукой, как укушенная осой собака лапой. Кусочки стекла посыпались с колен на ковер, а следом – капли крови. Джастин загипнотизированно смотрел на них.

Дверь открылась, на пороге появился дворецкий.

– Принеси щетку, пластырь, антисептик и миску с теплой водой, – мрачным, резким голосом приказал Джастин.

Стоя на лестнице, Франческа видела, как торопливо удалился дворецкий. Ей до боли в сердце хотелось увидеть сына.

– О Боже, почему я позволила себе отвлечься? Роджер…

– Потому что Роджеру ты была нужна немедленно, – тихо перебил ее Оуэн. – Ты все сделала правильно. Джастину повезло, что у него такая мать, как ты.

Флейм кивнула.

– Оуэн прав, мама. Я знаю, ты все время думаешь о Джастине. Я тоже.

Франческа закивала. Сейчас она хотела только одного – найти Джастина и обнять его. Тихо сказать, как сильно она его любит.

Дворецкий вернулся с чашей, полной воды, и аптечкой. Все кинулись за ним, толкая друг друга.

– Да. Да. Миледи… Я хотел сказать, миссис Декстер. Ваш сын в голубой гостиной. Если хотите, можете следовать за мной.

Встревоженная Франческа напряженной походкой пошла за ним. Флейм не отставала от нее, пытаясь разобраться в собственных чувствах. У нее никогда реально даже не было брата, а сейчас она увидит брата-близнеца! Вдруг он ее сразу возненавидит? А если?..

Дверь открылась, дворецкий поспешил войти. Франческа, Оуэн и Флейм молча уставились на юношу, стоявшего перед камином. Он был в белой рубашке, потертых джинсах, старых и удобных, в ботинках для верховой езды. Гибкий, высокий, светловолосый и невероятно красивый.

– Вот вода и антисептик, – сказал дворецкий, бледнея.

Необычный цвет его лица стал еще явственней, когда Джастин, набрав воздуха в легкие, вытащил осколок стекла из большого пальца. Сжав губы, он посмотрел на слугу и увидел, как тот покачнулся.

– Все нормально, Чамберлен. – Он отпустил его с насмешливой улыбкой. – Можешь взять какую-нибудь бутылку в баре и выпить: ты выглядишь ужасно.

– Да, милорд, спасибо, – сказал дворецкий и попятился, обходя Франческу, застывшую на пороге.

Джастин вылил полпузырька антисептика в чашу с водой и окунул руку, судорожно вздохнув от усилившейся боли. Вода стала алой. Он поднял глаза от чаши и внезапно увидел в проеме двери женщину с огромными карими глазами, в которых застыло страдание: его мать!..

– С тобой все в порядке? – прошептала Франческа побелевшими губами.

Джастин на миг смутился, потом вынул из воды руку. Из ранок полилась кровь.

– А, это? – Он кивнул на ковер, на котором блестели осколки стекла. – Празднуя событие, решил выпить, но рюмка разбилась. Она прожила, наверное, полстолетия – срок вышел!..

Франческа завороженно внимала его голосу, который доносился до нее будто издалека. Это ее сын. Ее сын!

Джастин еще раз окунул руку в воду, потянулся к полотенцу и быстро обернул ее им. Потом медленно отвернулся от стола.

– Итак, вы Франческа, – сказал он совершенно бесстрастным голосом. Сам он при этом казался холодным и неприступным.

Франческа кивнула. В последний раз, когда она его видела, ему было несколько недель. Она держала его на руках так же легко, как букет цветов на сгибе локтя. Сейчас перед ней стоял мужчина выше ее ростом, и она почувствовала, как печаль захлестнула ее, словно волна прибоя. Все эти годы она тосковала, не видя его первых шагов, первого зубика, первых шалостей, первых подружек. Она вынуждена была отдать его Малколму, выгнавшему ее из дома с не нужной ему дочерью и оставившему себе сына. Наследника! Внезапно ей стало так же холодно, как и в тот день, ее ноги подкосились и темнота поглотила ее.

– Джастин, – произнесла она и потеряла сознание.

Джастин увидел, как она упала на пол, и от удивления ничего не понял. Оуэн кинулся к жене, опустился на колени, поднял ее голову и стал искать пульс на шее. Впервые в жизни Флейм парализовала нерешительность. Она повернулась и посмотрела на брата. Джастин повернулся к ней в тот же самый момент. Голубые глаза словно сцепились с карими.

– Так ты Альциона? – спросил он, злясь на имя сестры. Как будто ювелирная империя принадлежала ей потому, что их имена совпадали.

– Флейм, – не думая, поправила она бессознательно.

Джастин сощурившись смотрел на ее волосы. Он впервые заметил, как она хороша. Огненно-рыжая копна волос, легкое летнее платье серебристо-зеленого цвета, а лицо – он был просто потрясен красотой этого тонкого лица. Он отвернулся, ощутив какую-то странную боль, и еще раз посмотрел на бледную Франческу, которую держал, стоя на коленях, Оуэн.

– С ней все в порядке? – спросил Джастин спокойным, равнодушным тоном.

Оуэн поднял глаза.

– Думаю, да. Она… Просто, похоже, для нее всего оказалось слишком много.

Джастин кивнул.

– Всего? Может быть, виноват Роджер? Или вид крови?

Итак, это его мать. Красивая – даже такая бледная и без сознания… Но что она собой представляет?

– В баре есть бренди, я принесу, – предложил он.

Франческа в этот момент открыла глаза, с трудом понимая, что происходит. Она посмотрела на удаляющуюся фигуру сына долгим печальным взглядом и протянула к нему руки. Она так хотела прикоснуться к нему, обнять, она так сильно любила своего сына, что едва могла дышать…

Джастин этого не видел.

И не знал этого.


ГЛАВА 15


Но Джастин понимал, мать наблюдает за ним, он затылком чувствовал на себе ее взгляд, едва ли не как физическую ласку. Это нервировало, но и как-то странно успокаивало. По крайней мере, все свое внимание сейчас она сосредоточила на нем. Он спокойно налил бренди и направился к женщине, которой ее муж помог перебраться на диван. Джастин встал рядом и протянул ей рюмку. Ее лицо уже обрело нормальный цвет, большие глаза не казались такими потрясенными. Она приняла золотистый напиток из его рук, и он не без труда заставил себя выдержать ее страждущий взгляд. Как эта женщина могла быть его матерью?

– Вам лучше? – вежливо спросил Джастин, отступив на шаг, но не в силах выйти из орбиты ее притяжения. Как природная катастрофа, она ворвалась в его жизнь. И перевернула ее. Он ненавидел ее и, несмотря на это, был очарован ею. Мать была очень красива, чего он не ожидал. Она выглядела молодо, была хорошо одета – в прелестном ярком платье оранжевого цвета.

– Да, мне лучше, спасибо, – сказала Франческа, ее рука слегка дрожала, когда она поднесла рюмку к бледным еще губам и неуверенно сделала глоток.

– Если бы я знал, что вы можете упасть в обморок при виде крови, я бы спрятал руку за спину. – Джастин услышал свой голос, прозвучавший с некоторой издевкой, и насмешливо скривил губы.

– Дело не в этом, – сказала Франческа, сжимая рюмку. – Все ведь произошло из-за того, что я увидела тебя впервые через столько лет! Я так давно жаждала встречи с тобой, что теперь, когда это наконец случилось… – Она беспомощно пожала плечами, не отрывая от Джастина взгляда, словно желая вобрать его в себя.

Этот красивый молодой человек – ее сын! Она отдала половину себя, чтобы создать его. Роды, пот и кровь, невероятное напряжение всех сил… Она вытолкнула его в мир, в котором он живет легко и уверенно. Но как ей самой протиснуться в его мир, созданный без нее? Как найти место в жизни сына, который не нуждается в ней?

Джастин, обеспокоенный странным обжигающим незнакомым чувством в ее взгляде, резко отвернулся. Казалось, взгляд этой женщины иссушает его силу, подавляет гнев, боль, парализует волю. Но, отвернувшись от матери, он оказался лицом к лицу с Флейм. Они окружили его! Они перехитрили его! Ему надо немедленно изменить ситуацию, все взять в свои руки. Приподняв бровь, он улыбнулся.

– Ты случайно, не медсестра?

– Медсестра? Нет. – Флейм покачала головой, испытывая некоторую скованность перед этим холодным, похожим на Адониса, юношей, ее братом.

Она понятия не имела, как работает его мысль. У нее нет ключа, чтобы найти к нему подход. Но она больше не та девочка, какой была несколько месяцев назад, не знающая ни жизни, ни любви. Она не чувствовала страха перед братом. Его замечательный дом тоже не пугал ее. Не пугала и его типично английская натура. Но она испытывала волнение. В конце концов, они с этим незнакомцем совладельцы «Альционы». А сейчас, как никогда раньше, ей нужна ее собственная половина. Флейм жаждала целительного бальзама на сердце, разбитое Рисом Декстером. А разве существует лекарство лучшее, чем работа? Она окунется в нее с головой в «Альционе» и это поможет ей забыть Риса Декстера. Но что думает Джастин о ней, свалившейся ему как снег на голову и требующей свою долю? Вдруг Флейм забеспокоилась. Она его сестра, которой повезло в жизни гораздо больше, чем ему. Она жила с Франческой в Америке, в семье Корральдо. Флейм любили, окружали вниманием. Он же оставался с ужасным человеком, жестоким и холодным по своей природе. Она чувствовала себя в долгу перед этим незнакомцем.

– А зачем тебе знать, не медсестра ли я? – с любопытством спросила она.

– Я подумал, может, ты мне поможешь? – Джастин поднял свою пораненную руку и улыбнулся.

Флейм тоже улыбнулась в ответ.

– Конечно. Давай посмотрим, течет кровь или нет.

Они подошли к чаше с водой. Флейм осторожно сняла полотенце. Кровотечение остановилось, на коже виднелось множество глубоких порезов.

– Не так ужасно, как показалось сначала, – сказала она матери, глядя поверх широкого плеча Джастина.

Франческа кивнула, чувствуя, как постепенно приходит в себя. Она отпила еще глоток бренди, наблюдая за своими детьми. Флейм уверенно обработала порезы и заклеила их пластырем. Как хорошо ее дети смотрелись вместе! Как неправильно было воспитывать их отдельно. Близнецы – особенные люди. Деля материнскую утробу, они с самого начала и навсегда соединены природой.

Джастин был очарован близостью сестры. Как часто он слышал крики Малколма о ее никчемности в этом мире. Теперь ему так не казалось. Когда Флейм закончила, Джастин посмотрел на руку – она дрожала, поэтому он быстро опустил ее, а другой дернул за веревочку звонка над камином. Через минуту явился Чамберлен и с опаской остановился у двери, держа совок и щетку.

– Можешь все убрать, Чамберлен, – вежливым голосом бросил Джастин, едва взглянув в сторону слуги.

Флейм, Франческа и Оуэн наблюдали, как Чамберлен убирал разбитое стекло, потом вынес его вместе с чашей. Все почувствовали известную неловкость. Франческа, Флейм и Оуэн тоже жили в домах, где прислуга готовила, убирала, но и Корральдо и Декстеры иначе относились к ней. Они называли слуг по имени и никогда не унижали их. Джастин же, по всей вероятности, даже не знал имени Чамберлена. Он не просил, а приказывал. Оуэну стало жаль старика, который, казалось, был сама преданность. Франческа смутилась, вспомнив, что слуги говорили за спиной Малколма. Может, этот человек, Чамберлен, тоже жалуется на ее сына на кухне?

Флейм немного растерялась. Она вовсе не ожидала, что Джастин упадет к ним в объятия. Это не английская манера поведения. Но брат не должен был проявлять и откровенную враждебность… Флейм и Франческа много раз обсуждали эту встречу и, казалось, готовы были ко всему, а теперь…

Джастин сел в любимое кожаное кресло и, вытянув перед собой ноги, обвел всех немигающим, пристальным взглядом. Франческа, предполагая, что самый трудный момент встречи позади, начала успокаиваться. Она молилась только об одном – о шансе! У нее было ощущение, что Джастин готов дать его ей.

– Джастин, я… Мне надо с тобой поговорить. Абсолютно откровенно. Ты не против? – тихо начала Франческа.

Внутри у Джастина уже поднималась паника, он быстро подавил ее и улыбнулся.

– Ну конечно, нет. Вы за этим и приехали, не так ли? Поговорить!..

– Скорее даже объяснить… объяснить тебе, как все произошло и что меня мучило больше всего эти долгие двадцать лет…

Джастин пожалел, что у него самого сейчас нет рюмки бренди, потому что от взгляда этой женщины во рту все пересохло. Он не знал, как защититься от матери. Он ведь понятия не имел, что такое мать.

– Что тебе говорил отец? – поколебавшись, спросила Франческа, решив начать прямо и откровенно.

– Говорил? – переспросил Джастин.

– Малколм тебе ведь, вероятно, говорил, почему меня нет рядом с тобой? Что именно, Джастин? Я должна знать. Прежде чем мы начнем… понимать друг друга, нам надо понять прошлое. – Франческа, сидевшая на краешке дивана, подалась вперед.

Джастин пожал плечами, явно не желая участвовать в мелодраме.

– Да он почти не говорил о вас, – бросил он, надеясь заставить Франческу почувствовать собственную незначительность. – Я понял одно: он женился на вас по страсти, о которой быстро пожалел. Зная отца, я думаю, он и вас заставил пожалеть. – Сердясь на себя за то, что сказал лишнее, Джастин, добавил: – Вы надоели ему, он – вам. Единственной проблемой, как я понимаю, были мы. Альциона и я.

– Флейм, – поправила сестра.

– Извини, Флейм и я, – Он улыбнулся ей и снова повернулся к матери. – В данных обстоятельствах, как я понимаю, вы поступили совершенно логично. Поделили детей: мальчика отцу, девочку – матери. Все очень просто.

Франческа закрыла глаза, ощутив боль в горле, которая мешала ей говорить.

– Что-то в этом роде я и собиралась услышать…

– И вы росли, – медленно сказал Оуэн, – считая, что мать оставила вас по собственному желанию?

Джастин вдруг напрягся, словно ступил на тонкий лед. Ему это не понравилось.

– Это так и было.

– Нет, не так, – покачала головой Франческа.

Она не повысила голоса, не произнесла ничего напыщенного. Просто отвергла привычный для Джастина факт.

– А разве это имеет значение?

– Ну конечно, имеет! – воскликнула Флейм, и состояние ее души отразилось в голосе и во взгляде. – Как ты можешь так говорить?! Мама никогда не оставляла тебя. Не бросала! Малколм заставил ее уйти!..

Джастин посмотрел на сестру, удивленный внезапной вспышкой страсти. А ей-то что? Она выросла в уютном доме, с мамой, в светлом и спокойном мире итальянской семьи.

– Папа заставил ее уйти? – Джастин специально употребил слово «папа» и увидел, как Флейм виновато вспыхнула.

– Да, именно так и было, – кивнула Франческа. – Я узнала о его любовной связи… Не буду отрицать, это и стало поводом нашего развода. Но Малколм совершенно обезумел, когда я попыталась забрать тебя. Он вышвырнул меня из дома, заявив, что я могу оставить себе Флейм, но не тебя.

Джастин долго молчал. Он-то знал своего отца. Но все равно!..

– А почему вы не боролись за меня?!

Франческа вздрогнула. Материнским чутким ухом она уловила упрек и поняла, как надрывалось его сердце, сколько страданий скрывалось за его гневом.

– Я боролась.

– Она боролась!

– Она боролась. Как одержимая!..

Все трое заговорили одновременно. Но последняя фраза принадлежала Флейм. Она прозвучала очень страстно.

– Я росла вместе с тобой, Джастин, хотя ты этого не знаешь. Каждый день мама, дедушка, адвокаты занимались тобой. Я росла, постоянно слушая их разговоры о судебных заседаниях, об отказах, о том, как можно законным путем вернуть тебя. И всегда Мал… наш отец выигрывал. Мама плакала ночами, проиграв очередной раунд. Она сражалась за тебя, пока ты рос. Она боролась всем своим существом. Я знаю. Я видела. – Голос Флейм задрожал от волнения и непролитых слез, и она глубоко вздохнула. Она должна заставить его понять! Раз и навсегда. Это так важно. Но прежде чем она смогла продолжить, вступил Оуэн:

– Вы выросли в этой стране, на верхней ступени иерархии, Джастин, и должны понимать более, чем кто-либо, как трудно вашей матери было отвоевать вас. Вы – наследник графского титула и миллионов фунтов стерлингов, которых стоит имение. Отец был очень богат и с хорошими связями в юридическом мире. Малколм всегда мог позвонить своему однокашнику по Итону. Скажем, судье Икс… Пригласил его в свой клуб, они хорошо посидели, выпили по бокалу портвейна, а потом перешли к скучному делу. Какая-то итальянка пытается забрать твоего сына? Этого нельзя допустить, старина!.. Вот как все было. Разве не понятно, Джастин?

Джастин вздохнул и устало провел рукой по лбу. Потом мрачно кивнул.

– Да, так могло быть.

– Именно так и было, сынок, – тихо сказала Франческа. – Я никогда не переставала бороться за тебя. До восемнадцати лет. Потом ты мог уже и сам, по своей воле увидеться со мной. Я даже написала письмо, попросила навестить меня…

Джастин вздрогнул.

– Письмо?

Франческа вздохнула.

– Ты не получил его? Да?

Губы Джастина мрачно дернулись.

– Надо было совсем не знать отца, чтобы посылать письмо на этот адрес. Отец ведь… – Он резко умолк, испугавшись, что сказал больше чем нужно. – Нет, я его не получал, – закончил он.

– Я писала тебе не сюда, – сказала Франческа. – Я отправила его на адрес школы. Надеялась, что там ты его получишь… – Она не договорила, их глаза встретились. Оба подумали об одном и том же.

– Ну что ж, значит у отца были шпионы даже там, – сказал Джастин уже спокойнее.

– А что он говорил тебе о маме? – с любопытством спросила Флейм, и Джастин нарочито передернул плечами.

– Оскорблял ее, конечно, а чего можно было ожидать? – Потом, с вызовом посмотрев на сестру, спросил: – А что, Корральдо…

– Корральдо, по крайней мере, не лгали! – вспыхнула Флейм.

– Откуда ты знаешь? – Джастина разозлила ее уверенность.

Это несправедливо! Почему она чувствует себя так уверенно и спокойно, в то время как он в смятении? Ему удобно жилось со своими иллюзиями. А эти люди явились сюда и разбивают их одну за другой.

– Моя мама никогда не лжет, – сказала Флейм, и вдруг Джастин подумал, какая, наверное, замечательная мать Франческа. Его охватила ревность. Почему не он вырос с ней? Он тоже мог бы говорить спокойным, уверенным голосом. Почему так повезло этой сучке? – И тебе она тоже никогда не врала, – добавила Флейм, не подозревая о его мстительных, злых мыслях.

Джастин глубоко вздохнул. Он должен их обыграть! Усыпить бдительность, согласившись на роль заблудшей овцы, с благодарностью возвращающейся в любящее стадо. К тому времени, когда они поймут, что из ягненка вырос волк, для них будет слишком поздно. «Альциона» станет его собственностью. Ведь она для него – все! Прошлое осталось в прошлом. Малколм умер. И лишь «Альциона» имеет значение. О, они, конечно, очень умные и хитрые. Они даже не упоминают о деле. Неужели они считают его таким дураком? Они приехали сюда не ради него, они хотят понять, насколько просто отнять у него «Альциону». Он слышал, что на небезызвестного графа Корральдо Флейм не произвела особого впечатления. Он знал и о шумихе с ее так называемыми дизайнерскими работами. Итак, милая сестричка решила, что компания станет ее. А Франческа, эта мать-совершенство, похоже, даже не сомневается в этом!.. Только через его труп!

Со слабой улыбкой Джастин повернулся к матери.

– Итак, – тихо сказал он, – вы никогда не будете мне лгать?

Франческа почувствовала, как по спине пробежала холодная дрожь, но она превозмогла ее. Джастин имел право на гнев и недоверие. Понадобится время, но она заставит понять, как сильно любит его.

– Да, я никогда не стану тебе лгать, я тебя слишком люблю!

Джастин улыбнулся.

– Вот уже и солгали! Как вы можете любить, не зная меня?

Франческа побледнела. Но потом полезла в сумочку и вынула альбом с фотографиями. Джастин отпрянул, когда она протянула его ему.

– Это ты, – сказала Франческа. – Ты всегда со мной.

Он увидел снимок, на котором ему шесть лет. День рождения. А это в Итоне. А на последней фотографии он в лодке.

– Откуда они у вас?

– Мне ведь надо было как-то узнавать о тебе, – бесхитростно сказала Франческа. Она понимала, что, сохраняя внешнее спокойствие и вежливость, он весь кипит. Она чувствовала его злость и какой-то сверхмощный неестественный самоконтроль, который ее тревожил. – Мне надо было видеть, как ты растешь, и только таким способом я могла это сделать, Джастин!..

Он отвел взгляд от фотографий, не зная, что глаза его потемнели и стали темно-серыми. Франческа с трудом перевела дыхание.

– Я радовалась, когда получала известия о твоих победах в крикет. Я плакала, когда узнала о твоей собаке, Тоби, кажется…

– Известия? – Он вцепился в это слово.

Флейм напряглась. В воздухе появилось что-то опасное, что-то… чужое. Нездоровое.

– Ты должен понять! – воскликнула Франческа. – Я любила тебя. Я скучала по тебе. Мне нужно было быть с тобой каким угодно способом! Поэтому я узнавала все о твоей жизни, я участвовала в ней, как могла.

– Шпионя за мной? – тихо спросил Джастин. – Эти снимки, – он проделал замысловатый жест рукой, а взгляд его остановился на матери, – они сделаны телефотообъективом?

– Да. Твой отец не подпустил бы меня к тебе или кого-то от меня!..

Джастин кивнул. Глаза его стали цвета олова.

– И вы наняли частного детектива, чтобы шпи… чтобы наблюдать за мной?

– Да, я должна была знать, что ты в безопасности.

– В безопасности? – Джастин рассмеялся. – С Малколмом? Да вы знаете, как… А, ну ладно, забудьте. – Он закрыл альбом с фотографиями и отдал его Франческе. – Я польщен, что вы так заботились обо мне, так беспокоились! – солгал он с легкостью.

Итак, эта сука все годы шпионила за ним? А может, частный детектив был рядом, когда он первый раз переспал с девчонкой? Может, его снимали и за карточной игрой? Ничего святого нет для этой женщины! Ну что ж, он не поддастся на обман. Сестра его во власти ее чар, это бесспорно. Как и ее последний муж. Значит, ощущение, что за ним наблюдают, шпионят, было верным. Голова Джастина шла кругом. Так сколько же предательств и измен совершилось? А кто докладывал ей о происходящем в «Альционе»? Есть ли у нее шпионы в Хенли? Узнали ли они о его унизительной потере Флик? О Джордже? Джастин приказал себе дышать глубже. Никакой паники! Не сейчас. Она безжалостная, эта женщина. Хуже, чем Малколм. Малколм никогда…

– Джастин, ты очень побледнел. С тобой все в порядке?

Флейм заставила его вернуться с края пропасти, которая разверзлась перед ним. Да, Флейм. Его красивая сестренка. Любимица матери. Его враг. Ну что ж, они не получат «Альциону». Никогда!

– Вам надо посмотреть комнаты и распаковать вещи, – сказал Джастин, вежливо улыбнувшись. – Я знаю, дядя Роджер будет рад еще раз оказаться в вашей компании…

Он поднялся. Все болело. Черт, как он устал! Эти Корральдо серьезные противники, подумать только, он почти что поддался им! Почти позволил одурачить себя и чуть было не поверил, что он им не безразличен. Они соблазняли обещаниями любви, незаметно выясняя его слабые места. Но теперь он знает им цену.

Он понял их.

– Но с тобой, правда, все в порядке, да? – взволнованно спросила теперь уже Франческа.

Она встала и быстро подошла к нему, желая дотронуться до его плеча.

– Твоя рука…

Джастин весь сжался, когда она коснулась его. Какие у нее нежные пальцы. Сколько любви и заботы в ее взгляде. Какая она беспощадная!

Но он еще беспощадней! И он выиграет.

Джастин кивнул.

– Не волнуйся, мама, – тихо сказал он. Взгляд его был теплым. Голос звучал нежно и доверительно. – Со мной будет все в порядке. Обещаю.


ГЛАВА 16


Флейм понимала, она не может жить, по-настоящему не простившись с Венди Гиббс. Она все еще чувствовала свою вину, неужели она не могла помешать этой бессмысленной смерти?..

День был жаркий, они с Роджером сидели на берегу реки. Перед ними была прелестная водяная мельница, которой давно уже не пользовались. С каким удовольствием Венди нарисовала бы этот пейзаж с плакучими ивами. Как бы она порадовалась успехам Флейм. Женщины, которым она сделала эскизы украшений, остались очень довольны. Одна графиня надела свою брошь на прием к королеве и потом прислала Флейм вырезку из ведущего модного журнала:

«Уникальная брошь графини, как она с радостью нам рассказала, творческая удача молодой леди, о которой мы все еще услышим, и очень скоро. Владелица половины нашей престижной ювелирной компании «Альциона» находится лишь на первых ступеньках своей блестящей карьеры».

Это еще больше утвердило Флейм в решении посвятить себя ювелирному искусству, мать тоже была очень довольна. Гораздо трудней оказалось понять реакцию брата. Она показала ему вырезку. Он прочитал ее, сказал, что доволен, но глаза светились уже хорошо известной им всем настороженностью. Как будто он чего-то ждал… Ждал, что она или Франческа его как-то обидят… Флейм хотелось увидеть «Альциону» и познакомиться со своим наследством. И то, что Джастин будто вовсе не собирался везти ее туда, беспокоило.

Но Оуэна беспокоило это даже больше, заметила Флейм. Уик-энд в Равенскрофте затянулся. Уже четверг, а Джастин все еще молчит. Флейм понимала, Франческе не хотелось уезжать, расставаться с Джастином и его окружением. Это было ясно по ее глазам, устремленным на сына, когда он входил в комнату. По голосу, когда она говорила с ним. Мать все чаще хмурилась. Заметил ли это Джастин, думала Флейм. Скорее всего нет. Неужели эта ужасная жизнь с Малколмом убила в нем веру в человеческую доброту? В любовь? Джастин никогда не говорил о жизни с отцом, но из его намеков, из рассказов деревенских стариков и немногочисленных друзей Джастина становилось ясно, как трудно жилось здесь мальчику…

– Поймал!

Флейм едва не подпрыгнула. Повернувшись, она увидела, как Роджер поднимается с живота, держа в руке металлическую банку из-под джема. В ней плавали две рыбешки.

– Хорошенькие. Голубая. Красная, – возбужденно говорил Роджер.

Флейм перегнулась через солидное туловище дяди и заглянула в банку. Рыбешки были с красными и голубыми полосками.

– Как радужная форель, только намного меньше, – сказала она, а Роджер громко и весело захохотал.

– Форель едят, а эти маленькие.

– А ты любишь форель, да?

– Да. Люблю есть форель.

У Флейм сложились хорошие отношения с этим человеком, она научилась понимать его и сейчас снова догадалась, что за его словами скрывается что-то еще.

– Ты любишь с нами ужинать, да? По вечерам, когда мы все вместе? Франческа, я, Джастин и Оуэн?

Роджер сосредоточился и перенес рыбешек к ведру, где плавало уже пять таких, и принялся снова крошить белый хлеб в банку из-под джема. Потом осторожно наклонил банку над водой.

Флейм лежала рядом с ним на животе, не беспокоясь, запачкается платье или нет. Она оперлась подбородком на руки и вздохнула. Какой бы отличный портрет могла нарисовать Венди. Хороший художник обязательно подметил бы терпение Роджера. Он замирал, как леопард на охоте, но в нем жила нежность ягненка. Когда ему надоест, он выпустит рыбу обратно в реку. Хороший художник сумел бы изобразить умирающее лето – все оттенки охры и оранжевого на кустах и на траве. Хороший художник. Такой, как Венди. Флейм должна с ней попрощаться. Пока она этого не сделает, она никогда не смирится с мыслью о ее смерти. Она должна поехать и сказать ей: прощай. Полететь в Канзас, куда отвезли ее тело потрясенные родители, чтобы похоронить.

Флейм резко села. Пока она сама не увидит камень с именем Венди, цветы на ее могиле, до тех пор Венди ее не отпустит!..

– Я возвращаюсь, Роджер. – Флейм положила руку на плечо дяди. Он обернулся.

– Идешь домой?

– Да, мне надо поговорить с мамой. Ты еще будешь рыбачить?

Роджер кивнул.

Флейм встала, нашла свои шлепанцы. Прохладный ветерок, игравший над рекой, приподнял подол платья. Еще раз улыбнувшись дяде, она пошла к дому. Она не боялась оставить Роджера одного. Он умел плавать. А Венди Гиббс никогда не умела…


Джастин, сидя у себя в библиотеке, снял телефонную трубку. Перед ним лежал престижный женский журнал, популярный у дам высшего общества Англии. Там была статья о приеме, который давала одна из его представительниц. Ничего экстраординарного журналисткой отмечено не было, если не считать одной детали. На хозяйке дома было колье от «Альционы» – «самое потрясающее, которое я когда-либо видела», – признавалась автор статьи.

Но эту вещицу создали не в дизайнерском цехе «Альционы». Ее придумала его сестра, Флейм. Та, чья известность как дизайнера, благодаря усилиям Джульетты, и в Италии, и в Британии быстро росла. А ее талант – Джастин хорошо понял это в последние дни – становится опасным. Впрочем, в сестре таилось множество и других опасностей. Она умна, но слава Богу, все еще очень доверчива, поэтому Джастину удавалось держать ее подальше от Вудстока; потрясающе красива, хорошо хоть, что против него она не может использовать это оружие.

Джастин не терял времени зря. Он наблюдал за гостями, слушал, вникал, делал выводы. Самое интересное, обнаружил он, у сестренки явно разбито сердце. Но кто его разбил? Кто-то в Венеции? Нельзя ли использовать это обстоятельство в собственных интересах?

Он набрал номер и стал ждать. Скотт ответил на восьмой гудок сердитым голосом. Нетрудно было догадаться, чем он занимался.

– Скотт, это я. Ты видел последний номер? – И он назвал журнал, лежавший перед ним.

– Что? Какой? Нет, а что? – В трубке послышался недовольный женский голос, звавший его обратно в постель.

– Ну ладно, купи. Прочтешь и сразу вытащишь свою задницу из койки! Собирай вещички, приезжай на уик-энд, познакомишься с моим милым семейством.

Он повесил трубку, не желая слушать возражений. Потом уставился на фото. Престарелая матрона изображала улыбку перед камерой. Она была в безвкусном платье из синего шелка, с прической в смешном стиле «помпадур». Но на шее у нее красовалась и впрямь замечательная вещь… Эта вещь прямо взывала к читательницам журнала – женщинам высшего света и с деньгами. Колье. Сапфиры, бриллианты и янтарь просто слепили глаза. Странная комбинация, казалось бы, совершенно невозможная, непрофессиональная. Но оригинальная, свежая, яркая и… блестяще профессиональная! Черт бы побрал! Он схватил журнал и швырнул его в камин. Камин не горел, это было символическое сожжение. Джастин должен испепелить и саму ее! Пламя. Пламя по имени, пламя по натуре. Пламя по судьбе. Он потушит это пламя. Очень скоро…

А Роджер наблюдал за ним из холла. Он забыл о рыбках, но вспомнил кое-что другое. Он вспомнил, когда Джастин был так же встревожен. В ту ночь, когда Малколм поднялся на крышу смотреть на звезды. В последнюю ночь, когда Малколм ушел смотреть на звезды…


Флейм улетела из аэропорта Хитроу в Нью-Йорк, где собиралась пересесть на другой рейс, до Уичито. А Рис Декстер в это же самое время на полуразбитом джипе отъезжал от самодельного бунгало в Колумбии.

Лицо Флейм было печальным, предстоящее испытание беспокоило ее. А Рис злился. Письмо словно прожигало дыру в кармане. Он подпрыгивал на неровной дороге вместе с джипом… У него были в жизни женщины, и никогда одной, постоянной. Но почему эта девочка так зацепила его? Он влюбился в нее, хотя даже сам поначалу не понял этого. Хорошо было уехать, поразмышлять, убедиться, что все на самом деле так. И вот на тебе! Письмо Флейм было как удар ножом! Она набралась наглости обвинить его в краже рисунков! Подумаешь, какая ценность! Обидно, черт побери, что она такого странного мнения о нем!.. Что ж, посмотрим, хватит ли у нее смелости объявить его злодеем при личной встрече. Хватит ли здравого смысла извиниться… Красивое лицо Риса расплылось в злорадной улыбке, джип еще раз подпрыгнул на повороте к маленькому аэродрому, где стоял его личный самолет… Но сначала надо было позвонить.

Связь была ужасная, оператор набирал и набирал номер Равенскрофта. Наконец он пробился. Заткнув пальцем левое ухо, сквозь шум и треск, Рис прокричал в трубку:

– Папа, папа! Это я, Рис. Ты меня слышишь?

– Рис… Я…

– Шахта была…

– Все в порядке?

Рис выругался, злясь на плохую слышимость, и закричал что было сил, не обращая внимания на операторов, с восхищением наблюдавших за ним. Не часто им приходилось видеть здесь самолеты такого класса, как у него. Разве что когда залетали наркодельцы…

– Пап, а где сейчас Флейм? Она с вами?

– Нет. На пути в Нью-Йорк.

– Куда?

– В Нью-Йорк, а оттуда сразу полетит в Канзас… в…

– Когда? – кричал Рис, закрыв глаза, чтобы лучше расслышать.

– Дневной рейс… Двадцать пятого… Но Рис, она… Плохие новости…

Больше он ничего не понял, но узнал то, что хотел. Рис крикнул:

– До свидания, – повесил трубку и посмотрел на часы.

Какого черта ей надо в Канзасе?

Но времени в обрез, он кивнул операторам и выбежал. До самолета было достаточно далеко, но Рис даже не запыхался, когда второй пилот спустил ему трап. Он быстро сказал, куда лететь, и сел в кресло, рассеянно застегивая ремень. В Нью-Йорке он будет задолго до ее рейса. Лицо его расплылось в улыбке. Им нужно уединенное место, чтобы начать третий раунд. А что может быть лучше личного самолета, летящего на высоте нескольких тысяч футов над землей? Далеко от мира, от родных, от любой помощи… Улыбка Риса превратилась в ухмылку. Тут-то и выяснится, насколько она храбрая на самом деле!..

Дни, проведенные им в Колумбии, были скучные, длинные, одинокие, и мысли о ней возбуждали. Он проклинал себя за то, что влюбился как дурак в такого опасного человека, как она, но успокаивал себя тем, что скоро во всем разберется. Рис был из тех, кто всегда умеет разумно решать любые проблемы. Но этот «рыжеволосый ураган» выводил его из себя… Если она всерьез думает, что может безнаказанно писать ему такие ядовитые письма, не опасаясь, что их заткнут обратно в ее дерзкую глотку, то она жестоко ошибается.

Рис чувствовал – он именно тот мужчина, который докажет ей это!


ГЛАВА 17


Самолет из Хитроу в Нью-Йорк прибыл вовремя. Флейм вышла из самолета элегантная, в черном атласном платье с вырезом уголком, с длинными рукавами и юбкой в складку чуть ниже колен. Черные замшевые туфли на среднем каблучке подчеркивали красивые икры и стройные щиколотки. Мужчина средних лет в летной форме остановил ее.

– Леди Флейм Сирамор-Форбс? Я Колин Дойл, один из пилотов «Декстер корпорейшн». Наш самолет ждет вас в конце дорожки. Мистер Декстер подумал, что вы предпочтете лететь на частном самолете!

Флейм улыбнулась. Как похоже на Оуэна! Какой заботливый!

Самолет был великолепным. На боку золотыми буквами написано «Декстер» и номер. Когда Флейм вышла из лимузина, подвезшего ее к трапу, она ощутила некоторую неловкость. Внутренний голос о чем-то предупреждал ее. Но она посмеялась над собой, войдя в элегантный салон. Первое, что она увидела, – черное крутящееся кресло, стоявшее спинкой к ней, перед ним – кофейный столик, заваленный журналами и каким-то легким чтивом. Другое удобное кресло размещалось напротив. В одном углу Флейм заметила кофеварку. Ничего пугающего. Она ступала по ковру, словно по вате. За ней закрылась дверь, пилот задраил люк и, вежливо кивнув, исчез в кабине. Через минуту заработали двигатели. Она быстро пошла к креслу и, пока не села и не взялась за пристяжной ремень, не увидела своего визави.

Рис, заметив, как кровь отлила от лица Флейм, ощутил огромное удовлетворение. Впрочем, его первый признак он почувствовал в тот момент, как она вошла в самолет. Он слышал ее тихое дыхание, ощущал легкий цветочный аромат духов, его сердце просто громыхало в груди, а кожа покрылась пупырышками. Сейчас, глядя в круглые и темные от испуга глаза, он постарался подавить в себе радость и насмешливо улыбнулся.

– Привет, Флейм. – Она смущенно заморгала. Сперва ей показалось, что это игра воображения. Желание увидеть Риса было настолько сильным, что теперь он ей мерещится. Наверное, у нее помутился разум!.. Но насмешливый холодный голос быстро привел ее в чувство. – Удивлена?

– Никак не ожидала увидеть тебя снова, – стараясь говорить спокойно, произнесла Флейм.

– Могу себе представить, – мрачно бросил Рис, глядя на нее. – А теперь, поскольку ты свое слово сказала, все мои будут восприниматься сплошной чушью, да?

Флейм нахмурилась. Она не понимала, о чем он, но выяснять не собиралась.

Она сердито стала отстегивать ремень.

– Не дури, – сказал он. – Мы уже взлетаем. Пристегивайся обратно! – рявкнул Рис и с восхищением увидел, как вскинулся ее подбородок, а глаза вызывающе вспыхнули. Флейм почувствовала, что мощная машина побежала по взлетной полосе, и снова пристегнула ремень. – Ну и куда ты теперь собираешься направиться?

– Я знаю, куда бы я хотела, чтобы отправился ты, – прошипела она, а глаза ее подернулись дымкой.

Рис невольно расхохотался.

– Спокойно, леди Форбс, спокойно!.. А теперь будь хорошей девочкой и позволь мне узнать, куда тебе надо лететь? Пилоты нервничают, когда не знают курса!..

Флейм молча смотрела на Риса. Ей хотелось потребовать, чтобы он немедленно разворачивал самолет обратно! Но она понимала, это прозвучит совсем по-детски. А по блеску его глаз она видела – именно этого он и ждет.

– В Уичито, – бросила она.

Брови Риса взметнулись и исчезли под упавшими на лоб волосами. У Флейм даже руки зачесались от желания убрать их со лба.

– А что там, в Уичито? – удивился он.

Вдруг ее лицо совершенно изменилось. Ярость пропала, в глазах появилась такая боль, которой он никогда не видел на ее красивом лице. Флейм тяжело вздохнула и выглянула в иллюминатор. Небоскребы становились все ниже.

– Венди, – сказала она. – Помнишь ее? Ты познакомился с ней в аэропорту, когда она прилетела в Венецию на каникулы.

Рис прищурился.

– Я помню Венди, – сказал он. – Она из тех, у кого хороший вкус!..

Флейм с любопытством посмотрела на него.

– Я ей понравился, – напомнил Рис, лукаво блеснув глазами.

– Да, она никогда не отличалась большим умом, – парировала Флейм и почувствовала себя еще хуже. – О Боже, я не хотела этого говорить. – Она откинулась в кресле и закрыла глаза. – Венди умерла, – тихо сказала Флейм. От безнадежности этих слов, которые произнесли ее губы, она сама вздрогнула.

Лицо Риса надолго помрачнело. Потом он расстегнул ремень, хотя на табло все еще горела запрещающая надпись, и опустился перед ней на колени. Протянул руку и медленно провел пальцами по нежной щеке, нахмурился, когда она сбросила его руку.

– Мне очень жаль, – сказал он, и весь гнев его улетучился.

Флейм открыла глаза и взглянула на него. Лицо его оказалось так близко, что стало трудно дышать. Было ощущение, что он заглядывает ей прямо в душу… Золотые крапинки на сером фоне будто светились. Она поняла, что он забыл побриться, и, не думая о последствиях, неуверенными пальцами провела по сильному квадратному подбородку. Щетина приятно колола. Флейм торопливо отдернула руку.

– Я… я не была на похоронах, но… Я узнала об этом в тот день, когда обнаружила, что мои рисунки украли. – Голос зазвучал тверже, а взгляд, устремленный на него, стал презрительным.

Рис вспомнил о письме и поднялся, отшатнувшись от нее, как будто боялся запачкаться. Глядя на нее сверху вниз, он выругал себя за то, что второй раз оказался дураком.

– Мне очень жаль Венди, – искренне сказал он. – Она была забавная и неплохая девушка. Как нелепо. А что же случилось? – спросил он, подойдя к панели и отодвинув ее. Там оказался маленький бар, плотно заставленный напитками. Он налил себе немного виски, добавил льда, а ей налил бренди. Когда он вернулся, она по-прежнему смотрела на него. Он протянул ей рюмку и сел на свое место.

– Зачем ты прилетел сюда, Рис? – спросила Флейм, не ответив на его вопрос. Она отвела взгляд и стала смотреть в свою рюмку, но, услышав какой-то шорох, подняла глаза и увидела в руках у него конверт. Ей не понадобилось много времени, чтобы узнать свое письмо. Флейм гордо вскинула голову. – Если ты ждешь от меня извинений…

– Да я не такой дурак, – грубо перебил он ее, но она уже привыкла к его манере. – День, когда ты начнешь отвечать за свои поступки, я отмечу в календаре. Но я все же хочу получить объяснения.

Флейм, ужаленная его словами, снова вспыхнула.

– Я бы сказала, что это естественно. – Она подалась вперед, но ремень не пустил. Она сердито схватилась за пряжку и не смогла справиться с ней…

Нарочито страдальчески вздохнув, Рис встал и снова опустился рядом с ней на колени, не обращая внимания на ее старания отодвинуться подальше от него. Он расстегнул ей ремень, сердито дергая за обе половинки, случайно рука его скользнула по бедру Флейм, и она непроизвольно судорожно схватила ртом воздух. Рис, вроде бы не обратив на это внимания, вернулся на место, но рука его, когда он брал рюмку, дрожала.

В этот момент раздался тихий зуммер, он нажал кнопку на ручке кресла.

– Да?

– Мы держим курс на Канзас-Сити, мистер Декстер, но хотели бы узнать конечный пункт назначения.

Флейм готова была расцеловать пилота. Его вмешательство дало ей несколько минут передышки. А ей это было просто необходимо! Она дышала так тяжело, как будто пробежала стометровку.

– Есть ли в Уичито аэропорт, который мог бы нас принять? Если да, то приземляйтесь там и вызовите, пожалуйста, машину.

– Хорошо, мистер Декстер.

– Пожалуйста, – передразнила Флейм насмешливым голосом. – Никогда не думала, что от тебя можно услышать такое слово.

– Мой отец обучил меня хорошим манерам, – сквозь зубы процедил Рис. Чего не могу сказать о твоей матери. Как можно позволить себе написать такое? – Он сердито размахивал письмом. – Или ты думаешь, если я за тысячи миль, то тебе ничто не грозит?

Флейм, однако, вовсе не чувствовала себя в безопасности. Но пугаться не собиралась.

– Я отвечаю за каждое слово в письме! – заявила она, тоже повысив тон.

– Черт побери! – злобно зарычал Рис, упершись обеими руками в кофейный столик и всем телом подавшись вперед. – Ты пишешь, что я пробрался в дом Джульетты и украл твои рисунки!

– Да. А разве нет? – сердито спросила Флейм.

Его глаза опасно заблестели, как молнии на грозовом небе.

– Слушай, Флейм, у тебя ведь есть мозги. Как и все остальное!.. – Он шумно втянул воздух. – Или ты никогда ими не пользуешься?

– Ты знаешь, кто ты?.. Да, конечно, у меня есть мозги! И я ими пользуюсь! – Она услышала свой визгливый голос. – Ты с самого начала хотел получить мои эскизы и даже зазвал меня в «Ридекс»!.. В чем дело, Рис? – насмешливо спросила она. – Или ты не привык проигрывать? Я слишком задела твое нежное мужское эго?

– В твоих словах нет и капли здравого смысла, – твердо заявил Рис, заставив ее ощутить отвратительную неуверенность в себе. – Скажи мне, дорогая, что способно переубедить тебя?

– Ничего!

– Вот именно! – парировал Рис. – Пусть так! Но если твои эскизы вдруг появятся у Корральдо? Что тогда ты сделаешь, Флейм? – уже тихо спросил он и увидел, как кровь отлила от ее лица. – Подашь в суд на члена своей семьи? Совершенно очевидно, что граф передал их тому, кого ты не заподозришь. Ну, например, младшему брату твоей матери, – добавил он мягче под ее изумленным взглядом. – Граф ненавидит твою родню. Для него не проблема подкупить кого-то из слуг Джульетты, чтобы украсть папку. Он прекрасно понимает, что ты ничего не сможешь сделать!..

Флейм открыла рот, потом закрыла. Она не знала, что сказать, от ужаса потеряв дар речи.

– Мне не хотелось говорить тебе это, дорогая, – насмешливо начал Рис, и в его голосе послышались игривые нотки, – но твои эскизы для меня не слишком важны! В Венецию я приехал для того, чтобы получить заказ ди Маджори.

Флейм улыбнулась отвратительной улыбкой. Рис никогда не видел подобной. Она выглядела настолько неестественно на ее красивом лице, что ему мгновенно захотелось убрать ее с губ поцелуем.

– Да, судя по всему, ты обрабатывал эту ди Маджори как только мог, – проговорила она, а глаза ее пробежались по сильной груди, потом опустились к ремню на джинсах, потом ниже… Она заметила его реакцию на нее – его желание росло и становилось все сильнее. Испугавшись, Флейм посмотрела ему в глаза, они были так близко, что она могла заглянуть в расширившиеся зрачки.

– Ты злобная маленькая ведьма, – ухмыльнулся он. – Не хочешь ли ты сказать, что ты рев…

Для Флейм это была последняя капля.

Она ударила его изо всей силы. Получилось не слабо. Невольно охнув, она потрясла в воздухе заболевшей рукой и пошевелила пальцами. От удара голова Риса резко качнулась в сторону, но он даже не успел почувствовать боли… Его глаза потрясенно смотрели на Флейм. На лице Риса она прочла не просто угрозу. Оно обещало настоящую грозу!..

– Ну, я надеюсь, ты получила удовольствие, – сказал Рис неестественно тихо. – Теперь моя очередь, – прошипел он и двинулся к ней.

В мгновение ока Рис оказался рядом. Только что их разделял кофейный столик, и вот он уже нависает над ней. Она не успела охнуть, как его губы накрыли ее губы, а язык толчками стал протискиваться ей в рот. Она застонала, но не от испуга. Поддерживая за спину, он прижимал девушку к себе. Она чувствовала его сильную грудь, ее соски тотчас напряглись, низ живота пронзила сладкая боль, колени подкосились, когда она ощутила пульсирующую силу его желания. Дышать стало трудно, перед глазами поплыли светящиеся круги.

Рис наконец оторвался от ее губ, чтобы насладиться тем, как она тяжело и неровно дышит. Глаза ее были как горячий шоколад. Он подхватил ее, положил на пол и лег сверху, держа ее руки в одной своей у нее над головой. Он смотрел на нее сверху и было видно, что щека его еще горит… В следующее мгновение Рис снова прижался губами к ее губам, а Флейм открыла рот, и языки их устроили экзотическую пляску. Флейм почувствовала, как он сжал ее руки; тело от его прикосновения пылало и кололо.

Она застонала, извиваясь под ним, когда он начал гладить грудь сквозь прохладный атлас платья. Руки его двинулись ниже, к животу, потом он поднял подол, и одна рука его скользнула вниз. Флейм ахнула, ее трусики стали влажными. Она слегка прикрыла глаза, когда его ладонь, оторвавшись от бедра, накрыла шелковый холмик внизу живота. Ноги Флейм сделались ватными, она выгибала спину, толкая собственное тело навстречу его телу. Пальцем он, хотя и осторожно, но настойчиво начал растирать упругий, набухающий узел ее клитора, и это совершенно новое, неизведанное ощущение потрясло ее. Наконец их губы разъединились, оба хватали воздух ртом, словно им недоставало кислорода. Флейм открыла глаза и лежала, не двигаясь.

Он быстро расстегнул молнию у нее на платье и стащил его с плеч. Черный комочек лифчика, описав дугу, улегся на светлом ковре. Рис долго смотрел на ее груди, потом накрыл их горячими ладонями. Когда вместо рук за дело взялся язык, Флейм вскрикнула, не заботясь о том, что их могут услышать пилоты. Оказывается, она так давно ждала этого момента!.. Он стащил с нее платье и трусы, она уперлась каблуками в ковер, и тогда он руками раздвинул ее ноги и припал ртом к горячему влажному лону.

Рис чувствовал пьянящий запах, когда губами осторожно ухватился за маленький бутончик. Он быстро довел ее до высшей точки возбуждения, а потом нетвердо встал на ноги. Сейчас он уже ничего не понимал, не думал, он просто невероятно сильно хотел ее. Страстно. Значит, у них не будет нормальных отношений, не будет продолжительной любовной связи, а только вот такие, спонтанные сеансы? Но имело ли это значение? Всю жизнь он был ответственным, разумным и уравновешенным человеком. Теперь же призывать на помощь рассудок и логику было бесполезно. Расставание с Флейм не помогло.

Стягивая через голову рубашку – не хватало терпения возиться с пуговицами, – он чувствовал на себе ее взгляд. Потом расстегнул ремень, а ее глаза пристально следили за ним… Она отвела взгляд, лишь когда он снял джинсы, явив ей всю силу своего желания. Рис опустился перед ней на колени. Она потянулась к нему, коснулась пальцами груди, добралась до сосков, ущипнула, слегка сжала. Ее сердце победоносно забилось, когда она увидела его исказившееся страстью лицо.

Рис безошибочно прочел призыв в ее глазах, осторожно лег на нее и почувствовал, как она обхватила его ногами. Руками Флейм впилась ему в ягодицы, ее тело поднялось в молчаливом требовании поторопиться. Рис вошел в нее одним уверенным движением, и она приняла его целиком. Он стиснул зубы и призвал на помощь всю свою волю, чтобы продлить эту сладкую муку. Она шептала его имя, царапала ногтями спину. Она забыла обо всем, кроме своей страсти. Огненные волосы разметались по ковру, Рис запустил в них пальцы. Он старался подчинить ее себе и соединиться с ней с такой силой, на какую когда-либо был способен мужчина!..

Флейм ощутила оргазм один раз, потом другой, третий, ее тело, казалось, вот-вот разорвется на части. Она слышала его стоны, видела глаза, подернутые туманом. Он был уже в полуобморочном состоянии… Наконец она ощутила, как горячая жидкость излилась в нее, и впилась ему в плечи. Это ее мужчина!.. Всем своим весом он придавил ее к полу, она счастливо улыбнулась и стала нежно гладить мокрые от пота волосы, когда его голова упала ей на грудь. Рис судорожно ловил ртом воздух, а она едва сознавала, что сама делает то же самое. Ее охватило чувство невероятной легкости и покоя…

В конце концов все будет хорошо. Да и как иначе, если они способны так чувствовать друг друга?!


Флейм очнулась от какого-то звонка и не могла понять в чем дело, но зуммер не унимался, назойливый, зловещий. Она увидела ножку кресла и подскочила. Самолет! Рис сел в кресле, голый, как новорожденный младенец, и нажал кнопку на ручке кресла. Но смотрел он только на нее.

– Да?

– До Уичито десять минут, мистер Декстер.

Флейм потянулась за одеждой, поднялась и, переступая с ноги на ногу, торопливо натянула трусики.

– Спасибо, Колин, – сказал Рис, с нежной улыбкой на губах наблюдая, как Флейм одевается. Он облизал нижнюю губу, вспомнив, как сильно она прикусила ее…

– А ты не собираешься одеваться? – Тихий неуверенный голос вторгся в его мысли.

– Собираюсь. Ты боишься, что я выйду из самолета голый?

– Да я бы не удивилась, – бросила она ядовито. Потом посмотрела на свое мятое черное платье. Лицо ее переменилось: Венди!..

Рис молча оделся и пригладил волосы. Он наблюдал, как она полезла в сумочку, достала косметичку и перед зеркалом поправила макияж.

Их ждал длинный черный седан. Флейм, усевшись рядом с Рисом, открыла карту. Рис нашел по ней дорогу и направил машину к городку, где когда-то жила Венди…

Они легко нашли кладбище. Деревянная церковь с облезлой крышей возвышалась над рядами могил. Могила Венди была последней в крайнем ряду. Груды засохших цветов похрустывали на ветру. Спотыкаясь, Флейм пошла к могиле, Рис поддерживал ее за локоть. Она благодарно посмотрела на него.

– Я так рада, что ты со мной, – прошептала она.

Слова прозвучали тихо, как дуновение ветерка.

Но он расслышал и крепче сжал ее руку. Надгробный камень был самый бедный, какой доводилось видеть Флейм. На нем было выбито только имя, дата рождения и смерти.

– О Венди! – прошептала Флейм, и гранитный камень расплылся в пелене ее слез. – Ты заслужила большего!

Она рассказала Рису, как умерла Венди, и его лицо стало сердитым. Какая нелепая смерть!..

Флейм склонилась над могилой подруги, убрала засохшие цветы и положила свои.

– До свидания, Венди, – прошептала она.

В ответ раздалось карканье одинокой вороны, пролетавшей над кладбищем.


ГЛАВА 18


Флейм забрала свой автомобиль в Хитроу и направилась к городу. Рис, сидящий рядом, с восхищением наблюдал за ней. Юбка задиралась выше колен, когда она нажимала на педали. Он все время ловил себя на том, что снова и снова смотрит туда, где ремень безопасности трется о ее грудь.

– Ураганчик, в тебе есть что-то кошачье!

Она засмеялась.

– Кошачье? Как романтично. А почему ты меня называешь Ураганчиком?

– В память о дне, когда увидел тебя впервые. Ты так рванула из моего офиса, что мне показалось: по нему пронесся ураган.

– Да? – спросила она, не отрывая глаз от дороги, радуясь, что можно не смотреть на него.

– Да. По крайней мере, у меня было такое ощущение, будто он прошелся и по мне… И между прочим, не раз, – весело добавил Рис.

Ему показалось, что они снова в гондоле…

Флейм тяжело проглотила слюну и едва не проскочила поворот.

Рис с трудом заставил себя смотреть в окно – на прелестные английские пейзажи. Англия представала перед ним такая красивая, древняя, мирная. Он собирался открыть в Лондоне магазин «Ридекс», но пока не спешил…

Флейм изредка поглядывала на него, молчание больше не нервировало ее. Рис немногословный человек, поняла она, и слова, сказанные им, следует ценить на вес золота. Ураганчик. Флейм улыбнулась. Стало быть, она произвела впечатление!

Поворачивая на дорогу, ведущую к Равенскрофту, Флейм с облегчением вздохнула. Ей удалось убедить себя, что они с Рисом уже преодолели самый трудный этап в отношениях и нужно думать о будущем. Они очень разные, но она была уверена, что у них есть общее будущее. Она постарается.

Рис уставился на дом и слегка присвистнул. Флейм улыбнулась.

– Производит впечатление, да?

– Да. Производит. Елизаветинская архитектура всегда выглядит внушительно! – Когда они остановились перед входом, сомнений не оставалось: его отец женился на английской аристократке.

Рис вышел из машины, открыл дверцу. Флейм взяла его руку и вздрогнула. Прищурившись, он посмотрел на нее, она решительно отдернула руку, и они направились в Равенскрофт.

Скотт Тейт выступил из тени широкого крыльца в светлых слаксах и лимонного цвета рубашке. Две верхние пуговицы были расстегнуты. Жарко. Он понимал, как хорошо выглядит. Да и сестренка, оказывается, потрясающая. Почему Джастин его не предупредил?

– Привет. Я Скотт Тейт – друг вашего брата. А вы, должно быть, леди Флейм.

Флейм вежливо улыбнулась, жалея, что они с Рисом не смогли провести еще несколько минут наедине.

– Привет, – ответила она, быстро пожав руку. – Джастин не говорил мне, что пригласит друга. – Она почувствовала, как Рис беспокойно заерзал рядом с ней и повернулась к нему, желая извиниться за неожиданного гостя. – Это Рис Декстер.

Скотт Тейт посмотрел на Риса и расплылся в улыбке.

Рис не улыбнулся в ответ, но подал руку. Скотту ничего не оставалось, как пожать ее.

– Привет, должно быть, вы сын Оуэна?

Рис кивнул, Флейм отдала Скотту свой багаж и, желая снять напряжение, весело сказала:

– Ну что ж, раз вы уже здесь, можете сделать что-нибудь полезное. – Потом оглядела его с головы до ног и добавила: – Или тащить сумки занятие для вас оскорбительное?

Скотт ухмыльнулся. Он привык производить впечатление с первого раза. А сейчас не произвел. Красивая, молодая, судя по всему, чувственная, она выиграла первый раунд очень легко. Но он не собирался сдаваться. Особенно если Рис Декстер уже у нее под пятой. Скотт мысленно выругался, ему не нравилось присутствие американца, но ничего поделать с этим не мог.

– Мама! – позвала Флейм, направляясь к голубой гостиной и крепко держа Риса за руку.

Мать весело отозвалась на ее голос. Вдруг Рису пришло в голову, какая на самом деле Флейм еще молоденькая. Ему стало не по себе – он на десять лет старше ее. На десять!

Скотт наблюдал за ними с недовольным лицом. В тот момент, когда он повернулся, он увидел Джастина на середине лестницы. Скотт насмешливо улыбнулся: интересно, давно он там стоит?

– Так это и есть знаменитая Флейм?

Джастин криво улыбнулся, не мигая. Скотт ощутил внезапное беспокойство. Он уже не был уверен, что понимает Джастина.

– Ты ожидал, что она привезет гостя?

– Нет. Не ожидал. Но это даже интересно, – словно рассуждая вслух, проговорил Джастин. – Моя сестра как… как молодая львица, Скотт. Гладкая, с золотистой гривой и очень красивая! Хищница с крепкими ногтями и острыми зубами. Если бы она смогла, то проглотила бы меня и сокрушила «Альциону»! Но я не позволю. Ты понимаешь?

Скотту показалось, что у Джастина поехала крыша. О, он вполне разумен, нормально себя ведет, и тот, кто его не знает, ничего не заметил бы…

Скотт закивал, не желая спорить. Подыграй ему, велел он себе, потяни время, подумай.

– Да, америкашка у нее на коротком поводке, – согласился Скотт. – Может, в этом ее слабость? Ей нужно держать мужчину под каблуком. – Он бесстыдно подыгрывал Джастину.

– Сомневаюсь, чтобы Уолт чувствовал себя комфортно под женской пятой. Я думаю, Джессика была ведьмой, – сказал Джастин, поглядев на портрет молодой красавицы, превратившейся потом в древнюю коварную его прабабку. – Она как будто все предвидела, когда приставила его следить за делами. Он уже старый, с кучей внуков, но у него ясный ум, он упрям и очень опасен. Нельзя упускать его из поля зрения ни на минуту.

– А они с Флейм уже познакомились?

– Нет. Я стараюсь держать их подальше друг от друга. Пока. Но он уже требует встречи, а с тех пор, как появились сообщения в прессе о ее работах…

Скотт кивнул. Флейм сделала еще несколько эскизов для представителей респектабельной английской аристократии, и ее известность росла день ото дня. Но сейчас Скотта больше интересовало другое: не плохо бы поухаживать, а потом и жениться на владелице половины ювелирной компании. Разве существует более быстрый и надежный путь наверх для любого мужчины с мозгами и характером? Он не сомневался, что очень скоро соблазнит Флейм Сирамор-Форбс. Америкашка не проблема. Рис Декстер, может, и надеется на что-нибудь, но Скотт слыл большим специалистом по разбиванию пар. Он делал это много раз, желая заполучить ту или иную женщину. Помехой мог оказаться только Джастин.

– А как ты считаешь, если я немножко с ней пофлиртую и узнаю что-нибудь полезное? Она ведь настолько тщеславна, что не заподозрит меня в корыстных целях. Как ты считаешь? – Скотт вопросительно посмотрел на Джастина. Казалось, он интересуется мнением друга, но на самом деле Скотт отчаянно пытался понять, что на уме у Джастина, и предугадать его следующий ход. Но не вышло. Холодный взгляд Джастина ничего не выражал.

– Считаю, что это будет не плохо, – сказал Джастин. А потом глухо добавил: – Если тебе удастся ее увлечь…

Скотт рассмеялся и отошел от Джастина. Тот посмотрел приятелю вслед, и на лице его появилось вполне определенное выражение: презрение!..

В этот момент в холл вошел Оуэн.

– А почему ты не идешь познакомиться с Рисом? – вежливо спросил он. Ему было интересно, как его сын отнесется к Джастину.

– Сейчас приду, – пообещал Джастин.

Стоя в холле, Джастин слышал возбужденные женские голоса, смех, щебет. Голоса людей, любящих друг друга. Он стиснул кулаки. Леди Джессика взирала на внука с портрета, а когда он взглянул на нее еще раз, он мог бы поклясться, что в ее глазах стоял смех. Она смеялась над ним.

Джастин медленно пошел в гостиную.

Франческа смотрела на него со знакомой и уже привычной тоской на лице. Джастин понимал, как ей хотелось заставить его полюбить ее. И как хотелось заставить его думать, что она любит его…

– Джастин, – сказала Франческа, вставая. – Я хочу, чтобы ты познакомился со своим названым братом Рисом.

Человек, которого увидел Джастин, просто потряс его. Рис Декстер был воплощением силы. И ума. Он совсем не походил на Оуэна. Инстинктивно Джастин почувствовал, что этот мужчина не станет плясать ни под чью дудку и имеет свое мнение по любому вопросу. Джастин постарался скрыть испуг и волнение.

Он прошел через всю комнату, протягивая руку, уверенный, что действует и выглядит как настоящий английский джентльмен. Чтобы манипулировать таким, как Рис Декстер, нужен особый ум. Не стоит пытаться подружиться с ним. Он слишком прозорлив, чтобы поверить в искренность. Надо придумать кое-что поэлегантнее. Одна идея уже появилась. Джастин, кажется, знал, как обратить себе на пользу неожиданное появление в Равенскрофте Риса Декстера.

– Привет, Рис, добро пожаловать в Равенскрофт!

Мужчины пожали друг другу руки. Рис кивнул, в глазах блеснуло любопытство. Так вот он какой, близнец Флейм. Они совершенно не похожи. Он встретил взгляд вкрадчивых голубых глаз и заметил в их глубине какое-то странное выражение. Что это? Боль? Гнев? Страх? Рис подумал, что, пожалуй, страх, но он не был уверен в этом…

– Я надеюсь, мое неожиданное появление не вызвало неудобства?

Джастин покачал головой и почти искренне сказал:

– Вовсе нет. Я очень рад, что вы приехали.

Рис слегка наклонил голову. Закончив изучать друг друга, они разошлись в разные стороны. Рис встал возле камина, а Джастин в вялой позе уселся в большое кресло напротив сестры.

– Ну и как все было? – тихо спросил он, придав лицу сочувствующее выражение.

Он казался таким неуверенным в себе, что Франческа с трудом поборола желание подойти к сыну, взять в ладони его бледное напряженное лицо и успокоить. Накануне вечером, перед тем как заснуть, они с Оуэном долго говорили о нем. О том, как он постоянно контролирует себя, опасаясь проявить свои чувства. В глубине души она понимала, насколько сильно он травмирован эмоционально. Да могло ли быть иначе после стольких лет жизни с Малколмом? Несколько дней подряд мать пыталась показать ему, как следует проявлять свои чувства – любовь, гнев, страх, смущение. Все то, что делает человека человеком!..

Флейм, не подозревая о мыслях матери, пожала плечами.

– Было тяжело, – призналась она. – Я никогда, в общем-то до конца не понимала ее, а теперь ее нет. И никогда не будет.

Джастин отвел взгляд и посмотрел в окно.

Франческа вздохнула. Вот опять этот холодный занавес! Сколько понадобится времени, чтобы растопить сердце Джастина, замороженное Малколмом?

– Джастин, – ласково сказала Франческа и растерялась, когда он повернулся к ней, вопросительно приподняв бровь. Она беспомощно покачала головой. – Ничего. С тобой все в порядке?

Джастин заглянул ей в глаза, такие взволнованные, что он готов был утонуть в них, и улыбнулся.

– Да конечно, а в чем дело?

Франческа снова лишь беспомощно покачала головой.

– Ты так внезапно отдалился…

Джастин улыбнулся. Он и был далеко, слишком далеко, чтобы она могла запустить в его душу свои когти!..

– Почему бы нам не попить чай на лужайке? Среди роз? Прекрасный день! И надо поднять настроение Флейм.

– Отличная мысль. Мы устроим пикник. Пойду скажу Чамберлену, – быстро проговорила Франческа.

Рису показалось, что воздух вибрирует. Он с любопытством посмотрел на отца. В ответ Оуэн едва заметно пожал плечами.

– Ну ладно, пойду переоденусь, – сказала Флейм, не зная, что еще придумать.

Едва выйдя за порог комнаты, она поняла, что дрожит. Какой… странный… Джастин. Или ей кажется?

Сильная теплая рука тронула ее за плечо. Она обернулась и увидела Риса.

– Ты ведь не хочешь сказать, что боишься простудиться? – хитро подмигнул он.

Рассмеявшись, Флейм накрыла ладонью его руку, потом поднялась на цыпочки и нежно поцеловала в губы. Его губы были как бархат…

– Джастин такой… холодный. Да? Но ты рядом, и я не боюсь.

Если бы она знала, как скоро он должен будет ее покинуть, она не чувствовала бы себя такой уверенной.


Чамберлен все приготовил для пикника. Скамейки были до блеска отполированы, клетчатая скатерть покрывала садовый стол. Он был уставлен деликатесами, которые повар успел приготовить за два часа, отпущенных ему. Жареные цыплята разложены по мискам на листьях салата. Свежие хрустящие булочки, еще теплые, ожидали, когда их намажут джемом, приготовленным из ягод последнего урожая – малины, клубники, черной смородины и крыжовника. Пирожные, пирог с вишнями. Тарелки с ветчиной, холодным ростбифом, колбасой из деревенского магазина, а к ним приправы, соленья, приготовленные по старинным кулинарным книгам. В высоких и невероятно дорогих сосудах плавали кубики льда в лимонаде, фруктовом пунше, в свежевыжатом соке. Рядом с тарелками с настоящей золотой каймой лежали серебряные ножи и вилки с гербом Равенскрофтов. В серебряной чаше красиво уложены всевозможные фрукты. Персики из оранжереи, сливы, бананы, яблоки, абрикосы, виноград, апельсины. Оуэн подумал, усаживаясь к столу, что это настоящий пикник в стиле Джастина. Очень странный, волнующий и почему-то трогательный. Оуэн был вынужден признать, что совершенно не понимает своего пасынка, но чувствует: он опасен. В воздухе носилось что-то нехорошее, и это беспокоило.

Сидящий на другом конце стола Джастин налил себе лимонад и потянулся за булочкой. Спокойно, с холодной точностью хирурга, он всадил нож в сочную плоть персика. Его мысли были тяжелыми и страшными. Франческа, чувствуя тоску и смятение в душе сына, печально вздохнула и как-то обреченно потянулась за булочкой. Она передала ее мужу трогательным любящим жестом. Джастин предпочел этого не заметить. Рис наблюдал, слушая, но под столом все же прижался ногой к ноге Флейм. В ответ она стиснула рукой его колено. Он шумно втянул воздух и посмотрел на Скотта Тейта, наблюдавшего за ним пристальным взглядом хищника. Рис не почувствовал никакого волнения от присутствия этого типа. Ему приходилось иметь дело с такими, как он.

Время словно отступило, совершенную картину пикника дополняло гортанное воркование диких голубей и сильный запах роз в спокойном жарком воздухе.

А Оуэн хорошо выглядит, подумал Рис, глядя, как милая темноволосая женщина, ставшая женой отца, протянула ему цыпленка. Рису нравилась Франческа. В ней была нежность, сила и любовь. Она, конечно, не его мать, не Клер, но женщина, умеющая любить.

Франческа заметила, что он наблюдает за ней, и насторожилась. Но Рис улыбнулся, и она сразу поняла, что нет причины для беспокойства. В его глазах она увидела благословение и ответила ему сияющей улыбкой.

Джастин все это видел и отвел взгляд. Сидящие за столом подумали, что его смутило открытое выражение их чувств. Но не смущение испытал он. А боль. Он вспомнил о последнем приезде домой из Оксфорда, когда Малколм был еще жив. Внезапно он поднял руку к виску и потер его. Голова разболелась не на шутку. Франческа увидела этот жест, заметила отведенный взгляд и поняла его страдания. Сердце ее сжалось.

– Джастин, – вырвалось у нее, а когда он повернулся к ней, она лишь глубоко вздохнула.

Как часто она произносила его имя, а потом не могла ничего сказать. Она боялась натолкнуться на ледяную стену, которой он окружил себя. Но она попробует ее растопить. Она должна сделать это. Хотя инстинктивно понимала: у нее почти нет времени.

Что-то темное, мощное, тягостное и болезненное надвигалось на них. Оно отнимет у нее сына во второй раз. Это что-то способно погубить их всех!..


ГЛАВА 19


– Завтра я еду в «Альциону», – решительно заявила Флейм и посмотрела на мать. – Ты хочешь поехать со мной?

После пикника все чувствовали себя несколько расслабленно.

Франческа вздохнула. Она знала, этот момент наступит, и со страхом ждала его.

– Нет, дорогая, не думаю, – сказала она тихо. – Да я и не нужна тебе там, – добавила она, давая понять, что дочь взрослая и сама справится со своими делами.

Франческа не хотела принимать ее сторону и выступать против Джастина. Но Флейм не ожидала ничего такого.

Джастин медленно сложил газету, которую читал, и посмотрел на сестру.

– Не очень подходящее время для этого, Флейм, – повторил он хорошо знакомую сестре фразу.

Но, прежде чем он успел что-то добавить, она покачала головой.

– Я еду завтра, – совершенно спокойно заявила она.

Джастин устремил на Флейм долгий взгляд, хотя не сомневался, что она выдержит его.

– У тебя не слишком удачно получилось с Корральдо. Я имею в виду деловую сторону.

– Да, не получилось. Поэтому мне и надо немедленно приниматься за дела. Ты прекрасно управляешь компанией, так что я не собираюсь вмешиваться.

Джастин насмешливо улыбнулся. Черта с два! Глаза его встретились с глазами Риса, молча наблюдавшего за поединком близнецов. Его губы дрогнули.

– Кажется, я имею дело с численным превосходством? Но что конкретно ты предполагаешь делать там? «Альциона» работает, как хорошо смазанный механизм.

– Я не собираюсь врываться туда, как ураган, Джастин, – сказала Флейм, незаметно бросив на Риса любящий взгляд. – Я просто хочу посмотреть. Понаблюдать. И поучиться.

– Понятно, – весело сказал Джастин.

Флейм глубоко вздохнула.

– Джастин, давай-ка пройдем в библиотеку.

Он покачал головой.

– Нет никакой необходимости. Ты все равно поступишь по-своему, независимо от того, что я тебе скажу.

Он не добавил: «Как ты всегда поступаешь». Но все поняли, чего он не досказал.

– Ты говоришь так, будто я… – горячо начала Флейм, потом заметив умоляющий взгляд матери, еще раз вздохнула. – Джастин, половина «Альционы» моя. Я хочу только найти там свое место. Я не собираюсь забирать «Альциону».

Джастин взглянул на нее с печальной улыбкой.

– Ну если так, слава Богу! – Он снова взял газету и стал читать.

Франческа едва сдерживалась, чтобы не кинуться к сыну, не обнять его за плечи. Он видел в них врагов. Это нечестно! Это несправедливо!

Флейм испытывала облегчение, стыд и злость. Она посмотрела на Риса, задумчиво наблюдавшего за ней. Неужели Джастин сумел внушить и ему, что она избалованная эгоистка? Но Рис улыбнулся, молча одобряя ее твердость. Он на ее стороне!..

Джастин скрылся за газетой, отчаянно пытаясь сдержать свой гнев и страдание.

Казалось, напряжение постепенно спадает, все перешли к бассейну за домом, блестевшему в рощице серебристых берез. Скотт Тейт решил, что сейчас самое время пофлиртовать с Флейм. Такую возможность нельзя упустить. Рис не обращал на него никакого внимания. Было совершенно ясно, Скотт ни капли не нравится Флейм, поэтому он мог наблюдать за происходящим весело и спокойно. Она говорила с Тейтом, но думала только о Рисе. Он чувствовал это даже на расстоянии.

Рису хотелось узнать ее лучше, а для этого надо позволить событиям развиваться спокойно. Он отвернулся от Флейм и Скотта, помахав им рукой, и поймал на себе взгляд Джастина, наблюдавшего за ним. Рис решил допить вино.

Джастин, к его удивлению, проворно поднялся с шезлонга.

– Пойдемте. Я покажу вам вашу комнатку!

Все улыбнулись этой милой шутке, но Флейм нахмурилась. А когда они отошли подальше и их уже никто не мог слышать, Джастин с отсутствующим видом сорвал маргаритку на ходу и как бы невзначай спросил:

– Итак, вы добываете драгоценные камни. Какие-то конкретные?

Рис посмотрел на него, потом на дом и сказал:

– Да вы точно знаете, какие именно, – ответил он, не собираясь играть в глупые игры. – Декстеры добывают девяносто процентов ежегодной потребности «Альционы». Или вы пытаетесь меня убедить, что не проверили, и очень тщательно, всего, что касается вашей новой родни?

Джастин улыбнулся, а Рис снова удивился – невероятно, но парень не обиделся, не рассердился. Именно этого он ожидал от испорченного аристократа. Итак, Джастин не соответствовал типичному образцу представителя своего круга. Рис почувствовал беспокойство.

– Конечно, проверил, – признался Джастин. – Да, пока я не упустил этой возможности, я думаю, мне стоит предупредить вас относительно сестры. Она кажется ангелом. Но это настоящий дьявол. Она скоро себя проявит, вы сами увидите ее рожки.

– Надо же, а я всегда думал, что двойняшки очень похожи и близки между собой, – покачал головой Рис.

– Близки? – Джастин удивлённо посмотрел на него. – Да, близки!..

Рис резко остановился, Джастин тоже. В голосе Джастина прозвучало что-то, мгновенно все изменившее.

– Похоже, вы боитесь, – осторожно сказал Рис.

Джастин вспыхнул.

– Вы бы тоже боялись, если бы чувствовали, что родились вместе с ней, – резко заявил он и покачал головой. – Ну ладно, забудьте мои слова. Где ваша машина? Я велю Чамберлену забрать вещи. В каком крыле вы предпочитаете спать? Если собираетесь приводить девиц из деревни, выберите комнату подальше от всех нас.

Рис пристально посмотрел ему в лицо.

– Не думаю, что мы с вами поладим, – процедил он холодно.

– Да, не похоже, – спокойно согласился Джастин.

– Я остановлюсь в том же крыле, что и все, – заявил Рис.

– Хорошо.

Джастин показал Рису совершенно великолепную комнату. В ней стояла большая кровать с балдахином, оригинальные гобелены украшали стены, мебель откровенно демонстрировала высокий класс. Рис посмотрел на картины и покачал головой. В «Сотби» это имело бы колоссальный успех. Рис подошел к окну, обращенному на живописную долину.

– Очень хорошо, – сказал он и повернулся к Чамберлену, входившему с вещами.

Джастин отпустил слугу и быстро посмотрел на Риса.

– Вы надолго?

Рис отрицательно покачал головой.

– Нет. Мне нужно ехать в Австралию.

– Опалы? – предположил Джастин.

– Опалы, – подтвердил Рис.

Джастин кивнул, повернулся и ушел. Рис смотрел на дверь, закрывшуюся за ним, и невольно прислушивался к какому-то странному, неприятному ощущению, возникшему у него внутри…

Джастин задумчиво спускался по лестнице. Он не печалился из-за Риса Декстера, вовсе нет. Напротив, ему открывались теперь большие возможности.


В тот вечер Джастин и Скотт сидели в библиотеке. Джастин налил виски.

– Все документы готовы?

– Да, кроме одного, – кивнул Скотт. – Старый судья Уорбертон освободится в начале октября, и тогда мы возбудим дело в суде. Мы не выиграем. Притязания Флейм на половину компании совершенно справедливы. Но дело не в этом, так ведь? Нужна шумиха, которая заставит ее поволноваться. Она подпортит ее реноме. А мы, надеюсь, ничуть не пострадаем!

Джастин кивнул. Итак, пока мать и сестра ничего не знают о его желании вызвать их в суд и потребовать вторую половину «Альционы». Если ему удастся надавить и заставить их продать долю Флейм – это лучший вариант. Если нет, придется придумать что-то… более радикальное.


Флейм разглядывала книжные полки в гостиной, пытаясь выбрать что-нибудь почитать перед сном. На диване растянулся мужчина, неотрывно следивший за ней и ужасно волновавший.

– В чем дело, Рис?

Он пожал плечами.

– Ни в чем.

А что он мог сказать? Да, ему не нравится ее брат. Но надо ли кричать об этом во весь голос? Он увидел, как она напряглась от его резкого ответа, ему захотелось вскочить, обнять со спины и поцеловать в шею, за ушком, прижаться губами к холодной зеленой ткани платья и почувствовать жар кожи. Он почти слышал тихие всхлипы удовольствия, ощущая дрожь ее тела в ответ на ласку…

Рис встал и подошел к Флейм.

– Какую книгу ты ищешь? – Глаза его озорно блестели. – Моя маленькая сестренка!

– Я тебе не сестренка, – огрызнулась Флейм, зло посмотрела на него и поняла, что он шутит. Его глаза вообще затмевали весь мир, и потому она не заметила фигуру, мелькнувшую за окном на террасе. – О, Рис, ты невыносим!

– Это я невыносим? – изобразил он полное непонимание. – Ты знаешь, – тихо сказал он, потянувшись к ней и взяв за руки, – когда я получил то письмо, я хотел убить тебя. Как ты могла так плохо обо мне подумать?! – Он прижал ее к себе, и, хотя глаза ее все еще сверкали гневом, она начала таять, едва услышав удары его сердца у своей груди и ощутив огонь тела, проникающий даже через одежду. – Я думал, я тебя задушу! – Он соединил пальцы у нее на шее.

Флейм почувствовала толчок внизу живота и охнула.

Оуэн и Франческа резко остановились на пороге, онемев.

– Да, – тихо сказал Рис, – но тогда я подумал, – его голос перешел на шепот, который могла слышать только она, – если бы ты умерла, что бы я стал делать всю оставшуюся жизнь?

Она ахнула, когда его руки, сильные и решительные, еще теснее прижали к себе. Соски встали и уперлись ему в грудь, ноги ослабели и задрожали от прикосновения мускулистых бедер, обтянутых джинсами.

Их губы встретились, Флейм почти упала на Риса, но он удержался на ногах. Напряжение, нараставшее весь день, внезапно спало. Он наклонился к ней, его глаза потемнели, она слышала глухое биение его сердца, запах его мыла, лосьона после бритья и, конечно, острый запах мужчины. Губы Риса пожирали ее, язык по-хозяйски орудовал во рту. Она стонала, вдавливаясь в горячее сильное тело. Никогда раньше ничего подобного Флейм не чувствовала. Поцелуй Риса Декстера не был похож ни на что. Флейм пылала!..

Оуэн и Франческа тихо вышли за дверь. Отойдя подальше, они сконфуженно посмотрели друг на друга.

– Ох, Оуэн… – Франческа покачала головой.

Он рассмеялся. Через секунду Франческа тоже хохотала. А что еще им оставалось делать?..

Рис попытался поднять голову, но ее губы не отпускали. Застонав, он снова прижался к ней…

Джастин, прислонившись к каменной балюстраде, стоял под прохладным сентябрьским ветерком. Он не чувствовал этого ветра, впившись глазами в пару за стеклом, – он физически ощущал их страсть. И как Франческа с Оуэном, только по совершенно другой причине, Джастин засмеялся…

Рис выволок Флейм из гостиной. У подножия лестницы поднял ее на руки и побежал вверх по ступенькам. Ногой захлопнув дверь своей комнаты, понес Флейм на кровать, быстро разделся сам, сорвал с нее одежду и бросился на постель. Его губы нащупали ее соски.

– Нет, – пробормотала вдруг Флейн, удивив его настолько, что он замер, глядя на нее, голый и возбужденный.

– Нет? – тихо переспросил он.

– Теперь моя очередь!

Она уперлась ему в плечи, повалила на спину и оказалась сверху. Напряженное лицо Риса расслабилось, оранжевые точки в глазах заплясали, разгораясь, когда Флейм наклонилась и поцеловала его соски. Сперва робко, потом смелее ее руки шарили по его телу. Она гладила его плечи, грудь, плоский живот. А за руками последовали губы. Когда язык Флейм утонул в пупке, Рис застонал. Херувимы, нарисованные на потолке, лукаво улыбались ему, а он им. Когда пальцы Флейм стиснули его напряженную плоть, улыбка исчезла с его лица, сменившись гримасой удовольствия. С любопытством, не сознавая своей силы, она наклонилась и лизнула. Он чуть не упал с постели от неожиданного ощущения. Флейм повторила и с радостью увидела, как голова Риса заметалась по подушке. Она чувствовала силу мощных бедер и дрожь, пробегающую по телу Риса. Ощущение своей власти над ним восхищало. Флейм встала на колени, наклонилась над жаждущей плотью и стала ждать, когда Рис откроет глаза. И когда он открыл их, она медленно уселась сверху, охнув, когда он заполнил ее всю. Их стоны соединились. Флейм поднялась, потом снова опустилась. Она откинула голову, огненные волосы рассыпались по плечам.

Руки Риса ласкали ее грудь. Флейм была просто великолепна. Это была его женщина. Они просто созданы друг для друга, это совершено ясно. Сердце Риса наполнялось гордостью и счастьем, когда Флейм смотрела на него, облизывая губы розовым язычком. Глаза ее стали круглыми, потом она закрыла их, испытывая невероятное наслаждение, а когда открыла, увидела искаженное страстью лицо Риса и вскрикнула. Ее тело тоже было готово к кульминации!..

– Рис, Рис, я тебя люблю!

– И я люблю, очень!

Он обнял ее, когда она упала ему на грудь. Тело Флейм сотрясалось от оргазма.

– Я всегда буду любить!

Но когда солнце садилось над Равенскрофтом и когда они со всей нежностью, на которую способны любовники, обнимали друг друга, никто из них и подумать не мог, что меньше чем через сутки они расстанутся…


ГЛАВА 20


Флейм проснулась и несколько секунд недоуменно разглядывала незнакомый, с причудливой лепниной, потолок. Смутилась, а потом вдруг вспомнила: Рис!

Повернувшись на бок, она молча посмотрела на него. Ее сердце сжималось от любви. Во сне он казался таким молодым и беззащитным. Она наклонилась и нежно поправила каштановый завиток на виске. Какие длинные ресницы и какие густые. От прикосновения ее ласковых пальцев Рис проснулся, открыл глаза. Улыбка совершенно изменила его лицо.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе утро, – ответила она, вдруг оробев.

Флейм натянула простыню выше груди, огненный локон упал на глаза. Она хотела убрать его, но Рис оказался проворней. Нежной рукой он провел по ее голове и Флейм почувствовала, что ее сердце почти остановилось. Какой прекрасный миг – из тех, что не забываются!..

– Рис, – прошептала она и погладила его по груди, коснувшись шелковистых волос. – Я люблю тебя!

У Риса перехватило дыхание. Он вдохнул, потом выдохнул. Он и раньше просыпался рядом с женщинами, и некоторые говорили ему такие же слова. Но он никогда не отвечал. До этого момента…

– Спасибо, – сказал он и нежно погладил Флейм по щеке. – Я тебя тоже очень люблю.

Внезапно Флейм с тревогой посмотрела на него.

– Но если ты этого не чувствуешь, не говори.

– Я никогда не говорю того, чего не хочу сказать, – ответил он, склонив голову набок. – А что?

– Ничего. Просто… Мы так плохо начинали. Я и не поняла, что ты мне понравился. Да и ты намекнул, что не веришь мне. – Флейм робко улыбнулась.

Рис засмеялся.

– Я так прозрачно тебе намекнул?

– Да, прозрачно как хрусталь!

– Ну что ж, иногда я тоже ошибаюсь, – насмешливо сказал он.

Это прозвучало так надменно, что Флейм шутливо ударила его по плечу.

– Ох, не слишком умно портить принадлежащую тебе вещь, – упрекнул он ее, притворно потирая плечо.

Флейм заглянула ему в глаза.

– Ты мой, да, Рис? Ты, правда, мой?

Он кивнул и с радостью увидел, как из ее глаз исчезло беспокойство.

– А не думаешь ли ты теперь, – что тебе лучше пойти к себе, переодеться на случай, если мой отец или твоя мать придут нас звать к завтраку?

Флейм захихикала и на цыпочках пошла к себе, чувствуя себя ужасно порочной…

Рис тихо засмеялся и закинул руки за голову. Херувимы улыбались ему с потолка. Итак, наконец он отдался женщине. Впервые в жизни влюбился. Это ощущение явно нравилось ему!..

Вернувшись в свою комнату, Флейм быстро приняла душ и очень тщательно выбрала платье. Белое, из легкого прозрачного шифона. Фасон самый простой: без рукавов, с глубоким вырезом уголком спереди и сзади и пышной юбкой. Белые босоножки на каблучке подчеркивали красивые икры и щиколотки.

Она подошла к туалетному столику, немного подкрасилась. Нанесла коричневатые тени вокруг глаз, чуть коснулась тушью ресниц и прошлась по губам персиковой помадой. Итак, она готова отправиться в Вудсток.

Слегка вздохнув, она направилась в столовую. Франческа подняла глаза от чашки с кофе и утренней газеты. Оуэн поцеловал ее в щеку. Флейм взяла тарелку и положила себе кусочек жареного бекона и яичницу. Едва она села за стол, как на пороге появился Рис.

– Мне показалось, что запахло едой, – весело сказал он, а глаза его жадно метнулись в сторону буфета, уставленного яйцами, беконом, сосисками, копченостями, фруктами, кашами и еще Бог знает чем.

Он был в выцветших джинсах, белой рубашке и поношенных, но очень удобных на вид кожаных коричневых туфлях. Волосы влажные после душа, подбородок свежевыбрит. От него пахло хорошим мылом и лосьоном. С замиранием сердца Флейм наблюдала за его грациозными и ловкими движениями. Никогда раньше она не встречала мужчину, который источал бы такую первобытную силу. Рис Декстер напоминал ей тигра…

Рис сел рядом с Флейм, и она могла поклясться, что от него исходит жар. Она чувствовала это обнаженными до плеч руками: ей не надо было смотреть, она знала, что кожа их покрылась пупырышками.

Оуэн и Франческа наблюдали за ними через стол. Какая чудная пара! Флейм – юная, праздничная. Рис – красивый, спокойный, мощный. И все же Франческа ничего не могла с собой поделать – она волновалась за дочь. Боялась. Она знала, что это такое, когда мужчина действует на тебя вот так. Она не сравнивала Риса с Малколмом, но все-таки… Женщина так… беспомощна, когда ей приходится бороться с собственным сердцем.

На пороге, заколебавшись, остановился Роджер. Вчера он не спускался в столовую, потому что в доме появился незнакомец. Теперь он переминался с ноги на ногу.

– Роджер! – Франческа первая увидела его. Она поднялась из-за стола. – Роджер, это Рис. Сын Оуэна. Рис, это Роджер.

Флейм рассказывала Рису о Роджере в самолете, поэтому он медленно встал и протянул ему руку. Глаза Роджера расширились. Он, очевидно, никогда не видел такого высокого человека. Потом Рис сказал:

– Привет, Роджер! Я рад наконец познакомиться с тобой. Флейм и Франческа постоянно говорят о тебе.

Он произносил слова медленно, четко, а Роджер, пожав сутулыми плечами, робко опустил глаза и уткнулся подбородком в грудь, словно желая спрятаться. Рис все еще держал на весу протянутую руку. Наконец Роджер поднял глаза и медленно вложил в нее свою. Рукопожатие, видимо, было таким сильным, что, когда Рис отнял руку, Роджер с интересом уставился на свою. До сих пор он не знал, что руки могут быть такими твердыми. Рис озадаченно взглянул на Франческу, та улыбнулась и пожала плечами. Она знала, Роджер сам все объяснит в свое время.

Флейм обошла стол, помогая дяде положить еду. Как только они снова сели, Роджер сгорбился над тарелкой и, казалось, забыл обо всем на свете. Рис наблюдал за ним ласковым взглядом. А Флейм очень гордилась Рисом!..

В столовую вошли Джастин и Скотт. Джастин плохо спал в эту ночь, и, хотя как всегда был красив, Франческа забеспокоилась, не заболел ли он. По лицу Джастина никогда ничего нельзя было понять. Проклятая английская сдержанность! А сегодня к тому же Флейм собралась в «Альциону», что явно не радует Джастина…

Скотт обворожительно улыбнулся Флейм, а Рис напрягся, ощутив внезапный укол. Не надо быть психологом, чтобы понять причину его испуга. Быть влюбленным замечательно. Но и страшно. Рис понимал, весь мир перевернется, если Флейм вдруг оставит его. До сих пор такой страх был ему неведом. Новое ощущение не нравилось. Совсем.

– Ну как, у всех есть планы на сегодня? – спросил Оуэн, решив нарушить молчание. Что-то в этой тишине, очень напряженной, закручивалось мрачное и беспокоящее. Он хотел защитить Франческу.

– Да. Мы с Рисом сегодня едем в Вудсток, – первой заговорила Флейм. – Я думаю, мне давно пора взглянуть на «Альциону».

– Ты еще не была в магазине? – спросил Роджер так удивленно, что даже Джастин почувствовал неловкость.

– Пока нет, дядя Роджер, – призналась Флейм, пытаясь сообразить, как объяснить ему причину. – Я… – Флейм быстро посмотрела на Джастина и увидела его спокойное лицо. Она вдруг поймала себя на неожиданной жалости к нему. – Я была слишком занята своей работой.

– Хорошенькие картинки!

– Да. Хорошенькие картинки.

– Флейм делает эскизы ювелирных украшений, Роджер, – сказала Франческа. – О ней уже писали в нескольких самых лучших журналах. Ее вещи понравились английским аристократкам.

– А ты хранишь рисунки? – спросил Рис.

Флейм взглянула на него с внезапным беспокойством. Она покажет ему свои работы: пусть он посмотрит, исправила ли она ошибки, которые он нашел в ее первых рисунках. Она знала, что многое, связанное с техническими возможностями ювелирного производства, она уже освоила, но мнение профессионала ей было интересно.

– Я соберу их для тебя, – сказала Флейм, потом насмешливо добавила: – Но, мистер хозяин «Ридекса», их нельзя продать!

Франческа испуганно вздохнула. Зачем Флейм играет с ним, как с огнем? Но, к ее удивлению, Рис рассмеялся; он нисколько не рассердился на оскорбительный намек.

– Я запомню!

Рис выразительно посмотрел на нее. Она достойно выдержала его взгляд. Он заметил, что ее мать – его мачеха – почувствовала себя неуютно, и намеренно легким тоном заговорил совершенно о другом.

В десять утра все отправились по своим делам. Оуэн и Франческа уехали в Оксфорд. Оуэн влюбился в этот город с первого взгляда. Джастин и Скотт удалились в библиотеку обсудить дела. Флейм вышла в холл, позаботившись, чтобы Рис не отстал от нее. Она повернулась и выразительно посмотрела на него через плечо.

– Рисунки в моей комнате, – шепнула она.

– Я хочу их увидеть, Флейм, – с придыханием сказал он, а глаза его засветилась от смеха.

– Ох, ты просто невозможный! – Она легко побежала по ступенькам.

Он шел за ней, глядя, как красиво юбка играет вокруг стройных ног, как качаются бедра. Наступит ли время, когда он сможет удержаться и не хотеть ее? – подумал Рис.

Флейм открыла дверь, пропуская его первым. Ее сердце громыхало, как ополоумевший барабан. Едва она закрыла дверь, как Рис схватил ее в объятия и жадно прижался губами. Он заставил ее открыть рот и засунул язык. Она прижалась к нему, а руки заметались по сильной гладкой спине. Они долго молча целовались, наконец, запыхавшиеся, раскрасневшиеся, отстранились друг от друга.

– У вас все завтраки так проходят? – спросил он хриплым от страсти голосом.

– Надеюсь, нет, – рассмеялась Флейм и, отодвинувшись от него, облизала губы. На них все еще был его вкус – Рис!.. – сказала она, весело блестя глазами.

Он покачал головой.

– Ох-ох-ох. Если мы с этого начнем день, то мы никогда отсюда не выйдем.

– Ты все испортил! – выпалила она и пошла к запертому ящику, в котором хранила эскизы. – Вот они. – Она разложила все свои работы перед ним и стала молча наблюдать, как он сосредоточенно их рассматривает.

Он отметил техническую правильность рисунков и лишь потом стал смотреть с точки зрения формы и силуэтов. Камни, хорошо знакомые ему в первозданном виде – тяжелые, грубые, тусклые, – на рисунках становились произведением искусства. Хвост павлина из изумрудов и аквамаринов… Голова орла из янтаря, золота, оникса и агата. Рис рассматривал ожерелья, броши, кольца, серьги, колье, браслеты. Наконец он поднял голову и не мигая встретил ее взгляд.

– Они прекрасны, – просто сказал он. – Ты здорово продвинулась, нашла свой стиль. Это… – он перебрал листы, – именно Флейм Сирамор-Форбс!

Она кивнула, не в силах говорить, и молча убрала папку. Рис как деловой человек почувствовал сожаление: никогда, увы, эти работы не будут принадлежать его компании!.. Но тотчас отбросил эту мысль. Какого черта смешивать бизнес с любовью!

– Ты ведь поедешь со мной в Вудсток? – спросила Флейм. За завтраком она сказала это за него, не спросив. Но если честно, она и представить себе не могла, что он откажется. – Если у тебя нет других планов, естественно.

– Да, конечно, поеду, – почти с упреком в голосе ответил он и взял ее за руку…

Джастин полез в ящик письменного стола и вынул белый длинный конверт с королевским гербом. Молча он протянул его Скотту. Тот читал письмо со все нарастающим ликованием на лице.

– Мы его получили! – закричал он, быстро пробегая глазами последние строчки послания Софии Елены ди Маджори.

Ди Маджори сообщала, что после долгих размышлений, все взвесив, решила наградить «Альциону» заказом на изготовление праздничной коллекции в честь дня ее рождения. Дальше шел список старых, немодных уже украшений, которые следовало получить от нее и перечень того, что она хотела бы иметь в результате.

Быстро, жадно Скотт пробежался по списку и побледнел. Три диадемы, двенадцать ожерелий и колье с серьгами, браслеты и броши. Тридцать пар серег, двадцать колец, двадцать четыре браслета, десять брошей и множество предметов, включая пряжки к поясам, застежки для обуви, цепочки для дамских сумочек.

– Черт возьми! – воскликнул Скотт, и его акцент кокни от возбуждения стал еще заметнее. – Это должно стоить миллионы!

– Девять с половиной, если точно. Это ведь указано в конце списка, – равнодушно бросил Джастин.

– Странно, но ты не кажешься счастливым?! Когда ты получил это письмо?

– Вчера.

– Так почему не прыгаешь от радости?

– А ты почитай снова. Как следует.

Скотт прочитал и сразу все понял. София четко объясняла причины выбора «Альционы». Она упомянула не только безупречную репутацию фирмы, ее международный престиж, опыт, талант ювелиров, но и указала на растущую популярность дизайнера, являющегося владельцем половины «Альционы», – леди Сирамор-Форбс. Ди Маджори видела вещи Флейм, сделанные для друзей Джульетты. Старуха явно постаралась довести до сведения Софии, что новая коллекция Корральдо, завоевавшая успех, работа ее правнучки.

Итак, София хочет, чтобы Флейм сделала большую часть рисунков. Контракт будет подписан лишь после того, как заказчица увидит и одобрит эскизы.

– Это… создает некоторые трудности, – проговорил наконец Скотт, понимая, насколько приуменьшает проблему.

Джастин стоял у окна, прямой, как будто проглотил шомпол.

– Судебная тяжба невозможна. Малейший шум, и эта итальянская сука слиняет. – Информация, что «Альциона» получает контракт, уже просочилась. Если они вдруг потеряют его…

– Думаешь, Флейм знает? – задумчиво спросил Скотт. – Поэтому она решила сегодня поехать в магазин?

– А почему же еще? – холодно улыбнулся Джастин.

Скотт медленно сложил письмо и вернул Джастину.

– Что теперь?

Джастин снова повернулся к окну.

– Ждать. Я найду способ, как ее сломать. Разве до сих пор я не находил выхода в любой ситуации? – вкрадчивым голосом добавил он.

Скотт вспомнил о несчастном случае с Малколмом Сирамор-Форбсом. Он с трудом удержал дрожь. Спина похолодела.

– О'кей, Джаззер, как скажешь. И Скотт быстро вышел из комнаты.

Дела явно выходили из-под контроля!..


Флейм и Рис припарковались в городе и пошли к магазину. Здание было старое и, казалось, с усталой снисходительностью, накопленной веками, взирало на мир. Сердце Флейм переполнилось гордостью: оно выглядит так по-британски!

Витрина за стеклом была скромной и классической. Черный прекрасный бархат закрывал подоконник, и на единственной подставке из черного мрамора покоилось прекрасное бриллиантовое колье. Этот магазин – ее будущее. «Корральдо» не для нее, на «Ридекс» она не может работать. Но сможет ли она соответствовать уровню своей компании? У мастеров, что за этим элегантным фасадом, опыт столетий. Как они отнесутся к ее эскизам? Эскизам молоденькой американской выскочки?

Рис ласково положил руку на ее плечо, желая придать ей смелости. Взглянув в его серые глаза, увидев ласковую улыбку, Флейм покраснела от стыда за свою нерешительность и, глубоко вздохнув, открыла дверь своего будущего.

Каким бы оно не оказалось…


ГЛАВА 21


Уолт Мэттьюз понравился Флейм сразу. Он приехал в Вудсток поздравить сотрудников с новостью о контракте Софии ди Маджори и удивился, что никто про это еще не знает. За многие годы своего вынужденного попечительства он усвоил одно: компания, которая не расширяется, ненадежна. Только стойкость сотрудников сумела удержать ее на плаву. Ну и скромный талант Уолта.

Почти два десятка лет Уолт занимал особенное положение в компании, но никогда им не злоупотреблял. Под его умелым руководством никаких перемен не произошло, но зато и компания не утратила своего имиджа за годы, прошедшие после смерти Джессики. Однако, признавал он, больших доходов она не приносила. Когда Джастин Сирамор-Форбс прошлой весной сообщил, что оставляет Оксфорд, чтобы взять на себя общее руководство компанией, Уолт обрадовался и встревожился.

Впрочем Уолту незачем было тревожиться. За время правления Джастина «Альциона» изменилась. Лондонский магазин продал больше дорогих ювелирных украшений, чем какой-нибудь другой, включая и магазины крупных компаний. Квартальный доход получился внушительным. Возникли планы увеличить на двадцать процентов экспорт, к тому же компания выиграла один из самых престижных и многообещающих заказов за последние десятилетия… Все это производило впечатление. Развитие шло очень быстро, иногда Уолт задумывался, не слишком ли быстро. Мальчик явно рвался к успеху, но не рискует ли он, добиваясь таких результатов?

Несмотря на все это, Уолт не возражал против руководства Джастина. Да и как он мог возражать? Он лишь надеялся, что Альциона Сирамор-Форбс приедет из Америки и заявит свои законные права на наследство. Поэтому он не только удивился, но и испытал облегчение, когда в разгар праздника пришел взволнованный менеджер и сообщил, что леди, владеющая половиной компании, в данный момент в магазине и изучает бумаги.

Уолт узнал ее тотчас. Это была леди Джессика в молодости. Достаточно было одних волос, чтобы убедить Уолта в этом. Он подошел к ней, протягивая свою ручищу.

– Привет, леди Альциона. Я Уолт Мэттьюз. Может, вы слышали обо мне?

Флейм улыбнулась с искренним удовольствием.

– Пожалуйста, зовите меня Флейм. Конечно, я слышала. Прабабушка Джессика сделала вас доверенным моей доли. Я бы хотела поблагодарить вас за все. Я очень жалею, что мы не встретились раньше.

– Ну что ж… Вы появились как раз вовремя. – Он указал на дверь за своей спиной. – Мы все уже выпили шампанского!.. – Он с любопытством посмотрел на Риса.

Флейм заморгала.

– Не волнуйтесь, – засмеялся Уолт, чувствуя себя легко с молодой красавицей. – Это по случаю получения контракта с ди Маджори я угостил всех шампанским. Вы ведь не сердитесь, правда? Обычно они старомодно сдержанны, вы бы никогда не увидели их такими веселыми и благодушными, как сейчас!..

Флейм ухмыльнулась.

– Конечно нет. Я ничего не имею против. Но что именно вы отмечаете?

Уолт уставился на нее.

– Вы тоже не слышали?

– Чего?

Флейм почувствовала, как улыбка сползла с ее лица. Она поглядывала на дверь, из-за которой доносилось приглушенное веселье.

– «Альциона» выиграла контракт Софии ди Маджори.

Флейм ахнула.

– Он стоит почти десять миллионов. – Уолт улыбнулся.

Рис шагнул и обнял ее, поймав на себе внимательный взгляд Уолта Мэттьюза.

– Поздравляю, – шепнул он Флейм на ухо. Потом протянул руку Уолту Мэттьюзу и представился: – Рис Декстер.

Уолт, конечно, сразу понял что к чему: на него произвел впечатление и сам мужчина и то, что стоит за ним!.. Он изучающе посмотрел на Флейм, та покраснела. Рис улыбнулся, и Уолт встревоженно обернулся, когда новый взрыв веселья донесся из-за двери. Что бы подумал заказчик, зайди он в этот момент?

– Лучше пойти и успокоить их, – слегка виновато предложил Уолт. – Если бы я знал, что приедет босс, я никогда бы не стал угощать их шампанским. Пожалуйста, не думайте, что они всегда такие. Когда вы их увидите, сами поймете. Ну что, пойдем?..

Когда они зашли в рабочую комнату, Уолт поднял руку и все затихли. Он очень просто представил Флейм:

– Джентльмены, это наш второй босс. Леди Альциона Сирамор-Форбс. Ваше сиятельство, это элита Вудстока.

Красные лица, белые лица, простоватые и хитрые, оценивающе уставились на нее. Флейм увидела полбутылки шампанского. Она подняла ее, посмотрела. В комнате воцарилась тишина. Оглядев пожилых людей, которые явно забеспокоились, она улыбнулась.

– Хорошо, по крайней мере, что мне оставили!

Уолт рассмеялся, и напряжение спало. Ей тут же нашли бокал. Флейм подняла бокал и произнесла краткую речь, немного бессвязную, но главная мысль была ясна: она рада оказаться в «Альционе», в прекрасной компании с замечательными мастерами своего дела. Она поздравила их с контрактом Софии ди Маджори.

Следующие три часа она знакомилась лично с каждым. Рис из этой поездки извлек много полезного для себя. Самое большое впечатление на него произвел Гюнтер Восс. Он много бы дал, чтобы заполучить в «Ридекс» такого работника.

Флейм была удивлена и тронута тем, что они знали ее работы. Сет даже описал колье, которое она сделала для английской графини. Они хвалили ее вещи.

Флейм смущенно благодарила их за похвалы.

– Я новичок в этом деле, я не училась специально…

– Талант дается Богом, – торжественно произнес Гюнтер Восс.

– Послушайте меня, – сказал Уолт и преподнес ей второй сюрприз за день. – Все, что вы делаете, вы должны делать как следует. Иначе леди София не будет настаивать на вашей кандидатуре официального дизайнера…

– Что? – воскликнула Флейм, словно оглушенная взрывом гранаты, ее руки застыли на броши, которую она рассматривала. – Она хочет, чтобы я стала дизайнером ее коллекции?

– До того, как ваш брат взял руководство в свои руки, компания существовала очень спокойно. Но идеи Джастина оживили все дела, он раздобыл контракт: показал наши изделия, рассказал о планах экспорта… Но ди Маджори выбрала нас не только благодаря вашему брату, но и, конечно же, из-за ваших работ!

– Я… я и не знала, – пробормотала Флейм смущенно и благодарно.

Конечно, она могла бы стать главным дизайнером, но тогда вся ответственность за успех или провал этого дела целиком и полностью ляжет на нее!.. А вдруг Софии не понравятся ее рисунки? Или она не успеет вовремя? Флейм в панике посмотрела на Риса. Он подошел и взял ее похолодевшие руки в свои.

– Не беспокойся, ты сумеешь. – Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. – Ты все сможешь!


Когда они вернулись, Джастин сразу почувствовал перемену. Он сидел в охотничьей комнате и чистил ружье. Ружье фирмы «Пердэ» стоило пятнадцать тысяч фунтов. Оно было великолепным. С серебряной насечкой на металле, с роскошной деревянной инкрустацией на ложе – настоящее произведение искусства. Смазывать и чистить его давно вошло в привычку Джастина. Он расслаблялся за этим занятием, успокаивался.

Когда Флейм вошла, Джастин медленными любовными движениями чистил шомполом ствол. Он поднял глаза и посмотрел на сестру.

– Привет. – Она поспешно отвела взгляд от оружия и сказала: – Извини, что помешала… Сегодня я встречалась с Уолтом Мэттьюзом.

– О? – Джастин отвернулся на мгновение, щелчком закрыл ружье, и Флейм вздрогнула, похолодев. – Я и не знал, что он в городе.

– Он был там, чтобы поздравить мастеров с контрактом ди Маджори.

– Ну и что мастера сказали по этому поводу?

Флейм вспылила. Она и так слишком долго потакала Джастину. Пора бы дать ему ясно понять, что она не только собирается остаться в Англии, но и претендует на «Альциону».

– Они, конечно, очень довольны. Но Уолт удивлен, что ты не сказал мне об этом!

Джастин потянулся за полиролью и принялся протирать серебряные детали.

– Стало быть, он украл у меня сюрприз для тебя, – скучным голосом сказал Джастин, и Флейм поняла, как сильно он разочарован.

– О черт, об этом я даже не подумала, – призналась она с сочувствием. – Ты так постарался ради этого контракта… Конечно, ты должен был объявить о нем. Но я уверена, Уолт не собирался…

– Копать под меня? – подбросил Джастин словечко.

Уперев ружье в пол, Джастин осматривал ствол. Флейм инстинктивно шагнула к нему.

– Осторожно! – крикнула она, а когда Джастин посмотрел на нее, прикусила губу, почувствовав себя дурой. – А вдруг оно выстрелит?

– А, ну конечно!

– Ты, разумеется, умеешь с ним обращаться, – пристыженно проговорила она. – Собираешься пострелять?

– Да нет, просто я содержу его в чистоте. Оно стоит больше пятнадцати тысяч.

Флейм побледнела и кивнула. Как мало она знала о жизни брата. Вообще об английском стиле жизни. Уже в дверях она остановилась и, исполненная решимости сделать то, за чем пришла, тихо спросила:

– А почему все-таки ты мне ничего не сказал о заказе, Джастин?

Джастин изобразил удивление.

– Я думал, ты знаешь. Как представительница семьи Корральдо. Они ведь все узнают первыми!..

Флейм все стало совершенно ясно. Несколькими словами Джастин отстранил ее, сделал чужой, соперницей, человеком, принадлежащим другой, итальянской ветви семьи!..

– Но зачем нам воевать, Джастин? Мы с тобой можем успешно сотрудничать. Ты доказал, насколько талантлив как бизнесмен. Уолт очень высоко ценит твои заслуги. Я была бы совершенно счастлива возглавить творческую сторону дела. Я могу рисовать, ты продавать. Неужели это хуже, чем ссориться?

Джастин снова склонился над ружьем, давая ей понять, что она может уходить. И она ушла, удрученная и опечаленная.

За дверью ее руки внезапно кто-то коснулся. Она вздрогнула и, резко обернувшись, увидела Скотта.

– Мне надо с вами поговорить. Это важно, – сказал он горячо.

Флейм вздохнула и кивнула в сторону библиотеки. Через открытую дверь гостиной Рис увидел, как они исчезли там. Его глаза стали задумчивыми.

– В чем дело? – тотчас спросила Флейм, когда они вошли в библиотеку.

– Я насчет Джастина, – сказал Скотт. – Вы знаете, что он считает «Альциону» законно своей?

– Знаю, – проговорила она печально. Она не обратила внимания, что дверь до конца не закрылась. – Но сейчас, когда получен контракт ди Маджори, важнее всего прекратить глупую борьбу.

Прежде чем она договорила, Скотт покачал головой.

– Слишком поздно. Джастин все подготовил к тому, чтобы вызвать вас в суд. У него есть даже сочувствующий ему судья.

– Но почему? Чего он этим добьется?

– Он хотел бы, чтобы шумиха, которая начнется, заставила вас продать свою половину. Он готов расстаться с миллионами, чтобы выбросить вас с матерью из своей жизни. Вот как сильно он ненавидит вас!

– А чего ради вы рассказываете мне об этом, Скотт? – подозрительно спросила она. – Вам-то что?

Скотт напряженно обдумывал ответ. А потом уловив движение за дверью и догадавшись, кто подслушивает – Декстер! – он ответил:

– Я неверно воспринимал вас, да? Все это время Джастин твердил мне, какая жадная и хитрая сучка его сестра. Но вот теперь…

Рис слушал, ожидая, когда Флейм поставит его на место. Он начал улыбаться, заранее предвкушая…

– Все это время я был на стороне Джастина, – продолжал Скотт, рассчитывая на уши Декстера. – У Джастина нет против вас никаких шансов. Так ведь? – сказал Скотт, стараясь держать ее спиной к двери. – Признайтесь, вам понравился маленький, не слишком презентабельный, на первый взгляд, магазинчик, который так и дышит богатством! Вы играете с нашим другом «Ридексом» на случай, если что-то пойдет не так, тогда вам будет куда отступать! Должен признаться, вы настоящий делец!

Флейм в ужасе смотрела на него.

– Скотт, вы сумасшедший! – сказала она сердито.

Ее слова отчетливо донеслись до Риса, продолжавшего улыбаться. Он слышал телефонный звонок и что-то сказанное Чамберленом, но слишком занятый ожиданием, когда наконец Скотт Тейт выведет Флейм из терпения, не обратил на это особого внимания. Чамберлен осторожно кашлянул у него за спиной, и Рис быстро повернулся. Пойманный на подслушивании дворецким, он почувствовал себя виноватым.

– Вас к телефону, мистер Декстер, Австралия. Какое-то неотложное дело.

Тем временем в гостиной Флейм изо всех сил пнула по ноге Скотта и испытала огромное удовольствие, услышав его вой.

Рис, поднимая трубку, тоже услышал это и рассмеялся. Но через минуту его веселье исчезло. На одной из опаловых шахт Декстеров произошел обвал. Информация была противоречивой и неточной. Рис дал несколько коротких указаний и положил трубку. Он сразу же побежал по лестнице к себе в комнату, быстро упаковал вещи и нацарапал торопливую записку Флейм. Если кто-то из рабочих в завале…

Флейм услышала, как под окнами с места сорвалась машина, выбрасывая гравий из-под колес.

Скотт, выглянув в окно, узнал машину и водителя. Он повернулась к Флейм.

– Я думаю, это Рис, – тихо сообщил он. – Не понимаю, почему такая спешка? – промурлыкал он. – Может, из-за того, что он узнал что-нибудь неприятное для себя, подслушивая за дверью?

Флейм повернулся, увидела приоткрытую дверь и вспомнила обвинения, брошенные Скоттом. Насчет того, что она хочет отнять компанию у Джастина. Что использует Риса. И она ничего этого не отрицала! Он может подумать… Ее сердце заныло, и холодная волна отчаяния охватила ее.

– Рис! – выдохнула она. – О нет, нет!..


ГЛАВА 22


Флейм бросилась в холл. Дом казался ужасно пустым, потому что Риса в нем не было. Тем не менее она побежала в его комнату и в отчаянии уставилась на пустой шкаф. Ничего не чувствуя, одеревенев, она подошла к окну. Глаза наполнились слезами. Почему он не подождал? Не дал ей объяснить? Если бы он поверил ей хотя бы еще раз!

Она не заметила, как Джастин прошел мимо открытой двери. Увидев опустевшую комнату Декстера, он остановился. С любопытством посмотрел, как содрогаются плечи сестры, потом заметил белый квадратик бумаги на столе. Любопытство взяло верх, он подкрался и сунул записку в карман. Потом незаметно вышел из комнаты. В своей спальне он быстро пробежал глазами текст:

Флейм, на одной из опаловых шахт произошел обвал. Я позвоню, как только приеду на место. Надеюсь, ты как следует проучила Скотта Тейта. Так держать, Ураганчик! Я вернусь, как только смогу. Я люблю тебя.

Рис.

Джастин горько улыбнулся. Как мило. Они были так уверены в себе, эти двое. Черт бы их побрал! Он решительно поборол гнев и, глубоко вздохнув, тщательно разорвал записку на мелкие кусочки и бросил их в корзину. Потом нашел Чамберлена и приказал: если станет звонить Рис Декстер и спрашивать леди Флейм, надо отвечать, что ее нет.


Венеция


Возвращение в Венецию было возвращением домой! Флейм оставила Равенскрофт в один день с Рисом. Ей очень хотелось уехать подальше от Джастина, следившего за ней со жгучей ненавистью. Она устала, дошла до отчаяния, а потом решила с головой окунуться в работу.

Надо тщательно изучить все, связанное с заказом Софии ди Маджори. Ни один эскиз не должен быть отвергнут. А для этого придется изучить вкус известной клиентки. Что ей нравится, что нет. Любимые цвета. Любимые фасоны. Любимые модельеры. Даже машины. Словом, все, что позволит составить представление о ее личности. Кто мог в этом деле стать ее лучшим помощником, как не Джульетта?!

Прабабушка встретила ее в аэропорту Марко Поло в классическом «бентли» пятидесятого года. Джульетта быстро поняла – что-то большее, чем просто бизнес, привело девушку в Венецию. А когда та стала тщательно избегать в разговорах даже упоминания имени Риса Декстера, Джульетта мудро улыбнулась. Но ни о чем не спрашивала…

Флейм внимательно слушала рассказы о Софии, обращая внимания на все, что могло оказаться полезным. Ага, у нее есть персидский кот дымчатого цвета. Так, что еще? Очень скоро Флейм поняла, что должно стать ключом к сердцу ди Маджори. Роскошь. Именно это она и попытается создать.

Девушка старалась отбросить все мысли о Рисе. Днем это как-то удавалось. Но ночью, рыдая в подушку, она думала только об одном: как вернуть его сердце?!


Сидя в большой гостиной, Джастин повернулся лицом к матери.

– Я уже говорил, я понятия не имею, почему уехал Рис, – повторил он вполне искренне. – Я думаю, он просто решил вернуться к делам.

Оуэн, сидевший на диване, ничего не сказал. Он намеренно не звонил к себе в офис с тех пор, как приехал в Равенскрофт. Он решил, что сейчас гораздо нужнее Франческе. Декстер-старший всерьез подумывал отойти от дел и приспосабливался к новой жизни. Но ему было непонятно, почему Рис так внезапно уехал?..

Джастин задумчиво смотрел на мать. Сейчас более чем когда-либо он был убежден, что есть смысл поиграть на чувстве вины Франчески.

– Я решил организовать вторую команду по созданию коллекции для ди Маджори. Знаю. – Он предостерегающе поднял руку, когда Франческа приготовилась защитить Флейм. – Знаю, предполагается, что Флейм должна сделать лучше. Но я пекусь об интересах компании. Если они с Рисом намерены ссориться и Флейм способна сорваться с места и лететь в Венецию, когда ей заблагорассудится, мне надо позаботиться о запасном варианте. – Он ссутулил плечи, устало провел рукой по лбу. – Признаю, я не творческая личность, но у меня в подчинении люди, которые зависят только от меня. Я должен им платить, а для этого компания должна работать. Я должен думать обо всем, учитывать все. Я не могу позволить себе полагаться на удачу или на слепую веру!

Франческа посмотрела на его усталую фигуру и прикусила губы. Может быть, Флейм не следовало уезжать в Венецию так внезапно? В конце концов, ведь это благодаря усилиям Джастина «Альциона» получила заказ?!

– Я уверена, Флейм справится. Она привезет хорошие эскизы, каро, – сказала Франческа, не заметив, как сын поморщился от ласкового обращения по-итальянски. – Тебе не стоит столько работать, дорогой.

Оуэн нахмурился. Ему не нравился этот разговор.

– Да, конечно, Флейм справится. Отличная мысль – поехать в Венецию. – Он решительно защищал ее. – Джульетта очень умная женщина. Она поможет ей понять вкусы Софии ди Маджори.

Джастин посмотрел на них и улыбнулся. Потом он сосредоточился на Франческе. Его взгляд как бы говорил: вот видите, вы все против меня! Сразу бросились на защиту своей драгоценной дочери!..

Франческа потянулась к нему, но он уже шел к двери. Она расплакалась.


Утром Флейм спустилась вниз в сером брючном костюме и в шелковой блузке перламутрового цвета: на этом фоне ее волосы выглядели еще более потрясающими. Джульетта обрадовалась, что девочка выглядит так элегантно и вместе с тем по-деловому, особенно учитывая, куда они собирались идти.

На площади Сан-Марко Джульетта устремилась прямо к магазину Корральдо. Флейм не отставала ни на шаг. При виде витрины магазина ее глаза стали совершенно круглыми. На темном бархате лежали ее работы!..

– Знаменитая осенняя коллекция Корральдо, – весело сообщила Джульетта. – Так, на случай, если ты начнешь вдруг сомневаться в своих способностях. А теперь, позволь мне указать на то, что понравилось Софии больше всего. Она рассматривала их на прошлой неделе. – Глаза Джульетты сверкнули, Флейм засмеялась:

– Грэнди, какая ты хитрая!

Джульетта показала на брошь: удивительно дерзкая, она дышала жизнью, хотя была решена в коричневой гамме – тигровый глаз, янтарь, оникс и дымчатый топаз.

– София заметила, что эта птичка вот-вот запоет, – сказала Джульетта, поворачиваясь к правнучке. – Видишь, как ты замечательно сделала? – Голос ее стал хрипловатым от переполнявших ее чувств. – Радуйся, что твой эскиз так хорошо переведен в изделие.

Флейм кивнула. Ее распирала гордость.

Джульетта позаботилась о том, чтобы все узнали имя автора. Флейм решительно забыла свой гнев на графа и сосредоточилась на главном. Итак, Софии понравилась маленькая певчая птичка. Почему? Внезапно ее осенило.

– Ты знаешь, а ведь почти нет ювелирных изделий на музыкальные темы. Ты говорила, она любит оперу, да?

Джульетта улыбнулась, очень довольная.

– Да, разумеется, милая. Она сама играет на флейте.

Флейм кивнула. Представила себе саксофоны из золота и серебра, томный силуэт скрипки…

– А может ли она быть экстравагантной? Эпатировать свое окружение?

Джульетта рассмеялась.

– До неприличия. София первой стала носить прозрачные блузки, когда они только появились. Какой поднялся шум!

Джульетта пустилась в воспоминания, Флейм кивала, а в голове проносились всякие мысли.

Итак, София способна перейти грань… Очень интересно. Флейм погружалась в мир камней, уходя от реальности, но в этом уходе ее сопровождал образ Риса Декстера, то и дело проплывая перед мысленным взором. О, Рис!..

Джульетта услышала тяжелый вздох девушки и нахмурилась. Она очень гордилась своей правнучкой, такой стойкой и упрямой. Видимо, что-то не заладилось у них с тем огромным приятным американцем. Джульетта очень надеялась, что они с этим справятся. Флейм молода и слишком красива, чтобы долго оставаться без мужчины…


Рис позвонил Оуэну в тот же день, чуть позднее, и отец узнал про обвал. Он хотел тут же лететь в Австралию, но сын отговорил его – делу ничем помочь нельзя!..

– Самое худшее то, что это произошло на рассвете во время пересменки. Мы не знаем, сколько человек оказалось внизу, в шахте. Дежурному известно число ушедших в ночную смену, но, сколько там из дневной, он не знает. Несколько человек в состоянии шока уже отправили в больницу. Но цифры очень противоречивые…

Оуэн мрачно слушал.

– Держи меня в курсе, сын, – тихо попросил он, хорошо понимая, что действительно ничем не может помочь Рису. – Будь осторожен.

– Буду. Да, отец, у нас еще проблема. – Он рассказал о подслушанном плане Джастина вынудить Флейм и Франческу продать ему свою долю. Потом, сославшись на неотложные дела, простился. Оуэн пообещал проследить за всем в Равенскрофте.

Очень взволнованный, он положил трубку и стал молиться о спасении шахтеров. За Риса он не беспокоился. Ему, конечно же, хотелось быть рядом с сыном, но – он глубоко вздохнул – у него и здесь полно дел!

Оуэн расправил плечи и пошел искать пасынка на конюшне или в кабинете, потому что только там Джастин чувствует себя свободно…

Джастин сидел в кабинете. Декстер-старший вошел и плотно закрыл за собой дверь, не желая, чтобы кто-нибудь их подслушал: похоже, дело приобретает дурной оборот.

Молодой человек поднял глаза, и его лицо мгновенно стало непроницаемым, как только он увидел отчима. Оуэн подошел к заваленному бумагами столу и кивнул.

– Джастин, только что позвонил Рис.

– Ну?

– Он рассказал мне о твоих планах судиться с Флейм, – продолжал он все тем же спокойным тоном.

– Это не… – начал было Джастин.

Но Оуэн, привыкший решать неприятные вопросы быстро и решительно, молча поднял руку.

– Я хочу, чтобы ты сразу понял, Джастин, я не позволю тебе шантажировать ни сестру, ни мать, заставляя их делать то, чего они не хотят. Ясно?

Джастин медленно откинулся в кресле, швырнул ручку на папку, материалы которой изучал.

– Не думаю, что мои дела в «Альционе» вас как-то касаются, – спокойно заявил он. – Буду вам весьма признателен, если вы не станете соваться в мои дела! – В голосе Джастина зазвучала угроза.

Оуэн не собирался обращать внимания на такого рода предупреждения.

– Джастин, не совершай ошибки! Если ты станешь нападать на Флейм и Франческу, это значит и на меня. Живя здесь, в этом большом доме, где люди называют тебя «милорд», ты считаешь себя человеком избранным. Но ты просто человек, Джастин. Никогда об этом не забывай, – предупредил Оуэн, моля Бога, чтобы смысл его слов дошел до пасынка. – Я тоже богатый и влиятельный человек, не заставляй меня использовать ни того, ни другого против тебя. Ради Франчески, твоей матери, если не ради себя, – добавил он, и голос его при упоминании о жене смягчился.

Джастин почувствовал боль, как будто его ударили в солнечное сплетение. Почему все всегда ополчаются против него?! Что он такого сделал, за что даже собственный отец ненавидел его? А так называемые друзья только использовали. Чего же в нем, в Джастине, нет? Даже Флик… Нет, не надо думать ни о чем таком, подобные мысли только мешают…

Джастин заставил себя равнодушно пожать плечами.

– Я отлично осознаю силу вашей власти, дражайший папочка, – тихо сказал он.

Оуэна бросило в холодную дрожь, но он стойко выдержал взгляд Джастина.

– Если бы ты научился ценить то, что у тебя есть, ты был бы намного счастливее. – Печаль и усталость звучали в голосе Оуэна. – Тебя любит мать. Ты красивый. У тебя прекрасный дом, дело! Все, чего только может желать настоящий мужчина. Не позволяй жажде мести увести тебя с истинного пути, не рискуй всем!..

Глядя в спину выходящему из комнаты отчиму, Джастин уже продумывал, как избавиться от этой последней угрозы. Один способ показался ему самым верным.

Через два дня, крадучись, он вышел из дому ночью с изящной пилкой в руке. Тихо и осторожно он подпилил тормозные колодки у «мерседеса» Оуэна. Чуть-чуть. Чтобы они дали трещину, которая день ото дня медленно станет расширяться. А к тому времени, когда они лопнут, Флейм уже вернется из Венеции…

Он вернул пилку в маникюрный прибор и положил его на место. Именно его найдут следователи, когда станут разбираться с несчастным случаем на дороге!

А если ему повезет, то в машине с Оуэном будет и Франческа…


ГЛАВА 23


Джастин лежал на узкой односпальной кровати, уткнувшись подбородком в сгиб локтя. Совершенно голый, он неотрывно следил за рукой девушки, расстегивающей большие белые пуговицы на дешевом летнем платье. Она была выше большинства девиц, с которыми он переспал, темноволосая, с длинными стройными ногами и маленькими торчащими грудями. Блестящие карие глаза были прикованы к его лицу.

Сердце девушки тяжело бухало в груди. Эрин Лейси жила в деревне Бранстон по соседству с Равенскрофтом. Ей исполнилось девятнадцать лет. Она, разумеется, знала графа, а кто его не знал? Сколько раз, думала Эрин с волнением, они с подругами хихикали, мечтая «поиграть» с графским сынком, златовласым Адонисом, который в школьные каникулы лихо скакал на лошади по окрестным полям? Но кто мог себе представить, что именно ей, Эрин Лейси, так повезет?

Она немного нервничала. Как это у него получается, что даже голый он выглядит таким значительным и элегантным? Невероятно, но одним своим присутствием он превратил ее маленькую спальню в совершенно безвкусную нору. Наверное, все дело в его глазах. Когда она смотрела в голубые глаза Джастина, она словно переселялась в другой мир, доселе неизведанный. Эрин ощутила, как в животе у нее что-то скрутилось. Она смотрела на него, и уже это возбуждало ее с невероятной силой. Такого у нее не было ни с кем. Наконец, закончив раздеваться, она робко повернулась к нему.

– Ты красивая, – сказал Джастин, словно констатируя нечто само собой разумеющееся. – Иди сюда.

Эрин быстро подошла к кровати, потом, поколебавшись, остановилась, глядя на Джастина сверху вниз. А Джастин смотрел на нее, медленно приподнимая бровь. Девушка вспыхнула и смутилась. Джастин улыбнулся.

– Ты не хочешь погладить меня, Эрин?

– Конечно, хочу. Ты такой красивый… – возбужденно проговорила она.

Джастин улыбнулся, взял ее руку и поднес к своей груди. Эрин зачарованно следила за его рукой, а когда он убрал ее, продолжила уже без его помощи. Джастин вздохнул. У него давно не было женщины. Как хорошо, что его власть хоть в этой сфере осталась непоколебимой.

– Гм… Приятно, Эрин. – Он откинулся на спину, предлагая себя.

Медленно, осторожно Эрин добралась до сосков, сперва потерла их, потом накрыла ладонями. Она почувствовала, как изменилось его дыхание, каким глубоким оно стало. Девушка ощутила свою власть над графом, ее сердце замерло от удовольствия. Руки Эрин задержались на его гладком животе, а взгляд опустился ниже, к торчащему, огромного размера члену, твердому и совершенно готовому!..

Подбородок Джастина напрягся от желания, лицо побледнело, глаза заблестели голубым пламенем. Эрин никогда не видела мужчину, настолько красивого в предвкушении… Он медленно сел и очень умело поцеловал Эрин. Она сразу подалась к нему.

– Поцелуй меня сюда, – Джастин коснулся рукой впадинки под подбородком, и она с готовностью подчинилась.

– Теперь сюда. – Он дотронулся до ключицы, и ее губы немедленно последовали за его рукой.

– Сюда! – велел он и притянул ее голову к груди.

Он стиснул зубы, когда Эрин прихватила сосок. Джастин медленно откинулся на кровати и, широко открыв глаза, уставился в потолок.

Без всякой подсказки девушка перешла к другому соску, потом, когда он слегка надавил ей на голову, опустилась ниже. Джастин остановил ее возле пупка, она послушно засунула в него маленький розовый язык. Джастин ощутил, как дрогнули его бедра. Он закрыл глаза, стиснув зубы, приказывая себе не проронить ни звука. Ни единого. Мягко, поскольку он не знал, насколько опытна девушка, он подталкивал ее голову ниже. Она поняла, чего он хочет, и положила руки ему на бедра. Джастин задрожал. Нащупывая путь, она лизала шелковистую кожу бедер, потом уткнулась носом между ног. Он обхватил ее ногами, помогая ей. Она крепче стиснула его бедра руками и с удовольствием принялась лизать его возбужденную плоть. Джастин запылал огнем. Он упорно смотрел в потолок, а подбородок заныл от того, как сильно он стиснул зубы. Понимая, что ему долго не выдержать, он поднял Эрин, поставил на колени над собой и посмотрел ей прямо в глаза. Прочтя на ее лице возбуждение и предвкушение наслаждения, к ее невероятному изумлению, он снова откинулся на спину.

– Ты не хочешь? Ну… Понимаешь… – пробормотала она, удивляясь, почему он не перевернул ее на спину и не вошел в нее.

– Конечно, хочу. А разве ты меня не хочешь?

Эрин озадаченно смотрела на него, потом, проследив за взглядом Джастина, поняла, чего он от нее хочет. Никогда ни один мужчина еще не предлагал ей такого. Заинтригованная, обрадованная, немного волнуясь, она осторожно, словно боясь повредить себя, опустилась на него сверху. Но, слава Богу, ничего страшного не произошло. Она начала двигаться, сама выбирая ритм, и почувствовала невероятное наслаждение. Эрин очень быстро достигла кульминации. Посмотрев вниз, она увидела, как крепко Джастин ухватился за изголовье кровати, косточки на пальцах его побелели. Лицо с закрытыми глазами напряглось. Внезапно Эрин переполнилась состраданием к нему. Ей захотелось угодить ему, отблагодарить за то, что он выбрал именно ее. В маленькой убогой комнатушке, оклеенной бумажными обоями, он подарил ей целый мир. Другой мир. Она жаждала ответить ему тем же.

Джастин плотно закрыл глаза, еще крепче стиснул губы, думая о предстоящем удовольствии.

И об отце этой девушки. Джеке Лейси. Хозяине местного гаража…


Уже целую неделю Флейм жила в Равенскрофте; ее блокнот был полон сведений о Софии ди Маджори. Проанализировав все, что она узнала, Флейм решила заинтересовать клиентку использованием разных металлов при разработке эскизов нетрадиционных, так называемых игровых украшений. В классических вещах, конечно, будут преобладать золото и серебро.

Что касается самих камней, то для классических украшений она использует только драгоценные – бриллианты, изумруды, рубины, сапфиры, а также жемчуг. А все остальное Флейм решила сделать из аметистов, бирюзы, опала, берилла и агата. О синтетических она даже не думала, София их терпеть не могла… Правда, Флейм не отвергала и янтарь, и кораллы, и аквамарин, и хризопраз… А в лунный камень она просто влюбилась – за его молочный, таинственный цвет! Подумывала она и об использовании сердолика и сардоникса…

Ди Маджори, как узнала Флейм, увлекается астрологией, ее камень – аметист, один из самых любимых камней самой Флейм. Поэтому несколько вещиц неплохо было бы связать со знаками Зодиака и не только самой Софии, но и ее мужа и дочери, которые, к счастью, рождены под другими знаками.

Узнав, что София заинтересовалась брошью с эмалью, она придумала несколько вещей, сделанных в этой технике, с использованием лазурита. В музее Виктории и Альберта[5 - Национальный музей изящных и прикладных искусств всех стран и эпох в Лондоне.] как раз проходила выставка работ большого мастера эмалей Фаберже, которую Флейм обязательно собиралась посмотреть.

Она сидела в библиотеке, когда услышала, как внизу остановились две машины. Флейм выглянула в открытое окно. Из одной вышли мать и Оуэн, из другой Джастин. Когда она выбежала в холл поздороваться, до нее долетел обрывок разговора.

Франческа говорила:

– А почему бы нам завтра не поехать в Бьюли[6 - Усадьба лорда Монтегю в графстве Гэмпшир; известна крупным частным музеям автомобилей старых марок.], дорогой? Ты ведь обожаешь старые машины.

Оуэн ответил:

– О'кей. Но лучше на твоей. У меня что-то плохо схватывают тормоза.

Джастин вдруг вклинился в разговор, что на него было совершенно не похоже.

– В Бранстоне есть хороший механик, Лейси, – сказал он.

Флейм пошла за ними в голубую гостиную и плюхнулась в глубокое кресло. Франческа взволнованно посмотрела на дочь. Она похудела и осунулась после отъезда Риса и выглядела очень усталой.

– Джастин, хочешь посмотреть, что я сделала? – спросила Флейм, заставив брата посмотреть на нее. – Я ничего не имею против, если ты мне что-нибудь подскажешь. Подвеску с эмалью ты очень хорошо придумал!

– Очень рад, что тебе понравилось, – весело отозвался Джастин.

– Может, нам устроить вечеринку и отметить заказ? – словно рассуждая вслух, спросила Флейм. – Мы бы пригласили всех сотрудников «Альционы». И даже прессу.

– Хорошая мысль, – поддержала Франческа.

Но Джастин прервал ее:

– Это не принято в Англии.

Все умолкли, и тогда вдруг Флейм, смутившись и разозлившись, с вызовом заявила:

– Джастин, старые привычки уже в прошлом! Нужна реклама, паблисити, нам необходимо афишировать наш успех. Покупатели должны знать о нашем существовании!

– Когда ты торгуешь газировкой, очень может быть, – ехидно заметил Джастин. – Но у «Альционы» свой имидж, не позволяющий ничего подобного. Все кому надо уже знают о нашем контракте. А афишировать такую новость с помощью вечеринки, значит вызвать только злобу. Мама, ты ведь когда-то жила здесь. Попытайся ей объяснить!

Франческа, сбитая с толку, перевела взгляд с сына на дочь. Она понимала обе точки зрения. Но впервые Джастин о чем-то попросил ее, могла ли она отказать ему?

– Джастин прав, Флейм. Почему бы нам не организовать праздник по окончании работы? Я уверена, София с удовольствием наденет самые лучшие вещи, чтобы показать всем. Тогда мы сможем пригласить прессу, составим заранее список гостей… Устроим прием в Лондоне в одном из больших отелей! Что скажешь, дорогая?

Флейм, увидев мольбу в глазах матери, согласилась.

– Конечно. Можно сделать и так. Я беру это на себя. Согласен, Джастин?

Она посмотрела ему в глаза, желая удостовериться, что хоть таким образом, но ей все же удалось настоять на своем.

Джастин улыбнулся и сказал:

– Ну конечно, это будет исключительно твоя вечеринка!

На секунду Флейм похолодела, а Джастин спокойно подал Оуэну стакан с лимонадом. Позднее, гораздо позднее Флейм вспомнит эти слова…


Даже в тени было больше сорока градусов, а Рис напился. Никого из рабочих под землей не оказалось, слава Богу, и на шахте все пришло в норму. Рис сидел в таверне Кулаборры, забытой Богом дыры в глубине Австралии, и время от времени вытирал рукой вспотевший лоб. Бурбон, конечно, нельзя пить в такую жару, но ему плевать. Сегодня ему на все плевать! На нее тоже. На Флейм! Почему она не позвонила ему? Почему ее никогда нет, когда он звонит? А она так нужна ему. Он чувствовал, как его тянет к ней даже сейчас, когда она так бесконечно далеко от него. Ночью нагло влезает в его сны! Днем мешает сосредоточиться!..

После случая на шахте ему казалось, что его пропустили через мясорубку. Рис беспокоился о Флейм, чувствовал себя виноватым в том, что оставил ее. Он еще раз мрачно приложился к бутылке. Когда он работает до изнеможения, он себя лучше чувствует. Но теперь он понял: только ее поцелуи, теплое, удивительное тело и нежный голос способны привести его в нормальное состояние. Больше ничего!

Черт бы ее побрал! Почему она не звонит?


Оуэн сбросил скорость, увидев впереди трактор и удивляясь себе, почему он не испытывает желания обогнать эту громадину. Он усмехнулся: да, в Англии он расстался с агрессивной американской манерой вождения. Его «мерседес» тихонько мурлыкал, следуя за неспешным трактором. Оуэн поймал себя на том, что и сам напевает какую-то мелодию, он даже улыбнулся черно-белой собаке, смотревшей на него из кабины трактора.

Наконец трактор свернул на грязный проселок, и Оуэн прибавил скорость, идя на надежных сорока милях в час по извилистой дороге. Он отправился купить Франческе подарок на день рождения, что-нибудь оригинальное, что доставит ей удовольствие. Жена и падчерица остались дома, горячо обсуждая рисунки для Софии ди Маджори. Оуэн улыбнулся, ощущая в душе гармонию и радость…

Он увидел указатели, предупреждавшие о крутом повороте и плавно нажал на педаль тормоза. К его удивлению, однако, машина летела, никак не реагируя на эту попытку снизить скорость. Внезапно его охватил страх, он надавил сильнее, но педаль хлопала под ногой. Поворот быстро приближался. Оуэн переключил передачу на пониженную, но мотор лишь сердито зарычал. Он потянулся и выключил зажигание. Наступила жуткая тишина. Неожиданно на Оуэна снизошло странное спокойствие. Оценив ситуацию, он понял, что ему никогда не вписаться в поворот.

И не вписался…

Оуэн почувствовал, как ремень безопасности впился в грудь, когда машина ударилась о заграждение и свалилась в кювет, прежде чем перевернуться и встать на крышу. Мир Оуэна тоже перевернулся. Раздался скрежет металла, зеленый огонь полыхнул перед глазами. И все исчезло.

В душистом сентябрьском воздухе четыре колеса «мерседеса» медленно покрутились и замерли.


ГЛАВА 24


Самолет Риса приземлился в аэропорту Кидлингтона, ближайшем, где Флейм смогла найти достаточно длинную взлетно-посадочную полосу, позволяющую принять самолет Декстера.

Была полночь, когда Билл постучал к нему в дверь и сказал, что его срочно просят к телефону в пабе. Наконец-то она позвонила! Но нежный голос Флейм поверг Риса в состояние безумной тревоги. Даже теперь, несколько часов спустя, он точно помнил ее слова:

– Рис, слава Богу, наконец я дозвонилась до тебя. Я так долго ищу тебя… Рис, Оуэн…

– Отец? – Рис похолодел, его бросило в дрожь в жарком пабе.

– Что, сердце?

– Нет, Рис. Он… разбил машину.

– А он сам? Он жив?

– Да, его отвезли в больницу.

Сейчас, несмотря на ужасное беспокойство за отца, Рис все же ощущал какой-то прилив сил, оттого что она обязательно встретит его самолет.

Флейм действительно встретила его. Становилось темно, моросил дождик. Он смотрел, как она стремительно приближается к нему – в легком черном плаще, с огненно-рыжими волосами, развевающимися на ветру, и сердце его сжалось от любви. Когда она наконец подошла, он обнял ее, крепко прижал к себе, наслаждаясь теплом ее тела, ароматом волос и легким дыханием.

– Рис, я так рада, что ты дома, – прошептала она.

Он слегка отстранился от нее, и она увидела темные от усталости глаза. Его лицо, обычно спокойное, загорелое, было бледным от волнения.

– Как он?

– Держится. Пойдем в машину. До больницы отсюда минут двадцать езды.

Рис кивнул. Его мысли полностью переключились на отца. Они шли с Флейм, взявшись за руки, а когда пришлось отпустить его руку, Флейм вдруг ощутила какую-то странную пустоту.


Джастин работал в «Альционе», когда узнал об аварии. Франческа позвонила из больницы.

– Джастин, Оуэн…

Ее отчаянный голос заставил его крепче стиснуть телефонную трубку. Он смертельно побледнел, а трубка едва не треснула.

– О, Джастин. Его машина разбилась. Я больше ничего не знаю. Но все ужасно, Джастин. Я позвоню тебе позднее, хорошо?

Сердце Джастина дрогнуло.

– Да, мама, – сказал он и положил трубку.

Секунду он смотрел на стену, мысли путались. Несчастный случай не обязательно связан с тормозными колодками. А может, он не умрет? Джастин ведь не хотел его смерти?! Пускай бы сломал ногу… Но Франческа говорила так, что… Ужасно! Джастину вдруг стало нехорошо. Животный страх сдавил горло, в желудке творилось что-то невообразимое. Он кинулся в туалет, вбежал в кабинку, и, как только упал на колени, его тут же вырвало. Несколько минут его трясло. Позывы были похожи на рыдания. Грудь и горло болели, но рвота не прекращалась. Он уже даже не обращал внимание на дрожь, впившись руками в унитаз… Это нечестно! Он не этого хотел! А что, если?..

Вдруг дрожь прекратилась, он замер, словно окаменев. А если все раскроется? Образ темного, лишенного воздуха, мертвого подвала Равенскрофта всплыл в памяти Джастина. Он как будто снова оказался там… Ему десять лет. Для компании нет даже крыс. Только длинные ряды пыльных винных бутылок. Дверь грохнула и закрылась…

Внезапно Джастин услышал свой крик… Он застонал, с трудом поднялся на ноги, спустил воду и, перегнувшись пополам и держась за живот от боли, пошел к раковине. Джастин пустил холодную воду, ополоснул лицо, стараясь как можно лучше прополоскать рот. Наконец вытер лицо и руки и вышел из туалета.

Домой он ехал очень медленно.

Войдя в библиотеку, налил себе большую рюмку коньяка и отнес телефон к любимому креслу. Набрал номер.

Наконец на другом конце провода раздался голос.

– Офис Лейси.

– Добрый день. Позовите Эрин, пожалуйста.

– Минуту.

Ожидая, Джастин посмотрел в окно. Шел дождь. Хорошо. Для поздней картошки нужен дождь. Он услышал, как его пальцы барабанят по подлокотнику кресла и удивленно посмотрел на них. Глубоко вздохнув, услышал женский голос. Он взглянул на дверь. Но там никого не было. Тогда он внутренне собрался и…

– А, привет, Эрин. – Его голос, с радостью отметил он, звучит тепло и ласково. – Как дела, малышка?

– Джастин? – От взволнованного голоса девушки он поморщился. – Я так рада твоему звонку. Я уж думала, не позвонишь.

– Не дури! Я хотел бы снова встретиться с тобой, но у нас тут кое-что произошло.

– О, я знаю, – Эрин вздохнула. – Мне так жаль твоего отчима! Видел бы ты его машину! Сейчас в ней мой отец ковыряется.

– Мы не можем понять, как это вышло, – осторожно сказал Джастин. – Оуэн – прекрасный водитель.

– Я знаю, – сказала Эрин, страшно желая хоть что-то добавить. – Но ведь никаких других машин не было…

Джастин облегченно вздохнул.

– Да, мы хотим понять, что случилось. Вряд ли твой отец успел как следует осмотреть машину…

– Шутишь, что ли? Да он уже кончает! Он говорит, могли подвести только тормозные колодки.

– Колодки? – Джастин ощутил, как у него в горле все пересохло.

– Да, он говорит, они износились.

– Странно, – сказал Джастин. – Машина совершенно новая.

– Да и он тоже удивляется. Он не может понять, почему твой отец не приехал к нему раньше.

– Да, Оуэн говорил, что ему надо поехать к механику. Вот черт! Кто-то явился. Может, мама с новостями из больницы. Я тебе перезвоню. Хорошо?

– Конечно. Передай своей маме, что я тоже переживаю.

– Передам, – весело сказал Джастин и быстро положил трубку.

Он откинулся в кресле. Голова соображала быстро. Все складывается как нельзя лучше! Если Оуэн умрет, он сможет овладеть ситуацией. Декстер-старший уберется с его пути, а Рис, его бесценный названый брат, может быть, освободит его от проклятой сестры. Но если Оуэн выживет, тогда он сдаст полиции Флейм. Надо поработать с отцом Эрин как следует… Все хорошо, просто отлично! Но нельзя ошибиться во времени. Флейм должна закончить заказ ди Маджори, а деньги за работу осесть на банковском счете компании, прежде чем разразится скандал…


Оуэн, бледный и недвижимый, лежал на больничной кровати, весь опутанный трубками. Монитор нависал у него прямо над головой. Он казался таким беспомощным и маленьким на большой кровати, среди множества сложных приборов! Рис посмотрел на отца, и его сердце заныло. Флейм, увидев страдание в его взгляде, быстро взяла его под руку и сжала локоть.

– Врачи говорят, что у него сломаны четыре ребра. Но гораздо хуже дело обстоит с головой.

Рис кивнул.

– Он еще не приходил в сознание?

– Нет. – Франческа удрученно покачала головой.

Рис был потрясен, увидев, как она изменилась. Постарела, на лице появились морщины от боли и тревоги.

– Франческа, с отцом все будет в порядке. Он крепкий, я знаю. Он выдержит…

Слова, показалось ему, утонули в вате, и, будучи не в силах оставаться в комнате, Рис вышел, чтобы поговорить с доктором. Через несколько минут врачи коротко изложили ему ситуацию. Самое печальное – задеты участки мозга, отвечающие за память и координацию движений.

Рис вышел из больницы, пытаясь привести мысли в порядок. Он стоял на ступеньках под козырьком, глядя в дождливую ночь, когда услышал, как кто-то осторожно кашлянул у него за спиной. Он повернулся и увидел мужчину среднего роста со светло-каштановыми волосами, бледно-голубыми глазами, с усами и бородой морковного цвета.

– Простите за беспокойство. Вы сын мистера Оуэна Декстера? Меня зовут Айвор Оливер.

Рис протянул руку.

– Вы хотите что-то сообщить мне?

Он сразу перешел к делу и был вознагражден одобрительным взглядом: мужчина кивнул. Рис указал на дверь больницы. Они прошли в пустой холл, Оливер открыл портфель и вынул папку.

– За шесть дней до аварии ваш отец приходил ко мне в офис в Саммертауне. – Он протянул визитную карточку. На ней значилось: «Айвор Маклин Оливер, частный сыщик». Потом номер телефона. – Прежде, чем я покажу вам бумаги, я должен спросить кое о чем. Надеюсь получить прямой ответ.

Рис кивнул. Айвор несколько цинично улыбнулся и задал вопрос:

– Что вы думаете о Джастине Сирамор-Форбсе?

Рис ничуть не удивился такому обороту дела.

– Я думаю, у моего названого брата серьезные психические нарушения.

Айвор откинулся в кресле и медленно кивнул.

– Я бы пошел дальше. Я думаю, у него патологические наклонности.

Рис почувствовал, как это сообщение ударило его, прошло через кожу и засело внутри. Но лицо осталось невозмутимым.

– Полагаю, вам лучше показать мне, что вы обнаружили, – сказал Рис.

Айвор подал ему папку. Он наблюдал за Рисом, когда тот читал о попытке убить Джорджа Кэмпбелл-Бина, о странных обстоятельствах смерти последнего графа, сведения о методах воспитания сына, к которым прибегал Малколм. (Хотя у Айвора не было ученой степени или диплома по психологии, он слыл очень проницательным по части умственных расстройств.) Джастин часто менял женщин – похоже, для него это была соломинка, за которую он хватался, спасаясь от себя самого. Должно быть, ему слишком дорого обошлась потеря Флик Мейнвеаринг.

Рис перевернул последнюю страницу и закрыл папку. Его лицо ничего не выражало.

– Я согласен с вашими выводами. Я имею в виду Кэмпбелл-Бина.

Айвор кивнул и увидел, как Рис Декстер обернулся на дверь, за которой лежал его отец.

Айвор напрягся.

Значит, он тоже об этом подумал!.. Рис медленно перевел взгляд на мужчину, сидящего напротив него.

– А несчастный случай с отцом? Что вы думаете о нем?

– Я знаю, что никаких других машин на дороге не было. Я изучил место, говорил с полицией. Отец ваш был абсолютно трезвый. Сейчас машина в гараже. Кстати, Джастин недавно переспал с дочерью хозяина гаража, Джека Лейси, Эрин.

Рис заморгал, молча переваривая информацию, потом наконец спросил:

– Вы видели машину? – Голос его звучал спокойно, но перед глазами мелькали темные мушки. – Я хочу, чтобы вы ее осмотрели и проверили Джека Лейси.

Айвор кивнул. Он встал и, не пытаясь вернуть папку, молча вышел. Рис смотрел ему вслед. Ничто в лице его так и не дрогнуло. Только глаза опасно засверкали.


Через два дня Оуэн впервые открыл глаза и с недоумением стал разглядывать окружавших его людей. Удивился: что это за две красивые женщины? Почему они плачут? Еще больше удивился тому, что этот большой сероглазый мужчина называет его папой.

Не в силах ничего понять, Оуэн быстро закрыл глаза и заснул.

Врачи были довольны. Франческа взволнованна.

Оуэн будет жить!


ГЛАВА 25


Декстер-старший поморщился, когда в палату вошла медсестра.

– А вот идет кровопийца! – добродушно пошутил он утомленным голосом.

Медсестра взяла кровь из вены и подмигнула Франческе.

– Он всегда так боится?

– Всегда, – улыбнулась Франческа и посмотрела на мужа.

Оуэн все еще не вспомнил ее. Две недели прошло с тех пор, как он открыл глаза, и все это время Франческа то надеялась, то впадала в отчаяние.

Сначала, как и следовало ожидать, Оуэн был в полном смятении. Но Франческа, проводившая все дни рядом, рассказывала об их жизни. Помогали мелочи. Вчера она принесла немножко хереса, и он вспомнил свой любимый сорт. Она призналась, что именно поэтому она его и выбрала. Рис попросил прислать кое-какие вещи отца из Америки. Свадебные снимки с Клер, фотографии подрастающего Риса, вырезки из газет. Понемногу картина жизни восстанавливалась в памяти Оуэна…

Они все еще были для него незнакомцами, но он их уже полюбил. Оуэн вообще не мог себе представить, как это – проснуться и не увидеть доброго и красивого лица Франчески. Он чувствовал ее любовь и поддержку. Одно это, иногда думал он, помогает ему держаться. Он не помнил империи, которую создал, но это был человек из очень прочного материала. Его природа помогала телу. Врачи восхищались его стойкостью. Медленно, но он начинал понимать, что у него пропала лишь память, а глубокая любовь к сыну, жене и приемной дочери осталась при нем.

Когда медсестра вышла, на пороге появились Флейм и Рис. Они очень подходили друг другу. Высокие, стройные, красивые, вместе они смотрелись просто великолепно.

– Привет! – Голос Оуэна звучал все еще слабо, но уже увереннее, чем вчера. – Как дела в…

– «Альционе»? – подсказала Флейм. – Все прекрасно.

– Еще бы, – вставил Рис. – Она работает, как одержимый Пикассо, день и ночь. Она меня с ума сведет!

– Я принесла рисунки с собой, – сказала Флейм.

Врачи посоветовали побольше загружать мозг Оуэна. Заставлять его думать. Поэтому-то она и решила принести ему некоторые свои работы.

Оуэн поудобнее уселся в кровати, морщась от боли в ребрах. Но выглядел он лучше. Бледность сошла, учащенное дыхание и сонливость тоже.

– Дай-ка посмотреть!

О, знал бы он, какое облегчение испытывает Франческа, когда замечает в нем прежнего Оуэна. Он решительно открыл папку, посмотрел первый лист и ахнул. Флейм работала в карандаше, но четко прорисовала каждую грань камня, сделала все сложные расчеты и представила окончательный вариант изделия. Она понимала: Софии надо получить полное представление о заказанных ею украшениях. Оуэн почувствовал, как его усталость исчезла. Он пристально разглядывал созвездие бриллиантов. Это была подвеска на тяжелой золотой цепи, очень красивая, с геометрически четким рисунком, который ему что-то напоминал.

Черт побери, что же это такое?

– Это мне напоминает… Я видел что-то похожее… раньше. Но не могу вспомнить.

Услышав беспокойство в голосе мужа, Франческа заглянула через плечо и тоже ахнула.

– Это снежинка, – сказала она. Потом присмотрелась получше. – Боже мой, как тебе удалось нарисовать это с таким совершенством? Неужели это можно сделать? – Франческа быстро посмотрела на технические указания, но заблудилась в математических расчетах, сделанных для мастера.

– Да, – сказала Флейм, – я посоветовалась с Гюнтером Воссом, прежде чем включить эту вещицу в коллекцию. А он-то знает!..

Оуэн переворачивал листы со все нарастающим восхищением. На рисунках были разные вещи – от брошек, изображающих забавного розового пуделя и разъяренного льва, которые смешили и радовали, до роскошной диадемы с розой из бриллиантов и очень бледных рубинов.

– Фантастика. – Он посмотрел на Франческу и коснулся ее руки. – Я тебе говорил, что местные эскулапы обещают меня скоро выпустить отсюда? – нетвердым голосом спросил Оуэн. Он уже явно устал. – Не могу дождаться, когда попаду домой.

Франческа умоляюще посмотрела на Риса.

– Я подумала, Рис, может мне увезти его к бабушке в Венецию?

– Венеция? – спросил Оуэн, услышав название города.

– Это очень красивое место. Ты же знаешь! – Франческа хитрила. Глядя Оуэну в глаза, она добавила: – Это тихий, спокойный, старинный и милый город…

– И там слишком много воды, – с легкой иронией продолжил Рис. Ему хотелось отвезти отца домой, в Сан-Франциско.

Флейм попыталась отстоять предложение матери.

– Моя прабабушка живет в Палаццо д'Оро, – объяснила она Оуэну. – Это настоящий дворец, там нет никаких сквозняков, сухо, в комнатах очень хорошее отопление. – Она посмотрела на Риса, молча умоляя его согласиться.

Рис кивнул.

– О'кей! – сказал он.

Заметив, как Оуэн попытался скрыть зевоту, Рис предложил попрощаться и дать отцу поспать.

Когда они вышли, Франческа нервно передернула плечами. Рис сразу понял – не от прохлады октябрьского воздуха… Он тихо спросил ее:

– У вас есть какая-то серьезная причина, почему вы хотите увезти его в спокойное место?

– Нет, нет, – быстро проговорила она, но вдруг и сама задумалась: а почему она боится везти Оуэна обратно в Равенскрофт? Малколма там нет, им никто не угрожает… Но есть что-то тревожное. Что-то…

Франческа резко заставила себя вернуться к мыслям о делах. Надо собрать теплую одежду для Оуэна… А сердце билось так, как будто она слишком близко подошла к краю пропасти и заглянула в нее…


Рис поднял глаза и посмотрел, как его названый брат осторожно прикрыл за собой дверь. Он был в костюме для верховой езды, с кнутом в руках.

– Чамберлен сказал, что ты хотел меня видеть.

– Да, – кивнул Рис и указал на кресло. – Садись.

Джастин напрягся. Он посмотрел на Риса долгим, задумчивым взглядом, потом пожал плечами и сел в свое любимое кресло, вытянув перед собой ноги.

– У меня есть кое-что интересное. Почитай! – сказал Рис и подал ему папку Айвора Оливера, которую тот принес ему две недели назад.

С тех пор Айвор обнаружил кое-что новое, поговорил с Джеком Лейси. Рис боялся за Флейм и был полон решимости защитить ее от всяких неожиданностей, прежде чем уедет.

– А это не может подождать? – скучным голосом спросил Джастин. – У меня лошадь оседлана.

– Читай, – жестко оборвал его Рис.

Он увидел, как Джастин стиснул зубы. Чем дальше он читал, тем больше темнели его глаза – из небесно-голубых они превратились в мрачно-серые. Кроме этого, никаких других перемен в нем не произошло. Закончив, он закрыл папку и отдал Рису.

– Очень интересно.

– Ты думаешь, это все?

– А что еще? – поднял бровь Джастин.

Когда Рис подался вперед и уставился ему в глаза, Джастин потрясенно понял, что этот человек его не боится. Даже узнав, что он сделал, он нисколько его не боится! Джастин запаниковал, не зная, как себе помочь снова обрести уверенность.

– Джастин, ты какой-то весь изломанный, – сказал Рис. – Но я не осуждаю тебя. Дети очень зависимы от окружения. Никто не учил тебя, что хорошо, что плохо. А может, дело гораздо серьезнее? Почему бы тебе не рассказать мне о Малколме? – спросил он мягко, но решительно.

Джастин похолодел. Потом его бросило в жар.

– Это больно, да, Джастин? А что еще тебя мучает? Флейм? Она причиняет тебе боль? А мать? А Флик Мейнвеаринг?..

Внезапно Рис испытал сочувствие к несчастному ублюдку, но, вспомнив об Оуэне, отбросил опасную жалость.

– Чего ты хочешь? – спросил еле слышно Джастин. Страх почти парализовал его. На секунду он забыл, где он.

Рис увидел панику в глазах Джастина и почти ощутил его страх.

– Джастин, – сказал он и увидел, как названый брат вздрогнул. Рис подумал, что с ним сейчас может случиться припадок. – Джастин, давай все обсудим, – осторожно начал он, моля Бога, чтобы тот его понял. – Ты сам знаешь, свидетельств достаточно. Я могу с ними пойти в полицию…

– Так иди! – быстро бросил Джастин, горя желанием поскорее выбросить на стол козырную карту и вернуть себе прежнее состояние. – Полиция узнает, что Флейм пилкой для ногтей повредила машину твоего отца. Садовник видел, как она ночью прокралась к ней, он поклянется. Они узнают…

– Я говорю не про аварию, – процедил Рис сквозь зубы, с трудом подавляя охвативший его гнев. Он едва удержался, чтобы не схватить Джастина за шиворот и не сжать пальцы на его шее. Только мысль о боли, которую он причинит этим Франческе и Флейм, удержала его. Кроме того, это у Джастина нет никакого понятия о морали, а у него есть! – Я говорил о Джордже Кэмпбелл-Бине.

Джастин быстро вернулся в тот день.

– У тебя нет доказательств, – заявил он, все еще пытаясь обороняться. – Нет ничего, что можно предъявить суду.

– Не суду, Джастин. Прессе.

Джастин недоуменно уставился на него.

– Ты думаешь, меня волнует, что обо мне говорят? – ошарашенно спросил он. – Этого боялся отец, но не я! – Джастин встал из кресла, его голос звенел, он начинал терять контроль над собой. – Мне плевать, что люди говорят обо мне! Всю свою жизнь… – Он внезапно остановился, испугавшись, что скажет лишнее.

Этот человек почти что спровоцировал его… Джастин снова сел в кресло, не замечая, что хватает воздух, как рыба, выброшенная на берег, не осознавая, что его лицо при этом превратилось в маску страдания.

– Я слышал, что однажды отец тебя едва не запорол до смерти, – сказал Рис, вспоминая яркую деталь в отчете Айвора. – Тебе было только четырнадцать. – В голосе Риса звучала жалость. Джастин быстро отвел взгляд.

– Да. И я ничего не имел против, – искренне заявил Джастин. Но его голос был чуть громче шепота.

Рис вздрогнул, ему померещилось дьявольское присутствие Малколма.

– А что еще? – мягко настаивал Рис. – Что еще этот страшный человек делал с тобой, Джастин? Как еще он тебя наказывал?

– Сажал в подвал.

Рис похолодел.

– И что? – спросил он с опаской, словно ступая на очень тонкий лед.

Джастин не ответил, поглощенный воспоминанием… Он всегда ужасно боялся темноты. Больше, чем боли. Малколм это знал… Джастин задрожал, словно в лихорадке, вспомнив, как его запирали в подвале, иногда на несколько дней, когда он приезжал на каникулы.

– Он тебя там запирал, да? – осторожно спросил Рис, почувствовав облегчение, когда Джастин повернулся к нему и глаза его прояснились. Огромным усилием воли этот парень вытащил себя из пропасти, в которую только что провалился…

– Я бы не придавал этому особого значения, старик, – сказал Джастин, и болезненная улыбка пробежала по его лицу. – В Итоне случались вещи и пострашнее!

– Не сомневаюсь, – сочувственно кивнул Рис.

Джастин встал с кресла, ненавидя человека, разбередившего ему душу!

Рис наблюдал, как смущение, боль и злость исказили лицо молодого человека.

– Садись, Джастин. – Он ласково положил руки на трясущиеся плечи парня. – Мы оба хорошо понимаем, что «Альционе» не нужен скандал. И ты ведь не захочешь выглядеть некрасиво перед Флик?

– Флик? – тупо повторил Джастин, снова садясь в кресло. – Когда-то я мечтал засыпать в ее объятиях, – пробормотал он. – До нее со мной такого не было. Понимаешь? – Он взглянул на Риса с удивлением: да кто он? Неужели друг?

– Давай-ка заключим сделку, – предложил Рис.

Последние слова Риса вернули Джастина в реальный мир, где все продается и покупается.

– Какую сделку?

– Мы не сдадим тебя полиции и прессе, – спокойно и твердо сказал Рис, – а ты добровольно отправишься в одну из клиник.

Джастин взял лист бумаги, протянутый Рисом.

– Когда?

– Немедленно.

– Нет, – резко бросил Джастин. – Сейчас не могу. До одобрения коллекции Софией ди Маджори осталось меньше двух недель. Я заработал право довести сделку до конца.

– Хорошо. – Рис был готов к такому варианту. – Мы пойдем на компромисс. Ты отправишься в клинику после того, как все закончится. Но эти две недели ты будешь находиться здесь под наблюдением доктора. Можешь говорить всем, что это твой друг или помощник по бизнесу, – словом, все что угодно. Но он будет рядом постоянно. Он станет ежедневно сообщать мне о тебе и твоих делах. И еще: держись подальше от сестры и матери!..

– Ты хочешь приставить ко мне кого-то знакомого?

– Да, – признался Рис. – Моего друга из Штатов. Замечательный доктор. Сам увидишь, – добавил он, внимательно наблюдая за Джастином. – Человек чуткий и сердечный, он тебе понравится, Джастин. Он будет очень хорошо к тебе относиться. Я обещаю!

Джастин молча посмотрел на него и кивнул.

– Хорошо. Договорились.

– И никаких интриг, – предупредил Рис. – Фрэнк все поймет, Джастин. А если я что-то заподозрю, не успеешь глазом моргнуть, как окажешься в клинике. Не думай, что сможешь провести меня: я сдержу свое слово!

Джастин улыбнулся своей обычной, презрительной улыбкой.

– Ну как скажешь. Я могу идти? – спросил он. – Могу ли я, по крайней мере, приходить и уходить, когда хочу?

– Конечно, – устало ответил Рис, глядя, как тот открывает дверь. – Да, Джастин, – вкрадчиво проговорил он напоследок, – ты ведь готов напасть на мать и сестру при первом удобном случае. Но имей в виду, если ты кому-то из них причинишь зло, клиника для тебя окажется чересчур хороша! Понял?

Джастин насмешливо отсалютовал и закрыл за собой дверь. Он быстро вышел в коридор и прислонился к стене.

Услышав шум, он чуть не вскрикнул. Резко обернувшись, он увидел, как Роджер торопливо поднимается по лестнице. Джастин облегченно вздохнул. Он совсем забыл про своего дядюшку-идиота.

Может, ему стоит поселиться рядом со стариной Роджером наверху, в пристройке? Стать еще одним сумасшедшим Сирамор-Форбсом?

Джастин начал хохотать и не мог остановиться…


ГЛАВА 26


Венеция


Флейм и Рис вернулись из театра, полные впечатлений от «Ромео и Джульетты». Они вошли в гостиную. Оуэн поднял глаза от вороха фотографий и улыбнулся. Женщины Корральдо баловали его любовью и заботой и постоянно развлекали, не давая скучать. За последнюю неделю он очень много вспомнил. Прошлой ночью они с Франческой впервые после аварии занялись любовью, и он начал верить, что все будет хорошо.

– Привет, идите сюда и посмотрите! – весело позвал он их.

Флейм и Рис уселись возле него.

Джульетта задумчиво посмотрела на Флейм, потом на Риса. Флейм перехватила взгляд и кивнула. Пришло время объясниться с Рисом насчет последнего дня в Равенскрофте, когда он подслушал ее разговор со Скоттом Тейтом и неверно все понял. После аварии Рис держался как-то отстраненно, и это сводило ее с ума. Пусть бы лучше ругался.

– Ну как идет работа, дорогая? – спросила Франческа, и Флейм с облегчением вздохнула.

– Я все сделала, – удовлетворенно объявила она, – но хочу сделать еще кое-что… роскошное… – чтобы ди Маджори увидела это впервые только на презентации.

Женщины одобрительно закивали, а Оуэн нахмурился.

– А ты не рискуешь? Вдруг ей не понравится?

Флейм пожала плечами.

– Я понимаю. Но… – Она не знала, как объяснить, и Джульетта поспешила ей на помощь.

– Всякий значительный показ ювелирных изделий должен содержать в себе и некий сюрприз! Для всех. И для заказчика и для зрителей, – объяснила она. – А София из тех, кто ценит широкие жесты. Я думаю, это прекрасная идея, дорогая, – заключила она.

Флейм благодарно улыбнулась. Но что бы такое сделать? Что придумать? Чего нет в коллекции, в которой, кажется, есть все?

– Как красиво! – сказал Рис, пытаясь отвлечь ее.

Флейм посмотрела на пожелтевшую от старости фотографию, которую он рассматривал. На ней была красивая женщина в длинном вечернем платье, державшая в руке маскарадную полумаску.

– Грэнди, это ты? – потрясенно ахнула Флейм.

Джульетта улыбнулась.

– Да, это бал в 1916 году, – объяснила она. – Даже тогда, во время войны, Венеция устраивала маскарады. – Голос ее стал глубоким и низким от нахлынувших воспоминаний.

Флейм снова посмотрела на снимок. Теперь она внимательно вглядывалась в полумаску с узкими прорезями для глаз, украшенную перьями и какими-то блестками… Вдруг Флейм резко втянула воздух, глаза стали круглыми как блюдца.

– Грэнди! Где фотография Софии из журнала?

По глазам правнучки Джульетта поняла, что ей в голову пришла какая-то невероятная идея.

Флейм внимательно вгляделась в лицо Софии ди Маджори, отметила высокие скулы и твердую линию подбородка. Лицо было не столько красивым, сколько значительным, властным. Да, она, безусловно, интересна!.. Вдруг, ни слова не говоря, Флейм сорвалась с места и побежала к себе в комнату. Все слышали ее быстрые шаги по лестнице и стук двери.

– До свидания, Флейм, – крикнул Рис, и все захохотали.

– Я думаю, ее осенило, – проговорил Оуэн, который в дружной итальянской семье чувствовал себя необыкновенно легко. Ужас и тьма, окружавшие его, быстро отступали.

Он потянулся к Франческе, ее рука тут же оказалась у него в руке.

Мария засмеялась, а Франческа с лукавой улыбкой повернулась к Рису.

– Да, моя дочь непредсказуема!

Она нахмурилась, заметив, что Рис в ответ на ее слова не улыбнулся, а поморщился. На его лице отразилась боль.

Джульетта вздохнула: что бы ни произошло между молодыми людьми, Флейм попытается поскорее уладить недоразумение.

Джульетта не ошиблась.

Флейм работала до полуночи. Она слишком перетрудилась и никак не могла заснуть, поэтому, быстро приняв душ, надев самую красивую кружевную ночную рубашку, чисто белую, чуть выше колен, и расчесав волосы, на цыпочках прошла по коридору и открыла дверь в комнату Риса. Слабый ветерок еле-еле шевелил прозрачные занавески на окне, когда она прокралась к кровати и посмотрела на него.

Он лежал обнаженный, в лунном свете мерно поднималась и опускалась красивая мускулистая грудь. В горле у Флейм все пересохло. Неуверенно она протянула руку и осторожно коснулась соска, но тут же его рука сжала запястье Флейм, и она удивленно пискнула. Его пальцы казались железными…

Рис открыл настороженные глаза и увидел, что это не грабитель и не змея, а необыкновенное создание в белом. Он заморгал, потом засмеялся.

– Небезопасно так подкрадываться к мужчине, – прошептал он и, обняв ее за шею, притянул к себе.

Их губы встретились в нежном поцелуе, который через секунду превратился в страстный. Еще мгновение – и Флейм тоже оказалась голой. Его руки потянулись к ее грудям, большой палец принялся играть сосками, она застонала, почувствовав, как по телу побежала разгоряченная кровь. Он раздвинул ее ноги своими сильными ногами, и тело ее словно растаяло…

– О, Рис, – бормотала она, не в силах произнести больше ни слова.

Он одним сильным ударом вошел в нее, и она обхватила ногами его за талию.

– Черт побери, почему тебя не было так долго?


Фрэнк Йенсен крался, как кот, по спящему дому, погруженному в темноту. Он уже успел освоиться в Равенскрофте. Он прибыл в тот самый день, когда Рис уезжал в Венецию, и у них почти не было времени поговорить. Но Фрэнку, как только он познакомился с Джастином Сирамор-Форбсом, сразу стало ясно, что юноше нужна помощь. И очень срочно!..

Они встретились в библиотеке, где Джастин превосходно изображал графа. Но Фрэнк понимал, что за этим скрывается. Он отнесся к холодности и неприкрытой враждебности в глазах Джастина очень просто, что ужаснуло молодого человека. В первые несколько дней парень пытался делать вид, будто ничего не случилось. Он освободился от своей жуткой семьи и молился, чтобы они остались в Венеции навсегда. Фрэнк Йенсен не задавал глупых вопросов, как ожидал Джастин, он просто беседовал с ним о разном. Фрэнк интересовался, как он управляет имением, Джастин рассказывал, не догадываясь, как много открывают его слова человеку, умеющему слушать!..

Фрэнк остановился у лестницы, вглядываясь в темноту. Лестница эта вела в пристройку, где обитал Роджер. Он познакомился с Роджером, но, понимая, что Джастин пытается стать центром внимания хоть для кого-то, намеренно подчеркивал, что он приехал только к нему.

Джастина сперва смущало это внимание, потом испугало, потом волей-неволей он смирился и даже почувствовал благодарность к этому человеку. Фрэнк был рад такой перемене. Сейчас он шел по коридору, и его гибкий ум просчитывал варианты. Он понимал, каким глубоким потрясением для Джастина стала встреча с матерью и как она подействовала на его рассудок. Но с этим они должны скоро справиться… Он дошел до двери Джастина, тихо открыл ее и скользнул внутрь. Джастин спал, он казался маленьким, потерявшимся в огромной кровати в стиле королевы Анны. Бесшумно Фрэнк взял стул и стал ждать…


Рис выскользнул из постели и встал у окна, удовлетворенный, счастливый, но обеспокоенный. Он знал причину этого беспокойства. Дело в том, что он должен вернуться в Квинсленд, но как он оставит ее? Рабочие будут счастливы начать работу, но сперва Рис должен сам проверить, как восстановлена шахта, убедиться в ее безопасности. Он всегда так поступал.

Рис повернулся к обнаженной Флейм. Волосы, как пламя, разметались по подушке, полные груди призывно белели. Его тело тотчас отреагировало: она была для него вроде наркотика для наркомана.

Почувствовав его взгляд, Флейм открыла глаза.

– Рис, – пробормотала она и, прежде чем притянуть его к себе, вдруг сказала: – Насчет Скотта. Я знаю, ты все слышал, но это неправда…

– Да знаю, что неправда, – перебил ее Рис, – надеюсь, ты его проучила как следует, сукина сына?

Флейм заморгала своими длинными ресницами в полном замешательстве.

– Но… А почему ты тогда уехал?

Рис нахмурился.

– Так ведь произошел обвал! Разве ты не читала записку?

– Записку? – Она тупо уставилась на него и вздохнула. – Нет, не было записки.

Они оба замолчали, догадавшись, кто ее мог взять.

– О, черт, – наконец сказал Рис. – Так поэтому ты не звонила мне? Флейм прикусила губу.

– Я думала… О, Рис, что же это такое? Когда мы научимся доверять друг другу? – Голос ее звучал устало и сердито. – А почему ты мне не позвонил? – с вызовом спросила она. В конце концов, не она одна виновата!..

– Тебя же никогда не было дома, – сказал Рис. – Судя по словам Чамберлена.

Оба снова поняли, кто, как за ниточку, дергал Чамберлена.

– Так вот, – сказала Флейм, – с этого момента, если даже ты придешь домой, пахнущий дешевыми духами, с помадой на лице и глупой ухмылкой, и станешь говорить, что допоздна работал в офисе, я тебе поверю!

Рис закинул голову и захохотал.

– Черта с два, поверишь! Ты запустишь в меня чем-нибудь тяжелым.

– Это точно, – согласилась Флейм. – Чем-нибудь самым тяжелым и большим, что подвернется под руку.

Рис зарычал, упал на постель, обнял ее, глаза Флейм снова вспыхнули, соски вдавились ему в грудь, он негромко застонал, ее кровь забурлила. Она быстро потянула его на середину кровати, а он схватил ее за щиколотки, она взвизгнула, потом ахнула, уставившись в потолок. Он целовал ее ступни, икры, под коленями… Она закрыла глаза, ощутив, как его губы поднимаются все выше, а потом его голова уткнулась в пламенный треугольник… Язык нырнул внутрь, ее голова заметалась по подушке, сильные руки крепко держали ее за колени, и через мгновение Флейм зашлась в экстазе!


Джастин с криком открыл глаза, быстро включил лампу и сел, тяжело дыша. Он побелел, а глаза потемнели от только что пережитого ужаса. Он увидел Фрэнка, страх его усилился, но потом, как ни странно, Джастин стал успокаиваться.

– Что вы здесь делаете? – строго спросил он, но это не произвело впечатления на ночного гостя.

– Я ждал, когда ты проснешься, – тихим, как летний дождь, голосом сказал он.

– Зачем?

– Чтобы поговорить о твоих ночных кошмарах.

Джастин удивленно уставился на него.

Фрэнк вздохнул.

– Джастин, я знаю, ты всю жизнь прожил в кошмаре, это очень тяжело. Я хочу тебе помочь. Почему бы тебе не позволить этого мне?

Джастин быстро отвел глаза, но Фрэнк настаивал на своем, тогда он со вздохом сел в кровати, согнул ноги в коленях и уперся в них подбородком, приняв классическую позу самозащиты. Какой он юный, подумал Фрэнк. Но профессиональное чутье не позволило ему проявить сочувствие.

– Мне ничего не нужно, – наконец сказал Джастин. – Почему бы вам не пойти к себе?!

Фрэнк откинулся в кресле, глядя на Джастина, снова упавшего на подушки. Лицо молодого человека было красивое и измученное.

– Ты устал, да? Ты все годы старался держать голову над водой, и теперь силы иссякли? – Он заметил, как юноша тяжело проглотил слюну. – Итак, Джастин, что ты собираешься делать? – спросил он тихо, но твердо.

Джастин повернулся к нему.

– Вы знаете, – задумчиво сказал он, – вы самый безжалостный человек на свете!

Фрэнк кивнул.

– Потому что я хочу помочь тебе.

Лицо Джастина исказилось от страха, надежды и чего-то еще. Чего-то… Отчаяния?

– Несмотря ни на что?

Фрэнк посмотрел ему прямо в глаза.

– Да, Джастин. Несмотря ни на что.


ГЛАВА 27


Флейм никогда так не нервничала, живот, казалось, скрутило в узел, когда София Елена ди Маджори перевернула уже второй лист в папке, не произнеся ни слова. Флейм, как ни старалась, не могла определить реакции ди Маджори. Лицо ее было непроницаемо, и когда она перевернула еще один, а всего их было десять… Флейм чувствовала, что у нее в горле все пересохло, она с трудом перевела дыхание. Это было невыносимо! Она ожидала услышать все что угодно, но такое молчание просто выматывало нервы!

Они сидели в одной из самых элегантных гостиных Равенскрофта, деревья за окном уже покрылись медью и золотом, холодный ветер швырял в стекло капли дождя, и это был единственный звук в комнате. Флейм посмотрела на Джастина, устроившегося в любимом кресле в безукоризненном синем костюме, – он умудрялся казаться спокойным. Флейм заметила, как взгляд Софии иногда останавливался на Джастине, но кто мог ее за это осудить? Какая женщина отказала бы себе в удовольствии лишний раз посмотреть на него?

Шорох переворачиваемого листа снова привлек внимание Флейм к Софии. Выгнув шею, девушка увидела, что та смотрит номер десятый. Сердце подпрыгнуло. Если какую-то вещь и можно назвать рискованной, то именно эту брошь, очень большую и живописную…

Флейм обратила внимание на то, что в Венеции все еще в моде платья из плотного бархата, который без труда выдержит большую брошь. Естественно, для нее она использовала самый легкий материал. Брошь представляла собой паука в сетке паутины, свитой из серебряных и платиновых нитей, с бриллиантовыми каплями. Темный агатовый паук был как живой. От всего этого просто захватывало дух! Но чувствовала ли София то же самое? Или замысел Флейм показался ей абсурдным? А может, для женщины средних лет такая брошь слишком вызывающа? Определить она не могла, хотя София дольше других работ рассматривала эту, прежде чем продолжить мучительную процедуру.

Флейм поерзала в кресле. Если бы только Рис сидел рядом, а не был в далеком Квинсленде, он бы мог ее хоть как-то поддержать: это же не конец света! Она мысленно вернулась к воспоминаниям о долгой любовной ночи, полной шепотов и поцелуев, ей даже показалось, что он рядом, она вдруг почувствовала прикосновение его рук и его губы на своих губах…

– Ну что ж, леди Флейм, я должна сказать, это чрезвычайно… интересная, большая и оригинальная работа. – Голос ди Маджори прервал эротические мысли Флейм, словно перерезал ножом!

Будет ли в этом заявлении «но», нервно подумала Флейм… Однако София уже закрыла папку, и впервые улыбка осветила ее лицо.

– Они мне нравятся, – просто сказала она, и Флейм шумно выдохнула.

– Я очень рада, – сказала Флейм и рассмеялась. Истинные чувства не укладывались в эти простые слова.

Обе сияли, прекрасно понимая волнение друг друга.

Джастин нервно поднялся.

– Мы надеемся, мадам София, что вы присоединитесь к нам за ланчем.

Его светский тон прекрасно скрывал закипавший в нем гнев. Несмотря на то что для «Альционы» это было бы едва ли не фатально, он все же надеялся, что Софии не понравятся работы сестры.

Он очаровательно улыбнулся, когда София ди Маджори с радостью приняла приглашение на ланч. Ведя ее в роскошную столовую, он позволил своей руке легонько погладить ее чуть ниже спины. А когда усаживал ее с чрезвычайной галантностью, – Флейм увидела, как Фрэнк Йенсен проскользнул мимо открытого окна. Одна из собак Джастина бежала рядом.

Флейм знала, почему здесь оказался Фрэнк, она присутствовала при их разговоре с Рисом перед его отъездом в Венецию. Но тогда она ни о чем его не спросила, не уверенная, хочет ли она вообще это знать. Она лишь надеялась, что психотерапевт сможет помочь брату. Познакомившись с Фрэнком, она убедилась, что сможет. В нем было и сочувствие, и сила; она даже заметила, что Джастин разговаривает с ним с большей готовностью, чем на то можно было рассчитывать.

Оуэн и Франческа предлагали свою помощь Флейм во время встречи с ди Маджори, но Рис сказал им, что Фрэнк хотел бы, чтобы поле для его деятельности было чистым. Мать не возражала, зная, как необходима помощь Фрэнка ее сыну…

– Итак, – сказала София, – вы проследите за процессом воплощения рисунка в изделие, да?

Она явно горела желанием поскорее взять в руки готовые украшения.

– Как только будут готовы камни, – сказала Флейм. – Но камни – это сфера Гюнтера, и теперь мой брат, – она перехватила взгляд Джастина, – станет играть главную роль; он проследит, чтобы было подготовлено все необходимое. Ему предстоит учесть сотню мелочей, о которых я понятия не имею!

Джастин улыбнулся сквозь стиснутые зубы, когда София ди Маджори положила свою руку поверх его. У нее был отличный ярко-розовый маникюр, который прекрасно смотрелся на фоне его костюма.

– О, я знаю, какой мастер своего дела лорд Джастин! – промурлыкала она и коснулась пальцем эмалевой подвески, сделанной во время визита в Вудсток, как она считала, ею самой.

Она не заметила, какой яростью блеснули глаза Джастина, но он заставил себя улыбнуться ей, хотя на самом деле ему хотелось кричать. Ему не нужны дифирамбы в адрес сестры! Черт бы побрал снисходительность этой матроны!..

София повернулась к Флейм.

– Итак, леди Флейм, насколько я понимаю, у вас будет много свободного времени, пока ваши рисунки начнут воплощаться в готовые вещи, и я надеюсь, вы намерены разумно воспользоваться им?

Лицо Флейм вспыхнуло, как свеча.

– О конечно, можете не сомневаться. Я собираюсь в Австралию.

София вздохнула.

– Ах, как прекрасно быть молодой и привлекательной!

София отлично понимала, что эта рыжеволосая девушка собиралась туда не только для того, чтобы посмотреть кенгуру.


Рис, в сотне футах под красной обожженной солнцем австралийской землей, нервно посмотрел вверх и увидел, как раскачивается лампочка. Ему это не понравилось.

– И давно она так? – спросил он Майка, старшего смены.

Майк, седой опытный шахтер, покачал головой.

– Несколько дней, но я уже говорил, мы не можем понять, в чем дело!

Рис кивнул. Он ведь приказал остановить все работы и был теперь озадачен не меньше шахтеров. Все казалось прекрасно, инженеры разрешили работать, правила по технике безопасности были соблюдены. И однако…

– А что показывает сейсмограф? – спросил Рис.

Майк пожал плечами, сдвинул каску назад, вытирая со лба пот.

– Да ничего, – сказал он. Голос его был хрипловатым и сухим. В нем слышалось волнение. – После обвала вроде как все в порядке…

Рис кивнул. Шахта работала нормально уже несколько дней, прежде чем он велел прекратить работу.

– Сделай одолжение, Майк, пойди посмотри, не регистрирует ли он каких-нибудь толчков сейчас?

Лампочка перестала качаться, но он чувствовал: что-то не так…

Майк кивнул и ушел, а через несколько минут Рис услышал вой подъемника. Он посмотрел наверх, потом двинулся к главным крепям. Нажал на одну, и, как ожидал, она не пошатнулась.

Вой спускающегося лифта заставил его нахмуриться: Майк не мог вернуться так быстро! Кто же посмел ослушаться его приказа и спуститься?

Он подошел к следующей крепи и сильно надавил на нее. В этот момент он вдруг почувствовал, как его ударило в спину. Где-то высоко над ним что-то сдвинулось, он поднял глаза, и поток пыли обрушился ему на лицо.

– Привет, красавчик! – сказала Флейм, а Рис чуть не вскрикнул.

Ему показалось, в шахту проник газ и у него начались галлюцинации, но потом он обернулся и увидел ее. Она кинулась ему в объятия, едва не сбив с ног.

– Флейм, что за черт!

Кто позволил ей спуститься? Но он знал, никто не в состоянии был удержать ее, если она так решила!..

– Я больше ни минуты не могла оставаться вдали от тебя, – сказала Флейм и, притянув его голову, стала целовать.

Он прижал ее к себе еще сильнее, сердце счастливо забилось. Когда наконец поцелуй закончился, его глаза сверкнули в тусклом свете.

– Тебе не стоило сюда спускаться, это небезопасно…

Не успел он произнести последние слова, как ощутил вибрацию и побледнел.

– О Боже, нет, только не сейчас!

– Рис! – Флейм сама услышала шум, низкий, угрожающий, а затем рокот… Земля начала вибрировать. Флейм показалось, что она стоит на мосту, а прямо на нее на высокой скорости летит поезд!.. По стенам шахты заплясали тени, и свет над Флейм странно задергался. Волна страха накрыла ее. – Рис! – крикнула она и отчаянно прижалась к нему. Грохот нарастал, казалось, сейчас все рухнет, и она, уверенная, что это ее последние слова, произнесла: – Рис, я люблю тебя.

Но Рис не слушал ее. В отчаянии он бросил ее на землю и накрыл собой. Свет погас, непроницаемая тьма окружила их. Флейм почувствовала, как рушится земля, как их засыпает камнями. В голове мелькнула последняя мысль: по крайней мере, они умрут вместе!..


Уолт Мэттьюз удивленно посмотрел на входящего в офис Джастина.

– Лорд Джастин, я не знал, что вы приехали в Лондон. – Уолт поспешно указал на кресло. – Поздравляю с успехом, милорд. – Его голос смягчился и потеплел. – Я слышал, мадам София в восторге от коллекции!

Джастин улыбнулся. Но глаза его казались мертвыми, и Уолт, наблюдая за ним, старался говорить с осторожностью.

– Да, – согласился Джастин, его голос тоже потеплел. – Поэтому я и приехал посмотреть спецификацию.

У Уолта были все технические детали оригиналов Флейм. Откинувшись в кресле, Джастин улыбнулся Уолту. Скотт должен позвонить через пять минут, поэтому пора начинать.

– Мне надо срочно подсчитать количество материала и распределить работу среди мастеров, – сказал он. – Потому что коллекция должна быть готова к Рождеству.

Уолт кивнул. Разумно. Но все-таки… Уолт не доверял графу Равенскрофту даже в лучшие времена. Тем не менее у него не было оснований отказать ему в этом. Он подошел к сейфу, стараясь закрыть его широкой спиной, чтобы Джастин не видел набора цифр. Потом нехотя отдал папку Джастину, который вытащил блокнот и стал переписывать.

Уолт наблюдал, размышляя. Почему у него так неспокойно на душе? Джастин превосходный управляющий. Никто не сомневался, что его вклад в дела компании огромен. Но мысли Уолта прервал телефонный звонок. А когда он ответил, Джастин увидел, как лицо его побледнело.

– О, нет! С ней все в порядке?

Последовала пауза. Потом Уолт откашлялся.

– Сейчас буду!

Он положил трубку. Затем почему-то стал суетиться, замешкался у стола и, посмотрев на Джастина, сказал:

– Мне надо уходить, милорд. Несчастный случай… Моя жена…

Джастин махнул рукой. Молодец старина Скотт!

– Ну, конечно, идите. А об этом не беспокойтесь. – Он похлопал рукой по папке. – Я прослежу, чтобы ее убрали обратно в сейф.

Уолт кивнул и торопливо вышел. Но, проходя мимо стола секретарши, остановился.

– Мисс Уинтер, отключите копировальную машину. И поставьте табличку: «Не работает». А если граф Равенскрофт попытается воспользоваться ею, скажите, что сломана. Хорошо?

Мисс Уинтер удивилась, но кивнула и выполнила приказ босса.

Она лишь покачала головой, удивляясь причудам богатых, но граф не выходил из офиса и не пытался воспользоваться копировальной техникой.

Джастину она была ни к чему. У него в кармане лежал маленький фотоаппарат. Он сделал по три снимка каждой спецификации, а потом убрал папку в сейф.

Уходя, он очаровательно улыбнулся мисс Уинтер.


ГЛАВА 28


В темноте Флейм слышала, как бились их сердца. Ее сердце быстро, панически, а сердце Риса, все еще прикрывавшего ее сверху, ровно и ободряюще сильно. Он шевельнулся, приподнялся на локтях, а Флейм снова прильнула к нему, боясь, что если он уйдет, то она никогда больше не найдет его в этой ужасной темноте.

– Все в порядке. Я только поищу фонарик!

Он говорил уверенно. Она разжала руки, отпустила его и стала ждать. Казалось, прошла целая вечность. Когда робкий, колеблющийся луч света прорезал темноту, она увидела, что лампочка приделана к его каске.

Вокруг Флейм лежали камни. Она поняла, что была бы уже мертва, если бы Рис не накрыл ее своим телом.

Рис попытался оценить ситуацию, в которой они оказались, а Флейм размышляла, хватит ли им воздуха. Она поглубже вздохнула и тут же закашлялась от пыли, потом медленно приподнялась и встала во весь рост.

Все тело ныло и болело.

– Лучше ляг, – сказал Рис, нависая над ней во мраке. Он казался таким родным, что у нее слезы навернулись на глаза. – Ты ведь могла что-нибудь повредить себе?!

– Со мной все в порядке! – проговорила она, ее голос прозвучал сильно и уверенно.

Флейм огляделась. Повсюду горы камней. Понимая, что ничем не может помочь Рису, она нашла большой камень и опустилась на него. Только теперь до нее стало доходить, в какое положение они попали. Может, это ночной кошмар? Оказаться похороненной заживо, медленно задыхаться, а жизнь – капля за каплей – станет уходить из тебя… Рыдания подкатили к горлу, но Флейм быстро подавила их. Никакой паники или истерики. С ней Рис, она различала, как он двигается в темноте, и радовалась, что человек, которого она любит, такой сильный и мужественный.

Рис подошел к ней, опустился на колени и взял ее ледяные руки в свои теплые. На его лице не было и следа страха.

– Все не так плохо, как кажется. Не думаю, что обвал сильный. Наверняка к нам уже спешат на помощь. – Флейм кивнула. – Они попытаются связаться с нами.

– Как? – озадаченно спросила Флейм.

– С помощью длинного шланга. Они подадут через него воздух и поговорят с нами.

– Как ты думаешь, у нас еще много воздуха? – заставила себя спросить Флейм.

Рис посмотрел на нее, прищурившись, и приблизил к ней свое лицо. Встретив испуганный взгляд, он сказал:

– Воздух не проблема, Флейм. Это одна из центральных шахт. Вон, посмотри! – Он качнул лампочку вверх, и Флейм увидела длинные, темные, лишь наполовину засыпанные своды, уходящие вдаль.

– А мы не можем отсюда выползти? – У нее появилась надежда, но тут же исчезла, когда он отрицательно покачал головой.

– Нет, дорогая. Не можем. Но эти туннели служат вентиляцией для всех шахт. У нас будет воздуха столько, сколько надо. – Он не решился сказать ей, что нашел лишь одну бутылку с водой, и ту разбитую. На дне осталось всего несколько глотков.

– Сделай доброе дело, – Рис медленно и осторожно поднял Флейм на ноги, – иди сюда, встань и следи за этой стеной. – Он осторожно провел ее через камни. – Стой здесь и прислушивайся. Если хоть что-то услышишь, сразу зови меня. Хорошо?

Флейм кивнула, а когда он отвернулся, собираясь уйти, она потянула его за руку.

– А ты куда?

– Я хочу осмотреть все и убедиться, что стены выдержат и не грозит ли нам еще обвал.

– Хорошо. – Тихий голос Флейм прозвучал храбро, согрев сердце Риса.

Он наклонился, нежно привлек ее к себе, и она прильнула к нему как котенок. Он медленно погладил ее волосы, молча подбадривая ее, потом поцеловал. На губах он ощутил вкус пыли. Непроизвольно тело Риса отреагировало на поцелуй определенным образом… Нежно, но твердо Рис отстранил ее от себя: не время!..

– Не беспокойся. Мои люди скоро дадут о себе знать. К вечернему чаю мы будем уже наверху!

Флейм рассмеялась, она понимала, что он просто хочет ее подбодрить, но все равно развеселилась.

Когда Рис отошел от нее, ей уже было не так страшно. Повернувшись к каменной стене, она со вздохом прижалась к ней ухом и напрягла слух. А у нее за спиной Рис безуспешно искал воду…


Да, это не Хаттон-Гарден[7 - Улица в северо-восточной части Лондона; центр торговли алмазами и бриллиантами.], подумал Джастин, паркуясь на берегу реки в новом лондонском районе. Улицы были мрачные и серые. Он стоял перед товарным складом Феликса Барстоу. Оглядевшись, подошел к металлическим дверям и постучал. Вспомнив рассказ Скотта Тейта о Феликсе Барстоу, он с интересом подумал, а как сейчас поживает этот великий мошенник. Он холодно улыбнулся, чем заинтриговал человека, наблюдавшего за ним из склада по монитору. Феликсу Барстоу было сорок лет, он был умный, очень угрюмый и нелюдимый. Его правая рука, человек, известный под именем Сэнди, поднялся.

– Сэнди, впусти графа, – чуть ли не шепотом скомандовал Феликс.

Джастин вошел, крепко сжимая ручку кожаного кейса и с трудом вспоминая напутствия Скотта.

Феликс Барстоу был профессиональный мошенник. Именно так охарактеризовал его Скотт, сделав ударение на слове «профессиональный». Приступай к делу сразу, просто и уверенно, говорил ему Скотт, и никаких проблем не будет.

Хорошо было рассуждать об этом в уютной библиотеке Равенскрофта. А теперь у Джастина возникло совсем другое ощущение. Он кивнул Барстоу.

– Лорд Джастин, входите, пожалуйста.

Джастин удивился мягкости голоса, взял стул и без всяких лишних слов открыл кейс. Феликс Барстоу, сложив лодочками ладони, наблюдал очень внимательно за Джастином, когда тот вынимал бумаги.

– Я думаю, мой помощник мистер Тейт сообщил вам, что я хочу провернуть одно дело, – сказал Джастин.

Феликс кивнул.

– Что именно?

Молча Джастин подал ему фотографии. Феликс рассматривал их некоторое время, тоже не проронив ни звука. Закончив, он с удивлением взглянул на Джастина.

– Это не рисунки ювелирных украшений для известной ди Маджори?

Джастин воспринял как должное осведомленность Барстоу…

– Некоторые из них. Я хочу, чтобы вы сделали точные копии в пропорциях, указанных на рисунках. В ночь накануне презентации ваши люди должны заменить настоящие камни на фальшивые, – сказал Джастин без всяких эмоций.

– Это очень опасная работа, она требует высокого мастерства!

– Сигнализация будет отключена, секретный код сейфа известен.

Феликс снова просмотрел бумаги. У него были мастера, способные это сделать. Но работа должна быть – высший класс!

– Как я понимаю, замена должна быть такой, чтобы никто, кроме очень опытного ювелира, не обнаружил подделки?

– Верно, – согласился Джастин.

Он хотел прежде всего, чтобы София не отличила подделку! Только когда она отдаст эти ювелирные изделия на независимую экспертизу, все раскроется.

– Но ведь если обнаружат, это будет означать конец «Альционы»?! – небрежно заметил Феликс.

Джастин холодно улыбнулся.

– Я знаю. – Он больше ничего не добавил, лишь снова открыл кейс и из секретного отделения стал вынимать пачки денег и выкладывать их на стол. – Десять тысяч фунтов стерлингов вперед, остальные пятьдесят по окончании дела.

Феликс Барстоу кивнул, медленно поднялся и протянул ему руку с длинными ухоженными ногтями.

– Договорились!


– Эй там, вы меня слышите? Мистер Декстер? – Голос был сдавленный, он проходил через длинную белую пластиковую трубку, которая вдруг высунулась из щели между камнями.

Флейм с криком вскочила.

– Рис! Скорее! Иди сюда, смотри!

Рис вскарабкался на камень, осторожно вытянул трубку, поднес ко рту и громко закричал:

– Да! Я слышу. Я здесь не один. Леди Сирамор-Форбс тоже здесь. Поняли?

Секунду-другую было тихо, потом голос снова прорезался.

– Я понял. Вас внизу двое. Вы не ранены?

– Нет. Задняя часть шахты цела, так что воздух не проблема. – Он надеялся, Флейм не обратила внимание на то, как он выделил слово «воздух», в то же время рассчитывая, что Майк понял намек.

– Да, ясно, воздух не проблема, – докатился голос Майка. – А у вас есть емкость?

– Мой шлем! – закричал Рис, глядя на Флейм, которая хмуро и озадаченно смотрела на него.

– Не отходите! – крикнул Майк.

Флейм увидела, как Рис снял металлический шлем и подставил под шланг. Полилась вода. Она все поняла. Сама Флейм ни на секунду не задумывалась о воде. Когда шлем наполнился, Рис дернул за шланг, и вода перестала литься.

Рис молча протянул ей шлем, она осторожно отнесла драгоценную влагу к двум камням, лежавшим рядом, и аккуратно поставила между ними шлем, не пролив ни капли.

– Как там дела, Майк? – крикнул Рис.

Флейм быстро вернулась, чтобы послушать.

– Неплохо, босс. Я думаю, мы достанем вас часов через десять!..

Рис кивнул и крикнул:

– О'кей, а какую технику собираетесь использовать?

Флейм слушала разговор, и надежда возвращалась к ней. Все будет в порядке. Они останутся живы. Оба!

Майк Фарауэй отошел, поскольку Рис Декстер сказал все, что ему надо было узнать. Они должны быть очень осторожны. Черт побери, очень осторожны!

Спасатели тут же окружили его. Майк изложил им ситуацию, и все они еще больше озаботились, узнав, что в шахте оказалась женщина. Головы за это полетят, уж это точно, но сейчас не до того, есть дела поважнее!

Майк вернулся в контору вместе с тремя самыми лучшими рабочими. Они составили план вызволения Риса и Флейм. Но прежде ему надо было сделать еще одно дело. Он устало поднял трубку, глядя в личную телефонную книжку Риса Декстера, и стал набирать номер.


Дворецкий снял трубку и через несколько секунд уже бежал к Джульетте, которая сидела в главном салоне и играла в бридж с Оуэном и Франческой. Она оставила карточную игру, извинившись, и взяла трубку… Слушала она молча и, только когда Майк Фарауэй сказал, что Флейм в заваленной шахте, коротко сказала:

– Мы будем там, как только сможем. Продолжайте операцию по спасению!

Майк Фарауэй, находившийся в тысячах миль, улыбнулся ее тону и словам. Он уверил ее, что они так и поступят, поглядел на ожидавших мужчин и. сказал:

– Начинаем.

Ему ничего не пришлось объяснять дополнительно, потому что все знали степень риска. Если свод шахты не выдержит, они все будут погребены…


Фрэнк Йенсен внимательно смотрел, как Джастин кладет трубку… Они ужинали, когда Чамберлен принес телефон, извинившись за то, что побеспокоил, но, сказал он, звонок срочный. С того момента, как Джастин резко бросил: «Да», Фрэнк почувствовал какую-то странную тревогу. Внимательно наблюдая за лицом пациента, Фрэнк увидел странную гамму эмоций на его лице: удивление, радость, потом гнев, волнение и наконец почти веселье. Положив трубку, Джастин холодно улыбнулся… Какой трудный случай, этот Джастин Сирамор-Форбс! Он и жертва, и потенциальный преступник, подумал Фрэнк. Пациент и опасный противник.

Мысли Джастина разбежались!.. Рис и Флейм завалены землей в шахте. Слишком хорошо, чтобы в это поверить! Два главных врага могут умереть, и ему даже не придется пошевелить пальцем, чтобы получить то, чего он так страстно жаждет!

– Это мама, – сказал он спокойно. – На одной из шахт Риса обвал. – Джастин продолжил свою вечернюю трапезу, будто ничего не случилось, но Фрэнка было трудно обмануть.

– Кто-то пострадал?

Джастин пожал плечами.

– Рис и Флейм оказались в ловушке. Но их попытаются откопать.

Джастин положил себе картофеля и стал есть с явным удовольствием.

Фрэнк наблюдал за ним.

– Ты ждешь, что я назову тебя бессердечным? Буду возмущаться твоим равнодушием? – Фрэнк тоже взял вилку и стал есть. Сейчас он ничего не мог сделать для друга, разве что молиться за него. Но человек, сидящий напротив, единственный, которому он может и должен помочь! – Извини, – сказал Фрэнк, потянувшись к бокалу с вином. – Извини, но я ни того, ни другого делать не стану. За твоим лицом было интересно наблюдать, когда ты говорил по телефону, – продолжал он, заметив, как молодой человек насторожился. – Очень, правда! Не можешь ли ты объяснить мне, почему этот несчастный случай радует тебя?

Джастин даже не взглянул на Фрэнка, пытаясь справиться с паникой, которую в последнее время способен был вызвать у него только Фрэнк Йенсен. Джастину так захотелось излить ему душу, что он почти физически ощутил боль. Но делать этого нельзя – Фрэнк не должен знать о Феликсе Барстоу, о поддельных камнях. Ведь если Флейм и Рис умрут, умрет и его план! Джастин хитрый и дальновидный! Он просто заплатит Барстоу, аннулирует договор, и все блага от контракта достанутся ему.

Потом все же глаза Джастина помимо его воли обратились к Фрэнку Йенсену, смотревшему на него по-прежнему терпеливо и с сочувствием. Джастин горестно подумал: ну кого он пытается обмануть?!


ГЛАВА 29


Флейм почувствовала, что камни расползаются под ногами, и вскинула руки в отчаянной попытке удержаться. Раздался предупреждающий окрик Риса, его сильные руки подхватили ее, и она снова ощутила себя в безопасности. Флейм оглянулась, но в тусклом свете мало что могла рассмотреть.

– Зачем… мы это делаем? – с трудом проговорила она.

Это восхождение в полной темноте лишило ее сил. Пот струился по шее и между лопаток. Рис посмотрел вниз и поднял лампу над головой, отыскивая место, куда можно ступить.

– Если они начали бы нас выкапывать оттуда, – он указал на место, которое они только что оставили, – снова посыпались бы камни.

Флейм прикусила губу.

– Значит, здесь безопаснее?

– Думаю, да.

Флейм посмотрела на Риса, грязного сердитого… мужчину! Она вдруг ощутила, что в ней проснулась женщина, любящая женщина! Темная голова Риса лишь на один или два дюйма не доставала до свода шахты, и у Флейм возникла мысль, от которой ее даже замутило…

– Рис, а вдруг, когда они начнут нас откапывать, снова будет обвал и мы останемся здесь замурованные навсегда?!

Рис кивнул.

– Все возможно… – Он внимательно посмотрел себе под ноги, прислушиваясь к угрожающему грохоту камней. – Давай-ка шагай, чем дольше мы будем стоять и дрожать от страха, тем хуже для нас! Попытайся ступать точно по моим следам. – Он повернулся к ней, голос его был серьезным, а взгляд ласковым. – И помни…

Она вскинула голову и настороженно посмотрела на него.

– Что, Рис? Помнить, что ты меня любишь? – спросила она. – Я знаю, я тоже тебя люблю.

Рис наклонился к ней и тихонько провел большим пальцем ей по носу.

– Ну и хорошо! Только я хочу сказать, если ты упадешь, помни, что я впереди, попытайся не проткнуть меня своими локтями, когда мы будем падать.

Флейм сначала не поняла, что это шутка, но увидела, что он смеется, и прорычала:

– Ах ты… Ты ужасный тип! – И тоже засмеялась.

В темной пещере эхо повторяло его глубокий баритональный смех и ее легкий, искристый…

– Пошли! – Рис крепко взял ее за руку. Они вместе начали спускаться вниз по каменной насыпи.

Иногда Рис скользил и тут же отпускал ее руку, чтобы, падая, не потащить за собой, а когда она спотыкалась, он сжимал ее руку крепче, не позволяя упасть. Когда наконец они добрались до цели, Флейм тяжело дышала. Рис стал искать подходящее место, чтобы чуточку отдохнуть, и нашел поворот туннеля, где в случае обвала они будут в большей безопасности. Он полагал, что света лампочки им хватит на двенадцать часов, правда, шесть уже прошли…

Флейм села на землю рядом с ним как уставший ребенок.

– Сколько нам еще ждать? – тихо спросила она, вытирая рукой вспотевший лоб.

Совершенно некстати Флейм вдруг подумала: на кого она сейчас похожа? Грязные волосы, грязное лицо и порванный рабочий комбинезон!..

– Наверное, долго.

– Долго? – спросила она, стараясь сдержать ужас.

Она подползла к нему и положила голову на грудь. Рис судорожно глотнул воздух. Ее близость лишала его разума. Даже прикосновение ее пальцев к его щеке заставляло кровь ускорять свой бег. Он надеялся, что в тусклом свете лампочки она не заметит, как вздыбились его джинсы.

– Боже, как жарко, – пробормотала Флейм и расстегнула комбинезон.

– Что ты делаешь? – завопил Рис, глядя, как холщовая тряпка падает на землю.

Она осталась в белой майке и коротких шортиках.

– Здесь слишком жарко. – Она откинула комбинезон ногой, подбоченясь, расставила ноги и осмотрела его сверху донизу. – А тебе?.. Эти джинсы тебе не очень жмут? У тебя ведь может нарушиться кровообращение! Или случится что-нибудь похуже, – добавила она, поблескивая глазами.

Рис хмыкнул.

– Распутница, я должен был догадаться, что твои жадные глазенки все заметят!

Он быстро расстегнул молнию и с облегчением вздохнул, не в силах сдержать улыбку, когда Флейм тихо рассмеялась над его явным смущением.

– Знаешь, – сказала Флейм, оглядываясь, – так тоже слишком жарко! – Она подняла майку и быстро сняла ее через голову.

Рис смотрел на нее, как завороженный, она тоже посмотрела на свое обнаженное тело, сверкавшее белизной в свете лампы, и ее бровь медленно поползла вверх от удивления.

– Так ты говоришь, у меня жадные глаза?

Рис с трудом перевел дыхание, потом потянулся к каске с водой и отпил глоток.

– Мне все еще очень жарко, – сказала Флейм. – Рис, ну что мне делать?

Рис облизал губы.

– Тебе надо снять шорты, – предложил он хрипло.

Она посмотрела на него нарочито удивленно, с удовольствием продолжая игру. По крайней мере, с лица его исчезло ужасное выражение озабоченности. Не начал ли он наконец понимать, что они принадлежат друг другу?

– А что, Рис, ты прав!

Глаза ее горели, как угольки, она медленно расстегнула молнию и через секунду вылезла из них, бросив их в общую кучу.

– Надо же, такой кусочек хлопка, – Флейм подергала за резиночку трусов, – а чувствуешь себя, как в шубе! Я думаю, их тоже надо снять…

Рис увидел, как и трусики полетели в общую кучу, он так шумно выдохнул, что где-то внизу растревоженно отозвалось эхо. Рис молча протянул руки, и Флейм кинулась к нему в объятия. Она села к нему на колени, обняла его за шею и прильнула к его губам.

Он чувствовал, как напряглись ее соски, и стал расстегивать рубашку, не обращая внимания на то, что пуговицы вырывались с мясом и летели на камни.

Флейм нащупала руками его плоть, он застонал, ноги его дернулись, она улыбнулась, довольная собой. Потом наклонилась и осторожно взяла губами его сосок. Он слегка приподнялся под ней, беспомощно закрыв глаза, и она чуть не потеряла равновесие.

– Флейм! – пробормотал он, послушно падая на бок под ее руками, а потом на спину, когда она стала стаскивать с него джинсы.

Он понимал причину ее настойчивой страсти. Она боялась смерти! Психологи считают акт любви актом защиты от смерти, отрицанием победы небытия над жизнью…

Флейм облизала языком его пупок, и он задрожал в экстазе. Никогда еще Рис не чувствовал себя таким невероятно живым, как сейчас. Перед лицом смерти…

Нежно, почти благоговейно, Флейм взяла в руку его набухшую плоть, почувствовав ее горячий бархат. Потом все вокруг перевернулось, она ощутила спиной холод камня и жар его тела на животе, груди и ногах. Она чувствовала его руки, настойчивые сильные ноги, раздвигающие ее ноги, и закрыла глаза, готовая принять его. Он вошел, она закричала громко и бесстыдно. Открыв глаза, она встретила горящий взгляд мужчины, которого любила теперь не просто всем телом, но всей душой, всем сердцем! Любила до последнего!..

– Рис. – От слез радости ее глаза засверкали, как агаты. – Люби меня так, как никогда раньше. Пожалуйста!

Он поцеловал Флейм, пытаясь передать всю нежность, которую он не смог бы выразить словами. В этот момент она подумала, что никогда ни одну женщину на свете так не любили, ни Джульетту, ни Елену Троянскую, ни Клеопатру. А когда он поднял голову и посмотрел на нее, она плакала, обхватив руками и ногами его тело, выгибаясь ему навстречу. Риса закружила огненная страсть, прекрасный, дикий, жадный танец любви. Он любил ее до тех пор, пока силы не иссякли, пока все семя жизни не вошло в нее горячей мукой, пока не смолкло эхо ее страстных криков…


Майк смотрел на лимузин, удивленно наблюдая, как Оуэн, потом Франческа, Мария и наконец Джульетта выходили из машины. Испытывая чувство неловкости оттого, что его рабочий комбинезон весь пропах потом и сырой землей, он робко представился.

– Пожалуйста, пройдемте в контору и…

– Сначала мы посмотрим, что происходит, – взволнованно перебила его Франческа, на ее лице застыл страх.

– Дорогая, люди и так, вероятно, работают в нечеловеческих условиях. Мы им будем только мешать!

Майк повел их в контору, с большой осторожностью рассказывая о ходе спасательных работ.

Франческа испытала облегчение, когда узнала, что установлена связь с Рисом и Флейм, что у них достаточно воздуха и есть вода. Потом Майк как можно деликатнее описал их положение. Франческа пришла в ужас. В конце концов Майк извинился и вернулся к делам.

Оуэн и Франческа сидели рядом на старом диване и, держась за руки, молчали, неотрывно глядя на настенные часы. Еще три часа, сказал Майк. Тогда станет ясно, останутся их дети живы или нет…


Джастин толкнул дверь в цех и вошел. Он огляделся. Гюнтер Восс корпел в углу над бриллиантом ценой в триста пятьдесят тысяч фунтов, который должен был стать главным камнем коллекции. Все напряженно работали. Тихо, чтобы не помешать никому, Джастин направился к Гюнтеру Воссу. В это же время где-то готовилась точная копия этого камня… Джастин мрачно улыбнулся, подумав, какая буря поднимется, когда эксперты Софии ди Маджори объявят, что этот бриллиант, как и другие основные камни коллекции, подделка. Какое оскорбление для Софии и всего ювелирного мира! На какую-то долю секунды Джастин ощутил боль в сердце за «Альциону». Но не он виноват, а Флейм! Джастин посмотрел на часы. Прошло почти пятнадцать часов, с тех пор как он узнал о несчастье. Скорее всего они уже на том свете!..


Майк взглянул на Оуэна и Франческу, которые с побелевшими лицами стояли у подъемника. Потом оглядел людей, окруживших его. Мрачно приложил рацию к губам и отдал приказ. Внизу его приказ приняли. Камень, заблокировавший шахту, был слишком велик, чтобы поднять его с помощью какого-либо механизма. Убрать его можно было лишь динамитом. Через секунду все услышали подземный рокот, и из проема шахты поднялось большое облако пыли. Мужчины немного подождали и кинулись к лифту. Франческу трясло: она подумала, что невозможно остаться в живых после такого взрыва, и в отчаянии прильнула к мужу…

Флейм закричала, не в силах совладать с собой, настолько неожиданно все произошло. Они, уже одетые, лежали в объятиях друг друга, когда в ушах отозвался грохот взрыва. Облако пыли осело на их потные лица.

– Черт побери, я и не подумал об этом, – услышала она над собой загробный голос Риса, пытавшегося наладить лампочку. – Должно быть, они не смогли справиться с камнем иначе!

Дрожа, Флейм поднялась на ноги.

– Но взрыв помог?

Выяснить это можно было только одним способом: в мрачном молчании они стали карабкаться вверх, пытаясь понять, что на другой стороне завала – свобода или склеп?

Наверху их родственники томились в ожидании. Для Джульетты нашли складной стул – опираясь на палку, она села. Ее голубые, как лед, глаза, не отрываясь смотрели в сторону подъемника.

Франческа прижалась к Оуэну, который благодаря любви и заботам жены чувствовал себя физически почти здоровым. Ему было так приятно сейчас, что она нуждается в нем. Но надолго ли хватит ему этого счастья, если он потеряет Риса?

Мария первая услышала звук.

– Слушайте, – сказала она, – что-то скрипит! Должно быть, подъемник.

– Да, смотрите на трос! – Голос Оуэна был не просто взволнованным, но в нем слышался и страх.

Наконец подъемник поднялся, и все ожидавшие кинулись к нему. На секунду воцарилось молчание. Люди, без перерыва работавшие восемнадцать часов, жаждали увидеть тех, ради кого старались. Первой из подъемника вышла Флейм, у нее в этот момент волосы были цвета заходящего солнца и лицо богини!

Веселые крики огласили воздух. Улыбаясь, Майк Фарауэй вышел из подъемника и обернулся к Рису Декстеру, следовавшему за ним. Риса хлопали по спине, он тоже улыбался, чувствуя дружескую атмосферу, благодарил своих спасителей, глядя на их грязные, потные и счастливо улыбающиеся лица.

А Флейм с благоговением смотрела на закат, глубоко вдыхая воздух, казавшийся таким свежим, холодным и напоминавшим воздух морозного зимнего утра в Англии… Потом она посмотрела в сторону и тут увидела своих родных! Они стояли в нескольких ярдах. Радостно крича, она кинулась к ним, бросилась в любящие объятия Франчески. Обе, не обращая ни на кого внимания, разрыдались.

– О мама, – прошептала Флейм тихо, уткнувшись матери в волосы. – Как хорошо быть живой!


ГЛАВА 30


Незаметно пролетели три месяца. Рис вынужден был остаться в Австралии, пообещав приехать в Англию, как только шахта будет в порядке и начнет работать на полную мощность. Флейм велела себе забыть о кошмаре в шахте и вернуться к нормальной жизни, а это означало – закончить работу над коллекций Софии ди Маджори.

Войдя в цех, она удивилась, что работа так быстро продвигается. Более того, после нескольких осторожных вопросов она поняла, что никто в Вудстоке ничего и не слышал об инциденте на шахте. Джастину даже не пришло в голову сказать им об этом! Флейм стало обидно. Как же сильно он ненавидит ее, думала она печально, если даже такое событие не тронуло его сердца.

На второй день после возвращения в Равенскрофт Фрэнк Йенсен задержал Флейм в библиотеке и рассказал о переменах к лучшему, происходящих в Джастине. Он говорил о причинах, по которым ее брат стал таким, и Флейм поняла наконец, какое одиночество, боль и муку пришлось испытать ему в детстве. За это она могла ему простить все!

За эти несколько недель, когда она с нетерпением ждала Риса, наблюдая, как претворяются в жизнь и становятся реальностью придуманные ею украшения, Флейм несколько раз убеждалась сама, насколько благотворным оказалось влияние Фрэнка на Джастина. Франческа и Оуэн тоже радовались этому.

Но что-то было не так! Флейм чувствовала. Брат больше не смотрел на нее с холодной ненавистью, и это, вопреки всему, тревожило ее. Были моменты, правда мимолетные, когда она была уверена: Джастин выжидает! Но Рис вернулся, и Флейм почувствовала себя спокойнее. В его объятиях она перестала просыпаться в холодном поту от ужаса, что на нее рушится крыша или что ее брат гоняется за ней по дому с топором…

Прошло еще некоторое время, и однажды утром Флейм радостно сбежала по лестнице в столовую: Джульетта и Мария приехали накануне вечером, и она спешила их поцеловать.

– Я так рада, что ты здесь, – сказала она, обнимая Джульетту, как всегда выглядевшую безупречно: в сапфирового цвета атласной блузе и длинной бежевой замшевой юбке.

– Я ни за что на свете не пропущу такого события! – уверила ее Джульетта.

Флейм села рядом с Рисом, он молча взял ее руку в свою и сильно сжал.

У Флейм, хотя она и собиралась позавтракать со всеми, напрочь пропал аппетит. Она и раньше нервничала, когда ди Маджори рассматривала ее рисунки, но то, что она испытывала сейчас, уже напоминало настоящую панику: ровно через двенадцать часов София ди Маджори увидит всю коллекцию в готовом виде?! И подарок-сюрприз тоже. Кто знает, как она отнесется к этому?!

– По крайней мере мы теперь спокойно позавтракаем, – вздохнула Флейм, радуясь атмосфере дома.

Дизайнеры, реставраторы, профессиональные чистильщики ковров и мойщики окон – все, готовившие дом к приему гостей, ушли наконец.

Прием планировали провести в Лондоне, но потом решили устроить в Равенскрофте. Для этого Флейм выбрала бальный зал, огромный, с высоким потолком, с черно-белыми плитками на полу и большим рядом створчатых окон. Четыре соседние комнаты будут служить столовой. Накануне Флейм все проверила, в который раз поражаясь благородной красоте Равенскрофта. Она могла лишь предположить, какое удовольствие при виде всего этого будут испытывать фотографы, приглашенные из всех престижных газет и журналов столицы!

Вошел Чамберлен. Значит, кто-то уже прибыл.

Флейм застонала, схватила газету и закрылась ею. Джульетта тихо захихикала, а Франческа с Марией обменялись понимающими взглядами.

– Я встречу, Чамберлен, – Франческа легко и нежно провела рукой по огненной головке дочери и вышла.

Оуэн и Рис переглянулись и пошли за ней.

Снова раздался звонок. Чамберлен вернулся и доложил:

– Миледи, музыканты. Они говорят, что им нужно установить усилители.

Флейм снова застонала, но не успела ответить, как раздался еще один звонок. Чамберлен вернулся.

– Электрики, миледи. Вы заказывали специальное освещение в бальном зале?

Да, она заказывала. Для стола, на котором будут разложены украшения.

В это время Фрэнк Йенсен не спеша вошел в комнату. А следом Джастин.

Фрэнк посмотрел на него, но ничего не сказал, наблюдая, как тот налил себе кофе, и сел.

Джастин проверил часы. Десять тридцать, если бы в цехе поймали людей Феликса Барстоу, он бы, наверное, уже узнал про это. Но все было тихо… Глаза его встретились со взглядом сестры. Интересно, ее отправят в тюрьму? Вполне вероятно. Сам-то он в абсолютной безопасности! Всем известно, что он почти не участвовал в выполнении заказа. Да и потом – он улыбнулся – к тому времени он уже будет в швейцарской клинике у Фрэнка Йенсена…

Флейм почувствовала, что ее охватывает страх. Джастин что-то задумал! Она уже не сомневалась. Но что он мог сделать? Она сама проверила все работы. Они великолепны! Но ужасная тревога не покидала ее. И в этом она была не одинока: Фрэнк тоже настороженно думал, что же он упустил из виду? Джастин говорил с ним как-то слишком… беспечно и спокойно. Как если бы он… решился на что-то очень серьезное. Может быть… побороть в себе ненависть? Но Фрэнк знал его слишком хорошо: он не был бы сейчас таким благодушным, если бы не чувствовал уверенности в победе. Для Джастина победа это все! Фрэнку не понравилось даже то, что Джастин охотно пошел с ним к Роджеру. В уме он сделал зарубку – поговорить с Рисом, как только тот появится. Предупредить, чтобы следил за Джастином, как ястреб!


Первые гости стали появляться в шесть. «Роллс-ройсы», «бентли», «ягуары», спортивные «феррари», «ламборгини» и «порше». Флейм вместе с другими членами семьи стояла у входа, приветствуя всех.

Гости представляли собой очень пеструю толпу. Английская и итальянская аристократия, журналисты, старые друзья и новые друзья. Сотрудники «Альционы», конечно, и важные чиновники. Флейм подмигнула Уолту Мэттьюзу, поцеловала в щеку Гюнтера Восса за его замечательную работу. Оуэн, Рис и Джастин оделись специально к ужину. Рис и Оуэн в черном, Джастин в белом. Как красиво они выглядят, заметила Флейм, но ее глаза при этом были устремлены только на Риса.

Джульетта тоже произвела впечатление на гостей. Её седые волосы были собраны в высокую прическу, а изящную фигуру подчеркивал красный шелк. Несмотря на восемьдесят лет она была удивительно красива. Франческе очень шел вечерний туалет из изумрудного бархата. Мария выглядела так грациозно в голубом гипюре…

Но Флейм потрясла всех! Мужчины не сводили с нее глаз, а женщины явно завидовали. Не желая затмить Софию, она надела черное узкое бархатное платье, простое, с вырезом углом спереди и сзади. Ножки веселили изящные серебряные туфельки на высоченных каблуках. Почти никаких украшений на Флейм не было, только чеканного серебра часы-браслет и серебряные серьги с бриллиантовыми каплями. Ее собственной работы, конечно.

Учитывая, что идет на ювелирный праздник, каждая гостья надела самые лучшие украшения. Но именно Флейм притягивала все взгляды. Ее невероятного цвета волосы, поднятые вверх, каскадом опускались на плечи, потрясающе контрастируя с черным платьем и серебром.

Ровно в семь появились главные гости. София ди Маджори вошла в зал, и все восхищенно ахнули. Флейм обрадовалась, что ее заказчица – в белом бархатном платье, с оголенной шеей и руками. Без единого украшения.

Подойдя к ней, Флейм искренне улыбнулась, они обнялись, и фотографы как безумные бросились на них в атаку, ослепляя своими вспышками.

– Кара, я хотела бы познакомить тебя с моим язычником. – София взяла за руку толстого, невысокого, но красивого мужчину, стоявшего рядом. – Это мой муж, Гвидо Лучиано. Гвидо, это леди Сирамор-Форбс, известная среди друзей под именем Флейм.

Гвидо шагнул вперед, черные глаза его светились улыбкой.

– Могу понять почему, – галантно сказал он, поцеловал Флейм руку, и снова камеры защелкали.

София с Гвидо медленно шли по залу, здороваясь с гостями, перебрасываясь репликами со старыми друзьями, любуясь картинами и окружающим великолепием. Флейм кивнула оркестру, и он заиграл вальс Штрауса. София и Гвидо открыли танцы. Флейм взглянула на часы. Автобус с секьюрити, которые должны привезти коллекцию, через час отъедет от Вудстока!.. Она вздрогнула от прикосновения теплой руки к ее талии. Это был Рис.

– Потанцуй со мной, красотка!

– Я думала, ты уже не пригласишь меня, – проворчала Флейм.

Они сделали круг по залу, явно для фотографов, чтобы на следующее утро газеты могли выйти с сенсационным заголовком: «Королева украшений и ее золотодобытчик в танце».

Что касается деликатного перехода из танцевального зала в главный салон и в три других, в этом Флейм положилась на Джульетту. Ровно в восемь часов Флейм кивнула музыкантам, они тотчас прекратили играть, и раздался гонг Равенскрофтов, подаренный им принцем-регентом.

– Леди и джентльмены! – сказала Джульетта величественным и требовательным голосом. Все уважительно замолчали. – Ужин подан. Мадам! – Джульетта повернулась к ди Маджори. – Может ли лорд Джастин отвести вас к столу?

Невероятно красивый Джастин выступил вперед, а Гвидо Лучиано в галантном поклоне обратился к Джульетте:

– Я очарован вами, графиня!

Все медленно проследовали к столам. Самые знатные гости сопровождали Софию с мужем и хозяев. Менее знатные прошли в другие комнаты, куда их проводили лакеи в роскошных ливреях.

Когда Флейм села на свое место, она сразу взглянула на свои часики.

– Расслабься! – прошептал ей Рис. – Автобус охраняется лучше, чем Форт-Нокс!

– Да, я знаю, знаю, – простонала она в ответ и, поскольку уже подносили еду, попыталась сосредоточиться на ней.

Не говоря о прекрасном шампанском и винах, икре и изысканных паштетах, были поданы и такие блюда, которые просто не могли не вызвать восхищенных возгласов гостей: жареные фазаны вплывали на серебряных подносах высоко над головой официантов, следом несли утку, шотландских куропаток, телятину, говядину, форель, лосося и лобстера. Для вегетарианцев готовились блюда из овощей и фруктов, привезенных из Греции, Индии, Полинезии и Китая. Десерт вообще напоминал произведения искусства! Все это тонуло в возгласах удовольствия и аплодисментах. А потом подали сыры – не менее пятидесяти сортов. Настоящий венецианский кофе предлагался вместе с другими на выбор – кенийским, колумбийским и коста-риканским. Гости разомлели от еды и вина, весело болтали, но возбуждение нарастало по мере приближения главного момента…

Наконец Флейм, извинившись, вернулась в танцевальный зал, где команда охранников уже ожидала, окружив стол, на черном бархате которого лежали коробки с украшениями. Флейм быстро распределила их – ведь мысленно она проделывала это уже сотни раз! Натянули ограждение из лент, чтобы удержать гостей, пока София и ее муж будут обходить стол. Флейм расставила хрустальные вазы с гардениями в нужных местах на столе, глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. На черном бархате, под ярким светом, высвечивающем каждую грань и все оттенки цветов, драгоценности ожили. А сюрприз для Софии Флейм спрятала в черную коробочку в самом центре стола.

На деревянных, несгибающихся ногах она направилась к Софии. Увидев напряженное лицо девушки, София ласково улыбнулась.

– Пора?

Флейм кивнула. В комнате стало тихо. Флейм с важными гостями двинулась в бальный зал, остальные гости последовали за ними.

Уолт с тревогой наблюдал за Джастином, который, казалось, был совершенно безразличен к тому, что не он в центре внимания. Уолт никак не мог забыть про обманный звонок во время его визита. Однако секретарша твердо стояла на том, что граф никуда не звонил и не пользовался копировальной техникой. Уолт был озадачен…

Стоя сбоку от стола, Флейм пыталась не смотреть на Софию. Но краем глаза она видела, что та рассматривает птичку-брошь из рубина, жемчуга, янтаря и изумруда. Птица с рубиновыми крыльями словно клевала крошечные зернышки из жемчуга. София осторожно подняла брошь с бархата, поднесла к глазам, внимательно разглядывая. Она подумала, что ничего более очаровательного и идеально выполненного никогда не видела!

– Чудесно, кара! – сказала она тихо, но все услышали – такая стояла напряженная тишина.

Легкий вздох облегчения пробежал по залу. Флейм успокоилась, все шло хорошо. Если София и думала о толпе за спиной, жаждущей осмотреть ее богатство, то не показывала виду. Она не торопилась, аккуратно трогала каждую вещь, просила Флейм объяснить идею. Все терпеливо ждали; в конце концов, она платила за все: по слухам коллекция обошлась ей в десять миллионов. Удивительной красоты серьги, кольца, браслеты – все было осмотрено с одобрительной улыбкой. И хотя София держалась спокойно, ее щеки горели. Глаза же стали какими-то туманными, будто она с трудом верила, что все эти сверкающие драгоценности принадлежат ей.

Наконец она закончила обход и остановилась возле броши, изображавшей паука в паутине. Она встала спиной к толпе и вопросительно подняла бровь, глядя на Флейм. Флейм осторожно приколола брошь на ее белое платье. Агатовый паук потрясающе выглядел на белом бархате, а серебряная, с изумрудами паутина излучала фантастический свет.

– Ну а теперь, – повернулась София к потрясенно вздохнувшей толпе, – давайте пригласим гостей присоединиться к нам.

Когда охрана чуть отошла назад, чтобы дать людям посмотреть, Флейм почувствовала, что ей не хватает воздуха. Все ясно, успех потрясающий! Рис стоял рядом, они смотрели, как элегантная толпа фланирует вокруг столов. Фотографы кинулись снимать, и ни одна вещица, даже крошечная сережка, не избежала внимания объективов. Была почти полночь, и толпа у столов уже поредела, когда Флейм, собрав остатки мужества, сказала:

– Леди и джентльмены… – Ей пришлось повторить, прежде чем голоса стихли. – Мадам! – Флейм поклонилась Софии, которая посмотрела на нее, слегка приподняв бровь. – Вы видели все, кроме одной вещи из коллекции «Альционы».

Раздался шумок. София заулыбалась.

– О, у вас для меня сюрприз, леди Флейм?

Флейм улыбнулась.

– Да, то, что вы еще не видели. Это подарок от «Альционы» нашей патронессе. Я надеюсь, он ей понравится…

С большим любопытством София с мужем последовали за Флейм. Девушка подняла черную коробочку, лежавшую под гардениями, молча повернулась и протянула ее Софии. Медленно, осторожно София ди Маджори подняла крышку… Все услышали вздох. Напряжение достигло апогея!.. Что могло быть неожиданнее, чем брошь с пауком? Или колье с серьгами и диадемой из огромных сверкающих бриллиантов? София произнесла что-то по-итальянски, знающие язык улыбнулись. Потом она подняла глаза на Флейм.

– Моя дорогая леди Флейм. Вы превзошли самое себя! – И с этими словами она вынула тиару, которая лежала там.

Тиара оказалась совершенно необычной, являясь частью маски. Очень легкая, хотя и была усыпана бриллиантами, сапфирами, агатами и дымчатыми топазами. София с некоторым недоверием всматривалась в таинственное мерцание камней. Осторожно надела ее. В прорезях маски блеснули глаза… Тиара, соединенная с маской, напоминала корону, причудливо украшенную невиданными по красоте камнями!

Толпа сперва ошарашенно молчала, потом разразилась аплодисментами. София подождала, пока фотографы сделают свое дело, потом повернулась к зеркалу и удивленно посмотрела на себя. С брошью на груди и в тиаре-маске она казалась таинственной соблазнительницей. Фотограф щелкнул затвором – этот снимок потрясет весь ювелирный мир!..

В этот самый миг, на пике триумфа, когда все глаза были обращены к ди Маджори, Флейм взглянула на стол и… с трудом сдержала крик ужаса. Она застыла. Потом отчаянно огляделась. Гюнтер Восс заметил панику Флейм и быстро подошел к ней.

– Гюнтер, главный бриллиант… не тот, – прошептала она, стараясь следить за фотографами, которые, слава Богу, интересовались только Софией ди Маджори.

Гюнтер оглянулся, убедившись, что никто не смотрит на него, наклонился над бриллиантом, прерывисто втянул воздух и выпрямился.

– Ваша светлость! – прошептал он ей в ухо с немецким акцентом. – Это фальшивка…


ГЛАВА 31


Флейм уставилась на него, не веря своим ушам. Но потрясение в его взгляде заставило поверить…

– Фальшивка? – повторила она, но, почувствовав, что на нее направлена камера, ослепительно улыбнулась. Молодой журналист поднес к ее губам микрофон.

– Леди Альциона, каково это – испытать такой успех?

Флейм с трудом подавила истерическое желание расхохотаться. Успех? Да ведь это катастрофа! Сосредоточься! – приказала она себе.

– Ну конечно, мы все очень рады, что синьоре ди Маджори понравилась наша коллекция. – Она мило улыбнулась, но мысли ее были далеко…

Ей надо задержать у себя драгоценности, пока все не выяснится. Придется проверить под микроскопом каждый камень. А ди Маджори ведь намерена отправить коллекцию личным самолетом, который ждет в Кидлингтонском аэропорту!

– Я уверен, все, включая наших читателей, хотят узнать, откуда взялась идея необыкновенной тиары. Или это маска?

Флейм снова улыбнулась, хотя ей сейчас было не до улыбок: нельзя позволить Софии вывезти коллекцию! Фальшивый бриллиант будет обнаружен, и «Альционе» конец!

– Если бы вы побывали на бале-маскараде в Венеции, вы бы поняли, откуда эта идея. – Флейм услышала свой голос, легкий, счастливый и как будто чужой. – Извините меня пожалуйста, вот Гюнтер Восс, наш главный мастер, который занимается огранкой камней. Я думаю, он откроет некоторые тайны вашим читателям.

Она посмотрела на Гюнтера. В глазах ее стояла мольба о помощи. Гюнтер не подвел Флейм. Он увел репортера подальше от коллекции. Она услышала, как он стал ублажать его рассказами о ювелирном деле.

Флейм в панике огляделась, все толпились вокруг Софии ди Маджори, разглядывая брошь и тиару-маску.

Тут она увидела Джастина. Он тоже наблюдал за этой сценой, скривив губы в насмешливой улыбке. Она сразу все поняла. Фальшивый бриллиант – его рук дело! Неудивительно, что он в последнее время так спокоен. Он решил, что уже выиграл. И… кровь ее застыла в жилах… Он сможет выиграть, если она не придумает, как задержать у себя коллекцию и заменить фальшивку!

Вдруг Флейм осенило: а если этот камень не единственный поддельный? В коллекции несколько больших рубинов и сапфиров. Флейм закрыла глаза и глубоко вздохнула. Нет, она не может стоять так и ничего не делать, когда ее карьера готова рухнуть раз и навсегда! Флейм посмотрела на Софию, любовавшуюся на свое отражение в зеркале. Она явно была очень довольна собой!

Флейм расправила плечи. Но что она ей скажет?..

– В чем дело?

Флейм вздрогнула. Погруженная в свои ужасные мысли, она совершенно забыла о Фрэнке Йенсене, который орлиным взором наблюдал за всеми. Он видел все.

Она шепотом рассказала Фрэнку о происшедшем. Лицо Фрэнка помрачнело, когда он посмотрел на Джастина. Но все, что он мог сделать, это выразить сочувствие и поддержать ее морально. Флейм попросила рассказать обо всем Рису, потом, высоко подняв голову, выпрямив спину и с сердцем, замирающим от болезненного страха, дала указание охране отодвинуть ограждение еще на фут от стола, чтобы какая-нибудь остроглазая матрона, знающая толк в драгоценностях, ничего не заметила, и медленно прошла через толпу к Софии.

София ди Маджори наконец отвернулась от зеркала, счастливо вздохнула и шагнула к автору украшений, о которых, конечно же, будут говорить еще очень долго!

– Кара, это замечательно. Ну что я могу еще сказать?

Она перешла на более привычный для себя итальянский язык, и Флейм поддержала ее.

– Я рада, что вам понравилось, синьора. Хотя полагаю, чтобы убедиться в идеальности подгонки, нужно еще раз все проверить. Колье, например, надо поправить, чтобы оно село точно на ключицы. Серьги – чуточку укоротить!

Флейм понимала, что говорит чепуху. Все было измерено и учтено. Но она рассчитывала, что София, очарованная вещами, захочет достичь идеала. Если бы только удалось на этом сыграть!

– Поскольку тиара делалась в секрете, она может не слишком удобно сидеть на голове. Или… вы не против? – Она мягко подняла подбородок Софии, слегка повернула его вправо, чем немедленно воспользовались обрадованные репортеры. – Я так и думала, маска не совсем правильно лежит на щеке. Через некоторое время она начнет раздражать, а это будет ужасно. Ничего страшного, – продолжала Флейм. – Просто надо подправить вот здесь. Я уверена, вы ведь хотите иметь абсолютно безупречные вещи?!

Ди Маджори медленно кивнула, но Флейм видела, что она не в восторге от этой идеи. Ей не хотелось выпускать из рук новые сверкающие игрушки.

– На это уйдет неделя, – сказала Флейм, думая, успеет ли она за столь короткое время найти камни, обработать их и вставить. – Но зато вы сможете их носить постоянно, ни о чем не беспокоясь! – Как вовремя она это сказала! Сердце Софии смягчилось…

– Ты права, кара, коллекция должна быть идеальной!

Флейм чуть не упала в обморок. Господи, какое счастье!..

София тем временем, увидев мужа из-за плеча Флейм, извинилась и отошла.

Флейм кивнула оркестру, он заиграл модный в двадцатые годы вальс.

Она быстро нашла шефа секьюрити и сообщила об изменении планов – коллекцию надо немедленно увезти обратно в «Альциону». Потом она повернулась и увидела Риса.

– Ты убедила ее оставить у нас драгоценности?

Флейм кивнула и облизала высохшие губы.

– О, Рис, мне так страшно! Я сказала ей, что она получит коллекцию обратно через неделю. Но успеем ли мы?

Глаза Риса сощурились, она проследила за его взглядом и увидела, что тот наблюдает за Джастином.

– Это зависит… – тихо проговорил он. – Если мы сумеем найти оригиналы, Гюнтер сделает за день. Если нет…

– Если нет? – со страхом повторила Флейм.

Рис уверенно улыбнулся.

– Дорогая, я добываю драгоценные камни. Или ты забыла? Я найду замену в своих закромах. Запомни, никто, кроме Гюнтера, не видел камни вблизи. София не сможет заметить разницу в оттенке изумруда или рубина.

Она кивнула. Это правда. Но успеют ли они?

– Я пойду поищу Гюнтера и скажу ему.

Как же она устала!..

Рис посмотрел на Джастина.

– Да, дорогая, иди. – Он подтолкнул ее, и она пошла сквозь танцующую толпу.

Рис не отрывал взгляда от названого брата.

Джастин видел, как тот приближается к нему, его лицо было спокойно и надменно, как маска. Но первые же слова Риса ударили его.

– Мы обнаружили подделку, Джастин, – спокойно сообщил Рис. – Сейчас охранники увезут все обратно в Вудсток. Мы заменим камень, а если надо, то и другие, и вернем ди Маджори в течение недели. Может, ты облегчишь нам задачу и скажешь, где настоящие? Или предпочитаешь какой-нибудь иной вариант?..

Если бы Джастин мог рассуждать разумно, он бы понял, что Рис не собирается сообщать в полицию. Если бы он вообще мог думать как нормальный человек, уверенный в любви матери, он понял бы, что Франческа никогда не позволит этого. Но Джастин не мог рассуждать здраво. Он вообще не мог думать. Эмоции заглушали все, он ощутил себя совершенно разбитым, физически и морально. Он отступил от Риса с побелевшим лицом. Рис вдруг ощутил знакомый прилив жалости. Это сочувствие было схоже с сочувствием к больному животному.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – услышал Джастин свой безжизненный голос.

Внутри него закипал гнев, душила ярость, его охватил страх, навалилось отчаяние – от разочарования, ненависти и жалости к себе. Он чувствовал, как летит в какую-то пропасть… Музыка казалась тупым бряцанием. Ему надо было бежать от окружающей его толпы, которая грозила ему уничтожением. Молча он оттолкнул Риса и быстро пошел к двери. Рис увидел, как Фрэнк кинулся за пациентом, и покачал головой, затем огляделся…

Флейм говорила с побледневшим Уолтом Мэттьюзом. Какая все-таки она удивительная женщина! Большинство бы паниковало в этой ситуации, она же действовала спокойно.

Рис быстро вышел из танцевального зала и нашел телефон. Он немедленно позвонил насчет камней, которые нужны были срочно…


Джастин благополучно добрался до охотничьей комнаты… Фрэнк следовал за ним, но знавшему дом гораздо лучше Джастину удалось обмануть его. Из темноты смотрели на него теперь чучела животных – барсуки, лисы… Джастин опустился на пол.

– Я не виноват, – сказал он им. – Я не убивал вас.

Он сидел, прижав колени к груди и закрыв глаза… Все снова пошло не так. Сестра опять выиграла. А его, как всегда, должны наказать. Неожиданно Джастин ощутил пугающую темноту в комнате; он стал носиться по ней, как сумасшедший, включая свет везде, где только мог найти. Надо что-то делать! Джастин торопливо открыл шкаф, вынул ружье, потом достал с полки масло для смазки, тряпку и принялся наводить блеск. Приятная тяжесть «пердэ» придавала уверенность. Да, хорошо держать ружье в руках. Вдруг Джастин замер и уставился на него долгим взглядом…


Гости уже уходили, ди Маджори уехала в свой отель в Оксфорде, но, что самое важное, удалились журналисты, кино– и фоторепортеры…

– Не беспокойтесь, миледи, – сказал Гюнтер Восс, – насчет мастеров. Они никому ничего не скажут. Все знают, их собственная жизнь зависит от того, смогут ли они сохранить тайну.

Когда наконец дверь закрылась за последним гостем, напряжение отпустило Флейм, и она смогла рассказать своим родным о том, что произошло. В жуткой тишине Рис подошел и поцеловал Флейм.

– Не беспокойся, все самые крупные камни уже в дороге к Вудстоку. А Гюнтер Восс нас не подведет!

Оуэн ошеломленно посмотрел на жену. Франческа почувствовала, как на глазах выступили слезы.

– А где Джастин? – спросила она тихим голосом, нарушив напряженную тишину.

– Не знаю, – сказал Рис, – я видел, как он бросился бежать из танцевального зала. – Потом подошел к мачехе и встретился взглядом с отцом. – Не волнуйтесь, Франческа, Фрэнк сумеет помочь ему. В Швейцарии есть клиника, в которой он консультирует.

– Это я виновата! Я не должна была его оставлять! Надо было заплатить кому надо, и его выкрали бы еще маленьким… Я знала, что такое Малколм! Я знала!

– Не говори глупостей, мама. Никто ни в чем не виноват, даже Джастин, просто так сложилась жизнь.

Джульетта заявила, что она устала и идет спать. Мария пошла проводить ее. Оуэн кивнул уходящим дамам.

– Пойдем, мой ангел, – сказал он ласково жене. – Я думаю, твоя мать и бабушка правильно решили…

– А как же Джастин?

Рис улыбнулся.

– Мы с ним справимся.

– А вы не обидите его?

Рис покачал головой.

– Нет, мы не обидим его, мама. Он сам себя обидел.

В глазах Франчески он увидел благодарность.

– Спасибо, Рис, сын… – И вместе с мужем она пошла вверх по лестнице.

Флейм смотрела, как они уходят.

– Мне лучше поехать в «Альциону». Гюнтер сейчас начнет проверять вещи.

– Правильно! Поехали, – быстро сказал Рис.

Флейм посмотрела на него. Он такой сильный и решительный. Она радостно улыбнулась: вместе они могут все. Даже невозможное!


На крыше было холодно. Джастин посмотрел на темное небо. Он дрожал. В руках у него было ружье. Крыша заиндевела и скользила под ногами. Он спустился к краю. Джастин и сам не знал, что заставило его выйти из комнаты и подняться сюда. Может, он хотел прийти на место, откуда упал его отец и разбился? Посмотрев вниз, он увидел в ярком свете полной луны, как его сестра с любовником направляются по гравиевой дорожке к машине. Наверное, в этот час сама судьба привела его сюда! Он шевельнул рукой и почувствовал тяжесть ружья, которое стало как бы продолжением руки. Он прицелился. Сестру он видел отчетливо, но палец оставался на спусковом крючке. Джастин еще подождал. Ночь и тишина оглушали, и казалось невозможным нарушить ее каким-то звуком.

Джастин услышал шорох, вероятно такой же, как год назад услышал его отец у себя за спиной. Джастин резко и удивленно повернулся.

Человек прятался в тени большой трубы. Потом неловко двинулся вперед, и серебристый свет луны ударил ему в лицо. Оно было круглое, наивное, но… страшное!

– Дядя Роджер?! – удивленно заморгал глазами Джастин, отчаянно пытаясь что-то сообразить.

Он услышал, как внизу открылась дверца машины: они уезжают! Джастин быстро поднял ружье и прицелился…

– Не надо, – слова прозвучали тихо, обыденно, но как ножом пронзили Джастина.

Он еще раз повернулся к дяде и не услышал, как открылась дверь на крышу, Фрэнк Йенсен спрятался в тени…

– Дядя Роджер, уходи! – сердито проговорил Джастин, не понимая, почему его охватил страх. Это же всего-навсего его слабоумный дядька, призрачный обитатель Равенскрофта! Он засмеялся. – Иди, к себе! Там лучше.

Роджер упрямо шел вперед. Его круглое, детское лицо было напряженным.

– Нет, не надо, – снова сказал он. – Ты погубишь Флейм.

В эту секунду Роджер совершенно неожиданно стал другим. Неуклюжий уродец исчез, на его место явился человек, способный мертвой хваткой вцепиться в Джастина. Он чувствовал, как пятится назад, паника охватила его – он сейчас свалится с крыши! Роджер вцепился в ружье и с удивительной силой потащил Джастина к себе.

– Отцепись от ружья! – прошипел Джастин, услышав, как машина внизу тронулась. – Они уезжают!

Фрэнк Йенсен был уже рядом, его сердце колотилось. Услышав голоса, он понял, что хотел сделать Джастин, но теперь боялся вмешаться, не зная, как лучше поступить, когда эти двое борются за заряженное ружье на краю крыши…

– Отдай ружье! – сказал Роджер. – Ты погубишь Флейм, ты плохой, как Малколм. Я не дал Малколму погубить Франческу!

– О чем ты говоришь, ты, полоумный?

Он вырывал ружье, потрясенный тем, что Роджер обладает такой силой! Потом Джастин увидел его голубые глаза и вдруг опустил руку. Ужасная, невероятная мысль возникла в его сознании.

– Так это ты? – сказал он тихо и неуверенно. – Ты его столкнул?

Роджер кивнул.

– Плохой человек, – повторил он и резко дернул ружье.

Джастин бессознательно впился в него. Когда он понял, что Роджер собирается его убить, ужас придал ему силы. Палец нажал на крючок, раздался выстрел. Уши заложило от оглушительного звука. Взгляд Роджера на секунду стал каким-то озадаченным. Он попятился назад. Джастин увидел кровь. Она расползалась на груди Роджера. Джастин уставился на ружье, которое держал в руках, и с гримасой ужаса разжал пальцы.

Машина внизу зарычала и тронулась с места.

– Что это было? – спросил Рис, оглянувшись, но ничего не увидел. – Похоже на выстрел.

– С крыши. Или откуда-то еще. – Они поглядели друг на друга. Потом выскочили из машины и побежали…

Фрэнк Йенсен выпрыгнул из тени и подхватил падавшего Роджера Сирамор-Форбса.

– Дядя Роджер, – сказал Джастин, начиная осознавать, что произошло. – Я не хотел…

Роджер заморгал своими большими голубыми глазами. Он узнал хорошего человека, Флейм и Франческа приводили его к нему и знакомили.

– Привет, – сказал он.

– Привет, Роджер. – Фрэнк Йенсен улыбнулся. Потом посмотрел на Джастина.

– Плохой человек, – сказал Роджер.

– Нет, не плохой. Обиженный. Малколм его обидел.

Роджер нахмурился, закашлялся и забрызгал кровью руку Фрэнка.

– Я убил Малколма. Это плохо?

Фрэнк посмотрел на рану в груди Роджера, на белое лицо, – кровь уже пошла горлом. Он умирал.

– Нет, Роджер, нет! Ты не плохой человек, ты хороший!

Роджеру стало холодно. Холод означает смерть. Франческа говорила ему об этом. Она говорила, что когда Бог забирает к себе, человеку холодно…

– Теперь Бог будет присматривать за мной? – спросил Роджер, глядя на хорошего человека, который кивал, а слезы катились у него по лицу.

Роджер не любил слезы, ему захотелось, чтобы тот перестал плакать. Хорошие люди не должны плакать!

– Да, Роджер, – сказал Фрэнк хрипло. – Бог за тобой присмотрит.

Роджер кивнул, закрыл глаза и умер…

Все были уже на крыше. Флейм и Рис прибежали первыми. Они увидели, что Фрэнк держит рыдающего Джастина, рядом лежит Роджер Сирамор-Форбс и возле него ружье. Флейм посмотрела на молодое, умиротворенное лицо дяди и тихо застонала. Рис быстро прижал ее голову к своей груди, чтобы успокоить и защитить. Поверх трясущихся плеч девушки он встретился взглядом с Фрэнком. Оуэн, Франческа, Мария и Джульетта отступили, отказываясь поверить в трагедию, а Фрэнк, все еще успокаивая истерически рыдающего Джастина, кивнул на Роджера.

– Это он столкнул Малколма с крыши. Он пришел сюда остановить Джастина, чтобы… – он показал глазами на ружье, – чтобы он не использовал его против тебя и Флейм.

– Так это Джастин убил Роджера? – в ужасе воскликнул Оуэн.

– Нет, – резко сказал Фрэнк. – Это был несчастный случай. Я все видел.

Он еще раз взглянул на Риса, твердо выдерживая его взгляд.

– Роджер хотел убить Джастина. Они боролись, ружье было заряжено, и любой из них мог нечаянно нажать на курок…

Джастин снова застонал сквозь слезы.

– Все в порядке, тише, – успокоил его Фрэнк и похлопал по плечу.

– Я не хотел. Я любил дядю.

Мужчины попросили женщин уйти. Франческа испуганно посмотрела на Риса. Все молчали. И вдруг Джульетта заговорила:

– Мы должны позвонить в полицию. Был выстрел и налицо смерть! – Она перевела взгляд с Оуэна на Риса, глаза ее смотрели задумчиво. – Вопрос о том, что мы должны сказать?


ЭПИЛОГ


Флейм стояла перед зеркалом и серьезно смотрела на свое отражение. Свадебное платье было сшито по эскизам личного кутюрье ди Маджори. Белое, с длинным шлейфом, украшенное жемчужинами, вшитыми в кружевной кринолин. Сквозь фату волосы Флейм цвета солнечного заката светились. Франческа незаметно смахнула слезу.

– Ну, мама, как я выгляжу!

– Как должна выглядеть девушка в день свадьбы! – сказала Франческа.

Она была очень взволнована предстоящим событием. Через створчатое окно в теплом майском воздухе плыл звон церковных колоколов. За деревьями была видна квадратная башня равенскрофтской церкви. Все гости, подружки и будущий муж наверняка уже ждут ее там. Флейм вздохнула.

– А вдруг я споткнусь, когда пойду по проходу? – с комичной гримаской спросила она.

– Оуэн тебя поддержит. Рис назовет неуклюжей, викарий тихо посмеется, вот и все, – ответила Франческа.

– Вот за это я тебя и люблю, мама. Ты всегда такая уверенная!

Женщины все еще смеялись, когда раздался робкий стук в дверь.

– Войдите! – крикнула Франческа, и Уолт Мэттьюз, красивый, в сером костюме, вошел, нервно сжимая шляпу.

– Простите за вторжение, леди Альциона, но я должен выполнить последнее распоряжение вашей прабабушки Джессики.

– Какое, Уолт? – весело спросила Флейм, ее взгляд упал на старинную синюю коробочку, которую он держал в руках.

Уолт быстро подал ее, радуясь, что наконец может от нее избавиться.

– Перед смертью ваша прабабушка дала мне это и велела вручить вам в день свадьбы. – Он отступил, бормоча, что ему надо быть вовремя в церкви, и выскользнул из комнаты.

Франческа и Флейм рассмеялись, когда за ним закрылась дверь.

Флейм посмотрела на коробочку.

– Здесь что-то очень старинное…

– Ну ладно, открывай! – воскликнула Франческа с любопытством.

Увидев, она ахнула:

– Это жемчуг!

Да, это была нитка жемчуга, самого невероятного, какого она никогда в жизни своей не видела! Та самая нитка, которая украшала шею Джессики на портрете, висящем в зале.

Флейм осторожно приложила ее к шее. Казалось, жемчуг специально был подобран к ее платью.

– Мама, – выдохнула Флейм, – жемчужины совершенные, идеальные!

– И старинные! – улыбнулась Франческа.

Потом вспомнила о сыне и улыбка ее угасла. Но Франческа знала, что Джастин находится в прекрасной клинике в Швейцарии с Фрэнком Йенсеном, который уверяет, что мальчику лучше день ото дня…

В полиции они заявили, что выстрелил сам Роджер Сирамор-Форбс, случайно… Роджер, сказали они, был возбужден, он хотел салютовать в честь праздника из ружья, а Джастин, беспокоясь за него, пытался отобрать его, и ружье выстрелило. Как независимый и имеющий хорошую репутацию свидетель Фрэнк Йенсен подтвердил версию несчастного случая, а поскольку семья Сирамор-Форбсов была уважаема, к этой истории отнеслись спокойно. Все утихло. День похорон Роджера был очень печальным для Франчески… Но на этот раз визит в церковь был праздником. Праздником любви, надежды, праздником жизни!

Импульсивно Франческа обняла дочь, и Флейм ответила ей таким же нежным объятием.

– О, мама, я так счастлива, я так люблю Риса!

– Я знаю. Он тоже любит тебя. Я рада, что вы решили жить в Равенскрофте. Этот дом заслуживает того, чтобы в нем поселилась счастливая семья. Вот подожди, пойдут дети, им здесь будет очень хорошо. Лужайки, река, поля!

Флейм кивнула.

– Я хотела бы, чтобы и Джастин жил здесь.

Но она понимала, что это невозможно. Шок после убийства дяди оказался сокрушительным. Правда, это потрясение словно открыло ворота для боли, чтобы она вышла. Со временем, Флейм была уверена, брат сможет покинуть клинику и жить другой, нормальной жизнью. Все будут ему помогать. Оуэн станет ему прекрасным отцом, каким никогда не был Малколм.

Флейм взглянула на мать, бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале и снова вздохнула.

– Хорошо. Надо идти, а то Рис начнет волноваться и пошлет нас искать!

Франческа рассмеялась и поспешила открыть дверь, помогая Флейм справиться со шлейфом. Они решили поехать в церковь вдвоем, нарушая традицию.

Когда они спустились вниз, Флейм задержалась у портрета Джессики Сирамор-Форбс. Взглянув на улыбающееся, юное лицо, обрамленное рыжими волосами, на жемчуг, который теперь покоился на ее шее, поблескивая в темноте зала, Флейм почувствовала, как комок подступил к горлу…

– Интересно, а знала ли она, – прошептала Флейм, – как все будет?

Франческа тоже посмотрела на портрет этой сильной, решительной женщины…

– Возможно, и знала, кара, – тихо сказала она, сжав руку дочери. – Возможно, она все знала!..

Оставив позади прошлое, они устремились вперед, к прекрасному будущему. Туда, где их ждали любящие мужчины…


notes


Примечания


1


Flame – пламя (англ.). Здесь и далее прим. ред.


2


Музей изящных искусств и археологии при Оксфордском университете.


3


От англ. жарг. to juzz (jazz) – трахаться.


4


Фешенебельный район Лондона.


5


Национальный музей изящных и прикладных искусств всех стран и эпох в Лондоне.


6


Усадьба лорда Монтегю в графстве Гэмпшир; известна крупным частным музеям автомобилей старых марок.


7


Улица в северо-восточной части Лондона; центр торговли алмазами и бриллиантами.