Дни крови и света
Лэйни Тейлор


Дочь дыма и костей #2






У девушки со странным именем Кэроу — голубые волосы, татуировки «глаз дьявола» на ладонях и боевые ножи на поясе.

А когда-то у нее было не только другое имя — Мадригал, — но и другое тело.

Восемнадцать лет прожила она в нашем мире. Но теперь настала пора вернуться в древний и жестокий Эрец, где тысячелетиями воюют друг с другом две могучие расы — ангелы и демоны, зовущие себя серафимами и химерами.

Потому что народу химер угрожает гибель. Их столица лежит в руинах, на немногих уцелевших охотятся, точно на зверей, ангелы-каратели.

И Кэроу начинает смертельную битву ради спасения тех, кто когда-то казнил ее за любовь к ангелу Акиве…






Лэйни Тейлор

ДНИ КРОВИ И СВЕТА


Посвящается Джиму, до последней строчки




Давным-давно ангел и дьявол разломили счастливую косточку.

Так мир раскололся надвое.






1

Девушка на мосту


Прага, начало мая. Жители всего мира не сводили взглядов со свинцового неба, нависшего над сказочными крышами. За Карловым мостом велось постоянное видеонаблюдение, даже со спутников. Вдруг они вернутся? Таинственные события происходили в этом городе и раньше, но такого еще не бывало. По крайней мере в эпоху видео. Подобную сенсацию засняли впервые, и теперь многочисленные телерепортеры не теряли надежды разработать тему вширь и вглубь.

— Пожалуйста, скажи, что тебе надо отлить.

— Что? Нет. Нет! Даже не проси.

— Ну не самой же мне… Я ведь девушка.

— Знаю. Жизнь несправедлива. Но даже ради тебя я не стану мочиться на бывшего парня Кэроу.

— Ты что? Мне бы и в голову не пришло такое, — сказала Зузана и рассудительно пояснила: — Пописай в шарик, а я брошу.

— Вот как… — Мик сделал вид, что серьезно обдумывает предложение, но через полторы секунды отрезал: — Нет.

Зузана шумно выдохнула и возмущенным голосом заявила:

— Хорошо, хотя ты сам знаешь, что он это заслужил.

Объект обсуждения стоял в десяти шагах от них, в окружении иностранной прессы, и давал интервью, причем не первое и даже не десятое. Зузана потеряла им счет. На этот раз ее больше всего бесило то, что он треплется на ступенях дома, где жила Кэроу. Это место и так уже замусолили вниманием и полиция, и детективные агентства. Вдобавок адрес Кэроу мельтешит во всех газетах и новостях.

Историю «девушки на мосту» пытался использовать и Каз, напирая на то, что он «близко знал» Кэроу.

— Ангелы… А вы и не подозревали? — протараторила хорошенькая репортерша, как будто это был очередной репортаж на тему «Роковая встреча топ-модели с маньяком».

Зная, что Каз в этом месте рассмеется, Зузана беззвучно загоготала вместе с ним.

— Вы что, хотите сказать, что ангелы существуют на самом деле? Они гоняются за моей подругой?

— Бывшей подругой, — прошипела Зузана.

— И то и другое, — засмеялась репортерша.

— И то и другое неправда, хотя у Кэроу всегда были тайны.

— Например?

— Она была такая скрытная, вы и не поверите. Я не знаю ни ее национальности, ни фамилии… Интересно, есть ли у нее вообще фамилия?

— И вам не казалось это странным?

— Не, это же круто — красивая таинственная девушка. Она носила нож в голенище ботинка, знала кучу языков и всегда рисовала монстров…

— Расскажи, как она вышвырнула тебя в окно! — крикнула Зузана.

Каз сделал вид, что не услышал, но репортерша не унималась:

— Это правда? Вы не очень сильно ударились?

— Да, не самое приятное воспоминание. — Он очаровательно рассмеялся. — По счастью, обошлось без повреждений. Думаю, я сам виноват. Я напугал ее. Не специально. Просто она возвращалась домой после какой-то стычки и была вся на нервах. В кровище, разутая — а на улице снег!

— Ужас! Она объяснила вам, что случилось?

Зузана снова выкрикнула:

— Нет, потому что она первым делом вышвырнула его в окно!

— Вообще-то все произошло здесь, на лестнице. Она схватила меня за руку, не оборачиваясь, и шмякнула об дверь… — Каз, покосившись на Зузану, показал на застекленную дверь за спиной. — Вот об эту.

— Об эту самую дверь? — Репортерша пришла в восторг. Она благоговейно прикоснулась к новенькому стеклу, как будто дверь превратилась в сакральный символ, оттого что в нее вылетел паршивый актеришка.

— Мик, ну пожалуйста! Он же стоит прямо под балконом. — У Зузаны были ключи от квартиры подруги, поэтому до прихода полиции оттуда таинственно исчезли все эскизные альбомы хозяйки. Кэроу предлагала свою квартиру Зузане, но из-за Каза здесь устроили настоящий цирк.

— Смотри, ему прямо на голову упадет. Ты ведь столько чаю выпил…

— Нет.

Репортерша наклонилась к Казу и жарким шепотом спросила:

— И где же она сейчас?

— Невероятно, — пробурчала Зузана. — Как будто он знает. Как будто он хранил молчание последние двадцать пять раз для того, чтобы доверить эту тайну именно тебе.

Там, на ступенях, Каз пожал плечами.

— Мы все видели, она улетела. — Он покачал головой, будто не веря собственным словам, и посмотрел прямо в камеру.

Каз был намного красивее, чем заслуживал. «У таких, как он, следует отбирать красоту — за плохое поведение», — подумала Зузана.

— Она улетела, — повторил Каз с расширенными в притворном удивлении глазами. Он разыгрывал эти интервью как по нотам, из раза в раз повторяя одни и те же ужимки и редко добровольно отклоняясь от общей схемы. Заезженная пластинка.

— И вы не представляете, куда она могла улететь?

— Нет, она всегда срывалась с места неожиданно и исчезала потом надолго. Она никогда не говорила, куда направляется, а возвращалась неизменно усталой.

— Как думаете, на этот раз она вернется?

— Надеюсь. — Еще один прочувствованный взгляд в объектив. — Я по ней скучаю, понимаете?

Зузана застонала, как от боли:

— Ох, хоть бы он заткнулся!

Но Каз и не собирался. Он повернулся к репортерше и заявил:

— Единственное хорошее во всем случившемся: я могу использовать этот материал в своей работе. Эту тоску, недоумение. Так играешь лучше, убедительней.

Другими словами: хватит о Кэроу, давайте уже обо мне. Репортерша поддержала поворот беседы.

— Так вы актер, — замурлыкала она.

Этого Зузана уже не могла вынести.

— Я иду наверх, — сообщила она Мику. — Можешь оставить свой чай при себе, обойдусь.

— Зуз, ты что… — Не успел он договорить, как Зузана ушла. Мик побежал вслед за ней.

Когда три минуты спустя на голову Казимира приземлился розовый шарик, его обдало отнюдь не «чаем», спасибо Мику. Зузана вылила в шарик несколько флаконов духов, добавила соды — и по герою теленовостей расползлась скользкая едкая жижа. Волосы слиплись, глаза распухли и зачесались — великолепная картина, особенно в сочетании с выражением лица. Зузана в полной мере насладилась зрелищем, когда интервью показывали в эфире.

И не раз, и не два.

Победа, но слишком мелкая: до Кэроу не дозвониться, уже миллион раз набирала, все время абонент не доступен. Лучшая подруга исчезла, возможно, в другом мире, эту потерю не восполнит даже многократный повтор сцены, где Каз весь в пенистой жиже и ошметках розового шарика. И все-таки с мочой получилось бы лучше…




2

Пепел и ангелы


Небо над Узбекистаном, в ту же ночь.

Портал зиял в воздухе разверстой раной. Ветер с шипением, словно сквозь зубы, просачивался в обоих направлениях. Там, где колыхались края, за небом одного мира открывалось небо другого, звезды Эреца то видно, то нет. Может, ему тоже скрыться? Акива не знал.

Что ждет его на той стороне?

Если брат с сестрой заявили, что он предатель, стражники портала тут же его схватят — если, конечно, смогут. Акиве не хотелось думать, что близкие его выдали, но он прекрасно помнил их гнев при последней встрече. Они считали его предателем.

Нет, лучше не попадаться. Было еще одно расставание, совсем недавнее и еще более страшное.

Кэроу.

Два дня назад в Марокко Кэроу ушла. В дверях она обернулась и посмотрела так ужасно, что лучше бы убила. Если бы в ее глазах было только горе… Но вот надежда, ее упрямая, обманчивая надежда, что сказанное им невозможно, ложь. Акива знал, что все — правда и ничего не вернуть. Ведь он сделал это сам.

Химеры повержены, ее близкие погибли.

Из-за него.

Отчаяние терзало Акиву, отрывая кусок за куском, изгрызая внутренности. Он виноват. Все случилось из-за него. Наверное, Кэроу сейчас в Лораменди, по колено в прахе своего народа, одна. Или хуже, с этим ничтожеством, Разгутом. Что будет с ней?

Надо было за ними проследить. Кэроу не понимала. Тот мир, который она помнила и куда хотела вернуться, стал другим. Там ей не будет ни помощи, ни утешения — только пепел и ангелы. Свободные земли разорены, повсюду серафимы; химеры или погибли, или в плену, их гонят караванами в рабство. Кэроу там убьют. Ее быстро заметят — лазурные волосы, плавный бескрылый полет…

Нужно найти ее во что бы то ни стало, раньше других.

Разгут обещал ей показать портал. Наверное, какой-то старый, давно забытый. Падшему и не такие тайны известны. Акива бросился за ними следом, но не смог найти ни их, ни портала. Пришлось лететь к другому, тому, что сейчас перед ним. Пока Акива напрасно рыскал над океанами и горами, могло случиться что угодно.

Он решил вернуться в Эрец невидимым. Дань легка. Для этих чар старых ран будет достаточно. Магия не дается даром, за нее нужно платить, болью. Проще простого — взять боль из ран и получить столько магии, сколько нужно, чтобы раствориться в воздухе.

Он отправился домой.

Перемена в ландшафте была незначительной. Здешние горы похожи на тамошние, разве что в человеческом мире в отдалении мерцали огни Самарканда. Здесь города не было, только на вершине горы виднелась сторожевая башня с парой охранников-серафимов на парапете. Еще отличительный знак Эреца: две луны, одна яркая, другая — призрачная, едва различимая на небе.

Нитид, яркая сестра, у химер богиня практически всех и вся, кроме убийц и тайных влюбленных — эти под покровительством Эллаи.

Эллаи. Увидев ее, Акива стиснул зубы. «Я знаю тебя, ангел», — могла бы прошептать она. Разве не провел он месяц в ее храме, разве не его кровь обагрила рощу и священный источник?

«Богиня убийц вкусила моей крови, — думал Акива. — Понравилось ли ей? Хочет ли она еще? Сделай так, чтобы Кэроу была в безопасности, и тогда можешь выпить меня до последней капли».

Он полетел на юго-запад, страх тянул его, как на крючке. Акива пытался опередить рассвет, боясь, что опоздает. Опоздает и… что? Найдет ее мертвой? Он постоянно вспоминал казнь Мадригал: голова глухо ударилась о помост, со стуком перевернулась — и рога не дали ей укатиться дальше. Теперь на месте Мадригал ему представлялась Кэроу, та же душа, но в другом теле, и нет рогов, которые остановили бы ее голову на краю эшафота, только невероятная шелковистая лазурь волос. Хоть ее глаза теперь черные, а не карие, они так же погаснут. Ее не станет. Снова. Снова и навеки, потому что Бримстоун уже не оживит ее — его тоже нет. Теперь смерть непоправима.

Если Акива не придет, если не отыщет ее.

И вот перед ним Лораменди, но не прежний город-крепость химер. Перед Акивой руины: обрушенные башни, разбитые укрепления, обугленные кости — все под колышущимся морем пепла. Даже мощные железные брусья решетки, закрывавшей город с воздуха, разорваны, раздвинуты в стороны, словно руками богов.

Акиве казалось, что он давится собственным сердцем. Он летал над руинами в надежде увидеть проблеск лазури среди черно-серых груд пепла — плодов своей чудовищной победы — и ничего не находил.

Кэроу тут не было.

Он искал весь день и следующий, в Лораменди и за пределами города. Где же она? Нет-нет, с ней все в порядке. Возможная реальность становилась все мрачнее. Страхи сгущались в кошмары, вспоминались все ужасы, которые он видел или в которых был виноват. Снова и снова давил он ладонями на глаза, чтобы вытеснить кошмары. Только не Кэроу. Она жива, точно жива.

Акива не допускал мысли, что найдет ее мертвой.




3

Мисс Радиомолчание







От: Зузана <rabidfaiiy@shakestinyflst.net>

Тема: Мисс Радиомолчание

Кому: Кэроу bluekarou@hitherandthithergirl.com




Моя дорогая мисс Радиомолчание, думаю, ты улетела и не получила мои ОЧЕНЬ ВАЖНЫЕ ПОСЛАНИЯ.




Перешла в ДРУГОЙ МИР. Я всегда знала, что ты чокнутая, но такого от тебя я не ожидала. Где ты и чем занимаешься? Ты меня просто убиваешь, ты хоть понимаешь это? Как оно там? Ты с кем? (С Акивой? Хорошо бы…) И самое главное, там есть шоколад? Wi-Fi туда вряд ли достает, а вернуться ко мне на денек, наверное, очень трудно. Очень надеюсь, что все дело в этом, потому что иначе, если я узнаю, что ты шляешься где-то еще, а ко мне так и не заглянула, я поступлю жестоко. Может быть, вспомню этот человеческий прикол, ну знаешь, когда глаза становятся мокрыми и глупыми. Как это называется? Расплачусь?




Или НЕТ. Лучше ВМАЖУ тебе хорошенько. Надеюсь, ты не ответишь мне тем же, ведь я такая маленькая и милая. Все равно что младенца ударить.




Ну ладно. Тут все нормально. Я сбросила на Каза бомбу с духами, и это показали по телику. Публикую твои рисунки под своим именем, сдала твою квартиру бандитам. Вонючим таким. А сама вступила в секту ангелов, каждый день возносим молитвы в братском кругу. Еще БЕГАЮ ТРУСЦОЙ, чтобы на меня налез мой костюмчик на случай конца света. Ношу его всегда при себе, МАЛО ЛИ ЧТО.




О чем бы еще рассказать? Блим-блим, блим-блим — побренчала на губе. А! Народу тут еще больше обычного, по известным причинам. Моему человеконенавистничеству нет предела. Я просто излучаю ненависть, как батареи тепло. Кукольное представление приносит неплохие деньги, но мне уже все осточертело, из-за этих пуантов я просто «света не взвидела», — а если верить сектам ангелов, конец света и так близок.




(Ура!)




Мик — чудо. Я немного расстроилась (кхе-кхе!), и знаешь, что он сделал, чтобы меня развеселить? В общем, я рассказывала ему, что как-то в детстве была на ярмарке и потратила все билетики на конкурс с тортом. Там все танцуют, а победитель получает целый торт. Мне так хотелось съесть его самой, целиком! Я ничего не выиграла, а позже узнала, что на те деньги, что я потратила, можно было купить целый торт и еще бы на Кэроусели хватило! Это был худший день в моей жизни. И знаешь, что Мик сделал? Устроил для меня персональный конкурс! С цифрами на полу, музыкой и ШЕСТЬЮ ТОРТАМИ, а когда я их ВСЕ выиграла, мы пошли в парк и кормили друг друга с длинных-предлинных вилок пять часов подряд. Это лучший день в моей жизни.




Пока ты не вернешься.




Я люблю тебя и надеюсь, ты в порядке и счастлива, где бы ты ни была, и пусть кто-то (Акива?) о тебе тоже заботится — или что там у огненных ангелов принято делать для своих девушек?

    

Чмоки-чмок и пинок,



    

Зуз.









4

Хватит секретов


— Какая неожиданность, — произнес Азаил. Лираз стояла рядом.

Акива ждал их и выбрал для встречи плац за казармами. Он вернулся туда, где с конца войны находился его полк — на мыс Армазин, в бывший гарнизон химер.

Стемнело. Акива закончил ката и опустил мечи.

По возвращении сложностей не было. Охрана приветствовала его, как обычно, выпучив от усердия глаза. Для них он был Истребителем Тварей, Принцем Бастардов, героем, и это не изменилось. Значит, Азаил и Лираз не доложили начальству, или новость еще не дошла до нижних чинов. Акива мог бы вести себя поосторожнее и не показываться зря, не зная, какой прием его ждет, но он был словно в тумане, после того что увидел в Киринских пещерах.

— Кажется, он меня сильно огорчил тем, что не стал искать нас сам, — с издевкой сказала Лираз. Она прислонилась к стене, скрестив руки на груди.

— Ты такая чувствительная? — покосился на нее Азаил.

— Чувствительная? Конечно, у меня есть чувства. Кроме всякой глупости вроде угрызений совести… — Она пристально посмотрела на Акиву. — Или любви.

Любовь.

Напоминание растревожило раны Акивы.

Слишком поздно. Опоздал.

— Ты что, не любишь меня? — спросил Азаил у Лираз. — А я вот тебя люблю. Наверное… Хотя нет, забудь. Это страх.

— И страха у меня тоже нет.

Акива сомневался в том, что это правда. Наверное, тоже боится, но меньше других или лучше скрывает. Даже в детстве Лираз была самой воинственной. На плацу всегда первой вызывалась на бой, кто бы ни был противником. Акива помнил ее и Азаила с тех пор, как помнил самого себя. Они родились в императорском гареме в один месяц, их вместе забрали к Незаконнорожденным — в легион бастардов Иорама. Уже много веков ночные подвиги императора поставляют ему бойцов: детей растят для войны. Акива, Азаил и Лираз прошли войну плечом к плечу, они были верными клинками Империи, пока жизнь Акивы не изменилась, а их — не осталась прежней.

И вот снова все рушится.

Что же случилось и когда? После Марокко и того расставания прошло всего несколько дней. Не может быть. Что это?

Акива задыхался, внезапно сгустившийся воздух сдавил его. Казалось, голоса не задевают сознание и доносятся издалека, будто сам он не здесь. Оттачивая ката, он пытался сосредоточиться, достигнуть сиритар — состояния покоя, когда божественные звезды работают через воина. Впрочем, в этом упражняться было незачем. Акива и так был спокоен. Как мертвец.

Азаил и Лираз странно посмотрели на него и переглянулись.

Он заставил себя заговорить:

— Я бы сообщил, что я здесь, но вы и сами все узнали.

— Разумеется, — согласился Азаил. Он всегда был в курсе всех дел, держался со всеми запросто, выглядел непритязательным — и неопасным. Ему рассказывали все. Азаил — прирожденный шпион: приветливый, добродушный, с ленивой улыбочкой. Никто не замечал его вкрадчивой хитрости.

Лираз тоже непроста, правда, неопасной ее не назовешь. Красавица, словно высеченная изо льда. Пронзительный взгляд, светлые волосы, туго стянутые в десяток ровных узких кос, братьям даже смотреть на них было больно. Азаил дразнил ее, что такими косами можно расплачиваться за магию. Лираз стоит, скрестив руки, барабанит пальцами, черными от меток смерти.

Как-то раз, навеселе, бойцы их полка обсуждали, кого не хотелось бы иметь среди своих врагов, и единогласно назвали Лираз.

Вот они, постоянные спутники Акивы, его семья. Почему они переглянулись? Акиве, пребывающему в состоянии отчужденности, казалось, что этот взгляд решает чью-то чужую судьбу. Что они собираются сделать?

Он годами лгал им, скрывал свои тайны, исчезал без объяснения, и тогда, на мосту в Праге, перешел на сторону врага. Акива никогда не забудет, как стоял между ними и Кэроу, выбирая, на чьей он стороне. Не важно, что выбора не было, одна иллюзия. Но все же не верилось, что брат и сестра поняли его и простили.

«Скажи что-нибудь», — говорил он себе. Но что? Зачем вообще вернулся? А что еще делать? Эти двое — его близкие, даже после того, что случилось. Вслух он произнес:

— Я не знаю, что сказать. Как объяснить…

Лираз оборвала его:

— Я никогда не пойму. — Голос прозвучал холодно и резко, как удар кинжала, и по тону можно было понять, что она подразумевала и, наверное, говорила о нем раньше.

Скотоложец.

При этой догадке он разозлился.

— Конечно, не поймешь. — Раньше, может, он и стыдился любви к Мадригал. Но теперь он стыдился только самого стыда. Любовь к ней была самым чистым чувством в его жизни. — Потому что сама любить не способна? Недотрога Лираз. Что это за жизнь? Мы просто существуем, чтобы выполнять его волю. Заводные солдатики.

Ее лицо исказили недоумение и ярость.

— Хочешь научить меня любить, Лорд Бастард? Благодарю, не надо. Видела, чем это для тебя закончилось.

Гнев ненадолго оживил опустошенного Акиву, но быстро улетучился. Лираз права: вот что сделала с ним любовь. Его плечи обмякли, мечи провели борозды по земле. Когда сестра схватила со стойки секиру и прошипела «Нитилам!», это застало его врасплох.

Азаил вынул огромный меч из ножен, и его взгляд, как и голос ранее, был слегка виноватым.

Они напали.

Нитилам — противоположность сиритар. Это кровавый бой, в котором сражались до последнего, где главенствовал безбожный инстинкт выжить любой ценой. Энергия нитилам бесформенная, грубая, примитивная. Вот с чем пришли брат и сестра.

Его мечи взметнулись в блок. Где бы Акива ни был в мыслях, он вернулся в настоящее. Сталь звенела и визжала, никаких поблажек. Акива и раньше сражался против Азаила и Лираз, но сейчас все было иначе. Они били в полную силу и без промаха. Не может быть, чтобы они напали по-настоящему. Или?

Азаил орудовал двуручным мечом. Его удары были не так быстры и разнообразны, как у Акивы, зато неслись с чудовищной силой.

Меч Лираз остался в ножнах. Она размахивала массивной секирой, с явным удовольствием, хоть и не без усилия. Чудовищное оружие — длинное, в человеческий рост, древко с острым наконечником и смертельными лезвиями по краям — чертило в воздухе дуги и петли.

Почти сразу Акиве пришлось подняться вверх, чтобы уклониться от секиры. Он оттолкнулся от башни и устремился вниз, пытаясь уйти от нападения, но Азаил уже ждал его. Акива блокировал удар, от которого затрещали все кости, и его отбросило на землю, под лезвие секиры. Он уклонился, а в земле осталась выемка размером с котел. Разворот, блок, более удачный на этот раз: меч Азаила скользнул по клинку Акивы, теряя всю мощь.

Так продолжалось долго.

Очень долго.

Время перевернулось в вихре нитилам, мечи стали Акиве латами, а инстинкты заменили рассудок.

Удары сыпались один за другим. Акива отражал их или уклонялся, но сам не нападал. Для атаки не было ни времени, ни нужной дистанции. Зажатый между братом и сестрой, он едва успевал защищаться. Иногда в ливне ударов бывали проблески. Тогда тысячной доли секунды было достаточно, чтобы распороть Азаилу глотку или подкосить Лираз, но Акива пропускал эти возможности.

Что бы они ни делали, он не причинит им вреда.

С горловым ревом быкокентавра Азаил нанес сокрушительный удар, выбив меч из правой руки Акивы. Заныла старая рана в плече, глаза застила кровавая пелена, Акива едва успел отскочить — и не смог уклониться от Лираз, ловкой подсечкой свалившей его с ног. Он упал на спину, распростав крылья. Второй меч отлетел в сторону вслед за первым. Лираз встала над братом, держа секиру наготове, чтобы нанести смертельный удар.

Она не спешила. Доля секунды показалась вечностью, которую приносит хаос нитилам. Акива успел увериться и разувериться, что Лираз действительно убьет его. Она замахнулась. Выдох опустошил ее легкие, секира неумолимо опускалась все ниже. Удар не отвратить: древко слишком длинное, Лираз не смогла бы остановиться, даже если захотела бы.

Акива закрыл глаза.

Он слышал, чувствовал свист рассекаемого воздуха, сокрушительную силу — но не сам удар. Мгновение прошло, и он открыл глаза. Лезвие впечаталось в землю рядом со щекой.

Лираз шла прочь.

Он смотрел на звезды и дышал. Вдох, выдох, вдох, выдох — и внезапная тяжесть в груди: «Я жив».

Он испытывал не мимолетное удивление или преходящую благодарность за то, что не всадили топор в лицо. Эти чувства тоже присутствовали, но все вытесняло осознание — и бремя — того, что он жив, в отличие от многих других. Жизнь стала не просто фактом «Раз меня еще не убили, то я вроде бы живой», а возможностью. Для действий, усилий. Пока он жив, заслуживает он того или нет, он будет защищать чужую жизнь, какими тщетными ни казались бы эти усилия.

«Хотя Кэроу никогда и не узнает».

Над ним появилось лицо Азаила, все в поту, раскрасневшееся, но добродушное.

— Хорошо лежишь?

— Чуть не заснул, — ответил Акива и почувствовал, что и правда хочет спать.

— Между прочим, для этого у тебя есть койка.

— Правда?.. Несмотря ни на что?

— Бастардом родился, бастардом и умрешь. — Так говорили, когда хотели напомнить, что из Незаконнорожденных нельзя уйти. Император растил их, чтобы они служили ему до самой смерти. Впрочем, для прощения «родства» мало. Акива посмотрел в сторону Лираз. Азаил проследил за ним взглядом. — Ты и правда считаешь нас заводными солдатиками? — Он покачал головой и беззлобно заметил: — Глупец.

— Я не это имел в виду.

— Знаю. — Так просто, он знает. Как всегда, без всякой театральности. — Если бы я думал, что ты сказал это всерьез, я бы тут не стоял.

Древко мешало Акиве подняться. Азаил рывком выдернул секиру из утоптанной земли и отставил в сторону. Акива сел.

— Слушай, на мосту… — начал было он, но не знал, что сказать. Какими словами просить прощение за предательство?

Азаил не заставил его мучиться в поисках нужного слова.

— На мосту ты защищал девушку. — Его голос, как обычно, был спокойным и ленивым. Он пожал плечами. — Знаешь что? Какое счастье понять наконец, что с тобой случилось.

Азаил говорил о событиях восемнадцатилетней давности. Тогда Акива исчез на месяц, а вернулся уже другим.

— Мы говорили об этом. — Азаил кивнул в сторону Лираз. Она расставляла оружие на стойке, то ли действительно не замечая их, то ли намеренно. — Мы сначала не понимали, в чем дело, а потом перестали об этом думать, давно уже. Ты стал другим. Не могу сказать, что таким ты мне нравишься больше, но ты же мой брат. Правда, Лир?

Сестра не ответила, ловко подхватив секиру, брошенную Азаилом.

Азаил протянул руку брату.

И это все? Акива с трудом пошевелился, все ныло. Плечо снова пронзила боль. Похоже, он отделался слишком легко.

— Нужно было рассказать нам о ней, — упрекнул Азаил. — Много лет назад.

— Я хотел.

— Знаю.

Акива покачал головой. Он мог бы даже улыбнуться, если бы не все это.

— Ты знаешь все, да?

— Я знаю тебя. — Азаил тоже не улыбался. — И я знаю, что-то случилось снова. На этот раз ты нам расскажешь.

— Хватит секретов. — Лираз все еще стояла в стороне, мрачная и воинственная.

— Не думал, что ты вернешься, — сказал Азаил. — В прошлый раз… ты сделал выбор.

Лираз не стала ходить вокруг да около и спросила:

— Где девушка?

Акива еще не произносил этого вслух. Рассказав, он сделает все реальностью. Слово застряло у него в горле, но он заставил себя выговорить:

— Погибла. Она погибла.




5

Странное слово с Луны







От: Зузана <rabidfairy@shakestinyfist.net>

Тема: Привеееет

Кому: Кэроу <bluekarou@hitherandthithergirl.com>




ПРИВЕТ. Привет привет привет привет привет привет привет.




Привет?




Ну вот, теперь привет кажется чужим и бессмысленным. Похожим на инопланетную руну. Представь, идет себе космонавт по Луне, видит — на камне написано привет. «О, необычное слово с Луны! Возьму-ка я его в подарок своему глухому сыну!» Но конечно, потом оттуда начнут вылупляться космические пираньи и в три дня уничтожат все человечество. Естественно, астронавт выживет — для того, чтобы в финальном кадре, рыдая на обломках цивилизации, вопрошать небеса: «Что я такого сделал? Это был всего лишь привееееет!»




Фуууух. Ладно, все нормально. Привет больше не несет в себе инопланетной угрозы. Космонавт, я спасаю тебя от разрушения Земли.




ДА НЕ ЗА ЧТО.




Урок: не привози подарков из странной местности. (Хотя нет. Привози.)




И еще: ответь мне, дай знать, что ты все еще жива, или тебе от меня достанется.

    

Зуз.









6

Сосуд


Кроме Лораменди, было еще одно место, куда могла отправиться Кэроу, объяснил Акива брату и сестре. Впрочем, она вряд ли там. К тому времени он уже убедил себя, что Кэроу оставила этот разоренный войнами мир, вернулась через портал к своей жизни: искусство, друзья, кафе, гробостолы. Акива почти уверился в этом, но его тянуло на север.

— Я всегда смогу тебя найти, — говорил он ей всего лишь несколько дней назад, перед тем как они разломили счастливую косточку. — Где бы ты ни спряталась.

Но он не хотел…

Только не так.

Киринские пещеры скрывались в глубине увенчанных ледяными вершинами Адельфийских гор, много веков служивших естественной преградой между Империей и свободными землями.

Там родилась Мадригал. Однажды она летала по горам в поисках оболочек, сброшенных духами воздуха — элементалями, а когда вернулась, сверкая в лучах бриллиантового света, то застала дом разоренным: ангелы уничтожили или угнали в плен обитателей. Мадригал выпустила из рук ворох оболочек, ветер занес их в пещеру. Со временем они истончались, превращаясь из прозрачного шелка в тончайший голубоватый пергамент, а затем рассыпались в пыль. Однако годы спустя, когда Акива вошел сюда в поисках Кэроу, пол усеивали светящиеся обрывки.

Он бывал здесь и раньше, давным-давно. Хотя горе окрашивало воспоминания о том времени, казалось, что место не изменилось. В глубь горы уходила вереница галерей и залов: наполовину произведение искусства, наполовину — природы. Повсюду, даже в отдаленных уголках, звучала неземная музыка, играли флейты ветра — узкие желобки, пронизывающие разветвленную сеть пещер. О киринах напоминало все: и плетеные коврики, и брошенные накидки, и опрокинутые стулья — свидетельство хаоса последних мгновений.

Посреди пещеры стоял светильник чеканного серебра.

Акива знал, что это. Он часто видел такие сосуды в битвах: химеры-воины несли их над собой на длинных изогнутых древках. На поле боя у Булфинча, где он впервые встретил Мадригал, она тоже была с таким серебряным светильником. Тогда Акива еще не догадывался, что это и зачем их берут на войну.

Великая тайна неприятеля стала ключом к его уничтожению.

Это была кадильница, сосуд для хранения душ погибших — до воскрешения. Акива заметил, что она простояла тут недолго. Пыль лежала толстым слоем повсюду, только не на кадильнице. Кто-то совсем недавно водрузил ее на стол. Кто же? Зачем?

Появление кадильницы тревожило неразгаданной тайной.

Серебряной проволокой к сосуду прикрепили листок бумаги с надписью на языке химер. Слово на бирке оказалось самой жестокой издевкой: оно и дарило надежду, и убивало ее.

Начертанное на листке химерское слово значило «надежда».

Кэроу.




7

Только не это







От: Зузана <rabidfairy@shakestinyfist.net>

Тема: Только не это

Кому: Кэроу <bluekarou@hitherandthithergirl.com>




Господи. Тебя убили, да?







8

Без конца


Акива погрузился в новый ад: все изменилось, и ничто не менялось.

Он снова был в Эреце, не убит, не в тюрьме, по-прежнему воин легиона Незаконнорожденных и герой Войны с химерами, известный всем Истребитель Тварей. Как жить по-старому, словно ничего не изменилось, словно не было ни другого мира, ни узкой улочки, ни девушки с синими волосами, которую он чуть не убил?

Акива изменился. Неясно, кем он стал, но от прежнего Акивы осталось мало. Все эти годы его поддерживала месть — и вот она исчезла, ее сменил кратер пепла размером с Лораменди: внутри горе, стыд, разъедающая безнадежность, а по краям — смутное осознание долга… и цели.

Какой цели?

Он никогда не задумывался, что же будет потом, после разрушения Лораменди и расправы над извергами, казнившими его Мадригал. На этом все заканчивалось, точка. Про дальнейшее Акива не думал, ведь он мог и не дожить до финала, как многие другие. В Империи все праздновали «мир», но для Акивы это стало затянувшимся продолжением истории, которая давно должна была завершиться. Впрочем, умереть сейчас или раньше было бы слишком просто. «Живи в том мире, который ты создал, — думал он, просыпаясь. — Ты не заслуживаешь покоя».

Продолжение было отвратительным: бесконечные невольничьи караваны, поруганные и сожженные дотла храмы, разграбленные деревушки и постоялые дворы, столбы дыма на горизонте. Акива, начав все это, давно пресытился местью, однако император жаждал полного истребления. Иорам опустошил свободные земли. Химер оказалось легко уничтожить: бежав от ангельского воинства, они укрылись в Лораменди — и сгорели заживо за стенами некогда неприступной крепости. Владения Империи расширились.

Война веками держалась на северной границе свободных земель, густо заселенных племенами химер. Теперь север завоевали, армия императора смертельной тенью надвигалась на мирный юг, выжигая деревни и поля. Жителей угоняли в рабство или уничтожали. Да, это происходило по приказу императора, но без Акивы ничего бы не вышло. Он уныло наблюдал за разрухой и опустошением, думая, много ли успела увидеть Кэроу. Как же сильно она его ненавидела.

Если бы она была жива, он не смог бы посмотреть ей в глаза.

Если бы она была жива.

Он решил вернуться за кадильницей в Киринские пещеры. Путь занял весь день. Душа Кэроу осталась, но воскреситель мертв. Из-за Акивы. При этой мысли он дико захохотал и уже не мог остановиться. Звуки, издаваемые им, были изнанкой смеха, как будто душу вывернули наружу, обнажив дрожащую плоть. Хохот сменился рыданиями. Хорошо, что его никто не слышал.

Акива взял сосуд в руки, попытался уверить себя, что это Кэроу, но, коснувшись холодного серебра, не ощутил ничего. В глубинах пугающей пустоты зародилась слабая надежда, что ее души там нет, не может быть. Он бы почувствовал.

Он отправился в человеческий мир, в Прагу, заглянуть в окно Кэроу, как в первый раз.

На кровати лежали двое, в обнимку.

Надежда была как глоток ледяного воздуха: от нее стало больно. Так же резко и внезапно его охватила ревность, за секунду бросило из жара в холод, сжатые кулаки раскалились, как угли. Акива задрожал и пошатнулся от ненависти, но постепенно пришел в себя: там, на кровати, не она. Не она. За облегчением тут же последовало раскаяние и отвращение к себе.

Он подождал, пока проснутся друзья Кэроу: музыкант и крошечная девушка с еще более воинственным взглядом, чем у Лираз. В течение дня он следил за ними, надеясь, что Кэроу объявится, но ее не было. В какой-то момент ее подруга напряженно застыла, обводя ищущим взглядом толпу на мосту, крыши, даже небо. Акива понял, что и ей неизвестна судьба Кэроу.

В Эреце в разговорах и сплетнях не всплывало ни одной зацепки, ничего, что могло бы указать на Кэроу. Оставалась только кадильница — и заключенное в ней чудовищное объяснение.

Весь месяц Акива будто плыл по течению: нес службу, патрулировал северо-запад бывших свободных земель — дикие береговые линии и низкие гребни гор, усеянные крепостями. Для защиты от воздушных налетов форты воздвигали в глубине расщелин, но это никого не спасло. В битве при Армазине, одной из самых жестоких за всю войну, обе стороны понесли чудовищные потери, и крепость пала. Теперь стены гарнизона восстанавливали рабы под кнутами надсмотрщиков. Акива постоянно ловил себя на том, что смотрит на пленных, и каждый мускул в его теле натягивался, как тетива.

Это сделал он.

Подобные мысли отвлекали Акиву от более мрачных: он с трудом сдерживал отчаяние, постоянно думая о находке в пещере. Развеяться удавалось только во время тренировок, тайных занятий магией, общения с другими, особенно с Азаилом и Лираз, прощение которых он старался заслужить.

Так могло продолжаться долго, очень долго, но всеобщий «мир и покой» закончился.

В одну ночь. От дьявольского гнева императора, от его рычащей злобы бури повернулись вспять, а нежные лепестки сикоракс в садах Астрэ съежились и осыпались наземь.

В самом сердце диких южных земель, растоптанных воинами и погонщиками рабов, кто-то начал убивать ангелов.

Кто бы это ни был, он был силен и очень зол.




9

Зубы


— Эй, Зуз!

— Да?

Зузана сидела на полу у зеркала и сосредоточенно наносила на щеки розовые пятна. Мик пристально смотрел на нее, задумчиво наморщив лоб. Очень мило.

— В чем дело?

Он многозначительно покосился на телевизор. Они сидели у Мика, в квартире, которую он снимал вместе с двумя другими музыкантами, — у Кэроу телевизора не было. Зузана жила в квартире подруги с тех пор, как шоу под окнами немного утихло, там же они с Миком проводили ночи.

Он ел хлопья и смотрел новости, Зузана готовилась к дневному представлению. Хотя спектакль приносил им кучу денег, он ей уже осточертел. Кукольные представления приходилось разыгрывать изо дня в день, одни и те же. Тут нужен совсем другой темперамент, а Зузане быстро надоедало все — только не Мик.

— И что в тебе такого? — спросила она его на днях. — Мне редко кто нравится, даже в крошечных дозах, а от тебя я никогда не устаю.

— У меня суперсила, — с обычной милой серьезностью ответил он. — Называется «уникальная контактность».

Мик повернулся к подруге, и задумчивая складка на лбу стала еще глубже.

— Кэроу собирала зубы, помнишь?

— Ага. — Зузана искала накладные ресницы. — Для Бримстоуна.

— Какие зубы?

— Всякие. А что?

— Ха. — Мик снова отвернулся к экрану.

Ха? Зузана насторожилась и встала.

— Так в чем же дело?

Мик нацелил пульт на телевизор и увеличил громкость.

— Вот, посмотри.




10

Рассадник


— Они знали о нашем приближении.

Восемь серафимов стояли посреди пустынной деревенской улицы. Повсюду виднелись признаки внезапного бегства: распахнутые двери, дым из печных труб, упавший с воза мешок, просыпанное зерно. Взгляд ангела Бетены невольно возвращался к колыбели у перелаза. Украшена резьбой и такая гладкая — отполирована поколениями нежных рук, которые качали в ней малышей. «И пели колыбельные», — подумала Бетена, как будто и это она видела. На мгновение она с болью представила, как звериная мать остановилась на этом самом месте, не в силах бросить колыбель, с трудом убеждая себя, что слишком тяжело тащить ее с собой.

— Конечно, знали, — сказал другой боец. — От нашего правосудия никто не скроется.

Он наслаждался собственной правотой, будто его слова высечены из бриллиантов и сверкают на солнце. Бетена устало посмотрела на него. Откуда столько пыла? Война — одно дело, но это… Химеры из деревень — простые существа, они возделывают землю, кормятся ее плодами, качают детей в стертых от времени колыбелях. Наверное, они и капли крови не пролили. Не то что фантомы, с которыми ангелы сражались всю свою жизнь, всю свою историю, — огромные, жестокие твари, они могли разрубить ангела пополам одним ударом, вырвать глотку клыками и сбить с ног магией, заключенной в вытатуированном «глазе дьявола». Тут все иначе, война никогда не проникала сюда, Воитель сдерживал ее у северных границ. В половине случаев фермеры даже не могли оказать вооруженного сопротивления, а когда они все же выступали со своими вилами — зрелище было жалким.

Химер разгромили, Лораменди разрушили. Воителя уничтожили, и Бримстоуна вместе с ним. Фантомов больше нет.

— Может, пусть себе уходят? — Бетена посмотрела на зеленые поля и подернутые дымкой задумчивые холмы. Ее соратники рассмеялись, как будто она пошутила. Бетена не стала их разубеждать, но улыбнуться сама не смогла. Лицо застыло, кровь застыла. Конечно, нельзя их отпускать. Эдикт императора предписывает полное очищение территории от тварей и мест их скопления. Рассадников.

«Ну и что это за враг, где тут угроза?» — устало думала она. Завоеватели уничтожают деревню за деревней, хутор за хутором — без единой потери со своей стороны. Легкая работа. Безобразно легкая.

— Ну, вперед, за дело, — сказала она. Окаменевшее лицо, окаменевшее сердце. — Они недалеко ушли.

Крестьян искать легко: скот оставляет за собой дорожку помета, навозом усеяны все тропы на юг. Конечно, беглецы надеются найти спасение за Заповедным пределом, но далеко им не уйти. Через несколько лиг след привел к громадному трехуровневому акведуку — частично обрушенному сооружению для отвода воды. Груды обломков заслоняли проход под арку. С воздуха было видно, что путь впереди чист. Дорога прорезала густую чащу, вилась по тесному урочищу, похожему на пробор в зеленых волосах. Следов зверей — помета, пыли, отпечатков лап и копыт — дальше не было.

— Они прячутся под аркой, — заявил Хэллем, решительно вынимая меч из ножен.

— Стойте. — Слово неожиданно сорвалось с губ.

Соратники обернулись. Караван с рабами плелся по тропам и отставал на день пути. Восемь серафимов с легкостью уничтожили бы целую деревню.

— Нет, ничего, — покачала головой Бетена и махнула в сторону темного проема.

«Похоже на засаду», — хотела сказать она, но засады бывают на войне, а война закончилась.

Серафимы спустились к арке, с обеих сторон блокируя тварям путь к спасению. На случай арбалетов (ничего лучшего у фермеров быть не могло) воины держались ближе к валунам. От яркого солнца тени казались гуще. Химеры, скрывшиеся под аркой, наверняка привыкли к полумраку, и свет их ослепит. «Вперед, за дело», — подумала Бетена, подала знак и ворвалась под свод в ослепительном сиянии крыльев, держа меч наготове. Она ожидала увидеть скот, сжавшихся фермеров, услышать знакомые звуки: стон загнанных в угол животных.

Она увидела скот, сжавшихся фермеров. Огонь ее крыльев осветил их мертвенно-бледным светом. Их глаза блестели, словно ртуть, как у тех, что рыщут в ночи.

Они не стонали.

Смех. Сухой, резкий, как будто чиркнули спичкой. Все не так. Ангел Бетена разглядела, что еще ждет их под акведуком, и поняла, что ошиблась: война не закончилась. Разве что для ее отряда, сию минуту.




11

Непостижимая тайна


— Таинственный похититель, — сказал телеведущий.

Поначалу знаки того, что в помещении кто-то побывал, были слишком незначительными и неправдоподобными, да и сам факт казался невероятным. Никто не способен проникнуть в здания известных мировых музеев, обойти многоуровневую защиту — и не оставить ни следа. Узнав, что кто-то действительно побывал здесь, музейные работники впадали в ступор.

Кроме того, оказалось, что украдено ничего не было. Все экспонаты на месте.

В этом сотрудники были уверены.

Таинственные визиты удалось обнаружить только благодаря Чикагскому музею имени Филда. Камеры наблюдения зарегистрировали движение: сначала только облачко, дразнящий уголок тени на границе обзора. Потом, лишь на миг, тень качнулась — и оказалась в центре кадра. Девушка!

Призрачный вор оказался девушкой.

Лицо разглядеть было невозможно: очертания высоких скул, длинная шея, волосы скрыты под шапкой. Шаг — и снова ее нет, но и этого достаточно. Она существует, она была тут, в крыле Африки. Сотрудники тщательно осмотрели все залы. Так выяснилось, что кое-что все-таки пропало.

И не только в музее Филда. Теперь, когда стало известно, что искать, в других музеях естественной истории тоже начали проверять экспонаты и во многих обнаружили сходную пропажу, ранее не замеченную. Девушка действовала осторожно. Украденные предметы лежали не на виду, нужно было знать, что ищешь.

Она побывала по меньшей мере в десятке музеев на трех материках. Невероятно, но не осталось даже отпечатка пальца, ни разу не сработала сигнализация. Что же касается самих краж… Вопрос «как» быстро сменился куда более непостижимой тайной: «Зачем?»

Где это может пригодиться?

От Чикаго до Нью-Йорка, от Лондона до Пекина, из музейных диорам со скалящимися чучелами диких собак, комодских драконов, анаконд и полярных волков неизвестная похитительница крала зубы.




12

Я счастлива







От: Кэроу <bluekarou@hitherandthithergirl.com>

Тема: Я пока жива

Кому: Зузана <rabidfaiiy@shakestinyfist.net>




Я пока жива. («Не хочу на телегу!»)

Где я и что делаю?

Да уж, хороший вопрос.

Чокнутая, говоришь?

И не представляешь.

Я жрица в замке из песка в краю пыли и звездного света. Постарайся не волноваться.

Скучаю так, что не передать.




Привет Мику.










(P.S. «Я счастлива… Я счастлива…»)







13

Асимметрия


Свет сквозь ресницы.

Кэроу притворяется, что спит. Акива мягко проводит кончиками пальцев по ее векам, изгибу щеки. Его взгляд оставляет ощущение внутреннего тепла. Под взглядом Акивы будто греешься в лучах солнца.

— Я знаю, ты не спишь, — шепчут его губы ей на ушко. — Думаешь, мне не видно?

Не открывая глаз, она выдает себя улыбкой.

— Тсс, мне снится сон.

— Это не сон. Все на самом деле.

— Откуда ты знаешь? Тебя в нем нет. — Она настроена игриво, разомлела от счастья. От ощущения правильности происходящего.

— Я в каждом из них, — говорит он. — Теперь я там живу.

Улыбка сходит с ее лица. На мгновение она не может вспомнить, кто она и когда. Она Кэроу? Или Мадригал?

— Открой глаза, — шепчет Акива. Кончики его пальцев снова на ее веках. — Хочу тебе кое-что показать.

Она сразу вспоминает все и понимает, что он хочет показать.

— Нет! — Она пытается отвернуться, но он держит. Растягивает ей веки, пальцы давят и давят, но голос по-прежнему мягок.

— Посмотри, — уговаривает он и давит, давит. — Смотри.

И она открывает глаза.




Кэроу учащенно дышала. Это был один из тех снов, что умещаются между секундами, доказывая, что у сна своя реальность: время сжимается и разбухает, моргнешь — и проходит жизнь, дрогнут ресницы — и сгорают дотла города. Она сидела за столом. Разве она спала? Кэроу вздрогнула и выронила тигриный зуб. Руки взметнулись к глазам, веки все еще чувствовали прикосновение пальцев Акивы.

Сон… Когда же она успела заснуть? Сны кружили над ней, как стервятники, только и ждали, пока она выключится. Кэроу опустила руки, пытаясь успокоить бешеный стук сердца. Бояться больше нечего. Самое худшее она уже видела.

Легко избавиться от страха, но не от гнева. Во сне все казалось таким близким, родным… и это после всего, что случилось! Ложь, наглая ложь. Акива чужой. То чувство проскользнуло из другой жизни — жизни Мадригал из племени киринов, которая полюбила ангела и которую убили за это. Но больше она не Мадригал и не химера. Она Кэроу. Человек.

Как бы.

Времени на сны не было.

На столе при тусклом свете двух свечей лежало ожерелье. В нем чередовались зубы человека и оленя, бусины сердолика, восьмигранные обрезки железа, полые косточки летучих мышей. Ожерелье асимметрично, с одной стороны был зуб тигра, с другой — нет. Кэроу его выронила и теперь он, наверное, под столом.

Асимметрия в ожерельях не сулила ничего хорошего. Каждый элемент — зуб, бусина и кость — отражался на итоговом теле, малейший недочет вел к увечью.

Кэроу отодвинула стул и полезла под стол. На холодном глинобитном полу обнаружился мышиный помет, обрезки жгута и что-то влажное. Кэроу понадеялась, что это всего лишь виноградина закатилась под стол. «Пусть лучше останется тайной», — решила она и продолжила поиски. Зуба нигде не оказалось.

Зуб, ты где?

Запасного тоже не было. Потерянный зуб, добытый в Праге пару дней назад, — пара тому, в ожерелье.

«Извини, что тебе не хватило ноги, Амзаллаг. Я потеряла зуб», — представив себе такой разговор, Кэроу рассмеялась — слабо и устало. С Амзаллагом все закончилось бы предсказуемо. Скорее всего он не стал бы жаловаться. Его воскрешали в бесчисленном множестве тел, и к недостаче он отнесся бы стоически (каламбур нечаянный). Обошелся бы без ноги. Однако не все помнили, что Кэроу только учится. На прошлой неделе она сотворила грифону Минасу чересчур маленькие крылья, он не смог взлететь и повел себя не слишком сдержанно.

— Бримстоун никогда не совершил бы такую глупую ошибку, — прошипел он.

Кэроу хотела ответить, как взрослый серьезный человек.

Ага.

Да, Бримстоун не совершил бы такую глупую ошибку, но воскрешение — не точная наука, а соотношение веса и размера крыла — как раз наоборот. Если бы Кэроу знала, кем станет, когда вырастет, она бы уделяла внимание другим предметам в школе. Она художница, а не конструктор.

«Я воскресительница», — всплыла странная мысль.

Кэроу забралась дальше под стол. Не мог зуб испариться.

Сквозь трещину в полу тянуло прохладой. Там дыра, вот куда зуб укатился. Кэроу обессиленно прислонилась к стене. Придется спуститься к жильцу ниже, спросить, можно ли поискать у него в комнате зуб. Нежелание пригвоздило ее к полу. Только не это.

Только не он.

Интересно, он у себя? Наверное. Иногда его присутствие чувствуется даже сквозь пол. Скорее всего спит: ночь на дворе.

Ничто не заставит ее пойти к нему посреди ночи. Ожерелье подождет до утра.

По крайней мере таков был план.

В дверь постучали. Кэроу сразу поняла, кто там. Для него заявиться к ней посреди ночи нисколько не затруднительно. Стук тихий, это настораживает больше всего: слишком интимно, тайком от других. Не надо им общих секретов.

— Ты у себя? — ласково окликнули из-за двери.

Кэроу напряглась. Она прекрасно знала, как обманчива его нежность. Зачем отвечать? Дверь на засове, пусть думает, что она спит.

— У меня твой зуб. Упал мне на голову.

Ладно. Теперь нет смысла притворяться — еще решит, что она от него прячется. Блин, почему она так реагирует на него? Стремительным шагом Кэроу подошла к двери, подняла древний засов — защиту от соседа, между прочим — и открыла дверь. Протянула руку за зубом. Незваному гостю оставалось только положить зуб ей на ладонь и уйти, но, конечно же, все было не так просто.

С Белым Волком всегда сложно.




14

Воздаяние ангелов


Белый Волк.

Первенец Воителя, герой объединенных племен и генерал армии химер — жалкой горстки выживших.

Тьяго.

Как всегда, элегантный и свежий, в белоснежном мундире, с серебристыми волосами, стянутыми на затылке кожаным шнуром. Белые волосы выглядят странно, ведь Тьяго очень молод — по крайней мере его тело. Душе его сотни лет. Волк выжил в бесконечной войне, хотя его смертям нет счета. Однако его тело в расцвете сил, могучее и прекрасное, великолепный образец мастерства Бримстоуна. Оно выполнялось в соответствии с указаниями хозяина: человек с виду, зверь в деталях. Чувственная улыбка обнажала острые клыки, сильные пальцы изгибались черными когтями, человечьи ноги от бедра переходили в волчьи лапы. Он был очень красив, одновременно грубый и утонченный, по-звериному опасный. Рядом с ним Кэроу бросало в дрожь от ощущения надвигающейся угрозы.

Что неудивительно, учитывая их прошлое.

У него появились новые шрамы, их не было во времена Мадригал. Одна из бровей рассечена, рубец криво полз через весь лоб. Другой шрам бороздой уходил от скулы под воротник, притягивая взгляд к широкой груди и гордому развороту плеч.

Последние кровавые сражения не оставили Белого Волка невредимым, но он выжил, стал еще красивее. Шрамы сделали его более реальным. У двери Кэроу он слишком реален, слишком рядом и слишком элегантен. Его всегда слишком много.

— Не спится? — спросил Тьяго. Зуб лежал у него на ладони: похоже, Волк не собирался его отдавать.

— «Не спится», — передразнила Кэроу. — А что, кто-то спит в наши дни?

— Спят, если получается.

В его взгляде сквозила жалость — жалость!

— У меня такое тоже бывает, — мягко заметил он.

Кэроу понятия не имела, о чем он, но ее разозлил ласковый тон.

— Я про кошмары, — пояснил Тьяго.

«А, про кошмары».

— У меня не бывает кошмаров.

Он не поверил.

— Кэроу, о себе нужно заботиться. Или дай другим о тебе позаботиться… — Он выразительно обвел взглядом комнату у нее за спиной.

Она попыталась загородить проход, чтобы и щели не нашлось в качестве приглашения войти.

— У меня все хорошо.

Он сделал шаг вперед: ей придется либо отойти, либо терпеть его близость. Кэроу не сдвинулась с места. Он был гладко выбрит и источал слабый аромат мускуса. Кэроу не знала, как Тьяго удавалось сохранять безупречный вид среди пыльных развалин.

Впрочем, любая химера с радостью примчалась бы услужить Белому Волку. Его помощница, Шеста, наверное, и причесывает его волосок к волоску. Желания генерала угадываются с полуслова: не успевает он и рта раскрыть, как уже все выполнено.

Сейчас он возжелал войти к ней в комнату. Кто угодно уступил бы ему при первом же намеке, только не Кэроу, хотя из-за близости Тьяго ее сердце затрепетало, как у птички.

Он, не настаивая, внимательно посмотрел на нее. Кэроу знала, как выглядит: бледная, мрачная, исхудавшая до костей. Ключицы торчат, коса растрепана, черные глаза лихорадочно блестят от усталости. Тьяго впился в них взглядом.

— Все нормально? — скептически переспросил он. — Даже тут? — Он провел пальцами по бицепсу, и Кэроу отшатнулась, жалея, что на ней майка без рукавов. Она не хотела, чтобы ее синяки видели другие, особенно он; она не хотела выглядеть слабой.

— Все нормально.

— Ты бы попросила о помощи, если бы тебе было нужно? Тебе нужен помощник.

— Не нужен мне…

— Просить помощи — не значит признавать слабость. Даже у Бримстоуна были помощники.

Ее сердце сжалось.

Бримстоун. Да, у него были помощники, в том числе и Кэроу. Где же она была, когда его пытали, резали, жгли? Чем занималась, когда убийцы-ангелы сторожили его изуродованные останки, пока душа не исчезнет?

Исса, Ясри, Твига, все жители Лораменди… Где была она, когда их души покинули плоть и растворились в небытии?

Они погибли, Кэроу. Слишком поздно. Они все погибли.

Месяц назад в Марракеше эти слова разрушили ее счастье. За миг до того они с Акивой разломили ее амулет, птичью косточку-дужку, в которой Бримстоун сохранил воспоминания, и вся жизнь Мадригал вернулась к Кэроу. Она почувствовала, как обжигала плаха, когда палач занес топор. Она услышала истошный вопль Акивы, будто эхо крика тоже хранилось в амулете.

Восемнадцать лет назад ее убили. Бримстоун втайне воскресил ее, и она жила человеческой жизнью, не зная о прежней. В Марракеше прошлое вернулось, она проснулась, вынырнула в середине новой жизни: с обломком косточки в руке и — чудесным образом — рядом с Акивой.

Они нашли друг друга через миры, расстояния, жизни. Это ошеломляло. В то кристально чистое мгновение Кэроу познала истинное счастье.

Счастье разрушили слова Акивы, исполненные глубочайшего стыда и горького раскаяния.

Все погибли.

Она не поверила. Разум не допускал такой возможности.

Следуя за изувеченным ангелом Разгутом через небеса Земли в Эрец, она отчаянно надеялась, что слова Акивы — неправда, что не может быть такого. Потом она нашла город, и… города не было. Она до сих пор не могла поверить в случившееся. Она жила тут раньше. Здесь жили миллионы химер. А теперь? Разгут, ничтожество, при виде руин рассмеялся; это последнее, что Кэроу помнила. С тех пор она была как в тумане, не знала, как они расстались и где.

Она видела лишь руины Лораменди. Над обугленными развалинами нависла такая безмерная пустота, что воздух казался разреженным, будто в пейзаже что-то выскребли, выскоблили начисто, словно звериную шкуру.

Полное отсутствие душ.

Слишком поздно.

В оцепенении Кэроу бродила по развалинам. Жизнь Мадригал переплеталась с личностью Кэроу, оживали воспоминания смертей и утрат, где-то в глубине разбитого горем сердца зарождалось чувство безмерной вины. Это она полюбила врага и спасла его. Это она его освободила.

А он сделал это.

Горьким, жестоким было воздаяние ангелов.

Безмолвие нарушил чей-то голос. Кэроу резко обернулась, взметнув ножи-полумесяцы, жаждая смерти ангелов. Если бы перед ней возник Акива, она не пощадила бы его. Но это был не серафим.

Тьяго.

— Ты? Это точно ты? — удивленно произнес он.

Кэроу сжалась под взглядом Белого Волка, жадно разглядывающего ее с ног до головы. Воспоминания жгли. Отвращение кишело в животе, как клубок змей. Она стояла в мертвенном оцепенении, но в глубине души закипала ярость за новую жестокость мироздания. За то, что все погибли, а Тьяго остался жив.

В бойне выжил только он, ее убийца.




15

Противоречивые желания


Ах, если бы в ту давнюю ночь, в другой жизни, в другой плоти она заметила, что за ней следят… Счастье делает влюбленных беспечными.

Она, Мадригал из племени киринов, летела на зов огромного дерзкого чувства, мечты. Целый месяц они с Акивой тайно встречались в храме Эллаи, он ждал ее с нетерпением, снедаемый столь же пылкой страстью и замыслами изменить мир. Мадригал предвкушала, как при ее появлении его лицо озарится радостью. Этот миг она не забудет до самой смерти: его ждущее лицо, такое совершенное и золотое, светилось удивлением и счастьем. Улыбаясь, она спускалась через покров реквиемных деревьев в объятия любимого. Он обхватывал ее за ноги, скользил ладонями вверх по бедрам, притягивал к себе. Она так и не касалась земли — их губы встречались раньше. Крылья покачивались у нее за спиной, как огромные черные веера. Мадригал тихо смеялась, не обрывая поцелуя, и Акива опускался на мягкий мох, увлекая ее за собой. Счастье кружило им голову, делало ненасытными. Они занимались любовью посреди рощи, на виду у ясноглазых эвангелинов, чьи ночные симфонии услаждали слух.

На виду у тех, кто следил за Мадригал от города.

Гаже всего было то, что Тьяго не приказал схватить их сразу, а продолжил смотреть. Поцелуев ему показалось недостаточно. Он хотел лично увидеть доказательства измены.

Какие же злодеяния совершили влюбленные в ту ночь?

Они неспешно перебрались в храм, пили из священного источника, ели хлеб и фрукты, принесенные Мадригал. Занимались магией. Акива учил ее чарам невидимости. У нее получалось, но лишь на мгновение: для магии ей не хватало боли, чары рассеивались. Там, в храме, она мерцала: то есть, то нет.

— Как вызывают жертвенную боль? — спросила она.

— Зачем тебе боль, не надо о плохом, давай лучше займемся приятным. — Он прижался к ней, и она оттолкнула его, улыбаясь.

— Так я и на секунду исчезнуть не смогу.

Вечно скрываться в храме не получится, рано или поздно они вернутся к своим. Тогда и понадобится умение летать невидимыми.

Потом они обсуждали, кого посвятить в свои планы, называли имена… Думали, когда лучше начать, и не хотели откладывать ни на минуту.

Также решали, кого убить.

— Волка, — сказал Акива. — Пока он жив, надежды на мир нет.

Мадригал промолчала.

«Убить Тьяго?»

Она знала, что Акива прав. Белый Волк не успокоится, пока не уничтожит всех врагов, и, конечно же, она не питала к нему никаких нежных чувств. Но убить? В нерешительности она теребила счастливую косточку-амулет, висящую на груди. Тьяго — душа армии и всеобщий герой. Химеры пойдут за ним в огонь и воду.

— Тут все сложно, — сказала она.

— Ты сама понимаешь, что иначе нельзя. Иорама тоже.

Император кровожаднее, чем Тьяго. А еще он отец Акивы.

— Ты… ты сможешь это сделать? — спросила Мадригал.

— Убить его? Я создан, чтобы убивать. Я чудовище, которое он сам сотворил.

— Ты не чудовище. — Она привлекла его к себе. Гладила лоб, всегда жаркий, как в горячке, целовала метки смерти на костяшках пальцев, как будто стирая вину за уничтоженные жизни. Им больше не хотелось говорить о смерти. Ах, если бы для мира их мечты не нужно было убивать!

Или, как показало время, умирать.

Тьяго решил, что узнал достаточно, и поджег храм.

Мадригал и Акива услышали крики эвангелинов раньше, чем дым и языки пламени проникли внутрь. Что заставило певчих змеептиц так кричать? Влюбленные отпрянули друг от друга в поисках оружия, но оно осталось в роще, как и одежда.

У выхода их встретила стража. Один из воинов держал мечи Акивы. Тьяго стоял впереди, поигрывая ножами-полумесяцами Мадригал.

— Как беспечно… — промолвил он, с издевкой чиркнув лезвиями.

На миг воцарилось молчание.

Потом начался хаос.

Акива поднял руки, призывая магию. Тьяго опередил его, и четыре воина-фантома тут же направили на ангела ладони с хамсами. Акиву захлестнула волна слабости. Он пошатнулся, упал на колени, солдаты навалились на него и стали избивать: рукоятями мечей, кулаками, тяжелыми сапогами, змеиным хвостом, обмотанным цепями.

Мадригал бросилась к Акиве, но Тьяго ударил ее в живот, подбросив в воздух. На мгновение все смешалось. Она рухнула на землю. Кости затрещали. Кровь хлынула горлом, заливая рот и нос.

Она чувствовала только боль, хрипела и хватала ртом воздух. Кашляла кровью, пытаясь вдохнуть. Ее обнаженное тело сжалось в комок вокруг боли. Боль и кровь. Она смутно видела ветви деревьев в огне и клубы дыма. Тьяго смотрел на нее, презрительно скривив рот.

— Мразь! — рявкнул он с отвращением. — Предательница. Любовница ангела. — Последнее обвинение было самым чудовищным и мерзким.

В его глазах читался приговор, и Мадригал решила, что умрет здесь и сейчас. Тьяго стоял в раздумье, его раздирали противоречивые желания. Недаром его прозвали Берсеркером: за неистовство, с которым он разил врагов, вырывая клыками глотки. Злить Белого Волка было опасно. Мадригал сжалась в ожидании удара.

Тьяго отвернулся.

Может быть, он хотел наказать ее сильнее, заставив смотреть. Или им овладел первобытный инстинкт, стремление альфы уничтожить сначала соперника. Акиву.

Было столько крови.

Время застыло, удушливый дым смешался с криками змеептиц. Все это происходило в жизни Мадригал, однако воспоминание стало частью Кэроу, как будто она сама захлебывалась от боли: Акива на траве, кровь заливает землю, струится в священный источник; Тьяго, зловеще спокойный, с бешенством в глазах наносит удар за ударом, лицо и белые волосы блестят от брызг крови.

Вмешался помощник, оттащил его от Акивы, иначе Тьяго убил бы ангела. В тюрьме Мадригал ждала своей казни, слушая ужасные крики любимого, которого пытали дни и ночи напролет.

Убийца, палач, изверг — он снова появился в ее жизни.

С другой стороны, посреди развалин Лораменди их история предстала в ином свете. Разве Тьяго не оказался прав?

Лучше бы им с Акивой умереть в тот день. Они были предателями. Предательскими были их любовь, мечты и, что хуже всего, ее глупая жалость, дважды спасшая ангела. Он стал Истребителем Тварей. Тьяго не преминул сообщить ей все заслуги и звания Акивы: Принц Бастардов, Лорд Незаконнорожденных, Ангел Уничтожения. За каждым именем скрывалось обвинение: «Из-за тебя, это все случилось из-за тебя».

Если бы не она, химеры выжили бы, Лораменди стоял бы на месте, Бримстоун нанизывал бы зубы, Исса, милая Исса, ворчала бы по поводу его здоровья и вешала бы змеиные ожерелья при входе в лавку. Дети самых разных форм со всех концов города по-прежнему играли бы на Серпантине, выросли бы и стали солдатами, как она сама, и меняли бы тело за телом.

Война бы продолжалась.

Вечно.

Оглядываясь в прошлое, Кэроу удивлялась своей наивности, своей вере, что мир может быть иным, что она изменит его.




16

Общее дело


— Отдай мне зуб, — настойчиво сказала Кэроу, протянув ладонь.

Тьяго подступил еще на шаг, ее пальцы коснулись его груди. Кэроу отдернула руку. Сердце бешено стучало: он слишком близко. Ей очень хотелось выйти из дверного проема, но тогда Волк вошел бы, а именно этого она старалась избежать. Со времени присоединения к повстанцам Кэроу никогда не оставалась с Тьяго наедине. Теперь он стоял слишком близко, и она почувствовала себя маленькой и слабой — человеком.

Жестом фокусника Волк раскрыл ладонь, словно испытывая, не заберет ли она сама. А если осмелится, что он сделает — за руку схватит? Кэроу не стала проверять.

— Для Амзаллага?

Кэроу кивнула. Волку был нужен новый Амзаллаг — пожалуйста, заказ выполняется.

«Ай да послушная помощница!»

— Хорошо. Он тут. — В другой руке Тьяго держал кадильницу.

У Кэроу внутри все перевернулось. Уже. Непонятно, почему эта сторона дела так ее пугала. Она представляла, как двое идут к обрыву, но лишь один возвращается — и ей становилось не по себе. Кэроу никогда не видела ямы, куда химеры сбрасывали отслужившие тела, и надеялась, что не придется, но порой — с попутным ветром — со свалки доносились тлетворные запахи, и жуткая действительность сама напоминала о себе. С кадильницами и новыми телами просто: они чисты и не несут отпечатков прошлого, а мысли о яме смутно тревожили ее.

В этом Кэроу была одинока. Волк выглядел невозмутимым — подумаешь, убил товарища и столкнул его тело в яму с трупами. Товарищ не возражал, ради дела — что угодно. Если старые тела не соответствуют новой цели, их следует заменить.

Тьяго впился в нее бледными глазами, и Кэроу захотелось отступить.

— Кэроу, началось. То, ради чего мы затевали все это.

Она кивнула. По спине пробежал холодок. Восстание.

«Возмездие».

— Есть вести?

— Нет, еще рано.

Недавно Тьяго отправил в Эрец первые эскадры: пять отрядов по шесть бойцов каждый. Кэроу не знала, зачем они летят. Она спрашивала, но, получив отказ, не стала настаивать. Тьяго ей тогда ответил: «Не забивай себе этим голову. Береги силы для воскрешений».

Бримстоун поступал так же — делал свое дело, а стратегические вопросы оставлял Воителю, вот и Волк пусть руководит восстанием.

— Мне не спалось. — Тьяго подбросил зуб на ладони. — Очень кстати возник повод подняться к тебе. Кэроу, позволь мне тебе помочь.

— Мне не нужна помощь.

— Послушай, мне нужно чем-нибудь отвлечься. — С этими словами Белый Волк прошел вперед, и ей пришлось отступить, чтобы не оказаться в его объятиях. Комната сразу же сократилась в размерах.

Когда-то эта небольшая спальня была очень красивой. На потолке мерцала мозаика, стены обтягивал выцветший шелк. Резные ставни на окнах были распахнуты навстречу ночи. Глубина проемов выдавала истинную толщину стен и напоминала о том, что химеры обосновались в крепости.

Имелись и другие помещения, более подходящие для работы Кэроу, но она заняла именно это — из-за засова на двери, для большей безопасности. Впрочем, что толку от засова, если Тьяго уже вошел?

Кэроу чувствовала себя идиоткой, но не отходила от двери.

— Лучше я сама.

Он подошел к столу и, глядя на нее, со стуком положил зуб.

— Ты здесь не сама по себе. Мы вместе, ты и я. У нас общее дело. — Он говорил с чувством и почти искренне. — В глазах тех, кто остался в живых, мы продолжаем дело моего отца и Бримстоуна.

Тяжесть унаследованной миссии угнетала: речь шла о судьбе целого народа, о спасении химер от полного истребления. Страну захватили, жители разбежались, отряд Тьяго — все, что осталось от армии, больше химер защитить некому. Только благодаря Кэроу появилась надежда дать отпор ангелам.

Когда она присоединилась к повстанцам, их было не больше шестидесяти — горстка бойцов, которым после падения крепости Армазин удалось уйти через шахты, и ополчение, собранное в лесах при отходе на юг. В отряде были в основном солдаты и несколько штатских: кузнец Эгир и две крестьянки-поварихи. Шестьдесят — ничтожное количество. Однако повстанцы рассчитывали не на свою нынешнюю численность.

У них были кадильницы.

В серебряных сосудах дожидались воскрешения сотни душ. Только Кэроу могла вернуть их в строй.

«Мы вместе, у нас общее дело», — вспомнила Кэроу и пристально посмотрела на Тьяго. Как ни странно, в ней не всколыхнулась ненависть. Наверное, от усталости.

Или, скорее, все решает судьба, дарует тебе жизнь, как платье из шкафа. Хочешь — надевай, не хочешь — иди голой.

В другом конце комнаты Волк разглядывал ларец, обитый тисненым шафрановым сафьяном. Кэроу хранила в нем инструменты — булавки, лезвия, молоток и клещи, а также зажимы самых разных размеров. С виду ничего особенного: медные винтовые зажимы, такие же, как у Бримстоуна. При умелом использовании они вызывали адскую боль. Ремесленник, выковавший их в кузне на окраине марракешской медины, не задавал вопросов, но посмотрел с такой ухмылкой, что Кэроу почувствовала себя полной извращенкой. Как будто ей это нравится.

— Сегодня платить дань болью буду я, — сказал Волк, и Кэроу стало легче на душе, хотя обычно в его присутствии она чувствовала себя мерзко.

— Ты уверен?

— Конечно. Я бы и раньше помог тебе с магией, но ты закрывалась. Думаешь, мне приятно, оттого что ты страдаешь в одиночестве?

«Да», — подумала Кэроу, но тут же усомнилась, не зря ли не доверяла ему и запиралась на ночь. Тьяго предлагает избавить ее от страданий, терпеть боль для ее магии. Разве тут откажешь? Он уже снимал свою безупречно белую рубашку.

— Иди сюда. — Белый Волк устало улыбнулся. — Приступай. Чем раньше начнем, тем быстрее закончим.

Кэроу сдалась. Она захлопнула ногой дверь и пошла к нему.




17

Дань болью


Боль сближает. Это знает любой, кто утешал страждущего. Беспомощная нежность, шепот, объятия — и двое становятся одной плотью перед лицом общего врага: боли.

Кэроу игнорировала мучения Тьяго и не касалась его больше необходимого. Пусть страдает. И все же… они были одни, трепетало пламя свечей, он — полураздетый и покорный. У Кэроу возникали и другие чувства, не только ненависть.

Она радовалась, что на этот раз не нужно истязать себя, чтобы сотворить очередное тело. И да, она испытывала благодарность.

— Спасибо, — нехотя сказала Кэроу.

— Рад тебе помочь. С удовольствием приду еще.

— С удовольствием? Странный ты.

Он рассмеялся в изнеможении.

— Удовольствие не от боли, а от того, что тебе не нужно мучиться.

— Как благородно с твоей стороны.

Она убирала инструменты. Рука у Тьяго большая, зажимы надевались и снимались с трудом.

— Ой, прости! — Кэроу вздрогнула, нечаянно защемив его трицепс, так что остался рубец. «А он велел отрубить тебе голову», — вспомнила она и передумала извиняться. — А впрочем, нет. Так тебе и надо.

— Ты права, — согласился Тьяго, потирая руку. Губы дрогнули в полуулыбке. — Теперь мы квиты.

Ха.

— Как бы не так.

— Кэроу, я очень надеюсь, что ты меня простишь. Кэроу…

Волк жадно повторял ее имя, как будто пытался его присвоить. Смех замер у нее на губах. Набрав пригоршню зажимов, Кэроу направилась в другой конец комнаты, но его голос заставил ее остановиться.

— Я подумал, если я буду платить дань болью вместо тебя, мне удастся… искупить то, что… я с тобой сделал.

Кэроу в недоумении уставилась на него. Волк признает свою вину?!

Он опустил взгляд.

— Знаю, мне нет прощения.

«Хочешь пострадать — с радостью тебе помогу».

— Странно, что ты признаешь себя в чем-то неправым.

— Ну… не во всем, — мягко заметил он. — Ты не оставила мне выбора, Кэроу, ты же сама знаешь. Да, я мог поступить иначе и понимаю это. Уничтожение души — это чересчур. — Он посмотрел на нее с мольбой. — Кэроу, я был сам не свой. Я любил тебя. А ты… с этим… Ты немного вывела меня из себя.

По взгляду Тьяго было ясно, что ночь в реквиемной роще он запомнил в мельчайших подробностях.

Кэроу вспыхнула, вновь ощутив себя раздетой на глазах у толпы. Радовало только, что ее человеческого тела Волк не видел обнаженным.

Она склонилась к ларцу с инструментами.

— А еще… Я хотел тебе сказать раньше, но боялся, что ты не готова услышать.

«В чем еще ему хочется признаться?»

— Извини, мне нужно закончить…

Он оборвал ее:

— Это про Бримстоуна.

Напоминание о маге, как всегда, перекрыло ей горло. Она задыхалась от горя.

— Мы с ним во многом были не согласны. Об этом все знают. Но когда оказалось, что он тебя спас, не дал твоей душе исчезнуть… Он меня ослушался, однако я нисколько не рассердился. Поверь мне, я каждое утро просыпаюсь с благодарностью за то, что он сделал. — Волк выдержал паузу. — Я благословляю его доброту всякий раз, когда вижу тебя.

«Ага, теперь он сторонник милосердия».

— Еще бы ты не благословлял! Тебе позарез нужен воскреситель.

— Скажу честно, увидев тебя среди развалин, я чуть не пал на колени. Судьба дала нам тебя, наше спасение. Я молился Нитид и просил всего лишь надежду для нашего народа, а когда открыл глаза и увидел тебя — тебя! — ты была словно прекрасное видение, я понял, что Светлая Луна ответила мне. Ты единственная, кого Бримстоун учил своему делу.

На самом деле маг не занимался ее обучением целенаправленно, он вряд ли готовил себе замену, предпочитая нести свое бремя сам, до скончания времен. «Бримстоун, Бримстоун…» — Кэроу подумала о нем с нежностью и тоской. Она почти смирилась с тем, что учителя нет, что ему не удалось спастись, но временами из ниоткуда к ней приходила непоколебимая уверенность: его душа спрятана, она ждет, ее нужно найти.

Эти светлые мгновения быстро убивало раскаяние: конечно, ей будет проще, если Бримстоун вернется и возьмет все заботы на себя. В глубине души Кэроу радовалась, что ему больше не приходится страдать. Пусть теперь мучается Кэроу — она заслуживает и одиночество, и горечь самоистязания, и нескончаемую усталость, и боль.

Бримстоун не обучал ее специально, но полученных знаний ей хватало. Кэроу еле на ногах держалась от изнеможения, но, похоже, во всем разобралась, у нее получилось. Обошлось без помощи богов и лун, незачем приплетать сюда высшие силы.

— Нитид тут ни при чем, — сказала она.

— Может быть. Речь не о том. Я просто хотел сказать спасибо. — Его холодные глаза страдальчески заблестели. Кэроу резко почувствовала нелепость их положения: наедине, при свечах, Тьяго полураздет — и отвращение к нему подступило к горлу, как изжога.

— На здоровье. — Кэроу швырнула ему рубашку. — Одевайся.

Она снова отвернулась, пытаясь скрыть ощущение неловкости. Зазвенела цепь: Кэроу взяла со стола кадильницу и подвесила на крюк над новым телом Амзаллага.

Оно лежало перед ней, огромное и неподвижное. Чудовищное. Вряд ли Бримстоун гордился бы ею за подобное творение, но Тьяго убедительно доказал, что времена настали чудовищные, и раз повстанцев мало, необходимо увеличить мощь каждого солдата.

Тело отдаленно напоминало другие, более привычные оболочки Амзаллага: олень и тигр с торсом человека, — но было намного больше. Доспехи ему ни к чему, плоть защищена железной стружкой из брусьев клетки над Лораменди. Мышцы рельефные, раздувшиеся, кожа сероватого оттенка из-за избытка железа. Голова тигриная, клыки размером с кухонный нож. И еще крылья.

Ох уж эти крылья!

Ради них бойцам теперь приходилось менять тела. Все из-за Кэроу. Это она предложила перебраться сюда. Посмотрев на единственную луну за окном, Кэроу почувствовала страх. Не выжила ли она из ума? И все же в Эреце было слишком тяжело: приходилось скрываться среди развалин, под землей, постоянно ожидая нападения с неба. Она бы совсем свихнулась в тех условиях. Если бы они остались, скорее всего их бы уже нашли. И все-таки она не подумала о некоторых последствиях «переезда».

Главным образом о яме.

Чтобы перемещаться через портал в небе, нужны крылья. В первый раз тех, кто не мог летать, перенесли товарищи. Самых тяжелых пришлось убить, собрать души в кадильницы, переправить их в человеческий мир. Все бескрылые химеры теперь дожидались очереди на переделку — несли стражу в крепости, готовясь вскоре присоединиться к налетам в Эрец.

Лихо закручено. Ага. Кэроу в очередной раз вздрогнула при виде чудовища на полу. Предыдущее тело Амзаллага, последнее из сотворенных для него Бримстоуном, сейчас валяется на свалке. Его выбросили, как ненужное тряпье, — ради того, чтобы Амзаллаг стал таким. На мгновение она посмотрела на него глазами жертвы: огромные крылья затмили небо, от чудовища не уйти. Ее охватили ужас и безнадежность, ладони покрылись липким потом. Что же она делает? Кого?.. Кого она привела в человеческий мир?

Кэроу словно очнулась ото сна, глотнула холодного воздуха реальности — и вновь погрузилась в забытье. Страх отступил. Она приводит солдат в боеготовность — вот что она делает. Кто еще заставит серафимов заплатить за все?

Да, она привела чудищ в человеческий мир, но это отдаленное и всеми забытое место; шансы встретить здесь людей ничтожны. Она привыкла не замечать тоненький голосок, нудящий в голове: «Кэроу, это слишком рискованно».

Она глубоко вздохнула. Нужно проводить душу Амзаллага в новую оболочку, ладан все сделает сам. Кэроу взяла комочек и повернулась к Тьяго. Волк успел надеть рубашку. Веки у него слипались от усталости, но он бодро улыбнулся.

— Все готово? — спросил он.

Она кивнула и зажгла ладан.

— Умница.

Ее снова возмутил его тон. «Что же она делает?» Кэроу встала на колени и приступила к воскрешению мертвого.




18

Восставшие


Невольничий караван подходил к деревне. Никому не показалось странным, что в небе кружат падальщики. Ничего удивительного, к стервятникам быстро привыкаешь. Правда, обычно им достается другая падаль — звери.

На этот раз все было иначе.

Трупы висели на верхних балках акведука. Казалось, восемь серафимов улыбаются, широко распластав крылья. Однако вблизи дурно стало даже надсмотрщикам. Лица убитых…

— Что за изверги сделали это? — выдавил кто-то из себя.

На замковом камне свода краснели размашистые буквы: «Мы восстали из праха».

Ангелы немедленно отправили вестников в Астрэ. Охраны у них было мало, поэтому снимать погибших воинов с акведука не стали и поспешили дальше, погоняя невольников хлыстами. Рабы воспрянули духом: кроме надписи кровью, было еще одно послание — улыбки на лицах ангелов.

Кто-то разрезал ангелам рот до ушей, превратив лица в маску ужаса. Все понимали, что значат эти улыбки, и озирались по сторонам: одни со страхом, другие — с надеждой.

Наступила ночь, караван разбил лагерь и выставил караул. Время от времени тишину нарушали подозрительные звуки: кто-то пронесся в темноте, хрустнул сучок. Надсмотрщики тревожно озирались, сжимая рукояти мечей. Их руки раскалились добела, кровь шумела в ушах, глаза бегали.

И тут невольники запели.

Такого еще не было. Погонщики рабов привыкли к тому, что те скулят, а не поют, и перемена им совсем не понравилась. Звери выли дико — с вызовом и без страха. Хриплые голоса резали слух. Когда серафимы попытались угомонить толпу, чей-то хвост сшиб охранника с ног.

Пламя костра взметнулось и прибилось к земле — пришли они, исчадия зла. Спасители. Они спустились с неба. Ангелы поначалу решили, что подоспело подкрепление, но это были вовсе не серафимы. Крылья, рога, хвосты, медвежьи плечи. Клекот, крик, рычание. Щетина, когти.

Мечи и клыки.

Ни один ангел не выжил.

Освобожденные рабы растворились в окружающих лесах, прихватив с собой мечи, секиры и хлысты своих угнетателей. Теперь их будет сложнее подчинить.

Все затихло.

Здесь тоже осталось кровавое послание. Эти слова обнаружат при сходных обстоятельствах и в других местах.






«Мы восстали из мертвых. Теперь ваш черед подыхать».







19

Рай


Однажды ангел и дьявол полюбили друг друга и придумали новый мир: без резни и вырванных глоток, без погребальных костров, без восставших из мертвых и армий незаконнорожденных, без детей, отнятых у матерей, чтобы пополнить ряды идущих на смерть и убийство.

Однажды влюбленные лежали, обнявшись, в тайном храме луны и мечтали о мире, ждущем, когда они наполнят его своим счастьем.




Этот мир не стал миром их мечты.




20

Страна призраков


Акива, Азаил и Лираз с безмолвным негодованием смотрели на трупы ангелов. Тела, словно растерзанные хищниками, были неузнаваемыми: падальщики сделали свое дело. Однако на лицах погибших остались следы жутких увечий — безобразные улыбки, которые не появлялись уже несколько поколений. Серафимы и химеры помнили этот ужасающий оскал, знак Воителя.

Именно так он разукрасил лица своих хозяев-серафимов, когда тысячу лет назад порвал путы рабства и сотворил новый мир. Кровавый оскал на лицах ангелов был несомненным символом восстания.

— Гармония со зверями, — процедила сквозь зубы Лираз.

Акива напрягся, вспомнив собственные слова. Что тут ответишь? Погибшие воины — не безвинные младенцы, они оставили за собой разоренные деревни. Нет, он не считал, что солдаты заслужили подобную смерть, но и возмущения не испытывал, только безмерную горечь. Бойцы вершили насилие, им отплатили тем же. Таков мир.

В круговороте резни на расправу отвечали расправой, так будет вечно. Однако философствовать некогда: над головой кружили стервятники, ожидали пира. Акива оставил свои мысли при себе.

Солнце появилось на горизонте, озарив поле джессы. Нежно-зеленые колосья отливали золотом, мирно качаясь на ветру. Зерна еще не поспели и уже никогда не поспеют: солдаты подожгли край поля, вскоре огонь пожрет и колосья, и убитых. Пламя упокоит усопших — для воинов похорон не предусмотрено.

Сверху раздался крик:

— Эй! Вы что там делаете?

Акива запрокинул голову. Лучи восходящего солнца упали ему на лицо, янтарные глаза вспыхнули. Парящий в небе серафим побледнел, узнав героя войны.

— Прошу прощения, сэр, я… Мне не сообщили, что вы здесь.

Акива и вслед за ним брат с сестрой поднялись в воздух навстречу воину.

— Прибыло подкрепление с мыса Армазин, — доложил Акива.

В Армазине, крепости химер, располагался самый крупный гарнизон ангелов на территории бывших свободных земель. Этими резервами пополняли контингент войск на юге.

Молодой командир патрульного отряда, Ноам, ошеломленно смотрел на Акиву, не веря, что говорит с легендарным Истребителем Тварей.

— Я рад, что вы с нами, сэр, — сказал он.

Во второй раз: сэр. Лираз хмыкнула. Никакой он не сэр. Да, он прославился, его уважали, но он Незаконнорожденный, его чин низкий и всегда будет таким.

— Что вам удалось узнать? — спросил Акива.

— Столкновение произошло под акведуком, сэр, — с ужасом в глазах ответил командир.

Древнее сооружение высилось совсем рядом, густо поросшее деревьями, и напоминало парящий в воздухе лес. Акведук строили серафимы, еще в те времена, когда здесь обитали примитивные, злобные племена. Ангелы принесли дикарям блага цивилизации: превратили их в рабов, захватили их земли. Теперь, после тысячи лет свободы, южные земли снова в распоряжении завоевателей, и на этот раз захватчиков привел Акива.

— Там была засада, — пояснил Ноам. — Их убили под аркой и подвесили там. — Он указал на самый верхний уровень строения, где виднелись кровавые буквы.

Восстали из мертвых.

Взгляд Акивы застыл. Кто их воскресил?

— А не могли это сделать крестьяне? — спросила Лираз.

— В деревне жили каприны, — мрачно ответил Ноам.

Кроткие полуовцы отличались мирным нравом, им не одолеть серафимов, да и вывешивать трупы на акведуке они не стали бы.

— У противника есть потери? — спросил Акива.

— Нет, сэр. Только с нашей стороны. На мечах погибших нет ни капли крови.

Неужели закаленным в битвах воинам не удалось нанести ни одного ответного удара?

Ноам показал на дорогу, ведущую через холмы на юг.

— Вон там напали на караван с рабами.

Акива посмотрел в ту сторону. Чем не пастораль: тихие долины, цепочки холмов, темнеющие в предрассветной дымке, словно тени друг друга. Тишь и благодать. У горизонта виднелась призрачная луна. Эллаи не спешила уходить, будто дразнила: «Я знаю, что тут произошло. Мне понравилось».

— А рабы?

— Сбежали, сэр. В лес. Конвоиров накормили цепями.

— Цепями? — Азаил подумал, что ослышался.

Ноам кивнул.

— Оковами освобожденных невольников.

Акива внимательно посмотрел на брата и сестру, но реакции от них не последовало. Ему хотелось спросить: «Как бы вы поступили, если бы в кандалы заковали наш народ?»

Считалось, что рабы необходимы Империи, но Акива придерживался иного мнения. Ему не было жаль конвоиров. Воины — другое дело. К чудовищным потерям добавились еще восемь погибших. В последнюю ночь совершено пять нападений: в Данкрейке, Покрове Духов, Шелесте, болотах Идзими и здесь, у холмов Маразель. Зачистные отряды уничтожены, изуродованные трупы оставлены в качестве грозного предупреждения.

«Такой мир хуже войны, — подумал Акива. — Твои соплеменники веселятся и пьют за победу, а тебе выпала ужасная смерть».

Пламя поглотило половину поля и часть тел. Сквалы парили в восходящих потоках раскаленного воздуха, лениво ныряя за одурманенными дымом сарангами. Насекомые неслись лавиной, спасаясь от жара, но из огня попадали лишь в полымя.

— Сэр, как вы думаете, кто на такое способен?

Акива сразу вспомнил о фантомах на полях сражений. Подобный урон могут нанести только самые чудовищные и противоестественные химеры. Но их больше не осталось.

— Может, выжившие на войне, — ответил он.

— Говорят, что древние монстры уцелели. — Ноам имел в виду Воителя и Бримстоуна.

— Поверь мне, они полностью уничтожены. — Акиве больше всего хотелось, чтобы это было не так… но юный Ноам об этом не узнает.

— А как же надпись? «Мы восстали из мертвых». Разве это не про воскрешение?

— Нас пытаются запугать, — заверил Акива. Воитель и маг не вернутся. Он видел их смерть своими глазами.

Но… смерть Мадригал он тоже видел.

Акива ощутил укол сомнения. Возможно ли это? Сердце забилось чаще, вспомнилась кадильница с именем Кэроу. Если существует воскреситель, то надпись «Кэроу» дарит надежду, а не горький упрек.

Нет, надеяться бесполезно.

— Другого Бримстоуна у них нет, — резко добавил он.

Лираз едва заметно сузила глаза. Почему она так смотрит? Может, поняла, о чем он подумал? О кадильнице она знала, само собой. «Хватит секретов», — потребовала Лираз, и секретов у Акивы больше не было. Или мимолетная надежда тоже считается? Нет, этим он делиться не собирался.

Ноам согласно кивнул.

— Говорят, что это призраки, — добавил он с напускной небрежностью, однако в глазах стоял неподдельный страх.

Впрочем, последние слова Бримстоуна устрашили и Акиву.

Когда все было кончено, над агорой Лораменди гулко звучал голос Иорама. От города остались руины и пепел. Воитель и Бримстоун стояли на коленях. Их казнили после того, как у них на глазах добили всех остальных. Всех.

— Ты сам приговорил их к смерти, — прошипел Иорам на ухо Воителю. — Вы бы никогда не победили. Вы животные. Вы действительно думали, что сможете править миром?

— Мы не об этом мечтали, — с достоинством ответил главнокомандующий химер.

— Мне неинтересно, о чем вы там мечтали. Ты знаешь, о чем мечтаю я? — спросил Иорам, хотя о его желании завоевать Эрец прекрасно знали все.

Оленьи рога Воителя превратились в обломки, но он гордо вскинул голову. Бримстоун едва держался, опираясь о помост раздробленной рукой. Его плечи тяжело вздымались. Жить магу оставалось недолго. Он нашел в себе силы дать императору ответ.

Акива в первый и последний раз слышал голос воскресителя: зычный, как удары крыльев бурелова, он шел из самых глубин древнего существа.

— Мертвые души думают лишь о смерти, — сказал Бримстоун. — Мелкие мечты — для мелких душ. Только жизнь растет, ширится и наполняет миры. У нас один господин: или жизнь, или смерть. Посмотри на себя. Ты — лорд праха и пепла. Ты запачкал себя своей победой. Радуйся ей, Иорам, потому что другой у тебя не будет. Ты — повелитель страны призраков и никем другим не станешь.

Эти слова прозвучали как проклятие. Иорам рассвирепел.

— Я создам страну призраков, страну трупов! Ни одна тварь не ускользнет, всех уничтожим или засечем до полусмерти, чтобы не смели и головы поднять!

Для императора гнев был состоянием покоя. Серафимы — существа огня, а пламя Иорама бушевало, словно жар звезды. Распаляясь от злобы, император становился ненасытной прорвой, неподвластным рассудку чудовищем.

Он убил Бримстоуна на месте, желая обезглавить его одним ударом. Маг рухнул, кровь хлынула рекой. Меч застрял в мощной шее. Иорам с усилием выдернул клинок и замахнулся снова. Воитель с бешеным ревом бросился на императора. Подскочили солдаты. Сбить пленника с ног удалось не сразу, он задел противника рогом, поубавив Иораму спеси в день триумфа.

С тех пор император выполнял свое обещание: свободные земли стали страной призраков.

— Если бы призраки могли убивать, мы бы уже давно стерли друг друга с лица земли, — пояснил Акива.

Молодой командир склонил голову, признавая мудрость этих слов.

— Сэр, есть ли новые распоряжения? — спросил он.

— Не называй его сэром, — возмутилась Лираз. — Ты знаешь, кто мы.

Незаконнорожденные. Бастарды. Никто.

— Но я… Он же…

— Не важно, — вмешался Акива. — Нет. Новых распоряжений нет. Что приказано делать? Выследить повстанцев? — Незаконнорожденные только прибыли в часть и не успели получить приказ.

Ноам покачал головой:

— Выслеживать нечего. Они исчезли. Мы… мы должны дать им ответ.

— Какой ответ?

— Ответить на их послания. Император… — Ноам тяжело сглотнул. В присутствии Акивы он взвешивал каждое слово. — Император желает оставить послание для них.

Акива промолчал, обдумывая услышанное. В крепости Армазин ему повезло: на севере больше некого убивать. Здесь все иначе, выжившие химеры бегут на юг, надеясь на спасение за Заповедным пределом. Лишенные крова фермеры и освобожденные рабы верят, что за горами их ждет новая жизнь. А ему приказано их отлавливать и уничтожать…

Не зря тебя прозвали Истребитель Тварей… Акиву охватили отчаяние, усталость и беспомощность. Он не хотел участвовать в бессмысленной резне.

Смрад горящей плоти поднялся выше. Ангелы взлетели на акведук. Ноам заметил кровь и прилипшие перья.

— Зачем все это?! — воскликнул он. — Я не помню, для чего мы все это делаем…

Кому он это говорил? Небесам? В пустоту? Его безумный взгляд остановился на Акиве.

— Сэр, когда это все закончится? — с мольбой в голосе спросил он.

«Никогда», — подумал Акива. Вскоре внутри у этого юного воина все очерствеет, отомрет, еще одна душа исчезнет, ее место займет монстр. «Армии нужны монстры для кровавых битв», — сказал в Марокко старый горбун. Акива понимал это лучше других. Он посмотрел на Азаила, Лираз. Не слишком ли поздно для них? Для него самого?

Беспомощное отчаяние, усталость и запах горящей плоти вызвали к жизни давно забытые воспоминания. Акива не позволял себе думать об этом с тех пор, как в храме Эллаи из его объятий вырвали нагую Мадригал.

Он представил два будущих Эреца: мечту Иорама — и видение того, что могло бы быть.

Иную жизнь.




21

Очень страшно


Свева подскочила с ощущением, что случилось непоправимое: она должна была караулить, а, кажется, заснула. Прислушалась, осмотрелась. Моргнула. Она словно скатилась из сна в ужас и теперь всем своим существом ловила малейшие шорохи.

Светало, над вершинами деревьев бледнело небо. Сколько она проспала? Сучок хрустнул, или приснилось?

Свева замерла, прислушиваясь. Тихо. Они в безопасности. Саразал еще спит. Ей незачем знать, что Свева уснула, а то устроит выволочку. Свева, с облегчением вздохнув, вытянула передние ноги — стройные, как у фавна, с младенческими пятнышками на шерстке. Младшая из двух сестер, она привыкла к тому, что ей все сходит с рук.

Так было раньше.

Когда они вернутся домой, Свева станет паинькой. Прекратит бездельничать, прятаться от мамы. Ох, мама, наверное, волнуется… Знают ли в племени, что сестер захватили в плен? Они вышли пробежаться после дня работы за ткацким станком. Все произошло из-за Свевы. Она быстрее сестры, самая быстрая в деревне. Свева убегала от Саразал, не хотела остановиться, старшей пришлось догонять, ведь младших не бросают. Вот и получается, что Свева виновата.

В деревне наверняка по ним горюют, решили, что сестры погибли. «У нас все хорошо», — повторяла она про себя, словно надеясь, что ее услышат. Ведь мамы чувствуют детей.

«У нас все хорошо, мама. Мы на свободе. Нас освободили!»

Ей так хотелось рассказать матери все: как с небес сошли фантомы — само возмездие. Огромные, ужасные. Правда, один из них не был ужасен, высокий такой, саблерогий. Очень красивый. Он дал ей нож убитого ангела.

Такая история взаправду приключилась! Свева расскажет все быстро, чтобы Саразал и слова не успела вставить. У Свевы получается лучше, она помнит все досконально. Например, как рабы запели. Хоть они были из разных племен, балладу Воителя знали все. Их голоса, такие разные, звучали, как сам мир: земля и небо, листок и ручей, коготь и клык. Рычание, крик. Некоторых рабов она боялась не меньше, чем конвоиров, но, к счастью, после освобождения все разбежались. Многие, с мечами и кнутами, устремились на юг, чтобы предупредить других. У Свевы тоже было оружие — нож, но она с трудом удерживала в руках эту массивную штуку. И они с сестрой шли не на юг — на северо-запад.

«Домой. Мы идем домой».

Пойдем. Как только Саразал станет лучше.

Свева закусила щеку, вспомнив о ноге сестры. Запах раны чувствовался даже через аромат трав в повязке. В темноте хрустнул еще один сучок. Свева, похолодев, вгляделась в темноту под густыми кронами дамселей, туда, где еще притаилась ночь.

Наверное, это сконт или другой выползень.

Ей очень хотелось в это верить.

Сердце забилось. Хоть бы Саразал уже проснулась. Дома старшая сестра мешает, указывает, что делать, но здесь, в чаще, когда сердце замирает от странных звуков и теней, куда она без сестры? Кто еще успокоит, кто скажет, что все будет хорошо?

Свева медленно выпрямилась. Стройное девичье тело от пояса переходило в олений круп и ноги. Племя дама — оленекентавры, миниатюрные кентавриды, легкие, гибкие, стремительные, самые быстрые среди химер. Свева всегда хвастала, что она быстрее всех в мире. Саразал, как обычно, спорила. Ну и пусть… Свева обожала быстрый бег, ей не терпелось пуститься вскачь и нестись что есть мочи до самого дома. Они давно бы уже добрались до островерхих эзериновых лесов и мшистых долин Аранзу, где пасутся дама, гордые и свободолюбивые.

Они бы уже были далеко, если бы не нога Саразал.

Сестра спала, свернувшись в клубочек среди шелковистого, как шерсть, папоротника. Глаза закрыты, лицо умиротворенное. Свеве очень хотелось, чтобы сестра проснулась, но будить ее не стоит — слишком много бессонных ночей Саразал провела, мучаясь от боли. Все из-за оков. Свева сосредоточила всю свою ненависть на невольничьих кандалах. Вот как маленькая ненависть вырастает из большой и полностью ее поглощает. Когда Свева думала о надсмотрщиках — она всегда их будет ненавидеть, даже мертвых, — то сразу же вспоминала кандалы сестры, и ярость распирала ей грудь.

В невольничьем караване имелся запас различных оков — для ног, пояса, шеи. И никогда для рук. Почему не приковывали за руку, сестрам объяснил Раф, юный дашнаг, при виде длинных белых клыков которого Свева съеживалась, как вянущий цветок.

— Руку можно отрезать и сбежать. Без руки можно обойтись, — сказал он.

Вот как.

— Нет, я бы не смогла, — гордо сказала Свева. Дикари. Должно быть, дашнагам не хватает утонченности чувств. Как можно не ценить свое тело?

— Потому что ты не знаешь, что тебя ждет.

— А сам-то ты знаешь? — отрезала Свева и тут же пожалела об этом: Раф одним укусом мог отгрызть ей лицо. Может, он ее специально пугал? Ей и без того страшно.

Свева зябко поежилась. Теперь ей страшнее некуда. От раны сестры исходит сладкий запах гниения. Саразал, наверное, в лихорадке. Травы не помогают.

Их собрала Свева, даже жаробой нашла. Ну может быть, это был и не жаробой. Скорее все-таки он. А рана не заживает. Свева погладила саднящие следы оков у себя на талии. Сестре повезло меньше.

Свеву погонщики приковали за пояс — огромными кандалами, наверное, предназначенными для ноги быкокентавра. Для Саразал не нашлось ничего подходящего, поэтому надсмотрщики наскоро соорудили оковы из полоски железа. Скоба натерла сестре кожу, с каждым шагом все глубже впивалась в рану. В последние дни в плену Саразал еле шла… Рано или поздно ее бы бросили, но фантомы спасли их раньше. Раф сказал, что конвоиры не избавились от нее, потому что дама — ценные невольники. Живой Саразал не отпустили бы.

Фантомы пришли очень вовремя. Они появились из мрака на огромных крыльях, словно в страшном сне. Если бы не они… Освобожденные пленники бежали в горы, а сестрам не удалось уйти далеко. Саразал ковыляла с трудом, а на Свеву не обопрешься: слишком мала.

Свева вздохнула. Из темноты не доносилось ни звука. Мрак понемногу рассеивался. Пора будить сестру. Плечо оказалось горячим, глаза — мутными, с лихорадочным блеском. Саразал посмотрела на Свеву невидящим взглядом и снова закрыла глаза. Вина скрутила Свеве внутренности, вгрызаясь глубже, будто живое существо. Пусть сестра поспит еще немного… Свеве захотелось пригладить спутанные волосы сестры, спеть ей что-нибудь приятное, не балладу Воителя, а что-нибудь такое, где никто не умирает.

— Сара, утро наступило, пора вставать.

Стон.

— Не могу, — ответила сестра жалобно.

— Можешь, все получится. — Свева старалась говорить беззаботно, но сама все больше поддавалась панике. Саразал очень плохо. А вдруг она… Нет! Свева отогнала тревожную мысль. Нельзя об этом думать. — Все будет хорошо, вставай. Мама ждет нас.

Сестра застонала и отвернулась. Свева не знала, что делать. Саразал всегда командовала, решала за нее, уговаривала. Наверное, надо позволить ей поспать, дать время, чтобы жаробой подействовал… Свеву терзали сомнения.

А если это не жаробой? Может, эта трава приносит больше вреда, чем пользы?

— Вам нужно уходить, — раздался голос за спиной.

Свева подскочила. Кто это? Откуда он взялся? Так бесшумно подошел! Ее охватил холодный ужас. Она резко обернулась, с трудом удерживая в кулаке нож. Раф, молодой дашнаг с длинными белыми клыками, выступил из тени. Какой же он огромный, хоть еще подросток. Свева долго хватала ртом воздух, отходя от испуга. Раф не сводил с нее глаз. По его звериному лицу нельзя было понять, что он думает. У него тигриная голова и кошачьи глаза, серебрящиеся на свету. Он охотник, плотоядный, хищник. Она бы запросто убежала от него, но сестру оставить нельзя.

— Что ты тут делаешь?! — воскликнула Свева. — Ты что, следил за нами?

— Я искал фантомов, — ответил он глубоким гортанным голосом. — Их нигде нет. Вряд ли они спасут вас снова.

Это что, угроза?

— Оставь нас в покое, — сказала она, закрывая собой Саразал.

— Не от меня спасать надо, — прорычал Раф. — Если бы ты следила за небом, сама бы знала.

— Ты о чем?

— Ангелы повсюду, тысячи. Воины, а не конвоиры. Если хочешь жить, уходи отсюда.

Ангелы… Ненависть вспыхнула с новой силой.

— Нас тут не отыскать, — ответила Свева.

Кроны дамселей сливались в плотный зеленый ковер и надежно прикрывали от посторонних глаз. Они с сестрой затерялись, как два желудя в лесу.

— Им не нужно искать вас, и так умрете. Посмотри сама.

Неподалеку, с пригорка, через прогалину открывался вид на покрытые лесом холмы. Свева оглянулась на сестру, Саразал спала, ее губы подрагивали, веки трепетали в несчастливом забытьи. Раф нетерпеливо рыкнул, и Свева решилась. Обошла его бочком, пританцовывая от страха, и сразу же рванула к пригорку.

Над холмами поднимался дым.

Черные клубы зависли над чащей у них на пути, в гуще деревьев виднелись языки пламени. В дрожащем от жара воздухе мерцали миражные огоньки: серафимы.

Беглецов травили огнем, выжигали этот край, испепеляли весь мир.

Ошеломленная Свева вернулась к Рафу.

— Ну что, видела?

— Да, — сердито ответила она, злясь на Рафа, как будто это он был во всем виноват. Гнев все же лучше, чем ужас. Она наклонилась к сестре, стала поднимать ее.

— Нет, не могу! Не могу! — по-детски запротестовала Саразал.

Свева еще никогда не видела сестру такой.

— Давай, ты можешь. Ты должна.

Старшая сестра беспомощно покачала головой.

— Све, не надо, пожалуйста. Больно. — Саразал зажмурилась, сморщив лицо, как плачущий ребенок. Она впервые признала, что ей больно. Чужим, далеким голосом она взмолилась: — Уходи, оставь меня. Я не могу. Я не буду винить тебя. Све, может, ты и вправду самая быстрая в мире. — Сестра попыталась улыбнуться. Све — так Свеву называли дома, и это воспоминание всадило ей нож в сердце. — Беги давай! — простонала Саразал.

Свева стала трясти сестру.

— Я останусь и умру с тобой, слышишь? Ты этого добиваешься? Вот тебе от мамы достанется! — Ее голос был пронзительным, жестоким. Надо было заставить сестру подняться. — И не говори мне, что ты бы меня оставила. Ты бы так не поступила, и я тебя не брошу!

Саразал приподнялась, ступила на раненую ногу и с криком упала.

— Не могу, — прошептала она с расширенными от ужаса глазами.

Одним прыжком Раф оказался перед ними. Свева почти забыла о дашнаге и не замечала его, пока он внезапно не появился снова, невероятно легкий и бесшумный при таком мощном сложении. Он подхватил Саразал под олений живот — так, чтобы ее голова легла ему на плечо. Саразал охнула и сжалась от боли и страха. Раф, не говоря ни слова, со своей ношей бросился в чащу, уходя от надвигающегося пожара и мерцания ангелов. Он даже не оглянулся.

Сердце глухо стукнуло, и Свева помчалась вслед за дашнагом.




22

Похитительница зубов


— Но почему зубы? Не понимаю, — недоумевал Мик.

Зузана резко обернулась, и Мик чуть не сбил ее с ног тележкой, на которой вез огромную марионетку для их шоу. Зузана застыла посреди тротуара, как крошечная повелительница. Надутые губы и хмурый взгляд по выразительности соперничали друг с другом: перевешивала то обида, то гнев.

— Не знаю. Не это главное. Она была здесь, в Праге, — вот что главное.

На мгновение обида проступила на лице Зузаны. Кэроу, или «похитительница зубов», она же «девушка на мосту» (кроме Мика и Зузаны, никто не догадывался, что это — одно и то же лицо), одно из своих преступлений совершила здесь, в Национальном музее Праги. По местным новостям показывали, как научный сотрудник светит фонариком в пасть слегка поеденного молью амурского тигра.

— Как видите, она похитила не клыки, а коренные зубы, — сказал он, оправдываясь. — Поэтому мы и не заметили. У нас нет причин заглядывать в рот экспонатам.

Кэроу была странным вором. Даже если бы Зузана не узнала ее по паре кадров из музея Филда, были и более веские доказательства, неизвестные полиции: девяносто альбомов с рисунками, которые сейчас лежали у Мика. С тех пор как Кэроу научилась держать в руках карандаш, она все время рисовала монстров, таинственные двери и зубы. Вечно зубы.

Хороший вопрос: «зачем». Зузана не знала, при чем тут зубы, но сейчас ее беспокоило другое.

— Почему она к нам не зашла? — Одна бровь негодующе изогнута, подбородок упрямо вздернут, мрачность взгляда перевесила по экспрессии обиженно оттопыренную губу. Сапоги на платформе, винтажная балетная пачка, кукольный макияж — розовые круги на щеках и хлопающие ресницы из фольги… Зузана выглядела самой настоящей безумной феечкой, как прозвала ее Кэроу, rabid fairy из своего электронного адреса.

Мик взял подругу за плечи и посмотрел ей в глаза.

— Мы не знаем, что с ней происходит. Может, она спешила. Или за ней следили… Мало ли.

— Это бесит больше всего. С ней что-то случилось, а я ничего не знаю. Я ее лучшая подруга. Почему она не расскажет мне, в чем дело?

— Не знаю, Зуз, — попытался смягчить ее негодование Мик. — Она же написала, что счастлива. Вот и хорошо, правда?

Они стояли у Карлова моста и еще не успели занять себе место для представления. На мосту уже толпился народ: художники, музыканты и апокалиптически настроенные личности со всего света. Мик обеспокоенно проводил взглядом старых джазменов с потертыми футлярами для инструментов.

Зузана не обратила на них внимания.

— Не напоминай мне про тот имейл! Что она вообще имела в виду?! Прибить ее хочется. Цитаты из Монти Пайтона, замки из песка… Ерунду какую-то понаписала! А про Акиву ни слова. Что это значит?

— Да, понятно, что ничего не понятно.

— Вот именно. Они хоть вместе? Почему она о нем не пишет?

— Конечно, ты ведь ей докладываешь обо всех моих приколах, о моем чудесном характере, о том, что с каждым днем я становлюсь все умней и краше. И смайлики повсюду ставишь…

Зузана фыркнула:

— Да-да, а подписываюсь я «миссис Миколас Вавра» и украшаю твое имя сердечками.

— Хм, звучит неплохо.

Зузана толкнула его в плечо:

— Хватит. Даже если ты предложишь мне руку и сердце, и не мечтай, что я стану твоим придатком: ни своего имени, ни индивидуальности, один только муженек на уме.

— А ты бы согласилась? — В голубых глазах Мика заиграл лукавый огонек.

— Что?

— Похоже, ты сомневаешься только в том, стоит ли брать мою фамилию. Значит, ты бы согласилась?

Зузана вспыхнула.

— Я этого не говорила.

— Значит, ты не выйдешь за меня замуж?

— Дурацкий вопрос. Мне восемнадцать!

— А, так дело в возрасте? — Мик нахмурился. — По-твоему, нам лучше сначала нагуляться? Расстанемся на пару лет, познаешь других…

Зузана прикрыла ему рот рукой:

— Не надо. Фу.

Мик, успокоенный, поцеловал ей ладонь.

— Ладно.

Она повернулась и пошла дальше. Мик с усилием сдвинул тележку с места и поспешил за подругой.

— Слушай, из абстрактного интереса, раз уж разговор зашел… В каком возрасте ты начнешь рассматривать предложения руки и сердца? — спросил он.

— Думаешь, все будет просто? — ответила Зузана не оборачиваясь. — Нет уж. Сначала будут испытания. Как в сказке.

— Похоже, меня ждут опасности.

— Не то слово. Предупреждаю, подумай хорошенько.

— Зачем? Ты того стоишь.

Зузана просияла от удовольствия.

Им удалось найти незанятый уголок со стороны Старого города. Марионетка в черном плаще мрачным стражем возвышалась на мосту, контрастируя с белыми одеяниями последователей культа ангелов, которые, рассевшись на земле, жгли церковные свечи и распевали псалмы. Обычно полиция их быстро разгоняла, но неуемные фанатики появлялись снова, искренне веря в то, что ангелы, однажды явившись во всей своей славе, вернутся сюда еще раз.

«Тупицы, вы ничего не понимаете», — презрительно подумала Зузана, но без особого чувства превосходства. Да, она лично знакома с ангелом. И что? Теперь-то она в полном неведении, как и все остальные.

Кэроу, Кэроу. Почему она не навестила подругу? А ее письмо! Дурацкое, непонятное, так и хочется дать ей по голове, но… Что-то в нем не так.

Зузану осенило.

Я счастлива… Я счастлива…

Зузане стало дурно от своей догадки. Она достала телефон и без труда нашла клип — классика жанра. «Я не хочу на телегу!» — вот подсказка. «Монти Пайтон и Священный Грааль». Они с Кэроу миллион раз посмотрели его, когда им было по пятнадцать. Вот по деревне катят телегу и кричат: «Выносите мертвецов!» Одного старика сдают живым, он отчаянно вопит: «Я не хочу на телегу! Я счастлив… Я счастлив…», — но его все равно забирают и, стукнув по голове, валят в телегу на кучу трупов. Зузана даже не удивилась, что Кэроу закодировала послание «Священным Граалем», это вполне в ее духе. Не передает ли она таким странным образом, что в опасности? Но чем Зузана-то поможет? Сердце у нее забилось быстрее.

— Мик! Мик! — окликнула Зузана.

Он настраивал скрипку и не услышал.

Жрица в замке из песка? В краю пыли и звездного света?

Это тоже подсказка?

Может, Кэроу хочет, чтобы ее нашли?




23

Жрица в замке из песка


Кэроу была в касбе, в замке из песка — точнее, из глины, докрасна выжженной палящим солнцем. Южные границы Марокко усеяны сотнями таких средневековых крепостей, окруженных гордыми, неприступными стенами с магическими берберскими узорами и рядами острых зубцов, похожих на клыки гадюки.

Когда-то в касбах обитали могущественные кланы воинов, но сейчас все пришло в запустение, лишь в некоторых глинобитных крепостях влачили жалкое существование потомки былых храбрецов. Замок, найденный Кэроу, был пуст, в нем жили лишь аисты и скорпионы.

Когда она отправилась в человеческий мир за зубами, у нее не было ни малейшего желания возвращаться в Эрец, снова оказаться в мире, где царит запах смерти. Вспоминались грязь и темнота шахты, пульсирующие, словно вены, белесые корневища, зловещие крики летучих мышей-херувимов, эхо, грубые «товарищи», вечные взгляды и… никаких дверей, никакого уединения. Она ни на минуту не чувствовала себя в безопасности, особенно во время работы: совершая обряды, Кэроу погружалась вглубь себя и становилась совершенно беззащитной. Про сон вообще можно было забыть. Вот она и решила найти место получше, чтобы не сойти с ума.

Спрятать растущую армию химер в человеческом мире — задача не из простых. Требовалось большое, огороженное со всех сторон пространство, расположенное вдали от человеческих поселений и недалеко от Атласских гор — для свободного доступа к порталу, который ей показал Разгут. Вода и электричество были бы весьма кстати, но все же из разряда нереального: Кэроу не надеялась найти место, которое отвечало бы даже минимальным требованиям.

На удивление, касба подходила им во всем.

Она и вправду напоминала замок из песка, как написала Кэроу Зузане в своем единственном имейле. Величественная крепость оказалась целым городом: улочки, площади, кварталы, караван-сарай, зернохранилище, дворец — и везде гуляют ветер и эхо. Грандиозный замысел неведомых строителей внушал благоговение. На площади перед дворцом, в окружении высоченных зубчатых стен и нависающих карнизов, Кэроу чувствовала себя ничтожной пичугой.

Старинный город был прекрасен: вычурные кованые решетки на окнах, резные деревянные двери и ставни, белый кружевной орнамент и мерцающая мозаика на стенах, изумрудно-зеленая черепица крыш, взметнувшиеся ввысь мавританские арки — все как в арабской сказке, но сотворившие это чудо мастера давно умерли, сказка крошилась и рассыпалась.

Крепость полуразрушена. Во многих местах крыши провалились, от башен остались обвалившиеся стены. Лестницы вели в никуда, двери открывались в пустоту на высоте четвертого этажа, изъеденные трещинами арки кренились набок.

На север от касбы тянулась череда холмов, в отдалении виднелись зубцы Атласских гор, вгрызающиеся в небо. С другой стороны пологая равнина переходила на горизонте в Сахару. Вид настолько пустынный и безрадостный, что кажется, дерни скорпион хвостом — и это будет целым событием на многие мили вокруг.

Из своей комнаты, расположенной в самой высокой точке дворца, Кэроу рассматривала окрестности. Внизу, в окружении крепостных стен, простирался широкий двор, выложенный каменными плитами. В арочной галерее у главных ворот стояла группа химерских воинов. При появлении Кэроу они замолчали. Она возникла внезапно: шагнула из окна, так как лестницы и дорожки в устрашающем состоянии. Вдобавок зачем ходить, если умеешь летать? Ее бесшумный полет, без звука хлопающих крыльев, всегда настораживал химер. Собратья уставились на Кэроу разноцветными глазами хищников, быков, рептилий — и не поздоровались, когда она прошла мимо.

Жара душила, как глухой мешок, но Кэроу надела рубаху с длинными рукавами, чтобы скрыть синяки. На бедрах висели ножи-полумесяцы: защита, без которой она и хотела бы обойтись, да не могла. Все химеры ходили вооруженными, так что Кэроу не выделялась на их фоне. «Товарищи», может, и не догадывались, что этот аксессуар у воскресительницы из-за них.

Когда Кэроу вошла в главный зал, кто-то за ее спиной тихо прошипел: «Предательница». Ее пронзила боль, но она не подала виду и продолжала идти — навстречу смолкающим разговорам и невидящим взглядам. Наверное, это сказал Хвит, он накладывал себе еду, или Лиссет, или Ниск, они уже ели. Однако Кэроу подозревала, что это Шеста, по одной простой причине: полуволчица, единственная выжившая из свиты Тьяго, общалась с Кэроу гораздо дружелюбнее остальных — прекрасное основание для недоверия.

«Чудная у меня тут жизнь», — подумала Кэроу.

Даже если Шеста и говорила гадости за спиной, сейчас она была сама любезность.

— Держи тарелку. Я как раз собиралась принести тебе еду наверх.

Кэроу подозрительно покосилась на тарелку.

От Шесты не ускользнул этот взгляд.

— Не волнуйся, не отравлено. Кто же тогда меня воскресит? — Она хрипло рассмеялась, раскрыв волчью пасть. — Меня Тьяго попросил. У него совещание с командирами, иначе он бы сам принес тебе поесть.

Кэроу взяла тарелку с кускусом и овощами. Еда была еще одной причиной, по которой они перебрались сюда: в Эреце раздобыть продовольствие было трудно. Там они питались в основном вареной джессой, клейкой, как глина, да и на вкус такой же. Здесь же Кэроу брала раздолбанный грузовик и объезжала окрестные селения, где скупала зерно, финики и овощи мешками, а в одном из внутренних двориков царила династия тощих кур.

— Спасибо, — ответила Кэроу.

Уже несколько вечеров Тьяго приносил ей ужин, чтобы она не прерывала свою работу. Кэроу признавала, что его визиты лучше, чем сомнительное радушие товарищей, тем более что Волк еще и дань болью платил. Синяки, покрывавшие его руки, переливались всевозможными оттенками, от бледно-желтого до темно-фиолетового. «Настоящее искусство, — охарактеризовал их Тьяго и сделал Кэроу отвратительный комплимент: — У тебя получаются красивые синяки».

В этот вечер он не пришел, и когда Кэроу поняла, что ждет его — ждет Волка! — она резко поднялась и вышла в окно.

Шеста услужливо провела ее к столу. В это время в зале было не очень людно. Быстро окинув присутствующих взглядом, Кэроу отметила, что половина из них — ее творение. Определить было легко: крылья, массивность. Она создала тела Амзаллага, Ниска и Лиссет. Уора, Хвит и Баст ждали своей очереди и поэтому с сомнением косились на Кэроу. Все в лагере понимали, что через несколько дней, недель или даже часов их души окажутся в руках «предательницы». Кто знает, может быть, кто-то из них уже сегодня пойдет к яме вместе с Тьяго. Химерские воины знают наверняка только одно: рано или поздно они погибнут.

Они привыкли к этому.

А вот доверять свое воскрешение предателю им было в новинку.

— Нектара? — спросила Шеста.

Шутка. Волчица кивнула в сторону бадьи с речной водой и набрала кружку для Кэроу. Когда они уселись, Шеста сказала:

— Я сегодня видела Резака.

— Вот как? — Кэроу сразу насторожилась. Резак — хетский жрец, использующий в обрядах кости. Сегодня она вытащила его из горы кадильниц и воскресила. Задача была очень сложной, все выполнялось по специальному заказу Тьяго.

Шеста кивнула.

— Ему голова покою не дает.

— Привыкнет.

— Кэроу! Львиная голова — у хета?

Кэроу прекрасно знала, какие головы у хетов: огромные фасеточные глаза и жвала муравьев, похожие на клешни краба. Нечто отвратительное и леденящее душу. Как Бримстоуну удавалось сделать такие головы? У Кэроу не было зубов насекомых, и у Бримстоуна, кажется, тоже.

— Он был нужен Тьяго срочно. У меня не нашлось ничего лучше льва.

Резак и этого не заслуживал. Они не встречались раньше, но, работая над ним, Кэроу почувствовала темную личность. Каждая душа оставляла в ней свой уникальный отпечаток, след Резака был отвратительно склизким. Почему он так нужен Тьяго, Кэроу не знала, но, как всегда, не спрашивала. Она делает свою работу, Волк — свою.

— Что ж, он так гораздо симпатичней, — признала Шеста.

— Может, он прибежит поблагодарить меня за новую внешность?

— Ага, не прячь когти. — У химер эта поговорка значила, что не нужно поддаваться самообману и расслабляться. Будь начеку. Кэроу оценила уместность совета.

Она ела, набив рот, когда вдруг Шеста невзначай произнесла:

— Тьяго попросил меня помочь тебе в работе.

Кэроу хотела ответить, но кускус глиной слипся во рту.

— Одной с таким ответственным и сложным заданием не справиться, ведь так? — невинно продолжала Шеста.

«Бримстоун справлялся один», — подумала Кэроу, понимая, что сравнение не в ее пользу. Кроме того, Бримстоун не работал в одиночестве.

— Я буду твоей помощницей. Как та женщина из племени нагов.

Кэроу напряглась при небрежном упоминании Иссы.

— Возьму на себя всю черную работу, а ты займешься своими неотложными делами, — не унималась Шеста.

— Нет! — резко возразила Кэроу. В душе все бурлило от возмущения: «Ты не Исса». — Передай Тьяго спасибо, но…

— Но ведь от предложений Белого Волка не отказываются, — удивленно заметила волчица.

Ага, ну конечно, все должны делать то, что он велит. Впрочем, ей и правда нужна помощь. Неужели придется терпеть присутствие Шесты?

В волчице, как и в остальных «братьях по оружию», чувствовалось что-то дикое. Похоже, Кэроу основательно подзабыла своих близких и друзей. Наверное, раньше она этого не замечала. Когда она присоединилась к повстанцам, произошел один случай. В выжженном дотла Лораменди торчал остов арзы, как огромная обугленная рука подземного чудовища. На сучьях некогда красивого дерева болтались черные шары, и лучники стреляли по ним, как по мишеням. Кэроу и представить себе не могла, что это, пока не услышала, как солдаты называют их «яблоками с арзы». Сглупив, она выпалила:

— Яблоки? Вот уж не думала, что на арзе растут яблоки.

Как они на нее посмотрели… При воспоминании ее каждый раз обжигал стыд. Все уставились на нее как на дуру, а Шеста пояснила:

— Это головы.

Кэроу побледнела.

— Они стреляют по головам?

Ей казалось невероятным, что можно развлекаться, стреляя в подвешенные головы погибших соплеменников. Они же свои.

— А что еще с ними делать? — невозмутимо ответила Шеста.

— Похоронить… — удивленно предложила Кэроу.

В ответ Шеста злобно прорычала:

— Лучше мы отомстим за них.

От этих слов у Кэроу мурашки поползли по коже, хотя мелькнула и искра восхищения. Кэроу много раз вспоминала этот случай, но ничего хорошего в нем не видела. Разве нельзя похоронить мертвых — и отомстить за них? Только дикари оставляют трупы непогребенными. Она понимала, что возмущение берет начало не только в ее человеческой природе.

В ней боролись два разных начала: мысли и впечатления Кэроу осознавались немедленно, но к ним добавилось восприятие Мадригал — совершенно иные убеждения и эмоции. Несовпадение чувств создавало странную вибрацию. Не дисгармонию, нет: они ведь были одной личностью, просто с разным опытом. Кэроу прожила человеческую жизнь, ее оценки были обусловлены реалиями мира людей, роскошью свободы и безопасности. Если Мадригал ко многому успела привыкнуть, то Кэроу чудовищные будни войны ранили. Подвесить на дереве обгоревшие головы? Мадригал не падала от подобного в обморок, но в ее времена химеры хоронили своих мертвецов. Да, часто приходилось собирать души и уходить, оставив тела на поле боя. Но стрелять по мертвым, как по мишеням? Чувства Мадригал отвергали подобное. Неужели за восемнадцать лет химеры забыли о древнем обряде захоронения, главном отличии цивилизованных народов от дикарей?

— Тьяго нужны бойцы, и чем скорее, тем лучше, — напомнила Шеста. — Это очень важно.

— Я больше времени потеряю на твое обучение.

— Я уверена, что есть много дел, которые я смогу выполнять уже сейчас.

Конечно: лепить из ладана конусы, очищать зубы, платить дань болью, но что-то в Кэроу противилось тому, что Шеста все время будет с ней. Только не она. Шеста безгранично предана Белому Волку. Сколько веков она ходит за ним тенью и слепо выполняет любые приказы?

А еще она была в реквиемной роще.

— Пусть лучше даст мне кузнеца. Зубы нужно оковывать серебром. Для ожерелий.

— Эгир занят. Он оружие кует. — По голосу волчицы было ясно, что делать оплетку для зубов — ниже его достоинства.

— Чем я занимаюсь, по-твоему? — презрительно осведомилась Кэроу. — Бусиками балуюсь?

Она посмотрела Шесте в глаза — золотисто-карие, как у настоящего волка. Это у Тьяго — бледно-голубые, у волков таких не бывает. «Вот и звался бы белой эскимосской лайкой», — раздраженно подумала Кэроу.

— Эгир нужен на своем месте, — раздраженно ответила волчица.

— Странно, что именно без тебя Тьяго может обойтись.

«Кто же будет его причесывать?»

— Он считает, что это очень важно.

Шеста говорила жестко, отрывисто, и Кэроу задумалась, сможет ли выиграть в завязавшейся перепалке, тем более что ее аргументы против такой помощницы никуда не годились… Вдобавок, у Тьяго достаточно оснований для недовольства: новая воскресительница ни в какое сравнение не шла с Бримстоуном. Восстание давно пора было поднимать, а большая часть воинов все еще без крыльев, да и гора кадильниц не уменьшалась.

А те немногие, кого она с таким трудом вернула в строй, все еще не вернулись с первого налета в Эрец.

Если с ними что-то случилось… Кэроу захотелось сползти на пол и заплакать. Половина отряда — ее работа. Она неустанно трудилась над ними, все руки в синяках, места живого не осталось. Нет.

Остальные крылатые бойцы — из уцелевших в битве при Армазине, среди них Зири, единственный в отряде Тьяго, кто не радовался казни Мадригал.

Зири.

Тьяго говорил, еще рано ждать новостей. Кэроу вздохнула и потерла виски. Шеста приняла это за знак согласия, изобразив некое подобие волчьей улыбки.

— Отлично. Приступим сразу после ужина, — сказала она.

Что? Нет!

Кэроу не знала, стоит ли возвращаться к потерянным нитям разговора, но тут в зал вошел кто-то огромный и с вызовом встал на пороге. Она узнала его сразу, даже не разглядывая. Как же иначе, ведь она сделала его только сегодня.

Резак.




24

Любовница ангела


Разговоры прекратились. Все обернулись к Резаку, который стоял на пороге и в упор смотрел на Кэроу.

У нее внутри все перевернулось. Это была самая неприятная сторона дела. Одни, как Амзаллаг, шли к яме и просыпались, понимая, где они, с кем и что произошло в Эреце. Другие, погибшие при Армазине, не знали, что Лораменди пал, не подозревали, что оказались в другом мире. Они смотрели на Кэроу, не узнавая. Кто она, эта девушка с синими волосами, без крыльев или рогов? Для них она была чужой.

Кэроу никогда не слышала, что о ней рассказывали воскрешенным. Она надеялась, что это происходило так: «Вот наша новая воскресительница, она вернула тебя из мертвых, помогла нам перебраться сюда… Глянь, сколько здесь еды!» Впрочем, объяснение скорее всего было другим: «У нас нет выбора, нам без нее не обойтись». В самые тяжелые минуты Кэроу казалось, что про нее говорили: «Как бы нам ни хотелось ее убить, нельзя». Пока.

Похоже, Резаку этого никто не передал.

— Ты! — рявкнул он и рванулся к ней.

Кэроу легко выскользнула из-за стола. Шеста споткнулась и замешкалась. Резак приземлился на столешницу там, где только что сидела Кэроу. Стол треснул и провалился. Опрокинутая бадья с грохотом упала на пол, расплескивая воду. Все зашевелились — кроме хета, который зловеще замер, изучая Кэроу.

— Любовница ангела! — рявкнул он, и Кэроу вспыхнула от стыда.

Это было самое чудовищное оскорбление для химеры. Ни в одном из человеческих языков не было столь грязного ругательства. Омерзительные слова хлестнули ее как бичом. Мадригал — единственная, кто опозорил себя подобной связью.

Щелчок хвоста — и Резак скользнул на пол. Громадное тело ящера — помесь комодского дракона и кобры — струилось, как легкий ветерок.

Это она дала ему грацию и скорость. «Заруби себе на носу», — упрекнула себя Кэроу, уворачиваясь. Она тоже двигалась грациозно и быстро, будто танцевала. Изящный шажок — и она в другом конце комнаты, с ножами-полумесяцами наготове. Она и не заметила, как достала их.

Львиную морду Резака исказила ярость. Раскрыв огромную пасть, жрец с горечью прорычал:

— Знаешь, что я из-за тебя утратил?

«Из-за тебя, из-за тебя». Ей хотелось закрыть уши, но руки были заняты ножами.

Шеста попыталась что-то втолковать ему шепотом. Он не обратил на нее внимания и снова рванулся вперед. Мимо Шесты, мимо Баст. Полукошка даже не пошевельнулась, чтобы вступиться за Кэроу — впрочем, Баст была вдвое меньше Резака. Амзаллаг в нерешительности смотрел на происходящее. Кэроу снова легко увернулась. Никто не вмешивался, и у нее в груди вспыхнула ненависть: «Неблагодарные засранцы». Ей стало смешно — они с Зузаной всех называли засранцами: детей, голубей, дряхлых старушек, неодобрительно косившихся на лазурные пряди Кэроу. Это всегда было весело. Засранцы, вонючки, фиссуры. Глядя на помесь льва и дракона, урода с липкой душой, Кэроу расплылась в широчайшей улыбке, похожей на ее ножи-полумесяцы.

При следующем движении Резака Кэроу осталась на месте и выставила перед собой клинки. Стиснув зубы, она провела одним лезвием по другому, высекая скрежет. На мгновение это привлекло внимание хета. У Кэроу пронеслись мысли: «И что теперь? А если придется его убить? Смогу ли я?»

Мелькнула белая молния — и все прекратилось. Тьяго встал между ними, и Кэроу не пришлось никого убивать. Хет повиновался приказу и пошел к выходу, сметая хвостом стулья.

Лиссет и Ниск перехватили его, а Кэроу не двинулась с места. Она так и не перевела дыхание, кровь гудела в руках, сжимавших ножи. На мгновение она снова стала Мадригал — не предательницей, а воином.

Только на мгновение.

— Отведи ее в комнату, — велел Тьяго Шесте. Он говорил так, будто речь шла о сбежавшей из психбольницы.

Улыбка Кэроу погасла.

— Я еще не закончила ужин, — возразила она.

— По-моему, закончила. — Он с прискорбием окинул взглядом сломанный стол и еду на полу. — Я принесу тебе поесть. Ты не заслуживаешь такого обращения, — произнес он ласково, заискивающе. Придвинулся поближе, заботливо спросил: — Ты в порядке?

От злости Кэроу чуть не расцарапала ему лицо.

— Все нормально. А ты что подумал?

— Ты — наш самый ценный кадр. И тебе нужна моя защита… — Он покровительственно протянул к ней руку.

Кэроу резко уклонилась, и Волк смиренно поднял ладони вверх.

— Я могу сама о себе позаботиться, — ответила Кэроу, безуспешно пытаясь вернуть вибрацию силы. «Я Мадригал», — сказала она себе, но рядом с Белым Волком вспоминалась не смелость, а боль Мадригал, то, что она была жертвой, — и ощущение силы испарилось. — Я не нуждаюсь в помощи, — неуверенно повторила она и скрестила руки на груди, будто обиженный ребенок. Ощутив нелепость жеста, она тут же опустила руки, коря себя за излишнюю суетливость.

— Я и не говорил, что ты беспомощная, — мягко настаивал Тьяго. — Пойми, Кэроу, если с тобой что-то случится, нам конец. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Вот и все.

В безопасности? От кого? От своих же соплеменников, которым она посвятила все силы, внимание и здоровье? Кэроу мрачно усмехнулась.

— Дай им время, — пообещал Тьяго. — Они привыкнут, станут тебе доверять…

— А ты сам мне доверяешь?

— Конечно, Кэроу, — грустно кивнул он. — Я думал, все это осталось в прошлом. У нас нет времени на мелкие обиды: дело не ждет.

Казнь поводом для мелкой обиды не назовешь, но Кэроу не стала возражать, понимая, что Тьяго прав — им нужны все силы для дела. Кэроу устыдилась: Волку пришлось ей об этом напоминать, как капризной школьнице. Внутри было пусто и неуютно, упоение схваткой исчезло. Разумеется, Кэроу бесило, что Тьяго отправляет ее наверх словно провинившуюся, однако она сама хотела покоя, уединения, безопасности. Она вложила клинки в ножны и, показывая, что делает это исключительно по собственной воле, повернулась и отправилась к себе, гордо подняв голову — впрочем, вряд ли это кого-то обмануло.




25

Врагам занимать очередь здесь


По пути в комнату Шеста, решив, что Кэроу стала покладистее, беспрерывно сыпала советами и замечаниями по поводу недавних воскрешенных. Кэроу хранила упрямое молчание, а на лестничной площадке волчицу ждал сюрприз: у нее перед носом захлопнулась дверь, с грохотом задвинулся засов.

Через секунду начался стук.

— Кэроу! Я должна тебе помогать. Впусти меня!

— Засов, я тебя обожаю, — прошептала Кэроу и с любовью похлопала по тяжелому брусу.

Шеста кричала, бранилась, угрожала. Продолжая ее игнорировать, Кэроу отстегнула пояс с ножами. На столе лежало наполовину готовое ожерелье, но ей не хотелось над ним работать. Не хотелось и помощников, тем более нянек. Она представила, как возьмет в руки карандаш и альбомный лист и нарисует Резака, вскочившего на стол, поломанную столешницу, мельтешение химер, не пожелавших прийти на выручку… Рисование всегда помогало Кэроу пережить произошедшее. Как только она переносила события на бумагу, они становились ее собственностью, и она уже сама решала, какую власть давать им над собой.

Альбом раскрылся на остатках вырванной страницы. Кэроу вспомнила портрет Акивы, спящего у нее дома… Она уничтожила рисунок. Она их все уничтожила.

Если бы то же самое можно было сделать с воспоминаниями!

«Любовница ангела».

При мысли об этом обвинении Кэроу охватил стыд. Как она могла? Как можно было любить Акиву? Воображать, что влюблена? Их чувство облили грязью, на любовь это больше не похоже. Может быть, влечение? Может быть… молодость, дух противоречия, саморазрушение, извращение какое-нибудь? Она почти не знала Акиву. С чего ей взбрело в голову, что это любовь? Дано ли ей это искупить?

Скольких собратьев придется воскресить, прежде чем ее сочтут своей?

Всех, кто погиб из-за нее, всех до последнего. Сотни тысяч. Больше.

Увы, души погибших исчезли, они утрачены навсегда, как и души тех, кто был ей дорог. Значит, искупление невозможно.

Ее жизнь превратилась в невыносимый кошмар. Изредка Кэроу утешалась мыслью, что ей когда-нибудь предстоит умереть. Может, это и вправду дурной сон? Она проснется, а Бримстоун жив, все целы и невредимы. А если нет? Что ж, рано или поздно все закончится.

Ей удалось до ужаса правдоподобно передать оскал Резака.

Вспомнилась Зузана…

«Зузана, ты и правда хочешь знать, чем я занята? Вот чем: мертвые монстры держат меня в замке из песка, и я должна поочередно воскрешать их всех, стараясь, чтобы меня не съели».

Фраза прозвучала как анонс очередного безумного телешоу, и Кэроу снова рассмеялась. За дверью глухо зарычала Шеста. Отлично, теперь волчица решила, что Кэроу смеется над ней! Подпись к рисунку появилась сама собой: «Врагам занимать очередь здесь».

Эх, Зуз.

Кэроу посмотрела на подносы, полные зубов — их оставалось слишком много. В свою вылазку по музеям она перестаралась, из крепости теперь долго не выйти. С другой стороны, чем быстрее пойдет работа, тем быстрее Кэроу вырвется на свободу, навестит Зузану. Вместе с Миком они завалятся в «Ядовитую кухню», наедятся до отвала, напьются чаю. Кэроу расскажет им о своих невзгодах, утешится их справедливым гневом и негодованием.

Они согласятся с Кэроу, что неблагодарные хетские жрецы не заслуживают львиных голов, это слишком по-царски, в следующий раз надо будет сделать ему хомячью или вообще пекинесью морду.

Или еще лучше, Кэроу представила, каким тоном Зузана обычно всех посылает.

«К черту их всех!»

Вот именно!

А Кэроу ей ответит много раз отрепетированным заявлением: «Я делаю это не ради них, а ради Бримстоуна и всех тех химер, которых еще не уничтожили ангелы».

Стоило вспомнить Лораменди, и чувство долга просыпалось с удвоенным отчаянием: задача Кэроу — воскресить погибших.

Снаружи донесся короткий пронзительный свист — сигнал часового о возвращении первого из пяти патрулей. Кэроу подскочила, высунулась в окно и вгляделась в небо над горной грядой, где находился портал. Разглядеть силуэты не удавалось: слишком далеко, неизвестно, что это за отряд. Если прищуриться, видно было, что летели шестеро. Хорошая новость — отряд вернулся без потерь.

Ближе, ближе, и вот он: высокий и стройный, рога, как две сабли. Зири. В груди исчез какой-то комок, о котором Кэроу и не подозревала. С Зири все хорошо.

Отряд кружил над касбой на крыльях, сотворенных Кэроу. Созданные для убийств воины в доспехах, почерневших от крови и пепла, спускались во двор — с виду очень разные, но единые в своем предназначении. Кэроу облегченно вздохнула, заметив среди них Балиэроса, но больше всего ее обрадовало возвращение Зири.

Зири был кирином, соплеменником.

Глядя на него, Кэроу заново проживала воспоминания Мадригал, оказывалась среди киринов. Ей было семь, когда ангелы оставили ее сиротой. В тот день она играла далеко от дома, свободная как ветер — ребенок вольного народа в вольной стране. Эта беззаботная жизнь закончилась на пороге опустевшего дома. Смерть, тишина, кровь, пустота — и в глубине пещер горстка стариков и несколько младенцев. Зири был одним из спасенных малышей, крошечный, как котенок с еще неоткрытыми глазками. А в Лораменди Зири, отчаянно краснея, ходил за ней по пятам. Сводная сестра Мадригал, Чиро, дразня ее, называла Зири «маленькой киринской тенью» и утверждала, что он влюблен без памяти.

— Да не влюбленность это, — возражала Мадригал. — Мы друг другу родня. Он скучает по тому, чего у него никогда не было.

Она сочувствовала Зири: сирота, без памяти о своем роде — без опоры. Среди выживших киринов — ровесников Зири или глубоких старцев — Мадригал была единственным образцом зрелости.

Сейчас они поменялись местами: теперь она искала в нем утраченную семью. Зири повзрослел. Длинные рога орикса, ноги антилопы, от бедер переходящие в человеческое тело — как и у самой Мадригал. Крылья летучей мыши и легкая поступь словно напоминали о том, что земное притяжение киринам не помеха, они в любой момент готовы подняться в воздух.

Только теперь легкости в нем не было. Шаг стал тяжелым, лицо помрачнело. Отряд выстроился в ожидании генерала, и Зири взглянул на ее окно. Превозмогая боль, Кэроу подняла руку в приветствии. Зири отвел взгляд, как будто не заметил соплеменницу.

Кэроу безвольно опустила руку.

Откуда они? Что видели? Какое задание выполнили?

«Пойди и узнай».

Кэроу решила остаться. Что бы ни происходило на испепеленной, залитой кровью земле Эреца, что бы ни творили созданные ею чудовища, это не ее дело.

Она дает им тела…

Разве этого не достаточно?




26

Непоправимый урон


Тьяго стоял у окна этажом ниже Кэроу. Зири, покосившись в сторону соплеменницы, заметил белое пятно и тут же отвел глаза. В робком взмахе руки Кэроу сквозило отчаяние и одиночество.

А Зири ее проигнорировал.

Белый Волк запретил с ней общаться. Приказ относился ко всем химерам, но Зири показалось, что бледные глаза генерала задержались именно на нем: похоже, Тьяго относился к нему с наибольшим недоверием. Из-за того, что он — кирин? Неужели Волк считает, что это сближает их с Кэроу? Или, может быть, он помнит Зири ребенком? Или на балу Воителя?

Во время казни.

Зири пытался ее спасти. Смешно, конечно… Он, двенадцатилетний мальчишка, спрятался под трибунами на агоре, сжимая тупые ученические мечи, набирался смелости запрыгнуть на эшафот и разорвать оковы Мадригал. Глупо — ей все равно не сбежать, Лораменди — клетка. Казнь превратили в зрелище для толпы, возвели трибуны для лучшей видимости. Над его головой улюлюкали и свистели зрители, тупое стадо. Мадригал стояла неподвижно — гордая, прекрасная. Зири, набравшись решимости, рванул к оцеплению, но стражник небрежно сбил его с ног ударом рукояти. Мадригал даже не заметила его мальчишеского героизма. Не сводила глаз со своего любовника.

Как же давно это было, в другой жизни! Зири тогда не понимал, к чему может привести ее предательство… К чему привело. Теперь он не влюбленный мальчишка, Кэроу для него — никто.

Так почему же его тянет смотреть на ее окно, на саму Кэроу, когда она изредка спускается вниз?

Жалость? Мимолетного взгляда достаточно, чтобы понять, как она одинока. В Эреце бледная, молчаливая Кэроу казалась ошеломленной. Зири с трудом сдерживал желание подойти к ней, подбодрить словом или улыбкой. Наверное, она чувствовала это, ждала от него участия, поддержки, смотрела чуть не с мольбой, надеясь найти в нем друга.

А он отвернулся от нее. Тьяго объяснил, что без нее не обойтись, но доверять ей опасно: предала раз, предаст снова. Общаться с ней не позволено никому, кроме генерала.

Белый Волк спустился к бойцам.

— С возвращением! — Он вышагивал, будто владыка в своем имении. Владыка развалин. Глинобитная крепость — не самая подходящая вотчина для великого Белого Волка, но он наложил на руины свою лапу, не побрезговал, выжидая шанс захватить что-нибудь более привлекательное. Он намеревался занять престол в Астрэ, поработить серафимов. Заявления звучали смехотворно при нынешних обстоятельствах, однако Тьяго не следовало недооценивать.

В среде солдат Белый Волк был своим парнем. Его боготворили, шли за него в огонь и воду. Берсеркер думал только о войне, дышал ею, упивался, бивак служил ему домом: палатки, карты местности, совещания командования, сама битва, когда он, оскалив окровавленные клыки, бросался в гущу ангелов.

— Безрассудный, — отчитывал сына Воитель, когда того в очередной раз убили и он вернулся в новом теле. — Генералы не гибнут в сражениях!

Тьяго никогда не прятался от опасности, отправляя на смерть других. Он вел солдат в бой, шел впереди, и бесстрашие лидера разжигало пламя ярости в сердцах воинов. В этом Белому Волку не было равных.

Теперь, когда химеры оказались на грани исчезновения, Тьяго, похоже, вспомнил наставления отца. Отправив отряды в Эрец, генерал неохотно оставался в касбе. Он не находил себе места, метался по крепости, гневно сверкая глазами, исполненный жажды боя, словно стражник, которому по долгу службы выпало пропустить народные гулянья. Волк оживился лишь с возращением своих бойцов.

Генерал прошел вдоль шеренги воинов и остановился рядом с командиром отряда, Балиэросом.

— Надеюсь, противнику нанесен непоправимый урон. — Плотоядная улыбка на губах Волка указывала, что он нисколько в этом не сомневается.

«Непоправимый урон».

Резня оставила свой след на каждом из бойцов: кровь запеклась коричневой коркой и черными сгустками на кожаных латах и сапогах, в засечках наручьев, на оружии и копытах. Зири не терпелось отчистить ножи-полумесяцы от кровавых потеков. Он надругался над мертвыми. Может, в этом и был героизм, вызов ангелам, как в незапамятные времена, когда Воитель начал битву за освобождение с кровавых улыбок. Зири отчаянно мечтал с головой окунуться в реку, смыть кровь и пот сражения, жуткое месиво, покрывавшее рога: он проткнул ими ангела, вмешавшегося в его расправу над другим.

Да, отряд нанес непоправимый урон.

А еще они спасли от зачистки деревню капринов, освободили караван невольников, вооружили их и отправили во все концы с вестью о том, что грядет спасение. Впрочем, об этом Тьяго не спрашивал, словно забыв, что, кроме солдат, существует и мирное население, что можно заниматься не только резней.

— Рассказывайте, во всех подробностях, — жадно потребовал Волк. — С каким выражением лица они подыхали? Что кричали перед смертью?




27

Непокорное сердце


К полудню Раф привел их в ущелье. Он все еще нес Саразал на руках. Густые кроны плотно прикрывали узкую глубокую расщелину. Бледные ветви дамселей, сомкнувшиеся в сплошной покров, казались руками юных дев, кружащих в хороводе. Сквозь листву пробивался солнечный свет, то пронизывая полумрак копьями лучей, то прорезая замысловатые кружева — зелень и золото в непрекращающемся танце. Из глубин оврага вылетали какие-то птахи и уносились прочь; в ветвях звенели их песни. Откуда-то снизу доносилось звонкое журчание ручейка.

«Это все сгорит».

Свева спускалась вслед за Рафом, уклоняясь от нависающего плюща. За ними бушевал пожар, но южный ветер относил дым в сторону, поэтому надвигающаяся беда еще не давала о себе знать. С пригорков было видно, как небо застилают клубы черного дыма.

Как ангелы могли так поступить? Неужели они готовы уничтожить все вокруг ради того, чтобы добить горстку химер? Да и зачем это — разорять, убивать, жечь?

«Оставьте нас в покое!» Свева, конечно, понимала, что это по-детски: в мире всегда были войны, а все ее беды и огорчения значат не больше, чем мельтешение лесной мошкары в лучах солнечного света.

«Нет, я что-то значу», — упрямо твердила Свева. И Саразал тоже, и мотыльки, и гадючьи мухи, и крадущиеся по деревьям сконты, и мелкие звездчатые соцветия тензий, и даже кусачие блошки… Все хотят жить.

И Раф что-то значит, хотя от него пахнет кровью и сырым мясом.

Он помогает им. Конечно, когда Раф схватил Саразал в охапку, Свева ни чуточки не сомневалась, что он не съест сестру, однако продолжала опасливо коситься на него, а ее сердце испуганно трепетало, как на крючке. Дашнаги — хищники, они едят мясо. Такая у них натура, и с этим ничего не поделаешь. А любить его не обязательно, вот как блошек. Не нравятся они Свеве. И он тоже не нравится. И обогнать его легче легкого — он с ношей.

— Мы не едим дама, — объяснил Раф. — И других высших зверей тоже. Ты наверняка это знаешь.

Свева, конечно, знала, но дашнагам на слово верить не следует.

— Что, даже когда очень голодные? — Почему-то ей очень хотелось думать о нем худшее.

— Я очень голоден, а вы еще живы, — заявил он, не останавливаясь.

Свеве стали казаться нелепыми ее недавние страхи: Саразал мирно посапывала у Рафа на плече, а он шел на задних лапах, хотя намного проще бросить сестру и умчаться вдаль огромными скачками. Однако он не оставил их.

Со дна оврага донесся запах капринов. Дашнаг, с его острым чутьем хищника, унюхал их гораздо раньше. Почему он пошел вслед за капринами? Эти блеющие пастухи ходят медленно, вперевалочку, бегать не умеют. Похоже, они еще и свои стада гонят.

В конце спуска Раф остановился.

— Они из деревни рядом с акведуком, — уверенно сказал он Свеве.

Свева до смерти не забудет место, где висели серафимы с кровавыми улыбками, посланием Воителя. Как это ни чудовищно, но изуродованные тела дарили надежду на спасение. Свева решила, что жители деревни погибли, а теперь обрадовалась, хотя и не понимала, зачем Рафу их догонять.

— Каприны идут медленно, — уточнила она.

— Поэтому им потребуется помощь.

Свева покраснела, она-то думала только о собственном спасении.

— Может быть, у них есть целитель, — продолжил Раф, взглянув на Саразал, прикорнувшую у него на груди. Сестра по-прежнему не открывала глаз, поврежденная нога покоилась на сгибе его локтя, словно хищник баюкал свою жертву. Свева недоуменно похлопала ресницами. Неужели она была не права? Похоже, она мало что понимает в жизни.

А может, и вовсе ничего не понимает.




С высоты холмистая зеленая равнина казалась безграничной — сколько ни поднимайся ввысь, лесным чащам не видно конца. Однако на востоке земля собиралась складками в невысокую горную гряду, затем переходила в пустынное плато — красный суглинок, покрытый колючим кустарником. Там, зарывшись в землю близ караванных троп, терпеливо подстерегали зазевавшихся путников гигантские ядовитые жуки-щитники. По слухам, у небесных островов жили кочевые племена шакалоголовых сабов, но патрули серафимов или пропадали там без вести, или возвращались с докладом, что никаких признаков жизни не обнаружено.

На западе возвышался Береговой хребет, а за ним лежал Берег тайны, по которому разбросаны приливные деревни полурыб. Местные жители обитали и на суше, и под водой, добывали себе пропитание в морских глубинах и там же пережидали опасность, скрываясь от врага.

На юге высился Заповедный предел — самый обширный и неприступный горный массив Эреца, непреодолимая преграда на пути на юг. Гряды скал громоздились до неба, словно крепостные валы, с естественными амбразурами для воды. Стремительные реки глухо ревели в глубоких теснинах, с грохотом низвергались тысячами водопадов. По слухам, путники, которым удалось пересечь Предел, оказывались в счастливом и мирном краю, на Дальней стороне, куда через лабиринты ущелий и сквозных пещер вели тайные тропы, известные лишь жабоподобным обитателям подземного мрака.

Вершины Заповедного предела покрывали огромные ледники, похожие на хрустальные города — приют гигантских буреловов, способных лавировать среди ледяных башен в потоках свирепых ветров.

Таковы южные земли, давний объект имперской экспансии. Бесконечные лесистые равнины — непокорное сердце обширной территории. Удержать в повиновении этот дикий край не удастся даже всем армиям Иорама. Серафимы могли и дальше разорять деревни и поля, но химерам всегда удавалось ускользнуть: среди них больше кочевых племен, чем фермеров, а сжечь все вокруг невозможно.

Пожары устроили, чтобы выкурить беглецов из леса на юго-восток, где деревья редели и множество ручьев сливались в великую реку Кир. Там их будут ждать.

Акива надеялся, что из этой затеи ничего не выйдет, и усиленно саботировал кампанию. Завидев просвет в кронах, говорящий о близости родника — подходящее место укрытия для химер, — Акива уводил отряд в другую сторону. Истребителю Тварей никто не перечил, только Азаил странно поглядывал на брата.

Лираз прикомандировали к другому отряду, и Акива часто думал, выполняет ли она приказы с обычным рвением.

— Ну и как, по-твоему? — внезапно спросил Азаил.

Вечерело, за весь день отряд не встретил ни одного беглого раба или фермера.

— Ты о чем?

— О том, кто стоит за этими нападениями.

Что же он на самом деле думал? Акива не знал. Вид жестоко изуродованных тел ужасал — и странно обнадеживал. Акива не верил надежде, не подпускал ее близко, боялся, что она окажется бесплодной. Неужели есть еще один воскреситель?

— Не призраки, — осторожно ответил он.

— Да, скорее всего не призраки, — согласился Азаил. — Любопытно, однако. На клинках наших солдат нет ни капли крови, на земле — ни малейшего следа, только отпечатки копыт сбежавших крестьян… Пять атак за одну ночь — сколько же было нападавших? Судя по всему, они невероятно сильны — и крылаты, раз исчезли без следа. Похоже, у них были хамсы, иначе нашим удалось бы ранить кого-нибудь. Пожалуй, это только начало.

Акива и сам пришел к тем же выводам.

Азаил пристально посмотрел ему в глаза.

— С чем мы имеем дело?

— Фантомы, — неохотно признал Акива. — Других объяснений нет.

— Еще один воскреситель?

Акива помолчал и ответил:

— Может быть.

Понимал ли Азаил, как много для Акивы значит появление еще одного воскресителя? Ведь это дает надежду на возвращение Кэроу к жизни. Мог ли он отнестись с сочувствием к таким чаяниям? Неужели Азаил простил только потому, что Кэроу погибла, как будто от этого безумство Акивы стало делом прошлым и забытым, как будто они и вправду могут зажить как прежде.

Акиве не нужны никакие «как прежде». Что же ему осталось?

— Сюда! — скомандовала Калла, лейтенант Второго легиона, превосходящего по численности остальные военные подразделения Империи. Она указывала на овраг, где в просвете между деревьями виднелись мелькающие тела. Стадо! Каприны. У Акивы все сжалось внутри. Идиоты! Не смогли затеряться на такой громадной территории!

Отвлекать от них внимание поздно, придется спуститься вместе со всеми. На случай засады Калла приказала Акиве с Азаилом зайти в обход с дальнего конца оврага. Они полетели, пристально всматриваясь в прогалины между деревьями, но увидели только сплошной поток руна.

Скрепя сердце Акива обнажил мечи. Воинская подготовка подразумевала, что, взяв в руки клинок, ты сам становишься клинком. Находишь артерии — и вскрываешь, находишь конечности — и отрубаешь, берешь живую плоть — и отправляешь в объятия смерти. Убийство — единственное предназначение солдата.

Акива не желал быть слепым орудием воли безумца. Конечно, можно дезертировать, сбежать. Он не обязан участвовать в этой резне. Однако мало прекратить убийство химер… Давным-давно он мечтал о большем.

Зашелестели кроны, отряд ангелов стремительно слетел вниз. В голове Акивы звучал голос: «Только жизнь растет, ширится и наполняет миры. У нас один господин: или жизнь, или смерть». Когда Бримстоун произнес эти слова, для Акивы они ничего не значили. Теперь он все понял, но как воину поменять господина?

Когда мечи обнажены, откуда взяться надежде, что кровопролития не будет?




28

Самое тяжелое молчание


«Молчание бывает разным».

Свева вжималась лицом в плечо Рафа, стараясь не дышать. Это молчание самое тяжелое.

«Издай малейший звук — и умрешь!»

Опасность тем сильнее, чем больше рядом с тобой живых существ. Свева сдержится, но способны ли на это тридцать чужаков?

«С младенцами?»

Во время половодья вода подмыла берег, над выемкой навис грунт. Туда, в неглубокую пещерку, забились беглецы. Ручей журчал у самых копыт, заглушая тихое шмыганье или негромкие всхлипы. Правда, никто не шмыгал и не всхлипывал. Свева могла бы подумать, что она совсем одна, если бы не стук сердца Рафа с одной стороны и Нур — с другой. Юная мать прижимала к себе дочку, и Свеве все время казалось, что Лель вот-вот закричит, но она молчала.

«Удивительное молчание: совершенное, мерцающее, хрупкое как стекло. Что стоит разбить его вдребезги?»

Если Лель заплачет или кто-то соскользнет вниз, если хоть какой-то звук нарушит невинное журчание ручья, они все умрут.

Свева по-детски винила Рафа в том, что они оказались здесь, но понимала, что искать виновника следовало в другом месте. Удобно свалить вину на другого, но если разобраться по-настоящему, окажется, что они здесь из-за нее. Она проказливо убежала от сестры навстречу ветру, и эта беззаботная шалость привела их сюда, на волосок от смерти. Без Рафа они с сестрой погибли бы. И каприны.

«Их бы убивали прямо сейчас».

Какая чудовищная правда.

Если бы Раф не учуял запах капринов, не пошел за ними и не стал бы им помогать, то этого невыносимого молчания не было бы; в воздухе раздавались бы душераздирающие вопли, малютка Лель бы плакала, все бы кричали, не только овны.




— Овны! — с облегчением воскликнул Азаил и рассмеялся.

В овраге столпились овны: мелкий рогатый скот с лохматой шерстью. Капринов, полуовец, поблизости не оказалось. Химер не было.

— Убейте их, — приказала Калла двум бойцам. Она окинула взглядом отряд и раздраженно взмахнула крылом, осыпав искрами деревья на склоне оврага. — А вы отыщите их владельцев.




Истошно блеяли овны. Свева испуганно вжалась в плечо Рафа. Хорошо, что он убедил капринов погнать скот вперед, а самим по дну ручья перебраться в другое ущелье, найти укрытие. Стадо слишком большое, приметное, его легко обнаружить, упрямые овны блеют громко, с ними не спрячешься. Раф был прав.

Теперь овнов убивали.

Свева сжала безвольно висящую руку сестры. От криков животных кровь стыла в жилах. Вскоре все стихло, но серафимы кружили совсем рядом, искали беглецов. Свева стиснула рукоять ножа, чувствуя себя совсем крошечной: клинок годился для мощной, грубой руки — для ангела.

А вдруг ей удастся пырнуть одного ножом? Хорошо бы! Свева надеялась, что такая возможность не заставит себя ждать. Она всегда ненавидела ангелов, но как-то неопределенно, считая их сказочными чудовищами. Веками земли химер были в безопасности, под охраной армии Воителя. Свеве не повезло, она родилась в смутное время. Настоящие серафимы оказались мучителями с издевкой во взгляде, их небесная красота была гадкой.

Раф, с его устрашающей внешностью, теперь выглядел царственным. Величавым. Как странно прильнуть в поисках утешения к плотоядному зверю! Свева поняла, какими глупыми были ее прежние представления о мире. Теперь все перевернулось с ног на голову. Или, наоборот, встало на свои места? Она видела серафимов и фантомов, встречалась лицом к лицу со смертью, чуяла ее запах. Всего за один день она узнала о жизни гораздо больше, чем за свои четырнадцать лет. Сначала благодаря Рафу, потом — капринам, полуовцам, которых она прежде называла тупым стадом и которым не стала бы помогать. Нур напоила Саразал жаропонижающим отваром, промыла рану, сменила повязку. Каприны делили с сестрами еду, а Лель привязалась к Свеве и часть пути проделала у нее на спине, обнимая за талию, еще недавно сдавленную черным невольничьим обручем.

Свева, зажмурившись, прижималась лицом к плечу Рафа, ее бедро упиралось в Нур. Тяжелое молчание объединяло их, приятная близость обнадеживала, хотя беглецы не были соплеменниками. Мир разваливался на части, а племена объединялись, забывая о различиях, принимая чужаков как родных. Попадет ли Свева домой, расскажет ли обо всем маме и папе?

Она попыталась молиться, но решила, что днем от лун проку не будет.

Их выдала не Лель, а Саразал.

Сестра внезапно очнулась и сначала вцепилась в Свеву, но тут же вырвала руку. Жар прошел, отвар и повязка помогли: Саразал больше не лихорадило, глаза смотрели осмысленно… Завидев склонившуюся над ней тигриную морду дашнага, Саразал закричала.




29

Дьяволы никуда не денутся наутро


— Смотри, что пишут, — сказала Зузана. — В южной Италии видели дьяволицу…

— С синими волосами? — глухо спросил Мик из-под подушки: он пытался уснуть.

— Нет, с розовыми. По-видимому, легионы сатаны экспериментируют с цветом. — Зузана читала с ноутбука, сидя в кровати. — Ага, она вскарабкалась на собор и зашипела. Очевидец заявляет, что отчетливо видел у нее раздвоенный язык.

— Неплохое зрение.

— Да. — Она сдула щеки и вернулась на страницу поиска. — Ну и придурки.

Мик выглянул из-под подушки, зажмурился и сказал:

— Тут слишком светло, идем ко мне в берлогу.

— В берлогу? Странная у вас берлога, мистер.

— Как раз для моей головы.

— Ага, — с отсутствующим видом пробормотала Зузана. — А вот вчерашняя новость, из Бейкерсфилда в Калифорнии. Синие волосы, классный плащ, парила в воздухе. Ура! Мы нашли Кэроу! А что она делает в Бейкерсфилде, штат Калифорния, и зачем преследует местных школьников — непонятно. — Она презрительно хмыкнула и вернулась на страницу поисковика.

Казалось, мир заполонили синеволосые дьяволицы. Писали о них на тех же форумах, где несли радостную весть о том, что ангелы ныне среди нас. Как ни странно, после нашумевших событий на Карловом мосту дьяволы обзавелись синими волосами, черными плащами и татуировками глаза на ладонях.

Кэроу стала лицом апокалипсиса, что, по мнению Зузаны, было обалденной репутацией. Изображение Кэроу появилось даже на обложке журнала «Тайм» с заголовком «Настоящий облик демона?». Они взяли ту офигительную фотку, где она смотрит на ангелов, наставив на них хамсы, волосы развеваются, взгляд странный, лицо сосредоточенное — и восторженное. Журналисты «Тайм» пытались взять у Зузаны интервью, но почему-то не захотели опубликовать ее «ну» и «да ну». Зато Каз их не разочаровал.

— Идем спать, — сделал очередную попытку Мик. — Дьяволы никуда не денутся наутро.

— Еще минутку, — попросила Зузана, но вышло чуть дольше. Через час она сделала себе чаю и переместилась в кресло у кровати. Форумы не дали ничего полезного, там паслись одни идиоты. Она сузила область поиска. IP-адрес Кэроу уже известен: Зузана выследила его по имейлу подруги. Кэроу в Марокко — правда, не в Марракеше, а в каком-то Урзазате. Как выяснилось, там повсюду оазисы с пальмами, верблюды и касбы, а дальше на юг — Сахара.

Пыль и звездный свет? Похоже, там этого добра навалом.

Жрица в замке из песка? Касбы под это описание подходят. Жаль, что в громадной пустыне их всего пятьдесят миллионов. И все же Зузана ликовала — подруга нашлась. Она напевала дурацкую навязчивую песенку «Раскачай касбу», пролистывая сотни сайтов со снаряжением для туризма в горах и пустынной местности, а также рекламой гостиниц в стиле «почувствуй себя настоящим кочевником в нашем старинном отеле» с фотографиями лазурных бассейнов, что, между прочим, не очень-то напоминает кочевую жизнь.

Какой-то французский блогер подробно описывал свой поход по Атласским горам. Запись опубликовали всего два дня назад: виды природы, верблюды в стойлах и чумазые ребятишки, продающие украшения у дороги. При виде одного из снимков Зузана выпрямилась, поставила чашку на стол и, склонившись поближе к экрану, увеличила изображение. На фотографии было ночное небо с ровной половинкой луны и шестью крылатыми силуэтами, заслонившими звезды. О размере сложно судить, на фоне неба сравнить не с чем. Зузану зацепила подпись к снимку.






«Не рассказывайте помешанным на ангелах: тут летают здоровенные ночные птицы».







30

Плохой знаток монстров


Кэроу искупалась в реке, чувствуя себя виноватой за то, что позволила себе такую роскошь, как шампунь и четверть часа на солнце, пока обсохнут волосы. Вернувшись к себе, она обнаружила, что засов на двери исчез.

— Где он? — набросилась она на Шесту.

— Откуда мне знать, я была с тобой.

Да, была, несмотря на то что ее никто не приглашал. Тьяго сказал, что Кэроу не следует выходить из комнаты одной — слишком опасно купаться в мелкой речушке в двух шагах от сторожевой башни. Хорошо, что на берегу лежат валуны, за ними можно укрыться от назойливых взглядов: химерам интересно посмотреть на человека. Исса и Ясри всегда с любопытством рассматривали людей, но никогда не делали бестактных замечаний.

— Ну ты и уродина, — заявила Шеста, когда они были на реке. Она без смущения оглядела Кэроу с головы до пят и возмутилась отсутствием хвоста, когтей, копыт и прочих важных атрибутов красоты.

— Спасибо, я стараюсь, — съязвила Кэроу.

Ей захотелось уплыть вниз по течению, куда-нибудь подальше от волчицы. Помощницы было слишком много, она ни на миг не отходила от своей начальницы — или подопечной? Пожалуй, один хвост у Кэроу появился.

— Что ты будешь делать, когда я снова отправлюсь за зубами? — осведомилась Кэроу у Тьяго. — Пошлешь ее со мной?

— Шесту? Нет, зачем… — ответил он.

Ей стало сразу ясно, о чем речь.

— Что? Ты со мной отправишься?

— Понимаешь, мне любопытно поглядеть на этот мир. По-моему, в нем гораздо больше интересного, чем эта пустыня. Вот ты мне и покажешь.

Он говорил всерьез. У Кэроу перехватило дух. Она и Шесту-то не хотела брать, а тут он.

— Нет, тебе нельзя. Ты не человек, тебя заметят. И ты не умеешь летать.

А еще ты — отвратительный монстр, мне мерзко рядом с тобой.

— Что-нибудь придумаем.

Вряд ли. Кэроу попыталась представить, как Тьяго в «Ядовитой кухне», закинув на гробостол волчьи лапы, наворачивает гуляш. Интересно, вскружил бы он голову Зузане? Нет, его подруга сразу увидела бы насквозь.

Хотя Акиву Зузана не раскусила. Кэроу тоже в нем обманулась. Видно, она плохой знаток монстров, что весьма некстати.

— Кто снял мой засов? — спросила Кэроу, чувствуя, как учащается пульс.

— Да что ты заладила? Подумаешь, кусок дерева… — возразила Шеста.

— Подумаешь, моя безопасность… — передразнила ее Кэроу.

И это цена за чистые волосы? Стоит ей прикорнуть, кто угодно может войти. Ее и так замучила бессонница, теперь сна вообще не видать. Кэроу вздрогнула, вспомнив, что при Акиве она отключалась без проблем. Что с ней не так, если с ним она чувствовала себя в безопасности?

— Это ты сказала, чтобы его убрали? Потому что я тебя не впустила?

Скобы вырвали с мясом, чтобы Кэроу и не пыталась найти замену.

— Меня во сне прикончат, вот увидишь!

— Успокойся, Кэроу, никто тебя не убьет.

— Никто не хочет? Или никому не позволено?

Неужели Кэроу надеялась, что Шеста начнет ее разубеждать?

— Ладно, никому не позволено тебя трогать. Ты под защитой Белого Волка — это лучше, чем деревяшка. А теперь давай займемся работой. Надо доделать Эмилиона, а вечером в яму идет Хвит.

«Нет, не выйдет!»

Кэроу не собиралась покорно исполнять желания Тьяго. Она повернулась в сторону лестницы, но Шеста встала на ее пути, загораживая выход. Тогда Кэроу направилась к окну. Если Тьяго хочет, чтобы у нее была тень, то пусть приделает ей крылышки.

Шеста не успела ее остановить: Кэроу ступила за окно, зависла в воздухе, с вызовом глядя на надзирательницу, и упала. Свист рассекаемого воздуха — и за пару сантиметров от каменных плит она аккуратно приземлилась.

«Ай!»

Слишком поздно притормозила, ступни обожгло, зато вышло эффектно. Шеста высунулась в окно, и Кэроу еле сдержалась, чтобы не сделать неприличный жест, британскую двупальцевую версию, которая гораздо круче однопальцевого американского варианта. Хотя в любом случае получилось бы глупо. «Хватит вести себя как человек», — напомнила она себе. Где Волк? Наверное, в караулке, он там обычно проводит совещания с командирами: чертит схемы на песке, сметает все, чертит заново, шагает туда-сюда, разглагольствует.

По дороге ей встретился Хвит, он отрывисто кивнул, не замедлив шага.

«Увидимся ночью, приятель».

Кэроу стало грустно. Хвит вежливостью не отличался, но и гадостей не говорил, держался нейтрально. Наверное, не слишком приятно знать, что настал твой черед умирать. Пустая трата мастерства Бримстоуна.

«Извини, не я тут решаю».

Кэроу прошла мимо стены, где сушили одежду, и порадовалась, что лагерь становится более обжитым. Все благодаря ей. За последние несколько дней она создала девять солдат — помощь Шесты пошла на пользу, но руки Кэроу были изувечены. Зато жизнь вокруг била ключом. Слышались удары молота, над кузней поднимался дым, пахло кускусом, едко воняло из угла, куда солдаты ходили отлить. Отойти — или отлететь — подальше от касбы всем было лень!

Уважаемый потребитель! Теперь у тебя есть крылья. Будь добр, используй их для посещения туалета подальше от лагеря. Благодарю заранее!

Кто-то спорил, потом раздался взрыв смеха. Во дворе звенели новые клинки в руках нововоскрешенных солдат. Восставшим из мертвых требуется время на освоение тела, особенно крыльев. Кэроу остановилась под аркой, наблюдая, как Зири помогает Иксандру, самому крупному и чудовищному из всех ее творений.

Иксандр, и прежде огромный — племя акко составляло костяк армии химер, — теперь возвышался в два человеческих роста и напоминал разъяренного гризли, только мощнее и с бивнями. Все по заказу Тьяго. Гигантские крылья, почти как у бурелова, крепились к невероятно широкой сгорбленной спине. Иксандр выглядел не слишком элегантно, и Кэроу сожалела об этом, ведь его душа оказалась нежной, как весенний луг.

Души воскрешенных оставляли синестетическое впечатление: сочетание звука, цвета, образов, ощущений. След Иксандра напоминал луг — пятна света, едва распустившиеся цветы, тишина, — контрастируя с телом гигантского чудовища, которым акко теперь с помощью Зири учился управлять.

Кирин взлетел ввысь — бесшумно и грациозно. Иксандр последовал за ним, но без всякой грации. Крылья лихорадочно били по воздуху, поднимая пыль на весь двор. Кэроу внимательно смотрела, как они проводят в высоте учебный бой, ее взгляд все чаще останавливался на Зири. Зрелище кирина в полете всецело поглотило ее. Забыв о возмущении, она вернулась в прошлое.

При виде Зири она погружалась в Мадригал, снова становилась химерой… но реальность быстро возвращалась, и Кэроу не испытывала разочарования. Она человек, такая, какая есть. Да, несовпадение двух личностей сбивает с толку, но Кэроу и Мадригал никогда не сольются воедино, как два желтка в одной скорлупе.

— Знаешь, ты могла бы снова стать кирином, — сказала ей на берегу Шеста.

— Что? — Кэроу смывала пену с волос и подумала, что ослышалась.

— Ты могла бы стать химерой. Тогда другим было бы легче принять тебя. — Шеста снова смерила ее взглядом, не скрывая неодобрения. — Я бы тебе помогла.

— Убила б меня, что ли? Нет уж, спасибо большое!

— Не собираюсь я тебя убивать. Это сделает Тьяго, естественно. А я тебя воскрешу. Только покажи мне как.

«Ах вот в чем дело!»

— Знаешь, давай лучше тебя переделаем. Есть что усовершенствовать…

Предложение Шесте не очень понравилось, но Кэроу было все равно, она все еще злилась. Шеста и Тьяго обсуждали эту затею? Может, Кэроу и стало бы легче общаться с остальными, если бы она вернула себе облик химеры, но сейчас в этом нет ни малейшего смысла. Кто будет ездить за едой, тканями, железом и другими материалами? А зубы? Неужели они считают, что ей лучше снова стать химерой?

«Пусть думают что хотят».

Кэроу посмотрела на хамсы на ладонях. Они напоминали автограф. Это тело ей дал Бримстоун, и она с ним не расстанется.

Взрыв смеха вернул Кэроу в реальность. Воины отрабатывали удары в воздухе, Иксандр потерял равновесие и ушел в штопор. Пытаясь удержаться на лету, он с чудовищной силой захлопал крыльями, и его занесло в сторону, где он смел парапет и повис, зацепившись за обломки стены. И сам Иксандр, и все присутствующие сотрясались от хохота. Звук смеха показался Кэроу странным, полузабытым: при ней «собратья» никогда не смеялись. Если ее заметят, веселье сразу смолкнет. Кэроу огорченно отступила в тень.

Зири ударил Иксандра по руке, гигант разжал пальцы и гулко рухнул на землю. Зири кружил над ним, не уходя из зоны досягаемости, а грузный напарник с ревом скакал, пытаясь его прихлопнуть. Зири со смехом уворачивался и, заходя с другой стороны, пинал исполина. Вокруг них собралась толпа, бойцы беззлобно подзадоривали Иксандра и дружно прокричали «ура!», когда великану удалось подняться в воздух.

Все пять отрядов вернулись из Эреца без потерь. Тьяго был настроен благодушно, и в лагере царила атмосфера триумфа. В чем заключался их успех, какое задание они выполнили, Кэроу так и не узнала.

Одна из кухарок вышила для генерала новое знамя вместо сгоревшего в Лораменди. На скромном холщовом полотнище красовалось изображение белого волка и девиз Тьяго — «Победа и возмездие». Слова автоматически стали всеобщим девизом.

Кэроу больше нравился герб Воителя: оленьи рога с распустившимися почками, что символизировало начало новой жизни. Однако жажда мести, заключенная в девизе Тьяго, оказалась ближе, почти против воли оживив в душе нечто темное, первобытное, как грохот барабанов и оскал зубов. Истинный дух восстания.

Знамя висело у входа во дворец, словно утверждая власть Волка на территории касбы. Кэроу вдруг развеселилась: «А где же мой стяг?» Почему бы и нет? Тьяго ведь говорил, что она не одна, что они делают общее дело, сплочены единой целью. Вот она и вывесит свой флажок рядом. Что генерал на это скажет? И что бы там изобразить? Связку зубов? Щипцы? Нет, лучше тиски. И подпись: «Ой, больно». Кэроу улыбнулась, но тут же погрустнела, потому что поделиться шуткой было не с кем. Веселье во дворе не стихало, а ей оставалось только подглядывать.

Движения Иксандра стали свободнее. Кэроу не сразу поняла почему. Оказалось, он перестал стараться и начал двигаться не думая. Глядя, как медвежья туша грациозно скользит по воздуху, Кэроу испытала прилив гордости за свое творение. Из-за подколов Зири Иксандр напрочь забыл про стеснительность. Наверное, так и было задумано, за что Зири теперь и поплатился. Гигант схватил его за шею, слегка придушил и швырнул наземь. Зири сгруппировался и приземлился на копыта, но ему пришлось пробежать длинный тормозной путь, и он чуть не врезался в Балиэроса, своего командира. Расхохотавшись, быкокентавр обнял Зири за плечи, и они пошли смотреть на полет Иксандра вместе.

У Кэроу застрял комок в горле. Как непринужденно они между собой общаются, сколько смеха, веселья. Когда-то она тоже жила в казармах и палатках, сидела за общим столом, пела со всеми песни, собирала души и спасала солдатам жизнь. Была одной из них.

Однако выбор сделан, остается пожинать плоды.

Смех внезапно оборвался. Кэроу вздрогнула, думая, что это из-за нее, но солдаты смотрели в другую сторону. Мгновение спустя появился Тьяго. Кэроу вспомнила, что хотела потребовать у него объяснений и возвращения засова, но решимость испарилась вместе с гневом. Дело было не только в Волке, хотя при нем у Кэроу всегда убавлялось храбрости.

Тьяго привел Живых Теней.

Тангри и баньши походили на грациозных сфинксов: черные бархатистые пантеры с лицами прекрасных женщин и бесшумными крыльями сов. Несмотря на внешнюю хрупкость и отсутствие грозных атрибутов, Тьяго обращался к Теням с небывалым почтением, и в этом не было ничего удивительного. Они способны на такое, что больше никому не под силу. Ладони Кэроу стали липкими. Сфинксы тоже летят на задание?

На этот раз ей не нужно теряться в догадках или обманывать себя надеждой. Живые Тени — легенда, их задание особенное.

Тени поднялись в воздух и улетели в полной тишине. С ними никто не прощался, не желал им удачи. Удача им не нужна. Она понадобится ангелам, но ее не будет. Там, куда направлялись Тени, в живых не оставалось никого.




31

Счет


Костер посредине лагеря казался лишним. За день Акива насмотрелся на костры: ангелы продолжали жечь лес и выкуривать беглецов. Клубы дыма застили звезды на небе… И все же костер нужен: вокруг собрались солдаты, чистили клинки, ели, пили… Акива вспомнил о жажде.

Он допивал третью флягу, мрачный, как небо над головой, когда раздался резкий голос:

— Чем это вы занимаетесь?

Лираз, стоя по другую сторону костра, выглядела зловеще.

— А ты как думаешь? — ответил боец Второго легиона, раскладывая инструменты — нож, стилос, емкость для сажи. Акива стиснул кулаки: легионеры готовились наносить татуировки.

— Похоже, ты собираешься пополнить свой счет? — холодно осведомилась Лираз. — Ни один уважающий себя боец не поставит меток за сегодня.

Сегодня. Сегодня… Что сегодня делал отряд Лираз? Когда они с Азаилом вернулись в лагерь после впустую потраченного дня, Акива не стал расспрашивать сестру, хотя она глядела на него с гневным вызовом. В ее отряде были мелкие травмы: вывихи, растяжения, несколько укусов — ничего серьезного. Акива не стал заводить разговор о том, что произошло в овраге к юго-востоку от лагеря. Они с Азаилом так и не обсудили произошедшее, даже взглядом не обменялись.

Татуировки наносились только за убитых в бою вражеских солдат, а не за фермеров. Возмущение Лираз было вполне оправдано.

— Мы столкнулись с вооруженным противником, — ответил боец, пожав плечами.

— По-твоему, раб с ножом — достойный противник?! — Она презрительно указала на пальцы солдата, усеянные черными метками. — Хоть кто-нибудь из них умел сражаться?

Легионер резко встал. Он оказался на голову выше Лираз. Впрочем, это не давало ему преимущества. Акива удивленно поднялся на ноги, не понимая, отчего сестра так разволновалась. Помощь ей вряд ли понадобится.

— Я заслужил свои метки, — рассерженно заявил боец, набычив шею и напирая корпусом на Лираз.

— Не сегодня, — процедила она сквозь зубы.

— Ты кто такая, чтобы решать?

Лираз зловеще улыбнулась.

— А ты поспрашивай.

Бравый вояка недоуменно нахмурился:

— Испугать меня решила?

— У меня мурашки по коже пошли, — заметил Азаил. — Если тебе интересно, я расскажу, кто она такая. Я ее всю жизнь знаю.

— Вот повезло, — хмыкнул один из воинов.

Послышались смешки.

— Еще как, — серьезно кивнул Азаил. — Хорошо, когда есть кому спасти тебя от смерти. Сколько раз ты меня спасла, Лир? Четыре?

Она промолчала.

— Нашла новых друзей, Лир? — с наигранным интересом спросил Акива.

— У меня друзья повсюду.

Акива кивнул солдатам:

— Вы сами знаете, что она права. Сегодня нам нечем гордиться.

— Мы выполняли приказ, — ответил легионер, стушевавшись в присутствии Акивы.

— С удовольствием? — уточнил Истребитель Тварей.

— Хватит уже, — сказал один из бойцов и потянул друга за локоть. Солдаты ушли, вполголоса обсуждая Незаконнорожденных.

— Если завтра замечу свежие татуировки, пальцы поотрубаю, — предупредила Лираз.

Легионер обернулся и с вызовом хмыкнул.

— Иди сюда, проверишь, — позвала она.

— Слушай, не связывайся с ней, — вмешался Азаил. — Ей для полного счастья не хватает коллекции пальцев.

— Мне не нужна помощь Истребителя Тварей, — раздраженно заявила Лираз Акиве. — Сама разберусь.

— А как же я? — оскорбился Азаил. — Они меня испугались.

— Естественно, ничто так не внушает страх, как байки, сколько раз сестра спасла брата.

— Я же не говорил, сколько раз я тебя спас. Кажется, у нас пока поровну?

— Я тебе не помощь предлагал, а соглашался с тобой, Лираз, — прервал их Акива. — Что сегодня произошло?

— А ты подумай, — огрызнулась она.

Похоже, ее отряд нашел каких-то беглецов, и солдаты «выполнили приказ». Никакого удовольствия Лираз это не принесло, другого Акива и не ожидал. Сражение — одно дело, но резней сестра упиваться не станет. Вопрос лишь в том, насколько слепо она следует приказам. Вдруг она удивит его, как Азаил сегодня?

Акива встретился взглядом с братом, словно признавая, что случилось в овраге.

Точнее, чего не случилось.

Подлетая к дальнему краю оврага, Акива с Азаилом услышали вопль. Крик тут же затих, но в присутствии беглецов сомнений не осталось. Азаил первым бросился на звук. У ручья он сложил крылья, камнем упал вниз и приземлился в боевой стойке, готовый в любую минуту улететь. Через секунду Акива встал рядом и увидел то же, что и брат: дрожащую массу полуовец, вжавшихся в крохотную пещерку в склоне оврага.

Каприны — одно из самых миролюбивых племен среди химер, совершенно непригодное к бою, их даже освободили от военной службы. Многие химеры или размером не вышли, или устроены так, что не могут держать оружие, или подводные жители, или робкие, или медлительные и неуклюжие. Причин столько же, сколько племен, поэтому Бримстоуну и пришлось веками создавать солдат: его народ от природы не приспособлен к войне, тем более с серафимами.

Армия химер набиралась из десятка наиболее свирепых племен. Акива с удивлением обнаружил среди капринов дашнага, совсем еще юнца. Клыкастый тигр бережно держал на руках самку оленекентавра, испуганно зажимавшую рот. Прекрасные глаза лани расширились от ужаса. К боку дашнага прильнула еще одна хрупкая дама. Невероятное зрелище… Каким чудом представители разных племен объединились? Очевидно, своими войнами ангелы сплотили против себя весь Эрец.

Все эти мысли пролетели за секунду. Дашнаг осторожно опустил девушку на землю. В его глазах читался ужас и отчаянная решимость защищать своих спутников. Акиве захотелось отбросить мечи. «Мы не должны делать это, мы не обязаны быть такими».

— Как странно… — внезапно произнес Азаил, недоуменно наморщив лоб. — Наверное, мне послышалось.

Акиву захлестнула волна благодарности, облегчения и раскаяния.

— Да, и мне тоже, — осторожно кивнул он.

Дашнаг напряженно следил за ними. Каприны и дама смотрели не мигая. Младенец на руках у матери захныкал, и она покрепче прижала его к себе.

— Наверное, это птицы, — предположил Акива.

— Птицы, — согласился Азаил и отвернулся. Как ни в чем не бывало пробежался по ручью, шумно разбрызгивая воду и смешно припрыгивая, сорвал камышовый цветок и воткнул за латную пластину…

А сейчас он церемонно вручил этот цветок Лираз. Акива замер. Неужели Азаил расскажет сестре, как они пощадили целую деревню химер вместе с юным дашнагом? Что она подумает?

— Я принес тебе подарок, — произнес Азаил.

Лираз небрежно взяла цветок, без всякого выражения поглядела на брата и неожиданно сжевала подарок.

— Хм, обычно на это иначе реагируют, — заметил Азаил.

— Ты часто цветы даришь?

— Конечно.

Скорее всего так и было. Азаил всегда наслаждался жизнью, несмотря на сложности армейского быта и ограничений для Незаконнорожденных.

— Так можно и отравиться, — невозмутимо сказал он.

Лираз пожала плечами:

— Бывает смерть и похуже.




32

Всем правила смерть


— Ах вот ты где, — недовольно проговорила Шеста, обнаружив Кэроу в ее укрытии.

— Ага, — согласилась Кэроу, глядя волчице в глаза. — Куда они полетели?

— Кто?

— Сфинксы. Куда он их послал? С каким заданием?

— В Эрец, делать то, что они всегда делали, — неохотно ответила Шеста. — Давай займемся делом, а?

Кэроу посмотрела во двор. Солдаты, окружив Тьяго, смотрели вслед Живым Теням. «Иди, иди спроси», — приказывала себе Кэроу, но так и не смогла найти в себе решимости подойти к ним, испортить момент и, невзирая на гробовое молчание и равнодушные взгляды, заявить о своих правах.

Шеста тряхнула ее за плечо.

— Эмилион, потом Хвит. Нам нужно армию сотворить.

Кэроу обрадовалась предлогу бросить свой замысел и позволила себя увести.




Hyp продолжала делать больной повязки и отвары. Через два дня Саразал начала осторожно ступать на раненую ногу, но Раф нес ее во время переходов. Груз ответственности за жизнь сестры больше не давил на Свеву. Саразал поправится, они обязательно вернутся домой, чуть позже… Не хотелось идти в противоположную от родных краев сторону, однако выбора не оставалось: слишком много серафимов встало на пути между ними и домом.

«Мама, у нас все хорошо. Мы живы», — настойчиво повторяла про себя Свева, словно посылая мысли через всю страну, как листья по ветру. Мама поймет, что они целы и невредимы. Не может быть, чтобы в деревне перестали ждать их возвращения.

«Ангелы пощадили нас». Свева пританцовывала от радости. Они спасены, это чудо, она будто родилась заново: чуть не попрощалась с жизнью и вновь ее обрела.

«Мама, если встретишь ангела с огненными глазами и рядом с ним другого, с болотной лилией на груди, не убивай их, пожалуйста!»

Стадо шло на юг, к горам, в надежде там укрыться. К ним присоединилась пара гарткоров. Других беглецов, встреченных по пути, подбадривали, но с собой не брали: большую группу путников легко выследить. Абсолютной безопасности никто не ждал, беглецы скрывались под кронами деревьев или выходили в путь ночью, когда огненные крылья серафимов выдавали присутствие преследователей.

Свева с радостью возила малышку Лель и старалась держаться поближе к Рафу, чтобы не терять из виду Саразал.

Они медленно взбирались по очередному склону.

— Ох, мне так хочется пробежаться, — шепнула ей сестра.

— И мне, — вздохнула Свева.

С вершины холма открылся Заповедный предел: горам не было ни конца ни края, заснеженные вершины сливались с облаками.

— Как же хорошо быть живыми! — воскликнула Свева.




Патрули серафимов возвращались ни с чем: обитателей на обширных диких землях оставалось все меньше.

— Их предупреждают, — уверенно заявила Калла, когда отряд обнаружил еще одну брошенную деревню.

Большие селения встречались редко, хутора опустели. На привалах солдаты по-прежнему начищали мечи, но скорее по привычке, чем из необходимости — убивать было некого. Настойчиво распространялись слухи о призраках. Некоторые винили сбежавших рабов, но жалкой горстке беглецов не хватило бы ни храбрости, ни скорости: расстояния были слишком велики. Наиболее вероятным объяснением оставались повстанцы, предупреждавшие жителей о приближении карательных отрядов, но доказательств у ангелов не было.

— Где они прячутся? — возмущался боец Второго легиона. — Трусы!

Акива думал о том же. Где же повстанцы? Почему их не видно? Он-то знал, что всех предупреждали не они.

По ночам, пока все спали, он становился невидимым и летел в ту сторону, куда их отряд собирался отправиться наутро. Обнаружив деревню или хутор, Акива ненадолго показывался жителям. Испуганным до полусмерти обитателям хватало здравомыслия собрать пожитки и бежать.

Так он старался спасти врага — семью за семьей, хутор за хутором. Может, кто-нибудь из химер доберется до Заповедных гор. Акива понимал, что этого мало, но его силы были на исходе. Он не знал, чем еще помочь. Он воин, для него пощадить одних значило предать других. Все изменилось в одну ночь. Послание повстанцев, доставленное на бесшумных темных крыльях, так взбесило Иорама, что никакой надежды остановить кровопролитие не осталось.

«У нас один господин: или жизнь, или смерть», — говорил Бримстоун, но в дни крови и ненависти выбор был слишком большой роскошью.

Всем правила смерть.






Давным-давно

небо содрогалось от армад ангелов,

ветер сеял искры адского пламени их крыльев.







33

Живые Тени


В Тизалине, в гарнизоне серафимов — не в дебрях бывших свободных земель, а в самом сердце Империи, рядом со столицей, — часовой забеспокоился, не заметив в лагере ни малейшего движения после восхода солнца. Ни звука, ни шороха в казармах, где спит сотня солдат, приученных вставать с первым проблеском рассвета. В гарнизоне стояла могильная тишина. Такого не могло быть. Тихо бывало только ночью. Где разговоры, где дым из очага, где звон первых ударов клинка о клинок на полигоне?

Смена почему-то задерживалась, но часовой не мог покинуть пост. Страх пригвоздил его к месту. Плескали волны, поднималось солнце — а в лагере все замерло. Казалось, весь мир заснул вечным сном, остался бодрствовать только боец на караульной башне. Заметив появление падальщиков, часовой сбросил оцепенение и ринулся в казармы, где на койках вечным сном спали его товарищи.

Сотня аккуратно перерезанных глоток, сотня кровавых улыбок. На стене кровью выведено новое послание: «СМЕРТЬ АНГЕЛАМ».

Это был отклик на гневные призывы императора, веками провозглашаемые с Башни Завоеваний и с младенчества внушаемые всем серафимам — и штатским, и военным: «Смерть тварям».

Часовому лучше бы дезертировать: его ждала виселица, хотя он честно выполнил свой долг.

Тизалин — основной невольничий порт Империи. До столицы — день пешего пути, час ангельского полета. Хорошо укрепленный город охраняли солдаты местного гарнизона. Часовой боялся, что они тоже погибли. Завидев однополчан на крепостном валу, он с облегчением воскликнул:

— Слава божественным звездам! Утройте стражу. Они живы. Они вернулись и убили всех наших.

Спешно послали за командиром. Тем временем солдат отошел от потрясения, перестал дрожать и заикаться.

— Я не спал, сэр, клянусь вам, — доложил он.

— А кто говорит, что ты спал? Что случилось? Ты весь в крови.

— Я никогда не сплю на посту. Они живы. Иначе я бы заметил…

— Что ты несешь?! Кого убили? Кто живой?

— Всех наших убили, сэр. Я не сомкнул глаз! На такое способны только Живые Тени. Они вернулись!




34

Празднование


Кэроу многое делает хорошо, но водит машину отвратительно, и прав у нее пока нет: не доросла еще. Забавно. Неизвестно, как в Марокко, а в Европе водить можно только с восемнадцати, и ей остался месяц, если, конечно, не брать в расчет суммарный возраст. «Может, стоит признаться, что она гораздо старше, а это юное тело — второе по счету?»

Кэроу тряслась за рулем старенького пикапа, направляясь в город за едой и материалами. На этот раз она специально свернула с дороги на кочки. «Ага, вот эта будет побольше». Синий грузовичок угрожающе накренился — того и гляди, перевернется — и тут же что есть силы грохнулся на все четыре колеса. Кэроу подскочила, стукнувшись о потолок кабины.

«Ой!»

— Извини, — сладким голосом пропела она в сторону крытого фургона, где пряталась Шеста.

«А вот и еще одна», — злорадно ухмыльнулась Кэроу.

Перед отъездом она объясняла Тьяго, что если бы хотела сбежать, то давно бы уже сбежала.

— Мне не нужна надзирательница!

— Никакая она не надзирательница, — с приторной нежностью произнес Волк, пристально глядя на Кэроу. — Мне будет очень тревожно, если ты уедешь одна. Если с тобой что-то случится, я этого не переживу.

«Я этого не переживу». Мерзость!

Конечно, могло быть и хуже… Например, если бы Тьяго поехал с ней сам. Он поначалу порывался, и Кэроу это стоило многих неприятных переживаний, но в итоге предпочел остаться в касбе, дожидаться возвращения Живых Теней.

— Купи что-нибудь особенное. Мы сегодня празднуем.

Кэроу передернуло.

— Что празднуем?

Тьяго указал на свое знамя и улыбнулся.

«Победа и возмездие».

Конечно.

Что же привезти на празднование победы и возмездия? Выпивку? В Марокко спиртного не найдешь; вот и хорошо. Солдат лучше не поить.

Пыльная главная улица Агдза напоминала о Диком Западе, а не о сказках «Тысячи и одной ночи». Кэроу объехала стороной магазин на севере городка, где в витрине красовались винтовки: Шесте незачем о них знать.

Хотя… может быть, вот чем порадовать их вечером?

Огнестрельное оружие давно тревожило Кэроу. С ним были связаны не самые лучшие воспоминания. Она пробежала кончиками пальцев по животу в том месте, где остались три шрама от пулевых ранений. В нее стреляли… В Санкт-Петербурге, в трюме корабля, в окружении плачущих девушек с беззубыми окровавленными ртами. Кэроу пыталась им помочь.

Она ненавидела огнестрельное оружие, но понимала, какое преимущество оно дало бы повстанцам. Кэроу не раз хотела рассказать Тьяго о человеческих орудиях убийства, однако ее останавливала не только личная неприязнь к нему и к торговцам оружием. Существовала и более веская причина для размышлений и осторожности.

Бримстоун никогда не переправлял огнестрельное оружие в Эрец.

Почему? Кэроу подозревала, что воскреситель не хотел гонки вооружений и кровопролития в ужасающих масштабах. Перед казнью Мадригал он объяснил ей, что все эти века сдерживал натиск ангелов, пытался сохранить свой народ до того времени, когда найдется другой, более истинный путь — дорога к жизни, к миру и спокойствию.

Жизнь и мир. Победа и возмездие.

Вместе им не сойтись…

В поселке Кэроу купила ящики абрикосов, лука и кабачков. Она старалась не выделяться: закуталась в хиджаб, надела джинсы и джелабу — длинный балахон, как у местных, прятала ладони с хамсами. За марокканку ее не принимали, но и европейкой не считали — помогали безупречный арабский и черные глаза. В фургон отправились рулоны тканей и выделанной кожи, мешки чая, бочонки меда, корзины миндаля и сушеных фиников, глиняные горшки с оливками, корм для цыплят и тонкие лепешки, говяжий оковалок с жирком — немного, хранить мясо негде. Кускус — тоннами. Кэроу с трудом волочила в машину огромные мешки, но от помощи приходилось отказываться: в фургоне пряталось волчьеголовое чудище. Спасибо, Шеста.

Для одной любопытной торговки пришлось объяснить, что это все для иностранцев, и марокканка понимающе кивнула: «Голодные туристы». Да уж, купленного провианта хватит на небольшую армию. Забавно, но Кэроу было не до смеха — она не могла забыть про сфинксов.

Желание устроить праздник пропало. Она сунула Шесте бутылку воды и захлопнула двери фургона. Пора возвращаться. По дороге Кэроу заметила один магазин и передумала. Барабаны. Раньше в походах били в барабаны и пели. В касбе пока никто не пел, но ведь Зири с Иксандром дурачились, всем было весело… Кэроу купила десяток берберских барабанов и в быстро сгущающихся сумерках отправилась в долгий путь домой.

Когда она руководила разгрузкой, Живые Тени вернулись.




— Я думала, что Живые Тени на самом деле — давно убитые тени, — сказала Лираз.

Они обсуждали новости из Тизалина: число жертв, устрашающие подробности, дерзость… Нет, безрассудство подобного нападения! Повстанцы допустили серьезную ошибку — Тизалин слишком близко от Астрэ, их действия воспримут как посягательство на священную неприкосновенность Империи. Иорам не замедлит с ответными расправами.

— Послушайте, а ведь химерам всегда удается избежать смерти, — устало заявил Азаил.

— Значит, у нас с ними есть что-то общее, — сказала Лираз.

— У нас гораздо больше общего, — добавил Акива.

— Особенно у тебя, — заметила сестра.

Акива решил, что она язвит про «гармонию со зверями», но Лираз вполголоса добавила:

— Например, таинственные исчезновения…

Под ее пристальным взглядом Акива похолодел. Она догадывается, что он делает по ночам, или просто намекает на чары невидимости?

— Если бы про твою магию узнал папочка, он был бы счастлив, — мечтательно протянула Лираз. — Не упустил бы возможность обзавестись персональной Живой Тенью.

Акива оглянулся по сторонам, не желая говорить в лагере о магии и других своих секретах. Вдобавок называть императора «папочкой» опасно: во-первых, закон запрещает упоминать его иначе как с использованием почетного титула, во-вторых, Незаконнорожденные не имеют права заявлять о родстве с императором. Они — его «верные клинки», а у «клинков» нет ни отцов, ни матерей. Если и есть у меча создатель, то это кузнец, а не рудник, откуда получен металл. Конечно, самому императору ничто не мешает хвастаться, сколько «клинков» он произвел на свет. За всю историю Империи в гареме родилось более трех тысяч бастардов. Секретари заносят их в списки, а после гибели — вычеркивают.

За последнее время вычеркнули многих, в живых осталось не более трехсот.

Убедившись, что поблизости никого нет, Акива напомнил Лираз:

— Ты тоже умеешь исчезать.

Когда они сжигали порталы Бримстоуна в человеческом мире, Акива научил брата и сестру магии невидимости.

— Я не стану убивать исподтишка, — презрительно хмыкнула Лираз. — Мои жертвы знают, кто их убил.

— Им всю вечность снятся твои незабываемые черты, — добавил Азаил.

— Смерть от руки красавцев завидна, — ответила Лираз.

— То есть не от руки Иаила?

Иаил. Акива взглянул на небо. Имя дядюшки вызвало неприятные воспоминания.

— Боги мои, нет. — Лираз передернула плечами. — Что может быть хуже? Между прочим, есть две причины радоваться тому, что я Незаконнорожденная. И обе они связаны с Иаилом.

— Что же это за причины? — недоуменно спросил Акива.

Незаконнорожденные — самые искусные воины Империи, однако им не платили за службу и не давали повышений, хотя они выполняли самые сложные задания. Бастардов Иорама отличала храбрость и прекрасная выучка, они несли пожизненную службу во всех уголках Империи, пенсии им не полагалось. Также им не дозволялось вступать в брак, заводить детей, владеть землей и жить за пределами казарм. Фактически они были рабами. Их не хоронили, просто сжигали и ссыпали прах в общие безымянные урны. Незаконнорожденным даже имя давалось на время, «в долг». Все, что напоминало об их существовании, — жирная черта, проведенная в списке имен.

«Живи неприметно, убивай, кого приказано, и умри невоспетым», — эти слова могли бы стать кредо Незаконнорожденных, но им дали другое… «Кровь — сила».

— Раз я Незаконнорожденная, — сказала Лираз, загибая палец, — я никогда не буду служить под началом Иаила.

— Неплохая причина, — кивнул Акива.

Иаил — младший брат императора, командующий Доминионом, элитным легионом Империи. Бастардов возмущала вопиющая несправедливость: Незаконнорожденные превосходили бойцов Доминиона в силе и воинских умениях, но привилегии предоставлялись элитному подразделению. Там несли службу дети самых влиятельных семейств Империи, получая от родителей роскошные одеяния и провизию. В конце войны их одарили замками и вотчинами на территории бывших свободных земель.

Одна из старших бастардов, Меллиэль, посмела спросить императора, не дадут ли и Незаконнорожденным то, что им причитается, но папаша только в очередной раз похвастался своей мужской силой: «Всем моим отпрыскам в Эреце замков не хватит».

Впрочем, все преимущества воинов Доминиона перевешивает то, что они служат под началом Иаила — омерзительная и гадкая участь.

— Хорошо, а вторая? — спросил Азаил.

Лираз загнула еще один палец.

— Во-вторых, раз я Незаконнорожденная, я никогда не буду лежать под Иаилом.

Акива ошеломленно взглянул на сестру — она впервые, пусть и косвенно, признала себя женщиной. Воинственность всегда служила ей защитой. Лираз с детства была недотрогой, никто не смел ее коснуться. Представить ее под Иаилом было невозможно.

— Вот и хорошо, — выдавил из себя Азаил.

Лираз закатила глаза.

— Ох, да перестаньте, вы оба! Сами знаете, что говорят о нашем дядюшке. Хвала божественным звездам, кровное родство уберегает меня от его мерзких посягательств. Хоть в этом повезло.

— Звезды тут ни при чем, — возмутился Азаил. — Тебе ничего не грозит. Если он тронет тебя хоть пальцем, ты голыми руками кишки ему выпустишь. Я и сам убил бы урода, да ты его наизнанку вывернешь, прежде чем кто-нибудь примчится на помощь. Вот он похорошеет!

— Может быть, — устало вздохнула Лираз. — Тысячи девушек мечтали вывернуть его наизнанку. А потом что? Виселица? Вопрос в том, стоит ли жить после такого. Может быть, смерть лучше? Или… — Она посмотрела на Акиву, будто обращая свой вопрос к нему.

— Или что?

— Или жить стоит, что бы ни случилось?

Жить надломленным, скорбя об утрате? Лираз спрашивает всерьез? Ей небезразлична его утрата, или это насмешка? Временами Акиве казалось, что он совсем не знает сестру.

— Стоит, — ответил он осторожно, думая про кадильницу и Кэроу. — Пока жив, остается шанс, что все станет лучше.

— Или хуже.

— Эх, вас послушать, так к рассвету кому угодно захочется помереть, — вмешался Азаил.

Все знали, что ждет их утром.

— Я пошла спать, — заявила Лираз, вставая. — И вам пора. Когда прилетят эти, отдыхать будет некогда.

Азаил спросил Акиву:

— Идешь?

— Чуть позже.

Акива поднял взгляд на небо. Еще темно, но что-то переменилось, что-то надвигается — неумолимая буря, созданная взмахами тысячи крыльев. Что это — вымысел, пророчество или страх?

Пора приниматься за дело — облететь громадный участок, спасти химер. Отдыхать некогда. Утром прибудут солдаты Доминиона.




35

Роли


Вздымая облака пыли, сфинксы мягко приземлились на изящные кошачьи лапы. Во двор высыпали химеры, спеша услышать рассказ Теней. Из караулки вышел Тьяго.

Что произошло в Эреце? Не обращая внимания на призывы Шесты, Кэроу направилась к собравшимся. При ее появлении Тьяго умолк, воцарилась гробовая тишина, все взгляды устремились на Кэроу.

— В городе все прошло нормально? — с ласковой улыбкой осведомился Волк.

— Да. — Ее ладони стали липкими. — Продолжайте, я просто хотела послушать.

— Послушать? — недоуменно переспросил Тьяго.

— Что они расскажут… — запинаясь объяснила Кэроу. — Мне интересно, чем мы занимаемся.

— Ты о ком-то конкретном беспокоишься? — неожиданно поинтересовался Волк.

На что он намекает?! К лицу прилила кровь.

— Нет, — с досадой ответила она, сообразив, что любые ее слова можно выдать за тревогу о серафимах. Об Акиве.

— И не беспокойся, — улыбнулся Тьяго. — У тебя и так забот достаточно. Ты сегодня день потратила зря, а к утру мне нужна новая команда. Как думаешь, управишься?

— Конечно, — ответила за нее Шеста, схватив Кэроу за руку. — Мы уже уходим.

— Вот и славно. Спасибо, — ответил он и умолк, дожидаясь их ухода.

Кэроу словно очнулась. Волк намеренно скрывал от нее происходящее, держал ее подальше от своих дел и вовсе не собирался в них посвящать.

Она заметила настороженный взгляд Зири. Тьяго сказал… Неужели химеры считают, что она все еще любит Акиву? А ведь им ничего не известно ни о Марракеше, ни о Праге. Подумать только, она видела его совсем недавно! Нет, Акива остался в прошлом. Вот что важно. На этот раз она сделала правильный выбор.

За пределами двора Кэроу резко вырвала саднящую руку из лап Шесты.

— Что происходит? Я имею право знать, что оплачивается моей болью.

— Не ной, здесь у каждого своя роль.

— И какая же у тебя? Нянька? Надсмотрщик?

В глазах Шесты блеснул вызов.

— Да, если это нужно Тьяго.

— И ты, разумеется, исполнишь все, что он прикажет.

Шеста уставилась на нее как на дуру.

— Естественно. И ты тоже — на благо нашего народа, в память о погибших, из чувства долга, в искупление позора.

Кэроу захлестнуло чувство вины, тут же сменившееся гневом. Химеры никогда не дадут ей забыть о прошлом. Она тут по своей воле, у нее есть выбор, у нее есть другая жизнь. Кэроу захотелось вернуться назад, в Прагу, к друзьям, к искусству, к беззаботной жизни, где самой большой проблемой были бабочки в животе, Papilio stomachus. Влюбленности… Тот мир казался маленьким и хрупким, словно заключенным в стеклянный шар с падающим снегом.

Никуда она не уйдет. Шеста права: за ней долг, но Кэроу устала быть размазней. Бримстоун не узнал бы ее такой — покорной, вечно виноватой, его-то приказы она не выполняла беспрекословно.

Они поднялись наверх и занялись делом. Шеста нетерпеливо вывалила инструменты на стол. Кэроу взялась за неоконченное ожерелье, выбрала зажим, но не стала цеплять. Настроения выполнять заказы не было.

Что ей не дают узнать?

— Я готова заплатить дань, — заявила Шеста.

Волчица нечасто предлагала свою боль, однако Кэроу отрицательно помотала головой. Ей захотелось что-то сделать. Что же? А!

Кэроу вертела в руках винтовой зажим, то открывая, то закручивая до предела. Помнит ли она, как это делается? Столько времени прошло…

«— Как вызывают жертвенную боль?

— Зачем тебе боль, не надо о плохом, давай лучше займемся приятным».

Играя с зажимом, она спросила у Шесты:

— Ты, наверное, не знаешь истории про Синюю Бороду?

Помощница покосилась на ее волосы.

— Синяя Борода? Это кто? Твой родственник?

Кэроу криво улыбнулась.

— У меня нет родственников.

— Родственников ни у кого не осталось, — напомнила Шеста.

Все химеры потеряли своих близких. Им больше нечего терять.

— Так вот, — продолжила Кэроу, привинчивая зажим между большим и указательным пальцем. Чувствительное место. — Синяя Борода был знатным лордом. После свадьбы он приводил жену в замок, вручал ей ключи от всех дверей и предупреждал, что можно входить в любое помещение в замке, кроме одной комнаты в подвале.

Тиски сжали нежную кожу, и боль начала раскрываться, как цветок.

— Конечно, туда она и пошла первым делом, — сказала Шеста, направившись к столу за чайником.

— Да.

Волчица резко обернулась и выругалась.

Кэроу поняла, что все получилось: она вспомнила, как становиться невидимой. Боль, не пугая, пульсировала в ритме с сердцем и казалась естественной.

Шеста не сообразила, что Кэроу не сдвинулась с места. Решив, что дерзкая девчонка выскользнула в окно, волчица поглядела во двор, а ее подопечная преспокойно вышла в дверь. Хорошо, что нет засова. Не забывая удерживать чары, Кэроу сбежала вниз и помчалась во двор подслушивать.

Услышала она не много.

Чары невидимости не скрывали тени, поэтому Кэроу держалась подальше от лучей солнца и кралась тихо, как мышь, едва касаясь земли. Она успела узнать отвратительную правду о посланиях серафимам и ответе императора. У нее сжалось сердце: «Рать Доминиона затмит небо и испепелит все вокруг, никому не будет пощады, все кончено». Внезапно Тьяго оборвал речь на полуслове, повел головой из стороны в сторону, слегка раздувая ноздри, принюхался — и уставился на Кэроу.

Она застыла. Бледные глаза Волка невидяще глядели в ее сторону, за ним повернулись остальные. Подозрительно прищурившись, Волк снова втянул в себя воздух. Как глупо! Никто ее не видел, однако все знали, что она тут.

Химеры — звери. Они ее чуяли.




36

Хочется улыбаться


У реки Кэроу сняла зажим, отпустила магию и увидела в воде свое появление. На месте тисков остался синяк. Какая ерунда!

Догадается ли Тьяго про невидимость? Надо же так сглупить! Теперь с нее глаз спускать не будут, а Белый Волк пожелает узнать, как она это делает. Потребует научить этому бойцов — ведь чары невидимости необходимы для пользы дела. Кэроу должна это понимать.

Неужели ей не хочется, чтобы повстанцы убили побольше спящих ангелов?

Тангри и баньши славились именно этим. Никто не знал, как они это делают. Наверное, сворачивали тень и незаметно проскальзывали в помещение. Впрочем, одних чар невидимости мало, чтобы в полной тишине вырезать сотню солдат. Почему они не просыпались? Кто угодно проснулся бы и захрипел, захлебываясь кровью, но жертвы Теней лежали смирно, пока им резали глотки. Тишина и покой. Живые Тени налетали, как легкий ветерок. Как дыхание смерти…

Кэроу сильно задела гибель солдат гарнизона, хотя их настигла легкая смерть. Вряд ли ангелы выказывали подобное милосердие, убивая химер.

Перерезанные глотки — это милосердие?!

Кэроу хотелось с кем-нибудь поговорить, во всем разобраться, понять необходимость жестокости, осознать свою роль в ней. Прежде она избегала этих мыслей, старалась убедить себя, что все это — дурной сон, что нужно работать и не думать.

Жизнь не подготовила ее к реалиям войны — их показывают в новостях, а Кэроу новостей не любила: слишком страшно и отвратительно. От Мадригал помощи ждать не приходилось — наивная мечтательница поверила ангелу и фантазиям о мире.

Своими кровавыми посланиями повстанцы разворошили осиное гнездо. Тьяго бросил вызов Империи, ответ императора не заставил себя ждать. Теперь всем конец. Мирным жителям не устоять против армады Доминиона.

Чего добивался Тьяго, затевая все это? О чем думала она?

Кэроу ни о чем не хотела думать, а теперь…

Я счастлива… Я счастлива…

Кэроу сняла обувь и опустила ноги в прохладную воду. В касбе наверняка все бросились на поиски беглянки, скоро ее найдут. Послышался шум крыльев, Кэроу накрыла рогатая тень. На мгновение их силуэты совпали.

Зири.

Он резал лица мертвых. Его ножи-полумесяцы, такие же как у Кэроу, идеально для этого подходят. Стоит только подцепить уголки рта — и легким движением руки дело сделано, улыбка на месте. «Вот кем он вырос», — горько подумала Кэроу и повернулась к нему, заслонив глаза от солнца. Зири замер в нерешительности, разглядывая ее руки в кровоподтеках и татуировках.

— Ты как? — спросил он.

Нашел что сказать! Если бы он заговорил с ней раньше… Прежде Кэроу надеялась, что Зири станет другом и союзником. В его взгляде сквозило сочувствие и детская искренность. Даже сейчас в Зири угадывался подросток: круглые карие глаза, серьезность, застенчивость. Все эти недели он ее сторонился. Теперь слишком поздно.

— Ты… — Неловкая пауза. — Кажется, тебе нехорошо.

— Да неужели? — Кэроу чуть не рассмеялась. — Не может быть.

Она встала, расправила закатанные джинсы и взяла обувь. Задрав голову, посмотрела ему в глаза: он очень вырос. Один из рогов был короче, отсеченный ударом меча. Зири повезло — рог спас его от смерти. Все называли его счастливчик Зири.

— Не волнуйся, — сказала она. — В следующий раз, когда мне захочется улыбнуться, я знаю, к кому обратиться.

Он вздрогнул как от боли, а она обошла его стороной, вскарабкалась по склону и пошла к касбе. Лететь было ни к чему. Возвращаться она не спешила.




Лицо Иаила разрублено пополам ровно посередине, от макушки до подбородка. Жаль, что не до горла. Удар, рассекший нос и губы, оставил уродливый вспухший шрам, который являл на всеобщее обозрение сломанные зубы. Происхождение шрама — великая тайна. Иаил утверждал, что получил его в бою, но слухи говорили иное. Впрочем, их сотни; определить, где правда, невозможно. Даже Азаил, мастер выведывать секреты, ничего об этом не знал. Присутствие при трапезе Иаила превращалось в тяжкое испытание: капитан чавкал и хлюпал, словно вылизывающая себя собака.

Акива хранил бесстрастное выражение лица, хотя зрелище было премерзкое — вывороченный оскал Иаила внушал безмерное отвращение.

— Нас ждет великолепное развлечение, — заявил брат императора. Сожрав копченую песнептицу, он жадно выхлебал кружку эля, расплескав половину на рассеченный подбородок. — Настоящая охота. Ты охотишься?

— Нет, — ответил Акива.

— Само собой. Для солдат это непозволительная роскошь. Тебе понравится.

Вряд ли.

Армада Доминиона нависла над южными землями, готовясь приступить к зачистке всей территории, от Заповедного предела до самого севера — тысячи воинов против горстки беженцев.

— Я говорил ему, рано отзывать наши главные силы, — продолжал Иаил, — но брат решил, что юг не представляет опасности.

— И не представлял, — сказал Ормерод, командующий Вторым легионом и до настоящего времени — всей карательной операцией. Смещение с поста его не радовало. Завтрак проходил в его шатре. По приказу Иаила явился и Акива, что выглядело странно: бастарды не делят трапезу с начальством. Распоряжение Иаила настораживало и удовольствия не приносило.

— Принц Бастардов! — воскликнул капитан по прибытии в лагерь, заметив Акиву. Им доводилось воевать вместе, но Акива презирал Иаила, даже когда их цели совпадали — например, разрушение Лораменди. Неприятие было взаимным — брат императора не терпел бастарда, однако, завидев его, заявил:

— Какая честь! Вот уж не ожидал тебя здесь встретить. Присоединяйся к нам за завтраком. У тебя наверняка найдутся соображения по поводу нашей ситуации.

Соображения Акивы вряд ли устроили бы присутствующих в шатре.

— Юг как не представлял опасности раньше, так и сейчас не представляет, — продолжил Ормерод.

— На серафимов напали не беженцы, — подтвердил Акива, с уважением глядя на командира легиона.

— Но повстанцы ведь где-то прячутся, — вздохнул Иаил. — Повстанцы. Брат в бешенстве. Он хочет вплотную заняться новой войной, а тут из могилы вылезла старая… — Он захохотал над своей остротой, но Акиве было не до смеха.

Новая война? Так сразу? Расспрашивать бесполезно: оба брата обожают сыпать намеками и оставлять окружающих в полном неведении. Любопытство — слабость.

Ормерод, по-видимому, этого еще не усвоил.

— Какой новой войной?

Иаил с издевкой посмотрел на Акиву, как будто зная про него что-то постыдное.

— Это сюрприз, — пояснил он и улыбнулся, безобразно кривя изуродованный рот.

«Вот кого украсит улыбка Воителя», — подумал Акива. Иаил зря старался, испытывая его. Разумеется, воевать придется с мятежными серафимами, чья свобода и таинственность годами не давала Иораму покоя.

Со стелианцами.

Для Акивы народ его матери представлялся большей загадкой, чем неизвестно откуда восставшие химеры. Играть Иаилу на руку Акива не стал, его больше волновали события на юге. Тех, кого он спас, настигнут и убьют воины Доминиона, все живое вокруг станет пеплом. Что можно сделать против многотысячной армии? Ничего.

— Иорам не рад восстанию, но для меня это счастье, — сказал Иаил. — Нужно же чем-то себя занять. Солдат без дела — оскорбление природе. Как вы считаете, принц?

Принц.

— Полагаю, природе нет до нас дела. Она рыдает, видя наше приближение.

— Совершенно верно, — кивнул Иаил. — Леса горят, твари дохнут, а луны при виде этого рыдают у себя на небесах.

— Осторожней. — Акива нашел повод улыбнуться краем рта. — Химеры родились из слез лун.

Иаил посмотрел на него оценивающим взглядом.

— Истребитель Тварей ссылается на мифы тварей? Ты что, с ними разговариваешь, прежде чем убить?

— Нужно знать своего врага.

— Разумеется. — Во взгляде капитана снова мелькнула издевательская насмешка. Чего он добивается? Акива ему никто, один из бастардов брата, имя им — легион.

Завтрак закончился, Иаил встал из-за стола.

— Благодарю за гостеприимство, командующий. Вылет через час. — Он повернулся к Акиве. — Рад нашей встрече, племянник, хотя когда-то я предлагал тебя убить. Впрочем, дело давнее, ты тогда еще не был героем, так что не обижайся.

Его хотели убить? Когда? Акива бесстрастно глядел в глаза Иаила.

Ормерод что-то пробормотал, но дядя с племянником не обратили на него внимания.

— У тебя в крови столько грязи понамешано, ты же знаешь, — напомнил Иаил.

Акива проигнорировал и этот намек. Матери он не помнил, сохранились только обрывочные воспоминания. А однажды император загадочно обронил: «Ее участь была ужасна». Интересно, Иаилу какое до этого дело?

— Иорам считал, что его кровь окажется сильнее, — не унимался Иаил. — «Кровь — сила» и все такое. И, представляешь, оказался прав! Как ни странно, ты выдержал все испытания, великолепно подтвердил свою пригодность. Что ж, ничего не поделаешь! Жаль, конечно, — неприятно оказаться неправым в таких делах.

У выхода Иаил, капитан Доминиона, второй по влиятельности серафим в Империи, остановился и небрежно приказал командующему:

— Пришлите женщину ко мне в палатку.

Ормерод побледнел. Акива, вспомнив слова Лираз о «тысячах девушек», понял, что сестра боялась. Она скрывала испуг, не говорила о нем прямо, но теперь Акива разделял этот страх — и за судьбу Лираз, и за судьбы «тысяч девушек».

— У нас нет женщин, — заявил он. — Только солдаты.

— Что ж, на биваке выбирать не приходится, — вздохнул Иаил. — Присылайте что есть.




Белый Волк готовил бойцов к новой вылазке. После заката он собрал их во дворе и стал отправлять в Эрец: девять отрядов по шесть крылатых солдат и два сфинкса — пятьдесят шесть химер. Чудовищно мало на фоне армады Доминиона! Кэроу казалось, что она создала целую армию, а теперь… Вспомнилось сияние доспехов, огненный размах крыльев, бесконечные ряды серафимов, надвигающиеся сплошной стеной… Это самоубийство. На что они надеются?

Отряды химер поднялись в воздух и улетели.

Зири не посмотрел в ее сторону.




37

Самоубийство


Это не было самоубийством.

Пройдя через портал, эскадрильи химер не полетели к Заповедному пределу на помощь несчастным созданиям, не ведающим, какая угроза ждала их в двух шагах от спасения. Что могли сделать пятьдесят шесть бойцов против бесчисленного множества воинов? Самоубийство не в духе Тьяго. Да и бесполезной траты солдат он не одобрял.

Повстанцы не видели страданий своего народа, отчаянного бегства соплеменников, гибели мирного населения, невинных младенцев и дряхлых стариков. Повстанцы не бросились на защиту своих, потому что направились в другое место.

В Империю, нанести ответный удар.

— У нас теперь двойное преимущество, — объяснил им генерал. — Во-первых, они не знают, где мы и кто мы. Мы призраки. Во-вторых, мы призраки на крыльях. Наш новый воскреситель дал нам небывалую свободу перемещения. Огромные расстояния для нас — пустяк. Ангелы и не подозревают, что мы нанесем удар на их территории. — В наступившей тишине Тьяго с нежностью садиста добавил: — У ангелов тоже есть дома. У ангелов тоже есть женщины и дети.

Теперь их будет меньше.




Ослушался Белого Волка только Балиэрос. Доблестный быкокентавр не бросил свой народ, дал своим бойцам выбор, куда лететь. Командира поддержали все: медведь Иксандр, грифон Минас, кирин Зири и гарткоры Вия и Азай — соплеменники Воителя. Отряд устремился на юг. На следующий день перед ними встали громады Заповедного предела.

Шесть солдат в водовороте крыльев врага — это и правда было самоубийством. Остаться в живых не надеялся никто. Они летели навстречу гибели с горящими сердцами, приговоренные к смерти, но более живые, чем их товарищи, выбравшие более легкий путь.




Перед вылетом на задание Азаил подошел к Акиве. Вместе со Вторым легионом Ормерода они отправлялись к горам, куда уже вылетели солдаты Доминиона.

— Что делать будем? Как думаешь, много птиц будет сегодня? — спросил Азаил.

Акива удивленно повернулся к нему. Они никогда не вспоминали о химерах в овраге, не обсуждали случившегося.

— Вряд ли.

— Ну, мало ли… Может, кого и заметим. — Азаил хлопнул брата по плечу и направился к Лираз.

Акива остался наедине со своими мыслями.

Может, кого и заметим. Настроение улучшилось, хотя и ненамного.

Когда поступил приказ вылетать, Акива, собрав в кулак волю, оставил отчаяние в лагере. Когда соратники убивают беззащитных, одному отступнику (или все-таки двоим?) вряд ли удастся что-то изменить. День обещал быть бесславным, но Акива не сдавался.

Может, кого и заметим.




38

Неизбежное


Стук кадильниц, стук зубов.

Кэроу перебирала свои запасы и нанизывала элементы на нить. Зубы, зубы. Перебираем, нанизываем. Зубы человека, зубы быка. Осколки нефрита, железная стружка. Зубы игуаны — острые, как пила; косточки летучей мыши — легкие, полые. Перебираем, нанизываем… Кэроу удивленно разглядывала зубы саблерогой антилопы.

— Для кого это? — спросила Шеста.

Кэроу вздрогнула и зажала зубы в кулак: бдительная волчица, как всегда, начеку.

— Ни для кого, — ответила Кэроу и убрала их в сторону.

Шеста пожала плечами и продолжила смешивать благовония.

В лондонском Музее естественной истории Кэроу долго простояла в нерешительности рядом с красивым сернобыком, поглаживая крутые гребни длинных рогов, вспоминая их тяжесть.

Шеста предлагала ей снова стать кирином, но Кэроу не думала об этом всерьез. Зубы антилопы предназначались Зири. Ей не хотелось их брать, так как казалось, что из-за этого смерть настигнет его быстрее, словно Кэроу выкопала ему могилу. Да, смерть — рядовое событие, но не для него. Не для счастливчика Зири. У него свое тело, он еще никогда не умирал — благодаря скорости, боевым навыкам и удаче. Он счастливчик. Глупо, лицемерно ценить его «чистоту», но Кэроу не могла представить себе гибель последнего представителя ее племени. Неужели это прекрасное тело придется заменить? Когда Зири улетел на первое задание, у нее внутри что-то сжалось, замерзло — и оттаяло лишь с возвращением соплеменника.

Теперь Кэроу снова ждала, в надежде, что последний кирин выжил, не покинул этот мир. Отряды химер полетели на верную гибель, оттуда никто не вернется. А она… Что она наговорила ему на прощание? Зачем во всем его винила? Будет ли еще шанс забрать свои слова обратно?

Зубы, зубы. Перебираем, нанизываем.

Время шло, страх разрастался. Поднялось солнце, потянуло за собой нескончаемую вереницу часов. День казался долгим, жарким, вечным. К наступлению сумерек Кэроу почувствовала себя старухой. Зубы антилопы то и дело попадались ей под руку.

Тогда, в Лондоне, она все-таки выдрала зуб антилопы, убедив себя, что это не ускорит гибель Зири. Для солдата смерть неизбежна, Кэроу должна была к ней подготовиться… Может, его черед уже наступил, и он вернется в кадильнице — а где-то в Эреце осталось лежать непогребенное изувеченное тело последнего кирина. Что ж, Кэроу готова к этому.

Но не к тому, что он может совсем не вернуться.

Кэроу снова погрузилась в работу.




39

Задание номер один


Посреди пустынной местности на юге Марокко остановилась машина, из которой вышли два пассажира с рюкзаками. Грузовик уехал, подняв облако пыли. Закрыв лица, Зузана и Мик слушали удаляющийся шум мотора и пожелания удачи на берберском. Потом все стихло. Они остались в одиночестве на краю необозримой пустоты.

Зузана задрала голову.

— Ой, Мик, что это за жуткие огни?

Мик посмотрел наверх:

— Где?

Она обвела рукой небо. Мик помотал головой из стороны в сторону, повернулся к Зузане и спросил:

— Ты имеешь в виду… звезды?

— Не-ет! Я видела звезды. Они похожи на точки далеко в космосе. А эти — прямо над нами.

Над безрадостной пустыней расстилался роскошный, светящийся звездными узорами ковер. Мик засмеялся, и Зузана засмеялась вместе ним. Словно окунувшись в небо, они еще восклицали, не в силах сдержать восхищения.

— Этих засранцев можно рвать, как фрукты. — Зузана вытянула руку вверх и пошевелила пальцами, пытаясь дотянуться.

Вскоре они замолчали и опустили взгляд на черствую корку ссохшейся земли. Все это напоминало какой-то документальный фильм, причем не самый жизнерадостный. Мик оптимистично спросил:

— Мы ведь здесь не умрем?

— Нет, — без малейшего сомнения заявила Зузана. — Так бывает только в кино.

— Ага. Глупые туристы никогда не гибнут в пустыне, от них не остаются выжженные добела скелетики…

— …по которым никогда не ступают копыта верблюдов.

— У верблюдов нет копыт, — неуверенно заявил Мик.

— Какая разница! Я бы сейчас верблюда расцеловала. Надо было взять с собой парочку.

— Ты права, давай вернемся.

Зузана фыркнула.

— Отважный покоритель пустыни. Ты тут и пяти минут не пробыл!

— Да, но где это «тут» находится? Откуда ты знаешь, что это — то самое место? Здесь все выглядит одинаково.

Она развернула карту, исписанную красными чернилами и облепленную стикерами.

— Мы вот тут. Что, не веришь?

— Конечно, верю, — с запинкой ответил Мик. — Ты тщательно изучила тему, но… это ведь не совсем наша специальность.

— Да ладно. Я собаку на этом южном Марокко съела, — заявила Зузана, с гордостью подумав, что запросто сдаст любой тест по этой части света и получит звание почетного кочевника. — Я знаю, где она. Точно знаю. Смотри, я даже компасом научилась пользоваться. У нас есть вода, еда, телефон… Связь не ловит. Зато! У нас есть вода, еда. И мы сообщили свой маршрут. Как бы. Вот видишь, никакого риска.

— Монстры не в счет?

— Ах да, монстры, — пренебрежительно сказала Зузана. — Ты видел альбомы Кэроу, это хорошенькие монстры.

— Хорошенькие монстры, — повторил Мик, глядя на безжизненную равнину под звездным небом.

Зузана обняла своего неустрашимого спутника за талию и ласково пробормотала, заглядывая ему в глаза:

— Мик, мы же не зря сюда притащились. А может, это одно из предстоящих тебе испытаний?

Он оживился.

— Что, как в сказке?

Зузана кивнула.

— Ну тогда ладно. Чего стоим? — Он взвалил себе на плечи рюкзак и помог Зузане.

Они сошли с накатанной дороги и зашагали навстречу неизвестности.

— Кстати, об испытаниях, — сказал Мик. — Сколько их?

— Их всегда три. А теперь в путь. Идти миль десять, в гору… — Зузана скорчила недовольную рожицу.

— Десять миль? Солнышко, ты когда-нибудь проходила десять миль?

— Конечно. За всю жизнь наберется.

Мик рассмеялся и покачал головой.

— Хорошо, что ты не взяла с собой платформы.

— Ха! Они у тебя в рюкзаке.

— Что? — Мик подвигал плечами вверх-вниз, рюкзак и скрипичный футляр запрыгали на спине. — Вот почему он стал тяжелее!

Зузана невинно улыбнулась. По ее представлениям, для похода она экипировалась вполне разумно: хорошенькие кроссовки скромного зебрового окраса на очень небольшой платформе.

Взяв бойфренда за руку, она нырнула навстречу звездной бесконечности. Приключение радовало их обоих, но Зузана просто звенела от счастья: скоро она увидит свою подругу.

Не говоря уже про громадный замок из песка.

И кучу монстров.




40

Все не так


Солнце не садилось, небо не темнело, звезды не появлялись. Почему все так тянется, когда на кону чья-то жизнь?

Работа помогала отвлечься, и Кэроу с удвоенным старанием приступила к созданию новых бойцов, стараясь не думать о том, что, может быть, придется начинать все заново. Впрочем, при таком соотношении сил верить в лучшее было сложно.

До Заповедного предела путь лежал через все южные земли, пеший переход занимал несколько недель, но, к счастью, с этим покончено. Мадригал всегда раздражало медленное движение войск. Отряды крылатых повстанцев вернутся через несколько дней — если повезет.

Весьма вероятно, что не вернется никто. Кэроу напряженно ждала вестей и терялась в догадках. Неизбывное ожидание, древнее, как сама война, казалось жалкой попыткой побороть вечное неведение и неистребимую надежду.

Услышав сигнал караульного вскоре после восхода солнца, Кэроу вздрогнула: слишком рано для новостей. Она выскочила в окно, все еще сжимая нитку зубов, оттолкнулась от парапета и взмыла в небо. На горизонте появилась группа теней. Шесть! Прошло чуть больше суток, а отряд уже вернулся. Без потерь. Это казалось чудом.

Еще через минуту Кэроу разглядела внушительные очертания Амзаллага. Вернулся его отряд.

Значит, Зири пока нет.

Пока… Кэроу, забыв о разочаровании, радовалась тому, что видит Амзаллага. Все целы! Она спустилась на зеленую черепичную крышу и стала наблюдать за возвратившимися солдатами. Тьяго встретил их, как обычно, без особого воодушевления или восхищения. Кэроу не слышала рапорта, но от нее не ускользнуло то, что доспехи бойцов темны от крови.

Чуть позже прилетел еще один отряд.

Солнце поднималось все выше, эскадрильи одна за другой возвращались. Все это было слишком подозрительно, чудес не бывает. Как им удалось уцелеть? К полудню объявились все, кроме отряда Балиэроса. У Кэроу перехватило горло. Работа не ладилась.

— Где они были? — спросила Кэроу у Шесты.

— У Заповедного предела.

Неправда! Бойцы вернулись слишком рано, все целы и невредимы, вот только настроение почему-то чересчур мрачное.

Вирко, крученые рога которого напоминали о Бримстоуне, отошел за угол, упал на колени и стал блевать. Звуки разносились на весь двор. Все притихли, избегая смотреть друг на друга.

Амзаллаг, устроившись под сводами портика, несколько часов ожесточенно чистил меч.

Через двор скользящей походкой прошел довольный Резак с тяжелым мешком на спине. Бурая холстина пропиталась чем-то темным. Когда Кэроу догадалась, что там, ее чуть не стошнило. Еще недавно она корила себя за то, что закрывала глаза на происходящее, но сейчас ей не хотелось думать о содержимом мешка.

Пальцы снова нащупали зуб антилопы, ни на чем сосредоточиться не получалось. Кэроу раздраженно отложила его и в очередной раз выглянула в окно. Шеста попрекнула ее за лень, но что-то не давало Кэроу покоя. Что-то было не так.

Все не так.

Когда жара начала спадать, раздался еще один сигнал караульного. Зири. Кэроу вылетела в окно. Безоблачное ярко-синее небо оставалось пустым.

Кэроу с недоумением взглянула на сторожевую башню, где несла караул Уора. Она даже не смотрела в сторону портала. Подошел Волк, и Уора указала на дальние холмы. Кэроу сощурилась и, присмотревшись, беспомощно выдохнула:

— Нет. Нет. Нет!

По склону, в облаке пыли и щебня, спускались два человека, уверенно направляясь к касбе.




41

Магическая сила


Когда серафимы снова преградили путь, Свева тщетно искала среди них кого-нибудь с огненным взглядом или с болотной лилией на груди. Не повезло: вблизи от спасительных гор беглецам встретились другие ангелы.

А она почти поверила, что еще немного — и они будут спасены. Горы, такие близкие с виду, с каждым холмом отступали все дальше; приходилось преодолевать новые склоны в надежде, что этот последний. Конец пути был виден, но недостижим. Гранитные утесы впереди становились все выше и ближе, и за очередным холмом открылась долина, переходящая в подножие гор. Последний подъем.

Беглецы взобрались на гребень холма и весело переглянулись.

— Ой, погляди, валуны — как пальцы ног у великана-толстяка, — с улыбкой сказала Свева и закружилась вместе с Лель. Малышка засмеялась.

— У гор жирные лапы, толстые лапы, вонючие лапы, немытые лапы… — приговаривала Свева, прыгая от радости и прижимая к груди маленькую капринку.

Саразал оборвала веселье сестры. Свева оглянулась и увидела других ангелов.

Она все-таки надеялась на чудо. Один раз их пощадили, может быть, и на этот раз не убьют? Милосердие заразительно, оно обладает магической силой, примиряет врагов и осушает океаны ненависти. После случившегося в овраге серафимы перестали быть для Свевы безликими крылатыми убийцами.

Ангелы, взметнув окровавленные мечи, окинули беглецов беспощадными взглядами.

— Убей их! — вскрикнула Свева.

И Раф прыгнул.

Ангелы в сияющих доспехах презрительно ухмылялись, завидев легкую добычу: стадо капринов, две дама и несколько дряхлых гарткоров. Дашнага они не заметили — он поднимался последним…

Раф в прыжке повалил серафимов на землю, вцепился в них клыками и когтями, разрывая в клочья.

Ангелы истошно завопили.

Свева вовремя заметила, как один из серафимов замахнулся мечом. Она сунула Лель сестре, подскочила к сражающимся и воткнула в бок ангела свой нож. Ангел выронил клинок.

И испустил дух.

«Так вот как это бывает. Ужасно».

Храбрость уступила место дрожи. Нож выскользнул из рук, к горлу подступила тошнота. Сестра потянула Свеву за руку. Вокруг сгустились тени, небо заполонила бездна ангелов.

Раф зарычал. Свева посмотрела на сестру, Лель, Нур, протянувшую к дочери руки, и других капринов, стареньких гарткоров и сжала нож покрепче.

— Прячьтесь! — крикнула Свева, махнув в сторону валунов у подножия гор.

Все бросились прочь, а она осталась с Рафом.

«Надо же!» — подумала она. Сердце заполнил странный холод — и гордость. Все стало ясным и понятным. Убивать ужасно… Прежде она никогда бы не отказалась от возможности побежать. Она обожала бег. А теперь Свева не двигалась с места. Ей это нравилось. Они с Рафом переглянулись. Свева думала, что он прогонит ее, велит спасаться, но он не стал. Наверное, сообразил, что ничего из этого не выйдет, спасения нет, но, может… может, просто рад, что не остался в одиночестве. Он еще совсем мальчишка.

Свева улыбнулась Рафу. Они стояли плечом к плечу, почти у цели: в лощину долетали брызги водопадов. Однако шансов уйти живыми не осталось — беглецов накрыла тень ангелов.

Чудес не бывает.

Внезапно над вершинами деревьев показались темные точки. Свева не верила своим глазам. С виду фантомы намного страшнее ангелов, и если бы она видела их впервые, то перепугалась бы до смерти.

Точно так же ее спасители освободили невольничий караван, и при свете дня Свева немедленно их узнала: вот грифон, снявший с нее оковы, а рядом — быкокентавр, освободивший сестру… Рогатого красавца, вручившего Свеве нож, с ними не было.

Пятеро повстанцев ураганом ворвались в ряды серафимов.

О землю глухо стукнули тела убитых ангелов.

Раф повернулся к Свеве.

— Я знал, что они вернутся. Я знал, что они нас не бросят! — воскликнул он. — Свева, беги. Догоняй остальных. Позаботься о них и передай, что я попрощался. Удачи! — Раф вздохнул, коснувшись ее плеча когтистой лапой.

— Но как же ты?

— Я давно искал повстанцев, хочу сражаться вместе с ними, — объяснил Раф.

И он сражался вместе с ними.

И погиб вместе с ними, у подножия гор.

И его вместе с ними свалили в кучу.

И сожгли.




42

Счастливчик Зири


— Пойдем, — сказал Азаил. — Делать тут больше нечего.

Больше? Они так ничего и не сделали, не отыскали ни одной возможности помочь: слишком много солдат Доминиона, слишком много открытого пространства. Акива сокрушенно покачал головой. Может, его ночные полеты и предупредили химер об опасности, может, кто-то успел укрыться в горных пещерах. Этого Акива никогда не узнает. В памяти осталось лишь то, что он сегодня видел, хотя об этом лучше бы забыть.

Небо ясное и прозрачное. Чистое. Пожары еще не добрались сюда, лишь местами над лесом поднимались тонкие струйки дыма. С высокого утеса все видно как на ладони: кроны деревьев, луга, залитые солнцем реки, струящиеся среди холмов, словно потоки чистого света. Горы и небо, рощи и ручьи — и мерцающие огоньки: эскадры Доминиона поджигали леса. Мириады брызг с горных водопадов оседали вокруг мягкими облаками. В туманном влажном воздухе огонь разгорался плохо.

При виде такой красоты казалось, что кровопролития не было, но черные стаи падальщиков свидетельствовали об обратном.

Стервятники чуяли кровь издалека, жадно слетались к добыче. Крови было пролито много.

— Вот и наши птицы, — подавленно заметил Акива.

— Надеюсь, хоть кому-то удалось спастись, — понимающе кивнул Азаил.

Акива не сразу сообразил, что брат произнес это в присутствии Лираз. Сестра покосилась на них и молча отвернулась к заснеженным вершинам.

— Говорят, через них не перелетишь, — сказала она. — Ветер слишком сильный. Там могут выжить только буреловы.

— Интересно, что там, за горами? — полюбопытствовал Азаил.

— Может быть, там отражение нашей стороны? Если тамошние серафимы тоже загнали своих химер в пещеры, то беглецы встретятся посередине и поймут, что нигде в мире нет безопасного места. Счастливого конца не будет.

— А может, за горами нет никаких серафимов, и там химер ждет счастливый конец, — с преувеличенным оптимизмом предположил Азаил. — Без нас.

Лираз резко повернулась к ним, и недавняя отрешенность сменилась ожесточением.

— Похоже, вы больше не хотите быть нами, — гневно заявила она, переводя взгляд с одного брата на другого. — Думаете, я ничего не замечаю?

Азаил поджал губы и посмотрел на Акиву.

— Я хочу быть нами.

— Я тоже, — ответил Акива. — Всегда хотел.

Однажды, в небе другого мира, Акива не дал им напасть на Кэроу и наконец признался, что много лет назад полюбил химеру и мечтал с ней о другой жизни. На Карловом мосту он очень надеялся, что сестра его поймет. Может, ей трудно смириться с мыслью о гармоничном существовании с химерами, но хоть что-то должно найти в ней отклик, ведь Лираз — не слепое орудие убийства. Наверное, тогда Акива думал, что он единственный, кому надоело убивать. Оказывается, Азаил тоже устал. Много ли таких, как они?

— А еще я хотел, чтобы мы стали лучше, — добавил Акива.

— Лучше? — взвилась Лираз. — Посмотри на нас! К чему притворяться? Вот свидетельство того, что мы делаем. — Она показала черные от татуировок пальцы.

— Мы вели счет только убийствам, а меток милосердия не ставили.

— Даже если бы и ставили, у меня не было бы ни одной! — призналась сестра, с болью глядя на братьев.

— Лир, попробуй сделать первый шаг, — вздохнул Акива. — Милосердие вызывает в ответ милосердие, так же как убийство вызывает цепочку новых убийств. Мир такой, каким мы его создаем.

— Нет, — сказала она тихо. На мгновение ему показалось, что Лираз продолжит, откроется больше, станет требовать признаний и от него, но она отвернулась и пробормотала: — Уходим отсюда. Там жгут трупы, не хочу этим дышать.




С утеса, надежно укрывшись за деревьями, Зири смотрел на пламя.

Надежное укрытие… Безопасность… Слова потеряли смысл. Скрыться некуда, ангелы подожгли весь мир. Все в огне — дома, деревья, реки, покрытые пленкой нафты. Дети… Ребятишки с криками пытались убежать от пожирающего их пламени, которое разгоралось, превращая малышей в живые факелы. А теперь горели друзья…

Зири яростно сжал рукояти ножей. Безопасность. Слово не просто потеряло смысл, оно стало оскорбительным. Ему поручили оставаться в безопасности.

Балиэрос приказал ему скрыться.

В любом сражении кому-то приходилось оставаться в укрытии и ждать, подстраховывая своих, чтобы в случае их гибели собрать души после ухода ангелов. Это большая честь, признак глубокого доверия, ведь от бойца зависит, суждена его соратникам вечная жизнь, или они обречены на полное уничтожение. Такое задание всегда было пыткой.

Счастливчик Зири. Он понимал, почему Балиэрос выбрал именно его: солдаты редко сохраняют естественное тело. Командир хотел дать Зири шанс остаться в своем природном обличье. Как будто это имеет значение. Гораздо хуже было выжить, смотреть, как убивают товарищей… Отважно сражался даже юный дашнаг. Зири телом и духом рвался в бой, но не мог покинуть надежного укрытия.

Впрочем, Зири нарушил приказ Балиэроса: убил серафима, погнавшегося за малюткой дама — девчушкой, освобожденной из невольничьего каравана у холмов Маразель. Она сберегла нож, который Зири вручил ей в тот день. Беглецы, совершив изнурительный переход, едва не погибли у спасительных предгорий. Отряд Балиэроса подоспел вовремя, каприны и дама благополучно скрылись в ущелье… Товарищи Зири погибли не зря.

Ангельское воинство дорого заплатило за жизни пятерых повстанцев и дашнага, потеряв как минимум тридцать бойцов. Серафимы с ужасом разглядывали тела фантомов. Три ангела с трудом подтащили к куче трупов громадную медвежью тушу Иксандра и, прежде чем поджечь тела, зачем-то отрубили им кисти рук. Неужели серафимам понадобились трофеи?

До Зири доносились запахи дыма, горящей травы, паленой шерсти, жженого рога и тошнотворный аромат жареного мяса. Кирин представил, как души соратников парят над поляной, удерживая слабеющую связь с телом.

Просидев у жуткого костра все утро и большую часть дня, ангелы с омерзительной грацией поднялись в небо и улетели.

Дольше ждать было нельзя: если тело уничтожено, душа уходит быстрее. Следовало немедленно воспользоваться представившейся возможностью спасти товарищей. Спустившись по лесистому склону, Зири вышел на поляну. Врагов уже не было видно. Костры ангелов всегда пылали жарко, сжигая трупы дотла. Порыв ветра разворошил гору пепла, лишая души последней зацепки. Зири установил кадильницу, поджег четыре конуса ладана. Пять воинов и один доброволец… Может быть, путь к сосуду найдут все.

Он сделал что мог. Зири закрыл кадильницу, закрепил древко в ременной перевязи и приготовился провести долгие часы в укрытии, дожидаясь темноты. Легионеры Доминиона кружили над лесами, убивали ловко — и с удовольствием.

Во время прошлого задания Зири уродовал лица убитых через силу, но кровавые утехи ангелов вызвали в нем желание ответить им тем же.

Неужели он стал таким же, как они? Что скажет Кэроу? «Не надо о ней». Кэроу зря так с ним обошлась, Зири никогда не доставляло удовольствия вырезать кровавые оскалы, но ее презрительные слова, гневный взгляд и резкий уход продолжали терзать душу. Зири и не подозревал, что Кэроу может задеть его так больно. «Да кто она такая, чтобы презирать меня?» Но обманывать себя больше не получалось. Кэроу была права.

Когда Балиэрос предложил им выбор: убивать семьи ангелов или защищать соплеменников — Зири первым делом подумал, что она одобрила бы этот шаг. Ему очень хотелось, чтобы она перестала его презирать и… Что? Зауважала? Стала гордиться?

Похоже, он все тот же влюбленный мальчишка.

Зири покачал головой. Он уже собрался уходить, когда заметил, что неподалеку, скрестив руки, стояли три ангела и наблюдали за ним.




43

Забавная история


— Ты… — Зири ошеломленно присвистнул.

Химеры часто говорили, что все серафимы на одно лицо, но этого ангела ни с кем не спутать — шрам от макушки до подбородка делал Иаила уникальным.

— Будет что рассказать нашим, — продолжил кирин. — Как думаешь, мне поверят, что я убил капитана Доминиона?

Хлюпающий смех Иаила разнесся по поляне. Капитан шагнул вперед, два серафима зашли с боков. Три ангела — ерунда, даже если один из них — брат императора. С тремя Зири справится. Он обернулся на звук и увидел… еще шестерых у кромки дальнего леса. Ага. За спиной Иаила возникли еще трое. Итого — двенадцать.

Значит, пора умирать.

Может быть.

Зири снова обратился к капитану:

— Знаешь, у нас каждый солдат хвастает, что твое украшение — его рук дело. А чтобы не скучать, мы придумываем истории о том, кто и как располосовал тебе морду. Хочешь услышать мою версию?

— И сколько же у вас солдат? Четыре? Пять?

— Как тебе объяснить… Один наш боец стоит по меньшей мере дюжины серафимов, — заявил Зири, картинно пересчитав ангелов на поляне. — Не забудь об этом, если надумаешь равняться.

Он стоял с ножами наготове. Прекрасноликие окружили его, но пока не приближались. Зири надеялся, что серафимы подступят поближе, у него чесались руки отплатить им за сегодняшнее. Кровь пульсировала в пальцах, сжимающих рукояти, и жаждала мести.

— А дело было так, — продолжал он. — Сидели мы с тобой за ужином, ели жареную свинью на вертеле. Повар свинину переперчил, и ты его за это пристукнул. Ну и характер у тебя, я скажу! — Тут Зири сделал паузу и пояснил зрителям: — Такие подробности — соль рассказа, благодаря им все звучит правдоподобней. Так вот. Во время трапезы у тебя в усах застряла кость. Я говорил, что у тебя были усы?

Ангелы подступили ближе. Иаил оставался на безопасном расстоянии и изображал презрительное равнодушие.

— Усы?

— Да, жиденькие такие. Впрочем, не важно. Я решил вырезать эту кость и взял твой меч. Каюсь, совершил ошибку. Он длиннее моих клинков, вот я и не рассчитал немного. Твоя мордашка стала посимпатичней, жаль только, я не сообразил резать в другом направлении. — Зири провел ножом у горла. — Извини, ничего личного.

— Разумеется. — Иаил провел пальцем по длинному бугорчатому рубцу. — Хочешь узнать, как он мне достался?

— Нет, спасибо. Моя версия мне милее.

За спиной раздался шорох. Зири резко обернулся, клинки сверкнули на солнце, приглашая попробовать их сталь. Серафим отступил.

— Опусти оружие, — сказал Иаил. — Мы не собираемся тебя убивать.

— Да? Зато я собираюсь.

Ангелы сочли это заявление забавным, двое даже рассмеялись. Веселье продолжалось недолго.

Зири молниеносно убил самых смешливых, вспоров им глотки. Остальные не сразу поняли, что произошло.

Те, кто хоть раз видел кирина в бою, никогда не стали бы расслабляться, окружив одинокого противника. Пока ангелы хватались за клинки, два бездыханных тела рухнули на землю, а еще двое истекали кровью — и это прежде, чем прозвенела сталь мечей. Потом началась свара, нитилам, как называют ее серафимы. Хаос.

Численное преимущество ангелов оказалось их слабостью. Зири перемещался так быстро, а его клинки мелькали с такой скоростью, что серафимы не знали, где он. Они бросались вслед за ним — и натыкались на мечи своих соратников. Зири было проще оттого, что он один: враг — повсюду, цель — повсюду. Его ножи сверкали повсюду, как будто их было сотни. Для такого боя они и предназначены, против нескольких солдат, а не для штамповки кровавых оскалов. Зири ловко парировал удары и молниеносно отвечал, полосуя и протыкая все вокруг. Еще два ангела рухнули со вспоротыми животами и подрезанными сухожилиями.

— Живым, брать его живым! — прорычал Иаил.

Зири эта новость не понравилась.

Он бросился на серафимов, мертвой хваткой сжимая рукояти: если кровь просочится под захват, пальцы станут скользить. Зири нападал с воздуха, резал и убивал, но ни на секунду по-настоящему не верил, что удастся уйти: против него сражались опытные солдаты, их было много, и двигались они не так уж и медленно. В который раз Зири пожалел, что у него нет хамс — татуировки ослабили бы серафимов, давая шанс на спасение.

К тому времени, когда ангелам удалось разоружить кирина, их стало вдвое меньше, а у него были лишь царапины, что Зири объяснял не столько повиновением воинов приказу, сколько собственной ловкостью. Он был нужен им живым, и они его получили.

Зири стоял на коленях. Никто не смеялся. Иаил приблизился. Побагровевшее лицо утратило самодовольный лоск, уродливый рубец отливал мертвенной белизной. Капитан пнул кирина под дых, и Зири согнулся пополам, гася удар, но дыхание перехватило. Зири сделал вид, что смеется.

— За что? — спросил он, поднимаясь. — Если я чем-то тебя обидел…

Иаил саданул его еще раз, и не остановился, пока не выбил все остатки смеха. Зири захлебнулся кровью, а капитан, нагнувшись, сорвал с перевязи древко с кадильницей. В глазах Иаила заиграло злобное торжество. Зири обожгло страхом.

— У меня тоже есть забавная история, только правдивая. Мы тут недавно повстречались с вашим Воителем и Бримстоуном, ну я и сжег их — так же как твоих подельников. Поэтому я совершенно уверен, что они сдохли навсегда. Так для кого же это? — Иаил покачал кадильницей.

У Зири в ушах застучала кровь. Он понял, что попался в ловушку. Ангелы ждали его, зная, что кто-то придет за душами. До сих пор повстанцы были неуловимыми призраками; теперь же они стали реальными. Зири сыграл на руку ангелам.

— Ничего не понимаю, — недоуменно протянул он. — Кто? Кого? Когда?

Иаил посмотрел на гору пепла и разворошил ее мечом.

— Ты скажешь мне, кто ваш воскреситель. Лучше говори сразу. Хотя я совсем не против, если выяснение вопроса потребует… некоторых усилий.

Это было совсем не смешно. Зири не представлял себе пыток, при мысли о них вспомнилось только одно лицо.

Акива.

Тот день Зири не забудет никогда. Агора, Лораменди, все собрались посмотреть на казнь. Туда же привели и любовника Мадригал. Серафим стоял на коленях, ослабевший от побоев и хамс, раздавленный горем. Выдал ли он что-нибудь Волку? Зири всегда думал, что нет, и сейчас это придало ему сил. Если ангел выдержал пытки, то и он сможет. Чтобы защитить Кэроу, а вместе с ней — и надежду их народа, он готов вынести что угодно.

— Кто он? — настаивал капитан.

— Подойди поближе, — ответил Зири, оскалив зубы в кровавой улыбке. — Прошепчу тебе на ушко.

— Отлично! — обрадовался Иаил. — А я-то боялся, что ты упростишь нам задачу. — Он махнул солдатам, и двое подхватили Зири под руки. Брат императора воткнул древко с кадильницей в землю и закатал рукава. — Что ж, повеселимся!




44

О некоторых излишествах


— Мы же договорились не трогать людей! — хрипло, надсадно выкрикнула Кэроу. — Людей не трогать. Точка.

Химеры собрались во внутреннем дворике касбы: кто грелся на солнце, кто прятался в тени портика.

— Во время войны некоторые излишества неуместны, — сообщил ей Тьяго правду жизни.

— Излишества? Ты имеешь в виду убийство невинных жителей?!

Тьяго промолчал. Кэроу похолодела, догадавшись о его намерениях.

— Нет, ни в коем случае! — воскликнула она. — К твоей… к нашей войне эти люди не имеют ни малейшего отношения.

— Если нас обнаружат, это будет иметь самое непосредственное отношение к нашей войне. Ты прекрасно понимаешь, чем мы рискуем.

Понимает ли она? Конечно, он прав: стоит только появиться слухам о монстрах в касбе, как сюда прибежит толпа телерепортеров, а потом подтянут войска… Об этом думать не хотелось. В былые времена все бы отмахнулись от россказней про чудищ в пустыне — подумаешь, туристы травки обкурились! — но теперь все иначе. И что же делать?

— Пусть себе идут, куда шли, — сказала Кэроу, хотя надежды на такой исход было мало, и они оба это понимали. Солнце палило нещадно. Кроме их касбы, нет никаких признаков жилья. Даже на расстоянии видно, что у той парочки дела плохи: путники еле ползли вверх по склону, ежеминутно останавливаясь, чтобы отдышаться и попить воды. Тот, что поменьше, согнулся пополам. Они постояли, обнявшись, и снова двинулись в путь.

Кэроу нервно расхаживала по двору. У них наверняка солнечный удар. Им требовалась помощь, но в касбе им ее не получить. Они и не догадывались, что их здесь ожидает, но на обратный путь сил у них бы не нашлось.

Напускное безразличие Тьяго сводило с ума. Туристы его не волновали: пусть себе идут. А потом что?

В яму?

Кэроу стало не по себе. Вонь со свалки разъедала ноздри: сегодня Волк сбросил туда свежий труп — Баст. Ее новое тело уже готово, лежит на полу в комнате. А может, это ветер удачно подул, непрерывно приговаривая: «Запашок, запашок…»

Кэроу решительно подошла к Волку. Она расправила плечи и постаралась говорить как можно увереннее:

— Я выйду к ним на помощь. Проведу их в зернохранилище, через задние ворота. Путники никого не увидят. Дам им воды, а потом куда-нибудь отвезу. Тебе не придется ничего делать. — От напряжения она сорвалась на визгливый крик: — Я все сделаю сама!

— Прекрасно.

Невозмутимое, словно маска, лицо Тьяго невыносимо раздражало. Кэроу захотелось ударить Волка, сдернуть с него притворное благодушие.

— Иди давай, — поторопил он.

Она молча направилась к воротам, с трудом сдерживая бешенство. Снаружи вонь усилилась, словно предупреждая об опасности. Если Кэроу не поможет этой парочке, они окончат свои дни на куче гниющих трупов. И много еще будет таких, как они? Что она наделала?! Зачем притащила монстров в этот мир?

А в Эреце у химер, да и у повстанцев, не оставалось ни малейшего шанса… Кэроу совсем запуталась, не зная, что хорошо, а что плохо. Переправив в этот мир отряд фантомов, Кэроу надеялась на… на их гуманность. Они воины, а не изверги, не дикие звери, которыми руководят низменные инстинкты. Кэроу знала, что ни Амзаллаг, ни его соратники без веской причины на убийство не пойдут. Но стоило ей вспомнить Резака — и его мешок, — как к горлу подступило отчаяние.

За воротами Кэроу собралась привычно полететь — шагать по каменистой почве было трудно, — но вовремя остановилась. Видно, совсем отвыкла от человеческого общества. Вдобавок сглупила, выйдя с непокрытой головой. А вдруг ее узнают? Тогда точно возникнут проблемы. И что теперь делать?

Ее одинокую фигурку на крутом склоне заметили быстро. Один из туристов заорал, и Кэроу резко остановилась.

Не может быть!

Голос Зузаны выкрикивал имя подруги…

Бримстоун внушил Кэроу, что возможное и невозможное — категории расплывчатые, но теперь… Не может быть.

Ей навстречу шли Зузана и Мик.

Нет!

Только не они, только не здесь.

Как? Как они здесь очутились?

Впрочем, какая разница… Друзья чудом нашли ее, не зная, что сами оказались в опасности. Сердце забилось чаще, охваченное страхом, радостью, изумлением… и гневом — чем они думали? На глаза набежали слезы. Кэроу оторвалась от земли и, стремительно подлетев к друзьям, сдавила их в объятиях.

Разомкнув руки, она оглядела изнуренных путников. Зузана еле держалась на ногах, ее пыльное обгоревшее лицо покрывали дорожки слез, она и смеялась, и плакала, и сжимала Кэроу, как в тисках, не замечая синяков на руках у подруги.

— Кэроу, ну зачем тебя в проклятую пустыню занесло?! — сипло прохрипела Зузана. — Почему не в Париж или еще куда-нибудь?

Кэроу рассмеялась сквозь набежавшие слезы.

— Мы чуть не погибли, — гневно сказал Мик, и подруги умолкли. — Я подозревал, что это дурацкая затея. Зачем я тебе потакал?

— Действительно, так было бы лучше, — подтвердила Кэроу, представив, каково идти по этим камням. — Чем вы вообще думали?

— Что? — Мик недоуменно посмотрел на подруг. — Ты же сама хотела, чтобы мы сюда пришли!

Кэроу ошеломленно заморгала.

— Я бы никогда… Как вы вообще меня нашли?

— Как? — ошарашенно воскликнул Мик. — Зуз разгадала твою загадку, вот как.

Загадку?

— Какую еще загадку?

— Твою загадку, — объяснила Зузана. — Жрица в замке из песка в краю пыли и звездного света.

Кэроу в ужасе уставилась на подругу, вспомнив письмо, отправленное из Урзазата в тот день, когда повстанцы только перебрались в касбу.

— Вот как вы нашли меня? Зуз, прости меня, я не хотела, чтобы вы сюда приезжали. Я и представить себе не могла…

— Невероятно! — Мик в отчаянии схватился за голову и отвернулся. — Мы забрались в такую дыру, а нас тут не ждали!

Зузана поникла, и Кэроу стало стыдно.

— Да что вы! — Она сдавила подругу в объятиях. — Вы мне нужны, очень даже… Понимаете, я не хотела… Ну, друзей впутывать в мои дела слишком… — Кэроу запнулась и устало кивнула в сторону касбы.

— Какие такие дела? — спросила Зузана. — Кэроу, что происходит?

Воскресительница химер на время потеряла дар речи.

— Долго рассказывать, — ответила она после затянувшегося молчания.

— Значит, объяснишь в другой раз, — резко сказал Мик, укоризненно глядя на Кэроу. — Послушай, давай уведем Зузану в тень.

— Конечно, пойдем, — обреченно вздохнула Кэроу.

Она накинула один из рюкзаков на плечи, другой поволокла за собой. Мик помог Зузане вскарабкаться по склону. Кэроу уверенно направилась к главным воротам.

У входа друзья остолбенели.

Кэроу смотрела на химер, представляя, как их воспринимают люди.

У ворот стоял улыбающийся Тьяго, радушно встречая незваных гостей. Белого Волка на первый взгляд можно принять за человека, но при виде волчьей головы и согбенных плеч Шесты становилось не по себе. Дальше интереснее, балаганчик ужасов: монстры застыли в разных позах — кто на крыше, кто во дворе, кто в тени под арками, — изредка подрагивая хвостами или крыльями. Немигающие звериные глаза уставились в одну точку, на пришельцев. Чудовища оказались непомерно огромными и чересчур хищными.

Резак стоял слишком близко, раздвоенный язык жадно трепетал в воздухе. Кэроу встала в боевую стойку, готовясь к нападению.

Сценическим шепотом Мик предложил:

— Давай быстренько со всем этим разберемся — и на покой, баиньки. Кэроу, твои друзья нас не съедят?

«Нет. Не съедят».

— Надеюсь, что нет. Но постарайтесь не выглядеть так аппетитно.

Зузана фыркнула.

— Это сложно, мы же лакомый кусочек… Слушай, а они понимают по-чешски?!

— Нет.

Кэроу не сводила глаз с Тьяго. Он пристально смотрел на нее. Невыносимо воняло из ямы. Все встало на свои места: словно дурной сон, рассеялась кошмарная иллюзия привычного существования в пустынном замке, бок о бок с монстрами. Жизнь Кэроу — не чистилище, не наваждение. Никто, кроме Кэроу, не властен над ее жизнью в настоящем мире, и ее друзья теперь стали частью этой жизни.

Появление Мика и Зузаны изменило все.

— Это мои друзья, — твердо сказала Кэроу.

Обретя надежную опору внутри себя, Кэроу заговорила веско и ясно. В ее голосе не звучало ни заискивания, ни отчаяния, ни враждебности — только неистребимая уверенность. Кэроу, вплотную подступив к Тьяго, вскинула голову и отчеканила:

— Их жизни — не излишество. Это мои друзья, я им доверяю.

— Это все меняет, — вежливо улыбнулся Волк и благосклонно кивнул Мику и Зузане.

Улыбка вышла натужной, словно заученной.




45

Мертвые


— Кто это? — шепотом спросила Зузана, когда они ушли со двора. — Что за белобрысый перец?

Кэроу закашлялась от смеха.

— Ох, ну ты и скажешь, — выдохнула она, успокоившись. — Осторожно, смотрите под ноги.

Они пробирались через обломки разрушенной стены. Мик вел Зузану, а она глазела по сторонам. Издалека касба напоминала королевский дворец, но внутри царило запустение. Зузана переступила через деревянный брус, утыканный огромными ржавыми гвоздями, и осторожно обошла какую-то яму. Да, роскошное местечко… А вонь! Несло мочой и какой-то мерзкой гнилью. Что здесь забыла Кэроу? Чудовища не очень-то похожи на монстриков в альбомах, таких огромных и ужасных нарочно не придумаешь.

А белобрысый — он почти как человек, невероятно классный… Глаза, плечи — да ему хоть сейчас на обложку дамского романа… а внутри какой-то холод, от которого пробирает противная дрожь, и это в пустыне, в пятидесятиградусную жару.

— Это Тьяго, — ответила Кэроу. — Он тут… главный.

Зузана и сама это поняла по его напыщенной манере держаться. Тоже мне, выискался, повелитель замка!

— А чем вы тут занимаетесь? Стой… Где Бримстоун? — спросила Зузана и охнула, заметив скорбь в глазах подруги. — Он что… Его убили?

Кэроу кивнула.

Его убили. Отправившись на поиски приключений, Зузана совсем не ожидала, что встретится с реальными опасностями.

— А… Исса? Ясри? — с ужасом спросила она, читая ответ на лице Кэроу. — Кошмар!

Теперь, когда радость встречи схлынула, Зузана разглядела подругу по-настоящему: тощая, губы запеклись, волосы растрепаны, заношенный марокканский балахон измят, будто его никогда не снимали, воспаленные веки опухли, под глазами круги… Непонятно, в чем душа держится.

Зузану передернуло: во что она вляпалась, куда Мика за собой притащила? Ей так хотелось раскрыть секрет исчезновения Кэроу, что все остальное вылетело из головы. А ведь знала же, что у подруги какие-то проблемы, да и зашифрованное послание на это намекало… Оказалось, в деле замешана смерть! И эта вонь… Так смердят только трупы.

Зузана с трудом сглотнула слюну. Голова раскалывалась, ноги подкашивались, душ бы не помешал… Возникло нехорошее подозрение, что мороженого здесь нет. Вдобавок, самого главного она так и не спросила, боясь снова увидеть боль на лице подруги.

— Как там Акива? — неуверенно произнесла Зузана.

Кэроу стиснула зубы и презрительно сощурилась.

— А что с Акивой? — спросила она жестко.

Зузана удивленно похлопала ресницами.

— Он жив?

— Наверное, — сказала Кэроу и отвернулась. — Пойдем.

Обменявшись недоуменными взглядами, Зузана и Мик отправились следом за ней. Похоже, объясняться Кэроу не желала, но взбешенную Зузану это не останавливало: она разгадала дурацкую загадку, нашла подругу в пустыне — ладно, не совсем в пустыне, какая разница… да, прошла пол-Сахары в полосатых, как зебра, кроссовках, пусть кто поспорит. И после всех этих приключений Кэроу поворачивается к ней спиной!

— Что случилось? — настырно поинтересовалась Зузана.

— Зуз, не приставай. Не стану я о нем говорить.

Сколько горечи.

Зузана коснулась руки подруги, и Кэроу вздрогнула, как будто от боли.

— Ты что, поранилась? — встревоженно спросила Зузана.

Кэроу остановилась, опустила рюкзаки на землю и потерянно обхватила себя за плечи. Ну почему она такая красавица? Даже сейчас, без всяких усилий… Это нечестно!

— У меня все нормально, — слабо улыбнулась Кэроу. — А вот вы, бесстрашные путешественники, меня беспокоите. Давайте помолчим, пока не дойдем до места.

Мик, конечно же, поддержал Кэроу:

— Зуз, пошли. Узнаем все после.

— Ладно, — вздохнула Зузана. — Гады вы все-таки. А вдруг я умру от любопытства?

— Не волнуйся, я тебя спасу, — ответила Кэроу, и Зузана обрадованно сжала Мику ладонь. Ура, подруга все расскажет!

Всю дорогу Кэроу отгоняла мысли об Акиве. Едва заслышав его имя, она окаменела. Что ж, камень лучше, чем размазня. Никто больше не ранит ее так сильно.

У входа во дворец Кэроу пропустила друзей вперед. Снаружи здание выглядело обшарпанным и полуразрушенным, как, впрочем, и вся крепость, однако внутреннее убранство впечатляло. Вожди берберских племен, должно быть, жили в роскоши: осыпавшиеся резные пилястры, выцветшие шелковые драпировки, ниши для светильников, узорчатая лепнина на потолке. Наверх уходила парадная лестница, выложенная потрескавшимся лазуритом, под цвет волос Кэроу.

Зузана медленно огляделась, вбирая в себя окружающую красоту.

— Ты тут живешь? Теперь понятно, почему свою каморку ты оставила мне.

— Шутишь? — Кэроу насмешила сама возможность подобного сравнения. — Я так скучаю по своей квартире в Праге! — И по той жизни. — Ну что, поменяемся?

— Нет, спасибо, — немедленно ответила Зузана.

— Молодец, верно соображаешь, — кивнула Кэроу и, поднявшись на ступеньку лестницы, протянула подруге руку.

На втором этаже располагались апартаменты Тьяго и каморка Шесты. За поворотом снова начинались ступеньки.

— Все еще не верится, что вы здесь, — заметила Кэроу, продолжая взбираться наверх. — Расскажете потом, как вам это удалось. Только сначала отдохните. Моя кровать — в вашем распоряжении.

— А ты как же? — спросил Мик.

— Я почти не сплю.

Зузана вздернула бровь.

— Да уж, и спать тебе некогда, и жрать не надо, а уж причесываться так и вовсе незачем, — саркастически заметила она.

Кэроу растаяла при виде до боли знакомой брови. Зузана, здесь. Обалдеть! Кэроу порывисто обняла подругу.

— Так чем же ты тут занимаешься? — нетерпеливо спросила Зузана, высвобождаясь из объятий.

Какое чудо, что Зузана и Мик рядом! Вот так сбыча мечт! Будет с кем поговорить…

— Потерпи, я все расскажу, если тебе так интересно, — решительно пообещала Кэроу и, вздохнув, взялась за ручку двери. — А ты не передумаешь?

Бровь возмущенно изогнулась.

— Ну ладно. Входите, — предложила Кэроу и невинным голосом предупредила: — Осторожно, не споткнитесь о тело на полу.




46

Не-живые


Не так давно, в Праге, Кэроу впервые попробовала рассказать Зузане правду и, не зная, с чего начать, выложила все сразу: ангелы, химеры и так далее. Подруга вряд ли поверила бы во все это, однако — очень кстати — прилетел охваченный пламенем Кишмиш.

Тогдашние признания не шли ни в какое сравнение с тем, о чем Кэроу рассказывала сейчас, но на этот раз, после всего увиденного, поверить ее словам будет легче. И все же идея воскрешения наверняка покажется им дикой.

— Ойпочемуутебянаполулежитмертвыймонстр? — выпалила Зузана при виде нового тела Баст.

— Понимаешь, она не совсем мертвая, — осторожно начала Кэроу.

Зузана слегка пихнула неподвижное тело пыльной кроссовкой.

— Она точно не живая.

— Правильно, назовем ее не-живой.

Так Зузана и Мик усвоили первый урок: не-живой обычно значит мертвый, но иногда бывает и новым.

— Я ее недавно сделала, — небрежно заметила Кэроу, будто речь шла о вязаной шапке или шарлотке.

Зузана, с видимым усилием сдерживаясь, присела на краешек кровати и сложила руки на коленях.

— Сделала? — уточнила она.

— Да.

— Поясни, пожалуйста.

Кэроу вкратце описала процесс, опустив ненужные подробности вроде дани болью. Потом налила воды в миску, ополоснуть лицо и ноги, предупредив с напускной серьезностью: «Последовательность не перепутайте!» Заварила мятный чай, предложила миндаль и финики. Грязную воду Кэроу выплеснула в окно, в надежде, что там окажется Тьяго или Шеста. В ответ не раздалось ни воплей, ни рычания, и она с сожалением закрыла ставни, чтобы не впускать жару.

Потом Кэроу приступила к воскрешению Баст: отчасти потому, что легче показать, чем объяснить, отчасти для того, чтобы освободить помещение от посторонних тел и дать друзьям спокойно отдохнуть.

Пробуждение — самая легкая стадия. Никакой магии для этого не требовалось, так что Кэроу не пришлось закатывать рукава, выставляя напоказ чудовищно изувеченные руки. Она стыдилась своих синяков и не хотела, чтобы Зузана их видела. К счастью, на этом этапе дань болью не нужна. Осталось только зажечь ладан и подвесить кадильницу над головой Баст.

Зузана и Мик смотрели во все глаза, хотя ничего особенного и не происходило: запах серы, скрип цепи и все. Только Кэроу могла почувствовать, как душа выплыла из сосуда, замерла на миг и нырнула в свое новое тело.

Раньше Баст походила на египетскую богиню: изящное человеческое тело, высокая грудь, голова кошки с преувеличенно большими ушами. Кэроу сохранила химере кошачий облик, но по приказу Тьяго пожертвовала большей частью человеческих черт. Тело Баст осталось стройным, его не пришлось делать огромным и мускулистым, как у остальных: новую Баст наделили скоростью, ловкостью и умением владеть разными видами оружия. Человеческие руки и верхняя часть торса делали возможной стрельбу из лука, а вот ноги пришлось позаимствовать у леопарда — для прыжков и скоростного бега. И конечно же, самым главным были огромные крылья, распластанные по полу. К радости Кэроу, ее друзья присутствовали при воскрешении далеко не самого страшного из сотворенных ею монстров.

Впрочем, этот облик обрадует и Баст — ее душа была нежной и чистой, совсем не впору солдату. Кем бы она стала при других обстоятельствах?

Веки воскрешенной дрогнули.

Похоже, никому не дано знать, как бы все обернулось при других обстоятельствах.

Зузана ахнула, Мик ошарашенно моргнул.

Баст приподнялась и, удивленно взглянув на людей, сосредоточилась на своем новом теле. Она пошевелила руками и ногами, неуверенно встала на леопардовые лапы и по-кошачьи потянулась, как будто до этого лениво грелась на солнышке.

— Ты как себя чувствуешь? — спросила Кэроу.

— Сделано хорошо, — мурлыкнула Баст. — Спасибо.

У Кэроу перехватило дыхание — обычно химеры о благодарностях не задумывались.

— Помочь спуститься во двор?

— Нет, я сама, — покачала головой Баст и снова потянулась. — Молодчина, очень хорошо сработано.

От неожиданной похвалы Кэроу зарделась, грудь сдавило. Глупо, конечно, но все же… После ухода Баст Кэроу повернулась к друзьям.

— Хм, особых странностей я не заметил, — невозмутимо произнес Мик, развалившись на кровати.

— Правда? — Кэроу устало опустилась на стул и потерла лицо. — Наверное, мой датчик странностей сломался, потому что как по мне, так его уже зашкаливает.

— Хочу еще! — воскликнула Зузана.

— Что? — Кэроу недоуменно посмотрела на подругу.

— Сделай еще кого-нибудь! — Зузана восторженно подскакивала на кровати, по-детски хлопая в ладоши. — А мне можно попробовать? Ты ведь меня научишь? Ты ведь не просто так позвала меня сюда…

— Зузана, я никого не собираюсь…

— Это прикольней, чем кукольное шоу! — не унималась подруга. — Кэроу, ты делаешь живые существа. Настоящий Франкенштейн!

Кэроу со смехом покачала головой, прекрасно осознавая существенную разницу между воскресителем и Франкенштейном. «Жизнь», созданная человеческими руками, не предполагает души, это всего лишь безмозглый монстр, которому нет места ни на земле, ни на небесах, ни даже в аду. Впрочем, Кэроу это не касается.

— Франкенштейн не верит в души и обходится без них, а у меня есть готовые. — Она ткнула в сторону горы кадильниц. — Я делаю тела для них.

— Только и всего? — лениво протянул Мик.

Зузана уставилась на громадную кучу серебряных светильников — их там сотни. Ее глаза удивленно округлились.

— Это все души? — Она вытащила из завала кадильницу, обрушив все остальные на пол. — Давай сделаем еще одного монстра. Ну покажи мне, как ты это делаешь… — Зузана продолжала припрыгивать, и Кэроу стала опасаться, что подругу сейчас куда-нибудь отрикошетит. — Можно, я буду твоим Игорем? Ну пожалуйста! — Зузана сгорбилась и захромала по комнате, подволакивая ногу. — Чего желаете, герр доктор? — Раз — и она снова стала собой. — Пожалуйста! Чья это душа? Как ты это узнаешь? Ты можешь узнать, кто там?

Она безостановочно сыпала вопросами, не давая Кэроу вставить ни слова. Мик неуверенно пожал плечами, но вмешиваться не стал.

— А, знаю! — Зузана замерла от восторга. — Арт-проект! Представляете? Галерея Бальтюса, десяток химер в таких навороченных саркофагах, вначале публика восторгается: «Ох, ах, настоящая магия, совсем как живые», — а мы улыбаемся, типа Мона Лиза, и небрежно так покачиваем вино в бокалах. Прикиньте, классно, да?! Нет! Еще лучше, если мы их оживим! Курятся благовония, светильники эти качаются, и тут статуи поднимают головы и встают. Все решат, что у них внутри скрыт какой-то хитрый механизм — а что ж еще? — станут расспрашивать, как нам это удалось, а потом будут позировать в обнимку с монстрами. Никто и в жизни не догадается, что…

Кэроу беспомощно расхохоталась.

— Этого никогда не будет. Понимаешь? Никогда.

Зузана трагически закатила глаза.

— Спасибо, что все испортила. А то я не врубаюсь. Но как тебе идея, а?!

— Да, здорово, — согласилась Кэроу.

Она никогда не воспринимала свою работу как искусство, но Баст недаром похвалила ее творение. Когда Мадригал поступила в услужение Бримстоуну, у нее сразу появилась куча идей по поводу создания тел. Чтобы было понятнее, она их зарисовывала. Наверное, поэтому Исса настояла на занятиях Кэроу рисованием. Милая Исса, как же ее не хватает!

— А помощники тебе нужны? — серьезно предложила Зузана и вручила Кэроу вытащенную из завалов кадильницу. — Давай этого оживим. Кто там?

Кого и когда воскрешать, решал Тьяго, но об этом говорить не хотелось.

— Зуз, нельзя, — вздохнула Кэроу.

— Нельзя что?

— Тебе нельзя мне помогать. Да и вообще вам не стоит тут оставаться.

— Почему? — Зузана сникла, очарование фантазий испарилось, восторг растаял.

— Потому что… Вот отдохнете, и я отвезу вас назад. У меня есть грузовичок…

— Ну, не успели встретиться, а нас уже гонят… — Зузана обиженно надулась.

Кэроу вздохнула.

— Я очень рада вас видеть. Понимаешь, людям здесь находиться опасно.

— А как же ты? Ты сама-то в безопасности?

— Да, — ответила Кэроу, хотя большую часть времени думала иначе. — Я в безопасности, потому что я им нужна.

— Угу, — сказала Зузана несчастным голосом. — Кстати, почему именно ты? Зачем ты здесь, с ними? Как получилось, что ты стала заниматься этим?

Это уже совсем другая сторона правды. Кэроу не хотелось говорить о своей истинной природе. Но чего стыдиться?

— Потому что я — одна из них, — со вздохом призналась она.

— А какого ты вида? — заинтересованно спросил Мик.

— Что? — непонимающе переспросила Кэроу.

— Ну, какой химерой была ты? Тебя же воскресили. И потом, у тебя татуировки глаз на ладонях… — Мик невозмутимо кивнул на ее руки.

Зузана согласно закивала, не выказывая ни малейшего удивления.

— Погодите, я объявила, что я не человек, а вам по барабану? — вздохнула Кэроу.

— Извини, так получилось, — резонно ответил Мик. — Похоже, ты вырубила нашу способность удивляться. Вот если бы ты начала с этого признания, а потом продемонстрировала воскрешение мертвецов, ну тогда, конечно…

— Да чего там, это и так заметно, — добавила Зузана.

— Заметно?! — возмутилась Кэроу. Она всю жизнь считала себя человеком, не надо теперь рассказывать, что она выглядела неубедительно.

— Понимаешь, вокруг тебя аура странности, — объяснила Зузана. — Как-то так.

— Аура странности… — остолбенело повторила Кэроу.

— Ты по-хорошему странная, — добавил Мик.

— Так какого ты вида? — беспечно спросила Зузана.

Ладони Кэроу покрылись липким потом. Ее спросили об исчезнувшем племени, о давно утраченной семье. На мгновение все заполонили воспоминания о кровавых полосах на полу, алых брызгах на стенах… Кэроу перевела дух, успокоилась. Друзья не понимали, о чем спрашивали. Да и откуда им знать? В их жизни вопросы о родных и близких задавали, не задумываясь о возможных набегах врага.

Давным-давно у нее были родители, дом, племя. Давным-давно у нее были близкие, среди которых она чувствовала себя своей, частью целого.

— Я — кирин, — вздохнула Кэроу. «И остаюсь ею», — подумала она, хотя у нее отняли все киринское: ангелы — племя и дом, Белый Волк — настоящее тело. Может быть, и Зири больше нет… — Я лучше вам покажу…

Она взяла альбом. Карандаш замер над чистой страницей. Кэроу не раз пыталась рисовать Мадригал, но рука неизменно выводила что-то другое. Кэроу боялась то ли не уловить сходства, то ли передать сходство, страшилась чувств, которые может вызвать ее прошлый облик. Вдруг она захочет вернуться в него? Или отвергнет, как будто никогда не была той девушкой из прошлого? Нет, эта затея радости не принесет.

Впрочем, давно пора разделаться с нелепым страхом.

Кэроу начала рисовать. Изогнутая линия, еще одна — обозначились рога. Карандаш легко скользил по бумаге, словно движимый невидимой рукой. Кэроу ждал сюрприз: набросок изображал не Мадригал, а…

— Гм, так ты была парнем? — спросила Зузана.

Кэроу шумно выдохнула и рассмеялась.

— Нет, извините. Это не я, это Зири. Он… — Назвать его последним кирином было бы слишком жестоко. — Он тоже кирин.

— Уф, от сердца отлегло. Знаешь, если бы выяснилось, что ты была не нечеловеческой девушкой, а нечеловеческим парнем, мне б, наверное, подурнело.

— Где он? Здесь? — спросил Мик.

— Его отряд не вернулся с задания. Они задерживаются.

— Задерживаются — это плохо? — спросила Зузана, почувствовав тревогу подруги.

— Надеюсь, что нет. Припозднились, мало ли что…

Или погибли.




47

Убийцы и тайные влюбленные


День сменился вечером, и перед Кэроу встал вопрос, как объяснить друзьям, где туалет. Точнее, как без него обходиться.

К ее удивлению, Зузана спокойно восприняла новость.

— Что ж, теперь понятно, откуда запах, — заметила она.

Похоже, что Кэроу и впрямь вырубила их способность удивляться. Она решила, что лучше всего пойти к реке: там можно помыться и справить иные нужды в относительном уединении. У выхода их встретил Тьяго, с привычной утрированной вежливостью настоял на почетном карауле, и, разумеется, Шеста увязалась за ними.

— Ради вашей же безопасности, — церемонно заключил Волк.

«Для безопасности, как бы не так».

— Не беспокойся, я не сбегу.

— Ну что ты! — ответил Тьяго.

Кэроу и сама понимала, что если бы и захотела сбежать, ничего бы не вышло. От тварей, созданных ее руками, не скроешься: крылатые мощные чудища с острым звериным чутьем мгновенно настигнут беглецов. «Ай да молодец!» — с горькой иронией подумала она.

Жара спала, в холодную воду залезать не хотелось, присутствие бдительной Шесты, забравшейся на валун, отбивало охоту раздеться. Приятели не стали купаться, поплескались немного, смыли пыль с лица и шеи и улеглись на камни, нагретые солнцем за день.

— Звездное купание, — задумчиво произнесла Кэроу.

— Точно. — Зузана протянула руки к звездам, как будто пытаясь провести по ним кончиками пальцев. — Я всегда думала, что такие снимки ночного неба — подделка или мощное увеличение.

— Как фотки огромной луны, — добавил Мик.

Кэроу повернулась к друзьям.

— Кстати, в Эреце — две луны! Одна из них огромная, как на тех фотографиях.

— Две луны?

— Да. Химеры… Мы им поклоняемся.

Впрочем, Кэроу больше им не поклонялась. Давным-давно она верила в то, что космосом управляет разумное начало, высшая воля, но эта вера покинула Мадригал в храме Эллаи.

— Большую луну называют Нитид. Она — богиня почти всего.

— А другую?

— Эллаи, богиня убийц и тайных влюбленных, — ответила Кэроу, погружаясь в воспоминания: шшух-шшух эвангелинов, тихое журчание священного источника, кровь…

— Класс, — сказала Зузана. — Я бы тоже ей поклонялась.

— Да ну?! А ты кто: убийца или тайная влюбленная?

— Ах, моя любовь ни для кого не тайна, — томно ответила Зузана и повернулась к Мику для поцелуя. — Значит, я убийца. А ты? — спросила она подругу.

— Не убийца, — хрипло ответила Кэроу и тут же пожалела об этом.

Повисла пауза. Тишину заполнили воспоминания об Акиве; казалось, он здесь, совсем рядом. Кэроу раздосадовано укоряла себя за глупое, мимолетное желание поговорить об ангеле. Молчание затянулось. Только бы Зузана не начала приставать со своими бесконечными вопросами… Говорить об Акиве не хотелось. Ничуточки. Лучше бы она никогда его не знала! Вот бы вернуться в прошлое, пойти в Булфинче в другую сторону, пусть бы истек кровью, там, на песке…

— Так, признавайся, что произошло, — потребовала Зузана.

— Отстань.

— Слушай, у тебя такой несчастный вид… Мы же друзья, мы поможем, вот увидишь.

— Знаешь, мне уже никто не поможет.

— А спорим, что помогу?

Кэроу словно окаменела.

— Хм, ну если тебе интересно… — скованно произнесла она, глядя на звезды. — Что там у нас… А, помнишь, в конце «Ромео и Джульетты» героиня просыпается в склепе, а Ромео мертв? Он думал, что она умерла, и закололся рядом с ее бездыханным телом…

— Да-да, так феерично, и вообще — жуткая романтика… — затараторила Зузана. Мик ткнул ее локтем в бок, и она умолкла, возмущенно пискнув.

Кэроу, не обращая внимания, продолжала:

— Так вот, представь, что она очнулась, а он жив, но… Он убил всю ее семью. Сжег ее город. Угнал в рабство ее народ.

В наступившей тишине Зузана выдохнула:

— Ох…

— Вот и все, — сказала Кэроу и закрыла глаза, отгородившись от звездного неба.




По дороге в касбу приятели услышали глубокий, звучный рык караульного. Кэроу взмыла в небо, всматриваясь в даль. Сначала над горами ничего не было видно. Снова люди? Нет, Амзаллаг указывал на небо.

В ночном небе среди мерцающих созвездий показался едва различимый силуэт. Единственный уцелевший воин? Прерывистые взмахи крыльев говорили о чрезвычайной усталости. Зири! Живой…

Из касбы ему навстречу вылетели химеры. Кэроу хотела к ним присоединиться, но друзья ждали ее на тропе, да и вряд ли Зири ей обрадуется после всего, что она ему наговорила. Кэроу спустилась за Миком и Зузаной, ухватила за руки, поволокла за собой. Шеста уже умчалась в крепость.

— В чем дело? — потребовала объяснений Зузана.

Кэроу покачала головой.

Наконец они вбежали во двор замка. Ниск и Эмилион опускали безвольное тело Зири на каменные плиты. Тьяго встал на колени, придержал его за плечи. Кэроу бросилась к ним, оглядела Зири в поисках ран — он весь в крови, непонятно только, откуда она хлещет. Бессильно обвисшие крылья, согбенная спина, безвольно склоненная голова, локти прижаты к бокам, окровавленные ладони застыли, как клешни… Что случилось с его руками?

И тут он поднял голову…

Кэроу задохнулась от неожиданности.

Зузана вскрикнула.

На мертвенно-бледном лице Зири… Нет, на пепельно-сером лице… В глазах потемнело, пелена слез мешала видеть. Щеки, подбородок, рот, губы — лицо почернело от крови, запекшейся неровной коркой. Кэроу сморгнула слезы, заставила себя посмотреть снова.

Что с ним сделали?

На лице Зири жутко зияла вырезанная улыбка. Но он-то жив! Резали по живому…

Зири встретился взглядом с Кэроу — ее словно молнией пронзило, — безмолвно сообщая ей что-то жизненно важное. Что-то очень срочное.

Он пошатнулся и упал ничком, длинный рог с громким треском обломился. Тьяго с Шестой подхватили Зири и понесли в казарму. Кэроу машинально подняла обломок рога и поспешила следом, кивнув друзьям, чтобы не отставали.

— Стойте, — сказала она, когда они поравнялись с казармами. — Отведите его ко мне. Думаю… Думаю, я смогу ему помочь.

Тьяго кивнул, и все направились к дворцу. Внезапно Кэроу почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась: засыпанная обломками дорожка, высокая стена, небо, усеянное яркими звездами. Больше ничего.

Она бросилась вслед за химерами.




Акива упал на колени, обессиленно глотая воздух. Чары невидимости разрушились. Если бы Кэроу осталась еще на мгновение, то увидела бы очертания огненных крыльев, усыпанных янтарными искрами. Она была совсем рядом.

Кэроу.

Она жива!

Действительность нахлынула на него с ужасающей быстротой, придавила валом неоспоримых доказательств. Внезапно все сошлось воедино: место, окружение, слова… Ослепительное озарение снизошло на Акиву, прекрасный мир замер, вспыхнув невыносимо яркой вспышкой понимания. Акива сознавал только одно, и этого было достаточно для охватившего его безмерного, вечного счастья.

Кэроу жива.






Давным-давно в замке из песка жила девушка.

Она создавала монстров и отправляла их сквозь отверстие в небесах.







48

Очаровательный гость


— Капитан, мы обнаружили… Виноват, не знаю, как назвать, сэр.

Иаил одарил лазутчика недобрым взглядом, хорошо известным всем солдатам Доминиона. Капитан не отличался несдержанным нравом брата. В гневе он был спокоен и вел себя обдуманно, но столь же чудовищно, как и сам император, хладнокровно наслаждаясь ужасными преступлениями.

— Если я правильно тебя понял, то обнаружен не повстанец? — мягко уточнил Иаил.

— Так точно, сэр, не он.

Лазутчик смотрел мимо капитана на шелковую стену шатра. Легкий ночной ветерок раздувал складки ткани, на волнах шелка плясали алые отблески огней, их танец завораживал страстью, вечной изменчивостью, неповторимостью. Иаил сам до прихода бойца сидел, уставившись на эту стену, но взгляд лазутчика задержался там не из-за красоты. Брату императора никто не глядел в лицо, Временами он свирепел от этого…

— И что же вы нашли? — нетерпеливо спросил Иаил. Ему нужен был повстанец, наглый кирин, сбежавший у него из-под носа. Другое капитану сейчас было неинтересно.

Как выяснилось, он ошибся.

— Виноват, сэр! Не могу знать, что это, сэр, — ответил лазутчик. На его лице отразилось удивление, смешанное с гадливостью. Иаил привык к подобным взглядам, он навидался их предостаточно. Безуспешно пытаясь скрыть отвращение, подчиненные всегда выдавали себя: бегающим взглядом, дрогнувшей губой, желваками на скулах или биением жилки на виске. Порой это так раздражало, что капитан милостиво помогал им забыть о злополучной неприязни, заставляя корчиться от боли. Впрочем, если бы Иаил наказывал всех, у кого вызывал отвращение, времени ни на что другое не осталось бы. Вдобавок капитан сообразил, что гримаса омерзения относится к загадочной находке, и в нем проснулось любопытство.

— Сэр, мы обнаружили это у костра на развалинах Ярмарки у Сводов.

— Что именно?

— Не могу знать, сэр. На тварей не похоже. Разговаривает… Называет себя серафимом.

Иаил разразился хлюпающим смехом.

— Что за глупцы меня окружают?! Вы своих от чужих отличить не можете?

Лазутчик вздрогнул.

— Виноват, сэр. Такого быть не может, но с ним что-то не так. Если это правда…

— Веди его сюда.

Боец повиновался.

Снаружи послышались жуткие стоны и страдальческая мольба на языке серафимов:

— Братья, сородичи, сжальтесь над несчастным калекой, будьте милосердны!

Адъютант, закаленный долгими годами службы у Иаила, откинул полог и смертельно побледнел. Любопытство капитана усилилось.

В шатер втащили бочкообразное оплывшее тело с тоненькими кривыми руками и иссохшими скрюченными ногами. Лицо существа…

Иаил не побледнел. Его завораживало то, что другим внушало отвращение. Он поднялся с сиденья, подошел поближе и встал на колени, чтобы получше рассмотреть загадочное создание. Завидев капитана, оно отшатнулось от омерзения. Брат императора оценил комизм ситуации, но даже не улыбнулся.

— Умоляю! Пощадите! — возопило существо. — Я наконец добрался до дома. Мне помогла синевласая красавица, гадкая лгунья! Вкусная, как сказка… Пусть оплакивает своих мертвых монстров в городе из пепла и золы. Она обманула меня! Срок желания истек! Сколько мне еще падать?! Прошла тысяча лет. Пощадите!

Иаил сообразил, что перед ним — легенда.

— Падший, — изумленно прошептал он, глядя в прекрасные глаза на раздувшемся багровом лице. Из лопаток существа торчали обломки кости: когда-то, в давно забытом прошлом, там росли крылья.

— Так ты действительно существуешь, — благоговейно произнес Иаил: это тот самый Падший! Он выжил, несмотря на все, что ему пришлось перенести.

— О мой добрый брат, смилуйся надо мной, пощади Разгута. Ангел с огненными глазами так жесток, он не стал мне помогать, его душа мертва…

Огненные глаза. Внезапно Иаила заинтересовала не только история изуродованного существа, но и его бессмысленная болтовня.

С неожиданной силой Разгут вырвался из рук охранников и потянулся к Иаилу, пытаясь облобызать его пальцы.

— Брат, ты же знаешь, каково быть сломленным, сжалься надо мной.

Иаил улыбнулся. Улыбаясь, он каждый раз вспоминал, в какую чудовищную маску превратилось его лицо. Впрочем, это меньше всего волновало брата императора. Он выжил. А та, что изуродовала его, прожила достаточно, чтобы в полной мере осознать свою ошибку — и еще столько же, чтобы пожалеть о том, что появилась на свет. Дух Иаила не сломлен, и хотя зубы его разбиты, а лицо изуродовано, жалость его никогда не задевала. Капитан позволил Разгуту уцепиться за милостиво протянутую руку и велел адъютанту принести еды.

— Для нашего гостя, — сказал он.

Для нашего очаровательного гостя.




49

Настоящая улыбка


Скрыть от друзей синяки не удалось. Придя к себе, Кэроу закатала рукава и вывалила на стол инструменты из ларца. Предыдущие кошмары и откровения, похоже, затмили собой ужасное зрелище, и Зузана ничего не сказала. Не глядя на подругу, Кэроу приступила к работе.

Тьяго с помощницей положили Зири на кровать — вот и поспали путешественники этой ночью! — и Шеста ушла за горячей водой, чтобы промыть раны. К счастью, Зири не приходил в сознание: в арсенале Кэроу не нашлось бы ничего, чтобы облегчить его страдания. Откуда ей взять болеутоляющее? Она не целитель.

Или целитель? Она умела то, что обычным врачевателям не под силу. Во всяком случае, надежда оставалась: ту же магию, что использовали для создания тел, можно было направить на восстановление и исцеление. Восстановить можно даже мертвое, не слишком изувеченное тело, если заняться этим сразу же после гибели, пока не начался распад тканей. Впрочем, собирать души гораздо практичнее, потому что воины обычно погибали не на пороге воскресителя, а на поле боя. Бримстоун всегда говорил, что проще создать новую оболочку, чем восстановить разрушенную.

Он сравнивал это с починкой прорехи в вязаной одежде: сначала ткань была цельным волокном, а потом в ней появились разрывы, утратился изначальный порядок петель. Торчащие обрывки можно соединить, это требовало невероятного упорства и высочайшего мастерства, однако восстановленная материя вряд ли будет такой же, как прежде.

Опустившись на колени, Кэроу осмотрела раны Зири. С ужасающим разрезом улыбки справиться легче всего: нанесенная острым клинком рана затронула лишь крупные мышцы несложной конфигурации. Наверняка останутся шрамы, но это не самое страшное.

— Это что, пепел? — спросил Тьяго, склонившись поближе.

Кэроу присмотрелась: так и есть, губы и рот Зири перемазаны жирными черными хлопьями.

— Похоже, он ел золу, — отметила она.

— Или его накормили, — мрачно сказал Тьяго.

Накормили пеплом? Кто? Кэроу осторожно разжала пальцы Зири и сдавленно простонала. Ладони пронзили насквозь, левая кисть разорвана от центра ладони до места соединения среднего и безымянного пальца, как будто он рывком высвободил руку. При мысли о невыносимой боли Кэроу сдавило виски. Она осторожно опустила руки раненого на грудь.

— Ты сможешь исцелить его? — недоверчиво спросил Тьяго.

Кэроу задумалась, вспоминая занятия в лицее. Анатомическое строение кистей рук — одно из самых сложных: двадцать девять костей, семнадцать мышц только в ладони, больше сотни связок…

— Не знаю. — Кэроу отвела глаза.

— Если не можешь, так и скажи, не тяни.

Она похолодела.

— Почему? — спросила она, заранее зная ответ.

— С увечными руками это тело ему ни к чему. И мне тоже.

— Но это же его естественное тело!

— Да, это большая редкость, — подтвердил Тьяго. — Только он вряд ли поблагодарит тебя за спасение, если не сможет держать в руках оружие.

«По-твоему, это самое важное?»

Ответ напрашивался сам собой: «Да».

Волк не сводил с нее глаз, но Кэроу продолжала глядеть на Зири. Замученный, изувеченный. Милый, прекрасный, тонкий, гибкий — великолепный представитель исчезнувшего народа. Каким чудовищем заменит Тьяго это совершенство? Нет, она не даст последнему кирину оказаться на свалке. Все получится.

— Я исцелю его.

— Если быстрее сделать ему новое те… — начал Волк.

Кэроу оборвала его на полуслове:

— Я же сказала, исцелю.

Пристально посмотрев на нее, Тьяго спорить не стал и согласно кивнул:

— Ладно, поступай, как знаешь. Но сначала мне нужно его расспросить.

— Не надо его будить, — возразила Кэроу. — Ему так легче…

— Послушай, ты понимаешь, что с ним произошло? Его пытали! Необходимо выяснить, кто это сделал и что Зири им рассказал.

Кэроу, признав правоту Тьяго, осторожно привела раненого в чувство.

Зири открыл затуманенные болью глаза, перевел взгляд с Кэроу на Волка, словно желая сказать ей что-то важное.

Тьяго, изображая заботливого командира, опустился на колени у изголовья бойца и мягким голосом осведомился:

— Кто тебя так?

Распоротые щеки не позволяли Зири говорить, Волку пришлось довольствоваться слабыми кивками и покачиванием головы, что раненому удавалось с трудом.

Узнав, что Зири попал в руки серафимов, Тьяго спросил:

— Ты рассказал им что-нибудь?

Зири решительно помотал головой.

— Отлично, — признал Волк. — А что с отрядом?

На глаза Зири навернулись слезы. Кэроу поняла, что ее подозрения подтвердились: погибли все пять воинов — Балиэрос, Иксандр… Вспомнилась трепетная нежность души Иксандра, так не подходящая его новому чудовищному телу.

— Тебе удалось собрать их души? — спросил Тьяго.

Зири, с мучительным отчаянием глядя на Кэроу, не дал ответа. Что это значит? Тьяго повторил вопрос, но Зири опустил веки; по изуродованной щеке скатилась слеза. Он слабо застонал, охваченный болью. Допрос продолжить не удалось, и Волк направился к выходу.

— Приступай. И удачи, — пожелал он на прощание.

Кэроу хотелось возразить, что удача тут ни при чем, но на этот раз она сама была готова просить Нитид, чтобы все прошло хорошо. Она скупо поблагодарила генерала и стала выбирать зажимы.

Зири со стоном замотал головой, касаясь изувеченной рукой своей груди, словно требуя, чтобы Кэроу использовала его боль.

— Нет, для этого тебе придется оставаться в сознании… — возразила она.

Он кивнул, еще раз слабо ударил себя в грудь и попытался заговорить. Гримаса страдания исказила его лицо, кровь хлынула из ран.

— Не смей! — вскрикнула Кэроу и осторожно отвела его руки. Зири, превозмогая неимоверную боль, крепко сжал пальцы воскресительницы и кивнул.

— Ладно, — сказала она, сморгнув набежавшие слезы. — Будь по-твоему.

Шеста принесла воду и бинты, Кэроу начала промывать раны, обрабатывать их антисептиком. Казалось, легкие касания усиливали боль, сгущали ее, делали осязаемой, пригодной для магии. Упускать возможность не хотелось, но доверить Зири грубым рукам Шесты Кэроу не могла. Мик с Зузаной напряженно наблюдали за подругой. Еще недавно Зузана напрашивалась в помощницы, руки у нее нежные, привычные к тонкой работе…

— Зуз, мне без тебя не обойтись, — неуверенно сказала Кэроу. — Ты справишься?

— Покажи, что делать, — откликнулась подруга, подходя к раненому.

Шеста запротестовала, но Кэроу, не обращая внимания на волчицу, объяснила подруге, что от нее требовалось. Зузана, побледнев, взяла бинты и антисептик.

— Привет, — обратилась она к Зири, уточнила у Кэроу, как звучит «привет» по-химерски, и повторила за ней.

Зири слабо кивнул.

— Это твой соплеменник? — поинтересовалась Зузана. — Ты его нарисовала?

— Да, — подтвердила Кэроу.

— Ну что ж, приступим.

Погрузившись в изорванное пространство боли, Кэроу начала ее собирать, перенаправляя на исцеление.




Она не знала, сколько времени провела в странном забытье работы с магией. Обычно при создании тел сохранялось ощущение глубокого погружения и текучей целостности, однако соединение разорванных тканей требовало постоянного напряжения, словно ходьба по минному полю. Кэроу, проведя в темных глубинах целую вечность, пришла в себя и прерывисто вздохнула.

Сквозь закрытые ставни просачивался солнечный свет. День клонился к закату.

— Обалдеть, — благоговейно прошептала Зузана.

О чем она? Кэроу недоуменно огляделась. Глаза нестерпимо чесались, хотелось проморгаться. Неимоверной тяжестью навалились усталость и опустошенность, и если бы не Зузана с Миком, Кэроу бы обессиленно осела на пол.

Она перевела взгляд на лицо Зири: шрамы едва заметны, ужасающий оскал сменила усталая улыбка, исполненная горечи и невнятной радости.

Все получилось.

Кэроу взволнованно коснулась его ладоней, всматриваясь в чудовищные бугры зарубцевавшихся ран. Зири легко, без напряжения пошевелил пальцами. Кэроу с облегчением перевела дух и, рассмеявшись, попыталась встать. Все вокруг поплыло.

Пол ушел из-под ног.

Все исчезло. На некоторое время.




50

Как Джульетта


Зузана сидела на краешке кровати, глядя на спящую Кэроу: дыхание глубокое, лицо умиротворенное, под глазами синяки… Зири лежал рядом с ней, и дышали они в такт.

Мик с Зузаной, предоставленные самим себе, внезапно ощутили зверский голод.

— Ей нужно отдохнуть, а мне — поесть, — простонала Зузана. — Да и ты помираешь с голоду.

Мик порылся в рюкзаке и протянул подруге странный комок, еще недавно бывший плиткой шоколада.

— Она же растаяла во время адского тура по пустыне! — напомнила Зузана.

— А потом художественно застыла. Чем не новая скульптурная форма?

В окно потянуло дымком костра и запахами еды.

— Эй, там еду готовят! — воскликнула Зузана. — Художественный шоколад съедим на десерт, химер угостим.

Мик сосредоточенно нахмурился.

— Знаешь, без Кэроу к ним лучше не лезть, — напомнил он.

— Да ладно, пойдем!

— Неужели шоколадом поделишься?

— Ага.

— Минуточку… Кто ты такая и что ты сделала с настоящей Зузаной?

— Не понимаю, — тусклым механическим голосом отчеканила она, вытаращив глаза. — Я человек по имени Зузана, я не обещала монстрам выманить тебя отсюда, ходячий обед… то есть Мик.

— Не верю, — захохотал он и взял ее за руку. — Я с тебя глаз не спускал, ты настоящая. Не пропадай, ладно?

Зузана лукаво улыбнулась:

— А как же туалет?

— Ох, точно…

Однажды они дали друг другу священный обет всегда закрывать за собой дверь при посещении туалета. Мик тогда торжественно заявил: «Мужчина должен оставаться загадочным».

— Давай придумаем кодовое слово, чтобы можно было уличить самозванца, — предложил он теперь. — А то я на пять минут отойду отлить, а в мое тело вселится монстр?

— По-твоему, они умеют красть тела? Кстати, тебе целых пять минут на это требуется? А почему же ты тогда отказался обоссать Каза?

— Нет мне прощения! — покаянно воскликнул Мик. — Слушай, я серьезно — кодовое слово.

— Хм. Самозванец?

— Кодовое слово против самозванцев будет самозванец?! — удивился он.

— А что? Запомнить легко.

— Так смысл ведь в хитроумной проверке, кто перед тобой — друг или враг. Если у меня закрадется подозрение, что ты — на самом деле не ты, как проверить, чтобы ты ни о чем не догадалась? Смотри, я встану к тебе спиной, вот так, и, глядя прямо в объектив, ну, как в кино, скажу как бы невзначай… абракадабра!

— Абракадабра? Это наше кодовое слово?

— Да. А ты не ответишь, и тогда я весь оцепенею и разину рот, потому что в этот самый момент пойму, что в твое тело вселились вражеские силы, но не подам виду и буду продолжать вести себя как ни в чем не бывало, пока не представится возможность сбежать. Уф! Вот.

— Сбежать? — Зузана обиженно выпятила нижнюю губу. — А кто меня спасет?

— Шутишь? — Мик притянул ее к себе. — Да я буду искать тебя повсюду, даже в глотки монстрам загляну.

— Надеясь, что меня проглотили заживо?

— Естественно. Я вспорю им брюхо, и ты выскочишь — целая и невредимая. Правда, зачем им тебя глотать, тут нужно хорошенько все распробовать. Ммм, вкусно! — Мик стал покусывать ее за шею. Зузана взвизгнула и оттолкнула его.

— Давай, отважный покоритель глоток монстров, пойдем, раздобудем себе что-нибудь на обед. Мы в меню не значимся. — Зузана принюхалась. — Там уже готовят что-то другое. — Заметив укоризненный взгляд Мика, она тут же предложила: — Выбирай — или монстры, или я с низким уровнем сахара в крови.

— Даже не знаю… — задумчиво протянул Мик.

— Скрипку не забудь, — приказала Зузана.

Мик, пожав плечами, вытащил инструмент из футляра, взглянул на мирно спящих Кэроу и Зири и вместе с подругой отправился навстречу запахам еды.




Сон Кэроу был беспокойным и опасно глубоким. Она потеряла нить дней, ночей, жизней — человеческой и химерской, — бродя по лабиринту воспоминаний, словно по музею. Ей снилось детство, лавка Бримстоуна, Исса, Ясри, Твига, скорпиономыши и жабы с крыльями, и… Бримстоун. Сердце будто тисками сжимало.

Ей снилось поле боя у Булфинча, туман, Акива, умирающий на песке.

Снился храм Эллаи. Любовь, ласки, надежда… великая мечта, наполнявшая недели счастья, — больше никогда Кэроу не была так счастлива, — изящная птичья дужка… они с Акивой держали ее, касаясь друг друга костяшками пальцев… а потом раздался треск.

И наконец ей приснилось, что она в склепе, просыпается на каменной плите, будто восстала из мертвых — или будто она Джульетта. Вокруг — обугленные трупы, среди них стоит Акива. Его ладони в огне, глаза — бездонные ямы. Он смотрит на нее поверх гор трупов и говорит: «Помоги мне».

Спустилась ночь. Кэроу проснулась, ощутив рядом с собой чье-то присутствие.

— Акива, — выдохнула она. Имя просочилось из сна — имя, рвущее ее на части. Оно прозвучало резко и жестоко, как пощечина — и не только ей, Зири тоже. Акивы не было. Кэроу ощутила уколы горькой боли.

Первый — при мысли, что Акива рядом.

Второй — когда оказалось, что это не он.




Акива вздрогнул, услышав свое имя. Кэроу. Она не спит — и так близко. Его охватило пламя, невидимые крылья раскалились, излучая тепло. Волна жара прокатилась по комнате, накрыла Кэроу… и того, кто недвижно лежал с ней рядом.

Акива замер, окутанный чарами невидимости. Кэроу не сводила глаз с кирина. Почему же она произнесла имя Акивы? Ангел закрыл глаза и, затаив дыхание, бесшумно скользнул к окну. Казалось, стук сердца барабанным боем звучал в комнате.

Хотелось остаться, смотреть на Кэроу и никогда не покидать ее, но она проснулась… Он не выдержал роли бесстрастного наблюдателя.

Кирин вот-вот проснется.

Акива запретил себе думать о том, что связывает Кэроу с кирином.

Она жива.

Это главное.

А еще то, что Кэроу — воскреситель химер. Ошеломительное открытие затмило все остальное.

Почти все.

Мучительная ревность не отступала.

Кэроу спала в одной постели с другим… Совсем недавно такой же безудержный приступ ревности охватил Акиву при виде любовников в пражской квартире Кэроу. Безумец. Будь у него хоть капля достоинства, он пожелал бы ей счастья с ее соплеменником. Надежда на любовь Кэроу бесследно исчезла. Навсегда.

Кэроу потянулась к руке кирина.

Акива в отчаянии взмыл в темноту ночного неба.




51

Чтобы лучше убивать вас


Кэроу, напряженно вглядываясь в зажившие раны на ладонях Зири, почувствовала волнение воздуха за спиной и обернулась бы, но кирин сжал ее руки в своих. Огненные искры осыпались на пол незамеченными.

— Ты проснулся, — вздохнула Кэроу.

Слышал ли Зири, чье имя она только что произнесла?

— Хорошо, что мы одни, — ответил он.

Кэроу инстинктивно отпрянула. Что ему надо?

Зири болезненно поморщился.

— Нет, я не… — Покраснев, он отодвинулся от нее подальше и поспешно добавил: — Понимаешь, я хочу объяснить тебе, что произошло. Пока он не пришел.

«Он? Акива?»

Кэроу с досадливым раздражением отогнала воспоминание об ангеле.

— Тьяго?

— Мне нужна твоя помощь, — кивнул Зири. — Генерал не должен знать, что случилось.

Кэроу недоуменно уставилась на него.

«В чем дело? Какая помощь?»

Она чувствовала себя заплутавшей в сновидениях. Что-то не давало ей покоя.

— Я виноват, и помощи не заслуживаю. — Он тяжело сглотнул, взглянул на руки, пошевелил пальцами. — И этого я тоже не заслуживаю. Прости меня. Зря я ему поверил… — Лицо Зири залилось краской стыда. — Мне так хотелось поговорить с тобой, но нам приказали не подходить к тебе. Я всегда считал это странным…

— Тьяго приказал вам не разговаривать со мной? — сообразила Кэроу. — Всем вам?!

Зири сокрушенно кивнул.

— Почему? — удивленно воскликнула она.

— Он утверждал, что тебе нельзя доверять…

— Что?! — Кэроу отшатнулась, словно ей влепили пощечину. — Он убеждал меня, что без его помощи мне не заслужить вашего доверия.

Тьяго все время обманывал ее. И почему это ее даже не удивляет?

— Что еще он говорил?

— Он все время напоминал нам о твоей… измене, — с горечью признался Зири. — Говорил, что ты открыла серафимам нашу тайну.

— Это вам Тьяго сказал?!! — ошарашенно повторила Кэроу.

Зири кивнул.

Белый Волк утверждал, что Кэроу открыла серафимам тайну химер? Неудивительно, что они называли ее предательницей.

— Ничего подобного! — гневно воскликнула Кэроу.

Подумать только, она так долго корила, стыдила и бичевала себя, совершенно не задаваясь вопросом, оправданны ли обвинения! В чем состояло ее преступление? Да, она любила врага. Да, она освободила его, но об этом никто не подозревал.

Однако тайну химер Акиве открыла не Кэроу.

Это сделал Белый Волк.

Тьяго взвалил на нее вину за свою собственную оплошность, оболгал перед остальными — ради того, чтобы получить власть над Кэроу и ее магией. И ему поверили, а Кэроу оказалась у него в полном подчинении.

Теперь этому пришел конец.

— Это гнусная ложь, — сдавленным шепотом произнесла она. — Я ничего не говорила… ангелу. Никогда не рассказывала ему про воскрешение.

Кэроу страстно желала, чтобы хоть кто-то ей поверил. Предательство, в котором она винила себя, заключалось совсем в другом. Неужели Бримстоун тоже считал, что она выдала тайну химер?

Сердце лихорадочно забилось, голова пошла кругом. Бримстоун даровал ей жизнь, защиту и любовь, но Кэроу поняла это только после его смерти. Неужели он погиб, убежденный, что его ученица открыла врагам тайну химер, предала его надежды и боль? Невозможность вернуть учителя предстала перед Кэроу в чудовищно беспощадном свете.

— Я верю тебе, — сказал Зири.

Живот свело, сосало под ложечкой — от угрызений совести или от голода? Кэроу нервно сплела пальцы.

Зири неуверенно потянулся к ней и тут же отдернул руку.

— Прости, — подавленно сказал он.

Кэроу кивнула и выпрямилась.

— Спасибо за то, что рассказал мне.

— Есть еще кое-что…

Внезапно со двора донесся жуткий, терзающий сердце звук. Кэроу наконец сообразила, что именно не давало ей покоя: Зузаны и Мика не было в комнате.

Где ее друзья?

И кто там кричал?




Зузана закрыла уши и стиснула зубы. Душераздирающий визг не смолкал.

— Великолепно, — дипломатично сказал Мик, кивнув Вирко, увлеченно водившему смычком по струнам скрипки. — Для этого она и предназначена.

Мощным подбородком Вирко прижимал инструмент к плечу; и скрипка, и смычок казались игрушечными в огромных лапах. У химер человеческие кисти рук, гибкие и умелые — иначе воинам не справиться с жутким арсеналом мечей, секир, кинжалов, арбалетов и прочих орудий убийства. В мире химер ловкость рук — дело первостепенной важности.

«Чтобы лучше убивать вас, дорогие мои…»

Несмотря на оружие, клыки и прочие ужасы, химеры оказались не такими уж и страшными. Да, внешность у них угрожающая, но держались они дружелюбно. Спустившись во двор, Зузана и Мик встретили Баст. Женщина-кошка поняла, что гости проголодались, и привела их к еде, а также представила другим.

Зузана и Мик не поняли ни слова.

— Как их лучше приготовить: зажарить целиком или порубить в фарш? — перевел Мик шепотом, но было видно, что он испытывает перед монстрами больше благоговения, чем страха. Химеры завораживали. Выглядели они устрашающе, а от немигающих звериных глаз мороз шел по коже, но в целом все было прекрасно.

Ужин оказался безвкусным, впрочем, как и еда в марракешской гостинице. Гости успели выучить несколько слов на химерском: еда, вкусный, крошечный. Зузана надеялась, что только последнее — про нее. Химеры ею восторгались и норовили приласкать, что Зузана переносила с необычайной покладистостью.

Скрипка Мика вызвала не менее восторженный интерес бойцов. Вирко радостно вырвал из нее еще несколько адских воплей, но тут его бесцеремонно двинули в бок и велели вернуть инструмент хозяину. Вирко жестами попросил Мика сыграть. Звуки скрипичного концерта Мендельсона разнеслись по касбе. От этой музыки Зузане всегда становилось радостно и грустно, горько и сладко. Скрипка рыдала и пела, волнуя возвышенными гармониями, нежным шепотом, мучительной страстью. Стоя в стороне, Зузана заметила перемену, произошедшую в окружающих ее существах.

Поначалу химер охватила оторопь, они недоуменно переглядывались и перешептывались, но вскоре все стихло. Под неоглядным звездным небом звучала волшебная музыка. Воины присели у стен, устроились в проемах арок, столпились у окон и в дверях. Даже кухарки завороженно внимали игре Мика.

Белобрысый перец застыл столбом, на его омерзительно прекрасном лице появилось выражение глубокой, мучительной тоски. Зузана подумала, не ошиблась ли в его оценке, но быстро отмела любые сомнения по этому поводу. Если кто-то рядится во все белое, у него точно есть проблемы. При виде такой стерильности Зузана жалела, что не прихватила с собой пейнтбольный маркер, но, блин, на все случаи не напасешься.

Кэроу удивленно покачала головой. Мик играл монстрам на скрипке, Зузана упоенно покачивалась под музыку. В Праге Кэроу и представить себе такого не могла.

— Откуда они взялись? — спросил Зири, выглядывая в окно.

— Они меня нашли, — ответила Кэроу. У нее потеплело в груди. Они искали исчезнувшую подругу и нашли. Все-таки она не одна на свете.

Музыка взлетала к небесам, растекалась по касбе, наполняла собой мир. Прежде душа задыхалась без музыки, а теперь жадно пила ее, возвращаясь к жизни. Кэроу вскарабкалась на подоконник, собираясь шагнуть вниз и присоединиться к друзьям.

— Погоди, — остановил ее Зири. — Другой возможности поговорить с тобой может не представиться. Я не знаю, что делать.

— Ты о чем?

— Души… — Зири взволнованно схватил кадильницу. — Мой отряд.

— Ты спас их? — Кэроу спрыгнула с подоконника. — Какое чудо! Я думала…

— Мне нужно доложить обо всем Тьяго, но… Я не знаю, стоит ли говорить ему об этом.

— О том, что ты спас свой отряд? — удивилась Кэроу. — Почему?

— Мы нарушили его приказ.

Кэроу ошеломленно взглянула на него. Приказы Тьяго не нарушались.

— Как?

— Ты знаешь, в чем заключался приказ? — мрачно спросил Зири.

— Лететь в Заповедный предел, защищать мирных жителей от ангелов Доминиона, — неуверенно предположила она.

— Нет. От нас требовалось нанести Империи ответный удар, уничтожать гражданское население.

Кэроу зажала рот, не веря. Зири мрачно кивнул, играя желваками.

— Наша задача — террор. Волк утверждает, что это эффективное применение ресурсов против численного превосходства вражеских войск.

Террор. Кровь. Сколько невинных погибло за эти дни в Эреце?

— Мы ослушались его и полетели к Заповедному пределу. Там… — Его глаза затуманились от боли. — Может, Тьяго прав. Мы ничего не смогли сделать. Их было слишком много. Балиэрос приказал мне укрыться… Я видел, как гибли мои соратники.

— Но ты же собрал их души…

— Понимаешь, я попал в ловушку.

— И тебе удалось сбежать, — напомнила Кэроу. — Ты вернулся.

— Да, только я не знаю, как это вышло. — Предупреждая дальнейшие расспросы, Зири с глубоким вздохом потянулся во внутренний карман окровавленного мундира. Мелькнула бирюза, что-то маленькое, легко уместившееся на ладони. — Меня схватили, Иаил начал меня пытать. — Карие глаза Зири лихорадочно заблестели. — Он хотел узнать о новом воскресителе. Я держался как мог, но рано или поздно я бы все рассказал…

— Любой бы не выдержал, — рассудительно заметила Кэроу, сдерживая панику. — Что произошло потом?




52

Птичий ураган


— Акива! — резко окликнула Лираз, показывая вниз, на лес у подножия гор.

На поляне, едва различимые в дыму костра, стояли ангелы.

— Иаил, — мрачно прошипела сестра.

Воины Доминиона окружили химеру — кирина. Соплеменников Мадригал давно не осталось, Акива думал, что она последняя из этого прекрасного рода. Кирин сражался, словно танцуя, и полосовал одного серафима за другим. Похоже, Иаилу попался не беглый раб, а воин.

Повстанец.

Акива сосредоточил на кирине всю нерастраченную за день жалость. Серафимы все-таки пригвоздили бойца к земле, и капитан приблизился к пленнику, закатывая рукава. В этот момент вспыхнула надежда: воскреситель, кадильница, Кэроу. Кто узнает, где находится лагерь повстанцев: Иаил или Акива?

Как там говорил Азаил: «Как думаешь, много птиц будет сегодня?»

Сегодня птиц было много. Стаи стервятников нетерпеливо кружили над кромкой леса, недовольные, что трупы достались пламени. Азаил вовсе не этих птиц имел в виду.

Впрочем, брат не догадывался, на что способен Акива.




Зири помнил, что все началось с неясного шума. Смутный шорох нарастал, невнятный шелест ширился и внезапно раскатился грозным ревом. Растерявшиеся серафимы настороженно озирались.

Зири уложили на пепелище, пригвоздив руки к земле мечами убитых им ангелов, и начали избивать. Удары мучительно отдавались в изувеченных ладонях, боль охватила все тело. Кроме боли, ничего не было. В промежутках между ударами приходил страх — и желание любой ценой прекратить мучения.

Но пытка еще не началась. Иаил присел рядом с Зири, держа шлем, полный пепла.

— Открывай рот, — приказал брат императора. — Отведай своих приятелей.

— Нет!

Цепкие пальцы растянули Зири рот, горячая сталь обожгла губы, в глотку посыпался жаркий пепел. Время остановилось. Дышать было нечем. Зири захлебывался смертью, прахом своих товарищей. Пепел проникал в легкие, жег изнутри. В глазах потемнело, все слилось в сплошной омут огней, мрака и злорадных лиц, а посреди всего — разверстая пасть Иаила. Боль, удушье и жжение неотвратимо смыкали кольцо, в центре воронки ждала смерть.

Смерть.

Потом вода.

Зири захлебнулся, вдыхая воду, пепел — и воздух.

Смерти не было.

— Ну как, память вернулась? — с издевкой поинтересовался Иаил. — Если отшибло, то можно и продолжить.

Физические страдания изнуряли. Боль подчиняла, лишала воли, заставляла повиноваться приказам, выдать любые тайны.

Нет.

Зири отчаянно стиснул зубы, и воинам Иаила не удалось открыть ему рот.

Тогда ему вырезали улыбку.

К изуродованным губам снова поднесли шлем, как вдруг поднялся шум. Обернувшись на звук, ангелы выхватили мечи из ножен. Гул нарастал в хаотичном мелькании радужных пятен. Небо потемнело, угрожающе зависло над ними — и обрушилось водопадом тьмы.

Что это было? Безумие?

Отвлекающий маневр?

— Птицы, — объяснил Зири, удивленно качая головой. — Сначала стервятники, потом другие, тысячи птиц. Птичий ураган. На нас рухнуло небо, полное птиц…

— Хотели заклевать? — изумленно спросила Кэроу.

— Нет, окружив нас, птицы стали отгонять от меня ангелов.

Кэроу недоуменно склонила голову набок — такое знакомое, привычное движение. Зири захотелось нежно коснуться ее стройной шеи, притянуть Кэроу к себе, сжать в объятиях… Он смущенно покраснел, вспомнив, как лежал рядом с ней, ощущая тепло ее тела. Зири неловко отвел взгляд и уставился в стену.

Кровь в исцеленной ладони пульсировала, казалось, будто Зири сжимал в кулаке нечто живое. Он разжал пальцы и протянул руку Кэроу.

На ладони покоилось крохотное пушистое тельце. Кэроу непонимающе разглядывала его, и Зири снова усомнился в том, что эта синевласая девушка — Мадригал. Она бы такое не забыла.

Кэроу вздрогнула и удивленно распахнула глаза, увидев мотылька колибри — мохнатые серые крылья, ярко-бирюзовое тельце, алое горлышко…

По поляне метались птицы — ночные жаворонки и эвангелины, стервятники и хищники, вороны с крыльями летучей мыши и певуны, даже припорошенные снегом буреловы. В воцарившейся суматохе Зири удалось освободиться. Одну руку он вызволил рывком — острый клинок прошел сквозь плоть, как сквозь масло. Зири не чувствовал боли и не помнил, как избавился от второго меча.

Серафимы пытались его остановить. Держать оружие изуродованной рукой он не мог, и бросился на ангелов, наставив рога. Отбросив в сторону одного противника, Зири прикончил его ударом в горло, тут же выбил колено другому и огляделся в поисках Иаила. Брат императора исчез. Искалеченными руками, превозмогая боль, Зири подхватил посох с кадильницей и взмыл в небо. За ним не погнались.

Поначалу он не задумывался о том, откуда взялись птицы. Зири отлетел подальше от возможных преследователей, в изнеможении опустился в чащу и, переводя дух, заметил, что пластины лат защемили мотылька колибри.

— Я не знаю наверняка… — неуверенно начал он, — но подозреваю, что птичий ураган — его рук дело…

— О ком ты? — настороженно спросила Кэроу.

Зири пристально посмотрел на нее, пытаясь разглядеть хоть какое-то сходство с Мадригал: иной овал лица, черные, а не карие глаза, рот меньше, волосы синие, рогов нет. Она человек. Зири отчетливо помнил Мадригал на дне рождения Воителя, ставшем началом конца, однако Кэроу казалась непричастной к прошлой жизни. Может быть, ей и впрямь незачем знать о том, что именно произошло? Зири не горел желанием поговорить о ее возлюбленном. Об ангеле. Что ж, Зири свое дело сделал, показал птаху, дальше Кэроу сама разберется, если захочет.

Вот только как объяснить чудесное спасение Зири?

— Может, я и не прав… — продолжил он. — Призывание птиц я видел только однажды, на балу Воителя. Помнишь? Шаль…

— Откуда ты знаешь?! — воскликнула Кэроу.

— Я следил за тобой, — признался Зири, смущенно отводя взгляд.

Восемнадцать лет назад, на балу Воителя, подросток в толпе не сводил глаз с Мадригал, танцующей с незнакомцем. Влюбленному пареньку отчаянно хотелось оказаться на месте ее кавалера. Напрасные мечты. Впрочем, от внимания Зири не ускользнуло то, что партнер Мадригал — один и тот же, только в разных масках. В ее движениях сквозила ласковая нега, намекающая на тайны мира взрослых, хотя рядом с Тьяго Мадригал казалась хрупкой и ершистой. Под гирляндами фонариков на плечи Мадригал опустились, словно драгоценная шаль, мириады мотыльков колибри, созванные волшебством незнакомца. Потом он легко поднял Мадригал в воздух и закружился вместе с ней. Их влекло друг к другу, и это влечение было сильнее магии.

Наблюдательный паренек заметил многое, хотя понять всего не мог. Он не понял, почему восторженно бесновалась возбужденная толпа во время казни Мадригал. Он не понял, почему ее оплакивал только ангел, их поверженный враг, изувеченный жуткими пытками и обезумевший от безысходного отчаяния. Он не понял, почему холодно и равнодушно взирал на происходящее Тьяго, застыв белым изваянием на дворцовом балконе.

В тот день Зири научился ненавидеть.

— Меня спас ангел, — сказал он.




53

Герои


— Эх, такую возможность упустили, — прошептала брату Лираз, идя по лагерю Доминиона.

— Возможности не было, — напомнил ей Азаил. — Повсюду мельтешили проклятые птицы.

— А я так надеялась, что он задохнется… или его заклюют насмерть, — вздохнула она. Предмет их обсуждения, Иаил, вызвал бастардов к себе. — Не мог Акива сделать так, чтобы птицы его прикончили?

Азаил пожал плечами:

— Наверное, он не рассчитал сил. Вряд ли Акива призывал такую мощную магию раньше, он сам не знает, на что способен.

На скале над лесом Акива рухнул на землю, дрожа всем телом, его глаза налились кровью.

— И все это — ради жизни одной-единственной химеры, — сказала Лираз.

— Ради одной жизни — и ради надежды для всех, — ответил Азаил.

— Надежды для нее, — обиженно заметила сестра, охваченная ненавистью к призрачной возлюбленной брата. Да кто она такая?! — ни живая, ни мертвая, ни человек, ни химера… Их связь с Акивой противоестественна, невозможна. Лираз отказывалась признать, что ею движет ревность. «Акива мой».

Нет, не в том смысле. Он ей брат. Акива и Азаил — это ее семья. Других братьев и сестер — сотни, но с ними все иначе. Лираз, Азаил и Акива всегда были вместе, втроем. Остаться без братьев невыносимо. Они не раз находились на волосок от смерти, но это не так страшно, как… если Акива просто уйдет. Прежде он никогда бы не покинул сестру, ведь Незаконнорожденным запрещено любить и создавать семьи. Он преступил закон, и это еще больнее: Акива готов уйти сам, по своей воле. Его заберет не смерть, он бросит сестру ради жизни с другой.

Лираз заявляла, что ей ничего не страшно, но на самом деле она боялась, больше всего на свете боялась — одиночества! Лираз никогда не полюбит, ни за что… Довериться неизвестно кому, открыться, «отдаться»?! Невообразимо. Это не про нее. Дышать с кем-то одним дыханием, позволить ему себя трогать, впустить в себя?! Лираз возмущенно вспыхнула, представив себе подобную уязвимость: покориться, сдаться во власть кому-то. Нет! Никогда. При одной мысли об этом она становилась слабой и беззащитной, как ребенок, — ненавистное ощущение. Воспоминания о детстве были невыносимы.

Она выжила только заботами Азаила и Акивы. Лираз, ради них готовая пожертвовать всем, не могла отпустить брата.

— Интересно, Акива их нашел? — прошептала она у самого шатра Иаила. — Зря мы вместе с ним не полетели!

— Наше дело — здесь.

Лираз согласно кивнула. Она позволила брату улететь в одиночку, не желая возбуждать его ненависти. Изнуренный Акива с трудом призвал чары невидимости и улетел вслед за кирином в затянутое мглой небо. Лираз с Азаилом вернулись в лагерь, прикрывать Акиву.

Только никогда им еще не приходилось делать это перед капитаном Доминиона.

— Готова? — спросил Азаил.

Лираз кивнула и вошла первой. Вчера этот порог переступила Лориэль. Азаил успокаивающе коснулся сестры, и они предстали перед Иаилом.

Лориэль не жаловалась, не страдала: подумаешь, мужчина, от этого можно отмыться. Старше других женщин в полку, она лучше знала мир и сама вызвалась пойти к Иаилу, чтобы к нему не отправили невинную девственницу. Лираз, как кровной родственнице, приглашение разделить ложе не грозило, но она поразилась смелости Лориэль, считая ее поступок куда отважнее битвы с ратью фантомов или возвращения за ранеными. Лираз не хватало отваги войти в этот шатер и выйти из него как ни в чем не бывало…

— Милорд, — произнесла она, отвесив низкий церемонный поклон.

Азаил эхом повторил ее приветствие.

— Племяннички, — с издевательской ухмылкой протянул Иаил.

«Вот-вот, мразь, не забудь, кто мы тебе», — обрадованно подумала Лираз и, выпрямившись, взглянула на родственничка.

В глазах Иаила горело любопытство. Лираз это не понравилось. Капитан не сводил с нее глаз.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Мою сестру зовут Лираз. А я — Азаил.

Брат императора смачно, с глубоким вздохом повторил: «Лираз».

— Незаконнорожденные, какая жалость. Ты будешь посвежее тех, кого мне присылают. Жаль, мой брат… много где наследил.

— Тонко подмечено, — рассмеялся Азаил, отвлекая внимание капитана на себя. — Наследил. Очень смешно.

Лираз испугалась за брата, но капитан только улыбнулся. Смех Азаила всегда казался искренним. Талант.

Иаил внимательно оглядел брата с сестрой.

— Близнецы? Нет? — осведомился он. — От одной матери?

— Нет, сэр, — покачал головой Азаил. — Благословенная наследственность со стороны отца.

Лираз окаменела. Называть императора отцом слишком рискованно, особенно при Иаиле. Однако капитан не оскорбился: то ли Азаила спасла подкупающая искренность, то ли капитана больше занимали другие мысли.

— Это точно, — сказал Иаил. — Только у Принца Бастардов она никак не проявляется: все из-за стелианской помеси.

Помесь? Акива и впрямь ни капли не похож на Иорама. Ну и что с того? При чем тут мать? Лираз и свою-то не помнила, не то что его.

«Чего этому борову надо?!»

— Мне сообщили, что Акива сейчас не в лагере.

— Так точно, сэр, — ответили они в один голос.

— И мне сообщили, что вам известно, где он.

— Он решил продолжить поиски повстанцев в одиночку, сэр.

«И даже врать не надо».

— Достойно всяческого восхищения. Истребитель Тварей не знает покоя. А вы почему вернулись?

— Я проголодался, сэр, — покаянно признался Азаил.

— Что ж, не всем суждено быть героями.

Его презрительный тон задел Лираз.

— А вам удалось поймать повстанцев? — без обиняков поинтересовалась она, запоздало добавив: — Сэр.

Капитан уставился на нее и коротко ответил:

— Нет.

«Врешь!»

Лираз вспомнила, как он измывался над кирином. Этому извращенцу нравится пытать. Он накормил пленника пеплом убитых товарищей! Мерзость какая. Интересно, почему так легко оправдывать врага, если он выступает против Иаила? Конечно, важно и то, какой это враг. Встать на сторону хета, акко или другого зверского фантома было бы сложно, но кирин… Смотреть на него в бою оказалось настоящим удовольствием. Лираз восхищалась его невероятной скоростью и грацией, всерьез надеясь, что он выиграет неравную схватку и уйдет. Киринов она видела очень давно — в первые месяцы на войне, и забыла, что они… такие. Когда Акива сдавленным шепотом признался, что Мадригал тоже была кирином, последнее отвращение к его пассии растворилось в понимании.

Конечно, у повстанца были звериные черты, но сам он зверем не был. Лираз не хотела его гибели.

А вот в Иаиле не замечалось никакого изящества. Его бы накормить пеплом, пока не сдохнет. Этот мерзавец наслаждался пыткой кирина. А скольких еще он замучил?

— Нет? — невольно вырвалось у Лираз. — Может, они и правда призраки?

В глазах Иаила снова вспыхнул интерес.

— Они животные, — равнодушно ответил он, оглядывая Лираз с головы до ног. — Хм, а ты мне кое-кого напоминаешь, только та была смуглянкой. Пылкая, огневая… вот как ты.

Была. Лираз заставила себя опустить взгляд.

«Не давай ему повода, не заводи. Это Иаил. Никакое родство его не остановит!»

— Может, передать Акиве какое-нибудь сообщение, сэр? — услужливо предложил Азаил. — Он вернется через день или два.

— Нет, никаких сообщений. Я возвращаюсь в Астрэ. Но мы еще обязательно увидимся.




— Зачем вы без меня во двор вышли? — с досадой спросила Кэроу.

— А что? Я помирала с голодухи, а ты, забыв про гостей, вырубилась в обнимку с симпотным монстром.

«С симпотным монстром?»

— Что ты несешь! — вздохнула Кэроу, беспомощно всплеснув руками.

Она холодела при мысли о том, куда именно в погоне за приключениями попали ее друзья и что с ними могло произойти. Спустившись во двор, она обнаружила Зузану, бойко объясняющуюся на языке жестов с новыми приятелями — тангри и баньши. Если поначалу Кэроу боялась перепугать друзей, то теперь ей хотелось внушить им, что химер следует опасаться.

— Ты хоть знаешь, с кем ты мило беседовала? Это Живые Тени, безжалостные убийцы.

— И я такая же.

У Кэроу стала раскалываться голова.

— Зузана, пойми, это жестокие киллеры, они убивают спящих ангелов, режут им глотки.

— Фу. — Подруга скорчила рожицу и схватилась за горло. — Но ангелы ведь плохие…

На это ответить было нечего. Для Зузаны все игрушки.

— Запомни, тангри и баньши очень опасны… — начала Кэроу, но засомневалась: что она понимает в монстрах? Из-за Тьяго ей все виделось в ложном свете. — Разве тебе не страшно рядом с ними?

— Нет, они классные, — пожала плечами Зузана.

Живые Тени — классные?!

— А Тьяго, по-твоему, вообще отпадный? — возмутилась Кэроу.

— Нет, он склизкий и противный, — заявила подруга, высунув язык. — Бэ-э!

Вот и славно — хоть по этому вопросу установили взаимопонимание.

— Тебе нужно поспать, — сказала Кэроу.

Мик уже растянулся на кровати и отключился.

— Ага, — кивнула Зузана, зевая во весь рот. — А ты как же?

— Я уже выспалась.

Рядом с Зири. Теперь они стали союзниками, у них появился общий секрет. А Тьяго и не подозревал. Услышав шаги Белого Волка на лестнице, новообретенные союзники притворились спящими: Кэроу устроилась в кресле, Зири остался в кровати. Они условились, что Зири расскажет генералу о душах в кадильнице, Кэроу воскресит их без посторонних и объяснит происходящее. Если все пройдет успешно, Тьяго никогда не узнает, что его приказа ослушались. Непонятно, что делать с душой юного дашнага, который сражался и погиб вместе со всеми. Что ж, придется оставить его в стазисе.

На этом сложности не заканчивались. Непонятно, что делать дальше. Все это время Кэроу, считая, что помогает повстанцам защищать химер, принимала непосредственное участие в организации террора. Может, Тьяго и правда не хватало бойцов для чего-нибудь большего — и вину за это возложат на Кэроу, — но, похоже, он решил бросить все силы на «возмездие».

— Не упрямься, тебе надо отдохнуть, — сказала Зузана. — Ложись к нам, место есть.

— Я все равно не усну, — покачала головой Кэроу. — Выйду прогуляюсь, пока еще прохладно. Утром снова работать. А ты, Зузана, будешь мне помогать. — Лицо подруги озарила счастливая улыбка. — И спасибо за то, что ты уже сделала.

— Я? Это ты такое творишь — обалдеть можно. Ты — мой герой. Героиня.

— Да? А ты моя. Так что мы квиты.

— Я тоже хочу быть героем, — пробормотал Мик сквозь сон.

— Ты мой герой. — Зузана завалилась на него и осыпала смачными поцелуями. — Мой сказочный герой, ты уже прошел одно испытание, впереди еще два.

Кэроу оставила парочку наедине, предъявлять доказательства взаимного обожания.




54

Узнала


Шесты за дверью не оказалось: видно, волчица решила, что Кэроу сторожить этой ночью не стоит — она не оставит друзей без надзора.

Неожиданная свобода кружила голову. Легкой танцующей походкой Кэроу направилась к задним воротам касбы. Путь лежал через руины старого города, несколько раз приходилось перелетать через завалы, распугивая крыс или кого похуже, но Кэроу не поднималась высоко, чтобы ее не заметили караульные — слишком редко выпадала возможность побыть в одиночестве.

Порой у Кэроу возникало подозрение, что за ней следят, но за спиной никого не было. Правда, один раз в темноте мелькнуло белое пятно — мундир Тьяго, расстеленный на крыше для просушки. Кэроу облегченно вздохнула — не хватало только наткнуться на Белого Волка.

Хуже может быть только встреча с Акивой, но ангел сейчас далеко, у Заповедного предела. Что он там делает? Неужели это он спас Зири? Доказательства шаткие.

Один мертвый мотылек колибри.

Всколыхнулись воспоминания — ощущение живой шали на плечах, легкий трепет мохнатых крыльев, нежная щекотка, когда колибри стали объедать сахарную пудру, усыпавшую грудь, шею, плечи… Давний стыд обжег с новой силой: Мадригал припудрила кожу сахаром для услаждения взоров и вкуса Тьяго, не возражала против того, чтобы Волк ее отведал. Кэроу передернуло при мысли о его клыкастой пасти у своей кожи.

Вот только сахар достался мотылькам колибри, а сама она — ангелу.

Жизнь — странная и жестокая штука. Если бы тем памятным утром ей сказали, что ночь она, по собственной воле, проведет в объятиях врага, Мадригал бы не поверила. Однако все случилось именно так, с необычайной легкостью, будто она танцевала давно знакомый танец.

«Любовь — стихия».

Если бы Акива не пришел за ней в Лораменди, не очаровал бы пламенными речами, не поразил бы огнем своих глаз, прикосновений, слов, не был бы с ней так бережен и нежен…

Если бы у Тьяго не оказалось соперника…

Неужели Мадригал покорно отдалась бы Волку? Очень хотелось верить, что в один прекрасный день пелена с глаз спала бы сама собой, наваждение рассеялось бы, и сын Воителя остался бы ни с чем… Нет, робкая Мадригал смиренно, без сопротивления приняла бы свою участь — и страна ее была бы по-прежнему свободна, а соплеменники живы. Личное счастье — невеликая жертва во благо целого народа.

Спустившись к воде, Кэроу села в укрытии валунов, сбросила обувь и опустила ноги на холодные мокрые камни, наблюдая за дорожками звезд на танцующей поверхности реки. На фоне бесконечного мерцающего неба Кэроу всегда чувствовала себя крошечной, незначительной, что прекрасно оправдывало ее нерешительность.

«И правда, что я могу?»

Химеры преданы Волку, и он никогда не идет на уступки.

«Как бы поступил Бримстоун?»

Ее охватила острая тоска по учителю. Кэроу на мгновение представила, что Бримстоун жив, что он рядом.

«Она бы знала, что ее любят».

— Кэроу… — раздался еле слышный шепот.

Она вскочила на ноги. Кто здесь?! В ночи не слышно ни шороха шагов, ни взмахов крыльев.

Кэроу окатило волной жара.

Взметнулся шлейф искр…

«Нет! Не может быть!»

И тут, словно упал занавес, чары рассеялись, и перед ней предстал он.

Акива.

По жилам заструился свет, трепетное сияние рассеивало тьму, распаляло и наполняло до краев: лед и пламень, кровь и звездный свет, ропот, зов… Тревога, исступление, восторг. Негодование.

Ярость.

Острые шипы ненависти пронзили плоть, в ушах бешено стучала кровь, стиснутые кулаки обожгло гневом. Ярость требовала выхода. Кэроу раскрыла ладони с горящими хамсами, но Акива даже не попытался защитить себя.

Он склонил голову, вздрогнул — и не двинулся с места, отдав себя на растерзание магии татуировок. Кэроу поняла, что готова убить его. Сколько раз она жалела, что не сделала этого раньше, теперь он дал ей еще один шанс. Он здесь, он заслужил смерть после всего, что он сделал, — после всего, что он сделал, — после всего, что он сделал, — но… разве может она убить Акиву?

Почему?!

Он снова ставит ее перед немыслимым выбором.

Зачем он здесь?

Акива рухнул на колени под напором разрушительного волшебства, словно обрели форму давние мучительные воспоминания о дне казни Мадригал: коленопреклоненный ангел, раздавленный мощью магии, исходящей от воинов Тьяго. В тот проклятый день Акива, объятый ужасом и отчаянием, не сводил взгляда с любимой — и ей хотелось броситься к нему, обнять, спасти, но она не могла… и не может — не из-за оков и не из-за топора, а потому что он — враг. Он доказал это ужасным предательством… Ему невозможно верить… Его невозможно простить.

Вскинутые руки бессильно опустились сами собой.

Хамсы обожгли бедра.

Прерывисто втягивая воздух, Кэроу тщетно пыталась выставить татуированные ладони, направить на Акиву поток магии — и не могла. Они снова оказались в сердце урагана бед, посреди мира, раздираемого вихрями несчастья, укрылись в обманчивом затишье, в укромном убежище, на краткий миг забыв, что вокруг бушует всепоглощающая ненависть, выжигая все на своем пути.

Но теперь-то они об этом помнят…

К горлу подступили рыдания, колени дрожали. Превозмогая слабость, Кэроу гордо выпрямилась.

— Я думал, ты погибла, — выдохнул Акива. — Я тоже искал смерти.

— Так что ж не умер? — Едкие слезы стыда и бессилия обожгли щеки. Да что с ней не так? Он — виновник гибели ее народа.

Акива обратил к ней измученное бледное лицо. Налитые кровью глаза горели угольками.

— Это было бы слишком просто, — сказал он. — Я не заслуживаю покоя.

— И я тоже? По-твоему, я тоже заслуживаю мучений?!

Горькие слова хлестко прозвучали в ночной тишине, словно мерзкая издевка могла скрыть боль. Кэроу передернуло от отвращения к себе.

— Нет, — с мукой в голосе ответил он. — Я не терзать тебя прилетел, а…

— Зачем?! — крикнула она.

Кэроу отчаянно сопротивлялась неясному чувству. Акива, пошатываясь, поднялся на ноги. Невольно отступив на шаг, она оглядела его широкие плечи, «вдовий» мысок на лбу, глаза… Его глаза! Знакомые, родные черты… Он здесь, он настоящий, и не замечать его, не чувствовать его присутствия невозможно. Он знаком ей каждой черточкой, он родной. Но как же так…

Всегда, с самой первой встречи под Булфинчем, она узнавала Акиву. Вот почему она спасла жизнь врагу. Она узнала его во время танца в Лораменди, несмотря на то что на нем была маска, и снова, в узкой улочке в Марракеше, хоть он и был в тот момент совершенно чужим. Она всегда узнавала его.

Акива никогда не был для нее чужим. Между ними всегда существовало взаимное притяжение, знакомый зов, ответный отклик… Даже сейчас, в пустоте ее сердца, где оставалось место только для ненависти и злобы, какая-то неимоверная тоска тянула к нему. Потом все затопила ярость. Подлое сердце! Ей хотелось вырвать его из груди.

Ее сердце не могло ненавидеть Акиву.




Встретившись взглядом с Кэроу, Акива увидел в ее глазах не тоску, а гнев и отвращение — и отвернулся. Глупец, напрасно он надеялся отыскать в ней хоть малейший след других чувств…

Крушение надежд опустошило и сломило Акиву.

— Я искал нового воскресителя, — с трудом пояснил он. — Я не знал, что это ты.

— Что, не ожидал?

Ее взгляд и голос источали ненависть. Мог ли он винить ее за это?

«Не ожидал?»

— Да. Можно и так сказать.

Кэроу посмотрела на ангела, склонив голову набок, как птичка, и боль узнавания пронзила ему сердце. Она заметила и все поняла.

— Не догадываешься, почему я никогда не рассказывала тебе об этом?

Акива скорбно покачал головой. В реквиемной роще они говорили обо всем — о любви, о надежде, о новой жизни, о планах изменить мир, — но Мадригал ни разу не упомянула о воскрешении. Величайшую тайну химер выдал Белый Волк, злорадствуя над побежденным врагом в темнице.

Акива признался ей во всем, ничего не скрывая: ни значения меток смерти, ни безысходности детства. Он хотел, чтобы Мадригал любила его таким, какой он есть. Все эти годы Акива верил в ее любовь. Отчего же она скрыла от него тайну воскрешения? Отчего ни словом о ней не обмолвилась?

— Я объясню почему, — жестко произнесла Кэроу. — Я никогда тебе не доверяла.

Слова ранили, словно удар клинка.

Он склонил голову, не в силах посмотреть ей в глаза. Пустота внутри сменилась тошнотворным ужасом, как будто на него направили десятки хамс.

— Ты явился меня убить? — спросила Кэроу. — Уничтожить еще одного воскресителя?

— Нет! — воскликнул Акива, отшатнувшись. — Я больше не убиваю химер.

— Это ты мне уже говорил.

— Я говорил правду.

После Булфинча Акива перестал убивать химер, а после смерти Мадригал начал снова.

Он невольно спрятал руки, стараясь скрыть метки смерти — свидетельство своих «подвигов». Он истреблял химер, потому что они убили Мадригал, и ее смерть надломила его… Однако Акива не стал оправдываться. Его вина очевидна. Попытки объяснить содеянное оскорбили бы Кэроу. Ему нет прощения. Что же ей ответить?

«Моя душа умерла».

— Наша мечта умерла, жажда мести затмила все. Я забыл обо всем, помнил только… твою казнь. Мою вину не искупить. Я бы всех их вернул, принял бы тысячи смертей за каждого погибшего, сделал бы все… И сделаю — все возможное и невозможное. Хотя этого мало…

— Погибли все…

— Я не жду прощения. Но кого-то еще можно спасти. Кэроу, у нас есть выбор! Жизнь и будущее химер зависит от нас. Мы…

— От нас?! Мы?! — негодующе воскликнула Кэроу. — Ты о чем?

Акива смешался, понимая, что «мы» никогда больше не обозначит их двоих.

— Понимаешь, серафимы тоже устали от войны, они хотят жизни, а не смерти.

— В отличие от моего народа, жизнь у них есть.

Акива сообразил, что Кэроу не знала последних слов Бримстоуна: «Только жизнь растет, ширится и наполняет миры». Упоминание об этом сейчас прозвучало бы издевательски…

— Такая жизнь не многого стоит. Это дурное наследство. Дети…

— Дети?! — глухо оборвала Кэроу.

Она была такой отстраненной… и такой красивой. Акива не мог ничего с собой поделать, он смотрел и не мог наглядеться — задыхаясь от боли, что никогда снова не прикоснется к Кэроу, никогда не увидит улыбку на ее измученном лице.

— Когда убивают детей, о торжестве жизни говорить не стоит.

Акива недоуменно взглянул на нее.

— Не волнуйся, скоро узнаешь, — мрачно заметила она.

Ангел похолодел.

— Тьяго? Что он сделал?

— То же, что и ты.

— Я никогда не убивал детей.

— Ты виновен в смертях тысяч детей, Истребитель Тварей, — прошипела она.

Акива вздрогнул, услышав свое прозвище. Да, сам он не убивал детей, но открыл дорогу другим. Чудовищные воспоминания замелькали, раздирая изнутри, как сдавленный крик, — ужасающие, непростительные. Акива закрыл глаза. Он стал для Кэроу извергом, детоубийцей. Она — заодно с Белым Волком?! Мир перевернулся.

Если бы Тьяго не выследил их в реквиемной роще, добились бы они чего-нибудь?

Наверное, нет. Все равно погибли бы, ничего не изменив.

Их мечты остались незапятнанными, но Акива с отчаянием осознавал, что Кэроу больше не видела их чистоты. Отступив, он исподлобья взглянул на нее. Опустошенная, надломленная, она сникла, сокрушенно обхватив себя за плечи. Он — виновник краха ее надежд.

— Прости меня. Я не хотел причинить тебе боль, не собирался никого убивать. Я думал, что ты погибла…

Акива протянул ей кадильницу с биркой «Кэроу». Чья в ней душа?

— Я нашел это в Киринских пещерах, — объяснил он. — По-видимому, ее оставили там для тебя.

Кэроу побледнела и замерла в нерешительности, не желая приближаться к нему.

— Вот почему я искал смерти, — вздохнул Акива, показывая надпись на листке. — Я думал, что здесь твоя душа.




Кэроу выхватила кадильницу из рук Акивы и, не дыша, прочла свое имя.

Точно такие же записки, со следами когтей Кишмиша, она получала в Праге. Знакомая бумага, до боли знакомый почерк…

Бримстоун.

В оцепенении она не сводила глаз с надписи. Вспыхнула и погасла россыпь искр — Акива ушел. Она ощутила его отсутствие — тягостную пустоту, которую заполняет холод. Сердце учащенно билось. Прижав кадильницу к груди, Кэроу тщетно пыталась почувствовать заключенную в сосуде душу. Это наверняка он…

Бримстоун.

У нее задрожали руки. Если отвернуть крышку, то их души соприкоснутся — и она узнает точно.

Кэроу застыла в нерешительности: а вдруг это не он?

В голове царил хаос, мысли возникали и тут же забывались, но одна из них возвращалась снова и снова: кадильницу принес Акива. Тьяго обманывал ее, окружив стеной одиночества. Акива вручил ей кадильницу с душой… Бримстоуна?

Возможно ли это?

Она дрожащей рукой отвернула крышку — и ощутила знакомое прикосновение.




55

Подвиги императора


Изящная стопа, тонкая щиколотка, золотые браслеты.

Нево не подглядывал, но перезвон ножных браслетов манил и притягивал взор. Нево увидел запретное.

Его отряд сопровождал в покои императора наложницу, как обычно, закутанную в плащ с капюшоном, скрывающий все, даже крылья. Если бы не браслеты, Нево вообще бы ее не заметил и не запомнил. Его охватило неуемное желание спасти ее.

Помочь сбежать? Он в ответе за то, чтобы наложницы даже не помышляли о возможности побега. Нево нес службу в эскорте Серебряных Мечей: шесть воинов в парадных мундирах сопровождали императорских наложниц через мостик, соединяющий две высокие башни — женскую половину и покои повелителя.

Двери гарема захлопнулись, девушка застыла на месте. Она казалась совсем юной. Ей было очень страшно. Вуаль трепетала от учащённого дыхания, наложница испуганно вздрагивала. Видно, это ее первый раз.

Нево пронзила боль.

За время службы в эскорте он повидал самых разных наложниц: одни ступали медленно и уверенно, другие поспешно семенили; одни дерзко вздергивали подбородок, другие украдкой озирались, пытаясь через вуаль разглядеть мир за пределами гарема. Нево замечал унылую покорность, гордость, усталость, но ни одна наложница прежде вот так не замирала. Нево напряженно подобрался, решив, что она хочет спрыгнуть с моста.

Стеклянный мост переливался в небесной вышине над городом. Иногда женщины из гарема пытались избежать своей участи, прыгая в бездну. Улететь им не позволяли связанные крылья. Стражники бросались вслед: спасенную беглянку ожидало страшное наказание, а за гибель наложницы расплачивался весь эскорт.

Такое случалось не часто. Двадцатилетний Нево получил серебряный меч всего два года назад, а в личной охране императора провел всего два месяца и не знал, что предписывал протокол в подобных ситуациях.

Эскорт застыл в мучительном ожидании. Наконец наложница медленно двинулась по мосту. Раньше Нево считал, что шесть воинов для сопровождения слабой женщины — нарочитое излишество, чрезмерное свидетельство мужской силы императора, наглядное напоминание о его «подвигах» на ложе.

Внезапно Нево осознал, что вряд ли исполнил бы свой долг, не окружай его соратники: стремление защитить слабых оказалось сильнее верности императору…

Поговаривали, что маги Иорама умеют читать мысли. Нево вздохнул, поспешно отгоняя невероятные видения: он спасает девушку, уводит в безопасное место. Божественные звезды, он даже представил себе приют влюбленных — домик, сад, высокое синее небо без единого шпиля, ни Башни Завоеваний, ни Астрэ, ни Империи.

И все это геройство — из-за того, что он увидел стопу наложницы?

Сослуживцы правы, ему давно пора посетить дом утех. Нево пообещал себе, что обязательно сходит. Он шел средним в тройке арьергарда, глядя наложнице в спину. Стражники двигались медленным маршем, сдерживаемые неуверенными шагами девушки. Рядом с огромными воинами она выглядела совсем крошечной. В тишине слабо звучало ее прерывистое дыхание, сдавленные всхлипы. Волна жара сорвалась с ее крыльев, накрыла стражников, неся с собой нежный и слабый аромат духов.

Нево попытался представить себе цвет волос и глаз наложницы, но быстро отринул фантазии: ему никогда не узнать об этом.

Астрэ исчезла из виду. Мостик закончился, перед эскортом высились Врата Алеф. У входа наложницу ждал мажордом, и она покорно последовала за ним.

Нево подавил разочарование и невольно вздохнул — его сочувствие осталась незамеченным.

Мундир императорского стражника обезличивал не хуже покрывал наложницы: дурацкий плюмаж на шлеме, серебряная кираса, длинные пышные рукава, мешающие выхватить клинок из ножен… Серебряные Мечи обнажают клинки только во время учебных боев, больше похожих на фигуры манерного танца, чем на обычное сражение. Служба в личной охране императора не оправдала ожиданий Нево. Его избрали за высокий рост, а вовсе не за исключительное владение оружием. Среди остальных Серебряных Мечей Нево не выделялся, испуганная наложница его никогда не вспомнит.

Да и какая ему разница?

Никакой.

Врата Алеф закрылись, аромат наложницы растворился в воздухе. Ее долг — ублажать императора, а Нево пора нести службу.

Его пост — охрана Врат Алеф. Нево с одним из стражников сменили охрану у входа, остальные заняли посты внутри стеклянной башни, где Нево еще не доводилось нести караул. По слухам, личные покои императора, расположенные в самом центре Башни Завоеваний, охраняют специально подобранные воины. От Врат Алеф начинался запутанный лабиринт, в котором нужно еще пройти Врата Бет, Гимел, Далет и так далее. Дальше Врат Бет Нево пока не допускали. Путь в лабиринте запомнить сложно, стены из дымчатого стекла рассеивали свет, не позволяли сосредоточиться. Прочное стекло не расцарапать, не расколоть, не разбить ни ногой, ни мечом. Только посвященные знали, как пройти через многослойную стеклянную пелену. Убийцу или злоумышленника, подосланных к императору, ждали тупики, ложные двери и легион бесстрашных бойцов.

Десятки охраняемых врат отделяли Нево от императорских покоев. Поговаривали, что стражники у Врат Самех иногда слышали рыдания.

Рыдания.

В доме утех женщины не рыдали, но Нево идти туда не собирался. Главное в его службе — не задумываться, что происходило внутри. Два месяца он старательно не обращал внимания на наложниц, а сегодняшняя девушка отчего-то стала для него настоящей, живой. Напрасно он ее заметил. Нево попытался занять себя другими, не столь досадными мыслями и вообразил, что его не отобрали в Серебряные Мечи.

Солдатская участь лучше. Солдаты воевали, защищали страну от тварей, жили и погибали не зря, ради чести и славы… Впрочем, от славы Нево с радостью отказался бы, а вот честь, уважение к любимому делу, осознание своей значимости…

Война с химерами закончилась, теперь придется воевать со стелианцами — но праведное ли это дело? Стелианцы — тоже серафимы, зла на них никто не держал, да и известно о них не много. Таинственные собратья жили на Дальних островах; когда в Империи день, у них — ночь, когда здесь солнце, там — луны.

Нево всегда прислушивался к мнению своих близких и знал, что известие о новой войне особых восторгов не вызовет.

— С кем? — непонимающе переспросит отец. — Он хоть знает, как их короля зовут?!

— Да и есть ли у них король? — добавит мать. — Говорят, у них королева.

— Вот-вот. А духи воздуха — ее соглядатаи.

— И она убивает взглядом, и вызывает бури, и насылает их куда захочет, за моря и океаны. — Тут мама усмехнется. Она вообще смешливая, да и отец любит вдоволь похохотать, когда ничем не озабочен.

— Ну и война, — желчно скажет он. — Все равно что швырять камни в пещеру и ждать, что же оттуда выскочит.

Нево и самому было любопытно узнать, что оттуда выскочит. Послов к стелианцам отправили две недели назад, и с тех пор о них ничего не слышно. Может, сгинули в дороге, а стелианцы так и не узнали, что Империя объявила им войну. Значит, незадачливые путешественники спасли всех от новой междоусобицы.

Эх, размечтался!

Нево с трудом сдержал зевок. Утро почти уже наступило, скоро смена…

Врата Алеф с грохотом распахнулись.

Нево завис в воздухе. Изнутри донесся грохот, хлопанье крыльев, искры, крики… Что в таких случаях предписывает протокол? Долг Нево — охранять Врата от внешней угрозы. А что делать, если хаос разразился изнутри? О подобном никто не предупреждал. На мостик выбежали перепуганные камергеры, лакеи, слуги и несколько стражников.

Изнутри доносился взбешенный рев.

Император изволил гневаться. Нево сразу же вспомнилась наложница. Расталкивая друг друга, лакеи стремительно покидали башню, чтобы не попасться под руку императору. Нево вошел внутрь. У Врат Бет никого. Неужели Решеф оставил пост? Невероятно.

Нево шел по коридорам, в которых еще никогда не был. Дороги он не знал, но яростный рев Иорама горным потоком несся из глубин башни, и Нево шел на звук. Через некоторое время рев стал звучать с перерывами — император что-то говорил, но слов было не разобрать.

Гимел, Далет, Хе, Вав… Врата распахнуты, Серебряные Мечи оставили посты, разбежались кто куда. Сначала Нево осудил товарищей за отсутствие дисциплины, но тут же сообразил, что тоже ушел с поста. Может быть, лучше вернуться? Среди всеобщей суматохи его отсутствие не заметят… Но он упрямо пробирался вперед.

Впрочем, нарушение дисциплины ничего не значило, действия Нево ничего не меняли. Все было решено задолго до того, как он ворвался в спальню императора.

Плеск фонтанов, орхидеи, птичий щебет. Высоко вверху мерцали мириады светильников, создавая иллюзию ночного неба. В центре, на огромном возвышении — ложе, символ мужской силы императора.

Посреди спальни стоял разъяренный Иорам в небрежно запахнутом шелковом халате. Мощное отяжелевшее тело покрывали боевые шрамы, квадратное лицо с крупными чертами побагровело от ярости.

Императора окружали стражники, огромные и беспомощные. Элиав, капитан Серебряных Мечей, охранявший Врата Самех, наверняка прибежал первым, не считая Намая и Мизория, личных телохранителей Иорама, стороживших вход в императорские спальные покои. Они стояли ближе всего к повелителю, и их лица застыли как камень. Байон, мажордом, трясся в старческом параличе: церемониальный жезл отбивал мелкую дробь о мраморный пол.

— Это ты ее сюда принес? — спросил Иорам у старика.

— Нет, милорд. Я бы вначале вас известил. Ради такого…

— Корзина фруктов? — возмущенно заорал Иорам. — Корзина фруктов!!!

В спальном покое полыхал жар императорской ярости.

Нево отступил за порог и оглядел спальню в поисках девушки. Мысли путались, он даже не подумал, что увидит ее без покрывал… Заметив краем глаза обнаженное тело за ложем, Нево попятился к выходу.

— Объясните мне, как это здесь появилось. — Ярость Иорама превратилась в лед. — Как эту корзину пронесли через все посты и водрузили у моего ложа? У моего ложа!

Девушка не шевелилась.

Нево отважился искоса взглянуть на нее: совсем юная, нагая, лицо по-детски пухлое, а груди округлые, налитые. Спутанная копна рыжих волос, карие глаза. Наложница, бессильно прислонившись к стене, даже не пыталась прикрыться. Немигающие глаза бессмысленно глядели на Нево.

Внезапно недвижная фигурка завалилась набок и сползла на пол — так же медленно, как и шла по мосту. Звякнули браслеты, пламя крыльев потускнело и угасло. Наложница умерла. На стене остался кровавый след.

Она ударилась головой.

Ее швырнули об стену.

Нево бросало из жара в холод. Он тут же вспомнил о легендарных Живых Тенях, но они убивали не так. Они резали глотки.

Конечно, он знал, кто это сделал. Взгляд Нево бессмысленно блуждал по роскошным покоям, ни на чем не останавливаясь. В сознании оседали обрывки разговора. Нево знал кто, но не знал почему.

— Всю сегодняшнюю охрану, — гулко раздавался голос Иорама.

— Милорд! — в ужасе воскликнул Элиав. — Всю охрану?

— Да, капитан. Всю охрану. После такого провала вам жить незачем.

— Милорд, ваши двери не открывались ни на секунду. Это колдовство…

— Намай, Мизорий! Проследите, чтобы с охраной разобрались немедленно.

— Есть! — с готовностью ответили телохранители.

Император пнул корзину, розовые плоды разлетелись во все стороны, один из них с чавкающим звуком размазало о постамент императорского ложа. Наверное, голова наложницы треснула так же. Нево не отрывал взгляда от убитой девушки, распростертой на полу. Может, у него галлюцинация? Нет, все происходило на самом деле. Вдобавок к утру и самого Нево вздернут на виселице.

Он так и не знал почему.

Из-за корзины фруктов.




56

Сюрприз


Зузана проснулась, не понимая, где она и с кем. Вокруг темно. Жарко, воняет — землей, чем-то звериным и, кажется, падалью. Фу! Все тело болело. Кто-то осторожно потряс ее за плечо.

— Вставай, — раздался голос Кэроу.

«Замок монстров», — вспомнила Зузана и, поморгав, различила черты лица подруги, освещенные тусклым пламенем свечей.

— А который час? — пробормотала Зузана. Во рту пересохло, как будто там поселилась пустыня. Кэроу дала ей бутылку воды.

— Рано. Еще не рассвело.

— Зачем рано? — простонала Зузана. Рядом тихо посапывал Мик… Она ополоснула рот. Стало лучше. Взглянув на Кэроу, Зузана вздрогнула и окончательно проснулась. — Ты плачешь?

В глазах Кэроу стояли слезы, на лице застыла решимость. Зузана не могла понять, грустно ее подруге или весело. Похоже, она что-то задумала.

— Все нормально, — ответила Кэроу. — Мне снова нужна твоя помощь.

— Ага, — кивнула Зузана, надеясь, что сегодня не придется промывать ужасные раны. — А что будем делать?

— Займемся воскрешением. Главное — закончить до прихода Тьяго или Шесты. — Кэроу странно улыбнулась. — Сделаем им сюрприз.




57

Корзина фруктов


— Корзина фруктов? — недоуменно переспросил Акива.

Объявив войну стелианцам, Иорам предполагал самое различное развитие событий, но совершенно не помышлял, что брошенный им вызов бесцеремонно отклонят.

Акива, Азаил и Лираз вернулись на мыс Армазин, где все в гарнизоне горячо обсуждали последние слухи и предлагали всевозможные толкования произошедшего. Ложь, правда и домыслы спутались в прочный узел, источники противоречили друг другу, а официальные заявления, как обычно, не вызывали ни малейшего доверия. Акиве с трудом удалось сложить обрывки сплетен в стройную картину.

Похоже, ответ стелианцев доставили не послы Иорама. Они ведь так и не вернулись. Вдобавок прервалась связь с войсками авангарда в Калифе, а лазутчики, отправленные на их поиски, пропали бесследно. На пути к Дальним островам исчезали все посланцы Империи. Что происходит на другом конце света?

И в довершение всего — ответ стелианцев.

Самая обычная корзина фруктов — не головы послов, а неизвестные в Империи плоды, даже не отравленные. Императорские стольники доложили, что фрукты сладкие.

К корзине прилагалось послание. О нем говорили разное, но Акива склонялся к версии, рассказанной племянником одного из камергеров. Письмо, написанное женским почерком на древнесерафическом языке, украшала восковая печать с изображением скарабея. Смысл послания заключался в следующем: «Спасибо, нам пока есть чем себя развлечь, а ваше предложение, хотя и занимательное, нас совершенно не интересует».

У Акивы дух перехватило от восхищения.

Лираз не могла понять, чем Иораму не угодили Гнутые Мечи — так Незаконнорожденные в насмешку называли императорскую охрану, потому что церемониальные мечи стражников гнулись от одного косого взгляда. По слухам, два дня назад казнили четырнадцать Серебряных Мечей.

— Наверное, все дело в том, как послание попало к императору, — предположил Азаил. — Папочка проснулся, а корзина возникла в спальном покое неизвестно откуда. И никто не может объяснить, как ее пронесли через десяток охраняемых врат, в святая святых Башни Завоеваний. Напрасно Иорам надеялся, что туда никому не проникнуть.

— Даже Живые Тени на такое не способны, — подтвердил Акива. Какая магия стояла за этим небывалым жестом? Невидимость не объясняла запертых дверей. Неужели посланец прошел сквозь стены? Или отвлек охранников? Может быть, дар возник силой желания? Что еще подвластно стелианцам? Иногда, погружаясь в глубины подсознания, Акива представлял связи с родиной матери, протянувшиеся над темными волнами океанов к песчаным берегам и зеленым лесам в лучах медового рассвета, покрытым дрожащей дымкой утреннего тумана. В Акиве течет кровь стелианцев. С отцом у него ничего общего. А с родом матери?

— Четырнадцать Серебряных Мечей качаются на виселице, переливаясь под солнышком… — Азаил присвистнул.

— А разве виселица выдержит такой груз? Они ведь гиганты, — добавила Лираз.

— Ей давно пора рухнуть, — заметил Акива. Казнь Серебряных Мечей злорадства у него не вызывала, но, может быть, одной виселицей стало бы меньше. Он покачал головой. — Неужели император думает, что, казнив их, он оказался в большей безопасности?

— Да, послание яснее некуда: «Отведай наш подарок и не забывай, что мы тебя достанем где угодно», — кивнул Азаил.

После всех мрачных новостей пришла самая страшная — но касалась она только Незаконнорожденных.

Весть принесла Меллиэль, одна из самых старших бастардов, та самая, что замолвила за них слово в конце войны — крепко сбитая, седая, вся в шрамах и черных метках, с коротко стриженными седыми волосами и мощными руками, привыкшими размахивать в бою секирой. В Меллиэль не осталось ничего женственного, кроме мелодичного голоса. Она иногда пела в походах, ее баллады всегда пользовались успехом. До недавнего времени она служила в столице, а теперь отряд Незаконнорожденных под командованием Меллиэль отправили на запад, в туманные островные дали, на поиски пропавших. Незаконнорожденные понесли неимоверные потери в войне с химерами, однако их снова послали на верную гибель.

— Ну конечно, кого еще отправлять? — прошипела Лираз, узнав о приказе. — Кого волнует, вернутся ли бастарды?

Меллиэль рассказала Акиве и его друзьям о том, что еще произошло в Башне Завоеваний тем злополучным утром.

— У Врат Тав выбросили мешок с телом.

Через последние врата в море сваливали отбросы.

— Известно, чье тело? — спросил Акива.

— Точно никто не знает, но… — гневно процедила Меллиэль. — В то утро эскорт наложницы простоял у Врат Алеф два часа, пока их не заметил мажордом и не отправил обратно.

Бастардов затрясло от бессильной ярости. Их матерей тоже водили под эскортом в покои императора. Кто знает, сколько раз? Похоже, четырнадцать стражников отправили на виселицу, а труп наложницы небрежно выбросили на свалку.

«Ее участь была ужасна», — сказал Иорам про мать Акивы во время единственного непродолжительного разговора с героем-сыном. Ее тоже сбросили через Врата Тав?

Акива обессиленно поник. Жизнь становилась все омерзительнее. Война закончилась, но противники продолжают убивать мирное население, император пускает в расход своих наложниц, посылает на верную смерть своих детей, затевает очередную войну. В мире не осталось ни доброты, ни милосердия, счастливые воспоминания запятнаны, надежда утрачена навсегда.

Кэроу… Мадригал… Неужели она никогда не доверяла ему? Не может быть, он помнил… те дни, те ночи… Она спала, доверчиво прильнув к нему, и просыпалась счастливая, ее глаза светились счастьем и… Даже на эшафоте, даже в Марракеше… пока не узнала…

Пока не узнала о его деяниях.

Может, он видел только то, что хотел видеть? Теперь это не важно. Счастливый свет в ее глазах погас. Навсегда… И это самое ужасное.

Наутро он стоял на крепостной стене и провожал взглядом отлетающий отряд Незаконнорожденных. Акиве хотелось отправиться вместе с ними навстречу неизведанному, увидеть Дальние острова, встретить тех, кто отправил императору дерзкое послание… Нет, его место здесь, его искупление и наказание. Он должен сдержать данное Кэроу обещание, сделать все возможное — и невозможное.

Что именно?

Будущее нависло над ним, как непреодолимые горные кряжи на юге.

Восстание.

С Мадригал, в храме, все казалось возможным. А теперь? Найдет ли он поддержку среди своих? Бойцы недовольны и устали от войны. Акива вспомнил акведук, молодого солдата Ноама, которого ужасали бессмысленные зверства. Многие хотели, чтобы кровопролитие закончилось. Таких, как Ноам, много. Но есть и такие, которые ставили себе метки за убитых детей и женщин, смеялись, вспоминая об убийствах и бессмысленном насилии. Так было всегда. Как же найти тех, кто готов поддержать восстание?

Огоньки отрядов Меллиэль уже едва мерцали вдали. Моря за скалами не видно, но его чистый, свежий запах чувствуется издалека. Небо ясное и безграничное… Последние искорки скрылись за горизонтом.

— Что теперь? — спросила Лираз, повернувшись к Акиве.

Он все еще не знал, насколько можно быть с ней откровенным. Птичий ураган и освобождение кирина сестра восприняла спокойно, но особой радости не выказала, а после того, как Акива вернулся из лагеря повстанцев, глядела настороженно и подозрительно. С тех пор как химеры стали нападать на мирное население Империи, Акива боялся, что Лираз потребует выдать командованию расположение сил врага.

Она яростно шагала из стороны в сторону, рассыпая брызги искр.

— И как же обычно начинают такие дела? — Лираз обожгла Акиву взглядом, исполненным муки и нетерпения, и вскинула руки, сплошь покрытые метками смерти. — Ты говорил, что стоит лишь сделать первый шаг. С чего же начать?

Начать? Он как-то говорил ей: «Милосердие вызывает в ответ милосердие».

— Ты про… — попытался он уточнить, и сестра подсказала:

— Гармонию со зверями? Не знаю. С меня хватит выполнять приказы таких, как Иаил и Иорам. Каждую ночь девушки из гарема переходят стеклянный мост, зная, что помощи ждать не от кого. И это наши матери. Мы — «клинки» императора, у «клинков» нет ни отца, ни матери… У меня была мать, но я даже имени ее не помню! Не хочу убивать по его приказу. Я делала такое…

Она не смогла договорить, и Азаил обнял ее за плечи.

— Лир, мы все это делали.

— Нет, я делала такое… — Глаза Лираз сверкнули лихорадочным блеском. — Вы бы не стали, вы другие, вы лучше меня. Вы им помогали, а я в это время… Я…

Акива прикрыл своей ладонью метки на пальцах сестры и повторил слова Мадригал, сказанные много лет назад:

— Война — это все, чему нас учили, но жить можно и иначе. Мы должны…

— Стать лучше?

Акива кивнул.

— Как? — Не в силах сдерживаться, Лираз оттолкнула братьев и снова заметалась из стороны в сторону. — Я хочу сделать что-то прямо сейчас!

— Для начала отыщем сторонников. У меня есть кое-кто на примете, — заметил Азаил.

«С брата станется знать нужных людей», — подумал Акива.

— Слишком долго ждать.

Постепенная подготовка восстания Акиву не устраивала: вербовка, планы и прочие ухищрения займут много времени.

— Лираз права, — сказал он. — Напрасных смертей не убавится, пока мы будем секретничать.

— Что же тогда? — поинтересовался Азаил.

Вдалеке небо рассекла цепь буреловов. Огромные птицы летели к урагану, невзирая на молнии, град, проливной дождь и бушующее море. Акива почувствовал, что его тоже влечет куда-то. Его притягивала иная буря.

— Первый шаг был задуман восемнадцать лет назад… Настало время его исполнить, — веско заявил он. — Пока Иорам у власти, война не закончится.

Азаил и Лираз ждали объяснений.

— Я убью отца, — выдохнул Акива.




58

Мед и яд


На полу лежало тело — копия того, что хранилось в памяти Кэроу. Выйдя из транса, она еле сдержала рыдания и порыв броситься на шею одной из самых важных химер в своей жизни. Однако это было еще неодушевленное тело. Взошло солнце, вот-вот заявится Шеста. Кэроу стала лихорадочно отцеплять зажимы, в спешке царапая кожу до крови.

— Ай! Прекрати себя мучить! — воскликнула Зузана.

— Поторапливайся, — скомандовала Кэроу. — Зажигай ладан.

— Кажется, кто-то идет, — сказал Мик.

— Займись делом, — велела она.

Мик закрыл дверь и подпер ее досками. Новый засов устанавливать не стали: пришлось бы забивать в стену гвозди и это привлекло бы внимание. Мик выскреб в глинобитном полу лунки и установил в них доски, подперев дверную ручку и петли. Кэроу надеялась, что это сработает.

На лестнице послышалась легкая поступь волчьих лап, мягкое поскребывание когтей о ступени.

Зузана воскурила фимиам и передала подруге. У Кэроу тряслись руки. Она подвесила кадильницу в головах у тела. Струйка дыма повисла в воздухе и рассеялась от дыхания Кэроу. Запахло серой, из-за которой Бримстоун получил свое прозвище.[1 - Brimstone (англ.) — сера. — Примеч. пер.] Интересно, как звали его раньше, когда он томился в темнице, где его регулярно пытали маги-серафимы, получая дань болью.

Дверь слегка дрогнула: Шеста, попытавшись войти без приглашения, наткнулась на неожиданное препятствие. Секунда остолбенения — и в дверь забарабанили.

— Кэроу?

Это Тьяго.

«Только его здесь не хватало».

— Да? — отозвалась Кэроу.

— Тебе ничего не нужно? Кстати, а почему дверь заперта?

Похоже, Белый Волк вообразил, что отучил Кэроу от странной привычки закрываться в одиночестве. Торопливо устанавливая кадильницу, Кэроу нечаянно звякнула цепью и вздрогнула — не хотелось, чтобы Волк догадался, чем она занята.

— Кэроу?! — не унимался он.

— Минуточку! — беззаботно отозвалась она, со скрипом открывая крышку кадильницы.

Душа поднялась из сосуда, ее след запечатлелся в Кэроу: порхание огненных мотыльков, глаза, горящие во мраке, трепетание раздвоенного языка, узкие прорези зрачков, мед и яд, тепло солнца на гладком камне.

Исса.

Сердце билось ровными, болезненными толчками. Один, два, три. Грудь сдавило. Четыре, пять… Женщина-змея раскрыла глаза.

Кэроу сдержала всхлип; время застыло, рыдание рвалось наружу.

Стук в дверь не прекращался.

— Впусти меня, — с напускным спокойствием потребовал Тьяго.

Кэроу встретилась взглядом с Иссой.

«Что ей пришлось пережить? Как она умерла? Что она знает? Что скажет?»

Забилось сердце. Неподвижное тело оживало. Исса медленно потянулась, пошевелила пальцами. Вздохнув, она радостно произнесла:

— Моя милая девочка…

Кэроу разрыдалась и, бросившись к Иссе, обняла ее за шею, там, где человеческая плоть переходила в капюшон кобры, где человеческое тепло смешивалось со змеиным холодом — одно из самых ранних воспоминаний. Детство Кэроу прошло в объятиях Иссы. Исса играла с ней, баюкала, учила говорить и петь, любила ее как мать. Ясри тоже была ей матерью, женщины заботились о ней вместе. Кэроу вырастили химеры… Твига не принимал участия в ее воспитании, зато Бримстоун…

Бримстоун. Когда стало ясно, что в кадильнице заключена душа Иссы, чувства Кэроу разделились: в один миг она испытала радость и разочарование, восторг и отчаяние, облегчение и поражение. Эмоции Кэроу колебались, как на чашах весов, ни одна чаша не перевешивала другую. Да, Исса — не Бримстоун, но… Кэроу прижалась к ней сильнее. Женщина-змея с усилием подняла руки, привыкая к новому телу, и обняла ее в ответ.

— Ты нашла меня, — прошептала Исса.

Чувства Кэроу смешались — ведь кадильницу отыскал Акива.

Времени на размышления не оставалось. Кэроу отстранилась, давая Иссе возможность разглядеть комнату. При виде Мика и Зузаны у Иссы округлились глаза, потом она приветливо улыбнулась, узнав Зузану по рисункам Кэроу, так же как Зузана с Миком узнали Иссу. Лицо наги стало родным и милым. Оно отличалось от того, что сохранилось в памяти Кэроу, но было прекрасным и добрым, как у мадонны, а улыбка озаряла его искренней радостью.

Зузана ошалело улыбнулась в ответ. Исса хрипло рассмеялась.

— Исса, мне нужно многое тебе рассказать и, надеюсь, тебе тоже есть чем поделиться, но Тьяго… — Кэроу жестом указала на дверь, которая как раз в это мгновение сотряслась от удара ногой.

Глаза Иссы затуманились.

— Он жив.

— Да, и то, что ты здесь, будет для него полной неожиданностью, — намекнула Кэроу.

Главное, чтобы Тьяго не узнал, откуда здесь Исса. Кэроу подошла к двери, взялась за одну доску, и кивнула Мику, чтобы он помог со второй.

— Открой дверь немедленно! — потерял терпение Тьяго.

Кэроу с Миком, переглянувшись, убрали доски и отступили в сторону. Дверь резко распахнулась от удара. Тьяго ошарашенно остановился на пороге, Шеста выглядывала у него из-за спины.

— Доброе утро, — невинно поздоровалась Кэроу, удивленно глядя на распахнутую дверь. — Извини, я воскрешение заканчивала, не хотелось прерываться, — объяснила она и кивнула Шесте: — Ты же знаешь, как я на это реагирую.

Тьяго недоуменно нахмурился.

— Воскрешение? Кого? — Окинув комнату взглядом, он заметил только Зузану и Мика — Иссу скрывала створка двери. Кэроу захлопнула дверь. При виде Иссы Тьяго и Шеста изумленно вытаращили глаза, но тут же недоверчиво сощурились.

— Мог бы и сказать, что душа Иссы тоже там, — с упреком произнесла Кэроу, указывая на гору кадильниц. — Воскрешение проходило бы гораздо быстрее, если бы Исса с самого начала была со мной.

Белый Волк утратил дар речи.

— Это неправда, — наконец заявил он. — Этого не может быть.

— Как видишь, может.

Они оба знали, что душе Иссы неоткуда было взяться в куче кадильниц, хранящих только души бойцов из войска Тьяго, разбитого в сражении на мысе Армазин. Иссы среди них быть не могло. Ошеломление Тьяго сменилось раздраженным непониманием.

— Признавайся, чья это душа? — раздосадовано потребовал он. — И к чему расходовать силы и средства на такое тело?

— С каких это пор наги — напрасная трата сил и средств? — спросила Исса, удовлетворенно оглядывая себя.

Справедливое замечание — соплеменники Иссы были прекрасными бойцами, те же Ниск и Лиссет.

— С тех пор как нам нужны солдаты с крыльями, — резко возразил Тьяго.

— А где же твои крылья? — осадила его Исса и повернулась к Шесте: — А твои?

Тьяго решил сменить тему:

— Кто ты?

— Кэроу правду говорит… — Покачиваясь, Исса поднялась с пола: прекрасная обнаженная женщина, тело которой от пояса переходило в толстые кольца змеи. Кончик хвоста возбужденно подрагивал, как в былые времена. — Я — Исса из племени нагов. Сорок восемь лет я верно служила Бримстоуну. За это время он сотворил для тебя пятнадцать тел, неустрашимый Волк! А ты ни разу не поблагодарил его, — с улыбкой напомнила женщина-змея.

Создавая тела, Кэроу не замечала, что творит настоящие чудеса, и теперь не верила своим глазам. Такое совершенное сходство! Неужели это чудо сотворила она? Все получилось, она воссоздала Иссу.

— Не поблагодарил? За что? Он делал свою работу, а я — свою.

— Разумеется, сам ты никогда не ждал ни благодарности, ни преклонения, — мягко заметила Исса, прозрачно намекая на постоянное стремление Волка к почестям и похвалам. Он неустанно жаждал славы. После победного сражения Тьяго возвращался в Лораменди под трубный рев фанфар. Его знамена трепетали над башнями дворца, генерала приветствовали восторженные восклицания толпы, заранее предупрежденной гонцами, а сам он купался в обожании.

Белый Волк раздраженно стиснул зубы — упрек попал в цель.

— Что ж, Исса из племени нагов, скажи мне, как твоя душа тут оказалась.

— Мой генерал, я не знаю, — уклончиво ответила она. — Я даже не знаю, где это — «тут».

— Мы в человеческом мире, — пояснила Кэроу.

— Хм, как странно, — искренне удивилась Исса.

Кэроу очень хотелось поскорее избавиться от Волка и его соглядатая.

— Откуда она взялась? — не унимался Тьяго.

— Оттуда, — небрежно пожала плечами Кэроу, указывая на гору кадильниц.

— Не может быть!

— И все-таки она здесь.

Он буравил Кэроу взглядом, рассчитывая допытаться до правды. Кэроу спокойно смотрела ему в глаза.

«Лгать умеешь не только ты».

— Шеста мне больше не нужна, — резонно заметила она. — Исса и мои друзья мне помогут.

— Вот и славно, — жестко кивнул Тьяго.

Причин для недовольства у него скопилось больше чем достаточно: Кэроу заперлась в комнате, без позволения совершила воскрешение, нагло обманула… Во взгляде Белого Волка неожиданно полыхнула леденящая ненависть.

Кэроу вздрогнула: таким взглядом Тьяго когда-то смотрел на Мадригал. Вспомнился жар черного камня плахи под щекой, свист клинка в воздухе… Исса нежно коснулась руки Кэроу.

— Теперь дело пойдет быстрее, — заметила Кэроу, чувствуя, что идет на попятную. — Разве это плохо?

«Кадильницу принес Акива, а ты об этом не догадываешься», — удовлетворенно подумала она.

— Как скажешь… — Тьяго подозрительно осмотрел комнату и на секунду замер, по-волчьи раздувая ноздри, но унюхал только резкий запах ладана и серы. — Помни, что поставлено на кон.

Кивнув, Кэроу задумалась. Что стояло на кону: судьба их народа? Успех восстания? Или… Неужели Тьяго намекал на ее будущее? Ведь она бросила вызов Белому Волку.

Что стояло на кону? Кэроу напряженно замерла, словно на краю бездны. На кон поставлено все.

У выхода волки переглянулись. Кэроу похолодела. Они что-то задумали, а она сорвала им планы. Какие? Она перебрала в памяти события последних недель: постоянная слежка, бесконечные вопросы, намеки, предостережения. «Ты могла бы снова стать кирином. Я тебя воскрешу. Только покажи мне как».

Омерзительное предложение отдать свою душу в руки Шесты настораживало, в нем чувствовался какой-то подвох. Внезапно Кэроу осенило: Тьяго хотел, чтобы волчица заняла место Кэроу. Он только и ждал возможности избавиться от приспешницы Бримстоуна. Пелена лжи спала с глаз.

«Он все еще хочет убить меня», — неожиданно поняла Кэроу.

Жгло в груди, жар разливался по телу, из горла рвался крик. Кэроу чуть не рассмеялась: Тьяго считал, что Шеста сможет стать воскресительницей! Магические способности — редкий дар, не зря Бримстоун удивился, заметив его у Мадригал. Она годами упрашивала Бримстоуна научить ее магии, и, не будь у нее призвания, он бы не согласился. А как тяжело было заслужить его похвалу…

Шеста так же не способна творить тела, как Вирко — играть на скрипке.

Планы Тьяго рухнули. Без Кэроу ему не обойтись.

Какую игру он теперь затеет?




59

Милая девочка


— Прекрати пялиться на сиськи! — воскликнула Зузана.

— А я и не пялюсь, — потупился Мик, залившись краской. — С чего ты взяла?

— С того, что я тоже на них пялюсь, — заметила она, разглядывая Иссу. — Ничего не могу с собой поделать. Кэроу, ты молодец, классные сиськи сотворила, но, может, прикроешь ее чем-нибудь?

— Ты серьезно? — спросила Кэроу. — Мы же работали с обнаженной натурой!

— А я не работал, — сказал Мик.

— Но сисек ты уж точно навидался.

— Не-а. — Его взгляд снова скользнул в сторону Иссы. — Тем более на богине-змее.

— Никакая она не богиня, — заметила Кэроу. Впрочем, Исса похожа на богиню. Она жива! Она здесь. — Исса — из племени нагов, они не носят одежду.

— Ага. Вместо этого у них змеи.

— Точно.

Исса все утро встречалась с химерами, а потом обошла касбу, призывая змей. Кэроу, оцепенев, запоздало сообразила, что в крепости обитали многочисленные ядовитые гады, в том числе смертельно опасная египетская кобра. Теперь они живыми украшениями обвивали Иссе шею, торс и даже голову. Крохотная змейка с шипением соскользнула хозяйке на нос, и Исса со смехом водворила ее на место.

— Что они говорят? — поинтересовалась Кэроу. Добраться в Эрец ей когда-то помогла Авигет, коралловая змейка, рассказав, что охотник Бэйн прячет свои желания в бороде.

— Жалуются, что с вашим появлением завоняло смертью, — ответила Исса, посерьезнев.

— Понимаешь, без этого было нельзя, — смущенно сказала Кэроу, с омерзением вспомнив заявление Тьяго: «Мы вместе, ты и я».

Они никогда не были заодно, теперь это яснее ясного.

Заметив, что Кэроу оправдывается, Исса ласково взглянула на нее.

— Милая моя девочка, я нисколечко в этом не сомневаюсь.

Змеи затихли. Их поведение всегда отражало настроение хозяйки. Похоже, пришло время поговорить начистоту.

Все утро Исса провела в обществе химер, обрадованных ее таинственным появлением, ведь считалось, что в Лораменди никто не выжил. Зузане и Мику тоже были рады. Феечка спародировала игру Вирко на скрипке, сопроводив зрелище пантомимой по мотивам картины Мунка «Крик» и душераздирающими звуковыми эффектами. Хохотали все, даже сам Вирко. Зузана, совершенно не зная языка, за день установила прекрасные отношения с неизвестной ей расой, а Кэроу и за месяц не продвинулась в этом направлении — ей слишком мешали стыд и вера в то, что она заслужила презрение соплеменников.

Теперь ей стало ясно, что презирать ее не за что — во всяком случае, не за то, что наговорил про нее Тьяго.

За завтраком Кэроу с Зири обменялись взглядами. После исцеления кирина им так и не удалось поговорить, но он оставался на ее стороне. Их объединял не только общий секрет. Зири был настоящим другом, союзником — благодаря Акиве.

Ангел спас Зири, ангел принес ей душу Иссы.

«Почему?»

Исса терпеливо хранила молчание, словно ожидая вопросов Кэроу.

Все утро Кэроу боролась с желанием расспросить Иссу, но боялась узнать правду.

— Он погиб? — неуверенно начала она.

Губы Иссы скорбно дрогнули. У Кэроу защипало глаза.

— Он отослал нас, — ответила Исса, — но сам не надеялся выжить.

— Отослал?

Акива нашел кадильницу в Киринских пещерах.

«Что он там делал?»

Давным-давно они собирались организовать там повстанческий лагерь…

— Отослал вас… — задумчиво повторила Кэроу. — Ясри и Твигу тоже?

— Твига остался с ним, — грустно покачала головой Исса. — Мы с Ясри должны были выжить, дождаться твоего возвращения. Он знал, что ты вернешься.

— Правда? Он мне поверил?! — воскликнула Кэроу. Она же обещала, что не упорхнет, как какой-нибудь мотылек. Бримстоун поверил?!

— Конечно. Он знал тебя, моя милая девочка, — горько улыбнулась Исса. — Это ты себя не знала.

Кэроу улыбнулась сквозь слезы. Взявшись за руки, они просидели до самого вечера, рассказывая друг другу обо всем. Зузана и Мик спали, сморенные жарой и ритмичным звоном клинков во дворе.

— Когда ангелы уничтожили порталы, мы поняли, что времени осталось мало, — рассказывала Исса. — Иорам обрушил на нас все силы. Наши армии таяли с каждым днем, а к воротам Лораменди стекалось все больше народу… в поисках укрытия. Город был переполнен. — Она опустила взгляд. — Иорам отправлял войска серафимов на верную смерть, зная, что у нас солдаты закончатся раньше… Началась осада. Тогда Бримстоун… — Голос Иссы дрогнул, прервался.

Кэроу ласково сжала ей руку, остро чувствуя свое бессилие. На лице Иссы отразилось невыразимое страдание.

— Мы хотели остаться с ним до конца! — воскликнула она. — Не могли бросить его… после всего… — Исса закусила губу. Она помолчала немного, пытаясь успокоить дыхание. — Но мы были нужны ему для другого. Так что мы с Ясри тоже… умерли.

«Тоже?»

Исса чего-то недоговаривала. Кэроу охватил ужас. Что произошло в Лораменди? Она представила себе Иссу и Ясри, истекающих кровью, со стекленеющим взглядом… Или они выпили реквиемный отвар? А Бримстоун и Твига скорбно извлекли души своих верных подруг.

— А живыми выбраться было нельзя? — жалобно спросила Кэроу.

— Нет, дитя мое, — тяжело вздохнула Исса. — Если бы мы выбрались живыми, то нас бы обнаружили и убили. А для стазиса особого мужества не требуется. Мы стали посланием… — Она улыбнулась. — Посланницами…

В чем же заключалось послание? Бримстоун прожил долгую тяжелую жизнь, вытерпел рабство, расплату болью, гибель соплеменников, бесконечную войну. Что он хотел передать Кэроу? Она не находила в себе сил задать этот вопрос.

Почтовые сквалы — вороны с крыльями летучей мыши, как Кишмиш — доставили кадильницы в Киринские пещеры и в храм Эллаи.

— Он решил, что я вернусь в храм? — озадаченно воскликнула Кэроу.

— Конечно, — недоуменно кивнула Исса. — Разломив косточку, ты вспомнила…

— …что приговорила свой народ к полному уничтожению?!

— Милая моя девочка, приговорила нас не ты, а тысяча лет вражды и ненависти, — укоризненно заметила Исса. — Все было бы кончено — через год или через сто лет, не важно. Война не может длиться бесконечно, а остановить ее можно по-разному. Один из путей — полное уничтожение. Это путь Иорама. Он всех истребил, а не ты. Ты мечтала о другом пути. И Акива тоже. Вы нашли в себе бесстрашие, полюбили друг друга. Ты понимаешь, какой это дар?

— Дар? — У Кэроу перехватило дыхание. — Это нож в спину, а не дар! — Зузана заворочалась во сне, и Кэроу понизила голос: — Разве это любовь? Сплошной обман, глупость…

— Не глупость, а смелость. Ваша любовь — редкость, невероятное чудо.

— Чудо?! Меня убили, а он предал все, о чем мы мечтали!

— А что бы ты сделала, потеряв возлюбленного?

Кэроу ошеломленно уставилась на Иссу.

— Что бы ты сделала, если бы серафимы схватили тебя, запытали до полусмерти и заставили смотреть, как ему отрубают голову? Представь, что вам двоим удалось бы сделать, если бы не вмешался Тьяго? Каким стал бы мир?

— Не знаю… — прошептала Кэроу. — Может, Бримстоун остался бы жив, а Тьяго — нет…

На секунду ей представилось, что во всем виноват Тьяго. Когда-то ей казалось, что судьба благоволит влюбленным, но Волк грубо растоптал их мечты. Судьба ему подчинилась… или нет?

— Дитя мое, расскажи, что ты тут делаешь, — попросила Исса.

«Уничтожаю ангелов. Детей». Слова не шли с губ. «Мщу за вас» прозвучало бы слишком лицемерно, за что она тогда осуждала Акиву?

— Борюсь за спасение нашего народа, — пробормотала Кэроу.

«Но так ли это?»

Тьяго скрывал свои планы, постоянно лгал ей. Она понятия не имела, за что сражались химеры.

«Жизнь и будущее химер зависит от нас», — сказал Акива у реки. Кэроу, потрясенная его появлением, не вслушивалась в его слова, хотя он говорил о жизни, о выборе. О будущем…

А что говорила она? Что угодно, лишь бы его ранить.

С трудом произнося ненавистное имя, смущенно потупив взгляд, запинаясь, Кэроу рассказала Иссе обо всем: о Марракеше и о Праге, о возвращении Зири и о появления Акивы у реки. Она призналась даже в том, что снова влюбилась в него, хотя и умолчала о поцелуе. Исса слушала внимательно, без осуждения, но Кэроу старалась говорить бесстрастно, помня, что Акива — серафим, враг.

— Акива проследил за Зири, ему известно, где вы… — задумчиво сказала Исса, выслушав сбивчивое повествование. — Как по-твоему, расскажет он об этом серафимам?

Вопрос застал Кэроу врасплох. «Вот оно что!»

Она боялась, что о появлении Акивы станет известно химерам, но ее совершенно не волновало, что ангел обнаружил их лагерь. Почему? У реки Кэроу солгала Акиве, заявив, что никогда не доверяла ему. Он покорно принял ее обман… Но ей даже не пришло в голову предупредить Тьяго, искать нового убежища.

Нет, она опасалась не Акивы. Она по-прежнему доверяла ему.

В Марракеше, до того, как они разломили счастливую косточку, он попросил: «Что бы ни случилось… Я хочу, чтобы ты помнила: я люблю тебя». Тогда Кэроу представить себе не могла, что ей захочется забыть эти слова… Забыть их не получалось. Акива любит ее. Он не причинит ей вреда.

— Он не выдаст, — еле слышно прошептала Кэроу.

Исса смотрела печально. Казалось, от нее не ускользнул ни один секрет или изъян сердца Кэроу. Исса все поняла.

Повернувшись к столу, она с преувеличенной бодростью сказала:

— Пора приниматься за работу, а то Волк решит, что наше слово ничего не стоит.

Многое осталось недосказанным, Исса не передала послание Бримстоуна, не объяснила, что с ней произошло. Кэроу не стала выспрашивать, убеждая себя, что не хочет доставлять Иссе боль, однако молчала лишь из-за страха перед тем, что ей предстояло узнать.




60

Новый план


Кэроу сказала Тьяго правду: с помощью Иссы и Зузаны работа пошла быстрее. Вдобавок Зири предложил взять жертвенную боль на себя, объяснив, что хочет отблагодарить Кэроу за исцеление. В комнате стало тесно: много места занимали крылья Зири, под ноги то и дело попадался хвост Иссы, духота усилилась… но Кэроу была счастлива. По-настоящему счастлива, а не так, как в «Священном Граале». Больше всего ее обрадовало, что конструкторские расчеты согласился взять на себя Мик, не выдержав постоянных жалоб Кэроу на определение размеров крыла. Мик превосходно справлялся с вычислениями, и восторгам Кэроу не было предела. После очередного удачного воскрешения она, опустившись на колени, стала бить поклоны, приговаривая:

— Боги математики и физики, благодарю вас за то, что прислали мне этого умного светловолосого юношу.

— Мужчину! — оскорбленно поправил ее Мик. — Смотри: баки, волосатая грудь… местами.

— Мужчину, — исправилась Кэроу и начала ритуал снова: — Благодарю вас, боги, за этого мужчину… — Тут она осеклась и обратилась к Зузане, нормальным голосом: — Стой. Ты что тогда — женщина?

Казалось странным воспринимать Зузану — да и себя тоже — не девушкой, а женщиной. «Женщина» звучало почти как «старуха».

— Ну, раз уж об этом зашла речь, то… — Зузана картинно изогнула бровь и развязно призналась: — О да, этот мужчина сделал меня женщиной. Сначала было адски больно, но со временем стало лучше. О-бал-ден-но лучше.

Бедный Мик покраснел как рак, а Кэроу зажала уши и попыталась перебить рассказ подруги:

— Ля-ля-ля!

— В чем дело? — полюбопытствовал Зири, и Кэроу залилась краской смущения. По ее реакции он что-то понял, и у всех троих лица запылали как маки.

За день ряды повстанцев пополнились пятью новыми воинами. Чтобы умилостивить Тьяго, друзья решили не отступать от его списка пожеланий и требований, даже когда выяснилось, что в кадильнице, случайно вытащенной Зузаной, заключена душа Аксаи, подруги Мадригал. Душа лисицы напоминала смех в багровых лучах заката и слегка обжигала, как крапива. Аксая — из тех, кого хочешь видеть рядом, среди друзей.

Кэроу решила определиться с теми, кто встанет на ее сторону. Солдаты — вряд ли, они всегда были беззаветно преданы генералу. Впрочем, не следовало забывать о Зири и его соратниках из отряда Балиэроса, ослушавшихся приказа Тьяго, — но они в стазисе. Политикой Волка недоволен Амзаллаг… Может быть, Баст. Добродушному Вирко, которого стошнило после расправы над гражданскими, подобные налеты не по душе… Но пойдет ли он против Тьяго?

Что за мысли? Кэроу сама с трудом осмеливалась перечить Тьяго. Как этого требовать от других? Кэроу поделилась с Зири подозрениями о том, что от нее хотели избавиться, и кирин нисколько не удивился:

— Белый Волк любит все держать под контролем, а ты не желаешь подчиниться его авторитету и силе.

Зири считал ее сильной, но Кэроу это не успокоило.

«Да, не желаю. Но что я реально могу сделать?!»

С Тьяго их пути давно разошлись. Он слишком кровожаден, его политика ведет к гибели. Только подумать, что из-за него сделали с мирными жителями! Повстанцы не послушают Кэроу, они и так все понимают, но все равно выполняют его приказы, только один отряд посмел их нарушить.

Кэроу задумалась, что еще противопоставить любимцу всех солдат. Кто она такая? Любовница ангела в человеческом теле. Даже если к ней прислушаются, лидером ей не быть. Она слишком долго не участвовала в сражениях и боялась ответственности, Империи, риска, а больше всего — самого Тьяго, ненависти, сквозящей в его взгляде.

— В другой раз, — пообещала она Зузане, отложив кадильницу с Аксаей. — Давай лучше займемся пожеланиями Волка.

— Отлично, — похвалил ее Тьяго при виде пятерых новых бойцов.

Его маска вернулась. Мягкий, учтивый. За ужином он угощал всех вином.

«Где он его раздобыл?»

— За сохранение нашей расы! — торжественно провозгласил Волк, поднимая бокал.

«Ой ли?»

Кэроу ни на минуту не забывала, зачем ему эти солдаты, досадовала на свою покорность, но на открытое противостояние не шла. На генерала все смотрели с благоговением, внимали каждому его слову. Он мастерски завоевывал сердца химер, внушал, что только на них вся надежда.

Волк радушно разливал вино — густое, красное, из подвалов серафимов, а не травянисто-зеленое химерское. Должно быть, трофей, захваченный в недавнем рейде.

Пить расхотелось. Кэроу отодвинулась от стола.

— Тебе налить? — спросил Тьяго, усаживаясь рядом.

— Спасибо, не надо.

— Говорят, что пропускать тосты — дурная примета, пожелание обойдет тебя стороной.

«За сохранение нашей расы?»

— Если я не выпью, мне не выжить?

— Я не суеверен, — пожал плечами Волк. — А вино хорошее. В наше время так мало удовольствий! Удачный денек выдался: пять новых солдат, Исса снова с нами…

Исса сидела неподалеку, в компании своих соплеменников — правда, стараниями Волка и Кэроу Ниск и Лиссет мало походили на нагов.

— И конечно же, с тобой друзья. — Волк кивнул в сторону Зузаны и Мика, пополнявших свой словарный запас в компании химерских воинов.

Соль, крыса, еда — не очень удачное сочетание. Зузана отодвинула тарелку.

Мик попробовал и заключил:

— По-моему, это курица.

— А по-моему, раньше крыс тут бегало больше.

— Это косвенная улика. — Мик откусил еще раз и вполне сносно сказал по-химерски: — Вкусная соленая крыса.

Все захохотали.

— Это курица, — сказала одна из Живых Теней и захлопала крыльями, как наседка.

«Сфинкс изображает курицу», — изумленно ахнула Кэроу.

Благодаря ее друзьям атмосфера в касбе изменилась к лучшему, да и в работе они помогали. Кэроу взглянула на Тьяго, и ее охватило нехорошее предчувствие.

— Хорошо, что они приехали. Жаль, ненадолго. Им скоро уезжать, — пояснила она, стараясь не поддаваться панике.

— Неужели? Какая жалость… — Тьяго сокрушенно покачал головой. — От них столько пользы. Может, попросишь их остаться?

— Нет, их ждут важные дела.

— Важнее, чем помощь тебе? — осведомился он, и Кэроу похолодела от ужаса. — Не хочется терять такое подспорье.

У Кэроу зашумело в ушах. В словах Волка ясно прозвучала угроза: неповиновение и несговорчивость Кэроу приведут к гибели друзей.

— Я возьму в помощницы Шесту, — взмолилась она. — Оставь моих друзей в покое.

— У Шесты много прекрасных качеств, но воскресительницей ей не стать, хотя присматривать она умеет.

— Не нужно за мной присматривать, я и так делаю все, что ты скажешь.

— Откуда взялась Исса?

Вопрос застал Кэроу врасплох. Она на секунду задумалась, и Волк криво усмехнулся.

— Я же тебе объяснила.

— Неубедительно.

Кэроу застыла, не сводя взгляда с друзей. Зузана соорудила из куриных костей марионетку с глиняной плошкой вместо головы. Гремучий скелетик потешно клянчил объедки, солдаты хлопали, били в купленные Кэроу барабаны. Марионетка плясала, пока не отвалилась голова. Потом все попросили Мика сыграть на скрипке.

— Отведай вина, — сказал Тьяго, вставая. — Богатейший букет. Недаром об ангельских винах говорят: «Чем больше крови, тем лучше».

Кэроу пить не стала.

После ужина все собрались во дворе. Кэроу устроилась рядом с Иссой и наблюдала за Волком. Запрокинув голову и устало прикрыв веки, он сидел в одиночестве и слушал музыку.

Шеста, словно ожившее воплощение скрытой ненависти Тьяго, металась по двору, не спуская глаз с Кэроу, как охотничья собака в погоне за добычей, ждущая сигнала хозяина.

Кэроу, вздрогнув, оглядела химер, зачарованных звуками скрипки.

— Зря я тебя воскресила, — шепнула она Иссе. — Здесь небезопасно.

— Моя безопасность не имеет никакого значения.

— Нет! Для меня очень важно…

— Кэроу, это ты важна. И послание.

Молчание, повисшее между собеседницами, застыло в ожидании вопроса. Пришла пора узнать, что хотел сказать Бримстоун, ведь даже если голос его умолк навсегда, слова его остались.

— Послание хорошее или плохое? — спросила Кэроу, понимая, что дело не в этом.

— Поровну, моя милая девочка, — со вздохом ответила Исса. — Как и все на свете.




61

Слишком много мертвых Акив


— Как стелианцам удалось пробраться в императорскую спальню? — размышлял Азаил вслух. Иорам прекратил аудиенции с народом и больше не выходил из Башни Завоеваний. Все бурно обсуждали эту новость. — Если Акива выяснит, как туда пробраться…

Лираз оборвала брата на полуслове:

— Даже если выяснит, мы не станем делать ничего тайком, как Тени. Папочка должен видеть наши лица.

— Да-да, разумеется, жертва должна знать, кто ее убил, — вздохнул Азаил.

— На этот раз важно, чтобы все знали, кто его убил, — вмешался Акива. — Нужны свидетели.

Он выполнял ката, надеясь достичь сиритар — состояние внутреннего покоя, чтобы получить ответ свыше. Видно, зря старался — не обрел ни покоя, ни ответа.

— Народ должен знать, что это мы, — продолжил он, вкладывая мечи в ножны. — Иначе вину свалят на стелианцев или на Живых Теней, а Иафету придется продолжать начатые отцом войны.

Иафет стал наследником престола, когда второй из его старших братьев, убив кронпринца, сам был в ту же ночь заколот в храме, где пытался замолить окаянный грех. Братоубийца получил прозвище Окаянного, убитого наследника назвали Убиенным, а Иафет остался Иафетом, слабовольным и нерешительным. Новоявленный наследник никогда не выходил из Башни Завоеваний без усиленной охраны. Император-трус хорошо вписывался в планы Акивы: такой правитель вряд ли станет ввязываться в войны, даже если самому сражаться не придется.

— И все ополчатся на несчастных Незаконнорожденных, — печально заключил Азаил.

— Нас все равно презирают, — ответила Лираз. — Все только обрадуются, что это сделали мы.

— Да, — невозмутимо подтвердил Акива. — Скажут, что Иорам сам виноват, не надо было плодить ублюдков. Нас все возненавидят. И с нами будет покончено.

— Нами?

— Со всеми нами, — мрачно сказал Акива. — Мы все поплатимся жизнью.

— Мы трое решаем судьбу трех сотен? — спросил Азаил.

— Да.

Акива смотрел на море. Осталось всего триста бастардов. В войну погибло намного больше. Тоже из-за Акивы… Война длилась веками, а закончилась за пару месяцев, стоило Акиве сжечь порталы. Требовалось лишь добить оставшихся фантомов. Иорам пустил в расход все свои армии, его не волновали потери, особенно среди Незаконнорожденных, ведь их легко заменить новыми. Число бастардов сократилось вчетверо.

— Мы предупредим остальных, чтобы они успели покинуть свои полки и присоединиться к нам. Незаконнорожденным терять нечего.

— Как и рабам, — напомнил Азаил.

— Мы тоже рабы. Ничего, недолго терпеть осталось.

С этого дня они начали предупреждать собратьев, проходящих через мыс Армазин со своими полками. Заговорщики соблюдали максимальную осторожность, никаких записок, только разговоры с глазу на глаз. Незаконнорожденные служили во всех уголках Империи, понемногу в каждом полку. В отдаленные гарнизоны приходилось летать по ночам под прикрытием чар невидимости. К сожалению, отряд Меллиэль предупредить было невозможно. Акива много думал о том, что ждало их за горизонтом, удалось ли кому-то выжить, вернется ли кто-нибудь. Ведь оттуда еще никто не возвращался — ни послы, ни лазутчики, ни передовые отряды. Никто.

Впрочем, пыл императора это не охладило, если верить рассказам отпрысков благородных семей, переселявшихся в новые владения на бывших территориях химер. Путь новоявленных землевладельцев лежал через гарнизон на мысе Армазин, где Азаил выуживал из них столичные сплетни. Обрывки слухов складывались в очень странную мозаику.

— Ему все еще хочется завоевать стелианцев? — недоумевал Акива. — Это безумие.

По приказу императора для воинов Доминиона изготовили тысячу белоснежных накидок-сюрко и такие же белые стяги вместо традиционных алых. Вдобавок белый цвет символизировал мирные намерения, что папашу никогда не интересовало. Зачем он это затеял? Хотел поразить или запугать противника новыми одеяниями? Что заставило Иорама рискнуть элитными подразделениями? Мало ему потерь?

— На этом настоял капитан Доминиона, — пояснил Азаил.

Иаил — изверг и чудовище, но он не глупец.

А еще Иорам призвал в Астрэ всех арфистов из обители Яркого Впечатления и облачил их в белое.

— Дело нечисто, — предположил Акива.

— Вот ты и разузнаешь, что к чему, — сказала Лираз, протягивая ему свиток с гербовой печатью.

Акива взял грамоту, догадываясь, что там.

— Открывай уже, — поторопил Азаил.

Акива сломал печать, развернул свиток и зачитал приказ «предстать пред очи Его Святейшества Иорама Непокоримого, Первого Гражданина Империи Серафимов, Защитника Эреца, Отца Легионов, Принца Света и Истребителя Тьмы, Избранника Богов, Лорда Праха и Пепла, Повелителя Страны Призраков…»

Азаил вырвал свиток у брата, убедился, что последних двух титулов там нет, и дальше стал читать сам:

— «В благодарность за героические заслуги перед отечеством повелеваю воину Легиона Незаконнорожденных, Акиве, седьмому носителю имени…» Акива, ты седьмой? По-моему, слишком много мертвых Акив. Плохо дело, брат. Понимаешь, что это значит?

— И что же это значит? — Акива приготовился выслушать байку о проклятии, наложенном на его имя. Тезок слишком много, хотя кто знает… Может, они умирали в младенчестве или во время боевой подготовки?

— Это значит, что урна для Акив полная, ты туда уже не влезешь. У тебя нет выбора. — Азаил хмуро улыбнулся. — Придется тебе выжить.




62

Цепь


«За героические заслуги перед отечеством…»

За эти самые заслуги Акиву вызывали в Астрэ. Странно. Все медали и награды за Лораменди уже раздали, Акиву и других Незаконнорожденных, конечно же, обошли. Зачем он им теперь понадобился?

— А вдруг он что-то прознал? — волновалась Лираз.

Они летели над Альционовым морем: бескрайние просторы, чистый воздух, тишина — путь в Астрэ прекрасен, в отличие от самой столицы.

— Что ему может быть известно? — спросил Акива. — Даже если он что-то подозревает, такой возможности нам больше уже не выпадет.

Всем троим не терпелось предстать перед отцом, положить конец его мерзкому существованию. Лираз ни разу не видела его вблизи. Похоже, свидание выйдет кровавым.

Она не стала возражать Акиве — не хватало еще, чтобы подумали, что она трусит.

Лираз очень боялась…

Страх подступал к ней со всех сторон, как песчаная буря, хлестал по щекам, слепил глаза, забивал рот и ноздри, не давал дышать, мыслить, сохранять спокойствие. Ей было стыдно за свое прозвище «Бесстрашная Лираз», хотелось остановить братьев, объяснить, что их план слишком рискован, ведь действовать придется в Башне Завоеваний, самом охраняемом месте Империи. Но Лираз не могла сказать: «Давайте исчезнем прямо сейчас, займемся подрывной деятельностью. У нас еще будет возможность остановить Иорама, не стоит лететь к нему в ловушку…»

Лираз не выдала своих опасений — слова не шли с губ. Азаил, ощутив растерянность сестры, подлетел поближе.

— Похоже, Иорам задумал использовать нашего знаменитого брата в каких-то своих целях, — предположил он. — Может, отправит выслеживать повстанцев? Кому еще поручить это дело, как не Истребителю Тварей? Особенно сейчас, когда главные силы брошены на покорение стелианцев.

— А вдруг приглашение связано как раз с этим? У Акивы со стелианцами кровное родство, Иорам это помнит.

— Подумаешь, кровное родство! — возразил Акива. — Я знаю о стелианцах не больше остальных.

— Зато есть внешнее сходство, — напомнила Лираз. — Может, завидев твои огненные глаза, стелианцы согласятся тебя выслушать.

— Неужели Иорам решил, что я полечу к стелианцам защищать его интересы?

— Очень надеюсь, что именно так он и думает, а не подозревает нас в предательстве, — резко ответила Лираз.

Акива надолго задумался, потом неожиданно сказал:

— Зря вы ввязались в эту авантюру.

— Поздно меня отговаривать! — взорвалась Лираз.

— Да и меня тоже, — подтвердил Азаил.

— Я не хочу подвергать вас опасности, — ответил Акива. — Я сам его убью. Иорам понятия не имеет, на что я способен. Я успею до него добраться прежде, чем он поймет, что происходит.

— А выбраться сам ты сможешь? — укоризненно спросила сестра. — Погибнешь, и все? Нет, так просто ты от нас не отделаешься.

Акива промолчал, принимая справедливый упрек.

У Лираз сильные чувства всегда принимали форму гнева, но сейчас она действительно разозлилась. Обратного пути для них нет, солдатская жизнь окончена, они станут презренными изгоями. Лираз не считала себя лидером, за ней никто не пойдет. Она никто. Акива — герой, Азаил — всеобщий любимчик, а ее никто не любит, только братья…

— Лир, я не собираюсь погибать, — попытался успокоить ее Акива.

— Вот и хорошо, — недоверчиво ответила она. — Потому что мы не дадим тебе погибнуть. Если кто и умрет, то от наших мечей.

Азаил поддержал ее, но Акива равнодушно воспринял их заверения. В последнее время он ходил подавленный и отрешенный, с пустым, угасшим взглядом. Лираз казалось, что брат ищет смерти. Прежде Акива, несмотря на жестокости войны, улыбался, шутил, верил в себя, любил жизнь… С жизнерадостностью Азаила, конечно, не сравнить, но все же… Когда-то Акива был живой. Давным-давно.

В душе Лираз всколыхнулась ненависть к той, что разбила Акиве сердце. Сколько раз он исчезал на поиски… этого существа — и возвращался сломленным, уничтоженным?! Снова и снова это создание его калечило. Как ее называть? Мадригал — Кэроу — химера — человек — воскресительница! Теперь она вызывала не отвращение, но осуждение и непонимание. Акива, гордый, красивый, нашел ее в другом мире, в другой жизни, проник в столицу врага только для того, чтобы с ней потанцевать, мстил за ее казнь, спас ее приятеля и соплеменника от мучительной смерти… А эта бессердечная тварь прогнала его прочь!

Акива не признался, что именно наговорила ему Кэроу. Очевидно, ничего хорошего. Весь путь Лираз развлекала себя, представляя, что скажет этой мерзавке, если они когда-нибудь встретятся. Время пролетело незаметно.

— Смотрите, — сказал Акива. Он первым увидел Меч.

В период процветания столицу называли Городом Ста Шпилей. Узкие хрустальные башни — по одной в честь каждой из божественных звезд — тянулись к небесам, словно стебли прекрасных цветов. В их гранях отражались плывущие облака и играли солнечные блики, рассыпая по городу радуги. Башни струящегося света…

Возведенную магами древнюю столицу разрушил Воитель тысячу лет назад. Иорам построил новый город. Если прежнюю столицу возводили маги, то эту — рабы. Новые шпили были гораздо ниже, свет в них не струился: их сделали из кусков стекла, скрепив железными скобами. Самой высокой была Башня Завоеваний, формой напоминающая меч, — достойный символ Империи, особенно в кровавых лучах закатного солнца.

«Кровь и упадок».

Лираз никогда не любила Астрэ. В столице все жили в страхе и напряжении, опасаясь императорских доносчиков и соглядатаев. Недаром Меллиэль сравнивала Астрэ с паучьей сетью, куда попадали неосторожные мотыльки — на каждом углу болтались повешенные.

Виселицы стояли у всех ворот города. У Западных, куда направлялись Незаконнорожденные, казнили Серебряных Мечей. На виселице болталось четырнадцать исполинов в серебристых доспехах, полусгнивший труп невезучего караульного из Тизалена, и еще два тела, подвешенных за ноги. На ветру крылья раздувались парусами, тела раскачивались во все стороны. Лираз захотелось поджечь виселицу, пусть все полыхает синим пламенем. На фоне ночного неба вышло бы очень красиво и поэтично. Но пока нельзя.

«Недолго ждать осталось».

Впереди показался пост охраны. Лираз заскрипела зубами, вспомнив, какими насмешками обычно встречали Незаконнорожденных. Впрочем, Гнутые Мечи и обычных солдат не жаловали, отсиживаясь в благоуханной столице.

Гнутые Мечи всегда делали вид, что общаться с Незаконнорожденными — ниже их достоинства. Не замечать Лираз было особенно легко: она едва доставала им до грудных пластин. Все столичные стражники — высоченные, но Лираз могла бы любого из них убить одним ударом, тем противнее было терпеть их обращение.

— Вход для рабов через Восточные ворота, — скучающе протянул охранник, не глядя на пришедших.

Для рабов.

Доспехи четко указывали, что перед ним Незаконнорожденные: серая кольчуга поверх черного кожаного гамбезона, металлические наплечники, черные кожаные штаны-брэ с наколенниками. Кожа потерлась, металл потускнел, пластины лат погнуты и исцарапаны, поэтому для императорской аудиенции бастарды накинули поверх доспехов короткие плащи, которые всегда выглядели как новенькие — их не носили, чтобы не давать когтистым тварям лишнюю возможность уцепиться. На груди — эмблема: овальный значок с изображением цепи. По официальному толкованию она символизировала силу единства, но цепь — это оковы. Лираз прекрасно понимала, какое чувство двигало повстанцами, скормившими конвоирам цепи освобожденных рабов. Ей очень хотелось запихнуть плащ в глотку этого стражника, однако оставалось лишь стоять и ждать.

Азаил, как обычно, залился искренним, обезоруживающим смехом. Гнутый Меч хмуро покосился на него, подозревая, что смеются над ним. «В следующий раз не сомневайся: смеются над тобой», — хотела просветить его Лираз.

— Он так решил из-за цепей на эмблеме, — добродушно пояснил Азаил, толкая ее в бок.

Лираз не понимала, как ему удавалось хохотать от всей души, веселиться напропалую. Смех Лираз походил на скрип железного засова. Азаил щедро дарил всего себя без остатка. Лираз — совсем другая, сухая, как солдатская пайка, разве что голод заморить хватит.

Акива равнодушно сунул стражнику под нос императорский указ, дожидаясь, пока тот прочтет. Охранник недовольно пропустил их.

«Мои братья, — думала Лираз, шагая по улицам Астрэ. — Они такие разные… Азаил светлый и веселый, Акива — мрачный и молчаливый. Свет и тень. А я? Камень? Сталь? Руки в черных метках, стиснутые так, что не до смеха? Звенья в цепи… На эмблеме все правильно: единство звеньев — не оковы, это сила».

Плечом к плечу все трое шли по широкой улице. «Вот ее цепь». Доспехи тускло отражали свет луны, фонарей, пламя крыльев. Прохожие испуганно расступались. Лираз вздохнула: «Эх, Астрэ, мы слишком хорошо тебя защищали, если при виде нас тебе страшно». Бастардов никогда не любили, а скоро их и вовсе проклянут, но Лираз было все равно. Рядом с ней шли братья.




63

Им просто повезло


— Нереальное зрелище, правда?

Зири вспыхнул. Кэроу застала его врасплох. Зузана с Миком взахлеб целовались во дворе, у курятника. Зири притворился, что не подглядывал за ними.

— Они дышат друг за друга, а не сами по себе, — поделилась новым наблюдением Кэроу.

Она очень верно это подметила, но Зири смущенно промолчал. Он никогда не видел ничего подобного. Птичий дворик не слишком располагает к романтике, особенно кормушка для скота, на которой пыталась устоять Зузана, но им, похоже, было наплевать. Склонившись над Миком, она прильнула к нему всем телом, впилась губами, запустила пальцы в волосы, а он… он водил ладонями по ее бедрам. Именно эти круговые движения заставили Зири забыть обо всем. Прикосновения, ласки, близость.

Химерские матери нежно ласкают детей, химерские подростки страстно обнимаются в темных закоулках во время народных гуляний. Зири всю жизнь провел в военной обстановке, среди солдат, он не помнил родителей, никогда не видел страсть и нежность вместе, в совершенном слиянии. Смотреть на это было больно. Он не представлял себя на их месте. Обнимать, ласкать, целоваться…

— Наверное, все люди такие, — сказал он как можно беззаботнее.

— Нет, им просто повезло, — задумчиво произнесла Кэроу. — Знаешь, не так давно она боялась даже заговорить с ним.

— Ник-ник боялась?! Не верю.

За неистовство химерские воины прозвали Зузану «ник-ник» — скорпион-мегера. Этот агрессивный вид с успехом нападал на хищников в десять раз больше его самого.

— Ну да, она не из робких, но тогда…

Зири заглянул в обеденный зал перекусить после дежурства. Он собрал на тарелку остатки холодной еды: вареные яйца, кускус, абрикосы, — но так ни к чему и не притронулся. Интересно, Кэроу уже позавтракала? Она отчего-то погрустнела, а ведь только что, рассказывая о человеческом мире, казалась такой счастливой и оживленной… Зири попытался представить ту, другую жизнь, но не смог, ничего не ведая о том, что лежало за пределами этой пустыни и касбы.

— Они работали в одном театре, но знакомы не были. Мы называли его «парень со скрипкой». Зузана нервничала, не знала, как себя вести…

— И что было дальше? — Зири отодвинул тарелку. Он стеснялся давиться едой при Кэроу, все равно доесть не успеет. Он хотел просто стоять с ней рядом. — Как они в конце концов объяснились?

Зири не мог сказать «в любви», было слишком стыдно. Кэроу наверняка догадалась о его подростковой влюбленности. Он тогда ходил по пятам за Мадригал… и покраснел как мальчишка, проговорившись об этом Кэроу. А ведь он давно вырос и надеялся, что она это сама заметит.

— Зузана не решалась заговорить с ним, поэтому нарисовала карту с дорогой к сокровищу, подкинула Мику в футляр для скрипки, а сама ушла из театра пораньше, чтобы не видеть его реакции — вдруг он будет не рад, ну, ты понимаешь. Зузана поклялась никогда не возвращаться в театр и забыть о парне со скрипкой навсегда, если Мик не придет по карте к назначенному месту.

— И что за сокровище она спрятала?

— Себя, — рассмеялась Кэроу. — Вот такая она скромница. Заговорить не может, а устроить охоту за сокровищами, предложив себя в качестве главного приза, — это запросто. Она нарисовала свой портрет посередине карты.

— Ну и, разумеется, он ее отыскал, — улыбнулся Зири.

— Ага. В назначенном месте его ждала еще одна карта, которая привела к еще одной, и только потом он нашел Зузану. И они полюбили друг друга, и с тех пор нереально счастливы. — Кэроу махнула рукой в сторону открытой двери во двор, где Зузана ходила по краю кормушки, как по канату, а Мик придерживал ее за руку.

Поиски девушки, словно она — клад… Зири никогда не слышал ничего подобного. Соперничала с этим только история про ангела, проникшего во вражеский город-клетку, чтобы потанцевать на балу со своей возлюбленной.

Нет, история Зузаны Зири нравилась больше.

— Им повезло, — задумчиво протянул он.

— Да, счастливчики… — Кэроу посмотрела на него и отвела взгляд. — Они идеально подходят друг другу, как кремень и кресало. Когда они вместе — искры летят. — Она поежилась, зябко обхватила себя за плечи. — Впрочем, история звучит лучше в исполнении самих Зузаны и Мика.

— Эх, как хочется это услышать. — Зири вспомнил, что Тьяго велел всем химерам явиться на собрание. — Химерский дается им легко, скоро они смогут нам сами рассказать.

Кэроу промолчала. Тепло воспоминаний рассеялось. Она тревожно огляделась по сторонам и пристально посмотрела Зири в глаза.

— Их нужно увести отсюда, и побыстрее, — прошептала она.

— Почему?

— Они в опасности. Тьяго… Пока они здесь, мне придется исполнять его приказания. А я не хочу. — Последние слова Кэроу произнесла решительно, словно готовясь к переменам.

— Зузана и Мик знают?

— Нет. Они не захотят уйти, им нравится жизнь, в которой есть магия.

Зири тоже нравилась такая жизнь. День, проведенный среди друзей Кэроу, стал самым счастливым за долгие годы, несмотря на то что пришлось часами терпеть боль. В комнате Кэроу жизнь бурлила ключом, там воскрешали, а не убивали.

— Я помогу тебе, мы отправим их в безопасное место.

— Спасибо, — сказала она и коснулась его руки.

Зузана вихрем ворвалась в зал, говоря что-то на человеческом языке.

— Ты идешь? — спросил Зири. — Все уже собрались.

— Меня не приглашали. Считается, что мне незачем забивать себе голову подобными вопросами. Расскажешь, что он замышляет?

— Конечно.

— Мне тоже нужно кое-что тебе рассказать, — многозначительно заявила она. Исчезла убитая горем Кэроу, которую Тьяго нашел среди развалин Лораменди.

— О чем? — спросил Зири.

— Позже, — ответила она.

Зузана схватила ее за руку и куда-то утащила.

Зири, так и не позавтракав, отправился на собрание. Что же Кэроу хотела рассказать?

Его рука помнила прикосновение пальцев Кэроу. А как-то раз Мадригал взяла его лицо в ладони и поцеловала в лоб. Зири счастье выпадало редко, и до недавних пор этот поцелуй был самым прекрасным воспоминанием в его жизни.

Теперь к счастливым воспоминаниям добавилось тепло ее плеча, когда они спали на одной кровати, момент пробуждения вместе. А каково это — каждое утро раскрывать глаза рядом с ней? Каждую ночь ложиться спать вместе с ней? И каждое мгновение этих ночей проводить вместе…

Неужели все это называется «им повезло»?

Говорили, что ему везет, прозвали его Счастливчик Зири. Оттого что он до сих пор в естественном теле, «чистый»? Никто из товарищей не мог похвастаться тем же, так что Зири не спорил, когда его называли счастливчиком, но сам в свою удачу не верил: он вырос сиротой, без роду, без племени, и что за жизнь — одна война, даже когда она как будто закончилась.

Зири вспомнил крики умирающих, смрад горящих тел — и устыдился, что не верил в свою удачу. Он жив, это не пустяк, и этот дар не навеки.

Во дворе собрались все химеры, кроме Шесты — она появилась вслед за Зири и скользнула к Тьяго, что-то докладывать. Волк слушал молча, долго сверлил Зири холодным бесстрастным взглядом, а потом обратился к бойцам:

— Как вам известно, недавно мы понесли первые потери. Отряд Балиэроса погиб, но Зири выполнил свой долг и вернул души в лагерь. — Тьяго кивнул в сторону кирина. Раздались приветственные возгласы, кто-то одобрительно хлопнул героя по плечу, но Зири ни на секунду не сомневался, что ничем хорошим речь Белого Волка не закончится. Он внутренне собрался и встретил дальнейшее без всякого удивления. — Ты остался без отряда. Может, Резак примет тебя?

«Нет! — Зири стиснул зубы. — Кто угодно, только не он».

— Как скажете, мой генерал, — по-змеиному прошипел хет. — Только я не могу обещать, что в моей команде он будет по-прежнему сидеть в засаде и останется таким чистеньким.

Некоторые считали обеспечение безопасности занятием трусливых бойцов, намеренно уклонявшихся от сражений. Зири обозлился, но, вспомнив, чем придется заниматься под командованием Резака, решил, что лучше сидеть в засаде. А еще лучше — сделать так, чтобы зверства прекратились. Навсегда.

Разумеется, выбора ему не предлагали. Зири пробыл солдатом большую часть жизни и не видел в этом деле ничего хорошего или особенного, но сражался хорошо и никогда — по крайней мере при жизни Воителя — не отказывался от выполнения долга. Теперь от такого «долга» его выворачивало.

— К востоку от Бельзира, у реки Тан, есть несколько поселений, — с плотоядной ухмылкой заявил Тьяго. Его обуревал безумный восторг всякий раз, когда речь заходила о непоправимом уроне. — Давайте устроим сюрприз для ангелов Бельзира. Завтра утром они проснутся и удивятся, почему воды реки Тан покраснели.




64

Хорошее число


Шеста появилась на пороге, но Кэроу собирала очередное ожерелье и не заметила появления волчицы. Ее мысли блуждали в Лораменди. Она никак не могла свыкнуться с тем, что узнала от Иссы. И правда, послание одновременно и хорошее, и плохое. Только «хороший» и «плохой» — слова из детской книжки, ими не передать ни чудовищного трагизма, ни… возрожденной надежды.

В голове прояснилось, плечи расправились — надежда меняла все! Надежда могла все изменить.

А Тьяго своими акциями террора мог уничтожить последнюю надежду на спасение своего народа. Кэроу нужно было «всего лишь» убедить в этом остальных. Она широко ухмыльнулась: «Подумаешь, задача! Меня же здесь любят. Созову-ка я всех на собрание».

Ха.

Шеста откашлялась.

Кэроу равнодушно покосилась в ее сторону:

— Что тебе нужно?

— Ты не очень-то приветлива, — небрежно заметила Шеста, входя без приглашения. — Я пришла кое-что передать.

«Очередное распоряжение Тьяго», — подумала Кэроу, не обратив внимания на самодовольный тон волчицы.

— Ему очень жаль, что не получилось с тобой попрощаться, — продолжила Шеста, наслаждаясь происходящим.

«Попрощаться? Ого!»

— И куда же он направляется?

Странно… Боевые подвиги Белого Волка остались в прошлом, он никогда не покидал касбу.

— На реку Тан, — ответила Шеста.

Отряд направлялся на восток от Азенова, в самое сердце Империи. Кэроу пристально посмотрела на Шесту.

— От кого это сообщение, волчица? — презрительно спросила Исса.

— От вашего друга, — игриво протянула Шеста. — А вы что подумали?

Кэроу подошла к окну. Во дворе готовился к отлету отряд Резака. Поднявшись в воздух, Зири посмотрел на Кэроу с сожалением, в глазах его горел гнев.

Ее сердце глухо застучало. И это все из-за того, что Зири вчера ей помог? Или из-за сегодняшнего разговора? Как бы то ни было, Кэроу вела себя слишком неосмотрительно.

— Куда Зири отправился? — спросила Зузана, протискиваясь к окну, чтобы посмотреть на улетающих.

— На задание, — глухо ответила Кэроу.

— Вместе с Резаком? — Зузана изобразила рвотный рефлекс, вышло очень забавно, но недостаточно отвратительно. Она даже не представляла… — А что у него в этом мерзком мешке?

«Похоже, Зири узнает, что там».

Кэроу стало дурно. Резак — на ее совести. Это она дала склизкой душонке мощное тело. А теперь Зири в его полной власти, не говоря уже про всех серафимов, которых он убил и еще убьет.

Поговаривали, что… он их ел.

Кэроу сначала не верилось, но с приближением хета всех окутывало удушливое облако смрада — в зубах Резака застряли куски гниющей плоти. Кэроу не интересовало содержимое мешка, главное, чтобы хет прекратил свои мерзости, но Тьяго раз за разом отправлял его отряд на задания.

— Семь бойцов — слишком много для одного отряда, — заметила Шеста. — Вот шесть — очень хорошее число.

«Хорошее число?»

Кэроу резко обернулась.

— Ты намекаешь, что вернется только шестеро?

— В бою всякое случается, — ответила волчица, пожав плечами. — Кто сражался, тот знает.

— И когда же в последний раз ты сражалась? А твой хозяин?

Кэроу гневно схватила со стола маленький перочинный ножик, размером с пилку для ногтей — обычно она нарезала им ладан, выковыривала зубы из челюстной кости, колола себе пальцы, когда для завершения тела требовались небольшие вспышки боли.

— Иди сюда, Шеста. Давай воскресим тебя. Зачем топать к яме, я твое тело прямо из окна вышвырну.

Шеста расхохоталась. Из-за ножа, из-за смехотворного бессилия Кэроу. Ее хохот был похож на лай.

— Успокойся, воскресительница. Подумай о друзьях… — Она указала на Зузану и Мика. — Кто из них умрет первым? Волк наверняка даст тебе возможность выбрать.

— Только ты этого не узнаешь, ведь сначала сама сдохнешь.

Исса схватила Кэроу за руку, вырвала нож из судорожно сжатых пальцев.

— Милая моя девочка, прекрати!

— Вон отсюда! — воскликнула Кэроу, дрожа от ярости.

Продолжая смеяться, Шеста удалилась.

Мик и Зузана, взявшись за руки, вжались в стену. С перепуганных лиц не сходило выражение крайнего недоумения. Кэроу высунулась в окно: небо опустело, Зири улетел. Тьяго стоял посреди двора и смотрел на нее.

Кэроу захлопнула ставни.

— Что случилось? — спросила Зузана, подпрыгивая от нетерпения. — Что? Что-что-что-что?

Кэроу судорожно вздохнула. Зири — кирин, опытный воин, он способен за себя постоять. Однако в глубине души Кэроу скрежетала зубами, зная, что он не вернется.

— Я уведу вас отсюда. Сегодня же ночью.

Зузана начала было препираться, но Кэроу хриплым голосом оборвала ее:

— Вам нельзя здесь оставаться. Вы когда-нибудь задумывались о том, как я умерла?

— В бою? — предположила подруга.

— Ответ неверный. Я влюбилась в Акиву, и Тьяго приказал отрубить мне голову. — Четко, ясно, жестоко. — Теперь вы знаете. Можно, я уведу вас в безопасное место?

— А как же ты?

— Мне нужно кое с чем разобраться. Больше некому, — сказала Кэроу. — Зуз, не ной.

— Ладно, — еле слышно прошептала Зузана.

— А… как? — спросил Мик.

Вопрос хороший. За Кэроу следили, и не только Шеста. Зири уже не поможет, а воскресить отряд Балиэроса слишком рискованно: Тьяго все поймет. Положиться не на кого… Внезапно Кэроу осенило, как обойтись без помощи химер.

Она судорожно вздохнула и пристально посмотрела на друзей. Куда им тягаться с воинами! Цивилизация, жизнь без лишений сделала их слабыми, изнеженными. Они с трудом добрались до касбы, а самым большим разочарованием в жизни Зузаны был торт, не выигранный на ярмарке. Однако теперь им придется вытерпеть боль — и немалую.

— Вы пешком отсюда сможете уйти? Ночью, когда жара спадет?

Они удивленно кивнули.

— Я научу вас чарам невидимости, — неуверенно предложила Кэроу.

За возможность сфотографировать выражение лица своей лучшей подруги в этот самый момент Кэроу пожертвовала бы очень многим.

Конечно, они были согласны.




Друзья практиковались весь день, почти не жалуясь на боль. Радость первых успехов окрыляла. Зузана сияла от счастья и казалась такой прекрасной, что у Кэроу защипало глаза. Она схватила подругу в объятия и долго не отпускала. Всем было понятно, что они прощаются, может быть, навсегда. Зузана кусала губы, но не смогла удержать слез.

Помимо чар, пришлось заняться воскрешением, чтобы Тьяго ничего не заподозрил. Сделали только троих солдат. Ужин проходил мучительно, Кэроу не замечала вкуса еды и с новой надеждой вглядывалась в лица химер. Кто найдет в себе мужество пойти против Тьяго?

Кто-то да найдет — после того что она расскажет.

Зузана и Мик вели себя как ни в чем не бывало, опять выясняли, что как называется на химерском — языке, который им больше никогда не придется услышать. Друг, лететь, я тебя люблю. Последнее выражение очень понравилось Вирко, а Кэроу едва не разрыдалась. Мик играл Моцарта, все снова зачарованно слушали, Баст была тронута до слез, а позже, у себя в комнате, Кэроу раздала всем зажимы, и, невидимые, друзья вышли в ночь. С собой взяли только то, что могло уместиться в карманах: деньги, телефоны (по-прежнему не находившие сеть), паспорта, компас, а на спину закинули канистры с водой.

Кэроу немного проводила друзей, а потом вернулась в касбу, чтобы убедиться, что их уход не заметили.

Все прошло успешно.

На подносе с зубами лежал листок бумаги. Кэроу развернула его и увидела портрет Зузаны с Миком и чешскую транскрипцию химерского «я тебя люблю». Кэроу вместе с Иссой проплакали до рассвета. К моменту, когда все начали просыпаться, посланницы Бримстоуна были снова спокойны — бледные, измученные, но полные решимости.

Пора.






Давным-давно

тысячи химер спустились

в подземный собор.

И больше никогда оттуда не возвращались.







65

Реквием по химерам


В преддверии конца перед каждым жителем Лораменди стоял выбор. Солдатам выбирать не приходилось — они погибли, сражаясь. Участь детей выбрали родители. Серафимы впоследствии удивлялись, что в городе почти не оказалось детей. Или их вообще не было? В обугленных развалинах мало что осталось.

Ангелы так и не узнали, что скрывалось у них под ногами.

«Идите в подземный собор под городом. Возьмите с собой детей. Спуститесь в удушливый мрак и никогда не возвращайтесь. Или оставайтесь наверху и готовьтесь к встрече с ангелами».

Выбор был прост: умереть легко — или умереть в муках. Смерть под землей милосердна и, может быть… не навсегда.

Бримстоун не давал пустых обещаний. Его план больше напоминал мечту.

— Ты всегда был мечтателем, — сказал ему Воитель. Оба «древних монстра» — так называли их враги, — восстав против ужасающего рабства, подарили своему народу тысячу лет свободы. Теперь все было кончено, и старики чувствовали себя безгранично уставшими.

— Я мечтал о другом, — сказал Бримстоун. — Собор возводили для молитв и венчаний, а не для воскрешений. Я и представить себе не мог, что он станет могилой.

Давным-давно Бримстоун, найдя огромную подземную пещеру, решил основать над ней город. Он мечтал… Он мечтал о многом, но в итоге собор веками служил тайной мастерской, где под сенью резных сталактитов на огромных каменных плитах просыпались фантомы и уходили на войну. Величавые своды знали только дым благовонных курений и магию хамс.

А теперь собор стал могилой.

— Не могилой, а гигантской кадильницей, — утешил друга Воитель.

В закупоренной кадильнице души хранятся вечно. Если пещеру запечатать, заблокировать вентиляционные шахты, обрушить винтовую лестницу и скрыть вход, то собор станет вместилищем, где спасутся тысячи душ.

— И все же собор превратится в склеп, — терзался Бримстоун.

— Ты же сам это придумал! — ответил ему Воитель. — Мне ли тебя убеждать? Друг мой, не мучай себя обвинениями. Да, мы проиграли войну, и легко решить, что все было напрасно. Веками, несмотря на бесконечное кровопролитие, химеры рождались, жили, любили и веселились. Наши земли были свободными, многие не ведали ни рабства, ни сражений. Многим выпало счастье вырастить потомство, дожить до глубокой старости. Мы даровали им эту жизнь, мы держались сколько могли. Друг мой, разве можно было сделать больше?

— А теперь наше время истекло.

— Да, — печально согласился Воитель.

Склеп или вместилище душ — не важно, этот выбор не для них. Ангелы не успокоятся, пока не отыщут Воителя и мага. Придется дать императору то, что он хотел. Бримстоун жертвовал собой ради мечты, осуществление которой зависело не от него.

— Ты уверен, что она вернется? — спросил Воитель.

Маг тяжело вздохнул. Неизвестно, сможет ли Кэроу вернуться в Эрец, ведь ее не готовили к подобным испытаниям. Бримстоун дал воспитаннице человеческую жизнь, надеялся, что Кэроу не придется разделить судьбу своего народа, терпя бесконечную войну и лишения. А теперь на ее хрупкие плечи легло неимоверное бремя. Ей вручили ключи от разрушенного королевства, передали тяжкую ответственность за души химер. Нет, Кэроу не отступит.

— Она вернется и воскресит их, — ответил маг.

— Ты дал ей подходящее имя. Кэроу, воистину надежда…

Они объявили жителям осажденного города о предстоящем выборе. Выбор оказался легким. Все знали, что конец близок. Жизнь химер висела на волоске: вражеские атаки, страх, голод и пламя, непрекращающееся пламя с небес. Все ждали неминуемой смерти, но им даровали возможность переждать тяжелые времена в стазисе. Конечно, в призрачную надежду верилось с трудом, но умирать, думая, что однажды возродишься, было несравненно легче.

Надежда легла на плечи Кэроу тяжким грузом: что делать, как найти островок мира там, где испокон века царят свирепые нравы, месть и ненависть? И пусть многочисленным армиям Воителя и Бримстоуна не удалось отстоять свободу, мечта влюбленных химеры и ангела, погибшая на эшафоте, упрямо указывала путь миру и надежде. Ведь со смертью ничего не заканчивается…

В собор спустились тысячи, представители всех объединенных племен. Величие и красота храма впервые открылись посторонним. Идущим на смерть. Народ все прибывал, становилось тесно, душно. Кто-то запел гимн, его поддержали остальные. Может, собор и стал им могилой, но их смерть была легка.

Жребий, выпавший на долю остальных, был жестоким, героическим. Остаться наверху пришлось многим. Если бы из Лораменди исчезли все химеры, серафимы заподозрили бы неладное. Ворвавшись в город, ангелы нашли, на ком выместить свою злобу — беженцы, старики, родители, потерявшие детей, жертвовали собой ради многих тысяч химер, принявших смерть в соборе.

Вооружившись этой вестью, а также парой клинков-полумесяцев и маленьким ножом, Кэроу вместе с Иссой отправилась на собрание. Во дворе очередные отряды готовились к отлету в Эрец, среди них и команда Амзаллага, на которого Кэроу очень надеялась.

До падения Лораменди у Амзаллага была семья, дети.

— Мы нанесем удар к северу от столицы, — говорил Тьяго. — Поселения ангелов плохо укреплены, охраны мало. В Империи не помнят, что такое война, потому что мой отец, занимаясь одной обороной, позволил клинкам заржаветь. А нам защищать нечего.

Дерзкое заявление Тьяго звучало упреком за проигранную войну, и химеры встрепенулись.

— Неправда! — возразила Кэроу, выходя из-под арки. — Нам есть что защищать.

Тьяго окинул ее обманчиво-благосклонным взглядом. Шеста ринулась сквозь толпу к непокорной подопечной.

— У нас есть выбор, мы можем спасти многих. — Кэроу повторила слова Акивы и устыдилась, хотя о том, что их недавно произнес Истребитель Тварей, никто из присутствующих не подозревал. Однако Акива оказался прав…

— Выбор? — скептически повторил Волк.

— Ты помнишь, о каком выборе мы вчера говорили? — прорычала волчица, схватив Кэроу за руку.

— А, ты о том, кого вы убьете первым — Мика или Зузану? — громко спросила Кэроу. — Не волнуйся, вам до них не добраться. — Высвободившись из цепких лап, она повернулась к толпе. Некоторые поглядели на Тьяго, ожидая объяснений. — Выбор, о котором я говорю, предполагает защиту химер, а не убийство невинных мирных жителей врага.

— Невинных серафимов не бывает! — оборвал ее Волк.

— Ангелы говорят то же самое, убивая наших детей. — Кэроу невольно посмотрела на Амзаллага. — И верят в то, что говорят. Но мы знаем — все дети невинны. Все дети священны.

— Только не дети ангелов, — прорычал Тьяго.

— В чем виноваты мирные жители? Они просто пытаются выжить! — воскликнула Кэроу, подступив к Белому Волку. Она словно парила, не чувствуя под собой земли. Кровь шумела в ушах. Кэроу только казалась спокойной и смелой. Неужели так боятся все смельчаки?

— Знаешь, мне давно кое-что непонятно, но спросить я боялась. — Кэроу окинула взглядом толпу. Она создала всех присутствующих, ей знакомы их души. — Может быть, это понятно всем, кроме меня. Или есть такие, кому сомнения не дают уснуть? — Кэроу обернулась к Тьяго. — Объясни нам свою цель. Куда ты нас ведешь?

— Тебе незачем вникать в вопросы стратегии, — заявил Волк, не прибегая к открытым угрозам. Он осторожничал, не зная, чем вызвано столь отчаянное выступление.

— Я не о стратегии спрашиваю, а о цели: куда ты ведешь нас? На этот вопрос ответить несложно. Ради чего мы сражаемся? Ради чего убиваем? Что ждет нас в будущем?

Взгляд Тьяго стал тяжелым и неподвижным, лицо застыло, с трудом сдерживаемый гнев леденил кровь в жилах. Ответа не последовало. Что он мог сказать? «Мы сражаемся, чтобы убивать. Мы убиваем ради мести. Будущего нет». Кэроу следила за химерами, ведь кому-то и такого ответа будет достаточно — тем, кто утратил всякую способность надеяться на лучшее. Есть ли среди химер те, кого обрадует надежда, подаренная Бримстоуном?

— Будущее… — вздохнул Тьяго после затянувшейся паузы. — Я уже слышал, как ты мечтаешь о будущем, нежась в объятиях ангела. Вы замышляли меня убить.

«Ну конечно, ловко перевел стрелку!»

Образ химеры в обнимку с серафимом прекрасно отвлекал внимание толпы.

— Неправда, я не хотела твоей смерти! — возразила Кэроу, но присутствующие утратили интерес к ее словам. — Ответь на мой вопрос. Куда ты ведешь нас? Что ждет нас в будущем? Мы выживем? У нас будет земля? У нас будет мир?

— Земля? Мир? Кэроу, об этом нужно спрашивать у императора серафимов, а не у меня.

— Ты намекаешь на его лозунг «Смерть тварям»? Всем известно, к чему стремится император. В отличие от тебя Воитель никогда не повторял его методов. Твои расправы приносят нашим соплеменникам одни беды. О народе ты, похоже, забыл? — Кэроу обратилась к солдатам: — Вы только о мести помышляете? О том, как убить побольше ангелов, пока вас самих не прикончат? И это все? А страдания мирных жителей вам нипочем? — Ей хотелось рассказать о том, что сделал отряд Балиэроса, что они видели у Заповедного предела, но она боялась мести Тьяго.

— По-твоему, есть другой путь? — Волк покачал головой. — Что именно в расправах ангелов вызывает у тебя надежду, что они жаждут «примирения»? Есть только один способ спасти химер — убивать ангелов.

— Уничтожать всех подряд?

— Да, всех подряд, — с ненавистью ответил он. — И твоего любовника тоже.

Похоже, Тьяго решил вечно напоминать про ее «гнусную связь», но грязные намеки и обвинения перестали задевать Кэроу. Да, она влюбилась, мечтала о мире. Бримстоун ее понял и простил, поверил в ее мечту. Маг заботился о спасении жизней, а не об уничтожении врага, и поручил Кэроу возродить их народ. Кэроу, а не Тьяго!

Недавно казалось, что сотни кадильниц с душами воинов Тьяго — это много, однако в подземном соборе ждали воскрешения тысячи невинных душ. И, странное дело, ответственность за них вызвала у Кэроу не чувство безысходности, а радость и облегчение. Тысячи — это не много, если это твой народ. Бримстоун словно протянул ей руку и поднял с колен. Теперь Кэроу знала, как искупить свою вину.

Исса одобрительно кивнула, и Кэроу обратилась к повстанцам:

— Большинство из вас — или даже все — радовались моей казни. Может быть, вы вините меня за то, что произошло с нашим народом. Но если мне нет ни прощения, ни веры, надеюсь, вы прислушаетесь к словам Бримстоуна.

Химеры, недоверчиво переглянувшись, уставились на Иссу.

— Очень интересно, — язвительно заметил Тьяго. — Дух Бримстоуна вещает через тебя, нага?

— А хоть бы и так, Волк, — невозмутимо сказала Исса и повернулась к толпе: — Вы все меня знаете. Многие годы я была спутницей Бримстоуна. Он доверил мне свое предсмертное послание. Я не удостоилась принять смерть рядом с ним, мою душу заключили в кадильницу и выслали из Лораменди. Уважьте нашу с ним жертву, внемлите его прощальному напутствию. Вера в насилие, зверства и террор — это безумие. Она никогда не приведет нас к миру. Насилие, зверства и террор вызовут новую волну насилия, зверств и террора. Если вам кажется, что не осталось ничего, кроме мести, выслушайте меня.

Исса возвышалась над толпой, сияя кроткой красотой мадонны, излучая грацию и силу, пламенную убежденность и душевную чистоту. Чешуйки змеиных колец радужно переливались в лучах восходящего солнца.

— У вас есть ради чего жить, только вы не знаете об этом.




66

Убей монстра. Измени мир


— Император примет вас.

Акива появился на свет под дымчатыми куполами сераля. Гарем, непроницаемый для посторонних взглядов, казался безмолвным, но Акиве смутно помнилось, что внутри звучал многоголосый щебет, дети играли на полу в полосах солнечного света, пели… В дверях возник Байон, мажордом императора — сгорбленный карлик на фоне огромной арки и двух стражников. Дряхлый седой ангел напоминал добродушного старика, но это впечатление было обманчивым: именно он вел списки бастардов императора и вычеркивал погибших, высвобождая имена для новорожденных. Он уже пережил шестерых Акив… Вычеркнет ли эта ссохшаяся рука и седьмого?

На мгновение Акива почувствовал себя никчемной безделушкой — ведь даже имя ему навесили, как бирку, — пустяковой вещицей, которой и в восьмой раз найдут замену. Семь Акив — не предел. Акива, вспомнив о цели своего визита, холодно посмотрел в черные крысиные глаза мажордома.

Нет, никчемной безделушкой он не станет. Восьмого Незаконнорожденного по имени Акива не будет. Больше Иорам не сможет плодить бастардов, рушить города и жизни, дышать.

— Сложите оружие, — потребовал Байон.

В присутствии императора правом ношения клинков обладали только стражники и телохранители. Акива не взял своих привычных длинных мечей, только прикрепил к поясу короткий клинок, чтобы вручить его охране.

Азаил и Лираз тоже повиновались приказу.

Второй клинок, скрытый магией, висел у Акивы на другом боку. Впрочем, если присмотреться к тени, можно было заметить что-то странное, а в случае обыска или нечаянного столкновения чары невидимости ничем не помогали. Незаконнорожденные старались никого не задевать, на объятия не рассчитывали, но тщательная проверка обрекла бы их безумную затею на провал. Если Акива находился под подозрением, обыска не избежать.

Бастарды спокойно выдержали пронзительный взгляд секретаря. Обыска не последовало. Байон удовлетворенно кивнул и повел их в покои императора.

Акива, Лираз и Азаил знали, чего ожидать: лабиринт коридоров, толстые стены желтоватого стекла, десятки охраняемых врат. Акива запоминал каждый поворот, другого пути к выходу у них не будет. В суматохе, которая поднимется после убийства, они набросят чары невидимости и исчезнут.

Таков был план.

Коридор, поворот, врата, коридор… В ожидании конца пути Акива напрягся, как натянутая тетива.

Он так устал от привычного решения всех проблем: убей врага. Убей, убей. Впрочем, другого выхода не было: ради блага Эреца, ради того, чтобы война закончилась.

Иорам должен умереть. Смерть Иораму!

Акива попытался войти в состояние покоя, сиритар, когда божественные звезды работают через воина. Сердце забилось ровно, но ум пребывал в смятении — Акива продолжал прорабатывать сценарии, вспоминать чары и даже проговаривать слова. Что сказать, когда придет время вынуть меч из ножен? Ничего. Важно то, что внутри, а не слова.

Убей монстра. Измени мир.




67

Надежда умирает последней


Амзаллаг вырвался из рядов соратников и пал на колени перед Иссой.

— Кто? — охрипшим голосом спросил он. — Кто спустился в собор?

Воины подались вперед, напряженно ожидая ответа.

— Тысячи, — мягко ответила Исса. — К сожалению, списков не составляли.

— Туда спустились все дети, — добавила Кэроу. — И все матери. У ваших семей был шанс.

Ошеломленный новостью, Амзаллаг застыл не мигая. Его тигриные черты обычно выражали неудержимую свирепость — неизбежный признак ужасающего монстра, сотворенного магией Кэроу, хотя душа воина была проста, как вспаханное поле, и невозмутима, как ломовая лошадь. На устрашающей тигриной морде с янтарными глазами и громадными острыми клыками отразилась неимоверная душевная боль. Гигант возвышался над Иссой, трагически заломив огромные ручищи. Кэроу решила дать ему более походящую оболочку, когда придет время для встречи с семьей.

Но до этого еще далеко.

Амзаллаг поблагодарил Иссу голосом, похожим на плач скрипки. Тьяго презрительно скривил губы.

— Я всего лишь посланница, — напомнила нага.

— Кстати, объясни, как это у вас вышло? — поинтересовался Белый Волк.

— Что именно? — уточнила Исса.

Амзаллаг встал рядом с ней, недвусмысленно показывая, на чьей он стороне. Радость Кэроу омрачали лишь ожидание каверзных вопросов и других козней Тьяго.

— Как ты появилась среди нас? — осведомился Волк. — Весьма неожиданно, если помнится.

— Увы, я не могу ответить на твой вопрос, — сказала Исса. — Я умерла — и проснулась, это все, что мне известно.

— Ты должна знать, куда Бримстоун отправил твоего почтового сквала!

— Тебе больше нечего сказать? — вмешалась Кэроу. — Вам поведали, что можно вернуть к жизни тысячи химер, а тебя интересуют сквалы? Известие о тысячах спасенных не вызывает в тебе ни капли радости?

— Мою радость сдерживает реалистичный взгляд на вещи, что тебе тоже бы не помешало. Где будут жить воскрешенные? Как? Ваша новость ничего не меняет…

— Она меняет все! — воскликнула Кэроу. — То, что делаешь ты, безнадежно. Бессмысленные зверства, нападения на мирных жителей — за этим нет будущего! Твой отец никогда бы на такое не пошел. За ваши набеги Иорам мстит сторицей. — Она обратилась к остальным: — Кому стало лучше оттого, что произошло в Тизалене? «Смерть ангелам»…

Кэроу остановила взгляд на тангри и баньши, словно бросая вызов сфинксам. Безумный страх сдавил горло. «Совсем недавно они изображали куриц!» Вспомнив пантомиму, Кэроу едва не расхохоталась.

— В Тизалене вы убили сотню ангелов, а поплатились за это сотни химер, — напомнила она, и одна из Теней неуверенно моргнула.

Сердце Кэроу восторженно забилось, и она обратилась к остальным бойцам:

— А вы? Вы обрекли своих соплеменников на смерть. Сначала дали им надежду — улыбки Воителя, послания «Мы восстали из праха». И что? Вы навлекли гнев ангелов на мирных жителей — а сами исчезли. Вы оставили их на верную гибель… — Кэроу запнулась. — Они умирали, глядя на небо… Они ждали вас!

Баст в ужасе отшатнулась, Вирко не поднимал глаз.

— Не слушайте ее, — прорычала Шеста. — Откуда ей знать, что там происходило?

Кэроу не хотелось выдавать Балиэроса, но сам он не стал бы скрывать своего поступка. Будущее восстания висело на волоске, и она решилась:

— Я знаю об этом потому, что отряд Балиэроса сделал то, на что никто больше не отважился. Балиэрос, Иксандр, Вия, Азай и Минас погибли не от рук городской стражи, а в сражении с воинами Доминиона, защищая химер. А что вы делали в это время?

Солнце поднялось выше, стало жарче, яркий свет слепил глаза. Двор казался пустым.

— Мы делали то же, что и ангелы, — нарушил молчание Тьяго. — Однако же ты обличаешь нас. По-твоему, нам следует сдаться и покорно подставить им глотки?

— Нет! — воодушевленно воскликнула Кэроу.

Она ступила на зыбкую почву: как говорить о мире, чтобы не казалось, что она витает в облаках или оправдывает действия врага? Реальной альтернативы борьбе у нее не было. Мечтая о новой жизни, Мадригал представляла, что они с Акивой объединят свои народы, как будто будущее — это территория, где все живут по другим законам, забыв прошлое, где счет убитым сам собой исчезнет с пальцев серафимов.

Теперь, глядя на свою мечту из реальной жизни, а не из лирического уголка, где царили — такие хрупкие — гармония и мир, Кэроу понимала, что стало бы с этой мечтой, если бы им дали ее воплотить. Ее бы извратили, испоганили, зверей никогда не примирить с ангелами, как не оттереть метки смерти с пальцев убийц. Метки всегда стояли бы между ними — между ней и Акивой, между химерами и серафимами, — и хамсы тоже. Их народы даже не могут по-настоящему коснуться друг друга. Как можно было надеяться соединить такие руки? Безумцы. И все же… надежда умирает последней. Слова Бримстоуна.

«Дочь моего сердца, ты мне дважды дочь, счастье мое. Твоя мечта — моя мечта. В твоем имени — истина. Вся наша надежда — на тебя…» Таково было прощальное послание Бримстоуна, предназначавшееся Кэроу. Вспомнив безусловное доверие и поддержку мага, она чуть не разрыдалась.

Что ж, даже извращенная, испоганенная мечта лучше, чем никакой. Только раньше с ней был Акива и надежда, что он убедит серафимов. А теперь обещать нечего, плана нет. Есть только ее имя.

— Нет, — повторила Кэроу. — Я не предлагаю подставить им свои глотки, но я против того, чтобы вы обрекли наш народ на полное уничтожение. Я против того, чтобы вы похоронили всякую надежду на спасение ради того, чтобы убить как можно больше врагов.

Тьяго лихорадочно соображал, как ее остановить, но так и не нашел нужных слов.

— Бримстоун говорил мне, что оставаться самим собой вопреки окружающему злу — это проявление силы, — продолжила Кэроу. — Если мы позволим превратить себя в монстров…

Она посмотрела на Амзаллага, на Ниск и Лиссет, утративших красоту и грацию нагов, на остальных химер — слишком массивных, слишком клыкастых и когтистых, — потерявших естественный облик. Стараниями Кэроу ее соплеменники превратились в тех чудищ, какими воображали их ангелы.

— Убийства надо прекратить, — обратилась она к Тьяго. — Кто-то должен остановиться первым.

— Вот пусть ангелы и остановятся, — холодно ответил он, едва сдерживая бешенство.

— Мы решаем только за себя. В наших силах прекратить эти набеги, задуматься о том, как строить нашу жизнь иначе. Наши атаки уничтожают пути к спасению — и для нас, и для выживших в Лораменди.

— Мы и так на грани исчезновения. Хуже не будет.

— А как же Заповедный предел? Тан? Чем ангелы ответят на зверства Резака? Будет все хуже, пока никого из химер не останется. Или… может стать лучше. — Кэроу снова вспомнились слова Акивы, и она повторила их без малейшего смущения: — Будущее химер зависит от нас.

Живые Тени бесшумно расправили крылья и с грацией видений и кошмаров перелетели на сторону Кэроу. Высоко подняв прекрасные головы, сфинксы с вызовом смотрели в толпу. Кэроу захлестнуло ощущение триумфа и силы. Амзаллаг, тангри, баньши, Исса. Кто еще? Она посмотрела на химер. Некоторые глядели на нее с неприкрытой злобой — их испепеленные ненавистью сердца уже не затронет никакая надежда. В глазах остальных сквозил страх.

Баст была готова присоединиться, и Кэроу мысленно подталкивала ее. Эмилион? Хвит? Вирко?

А Тьяго? Волк сверлил Кэроу тем же взглядом, что тогда, в реквиемной роще. В нем снова проступил зверь: бешенство в глазах, раздутые ноздри — но затем… зверь скрылся, на лице снова появилась маска. Кэроу ужаснулась хитрости и расчетливости Белого Волка. Его притворная доброжелательность была страшнее открытой ненависти.

— Ты привела веский аргумент, — благодушно заметил он.

«Нет. Только не это!»

— Я тщательно обдумаю все, что ты рассказала, — продолжил «доброжелательный» Тьяго. — Мы рассмотрим все, включая и новые возможности, радующие наши сердца. Мы обязательно уделим должное внимание вопросу, как собрать души, заключенные в соборе.

Триумф Кэроу оказался недолгим. Дав ей эту маленькую победу, Волк отобрал шанс добиться большего. Теперь химерам не нужно было искать в себе мужество, чтобы примкнуть к ней. Бойцы облегченно вздохнули, не желая выбирать. Они не хотели выбирать ее. Насколько проще было следовать приказам генерала! Баст избегала ее взгляда. Трусы! Кэроу задрожала, охваченная бессильным разочарованием. Белый Волк ни на минуту не усомнился в необходимости акций террора! Победа и возмездие. Тьяго не намеревался менять девиз на своем знамени. Кэроу с тоской вспомнила символ Воителя: оленьи рога с распустившимися почками, начало новой жизни. Недостижимый идеал… Совсем недавно симпатии многих были на ее стороне, а теперь… Тьяго, привыкший с легкостью повелевать чувствами толпы, отнял у Кэроу ее маленькую победу, достигнутую великой ценой, и привлек химер к своим планам по вызволению душ из собора.

Первым вызвался выполнять это задание Амзаллаг, за ним потянулись другие. О Кэроу все забыли. Исса ободряюще взяла ее за руку. Живые Тени скрылись, вскоре палящее солнце прогнало со двора и остальных.

Тьяго вдохновенно приступил к выполнению обещанного: составлял планы проведения раскопок на территории, захваченной врагом, разрабатывал сценарии вывода химер в Заповедный предел. Кэроу понимала, что Волк продолжал свою игру. Чего он добивался на самом деле?

Об этом Кэроу узнала ночью.




68

Сиритар


Вслед за Байоном Акива прошел последние врата. Пахнуло влажными ароматами.

— А, Лорд Бастард соизволил почтить нас своим присутствием… — послышался голос — глубокий, сильный, закаленный на полях сражений. Когда-то Иорам был воином.

Акива отвесил поклон. В клубах пара возникла крепкая, жилистая фигура императора, окруженная армией слуг — царственную особу, по-видимому, иначе не отмыть. Одна из прислужниц полила на него из кувшина, и император закрыл глаза. Другая, на коленях, натирала его хлопьями пены.

Акива представлял эту встречу по-разному, но не ожидал, что отец предстанет перед ними голым. Похоже, Иорам ничего не подозревал, иначе встретил бы бастардов во всеоружии.

— Милорд, я польщен великой честью находиться в вашем присутствии, — ответил Акива.

— Честь, честь, честь… — пренебрежительно протянул император. — Слишком много чести…

— Излишки всегда можно повесить у Западных ворот, — произнес знакомый голос. Иаил развалился на скамье — ему единственному позволялось сидеть в присутствии императора. Какое удачное совпадение. К счастью, он был одет.

— Жаль, места не всегда хватает, — жалобно добавил Иаил.

Присутствующие подобострастно засмеялись. Акива окинул их взглядом: вольных поз никто не принимал, но по их лицам было ясно, что банные совещания у императора для советников привычны.

— На виселице всегда найдется место, — ухмыльнулся Иорам.

Это угроза? Вряд ли. Император, не глядя на прибывших, подставил лицо очередному потоку из кувшина и отряхнулся. Намай и Мизорий, сморгнув попавшие на них брызги, замерли истуканами. Поговаривали, что братья смертельно опасны в схватке — обойти или нейтрализовать их было главной заботой сегодняшней аудиенции. У стен стояли Серебряные Мечи в запотевших доспехах, с вымокшими плюмажами на шлемах. О Гнутых Мечах Акива не беспокоился.

Иорам, выйдя из пенной ванны, облачился в халат. Беспокоиться было не о чем: банный прием оказался полной неожиданностью, но в остальном все проходило по самому легкому сценарию: замкнутое пространство, малочисленная охрана, несколько свидетелей, которым поверят на слово, и — полное отсутствие подозрений.

В глазах императора, охраны и свиты не мелькнуло ни малейшего беспокойства.

Наследный принц Иафет, ровесник Акивы, сидел с остекленевшим от скуки взглядом. Его лицо не отражало никаких эмоций. Бесхарактерный кронпринц стал бы лучшим императором, чем отец. Рядом с ним стоял седой халдейский волхв Эллад, глава придворных магов: по слухам, император благоволил их советам. Одного взгляда на напыщенное, обрюзгшее лицо халдея было достаточно, чтобы понять, что чар невидимости он не заметил. Спесивые лица остальных серафимов были Акиве незнакомы.

— Дай-ка я на тебя погляжу, — велел Иорам.

— Милорд, — ответил Акива, не сдвинувшись с места.

Император, сощурившись, с любопытством рассматривал своего прославленного отпрыска. Полы шелкового халата Иорам так и не запахнул, и Акива не спешил убивать отца. Клинок с легкостью вошел бы в обнаженную распаренную грудь, пронзил сердце… Кровь Акивы жарко бурлила, толчками отдаваясь в напряженном теле. Он жаждал покончить с отцом, но ему не давали покоя вопросы.

«Зачем меня вызвали?

Ее участь была ужасна…»

Или сейчас, или никогда.

Он скрестил взгляд с Иорамом. Поговаривали, что глаза императора отражали всю ничтожность жизни подданного — и даже предвещали смерть. Под безразличным взором Иорама серафимы падали ниц, а недостойные, исполнившись стыда и страха, сами подставляли глотки. Эти голубые глаза, обрамленные густыми золотистыми ресницами, свидетельствовали о полном, презрительном бездушии.

Во взгляде императора сквозила смерть.

К горлу Акивы подступил ком — не от избытка чувств, не из-за жалости к Иораму, не из-за угрызений совести. Ангела пронзила боль за безликую, давно забытую женщину с тигриным взором. Она покорно отступила, когда за сыном пришли стражники… Вспомнилось лицо мальчугана, отраженное в серебряных наколенниках исполинских охранников, — маленькое, испуганное. Акиве стало больно за все, что он утратил, за все, чего у него не было и не будет.

— Как кстати я оставил тебя в живых, — произнес Иорам. — Иначе к ним некого было бы послать…

«К ним?»

— Может, они тебя убьют, — продолжил он. — Стелианцы, они такие… Так что попрощайся со всеми заранее.

— Брат, прощаться — плохая примета для воина, — напомнил Иаил. — Зачем испытывать судьбу?

Иорам страдальчески закатил глаза.

— Да какая разница! — раздраженно выдохнул он и отошел.

Теперь императора снова прикрывали Намай и Мизорий. Одна возможность упущена, но появится и другая.

— Вылетаешь утром, — небрежно заметил Иорам, скользнув равнодушным взглядом по Азаилу и Лираз. — Без сопровождения.

— Куда прикажете лететь, милорд? — спросил Акива. Утром он собирался исчезнуть без следа, но сейчас его останавливала возможность раскрыть давнюю тайну — судьбу своей матери.

— К Дальним островам, разумеется. Стелианцы хотят, чтобы я вернул им эту… как там ее звали? Иаил, ну ты же знаешь…

— Фестиваль, — с готовностью подсказал брат императора.

«Фестиваль».

— Ну и имечко… — буркнул Иорам. — Что-то не припомню, чтобы с ней было весело.

«Фестиваль».

Звук материнского имени словно распахнул запертую дверь, воспоминания обрели форму. На мгновение Акива вспомнил материнское лицо, ее голос. В памяти всплывали лишь бессвязные обрывки, но внезапно в сознании наступили полный покой, ясность и сосредоточенность, словно рассеянный свет собрали в луч.

Сиритар.

Годами на рассвете Акива выполнял ката в поисках внутренней тишины, но она ускользала. Сиритар оставался абстрактным понятием, определением недостижимого идеала. Теперь все было по-другому: Акива обрел себя, это ощущение овладело им — и не отпускало. Похоже, никто из его наставников даже приблизительно не представлял, что такое сиритар.

Это магия.

То, что Акива прежде лепил из догадок и боли, оказалось ничтожным, жалким подобием открывшихся перед ним безграничных просторов и глубин. Источником силы — данью — служила не боль, а свет, ощущение полета, глубокое спокойствие. Окружающий мир словно замедлился. Акива замечал и предвосхищал все: вот Иафет стиснул зубы, сдерживая зевок; Иаил переглянулся с Элладом; у Иорама бешено забилась жилка на шее. В воздухе застыл теплый след дыхания, жар крыльев, повисла дорожка намерений и стремлений. Акива знал, что прислужница встанет, до того, как она действительно встала; ее свет предвосхищал движения, казалось, она следует за ним. Иорам собирался запахнуть халат, он все еще говорил, слова доносились ясно и отчетливо, округлые и весомые, как речная галька. Мельчайшие подробности происходящего заносились в память без искажений.

Акива знал, какими будут последние слова отца.

— Полетишь к стелианцам, — продолжал император тоном, не терпящим возражений. Впрочем, Иораму никогда бы не пришло в голову, что его приказов могут ослушаться. Как и всех деспотов, его распирало от ощущения собственного могущества. — Покажешься. Если тебе дадут возможность высказаться, передашь им мое обещание. Если они немедленно признают свое поражение и выдадут нам магов, я сохраню их жалкие жизни. Послов похищать легко, а против пяти тысяч воинов Доминиона им не выстоять. У них вообще есть войско? Пусть не воображают, что от меня так легко отделаться.

«Ты даже не представляешь, насколько они тебя превосходят», — подумал Акива. Ему захотелось свернуться в клубочек и вечно любоваться потоками света, проникающими в башню через многослойное стекло, изучать свои руки, как будто видит их впервые. Он сам стал другим, обновленным, и теперь знал, что тоже состоит из потоков света.

Света, под которым скрывается пламя.

«Ты не принадлежишь ни ему, ни мне, — прозвучал сильный, глубокий голос матери. — Ты принадлежишь только себе».

«Фестиваль».

Мать не рыдала, не пыталась удержать сына или оттолкнуть стражников, не попрощалась. Ведь это плохая примета, как сказал Иаил.

Может, она надеялась когда-нибудь снова с ним увидеться?

— Ты ее убил? — спросил Акива, неожиданно для самого себя.

Придворные застыли в недоумении, Намай и Мизорий схватились за рукояти мечей, на лице Иафета промелькнул интерес. Акива почувствовал, как напрягся брат, как с вызовом улыбнулась Лираз.

— Ты убил мою мать?

В глазах Иорама застыло безмерное презрение.

— У тебя нет ни матери, ни отца. Ты — звено в цепи, придаток к мечу, чучело в доспехах. Ты забыл, чему тебя учили, солдат? Ты — клинок. Ты — вещь.

В сиянии сиритар отцовские слова прозвучали эхом самих себя. Произнеся их, император умолкнет навеки.

Подхваченный неумолимой волной времени, Акива сбросил с меча чары невидимости и выхватил клинок из ножен. Присутствующие заметят неладное только тогда, когда все будет кончено. Намай и Мизорий шевельнулись, но Акива опережал их, не давая никаких шансов себя остановить. Словно пламя, скрытое под покровом света, он пересек пространство, отделяющее его от Иорама.

«Он даже не заметил во мне перемены», — мелькнула случайная мысль.

Меч пронзил шелковый халат, грудную клетку — и проклятое сердце императора.




69

Тихий стук


Ставни в комнате Кэроу были закрыты на засовы, дверь подпирали доски. Кэроу ходила из угла в угол, у Иссы подрагивал хвост. Ожидание сводило с ума.

В окно тихо постучали.

— Отворите, — прозвучал хриплый шепот.

Кэроу подскочила.

— Кто там?

— Это я, Баст. Я на минутку: с поста сбежала.

— И зачем же? — гневно спросила Кэроу.

Если бы Баст поддержала ее на собрании… С другой стороны, что бы Кэроу делала, если бы у нее появились сторонники?! Глубинная уверенность в своем предназначении исчезла, хотелось свернуться в клубочек и рыдать от бессилия: «Бримстоун, у меня ничего не вышло!» К сожалению, маг никак не мог предвидеть, что Волк выживет и все испортит.

— Волк увел Амзаллага и сфинксов, — ответила Баст.

У Кэроу перехватило дыхание. Что еще задумал Тьяго?

Она распахнула окно.

— Куда он их увел?

— К яме, — испуганно прошептала Баст.

Впоследствии Кэроу не раз задумывалась, кем была Баст: пешкой в игре Тьяго или сообщницей. Ужас в глазах воскрешенной казался искренним, может, ей и правда было страшно из-за того, что она едва не разделила судьбу Амзаллага и сфинксов. Может, при виде готовящейся расправы Баст сделала для себя выводы и уже не повторит ошибки соратников.

Оппозиция Волку — дело гиблое.

Трясущимися руками Кэроу снова надела пояс с ножами-полумесяцами и почувствовала себя немного увереннее. Ей хотелось немедленно полететь к яме. Кэроу вопросительно посмотрела на Иссу.

— Я пойду следом, моя милая девочка. — Исса направилась к двери. — Лети, я догоню.

Кэроу ринулась в ночное небо.

Исса убрала доски и открыла дверь.

На пороге ее поджидала Шеста.




70

Да здравствует император


Император упал на колени. Смерть заволокла его взгляд, презрение исчезло. Кровь хлестала фонтаном. Иорам упал в воду, и пена расцвела розовым.

Закричала прислужница.

Намай и Мизорий бросились на Акиву, который с легкостью блокировал их удары.

Стражники, путаясь в рукавах, суматошно выхватывали мечи из ножен. Азаил и Лираз обнажили клинки.

Поначалу Серебряные Мечи надеялись на свое численное преимущество — восемь к двум, — но после первой атаки уверенности у них поубавилось. Они привыкли элегантно парировать удары и делать эффектные выпады, но на этот раз все было иначе, никакого изящного перезвона серебра. На войне Азаил и Лираз насквозь прорубали и доспехи, и шкуру фантомов, за годы сражений уничтожили множество врагов, их руки почернели от меток смерти… Их натиск был подобен стихийному бедствию.

Брат с сестрой не отбивались, а прокладывали себе дорогу через ряды стражников. Лираз только казалась хрупкой: подскочивший к ней охранник попытался преградить ей путь — и с воплем выронил меч, схватившись за выбитое из сустава плечо. Второй метнулся наперерез — и упал с перебитым коленом.

Азаил играючи отсек клинок одного из стражников у самой рукояти, оставив ошарашенного гиганта с серебряным эфесом в руках.

За несколько мгновений Незаконнорожденные наглядно объяснили Серебряным Мечам разницу между стражником и воином. От самоуверенности охранников не осталось и следа. Неуверенно переглядываясь, они окружили Незаконнорожденных, но приблизиться не смели, опасаясь нападать первыми.

Лираз и Азаил бросились в атаку, охваченные безудержным безумством — нитилам. Непрерывный звон клинков оглушал, церемониальные мечи не выдерживали натиска стали. Один из императорских советников едва увернулся от обрубка серебряного клинка, воткнувшегося в стену.

Обезоруженные стражники ошарашенно оглядывались по сторонам. Один неуверенно потянулся за мечом на полу, но Лираз с улыбкой покачала головой, и смельчак испуганно замер.

— Стойте где стоите, — сказала она. — Уж это вы умеете. Не двигайтесь — и все будет хорошо.

Серебряные Мечи покорно застыли. Их жизнь никогда прежде не подвергалась опасности, Лираз с Азаилом могли с легкостью убить всех присутствующих, однако Незаконнорожденные пришли сюда только за кровью Иорама. И его брата. Но того нигде не было.

Иаил исчез.

— Где он? — спросила Лираз.

Трое Незаконнорожденных, спина к спине, стояли в центре императорской купальни. Меньше чем за две минуты Акива убил отца, обезоружил телохранителей и вырубил их рукоятью меча — чтобы не пытались геройствовать. Один из них упал лицом в окровавленную ванну, и за то мгновение, что Акива поднимал его из воды, Иаил исчез.

Куда? Племянника он с собой не захватил. Взгляд Акивы задержался на наследном принце. Тот прикрывался прислужницей, как живым щитом. Настоящий воин схватил бы меч, но Иафет крепко вцепился в косу девушки.

«Наш новый император».

Сбежавший Иаил должен был поднять тревогу. Мгновения шли, тишина становилась гнетущей. Где охрана Врат Самех? Стражники, заслышав звон клинков, должны были ворваться в покои императора, тогда Акива с братом и сестрой накинули бы чары невидимости и под прикрытием всеобщей паники улетели бы прочь.

Паники не было.

Может быть, толстые стены заглушали шум? Вокруг все замерло, и в этой тревожной тишине сиритар покинул Акиву. Все стало как прежде. Акива оглядел тусклый мир. Приспешники Иорама сидели по углам, хватая ртом влажный воздух, как рыбы. Эллад подрастерял свою спесь.

Малодушный Иафет по-прежнему испуганно прятался за прислужницей. И этого труса следовало теперь возвести на престол. Целью Незаконнорожденных было убийство кровожадного тирана, а не бунт против Империи с последующим захватом власти. Глядя Иафету в глаза, мрачным торжественным голосом Акива произнес:

— Император умер. Да здравствует император!

Он прижал рукоять меча к груди и коротко кивнул наследнику. Азаил и Лираз сделали то же самое. Ужас сменился недоумением. Иафет оглянулся по сторонам в поисках подтверждения, что все происходит на самом деле, как будто он никогда не мечтал о такой возможности. Прислужница вырвалась и убежала через Врата Самех. Двери стояли распахнутыми, а охранники все не приходили.

Оставшись без прикрытия, Иафет упал на четвереньки и, дрожа, попятился к стене. Акива брезгливо отвернулся.

— Мы выполнили свое дело. Уходим.

Дольше задерживаться было нельзя. При всеобщей суматохе они скрылись бы без проблем: все десять врат стояли бы пустые, но и сейчас еще можно было уйти, хотя и пришлось бы сражаться.

Готовые покинуть Астрэ навсегда, Незаконнорожденные направились к дверям.

Остановило их не бестолковое топанье и не игрушечное оружие Серебряных Мечей. В покои ворвались легионеры Доминиона, не стражники, а воины — готовые к нападению, сосредоточенные. Их было много. Два десятка, три, четыре. Они вбежали без суматохи и паники, с беспощадными лицами и окровавленными мечами.

Чья кровь обагрила клинки?

Легионеры запаслись и другим оружием, губительным для ангелов. Акиву охватила убийственная тошнота, и он понял, что попался в ловушку. Взяв в плотное кольцо Незаконнорожденных и безоружных стражников, воины Доминиона направили на них чудовищные трофеи — ссохшиеся отрубленные кисти рук фантомов с изображением глаза дьявола.

От магии хамс кровь в жилах сворачивалась и превращалась в вязкое болото. Акива пытался сопротивляться, но бесполезно.

— Слава божественным звездам, — зашептались советники. — Мы спасены.

Глупцы. Они даже не задумались, что делает Доминион в Башне Завоеваний.

Вслед за воинами в императорскую купальню вошел их капитан.

— Племянник, позволь мне первым поздравить тебя, — торжественно произнес он, глядя на Иафета. — Твоя поза не подобает правителю Империи серафимов. Встань.

Иаил протянул племяннику руку. На багровом лице капитана длинным белым червем извивался шрам.

Акива знал, что произойдет, но онемение чувств и тошнота лишили его способности действовать.

Иаил скрутил руку племянника и приставил нож к горлу Иафета. На изнеженной шее осталась ровная красная полоса. Принц вращал глазами и судорожно открывал рот, но вместо звуков доносилось лишь бульканье. Кровь хлынула из разверстой раны.

— Император мертв, — бесстрастно сказал Иаил, с улыбкой вытер кинжал о рукав убитого наследника и пинком отправил тело в кровавую купель, к отцу.

Акива остолбенел.

— Спасибо, племянничек, я очень на тебя рассчитывал, — с издевательским поклоном произнес Иаил.

План Акивы с треском провалился.




71

Яма


Кэроу опоздала.

Тела Амзаллага, тангри и баньши недвижно лежали у края ямы. Тьяго, залитый звездным светом, преспокойно ждал появления Кэроу. Остальные химеры стояли полукругом сзади. Кэроу следовало тут же развернуться и улететь в сомнительную безопасность своей комнаты, но она не могла оставить души тех, кто встал на ее сторону — и поплатился за это.

Теперь у Кэроу точно не будет сторонников. Если с этим смириться, то лучше забыть про спасение химер и бежать отсюда навсегда.

Дрожа от отвращения и ненависти, она приземлилась перед Волком. На белоснежном мундире чернели брызги крови. У кучи выкопанного песка торчали черенки лопат; из ямы раздавалось басовитое жужжание мух, словно далекий гул мотора.

— Величайший герой химер — убийца своих воинов? — пересиливая ужас, спросила Кэроу.

— Сами виноваты. Мои воины мне послушны.

Труп Амзаллага лежал у самого края ямы. Волк с усилием толкнул его лапой. Тяжеленое тело подалось не сразу, голова и плечи медленно перевалили через край и быстро утянули за собой все остальное. Амзаллаг исчез в зловонной жужжащей темноте.

Лиссет швырнула в яму тела сфинксов, из глубины вырвалось облако смрада — и полчища мух. Мерзкая вонь забивала носы и рты. Кэроу в ужасе посмотрела на Тьяго.

— Не все такие монстры, как ты… Как вы все! — воскликнула она, окинув взглядом капитанов.

Ниск, Лиссет, Вирко, Рарк, Сарсагон равнодушно смотрели ей в лицо, только Вирко опустил глаза.

— Да, мы монстры, — ответил Тьяго. — Это ангелы считают нас монстрами, и я им устрою такие кошмары, от которых они будут просыпаться даже после моей смерти.

— Так вот в чем твоя цель? Оставить после себя кровавые легенды? Что ж, восславим великого Белого Волка, убившего тысячи ангелов и не спасшего никого.

— Кэроу, это тебя тянет всех спасать, — ухмыльнулся Тьяго. — Как мило со стороны предательницы.

— Я никого не предавала. Это ты предал погребенных в соборе. Гнусный лжец!

— А что мне делать с тысячами бесполезных душ? Наша воскресительница даже армию не может оживить.

— Хватит с меня твоей армии! Вот и найдется время для выживших в Лораменди.

В ней клокотала неуемная ярость. Нужно собрать души сфинксов и Амзаллага, нельзя дать ему умереть сейчас, он только узнал про семью.

— Хватит, говоришь? — Тьяго издевательски улыбнулся. Убийца, палач, изверг. Он был в своей стихии. — Ах, Кэроу… Какое нелепое имя дал тебе этот старый дурак. Ты спуталась с ангелом, а глупец увидел в этом надежду. Тебя следовало звать Похотью. Шлюхой.

Кэроу это нисколько не задело. Слова Тьяго перестали ее ранить. Глядя на него, она не понимала, почему покорно выполняла его приказы, помогала в воплощении грязных замыслов и увековечении безумной ненависти. Вспомнилась ночь у реки, боль и стыд на лице Акивы, и любовь… любовь и надежда. И на балу Воителя родным был ангел, а не герой химер. Акива воплощал ласковое тепло и доброту, а Тьяго — леденящий холод и злобу. Ангел хотел ее спасти, а Волк — уничтожить.

«Любовь — стихия».

— Что, уязвленная гордость покою не дает? — холодно прищурившись, заметила Кэроу. — Унижение, потому что я выбрала его, а не тебя? Видишь ли, ты не идешь с ним ни в какое сравнение.

Сдерживаемая злоба прорвалась наружу, исказив прекрасные черты Тьяго. Под безупречной оболочкой скрывалось гнусное чудовище.

— Оставьте нас, — процедил Волк.

Химеры расправили крылья, одна за другой взмыли в небо. Поднялась пыль, волны зловония хлестали по лицу и обнаженным рукам; Кэроу невольно дернула плечами, как в ту ночь на балу Воителя, когда она танцевала с Тьяго, — крылья ныли от нетерпения унести ее прочь.

«Спасайся!»

Кэроу не успела взлететь. Белый Волк молниеносно схватил ее за руку, и ее тело закричало от боли.

— Я уже отплатил тебе за перенесенное унижение, но, похоже, наказание было… слишком безличным. Стараниями Бримстоуна я никогда не оставался с тобой наедине. И что, где теперь твой защитник?

В цепких когтях монстра Кэроу смотрела вслед улетающим химерам. Вирко оглянулся, но не остановился, и темнота поглотила его вместе с остальными. Шум крыльев стих, пыль осела, и Кэроу осталась наедине с Тьяго.

Вырываться бесполезно — Бримстоун дал Волку сильное тело.

— Отпусти.

— Я был с тобой ласков, предупредителен и нежен, думал, тебе этого надо. Видимо, я ошибался. Что ж, это радует. Есть и другие способы убеждения.

Свободной рукой он задрал ей рубаху, обхватил за талию. Кэроу потянулась к ножам, но Тьяго сорвал перевязь с ее бедер и выбросил полумесяцы в яму.

Он швырнул Кэроу на щебень. У нее потемнело в глазах, дыхание перехватило. Волк расхохотался и навалился на нее тяжелым сильным телом. В голове все крутилась бесполезная мысль: «Он ничего мне не сделает, я ему нужна».

Волк смеялся. Его смех хлестал по щекам, она отворачивалась, извивалась, пыталась его оттолкнуть — и задыхалась от зловония из ямы.

Однако сильное, гибкое тело Кэроу тоже сотворил Бримстоун. Она изловчилась вырвать руку, ловко втиснула между Тьяго и собой плечо и колено — и отпихнула насильника. Перекатившись на бок, она подскочила и оторвалась от земли. Тьяго ухватил ее за щиколотки, и она упала ничком, лицом в щебень. Волк придавил ее к земле, так что сбросить его не удавалось.

— Шлюха. — Влажное горячее дыхание обожгло щеку. Он взял губами мочку ее уха, и Кэроу пронзила новая боль.

Тьяго укусил ее. Он оторвал ей кусок уха!

Кэроу закричала, но он ткнул ее лицом в щебень, и крик заглох.

Волк попытался стянуть с нее джинсы, и на мгновение она онемела.

Нет.

Нет.

Крик звенел в голове.

«Он ничего мне не сделает», — билась напрасная мысль.

Но он делал.

Джинсы не поддавались. Он рывком протащил ее по камням, сдирая кожу на лице и руках, и перевернул на спину, нащупывая пуговицу на поясе. Он плотоядно оскалился, капли крови падали с клыков на лицо Кэроу. Звезды безмятежно сияли в высоте. Тьяго на минуту выпустил ее руку, чтобы потянуть за джинсы. Кэроу схватила камень и стерла улыбку с волчьей морды.

Он хрипло простонал, но улыбка вернулась. И смех тоже. Окровавленная хохочущая пасть выглядела чудовищно. Он по-прежнему прижимал Кэроу к земле.

— Нет! — пронзительно вскрикнула она.

Ее душа рвалась на части.

— Кэроу, не строй из себя недотрогу. Тела бренны.

Тьяго рванул джинсы, на этот раз они подались и сползли до самых ботинок. Острые камни впились в обнаженную плоть. Бессмысленный крик в голове оглушал. Мысли путались. Рыча, как зверь, Тьяго раздвинул ей ноги коленом. Кэроу уворачивалась, извивалась всем телом, не чувствуя боли, а когти впивались ей в руки, щебенка обдирала спину и ноги. Волк перехватил ее запястья, высвобождая руку, но Кэроу вырвалась и попыталась выцарапать ему глаза.

Он хлестнул ее по лицу.

Звезды поплыли у нее перед глазами. Она помотала головой — и вспомнила.

Нож.

В ботинке.

Там, далеко…

Тьяго так сильно сдавил ей запястья, что она не чувствовала пальцев. Высвободив руку, он стал расстегивать мундир. Уже не такой белый… Кэроу закрыла глаза. Кроме их прерывистого дыхания не было ничего, пустыня поглощала звуки, как губка. Если бы Кэроу закричала, услышали бы в касбе? Пришли бы на помощь?

«Исса…

Где она?

Что с ней случилось?»

Кэроу не стала кричать.

Тьяго, тяжело дыша, снова навалился всем телом, забыв про ее свободную руку. Кэроу отвернулась и зажмурилась, что было сил дергаясь, отвергая его, пытаясь на ощупь выпутать голенище ботинка из штанины. Рукоять ножа холодной каплей легла в разгоряченную ладонь — спасение от боли, темноты, вони, жужжания мух, острых камней и напора чужого тела.

Волк пытался придавить ее бедра к земле и мурлыкающим голосом шептал:

— Давай же, малышка, впусти меня.

От его извращенной нежности мутило. Кэроу знала, что он улыбается, и не стала на него смотреть.

Она всадила нож ему в горло по самую рукоять. Лезвие было крохотным, но его хватило.

Горячая кровь залила лицо Кэроу. Внезапно Тьяго отпустил ее бедра.

Кэроу открыла глаза.

Он больше не улыбался.




72

Пустая трата боли


— Всех убить, — весело приказал Иаил.

Незаконнорожденные по-прежнему стояли в центре купальни, сжимая мечи, но хватка ослабевала с каждой минутой.

— Нет, не всех, — поправил капитана халдейский волхв, совершенно не удивившись происходящему. Сообщник.

— Ах да, конечно, — спохватился Иаил. — Я не договорил. Убить всех, кроме Незаконнорожденных.

Самодовольство исчезло с лица халдея.

— Как?

— Само собой, предателей казнят публично, — кивнул капитан Доминиона, намеренно обходя вопрос, беспокоящий Эллада. — Как совсем недавно заметил мой брат, на виселице всегда найдется место.

— Милорд! — оскорбленно взвизгнул волхв. — Я имел в виду себя.

— Ну, ты — совсем другое дело, — осклабился Иаил. — Ты устроил заговор против моего брата. Как тебе после этого верить? Вдруг ты и меня захочешь убить?

— Я? Я устроил заговор? Вы же сами…

— Вот видишь, ты уже возводишь на меня напраслину, — укоризненно покачал головой капитан Доминиона. — Иорама и бедного Иафета убил Истребитель Тварей. Подумать только, своих же кровных родственников порешил! Если оставить тебя в живых, ты начнешь разносить про меня гадкие сплетни.

Багровое лицо волхва побелело.

— Не буду, клянусь. Я ваш. Милорд, вам нужен свидетель. Вы говорили…

— Прислужница будет гораздо лучшим свидетелем, ведь она верит в то, что будет говорить. Она своими глазами видела, как бастард зарезал императора. А все остальное… Что ж, она так напугана, что поверит, что и это тоже видела.

— Милорд, вы… Вам нужен заклинатель…

— Ты же не умеешь заклинать, — презрительно хмыкнул Иаил. — А мошенники и отравители мне ни к чему. Яд — орудие трусов. Враг должен истекать кровью. Мужайся, друг мой. Ты умрешь в благородной компании.

Капитан дал знак, и солдаты направились к советникам.

Эллад лихорадочно озирался по сторонам, надеясь отыскать защитника.

— Помогите! — завопил он, хотя лучше других знал, что помощи не будет.

Придворные взмолились о пощаде. Акиве стало жаль их, хотя на сочувствие сил не осталось.

Убили всех: безоружных стражников и телохранителей, лежавших без сознания, — легионер полоснул их по глоткам, как будто косил сорняки. Убили прислужниц. Акива пытался защитить одну из них, но хамс и солдат Доминиона было слишком много. Легионеры отпихнули его к Азаилу и Лираз, а потом безжалостно прикончили девушку.

Бойцы были под стать своему капитану. За свою жизнь Акива повидал много крови, но даже его поразила жестокость и хитрость Иаила. Зная, кого обвинят во всех этих убийствах, Акива не мог стоять спокойно, ненависть жгла его изнутри, но тошнотворная слабость давила тяжким грузом. Ему оставалось только ждать, сознавая, чем все это закончится.

Акива пытался вернуть недавнее состояние полной ясности, однако сиритар исчез, в душе бушевали лишь волны бессильной ярости. В отчаянии он оглянулся: брат и сестра стояли спиной к спине. Похоже, продержатся они недолго.

Последними убивали императорских советников. Они погибли, не веря своим глазам, в ярости и отчаянии. Эллад с воплем подпрыгнул, как будто рассчитывая улететь, и вместо груди меч пронзил ему живот. Волхв пронзительно завизжал и осел на пол, схватившись за лезвие, словно не веря, что это происходит на самом деле. Солдат выдернул меч — и пальцы волхва осыпались на мозаичные плиты. Халдей недоуменно взглянул на обрубки, из которых хлестали фонтаны крови. Легионер невозмутимо проткнул его еще раз.

Эллад перестал скулить.

— Он даже не попытался что-нибудь наколдовать, — сокрушенно вздохнул Иаил. — Столько мучений — и все напрасно. Эх, пустая трата боли!

Пристально посмотрев на Акиву, капитан Доминиона наставил указательный палец на него. Бастард сделал усилие, чтобы дать отпор, но мышцы не слушались. Легионеры, знакомые с жестами своего командира, нападать не стали.

— Вот кто у нас настоящий маг, — сказал Иаил.

Акива с трудом держался на ногах. Гнет хамс вернул его в прошлое, на агору Лораменди. Вспомнился последний взгляд Мадригал… голова на плахе… Он кричал и ничего не мог сделать. Где был сиритар? Нет, Акива не маг. Маг спас бы Мадригал, он сейчас всех бы спас.

Иаил принял его отчаяние за скромность.

— Ну признайся, а? Думаешь, я не знаю? Эти твои чары невидимости… Ты отлично придумал скрыть мечи. А птицы?! Птицы были просто великолепны. — Он восхищенно присвистнул, брызжа слюной.

Акива решил ничего не отвечать: Иаил ничего не знает наверняка.

— И все ради того, чтобы спасти химеру. Признаюсь, меня это озадачило. Истребитель Тварей выручил тварь? — Капитан посмотрел на него изучающим взглядом и умолк.

Их встречи всегда напоминали игру с высокими ставками: чрезмерная любезность скрывала взаимное недоверие и глубокую неприязнь. Теперь реверансы были ни к чему, однако Иаил продолжал играть по-старому. Он наслаждался властью и никуда не спешил.

«Что же ему известно?»

Очевидно, у капитана был какой-то козырь, и Акива многое отдал бы за то, чтобы стереть его улыбку.

— Вкусная, как сказка… — мечтательно вздохнул Иаил. — Вкусная, как надежда. Интересно, что это за вкус? Падший говорил, похоже на пыльцу и звезды. Он много о ней рассказывал. Какой мерзкий у него язык, мне было почти жаль ту красотку, ведь он ее лизнул.

У Акивы загудело в ушах. Разгут. Каким-то образом Иаил нашел Разгута. Что рассказал этот уродец?

— Интересно, отыскал ты ее или нет?

— О ком ты?

Иаил растянул рот в безобразной улыбке, хищное возбуждение и смертельная угроза делали ее еще более устрашающей.

— Ты не знаешь? Рад это слышать, потому что в твоем рапорте она не упоминалась.

Акива не доложил ни о Кэроу, ни о горбуне Изиле, который сбросился с башни, лишь бы не выдать ее, ни о Разгуте… Поначалу Акива решил, что Падший погиб вместе с горбуном.

— Так вот, я говорю о малютке, что работала на Бримстоуна, — продолжил Иаил. — Он вырастил ее. Очень занимательная история. Подробности, конечно, преувеличены: зачем Бримстоуну человеческая девчонка? Кстати, а тебе-то она зачем? Развлечься?

Акива молчал. Иаил был слишком счастлив: по-видимому, Разгут рассказал ему все, что знал. А что он знал? Известно ли ему, где Кэроу и чем она теперь занимается?

«Что нужно Иаилу?»

Капитан — точнее, новоявленный император — пожал плечами.

— Падший утверждает, что у девчонки синие волосы. Совсем заврался. Вот я и подумал, как же проверить то, что он мне наплел про человеческий мир? Ты многое упустил в рапорте. Пришлось проявить смекалку. И выяснилось, что уродец говорил правду — странную, но правду. Я одного не пойму: как ты мог не доложить про их достижения? Про их механизмы? Как тебе удалось забыть про их невероятное, убийственное оружие?

Тошнота усиливалась, и не от хамс. Все сходилось: Разгут, оружие, белоснежные плащи-сюрко, арфисты, торжественная процессия… Поразить или запугать. Акива был близок к истине, но тогда она казалась бессмысленной: на стелианцев белые плащи и арфы не произвели бы никакого впечатления.

Зато на людей…

— Ты не собирался идти войной на стелианцев, — прошептал Акива. — Ты намерен вторгнуться в человеческий мир!




73

Крик


Тьяго не сразу понял, почему ему стало трудно дышать и какое отношение к этому имеет странная резь в горле. Он нащупал рукоять, выдернул нож. Кровь полилась сильнее. Волк насмешливо посмотрел на крохотное лезвие. Наверное, его последней мыслью было: «Таким огрызком меня не убить».

Волк ошибся.

Его глаза заволокло пеленой, он обмяк и рухнул на Кэроу. Он попытался встать, но тут же упал снова и забился в конвульсиях, потом затих. Умер. Она убила Тьяго. Он лежал на ней мертвым грузом, тяжелый, неподвижный, липкий от крови. Стало очень тихо, хриплое дыхание Кэроу было слышно даже звездам.

Она сдвинула с себя тело и выползла, брезгливо отпихнув ноги Тьяго. Встала, пошатываясь, попыталась натянуть джинсы. Упала, встала снова. Руки бешено тряслись, одеться не получалось. Пуговица никак не застегивалась. Кэроу разрыдалась. Нельзя, немыслимо, чтобы пуговица осталась расстегнутой.

Застегнувшись, Кэроу посмотрела на Волка.

Он лежал с открытыми глазами, челюсть отвисла, обнажив кровавые клыки. Залитая кровью майка Кэроу почернела и липла к коже. Волк лежал в непристойном виде, обнажив свое… намерение.

Она убила Белого Волка.

«Он хотел…

Да всем будет наплевать!»

Он — Белый Волк, герой химер, архитектор немыслимых побед, сила и опора ее народа. А она — любовница ангела, предательница. Шлюха. На ее защиту встать некому: соратники погибли или отправлены на верную смерть. Зири не вернется. А Исса?! Что с ней сделали?

«Снова одна?»

Кэроу трясло, она судорожно пыталась вдохнуть, в голове было пусто и гулко. «Дыши, думай», — приказывала она себе.

Мысли путались, спазмы в горле мешали дышать.

Какой у нее выбор? Бежать или остаться. Бросить все — и тогда все химеры в Эреце погибнут, никто не спасет погребенные в Лораменди души. Или остаться… и что тогда? Тогда ее заставят воскресить Тьяго.

При одной мысли о том, что придется соприкоснуться с его душой, вернуть жизнь в эти блеклые глаза и когтистые лапы, Кэроу стошнило. Оба варианта невыносимы. Нельзя бросить свой народ, Бримстоун нес это бремя тысячу лет, а она за пару месяцев сломалась. «Твоя мечта — моя мечта. Вся наша надежда — на тебя».

Снова иметь дело с Волком? Ни за что! Но если Кэроу останется, ее заставят его воскресить.

Или убьют.

Ее снова вырвало, вывернуло наизнанку. От нее осталась одна оболочка, истерзанная снаружи и изнутри… тела бренны… Приступы рвоты не прекращались. Горло казалось ободранным. Когда ее хрипы стихли, послышался новый звук.

Шум крыльев. Совсем близко.

Ее охватила паника.

Они возвращаются.




— Вторжение в человеческий мир? — оскорбленно переспросил Иаил. — Племянник, откуда такие мысли? Разве это вторжение, если нас встретят с распростертыми объятиями?

Акива смотрел, не понимая.

— Да-да. Разгут заверил меня, что люди станут поклоняться нам, как богам. Они уже нам поклоняются. Разве это не чудесно? Я всегда хотел быть богом.

— Какой из тебя бог! — процедил Акива.

Он вспомнил человеческие города, поразившие миром и покоем. Прага… красивый мост… люди беззаботно гуляют, смеются, целуются при встрече… Марракеш… сумасшедшее столпотворение… уличные выступления, факиры… узкая улочка, где он встретил Кэроу… Они сломали косточку, и хрупкое счастье закончилось…

— Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы все поняли, что ты монстр, — напомнил Акива.

— Ты про это? — Иаил погладил шрам и пожал плечами. — Для того маски и придумали. Людей ни капли не смутит, что бог носит маску, они с радостью отдадут мне все, что я захочу.

Чего же он захочет? Акива немного знал о человеческих войнах. Он вспомнил странное кафе в Праге, где на стенах висели противогазы, атрибуты прошлой войны. Люди знают, как отравить воздух и убить все живое вокруг, они могут изрешетить друг друга железом, пока лучник только натягивает тетиву. Разгут не обманул Иаила: люди действительно боготворят ангелов — не все, но многие. Их фанатизм окажется таким же смертоносным, как их оружие. Тысячелетняя война — пустяк по сравнению с тем, что сотворят с Эрецем человеческие технологии.

— Ты не понимаешь, что делаешь, — сказал Акива. — Ты уничтожишь наш мир.

— Я уничтожу стелианцев, дам начало возрождению Империи.

— Так все дело в стелианцах? Почему? Отправь к ним меня, как Иорам и хотел. Я буду твоим эмиссаром, соглядатаем. Я передам им твое послание — только оставь человеческое оружие людям, не приноси его в Эрец.

— Мое послание?! — издевательски воскликнул Иаил. — О чем мне говорить с огненноглазыми дикарями? «Я иду вас убивать»? Только глупец на это способен. Неужели ты поверил, что тебя вызвали сюда ради дурацкой миссии? Мне нужен был предлог, а настоящий повод тебе известен… — Он широким жестом обвел залитую кровью купальню.

Пока Акива планировал избавить мир от тирана, Иаил за кулисами готовил сцену для своих планов, в которых козлами отпущения стали бастарды.

— А если бы я не убил его? — спросил Акива. Тошнота и головокружение усиливались. Как он мог не заметить, что его тянут за ниточки?

— Какая разница, — равнодушно посмотрел на него Иаил.

Если бы Акива не убил императора, если бы он оказался верным слугой, ожидающим наград и новых поручений, — его бы все равно подставили.

— Ты стал убийцей и предателем, переступив порог императорского дворца, — пояснил узурпатор. — Твое деяние мне только на руку, у меня есть настоящий свидетель. Между прочим, служанка обязана тебе жизнью, а Эллад — смертью. Но не переживай, он был редким гадом, — с усмешкой заметил Иаил, невероятно довольный собой.

Азаил рухнул на колени, и его стошнило на забрызганный кровью пол. Лираз едва держалась.

— У нас есть сообщники, — заявил Акива. — Думаешь, никто не пойдет против тебя?

— А кто решится, если даже у тебя ничего не вышло?

Иаил прав. Неужели всему пришел конец? Неужели Акива так нелепо подвел и Эрец, и Кэроу?

— Жаль, что нельзя оставить тебя в живых, — заметил Иаил. — Маги мне нужны, но доверять тебе — дорогое удовольствие, ты меня почему-то недолюбливаешь. — Он картинно пожал плечами и перевел взгляд на Лираз.

Сквозь слабость и тошноту Акива почувствовал страх, гнев, беспомощность, но проступало что-то еще — твердость, сияние. Он очень надеялся, что сиритар возвращается.

— А тебе, красотка, я сохраню жизнь. Вот обоснуюсь в императорских покоях, мне понадобятся обнаженные прислужницы. — Он посмотрел на убитую девушку на полу и улыбнулся. Уродливый шрам побелел и вздулся буграми на носу и губах.

— Ему ты не доверяешь, а мне рискнешь? — хрипло рассмеялась Лираз.

— Нет, конечно. Женщинам доверять нельзя, а то можно поплатиться своей шкурой. — Он снова коснулся шрама и на мгновение перевел взгляд на Акиву.

Внезапно Акива понял, кто разрубил Иаилу лицо.

— А меня возьмешь в услужение? — с ленивой усмешкой поинтересовался Азаил. — Всегда хотел быть банщиком. К тому же я воспитанный.

— Ты не в моем вкусе, — ухмыльнулся Иаил.

— А твоя морда вообще никому не нравится. Хотя нет, мой меч желает познакомиться с тобой поближе.

— Боюсь, придется отказать ему в этом удовольствии. Мечи меня уже целовали.

— Заметно.

— Фестиваль, — внезапно сказал Акива. — Моя мать одарила тебя этим шрамом.

Акива тянул время, надеясь, что имя матери — ключ к сиритар.

— Уф, наконец-то сообразил, — фыркнул Иаил. — Ты меня очень развеселил, решив, что ее убил Иорам. Впрочем, можно и так сказать, ведь он отдал ее мне.

«Отдал?!»

— Ты ненавидишь стелианцев из-за одной женщины?

— Да, но не простой женщины. Женщины есть повсюду, даже красавиц можно отыскать где угодно. Фестиваль была дикой, неукротимой, как буря. Бури опасны. Они завораживают. Буреловы меня поймут. На буре можно славно покататься. — Он посмотрел на Лираз и кивнул солдатам: — Уведите ее.

Братья бросились к ней, Лираз махнула мечом, но он выпал из рук, жалко звякнув о клинок легионера.

— Убей меня вместе с моими братьями или пожалеешь, — потребовала она.

— Как обидно. Тебе так сильно не хочется мне прислуживать?

— Да. Тысячу раз да.

— Солнышко, пойми, от этого мне только приятней.

Воины окружили их плотным кольцом.

Сорок легионеров Доминиона с химерскими хамсами.

Азаил нанес свой последний удар.

Он вонзил меч в лицо одному из нападавших, клинок застрял, Азаил подался вперед вслед за телом и наткнулся на меч противника. Лезвие вошло в незащищенный доспехами бок и вышло между крыльями. Азаил пошатнулся, схватился за клинок и попытался его вытащить, но руки не слушались. Он дернул за рукоять меча и рухнул. Последние мгновения жизни брата Акива видел в полной ясности, сияние сиритар вернулось.

Слишком поздно — как падальщик на запах крови.

Лираз бросилась к Азаилу. Акива знал, что сейчас из ее груди вырвется вопль. Он заранее слышал этот пронзительный крик и видел его. Звуки обрели форму. Все стало светом. Лираз приподняла брата, вглядываясь ему в лицо, но Азаил уже ничего не видел. Легионеры оттащили ее. Акива знал, что брат мертв, еще до того, как его тело ударилось о плиты пола. В голове раздался гул, как будто тысячи птиц летели на его призыв у Заповедного предела.

Птиц на этот раз не было. Или были, но их принесло само небо, которое в этот миг сдвинулось, словно его схватили в огромный кулак — и потащили: над морями, океанами, городами. Небо собралось в тугую воронку над Башней Завоеваний, затягивая все в этот водоворот. Волнения затронули все небесные сферы, проникли во все уголки Эреца.

На юге от внезапного порыва ветра пламя костров взвилось к небесам. На вершинах гор, в своих ледяных дворцах, буреловы заволновались и подняли головы. По ту сторону Заповедного предела Свева, Саразал и каприны вышли из подземного туннеля и, моргая, стали смотреть, как небо стекало на север. А по ту сторону горизонта — там, где сейчас светило солнце, хотя Империю окутывала ночь — на террасе стояла молодая женщина и глядела в морскую даль. Все тот же внезапный порыв ветра подхватил и разметал ее черные волосы. Ее голову венчала золотая диадема со скарабеем, глаза и крылья горели огнем. Она прищурилась, глядя на небо, изборожденное следами уносящихся вдаль облаков. Мощный поток подхватил все, что было в воздухе — облака, птиц, тени, — и потащил за океан, стремительно и безжалостно. Глаза королевы вспыхнули: в ее городе, в ее стране, на всех ее островах подданные прекратили свои занятия и обратили взоры к небу.

Потом все остановилось, наступила глубокая тишина. Зная, что сейчас будет, женщина схватилась за перила.

Все вернулось рывком, словно гигантский выдох. Раздался чудовищный крик — безмолвный, но сотрясший все до основания.

По ту сторону горизонта, там, где находился источник этого странного явления, сверхпрочное стекло Башни Завоеваний рассыпалось. Меч, символ Империи серафимов, взорвался изнутри.

Луны бесстрастно взирали с небес, отражаясь в миллионах осколков, словно сами Нитид и Эллаи обрушили на город стеклянные брызги, осыпавшие случайных прохожих. Тела убитых птиц и серафимов лежали на крышах, усыпанные звездной пылью. Труп одного из Серебряных Мечей проломил купол сераля. В суматохе многим наложницам удалось спастись, и они унесли с собой детей, последних отпрысков Иорама.

На месте знаменитой башни остался железный каркас, стекло рассыпалось, исчезли лабиринты, купола, птичьи клетки, расписные ширмы, постамент императорского ложа — как будто бы ничего и не было.

Наступивший день — яркий, безоблачный — прошел в атмосфере страхов и домыслов, а море выносило изувеченные тела по всему побережью вплоть до Тизалена.

Что произошло?

Говорили, что император погиб от руки Истребителя Тварей. И наследный принц тоже. Никого не удивило, что убийца и его незаконнорожденные сообщники исчезли без следа, улетели вслед за облаками. По всей Империи ни в одном полку не осталось ни малейшего напоминания о Незаконнорожденных — как будто их и не было.

Облака вернулись к Дальним островам, где юная королева стелианцев отложила в сторону диадему, заплела черные пряди в косу и принялась вместе со своими магами выяснять причину странного явления.

Незаконнорожденные улетели в другую сторону. Они собрались в Киринских пещерах для встречи со своим братом Акивой, седьмым носителем имени, чтобы присягнуть на верность ему и его делу.




74

Лекарство от скуки


— Мы застряли тут, словно мухи за стеклом, — вяло протянула Зузана.

— Замечательный образ, — согласился Мик. — Маши быстрее.

Теперь была ее очередь махать веером, точнее, сухой пальмовой ветвью, найденной на крыше отеля. Мик, в одних шортах, полулежал на стуле, задрав ноги на кровать и подставив горло легкому бризу ручной работы.

— Ты — богиня воздухообмена, — простонал он.

— А ты — блестящий образец мужественности.

Мик вяло усмехнулся, не в силах на большее из-за жары.

— Зуз, всю неделю меня окружали торсы химерских воинов. Я знаю, что я блестящий образец щуплости.

— Нет, ты не щуплый.

Веер гулял вверх-вниз, пока Зузана подбирала подходящие слова. И правда, близкое соседство с рельефными торсами и бицепсами размером с ее голову являло внешность Мика в новом свете. И все равно, кому нужны бицепсы размером с твою голову? Для убийства ангелов это удобно, не поспоришь. Но и только.

— Твои мышцы идеально подходят для игры на скрипке, — сказала она.

— А ты еще сильнее: ты можешь удержать марионетку. Химерам с нами не совладать.

Зузана плюхнулась на кровать и застонала: кровать была жесткой.

— Эй, твоя очередь еще не закончилась.

— Знаю, просто я умерла от скуки.

— Прямо сейчас?

— Да. Ты видел, как это случилось.

Мик качнулся на стуле и упал на кровать рядом с ней. Зузана снова застонала.

— Я знаю лекарство от скуки, — предложил он, подкатившись поближе, но тут же откинулся на спину. — Нет, для него слишком жарко.

— Тут безумно жарко, — согласилась Зузана, нисколько не сомневаясь в разновидности его лекарства. — Откуда в этой стране берутся люди? Как можно размножаться в такую жару?

— Так давай уедем. К побережью. Домой. В Австралию. Куда угодно. Что мы здесь забыли?

«Здесь» — это Урзазат, самый крупный город в южном Марокко, похожий на декорации к фильму «Мумия». Ее и правда снимали здесь, как и множество других фильмов, где место действия — знойная пустыня. В Урзазате находится множество киностудий. В остальном город показался Зузане и Мику унылым и чудовищно жарким. Поначалу кондиционеры работали, но посреди ночи сломались, хотя поначалу поломка осталась незамеченной — прохладные ночи южного Марокко прекрасно прогоняют скуку и поддерживают должный прирост населения.

Так почему они все еще здесь, спустя сутки после побега из замка монстров, со свежими мозолями на ногах и синяками на руках?

— Я не хочу возвращаться, — жалобно призналась Зузана. — Опять туристы, секты ангелов, кукольное шоу и реальная жизнь? А я хочу делать монстров, заниматься магией и помогать Кэроу.

— Это тоже реальная жизнь. С более чем реальной смертью. Там слишком опасно.

— Знаю. — Зузана все понимала, но не могла оставить подругу одну. Тьяго однажды убил Кэроу, что ему мешает убить ее снова? — Черт, почему у нее нет телефона?

Кэроу вполне могла позволить себе какую-нибудь спутниковую связь… Если бы Зузана знала, что с подругой все хорошо, ей самой стало бы лучше.

Только она все равно не прекратила бы ныть.

Зузане пришлось уйти из касбы, она сдержала свое слово, а вот покинуть страну она не обещала. И не собиралась. Зузане казалось, если они уедут, вся магия прошлой недели рассеется. Что тогда ей останется? Дикая история про то, как она провела неделю в Сахаре в огромном замке из песка ученицей у своей подруги-мага, как они воскрешали огромных крылатых монстров и отправляли их воевать в параллельный мир? Зузана представила, как будет рассказывать все это внукам, а они начнут крутить пальцем у виска, пока бабуся не видит, потому что… Ну кто поверит в такую безумную историю?!

Зато она превратится в невидимку — ой, она умеет превращаться! — и начнет шлепать маленьких негодяев газетой. Вот они будут улепетывать!

— Знаешь, я буду ужасной бабушкой, — проворчала Зузана, с радостным предвкушением примеряя эту роль.

— Что?

— Ничего. — Она уткнулась лицом в подушку и закричала. В рот забилась затхлая пыль. Гм, они же меняют наволочки. Должны были. Ага. И поэтому тут воняет чужой немытой головой.

Мик начал что-то выводить пальцем у нее на спине. Зузана обернулась.

— Похоже на пальчиковые краски. Я тебе тут сердечко нарисовал.

— Потное сердечко. Очень романтично.

— А, ты хочешь романтики? Ладно. Угадай, что я сейчас напишу.

Зузана стала читать по буквам:

— З-У-З-А-Н-А. Зузана. Т-Ы. Ты. В-Ы-Й-Д-Е-Ш-Ь… — Она вздрогнула и умолкла.

Мик хитро улыбался, увлеченный своим занятием. На щеках золотилась щетина. На ресницах — лучик, протиснувшийся сквозь помятые жалюзи. Его ресницы словно присыпало солнечной пылью.

— З-А…

Зузана, ты выйдешь за…

Ее сердце бешено стучало. Интересно, ему это заметно? В прошлый раз, когда они говорили о свадьбе, в Праге, Зузана вела себя… независимо. Совсем не хотелось признавать, что ее интересуют такие вещи. Она не какая-нибудь там идиотка, которая только и мечтает выскочить замуж. К тому же еще слишком рано.

«М» — почувствовала она всей кожей.

— М, — вся онемев, прошептала она.

Мик остановился.

— Ничего подобного. Это П.

— П? Но ты же…

— Что? — поддразнил ее Мик. — Я писал: «Зузана, ты выйдешь за пиццей?» А ты что подумала?

Зузана вспыхнула. Снова попалась. Господи, наверное, она все-таки идиотка, которая только и мечтает выскочить замуж.

— Отстань, — сказала она и попыталась вывернуться, но Мик продолжал ее обнимать.

— Мне рано делать тебе предложение, осталось два испытания, — прошептал он ей на ушко.

— Очень смешно.

— Я не шучу, — серьезно ответил он. Зузана наконец осмелилась посмотреть ему в лицо. — А ты шутила?

Конечно же, она шутила. Про испытания. А что? Разве она принцесса? Но рядом с Миком, сейчас… она чувствовала себя принцессой, что не так уж и плохо.

— Нет, — ответила она и прекратила попытки к бегству. — Я не шутила. Вот тебе следующее испытание. Сделай так, чтобы кондиционеры заработали, и избавь меня от скуки.




75

Шум крыльев. Совсем близко


После ямы прошел день. Непонятно как. Снова наступила ночь. Кэроу была у себя.

Из комнаты вынесли все доски, со ставней убрали засовы, а с ними — чувство безопасности. Иллюзию безопасности.

Кэроу представила, как Луна вращается вокруг Земли, Земля — вокруг Солнца, как звезды сияют сами по себе на недоступном небосводе — только нет, это была тоже иллюзия, как представление о том, что солнце встает и садится. Вращалась земля у нее под ногами, мир вокруг нее. Небо над головой. Оно тоже куда-то стремилось, катилось над просторами — Кэроу же стояла на месте, как будто ее держало всемирное вращение сфер.

Она с горечью думала: «Что бы ни произошло со мной, не важно. Я одна из миллиардов. Я — звездная пыль, моя оболочка когда-нибудь рассыплется, меня развеет по миру… частицы меня станут чем-то еще, и я буду свободна. Как Бримстоун».

Звездная пыль. Ученые называют ее «космической», «межзвездной», говорят, что она произошла от взрывов звезд. Из звездной пыли состоит все сущее. Уж очень это похоже на мифы Эреца. Может быть, не так поэтично — ни насильника-Солнца, ни рыдающей Луны. Ни Луны с кинжалом, как в версии киринов: Солнце был сильным и самоуверенным, он увидел Эллаи и захотел взять ее силой, она заколола его ножом, так же как Кэроу убила Тьяго. Нитид рыдала, и из ее слез появились химеры. Дети скорби.

А Эллаи плакала? Пыталась ли она отмыться в море, чтобы снова почувствовать себя чистой? Тогда легенду можно было бы продолжить: от ее слез моря стали солеными — и тогда все, все в мире рождено из насилия, предательства и скорби.

Слезы Кэроу не достигли моря, ими оросят финиковые пальмы в каком-нибудь оазисе. Они станут плодами, их съедят и, может быть, снова выплачут.

«Вот вокруг чего вращается мир.

Ничто не уходит в никуда. Даже слезы.

А как же надежда?»

Кэроу, как могла, отмылась — в холодной речной воде, без мыла. Она стояла в ледяном потоке, пока не перестала чувствовать ног. Содранная кожа саднила, но была чистой. Не осталось ни пятнышка крови — ни ее, ни Тьяго, ни…

Послышался новый звук. Шум крыльев. Совсем близко.

Кэроу отшатнулась от воспоминания.

Думай о другом.

О своей боли? Подойдет. О какой именно? Болело везде, но Кэроу была знатоком, способным различить малейшие оттенки. Каждая царапина, каждая ссадина воспринимались отдельно, как звезды в созвездии. Как же называется ее созвездие? Жертва?

Она и впрямь была похожа на жертву: испуганная, избитая. Правая щека, разодранная о щебень, вся распухла. Губа рассечена. На ладонях мозоли. Лопата. Не думай. Мочка. Кэроу решила сосредоточиться на этой боли, тут хотя бы можно что-то исправить. Но у нее сейчас не было сил заживить разрыв. Мысль о зажимах казалась невыносимой. На Кэроу живого места не осталось: везде болело, саднило, резало и кричало.

«У тебя получаются красивые синяки», — как-то похвалил ее Тьяго. «А у тебя нет», — подумала Кэроу, глядя на следы его пальцев на своих изувеченных руках. Синяки выдавали то, что произошло.

Точнее — то, что он хотел с ней сделать.

А Эллаи, успела ли она остановить Солнце? Или он добился своего? В легенде об этом ничего не сказано. Лучше думать, что Эллаи тоже себя защитила.

Кэроу поднесла швейную иглу к пламени свечи и стала разглядывать свою мочку в маленьком зеркальце на столе. На лицо она старалась не смотреть. Она не могла его видеть. Игла накалилась…

Настоящие драки проходят совсем не так, как в кино, — никаких эффектных пируэтов, взмахов и выпадов, никаких умопомрачительных прыжков и победных улыбок… Ха! Где все это было, когда Тьяго придавил ее к земле? Его сила значила гораздо больше, чем весь ее «балетный» репертуар.

Однако Кэроу смогла его остановить. Да, она похожа на жертву, но она его убила.

Если бы на этом все закончилось…

Новый звук. Шум крыльев. Совсем близко.

В голове звенело от этого шума, от хруста земли под лопатой, от жужжания мух. Они так быстро слетаются на трупы…

Казалось, она все еще стоит на краю ямы, и зловонный мрак тянет вниз… Кэроу проткнула мочку, прогнав воспоминание. Однако воспоминания как мухи — сколько их ни гони, они все равно возвращаются и зудят. Каждый раз себя колоть или резать не станешь. Больно! От ее сдавленного вскрика проснулась Исса.

Исса. Единственная радость за ту ночь: Исса жива.

— Милая моя девочка, ты что делаешь? — Женщина-змея развернула свои кольца и тревожно бросилась к Кэроу. Увидев иглу в мочке уха, она сердито прошипела: — Давай лучше я.

— Я не могла уснуть, — прошептала Кэроу и позволила себе помочь. А что, если бы Иссы не было? Что, если бы ее тоже убили?

— Бедная моя. — Голос Иссы звучал нежно и мягко. Она осторожно сделала первый стежок. — Девочка моя, неудивительно, что тебе не спалось. Как жаль, у нас нет сонного отвара.

— Или реквиемного.

— Не говори так! — оборвала ее Исса. — Ты жива, и это главное. Пока ты жива, пока он… Пока ты жива, всегда есть надежда. — Исса вдохнула поглубже и предупредила: — Готова?

Кэроу поморщилась в ожидании боли.

— Прости… Вы с Ясри умерли от… — робко начала она.

— Да. Не переживай, это была легкая смерть. — Исса вздохнула. — Как бы мне хотелось, чтобы Ясри была с нами. Она бы нашла что тебе дать. Она всегда что-нибудь придумывала для Бримстоуна.

— Мы обязательно ее заберем.

Неизвестно когда, неизвестно как. Что там теперь? Тьяго сжег и храм, и рощу. Прошло восемнадцать лет; выросли ли новые деревья? Роща была древней. Вспомнилось, как начинало биться сердце, когда вдалеке появлялись серебристые кроны деревьев, залитые лунным светом. Мадригал подлетала ближе, ветви расступались — и сердце билось все чаще оттого, что сейчас она увидит Акиву. Она знала, что он ждет, что подхватит ее в воздухе, прижмет к себе, они будут лежать рядом, и он будет водить кончиками пальцев по ее векам, касаясь нежно, как мотыльки колибри, как осыпающиеся в темноте реквиемные лепестки.

Кэроу закрыла глаза, обняла себя за плечи и стиснула их изо всех сил. Боль. Тьяго — союзник, Акива — враг. Почему все так обернулось? Что делало другого врагом?

Нет. Некоторые вещи не забыть. Кэроу снова впилась пальцами в кровоподтеки, отгоняя воспоминания. Счет убитым на беспощадных руках — вот что делало другого врагом. Море пепла на месте городов — разве этого мало?

Исса закрепила шов и обрезала нитку. Кэроу поблагодарила ее и стала думать о том, что теперь будет.

Солнце взойдет; вечно прятаться в комнате не получится. Придется показаться всем на глаза. Быстрее бы прошли синяки. А может, их не заметят? Когда ее в последний раз видели без синяков? Знают ли в касбе, что произошло у ямы?

Не всё, в этом можно быть уверенной, и — о боги и звездная пыль! — пусть никто и никогда не узнает правды.

Новый звук…

— Кэроу, — раздался тихий шепот.

Совсем близко.

Она заморгала.

— Кто там? — резко спросила Исса.

Значит, не послышалось — кто-то снова прилетел к окну.

— Впусти меня.

Голос был тусклым, блеклым, в нем не было привычной глубины, но Кэроу сразу его узнала. Ее бросило в жар и холод.

«Зачем? Зачем он вернулся?»

Она резко встала, стул отлетел к стене.

Исса недоуменно посмотрела на нее.

— Дитя мое, кто это?

Кэроу не успела ответить. Незапертые ставни распахнулись. Исса вздрогнула, по блестящей змеиной чешуе прошла волна. Кэроу отпрянула, подальше от ночного гостя и его тепла. Материализуясь в воздухе, в оконный проем протиснулся Акива.

И рухнул на пол.




76

Мертвый груз


Он был не один. Кэроу почувствовала присутствие других еще до того, как чары невидимости полностью рассеялись. С ним были двое с Карлового моста. Кэроу сразу их узнала, хотя они очень изменились. Лираз, красавица сестра, раньше казалась жестокой и неумолимой, а сейчас ее опухшие глаза были исполнены горя, в них разверзлась бездна боли и отчаяния. У Акивы глаза налились кровью и горели тусклым багровым огнем. Он был таким же после казни Мадригал, когда она, в чужом теле, пришла вызволить его из темницы. Измученное, бескровное лицо, гримаса невыносимой боли. Что с ними случилось?

Однако больше всего изменился их брат. Он был… мертв.

Они уронили тело на пол. Лираз со стоном бросилась поднимать брата и, нежно положив его голову к себе на колени, затихла.

«Азаил. Его звали Азаил».

Он уже окоченел, крылья погасли, лицо стало восковым. Он умер давно.

Кэроу трясло от озноба и жара, она не могла сдвинуться с места, недоумевая, зачем они прилетели. Исса приблизилась к Азаилу и коснулась его лба. Кэроу продолжала смотреть как будто издалека: вернулось давнее ощущение нереальности происходящего, словно ее жизнь — игра теней на стене. Лираз умоляюще схватила Иссу за руку. Змеи замерли, готовые напасть в любой момент.

— Прошу вас, спасите его, — прошептала Лираз, безумно заглядывая в глаза Иссе и Кэроу.

Слова, не задевая сознания, парили в воздухе. Кэроу посмотрела на Акиву. Он глядел на нее и, казалось, касался взглядом. Кэроу невольно отступила. Он смотрел с мольбой, его лицо было почти таким же серым, как у брата… которого положили там, где Кэроу обычно создавала тела. Место для воскрешения. Все взгляды были обращены к ней.

«Спасти его?»

Они пришли за помощью? После того как они сожгли порталы Бримстоуна — и самого Бримстоуна, — после того как истребили ее народ, они просят воскресить им брата?

Похоже, они прилетели издалека. Их била дрожь. Акива стоял прислонившись к стене и безвольно опустив руки. Даже во время их первой встречи у Булфинча в истекающем кровью ангеле оставалось больше жизни, чем сейчас.

— Что с тобой случилось? — еле слышно спросил он, в ужасе глядя на ее щеку, губу, разорванное и зашитое ухо.

Кэроу сжалась и закрыла ухо прядью волос.

— Кто это сделал? — Несмотря на слабость, Акива вспыхнул от ненависти. — Он?! Волк?

Глядя на его разгневанное лицо, Кэроу вспоминала, как однажды Акива окутал ее живой шалью, как нежно трепетали у плеч крылышки мотыльков колибри. Давным-давно Тьяго разорвал на ней платье, а Акива призвал ей на плечи мириады звезд, порхавших вокруг праздничных фонарей.

Той ночью она сделала выбор, и выбор был верным.

Тогда был верным.

С тех пор многое изменилось.

Слишком многое.

Кэроу не ответила, мучаясь оттого, что всем видны ее слабость и уязвимость, жалея, что не закрыла чем-нибудь руки, что не успела все залатать. Подумаешь, боль. Нельзя проявлять слабость, только не сейчас. Кэроу приблизилась к Азаилу. Акива принес ей тело брата? Что ж, а еще он принес ей Иссу. Спас Зири. Нельзя забывать об этом. Она медленно опустилась на колени — все болело, — удивляясь, зачем они принесли тело.

Тела — мертвый груз, тела бренны… Но одно дело — знать, что бесполезно забирать тело, а другое — бросить убитого товарища. Кэроу прекрасно понимала их чувства. Тела делают нас настоящими. У души нет глаз, у души нет рук. Она не видит, она ничего не может сделать. Кэроу сцепила пальцы, чтобы унять дрожь.

Рана зияла в левом боку. Удар в сердце. Смерть наступила быстро.

— Умоляю, — повторила Лираз. — Спаси его. Я все отдам. Назови свою цену.

Кэроу посмотрела на нее, но не обнаружила ни следа жестокости и высокомерия — только боль.

— Платы не нужно, — ответила Кэроу и перевела взгляд на Акиву, словно говоря: «Свою цену ты заплатил сполна».

— Ты спасешь его? — радостно воскликнула Лираз.

Кэроу знала, вся надежда на нее. А они бы убили ее за то, что у нее на ладонях хамсы. Ирония судьбы… Руки ангелов — слишком черные — резали глаз, но сестра так нежно обнимала брата, гладила по щеке… Нельзя сочувствовать врагам, но Кэроу ничего не могла с собой поделать. Кто здесь неповинен в убийствах? Только не она. «О, Эллаи, мои руки никогда больше не будут чистыми», — подумала она, и вдруг пришло озарение. От неожиданности Кэроу стиснула руки, так что заныли волдыри на ладонях. Она спасет его — и очистится! Искупит свою вину — за яму, за новую могилу… за ложь, в которую превратилась ее жизнь… Кэроу очень хотела спасти Азаила, поставить первую метку милосердия на своих залитых кровью руках.

— Я не смогу оставить ему это тело, — сказала она. — Слишком поздно. И вряд ли он будет внешне похож на себя прежнего.

Бримстоун, может, и придумал бы, как сделать эти огненные крылья, но ей это не по силам.

— Он больше не будет серафимом, — предупредила Кэроу и посмотрела в измученные, отчаянные глаза Акивы.

— Не важно, — ответил он. — Пусть он будет самим собой, все остальное не важно.

«Да, — мысленно согласилась Кэроу, пытаясь найти в себе ту же убежденность. — Важна лишь душа, а плоть — бренная оболочка».

— Хорошо, — сказала она. — Давайте кадильницу.

В наступившей тишине можно было утонуть.

«Нет. Нет!»

Глядя на безжизненные голубые глаза, на улыбчивые губы, Кэроу застыла, не в силах вынести горя. Если слезы хлынут, им не будет конца. Столько всего произошло. Кусая губы и превращаясь в камень, Кэроу боялась увидеть крушение надежд ангелов.

— У нас… у нас не было кадильницы, — прошептала Лираз. — Мы принесли его. К тебе.

— Прошел всего день, — сипло произнес Акива. — Кэроу…

Как будто от нее что-то зависело.

Они не понимали. Откуда им знать? Она никогда не рассказывала Акиве, как легко разрывается связь души и тела после смерти. В ауре погибшего ангела — солдата, убийцы, любимого брата — не осталось ни света, ни смеха, ни малейшего признака присутствия.

Кэроу заставила себя посмотреть Акиве и Лираз в глаза. Она надеялась, что они увидят ее скорбь.

И поймут, что души Азаила уже нет.

Он ушел навсегда.




77

Выжил


Горестный взгляд Кэроу сказал все.

— Нет! — одними губами прокричала Лираз и бросилась на Кэроу.

Акива был слишком слаб, чтобы остановить сестру. Впрочем, у нее тоже не оставалось сил: ослабленная хамсами, Лираз проделала весь путь с Азаилом на руках. Ради чего? Все напрасно. Оседая на пол, Акива ощутил, как вокруг смыкается мрак.

Что произошло в Башне Завоеваний?

Акива помнил гул в голове, сгустившийся воздух, гнет, звон… Они с Лираз подхватили тело Азаила, и взрыв унес их далеко — ни один осколок стекла не задел их.

Они приземлились передохнуть в поле, сжимая бесчувственное тело брата. Азаил погиб. Но разве смерть — это конец? Акива вспомнил о Кэроу. Конечно, о ком еще? «Надежда, — твердил он себе, стоя на коленях, ослабленный, оглушенный, — ее имя значит — надежда».

Однако не на языке серафимов — и не для них.

Кэроу попятилась, споткнулась о лежащий стул и застонала.

— Ты лжешь! — закричала Лираз.

Закричала.

Акива продирался сквозь темноту. Женщина-змея подхватила Кэроу в объятия. «Это Исса из альбомов Кэроу, — подумал он. — Наверное, это она была в кадильнице». Кадильница… Почему у них не было кадильницы?! А может, душу Азаила оторвало взрывом? Может, его уже не было, когда они опустились на поле… Может, им в любом случае не удалось бы его спасти? Теперь это не важно. Азаила нет.

— Спаси его! — захлебывалась криком сестра — хрипло, отчаянно, горько. И очень громко.

Исса оттолкнула Лираз от Кэроу. Змеи сердито шипели. Акива обнял сестру, и она разрыдалась.

— Нет, только не он! Не может быть, — всхлипывая, повторяла Лираз. Она плакала впервые в жизни. Акива рыдал вместе с ней.

Исса осторожно уложила Кэроу на кровать.

От Акивы не ускользнула осторожность движений Кэроу, порезы и ссадины, горечь во взгляде… Его снова обступила темнота. Сердце ныло. Слышались надрывные рыдания сестры… Вспомнился ленивый добродушный голос брата:

«Урна для Акив полная… Придется тебе выжить».

Он выжил. Другие гибнут, а он живет. Как он устал. Вот бы закрыть глаза…

В дверь постучали.

— Кэроу? Что происходит? — спросил гортанный женский голос.

Сквозь боль во взгляде Кэроу проступили ужас и отчаяние. Она вытерла слезы и стала осторожно подниматься с кровати. Ей было очень больно. Что он с ней сделал? Животное! Казалось, она хочет о чем-то предупредить, но не успела: дверь распахнулась.

Лираз нежно коснулась похолодевшей руки Азаила. Бледное, измученное лицо сестры стало мертвенно-спокойным. Она приготовилась к смерти.

Слабость, темнота накатывали волнами, ощущение бессилия тянуло на дно, но Акива не поддавался. Он не хотел умирать. Он хотел жить, воплотить свои планы, изменить мир… Вместе с Кэроу.

А случится иное.

Первой вошла волчица из свиты Тьяго. При виде ангелов она оскалила клыки и приготовилась к прыжку. На пороге стоял Белый Волк. Его лицо покрывали глубокие царапины, подтверждая худшие опасения Акивы.




78

Ангел и Волк


— Кэроу, у тебя гости? — с насмешливым презрением осведомился Тьяго. — Не знал, что ты устраиваешь вечеринку.

Как мерзко было снова слышать этот голос. Кэроу не могла заставить себя посмотреть на вошедшего. Она вернула жизнь в эти блеклые глаза и когтистые лапы. За что? Почему? К горлу подступила тошнота, как тогда, у ямы.

— Я и сама не знала.

«Иначе было нельзя», — говорила она себе, но дрожь не унималась.

У дверей стояли Ниск и Лиссет. Она никогда не забудет и не простит их равнодушных лиц, когда она, ковыляя, вернулась в касбу вслед за Тьяго.

Белый Волк вошел в комнату. Когти царапали глинобитный пол, острый мускусный запах въедался в ноздри. Кэроу избегала смотреть в его сторону. Размытое белое пятно оказалось рядом с ней. Как будто они заодно.

Только они и были теперь заодно.

Кэроу сделала свой выбор — оправдывая надежды Бримстоуна, оправдывая свое имя. Соплеменников не возродить без Тьяго: химеры повиновались ему. Иного выхода не оставалось. Стоя рядом с Волком, Кэроу ощущала презрение, отвращение и неверие во взгляде Акивы: что она делает бок о бок с этим чудовищем?

«Я тоже чудовище, ты не забыл? — думала она. — Я — химера, ради своего народа я пойду на все».

Кэроу смотрела с вызовом, но бравада давалась с трудом. Огненный взгляд Акивы плавил воздух между ними. Она сгорала от стыда. Ангел и Волк в одной комнате. Похоже, все к тому и шло. Теперь это случилось: Акива, убитый горем, бескровный, с красными глазами, и она — рядом с Волком. Кэроу и Тьяго встречают гостей, как хозяин и хозяйка замка.

«Все не так, как тебе кажется. Все гораздо хуже».

Акива не услышит от нее ни оправданий, ни извинений. Кэроу с усилием повернулась к Тьяго и взглянула на него — впервые после возвращения в касбу. По сравнению с тем, что им предстояло, взгляд — ерунда.

Волк оставался Волком: властный, умопомрачительно красивый — лучшее творение Бримстоуна. Увы, безупречным он больше не был: рукава закатаны, мундир измят, волосы растрепаны и небрежно стянуты в узел, так, что отдельные пряди висели по бокам — видно, Шеста больше его не причесывала. Прекрасное ненавистное лицо еще хранило следы ее ногтей, но рана под подбородком исчезла. Залатать этот разрез было намного легче, чем увечья Зири на руках и лице: всего несколько слоев ткани, аккуратные края, боли хватило с лихвой. Лучше убийства не придумаешь, даже если захочешь.

Тяжелее всего было смотреть в невыносимо холодные, бесцветные глаза.

«Тело бренно».

Рыдания сдавили горло. Кэроу ничего не могла с собой поделать. Обняв себя, она попыталась найти слова, чтобы как-то объяснить присутствие ангелов.

Спокойствие Волка скоро покажется подозрительным.

Если бы Лираз не закричала, Кэроу помогла бы ангелам скрыться и перебила бы их запах ладаном. Она в долгу перед Акивой. Никто бы даже не узнал. Теперь слишком поздно. Тьяго придется что-то с ними сделать… Он пребывал в еще большем замешательстве, чем Кэроу.

На присутствие любовника Мадригал Белый Волк реагировал предсказуемо: издевался, пытал, наказывал соперника — не за то, что он серафим, а за то, что Мадригал предпочла его. Все знали, с какой радостью Волк завершил бы начатое, но, вместо того чтобы радостно упиваться местью, он молчал.

Потому что он не был Белым Волком.




79

Все кончено


— Надо же, убитый ангел! — произнес Тьяго, разглядывая мертвое тело на полу.

Акива молчал.

— Решили воспользоваться услугами нашей воскресительницы? — Тьяго посмотрел на Кэроу и снова повернулся к ангелам. — К сожалению, мы не обслуживаем серафимов. Может быть, вы и сами заметили, что мы с вами находимся в состоянии войны.

— Война закончилась, — огрызнулась Лираз. — Вы проиграли.

— Неужели? Вообще-то неясно, кто из нас проиграл.

Очень медленно, Акива дотянулся до сестры и положил руку ей на плечо, пытаясь остановить. Он не хотел приближать развязку, ему надоело испытывать судьбу. Акива смотрел на Кэроу, пытаясь понять, что у нее на уме. Сначала она хотела помочь, спасти Азаила. Его смерть ее потрясла. А теперь? Захочет ли она помочь им? Сможет ли? Ссадины, кровоподтеки… Почему она так их стыдится? Закрыла ладонями — и это невольно привлекало внимание. В прошлый раз он заметил, как изувечены ее руки: расплата за магию воскрешения. Однако новые кровоподтеки… Что-то было не так.

Эти синяки остались не от зажимов, а от пальцев.

Акиву охватила ярость, он с усилием поднялся, в глазах потемнело, все поплыло. Кэроу поспешно встала между ними. Она оттолкнула Акиву, ее гневный взгляд недвусмысленно говорил: «Ты что, сума сошел?»

«Да, сошел».

Он чувствовал себя жалким в своей бессильной ярости. В комнате, полной химер, два ангела беспомощно скрючились на полу, поддерживая друг друга и цепляясь за тело погибшего брата — сломленные, жалкие. Все кончено.

— Чего вы ждете? — прошипела Лираз. — Убейте нас!

Кэроу жестко посмотрела на них, разозлилась. Похоже, Акива снова поставил ее перед невыносимым выбором. Как она изменилась за эти месяцы! Куда исчезли оживленность, выразительность? Остались только ожесточение и боль. Раньше, в Праге и в Марракеше, Кэроу была нежной, улыбчивой, заливалась румянцем, робела… Даже в гневе она была живой, непосредственной, а сейчас лицо превратилось в суровую маску. Акива остро чувствовал свою вину в том, что с ней случилось, но ему хотелось выбраться из этой передряги живым.

В следующее мгновение он забыл о целях, планах, надеждах.

Кэроу повернулась к Тьяго и посмотрела на него с отчаянием… и доверием. Эти же чувства отразились в глазах Белого Волка. Акива, забыв обо всем, бросился на соперника.

Тьяго схватил его за горло и поднял в воздух с показной легкостью и равнодушием. В холодных голубых глазах промелькнула странная нежность, и Волк отпустил врага.

Погружаясь во мрак, Акива надеялся, что уже не вернется.




Ангел вырубился, и Волк испытал облегчение. Ему было противно говорить все эти гадости, его раздражал голос, доносящийся из собственной глотки, — голос Тьяго. И глотка Тьяго. И руки Тьяго, чьи отпечатки видны на израненном теле Кэроу.

Ощущение, что он попал в кошмар, целиком и полностью принадлежало Зири.

Ему хотелось осторожно опустить ангела на пол, а пришлось отшвырнуть к стене, где его подхватила воинственная красавица. Ангел лежал без чувств. Нет, он не умер, Волк не дал бы Истребителю Тварей так легко отделаться, а Зири…

Если бы это зависело от Зири, он бы отпустил ангела.

Если бы.

Чтобы доказать, что он Тьяго, Зири придется убить серафима, недавно спасшего ему жизнь. Это… несправедливо. Зири не хотел платить за обман такой ценой. Он чувствовал себя буквально не в своей шкуре. Кожа казалась тесной, жесткой. Дело было не в строении тела, работа Бримстоуна — само совершенство, невероятная сила, грация, красота. Зири ничего не мог поделать с отвращением. Очнувшись, он первым делом почувствовал во рту кровь Кэроу. О Нитид!

Отвращение, читавшееся во взгляде Кэроу, было в сотни раз хуже. А как иначе? Зири видел, что Волк был полураздет, и понимал, что мерзавец хотел с ней сделать. Зири очень надеялся, что Кэроу успела его остановить, но спросить, конечно же, не мог. Окровавленная Кэроу дрожала, будто на лютом морозе. Она до сих пор избегала смотреть на Волка.

Еще недавно Зири надеялся, что она заметит его, поймет, что он больше не ребенок, что они будут вместе, как… А теперь он превратился в это?!

Похоже, божественные звезды насмехались над ним. Зири тоже мог посмеяться — над тем, как легко перечеркнуть все надежды.

Он сделал это своими руками.

Ради Кэроу. И ради химер, ради Эреца… Вспарывая себе горло, Зири думал только о ней. Он не знал, кому молиться — богине жизни или покровительнице убийц. Какая чудовищная жертва… Кэроу пришлось хоронить его тело, ему — жить в другом, постоянно играя ненавистную роль.

Им выпал шанс возглавить восстание и повлиять на будущее своего народа. Груз казался непосильным, но необходимость быть Волком перевешивала все.

Умереть было легко…

Он должен вести себя убедительно, и первое же испытание — эти серафимы! Когда Акива потерял сознание, Зири почувствовал неимоверное облегчение: больше не нужно их мучить, можно оттянуть развязку, что-нибудь еще придумать.

— Отведи их в амбар, — приказал он Шесте, стараясь примирить в голосе презрение, ласку и властность.

Исса помогала красавице тащить тело живого брата, Ниск и Лиссет несли мертвого. Зири закрыл дверь и тяжело к ней прислонился, закрыв лицо руками. Как ненавистно было прикосновение этих лап! Зири опустил их, стараясь не касаться себя. Себя? Где он? Да что это такое — постоянно испытывать отвращение к самому себе?!

От мерзости нет спасения, он сам — мерзость.

— Я Тьяго, — услышал он обезумевший голос Волка. — Я — Белый Волк.

Почувствовав легкое прикосновение, Зири открыл глаза. Кэроу держала его за руки и смотрела ему в душу — бледная, заплаканная, израненная, дрожащая, черноглазая и синеволосая, невыразимо прекрасная.

— Я знаю, кто ты, — горячо прошептала она. — Зири, я с тобой, я тебя вижу.

Кэроу положила голову ему на грудь и позволила мерзким лапам обнять себя. Она пахла рекой и трепетала, как ветерок на крыльях бабочки, Зири крепко сжимал ее в объятиях, как будто она — последняя надежда их мира.

Возможно, так оно и было.




80

Подмена


Послышался новый звук. Шум крыльев. Совсем близко.

Кэроу решила, что возвращаются солдаты Тьяго, и даже не попыталась спрятаться или убежать. Она застыла словно в кошмарном сне, ожидая своей участи как загнанный зверь, посреди грязи, крови, блевотины и мух…

При виде Зири ей стало больнее, его появление не успокоило и не обрадовало. Он ошарашенно попятился, переводя недоуменный взгляд с нее на Тьяго. Спущенные штаны Волка и крохотный окровавленный нож ясно свидетельствовали о том, что здесь произошло.

Кэроу дрожала от страха.

Она убила Белого Волка.

Хуже не придумаешь.

Зири бросился к ней. Сильный, надежный — куда подевалась его застенчивость? Он осторожно взял Кэроу за плечи и заглянул в глаза.

— Все хорошо, — твердо сказал он, убедившись, что кровь не ее. — Кэроу, посмотри на меня. Он больше не причинит тебе вреда.

— Он вернется и начнет снова, — проговорила она на грани истерики. — Ему не дадут умереть, это же Белый Волк. Меня заставят его воскресить. Я убила Белого Волка, этого мне не простят!

Вывод был прост и неумолим. Зири вынул нож-полумесяц. Кэроу попыталась его остановить.

— Прости, что оставляю тебя одну, — сказал он.

«Пока у него не будет тела».

— Нет! Нет! Мы что-нибудь придумаем. Не смей… — взмолилась она.

Уверенным движением он перерезал себе горло.

Умирающий Зири лежал у Кэроу на коленях. Его милые карие глаза были широко раскрыты и полны надежды, как в детстве, когда он повсюду ходил за ней по пятам. Обнимая труп, Кэроу вспоминала застенчивого подростка. Теперь, когда Зири касался ее руками Тьяго, воспоминания помогали подавить отвращение. Какое несправедливое, жестокое ощущение… Обнимал ее Зири, но руки принадлежали Волку, и объятия были невыносимы, отвратительны. Надеясь, что Зири станет союзником, Кэроу и представить себе не могла, что все обернется вот так.

Она нашла повод отстраниться.

— Смотри, что я… — Кэроу достала из кармана обломок рога. — Глупо, наверное.

— Спасибо, — робко сказал Зири.

— Знаешь, я думала, пригодится, — сбивчиво пояснила она. — Раньше…

Пока она не закопала его тело посреди пустыни? В животе все сжалось. Она сделала все, что могла, по крайней мере не столкнула его в яму к остальным. О, Эллаи, последний кирин не заслужил ямы, пусть даже тела бренны, звездная пыль… Два свежих трупа — Кэроу могла оживить Зири в любом из них. Его душа была в ее руках.

Душа Зири напомнила Кэроу о бурях на вершинах Адельфийских гор, об ударах крыльев буреловов, о скорбных напевах флейт ветра. Душа кирина напомнила ей родной дом.

А Кэроу поместила эту нежную душу в мерзкую оболочку. Зири был прав: такая подмена — единственный способ повлиять на судьбу химер.

Если их обман не разгадают.

Убедительно играть Тьяго было бы непросто при любых обстоятельствах, но такое испытание, и так внезапно, когда они еще не успели все продумать, обговорить. С ангелами придется разобраться.

Кэроу подошла к столу, подняла стул, опрокинутый Акивой, села. Содранная кожа на спине и ягодицах саднила, тело ныло, как будто побывало в тисках. Это пройдет. Останутся проблемы, ужасающая ответственность, ложь, которая не должна покинуть пределов комнаты.

Вернулись Исса с Шестой.

— От них надо избавиться, — гневно прошипела Исса, имея в виду Ниск и Лиссет. — Мерзавцы оставили тебя наедине с Тьяго!

— Они выполняли приказ, — неохотно возразила Кэроу.

— Не важно, — ответила Исса. — Должно же быть хоть какое-то понятие о том, что хорошо, а что плохо.

— Если убивать всех, кто выполнял дурные приказы, у нас никого не останется, — вздохнула Кэроу. — Ну, почти никого. А если начнут исчезать все, кто нам не нравится, это будет подозрительно. И неправильно.

Они ни от кого не собирались избавляться, но мало кому из химер можно было доверять. Хотелось как можно скорее воскресить отряд Балиэроса, Амзаллага и сфинксов, души которых Кэроу вытащила из ямы в ту же ночь.

Резака убили в нападении на крепость серафимов у реки Тан. На том же задании погиб Зири. Никто не узнает, что он вернулся… и его тело покоилось в неглубокой могиле посреди пустыни. Зири играл главную роль в обмане химер.

— Нагами займусь я, — клацнула зубами Шеста. — Волчий рот вечно голодный. Вдруг они сами захотят, чтобы я их съела.

— Прекрати, — мягко остановила ее Исса.

— А что? — Шеста посмотрела на Кэроу. — Ты же обещала.

Кэроу улыбнулась, ободранная щека отозвалась болью. Шеста недооценила Иссу и ее живые гирлянды. В ее теле теперь обитала Аксая. Ее мрачное чувство юмора пришлось очень кстати, хотя часто бывало непонятно, шутит она или нет. Воскресив подругу, Кэроу объяснила ей ситуацию и поставила перед выбором: участие в безумном плане или возвращение в кадильницу.

Ухмылка Аксаи изменила волчью морду, сделав ее еще более зверской.

— Я всегда хотела быть чудовищем, — ответила она.

— Только не надо вести себя как чудовище, — попросила ее Кэроу. — Не трогай нагов. И вообще, не смей никого есть!

— Ладно, но если меня попросят…

— Шеста, тебя не попросят.

— А ведь точно, — разочарованно согласилась Аксая и, похоже, не на шутку расстроилась.

Теперь у Кэроу были сторонники: Тьяго, Шеста, Исса. Они стояли и смотрели на нее.

«И что теперь делать…» — подумала Кэроу, покачиваясь от страха.

— Ангелы… — начала она и почувствовала, что волнение успокаивается.

— Сбегут, — кивнула Исса. — Как в прошлый раз.

Придется устроить ангелам побег — и Акива навсегда исчезнет из жизни Кэроу. Разве она не этого хотела?

Так почему же так тяжело на сердце?

Когда-то они с Акивой мечтали о том, как изменить мир. Такую чистую, прекрасную мечту могли взрастить только любовь и милосердие. У Кэроу не получалось думать о будущем и не вспоминать Акиву. Они, положив руки друг другу на сердце, пообещали заложить начало новой жизни. Вдвоем все казалось возможным. Его близость, стук его сердца вселяли и веру, и надежду.

А теперь его сердце билось в темном амбаре — совсем рядом, и так далеко. Невозможно было представить, что однажды они снова окажутся вместе, вместе воплотят свою давнюю мечту — ведь это они ее создали, а не Зири, Бримстоун и даже не она сама.

Скоро Акива исчезнет навсегда.




81

Пути судьбы


Каждый мир — странное переплетение путей судьбы, запутанных троп, которыми ведут живых существ их воля и стремления, неожиданных поворотов, открывающих новые возможности… А два мира? Каким будет их сплетение? Там, где дыхание миров смешивается через отверстия в небе, странное становится еще более странным — и кто знает, что родится из встреч двух миров и каковы будут последствия? Пути судьбы неисповедимы.




82

Три смысла жизни


Когда все началось, Зузана и Мик были в Айт-Бен-Хадду, самом известном городе-крепости в Марокко. Он оказался намного больше касбы с монстрами, но монстров-то в нем и не хватало. Средневековая крепость, отреставрированная на средства Фонда сохранения всемирного наследия, привлекла внимание киностудий, здесь снимали сцены из «Гладиатора» с Расселом Кроу. Все было парадно и чисто, туристы бродили толпами, повсюду продавали сувениры, ковры, у главных ворот можно было сфотографироваться с верблюдами.

Зузана, устроившись в тени, делала наброски, а Мик торговался в сувенирной лавке. Он притворился, что его интересуют чайники, и удачно купил старинное серебряное кольцо, которое наверняка не было ни серебряным, ни старинным. Обручальным оно тоже не было. Да, он справился с починкой кондиционеров, но не считал это настоящим испытанием — так же как избавление Зузаны от скуки. Мик жил ради того, чтобы спасать Зузану от скуки, играть на скрипке и держать подругу за руку: в этом заключался смысл его жизни, и Мик был бесконечно благодарен вселенной за то, что она дала ему эту возможность.

Чтобы завоевать руку Зузаны, требовалось новое испытание — точнее, два.

Мысль об испытаниях странным образом увлекала.

«Разве другим дано испытать себя в таких же приключениях?»

Монстры, ангелы, порталы, невидимость. Впрочем, от невидимости радости мало, слишком больно, но… Кому еще так посчастливилось? Он занимался удивительными делами: купил своей прекрасной девушке, возможно, старинное, вероятно, серебряное кольцо, и не где-нибудь, а в Северной Африке, в древнем замке из песка… ел сушеные финики и… смотрел верблюдам в прекрасные гордые глаза — разве это не волшебно?

«Стоп, куда это все побежали?»

В узком переулке все пришло в движение, послышался испуганный ропот на каком-то непонятном языке — арабском или берберском, но точно не на чешском, английском, немецком или французском. Местные жители с криками разбежались по домам, не прекращая горланить за закрытыми дверями. На улицах остались одни туристы, растерянно озираясь в облаках оседающей пыли.

Мик сунул кольцо в карман и побежал к Зузане.

— Что происходит? — испуганно спросила она.

— Не знаю.

Он огляделся. Где-то хлопнула дверь, мелькнул яркий экран телевизора — такой анахронизм посреди древних развалин. Крики стали еще громче, в них слышался благоговейный ужас.

Мик схватил Зузану за руку — следуя одному из смыслов своей жизни — и потащил ее к дому с телевизором — узнать, что случилось.




83

Прощай


Акива очнулся в полумраке: там, где серафимы, настоящей темноты не бывает. Лираз спала рядом. Тусклый огонь крыльев освещал высокий потолок, покатые глинобитные стены. Было неясно, день или ночь на дворе.

Сил прибавилось, но усталость не отступала. Лираз лежала, прижавшись к бездыханному телу Азаила, и Акиве на миг почудилось, что Кэроу воскресила брата, что он встанет и начнет рассказывать, что видел и делал, пока был бестелесным духом. Нелепая надежда оставила едкий привкус горечи — Азаил мертв, этого не изменить. К трупу слетелись мухи. Пора упокоить останки брата.

Акива разбудил Лираз.

Настоящей церемонии не получилось. Впрочем, солдат сжигают без фанфар.

— Он был всегда голодным, — сказала Лираз. — А еще он спал на посту, но его улыбка всегда спасала его от наказаний.

— Он мог разговорить кого угодно, — добавил Акива. — Ему выдавали все секреты.

— Только не ты, — укоризненно пробормотала Лираз.

— Он заслуживал настоящей жизни.

Его было легко представить в мирной жизни. Он умел радоваться.

— А как он хохотал! — продолжила Лираз. — Глядя на него, казалось, что смеяться — легко.

Смеяться и должно быть легко, но не для солдат императора — с черными руками и разбитыми душами. Акива взял сестру за руку. Она сжала его пальцы, будто рукоять меча, словно единственную защиту и опору. Стало больно, но эту боль можно было вынести.

Лираз изменилась, утратила свою резкость и воинственность. Пламя погребального костра озаряло скорбное лицо. Сестра выглядела юной и уязвимой. Незнакомой.

— Он погиб, защищая меня, — сказала она. — Если бы я пошла с Иаилом, Азаил остался бы в живых.

— Нет, он болтался бы на виселице. И умер бы с чувством вины, что не смог тебе помочь. Он предпочел иную смерть.

— Но если бы он прожил еще чуть-чуть… Он улетел бы вместе с нами. — Лираз отвела взгляд от пламени, охватившего тело их брата, и посмотрела Акиве в глаза. — Что это было?

«Почему ты не сделал это раньше?»

Призрачный вопрос повис в воздухе.

— Не знаю, — ответил Акива и уставился в пламя, пожиравшее останки.

Как он сотворил подобное? Почему его сила не проявилась, когда еще можно было спасти Азаила? Или Мадригал… Что высвободило его магические способности: годы служения и сосредоточения или внезапный прилив воспоминаний о матери?

— Как думаешь, Иаил жив? — спросила Лираз.

Акива не хотел думать об Иаиле, но избежать этого вопроса было невозможно.

— Наверное, — ответил он. — И если он жив…

— Я очень на это надеюсь, — спокойно, без злобы и ожесточения заметила сестра.

Иаил не заслуживал легкой смерти. Кроме того, если он выжил, нужно было срочно что-то предпринимать.

Акива огляделся: глинобитные стены, деревянная дверь, никакой стражи и изнуряющих хамс… Где Тьяго, почему он позволил ангелам отдохнуть и набраться сил?

И где Кэроу? С Тьяго? Подозрение ранило, как удар клинка. Ясно вспомнились чувства, промелькнувшие в их взгляде. Все, что Акива знал о Кэроу, теперь казалось ложным.

— Пора уходить, — сказал он, протягивая сестре руку.

Раньше Лираз закатила бы глаза и встала сама. Теперь она приняла помощь, но от костра не отходила.

— Не хочу его оставлять, — сказала она.

Дотащить тело в такую даль — и вернуться ни с чем? Акива заметил у двери кувшин.

— Там вода, — пояснила Лираз. — Ее принесла нага.

Вода оказалась вкусной, чистой. В опустевший кувшин ссыпали прах.

— Летим в пещеры? — спросила сестра. — Все наверняка решили, что мы погибли при взрыве.

Киринские пещеры… Когда-то там его ждала бы Мадригал, теперь — Незаконнорожденные братья и сестры. Будущее с ними казалось зыбким, призрачным. Акива собирался вернуться в Эрец и довести начатое до конца: прекратить войну и убийства, дать воюющим народам новую жизнь. Без Кэроу мечта представлялась сухой и бездушной, будто нескончаемая дорога в пустыне, уходящая к безжизненному горизонту.

— Сначала надо кое-что закончить, — ответил Акива.

— Надеюсь, с прощаниями это не связано.

Прощай… Невыносимое слово. На балу Воителя и потом, у храма, они шептали друг другу привет, как будто делились сокровенной тайной. Они боялись расставаний, и сейчас Акиве хотелось снова сказать Кэроу: «Привет».

— Прощаться — дурная примета, — напомнил он.

— Тогда не стоит испытывать судьбу, — тусклым голосом заметила Лираз.




Акива задержался не для прощаний. В комнате Кэроу были только она сама и Исса. Волка не оказалось, слава божественным звездам. Однако Кэроу взглянула на дверь и невольно напомнила, что Тьяго рядом. Еще один укол ревности.

— Что ты тут делаешь? — испуганно спросила Кэроу и покраснела. Ее павлиньи синие волосы были аккуратно заплетены, коса покоилась на плече. Синяки на руках скрывала рубаха, ссадина на щеке немного прошла. Казалось, гнев тоже прошел. — Ты должен был сбежать.

«Должен был сбежать?»

Акива не очень удивился ее словам. Дверь амбара оказалась не заперта, охраны тоже не было.

— Мы уже улетаем. Зашел кое-что тебе сказать. — Акива умолк, видя, что Кэроу стало неловко.

Чего она боится? Что он пришел с заверениями в любви? Акива покачал головой. Эти дни в прошлом, ей больше нечего бояться, кроме очередного невыносимого выбора.

— Я собираюсь запечатать порталы, — твердо заявил он.

— Что? — изумленно выдохнула Кэроу.

— Прости, но тебе придется выбрать, где остаться.

В Эреце или человеческом мире?

«От какой из своих жизней ты откажешься?»

— Запечатать порталы? — воскликнула Кэроу. — Не смей. Мне очень нужен этот портал. Нам нужен. — Ошеломление сменилось гневом и паникой. — Вам мало разрушений? Зачем вам это?

— Иначе наши миры не спасти, — вмешалась Лираз.

— О чем вы?!

— О человеческом оружии, — ответил Акива. — Если Иаил остался в живых, то он явится сюда за оружием. И приведет Доминион.

Кэроу удивленно распахнула глаза.

— Откуда он знает о человеческом оружии? — гневно спросила она. — Это ты ему рассказал?

И снова кинжал в живот, но Акиве не хотелось оправдываться и ставить под удар ее.

— Разгут, — неохотно пояснил он.

Взгляд Кэроу застыл, кровь отхлынула от лица.

— Дитя мое, это не твоя вина, — прошептала Исса.

— Нет, это все из-за меня, — простонала Кэроу.

— Я тоже виноват, ведь это я нашел портал для Империи, — возразил Акива.

Серафимы давно не имели доступа в человеческий мир, но Акива обнаружил портал в Средней Азии, над Узбекистаном. Разгут знал еще об одном.

— Иаил собирается устроить торжественную процессию, спуститься к людям с неба в сиянии славы. Неизвестно, каким порталом он для этого воспользуется.

— А казалось, хуже не станет, — сказала Кэроу, горестно рассмеявшись.

Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, пообещать, что все будет хорошо… Обещать было нечего, и касаться ее тоже было нельзя.

— Порталы необходимо запечатать. Пора решать…

— Что? В каком мире остаться? — Кэроу возмущенно уставилась на Акиву. — Ты еще спрашиваешь?!

Кэроу выберет Эрец. Акива это чувствовал, иначе бы никакая сила — и даже угроза их мирам и чужим жизням — не заставила бы его замуровать себя в мире, где нет ее.

— Кэроу, у тебя здесь своя жизнь, а пути назад, может, никогда не будет.

— Пути назад? — Кэроу по-птичьи склонила голову набок: любимый жест Мадригал.

Избитая, измученная, она стояла перед ним, призывая мужество, как магию. Заплетенные волосы открывали изящный изгиб шеи. Внутренний свет наполнял тонкие черты лица. Пламя свечей отражалось в сверкающих темных глазах. В каком бы теле ни скрывалась ее душа, Кэроу принадлежала только одному миру — Эрецу, ужасающе прекрасному, неизведанному и необузданному, родине зверей и ангелов, буреловов и морских змеев, — загадочному миру, историю которого еще только предстояло написать.

— Я химера. Моя жизнь — там, — заявила Кэроу. В ее голосе смешалось шипение змей, рычание тигра и скрежет клинка.

По жилам Акивы волнами прошел трепетный жар любви, леденящий холод страха, окрыляющий прилив силы и надежды. Надежда. Воистину надежда неистребима, она ждет своего часа годами, как пустынный жук-щитник. Акива воспрянул духом.

«Пока жив, остается шанс…»

Что ж, они с Кэроу живы и будут в одном мире — самое шаткое и хрупкое основание для надежды.

Акива объяснил, что сначала уничтожит портал у Самарканда, а потом вернется к Атласским горам. Ему очень хотелось узнать, куда отправятся повстанцы. Улетев отсюда, он снова потеряет Кэроу, надолго или навсегда… кто знает.

— Сколько времени вам понадобится на сборы? — спросил Акива, чувствуя комок в горле.

Взгляд Кэроу снова метнулся к двери, и Акиву бросило в жар. Как только ангелы улетят, она пойдет к Волку, они вместе станут решать, что делать дальше; куда бы ни полетели повстанцы, Кэроу везде будет с Тьяго, и никогда — с Акивой. Его охватила неудержимая ревность.

— После всего, что он с тобой сделал…

Кэроу отпрянула и замотала головой, запрещая ему приближаться, спрашивать, думать.

— Не смей, — яростно прошептала она, сверкая глазами, в которых стояли слезы и отчаяние. — Не суди.

По старой привычке Кэроу потянулась к ямке у ключиц, где когда-то висела на шнурке счастливая косточка. В первое утро, когда было пора расставаться, они разломили амулет и загадали желание. Это превратилось в ритуал — они касались счастливой косточки при каждой встрече. Со временем их желания расцвели в огромную прекрасную мечту об обновлении мира, но первое желание было совсем простым: оба загадали, чтобы снова встретиться.

— Прощай, — сказала она, резко опустив руку.

Разорвалась последняя связующая нить… «Пока жив, остается шанс…» Какой шанс?! Шанс, что все станет лучше? Как он обещал Лираз во время южных рейдов?

Акива набросил чары невидимости на себя и сестру и вылетел в ночь.

«Все станет хуже.

Всегда все становится хуже».




84

Апокалипсис


Присутствие Акивы всегда дарило тепло, а уход повергал в холод. Кэроу застыла у окна, ощущая невыносимую тоску… и злость. Кэроу по-детски злилась на Акиву, ей хотелось броситься на него с кулаками, обнять его из последних сил, вжимаясь в его тело в поисках тепла и защиты.

Кэроу понимала, что с каждым ударом крыла пропасть между ними увеличивалась, и еле сдерживала рыдания. Исса обняла ее за плечи.

«Ищи тепло и защиту внутри себя», — подумала Кэроу, отстраняясь. От предстоящего не спасут никакие двери и засовы, и крошечный нож в голенище ботинка вряд ли поможет. Не стоит рассчитывать и на других, даже на Акиву. Нужно все выдержать самой, отыскать в себе силы.

«Будь той, кем считал тебя Бримстоун, — приказывала себе Кэроу, надеясь вызвать прилив уверенности из какого-нибудь неизвестного ей источника глубоко внутри себя. — Будь той, кто нужен захороненным душам и всем живым тоже».

— Милая моя девочка, — вздохнула Исса. — Знаешь, в этом нет ничего страшного.

— Ничего страшного? — Кэроу ошарашенно уставилась на нее. В чем нет ничего страшного: в контрабанде человеческого оружия в Эрец, в явлении серафимов народу здесь? Играя на человеческой вере, ангелы получат доступ к оружию массового поражения и превратят оба мира в сущий ад… Что она наделала?! Почему пустила это мерзкое существо в Эрец, зная, как отравлена его душа и какими страшными знаниями оно обладает? Зачем она с ним связалась? Надо было прикончить его сразу. Допущенные ею ошибки ставили под угрозу существование двух миров!

Ничего страшного?!

— Ты любишь его, — сказала Исса, и Кэроу вздрогнула от неожиданности.

— Нет… — запротестовала она, привычно стыдясь своих чувств.

— Дитя мое, неужели ты думаешь, что я совсем тебя не знаю? Я не обещаю вам легкой жизни. Прекрати наказывать себя за то, что любишь его. Ты всегда чувствовала, что за ним — правда, твое сердце не ошибалось. Твое сердце — твоя сила. Умоляю, не стыдись своих чувств.

Кэроу заморгала, смахивая навернувшиеся слезы, — и ей было больно как никогда. Неужели Исса не видит, что это невозможно… Зачем так мучить, зачем говорить об этом, будто все возможно? Этим мечтам никогда не осуществиться.

Кэроу замкнулась, пряча свою боль. «Будь как кошка», — вспомнила она свое давнее желание и рисунок из потерянного альбома. Кошка, взирающая сверху вниз с высокой стены загадочным бесстрастным взглядом. Она не даст себя погладить, ей никто не нужен, даже Акива.

— Не важно, — ответила она. — Он улетел, нам тоже пора. Нужно предупредить остальных.

Кэроу окинула комнату взглядом: зубы, инструменты, кадильницы — все это нужно забрать. Стол, кровать, дверь придется оставить, а жаль. В ущельях и шахтах Эреца у повстанцев такой роскоши не будет. Стало очень страшно, словно Кэроу выставили за порог, во мрак и неизвестность.

— Исса, куда мы теперь? — с дрожью в голосе спросила она.




Темны, неисповедимы пути судьбы. Позже Кэроу задумывалась, куда бы направились повстанцы, как бы все сложилось — иначе, неизвестно как…

Если бы Доминион не прибыл раньше.




Химеры стояли во дворе, готовые к отлету, когда в отдалении послышался звук, такой обыденный в любом другом месте Земли, но совершенно неуместный в пустынной тишине: настойчивый, беспрерывный гудок и хруст щебня под шинами автомобиля, несущегося по неровной местности. Химеры взлетели повыше, чтобы посмотреть, что происходит.

Сердце Кэроу замерло. Из пассажирского окна грузовика кто-то махал руками и что-то кричал.

Зузана.

Грузовик забуксовал и остановился. Зузана выскочила и побежала к касбе.

Кэроу с ужасом догадалась, что произошло.

— Ангелы! Ангелы! Ангелы! — вопила подруга, задыхаясь. Ее лицо было бледным и испуганным. — Их сотни. Сотни. У нас. Все. Сходят. С ума.

Мик догнал подругу и встал рядом.

Химеры лавиной подлетели к ним.

Зузана, увидев что-то за спиной подруги, изумленно разинула рот.

Жар.

Кэроу обернулась — перед ней стоял Акива. Мир расплывался перед глазами, она видела только прекрасное лицо, полное раскаяния.

— Мы опоздали, — сказала она, пытаясь объять умом эту новость.

Человеческий мир больше никогда не станет прежним.

Химеры замерли в напряжении, готовые броситься на ангелов по знаку своего генерала, но знака не было. Легендарная, совершенная красота серафимов резко контрастировала с чудовищной внешностью «тварей». Кэроу, глядя на свои творения человеческими глазами, поняла, что произойдет, если химеры выступят против Доминиона. Явление серафимов сочтут благой вестью. А за кого примут химер? За демонов, чудищ, исчадий ада…

Апокалипсис.

— Нет, это только начало, — сказал Акива.

Он положил руку на сердце. Кэроу знала, что сейчас он обращался только к ней. Сердце разгорелось, как будто Акива касался ее груди.

— Идемте с нами, — предложил он Тьяго, стоявшему рядом с Кэроу. Огненные глаза вспыхнули. — Вместе мы сможем их победить. У меня тоже есть войско.




Эпилог


Киринские пещеры. Только разветвленные коридоры помогают сохранить перемирие между двумя армиями: они никогда не встречаются.

Незаконнорожденные даже сквозь толщу камня чувствуют тошнотворное действие хамс: фантомы, разъяренные черной летописью убийств на пальцах врагов, дают выход своей ненависти, прижимая хамсы к стенам пещер. Обе стороны только и мечтают о том, чтобы поотрубать врагам руки и выбросить их в пропасть.

Акива уговаривает братьев и сестер, что магия глаз дьявола не проникает сквозь камень, но серафимы не хотят признавать очевидное. Он все время вспоминает про Азаила.

— Он бы уже давно усадил всех играть в кости, — жалуется Акива.

— Ничего, музыка помогает, — отвечает Лираз.

Она говорит не о музыке пещер — флейты ветра нагоняют тоску и ужас на обе армии, хотя это у них общее. Незаконнорожденным снится страна призраков, химерам — могила, в которой погребены души их близких. Тоскливые звуки успокаивают только Кэроу: это музыка ее детства, ее колыбельная. Сон ее глубок и крепок.

Под сводами самой большой пещеры, где обе армии собрались накануне битвы, звучит скрипичная соната, мелодия из другого мира. Все слушают молча.

Общий враг. Общая цель.

Так утверждают командиры. Многие бойцы считают, что это временно. Кэроу, Волк, Акива и даже Лираз надеются, что вековая ненависть успеет раствориться за то время, пока у химер и серафимов есть общий враг.

От этого зависит будущее Эреца.

С обеих сторон к Кэроу прильнули Зузана и Исса. Волк растянулся у костра, как всегда, изысканный и элегантный. Зири обвыкся в новом теле и чувствует себя в нем свободно. С лица исчезла звериная жестокость прежнего владельца. Она возникает только по необходимости, но все чаще лицо Волка озаряет искренняя улыбка. Кэроу чувствует его взгляд, но не отвечает, ее тянет в другую сторону — там, у костра, сидит Акива в окружении своих соратников.

Он тоже смотрит на нее.

Каждый раз, когда их взгляды встречаются, между ними пробегает дорожка пламени. Последние дни Кэроу и Акива старались не смотреть друг на друга, отворачивались, но перед решающей битвой они перестали сопротивляться и позволили пламени разгореться, наполняя их покоем и радостью.

В пещерах, где заклятым врагам не дает сцепиться лишь предстоящая битва с еще более страшным врагом, может воплотиться давняя мечта. Химеры и серафимы, такие разные, не рады своему объединению. Они подавлены — у них отобрали мысль о собственном величии, о превосходстве одной расы над другой. Они — живые существа, цепляющиеся за жизнь запятнанными руками. Между ними стоят и погибшие, и выжившие, но на мгновение препятствия исчезают, дорожка пламени разгорается все ярче, соединяя Кэроу и Акиву, не оставляя между ними ни преград, ни расстояний.

Завтра они начнут апокалипсис.

Сегодня… сегодня они не отводят взгляда друг от друга.




От автора


Уф!

Вот и закончена последняя страница романа. Мне стало проще писать книги, но без сложностей не обошлось. Не раз вспоминалось высказывание: «Многие вещи кажутся невыполнимыми до тех пор, пока их не сделаешь». Так и есть. (Я не знала, чья это цитата, пришлось погуглить, и выяснилось, что это сказал Нельсон Мандела. Написание романа теперь не выглядит огромным достижением. Спасибо, Нельсон Мандела.)

Ха. Тем не менее я хочу выразить глубокую признательность многим замечательным людям.

В первую очередь самому важному человеку в моей жизни — моему мужу, Джиму Ди Бартоло. Он первым читает все мои книги, и его мнение для меня очень важно. Что бы я делала без его поддержки и понимания, когда мне не удается найти необходимое равновесие между писательской работой и жизнью! Без тебя мои книги были бы не те, как и вся моя жизнь, и я не променяю жизнь с тобой ни на какую другую — ни настоящую, ни придуманную. Спасибо за счастье.

Клементине, моему двухлетнему солнышку. Прощаясь со мной по утрам, она всегда передавала привет Кэроу. Смотри, малыш, у меня все получилось! Скоро я напишу книжку и для тебя.

Как обычно, моим родителям, за все, что они для меня сделали, за то, что я стала такой, какая я есть. Мне так повезло с вами.

Моему агенту, Джейн Путч, верной подруге и соратнице. Без тебя я бы не справилась. Большое спасибо.

С широко раскрытыми объятиями благодарю замечательных людей в издательствах, с которыми мне довелось работать: «Литтл, Браун» в США и «Ходдер и Стоутон» в Великобритании, — за чудесный опыт. В «Литтл, Браун» выражаю особую благодарность главному редактору Алвине Лин, Лизе Мораледа, Бетани Страут, Виктории Стейплтон, Мелани Чан, Эндрю Смиту, Меган Тингли, Стефани О'Кэйн, Фэй Би, а также команде дизайнеров и всем остальным, кому пришлось напряженно работать, чтобы успеть напечатать книгу в срок, несмотря на мою медлительность. Простите, если я в чем-то усложнила вам задачу. Также благодарю Эми Габаиб и сотрудников отдела авторских прав: обожаю получать зарубежные издания своих книг!

В «Ходдер» огромное спасибо Кэйт Хауард, Элени Лоренс и остальным. Вы не прекращаете меня изумлять.

И наконец, благодарю всех читателей «Дочери дыма и костей» за воодушевление, с которым вы встретили эту книгу. Ничто так не вдохновляет автора, как восхищение читателей. Этот год был незабываемым. От всего сердца надеюсь, что вам понравится и продолжение.






    

Целую, обнимаю.







notes



Примечания





1


Brimstone (англ.) — сера. — Примеч. пер.