Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть Майкл Гилберт Лучшие детективы мира # Перевод И. И. Кубатько В сборник вошли четыре романа английского писателя, признанного старейшины британского детективного цеха, творчество которого практически неизвестно российскому читателю. Это издание призвано восполнить одно из "белых пятен" на пестрой карте английского детектива XX века. Майкл Гилберт Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть В сборник вошли четыре романа английского писателя, признанного старейшины британского детективного цеха, творчество которого практически неизвестно российскому читателю. Это издание призвано восполнить одно из `белых пятен` на пестрой карте английского детектива XX века. БЕДНЯГА СМОЛЛБОН 1. Вечер понедельника ПРЕДСТАВИТЕЛИ СТОРОН I Вначале должны быть перечислены представители сторон, с указанием полного имени и дополнительных данных, например, подполковник гренадерского полка Его Величества, адвокат Верховного Суда, член церковного совета или иные данные сообразно обстоятельствам, а если речь идет об особе женского пола жена, вдова, незамужняя или разведенная. - Мысли всех нас, кто собрался сегодня здесь, - заявил мистер Берли, - разумеется, обращаются к той великой утрате-к той безмерной утрате-которую недавно понесла наша фирма, вся британская адвокатура-и вы конечно согласитесь со мной-и все британское общество. Никто ему не возражал; отчасти потому, что мистер Берли лично определял зарплату большей части присутствующих, но еще и потому, что главному оратору на торжественном банкете возражать обычно не принято; в результате мистер Берли продолжал: - Нельзя спокойно говорить о такой утрате. Абель Хорниман, основатель нашей фирмы и ее старейший компаньон, был человеком, имя которого никогда не сгинет в забвении. Даже те, кто не имел возможности оценить его юридические-гм-таланты, будут всегда вспоминать его как изобретателя методов работы, которые широко применяются в нашей фирме, методов, носящих его имя-Хорнимановская система учета, Хорнимановский алфавитный регистратор, - Хорнимановская исключительно особая срань, - заметил Джон Коу своему соседу Боуну. - Абель Хорниман был не только великим юристом, но и крупным предпринимателем. Некоторые из нас конечно помнят, как не раз он гордо провозглашал: - «За тридцать секунд я могу найти любое дело, прошедшее через нашу фирму за последние тридцать лет.» - Много ли юридических фирм могут этим похвастаться? Как полезно в наше время всеобщей распущенности, когда процессы ведутся на глазок и даже имущественные дела сводятся к заполнению стандартных бланков, как полезно хоть на минутку задуматься над жизненным путем человека, который прошел суровую школу, прежде чем стал тем, кем был, человека, который неустанно совершенствовался во всех сферах адвокатской деятельности, человека, который никогда бы не потребовал от своих сотрудников того, что не умел сделать сам лучше их-и при этом, - мистер Берли развивал свою бесконечную фразу с ловкостью эксперта по имущественным делам, - и при этом человека, который, как мы знаем, был всегда готов поделиться с партнерами и сотрудниками плодами своих познаний и своего напряженного труда. - Предложи он мне половину своих деньжищ, я бы явно не отказался, - заметил Джон Коу, отставив на миг попытки попасть хлебным шариком в некую мисс, сидевшую на три места дальше на противоположной стороне стола. - Это был великий юрист, - продолжал мистер Берли. - Основатель и душа своей фирмы-нашей фирмы-я бы даже сказал, нашей дружной семьи-Хорниман, Берли и Крейн. Продолжительные аплодисменты. В Родосском зале ресторана «Колоссос» в Холборне один длинный стол и три стола покороче были составлены в форме большой буквы, Е и вокруг них восседали с полсотни мужчин и женщин, причем от почтенного сквайра с белыми бакенбардами, сладко подремывавшего на одном конце стола, до молодых людей чуть старше пятнадцати лет, (того типа, который в полицейских протоколах именуется»подростками») которые сидели в самом дальнем углу и были увлечены партией в настольный футбол, которую устроили при помощи свернутых меню и уже изрядно поврежденной виноградины. Мисс, которой хлебный шарик все-таки угодил в щеку, подняла голову и решительно заявила: - Если вы еще раз это проделаете, запомните, Джон Коу, я вам никогда больше не буду в рабочее время печатать ваши личные письма. - Предательница, - проворчал Джон Коу. Генри Боун тем временем занимался сложными математическими расчетами, результаты которых его явно не удовлетворили. - Как там все помещаются? - Кто где как помещается? - спросил Джон Коу. - Да в вашем здании. Когда сегодня Берли мне все показывал, я насчитал всего двенадцать комнат, из них одна-приемная. Значит, остается одиннадцать. А если у каждого компаньона есть свой кабинет. - Но это еще не все, - уточнил Джон Коу. - Тут только меньшая часть. Ведь нам принадлежат еще несколько фирм, например, «Рамуссен и Окшотт» в Сити, «Барлесс, Брайдуэлл и Барт» в Вест Энде, и»Браун, Бакстер и. «- не помню как там именуется третий-в каком-то захолустье, вроде Стритхема или Брикстона. Недовольный взгляд молодого человека с длинными волосами и крикливым красным галстуком дал ему понять, что говорит слишком громко, чем это полагается члену столь счастливой семьи, которую так расхваливал мистер Берли. - Господи, - продолжал Джон, - теперь будет говорить Бочонок. Эту речь можно бы и пропустить. Мистер Тристрам Крейн встал, чтоб ответить на тост в честь компании. Маленький и кругленький, на две трети он напоминал Чарльза Черибла, а на треть-лорда Бивербрука; на деле же был исключительно способным правоведом. Что он говорил, неважно, ибо все речи на торжественных банкетах похожи друг на друга. Зато он дал Генри Боуну возможность еще раз оглядеть весь стол и попытаться запомнить некоторые лица, с которыми придется сотрудничать в будущем. Ведь сам Боун был свежеиспеченным адвокатом. Он получил аттестацию всего три дня назад, и лишь сегодня стал сотрудником фирмы» Хорниман, Берли и Крейн. «До сих пор успел поближе познакомиться лишь с насмешником Джоном Коу. Берли и Крейна, разумеется, он уже знал. Остальных, сидевших во главе стола, определил как мистеров Расмуссена, Окшотта, Барлесса и Брайдуэлла из родственных фирм. Еще там сидел темноволосый молодой человек в роговых очках с толстыми стеклами, который среди сих авгуров явно чувствовал себя не на месте. Боун решил, что это Боб Хорниман, сын покойного Абеля Хорнимана. Боун с Бобом когда-то ходили в одну школу, но Боб был на три года младше, что для четырнадцати и семнадцати лет составляет слишком большую разницу. Тут мистер Крейн развеял его сомнения, заявив: - Я полагаю, что по такому случаю надо приветствовать среди нас нашего нового компаньона, сына основателя фирмы, который ныне решил занять отцовское место. (Аплодисменты). Темноволосый молодой человек так сильно покраснел и так излишне старательно стал протирать очки, что Генри решил - он угадал верно. И заодно сказал про себя, что быть сыном великого отца-незавидная участь. - Ричард, наследник Оливера, - заметил Коу, угадав его скрытые мысли. - Простите? - переспросила его соседка. - Просто я весь к вашим услугам, - любезно ответил мистер Коу. Оставался еще человек с резкими чертами лица и галстуком в тонах какого-то никому неизвестного университета. Этого Боун тоже встречал где-то в конторе. Девушка, сидевшая рядом с ним, была что надо! Темно-рыжие волосы и светло-синие глаза сами по себе могут быть совершенно безобидными, но их комбинация-это просто динамит! Так и было в этом случае. - Он умер так, - продолжал мистер Крейн, видимо вновь вернувшись к особе основателя фирмы, - как и хотел бы умереть-во всеоружии. Трудно поверить, что уже месяц, как я вошел в его кабинет и нашел его за письменным столом с пером в руке. - Человек должен прийти в восторг при мысли, - шепнул неугомонный Джон Коу, - что последними словами, которые он написал, были таковы: «При отсутствии ответа в установленный срок мы будем вынуждены начать против Вас судебный процесс.» - Идеальный образ старого бойца, умирающего с мечом в руке лицом к лицу с неприятелем. Когда мистер Крейн сел, вдруг проснулся седовласый старец, который в самом деле был мистером Расмуссеном, и произнес тост за здоровье мистера Окшотта, на что мистер Окшотт мистеру Расмуссену достойно ответил; потом как по концентрическим окружностям взаимными тостами обменялись Барлесс, Брайдуэлл и Барт. Идеально прилизанному мистеру Брауну даже удалось произнести что-то вроде похвального слова Стритхему, прежде чем мистер Берли отодвинул стул, расстегнул две последние пуговицы жилета и тем самым дал знать, что банкет подходит к концу. Когда публика встала из-за стола и началась менее формальная часть вечера, младшие сотрудники всех четырех фирм, которые до тех пор сидели строго разделенные по порядку, тут же перемешались, хотя и сохраняя дистанцию. Партнер угощал партнера сигарой, заведующий канцелярией чокался с заведующим канцелярией, секретарша сплетничала с секретаршей. Кто-то сел за фортепиано, и бледный счетовод из стритхемского филиала запел о моряке и морской деве, которая могла бы сойти за шуточную, если бы можно было разобрать слова. Боун, как новичок, чувствовал себя еще неловко. Но тут за него принялась брюнетка лет под сорок, с лошадиной физиономией, которая показалась ему знакомой. - Мисс Корнель, если вы забыли, - сообщила она. - Вы. вы были секретаршей мистера Хорнимана, - воскликнул Боун. - Была и есть, - подтвердила мисс Корнель. И заметив его удивление, добавила, поясняя: - Я была завещана и унаследована-и теперь я секретарь мистера Хорнимана-младшего. - Боба Хорнимана. - Да. Вы его знаете, да? - Мы учились в одной школе, - сказал Боун. - Знал я его не слишком хорошо. Пришел он на десять-двенадцать семестров позднее и принадлежали мы к разным братствам. - Я сама никогда в таких закрытых школах не училась, - заметила мисс Корнель с сухой, но дружелюбной улыбкой, - так что не имею понятия, что это значит. Но пойдемте познакомимся с остальными. Не буду вас излишне утруждать знакомством с сотрудниками провинциальных отделений-вы увидите их не раньше чем через год на следующем банкете. Но вот, к примеру, мисс Читтеринг. Она работает у мистера Берли, а мисс Беллбейс-у мистера Даксфорда, и-помоги ей Господь-еще и на мистера Джона Коу. Мисс Корнель помахала тощей блондинке и удивительно невзрачной брюнетке, которые явно не представляли никакого интереса. - А почему работу на мистера Коу мисс Беллбейс считает таким наказанием? - полюбопытствовал Боун. Мисс Беллбейс на миг серьезно задумалась над его вопросом и заявила: - Пожалуй, потому, что он иногда так странно выражается. Этим предмет беседы и был исчерпан, и потому Боун обратился к блондинке. - А как долго вы работаете в фирме, мисс Читтеринг? - Так давно, - уклончиво ответила мисс Читтеринг, - что предпочитаю не говорить, чтобы люди не догадались, какая я старая. И она покосилась на Боуна, словно рассчитывая спровоцировать того на решительное отрицание этого факта, но Боун не поддался и сказал: - Вы работаете на старшего компаньона, мистера Берли. Это очень ответственный пост. - Я думаю! - согласилась мисс Читтеринг. - Вы уже знакомы с мистером Берли, мистер Боун? Он сегодня вечером выступал первым. - Да, я его слышал, - сказал Генри. - Очень яркий оратор, - осмотрительно добавил он. Мисс Читтеринг восприняла его слова всерьез, заявив: - Он очень умен, и работать с ним так интересно, правда, Флорри? - Точно, - согласилась Флорри. - Я ни слова не понимаю из того, что он диктует. Видно, мозги у меня не по юридической части. Премного благодарна. Это уже относилось к Джону Коу, которому благодаря многолетней практике удалось принести четыре бокала джина сразу. - Не верьте ни одному ее слову, - заявил Джон. - Не знаю, что бы мы без мисс Беллбейс делали. Она может любые заумные слова печатать прямо на слух. - Но, мистер Коу! - воскликнула мисс Читтеринг. - Не расстраивайтесь, мисс Беллбейс, что такое ум в сравнению с красотой! - А что? - оживилась мисс Беллбейс, которая все воспринимала буквально. - Чтобы вам это как следует объяснить, - заявил Джон, - мне пришлось бы отвести вас в местечко поукромнее и прочесть там индивидуальную лекцию. - Но, мистер Коу! - возмутилась мисс Читтеринг, - как вы можете такое говорить! Мистер Боун может подумать, что вы это всерьез. А почему, собственно, вы сегодня нам ничего не почитали? - К сожалению, оргкомитет отверг все мои предложения. Ну, милые дамы, не буду отвлекать вас от ваших поклонников. Вижу, старый мистер Расмуссен на нас уже косится. Мисс Беллбейс. Взяв Генри за локоть, отвел его в сторону. - Пойдемте познакомимся с сержантом Коккерилем. - С кем? - С сержантом Коккерилем. Это страж архивов, извечный капрал, главный посыльный, экспедитор, домоуправитель, мажордом и верховный чаевар. Удивления достойный Крайтон. Несмотря на свой титул, сержант Коккерил выглядел совершенно штатским; ухоженный, сухопарый, своим твердым стоячим воротничком, корректным поведением и умными карими глазами он напоминал скорее тайного советника времен королевы Виктории. К своему немалому облегчению Боун понял, что от него по части поддержания беседы слишком многого не требуется, и выслушал четвертьчасовой доклад о каких-то «футурах». Вначале смысл некоторых реплик до него не доходил, потому что он ошибочно счел, что речь идет о неких ценных бумагах, с которыми оперируют на бирже. Но потом понял, что«футура»-это нечто, что сержант выращивает дома в огороде. К десяти часам старшие партнеры стали интересоваться расписанием поездов, и собрание постепенно поредело. Боуна поток понес по лестнице к гардеробу в нижнем этаже. Прямо перед собой он увидел Боба Хорнимана с рыжевласой красавицей. Уже внизу услышал, как Боб предлагает: - Вызвать вам такси? - Спасибо, мистер Хорниман, я сама о себе позабочусь. Такой ответ может быть произнесен самым разным тоном, от безразличного до почти грубого. Рыжевласой удалось же ответить так язвительно, что Боун ужаснулся. Боб покраснел, растерялся и метнулся к гардеробу. Девушка смотрела ему вслед. На губах ее играла неприметная улыбка, но пронзительные синие глаза посылали предупреждающие сигналы. - Спать еще рано, - заметил Джон Коу. - Что, если пойдем где-нибудь посидим? - Не возражаю, - согласился Боун. Ему было интересно, заметил ли Джон Коу эту удивительную сцену: и если заметил, то что о о ней думает. - Кто эта рыжеволосая красавица? - спросил он. - Анна Милдмэй, - сообщил Джон. - Работает у Бочонка Крейна. Я его терпеть не могу. Крейна, разумеется, - добавил он. - Пошли, я знаю одно заведение на Шафтсберри авеню, где открыто до полуночи. Когда они уже сидели в баре»Якорь», Джон хмуро уставился на Боуна и спросил: - Послушайте, как вы, собственно, попали в нашу братию? - В какую братию? - осторожно уточнил Генри. - В юристы. - Трудно сказать. Как вы знаете, раньше я работал в центре по исследованию статистики. - Этого я не знал, - заметил Джон, - но звучит это импозантно. И что же вы в статистике исследовали? - Речь не шла о статистических исследованиях, - терпеливо пояснил Генри. - Я занимался тем, что составлял методики, а уже другие по ним исследовали. Между прочим, неплохое было место. Там достаточно было хорошей памяти и любви к цифрам. - А рабочее время? - Ну, отлично, мы могли приходить и уходить, когда угодно. - Приятное общество? - Весьма приятное. - Так вот я и спрашиваю, - повторил Джон, - чего вы на старости лет влезли в нашу братию? Нет, я не в обиду-я тут тоже уже давно не самый младший-. Да, Тэд, еще два виски, пожалуйста. Только меня оправдывает хотя бы то, что я влип сюда еще до войны. Мог вступить в коллегию еще в сорок первом году, только вот Гитлер решил иначе. - Ну, дело было так, - сознался Генри. - Я не мог вернуться на свое прежнее место. Это была нефтяная компания, и за время моего отсутствия она слилась с другой. Моя квалификация мне ничем помочь не могла-таких мест слишком мало. Вот я и сказал себе, что займусь правом, чтобы упростить себе жизнь. - Вы так себе сказали? - Джон от удивления разлил большую часть виски, а оставшееся тут же залпом допил, чтобы не лишиться последнего. - Ну да, - продолжал Генри. - Право мне нравится, такое спокойное занятие. И думать не надо-все есть в книгах. - Еще два виски, - заказал Джон бармену. - Двойных. - Нет, серьезно, - продолжал Генри, - два года я изучал медицину, и поверьте мне, никакого сравнения. Только представьте, каково бы оперировать, имея под руками, скажем, Баттвортовские»Процедуры и прецеденты». Первое-взять в правую руку скальпель номер три, второе-ухватить слепую кишку за толстый конец. - Чин-чин! - сказал Джон. - Что если для разнообразия теперь я поставлю вам виски? - Вы здесь не член. - Так пойдем туда, где не нужно быть членом. У Рагацци на Бартон стрит разговор зашел, не без известного сознательного подталкивания со стороны Генри, на фирму «Хорниман, Берли и Крейн». Джон к тому времени уже достиг той точно ограниченной стадии подпития, в котором любая тема становится предметом развернутых излияний и обобщений, когда мысли в уме выстраиваются сами, разукрашенные цветистыми метафорами и увешанные гирляндами кристальной логики, а возвышенные ораторские обороты не знают предела, даже несмотря на проблемы с шипящими. - «Хорниман, Берли и Крейн», - рассказывал Джон, - это не одна фирма, а целых четыре. Четверка фирм, такой адвокатский торговый дом с разными отделениями на любой вкус и любой карман. Для рядового, но порядочного обитателя Стритхема или Брикстона неутомимо работают днем и ночью господа Браун и Бакстер. Для финансовых и промышленных магнатов с крутыми лицами и проницательными взглядами всегда открыты двери нашего отделения в Сити, благородные сердца и изощренные мозги господ Барлесса, Брайдуэлла и Барта работают в широком диапазоне, а их ловкие пальцы никогда не простаивают: тут они подписывают договор, там-заверяют вексель, а если ничего не помогает-всегда могут заполнить время между обедом и пятичасовым чаем, быстренько организовав какую-нибудь компанию с ограниченной ответственностью. На Пикадилли золотые любимцы фортуны Осирис Расмуссен и Эммануэль Окшотт прикалывают фиалки на дрожащую грудь орды увядших разведенных дамочек и проводят остаток времени, если он вдруг появляется, на скачках и премьерах, на составление фантастических договоров об аренде квартир на Халф Мун стрит и на покупки в Берлингтон Аркейд. - Еще два виски, - сказал Генри. - А чем занимаемся мы, в Линкольнс Инн? - Это мне никогда так и не удалось толком выяснить, - признался Джон, - но знаю, что что все это ужасно благопристойно. Наши главные светила тут Барк и Дебре, и мы последняя фирма в Лондоне, которая составляет обстоятельные брачные договоры и навещает наследниц в день их двадцатиоднолетия, чтобы подписать документ о прекращении опекунства и выпить рюмочку шерри урожая еще до первой мировой войны. - Я полагал, что аристократия сегодня большей частью на мели. - Так и есть, - с сожалением признал Джон. - Так и есть. Потому мы и купили три других фирмы. Настоящие деньги-там, в Стритхеме. В»Серебряной туфельке», где Боуна явно признали членом, Джон воспользовался случаем, чтобы между двумя бокалами шампанского спросить: - Но вы же не могли думать всерьез, когда такое говорили? - Что я не думал всерьез? - Что у адвоката работа легкая. - Разумеется, я это думал всерьез. Если уж искать тяжелую работу, попробуйте заняться страхованием. Я изучал это дело полтора года в Нью-Йорке. В маленьком ночном клубе на западном конце Олд Комптон стрит, именовавшемся»Леттр де каше», Джон опрокинул бокал абрикосовой, попытался еще что-то сказать, но вместо этого рухнул на стол и погрузился в глубокий сон. Когда проснулся, электрические часы над помостом для оркестра показывали четыре часа, музыканты укладывали инструменты и расходились последние гости. Генри Боун допил последнюю порцию и встал. - Пора идти, - с сожалением сказал он. - Это был очень удачный вечер. - Прекрасный, - подтвердил Джон. И тут его в спутнике нечто поразило. - Вы совсем не устали? - Нет, - признал Генри. - Вы что, никогда не устаете? - Очень редко. - Но каким образом? - не отставал Джон. Его одолевало неудержимое желание спать, какой-то туман застилал взор и усыплял мозг. - Понятия не имею, - честно сказал Генри. - Просто это так. 2. Вторник ПРОБЛЕМЫ С ОТСУТСТВИЕМ ДУШЕПРИКАЗЧИКА I «Право есть вещь утилитарная.»      Джеймс Барр Эймс, «Право и мораль» - И все недвижимое имущество и сооружения, - вяло диктовал Джон Коу, - как и относящиеся к ним земледельческие строения, амбары, сараи, загоны и другие сооружения, а также иные строения постоянного или квазипостоянного характера, стоящие на нем или на некоторой его части, вместе с любыми участками или делянками, к ним прилегающими, а также курвятники и. - Простите, как? - Простите, мисс Беллбейс. Конечно, курятники. Боюсь, что сегодня с утра я не в форме. - В самом деле? - И по секрету могу вам сказать, что мне с трудом удается удержать оба глаза открытыми одновременно. - Это все оттого, что вчера вечером вы перебрали, мистер Коу. - А если я их открою, - Джон тактично уклонился от ответа и продолжал, - что, как вы думаете, я вижу? - Я. - Сплошную желтую мглу, мисс Беллбейс, и в ней плавают, как трупы утопленников, жуткие призраки. - Полагаю, вам нужна чашечка кофе, мистер Коу. - Прекрасная идея, Флорри. Попросите нашего сержанта, пусть заварит-и лучше две. Мистер Боун тоже не откажется. Когда мисс Беллбейс ушла, Коу недовольно проворчал: - Не знаю, как вам удается так прекрасно выглядеть. Насколько помню, выпили вы вчера не меньше меня. - Так и быть, я открою вам эту тайну, - ответил Боун. - С этим надо начинать либо с малолетства, либо вообще не браться-как с хождением по канату или с йогой. - Значит, уже поздно, - заметил Джон, - потому что я уже одной ногой в гробу. Тем не менее от кофе он настолько очухался, что смог заняться наставлениями своему коллеге, который беспомощно взирал на груду картотечных карточек. - Это Хорнимановский картотечный каталог. Наверху-имя клиента. Слева-ряд литер, написанных фиолетовыми чернилами, внизу-карандашом написан номер. Покажите мне верхнюю карточку. Так, Догберри. девятый барон. Перевод имущества на детей, номер 5. Совершенно ясный случай. Разумеется, уклонение от налогов. А вот тут литера «С». Она означает, в какой стадии рассмотрения находится дело. Я сейчас не помню, что такое «С»означает в случае перевода имущества, но вы все найдете в Хорнимановском реестре. И, наконец, номер 52. Это значит, что последний наш исходящий был под номером 52. Когда подготовите следующий, сотрете его и напишете 53. Очень просто. - Мне что, нумеровать каждую бумажку? - Каждое письмо, которое вы напишете у нас, - подтвердил Джон, - получит номер на оригинале и на копии, будет внесено в книгу регистрации, запечатано и передано на отправку. Копию же подошьют в дело и впишут в реестр. - И это все? - поинтересовался Генри. - А копию в «Таймс»вы случайно не посылаете? - Нет. Но не думайте, что все кончается тем, что письмо уйдет и через некоторое время на него придет ответ. Внутри каждой папки с делом-разумеется, изготовленной по особому эскизу Абеля Хорнимана-есть особый лист, на который заносится основное содержание каждого документа. Содержимое этого листа потом в сжатой форме будет перенесено на одну из таких карточек. Когда какое-то дело будет закрыто, существует несколько возможных подходов. Если речь идет о клиенте третьей категории, то есть о таком, чье дело не представляет особого интереса и чье положение ничего особенного не представляет. - Скажем, о младшем сыне одного из младших сыновей какого-то лорда? - Ну да. Вижу, вы тут быстро сориентируетесь. Короче: такое дело уберут в чулан рядом с норой сержанта Коккериля. С клиентом второго разряда все начинается так же, но кончается в основном архиве. Зато клиент первого класса получает. - тут Джон Коу взмахнул рукой вокруг себя. - Персональный ящик! - Верно. Но ящик не простой. Подойдя к стеллажу на противоположной стене, Джон снял наугад черный жестяной ящик с надписью:»Достопочтенный декан из Мельчестера, доктор теологии. «Ящики походили на коробки для бумаг, которыми обычно пользуются в адвокатских канцеляриях, но несколько большего размера. Их главной особенностью был замок на крышке, какой-то рычаг с защелкой, вроде патентованной вешалки для брюк. Генри поднял защелку и дернул крышку. Та не шевельнулась. - Нужно приналечь как следует, - заметил Джон. - Ящики закрыты герметично. Когда крышка уступила, Генри понял, что имел в виду Джон. Ящик не был закрыт герметично в научном смысле этого слова, но практически непроницаемо. Вокруг верхнего края стенок был уступ, а в нем-толстая резиновая прокладка. Когда крышка опускалась, ее край ложился на резину и уплотнял ее. - Вот это да! Ничего подобного я еще не видел. Чем плоха обычная коробка для бумаг? - На фирме ходит легенда, - сказал Джон, - что в конце прошлого столетия на одном из документов мышь отгрызла подпись одного из клиентов старого Абеля, и это происшествие стало причиной долгого и накладного спора в апелляционном суде. И тогда старик Абель сел и изобрел Хорнимановский пыле-водо-и воздухонепроницаемый-а заодно и мышенепроницаемый - ящик. - Понимаю. - Упокой, Господи, душу его. - Джон небрежно закинул обе ноги на стол. - Это вам типичный пример идей старика. Идеи сами по себе вполне приличные, ничего не скажешь, все эти реестрики, и обратный учет, и все прочее-угнетает только та обстоятельность, с какой он все добивал до последней точки. А, добрый день, что случилось? - Вас вызывает мистер Крейн. - А, черт. Уже бегу, Анни. - Для вас исключительно мисс Милдмэй. - Послушайте, вы что, тоже с похмелья? - Ни в коем случае, мистер Коу. - Тогда перестаньте дурака валять, Анни, и передайте Бочонку мой поклон и что я уже лечу. - Свои поклоны можете передать сами, - заявила мисс Милдмэй. - И возьмите с собой дело Бачелора. Мне кажется, мистер Крейн хочет проверить с вами расчеты по итоговому акту. - Невозможный тип, - протянул Джон, снял ноги со стола и вышел. - Вам ничего не нужно, мистер Боун? - Нет, спасибо, - ответил Генри. - Джон Коу немного посвятил меня в таинства Хорнимановской канцелярской системы. - Понимаю, вас это несколько потрясло. Я вначале тоже пришла в ужас. Но не переживайте, когда пообвыкнетесь, с этим вполне прилично работается. - Не сомневаюсь. Не знаете, кого мне выделили из машинисток? - Вероятно, миссис Портер. Между прочим, она тоже тут из новеньких. Поступила на работу в конце прошлой недели. Вам ее придется делить с мистером Принсом-тот у нас ведет гражданские дела. Миссис Портер найдете в комнате мисс Беллбейс. Сразу направо от двери, как войдете. - Спасибо, - поблагодарил Генри, - разыщу ее, как только буду знать, что мне собственно от нее нужно. Когда же он все-таки решил найти миссис Портер, комната направо от двери оказалась пуста. Судя по звукам, которые проникали сквозь запертые двери на другом конце коридора, весь состав фирмы «Хорниман, Берли и Крейн»собрался в секретариате. Боун сообразил, что пришло время утреннего кофе. Чуть поколебавшись, собрался с духом, открыл дверь и вошел. Можно было и не собираться с духом-никто его не заметил. - Но, Флорри, - как раз говорила мисс Читтеринг, - если у тебя все уже на мази, это было бы просто ужасно. - А ты еще не передумала? - отозвалась мисс Корнель. - Ты же не можешь просто так менять срок отпуска, - мисс Милдмэй явно сердилась. - Ты так нам всем напортишь. - И у тебя уже билет и все такое. - Одумайся, Флорри. - Нет, ничего не поделаешь, - заявила мисс Беллбейс. - Звезды возражают. - Да наплюй ты на звезды. - Нельзя, мисс Корнель. - Или читай другую газету. - Дело не в газете, Анни, так говорят звезды. - Глупости, - заявила мисс Милдмэй. - Глупости, что звезды интересует, когда ты берешь отпуск. У них других проблем хватает. Но все уговоры были напрасны. Мисс Беллбейс покопалась в объемистой сумке и достала сложенную газету. Остальные столпились вокруг нее. - В прошлом месяце все было в порядке, - сообщила мисс Беллбейс, - Посмотрите. С 24 августа до 23 сентября-Дева, это я: «Найдете счастье и верного друга на водах. Действуйте смело и одолейте свою врожденную застенчивость. «И тут они правы. Мне иногда бывает плохо, еще до того, как поднимусь на борт. «Ваш счастливый цвет-красный. «Все ясно как день. Я тут же пошла и купила билет на круиз. - Почему по Балтике? - Ну как же, ведь счастливый цвет-красный. - Ага, - протянула мисс Корнель, - и что случилось потом? - Что случилось? - Мисс Беллбейс готова была разрыдаться. - А вы посмотрите сюда! Показала другую газету, и мисс Корнель стала читать вслух: «Дева. и так далее. Ни в коем случае не отправляйтесь в плавание. Ваше счастье ждет в горах. Обратите свое внимание на них. События примут важный оборот во второй половине месяца. Деньги, которые вы потратите сейчас, через две недели принесут приличный доход. Счастливый цвет-серый.» - Все совершенно ясно, - хныкала мисс Беллбейс. - К счастью, у меня хоть приняли тот билет. Не могла же я ехать, раз так обстоят дела. Теперь нужно ждать, пока ситуация не прояснится. - Но Флорри. - Нет, подождите, - решительно остановила всех мисс Корнель. Она погрузилась в обе газеты, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только позвякиванием внутреннего телефона, на который никто не обращал внимания. Внимательно проштудировав обе газеты, мисс Корнель провозгласила: - Ну вот, все ясно. Нет, подождите. Да, точно. - Так что, мисс Корнель? - В газете от прошлого месяца нет ни слова о море, не так ли? Речь там идет о воде. Тут все яснее ясного. Вам нужно ехать в отпуск на шотландские озера. Глубокие воды и высокие горы. Красный цвет-это гранитные скалы, а серый-гладь озера. - Надо же! - воскликнула мисс Беллбейс. - А тут в конце и совсем ясно. Купите заранее обратный билет со скидкой. И через две недели это вам принесет приличный доход. Последний довод убедил всех. Даже миссис Портер, тихая пожилая дама, которая до тех по стояла в стороне, присоединилась к разговору с историей о том, как ее брат избежал железнодорожной катастрофы внимательным изучением кофейной гущи. - Не могли бы вы зайти ко мне, чтобы я продиктовал письмо. - начал Боун несмело, и как оказалось, неслышно, ибо никто даже не оглянулся. - Пойди в пеший поход, - советовала мисс Читтеринг. - Можешь взять ту окованную металлом трость, что забыл тут как-то в приемной лорд из Лаксетера, а мисс Корнель одолжит тебе свой большой зеленый рюкзак. - Послушайте, - заметила мисс Корнель, - если уж вы так великодушно одалживаете чужое имущество, не хотели бы начать со своего собственного дорожного несессера? - Нет, так не годится, - возмущенно возразила мисс Читтеринг. - Ну скажи, Флорри, зачем тебе несессер? В пеший поход? Да еще из настоящей крокодиловой кожи! Рюкзак куда удобнее. - Я. - заикнулась было мисс Беллбейс. - Если ваш несессер из крокодиловой кожи, то моя шуба-из белого медведя, - сухо заметила мисс Корнель. - Миссис Портер, - начал Боун. - Когда я его покупала, - заявила мисс Читтеринг, - меня уверили, что это настоящий крокодил из Конго. - Миссис Портер! - О, мистер Боун, вы уже давно здесь? Я вас не заметила. - Мог бы я продиктовать вам несколько писем? В этот момент появился раскрасневшийся Джон Коу. Видимо, его математическая дискуссия с мистером Крейном закончилась не в его пользу. - К сожалению, мисс Беллбейс, - сообщил он, - все придется перепечатать. Но мисс Беллбейс, явно думая о другом, повернулась к мисс Корнель. - Никогда бы не подумала. - О чем? - Что ваша шуба-это белый медведь. - В том-то и дело, - терпеливо пояснила мисс Корнель, - что это совсем не белый медведь. - Но мне показалось, что вы сказали. - Флорри, дорогуша, - вмешался Джон Коу, - вы все понимаете слишком буквально. Или не знаете, что такое ирония? Никогда не встречались с сарказмом? Вас всегда избегало острие сатиры? И вам незнакомы основные идиомы? - Ну конечно. - неуверенно протянула мисс Беллбейс. - Скажи я вам, что умираю от голода, вы помчались бы к коронеру и в похоронную контору? И стали бы проверять свой вес, скажи вам кто-то. - Как вам не стыдно, мистер Коу! II - Я вижу, мисс Читтеринг, - с улыбкой заметил мистер Берли, - вы почитаете меня человеком очень высокой морали. Мисс Читтеринг непонимающе уставилась на него, но все же сообразила, что это как-то связана с письмом, которое она только что напечатала и которое мистер Берли только что прочитал. - Разумеется, я счел это комплиментом. - Благодарю, мистер Берли. - Но вот боюсь, что так не пойдет, - продолжал мистер Берли и перечеркнул письмо. - Я сказал, что к этому вопросу нужно подходить с точки зрения этнической, что означает - нужно принимать в расчет интересы местного населения, а вы тут напечатали»С точки зрения этической», что означает-на основе морали. - Да я два этих слова все время путаю, - стала извиняться мисс Читтеринг. - Сколько раз уже мне объясняли, а я все равно пишу наоборот. - И еще кое-что, мисс Читтеринг, - продолжал мистер Берли. - Нельзя писать на адресе»Мистер Томас Смэллхорн, кавалер ордена Британской империи, коммерсант. - Простите, мистер Берли. - Не то, чтобы я имел что-то против, мисс Читтеринг, но получатель может подумать, что нам незнакомы элементарные правила вежливости. И репутация фирмы будет подорвана. III Мистер Берли разорвал пополам оба листа письма и отправил их в корзину-что мисс Читтеринг сочла излишне нарочитым, потому что первую страницу было легко исправить и к ней приложить новую вторую страницу, на которой нужно было поправить только три строки. - Иногда я спрашиваю себя, за что, собственно, я вам столько плачу, - продолжал мистер Берли. Это можно было попытаться счесть шуткой, и мисс Читтеринг нервно хихикнула. - Если вы в чем-то неуверены, посоветуйтесь с мисс Корнель, которая знает свое дело. Это было сказано зло, и мисс Читтеринг покраснела, но была избавлена от необходимости дать ответ приходом мистера Крейна с какими-то бумагами. И она поспешила исчезнуть. - Не найдется у вас немного времени? - поинтересовался мистер Крейн. - А в чем дело? - спросил мистер Берли не слишком любезно. По правде говоря, - и нет смысла продолжать рассказ, не назвав вещи своими именами, - эти двое друг друга терпеть не могли, что проистекало прежде всего из различия их характеров, которые сочетались так же плохо, как вода и масло. Мистер Крейн прошел всю Первую мировую войну в пехотном полку. Мистер Берли избежал тягот войны благодаря слабому сердцу. Мистер Крейн был бодрым экстравертом и солидным супругом, Берли-закоренелым холостяком, который своим тиранством загнал в могилу любящую мать и ныне туда же отправлял старшую сестру. И область деятельности, в которой каждый из них специализировался, соответствовали разнице характеров. Мистер Крейн обожал громкие и долгие процессы с частыми экскурсами в область уклонения от налогов на наследство или сокрытия налогов с прибыли, поскольку именно эти категории были ближе всего сердцам его высокопоставленных клиентов. Заметим кстати, что один из параграфов закона о налогах от 1936 года по всеобщему мнению был разработан специально для того, чтобы парализовать его идеально отлаженную стратегию. Мистер Берли же был специалистом по операциям с недвижимостью, мастер в построении неуязвимых договоров по этой части. О нем говорили, что ни один адвокат из Линкольн Инн не сумел бы составить более изощренных формулировок. И оба они были незаурядными юристами. - Я получил письмо от Рива, - сказал мистер Крейн. Рив был секретарем страховой компании по компенсации косвенных убытков «Фьючер», - одного из крупнейших клиентов фирмы. - Что он пишет? - Ну вы же знаете Рива. Тот никогда не говорит лишнего. Но, видимо, хотел бы знать, способен ли Боб Хорниман вести их дела столь же хорошо, как и его отец. - Я думал, что мы все уже обсудили. - Это верно, - согласился мистер Крейн. - Обсудили. И в принципе мы договорились, что сохраним прежнее разделение работ-что Боб примет клиентов своего отца и что в его распоряжение поступит Боун. Но признаюсь, что я эабыл про»Фьючер». - А что с ними? Мистер Крейн едва не сказал: - «Вы ведь не хуже меня знаете, что!» Но сумел сдержаться и только заметил: - Мы не имеем перед ними никаких обязательств, и они перед нами тоже. Давали нам работу-и уйму работы-поскольку старый Абель делал ее не хуже, а может быть и лучше, чем кто-либо еще. Но я не хотел бы их потерять. - Вы полагаете, что Боб не справится? - Нет, так я не думаю. Я полагаю только, что он молод, и что Абель сумел многому его научить по части учета документов и Хорнимановских методов ведения дел, но вот мне кажется, что о клиентах он ему рассказать не успел. - М-да, - протянул мистер Берли. - И что вы предлагаете? - А вы бы не могли. - Ни в коем случае. У меня и так работы выше головы. Я думаю, вы зря волнуетесь. Научится всему на практике. И кстати, как вам Боун? - Пока-никак, - ответил Крейн, - поскольку он у нас первый день. Но у него завидные данные. - Вы имеете ввиду, что он сдал все испытания с отличием? - Не только. Интересно, как быстро он все успел. Стал изучать право всего два года назад, и в порядке исключения получил право сдать заключительные экзамены досрочно. До этого он был статистиком и, как я слышал, исключительным специалистом в своей области. К тому же он еще и математик. - Тогда он должен разбираться в страховой проблематике. - Да, я предполагаю, что он справится, - сказал мистер Крейн. - Придется уделить немного времени, чтобы приглядывать за ним и Бобом. - Гм. - протянул мистер Берли. Добившись своего, он стал куда любезнее и разговор быстро перешел на другие темы. Между тем оба предмета разговора испытывали собственные проблемы. Отпустив миссис Портер, Генри Боун снова задумчиво уставился на груду карточек на столе, пытаясь найти какую-то разумную связь между этими бумагами и своей долей утренней почты. Чем больше он копался в карточках, тем менее понятными они ему казались, но тут он выяснил, что их всего пятьдесят две, раздал как для бриджа и пришел к выводу, что мог спокойно заявить три без козырей, поскольку получил на руки такую сильную карту, как «Герцогиня Эшли-права на пособие по смерти супруга», «Генерал-полковник Файрсайд-брачный контракт номер 3» (интересно, речь идет о третьей женитьбе или третьем варианте контракта-спросил себя Боун) и особенно многообещающая карта:»Митрополит Албанский-личные проблемы». Боун снова перемешал карточки и начал строить из них домик, который на уровне четвертого этажа рухнул ввиду прихода мисс Корнель, забывшей реестр адвокатов. - Ничего, - махнул рукой Генри, - все равно выше я бы не смог. И тем более не получил бы разрешение больше чем на шесть этажей. Но раз уж вы здесь, не могли бы помочь мне немного разобраться? Начните с самого начала и помедленнее. Мисс Корнель оторвалась от реестра и предупредила: - Но учтите, если я начну подробно вам рассказывать о нашей системе делопроизводства, это займет целый день. - О Хорнимановской системе делопроизводства я уже знаю от Джона Коу, - поспешил сообщить Боун. - Теперь я рад был бы узнать побольше насчет практики. Кто на кого работает? Кому я подчинен? Например, кто подписывает мои письма. Над этим простым вопросам мисс Корнель глубоко задумалась. - Я точно не знаю, - протянула она. - Раньше все было совершенно ясно. Мистер Даксфорд-вы с ним еще не знакомы-работает на мистера Берли. Джон Коу-на мистера Крейна. А мистер Хорниман-младший, естественно, работал с отцом. Если все так останется и впредь, вы будете работать на Боба Хорнимана. - Вы говорите не слишком уверенно. - Простите, если я как старая сотрудница буду говорить откровенно, - заявила мисс Корнель. - Я знала Боба еще мальчиком в коротких штанишках. Приезжая домой на каникулы, всегда приходил и топал ногами в приемной, дожидаясь, пока отец освободится и возьмет его с собой на обед - Это мне знакомо-кошмарные обеды в первый день каникул, - сказал Боун. - Вечно переедаешь и только тешишь себя надеждой, что получишь лишних десять шиллингов на карманные расходы. - Ну да-а потом, кончив колледж, сразу поступил сюда, и по моему скромному мнению это было ошибкой. Экзамены он сдал перед самом началом войны, и тут же поступил на флот. Короче, так или этак, но он не разбирается в адвокатской практике так, как должен бы. Насколько я знаю, все экзамены он выдержал с отличием, но это совсем другое дело. - Да, это мне знакомо. - Если бы не отец, полагаю, он бы остался на флоте. Там ему нравилось. Мисс Корнель предусмотрительно умолкла-видимо сочтя, что сказала больше, чем хотела. («Этот может так увлечь человека своим умением слушать, - доверилась она позже Анне Милдмэй, - что и не заметишь, как все выложишь. «) - Понимаю, - протянул Боун. - А теперь скажите мне, если Боб займет место своего отца, а я - место Боба, - что будет с этими карточками? Если Боб их заполнял сам, то. Мисс Корнель взяла одну из карточек и окинула ее взглядом знатока. - Ну, - заметила она, - здесь вам для начала парочка легких случаев. Ничего сложного. «Леди Бантингфорд-разные вопросы. «Это практически означает лишь то, что мы раз в месяц оплачиваем ее счет из прачечной. «Маркиз Бэдлэм», крестик, дата. «Речь идет о подтверждении правомочности завещания, но все налоги уже были уплачены. Если хотите орешек покрепче, передам вам кое-какие карточки Боба. Там есть пара случаев, которые. которые и старика могли бы поставить в тупик. Что-то в ее голосе заставило Боуна сказать: - Вам, видимо, нравилось работать с мистером Хорниманом, правда? - Да, нравилось, - призналась мисс Корнель. - Может он немного перегибал палку со своими методами, но по большей части это облегчало нам работу. Иногда, правда, и наоборот. Мисс Корнель коротко усмехнулась почти мужской улыбкой. - Полагаю, вы уже поняли, что у нас тут особый тип клиентов-высший свет и тому подобное. Поскольку Абель или его компаньоны диктовали письма сами, все было в порядке, Добавляли все нужные завитушки и личный тон. Сотрудники так не умели-не с профессиональной точки зрения, там все было в порядке, - но когда вы пишете личное письмо лорду, это требует большего, чем знания права. И однажды Абель решил этот вопрос чисто по-своему. Взял и составил список заключительных оборотов для всех стандартных типов писем-ну, вы понимаете, что я имею в виду, например: «- Надеюсь, что охота на фазанов прошла удачно» или «- Как успехи вашего жеребца на последнем розыгрыше Большого приза? «- и тому подобное. Когда к нам поступил Джон Коу, в первый же день отличился, приписав в конце каждого письма все эти обороты, как они друг за другом и стояли-а поскольку мистера Крейна в тот день не было, Джон подписал все сам и отправил. Когда на другой день утром Абель увидел копии, его чуть удар не хватил. Ну, да хватит разговоров. Если чего-то не знаете, спокойно можете спрашивать меня. - Спасибо, не премину, - заверил Генри. Когда мисс Корнель ушла, он посидел немного, потом вновь вызвал миссис Портер и продиктовал сочное письмо прачечной леди Бантингфорд. IV Боб Хорниман, наморщив лоб, читал письмо. Дочитав, откинул со лба длинную черную прядь и стал перечитывать снова. Потом положил его в папку»входящая почта», с неудовольствием на нее посмотрел, переместил в папку»рассмотренная почта», где письмо однако смотрелось ничуть не лучше, и наконец позвонил своей секретарше. - Как дела со страховкой миссис Антро-Плампер, мисс Корнель? - Все материалы здесь, - мисс Корнель подала ему с полки толстую папку. - Да не нужны мне они, - замахал руками Боб. - Все слишком сложно. Я просто. Короче, вы же делали такие вещи для моего старика. - Я всегда только исполняла то, что мне говорили, - сухо отрезала мисс Корнель. - Ну да, разумеется. Мне просто пришло в голову, не говорил ли чего-нибудь отец-что он об этом думает. - Насколько я помню, единственное, что он говорил о миссис Антро-Плампер-что это женщина, которая заложила бы собственную девственность, сумей убедить кого-то, что она еще при ней. - Все остальное она уж точно заложила, - заметил Боб, нехотя листая толстое дело. - Но я все равно не понимаю, в чем тут суть с возвратом страховки. Пожалуй, нужно бы проконсультироваться с экспертом. - Возможно, - заметила мисс Корнель, - но страховые фирмы весьма неохотно платят экспертам, если нет крайней необходимости. - Ну ладно, - вздохнул Боб. - Попытаюсь как-нибудь разобраться. Мисс Корнель уже собралась уходить, но в последний момент пожалела Боба и сказала: - Мне кажется, однажды дело по возврату страховых сумм уже проходило-лет этак двадцать назад. Тогда мы добились экспертизы. И копия решения есть в деле 1937 года. - Что бы я без вас делал, - вздохнул Боб. Достал из кармана связку ключей. - Какой номер на ящике леди Бредбэри? - Семнадцать. Боб долго разглядывал связку. - И зачем для каждого ящика свой ключ? - протянул он. - Ага, нашел. Боб отпер ящик и достал папку, тем временем мисс Корнель вернулась к себе, чтоб попытаться наверстать упущенное время. Но через пять минут опять раздался звонок. Мисс Корнель проглотила не слишком изысканное слово и взяла блокнот. Боб, очевидно, оставил на потом миссис Антро-Плампер и читал следующее письмо. - Что вы об этом думаете? Мисс Корнель одолела искушение сказать, что ей не платят за то, чтобы думать, и послушно прочитала письмо, присланное адвокатской конторой «Рамболд и Картер» с Колмэн Стрит и адресованный»Исполнителю завещания И. Стокса». - «В соответствии с вашим пожеланием, - говорилось в нем после вступительных формальностей, - мы попытались связаться с мистером Смоллбоном, чтобы получить его подпись на проекте перевода акций. Мы написали ему 23 февраля и приложили к письму соответствующий формуляр (в двух экземплярах); дальнейшее обращение мы направили 16 числа прошедшего месяца, и еще раз 8 числа текущего месяца. Ни на одно из наших писем ответа мы не получили. В случае, если мистер Смоллбон находится вне пределов Англии или болен, любезно просим нам сообщить.» - Не тот ли это странный маленький человечек, которого отец терпеть не мог? - поинтересовался Боб. - Боюсь, что ваш отец не находил общего языка с мистером Смоллбоном, - согласилась мисс Корнель. - К сожалению, они вместе были назначены исполнителями последней воли. - По завещанию Ишабода Стокса? - Да. Иначе ваш отец никогда бы не стал иметь с ним дело. Но уж получив совместные с ним функции, не мог отказать тому и по делу его личному. - А у Смоллбона были личные проблемы? Ведь он. - Нет, он человек небогатый, - заверила мисс Корнель, верно поняв недоумение Боба. - Перед самой войной у него было какое-то дело в суде, и мы ведем его страховку. Еще, мне кажется, мы составляли его завещание. - Я его помню, - сказал Боб. - Такой мужичонка с глазами как у нутрии. Всегда мне было странно, как его отец выносит. - Полагаю, он страшно действовал ему на нервы, - согласилась мисс Корнель. - Не будь наследство Стокса так значительно-и не будь оно связано с семейством Дидкотов из Хемпстеда-ваш отец наверняка бы отказался от функций душеприказчика, лишь бы не иметь дела с мистером Смоллбоном. - Должно быть, он ужасный зануда, - решил Боб. - И видно это чертовски богатое наследство. Сколько там всего? - Недвижимость мы уже всю продали, - сообщила мисс Корнель. - Теперь все в ценных бумагах. По последним подсчетам почти полмиллиона фунтов. - Да, из-за полумиллиона фунтов человека приходится терпеть. Но теперь главное, куда этот тип делся? - С ним из рук вон плохо, - сказала мисс Корнель. - На письма как правило не отвечает, но когда его присутствие нам вовсе ни к чему, то как назло является сюда каждый день. Зато когда он нужен, вроде как в тот раз, когда мы продавали недвижимость и он должен был подписать договоры и тому подобное, разумеется его невозможно было найти-он разъезжал по Италии. - По Италии? - Он собирает старую керамику, хотя ваш отец всегда говорил, что в своих горшках разбирается как свинья в апельсинах. Квартира вся набита черепками, фигурками и тому подобным хламом. - Ну что же делать, - вздохнул Боб. - Если гора не идет к Магомету. придется заехать к нему домой и поторопить. - Прямо сейчас, мистер Хорниман? - Ну, тогда после обеда. - Но у меня столько работы. - Возьмите такси, - сказал Боб. - Фирма вам его оплатит. - Спасибо, мистер Хорниман. V Итак, после обеда мисс Корнель отправилась в Белсайз Парк. Поехала в метро. Не то, чтобы она была от природы непорядочна в мелочах, но считала, что это ее право-пожертвовать удобствами чтобы разницу положить в карман. Веллингборо Роад была довольно далеко от станции метро, и мисс Корнель никак не помогло в поисках то обстоятельство, что первых двое встреченных по дороге говорили только по-чешски, третья, любезная толстушка, изъяснялась главным образом по-польски, а четвертый, высохший индус, вообще ограничивался языком жестов. Наконец, скорее благодаря везению, чем собственным поискам, мисс Корнель вдруг очутилась перед домом номер 20 по Веллингборо Роад. Открыла ей седовласая дама, сказала:»-Мистера Смоллбона нет дома»-и опять попыталась захлопнуть дверь. Двадцатилетний жизненный опыт работы в адвокатской конторе давно закалил мисс Корнель в подобных ситуациях. Став так, чтобы дверь нельзя было закрыть, но при этом не прибегая к насилию, она заявила: - Я по важному делу. Из адвокатской конторы»Хорниман, Берли и Крейн.» Из сумочки она извлекла импозантный лист лучшей бумаги с фирменным знаком, которым «Владельцу, арендатору или субарендатору дома номер 20 по Веллингборо Роад»поручалось «содействовать предъявителю сего письма получить любую информацию о нынешнем местопребывании одного из клиентов фирмы, мистера Смоллбона, проживающего там же». и так далее, и тому подобное. Мисс Корнель написала это письмо сама и сама подмахнула его размашистой закорючкой, но выглядело оно бесспорно впечатляюще. По крайне мере оно явно произвело впечатление на миссис Таккер, так что мисс Корнель была допущена внутрь. Там она тут же решила, что это не тот тип жилья, который обычно присущ клиентам фирмы «Хорниман, Берли и Крейн». Прихожая испускала те неповторимые миазмы, которые свойственны определенному сорту домов северной части Лондона, слишком давно построенных и слишком редко ремонтируемых. Запах честной бедности был почти ощутим. Словно какой-то весьма увядшей старой деве здесь дали увянуть дочиста и ее тело уложили на последний покой где-то под полом. - Он живет на втором этаже, - сообщила миссис Таккер. - Там две комнаты, а в чулане-газовая плита на двоих с жильцом с третьего этажа. Идите туда поосторожнее, линолеум остает, я вечно твержу, что когда нибудь все мы сломаем шеи. Мисс Корнель очутилась в узком коридорчике, по которому миссис Таккер привела ее к дверям комнаты, на которых, как увидела через ее плечо мисс Корнель, была приколота визитная карточка: «МАРКУС СМОЛЛБОН, эсквайр» а в ее левом нижнем углу было приписано: «также вилла Карпеджи, Флоренция». - Господи, - воскликнула мисс Корнель, - так у него еще и дом в Италии? - Ну да, - подтвердила миссис Таккер. - Мистер Смоллбон-человек особенный. У него там в квартире столько всего, не поверите. Одни редкости. Мне все время там приходится вытирать пыль. С этим замечанием, произнесенным наполовину как объяснение, наполовину как извинение, миссис Таккер извлекла из таинственных глубин своего одеяния ключ и открыла дверь. Содержимое комнаты действительно было незаурядным. Вдоль трех стен стояли застекленные стеллажи с монетами, медалями, камеями, интарсиями и множеством предметов, которые походили на большие рыбьи скелеты. На верху стеллажей и полках над ними стояли стройными рядами статуэтки, фигурки и невзрачные глиняные сосуды в темных тонах умбры и сиены. - Да тут присесть некуда, - заметила мисс Корнель. - Еду я приношу ему в спальню, - сообщила миссис Таккер, которую это совсем не удивляло, словно она привыкла к странностям своих жильцов. Один из них разводил попугаев, другой был членом братства уэлльских буддистов. - А когда вернется? - Понятия не имею. - Ну, а когда уехал? - Месяца два назад. - Что? И он вам не сказал-и никогда не говорил, когда уезжал? Как же он платит за квартиру? - Ну, если вас беспокоит плата за квартиру, - заявила миссис Таккер, - то не стоит. Он платит мне всегда за полгода вперед. И у него свои счетчики за газ и электричество. Я не интересуюсь, куда и когда он ездит. Мне все равно. В прошлом году он тоже уезжал на три месяца. Мисс Корнель кивнула. Это она хорошо помнила. Старик Хорниман тогда превзошел сам себя, чтобы разыскать того для подписания важного документа. И тут ей кое-что пришло в голову. - А его почта? Миссис Таккер показала на кучку конвертов на комоде. - Вот, - сказала она, - по большей части счета. Мисс Корнель торопливо просмотрела конверты. Три из них были, как она и ожидала, от фирмы»Рамболд и Картер «от 23 февраля, 16 числа прошлого месяца и 8 числа текущего месяца. Остальные-действительно проспекты и счета. - Ничего не поделаешь, - разочарованно сказала мисс Корнель. - Передайте, пусть позвонит нам, когда вернется. Дело действительно важное. - Я передам, - пообещала миссис Таккер. 3. Утро вторника ОБЪЯВЛЕНИЕ НАДЛЕЖАЩЕГО ПОРЯДКА I Наследуемое имущество как правило должно быть размещено в проверенных и легко реализуемых ценностях Кроме католической церкви, которая признана крупнейшим специалистом по человеческой психологии, никто не сможет раньше адвоката почуять отдаленный душок зарождающегося скандала-тот самый неуловимый душок, который извещает, что где-то что-то не в порядке. Мистер Берли только высказал вслух неприятные предчувствия своих коллег, когда на следующее утро сказал мистеру Крейну: - Но ведь не сгинул же он со света. Нам нужно его найти. - Неприятная история, - согласился мистер Крейн. - Кстати, кто еще опекун этого наследства? - Он-и никто другой, - расстроенно сообщил Боб. - Одним был мой отец, вторым-мистер Смоллбон. - Разве после смерти Абеля не назначили нового душеприказчика? - Нет. По крайней мере до сих пор. - А кто имеет право назначить нового опекуна? - Я полагаю, второй душеприказчик. - Так значит если не удастся заставить Смоллбона вернуться в Англию, придется нам нести все судебные издержки. - Я не уверен, что Смоллбон за пределами Англии, - заметил Боб. - Его хозяйка сказала только, что он куда-то уехал. Это в прошлый раз он был в Италии. - Это бессмыслица. Наверняка он оставил адрес. Никто не исчезает в никуда. И еще когда он душеприказчик по завещанию. - Но он так поступил, - настаивал Боб. Он всегда немного побаивался мистера Берли, и то обстоятельство, что теперь они были теоретически равноправными партнерами, это ощущение никак не уменьшало. - Что если нам с недельку подождать? С полумиллионом ценных бумаг на шее, - буркнул мистер Берли. - Это вам не вклад в сберкассе. В любую минуту может возникнуть необходимость новых инвестиций. И так удивительно, что вы так долго ждали. Реплика была явно тенденциозна, и Боб покраснел. Мистер Крейн поспешил ему на помощь. - Что если нам воспользоваться случаем и разобраться с этими ценными бумагами? Ведь придется назначать нового душеприказчика, а это так и так делать ревизию. И заодно придется провести финансовую экспертизу, не нужно ли нам инвестировать капитал другим образом. - Я этим займусь, - благодарно согласился Боб. - А где, собственно, они? - поинтересовался мистер Берли. - В закрытом архиве. Я скажу Коккерилю, чтобы принес их нам. - И заодно можете подвести итоги по счетам, которые лежат в том же ящике, - предложил мистер Крейн. - Разумеется, - заверил Боб. - Но я надеюсь, что все в порядке. - А почему бы им и не быть в порядке? - мистер Берли внимательно уставился на него. - Да я имел ввиду-с мистером Смоллбоном. Он уже сколько раз так исчезал. Мисс Корнель говорила, что он немного со странностями. - Да уж, такой никогда не должен был стать опекуном состояния, - согласился мистер Берли. - Но Стокс был не в себе уже за несколько лет до смерти, только что никто из родственников не набрался духа заявить об этом. Ну и дождались-в конце концов он завещал все деньги на благотворительность. - Но мог выбрать душеприказчика и получше, - повторил мистер Крейн. - А теперь, что с этой заковыкой по налогу на наследство лорда Хэлтвиста. Боб рад был улизнуть. Где-то через полчаса, когда был найден способ несколько облегчить налоговое бремя наследников лорда Хэлтвиста, мистер Берли неожиданно сменил тему. - Помните, - сказал он, - мы вчера говорили о том новом сотруднике-Боуне. - Конечно. - Вам должно быть интересно, что вчера сказал мне в клубе полковник Бристоу. Из армии его выгнали. - Господи! - воскликнул мистер Крейн. - А я думал, только дали половинную пенсию. - Да нет, я не о Бристоу. Боуна выгнали. - Ах, так, - протянул мистер Крейн, словно его это не слишком интересовало. - А за что? - Этого Бристоу не знает. Боун был прикомандирован к его штабу на Ближнем Востоке и министерство обороны его отозвало. Якобы по причине нездоровья. - Может быть, это правда, - предположил мистер Крейн. - Мне он не кажется нездоровым, - мистер Берли вдруг умолк и поднял голову. - Что там происходит? - спросил он. - Что за крик? II В то утро около одиннадцати Боун, откинувшись в своем рабочем кресле, вдруг вскрикнул и тут же выпрямился. - Не говорите, что я вас не предупреждал, - заметил Джон Коу, оторвавшись от кроссворда. - Когда я сидел здесь с Эриком Даксфордом, это кресло досталось как младшему мне. - А что с ним? - спросил Генри, потирая зад. - Оно с придурью, - сообщил Джон, - в нем сидит такой маленький адвокатский домовой. И как только расслабишься, тут же выскочит и ущипнет тебя за задницу. Генри перевернул кресло вверх ногами, взгромоздив его на стол. - Это все вот тот шуруп в подставке, - заявил он. - Будь у меня отвертка, починил бы в два счета. - Отвертка должна быть у сержанта Коккерила. Он тут спец по таким вещам. Не знаете города в Бессарабии на одиннадцать букв? - Определенно нет. Вернувшись, Генри привел с собой сержанта Коккерила. Тот профессиональным взглядом оценил дефект, ухватил подставку кресла правой рукой и попытался подтянуть шуруп отверткой. - Болтается. Придется что-то подложить. - Азербайджан, - сказал Джон. - Можете кресло унести, - сказал Генри. - Я пока возьму стул. - А на чем будет сидеть миссис Портер? - спросил Джон. - У вас на коленях? - Я все устрою, мистер Боун. У меня есть резервный стул, - сержант на удивление легко подхватил кресло и удалился. - Боюсь, что это не Азербайджан, - сокрушался Генри, - потому что тогда нужно найти слово, начинающееся на»й» - А я боюсь, что Азербайджан-это совсем не город в Бессарабии. - «Delendum est». Послушайте, что это случилось с мисс Читтеринг? - Не знаю. Но теперь припоминаю, что как-то слишком холодно она взглянула на меня сегодня утром. - Холодно! Если бы только это! Она ведет себя как та девица из арии Генделя. Помните:»Куда ногой ступит, ветер заледенеет». - Полагаю, ее расстроила мисс Корнель. Непочтительно высказалась о происхождении ее несессера. Что это не крокодил, или что может это и крокодил, но явно не настоящий. - Ах, эти женщины. - На что мисс Читтеринг контратаковала шубку мисс Корнель. - Да, это ужасно, - с тихим удовлетворением заметил Джон, - когда у человека сварливый характер. Я вот такие несчастные недоразумения, от которых никто в жизни не застрахован, никогда не воспринимаю всерьез. Так, например, когда меня в семнадцать лет исключили из колледжа в Регби. Но не буду мешать. Вижу, вы собрались поработать. - Пытаюсь хоть немного разобраться, - Генри взял в руки письмо. - Мне все еще неясно, чего от нас, собственно, хочет этот лорд из Хэмпшира. - Разве он не написал? Вы внимательно прочитайте все до конца. У лордов обычно вся соль-в заключении. - Ну да, только он хочет, чтобы мы продали все его ценные бумаги и вложили деньги в строительство туннеля под Ла-Маншем. Его уже несколько раз официально предупредили, что. - Полный псих, - бросил Джон. - Полагаю, его дедушка когда-то по подсказке Дизраэли заработал кучу денег на Суэцком канале. И с тех пор в семье помешаны на срезании углов и на акциях транспортных компаний. - Это все очень мило, - сказал Генри, - но что мне ему ответить? - Напишите, что проконсультируетесь с финансовыми экспертами и спросите, какие этим летом виды на ловлю лосося. - Ладно, - протянул Генри не слишком убежденно. Минут десять им удалось поработать, когда двери опять распахнулись. В вошедшем Генри узнал соседа Анны Милдмэй за банкетным столом. - Чем могу служить? - поинтересовался Джон. - Если вы за реестром адвокатов, так его здесь нет. А если хотите свой экземпляр Тристрама и Ката, то я его как раз одолжил Бобу. - Я всего лишь зашел поздороваться, - сказал вновь прибывший, ника не реагируя на слова Джона. - Раз Джон не желает меня представить, сделаю это сам. Меня зовут Эрик Даксфорд. Он широко улыбнулся. - Встаньте, - сказал Боуну Джон, - упадите на колени и семикратно отвесьте земной поклон. - Очень мило, что вы обо мне вспомнили, - сказал Генри. - Слышал, раньше здесь с Джоном сидели вы. - Да, - протянул Даксфорд. - Да, когда-то. Нетрудно было заметить, что Эрик Даксфорд испытывает еще меньше симпатии к Джону Коу, чем Джон к нему. - Мы были славной парой, - заметил Джон. - Безумная парочка сирен, небесных близнецов, Кастор и Поллукс, Лоурел и Харди, Даксфорд и Коу. неразлучники. - Да, да. Послушайте, Боун, нужно нам как-нибудь вместе пообедать; зайдем в мой клуб. - То еще местечко, - прокомментировал Джон. - Он расположен в одном подвальчике на Флит Стрит. Клуб нумизматов и филателистов. И делит помещение с конторой, именуемой «П. П. П. «- или «Публикация порнографических подробностей» и «С. С. С. «, или. - Не стоит Коу принимать всерьез, - холодно заметил Даксфорд. - Он страдает комплексом неполноценности, потому так и болтлив. На самом деле мой клуб. - Рад буду как-нибудь с вами пообедать, - поспешил Генри, чтобы опередить очередную язвительную реплику Коу. - Благодарю за приглашение. - Я с радостью, - сказал Даксфорд. - Нам всем работать вместе, так что надо помогать друг другу. Иначе нельзя. Когда двери за ним закрылись, Джон сказал: - Теперь вам все ясно? Если хотите вовремя смыться, люк под сиденьем пилота. - Да ладно вам, - отмахнулся Генри. - не так он и плох. Немножко слишком бодр. - Вам не пришлось быть с ним наедине с утра до вечера, - возразил Джон. - Иначе вы бы не были столь снисходительны. Как вы конечно заметили, Даксфорд болтун и фразер. Фразеры бывают разные, но Эрик-фразер от Бога. Он практически с утра до вечера цитирует чьи-то слова. Разумеется, - осклабился Джон, - в этом деле можно и залететь. Так, некоторое время назад Эрик стал активным пропагандистом закона о восстановлении городов - помните, в начале сорок восьмого года тот был в большой моде. Так вот, Эрик прочитал пару популярных статей и при первой же возможности за обедом в ресторане пристал к какому-то джентльмену, которого никогда раньше в жизни не видел, и прочел тому лекцию о некоторых недостатках этого закона. И надо же, как его черт попутал-человеком этим оказался никто иной, как Меджерс, один из авторов закона. - Не может быть! И еще большая вышла хохма-хотя и не столь эффектная-когда он начал играть в гольф-человеку нужно двигаться, не так ли, в здоровом теле здоровый дух и так далее. И при этом встречаешься с такими интересными людьми, не правда ли? Полагаю, что гандикап его составил не меньше тридцати шести, и то по ветру. И кого, как вы полагаете, он выбрал, чтоб прочесть небольшую лекцию о таинствах этого вида спорта? Нашу мисс Корнель. По счастливому стечению обстоятельств я присутствовал при этом от начала до конца. Никогда бы не простил себе, пропусти я такое зрелище. Мисс Корнель и глазом не моргнула. - «Да, мистер Даксфорд. Нет, мистер Даксфорд. Как интересно, мистер Даксфорд. Как, вы говорите, именуется та палка с толстым концом, мистер Даксфорд?» Это было великолепно. А потом я рассказал ему, в чем дело. Джон заметил недоуменную мину Генри и поспешил добавить: - А вы что, не знаете? Она же заядлая любительница гольфа. В первенстве станы среди женщин заняла четвертое место. Перед войной должна была поехать в нашей сборной в Америку, только старик Абель не захотел ее отпустить. - Теперь понятно, - протянул Генри. - То-то мне казалось, что я ее где-то видел. наверно, где-нибудь на обложке журнала. - Господи, что это? - Кто-то кричит. III В этот день в секретариате явно что-то было не в порядке. Хотя трудно было бы найти три более несхожих типа, чем мисс Корнель, мисс Милдмэй и мисс Читтеринг, обычно они совсем неплохо уживались, отчасти из-за профессиональной солидарности, отчасти потому, что у всех троих было полно работы. Нужно заметить, что помимо обычных секретарских обязанностей, вроде машинописи, чистовой перепечатки договоров, приема телефонограмм, отваживания надоедливых клиентов и организации деловых встреч с менее настырными представителями аристократических кругов, они должны были еще (и не в последнюю очередь) владеть Хорнимановской системой делопроизводства. Но этим утром все пошло наперекосяк с самого начала. Анна Милдмэй опоздала. По всему ее поведению видно было, что собирается буря, а ее взгляд узнал бы каждый, кто служил когда-нибудь на флоте под командой ее отца, славного капитана Милдмэя. - Доброе утро, - любезно улыбнулась ей мисс Читтеринг. - Если будете являться так рано, можно получить и «М. Б. С.» - Что-что? - Можете быть свободны. На все четыре стороны. - Ах, так. Под ехидную ухмылку мисс Читтеринг мисс Милдмэй сорвала чехол с пишущей машинки, достала из ящика бумагу и копирку, сосчитала экземпляры и громко застучала по клавишам. - Но по крайней мере мне старик Берли не говорит, что я не знаю свою работу и что я должна советоваться с мисс Корнель. Мисс Читтеринг в свое время имела неосторожность проболтаться. - Ну-ну, - сказала мисс Читтеринг. - Не нужно так сразу. Я ведь только в шутку. - Я тоже, - отрезала мисс Милдмэй. Некоторое время тишина нарушалась только стрекотом трех пишущих машинок. Но мисс Читтеринг была не из тех, кто может долго молчать. К несчастью, все свои замечания вынуждена была адресовать Анне, поскольку с мисс Корнель все еще не разговаривала в результате расхождения во взглядах на подлинность крокодильей кожи несессера. - Бедный мистер Хорниман, - начала она. - Мне кажется, он чем дальше тем больше худеет. Все заботы. - Какие у него заботы! - отмахнулась Анна. - Ну как же, столько работы-и такая ответственность! - За это ему и платят. - И так долго работает. Каждый день сидит тут до ночи. - Ничего, не умрет! Анна произнесла это излишне горько, так что мисс Корнель заинтересованно подняла голову. - И спрашивает такие странные вещи. - Ну да, наверно о том, как пишутся адреса и тому подобное, - язвительно заметила из своего угла мисс Корнель. Но к счастью, прежде чем дошло до дальнейшего обострения, зазвонил звонок. Мисс Корнель взяла карандаш и блокнот и вышла. - Кое-кто думает, - заявила мисс Читтеринг в пустоту, - что если работает тут так долго, то может себе все позволить. - Да вряд ли, - отмахнулась Анна. - Как пишется-изготовляют или изготавливают? Машинки снова застрекотали. Между тем в кабинете Боба Боб и мисс Корнель беспомощно взирали на большой черный ящик для бумаг, помеченный»Ишабад Стокс». - Но ключ не мог потеряться, - утверждала мисс Корнель. - Они все были на одном кольце. Дайте-ка я посмотрю еще раз. «Фьючер», «Маркиз де Карредж», «Леди Барбер», «Генерал Пейдж»-всегда было двенадцать ящиков на полке и еще шесть внизу, всего восемнадцать. Снова пересчитала ключи. - Вы правы, - признала, - тут их только семнадцать. Ключа Стокса недостает. - Вначале душеприказчик, потом еще и ключ, - проворчал Боб. - Я так и знал! Я так и знал. А в конце концов окажется, что половины ценных бумаг недостает! Мисс Корнель недоуменно взглянула на него. - Но ведь бумаги хранятся не здесь, - заметила она. - Те у сержанта Коккерила в сейфе. В ящике только старые дела и счета по опеке наследства. - Я знаю, - кивнул Боб. - Но как я проведу ревизию ценных бумаг, если не могу добраться до последнего акта учета? У Коккерила нет запасного ключа? Мисс Корнель на миг задумалась. - Насколько я знаю, к каждому сорту ящиков существовал универсальный ключ, - заметила она. - Когда ваш отец обзавелся этими новыми ящиками, их было несколько типов. Для каждого типа был свой универсальный ключ, и хорошо, что был, потому что наши начальники вечно теряли ключи-я не имею ввиду вашего отца, он был весьма аккуратным человеком, но остальные. - Мне кажется, что мистер Крейн свои ящики вообще не запирает, - сказал Боб. - Нельзя ли этот замок открыть его универсальным ключом? - Разумеется нет, - отрезала мисс Корнель. - Лет пять назад ваш отец потерял свой универсальный ключ и вынужден был заказать новый, так это заняло несколько месяцев. - Ну, мне бы этого не хотелось, - буркнул Боб. - Попросите сержанта Коккерила зайти на минутку. Когда сержанта вызвали из подвала, тот решительно заявил, что ни о каких универсальных ключах ничего не знает. - Все остальные-у меня, - заявил он. - От сейфа, от хранилища и от всех дверей. Но вот от ящиков у меня ключей нет. Те только у начальства, - добавил сержант несколько обиженно. - Придется обратиться на фирму, которая поставила эти ящики, - сказала мисс корнель. - Пока же можете заняться ценными бумагами. И, кстати, - добавила она довольно логично, но удивительно неубедительно, - я не понимаю, почему столько шуму. Насколько я знаю, с этим наследством нет никаких проблем. - Простите, - вдруг вмешался сержант Коккерил, - как я вижу, речь собственно о том, чтобы открыть этот ящик, так? - Верно. - И это настолько важно? - Ну, - неуверенно протянул Боб, - мы собственно, не знаем. Пока не откроем ящик, не можем сказать, насколько важно нам его открыть, если понимаете, что я имею ввиду. - Ну, если дело только в этом, - заявил сержант, - так я открою вам его в два счета. - Надеюсь, вы не утаили от нас, что прежде были взломщиком - взволнованно произнесла мисс Корнель, - и что сумеете гвоздем открыть любой замок? - Не верьте этому, - ответил Коккерил. - Не существует патентованных замков, достойных, разумеется, этого имени, которые можно было бы отпереть гвоздем. В кино так делают, но мы же не в кино. Сержант ушел и через минуту вернулся с обычным молотком. - Положим это под окном, чтобы было удобнее. - Подождите, я вам помогу, - поспешил Боб. - Ну и тяжесть. Раз-два, взяли! Что вы хотите, мисс Беллбейс? - Вы не могли бы подписать мне квитанцию для мистера Даксфорда? - Минутку, - сказал Боб. - Держите поровнее. Сержант старательно прицелился, размахнулся и изо всех сил ударил молотком по пузатому латунному замку. IV Наша пямять иногда фиксирует события отнюдь не в логической последовательности. Первое, что заметил Генри Боун, когда выскочил из кабинета, - это что в коридоре кого-то рвет. Потом увидел сержанта Коккерила, который удивительно спокойным тоном предупредил его: - Поосторожнее, не наступите, мистер Боун. это мисс Беллбейс. Я схожу за тряпкой. Тут Боун сообразил, что кто-то кричит, и уже несколько секунд непрерывно. Обойдя сержанта, шагнул в кабинет Боба Хорнимана. Три года службы в действующей армии научили его безошибочно распознавать удушливую сладковатую вонь разложения. Увидел Боба, замершего у стола и бледного, как мел, и мисс Корнель, судорожно сжавшую губы. - Что случилось? - поинтересовался Боун. - Там, в этом ящике. - выдавил Боб. - Мы только что его нашли. Господи, когда же эта женщина перестанет вопить! Генри покинул удушливую атмосферу и обнаружил мисс Беллбейс, упавшую на стул в секретариате. Большая часть сотрудников толпилась вокруг нее. - Ну-ка расступитесь, дайте место! - скомандовал Генри. Остановился перед мисс Беллбейс, размахнулся и отвесил ей ладонью изрядную оплеуху. Мисс Беллбейс перестала кричать. Потом вздохнула и заявила, как ни в чем не бывало: - Все предсказали звезды. Помните, как там было-что в середине недели выяснятся необычайные вещи? 4. Вечер среды ЗАКЛЮЧЕНИЕ ДОГОВОРА I Договор иногда определяется как акт ulterrimae fidei. Этот термин никогда не получил четкого определения, но подразумевается, что договор является одним из тех актов-простейшим примером может быть договор страхования-при котором обе стороны берут обязательство выявить как можно полнее все юридически значимые обстоятельства. - А, чтоб их черт побрал! - зло выругался заместитель начальника полиции. - Вот именно, - согласился старший инспектор Хейзелридж. - Этого нам только не доставало. - Вот именно. - Я не хотел бы отрывать вас от нормальной работы, - заместитель явно имел в виду непрерывные усилия Хейзелриджа по борьбе с черным рынком, - но ничего другого не остается. Эспинол и Харви все еще разыскивают того маньяка из Линкольншира, Кейс в Париже. И ко всему еще Пэннелу именно сейчас нужно было попасть в аварию. - Полагаю, это можно будет устроить. Пикап может пока принять мои текущие дела. Но главное еще не было сказано, и они оба это знали. - Послушайте, - сказал наконец заместитель, - я хочу вначале коротко изложить вас суть, и сами увидите. короче, пока это оставим в стороне. Не хотелось бы заранее влиять на ваше мнение. Ну так вот: сегодня в одиннадцать часов утра один из партнеров юридической конторы-как же она именуется-ага, «Хорниман, Берли и Крейн»-открыл металлический ящик для документов. В ящике том должны были лежать бумаги, касающиеся некоего наследства. Но обнаружил он там некоего Смоллбона-Маркуса Смоллбона-в далеко зашедшей стадии разложения. Шеф помолчал и без видимой связи добавил: - Старший партнер этой фирмы Абель Хорниман, недавно умерший, был другом нашего шефа. - Не он ли был председателем комиссии по реформе уголовного кодекса? - Он. Видный член Союза юристов, и между нами говоря, о нем говорили как о кандидате на высшие посты. Известное имя среди юристов, короче, видная фигура. - Но раз он уже умер, - осторожно начал Хейзелридж, - мне не совсем ясно, как. - Умер почти месяц назад от грудной жабы. Болел уже давно. Думаю, можно считать, что он знал, как обстоят дела. Врач предупредил, что осталось ему недолго. - Ага. - При предварительном осмотре наш врач установил, - словно между прочим продолжал заместитель, - что Смоллбон умер по меньшей мере недель шесть-может быть восемь-а может быть и десять назад. - Да, - протянул Хейзелридж, - да, понимаю. - Абель Хорниман и Маркус Смоллбон были опекунами-единственными опекунами - огромного наследства, оставшегося после Ишабода Стокса. И из этого нам следует исходить. Это, собственно, единственная прямая связь между ними. - А наследство-я не знаю точного юридического термина-короче, с ним все в порядке? - Вот именно это вам и придется выяснить. Колли-это местный детектив-даст вам прочесть донесения, я договорился. Тут все не так просто, проблема в том, что бумаги, которые позволили бы это проверить, раньше находились именно в этом ящике. - И все исчезли? - До единой. Да им там просто места не оставалось. Не будь этот Смоллбон таким замухрышкой, едва ли поместился бы в ящик. - Десять недель, - протянул Хейзелридж. - Странно, что так долго никто этого не заметил. - Конечно, заметили бы, но только там весьма необычные ящики, увидите сами. С резиновым уплотнением и плотно прилегающей крышкой. - Довольно необычно, - заметил Хейзелридж. - Кто это придумал? - Абель Хорниман. - Та-ак, - протянул Хейзелридж. - У него уже начинало вырисовываться простое, но неприятное дело, из которого светит уйма работы и никакой славы. И теперь он понял, почему дело поручили ему. И хотя это было лестно, привлекательности делу не прибавляло. Тут ему пришло в голову еще кое-что. - В каком помещении находился этот ящик? - У Хорнимана-младшего-это его сын. В фирме он занял место отца. - И, я полагаю, отцовский кабинет. - Да. Вот первые фотографии. - Заместитель раскрыл папку. - Ящик находился в стеллаже под окном-вот, видите пустое место. - И был заперт. - Был. И тут кое-что не в порядке. Потерялся ключ. Так что в конце концов ящик пришлось открывать охраннику. Тот разбил замок молотком и крышка отскочила сама. Представляю, какой это был шок. Хейзелридж прочитал несколько первых протоколов и ему явно в них что-то не понравилось. Снова просмотрел фотографии и выбрал из них жутковатый снимок, крупным планом показывавший мертвого Смоллбона, втиснутого в его жестяной гроб. Потом снова заглянул в протокол. - Я тут не вижу, - заметил он, - кто первым опознал труп. - Мне кажется, Хорниман-младший. - Судя по тому, что здесь написано, не он. Хорниман заявил, что имя Смоллбона прозвучало впервые, когда мисс Беллбейс-видимо, одна из машинисток-выбежала в коридор и стала кричать:»-Это Смоллбон! «- и еще что-то про звезды, которые говорят. Мисс Беллбейс это отрицает. Утверждает, что мистера Смоллбона никогда живого не видела, так что не могла узнать его мертвым. Одна из секретарш, мисс Корнель, говорит, что по ее впечатлению это имя впервые произнес Боб Хорниман. Сержант же Коккерил утверждает, что по его мнению имя никто не называл, но перед этим столько было разговоров, что Смоллбона нигде не найти, что сам он тут же решил-покойник он и есть. - Это звучит правдоподобно, - признал заместитель. - А почему вы придаете этому такое значение? - Вот почему, - Хейзелридж показал на фотографию. - Взгляните, как лежит тело. Лицо прижато к груди. И к тому же я подумал, что после десяти недель его вообще вряд ли кто-нибудь смог бы уверенно опознать. - Вы правы, в этом что-то есть. Вскрытие производил доктор Блэнд. Поговорите с ним, посмотрим, что он скажет. Между прочим, могу вас хоть чем-то успокоить. Нет никаких сомнений, что это именно Смоллбон. Очень хорошие отпечатки, и они прекрасно соответствуют десяткам оттисков, собранных у него в квартире. И на коллекции керамики он, слава Богу, оставил их предостаточно. Об этом вам расскажет Колли. - Ладно, - сказал Хейзелридж. Фотографии и бумаги сложил аккуратной стопочкой и вернул их на стол. Потом собрался уходить. - Еще вот что, - остановил его заместитель. - Возможно, вам потребуется помощь специалиста. Мне не нужно обращать ваше внимание на то, что тут прямо напрашивается определенное направление следствия, и что как правило оно и оправдывается. На первый взгляд все это сделать мог только один человек. И мотив, если вы его отыщете, наверняка окажется в каких-то юридических махинациях. Так вот, мы можем дать в ваше распоряжение юриста. Только скажите. Хейзелридж колебался. Он понимал, что предложение было сделано для пользы дела, но было в нем что-то двойственное, что звучало для него неприятно. Сама идея, бесспорно, была разумной, и Хейзелридж уже открыл было рот, чтобы сказать»-Да», - когда его взгляд наткнулся еще на одно имя на верхнем листе протокола. - Могу я рассчитывать на то, что ваше предложение пока останется в силе? - спросил он. - Я предпочел бы начать обычным порядком. Но если так случится, что зайду в тупик. - Разумеется, - согласился заместитель. - Как вам угодно. Кстати, - с любопытством добавил он, - что там такое, в бумагах, что вы передумали? Хейзелридж усмехнулся. - Я там заметил одну фамилию, - признался он. - Здесь, в списке новых сотрудников. - Генри Вайнгарден Боун, - прочитал заместитель. - Никогда в жизни о нем не слышал. Кто он такой? - Видимо, адвокат. До этого работал статистиком. А еще раньше занимался страховым делом. А когда - то едва не стал доктором медицины. - Не верю, - заявил заместитель, - что нормальный человек может освоить столько профессий. - Но это правда, - подтвердил Хейзелридж. - Нормальный человек на это не способен. Только Боун-не нормальный человек. Скажу вам, как я о нем узнал. Случайно он служил в той же части, что и сержант Поллок. вы того конечно помните. - Тот, которого убила банда Гаррета? Ведь вы работали вместе, не так ли? - Да, а Боун был его приятелем. Они вместе воевали в Северной Африке. И Поллок мне рассказывал о Боуне и его талантах. Если это тот человек-а имя довольно необычное-он мог бы нам быть весьма полезен, если конечно мы будем уверены, что он тут не замешан-разумеется, это я проверю прежде всего. - Союзник в лагере неприятеля, - протянул заместитель. - Неплохая идея. Только, ради Бога, не будьте тем ослом из детектива, которые все свои блестящие идеи доверяет самой симпатичной особе, которая в шестнадцатой главе оказывается убийцей. II В тот вечер Боун ушел из конторы одним из первых. Ввиду того, что поступил он в фирму всего два дня назад и до того не имел контактов ни с кем из сотрудников, не считая весьма давнего знакомства школьных лет с Бобом Хорниманом, инспектор Колли задержал его всего на несколько минут. Но как и всем остальным сотрудникам ему пришлось снять отпечатки пальцев. Это было типично для инспектора Колли, пожилого и весьма методичного человека, который тяжело переносил, что до сих пор так и не выслужил повышения. Он до мелочей знал все, что должен был сделать, и делал это. Его рапорты были образцом содержательности и истинным памятником удручающего недостатка воображения. Но дело свое он знал. За короткое время, бывшее в его распоряжении, опросил всех сотрудников фирмы, велел все сфотографировать, составить подробный план кабинета Боба Хорнимана и общий план здания, направил дактилоскопистов обработать кабинет Боба, стены, двери, ящики, их ближайшее окружение и весьма разнородное содержание; организовал контрольное снятие отпечатков пальцев всех сотрудников; послал своих людей в квартиру Смоллбона, чтобы получить оттуда отпечатки, в том числе и отпечатки его квартирной хозяйки-для контроля; своевременно отправил тело на вскрытие, и на основании предварительного медицинского заключения разделили сотрудников на две группы. В первую вошли те, кто поступил на фирму за последний месяц. Ими оказались Боун, Принс, Вог (кассир), мисс Портер и Флауэр. Следует пояснить, что Флауэр был никем иным как курьером Чарли, который скрывал свою фамилию, потому что Флауэр - это не только цветок, но еще и менее приятное значение, на которым еще в школе все мальчишки смеялись. В другой группе были все остальные. Инспектору Колли удалось вызвать у обоих групп крайне неприязненные чувства. Мисс Корнель заметила мисс Милдмэй: - Он ведет себя так, словно каждому говорит:»-Для меня вы все виновны, пока не докажете свою невиновность.» В сгущавшихся сумерках Боун шагал к дому, размышляя об удивительных событиях прошедшего дня. И говорил себе, как такой шок может вскрыть неожиданные черты человеческого характера. И как он рад, что сам он в списке номер один. По узкому переулочку Малверн рентс вышел на Шансери лейн и зашел в ресторанчик» Восход солнца», который несмотря на столь славное название был всего лишь маленькой закусочной, чья обстановка состояла из четырех столов, нескольких стульев и стойки с водруженной на нее кофеваркой. Как обычно в эти часы, там было пусто. Боун остановился у приоткрытых дверей за стойкой и крикнул: - Я уже здесь! Приглушенное эхо откуда-то изнутри видимо означало, что это было принято к сведению. Тогда Боун прошел в другую дверь, скрытую за шторой из армейского брезента, поднялся по узкой лестнице на два этажа, открыл еще одну дверь-и оказался дома. Такую комнату в подобном доме встретить никто бы не ожидал. Когда-то это был чердак, или склад канцелярских принадлежностей в те давние времена, когда центр адвокатской деятельности был расположен скорее к востоку от Шансери лейн, чем к западу от нее. Большое помещение, в сорок футов длинной и почти двадцати футов шириной, которое серый ковер, покрывавший весь пол, обшитые деревом стены и продуманное освещение делали удивительно уютным. Стена направо от входа была занята книгами от пола до потолка и от стены до стены. Там не было ничего эстетского, ни старинных фолиантов, ни толстых томов в переплетах из оленьей кожи - скорее часто пользуемые объекты читательских пристрастий, - поэзия, эссе, история, романы, научная литература и даже учебники. Их там могло быть больше тысячи томов. Две гравюры с воинскими сюжетами заполняли место между небольшими окнами без штор. В дальнем конце комнаты стоял большой электрический камин (за неимением настоящего). Над ним висел потрет дамы с суровым взглядом. И перед ним же стояло единственное кресло. Боун, тихонько насвистывая, пересек комнату, исчез в маленьком алькове, служившем спальней, и появился вновь в вельветовых брюках, рубашке цвета хаки и с белым шейным платком. Красотой Боун не отличался и лицо его, бледное и серьезное, напоминало скорее лицо грамотного рабочего, который штудирует Канта и Шопенгауэра, весь день точит детали на станке, а по вечерам оттачивает свой ум на давно забытых диалектах. - Ну что, мистер Боун, - спросила миссис Маджоли, потомок флорентийцев, владелица»Восхода солнца» и квартирная хозяйка Боуна. - Как вам понравилась на вашей новой работе? - Спасибо, - ответил Боун, - Все в порядке. - Ну и тоска там, наверно. - Ну нет, - возразил Боун. - Как раз сегодня мы нашли в ящике для бумаг одного из душеприказчиков. - Господи Боже! - поразилась миссис Маджоли, которая явно понятия не имела, кто такой душеприказчик. - Чего только вы, юристы, не придумаете! А как насчет ужина? Боун взглянул на стол посреди комнаты, который миссис Маджоли застелила чистой скатертью и уставила разнокалиберными тарелками, над которыми многообещающе возвышалась пузатая оплетенная бутыль. - Ветчина! - удивился Боун. - Где вы ее берете? Я полагал, что столько ветчины сразу нет в целом Лондоне. Хлеб, масло, зеленые оливки. Да, требовать к этому еще чего-то был бы грех. Ну разве что кусочек того карманьольского сыра. - Я так и думала, что вам его захочется, - обрадовалась миссис Маджоли. - Как раз сегодня утром я достала кусочек. Стоил он безумных денег, я лучше даже не скажу вам, сколько. - Да, лучше не надо, - согласился Боун. - Нет, вы меня когда-нибудь разорите, - довольно заключила миссис Маджоли. - Тогда пойдем ко дну вместе, - успокоил Боун, - утешаясь сознанием безупречной жизни и вооруженные вдохновением вашего кулинарного искусства. Когда миссис Маджоли убрала остатки ужина, Боун достал с полки книгу и погрузился в чтение. В каком-то плавном ритме проглатывал он строку за строкой, пока часы на этажерке не прозвонили одиннадцать; тут Боун заложил страницу листком, на котором что-то нацарапал, и захлопнул книгу. Встав, подошел к окну. Ему пришлось немного пригнуться, чтобы взглянуть на небо над противоположной крышей. Небо было ясным, ночь для первой половины апреля теплой. Боун зашел в спальню за старым непромокаемым плащом, выключил свет и отопление и тихо спустился по лестнице. Через несколько минут уже садился в Холборне в автобус, шедший на восток. Вышел через шесть остановок за Олдгейт Помп, и оттуда направился к югу, в сторону реки. Всюду давно уже было закрыто, освещены только редкие закусочные и кофейни, работавшие всю ночь. Боун явно знал, куда направляется. Оставив позади и эти редкие огни, свернул в пустынный переулок. Там начинались цеха и склады, и улочка, которой шел Боун, тянулась вдоль тяжелых ворот, крытых въездов для грузовиков и деревянных заборов. Через сто ярдов Боун свернул в узкий тупичок, который кончался невзрачным строением из желтого кирпича. Из нескольких окон падал свет. Боун постучал. В дверях заскрипел ключ и он вошел. Комната, где он очутился, явно была какой-то конторой. В камине горел газ, а у стола сидел маленький лысый старик и попивал какао из большой кружки. - Привет, Генри, - сказал он. По голосу ясно было, что он и рожден, и крещен был на Темзе. - Я сразу подумал, что это ты. Будешь? - Нет, спасибо. Так что у нас сегодня? - Нынче ничего. Мог бы позвонить и не бить ноги зря. - Ничего, - отмахнулся Генри, - я рад случаю прогуляться. А когда же будет? - Я так думаю, на следующей неделе. Петерсу кое-что понадобится для его нового заведения. - Петерсу. Это значит виски, да? - Вино и прочее спиртное. - Но только чтобы без шума, - сказал Боун. - Этого мне не надо. Я предпочитаю спокойствие. - Ну разумеется, - подхватил лысый. - Можешь не беспокоиться. Петерс знает, что делает. - Ну ладно, - согласился Боун. - Можно попробовать. Позвони мне, когда будет нужно. А как ты вообще поживаешь? Как голуби? - Ну, голуби. На них теперь не заработаешь. Такое свинство. Прошло не меньше часа, прежде чем Боун снова шагнул в ночную тьму. Последний автобус уже давно вернулся в парк и улицы были пустынны. Перспектива пешей прогулки Боуна отнюдь не расстроила. Прогулки на природе его утомляли, но Лондон он любил, и больше всего нравился тот ему ночью. Опущенные шторы на витринах, тихие подъезды конторских зданий. Солидные охранники в длинных плащах, порой мелькнувшая кошка на охоте. Конец очередного дня. Ноги неутомимо несли его к западу. На соборе в Линкольн Инн часы пробили три, когда Боун вновь свернул на Малверн рентс. Поворачивая ключ в дверях, насторожился. К своему удивлению, десятком ярдов дальше в устье узкой улочки он заметил свет фар. В такой поздний час это было само по себе необычно, но, как оказалось, еще не все. Уже поднимаясь наверх, заметил, что в его квартире горит свет. - «Что все это может значить? «- подумал Боун. Тихо прикрыв дверь, шагнул внутрь. Коренастый человек, который встал с кресла ему навстречу, сказал: - Простите, что тревожу вас в столь неурочный час, мистер Боун. Ваша хозяйка мне позволила подождать здесь, пока вы вернетесь. Судя по красному лицу, коренастой фигуре и поношенному твидовому костюму, человек мог быть фермером. Мог быть и военным в штатском. Рука, которую он подал Боуну, была мускулистой, что означало, что ее хозяин работает не только головой. Единственной приметной вещью в этом неприметном человеке были его глаза-холодные проницательные глаза, серые, как волны Северного моря. - Меня зовут Хейзелридж, - продолжал посетитель, - я из Скотланд-Ярда. Боун, заметивший на улице полицейский автомобиль, был не слишком удивлен. Зато следующая фраза его поразила. - Вы знали Бобби Поллока, - сказал Хейзелридж. - Еще бы, - подтвердил Боун. - Не хотите присесть? Мы с Бобби служили в одном полку. Были вместе в Африке и Италии. Я слышал, он. его убили. - Да, - кивнул Хейзелридж. - И я имел удовольствие отправить обоих преступников на виселицу. - Я рад, - сказал Боун. - Бобби был отличным парнем. Пожалуй, он нарушил все бюрократические правила, какие только есть на свете, чтобы попасть в армию. - Я знаю. Он о вас мне многое рассказывал. - Тогда все худшее вы уже знаете. Я имею ввиду-о моем физическом недостатке. - Я бы параинсомнию не счел только физическим недостатком, - заметил Хейзелридж. - Хотя, насколько мне известно, в армии ее сочли таковым. - Я думаю, толком об этом никто не знает, - сказал Боун, - по крайней мере такое впечатление осталось у меня из разговоров с целым рядом врачей. - Так вы и правда никогда не спите больше двух часов за ночь? - Если сплю два часа, это уже хорошо, - подтвердил Боун. - По большей части сплю не более полуторых. - Но простите. И не испытываете никаких последствий? Я знаю, что вопрос звучит неприлично, но меня так заинтересовало, когда Поллок рассказывал. - Если иметь ввиду усталость, то нет, - сказал Боун. - Ведь это не обыкновенная бессонница, как я понимаю. Единственное, в чем тут сходится медицинская наука-то, что в один прекрасный день я рухну мертвым где-нибудь на улице. Но вот что это будет за день и что за улица-сказать не могут. - Пожалуй, лучше всех сказал однажды об этом Поллок, - заметил Хейзелридж. - Вначале мне рассказывал, какой вы были блестящий офицер, а потом добавил:»-Понимаешь, для штаба это было как дар Господен. Представь штабного офицера, который выдержит работу двадцать четыре часа в сутки! «Но наконец какой-то ретивый лекарь это раскопал и вас отправили домой. - Раз стало известно, что у меня параинсомния, полагаю, им ничего иного не оставалось. - Мне кажется, что главная для вас проблема-что делать со всем этим свободным временем. - Ну, я много читаю, - сказал Боун. - И иногда это даже на пользу, скажем, перед экзаменами. И много гуляю по городу. А временами даже и подрабатываю. - Подрабатываете? - Ночным сторожем. Большую часть подготовки к экзаменам на звание адвоката я провел, будучи ночным сторожем в судоходной компании»Апекс». Хотите-верьте, хотите нет, но я как раз штудировал раздел «насильственное вторжение», когда меня нокаутировал Сид Седжман - тот, из банды. - Я Сида знаю, - завил инспектор Хейзелридж. - И в прошлом месяце помог упечь его на семь лет. А теперь. - «Вступительная церемония кончилась, - подумал Боун. - Секундантам и тренерам покинуть ринг! Живо!» - У меня к вам предложение. Не знаю, как оно вам понравится. И Хейзелридж коротко изложил Боуну идею, которую уже представил своему шефу, и факты, на которых та основывалась. - Ведь что ни говори, - продолжал он, - практически единственный человек, который мог и был способен убить Смоллбона, - это бывший старший партнер фирмы Абель Хорниман. Если вы собираетесь поискать какого-то иного кандидата, задайте вначале вопрос, как кто-то другой мог незаметно доставить труп к Абелю в кабинет и открыть ящик, от которого ключ был только у Абеля. Именно для Абеля ящик был тем идеальным местом, куда можно было спрятать труп. Знал, что жить ему осталось недолго. Нужно было только пару недель, максимум пару месяцев безопасности. Зато для любого другого это было безумием. - Да, - согласился Боун. - Конечно. Звучит все это убедительно. Но почему? - А тут уж вы мне можете помочь, - сказал Хейзелридж. - И я начну с версии, которая напрашивается сама собой. Вы удивились бы, как часто это оказывается единственной правильной версией. Абель Хорниман и Маркус Смоллбон совместно управляли крупным наследством. Я еще не понимаю всех юридических ухищрений вокруг него, но одно мне ясно: эти двое совместно контролировали большую сумму денег. Точнее говоря, контролировал Хорниман. Он был юристом. Смоллбон, скорее всего, делал только то, что ему говорили. подписывал документы и тому подобное. - Ну нет, - протянул Боун. - Я думаю. Смоллбон был совсем не тот тип. - Я тоже думаю, что вряд ли, - согласился Хейзелридж, - и потому он мертв. Это настолько очевидно, что так и должно быть. Значит, где-то что-то было не так. Я не имею ввиду очевидный подлог. Нет, ничего такого, что мог бы углядеть непосвященный. Но Смоллбон не был человеком непосвященным. Ему приходилось в какой-то форме иметь с этим дело. И он чисто случайно заметил кролика у фокусника в цилиндре. - И этот фокусник засунул его в ящик и-фьють! - Верно. Поставьте себя на место Хорнимана. Представьте это искушение. С одной стороны-утеря доброго имени, утрата дела всей жизни-и, вероятно, тюрьма. С другой стороны-возможность умереть почтенным человеком. А после смерти ему будет уже все равно. И вот он сует труп в ящик, выбрасывает ключ и ведет себя как ни в чем не бывало. И даже если бы номер не вышел-ничего страшного. Палач бы вряд ли опередил грудную жабу. Сколько людей могли б решиться на убийство, знай, что их ждет скорая смерть. А Смоллбон был таким заурядным и невзрачным созданием. И он отважился угрожать Хорнимановским традициям, пытался бросить тень на Хорнимановские мифы, запятнать имя великого Хорнимана! Нет, никогда! В ящик его-и дело с концом. - Понимаю, - сказал Боун. - И как вы собираетесь все это доказать? - В том-то все дело, - смутился Хейзелридж. - Придется выяснить, что с этим наследством не в порядке. - Ну, если вам это так важно, - сказал Боун, - я мог бы вам помочь. Но, честное слово, какой-нибудь финансовый эксперт или ревизор провел бы всю проверку гораздо лучше. Для них все это просто раз плюнуть. - Я в этом не уверен. Хейзелридж вдруг встал и подошел к окну. Начинало светать. Крыша напротив выступала черным силуэтом на чуть серевшем небе. - Не все так просто, - сказал он. - Я был бы очень рад, решись вы нам помочь. - Договорились, - согласился Боун. - Кроме того, нам нужно считаться с возможностью, что Абель Хорниман этого все-таки не делал. Тогда открывается широкое поле для дальнейших размышлений. - Список номер два, - произнес Боун. - Вот именно. А вы ведь видели завещание. Мне говорил это Колли. Боюсь, что эти его списки не столь исчерпывающи, как кажется. - Имеете ввиду кого-то, поступившего на работу уже потом? - Напротив, того, кто там работал раньше и успел уйти. - Да, это не исключено, - задумчиво произнес Боун. - Мне это в голову не приходило. Ведь у меня там не было предшественника. Моя машинистка, миссис Портер, пришла вместе со мной; я хочу сказать, что и она никого не заменила. Принс, который ведет гражданские дела, сменил одного старика, который долгие годы работал в фирме. Но тот ушел уже давно, сразу после Рождества. По-моему, им понадобилось время, чтобы найти замену. Людей по этой части немного. И вот еще кассир-до него был там некий Кларк, и того явно следует иметь в виду. Ведь он ушел всего три недели назад. - Колли упомянул его в своем рапорте, - подтвердил Хейзелридж. - Но этот отпадает по другой причине: он инвалид еще с Первой мировой. У него только одна рука. - А почему это должно означать, что он не мог убить Смоллбона? - спокойно спросил Боун. - Я забыл, что вы не знаете, как тот был убит. - Не знаю, - подчеркнул Боун, и добавил: - и советовал бы не строить ловушек, если вы собираетесь мне доверять. К чести Хейзелриджа нужно сказать, что тот покраснел. - Знаете, привычка, - буркнул он и добавил: - Нет, тот на самом деле не мог этого сделать. Смоллбон был задушен проволочной петлей. Бесспорная работа для обеих рук. 5. Вторник РЕШАЮЩИЙ ФАКТОР ВРЕМЕНИ I Как давит на меня материя, и как упрямы факты.      Хэйзлит, «Застольные беседы.» Хейзелридж нашел полицейского фотографа и дактилоскописта Гиссела в разгар работы в кабинете Боба Хорнимана. - Я уже работал везде, где только можно, - на свалках, складе в отделении потерь и находок и даже в общежитии женского колледжа, - сказал Гиссел, - но столько хлама сразу в жизни не видел. - Можете благодарить свою счастливую звезду за то, что привела вас в контору Хорнимана, - заметил Хейзелридж и оглядел ряды стеллажей и заботливо расставленных папок. - Это игрушка по сравнению с тем, что я встречал в канцеляриях нормальных, ничем не выдающихся адвокатов. - Я в основном имею ввиду все эти книжищи, - пожаловался Гиссел. - И к тому же на незастекленных стеллажах. Кто угодно мог их коснуться или на них опереться. И непохоже, что когда-нибудь их вообще открывали. Взял наугад одну книгу и сдул с нее густое облако пыли. «Стулья Его величества, год 1860». Кого, скажите мне, может занимать, на что возлагал Его Величество свой зад в 1860 году? Хейзелридж задумчиво произнес: - Нельзя пускать сюда Хорнимана-младшего, пока мы не закончим, и похоже, будет это нескоро. Пожалуй, лучше мне пока расположиться здесь. С письменным столом вы уже закончили? Первым вошел старейший компаньон, мистер Берли. Беседа с ним не дала ничего, разве что обоим удалось сохранить спокойствие. Мистера Берли раздражал вид постороннего человека за столом одного из владельцев фирмы; раздражало то, что сам он должен был сесть в кресло для посетителей; и более всего он зол был на то, что должен отвечать на вопросы, вместо того, чтобы задавать их самому. Через четверть часа Хейзелридж отпустил его и пригласил следующего. Грузный мистер Крейн проявил большую лояльность. - Ишабод Стокс, - рассказал он, - был пресвитерианином и торговцем рыбой. Одним из старейших клиентов Абеля. Заметив удивление на лице инспектора, добавил: - Не говорю, что он был тем типом клиента, которых мы предпочитаем сейчас, но когда Абель начинал, давно, в конце прошлого столетия, он смотрел на вещи как и каждый молодой адвокат, для которого клиент-всегда клиент. И полагаю, что ни один, ни другой никогда не жалели об этом союзе. Ведь Ишабод был одним из тех людей, которые на самом деле понимают толк в деньгах. Начал с лавчонки на Коммершел Роад, а когда умер, ему принадлежала без малого четверть рыболовного флота на восточном побережье. - А когда это было? - спросил Хейзелридж, который временами что-то помечал в записной книжке своей старомодной авторучкой; из этих заметок постепенно возникала подробная картина происшествия. - Ишабод умер. подождите, в дни Мюнхена, осенью 1938 года. Оставил завещание, в котором назначил Абеля Хорнимана и Маркуса Смоллбона исполнителями своей последней воли и опекунами наследства. Почему именно Смоллбона-один Бог знает. У них со Смоллбоном была общая страсть-оба собирали старую керамику; встретились на каком-то аукционе и там и познакомились. Полагаю, что что обменивались длиннющими письмами о своих черепках и прочей ерунде, но между нами говоря, - добродушно подмигнул мистер Крейн, - я сомневаюсь, что Стокс в состоянии был отличить античную амфору от ночного горшка-по крайней мере таково было мое впечатление, когда пришлось после его кончины продавать его собрание. Но это неважно. Все состояние, как я уже сказал, было разделено на десятки частей для разных благотворительных организаций. Юридически завещание было бесспорным. Ведь все это весьма солидные, почтенные организации. По большей части как-то связанные с рыбами:»Приют ловцов сельдей», «Фонд обедневших рыбаков» и тому подобное. Ишабод сам выбрал их и поручил нам проверить, что речь идет действительно о благотворительных организациях и только потом позволил их вписать в завещание. И если бы каждый, кто пишет завещание, поступал бы столь же осмотрительно, как он, - закончил мистер Крейн, поскольку сам, как и многие его коллеги, весьма пострадал от судебного решения по делу Диплока, - удел адвоката был бы куда счастливее и легче. - Таким образом, - заключил Хейзелридж, - вся ваша работа на сегодня состоит в том, чтобы распределять проценты с капитала между отдельными благотворителями. - Теоретически это так, но в действительности работы тут гораздо больше. Короче, когда Ишабод умер, его капитал состоял из множества различных частей. Там была недвижимость-он дешево скупил немало участков во времена кризиса в 1931 году, были активы и имущество различных его предприятий, которые нужно было учесть и реализовать. Разумеется, сегодня все уже давно продано и обращено в ценные бумаги. Грубо говоря, Ишабод оставил почти миллион фунтов. После уплаты налогов осталось около полумиллиона-и мы немало намучились, чтоб получилось хотя бы так. Последние слова мистер Крейн произнес с такой страстью, как будто эту часть своей работы делал почти с наслаждением. Иногда заходил так далеко, что видел сам себя в облике какого-то тучного архангела Михаила, который вооруженный мечем и щитом хранит безоружных перед напором темных сил, воплощенных в злодеях из налогового департамента. - Полмиллиона, - протянул Хейзелридж, - и в ценных бумагах. Полагаю, что потом достаточно контролировать все бумаги и акции. - Опять теоретически это возможно, - согласился мистер Крейн. - Но в действительности так не бывает. Не знаю, до какой степени вы разбираетесь в этих вещах, но в каждом таком завещании многое зависит от параграфа об инвестициях. В своем роде гораздо проще, когда дело ограничивается только ценными бумагами. Это нудно, но зато очень просто. Но в этом случае мы получили гораздо большие полномочия. Не то чтобы свободу рук, но почти. Это значит, что нашей задачей было ориентировать фонд на самые выгодные инвестиции, разумеется, достаточно безопасные. - Если вам что-то неясно, спокойно меня перебивайте. - Все совершенно ясно, - сказал Хейзелридж. - Продолжайте, прошу вас. - Ну, именно этим и занимался Абель-и позволю себе утверждать, что свой гонорар заслужил многократно. Разбирался в биржевых делах не хуже биржевого маклера, и продавал и покупал по текущим курсам. Поэтому нельзя без проверки последних договоров точно сказать, как сегодня обстоят дела фонда. Из чего он состоит, это я вам сказать могу. Попросил Коккерила, чтобы он оставил список ценных бумаг на сегодняшний день. Но большинство счетов, из которых бы можно узнать действительное состояние фонда-иными словами, историю отдельных инвестиций-были как раз в том ящике. - Гм, - проворчал Хейзелридж. - Значит, мы никогда не узнаем. - Да нет, узнаем, - успокоил мистер Крейн. - Только на это понадобится время. - Тогда как узнаете, дайте мне знать. Хейзелридж на миг задумался и сказал: - Если бы Абель Хорниман захотел растратить какие-то деньги, думаете, он взял бы их из этого фонда, или из какого-то другого? Говоря это, он наблюдал за Крейном, и гораздо больше его интересовала реакция Крейна, чем его слова. Одно было совершенно очевидно. Мистера Крейна это не удивило, не возмутило. Наоборот, эта мысль его живо заинтересовала. - Да, сказал он, подумав. - Да. Вздумай он растратить какие-то деньги, взял бы их именно из этого фонда. - Почему вы так думаете? - Вначале вы мне кое-что скажите. - Мистер Крейн испытующе заглянул инспектору в глаза. - Для подобного вопроса у вас есть какие-то основания-обоснованные подозрения, что такое могло быть? - Нет, - сказал Хейзелридж. - Это был скорее гипотетический вопрос. - Ну, тогда я вам отвечу тоже гипотетически, - сказал мистер Крейн. - Наследство Стокса могло быть удобным полем для возможных махинаций, и по нескольким причинам. Прежде всего потому, что вторым душеприказчиком был дилетант. Во-вторых потому, что весь фонд был здесь у нас, и под нашим эффективным контролем. Должен был быть. Как я вам уже говорил, Абель неустанно покупал и продавал, так что это никого бы не удивило. В третьих потому, что наследниками были исключительно благотворительные организации. Президент такой организации большей частью так рад, получая свой ежегодный чек, что на сумму не обращает особого внимания. Если убедить его, что инвестиции дают меньший доход, или что сумма уменьшена по административный причинам, он бы сразу согласился с таким объяснением и не стал ни о чем спрашивать-то есть перенес гораздо легче, чем частное лицо, которому залезли в карман. - Да, - протянул Хейзелридж. - Понимаю. Спасибо за прямоту, с которой вы ответили на мои вопросы. Если с наследством окажется что-то не в порядке, тут же дайте мне знать. А сейчас я вам буду весьма обязан, если вы пришлете сюда мистера Боуна. II Детектив сержант Пламптри между тем добрался до Белсайз парк и допрашивал миссис Таккер. Сержант Пламптри был молодым здоровяком-кровь с молоком, с тем видом мальчика-чистюли, которого только что вымыла мамочка. Методы его были неортодоксальны и некоторые результаты, которых удавалось достичь, его самого удивляли. - Молодой человек, - говорила миссис Таккер, - налейте себе еще чашку чая и послушайте, что я вам скажу: никогда не берите жильцов. Идите в приют, отправляйтесь в тюрьму, становитесь поджигателем или убийцей-кем хотите-только никогда не берите жильцов. - Я. - начал сержант Пламптри. - Возьмите хотя бы мистера Смоллбона. Такой тихий, такой безвредный. И хорошо платил. В жизни бы не подумала, что он такое устроит, что вызовет такую напасть на мою голову, что ко мне домой заявится полиция. Сахар там, за часами. Пять лет назад он снял у меня квартиру. Положил на стол плату за полгода вперед и сказал:»-Миссис Таккер, я как тот катящийся камень, что мхом не обрастает. Но мне нужно место, чтобы преклонить голову. «Ну я ему и говорю:»-Те две комнаты наверху свободны, а если захотите что-то приготовить, там в коридоре плитка. «И видит Бог, больше мы ни слова ни сказали. - Когда. - начал сержант Пламптри. - Нет, он меня сразу предупредил:»-Миссис Таккер, я коллекционер и в комнатах у меня будет полно всяких сосудов и тому подобного. Так что если вам будет слишком трудно смахивать с них пыль, договоримся об этом стразу. «И еще он сказал:»-Я буду ездить когда хочу и куда хочу». И так и делал. «- Ждите меня, и я вернусь, «- вот был его принцип. Часто бывал в Италии-у него там в Флоренции дом. Адрес написан на визитке, можете убедиться. Отсутствовал три месяца, и вдруг в один прекрасный день вернулся, как ни в чем не бывало, с полным чемоданом черепков. - Как. - снова попытался перебить сержант Пламптри. - А нынче в феврале исчез опять. Двенадцатого февраля. У меня все записано. Вот, посмотрите, здесь стоит: пятница, двенадцатого февраля. «Поеду в Кент»-сказал он мне. Куда именно, я прослушала. Что-то вроде Стэнтона. А может быть, Стэнкомба. - Я думал. - сказал сержант Пламптри. - Я знаю, что вы хотите сказать, - продолжала свое миссис Таккер. - Но подождите. Он уехал в пятницу. «- Еду в Кент, - сказал мне он, - и если там найду то, на что рассчитываю, произойдут большие события, миссис Таккер. Громкие события. Вечером буду дома», - так он сказал. - И больше не вернулся? - С чего бы это? Вернулся в тот же вечер, как и говорил. А утром снова уехал, просто так, без чемоданов. Он делал так всегда. «- Ага, - сказала я себе, - теперь в Италию. Видно, нашел то, что искал. «И так проходил день за днем, и мне было ясно, что угадала я верно. - Вы думали, что он. - Я знала, что он в Италии, и остается там по сию пору, - победоносно заявила миссис Таккер. - Там такая прекрасная погода! С тактом, необычным для его возраста, сержант Пламптри воздержался от каких-либо комментариев этой любопытной точки зрения. III - Меня больше всего беспокоит проблема доступа, - сказал Хейзелридж, - и здесь-то вы мне можете помочь. - Доступа к чему? - Доступа к тому ящику, где был спрятан труп, - пояснил Хейзелридж. И добавил: - Доступа в эту комнату, доступа в контору, доступа в Линкольнс Инн. - Тут дело обстоит так, - начал Боун. - Днем кто угодно имел доступ в любую часть Линкольнс инн. Приди вы очень рано утром, или поздно вечером-или в субботу после обеда или в воскресенье-тогда вас кто-то мог заметить. - Особенно будь вы такой видной личностью, как Абель Хорниман. - Да. Привратники, разумеется, знали его в лицо. А вот в рабочие часы вы можете войти в Линкольнс Инн когда угодно через шесть разных входов - и никто вас ни о чем не спросит. - Ладно, - смирился Хейзелридж. - А в контору? - Тут уже труднее, - сознался Боун. - Я здесь слишком недолго, и может быть эта неделя была не слишком типична, но вы бы удивились, сколько народу тут толчется в канцелярии и никто их не замечает. Не только сотрудники, но и совсем посторонние люди. На нашей стороне конторы есть приемная-там сидят младшие писари. Все посетители, клиенты, посыльные, сотрудники других фирм, торговцы канцелярскими товарами, и даже друзья и родственники сотрудников должны бы ждать там. В другой части все куда изысканней. Там только три кабинета компаньонов и комната, где сидят их секретарши. Но и так уйма людей, которые тут ориентируются, пользуются черным ходом, если хотят попасть прямо к секретарше того партнера, с которым хотят поговорить-или всучить какие-то бумаги-или вручить почту-или завести часы-или почистить телефоны - или наладить пишущие машинки. - Короче, - резюмировал Хейзелридж, - любой, кто сделает вид, что у него здесь дело, мог в рабочие часы свободно попасть в любую часть здания, никто бы не остановил его и даже не заметил. По окончании рабочего времени никто не мог войти даже в вестибюль не рискуя, что будет замечен-а в контору? - В контору безусловно нет, - сказал Боун. - Сержант Коккерил на ночь запирает обе двери. Уходит около семи последним. - У кого есть ключи? - Насколько мне известно, только у него. Когда куда-нибудь уходит, передает их другим. Он тут главный ключник. И сейфы тоже по его части. - А что, если кому-то из партнеров понадобится попасть внутрь в нерабочее время? - Не знаю, - пожал плечами Боун. - Я спрашивал об этом Джона Коу и тот сказал, что ни один уважающий себя партнер никогда не работает сверх нормы-такое поручают явным аутсайдерам. Если вдруг кто-то из партнеров собрался бы поработать ночью, наверняка бы взял ключи у сержанта Коккерила и сам все закрыл. - И даже Абель Хорниман не имел ключей? - От входа-нет. - Гм. Похоже, тут все ясно. Только не надо забывать, что к каждому ключу можно сделать дубликат-тем более к такому большому ключу от входных дверей. Теперь, как с кабинетом Хорнимана? - В рабочие часы, - неторопливо продолжал Боун, - есть одно серьезное препятствие. Если взглянуть на расположение помещений, то видно, что во все три кабинета шефов можно попасть только через секретариат. А там всегда должна быть хоть одна секретарша. - Вы говорите, - должна быть, - недоверчиво протянул инспектор. - Но это соблюдается? - Я полагаю, что соблюдается, - сказал Боун. - Контора работает по хорнимановским методикам, то есть под девизом»порядок прежде всего». И, кроме этого, в секретариате телефонный коммутатор для всех трех кабинетов руководства. И это часть системы, которая должна держать нежелательных или навязчивых клиентов на дистанции-что очень важно для каждой адвокатской конторы. Настоящий коммутатор-тот, что соединяет с внешним миром-стоит в подвале и обслуживает его сержант Коккерил или его юный помощник Чарли. Когда извне звонят кому-то из партнеров, вначале соединят с секретариатом, там он будет оценен, и только потом соединен-или не соединен-с нужным партнером. Что на деле означает, что там всегда должна быть хоть одна из секретарш. - Понимаю, - кивнул инспектор. - Так что секретарши должны были заметить, если бы мистер Смоллбон вошел в кабинет мистера Хорнимана? - Не только бы заметили, - усмехнулся Боун, - а тут же зафиксировали бы в календаре, и если бы он вышел, соответствующая секретарша-в нашем случае мисс Корнель-пометила бы, как он долго там был, чтобы позднее могла напечатать исчерпывающий отчет о визите с той или иной целью. С чего бы, думаете, мы, бедные адвокаты, живем? Хейзелридж на миг задумался, но ничего не сказал. И наконец попросил: - Ну, а теперь-о ящике. - Тут случай еще тяжелее, - покачал головой Боун. - Сами видите, какой солидный тут замок, скорей для сейфа, чем для ящика. Его можно выломать, как показал сержант Коккерил, но сомневаюсь, что можно открыть отмычкой-по крайней мере, не оставив следов. - Хорошо, - согласился Хейзелридж. - А что с ключами? - Ящики эти изготовлены комплектами. У каждого из трех партнеров в его кабинете свой комплект и к каждому ящику от каждого комплекта-свой особый ключ. И ни один ключ от одного комплекта не подходит к замкам другого. У каждого партнера было кольцо с ключами от ящиков его комплекта, и один универсальный ключ на весь комплект на случай, если какой-то ключ потеряется. - Не слишком ли это сложно? - Ну, вы не знали Абеля Хорнимана, - усмехнулся Боун. - Это был его принцип. Один ключ-один ящик-один клиент. Сомневаюсь, что остальным партнерам эта система так уж нравилась. Со временем Берли растерял все свои ключи и пришлось заказывать новый комплект. А Крейн свои ящики вообще никогда не запирает. Но дело не в этом, поскольку ни один из их ключей не мог открыть ящик с документами Ишабода Стокса. Тот ключ был только у Абеля Хорнимана-но у него его тоже не было. Не знаю, что тут говорит Боб Хорниман-зато мисс Корнель утверждает, что Боб не мог найти ни ключ от этого ящика, ни универсальный ключ. Все остальные семнадцать ключей были на месте. - Благодарю вас, - сказал Хейзелридж. - Как вижу, нужно поговорить с Бобом Хорниманом. Боб о ключах знал совсем немного. - Я у отца единственный наследник, и я просто принял все, как было. Ключей там была уйма. Ключи от дома и ключи отсюда. Я знал, что эта связка отсюда, поэтому принес ее сюда и запер в ящик своего стола. Понятия не имел, что одного ключа не хватает. Остальными я как-то открывал некоторые ящики. - Но явно не имели повода что-то искать в этом ящике, до самого сегодняшнего утра? - Нет, не имел, - сказал Боб. - Признаюсь вам, что я о наследстве Стокса вообще не думал. Меня уже начинала мучить совесть, но такие дела по наследству-это не передача имущества или судебный иск, с которыми хватает хлопот. Знаете, как это бывает-дел у меня было выше головы, так что менее срочная работа могла и подождать. - Вполне вас понимаю, - сказал Хейзелридж. - А теперь расскажите мне о вашем отце. Пожалуй, опишите мне, как выглядел его нормальный день. В котором часу он приходил в контору и так далее. Главным образом в последние месяцы жизни. Боб выглядел изрядно удивленным, но сказал: - Он должен был весьма щадить себя. Последние полгода был постоянно под наблюдением врачей. А те бы предпочли, чтобы в контору он вообще не ходил, но для отца такое было немыслимо. Знаете, контора была для него делом всей жизни. Он приходил сюда в половине одиннадцатого, а уходил в полпятого. - Полагаю, что остальные приходили раньше. - Еще бы, - подтвердил Боб. - Точно к половине десятого. Даже мистер Крейн уже сидит за столом еще до десяти. - Ага. А вы жили вместе с отцом? - Нет, - отрезал Боб. - У меня своя квартира. - По завещания вашего отца дом его, конечно, достанется вам. Вы поселитесь там? Вначале показалось, что Боб в его вопросе увидел нечто оскорбительное. Потом сказал: - Нет, безусловно нет. Я бы не смог его содержать. Такой огромный домина. IV Сержант Пламптри мог бы с этим определением согласиться. Красивым дом никак нельзя было назвать. Громадный, выкрашенный серо-желтой краской, сооружен он был по солидным викторианским принципам, по которым кухня должна быть расположена в подвале, семья-в бельэтаже и на первом этаже, гости-на втором, слуги на третьем а дети-в мансарде. Открыла сержанту усатая особа с одним неподвижным и другим косящим глазом, которая провела его в салон с тяжелой мебелью черного полированного дерева и портьерами из фиолетового плюша. Указав на кресло грубых форм, сложила пухлые белые руки и молча ждала, какие грехи этот следователь хочет взвалить на ее голову. - Послушайте, мадам, - важно сказал сержант Пламптри, - все дело-только вопрос времени. И без особых понуканий получил такую информацию: Абель Хорниман был человеком строгих традиций, как дома, так и в конторе, особенно в последние месяцы жизни. Все старались помочь ему, как могли. Постоянно под рукой была сиделка. Сержант Пламптри записал ее имя и адрес и рад был, что получит дополнительное свидетельство. Абель Хорниман вставал в половине девятого, в четверть десятого садился за завтрак и читал»Таймс» до десяти часов пяти минут, когда за ним приходила машина. К пяти часам всегда был дома к чаю, потом слушал радио, пока не шел переодеться в смокинг к ужину. - Он вечером никуда не выходил? Экономка проявила умеренное удивление. - Разумеется нет. - Никогда? - настаивал сержант. - Не обижайтесь, но я должен знать точно. - Мистер Хорниман, - хозяйка поджала губы, - одной ногой был в гробу. Он никогда и никуда не выходил вечером. - Благодарю вас. А потом? - Потом, - продолжала экономка, - потом в десять часов ложился. Сиделка спала в комнате через коридор, а я-в соседней. Так что одна из нас всегда бы его услышала. Знаете, у него бывали такие внезапные приступы. - Благодарю вас, мадам-расшаркался сержант Пламптри. Он чувствовал, что этим вопрос практически исчерпан. Еще визит к сиделке, и можно идти докладывать инспектору Хейзелриджу. V Полицейский патолог доктор Блэнд был человеком сухим, но увлеченным. Фотография, которую он подал Хейзелриджу, на первый взгляд выглядела как снимок с птичьего полета Большого каньона на реке Колорадо. На ней были те же бесчисленные мелкие ложбины, которые со всех сторон сбегали вниз, те же пропасти и обрывы, те же промоины и провалы, что и в его ближайших окрестностях; а посредине бежала глубокая борозда самого каньона, ровная, как по линейке, ограниченная крутыми стенами, и уже совсем на дне-темная лента реки. - Результат воздействия стального тросика на человеческое горло, - заметил доктор Блэнд. - Десятикратное увеличение. - Фантастика, - Хейзелридж был потрясен. - Полагаю, что темная линия на дне это. точно. Объяснять не надо. И что это доказывает? - Уйму всего, - пожал плечами доктор. - Не желаете описание орудия убийства? Не считая возможных погрешностей в деталях, вот оно: возьмите кусок обычного латунного тросика в семь нитей, как для подвески картин. Примерно на двух третях длины просуньте между прядями троса гвоздь потолще или отвертку, образуется отверстие. Через него проденьте один конец тросика, и вот вам идеальная петля. Теперь к каждому концу прикрепите по куску дерева-любого, главное, чтобы удобно держать в руке. И вот вам дешевая самодельная удавка. - Действительно дешевая, - согласился Хейзелридж. - Простая и не выдающая своего происхождения. - Вот именно, - сказал доктор. - Домашнее оружие. Сделать его может кто угодно. - Спасибо. - Я не закончил, - остановил его доктор Блэнд. - Так выглядит оружие. А не желаете и описание убийцы? - Если вам не трудно, - любезно согласился Хейзелридж. - Тут дело вот в чем. Оружие до известной степени характеризует того, кто им пользуется. Он должен быть человеком педантичным, ловким, достаточно изобретательным, чтобы такое оружие выдумать, и достаточно бесчувственным, чтобы им воспользоваться. - Что вы говорите! - удивился Хейзелридж. - И еще он, вероятно, левша. - Что? - Ага, я знал, что это вас пробудит от этого вашего профессионального снобизма, - сказал доктор. - Теперь у вас хоть есть, с чего начать, правда? Это не просто безумные преувеличения Джимми Блэнда. Повторяю, он был левша. Но в том смысле, что был не просто человеком, который пользуется в основном левой рукой, но таким, чья левая рука-или по крайней мере левое запястье-развито лучше, чем правое. - Как вы все это выяснили? - По тросику. По увеличенной фотографии шеи, которую вы мне минуту назад так грубо бросили назад. Доктор Блэнд положил фото на стол и провел пальцем по некоторым северным притокам Колорадо. - Обратите внимание, - показал он, - как все эти складки на правой стороне оттянуты назад-то есть в сторону позвоночника. Это значит, что когда убийца стал затягивать петлю, он крепко держал рукоять своего оружия правой рукой, а тянул левой. Других объяснений быть не может. Нормальный человек действовал бы как раз наоборот-левой держал, а правой затягивал. Вспомните, как вы это делали, когда последний раз вытаскивали пробку из бутылки старого портвейна. - Ага, уже понимаю, что вы имеете ввиду. Хейзелридж изобразил руками удушение воображаемой жертвы и доктор согласно кивнул. - Еще кое-что, доктор. Вы говорите-»он», «его» и «этот человек». Вы в этом так уверены? Не могла это сделать женщина? - Наверняка могла. Такое оружие требует только одного-ошеломляющей внезапности и некоторой доли везения. Будьте внимательны. Сейчас я буду вас душить. Доктор усадил Хейзелриджа в кресло покойного Абеля Хорнимана. - У вас нет причин меня подозревать. Ясно? Я спокойно стою за вашей спиной. А теперь схвачу вас руками за горло. Что сделаете вы? Да, так я и думал. Поднимите руки и попытаетесь отогнуть мои пальцы. Вам это нелегко, поскольку хоть силы вам не занимать, но ноги скованы под столом и вы не можете воспользоваться своим весом. Но и не так трудно. Схватите меня за мизинец и крутите-ну хватит, хватит, не нужно делать все так реалистично. Вам удается вырваться. Раз вы мужчина, а я был бы женщиной, спастись удалось бы довольно легко. Но вот теперь представьте убийцу с проволочной удавкой. Проволока прочна и остра, как нож, и прежде чем успеете опомниться, она на палец врежется в тело. Не можете кричать. Не можете просунуть даже палец между проволокой и горлом. Да, думаю, что таким оружием и женщина способна убить мужчину. VI Прежде чем вечером покинуть контору, Хейзелридж еще раз поговорил с Боуном, подытожив все, что успел узнать, в основном для собственного спокойствия. - Абель Хорниман исключается, - сказал он. - Жаль, поскольку он был кандидатом номер один. Он мог совершить это убийство. Он мог иметь все причины для устранения Смоллбона. Но он этого не сделал. Хейзелридж на миг умолк; потом продолжал: - Не утверждаю, что мы смогли бы доказать в суде, что он этого не сделал. Тяжело доказать нечто подобное. Можно считать, что ночью он тайно вылез из постели и как-то попал в Линкольнс Инн. Что прошел незамеченным, проник в здание и убил Смоллбона. Не могу представить, как бы доставил того туда незаметно. Но теоретически это возможно. Только так неправдоподобно, что даже не стоит принимать это в расчет. По опыту я знаю, что в реальной жизни преступники стараются делать все самым легким способом, а отнюдь не трудным или рискованным. Не затаскивают трупы на колонну Нельсона, и не выставляют их в комнате ужасов в паноптикуме. Разве что безумцы. Сказав это, Хейзелридж на миг вспомнил тот зловещий призрак, который приводит в ужас любого сотрудника полиции. Вспомнил старшего инспектора Эспинола и инспектора Харви, прочесывающих всю центральную Англию, чтобы найти человека, который специализировался на убийствах шестилетних девочек. Человека, который мог быть чиновником или поденщиком, проповедником, юристом или церковным старостой. Ласковым отцом, любезным старшим братом, человека, который двадцать девять дней из тридцати мыслит рационально. А на тридцатый день становится чудовищем, которое нельзя выследить логическими методами и чье повешение никого не может успокоить. Рассерженно покачал головой. - В безумца я поверю, когда ничего иного мне уже не останется. Но не раньше. Спокойной ночи. - Спокойной ночи, - ответил Боун. Шагая к дому темными переулками, он все не мог избавиться от жутких картин, встававших перед глазами. 6. Пятница ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ I - Боун тратит слишком много времени на разговоры с этим полицейским, - заметил мистер Берли. - Каким полицейским? Мистеру Крейну казалось, что контора так и кишит полицейскими. Ему уже пришлось отменить визит одного епископа и двух не столь важных клиентов. - С тем, который все время всех распрашивает. - А, вы имеете ввиду старшего инспектора? - Старшего инспектора? Но ведь этот человек отнюдь не джентльмен? - Сам мистер Берли был выпускником Шербона. - Ну что вы, - примирительно протянул мистер Крейн. - Я полагаю, он, как говорится, гм. начал с нуля, или с чего там начинают в полиции. Не нужно так воспринимать его распросы. Он выполняет свои обязанности. - Да по мне пусть выполняет свой долг, - фыркнул мистер Берли, - но мне не нравится, что Боун с ним проводит столько времени. Если ему что-то нужно, почему не спросит у меня? Боун вообще не может ничего толком знать. Он у нас меньше недели. - Вы правы. - Ведь мы так много платим ему не за то, чтобы все время развлекался с полицейскими. - Конечно нет, - сказал мистер Крейн. - Я с ним поговорю. А кстати, сколько мы ему платим? - Четыреста пятьдесят в год, - сказал мистер Берли, не краснея. II - Проблема ваша в том, - сказал инспектор Хейзелридж, - что вы читаете слишком много детективов. Он медленно покачивался во вращающемся кресле Хорнимана. - Как вы это узнали? - Признайтесь, - продолжал Хейзелридж, - вы думаете, что я буду просиживать тут целыми днями и задавать тысячи вопросов. Что буду тихо, по-кошачьи расхаживать по конторе, внезапно появляясь именно там, где люди что-то обсуждают или сплетничают, что буду поднимать любую бумажку и незаметные глазу волоконца; и что все время буду пыхать трубкой, или играть на губной гармонике, или цитировать Фукидида, чтоб заслужить у критиков репутацию оригинала. - Но. - Пока наконец, примерно на двухсот пятидесятой странице, не соберу вас всех в одну комнату и затею какую-нибудь словесную игру в шахматы, во время которой буду на цыпочках расхаживать за спинами всех подозреваемых, периодически их пугая. И наконец, когда все, включая читателей, устанут до предела, достану револьвер, признаюсь, что убийство совершил я сам и на глазах у вас застрелюсь. - Ну, не считая столь мелодраматического финала, - заметил Боун, - примерно этим вы и заняты, не так ли? - Как практический метод это было бы ничуть не полезнее, чем расстелить на берегу реки сеть и ждать, пока рыба туда не выпрыгнет сама. Задумчиво почесав нос, инспектор полюбовался девочкой, которая играла с кошкой на противоположном тротуаре, и продолжал: - Насколько я понимаю, есть два метода лова. Один-бросить в воду бомбу; я бы назвал это методом шока. Второй метод куда труднее, но более надежен. Сплетите сеть и прочешите ею пруд взад и вперед. (Проблема в том, что по большей части у вас нет под руками достаточно мощной бомбы). Вначале не поймаете ничего, но если сеть достаточно густая и забирает в глубину, в конце концов все извлечете на поверхность. - Теперь я понимаю, - сказал Боун, - почему авторы детективов не избирают ваш метод. Такого никто бы не стал читать. - Вы правы, - согласился Хейзелридж. - Тоскливое это дело. III Пока Хейзелридж высказывался подобным образом, ловля живца уже началась. Распоряжения, которые он накануне вечером дал своим сотрудникам, были недвусмысленны. Хофману он сказал: - Мне нужно, чтобы вы проверили все дела и счета в этой адвокатской фирме. Прежде всего выясните их платежеспособность. Признаю, выглядят они весьма солидно, но никогда не знаешь. И если это так, хочу знать, каковы их сегодняшние доходы по сравнению. ну, скажем, с доходами десятилетней давности. И не ограничивайтесь только финансовой стороной дела. Взгляните шире. Не пропускайте любой мелочи, которую найдете в документах, и которая покажется вам хоть чем-то странной; любого изменения, необъяснимого само по себе; все, что хоть чуть не так. Хофман кивнул. Он был финансовым экспертом из отделения по борьбе с мошенничествами и растратами, человеком, который вылавливал факты с наслаждением собирателя насекомых и столь же хладнокровно раскладывал их по коробочкам. Последние полгода провел, расследуя дело двух поляков, чьей специальностью было балансирование на узкой грани между банкротством и выгодными расчетами с поручителями. Хофман отправил обоих предприимчивых господ в свою коллекцию на прошлой неделе, так что по счастью был свободен и мог помочь Хейзелриджу. - Я дал указания, - продолжал старший инспектор, - чтобы к вам относились как к обычному ревизору. Вам покажут все документы и счета, какие пожелаете. Конечно, если обнаружите, что нечто важное от вас утаивают-это нам тоже поможет. Хофман снова кивнул. Другим сотрудниками Хейзелридж поручил дотошно изучить образ жизни, привычки, прошлое и настоящее всех сотрудников фирмы по списку Колли номер два. Прошлое Уильяма Хэтчарда Берли, бакалавра права Оксфордского университета, проживавшего в огромном доме на теневой стороне бульвара Сент-Джордж в квартале Пимлико и тратившего невероятно большую часть своих доходов на всевозможные пилюли, порошки и микстуры. Настоящее Тристрама Крейна, кавалера Военного Креста, отца двоих детей и владельца дома в Эпсоме. Образ жизни Роберта Эндрю Хорнимана, выпускника Харроу и отставного офицера флота Его величества, единственной страстью в довольно нудной жизни которого было плавание на маленькой яхте в небезопасных водах. И что за темное пятно лежит на прошлом Эрика Даксфорда, который носит галстук колледжа, чьи цвета способны поставить в тупик лучших экспертов по этой части, и чьи расходы удивительным образом превышают доходы, нисколько не снижая при этом уровень банковского счета. Безумные приключения Джона Эмбри Коу, которого в 1935 году дирекция колледжа с прискорбием известила, что сыта им по горло, который провел следующие три года, прежде чем поступить в фирму»Хорниман, Берли и Крейн», в попытках устроиться в Соединенных Штатах, Канаде и Японии, и который пережил войну относительно успешно перебираясь из штаба в штаб, всегда на шаг опережая Провидение и отдел кадров министерства обороны. Жизненный путь Юстаса Коккерила, бывшего сержанта королевской артиллерии, члена Союза конторских служащих, который так заботливо пестует фуксии в своем садике в Масвелл Хилл и который, как позднее оказалось, имеет еще и другое, куда более удивительное хобби. Не позабыли и про дам. От Элизабет Корнель из Севенокса, той самой участницы чемпионата по гольфу, Анны Милдмэй, дочери славного отца, и Сисси Читтеринг, жившей в Далвиче и заполнявшей вечера народными танцами и выжиганием по дереву, до Флоренс Беллбейс, которая жила в Гольден Грин и явно не имела никаких увлечений. Сержанту Пламптри, вполне доверяя его нестандартным методам, Хейзелридж поручил важную часть расследования. - Мне нужно, чтобы вы узнали как можно больше про Смоллбона, - сказал он. - Хочу понять, что это был за человек. Сейчас один портрет дают люди, которые встречались с ним в конторе, и совершенно иной-его квартирная хозяйка. Конечно, вы это заметили. Который из них верен? Выясните. Поговорите с его друзьями, родственниками. - Мне кажется, родственников у него нет. - Если копнуть поглубже-века до двенадцатого-с серьезным видом заверил Хейзелридж, - то выяснится, что все англичане-родственники, причем не меньше чем по ста тридцати пяти разным линиям. - Сделаю, - пообещал не слишком твердо Пламптри. Начал он с того, что еще раз побывал на Веллингборо Роад; но кроме очередной чашки крепкого чая ничего нового от мисс Таккер не добился. Сержанту она предложила поинтересоваться в музеях-ведь мистер Смоллбон был большой их ценитель. Мог пропадать в музеях целыми днями. Идея была не слишком привлекательная, но за неимением лучших сержант Пламптри отправился в путь по крупным музеям, образовывашим компактный пояс вдоль южной границы Гайд Парка и Кенсингтон Гарден. Особе внимание уделял коллекциям фарфора и керамики. Но нигде ему помочь не смогли. Оказалось, что все музеи кишмя кишат серьезными субтильными старичками, которые целыми днями бродят по длинным мраморным коридорам от экспоната к экспонату. К концу дня, уже изрядно устав, сержант Пламптри на своем маршруте с запада на восток добрался до последнего и самого большого музея-и там ему наконец хоть немного повезло. Зайдя в читальню, он представился и тут же приглашен был на беседу с главным библиотекарем. У того карточки порхали так быстро, что любой последователь Хорнимана побелел бы от зависти, и наконец выплыло имя Маркуса Смоллбона. - Каждый, кто сюда приходит впервые, должен записаться, - сообщил библиотекарь. - Для порядка. Мы ведь не можем позволить, чтоб тут шатался кто попало. И требуем имя хотя бы одного поручителя. Знаете, осторожность никогда не мешает. В соответствующей графе на карточке мистера Смоллбона сержант Пламптри с удовольствием обнаружил имя Абеля Хорнимана и преподобного Юстаса Эвандера, викария собора святого Катберта у миноритов в восточном Лондоне. Библиотекарь нашел новейший альманах духовных лиц. Сержанта на миг охватили опасения, что преподобный Юстас мог умереть или получить назначение епископом в Гонолулу. Но оказалось, что все в порядке, что преподобный все еще на своем месте. И Пламптри сел в автобус, идущий в Сити. Вечернюю мессу в соборе святого Катберта служили рано, что отвечало интересам немногих обитателей Сити, которых вообще можно затащить в церковь, и когда сержант Пламптри туда добрался, месса как раз кончалась. Преподобный Юстас, полный краснолицый мужчина, который в 1908 году привел свою восьмерку к победе тем, что решительно перевернул две других восьмерки, которые преграждали им путь, и который с тех пор таким же образом обращался с силами зла, приветствовал сержанта Пламптри ошеломляющим по силе рукопожатием и пригласил его к себе домой на чашку какао. Через десять минут они уже сидели в уютной гостиной, богато разукрашенной групповыми фотографиями и перекрещенными веслами, над которыми возвышалась голова водяного буйвола, неосторожно попавшегося на пути преподобному Юстасу, когда тот был на отдыхе в Южной Африке. Потягивая горячий какао, сержант Пламптри сумел тайком извлечь блокнот и пристроить его на колене, чтобы незаметно делать пометки. - Прежде всего, - начал священник, - в чем, собственно, дело? Сержант Пламптри отнюдь не видел причин замалчивать факты, а потому изложил собеседнику в общих чертах, что случилось, и сообщил, какую информацию ему поручено собрать. - Но я Смоллбона уже год не видел, - сказал священник. - И сразу вам скажу, почему. Если хотите знать, что он был за человек, могу вам рассказать лучше, чем кто бы то ни было. Я знал Маркуса Смоллбона больше тридцати лет. Впервые встретился с ним в университете-мы вместе учились в Анжело. Интересы у нас были разные, но жили на одном этаже и был случай, - преподобный Юстас усмехнулся, - когда я спас его от купания в фонтане. Мне перевес шесть на одного показался чрезмерным, поэтому я вмешался, ну и. - короче говоря, помог. Но это было так давно! По окончании учебы мы некоторое время переписывались. Когда я получил место в Лондоне, то разыскал его, и пару раз мы вместе поужинали. Преподобный Юстас встал, согнал булльтерьера с дивана и продолжал: - Главная проблема Маркуса была в его постоянном доходе. Достаточном, чтобы не заботиться о куске хлеба, но не настолько большом, чтобы с ним что-то предпринять. У него было слишком много свободного времени. По большей части тратил его на собирательство чего попало. Один год это были старые гравюры, на следующий год-фарфор и так далее. Последнее время, насколько я знаю, он посвятил себя керамике. Но никогда и ничем не занимался так долго, чтобы стать настоящим знатоком. Все это, конечно, невинное легкомыслие, но боюсь, что была у его и другая сторона-скажем прямо-не лучшего характера. Все из-за избытка свободного времени. Ведь он любил писать в газеты, чтоб обратить внимание на ошибки разных авторов, либо язвительно указывал на расхождения в заявлениях официальных лиц. Тут тоже нет ничего плохого, но он шел дальше. Сам я могу привести лишь один пример, поскольку только раз столкнулся с ним впрямую. Примерно года два назад один из моих коллег-священников вступил в серьезный конфликт со своим епископом. Настолько серьезный, что едва не лишился сана. Не буду углубляться в подробности, но епископ действовал тогда на основании информации, которую получил от Смоллбона. Сержант Пламптри кивнул. Ему не надо было объяснять, что это информация весьма серьезная, причем такая, которая могла привести к неожиданным выводам. Но следовало задать еще один вопрос, а сержант Пламптри никак не мог его сформулировать. Преподобный Эвандер ему помог. - Я знаю, о чем вы думаете, - сказал он. - Но можете спокойно выбросить это из головы. Смоллбон не был шантажистом. Он все вынюхивал и раскапывал разные неприятные и дурнопахнущие вещи, но делал это не для денег. Не знаю, что он с этого имел. И не узнаю никогда, лишь только перед Страшным судом. А ну-ка пошел на пол, Бонги, или я тебя отшлепаю! Однако, как я уже говорил, занимался он этим от нечего делать. Что-то есть в словах, что лень-мать всех пороков. И пожалуй, такое поведение соответствует преувеличенному самомнению. Еще чашечку какао, сержант? Верно, я сам не знаю, почему люди предпочитают пиво, а не какао. Все началось с того бодрого плебея Честертона. IV Тысячью миль южнее. Хотя была еще только средина марта, итальянское солнце уже изрядно пригревало. Сержант Россо из участка карабинеров в Аруджи, округ Флоренция, потел и ругался, толкая свой черный велосипед на крутой подъем из долины Арно к деревне ля Чиччола. Было воскресенье и была фьеста; один из многих праздников, которыми испещрен итальянский католический календарь. В участке в Аруджи на обед кроме спагетти была еще баранина, - пальчики оближешь, и даже изрядная порция сыра. И вино. Так что с сержанта Россо так и лило. Но он терпел. В его терпении была изрядная доля гордости. Не каждый день к ним в Аруджи приходит просьба о помощи от английской полиции. Это был вопрос престижа. И, кроме того, сержант Россо был большим другом Англии. Ведь он сражался в сорок четвертом году в рядах партизан. И это он внес свой вклад в победу в сорок пятом. И даже тот велосипед, который он толкал перед собой, позаимствовал когда-то во взводе связи Его королевского высочества. Так что как ни лило с сержанта Россо, он настойчиво карабкался дальше. Наконец он добрался до решетчатых ворот и белых стен виллы Карпеджо и через пять минут уже вел официальную беседу с синьорой Бонавентура. Показал ей фото и визитку. При взгляде на фото синьора Бонавентура улыбнулась, при виде визитки огорченно цокнула языком. Конечно, она узнает фотографию. Это мистер Смоллбон, который в отличие от других англичан, с которыми она была знакома, был среднего сложения. Никаких шести футов в высоту и ярда в ширину, как большинство его земляков. Просто нормальный человек, едва не меньший, чем итальянец. Но чтобы утверждать о себе, что он владелец ее дома! Взглянула на визитку и снова надулась. Конечно, он провел здесь прошлым летом несколько недель-может быть, месяца два максимум. Ходил по флорентийским галереям и накупил уйму керамики сомнительных достоинств. И с той поры она его не видела и не слышала о нем. Зачем сержант вообще пришел? Так синьор Смоллбон умер? Санта Мария! Но мы все там будем. Тысячью миль северней. Сержант Пламптри посетил секретаря лондонского епископа. Коротко рассказал об истории, которую упомянул преподобный Юстас Эвандер. Секретарь его успокоил. Священник, которого касалось то дело, служит теперь миссионером в Китае; уже год как его нет в Англии. Сержант Пламптри поблагодарил. Эта версия с самого начала не казалась ему слишком многообещающей, но попробовать стоило. Между тем коллега сержанта Пламптри, сержант Элверс, отправился на вокзал Чаринг Кросс и провел там утомительный час в кабинете начальника. Всем кассирам, которые работали утром в пятницу 12 числа, была предъявлена фотография Маркуса Смоллбона, и все в один голос заявили, что так выглядят тысячи людей, и что они не могут ручаться, что он покупал в тот день билет куда-то в Кент. Потом сержант Элверс повторил эту процедуру на вокзалах Лондон Бридж, Ватерлоо и Виктория. Главная проблема была в том, что во всем Кенте не было станции, которая именовалась бы Стэнтон или Стэнкомб. В Мэйдстоуне сотрудник кентской полиции, вооруженный подробной картой, историей графства и другими полезными пособиями, составлял список. Стэнкомб Певерил, Стэнкомб Бассет, Стэнком Ирлс, Стэнкомб Хаус, Стэнком-ле-Марч, Стэнком Хит. И так колесики вертелись, веретена жужжали и сеть все росла. V - Финансовая сторона на первый взгляд в порядке, - докладывал вечером Хофман. - В соответствии с договором вся чистая прибыль фирмы-в том числе и всех фирм-филиалов-делится на десять равных частей. Их них четыре доставались Абелю Хорниману, три-Берли и три-Крейну. Доля Абеля Хорнимана ныне переходит к его сыну, который, насколько я знаю, единственный исполнитель последней воли и единственный наследник. - А остальные компаньоны-Расмуссен, и Окшотт, и прочие? - Они на жаловании. - Ага. И сколько же составила чистая прибыль за прошедший год? - После уплаты всех налогов, - Хофман заглянул в свои заметки, - почти десять тысяч фунтов. - Это совсем немного, вам не кажется? - заметил Хейзелридж. - Значит, Абель получил-подождите-меньше четырех тысяч. И притом должен был содержать свой огромный дом в Кенсингтоне-а я слышал, что у него еще и дом в деревне. - Поместье в Кенте, - поправил Хофман. - Можно сказать, небольшая ферма, две-три сотни акров. - М-да. Я полагал, что он зарабатывает куда больше. Как все это выглядит по сравнению с доходами десятилетней давности? - Медленный, но заметный спад. В 1938 чистая прибыль была около пятнадцати тысяч. - Но, я полагаю, он был платежеспособен? - На такой вопрос я сразу не отвечу, - осторожно сказал Хофман. - Мог иметь долги, о которых мы ничего не знаем. Но я полагаю, что скорее всего был. - Есть какие-то реальные сомнения по этой части? - Дом в Кенсингтоне и поместье в Кенте все в долгах. Несомненно, при нынешних ценах на дома и земельные участки ипотеку он выплачивать мог. Но только-только. - А другое имущество? - Только текущий счет в банке. Как я говорил, на этом этапе трудно пока сказать точно. На сегодня в банке около четырех тысяч фунтов. - Гм. - Все это явно не соответствовало представлениям Хейзелриджа о старшем партнере известной адвокатской конторы. - Вам это не кажется странным? Точно знаете, что нет каких-нибудь ценных бумаг, каких-то инвестиций? - Не нашел ни следа, - подтвердил Хофман. - Большинство позиций его банковского счета пояснений не требует. Доход из прибыли фирмы, регулярные расходы по хозяйству, расчеты с поставщиками, клубные взносы и так далее. Все учтено весьма методически. И еще ежеквартальные выплаты в сорок восемь фунтов, два шиллинга и шесть пенсов, которые я не могу объяснить. Видимо, страховой взнос. Хофман был здесь не для того, чтобы высказывать комментарии или догадки. Его интересовали только факты. А цифры и есть факты. Их можно собрать и привести в должный порядок; их можно складывать и вычитать. И когда - нибудь потом кто-то скажет, каков конечный результат. Но не мистер Хофман. - Я скажу вам прямо, - начал Хейзелридж, - что хочу знать, не растрачивал ли Абель Хорниман деньги своих клиентов. Вы же знаете, нам сразу пришло в голову, что он мог растратить деньги из вполне конкретного источника-из наследства Ишабода Стокса. Если окажется, что там все в порядке, я хочу знать, как обстоит дело с остальными фондами, которыми он управлял, и с наследствами, опекуном которых он был. Со всем, откуда мог черпать чужие деньги. - Нынешняя система учета в юридических фирмах, - заметил Хофман, - была разработана для того, чтобы воспрепятствовать такого рода мошенничествам, и уж если не помешать, то легко раскрыть. Уверяю вас, если где-то что-то не в порядке, очень скоро мы это узнаем. - Не сомневаюсь, - кивнул Хейзелридж. - Но не забывайте, что мистер Абель Хорниман был знаменитым юристом. И что он был человеком методичным и пунктуальным. Хофман ничего не ответил. Сам он тоже был человеком методичным и пунктуальным, но не считал нужным напоминать об этом. Когда Хофман уже собрался уходить, комиссару в голову пришла вдруг новая мысль: - Вы говорите, поместье Абеля в Кенте? Именуется оно случайно не Стэнтон или Стэнкомб? - Насколько я помню, - сказал Хофман, - именуется оно Крокэм Корт. Но я уточню. - Нет, не нужно, - махнул рукой Хейзелридж, - это просто так пришло в голову. VI - Я не мог не заметить, - сказал Эрик Даксфорд Боуну, - что инспектор испытывает к вам особое доверие. Вы наверняка были знакомы раньше. - Он приятель одного моего приятеля, - съосторожничал Боун. - Понимаю, - усмехнулся Эрик и вполне серьезно добавил: - Но все равно приятно иметь друзей во власти. Боуна его намек даже не рассердил. Гораздо больше занимало его, с чего бы тот вообще завел этот разговор. Но Эрик не заставил его долго гадать. - Будь я на месте инспектора, - заявил он, - я обратил бы особое внимание на одного человека-на Джона Коу. - И, наклонившись поближе к Боуну, добавил: - Полагаю, вам известно, что его исключили из колледжа за непорядочное поведение. - Думаю, он сам мне это говорил, - заметил Боун. - Но я не принимал бы это так всерьез. Будь это даже правдой, не думаю, что это достаточный довод для подозрения в убийстве. - Чужая душа-потемки, - начал Эрик. - Ладно, я передам инспектору. - Я так и думал, что вас это заинтересует. VII - Домой не собираетесь? - спросил Джон Коу. - Пожалуй, пора, - согласился Боун. - Ну и неделька, а? - Все какое-то развлечение, - сказал Джон. - Послушайте, вы вроде бы нашли общий язык с этим полицейским? - Ну. да. Это приятель одного моего приятеля. - Понятно, - протянул Джон. - В общем, можете ему от меня кое-что передать. Если он собирается поймать убийцу, пусть обратит внимание на Эрика. - На Эрика Даксфорда? - Вот именно. Наш проныра Эрик-скользкий тип, который сменил больше колледжей, чем в состоянии сосчитать. - А почему вы так считаете-я не о школах, а об убийстве? - Тут вот в чем дело, - начал Джон. - Признаюсь, что как версия это слабовато, но верьте мне, Эрик - тип скользкий, как угорь. Когда мы с ним сидели еще вместе, он поминутно куда-то исчезал. И каждый раз мне говорил:»-Если меня кто-то спросит, я ушел в Союз юристов», или»-Скажите, я пошел в Сити просмотреть некоторые договоры». Всегда у него была наготове отговорка. Нет, ничего особенного в этом нет, мне тоже случалось попросить прикрытия на случай, если нужно пораньше смыться домой или заскочить в кафе и так далее. Но Эрик это делал непрерывно. Мне уже дурно делалось, столько приходилось врать. И вот еще-мне кажется, периодически он рылся во вспомогательном архиве. - Все же, - заметил Боун, - от этого довольно далеко до убийства. - Чужая душа-потемки. - Ладно, я передам инспектору Хейзелриджу. - Вот именно, - сказал Джон. - В конце концов, если он и не замешан в убийстве, может попасться на подлоге. Если нам по пути, я вас подвезу. Когда они надевали плащи, Джон спохватился: - Минутку, я только заскочу к миссис Портер, чтобы сказать, что завтра мы дежурим вместе. - Как это? - удивился Боун. - Ведь завтра суббота. - Ну конечно, вы пришли к нам в понедельник, так что не в курсе. Кто-нибудь из нас по субботам с утра всегда на службе. На случай, если кто-то позвонит или вдруг придет важное письмо. Все значение этого факта дошло до Боуна не сразу. - И кто же так дежурит? - спросил он. - Всегда по двое. Полагаю, следующая очередь будет ваша-вы же новенький. - Значит, - медленно произнес Генри, - в субботу с утра во всей конторе только двое-один сотрудник и одна секретарша? - Так принято, - пожал плечами Джон. - Что вас так волнует? Если вы предвкушаете долгий субботний день в обществе Анны Милдмэй, советую оставить эти мысли. Она крутая девица. - Нет, так-то я не думал. Скажите, кто в субботу отпирает помещения? - Сержант Коккерил. Приходит в девять. А когда все уйдут, он же все запирает. Обычно около половины первого, после прибытия утренней почты. - Простите, я на минутку, - Генри вылетел из комнаты. Хейзелриджа он успел перехватить уже у выхода. - Да, - протянул инспектор, выслушав его. - Да, звучит это многообещающе. Боюсь только, что мы потеряли много времени. Вы молодец, что обратили на это внимание. И кстати, не могли бы вы составить список лиц, которые дежурили тут по субботам последние три месяца? Хейзелридж снял трубку, набрал номер и попросил лабораторию доктора Блэнда. - Это Хейзелридж. Насчет дела Смоллбона. Да, мне нужно повторное вскрытие. Из трубки донеслось сердитое ворчание. - Разумеется, это очень важно, - настаивал Хейзелридж. - Мне нужно точно знать, когда он умер. По крайней мере с точностью до недели. На этот раз телефон взревел просто грубо. 7. Суббота и воскресенье РАССЛЕДОВАНИЕ НА МЕСТЕ I Я часто слышал-не знаю, правда ли это, что в сельской местности как правило расследование на месте по большей части вовсе не проводится (смех). если это так, ничего не поделаешь, но впредь так не пойдет.      Из выступления А. Ф. Тофэма в Союзе адвокатов (1925) В субботу утром в Линкольнс Инн было относительно спокойно. Большинство фирм придерживалось субботнего перемирия, а если кто из их сотрудников и появлялся, то ненадолго и в неформальном наряде. Но в эту субботу в конторе фирмы «Хорниман, Берли и Крейн»кипела тихая, но интенсивная работа. Никто из партнеров, конечно, не показывался, и из сотрудников там были только Джон Коу и миссис Портер, но в остальных комнатах Хофман и его усердные помощники, которым было очень кстати на сорок восемь часов заполучить контору в свое распоряжение, прочесывали учетные книги и прочую документацию. В кабинете Боба Хорнимана мистер Гиссел терпеливо листал переплетеные тома судебных протоколов. Закончив с»Королевской столицей», он продирался через»Адмиралтейство» и «Завещания» к «Разводам». Джон Коу без интереса просматривал утреннюю почту, когда его удивил своим визитом Боун. - Боже, вы-то что тут делаете? - спросил Джон. - Не рассчитывайте, что добьетесь благодарности за усердие в работе. Никого из начальства нет. - Я потому и пришел, - сказал Боун. - Нужна ваша помощь. Помните, как вы мне говорили о порядке субботних дежурств? Можете вспомнить, кто тут дежурил, скажем, последнюю пару месяцев? - Все это есть на доске объявлений. - Да знаю я тот список. Но все так и было? Что, если кто-то словчил? - Хорнимановская система таких вещей не допускает. Ну-ка, покажите. Да, примерно так все и было. Я тут был 15 марта, и помню, что за неделю до этого дежурил Бочонок, а перед ним-Боб, а перед тем-Эрик. Было это 20 февраля, помню точно, поскольку он меня тогда просил выйти за него, а я не мог, было важное свидание-да и все равно бы отказался. За неделю до того тут был Берли, а перед ним-снова я. Можете проверить у сержанта Коккерила. - Абель Хорниман в этом не участвовал? - Как вам такое в голову могло прийти! По крайней мере при мне-никогда. Когда-то вначале-может быть. - А как насчет женщин-у них тоже все сходится? - Ну, тут я не уверен, - протянул Джон. - Пожалуй, да. Но, слушайте, к чему все это? Неужели того типа прикончили в одну из суббот? - Поймите, я. - Недурная идея, - не слушая его, продолжал Джон. - Тут было пусто, и тихо, и даже объясняет мотив. Клиент, который вздумает прийти сюда в субботу утром, буквально сам напрашивается. II Суббота, 13 февраля - мистер Берли и мисс Читтеринг. Суббота, 20 февраля - мистер Даксфорд и мисс Корнель. Суббота, 27 февраля - мистер Р. Хорниман и мисс Милдмэй. Суббота, 6 марта - мистер Крейн и мисс Беллбейс. - Пока достаточно, - сказал Хейзелридж. - По крайней мере для начала, пока не получим результатов повторного вскрытия. Блэнд говорил, что Смоллбон умер не менее шести недель назад, а он из осторожности всегда преувеличивает. Так что такого отрезка времени нам вполне достаточно. Я даже думаю, если бы Блэнд выразился точнее, то получилось бы примерно 20 февраля. - Значит, Джон Коу здесь не при чем. - Похоже на то, - осторожно согласился Хейзелридж. - Вы уже проверили этот список? - Не совсем. Коу говорит, что касается мужчин, тут все сходится. - Значит, Коу так утверждает? Инспектор задумчиво разглядывал восемь фамилий, восстанавливая в памяти облик каждой пары. - Но если исходить из того, - начал Боун, - что убийство было совершено в субботу утром, значит ли это, что в нем участвовали двое? - Не обязательно. До известной степени это зависит от того, как тут все организовано в субботу. Позовите вашего. как там его зовут? - Джона Коу? - Да, мы его спросим. Пожалуй, это может нам помочь. - Значит, его невиновность вы считаете доказанной? - Вовсе нет, - рассмеялся инспектор. - Я только хочу задать ему несколько вопросов. Если он скажет правду, мы будем знать, что нам нужно. А если нет-это тоже будет довольно интересно, вам не кажется? Джон Коу был свидетелем явно незаинтересованным. Заявил прямо: - Понятия не имею, как поступают остальные. Когда дежурю я, прихожу около половины одиннадцатого. Сержант Коккерил приходит первым, открывает, принимает утреннюю почту и разбирает ее. Мой приход, или приход секретарши, - в зависимости, кто придет первым, - служит для сержанта сигналом к уходу. Не знаю, когда он возвращается, чтобы все закрыть, поскольку меня к этому времени здесь никогда уже не бывает. Полагаю, что приходит около половины первого, а может быть и в час. - А когда уходите вы? - Все зависит от того, какие у меня планы, - откровенно ответил Джон. - Случалось, уходил и в половине двенадцатого. Но обычно - позднее. Скажем так, в полдень. - А секретарша уходит вместе с вами, или позднее? - Как правило вместе со мной, скорее чуть раньше. Обычно ей просто нечего тут делать. Принимает случайные телефонограммы, да иногда напечатает пару писем. А нам, тем кто дежурит в субботу, положено прочесть всю почту и решить, что может оказаться действительно срочным. Что касается меня, по большей части я решаю, что можно подождать до понедельника. - Так, и что мы в результате имеем? - спросил Хейзелридж, когда за Джоном Коу закрылись двери. - Похоже, - осторожно начал Боун, - что эта ситуация удобна для мужчин, но довольно рискованна для женщин. Так, например, Берли вполне мог пригласить Смоллбона часов на двенадцать. Без четверти сказал бы секретарше, что ей уже нечего делать и может идти домой-что та и сделала бы с радостью. А он получил бы не меньше получаса-а то и час-абсолютной безопасности, прежде чем вернулся бы сержант Коккерил! - Да, это вполне правдоподобно. Или, желая полностью избегнуть подозрений, мог бы уйти вместе с секретаршей-и незаметно вернуться, как только та скроется из виду. - Но если бы убийство планировала одна из секретарш, - вслух рассуждал Боун, - это было бы куда рискованней. Пришлось бы рассчитывать на то, что мужчина-напарник вскоре удалится и торопливо вернуться сразу после его ухода. И кроме того, как заманить Смоллбона в контору именно в нужный час? - Ну, это нетрудно, - возразил Хейзелридж. - Достаточно было позвонить ему от имени любого из партнеров. Ну, например:»-Мистер Берли хочет встретиться с вами. Не могли бы вы зайти к нему в контору в субботу в двенадцать часов? «Конечно, нужно было считаться с риском, что Смоллбон пожелает проверить, в чем дело. Хейзелридж сделал в кресле несколько сверхплановых оборотов. Да, великолепное кресло. - Но кое-что мы все же узнали, - сказал он наконец. - Не знаю, заметили вы, но кажется мне, это объясняет курьезный способ, которым была спрятано тело. До этого выбор ящика с документами казался мне странным, поскольку рано или поздно там тело все равно нашли бы. Но с этой точки зрения выбор был удачен, поскольку, если я верно понял, наследством Ишабода Стокса занимался исключительно сам Абель Хорниман, а раз он был болен, вероятность, что кто-нибудь откроет ящик, была минимальной. Теперь мы видим, что убийце прежде всего нужно было, чтобы тело не обнаружили слишком быстро, чтобы оно было укрыто так долго, что невозможно станет точно узнать, в какую из суббот это произошло. III - Простите, инспектор. - Прошу, входите. - Вы хотели, чтобы я немедленно сообщил, если что-то найду. - Конечно. - Но это мелочь. Хофман держал в руке две открытки. - Я их нашел среди бумаг Абеля Хорнимана. Хейзелридж прочитал первую. «Милый мистер Хорниман, я Вам пишу, чтобы поблагодарить за чек на 15 (прописью: пятнадцать) фунтов, который получила сегодня и который оказался весьма кстати. Еще раз благодарю Вас за Вашу большую любезность и надеюсь, что Вы здоровы. Ада Гроот.» Вторая открытка была подобного содержания и подписана была»Кларисса Холдинг.» - И что в них особенного? - Три обстоятельства, - каким-то странным тоном произнес Хофман. - Во-первых, не могу нигде найти документов, где бы упоминались имена Гроот или Холдинг. А при здешней системе найти любого клиента проблемы не составляет. Во-вторых, нигде в книгах нет записей, что такие суммы были когда-нибудь выплачены. В-третьих-взгляните на дату. 27 марта. И на открытке стоит:»чек, который я получила сегодня». Значит, чек был выслан 26 марта. - Вы хотите сказать. - Я хочу сказать, - неторопливо произнес Хофман, - что Абель Хорниман умер 15 марта. - Да, - согласился Хейзелридж, - это любопытно. Что вы об этом думаете? Полагаете, что открытки подделаны, чтобы скрыть какую-то исчезнувшую сумму? - Чтобы убедиться в этом, нужно больше реальных доказательств. - Весьма осторожный официальный ответ, - согласился Хейзелридж. - Но есть одно место, где вы можете это проверить, если еще не проверили. И Хейзелридж провел своего спутника в секретариат. - У каждой секретарши есть адресная книга. Поищите у мисс Корнель. Одна версия тут же рухнула. И миссис Гроот, и мисс Холдинг в адресной книге были. - Обе живут в Севеноксе. И на той же улице, - задумчиво заметил Хейзелридж. - Севенокс. Там ведь. Точно, мисс Корнель тоже живет в Севеноксе. Это случайность или есть здесь что-то зловещее? Пошлем туда сержанта Пламптри. Найдите мистера Коу, Хофман, и выясните адрес мисс Корнель. Коу сидел в кабинете и соизволил отвлечь свое внимание от результатов скачек настолько, чтобы отыскать адрес. Инспектор Хейзелридж позвонил сержанту Пламптри, дал тому очередную порцию инструкций и вернулся в Скотланд Ярд в надежде, что удастся поговорить с доктором Блэндом. В одном из соседних кабинетов-которым обычно пользовался мистер Принс, - Хофман своим идеальным почерком сделал последние заметки, подытожил несколько столбцов цифр, машинально проверил сам себя, закрыл учетные книги и отправился домой на вегетарианский обед. Гиссел пролистал последний том сборника судебных уложений и разогнул ноющую спину. Подумал, что все это наверняка путая трата времени,, но попробовать надо. Однажды он отправил человека на виселицу на основании шерстяной нитки, которая зацепилась за сучок в дощатом туалете. Джон Коу в своем кабинете прислушивался, как все вокруг постепенно стихает. На башне уже пробило двенадцать, и миссис Портер давно уже отправилась домой в Боу к своему супругу. Коу встал и отправился на тщательный осмотр конторы. Нигде никого не было. Джон опять взглянул на часы. Знал, что сержант Коккерил вернется между половиной первого и без четверти час. Значит ему оставалось двадцать пять минут. С довольно злорадной ухмылкой вошел в комнату, соседнюю с его кабинетом-там обычно работал Эрик Даксфорд. Едва закрыв за собой дверь, Джон запер защелку и стал осматриваться. Под впечатлением метода, подмеченного у Гиссела, натянул пару старых замшевых перчаток и больше их уже не снимал. Знание системы Хорнимана, конечно, сэкономило ему уйму работы, и он лишь мельком уделил внимание картотеке, стройному ряду дел и черным ящикам для бумаг. - Это должно быть в письменном столе, или нигде, - пробормотал Джон, не мешкая уселся в кресло Эрика и принялся открывать ящики. Нижние боковые ящики содержали типичную смесь отходов, присущих любой адвокатской конторе-старые календари, квитанции об уплате налогов, нож для бумаг (рекламный сувенир поставщика юридических справочников), коробочка сахарина, несколько каталогов распродаж, коробочка со штемпелем, связка резинок и бесконечно длинный красный шнур, который как змея Лаокона путается в ящиках письменного стола любого адвоката. Лишь один ящик был заперт-верхний с левой стороны. Джону это сразу показалось подозрительным, и поэтому он сосредоточил на нем свое внимание. Как и сержант Коккерил, Джон придерживался мнения, что открыть замок куском проволоки-операция из области фантазии. Поэтому вначале он попробовал открыть замок своими ключами, пока один из них не застрял. - «Это произведет не лучшее впечатление, если половина сломанного ключа останется в замке, - сказал он себе. - У меня такое впечатление, что пришло время использовать немного насилия и вульгарного непрофессионализма». Огляделся вокруг, нет ли где кочерги, чтобы использовать ее в преступных целях. Кочерги не было, и потому Джон отправился в подвал и вернулся с большой совковой лопатой, которой сержант набирал уголь. Просунул стальное лезвие, на счастье сточенное настолько, что стало тонким и гладким, в щель между крышкой стола и ящиком, и навалился на черенок. Раздался треск-и весь верх стола приподнялся на три пальца. Джон всем телом навалился на черенок и просунул руку в ящик, чей замок перестал быть препятствием. В ящике лежал единственный предмет. Когда Джон его достал, оказалось, что это ежедневник на этот год. Слишком многообещающе это не выглядело, и Джон уже хотел положить его обратно, когда вдруг пришла идея получше. Поискав на столе, нашел другой точно такой же. В том были обычные служебные записи. Торопливо пролистав его, Джон узнал имена некоторых клиентов. - Что же, черт возьми, может быть в том, другом? - спросил себя Джон. Взяв дневник, отошел с ним к окну. На первый взгляд он был точь-в-точь таким же. На некоторых страницах сделаны пометки, указано время, только вместо имен стояли лишь инициалы. Чаще других фигурировали буквы Х. В. С. На 20 февраля было помечено:» с Х. В. С. к Ц. П. Г. «и чуть дальше «Х. В. С. поговорит с М. Л. Встреча не позднее вторника. «Джон нашел листок за вторник-за прошлый вторник. И действительно, на 15. 00 стояло:»МЛ 20 Х. Г. «Кроме этого, единственной особенностью дневника было то, что большинство встреч проходили поздно вечером; чаще всего фигурировало время 20. 00 и 21. 00. - Это чертовски подозрительно, - протянул Джон. - Явно он сюда вернется, когда остальные уйдут. Сунув дневник в ящик, вытащил лопату. Крышка ровно села на место. Джон, насколько мог, затер за собой следы. - «Не знаю, - сказал он себе, - не сообщить ли инспектору. Только жалко лишиться такого удовольствия. Ведь сказать я всегда успею, если потом окажется, что это серьезно. Лучше уберу лопату, пока не вернулся Коккерил». Покидая здание, Джон заметил, что уже без четверти час. IV Скотланд-Ярд, как и британская армия, лишен своих уикэндов. А когда заваривается каша, пропадают и воскресенья. Сержант Пламптри успел на поезд, который отправлялся в два часа с вокзала Чаринг Кросс, и попал в Севенокс около трех. Стоял теплый день, ибо апрель уже шел к концу, и на крикетном поле уже суетились несколько фанатиков. Сержант Пламптри мог бы избежать множества неприятностей, обзаведись он точным адресом обоих особ, к которым направлялся. На открытках, обнаруженных Хофманом, стояло только:»Стилмэн роад, Севенокс. «Ни на той, ни на другой не было номера дома. Конечно, сержант Пламптри мог бы зайти в полицию и просмотреть там список домовладельцев, но передумал. Если на то пошло, фамилии Гроот и Холдинг не такие уж распространенные. К тому же сержант был в штатском, и заявись он в полицию, пришлось бы представляться и долго объяснять, чего он, собственно, хочет; к тому же Стилмэн роад была всего в нескольких шагах от вокзала, а здание полицейского участка-на другом конце города; пришлось бы подниматься в гору, в такую жару. На счастье оказалось, что Стилмэн роад не слишком длинна-один большой дом в самом начале и полтора десятка небольших коттеджей по обеим сторонам. Сержант Пламптри, выбрав наугад один из них, постучал. Двери тут же распахнулись и в них появилась женщина неопределенного возраста. Светло-желтые волосы подстрижены были под пажа, на плечах-цветастый рабочий халат. - Ах, простите, - с деланным изумлением воскликнул сержант Пламптри. - Я ошибся. Я полагал, здесь живет миссис Гроот. - Да, живет. - Тогда я не ошибся. - Сержанту Пламптри очень бы хотелось, чтобы такая вероятность один к тридцати хотя бы изредка выпадала на скачках. - Вы миссис Гроот? - Да. - Могли бы мы с вами поговорить? - Пожалуйста. - А внутрь мы не войдем? Это весьма деликатное дело. - Пожалуйста, - повторила женщина. - Пройдем в гостиную и там можете быть как угодно деликатны. Проводив его в гостиную, присела на краешек стула, по-мужски сложив руки на коленях. Поскольку сержанту она сесть не предложила, тот остался стоять, ибо в таких вещах был весьма корректен. - Вероятно, вы мне сможете помочь, - начал он. - Я ищу некоего Смоллбона. - Да? Или она никогда это имя не слышала, или обладала врожденным талантом игрока в покер. - Полагаю, вы о нем никогда не слышали. - Нет, почему же, слышала, - сказала женщина. - Часто. - В самом деле? И могли бы сказать, когда видели его в последний раз? Женщина сжала губы, потом их приоткрыла, зато закрыла глаза и тихо выдохнула: - Позавчера. Тут нервная система сержанта Пламптри была спасена от дальнейших потрясений приходом сиделки, которая проводила его к выходу. - Так она-это? - Да, - подтвердила сиделка. - Именно. Иногда больше, иногда меньше. - Мне очень жаль. - Сержант Пламптри чувствовал, что здесь уместно какое-то объяснение. - Одна моя знакомая просила, чтобы я навестил миссис Гроот. - Она не миссис Гроот. - Но ведь она сказала. - Сказать она может что угодно. В зависимости от состояния. Вчера убеждала почтальона, что она миссис Рузвельт. - Ага. - На самом деле она миссис Лемон. Сержант Пламптри очутился на улице. Следующий дом оказался пустым, или все его обитатели крепко спали. Перейдя на противоположную сторону, через несколько ярдов он повторил попытку. На этот раз открыла ему маленькая, шустрая седовласая дама, заявившая, что никаких миссис Гроот или мисс Холдинг не знает. В каком доме они живут? Сержант Пламптри признал, что не знает. Как тогда выглядят? Сержант Пламптри не знал и этого. Седовласая дама поставила его в известность, что нужно лучше собирать информацию, отправляясь в путь. Сержант Пламптри согласился и опять очутился на улице. Седовласая дама задумчиво посмотрела ему вслед и взялась за телефон. И в результате, когда сержант Пламптри выходил из дверей тремя домами дальше, начиная уже сомневаться в существовании миссис Гроот и мисс Холдинг, он очутился нос к носу с сотрудником кентской полиции, который тут же потребовал предъявить документы. Так что в конце концов сержанту Пламптри пришлось - таки карабкаться в гору и идти в полицию. Когда выяснилось, кто он такой, коллеги из полиции Севенокса, разумеется, предложили ему свою помощь. При этом открыто над ним посмеиваясь. - Как сообщила мисс Паркинсон, - сказал ему местный инспектор, - по домам расхаживает какой-то подозрительный тип под неправдоподобным предлогом поисков каких-то двух особ, которые там якобы живут. Как, говорите, их зовут? Гроот и Холдинг? Взгляните в список домовладельцев. Ничего похожего там нет. А это самый свежий список. Вы уверены, что не перепутали название улицы? - Нет, точно это была Стилмэн роад, - рассеянно повторил сержант Пламптри. Мысли его были далеко. Может быть то, что на Стилмэн Роад не оказалось ни Гроот, ни Холдинг, важно само по себе? И его неудача тоже пойдет на пользу? Похоже, эти две открытки. но минутку, у мисс Корнель ведь эти имена записаны. Весьма любопытный факт. - Пожалуй, навещу-ка я еще кое-кого, - сказал сержант Пламптри. - Мисс Корнель, Ред Рафс-это небольшая вилла где-то на Ротем роад. - Да, верно, - подтвердил инспектор. - Хотите, вас кто-нибудь проводит? - Нет, спасибо, - отказался сержант Пламптри. - Найду и сам. Он без проблем нашел и Ред Рафс, и мисс Корнель, которая как раз гоняла газонокосилку по прекрасно ухоженному газону. И пары слов хватило, чтобы прояснить все недоразумение. - Миссис Гроот и мисс Холдинг? Конечно, я их знаю. Они живут в том большом доме на углу Стилмэн роад. Вы не могли его не заметить. Его тут именуют Рочестер-хаус. На самом деле это приют, но им не хочется в этом признаваться. Поэтому на письмах и ставят только»Стилмэн роад». - Ага, - протянул сержант Пламптри. - Можете объяснить мне, за что они получили те деньги? - Зачем, о Господи, вам это знать? - Инспектор попросил меня все выяснить, - замялся сержант. - Нашел открытки с подтверждением, и видимо ему показалось что-то странным. - Эх вы, сыщики! - фыркнула мисс Корнель, и трудно было сказать, сердится она или потешается. - Поищи вы получше, нашли бы еще три таких же - от миссис Эбботс из Нортхемптона, от мисс Матч и миссис Хоппер из Милсета и. минутку. - да, от мисс Перси из Поттерс Бар. - И кто же все они, мисс Корнель? - Объекты его личной благотворительности. У Абеля Хорнимана порою оставались какие-то суммы, с которыми он мог поступать по своему усмотрению. Немного-в общем счете три-четыре сотни фунтов в год. Все эти женщины-бывшие служанки или гувернантки, которые служили в богатых домах и которые теперь живут в весьма стесненных условиях. Хорниман эти деньги распределял между ними-примерно по шестьдесят фунтов в год на каждую. Я выступала как его официальный представитель. Ежеквартально высылал им деньги, а если было время, порой и навещала. Чаще всего-миссис Гроот и мисс Холдинг, поскольку это рядом. - Ага. - По вашим глазам вижу, что вы хотите все это как следует проверить, - заметила мисс Корнель. - Дам адреса тех четверых, чтоб записали. А по дороге на вокзал можете навестить миссис Гроот и мисс Холдинг. Подойдите к дежурной и сошлитесь на меня. - Благодарю вас, - сказал сержант Пламптри. - Я так и сделаю. В Лондон он вернулся поздно вечером, но инспектора Хейзелриджа нашел еще в кабинете. Когда Пламптри завершил доклад, инспектор потянулся к листу, озаглавленному:»Версии». На нем стояло всего несколько строк. Одну из них инспектор вычеркнул.. 8. Понедельник ДОКУМЕНТЫ НАЙДЕНЫ I Женщины никогда не раздумывают, и потому относительно редко ошибаются. Все, что испытывают и переживают, воспринимают эмоционально и не заботятся об отдаленных или сомнительных последс твиях. Никогда не совершат великих открытий, и никогда не попадут в абсурдную ситуацию. Мистер Берли встал в отвратительном настроении. По понедельникам он всегда был не в лучшей форме. Присутствие полиции в конторе воспринимал как личное оскорбление; и его настроение отнюдь не поправили мазохистическая суббота и воскресенье, проведенное за чтением газет. Репортажи об убийстве в Линкольнс Инн были, однако, менее кричащими и подробными, чем можно было ожидать; виной этому отчасти была нехватка места, а отчасти-окончание футбольного сезона. Но одна газета все же растравила его раны упоминанием о фирме»Хорниман, Берли и Крейн», а «Санди Скриб» совершенно возмутительно охарактеризовала ее как «известную адвокатскую фирму по части разводов». (Правда, контора Хорнимана в последнее время отказалась от своих довоенных предрассудков в этой части-как и многие коллеги-и ныне порой тоже углублялась в трясину супружеских раздоров; но»известная адвокатская фирма по части разводов»-это уже слишком. Господи, так люди начнут связывать их имена Бог весть с какими махинациями. ) Едва вошел в кабинет, как к нему уже явился инспектор Хейзелридж и принялся задавать множество бессмысленных вопросов, касавшихся каких-то миссис Гроот и мисс Холдинг, и еще каких-то мисс и миссис. И ни на один из вопросов мистеру Берли нечего было ответить. - Послушайте, инспектор, - начал мистер Берли предельно деловым тоном, - понимаю, что вам приходится распрашивать о вещах, которые связаны с этой. гм, смертью, и со Смоллбоном, его поведением и тому подобными вещами. Но вопросов, касающихся внутренних дел нашей конторы я не допущу. Если вы и впредь будете отнимать время у меня и моих сотрудников распросами о вещах, никак не связанных с этой. гм, смертью, мне придется поговорить с вашим шефом-он мой старый друг. - Я здесь для того, - невозмутимо заявил инспектор Хейзелридж, - чтобы расследовать убийство. И распрашивать я буду кого захочу, когда захочу и о чем захочу. Если вы мне будете мешать, я добьюсь распоряжения о закрытии конторы и вы не сможете продолжать работу, пока я не закончу расследование. А если вы хотите поговорить с шефом, позвоните по номеру Уайтхолл-1212, линия 9. Постараюсь, чтобы вас соединили. - Но послушайте, я. гм, в самом деле, - смешался мистер Берли, - я вам не собирался мешать. Когда Хейзелридж ушел, мистер Берли позвонил Бобу. - Что это еще за Гроот и Холдинг? - Я как раз об этом спрашивал мисс Корнель, - сообщил Боб. - С ними все в порядке. Получают пособие из текущего фонда по завещанию полковника Линкольна. Как вы знаете, полковник завещал отцу пять тысяч фунтов, чтобы доходы с них тот использовал по своему усмотрению. - Не могу судить, нормально это или нет, - саркастически заметил мистер Берли, - поскольку никогда не имел возможности заглянуть в измененное завещание. - Я скажу мисс Корнель, чтобы сделала вам копию. - Будьте так любезны. Я только хотел добавить, что как глава фирмы мог бы ожидать, что буду информирован о положении вещей. - Но я. - Ваш отец счел нужным сделать вас своим единственным наследником. Это его личное дело. И передал вам, что было его правом по нашему договору о партнерстве, свою долю в фирме. Простите, но по моему мнению это было ошибкой. Тем не менее это ничего не меняет в том, что я как самый старший партнер тоже имею свои права. - Разумеется, - подтвердил Боб. - И еще кое-что. Я заметил, что вы слишком полагаетесь на мисс Корнель. Она особа в своем роде выдающаяся, но в конце концов всего лишь секретарша. - Мисс Корнель, - Боб слегка покраснел, - весьма ценила моего отца. И она мне очень полезна. Ни то, ни другое не дает мне повода от нее избавиться. - Я и в мыслях не имел избавляться от нее, - холодно отрезал мистер Берли. - Но нехорошо, если кто-то слишком погружается в рутинную работу. Предлагаю провести замену. Мисс Корнель пускай работает с мистером Крейном, а вы можете взять мисс Милдмэй. Кровь прихлынула Бобу к лицу, и тут же отхлынула, так что он побелел как смерть. Мистер Берли, поглощенный своим красноречием, к счастью этого не заметил. - Знаете, как говорили на войне, - продолжал мистер Берли. - Только плохой офицер поддается своим подчиненным. Военный опыт Берли ограничивался одним годом службы в резерве, и туда-то он вступил в семнадцатом году, когда стало ясно, что остался выбор или туда, или в пехоту, и Боб некоторое время боролся с искушением об этом напомнить. Но решил, что нет смысла наживать себе врагов, потому промямлил нечто неопределенное и вышел из комнаты. Мистер Берли позвонил мисс Читтеринг и, как только та вошла, начал с головокружительной скоростью диктовать пространный арендный договор. Мисс Читтеринг была достаточно квалифицированной стенографисткой, но только волшебник мог бы стенографировать на той скорости, с которой диктовал мистер Берли. А когда она вынуждена была попросить повторить, мистер Берли только фыркнул и стал диктовать еще быстрее. II В секретариате Анна Милдмэй и мисс Корнель при слабой поддержке мисс Беллбейс пытались реконструировать расписание субботних дежурств. - Я точно помню, - сказала Анна, заглянув в карманный календарик, - что я дежурила 27 февраля, потому что как раз накануне мой адмирал водил меня в»Критерион» и пытался напоить джином. - Кто это-»твой адмирал»? - спросила мисс Беллбейс. - Один отцов приятель, - махнула рукой Анна. - Ему лет девяносто. Командовал линейным кораблем еще в Крымскую войну. Он все пытается меня соблазнить, еще с тех пор, как я закончила школу. - Ну и постоянство, нужно признать, - заметила мисс Беллбейс. - Я потому так хорошо помню, что в тот день жутко страдала с похмелья. Когда зазвонил телефон, думала голова лопнет. - А я была здесь в предыдущую субботу. Да, точно, - сказала мисс Корнель. - Если вы помните, была не моя очередь, но Сисси попросила, чтобы я вышла за нее. Уже не помню, почему. - Наверно, у нее было свидание, - предположил Генри. Эта идея вызвала всеобщее веселье, но мисс Беллбейс сказала: - Послушайте, мне кажется, что Сисси в самом деле с кем-то встречается. - Глупости, - возразила мисс Корнель. - Она не знает, как мужчины выглядят. - Тогда зачем она ездит каждую субботу в Лондон? Живет ведь в Далвиче! - Возможно, за покупками, - предположил Генри. - Ну, вы отстали от жизни, - воскликнула мисс Милдмэй. - Нынче девушки не тратят субботы на покупки в Вест Энде. Для этого есть обеденный перерыв. - Где вы ее видели? - спросила мисс Корнель. - На Стрэнде, около полудня. Думаю, он работает в одном из магазинов напротив вокзала Чаринг Кросс, и Сисси заезжает за ним, когда он в субботу вечером кончает работу. - Ну-ну, помоги ей Господь. - Анна, не будьте такой снобкой. - Ладно, - вмешался Генри, - лучше скажите мне, как обстояло дело с остальными субботами. - А для чего вам все это нужно? - спросила мисс Корнель. - Не будьте наивной, - сказала мисс Милдмэй. - Это инспектор Орлиный глаз. Думает, что мы того заморыша прикончили в одну из суббот. Сказала она это вроде как в шутку, но Боуну показалось, что в голосе ее прозвучало напряжение, деланная веселость, больше смахивавшая на истерию. Остальные, похоже, тоже это заметили, и в комнате повисла напряженная тишина, которую, как обычно, нарушила мисс Беллбейс, заявившая с потрясающей прямотой: - Я его не убивала. - Мы знаем, что нет, Флорри, - успокоила ее мисс Корнель. - Сделай ты это, тут же сказала бы нам. Какие еще субботы вас интересуют? Суббота тринадцатого-тогда здесь была Сисси. Была вместо меня за то, что я была тут за нее. Шестого марта-тогда здесь были вы, Флорри. - О господи, наверно, - протянула мисс Беллбейс. - Если написано, значит так и есть. Я только знаю, что была здесь, когда была моя очередь. - И с кем? - С мистером Крейном. - Да, это совпадает с расписанием, - заметила мисс Корнель. - Понимаю, нелегко забыть целое утро, проведенное с нашим Бочонком, - бросила Анна. - Такие вещи мы, девушки, долго помним. Он тоже усадил тебя вплотную с левой стороны, так что когда открыл свой ящик, практически тебя раздел? - Господи Исусе, - воскликнула мисс Беллбейс, - так он с тобой такое проделывает? - Разумеется, - сказала мисс Корнель. - Но в этом ничего такого нет-ведь он выпускник Мальборо. - Ну, - спросила Анна, - а как было тогда, когда он подвозил вас на вокзал в такси после банкета? Генри предпочел исчезнуть. III - Мистер Коу! - Да, дорогуша. - К вам посетитель, - сообщила мисс Беллбейс. - И кто же это, душа моя? - Такой невысокий седовласый господин. - Что вы говорите! - Мистер Коу! - Да, сердце мое? - Нельзя так говорить. - Господи, - воскликнул Джон. - Ведь я только сказал:»-Что вы говорите!» - Но вы же мне сказали»дорогуша», и»сердце мое», и еще насчет души. Так нельзя, разве что вы были бы в меня влюблены. - Но так и есть, - заявил Джон. - Безумно. Мисс Беллбейс задумалась. - Так почему же вы не просите моей руки? - Да я бы сделал это, - сказал Джон, - но-только это между нами-я уже женат. - На ком? - На бухгалтере из гражданского суда, - заявил Джон. - Впустите посетителя. Знать не должна ждать. - Он говорит, его фамилия Браун. - Он инкогнито, - пояснил Джон. - На самом деле это лорд из Бишопсгейта. Мужчина, которого впустила мисс Беллбейс, действительно не походил на лорда. Его единственными примечательными чертами были, как она и сказала, маленький рост и седина. Поздоровашись, Джон дал ему ряд инструкций, которые мистер Браун послушно принял к сведению. В завершение беседы по столу пропутешествовали несколько фунтовых банкнот и незнакомец распрощался. В дверях едва не столкнулся с Боуном. Генри был слишком занят собственными проблемами, чтобы о чем-то распрашивать. - Как свидетельницы эти женщины сущее бедствие, - заявил он. - Я провел с ними почти полчаса и все еще не знаю точно, кто в какую субботу дежурил. - Если вас так заботит график, - сказал Джон, - то не беспокойтесь. Там все точно. Я спрашивал сержанта Коккерила. - Отлично, - рассеянно протянул Генри. Из головы его все не шел эпизод в секретариате. - Вы хорошо знаете Анну Милдмэй? - вдруг спросил он. - Совсем не знаю, - отрезал Джон. - Не то, чтобы не пытался. Одно время я ей весьма интересовался. Звучало это откровенно. Генри, внимательно взглянув на него, заметил: - Да, очень милая девушка. - Вы говорите не совсем уверенно, - заметил Джон, - но не ошибаетесь. Такова уж Анна: либо сведет вас с ума, либо оставит равнодушным. Любовь непостижима. - Одно неоспоримо, - продолжал он, - что я ее оставил равнодушным. И она не оставила мне никаких иллюзий. Я же повел себя в полном соответствии с традициями и ужасно надрался. Кончил в кафе на Трафальгар Сквер и провел ночь в полиции на Боу стрит. И с той поры мы друзья. - Понимаю, - протянул Генри. Он не напрашивался на откровенность, и потому без угрызений совести зафиксировал в уме эту информацию на всякий случай. Было некоторое совпадение, которое следовало проверить. Случай представился уже в тот же день. Джон отправился проштудировать какие-то договоры, а Боб Хорниман, пришедший одолжить том Прюдо, остался поболтать. - Вы тоже были в Скул Хаус, не так ли? - спросил Боб. - Давно, - отмахнулся Боун. - Солгал бы, утверждая, что я вас помню. - И ничего не потеряли, - улыбнулся Боб. - А я вас помню очень хорошо. Вы были такой худой, замкнутый, ученый и загадочный. - Господи упаси! - воскликнул Боун. - И наверняка прыщавый, но вы конечно из вежливости об этом не упомянули. - Как вам тут нравится? - Спасибо, очень, - ответил Боун. - Тут не соскучишься. - Но мы не можем обеспечить вам по трупу в неделю. А как насчет работы? Та вам наверняка тяжелой не покажется, раз вы только что сдали экзамены и все еще свежо в памяти. В голосе его прозвучала явная зависть, и Боун решил, что ответственность, вытекающая из положения партнера, довольно шатко покоится у Боба на откровенном недостатке знаний. - Да, кое-что я помню, - признал Боун. - Но вот учебой сыт по горло. Правда, мне кажется с Джоном Коу мы довольно успешно нашли общий язык. - Джон-человек деловой, - сказал Боб. - И вовсе не так глуп, как прикидывается. Было бы лучше, если бы у него возникали проблемы, тогда ему пришлось бы больше работать-а это только на пользу. Этот его роковой шарм. - Шарм, - хмыкнул Боун, - перед которым тут устояла только мисс Милдмэй. Бестактность эту допустил Боун намеренно в тот миг, когда стоял к Бобу спиной. Стекло в двери книжного шкафа прекрасно заменяло зеркало. Удар достиг цели с удивления достойным результатом. На лице Боба, за отражением которого Боун украдкой наблюдал в стекле, вдруг появилось выражение, которое он легко распознал: наполовину гордое, наполовину обеспокоенное. Маленький кусочек головоломки стал на место. - Как вы об этом догадались? Боб безуспешно пытался говорить как ни в чем не бывало. - Боюсь, - сказал Боун, - что я допустил бестактность. Но по тому, как со мной говорил Джон, я решил, что все об этом знают. - Джон и Анна. мисс Милдмэй? - Да, она дала ему от ворот поворот. Знай я, что вы не в курсе, и говорить бы не стал. - Нет, я этого не знал. - Тогда будьте добры забыть все, что я наговорил, - попросил Боун. - Ну конечно, - пообещал Боб. - Разумеется. - Не лги! - сказал Генри. Но сказал только про себя, и когда Боб уже исчез за дверью. IV Растерзав мисс Читтеринг, мистер Берли стал подыскивать следующую жертву. Немного подумав, позвонил и велел вызвать мистера Принса. Мистер Принс, о котором мы уже вкратце упоминали в начале этой истории, занимался уголовным правом. Большую часть жизни он провел сотрудником фирмы»Кокрофт, Чейзмор и Батт», где верно и спокойно служил до сорока лет. Фирма, к сожалению, не пережила войну, и мистер Принс оказался на бирже труда. Билл Берли был тут как тут; используя его на все сто, платил гораздо меньше, чем тот заслуживал. А то, что мистер Принс жил в вечном страхе перед мистером Берли и еще большем страхе потерять место, делало его идеальным громоотводом. За неполных пять минут мистер Берли растоптал его до состояния трясущейся медузы, после чего победоносно отправился вниз снимать скальп с кассира, мистера Вога. Мистер Вог был более стоек, чем мистер Принс, но зато работал в фирме всего две недели. Очень скоро мистер Берли заставил его сознаться в нескольких мелких прегрешениях против Хорнимановской системы учета, чем воспользовался, чтобы прочесть яркую лекцию о преимуществах Порядка и Правил. Хофман, работавший за столом в помещении кассы, был тому свидетелем. Когда мистер Берли ушел, под столбцом, который считал, сделал красноречивую пометку, которая явно доставила ему немалое удовольствие. V - Мне кажется, вам немного не по себе, мисс Милдмэй. - Верно, мистер Крейн. - Надеюсь, вы не больны? - Надеюсь нет, мистер Крейн. - Это вас так расстроили все эти неприятные события тут у нас. Не нужно так переживать. - Не буду, мистер Крейн. - Так или иначе, вас это не касается. Не будут же они подозревать такую куколку в убийстве. Ха-ха! - Иногда так и тянет это сделать, - сказала мисс Милдмэй и отодвинула кресло на два фута влево. - Но господи, такое случается с каждым из нас. Но я серьезно, девонька, главное-не берите в голову. - Я не беру, мистер Крейн. - Тогда все в порядке. - Но, мистер Крейн. - В чем дело? - Я только на тот случай, если вы не заметили, но то, что вы держите-это моя рука. - Ну это надо же, ей-Богу! Тогда, значит, так. «Уважаемый сэр, благодарим вас за письмо от четырнадцатого числа прошлого месяца, и направляем проект договора, который был одобрен и согласован. Готовы приложить все старания, чтобы он был подписан вашей светлостью.» VI Мистер Берли испытывал примерно те же чувства, что и Наполеон, когда тот ликвидировал парочку мелких европейских монархий и один немецкий епископат. Победа возбудила аппетит, и он с глубоким удовлетворением заметил, что приближается пора обеда. Но тут вспомнил, что есть еще один непокоренный подданный, которого вполне успеет привести к повиновению. Он позвонил и послал за Боуном. Генри уже тоже собрался на обед к миссис Маджоли, но послушно отложил плащ и последовал за мисс Читтеринг. - Будьте начеку, - сказала та. - У него сегодня сволочное настроение. - Серьезно? - протянул Генри. Мистер Берли открыл огонь, как только неприятель появился в дверях. - Послушайте, Боун, - начал он. - Я кое-что хотел бы вам сказать. Мы платим вам за то, чтобы вы занимались своим делом. Не сомневаюсь, вы трудитесь старательно, по крайней мере я не слышал ничего обратного-но не желаю, чтобы вы проводили столько времени с тем полицейским. Если он вам нужен, можете в нерабочее время найти его в Скотланд Ярде, или где там еще, и говорить сколько душе угодно. Понимаете? - Разумеется. - Тогда. - Я хочу сказать, что разумеется понимаю, - пояснил Генри. Но буду ли я руководствоваться вашими советами-это другой вопрос. Мистер Берли на миг лишился дара речи. Потом опомнился настолько, чтобы заявить: - Восприми я это как дерзость, мне оставалось бы только вас уволить. - Не сомневаюсь, так бы вы и сделали, - приветливо поддакнул Генри. - Но сомневаюсь, что вы способны на это. Насколько мне известно, чтобы кого-то принять или уволить вам нужно получить согласие обоих партнеров. Так написано в договоре, поэтому, видимо, я прав. Если вы полагаете, что сумеете убедить мистера Крейна и мистера Хорнимана и получить их согласие, - ну что ж, тогда конечно стоит попробовать. - Я. - Но должен вас кое-о чем предупредить. Если бы вам удалось так легкомысленно меня уволить-только со злости, а отнюдь не за профнепригодность или пренебрежение служебными обязанностями-придется всю историю в письменном виде представить в Союз юристов. На этот раз мистер Берли онемел окончательно. А Генри продолжал еще любезней: - Во всяком случае, учитывая, что вы платите мне по нижнему пределу, установленному для квалифицированных специалистов, сомневаюсь, что я хоть что-то потеряю, если придется уйти. Нет, уходить я не хочу. Мне тут нравится. Редко в какой адвокатской конторе среди сотрудников найдешь нераскрытого убийцу. И не исключено, что он еще повторит свой номер. Уже в дверях Боун добавил: - Даст Бог, на этот раз он выберет жертву поприличнее. VII Итак, после столь разочаровывающего утра, сотрудники фирмы разошлись на обед: мистер Берли и мистер Крейн-в свои клубы, Боб Хорниман и Эрик Даксфорд-в ресторан Союза юристов, Джон Коу-в менее шикарную закусочную того же учреждения. Генри Боун-домой. Мистер Принс и мистер Вог-в ресторан в подвале здания суда. Мисс Корнель и мисс Милдмэй-в чайную «АВС», мисс Беллбейс и миссис Портер-к Лайонсу. Сержант Коккерил и Чарли ограничились сэндвичами в своем закутке, а мисс Читтеринг, которая оставалась у телефона, заморила червячка пакетиком леденцов. В конторе фирмы»Хорниман, Берли и Крейн»воцарилась тишина. Только ближе к вечеру в секретариате произошло событие, которое было немаловажным для развития ситуации в целом. И достойное внимания, если учесть, что сам факт, что оно вообще произошло, и далекоидущие его последствия, были вызваны чисто женской вздорностью. Мисс Читтеринг решила, что маленькое зеркало в деревянной раме, прикрепленное к обратной стороне двери, помещено неверно и не выполняет своих функций. - Ну что за глупости, - заметила она, - повесить зеркало в таком месте, где нет света? - Пожалуй, вы правы, - согласилась мисс Корнель. - Но оно всегда там висело, - добавила она, словно для адвокатской конторы это было решающим аргументом. - Вообще то, - заметила Анна, - никто из нас не столь хороша собой, чтоб вечно наслаждаться видом собственного лица. Использование множественного числа не слишком смягчило шпильку. Мисс Читтеринг чуть покраснела и сказала: - Раз уж у нас есть зеркало, могли бы повесить его там, где оно будет хоть на что-то годно. - Что если повесить его к окну? - предложила мисс Беллбейс, которая обычно в это время приходила сюда на чашку чая. - Мне все равно, - сказала мисс Корнель. - Только вначале его кто-то должен отвернуть. Если вам уж так нужно, сбегайте за сержантом Коккерилем. - Зачем обременять сержанта, - возразила мисс Читтеринг. - Тут только два шурупа, а у меня есть маникюрные ножницы. Я их в два счета. Ох! - И нету ножничек, - удовлетворенно заметила мисс Корнель. - Сходите лучше за сержантом. - Могу я вам чем-то помочь? - спросил Боун, просунув голову над перегородкой, как жираф. - Сисси сломала маникюрные ножницы, когда пыталась отвернуть шуруп, - сообщила мисс Милдмэй. - Мы хотим перевесить зеркало с дверей поближе к окну. - Ну, с этой задачей соединенными усилиями мы справимся. Есть у кого-нибудь пилочка для ногтей? - Если вы мне ее не сломаете, - сказала мисс Милдмэй. - Обещаю, что постараюсь сдерживать свою силу, - Генри широким концом пилочки быстро ослабил шурупы. - А теперь дайте мне на минутку свои ножницы, мисс Читтеринг. - Ну, с ними уже ничего случиться не может. Боун легко проковырял в деревянной обшивке два отверстия и уже собрался вставить в них шурупы, когда распахнулись двери одного из кабинетов начальства и появилась голова мистера Крейна. - Боун, я как раз искал вас по внутреннему телефону и полагал, что вы куда - то ушли. Мне надо бы проверить один адрес. - Простите, - Боун передал все мисс Корнель и последовал за Крейном в кабинет. - Таковы мужчины, - сказала мисс Корнель. - Начнут-и тут же бросят. Одной рукой придерживая зеркало, взяла в другую пилочку, зажала шурупы губами, ногой придвинула ящик для бумаг, потом выплюнула один шуруп в ладонь, вставила его в отверстие, которое приготовил Боун, и начала выравнивать раму с такой же сосредоточенностью, словно готовясь к удару у восьмой лунки на поле для гольфа. В этот безмерно напряженный момент над ее головой вдруг дважды громко прозвенел звонок, в результате чего она естественно все упустила. - Господи, надо же! - воскликнула мисс Читтеринг. - Счастье, что зеркало не разбилось, - заметила мисс Беллбейс. - Что происходит? - спросил, вновь появляясь, Боун. - Проклятые шурупы, - проворчала мисс Корнель, присев на пол и что-то выискивая за ящиком. - Один уже нашла, но вот второй куда-то закатился. Она стала всматриваться в пол вдоль стены, пока победоносно не воскликнула: - Вот он, под моим столом! Попробовала выловить его пилочкой. - Нет, не достану. Хорошо, что вы вернулись, мистер Боун. Вы не могли бы приподнять стол, вот с той стороны? - Надеюсь, я когда-нибудь смогу заняться своим делом. - начал Боун, но слова застряли у него в горле. Боун вытаращил глаза, и вместе с ним вытаращили их мисс Корнель, мисс Милдмэй и даже мисс Беллбейс. Наступила мертвая тишина, которую Боун нарушил словами: - Я стол приподниму чуть выше, а вы спокойно доставайте это. Мисс Корнель пригнулась и достала лист бумаги. Единственная его часть, доступная до тех пор взгляду, была украшена характерной крючковатой подписью:»Маркус Смоллбон». - Мертвый заговорил, - произнесла мисс Беллбейс с эффектной простотой. - Глупости, - напустилась на нее мисс Корнель. - Он мог написать это несколько месяцев назад-а может быть и лет. - Не похоже, что оно такое старое, - возразила мисс Милдмэй. - Одно тут ясно, - теперь заговорила мисс Корнель с уверенностью знатока системы Хорнимана. - Это никогда сюда не поступало-по крайней мере не обычным путем. Взгляните-нет ни числа, ни штампа-и даже перфорации для скоросшивателя. Письмо было напечатано на машинке, на простом листе кремовой почтовой бумаги, с грифом «Веллингборо роад, 20», напечатанном жирным черным шрифтом. Даты не было. В письме же говорилось следующее: «Милый мистер Хорниман, я пишу, чтобы подтвердить нашу договоренность о встрече. Я буду в конторе в субботу в четверть первого. Надеюсь, у вас будут для меня приятные новости.» И подпись:»Маркус Смоллбон». - Это нужно немедленно передать инспектору, - сказал Генри. - Что если кому-нибудь из вас пойти со мной и объяснить ему, как мы нашли письмо? Инспектор, прочитав письмо, от комментариев воздержался. Потом подал его Гисселу. - Велите сделать две-три копии в натуральную величину, - сказал он, - и просто на всякий случай проверьте, нет ли на нем отпечатков. Потом дайте Биркману взглянуть на подпись. Я дам для сравнения несколько подписанных им чеков. Да, и можете послать Пламптри в Белсайз Парк, чтобы оттуда он принес несколько листов его писчей бумаги. Хейзелридж выслушал рассказ мисс Беллбейс, как было найдено письмо, и несколько разочаровал ее тем, что не стал ни о чем распрашивать. Тем не менее, когда та закончила, вежливо поблагодарил и очень любезно придержал перед ней дверь, что мисс Беллбейс сумела оценить по достоинству. Позднее вечером, когда сотрудники разошлись, Хейзелридж позвал Боуна, чтобы вместе с ним взглянуть на место находки. - Во-первых, - сказал он, - опишите мне заново всю ситуацию. Кто где сидел? Тот стол у двери, полагаю, - стол мисс Милдмэй. - Вы угадали, - подтвердил Боун. - Новичкам всегда достается стол в углу, на самом сквозняке. Под окном-стол мисс Читтеринг. Летом это приятное место, но теперь там немного дует. А большой стол посредине-мисс Корнель. Инспектор наспех замерил рулеткой расстояния и записал результаты. Его серые глаза спокойно осматривали все вокруг, пока не остановились на длинной полке, которая тянулась вдоль всей задней стены. Между полкой и стеной была щель шириной в палец. - Любая бумага, которая попадет в эту щель, - сказал инспектор, - должна оказаться именно там. Попробуем. Он влез на кресло, и Боун подал ему три листа фирменной бумаги. - Она не такая плотная, как бумага Смоллбона, - заметил он, - но ничего. Два листа опустились на стол мисс Корнель. Третий летел над самым полом, пока не исчез из вида за столом. Там он застрял, прислонившись к деревянной обшивке стены. - Это не совсем то, - сказал Боун. - Тот, что мы нашли, лежал на полу почти под передней частью стола. - А если его сдуло со стола мисс Корнель, - спросил инспектор, - тогда лежал бы на той стороне, не так ли? - Возможно, - протянул Боун. - Но далековато ему лететь, вам не кажется? Больше десяти футов. Приличный нужен был сквозняк, чтобы загнать его в такую даль. - Вы правы, - согласился инспектор. Присев на край стола, задумчиво покачал ногой. - Вы не заметили в письме ничего особенного? - спросил он наконец. - Нет, - протянул Боун. - Но мисс Корнель заметила, что там нет ни числа, ни штампа. Было еще что-то? - Вам не показалось, что подпись помещена слишком высоко? Словно сам текст из-за этого как-то скомкан. - Да, печать явно любительская, - согласился Боун. - Но, с другой стороны, сомневаюсь, что у Смоллбона были навыки в работе на машинке. - Нет, так и я не думаю. Но было кое-что еще. Вы обратили внимание на левый верхний угол листа? - Нет, не обратил, - удивился Боун. - Ничего не заметил. Что там я должен был увидеть? - Две дырочки от скрепок, - сказал инспектор. - Весьма важная деталь. Удивительно, что вы ее проглядели. Боуну трудно было сказать, всерьез так думает инспектор или нет. 9. Вторник ВОПРОС МЕТОДИКИ I Часто случается, что клерк, получивший какое-то поручение, задерживается гораздо дольше, чем такое поручение требует. Когда вернется, хозяин весь кипит-и ждет его головомойка, а то и расчет. Для таких случаев нужно вооружиться несколькими отговорками, пригодными в любой ситуации. Например, - коллега, который одолжил у вас деньги, когда был без места, решил сбежать в Ирландию; или что вы прощались с коллегой, который отбывает на остров Барбадос; или с дорогим родственником, которого в субботу должны повесить. Свифт. «Советы для клерков». Во вторник утро прошло спокойно. В секретариате шли долгие дебаты на тему: когда загадочное письмо пришло в контору? Кто его принял? Почему до сих пор его никто не видел? И главная загадка-как оно попало под стол мисс Корнель? Ни на один из вопросов не находилось удовлетворительного ответа. Хейзелридж, которого опыт научил, что лучше все делать по порядку, отложил все распросы о письме, пока не получит заключений от экспертов-графологов и дактилоскопистов. А потому сидел в своем кабинете в Скотланд Ярде и обдумывал результаты, полученные за субботу и воскресенье. Перед ним были восемь донесений. Он прочитал их дважды. В каком-то отчаянном порыве притянул к себе телефон и набрал номер доктора Блэнда. Патолог был с ним так груб, что Хейзелридж решил-он напряженно работает над полученной задачей. Повесив трубку, стал читать бумаги в третий раз. - В субботу 13 февраля, - сказал Хейзелридж инспектору Пикапу, который в ту минуту случайно заглянул в его кабинет, - в конторе были мистер Берли и мисс Читтеринг. Мистер Берли говорит, что мисс Читтеринг ушла около двенадцати, а сам он-через несколько минут после нее. При отдельном допросе мисс Читтеринг заявила, что ушла без десяти двенадцать. Не знает, когда ушел мистер Берли. В субботу 20 февраля дежурили мистер Даксфорд с мисс Корнель. Мистер Даксфорд полагает, что ушел около половины двенадцатого или без четверти. Утверждает, что мисс Корнель ушла за несколько минут до него-мисс Корнель утверждает, что не знает, когда она ушла, но еще успела на поезд в Севенокс в одиннадцать пятьдесят. В субботу 27 февраля дежурили мистер Хорниман-младший и мисс Милдмэй. Говорят, что ушли они вместе, - минут в десять первого, - и что вместе дошли до Холборн Циркус, что заняло минут десять, а потом разошлись по домам. Наконец, остается 6 марта, когда утро провели вместе мистер Крейн и мисс Беллбейс. Мистер Крейн утверждает, что работу они закончили без четверти двенадцать. Не помнит, кто из них ушел первым. Мисс Беллбейс тоже не помнит. Мистер Крейн говорит, что подумав вспомнил, - мисс Беллбейс была еще в конторе, когда он уходил, и что видимо ушла сразу после него. Мисс Беллбейс согласилась, что так, видимо и было. - Я бы сказал, что они все лгут, - заявил инспектор Пикап. II Боун провел все утро за решением кроссвордов. В этом ему очень помогало отсутствие Джона Коу, который исчез куда-то с половины одиннадцатого. Но в полдень Джон снова объявился. Он явно был переполнен новостями, и порывшись несколько минут в бумагах, не выдержал: - Послушайте, - сказал он, - думаю, пришло время, когда я должен с вами кое-чем поделиться. Боун что-то промямлил в ответ. - Касается это Эрика Даксфорда, - начал Джон. - Я же говорил вам, что он что-то мухлюет, а вы твердили, что у меня нет доказательств. Так вот, доказательства у меня уже есть. - Хотите сказать, - неторопливо произнес Боун, - у вас есть доказательства, что он убил Смоллбона? - Не нужно все воспринимать так буквально, - обиделся Джон. - Нет, не это. Не совсем. Но знаю, он замешан в какой-то афере. И возвращается сюда по вечерам, когда уже никого нет. - Что? - удивился Боун. - Как вы это узнали? - Не знаю, с кем он тут встречается, - Джон полностью проигнорировал вторую часть вопроса. - Но скоро буду знать. Ведь у него тут встреча сегодня вечером. И я собираюсь при ней присутствовать. - Прекрасная работа, - признал Боун. - Но как. Простите, миссис Портер, что вам угодно? - Письмо насчет страховки. Боюсь, что не могу понять свою же стенограмму. Боун помог беде миссис Портер, и когда та ушла, Джон сказал: - Вот как было дело. В прошлую субботу я совершил небольшое вторжение со взломом. - Вы совершили. Черт, снова телефон! Минутку. На самом деле прошло несколько минут, пока он успокоил чиновника из Налогового управления, который был на грани инфаркта от испуга, что у него из ведомости пропал один шиллинг и девять пенсов. Когда Боун повесил трубку, Джон сказал: - Послушайте, если я хочу получить удовольствие от драматической истории, то предлагаю отправиться куда-нибудь, где нас не будут все время прерывать. Пошли обедать. - Ладно, - согласился Боун. - Куда? - Пойдем в Союз юристов, - предложил Джон. - В закусочной всегда такой шум, что человек не слышит сам себя. Там будем в полной безопасности. - Между прочим, - спросил Боун, когда они перешли Кэри стрит и свернули на Белл Ярд, - вы состоите там членом? - Я-нет, - сказал Джон, - но, полагаю, вы-наверняка. Ну видите, все в порядке. А я пройду, как ваш гость. Закусочная Союза юристов, как и заметил Джон, не была тихим местом. В час дня она была полна еды, света, ароматов, болтовни и адвокатов. Но удобство было в том, что в нишах и по углам стояло несколько столиков поменьше, к одному из которых Джон и направился. Их ближайшими соседями были два пожилых адвоката, один из которых поглощал спагетти и притом читал какой-то юридический журнал, пока другой за рыбным филе явно редактировал проект договора. - Ну вот, - начал Джон Коу. - Как я уже сказал. Когда он закончил, Боун признал: - Бесспорно, это выглядит довольно подозрительно. Так вы говорите, что у него в запертом ящике стола второй дневник и что все записи в нем зашифрованы? - Не то, чтоб зашифрованы, но все-из одних инициалов. - Есть какой-то довод, что это не может быть простыми светскими забавами? Скажем, ведет два дневника-один для дел, другой - для развлечений. Второй я сам бы запирал. - Нет, непохоже. Большинство встреч там на вечерние часы, но есть и на одиннадцать утра, на половину четвертого и тому подобное. Никто не может развлекаться в полчетвертого, по крайней мере не в фирме Хорнимана. - Но как все это сходило ему с рук? - Я говорил вам-потому, что мы обеспечиваем ему алиби. Разумеется, так все делают. Но Эрик это делает систематически. Привожу пример. Сегодня днем в половине одиннадцатого его не было в кабинете. Я спросил Флорри Беллбейс, где он. Она сказала, что отлучился на фирму»Тарбервиль и Таут», чтоб заглянуть в какие-то бумаги. - Возможно, он и в самом деле был там, - заметил Генри. - Тарбервиль, насколько я знаю, представляет сторону продавца при продаже Рокери. - Возможно, - подчеркнул Джон. - Вот в этом все дело. Только его там не было. Я потрудился позвонить туда, чтобы проверить. Не только не работал там с бумагами, но и вообще не мог этого сделать-они не держат документы у себя, те хранятся в ипотечном банке. - Ах, так, - протянул Боун. - Да, это решительно меняет дело. Но что вы собираетесь предпринять? - Ну, - сказал Джон, - вначале мне пришло в голову проследить за Эриком на какой-нибудь тайной встрече. Только я не мог себе представить, что бегаю за ним по Лондону с фальшивой бородой для маскировки. Тогда, после недолгого размышления, я нанял. Простите, сэр? Да, разумеется, горчица к вашим услугам. Очень старый джентльмен, похожий на Белого рыцаря из» Алисы в Зазеркалье», неуверенно склонился над столом. - Боюсь, вы намочили ваш рукав в моем пудинге. Нет, ради Бога, не извиняйтесь. Качеству пудинга это не повредит, я опасаюсь скорее за ваш рукав. - Вы говорили. - начал Боун. - Да, я нанял детектива. Ничего себе шуточка, да? Некоего мистера Брауна. Сегодня днем он проследит за Эриком. Из дневника я знаю, что на сегодня у того две встречи-одна в четыре, а другая в семь. Так что мы сможем кое-что узнать. - Я лично думаю, что нужно было рассказать Хейзелриджу, - сказал Боун. - Если вы не желаете, я промолчу, но все же по-моему так было бы умнее. - Какой тоскливой была бы жизнь, поступай человек всегда разумно, - ухмыльнулся Джон. - Пойдемте, выпьем кофе наверху. III После обеда Боун разрывался между составлением контракта для графини из Чизвика-дамы, проявлявшей потрясающий талант в подыскании неподходящих спутников жизни-и напряженными размышлениями об Эрике Даксфорде в роли убийцы. По правде говоря, ему подобная мысль казалась несколько несуразной. Эрик-мошенник-да. Эрик-аферист, Эрик-растратчик, или вершитель незаконных сделок вопреки правилам коммерции. В конце концов даже автор мелких краж, причем исключительно без всякого насилия или риска попасться. Но Эрик-насильник и убийца, Эрик-жестокий душитель и укрыватель трупов? Нет, неубедительно. - Вижу, он уже идет, - сказал Джон Коу, высунувшись из окна. - Взгляните на него. Он в офицерском плаще-наверно, сохранил с времен войны-в тылу. И шарф цветов какого-то престижного колледжа. На голове шляпа а ля Иден, в руке папка. Это чтобы подчеркнуть, что он не только офицер и джентльмен, но еще и юрист. Чертово ничтожество! Давайте спросим, какое у него на этот раз алиби. Мисс Беллбейс, которую Джон тут же пригласил, чтобы продиктовать письмо, им сообщила, что мистер Даксфорд пошел в Патентное бюро взглянуть на какие-то списки. - Забавно, что притом он шел в сторону Линкольнс Инн Филдс, - заметил Джон. - Разве что те переехали-ведь прежде Патентное бюро было на другой стороне Шансери лейн. Ну да ладно. «Уважаемый сэр, ссылаясь на ваше письмо от шестнадцатого.» Через полчаса зазвонил телефон. Просили Джона. - Мистер Коу? Это Браун. - Ну что? - спросил Джон. - Вам повезло? - Я следовал за известным вам человеком, - сообщил мистер Браун с профессиональной осторожностью, - до Саффолк стрит у Стрэнда. - И что же было дальше? - Боюсь, что там я потерял его-понимаете, мне приходилось держаться вдалеке. - И наверняка еще по ветру, - заметил Джон. - Нет, ничего, я просто размышлял вслух. Что собираетесь делать дальше? Откуда вы звоните? - Из телефонной будки на Эмбэнкмент. У меня есть основания полагать, что упомянутая особа находится в одном из больших зданий на этом конце Саффолк стрит или Девоншир стрит. - Ну вот, пожалуйста! Ничего себе патентное бюро! - бросил Джон Генри. - Ладно, продолжайте. Когда вы выйдете на связь? - Позвоню вам в контору не позднее шести. - Отлично, - сказал Джон. - Продолжайте. Положил трубку. - Вы подождете продолжения? - Да что вы, - усмехнулся Боун. - Я знаю лучший способ убить время. Но я все - таки считаю, что нужно бы сказать Хейзелриджу. - Я в конце концов скажу, - успокоил его Джон. - Но для начала выясню, что собственно говорить. Теперь мне отступать некуда. Охота началась. Вначале след, потом схватка и наконец-добыча. Так значит чао и с Богом! Была уже четверть седьмого, когда телефон наконец зазвонил. - Это я, - раздался хриплый голос Брауна. - Если вы будете добры прийти ко мне. - Где вы? - Пойдете прямо до конца Саффолк стрит. Потом сверните направо и еще раз направо. Это за Соммерсет Корт. Дом именуется Мерримэн Хаус. Буду вас ждать у первых дверей налево по коридору. - Уже бегу. Контора почти опустела. В секретариате Анна Милдмэй надевала шляпку и на удивление дружески пожелала ему спокойной ночи. Мисс Читтеринг начинала печатать первые строки какого-то очень длинного списка. Из подвала слышно было, как сержант Коккерил ворочает ящики и удивительно мелодичным голосом напевает тенорную партию одного из своих излюбленных псалмов. - «Все собрались теперь под твоей защитой, - пел сержант Коккерил, - укрыты от страданий, укрыты от греха». Джон вышел на Нью Сквер, свернул на Кэри стрит и через вестибюль суда направился в сторону Стрэнда. Для английского апреля было слишком холодно, хотя еще не стемнело. Только под кронами Соммерсет Корта уже царила тьма. Джон нашел Мерримэн Хаус без труда. Район был тихим и безлюдным. Время и копоть немало поработали над ним. То, что когда-то было красным, теперь приобрело цвет засохшей крови; что было белым, стало черным. Браун ждал его в полутьме коридора. Окликнул профессиональным шепотом. - Известная особа, - сказал он, - где-то на первом или втором этаже. Пока не удалось установить, в которое помещение он вошел. Я полагал, что вы можете знать. - Понятия не имею, - Джон с удивлением заметил, что сам тоже шепчет. - Тут может быть что угодно-от логова убийц до притона фальшивомонетчиков, вам не кажется? - Да, тут не слишком уютно, - согласился Браун. - Вот тут указатель с именами. Подождите, я зажгу спичку. И так едва что разберешь. Так, на первом этаже фирма»Мейкпис и Холли», потом еще»Гольдфаст, Л. Т. Д. «Может быть, в одной из них? - Понятия не имею, - Повторил Джон. - Почему тут так темно? - Наверно, пробки перегорели, - сказал Браун. - Свет погас минут десять назад. А на втором и верхнем этажах-»Баннистер и Дин», бухгалтеры, и «Смит и Силвермен», адвокаты. - Ну-ка покажите! - Джон тоже чиркнул спичкой. - «Смит и Силвермен». Х. В. Силвермен. Он что-то вспомнил. Конечно! Инициалы из дневника Эрика: Х. В. С. - Вот это может быть то, что нужно, - сказал он Брауну. - Понятия не имею, в чем тут дело, но пойду взгляну. Вы лучше оставайтесь поблизости, если дойдет до драки. - Я мирный человек, - неуверенно протянул мистер Браун. - Это ничего, - сказал Джон. - Когда возьмусь за дело я, сойду за двоих. Вы оставайтесь на лестнице, чтобы могли взять ноги в руки и вызвать полицию, если что случится. На втором этаже было еще темнее. Господа Баннистер и Дин явно закончили свои дела и закрыли контору, но по другую сторону коридора еще пробивался слабый свет. Там были двое дверей. На одних стояло»Смит и Силвермен, адвокатская контора и нотариат», на других-просто «Справочная». После небольшого колебания Джон Коу подтолкнул вторые двери. Те не были заперты, и он без стука вошел. Единственной живой душой в комнате был рыжий подросток с острым носом. Руки и манжеты черны были от чернил, но с бледного лица смотрела пара удивительно пронзительных глаз. Его явно не удивил ни поздний час визита незнакомца, ни то, как он вошел. Да и вообще пожалуй мало что могло его удивить. - Простите, что вам угодно? - спросил парень. - У меня тут встреча, - ответил Джон. - С кем? Тут Джона осенила идея. - С мистером Даксфордом. - Пожалуйста, - пожал плечами парень. - Как доложить? - Мистер Робертсон. Из фирмы»Робертсон, Робертсон, Леви и Робертсон». - Придется немного подождать. У него посетитель. - Ничего, - сказал Джон. Присел на стул и перекинул ногу на ногу. - У мистера Даксфорда сейчас много работы? - Ничего, справляется, - ответил парень. - Он тут не все время-у него еще и другая работа. - Я знаю, - бросил Джон. - Мистер Даксфорд известный труженик. Но знаете, я передумал. Нет времени ждать. Приду в другой раз, когда он не будет так занят. Раздался звонок. - Как хотите, - заметил парень. - Он как раз заканчивает. - Ну, можно сказать, - заметил Джон, - что я и так узнал все, что хотел. Спокойно ночи, юноша. Передайте от меня привет мистеру Даксфорду. Скажите, тут был Коу, но не дождался. И Джон исчез с глаз перепуганного парня. IV В конторе фирмы «Хорниман, Берли и Крейн»на Нью Сквер мисс Читтеринг все еще печатала. Собственно, ей нужно было сказать мистеру Берли, что до вечера это никак нельзя перепечатать. Нужно было сказать, что это будет готово не раньше чем часам к одиннадцати утра. Но мало кто отваживался говорить мистеру Берли подобные вещи. И уж во всяком случае не мисс Читтеринг. Потому, хотя часы на башне собора уже давно пробили полседьмого, хотя уже весьма заметно стемнело, хотя глаза слезились и болели руки, мисс Читтеринг продолжала печатать. Вокруг все обезлюдело и затихло. Ушли уборщицы. Привратник Мейсон запер ворота с Кэри Стрит и вернулся, чтобы включить фонари, которые висели на цепях под сводчатым порталом. Во двор въезжали красные почтовые автомашины и тут же отбывали обратно, нагруженные почтой пятидесяти адвокатских контор. Когда еще больше стемнело, одноухий черный кот по имени Шансери выскользнул из своего укрытия в Нью Корт Пассаже и тихо перебежал через мостовую на газон посреди двора. Он охотился на очень глупого голубя, который гнездился на платане у южного конца двора. Шансери выследил, что голубь этот последнее время привык заниматься своим вечерним туалетом на нижней ветке дерева. И кот долго раздумывал о возможностях, которые открывала такая ситуация. В конторе мисс Читтеринг взглянула на часы. Знала, что сержант Коккерил придет в семь часов закрыть все на ночь. Ей оставалось допечатать всего одну страничку. Вполне может успеть. В конторе и на дворе было тихо. Свет был так слаб, что мисс Читтеринг едва различала надписи на ящиках для бумаг, черные ряды которых возвышались в задней части комнаты. Ни с того, ни с его мисс Читтеринг охватил страх. Было тихо, но она точно знала, что слух ее не обманывает и что в коридоре под дверью она слышала тихие шаги. На миг замерла, пораженная настолько, что тело отказывалось слушаться тревожных сигналов мозга. Но все-таки заставила себя встать и тихо, подгоняемая испугом и отчаянием, подбежала к дверям. Задвинуть защелку было делом одной секунды. Мисс Читтеринг так и осталась стоять в полутьме, с бешено бьющимся сердцем. В душе она честила себя за трусость. Кое-как успокоившись, напрягла слух. Нигде ничего. Наверно, только показалось. И тут произошло нечто и вправду ужасное. У нее на глазах, на расстоянии всего нескольких дюймов, дверная ручка вдруг зашевелилась, остановилась и вернулась в прежнее положение. Мисс Читтеринг вдруг стало совершенно ясно, что за дверью поджидает смерть. Но и в этот момент любопытство у нее возобладало над страхом. У двери стоял стул. Мисс Читтеринг влезла на него, и затаив дыхание заглянула сквозь пыльную фрамугу в коридор. То, что она увидела, принесло такое облегчение, что истерически захохотала. - Господи, так это вы? - сказала она. - А я вас так испугалась! Слезла со стула, отодвинула защелку и открыла дверь. V Пробило семь, когда сержант Коккерил вошел в Линкольнс Инн с Шансери Лейн. Перед Стоун Билдинг встретил приятеля, привратника Мейсона. - Добрый вечер, мистер Мейсон, - сказал сержант. - Добрый вечер, сержант. Вы что, работаете сверхурочно? - Иду только закрыть. Одна из машинисток там еще работает. - Я пройдусь немного с вами, мистер Коккерил, - сказал Мейсон. - Как нынче виды на фуксии? - Пока еще не скажешь, - ответил сержант. - Но выглядят они неплохо. Только вот если ночные заморозки. Такие поздние холода могут все погубить. - Теперь-то не до заморозков. - С таким правительством, как у нас, - заявил сержант Коккерил, - можно ждать заморозков даже в июне. Они остановились перед входом в здание. Нигде ни огонька, казалось, внутренние двери тоже заперты. - Пожалуй, уже ушла домой, - сказал сержант. - Но лучше убедимся. Нынче с этими девушками никогда не знаешь. Может, оставила где-нибудь газ. Сержант исчез внутри. Мейсон уже собрался уходить, когда вдруг углядел в сумерках что-то белое. - Неужто этот чертов кот схватил все же голубя? Мейсон остановился и начал шуровать тупым концом трости в кустах под платаном. Шансери недовольно фыркнул и неохотно отступил на несколько шагов в безопасную гущу кустов. На краю газона осталась кучка серых и белых перьев. - Ах ты бандит! - воскликнул Мейсон. - Если ты не слишком его потрепал, старуха сможет что-то приготовить. Без карточек нынче ничем не побрезгуешь. Нагнувшись, он услышал вдруг крик, раздавшийся в доме у него за спиной. И снова тишина. И топот шагов. Из дома вылетел сержант Коккерил и Мейсон с удивлением увидел, что тот бледен, как стена. - Что? Что случилось? - У вас в сторожке есть телефон? - Есть, но. - Срочно! Дорога каждая минута. Нужно вызвать полицию. Сержант Коккерил пустился трусцой, Мейсон по кратком размышлении последовал за ним. Шансери осторожно вылез из укрытия в кустах и принялся за голубя. 10. Среда «DE MINIMIS NON CURAT LEX» I Часто случается, что на обоснованный вопрос, касающийся правил пользования, отвечают уклончиво, например: - «Это вопрос инструкции», или»-Это покупатель должен вы яснить сам.» Такой ответ никогда не следует принимать без дальнейшего разбирательства. До сих пор, - осознал Боун, - можно было, - не нужно, но по крайней мере можно, - взирать на эту историю со стороны: воспринимать находку тела Смоллбона как загадку; как нечто, что может человека занимать, испытывать его любопытство, не затрагивая близко. Теперь же-совсем другое дело. Когда нашли мисс Читтеринг, с вытаращенными невидящими глазами, с искаженным в агонии ртом, с убийственной проволочной удавкой, глубоко врезавшейся в горло, это все изменило. Когда назавтра утром Боун взглянул на лица коллег, это было заметно весьма отчетливо. Отныне и до того момента, когда все кончится, так или иначе, они уже никогда не будут доверять друг другу, поскольку никогда не будут ни в чем уверены. II Известие достигло Хейзелриджа через пять минут после находки трупа. Человек меньшего масштаба моментально отправился бы на место происшествия. Но Хейзелридж после краткого размышлении вместо этого придвинул телефон и стал отдавать распоряжения. И в результате три пригородных полицейских участка были настоятельно запрошены о помощи; две патрульные машины в районе северного Лондона были остановлены и направлены по новым адресам и целый ряд сотрудников лондонской полиции провел весьма суматошный вечер. - Если нам хоть немного повезет, - заметил Хейзелридж сержанту Крэббу, - на этот раз хоть половину их сумеем исключить из числа подозреваемых. Похоже, критическое время-между половиной седьмого и семью. - Да, все должны были быть дома, - согласился сержант Крэбб, но будучи известным пессимистом, добавил: - Только никогда ничто не происходит так, как надо. Правота его слов пренеприятно подтвердилась на следующее утро, когда пришли донесения. Хейзелридж тут же пробежал их, отпустил несколько крепких слов по адресу электрических компаний и прочитал донесения еще раз. Первое из них было вполне типичным. «Примерно в семь двадцать семь я прибыл по указанному адресу на Сент Джордж Сквер, Пимлико. - Столь топорного слога в полицейских донесениях придерживаются, видимо, в расчете, что они будут звучать убедительнее при зачтении в зале суда. - Особа, которая, как я позднее узнал, именуется мисс Берли, сообщила мне, что ее брат мистер Берли еще не вернулся домой. На вопрос: кажется ли это ей необычным, мисс Берли заявила, что это весьма необычно. Далее она сказала, что ее брат обычно возвращается домой без четверти семь и что если задерживается, всегда ей позвонит. Прежде чем я закончил разговор с мисс Берли, прибыл мистер Берли. Он был весьма удивлен моим присутствием, а сам казался взволнованным и расстроенный. Заявил, что в результате внезапного отключения тока ему пришлось прождать пятьдесят две минуты на станции метро Чаринг Кросс. Что ничего подобного с ним никогда не случалось. Прождав минут двадцать, он попытался покинуть станцию и сесть в автобус, но была такая давка, что не мог пробиться к выходу наружу. Он заявил, что по его мнению власти.» Из Суррея сообщал сотрудник участка в Эпсоме констебль Рук: «Когда я прибыл в нужный дом, мне сообщили, что мистер Крейн еще не вернулся. Я заявил, что подожду, и мистер Крейн прибыл без восьми минут девять. На вопрос, почему он вернулся так поздно, заявил, что ему осточертело ждать, пока поезд выедет из Сурбитона, где стоял уже почти три четверти часа, и потому вышел с вокзала, чтобы взять такси, что ему не удалось. Было это около семи часов пятнадцати минут. Наконец его подвез некий коммивояжер до перекрестка в Бенстеде, откуда домой дошел пешком. Заявил, что энергетические компании.» «На допросе мисс Беллбейс заявила, что села в поезд метро на станции Тоттенхем Корт Роад. Поезд остановился где-то между станциями Морнингтон Кресчент и Кэмден Таун. Вагон был полон, но мисс Беллбейс удалось занять сидячее место. Когда поезд стоял уже долго, некая женщина рядом с ней спросила, как она полагает, что бы было, начнись пожар. Мисс Беллбейс ответила, что начнись пожар, они все бы сгорели. И тут женщина начала истерически кричать. К счастью, в это время поезд тронулся. Мисс Беллбейс полагает, что тем, кто не умеет держать себя в руках, нельзя ездить в метро.» - Нет, это просто невероятно! - сказал Хейзелридж Боуну. - Те, кто нас вообще не интересует-миссис Портер, мистер Принс, мистер Вог и так далее-разумеется, попали домой вовремя. Зато из списка номер два пятеро застряли в самых разных местах лондонской транспортной сети, а остальные видимо вообще домой не вернулись. - Джон Коу и Эрик Даксфорд, - напомнил Боун. - Слышал я о них, - отмахнулся Хейзелридж. - Это едва ли не единственный положительный момент вчерашнего вечера. Коу вне подозрений. И о Даксфорде не может быть сомнений. Он тут не при чем. - Как всегда, - хмуро буркнул Боун. - Что-что? Да, вы правы. Конечно, все это вопреки правилам, но меня не интересуют его личные проблемы. В чем бы ни был он виновен, во всяком случае не в убийстве. По крайней мере не в этом. Я хотел бы, чтобы мог такое сказать обо всех остальных. Вам будет интересно, как обстоят дела. Берли - вышел из конторы в шесть часов. Домой в Пимлико добрался в семь двадцать пять. Пятьдесят минут провел в давке на станции метро. Мистер Крейн-ушел из конторы без пяти минут шесть. Сел в поезд, который отправляется с вокзала Ватерлоо в шесть пятнадцать. Домой добрался где-то без десяти девять. Часть его рассказа можем легко проверить. Я просил поспрашивать на вокзале в Сурбитоне. Боб Хорниман во вторник вечером вообще не вернулся домой. Его прислуга в этот день выходная, потому и он по вторникам всегда ужинает на стороне. - Это можно выяснить. - Я верю, что так оно и будет, - отмахнулся Хейзелридж. - Мисс Корнель пришлось пешком идти до вокзала Чаринг Кросс, потому что на автобус было слишком много народу. И на поезд в шесть десять она опоздала. Следующий поезд вместо шести сорока отошел только в четверть девятого. Всю дорогу до Севенокса стояла, и никого из знакомых не видела. Мисс Беллбейс-ну, вы уже слышали. Может быть, найдем ту истеричку, что сидела рядом с ней. А может быть и не найдем. Люди не любят сами признаваться, что устроили скандал. Мисс Милдмэй-ушла с работы в шесть двадцать. Двадцать минут прождала в Холборне автобуса, но те все были битком набиты людьми, спешившими на поезд. Плюнув, пошла домой в Кенсингтон пешком и была там в восемь. И это все. Я скажу вам, что из этого следует. Из этого следует уйма новой работы. Боун осторожно заметил: - Полагаю, вы, гм. вы не забыли о сержанте Коккериле? - Нет, - сказал Хейзелридж, - про сержанта Коккерила я не забыл. Взял в руки последнее донесение. - Сержант Коккерил запер контору в шесть двадцать пять. Поговорил с мисс Читтеринг, которая сообщила, что должна перепечатать нечто срочное для мистера Берли и обязательно вечером. Предложила, что запрет вход за него. Сержант Коккерил отклонил это предложение, заявив, что вернется в семь и тогда мисс Читтеринг наверняка уже все закончит. Зашел во»Взятие Трои»-это небольшой бар-да вы его знаете-на той стороне Феттер Лейн. Провел там тридцать минут, выпив джин с водой и поболтав с барменом. В семь вернулся. По пути случайно встретил знакомого привратника, который дошел с ним до самого дома. Остальное, полагаю, вы уже прочитали. - И это все? - Да, - кивнул Хейзелридж, - все, и все подтверждено барменом из»Взятия Трои» и тремя его клиентами. Полностью подтвержено. III В то утро в конторе мало кто занимался работой. Мистер Берли явно перешел тот предел, когда его еще что-то могло пронять. Это явно был дар судьбы, иначе ему вправду тяжело бы пришлось. Началось с осады со стороны прессы. Полиция не пустила их внутрь, но каждого, кто входил или выходил, пропускали сквозь строй. Джон Коу успел поделиться с репортером из»Нейшен»парой любопытных фактов о фирме, которые уже попали в дневной выпуск. «Дейли Монитор»поместила снимок мистера Крейна, стоявшего на ступенях у входа, сжав в руке зонтик, словно шпагу, и лихо сдвинув на глаза шляпу, в то время как миссис Беллбейс дала интервью «Миру Женщин», в котором приписала все влиянию звезд. Кроме прессы, были у мистера Берли и другие заботы. Трезвонили клиенты, которых приходилось успокаивать. Как выразился герцог из Гернси, известный своей склонностью изрекать азбучные истины, что делало его столпом палаты лордов уже двадцать пять лет: - Послушайте, Берли, этому пора положить конец. Есть вещи, которые в приличной адвокатской фирме просто недопустимы. И снова тут была полиция, куда более назойливая, чем раньше. И ко всему еще разлитие желчи, результат вчерашнего позднего ужина. Короче, это стало последней каплей и в полдень мистер Берли решил, что с него хватит. Использовав момент, когда большинство репортеров отлучилась на ленч, проскользнул в дверь и отправился домой. IV - Послушайте, - спросил Боун, - чем, собственно, вчера вечером все кончилось? Я имею ввиду с Эриком Даксфордом? - Не воображай вы из себя слишком много, - сказал Джон Коу, - могли пойти со мной и видеть все собственными глазами. И притом заработать прекрасное алиби. - Да, мог. Жаль, что это не пришло мне в голову. Но расскажите, что произошло. Джон рассказал. - Гм, и что из этого следует? - Ну. нарушение условий договора. - Какого договора? А, вы имеете ввиду трудовой контракт с фирмой»Хорниман, Берли и Крейн»? - Конечно. - Это больше похоже на формальную провинность. - Да не такую уж формальную, если идет речь о переманивании наших клиентов в свою контору и о снижении гонорара. - Он это делал? - Делал. Мне сразу некоторые инициалы в его дневнике показались знакомыми. Видимо, обещал им, что сам сделает все гораздо дешевле. - Ага. Доложите Берли? - Еще не решил, - смутился Джон. - Короче, вы не имели бы ничего против, обнаружь это Берли сам, но не хотите нести ответственность и сказать ему? - Более-менее. Послушайте, Боун, - Джон сразу стал серьезен. - Кто это все творит? - Не знаю. - Боун встал и сверху вниз взглянул на Джона. - Пока никто не знает. Но кольцо сжимается, вам не кажется? V Инспектор Хейзелридж говорил примерно то же, только другими словами и чуть подробнее своему шефу. - Бедная девушка, мне ее жаль. Пожалуй, она так и не узнала, за что поплатилась жизнью. И мне ужасно жаль, что это произошло у нас прямо перед носом. Газеты за это ухватятся. - Уже ухватились, - сказал заместитель. - Но в целом я не жалею, что так случилось. То есть, имею в виду, что теперь у нас есть настоящий шанс схватить убийцу. - Как вы это представляете? - спросил заместитель. - Подумайте вот о чем: первое убийство была подготовлено заранее. Убийца мог старательно выбрать время и место. У него была уйма времени как следует все обдумать. У некоторых такой уж характер-могут вам разложить задачу в бридже со всеми вариациями и на шесть ходов вперед и за себя, и за партнера. - Гм. - протянул заместитель. - Но заставьте того же человека принять мгновенное решение в реальной партии. и в ситуации, когда все смотрят на него и ждут. - почти всегда он ошибется, и дорого за это заплатит. - Ну, - протянул заместитель, который бридж терпеть не мог, - надеюсь, вы не ошибаетесь. Поскольку мы должны поймать убийцу. Ясно? VI Проверка алиби-занятие тяжелое и неблагодарное. Тут слишком много неизвестных, чтобы призвать на помощь математику. И даже известные факты при проверке могут удивительным образом меняться. Сержант Пламптри посетил большой ресторан на Веллингтон Стрит, неподалеку от Стрэнда. В кармане у него были показания Боба Хорнимана о том, что прошлым вечером Боб там ужинал. «Пришел около половины седьмого, - значилось в показаниях, - и сел в первом же зале с краю. Не помню, за каким столом. Где-то справа. Ушел в половине восьмого.» Проблемы сержанта Пламптри начались с решения, который же из залов-»первый с краю». Залов там было три, все примерно одинаково удалены от входа. Сержант Пламптри позвонил Хейзелриджу и тот достал Боба Хорнимана. - Зал прямо против входа, - сообщили он Пламптри. - Прямо напротив входа-два зала, - сказал сержант Пламптри. - Так распросите в обоих, - не выдержал Хейзелридж. И вот сержант Пламптри по очереди распросил младшего официанта, который ничего не знал, потом старшего, который смахивал на деревенского священника и тоже ничего не знал, и наконец привлекательную даму лет тридцати, которая несмотря на молодость была уже управляющей всем эаведением. Необычайно охотно та принялась помогать сержанту Пламптри в его расследовании. - В»Минерве»это быть не могло, - сказал она, - поскольку там чайный зал и закрывается он в шесть. Значит, в»Аркадии». Говорите-справа? У нас там три-четыре официантки, которые могли вчера работать. смена у них с двенадцати до восьми, так что должны уже быть здесь. Она позвонила в несколько звонков, нажала две цветных кнопки на своем столе, сказала пару слов по внутреннему телефону-и через минуту сержант уже показывал фото Боба худой блондинке, толстой блондинке, брюнетке и еще ничем не примечательной официантке. Ни одна из них фото не узнала. - Могли бы вы сказать, за каким столом. - Не знаю, - развел руками сержант Пламптри. Ему уже приходило в голову, что проще было взять с собой Боба Хорнимана, но полицейский этикет не позволял. Когда он уже собрался уходить, управляющая заметила: - Насколько я поняла, этот джентльмен утверждает, что сидел за столом около часа. Тогда бы девушки его запомнили. Время с половины седьмого до половины восьмого-лучшее время для чаевых, и если кто-то остается слишком долго, они становятся весьма изобретательны, чтоб его выжить. Однажды даже перевернули на клиента полный кофейник с горячим кофе. Она опять позвала девушек, и сержант Пламптри задал тот же вопрос. Все были совершенно уверены, что джентльмен с фотографии во всяком случае не сидел целый час за столами, которые они обслуживали. - Мог забежать перекусить и тут же уйти, - подвела черту худая блондинка, - но чтобы тут сидеть целый час-ни в коем случае. И остальные с нею согласились. Сержант Пламптри ушел, задумавшись. VII - Я успела на поезд, который отходил в шесть сорок с Чаринг Кросса, - сказала мисс Корнель, - но только-только. И зря спешила-поезд отошел лишь в семь двадцать. Набит он был битком и всю дорогу я стояла. Такая электричка, с вагонами без переходов. Конечно, в Севенокс ходит и обычный поезд. Почему я им не поехала? Ну прежде всего тем, что не знала, что вдруг отключат ток. А когда до меня дошло, его и след простыл. Говорила ли я с кем-то в поезде? Пожалуй, да. О чем? О чем все говорят, когда поезд трогается? «- Ну наконец-то! «В вагоне никого знакомых не было-никого из постоянных попутчиков. Видно, все уехали предыдущим поездом. Единственное знакомое лицо, которое я видела, был контролер. Не знаю, как его зовут, но он немного смахивает на гусака. Сержант Пламптри контролера нашел удивительно легко. Когда он описал его со слов мисс Корнель, начальник станции рассмеялся и сказал: - Это Фильд. Он смахивает на гусака. Точно, он. Его называют Дональд. Утенок Дональд, понимаете? Фильд, который и в самом деле смахивал на гусака, без колебаний узнал по фото мисс Корнель. - Она у нас постоянный клиент, - сказал он. - Ездит по нашей линии лет пятнадцать. Мы своих пассажиров хорошо знаем, познакомились еще в войну, ну знаете, при налетах и тому подобное. И очень подружились. Она играет в гольф, вы знаете? - Верно, - сказал сержант Пламптри. - А теперь скажите мне, в котором часу-хотя бы приблизительно, пусть не с точностью до минуты, - она ехала вчера вечером? - Вчера вечером? - Да, около шести сорока. - Господи, но вы же знаете, что вчера вечером творилось! - Знаю, - сказал сержант Пламптри. Было у него неприятное предчувствие, что опять все будет впустую. - Поверьте мне, - сказал Фильд, - когда люди, которые были в поезде, рвались наружу, а те, кто не был в поезде, рвались внутрь, я не запомнил бы, приди ко мне хоть моя собственная мать. А она уже десять лет как на том свете. Сержант закончил хлопотливый день распросами таксистов на стоянке перед сурбитонским вокзалом. И там добился первого успеха. Мистер Ринджер, который владел и управлял старым»Джоветтом», сразу узнал фото мистера Крейна среди дюжины других лиц. - Толстый коротышка? - Да, - подтвердил сержант Пламптри. - Он вышел с вокзала примерно в четверть восьмого. Там стоял поезд-отключили ток. Стоял так с полчаса. Вы бы не поверили, - чопорно заметил мистер Ринджер, - как он ругался! - Он попросил вас подвезти? - В Эпсом, - кивнул мистер Ринджер. - Я рад был бы ему помочь, но ждал одну даму, которую всегда вожу с вокзала. Жаль, он предлагал мне фунт. Он, случайно, не адвокат? - Да, точно, - сказал сержант Пламптри. - Если это тот, кого я имею в виду, то точно адвокат. Как вы это узнали? - Я адвоката всегда за милю узнаю, - фыркнул мистер Ринджер. VIII Между тем инспектор Хейзелридж провел две беседы. Первой была мисс Потт из Норт Финчли. Привела ее сюда комбинация случайности и фантазии. Хейзелридж добивался у лондонского транспортного управления сведений о жалобах, которые поступили в результате вчерашних перебоев с электричеством. Одна из них многообещающе совпадала по времени и месту. - Я слышал, - сказал инспектор Хейзелридж мисс Потт, - что вы жаловались на свои вчерашние переживания в поезде северной линии метрополитена. - Это правда, - признала мисс Потт, - но между нами говоря, теперь мне уже жаль, что я вообще что-то говорила. Была расстроена, потому и не выдержала. Теперь я знаю, что дорога-то не виновата. Они же ничего не могли поделать, правда? Но эта противная женщина возле меня. Хейзелридж подтолкнул ей через стол фотографии. - Ну да, это она. Что бы я ни сказала, она со мной тут же соглашалась. Я вроде бы сказала:»-Так можем простоять целую ночь. «Она в ответ:»-Точно, можем. «Потом я говорю:»-А что, если начнется пожар.» - Да, - понимающе протянул Хейзелридж. Он чувствовал, что мисс Беллбейс наверняка не была идеальной спутницей для долгого ожидания в переполненном поезде метро. - В котором часу вы сели в поезд? Примерно в шесть пятнадцать? Ага. И когда вышли? - Ну, домой я попала где-то в полвосьмого, а живу почти напротив станции. Хейзелридж поблагодарил мисс Потт и записал ее адрес. Никогда не считал мисс Беллбейс особо правдоподобным кандидатом на роль убийцы, но был рад, что оказался прав. Прочитав краткую записку, переданную ему сержантом Крэббсом, прежде чем ввести следующего посетителя, инспектор Хейзелридж испытал неприятное предчувствие, но прежде чем успел решить, как быть, Герберт Хаймен уже входил в дверь. Хаймен был щуплым человеком с ухоженной внешностью и сдержанными движениями, и Хейзелридж сразу угадал его профессию. - Я служу в фирме»Мерривезер и Мэтлок», - сказал Хаймен. - Наверняка вы ее знаете. Она посреди Стрэнда, напротив кино «Тиволи». Кожаные изделия и чемоданы. Наша специальность-товары для туристов. Хейзелридж подтвердил, что магазин он знает. - Я прочитал в газетах, что мисс Читтеринг была убита. Мы собирались пожениться. Хейзелридж ничего не сказал. Мистер Хаймен истолковал его молчание как желание дополнительной информации и потому торопливо продолжал: - Она была несколько старше меня, точнее говоря, на шесть лет. Но она была чудесным человеком. Очень интеллигентна. Как поражала она меня своими знаниями! Как разбиралась в вопросах права. - Мистер Хаймен, - перебил Хейзелридж, - вы могли бы нам кое-что сообщить. Например, когда вы последний раз видели мисс Читтеринг? - В субботу. Каждую субботу она ездила из Далвича в Лондон. Когда не дежурила в конторе, заходила на минутку поболтать со мной-я руковожу отделом туризма. (Он произнес это с гордостью полковника, получившего свою первую командную должность). Потом заходила куда-нибудь выпить кофе и ждала там, пока я кончу работу-мы в субботу закрываем в половине первого-и вместе мы шли обедать и еще куда-нибудь. Мы оба любили искусство. - Какое? Кино? - Нет-нет, - покачал головой мистер Хаймен. - Настоящее искусство. Ходили в Британский музей или в Галерею Тейт. Могли там пропадать часами-мы оба особенно любили голландскую школу. А в воскресенье я обычно ездил к ней в Далвич и мы ходили на прогулки. Смахивало это на вполне невинное знакомство. Хейзелридж не мог сказать ему, что он об этом думает-что никакой брак с женщиной на шесть лет старше не мог бы удержаться только на интеллектуальных интересах. Такие вещи свидетелям не говорят. И потому он ограничился обычной формулой: - Вы были весьма любезны, что пришли к нам, мистер Хаймен. Если окажется, что вы нам чем-то можете помочь, мы дадим вам знать. Ваш адрес у нас есть. - Тут кое-что еще, - неуверенно заметил мистер Хаймен. - Возможно, говорить бы этого не стоило, но у меня такое впечатление, что она очень боялась своего шефа. Как же его. - ах да, Берли. Впрямую она никогда не говорила, понимаете. - Полагаю, он ее держал в ежовых рукавицах, - примирительно сказал Хейзелридж, - но это еще не доказательство. - Нет, конечно нет, - согласился мистер Хаймен. - Я только думал, что нужно упомянуть об этом. Когда Хаймен ушел, Хейзелридж долгое время оставался сидеть неподвижно. Только подрагивание век говорило, что он еще жив. Но, как ни странно, он думал вовсе не о мистере Хаймене. Нет, он искал. Искал маленькую деталь, затерявшуюся в хранилище его памяти. Было уже восемь и совсем стемнело, когда он вернулся в Линкольнс Инн. Привратника Мейсона нашел в его каморке. Представившись и растопив лед отчуждения восхищением коллекцией оловяных кружек, сказал: - Рад был бы снова услышать от вас, если не возражаете, как все происходило вчера вечером. Лучше всего бы нам взглянуть прямо на месте. Мейсон согласился. Когда они выходили, часы на башне начали бить. - Вот видите, - заметил Мейсон, - так все и было-только пробило семь, а не восемь. Я как раз запер парадное, а когда вышел, мистер Коккерил как раз входил в ворота. Мы и пошли дальше по двору. Уже не помню, о чем мы говорили. Шли неспеша-но и не останавливались. В конторе было темно, как и сейчас. - Мейсон указал вперед. В помещениях фирмы»Хорниман, Берли и Крейн» было темно, как в могиле. - Ага, - протянул Хейзелридж и оглядел пустынный двор. - И тут Коккерил вошел, а вы пошли дальше. - Верно. Ох, нет, я забыл. Тут я увидел кота. И Мейсон рассказал Хейзелриджу о коте Шансери и о пойманном голубе. - Это было до того, как Коккерил вошел внутрь? - Нет, - сказал Мейсон. - Пожалуй, потом. Как раз я собрался идти дальше. - Значит, вы разглядели мертвого голубя и прочесали кусты, когда услышали крик Коккерила? - Так точно. - И как долго это могло продолжаться? - Ну, не слишком долго. - Две-три минуты? - Ну, примерно. А зачем вам это, инспектор? - Просто так. Для порядка, - ответил Хейзелридж. Взглянул на часы и снова сунул их в карман. Они показывали восемь часов семь минут. IX Вечером Хейзелридж долго не мог уснуть. Обычно он обладал профессиональной способностью выключать свой мозг: работу и все заботы оставлял позади, за письменным столом. Не делай этого, вряд ли когда-нибудь смог бы выспаться. Но сегодня поток мыслей прорвал изоляцию. Начал он с констатации: убийца не мог предвидеть перебои с электричеством. И первый вывод Хейзелриджа-убийцей должен быть тот, чье позднее возвращение домой никого бы не удивило. Тот, кто живет один. Кто не ужинает дома. Но верен ли этот вывод? Что, если убийца приготовил надежное алиби, какое-то отличное оправдание своему опозданию, которым не пришлось воспользоваться? Неожиданный дар небес в виде перебоев с электричеством послужил вместо него. Решив так, Хейзелридж перевернулся на другой бок и попытался уснуть. Но где-то в мозгу, как песчинка в устрице, увязло твердое зернышко факта. О факте этом он узнал из разговора с женихом мисс Читтеринг Гербертом Хайменом. И факт этот был связан с чем-то, что Хейзелридж уже когда-то слышал, и ему казалось, что говорил это Боун. Уличные фонари бросали тени на белый потолок. После полуночи они погаснут. - «Буду раздумывать об этом, пока не погаснут фонари, - сказал он себе. - Если до той поры не догадаюсь, брошу.» Следующее, что он услышал-звонок будильника, призывавшего встречать новый день. 11. Вечер четверга ОЦЕНКА КАПИТАЛА I Годы проходили, а он все сидел на одном месте, писал все те же бумаги и думал все об одном и том же, как бы в деревню. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в определенное желание, в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера.      Чехов. «Крыжовник» - Вы уже слышали? - спросил Джон Коу. - Нет, а что? - Эрик уходит. - Так значит вы. - Нет, - покачал головой Джон. - Я тут не при чем. В этом вся прелесть. У меня совесть совершенно чиста. Но Эрик был настолько убежден, что я на него нажалуюсь-судит-то по себе-что пришел к выводу - будет достойнее и разумнее сделать первый шаг самому. Добился аудиенции у Билла Берли и как джентльмен подал в отставку. - А что было дальше? - Ну, дальше я знаю только от Чарли-вы же знаете, как слышно все на лестнице в подвал-так что не стоит принимать это за чистую монету. Но Билл Берли после этой истории с Читтеринг явно переживает очередной моральный кризис, а если прибавить еще полицию и все прочее, он явно был не в лучшей форме. Когда к нему явился Эрик и сказал:»-Я хочу уйти», Берли лишь кисло посмотрел на него и сказал:»-Хорошо, когда? «Так что весь эффект полетел к черту. Эрик, явно пытаясь выжать из него хоть искру интереса, заявил: - И мне не нужно выходного пособия. Если не возражаете, я уйду с завтрашнего дня. Но даже это не задело нашего героя. Он только запыхтел и буркнул:»-Ну что же. «- А, привет, Эрик. Мы как раз о тебе говорили. - Я так и думал, - сказал Эрик Даксфорд. Он явно был в том неприятном расположении духа, когда человек ищет, на ком сорвать злость, и притом не знает точно, с кем бы поругаться. - Я слышал, вы во вторник вечером заходили ко мне в контору. - Но я же не знал, что это ваша контора, - ответил Джон, рискованно откинувшись на стуле. - Судя по надписи на дверях я считал, что фирма принадлежит Смиту и Силвермену. - Смит уже на пенсии, - сердито бросил Эрик. - А Генри Силвермен-мой компаньон. И чертовски хороший коммерсант. - Так что адвокат там только вы один. - Ну и что? - спросил Эрик. - Он разбирается в праве лучше, чем любые два заскорузлых жополиза из этой богадельни вместе взятые. - Не сомневаюсь, - согласился Джон. - Наверняка он близко-я даже сказал бы непосредственно-знаком с некоторыми областями права, как например нарушение условий договора или такой прекрасный старомодный проступок, как сманивание служащих. - Послушайте, вы. - начал Эрик. - Подумай я, что вы все рассказали Берли. - Ведь вы чертовскм хорошо знаете, что я этого не сделал, - холодно заметил Джон. - И если вам от этого станет легче, то знайте, что никогда и не собирался. Но раз вы сами решились на уход, которого давно заслуживали. - Вы хам! - Держите себя в руках, - оборвал его Джон, наклонив стул еще больше. - Для драки вы слишком толсты и к тому же мы оба давно вышли из возраста, когда не мешает небольшая доза физического воздействия. - Я не намерен руки пачкать, - заявил Эрик. - Тот грохот, что вы слышали, - сказал Джон Боуну, - это у меня камень с души свалился. - Но кое-что я вам скажу, - Эрик остановился в дверях. - Я чертовски рад, что уберусь отсюда. Мне тут осточертело. День за днем только:»-Да, ваше превосходительство, никак нет, ваше превосходительство, не окажет ли мне лорд честь позволив почистить его ботинки? «Вы не адвокаты, вы лакеи. Как же я рад, что окажусь в конторе, где занимаются нормальной работой! Она совсем не столь престижна, как ваша, но там хоть человек сам себе хозяин. Боун слушал его с восторгом. Ярость стерла со слов Эрика всю наносную позолоту, так что местами уже проступал грубый металл. - Это мне нравится, - протянул Джон. - И еще бы я хлопнул дверью. Это лучший способ закончить такую чудную речь. Эрик испепелил его напоследок взглядом и зашагал к выходу. - Я должен вам сказать, - заметил Джон, когда Эрик ушел, - что будь у него мужество сказать все это, работая здесь, - я имею ввиду, пока здесь получал жалование, - я мог ему и зааплодировать. Ведь в чем-то он прав. Только теперь это как будто плюнуть-и убежать. II Хейзелридж между тем раздумывал над грудой донесений, в которых излагались подробности насчет письма, найденного под столом мисс Корнель. «Представленный предмет, - значилось в первом из них, - по двенадцати параметрам сходится с образцом, который был нам предоставлен. По структуре, цвету, глубине тиснения, цвету печати и т. д.» «Нами был исследован образец почерка при стократном увеличении, - так начиналось следующее. - Число характерных особенностей, которые сходятся в обоих образцах, слишком велико, чтобы допустить иное заключение, чем что они были написаны тем же лицом и примерно в то же время.» Затем весьма любопытное заключение мистера Алпейса, владельца писчебумажного магазина в Белсайз Парк: - «Я поставляю писчую бумагу мистеру Смоллбону регулярно и у меня есть клише с его фамилией. Мистер Смоллбон в начале февраля заказал у меня письменно новую партию бумаги, сообщив, что его запасы подходят к концу. Я велел отпечатать пятьсот листов, но за ними никто не пришел. Дважды писал мистеру Смоллбону, чтобы напомнить, что бумага готова, но так и не получил ответа.» Сержант Пламптри заметил: - Это правда. Когда я по вашему приказу зашел за образцом писчей бумаги Смоллбона к нему домой, то не нашел ни листочка ни в письменном столе, ни в папках. С трудом обнаружил один у миссис Таккер. Он каждый раз, когда платил за квартиру, прикалывал чек к листу писчей бумаги и оставлял на столе в комнате, так что один у нее и завалялся. - Похоже, значит, - сказал Хейзелридж, - что бумага настоящая и подпись тоже. И кстати-нигде не видели там пишущей машинки? - Нет, машинки у него никогда не было. Миссис Таккер говорила, что он свои письма печатал в конторе своего знакомого, но не знала, ни как того зовут, ни кто он. - Ну что же, это вполне возможно, - протянул Хейзелридж. Протянул так задумчиво, словно мыслями был где-то далеко. Когда сержант Пламптри вышел, Хейзелридж послал за мисс Корнель. - Мне кое-что пришло в голову, - начал он без лишних слов. - Давно должно было прийти, но знаете, как бывает. Короче, дело вот в чем: где все те папки, и бумаги, и книги и все прочее, что раньше было в том ящике? Все материалы по наследству Ишабода Стокса? Они ведь были достаточно объемистыми, не так ли? Такой сверток не пронесешь под пиджаком. Так где же это все? - Одно я знаю точно, - неторопливо заметила мисс Корнель, - что в конторе их нет. - Почему вы в этом так уверены? - В любой другой адвокатской конторе, - сказала мисс Корнель, - сверток с бумагами, учетные книги и письма можно засунуть куда угодно, и никто не обратит внимания-но не у нас. У Хорнимана-никогда. - Понимаю, - протянул Хейзелридж. - Сколько всего там было? Примерно. Мисс Корнель сделала неопределенный жест рукой. - Трудно сказать. Ящик был почти полон. Там была уйма барахла. Куда больше, чем кто-нибудь хотел бы таскать с собой. - Да, - сказал Хейзелридж, - да, так я и думал. III Боб Хорниман, выселенный из своего кабинета и вынужденный пока работать в невзрачной полуподвальной каморке, привык проводить время по чужим кабинетам, поэтому Боуна не удивило, что Боб появился у него в одиннадцать часов, вместе с утренним чаем. - Можете взять чашку Джона, - сказал Боун, - Он куда-то ушел. - Спасибо. Боб сел на край стола Джона. Сидел, болтая ногами, пока мисс Беллбейс не покинула комнату, потом сказал: - Я рад, что Коу тут нет, поскольку хочу вам кое-что сказать. точнее, сказать кое о чем, к чему долго готовлюсь. - Слушаю, - осторожно протянул Боун. - Нет, это не имеет ничего общего с расследованием, - торопливо заверил Боб, заметив его сдержанность. - Это. Короче, скажите мне, у вашего отца денег хватает? - Ну, думаю, кое-что есть, - допустил Боун. - Простите, что спрашиваю. не слишком тактично. Я помню, он занимал видное положение в Сити, и всегда слышал о нем как о каком-то таинственном финансисте, на которого миллионы так и сыплются. - Ну, все не так плохо, - усмехнулся Боун. - Сомневаюсь, что сегодня у кого-то и в самом деле есть миллионы. Отец располагает определенными финансовыми возможностями, которыми может распоряжаться по собственному усмотрению. Боб ухватился за эти слова. - Верно, вот именно это я и имел ввиду. Речь именно об инвестициях. - Вы лучше объясните мне, в чем дело, - терпеливо предложил Боун. - Я хочу продать свою долю в фирме, - сообщил Боб. - И мне пришло в голову, не захотите ли вы ее купить. - Вы это серьезно? - Совершенно. Теперь, когда все было сказано, Боб выглядел гораздо спокойнее. - Не стал бы предлагать это кому попало, но. ну что вам говорить! Я вас знаю, и Крейну вы понравились, а Берли. честно говоря, думаю, что получи он пару лишних акций, быстро пошел бы навстречу. - Да, но почему вы хотите это сделать-почему хотите уйти? Черт возьми, ведь вы не можете все бросить. Боун бессильно огляделся вокруг и его взгляд случайно упал на большую фотографию Абеля Хорнимана; старик его взгляд выдержал. - Ведь это ваше призвание. - Черта с два-призвание, - заявил Боб. - Послушайте, я этого в жизни никому не говорил, но знайте точно, в чем дело. Я ненавижу право. Не переношу все эти выкрутасы вокруг слов и цифр, все эти бесконечные дни, что я просиживаю тут задницу и ломаю голову над тем, оставить ренту леди Маршморетон в акциях Объединенной угольной, или перевести ее на трех с половиной процентные акции концерна»Рыбная паста», и имеет ли лорд Хэлтуайсл право разделить одну восьмую от одной пятнадцатой наследства своей двоюродной бабушки поровну между своими племянниками и если не имеет, то почему. Боун осклабился. Впервые с той поры, как поступил в фирму, припомнил Боба таким, каким последний раз видел его в колледже, - серьезного, перепачканного в чернилах, в очках с разбитыми стеклами и черных ботинках размера на два больше, чем надо. - Пожалуй, вы правы, - сказал он. - Но что собираетесь делать? - Плавать под парусом, - заявил Боб. - И возделывать землю. Я как раз узнал про одну ферму в Корнуэльсе, где можно было бы неплохо устроиться, а рядом там морской залив, едва не перед домом. И он достаточно глубок для небольшой яхты. Стоило бы это тысяч шесть, и может быть еще три-четыре на обустройство. Да еще небольшой резерв, потому что не думаю, чтобы это сразу стало приносить доход. - Понимаю, - протянул Боун. - А сколько примерно вы сможете получить за свой пай в фирме? - Двадцать тысяч, - сказал Боб. - И они стали бы приносить в год не меньше четырех тысяч прибыли. Наступила короткая пауза. Боб Хорниман думал о цветущих лугах с травой по колено, о серебристой речке, которая вьется в траве; о гудении пчел, о ритмически покачивающемся огромном вымени. Боун думал о брачном контракте герцогини из Саутэнда. IV Контора мистера Боуна-старшего была на третьем этаже одного из роскошных домов на восточной стороне Ломбард стрит. Контора была почти по-спартански строго обставлена. Дверь направо от лифта вела в справочную. На двери слева-точно такой же-не значилось ничего. Открыв их, Генри вошел в приемную, где сидел молодой человек чрезвычайно серьезного вида, который получал королевское жалование за то, что изолировал мистера Боуна от внешнего мира. Когда Генри вошел, молодой человек поднял голову, кивнул и продолжал трудиться над сложной диаграммой, разрисовывая ее в шесть цветов. Мистер Боун, сидевший в кожаном кресле у камина (который был единственным официально дозволенным источником огня во всем здании) встал, как-то равнодушно сказал: - Привет, Генри, - и снова сел. Не нажимал кнопок, не говорил в микрофон и не звонил никому, что не хочет, чтобы его беспокоили, ибо в комнате, которая походила больше на курительную, чем на кабинет, ни кнопок, ни микрофонов просто не было. Обо всем заботился молодой человек в приемной. - Привет, папа, - сказал Генри. - Мне кажется, ты совсем не похудел. - Мало движения, - признал мистер Боун. - Никаких волнений. Наша фирма не терпит волнений. Это не как у вас, юристов. У нас в ящиках для бумаг-только бумаги. Кстати, у вас там недавно снова была какая-то неприятность? - Да, - признал Генри. - Собственно, об этом я и хотел с тобой поговорить. Вот как обстоят дела. Пока Генри говорил, у мистера Боуна успела погаснуть трубка. Никаких других видимых признаков интереса он не проявил. - Что об этом думаешь ты? - спросил он, подумав. - Мне бы это было по душе, - признался Генри. - Сейчас дела там не так хороши, как можно было ожидать. Но думаю, что фирма-то в основе своей солидная. Первоклассная репутация и множество клиентов. Может быть, из-за этой заварухи некоторых они лишатся, но все устроится. Люди не любят менять адвокатов. - А цена? Генри рассмеялся. - Я хорошо знаю, что у тебя есть свои возможности выяснить все, что надо. Мое мнение тебе ни к чему. - Может быть и нет, - признал отец, - но давай, выкладывай. - Я думаю, - медленно сказал Генри, - что риск тут минимальный. Стопроцентной гарантии нет. Будь она, четыре десятых фирмы не предлагали бы за двадцать тысяч. - Нет, - согласился отец. - Это точно. Ладно, я подумаю. Но при условии, что ты останешься в фирме. Я могу вложить свои деньги в тебя не хуже чем в господ Брауна, Берли и как там его. - Я тебе очень благодарен, - сказал Генри. - Я пойду обедать. Полагаю, напрасно приглашать тебя с собой. - Я никогда не обедаю, - махнул рукой мистер Боун. - Пустая трата времени. Между прочим, ты не догадываешься, кто совершил эти убийства? Не то чтобы я умирал от любопытства, - торопливо добавил он, - но это могло бы повлиять на твою идею. - Не имею ни малейшего понятия, - честно ответил Генри. V - Так, Хофман, - сказал Хейзелридж, - я слышал, что вы закончили первую часть своей работы и можете изложить мне картину финансовой ситуации в фирме. - Предварительную справку, - уточнил Хофман. - А если вы сочтете, что некоторые аспекты потребуют детального разбирательства. - Начнем как обычно, если не возражаете. И Хофман говорил целый час, лишь изредка перебиваемый Хейзелриджем. Взял в руки кипу заметок, но почти не заглядывал в них. Все держал в голове. Говорил об имуществе движимом и недвижимом, об основном и оборотном капитале; об индексе популярности и профессиональном уровне, о взаимоотношениях фирмы с клиентами; о соотношении доходов и расходов; об итоговом балансе и о законе снижения рентабельности. И каждый установленный факт дополнял цифрами-фунтами, шиллингами, годами и месяцами, процентами и дробями. Когда он кончил, Хейзелридж сказал: - Премного благодарен. И добавил: - Полагаю, что основные тезисы вы мне представите письменно. Хофман согласился, тогда инспектор продолжил: - Сугубо между нами и начистоту, что из этого следует? Хофман задумался. Потом рассортировал бумаги и заботливо уложил их в папку, навинтил колпачок на авторучку, сунул ее в карман (где она пребывала вместе с тремя цветными карандашами) и с довольной улыбкой откинулся в кресле; у человека менее сдержанного такая улыбка означала бы буйное веселье. - Я всегда думаю, - начал он, - что в каждом бизнесе начало-это как разводить огонь в камине. Вначале нужно собрать на колосники бумагу, щепки, на них-угли и только потом поднести спичку. Все моментально вспыхнет. Бумага прогорит, поленья затрещат-тут вы начнете подкладывать уголь-это ваш оборотный капитал. Сначала будет мало тепла. Вот так в каждом очаге и в каждом бизнесе - настает момент, когда вы знаете, получится или нет; и полагая, что уголь сухой, тяга хорошая, и вы все сделали как надо, скоро вы дождетесь настоящего тепла. Если же что-то не в порядке, можете разгребать угли и раздувать огонь, станете черным, как трубочист, но будет только дым и смрад и полно горелой бумаги. Но если уж разгорелось, дальше проще простого поддерживать огонь. Достаточно только время от времени подбрасывать угля. Между прочим, об этом люди часто забывают, когда жалуются, что шеф ничего не делает, а они должны надрываться за него. Любой сумеет поддерживать огонь, который уже разгорелся. - Верно, - кивнул Хейзелридж. - И что дальше? - Это ясно как день, - продолжал Хофман. - Это поймет каждый, кто над этим задумается. Но люди часто не понимают, что это правило действует и в обратную сторону. Такой хорошо разведенный огонь будет гореть и сиять и давать тепло еще долго после того, как вы перестанете подкладывать. А если иногда все же чуть-чуть подбросите-даже не столько, чтобы возместить израсходованное-будет гореть еще очень долго. Вот это и объясняет, что происходило в фирме»Хорниман, Берли и Крейн» в 1939-1940 годах. Сомневаюсь, что это мог бы заметить кто-то непосвященный-но запас угля у них кончался. Частично причиной этого была война, частично-тот факт, что их знаменитая система малопродуктивна в смысле быстрого и эффективного оборота. Она бы исключительно подошла, - и Хофман отнюдь не был ироничен, - для государственных учреждений. Но, прежде всего, по-моему, причина была в том, что доходы падали, расходы же-особенно расходы Абеля Хорнимана-возрастали. Естественно-у него был большой дом в Лондоне и усадьба в деревне, к тому же положение его требовало денег, чтобы его удержать; денег и еще раз денег. - Но его банковский счет мне показался слишком скромным, - заметил Хейзелридж. - Вот вам пример, до какого состояния была доведена фирма. Помещения для конторы они арендуют. А договор аренды-вещь недолгая. В каждой приличной фирме, работающей в арендованных помещениях, есть фонд на обновление договора, на ремонт и эксплуатацию, не говоря уже о премии, которую нужно заплатить при обновлении арендного договора. И фирма»Хорниман, Берли и Крейн долгие годы создавала такой амортизационный фонд. А в 1939 вдруг перестала делать в него взносы. В 1940 и 1941 вообще исчерпала весь фонд и израсходовала деньги. Хофман минутку помолчал, чтобы собраться с мыслями, и продолжал: - То, что случилось потом, труднообъяснимо. Где-то в конце 1940 фирма вдруг получила вливание свежей крови. - Ага, - протянул Хейзелридж. Теперь не было сомнений-он заинтересован. - Продолжайте, прошу вас. - Абелю Хорниману удалось как-то найти оборотный капитал. Это незаметно на первый взгляд-но когда знаете, что искать, то найдете. Амортизационный фонд был восстановлен. Ипотеки на недвижимости Абеля в городе и в деревне уменьшились. И даже расходы, которые обычно шли бы из прибыли, производились из капитала, так что прибыль не уменьшалась и наступило кажущееся оздоровление. - Вы говорите-вливание свежей крови? - Ну, это такая метафора. Хофман произнес это почти виновато, словно осознавая, что специалист по финансам не имеет права прибегать к метафорам. - Но это действительно самое простое объяснение, которое пришло мне в голову, если речь о том, что произошло. Короче, Абель Хорниман где-то раздобыл эти деньги-хотя я и должен добавить, что не имею понятия, где. Ясно только, что деньги поступили извне. Может быть, их ему кто-то завещал-но для этого все произошло слишком вовремя. Или ограбил банк. - Не исключено, - с совершенно серьезным видом согласился Хейзелридж. - А могли бы вы определить, сколько было этих денег? - Достаточно много, - сказал Хофман. - По меньшей мере десять тысяч фунтов. VI - В конце концов, - заявила мисс Беллбейс, - убийство-дело серьезное. Ведь в следующий раз это может произойти с любой из нас. - И все равно, - заметила Анна Милдмэй, - все это смахивает на донос. - Думайте, что говорите, Анна, - одернула ее мисс Корнель. - Мы не в школе. Я согласна с Флорри. Это вещь серьезная. - Думаю, мы должны это сделать, - сказала мисс Беллбейс. - Я это сделаю, - заявила мисс Корнель. Хейзелридж уже собрался уходить, когда вошла мисс Корнель. Инспектор собирался возвратиться в Скотланд Ярд, чтобы поговорить с доктором Блэндом из патологоанатомического отделения. - Минутку, - сказала мисс Корнель, - я вас долго не задержу. Речь идет о том письме. Того, что нашлось у меня под столом. - Прошу вас, - остановился Хейзелридж. - Должна признаться, - начала мисс Корнель, - что мы несколько разошлись во мнениях, говорить вам об этом, или нет. Но большинство решило, что нужно. Ведь это заметили мы все. - В письме? - Да. Вам это, может быть, покажется несущественным, но если помните, письмо начиналось так:»Дорогой мистер Хорниман! «Мистер Смоллбон никогда так к Абелю Хорниману не обращался. Он написал бы «Дорогой Хорниман» или»Дорогой друг! «В таких вещах принят определенный этикет. Если вы с кем-то друзья, то опускаете слово»мистер», а если совсем близкие-то и фамилию. В таких вещах трудно ошибиться. - Конечно, - признал Хейзелридж. - Вы очень любезны, и спасибо за то, что обратили на это мое внимание. Правда, не понимаю, - добавил он с усмешкой, - почему вы так опасались дать мне эту информацию. В то утро мозг его явно работал не на полные обороты. Только уже на полпути в Скотланд Ярд до него дошло, что из этого следует. 12. Вечер четверга 48 ФУНТОВ, 2 ШИЛЛИНГА, 6 ПЕНСОВ I По небу несутся облака, то наводя на мысль, то сбивая; гипотеза за гипотезой выплывают из глубины мозга, только не как стройная сеть паутины-легкая и проч ная, выстроенная и во зло, и на пользу, а скорее как летающая бабьим летом паутинка, уносимая ветром воображения.      Хейзлит, «Откровенный рассказчик» - Вы хотите от меня, - протестовал доктор Блэнд, - чтобы я научно оценил то, что к науке не имеет никакого отношения. - Другими словами, - согласился Хейзелридж, - мы от вас хотим невозможного. - Вот именно. - И вы как обычно это сделаете. - Подхалим, - пробурчал доктор Бленд. - Как хотите. Только не думайте, что я выступлю в суде и все это объясню присяжным. - И в мыслях такого не было, - заверил Хейзелридж. - Я не требую от вас ничего, кроме как сузить поле поисков. Если можете сказать, что какие-то субботы более вероятны, чем другие, мы сможем сосредоточиться прежде всего на тех, кто тогда дежурил. Доктор Блэнд приподнял мохнатую бровь. - Значит, вы уже имеете в виду кого-то конкретного? - Блэнд, дружище, вы просто гений. Да, я имею в виду вполне определенную особу. - Тогда это может что-то дать. Доктор Блэнд разложил на столе Хейзелриджа огромную диаграмму, с обычными координатными осями и девятью или десятью невероятно красивыми кривыми, каждая своего цвета. - Все они начинаются с точки минимальной вероятности и доходят до вероятности максимальной. По горизонтальной оси отложено время в пределах тех четырех недель, о которых идет речь. - Понимаю, - протянул Хейзелридж. - Или по крайней мере думаю, что понимаю. А что означают цвета? - Различные части человеческого тела после смерти разлагаются с разной скоростью. И скорость разложения их зависит как от от таких постоянных факторов, как температура и влажность воздуха, так и от множества случайных обстоятельств. Например, если в момент смерти желудок был полон. - Достаточно, - торопливо перебил его Хейзелридж. - Это можно пропустить. Значит эти кривые означают разные части тела, которые вы исследовали. - Да, контрольные точки. Например, вот эта сиреневая показывает степень отслоения ногтей на руках. Желтая-состояние внутренних покровов мочевого пузыря. - А вот эта фиолетовая? - Ногти на ногах. - Ага. А форма кривых позволяет вам по отдельным признакам установить наиболее вероятное время смерти. - Более-менее, - согласился доктор. - Как я вам сказал в самом начале, никакой особой науки здесь нет. Я только графически представил доводы, на основе которых пришел к определенным выводам. Вообще-то мне весьма помогло, что труп оставался-как я предполагаю-все время заперт в очень ограниченном объеме и примерно при той же температуре. - И ваше заключение? - До момента находки прошло минимум шесть, максимум восемь недель. Хейзелридж взял календарь и пролистал его назад. - Сегодня двадцать второе апреля, - протянул он. - Труп нашли четырнадцатого. то есть неделю назад. Шесть недель долой, это будет. Ага. А восемь недель. Гм. - Вам это о чем-то говорит? - полюбопытствовал доктор Блэнд. - Да, - заверил Хейзелридж. - Да, думаю, что-то начинает проясняться. II Шеффхем - город приморский, лежавший неподалеку от Норфолка. Городок не слишком большой, но процветающий, а его главная достопримечательность, или точнее говоря, главный довод его существования, - это глубокое устье реки, которое позволяет принимать больше сотни судов, и больших, и малых. Инспектор Хейзелридж, отправившийся в Шеффхем служебной машиной, добрался на место в половине четвертого. Солнце грело так, что и летнему дню не было бы стыдно. Вода сверкала, ветер гнал по небу облака и вся блеклая неброская природа из всех сил старалась понравиться. Хейзелридж вышел на единственной улице, которая спускалась к молу. Оглядел потемневшие стены и серые крыши лавчонок а за ними-холмы наподобие рыбьего хребта, на которых лишь корявые кусты сумели противостоять ярости Северного моря. Глубоко в душе Хейзелридж испытывал то радостное возбуждение, которое вызывают у своего уроженца даже самые непривлекательные края. Ибо Хейзелридж был родом из Норфолка, и тридцать два года в Лондоне ничего в этом факте не меняли. О визите Хейзелриджа были предупреждены, так что когда машина остановилась на главной улице, его уже ждал сержант норфолской полиции. Через пять минут Хейзелридж сидел в шеффхемском полицейском участке, точнее в жилой комнатке в доме сержанта Роллса, и штудировал карту окрестностей. - Если он приезжий, - заметил сержант Роллс, - отдыхающий или владелец яхты, то он не поселится в самом Шеффхеме. Скорее где-нибудь по дороге к вокзалу или к пристани. Сержант провел пальцем по двум улицам, которые вели почти параллельно вдоль южного берега к устью реки, и под прямым углом пересекали главную улицу в ее нижнем конце. - Полагаю, вы знаете всех обитателей этих улиц, - сказал Хейзелридж. - И отцов и дедов включительно, - усмехнулся сержант Роллс. - Но с приезжими сложнее. Постоянных я знаю. Как его зовут? Ах да, Хорниман. Молодой человек, не так ли? Темноволосый, в очках? Кажется, он служил на флоте, добровольцем. Это он. У него дом в самом конце дамбы. Приезжает сюда почти каждую субботу и воскресенье. Теперь, думаю, там заперто. - Кто-нибудь из местных там служит? - Миссис Малле, - сказал сержант. - Убирает и покупает продукты. Он всегда звонит ей, что приедет, и она готовит дом. Я говорю «дом», но это скорее хижина. - Что она собой представляет? - Кто? Миссис Малле? Исключительно порядочная особа. Ее отец держал тут трактир»У трех охотников». Но лет пятнадцать назад умер. Под новый год свалился в погреб и сломал шею. Она женщина с характером. А муж у нее - глухой как пень старый хрыч. - Если не возражаете, я поговорил бы с миссис Малле, - сказал Хейзелридж. - Никаких проблем, - кивнул сержант. Миссис Малле приняла инспектора с истинно норфолской бдительностью. проводила в кухню, где в кресле восседал ее муж. Его быстрые глазки бегали с одного на другого, но в приветственных формальностях он не участвовал. - Вот в чем дело, миссис Малле, - начал Хейзелридж. - Мне очень важно знать, в какие субботы приезжал сюда мистер Хорниман. И особенно, - он заглянул в блокнот - в субботу 27 февраля. - А я не знаю, - ответила миссис Малле. - Он ездит сюда каждую субботу? - Что вы, вовсе не каждую. Только летом. Был в конце февраля-как вы и говорили. Первый раз в этом году. И потом в конце марта, и в прошлую субботу и воскресенье. - Так значит, - сказал Хейзелридж, - если он был тут 27 февраля впервые, это должно было вам запомниться. - А я прекрасно помню, - отрезала миссис Малле, - только не знаю, должна ли вам об этом рассказывать. Хейзелридж настаивал: - Надеюсь, мне не придется напоминать, что ваш долг. - Если меня вызовут в суд, - заявила миссис Малле, - другое дело. Когда меня вызовут в суд-я все скажу. Но до тех пор. Мистер Малле скосил свои шустрые глазки на инспектора, чтобы увидеть, какой тот сделает следующий ход. - Должен предупредить вас, - заметил Хейзелридж, - что это может быть расценено, как. - Не то, чтобы я это одобрял, - вмешался мистер Малле, - но женская натура есть женская натура, и никаким разводом тут ничего не изменишь. Инспектора вдруг озарило, словно в кухню Малле заглянуло солнце. - Боюсь, что вы меня не поняли, - солидно заметил он. - Я расследую убийство. Это произвело нужное впечатление. Мистер Малле откинулся на стуле, воскликнув: - Что? Убийство? Неужели убили мистера Хорнимана? Миссис Малле едва выдохнула: - Так вы детектив из полиции? - Да, разумеется, - подтвердил Хейзелридж. - Если вы думали, что я частный детектив, то ошиблись. И я не собираю улики для развода. - Ну тогда, - смягчилась миссис Малле, - тогда я вам разумеется расскажу все, что знаю. Оказалось, что Шеффхем труднодоступен по шоссе, зато очень удобно лежит всего в полумиле от железной дороги Лондон-Кромер, и что скорый из Лондона останавливается на здешнем вокзале в четыре часа дня. По словам миссис Малле Боб Хорниман приезжал этим поездом, к которому подают автобус, прозванный «Шеффхемской колымагой», а водит его одноглазый шофер по прозвищу»Шеффхемское пугало». Если не застрянет в канаве или еще чего не случится, к перекрестку у дома Боба тот добирается в четыре десять. - Как раз к обеду, - закончила миссис Малле. - Он каждый раз так ездит? - Каждый. Я всегда там натоплю и приготовлю чего-нибудь перекусить. Его это вполне устраивает. После обеда он идет взглянуть на яхту. Она обычно отшвартована у Альберта Таджа. А вечером ходит к»Трем охотникам»выпить пива. Там его все любят. Потом ложится спать. В воскресенье всегда ходит под парусом, и в шесть садится в поезд. По пути на автобус ключ оставляет у меня. А в понедельник я иду там прибрать. Это похоже было на невинные и довольно приятные уикэнды. Хейзелридж в душе заметил, что никого не узнаешь толком, пока не встретишься с ним в отпуске. Он никогда бы не подумал, что тихий очкарик Боб может быть душой общества в деревенском трактире»У трех охотников». Задав еще несколько вопросов, с супругами Малле он расстался. Как только двери за ним закрылись, мистер Малле, который был совсем не так глух, каким прикидывался, вскочил и устремился к буфету. С верхней полки схватил потрепанный номер еженедельника и раскрыл его на центральной странице. - Убийство в Линкольнс Инн, - довольно заметил он. - Так я и думал, что это тот Хорниман. Адвокатская контора. Там в ящике с бумагами труп нашли. И довольно протухший, как здесь пишут. - О Господи! - воскликнула миссис Малле. - Кто бы мог подумать! Такой приличный молодой человек! - Ну, он же юрист. - заметил мистер Малле. - Я всегда говорю, по мне все юристы могут перерезать друг друга-вреда от этого не будет. Гады пожирают гадов. Примерно в то время, когда мистер Малле произносил этот свой безжалостный приговор, инспектор Хейзелридж уже рассматривал дом Боба. Ставни были закрыты, в доме ни души. За полоской занесенного песком газона виден был мол и рангоут небольшой яхты. Солнце уже заходило, и море с сушей сливались в однообразную мглу. С закатом поднялся холодный ветер. Хейзелридж вернулся в участок. Он понял, что пора звонить в Лондон. III Сержант Пламптри сидел за столом Хейзелриджа. Перед ним лежал список фамилий. Было их около трехсот и почти у каждой приписан телефонный номер. Сержант Пламптри взглянул на список и вздохнул. Он обзвонил уже с полсотни номеров и был сыт этим занятием по горло. Уши его гудели от писка сигналов, горло пересохло от принужденной вежливости. Вспомнил, что когда-то читал историю, как у супруги президента Соединенных Штатов, которой на приеме пришлось пожать руку трем тысячам гостей, произошел истерический припадок, когда на следующий день утром за завтраком супруг ей пожелал доброго утра. Сейчас сержант Пламптри прекрасно понимал, как она себя чувствовала. Набрал очередной номер. - Миссис Фристоун? Ах, простите, конечно, горничная миссис Фристоун. Могу я говорить с самой миссис Фристоун? Я из фирмы «Хорниман, Берли и Крейн». Алло? Миссис Фристоун? Прошу прощения за беспокойство, но я пытаюсь обнаружить автора одной телефонограммы, которая поступила к нам некоторое время назад-точнее говоря, в субботу, 27 февраля. Не помните, вы нам в тот день не звонили? Да, это было уже давно, - но это было в субботу, поэтому мы полагали, что вы могли запомнить. Нет? Да. Нет, разумеется, мы не можем требовать помнить, кому вы звонили два месяца назад. Прошу простить за беспокойство, миссис Фристоун. Еще один прочерк в списке. - Алло? Резиденция сэра Генри Роллоуэя? - Ах, камердинер сэра Генри. Могли бы вы передать сэру Генри, что фирма «Хорниман, Берли и Крейн». IY В тот день после обеда Боун отложил проект завещания, над которым работал, и хлопнул ладонью по столу. - Разумеется, - сказал он. - Я же знал, что это неспроста. - Что неспроста? - спросил Джон Коу. - Сорок восемь фунтов, два шиллинга и шесть пенсов. - Что за ерунда? - удивился Джон Коу. - Вот видите, вы не дипломированный математик, как я, - сказал Боун. - Любая цифра что-то значит. Наметанный глаз всегда отличит сложение от умножения. Недолго думая, Боун отправился к Хофману, которого обнаружил за столом в кабинете кассира Вога. Хофман ретиво копался в связке оплаченных чеков. - Инспектор Хейзелридж говорил мне, - начал Боун, - что при изучении личного банковского счета Абеля Хорнимана вы обнаружили одну позицию, которую не сумели объяснить. Насколько я помню, речь шла о сумме в сорок восемь фунтов, два шиллинга и шесть пенсов, выплачиваемых ежеквартально. - Так и есть. - И мне как раз пришло в голову, - извиняющимся тоном сказал Боун, - конечно, мне самому это кажется несколько надуманным, но вы не пробовали пересчитать это на три с половиной процента годовых? Мистер Хофман казался удивленным. - До или после вычета налогов? - После. Учитывая, что вы говорили инспектору, это кажется довольно любопытным стечением обстоятельств. Ручка Хофмана забегала по бумаге. Потом он цокнул языком и сказал: - Разумеется. Удивительно, как я сам не сообразил. Это была неохотная признательность математика математику. Генри не спеша вернулся наверх и прошел в ту часть здания, где располагались кабинеты начальства. У него было ощущение, что обстоятельства, как сговорившись, сами толкают его на решительный шаг; и шаг, который ему делать не слишком хотелось. - Да? - встретил его мистер Берли. - Что вам угодно? - Мог бы я несколько минут поговорить с вами и мистером Крейном? - Пожалуйста, - сказал мистер Берли. Ему пришло в голову, что Боун, возможно, тоже хочет уйти. Он уже ничему не удивлялся. - Разумеется, - согласился мистер Крейн. - В чем проблема? - Дело не совсем в проблеме, - и Боун без лишних слов рассказал им об удивительном предложении, которое ему утром сделал Боб Хорниман. Его смущало, не злоупотребляет ли он доверием Боба, и одновременно казалось, что в данных обстоятельствах это не так важно. Когда до мистера Берли дошло, о чем речь, он взорвался: - Боб не мог такого сделать, я вам не верю! Мистер Крейн ничего не сказал, но задумался. - Я мог ожидать от вас больших познаний в законе о партнерстве, - продолжал возмущенный мистер Берли, - чтобы вы знали, что один из партнеров не может обращаться со своим паем как с личным имуществом. Остальные партнеры тоже имеют право голоса. С Абелем было другое дело. Он был основателем фирмы и оговорил право перевести свой пай на сына. Мы на это согласились. Но Боб имеет не больше прав перевести все на вас, чем, скажем, на мисс Беллбейс. Не хочу обидеть вас, - продолжал мистер Берли, - но вы тут едва неделю, и всего месяц как получили диплом. Он покосился на мистера Крейна, надеясь найти моральную поддержку, но Крейн, испытующе взиравший на Боуна, не сказал ни слова. - Разумеется, через год-два, - продолжал мистер Берли, - если вы-гм, - проявите должные способности, мы могли бы подумать о вашем участии в прибылях. - Ну естественно, - согласился Боун. - И я очень ценю вашу веру в мои способности, на которой основано ваше предложение. Вы сказали, что партнерство с таким же успехом могло быть предложено мисс Беллбейс. Сомневаюсь, что вы это сказали всерьез, но зато я имею возможность яснее объяснить, почему я к вам пришел. С точки зрения возможного партнерства между мной и мисс Беллбейс есть одна разница: в том что я могу вложить в фирму двадцать тысяч фунтов-разумеется, в качестве инвестиции. - А с чего вы взяли, - насупился мистер Берли, - что фирме так необходимы ваши двадцать тысяч фунтов? Удивительно, но вопрос был задан не воинственно, а даже с любопытством. Похоже, он действительно хотел услышать ответ, и Боун ответил. - Вы прекрасно знаете, что Абель Хорниман позаимствовал десять тысяч фунтов из наследства Ишабода Стокса и использовал их для финансовой поддержки фирмы. - Он все вернул, - строго одернул его мистер Крейн. - Если вообще это имело место, - добавил мистер Берли. - Никогда ничего не всплыло. - А теперь уже и не всплывет, - сказал мистер Крейн. - Очевидно, вы правы, - согласился Боун. - Если это не обнаружил даже Хофман, то не обнаружит никто. Главным образом потому, что деньги были возвращены почти сразу же, а все счета, очевидно, исчезли вместе с другими бумагами, касавшимися завещания. - Что тогда. - начал мистер Берли. - Но то, что никто не знает, откуда в конце концов взялись эти деньги, ничего не меняет в том факте, что рано или поздно их придется вернуть. - А вы откуда знаете, что это был заем? - бросил мистер Берли. - Что если эти деньги он, скажем, унаследовал? - Вы это серьезно? - удивился Боун. - Будь это наследством, все стало бы известно, - но это вообще нельзя принимать в расчет. Сейчас совершенно ясно, что до самой смерти Абель Хорниман платил проценты по этому займу. Позиция эта фигурирует в его банковском счете. Сорок восемь фунтов, два шиллинга и шесть пенсов. Три с половиной процента годовых с десяти тысяч фунтов плюс налог. Достаточно показательная позиция. - Кому же он платил эти деньги? - поинтересовался мистер Крейн. Самым удивительным в этом разговоре было то, что оба партнера бессознательно держали себя с Боуном как с равным. - Деньги Абель Хорниман получил наличными, - сказал Боун. - Это мы выяснили. Полагаю, из осторожности он положил их на свой личный счет в другой банк. Потом проценты мог выплачивать чеками. - Кому? - в один голос воскликнули мистер Берли и мистер Крейн. - В этом-то и все дело, - спокойно заметил Боун. - Разумеется тому, от кого он деньги получил. - Совершенно непонятно, - сказал мистер Крейн. - Откровенно говоря, раз уж выкладывать все карты на стол, у Абеля не было ничего, под что он мог бы взять в долг. Одна наша фирма. Та приносила ему неплохой доход-но отнюдь не состояние. Во всяком случае, закладывать ему было нечего. Его дом в Лондоне, и земли, и поместье за городом уже были заложены-перезаложены. - Откуда взял он эти деньги-один Господь ведает, - признал Боун. Может, взял пистолет и пошел грабить банк. Одно тут очевидно-или по крайней мере весьма правдоподобно: Смоллбону это стало как-то известно. А если бы правда вышла наружу-если бы Смоллбон постарался, как он имел обыкновение делать, - это означало бы крах Абеля Хорнимана и катастрофу для фирмы. И очень похоже, что потому Смоллбона и убили. Боун помолчал. - Теперь, когда Абель мертв, первая опасность отпадает. Но вторая остается. Именно поэтому я позволил себе намекнуть, что фирма может очутиться в ситуации, когда потребуется новый капитал. Y - Майор Фернаут? - сержант Пламптри спрашивал себя в душе, на самом ли деле звучит его голос столь устало, как ему кажется. - Да, у телефона. - Простите, что беспокою вас, но я из фирмы «Хорниман, Берли и. «- да верно. Адвокатская контора. Мы здесь пытаемся напасть на след телефонного разговора с нашей конторой за 27 февраля. - Это было в субботу? - Да. - Утром? - Да. - Забавно, что вы об этом спрашиваете, - заметил майор Фернаут. - Подождите минутку, я загляну в свой дневник. Да, вы правы. Я к вам звонил в тот день с утра. После одиннадцати. А в чем дело? - Ну, гм. А с кем вы говорили? - осторожно спросил сержант Пламптри. - Но, друг мой, в том-то все и дело, - воскликнул майор Фернаут. - На это я и жаловался. Ни с кем я не поговорил. Там никого не было, хотя звонил я трижды. Это я называю бардаком! Уж если говорите, что в конторе в субботу утром кто-то будет, так там и должен кто-то быть. - Разумеется, майор, - с нескрываемой благодарностью признал сержант Пламптри. - Благодарю вас, от души благодарю. YI Едва придя в тот вечер домой, мистер Берли тут же поднялся в свою спальню. У постели стоял медицинский столик со стеклянной крышкой, а над ним висела большая белая аптечка. Открыв ее, мистер Берли окинул взглядом густой лес флакончиков. Потом как искушенный ипохондрик занялся изучением себя самого. Последнее время его заботили мешки под глазами. Не морщины и не темные круги-это было обычным делом и на них хватало дозы желудочных порошков, - но какие-то пятна, иногда длинные, иногда круглые, прям как азбука Морзе. Мистер Берли взвесил эти признаки с точки зрения своих мощнейших запасов лекарственных средств и налил полную мензурку рубиново-красной жидкости. Перемешав стеклянной лопаточкой, опрокинул ее в себя. Потом в зеркале рассмотрел язык, пощупал пульс и снова закрыл глаза. Пятнышки он еще видел, но уже куда слабее. Мистер Берли еще пару раз повторил дозу и настроение его заметно улучшилось. (И неудивительно, ибо он понятия не имел, что им только что было выпито ничто иное, как портвейн довольно низкого качества, который, выдавая за стимулирующее средство, обычно продают в мелкой расфасовке за многократную цену. ) Спустившись вниз, мистер Берли сел к столу, подумав с отвращением о Генри Боуне и с явной неприязнью-о мистере Крейне. Подумал о Бобе Хорнимане и не совсем прилично-о бедняге Абеле Хорнимане. Потом подумал о будущем. А там в перспективе-бесконечный ряд проблем. Непрестанные потрясения для его нервной системы; бесконечные атаки на его желудок; бессонные ночи, когда боязнь бессонницы превосходит саму бессонницу. - «В конце концов, - рассуждал про себя мистер Берли, - профессиональные доходы ему, собственно, ни к чему. Никогда не расходовал и половину, а то, что накопилось за годы, лишь напрасно дразнит ненасытный аппетит министерства финансов.» И не в последнюю очередь, дойди до каких-нибудь неприятностей-а этот мерзавец Боун явно не угомонится-будет лучше, если сможет доказать, что принял меры уже заранее. Мистер Берли придвинул лист бумаги и начал писать. YII В тот вечер после ужина Боун натянул рабочий костюм, сказал миссис Маджоли, чтобы та его не ждала, и вышел из дому. Ему нужно было подумать, и ночная прогулка по улицам Сити для этого лучше всего. На работу ночным сторожем заступал только в десять, спешить было некуда. Стояла прекрасная ночь, с высокими перистыми облаками, с которыми играла в прятки луна. Боун направился к востоку, лишь туманно представляя, куда идет, но притом с уверенностью коренного лондонца, что не может слишком уклониться от нужного направления. Теперь ему было ясно, что проблем две, и совершенно разные. И именно неясность этого основного факта вызвала все прежние неясности. Первый вопрос звучал так: кто и почему убил Смоллбона-и с ним связан вопрос, почему нужно было устранить мисс Читтеринг. Другой - отдельный вопрос-как Абелю Хорниману удалось найти тех десять тысяч фунтов. Оба вопроса все же были между собою связаны, в этом Боун не сомневался. Цепь доказательств в общих чертах совпадала с тем, что он изложил Берли и Крейну. Абель Хорниман добыл десять тысяч фунтов каким-то способом, граничившим с нарушением закона. И Маркус Смоллбон его на этом поймал. Маркус Смоллбон был из тех людей, что неустанно следят за возможными скандалами и также неустанно пытаются предать их гласности. Поэтому кто-то, не хотевший, чтобы факты вышли наружу, устранил мистера Смоллбона при помощи самодельной резки для сыра. А когда понял, что может быть разоблачен какой-то неосторожностью мисс Читтеринг, устранил и ее. Уверенность, кто это мог быть, все крепла. Повод и возможность были налицо. Теперь осталось только разрешить основной вопрос, - как Абель Хорниман добыл деньги. Когда Боун добрался до этого пункта, он обнаружил, что находится на Олдгейт Памп. Поэтому свернул к югу и следующих пятнадцать минут посвятил размышлениям о том, каким образом работящий, педантичный, способный и солидный адвокат мог раздобыть десять тысяч фунтов. Напрашивалось решение, что он посягнул на доверенные ему фонды-лучше сказать на такой фонд, единственным опекуном которого был он сам. Именно это и было первым шагом Абеля. Он позаимствовал деньги из наследства Ишабода Стокса. Но это не могло быть окончательным решением. Контрольная система была для того и разработана, чтобы разоблачать такие нелегальные займы: а наследники, даже в полном смысле слова благотворительные, должны в конце концов начать протестовать против утраты значительной части своих доходов. Абель все это понимал, и постарался как можно раньше вернуть в наследство Ишабода Стокса недостающую часть, которую каким-то ловким ходом где-то раздобыл. Возврат денег прошел незаметно и Боун полагал, что сегодня уже ничего невозможно доказать, тем более, что большинство учетных документов утрачены. Однако это все оставляло нерешенным вопрос, откуда Абель Хорниман эти деньги взял. Что одолжил-это почти наверняка, но под что? YII - Что-то сегодня вечером вы задумчивый, Генри, - заметил лысый. - Заботы одолели, - признался Боун. - Проблемы? - Именно, - кивнул Боун. - Проблемы. Что тут у нас сегодня? - Отличный товар. Отличный бизнес. - Лысый по - хозяйски обвел рукой темный склад. - Тут такое виски, что только глянешь-и готов. - Где мы расположимся? - Там, - лысый отвел его в какую-то хибарку прямо напротив главного склада. - Газовое отопление и газовая плитка, чтобы разогреть ужин. Полный комфорт. - Отлично, - согласился Боун. - Какова программа? - Обход десять минут каждый час. Будем сменяться. Восемь минут, чтобы обойти вокруг, и две минуты-резерв. Если за десять минут не вернешься-все ясно. - Ладно, - согласился Боун. Оперев стул о стену под удобным углом, вернулся к предыдущим мыслям. По счастью. лысый был неразговорчив и в комнате установилась тишина, нарушаемая только шипением газа и тиканьем зеленых с золотом часов в углу. Залог-ипотека-продажа заложенного имущества-поручительство. Как кто-то может заложить то, чего нет? Так звучал главный вопрос, который из всего этого вытекал. Какое поручительство мог предложить Абель? - «Это должен был быть солидный залог, - думал Генри, - если платил лишь три с половиной процента. При таких процентах никто рисковать не будет.» Эти вопросы продолжали его преследовать, когда в половине четвертого он вышел на обход меж бочек и коробок под ярким светом сильных ламп. Не оставляли его, когда он проверял автоматическую сторожевую систему на стальных шторах обоих въездов, и все еще были далеко от решения, когда он возвращался к лысому, который приготовил очередную из бесконечной серии чашек чая. Боун спросил: - Как человек может взять в долг под что-то, чего нет? - Откуда мне знать, - отмахнулся лысый. - Я в долг не даю. Боун почувствовал, что впадает в состояние душевной исчерпанности и пустоты. Достал потрепанный томик»Откровенного собеседника»и скоро его уже унес мощный поток прозы Хейзлита. Краем глаза он заметил, как лысый вышел, и отметил, что уже полпятого. «По небу несутся облака, то наводя на мысль, то сбивая; гипотеза за гипотезой выплывают из глубины мозга, только не как стройная сеть паутины-легкая и проч ная, выстроенная и во зло, и на пользу, а скорее как летающая бабьим летом паутинка, уносимая ветром воображения.» - Легкая и прочная, - повторил Боун, - выстроенная во зло и на пользу. Какая прелесть! Тут он заметил, что лысый еще не вернулся, и что стрелки на часах показывают почти без четверти пять. - Гром меня разрази, - выругался Боун с неприятным предчувствием. - Это мне не нравится. Сунув книгу в карман, наклонил стул вперед, чтобы в зеркале над камином видеть дверь. Ногой нащупал скрытую кнопку. Двери открылись и вошел молодой человек. - «Все они на одно лицо, - подумал Боун. - Здоровые, мускулистые, морды как у боксеров. «Черные волосы, белый шелковый шарф на шее, старая форма. Пистолет он держал в руке так, словно умел с ним обращаться. Боун дал ему сделать три шага и нажал ногой кнопку. Стальная штора опустилась перед дверью и с глухим стуком села на порог. Боун осторожно встал и со смешной важностью сказал: - Подумайте, прежде чем совершите какую-нибудь глупость. Надеюсь, вы не хотите, чтобы полиция нашла вас здесь с трупом. - А ну-ка открывайте! - рявкнул парень. - Не выйдет, - заверил его Боун. - Открыть я не могу. Вот кнопка, можете попробовать сами. Работает она только в одну сторону-чтоб опустить штору. Открыть ту можно только снаружи, специальным ключом, когда сюда прибудет полиция. - Если доберется, - ухмыльнулся парень. - Это мы скоро выясним, - заметил Боун. - Кнопка заодно включает сигнал тревоги на Клак Лейн и Бишопсгейт и запирает наружные двери. Патрульная машина будет здесь минуты через три. Ваши приятели тоже в ловушке. - Техника-замечательная вещь, - признал парень. Боун решил, что все в порядке, и сел. - Поэтому я вас с удовольствием кокну, - сказал парень. - Но вам-то это не поможет, вам не кажется? - спросил Боун. - Могу я вам чем-то помочь? - Да уж пожалуйста, - сказал парень. Боун подошел к окну с с толстой решеткой и выставил стекло. Парень приблизился вплотную. - Я не собираюсь убеждать вас, что здесь можно выбраться наружу, - заметил Боун. - Но случайно я знаю, что там внизу-канава, скорее даже бывший канал, а в нем на шесть футов воды и Бог весть сколько футов грязи. - Благодарю, - протянул парень. Просунул пистолет сквозь решетку и когда та исчезла во тьме, раздался мягкий плеск. - Он не заряжен. Но все равно это очень любезно с вашей стороны. Могу я как-нибудь отблагодарить вас? - Ну, - задумался Боун, - возможно, вы могли бы ответить на вопрос, над которым я ломаю голову. Как может человек одолжить деньги под что-то, чего нет? Парень задумался только на миг. - Ну, это ерунда, - сказал он. - Просто заложить дважды одно и то же. Простейший трюк. Папаша мой проделывал это с запонками, отличный был номер. А, вот и наши приятели в синем. Напомните мне как-нибудь, я поясню вам, как это делается. Когда в половине шестого Боун шагал домой, ответ предстал перед ним во всей своей потрясающей и прекрасной простоте. - Заложить одно и то же дважды. Боун лег в постель и впервые за многие годы проспал три часа подряд.. 13. Пятница ДОВОЛЬНО СОМНИТЕЛЬНАЯ ЗАКЛАДНАЯ I Меня раздражает лишь одно: Только до смерти мое оно. А ведь куда умнее бы было: Мне и наследникам моим бы хватило      Строки, приписанные Попом к свифтовскому «Парафразу на шестую сатиру Горация» Пятница выдалась не из легких. Первые ее часы Боун провел внизу в подвале. Там было царство сержанта Коккерила, и как и все, имевшее отношение к сержанту, отличалось аккуратностью и разумной практичностью. Договоры и письма, которые в нормальной адвокатской конторе валяюся в беспорядочных кипах, кое-как перевязанных красной бечевкой, тут были подшиты в пластиковые или картонные папки; те стояли на шиферных полках по правой стороне. Позади, в двух шагах по правую руку, помещались регистраторы: книга завещаний, книга залогов и книга контрактов. Эту-то книгу Боун и листал. - Вы ищете какой-то конкретный договор, мистер Боун? - поинтересовался сержант Коккерил. - Да нет, скорее я примерно знаю, что ищу, но не знаю точно, что именно. Зато наверняка узнаю, когда найду, знаете, как это бывает. - Возможно, вам стоит заглянуть в реестр, - заметил сержант Коккерил. - Там все контракты зарегистрированы по именам клиентов, со ссылками на имена участников с другой стороны. - Да, пожалуй это поможет, - согласился Боун. - Я знаю, что там должен значиться Абель Хорниман. При этих словах сержант Коккерил вздернул голову, но ничего не сказал. Боун перестал шуршать бумагами, и в помещении за толстыми дверьми в восемь дюймов стало тихо, как в могиле. - Вы его очень любили, правда? - спросил Боун. Сержант не пытался делать вид, что не понимает. - Да, - подтвердил он. - Знал его тридцать лет. С ним хорошо работалось. И человек он был прекрасный. Это звучало уже знакомо, и немного подумав, Боун вспомнил, что примерно так же высказалась и мисс Корнель. - В Первую мировую я был его ординарцем, - продолжал сержант Коккерил. - Вы удивлены? Вы-то не знаете, что мистер Хорниман был на французском фронте в пехоте. Он для подобных приключений был уже староват, но слышать ничего не хотел. Но, к счастью для него, как я всегда говорил, заполучил там тяжелый ревматизм и ко всему еще воспаление легких. Все от морозов и сырости. И это его чуть не погубило. Но в то же время и спасло. Его комиссовали и уволили из армии. Все так жалели, когда он ушел. Да, это был прекрасный человек. Сержант словно разговаривал сам с собой. - В тот день, когда меня демобилизовали, он ждал перед казармами. А я ведь ничего не говорил-он сам узнал. Пригласил выпить по стаканчику и предложил место. Тогда я был куда моложе, что тут говорить. - Сержант Коккерил вдруг отвернулся. - Мне пора идти готовить чай. Этому сопляку Чарли ничего нельзя доверить. За шестнадцать лет, прожитых на свете, не научился даже предварительно как следует прогреть чайник. Когда сержант ушел, Боун не сразу продолжил поиски. Его смущало какое-то мимолетное воспоминание. Что-то насчет Коккерила. Но так и не вспомнив, оставил эту затею. При помощи реестра ему удалось неожиданно быстро обнаружить нужный контракт. Старательно списав дату и фамилии участников, перешел к папкам с документами на полках. Те были пронумерованы, чтобы соответствовать порядку регистрации, так что скоро он уже держал нужную папку. Но та была пуста, разве что кроме старого черновика договора. Через несколько минут он уже был у себя в кабинете и говорил с Джоном Коу. - Вы помните продажу поместья Лонглиф Фарм? - Тот у меня навеки в сердце, - заявил Джон. - Это было мое первое дело по недвижимости в этой конторе. - То-то мне показалось, что я узнал ваш шифр на черновике. Можете посвятить меня в подробности? - Что вы хотите знать? - спросил Джон. - Если память мне не изменяет, продавцом был некий Даниель Джедд. А покупателем-майор Райт. Если вас интересует, я найду нужные бумаги. А так весьма простое дело. Подозреваю, потому его мне Абель и подсунул для дебюта. Все началось. - ага, тремя прямыми передачами прав. Первая-в 1880, потом в 1901 и третья-на Эзакиеля Джедда в 1920 году. Этот Эзакиель завещал имущество сыну, и когда в 1925 году умер, все перешло Амосу Джедду. Когда в 1935 умер и Амос, наследство перешло к Даниелю Джедду, который его в 1938 году продал. И все. - И все время речь шла об одном и том же поместье? Начиная с 1880 года? - До последней травинки. - Почему же тогда, - спросил Боун, - три первых переводных документа не были приложены к договору, который шел через нашу фирму? - Я помню, Абель что-то говорил об этом, но что-уже не вспомню. Самый старый документ, который был приложен, датирован был 1926 годом. - Пока как будто все в порядке, - признал Генри. - Но я бы ожидал, что предыдущие документы о правах собственности будут приложены, или по крайней мере, - он показал на черновик договора, - что тут будет отмечено, где они хранятся. - Теперь, когда вы завели разговор, мне это тоже кажется существенным. А они не хранились где-нибудь в другом месте? - Нет. Бумаги 1880, 1901 и 1920 годов никогда не были вычеркнуты из здешнего реестра. И посмотрите, здесь есть копии приложения к основному договору. Начинается договором 1926года. - Надо же? - Джон почесал в затылке. - Почему вы думаете, что Абель припрятал предыдущие договоры-на меня он никогда не производил впечатления человека, который на дому производит пергаментные абажуры. - Не думаю, что он пустил их на абажуры, - неторопливо произнес Боун, - я полагаю. Ага, это видимо меня. Алло? Да, Боун у телефона. - Мы обнаружили тот банковский счет, - раздался голос Хейзелриджа. - Судя по вашему утреннему тону, я решил, что вам это будет интересно. Ежеквартальные выплаты были адресованы Ипотечному фонду Фермерской лиги. У них контора на Ломбард стрит. - Отлично, - обрадовался Боун, - немедленно еду туда. - Полагаю, ваши ожидания оправдались? - Полностью. - Потом скажите мне, как все прошло, - и Хейзелридж повесил трубку. - О чем, собственно, речь? - Моя идея в том, - начал Боун, - что Абель Хорниман подделал материалы договора. Собственно, нет, не подделал, это не то слово. Скорее, слегка подправил. Чисто в хорнимановском стиле. Полагаю, что взял три солидно выглядевших очевидно подлинных документа-скажем, те первые три перевода прав на недвижимость Лонглиф Фарм, о которых мы только что говорили. Они прекрасно подходили, поскольку планов там не было-только подробное описание. А потом он взял последнее свидетельство-1920 года, на Эзакиеля Джедда-удалил последний лист и на его место поместил новый, который сам собственноручно написал-на это он был большой мастер, не так ли? - Вот именно. Умел писать прекрасным адвокатским каллиграфическим почерком. Владел он и технической стороной договорных бумаг. - Теперь я помню, о чем-то подобном говорил мистер Берли на том торжественном ужине. Да, и я сказал бы, что на том подделанном листе пергамента на этот раз план был. И я даже готов утверждать, что это был план поместья Абеля Крокэм Корт. Теперь уже оставалось только написать договор от имени Эзакиеля Джедда-опять, конечно, с планом Крокэм Корта, - заверить все и пустить в ход. - Возможно, я словно с луны свалился, - сказал Джон, - но простите глупый вопрос-зачем ему был нужен другой договор на куплю Крокэм Корта? Ведь у него был подлинный договор о покупке 1936 года. - Тут вот в чем дело, - пояснил Генри, - предыдущий договор ему пришлось отдать банку, когда заложил поместье в 1937 году. Вам не кажется, что такой дубликат отлично пригодился в пиковой ситуации 1943 года? - Ну, если вдруг на то пошло, то человеку дубликаты никогда не помешают. Куда вы собрались? - В Ипотечный фонд Фермерской лиги, проверить все. Не хотите со мной? - А почему бы и нет? - согласился Джон. - Вижу, мне все равно не удастся сосредоточиться, пока в шестнадцатой главе все не выяснится. Как вы все это раскопали? - Это все старый трюк с запонками, - пояснил Боун. - Если мы поспешим, еще успеем на автобус. Заложить те же запонки дважды. Вчера вечером мне это объяснил один специалист. II Фермерская лига помещалась в том же здании, что и мистер Боун старший. Там не было ничего фермерского, кроме названия и эмблемы, соединившей два пшеничных колоса и серп. На самом деле это было сборище многолетних приверженцев частного предпринимательства, которые ссужали свои деньги фермерам под три с половиной процента. Хейзелридж уже говорил с ними по телефону, так что Боун и Коу были тут же проведены в кабинет управляющего. Мистер Мэнифолд был облысевшим стариком, несколько смахивавшим на аэростат. Заботы привели к тому, что в некоторых местах он несколько обмяк. - Надеюсь, - начал мистер Мэнифолд, - что тут проблем не будет. О смерти мистера Хорнимана мы конечно слышали. Большая утрата. Мистер Мэнифолд на миг принял траурный вид. - Мы ожидали, что обычным способом нам будет подтверждено завещание и что исполнитель последней воли и дальше будет поквартально платить проценты. Следующий срок-в июле. Боун решил, что грубая правда жизни успешно приведет толстяка в чувство. - Не сомневаюсь, - сказал он, - что проценты будут аккуратно вноситься и впредь, по крайней мере пока. Но, к сожалению, я должен сообщить вам, что залог под займ был совершенно иллюзорным. - Иллюзорным? - Мистер Мэнифолд едва не испустил дух, потом опомнился и побагровел, словно получив долгожданную дозу гелия. - Не будете любезны пояснить, как двести акров земледельческих угодий могут быть иллюзией? - У вас далеко бумаги по залогу? - Я попросил подготовить все бумаги, - обиженно заявил мистер Мэнифолд, - и вот мистер Фремлингхаус, наш юрисконсульт. Фремлингхаус, рослый мужчина с пшеничными усами, в роговых очках, подсел к столу мистера Мэнифолда и положил перед собой пачку бумаг. Мистер Мэнифолд развязал красный шнурок и придвинул бумаги Боуну. Единственного взгляда на них Боуну хватило, чтобы убедиться в своей правоте. Придвинул их Коу. - 15 февраля 1880. Договор о передаче прав. Генри Болдерстон и компания на Джона Пратта. Объект Лонглиф Фарм в графстве Кент. - Насколько я помню, название объекта позднее было изменено, - заметил мистер Фремлингхаус. - Вот именно, - язвительно бросил Боун. Теперь он занялся бумагами 1920 года. Договор был переплетен в виде книги, написанной вручную на пергаменте изящным, но безликим каллиграфическим почерком. Боун внимательно исследовал последний лист. Джон Коу и Фремлингхауз следили через его плечо. - Здесь все достаточно хорошо заметно, - сказал Боун. - Последний лист был вшит дополнительно и прикреплен к обложке клейкой лентой. - Господи, - всплеснул руками Фремлингхаус, - Это же надо! Не помню, чтобы я когда-нибудь их так внимательно разглядывал-по крайней мере не с такой точки зрения. Ведь вполне обычное дело, что листы скрепляют клейкой лентой. Вы полагаете, что лист кто-то добавил. или подменил? - Совершенно верно, - подтвердил Боун. - Изумительно, - Джон показал пальцем на раздел, описывающий недвижимость. - Так все просто; «Ранее известная под названием Лонглиф Фарм, а ныне уже несколько лет под названием Стэнкомб Фарм в графстве Кент.» Фремлингхаус просмотрел все три договора с профессиональным интересом, граничившим с восхищением. - В первых двух договорах вообще нет планов, - заметил он. - Нет. Только список отдельных составных частей, их расположения и обычные нудные описания; «- Все эти отдельные участки, пахотные земли, пастбища и водные угодья, вместе с жилыми и хозяйственными постройками, и т. д., и т. п. «Я удивляюсь, как им не надоело все это выписывать-ведь все равно никто не читает. - Видимо, это пережиток тех времен, - заметил Фремлингхаус, - когда налог за сделки с недвижимостью платили с площади. Как видно, этот человек просто воспользовался последними строками договора-вот здесь-чтобы добавить слова:»Как изображено на прилагаемом плане. «И приложил собственный план. Подождите минутку. Он соответствует описанию? - Общая площадь примерно такая же, - сказал Боун, - В старых договорах размеры приведены в десятичной системе. Он перевел в ярды, чтобы это соответствовало его участку. - Здорово! Великолепно! - не выдержал Фремлингхаус. - Послушайте, Фремлингхаус, - заметил мистер Мэнифолд, - мне кажется, мы платим вам как раз за то, чтобы вы нас защищали от подобных вещей. - Ни один специалист не сможет защитить вас от умышленного подлога, - огрызнулся адвокат. - На первый взгляд этот договор переводит права собственности Стэнкомб Фарм на Эзекиеля Джедда. Договор оформлен по всем правилам и явно безупречен с правовой стороны. Вот вам еще один безупречный договор, которые переводит то же имущество с Эзекиеля Джедда на Абеля Хорнимана. Кто может требовать большего? Мистеру Мэнифолду пришла новая мысль. - А как же наш оценщик? Если Стэнкомб Фарм не существует, то что же он оценивал? Или его заключение тоже подделано? - Как я вижу, вы недооценили всю изящность замысла, - заметил Боун. - Когда оценщик отправился в Кент на осмотр недвижимости, он разумеется вошел в контакт с владельцем-назначил с ним встречу и так далее. - Разумеется. - А владельцем Стэнкомб Фарм-о котором сегодня мы знаем, что это порождение его собственной буйной фантазии-был Абель Хорниман. Я полагаю, что Абель встретил вашего оценщика с машиной и лично провез того по своим владениям. Потому он и включил в поддельный договор не вымышленный план, но план Крокэм Корта. Все было очень тщательно продумано. В глазах мистера Мэнифолда мелькнул проблеск надежды. Он указал на последний договор. - Если это действительно план Крокэм Корта, - заявил он, - то мы же можем настаивать на том, что наша ссуда распространяется на этот объект-как бы он не именовался в договоре. - Конечно можете, - признал Боун. - Но только проку вам от этого не будет. Та ферма уже заложена в Народном земледельческом банке. - Почему вы этого не обнаружили, Фремлингхаус? - взорвался мистер Мэнифолд. Мысль, что не на кого свалить вину, была для него непереносима. - Не заглянули в земельные кадастры? Наверняка провели только формальную проверку. - Конечно, я провел проверку, - буркнул Фремлингхаус, - и обнаружил запись о закладной Абеля Хорнимана на Крокэм Корт. Это нас не касалось. У нас он взял кредит под Стэнкомб Фарм. Конечно, правда, что в действительности это был Крокэм Корт, но мне откуда знать? Мистер Мэнифолд издал что-то вроде: - Ха! - и принялся терзать чистый лист промокашки. - Послушайте, - вмешался Боун. - Пожалуй, все не так плохо, как кажется. Полагаю, у вас есть все шансы вернуть деньги. Зазвонил телефон. Мистер Мэнифолд его игнорировал, пока не лопнуло терпение, но наконец весьма неохотно поднял трубку. - Что? Кто? Ага, минутку. - Прикрыв трубку, обратился к Генри. - Вас вызывает Скотланд Ярд, - сообщил он. - Старший инспектор Хейзелридж требует, чтоб вы немедленно прибыли. - Скажите, я уже иду, - сказал Боун. Когда они с Джоном уходили, мистер Мэнифолд и Фремлингхаус взирали друг на друга в предчувствии самого худшего. III - Простите, что я так срочно вас вызвал, - сказал Хейзелридж, - но дело сильно продвинулось вперед и я хотел бы слышать, что у вас нового. Боун рассказал. - Как просто! - воскликнул Хейзелридж. - Десять тысяч фунтов за один-единственный исписанный лист пергамента! Но все великие подлоги всегда выглядели очень просто! - Сомневаюсь, - заметил Боун, - что кто-либо, кроме столь опытного специалиста по сделкам с недвижимостью, каким был Абель, и ко всему еще на его месте, сумел бы столь гладко все проделать. Что если бы оценщик был местным жителем и знал ферму? Все тут же лопнуло бы. Наверняка Абель Знал, что Фермерская лига пользуется услугами лондонского оценщика. Возможно, Абель был знаком с ним лично. Тогда все было еще легче. - Одно я не могу понять, - признался Хейзелридж, - По вашему, основы для подлога Абель заложил уже в 1938 году. Он что, уже тогда знал, что у него грудная жаба? - Ну нет, - покачал головой Боун. - Зато он знал, что у него кончились деньги. Лучше всего в этом методе была его обратимость. Пока он регулярно платил проценты, ничего не могло случиться. А если вдруг появилась бы возможность выплатить долг, ипотеку можно было ликвидировать. Тогда он получил бы документы назад и мог их даже сжечь. А Фермерская лига, вернув свои деньги, тоже ни о чем бы не спрашивала. Точно как если бы посыльный присвоил бы пакет с деньгами, надеясь, что на следующей неделе выиграет в тотализатор и все вернет. - Все они одинаковы, - согласился Хейзелридж. - Ну, по крайней мере эта часть происшедшего теперь ясна. Благодаря вашим усилиям, - великодушно добавил он. - Все было так: Смоллбон узнал про Стэнкомб Фарм и что-то-мы никогда уже не узнаем, что, - возбудило у него подозрения, что Стэнкомб Фарм никогда не существовал. Семнадцатого февраля-то есть в пятницу-он съездил туда, чтобы убедиться. Мы не придали значения одной его реплике, которую передала нам хозяйка квартиры:»-Если найду то, что ищу, начнутся большие дела. «Этот жалкий человечишка уже нюхом чуял запах грязного белья, может быть воображал себя свидетелем на громком процессе. И он видимо нашел то, что искал-или, точнее, не нашел, что одно и то же. Вечером вернулся домой, а на следующий день. - Да, - кивнул Боун. - Как же он провел следующие две недели? - Первую-на распродаже фарфора и керамики в Линн Реджис. Мы только что получили эту информацию. Нет никаких сомнений, опознание несомненное. Он не скрывался, в отеле записался под собственным именем. - А в перерывах между прицениванием к фальшивым вазам династии Минь и сомнительным кельтским лошадкам думал о том, как из скандала с Хорниманом выжать максимальную пользу. - Да уж. Полагаю, он тогда написал как минимум два письма, видимо адресовав их Бобу Хорниману. Тогда он мог уже знать, что у Абеля дела плохи. Возможно, не хотел, чтоб того это добило, прежде чем предстанет перед судом. Примерно так он скорее всего рассуждал. В первом письме, видимо, привел факты, которые сумел установить, и спрашивал, что намерена фирма предпринять, и собирается ли она вернуть деньги (сам прекрасно знал, что не сможет). Но если бы и вернула, он считал своей обязанностью поставить в известность полицию-со ссылкой на параграфы о подлоге-и довести дело до суда. Боб обдумал все и написал ему, чтобы пришел в контору в субботу 27 февраля. И что он все разъяснит. - А сам принялся за дело и опорожнил один из ящиков для бумаг. Между прочим, как провел Смоллбон последнюю неделю? На распродаже антикварного стекла в Хемл Хемпстед? - Этого мы пока не знаем, - признал Хейзелридж. - Но узнаем, - добавил он со спокойной уверенностью. - Не сомневаюсь, - уважение Боуна к результатам рутинной полицейской работы все возрастало. - И что было дальше? - Смоллбон поверил письму и принял приглашение. Думал, что ответ его может удовлетворить. Это письмо мы и нашли. Послано было оно на домашний адрес Боба. Потому и не было зарегистрировано. - Лично Бобу? - Да. Нужно было собраться целому совещанию секретарш, чтобы обратить внимание на разницу между началом:»-Дорогой Хорниман. «и»Дорогой мистер Хорниман». - И Боб носил его в кармане и потерял в конторе? - Что-нибудь вроде этого. Конечно, в общих чертах. Детали дополним позднее. В субботу утром Маркус Смоллбон прибыл в Линкольнс Инн в четверть первого, как было условлено. Боб там его ждал уже один. Постарался договориться, но все было напрасно. Значит, оставался только другой выход. В ящик-и с концами! Ключ можно выбросить и сделать вид, что ничего не знает. - Для такого нужны крепкие нервы, - делать вид что ничего не случилось. - Да, - признал Хейзелридж. - Вам бы следовало прочесть его послужной список, - как-то не по теме добавил он. - Знаете, что он получил крест»За храбрость», и вполне заслуженно? За конвои в Арктике. Боун на миг задумался и сказал: - Есть какие-нибудь прямые улики? - При расследовании убийств редко попадаются прямые улики, - спокойно заявил Хейзелридж. - Но у нас уже немало косвенных. И они начинают стыковаться друг с другом. Больше вам сказать пока не могу. Например, возьмите время второго убийства. У четверых нет алиби на критическое время. Но Боб Хорниман, насколько я знаю, единственный, кто постарался создать фальшивое алиби. - Вы в этом уверены? - В душе я уверен. Хочу вызвать в качестве свидетелей всех официанток из ресторана, где якобы ужинал Боб, и все они поклянутся, что никогда в жизни его не видели. Это легко проверить. - Что-нибудь еще? - Пока только одно. По словам Боба, в ту субботу он был в конторе с мисс Милдмэй до двенадцати. Положим, что они ошиблись и ушли из конторы минут за пять до полудня. Не будем спорить из-за десяти-пятнадцати минут. Но как вы объясните факт, что один клиент звонил в вашу контору три раза в одиннадцать часов и никто не снял трубку? - Гм. А как это объясняете вы? - Мне объяснять незачем. Пусть это делает Боб Хорниман. Но положим, что он избавился от мисс Милдмэй пораньше-скажем, заявил, что для нее работы нет, - и что потом попросил ее ничего не говорить. А у него было слишком много хлопот, чтобы ликвидировать все эти бумаги и книги. - Да, - протянул Боун. Он как раз кое-что вспомнил. Вспомнил, как взглянула Анна Милдмэй на Боба Хорнимана на торжественном банкете в первый день его работы в фирме. Десять дней назад. А казалось ему, так давно. Ему казалось. Он вскочил с кресла. - Если я вам больше не нужен, я пойду. - Вызвать вам такси? - Нет, спасибо, я пойду пешком. - В самом деле? - В самом деле. - Ну, если что-то станет известно, я вам позвоню. Оставайтесь в контакте со мной. - Ладно, - Боун торопливо ушел. Хейзелридж задумчиво посмотрел ему вслед. Боун действительно прошел весь путь домой пешком. Это пришло ему в голову совершенно неожиданно-жуткая мысль, что Боб Хорниман и вправду убийца и что его за это в самом деле повесят; что ему привяжут руки к телу, а на голову наденут мешок, что ему придется ступить на вычерченную мелом букву»Т» на люке и что его собственный вес сломает ему хребет. До сих пор его увлекал механизм следствия, и вперед он не заглядывал. Зато теперь ему было очень плохо. Не то, чтобы он близко знал Боба. Вряд ли мог назвать его приятелем. Но они ходили в одну школу. Боб отличился в войне, всегда держался с Боуном по-приятельски, и вообще тому нравился. - «Если бы он хоть остановился на первой жертве, - говорил себе Боун. - Ту бы можно было простить. Не с точки зрения права-у закона слишком зашоренные взгляды на святость жизни индивидуумов типа мистера Смоллбона-но хотя бы в глазах его друзей. Ни один из них пальцем бы не шевельнул для его разоблачения. Но убить эту патетическую, глупенькую и безвредную мисс Читтеринг! Только для самозащиты.» - Я на вашем месте не лез бы под автобус, молодой человек, - заметил ему констебль на углу Олдвич. - По крайней мере, пока он не остановится. Наезды со смертельным исходом неприятно нарушают дорожное движение. - Простите, задумался. Уже осторожнее Боун миновал здание суда и Белл Ярд. Теперь ему в голову пришла иная мысль. Каково бы было его положение как партнера, если бы осуществилась недавняя идея Боба? Если Боб уже перевел бы пай на него и тихо исчез на свою ферму в Корнуэлле, прежде чем все вышло бы наружу? Напоминание Фермерской лиги об очередном взносе стало бы роковой спичкой в бочке с порохом. А что если до того Боб сумел бы как-нибудь рассчитаться? - «Нет, этот парень - мошенник, - сурово сказал себе Боун. - Нечего пылать к нему симпатией. И еще такой хладнокровный убийца!» Неприятные мысли не уходили. Если версия полиции верна, нет ли тут еще одного человека, у которого Боб теперь в руках? Анна Милдмэй? Боун сказал себе, что не хотел бы, явившись в понедельник в контору, выяснить, что Анна отправилась следом за мисс Читтеринг. Генри вернулся в контору, изнывая от желания позвонить Хейзелриджу. Но решил, что с небольшой помощью может справиться и сам. По крайней мере один надежный помощник у него был. Вызвал мисс Корнель. Времени для околичностей не было. - Вы в хороших отношениях с мисс Милдмэй, не так ли? Мисс Корнель удивленно взглянула на него, но ограничилась только сухим»Да». - Хорошо. А не могли бы вы как-то так устроить, чтобы она провела этот уикэнд у вас? - С вечера пятницы до вечера воскресенья? - Этого хватило бы. - Могу пригласить, - кивнула мисс Корнель. - Нет, погодите, я в эту субботу дежурю. - Завтра будет закрыто, - сказал Генри. - Так распорядился мистер Крейн. - Да, фирма катится под гору, - заметила мисс Корнель. - Полагаю, нет смысла спрашивать вас, в чем дело? - Лучше бы не надо, - ответил Генри. - Только на двое суток. Мисс Корнель быстро взглянула на него. - Ага, так вот в чем дело. Ну ладно, я попытаюсь. Но, возможно, у нее уже свои планы. - Так отговорите ее, - настаивал Боун. - Да, Чарли, что тебе? - Мистер Крейн хочет немедленно поговорить с вами, мистер Боун. - Уже иду. Крейн читал какое-то письмо. Генри никогда еще не приходилось видеть маленького толстяка таким озабоченным. - Видимо, вы сами понадобитесь нам куда больше, чем ваши деньги, - сказал он. - Что случилось? - Берли вышел из игры, - сообщил мистер Крейн. - Вот, все здесь. Все в этом письме. Он отказывается от всего, даже не требует назад свой учредительный пай. - И что будет дальше? - поинтересовался Боун. Ему стало казаться, что стоит на миг закрыть глаза-и окажется, что фирма перешла под начало герцога Ланкастерского. - Его пай видимо будет разделен между остальными партнерами, - подумав, сообщил мистер Крейн. - Так что за свои деньги вы получите гораздо больше. - Гм. - протянул Генри. - Полагаю, что в понедельник я смогу вам дать тот или иной ответ. Он подумал, что за уикэнд ему нужно разрешить уйму проблем. IY Но самые удивительные события этого тяжелого дня были еще впереди. Боун ушел из конторы в шесть часов, дома рассеянно съел что-то приготовленное миссис Маджоли, и отправился на вечернюю прогулку. Тучи висели низко, собирался дождь, и Боун застегнул под горлом непромокаемый плащ, полный решимости выбросить из головы все мысли о фирме «Хорниман, Берли и Крейн.» Перед входом в концертный зал Темпл Холл вдруг заметил знакомое имя. Оно значилось на афише, сообщающей, что в тот вечер выступает хор»Справедливость»с баховскими»Страстями по Матфею». Главными солистами были известные певцы, а шрифтом поменьше значилось:»Второй тенор-Юстас Коккерил». - «Двух людей с такой фамилией быть не может, «- подумал он. Тихо открыл двери и вошел. Маленький зал был полон, и поскольку никто его не заметил, Боун тихонько встал за колонну и стал слушать. Хор уже заканчивал первую часть. Хорал»И восстанешь. «подходил к концу и по басовым и теноровым речитативам Боун решил, что пришло время. Второй состав уже был на ногах, и Боун увидел Коккерила, который тихонько присоединился к ним. Все его поведение было отмечено несомненной уверенностью в себе и после первых нот «О горе, горе! «впечатление Боуна подтвердилось. У Коккерила был не просто хороший, красивый голос. Правда, ему недоставало концертного блеска, каким отличается исполнение профессионала, но это полностью компенсировали чистый тон, исключительная модуляция и трогательная непосредственность. «- О, горе! «- Как будто слова эти певец произносил впервые. Хор зарыдал: - Господь мой, почему ты должен так страдать? И тенор вновь зазвенел: - Перед судом предстанешь. Слова влекли за собой цепочку образов, как несмонтированный фильм; начиная со старого судьи, обрекающего на смерть, и кончая хмурым рассветом на тесном дворе, обнесенном высокой стеною. Когда Боун в мыслях вернулся на землю, Коккерил уже начинал свое второе соло «Господа святого чтить буду. «Для любителя партия сложная, но певец блестяще справился с нею, словно и не замечая трудностей. С исключительным вдохновением выводил долгие пассажи, пока голос его не растворился в заключительном хорале. Когда отзвучали последние ноты, Боун торопливо окинул взором публику и убедился, что в восторге не один он. Слушатели отдали должное прочувствованному исполнению мгновением мертвой тишины, перешедшей в тот легкий шумок, который обычно следует после напряженного внимания. И тут Боун увидел еще кое-что. В трех рядах перед собой он заметил голову на крепкой шее, переходившей в могучие плечи деревенского кузнеца. Эту фигуру нельзя было не узнать. Он немало удивился, что же привело инспектора Хейзелриджа в тот вечер в концертный зал Темпл Холл.. 14. Суббота ПОДГОТОВКА К ЗАВЕРШЕНИЮ I Дом может оказаться жилым, но совсем не таким, как дом, означенный в купчей.      Бикертон Пратт. «Практика операций с недвижимостью». - Ага, - протянул заместитель начальника полиции. Нарисовал в лежавшем перед ним блокноте рассерженного кролика, на минутку задумался, вытащил из нагрудного кармана пиджака четырехцветную ручку и пририсовал ему клетчатый галстук. - Теперь ваш ход, - заметил он. - Не вижу иной возможности, - согласился Хейзелридж. - Проблема в том, что все эти новые материалы пришли в последнюю минуту, так что у меня еще не было времени его о ни о чем спросить. - Но вы его уже допрашивали. - Предварительно-как и всех остальных. - Гм. - заместитель вернулся к своему кролику, и одарил его цилиндром, моноклем и наконец деревянной ногой. - У него явно была возможность совершить оба убийства. Метода соответствует его возможностям. И доводов было достаточно. - В известном смысле даже слишком. - К чему вы это говорите? - Тут вот в чем дело, - осторожно начал Хейзелридж. - Я всегда был убежден, что определенный тип людей убивает в припадке ярости, и совсем иной-ради корысти. А тут, похоже, было и то и другое. - Это можете оставить для апелляционного суда, - цинично бросил заместитель. II II - Мне это совсем не нравится, - сказал сержант Роллс. Они с Хейзелриджем стояли в тени на Си Лейн. Где-то впереди неясным пятном белел домик. Видимость была весьма паршивая. - Он приплыл сюда в четыре часа. Целый день гонял по устью реки-без видимой цели, словно изучал местность. Это кутер в тридцать два фута с подвесным мотором «остин». Для такого судна нужен экипаж в два человека, - но он справляется один, и любо дорого смотреть как. - И вообще не сходил на берег? - Сходил. Заходил в дом выпить чаю, который приготовила ему миссис Малле. Потом снова вернулся на борт. И до сих пор там. - Что он делает? - Сидит, наверное, - пожал плечами Роллс. - Главное, что он все еще здесь. Что никуда не смылся. - У вас глаза лучше моих, - с завистью заметил Хейзелридж. Он едва различал контуры дома, а тем более того, что за ним. - Я привык к темноте, - заметил сержант. - Но кто это? А, миссис Малле. Перед ними вынырнула плотная фигура в плаще. - А вы что здесь делаете? - спросила миссис Малле. - Пикник полиции? - Придержите язык, миссис Малле. Это старший инспектор Хейзелридж из Скотланд Ярда. - Мы уже знакомы, - сказала миссис Малле. - Он хотел бы знать, что делает Хорниман-младший на яхте. - Мы живем в свободной стране, разве не так? - спросила миссис Малле. - Если вас это интересует, пойдите и спросите. - Недурная идея, - согласился Хейзелридж. - Но если не возражаете, я предпочел бы, чтоб это сделали вы. - Да ради Бога, - равнодушно согласилась миссис Малле, но оба заметили, что ее черные глаза вспыхнули от любопытства. Она исчезла за углом. Мужчины незаметно потянулись следом. Из темноты донесся голос Боба Хорнимана. - Это вы, миссис Малле? - Да, сэр, это я. Принесла вам молоко к ужину. Не пойдете наверх? - Пока нет, - ответил Боб. Едва ощутимое поначалу напряжение в его голосе было теперь вполне заметным. - Будьте так добры, оставьте его за дверью. Телеграмма еще не пришла? - Когда я уходила, еще нет, - сказала миссис Малле, поднялась с причала в гору и сообщила: - Видели? Ничего не сказал. - Ладно, - протянул Хейзелридж, - придется рискнуть. Ситуация чем дальше, тем меньше ему нравилась. Теперь он уже различал силуэт Боба на фоне бликов на воде. Казалось, тот сидит, скорчившись и скрестив ноги, на низкой крыше рубки и не обращая внимания на холодный вечерний бриз, смотрит на воду. Яхта стояла на одном кормовом якоре футах в десяти от пирса, который сам футов на пятнадцать выступал в залив. Расстояние явно было слишком велико, чтобы Боб мог отважиться его перепрыгнуть. Но с того момента, как заместитель спросил, может ли по его мнению Боб решиться бежать, Хейзелриджа мучало неприятное чувство, что он знает, как ответить. Но тогда не ответил. Ему казалось глупым предсказывать то, что и так скоро станет ясно. Инспектор глубоко вздохнул. - Мистер Хорниман! - Да? Что вам угодно? - Это инспектор Хейзелридж. Мне нужно с вами поговорить. Наступила короткая пауза. - Вы выбрали чертовски странное место, - заметил Боб. - Знаю, но то, что я вам хочу сказать, крайне важно. Наступила пауза подольше. - Нам не стоит перекрикиваться через залив, - Боб поднялся. - Как известно, звук разносится над водой Бог весть куда. Боб развернул яхту так, что просвет между берегом и кормой значительно уменьшился, и прыгнул на берег, где пришвартовал свой корабль к стальному кнехту. - Пойдемте в кухню, - предложил он ничего не выражавшим голосом. Хейзелридж последовал за ним по узкой каменистой дорожке. Он не мог сказать, облегчение испытывает, или удивление. И десять минут спустя все еще не был уверен в этом. - «Боб Хорниман от вопросов не уклоняется, - думал он, - но и полной правды не говорит. «Они сидели лицом к лицу в кухне. В свете сильной лампы без абажура лицо Боба казалось еще бледнее обычного, глаза за толстыми стеклами глядели настороженно. Неожиданно он перебил инспектора на полуслове. - Можете ответить мне на один вопрос? - Если смогу, - ответил Хейзелридж. - Вы думаете, Смоллбона убил я? Это был едва ли не единственный вопрос, которого Хейзелридж предпочел бы избежать. Но прежде чем он попытался выиграть время, Боб продолжал с оттенком иронии в голосе: - Вы думали, что я тут сижу и думаю, топиться мне или не топиться, да? - Я. - Послушайте, инспектор, если я вам дам честное слово, что на самом деле существует объяснение для некоторых нестыковок в моих показаниях про то субботнее утро и вечер четверга, но они не имеют ничего общего ни со смертью Смоллбона, ни со смертью мисс Читтеринг-вы могли бы мне поверить? - Нет, - твердо заявил Хейзелридж. - Не имею права. - Ну ладно, - челюсть Боба воинственно выдвинулась вперед, - вероятно, я не могу запретить вам шастать здесь и вынюхивать всяческую информацию. Но помогать я вам в этом не буду, и не рассчитывайте. - В таком случае, - Хейзелридж глубоко вздохнул, - мне ничего не остается, как предупредить вас. Раздался столь громкий стук в дверь, что оба подскочили. И прежде чем кто-то из них успел сказать хоть слово, двери распахнулись и в них появился старик Малле. Он едва переводил дух и был красен от возбуждения. - Пришла! - крикнул он. - Я думал, что она нужна вам срочно-вот и несу. - Мистер Малле размахивал вскрытой телеграммой. И поскольку понял, что нужно что-то добавить в объяснение, заявил: - Все в порядке, сэр, я уже взглянул. Боб расправил на столе оранжевый бланк, Хейзелридж заглянул ему через плечо. «А-Z отрицательные. Макнейл.» - Слава Богу! - выдохнул Боб. - Вы меня на минутку простите, но я должен позвонить. Боб выскочил из кухни в прихожую, был слышен звук снятой трубки. - Вы не знаете случайно, о чем идет речь? - поинтересовался Хейзелридж. И заметил, что обращается к миссис Малле, которая выросла за спиной мужа как из под земли. - Междугороднюю, - говорил в прихожей Боб. - Севенокс ноль семь шесть три два. - Ну конечно о той девушке, - заявила миссис Малле, - что сюда ездила на субботы и воскресенья. - Господи! - воскликнул Хейзелридж. - Конечно! Ну я и болван! - Десять минут? Я подожду. Боб вернулся в кухню. Он держался так прямо, что казался внезапно подросшим. - Так, теперь-что вы хотели знать? - Если можно-правду, - предложил Хейзелридж. - Если, конечно, вы не возражаете. - Нет, вот миссис Малле знает все, - сказал Боб. - Увидев вас впервые, она решила, что вы детектив по разводам. Но, впрочем, думаю, что лучше будет нам поговорить с глазу на глаз. Могли бы вы с мужем на минутку выйти в соседнюю комнату, миссис Малле? Растопите камин и откройте одну из тех бутылок, что в шкафу. И приготовьте бокалы. Полагаю, нам есть что отметить. - Бутылками займусь я, капитан, - торопливо взял инициативу в свои руки мистер Малле, который сразу распознал выгодное занятие. - Предоставьте это мне. - Так, мистер Хорниман, - сказал Хейзелридж, - теперь вы поясните мне, о чем идет речь? - Ну разумеется об Анне Милдмэй, - ответил Боб. - Я ее ужасно люблю и через семь с половиной минут собираюсь просить ее руки. - А телеграмма была. - Ну да. Я думал. мы оба думали, что у нас будет ребенок. Мой ребенок. Теперь знаем, что нет. Две недели назад она сдала пробу Ашхайм-Зондека. И телеграмма как раз об этом. Понимаете? Если ребенка не будет, все гораздо проще. Могу просить ее руки. - Я бы скорее полагал, - неуверенно заметил Хейзелридж, - что если бы она и вправду ждала ребенка, ваша обязанность. - Вот именно, - согласился Боб. - Я чувствовал бы себя обязанным. А это худшее основа для супружества. Теперь же все в порядке. - Ну, ваше дело, - согласился Хейзелридж. - В конце концов это вам жениться. А теперь вы могли бы мне пояснить. - Разумеется, - согласился Боб. - Короче, в тот вечер, когда убили мисс Читтеринг, мы, разумеется, ужинали вместе. Не в том заведении на Стренде, а в одном маленьком ресторанчике на Флит стрит. Там был заказан столик на три четверти седьмого. - Вас там знают? - Должны бы знать, - усмехнулся Боб. - Я регулярно хожу туда последних десять лет. Это маленькое заведение-только хозяин и его брат, который обслуживает клиентов. Оба меня знают. Хейзелридж умел распознать правду, когда ее слышал. - На всякий случай дайте мне адрес, - сказал он. - А что с субботой? - Ну, - протянул Боб, - это весьма прискорбное обстоятельство. Ведь в тот день. короче, в тот день все и началось. Хейзелридж с минуту смотрел на него, и вдруг невольно рассмеялся. - То есть тогда вы. - Ну, - растерянно кивнул Боб, - вот именно. - Тогда неудивительно, что вам некогда было отвечать на телефонные звонки, - заметил Хейзелридж. - Еще бы, - вздохнул Боб. - Вы можете представить, что особого желания работать у нас не было. Так что мы смылись оттуда в четверть двенадцатого и успели еще на последний поезд в Шеффхем. Тут он останавливается в два часа. Миссис Малле вам это подтвердит. минутку, телефон! Боб ринулся к дверям. Хейзелридж, который встал и с удовольствием стал греть поясницу у камина, слышал, как Боб говорит в трубку: - Севенокс? А, это вы, мисс Корнель? Могу я поговорить с мисс Милдмэй? Пауза. - Анна, милочка, все в порядке. Хейзелридж прикрыл дверь и вернулся на свое место у камина. Уже не слышал, что говорит Боб, но по тону решил, что действительно все в полном порядке. III - Божественный вид, - заявила толстуха в туристских шортах. - Вот уж точно, - поддержала ее спутница. - Дикая природа, - продолжала толстуха. - Так ведь принято говорить, да? - Точно. - Доступная каждому, правда? - не унималась толстуха. - Билеты дорожают, на спортивные товары-налоги, а за так называемый обед изволь платить четыре с половиной шиллинга. - Вот уж точно, - согласилась подруга. - Вот перед войной, - продолжала толстуха, - я прошла пешком весь озерный край. Ночевала в молодежных лагерях. Продолжалось это десять дней и стоило мне три фунта шестнадцать шиллингов и восемь пенсов, включая дорогу. - Ну нет, - ужаснулась спутница, - невероятно! Было девять вечера. Хейзелридж сидел в купе третьего класса, возвращаясь в Лондон. Когда он сел, купе было пустым, но в Ипсвиче подсела эта парочка. Сам он был глубоко погружен в размышления. Перебирал все дело с самого начала, чтобы понять, как оно выглядит теперь без главного героя. Ибо Хейзелридж был убежден, что Боб Хорниман тут ни при чем. Не то чтобы его алиби на субботнее утро многого стоило. Мог убить Смоллбона и еще успеть на дневной поезд в Шеффхем. И никто не мог признать показания девушки, которая в него влюблена, особо убедительными. Но Хейзелридж основывал свою уверенность в невиновности Боба на единственной реальной возможности-что оба убийства одних рук дело. Никто, как бы хитер и ловок он не был, не сумел бы подделать ту неповторимую затяжку влево, которой были отмечены оба убийства. А если Боб без четверти семь был в ресторане в Сохо, он не мог убить мисс Читтеринг. Его алиби, конечно, нужно проверить, но Хейзелридж был уверен, что так все и было. Ясно было и то, что разъяснения Боба не снимают всех вопросов. Впрочем, в таком случае любые разъяснения были бы весьма уязвимыми. Например, Боб утверждает, что о том письме, что нашли в секретариате, ничего не знает. Что он его никогда не получал. Если он говорит правду, то выходит, что письмо подбросили. Такую возможность Хейзелридж вообще-то все время имел ввиду: с той самой минуты, как заметил следы от скрепки в верхнем левом углу листа. Вспомнил, что люди часто прикалывают чеки или квитанции к чистому листу бумаги, подписанному или без подписи. Адвокаты такие письма получают ежедневно. Кроме того, Хейзелридж вспомнил рассказ сержанта Пламптри, что Смоллбон приколол свой последний чек за квартиру к листу бумаги и оставил на столе миссис Таккер. Так что подобное письмо от Смоллбона в конторе мог получить кто угодно. Достаточно было отколоть чек и впечатать на листе бумаги на пространстве между заголовком и подписью подходящую фразу. - Можешь видеть это на Паддингтонском вокзале, - говорила толстуха, - когда едут в Торки или Пэйнтон или куда еще. Везут с собой горы чемоданов. Это отдыхом не назовешь. - Это уж точно, - опять согласилась ее спутница. - То ли дело приличный рюкзак, - и толстуха гордо показала на свой основательно набитый рюкзак, который лежал на сиденьи рядом с ней. И тут последний элемент головоломки стал на место. - Господи, ну мы и идиоты! - заявил вдруг Хейзелридж в полный голос. Девицы аж подскочили. Хейзелридж, умевший разбирать по губам, заметил, что толстуха шепнула: - Пьяный вдрызг! И впервые ее спутница высказала иное мнение: - Псих! - Когда следующая станция? - спросил Хейзелридж. Толстуха ухватила свою окованную металлом трость и торопливо смерила взглядом расстояние до двери в коридор. - Этот поезд уже нигде не останавливается, - выдавила она. - Едет прямо до Лондона. - Значит нужно его остановить, - заявил Хейзелридж, завидев в окно огни приближавшегося города. Прежде чем спутницы успели осознать его замысел, Хейзелридж встал, протянул руку и рванул стоп-кран. Лучше выбрать момент он не мог, даже если бы хотел. Миг ничего не происходило, прежде чем сработала воздушная система. Потом последовала серия рывков и скорость заметно упала. За окнами зарево распалось на отдельные освещенные пятна, поезд длинно зашипел и остановился прямо у перрона небольшого вокзала. Хейзелридж выскочил еще прежде, чем поезд остановился. Двери с надписью»Дежурный по станции» распахнулись, выпуская потрясенного и пышущего гневом дежурного. Хейзелридж тут же остановил его, предъявил документы и буквально впихнул обратно. - Мне нужно позвонить. У вас есть дежурная связь. Соедините меня немедленно со Скотланд Ярдом. Дежурный занялся телефоном. Хейзелридж выглянул на платформу. По всей длине состава из окон торчали головы, Хейзелридж заметил свет фонаря проводника, направлявшегося к зданию вокзала. Решил, что ситуация в его руках. Через несколько секунд уже говорил с сержантом Пламптри. - Слушайте меня и ни о чем не спрашивайте. Я только что остановил поезд и времени в обрез. Найдите Хеймана-продавца из магазина спортивных товаров на Стренде-да, приятеля мисс Читтеринг. Я хочу знать, кто купил там рюкзак в субботу-минутку-в субботу двадцатого февраля днем. Большой зеленый рюкзак. Покажите ему все фотографии. Да, я знаю. что сейчас субботний вечер. Меня не интересует, как вы все организуете. Потребуйте в помощь столько народу, сколько сочтете нужным. Если его не будет дома, объявите общий поиск и ловите его где хотите. Мой поезд прибывает на вокзал Ливерпуль стрит в четверть одиннадцатого, и вы должны добыть информацию к этому времени. Встречайте меня на вокзале с полицейской машиной и хорошим водителем. Знаю, что времени мало, но ничего не поделаешь. Хейзелридж повесил трубку, вежливо поблагодарил дежурного и вышел на перрон прямо в объятия крайне недоверчивого проводника. Было девять часов пятнадцать минут.. 15. Вечер субботы ЗАВЕРШЕНИЕ I Нельзя воспоминание вызвать силой; оно должно прийти само собой как естественная ассоциация, но может всплыть, когда мы меньше всего об этом думаем, благодаря случайным обстоятельствам или событиям, причем когда мы давно уже сдались и перестали ждать.      Хейзлит, «О действенном учении» В тот вечер около девяти Боун сидел в своей мансарде под портретом гордой дамы (которая была его бабушкой) и размышлял о развитии автоматических калькуляторов. Как раз недавно видел он демонстрацию новейшей модели. Отдельные задачи помещались на бумажных карточках, помеченных комбинациями круглых и продолговатых отверстий, изображавших цифры. Машина справилась с любым заданием, на которое способна была самая дикая фантазия математика. Больше всего Боуну понравилось, когда в машину вложили неверно закодированную карточку и машина почти по человечески захныкала, замигала красной лампочкой и карточку выбросила. Боун подумал, что так же неверна версия, что убийца-Боб Хорниман. Как ни пытался он вложить эту карточку в механизм своего мозга, та тут же вылетала обратно. В общем-то это вопрос доказательств. Один из приведенных доводов может быть верен, но все вместе взятые не имеют смысла. Вполне можно представить тип безрассудного человека с горячей головой и буйным сердцем, который пришел к выводу, что если Смоллбон способен терроризировать смертельно больного человека, то будет лучше, если Смоллбон умрет. Такого мнения мог придерживаться целый ряд людей, ибо Абель Хорниман при всех своих недостатках способен был вызывать в людях преданность и любовь. С другой стороны, можно представить тип человека хладнокровного, который рассчитал, что когда заткнет Смоллбону рот и отдалит раскрытие подлога с закладной, получит время, чтобы продать свой пай в фирме и исчезнуть с двадцатью тысячами фунтов. Но попытаться соединить эти характеры в одном лице-бессмыслица. Кроме того, нужно иметь ввиду, что если Боб Хорниман совершил убийство в ту субботу днем в конторе, об этом должна была знать Анна Милдмэй. Показания обоих это доказывают. Утверждают, что ушли из конторы минут в десять первого, и разошлись почти сразу. Если Смоллбон должен был прийти в четверть первого (смотри его письмо) это могло означать, что или оба лгут насчет времени, или Боб из конторы вообще не уходил, а мисс Милдмэй принудил к лжесвидетельству. Но в этом случае Анна должна была все время знать, что Боб-убийца. А этому Боун отказывался верить. Нет, между ними что-то есть-для этого не нужен особый талант наблюдателя. Анна Милдмэй зла на Боба, поскольку он ее чем-то обидел, и между ними сильно эмоциональное напряжение. Но это не совместное сознание вины. А на вечер, когда была убита мисс Читтеринг, алиби Боба слишком примитивно: оно совсем не соответствует остальным звеньям тщательно продуманного плана. Может быть кто-то так невероятно неосторожен, чтобы случайно выронить письмо, которое его разоблачает? Но если Боб-не убийца, тут же открываются другие возможности. Например, как было с тем письмом? Все яснее, что речь шла о подлоге. Что оно было подброшено намеренно. Подброшено кем-то, кто чувствовал как над ним сгущаются подозрения и отчаянно старался их отвратить. Подброшено. Да, это может быть. Более чем вероятно. Цепь его рассуждений замкнулась. Та мелочь, которая наконец дала уверенность, была тривиальна, даже смешна. Касалась она формы обычного стального шурупа. Боун наконец-то восстановил в памяти события, которые привели к находке письма. Мисс Читтеринг хотела перевесить зеркало. Мисс Беллбейс-да, это мисс Беллбейс-предложила повесить его к окну. Он, Боун, предложил свою помощь. И когда все было уже почти готово, его вызвал Крейн и зеркало пришлось передать мисс Корнель. Он не знал, что случилось потом, но когда вернулся-буквально через минуту-все почему-то оказалось на полу. Мисс Корнель ползала в поисках шурупов. Один нашла у окна, второй-под своим столом, средним из трех столов в комнате. Так это было. И именно пытаясь достать шуруп, они обнаружили письмо. Иными словами, после отсечения всех побочных обстоятельств, мисс Корнель упустила шуруп возле окна у стола мисс Читтеринг, и сделала вид, что нашла его под своим столом посреди комнаты. И даже пояснила:»-Видно, закатился. «Боун припомнил, как Хейзелридж позднее мерял расстояние между столами - десять футов. - «Как, - спрашивал себя Боун, - как, черт возьми, шуруп мог откатиться на десять футов? Ведь он не способен откатиться и на десять дюймов-упав наземь, способен только кататься по кругу. Не может он откатиться даже по наклонной плоскости.» Встав, Боун заходил по комнате. Из драконьих зубов его размышлений вырастал еще более опасный, до зубов вооруженный вопрос. Но так или иначе, его нужно было разрешить, и как можно скорее. Подождать! Еще есть надежда-очень слабая надежда-что и теперь он может ошибаться. Боун отыскал в телефонной книге имя и набрал номер. Перри Кокейн был спортивным редактором воскресной газеты, и потому одним из немногих людей, о которых можно было быть уверенными, что в субботу вечером они будут в редакции. Перри шумно приветствовал Боуна и выслушал его без малейшего удивления. Ему казалось вполне естественным, что люди звонят ему по ночам, чтобы задать вопрос о спорте, где он был непревзойденным знатоком. - Да, - сказал он, - я ее прекрасно помню. Теперь она регулярно уже не играет. Нет, дружище, ты ее с кем-то спутал. Она играла правой. Разумеется, я совершенно уверен. Видел ее на поле тысячу раз. Такой первый удар, как у нее, не под силу ни одной женщине. - Премного тебе благодарен, - Боун повесил трубку. Теперь он был уверен. II Когда раздался телефонный звонок от Боба Хорнимана, Анна Милдмэй сидела в гостиной мисс Корнель-комнате уютной, но какой-то бесцветной. Большие снимки игроков в гольф, серебряные кубки и призы придавали ей скорее мужской вид, которому противоречили японские гравюры с цветами, безделушки литого стекла и большие вазы с красивыми букетами. Мисс Корнель, вернувшись от телефона, сообщила: - Это вас. Боб Хорниман. Кажется, откуда-то из Норфолка. Разговор был долгим. Когда Анна вернулась, хозяйка по глазам прочла, что произошло. - Он попросил моей руки, - сообщила Анна. - И что вы ему ответили? - поинтересовалась мисс Корнель. - Сказала «да», - задумчиво произнесла Анна, словно всматриваясь в новые, волнующие и прекрасные перспективы невесты и жены. - Думаю, мы с ним уживемся, - сказала она. - В мое время, - заметила мисс Корнель, - такие вещи происходили где-нибудь в зимнем саду или в оранжерее далеко заполночь под звуки вальса, а не в междугородном разговоре с чужой квартиры. - Я должна извиниться за него, - сказала Анна, - но были некоторые проблемы. Я все вам расскажу. И так она и сделала. - Понимаю, - протянула мисс Корнель. - А что бы вы делали, случись наоборот? Простите мне нескромность, но ребенка вы бы оставили? - Внебрачного? - спросила Анна. - Нет, вряд ли. Я не знаю. Но все равно, сейчас-то все в порядке. - Позвольте мне тогда пожелать вам счастья, - улыбнулась мисс Корнель. - Между прочим, - заметила Анна, - мне кое-что осталось неясным. Кажется, у него там был Хейзелридж. - Инспектор Хейзелридж? - Да. Надеюсь, он не думает. Нет, это невозможно. - Что невозможно? - Не может же он думать, - Анна неуверенно усмехнулась, - что Боб. Короче, что у него на совести эти убийства. - Конечно нет, - протянула мисс Корнель. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, как у нее чуть напряглись мышцы нижней челюсти и ушел в себя взгляд серых глаз. - А у него есть повод так думать? - Тут вот в чем дело, - пояснила Анна. - Нам обоим пришлось многое скрывать. Каждый раз, когда что-то происходило, мы оказывались в это замешаны. Тогда в субботу утром. Она пояснила, что произошло в субботу утром, с откровенностью современной девушки, и мисс Корнель неуверенно заметила: - Это значит, что вы обеспечиваете друг другу алиби? - Вот именно, - сказала Анна, - а это звучит не слишком правдоподобно, я знаю. Но в тот вечер, когда убили мисс Читтеринг, все железно. Мы ужинали в одном ресторанчике на Флит стрит. Боба там хорошо знают. И он заказал по телефону стол на без четверти семь. - И вы были там в это время? - Думаю, чуть раньше. Кельнер-он же брат хозяина-сказал Бобу что-то вроде:»-Вы как всегда вовремя», - а Боб ответил:»-У вас часы спешат. Мы пришли даже раньше. «Когда мы садились за стол, было примерно без двадцати семь. А туда мы шли пешком. Также как и Хейзелридж, миссис Корнель могла понять, когда кто-то говорит правду. Помолчав, она встала, подошла к буфету и вернулась с темною квадратною бутылкой в руке. - Нужно выпить за здоровье счастливой пары. Вы пока откройте, я схожу за бокалами. Через несколько минут она вернулась с двумя бокалами зеленого стекла. Налив в каждый пальца на три, придвинула Анне тот, что стоял ближе, заметив при этом: - И не портите это водой! Анна глотнула и поперхнулась. - Крепко как! - Я думаю, - гордо согласилась мисс Корнель. - Это настоящий довоенный «Глен Лайвет». Получила я эту бутылку в тридцать восьмом году, когда выиграла турнир в Отертоне. Они пили в почтительном молчании. - Это было за ваше здоровье, - нарушила тишину мисс Корнель. - А теперь еще по одной за здоровье вашего будущего. - Я бы лучше не. - попыталась перебить Анна. - Ничего, покрепче уснете, - бодро настаивала мисс Корнель. - Да, - пожаловалась Анна, - я уже и так ничего не вижу. III - Скотланд Ярд? - Да, Скотланд Ярд слушает. Дежурный у телефона. - Это срочно. Соедините меня пожалуйста. - Объявить тревогу? - Нет, это не сигнал «девять - девять-девять», если вы его имеете ввиду, - сказал Боун. - Мне нужно срочно связаться с инспектором Хейзелриджем. - Постараюсь его найти. - Это по делу об убийстве в Линкольнс Инн. - Минутку, пожалуйста. Наступила пауза, потом что-то щелкнуло и новый голос произнес: - Инспектор Пикап слушает. Чем могу служить? Боуну уже приходилось слышать это имя одного из коллег Хейзелриджа. Он начал: - Это Боун. Нужно срочно связаться с инспектором Хейзелриджем. - Боюсь, пока это невозможно, - ответил Пикап. - Этим вечером инспектор должен вернуться из Норфолка. - Когда приходит его поезд? - Прибыл четверть часа назад. Инспектор остановил состав где-то по пути и звонил сюда, чтобы на вокзале его встречали с машиной. Но куда поедет, не сказал. - А где сержант Пламптри? - Сержант Пламптри поехал его встречать. - Черт возьми, - протянул Боун. - Если у вас есть какая-то информация, - предложил инспектор Пикап, - можете передать ее мне. Я замещаю инспектора Хейзелриджа на время его отсутствия. Боун колебался. Представил, как по телефону пытается объяснить постороннему человеку, как движется шуруп по наклонной плоскости. Или факт, что люди, долго игравшие в гольф, развивают сильные запястья. А когда играют правой рукой, левое запястье у них сильнее правого. - Нет, - протянул он, - ничего срочного. И повесил трубку. На миг ему пришло в голову связаться с дежурным по вокзалу Ливерпуль стрит, но едва рука его потянулась к телефону, он сообразил, что сейчас состав уже убран от перрона и все пассажиры разошлись. Оставалось только действовать самому. Свою машину Боун держал в частном гараже неподалеку от дома. Это был «моррис»1937 года, который не годился в короли автострад, но надежная машина, если с ней умело обращаться. Боун рассудил, что в этот поздний час движение на Блефферс Бридж будет небольшим. Надеялся, что с фарами у него все в порядке. Раньше никогда он не ездил в Севенокс по шоссе, но знал, что это к западу от Мейдстона, и решил, что если ехать по Олд Кент роад на Нью Кросс и свернуть направо на Льюишем, то окажется неподалеку от цели. Ну а там придется поспрашивать. Переехав Темзу, обогнул круговую развязку возле Элефант энд Кастл, зиявшую пустотой в холодном неоновом свете. Только потом позволил себе на миг задуматься над тем, что делать, когда будет на месте. Что, если найдет обоих спокойно спящими в постели? Может быть, попросить Анн Милдмэй немедленно вернуться с ним в Лондон? И таким образом предупредить мисс Корнель? И даже если выводы, к которым он пришел, верны, грозит ли Анне какая-то опасность? Осторожно, кошка! - «Грозит ей опасность или не грозит, - говорил себе Боун, поворачивая на трамвайных путях в Льюишеме, - там она оказалась по моей вине, и я отвечаю, чтобы с ней ничего не случилось. Лучше б дать обоим знать, что я там, разместиться где-нибудь в саду и переждать до утра. Сомневаюсь, что мисс Корнель на что-то отважится, видя меня под окнами». Где же Хейзелридж? Встречная машина дорожников, запоздавшая с возвращением, подсказала ему дорогу, и Боун направился на юг к Бромли. В мыслях он опять вернулся к мисс Корнель. Как же все они могли быть так глупы, чтоб не видеть то, что было прямо под носом? Разумеется, ни одно из ее алиби гроша ломаного не стоит. Первое-в субботу, когда с ней дежурил Эрик Даксфорд. Боун представлял, что это значило. Эрик, несомненно, явился в контору, минут десять покопался для приличия, а потом собрался и отправился на свою вторую работу. Боун даже вспомнил, что в дневнике Эрика была запись на 11 часов 13 февраля-как раз на ту субботу. И случайно ли мисс Корнель дежурила со столь удобным партнером? Вряд ли. Ведь дежурить должна была мисс Читтеринг. По словам мисс Корнель, та просила подменить ее. Но какую версию могла бы предложить мисс Читтеринг-если б кто-то догадался ее спросить? Не по этой ли причине мисс Читтеринг. Внимание! Развилка. «Севенокс-9 миль». Уже близко. Нет, на той субботе нужно было сосредоточиться с самого начала. Ведь они же знали, что Смоллбон был в живых до самого того утра. Вместо этого все пытались узнать, где провел он следующую неделю, и никому в голову не пришло. Но часто ли случается, что простейшая разгадка-и есть верная? Чего они только не нафантазировали про ключ от ящика! Ведь единственным, кто мог им завладеть простейшим образом, была мисс Корнель. Или вот проблема-как заманить Смоллбона на место в нужное время? Кто мог легче назначить встречу, как не мисс Корнель? Или о том, как письмо, бросающее тень на Боба, попало под стол мисс Корнель? И почему не было найдено раньше нужного момента? А тот вторник, когда погибла мисс Читтеринг. У мисс Корнель вообще не было алиби. Именно простота ее плана и сделала ее неуязвимой. Видимо, в тот вечер она вообще не пошла на вокзал Чаринг Кросс. Зачем это ей? С тем же успехом она могла сесть в поезд на Лондон Бридж или Ватерлоо. Был лишь некоторый риск, что среди попутчиков окажется кто-нибудь знакомый. Так что суматоха, вызванная отключением тока, ей пошла на пользу. Теперь внимание. Это где-нибудь поблизости. Боун вспомнил, как сержант Пламптри описывал свой визит в Севенокс и его слова, что вилла мисс Корнель лежит к северу от города. Нужно будет свернуть налево. Фары осветили указатель, и сразу вслед за этим Боун заметил полицейского, скрытого в тени живой изгороди. Боун резко затормозил. - Простите, я разыскиваю виллу «Ред Рафс». Там живет некая мисс Корнель. - Пятьсот ярдов дальше и направо, - невозмутимо ответил полицейский. Боун поблагодарил и уже тронулся с места, когда вдруг сообразил, что должен был бы взять того с собой. И тут в голову ему пришла другая мысль. Полицейский на его вопрос ответил мгновенно. И не было похоже, чтобы он находился на обычном обходе. Скорее уж он там за кем-то следил. Вот оно. Аккуратный палисадник. Низкая подстриженная живая изгородь. Боун заглушил мотор и неслышно проехал последние ярды. Потом вышел и погасил фары. В стеклах окон по фасаду отражался лунный свет, так что видно не было, есть ли свет за шторами. «Вряд ли, - решил Боун, - в доме слишком тихо». Приближаясь по мощеной дорожке к дому, он представлял в душе образ мисс Корнель, выходящей из дверей с улыбкой на губах и тяжелой клюшкой в мускулистой руке. Лунный свет и фантазия! И тут двери тихо отворились-но вышел из них инспектор Хейзелридж.. 16. Позднее ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ I По совету своих юристов в случае мисс Корнель суд ограничился одним обвинением-в убийстве Маркуса Смоллбона. По настоятельному совету своих адвокатов мисс Корнель созналась. Потому после формального слушания судья Арботнот вынес смертный приговор. А министру внутренних дел доложили, что хотя все известные обстоятельства душевного состояния приговоренной-ее фанатическая привязанность к бывшему работодателю и отсутствие каких-либо корыстных мотивов преступления-недостаточны, чтобы объявить ее недееспособной из-за нарушений психики, - тем не менее следует удовлетворить прошение о помиловании. По зрелом размышлении министр внутренних дел изменил приговор на пожизненное заключение. В тот день, когда это стало известно, состоялся любопытный разговор. II - Вы когда-нибудь допускали, что убийства мог совершить сержант Коккерил? - полюбопытствовал Боун. - Да, в начале он был в числе первых, - согласился Хейзелридж. - А что? - Теперь это уже вопрос чисто теоретический. Но мотив у него был-очень схожий с мотивом мисс Корнель. Вы знали, что в первую войну он был ординарцем Абеля? - Да. Мы это выяснили. - И у него были все возможности. - Верно. А как вы пришли к выводу, что он не убийца? - Когда я услышал его пение, - сказал Боун. - Этот человек-художник. Никто, исполняющий Баха, как он, не смог бы удавить человека стальной удавкой. Это сугубо утилитарный способ убийства. Художник бы слишком уважал красоту человеческого горла. Мог в приступе ярости застрелить или проткнуть клинком, или. Ну чего вы смеетесь? - Продолжайте, продолжайте, - извинился Хейзелридж. - Слушать вас-одно удовольствие. Уверяю, вы прекрасно бы вписались в нашу новую школу. Пикап вечно пересказывает мне их теории. Если следовать им, любое расследование превратилось бы в комбинацию анализа и гипноза. - Вы смеетесь, - обиженно заметил Боун, - но если думаете, что это ерунда, так что сами вы делали на том концерте? Я вас там видел. - Если вас так это интересует, - сказал Хейзелридж, - то я делал там то, что давно собирался-выяснял, как сержант Коккерил проводит свои субботние утра. - Как проводит. - Да. Вам не показалось странным, что он появляется в конторе в половине десятого-десять, потом на два - три часа исчезает и опять появляется в половине первого? Чем, вы думали, он в это время занят? - Пожалуй, именно об этом я никогда не задумывался, - признал Боун. - Но вижу по вам, что собираетесь сообщить. - Он ходил на репетиции, - гордо сообщил Хейзелридж. - Но я выяснил, что это еще не все. Один из его соседей, тоже поющий в этом хоре, всегда подвозил его на машине, потом поджидал и отвозил домой. Некий полковник Линкольн. Очень приличный человек и безупречный свидетель. Машину он всегда ставил на Нью Сквер, пока Коккерил запирал контору. Говорит, что Коккерил никогда не заставлял себя ждать больше пары минут. - Этого вполне достаточно. - И до того я был практически уверен, - продолжал Хейзелридж, - это только все подтвердило. Не раз я говорил, что главным моим кредо было то, что оба убийства совершило одно и то же лицо. Признаю, в свете того, что нам было известно, Коккерил вполне мог убить Смоллбона. Но ни в коем случае не мог проделать этого с мисс Читтеринг. - Послушайте, мне только что пришло в голову, - заметил Боун. - Ведь привратник Мейсон не был с ним в конторе. - Я знаю, что вы хотите сказать. Мне это тоже пришло в голову. Что Коккерил прекрасно мог придушить мисс Читтеринг, пока Мейсон возился снаружи с голубем. На следующий вечер я это проверил. У него было около четырех минут. Вполне возможно-с точки зрения детективной истории. Но кроме неправдоподобия был тут еще один фактор, который его исключал. Я пошел проверять с Мейсоном, и тот был абсолютно уверен, что все окна в здании оставались темными. Над дверью в секретариат есть застекленное окошко, так что снаружи свет там был бы виден. Довод совершенно очевидный. Когда мисс Корнель ликвидировала мисс Читтеринг, она погасила свет и заперла дверь, рассчитывая, что труп найдут не сразу. Останься он там до утра, было бы гораздо труднее проверить все алиби. - Да уж. Между прочим, как она попала в здание, что ее при этом никто не видел? - Я бы сказал, что она просто не уходила. Видимо, сидела где-нибудь в укромном месте и ждала, пока все стихнет. - Как бесчеловечно, - вздохнул Боун. - И что за нервы! - Чемпионат среди женщин по гольфу развивает не только сильные запястья, - заметил Хейзелридж. III - Милый, - сказала Анна Милдмэй, - помнишь ту ужасную ночь? - Какую ночь? - Боб оторвался от работы и поднял голову. - А, тогда в Севеноксе-конечно. - Думаешь, она мне дала какой-то наркотик? - Не знаю, - протянул Боб. - Но на другой день похмелье у тебя было тяжелым. - Но почему она это сделала? - По-моему, - сказал Боб, - никаких наркотиков она тебе не давала. Все от двух бокалов чистого виски в сочетании с сильным волнением. - А с чего это мне было волноваться? - холодно спросила Анна. - При мысли, что ты выйдешь замуж за фермера, - заявил Боб. В маленькой комнатке, из которой застекленные двери вели на нестриженный газон, спускавшийся к реке под серебристым заревом заката, опять стало тихо. - Самое смешное, - опять заговорил Боб, - что я подался в фермеры, чтобы избавиться наконец от бумаг. - Он вытер испачканный чернилами палец о скатерть. - Ничего, не расстраивайся, лучше пиши дальше, - сказала Анна. - Лучше пиши дальше: Продажа молока-стельные коровы - корма-1950-1951-проставь цифры, и я после обеда отнесу на почту. IY В тот день ближе к вечеру Боун пил чай в секретариате (теперь, когда он стал компаньоном, ему подавали его в чашечке с блюдцем) и наблюдал за мистером Крейном. Думал, что никому бы и в голову не пришло, что это бодрый старик только что пережил весьма напряженные полгода. Его запас жизненных сил был потрясающ. Заплатив Фермерской лиге, он еще сумел преодолеть их возражения против сохранения в тайне нелегальной ипотеки Абеля. Остаток денег Боуна с большим толком употребил на финансовое укрепление фирмы. Нанял трех новых сотрудников и охотно пользовался услугами Джона Коу, который тем временем умудрился сдать квалификационный экзамен. Взял на себя все расходы, связанные с защитой мисс Корнель. Успокоил бесчисленных напуганных клиентов. Нанял новую, еще более хорошенькую и совершенно неопытную секретаршу. Но та оказалась послушной ученицей. - У меня по-прежнему такое впечатление, - заметил мистер Крейн, - что какой-нибудь Шерлок Холмс расколол бы тот орешек куда раньше. - Почему именно он? - спросил Боун. - Это случай как раз по его части, - сказал мистер Крейн. - Я, конечно, не имею ввиду самого Холмса, но просто по-настоящему мыслящего детектива. Я когда-то читал одну книжку-детективом в ней был тибетский Далай-Лама, в возрасте 138 лет, так тот просто гениально разрешал загадки только размышлением. И пришел к выводу, что убийца должен быть левшой. Пригласил поочередно всех подозреваемых и каждому предложил сигарету. Тот, кто взял ее левой рукой, был убийцей. Боун задумался. - Боюсь, что в нашем случае так бы не вышло, - заметил он. - Тогда мы поймали бы невиновного. - Но мне казалось, Хейзелридж говорил. - Говорил, что судя по фотографиям, у убийцы левое запястье было сильнее правого. И только. Мисс Корнель не левша в том смысле, что чаще пользовалась бы левой рукой. Зато сержант Коккерил-левша. - Ну да! И когда вы это заметили? - На второй или третий день моего пребывания здесь, когда он зашел ко мне в кабинет. - Ага, - протянул мистер Крейн, напился чаю, встал и энергично произнес: - Если мисс Корнель - сумасшедшая, то и я и вы тоже. Все мы. Боун кивнул. - Но я все равно рад, что ее не повесили. Когда она убила Смоллбона-а действительную причину, ее внутренний довод мы, пожалуй, никогда не узнаем, все остальное было только самообороной. Убийство мисс Читтеринг и попытка свалить вину на Боба. Она боролась за свою жизнь. - Слушайте, - спросил мистер Крейн, - я так до сих пор и не понял, в чем там было дело с рюкзаком. И кто был тот человек из отдела потерь и находок, которого Хейзелридж хотел вызвать свидетелем обвинения? - Я полагаю, - заметил Боун, - что это была самая любопытная вещь во всем деле. Та единственная тонкая, но надежная нить причин и следствий, которая соединяла труп Маркуса Смоллбона с отделом утерянных вещей на вокзале Лондон Бридж. Она крутилось вокруг серии самых тривиальных событий, и была достаточна прочна, чтобы вызвать смерть по крайней мере одного невинного человека. - И достаточна прочна, чтобы доставить мисс Корнель на скамью подсудимых, - сказал мистер Крейн. - Мне казалось, что это единственное вещественное доказательство, которое было у вас в руках. Оно не было использовано, раз она призналась, - но что касалось отклонения рубца в сторону левого запястья-с этим обвинитель Макрей долго бы не продержался. - Вы правы. Если коротко, все было так. Мисс Корнель решилась устранить Смоллбона. По различным причинам нашла, что лучшее место для этого-здешняя контора, и причем как-нибудь в субботу утром, когда она будет одна. Потому ей нужно было найти место, куда спрятать труп, чтобы тот не сразу обнаружили. Не раньше, чем недель через восемь-десять. Куда же еще, как не в один из тех практичных, объемных и в довершение всего воздухонепроницаемых ящиков? Выбрала тот, у которого сочла наименьшей вероятность, что кто-то откроет просто по работе. Ключ украла-или просто сделала дубликат. Тот факт, что ящик содержал бумаги именно по наследству, опекуном которого была ее жертва, - конечно, вопиющий, но скорее всего случайный. Но заметьте, что именно эти бумаги стали первой серьезной зацепкой. И к тому же Хорнимановская методика делопроизводства оправдала все надежды ее создателя. Ни в какой другой конторе-по крайней мере ни в одной адвокатской конторе Лондона-ликвидация пачки дел, писем и папок не доставила бы убийце таких проблем. В другом месте бумаги преспокойно могли быть засунуты среди всякого старого барахла и сгинули бы навеки, набирая все новые слои архивной пыли. В этой же конторе на них бы наткнулись через сорок восемь часов, не более-и готово! Потому нужно было удалить бумаги из здания. - Ну, тут ничего сложного, - сказал мистер Крейн. - Могла их. подождите минутку. Могла бросить их в Темзу. - Средь бела дня? - Или взять их домой и сжечь в саду. - Она старалась избежать того, чтобы появиться на вокзале-где ее все знали и все бы заметили-с объемистым багажом. Это бы слишком хорошо запомнили. - Тогда. Нет, лучше вы скажите. - Это было непросто, - начал Боун, - но она все заранее продумала. В ту субботу утром по дороге на службу купила большой зеленый рюкзак. В магазине попросила его завернуть-сказав, что это подарок-и взяла с собой в контору. Как только Эрик Даксфорд удалился по своим личным делам, и мисс Корнель осталась в конторе одна, она извлекла из ящика с бумагами Стокса все документы и маникюрными ножничками выстригла из них любые упоминания о фирме»Хорниман, Берли и Крейн. «Это было нетрудно, ибо в ящике хранились в основном учетные книги и планы инвестиций-и никакой корреспонденции. Обрезки сожгла на месте. Остаток бумаг, который теперь невозможно было идентифицировать, сложила в рюкзак. Когда, прикончив Смоллбона, покидала контору, взяла рюкзак с собой - ей повезло, что никого не встретила, но по субботам в Линкольнс Инн довольно пусто. На вокзале Лондон Бридж сдала рюкзак в камеру хранения. Знала, что багаж, за которым за полгода никто не явится, официально вскрывают, но рассчитывала, что пока это произойдет, никто не сумеет соединить кучу старых бумаг без единого имени с фирмой «Хорниман, Берли и Крейн» и убийством в Линкольнс Инн. Шансы были десять к одному, что бумаги просто отправят в печь. И еще для нее важно было, чтобы никто не мог увязать с этим рюкзаком ее. Рюкзак был самым обычным, купила она его в большом магазине, где за день проходит уйма людей, и заплатила наличными. Причем старалась, чтобы никто из знакомых ее не видел. Боун помолчал. - Это было роковым совпадением, таким неожиданным, что скорее относилось к области литературы, чем реальной жизни, рюкзак ей продал сам заведующий секцией туристских товаров фирмы «Мерривезер и Мэтлок». - Жених мисс Читтеринг? - Да. Он узнал мисс Корнель и помнит, что рассказывал об этом мисс Читтеринг-и даже описал рюкзак. - Понимаю. - Представьте, каково было мисс Корнель, когда в секретариате, перед всеми сотрудниками-включая меня-мисс Читтеринг пришла в голову идея, чтобы мисс Корнель одолжила мисс Беллбейс «тот большой зеленый рюкзак». - Господи, - воскликнул мистер Крейн. - И что она ответила? - Сохранила присутствие духа. Перевела разговор на другое. Но, полагаю, что с той минуты уже знала, что делать-и через неделю сделала. Допив чай, Боун собрался уходить. Когда он уже был в дверях, мистер Крейн вдруг удивил его репликой: - Хотел бы я знать, что она на самом деле думала об Абеле. - Я сказал бы, что она была глубоко ему предана. - Разумеется, - согласился мистер Крейн, - но забавно, когда представишь, как по-разному люди видят друг друга. Бьюсь об заклад, что Фермерская лига считает Абеля мошенником. Я о нем думал-если вообще думал-что он чертовски способный юрист и чертовски трудный компаньон. А для нее он был живым богом. - Ну нет, - возразил Боун, - вот тут я сомневаюсь. У нее был слишком трезвый ум, чтоб поклоняться живому божеству. Она просто видела его только с лучшей стороны. Помните, как посылала деньги тем старухам от имени Абеля? Подумайте, это очень характерно для их отношений. Абель ведь полностью распоряжался этими деньгами. Мог их легко растратить. Но он этого не сделал. Готов был обокрасть большое состояние на десять тысяч фунтов, но никогда бы не посягнул на шиллинги и пенсы бедняков. И мисс Корнель это знала. Вела его личные счета. Почти двадцать лет была его и правою, и левою рукой. - Ну да, он был вдовец. - задумчиво протянул мистер Крейн. - Не думаете, что. - Нет, не думаю, - серьезно сказал Боун. - Полагаю, что что такие отношения порою возникают между двумя людьми. И сомневаюсь, что они полностью это представляют. Когда Боун вернулся к себе, его ждала миссис Портер с вечерней почтой. И Боун решительно переключил свои мысли на действительность. - Прачечная Виззо - с двумя «з», миссис Портер - Вест Стрит, Виррел. Уважаемый сэр, наша клиентка, леди Бантингсфорд, весьма настаивает, чтобы мы поставили Вас в известность-она послала Вам три пары белья. ЭТРУССКАЯ СЕТЬ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СЕТЬ РАЗВЕРТЫВАЕТСЯ 1. Понедельник, вечер: Двое. В тот понедельник вечером, без десяти семь, на главном вокзале Флоренции из римского экспресса вышли двое. Оба были в антрацитово-серых костюмах, сшитых по римской моде, и каждый нес увесистый чемодан. Несмотря на теплый летний вечер, оба были в перчатках. Мужчина, вышедший первым, был высок и массивен, и увидев его лицо, сразу хотелось отвернуться. Трудно было сказать, таков он от природы или его отметила жизнь. Кривой нос, запавшие виски, кожа, словно натянутая вакуумом. По обоим щекам от выступающих скул к острому подбородку тянулись глубокие складки, похожие на рубцы. Второй мужчина был среднего роста, коренастый, но не толстый. Пухлое лицо с оливковой кожей, кроткие карие глаза и недовольно надутые губы делали его похожим на капризную девочку. Вышли они в числе последних. Доменико, старейшина флорентийских носильщиков, уже доставил багаж одного из пассажиров на стоянку такси и теперь встретил их бодрым:«-Носильщика, синьоры?» Мужчины, неторопливо шагавшие по перрону, его даже не заметили и прошли мимо. Доменико, как истинный флорентиец, отличался гордым и независимым характером, которым славятся жители этого города. К тому же он был старейшим работником, что само по себе требовало уважения. На языке уже вертелось крепкое словцо, но что-то его остановило. Вспоминая эту сцену позднее, так и не мог сказать, что именно. Может, что-то во взгляде здоровяка? Или нечто совсем неуловимое? Но решив, что дело нечисто, он только прищурился и буркнул тихонько «Мафия!». Правда, вначале подождал, пока парочка не отойдет метров на двадцать. Толпа на перроне уже поредела. Оба мужчины, без всякого интереса оглядевшись вокруг, словно ведомые одной мыслью, направлялись к шеренге новых и пустых телефонных будок. Здоровяк выбрал предпоследнюю, поставил на землю чемодан и открыл телефонную книгу, словно в поисках номера. Наблюдатель, однако, мог бы заметить, что книга оставалась открытой на той же странице, и что глаза здоровяка устремлены не на страницу, а на застекленную стенку будки, в которой отражался перрон. Его партнер оставил чемодан у последней будки, вошел внутрь и заботливо прикрыл за собою дверь. Сквозь боковое стекло взглянул на своего абсолютно равнодушного напарника. Потом перевел взгляд на вокзальные часы. Приехали они в 18. 50. Теперь стрелка уже миновала высшую точку. Семь часов ровно. Вложив монету в щель, набрал номер и прислушался. К будкам подошла молодая женщина. Здоровяк, оставивший двери будки открытыми, резко обернулся и оскалил в ухмылке ряд пожелтевших и трухлявых зубов. Женщина торопливо отступила. В трубке раздался щелчок и тихий голос сказал: - Алло, кто это? Мужчина усмехнулся, но не ответил. Голос в трубке произнес: - Дом, который вам нужен, по левую сторону Сдруччоло Бенедетто, которая соединяет Виа дель Ангулляра с Виа Торта. Дом номер семь. Хозяин живет там с женой и дочерью. Человек, с которым вы встретитесь, живет у Зеччи и зовут его Диндони. Маленького роста, хромой. Можете звонить мне по этому номеру каждый вечер ровно в семь. Последовала пауза. Мужчина продолжал молчать. Потом повесил трубку. Все также синхронно они вышли из будок и направились к выходу. Доменико проводил их взглядом. Потом опер тележку о стену и отправился в канцелярию. Сидевший там карабинер в полевой форме читал донесения. Доменико он хорошо знал, но выслушав, только пожал плечами. - Может быть, ты и прав. Я доложу. Больше ничего сделать не могу. Мужчины оставили чемоданы в пансионе на Виа Порта Росса, где портье явно ждал их приезда, и захватив ключи от комнат, снова вышли на улицу. Обошли Пьяцца делла Синьория, полную крикливых гидов, и погрузились в сплетение тесных улочек старого города. Смена обстановки напоминала переход с освещенной и украшенной сцены в темный хаос закулисья. Тут до сих пор не ликвидированы были следы наводнения. Когда в тот осенний ноябрьский вечер на Флоренцию обрушилась стена пенящейся грязной воды, прежде всего и больше всего пострадала эта часть города. Ну а с её очисткой и ремонтом власти вообще не ломали голову - слишком маловероятно было, чтобы какой-то турист отважился проникнуть в её темную утробу. Решетки в окнах полуподвалов до сих пор украшали смесь грязи, веток и мазута, затвердевшая как бетон. Двери и окна забиты досками. Разбитые уличные фонари так и не заменены. Сдруччоло Бенедетто была жалкой улочкой, настолько узкой, что, казалось, стоявшие на ней высокие дома сходятся наверху. Двое мужчин дошли до её конца и остановились. Тот, что поменьше, сказал: - Думаю, нам тут обоим делать нечего. По дороге нам попадалось кафе. Что, если мы будем дежурить по очереди? Если хочешь, начну я. Здоровяк кивнул и вернулся назад. Прошло около часа, когда двери дома номер семь отворились и вышел мужчина, как с удовлетворением отметил наблюдатель, небольшого роста и хромой. Диндони свернул на Виа Торта, чем упростил все дело, ибо шел в сторону кафе, где сидел напарник. Кафе Диндони не миновал. Войдя в зал, где здоровяк занялся газетами, он раздвинул штору и прошел во внутреннюю комнату. На ходу бросил пару слов девушке за стойкой, та в ответ улыбнулась. Оба мужчин последовали за Диндони за штору. Там была небольшая комната, в ней стоял единственный стол и три или четыре стула - только для избранных посетителей. Когда они вошли, Диндони поднял глаза и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. Тут появился официантка и зашумела: - Это приватное помещение, уходите, пожалуйста! Здоровяк поставил стакан на стол, капнув немного жидкости на его гладкую поверхность и пальцем нарисовал что-то похожее на пятерку, но без верхнего хвостика. - Вы что, глухой? - набросилась на него официантка. - Мне повторить или послать за хозяином? Палец здоровяка снова пришел в движение, обведя вокруг недописанной пятерки кружок. Диндони это словно загипнотизировало. С трудом отведя взгляд он сказал официантке: - Мария, эти синьоры - мои друзья. Будь так любезна, оставь нас в покое. - Друзья? - презрительно переспросила она. И тут заметила, как Диндони напуган. - Вот именно, - сказал один из мужчин. - Давайте выпьем. Для моего друга и меня - «Граппа Тоскана». Для вас тоже, синьор Диндони? А вам, Мария? Пробормотав - «Мне ничего», официантка исчезла за портьерой. Наполняя три рюмки ликером, недовольно заметила, что у неё дрожит рука. *** В полицейском участке на Виа дей Барди сидел карабинер Сципионе, тучный черноволосый сицилиец с румяным лицом, разделенным пополам прямыми черными усами, и старательно заполнял протоколы. Лейтенант Лупо, войдя с пачкой бумаг в руке, бросил одну из них на стол. - Рапорт с Главного вокзала, - сказал он. - Какие-то двое мужчин приехали экспрессом из Рима в 18. 50, звонили из будки на перроне и ушли в город. Были при чемоданах и, похоже, собирались здесь задержаться. В донесении говорится, что они выглядели подозрительно. Хотел бы я знать, почему. Сципионе понял, что вопрос риторический, и отвечать не стал. - Возможно, стоит обратить внимание. У ребят на вокзале на такие вещи нюх. Завтра я хочу видеть сводку регистрации по отелям. Сципионе сказал: - Синьор лейтенант понимает, что имен будут сотни. Сейчас толпы туристов. - Постарайтесь думать головой, если Господь вам её дал, оборвал его лейтенант. - Эти двое - итальянцы, значит можете оставить в покое всех американцев, англичан, французов, скандинавов, испанцев… нет, впрочем, испанцами лучше не пренебрегать. 2. Вторник, утро: Роберт Брук за работой. Как выяснил Брук хуже всего было пробуждение. Теперь он уже не так тосковал о Джоанне, как раньше, но пока он спал, была перед ним как живая, сидела в кресле у камина, лежала в постели - казалось, стоит протянуть руку и коснешься её плеча. Но проснувшись он тут же осознавал, что Джоанны уже нет, что одна её часть превратилась в горсточку пепла в предместьи северного Лондона, а другая погасла, как задутое пламя. Слышно было, как Тина возится в кухне, видно открыла своим ключем, пока он спал. Это уже прогресс, ещё недавно к её приходу он давно был на ногах. Малейший прогресс в выздоровлении доставлял ему удовольствие. Встав, он умылся, тщательно выбрился, почистил зубы и надел чистую рубашку; эта каждодневная рутина помогла ему держать себя в руках. Когда вошел в гостиную, завтрак уже был готов: кофе в старинном серебряном кофейнике, молоко, гренки с маслом и апельсиновый джем. В галерею он отправился пешком. В гараже стояла машина, серый «санбим тэлбот», но если не было дождя, предпочитал ходить пешком. Вначале вниз по Виа Микельанжело к Арно, потом через мост со свеже отреставрированным парапетом и вдоль набережной к книжному магазину и галерее на Виа ди Бенчи. Улицы полны были юношами и девушками, которые мчались в школы на велосипедах, мотороллерах или пестрыми пешими стайками. Итальянская молодежь нравилась ему больше её британских сверстников: тут лучше одевались, чаще мылись и, вероятно, были более уверены в себе, потому что не думали столько о том, какое впечатление производят на старшее поколение. Он настолько задумался, что капитан Королевского военноморского флота Комбер довольно долго шагал рядом, прежде чем Брук его заметил. - Я ждал вас, - сказал Комбер, бодрый мужчина с воинственно торчащей бородкой. - Сегодня туристы здесь так и кишат. Вашему бизнесу это на пользу. - И да, и нет, - ответил Брук. - Половина из них заходит ко мне только поглазеть. Хватают дорогие книги жирными пальцами, а когда замечают мое недовольство, расщедрятся и купят путеводитель за триста лир. - Ну да, когда вы упрете в них свой ужасный отсутствующий взгляд, они, наверно, каменеют - как же звали того героя? - как при взгляде на голову Горгоны. - Любите вы ерунду говорить… - Сегодня я сам хочу кое-что купить. - Не знал, что вы интересуетесь искусством. - Только в общих чертах, - уклончиво ответил Комбер. - В самых общих. Мне нужна книга, где были все художники и их наиболее известные картины, но без лишних подробностей. - Тогда вам подойдет словарь. - А такой существует? Мне - в сторону? Еще чего! Ах ты сопляк бесстыжий! - Последние слова относились к юноше на «ламбретте», который пытался протиснуться мимо них в узкой улочке, и не мог, потому что Комбер по обыкновению шагал посреди проезжей части. - Пар всегда уступает дорогу парусам, молодой человек! Мотороллер влетел на тротуар и с победным ревом промчался мимо них. Они вышли на Виа да Бенчи, свернули направо и уже приближались к галерее и книжному магазину Брука - «Галерея и библиотека делла арти». Несмотря на тесный вход, внутри было удивительно просторно. Магазин был уже открыт. Франческа, серьезная девица в очках с толстыми стеклами, дрожавшая перед Бруком от страха, приходила пораньше, открывала окна, приносила почту и вытирала пыль. Брук уже стоял на леснице у стеллажа, потом слез, держа в руках две книги. - Эта - иллюстрированная, и немного дороже, - сказал он. - Эта - только что вышла. Называется «Всемирный путеводитель любителя искусств». Это компилляция фрагментов из чужиш книг. - Именно то, что мне нужно. - Интересуетесь какой-то определенной областью? - Мой интерес - весь мир. Кто это сказал? Талейран? Или Сидней Смит? - Капитан отделил от стопки банкнотов две тысячи лир. - Кстати, вечером чем-нибудь заняты? - Да вроде нет. А что? - Не хотите сходить на прием? - А что там мы будем делать? - То же, что всегда. Есть, пить, говорить и слушать. - Где? - На вилле Расенна. У профессора Бронзини. Капитан полез в карман и достал пригласительный билет, написанный от руки красными чернилами на плотном светлозеленом картоне. - Говорят, что профессор Бронзини немного со странностями, но он фантастический старик, и еда и выпивка там превосходные. Пойдем, может вы хоть встряхнетесь. Брук изучал приглашение. «Профессор Бронзини приглашает своих друзей и всех ценителей этрусского искусства и этрусского образа жизни посетить его виллу Расенна, выпить и закусить, послушать этрусскую музыку и насладиться красотой цивилизации, более счастливой и изысканной, чем наша». - Более счастливой? - спросил Брук. - В этом что-то есть. Вы его знаете? - Меня ему представили. Слывет фанатичным знатоком этрусского искусства. Кое-что раскопал в своем собственном имении у Волатерры и написал об этом несколько книг. - Ага… - Брук задумался, потом покачал головой. - Не может же он хотеть, чтобы на его прием пришел кто попало… - Кто попало ему не нужен. Хочет встретиться с вами. - Но он же меня не знает. - Знает, что вы возглавили магазин и галерею после Уилфорда Хасси. Кстати, куда девался Уилфорд? - Отправился в Южную Америку изучать искусство ацтеков. Вернется в конце года. Если до той поры не лишится по моей вине всех клиентов. - Тут я подслушал двух девушек, говорили о вас. Одна сказала, вы вовсе не симпатичный, и ужасно строгий. Напоминаете ей папочку. Ее просто в дрожь бросает, когда приходит в галерею. - А вторая? Тоже несла такие глупости? - Я уж лучше вам не скажу, - рассмеялся капитан. - Наши дорогие соотечественницы весьма откровенно судят о противоположном поле - если не неприлично. И, раз речь о них, сюда направляется мисс Плант. Вы как хотите, а я пошел. - В дверях он остановился и добавил: - Так вы вечером пойдете? Я зайду за вами около восьми. - Ладно, - сказал Брук без особого воодушевления. Мисс Плант по всем статьям считалась первой дамой английской колонии во Флоренции, куда приехала ещё в начале нашего столетия. Она появилась в магазине, игнорируя пытавшуюся её обслужить Франческу, и открыла огонь по хозяину. - Я Беатриса Плант. А вы, конечно, Роберт Брук. Вы приняли галерею после того американца. Почему это у американцев такие странные имена, не знаете? Уилфорд!? Как будто город. Был тут у нас один американец после войны, так его звали Шафтсбэрри, как улицу у нас в Лондоне. Ваша жена была из семьи Темпл - Харди? - Да, - неохотно подтвердил Брук, но если мисс Плант и заметила, как погасло его лицо, не подала виду. Чувства других её просто не занимали. - С Элизабет Уэйл вы уже знакомы, насколько я знаю, - показала она на молодую англичанку, вошедшую следом за ней. - Сегодня она была настолько любезна, что подвезла меня в город. С транспортом день ото дня хуже. Давно пора что-то делать. Вы знаете её отца. - Сэра Джеральда я знаю, - подтвердил Брук. При этом его взгляд встретился со взглядом мисс Уэйл. Та подмигнула. - Удивительно, как у наших сегодняшних властей хватило ума прислать сюда консулом человека с титулом, - продолжала мисс Плант. - Его предшественник был полный нуль - ни происхождения, ни воспитания. - Да уж, - подтвердила Элизабет. - Он был неподражаем. Навестив мисс Плант зимой в жуткий мороз, он даже пальто не снял. - У меня однажды был врач, который не снял пальто даже в спальне. Больше ноги его у меня не было. Маччиоли. Брук вначале принял последнее слово за боевой клич, както связанный с предметом предыдущего разговора. Но когда мисс Плант повторила, до него дошло. - Вы ищете книгу о его последователях или репродукции их картин? У нас в галерее несколько Синьорино и как минимум один Кабьянко. - Хочу книгу о его последователях. Гертруда Строцци както говорила о них, и я понятия не имела, о чем речь. Так что знать о них мне нужно лишь столько, чтобы в следующий раз поставить её на место. Когда мисс Плант ушла, Элизабет сказала: - Не смейтесь над ней. Раньше такое поведение было лишь позой, а теперь она привыкла. Это не со зла. - Да, очень мило, когда кто-то ляпает любую глупость, что придет ему в голову. - Если бы так, - сказала Элизабет. - Но ей в голову всегда приходят минимум по три глупости одновременно. Когда её представили папе, сказала: - Как поживаете, сэр Джеральд? Вы ведь только второй наследник дворянского титула в вашей семье, не так ли? Ваш отец был лондонским мэром в том году, когда дерби выиграл конь с такой странной кличкой? Брук улыбнулся. Улыбка была невеселой, но все-таки… - И что сказал на это ваш отец? - Ну, он-то нашелся. Дипломат милостью Божьей. И, кстати, вы обязательно должны послезавтра прийти к нам на обед. Разумеется, если у вас нет других планов. - В четверг? Еще не знаю. - Там будет Том Проктор. - Том? Разве он во Флоренции? - Еще нет. Приедет завтра вечером. Он ведь управляет вашим имуществом, не так ли? - Имуществом моей сестры Фелиции. И он мой поверенный в делах. Да, раз там будет Том, мне нужно прийти. - Да, нельзя сказать, что вы вне себя от радости, - заметила Элизабет. - Большинство людей считают приглашение на обед к британскому консулу вопросом престижа. - Я думаю! - Брук снова улыбнулся. - «Это же надо, дважды подряд! - сказала себе Элизабет, возвращаясь. - Ну, сэр, если мы будем продолжать в том же духе, может быть когда-нибудь и рассмеемся!» - И, опустив стекло в машине, выдала на безупречном итальянском: - Если вы будете настолько любезны, что перестанете давить на сигнал и посмотрите по сторонам, то заметите, что у меня включен левый указатель поворота, что означает, - я собираюсь свернуть налево. Благодарю вас. Днем галерея закрылась на пару часов, и Бруку это давало возможность прогуляться домой на обед пешком. Он имел привычку пройтись по Понте Веккио и возвращаться левым берегом реки, замыкая круг, начатый утром. Проходя мимо кафе на углу набережной Аччиоли, заметил двух приезжих, сидевших у столика под парусиновым навесом. Сразу было видно, что они не туристы и скорее всего, из Неаполя. А, может быть, с Сицилии. 3. Вторник, вечер: профессор Бруно Бронзини Целый день стояла удушливая жара. С наступлением вечера из долины Арно начала подниматься лесная мгла, похожая на тонкую свадебную фату. Небо потемнело, из ослепительно голубого перешло в индиго и потом стало похоже на вороненую сталь. Кое-где появились звезды. - Красота, правда? - спосил Комбер. - Города всегда кажутся лучше, если вы от них достаточно далеко, чтобы их не слышать, - сказал Брук, - и не обонять. - Чтоб вы провалились с вашим реализмом! - Кто будет там сегодня вечером? - У Бронзини? Во-первых, Меркурио, его приемный сын. Уникальный экземпляр. Где-то позади будет крутиться Даниило Ферри и спокойно, компетентно, как он это умеет, обеспечит, чтобы все шло по нотам. У Бруно он решает все хозяйственные проблемы. Ну, и потом уйма уважаемых людей из галереи Уфицци, и палаццо Питти, и, разумеется, Археологического музея. Все специалисты по этрускам - но вы же должны их знать? - Знаю Сольферино и Бартолоцци, и ещё кое-кого, но только поверхностно. Чем займемся? Только выпьем? Капитан рассмеялся от души, так что машина едва не вылетела на тротуар. - Мне ясно, что Бронзини вы не знаете. Нас ожидают «этрусские оргии», как он их называет. Еда, напитки, музыка и танец, если хотите. Последние гости покидают дом на рассвете. - Надеюсь, дело не дойдет до того, что на самом деле подразумевают этрусские оргии. - Публично - разумеется. Мы приехали. Свернув с шоссе в высокие ворота из каменных глыб, они двинулись меж двух рядов кипарисов по аллее, напоминавшей туннель и наподобие театрального занавеса открывавшей ярко освещенный мощный дворик. Юноша в темном подпоясанном одеянии, плотно стянутом на руках и ногах, распахнул дверку. Второй так же одетый юноша, появившись с другой стороны, сказал: - Прошу ключи, синьоры, я отгоню ваш автомобиль. - Вот еще! Что ты с ним собираешься делать? - Поставлю его вон там, - юноша показал на ряды машин в дальнем конце двора. - Ничего с ним не случится. - За машину я не боюсь, - сказал капитан. - Но хочу, чтобы она стояла поблизости, чтобы уехать, когда захочу. Усмехнувшись, юноша ответил: - Я поставлю его с краю. Захотите прогуляться с синьоритой, - всегда пожалуйста. - Благодарю за комплимент, - капитан отдал ключи. Сквозь арку они прошли во внутренний двор, окаймленный апельсиновыми деревьями в керамических кадках, и поднялись по ступенькам. Двери им открыл гороподобный гигант в том же просторном одеянии, бывшем, очевидно, местной униформой, и провел в холл, где ожидал бледный темноволосый мужчина среднего роста, невзрачный, но одетый по всем правилам. - Даниило Ферри, - шепнул капитан и, подойдя ближе сказал: - Позвольте представить,… Синьор Ферри - мистер Брук. - Добрый вечер, синьор капитан, добрый вечер, синьор Брук. Если позволите, я провожу вас к гостям. Профессор будет очень рад вашему визиту. Вилла Расенна первоначально была выстроена вокруг внутреннего двора. Позднее её расширили, а двор перекрыли крышей, так что возникло множество помещений самых разных размеров и на разных уровнях. Откуда-то доносилась музыка. - Осторожно на лестницах, - предупредил Ферри. - Они весьма коварны. Музыка не похожа была ни на что, известное Бруку. Преобладали в ней флейты в сопровождении струнных инструментов и кастаньет. - Этрусская, - сказал Ферри. - Вначале она кажется однообразной, но увидите, привыкнете. Свернув за угол, они оказались в главном зале, - длинном низком помещении с опертым на балки потолком, завешенным гобеленами. Брук увидел музыкантов и убедился, что не ошибся. Играли они на блокфлейтах и лирах. Учитывая ограниченные возможности инструментов, играли действительно здорово. От группы в дальнем углу зала отделилась небольшая фигурка и заторопилась к ним. Бруку не нужно было слышать тихую подсказку Комбера, чтобы понять - это хозяин. Профессор Бронзини был в легких остроносых чувяках и таком же одеянии, как и у слуг, только из лучшей и дорогой ткани, а сверху ещё в короткой тунике - хламис. Пухлая фигурка была перепоясана красивым кожаным ремешком, с которого свисали золотые подвески. Пухлое лицо, напоминающее бога Силена, румяные щеки, приплюснутый нос, массивный рот и ежик седых волос были посажены, казалось, прямо на высокий воротник. - Ах, капитан, вы доставили мне большую радость! И привели синьора… - Роберта Брука. -…Синьора Брука! Я очень рад. Вижу, вас заинтересовал оркестр. Инструменты - точные копии старинной флейты субуло и античной лиры. Вы когда-нибудь интересовались этрусками, синьор Брук? Камберу удалось произнести: - Да он… - и только. Профессор отвернулся и хлопком в ладоши призвал юношу с подносом, на котором стояли тяжелые зеленые чаши. Судя по запаху, в них было крепкое ароматизированное вино. Профессор кинулся навстречу очередному гостю и Брук получил возможность оглядеться по сторонам. Кроме гобеленов единственным украшением были бронзовые зеркала над каменным камином и великолепный бронзовый светильник с подставкой в форме козла, стоявшего на задних ногах. Когда он разглядывал его, появился Ферри. - Интересная вещь, - сказал Брук. - Отличная копия. - Копия? - переспросил Ферри. - По моему, это вряд ли могут быть оригиналы, - миролюбиво ответил Брук. - Оба эти зеркала - в Археологическом музее в Дрездене, а козлика я сам видел в музее Вилла Джулия в Рим. - Я в этом не разбираюсь, - отмахнулся Ферри. - Видимо, вы правы. Принести вам что-нибудь выпить? Зал заполнялся. Брук узнал доктора Сольферини, директора Археологического музея, беседовавшего с солидной дамой в черном платье, и направился к ним. Доктор приветливо встретил его, представил даме, оказавшейся его женой и спросил: - Вы впервые в Расенне? - Во Флоренции я вообще на приеме впервые. - Крутое крещение… - А что, собственно, предстоит? - Будем есть и пить. Представим несколько урезанную версию этрусского образа жизни. - Урезанную? - Точно придерживаться оригинала несколько затруднительно. Нагие подростки, подающие вино. Оргии под столом и так далее. - Должен сказать, что я во все это до конца никогда не верил, - заметил Брук. - Думаю, на их росписях прислужники обнажены только для того, чтобы подчеркнуть, что речь идет о рабах. Это условность. Как хитон и химатион на женщинах или мужчины в хламиде. А если говорить об оргиях… - Оргии? - профессор Бронзини выскочил из-за их спин, как дельфин из прибоя. - Ложь! Ложь, вымышленная греческим сплетником Теолюмпом и распространяемая римлянами, чтобы очернить этрусков. Ваши бокалы пусты, синьоры. Нужно пить! - Он опять хлопнул в ладони и сквозь толпу к ним протиснулся юноша. Профессор исчез также внезапно, как и появился. - Откуда, черт возьми, он берет столько слуг? - спросил Брук. - Они ему поклоняются. - Не преувеличивай, - поморщилась жена. - Я не буквально. У него обширные земельные угодья в Волатерра, и деревенские юноши приходят услужить ему. Видно, им это нравится. - Ах, так, - Брук задумался уже о другом: что делать с вином. Понятия не имел, как долго затянется эта стадия приема, и перспектива принять полдюжины бокалов вина ещё до ужина его не слишком привлекала. В цивилизованном обществе в прихожей стояло бы несколько столиков, куда можно поставить недопитый бокал, прежде чем принять следующий. Здешняя обстановка, однако, не позволяла применить такую тактику. Незаметно направившись к выходу в зимний сад и выплеснув свой бокал в горшок с невероятно корявым и невероятно колючим кактусом, он вдруг услышал за спиной тихий смех. Быстро обернувшись, увидел молодого человека, в упор глядевшего на него. Даже в полумраке лицо его привлекало внимание. Вытянутый острый англосаксонский профиль, принесенный в Северную Италию крестоносцами и сохранившийся в веках, контрастировал с простыми и невыразительными чертами черноволосых местных парней. Черты молодого человека были не только правильными, но и невероятно красивыми, он был похож на юного бога, решившего спуститься с Олимпа порезвиться с ланями и сатирами. Иллюзию разрушал современный флорентийский диалект. - Я не удивлен, - сказал незнакомец. - Тоже предпочел бы «мартини», но, к несчастью, в пятом веке до нашей эры «мартини» ещё не существовало. Кстати, я Меркурио, сын хозяина дома. Приемный сын. - Я - Брук. Заменил в галерее Уилфорда Хасси. - Да, я слышал, он решил заняться славным прошлым инков. Раз уж вы здесь, не хотите заглянуть в святую святых? Старик, вероятно, потом все равно поведет вас туда. - Спасибо. Если полагаете, что ваш отец не будет против… Через зимний сад мы спустились к низким дверям. - Осторожно, голову… - предупредил Меркурио. - Это должно напоминать гробницу. Мрачноватая идея, но вполне в стиле старика. Достав ключ, он открыл тяжелые дубовые двери. Распахнулись они легко и беззвучно, что говорило о мастерской ручной работе. Меркурио нащупал выключатель. Комната была разделена на две части аркой, пол вымощен плоскими камнями, стены из голого кирпича. Во всю длину одной стены тянулась каменная скамья, идущая к другому концу подземелья и вдоль короткой задней стены. - Сюда кладут мертвых, - сказал Меркурио. Другую длинную стену занимали полки различной глубины, на которых была выставлена удивительная коллекция предметов: терракотовые вазы, большие кувшины со звериными мордами, - гидрии, кратеры - чаши для вина, фигурки людей и зверей, бронзовые статуэтки нагих атлетов и многорожковые канделябры, печати, масляные светильники, замки и ключи, горшки и миски, зеркала из полированной бронзы и несметное множество украшений - булавок, брошек, браслетов, сережек и перстней из филиграни и кованого золота, украшенных дорогими камнями. Скрытое освещение подавало все это в наилучшем виде. - Нечто среднее между похоронной конторой и музеем, - сказал Меркурио. - Вы в этом барахле разбираетесь? - Немного, - ответил Брук. Больше всего заинтересовала его терракотовая фигурка. Без детального осмотра, который сейчас был невозможен, нельзя было сказать, настоящие ли это этрусские находки или очень удачные копии. - Вот это всегда приводит меня в отчаяние. - Улыбаясь, Меркурио показал на маленькое бронзовое кадило. Оно было сделано в форме танцующего юноши, совершенно нагого, если не считать кожанных сапожек до середины икр. - Это я. - Ах, так, - сказал Брук. - Остальное - тоже современные копии? - Некоторые - да, некоторые - нет. Полагаю, большинство сосудов - настоящие. Их и подделывать не стоит, вам не кажется? Они такие уродливые. Брук ничего не ответил. Ему очень хотелось попасть сюда на часок, с хорошим освещением и сильной лупой в руке. - Здесь действует правило «руками не трогать»? - Ну, если ничего не уроните… Старик высокого мнения обо всем этом барахле, словно хочет забрать все с собой на тот свет. - Он хочет, чтобы его похоронили здесь? - Вот именно. Набальзамировать и уложить вон туда… - Власти это позволят? - Понятия не имею. Но раз бедняга предстанет перед господом, что сможет сделать, если его отнесут на погост как простого смертного? Брук не знал, что ответить. Полагал, что Меркурио, обязанный профессору всем, чего добился в жизни, мог бы говорить о нем с большим уважением. Меркурио смотрел на него со странным блеском в темных глазах. Бруку он кого-то напомнил, мелькнуло что-то, не слишком определенное. - Что, я вам не нравлюсь? Я никому не нравлюсь, - заметил тот. - Если хотите что-то осмотреть, поторопитесь. Вряд ли вам повезет ещё раз. Брук пригляделся к чернолаковой амфоре. Он был почти уверен, что видел такую же в античных собраниях в Берлине или в Музее Метрополитен в Нью-Йорке. Сюжет, которым была расписана вся нижняя часть, изображала львов, терзающих оленя, и изобиловал жестокими деталями, которые так любили этруски. Когти одного льва кромсали олений глаз, другой глубоко вонзил клыки в круп и рвал живое тело. Брук протянул к амфоре руку, но тут низкой голос произнес у него за спиной: - Меня послали сказать, что ужин подан. Это был гигант - привратник, отворявший им двери, с массивным флегматичным лицом и фигурой атлета. - Ладно, Артуро, мы придем, когда закончим. - Ваш отец приказал мне привести вас. Все остальные гости уже за столом. На миг показалось, что юноша взорвется, но потом тот сказал: - Лучше пойдем. Старик нетерпим, если речь о еде, - и торопливо вышел. Артуро придержал двери настежь, пока они оба не вышли, потом выключил свет и запер. Слышен был щелчок замка. Брук готов был к тому, что есть придется лежа, но в зимнем саду стоял нормально накрытый стол. Солидные кресла, мягкие и удобные. Гости, большинство из которых простояли почти два часа, обрадованно расселись. Но этрусские обычаи нарушены не были: подавать еду не торопились. Только блюда с орехами и маслинами да чаши с вином неустанно пополнялись. Вокруг стола сидели две дюжины гостей. Брук оказался неподалеку от хозяина, отделенный от него только женой доктора Сольферини. Напротив сидел молодой человек, лицо которого казалось ему знакомым. Тот представился: - Антонио Лукка, Рим. - Роберт Брук, Лондон. Синьора Сольферини шепнула ему, что это знаменитый футболист. Теперь Брук его вспомнил. Вспомнил и неприятное происшествие в полуфинале кубка Европы, когда английскому игроку сломали ногу. Лукка сказал: - Я сразу подумал, что вы, наверное, англичанин. По-итальянски говорите хорошо, но не без ошибок. - Надеюсь, за год моего пребывания здесь я сумею их исправить, - сказал Брук и повернулся к доктору Сольферини. - Вы, конечно, видели ту изумительную коллекцию, которую наш хозяин держит в своей - ему показалось неловким сказать «в своей гробнице» - в своей сокровищнице? - Видел, разумеется, но не имел возможности… - Англичане изобрели футбол, - заявил Лукко, - но забыли, как в него играть. Поскольку реплика адресовалась ему, Брук недоуменно отвернулся от Сольферини. - Простите? - Вы ошибаетесь, считая футбол наукой. Футбол - это искусство. - В чемпионате мира мы выглядели неплохо. - На своих полях и с «карманными» судьями. Звучало это настолько по-детски, что Брук даже не рассердился, только рассмеялся. - Вряд ли мы смогли бы подкупить всех судей. Знаете, мы ведь бедная страна. Так вот, доктор, вы сказали… - Я сказал, - продолжал Сольферини, - что хотя и был в сокровищнице неоднократно, никогда не имел возможности детально ознакомиться с её содержимым. Если эти вещи настолько ценны, как я думаю, хорошо бы профессору выставить их на обозрение в одном из музеев. - Откуда они? - Полагаю, найдены при раскопках могильников в Волатерре. Они, разумеется, на землях профессора и вскрываются под его контролем. - А как насчет общественности? - Публике доступа нет, но вы разумеется, получили бы его. - Настоящая мужская игра осталась только в Европе и в североамериканских командах, - объяснял Лукка своей соседке, девушке с широко раскрытыми глазами. - Мы играем в футбол. Англичане играют в футбольный тотализатор. - Ужас! - выдохнула девушка. Футбол был для неё китайской грамотой, но Лукка произвел фантастическое впечатление. - А теперь скажите нам, что вы думаете об этрусском образе жизни, синьор Брук, - произнес профессор Бронзини со своего места во главе стола. У Брука был готов совершенно нейтральный спич, но он был голоден, зол, что вообще заявился сюда, и к тому же его спровоцировал Лукка. Поэтому он сказал: - Я считаю его весьма занимательным, синьор профессор. По моему мнению, он абсолютно точно соответствует стадии, которой достигла наша собственная современная западная цивилизация. Профессор, расщелкнув зубами орех, спросил: - Что вы имеете ввиду? - Этруски первоначально были аристократией, опиравшейся на искусство и героизм, но выродились в аристократию богатства. Как только аристократия утратила боевой дух, утратила и волю властвовать. Вроде футбольной команды, которая покупает игроков за границей, вместо того, чтобы воспитывать их самим. - Подумаешь, ну есть у нас бразилец - полузащитник, - защищался Лукка. - Помолчи, Антонио, - сказал профессор. - Мы обсуждаем вещи поважнее твоего фубола. Можете как-то обосновать свои обобщения, синьор Брук? - Согласен, я несколько преувеличил. Слишком мало мы знаем об этрусках, и ничего - наверняка. Но на основе имеющихся фактов я бы сказал, что этот народ лучше заплатил бы за что-то другим, нежели сделал сам. Античный грек умел слагать стихи, играть на музыкальных инструментах и участвовал в спортивных играх. Этрурия исчезла, так что мы никогда не узнаем, владели ли этруски стихосложением, но знаем, что музыкой у них занимались рабы, а спортом - профессиональные гладиаторы. Вы согласны, профессор? - Обратился он к Бартолоцци. Профессор Бартолоцци, тихий пожилой господин с козлиной бородкой и грустным взглядом, ответил: - Полагаю, что сравнению греков с этрусками вы придаете слишком большое значение. Этрусков иногда считают плагиаторами, но я не могу разделить эту точку зрения. - Согласен, - сказал Брук. - Они, скорее, способные дилетанты, которые учатся на почтенных старых образцах и создают собственные мастерские поделки. - Поделки? - вмешался Бронзини. - Если вы называете их скульптуру поделками, то у вас весьма странное представление о настоящем искусстве, синьор Брук. - Разумеется, существуют исключения. - Вижу, что сердцем вы римлянин. Ведь римляне - известные враги этрусков, - профессор теперь обращался ко всем. - Эта вражда была вызвана завистью. Этруски сделали римлян римлянами. Из захудалой деревушки Рим превратился а огромный город с храмами, театрами, мощеными улицами, общественными зданиями… - И канализацией - добавил Брук. - А вы все посмеиваетесь над их достижениями? - Совсем наоборот. Канализация - их наибольшее достижение. Колизей в руинах, но главный сток - «клоака максимум» - функционирует до сих пор. - Вашу позицию я считаю типично римской смесью невежества и дерзости, синьор Брук. - Нет смысла спорить, - сказал Брук. - Этруски были настоящими людьми. Жизнью они наслаждались больше, чем любые их современники. Больше, чем большинство современных людей, правильнее сказать. И куда бы они не ушли из своих великолепных гробниц, желаю им только добра. Ужин продолжался. Бруку все тяжелее было сохранять бдительность, поскольку приходилось постоянно прихлебывать из неустанно доливаемой чаши. В беседе с доктором Сольферини и его женой он исчерпал уже все возможные темы и настолько устал, что стал думать по-английски и переводить потом на итальянский. Напротив него капитан Комбер развлекал веселую брюнетку - итальянку. Похоже было, что он читает стихи Горация по Макколею, переводя их притом на итальянский. Когда он дошел до того места, где «лунная пена ласкает ноги дев, чьи отцы уехали в Рим», это так развеселило его соседку, что она, положив ему голову на грудь, тихо и элегантно заблевала рубашку. Одновременно что-то толкнуло Брука в плечо и он увидел, что синьора Сольферино уснула. Повозившись, чтобы дать ей лечь поудобнее, он тоже закрыл глаза. Неизвестно, сколько прошло, но гости зашевелились и Брук понял, что ужин кончился. Усадив синьору Сольферини вертикально, он, весь разбитый, еле встал с кресла. По часам было без четверти четыре. Встретив на террасе Комбера, Брук спросил: - Что вы сделали с той брюнеткой? - Без особых хлопот передал её земляку, с которым они отправились в оливковую рощу послушать цикад. Ну, я вас предупреждал, что это будет не обычная вечеринка, а? - Предупреждал, - признал Брук. - И впредь такие предупреждения я буду воспринимать всерьез. Профессора Бронзини в окружении самых стойких гостей они нашли в прихожей. Он демонстрировал свое мастерство игры на флейте и как раз исполнял нечто вроде «Летней идиллии в лесу». - Вы уже уходите? - спросил он. - Так не годится, дорогие друзья. Вам что, завтра на работу? Истинный этруск никогда не думает о завтрашнем дне. Но я забыл, вы не этруск, вы римлянин. Дисциплина Романа. Свод правил, начинается с умения владеть собой и кончается властью над другими. Топорик и фашио, не так ли? Брук настолько устал, что даже не спорил. - Вечер был незабываемый, профессор. Я завидую вашему прекрасному дому и всем тем чудным вещам, что у вас в подвале. - Вы их видели? - Меркурио был настолько любезен… - Они вас заинтересовали? - в глазах Бронзини что-то блеснуло. - Необычайно. - Приходите и посмотрите их в спокойной обстановке. Они того стоят. - Безусловно. Что-то происходило в холле. Кто-то шумел и ругался, и Брук по голосу узнал, кто. Знаменитый футболист Антонио Лукка! Лицо у него было поцарапано, манишка вылезла из брюк и на груди пиджака тянулась длинная красная полоса, которую Брук вначале принял за кровь, но потом увидел, что это всего лишь вино. Лукка хрипло выкрикивал оскорбления по адресу кучки мужчин, которые теснили его к выходу как пчелы, выталкивающие чужака-пришельца из улья. В конце коридора появился невозмутимый Артуро и все расступились. Когда Лукка опять разорался, Артуро своей огромной лапищей ухватил его за воротник и поднял в воздух. Сдавленный воротником пиджака и сорочки, Лукка умолк. Артуро, развернувшись, понес его к дверям. Демонстрация силы вышла более чем впечатляющая, поскольку Лукка не отличался субтильностью. У дверей Артуро на миг остановился и сказал: - Не будет кто-нибудь настолько любезен принести его плащ и шляпу? Брук спросил Комбера: - Что произошло? Он просто перепил, или как? - В стельку, - ответил Комбер. - Но на это здесь не обращают внимания. Полагаю, приставал к одному из мальчиков. Свою машину они нашли в конце стоянки. На выезде перед ними из тьмы возник Артуро. - Приношу Вам свои извинения, синьоры, - сказал он. Был совершенно невозмутим и, как заметил Брук, даже не запыхался. - Этот синьор скоро придет в себя. Теперь он спит на заднем сиденьи в своей машине. - Лишь бы не попытался уехать домой, - сказал Комбер. - Я подумал об этом и забрал у него ключи. - Ну, это же просто сокровище, - заметил Комбер. Выехав на автостраду, они неторопливо спускались к Флоренции, спавшей укутанной туманом, у их ног. 4. Среда: суматошный день. Поспать Бруку не удалось, но наутро он был в галерее в обычное время. В книготорговой части с той полки, где были книги об Этрурии, выбрал с полдюжины томов, сказал Франческе, чтобы занялась заказчиками, если такие появятся, и уединился в конторе. Та была так загромождена картотеками и всяким барахлом, что едва вошли маленький стол и стул, но зато там он был один. В толстых томах он пытался поймать мимолетное воспоминание, проблеск сходства - бронзовая статуэтка максимум тридцать пять сантиметров высотой, образующая часть светильника или кадила. Пришлось пройтись по пяти столетиям этрусской цивилизации прежде чем нашлось то, что нужно, и нашлось там, куда заглянуть нужно было прежде всего, - в иллюстрированном каталоге крупнейшей коллекции, находящейся в Народном музее на вилле Джулия в Риме. Сходство со статуэткой, виденной им ночью, было очевидным с первого взгляда. Но сходство было в стиле и подходе, речь не шла о точной копии. При этом любой непредвзятый специалист при взгляде на статуэтку Бронзини готов был бы поручиться, что речь идет об этрусском подлиннике. Но раз Меркурио сказал с гордой усмешкой: - Это я, - можно было предположить, что он послужил моделью для статуэтки. А это значило, что либо статуэтка - современная копия, либо Меркурио - лжец. Пока он листал страницы, в глаза ему бросилась одна иллюстрация. Голова молодого человека из Веи, прозванная за его неприступный вид «Мальвольта», и напоминавшая скульптуру Донателло «Святой Георгий». Капризный рот и глаза, юные и старые одновременно, напоминали Меркурио. - Синьор Брук, извините… В приоткрытую дверь на него глядело жесткое морщинистое крестьянское лицо с глазами как бурые камушки. - Проходите, Мило. - Я принес вам рамки. - Отлично. - К сожалению раньше не мог. Желудок меня замучил. Совсем замучал. - Тина мне говорила. - Тина - хорошая дочь… В пакете были три деревянные рамки, резные и позолоченные. Подняв одну к свету, Брук сказал: - Очень красиво, Мило. Рука вас не подвела. Мило раскрыл в усмешке беззубый рот. - Чистая правда, Мило Зеччи все ещё лучший резчик во Флоренции. Дерево, бронза, мрамор - хотя сейчас на мрамор спроса нет. В контору заглянула Франческа и сказала: - Здесь какой-то синьор хочет с вами поговорить. - Ты ему сказала, что мне некогда? - Сказала. Ему нужны всего несколько минут. Брук вышел из конторы. Посреди зала стоял профессор Бронзини в темносиней суконной накидке с золотой вышивкой, в милой полотняной шапочке на голове. Его сопровождал один из юношей, Франческа услужливо суетилась вокруг, и двое туристов, только что вошедших в галерею, разглядывали профессора, набираясь впечатлений для очередного письма домой. Брук не знал, должен его визит рассердить или позабавить. Профессор ему слегка поклонился. Брук сказал - «Доброе утро». - Я пришел принести вам свои искренние извинения, - сказал Бронзини. - Ну что вы, - возразил Брук. - Я благодарен вам за безумно интересный вечер. - Было приятное общество. Но, как я позднее понял, вчера я вас - неумышленно, разумеется, обидел. Полагал, что ваше знание Этрурии только поверхностно, и только сегодня утром понял, что имел честь принимать выдающего специалиста. Вы ведь тот самый знаменитый Роберт Брук, автор труда об этрусской терракоте, владелец тарквинийской галлереи и консультант по вопросам этрусской культуры при античном отделении Британского музея? - Боюсь, вы приувеличиваете, - сказал Брук. - Ни в коем случае. Не вы ли два года назад участвовали в раскопках в Каире как технический советник? - Я был в Каире, - сказал Брук, - только не помню, чтобы у меня кто-то просил совета, или принял, предложи я их. - Вы слишком скромны. Но если вдруг у вас появится желание посетить наши скромные раскопки, которые я веду в своем поместье в Волатерре, я буду очень рад… нет, просто польщен. - Это очень любезно с вашей стороны, - сказал Брук. И, чтобы не показаться неблагодарным, повторил: - правда, очень любезно. В это время Мило Зеччи выбрался из конторы и попытался проскользнуть мимо книжных стеллажей. Профессор Бронзини, заметив движение, тут же обернулся и воскликнул: - Мило! Что ты здесь делаешь? Не знал, что тебя интересуют книги по искусству. Мило попытался улыбнуться. Он был явно растерян, но Брук не понимал, почему. - Мило делает мне рамы для картин. Золотые руки. Вы его знаете? - Знаю, - ответил профессор. Он уже явно утратил интерес к Мило, который выскользнул из магазина и припустился по тротуару, как только позволяли ему ревматические ноги. Профессор, достав визитную карточку, что-то на ней написал. - Если в Волатерре возникнут проблемы, покажите её моему управляющему, - сказал он. - Нам приходится быть осторожным. Ограбление грабниц в Этрурии не остались в прошлом. Завернувшись в накидку, он кивнул и величественно вышел на улицу. *** Когда Тина принесла порцию спагетти - мучное в том или ином виде всегда было первым блюдом - Брук спросил: - Ваш отец знаком с профессором Бронзини, Тина? - Тысячу извинений, я сейчас вытру, - Тина выплеснула на стол немного соуса, которым были политы спагетти. Когда стол был вытерт и на скатерть легла чистая салфетка, переспросила: - Вы что-то хотели? - Знаком ли ваш отец с профессором Бронзини? - С тем старым синьором, что живет в большой вилле во Фьерло и у которого поместье в Валатерре? - Да, я о нем. - Папа когда-то работал у него. Думаю, что-то реставрировал. - Что именно? - Я в древностях не разбираюсь. Наверно, керамику, я так думаю. Это казалось правдоподобным. Терракотовые фигурки часто находили разбитыми и требующими тщательной реставрации. - Почему вы спрашиваете? Вы с ним говорили? - Они случайно встретились у меня в магазине. И мне показалось, что они знакомы. - Ах, так? Подать вино? Налив ему, заткнула бутылку и поставила её на сервант. Брук заметил, она собирается с мыслями, чтобы что-то ему сказать. Продолжал есть, но то, что услышал, его удивило: - Может быть, вы поговорите с отцом? - С Мило? Я сегодня виделся с ним в магазине. - Нет, наедине. У нас дома. Брук задумался, потом сказал: - Если нужно, согласен. Можете сказать мне, в чем дело, Тина? - Последнее время его что-то гнетет. Не только желудок, есть ещё что-то. - Деньги? - Нет, нет. Думаю, что-то совсем другое. - И когда мне прийти к вам? - Сегодня, потому что вечером не будет Диндо. - Диндо? - Диндони. Он помогает папе в мастерской и шпионит за ним. Диндо - ничтожество; думаю, он надеется заполучить мастерскую, когда папа умрет. - Ладно. Я зайду к вам после ужина, около десяти. Тина ему улыбнулась. - Вы очень добры, - шепнула она. - Подождите с благодарностью, пока не увидим, смогу ли я помочь вашему отцу, - сказал Брук. В половине третьего позвонил в магазин. Трубку сняла Франческа. - Сегодня после обеда меня не будет. Могу я оставить магазин на вас? Ладно. Тогда до завтра. Пришло ему это в голову за обедом. День был чудесный. Ветер сменился на северовосточный, разогнал резкие облачка и умерил жару. В такой день хочется быть на реке, на лодке. Сидеть в магазине было бы невыносимо. Из стенного шкафа достал сумку, в которой хранился полевой комплект археологического снаряжения, включая большой фонарь. Вещей он не касался больше года, и батареи нужно было менять. Что еще? Карту Тосканы и план Волатерры, кожанные перчатки. Все, теперь в машину. Дом, в котором он снимал верхний этаж, стоял в небольшом тупичке, отходившем от Виале Микельанджело. Гараж стоял отдельно от дома в конце тупичка в проволочной сетке, ограждавшей тенисные корты. Машина должна была уйти вместе с Джоан, Брук это знал. Она ведь была неотъемлемой частью их супружества. Так часто они сидели в ней вместе, во время долгих неторопливых поездок по Франции, Испании или Италии, а иногда и дальше - в Греции и Турции. Потертое складное сиденье ещё хранило отпечаток её тела, словно куколка, из которой бабочка уже вылетела. Это была одна из последних моделей кабриолета известной марки «Санбим Тэлбот» со съемным верхом. Они нежно заботились о нем и оснастили всем, чем только можно, от поворотного рефлектора до противотуманных фар под передним бампером. Брук сел за руль, выехал из гаража и направился на объездную дорогу, избегая тем самым поездки через центр города. До Эмполи поедет по второразрядному шоссе, откуда все лихачи перебрались на автостраду, а в Эмполи направится на югозапад, в сторону Чечины и моря. Солнце начинало склоняться к западу, когда он добрался до развилки, откуда вела дорога к землям Бронзини. Солидная табличка вещала о запрете появления посторонних, охоты и сбора цветов, предупреждала о злых собаках и так далее. Брук осторожно проехал по каменистой дороге и затормозил возле каких-то хозяйственных построек. Нигде не было видно ни души, на всем лежала тишина угасавшего дня. Брук запер машину и пошел пешком. Трава, достигавшая колен, была полна цветов. Над головой заливались жаворонки. Услышав первый выстрел, он в недоумении остановился. Когда прозвучали следующие, в нем проснулся инстинкт, дремавший со времен войны, и Брук бросился на землю. Потом осторожно приподнял голову. Ему показалось, что стреляли куда - то вверх, где парила белая птица. И в самом деле увидел, как та неловко падает на землю. Брук встал, отряхнул от травы колени и побежал по тропинке вверх. Перевалив вершину холма, заметил стрелков. Это были трое подростков, и каждый держал в руке ружье. Они смотрели на голубя, бившегося на земле, ковылявшего по кругу, но не пытавшегося взлететь. Когда Брук подошел, один из них пнул голубя ногой и сказал: - Вот подпалим тебе хвост, тогда полетаешь… На земле Брук увидел клетку с ещё двумя птицами. Резко сказал: - Вы что делаете? Юноши обернулись к нему и Брук узнал двоих, это они вечером отгоняли их машину. Третий, ему показалось, был одним из вчерашних официантов. Тот, что повыше, сказал: - Мы тренируемся в стрельбе. Жаль, если мы вас напугали. Но это частные владения. - Что вы делаете с птицами? - Выдернем им несколько перьев из хвоста и крыльев, чтобы могли летать, но не очень, а потом стреляем. И знаете, из ружья попасть не так уж легко. Иногда приходится стрелять раз пять или шесть. Но с этого уже хватит. Брук нагнулся, поднял птицу и свернул ей шею. Юноши гневно вскрикнули и Брук понял, что окажется в невыгодной ситуации, если они на него нападут. Старший из юношей был такого же роста, как он, и, вероятно, более ловким. Остальные тоже не слабее. Из бетонного сарая неподалеку от кургана вылезла какая-то неуклюжая фигура. Видимо, выстрелы прервали его сиесту, последовавшую после плотного обеда. Потное багровое лицо заросло седой щетиной. - Черт возьми, что происходит? Что ты орешь, Лоренцо? - спросил он. - А это что за тип? Высокий юноша взбешенно заявил: - Он убил нашего голубя. Никто его не просил вмешиваться. - Что вам здесь нужно? Брук достал визитную карточку профессора Бронзини: - Меня пригласил сюда ваш хозяин. На осмотр раскопок. - А меня никто ни о чем не предупреждал. - Он постепенно закипал. - Убирайтесь отсюда! И живо! Когда Брук протянул ему визитку, оттолкнул её и повторил: - Живо, я сказал! - Я приехал издалека, только чтобы увидеть раскопки, - настаивал Брук. - По приглашению их хозяина. Пока он не отменит свое приглашение, я и не подумаю уходить отсюда. Его хладнокровие взбеленило их ещё больше. Голос мужчины задрожал от ярости. - Если ты, мерзавец, не уберешься сам, мы тебе это устроим, да так, что запомнишь. Знаешь, как это делается? Вышвырнем тебя за руки - как мешок с дерьмом. Подростки засмеялись, а Брук сказал: - Только попробуйте! Я вам могу обещать, что вы горько пожалеете! - Жалеть будешь ты! - мужчина был так взбешен, что брызгал слюной. - А ну хватайте его! Двое ребят поменьше, которые тем временем зашли сзади, прыгнули на него, схватив за руки. Брук продолжал спокойно стоять. Взбешенный мужчина едва не ткнулся ему в лицо; был так близко, что Брук чувствовал, как от него несет перегаром и видел струйку слюны, вытекавшую изо рта на щетинистый подбородок. - Ну а теперь марш отсюда, - прохрипел тот, - нравится это хозяину или нет! Брук подался вправо, развернулся, вырвал правую руку и резко двинул его в живот. Тот сломался пополам, бормоча грязные ругательства, а чей-то невозмутимый голос произнес: - Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? Видимо, машина подъехала совсем тихо. Из неё вышел Даниило Ферри, за рулем сидел гигант Артуро. Юноши отпустили Брука и растерянно сбились в кучку, сразу превратившись в растерянных детей. Ферри повторил, обращаясь к высокому: - Так в чем дело, Лоренцо? Мужчина уже пришел в себя и начал: - У нас есть приказ… Ферри, словно не замечал его, продолжал, обращаясь к высокому юноше. - У вас есть приказ набрасываться на друга вашего хозяина, который приехал сюда по его воле? Вы заслуживаете взбучки, все трое! Подростки молчали, глядя в землю и ковыряя в пыли ногами. - Убирайтесь! - И они ушли, не оглядываясь. Краснорожий тип мрачно проворчал: - Откуда мне это знать? - но было видно, что он тоже испуган. Визитная карточка упала на землю. Ферри нагнулся, подняв её. - Он тебе показывал визитку, или нет? Читать не умеешь? Тот молчал. Ферри вернул визитку Бруку. - Мне ужасно жаль, что вас так нелюбезно встретили. Знай я, что вы приедете, встретил бы. - По дороге к кургану добавил: - Наша деревенщина - существа примитивные, и обращаться с ними приходится построже. Но поведение Лабро непростительно. Я давно подозревал, что он пьет. Придется его уволить. - Ну, это отчасти моя вина. Ребята стреляли в искалеченных птиц, а я вмешался… - Вижу, вы захватили фонарь, - переменил тему Ферри. - Это хорошо. Разрешите, я пойду впереди. Погребальный курган вздымался из тела земли как огромная женская грудь и занимал почти полгектара. Спустившись по ступеням, они прошли сквозь отверстие в кольцевом каменном валу, потом через яму, углубленную вручную, и вошли внутрь кургана. Тот был разделен на маленькие камеры, вытесанные в скале по обе стороны. Все камеры были пусты. - Эти и эти две кто-то ограбил давным - давно, - сказал Ферри. - К счастью, эти вандалы не добрались дальше. Этот коридор - ложный ход, ещё один мы нашли на той сторне. Но и тот ведет к якобы непроходимой скальной стене. - Которую вы пробили? - Разумеется. С современным оснащением это совсем нетрудно. - И что вы обнаружили? Ферри усмехнулся. - Мы обнаружили, что очутились в первом проходе, они оказались связаны; этрусские шуточки. В глубину вел совсем другой ход, и там мы нашли несколько любопытных терракотовых фигурок. Некоторые профессор оставил, остальные передал различным итальянским музеям. И ещё две алебастровые кюветы с драгоценными украшениями. Они спускались по главному ходу, который потом поворачивал вправо и снова начинал подниматься. Брук заметил на камнях свежие следы кирок. Перед ними проблескивал дневной свет. Брук считал шаги. Прошли почти шестьдесят метров, прежде чем выбрались на другой стороне кургана. Ферри, шедший первым, свернул влево. - А здесь мы снова проникли внутрь, - сказал он. - Тут как раз работают. Возможно, это будет для вас интереснее. Брук пролез сквозь проход, пробитый в скале, и включил фонарь. Очутился в маленькой комнатке, два на два с половиной метра, с обычной каменной лавкой вдоль двух стен. Над ней по всей длине тянулась роспись, изображавшая морской пейзаж. Волнистая линия посреди стены представляла морскую гладь, под ней плавали рыбы и всякие чудные морские звери, из скал на дне вырастали кораллы, а в стилизованных веерообразных листьях кишели крабы. Над водой высовывали головы дельфины. А на воде, образуя центр картины, вздымался единственный корабль с задранными носом и кормой и с рядом весел по бортам. У Брука даже дух перехватило. - Это прекрасно! - сказал он. - Вы о нем уже сообщили? - Профессор велел сделать цветные снимки. Насколько я знаю, относит это к пятому веку. - Шестой или пятый, - согласился Брук. Достав лупу, внимательно изучил корабль. - Это пиратский корабль, видите - таран, которым пробивали атакуемое судно. Человек сзади - в доспехах, видимо, капитан или предводитель пиратов, раз у него такой роскошный шлем. Шлем был сложным головным убором, напоминавшим шляпку изысканной посетительницы скачек в Аскоте, но составленную из металлических полос. Посредине надо лбом львиная голова. - Интересно, что вы заметили. Существует мнение, что эта гробница принадлежала одному пирату и его семейству. Предполагается, именовался он Тринс и был хозяином здешних мест. Возможно, подчинялся волатерскому лукумону, но мог быть и независим. Его имя фигурирует на раме одной из дверей в Ваде, это на побережьи. - Изумительно! - сказал Брук. - Зимний дворец здесь, летняя дача на побережьи, вблизи корабля. Если он был значительным человеком, находка его гробницы приобретает особый вес. - Разумеется. Мы тоже надеемся. - Что вы ещё нашли? - Несколько любопытных зеркал и пару алебастровых фигурок. Пойдемте, я вам покажу. Брук ещё раз взглянул на предводителя пиратов, гордо стоявшего на корме своей галеры и глядящего вперед поверх согнутых спин рабов на веслах. Потом последовал за провожатым. Каждая комнатка сообщалась с соседней отверстием в стене вроде мышиной норы. - Наше продвижение вперед могло бы быть логичнее, разгадай мы план главных ходов, - оправдывался Ферри. - Но мы продвигаемся наугад, опираясь только на силу. А сейчас мы работаем вот здесь. Камера в самом центре кургана была освещена единственной лампочкой. На одном конце работали двое юношей, долбили мягкий камень стальными долотами и кувалдами. Лица их были черны от пыли, в свете фонаря сверкали только в улыбке белые зубы. - Это, видимо, гробница остальных членов семьи, пожалуй жен. На традиционной каменной скамье были расставлены терракотовые сосуды, светильники, гребни и броши, и кадильницы на трех козьих ножках. - Если войти отсюда, - сакзал Ферри, - окажемся снова в тех смежных проходах. - Ага… - Брук пытался представить план всего, что видел. Курган в полгектара мог скрывать неисчислимое множество тайников, и систематически работающая группа археологов могла его исследовать примерно за год. При несистематическом подходе, как здесь, раскопки могли длиться и десять лет. Если оба смежных прохода делят курган примерно пополам, до сих пор работы шли исключительно в левой, или северной части, - по крайней мере, в основном. Хотя… Заметив отверстие в стене справа, он заглянул внутрь. Ферри, шедший впереди, тут же обернулся. - Туда ходить не стоит, - сказал он. - Почва оседает, нам пришлось ставить подпорки на каждом шагу. Фонарь Брука бросил в отверстие сильный луч света, который на миг замер на чем-то, стоявшем на каменной скамье в глубине помещения. - Я не хочу мешать, - сказал из-за спины Ферри, - но до восьми я должен вернуться во Флоренцию. Учитывая, что произошло, я бы проводил вас до машины, если не возражаете. - Конечно, - ответил Брук. Выключив фонарь, вышел за провожатым под ослепительные лучи итальянского солнца. - На подробный осмотр нужно больше времени, - сказал Ферри. - Договоритесь с профессором. Пусть проведет вас сам. Вам будет о чем поговорить. - Буду рад, - рассеянно сказал Брук, думая о чем-то другом. Думал об этом, пока Ферри провожал его к месту, где оставалась машина, и позднее, возвращаясь во Флоренцию. То, что на несколько секунд увидел в свете своего фонаря, было шлемом, напоминавшим шляпу модницы со скачек в Аскоте и составленным из металлических долек. Он даже заметил - или ему показалось, - и голову льва, украшавшую переднюю часть шлема. Ломая голову, как туда мог попасть шлем, и почему Ферри не упомянул о нем, а ещё - будет ли там, когда профессор Бронзини найдет время лично провести его по раскопкам. *** Аннунциата Зеччи отложила поношенный жакет, на локоть которого пришивала заплату и спросила: - Он точно придет? Аннунциата была красивой женщиной. В свои пятьдесят она сохранила крутые бедра и полную грудь, седые волосы обрамляли лицо, на котором уже начинали появляться морщинки, но которое было живым и полным достоинства. Тина ответила: - Да, мама. Если обещал, что придет, то придет. - Ты ему веришь? - Верю. - Где отец? - Сразу после ужина ушел в мастерскую. - Он так мало ест, - сказала Аннунциата. - Как воробушек. И страдает. Что-то его грызет. - Может ему полегчает, если поговорит с синьором Робертом. - Если только он поговорит! Он стал таким скрытным! Ходит на исповедь, но не говорит ничего даже святому отцу. Во дворе за домом хлопнули двери и послышались шаги. Женщины довольно переглянулись, но это был всего лишь хромой Диндони. В кухню он вошел с обычной злорадной ухмылкой. - Что же ты сидишь дома, Тина? - сказал он. - О чем эти флорентийские парни думают? Где у них глаза? Тина отрезала: - Оставьте меня и позаботьтесь о себе! - но на Диндони, видимо, нашла охота поразвлечься. Усевшись на угол кухонного стола, он сказал: - А что это за пижон - ну просто конфетка - который вчера застопорил все движение на Виа Торнабони, чтобы сказать тебе пару слов? - Арабский шейх, приехал во Флоренцию набирать пополнение в свой гарем. А вы не знали? - По-моему, он был похож на Меркурио, сынка - правда, приемного, - профессора Бронзини. Почему бы ему не податься в кино? От таких женщины без ума! - О вас этого не скажешь, - заметила Тина. Диндони ковылял к дверям, но все-таки обернулся. - Но ведь нельзя, чтобы синьор Роберто ревновал, правда, Тиночка? - сказал он и исчез. Слышно было, как его шаги затихают на улице. - Вот дурак, - сказала Тина и покраснела. - Жаба проклятая, терпеть его не могу. - Не дай себя спровоцировать, - сказала мать. - Я его тоже не люблю, но он работящий, отцу без него не обойтись. - Он гнусный тип, - настаивала Тина. - Знаешь, куда он? Пошел пьянствовать с Марией, с этой шлюхой! - Агостина, - оборвала её мать, - это слово женщина никогда употреблять не должна! - Пожалуйста, и не буду, - заявила Тина, - но это правда, ты сама знаешь. Но Тина ошибалась. Диндони не отправился к Марии, хотя его тщательно продуманный уход должен был навести именно на эту мысль. Ковыляя по улочке. он свернул влево, словно действительно направляясь в кафе. Но через десять метров ещё раз свернул налево и очутился в переулке, проходившем вдоль задней стены дома. Достав из кармана ключ, отпер одну из дверей, войдя в которую попал в мастерскую Мило Зеччи. Оттуда к черному входу его квартиры, находившейся над мастерской, вела железная лестница, позволявшая незаметно входить и выходить из дому, что Диндони особенно ценил. *** Брук вышел из дому в десятом часу. Решил пойти пешком. Ветер стих и небо прояснилось. С наступлением сумерек его монотонная синева приобрела оттенки зелени и меди, словно полотна итальянского примитивиста коснулась кисть французского импрессиониста. За рекой Брук свернул направо и очутился в узких улочках старого города. Предварительно продумав маршрут, теперь он шел машинально. Рано или поздно наткнется на Виа Торта и по ней дойдет до пересечения с Сдруччоло Бенедетто. *** Дом он нашел без проблем и синьора Зеччи, ожидавшая его визита, тут же открыла. Войдя, он сразу оказался на кухне, где в углу сидела Тина, занятая шитьем. Она заговорщицки улыбнулась ему, став при этом ещё моложе, чем на самом деле. Мило не было ни слуху, ни духу. - Он в мастерской во дворе, - сказала Аннунциата. - Думаю, предпочел бы поговорить с вами с глазу на глаз. Но прежде чем вы пойдете к нему, могу я сказать пару слов? - Пожалуйста. - Моему Мило не по себе. Что-то терзает его душу. И тело тоже. Хочет говорить с вами, но ему трудно решиться. Пожалуйста, будьте с ним терпеливы. - Сделаю все, что в моих силах. - Большего и не нужно. Агостина покажет вам, где это. Мастерская Мило занимала низ двухэтажного здания, стоявшего в конце за домом. Окна верхнего этажа были затянуты шторами. - Там живет Диндо, - пояснила Тина. - Его нет дома, слава Богу. Вечно сует нос не в свое дело. Хочет захапать здесь все, когда папы не станет. Толкнув дверь, Тина посторонилась, пропуская Брука, и сразу закрыла за ним. Мило склонился над столом в глубине мастерской, в свете сильной лампы были видны только руки по локоть, остальное оставалось в тени. Осторожно положив работу на стол, он выпрямился. Брук ужаснулся над переменой, происшедшей с его лицом и видной с первого взгляда. Казалось Мило за несколько часов постарел на несколько лет. Лицо его ссохлось, под глазами легли черные тени, нос вытянулся и заострился, что Бруку особенно не понравилось. Только карие глаза были умны и ясны, как всегда. - Чудный бычок, - сказал Брук. - Это из гробницы старого пирата в Волатерре? - Пытаюсь слепить его из шестнадцати кусков, - сказал Мило. - Это было прекрасное животное. И снова будет. Скоро закончу. Недостает только двух кусков. Хвоста и одного рога. Реставрация была произведена исключительно. Швы тонкие, едва заметны. Вожак стада бил копытом с чисто этрусской элегантностью. Брук подумал, что бы сказал незнакомый умелец, его создатель, увидь он, как корявые пальцы Мило воскрешают его произведение через три тысячи лет. - Выпьете вина? - спросил Мило. Не дожидаясь ответа, налил вино в два стакана, стоявшие наготове на столе, и подвинул один своему гостю. - За ваше здоровье, Мило, - сказал Брук. - Спасибо за пожелание. Человек начинает его ценить, когда лишится. Боюсь, недолго мне осталось, синьор Брук. Брук не сообразил, что ответить и отхлебнул вина, чтобы скрыть свою растерянность. Вино было славным, видно достали его для него. - Я в руках докторов и священников, и ни те, ни другие ничего не сулят. Доктора все твердят, что нужно терпеть, и все. Терпеть! - Мило рассмеялся, и смех его был невесел. - Священники ещё хуже. Твердят о покаянии. А в чем мне каяться? Всю жизнь я работал в поте лица и моя семья никогда не испытывала нужды. - Кто честно работает, тому нечего бояться ни на том свете, ни на этом, - сказал Брук. Результат этой фразы оказался неожиданным. Мило молча уставился на него. Стоя напротив Брука, он наконец взял себя в руки и сказал севшим до хрипоты голосом: - Что означают ваши слова, синьор Брук? - Садитесь, Мило, не мучайте себя. Я только хотел сказать, что человеку, корпевшему всю жизнь, чтобы обеспечить семью, нечего бояться… - Вы сказали, кто работает честно. Вот что вы сказали. - Я так думаю. - Да, - вдруг сказал Мило и сел. Потом протянул руку, торопливо схватил бутылку, наполнил оба стакана и свой поднес к губам. Брук пожалел, что несведущ в медицине. Можно ли дать ему напиться? Но когда Мило заговорил, голос его звучал ясно и рука, державшая стакан, не дрожала. - Синьор Брук, - сказал он, - я хотел бы довериться вам. Вы - человек, который в таких вещах разбирается. Посоветуйте, что мне делать? - Разумеется, - ответил Брук, - сделаю все, что смогу. - Тина мне говорила, - простите, ради Бога, - что вы можете понять других, потому что сами пережили несчастье. - «Он - как человек, собравшийся прыгнуть с вышки, - подумал Брук, - но которому не хватает отваги, и ищет любую зацепку, чтобы оттянуть решение «. Стояла полная тишина. Звук, которой её вдруг нарушил, был настолько мимолетен, что Брук не был уверен, не показалось ли ему. Ведь дул ветер, могло хлопнуть окно, или долететь шум мышиной возни, или проснуться сверчок где-то в щели. Только он знал, что это было что-то другое, и ещё знал, что сегодня не будет исповеди, ради которой Мило собрался с духом и уже готов был произнести первое слово. В комнате над ними Диндони проклинал свою неловкость. Лежал плашмя во тьме возле щели в полу, где были раздвинуты две доски, лежал там уже почти полчаса, и перевернулся на бок, когда затекшую ногу свела судорога. При этом у него из кармана выпала зажигалка, упав на доски пола. Теперь Диндони услышал, как переменился голос Мило. - Но я не могу обременять вас проблемами, синьор Брук. Не для того я просил вас тащиться в такую даль. Хотя знать ваше мнение как специалиста об этой статуэтке. Великолепный зверь, не так ли? Шестой век до нашей эры. О таких вещах не знаю почти ничего, но глаз у меня наметанный… Диндони выругался ещё раз и поднялся на ноги. Все тело у него затекло, к тому же он был взбешен. Это же надо, в последний момент! Отряхнув одежду, он осторожно выскользнул тем же путем, которым пришел. Через пять минут уже стучался в двери кафе. Женский голос ответил: - Кто там? Убирайтесь, у нас закрыто. - Мария? Это Диндо. - Уже поздно. Думала, ты не придешь. Что случилось? - Кто у тебя? - Те двое. - Что делают? - Пьют. Что, по твоему, они могут делать? Помогать мыть посуду? - Если кафе закрыто, им нечего здесь делать. - Говорю тебе, они допивают. Потом пойдут себе. - Не приди я, Бог знает, когда бы они ушли. - У тебя не только нога, но и мысли набекрень, - отрезала Мария. - Если считаешь, что им нечего здесь делать - выгони! - Точно, - сказал здоровяк, просунув голову сквозь штору. - Иди сюда и выгони нас! Тренировка тебе не повредит. - Я никого не собираюсь выгонять, - оправдывался Диндони. - Что, теперь мы тебе хороши? Иди сюда и выпей с нами. Налей ему, Мария! Что-то он бледно выглядит, видно дела идут худо. Поставил не на ту лошадь, что ли? Я прав, Дино? Они отправились в заднюю комнату. Второй тип сидел у окна и читал газеты. Подняв на вошедших взгляд, снова углубился в чтение. На столе стояли три стакана, как заметил Диндони. Проследив за его взглядом, здоровяк сказал: - Да, так и есть. Мы все причастились. Вот что мне нравится во Флоренции, люди всегда готовы поделиться с ближним. Я прав? Второй заметил: - Ты слишком много говоришь. - Разговоры идут на пользу, - возразил здоровяк. - Облегчают сотрудничество. Помогают людям договориться. Как твои успехи сегодня вечером? - Никак, - недовольно сказал Диндони. - Не встретились? - Встретились. - Их не было слышно? - Я слышал каждое слово. - Так что случилось? - Проклятый старик, видно, сообразил, что я там. Только заикнулся, как передумал. И ничего не сказал. - Он тебя обнаружил? - Откуда. Говорю тебе, это его врожденная осторожность. - Думаешь? - Здоровяк задумчиво оглядел Диндони. - Тогда придется придумать что-то другое. Раз он боится говорить в собственной мастерской, где же он будет откровенен? - Пожалуй, в кухне. - А можешь ты подслушать, о чем говорят в кухне? - Нет. Окна там закрыты и зимой, и летом. Или ты предлагаешь мне влезть под стол? Или, как сверчок, в камин? - Я предлагаю шевелить мозгами, - сказал здоровяк, - и воспользоваться достижениями цивилизации. Думаю, что в кухне найдется местечко - открыв папку, извлек из неё шарообразный черный металлический предмет - где можно припрятать эту вещичку. Диндони с любопытством пригляделся. - Тебе нужно будет минут на десять остаться дома одному. Провод тонкий, церного цвета, как видишь. Можно проложить его вдоль плинтуса или в щель в полу, просунуть в вентиляцию и даже под раму запертого окна. Он приступил к дальнейшим инструкциям, которые Диндони слушал с возрастающим интересом. 5. Четверг: Обед у британского консула. Если имя человека может влиять на своего хозяина, как утверждают, то несомненно, представители семейства Уэйлов с каждым поколением становились все более китообразными: тела их становились все больше и глаже, глаза все меньше а кожа толще. И сэр Джеральд далеко обошел всех предыдущих Уэйлов. В нижнем белье весил сто двадцать пять килограммов, двигался величественно, как дирижабль, и как и он, требовал большого свободного пространства, чтобы развернуться, - по крайней мере, так утверждали злые языки. Эти качества с детских лет предназначили его для министерства иностранных дел. Поскольку жены его уже не было в живых, хозяйство вела старшая дочь Тесси, отличная хозяйка и потомок своих предков до мозга костей, кое в чем помогала младшая дочь Элизабет, которая была совершенно иной и своими светлыми волосами, голубыми глазами и мальчишеской фигуркой напоминала отпрыска совсем другой семьи. - Это у неё от Трауэров, - пояснял сэр Джеральд, - семьи моей тети. И добавлял, что Трауэры - из графства Шропшир, словно это все объясняло. Синьор Трентануово, мэр Флоренции, согласно кивал. Он совершенно ничего не знал о Шропшире, но достаточно было, что так говорит сэр Джеральд. По его мнению, сэр Джеральд был дипломатом милостью Божьей, чего нельзя сказать о нескольких его предшественниках. Те английские консулы были никчемными, потрепанными и скупыми модниками, торопливо миновавшими Флоренцию как заурядный железнодорожный полустанок на пути к станции назначения. Но сэр Джеральд явно осел здесь надолго, собираясь, вероятно, остаться и после завершения своих консульских функций, влившись в любопытное собрание бывших консулов в Тоскане. Общество собралось в большой гостиной. Элизабет наливала отцу и мэру уже по второму аперитиву. Тэсси сидела на краешке дивана, занимая мисс Плант, Тома Проктора, юриста из Англии, и американца Харфилда Мосса, о котором говорили, что он сказачно богат и весьма интересуется римскими и этрусскими древностями. Сэр Джеральд взглянул на часы и сказал: - Надеюсь, Брук о нас не забыл. Иначе за столом останется пустое место. - Обещал прийти, - оправдывалась Элизабет. - Я ему напомнила ещё запиской. Последнее время он такой рассеянный… - Позвони домой. Не можем же мы заставлять мисс Плант ждать без конца, она уже съела целую тарелку соленых сушек. Нет, никуда не ходи и не звони. Кажется, это он. Вошедший Брук, ужасно извиняясь, бормотал что-то о навязчивом заказчике, явившемся в последнюю минуту. Элизабет это казалось неубедительным и она правильно догадалась, что, совершенно забыв о ней, он как обычно отправился домой на обед, откуда его завернула только Тина. Его представили всем. Мисс Плант подала ему руку для поцелуя. Харфильд Мосс заявил, что он рад и горд возможностью познакомиться с автором «Пяти столетий этрусской терракоты», а мэр, взиравший на Брука с нескрываемым интересом, вдруг подошел к нему, схватил за руку и начал трясти её, восклицая «Капитан Роберто!» Брук уставился на мэра, наморщив лоб, потом, наконец, улыбнулся («Господи Боже, он улыбнулся!» - сказала себе Элизабет) и воскликнул: - Марко! Черт возьми! Как здорово, что мы встретились! Ты растолстел и просто пышешь здоровьем! - Ну да, ну да, - ответил мэр, - Молодость ушла, и юношеская фигура - следом. Когда мы виделись последний раз, я был худ и голоден. И счастлив. Не затронут цинизмом зрелого возраста. Искатель приключений с мечом в руке… - Полагаю, это было во время войны? - спросил сэр Джеральд. - Осенью 1943, - ответил Брук. - У Валломброзы. Я бежал из лагеря военнопленных на север. Тогда Марко… Кстати, тебя в самом деле зовут Марко? - Партизанская кличка. Но мне очень приятно услышать её снова… - Марко командовал отрядом добровольцев и несколько недель я пользовался его гостеприимством. - Гостеприимством! - воскликнул мэр. - Да уж! И тогда же мы устроили горячий прием этим немцам - очень горячий! И теперь есть что вспомнить. - Кажется, гонг, - сказал сэр Джеральд. - Пойдемте за стол, пожалуй? Иди вперед, Тесси. Так, все в порядке. Синьор мэр, будьте любезны, садитесь напротив меня. Между моими дочерьми. - Как жрец, окруженный весталками, - пробормотала Элизабет. - Мисс Плант - по правую руку от меня. Том, идите сюда, садитесь по левую руку. Брук и Мосс сядут посередине, так. Надеюсь, все едят омара? Я их обожаю. - Я перестала есть омара ещё ребенком, когда потонула «Лузитания», - заявила мисс Плант. - Я предвидел, что кто-то может их не любить, - с готовностью предложил консул, - и на замену распорядился приготовить пирожки с мясом. Мисс Плант пригорюнилась. Ей уже не раз удавалось испортить настроение за столом, заявив, что не ест главное блюдо, но и пирожков ей не хотелось. Тут же перестроившись, она сказала: - Но моя дорогая мамочка мне всегда говорила, что за столом привередничать не следует. Я тоже буду омара. Бруку стало любопытно, действительно ли у сэра Джеральда в резерве были пирожки, или он просто мастерски сблефовал в этом гастрономическом покере. - У нас в штате Мэн омары - излюбленная еда, - сказала Харфильд Мосс. - И ещё устрицы. - Вы приехали прямо из Англии, мистер Проктор? - спросила мисс Плант. - Наша английская публика тут, во Флоренции, вам, обитателю шумного Лондона, покажется слишком старомодной. Том Проктор, жизнь которого проходила между фермой в Херфордшире, адвокатской конторой на Бедфорд Роуд и консервативным клубом «Атенеум», был несколько удивлен, но ответил, что Флоренция представляет для него приятную перемену. - Она приятна не в сезон, - сказал сэр Джеральд. - Но теперь сюда заявились не меньше двадцати тысяч туристов. В большинстве своем - британские граждане, и не меньше половины из них потеряет паспорта и примчатся ко мне за помощью. Я уже думал, что стоило татуировать туристам номер их паспорта на руках. - Все равно потеряют, - заметила Элизабет. Мисс Плант за свою долгую жизнь усвоила почти королевские манеры. Следила за тем, чтобы всем её подданным досталось от неё внимания поровну, и никогда не задавала вопросов, скорее, константировала факты. Повернувшись к Харфильду Моссу, она сказала: - Вы приехали из Америки и интересуетесь коллекциями античных древностей. - Да, но не всех, - ответил Мосс. - Это было бы слишком широкое поле деятельности. Я лично интересуюсь римскими и этрусскими антикварными изделиями. Преобретаю их для собраний Фонда Мосса. - Что за совпадение! - Совпадение, мисс Плант? - Ну, вас зовут Мосс и вы занимаетесь собраниями Фонда Мосса. Американец, улыбнувшись, ответил: - Не такое уж совпадение, если учесть, что это я его основал. Это моя частная благотворительная организация. - Чему я всегда завидовал, так это вашему законодательству, - заметил Том Проктор. - Насколько я знаю, если вы закупаете что-то для художественной или благотворительной организации, то освобождаетесь чуть ли не от всех налогов. Это так? Хапфильд Мосс с удовольствием пустился в объяснения сложностей американского налогового законодательства и мисс Плант пожалела, что вообще затронула эту тему. Решив перенести огонь через стол, она начала: - Ваша галерея, должно быть, любопытное место, мистер Брук. Такая уйма книг! От одной мысли о них у меня начинается мигрень. - Но я не обязан их все прочитать, лишь продать, - сказал Брук. Его заинтересовало кое-что из рассказа Мосса. - Вы сказали, что в вашей области появилось нечто сенсационное. Я полагал, находки в Каэре были последними… - Не хочу утверждать, что уже обнаружено, скорее нужно сказать - ожидается. Некоторые наши организации были предупреждены - тут Мосс сделал драматическую паузу, намотал спагетти на вилку и отправил их в рот, оставив слушателей в напряженном ожидании, затем спокойно прожевал и продолжал, - предупреждены, чтобы были наготове. - Наготове? Из-за чего? - спросила Элизабет. - Знай я это, мисс Уэйл, владел бы информацией, за которую большинство коллекционеров готово отдать что угодно. Может идти речь о серебре или драгоценностях. Последняя крупная находка, попавшая на американский рынок - тот серебрянный шлем, что в чикагском музее. Я случайно узнал, сколько отдал за него музей, и можете поверить, это весьма немало. - Как же эти вещи попадают в Америку? - спросила Тесси. - Я полагала, итальянцы не разрешают вывоз… - О таких вещах лучше не спрашивать, - заметил сэр Джеральд. - Если честно, - ответил Мосс, - то я не знаю. Я просто плачу - то есть плачу из средств фонда - какой-нибудь известной фирме в Риме, и они устраивают все как надо. Подробности меня не интересуют. - Но если груз не дойдет? - Мне будет очень жаль, - серьезно ответил Мосс. Но все же решил переменить тему. - Это правда, мисс Плант, что вы пережили во Флоренции всю немецкую оккупацию? - спросил он. - Естественно. Я не считала нужным срываться с места изза кучки надутых дураков в сапогах. В Винцильяте во время первой мировой войны был лагерь немецких военнопленных; мы видели их. Те, по крайней мере, были джентельменами, чего никак нельзя сказать о военных Гитлера. Вульгарные выскочки, не имеющие никакого понятия, что такое воспитание и приличное поведение. Брук вспомнил о том, что джентельменами немцы и точно не были, но чертовски здорово воевали. Он вспомнил патруль, который они атаковали в предгорьях Аппенин. На рассвете их окружило человек тридцать партизан. Немцев было семь или восемь, они спали в сарае, выставив часового. Гвидо, бывший мясник, который хвастал, как он ловко обходится с ножом, часового снял, но что-то сделал не так и тот успел вскрикнуть. Через несколько секунд немцы в сарае уже были на ногах и начали палить в ответ. Через несколько секунд! Все залегли, дожидаясь, пока те не начнут выскакивать из сарая. Раненый пытался уползти, а партизаны были настолько слабыми стрелками, что добили его только десятым выстрелом. Кто, собственно, выпустил решающие пули? Не Марко ли, нынешний благополучный политик? Но кто-то это сделал, и через пять минут сарай был объят пламенем. Немцы предпочли сдаться, а в сарае нашли молодого солдата, совсем мальчишку, с простреленными ногами, на котором горела форма и тело. Он был как этот омар на блюде, с красной скорлупой вместо кожи, местами обугленной дочерна… К счастью, умер он очень скоро, ведь врача не было… - Брук, вам плохо? - Я о нем позабочусь, - сказала Элизабет. - Ешьте, пока омар не остыл, он дивный. А мою тарелку поставьте в духовку. Элизабет здорово вела машину. По дороге домой он уже отошел. Прошлое исчезло и он снова осознал себя в сегодняшнем дне. - Извините меня. Давно такого не было. Доктора придумали для этого какое-то название, что-то связанное с кровообращением в мозгу. Это психосоматическое явление. - Что это значит? Машина стояла перед его домом, но ни один из них не спешил выходить. - Врачебный жаргон. Это значит, что приступ вызван не физическим воздействием, а просто мысли о прошлом одолевают меня и уходят в разнос, и я вдруг вижу, что не могу их остановить… - И в результате - авария. - Оба рассмеялись. - В чем же дело на этот раз? Или не помните? - Разговор о немцах, - и встреча с мэром - да, и этот омар… - Омар? - Не хотелось бы объяснять. Это страшно. - Лучше не надо, - согласилась Элизабет. - Не хочу до конца дней своих содрогаться при виде омаров, я их обожаю. С вами уже все в порядке? - Конечно. Когда приступ проходит, я как огурчик, - в доказательство он шустро выскочил из машины. - И есть хочется. - Тогда возвращайтесь к нам. - Если не возражаете, лучше нет. Тина мне что-нибудь найдет. Тина встретила его у двери, вся в не себе. - Что случилось? Почему вы так рано вернулись? Вам нехорошо? - Да, мне стало нехорошо, - признался Брук, - но не стоит беспокоиться. Тина расплакалась. - Ну ладно, Тина, - повторял Брук, - ничего не случилось. - Неловко похлопал её по плечу. - Что станет с моим обедом, если вы будете поливать спагетти слезами? - Вы голодны? - Она тут же повеселела. Сию минуту все будет готово. Поешьте салат, пока сварятся спагетти. «- Еда, - подумал Брук, - вот женское средство против всякого зла. Устал - ешь! Неприятности - ешь! Умираешь - так умри с полным желудком.» Элизабет домой не торопилась. Когда вернулась, все уже вышли из-за стола и пили кофе. - Омар в духовке, - сказала Тесси. Элизабет содрогнулась. - Вы меня простите, если я не буду? Только чашечку кофе. - Как там Брук? - Уже хорошо, папа. Эти приступы у него с тех пор, как умерла жена. - Печально, конечно, в его возрасте потерять жену, - заметил мэр. - Но он молод, женится снова. Он из тех, кто не может без женской заботы. Сэр Джеральд спросил: - Что случилось с его женой? Я слышал о каком-то несчастном случае? - Это было вот как, - начал Том Проктор. - Однажды вечером она возвращалась домой в машине и в неё врезался грузовик. Не было никаких сомнений, что грузовик превысил скорость, какой-то фермер, ехавший поблизости, говорил, что гнал как сумасшедший. Я думаю, водитель просто спешил домой, чтобы успеть к своей любимой телепрограмме. На повороте выехал на середину, - дорога была неширокой, слишком поздно увидел машину и даже не успел затормозить. Миссис Брук скончалась через двадцать четыре часа в больноце, с водителем ничего не случилось. - И Том Проктор добавил голосом, звучавшим удивительно бесцветно: - Она была беременна. - Надеюсь, он получил по заслугам, - сказал мэр. - В Англии такого не бывает. Его профсоюз нашел ему хорошего адвоката. Свидетелей катастрофы не было, только следы на шоссе и разбитые машины, а это всегда можно толковать по-всякому. Его оштрафовали на двадцать пять фунтов за опасную езду, деньги внес профсоюз. А Брук решил, что в Англии он жить больше не сможет. - Это ужасно, - сказала Элизабет, склонившись над чашкой кофе. Она едва сдерживала слезы. - Это было нелегким решением, - сакзал Проктор. - Брук - англичанин до мозга костей. Собственно, он - живой анахронизм, точно таким европеец девятнадцатого века представлял английского джентельмена. Неразговорчивый, убежденный, что англичанин во всех отношениях на двадцать процентов превосходит всех остальных вместе взятых, до отвращения честный, прямой, упрямый и несимпатичный. - Вы не справедливы, - возразила Элизабет. - Обижаете, дорогая мисс Уэйл, - сказал адвокат. - Я не говорил, что Брук таков, я сказал, что он производит такое впечатление. У этой медали есть и обратная сторона. Недаром его дедом был Леопольд Скотт… - Его я знала, - сказала мисс Плант, как раз пробудившись от дремоты. - Маме он нарисовал трех терьеров. Они висели в детской. - Он был очень известным художником, - сухо сказал Проктор, - и передал изрядную сумму денег и часть своего художественного таланта дочери - матери Брука. Та поддерживала у Роберта художественные наклонности. Вы знаете, что он исключительный скрипач? - Признаюсь, он никогда не производил на меня впечатления человека искусства, - сэр Джеральд выслушал Проктора с интересом знатока людских душ. - Правда, у него книжный магазин и картинная галерея, но я всегда считал его скорее коммерсантом, чем художником. Мэр сказал: - Может быть, это потому, что вы не знали его до кончины жены? Такое может серьезно изменить человека. В каждом таятся два «я», и иногда такая трагедия выносит на поверхность одно из них - и, может быть, надолго. Элизабет начала собирать пустые чашки. Отец её удивленно вытаращил глаза. Обычно это оставляли Энтони, помогавшему в кухне. Когда за ней закрылась дверь, сказал: - В людских характерах постоянного мало, синьор мэр. - Вы читаете д Аннунцио, - заметил мэр. - Он тоже утверждал, что в жизни нет ничего вечного, только смерть. - Один мой дедушка в 1890 году повернулся лицом к стене и никогда уже больше не улыбнулся, - сказала мисс Плант. - А почему он так сделал? - Подробностей я уже не помню, - сказала мисс Плант, - это как-то было связано с крикетом. *** Лейтенант Лупо прочитал донесение, которое держал в руке. Удовольствия оно ему не доставило. «К рапорту от понедельника, принятого в 21. 15, относительно двух мужчин, прибывших на Главный вокзал. Во всех отелях и пансионах произведена проверка и контроль всех прибывших. Лиц, соответствующих указанным приметам, не обнаружено. Считаю возможным обратить ваше внимание, что в тот же вечер отправлялись поезда в Болонью, Милан, Фаэнцу и Ароццо, не считая поездов обратно в Рим. Скорее всего, оба вышеупомянутых лица прибыли во Флоренцию для какой-то встречи и по её окончании продолжили свой путь». Лейтенант Лупо ещё раз внимательно прочитал рапорт. Потом зачеркнул «скорее всего» и поставил «возможно». Это не так обязывающе. Теперь предстояло решить, что дальше. На полу у его стола была большая папка с надписью «Разное». Лейтенант решил, что там рапорту самое место. Аккуратно вложил его туда и вернул папку на полку. 6. Четверг, вечер: У Зеччи. Подобно животным, которые, перебравшись в чужие края, быстро протаптывают собственную тропу к воде, устанавливают время еды, водопоя и определяют охотничьи угодья и места отдыха, руководствуясь отчасти инстинктом, отчасти опытом, оба приезжих приспособились к жизни во Флоренции, установили режим места и времени. Поселившись в пансионе «Друзилла», вставали они поздно, заботливо занимались своим туалетом, не жалея масла для волос, лосьона после бритья и одеколона. Одевшись и причесавшись, неторопливо шли в кафе у Понте Веккьо, где пили аперитив, а оттуда в другое кафе, где обедали. Потом отдыхали. В сумерках поднимались снова, и снова столь же заботливо занимались своей внешностью - бриться им приходилось дважды в день. Потом отправлялись в ресторан, где пили и ужинали допоздна. Перед ужином здоровяк скупал все газеты, которые были под руками, раскладывал на столе и подчеркивал текущие курсы на римской бирже, иногда их даже комментировал. Напарник тем временем изучал результаты скачек. Их программа после ужина зависела от того, была ли назначена встреча с Марией или Диндони в кафе на Виа Торта, или были они свободны и могли поразвлечься. У обоих уже были подружки. Выбрали они их из тех, что были в наличии в борделе на Виа Сантиссима Чара, который посетили сразу после приезда в Флоренцию. С их сутенером возникли разногласия о комиссионных, и произошел скандал. Одному из приезжих это не понравилось. Выйдя на улицу, где стоял новенький «Фиат 1200», принадлежавший сутенеру, он пинком открыл капот и перочинным ножом перерезал все шесть проводов, ведущих к свечам. Когда разъяренный хозяин хотел на него броситься, тот одним ударом выбил ему коленную чашечку, а когда альфонс упал, корчась от боли на тротуаре, присел возле него и неторопливо и отчетливо, словно разговаривая с ребенком, сказал: - Машину можно починить, человека - нет. Капито? Понял? И все было решено. Когда небо начинало светлеть, мужчины возвращались в пансион, потихоньку и порознь, потому что у обоих были ключи от черного хода, и засыпали, когда Флоренция начинала пробуждаться. Этим вечером в четверг они пришли в кафе на Виа Торта около одиннадцати. Оказалось, что Диндони ещё нет. Сев за стол, они начали ждать. Около получаса назад по Виа Торта шла Тина. Она провела вечер в гостях у дяди, жившего неподалеку от Римских ворот, племянники и племянницы пошли её провожать и простились с ней на углу, откуда было рукой подать до её переулка. У тротуара стояла спортивная машина с поднятым тентом. Когда Тина шла мимо, дверца открылась и кто-то сказал: - Привет, Тина! - Добрый вечер, - ответила Тина, - и доброй ночи! - Подожди, так не разговаривают со старыми друзьями! - сказал Меркурио. - Я жду тебя здесь целый час. - Значит тебе нечего делать, вот и все. - И да, и нет. Но я кое-что знаю, что может тебя заинтересовать. - Сомневаюсь. - Касается это не тебя, а твоего отца. - Да? Тогда говори, только побыстрее. - Ничего я тебе не скажу, пока не подойдешь ближе. Садись сюда, не бойся, никуда я тебя не увезу. - Только попробуй, - сказала Тина. - Я тебе руль выверну и так и въеду твоей колымагою в стену. - Верю, верю. Тогда тем более нечего бояться, иди садись, поговорим спокойно. - Он распахнул другую дверцу, и Тина, поколебавшись, села рядом с водителем. Меркурио остался за рулем. - Теперь ты своего добился, говори. Меркурио, барабанивший пальцами по рулю, нервничал ещё больше, чем она. Наконец сказал: - Твой отец несколько последних лет работал на моего. Как резчик и реставратор. - Синьор профессор был к нему очень добр, - подтвердила Тина. - И к тебе тоже, насколько я слышала. - Да, сердце у него доброе, - признал Меркурио, - но все имеет свои границы. Неделю назад, когда твой отец занимался прекрасной этрусской чашей - кратером, которая нуждалась в починке, упустил её и она разбилась, да так, что теперь восстановить её невозможно. А потом он резал прекрасный кусок алебастра, резец соскочил и алебастр треснул, и теперь тоже ни на что не годен. Отец твой не виноват, это ясно. Но ясно и то, что глаза и рука у него уже не те. - Зачем ты это мне говоришь? И какое тебе до этого дело? - Бруно меня любит. Слушает меня, уважает мое мнение. Если я приду к нему и скажу, что Мило Зеччи работал на него многие годы, работал хорошо, и заслужил того, чтобы теперь выплачивать ему пенсию на уровне его бывшего заработка - он бы признал, что я прав, и согласился. Тина подумала, что как ни странно, ситуацией владеет она. Сказала: - Ты верно рассуждаешь. Я уже давно вижу, что отцу не по себе. Ему нужно бы бросить работу и отдохнуть. - Я об этом и говорю. - И ты мог бы это устроить? - Наверняка. - И что ты за это хочешь? Меркурио повернулся к ней, не пытаясь придвинуться. Голос его зазвучал почти просительно. - Я хотел бы как-нибудь вечером пойти куда-нибудь с тобой. - Куда? - В кино. В ресторан, поужинать, потанцевать. Куда захочешь. - А чем это кино, или ужин, или что-то кончится? - В её голосе ясно звучала ирония. - Я отвезу тебя обратно. - Куда? - Домой, куда же еще. - Рассчитываешь ли ты, что мы займемся любовью? - Если ты этого захочешь, - покорно согласился Меркурио. Тина расхохоталась. - Если ты этого захочешь… - наконец выговорила она. - Вот это здорово! Я ещё не слышала, чтобы девушке принадлежало решающее слово. Просто необычайно здорово! - Выходя из машины, она ещё смеялась. - Я об этом подумаю, уважаемый синьор Меркурио! Услышав, как за её спиной рванула с места машина, она снова тихонько рассмеялась. Дома скандал был в разгаре. Тина попыталась ускользнуть, но мать повелительным жестом призвала её обратно. - Может быть тебе удастся уговорить отца взяться за ум! Попытайся! - Если он тебя не слушает, то меня тем более. - А ты попробуй! Может быть и справимся общими усилиями. Он просто зациклился на двух мыслях. Во-первых, ему ужасно хочется, чтобы синьор Брук помог ему советом. Тина удивилась. - Как это? - спросила она. - Он же вчера здесь был? - Верно. Синьор Брук пришел к нам, согласился поговорить с отцом. Это было очень мило с его стороны, видно сразу, он джентльмен, и к тому же, сразу видно, у него столько работы, - головы не поднять. Он выказал большую любезность, что пришел. - Ну так… - Подожди. Синьор Брук отправился с отцом в мастерскую, помнишь? Они были там вместе, чуть ли не весь вечер. И о чем говорили? - Аннунциата сделала паузу, чтобы достичь большего эффекта, потом победоносно взмахнула рукой и процедила два слова: - Ни о чем. Мило открыл рот, словно хотел что-то сказать, но закрыл его снова. - Они торчали там битый час и не поговорили ни о чем, ни о чем существенном. Только о гробницах, и керамике, и бронзе, о вине и о погоде, и о том, что все дорожает. Тина повернулась к отцу. - Но почему, папа? Мать перебила её. - Почему? Потому что он вбил себе в голову кое-что еще, псих ненормальный. Что лучше ничего не говорить, чтобы Диндони сверху не услышал. Тина мысленно вернулась в тот вечер и сказала: - Это невозможно. Мы же видели, как он ушел. - Мог вернуться через двор и черным ходом пройти в свою комнату. - Виден был бы свет. - Не обязательно, он мог войти наощупь. - Да, - заметила Тина, - на Диндони это было бы похоже, такая гнусная крыса! Но почему ты думаешь, что он там был? Есть причина? - Я его слышал, - сказал Мило. - Я ещё не оглох. Точно, он так и присох ухом к полу. - Ну, если ты хочешь поговорить с синьором Бруком, приведи его в кухню. - Не могу же я утруждать его ещё раз. - Нет, - сказала Тина, - тут ты прав. Теперь, если ты хочешь его видеть, нужно идти к нему. - Ты попросишь его меня принять? - Конечно. Прямо завтра утром. - Согласится? - Откуда я знаю? Спрошу. Придешь после ужина к нему домой. - К нему домой я не пойду. Аннунциата не выдержала. - И вот это он тоже вбил себе в голову. Что за ним следят. - Следят? - Якобы двое мужчин. Он их всюду видит. - Не призраки, нет? - пошутила Тина. - Это не шутки, - рассердился Мило. - Они здесь. Я их видел. Непрерывно наблюдают за мной. Пойди я к синьору Бруку домой, устроят так, что не дойду, я знаю. Женщины переглянулись. Аннунциата беспомощно вздохнула. - Видишь, как обстоят дела, дитя мое. - Но все-таки устроить это можно, - сказал Мило. - Разумеется, если синьор Брук согласится. Я понимаю, что хочу от него слишком многого. Завтра я иду к доктору, Это на Виа Марцеллина, и я вечером последний пациент. К тому времени стемнеет. Там есть черный ход через сад в переулок, за ним наверняка следить не будут. - До тебя так и не дошло, что эти типы - плод твоей фантазии, - Аннунцита рассердилась не на шутку. - Я ещё не слепой. - Зато старый, а старикам вечно кажется, что за ними следят, подслушивают и все в таком духе. - Это не фантазия! - Мило затрясло от гнева. - Я их видел десятки раз. Положив руку ему на плечо, Тина, успокаивая, погладила его и сказала: - Продолжай, пожалуйста, - и так взглянула на мать, что та умолкла. - Что дальше? Ты выйдешь от доктора Гольдони через сад. А потом? - Пойду дальше по Виа Канина до кладбища, там есть небольшая площадка, чтобы машины могли развернуться. В десять вечера там будет пусто. Не мог бы синьор Брук приехать туда? От Виале Микельанджело это не больше пяти минут. Сидя в машине, могли бы поговорить начистоту. - Хорошо, папа, я его попрошу, - сказала Тина. 7. Пятница, вечер: Встреча. Харфильд Мосс в номере отеля писал своему компаньону Леопольду Кренфилду, занимавшемуся антиквариатом в Питтсбурге: «Я абсолютно уверен, что напал на след чего-то великого, просто эпохального. Это подтвеждают все наши коллеги здесь, в Риме. Видно, новое чудо света, находка а ля Реголини и Галисса. Говоря «напал на след», я могу ошибаться, возможно, открытие уже сделано. Недавно появился метод, позволяющий получить представление о содержании гробницы гораздо раньше, чем попасть внутрь. В неё вводят зонды - бурят скважины как нефтяники - через которые освещают все внутри и заодно фотографируют. Так что можно точно знать, на что рассчитывать, вскрывая гробницу. Если речь идет о богатом захоронении, его вскрывают дважды. Первый раз, как ты понимаешь, сугубо неофициально, и при этом извлекают ценнейшие предметы, прежде всего золото, и серебро, и вообще драгоценности. Потом гробницу тщательно приводят в первоначальное состояние и вторично, на этот раз официально, вскрывают в присутствии прессы и с обычной шумихой. Съезжаются эксперты со всего мира, фотографируют, пишут ученые монографии, а содержимое гробницы с большой помпой помещают в какой-нибудь музей. Но настоящие сокровища, те, что извлечены при первом вскрытии, тем временем выгодно продают и тайно вывозят за границу, где они оседают в частных собраниях. На этот раз изюминка достанется фонду Мосса, я надеюсь, так что не удивляйся, если в ближайшем будущем мне понадобятся большие деньги в Тосканском банке. Будет это нелегко, я уверен, что Росси и Барнискони тоже пронюхали, что происходит, и их агенты наверняка прочесывают сейчас Флоренцию. Пожелай мне удачи…» *** Придя домой и увидев Тину, Брук сразу понял, - она хочет ему что-то сказать. Но знал, что воспитание не позволит ей заговорить, пока он не пообедает. Действительно, она выложила все, когда он доедал макароны. - Но из-за чего все это? - Я знаю, отец хочет слишком многого, - начала Тина. - Но для чего все эти сложности? Почему ему просто не прийти сюда? Меня он угостил отличным вином, я бы ответил ему тем же. - Сюда он прийти не может. - Почему? Тина вздохнула. - Твердит, что кто-то следит за ним. Если попытается вас навестить, ему помешают. Положив вилку и нож, Брук удивленно уставился на нее. - Если за ним кто-то следит, почему не обратится в полицию? - Полиция не может задержать тех, кто следит за ним. - Господи, почему же? - Потому что существуют они только в его воображении. Понимаете, когда с годами мастер теряет свой дар, ему не остается ничего, и появляются всякие безумные идеи. Рука его уже не та, что раньше, и голова тоже. - А он в самом деле сдает? Те рамки, что он мне недавно сделал, просто великолепны. - Работает он по-прежнему классно, но часто роняет вещи, те разбиваются. Меркурио сказал… - Вдруг при воспоминании о том, что ей сказал Меркурио, кровь прилила к её лицу. - Ну, - улыбнулся Брук, - так что сказал Меркурио? Услышав её расказ, Брук даже не улыбнулся робкой попытке Меркурио её соблазнить, и сказал: - Я знаю этого парня, и могу вам сказать, что он мне не нравится, и я ему не доверяю. - Э ун финоккио, - фыркнула Тина и гордо вышла из комнаты с грязной посудой в руках. Слова этого Брук не знал, но ясно было, что спросить о нем Тину он не может. Спросил он у капитана Комбера, который пришел в магазин за книгой по физиономистике. Капитан расхохотался. - Надеюсь, никто не назвал вас так? - А что здесь смешного? - «Финоккио» значит «голубой». Не спрашивайте меня почему. А почему мы называем голубых голубыми? - Тина так назвала Меркурио. - Меткое наблюдение, вам не кажется? Что он натворил? - Насколько я понял, предложил ей нечто платоническое. Если позволит по вечерам водить её с собой по злачным местам, обещал замолвить слово за её отца. - Тина - чертовски красивая девушка, - сказал капитан Комбер. - Удивляюсь, как ей мать позволяет оставаться одной с вами в доме. - Не говорите глупостей. Книгу будете брать? - И не подумаю, она слишком дорогая. Хотел только найти там одно слово. Иногда Брук ужинал дома, иногда, как в тот день, - в каком-нибудь семейном ресторанчике, которыми кишели Пьяцца делла Синьория и её окрестности. Пересекая площадь, он вдруг натолкнулся на какого-то человека, остановившегося прямо перед ним. Брук извинился, человек обернулся и Брук увидел, что это сторож Бронзини - Лабро, и что он пьян. Но не настолько, чтобы не узнать Брука. - Вот это случай, синьор, - сказал тот. - Я так и знал, что где-нибудь встречу ваше превосходительство. Брук обошел его и собрался двинуться дальше. - Вот настоящий англичанин, перетрусил и бежать… Брук шел дальше. Лабро, ругаясь, бросился за ним и схватил за руку. Брук обернулся, вырвал руку и сказал: - Убирайтесь! - Мы не в армии, нечего командывать! Хочу говорить и буду! Брук вздохнул. Улица была безлюдна. Что делать? Не бежать же от этого пьяницы. Можно, конечно, свалить его на землю, но он пьян и это просто неприлично. Придется выслушать. - Если хотите, я вас слушаю. Но не собираюсь делать это всю ночь. - Ладно, - сказал Лабро, - Тогда слушайте. Прежде всего я вам хочу сказать, что синьор Ферри меня выгнал. Плевать мне на него и на его хозяина профессора… - и Лабро покрыл Даниило Ферри и профессора Бронзини в таких выражениях, что Брук понимал не более одного слова из пяти, хотя не имел ни малейших сомнений, каково мнение Лабро о своих бывших хозяевах. - Слава Богу, я завязал с этими людьми. Но, с другой стороны, должен человек на что-то жить. - «Я так и знал, что без денег не обойдется», - сказал себе Брук. Вдали он увидел патруль, медленно приближавшийся к ним: - С деньгами всегда проблемы, - продолжал Лабро. - Я не нищий и милостыня мне не нужна. Но кое-что могу продать. Очень ценное - для некоторых. - Да? - Еще двадцать метров. - Для тех, кого интересуют древности. - Если хотите что-то продать, приходите утром ко мне домой, адрес найдете в телефонной книге. А теперь - доброй ночи! Лабро уже собрался возразить, но тут осознал, что за ним наблюдает иронически усмехающийся карабинер, засунувший пальцы за портупею, и предпочел торопливо убраться, шаркая по тротуару. Брук пошел дальше. Карабинер глядел им вслед, словно пытался запомнить их лица. Это был рослый молодой человек с прилизанными черными волосами и усами, разделявшими его лицо точно пополам. Без четверти десять Брук выехал из гаража и, не включая фар, поехал по Виале Микельанджело. Движение уже ослабло, и последний лоточник, продавший все копии микельанджеловского Давида, уже собрался домой подсчитывать барыши. Брук свернул на Вио Галилео и ехал в гору, пока не остановился в конце Виа Канина. Выйдя из машины, присел на баллюстраду. Под ним, сколько видел глаз, мерцали огни Флоренции. Над горизонтом висел серп молодой луны. Но нестихающий шум узких флорентийских улочек, сглаженный расстоянием и похожий на жужжание пчел в улье, доносился и сюда. Что хотел ему Лабро продать? Какую-то информацию, или этрусский раритет, украденный на раскопках? Или вообще ничего, словно нищий, предлагающий всем коробок спичек и обиженный, если кто-то его возьмет? Флорентийские часы начали отбивать десять. В другом конце улицы появился автомобиль, притормозил, словно собираясь остановиться на площадке, но потом поехал дальше. Брук усмехнулся. «- Влюбленная парочка, - подумал он. Теперь они проклинают его, ища другое место.» Когда Брук опять взглянул на часы, была почти половина одиннадцатого. Он и не заметил, как пролетело время. Да, сегодня, видно, Мило не придет. Он сел обратно в машину, усталый и застывший, и медленно возвращался по Виа Канина, минуя по одну сторону кладбище, а по другую - ряд домов с закрытыми ставнями. Улица была скверно освещена, между фонарями оставались большие пятна тьмы. Мостовая горбатая, в одном месте шина увязла в щели между булыжниками, так что руль чуть не вырвало из рук. Вернувшись на середину, он осторожно поехал дальше. Въехав в гараж, выключил мотор и остался сидеть, выключив свет; вылезать не хотелось. Нет ничего хуже возвращения в пустую квартиру. Он предчувствовал, что предстоит тяжелая ночь. Вначале его разбудил соседский Бенито, темпераментный сенбернар, которому не сиделось в будке и он долго бегал по саду за гаражом. У Бенито тоже, видимо была тяжелая ночь. Потом он уже только вертелся с боку на бок, безуспешно пытаясь найти удобную позу. В ту ночь сон и бессонница сливались в бесконечную киноленту, состоявшую из фантазий и фактов, сотканную мозгом, метавшимся между сознанием и забытьем. Серый рассвет пробивался сквозь шторы, когда Брук наконец крепко заснул. 8. Суббота, раннее утро: Виа Канина. Солнце всходило из-за гор. Небо сияло той ясной и невинной синевой, которая обычно предвещает дождь. Первые лучи коснулись позолоченного купола собора Брунеллески, и пока солнце вставало все выше и выше, они проникали все глубже во дворы и узкие улочки, пробираясь во все щели. Виа Канина - одна из старейших улиц Флоренции, со временем ставшая весьма подзапущенной. Западную её сторону ограничивает кирпичный забор кладбища святого Антония, лес белых крестов и потрескавшихся ангелов, по левой стороне тянется ряд ветхих домов, некоторые из которых, с закрытыми ставнями, пусты и обречены на слом, а некоторые до сих пор обитаемы. Солнце коснулось западной стороны улицы и озарило пространство между стеной кладбища и проезжей частью - узкую полоску тротуара и глубокий кювет. В кювете лежала кучка старого тряпья. Пара ботинок и поношенный пиджак. Другой конец тюка лежал на дне кювета и невозможно было разобрать, что там. Что-то вроде белого помятого мяча, но с темными полосами. Двери одного из домов открылись и вышла зевающая женщина. Перешла улицу, сделала несколько шагов по тратуару и остановилась, увидев тряпье. Губы её медленно раскрылись, снова она хотела ещё раз зевнуть но, вместо этого из них вырвался пронзительный вопль. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СЕТЬ ЗАТЯГИВАЕТСЯ 1. Арест. Служба в британском королевском флоте приучила капитана Комбера к порядку и дисциплине. Его квартирка на верхнем этаже обветшавшего палаццо в Борджо Сан Джакопо была так же ухожена и продуманно обставлена, как каюта последнего корабля, выходившего в море под его командованием. Одна стена вся была занята стеллажом с раздвижными дверцами, другая - полками с книгами, прежде всего словарями, географическими атласами и энциклопедиями. Две полки занимали коричневые тома «Британского биографического словаря», ещё две - последнее издание «Британской энциклопедии». На каминной доске стояла модель его последнего корабля, кувшин в форме гномика, два серебрянных кубка за стрельбу из лука и дорожные часы, которые капитан получил при уходе в запас от своего экипажа. В то воскресенье к десяти часам капитан уже позавтракал, выкурил первую трубку, посуда была вымыта, вытерта и убрана, диван, занимавший половину его миниспальни, застелен, и можно было садиться за работу к письменному столу под окном. Но тут снаружи донеслись шаги. Кто-то поднимался к нему, и весьма торопливо. Капитан засунул бумаги, за которые было взялся, в ящик стола, ящик запер, подошел к дверям и распахнул их раньше, чем постучали. Там была Тина. - Ага, - сказал капитан. - Проходите. Вы синьорита Тина Зеччи, да? - Я… - Тина не могла перевести дыхание… - Присядьте. По этой лестнице бежать не следует. - Я… - Не хотите воды? Вздохните поглубже. Несколько раз. Тина овладела собой и смогла выговорить. - Синьор Роберто. Его увели. - Кто его увел? - Полиция. Пришли вечером. Я узнала это сегодня утром от соседки, синьоры Колли. Забрали и его, и машину. - Давайте по порядку, - сказал капитан, как будто говорил с подчиненым, который ворвался к нему в каюту с докладом, что по борту - неприятель. - Так вы сегодня утром пришли к Бруку и соседка вам сказала, что он арестован? - Сказала мне синьора Колли, она так любит синьора Брука, была вся в слезах. - О слезах потом. Нам нужны факты. В котором часу его взяли? - Поздно. Поздно ночью. - Кто-нибудь знает, почему? - Из-за машины. Ее тоже увезли. - Его отвезли в его же машине? - Нет. Синьора Колли сказала, что за машиной приехала снова. Увезли её на грузовике. - Она была разбита? - Нет. Синьора Колли сказала, все было в порядке. Синьор Роберто в тот день ею пользовался. Капитан задумался. Все это казалось ему бессмыслицей. Он сказал: - Нужно идти к нашему консулу. Сэр Джеральд был в саду, срезая секатором увядшие розы. Элизабет привела капитана и Тину к нему. Слушая их, он машинально пощелкивал секатором, словно разделяя рассказ на абзацы. История с машиной и для него осталась непонятной. - Если машина была на ходу, почему не отогнать её своим ходом? Для чего увозить её на грузовике? - Вы не могли попробовать выяснить, в чем тут дело? - попросил капитан. - Я сейчас же позвоню полковнику Нобиле, - пропыхтел сэр Джеральд. *** Полковник Нобиле, шеф флорентийской полиции, во время первого наступления генерала Оуэлла попал в плен и провел четыре года в лагере для военнопленных офицеров в Кении. Начальником лагеря был эсквайр из Плейстоу, майор гренадерского полка, с которым они подружились. И прежде чем кончилась война, полковник научился говорить на цветистом идиоматическом английском, как говорят в лучших кругах английского дворянства. Перенял он и предрассудки начальника лагеря, среди них - недоверие к чиновникам британских властей, льстивым мастерам хитрости и обмана. И единственный способ вести себя с ними - быть неприступным и осторожным. И вот когда сэр Джеральд, не найдя полковника в комиссариате, заявился в его дом в Веллосгарде, принят он был очень сердечно, но ничего не добился. - Дорогой друг, - сказал полковник, - я очень сожалею, что нечто подобное вообще моглг случиться. Я не знаю ещё всех подробностей, но, конечно скоро все выяснится. Не волнуйтесь, с ним ничего не случится. У нас преступников не держат в сырых подземельях, приковав их к стене, ха-ха-ха! - Могу я с ним поговорить? - Сожалею, но существует правило, что его вначале должна допросить полиция. Глупо, конечно, но правило есть правило. - Как долго это будет продолжаться? - Максимум день-два. Я вас сразу поставлю в известность, обещаю. Не хотите по стаканчику перед обедом? Сэр Джеральд вежливо отказался и вернулся в отвратительном настроении. Элизабет, капитан и Том Проктор уставились на него. - Ничтожество! - рявкнул сэр Джеральд. - Недаром меня предупреждал мой предшественник! Разговаривает, как актеришка в оперетте, а мозгов как у пограничного столба. - Но, думаю, не надо пока преувеличивать, - заметил Проктор. - Полиция не может держать Брука, не предъявляя ему обвинений, и как только они обвинят, мы узнаем, в чем дело. Явно произошла ошибка. Мы же знаем Роберта. Он бы ничего плохого не сделал. - Только мы в Италии, не в Англии, - сказал капитан. - В Италии человек виновен, пока не докажет свою невиновность. - Отчасти вы правы, - заметил сэр Джеральд. - Здесь существует государственный обвинитель и сложный судебный механизм. Главный здесь - городской прокурор - «прокураторе делла република» - Бендони, кстати, вполне разумный старик, но мелкими делами он вообще не занимается, и под ним - орды младших прокуроров, судебных следователей, судей и полицейских. - И всем им нужно одно, - сакзал капитан. - Кого-нибудь отдать под суд. - Вы преувеличиваете, - усомнилась Элизабет. - Ни в коем случае. Кого бы полиция в чем не обвинила - неважно за что, за стоянку в неположенном месте или за убийство президента республики - человек этот будет виновен. Если нет - это пятно на мундире властей и гвоздь в крышку гроба причастных чиновников. За все мое пребывание здесь не было случая, чтобы кого-то оправдали. Если уж слишком явно невиновен, получает условный приговор. Так что и волки сыты, и овцы целы. - Абсурд! - Элизабет торопливо вышла из комнаты. Она была не в себе. Все трое мужчин молча глядели ей в след. Первым заговорил сэр Джеральд. - Полагаю, до понедельника ничего не поделаешь, как вы считаете? - спросил он. - Я, пожалуй, чего-нибудь выпью. *** В понедельник утром в приемной консульства на набережной появился неожиданный посетитель - профессор Бруно Бронзини. Он перешел к делу без обычного красноречия. - Я был потрясен, когда мой сын Меркурио… - а он узнал от Тины Зеччи… - неужели это правда? Да, так я и думал. Хотя я был знаком с синьором Бруком только мельком, но совершенно ясно, - произошла дурацкая ошибка. В чем его обвиняют? - Знай я это, чувствовал бы себя гораздо лучше, - сказал сэр Джеральд. - Мне до сих пор не позволили его навестить. - Ну, это смешно, это нужно немедленно исправить. - Вы можете это устроить? - Конечно. Его арестовала полиция или карабинеры? - Насколько я знаю, полиция. - Тогда этим занимается полковник Нобиле. - С полковником я говорил. Мы друг друга не поняли. - Меня он поймет, - заверил профессор. Ждите звонка. Телефон зазвонил в полдень. Звонил сам полковник Нобиле. - Дорогой друг, мне доставляет удовольствие сообщить вам, что удалось преодолеть бюрократические инструкции. Можете навестить своего земляка, если хотите. Он все ещё в полицейском участке. Найдите меня, когда придете, и я все устрою. - Вы очень любезны, - ответил сэр Джеральд. - Еду немедленно. Роберта Брука он нашел в камере, под надзором молодого полицейского. - Я могу поговорить с синьором Бруком наедине? Полицейский с улыбкой покачал головой. - Ничего, - сказал Брук, - думаю, он не знает английского. Очень мило с вашей стороны так быстро отыскать меня. - Говорил он вполне бодро. - В чем вас обвиняют? - По их мнению, я сбил Мило Зеччи своей машиной, причем уехал, не остановившись. - Мило Зеччи? Отца вашей служанки? - Да. - Когда это случилось? - В пятницу ночью. - И это неправда? - Нет, - сказал брук. - Это неправда. Это стечение обстоятельств. Я в тот вечер действительно был в городе, чтобы встретиться с Мило. - И вы с ним встретились? - Не встретился, потому что он не пришел. Знаете что? Я вам лучше все расскажу сначала. И рассказал. Сэр Джеральд был слушатель искушенный, следил он не только за сутью, но и за тоном. Наконец спросил: - Так вы тогда действительно ехали по Виа Канина? - Ехал. - И его не видели? - Никого я не видел. - А теперь расскажите, что было вчера. - Пришли два полицейских. Вначале перед обедом. Расспрашивали меня. Я рассказал им то же, что и вам. Хотели взглянуть на мою машину и были дико возбуждены, когда заметили, что разбита противотуманная фара. - Когда вы её разбили? - Вот это и странно, - ответил Брук, - Раньше я этого не замечал. - А когда, по-вашему, это могло случиться? - Понятия не имею. Я не пользовался машиной с того самого вечера. Возможно, она и разбилась, а я не заметил. И дети камнями кидают, и вообще… Сэру Джеральду так не казалось, но он ничего возражать не стал. Сказал только: - Если несчастье случилось в пятницу ночью, и полиция явилась к вам и допрашивала в субботу днем, значит кто-то навел их на вас. Похоже, кто-то дал им номер вашей машины. - Не понимаю. - Рассуждаю я так. Если кто-то видел аварию и сказал полиции, что машина была большим черным лимузином, или спортивным кабриолетом, или чем-то ещё столь же неопределенным, понадобились бы месяцы, чтоб добраться до вас. Но они уложились в несколько часов. - Ага. - Но Брука это не вдохновило. - И что из этого следует? - Если предполагать, что вы ни в чем не замешаны, - сэр Джеральд на миг умолк. - Если исходить из этого, то вас кто - то подставил, сообщив, что в аварии замешана машина с вашим номером. Либо это сделано по ошибке, либо с умыслом. Можете вы вспомнить кого-нибудь, кто так на вас зол, чтобы хотел устроить вам гадость? - Пока я здесь, кое-кому на мозоли я наступил, - признался Брук, - но это, по большей части, люди, стоящие на верхних ступеньках в местных художественных кругах. Не сказал бы, что эти люди затеяли бы такое. Единственный человек… - Да? - Но это ерунда. Единственный, кто на меня зол - это человек по имени Лабро. Бывший сторож поместья профессора Бронзини в Волатерре. Думаю, его выгнали из-за меня. - Он рассказал консулу о Лабро. - И вы с ним встретились ещё раз в городе? - В пятницу, когда шел домой. Собрался мне что-то сказать. Думаю, это был только повод выманить у меня деньги. - Мог он знать номер вашей машины? - Когда я приезжал на раскопки, его он видеть не мог, если вы это имеете ввиду. Машина оставалась внизу на дороге. Но мог его выяснить. - Как? - Мое имя есть в телефонном справочнике. Гараж всегда открыт. Достаточно приехать и взглянуть. - Да уж, - протянул сэр Джеральд. Вся эта ситуация казалась ему крайне неправдоподобной. - О чем они вас допрашивали? - Да почти ни о чем, так, общие вопросы. - «Вы были в тот вечер вне дома? - Куда направились?» - и все такое. Хотели, чтоб я сознался, но не вышло. Это им не понравилось. Насколько я понял настоящий допрос начнется завтра, когда мной займется следователь из прокуратуры. - Ничего не говорите, пока не будет адвоката. Я кого-нибудь найду. - Не надо, - ответил Брук. - Профессор Бронзини уже прислал. Зовут его Тоскафунди, и он очень уверен в себе. 2. Тройственное соглашение. Прокурору Антони Риссо было около тридцати, свое детское личико он любил прикрывать черными очками, подражал Генри Фонда и был крайне честолюбив. В понедельник в десять утра его вызвали к Бенцони, который был городским прокурором и, естественно, его начальником. Бенцони сказал: - Я слышал, вы хотели заняться делом того англичанина, Брука. По принятому у нас порядку очередь Кавальери, а за ним Маццо. У вас есть весомая причина этот порядок нарушить? - У меня две причины, - ответил Риссо. - Во-первых, из того, что я прочитал в материалах полиции, многое будет зависить от результатов экспертизы, а у меня, как вы знаете, соответствующее образование. Во-вторых, обвиняемый - англичанин, а я говорю по-английски гораздо лучше чем Кавальери или Маццо. - И в третьих, - подхватил Бенцони, - вы ведь выставили свою кандидатуру на выборах, не так ли? И успех на процессе, где ответчик - англичанин, а жертва - почтенный старик - итальянец может увеличить ваши шансы и добавить сколько-то голосов. - Ничего подобного мне и в голову не приходило, - обиженная мина Риссо была так правдива, что и Бенцони усомнился, не обидил ли он его невзначай. - Ладно, - сказал он. - Будем считать, что причины веские. Но не надо предвзятости. - Разумеется, нет. - И я хотел бы получать регулярную информацию о ваших успехах. - Обычный порядок… - Обычных официальных донесений недостаточно. Это не рядовой случай. Риссо осторожно заметил: - Я ознакомился пока с предварительным донесением, но сказал бы, что это рядовой случай водителя, сбившего человека и скрывшегося с места преступления. - Впечатление бывает обманчиво, - сказал Бенцони. - У меня на такие вещи нюх, и не думаю, что этот случай - заурядный. Постарайтесь действовать поосмотрительней. *** Когда Элизабет пришла к капитану Комберу, там была Тина. - Входите, входите, - сказал капитан. Бородка его агрессивно торчала вперед, глаза воинственно пылали. - Я рад, что вы здесь. Вы насчет Брука? - Разумеется. И помочь ему, если возможно. - Тогда мы заключим тройственное соглашение. И я сказал бы, что для победы правды и света нам понадобятся любые союзники, каких мы сможем найти. Тина тут рассказывает удивительные вещи. Думает, что главным действующим лицом во всей этой истории был тип по имени Диндони. - Диндони - крыса! Жаба! Мерзкая змея! Вонючая гусеница! - сказала Тина. - Полагаю, этого хватило бы на целый зоосад, - заметил капитан. - Лучше уж расскажу я, вы слишком расстроены, Тина. - Как мне не расстраиваться, если синьор Роберт в тюрьме? Его незаконно арестовали только потому, что злые люди его оклеветали. - Мы все огорчены, Тина, но не следует терять голову, это ничего не даст. Так вот послушайте, что рассказывает Тина, мисс Уэйл. Мило Зеччи, оказывается, дважды пытался встретиться с Бруком. Вначале они сошлись у Зеччи, но ничего не вышло, Мило решил, что Диндони их подслушивает. - Объяните мне, кто это - Диндони. Капитан объяснил. - А мы ему ещё не верили, - вслипнула Тина. - Думали, это старческие страхи. Как же мы его не послушали! - Теперь её слезы потекли ручьем. Правда, через минуту она уже успокоилась и бодро сказала: - Не время реветь. Нам нужно найти тех гадов, что убили папу, и сделать все, чтобы они получили по заслугам. - Что мы о них знаем? - Тинин отец утверждал, что их двое. И они не из Флоренции, он считал, что они с юга. И одного видел вместе с Диндони. - Найти их будет нелегко, вам не кажется? - Есть одна нить, по которой мы можем идти, чтобы из этого не вышло. - Не одна, - возразила Элизабет. - Папа говорил сегодня утром с Бруком, и тот упомянул человека по имени Лабро. Он был сторожем на раскопках Бронзини. Когда Брук заезжал туда, что-то произошло и Лабро лишился места. Видимо, думал, что это вина Брука и что Брук должен ему это как-то компенсировать. И они вдруг случайно встретились - как раз в пятницу вечером, когда произошло несчастье. Капитан написал на бумажке «Лабро» и обвел это имя кружком. Элизабет спросила Тину: - Вы не знаете, почему ваш отец так хотел поговорить с Бруком? Это могло бы навести нас на след. - Он не хотел нам сказать. Но наверняка это было связано с его работой. - С какой работой? - У профессора Бронзини. Он работал на него много лет, делал новые вещи и реставрировал старые. Капитан все ещё чертил что-то на листе. Теперь он обвел кружком имя Бруно Бронзини и соединил его стрелкой с Мило. Потом колечко вокруг имени Лабро соединил с Бронзини. Результат ему явно понравился. - И эта работа доставляла ему неприятности? - Полагаю… сказала бы, что да. Но он ничем не делился. Особенно последнее время. - Посмотрите, - сказал капитан, показав на свою диаграмму. Образовалась звездочка, лучами которой были Лабро, Мило, первый незнакомец, второй незнакомец и Харфилд Мосс. В центре звезды оказался профессор Бронзини. - Что это значит? - спросила Элизабет. - И как попал сюда Харфилд Мосс? Я только знаю, что он без ума от этрусских древностей. - Профессор тоже. - Все равно не понимаю. - Я не буду утверждать, что во всем разобрался сам, - признал капитан. - Но у меня начинает вырисовываться какаято картина, и, как видите, все следы ведут к профессору Бронзини. Это важно. Предположим теперь на минуту, что он ключ ко всему происходящему. Предположим, что на раскопках сделал какое-то большое открытие. Нечто сенсационное. Это объяснило бы, почему Харфилд Мосс во Флоренции, вам не кажется? - Гм, может быть, - признала Элизабет. Но какое это имеет отношение к Роберту? - Не забегайте вперед, пожалуйста. Положим, профессор не знает, как быть. Если сообщить о находке, как положено, ничего с этого не получит. Нет, ему выдадут компенсацию, но ничтожную часть того, что бы дали ему коллекционеры Европы или Америки. - Хорошо, но… - Подождите. Мило Зеччи об этом знает. Профессор нанял его, чтобы отреставрировать какие-то находки. Мило болен, это все камнем лежит у него на совети. Хочет кому-то открыться. Диндони, который за ним приглядывает, доносит профессору и тот приказывает следить за Мило. Следят за ним вот эти два незнакомца. Тут ситуация обостряется. Почему? - Капитан драматически ткнул ручкой в кружочек «Лабро», - потому что Брук побывал на раскопках. Само по себе это ничем не угрожает, все надежно укрыто. Но Брук поскандалил с Лабро и того уволили. И тут он становится опасен. Пьет, болтает и его видели с Бруком. Капитан помолчал, ручка замерла над листком с именами участников этой истории. Капитан был в своей стихии, он отыскивал на бумаге слова и знаки и старался найти между ними связи и выстроить их в логическую цепочку. - Если я прав, - продолжал он, - ясно, что с этого момента очагом опасности стал Брук. Он специалист. Достаточно намека, и у него вся затея как на ладони. Если бы Мило ему открылся, затея лопнула бы, не сомневайтесь. И вот одним ударом они убивают двух зайцев. Мило мертв, а вину свалили на Брука. И в ответе за все это профессор Бронзини. Пропагандист этрусского образа жизни. Черт, только подумайте, эта интрига достойна самих этрусков! Капитан отложил ручку жестом дирижера, успешно справившегося со сложным оркестровым пассажем. Тина захлопала в ладони. Капитан говорил по-английски, и она только слабо догадывалась, о чем, но одно ей было ясно. Синьор Роберто невиновен, настоящий виновник - профессор Бронзини. - Си, си, - твердила она. - Этот мерзкий профессор убил папу. Он за это ответит. - Любопытно, - сказала Элизабет. - Но как мы это докажем? - Я спрошу Меркурио, - решила Тина. - Профессор его любит. Если здесь какая-то тайна, Меркурио из него все вытянет. - Даже если Бронзини настолько ему доверяет, в чем я сомневаюсь, - сказал капитан, - почему вы уверены, что Меркурио доверится вам? Тина прижала к груди сложенные колечком большой и указательный палец правой руки, отставив три остальных. - У Меркурио по мне давно слюнки текут, - сакзала она. - Прибежит, только свистну. - Чтобы только у вас не было неприятностей… - Неприятностей? - переспросила Тина. - Неприятности могут быть только у Меркурио. - Она на миг оскалила в улыбке острые зубки. - Бедный Меркурио, - вздохнула Элизабет. После ухода Тины она спросила: - Вы хотели успокоить девушку, или говорили всерьез? - Конечно, всерьез, - ответил капитан. - Я убежден, что Брук угодил в коварную и опасную сеть. Хотя это и звучит банально, но нам пока видна только верхушка айсберга, скрытого под водой. Другое дело, как нам все раскрыть. Но с вашей и Тининой помощью я попытаюсь. - Я готова на все, вы же знаете, но… - На всякие «но» у вас нет времени, - сказал капитан. - Отступать нам некуда. Трое могут одолеть неприятеля, но кто со мной, кто за мной? - Ну, если вы беретесь, - заявила Элизабет, заражаясь задором капитана, - я отвечу: мы! Но кое-что я хочу вам сказать. Как-то Роберт обедал у нас, и у него был… как бы это сказать, обморок, что ли. Без сознания он не был, но отключился полностью. Положим, что Мило опаздывал и торопился по Виа Канина. Я это место знаю, освещение там ужасное и тротуара нет вовсе. Что, если Роберт сшиб его и ничего не заметил, потому что как раз был один из таких приступов? Такое возможно? - Возможно, - обрезал капитан, - но это неправда. Бьюсь об заклад на все, что угодно, что все будет совсем не так просто. Никаких логических доводов привести не могу, просто нюхом чую, если хотите. По странному стечению обстоятельств в это же время заговорил о нюхе и прокурор Бенцони. 3. Допрос. - Значит, до пятницы последний раз вы пользовались машиной в среду вечером? - Да. - Если не ошибаюсь, вы в четверг обедали у вашего консула. Не воспользовались машиной? - Нет, шел пешком. А обратно меня отвезли. - Кто? - Мисс Уэйл, дочь консула. - От вас это далеко? - Нет, близко. - Туда вы шли пешком. Почему же пешком не вернулись? - Мне было нехорошо. - И потому вас отвезли на машине? - Да. - Так. - Антони Риссо размышлял, поигрывая серебряным ножичком, вертя его в руке, подставляя свету, поглаживая крепкими смуглыми пальцами. - Что же с вами было? Доктор юриспруденции Тоскафунди, молчавший до сих пор, заерзав на стуле, сказал: - Полагаю этот вопрос недопустимым, синьор прокурор. Он не может иметь никакой связи с рассматриваемым случаем. - Если обвиняемый откажется отвечать, это будет зафиксировано в протоколе. Мы спокойно выясним это из других источников. - Да, Господи, отвечу я вам, - недовольно сказал Брук. - У меня был обморок, вот и все. - У вас раньше бывали обмороки? Или это впервые? - Не впервые. Риссо сделал паузу, чтобы стенограф успел все записать, и сказал: - Вернемся к среде. Куда вы ездили? - В Волатерру. В поместье между Волатеррой и Монтескадо. - В поместье профессора Бронзини? - Да. - По его приглашению? - Конечно. - Когда вы возвращались в Флоренцию, было уже темно? - Нет. Смеркалось, но темно ещё не было. - Вы заезжаете в гараж сходу или сдаете задом? - Обычно задним ходом. - И в этом случае вы поступили так же? - Разумеется. - Сейчас вы поймете, почему я задаю вам эти вопросы, синьор Брук. Въезжая в сумерки в гараж передком, вы могли бы разбить противотуманную фару и не заметить этого, не так ли? - Мог, но это крайне неправдоподобно. - Согласен. Поскольку вы сдавали в гараж задним ходом, разбить её в этом случае вы не могли. - Нет. - Так когда же, как вы полагаете, она разбилась? - Понятия не имею. - Вы проверяли её в четверг? - Конечно нет. - Машина стоит в незапертом гараже между вашим домом и домом синьоры Колли. - Я ничего не заметил. Она, видимо, да. - Да, она действительно заметила, синьор Брук. Когда в пятницу вечером около шести вывела пса на прогулку. - Он помолчал, ожидая, что Брук вмешается, но тот тоже молчал. - Она всегда восхищалась, в каком дивном состоянии вы поддерживаете машину. Будь фара разбита - не треснувшая, а помята и разбита, как сейчас, - уверяет, она бы уж это точно заметила. - Теперь все ясно. Риссо недоуменно переспросил: - Что ясно, синьор Брук? - Фару кто-то разбил уже после шести. Дети Колли вечно играют посреди улицы. Я уже жаловался их матери, но разумеется, она не может запереть их на весь день дома. - В пятницу вечером дети Колли были в кино. - Я не говорил, что это именно они. Там носится уйма детей. - Вам не кажется странным, что никто из ваших соседей в тот вечер ничего не видел и не слышал? Но пойдем дальше. Вы утверждаете, что в тот вечер отправились на встречу с кем-то, кто не пришел. И вы его подождали, потом развернулись и поехали домой. - Да. - Вы можете сообщить, с кем намечалась встреча? Брук, подумав, ответил: - Полагаю, он здесь не при чем. - Значит, вы отказываетесь дать нам такую информацию? Еще немного подумав, Брук сказал: - С такой формулировкой я не согласен. Я не отказываюсь, но считаю, что это не относится к делу. - Решать, относится информация к делу или нет, предоставьте нам. - Пожалуйста, - сказал Брук. - Я должен был встретися с Мило Зеччи. Если он ожидал какой-то реакции, то был разочарован. Похоже, прокурора это вовсе не удивило. 4. Похороны. Длинная кавалькада машин с черными атласными накладками на фарах, с черными бантами на ручках и с черными кокардами на «дворниках» тянулась по Виа дель Арте делла Лана, направляясь к собору Сан Микеле. Капитан Комбер пришел заранее и стоял у входа в собор. Он насчитал пятнадцать машин. Никто не знает всех своих родственников, пока не умрет. В молодости похороны - тоска, в зрелом возрасте - шутка, но когда человек стареет, каждые похороны становятся репетицией его собственных. Тем временем подъехало ещё полдюжины машин. Капитан не учел, что семейство Зеччи не было изолированной ячейкой из трех человек, а входило в сложный организм, многолетний матриархат, вросший своими корнями глубоко в почву Кампаньи. Преобладали тут женщины - гордые, самоуверенные и величественные, все как одна в траурных туалетах, переживших уже десятки таких событий. Сопровождали их расстроенные загорелые мужья и стайки чисто вымытых детей. Этот день принадлежал женщинам. В первой машине сидела Аннунциата с Тиной, только вдвоем. С момента отъезда из дому Аннунциата не закрывала рта, и этот поток слов был настолько невероятен, что Тина начинала беспокоиться. Молчание матери или её слезы были бы ей милее чем это горячечное настроение. - Если мы будем так тянуться, - сказала Аннунциата, - опоздаем в церковь и все пойдет вверх ногами. - Мы поздно выехали, потому что ты заставила меня все запирать, даже мастерскую. Неужели ты думаешь, что к нам кто-то вломится, пока мы будем на кладбище? - Обычный вор - нет. - Кто тогда? - Диндони, разумеется. Он все время пытается попасть в дом. В наш дом! Он что, думает, если Мило нет, так он станет его? - А он не сказал, что ему нужно? - Вначале пришел выразить сочувствие. Очень надо! Потом явился насчет счетов, которые нужно оплатить. Я ответила, что не время говорить о деньгах. В третий раз влез в дом через кухню, когда думал, что меня нет. На счастье я вернулась и поймала его. Кто знает, куда бы он совал свой вонючий нос! С тех пор я все запираю. - Но теперь он не сможет ничего сделать. Будет в церкви. - Разумеется. Он в предпоследней машине. С поминками все в порядке? - В сотый раз говорю тебе, что да! - не выдержала Тина. - Синьор профессор все взял на себя. С кладбища поедем в ресторан, там уже заказали и зал, и все остальное. - Он заботился о Мило, когда был жив, - сказал Аннунциата, - не забывает и после смерти. Собор был полон, поскольку прибыли общины и резчиков, и мраморщиков, и даже община столяров прислала свою делегацию. Флорентийские коллеги явились все до единого. Капитан чувствовал, что это неспроста. Его преследовала фраза, вычитанная в газете: «Английский водитель оставил его умирать». Сборище в церкви походило на демонстрацию - тихую, но угрожающую. Гроб стоял на черном катафалке в глубине собора. Вот появилась семья. Головы повернулись к Аннунциате и Тине, занявшим места в первом ряду. Тина увидела капитана и слабо ему улыбнулась. - Вечный покой пошли ему, Господь! В соборе было душно. Пламя свечей трепетало, как отлетавшие души. - Пусть вечный свет Господен озаряет его! Почему христианская церковь превращает в такой унылый обряд то, что кто-то меняет земное существование на жизнь вечную, которая по её же утверждению гораздо краше и счастливее? Этруски делали лучше. Они прощались пиром и танцами, и отправляли в путь с едой и питьем и всем необходимым. - Будь славен наш Господь в Сионе… В первом ряду что-то произошло, Аннунциата беспомощно пыталась встать. Опираясь на руку Тины, кое-как доковыляла к маленьким боковым дверям. Все повернули головы, но священник невозмутимо продолжал службу; ему была доверена душа умершего, чувства живых и их слабости его не интересовали. Капитан Комбер пробрался к выходу, обогнул собор и нашел Аннунциату и Тину, сидевших на могильной плите. Аннунциата по-прежнему была бела, как мел, но уже пришла в себя. - Хочет вернуться в церковь, - сакзала Тина. - Но я ей не разрешила, иначе это случится снова. - Там ужасно душно, - заметил капитан. - На вашем месте я бы не рисковал, синьора Зеччи. - Я должна вернуться, - сказала Аннунциата. Но, попытавшись встать, тут же упала обратно. Капитан сказал Тине: - Вы, Тина, возвращайтесь и берите все на себя. Я позабочусь о вашей матери. У меня за углом машина, и как только она сможет идти, отвезу её домой и постараюсь уговорить лечь. - Думаете, она вас послушает? - Положитесь на британского моряка. - Ну ладно. Постараюсь вернуться поскорее. Мамочка, послушайтесь капитана и пожалейте себя. - Все пройдет, только не надо спешить, - сказал капитан. - Возьмите меня за шею и обопритесь как следует. Вот так. В машине Аннунциата ожила. Больше волновалась не за себя, а за похороны, на которых отсутствовала. - Идите, Бога ради, домой и отдохните как следует, - сказал капитан. - Никто не посмеет подумать о вас худо из-за того, что вас там не было. Тину я привезу, как только кончится церемония. - Вы очень добры, - сказала Аннунциата. В доме стояла мертвая тишина. Такая, что, услышав шорох, она не сомневалась - кто-то в кухне! Неужели Диндони? Кто же еще? Видно сбежал из церкви и вернулся домой. Но как он сюда попал? Ну, сейчас посмотри. Она рывком распахнула дверь в кухню. Там были двое мужчин. Здоровяк стоял за дверью и захлопнул её пинком, как только Аннунциата перешагнула порог. Партнер его с искаженным от натуги лицом стоял на стуле, что-то ковыряя над очагом. В руке его была маленькая черная коробочка, а из деревянной обшивки стены тянулся длинный черный провод, который он скручивал в моток. - Что… - начала Аннунциата. Здоровяк подхватил одной рукой кухонный стул, поставил его перед Аннунциатой и велел: - Садись и закрой рот! Аннунциата возразила: - Не сяду и рта не закрою! Убирайтесь сейчас же! - Уйдем, когда все будет готово. Аннунциата обожгла его взглядом. Шок избавил её от слабости. Взглянув на дверь, она поняла, что к ним не успеет. Кричать тоже смысла нет, стены слишком толстые. Понадобится оружие. На буфете лежал нож, тяжелый и толстый кухонный нож. Она схватила его. - А теперь прочь от двери! - Ненормальная, - сказал здоровяк. Партнер его даже не обернулся, спокойно делая свое дело. - Или ты меня выпустишь, или получишь свое, - сказала Аннунциата. Она величественно выпрямилась, сжимая нож. Здоровяк подпустил её к себе почти вплотную, не отступил, только наклонился вперед. Рука с ножом замахнулась, но как-то нерешительно, рука здоровяка последовала за ней. Он не пытался поймать запястье, но резко размахнулся и нож вылетел у Аннунциаты из руки, которая бессильно упала. - Так, хватит дурака валять, - сказал мужчина. - Говорят тебе, сядь и заткнись! Что, тебя вздуть, чтобы ты послушалась? Это можно. Аннунциата села. Она все ещё не столько боялась, сколько злилась. - Я подчиняюсь, раз вас тут двое, сила солому ломит, но вечно вы тут торчать не будете, и только уйдете - я тут же пошлю за полицией. Так что увидим… - Что увидим? - Вы бандиты. Вы вломились сюда… - Что? Что ты скажешь полиции? Мы вломились сюда? Докажи это! Мы что-то украли? Что именно? - Вон ту черную коробочку. Я знаю, что это. Я о таких вещах уже слышала. Это подслушивающее устройство. - Подслушивающее устройство? Да тебя просто высмеют. Кому нужно утруждать себя, монтируя подслушивающее устройство у тебя в кухне? Ты что, политик? Или дипломат? Или генерал? - Я хозяйка этого дома, - гордо сказала Аннунциата. - Это мой дом. Вы вломились в него. А полиция разберется. Дело уже было сделано. Удалив мелкие черные скобочки, придерживавшие провод, его свободный конец вытянули из вентиляционного отверстия над кухонным окном. Не осталось и следа. Оба визитера, как заметила Аннунциата, были в перчатках. - Будет лучше, если ты ни о чем не расскажешь полиции. - Я вас не боюсь, - заявила Аннунциата. - Только вы уйдете, иду прямо в участок. У них там есть фотографии таких бандитов, как вы. Я вас узнаю. Никуда не денетесь. Здоровяк внимательно взглянул на Аннунциату. Да, она говорила правду. Эта седовласая пожилая женщина с королевской статью его действительно не боится. Нагонять на людей страх было его профессией, так что ошибиться он не мог. Оценив проблему со всех сторон, он сказал: - Полагаю, тебе стоит подумать. То, что мы здесь - это неважно. С тобой ничего не случилось, с домом тоже. Но если ты действительно отправишься в полицию, будет хуже. Ты влезешь в дела больших, очень больших людей, и даром тебе это с рук не сойдет. - Ты говоришь, со мной ничего не случилось? - взорвалась Аннунциата от гнева и обиды. - А с Мило? С моим мужем Мило? Мужчины переглянулись и тот, что раньше не произнес ни слова, сказал: - Его переехал машиной англичанин, мы здесь не при чем. - При чем. Потому что вы знали, куда он собрался в тот вечер. Вы знали это, подслушали все этой вашей коробочкой. - О коробочке лучше забудь, как её и не было. - Та уже исчезла в кармане вместе с мотком черного провода и пакетиком черных скобок. - Не забуду и постараюсь, чтобы не забыла и полиция. Сунув руку в карман, мужчина достал кожаный бумажник. Из него вынул вырезку из газеты, помятую и захватанную пальцами, и развернул её. - Читай! - Для чего? - Аннунциата все-таки взяла вырезку. - Что мне до нее? О чем здесь? - О молодой девушке, которую нашли на улице в Палермо. - Мужчина ткнул пальцем в нужный абзац. - Вот здесь, видишь? Там написано, что случилось, но написано не все, Я потом ту девушку видел, ей пришлось ампутировать левую грудь. Аннунциата уставилась на вырезку. Глаза её бегали с вырезки на мужчину и обратно. Прошептала: - Зачем вы мне это показываете? - Эта девушка была не при чем, но семья её наделала глупостей. И к тому же дважды не подчинились. Вот это и произошло. Печальная история, она у них была единственной дочерью. - Он оскалися, показав черные зубы. - У тебя тоже дочь и тоже единственная. Не забывай, что случилось в Палермо, может произойти и во Флоренции. Сложив вырезку, он убрал её в бумажник, а бумажник - в карман. Все это проделал хладнокровно и аккуратно. Когда они ушли, Аннунциата долго сидела не двигаясь, только губы дрожали. Когда через два часа вернулась Тина, нашла её на том же месте. Пораженная её видом, кинулась к ней. - Мамочка, что с тобой? Что случилось? Аннунциата, обняв её, прошептала: - Ничего не случилось, девонька моя, и уже не случится. 5. Полный вперед! Харфилд Мосс писал своему коллеге в Питтсбург: «Похоже, все несколько задерживается. Вчера меня предупредили, хотя и из третьих рук; главные действующие лица не могут позволить себе, чтобы их увидели вместе. Их противники не скрывают своего существования и ведут свои игры как коты вокруг блюдца сметаны. Мне пришло как-то в голову, что задержки могут быть только предлогом, чтобы вздуть цену, но и сам я в это не верю. Они также заинтересованы в этой сделке, как мы. В любом случае я подожду ещё с неделю, посмотрю, что из этого выйдет. Больше здесь ничего нового, как всегда готовятся очередные выборы, стены все залеплены плакатами, с вертолетов и машин разбрасывают листовки. Один из тех, с кем я тут познакомился, англичанин по фамилии Брук, угодил в тюрьму за то, что сбил человека и скрылся. Теперь может получить за это до семи лет…» *** - Я получил письмо, - сказал капитан Комбер. Элизабет и Тина уже привыкли собираться у него. - Толком не могу его разобрать. Там полно ошибок, да и до каллиграфии далеко. Подписал его некто Лабро Радичелли. - Лабро? - спросила Элизабет. - Это не тот человек, о котором говорил Роберт? - Покажите, - попросила Тина. Капитан подал ей свернутый листок зеленой бумаги с неровным краем, исписанный фиолетовыми чернилами. - Конверт сохранился? - спросила Элизабет. - Разумеется. Но если вы имеете ввиду почтовый штемпель, то не надейтесь. Он нечитаем, как и все штемпели в Италии. Только кончается на «О». - А начинается, вероятно, на «А» или на «Е». - Вполне возможно, - согласился капитан. - Ну, разбираете вы почерк, Тина? - Я бы сказала, что человек этот хочет нам дать информацию, касающуюся синьора Брука, и требует сто тысяч лир до востребования в Ареццо. Авансом. - Иными словами, - сказал капитан, - если мы решим выбросить фунтов пятьдесят - семьдесят, можем что-то за них получить, а можем нет. Не на тех напал. - Не отдать ли нам это письмо в полицию? - спросила Элизабет. - Если он что-то знает, они смогут заставить его говорить. - Только он не пишет, что знает об аварии. Это может быть о чем угодно. - В любом случае это подозрительно. Будь он порядочным человеком, так дал бы адрес, чтобы можно было с ним связаться. - Так-так, - протянул капитан. Тина спросила: - Вы хотите с ним поговорить? Я могу узнать, где он живет. - В самом деле? - Ничего сложного. Радичелли - многие сотни, это очень разветвленный род. Большинство из них из Ареццо. Мамин племянник, сын её старшего брата, женат на одной из них. Он узнает, к какой ветви рода относится Лабро, понимаете? Если тот боится оставаться во Флоренции, значит уехал в деревню к родственникам, там мы его и найдем. - Это может помочь, - заметил капитан. - Спросите у мамы, не знает ли она. - Спрошу обязательно, - По лицу Тины скользнула тень. - Что случилось, Тина? - спросила Элизабет. - У вашей мамы неприятности? - Да нет. Но со дня похорон она никак не придет в себя. Посмотрим, что будет дальше. Когда она ушла, Элизабет сказала: - Нам нужно будет информировать адвоката Роберта, доктора Тоскафунди. В конце концов, бороться придется ему. - Это так, - кивнул капитан, но в голове его слышалось осторожное сомнение. - Но информировать его будем выборочно. Надо бы мне зайти к нему и немного его прощупать. *** Кабинет доктора Тоскафунди находился в старом доме на улице Корсо Бруно дельи Альбицци. С улицы внутрь вел десятиметровый портал, украшенный княжеским гербом. Весь крытый подъезд занимал спортивный автомобиль «мазерати» оливково-зеленого цвета со старомодными бронзовыми фонарями. Протиснувшись мимо него, капитан нашел лифт, кое-как поднявший его на третий этаж. Доктор Тоскафунди, несмотря на договоренность, заставил его ждать так долго, чтобы капитан успел понять, со сколь занятым человеком имеет дело. - Прошу, садитесь, - предложил он. - Какая печальная история! Вы приятель синьора Брука? Прошу, закуривайте. - Не курю, - ответил капитан. - Не могу себе этого позволить. Тоскафунди слегка усмехнулся. - Я только что получил из прокуратуры текст показаний Брука. Прокурор Риссо очень честолюбивый парень, но способный. Капитан торопливо пролистал полдюжины машинописных страниц. - Мне не кажется, что там есть что-то новое… нет, ничего… - Согласен. Это только подтверждает то, что мы уже знаем. Брук в тот вечер ехал в своем автомобиле по Виа Канина. И не помнит, что сбил Мило Зеччи. Что-то в тоне адвоката капитану не понравилось. - Судя по вашим словам, вы считаете, он его все-таки сбил… - Такой возможностью не следует пренебрегать. - Я полагал, мы с вами здесь для того, чтобы даже не обсуждать такую возможность. - Заметно, синьор капитан, что вы не юрист. Моя задача - оценить любые возможности и потом подсказать клиенту, какой вариант поведения для него наиболее выгоден. - Я вас не очень понимаю. - В случае Брука мне не нравятся две вещи, а если не нравятся мне, голову дам на отрез, это насторожит и суд. Во - первых - что он страдает приступами амнезии, и во-вторых - что не может объяснить, как разбил фару. Она не просто лопнула, стекло разбито вдребезги, металлическая оправа повреждена. Якобы у гаража играли дети, - но никто их там не видел и не слышал. - Вы предлагаете - давайте говорить в открытую, - чтобы Брук сознался? - Посоветовать ему такой шаг, - это большая ответственность, но, возможно, мне придется взять её на себя. - Адвокат заерзал на стуле и наклонился вперед, словно желая подчеркнуть свои слова. - Я видел результат вскрытия. Мило Зеччи был жив ещё минимум два часа после того, как был равен в голову. Он был оглушен, но не убит на месте. Можете представить себе, как на это отреагирует суд? Только представьте себе, - старый Мило лежит в кювете, он беспомощен и умирает, но живой ещё бесконечные два часа. Вывод: если бы водитель остановился и вызвал помощь, Мило остался бы жив. - Это ухудшает нашу позицию, - неохотно признал капитан, - но почему вы думаете, что должно повлиять на наш курс? - Напрашиваются, дорогой синьор капитан, два курса, - если мне можно воспользоваться вашей метафорой. С одной стороны, - и я понимаю, что именно это вы имеете ввиду, - мы можем стоять до последнего. Можем утверждать, что Брук не задавил Мило, что опознание машины свидетелем Кальцалетто - ошибка или попросту ложь. Что разбитая фара с несчастьем не связана. Все это можем утверждать. Но если суд нам не поверит, если сочтет, что он лжет, то, что он не остановился помочь, будет истолковано как умысел. И результаты такого хода вещей могут быть очень тяжелыми. - Ладно. Что тогда вы предлагаете? - Я предлагаю, чтобы Брук допустил возможность, что Мило Зеччи он все-таки сбил. И заявил, что ничего не помнит. В этом случае показания об амнезии можно было бы истолковать в его пользу, а не наоборот. Вы меня понимаете? - Да, - уныло сказал капитан, - понимаю. - Отлично. В таком случае… - Я пришел вам кое-что сообщить. Возможно, это не впишется в сложившееся у вас впечатление, но я все равно скажу. Речь идет о Лабро Радичелли. - Ах, о Лабро? Да? Вежливо выслушав капитана, Тоскафунди сказал: - Боюсь, что вы гонитесь за призраком, но в конце концов это ваше дело. - Так вы не думаете, что у Лабро есть с этим что-то общее? - Я абсолютно уверен, что нет, и советую вам тоже выбросить его из головы. Извините, но я уже опаздываю в мэрию. - Извините, что я вас задержал. - Ну что вы, что вы… Скрипучим лифтом они вместе спускались вниз. Привратник уже распахнул дверцу машины. - Вас куда-нибудь подвезти? - спросил Тоскафунди. - Спасибо, я предпочитаю ходить пешком, - сказал капитан. Оливково-зеленый «мазерати» величественно влился в словно расступившийся перед ним уличный поток. Капитан долго глядел ему вслед, воинственно выпятив бородку. Потом, развернувшись на каблуке, зашагал в противоположную сторону. *** - Насколько я знаю, синьор капитан, - сказал мэр, - вы отстаиваете интересы Роберта Брука. Если это так, можете рассчитывать на мою помощь. Синьор Брук, как вы знаете, мой фронтовой друг, а такие связи прочнее всего на свете. Правда, пока я не знаю, чем мог бы помочь. - Для начала хотелось бы знать, что вы думаете об адвокате по фамилии Тоскафунди? Мэр усмехнулся. - Разумеется, я его знаю. Мы даже вместе учились. - Как вы думаете, он хороший адвокат? - Очень известный. Пожалуй, самый известный из флорентийских адвокатов. - Порядочный? - Дорогой синьор капитан, о таких вещах у юристов спрашивать не принято. Скажем так, - он твердо и ловко отстаивает интересы клиента, который ему платит. - Вот именно, - сказал капитан. - Только платит ему не Брук. Мэр вдруг широко открыл глаза, прятавшиеся до того под тяжелыми веками, и взглянул на капитана. - Ну да? А кто ему платит? - Профессор Бруно Бронзини. - Как благородно! Он тоже друг Роберта? - Насколько я знаю, встречались они однажды. На приеме на вилле Бронзини. И вступили в научную дискуссию, едва не переросшую в скандал. - Могу себе представить; Роберт Брук - стоик, и Бронзини - эпикуреец. - Так с чего же такая щедрость? - Возможно, дело в предстоящих выборах. Ведет дело Брука Антони Риссо, который баллотируется в магистрат. Правящая партия имеет на него большие виды. Кто знает - может быть, он доберется и до поста министра юстиции. Бронзини же принадлежит к оппозиции. Возможно, он готов заплатить Тоскафунди только для того, чтобы досадить Риссо. Дело Брука уже вызвало взрыв страстей, далеко превосходящий его действительное значение. - Это я заметил на похоронах, - невесело сказал капитан. - А ведь эти люди ещё не знали, что Мило был жив ещё два часа после несчастья. - Простите, кто это вам сказал? - Тоскафунди. - А он откуда знает? Это стоит как следует обдумать, капитан. - Мэр начал считать на пальцах. - Во-первых, прокуратура не обязана была информировать Тоскафунди о результатах врачебной экспертизы, потому что с точки зрения закона Брук все равно виновен. Во-вторых в суде же это могло сыграть прокурору на руку, создавая соответствующее настроение. В-третьих, информация о результатах экспертизы могла быть пробным камнем в попытке договориться с защитой, в том смысле что, если Брук признает частично вину - в том, что сбил Мило, то обвинение не будет настаивать на более серьезном обвинении - что скрылся, не оказав помощи. - Мэр дошел до мизинца. - Следует из этого что-то для нас или нет? Можем, например, сделать вывод, что обвинение не так уверено в себе, как хотело бы нам внушить? Да, полагаю, что можем. - Я думаю ещё проще, сказал капитан. - Я убежден, что у Бронзини на совести какие-то махинации, и он не хочет, чтобы Брук совал в них свой нос. Смерть Мило, видимо, несчастный случай, улица там и вправду опасная. Кто-то опознал жертву и сообщил не полиции, а Бронзини, который решил не упускать случая. Нужно было только подкупить кого-то, кто, якобы видел машину Роберта и даже запомнил номер. И ещё послать кого-нибудь разбить Бруку фару. Мэр выслушал его молча. Потом, улыбнувшись, сказал: - Вы не забываете, что существует и третья, совсем простая возможность? Что Брук и в самом деле это сделал? *** Когда капитан Комбер вернулся домой, он занялся почтой, пришедшей за время его отсутствия. Одно было от старого сослуживца, уехавшего в Новую Зеландию и писавшему о ней с таким восторгом, что капитан просто физически ощущал, как ему там скучно. Читая письма, капитан вдруг заметил, что кое-что не в порядке. Письменный стол у него содержался всегда в том же систематическом порядке, что и вся квартира. Тот, кто обыскивал его, вернул все на место - но недостаточно тщательно. И ящик открыт был ключем, не подходившим к замку, и закрыть его снова до конца не удалось. И порядок в ящике был нарушен. Капитан долго сидел, поглаживая бородку и оценивая происшедшее. На лице его рисовалось глубокое удовлетворение. Как бы он не относился к мнению Тоскафунди, мэр ему нравился и его сомнений он не мог игнорировать. Но теперь никаких сомнений не оставалось. Враг существует, он здесь. Пока это только облачко на горизонте, световой блик на экране радара, но он существует и усомниться в этом нельзя. 6. Погоня за призраком. Утром на третий день после ареста Брука в наручниках перевезли из полицейского управления в городскую тюрьму. Тюрьма Мурата, стоявшая на восточном конце Виа Гибеллина, в полной мере испытала натиск наводнения. И теперь, с новыми кованными решетками на окнах и свежепокрашенными дверями и оконными рамами, она показалась Бруку куда приветливей, чем унылое здание управления полиции в центре города. В тот же день его посетил британский консул. Брука он застал за чтением «Потерянного рая». - Какой-то англичанин сидел тут шесть месяцев, - пояснил он, - пока пытались найти доказательства, что он совершил подлог. Перевел три главы гекзаметром на итальянский. Местами вполне прилично. - Надеюсь, вас не оставят тут на шесть месяцев, - сказал сэр Джеральд. Как идут дела? - Сегодня утром здесь был Тоскафунди. Видно, ему очень хочется, чтобы я сознался. - Что убили Мило Зеччи? - Неумышленно. С учетом плохого уличного освещения и того, что там уже были аварии, суд мог бы решить, что Мило я сбил, не заметив, все равно был бы осужден, но на меньший срок, чем если бы сбил его, понял, что произошло и оставил там умирать. - Так вам рекомендует Тоскафунди? - Да. - Звучит разумно, но трое ваших друзей будут разочарованы, если вы сознаетесь. Ваш друг капитан Комбер, ваша служанка Тина и моя дочь Элизабет. - Чудная троица, - признал Брук. - А каково их мнение о том, что случилось? - Насколько я понимаю, они считают, что профессор Бронзини занят какой-то деятельностью, если не преступной, то непорядочной, и боится, что вы разрушите его планы. И поэтому он устроил вам ловушку. Пока вы будете торчать за решеткой в ожидании суда, он провернет свою махинацию. - Понятно, - протянул Брук. - Но зачем тогда присылать мне собственного адвоката? Что, его угрызения совести замучали? Или хочет отвести от себя подозрения? Или для него главное, чтобы я сознался, и он мог быть уверен, что наказание меня не минует? - Я бы сказал, последнее. - Но как мои друзья полагают, как им удалось меня подставить? - Полагают, кто-то видел Мило Зеччи, сбитого машиной, сообщил Бронзини и тот не упустил свой шанс. А чтобы обвинение выглядело более убедительным, той же ночью разбили вам фару. - Здорово они это придумали, а из Бронзини сделали просто сверхзлодея. Только я как-то не вижу его в такой роли. А вы? - Если честно, не верю этому бреду ни на грош. - И какой же, по их мнению, подозрительной деятельностью занимается Бронзини? - Насколько я знаю, они ещё не решили. Но, видимо, это как-то связано с продажей этрусских древностей. Брук задумался, рассеянно листая «Потерянный рай», словно пытаясь бежать от действительности обратно к могучему противостоянию Добра и Зла, схватившихся в звездной бесконечности. Сэр Джеральд не раз в своей жизни беседовал со многими людьми во всяких тюрьмах, но никогда не встречал никого, кого так демонстративно не интересовала собственная судьба. - Видимо, это тоже из области бреда, - добавил он. - Не знаю, - сказал Брук. - Там со мной произошло кое-что интересное. Когда я в тот раз поехал взглянуть на их раскопки, меня сопровождал его управляющий Ферри и мне показалось, что он разбирается. Сказал мне, что открыли родовую гробницу знаменитого этрусского пирата по имени Тринс. Он там был изображен на своем боевом корабле с великолепным шлемом на голове. Потом, выходя из гробницы, я хотел заглянуть в одну небольшую комнатку по другую сторону коридора, Ферри это не понравилось и он быстро меня увел. Но, посветив фонариком, я кое-что успел заметить. Тот самый шлем, что на настенной росписи… - Тот же шлем? - Точно такой же. Сэр Джеральд задумался, потом сказал: - Но я не понимаю… - Если шлем принадлежит Тринсу, который был главой всего рода, или племени, его должны были найти в самой центральной гробнице всего комплекса. В гробнице, которую можно было бы назвать сокровищницей и которую они вроде все ещё ищут. - Понимаю, - протянул сэр Джеральд. - Хотите сказать, что если гробницу все же нашли, то скрывают это? - Да, это одна из возможностей, - подтвердил Брук. *** - Я же тебе говорила, - воскликнула Элизабет. - Я знала, там не все чисто. Мы должны что-то предпринять. - Но, девочка моя, даже если Брук и прав насчет шлема, у нас нет оснований полагать, что это как-то связано с гибелью Мило. - Связано, и мы узнаем, как. Сэр Джеральд вздохнул. Он очень любил свою младшую дочь. Видел, как она превращалась из неуклюжего малыша в длинноногого подростка, из семнадцатилетней надменной интеллектуалки в разумную и уравновешенную двадцатчетырехлетнюю молодую женщину, и понимал, что она перестала быть только его дочерью, став независимой и самостоятельной личностью. Но так и не мог избавиться от многолетней привычки жить её заботами. От старых опасений, что она неудачно выйдет замуж, он давно избавился. Теперь начинал бояться, что вообще не выйдет. - Да перестань ты, ради Бога, - сказала Элизабет. - Ты о чем? - Перестань вздыхать. Обещаю не вовлекать тебя в деятельность, недостойную дипломата. - Я думал не о себе, - возразил сэр Джеральд. - И если по-правде, не о тебе, а о Бруке. - Хочешь сказать, что если поднимем шум, ему придется ещё хуже? - Вот именно. - Потому что в глубине души убежден, что он виновен. Думаешь, он сбил Мило Зеччи из-за очередного приступа и сам об этом не знает. Сознайся! - Я… - Признание умиротворяет душу… - Не навязывай мне свои взгляды, пожалуйста! Я слишком стар, чтобы мною командовали. Не в чем мне сознаваться. - Но ты все равно так думаешь, и потому хочешь добиться срока поменьше. Но я-то знаю, что он невиновен, и хочу доказать это. Нужно доказать его полную невиновность. Сэр Джеральд вздохнул снова. *** Прокурор Антонио Риссо положил на стол начальника папку, сказав: - Заключение экспертизы, которое нам направила римская лаборатория, кажется мне весьма весомым, особенно микроснимки. Вы их просмотрели? - Видел. - Полагаю, расследование можно считать оконченным. - Не согласен, - возразил городской прокурор. - Заключение экспертизы действительно весьма убедительно доказывает, что Мило Зеччи был сбит автомобилем Брука. И поводов утверждать, что в машине ехал кто-то другой, не Брук, у нас тоже нет. - Но тогда… - Но вы хотите доказать наличие умысла, Антонио. Обвиняете его в том, что умышленно сбил Зеччи и уехал. Каковы ваши доказательства на этот счет? - Показания свидетельницы Кальцалетто. Когда заскрипели тормоза, она обернулась и увидела, что машину занесло и она остановилась. Но потом снова сорвалась с места и поехала в её сторону. Она была так удивлена, что запомнила номер. А когда наутро было найдено тело, сообщила в полицию, как порядочная гражданка. - Как порядочная гражданка, - прокурор кивнул. - Тормозной след утром ещё был виден и подтвердил её рассказ. - Кальцалетто утверждает, что несчастье произошло в половине одинадцатого. Откуда такая уверенность насчет времени? - Она была в гостях у сестры, оттуда ушла в четверть одиннадцатого. Идти ей до Виа Канина пятнадцать минут. - Любопытно, - заметил прокурор, - как люди, которые обычно понятия не имеют, который час, становятся предельно точны, столкнувшись с преступлением. - Есть причины сомневаться в её показаниях? - Вовсе нет. Но, с другой стороны - как нам усомниться в показаниях могильщика? Как его, собственно… - Карла Фрутелли? - Фрутелли, по моему мнению, ненадежный свидетель. - Почему? - Он слишком стар и бестолков. И глух, как пробка. - Но он же слышал, как проехала машина, и скрип тормозов, и визг шин в заносе. И совершенно уверен, что это произошло в половине двенадцатого. Как вы это можете объяснить? - Очень просто. Он и правда все это слышал, но перепутал время. - Но время он называет очень уверенно, - подкусил его городской прокурор. - И, надо же, он тоже был в гостях у сестры. Ушел от неё в одиннадцать, и ровно полчаса ему нужно, чтобы дойти до дома у ворот кладбища. - Значит он путает час, когда ушел от сестры. - Вы сверили его показания с показаниями сестры? - Не видел в этом необходимости. - Так сделайте это. В делах такого рода не следует учитывать только те доказательства, что подтверждают позицию обвинения. - Я полагал, что знаю свои обязанности. - Мой дорогой Антонио, в этом я убежден. И так же убежден, что ваше рвение заслуживает уважения. Но нам недостаточно некоторых фактов, мы должны знать все. *** Капитан Комбер поднял глаза от карты и взглянул на часы. В его распоряжении было ещё четыре часа дневного света. Должно хватить. Список, который дала ему Тина, включал имена всех двадцати шести семей в районе Ареццо, связанных родством с Радичелли. Карта была ещё довоенной, что создавало дополнительные проблемы, и менее настойчивый человек бы сдался, но капитан только погладил бородку, вычеркнул очередное имя (глухой крестьянин с горбатой женой и четырьмя недружелюбными псами) и пустился дальше. Около шести он свернул на грязный проселок, ведший к ферме Сан Джованни. При виде колеи капитан заколебался, но тут заметил след от новых шин «мишлен». - Проехал он, проеду и я, - решил капитан. Через пять минут дикой тряски одолел последний крутой поворот и очутился перед фермой. Позвонил, повторяя в уме фразы, которые произнес в тот день уже четырнадцать раз. Двери открыла старушка в черном. Капитан объяснил, что он из министерства социального обеспечения и должен выяснить у Лабро Радичелли неясности в его документах. Большинство из этого было для старушки китайской грамотой, но главное она поняла. - Вы хотите поговорить с Лабро? У капитана забилось сердце. - Да. Мне его нужно видеть. - Я поищу. Вы англичанин? - Да. - В войну у нас тут был один англичанин. Из Австралии. - Это же надо! - Он был военнопленный, понимаете? Обещал моей внучке жениться, - старушка засмеялась. - И женился? - Вернулся в Австралию. Думаю, там он давно был женат. Взгляну, закончил ли Лабро с тем другим синьором. Исчезла. Прошло двадцать минут. Лабро с неизвестным синьором все ещё не закончил. Капитан разглядывал фотографии на стенах. Была их дюжина, и все свадебные. Надеялся, что внучка смогла найти замену коварному австралийцу. В коридоре раздались шаги, дверь открылась и вошел мужчина средних лет. Двери за собой он закрыл пинком. - Вы Лабро Родичелли? - Похоже, что так. Капитан почувствовал, как от него несет спиртным. - Я хочу сделать вам предложение. - Небось страховку? - Лабро показал в усмешке бурые кривые зубы. - Это был только предлог. - Лишнее. Я знаю, зачем вы здесь. - Тем лучше. - Вас зовут Комбер. Я писал вам пмсьмо. Вы английский адмирал. Капитан принял новый чин не моргнув глазом. Что-то в поведении Лабро ему не нравилось и он хотел понять, что. - Я написал вам, как другу того англичанина, что сидит за решеткой из-за старого Зеччи. За то, что сбил его и оставил в кювете. Правильно? Капитан ещё больше выпятил бороду, но все ещё молчал. - И вы хотите, чтобы я помог. Я ведь ему предлагал. Послушайся он меня, ничего бы не случилось. Но он не хотел, все задирал нос. Теперь уже поздно. Предложение отменяется. - Он грохнул кулаком по столу. Молчание капитана его бесило, хотелось спорить, но было не с кем. - То, что я предлагал, уже не продается. - А что вы предлагали? - Ага, вы хотите знать? Верю. Теперь вы готовы и заплатить. Пришли с полной мошной. Так я вам тогда прямо скажу, что вы и ваш приятель можете сделать. Вы можете меня… - и Лабро отчетливо объяснил, что именно. - Как хотите, - сказал капитан и повернул к дверям. - Зря я сюда тащился. - Его спокойствие приводило Лабро в ярость, казалось, он готов на него броситься, но что-то во взгляде капитана его удерживало. - Если вдруг передумаете, знаете, где меня искать. До свидания. - 126 - Капитан вышел во двор. Он хотел проверить свои подозрения. На грязной брусчатке видны были следы покрышек «мишлен», исчезавшие где-то за домом. 7. Статика и динамика. - Это мой дом, - заявила Аннуциата. - Здесь все мое, каждый кирпичик, каждая щепочка. И я говорю, что Диндони тут не останется! - Мы не можем его выбросить на улицу, - сказала Тина. - Дадим ему неделю, пусть найдет себе другое жилье. - А квартплата? - До неё мне дела нет. Мило был человек бережливый. Деньги у нас есть и на наш век хватит. - Ну, если ты так считаешь, - с сомнением в голосе сказала Тина. - Мы могли бы сдать флигель какому-нибудь художнику. Они вечно ищут мастерские. Как раз вчера я видела объявление… вот, в газете… О, Господи! Листая «Коррера ди Фиренца», она вдруг заметила снимок в одном из репортажей. - Что там? - спросила мать. - Посмотри, ты посмотри сюда! На эту женщину. - Что там пишут? Прочитай, доченька! - «Важная свидетельница по делу англичанина Брука, обвиняемого в убийстве флорентийца Мило Зеччи, - Мария Кальцалетто.» - Ну и что? - Тут её фотография, гляди! - Тина сунула матери газету. Аннунциата, надев очки, сказала: - Лицо её мне кажется знакомым. - Это Мария, Мария, к которой ходит Диндони. Работает в кафе на углу. Я их там видела сто раз. - Точно? - Тут немного нерезко, - признала Тина, - но это она. - Что это значит? - Это значит, что мы были правы. Это заговор, и Диндони в нем замешан. У него слюнки текли по нашей мастерской, дождаться не мог. - Диндони? - недоверчиво переспросила Аннунциата. - Ну, разумеется, не один, с сообщниками. Помнишь, что говорил нам отец? Что за ним следили двое. Тогда мы смеялись, а он был прав. Диндони сказал им, что отец вечером куда-то собрался. Но… - Тина вдруг запнулась. - Но откуда он мог это знать? Отец ведь был так осторожен и говорил только в кухне. Мама, что с тобой? - Ничего. - Ты неважно выглядишь. - Ничего странного. Но ты заговорила об отце и сразу все вспомнилось… Что ты собираешься сделать? - Поговорить с этой женщиной. - Ладно, поговори, - ей теперь явно хотелось, чтобы дочь ушла. На углу стояла машина Меркурио. Тот выскочил, когда подошла Тина. Первой её мыслью было не обращать внимания. Но потом она решила, что помощь его может понадобиться, и сказала: - У меня тут кое-какие дела в кафе. Если хочешь, пошли. В зале было как всегда днем пусто, но в задней комнате кто-то двигался. Откинув портьеру, они вошли. Мария расставляла бутылки на полках, доставая их из картонных ящиков. Заметив вошедших, остановилась и равнодушно взглянула на Тину и чуть внимательнее - на Меркурио. - Что вам угодно? - Поговорить, - сказала Тина. Швырнула газету на стол. - Это Ваше фото? - Возможно, - ответила Мария, не глядя на снимок. - Вы давали показания в полиции? - Я рассказала то, что видела и слышала. Тина рассмеялась. Нельзя было назвать этот смех приятным. - Вы рассказали им, как научил вас мерзавец Диндо. - Я говорила только правду. - Чего вас понесло на Виа Канина в половине одиннадцатого ночи? - А это запрещено? - Почему вас не было здесь? В это время в кафе полно народу, а? Если в эту забегаловку вообще кто-то ходит. Мария на обиду не ответила. - Если хотите знать, мы в тот вечер закрыли в девять. Старик Тортони не возражал. Я сказала ему, что мне нужно к сестре. Она живет у римских ворот. От неё я и возвращалась, когда случилось несчастье. Меркурио сказал: - Это звучит как сказочка для полиции. Лучше скажите нам поживее, как было на самом деле - Все так и было. - Странно, что ты вдруг решила навестить сестру, - заметила Тина, - хотя всем известно, что вы с ней два года не разговариваете. С той поры, как она отбила твоего любовника. - Лжешь! - Лицо Марии залилось румянцем. - А с каких это пор от Римских ворот возвращаются по Виа Канина? - Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы. - Кто был тут в тот вечер, когда вы закрыли кафе в девять часов? - Как кто? - Тут были двое мужчин? Верно? Один здоровенный, другой поменьше? - Не знаю, о чем вы, - заявила Мария, но прозвучало это неуверенно. - Да хватит, - сказала Тина. - Ну не такая ж ты дура. Последние дни они торчат тут каждый вечер, развалившись, как свиньи, и хлещут вино за счет заведения. Тут заговорил Меркурио, заговорил громко и безапелляционно. - Чую кровь, - сказал он. Обе женщины пораженно взглянули на него. Мария побледнела. - Я владею даром свыше. Я провижу будущее и прошлое тоже. И говорю вам, - Меркурио не спускал с Марии взгляда, полного темной силы, - говорю вам, что той ночью в комнате произошло нечто ужасное. Мария не выдержала: - Не смотрите на меня так! Ничего тут не случилось! А если случилось, я не имею с этим ничего общего. Меня здесь не было… Она вдруг умолкла, то ли вскрикнув, то ли всхлипнув, но причиной этого был не Меркурио, а здоровяк, который вошел в комнату, откинув штору. - Эти типы к тебе пристают, милочка? - спросил он. Тина ахнула, а Меркурио, все ещё во власти какой-то высшей силы, медленно обернулся, взглянул на здоровяка и сказал: - Ваши руки в крови… - Будет лучше, если вы уберетесь отсюда, - сказал здоровяк. - Девушка из-за вас нервничает. Тина сказала: - А ты чего раскомандовался, мерзавец проклятый? Не обращая на неё внимания, тот быстро шагнул к Меркурио, схватив его за воротник. С таким же успехом мог заняться ловлей угрей. Меркурио ловко вывернулся из его захвата, оставив в руках здоровяка пиджак. Тина огляделась в поисках оружия. Ближе всего был бильярдный кий. С криком - «Получай, дъявол!» - она взмахнула тяжелым концом кия над головой бандита. Тот ловко увернулся, но стоявшей за ним Марии не повезло. Тяжелый конец кия угодил ей в висок, раздался глухой удар и Мария сползла на пол. По-прежнему не обращая внимания на женщин, здоровяк не спускал глаз с меркурио, сказав: - Ну ладно, если хочешь, устроим стриптиз. Рванувшись вперед, он напряг руки, ухватил Меркурио за шелковую сорочку и рванул. Шелк разорвался, обнажив голубую майку. Меркурио зашипел: - Гад! - и бросился на него. Тот врезал ему в живот, точнее собирался, но Меркурио, который был не менее ловок, чем его противник, в последний момент увернулся, подставил бок, обхватил здоровяка руками и, отжав его голову, впился зубами ему в ухо. Большинство людей от такого приема бы взвыло, но здоровяк и не пискнул. Вырвав правую руку, он спокойно поднял её и нацелился Меркурио в глаз. Меркурио пришлось отпустить ухо и отвернуть лицо. Но рука нажимала все сильнее и, не повышая голоса, здоровяк прохрипел: - А теперь я тебе вырву глаза! На этот раз взвыл Меркурио. Его вопль призвал Тину на помощь. Все это время она возилась с Марией, пытаясь выяснить, жива та или нет. Теперь подхватила с полу кий, тщательно прицелилась, как игрок в гольф перед ударом, и огрела здоровяка изо всех сил по затылку в то самое место, где череп переходит в шею. Здоровяк вздрогнул. Колени его подломились и он рухнул, не отпуская Меркурио, который, похоже, лишился чувств. Тогда, схватив ближайшую бутылку, Тина вырвала пробку и плеснула содержимым в лицо Меркурио. Тот дико закашлялся, сел и заорал: - Перестань! Ты что делаешь? Ведь это джин! Мария застонала и перевернулась на живот. - Слава Богу, - сказала Тина. - Я боялась, что она отдала концы. - А что с этим бандитом? - С ним? Может я его и убила, но мне плевать. Меркурио посмотрел на тела на полу, взглянул на Тину, все ещё сжимавшую кий, потом на себя и расхохотался. - Знаешь что? - сказал он. - Пожалуй, нам лучше смыться. И немедленно. Я отвезу тебя к нам домой. Тина колебалась. Потом сказала: - Ну ладно. Надеюсь нас никто не заметит. Выглядишь ты просто ужасно. И этот кошмарный запах… До виллы Рассена они добрались без помех. Поставив машину, Меркурио подвел Тину к боковому входу. - Так мы попадем прямо в мою спальню. - В твою?! - Послушай, ну в чем дело? Пошли! В спальне он придвинул Тине кресло, налил ей рюмку коньяку и исчез в ванной с кипой чистой одежды. События в кафе явно укрепили его уверенность в себе. Появившись через двадцать минут, снова был как огурчик. - Ну, так гораздо лучше, - сказала Тина. - Хоть джином больше не несет. Прости, что я на тебя его вылила, думала, это вода. - Ты здорово держалась, - сказал Меркурио. - И ты тоже. Чуть не откусил ему ухо. - Ну ладно, все в порядке. Они долго молча смотрели друг на друга. - Ты знала, что у меня есть такие способности? - Догадывалась. - Потому меня Бруно и усыновил. Искал Тагета. - Кого? - Тагета. Это один из этрусских богов. Этруски верили, что время от времени рождается дитя по имени Тагет, одаренное божественной силой. - И как его узнать? - Это должен быть ребенок, совершенный во всех отношениях - и телесно, и духовно. Иметь идеальное телосложение и преуспевать во всех видах спорта. Но дело не только в теле, но и в уме. Мои способности проявились уже в раннем возрасте. С детства я блестяще считаю в уме. В семь лет демонстрировал свое умение в университете Перуджи - это университет Бруно - на кафедре математики. Перемножал в уме семизначные числа и извлекал корни из пятизначных. - Надо же! - сказала Тина. События этого вечера и алкоголь вызвали у неё непреодолимое желание поспать, но Меркурио явно поймал второе дыхание. - Это ещё не все! Таких чудо-детей полно, и они быстро иссякают, но мои способности все росли. В девять лет я начал интересоваться топологией и комбинаторикой, в одиннадцать - статикой и динамикой, в двенадцать - дифференциальным исчислением. - И это тебе хоть как помогло? Это что-то дает - знать подобные вещи? Меркурио встал, утратив несколько свою божественную спесь. - Я покажу тебе, зачем это нужно, - сказал он. - Иди за мной. По узкой лестнице они спустились в подвал, прошли длинный коридор и оказались перед массивными дубовыми дверьми, которые Меркурио открыл одним из своих ключей. - Господи! - воскликнула Тина. - Что это? - Гробница Бруно. - Тут его похоронят? - Он так задумал. - Со всеми этими горшками и статуэтками и всем остальным? Разве они не стоят бешеных денег? - Стоят, - равнодушно отмахнулся Меркурио. - Но это все ерунда. Взгляни лучше сюда. Нет, чуть пониже, вот сюда. Постучи-ка. - Это не камень, а металл. - Это дверь сейфа. Сталь замаскированная под камень. Хитро, да? - Как она открывается? - Вот так. - Меркурио достал из кармана нож, сунул лезвие в щель и квадратная плитка отошла, открыв циферблат. - Ты знаешь код? - Код не знает никто, кроме Бруно. По крайней мере, он так думает. Тина вгляделась в цифры на диске. Теперь всякий сон с неё слетел. Покрутила пальцем стальной диск, пощелкивавший при каждом движении. Набрала несколько раз по восемь цифр в разном прядке. - А, черт, - вздохнула она. - Это сколько же нужно пытаться, чтоб угадать? Если, конечно, не знать верную комбинацию. - Ну, ряд из восьми последовательных чисел - от 1 до 9, кроме нуля - дает сорок три миллиона сорок шесть тысяч восемьсот двадцать один вариант. И если даже по шесть секунд на попытку, и повторять их без остановки - это примерно восемь лет, пятьдесят восемь дней и девять часов. - Примерно? - Я не учитывал високосные годы. - Лучше я пробовать не буду, спасибо. - И не надо. Мне случайно удалось найти нужную комбинацию. - Как? - Ну, другому бы это было трудно, - скромно признал Меркурио. - Отец, как ты видишь, пускает меня сюда, у меня есть ключ. Несколько раз он открывал сейф в моем присутствии. Старался при этом, чтобы я держался подальше и не видел, какой набирает код, но он не знал, что я запомнил, какие цифры стояли на циферблате и сколько раз он повернул диск по часовой стрелке и против. Тем самым я резко ограничил число сочетаний и из них определил ту самую комбинацию, которая нужна. Говоря все это, Меркурио тонкими белыми пальцами поворачивал циферблат, и Тина нетерпеливо заглядывала ему через плечо. Она была настолько увлечена, что не заметила тень, упавшую из распахнутой двери, и не услышала тихих шагов у себя за спиной. И тут произошли сразу три события. Меркурио набрал последнюю цифру, ухватил рукоятку и дернул её. Дверь сейфа немного приоткрылась. И тут же через его плечо протянулась рука и захлопнула дверь. - Не думаю, что отец ваш будет в восторге, - сказал Даниило Ферри. *** В тот вечер в 22. 50 в участке карабинеров на Виа дель Барди зазвонил телефон. Трубку снял лейтенант Лупо, внимательно выслушал, сказал: - Мы этим займемся - и что-то пометил себе на листке. Потом повернулся к карабинеру Сципионе. - Звонит синьора Зеччи. Беспокоится за свою дочь, та ушла из дома в пять часов и ещё не вернулась. - Зеччи? Знакомая фамилия. - Это жена Мило Зеччи - точнее, его вдова. - Того, которого задавил англичанин? - Которого якобы задавил англичанин, - спокойно поправил его лейтенант. - Не нужно опережать приговор суда. - Разумеется. - Зайдите к ней и постарайтесь успокоить. Скорее всего ничего не случилось. Дочь её молода и, насколько я помню, хороша собой. Наверняка ушла на свидание. Так случилось, что великолепный «даймлер» Бронзини с сидевшим за рулем Артуро в безупречной униформе свернул на улочку Сдруччиоло Бенедетто с одного конца в тот самый момент, когда черная полицейская машина въехала на неё с другого. К двери Зеччи машины подъехали одновременно и стали там, как два могучих зверя, которые неожиданно встретились на узкой тропе в джунглях. Аннунциата, открывшая дверь, на миг замерла, но тут же бросилась к Тине, которая вышла из «даймлера», и прижала её к груди. - Ну что ты, мама, - спрашивала её Тина. - Я ведь часто возвращалась позднее, гораздо позднее. Еще нет и полуночи. - Я знаю, девочка моя. - А ты тут названиваешь в полицию, словно Бог весть, что случилось. Аннунциата расплакалась. Выплакавшись, сказала, хлюпая носом: - Я за тебя боялась. Из-за того, что сказали те типы. - Какие типы? - Ну те, в день похорон. - Расскажи мне все. - Они сказали, что страшно отомстят тебе, если я скажу хоть слово. - Ты им поверила? - Им нельзя не поверить. Они с Сицилии. - А раз они с Сицилии, так значит супермены? Что, у нас нет полиции? Не существует закона? И вот ты их слушаешь и молчишь, а сама умираешь от страха, если я опаздываю домой! И чего ты добиваешься своим молчанием? - Она права, синьора Зеччи, - заметил Меркурио. Он тихонько сидел в углу, не встревая в семейные дела. - Вы все равно боитесь, так что лучше расскажите нам обо всем. Аннунциата решилась. - Ладно, расскажу. Выслушав её, Меркурио заметил: - Видите, я был прав. - Прав в чем? - Я почувствовал это в кафе. Инстинкт меня никогда не обманывает. Там произошло нечто ужасное. 8. У британского консула неприятности. Капитан Комбер позвонил в контору адвоката Тоскафунди в десять утра. Ему было сказано, что синьор доктор ещё не пришел; позвонив в одиннадцать, он узнал, что у того совещание, а в двенадцать - что доктор пораньше ушел на обед. В два часа он ещё не вернулся, а в четыре снова был занят. В пять капитан Комбер оставил адвокату записку. Понимая, что тот очень занят и не сможет уделить ему внимание в рабочее время, он собирается навестить его вечером на дому. Секретарша, принявшая сообщение, была не в восторге. Сказала, что позвонит ему ещё раз. Ухмыльнувшись, капитан ехидно поблагодарил за любезность. Через десять минут раздался звонок. Секретарша сообщила, что синьор доктор может принять его немедленно. Капитан ответил, что будет через десять минут, заботливо запер новый замок особой конструкции и сбежал по ступеням. Это происходило в то же время, когда у Тины с Меркурио произошло небольшое приключение в кафе. Капитан приступил прямо к делу. - Когда мы с вами разговаривали в последний раз, я сказал, что подозреваю человека по имени Лабро Радичелли. Того, который поссорился с Бруком перед самым несчастьем и собирался продать ему какую-то информацию. Такое же предложение он письменно сделал и мне, но, к несчастью, забыл указать свой обратный адрес. Когда я вам это рассказал, вы посоветовали этим не заниматься. Сказали, что Лабро не имеет с нашим делом ничего общего. - Это правда. Сигарету? Да, я забыл, вы не курите… - Вы утверждали, что Лабро - призрак, и что искать его - это терять время… - Вот именно. - Почему тогда его поисками занялись вы? И не только искали. Вчера вечером вы его даже навестили. - Я? Здесь какая-то ошибка. - НЕ надо выкручиваться, - прервал его капитан. - Ваш «мазерати» был спрятан за домом, когда я вчера приехал к Лабро. Я видел его собственными глазами. Достав из серебряной шкатулки на столе сигарету, адвокат долго старательно вставлял её в мундштук. Потом неприступно заявил: - Простите, синьор капитан, но я не обязан отчитываться перед вами за свои действия. - Вот именно, - сказал капитан, - это меня и заботит. Кому вы, собственно, подотчетны? Пока что главным для вас было заставить вашего клиента взять вину на себя. Когда его друзья находят свидетеля, могущего дать показания в его пользу, вы спешите к нему, чтобы заткнуть рот. Будьте добры не перебивать меня! И дураку ясно, что Лабро получил от вас больший куш, чем рассчитывал содрать с нас. Он сам едва не проболтался. - Если он сказал нечто подобное, то лгал. - Значит вы признаете, что были у него? - Не признаю и не отрицаю. И вы не имеете права меня допрашивать. - Тут вы ошибаетесь. Может вы и лучший адвокат Флоренции, но по-моему вы мошенник, который предал своего клиента, потому что вам за это заплатили. - Я не собираюсь выслушивать такие оскорбления. - Будете, потому что я подам на вас жалобу в коллегию адвокатов. Тоскафунди усмехнулся. - Вы полагаете, они поверят этой фантастической истории? - Пожалуй, нет. Но я скажу вам, кто поверит. Мэр Флоренции, у которого достаточно влияния и власти в этом городе. И он приятель Брука. Тоскафунди вскочил. На побелевшем лице выступили багровые пятна. - Пока вы не возьмете назад ваши фантастические и ничем неподкрепленные утверждения, я не могу заниматься этим делом. - Это лучшее, что я от вас слышал. - Вы хотите подать на меня жалобу в коллегию адвокатов. Не выйдет. Я сам подам на вас жалобу и если приведу в ней все ваши заявления, можете быть уверены, ни один юрист, ни один дорожащий своим именем адвокат не захочет взяться за это дело. - Лучше никакого адвоката, чем адвокат - жулик, - заявил капитан. - Не провожайте меня, я сам. *** На следующее утро капитана к девяти утра настойчиво пригласили к британскому консулу. Подъезжая к воротам, ему пришлось пропустить встречную машину, за рулем которой заметил чем-то знакомого ему молодого человека. «Юрист, - подумал он, - и кандидат на выборах… Как же его зовут?…» Консул был в своем кабинете. С ним - высокий, солидного вида мужчина со смуглым лицом и седыми усами, который напомнил капитану ослика Иа из истории о Винни-Пухе, но оказался английским юристом, которого звали Том Проктор. - Все мы здесь друзья Брука, - сказал сэр Джеральд, - поэтому я буду откровенен. К сожалению вы несколько осложнили ситуацию, капитан. - Если это так, мне очень жаль, - сказал капитан, но по голосу это было не слишком заметно. - Что происходит? - С восьми утра у меня беспрестанно звонит телефон. Уже звонили председатель флорентийской гильдии юристов, председатель коллегии адвокатов и генеральный секретарь союза флорентийских адвокатов и прокуроров. - Прекрасная компания. Что им нужно? - Жалуются, что вы угрожали и оскорбляли одного из лучших представителей флорентийской адвокатуры. По одной из версий, вы даже угрожали уму физическим насилием. Поскольку вы британский подданный, ответственность за вас несу я. И должен позаботиться о том, чтобы это не повторилось. - Ах, так, - сказал капитан. - Вы не хотите для разнообразия послушать, как было дело? - Разумеется. Когда капитан закончил, заговорил Том Проктор. - Вы спросили его, почему он поехал к Лабро? - Было совершенно ясно, почему. - Несомненно. Но однозначно вы его не спрашивали? Как юрист я вам хочу сказать, что если бы я вел какое-то дело и постороннее лицо - простите, что я вас так называю, - явившись ко мне, начал рассказывать о каком-то коронном свидетеле, я бы его только высмеял. Но точно также я мог бы отправиться к этому свидетелю, чтобы самому убедиться, не знает ли он чего-нибудь важного. - Верно, - сказал капитан, - но одно остается неясным. Лабро что-то собирался продать, сам говорил это Бруку и написал это мне. Но когда я пришел к нему, об этом и речи не было. Кто-то дал ему больше. Кто еще, если не эта скользкая гадина? - Оскорблениями вы только усугубляете бестактность, которую допустили, - сказал сэр Джеральд. - Надеюсь, понимаете, как серьезно повернулось дело. Теперь по всей Флоренции не найти юриста, который взялся бы за дело Брука. - Да что вы, не может быть все так плохо! Найти адвоката всегда можно, Только вопрос, где взять деньги? - И где же мы их возьмем? Капитан был несколько ошарашен. - В Италии это несколько иначе, чем у нас, вы знаете? Вам не приходит в голову, кто мог бы нам ссудить пятьсот фунтов на залог? - Это будет так дорого стоить? - Как минимум. И намного больше, когда начнется процесс. - А у Брука нет денег? Ответил ему Том Проктор. - И да, и нет, но в основном нет. Не будь он таким альтруистом, жил бы припеваючи. Его дед по матери, Леопольд Скотт, когда-то модный художник, заложил основу семейного состояния. Слава его быстро миновала, но по части финансов он неплохо соображал. Вложил деньги в такие компании, как «Де Бирс» и «Хадсон Бэй», и все эти акции сегодня поднялись в десятки раз. - И чьи это деньги? - Его мать до конца своих дней жила на ренту, которая потом перешла к Роберту и его сестре Фелиции. Но Роберт не принял свою долю. Заявил, что это противоречит его принципам, - жить тем, что не заработал сам. - И Фелиции досталось все? - Вот именно. - Она не поможет? - Не знаю. Фелиция придерживается викторианских взглядов. И хотя живет в богатстве, созданном портретами городских советников, заслуживших дворянство, и почетных вдов, увешанных бриллиантами, в глубине души она не одобряет искусство. - Но если узнает, что случилось с Робертом? - Об этом и речи быть не может. Чтобы обратиться к ней, понадобится согласие Роберта, а он его никогда не даст. - А в консульстве нет каких-нибудь фондов на подобные дела? - Небольшие, - грустно ответил консул, - и не на этот случай. Фунтов двадцать можно найти, чтобы отправить домой загулявшего моряка, но не больше. - Так нужно организовать подписку, - сказал капитан. - Я для начала даю сто фунтов. - Пожалуй это пойдет, согласился сэр Джеральд. - Многие присоединятся, если я попрошу их лично. Единственная проблема… - казалось он не знает, как сказать. - В чем? - спросил капитан. - Их нужно будет убедить, что деньги уйдут не впустую. Прежде, чем начнете возражать, позвольте сообщить вам кое-что еще. Утром у меня был синьор Риссо. Он прокурор, ведущий дело Брука. Своих намерений он не скрывал. Хотел, чтобы я посетил Брука и убедил его признать свою вину. - Понимаю, - сказал капитан. - Лишился одного союзника - Тоскафунди, от которого мы избавились, и потому теперь пытается заполучить вас, чтобы загребать жар чужими руками. Вы, конечно, отказались. Сэр Джеральд, с трудом сдерживая гнев, заявил: - Предлагаю вам, капитан, чтобы вы перестали приплетать к делу чувства, дружбу, верность и прочие похвальные качества. Исходить будем из фактов. Риссо показал мне заключение полицейской лаборатории в Риме. В волосах Мило Зеччи обнаружены осколки стекла, два из них даже застряли в черепе. Их извлекли и сравнили с осколками рассеивателя фары с машины Мило. Микроснимки однозначно показывают, что они идентичны. У обвинения поэтому нет никаких сомнений, что Мило был сбит именно машиной Брука. А раз мы не можем утверждать, что кто-то ночью взял машину, сбил Мило и вернул машину в гараж - слишком это неправдоподобно - значит, его задавил Брук. 9. Головоломка. - Значит, я расшевелил это их осиное гнездо, - сказал капитан Комбер. - Не впервой. Помню, как-то раз уличил адмирала, что тот вместо учений ловил рыбу. Ничего, сошло. - Проблеск веселья в нем тут же погас. - Но, черт возьми, что же делать? - Выше голову, - сказала Элизабет. - Мы хотя бы не сидим сложа руки. Остальные вообще ничего не делают. - Но есть ли в этом какой-то смысл? - Полагаю, есть. То, что нам только что рассказала Тина, чрезвычайно важно. Такие совещания втроем по вечерам в квартире капитана в последние дни стали непременной частью их жизни. - Важно, - согласился капитан, - ну и что с того? - Это как головоломка, - сказала Элизабет. - Понимаете, что я имею ввиду? Вначале вы складываете легкие места, например по краям, но внутри пока ещё ничего не понятно, разве что несколько небольших кусочков. И тут вы повернете такой кусочек вверх ногами - и ура, подходит! И сразу составляется вся картина. - Хотел бы я знать, как провернуть этот фокус. Элизабет его не слушала. Подперев кулаком подбородок, смотрела в окно на сгущавшийся сумрак этрусского вечера. Потом сказала: - Совершенно ясно, здесь переплелись несколько разных нитей. Нам нужно проследить каждую до конца, потом заняться следующей - и так далее. В конце концов мы найдем, где они переплетаются. - С чего, по вашему, нам начать? - Начнем с того, что видела Тина у профессора в сейфе. - Я толком-то не видела, - сказала Тина, - этот мерзавец Даниило Ферри пришел и захлопнул сейф у нас перед носом. Но там было золото, это я знаю точно. Ожерелье и вроде бы серьги и что-то вроде… - она провела рукой по лбу. - Диадемы? - Нет, больше похоже на корону. И ещё несколько шкатулок. Длинные низкие шкатулки на ножках. - Ковчежцы? - Да, можно сказать и так. Из полированного камня. Меркурио мне сказал, что этот камень называется, сейчас вспомню - да, алебастр. И ещё женская фигурка. В сейфе она лежала, но думаю, должна стоять. Тоже из алебастра. - Какой величины? Тина развела руки примерно на полметра. - С подставкой? - Не заметила. Сейф был открыт всего несколько секунд. - Нужно поговорить со специалистом, - сказал капитан. - Но я знаю только одного - Роберта и тот в тюрьме Мурата. Элизабет заметила: - Недавно у нас обедал один англичанин, его зовут Харфилд Мосс. Если он ещё во Флоренции… - Все ясно. - Капитан что-то пометил в блокноте. - Найти Мосса. Что дальше? - Дальше более-менее ясно, - продолжала Элизабет. - Те двое мужчин. Коробочка, о которой говорила Аннунциата, - видимо, микрофон, который кто-то установил на кухне Зеччи. Провода от него провели куда-нибудь в комнату Диндони. - Вам не кажется странной такая предусмотрительность? - спросил капитан, - С чего бы они рассчитывали услышать нечто для них интересное? - Это ясно из рассказа Тины. Когда Роберт впервые пришел к её отцу, они беседовали в мастерской. И вдруг Зеччи замолчал, потому что был убежден, что Диндони подслушивает. - Да, так оно и было, - сказала Тина. - Диндо явно подслушивал. Его свинячьи ушки просто созданы для подслушивания у замочной скважины. - Значит единственное место, где они могли разговаривать, была кухня. - Ладно, - кивнул капитан. - Вы меня убедили. Но так ли было важно то, что слышал Диндони? - Он слышал разговор о том, как всё будет вечером, как Зеччи якобы пойдет к врачу, но ускользнет черным ходом, слышал, где и когда они встречаются с Робертом. Он все слышал. Капитан задумался. - Но зачем все это было Диндони? - Передал все тем двум бандитам, с которыми он заодно. Кстати, что ты предприняла насчет них, Тина? - Заявила в полицию. - И что сказали в полиции? - Что они будут иметь ввиду. Капитан фыркнул. - Не отклоняйтесь от курса, - сказал он. - Положим, что ваш Диндони слышал все, о чем шла речь, и положим, что он передал все своим громилам. И что они сделали? Все трое уставились друг на друга. - Хорошо, - сказала Элизабет. - Следующий фрагмент головоломки именуется Лабро. Что он пытался продать? - Тут разгадка полегче, если я не ошибаюсь. Милейший профессор Бронзини затеял какую-то аферу. Вероятно, уже докопался до главной гробницы и достал оттуда все ценные предметы. - Золото и алебастр уложил в сейф. - Да. А теперь оттягивает официальное сообщение об этом, пока все наиболее ценное не уйдет за границу. Вот тогда и сообщит о находке гробницы и продемонстрирует уйму менее ценных предметов - терракоту, бронзу и все такое прочее, что отправится в музеи и начнутся всеобщие восторги. Лабро, по-видимому, что-то пронюхал. Остальные крестьяне настолько темны, что не сообразят, что происходит. - Или слишком зависят от профессора. В конце концов они его арендаторы, то есть почти невольники. - Такое более чем правдоподобно. Теперь нам становится ясно, почему наш дорогой Бронзини прибег к услугам синьора Тоскафунди, чтобы заткнуть рот Лабро. Не может допустить утечки информации, тем более до того, как сплавит свою добычу. - Так, с этим мы разобрались, - сказала Элизабет. - Но все ещё не ясно, как было дело с Робертом. Или это все только роковое стечение обстоятельств? - Нет, нет и нет. - А синьору Роберту это поможет? - спросила Тина. Последние слова были произнесены по-английски, и Тина понятия не имела, о чем речь. - На этот вопрос ответить трудно, - сказала Элизабет. - Если бы выяснить, что же случилось на самом деле, да ещё доказать это! - И найти человека, который займется защитой Роберта… - Не только найти адвоката, но и деньги ему заплатить. - Если нужны деньги, у меня кое-что есть, - сказала Тина. - Пятьдесят тысяч лир. - К сожалению этого мало. - А сколько нужно? - Тысяч пятьсот. Может быть и миллион, чтобы довести дело до конца. - Адвокаты так дорого обходятся? - Адвокаты - сущее разорение, - сказал капитан. Взглянул на Элизабет, и та ответила: - Рада помочь, но мои возможности тоже невелики. - И у меня то же самое… Тут капитана прервал шум, поднявшийся снаружи. Внизу кто-то кричал по-итальянски. Капитан подошел к дверям, открыл их и прислушался. Теперь кричали уже несколько голосов. - Опять кто-то застрял в лифте, - сказал капитан. - Черто ва колымага! Милые дамы, мне потребуется ваша помощь. Эй там, потише! - последнее замечание он прокричал в пролет лестницы, но безрезультатно. Из лифта по-прежнему неслись сдавленные звуки. - Элизабет, вы спуститесь на один этаж и нажмите кнопку в тот самый момент, что и я здесь. Тина останется на площадке и подаст нам знак. А вы там, внизу, перестаньте, черт побери, орать! Так, Тина, когда я махну рукой - пуск! Что-то клацнуло и двери лифта открылись. Перед капитаном предстала женщина средних лет в твидовом костюме и коричневых мужского фасона туфлях, с зеленым плащем через руку. Ее породистое лицо кого-то ему напоминало, но не мог припомнить, кого. - Наконец-то сказала гостья. - Я очень рада, что вам удалось открыть эти ужасные двери. Двери тут же начали закрываться. Капитан едва успел их задержать. - Скорее выходите, пока ещё можно, - поторопил он. - Я тоже так думаю, - сказала дама. - Вы, конечно, капитан Энтони Бэзил Комбер? - К вашим услугам. - А это?… - Мисс Элизабет Уэйл и мисс Тина Зеччи. - Превосходно, - сказала дама. - Как раз все трое, с кем я хотела познакомиться. Может быть мы войдем? Я - Фелиция Брук. Когда все сели, мисс Брук взяла все в свои руки с той же энергией, с которой, как подумала Элизабет, она председательствовала во всевозможных женских и благотворительных союзах. - Когда я прочитала в «Дейли Телеграф» очень краткую заметку о неприятностях, в которые попал Роберт - даже не сообщил мне об этом - я тут же поняла, что ему понадобится финансовая помощь. Том Проктор вас возможно информировал, что Роберт в приступе сомнительного великодушия перевел все семейное состояние на мое имя. Я же в нем не нуждаюсь, наоборот, деньги скапливаются в банке и заставляют меня платить Бог знает какие налоги. Теперь-то, наконец, им можно найти применение. Я открыла здесь в «Банко ди Наполи» счет на тысячу фунтов и могу перевести еще, если понадобиться. Но для начала этого должно быть достаточно. - Более чем достаточно, - сказал капитан. - Но как вам это удалось? Ведь запрет на вывоз валюты… - Мне говорили, что такой запрет действительно существует. Тогда я зашла к директору английского банка и тот согласился со мной, что речь идет о критической ситуации и в этом случае запретом следует пренебречь. - И никаких проблем, - кивнула Элизабет. - Абсолютно. - Мисс Брук перенесла свое внимание на Элизабет. Ее голубые глаза были удивительно похожи на глаза Брука. - Хватило пяти минут, и все было решено. Я ещё раз убедилась, что интеллигентные люди всегда в состоянии понять, в чем дело. Сложнее было с вашим отцом, моя милая. Не хочу сказать, что он не интеллигентен, но исключительно упрям. - Твердолоб до безобразия, - кивнула Элизабет. - Пришлось объяснить ему, что его миссия совершенно ясна. Как британский консул он отвечает за британских подданных и их благополучие. Его собственные чувства тут совершенно не при чем. - И что он? - поинтересовался капитан. - Начал что-то говорить о суде, законах и доказательствах. Совершенно не убедительно! Никогда не думала, что доживу до того, что британский консул будет расхваливать мне достоинства итальянской юстиции. Так я ему и сказала. Вот и все, что я могу вам рассказать. Она встала. Остальные тоже. - Я в банке распорядилась, чтобы они заверили вашу подпись, капитан. на несколько дней я задержусь, так что, надеюсь, мы ещё увидимся. - Если вы скажете, в каком отеле… - Остановилась я не в отеле, а у своей старой приятельницы Элис Плант. Всем - до свидания! Полагаю, не стоит ещё раз рисковать с вашим лифтом, лучше уж я пойду пешком. *** - Если я вас правильно понял, - сказал мэр Трентануово, - и если в вашем распоряжении неограниченные средства, то проблема становится вполне разрешимой, хотя и по прежнему сложной. Во Флоренции найдется немало адвокатов, не обращающих внимания на мнение своего союза. Вопрос лишь в том, чтобы не выбросить денег впустую, на того, кто их съест и потом пальцем не шевельнет. Мэр задумался, попыхивая трубкой. - Думаю, в нашем случае лучше доктора Риккасоли не найти никого. Правда, характер у него не сахар, но… - Нацарапав что-то на клочке бумаги, бросил его капитану. - Это телефон его жены. Сошлитесь на меня, и она вас с ним сведет. Капитану показался странным такой способ ведения переговоров с адвокатом, но клочок бумаги он сунул в карман и уже направился к выходу, когда мэр сказал: - Я понимаю, что пока не сделал всего, что мог для моего друга Роберта. Просто сейчас всё время отнимают выборы, как только они пройдут, у меня появится гораздо больше времени. Если пройдут удачно, будет больше и возможностей. К тому же я кое-что предпринял, и хотя непосредственно Роберту это не поможет, но его противникам добавит хлопот. - Я не сомневаюсь, что вы делаете все возможное, - сказал капитан. *** У доктора юриспруденции Риккасоли не было приемных часов по одной простой причине - у него не было конторы. Встреча с ним капитана, согласованная через его жену, проходила в модном кафе на Пьяцца дела Република. - Он будет сидеть за столом в углу у дверей, - предупредила жена, - и будет пить шоколад со сливками. Как заметил капитан, адвокат добавил к этому ещё шоколадный торт со взбитыми сливками. Риккасоли оказался маленьким толстячком с быстрыми любопытными глазами и приплюснутым носом. - Мне очень приятно познакомиться с вами, синьор капитан. Мэр рассказал мне о вас и о неприятностях вашего друга. Вы не возражаете, если мы обсудим их через пару минут? Я хотел бы послушать музыку… В кафе играло трио. За роялем сидела седовласая женщина средних лет, мужчины ненамного моложе. Музыку капитан узнал. - Моцарт, - сказал он, когда стихли аплодисменты, энергично поддержанные Риккасоли. - Из увертюры «Мнимая садовница», малоизвестное произведение. Меня прежде всего интересовало исполнение. - Вы музыкант? - Был пианистом. К сожалению, на это не проживешь. Пришлось уйти и заняться правом. Вам не кажется, что эту женщину стоит послушать? - Прекрасно играет. Вы её знаете? - Это моя бывшая клиентка. Мне удалось её выручить. Смотрите, официант! Выпьете шоколаду? - Чаю, - сказал капитан. - С лимоном и без молока. А что она сделала? - Убила мужа. - Почему? - Бог её знает. Может быть, не оценил её игру на рояле. Но не будем отвлекаться от наших проблем. Кусочек торта? - Спасибо, - ответил капитан, - воздержусь. - Блюдете фигуру, понимаю. Как все англичане. Удивительно, вы все просто помешаны на фигуре и на платежном балансе. И совершенно напрасно. Что плохого - быть толстым или в долгах? Главное - не расстраиваться из-за такой ерунды. А теперь расскажите мне, в чем дело. С самого начала. - Доктор Риккасоли поддел вилкой очередной аппетитно выглядевший кусок торта и добавил: - И не упускайте ни малейших подробностей. *** Полковник Нобиле, начальник флорентийской полиции, изучил документы, лежавшие перед ним на столе. Он был доволен, так как они подтверждали его многолетнее и глубокое недоверие к англичанам. Инспектора, который принес документы, спросил: - Вы сами, инспектор, не сомневаетесь в этих фактах? - Нисколько, синьор полковник. - И какие вы из них делаете выводы? - Из них вытекает, что капитан Комбер - агент Интеллидженс Сервис, британской разведывательной службы. - Сомневаюсь, - сказал полковник. - Такие люди сидят в посольствах, чтобы иметь дипломатическую неприкосновенность. - Это тайный агент, синьор полковник. Донесения шлет каждый день. Адресованы они некоему Смиту, - явно условный адрес в Лондоне, и оплачивает его один известный английский еженедельник. И выяснился интересный факт. В этой газете ещё никогда не появилось ни одного материала капитана Комбера. - И это одно из его донесений? - Самое свежее. Полковник снова взглянул на текст, приложенный к донесению. Он начинался словами: «Рулада - Филигрань - Оболос» - и продолжение в том же духе, причем одни слова были длинными, другие - короткими и многие - необычными. Кончался текст словами: «рисунок Е8». - Уже расшифровали? - Дешифровальное отделение занимается этим, синьор полковник. Проблема в том, что это, видимо, механический код. - Поясните. - У получателя должен быть набор определенных масок, которые накладываются на массив текста определенным образом. Свободные поля масок образуют текст собственно донесения. - Тогда последние слова означают тип маски, которую нужно использовать? Хитроумная система. - И почти неразрешимая. - Если не можем раскрыть, то хотя бы прикроем, - решил полковник. - Я немедленно поговорю с британским консулом. 10. Харфилд Мосс и Элизабет. - Безграничное бесстыдство! - заявил прокурор Риссо. - Вы не преувеличиваете, милый Антонио? - Ни в коем случае. Это дискредитация, намеренная и систематическая дискредитация. - Швырнув на стол листок желтой бумаги, он ткнул в него пальцем. - Мне увеличили налог за мусор, потому что количество вывозимого из моего дома мусора превышает нормы, установленные городскими властями! - А оно действительно превышает? - Разумеется. Но то же самое во всех домах, но никто больше такого не получил. А вот! - он достал следующий листок. - Доплата за воду, потому что моего садовника застали с разбрызгивателем при поливке газона. Или вот - это пришло сегодня утром. Городской прокурор внимательно просмотрел документ. - Но это очевидно. На вас выписан налог с предметов роскоши, поскольку вы построили бассейн для плавания. Ну, если вы действительно можете себе такое позволить, Антонио… - Это не бассейн! - Нет? - Это водоем для золотых рыбок, и он там уже был, когда я дом купил. - И вы в нем не плаваете? - Он два метра в длину. Там и рыбкам негде повернуться. - Но почему вы думаете… - Ничего удивительного. Все это исходит из аппарата мэра Трентануово. - Полагаете, он устраивает вам своего рода вендетту? - Я в этом абсолютно уверен. - Почему? - В своих предвыборных речах я был просто обязан высказать по адресу его партии такое, что он мне долго не забудет. - Ах так, - протянул городской прокурор. Развязав шнурки, открыл лежавшую на столе папку. - Вы убеждены, что он руководствуется политическими мотивами? - А какими же еще? - Вы не забыли, что он приятель синьора Брука? - Понятия не имел. - К тому же его старый фронтовой товарищ. - Полагаете, тут есть личные мотивы? - Полагаю, мотивы тут смешанные, - сказал городской прокурор. - Он укрепил бы свой авторитет в партии, выиграй он дело в суде, точно так же, как если бы он выиграл выборы. Причем первое может здорово повлиять на второе. - Он покопался в бумагах. - Полагаю, дело нужно завершать поскорее. - Целиком с вами согласен. Теперь, когда есть заключение экспертов, следствие можно считать законченным. - Почти законченным, милый Антонио. Если бы могильщик изменил свои показания. Если бы, например, признал, что слышал визг тормозов на час раньше, чем утверждал, я охотно счел бы обвинение безупречным и передал дело в суд. - Старые люди часто путают время, - заметил Риссо. - Я прикажу допросить ещё раз. Вполне может случиться, что при обстоятельном допросе его показания окажутся не так однозначны, как в протоколе. - Я уже сталкивался с такими случаями, - подтвердил городской прокурор. *** Лейтенант Луко спросил: - Вы проверили заявление этой девушки? - Я сделал все, что мог, - ответил карабинер Сципионе. - Деталей установить не удалось, слишком неопределенным было само заявление. Я поговорил с девицей… - С Тиной Зеччи. Это, видимо, дочь Мило Зеччи, которого сбила машина. Что она вам сказала? - Она была в кафе неподалеку от своего дома на Виа Торта, это заведение с неважной репутацией, на него уже были жалобы. Принадлежит оно человеку по фамилии Тортони, но тот редко в нем появляется. Всем там заправляет Мария Кальцалетто… - Свидетельница по делу Мило Зеччи. - Вот именно. Тина Зеччи сообщила, что зашла в кафе в обществе молодого человека и у них произошла ссора с Кальцалетто. - Кто был тот молодой человек? - Меркурио Бронзини, приемный сын профессора Бронзини с виллы Расенна. - Профессора Бронзини я знаю. Насколько помню, он как-то связан с делом Мило Зеччи. напомните мне, пожалуйста. Сципионе неохотно сказал: - Мило Зеччи когда-то работал на него, и профессор Бронзини проявил участие к его семье. Как я уже говорил, произошел резкий обмен мнениями… - Интересное совпадение, что трое людей, причастных к делу Мило Зеччи, замешаны и в этом инциденте, вам не кажется? - Мне это не показалось существенным. - А я бы сказал, в это что-то есть. Лейтенант задумался, Сципионе занервничал. - Вы хотите, чтобы я продолжил? - Давайте. Итак, произошел обмен мнениями. А потом? - Девушка говорит, в кафе вошел какой-то мужчина. - Которая девушка говорит? Синьора Зеччи или Мария Кальцалетто? Выражайтесь точнее, Сципионе. - Прошу прощения. - Сципионе побагровел от злости и рот его под черными усами неприятно искривился. Если лейтенант это и заметил, то не подал виду. Спросил: - Полагаю, вы запротоколировали показания мисс Зеччи? - Разумеется. - Тогда лучше прочтите мне их. - Сейчас принесу. - Не нужно, они здесь в шкафу. Я изучал их вчера вечером. Сципионе насторожился. Подойдя к шкафу, он достал папку, вынул из неё лист бумаги и вернулся к столу. Стараясь не выдать себя голосом, спросил: - Мне прочитать весь протокол? - Нет, только с того места, где появляется мужчина. - Вот, это здесь. «В комнату вошел мужчина. Я его не знаю, но, судя по виду, это один из той парочки, которые последние десять дней толклись вокруг кафе. Оба они сицилийцы и похожи на мафиози. Мужчина напал на Меркурио. Я ударила его биллиардным кием, при этом досталось и Марии, так что она даже потеряла сознание. Нам удалось сбежать.» Это все. - Интересно, вам не кажется? - Что же здесь интересного? - Что жалуется синьорита Зеччи. Кием досталось незнакомому мужчине и Марии Кальцалетто, а жалуется тот, кто им всыпал. - В самом деле… - протянул Сципионе. - А больше вы ничего не заметили? Речь идет о двух мужчинах с Сицилии, явных мафиози, которые десять дней назад появились во Флоренции. Насколько я помню, дней десять назад мы получили с Главного вокзала донесение о приезде двух подозрительных типов. Я не ошибаюсь? - Не ошибаетесь. - И вы должны были проверить отели и пансионы и выяснить, где они остановились. Вы сделали это? - Сделал. - Найти таких людей нетрудно. Сципионе опять побагровел. - Видимо они поселились у земляков, которые рады помочь им скрыться. - Вполне возможно, - согласился лейтенант. Казалось, интерес к делу у него пропал. - Я получил распоряжение из прокуратуры. По делу Мило Зеччи, о котором мы только что вспоминали, нужно проверить кое-какие факты, прежде всего - показания свидетеля, как же его зовут-то? А, вот. Фрутелли, Карло Фрутелли, могильщик с Виа Канина. - Я его знаю. Старый склеротик. - На бумаге его показания выглядят совершенно недвусмысленно, но не совпадают с показаниями остальных свидетелей. Фрутелли утверждает, что слышал, как по Виа Канина на большой скорости проехала машина. Потом раздался скрип тормозов и визг шин. - Следы заноса были видны на мостовой ещё на следующее утро, как раз возле лежащего тела. В чем же противоречие? - Во времени. Фрутелли утверждает, что слышал эти звуки в полдвенадцатого. В это время Брук уже давно был дома в постели. Сципионе рассмеялся. - И это все? Разница в час? Этот дедуля настолько дряхл, что уже не отличает полдень от полночи. - Думаю, вам нужно с ним поговорить. - Сделаю. - Уточните его показания. - Постараюсь, чтобы после нашего разговора его показания не вызывали никаких сомнений, - пообещал Сципионе. *** - Вы очень любезны, согласившись уделить мне время, - сказала Элизабет. - Учитывая, зачем я пришла. - Если я знаю хоть что-то, что может оказаться для вас полезным, мисс Уэйл, я к вашим услугам, - ответил Харфилд Мосс. - Как поживает ваш отец? - Очень хорошо. - А ваша сестра? - Тоже отлично. - Очень рад. А теперь скажите, что я могу для вас сделать? - Мне нужно узнать как можно больше о подделке этрусских древностей. Харфилд Мосс слыл игроком в покер с международной репутацией и славился умением принять любую новость, глазом не моргнув. Сейчас это умение ему пригодилось. Спокойным голосом спросил: - Ваш интерес чисто академический, мисс Уэйл, или вы собираетесь этим заняться? - Я не собираюсь делать этрусков своим хобби, - ответила Элизабет. - Но интерес у меня не чисто академический. Мне кое-что нужно узнать. Это связано с обвинением против Роберта Брука. - Того симпатичного англичанина, что чуть не упал в оьморок? - Да. - Если я могу быть вам полезен, пожалуйста. Хотя я не понимаю, как этрусские древности, подлинные или фальшивые, связаны с тем, что Брук кого-то задавил. Может быть, вы поясните? Элизабет попыталась. Она немного нервничала. Харфилд Мосс смотрел на неё в упор так пронзительно, словно просвечивал двумя камерами. И в то же время она почувствовала, что он не так уж сосредоточен на её рассказе, что думает о чем-то, ей неизвестном, что взвешивает сильные и слабые места своей позиции и прикидывает, что лучше - говорить или молчать. Когда она закончила, сказал: - У вас две версии, насколько я понимаю? Первая, - что профессор Бронзини выкопал насточщий клад, который хочет продать за границу. Не отрицаю, это совпадает с информацией, имеющейся у меня. Надеюсь, подробностей вы от меня не потребуете. Могу вам только сказать, что отчасти поэтому я здесь. Но особенно заинтересовала меня ваша вторая версия - что никакого открытия вообще не было, и что все так называемые находки - просто подделки. - Я хотела узнать, существует ли такая возможность. - Вообще-то такую идею я бы сразу отверг. В прошлом, разумеется, бывали успешные подделки. У нас в Британском музее всего пятьдесят лет назад погорели с одним саркофагом, а в двадцатые годы появились знаменитые этрусские воины из тер ракоты. Музей «Метрополитен» в Нью-Йорке от этого шока до сих пор никак не опомнится. - Но если удавалось провести и настоящих специалистов… - Разумеется. Но мы говорим о прошлом, мисс Уэйл. Любая из этих подделок современным спектрографическим анализом была бы раскрыта за пять минут. Вот, для примера. В нью-йоркском случае оказалось, что как красители применялись кобальт, олово и марганец, то есть металлы, которых никак не могло быть в подлинных изделиях. Когда этрусский ремесленник хотел получит ту роскошную черную глазурь, которую вы видите на их керамике, - её называют «буччеро» - он должен был прибегнуть к трехкратному обжигу, потому что минеральные добавки ещё не были известны. В сороковые годы это доказал Теодор Шуман, который даже реконструировал печь по этрусской модели… - Простите, - заметила Элизабет, - это для меня слишком сложно. Вы утверждаете, что сегодня, в наше время, невозможно подделать этрусскую терракоту так, чтобы обмануть специалистов? - Безусловно. То же самое касается бронзовых и железных предметов. Тут обнаружились бы серьезные отличия в патине и во включениях. - Существует вообще какой-то материал, с которым подделки могли бы получиться? - Я как раз собирался к этому перейти, мисс Уэйл. Все, что вы мне рассказываете, именно поэтому меня так и интересует - и беспокоит. Материалы, которые сразу приходят в голову, потому что оба натуральные и не поддаются анализу - это золото и алебастр. - Ну вот, - выдохнула Элизабет, - значит все это было не случайно. - Но должен вас предупредить, что даже если работать с этими материалами, остаются непреодолимые трудности. Во-первых, проблемы стиля. Пришлось бы копировать общеизвестные этрусские оригиналы, что само по себе может вызвать подозрения, или придумать что-то самой. Но при этом для успеха нужны не только огромное мастерство, но и - я бы так выразился - чисто этрусский менталитет. Этрусский взгляд на мир. - Хорошо. А следующая проблема? - Она ещё сложнее. Коллекционеры называют это родословной. Вы выставляете этрусский раритет, подходящий и по стилю, и по материалу. Первое, о чем вас спросят - откуда это? Вы можете не отвечать, но тогда сразу возникнут подозрения. Тем, кто создал те нью-йоркские подделки, повезло. Место, которое они назвали, проверить не удалось - началась война. А когда она кончилась и все минные поля уничтожили, и стало возможным нормально путешествовать, прошло так много времени, что они могли себе позволить некоторую неопределенность по части коогрдинат. «Может это было и здесь, а, может быть и на две мили дальше, вон в той долинке.» - Ясно, - сказала Элизабет. - Но, положим, у вас есть могильник, причем на вашей собственной земле. Могильник, раскопками которого вы занимаетесь, и все об этом знают. Вы роете как попало и где попало, пока не наткнетесь на центральную гробницу погребального комплекса. К несчастью в ней нет ничего сенсационного. Только шлем и немного оружия, поскольку покойный был пиратом. Тогда вы готовите уйму ценнейших предметов, золотые украшения, алебастровые ковчежцы и разные статуэтки - и вот вам, сенсационная находка готова. - Вы могли бы сделать блестящую карьеру преступника, мисс Уэйл, - сказал Харфилд Мосс. Да, ему было о чем подумать. *** Карабинер Сципионе лично отправился на кладбище, расположенное за Виа Канина. Машину он оставил в начале улицы и дальше, посвистывая, пошел пешком. Даже днем место это нельзя было назвать приятным. Тротуар узкий и горбатый, мостовая потрескавшаяся, запущенная, занесенная оставленною дождевыми потоками грязью. По одну сторону - ряд домов, предназначенных на снос, с заколоченными окнами и заросшими бурьяном полисадниками. По другую - невысокий забор с заржавленной решеткой по верху, охранявший покой усопших и остатки их памятников. Сципионе насвистывал все бодрее. Это был веселый малый, полный южного жизнелюбия. Он весь так и пышел здоровьем, глаза светились радостью жизни. Открыв ворота, он по тропинке направился к лачуге могильщика, стоявшей за живой изгородью из кипарисов. Крохотный домишка не превышал размеров соседних склепов. Еще на ход Сципионе обдумал ход допроса. Не стоит старику угрожать. Достаточно жесткого взгляда и ощущения скрытой силы. Остальное можно просто продиктовать. Он постучал и вошел. Могильщик Карло Фрутелли сидел за кухонным столом, но не один. Напротив него, раскрыв потертый блокнот и довольно улыбаясь, сидел доктор Риккасоли. 11. Разгорается. На следующий день в половине десятого сэр Джеральд Уэйл, войдя в здание консульства, сразу попросил телефонистку соединить его с одним номером в Риме, а сам потом заперся в кабинете. Когда зазвонил телефон, он долго беседовал с кем-то по имени Колин, но получил только несколько нейтральных ответов. Наконец не выдержал. - Будь так добр понять меня. Если Комбер не работает на нас, то я хотел бы знать, в чем дело, и как можно быстрее. Сегодня вечером ко мне явится местный полицейский начальник, он будет требовать, чтобы Комбер немедленно покинул Флоренцию. Повесив трубку, он вытер потный лоб, потому что уже с утра стояла ужасная жара, и приготовился принять первых посетителей. Ими оказались никто иные, как Фелиция и мисс Плант. обе были настроены крайне воинственно. - Если бы со мною посоветовались с самого начала, - заявила мисс Плант, - ничего такого случиться просто бы не могло. Вы допустили, что мистер Брук стал жертвой политических махинаций. Мои итальянские друзья утверждают, что если он будет осужден, прокурору Риссо обеспечено место в муниципалитете. А этот Риссо - крайне неприятный и надутый выскочка. - До чего же мы дожили, если наши соотечественники превращаются в агитационный материал? - поддержала её мисс Брук. - К сожалению, я не знаю, как… - И, кроме того, в среде нашей британской колонии упорно твердят, что вы сами посоветовали Роберту Бруку сознаться. Этого, конечно, не могло быть, но ведь нет дыма без огня… - Ах, дьявол… - сказал сэр Джеральд. Произнес это про себя, когда дамы уже ушли, схватил свою мягкую бурую шляпу мягко говоря специфического британского фасона и отправился в тюрьму Мурата. Домой он вернулся довольно поздно. Элизабет ждала его с обедом. - Ты его видел? - спросила она. - Как он? Как вообще дела? Что ты думаешь о Риккасоли? - Прежде чем я отвечу хоть на один вопрос из четырех, хочу коктейль с джином, - сказал консул, падая в кресло и утирая пот со лба. - Он перед тобой. Так что не тяни. - Я говорил с Бруком, все в порядке, настроение нормальное. Меня даже это испугало. - Испугало? - Да, испугало. Если кому-то угрожает серьезная кара, он должен хоть чего-то опасаться. А Бруку все равно. Можно подумать, что он даже рад стать мучеником. - Ты его не понимаешь. Только потому, что не подает виду… - Подает или не подает, но по-моему, такая апатия - дай Бог, чтобы я ошибался, - напоминает тоску по смерти. Элизабет, пораженная, уставилась на него. - Ты это серьезно? - Конечно. Полагаю, с ним что-то случилось после гибели жены и неродившегося ребенка. Нечто непоправимое. Он как часы, у которых лопнула пружина. Нет, это сравнение не годится. Когда лопнет пружина, часы перестают идти, но с Бруком все иначе. Внешне с ним все нормально, кроме редких приступов амнезии. Но внутри у него что-то умерло. - Не умерло, - сказала Элизабет. - Только застыло. Со временем оттает. - Дай Бог, чтобы ты была права. - Сэр Джеральд выпил коктейль и подал стакан дочери, которая налила ему снова. Потом они надолго дружно погрузились в молчание. - У него новый адвокат, - но это ты уже знаешь, да? Я встретился с ним в тюрьме и мы пошли к Бруку вместе. - Что ты о нем думаешь? Сэр Джеральд рассмеялся. - Оригинал. Почти все время, что мы там были, они с Бруком беседовали о музыке. - О музыке? - Спорили, звучит один пассаж в какой-то сонате Бетховена «да-ди-ди-да» или «да-да-ди-да». Элизабет заметила: - Ну, он хотя бы отвлекся. - Риккасоли, кажется, не глуп. Он сделал то, что никому не пришло в голову, хотя непонятно, почему. Он сходил к врачу. - Какому врачу? - К тому, которого старик Зеччи должен был посетить в тот самый вечер, когда произошло несчастье, ты разве не помнишь? Он хотел выйти оттуда черным ходом и встретиться с Бруком. - И он это сделал? - Не сделал, - сказал сэр Джеральд. - Не сделал, потому что до врача вообще не дошел. *** В час дня доктор Риккасоли распахнул двери кафе на Виа Торта и заглянул внутрь. Внутри не было никого, кроме Марии, которая читала газету у стойки. На правом виске белел широкий пластырь и вся она казалась бледнее и вялее, чем обычно. Не подняла головы, когда вошел Риккасоли, и тому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание. - Что вам? - Я имею честь беседовать с синьоритой Марией Кальцалетто? - Имеете. Но если вы из газеты, то я уже рассказала все, что знала. Риккасоли придвинул к ней по оцинкованной стойке визитку. Мария взглянула на неё с деланным равнодушием. - Надо же, адвокат. Что вам угодно? - Прежде всего «чинзано» с водой и кусочком льда. Мария достала бутылку, налила в стакан и добавила льда из морозильника под стойкой. Риккасоли, опершись на стойку, наблюдал за ней. Потом достал что-то из кошелька. Глаза Марии расширились при виде розовой банкноты в десять тысяч лир. - К сожалению, у меня нет сдачи. - Не беспокойтесь, - шепнул Риккасоли. - Спа-спасибо. - Она отвела глаза. Риккасоли загадочно улыбнулся. Достав из кармана ещё одну визитку, перевернул её и тонким золотым пером написал на обороте: - «Если не можете говорить здесь, найдете меня по этому адресу в любой день в шесть часов вечера.» Когда он допил и вышел на улицу, портьеры раздвинулись и появился здоровяк. - В чем дело? Кто это был? - спросил он. - Какой-то адвокат. - Она показала ему первую визитку Риккасоли. Вторая уже исчезла. Банкнота тоже. - Чего он хотел? - Чинзано. - Зачем такой шишке заходить выпить в такую дыру? И почему он тебе дал визитку? - Может быть, ищет клиентов. - Или ты лжешь, - заметил здоровяк. - А что мне с этого? Здоровяк задумчиво взглянул на нее. Что-то в её тоне ему не понравилось. - Ты что задумала? - Не делайте из мухи слона, - сказала Мария. - Ну, смотри, - здоровяк, опершись поудобнее на стойку, наклонился к ней. - Потому что если ты вдруг сделаешь какую-то глупость, мне доставит большое удовольствие проучит тебя так, что до самой смерти не забудешь. До самой смерти. *** Солнце палило немилосердно, когда доктор Риккасоли направился по Виа дель Мальконтенти к мосту Сан-Никколо, на котором новая элегантная баллюстрада уже сменила прежнюю, снесенную наводнением, перешел его и пересек тихую тенистую Виале Микельанжело, где стоял дом Брука, там он постоял несколько минут, прищурив глаза и покачиваясь на каблуках. Потом вдруг решился и вместо дома Брука вошел к его соседям. Толстый сенбернар обнюхал его штаны. Риккасоли нервно улыбнулся ему и нажал кнопку звонка. - Синьора Колли? - Да. Бенито, лежать! Не беспокойтесь, он не тронет. - Разумеется, - сказал Риккасоли. - Похоже он очень дружелюбен. - Достав визитку, подал синьоре Колли. - Позвольте представиться. Друзья синьора Брука поручили мне его защиту. - Ах, бедный синьор Брук! О нем всё лгут, всё лгут, он такой добрый, хороший, вежливый человек! Как только кто-то мог подумать, что он способен на такое? - Я очень рад слышать это от вас, синьора Колли. Сам я, разумеется, разделяю ваше мнение, иначе не взял бы на себя это дело. Но есть одна мелочь, в которой вы мне можете помочь. - Сделаю все, что в моих силах. Абсолютно все. - Касается это вашего пса. - Бенито? - Да, Бенито. Скажите, у него хороший сон? Синьора Колли удивленно взглянула на адвоката, потом на Бенито, который издал звук, подобный старческому кашлю. Потом сказала: - Да, он спит крепко. Как видите, стройным его не назовешь. Хорошо ест и крепко спит. - И ночью не лает? - Почти никогда… но подождите, теперь я вспоминаю. В ту ночь, когда случилось несчастье, лаял как ненормальный. - Я бы хотел кое-что уточнить. Лаял всю ночь? - Нет, конечно нет. Мы рано ложимся спать, в половине одиннадцатого уже в постели. А он лаял так где-то с час. Потом муж спустился вниз, поговорил с ним и Бенито перестал. - Значит это происходило между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого? - Верно. Знаете, хотя в это трудно поверить, но Бенито очень чувствителен. Как вы думаете, мог он почувствовать, что с синьором Бруком что-то случилось? - У такого пса все возможно, - сказал Риккасоли. Бенито казался довольным. *** - Мне придется потребовать, чтобы свидетелям обвинения была выделена охрана, - сердито заявил прокурор Риссо. - Полагаете, это разумно? - спросил его начальник. - Разумно и необходимо. Мне сообщили, что их подвергают совершенно недопустимым допросам. И есть попытки подкупа. - Кем? - Доктором Риккасоли. - Ах, так… Ну, задавать вопросы он имеет право. А есть доказательства подкупа? - Вы же знаете Риккасоли, - презрительно заявил Риссо. - Скользкий, как угорь, тут ему нет равных во Флоренции. Его уже давно нужно было лишить права на практику. Не меньше десяти раз он обвинялся в подкупе, шантаже и создании помех правосудию. - И все десять раз он выкрутился. - Или откупился. Городской прокурор задумался. - В принципе я с вами согласен. Но нужно действовать осторожно. За делом Брука следит общественность. Если окажется, что с помощью полиции вы пытаетесь помешать защите опрашивать свидетелей, возникнет ненужная шумиха. Защита сможет использовать это против нас. Вы понимаете, что именно это может быть истинной целью Риккасоли? Он посетил этих людей официально? - Да. - Вам не кажется, что он пытался нас спровоцировать именно на подобный шаг? Вы об этом не подумали? - Да, на такое он способен, - Риссо прикусил губу. - Все же я думаю, вы правы. Нужно приглядывать за ним, но незаметно. Корабинеры подойдут здесь больше, чем полиция. Решите это с лейтенантом Лупо, но только предупредите его - нужна максимальная осторожность. *** Голос в телефонной трубке был полон ледяной ярости. - Инструкции даны были совершенно ясные. Вести себя незаметно, пока не возникнет необходимость действовать. - Согласен, - ответил здоровяк. - Не обращать на себя внимание. Ни во что не вмешиваться. Не попадаться на глаза полиции. - Мы тут не при чем. На нас напали. - Мальчишка и его девка. Смешно! И наделали столько шума, что этим занялась полиция. - Послушайте, - сказал здоровяк, который тоже начинал злиться. - Не мы это начали. И за полицией не посылали. - Может быть, вы просто не годитесь для такой работы, - теперь голос просто источал смертельный холод. - Не хотелось бы сообщать вашим хозяевам, что вы не справились. Наступила долгая пауза. Потом здоровяк удивительно миролюбиво произнес: - Не беспокойтесь. С карабинерами мы все устроим, есть там надежный человек. Это я вам обещаю. - Обещания нужно не только давать, но и исполнять. Все равно заменять вас уже поздно. Но ведите себя осторожнее и держитесь в стороне, пока не получите указаний. - Ясно, - ответил здоровяк. в телефонной будке было душно, но пот по нему тек ручьем не только от этого. *** - Вы оказываете мне честь, навестив меня, синьор полковник, - говорил британский консул полковнику Нобиле. - Я безмерно рад, что могу вас успокоить. - Значит вы велели капитану Комберу покинуть Флоренцию? - Я не говорил с капитаном Крмбером. - Нет? - Я беседовал с компетентными лицами в Риме и они заверили меня, что капитан Комбер не имеет никакого отношения к британским разведывательным службам. - Тогда вы можете дать мне разумное объяснение перехваченных телеграмм? - Если они у вас с собой - разумеется, - улыбнулся сэр Джеральд. Полковник достал из кармана листок и положил на стол. - «Рулада. Филигрань. Оболос. Копыто…» - Да, полагаю, это ответы за четверг. Подождите, сейчас я найду, - Сэр Джеральд порылся в стопке «Таймс», сложенных на его столе. - Вот оно. - Что это? - Решение кроссворда за прошлую среду. - Кроссворда? - Насколько я знаю, в «Таймс» есть целая команда сотрудников, готовящих необычайно сложные кроссворды. Капитан Комбер готовит кроссворд каждую неделю, он мастер по их составлению. Вопросы у него получаются хуже, ими занимается его старый сослуживец по флоту капитан Робин Смит в Лондоне. - Ах, вот как… - сказал полковник Нобиле… Его предыдущее мнение об англичанах только подтвердилось. *** Доктор Риккасоли ехал домой в своем крохотном «фиатике». Выехав на дорогу в Болонью, он свернул направо, на узкую дорожку, по которой едва протискивалась его машина. Потом налево, в распахнутые ворота сонных вилл. Виллы были обнесены железными заборами с коваными пиками наверху, их решетки заплетены цветущими розами. Риккасоли затормозил у высоких железных ворот с табличкой «осторожно, злая собака». Нажал на клаксон, подождал. Заскрежетал засов и ворота распахнулись. Улыбнувшись служанке, забравшей у него портфель и шляпу, Риккасоли вошел в дом и сразу прошел коридором на вымощенный каменными плитами задний двор, где под липой стояли кресла. Жена Франческа уже ждала его с коктейлем в высоких стаканах. Риккасоли сел рядом, взял её пухлую руку, поцелуями пересчитал пальчики, словно стараясь убедиться, что все на месте и нежно отпустил её. Из тени к ним потянулся пес Бернардо, черный, как уголь, дог весом под шестьдесят кило. Эта порода - «молоссо» - была выведена падуанскими князьями для травли людей. Бернардо улегся и сипло заворчал. Потом все стихло. Тишину нарушила Франческа, спросив: - Как успехи? Получается? Ты сможешь помочь этому бедняге? Он на самом деле это сделал, или невиновен? - Лучше и не спрашивай, я ужасно огорчен. Этот человек полностью невиновен, но боюсь, это ему не поможет. 12. Горит. Меркурио вышел из-под душа, досуха вытер свое красивое загорелое тело, надел белую тенниску, синие шорты и сандалии, минут пять причесывал и укладывал волосы и только потом вышел из спальни и неторопливо спустился вниз. В большой гостиной Артуро натирал паркет. - Ваш отец? - переспросил Артуро. - В своем кабинете. Он работает. Просил не беспокоить. - Я не помешаю, он всегда рад меня видеть, - сказал Меркурио, бросив искоса взгляд на свое отражение в зеркале у двери. Артуро улыбнулся. - Вы отлично выглядите. - И отлично себя чувствую. Хорошее самочувствие, Артуро - это вопрос гармонии тела и души. А у меня оно сейчас - лучше не бывает. Пройдя по коридору быстрой танцующей походкой, он распахнул двери в конце его и вошел. Профессор Бронзини, в это время что-то писавший, недовольно поднял голову, но при виде молодого человека улыбнулся. - Входи и садись, - сказал он. - Я почти закончил. Накопилось столько деловой переписки… - Торопливо подписав, он промокнул бумагу и отложил все в сторону. - Что ты хочешь? Опять нужны деньги? Только не это, ты ужасный транжира. - Мне нужны не деньги, а информация. - Меркурио присел на край стола, покачивая длинной голой ногою, любуясь формой икры и золотистым пушком на бедре. - Информация о чем? - Хотел бы я знать, дорогой отец, что ты затеваешь? - спросил Меркурио. - Я затеваю? - профессор Бронзини не казался ни испуганным, ни удивленным. Могло показаться, что профессор даже польщен интересом, который этот красивый молодой человек проявляет к его особе. - Как твой приемный сын и наследник я имею право знать, не так ли? - Предположим. - Ты связался с какой-то аферой? - Будь любезен, держи себя в рамках, - сказал профессор. - Неужели ты правда думаешь, что у меня может быть что-то общее с каким-то преступлением? - Если о преступлении речь не идет, так зачем ты вызвал во Флоренцию двух головорезов из мафии? Они ведь явно приехали не любоваться шедеврами в галереи Уфицци и дворце Питти. Профессор казался искренне удивленным. - Я ничего об этом не знаю. Головорезы, говоришь ты? - Поскольку я не был им представлен, то не знаю, как их зовут. Но один маленький и щуплый, другой здоровенный и упитанный. На их руках кровь нескольких людей, - я понял это, когда один на меня бросился. - Но где ты с ними встретился? И как? - Они уже две недели околачиваются на Виа Торта. - А ты что делаешь в том квартале? - Глаза профессора блеснули. - У тебя там девушка, да? - У меня там девушка, которая станет моей женой. - Женой? Для этого ты ещё слишком молод. В твоем возрасте человеку вполне достаточно приятельниц. Временные знакомства, мимолетные чувства. Я в твои годы… - профессор хихикнул. Меркурио холодно заметил: - Но речь не идет ни о твоих сексуальных проблемах, ни о моих. Мы говорим о важных вещах. О вещах, которые касаются тебя. Почему ты сменил шифр на сейфе? - Потому что Даниило сказал мне, что ты его знаешь. - А почему так важно, чтобы я не знал, что в сейфе, именно теперь? Раньше тебе это не мешало. Я жду ответа. Профессор молчал. - Как я видел собственными глазами, у тебя в сейфе два или три алебастровых ковчежца - видимо урны для пепла. Еще там алебастровая статуэтка богини, какие ставили в изголовье знатных покойников на месте их последнего пристанища. Еще две тонкие цепи кованого золота, золотая диадема и множество золотых украшений. И много чего еще, я не успел все запомнить. - Тот миг, что был в твоем распоряжении, не прошел даром. Заметил ли твой зоркий глаз ещё кое-что? - Заметил, - сказал Меркурио. Наклонившись вперед, он в упор уставил взгляд своих синих глаз в карие, полные нервного напряжения глаза профессора. - Как ты знаешь, у меня есть способность сверхчувственного восприятия. Я, например могу определить место, где была пролита людская кровь. Иногда могу определить и время смерти. А в некоторых случаях безошибочно отличаю правду от лжи. - Сказочные способности. - Профессор Бронзини процедил эти слова сквозь зубы. - Все предметы в твоем сейфе невероятно красивы. Они задуманы знатоком этрусского искусства и сделаны рукой умелого ремесленника. И все они фальшивые. Все до единого. Профессор Бронзини все ещё молчал, словно загипнотизированный взглядом и словами Меркурио. - Я бы не вмешивался, - продолжал тот. - Уже давно я чувствую, что все это - он жестом обвел виллу Расенна со всем её уютом и роскошью - что все это держится на обмане. Ты злоупотребляешь своими знаниями и репутацией и продаешь коллекционерам предметы, которые якобы находишь на своих раскопках. Это я угадал. Но ты никому не вредишь, - говорил я себе, - а коллекционеры счастливы. Будь это иностранные фонды, для которых деньги ничего не значат, или частники, миллионеры, потакающим своим слабостям. Единственный, кто теряет - итальянские власти, но они мне также безразличны, как и тебе. Но теперь кое-что произошло, и я изменил свое мнение. Меркурио говорил тоном учителя, наставляющего бездарного ученика. - Ты втянул в свои аферы и Мило Зеччи. Его руки резали тот алебастр - несомненно по твоим эскизам. Золотые украшения ковались в его мастерской. Долго он тебе был верен, сохраняя молчание, ведь ты его оберегал и хорошо платил. Но вдруг оно лопнуло. Случилось то, что рано или поздно случается со всяким из нас. При этих словах Меркурио испытующе взглянул на профессора и многозначительно помолчал. Профессор вздрогнул, как человек, пробуждающийся от тяжелого сна, и выдавил: - Нет… - Нет, да! - сказал Меркурио. - Мило Зеччи почувствовал приближение смерти. Он не боялся её, но не хотел умереть без покаяния. Искал совета. И был настолько порядочен, что вначале обратился к тебе, ты же его хозяин. Но ты его выгнал. И он искал помощи у того англичанина, Роберта Брука. Но тут ты испугался. Крупнейшее дело всей твоей жизни оказалось под угрозой. Клад центральной могилы гробницы Тринса. Фантастическая находка, равная прославленным открытиям Реголини и Галласи. Сокровища невиданной ценности. Но только если не будет никаких подозрений. И тут ты решился. Вызвал этих типов, этих зверей. Приказал следить за Мило Зеччи… - Я… - начал профессор Бронзини, но тут же запнулся. - Что? - спросил Меркурио, ни на миг не отводя от профессора глаз. - Я не… - профессор опять запнулся. В доме стояла мертвая тишина. - Я все это не так представлял. Я любил Мило. Был убежден, он ничем нам не навредит. - Если ты не виноват в этом, так кто? - Не я. - Кто тогда? Тут двери беззвучно открылись, вошедший Даниило Ферри обратился к профессору: - Простите, но вас к телефону. *** Вентиляторы в отделении карабинеров лениво вращались, не в силах освежить раскаленный воздух. Лейтенант Лупо сдвинул фуражку на затылок и вытер пот со лба. - Это не наше дело, - сказал он. - Это функции органов правосудия, а не карабинеров. - Взглянул на Сципионе, словно ища у него поддержки. Антонио Руссо сказал: - Городской прокурор настаивает, чтобы этим занялись вы. Похоже было, что на него даже жара не действует. - Полиция… - Обычно мы обращаемся за помощью к ним, только сейчас у них хватает хлопот с выборами. Все их сотрудники мобилизованы на двадцать четыре часа в сутки, пока все это не кончится. Сципионе вмешался: - Если я могу предложить… - Пожалуйста. - Я не разбираюсь в юридической стороне вопроса, но, полагаю, существенными будут показания только одного свидетеля - Марии Кальцалетто. Риссо на миг задумался. - И могильщика. - Тут мы, к сожалению, уже опоздали. Защитник заполучил его собственноручно подписанные показания. Риссо нахмурился. - Я слышал об этом. По моему мнению, здесь была совершена непозволительная оплошность. - А что, по-вашему, нам было делать? - спросил лейтенант. - Мы бы с удовольствием уложили ваших свидетелей в холодильник, чтобы к процессу они были как огурчики, но они ведь не только свидетели, но ещё и люди. Нельзя же их прятать и вытаскивать, когда нам угодно. - Но в любом случае вы должны обеспечить, чтобы никто не попал к Кальцалетто. Можете вы выделить человека, чтобы приглядывать за нею до суда? - Это можно. Сципионе сказал: - Кальцалетто работает в кафе на Виа Торта. Ночует наверху. Последнее время там у неё живет один мужчина. - Что за мужчина? - Его зовут Диндони. Раньше он работал у Мило Зеччи и жил над его мастерской. Потом вдова Мило Зеччи его оттуда выгнала. Он приятель Кальцалетто. - Разумеется, раз они живут вместе, - сказал Риссо. - Почему вы о нем вспомнили? - Я могу повлиять на него. Возможно, с нашей помощью он позаботится, чтобы Кальцалетто не вступала в нежелательные контакты. - Вот это я называю деловым предложением, - обрадовался Риссо. *** Знойный день склонялся к вечеру, когда Мария домыла стаканы и поставила их на полку. За целый час в кафе не вошел ни один клиент. Диндони подремывал на стуле. Из лужици «мартини» на оцинкованной стойке взлетела муха и села ему на лицо. Он заворчал и открыл глаза. Потом спросил: - Куда это ты? Мария была уже в шляпке и с сумкой в руке. - Иду за покупками, а ты оставайся здесь. - Кто это сказал? - Я. Раз живешь тут задаром, давай отрабатывай. - А те двое? Ты же разрешила им переехать. Один так и спит в чулане? Он был прав. Здоровяк с напарником очистили чулан и занесли туда стол, стул и матрац. - Они договорились с хозяином, - равнодушно ответила Мария. - Думаю, их ищет полиция, вот и прячутся. Мне нет до этого дела. - Он может погореть, если нагрянет полиция. - Так это же он, не я, - сказала Мария. - Вернусь через час, будь на месте. Когда она вышла из кафе, человек, сидевший за рулем стоявшей неподалеку машины, вышел, бесшумно прикрыв дверь, и двинулся за ней. Мария спешила. Улицы были полны людьми, спешившими с работы, - наступал час покупок, встреч и аперитивов. Мария смешалась с толпой, разглядывая по дороге витрины. человек следовал за ней; вначале по Борджо дельи Ольбицци, потом через Пьяцца делла Република и по Виа дельи Строцци. Там Мария, видимо, решилась что-то купить. Вошла в обувной магазин. Внутри была полутьма. Пока она стояла, моргая со света, к ней приблизился молодой человек, стоявший до того за прилавком. - Чем могу служить, синьорита? Мария открыла сумочку и достала визитку, которую дал ей Риккасоли. Мельком взглянув на карточку, молодой человек сказал: - Обязательно подыщем что-нибудь для вас, прошу, проходите. - Открыв дверь кабинки, вошел с нею внутрь. Мария только теперь увидела, что у кабинки есть ещё одни двери. Молодой человек открыл их и Мария прошла в небольшой салон, обставленный столом красного дерева, несколькими креслами и клеткой с канарейкой. За столом сидел доктор Риккасоли, перебирая стопку бумаг. Молодому человеку он сказал: - Выбери для синьориты что-нибудь получше, Карло. Скажите ему ваш размер, Мария, Карло вам упакует и через полчаса все будет готово. Времени у нас нет. Предложение моего клиента очень простое. Заплатит вам за сотрудничество двести тысяч лир и ещё сто тысяч - если придется давать показания в суде. - За сотрудничество? За какое сотрудничество? - За то, что вы расскажете мне все, что знаете. Имена, подробности, все, что можно проверить. Мария задумалась. Ее крестьянская натура разрывалась от жадности и страха. - Но если вы хотите, чтобы я лгала, то ничего не выйдет, не хочу я с полицией связываться. Они ведь и посадить могут, а за это мне никто не заплатит. - Глупости, - заявил Риккасоли. - Ничего подобного я ввиду не имел. Вы рассказали в полиции, что видели машину, ехавшую по улице, незнакомой марки, но номера вы запомнили. И ещё вы сказали, что слышали, как машину занесло, как завизжали тормоза. Но ведь все это было позже и не с той машиной. Тогда в полиции своими вопросами вас просто сбили с толку. Никто не попадает в тюрьму, если немного ошибся, ручаюсь вам. - Я боюсь. - Со мной вам нечего бояться. Ведь на самом деле обе эти версии - ложь, не так ли? Мария уставилась на него, разинув рот. - Вас в ту ночь вообще не было на Виа Канина. И в полиции вы рассказали то, чему вас научил этот бездельник Диндони. У меня есть доказательства, так что подумайте. Если будете настаивать на прежних показаниях, обещаю вам большие неприятности, так и за решетку угодить недолго. Если же вы их несколько уточните, они совпадут с показаниями других свидетелей, и ясно будет, что вы говорите правду. И вы получите двести тысяч лир. - Диндони рассердится. - Диндони будет только рад. Я ведь готов заплатить за информацию, которой он располагает. Знает он куда больше вас, потому что увяз в этом деле по уши. - Мне нужно с ним поговорить… - Разумеется, - согласился Риккасоли. Вынув бумажник, извлек из него пять банкнот по десять тысяч лир и на мгновенье их задержал в руке. Мария не могла отвести от них глаз. Риккасоли неторопливо сложил банкноты пополам, потом ещё раз пополам, положил их на стол и придвинул к девушке, тут же жадно прикрывшей их пальцами. Нацарапал что-то на обороте визитки. - Человек, который снимет трубку, будет знать, где меня найти. И советую не тянуть, передайте это от меня Диндони. Если в моих руках окажется информация, которую, я надеюсь, он мне может предложить, ваш Диндони будет чувствовать себя гораздо безопаснее. Верьте мне, Мария - пока Диндони не решится на это, он здорово рискует. 13. В пламени. - О, Иисусе! - взвыл Диндони. Его мизерная физиономия была искажена нерешительностью, алчностью и страхом одновременно. - Святая Дева Мария! Если бы я только знал, что делать! В комнате над кафе Мария сидела на одном конце постели, Диндони на другом, болтая ногами в бурых шнурованых ботинках, один из которых был с толстой ортопедической подметкой. - Сделай, как я говорю, - настаивала Мария. - Но я не могу решиться. И то, и то слишком опасно. Святые угодники, надоумьте меня, как быть! Мария не выдержала. - Если ты перестанешь ныть, поминать деву Марию и всех святых и немного подумаешь, сразу поймешь, что надо делать. Тебе предлагают деньги и защиту. Денег столько, что ты сможешь завести свою мастерскую, о которой все время твердишь, а защита поможет тебе не угодить за решетку. - Защита? - Диндони облизнул пересохшие губы. - Какая защита? - Если ты во всем сознаешься и расскажешь правду, власти о тебе позаботятся. Мэр Флоренции - приятель того англичанина и сделает все, что может, чтобы вытащить его из тюрьмы. - Мэр Трентануово? - Собственной персоной. Диндони все ещё колебался. Последовало долгое молчание, но Мария не торопилась. Знала, что дело сделано. - Если бы - я говорю только «если бы» - я согласился помочь, что нужно сделать? - Поговорит с доктором Риккасоли и рассказать ему все, что знаешь. - Когда? - Как можно раньше. Сегодня вечером, если хочешь. - И как это устроить? - Он дал мне номер телефона. Оттуда свяжутся с ним и он передаст, где мы встретимся. Со мной он встречался в одном магазине. С тобой это будет где-то еще. Но сделает так, что никто ни о чем не узнает. - А деньги он выплатит сразу? - Сколько-то - за информацию. Остальные - за показания на суде. Диндони все ещё колебался. - Ты уверена, что у него есть деньги? Откуда он их берет? - Ну, это мелочи, - нетерпеливо ответила Мария. - У сестры англичанина. Та приехала во Флоренцию с кучей денег, чтобы помочь брату. - Ну, ладно, - наконец согласился Диндони. - Позвони. Но не отсюда, внизу сидят те двое. Они все ещё там? - Не знаю, и это мне безразлично. Теперь они уже ничего нам не сделают. Сами прячутся от полиции. Днем они и носа не высовывают. - Но сейчас-то ночь, - Диндони даже вздрогнул. - День или ночь - какая разница, ведь они ничего не знают, - сказала Мария. Но, уходя, постаралась двери прикрыть потише. Диндони в мансарде никак не мог усидеть на месте. Стоя у окна, долго смотрел через крыши на улицу вниз. Виа Торта была пустой и полутемной. Но метрах в двадцати стояла машина, и в ней Диндони заметил огонек сигареты. Кто-то ждал, сидя на месте водителя. Ждал чего? У Диндони вдруг пересохло в горле. Подойдя к дверям, он приоткрыл их и прислушался. Ни звука. Но вернувшись к постели, он вдруг увидел это, и сердце его вначале замерло, потом бешено застучало. Глаза застлала багровая мгла и ноги подкосились, так что пришлось ухватиться за стену, чтоб не упасть. Господи Боже, почему он такой идиот? С чего вдруг он слушал эту шлюху Марию? Что же теперь ему, несчастному, делать? В то время, как подобные мысли - даже не мысли, а панические вопли - носились у него в голове, глаза его неотрывно глядели на то, что он только что заметил. На черную металлическую коробочку, прикрепленную за углом каминной доски. Он, конечно, знал, что это означает. Собственными руками ставил её на кухне Мило Зеччи и протягивал почти незаметный, тонкий как нить черный провод через щель в оконной раме. Знал, что если поискать, то найдешь и шнур. И даже знал, куда он ведет. В тот чулан, в котором теперь поставили стол, два стула и топчан. - Нужно сматываться, - сказал Диндони. Произнес он это про себя, потому что и шепот рядом с черной коробкой был опасен. Открыв двери, вновь насторожил уши. Тишина. В нем шевельнулась надежда. Если они были у себя и все слышали, наверно не стали бы сидеть? Видно, никого нет, или эта чертова штука выключена? Диндони добрался до стойки и пртянул руку за ключами, когда входные двери распахнулись. Диндони скорчился под стойкой. В кафе влетел какой-то краснолицый тип, которого он никогда не видел, постучал по стойке о заорал: - Хозяин! Почему, черт побери, в этой забегаловке никто не обслуживает? - Тут он заметил Диндони, который робко пролепетал - «Хозяйка сейчас вернется» - и вывалился на улицу, прежде чем тот что-то сумел добавить. Здоровяк с напарником стояли за шторой, отделявшей меньшую комнату. - Так, - сказал здоровяк. - Заметил микрофон и собрался сбежать. - Тем лучше, - заметил напарник. Они вышли в общий зал. Краснолицый тип с надеждой спросил: - Вы меня обслужите? - но, не замечая его, они вышли на улицу. Диндони заворачивал за угол. - Хочет затеряться в толпе, - спокойно заметил здоровяк - Среди людей он почувствует себя в безопасности, - согласился напарник. Они тоже уже дошли до угла. Двери машины бесшумно открылись и так же бесшумно закрылись за ними. По мере удаления Диндони от дома сердце его уже не билось так сильно. Прежде всего нужно было связаться с Марией и предупредить её. Она ведь пошла звонить. Ближайшие телефонные будки - на Пьяцца делла Синьориа, нужно её найти. Но что если он её не найдет? Можно ли вернуться в кафе? Диндони растерялся. Нет, туда он не вернется никогда, разве что под охраной полиции. При этой мысли он начал понимать, в какой ситуации очутился. Что ему сказать полиции? Может признаться, что получил деньги и инструкции от двух бандитов? Что, польстившись на обещанные деньги, предал хозяина? Что они, видимо, узнали о его замысле и хотят только одного - заставить его замолчать? Что на это скажет полиция? Осмеёт и посоветует не читать на ночь детективы? Погруженный в эти мысли, он не заметил, как очутился в толпе, размахивающей флагами и что-то кричащей, в толпе, на ночь глядя праздновавшей окончание выборов. У Диндони было две возможности: присоединиться к ним или исчезнуть. Но толпа поглотила его. Все направились на Пьяцца Синьория, где всегда проходили демонстрации. Удержись он в голове колонны, все бы сошло. Но Диндони мешала хромая нога, так что он не удержался на гребне волны и откатился назад. Там он споткнулся и чуть не упал, мечтая только выбраться на тротуар и уцепиться за что-то устойчивое. И тут с двух сторон его ухватили чьи-то сильные руки и вытащили из сутолоки. Повернув голову, он увидел по обе стороны силуэты двух головорезов и обомлел от ужаса. Диндони завопил. Какая-то женщина обернулась и поддержала его: - Ура! Мы победили! В глазах у Диндони потемнело. Силы его оставили, ноги отказывались слушаться. Когда двое бандитов выволокли его в переулок, колени его тряслись, глаза закатились. - Тихо, он упал в обморок, - заметил здоровяк, - Что будем делать? Не носить же нам его на руках? - Я подгоню машину, - ответил напарник, с презрением глядя на кучу тряпья, корчившуюся на тротуаре. - Пригляди за ним, я быстро. - А что, если появится полицейский? - Скажи, что этот засранец уделался от радости. *** В квартире капитана Комбера, где он, Элизабет и Тина собрались на обычное вечернее совещание, настроение было довольно оптимистическим. Обсуждали они своего нового союзника. - Оригинальный тип этот Риккасоли, - сказал капитан. - Похож на обычного старого болтуна. - Это, разумеется только внешнее впечатление. Ошибочное, если хоть половина того, что о нем говорят - правда. - Да, он тертый жук, - подтвердила Элизабет. - И без предрассудков. Насколько я понимаю, пытается подкупить Диндони и Марию на деньги мисс Брук. - Я бы не называл это подкупом. Он утверждает, что подготовиться к защите может, только выяснив, что на самом деле произошло. И Диндони единственный, кто может это сказать. Тина сказала. - Диндони это… Не знаю, как это перевести. - И назвала его по итальянски. - Лучше не переводите, - сказал капитан. - Что это за шум? Подошел к окну. Улица побагровела от мерцающего света факелов, которые несли демонстранты. Зарево ширилось со стороны Палаццо Веккио. - Как бы они не сожгли весь город, - заметила Элизабет. *** То же самое сказала мисс Плант сэру Джеральду Уэйлу. Она едва успела укрыться в здании консульства, ища спасения. - Ничего не понимаю! Ведь результаты выборов объявят только завтра! - Зато сегодня могут праздновать все, - ожидать всегда лучше, чем знать. - Я лично ожидаю пожара, - заявила мисс Плант. - Увидите, добром это не кончится. В такую сухую погоду все вспыхивает, как порох. А поднимется ветер - и полгорода как не бывало. - Не думаю, что это возможно. - О наводнении тоже никто не думал. *** Мэр сидел в своем кабинете у распахнутого окна. Изучив сообщение о ходе выборов, он почувствовал близость победы. А это сулило ещё большее влияние и большую ответственность. И возможности тоже. Мэр взглянул в окно. Из толпы его узнали и замахали руками. Мэр ответил тем же. *** Весь этот шум долетал до тюрьмы Мурата как эхо отдаленного прибоя. Брук не обращал на него никакого внимания. Он уже начал понимать, что основное достоинство тюремной жизни - возможность отключиться от событий, происходящих снаружи. Перестала его занимать и главная проблема, о которой он должен был бы думать днем и ночью, - исход его процесса. Были дела и поважнее. Что будет на обед? Когда можно будет выкупаться? Могут ли его поместить в камеру с другими заключенными? Надеялся, что нет. Его вполне удовлетворяло собственное общество и удовольствие, доставляемое книгами. Под рукой у него лежал «Потерянный рай». Взяв книгу, он снова погрузился в чтение. *** К полуночи вся Флоренция была озарена огнями, хотя пламя всеобщего пожара, которого боялась мисс Плант, ей не угрожало. Тем более необъяснимо, что фермер Пьетро Агостини, обходивший напоследок свое хозяйство, лежавшее в пяти километрах от города, вдруг увидел, что большой стог сена охвачен пламенем. - Вызови пожарных! - закричал он подбежавшей жене. - Зачем, - спросила та. - Пусть горит, застраховано же. - Да чтобы не перекинулось куда еще. - Он подошел к стогу и принюхался. - Как думаешь, что случилось? - спросила жена. - Может кто бросил окурок? Я говорила… - Пахнет бензином. - сказал Агостини. - Подойди ближе. - Он прикрывал лицо рукой от палящего жара. Жена, остановившись рядом, тоже почувствовала едкий запах. Ее вопль и глухое ругательство мужа прозвучали одновременно. Пылающий ком соломы свалился со стога, открыв человеческую ногу, торчавшую из самой середины пожара. Агостини метнулся вперед, понял, что ничего нельзя сделать и, ругаясь, отскочил. И теперь, когда разгоревшееся пламя осветило все вокруг, он уже ясно увидел, что ступня торчавшей ноги обута в старый ботинок на толстой ортопедической подошве. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КОЛЕСА ЗАКРУТИЛИСЬ 1. Полковник Дориа. - Должен сказать, что нашим надеждам нанесен тяжелый удар, - печально сказал доктор Риккасоли. - Имея в распоряжении признания Диндони, хотя и не добровольные, можно было всерьез рассчитывать на победу. Но теперь, когда мы его лишились, не хотелось бы убеждать вас, что все в порядке. - А это действительно был Диндони? - спросил капитан. Беседа проходила у него на квартире. Элизабет была не в настроении. Тина - заплакана. - Я говорил с фермером. Прежде, чем им удалось справиться с огнем - а это произошло рано утром на другой день - от тела остался уже только пепел, это правда. Но три факта неоспоримы. Во-первых, Диндони исчез бесследно. Во-вторых, анализ строения тела показал деформированные кости. И в третьих, прежде чем все охватил огонь, фермер ясно видел коричневый шнурованый ботинок с ортопедической подошвой, какой носил Диндони. - Полагаю, что нам не стоит обманывать себя, - сказала Элизабет. - Диндони мертв. - Согласен, - подтвердил капитан. - Но если мы проиграли битву, это не значит, что проиграли войну. Что с Марией? - Когда Мария вернулась в кафе и обнаружила, что Диндони почему-то ушел, - кстати, до сих пор неизвестно, почему, - у у неё хватило ума сразу позвонить мне. Я пригласил её к нам. Была на грани истерики, но моя жена сумела её успокоить. На следующее утро я укрыл её в безопасном месте. - Где? Риккасоли замялся. - Ну ладно, - сказал капитан. - Мы союзники, но я вас понимаю. Чем меньше людей в курсе, тем она будет целее. Достаточно того, что она в безопасности. Что будем делать дальше? - Следующий шаг я уже наметил. Нужно, чтобы Мария рассказала при нотариусе все, что знает. Если с ней вдруг что-то случится, у нас по крайней мере останутся её показания в форме, пригодной для суда. - Насколько я вас знаю, вы справитесь, - капитан вскочил. - Мне ясно, что мы почти выиграли. Еще чуть-чуть - и мы у цели. Риккасоли, любившему наблюдать людские характеры, доставляло удовольствие следить за капитаном; нравились его экономные, но энергичные движения, его морские и спортивные словечки, его пиратская бородка, потому что все это соответствовало его представлению о том, как должен выглядеть британский морской офицер. Но теперь он только грустно покачал головой. - Не у цели, а только за первым барьером. - Они все делали заодно, - настаивал капитан, - Мария знала все, что знал Диндони, и наоборот. Для суда это, конечно, не то, что показания очевидца, но мы хоть проверим, как обстояло дело. - Вы забываете, что я уже говорил с Марией, - сказал Риккасоли. - Записать её показания - только формальность. Ее роль во всей этой афере незначительна - Афера… - Элизабет даже вздрогнула. - По-моему, это слово мы употребили впервые. Значит, Роберт не при чем. Вся эта история - чья-то афера. - Разумеется. Тщательно продуманная афера, в которой участвовало несколько человек. Продуманная профессионалами, которые постарались, чтобы каждый участник знал только то, что ему необходимо для дела. Так, например, у Марии роль была маленькая, но важная. Нужно было, чтобы полиция напала на след Роберта Брука без малейшего промедления. Подумайте сами, если бы все затянулось на несколько дней, он мог отогнать свою машину в гараж, где её вымыли бы, привели в порядок и заменили разбитый подфарник. Естественно, правда? Но при этом он, ничего не подозревая, уничтожил бы главные доказательства против себя. - Резко развернув кресло, он в упор взглянул на Элизабет и повторил: - Ничего не подозревая, понимаете? - Понимаю, - ответила Элизабет. - Был только один надежный способ немедленно навести полицию на след Брука - выставить свидетеля, который бы шел по улице и случайно заметил номер машины. Но к чему бы ему это замечать? Из-за английской машины необычного типа? Неубедительно. Нужно, чтобы кто-то видел аварию,… или слышал. Скрип тормозов, визг шин, - вот тогда прохожий обернется, я прав? - Тем же они подтвердилди и время, когда произошло несчастье, - согласился капитан. - И это было в то время, когда, как они знали, Брук поедет по Виа Канина. - Вот именно. - А гробовщик, которому лгать ни к чему, утверждает, что несчастье произошло часом позже. - Тоже правильно. - Так что теперь все ясно - или нет? Они просто вывели машину Брука из гаража, когда Брук уже спал - пес услышал их и залаял - и переехали ею Мило Зеччи. - Да, но… - начала Элизабет. Капитан, видимо, тоже заметил, - что-то не то. - Не забывайте, - сказал Риккасоли, - что два факта подтверждены экспертами и неопровержимы. Во-первых, что Мило Зеччи был действительно сбит машиной Брука, и во-вторых, что он умер только через два часа после наезда. Как его заставили появиться на этом месте в половине двенадцатого ночи? Добровольно бы он не пошел. Думаете, его связали, положили в колею и переехали, а потом развязали? - На тех двух убийц, о которых мы слышали, это похоже, - буркнул капитан. - Согласен, но это невозможно. Во-первых, остались бы следы от пут. Во-вторых, машина его сбила, а не переехала. В-третьих, для них было слишком рискованно оставить его в живых. Ведь он мог бы выжить. И если не выжить, то прийти в себя и все рассказать. - Вот тут я с вами согласен, - сказал капитан. - Но что касается остального, связывать его было не обязательно. Можно было поставить его посреди дороги и держать под дулом револьвера. - Никогда, - заявила Тина. - Не послушался бы даже под угрозой тысячи револьверов. Он бы боролся и бился с ними. Не шел бы как баран на заклание. - Да это ничего бы и не дало, - сказал Риккасоли. - Положим, вам кто-то, угрожая револьвером велит стать посреди дороги. Что сделаете вы, увидев мчащийся автомобиль? Отскочите в сторону! Быть застреленым ничуть не хуже, чем задавленным. Элизабет добавила: - Но это ещё не главное. Если мы теперь уже знаем, что кто-то убил Мило Зеччи и тем подстроил ловушку Роберту - чтобы Мило не мог поговорить с ним и чтобы не всплыла история с этрусской гробницей и поддельными древностями - все это значит, что мозгом заговора не может быть никто, кроме профессора Бронзини. - Ну и в чем же проблема? - спросил капитан. - Я с ним никогда не встречалась, но много слышала, а вы с ним встречались неоднократно. Скажите честно, похож он, повашему, на ловкого преступника, способного организовать, - как вы это назвали, доктор? - тщательно продуманную аферу, имеющую все признаки профессионализма? - Значит он прекрасный актер, - сказал капитан, сам не слишком веря в свои слова. *** В то же время, когда шли эти разговоры, карабинер Сципионе пережил шок. Он сидел в канцелярии на Виа дей Барди и складывал в папку вечерние сводки из отелей и пансионов, когда двери открылись и вошел незнакомец. Был он мужчиной среднего роста и того же возраста, черноволосым, аккуратно одетым. - Что угодно? - спросил Сципионе, продолжая копаться в бумажках. Незнакомец ответил: - Я хотел бы поговорить с начальником. - Лейтенант Лупо занят. Не могли бы вы сказать мне, в чем дело? - А если я этого не сделаю? Сципионе поднял глаза. Хотя человек улыбался, в голосе его прозвучал странный тон, вызывавший сигнал тревоги. Сципионе резко спросил: - Кто вы такой и чего хотите? Человек сунул руку в карман, достал бумажник, из него визитную карточку и положил её на стол. - Прошу прощения, синьор полковник, я уже бегу! Но прежде, чем он подошел к дверям, те распахнулись и вошел лейтенант Лупо. Сципионе молча сунул ему визитку. Прочитав её, лейтенант с улыбкой шагнул к посетителю. - Полковник Дориа! Вы из Рима? Я слышал о вас, хотя мы и не встречались. - Теперь эта ошибка исправлена, - сказал полковник. Сев, он жестом предложил лейтенанту поступить также. - Прежде всего следует сообщить вам, почему я здесь. У меня есть письмо от вашего начальства в Риме, подтверждающее мои полномочия. Но не в письме дело, тем более в нем не упоминается, что ваше начальство действует тоже по приказу - по приказу самого министра внутренних дел. - Министра? - Новый министр, заняв свой пост после выборов, выразил недовольство ходом расследования дела того англичанина, Брука, вокруг которого было столько шуму в прессе. Он лично ознакомился с делом и я получил приказ возглавить расследование. Тишину вдруг нарушил карабинер Сципионе, переступив с ноги га ногу, и полковник Дориа словно только теперь заметил его присутствие, сказав: - Мы могли бы продолжить беседу у вас в кабинете, лейтенант? Сципионе распахнул перед ними дверь. Лицо у него пошло красными пятнами, словно после пощечины. Когда они остались одни, полковник Дориа сказал: - Первое, что мы должны сделать - отстранить от дела Брука этого молодого человека. - Но он очень способный сотрудник. - Несомненно, - согласился полковник. - Но - сицилиец. - И что из этого? - Ничего. Но я ведь тоже ознакомился с делом. В настоящее время во Флоренции находятся два опасных мафиози. Они прибыли несколько недель назад. Об их прибытии нам доложили с вокзала. - Это правда, - признал лейтенант Лупо. - Но я тут же распорядился проверить все пансионы, отели и меблированные комнаты. Безрезультатно. - Кто проводил проверку? - Сципионе. Но ведь… Полковник Дориа прервал его, подняв руку. - Не делайте поспешных выводов. Не забывайте, что многие сицилийцы, хотя и не члены мафии, все равно симпатизируют ей. Слежку за свидетелем и Диндони, который, видимо, был убит теми же двумя мафиози, вы тоже поручили Сципионе. Что он вам доложил? - Диндони он потерял в толчее. Всюду было полно народу, понимаете, я не могу его упрекнуть. - Я тоже, - согласился полковник, - ему не повезло. Но это тот случай, когда оплошности недопустимы, понимаете? Лупо все прекрасно понял. Если министр лично заинтересовался делом, будет лучше для всех, начиная с командования корпуса карабинеров в Риме и кончая последним лейтенантом во Флоренции, если дело будет удачно раскрыто и гладко закрыто. - Что вы предлагаете? - спросил он. - Прежде всего - найти тех двоих. С учетом сведений, полученных в Риме. Теперь мы о них знаем все. Пока их можно задержать за какой-нибудь проступок - например, за то, что не зарегистрировались при приезде, этого достаточно. Потом я хочу лично допросить всех свидетелей, то есть Лабро, гробовщика и Марию Кальцалетто. Лейтенант нахмурился. - С первыми двумя это нетрудно, но где сейчас Мария - неизвестно. - Значит, найдите её, - сказал полковник Дориа. *** На верхнем этаже заднего крыла виллы Расенна открылись двери и в них появился Даниило Ферри. Взглянув на его спокойное смуглое лицо, никто бы не подумал, что у него проблемы. Спустившись по парадной лестнице удивительно плавным кошачьим шагом, он наткнулся на гиганта Артуро, который двигал по террасе большие кадки с цветущими растениями, собираясь их поливать. Некоторое время наблюдал за ним, потом, словно что-то вдруг пришло ему в голову, позвал: - Артуро! - Синьор Ферри? - Я хочу тебе кое-что сказать. Речь идет о деликатном вопросе и не хочу, чтобы ты обсуждал это с другими слугами. - Терпеть не могу сплетничать. - Знаю. Вот в чем дело. У нас двое неожиданных гостей. Вчера вечером я поместил их в последнюю комнату по коридору на северной стороне. Останутся у нас на несколько дней. Поскольку нежелательно, чтобы остальные узнали об их присутствии, из комнаты им выходить нельзя. Ты позаботишься о еде и питье? Если пройти туда с черного хода, никто тебя не увидит. Артуро лениво усмехнулся. Все это время он держал навесу огромный глиняный вазон с цветком, словно не сознавая его тяжести. Теперь аккуратно поставил его на пол и сказал: - Это мелочи. Я о них позабочусь, будьте спокойны. 2. Конец сна. Полковнику Дориа выделили элегантный кабинет на первом этаже штабквартиры карабинеров на Виа дель Барди, где полковник на следующее утро встретился с доктором Риккасоли. Они были одни. Окна распахнуты настежь, в углу гудел электрический вентилятор. Гудел он, однако, впустую, ибо жара не просто утомляла, но тяжело висела над городом. Небо над Флоренцией оставалось пока ослепительно синим, но над горами за городом начинали собираться грозовые облака. - Я рад, что вы поспешили прийти, - начал полковник. - Между нами двоими не должно быть недомолвок, это вам, надеюсь, ясно? Мы оба защищаем одно и то же. - Защищаем справедливость, - спокойно подтвердил Риккасоли. Полковник так тщательно обдумывал ответ, словно разговор должен был остаться в памяти поколений. - Это правда, но не вся. Нам нужно иметь ввиду и интересы страны, и они, с моей точки зрения, гораздо важнее интересов отдельной личности. Наш случай приобрел международное значение - понятия не имею, почему. Только не с точки зрения криминалистики. Дело то ли в личности обвиняемого, то ли в выборах, то ли журналисты разнюхали, что за банальным дорожным происшествием скрывается нечто гораздо большее. Такое случается. Помните историю молодой женщины, которая утонула неподалеку от Рима? Италии это едва не стоило смены правительства. - Прекрасно помню. - Наш случай не настолько важен, но в некоторых аспектах сходен с тем. И уверяю вас, когда дело дойдет до суда - если до него вообще дойдет - на нас набросятся репортеры из всех ведущий итальянских изданий. Так что придется пошевелить мозгами. Риккасоли слегка улыбнулся. - Я не отважился бы выступать в суде адвокатом по столь важному делу - Серьезно? Пригласите адвоката из Рима? - Ни в коем случае. Защиту будет вести мэр Трентануово. Как вы знаете, по профессии он адвокат. Хотя такая новость весьма удивила полковника Дориа, он был достаточно опытен, чтобы не подать виду. Откинувшись на спинку, задумался. Потом сухо сказал: - От этого интерес публики отнюдь не уменьшится. - Я тоже так думаю. - Значит истину нужно устанавливать до того, как дело пойдет в суд. Пока нам известна только её часть. - Он ткнул в толстую папку на столе. - На некоторых этапах следствия я обнаружил небрежности. Пока не думаю, что речь идет о чем-то большем, чем небрежность. Глаза его вызывающе уставились на Риккасоли, но адвокат брошенную перчатку не принял, только вытер лоб большим белым платком. - Первым шагом будет допрос свидетельницы Кальцалетто. - Да. - Я не ошибаюсь, вы знаете, где она? - Не ошибаетесь. - Тогда я вас прошу привести её сюда. Риккасоли тянул с ответом, все ещё утирая лоб. Потом сказал: - Полагаю, что лучше будет вам поехать к ней, если не возражаете. После смерти Диндони она очень нервничает. Нельзя сказать, что она его любила, но все-таки они были близки… - Были любовниками? - безжалостно уточнил полковник. - Да, были любовниками. - Риккасоли, представив эту странную пару, вздохнул. - Ее приютили в монастыре поблизости. По моей протекции, ведь когда-то я оказал им небольшую услугу по части налогов. Здесь адрес. *** Небо темнело, тучи надвигались и с юга, и с запада. порывы ветра носили опавшие листья и сотрясали голые ветви, стучавшие в стены виллы Расенна как духи, требующие впустить их. Профессор Бронзини сидел за письменным столом у себя в кабинете, Меркурио - напротив него. Сидели они с двух часов, а было уже четыре. Дискуссия шла по кругу, как листья в смерче. Меркурио говорил: - Ты уходишь от ответа. Если, конечно, и вправду не знаешь, что делают эти двое в нашем доме. Знаю, что они здесь, видел. как Артуро носил им еду. Слышал их голоса за дверью. - Они друзья Даниило Ферри. - Они преступники, мафиози, их ищет полиция. Достаточно снять трубку, и через пять минут полиция будет здесь. Их заберут. Ты их боишься? - Вовсе нет. Но Даниило… - Где он? - Уехал утром в Швейцарию, у него там дела. Вернется вечером. - Что он там делает? - Личные дела. - Его или твои? Он твой работник или хозяин? Возможно ли, чтобы ты плясал под его дудку? Чтобы ему достаточно было пальцем тебя поманить? Профессор выглядел сейчас очень старым и очень усталым. Исчез веселый взгляд Силена, его сменила маска с провалами вместо глаз и мятым пергаментом всего лица. Взглянув на него, Меркурио вдруг почувствовал жалость. Наклонившись через стол, очень серьезно, без тени издевки сказал: - Послушай меня, прошу! Возможно я был к тебе неблагодарен, и вел себя иногда безобразно. - Старик несмело махнул рукой, но молчал. - Теперь я могу отблагодарить тебя за все, хоть только советом. Обратись к властям, расскажи им все! Прибыл новый человек из Рима и возглавил расследование. Иди к нему, пока он не пришел за тобой. В маленьком кабинете стояла тишина, нарушаемая только шумом ветра, сила которого все возрастала. Меркурио продолжал: - Что тебе терять? Заказал несколько прекрасных этрусских вещиц, но ведь ты их ещё не продал? Можно сказать, что ты это задумал, но замысел ещё не преступление. - Но ведь такое было и в прошлом… - Разумеется, но никто не будет забивать этим голову. Владельцы отнюдь не заинтересованы, чтобы на их коллекции пало подозрение. С их стороны тебе ничто не угрожает. Но Даниило Ферри ты должен выдать в руки правосудия, ведь он преступник. Он, такой незаметный и незаменимый, распорядитель и организатор! Это он привез тех типов во Флоренцию, он давал им инструкции. Он с тобой советовался? Говорил тебе, что он делает? Профессор замялся, потом покачал головой. Меркурио гордо заявил: - Я так и думал! Видишь, никто тебя не будет ни в чем обвинять! Всю эту кашу заварил Ферри, это из-за него погиб старый Мило, из-за него вина пала на англичанина. Зачем тебе брать на себя ответственность за то, чего ты не делал, скажи? Профессор молчал. - Есть ведь разница между подделкой - и убийством! - Об убийстве я ничего не знаю, - возразил Бронзини. Мне обещали, что до насилия не дойдет. Та смерть была несчастным случаем. - А смерть Диндони? Тоже несчастным случаем? Сам себе сломал шею и влез потом на стог? Профессор вздрогнул, Меркурио, почувствовав свой перевес, стал ещё настойчивее. - Выбирай сам, - сказал он. - Подделка этрусских древностей - это глупость, в худшем случае - проступок. Но двойное убийство? Хочешь взять на себя ответственность за то, что натворили эти звери? Звери, нанятые и оплаченные за твоею спиной твоим собственным управляющим? Ну так что? - Если я сознаюсь, вина падет и на Мило Зеччи. Он тоже причастен. И уже не может защищаться. - Ты же не думаешь, что выкопают его кости и повесят на висилице за то, что подделал несколько бронзовых вещиц по твоим инструкциям? - Его семья будет унижена. - Это правда. этот довод я признаю. Ну а если тебе его семья - его вдова и дочь скажут собственными устами, что хотят, чтобы правда вышла наружу? Что тогда? Ответом был только долгий раскат грома. Старик молчал, блуждая мыслями где-то очень далеко, много веков назад. Блуждая по холмам Этрурии на заре первой цивилизации, когда женщины и мужчины были ещё безгрешны, и боги обитали рядом с нами, когда жизнь была чудом, а смерть - лишь его приятным дополнением. - Так что? - Нетерпеливо переспросил Меркурио. - Если да, ты согласишься? - Хочешь, чтобы этрусский патриций, этрусский лукумон отдался на милость простого чиновника? Снаружи опять донеслись громовые раскаты, словно на его вопрос отвечал сам Зевс Громовержец. Меркурио встал и направился к двери. Профессор остался молча сидеть; он не шелохнулся. На лице Меркурио от сочувствия не осталось и следа. Он прошел через холл и вышел под первые капли начинавшегося ливня. Резкий ветер - предшественник бури раскачивал темные свечи эвкалиптов. Меркурио сел в свою машину и отправился вниз на опустевшие улицы Флоренции. У дома Зеччи его догнал ливень, струи воды были почти горизонтальны из-за бури. За несколько секунд, что он ждал под дверью, успел промокнуть насквозь. Обе женщины были дома. Тина разохалась, увидев, как стекают с него струи воды. Практичная Аннунциата велела ему снять пиджак и рубашку и дала полотенце. Потом вытащила чистую рубашку из запасов Мило и натянула ему через голову. Не обращая внимания на свой вид, Меркурио сидел в кухне и говорил, говорил, говорил… и женщины придвигались к нему все ближе, чтобы сквозь раскаты грома уловить все детали. Когда он договорил, седая голова Аннунциаты и черная голова Тины кивнули в унисон. Меркурио ушел через час с лишним, обе женщины остались сидеть молча. Дождь продолжался, но немного утих. Аннунциата сказала Тине: - А мальчик становится мужчиной. *** В четыре часа гигант Артуро обошел виллу Расенна, заботливо закрыл все окна, форточки и двери. Видел, как уехал Меркурио, а потом стоял у окна, глядя, как близится буря, словно черное полчище, ощетинившееся копьями. Ему жаль было цветов, жаль, что дождь вобъет их в землю и обобьет бутоны. Но ничего, вырастут новые. Он не помнил, как долго стоял там, глядя в сад, когда вдруг услышал грохот. Не сильнее, чем раскаты грома, но какой-то иной, как будто донесшийся из дома. Подумал, что ошибся, но решил обойти весь дом, чтобы взглянуть, не сорвало ли ветром оконную раму. Увидев, что все в порядке, вернулся на свой наблюдательный пост, но успокоиться уже не мог. Что-то было не в порядке. Грохот донесся откуда-то из-под ног, словно что-то произошло в подземелье. Артуро задумался. Мозг его работал медленно, но методично. Если странный звук долетел из подвала, речь могла идти о четырех местах. О котельной, угольном бункере, подвале, где хранилось вино и оливковое масло, и, наконец о загадочной запертой комнате. Взвесив все, Артуро решил, что скорее всего котельная или бункер и отправился туда. Все было как следует. В повале вода затекла под решетки и лужи стояли на полу. Нужно будет убрать. Оставалась только хозяйская святыня. Ключей от неё у Артуро не было, и все равно без хозяйского позволения он бы туда не сунулся. Но, постояв перед дверью, вдруг заметил, что та, обычно запертая, приотворена. Артуро протянул руку и толкнул дверь. Та распахнулась и он сразу понял, что это был за грохот. Дверь сейфа была сорвана с петель, воздух насыщен запахом сгоревшей взрывчатки. Но Артуро было не до того. Он не мог оторвать глаз от того, что болталось на короткой веревке на потолочном крюке. Распухшее лицо, вытаращенные глаза, вывалившийся почерневший язык - то, что было когда-то его любимым хозяином, профессором Бруно Бронзини. 3. Артуро. Внизу лежал упавший стул. Артуро поставил его, влез и одной рукой приподнял тело. Свободной рукой снял веревку с крюка. Потом слез со стула и аккуратно положил тело профессора на каменную скамью, тянувшуюся вдоль стены. Спохватившись, достал из нагрудного кармана профессора чистый платок и прикрыл им ужасное лицо. Потом он долго стоял, размышляя. Еще раз обвел глазами дверь сейфа, качавшуюся на одной петле, и пустоту в глубине за ней. Теперь он знал, что делать дальше. Вернулся в котельную, походкой неторопливой, но уверенной, говорившей о том, что решение принято. Из висевшего на дверях инструмента выбрал ломик длиною с полметра, слегка изогнутый на одном конце. Обычно им поднимали колосники на дне топки. И вот он уже поднимался по лестнице, той самой лестнице к комнатам для гостей, по которой последние два дня носил еду двум чужакам. Он думал о них, поднимаясь по лестнице. Не сомневался, что оба вооружены пистолетами, но полагал, что в критический момент возьмутся скорей за ножи. Он достаточно знал сицилийцев, чтобы понять, что против двоих, вооруженных ножами и привыкших к резне, ему не устоять. При первом же признаке опасности они разделятся и атакуют его с двух сторон. В лучшем случае он справится с одним, но второй тут же прикончит его. Всегда, когда он приносил еду, двери были заперты, заперты они будут и теперь. Если эти мерзавцы ещё там! Пригнувшись, он прислушался. В комнате что-то происходило, что-то тащили по полу и один ворчал на другого. Артуро оценил ситуацию. Выбить двери пинком, - это дать им фору в несколько секунд, такого он себе позволить не мог. Лучше бы подождать, пока они откроют и выйдут наружу, но, с другой стороны, в любой момент может подняться переполох и момент внезапности будет утрачен. Решившись, он постучал. В комнате все стихло. Потом донесся голос здоровяка: - Кто там? - Артуро. - В чем дело? - У нас неприятности. - Неприятности? - Голос зазвучал ближе. Здоровяк явно подошел к дверям. - Какие неприятности? - Полиция спрашивает хозаина. Я не могу его найти. - Артуро умышленно понизил голос. - Похоже, они о вас что-то знают. Я подумал… - ещё не договорив, услышал, как в замке повернулся ключ и двери начали открываться. Артуро всем телом бросился на них и влетел в комнату. Отлетевшая дверь зашибла здоровяка, так что он зашатался, но не упал. Артуро, сжимая ломик, метнулся к его напарнику, который присел возле старого чемодана, стягивая его ремнем. Тот отшатнулся, оперся рукою об пол, чтобы не упасть, и схватился за нож. Его реакция на внезапное нападение была мгновенной, машинальной и хладнокровной, но на долю секунды она запоздала. Артуро не рискнул бить сверху вниз, потому что боялся промахнуться. Ломиком он взмахнул горизонтально и угодил мафиози в то место, где челюсть переходит в шею. Удар был настолько силен, что не только раздробил челюсть, он и перебил позвоночник. Если бы здоровяка не оглушило дверью, когда Артуро как слон ворвался внутрь, он бы уже давно вонзил ему в спину нож. Но все же, когда Артуро обернулся, тот уже мчался к нему, держа нож в опущенной левой руке. Промедление было смерти подобно. Сила здесь была не причем, у Артуро не было свободы маневра. Он просто кинулся на противника, используя как танк свое огромное тело, и в последний момент увернулся. Нож вонзился ему в правое плечо, но от рывка в сторону вылетел у здоровяка из рук. И тут же громадные кисти рук Артуро соединились на его горле. Из плеча хлестала кровь, унося с собой силу, но на это дело её ещё хватило. Когда колени бандита подогнулись, Артуро рухнул на него сверху, ни на миг не разжимая хватки. Через несколько минут он встал. Кровь все ещё текла, выливаясь из рукава на запястье. Брызги её покрывали здоровяка, который искаженным лицом уткнулся в ноги своего мертвого напарника. Артуро их больше не замечал. Прежде всего нужно было заняться своей раной. Открыв один из собранных уже чемоданов, стоявших у постели, достал из него шелковую сорочку. Зубами разорвал её на три части, из одного сделал тампон, двумя другими плотно его примотал, чтобы остановить кровь. Нужно было бы сделать перевязь, но ему предстояла работа, для которой понадобятся обе руки. Подойдя к дверям, он прислушался. Снаружи все ещё гремело и шел дождь. Удовлетворенный, он вышел, сел в кабину грузовичка и подогнал его к дверям. Дальше будет нелегко, но ничего не поделаешь. Перенес он все в три приема. Вначале по очереди вынес два тела, перебросив их через левое плечо. В третий забрал оба чемодана и тяжелый деревянный сундук, перевязанный проволокой и забитый гвоздями. Открывать он не стал, знал и так, что в нем, и слишком хорошо. Сундук он засунул назад, на трупы. Но это было ещё не все. Пришлось вернуться в подвал, в душе благославляя дождь, промочивший его насквозь, дождь, из-за которого никто носа на улицу не высунет, дождь, что смыл все следы на булыжниках двора. Из подвала он взял две канистры с бензином и отнес их в машину, поместив на сундук. Потом выехал со двора и направился через парк на шоссе. Стекла в кабине запотели, по ветровому стеклу текла вода, только под дворником оставался какой-то просвет. Артуро торжествовал. Если кто и обратит внимание на грузовичок, водителя опознать ни за что не сможет. Дорога постепенно поднималась в горы. У поворота на Борджо Сан Лоренцо свернул на дорогу к Пратолино. Чуть дальше опять свернул влево и очутился на узком проселке, извивавшемся по склону холма, поднимаясь к двум крестьянским усадьбам. Дорога, нелегкая и по нормальной погоде, требовала сейчас от Артуро всех оставшихся сил. Углубившись в горы примерно на километр, он вынужден был остановиться. От продолжительного ливня вздулась горная речка, смыв добрую половину колеи. Справа был обрыв, а внизу нагромождения валунов, покрытых бешено пенившейся водой. Соскользни что-то с шоссе - полетит прямо в речку, если только валуны не задержат. Теперь приходилось действовать как никогда осторожно. Вначале он вытащил канистры с бензином, которые слегка потекли от тряски, открыл горловины и неторопливо и медленно опорожнил их в заднюю часть машины, не протуская ни тел, ни чемоданов, ни сундука, пока на полу не образовались лужи. Потом снова уложил канистры назад, только закрывать не стал. Когда все было готово, сел за руль, выжал сцепление и завел мотор. Сам вылез и, держась за дверь, руками отжал сцепление и включил первую скорость. Придерживая сцепление, вытянул подсос. Когда мотор взревел, набрав обороты, сбросил сцепление. Грузовик прыгнул вперед, влетел на сползшую в воду часть дороги, колеса забуксовали, грузовик ещё на миг задержался, но тут же слетел с обрыва, дважды перевернулся, налетел на большой валун, кувыркнулся через него и замер внизу, возле самой воды. Артуро осторожно спустился с обрыва, прыгая с камня на камень, чтобы не оставлять следов. Спустившись вниз, увидел, что трупы и чемоданы так и остались в машине. Сундук выпал, налетел на камень и разбился, содержимое его разлетелось вокруг. Золотой браслет повис на кустах, в траве и грязи сверкали драгоценные украшения. Обе алебастровые шкатулки разбились, разметав свое содержимое во все стороны. Богиня, оставшись без головы, рухнула в воду, а голова, по какой-то случайности уцелевшая на одном из валунов, загадочно улыбалась своему губителю. Артуро полез в карман за спичками. Полез осторожно, он знал, что такое бензин, если с ним обращаться неловко. Прикрывая огонек от ветра, который поднялся снова, зажег длинную полоску бумаги и помахивая ею, пока она вся не воспламенилась, потом швырнул в дверь грузовика и отскочил. Споткнувшись о камень, упал на колени в тот самый момент, когда над грузовичком взвился столб белого пламени. Вскарабкавшись на дорогу, Артуро взглянул на часы: шесть. Казалось невероятным, что все произошло за какие-то полчаса. Он был в десяти километрах от дома, рана на плече продолжала кровоточить, в ней рвало нерв, при падении он разбил колено. На нем ниточки сухой не осталось. Но в душе воцарился покой. *** Меркурио вернулся на виллу Расенна около шести. Дождь почти перестал, сильный ветер разгонял облака. Вокруг посветлело. Птицы понемногу вылезали из укрытий, расправляли намокшие крылья и пытались защебетать. Меркурио сразу прошел в свою комнату, принял душ и переоделся. Насколько он спешил, можно было судить по тому, что волосы он едва пригладил. Потом пошел вниз к профессору. В кабинете никого не было, поблизости тоже, так что он позвонил, вызывая Артуро. Но и Артуро не было. Один из слуг полагал, - он куда-то уехал, потому что слышал, как газовал грузовик. Меркурио рассердился. Свежеобретенное, прекрасное чувство уверенности в себе и владения ситуацией, нараставшее в нем после разговора с профессором и достигшее вершины при визите к Аннунциате и Тине, требовало действий. Если должен произойти дворцовый переворот, все должно быть готово до того, как Даниило Ферри вернется из Швейцарии. Только в восьмом часу нетерпение погнало его вниз, в то место, о котором он до той поры и не вспомнил. *** В кабинете лейтенанта Лупо зазвонил телефон. Лупо тихонько ругнулся и снял трубку. Четверть восьмого. Он только собрался отправиться поужинать, приятно провести вечер и пораньше лечь. Что там стряслось? Послушав захлебывавшийся голос в трубке, попросил: - Будьте добры, помедленнее, - потом, - да разумеется, будем немедленно. С минуту подумал, вышел в коридор, открыл дверь напротив и заглянул. Полковник Дориа все ещё сидел за столом, читал длинное, отпечатанное на машинке донесение, делая при этом заметки на полях. Поднял глаза. - Кое-что произошло, - сказал лейтенант. - Может оказаться важным. - Говорите. - Звонили с виллы Расенна. Там найдено тело профессора Бронзини. - Найдено? Его убили? - Точно не знаю. Меркурио - его приемный сын - нашел труп. Толком от него ничего не добьешься. Видимо, шок. - Несомненно, - согласился полковник. - Едете туда? - Да. - Я с вами. *** - Не хочу вас излишне расстраивать, - сказал лейтенант Лупо, - но, сами видите, это выглядит подозрительным. - Я рассказал вам все, что знаю, - ответил Меркурио. Шок сменился твердой и обдуманной решимостью. Опытный Лупо это заметил. Понимал, что ему следует действовать осторожно. Хватит ему мороки со знаменитостями во взрывоопасной ситуации. - Вы утверждаете, что в четыре часа уехали к Зеччи… - Можете проверить. - У меня нет причин сомневаться в ваших словах, - сказал Лупо. Полковник Дориа, сидевший в углу, знал, что к Зеччи уже был послан карабинер. - Вернулись вы около шести, слуги это подтверждают. Смерть, как установили, наступила после четырех. Вы абсолютно вне подозрений. Говорю это открыто, чтобы вы знали, нет причины не отвечать на наши вопросы. - Я на них отвечаю. - Вы ответили на многие вопросы, и я благодарю вас за терпение, - улыбнулся Лупо, - но одно мне пока не ясно: была у вашего отца - у вашего приемного отца - причина покончить с собой? - Никакой, - ответил Меркурио. - Мой отец был убит, и вы хорошо знаете, кто его убил. И знаете почему. Это само бросается в глаза. - Те двое? - Кто же еще? Вы видели, что с сейфом. У кого ещё могли быть все инструменты и взрывчатка, как не у них? Пропал фургон. Явно его украли, чтобы увезти добычу. Лучше бы вам постараться их поймать, а не терять время со мной. - Мы сделаем все, что нужно, будьте спокойны. Описание автомобиля разослано всем постам и патрулям на дорогах. Поверьте, если эти люди - те, за кого мы их принимаем, мы очень заинтересованы в беседе с ними. И не только по вашему делу. На их совести много чего есть. Но одно ещё надо выяснить. Что они вообще здесь делали? - Мой отец был человек скрытный, но во многих вещах легковерный. Видимо ему что-то наговорили. - Вы знали, что они здесь? - Знал, но не одобрял. - А слуги? - Если кто и знал, так Артуро. Отец ему полностью доверял. - Можно за ним послать? Вмешался полковник Дориа. - Что было в том сейфе? - Это был личный сейф отца. Как вы видели, он открывается только шифром, и шифр знал только он. - И вы понятия не имеете, что в нем было? - Могу вам только сказать, что ни денег, ни акций, ни ценных бумаг там не было, все это в банке. Думаю, там были древние этрусские ценности. Золото, серебро, может быть драгоценные камни. А вот и Артуро. - Прошу прощения, - с достоинством произнес Артуро. - Я сегодня повредил правую руку. - Он коснулся повязки. - Попытался завести большой трактор и подставился. Болит, и сильно. Прилег у себя и, видно, уснул. Говоря, он уставился в упор на Меркурио, тот ответил таким же взглядом. Мальчик, приведший Артуро, прекрасно знал, что тот лжет. Когда полчаса назад поднялся переполох, был в его комнате и видел, что она пуста. Но этрусская дисциплина на вилле Расенна была сурова. Ему и в голову не пришло раскрыть рот. Меркурио посочувствовал: - Сочувствую, должно быть, ты слишком страдаешь. Лейтенанта интересуют те двое мужчин, гости моего отца, которые жили у нас два последних дня. Полагаю, ты о них знаешь. Полковнику Дориа пришло в голову, что на месте Меркурио он вопрос сформулировал бы иначе, но вмешиваться не стал. Артуро, не спуская глаз с Меркурио, осторожно начал: - Да, знаю. Хозяин их приютил, но хотел, чтобы все осталось в тайне. Обслуживал их я сам. Живут они в конце верхнего этажа. Если хотите, я за ними схожу. - Жаль, что это неправда, - сказал лейтенант Лупо. - Их там нет? - Нет. И похоже, что скрылись они второпях. - Могу я спросить, - Артуро обвел взглядом собравшихся, - что, совершено преступление? Они в чем-то замешаны? - Почему вы так думаете? - спросил Лупо. - Мне казалось, что они не из порядочных людей. Скорее из преступного мира… Он умолк. Меркурио взглянул на Лупо, тот незаметно кивнул. Тогда Меркурио сказал: - Твой хозяин мертв, Артуро. Он трагически погиб. Пока неизвестно, от своей руки или с чьей-то помощью. В наступившей тишине Артуро молча перекрестился. *** Лейтенант Лупо и полковник Дориа возвращались во Флоренцию вместе. Давно пробило десять. Тело профессора Бронзини перевезли в морг для вскрытия. Небо было ясным, воздух свежим. Спускаясь по виражам широкого шоссе к Сан Доменико да Фьезоле, они любовались россыпью звезд. - С такими загадочными обстоятельствами я ещё не сталкивался, - сказал Лупо. - С чего бы такому человеку как он наложить на себя руки? Если, конечно, это самоубийство. - Все больше фактов говорит об одном и том же, - заметил полковник Дориа. - Я нахожу их всюду - в показаниях того отставного английского моряка, в словах свидетеля Лабро, в излияниях вдовы Мило Зеччи и его дочери. Профессор Бронзини, видимо, занимался подделкой и продажей древностей. Я наводил справки о нем, и здесь, и в Риме. Двадцать лет назад у него не было ни гроша. Нет, конечно, он был признанным авторитетом в этрускологии, но ученые мужи редко бывают удачливыми коммерсантами. Несколько предприятий, с которыми он связался, потерпели фиаско. И тогда он начал раскопки гробниц, находившихся на землях его поместий в Волатерре, одновременно начав финансово преуспевать. Но почему? Находки, которые он преподносил различным музеям, принесли ему славу, но не деньги. - Полагаете, некоторые раритеты, те, что пошикарнее, могли быть вывезены за границу и проданы там? - Я полагаю, дело гораздо хуже. Думаю, у Бронзини была идеальная возможность их подделывать. Подумайте сами! У него были знания, был художественный вкус, нужный для того, чтобы подделки выглядели правдободобно. У него была репутация, место, где они могли быть найдены. И, наконец, у него был мастер, способный справиться с задачей. - Мило Зеччи, разумеется. И Мило ему угрожал, что заговорит, - значит от него нужно было избавиться. Но как? - Таких вопросов ещё более чем достаточно, - сакзал полковник. - Я хотел только показать вам, что если существовала угроза разоблачения, то у профессора был достаточный повод к самоубийству. - Если повесился, кто снял его тело? Это нелегкая задача. - Это точно, - согласился полковник. - Для двоих обычных людей или одного силача. - Вы имеете ввиду Артуро? - Я думаю, так ли невинно, как говорит, он повредил руку. У входа в штаб-квартиру карабинеров их уже ждал сержант с только что полученным донесением. Прочитав его. Лупо сказал полковнику: - Сегодня ночью выспаться нам не удастся. Наш патруль только что нашел угнанный грузовик. *** - А теперь я хочу услышать правду, - сказал Меркурио. - И никаких росказней о том, что руку зажало несуществующим трактором. Я только что говорил с тем парнем - ну, тем, что заступает в семь часов. И видел твою одежду, которую ты не успел спалить. Я её бросил в топку котельной. Артуро помолчал. - Перед вами мне нечего скрывать. - Верю. Но чтобы сделать все, как надо, мне нужно точно знать, что здесь произошло. Рассказ занял минут десять. Потом Меркурио надолго задумался, прежде чем сказал: - Ты вел себя правильно, но теперь мне предстоит позаботиться о нас обоих, чтобы чего не вышло. Он снова умолк, а его мозг, как холодное логическое устройство, анализировал, оценивал, взвешивал обстоятельства. Артуро тоже стоял молча. Сесть он отказался. Он представлял грубую силу, Меркурио - интеллект, а оба вместе - новую и небезопасную пару. Наконец Меркурио сказал: - В твоей истории я не вижу слабых мест. Лоренцо, того парня, что заходил за тобой, отправим обратно в деревню. Да он и все равно будет молчать. Если фургон не догорит до конца, на руле останутся отпечатки твоих пальцев, но это ничего, ты же водишь его каждый день. Ты уверем, что никто не видел, как ты фургон загружал? - Совершенно уверен. - По дороге тебя уже никто опознать не мог. А на обратном пути? - Я шел напрямик, не по дороге. И уже смеркалось. Могу я спросить? - Конечно. - Когда я увидел, что хозяин висит, а дверь сейфа открыта, я не задумался. Полагая, все сделали эти двое. Но потом что-то начало вертеться у меня в голове. Не мог ли хозяин покончить с собой? Зачем тем двоим его убивать? - Кто может знать, на что способны такие гады? Но, думаю, ты можешь быть прав. Этруск не боится смерти, особенно если чувствует, что срок его истек. - Он снова задумался. - Но теперь нам пора забыть о прошлом и заняться будущим. Когда должен вернуться Даниило Ферри? - Приедет миланским экспресом в 23. 45. На вокзале его ждет машина, поедет прямо сюда. - Надеюсь, - усмехнулся Меркурио, - его не слишком утомила поездка в Швейцарию. Артуро усмехнулся тоже. *** Была четверть первого, когда Даниило Ферри въехал с аллеи, окаймленной шпалерой черных и молчаливых кипарисов, во двор виллы Расенна. Поставив машину у флигеля, неторопливо вернулся к дому. Его типично южное лицо было спокойно. Никто бы не подумал, что за спиной его шесть часов пререканий с кучкой подозрительных и безжалостных людей, которым он вынужден принести извинения за задержку и наобещать Бог весть чего на будущее. Открыл ему Артуро. - Что у тебя с рукой, Артуро? - Я упал с лестницы, синьор Ферри, когда нес теплую воду. - Артуро стеснительно улыбнулся. - Вазе ничего не стало, а мне - вот… - Если ты поранился, то должен лежать. Меня мог встретить кто-то еще. - Да ничего серьезного, - отмахнулся Артуро, и добавил: - Сирьор Меркурио хотел бы поговорить с вами. Он в кабинете. - Да нет, я едва держусь на ногах. Скажи ему, что я пошел спать. Гигантская фигура Артуро загородила ему путь. - Это весьма срочно. Вы должны с ним поговорить. - Ты это о чем? - Здесь была полиция. - Профессор знает? - Профессор мертв. - Артуро сказал это едва слышно. Даниило Ферри уставился на него, круто развернулся и ушел, не сказав ни слова. Артуро на цыпочках последовал за ним. Меркурио сидел за письменным столом профессора перед огромной кучей бумаг. Похоже было, что опорожнил все ящики. - Это правда? - спросил Ферри. - Присаживайтесь, вы устали, - сказал Меркурио. - Это правда? - Лететь в Швейцарию, решить все вопросы и в тот же день вернуться домой - от такого человек не может не устать. - В словах Меркурио прозвучало нечто такое, чего Ферри у него до сих пор не слышал. Сев, он уже тише сказал: - Я прошу мне ответить. Это правда, что говорит Артуро? - Смотря что он вам сказал. - Что профессор мертв и что здесь была полиция. - И то, и другое правда. - Больше вам нечего мне сказать? - Вы задали мне вопрос, я на него ответил. - Взгляд синих глаз надолго уперся в черные, и наконец уступил Ферри, пытаясь сдвинуться с мертвой точки. - Не будете вы любезны рассказать мне, что здесь случилось? - Может быть, - сказал Меркурио. Казалось, он колебался. - Да, полагаю, это вам следует знать. Именно потому, что вас это касается. В семь часов вечера я нашел в подвале тело профессора. Оно лежало на каменной скамье в хранилище древностей. Ну не ирония судьбы? На том самом месте, где по его желанию должна была упокоиться его оболочка. Ферри молчал. - Но должен вам сказать, - я, впрочем, уверен, вы никому не расскажете, - что тело нашли ещё раньше. И не там. За несколько часов до этого Артуро нашел профессора, висящего на потолочном крюке. И тут же заметил, что дверь сейфа подорвана зарядом взрывчатки. - Что?! - из горла Ферри непроизвольно вырвался крик. - Вас это удивляет? Почему? Когда приводите в дом двух профессиональных преступников, такого следует ожидать. Ферри выдавил: - Продолжайте, пожалуйста! - Ну, а дальше все пошло, как и следовало ожидать. Артуро - корсиканец. Хозяина он обожал, сицилийцев терпеть не мог. Он отправился к ним, увидел, как пакуют награбленное, и убил обоих. Потом загрузил тела и добычу в фургон, отвез в горы, сбросил и поджег. Не позднее завтрашнего дня полиция их найдет. Будут думать, что двое преступников вскрыли сейф и пустились наутек со своей добычей, но в темноте, под дождем разбились и сгорели. Что они решат, - что убили профессора или нашли его повесившимся и воспользовались случаем, - это уже роли не играет. - Зачем вы мне все это говорите? Меркурио наклонился к нему и понизил голос. - Я говорю вам это, потому что вы никому не отважитесь повторить. Полиция может поверить, что речь идет не об убийстве, а о несчастном случае. Организация, в которую входили те двое, так легковерна не будет. Последовала долгая пауза. Даниило Ферри с неудовольствием заметил, что у него задрожала правая рука. Сунул её в карман. С трудом овладел своим голосом. - Я вас не понимаю. - Прекрасно понимаете, - презрительно бросил Меркурио. - Они были членами мафии, и вы это знали. И, более того, вы их наняли. Правила мафии вы знаете. Вы отвечаете Дону за их возвращение. Ручаетесь своей головой. Теперь вы человек конченный. Если успеете покинуть Италию, проживете чуть дольше. Но куда вам податься? В Швейцарию нельзя, там обманутые заказчики. Может быть, вы уже взяли с них деньги за то, что теперь никогда не получите? Меркурио видел, что попал в точку. - Советую вам убираться немедленно. Артуро ждет вас под дверью, поможет собрать чемоданы и отвезет на вокзал. 4. На что годны газетные вырезки. Прошло ещё десять дней, жара сменилась грозами и новой волной жары, и вот в кабинете прокурора города встретились два видных представителя итальянской юстиции - городской прокурор Бендони и адвокат, доктор Риккасоли. - Я с сожалением узнал, что ваш верный помошник и заместитель доктор Риссо заболел, - сказал Риккасоли. - Не заболел, а переутомился. - Да, он не щадил сил перед выборами. - Вот именно. - Жаль, что не прошел. Чуть-чуть не хватило. По счастью, утрата политика здесь пойдет на пользу правосудию, не так ли? - Правда, правда, - но, что касается вашего клиента, синьора Брука… - Да? - То, что прокурор вынужден был играть в открытую, предвещало Рикко, что победа у него в руках. - События на вилле Расенна заставляют взглянуть на дело под иным углом зрения. - Несомненно. - Полиция реконструировала ход событий, и полностью удовлетворена. Остается несколько нестыковок, но в основном все ясно. В подделке этрусских древностей замешаны были трое: профессор Бронзини, его управляющий Даниило Ферри и один ремесленник, Мило Зеччи. Двое из них мертвы, а третий, видимо, главный преступник, - Ферри, исчез. Вероятно, в ту ночь, когда погиб профессор, он уехал в Рим и оттуда вылетел в Париж. Наша полиция уже информировала «Интерпол». - Прокурор развел руками. - Тут я с вами согласен, - сказал Риккасоли. - При встречах он производил на меня неважное впечатление. Надеюсь, больше мы о нем не услышим. (Пророчество его вскоре было опровегнуто. Через пару месяцев разложившийся труп Даниило Ферри был выловлен в Сене, опознан по отпечаткам пальцев и сообщение об этом дошло до Флоренции). - Но события на вилле Расенна интересует нас с вами лишь поскольку они касаются синьора Брука. Сегодня мы можем считать, что Мило Зеччи замучила совесть, и он стал источником опасности для своего хозяина. Тем большей опасности, что тот как раз завершал большое дело, свою вероятно, последнюю и главную операцию. Чтобы избавиться от опасности, Ферри привлек своих земляков. Можете взглянуть на их документы, если хотите. Но приятного чтения не обещаю. - Такие вещи меня не интересуют. - Вы правы. Но как мы теперь знаем, операция должна была убить двух зайцев - ели можно так выразиться - одной машиной. До сих пор, правда, неясно, как они этого добились. Полагаю, что именно об этом нам кое-что могли бы рассказать вы. Риккасоли оценил ненавязчиво предложенную ему оливковую ветвь мира. - Я нахожусь в сложной ситуации, синьор прокурор. Это правда, мне удалось найти информацию, объясняющую, как была раскинута преступная сеть, и, разумеется, я обязан представить свидетелей и изложить факты на суде. Но, с другой стороны, было бы просто неразумно - и он обезоруживающе улыбнулся - представить все вам по ходу расследования, ещё до начала процесса. - Я полностью понимаю вашу деликатную ситуацию, - ответил прокурор, - и хочу вас заверить, что если вы объясните некоторые важные обстоятельства, я сочту своей обязанностью по параграфу 391 Уголовного Кодекса дать приказ о прекращении дела. Так что о процессе и речи не будет. - Вы меня успокоили, - опять улыбнулся Риккасоли. - В этом случае я изложу вам события той ночи так, как я их представляю. Вам, конечно известно, какую роль играл Диндони. С его помощью в кухне у Зеччи был установлен микрофон, так что Диндони мог информировать своих сообщников о том, что Мило Зеччи договорился о встрече с синьором Бруком, и где он договорился, и когда. Я полагаю, что когда Мило вышел из дома часов около девяти, кто-то, вероятно, Диндони, заманил его в кафе на углу. Марию они отослали, в игру она должна была вступить позже, в кафе никого не было, - постарались те двое. Можете представить себе, что последовало? - Могу - прокурор содрогнулся. - Пожалуйста продолжайте - Но они его пока ещё не убили. Оглушили связали и убрали подальше. Один остался с ним, другой угнал чью-то машину и отправился на условленное место встречи - нужно же было убедиться, там ли Брук. Если бы Брук не приехал, пришлось бы от плана отказаться или, по крайней мере, его изменить. - Но Брук явился? - Явился, и даже помнит, что проезжала машина, притормозила и проехала дальше. Он подумал, что это влюбленная парочка. Но когда оттуда уехал, из машины следили за ним, чтобы убедиться, что он вернулся домой. И как только он очутился дома в постели, приступили к заключительной части операции. - Риккасоли извлек бумажник и достал из него затертую вырезку из газеты, которую разгладил на столе. - У меня к вам просьба. Не спрашивайте, откуда я это взял. Прокурор с любопытством взглянул на вырезку. Она была из сицилийской газеты десятилетней давности. Заголовок гласил: «Техника мафии. Признание мафиози Тони Перруджино раскрыло тайну смерти одного человека и осуждения другого.» «Около трех лет назад в местечке Адольфа водитель грузовика Арнольдо Терричини был осужден за убийство местного мэра Энрико Капони. Все доказательства были против него. Известно было, что он лихач, и, к тому же, его машину видели в том месте, где был найден труп мэра Капони. Решающие улики нашла полиция, которая обследовала передний бампер на машине Террачини и обнаружила там засохшую кровь, волосы и частицы кожи, которые, как установила экспертиза, принадлежали жертве, мэру Капони.» - Любопытно, - заметил прокурор. - Дальше будет ещё любопытнее, - сухо ответил Риккасоли. «Как теперь выяснилось, Капони и Террачини были жертвами продуманной и коварной мести мафии. Перруджино, который сознался - нет он ими буквально гордился - во многих преступлениях, подтвердил, что они с приятелем, опытным автомехаником, сняли бампер с грузовика Террачини и использовали его как орудие убийства. Именно им они разбили Капони голову, а потом поставили бампер на место»… Дочитав досюда, прокурор вернулся к началу и перечитал заметку ещё раз. Потом сказал: - Я вам обещал, что не спрошу, откуда это у вас, но позвольте мне угадать. Это было найдено у одного из преступников? - Бумажник, - Риккасоли тщательно подбирал слова, - найден в комнате на вилле Расенна, где обитали те двое, и можно предполагать, что принадлежит он одному из них. - Нужно так понимать, что один из них сам Перруджино? То, что мы о нем знаем, этого не подтверждает. - Ну, есть факт, который вообще этому не соответствует, - усмехнулся Риккасоли. - Перруджино убит десять лет назад. Полагаю, один из нашей парочки был - ну, скажем так, - его поклонником. Вместо бампера, который на машине Брука несъемный, воспользовались противотуманной фарой, которую нетрудно демонтировать. - Вы хотите сказать… - Именно то, о чем вы и подумали. Что Мило Зеччи, бывшего без сознания, привезли на место происшествия и там его хладнокровно забили до смерти противотуманной фарой. - И этим вы объясняете двухчасовой интервал, прошедший от потери сознания до смерти? - Вот именно. Тогда же они изобразили следы торможения на асфальте, что сходится со словами могильщика, слышавшего визг тормозов в половине двенадцатого. Украденную машину где-то бросили. Свидетельница Кальцалетто дала в полиции ложные показания насчет номера. Вот и все. Понимаете, все это было элементарно, - достаточно на некоторое время снять фару с машины Брука и не привлечь при этом чьего-то внимания. И это им удалось - за одним исключением. - Исключением? - Да, но, к несчастью, этого свидетеля мы не можем представить в суде. Это пес. Прокурор долго молчал. Потом Встал. - Синьор доктор, я вам крайне обязан за помощь, которую вы в этом случае оказали властям во имя торжества справедливости. Если вы позволите мне довести до сведения следственных органов то, что мне только что рассказали, можете быть уверены, что дело вашего клиента до суда не дойдет. Стражи закона обоюдно уважительно раскланялись. 5. Финал в ля-мажоре. - Вперед, в атаку, - не скрывал своего воодушевления капитан Комбер. - Ей-Богу, синьор мэр, вы сотворили чудо! - Ну нет уж, - отбивался мэр, - хвалить надо тех, кто заслуживает. Вас троих и, разумеется доктора Риккасоли. - И все-таки считаю, что это чудо, - настаивала Элизабет. - Поймите одно, - сказал мэр. - У нас, когда совершено преступление, юстиция требует подать ей преступника. А теперь их у неё сколько угодно. Вместо Брука - профессор Бронзини и Ферри. И даже могут на них сэкономить. Самоубийство одного и бегство другого - неоспоримое признание вины. - Думаете, Брука отпустят? - спросил капитан. - Распоряжение о прекращении дела отдано вчера. Освободить его должны с минуты на минуту. - В Англии он мог бы подать в суд на полицию и получить приличную компенсацию, - сказал капитан. - Но здесь на это рассчитывать нечего, не так ли? - Да что вы! Полиция все это время вела себя очень корректно! Капитан восстановил в памяти события последнего месяца. - Да, в таких обстоятельствах иначе они действовать не могли, - неохотно признал он. - Какой они придерживаются версии о тех головорезах? - Несчастный случай при бегстве с добычей. И если антиквариат там был поддельный, то золото - нет. - Они же убили и Диндони? - Несомненно. Есть мнение, что им помогал, - если не активно, то хотя бы пассивно - ещё один их земляк, служащий карабинером. Это тоже без внимания н останется. Полковник Дориа позаботится, гарантирую. - Конечно, он сделает все, как надо, - заметил капитан, - но важнее всего вытащить оттуда Брука, и немедленно. - Пойдемте к отцу, - сказала Элизабет, - он-то уж знает, к кому обратиться. Пойдемте, я вас отвезу. Как вы, Тина? Но Тина покачала головой. - Я должна рассказать маме. Но я так счастлива! Даже плакать хочется. - И слезы уже текли по её щекам. - Мамочка тоже не выдержит и расплачется… - Обычная реакция, - заметил капитан, когда они уже мчались по улицам в открытом спортивном автомобиле. Элизабет за рулем, Мэр - рядом с ней. - Когда я счастлив, так и хочется читать стихи. А сегодня как нельзя подходит вот это: В их шаге ветер воет И в цокоте подков, И лунный свет на шлемах, И отблески клинков. - Ура - закричала Элизабет. Волосы её развевались, она была похожа на валькирию. Все ближе запах крови И круг сплетенных рук. Трубы походной слышен зов И этой песни звук - Господи, это была мисс План, - сказала Элизабет. - Мы её до смерти перепугали. Решит, что мы все посходили с ума. *** Власти действовали быстрее, чем мэр даже мог себе представить. В шесть часов вечера того же дня, когда солнце ещё сияло и доносились раскаты грома, ворота тюрьмы «Мурата» отворились и Брук вышел на свободу. Движением руки остановил он привратника в зеленой униформе, собиравшегося вызвать ему такси. Все его пожитки, (включая экземпляр «Утреннего рая», который он прихватил в порядке компенсации) легко вошли в небольшую сумку, переброшенную через плечо. Домой он пошел пешком. Зная, что его фотография появилась во всех газетах, он пожалуй, ожидал, что на него будет глазеть каждый встречный. Но никто его не заметил. Он был сенсацией девять дней, а шел уже десятый. Оставалось уже немного, когда упали первые капли дождя. Последних сто метров он мчался рысью, но все равно пиджак промок и мокрые пряди волос облепили голову. Двери распахнулись, в холле стояла Тина. Вскрикнув, она бросилась ему на шею, целуя и плача одновременно. Брук обнаружил вдруг, что отвечает на поцелуи. - Вы весь мокрый! И пиджак, и волосы! Скорее снимайте все! - Волосы тоже? - Да пиджак, глупый! Принесу вам сухой. - Бросьте! Посмотрите, уже выглянуло солнышко. - Давайте его сюда, и побыстрее! Подчинившись, Брук подошел к французскому окну, выходившему в заросшую лоджию, и распахнул его настежь. Потом из шкафчика в углу достал потертый черный футляр, который не открывал со своего приезда во Флоренцию. Плавно, как во сне, подтянул струны, попробовал смычок и сыграл для пробы несколько тактов. Тина, копавшаяся в его вещах в спальне, услышав звуки скрипки, прибежала обратно. - Ну, так-то лучше, - сказала она. - Гораздо лучше. Сыграйте мне что-нибудь. Брук улыбнулся ей и начал играть. При первых звуках двери тихо отворились и в комнату просунул голову доктор Риккасоли. - Я услышал эту новость и пришел поздравить вас. Что вы играете? - Сонату ля-мажор. - Опус 45? Подходит. Но она лучше звучит в сопровождении фортепиано. Вижу, оно у вас есть. Наверняка ужасно расстроено. - Открыв крышку, он пробежал пальцами по клавишам. - Ничего, сойдет, - сел и начал играть. Осторожно, неуверенно и тихонько поначалу, но чем дальше, тем тверже и уверенное, адвокат и его клиент обрели друг друга в общей страсти к божественной музыке, и звуки одной из прекраснейших моцартовских сонат переполнили тесную комнату и проникли в душу Тины, присевшей на край кушетки. Тина плакала и не утирала слез. А звуки лились через окна, заполняя собою лежавший за ними сад. Их услышала Элизабет, примчавшаяся сломя голову, как только отец сообщил ей великую весть. Она остановилась на террасе, глядя в комнату. Брук смотрел только на Тину, а Тина на него. Элизабет попятилась на цыпочках, вернулась в машину и поехала домой. Отец спросил ее: - Ну что? Ты его видела? Он счастлив? - Очень счастлив, - ответила Элизабет сдавленным голосом. *** - Ну что же теперь будет, хитруля ты мой? - спросила Франческа Риккасоли. Они с мужем лежали в постели. Луна, пробиваясь в открытые окна, рисовала узоры на стенах их спальни. Сенбернар Бернардо похрапывал на теплых плитах двора, в кронах лип заливался соловей. - Головой ручаюсь, - сказал Риккасоли, - что едва я убрался, наш милый Брук и Тина галопом помчались в спальню и прыгнули в постель… - Ну какой ты вульгарный, - возмутилась жена. - Что за фантазии! Он на ней женится? - Как истый английский джентльмен, он проснется от угрызений совести и с утра пораньше сделает ей предложение. И как истая флорентийка, Тина ему откажет - И за кем будет последнее слово? - Разумеется, за ней. Последнее слово всегда остается за женщинами. - он ласково куснул жену за ухо - Руки прочь, чудовище! А что будет дальше? - Как только Брук справится с угрызениями совести, он оценит свои истинные чувства и предложит руку и сердце нашей очень разумной и во всех отношениях подходящей молодой английской леди - Элизабет Уэйл. Та согласится и у ни будет четверо - нет, пятеро детей. - А бедняжка Тина останется с носом? Доктор Риккасоли, устраиваясь поудобнее, сонно промолвил: - О чем ты говоришь! Тина возьмет в мужья Меркурио. - То есть Меркурио женится на Тине? - Нет уж, я знаю, что говорю, голубушка. Он её не получит, пока не решит сама. Но все будет в порядке, не волнуйся. Из Меркурио выйдет вполне нормальный супруг, как только он получит возможность больше внимания уделять её телу, чем своему. - Твоя вульгарность возмущает меня до глубины души, - недовольно заявила жена.